Сохранить .
Вторжение Алексей Живой
        Коловрат #2
        1237 год от Рождества Христова. В приближение войны с татарами на Руси по-прежнему никто не верит. Князья предаются междоусобицам. Купцы торгуют, бояре пируют. И только Кондрат Зарубин, дух которого волею судьбы перенесся в тело рязанского боярина Евпатия Коловрата, пытается что-то предпринять.
        Зная о надвигающейся угрозе, Коловрат убеждает рязанского князя Юрия Игоревича подготовить город к обороне и научить войско биться по-новому, чтобы не проиграть сражение со степняками, захватившими уже полмира. А еще - вооружить ратников неизвестным доселе оружием.
        Смертельная угроза неотвратимо приближается. И вот уже войско хана Батыя встало лагерем на Воронеже. По границам княжества назревает смута, а в самой Рязани растет смятение. Никто не знает, когда начнется вторжение. Никто не верит, что можно победить полчища Батыя. И только Коловрат понимает, как изменить судьбу.
        Алексей Живой
        Коловрат: Вторжение
        
        Глава первая
        Тайный схрон
        Евпатий остановил коня, осторожно спустился на влажный мох и прислушался к звенящей тишине леса, которую нарушал лишь удивленный шепот редких птиц. Их встревожил вид трех всадников, неизвестно зачем забравшихся в такую глушь, куда не вела ни одна дорога. Все проезжие пути, как и судоходные реки, остались далеко в стороне. Удовлетворенно осмотрев замшелый бор, в который почти не проникали лучи солнца, давно уже вскарабкавшегося на самый верх небосвода, Коловрат махнул рукой своим спутникам.
        - Слезай. Здесь хоронить будем.
        Макар следом за ним спрыгнул с коня на замшелую землю, которая слегка просела под его сапогами, и выдернул притороченную к седлу лопату. Пока приказчики снимали накрытый попоной от посторонних глаз сундук, сам боярин обошел ложбинку и выбрал место для схрона.
        - Вот, здесь копайте, - приказал он, остановившись рядом с валуном средней величины, - аккурат под самым камнем. Откатите его, яму сделайте, а потом на место верните. И все будет как прежде. Неприметно.
        Коловрат с неудовольствием посмотрел на свои красные сапоги, потом на следы, отпечатавшиеся на влажных и замшелых кочках.
        - Да ступайте осторожнее, - добавил боярин, - чтоб следов не много оставлять.
        - Не волнуйся, Евпатий Львович, - уверил его Захар, невольно оглядевшись по сторонам, - все сделаем в лучшем виде. Осторожно ступаем. Комар носа не подточит.
        - Ага, - кивнул Макар, помогавший тащить небольшой, но увесистый сундук, - сильно не натопчем, а мох скоро обратно распрямится. И к обеду уже никто и не заметит, что мы здесь были. Даже если рядом проедет.
        - Ну, добро, - кивнул Евпатий, оглядывая затерянную в темном лесу ложбинку и поглаживая рукоять меча, подвешенного к поясу, - поспешайте. Надо побыстрее назад вернуться. Чтобы люди наши, что в деревне оставили, тоже ни о чем не догадались. Мне лишние разговоры не нужны, даже среди своих.
        Подтащив сундук, приказчики опустили его на укрытую опавшей листвой землю, рядом с камнем. Позади валуна рос огромный куст, почти укрывавший его с трех сторон. Листья на том кусте уже покраснели, а иные почти пожелтели, - на дворе стояла осень, которая в этом году выдалась теплой. Ни дождей, ни холодов еще толком не было. Влага осталась только в таких местах, как это, укрытых от солнца, ветра и постороннего взгляда.
        Поднатужившись, приказчики схватили увесистый валун по краям и попытались аккуратно сдвинуть в сторону, но лишь смогли его ненадолго приподнять. Попыхтев немного, они положили его на прежнее место.
        - Тьфу ты, леший, - выругался Макар, отступая на шаг.
        - Тяжеловат, - выдохнул Захар, сдвинув шапку на затылок и вытирая пот со лба.
        - Ты прости нас, Евпатий Львович, - вторил ему Макар, обернувшись к стоявшему чуть поодаль боярину, - подмогнуть бы надо. Вдвоем не совладаем. Али просто рядом в земле яму вырыть.
        - Просто нельзя. Тут, окромя людей, зверья много. Того и гляди, устроят себе из нее нору, - заметил на это боярин, - Под камень схороним. Подальше положишь, поближе возьмешь.
        Сказав это, Евпатий скинул с себя расшитую золотом шапку и ездовой ферязь, чтобы не измазать и не вызывать потом лишних вопросов. Но не сразу пришел на помощь приказчикам, а оглянулся по сторонам и поискал что-то цепким взглядом. Нашел, - то был ствол небольшой сосны, обломленной ветром и валявшийся неподалеку. Взял его и лишь тогда приблизился к приказчикам.
        - Подымай, - скомандовал он и, едва камень оторвался от земли, просунул в образовавшуюся щель ствол, а затем поднапрягся и лихо перевернул тяжеленный камень на бок. Приказчики еле успели отпрыгнуть в стороны.
        - Вот так-то, - назидательно заявил боярин, отбросив ненужную более сосну, - дайте мне точку опоры - и я переверну землю, как говаривал некогда Архимед.
        - Это кто ж такой? - удивился Захар. - Не слыхал раньше. Из купцов али из бояр?
        - Мудрый был, наверное, муж, - похвалил Макар, удивленный столь быстрым результатом, - и наверняка грамотный.
        - Да так, - отмахнулся Евпатий, - один ученый грек.
        - Дьяк, значит, - решил Макар, поразмыслив немного.
        - Копайте быстрее! - прервал его размышления боярин. - Да землю унесите и разбросайте подальше, чтоб и следа не осталось от этих раскопок.
        Отдохнувшие за разговором приказчики с новой силой принялись разрывать землю по очереди деревянной лопатой, но порода оказалась каменистой, и дело шло медленно. А деревянная лопата гнулась и потрескивала от натуги, того и гляди, могла и вовсе расколоться. «Эх, жаль, не заказал кузнецам заранее выковать такое изделие, - пожурил сам себя боярин, глядя, как приказчики мучаются с деревянной лопатой, - надо было научить, гораздо быстрее все бы сделали. А то привыкли металл беречь для военных надобностей». То и дело нетерпеливо поглядывая по сторонам и вверх, на солнце, клонившееся к обеду, Евпатий вскоре был вынужден кинуть им свой меч.
        - Возьми клинок, Захар, да копайте быстрее! - подстегнул он своих подопечных, начиная немного нервничать. Второе захоронение шло гораздо медленнее, чем первое, хотя место было выбрано не в пример проще. Проведя рукой по карману на груди, Евпатий случайно нащупал перстень с изумрудом, неожиданно найденный вчера, и невольно вспомнил о том, при каких странных обстоятельствах появился у него этот драгоценный камень. А припоминая, как начинался сегодняшний день, боярин про себя подумал: «Место, конечно, тихое, до людей далеко, но не ровен час кто заявится. Закон подлости никто не отменял. А тогда придется… не дай бог. Свидетели в таком деле не нужны».
        Коловрат не скор был на расправу над своими. Но от этого схрона ох как будущая жизнь могла зависеть. «Кто знает, как оно все повернется», - вздохнул Евпатий, отгоняя тягостные и назойливые мысли.
        Из Рязани выехали тайно еще три дня назад, под вечер, и в наступавших сумерках первого дня едва успели добраться до места впадения реки Прони в Оку. Когда небольшой отряд из пятнадцати вооруженных всадников пересек Проню вброд и стал искать место для ночлега - проводить ночь в обитаемых местах знатный рязанский боярин, к удивлению ратников, наотрез отказался, - Евпатий бросил взгляд на оставшийся позади знакомый лес. Где-то там, неподалеку, обитал его знакомый кузнец, первый учитель в ратном деле, Васька Волк. Можно было заночевать у него в кузнице. Но и эту мысль Евпатий отогнал от себя. Для того, что он задумал, свидетелей было нужно как можно меньше, точнее, они вовсе не нужны, но одному было никак не управиться. А насчет своего учителя по прозванию Васька Волк боярин имел вполне определенные планы, но время обсуждать их еще не пришло. Вначале надо было схоронить подальше от людских глаз два небольших ларца, на содержимое которых боярин рассчитывал в том случае, если, несмотря на все его приготовления, в Рязани настанет-таки самый черный день. «Разве что на обратном пути к нему заеду», -
подумал Коловрат, укладываясь на подстилку из нарубленных веток прямо у костра вместе со своими ратниками, старшим промеж которых был верный Ратиша.
        Людей он в этот раз отобрал только самых верных, да и то никому не сообщил, куда едут и зачем. Ларцы обмотал мешковиной и велел приказчикам самолично приторочить их к седлам своих скакунов, накрыв попоной, - отчего ларцы стали схожими видом с большими мешками, - чтобы ни один ратник не прознал о том, что они везут. Только верные приказчики знали, что везут два ларца, да и сами они не ведали точно, что внутри: золото, каменья, узорочье или грамоты тайные. Лишь догадывались, но помалкивали. Собирал и запирал ларцы боярин самолично, а они только тайно грузили на коней. Все же Евпатию было никак не обойтись без двух смышленых помощников. Вопросов они лишних не задавали. Если боярин велел собрать и погрузить - делали. Если еще чего велит, тоже сделают. А он велит. На то они его старшие приказчики, да самые верные люди во всей Рязани уж сколько годов подряд.
        Место для первого схрона боярин приглядел заранее. На утро второго дня небольшой отряд поднялся на рассвете и, проехав пару верст вдоль Прони, неожиданно повернул назад по лесной дороге в сторону Оки. Ратиша, ехавший позади боярина и приказчиков, ничего не спрашивал, как и было велено. Так они двигались верст десять, а то и больше, до брошенного починка, где находилось не больше пяти обветшалых домов. Здесь боярин велел ратникам остаться, а сам с приказчиками уехал в лес. Вернулся он только к вечеру, усталый, но довольный.
        Первое место он присмотрел на самом берегу Оки, в пещере, попасть в которую можно было только с воды. Вернее, даже с воздуха. Заприметил он эту щелку меж камней высокого утеса под самым обрывом еще в начала лета, когда с купцами на ладье с товарами сходил ради интереса вверх по течению до самой Коломны. Место здесь было тихое, безлюдное. У обрывистого высокого берега, поросшего кривыми соснами, с воды одни острые камни, - на ладье подходить опасно. Берег по верху весь лесом порос, да не красавицами-соснами, а сплошь почти кривыми деревьями, словно жизнь их постоянно испытывала на прочность. Места кругом необжитые, только починок брошенный в нескольких верстах имелся. Да людей там давно не водилось: не прижились они здесь. Со всех сторон буйный лес раскинулся на много верст, до ближайших городов - Рязани с Пронском - не меньше дня пути, а да Коломны больше двух переходов с лишком. И все по заросшей тропе, что гордо прозывалась лесной дорогой. Летом. А зимой тут вообще тишина. Только зверь бродит.
        Прискакав на примеченное издалека место, боярин еще не сразу отыскал утес и нужную часть обрыва. Пришлось побегать среди кривых сосен, несколько раз свешиваться вниз, пока приказчики его за ноги держали. Наконец он разглядел в саженях трех под собой небольшую щель, уводившую вглубь утеса.
        - Веревку взял? - уточнил он, выбравшись назад, у Захара, который стоял ближе к нему.
        - А как же, - кивнул Захар, сдергивая с седла привязанной неподалеку лошади моток веревки. - Пеньковая. Большой вес держит. Проверял сколь разов.
        - Вот и хорошо, - кивнул боярин, осматривая пустынную гладь Оки (к счастью, ни одного суденышка не было видно сейчас ни вверх, ни вниз по течению). - Давай ее сюда.
        И, взяв конец, стал обматывать себя за пояс.
        - Дозволь спросить, - поинтересовался, не выдержав, Захар, - ты что же, Евпатий Львович, сам вниз лезть хочешь с такой верхотуры?
        - А ты думал, что мне силенок не хватит или ловкости? - прищурился боярин, которому солнце светило сейчас прямо в глаза.
        - И в мыслях не было, - отмахнулся приказчик, - я о другом думаю. Не пристало тебе жизнью зазря рисковать. Ты человек давно государственный. Можно сказать, в двух шагах от воеводства. Давай я вместо тебя слазаю. Спрятать ларчик немудреное дело. Справлюсь. Не впервой золотишко прятать.
        - А с чего ты решил, что там золотишко? - ухмыльнулся боярин.
        Приказчик даже оторопел от такого вопроса, смолчав. И все же Коловрат на мгновение задумался, рассматривая коренастую фигуру Захара. Но затем отрицательно мотнул головой.
        - Нет, брат, тут я сам должен. Ваше дело с Макаром меня покрепче держать, да не уронить, пока опускать будешь. А как в пещере окажусь да факел запалю, - боярин похлопал себя по поясу, за которым был закреплен короткий факел из пакли, - привяжешь ларец крепко-накрепко, чтоб не выскользнул, и вниз ко мне спустишь. А потом меня назад дернешь. Все ясно?
        - Как скажешь, Евпатий Львович, - не стал больше возражать приказчик, которому ясно дали понять, что лезет не в свое дело.
        Обвязавшись веревкой, которую оба приказчика схватили и для надежности даже пустили вокруг ближайшей сосны, боярин откинулся на веревке на самом краю обрыва и пополз вниз, упираясь ногами. Берег был скалистый и почти отвесный. Веревка на вид хоть и прочная, но терлась о край скалы, скрипела и потрескивала нещадно под его весом, заставив новоявленного альпиниста поневоле немного понервничать. К счастью, опыт горных операций из прошлой жизни, где не раз приходилось с помощью веревок карабкаться по скалам, пригодился и в этой. Боярин справился. Под ним, саженях в двадцати, плескалась холодная вода, облизывая острые камни. Оказавшись вскоре напротив заветной щели, которая в ширину была не более одной сажени, боярин замахал руками и крикнул помощникам:
        - Эй, ребята! Стой!
        Сверху на него глядели раскрасневшиеся лица приказчиков, застопоривших веревку и перегнувшихся через край скалы. От верхней кромки утеса было не так далеко, но ветер, отражаясь от каменной стены, шумел здесь уже изрядно, раскачивая боярина из стороны в сторону.
        - Довольно, Евпатий Львович? - донеслось до него.
        - Довольно, - кивнул боярин, - я отвяжусь, а потом спускай ларец!
        Приказчики одновременно кивнули, а веревка тут же чуть подалась вниз.
        - Крепче держите, черти! - рявкнул на них Евпатий, погрозив кулаком. - А то уроните меня на камни.
        Затем, раскачавшись, боярин ухватился за острый край и втолкнул себя внутрь темного проема, уходившего вглубь скалы, откуда пахнуло холодом и сыростью. Пока развязывал узлы на ослабленной веревке, присел на край камня, осматривая небольшую пещеру. По стенам ручейками кое-где стекала вода и виднелись пятна мха. Глаза еще не привыкли к темноте, и было плохо видно, что там впереди и как глубоко уходит эта расщелина. «Наверняка здесь птицы гнездятся, а то и змеи потомство выводят, - подумал боярин, осторожно посматривая себе под ноги, где разглядел птичий помет. - А может, и еще кто…»
        Отвязав веревку, он вытолкнул ее наружу и, чуть высунувшись, крикнул своим помощникам:
        - Спускай ларец!
        Веревка ушла вверх и пропала из виду.
        «А ну как они меня здесь оставят? - вдруг промелькнула шальная мысль у боярина. - Никто не знает, где я, бери ларец и беги куда глаза глядят. А куда я отсюда без помощников денусь? Самому-то не выбраться. Только вниз на камни сигать. Верная смерть».
        Но, взяв себя в руки, он спокойно поразмыслил и отогнал эти панические мысли. Слишком уж хорошо жилось приказчикам у него в подчинении, прямо как у Христа за пазухой. Да деньгами он их не обделял, наверняка еще подворовывали чего-нибудь в обширном хозяйстве. Как же без того на Руси. Что охраняешь, то имеешь. И по всему выходило, что из-за одного ларца, пусть даже и, предположим, с золотом, бросать здесь хозяина не станут. Золота они и так довольно видели. Тут боярин вспомнил, что второй ларец находился сейчас здесь же, у Макара, к седлу притороченный. Но, подумав, остался при том же мнении. При хозяине, близко знакомом с самим князем, они получали гораздо больше выгоды, чем оставшись без него. Да и за последнее время Евпатий не раз мог убедиться в верности своих старших приказчиков. Даже с риском для их собственной жизни. И верность эта была не купленная.
        Пока Захар и Макар возились наверху, обвязывая ларец, он решил исследовать небольшую пещеру и, когда глаза немного привыкли к темноте, направился внутрь. Сделав несколько шагов в глубь, Евпатий вдруг ощутил, как под ногой что-то зашевелилось. Боярин с отвращением отдернул ногу и увидел, как небольшая змейка скользнула вдоль стены и вскоре исчезла снаружи, не причинив ему вреда.
        - Ах, что б тебя, - сплюнул Евпатий, ненадолго останавливаясь.
        Постояв с минуту, он двинулся дальше, осторожно переступая через камни. Здесь уже было тихо, и даже осторожные шаги непрошеного гостя гулко отдавались под сводами. Через несколько метров ход неожиданно заворачивал вправо. Здесь боярин увидел небольшое расширение, углы которого тонули во мраке.
        Коловрат уже было двинулся дальше, как вдруг из темноты что-то белое и мохнатое бросилось прямо ему в лицо. Он едва успел увернуться и присесть, когда большая птица, ударив его крылом и едва не выцарапав глаза когтями, прошелестела мимо, выпорхнув наружу.
        - Черт побери! - опять выругался боярин, замирая в ожидании еще какого-нибудь подвоха.
        Но ни птиц, ни змей больше не было. Хотя при следующем шаге его сапог вновь задел что-то, но на этот раз твердое и длинное, похожее на палку. Эта палка звучно хрустнула под ногами. Боярин остановился и присмотрелся, благо глаза успели немного привыкнуть к полумраку. А потом сделал шаг назад. Перед ним лежал скелет человека, которому он только что наступил на ногу.
        Напрягая глаза, Евпатий вдруг вспомнил про факел, торчавший у него за поясом.
        - Вот дурья башка! - обругал он себя, достал короткую палку, обмотанную паклей, прихваченные по такому случаю кремень и кресало и высек искру.
        Просмоленная пакля занялась быстро, и вскоре языки пламени заплясали, разогнав полумрак по углам.
        Пещера озарилась красноватым светом. Видно стало не в пример лучше, и боярин смог пристальнее осмотреть все вокруг. Одежда на мертвеце, ноги которого выдавались в проход, а голова почти упиралась в стену, истлела, но была, похоже, не бедной, - сквозь грязь поблескивали ошметки золотых нитей. Вещей никаких при нем не было, только изогнутый клинок сабли тускло отсвечивал в стороне, там, где когда-то была его рука. Может, защищался до последнего. Углы пещеры тоже стали заметны. Была она невелика. По сути, вся пещера здесь и заканчивалась. Не больше пяти шагов в каждую сторону. Рядом с мертвецом находилось гнездо, с двумя серыми в крапинку яйцами птицы, которую он от неожиданности не успел разглядеть - не то сова, не то куропатка. Но не птица его сейчас волновала. От нее никаких бед, кроме помета, ожидать не приходилось. Сколь бы сильной она ни казалась, а ларец не унесет. Даже хорошо, если со стороны кто приметит, что здесь птицы обитают, решит, что людей здесь нет. И все же они тут когда-то бывали.
        - Похоже, не я первый заметил эту удобную расщелину в скалах, - пробормотал Евпатий, пристально разглядывая останки мертвеца в отсветах мерцающего пламени, - кто-то здесь побывал задолго до меня. Аж кости успели побелеть. Интересно, кто?
        Изогнутая сабля была похожа на клинки восточного происхождения.
        - Уж не дружки ли моего учителя здесь добро хранили? - насторожился боярин. - А может, и он сам здесь чего спрятал? Прямо сим-сим какой-то получается.
        Озадаченный своей находкой боярин внимательно обшарил все углы пещеры, но кроме одного клинка и груды истлевших костей ничего не нашел. Никаких награбленных сокровищ в бочонках или ларцах не было. А если что и было, то давно уже отсюда пропало. Впрочем, других входов в пещеру ни сбоку, ни сверху тоже не обнаружилось. Значит, попадали в эту природную кладовую только снаружи, тем же путем, что и он сам сюда додумался залезть. «Будем надеяться, - с сомнением подумал боярин, вновь глядя на высохший скелет и понимая, что отступать ему некуда, другого места искать уже не будет, - что не слишком часто попадают. Мои гостинцы хотя бы полгодика здесь должны пролежать, а может, и чуть поболее».
        Вдруг что-то мелкое блеснуло у него под ногами. Наклонившись, боярин снял золотой перстень с огромным изумрудом с рассыпавшегося в труху пальца мертвеца. Евпатий был не из брезгливых, да и мертвецов на своем веку навидался. Он в прошлой жизни почти теплых осматривал по необходимости, а этот уж давно Богу душу отдал. И только разглядев странный перстень - изумруд был обхвачен по бокам двумя перекрещенными саблями искусной работы, явно делали на заказ, - боярин вдруг обратил внимание на то, что должен был заметить уже давно. В мерцающем свете, где темнота колебалась, как туман по углам, он не сразу сообразил, что у мертвеца нет головы.
        - Вот это да, - задумчиво произнес боярин, отступая на шаг, чтобы убедиться, не померещилось ли ему, - кто же ты такой и как здесь оказался? За какие такие заслуги тебе башку оторвали?
        Выглядело это странно. Особенно для разбойников, гонявшихся за звонкой монетой и побрякушками. Если ограбили, то почему перстень и клинок дорогой, тоже, кстати, изумрудами украшенный, оставили? Больше походило на месть, а эти дорогие вещи не сильно волновали тех, кто лишил головы их владельца. Но кто же он такой и зачем пришел в это потаенное место? Размышляя над неожиданной загадкой, Коловрат впал в задумчивость и даже на некоторое время позабыл, зачем он сам здесь очутился. Только едва слышные крики, донесшиеся снаружи, вывели его из оцепенения. Приказчики, выполнив указания в точности, похоже, уже давно пытались дозваться своего хозяина. Боярин бросился назад к входному отверстию и заметил, что ларец уже болтается напротив него на скрипучей веревке.
        Недолго думая, боярин схватил веревку, притянул ларец к себе и благополучно поставил его на дно каменного прохода. Затем отвязал и скинул наружу веревку, которая осталась болтаться там, дожидаясь на этот раз его самого.
        - Порядок! - крикнул он, вновь высунувшись ненадолго, своим приказчикам, обеспокоенные лица которых заметил над скалой. - Скоро буду!
        Дотащив ларец до пещеры, Евпатий поставил его в самом дальнем углу. Рядом с тем местом, где когда-то была голова неизвестного мертвеца. Присыпав его камнями, больше для очистки совести - разыскать клад здесь было проще простого, - боярин уже было направился к выходу, но вдруг остановился и поднял клинок, отряхнув его от пыли. «Возьму с собой, - решил боярин, который любил загадки, засунув его за пояс, - вдруг со временем дознаюсь, кто таков был». Перстень с изумрудом и перекрещенными саблями он уже спрятал в глубокий потаенный карман.
        - Охраняй мой ларец, - наказал Евпатий мертвецу. - Да, смотри, не балуй!
        Выкинув наземь факел, который от сырости зашипел и потух, Коловрат лихо ухватился за веревку и вновь оказался снаружи.
        - Тащи, чего смотришь! - крикнул он сквозь порыв ветра своим заждавшимся помощникам.
        Веревка тотчас пришла в движение и мощными рывками пошла вверх. Боярин устремился туда же, отталкиваясь ногами от скалы. И скоро был уже на краю утеса, с удовольствием вновь ощутив под ногами твердую землю, лежавшую к тому же, как и положено, вдоль горизонта.
        Глава вторая
        Неизвестный отряд
        К обеду, измазав боярский клинок и едва не сломав лопату, приказчики наконец-то закончили копать яму почти в сажень глубиной. Осторожно опустив туда второй ларец, присыпали мелкими камнями и землей. А затем с помощью самого Евпатия вернули тяжеленный валун на место.
        - Ну вот, - подытожил тайную работу, осторожно приминая мягкую землю вокруг валуна, Захар, - почитай, ничего и не видать. А пройдет пара дождиков, так вообще земля пообмякнет и расползется как следует.
        - Ага, следы наши смоет, и трава приподнимется, как раньше, - добавил Макар, возвращая протертый от грязи меч своему боярину, - и никто из людей, окромя нас, не узнает, что мы здесь ларец драгоценный схоронили. Так что будь спокоен, Евпатий Львович.
        - То, что знают двое… - начал было вспоминать расхожую пословицу боярин, но остановился на середине.
        Посмотрев на солнце, даже сейчас почти не проникавшее в заросшую густым лесом низинку, где царил полумрак, выдохнул, сжал рукоять меча и, вспомнив неизвестного мертвеца из пещеры, медленно продолжил другими словами:
        - …для порядка, надо бы вас кончить обоих…
        Услышав это, приказчики замерли в оцепенении, поглядывая на тускло блестевший клинок в руках своего хозяина.
        - Пощади, Евпатий Львович, - пробормотал Захар, у которого даже глаз задергался от такого поворота в жизни, - мы ж тебе верой и правдой…
        - Да, только люблю я вас больно, как нянек своих, - вдруг громко рассмеялся боярин, для острастки выдержав-таки паузу, за которую оба приказчика едва не поседели. - Вы же мне жизнь спасли. Так что живите. А про клад сей никому ни слова. Через него еще, быть может, земля наша рязанская спасется.
        - Не сомневайся, Евпатий Львович! - чуть ли не вскрикнул Макар, у которого отлегло от сердца, когда боярин засунул меч в ножны. - Мы же с Захаром - могила! Сам знаешь. Пытать вороги будут, не признаемся.
        - Вот то-то и оно, - удовлетворенно ухмыльнулся боярин, забираясь на коня с помощью того же Макара, который услужливо поддержал стремя, - могила. Это ты верно сказал. Ну ладно, поспешать надо. Поехали в деревню. А то Ратиша с воинами нас уже заждались, наверное.
        Всю обратную дорогу из глубины замшелого леса до мест более проходимых приказчики держались позади боярина на приличном расстоянии, словно боялись, что он вдруг передумает и закончит то, что внезапно высказал вслух. Евпатий их не осуждал, но и не торопился вновь облобызать. Шутка вышла хоть и злой, но по нынешним временам вполне обычной. Нравы здесь были как раз подходящие. Приказчики его - люди верные, но проверяла их жизнь пока только «водой и медными трубами». А вот «огня» еще в их жизни не было. Впереди предстояла большая война, в этом Евпатий давно не сомневался. Кто знает, на что решится человек, когда кругом начнется кровавая свистопляска. Когда речь не о деньгах пойдет, а о самой жизни. Вот тут-то верность хозяину может пойти на излом. А небольшая порция страха в таком случае, как ни странно, только помогала держать в узде нужных людей. Оказавшись в этой новой жизни, да еще угодив в самую гущу высокой княжеской политики, Кондрат Зарубин мало-помалу стал разбираться в методах управления людьми даже лучше, чем освоил их, воюя в Афганистане. Ведь теперь он даже не сотнями командовал, а целой
тысячей. Не ровен час и больше доверят. Хотя, признавался он себе, афганский опыт тоже сослужил хорошую службу.
        Поездка в чащу леса заняла больше времени, чем было рассчитано. Только к вечеру путники добрались до заброшенной деревни, - а в этом тайном странствии рязанский боярин старался выбирать только такие стойбища, - где их встретил Ратиша, и в самом деле встревоженный отсутствием своего хозяина.
        - Все ли в порядке, Евпатий Львович? - поинтересовался за ужином у костра бывалый ратник, который обычно таких вопросов не задавал. - Жив ли, здоров? Никто из худых людей по пути не попался?
        Он скользнул взглядом по лицам приказчиков, словно ожидая от них ответа. Но те, сидевшие у огня по левую руку от боярина, молчали, осторожно посматривая на своего хозяина.
        - Чего ты меня вопросами пытаешь, Ратиша? - невольно удивился боярин, с удовольствием поедая копченого лося, убитого ратниками не далее как сегодня днем и освежеванного к его прибытию. - Хорошо всё. Или случилось у тебя что? Рассказывай, если есть что поведать. Я не тороплюсь.
        Боярин был немного усталым, но довольным. Самая опасная часть его экспедиции закончилась, дело удалось провернуть тайно, не вызывая лишних вопросов. На глаза никому из знакомых бояр или проезжих купцов они не попались, поскольку плутали только лесными тропами, сторонясь даже проезжих дорог. И вот теперь Ратиша вдруг начал нагонять тумана, отчего Евпатий немного напрягся. Хотя, что бы там ни было, сохранению тайны двух кладов это уже не грозило.
        - Да как сказать, - начал Ратиша, отпивая из походного бурдюка медовухи и стряхивая капли с усов, - не то чтобы случилось. Но кое-что было.
        - Не томи, - приказал боярин, отбирая у него бурдюк и тоже прикладываясь к хмельному напитку.
        - В общем, как только вы уехали, - начал Ратиша, проводив взглядом свой бурдюк, который к нему так и не вернулся, - я послал двух людей объехать для порядка деревню и пройтись вдоль берега Пары. Чтоб не заскучали от безделья. Людей здесь, в деревне, нет, но выше по течению в трех верстах кордон стоит. Мы туда только завтра собирались, ну я и решил дорогу проверить, покуда вас нету. Мы ведь для того и прибыли, чтоб кордоны проверять?
        - Ну да, - не стал спорить уже слегка захмелевший боярин, припоминая, что именно с этой целью для отвода глаз он и выехал из Рязани. Проверить мелкие пограничные кордоны, где ютились стражники на случай внезапного появления неприятеля. Только за несколько дней пути рязанские воины толком еще ни одного кордона не проверили, поскольку до сих пор крутились возле самой Рязани. И только сегодня оказались на приличном удалении от нее. Так что инициатива Ратиши была тайному предприятию только на руку, и боярин его ругать не стал. Тем более что рассказ еще только начинался.
        - Понятное дело, что до мордвы еще далеко, - как бы извиняясь, пояснил бывалый воин, - но и здесь ведь хоть и ближнее, но уже пограничье почти.
        - Это верно, - кивнул боярин, припоминая местность, в которой они сейчас находились, - продолжай.
        Заброшенная деревенька, которую Евпатий выбрал в этот раз для постоя своей охраны, находилась на расстоянии в полверсты от берега довольно крупной реки под названием Пара, впадавшей в Оку много восточнее того места, где в нее же впадала речка Проня. Между двумя этими точками находилась Рязань, от которой они позавчера взяли на северо-восток и ушли лесами почти на шестьдесят верст, оказавшись в верховьях этой самой Пары. То есть сделали почти полукруг. Собственно, Евпатий собирался сделать целый круг. И вернуться вдоль этой реки до места впадения в Оку и там уже протоптанной дорожкой подойти к Рязани, но только с другой стороны.
        Места здесь были пустынные, жителей мало, дорог почти нет, только редкие деревеньки да жилища монахов-отшельников попадались вдоль реки. Местные племена большим числом обитали в основном по лесам, и до их жилищ еще нужно было добраться. Далее, за речкой Парой, в нескольких днях пути на восток, начинались и вовсе глухие леса. А потом и пограничные земли мордвы по реке Мокше.
        Примерно на таком же расстоянии, только если скакать на юг, несла свои воды река Воронеж. По официальной легенде, которую Коловрат озвучил князю Юрию, он отправился в эти приграничные земли с проверкой дальних кордонов, что стояли по границам Рязанского княжества аккурат на этих реках. А заодно и должен был принюхаться к здешним пограничным жителям, о делах которых в последнее время доходили в Рязань не очень приятные известия. Будто бы они имели тайное сношение с татарами и готовы были в случае вторжения примкнуть к ним, предав княжескую власть. Коловрат в слухи эти особо не верил, но, как военный человек, к тому же втянутый невольно в политику, допускал, что они могли иметь под собой основание. Местные лесные племена, из всех, подвластных Рязани, особливо долго сопротивлялись и не хотели платить дань князю Юрию. Не так и давно их сопротивление было сломлено, а зачинщики казнены. На юго-восточных границах наконец воцарился мир. Но он здесь всегда был шатким. И появление татар в Волжской Булгарии легко могло этот мир снова нарушить.
        На последнем совете князь Юрий сам заметил: если татары и придут на рязанскую землю, то именно с этой стороны. А потому распорядился построить еще больше кордонов, с которых гонцы по лесам могли быстро достичь Рязани, чтобы сведать о приближении больших сил врага заблаговременно. И предложение тысяцкого Коловрата проверить ход этих работ только приветствовал. Да и воевода Богдан не стал спорить. Он только рад был услать своего подопечного подальше, чтоб глаза не мозолил со своими бесконечными идеями и советами, как укрепить Рязань на случай приступа.
        Евпатий давно задумал тайную экспедицию в эти глухие и неспокойные места. И князю она казалась важной, а потому он разрешил брать с собой людей сколько потребуется. Но боярин даже не стал сообщать князю и воеводе, сколько людей взял для такого важного дела. Иначе вопросов не оберешься, почему хотя бы сотню ратников с собой не взял. Да еще уехал так тихо, что и спросить никто не успел. «Приеду, отбрехаюсь, - решил про себя боярин, - главное, ларцы надежно припрятал».
        - Так вот, - донесся до него сквозь легкий хмель неторопливый сказ Ратиши, - мои молодцы, как отъехали на пару верст вверх по реке, заметили на той стороне каких-то странных людишек. Человек пять сначала. Не наши ратники с кордона, это точно.
        - Отчего странных? - удивился Евпатий, которому становилось все веселее.
        - Да копошились они на берегу реки больно подозрительно.
        - Ты о чем? Может, это местные рыбу ловили.
        - Да не было у них, говорят, ни сетки жаберной, ни удилищ с собой. Да и к самой воде они вовсе не подходили, больше по кустам шастали.
        - Ну, так что ж с того, - не мог взять в толк боярин, - и чем же они тебе не угодили? Грибы искали, может, али ягоды собирали. Места тут для таких занятий вполне подходящие.
        - Не похоже, - продолжал Ратиша.
        - А на что похоже?! - рявкнул, не выдержав, Коловрат. - Говори скорее.
        - Хоронили они что-то в земле тайно, - ответил Ратиша, посмотрев в глаза своему боярину, - вот на что было похоже.
        Услышав такое предположение, Кондратий поперхнулся медовухой. Даже бросил обратно бурдюк с остатками рассказчику.
        - С чего ты взял? - прохрипел он, отфыркиваясь.
        - А с того, - спокойно продолжал бывалый воин, глянув на Захара, - что одеты они были вроде по-нашенски, как подмастерья какие али купцов помощники, да только не было при них товаров никаких да инструментов подручных. Подвод с лошадьми тоже вроде было не видать. Ну, может, не углядели, и телеги где спрятаны были, все же через реку следили за ними. А в землю они хоронили что-то длинное и тяжелое, в холстину обмотанное. Да и рожи, как мои ребятушки сказывали, уж больно на татарские похожи, хоть и в шапках наших.
        - И что там, думаешь? - уже без ерничества опять уточнил боярин, чуть подавшись вперед. - Может, то лихие люди были, и они там мертвецов своих схоронили, подальше от любопытных глаз.
        - Нет, боярин. Оружие, думаю, прятали, - сообщил Ратиша, вновь посмотрев прямо в глаза Евпатию, - мечи да копья. Больно уж тяжела та поклажа, что они в землю запрятали. Да на ларцы с золотом не похожа.
        Услышав про ларцы, боярин бросил настороженный взгляд на своего начальника охраны. «Догадался про ларцы или просто так, к слову пришлось?» - промелькнула мысль в голове у Кондратия. Решил, что совпало. Хотя такие совпадения в один день его совсем не радовали, а скорее напрягали. Ладно, в любом случае надо будет выяснить, что там спрятали в землю эти непонятные люди, видом схожие с татарами, золото или оружие.
        - А на что им здесь оружие прятать, на нашей земле? - не поверил своим ушам Евпатий, даже усмехнулся в ответ. - У них что, своего не хватает? Али татары, если то, конечно, были они, солить его собрались?
        - Про то мне неведомо, - ответил Ратиша, допив медовуху и крякнув в усы, - но полагаю, что для племен местных, на случай войны с татарами. Чтобы по первому зову вооружились и на кордоны наши напали со спины, путь на Рязань открыв. Али что другое учинить, лишь бы князю во вред.
        От такого предположения боярин даже протрезвел мгновенно: уж больно походило оно на правду и с тайными сообщениями князю от верных людей совпадало. Все могло именно так и случиться. Особенно в этих местах и с племенами местными, что готовы были нож в спину ратникам рязанским всадить, едва те отвернутся.
        - Уговорил, завтра утром посмотрим, примерещилось все это твоим бойцам или нет, - решил Евпатий, закрывая тему, - здесь недалеко должен быть брод. Да и кордон пора проверить.
        - То-то и оно, - кивнул Ратиша, - и людишки эти странные о броде том все ведали. Откудова, если им местные не помогают? По нему вскоре вниз по реке и ушли на конях. А числом их оказалось человек десять, оружия с виду нету, но в седле держатся так, что местным лесным обитателям до них далеко. Да и не купцы, только прикидываются. Не отсюда они. Сразу видно. Хотел я проследить за ними, но так ловко ушли, что не догнать.
        - Ладно, давай спать, - приказал боярин, - утром разберемся, что к чему.
        И, подумав, добавил:
        - Только людей охранять наш сон поставь побольше. Мало ли твои непонятные людишки вернуться задумают. Силы-то у нас с ними почти равны, если верить твоим россказням. А береженого бог бережет.
        - Верно, - согласился Ратиша, - я и сам тебе, боярин, хотел предложить.
        Ночь прошла спокойно. Никто не потревожил боярский сон. А наутро, едва рассвело, Коловрат, приказчики и все ратники были уже в седлах. Хорошо отдохнув после скитаний по лесам, Евпатий рвался в бой. Его так раззадорили рассказы начальника своей охраны, что уже не терпелось поскорее отыскать этот схрон и узнать, что в нем лежит.
        «Странное дело. Не один я, похоже, в эти дни решил упрятать под землю свои тайны, - раздумывал Евпатий, покачиваясь в седле по дороге к недалекому броду, - интересно, что эти „татары“ там заложили. Хотя странно все как-то получается. До границы не так чтобы и близко. Это какую наглость надо иметь! Хотя здешние границы никакой полосой и колючкой не оборудованы. Одно название, да и то не точное. Так что, может, и правда, татарские разведчики тайно уже рыщут по нашим землям, народ на бунт подбивая. Слыхал я про такую тактику».
        - Скоро ли брод-то твой? - прищурившись на солнце, спросил Евпатий у ехавшего рядом Ратиши, когда они почти достигли берега реки, делавшей здесь небольшой поворот.
        Днем река Пара казалась довольно бурной, хотя и была здесь, в верховьях, не слишком широкой. Но сейчас, когда едва рассвело, вода спала, обнажив прибрежные валуны.
        - А вон там, - вскинул руку усатый воин, - чуть ниже по течению. За излучиной.
        Переправившись без происшествий, несмотря на каменистое дно, - вода едва доходила лошадям до колен, - небольшой отряд поднялся на другой берег. Оба берега Пары были довольно пологие с изредка встречавшимися валунами в рост человека. По всей длине, на сколько хватало глаз, берега буйно поросли лесом и кустами. «И как мои ратники смогли здесь что-то рассмотреть?» - удивлялся Евпатий, глядя на буйную растительность, когда они уже ехали шагом вдоль берега, пристально вглядываясь в прибрежные кусты, к тому самому месту, где ожидали найти схрон.
        К удивлению боярина, его дружинники, вчера заприметившие тайного врага, точно указали место. Они запомнили расположение деревьев и камней и сейчас словно видели перед собой красный крестик на карте, указав на нужные кусты.
        - Вот здесь они вчера копошились, - уверенно заявил один из них, косая сажень в плечах, - да вон и следы от копыт…
        - Хм, - пробормотал Евпатий, разглядывая многочисленные следы, - может, и правда степняки пожаловали.
        И махнув рукой, добавил:
        - Ищите схрон. Надобно глянуть.
        Порыскав недолго, ратники легко отыскали свежие следы на земле под кустами, а затем, похватав мечи, принялись ими разрывать берег, ибо других инструментов не нашлось. Лопату Захар по пути из Рязани прятал под попоной, а вчера, на обратной дороге, выкинул в какой-то ручей. Коловрат ему сам приказал, чтобы не было вопросов. Глядя на все это, боярин вспомнил свои вчерашние усилия по маскировке схрона и загрустил, отгоняя мрачные мысли.
        Вскоре ратники разрыли первый схрон, из которого извлекли на свет божий длинный сверток. Он был плотно упакован в кожу, а сверху обмотан холстиной, как и рассказывал вчера Ратиша. Осторожно развернув, русичи обнаружили внутри почти дюжину копий средней длины, с десяток кистеней, пять коротких луков и колчан со стрелами. Во втором схроне, что обнаружился неподалеку, лежали изогнутые сабли и луки со стрелами. Затем отыскался схрон с топорами и мечами. Ратиша вынул одну из стрел и внимательно разглядел наконечник, потом осмотрел другое оружие.
        - Не наши это стрелы. И луки тоже, - заявил он вскоре. - Да и сабли. Степные. Похожи на половецкие.
        - Ну, вот тебе, бабушка, и купцы заезжие, - присвистнул от удивления боярин, - это как же они сюда столько оружия протащили в обход наших кордонов?
        Тот растерянно пожал плечами. Но Евпатий ответа и не ждал, он уже принял решение. А посмотрев на Ратишу, коротко приказал:
        - Двоих здесь оставь. Тех самых, что врагов углядели. Вернемся в Рязань - награжу обоих. С остальными едем на кордон. А потом в погоню. Далеко не уйдут. Хочу лично побеседовать с этими купцами заезжими, что такие гостинцы к нам привезли. Потолковать о том о сем.
        Ратиша покачал головой. Словно хотел намекнуть старый следопыт, что догнать их будет уже невозможно, вчера еще ушли. Но перечить не стал. Одного взгляда на тысяцкого было достаточно, чтобы понять: он уже взял след и ни за что не отступится.
        Глава третья
        Погоня
        Еще не наступил полдень, а они уже переправились обратно на этот берег и скакали во весь опор по лесной тропе, что петляла вдоль него. Ратиша по едва заметным следам определил, что незваные гости идут пока по этому берегу в сторону Рязани.
        После визита на кордон их отряд пополнился еще десятком ратников, которых рязанский боярин и тысяцкий временно зачислил в свое небольшое войско, пользуясь собственной властью да именем князя Юрия. Впрочем, особо давить на местного сотника не пришлось, тот прекрасно знал самого Коловрата, даже не так давно еще служил обычным ратником под его началом в сотне Белояра, пока служба ратная не вознесла его самого за воинские умения на новый пост и не забросила на этот отдаленный кордон. Имя он носил тоже как нельзя лучше подходящее к этому месту - Держикрай[1 - Держикрай - это порубежник, пограничник.].
        - До недавних пор у нас все было тихо, Евпатий Львович, - поведал ему утром после встречи сотник Держикрай, от сотни которого здесь находилось уже не более половины ратников.
        Остальных он, едва прибыв сюда, отправил на два других кордона, еще ближе придвинутых к верховьям Мокши и Воронежа. Оттуда, с дальних рубежей державы князя Юрия, гораздо чаще приходили весточки о нарушителях границы то мордвой, то половцами, то лихими людьми, которые прятались по лесам в неизвестном количестве. Все кордоны стояли на пересечениях лесных и водных путей, связаны были меж собой тайными тропами, по которым порубежники могли с гонцом быстро передать весточку друг другу, а то и в саму Рязань. По земле или по воде, это уж как придется. Так что о любом набеге на приграничные земли в Рязани могли знать уже через два дня, если скакать без роздыха. Только в случае с кочевниками, подумал боярин, это не всегда помогало. Они сами двигались с такой скоростью, что могли быть под стенами столицы княжества даже раньше гонцов. Впрочем, это если они разведали все пути и двигались без обозов. Да еще летом. А иначе путь от южной границы до сердца княжества мог растянуться на неделю, а то и поболее. Проезжих дорог ведь почти не было.
        - Вот и говорю, - повторил сотник, нахмурившись, - по весне еще все тихо было. А вот летом уже как будто запруду прорвало. Только и успеваем весточки с дальних кордонов получать да в Рязань слать, что, мол, то тут, то там видели какой-то летучий отряд непонятных людей. С виду вроде наши, а по повадкам явные степные разбойники. Но вот схрон с оружием ни разу не находили, моя вина. Проскачут, груженные тюками, сбросят поклажу и в лесах налегке растворяются. Только их и видели. Поди догони. Неужто те самые татары?
        Боярин кивнул, мол, похоже, они.
        - Спасибо, Евпатий Львович, что поведал об этом. Значит, вот зачем они сюда повадились. Племена лесные против нас мутить. А мы все не поймем, что им надобно было. Не грабят никого, не хватают. Теперь-то ясно, зачем.
        Сотник облизал обветренные губы и продолжил доклад:
        - С тех пор как булгар разбили, много больше стало нарушителей. Разбойники лихие, понятное дело, с Дикого поля туда-сюда гуляют по окрестностям. Куда ж без них. Только не все тут разбойники. Булгары попадаются, что на Русь бегут. А куда им деваться от беды? Мордва лезет да половцы - тоже, кстати, побитые. Ну вот промеж беженцев этих летучие отряды и сочатся, под русичей разодетые. Мы их ловить пытались сколь раз, да все никак. Уходят сквозь пальцы. Наверняка им местные помогают. Такая кутерьма идет. А они все лезут и лезут сюда. Житья не дают. И главное, ведь войны-то никакой у нас нет!
        Держикрай заглянул в глаза рязанскому боярину, что стоял, скрестив руки на груди, напротив него в башне небольшой крепостицы, выстроенной на лесном холме у реки.
        - Ты скажи, Евпатий Львович, неужто скоро начнется?
        - То одному Богу ведомо, - мотнул головой Коловрат и добавил с неудовольствием: - Я вот как раз лазутчиков твоих, коих ты не поймал до сих пор, хотел догнать да порасспросить. Только людей у меня маловато. Да и у тебя, я гляжу, негусто. Но дай-ка мне хотя бы десяток. Я тебе их через несколько дней верну, как поймаем. Думаю, к мордве они пошли сейчас, на Мокшу, там леса густые, просочиться обратно на Волгу да в степь легко.
        - Забирай, Евпатий Львович, - махнул рукой сотник, - У меня тихо пока. А для такого дела не жалко. Я бы и больше дал, да нету.
        - Ничего. И десятка хватит. Больших отрядов у них здесь быть не может, а с малым я и так справлюсь. Авось догоню. А ты пока окрестные деревни прошерсти, - не зря же эти лазутчики схрон почти у тебя под носом устроили. Значит, местные готовы их поддержать, случись что.
        - Всех перетрясу, - пообещал Держикрай.
        На том и порешили.
        К вечеру отряд Коловрата достиг еще одной переправы, на которой сходилось несколько лесных троп, - городов в этих краях не было, как и дорог к ним проезжих, а деревням, разбросанным по лесам, и тропинок хватало. Следы здесь начинали кружить. Ратиша даже спешился, чтобы определиться, куда ушел враг.
        - Здешние лесные жители привыкли сквозь чащу ходить без страха, - пояснил он боярину, как бы извиняясь за то, что они все плутают по лесам, - ибо выросли здесь. Им и дороги ни к чему.
        - Да оно понятно, - кивнул Евпатий, оглядывая густой лес, вплотную подступавший к реке, - ты скажи, куда нам дальше скакать? А то в таком месте стоять - на засаду нарваться легко, особливо если эти гости уже народ лесной взбаламутить успели.
        Но Ратиша будто его не слышал. Не отрывая взгляда от земли, он прошелся в одну сторону от развилки, затем вернулся к ней и сделал дюжину шагов по другой тропке, что вела в противоположном направлении. Там он вновь остановился, присел на одно колено, погладил землю правой ладошкой, даже взял ее в горсть и понюхал. Затем встал, отряхнул ладони, видно закончив свои наблюдения, и, довольный, приблизился к боярину. Коловрат все это время настороженно наблюдал за действиями бывалого следопыта.
        - Разделились они здесь, Евпатий Львович, - доложил Ратиша, положив руку на холку боярского коня.
        - Час от часу не легче, - озадачился боярин.
        - Трое ушли дальше к Рязани, а остальные… не то семь, не то восемь всадников, - Ратиша махнул в сторону воды, - переправились вновь через реку и пошли лесами в сторону Мокши.
        Коловрат задумался на минуту, а потом уточнил, глядя сверху вниз на бывалого ратника:
        - Что скажешь, торопятся они, или как? Про погоню знают?
        - Не похоже, - ответил ратник, указав рукой куда-то в лес, - вон там, чуть в стороне от берега, следы ночевки. Ночь они здесь провели, а потом, видно, решили разделиться. Не видно, чтобы сильно беспокоились о погоне. Думают, что все тихо.
        - Значит, не ждут нас, - удовлетворенно кивнул Евпатий, - это хорошо.
        Он опять умолк на короткое время.
        - Трое влево ушли, а остальные через реку, говоришь? - переспросил боярин, как бы размышляя вслух. - Если эти трое вдруг надумают еще разделиться, то по одному мы их никогда не переловим. А из двух зайцев выбирают того, что пожирнее. Верно, Ратиша?
        - Верно, Евпатий Львович, - кивнул следопыт, - целый отряд, даже в лесу, разыскать легче, чем одного или двух путников. Следов всяко больше. То копыто увязнет, веточку подломят где. Это ж не степь.
        И добавил, посмотрев в сторону стоянки татарских разведчиков:
        - Странно только - что они тут костров не жгли.
        - Что же тут странного, - пожал плечами Евпатий, - это как раз понятно. Если не купцы они и не мастеровые люди, чего им зря прятаться. Вроде по своей земле идут. А вот если не те они, кем кажутся, тогда и огонь разводить опасно. Сам говорил, местные здесь постоянно по лесам шатаются. Да и переправа в двух шагах. Не все же они тут предатели. Мало ли кто заметит из верных Юрию людей да донесет куда следует.
        - Может, и так, - кивнул Ратиша, - только для нас важно, что они здесь ночь простояли и время потеряли. А мы расстояние в пути сократили. Если бы они еще вчера туда ушли, то ни в жизнь бы мы их не догнали. А теперь…
        Ратиша и сам теперь призадумался, словно прикидывая что-то в уме.
        - А теперь до них, думаю, не больше чем полдня пути. Если припустить, то, может, и нагоним, пока к мордве не уйдут.
        - Не ведают они про погоню, значит, - ухмыльнулся рязанский боярин, погладив рукоять меча, - вот и славно. Значит, шанс у нас появился. Ратиша, переправу пройдем прямо сейчас?
        Бывалый воин посмотрел на реку, покачал головой с сомнением, но все же дал утвердительный ответ.
        - Река сужается, вода высокая, но берега здесь пологие, а дно, я знаю, - бывал здесь однажды, - ровное. Не зря здесь аж несколько дорожек сходятся. И место для переправы не зря именно здесь выбрано. Коням по грудь сейчас будет, может, и поплавать придется, но не долго. Пройдем.
        - Ну, тогда… - боярин приподнялся в седле и махнул рукой в сторону реки.
        - Переправляемся на ту сторону прямо сейчас. Берем след и вперед идем, покуда не стемнеет. А там поглядим, что разглядим.
        И первым бросил коня в воду, подняв пенные брызги. Где-то на середине реки течение показало свой характер. Конь под боярином оторвался от каменистого, но пологого дна и поплыл, истово заработав ногами. Но, как и предсказывал Ратиша, снесло его не далеко. Буквально через пару дюжин шагов боевой конь опять ощутил землю под копытами и вынес седока на противоположный берег Пары. Следом за ним без потерь переправился весь отряд.
        Вернувшись назад, чуть вверх по течению, и отыскав тропу, Ратиша вновь обнаружил следы. Отряд лазутчиков, вернее его часть, направилась прямо по тропе.
        - Вот и хорошо, - радостно кивнул Коловрат, выливая воду из сапог и вновь забираясь на коня, - Не чуют погони пока. Вперед. Будем скакать, пока не стемнеет. Авось, догоним.
        И небольшой отряд рязанских ратников во главе с тысяцким устремился по лесной дорожке, уводившей в глубину леса. Так они скакали до самых сумерек, никого не встретив, временами сбавляли ход, чтобы пересечь мелкие речки, ручейки или завалы из повалившихся на дорогу сосен и берез, которые никто не разбирал. Преодолев или обойдя с трудом несколько таких завалов, появлявшихся на пути с завидной регулярностью, Коловрат заметил кое-где не только деяния природы, но и руку человека. У него появилось ощущение, что эти преграды были словно специально выстроены, чтобы задержать воинские отряды княжеских людей, если они надумают здесь появиться. Ведь не против татар же - которые еще на Русь не нападали - они были сооружены? Некоторые из таких завалов были довольно свежие. И чем дальше они продвигались, тем сильнее крепли у боярина эти подозрения. В конце концов он поделился ими с Ратишей, который ехал с ним бок о бок. Приказчики держались по привычке за спиной боярина.
        - Я слышал, на этой тропке, верст через десять от речки, деревенька есть, - сообщил Ратиша боярину, - Больше половины расстояния мы уже прошли. Может, татары переодетые туда идут?
        - Думаешь, их там ждут?
        - Может, и ждут, - кивнул Ратиша, - больно уж нагло идут. Не таясь, прямо по тропе, что здесь за дорогу почитается.
        - Так тут больше и негде идти, - криво усмехнулся боярин, поглядывая на заросшие непроходимым лесом, кое-где переходившим в сплошной бурелом, окрестные холмы. - Одна радость, если они идут по тому же пути, что и мы, значит, скорость и они потеряли. И мы их скоро нагоним. Пока что даже свернуть тут негде.
        - Вот если они в деревеньке той на ночлег встанут… - мечтательно произнес Ратиша.
        - Думаешь, до такой степени обнаглеют? - уловил его мысль боярин, крепко держась за узду на тряской дороге. - Ну, если так… Вот к ночи мы как раз до нее доберемся и впотьмах нагрянем в гости. Если кто есть, всех и повяжем. Они нас не ждут. Отучим раз и навсегда незваными гостями являться.
        Когда совсем стемнело, отряд добрался до очередного завала, который показался в темноте гораздо больше остальных. Настолько больше, что походил скорее на последний рубеж обороны, прикрывавший населенный пункт, не имевший крепостных стен. Так, во всяком случае, подумалось Евпатию, когда он остановил коня перед поваленными соснами, что преграждали дорогу дальше.
        - Ратиша, - позвал он старшего из ратников, когда тот остановился рядом с ним, - разведать надо. Чует мое сердце, что деревенька искомая уже совсем недалече. Пошли вперед смышленых бойцов. Пусть разнюхают, что там и к чему. А мы здесь спешимся и обождем. В бурелом пока не полезем, мало ли что впотьмах прилететь оттуда может. Хоть и наша земля, да, похоже, гнилая.
        - Сделаю, Евпатий Львович, - кивнул Ратиша, поглядев на желтую луну, что пряталась за облаками и была почти не видна из-за высоких деревьев, обступивших дорогу.
        Он спрыгнул с коня и, подозвав троих ратников, объяснил им задачу. Вскоре все трое исчезли в лесу, растворившись, словно духи бесплотные, и ни одна веточка не хрустнула. А Ратиша выставил кордоны из ратников. Человек десять, привязав коней, с луками и оружием наготове, расползлись по завалу со всех сторон, подготовившись к внезапному нападению. Остальные воины во главе с Коловратом остались ждать в седлах на дороге.
        - Дозволь спросить, Евпатий Львович, - поинтересовался Захар, оказавшийся рядом, - отчего такие приготовления. На своей же земле. Неужели думаешь, что народ рязанский против князя пойдет в открытую?
        - Народ рязанский, - терпеливо шепотом объяснил Коловрат, прислушиваясь к лесным шорохам и уханью совы в чаще, - в Рязани сидит и лапти вяжет. А здесь, ближе к границе, да подальше от князя, уже такая смесь образовалась из вятичей, мордвы, мещеры да лиходеев всяких разношерстных, что они не только князя, а вообще никого признавать не захотят. Только волю им дай. Забыл, что ли, сколько крови здесь Юрий пустил, пока к покорности привел?
        Захар ничего не ответил, размышляя. А Евпатий облизнул пересохшие от долгой скачки губы и продолжил:
        - Завалы эти видишь? А сколько их нам по дороге сюда встретилось? Думаешь - ветром навалило? То-то и оно. Зачем бы нашим верноподданным холопам такое городить, если они не задумали отомстить князю да с татарами дружбу свести. А схроны с оружием для кого в этих местах?
        Захар опять взглянул на своего боярина.
        - Так чтобы на такое решиться в открытую, нужно знать наверняка, что уже скоро нагрянут, - пробормотал он. - Неужели они давно сговорились?
        - Давно или нет, не ведаю, и когда завалы эти нагородили, тоже, - кивнул в ответ боярин. - Только сюда наши ратники раз в год по обещанию захаживают, да разве что дань собирать. В этом году, видать, еще не наведывались. Вот и смекай. А что готовятся к приходу татар, это к бабке не ходи. У меня на такие дела нюх. Вот поглядишь, здесь они.
        И тут приказчик задал вопрос, от которого сам боярин призадумался.
        - Послушай, Евпатий Львович, - пробормотал приказчик, запинаясь от своих выводов, - татар-то, что мы ищем, меньше десятка. Но ежели ты прав в догадках своих, тогда ведь тут все племя ихнее может собраться. А сколько их там - неведомо, сам говорил. А до князя далеко.
        - Вот тут ты прав, шельма, - даже усмехнулся тысяцкий, поглядев на луну, которая на миг выплыла из-за облаков и вновь скрылась за ними. - Увлекся я погоней. Да сколько б их там ни было, все крестьяне. Надеюсь. А у нас почти два десятка опытных ратников. Одолеем по-любому. Не боись.
        Вскоре со стороны неглубокого оврага, что тянулся вдоль дороги, послышался еле слышный шорох. Это вернулись разведчики и доложили Ратише о своей вылазке.
        - Ну, что там? - не выдержал Евпатий, подъехав к ним поближе. - Нашли деревню?
        - Нашли, - передал ему Ратиша донесение своих разведчиков, - прав ты оказался. Рядом совсем она, с полверсты по дороге. Впереди еще завал имеется, но поменьше. А за ним деревня, десяток домов и землянки. Не спит еще никто. Костры горят. Дозоров нет вроде. Ратники говорят, что татары, которые под русичей разодетые, все там. С конями. Шестерых видели. За одним костром с местным старостой сидят и трапезничают.
        - Трапезничают, говоришь, - зло ухмыльнулся боярин, - а мужиков там из местных много?
        - Говорят, насчитали не больше дюжины, тех, что снаружи. Вроде холопы. Воинов с оружием не видать.
        - Странно, - покачал головой Евпатий, - чтобы такие завалы понастроить, народу много больше надо. Ну да ладно. Не своей земле нам бояться не пристало.
        Он спрыгнул с коня и обернулся к Ратише.
        - Двоих с конями оставь, - приказал боярин, положив ладонь на рукоять меча, - десяток бери себе и обходи деревню слева. Я с остальными зайду справа от дороги. По одному из тех разведчиков, что дорогу вызнали, каждый себе в отряд возьмет, - путь покажут. Встречаемся у костра. Я начну первым. Ты за мной, немного погодя, из засады. Вдруг чего не углядели. Стереги путь назад. Татар не бить без нужды, в полон возьмем, да домой отвезем. С ними еще потолковать надо по душам. Уразумел?
        Ратиша молча кивнул.
        - Ну, тогда пора и нам потрапезничать, хоть нас и не приглашали.
        Глава четвертая
        Незваные гости
        Бесшумно, словно стая ночных волков, рязанцы обошли деревню, охватив ее полукольцом. Из оврага, по которому они смогли приблизиться почти к самым домам, Евпатий заметил несколько костров на открытом месте между тремя захудалого вида домами с крышей из соломы и какой-то хозяйственной постройкой, похожей на кузню. Именно к ней и были привязаны кони, с десяток лошадей мирно подремывали, стоя перед охапками сена. Остальные строения деревеньки прятались под деревьями, вокруг которых сейчас стояла кромешная тьма, только сгущавшаяся от пламени костров. Сколько всего здесь было домов, сосчитать не представлялось возможным, но, похоже, немного. Дорога, судя по всему, огибала деревню справа и шла дальше через лес. В сторону реки Мокши.
        Никаких дозоров, ни на дороге, ни возле костров, боярин не заметил даже своим наметанным глазом. Оружия в руках или на поясе, или приставленного к стене дома тоже нельзя было различить. Это не означало, что его вовсе не было. Видно, местные жители, даже если и задумали что худое, были абсолютно уверены, что уж сюда-то, через такие буреломы и завалы, никто из княжеских людей и днем-то не подкрадется. Не то что ночью. Они спокойно сидели у костра на бревне и жарили мясо, насаженное на вертел, передавая друг другу бурдюк с каким-то пойлом. То и дело раздавался смех, долетавший до рязанцев, притаившихся в кустах у оврага в ожидании сигнала к действию.
        Среди местных, одетых как обычные сельские жители, Коловрат легко разглядел несколько фигур, явно выделявшихся своими повадками и лицом, несмотря на схожую одежду. Когда отсветы пламени выхватывали эти лица из тьмы, он явственно мог разглядеть узкий разрез глаз и тонкие усики над верхней губой. Понаблюдав некоторое время, Евпатий уже мог точно сказать, кто у них старший. Это был низкорослый коренастый татарин в меховой шапке, не снимавший ее даже у костра, который беседовал с сидевшим возле него на бревне бородатым русичем в кожаной рубахе. Судя по всему, они говорили на одном языке. А русич был старостой деревни и всем здесь распоряжался, так как за время разговора он успел что-то приказать другим крестьянам, и те сразу побежали в кузницу, выполнять его волю. Этот русич часто прикладывался к бурдюку, то и дело пытаясь обнять татарина. Но его гость все время умудрялся ловко ускользнуть от этих объятий, хоть и оставался на месте. Сам он к бурдюку не прикладывался, то и дело обшаривая окрестности цепким взглядом, выдававшим в нем опытного воина. Было ясно, что он сюда прибыл из-за кордона совсем не
для того, чтобы пить медовуху. Разговор шел о деле.
        - Не зря мы здесь оказались, ой не зря, - пробормотал Коловрат, осторожно вытаскивая меч из ножен и поднимаясь из оврага, - Пора. Возьмем тепленькими и привезем в подарок князю Юрию.
        Сам он был в шлеме с бармицей и кольчуге с зерцалом на груди, хоть и без щита. Остальные же ратники были в полном вооружении, с мечами и щитами, некоторые с боевыми топорами, только без копий. Не стал брать боярин в этот тайный поход копья, - и подумать не мог, что пригодятся. В том десятке, что был за спиной Евпатия, находилось еще трое лучников, взявших на прицел переговорщиков.
        Стараясь ступать осторожно, быстрым и мягким шагом Коловрат преодолел дорогу и даже почти все расстояние до костров, пока его заметили. Первым заметил, конечно, татарин. Он толкнул локтем старосту, указав взглядом на воина в кольчуге и с мечом, внезапно появившегося из темноты. Сам же остался сидеть на месте, никуда не бежал, словно выжидая, как дело обернется. Выдержки ему было не занимать. Может, даже надеялся, что его по темноте примут за русича. И другим татарам подал знак не дергаться без команды - молниеносный и едва заметный, но не ускользнувший от боярина. Коловрат, перехватив этот взгляд, понял, что у татар было где-то неподалеку припасено оружие. Вопрос: где?
        Тем временем охмелевший староста, узрев перед собой в десяти шагах богато одетого русского витязя, явно не из простых, - державшихся позади еще не разглядел, - ничуть не выказал подобающего тому почтения. Он воззрился на прибывшего боярина и вдруг спросил таким тоном, будто был его хозяином:
        - Ты кто таков и откуда здесь взялся, чудак-человек?
        Евпатий не стал прятаться в темноте, шагнув в круг света от костра. Окинув быстрым взглядом всех сидевших у огня, поймал на себе явно недобрые взгляды лесных жителей. Все были лохматые и длинноволосые. У многих за поясом углядел топоры или ножи. Татары молча взирали на него из-под шапок, напряженные как сжатые пружины, но внешне спокойные, будто их это не касалось.
        - Я посланник рязанского князя Юрия, - громко и четко произнес прибывший из темноты воин, - боярин Евпатий Коловрат.
        - Боярин? - усмехнулся староста. - А чего тебе здесь надо, боярин?
        - Да вот услыхал, что здесь трапезничают богато, и решил в гости заглянуть.
        Староста продолжал сидеть у костра и потягивать медовуху, хотя давно должен был стоять на коленях и бить поклоны. Но Евпатий сдерживал себя, хотя ему сразу же захотелось хорошенько врезать по морде этому разнузданному холопу.
        - Тебя как звать? - вместо ответа спросил Коловрат, чуть покрепче сжимая рукоять опущенного острием вниз меча.
        Несколько человек из сидевших у костра встали и медленно попятились к кузнице и видневшемуся за ней амбару.
        - Евсей кличут, и чего?
        - Больно борзый ты, Евсей, - спокойно заметил Коловрат, увидев, как из-за кузни появилось еще пятеро с топорами и короткими саблями, блеснувшими в темноте.
        - А мы рязанского князя не боимся, - усмехнулся Евсей, отбрасывая пустой бурдюк и резко вставая, - мы этой собаке больше не служим. Своей головой теперь живем.
        - Смотри, как бы не лишиться этой головы, - спокойно предупредил Евпатий и, взглянув на его соседа, добавил, усмехнувшись: - Думаешь, татары тебя самого князем сделают?
        Татарин и после этого не выдал себя. Сидел себе молча, не подавая вида, словно и не о нем речь. А может, и правда не понимал разговора. Но к чему все идет, не мог не видеть.
        - Зря ты сюда пришел, боярин, - зло прошипел староста, - сейчас мы тебе кишки выпускать будем.
        Он выхватил топор из-за пояса и двинулся на Коловрата. Еще двое крестьян с топорами стали окружать его с боков. Евпатий продолжал стоять на месте, не делая никаких движений, словно смирился с судьбой и решил принять смерть. Когда же крестьяне неосторожно приблизились на расстояние удара, он вдруг резко взмахнул рукой - и меч вспорол горло тому, что оказался справа. Затем, с разворота, рубанул клинком и отсек руку с топором тому, что наступал слева. Первый харкнул кровью и рухнул в костер, подняв в черное небо сноп алых искр. Второй же издал дикий вопль, увидев хлеставшую из культи кровь, заскулил и упал на колени. Прямо под ноги Евпатию, ожидая второго удара, который отрубит ему голову. Но боярин не обратил на него внимания. Все это произошло буквально за мгновение.
        Оторопевший староста замер на месте с топором в руке, которым уже хотел замахнуться на боярина, но будто передумал.
        - Ну, чего встал, Евсей? - спросил его Коловрат. - Ты хотел мне кишки пустить, давай! А то, не ровен час, моя очередь придет.
        Но Евсей все не решался.
        - Бей его! - вдруг заорал староста и махнул рукой своим людям.
        Те вскочили с мест и бросились на Евпатия со всех сторон, размахивая топорами, ножами и палками. Двоих Коловрат зарубил не сходя с места, третьего пронзил насквозь резким выпадом. А еще двое, бежавшие на него, размахивая топорами, получили по стреле в грудь из темноты и рухнули замертво, не добежав нескольких шагов. Вокруг костра образовалась уже целая гора трупов. Ошарашенный Евсей отступил назад. Еще человек семь с саблями и топорами собрались вокруг него, озираясь по сторонам и не видя своих врагов. А татары все так же спокойно сидели на бревне, только было их всего пятеро. «Где остальные?» - пронеслось в голове у боярина.
        Из-за его спины показалось несколько воинов в доспехах, со щитами и мечами, став рядом.
        - Ну, чего задумался Евсей, - продолжал насмехаться Коловрат, - не устал еще своей головой жить?
        И вдруг в них полетели стрелы. Откуда-то из темноты, через головы крестьян с топорами, но очень метко. Двое рязанских ратников, справа и слева от Евпатия получили по стреле в грудь и рухнули как подкошенные. Он сам был хорошей мишенью и едва успел пригнуться, как стрела пронеслась мимо его лица, оцарапав щеку. Кровь полилась по бороде. Стрелы забарабанили по щитам воинов. В ответ рязанские лучники открыли огонь, но видели они только крестьян, по ним и били. Уложив троих, стали осыпать стрелами кузницу, стреляя на звук или шорох выстрела, но поразили кого или нет, было не видно. Обстрел чуть стих, но не прекратился.
        Татары тем временем повскакали со своих мест и, не вступая в бой, бросились к своим лошадям, смешавшись с крестьянами. Так что скоро уже было не разобрать, кто где.
        - Ах, вы уроды! - взвыл Евпатий и вскинул руку вперед. - А ну, догнать! Татары уходят!
        Уцелевшие ратники бросились в атаку и погоню за татарами. Но из-за ближнего дома, словно призраки из темноты, им наперерез вдруг хлынуло человек двадцать с саблями и кистенями невесть откуда взявшихся крестьян.
        - Бей рязанцев! - заорал вновь осмелевший староста, увидев почти трехкратное превосходство своих над нападавшими, и наконец-то сам ввязался в драку. - Режь людей княжеских!
        Он бросился на одного из ближних ратников и рубанул его топором, но тот успел прикрыться щитом и тут же отразил мечом удар другого топора. Он бился сразу с двумя крестьянами, и еще двое бежали к нему размахивая саблями.
        - Лучники! - рявкнул Коловрат трем бойцам с луками, что оказались рядом. - Ты и ты, бейте по кузнице, чтоб ни один татарин не ушел. Поранить можно, коня убить, но хотя бы двоих нужно взять живыми!
        - А ты, - он хлопнул по плечу третьего лучника, - прикрой нас, пока подмога не подоспела.
        Лучник кивнул и спустил тетиву два раза подряд, уложив на землю тех двух крестьян, что хотели помочь старосте. Получив по стреле в живот и шею, оба остались корчиться на земле. Но их тут же затоптали свои, бежавшие в атаку. Лучники из Рязани били в упор, останавливая на ходу эту лавину человеческих тел, в то время как немногочисленные ратники крутились в самой гуще, раздавая удары направо и налево наседавшим со всех сторон лесным жителям. Двое лучников, которым Коловрат поручил атаковать татар, едва могли выцеливать тех сквозь круговерть схватки, разыгравшейся прямо перед ними в полумраке. Они успели выпустить прицельно лишь несколько стрел, свалив двух степняков и поранив трех коней, прежде чем толпа крестьян начала их оттеснять назад. Остальные почти добрались до лошадей и сейчас отвязывали их, чтобы скрыться, но лучники продолжали их поливать стрелами, не давая этого сделать.
        - Темновато здесь, - сплюнул Евпатий.
        Отбив хлесткий удар сабли, ответным движением он вспорол живот одному нападавшему и проткнул горло второму, что замахнулся на него кистенем. Затем прыгнул к костру и, схватив горящее с краю бревно, забросил его на соломенную крышу ближнего дома. Крыша мгновенно занялась, осветив мерцающим светом еще не меньше дюжины саженей. Обрадованные лучники тут же ссадили с коней еще двоих татар, уже взобравшихся в седло. Но один из рязанских лучников вдруг сам упал, получив стрелу в бок. Евпатий бросил взгляд в ту сторону, откуда прилетела стрела, и заметил татарских воинов с луками, прятавшихся за кузницей. Они охраняли главного татарина, который никак не мог подобраться к коню, которого Коловрат заприметил еще до разговора с Евсеем. Староста между тем успел ранить топором в плечо одного рязанского ратника и замахнулся, чтобы добить его, когда тот упал на одно колено.
        Тогда Коловрат, подняв меч, бросился в самую гущу драки и успел перехватить удар старосты. А затем выбил у него из рук топор и рукоятью меча нанес мощный удар в лицо, смяв его и сломав нос предателю. Тот обмяк, залился кровью, повалившись на траву.
        - Вот и полежи пока, - сплюнул на него Евпатий, - после поговорим.
        Он подхватил с земли меч одного из убитых рязанцев и, яростно вращая сразу двумя клинками, бросился в атаку на восставших лесных жителей, которых виднелось уже не больше дюжины. Но и ратников он насчитал только трех, двое из них были к тому же ранены, да только одного уцелевшего лучника. «Где же Ратиша, черт бы его побрал», - подумал боярин, бросив нервный взгляд в темноту, но никого не разглядел.
        Вращая двумя мечами, Коловрат скосил одного за другим пятерых противников, отсекая без разбора руки, ноги и головы, прорубив себе наконец дорогу в кузницу. Остальных он поручил добивать ратникам, успев заметить, как погиб от стрелы последний лучник из его отряда. Но едва путь перед ним оказался свободным, боярин увидел, как пятеро оставшихся татар вскочили на коней и с присвистом поскакали в ночь.
        Опустив оба клинка вниз, Коловрат в бессильной ярости наблюдал, как добыча ускользает от него, почти достигнув спасительного мрака. Но тут вдруг случилось странное. С крыши едва различимого в кромешной темноте дома на них обрушилось несколько тел. Двое татар свалились с коней и заметались по земле, быстро схваченные и скрученные чьими-то сильными руками. Третий перелетел через шею собственного коня, которому подрубили передние ноги, и также быстро был прижат к земле. Лишь двоим удалось ускакать в ночь. Хотя вслед им полетело столько стрел, что Евпатий теперь не поручился бы за их жизни. Преследовать беглецов никто не стал. Не до них уже было.
        Троих татарских пленников, спеленутых по рукам и ногам сыромятными ремешками, вскоре притащили к костру и бросили боярину под ноги. Среди них оказался, к его пущей радости, и главный татарин, который рычал и плевался, как дикий зверь, осыпая русичей проклятиями на своем языке. Но после удара сапогом в живот умолк и присмирел. К тому времени подоспевшие люди Ратиши добили почти всех мятежных крестьян, а кого не успели зарубить, те разбежались по лесам. Впрочем, парочку восставших пограничных жителей, не считая старосты, тоже повязали. В кузнице нашли тюк с оружием, который еще не успели закопать, а может и не собирались.
        Окончив бой, Коловрат огляделся по сторонам и подсчитал потери. Оказалось, что рязанские ратники скосили здесь не меньше четырех десятков человек, если считать всех убитых без разбора. Но и сами потеряли больше половины отряда. Вместе с приказчиками их оставалось здесь всего девять человек, из которых трое раненых, к счастью легко. Еще двое ждали с лошадьми. А из временно рекрутированных воинов с кордона в живых осталось только двое. Взять татар тепленькими не вышло. Этих чертовых лесных жителей оказалось здесь слишком много.
        - Прости, сотник, - пробормотал Евпатий вполголоса, узнав о потерях, - не верну я тебе твоих людей.
        Подойдя к связанному по рукам и ногам старосте, валявшемуся у костра с расквашенным лицом, Евпатий пнул его ногой. Тот заскулил, как побитая собака.
        - Ну, что, сволочь, - присев на корточки, спросил его боярин, - помогли тебе твои татары?
        Староста повернул к нему свое окровавленное лицо, на котором были едва различимы опухшие и залитые кровью глаза, полные лютой ненависти, и промычал в ответ что-то нечленораздельное.
        - Ладно, не трудись, - махнул рукой боярин, - С нами в Рязань поедешь, там и расскажешь.
        Он встал и, посмотрев на своих людей, сгрудившихся вокруг него, приказал:
        - Раненых перевязать. Убитых ратников и пленных грузим на коней. Захваченное оружие тоже. Коней у нас теперь много… а позже подводу раздобудем. Уходим прямо сейчас назад к реке. Кто их знает, сколько тут еще по лесам этих мятежников прячется. К утру, авось, выйдем.
        Глава пятая
        Дорога домой
        В Рязань они прибыли рано утром, едва только стражники открыли городские ворота. Не радостный это был поезд. Впереди боярин со шрамом на щеке от стрелы, за ним изможденные приказчики и несколько воинов. На двух подводах лежали люди. На передней мертвые ратники, которых требовалось похоронить по православному обычаю. На другой связанные татары и староста из лесной деревни. И все же поход выдался на славу. Почитай, все, что задумал, успел выполнить боярин. Свои тайные вопросы решил благополучно, да еще делами государственными занялся не для отвода глаз, а самыми что ни на есть важными.
        Выходило, что по юго-восточным границам началась крамола. И без татар тут явно не обошлось. А это наводило на очень неприятные мысли, - раз татары уже начали засылать сюда своих лазутчиков, значит, готовятся к нападению. Кое-какие подробности Коловрат надеялся выспросить вскорости у захваченных в плен татар. Он уже по дороге пытался со старшим из них завести разговор по душам, но тот прикидывался, что по-русски не понимает, а только буравил его полным ненависти взглядом. И боярин решил не настаивать, отложив серьезный разговор до прибытия в Рязань.
        Прижившись в этом времени, он уже по своему опыту знал - разговор по душам гораздо лучше идет, если использовать для беседы каленое железо. Стоило пару раз приложить человека раскаленной железкой по причинным местам - какие только иностранцы не обнаруживали знания русского языка и не проявляли искреннее желание рассказать все о своих тайных планах. Впрочем, знал он это не столько по своему личному опыту, сколько от боярина Святослава, что был соседом Кондрата и ведал у князя Юрия «дипломатическими вопросами», а проще говоря, вел переговоры и устраивал дела со всякими инородцами. И дела эти далеко не всегда ограничивались «дипломатическим» общением. Иногда и каленое железо приходилось к этим отношениям присовокупить. А еще от воеводы Богдана, который по роду службы даже чаще, чем Святослав, имел дело с пленниками. Да и от самого князя Юрия, пожалуй. Тому вообще иначе никак было не решить некоторые государственные вопросы.
        В этот раз в Рязань въезжал поезд тысяцкого через Серебряные ворота, что находились аккурат у княжеского кремля. А князь спал мало и просыпался рано, ибо дела часто не ждали. Вот и в этот раз, не успел Коловрат поравняться с мостом, что вел мимо кремля и ворот княжеских в Средний город, где он сам обитал с женушкой своей ненаглядной, как из ворот выехал воевода рязанский Богдан, да еще с приказчиком Даромыслом. Словно всю ночь его здесь поджидали.
        «Вот принесла нелегкая», - напрягся Евпатий от предстоящего разговора, который он собирался заводить не раньше вечера, когда доберется до дома, обнимет жену с сыном, отдохнет с дороги, да еще с пленником успеет парой слов перекинуться, чтобы с легкой душой идти с рассказом к воеводе и князю.
        - Здрав будь, боярин! - приветствовал его Богдан, пристально разглядывая шрам на щеке, а потом мертвых ратников и связанных пленников на телеге. - Я смотрю, ты весело съездил, проверил кордоны дальние. Чем порадуешь?
        - И тебе не хворать, воевода, - слегка поклонился Евпатий, нехотя останавливая коня, - приказчику княжескому наш поклон.
        Даромысл кивнул в ответ.
        - Твоя правда, - неторопливо начал разговор боярин, старательно подбирая слова, чтобы не сказать лишнего, - поход выдался удачный, но многотрудный. Разумел я, что все легче будет, как прогулка, оттого и людей с собой много не взял. А вышло вон оно как.
        - А что же с тобой стряслось, Евпатий? - не отставал воевода, теребя бороду.
        - Пока проверял кордоны в верховьях Прони, Пары да Воронежа, случайно нарвался на отряд татарских разведчиков, что на наших людей торговых одежей походили. Решил их выследить, да случайно крамолу нашел среди своих людей, что татарам помогали. На дальних подступах это было, у самой Мокши почитай. Пришлось перетряхнуть это логово, да своих ратников при том потерял половину, больно много крамольников оказалось.
        - Татары?!!! - переспросил воевода, не поверив своим ушам. - Уже здесь?
        Едва услышав это слово, он подъехал к телеге с пленными, наклонился и сорвал шапку с одного из них, да так впился в него глазами, словно хотел испепелить. Пленный татарин даже отшатнулся от воеводы.
        - И верно, татары, - пробормотал ошеломленный Богдан, распрямляясь в седле. - Всех татар надо на кол сажать, так я разумею.
        «На Калке уже посадили один раз, не разобравшись», - хотел было возразить Евпатий, но сдержался. Ни к чему было сейчас спорить. Но неожиданно его поддержал Даромысл.
        - Обожди, воевода, - вступил в разговор княжеский приказчик, - поговорить с ним для начала надобно. Вдруг знает что. Князь тебе такой прыти не простит.
        Богдан обернулся к Евпатию и уточнил:
        - Говорил уже с ним?
        - Нет еще толком, - признался боярин. - Устал я с дороги. А тут подход нужен и терпение. Позволь омыться да отдохнуть хоть чуток. Три дня в пути. Опосля, к обеду, и явлюсь с докладом к нашему князю. А пленников могу сейчас в острог отвести, а могу и у себя в холодной подержать денек.
        - Князь уедет сейчас, да только завтра поутру вернется, - неожиданно сообщил ему радостную новость воевода. - Да и я с ним. Вот утром и привезешь к нам в кремль пленников для разговора. А пока у себя посади под замок. Да смотри, чтоб не утекли. Стереги крепко.
        - Не беспокойся, воевода, - ухмыльнулся Коловрат, у которого как гора с плеч свалилась, - я их уже который день за собой тащу. Не сбежали. И теперь не сбегут.
        На том и расстались. Даромысл с воеводой, проехав межградие, направились к Спасским воротам, а Коловрат свернул к себе домой в Средний город с приказчиками и пленниками. Правда, прежде наказав Ратише доставить мертвых ратников по домам да каждому дать на похороны.
        Перед тем как свернуть с главной улицы Среднего города к своему терему, боярин остановил на съезде с холма коня и окинул взглядом любимый город, в котором, несмотря на утренний час, уже кипела жизнь. Торговцы везли свои товары на рынок, прохожие пестрой толпой разбредались в разные концы по делам, а в церкви гулко звонил колокол. Услышав этот звук, Евпатий посмотрел сначала на Спасский собор, где крестили его младенца. Потом на едва различимые вдалеке купола Борисоглебского собора, от которого после недавнего землетрясения отломилась и рухнула вниз златоглавая башня с крестом, оставив после себя зияющую черную дыру и страх в душах людей от такого предзнаменования. Перекрестился и поехал домой.
        Заехав к себе на двор, где его встретили слуги, боярин бросил поводья конюху, которого звали так же, как и его в прошлой жизни, и велел отвести пленников в подземелье. Было в его тереме помещение, небольшое, но специально для дорогих гостей оборудованное на такой случай. Он все-таки не простым торговцем был, а служилым княжеским человеком, и надобность имелась.
        - Руки им не трожь, а ноги развяжи, пока не посинели, - приказал он охраннику, который уже собирался согнать пленников с телеги, - до места сами дойдут. Теперь уж не убегут. Да каждого за лодыжку там цепочкой пусть прикуют на всякий случай. Кликни в помощники кузнеца моего. Все приспособы там имеются. Ну, сам увидишь.
        Широкоплечий ратник кивнул, развязал сыромятные ремешки на ногах троих татарских пленников и старосты, а затем грубо подтолкнул к подземелью. Остальные воины выстроились полукольцом позади них, отсекая от ворот. Старший татарин медленно слез, осторожно встал на затекшие ноги и окинул цепким взглядом двор, в котором оказался, словно уже прикидывая, как отсюда сбежать. Коловрат перехватил его злой взгляд, но ничего говорить не стал. Решил, что позже обо всем переговорит. Время пока не пришло.
        - А этому я скоро лекаря пришлю, - добавил боярин, глядя на синюю и опухшую физиономию старосты, - пускай смажет да полечит чуток, а то не ровен час еще окочурится. До разговора с князем нельзя.
        Определив пленников на постой и выставив охрану, Евпатий отпустил приказчиков и наконец смог уделить время своей жене и ребенку. Несмотря на то что он управлялся с пленниками во дворе довольно долго, Лада не вышла его встречать. Это означало только одно: что она спит вместе с младенцем. Час был еще ранний.
        Догадка его быстро подтвердилась. Едва Коловрат вошел в сени и с грохотом опрокинул забытый кем-то из дворовых людей бочонок, как встретился лицом к лицу с Марфой - пышнотелой девкой в белом сарафане, расшитом на груди и рукавах красными узорами, - которая копалась в сундуках.
        - Тише вы! - яростным шепотом прикрикнула на него ключница, осторожно закрывая крышку сундука. - Барыня спит еще. Только что дите кормила и заснула.
        Коловрат не стал с ней спорить и даже пропустил мимо ушей такую дерзость от своей служанки, все ж таки она берегла покой его жены и сына. Жестом подозвав ее поближе, Евпатий велел приготовить себе баньку да принести еды в дальнюю горницу. Взмахнув косой, которая доходила ей едва ли не до пят, Марфа поднялась наверх и кликнула других слуг. А пока они выполняли желания хозяина, боярин снял походные сапоги и, осторожно ступая, все же пробрался в светлицу на втором этаже, где спали его жена и сын. Дверь отворилась бесшумно: после рождения сына он сразу приказал смазать все петли салом, чтоб не скрипели. Прокравшись внутрь, Евпатий осторожно подошел к самой пастели и замер над ней в умилении. На широких полатях, заботливо укрытые покрывалом, спали в обнимку его жена Лада и сынишка, прозванный в честь деда Гостомыслом. Красивая головка Лады с распущенными русыми волосами лежала на пуховой подушке, из расстегнутого одеяния едва высовывалась мягкая женская грудь, у которой и прикорнул ребенок, наевшись материнского молока.
        Евпатий потянулся было поцеловать спящую жену, - так он по ней соскучился в этом походе, - но удержался. Жалко ему стало Ладу, мог ведь разбудить. После родов женщина спит мало, все за дитем приглядывает, которое кричит непрерывно и есть просит. В такое время минута тишины на вес золота идет.
        «Пусть отдохнет, моя ненаглядная, - решил Евпатий, осторожно выбираясь из светлицы, спускаясь по лестнице и выходя на крыльцо, - потом поцелую, когда выспится. Время еще будет. А мне в баньку пора наведаться, а то что-то от меня русским духом сильно пахнет, почитай уже вторую неделю не парился по-человечески. Да и Ладушке со мной чистым миловаться будет куда приятнее».
        Перстень из пещеры запер в шкатулку и убрал подальше, как и кинжал. Скинув с себя походные одежды да попарившись вдоволь в баньке, Евпатий от души перекусил. Потом выпил медовухи, а поскольку Лада с младенцем все еще не просыпалась, то он и сам прикорнул прямо так, на лавке. Да не заметил, как его срубил богатырский сон. Приключения последних дней тоже даром не прошли. А проснулся он от того, что услышал рядом детское похлюпывание. Еле открыв глаза, больно глубокий сон с ним приключился, боярин сел на лавке и увидел, как его жена кормит младенца, сидя рядом с ним на той же лавке.
        - Выспался, родимый? - спросила Лада, не прерывая кормления. - А мы уж заждались.
        - Я давно тут, - как бы извиняясь, ответил Коловрат, потягиваясь и бросив взгляд за окно, где было уже полуденное время, - с утра самого. Но тебя не стал будить. В баньку пока сходил да сам покемарил.
        - Уже доложили, - кивнула Лада.
        - Даже знаю, кто, - усмехнулся боярин, - крепко тут твой сон охраняют.
        - А то, - согласилась Лада, бросив игривый взгляд на мужа, а потом на сына, - нам сейчас только спать да есть надобно. Спать да есть. Вот и вся жизнь.
        - Хорошо вам, - согласился боярин, - у меня вот иногда еще другие заботы случаются.
        - Это кто ж тебя так? - настороженно поинтересовалась Лада и, вытянув руку, погладила на щеке мужа глубокий шрам от стрелы. Розовый и распаренный после бани, он был хорошо заметен.
        - Да так, - отмахнулся Евпатий, вставая и подходя к окну, - приключилось кое-что в пути. На ветку налетел.
        - Да знаю я, на какую ветку ты налетел, - усмехнулась Лада, отрывая младенца от груди, который был этому совсем не рад и требовал продолжения трапезы, - этих веток у нас в холодной сейчас аж целый куст сидит. Того и гляди, разбегутся все.
        - Ничего от тебя не скроешь, - усмехнулся боярин, и добавил, поворачиваясь к жене: - Не разбегутся. Я этот куст крепко посадил. На цепочку. Но ты не бойся. Это ненадолго. Завтра же отвезу их к Юрию для разговора. Сегодня князь в отъезде.
        - Ну и хорошо, что в отъезде. Хоть домой смог заглянуть. На-ка вот, - протянула она ему младенца, - держи наследника, а я пока отлучусь.
        И запахнув одежды на груди, вышла из горницы.
        А Коловрат с нежностью взял в свои вытянутые руки сына и, придерживая хрупкую еще головку, стал его рассматривать. Как ни странно, но оторванный от груди младенец уже не кричал и не буйствовал. Напротив, оказавшись в крепких руках отца, он сразу затих и с удивлением в огромных серо-голубых глазах стал изучать этого незнакомого великана, что вдруг забрал его у матери. Великан был бородатый, но не страшный. Младенец это почувствовал сразу и оттого вдруг улыбнулся, протянув к нему свою ладошку, чтобы потрогать.
        - Что, не узнаешь бородатого дядьку? - усмехнулся боярин, переместив его на локоть и взяв двумя пальцами за ладошку. - Конечно, видишь ты меня не часто. Но я отец твой, Евпатий Коловрат. Хошь верь, хошь не верь. Вот такие дела.
        Услышав голос великана, младенец еще больше осмелел и дернул его за бороду. А потом вообще раздухарился и стал махать руками, заливаясь громким смехом. На шум прибежала испуганная Лада в сопровождении кормилицы и ключницы Марфы, но, увидев, в чем дело, сразу успокоилась.
        - Возьми дите, - приказала она кормилице, когда Евпатий наигрался с сыном, - и оставьте нас.
        Едва только ключница и кормилица с сыном, закрыв за собой дверь, вышли, Лада бросилась на грудь мужу и одарила его таким долгим поцелуем, что Коловрат чуть не задохнулся.
        - Соскучилась по тебе, - просто сказала она, дав ему наконец-то набрать воздуху.
        - А я-то как соскучился, Ладушка, - прошептал Евпатий и, подхватив жену словно пушинку на руки, направился в сторону двери, ведущей в спальню, - ты себе и не представляешь.
        Глава шестая
        Разговор с каленым железом
        К вечеру, отдохнув и намиловавшись с женой, Евпатий воспрял духом и был снова готов на великие дела. Время было еще не позднее, и он решил лично переговорить с пленниками, попытаться что-нибудь выведать еще до завтрашнего разговора с князем. Евпатий надеялся добыть важную тайну, если повезет, и преподнести ее рязанскому князю в оправдание своего набега на пограничное селение лесных жителей собственного княжества. Хотя и не чувствовал за собой никакой вины, даже наоборот, причин для того было более чем достаточно. Одни пленные татары, с коими войны еще не было, чего стоили. Не говоря уже о разрытых схронах с оружием для будущей смуты.
        В общем, Коловрат был уверен, что, как правая рука воеводы и человек государственный, он поступил верно. Обнаружил и пресек смуту в зародыше, за это князь его только похвалить должен. «Хотя, - по зрелом размышлении решил боярин, - всю смуту я, конечно, не повывел. Только обнаружил, да и то случай помог. Для порядка в эти гнилые места надо бы еще разок наведаться, да с хорошим войском, чтобы прошерстить всю округу. Неизвестно, сколько там еще таких схронов осталось да деревень, готовых татар поддержать и нас на ножи поднять в случае вторжения. Вот об этом и надо для начала со старостой и дружком его степным переговорить. Но не здесь».
        Евпатий решил не пугать жену лишний раз - вдруг собеседник слишком громко беседовать начнет, еще дите напугает - и провести разговор в кузнице, где имелись для того все необходимые приготовления. А потому велел слугам по-тихому разыскать Ратишу и прибыть на боярский двор с десятком воинов для надежности. А приказчикам наказал ехать немедля в кузню да освободить ее на весь остатний вечер от работ всяких.
        - Скажи, чтобы Храбр с подмастерьями до утра домой шли, отдыхать, - благо работы у них сейчас не много. Но за потерянное время все равно плату им дай. А Кузьма один пусть меня ждет, помощь его потребуется.
        - Так за что же им платить, - попытался было возразить Захар, - ежели они все равно дурака валять будут. Лишних денег у нас нет.
        - Не жмись, - приказал боярин, - сказано заплатить, значит плати. Хотя бы по-среднему. Тут дела государственные, а это важнее прибытка.
        Приказчик поворчал немного, но отправился выполнять приказание. А когда прибыл Ратиша с дружинниками, то боярин уже был готов к отъезду. Одет как положено в городе - надел рубаху дорогую и штаны, расшитые золотом, на ногах сапоги сменил на другие, короткие из коричневой кожи, да ферязь сверху натянул с рукавами, как у всех бояр, необъятными. Шапку богатую с мехом на голову - осень уже, прохладой тянуло по вечерам. Да подпоясался поясом раззолоченным, где на пряжке красовались изумруды. Оружие брать не стал. Только из похода, да охраны хватало. И вместе с Ратишей, осторожно ступая по лестнице вниз мимо спальни, чтобы ни одна ступенька не скрипнула, вышел на улицу. А там обогнул терем и тише мыши пробрался в холодную.
        - Всех брать? - деловито осведомился начальник охраны, посветив себе факелом, чтобы разглядеть прикованных к столбам пленников в подземелье с таким низким потолком, что рослым воинам приходилось сгибаться почти вдвое.
        - Нет, - решил боярин, - бери вот этого, с распухшей рожей. И еще вон того татарина, что на нас злобно смотрит из угла. Остальных пока здесь оставь, позже с ними пообщаемся.
        Упиравшихся пленников - что почуяли неладное - приголубили парой ударов, чтобы стали помягче, отцепили от столбов и, опять связав им ноги, поволокли на телегу, что уже ждала у ворот. Бросив как мешки с соломой, повезли в кузню, стоявшую на отшибе.
        Ехали по тряской дороге быстро, ничуть не заботясь об удобстве пленников. Оставив позади Спасские ворота, скоро оказались в Столичном городе, с мастерскими и лавками ремесленников, кое-где в которых еще шла торговля или другая рабочая суета. На развилке улиц свернули налево, к Исадским воротам, и вскоре достигли края большого оврага. Этот овраг проходил сквозь пустую городскую землю огромной трещиной, а дальний его конец упирался в крепостную стену. Здесь к нему выходили задние дворы многих рабочих строений, в том числе и кузнечные цеха рязанского боярина. Почти из каждого валил дым вперемешку с паром, но людей вокруг в этот час видно почти не было. Уже смеркалось, когда телега с пленниками и охраной, скрипнув колесами, остановилась рядом с кузницей.
        - Прибыли, - доложил Ратиша, останавливаясь. - Куда их?
        - А вон, кузнеца видишь, - указал Евпатий на здоровенного чумазого мужика в кожаном фартуке, с ручищами как у заправского лешего, что вышел им навстречу из ворот. - Вот ему отдай. Он знает, куда.
        Подъехав чуть ближе, Евпатий приветствовал и кузнеца.
        - Будь здрав, Кузьма, - проговорил Коловрат, почти с наслаждением вдохнув дымно-смоляные запахи кузницы.
        - И тебе, боярин, не хворать, - осклабился кузнец, вытирая закопченные руки о фартук, - приказчик твой внутри дожидается.
        - Принимай дорогих гостей, - сообщил Евпатий, как бы невзначай оглянувшись по сторонам, но лишних наблюдателей не заметил, - да определи их на постой. Говорить будем.
        - Это можно, - ничуть не смутился Кузьма, беря под руки вместе с дружинником первого пленника, которым оказался староста из лесной деревни. - Захар предупредил. У меня уже все готово.
        Кузнец с помощниками затащил пленника вглубь пустой кузни. На пороге их повстречал и сам Захар, молча застывший у стены. Не обращая на него внимания, кузнец поволок пленника туда, где в углу стояла конструкция, похожая на два мощных деревянных столба с поперечной перекладиной, или скорее барабаном, на которой была намотана цепь. Сбоку от барабана виднелась ручка, как у колодца, а длинная цепь тянулась вверх к кованой металлической петле, вделанной в потолок наподобие блока, и через нее уже свешивалась вниз почти до самого пола. На конце петли имелся острый крюк, при виде которого староста из лесной деревни задрожал.
        - Ироды, - прохрипел он, задергавшись в руках своих конвоиров, - что творите?
        Кузнец и охранник, не обращая внимания на его стоны, развернули старосту спиной, сорвали с него рубашку, оголив, и просунули крюк между ладоней, связанных ремнем. Затем Кузьма слегка провернул ручку, и староста чуть приподнялся в воздух, повиснув над полом со связанными сзади руками. Его подъем сопровождался хрустом в суставах, отчего староста взвыл и стал поливать проклятиями боярина, рязанского князя и всех его прихвостней, хотя порой было трудно разобрать, что он говорит, из-за разбитого рта.
        - Ну, слава богу, а то я думал, ты уж говорить никогда не сможешь, - удовлетворенно кивнул Евпатий, останавливаясь напротив, - боялся, что рот тебе совсем на сторону свернул, паскуда. Помогла, значит, мазь знахарская.
        Коловрат приблизился на один шаг к дыбе и добавил:
        - Ты мне собирался кишки выпустить и до сих пор еще жив. Так что можешь благодарить пока, что я тебя не сразу за ребро подвесил.
        - А с этим что делать, Евпатий Львович? - уточнил Ратиша, кивнув на татарина, которого держали двое дружинников.
        - Этого к столбу привяжи пока. Вон туда, напротив, - приказал боярин, указав в сторону, где чуть поодаль стоял еще один столб, тоже с приспособлениями, но попроще. - Пусть смотрит и соображает, пока до него очередь дойдет.
        Когда ратники заломили татарину руки вверх, он попытался вырваться, но не смог и в бессильной злобе лишь плюнул одному из них в лицо. В ответ ратник приложил его головой об столб, расквасив нос в кровь, а затем закончил дело, подвесив его на торчащий крюк за руки. Но цепи здесь не было, и над полом его никто пока не поднимал, поэтому пленник просто был прикреплен к столбу со связанными руками и ногами.
        - Эй, полегче с ним, - нехотя приказал Евпатий, - пригодится еще.
        Временно позабыв о татарине, боярин велел принести кузнецу раскаленный прут. Кузьма неспешно дошел до мехов, устроенных в десяти шагах. В них давно уже полыхал огонь, в глубине потрескивали угли, а на краю лежала раскаленная заготовка. Надев рукавицы, Кузьма вытащил прут из огня и медленно вернулся к пленнику с дымящимся железом.
        - Начинай, - сделав знак Захару, Ратише и всем дружинникам выйти на улицу, приказал боярин, не задав еще ни одного вопроса пленнику.
        Кузнец осторожно ткнул качавшегося на цепи старосту каленым железом под ребра. Металл с шипением вошел в плоть, а староста издал дикий вопль, разнесшийся по кузнице, и завертелся из стороны в сторону, словно хотел соскочить с крюка.
        - А теперь давай говорить, Евсей, - стал серьезным боярин, - давно ли с татарами стал дружить? Что они тебе обещали за помощь против князя рязанского? Много ли вас таких в лесу?
        - Ненавижу тебя, собака! - заорал Евсей. - Всех вас, рязанцев, ненавижу.
        - Чем же тебе так рязанцы не угодили? - уточнил Евпатий.
        - Вы отца моего убили. До вас мы свободно в лесу жили, вольно, а теперь дань должны платить князю.
        - Тут уж ничего не поделать, - пожал плечами боярин, - на то воля князя. Все платят. А ты думал, чудак-человек, что татары с тебя дань брать не будут? Что они тебе обещали?
        Но Евсей вдруг замолчал, перехватив взгляд татарина, болтавшегося на столбе напротив. Заметив это, Коловрат подал знак Кузьме, и тот повторил внушение, проведя раскаленным прутом по ребрам еще раз, но подольше. Евсей дернулся так, что чуть не вывернул себе суставы в плечах, и вновь заорал благим матом.
        - Иркен сказал, что если мы им поможем, то будем свободно жить! - зашептал староста. - Дань платить никому не будем.
        - А ты и поверил? - усмехнулся Коловрат, бросив взгляд на татарина, который отвернулся в сторону, сжав зубы. - Да они с тебя первого три шкуры драть будут, опосля того, как ты своих предашь. Они вас, дураков, используют, а потом в рабов обратят, или воевать заставят дальше с такими же русичами, как вы. И закончится твоя вольная жизнь. Вспоминать еще будешь, как при князе жил. Небо с овчинку покажется[2 - В древности провинившихся в наказание сажали в глубокую яму. Заключенный мог видеть оттуда лишь небольшой кусок неба, размером в овечью шкуру (с овчинку). И то, что на самом деле было большим и необъятным, становилось маленьким.].
        Евпатий сделал пару шагов в задумчивости возле дыбы и вернулся на прежнее место, словно соображая что-то.
        - А друга твоего степного, значит, Иркен, зовут? Хорошо. А как он с тобой разговаривал? Ты по-татарски говорить в лесах научился или он по-нашенски знает?
        - Он по-нашенски говорит, - выдавил из себя староста, на ребрах которого уже запеклась кровь. - Мне до встречи с ним было незачем их разговор понимать. Он сам к нам пробрался и завел разговор о свободе от князя рязанского, которую нам хан даст, если поддержим его, когда придет.
        За спиной Коловрата на соседнем столбе послышались проклятия на татарском языке. Иркен, похоже, отлично понимал, о чем беседуют боярин и его знакомец.
        - А вы и рады, дружков нашли, - кивнул боярин, не обращая внимания на Иркена. - Знал, на что давить. И когда, он сказал, придет хан?
        Евсей замолчал на мгновение, но увидев движение руки боярина, которым тот подзывал кузнеца с раскаленным железом, вдруг появившемся прямо у его лица, затараторил как мог быстро.
        - Не знаю я, - едва не захлебнулся слюной староста, - намекал, что скоро. Может, в конце осени. Он всегда туману напускал, а помощи требовал много. Это вы у него спросите!!!
        - Спросим, - довольно проговорил Евпатий, - обязательно спросим. Только прежде ты мне скажи: много оружия в лесах уже закопано? Это ты и сам знать должен, ты же вроде старший в своем племени.
        - В нашем племени сотни на три бойцов хватит, - копья, мечи, топоры. У нас с десяток деревень готовы вооружиться, когда придет час, - едва не харкнул староста, - места покажу. Да у соседей еще не на одну сотню наберется. А дальше по границам, может, и еще с кем договорились. Мне неведомо.
        - Ты смотри, какие они шустрые, - удивился боярин, даже смерив уважительным взглядом Иркена. - И что от тебя хотел твой друг?
        - Чтобы мы на кордоны напали по первому зову и спалили их. Потом из леса отряды ваши терзали. А когда придут татары, броды через реки им назвали лучшие и проводников дали, чтобы конница быстрее до Рязани могла дойти в обход главных сил княжеских. Даже карту свою показывал, на коже выжженную. Я такой никогда и не видал ранее. Броды я ему назвал в нашей местности все, какие знал, да только половина из них на той карте уже была отмечена.
        - А ты думал, - усмехнулся боярин, вновь оглянувшись на татарина, который так и смотрел в сторону, но на его щеках играли желваки. - Не с тобой одним он, видать, дружбу завел да речи прелестные говорил. Таких предателей, как ты, на Руси, еще немало отыщется.
        Скрестил боярин руки на груди и призадумался надолго. Затем, поразмыслив, сделал знак Кузьме отодвинуться со своим железом от пленника и сказал:
        - Ну что, Евсей, порадовал ты меня. Кое-что полезное сообщил. Для прощения маловато, но жизнь свою продлить чуток сможешь. Хотя бы до завтра, ибо сам князь с тобой, возможно, разговаривать будет. Если захочет, конечно.
        Он отступил на шаг и подал новый знак Кузьме, который уже отнес свою раскаленную заготовку обратно на мехи, - подогреть, чтоб не остыла.
        - Закончим с тобой пока, - сообщил боярин, - сейчас я с твоим другом беседовать буду. А ты пока на его месте повиси, отдохни.
        Услышав эти издевательские слова, староста все равно не смог сдержать вздох облегчения. Между тем Кузьма кликнул одного из ратников, и они стали снимать измученного старосту с цепи, опустив сначала на грязный пол, где он едва не потерял сознание. Затем оттащили тело в полуобморочном состоянии в сторону столба, а его место на дыбе занял вертевшийся, как змея, татарин. Обмякшего старосту, как и приказал Евпатий, за связанные руки подвесили на крюк к столбу, для пущего внушения оставив наблюдать за разговором со стороны.
        - Значит, тебя зовут Иркен, - глядя на вертевшегося татарина, спокойно проговорил боярин и даже слегка вздохнул, словно ему вдруг стало грустно. - И ты меня отлично понимаешь, как я вижу.
        Евпатий помолчал мгновение, изучая вытянутое лицо пленника, и продолжил:
        - Устал я уже, дорога была дальняя. Да ты это и сам знаешь. Ночь на дворе почти. Так что перейду к самому главному.
        Боярин сделал паузу и спросил:
        - Когда на Русь придет твой хан?
        Татарин прорычал что-то сквозь стиснутые зубы на своем языке и отвернулся, словно не желая разговаривать с Коловратом.
        - В молчанку играть задумал, - кивнул боярин. - Хорошо. Раз тебя разговор с Евсеем не впечатлил, и думаешь, что ты парень крепкий, можно иначе. Не будем зря воздух сотрясать.
        Он махнул рукой, и Кузьма воткнул в ребра татарину раскаленный прут. Татарин вздрогнул, но промолчал. Его лицо побагровело, со лба заструился пот, но он молчал. Тогда Кузьма, не отрывая, пару раз провернул этот прут в руках, наматывая на него кожу и куски обугленного мяса. И чуть поднажал, так что прут как в масло стал погружаться в грудь пленника. Это длилось довольно долго, но в конце концов рот татарина раскрылся, и кузницу огласил дикий вопль, от которого у боярина в ушах даже зазвенело. А потом - когда кузнец в фартуке отступил на шаг - пленник начал говорить.
        - Придет… - захрипел, коверкая русские слова татарин, но довольно чисто, глядя в глаза Евпатию, - придет великий хан Бату с несметной силой… и раздавит вашего князя Юрия своим сапогом… как навозного жука. В пыль сотрет, в порошок… а всех остальных как дикий зверь разорвет на куски. Возьмет в полон жен и детей ваших и будет насиловать их и пытать страшной пыткой, а потом предаст лютой смерти. Сожжет все ваши города и села. И утопит Русь в крови. Вот тогда живые позавидуют мертвым!
        - Когда придет? - ничуть не впечатленный угрозами, повторил вопрос боярин, едва пленник замолчал, уронив голову на окровавленную грудь. - Когда придет на Русь твой хан Бату? Осенью, зимой или в будущем году? Говори, падаль!
        Он даже схватил бесчувственного пленника за волосы и встряхнул, но татарин молчал, закатив глаза.
        - Карта твоя с бродами где? - пробормотал Евпатий, уже понимая, что тот его не слышит.
        Наконец, отпустил волосы татарина, вытер руку о штаны и отступил на пару шагов от дыбы.
        - Похоже, перестарались мы немного, - сказал боярин, в недоумении поглядев на Кузьму. - Убери-ка пока свой прут да притащи холодной воды. Окати его хорошенько. Посмотрим, жив али как.
        Кузнец отнес раскаленную заготовку к мехам, вышел наружу и вскоре вернулся с деревянным ведром. Размахнувшись, окатил болтавшегося на цепи пленника. Едва холодная вода потекла по измазанной грязью и кровью спине, татарин задергался и застонал.
        - Живучая сволочь, - едва ли не с радостью пробормотал Коловрат. - Ладно, хватит на сегодня. А помрет еще, потом перед князем не оправдаюсь.
        Боярин бросил взгляд на второго пленника, - обмякшее тело старосты тоже висело на столбе безжизненной тушей.
        - Снимай обоих, - приказал он Кузьме, - зови Ратишу и грузите в телегу.
        Когда в помещение вошел Захар, вместе со всеми ожидавший снаружи, Коловрат добавил:
        - Разыщи немедля лекаря, и пусть срочно их попользует. Авось до завтра доживут. Оставим князю для забавы.
        Но на этом события долгого дня не закончились. Проезжая под охраной ратников через хорошо знакомую развилку дорог, откуда вели пути не только домой к боярину, но и сквозь обширные кварталы Столичного города к Ряжским, а также Исадским воротам, группа всадников Коловрата поравнялась с постоялым двором. Возле него, несмотря на поздний час, когда все православные уже готовятся отойти ко сну, собралась довольно большая толпа ремесленных людей и бедноты, кормившихся, судя по одежде, самыми разными промыслами. Работных людей было так много, что они даже запрудили все подходы к постоялому двору, почти преградив путь конным.
        Коловрат не был настроен выяснять, по какому поводу случилось это собрание, и поднимать сейчас лишний шум, разгоняя народ. А потому сбавил ход и ехал шагом за спинами своих ратников, которые прокладывали дорогу ему и телеге с пленниками, продавливая толпу грудью своих мощных коней. Но даже те, кого они грубо оттесняли с дороги, не обращали на своих обидчиков особого внимания, поскольку были увлечены речью какого-то мужичка в сером кафтане с длинной бородой. Мужичок этот забрался на телегу, что стояла распряженной у самого въезда во двор, и оттуда что-то бойко, с повадками заправского бирюча[3 - Бирюч - так назывался глашатай в Древней Руси, вплоть до времен Петра Первого. Он объявлял на улицах о княжеских решениях и новых постановлениях, а также контролировал их выполнение.], рассказывал собравшимся. Погруженный в свои мысли Коловрат, не приглядываясь, даже сначала так и подумал, лишь слегка удивившись, отчего это князь поручил довести до народа новости в столь неурочный час. На дворе был уже поздний вечер, сумерки сгущались, но из окон постоялого двора, на первом этаже которого располагалась
едальня, падал тусклый свет, достаточный, впрочем, для того, чтобы собравшиеся могли видеть речистого мужика.
        - …так вот, - долетело до Евпатия, когда он уже почти миновал запруду из людских тел, - истинно говорю вам, люди, скоро придет на нашу землю великий вождь степной с несметной силой, которой нет на всем свете сильнее, и раздавит нас и князя нашего Юрия, как навозного жука!
        Услышав это, боярин резко осадил коня и остановился, с неожиданным интересом взглянув на самозваного «бирюча». А мужик поправил шапку, воздел руки к темному небу и провозгласил:
        - В пыль сотрет нас, несчастных, за грехи наши! Возьмет в полон жен и детей, если будем противиться его воле. Как зверь дикий набросится и разорвет на куски! Русь в крови утопит. Пожгет Рязань и села окрестные!
        Завороженная толпа, краев которой уже нельзя было различить в темноте, загомонила. А «бирюч» продолжал сеять панику.
        - В позапрошлом годе вы все видели звезду кровавую в небе - это нам знак свыше Господь дает! Нельзя противиться воле степного хана. Все народы, что на востоке живут, уже покорились ему без боя и живут теперь в мире. Наш черед скоро настанет. Если хотим дома наши спасти, надо открыть ворота…
        «Где-то я все это уже слышал», - припомнил Коловрат, а уловив продолжение речи, быстро принял решение.
        - Эй, Ратиша, - позвал он вполголоса, - а ну-ка, прихватите мне этого балабола. Только тихо, без лишнего шума, чтобы не спугнуть.
        Конные ратники развернулись и стали с двух сторон обходить в темноте телегу, осторожно отсекая толпу и приближаясь к вещавшему мужичку. Но тот оказался не так прост. Едва завидев силуэты княжеских дружинников, двигавшихся в его сторону, «бирюч» последний раз взвизгнул:
        - Истинно говорю вам, люди, нельзя противиться степному царю, если жизни свои спасти хотите! Бежать надо или покоряться!
        И вдруг, развернувшись, резво спрыгнул с телеги и пропал, затерявшись в темноте, среди выходившей из едальни толпы подмастерьев. Ратники, пришпорив коней, прорвались сквозь народ и перевернули вверх дном весь постоялый двор, но никого не нашли.
        - Утек, - доложил вскоре вернувшийся Ратиша. - Как сквозь пальцы ушел.
        - Ладно, - кивнул расстроенный боярин, - поймаем. Чует мое сердце, что это не последний «бирюч». Знать, не только по лесам окраинным вся эта нечисть ошивается. Уже и к нам в дом полезла.
        А, повернувшись к загомонившему народу, привстал на стременах и крикнул:
        - Вы чего уши развесили, легковерные? Я боярин Евпатий Коловрат, тысяцкий нашего князя Юрия. Вас дурят на чем свет стоит, а вы и рады. Помните: вами правит сильный князь, и он вас защитит! Никакой степной зверь ему не страшен. По домам расходитесь. А если еще где появится такой же брехун, приказываю его изловить и привести ко мне или к воеводе для суда. Он будет предан лютой смерти за то, что подбивал вас на бунт. А от меня еще и награда выйдет.
        Люди стали расходиться, покачивая головами. Но долго еще по углам висел глухой ропот толпы.
        Глава седьмая
        Черная кошка и козни дьявола
        Ночью слегка подпорченных пленников вновь пользовал знахарь, и к утру они пришли в себя, хоть и стонали оба. Один в голос, другой сжав зубы.
        - Ну, слава тебе, господи, оклемались. Будет, что князю предъявить, - выдохнул с облегчением боярин, осмотрев свои стонущие трофеи в холодной, и махнул рукой охранникам. - Ратиша, грузите всех на телегу. Пора князя навестить с подарками. Да целых татар тоже не забудьте, может, добавят чего интересного.
        По дороге в княжеский терем отряд Коловрата обогнал медленно бредущую в ту же сторону группу странствующих монахов - человек семь, - в мешковатых рясах почти белого цвета и накинутых на голову черных накидках с капюшонами. В руке у каждого болтался небольшой туесок, не то из коры, не то из дерева, с прорезью в крышке для монет, подвешенный на куске грубой веревки за руку. Шли они босиком, да и рясы у всех были какими-то оборванными. В общем, если бы не одеяние, странствующих монахов вполне можно было спутать с нищими, живущими подаянием.
        «Это еще что за заезжие проповедники? - удивился про себя Коловрат, невольно отметив, что монахи явно не были православными. - Чего им здесь надобно?» Но боярин спешил на встречу с князем, а потому, чуть придержав коня, вновь наподдал ему по бокам и не стал долго рассматривать бредущих по дороге путников. Мало ли кто в Рязани бывает, город большой. Со всем миром торгует и сношения имеет. От Европы до Византии и отдаленных стран азиатских. Может, проездом куда следуют. И все же какое-то странное предчувствие, что не зря он встретил этих монахов, закралось в его душу.
        Прибыв рано поутру на княжеский двор с телегой, загруженной пленниками до верху, и дюжиной охранников, Коловрат был удивлен неожиданным скоплением народа в этот неурочный час. Преодолев мост и едва въехав сквозь охраняемые ворота в кремль на холме со своим ценным грузом, он обнаружил там боярина Святослава в раззолоченном ферязе с тремя помощниками, одним из которых был толмач Веденей. Коловрат его помнил, довелось уже участвовать в нескольких встречах с иноземцами по воле князя. Рядом он узрел двух священников из ближайших помощников епископа рязанского. Самого епископа, впрочем, не было. Затем разглядел воеводу Богдана, сотника Наума и две дюжины ратников под его началом, выстроенных у входа. Да еще в глубине двора несколько княжеских холопов. Приказчика Даромысла не нашел взглядом.
        «Интересно, - подумал Коловрат, разглядывая собравшихся и поневоле пытаясь разгадать загадку скопления людей, - на кой черт столько народа здесь собралось, кого встречают? Приказчика нет, значит, не торговых гостей. Зато есть боярин Святослав, переговорщик с иноземцами, священники, да еще толмач в придачу. Ну, воевода всегда для порядка нужен. Гостей иноземных ждут, что ли? Ну не меня же с пленниками так встречают».
        - Будь здрав, боярин, - сказал Коловрат, слезая с коня с помощью своего слуги и обнимая по боярскому обычаю Святослава.
        - И тебе не хворать, соседушка, - ухмыльнулся в бороду Святослав, впрочем, без особой радости.
        Евпатий давно заметил, что Святослав человек себе на уме. Впрочем, при его должности это было нормально. Должен был боярин в людях разбираться и тайны княжеские хранить. Потому даже друзей близко не подпускал, а Коловрат ему и не был близким другом, хоть и роду боярского да из богатеев знатных. Только соседом, с которым виделись они лишь у князя по делам да на пирах. Но и там Святослав меду пил немного и особо не откровенничал.
        - Ты какими судьбами здесь? - поинтересовался Святослав.
        - По приказу воеводы, - кивнул Евпатий стоявшему чуть поодаль Богдану, - привез пленников, что в недавней поездке захватил. Велено было их сегодня утром князю представить для разговора.
        - Аж к самому князю? - усмехнулся Святослав. - И кого же ты там поймал? Черта, что ли?
        - Почти, - не торопился обижаться Коловрат, - татар захватил, что по нашим землям в чужом обличье шастают да народ баламутят. Ну и еще одного из предателей.
        - Татар? - сразу перестал смеяться Святослав и внимательно пригляделся к пленникам, на рубахах которых виднелись кровавые подтеки. - Да ты, я вижу, побеседовал уже с ними? Живы хоть?
        - Побеседовал немного для порядка, - начал оправдываться Коловрат, - чтоб не с пустыми руками являться ко двору княжескому.
        - Узнал что? - понизил голос боярин, сделав даже полшага вперед.
        Но в этот момент по толпе собравшихся на крыльце пронесся приглушенный ропот, и боярин умолк, а Коловрат, обернувшись, с удивлением заметил, как в ворота княжеского кремля, истово крестясь во все стороны, входит группа тех самых странствующих монахов, которых он едва не принял за нищих.
        - Это чего, - удивился Евпатий, невольно покосившись на помощников рязанского епископа, которые, узрев прибывших, развернулись и ушли внутрь, едва не плюнув на землю, - этих гостей, что ли, ждете?
        - После договорим, боярин, - прекратил разговор Святослав, возвращаясь назад, - тут другие дела начинаются.
        - Уводи своих пленных в холодную к князю, - приказал воевода Богдан, махнув рукой в сторону телеги, - да побыстрее. А сам потом в палаты приходи. Если Юрий дозволит. Разговор твой позже будет.
        Коловрат молча кинул не стал вдаваться в лишние расспросы. По его знаку ратники выдернули пленников из телеги и быстро уволокли в левое крыло терема, где имелся ход под землю, уже хорошо знакомый боярину. Не раз там бывал по службе. То с князем, то с воеводой. Подвесив пленников к столбам, Евпатий оставил их там под охраной, а сам по тайной лестнице, что вела в княжеские палаты, быстро поднялся наверх. Он пока не понимал, что происходит, и очень хотел поприсутствовать на встрече князя и странных нищих монахов, которых здесь встречали с таким почетом. «С чего бы Юрию, князю рязанскому, принимать таких нищебродов? - удивлялся Евпатий, перескакивая со ступеньки на ступеньку и придерживая меч, чтобы не хлестал по ногам. - Да еще не православных. И помощники самого епископа здесь, хотя и без него. Видать, тут какая-то политика намешалась. Надо бы узнать, в чем дело. Авось, князь дозволит».
        Оказавшись у входа в палаты, где князь Рязани обычно вел переговоры с иноземцами, Коловрат понял, что еще не опоздал. Странствующих монахов не было, значит, встреча не началась. Сам Юрий сидел на почетном месте в парадном облачении, как будто принимал важных послов, а по правую руку от его резного раззолоченного трона стоял боярин Святослав с толмачом и помощниками, что-то быстро нашептывая в ухо князю. Никакого стола с яствами перед собравшимися не было, значит, разговор предстоял хоть и важный, но не располагавший к дружеской застольной беседе, а значит, и не очень долгий. Так, во всяком случае, подумалось Евпатию.
        По левую руку от Юрия виднелись воевода Богдан и люди епископа рязанского. Перед князем, на полшага в сторону и за спиной, расположилось не меньше дюжины охранников, рассредоточившись. Они были здесь всегда, сколько бы гостей ни прибыло, разве что князь сам их удалял в силу секретности разговора и доверия к гостю.
        Пройдя сквозь охрану, которая по знаку князя пропустила его внутрь, Коловрат приблизился к Юрию.
        - Здравствуй, Евпатий, - приветственно кивнул ему князь, - рад видеть. Наслышан уже от воеводы и Святослава про твои подвиги. Ну, раз и ты здесь, тоже зайди, послушай, о чем эти заезжие проповедники толковать будут.
        Коловрат хотел ответить, но не успел.
        - Не нужно было, князь, их и вовсе принимать, коли епископ в отъезде, - неожиданно подал недовольный голос один из священников, - не православной веры они. Нечего и слушать. Одно слово - папежники[4 - Папежники - так на Руси презрительно называли последователей римского папы, католиков.].
        - Кто же знал, что епископ в отъезде будет, когда эти доминиканцы явятся, - ответил князь, хмуро поглядев на священников.
        - Так, может, они специально подгадали так, чтобы к тебе напроситься, - продолжал гнуть свою линию священник, - прознали, что епископ уедет.
        - Может, и так, - ответил спокойно князь, - так что с того?
        - Был бы епископ на месте, может, и отговорил бы тебя вовсе принимать их, - пробасил священник. - К чему лишние разговоры с папежниками? От них одно лукавство исходит, на которое многие слабые духом соблазняются. Вон какая смута по краю Новгородского княжества творится от их речей. Кровь льется.
        - Лукавство в окрестностях Новгорода не токмо от речей творится, но и от мечей братьев-рыцарей орденских, - ответил князь Юрий. - Хотя прав ты в главном, с речей прелестных все начинается. Но идут эти папежники из самого Владимира от великого князя да с его разрешения. Удивляюсь я такому добросердию великого князя нашего к латинянам, а потому особливо нам послушать надо, чего хотят, хоть и без епископа. Вера наша православная слабее оттого не станет.
        Священник еще что-то недовольно пробурчал что-то себе под нос и умолк.
        - Иди, Евпатий, - приказал князь поневоле застывшему возле него боярину. - Вон там в уголке посиди. А потом и с тобой, даст бог, потолкуем. Есть о чем.
        Евпатий поклонился и молча проследовал в угол помещения, пристроившись за деревянной колонной, искусно украшенной позолотой и узорами. Рядом с ней, в глубокой нише у окна, узкой бойницей тянувшегося к потолку, стояла небольшая лавка с резными ножками и сидушкой, расшитой золотой нитью. Оказавшись за спинами собравшихся в княжеских палатах, боярин вполне мог и присесть. Но остался стоять, все-таки неловко было перед охранниками, что смерили его подозрительным взглядом. Лишь скрывшись за колонной на всякий случай, чтобы никто из прибывших его в лицо не увидел до срока. Мало ли как жизнь повернется, - среди монахов тоже шпионов римской веры было немерено. Поди разбери, кто из них честно Богу молится, а кто бродит по дорогам Руси, чтобы сведения собирать для своих хозяев, да ордена рыцарские ими потом снабжает. «Когда мимо проезжал, эти странные монахи вроде в землю смотрели да молились из-под своих накидок, - подумал Евпатий без особой уверенности, прячась за колонной, - авось и не разглядели меня».
        Едва он спрятался за колонной, как послышался шум, похожий на шарканье босых ног, и в зале появились семеро монахов в белых поношенных одеяниях и черных накидках. Двое из них возглавляли процессию, пятеро шли позади. Едва войдя в зал мимо охранников, монахи откинули капюшоны и остановились в десяти шагах от князя, воздев руки к небу.
        - Laudare, Benedicere, Praedicare[5 - Laudare, Benedicere, Praedicare! Девиз доминиканского ордена - «Восхвалять, благословлять, проповедовать».]! - произнес один из возглавлявших процессию. Тот, что был пониже ростом, но пошире в плечах своего соседа. И, поклонившись, пробормотал еще несколько слов по-латыни, трижды перекрестившись. Странствующий монах был коротко подстрижен и округл лицом, на котором светились узко посаженные глаза. Быстрым и цепким взглядом, который не укрылся от Коловрата, монах окинул помещение, пересчитал охранников и, расплывшись в благостной улыбке, воззрился на рязанского князя в ожидании ответа.
        Стоявший рядом с ним долговязый монах неожиданно заговорил по-русски с едва заметным акцентом, оказавшись толмачом доминиканцев. Веденей, которому предстояло показать в переговорах свою ученость, переглянулся со Святославом и слегка загрустил.
        - Да пребудет великий государь рязанский Юрий и все его семейство в добром здравии. Юлиан, приор нищенствующего ордена доминиканцев, просит тебя о милости во имя Господа нашего Иисуса Христа.
        При этом говоривший слегка коснулся туеска с прорезью для монет.
        - Милостыню, что ли, ему подать? - не удержался от ерничества рязанский князь. - Это можно. Рязань - город богатый. Не обидим.
        А отсмеявшись, добавил:
        - Ну, говори прямо, зачем пришел.
        Монах-толмач слегка напрягся, но, пропустив колкость мимо ушей, кратко перевел ответ Юлиану. Сделал он это, видимо, опустив ненужное, и, выслушав ответные слова приора, продолжил свою речь:
        - Приор Юлиан давно странствует босым в окружении братии по землям Руси. Он бывал во многих княжествах и городах, где доминиканцев и веру латинскую принимают благосклонно. От Киева до Владимира.
        Стоявший подле князя православный священник чуть не плюнул с досады. Но промолчал, едва сдержавшись.
        - Летом прошлого года дошел он даже до поселений племени мордвы, где проповедовал учение Иисуса на берегах реки Волги. Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович дал ему на то свое разрешение.
        «Прыткие проповедники у римского папы, - подумал Коловрат, услышав рассказ о путешествиях, - уже и с великим князем о делах своих договорились. О чем же он думает, пуская к себе эту гидру? Али лукавит толмач?»
        - Кого на мордву пускать, то дело великого князя, его земли, - нахмурился Юрий, услышав такие речи. - Ты скажи лучше, какая печаль вас ко мне привела?
        Услышав ответ, толмач задержался с переводом и попросил повторить вопрос. Видно, его познания в русском наречии были не столь полны. Тут в дело вступил Святослав.
        - Разреши, княже, и моему толмачу слово ради тебя молвить. А то стоит без дела, как истукан.
        Юрий кивнул. А Веденей сделал шаг вперед и звонко оттарабанил что-то по латыни. Доминиканские монахи переглянулись. Но, похоже, все поняли. Не зря Веденея учености подвергали.
        Их толмач бросил короткий взгляд на приора, потом на присутствующих православных священников, помедлил мгновение, но все же произнес свою просьбу:
        - Рязань, как верно заметил ее великий государь Юрий, большой торговый город. Здесь проживает множество людей разных сословий и вероисповеданий. Бывают и купцы с западных земель, исповедующие латинскую веру. Приор Юлиан просит тебя проявить милость и позволить ему создать в Рязани небольшую монашескую общину доминиканцев. Чтобы они смогли усердно молиться Богу за здравие купцов, твоего народа и отпущение грехов. Ведь бог у нас один - Иисус Христос.
        Один православный священник едва не фыркнул от возмущения, второй тоже был не рад таким разговорам. Даже воевода нахмурил брови. Но все молчали, ожидая решения князя.
        - Бог-то у нас один, - кивнул Юрий, поразмыслив, - только веруем мы по-разному.
        Он вдруг встал со своего резного трона и сделал несколько шагов вперед. Остановившись напротив Юлиана, рязанский князь скрестил руки на груди.
        - Был у вас монастырь возле Киева, слыхал, да прогнали вас оттуда лет пять назад. Народ прогнал. Не приживается ваша вера на Руси, - сказал Юрий, посмотрев в сторону, будто сам с собою разговаривал.
        Юлиан молчал, улыбаясь и слушая, что переводил толмач.
        - А что, неужто и в самом городе Владимире князь позволил твоему приору проповеди вести? - уточнил вдруг князь, вперив взгляд в толмача доминиканцев и даже не глядя на приора. - И в Суздале бывали? И в Костроме, Ярославле?
        На некоторое время в зале воцарилось молчание. Затем сначала Веденей, а следом и толмач-доминиканец перевели вопрос Юлиану. Хотя у наблюдательного Коловрата вдруг появилось ощущение, что этот невысокий монах и сам неплохо понимает на языке русичей, а тут он только прикидывается несведущим в интересах дела. Между тем приор, все это время перебиравший короткими пальцами рук веревку, на которой весел туесок для подаяний, улыбнувшись и воздев руки к небу, тихо проговорил что-то в ответ.
        - Приор Юлиан говорит, - перевел толмач-доминиканец, - что специальной грамотой с печатью великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича нам в этот раз разрешили проход сквозь владения княжеские до самой Волги в земли мордвы[6 - Доминиканская миссия летом 1236 года действительно достигла поселений мордвы во владениях Юрия Всеволодовича, но наличие княжеской грамоты и конкретных ограничений на ведение миссионерской деятельности - в данном случае вымысел автора.]. Мы могли проповедовать среди крестьян и ремесленников. И жить подаянием, как и велит нам устав ордена.
        - Вот видишь, - спокойно кивнул Юрий. - Если сам великий князь Владимирский вас в города не допустил, то почему же я, князь меньший, могу сделать иначе?
        Он развернулся, словно услышал все, что хотел, и сел обратно на свое место, всем видом показывая, что переговоры закончены.
        - Куда далее направляетесь из Рязани? - поинтересовался все же Юрий.
        - Мы собирались отсюда идти к Чернигову, - перевел ответ приора доминиканский толмач, - но можем здесь обождать княжеского решения. Если князю нужно подумать. Вопрос важный.
        - Нечего думать, - решил Юрий. - Вы можете пройти сквозь мою землю в Чернигов, я дам вам на то грамоту. Но ни здесь, в самой Рязани, ни в ее окрестностях проповедовать вы не будете. Идите с богом!
        Толмач, осторожно подбирая слова, начал переводить ответ. Но тут из-за княжеского трона вдруг вышла черная кошка, потянулась и мирно направилась вдоль стены к лежанке, у которой стоял Евпатий. Князь любил кошек, и все об этом знали. А потому никто не обратил на нее никакого внимания. Ни бояре, ни священники, ни охрана. Никто, кроме приора доминиканцев. Едва заметив кошку, он вдруг вышел из себя, съежился и, указав на нее пальцем, завопил во весь голос что-то нечленораздельное. А потом несколько раз угрожающе ткнул пальцем в самого князя, тоже прошипев что-то, брызгая ядовитой слюной, как змея. От мирного доминиканца не осталось и следа.
        - Перевести? - уточнил Святослав, которому Веденей уже нашептал что-то на ухо.
        - Не надо, - спокойно заметил Юрий, - и так ясно, что проклинает.
        - Говорит, что черная кошка - исчадие дьявола[7 - Папа римский Григорий IX, в 1231 году учредивший папскую инквизицию, а в 1232 году передавший ее в руки доминиканцев, также впервые в истории объявил черную кошку воплощением Сатаны. Булла Григория IX под названием Vox in Rama является официальным церковным документом, который впервые объявляет об этом.Среди историков существует версия о том, что именно эта булла, поощрявшая истребление кошек, могла стать одной из косвенных причин эпидемии чумы в Европе. Чума проникла из Центральной Азии в Европу, как считается, на кораблях. При этом резко возросла численность крыс, переносчиков чумы, а количество охотившихся на них кошек, наоборот, стало сокращаться.], и, мол, гореть нам за это в аду, - все же перевел Святослав часть послания.
        - Иди с богом, - повторил мрачно Юрий приору доминиканцев, - и пальцем в меня не тычь, а то ведь и осерчать могу.
        Юлиан вдруг сник, словно понял все без перевода, и, развернувшись, поспешил к выходу. За ним прошелестели босыми ступнями по полу остальные монахи, понурив головы. Едва доминиканцы покинули зал, князь Юрий пальцем поманил к себе кошку, которая по первому зову прыгнула к нему на руки, ласково погладил ее по шее и произнес, ухмыльнувшись, задумчиво:
        - Напугала ты, Мурка, латинян.
        Глава восьмая
        Особое дело
        Посидев так в тишине и безмолвии некоторое время, рязанский князь, к удивлению Коловрата, первыми отпустил священников со словами: «Позже поговорим обо всем. Когда епископ вернется». Но священники остались не в обиде и, уходя, одарили князя благодарным взглядом. Судя по всему, поначалу они боялись иного исхода этой встречи, но Юрий поступил именно так, как они и надеялись, - выдворил из державы чужеземных монахов, не дав им возможности проповедовать и баламутить народ. Перекрестив князя, оба служителя церкви удалились.
        Охрану и всех помощников князь тоже выдворил. В приемном зале остались только он сам, боярин Святослав, воевода Богдан и Коловрат, так и стоявший пока позади всех, за колонной. Князь, похоже, решил и эту беседу провести прямо здесь, не отвлекаясь на застолья.
        - Евпатий, - позвал князь, наконец отрываясь от своих дум, - выйди наперед.
        Евпатий последовал приказу и встал перед князем, вместе со Святославом и воеводой.
        - Ну, рассказывай, что в твоем походе случилось, - разрешил князь, продолжавший неторопливо поглаживать кошку, - да с подробностями. Суть мне известна. Воевода уже поведал.
        - Как прикажешь, княже, - кивнул Коловрат и начал свой рассказ.
        - Проверял я с малой дружиной дальние кордоны обычным порядком и случайно натолкнулся на странных людишек.
        - Чем же они тебе не приглянулись?
        - Так одеты вроде по-нашему, - объяснил Евпатий, - издалека за людишек купеческих принять можно. А болтаются по дремучим лесам и дела странные творят.
        - Ну? - поторопил его князь, желавший побыстрее узнать детали похода.
        - Когда мы их случайно заметили с другого берега реки, - продолжал Коловрат, - они аккурат тюки в землю хоронили. Странное занятие для купцов, да и места больно глухие, для торговых людей не интересные. Вот мы и решили проверить.
        - Проверили? - чуть подался вперед Юрий. - И что там было?
        - Оружие, княже, - сказал Евпатий, тоже сделав полшага навстречу, - откопали мы несколько тюков. А там: сабли, копья, топоры да луки со стрелами. Много народа вооружить можно. Ну, я, понятное дело, решил по следу пройти да поймать тех людишек, но сначала до кордона подался, на который мы ехали. Поговорил с местным сотником, Держикрай зовут, да ратников у него еще чуток прихватил, у меня больно мало было воинов для такого дела. Не воевать ехал. А на том кордоне узнал, что такие летучие отряды уже не впервой в тех местах шастают. С тюками сквозь границы наши просачиваются тайными тропами. А обратно пустые уходят. Сколь их наши порубежники ни ловят, поймать не могут, больно уж хитрые людишки. Да кони быстрые. Окромя того, по словам сотника, им кто-то из местных помогает.
        Коловрат умолк ненадолго, облизнув губы. Но поймал на себе нетерпеливый взгляд князя, желавшего знать продолжение истории. Однако не только князь жаждал узнать подробности рейда Коловрата в порубежье. Воевода Богдан и боярин Святослав не меньше князя буравили его взглядами, в которых читалось нетерпение. И тысяцкий заговорил снова.
        - А еще сотник Держикрай мне сказывал, что раньше по границам Мокши и Воронежа, где кордоны стоят, тихо было. И только этим летом как запруду прорвало. Стали такие летучие отряды, очень со степняками схожие, наведываться все чаще и чаще.
        - Этим летом говоришь, зашевелились? - произнес Юрий, подумав о чем-то, ведомом ему одному.
        Коловрат кивнул.
        - Продолжай, - позволил князь.
        - Ну так вот, - стал рассказывать дальше Евпатий, - выследили мы тот отряд летучий, ибо не знали они, что мы уже по следу идем, и не торопились. Но вскоре стало ясно, что отряд степняков разделился. Несколько человек в сторону Рязани двинулись зачем-то, а все остальные в леса подались приграничные, в сторону реки Мокши по лесной дороге, что вела к поселениям местных племен.
        Евпатий обвел взглядом своих собеседников, что ловили каждое его слово.
        - Я свой отряд делить не стал, - снова пояснил он, - мало людей было на случай хорошей драки. А она, чуял я, назревала. И, пройдя вброд реку, весь отряд повел за собой в сторону лесных поселений, коих мы достигли уже ближе к ночи. Подошли незаметно и осмотрелись.
        Коловрат вновь посмотрел на своих слушателей и закончил историю:
        - Оказалось, что в отряде том, как и подозревал я, были переодетые татары, что дружбу свели с нашими лесными племенами. На первый взгляд их было не больше десятка, да еще местных чуток. Ну, я и решил их в полон взять, да тебе в подарок привезти, чтобы порасспросить обо всем обстоятельно. Только бой неожиданно жаркий выдался. Местные за татар вступились. Да на нас, людей княжеских, бросились как на врагов. Пришлось биться по-настоящему. А к ним еще и подмога из темноты подоспела. Оказалось, что врагов втрое больше нашего. Много людей моих перебили мятежники. Насилу одолели. Да татары едва не утекли. Еле поймал главаря их, по прозванию Иркен, да еще нескольких степняков. И старосту из местных, что народ против нас баламутил, прихватил для разговора.
        Воевода и боярин Святослав, услышав о мятеже, нахмурились. По всему было видно, что обоим хотелось слово вставить, но перебивать князя не осмелились пока.
        - Откуда знаешь, как татарина зовут? - прищурился князь Юрий. - Он что, по-нашему говорить может? Небось ты уже с ним сам побеседовал?
        - Да уж, прости меня, княже, - повинился боярин, - сюда привез в целости, но вчера вечор сам с ними побеседовал. Правда твоя. И со старостой из местных заодно. Подпортил шкуру немножко.
        - Немножко, говоришь? - еще больше нахмурился Юрий, но вдруг ухмыльнулся, отпуская кошку на свободу. - Ладно, можно иногда и поперед князя с врагами поближе познакомиться. Для дела хуже не будет. Где они? Живые хоть?
        Коловрат кивнул.
        - Здесь уже. У тебя в подземелье на дыбе висят, дожидаются. Я его с остальными татарами и пленным разбойником из местных привез. Чтобы ты, если захочешь, сам их обо всем расспросил.
        - Расспрошу, - подтвердил Юрий, - если надобно будет. А пока ты мне скажи, что тебе татарин этот со старостой поведали?
        - По всему выходит, княже, - подвел итог своей речи Коловрат, - что порешили татары уже в наших землях смуту затеять. И давно ведут речи прелестные среди тех, кто по границам живет, еще недавно покорен был и отпасть хочет. А таких по рубежам нашим немало сыщется. Оружие для них готовят. По словам пленного старосты, только у них десяток деревень восстать готовы, сотни три бойцов наберется. Да у соседей не меньше сотни. Сколько там еще мятежников наберется, мне пока неведомо. Только думаю, не мало.
        - И чего ж они хотят от сих людишек? - прямо спросил князь.
        - Когда придет войско татарское, должны те восстать, напасть на кордоны наши пограничные по первому зову, а потом вылазками из леса отряды рязанских воинов терзать. Ну, а самим татарам путь на Рязань указать кратчайший да все броды по рекам. Иркен этот старосте даже карту показывал, - только я сам ее не видал, - где многие броды наши уже обозначены. За эту помощь, мол, татары после победы позволят им дань не платить, а жить по лесам свободно.
        - Мудро, - кивнул князь, покачав головой и горько усмехнувшись, - разорвать мою державу решили, значит, раздор посеяв. Мудро.
        И вдруг резко встал, прошел сквозь весь зал, приблизившись к окну. Остановился. Бросил взгляд на купола церквей и крыши столичного города, раскинувшегося под кремлем.
        - Видать, степняки набег готовят, княже, - не выдержал воевода, - напасть скоро хотят.
        Юрий оторвал взгляд от окна и вновь посмотрел на Евпатия.
        - Дело ясное, други, что скоро грядет война, - проговорил он медленно, словно продолжая думать о чем-то, - раз уж татары стали слать мелкие отряды лазутчиков на нашу землю. Значит, скоро явятся сюда с большим войском. Весь вопрос в том, когда? Прав ты был, похоже, Евпатий. Твой Иркен тебе, случаем, не открыл, когда ждать его хана в гости?
        Коловрат отрицательно мотнул головой.
        - Нет. Но, по всему, что я от них узнал, могу положить, что есть у нас от силы месяц или два. Не более. А, кроме того, княже, вчера вечером еще одного предателя здесь, прямо в Рязани чуть не схватил. Баламутил народ, сволочь, чтобы хану Батыю татарскому ворота открыли и сдались сами на милость. Мол, жить лучше будем.
        - А что народ? - вдруг резко спросил Юрий.
        - А народ его слушал рты разинув, - проговорил боярин, - пока я всех не разогнал.
        - И куда же князь Ингварь смотрит? - не выдержал уже боярин Святослав. - Прости меня за речи крамольные, княже, но ведь это его дело - смуту в государстве пресекать. А у нас, выходит, под носом татарские лазутчики уже народ на бунт подбивают. Я и сам раньше слышал о таком, - доносили люди верные, что по углам разговоры ходят, - но не видал.
        Князь Юрий бросил недобрый взгляд на Святослава, но промолчал, как бы признавая его правоту.
        - Если позволишь, князь, еще слово молвить, - вновь заговорил Коловрат, - думаю, нужно побыстрее сызнова туда с войском наведаться да прошерстить пограничные земли с большим усердием. Просеять племена тамошние, пока татары не нагрянули, и поздно не стало. Укрепить, сколь можно, границы. Чует мое сердце, что только малую часть крамольников мы обнаружили. Да и то случайно. Дозволь, князь, новое войско туда снарядить?
        Словно желая что-то сказать на это, воевода Богдан вдруг шагнул вперед. Ему очень не нравилось, что князь так долго разговаривает с тысяцким, а воеводе еще не уделил должного внимания. Но Юрий сделал тому знак помолчать. Воевода отступил назад и насупился еще больше.
        - Прошерстить пограничье надобно, спору нет, - заметил вслух Юрий, - вывести всю крамолу, что там завелась. Но этим не ты, Евпатий, займешься. Для такого дела у нас целый князь имеется - брат мой, Ингварь, который за покой и подавление смуты в княжестве мной отвечать поставлен[8 - Согласно «Повести о разорении Рязани Батыем», у рязанского князя Юрия Игоревича был старший брат - Ингварь Игоревич. По одной из версий - он занимал рязанский престол до Юрия и умер в 1235 году, еще до нашествия Батыя. Однако подтверждающих это фактов нет. В летописях эта смерть не отмечена, а дата смерти упоминается лишь у историка В. Н. Татищева. Между тем и самого Юрия Рязанского, о котором говорят летописи в 1207 году, исследователи иногда отделяют от князя Юрия, погибшего в 1237 году при осаде Рязани. Первого в этом случае считают братом, а второго сыном Ингваря Игоревича. Если считать дату смерти Ингваря Игоревича в 1235 году верной, то погибший при осаде Рязани Юрий был сыном Ингваря. Однако в рассказе Новгородской Первой летописи о нашествии монголо-татар на Муромо-Рязанскую землю, рязанский князь прямо назван
«Ингворовым братом». К слову, некоторыми другими источниками такой князь, как Ингварь Игоревич, вообще не засвидетельствован.Если принять версию «брата», то не ясно, как Ингварь потерял верховную власть в Рязани и чем занимался после этого, находясь при своем младшем брате Юрии. Ведь, согласно той же Новгородской Первой летописи, в момент пришествия Батыя в Рязани сидит именно князь Юрий Игоревич.Учитывая всю сложность верной интерпретации прошлого Ингваря Игоревича, в данном повествовании он все же остается старшим братом Юрия, но ограниченным в правах, лишенным верховной власти, низведенным до роли удельного князя, однако назначенным ответственным за внутреннюю политику в княжестве. Это версия целиком и полностью придумана автором и не имеет прямого отношения к реальности. Согласно «Повести о разорении Рязани Батыем» именно с Ингварем Игоревичем Евпатий Коловрат находился в Чернигове в момент нападения татар на Рязань в 1237 году.].
        Юрий бросил косой взгляд в сторону боярина Святослава.
        - Только нет его сейчас в Рязани, как и епископа, но скоро будет. Как вернется, обговорю я с ним все слова твои и сам его отправлю в сей поход упредительный. А для порядка с ним поедет воевода Богдан, раз уж войной запахло. Не ровен час и в самом деле междоусобица сия в настоящее сражение перерастет. Кто знает, когда татары нагрянут. По твоим словам, Евпатий, выходит, что теперь их можно ждать в любой день.
        - Собирай войско, воевода, - приказал князь Богдану, помолчав, - все войско собирай. А пока ратники будут собираться здесь, ты в порубежье с частью воинов да князем Ингварем отправишься. Он там наведет порядок, брат мой это умеет, а ты при нем будешь. Рязань же пока на Евпатия оставишь.
        - Слушаю, княже, - поклонился воевода, услышав княжеский приказ. Хотя и не совсем по сердцу тот ему пришелся.
        - А для тебя, Евпатий, - проговорил князь рязанский, помолчав мгновение и смерив взглядом боярина, - у меня еще особое дело имеется.
        Однако что за дело, Юрий при всех говорить не стал. Сначала отпустил боярина Святослава и воеводу Богдана к своим помощникам, кои давно дожидались обоих на дворе, скучая. Боярин лишь поклонился, скользнул безразличным взглядом по раззолоченным стенам парадного зала и вышел, не выказывая никаких особых чувств. Даже не взглянул на Евпатия. Сказывалась привычка вести переговоры с иноземцами и хитроумными чиновниками, держать все в себе, не показывая виду. А вот рязанский воевода, явно уязвленный вниманием князя к тысяцкому, покраснел и шагнул за порог кремля едва сдерживая обиду. Того и гляди, мог лопнуть от ярости. Но Коловрат сделал вид, что не заметил ничего особенного в поведении начальства. Да и не в первый раз уже такое бывало, с тех пор как его повысили из сотника до тысяцкого. Получалось так, что пронырливый Евпатий в княжеском кремле бывал по делам государственным гораздо чаще, чем сам воевода, хотя и не стремился выслуживаться. Как-то само собой выходило. Богдану об этом, ясное дело, докладывали добрые люди. Но одно дело слышать от кого-то, а тут сам князь его выпроводил, оставив Коловрата
для доверительной беседы, да еще велел пока оборону города тысяцкому перепоручить. Такого унижения бывалый вояка давно не сносил. «Эх, чует мое сердце, что добром это не кончится, - поймал себя на грустной мысли Коловрат, проводив взглядом широкоплечую фигуру Богдана, - загоняет меня наш воевода при первой же возможности, или в бой пошлет на верную смерть. А, впрочем, семь бед - один ответ».
        - Вот что я хотел сказать тебе, Евпатий, - заявил рязанский князь, едва за ушедшими затворились двери.
        Сделав шаг к Евпатию, положив ему руку на плечо и даже понизив голос, отчего Коловрат немного озадачился, не понимая, к чему клонит рязанский князь, тот продолжал:
        - Сегодня мой любимый сын Федор вместе со своей красавицей женой Евпраксией и малолетним наследником Иваном отбывают к себе в вотчину. В город Красный[9 - Город Красный (Зарайск), стоял на реке Осетр, примерно в 130 километрах от Рязани. Федор Юрьевич, сын рязанского князя Юрия Игоревича, известный по «Повести о разорении Рязани Батыем», был первым известным удельным князем этого города. Тогда еще, по сути, деревни. При нем здесь был возведен деревянный острог, обнесённый валами и рвами с водой. В 1237 году городок был сожжён напавшими на Русь войсками Батыя.В различных источниках содержится не менее тридцати вариантов наименований города. Среди них были Осётр (1146), Красный (1225), Заразск (1225), Новгородок-на-Осётре (1387), Никола Заразский (1610). Однако современное название Зарайск окончательно прижилось лишь с XIX века. О происхождении самого названия «Зарайск» также существует несколько версий. 1. Название происходит от слова «ряса» (болото). Так как относительно Рязани город находился «за рясками», или за болотами. 2. Название произошло от слова «зараза» (непроходимый лес). 3. Возможно,
связано с народом эрзя. И многие другие.], что стоит на реке Осетр. Ну, ты сам знаешь, что он больше там любит проживать, в глуши, за болотами, чем здесь, в шумной Рязани.
        - Знаю, княже, - кивнул боярин, - сын твой не любитель столичных развлечений.
        - Так вот, - продолжал князь, убрав руку с плеча и начав медленно вышагивать вокруг Евпатия, - дело вроде обычное, туда всего дня три пути по землям внутренним, если не торопясь, на повозках, ничего страшного. Да и Федор мой, хоть и сам еще молод, но уже боец хоть куда, меч в руках держать может не хуже богатырей. Но после твоих рассказов о татарских отрядах, что шныряют по нашим окрестностям да народ на бунт подбивают, решил я, что княжичу и особливо наследнику рязанского стола не помешает надежная охрана. Воеводу мы только что на дело ратное снарядили, ему не до того будет. А тебе, думаю, в самый раз будет проехаться до Красного и обратно. Отдохнешь опосля похода, да заодно приглядишь за моим сыном и наследником.
        - Почту за честь, княже, - поклонился Евпатий, которому вручалась судьба Федора и Евпраксии, славившейся своей красотой на всю Рязань, и кроме того, наследника рязанского княжеского стола, коему от роду было еще не больше годика.
        У Евпатия и самого дома подрастал младенец, которого пока няньки не часто выносили из дома, а тут надо было несколько дней ехать с годовалым дитем по лесам и болотам. Сама дорога до Красного, что лежал в окружении болот, и так была не из приятных. А после напоминания Юрия о татарах и предателях тысяцкому уже стали мерещиться повсюду лихие люди, желавшие лишить жизни Федора и его семью.
        - Возьми с собой всю сотню, - наказал князь, словно услышав его мысли, - и смотри в оба. Мало ли что. У нас пока вроде все тихо, но не ровен час, что приключится - с тебя голову сниму.
        «Вот она, княжеская милость», - подумал про себя Евпатий, внутренне усмехнувшись, но промолчал. Это действительно было важное поручение. А Евпатий не привык подводить тех, кто доверял ему свою жизнь. Один раз, если верить рассказам приказчиков и князя Юрия, он уже спас жизнь князю на медвежьей охоте. Когда пришел в этот мир. Хоть и не помнил этого достоверно. Но сам Юрий, похоже, ничего не забыл. И теперь решился доверить ему жизнь не только свою или сына с красавицей женой, но и самого младшего наследника.
        - Все сделаю, князь, - с поклоном ответил Коловрат, - доставлю в целости наследника и все семейство. Не беспокойся.
        - Ну, тогда с богом, - проговорил Юрий, перекрестив его, - отправляйся, как будешь готов.
        Глава девятая
        Федор и Евпраксия
        Сборы были не долгими. Князь желал, чтобы поезд с семейством Федора отправился немедленно, благо еще не было даже полудня. А потому, едва покинув княжеские палаты, они с Юрием сразу прошли на другую половину кремля, где обитал Федор с Евпраксией и сыном. Здесь стоял шум и гам, который всегда бывает, когда в доме появляются дети. Многочисленные слуги и няньки сновали туда-сюда, собирая вещи. По всему было видно, здесь готовились к отъезду.
        Пройдя мимо охраны, рязанский князь вошел в светелку и улыбнулся, едва заметив Евпраксию, державшую на руках младенца. Она сидела на полатях и играла с сыном. Жена княжича была одета в длинное голубое платье, расшитое на груди жемчугом и казавшееся довольно скромным даже по сравнению с одеяниями некоторых боярынь, которых немало повидал Коловрат. Голову украшал небольшой венец, расшитый золотыми нитями и драгоценными камнями. А длинные темные волосы, спускавшиеся из-под венца, были заплетены в косу. Услышав шорох шагов, Евпраксия встала, держа ребенка на руках, и обернулась к вошедшим. Это была стройная девушка с высокой грудью, чуть вытянутым лицом, тонкими черными бровями, яркими голубыми глазами и алыми, как вишня, губами. На вид не больше двадцати лет.
        Когда она улыбнулась, прижав к груди притихшего ребенка, Коловрат остановился как вкопанный. «Хороша!» - поклонившись, только и смог подумать боярин, до сей поры видавший Евпраксию только издалека, да и то однажды. Жена Федора не любила шумную жизнь и предпочитала мало показываться на людях. Сам княжич был схож с ней по характеру. А когда у них родился первенец, то Евпраксия и вовсе предпочла жить в глуши. Хотя внешностью была из первых красавиц и могла бы украсить княжеский двор своим присутствием на любых праздниках. «Впрочем, - подумал Евпатий, поневоле рассматривая стройную высокую фигуру молодой княгини, и поймал себя на мысли, что не в силах оторвать глаз, - у нее еще все впереди. Она и так уже вышла за княжеского сына. Лучшей партии и не сыскать».
        - Здравствуй, лебедушка, - сказал Юрий, и, подойдя, обнял девушку по-отечески, поцеловал в лоб, - дай-ка мне наследника поиграться на дорожку!
        Евпраксия, бросив вопросительный взгляд на Коловрата, осторожно отдала князю ребенка, одетого в красную рубаху, и Юрий бережно, как драгоценное сокровище, приподнял над собой настороженно взиравшего на него внука.
        - Ну здравствуй, Иван Федорович, наследник земли рязанской, - слегка встряхнул и поприветствовал он младенца, который увидел, что его оторвали от матери и уже собирался возмутиться.
        - Не боись, - успокоил его Юрий, - дай деду на тебя наглядеться. Тебе же в путь-дорогу надо собираться. Нескоро увидимся.
        - Да мы только до зимы там поживем, - попыталась успокоить тестя Евпраксия, - а по первому снегу сюда вернемся. Как раз подрастем немного.
        В этот момент в светлицу вошел Федор, уже одетый в дорожное платье. Увидев сына, Юрий вернул наследника матери и обернулся к вошедшему, отведя его чуть в сторонку.
        - Вот что, Федор, - сообщил он, - дороги нынче стали неспокойны. А потому до Красного вас проводит Евпатий со своими воинами.
        - Да что с нами случится? - удивился Федор. - По своей земле едем. Две дюжины охранников у меня наберется. На одну ночь только в лесу встанем - шатер у нас просторный, - а вторую уже в Переяславле ночевать будем. А там уже и в Красном окажемся.
        - Дорога длинная. По лесам да болотам. Да не все ты еще знаешь, сын, - скосив глаз на Евпраксию с младенцем, произнес Юрий, понизив голос. - Коловрат - воин опытный, он вас проводит до места и назад вернется. В пути его во всем слушайся. А там у тебя охраны достаточно. Мне так спокойнее будет.
        - Воля твоя, отец, - пожал плечами Федор, в отличие от Евпраксии видевший Евпатия уже не раз, - как скажешь.
        - Много ли у вас повозок? - вступил в разговор Евпатий.
        - Со всем скарбом и шатром передвижным пяток наберется, - ответил Федор, смерив взглядом своего коренастого и широкоплечего начальника охраны на ближайшие три дня. - Мы готовы уже почти. К полудню совсем соберемся.
        - Ясно, значит, шагом поедем, - проговорил Коловрат и добавил, оглянувшись на княгиню с ребенком: - Да оно и понятно.
        Евпатий провел рукой по усам.
        - Ну, раз готовы, тогда к полудню пусть поезд из повозок на дворе кремля соберется. А я аккурат к тому времени со своими ратниками тоже на двор подъеду. Сразу и выступим, чтобы к вечеру быть как можно дальше. Хотя по-любому придется ночь в лесу провести. Не боязно с ребенком-то? Ночи уже холодные.
        - Ничего, - вступила в разговор Евпраксия, улыбнувшись, - Иван Федорович у нас парень крепкий. Весь в отца. Одежды в достатке. Да и шатер теплый. Ездили уже не раз той дорогой. Ничего с нами не случится.
        - Ну вот и хорошо, - кивнул Евпатий, отметив про себя, что жена княжича не только с лица красива, но и характер, похоже, имеет твердый. Ибо, несмотря на нежный вид, в голосе ее уловил Коловрат едва заметные металлические нотки. Такая не только хозяйством, но, как подрастет, и княжеством потом управлять сможет, если доведется.
        - Собирайтесь тогда спокойно, - закончил он свое напутствие. - А я за ратниками отправлюсь.
        - Ступай, - разрешил князь Юрий, - как вернешься из Красного, сразу ко мне. Еще один разговор будет.
        Евпатий поклонился и вышел.
        Когда солнце клонилось к обеду, они были уже далеко от Рязани, покинув ее через Серебряные ворота, что находились у самого кремля. Евпатий предпочел бы подождать до следующего дня, чтобы выехать на рассвете и как можно меньше светиться на глазах у посторонних зевак, - это заговорила врожденная осторожность, как-никак на нем сейчас лежала охрана княжеской фамилии. Но Юрий настоял, чтобы они уехали немедленно, и боярин не стал спорить. Еле успел клич кинуть, чтобы собрать сотню своих бойцов из самых смышленых, - коей оказалась сотня Ратибора, - обнять жену Ладушку с сыном, облачился в доспехи легкие и отправился в путь. Благо не далекий. Князь его даже за отдых тысяцкого посчитал на словах.
        «Может, оно так и выйдет, - подумал боярин, взбираясь в седло, - но береженого бог бережет». И на всякий случай прихватил еще Ратишу верного с дюжиной бойцов. В общем, в путь из Рязани вместе с повозками княжича Федора отправилось целое войско, и, понятное дело, зевак на улицах было предостаточно. Среди них, к вящему неудовольствию командира охраны, Коловрат заметил и приора доминиканцев Юлиана вместе со своей курией. Босоногие латиняне отчего-то не спешили покинуть Рязань, несмотря на предписание князя. Стоя вдоль стены, вперемешку с народом, как истуканы в своих капюшонах, они проводили поезд княжича цепкими взглядами и даже перекрестили его несколько раз. Но Коловрат вместо благословения ощутил скорее молчаливые проклятия, которые посылали им в спину монахи из-под надвинутых на глаза капюшонов.
        Такое начало путешествия показалось ему не очень удачным, но Евпатий ничего не стал говорить о доминиканцах Федору, который на встрече не присутствовал и, проезжая мимо, не обратил на босоногих монахов никакого внимания.
        Обогнув город, они направились на север, вдоль течения Оки. Ближе к вечеру им предстояло пересечь место впадения реки Прони в Оку, так хорошо знакомое всем путешествующим в этом направлении. А боярину особливо приметное, поскольку чуть в стороне обитал его знакомый кузнец, первый учитель в ратном деле, Васька Волк. «Надо будет на обратном пути все же навестить его, - решил Коловрат. - Откладывать дальше нечего. Заказ на арбалеты уже должен быть готов. А мне надобно успеть еще стрелков обучить. Не ровен час, татары нагрянут, а мы не готовы».
        Этот осенний денек выдался теплым и солнечным. Лишь легкий ветерок обдувал путников. Евпраксия с наследником, накинув короткий дорожный плащ с завязками спереди, ехала на крытой повозке, устланной пуховыми перинами, чтобы не растрясло по дороге. Навес со всех сторон укрывал путников от дождя и солнца. А внутри - по краям и сзади - были устроены деревянные сидушки, разукрашенные резьбой. Для мягкости на них имелись еще и небольшие подушки, которые разыгравшийся наследник уже разбросал по всей повозке. Кроме Евпраксии с ней в повозке ехало еще трое нянек. «До кареты этой повозке, конечно, далеко, - рассудил Евпатий, впервые увидевший такую конструкцию, - но всяко удобнее, чем на обычной или в седле. Тем более с дитем».
        Еще одна повозка тоже была закрытой, хоть и сделана гораздо проще, - в ней везли одежду и княжеские вещи. Остальные повозки были открытыми - на них помещался походный шатер, необходимая утварь и еда. К общему поезду Евпатий добавил по необходимости еще пару своих повозок, в которых везли лишь самое необходимое - шатры и еду для ратников. Ничего лишнего. Все бойцы, включая Евпатия, ехали на конях, имея оружие при себе. Впрочем, и сам Федор тоже не сидел в повозке, а, как и подобает князю и защитнику, ехал на коне рядом с ней, одетый в раззолоченные походные одежды и шапку. Узнав, сколько воинов поедет с ним, доспехов он не надел, считая все это ненужной забавой. Хотя мечом подпоясался.
        Впереди Коловрат пустил три десятка бойцов, которые проверяли всех встречных путников и освобождали, по необходимости, дорогу. Еще по пять вооруженных ратников с каждой стороны ехали по бокам от повозки наследника и княгини. Остальные, выстроившись в колонну по два, замыкали поезд. В длину вся эта небольшая армия растянулась почти на версту. Сам Коловрат, вместе с Ратибором и Ратишей, ехал шагом перед повозкой с семьей княжича Федора.
        Пока все шло спокойно. Проехав брод через Проню, они неспешно, до самых сумерек двигались по пустынной лесной дороге и прибыли, наконец, к известной заранее поляне, указанной княжичем Федором, где уже не раз, по его словам, ночевали.
        Место ночлега находилось недалеко от дороги, на берегу ручья. Поляна была широкая, окруженная высокими соснами. Коловрат велел ратникам все проверить окрест того места и, поскольку ничего подозрительного не нашлось, не стал спорить с Федором. Здесь и заночевали. Поставили шатры - прежде всего для Федора с семейством, потом и для ратников. Слуги сготовили еду. Сам Федор и Евпраксия не брезговали есть простую пищу. И, если б не семья, то Федор наверняка мог бы отужинать с Коловратом и ратниками у костра.
        - Дозоры сильные вокруг поставь, - приказал Ратибору боярин, - в две линии. Чтоб ни одна мышь не проскочила.
        А когда тот удалился выполнять приказание, шепнул Ратише:
        - Ну а ты еще за шатром княжича приглядывай лично. Мало ли что. И меня буди при первой опасности.
        С тем и отправился спать в походный шатер, прежде уверив Евпраксию и Федора, что им спать можно спокойно. Да те особо и не беспокоились.
        Ночь прошла легко и быстро, без происшествий. Если не считать, что годовалый Иван Федорович полночи выводил рулады в шатре, не давая сомкнуть глаз своей матери и отцу. Но те были уже привычные и как-то, урывками, выспались. Отдохнули.
        К утру погода испортилась. Небо затянуло облаками и стал накрапывать дождик. Позавтракали вчерашними остатками, да в путь тронулись. Еще не было полудня, когда отряд, двигаясь тем же порядком, что и вчера, достиг небольшой развилки на лесной дороге, отворотка с которой вела в сторону Оки.
        Коловрат с первого взгляда узнал это место. Если свернуть направо и двигаться по ней верст десять, то будет брошенный починок, в котором насчитывалось не больше пяти домов. А если проехать дальше, до самого берега реки, найдешь обрыв, а под ним пещеру, в которую просто так не пробраться. «И все же кто-то там бывал задолго до меня, - поневоле подумал Коловрат, припоминая побелевшие от времени кости мертвеца в остатках дорогой одежды, изогнутую саблю и странный перстень с изумрудом, вызывавший у него жгучее желание разгадать эту тайну, - надеюсь, что больше туда никто не наведается до тех пор, пока я не заберу ларец».
        Но в этот раз их путь лежал прямо, и вскоре начальник княжеского поезда отогнал от себя тайные страхи, ибо нужно было следить за дорогой. Лес становился все гуще, а дождь все сильнее. Мало-помалу они углублялись в чащу дремучего леса и, по словам самого княжича Федора, который подъехал к Евпатию, чтобы обсудить путь, приближались к новому броду через реку. Этот брод был довольно глубоким для повозок, и его можно было объехать стороной, по едва заметной обходной дорожке, что вела к другому броду. Но это означало сделать большой крюк.
        - Давай, княжич, доедем до места и сами глянем, - решил Коловрат, - разведку я уже послал. Если что не так, нам доложат и вернемся. Тут недалеко до развилки. А если повозки пройдут, то чего нам зазря крюк делать.
        - Хорошо, - кивнул Федор, поправляя шапку на голове и поглядывая на хмурое небо, поливавшее их мелким дождичком.
        На том и порешили. Вскоре вернулась разведка, и к боярину приблизились три всадника.
        - Ну? - коротко поинтересовался командир княжеского охранения, ехавший шагом рядом с Ратишей и сотником Ратибором.
        - Проехать можно, Евпатий Львович, - сообщил один из ратников, поправляя алую накидку на плече и вытирая с обветренного лица капли дождя, - вода не высоко стоит. Даже дождик не помеха.
        - Уверен? - переспросил Коловрат, оглянувшись на княжескую повозку, что еле тащилась за ним по раскисшей дороге. - Повозки-то не легкие.
        - Проедет, - подтвердил второй ратник, стряхивая капли дождя с усов, - там дно каменистое. Не увязнет. А если что - подмогнем.
        - Вокруг брода все тихо?
        - Тихо, - кивнул первый ратник, - лес, конечно, темный. Да дождь моросит. Ничего не видать. С той стороны берег высокий, скала нависает. Но вокруг мы все подходы к воде проверили - никого.
        - Поставьте кордон с той стороны.
        - Уже, Евпатий Львович, - с обиженным видом пробасил бывалый воин. - Десяток воинов с той стороны подходы обороняет. Нам Ратибор сразу наказал так сделать.
        Боярин перевел взгляд на сидевшего рядом в седле сотника.
        - Молодец, Ратибор, - похвалил он, - хорошо людей учишь.
        - Береженого бог бережет, - пожал широкими плечами Ратибор, славившийся отменной силой, - да и ты нам все время так наказывал.
        - Вот и говорю, молодец, - снова похвалил сотника Коловрат. - Ладно, если все в порядке, пойдем здесь. Но даже в реке все время с обеих сторон от повозки должны ехать всадники. Мало ли что.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - кивнул Ратибор.
        Он повернул коня и отъехал чуть назад, перекинуться словечком с охранниками, ехавшими сейчас у повозки княжича.
        Вскоре поезд подъехал к реке. У самого брода лес немного расступался, обнажая прозрачное и каменистое дно реки, в которой дорога как бы плавно растворялась, доходя до берега. Выход же из брода находился примерно в сотне шагов ниже по течению этой небольшой речки, что была притоком близкой Оки и несла в нее свои воды, рождаясь где-то в дремучих лесах между Пронском и Белгородом. А напротив, чуть нависая над безымянной рекой, высилась густо поросшая лесом скала. Дорога, выбираясь на ту сторону, шла наверх, огибала эту скалу и вновь пропадала в густом лесу.
        У подножия скалы Коловрат заметил троих всадников из числа разведчиков, посланных вперед. Все выглядело вполне мирно. Даже клонило в сон - дождь продолжал моросить с самого утра, толком не давая путникам проснуться. Хотя стоило им подъехать к самой воде, небеса будто сжалились над ними, и дождь почти прекратился.
        - Ну, вот и славно, - пробормотал себе в усы Коловрат, пуская коня в воду, которая едва доходила тому до колен, - сейчас брод пройдем, а дальше только посуху до самого Переяславля.
        - Да, - кивнул княжич Федор, ехавший рядом с боярином. - Здесь, вон, даже скалы есть. Дальше дорога только вверх пойдет полдня. А потом вниз, и к вечеру опять меж болот плутать начнем.
        - Ничего, - отмахнулся Коловрат, пристально вглядываясь в силуэт дороги и окрестный лес, - доедем.
        В этот момент сквозь шум редкого дождя он вдруг услышал знакомый уху свист, и ближайший к повозке ратник, коротко вскрикнув, рухнул с коня в реку. Евпатий и Федор оглянулись одновременно. Мертвый ратник, со стрелой в шее, медленно плыл по неглубокой воде, окрасив ее своей кровью.
        - Нападение! - заорал Евпатий вознице повозки, которая едва добралась до середины реки. - Гони быстрее к берегу!
        А обернувшись к охранникам, рявкнул:
        - Ратники, прикрывать повозку!
        И тут град стрел накрыл их. Все произошло за какие-то мгновения. Трое из охранников рухнули замертво вслед за первым погибшим. Затем стрела с чавканьем вонзилась в грудь возницы, и тот, харкнув кровью, упал прямо под колеса, остановив повозку. Еще одна стрела вонзилась в шею княжеского коня, потом еще две сразу угодили в него. И конь, закачавшись под Федором, вскоре опрокинул седока в воду, рухнув рядом. Над Евпатием, который гарцевал на своем скакуне в самом центре обстрела, тоже свистели стрелы, но ему пока везло. Увидев, что Федор жив и не придавлен мертвым конем, а уже встал во весь рост, он чуть успокоился. Но нужно было срочно выводить из-под обстрела повозку с Евпраксией и наследником, которые и были целью нападавших. Отчего-то Коловрат в этом не сомневался. Во всяком случае, по другим повозкам нападавшие не стреляли.
        Подоспевшие сзади дружинники Ратибора окружили повозку двумя рядами тел, подняв над собой щиты. Это помогло, но не избавило от опасности полностью, так как стреляли сверху со скалы. И все, кто сейчас метался на середине реки и сидел в повозке, были отличными мишенями. Ратники попытались пускать стрелы в ответ, но задели кого или нет, было не разобрать, поскольку нападавшие били из-за укрытия - спрятавшись за камнями или между деревьев, коими поросла вся скала. Из-за серого неба и дождя там едва можно было разглядеть размытые силуэты.
        - Ратибор, - крикнул боярин своему помощнику, - скачи на тот берег, хватай всех людей, что там есть, и лезь на скалу. Обойди ее, что хочешь делай, но поймай мне этих душегубов!
        - А ты как же, Евпатий Львович? - крикнул в ответ сотник, слегка раненный в плечо стрелой, к счастью, лишь слегка оцарапавшей его.
        - А я здесь разберусь, - кивнул в сторону застрявшей повозки боярин, прячась от свистевших стрел за шею коня, поскольку щита у него не было.
        - И ты давай с ним! - приказал он Ратише, что пытался прикрыть его своим телом. - Помоги Ратибору. Здесь людей хватит.
        Ратиша нехотя подчинился и ускакал, прихватив с собой несколько своих людей. А Евпатий развернул коня, пустив его назад к повозке. Княжич Федор по колено в воде тоже брел к ней, преодолевая течение и поглядывая на смертоносную скалу. Но вдруг новая волна стрел окатила повозку, пробив ткань навеса, и он услышал дикий женский крик, раздавшийся изнутри.
        - О боже, - пробормотал Коловрат, на мгновение представив себе, в кого могла попасть стрела, - только не это…
        На его глазах чье-то тело, обмякнув, привалилось изнутри к матерчатому борту. И багряное пятно расплылось по краю повозки. Новый женский крик разнесся над рекой.
        - Нет! - заорал Федор и бросился вперед. Но, споткнувшись, упал в воду. Двое ратников метнулись к нему, прикрыв собой и щитами от обстрела.
        Коловрат оказался на месте раньше княжича. Он спрыгнул с коня у повозки. Отпихнул мертвого возницу в сторону от колеса и сам взобрался на его место. Не обращая внимания на то, что происходит у него за спиной, и не слушая криков и стенаний, Коловрат хлестнул лошадей. Тех дернулись с места, потащили повозку к берегу. Еще несколько стрел прошило крышу, вонзившись во что-то мягкое, одна вонзилась в деревянную лавку рядом с Коловратом. Но Евпатий все стегал и стегал коней, пока они не оказались на другом берегу, где обстрел вдруг неожиданно прекратился. Помедлив мгновение, боярин осторожно обернулся назад и посмотрел внутрь продырявленной во многих местах повозки, откуда уже давно не доносилось никаких звуков. Там, забившись в дальний угол и привалившись к борту, полулежала окровавленная Евпраксия, закрыв глаза и прижимая к своей груди рыдавшего сына. А вокруг нее, одна на другой, лежали мертвые женщины. Это были няньки. Все они были убиты стрелами.
        Затаив дыхание, Евпатий пробрался по трупам прямо к Евпраксии и бегло осмотрел жену княжича. Ран он не заметил, а одежда ее была измазана чужой кровью. Сама Евпраксия, похоже, чудом выжила, но еще не верила в это и лежала без движения, вцепившись в своего сына.
        - Цела? - спросил Евпатий, осторожно касаясь пальцем плеча Евпраксии, словно боялся, что она не ответит.
        Девушка открыла глаза и воззрилась на Коловрата, словно увидела перед собой посланца из ада. Но затем узнала его и взяла себя в руки, молча кивнув. Страх постепенно отпускал ее.
        - Ну, вот и славно, - проговорил Евпатий, отступая назад, - вот и славно. Все позади.
        Он уже выбрался из повозки, когда рядом возник отставший Федор, весь мокрый с ног до головы. Оттолкнув от себя двух охранников со щитами, не отходивших от него ни на шаг, княжич встретился с Коловратом глазами. Взгляд у Федора был тяжелый, полный ужаса и вопросов, на которые он боялся услышать ответ.
        - Жива она, - поспешил успокоить его Коловрат, - ни царапины. И сын твой жив. Спас их Господь!
        Федор испустил радостный крик, запрыгнул в повозку и вскоре оттуда послышались лобзания и тихий плач.
        А Евпатий, осмотревшись, увидел, что почти все оставшиеся ратники, перебравшись через реку, окружили повозку княжича в несколько рядов, прикрыв ее от нового нападения. Но Коловрат уже знал, что его не будет. Обстрелявшие обоз, похоже, и не собирались вступать в открытый бой с сотней дружинников. «Хотя кто знает, - подумал Евпатий, хмуро оглядывая скалу. - Может быть, просто не рассчитывали на такую мощную охрану. А оказалось бы здесь поменьше дружинников, то и спустились бы вниз, чтобы добить. Похоже, Юрий не ошибся, настояв на целой сотне».
        Но теперь начальник охраны княжича был уверен, что те, кто напал на них, уже далеко. Не зря же обстрел давно прекратился. Иначе здесь давно бы уже кипела жаркая сеча.
        И он оказался прав. Вскоре из-за скал показались ратники под командой Ратибора, принимавшие участие в погоне, однако никаких пленных с ними не было.
        - Ушли? - негромко уточнил Коловрат.
        - Ушли, окаянные, - доложил Ратибор. - Прости, Евпатий Львович. Да и немного их было, вроде не больше десятка. Пока мы скалу обходили да лезли вверх, - на конях там не подойти, - так они уж спустились по дальнему склону и сразу в лес. А там у них свои кони на тропинке привязаны были. Сели на них и утекли в чащу. Лес этот бескрайний. Только их и видали.
        - Значит, ждали нас и готовились, - заметил на это Коловрат, снова разглядывая опустевшую скалу. - Больно хорошо эти душегубы дороги знают, место приглядели удобное. Ты же все проверил, но никого не заметил.
        - Моя вина. Проверил, - кивнул Ратибор, - близко никого не было. Подходы к броду мы перекрыли со всех сторон. А скала эта всем известная, да кто же мог подумать, что с нее стрелять начнут? Склоны с этой стороны отвесные, высоко, и напасть никак нельзя, чтобы в полон взять или ограбить.
        - Во то-то и оно, - кивнул Евпатий, - что всем известная. Только грабить они и не собирались, похоже.
        - Евпраксия жива? - не утерпел Ратибор. - А наследник?
        - Жива, - успокоил его Евпатий, - и наследник тоже. Только няньки вокруг нее все погибли.
        - Отдали жизни за хозяйку и наследника, болезные, - пробормотал Ратибор, проведя рукой по усам.
        Коловрат кивнул в ответ, помолчал немного, раздумывая.
        - Лес, говоришь, бескрайний? А за лесом тем бескрайним что у нас? Пронск, кажись, да Ижеславль.
        - Ты к чему клонишь, Евпатий Львович? - не понял Ратибор. - Неужель кто из своих на княжича покусился? Пронск-то самого князя Ингваря, брата нашего князя вотчина[10 - В реальности неизвестно, где находилась вотчина Ингваря в данный период. Да и само происхождение Ингваря остается под вопросом. Данная версия целиком придумана автором.]. Побойся бога! Мало ли на Руси душегубов.
        - Не знаю, - пробормотал Евпатий, оглядываясь на повозку, из которой показался бледный, но вместе с тем радостный княжич Федор, - только стрелы-то не от степных луков были. Нашенские.
        Ошеломленный сотник молчал, не зная, что и сказать.
        А Евпатий вдохнул полной грудью, задержав ненадолго дыхание, затем медленно выдохнул.
        - Ладно, - махнул рукой боярин, озираясь по сторонам, решив, что зря разоткровенничался о своих подозрениях с сотником, - разберемся. Забудь пока обо всем, что я тебе наговорил. Может, ты и прав. На разбойников напоролись. Пересчитай да осмотри людей, нужно дальше ехать. Только полдороги осилили. Неизвестно, какие еще гостинцы нас ждут в этих лесах.
        Глава десятая
        Золотой петух
        После того как перекидали скарб и погрузили всех мертвецов в одну из освободившихся повозок, Коловрат приказал двигаться дальше. Федор и Евпраксия с ребенком остались в своей повозке. Княжич порывался ехать дальше рядом на коне и с мечом в руке броситься в погоню за нападавшими, чтобы отомстить за пережитый страх, но Евпатий едва отговорил его. Даже упросил пересесть в повозку, дабы успокоить жену.
        - Тебе, княжич, сейчас там самое место, - проговорил Коловрат, выслушав порывистые слова Федора, - возле жены и сына. Ты им сейчас больше нужен. А жизни ваши, позволь, я сберегу. Для того здесь отцом твоим и поставлен.
        - Ладно, - хмуро кивнул Федор, полезая в измазанную кровью повозку, - будь по-твоему.
        - Не переживай, - кивнул Коловрат. - Ратников у нас достаточно. К вечеру в Переяславле будем. А сейчас поспешать надо. Нечего нам здесь задерживаться. Потом обсохнем.
        Большую часть освободившихся коней привязали к повозкам, а нескольких ехавшие в конце обоза ратники взяли под уздцы. Пересчитав людей - от стрел погиб целый десяток, - двинулись наконец-то дальше по лесной дороге. Евпатий приказал усилить передовой отряд и выслать далеко вперед еще один небольшой разъезд, а полсотни конных воинов в полной боевой готовности двигались рядом с повозками.
        Втянувшись в гору, они вскоре оставили скалу далеко позади. Дождь зарядил снова, и повозки шли тяжело по раскисшей дороге. К счастью, лошади были в них запряжены самые лучшие из княжеской конюшни, сильнее которых во всей Рязани было не сыскать. А потому хоть и не слишком быстро, но обоз шел к своей цели.
        Коловрат, сидя в седле, давно промок, но не обращал внимания на эту сырость, разглядывая замшелый лес, в который они углублялись. Он думал о нападавших, которые смогли уйти, оставшись неузнанными, и в голову ему лезли разные мысли, не добавлявшие радости.
        «Кто же это мог быть? - думал Евпатий. - Не татары, точно. Кто-то из наших. Больно уж наглым было нападение. Средь бела дня. Прямо на дороге. Видели ведь, что с охраной поезд идет, и все равно не испугались. Да и путь наш они знали прекрасно. Но как же успели? Ведь об отъезде мы утром еще и сами не ведали».
        Коловрат смахнул стекавшие по лицу капли дождя.
        «Видать, кто-то шепнул нужным людям, и те подослали убийц на дорогу. Ясное дело, что убить хотели Федора с женой и наследником. Только кто же в княжестве нашем смог на такое дело отважиться? Бояре заговор замутили? Кто? А может, и тут без татар не обошлось? Больно уж они в последнее время заметны стали. А что, может и так быть. Подкупили парочку высокородных предателей, вхожих в княжеский дом, заплатили золотом. Их руками решили обезглавить княжество. Корыстолюбивых и трусливых душ, желающих родину предать, особливо сейчас, перед нападением сильного врага, немало найдется. А татарам только оно и нужно, - бац, и у власти те, кто им готов ворота открыть да хлеб-соль поднести. Вон уже сколько засланцев по Рязани шляется».
        Дорога пошла вниз с пригорка. Вокруг все было тихо, никто больше не преследовал и не атаковал отряд Коловрата.
        «Хотя это я что-то разошелся, - осадил себя Евпатий, - если татары, то им Юрия нужно было бы перво-наперво устранить, а не наследника. Федор им сейчас без надобности. Он ведь войском не командует. Значит, все-таки свои… Надо будет с Ингварем по возвращении побеседовать, Юрий говорил, что это он ведь должен за крамолу отвечать. Может, знает или подскажет что».
        В этот момент с ехавшим чуть поодаль от остальных всадников Коловратом поравнялся Ратиша.
        - Прости, что от дум отвлекаю, Евпатий Львович, - проговорил он. - Хотел тебе, пока не забылось, кое-что поведать о людишках, что на нас напали.
        - Узнал что? - поднял голову Евпатий.
        - Ну, не то чтоб узнал, - проговорил, оглянувшись по сторонам, Ратиша, - скорее, нашел случайно вещицу одну и хочу тебе показать. А ты уж сам смекай, что к чему. Мое дело маленькое.
        Он полез за пазуху и вытащил оттуда небольшую округлую пряжку для скрепления накидки на плечах, тускло сверкнувшую в руке. Протянул ее Коловрату. Евпатий взял и стал рассматривать. Это был золотой петух, клевавший семена. Пряжка была не из самых дешевых.
        - Это я на той тропке за скалой прихватил, где мы следы от коней вражеских нашли, - пояснил Ратиша. - Ратибору не показывал. Может, конечно, случайно там оказалась и давно лежит. Да только мне почудилось, что ее аккурат кто-то из нападавших уронил, когда бежал от нас.
        - Знатная вещица, - закончил наблюдения Евпатий, повидавший в своих закромах немало золотых изделий. - Дорогая. Искусно сделана. Не для простого ратника.
        - Вот и я о том же, - кивнул Ратиша, посмотрев заговорщически на своего хозяина, и замолчал, словно ожидая разрешения высказать свои подозрения вслух.
        - Ну, не томи, - поймал его взгляд Евпатий, - знаешь что?
        - В прошлом годе был я в Пронске по делам воинским и видал раз такую же пряжку…
        - У кого? - наклонился вперед Евпатий.
        - Несколько охранников князя Ингваря такие носили.
        - Охранники Ингваря? - не поверил своим ушам Евпатий, едва не вскрикнув, хоть и сам строил такие догадки совсем недавно. - Да не, быть того не может. Брат ведь…
        Ратиша пожал плечами, мол, «мое дело маленькое».
        - Ну, не дураки же они, в самом деле, - отмахнулся Коловрат, - на такое опасное дело отправиться, обвешавшись столь заметными вещицами. Да по ним их враз любой отыщет. Хотя все так быстро случилось, могли второпях позабыть… И все же… Нет. Вот если нам ее нарочно кто подкинул, чтобы мы на Ингваря подумали…
        - Тебе виднее, - не стал спорить с выводами боярина бывалый воин.
        - Ладно, - кивнул Коловрат, убирая пряжку поглубже за пазуху, подальше от посторонних глаз. - Ты вот что, Ратиша, забудь пока обо всем этом до поры. Но держи ухо востро. Тут князья замешаны, и не нашего ума это дело. Но поразмыслить надо. Если что еще вспомнишь, говори только мне, зря языком не болтай. Что Ратибру не сказал - молодец. Времена сейчас темные наступают, не узнаешь, кто враг, а кто друг, пока поздно не будет.
        - Дело ясное, боярин, - кивнул Ратиша, - не беспокойся, Евпатий Львович, не подведу. Ты меня знаешь. Не впервой.
        Остаток дня до самого вечера прошел спокойно. Нападения не повторилось. Федор с Евпраксией, переживавшие за жизнь своего сына, немного успокоились. А когда отряд выехал из леса и на горизонте показались купола церквушки, сверкнувшие в предзакатном солнце, у них и вовсе от сердца отлегло. Это был уже Переяславль. Небольшой городок на пути к имению княжича в Красном, но с крепостными стенами, за которыми можно было без страха провести эту ночь.
        Увидев бревенчатые крепостные стены, не только Федор испытал облегчение, но и сам Коловрат, отвечавший за жизнь всей княжеской семьи. Многое передумал по дороге Евпатий, а потому рад был приближению защиты. В крепости исполнять свои обязанности было гораздо легче.
        Город Переяславль[11 - На этом месте находится современная Рязань.] тоже стоял на берегу Оки, только выше по течению. Узнав о приезде княжича Федора с семейством, на встречу прибыли местные бояре, но Коловрат от имени Федора все торжественные мероприятия отменил, разрешив лишь поклониться сыну княжескому, который тут же в терем отправился и не выходил оттуда до рассвета. Объяснил, что, мол, устал княжич да едва опасности избегнул. Впрочем, узрев мертвецов на телеге, бояре лишних вопросов задавать не стали, хотя их распирало от любопытства. Но от Евпатия они так ничего и не добились. Коловрат быстро распорядился насчет похорон и для отвода глаз обмолвился лишь, что разбойники на них налетели в пути, чем навел ужас на местных бояр.
        «Пусть уж они лучше разбойников боятся, - решил Коловрат, - чем объяснять им все и наводить тень на плетень. И так слухов не оберешься».
        Он вообще предпочел бы никому не рассказывать о случившемся, но закапывать убитых прямо там, в лесу, если была возможность довезти их до города, было бы не по-христиански.
        - Как же так, Евпатий Львович, - поинтересовался все же один из бояр, - спокойно же мы жили. Разбойников тут отродясь не водилось. По дороге этой до Рязани постоянно ездили. Как же нам теперь быть?
        - А никак, - пожал плечами Евпатий, слукавив немного для дела, - как ездили, так и будете ездить. Разбойников мы повывели. Все спокойно будет теперь.
        И ушел, оставив местное боярство в задумчивости.
        На рассвете Федор усадил семейство в отмытую от крови и заново выложенную перинами повозку, что с радостью предоставили местные бояре, желая услужить княжичу. Сам же сел на коня и весь оставшийся путь до Красного проделал в седле, зорко вглядываясь в потянувшиеся вдоль дороги болота и придерживая рукоять меча. Верстах в трех от Переяславля дорога окончательно вышла из леса и стала петлять меж невысоких холмов, а лес все редел и редел, пока не уступил место почти безлесому болоту. Коловрат этому был даже рад, поскольку видно было довольно далеко. И если бы враг решился на новое нападение, то его также можно было заметить издали. Но Евпатий больше не ждал нападений. Едва вышло солнце, как он выслал разъезды далеко вперед, почти до самого пункта назначения, и теперь ратники то и дело возникали из-за поворота с сообщениями о том, что впереди все спокойно. Путников в этот час тоже было немного. Лишь ближе к полудню они повстречали пару подвод с гончарами, что везли на продажу свои горшки в Переяславль.
        К счастью, дорога была довольно приличная и на удивление сухая, хоть и пересекали ее несколько раз ручейки. Поезд княжеский пошел гораздо быстрее и без приключений был на месте задолго до наступления сумерек. Осмотрев княжескую вотчину, примыкавшую с одной стороны к небольшой речке с названием Осетр, расположившуюся на единственном холме, посреди болотистой местности, полей и редколесья, Коловрат слегка озадачился. Это был совсем небольшой городок, даже меньше Переяславля, из которого вело всего две дороги. Одна обратно, а другая вдоль речки в сторону Ростиславля и Коломны, находившихся, как ему сообщил в недавнем разговоре Ратиша, на другом берегу. Уразумев, что Осетр чуть дальше по течению впадает все в ту же Оку, Евпатий поймал себя на мысли, что в следующий раз нужно будет организовать перемещение княжеской фамилии на кораблях. Благо лодий у Юрия имелось в достатке, а путь по воде был проще и гораздо безопаснее, хотя и вел кругом. Все дело было в том, что в этот раз Евпраксия побоялась плыть с младенцем и предпочла ехать сюда посуху. Но, учитывая недавние события, Коловрат решил, что в
следующий раз он сможет убедить ее изменить свое решение.
        Не считая невысоких крепостных стен почти безо рва перед ними, изо всех строений в городке Красном имелась только церковь, бревенчатый острог, несколько амбаров, княжеский терем с высокой башней, но весьма скромных размеров, да несколько десятков домов. Это поселение гораздо больше походило на большую деревню, чем на княжескую вотчину. Гарнизон, охранявший эту крепостицу, насчитывал целых сорок пять человек, которых Евпатию сейчас показалось явно недостаточно. И он принял решение оставить здесь минимум полсотни своих бойцов, а потом прислать еще. В свете последних событий жизнь княжеского сына и его супруги находилась в опасности. Конечно, никакого штурма пока что быть не могло, но при необходимости покинуть Красный княжич не мог забрать с собой весь гарнизон. Кого-то нужно было в городке всегда оставлять.
        «Людей здесь должно быть больше, - окончательно уверился Евпатий, разглядывая хлипкую пристань и несколько рыбацких лодок, привязанных к ней. - А мысль насчет лодий вполне дельная. Так оно и быстрее и спокойнее будет. Приеду, обговорю это с приказчиками. Они здесь все пути знают, а потом и Юрию доложу».
        Убедившись, что княжич благополучно добрался и устроился в своем тереме, Коловрат посчитал наказ Юрия выполненным и без промедления засобирался в обратный путь на следующее утро. Несмотря на ранний час, проводить его вышел не только сам Федор, но и Евпраксия, оставив младенца на нянек, коих здесь было предостаточно.
        - Прощай, княжич, - сказал Евпатий, подходя к своему коню, - мне пора. Оставляю тебе пока полсотни своих лучших воинов во главе с Ратибором. Он тут за вами присмотрит. Потом еще пришлю. Благо разместить есть где. Вон, целый острог пустует.
        - Зачем? - удивился Федор. - У меня свои охранники имеются.
        - Так-то оно так, - кивнул Коловрат, - но маловато их. А время нынче смутное. Мне так спокойнее будет. Да и отцу твоему. А в другой раз сюда лучше вообще на лодьях плыть, раз водный путь есть.
        - Ну, коли так, - не стал спорить Федор, - пусть.
        И вдруг, шагнув вперед, приобнял боярина. От неожиданности Коловрат даже смутился. Не ожидал от княжича таких нежностей.
        - Спасибо тебе, Евпатий, - сказал Федор, отступая назад и тряхнув кудрями, - ты, сказывают, отца моего на охоте от смерти спас. А теперь вот жену мою с сыном. Да и меня тоже. Я добро помню.
        - Да ладно, пустое, - отмахнулся Коловрат, - служба у меня такая, княжич. Ну, прощай, пора мне в дорогу.
        - Прощай, Евпатий, - сказала стоявшая чуть поодаль Евпраксия, одетая в скромное зеленое платье, расшитое золотыми нитками по низу, - я за тебя Богу помолюсь.
        Коловрат бросил взгляд на синеглазую красавицу, поклонился ей в ответ и, взобравшись в седло, выехал из города в сопровождении небольшого отряда ратников.
        Глава одиннадцатая
        Земля слухом полнится
        Обратный путь, несмотря на то что Коловрат взял с собой две повозки со скарбом, прошел гораздо быстрее. Тем же вечером были обратно в Переяславле, а на следующий день, ближе к вечеру, опять проезжали мимо скалы, где приключилось нападение.
        - Хорошо бы еще разок осмотреть все, - предложил Ратиша, - может, еще какие следы остались.
        Но Коловрат торопился назад для разговора с князем и решил больше не тратить на это времени.
        - Некогда, - отмахнулся он. - Там и так трава по пояс, а ежели где что примято было, то за эти дни поднялось да быльем поросло. Не найдем. Хватит с тебя и пряжки.
        Заночевали на знакомой поляне, а ранним утром, не желая больше тащиться вместе с повозками, Коловрат оставил с ними большую часть людей и за старшего одного из смышленых ратников, наказав, чтобы двигались с прежней скоростью. А сам, прихватив только пятерых и Ратишу верного, поскакал галопом в Рязань. Сократив себе время в пути почти что вдвое, к обеду всадники были уже на месте, въехав в город через Южные ворота. Миновав Успенский и Борисоглебский соборы, они оказались посреди Столичного города. Здесь уже вовсю кипела торговая жизнь, слышны были крики людей, запрудивших улицы и яростно торговавшихся за каждую монету, а вдалеке привычно дымили кузни да мастерские ремесленников. Поначалу Евпатий сразу же хотел направить небольшой отряд в сторону кремля, возвышавшегося надо всем городом на холме, но, поразмыслив, рассудил иначе и решил сначала заехать домой, переменить платье. Негоже было являться пред светлы очи Юрия Игоревича в дорожной пыли. Князь хоть и наказывал сразу к нему прибыть для разговора, но дело по всему было не слишком срочное. А потому стоило сначала привести себя в порядок, прежде
чем являться в кремль. Если князь вообще его сегодня примет.
        Словно в ответ на его мысли у самых Спасских ворот на въезде в Средний город они повстречали главного княжеского приказчика Даромысла. Богато разодетый, со свитой из десятка приказчиков, тот объезжал купеческие лавки и, по всему видно, делал закупки для княжеского двора. Увидав отряд ратников во главе с тысяцким, Даромысл поприветствовал прибывшего боярина.
        - И ты будь здрав, - кивнул в ответ ему Коловрат, замедляя ход коня у крыльца очередной лавки, куда только что намеревался войти Даромысл, но остановился, не дойдя пары шагов. - У себя ли князь наш? Велел он мне явиться к нему сразу, как приеду.
        - Так нет его, Евпатий Львович, - ответил Даромысл, не слишком обрадованный, что его отвлекли от важных дел, - еще вчера вечером в Пронск уехал к брату своему Ингварю.
        - В Пронск? - не слишком удивился Евпатий, хотя это известие отчего-то заставило его насторожиться. Слишком уж часто за последние дни он вспоминал этот город. - Надолго ли?
        - Сказывал, дня на два, а может, и больше, - пожал плечами Даромысл, нетерпеливо поглядывая на дверь лавки, от которой его отделяло всего несколько шагов. - Он князь, никому не отчитывается.
        - Ну, ясно, - кивнул Евпатий, словно разговаривая сам с собою, - значит, ни завтра, ни послезавтра его, вероятно, не будет в городе. А что воевода Богдан?
        - Так с ним и уехал, - удивился княжеский приказчик, - сказывают, он с Ингварем в поход должен отправиться скоро. Тебе ли не знать, Евпатий Львович. Ты же заместо него в Рязани остаешься город сохранять.
        - Все верно, - кивнул Евпатий. - Да я сам в отъезде был, думал, они уж давно отправились.
        Даромысл решил, что разговор закончен. Он снова пожал плечами так, будто его эти военные приготовления не касались. Взялся за дверную ручку и толкнул уже было дверь, чтобы войти, но Коловрат опять остановил его.
        - Вот что, - сказал он, подумав, - раз князь меня все равно не примет, то и я по делам отлучусь на денек. Если Юрий раньше меня вернется, сообщи ему, что я послезавтра вернусь. А может, и раньше.
        - Ладно, Евпатий, - кивнул княжеский приказчик, - если разминетесь, сообщу князю твою просьбу.
        - Ну, вот и славно, - дернул поводья Коловрат, резко трогаясь с места, отчего проходивший мимо мужик из мастеровых аж шарахнулся в сторону, чтобы не попасть под копыта боярского коня.
        Но тут вдруг уже сам Даромысл обернулся вслед за тысяцким, позабыв про дверь лавки.
        - Эй, Евпатий, погоди! - крикнул приказчик, делая шаг назад по крыльцу. - Совсем позабыл спросить. Ты заказ-то княжеский на копья выполнил? Когда готово будет?
        - У приказчиков моих спроси, - ответил Евпатий, не останавливая коня, - меня много дней не было. Разумею, сделали уже все. Мы заказы княжеские не задерживаем.
        А отъехав на несколько шагов, все же обернулся и добавил:
        - Сейчас дома буду, разузнаю все и дам тебе знать, или Захара пришлю с известиями.
        - Добро, - кивнул удовлетворенный Даромысл и наконец вошел в лавку вместе со своей свитой из приказчиков, истомившихся ожиданием за время разговора.
        Выехав сразу за воротами на центральную улицу, а потом и свернув с нее направо, где стали попадаться все больше боярские дома, стоявшие особняком друг от друга, вскоре Коловрат с радостью увидел на небольшом возвышении скромный бревенчатый терем. Крепкая постройка напоминала скорее небольшую крепость, чем дом богатого боярина. Словно в подтверждение этой мысли все боярское хозяйство было окружено высоким частоколом. При желании здесь можно было даже держать осаду продолжительное время. «Эх, - поймал себя на мысли Евпатий, подъезжая к крепко сбитым воротам, - не ровен час, может и так случиться».
        Между тем ворота неожиданно растворились, и за ними уставший после долгой скачки боярин увидел расплывшиеся в улыбках лица своих приказчиков. Захар и Макар, вместе с челядью, встретили поклонами своего хозяина, вернувшегося из дальней поездки.
        - Вам что, заняться нечем? - рявкнул на них для порядка Коловрат, хотя в душе и был приятно удивлен. - Вы бы еще хлеб-соль поднесли. Всего на несколько дней уезжал. С утра, что ли, тут стоите?
        - Как заметил тебя Кондрат с крыши амбара, Евпатий Львович, так и стоим, - признался Захар, - дожидаемся.
        Молодой конюх подбежал к всадникам и схватился за стремя боярина, придержав его, пока тот спускался на землю.
        - Ну, считай, дождались, - объявил тысяцкий, спрыгивая с коня и отдавая поводья конюху, - можно разойтись и делом своим заняться.
        Охранники, прибывшие с Коловратом, слезли с коней и повели их в конюшню. Народ, радостно загомонив, стал расходиться, и только приказчики остались недвижимо стоять возле боярина, как два соляных столба.
        - Не желаешь ли баньку с дороги, Евпатий Львович, - поинтересовался Макар, хитро ухмыльнувшись, - и чарку медовухи?
        - Баньку? - переспросил боярин. - Это можно. Организуй. А тебе…
        Он посмотрел на Захара.
        - …вопрос будет. Ты заказ княжеский на копья выполнил? Или не готов еще? Я только что Даромысла повстречал, интересуется.
        - Ясное дело, Евпатий Львович, - пожал плечами уязвленный таким предположением приказчик, - давно все готово.
        - Ну вот и хорошо. Тогда разыщи княжеского приказчика, - он сейчас по лавкам бродит у Спасских ворот, - и дай знать. Да чтоб без задержек. А потом назад воротись и подготовь четыре подводы да мешков побольше плотных. Две повозки вечером подъедут, из тех, что с собой в Красный брал. Поутру поедем к моему знакомцу на озеро лесное за товаром.
        Захар понимающе кивнул.
        - И вот еще что, - наклонился к нему боярин. - большой бочонок с золотишком возьми, что в погребе припрятан для такого случая. Расплатиться надобно будет за товар сей. Дорого он мне выходит, но иначе никак.
        А потом, словно вспомнив что-то, добавил:
        - И еще бочонок малый прихвати на всякий случай. Может, будет у меня к кузнецу этому еще один заказ. Если срастется.
        - А людей сколько брать? - уточнил Захар, услышав про золотишко.
        - Возьми две дюжины для порядка, - решил боярин, немного подумав, - больше не надо. Не воевать едем…
        А отвернувшись в сторону, едва слышно пробормотал себе под нос:
        - Пока.
        После баньки, перепоручив сына нянькам, разомлевший боярин вдоволь намиловался с женой и отошел ко сну. В глубине души он был даже рад, что Юрий вдруг уехал в Пронск, дав ему небольшую передышку между делами. По всему было видно, что князь поехал обсуждать поход Ингваря в пограничные земли для наведения порядка. Только после событий недавних дней на реке тысяцкий не мог выкинуть из головы ту пряжку в виде золотого петуха. «Неужели Ингварь задумал недоброе, брат ведь, - размышлял внезапно посерьезневший от этих дум Коловрат, сидя утром на постели и натягивая рубаху. - Хотя если ты княжеского рода, то и брат на брата может руку поднять. Немало тому примеров. А тут как назло война впереди. Ой, не к добру все это». И все же он решил не торопиться с выводами и особливо жене пока ничего не говорить, а то напугается еще. Пряжку и в самом деле могли подбросить. Только вот кто?
        - О чем задумался, милый? - теплая женская головка легла ему на плечо, прильнув крепко.
        Лада села рядом, приобняв его сзади. Коловрат не ответил, ощутив запах ее тела и аромат волос, так манивший его с самой первой встречи. Потом вдруг обернулся, взглянул в бездонные глаза и крепко поцеловал жену. Они еще долго сидели так, лобзаясь, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, Евпатий встал с постели, сделав над собой усилие.
        - Пора в дорогу, Ладушка, - сказал он, нехотя одеваясь, - дела ждут.
        - Надолго ли в этот раз? - нахмурилась уже Лада.
        - Да не очень, - улыбнулся Коловрат, затягивая пояс, - денек, может, два. Тут рядом. А потом мне надо явиться пред светлы очи князя Юрия. Он как раз в отъезде сейчас, я дела свои сделаю, а после и повстречаемся.
        - А правда, что Евпраксию чуть не убили? - вдруг прямо в лоб спросила Лада, упершись спиной в бревенчатую стенку и скрестив руки на груди.
        - О господи, - взмолился Коловрат, уже натягивая любимые красные сапоги, - а ты это откуда сведала? Я сам только вчера вернулся и никому единым словом не обмолвился.
        - Земля слухом полнится, - заявила Лада, продолжая сверлить его взглядом, но все же добавила: - Народ на базаре уже вовсю с утра языками чесал. Девки мои дворовые там были, услыхали и мне рассказали.
        - Аж с утра? Ну народ, - горько усмехнулся Евпатий, распрямляясь во весь рост. - В одной деревне чихни, в другой уже здоровья желают. Бояре, что ли, переяславские проболтались? Думал, они хоть седмицу сюда не поедут, от страха в городе запершись.
        - Не знаю, кто проболтался. А уже вчера новость эта по городу гуляла, - ответила Лада. - Выходит, правда? Она жива хоть?
        - Жива, слава богу, - подтвердил Евпатий, посмотрев на жену.
        - А сын ее? - не унималась Лада.
        - Тоже жив, - успокоил Коловрат, - и сам княжич в порядке. Защитил я их. Только няньки все погибли. Побили их стрелами.
        - Так кто же это на вас напасть осмелился посреди нашей земли, что за вороги? - не поверила своим ушам Лада, грозно взглянув на мужа. - Разбойники, что ли, так распоясались?
        - Да в том-то и дело, что неясно кто, - горько усмехнулся Коловрат, посмотрев за окно, где занимался новый день, - пустили стрелы и растворились в лесу, как туман. Без следа. Только их и видели. Вот вернется князь, с ним и будем думать, где их дальше искать.
        О пряжке и своих подозрениях он решил пока умолчать. На этот раз и Лада промолчала, погрузившись в свои думы. Воспользовавшись заминкой, Коловрат попрощался с ней, поцеловал в щеку и быстро покинул жилище. Но напоследок, не удержавшись, заглянул-таки в комнату к нянькам, полюбовавшись мгновение на спящего сына. Тот сопел себе под боком у дородной няньки, как ни в чем не бывало пуская пузыри. Евпатий бесшумно прикрыл дверь и спустился на двор, прицепив по дороге к поясу меч, который держал до сей поры в руке.
        У крыльца его уже ждал целый отряд. Четыре повозки, наваленные доверху пустыми мешками, и три дюжины ратников во главе с Ратишей и верным приказчиком. Коловрат вскочил на подведенного коня, пересчитал взглядом людей и косо посмотрел на Захара.
        - Я же сказывал только две дюжины, - проговорил он негромко, - а ты зачем еще одну пригнал?
        - Ну, Евпатий Львович, сам посуди, - стал оправдываться хитрый приказчик, - не горшки везем. Лишние люди не помешают в таком деле. Да и Васька Волк этот разбойник натуральный, хоть кузнецом прикидывается. Мало ли что.
        - Ну, ладно, - ответил ему Коловрат, смиряясь, - бог с тобой, пусть будет три дюжины. Такое войско со мной, словно на войну собрался. А хотел съездить по-тихому. Ты лучше скажи, посылал намедни к нему гонца?
        - Посылал, - кивнул приказчик.
        - И что?
        - Готово, передал.
        - Готово, говоришь? - переспросил повеселевший боярин. - Ну, тогда в путь.
        И тронул коня. Всадники и телеги выехали за ним со двора, направившись к ближайшим Исадским воротам. Коловрат нарочно решил чуток запутать следы. На самом деле им нужно было ехать к самым дальним Южным воротам, но боярин не хотел тащиться спозаранку через весь город с многочисленной вооруженной охраной и телегами. Не стоило лишний раз мозолить глаза любопытным жителям, среди которых наверняка были и татарские лазутчики. Если новость о нападении на княжича Федора со вчерашнего утра уже гуляла по городу, то ее вполне могли распустить и татарские засланцы, чтобы сызнова панику посеять. А вдоль Исадских ворот находились сплошь кузни да мастерские. Людишек там тоже было немало - мастеровые вставали в Рязани ни свет ни заря, - но все же не так много, как в центральной ее части. И они все больше по мастерским отсиживались, занятые работой. Здесь ковали много оружия и других заказов, мало ли по какой надобности рядом телеги появились в неурочный час.
        Погода стояла хорошая. Легкие облачка, висевшие на небосводе, к полудню разогнал налетевший ветерок. Еще было тепло и сухо в этот осенний день, хотя до зимы было уже рукой подать. Покинув, не привлекая лишнего внимания, Рязань, к вечеру, преодолев известный путь, всадники были на месте впадения Прони в Оку. Здесь Коловрат отыскал знакомую узкую тропинку и первым поехал по ней в сторону кузни, прятавшейся в самой глуши на берегу лесного озера. Телеги пришлось оставить под охраной ратников в самом начале тропы, где имелась небольшая полянка, укрытая со всех сторон елками. Дальше с ними было не пройти.
        «Представляю, как чертыхаются заказчики этого кузнеца, что приезжают сюда за товаром, - невольно усмехнулся Евпатий, направляя коня по узкой, едва заметной тропке меж высоких сосен. - Сам-то Васька в Рязани только по большим праздникам и показывается, товар продать. А так помощников своих посылает. Он кузнец гордый».
        Но Коловрат был не в обиде. Тот товар, за которым он сегодня пожаловал, был не из самых распространенных. И чем меньше народа его увидит до поры, тем лучше. Включая самих охранников. Потому он всех почти оставил телеги сторожить, а взял пока с собой для разговора тайного лишь Захара, Ратишу и пятерых всадников.
        «Да и тех, похоже, придется обратно отправить, пока беседовать будем, - подумал Евпатий. - Васька Волк свидетелей не любит».
        Скоро на дальнем берегу лесного озера, блеснувшего наконец-то между стволов высоких сосен, показалась кузня - небольшое приземистое здание с несколькими пристройками. Чуть поодаль виднелась пара землянок.
        В этой приземистой кузне новоиспеченный боярин когда-то провел много дней в обучении у кузнеца, который к тому же оказался и хорошим бойцом. А в прошлом, говорят, был даже атаманом у морских разбойников и караваны византийские грабил с товарищами. Было или не было, про то нынче доподлинно никто не ведал. И заказчики его об этом старались не задавать лишних вопросов - Васька Волк их не любил. А поскольку свидетелей его прошлой жизни не осталось, - да кузнецом он был знатным, дело свое знал, - то никто ему и не докучал расспросами, будто прошлого и в самом деле не было, а родился Васька Волк сразу кузнецом. На Руси такое часто бывает.
        Однако, направляясь сюда, Евпатий как раз собирался поговорить с Васькой кое о чем из его забытой жизни, - загадочный перстенек жег ему потайной карман, нашитый специально на подкладку ездового ферязя. Но окончательно Коловрат еще не решился на этот разговор. Оставил на волю случая. Если зайдет разговор на нужную тему, ввернет словечко. А нет - то и отложит разговор до лучших времен. Торопиться ему было ни к чему, хоть и разбирало боярина любопытство. Тут дело было тонкое, неизвестно что выйти могло, если Васька про ту пещеру ведал. Он ведь тоже хитрован известный, не зря в атаманах ходил когда-то. И все же после близкого знакомства Коловрат доверял этому кузнецу даже больше, чем многим боярам из окружения князя рязанского.
        Деревья вдруг словно раздвинулись. Небольшой отряд выехал на широкую поляну у самой кузни, где Евпатий увидел дымок, поднимавшийся над приземистым строением. А затем до его чуткого уха донесся удар молота о наковальню. Каким-то чужим и неуместным он сейчас показался боярину в этой лесной тишине. Евпатий остановил коня, помедлив немного. На него вдруг нахлынули воспоминания из прошлой жизни, в которой его звали Кондратом и о которой, оказавшись здесь в первый раз, он пытался забыть, да так и не смог. С той поры в нем жило сразу два человека, но он уже привык.
        Отогнав ненужные воспоминания, боярин спрыгнул на мягкую траву. Не успел он опуститься на ноги, как из-за спины раздался вкрадчивый голос:
        - Уж не ко мне ли гости пожаловали?
        Коловрат обернулся и увидел перед собой невысокого бородатого мужичка в засаленных штанах, холщовой рубахе и коротком изорванном фартуке из грубой кожи. Тонкий обруч стягивал голову с волосами почти до плеч. Боярин мог поклясться, что еще мгновение назад его там не было. Опустив глаза вниз, он разглядел на ногах у мужичка мягкие поршни[12 - Поршни - русская кожаная обувь простейшего покроя. По внешнему виду это сшитые из одного или двух кусков кожи мягкие туфли. По краям кожи в сделанные отверстия продевались ремешки, которые нужно было завязать у голени. Такая обувь была известна на Руси с VII века.], отчего тот и ступал так тихо, что его почти невозможно было услышать.
        - Крадешься как тень, учитель, - усмехнулся Евпатий, приобняв кузнеца. - Давно не виделись.
        - Давненько, - кивнул Васька, хитро прищурившись. И добавил: - Тише ходишь - дольше живешь.
        У входа в приземистое сооружение показался молодой парень в холщовых шароварах и замызганной рубахе. Рожа его Коловрату была незнакома, видно, Васька набрал себе новых подмастерьев. Может оттого, что сам Евпатий напоследок преподал слишком сильный урок по рукопашному бою своему учителю с подмастерьями и повредил его прошлых помощников. «Как бы не умер кто», - озадачился Евпатий, но уточнять пока не стал.
        - Готов мой заказ? - поинтересовался боярин, оглянувшись на своего приказчика и Ратишу, по-прежнему возвышавшихся в седлах позади него.
        Остальные ратники тоже не спешивались, дожидаясь приказа хозяина.
        - Готов, - кивнул Васька, окинув взглядом вооруженных гостей, - сразу заберешь, али поговорить охота сначала?
        - Охота, - не стал темнить боярин, у которого за прошедший год накопилось немало вопросов к бывшему атаману.
        Да и время его не торопило. Заказ готов, забирай хоть сейчас.
        - Ну, тогда отправляй отсель твоих бугаев, - беззлобно сообщил Васька, - да пойдем в кузню. Медовухой угощу.
        - Медовухой? - переспросил не торопясь Евпатий, понимая, что такой разговор может затянуться надолго.
        Он скользнул взглядом по верхушкам сосен, уже чуть подернутых сгущавшимися сумерками. Дело шло к ночи, и раздумывать было особо не о чем. Тем более что отправляясь сюда, боярин ожидал, что все именно так и сложится. А потому, обернувшись к Захару с Ратишей, приказал:
        - Езжайте обратно к телегам. Разведите костер. Там переночуете. А нам тут с кузнецом потолковать надобно по душам. Утром возвращайтесь за товаром. Да плату не забудьте.
        - Вот это верно, - обрадовался кузнец, услышав про плату, - это обязательно не забудьте. Поработал я для вас на славу. И свое злато заслужил честно.
        Захар не стал возражать, как в прошлый раз, хотя и недолюбливал кузнеца за его разбойничье прошлое. Он уже привык, что его боярин редко ошибался в людях. Тем более что этот кузнец хоть и был подозрительным типом для приказчика, имевшего дело с деньгами, но уже знакомым. За два года редких встреч с его боярином ничего плохого не приключилось.
        - Как скажешь, Евпатий Львович, - кивнул Захар, не очень довольный необходимостью ночевать под открытым небом, но делать было нечего. - Утром будем обратно.
        И развернул коня в сторону уже едва видневшейся в сумерках тропки. Ратиша и остальные воины шагом поехали за ним.
        Глава двенадцатая
        Тайные планы
        Отослав охрану, Коловрат вошел внутрь кузни вслед за Васькой. Сам кузнец, понимая, что разговор предстоит не для посторонних ушей, тоже выгнал своих подмастерьев на свежий воздух, запретив заходить сюда до рассвета.
        В кузне, как и в первый раз, когда Евпатий здесь появился, пахло дымом, было жарко и царил полумрак. Впрочем, боярин привык к такой обстановке, у самого кузнецов много работало на оружейном промысле. Сделав пару шагов, он остановился, приглядевшись. У огня лежала раскаленная заготовка для короткого меча, рядом еще пара штук. Чуть поодаль несколько подков и щипцы. По бревенчатым закопченным стенам все так же были развешаны мечи, щиты, луки и копья. А на лежанке вдоль стены Коловрат разглядел целый ворох тряпья, служивший кузнецу постелью. «В общем, ничего не изменилось с тех пор, - решил про он себя, - не привык кузнец к роскошной жизни. А деньги, похоже, все, что заработал, закопал где-нибудь поблизости. Скупердяй».
        - Ну, показывай изделие, - не выдержал боярин, обшаривая кузню глазами, - медовуха подождет.
        - А может, посидим сначала, - слегка озадачился поворотом дела Васька, - выпьем медовухи да о жизни потолкуем.
        - Успеем еще, вся ночь впереди, - настоял на своем Коловрат, подозрительно взглянув на кузнеца. - Или не готов мой заказ?
        - Да готов, готов, - нехотя пробубнил Васька и полез в дальний угол кузни за мехами, завозившись, - в сарае все лежит, тебя дожидается. Здесь вот один только держу, специально для такого случая.
        - Вот и давай его сюда, - приказал Евпатий.
        - Ну ты и душный, боярин, - огрызнулся бывший атаман, доставая из вороха всякого хлама внушительного размера сверток из грубой холстины, - нет чтобы сначала по-человечески посидеть, горло промочить. На вот, держи свой «коловрат»[13 - В XIII веке «самострельными коловратами» на Руси называли разновидность арбалета, для приведения в боевое положение которого использовался вращательный механизм в виде круга с рукояткой. Отсюда «коловрат» - это самое обычное прозвище воина, умевшего хорошо обращаться с арбалетом или «самострелом», как его называли русичи. По официальной исторической версии, в XIII веке на Руси еще не знали арбалетов. Хотя есть свидетельства как археологов, так и в текстах летописей, что в начале XIII века арбалет периодически все же использовался русичами для оборонительной войны.Например, Ипатьевская летопись 1291 года уже упоминает о наличии у русичей «великих и малых» коловоротных самострелов. А в Ливонской хронике есть более раннее упоминание 1223 -1224 годов о русских арбалетчиках, которые использовали свое оружие против рыцарей ордена с крепостных стен города Юрьева. Поэтому
можно с большой долей вероятности считать, что в начале XIII века арбалеты уже использовались на Руси, но по большей части на ее западной границе.].
        И он предъявил боярину знакомую конструкцию, похожую на средней величины лук с приделанным ложем для стрелы из почти отполированного дерева и упором в виде стремени, куда полагалось упираться ногой. Также Васька дал Евпатию металлическую пластину с крючками для натяжения тетивы, которая крепилась к поясу.
        - Да какой же это «коловрат», - удивился Евпатий, осмотрев все приспособы для натяжения тетивы, - это самый настоящий арбалет. Да причем из западных земель перенятый.
        - Верно, я тебе сделал как у франков, со стременем и поясным крюком, - охотно пояснил кузнец, который и сам не мог налюбоваться на свое изделие, - я такой видал сам в лихом деле во Франкии. Хорошо стреляет. Шагов на двести, а то и триста бьет на раз[14 - Арбалеты имели разную конструкцию дуги, спускового механизма и силу натяжения. Но в Европе в средние века наиболее были распространены арбалеты с натяжением менее 45 килограммов, которые били не далее 300 метров даже облегченными стрелами.], а сила такая, что любой доспех прошьет. Для пешего и даже для конного бойца подойдет. Воевать удобно.
        Евпатий не торопясь осмотрел новое оружие, покачал его на руке, натянул тетиву и спустил простой крючок, остался доволен. Арбалет был средней тяжести - весил не слишком много, хотя и не легкий. Но обращаться с ним действительно было удобно. Конечно, ловить тетиву поясным крюком, а потом натягивать ее было чуть сложнее, чем пользоваться тем же «коловратом» с ручкой. Зато он был не такой громоздкий, проще и легче в работе, как и говорил Васька. Такой арбалет вполне подходил для вооружения армии и мог «пойти в серию». Вернее, уже пошел. Васька Волк с подмастерьями должен был изготовить для боярина двести штук таких приспособлений для метания стрел на дальние расстояния.
        - Ты все самострелы-то изготовил? - уточнил он все же для порядка.
        - А то, - обиделся кузнец, - двести штук, как договаривались. Я слово держу. Теперь неплохо бы рассчитаться.
        - Рассчитаемся, - кивнул боярин, - не боись.
        - А стрелы? - вспомнил он. - То бишь, как их там называют, болты арбалетные?
        - Эх, боярин, - еще сильнее озадачился Васька, - так мы до утра провозимся, а медовуха ждет…
        - Подождет твоя медовуха, ничего с ней не станется, - ответил Коловрат, все более горящими глазами смотревший на грозное оружие в своих руках. - Так сколько стрел заготовил?
        - Двадцать тыщ, - едва не выругался кузнец, - руки по локоть стер, и вон, подмастерьев новых набрал, сам видал. Одному не успеть было. Который месяц из кузни не вылажу с твоими стрелами. Куда тебе столько?
        Но Коловрат пропустил мимо ушей стоны уставшего кузнеца, который никак не мог добраться до медовухи.
        - Двадцать тыщ, говоришь, - повторил он, - по сотне штук на арбалет выходит. Это хорошо. Для начала обороны хватит. Но потом, думаю, еще тебе заказ дам. Покажи-ка мне стрелу-то.
        Кузнец вздохнул, смирился со своей судьбой и полез в чулан. Повозившись там, вытащил небольшой ящик, наполненный арбалетными стрелами, и поставил перед Евпатием на край массивного стола.
        - На, смотри.
        Боярин отложил арбалет в сторону, взял одну из стрел, повертел в руках и внимательно осмотрел. Это была короткая стрела, умещавшаяся между большим и указательным пальцами. Треть ее длины занимал остро отточенный металлический наконечник, предназначенный для пробивания плотных доспехов. К хвосту обточенное деревянное древко стрелы становилось чуть толще и заканчивалось едва заметным оперением.
        - А не коротка? - уточнил Евпатий.
        - В самый раз, - отмахнулся кузнец, - летает хорошо, проверял. Доспех бьет.
        - Точно бьет? - прищурился Коловрат.
        Кузнец бросил тоскливый взгляд на бурдюк с медовухой и разносолы, лежавшие по плошкам на столе у лежанки. Вздохнул, схватил арбалет, засунул пачку стрел в карман рваного фартука, запалил короткий факел от углей в очаге и пошел вон из кузни, бросив на ходу своему гостю:
        - Пойдем, покажу, пока не стемнело совсем.
        Выйдя на свежий воздух, Васька расправил поникшие плечи и крикнул во весь голос:
        - Сенька, тащи кожаный доспех сюда! Быстро!
        А обернувшись в сторону своего гостя, добавил:
        - А ты тут постой, покудова я все прилажу.
        Коловрат остался стоять у входа в кузню, скрестив руки на груди и с удовольствием вдыхая чистый воздух, после задымленной кухни показавшийся ему слаще леденцов. А кузнец медленным шагом направился к мешку с сеном, что висел на шесте в дальнем конце поляны. Пока он неторопливо брел, откуда-то из-за землянок возник быстроногий Сенька и, обогнав своего учителя, нахлобучил на мешок с сеном настоящий кожаный доспех ратника. Присмотревшись, Коловрат увидел даже металлические пластины, защищавшие центр груди. Все было по-честному.
        Дойдя наконец до мишени, Васька воткнул в землю рядом с мешком факел, в свете которого пластины на доспехе стали поблескивать отраженным светом, и направился назад, покачивая арбалетом в правой руке. Факел разогнал сгущавшиеся сумерки в этом углу поляны, и мишень теперь была видна гораздо лучше.
        - Вот так будем стрелять, - заявил Васька, вернувшись к самой кузнице, - если не хочешь ждать утра, то придется метить по факелу.
        - Сойдет, - кивнул Коловрат в предвкушении забавы. - Заряжай.
        - Смотри и учись, боярин, - заявил Васька Волк, упершись ногой в арбалетное стремя и вдруг посерьезнев. - Коли забыл с нашей последней встречи, как с этим оружием обращаться надобно.
        - Показывай, учитель, - усмехнулся Евпатий, невольно вспомнив события почти двухлетней давности, когда он здесь же находился в обучении русским боевым умениям у кузнеца и тогда его иначе как «учитель» и не называл. Ну, хотя бы первое время, пока не обнаглел.
        Зацепив поясным крюком упругую тетиву, кузнец медленно распрямился, протащив это устройство вверх, до тех пор, пока не услышал щелчок затвора. Затем поднял взведенный арбалет левой рукой, а правой достал стрелу из фартука и приладил на ложе. Коловрат во все глаз следил за действиями кузнеца, с которого при этом слетела вся показная тоска и ерничество. Он мгновенно превратился в настоящего воина, готовившего оружие к бою. Стрела легла в паз как родная, все размеры были подогнаны четко.
        Вскинув арбалет, Васька прицелился и быстро спустил крючок. Раздался негромкий щелчок. Стрела с легким шелестом улетела в сторону мишени. Коловрат следил за ней цепким взглядом. На мгновение она пропала в сумеречном воздухе, а потом вдруг возникла у самого доспеха и вонзилась в него с треском, порвав толстую кожу. Более того, как показалось отсюда Евпатию, она даже пробила металлическую пластину.
        - А ну, пойдем ближе, - приказал он, желая проверить свои наблюдения, - проверим.
        - Пойдем, коль не шутишь, боярин, - согласился кузнец и, закинув разряженный арбалет на плечо, пошел вслед за Коловратом, который быстрым шагом уже измерял поляну по направлению к мешку с доспехом.
        Приблизившись, он разглядел место попадания. Короткая стрела с металлическим наконечником действительно легко пробила толстую кожу панциря и даже зацепила край пластины. Не веря своим глазам, Евпатий выдернул стрелу и поковырял дырку в пластине пальцем. Покореженный металл был лучшим подтверждением опасности этого оружия в умелых руках.
        - Ну, что, - усмехнулся кузнец, - доволен?
        - Впечатляет, - кивнул Евпатий. - А ну, дай теперь я стрельну.
        - Держи, - Васька Волк протянул ему арбалет и обернулся в сторону кузни, где ждала медовуха. - Только побыстрее. Терпеть уж мочи нету.
        Евпатий вернулся назад к кузне с арбалетом в руках. Взял у кузнеца поясной крюк с зацепом, уперся в стремя своим красным сапогом и натянул тетиву до щелчка. Затем приладил стрелу и прицелился.
        - Мягче, боярин, крючок спускай, - посоветовал ему Васька, стоявший чуть поодаль и теперь сам бывший в роли наблюдателя, - мягче. Это оружие не только силу любит.
        Коловрат мягко спустил крючок, и арбалетный болт стремительно пронесся сквозь сумеречную поляну, поразив мишень в районе живота.
        - Молодец, боярин, - похвалил кузнец, - все кишки врагу выпустил.
        - А ну, дай еще стрелу! - приказал Евпатий, раззадорившись от первого успеха.
        - Эка тебя зацепило, - усмехнулся Васька, протягивая ему новую стрелу, - ну держи, играйся. Покудова интересно.
        Коловрат стрельнул еще - и на этот раз угодил в плечо. Сорвав наплечник, арбалетный болт, улетел в лес.
        - Эх, - опечалился Евпатий, - стрелу жалко.
        - Не печалься, боярин, - успокоил его кузнец, протягивая ему следующую стрелу. - Я ж тебе говорил, двадцать тыщ изготовил. Все ладошки стер по самое не могу. А эту Сенька завтра отыщет, он у меня глазастый.
        Евпатий махнул рукой, приладил новую стрелу, прицелился и спустил крючок. Этот выстрел угодил прямо в грудь доспеха, со звоном пробив одну из пластин.
        - Вот это да! - восхитился ударной силой нового оружия боярин, - князь будет доволен. Теперь нам никакие степняки не страшны.
        Так они развлекались до тех пор, пока совсем не стемнело. Наконец, наигравшись вдоволь новой игрушкой и потратив все стрелы, что были с собой, Коловрат взглянул на истомившегося в ожидании кузнеца и разрешил:
        - Ну, все. Теперь можно и выпить. А заодно и поговорить. Давай свою медовуху!
        - Вот так бы давно, - кивнул ему кузнец и добавил впервые уважительно: - Евпатий Львович.
        Кликнув Сеньку, который потушил факел и забрал продырявленный во многих местах доспех на починку, они вернулись в кузню, где было тепло. Приставив самострел к стене у лежанки, кузнец и боярин с удовольствием устроились за столом. За то время пока они развлекались с арбалетом, на столе явно прибавилось еды. Видно, хитроумный кузнец подал тайный знак своим подмастерьям. Здесь уже были не только баклажка с медовухой и разносолы в плошках. Появилось жареное мясо, огромный шмат которого возвышался на деревянном подносе вместе с воткнутым в него ножом. Блюдо с румяными яблоками, запеченными на огне. А также закопченная на огне рыбка. И краюха черствого хлеба. В общем, простые закуски на любой вкус.
        - А ты, я смотрю, не бедно устроился, - похвалил накрытый стол Коловрат, усаживаясь поудобнее на лежанке, - не хуже боярина. Словно скатерть-самобранка у тебя имеется.
        - Самобранки нету, не взыщи, на отшибе живем, - усмехнулся в ответ сам кузнец, присаживаясь рядом, - до боярского стола далеко. Но природа кормит, не жалуемся. Отведай, чем бог послал. Не побрезгуй.
        - Да что ты, - отмахнулся Коловрат, - чего ж тут брезговать? Еда-то отличная! Я такую сам люблю.
        - Ну, тогда по чарочке, - предложил истомившийся кузнец, разливая медовуху по высоким глиняным чашкам, - для начала.
        - И то верно, - кивнул Евпатий, подхватывая свой сосуд с хмельным пойлом. - Давай выпьем за твою работу. Очень она нам вскорости пригодится. Молодец ты, Васька.
        И опрокинул медовуху в раскрытый рот. Обтер его ладонью, поставил чарку на стол и закусил хрустящей корочкой хлеба да моченым лучком, который ему тоже сладким показался. Сам кузнец долго ждать не стал - хлопнул свою чарку, крякнув от удовольствия. Посидели. Помолчали, глядя на огонь в печи под мехами. Прислушиваясь, как хмель медленно заструился по венам. Жить становилось веселее.
        - А чего ждать, боярин, давай по второй? - заглянув в глаза гостю, предложил Васька.
        - Валяй! - разрешил боярин. - Заслужил.
        - Ага, - кивнул кузнец, разливая по второй, - разговор веселее пойдет. Ты там о чем-то говорить хотел.
        - Ну да, хотел, - вспомнил Коловрат, хватаясь за вторую чарку пойла, которое оказалось довольно крепким и уже слегка ударило в голову. - Вот, брат, какое дело…
        - Будь здрав, боярин! - не стал мудрствовать кузнец и выпил свою чарку.
        - И ты не хворай! - вернул тост Коловрат, сразу переходя к делу, пока его окончательно не развезло: - Помню я, что в позапрошлом годе ты хвалился, что у тебя, мол, дружков и знакомых везде полно, среди всех окрестных народов. И в мордве, и у буртасов, и у половцев, и даже в самой Волжской Булгарии.
        - Было дело, - не стал отнекиваться кузнец. - Еще по одной?
        - Не гони, - осадил его Коловрат, - дай о деле поговорить.
        - Ну, а я выпью, - решил Васька, - моим делам медовуха не помеха.
        Коловрат кивнул и, пока кузнец налил себе и гостю еще по чарке, а потом принялся нарезать копченое мясо на ломти, продолжал:
        - Ну так вот, - проговорил он, поглядывая за руками кузнеца, - коли так, то не слыхал ли ты чего по секрету от своих дружков о степняках, что татарами прозываются. В прошлом годе появились они в соседних странах да навели там шороху. Булгарию Волжскую пожгли. А нынче уже по нашим границам шуруют вовсю.
        - Нет больше Волжской Булгарии, - заметил Васька и опрокинул чарку, словно помянул своих дружков, - разбежались все булгары по нашим северным княжествам. А кто в плен попал и татарам теперь служит.
        - То-то и оно, - подхватил Евпатий, - а по всему выходит, что и на нашу землю скоро явятся эти татары. Не слыхал от людишек своих случайно, когда придут?
        - Так вот зачем тебе самострелы-то, - ухмыльнулся Васька, - готовишься?
        - Готовлюсь, - кивнул боярин.
        - Одними самострелами тут не победить. Большая сила, говорят, у них, - заметил Васька, отправляя в рот кусок мяса и пододвигая его к боярину поближе, - угощайся, пока горячее.
        Евпатий откусил кусок сочного мяса, по вкусу оленины, и, с удовольствием прожевав, глотнул медовухи.
        - Когда придут, не знаю, - замотал головой кузнец, - а придут это точно. Слыхал я только от людей лихих, что в верховьях Воронежа да Пары от воинов князя прячутся, будто этим летом татары твои частенько наведываться сюда стали, переодетыми, да дружбу с ними заводить. Оружие привозили да золото.
        - Про то я уже и сам знаю, - махнул рукой боярин.
        - А еще сказывали ихнему атаману, чтобы броды на Воронеже указал и место, где лучше лагерем встать. Большим лагерем.
        - И что, указал?
        - А как же, указал, - ничуть не смутился бывший атаман, - он в дружках князя не ходит. Не тебе чета.
        - И когда придут туда татары? - встрепенулся Коловрат.
        - Аккурат на Воронеже такое место есть, да ты сам знаешь, - спокойно продолжал рассказывать Васька, разливая новые порции медовухи по чаркам. - Поле широкое. В самых верховьях, где речки Воронеж, Цна и Пара еще ручейками текут из источников. Пройти там на конях в глубину рязанских земель можно свободно. Кордоны все в стороне стоят. Я там часто сам по прошлым делам шнырял. Так что, особливо в начале зимы, как земля подмерзнет да лед встанет, легко им будет там на конях прошмыгнуть. Думаю, там твои татары лагерем и расположатся, если сразу на Рязань не задумают двинуть.
        - Значит, в начале зимы уже здесь будут, - задумчиво проговорил Коловрат и, не дожидаясь нового тоста, опрокинул очередную чарку залпом. Кузнец от него не отставал.
        Закусив, оба помолчали, погрузившись в раздумья. Время летело быстро, уже была середина ночи.
        - А коли припрет, Васька, будешь за князя биться? - вдруг спросил Евпатий, вперив тяжелый взгляд в своего собеседника. - Ты же боец сильный, атаманом был.
        - За князя не буду, не взыщи, - мотнул головой захмелевший кузнец. - Ты боярин, тысяцкий. Вот ты и бейся за своего князя.
        Коловрат даже опешил от такой наглости, не зная, что и сказать.
        - В бега, что ли, подашься, - напрягся Евпатий, в котором начала закипать злость, - как татары придут? Или к ним на службу?
        Начал он невольно нашаривать рукоять меча, который уже давно висел на стене. Но Васька, оказывается, еще не закончил свою речь, и его новые слова заставили рязанского боярина повременить с наказанием.
        - А вот за Русь можно, - неожиданно заявил кузнец, сделав вид, что не обратил внимания на движения рук гостя, что нашаривал клинок. - Я хоть и разбойником был, но родина моя здесь. Неподалеку. И Рязань я люблю, хоть и сам не пойму, почему. Может, оттого, что жизнь моя здесь потекла иначе. Так что, если кто сюда нагрянет, степняки али еще кто, могу и ввязаться в лихое дело. Если куражно будет. Только уж не в дружине княжеской ратником, не взыщи.
        - Воин ты хороший, но ратников без тебя сыщется немало. Арбалетов наковал, и то ладно. Я о другом думаю. Ты хитрован известный и врага не только силой взять сможешь.
        Евпатий умолк на мгновение и подлил масла в огонь:
        - А вот если я тебе еще золотишка за службу верную на благо Рязани подкину?
        Кузнец смерил пьяного боярина долгим взглядом и спросил:
        - Ты говори прямо, чего еще тебе от меня надобно? Не первый день знаемся.
        Теперь Коловрат вновь замолк, обдумывая свои следующие слова. Но решился, махнув рукой.
        - Семь бед, один ответ. Вот что, Васька. Ты же раньше атаманом морских да речных разбойников был, по волнам ходил?
        - Ну, было когда-то, - не стал отнекиваться в этот раз Васька Волк, снова хватаясь за полупустую уже баклажку медовухи, - только нынче я лишь кузнец.
        - Когда настанут лихие времена, боюсь, Васька придется тебе взяться за старое, только уже на благо нашего князя. Или по моему велению. Но в таком деле, разумею, лучше тебя не сыщется.
        Коловрат придвинулся ближе, оглянулся на прикрытую дверь в кузню и заговорил яростным шепотом:
        - Я привез тебе плату не только за арбалеты, но и сверх того бочонок золота. На эти деньги ты построишь мне пять лодей быстроходных. А если сможешь, то и больше. Лучше таких, как у северных людей, если знаешь, о ком я.
        - Знаю, - кивнул кузнец, - не дурак. Много где бывал. Только чтобы такие быстроходные корабли построить, как у них, здесь мастеров нет. Но у меня в этом деле знакомцы найдутся, не хуже сделают.
        - И команды наберешь из лихих людей, что готовы хоть в черту в пасть. Себе золота возьми, им задаток дай и пусть ждут, но чтоб по первому зову собрались не медля. Полагаю - раньше весны те корабли не понадобятся.
        - Да зачем они тебе, боярин? - изумился Васька, хлопнув новую чарку и разорвав зубами шмат мяса. - У тебя же самого, слыхал, в хозяйстве несколько штук есть. За товаром ходят.
        - А затем, что про людей и те корабли, что ты выстроишь, никто во всей Рязани знать не должен до поры. Даже сам князь Юрий ведать не будет. Только ты да я. Нужно выстроить их тайно и спрятать до срока в глухом месте, чтобы они уцелели, даже если враг придет и Рязань сожжет, всю нашу землю захватит, а людей в полон уведет. Ведомо тебе такое место недалеко от Рязани?
        - Найдем, - изумленно проговорил кузнец. - Только ты прости, Евпатий Львович, за кого ж тогда биться будем, если помрут все до весны?
        - За Русь, - проговорил Коловрат, зло сверкнув глазами, - на нашем княжестве Русь не кончается. Мы за Рязань биться будем до последнего - и отобьемся, даст бог. Но верно ты говорил, хан степной силен и приведет с собой очень много воинов. Да предатели зашевелились промеж нас самих. Так что, если вдруг что обернется не по-нашему, вот тогда они и пригодятся. Придется хитростью их бить, на себя лишь надеясь. Проснется твоя ватага посреди мертвецов и поджарит пятки татарам.
        Кузнец замер с недопитой чаркой в руке и долго смотрел на Евпатия молча.
        - Ты чего задумал, боярин? - наконец выдавил он из себя.
        Глава тринадцатая
        Военные игры
        Заснули они только под утро, промаявшись хмельным сном недолго. Едва рассвело, явились Захар с Ратишей в сопровождении дюжины воинов. Привезли золото, при виде блеска которого глаза у Васьки засверкали не хуже драгоценных каменьев, и весь сон как рукой сняло, - так он был рад.
        - Доволен? - усмехнулся, позевывая, боярин, когда они вышли на свежий воздух из задымленной кузницы.
        - А то, - кивнул кузнец, перебирая бугристые чеканные монеты пальцами, - приятное это занятие - деньги пересчитывать.
        - Ну да, - согласился Евпатий, - не без этого. Только не увлекайся. Золото, оно счет любит, но и ума лишает, ежели на него слишком долго смотреть да о нем думать.
        - Не боись, - продолжал наслаждаться моментом Васька, - не впервой.
        Наконец, с трудом оторвавшись от бочонка, он обернулся назад и крикнул:
        - Сенька, Михайло! Покажите дорогим гостям, где товар лежит. Да грузить помогите!
        Погрузка секретного оружия заняла не так мало времени, как поначалу думал Евпатий. Арбалеты пришлось рассовывать по холщовым мешкам и по несколько штук перетаскивать к телегам, которые сюда было не подогнать. Так и сновали ратники с подмастерьями туда-сюда по узкой тропинке. Управились лишь когда солнце уже почти взобралось на самый верх небосвода. Коловрат и Васька за это время даже перекусить успели остатками вчерашней трапезы. А когда все было кончено, Евпатий с еще тяжелой головой взобрался на коня. Но, едва оказавшись в седле, мгновенно протрезвел.
        - Помни новый уговор, - проговорил он, глядя сверху вниз на невысокого кузнеца, стоявшего у стремени, - отыщи и сделай все, о чем договорились. А я через месяц к тебе наведаюсь, даст бог. Узнать, как дела идут.
        - Сделаю, - кивнул кузнец, - еще не подводил тебя ни разу, боярин. Только вот…
        Он замялся, явно с трудом подбирая слова, бросив косой взгляд на маячившего чуть поодаль Захара.
        - Только вот гости нежданные вдруг могут нагрянуть. А ну, как раньше то случится, чем ты возвернешься?
        - И то верно, - озадачился Евпатий, нахмурившись, - хотя вряд ли они так быстро до самой Рязани дойдут. Но про то один бог знает, когда их ждать и откуда.
        - Вот на такой случай надобно еще одно место укромное оговорить.
        - Твоя правда, - не стал спорить боярин, - надобно. Пока мирно вокруг. Говори.
        Кузнец замолчал надолго, словно перебирая в уме все знакомые потаенные места и, поколебавшись отчего-то, наконец-то спросил:
        - Черное озеро знаешь?
        Боярин вопросительно посмотрел на кузнеца. Прочитав в его взгляде только недоумение, кузнец стал подробно объяснять дорогу до запасного места встречи.
        - Если ехать по переяславской дороге от Рязани, через день примерно, не доезжая речного брода, будет развилка.
        - Знаю, - кивнул боярин, - только на днях там проезжал.
        - Так вот. Повернешь от нее направо, по лесной дороге в сторону Оки. Верст через десять будет брошенный починок, в нем не больше пяти домов насчитаешь, - продолжал кузнец, прищурившись на солнце, которое уже светило ярко. - От того починка до Оки уже рукой подать, но тебе надо у починка свернуть налево и ехать вдоль реки, не приближаясь к ней еще верст пять, через лес по едва заметной тропке. Места там нехоженые. Скоро откроется тебе глухое озеро, небольшое и круглое, как чаша со скалистыми берегами. Прозывается оно Черным, за цвет воды. Там стоит заброшенная сторожка, про нее мало кто ведает. Там и повстречаемся, если лихой час настанет. Иноземцы то место не отыщут ни в жизнь.
        Услышав про заброшенный починок, Коловрат вдруг осознал, что знает это место. Судя по всему, это был тот самый починок, у которого он оставил своих охранников, направившись в сторону присмотренной с воды потаенной пещеры. То, что Васька бывал в этих местах, радости и спокойствия боярину не добавило. Он вдруг вспомнил о золотом перстне с огромным изумрудом, обхваченным по бокам двумя перекрещенными саблями искусной работы, который он снял с рассыпавшегося в труху пальца мертвеца. Этот перстень так и пролежал у него за пазухой всю ночь - в пылу разговора о татарах боярин совсем позабыл про эту занятную вещицу, таившую в себе какую-то историю. Еще в Рязани он собирался осторожно расспросить своего учителя о перстне, но позабыл, а сейчас время было уже не подходящее для таких разговоров. Кроме того, случайно выяснилось, что Васька таки бывал в тех местах. Абсолютно точно. А значит, мог ведать и про мертвеца без головы, и про пещеру на берегу. Поймав себя на этой мысли, Евпатий решил пока не расспрашивать его. Оставил свои расспросы до более удобного случая. Может, это все было только совпадением. Мало
ли где атаман шлялся за свою долгую разбойничью жизнь.
        «Авось моего клада это не коснется, - рассудил Евпатий, с прищуром поглядывая на кузнеца, что уже прикрывал глаза ладонью от солнца, - а там и поговорим, как выпадет минутка».
        - Договорились, - кивнул Евпатий, - если через месяц не приеду, но все тихо будет, - жди здесь, пока не объявлюсь. А ежели беда нагрянет, то встретимся у твоего Черного озера. Сам не сможешь - весточку оставь в той сторожке.
        На этот раз Васька Волк молча кивнул.
        - Бывай, - кинул ему Евпатий и дернул коня за поводья, разворачивая к лесной тропинке.
        Вернувшись к вечеру в Рязань, боярин едва успел проследить за разгрузкой арбалетов в свой амбар, как на ночь глядя к нему явился гонец от князя с повелением быть утром спозаранку для разговора.
        - А чего же не сейчас? - удивился Коловрат, знавший характер князя. Если тот что задумал, то проволочек не любил, часто требовал прибыть немедля. Хоть посреди ночи. Но в этот раз обошлось.
        - Про то мне неведомо, - просто ответил гонец, ратник из княжеской охраны. - Велено передать, что ждут завтра поутру.
        - Передай князю, буду непременно, - кивнул Евпатий, и, поблагодарив судьбу за столь хороший поворот событий, дававший ему время отдохнуть с дороги и проветрить свою хмельную голову, отправился спать.
        Медовуха у кузнеца оказалась забористой. Полдня не отпускала. А потому прибыл боярин к себе на двор еще вялым и плохо соображавшим.
        Поцеловав жену и сына, Евпатий рухнул на полати и захрапел счастливым сном праведника, позабыв на время про все секреты и думы. А к рассвету уже был вновь бодрым, готовым на любые подвиги. Облачившись в дорогой алый ферязь и взяв с собой дюжину охранников, боярин отправился в кремль. На дворе княжеском тысяцкий неожиданно узрел довольно большое скопление народа, вернее ратников. Почти сотня воинов во главе с Наумом сидела на конях, заняв половину двора, словно только и дожидаясь приказа выступать. Это были люди из тех, что должны были уйти с воеводой в поход.
        Не расспрашивая, зачем они здесь, Коловрат слез с коня, бросил поводья подоспевшим слугам и поднялся по лестнице, оставив своих охранников здесь же, на резном крыльце.
        Князь принял его без промедления в том же зале, где и проходила недавняя встреча с доминиканцами. Но он был там не один. К своему удивлению, Коловрат узрел воеводу Богдана и даже самого князя Ингваря, которых и не чаял увидеть здесь. Облаченные в легкие доспехи и алые плащи гости стояли перед князем, который сидел на своем резном троне. По его расчетам оба военачальника уже дня два как должны были быть на пути к окраинным землям с войском.
        Войдя в зал, Коловрат поклонился князю и его гостям.
        - А, это ты, Евпатий, заходи, - кивнул Юрий охранникам у дверей, чтобы пропустили еще одного посетителя. - Мы уже свои разговоры закончили.
        Коловрат приблизился к собравшимся, все же остановившись на почтительном расстоянии от раззолоченного трона. Здесь, похоже, только что был военный совет. Князь Ингварь, статный, широкоплечий и черноволосый мужчина - ростом с самого Евпатия, - бросил полный безразличия короткий взгляд на вошедшего, но ничего не сказал. Лишь пригладил невольным жестом свою окладистую бороду и вновь воззрился на Юрия. Но от боярина не ускользнула странная неприязнь, старательно скрываемая князем. «Что-то не рад он мне, - подумалось Евпатию. - Отчего же? Я, кажись, ему дорогу не переходил нигде».
        - Ну, вроде обговорили все, - закончил Юрий свою речь, встав и сделав несколько шагов по залу. - А теперь ступайте к войску. Пора вам в поход. И так задержал я вас на два дня почти. Да чтоб повывели мне всю заразу по границам княжества. А ты, Ингварь, смотри особо. Всех изменников, что отыщешь - казни не медля! Не то сейчас время, чтобы шутки шутить. И назад с войском возвращайся. Скоро все воины мне понадобятся.
        - Не беспокойся, брат, - положил ему руку на плечо Ингварь, встав рядом, - измену повыведу так, что и следа не останется.
        - Верю, - усмехнулся Юрий, который показался тысяцкому на полголовы ниже своего брата, - в этом ты мастер.
        «Интересно, - едва не высказался вслух боярин, поневоле наблюдавший за братьями, - а где же этот мастер третьего дня был, когда на поезд самого княжича напали неизвестные лиходеи?» Но сдержался. Сути разговора между братьями и воеводой он не знал, может, Ингварь уже отыскал кого. Если так, то Юрий расскажет. А за острый язык и пострадать можно было. Особливо если князю советовать начнешь, как ему государством править.
        Между тем Ингварь взял искусно разукрашенный островерхий шлем, лежавший чуть поодаль на лавке, и вышел, вновь лишь скользнув отсутствующим взглядом по Коловрату. Зато воевода Богдан остановился рядом с ним и нехотя повторил княжеский наказ:
        - Ты, Евпатий, вместо меня за Рязанью смотреть остаешься. Так что смотри в оба! Мы с Ингварем, думаю, седмицы через две воротимся, не ранее.
        - Да уж постараюсь, - кивнул Евпатий бодро, - не беспокойся, Богдан. Есть чем подзаняться до твоего возвращения. Город в порядке будет.
        Но воевода отчего-то радости Евпатия не разделил, а только нахмурился и молча вышел вслед за князем Ингварем.
        - Ну, теперь давай поговорим, друг Евпатий. Настал и твой черед, - сказал князь, но неожиданно шагнул не к боярину навстречу, а направился прямиком к окну. И смотрел вниз, наблюдая за происходившим во дворе до тех пор, пока отряд под предводительством воеводы Богдана и князя Ингваря не выехал за пределы кремля. Словно хотел убедиться лично в том, что его гости уехали. А убедившись, вернулся к разговору с тысяцким, застывшим посреди зала как соляной столп.
        - Перво-наперво поблагодарить тебя хочу за то, что ты сына моего с женой и наследником спас, - сказал Юрий и, приблизившись, приобнял за плечи Коловрата, - век того не забуду. Проявил смекалку и храбрость в ратном деле.
        - Да откуда ж тебе, княже, известно, что я храбрость проявил? - подивился Коловрат, расправляя плечи. - Тебя же там не было. Федор с Евпраксией у себя в Красном, а я тебе доложиться еще не успел.
        - Земля слухом полнится, - усмехнулся князь, делая шаг назад, - на то я и князь, чтобы не токмо от тебя вести узнавать. Должен я все знать, что в земле моей происходит, коли хочу ту землю в порядке блюсти.
        Евпатий только развел руками. Он хоть и привык уже к здешней жизни, но не до конца. Все еще не мог уразуметь, как местные жители разных сословий успевали узнавать так быстро все новости, не имея ни телефонов, ни радио, ни телевидения, о коих он еще помнил из прошлой, такой призрачной уже жизни. И тем не менее знаменитое «сарафанное радио» работало не хуже настоящего, разнося одному ему ведомыми путями новости во все концы княжества. «Впрочем, чего уж тут удивляться, - расслабился боярин, - если жена моя уже все знала, не успел я приехать, то уж князю и подавно донесли. А кто именно - бесполезно гадать. Может, он еще мне даже что прибавит к тому, что я сам узнал. Как-никак, с Ингварем общался уже».
        Но ошибся. А Юрий к тому же словно прочел его мысли и вдруг прямо спросил, глядя в глаза оторопевшего боярина:
        - Сведал что? Кто сии вороги были, узнал?
        За мгновение в голове тысяцкого пронеслись все его догадки и подозрения, но в итоге он решил, что рано еще ими делиться с князем. Особливо если тот сам на Ингваря пальцем не указывал. Решил боярин при себе их пока оставить.
        - Нет, княже, - замотал он головой, - со скалы напали на нас возле брода. Кто - не видать было. Только стрелы нашенские. Пока мы из-под обстрела выбирались да догнать их пытались, скалу обойдя, - их уже и след простыл в глухом лесу. Думаю, человек с десяток было, не более.
        - И никаких следов? - словно не поверив, переспросил князь, глядя на него с прищуром.
        - Я же говорю, - стал оправдываться Евпатий, - только стрелы, явно нашими мастерами деланные.
        - Свои, думаешь, на моего сына напасть рискнули? - взвился Юрий, сверкнув глазами. - Кто? Бояре?
        - Может, свои, а может, и подговорил кто, - пожал боярин плечами в сомнениях, - сейчас время смутное. Татары везде шныряют. Ожидать можно любого. В общем, искать надобно, княже.
        - Эх, кабы знать, кого искать, - пробормотал с досадой Юрий, нервно вышагивая по залу взад-вперед. - Ладно, дознаемся. И уж тогда на дыбе поговорим.
        - Дозволь спросить, княже, - не удержался Евпатий, переминавшийся с ноги на ногу, - а что князь Ингварь, не нашел еще никакой крамолы? Он ведь у нас главный по таким делам.
        - Нет, - коротко отрезал Юрий, - он со мной был в Пронске, дела решал военные. К походу готовился.
        Князь вдруг остановился и сел на резную лавку у стены.
        - И ты сядь, - приказал князь, сделав знак присесть рядом, - в ногах правды нет.
        Коловрат сел на лавку, придержав ножны своего меча, стучавшие по красным кожаным сапогам.
        - Вот для чего я тебя звал, боярин, - сразу перешел к делу Юрий, не став больше тратить время на пустые разговоры в отсутствие подозреваемых. - Доносят мне люди верные издалека, что татары больно велики числом. Может, сто, может, двести, а может, и триста тысяч всадников у хана татарского наберется. А у меня в войске от силы тысяч двадцать будет, да и то когда все сюда съедутся. Если татары свое войско не разделят и навалятся здесь разом, - не выстоять нам. Помощи надо просить у великого князя, а заодно и у Черниговского. Теперь вижу, - прав был Ирхан. Похоже, не только к нам в гости татары пожаловали, раз пришли с такой силой, - всю Русь, видать, хотят под себя подмять. Только нам оттого не легче, если они с нас начнут.
        «Прозрел наконец-то, - ухмыльнулся про себя Евпатий, - а я о чем год назад говорил». Но смолчал, предоставив возможность Юрию самому до этой мысли дойти.
        - Однако те же люди верные доносят, что никто кроме нас, рязанцев, покамест в приход татар на Русь и войну скорую не верит. Все талдычат, как и я раньше, что пройдутся татары по вежам половецким, пожгут-пограбят и уйдут восвояси.
        Глянул Юрий в окно, помолчал немного, размышляя о чем-то.
        - Всяк на Руси сейчас своей вотчиной занят да усобицами, - продолжал князь Рязани, погрустнев, - в Черниговской да Галицкой землях опять неспокойно, поляки по ней гуляют, с коими Михаил Черниговский совладать до конца не может, хоть и силен. Новгородцы с рыцарями воюют на западной окраине, под началом малолетнего князя Александра. В Киеве вероломный отец его Ярослав сидит да сплетни распускает. Даже сам великий князь, Георгий Всеволодович, брат его, в стольном Владимире на меня зуб точит. Доносят мне, что есть доброхоты, кои очернить меня в его глазах хотят. Шепчут ему, что, мол, мы с черниговскими Ольговичами смуту затеять хотим да отпасть от него. Того и гляди сам сюда с войском явится, ответа требовать. Какие уж тут татары.
        Помолчал Юрий, вздохнул тяжко и закончил свою мысль:
        - Вот и думаю я, брат Евпатий, что не поможет нам в этой войне никто. Придется одним насмерть стоять. Давай решать, как помереть краше.
        - Помереть за Русь всегда почетно, - осторожно согласился боярин, - только не стоит, княже, так уж сразу от помощи открещиваться. Попросить, думаю, надо, авось кто и поможет ратниками.
        - Попрошу, конечно, - не стал таить Юрий, - только раньше того, как татары нападут на нас, никто и не шелохнется.
        - Просить надобно раньше, княже, - решился все же поспорить Евпатий, - татары того и гляди нагрянут. Месяц-другой, и здесь будут. Тут уж у меня от верных людей сведения имеются. Если позже помощников звать - не успеет помощь дойти. Сам знаешь, сколько времени надобно войско собирать.
        - Знать-то знаю, - отмахнулся Юрий, хлопнув себя по коленям, - да ты и сам понимать должен, коль из русичей происходишь. У нас ведь как - пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Сиди и жди, пока татары нападут, а уж потом только тебе и поверят. Да и то выжидать будут, - вдруг враг стороной пройдет. Такие уж мы, русичи.
        - Это да, - нехотя согласился Евпатий, поневоле заражаясь какой-то безысходностью от внезапно загрустившего князя, еще недавно такого бодрого на вид.
        Но Юрий, погрустив немного, все же взял себя в руки.
        - В общем, так, - заявил князь, вперив взгляд в Евпатия, - выхода у нас нет. Будем собирать всю силу, что найдется в княжестве. И помощи просить у всех будем. И у великого князя, и у Черниговского. Только опосля того, как татары появятся на границах наших, не ранее.
        Коловрат опять хотел возразить, но Юрий остановил его взглядом. Слова замерли на языке тысяцкого.
        - А покуда я пошлю гонца в ближнюю степь, что нам еще дружна, за родственником своим, князем половецким[15 - Этот эпизод выдуман автором.]. Он не откажет, ибо обязан мне многим. Это добавит нам несколько тысяч быстрых всадников. А ты…
        Он так пристально взглянул на боярина, словно в чем-то подозревал его.
        - А ты, Евпатий, начнешь помимо войска и обороны Рязани, что тебе поручена, собирать и обучать ополчение. Кинешь клич по городам и деревням, наберешь еще тысяч пять, не меньше, мужиков. Урожай аккурат уже весь собрали, а до нового еще дожить надо. Самое время повоевать. Разделишь на три части. Одну у Коломны оставишь ждать, другую возле Белгорода, а третью здесь подле Рязани поселишь. Вооружишь их копьями да топорами, что сам накуешь, денег дам, обучишь худо-бедно воевать. Не успеть, конечно, все, думаю. Да и не бог весть какая сила выйдет для татар страшная, погибнут все, почитай, но время выиграть это позволит. Мужик он, если за свою землю биться пойдет, двоих стоит. Зубами рвать будет.
        «Это верно. Только без доспехов против конных татарских лучников это будет чистое, как называли в моей прошлой жизни, „пушечное мясо“», - невольно вспомнил Коловрат почти покрытую туманом забвения жизнь, где его звали Кондратом Зарубиным. Но в ответ промолчал и только кивнул. Князь Юрий пытался напрячь все резервы государства, чтобы выстоять в предстоящей войне. Это делало ему честь, но в одиночку отстоять победу было почти нереально. Впрочем, догадывался об этом на всей Руси сейчас лишь один боярин Евпатий. Ведь даже рязанский князь на самом деле не представлял до конца, какая сила на него надвигалась из степи.
        - Вот еще что, - вспомнил Евпатий про свою тайную разработку, - есть у меня для тебя, княже, одна хорошая новость, даже скажу - хороший гостинец. Очень уж он не по вкусу татарам придется, когда они сюда явятся.
        - Что же ты там смастерил? - ухмыльнулся Юрий, даже повеселев. - Рассказывай!
        - Нашел я одного умельца, что смог изготовить лук чудной и мощный, какой только в далекой Франкии знают, да у рыцарей крестоносных порой видали. Арбалетом прозывается. У нас «самострелом» кличут. Стреляет короткими стрелами. Тугой он очень, оттого натягивать его надо ногой, упершись в стремя на конце, да двумя руками с помощью крюка на поясе. Но зато бьет сей арбалет так далеко и так сильно, что со стены нашей сможет выбить из седла всадника в полном доспехе, даже если тот далеко за рвом скакать будет. И пробьет тот доспех, если метко попасть. Смертоносное оружие, княже.
        - Что за лук чудной? - наклонился вперед Юрий, явно заинтересовавшись. - Слыхал я о чем-то таком у рыцарей, это верно. Новгородцы заезжие сказывали. Только не видел ни разу.
        - Да что рассказывать, княже, - тряхнул головой боярин, - дозволь показать тебе в деле. Я таких множество изготовил, целый отряд из двух сотен можно вооружить для обороны города. Только…
        Он умолк на мгновение.
        - Только хорошо бы это оружие в тайне оставить до самой битвы. Чтобы татары загодя не прознали. А то близко к стенам не подойдут.
        - Ну и хорошо, - ухмыльнулся князь.
        - Другую хитрость придумают, - пробормотал боярин. - А я полагаю, княже, применить его надобно впервые внезапно и мощно. Чтобы побить сразу многих и панику посеять у врага. Воеводе Богдану рассказывал, да он меня слушать не захотел. Только в луки свои верит. Лук - хорошо, но арбалет - еще лучше. Вот и взял грех на душу, заказал тому умельцу за свои деньги, чтоб тебе поднести. Думаю, для обороны Рязани да других крепостей будет незаменимое оружие. Хотя и конных можно обучить им пользоваться.
        - Да ты меня уже сразил своими рассказами, - перебил его заинтригованный князь, - хватит болтать, показывай уже!
        - Не серчай на меня, княже. Но давай арбалет сегодня ночью испытаем, чтоб не видел никто. С одной из башен твоего кремля по деревянным истуканам или мешкам постреляем на том берегу рва с водой. Сам во всем убедишься.
        - Чтоб не видел никто? - насупился князь, которому не хотелось ждать и минуты. Но мудрость военачальника взяла верх. - Ладно, приходи ближе к ночи со своим оружием. Охрана пропустит. А насчет остального - я не шутил. Начинай прямо сейчас крестьян сгонять да оружие для них ковать. И про основное войско в городе не забудь. Покуда воеводы нет, ты тут главный.
        Коловрат поклонился, вздохнул и пошел исполнять новые приказания.
        Глава четырнадцатая
        Новое оружие
        Тускло горевший факел, закрепленный у выхода на верхний уровень каменной башни, едва освещал первые ступени крутой лестницы. Поднявшись по ним, боярин первым оказался наверху. Шагнул на пустынную площадку, перегнулся через каменные зубцы ограждения башни и даже чуть подался вперед, пытаясь рассмотреть происходящее на другом берегу, но ничего не смог толком увидеть.
        - Ни черта не видать, - пробормотал он, разгибаясь и осторожно посмотрев на князя.
        - Подождем чуток, - не стал беспокоиться Юрий, вслед за ним поднявшийся на башню своего кремля, - авось раздует.
        Ночка выдалась темной. Кроме того, с реки начал наползать туман. Это поначалу обрадовало Евпатия, стремившегося сохранить свое оружие в тайне ото всех как можно дольше, но потом стало даже немного беспокоить. Боялся Коловрат, что князю будет совершенно не разглядеть мишень из набитых соломой мешков, на которые нацепили кожаные рубахи, сделав похожими на вражеских воинов. Пять таких мешков по его приказу ратники во главе с Ратишей, тайно покинув город, сейчас везли на другой берег реки Серебрянки и должны были установить аккурат напротив башни княжеского кремля, где сейчас стояли сам Коловрат и рязанский князь Юрий, решивший пожертвовать сном ради того, чтобы посмотреть на диковинное оружие.
        Сразу за воротами дорога поворачивала налево и вела вниз к Оке, по левому берегу впадавшей в нее речки Серебрянки. То есть под той самой стеной, где находились князь и тысяцкий, зорко вглядываясь в темноту и ловя все ночные звуки. Затем дорога поворачивала направо, проходя по откидному мосту, который поднимался в случае осады. А сразу за мостом начинала идти уже вверх по крутому склону на Соколиную гору, что достигала почти что высоты стен примерно в половине версты от Рязани. С этой стороны город был хорошо защищен. Вот там-то, на правом берегу Серебрянки, Ратиша со товарищи должны были, свернув после моста направо, спуститься чуть по крутому склону и установить пять набитых соломой мешков для забавы князя. Опосля чего отойти в сторонку. На случай кромешной тьмы Евпатий скрепя сердце разрешил им запалить небольшой факел, чтобы обозначить чучела. Пока что там было темно. Но, прислушавшись, Коловрат вскоре услышал скрип телеги, проезжавшей аккурат под ними. Ее не было видно, но он был почти уверен, что это его люди.
        Вскоре телега въехала на бревенчатый мост - гулко застучали колеса, - а потом вновь съехала с него на грунт. В обычные дни этот мосток охранялся по ночам дозорами, да еще приглядывали за ним ратники с той самой башни. Сегодня, однако, князь лично приказал охранников на мост и башню не ставить, да еще велел услать их по делам, чтоб вопросов не задавали. Коловрат поддержал такое решение, хотя и не надеялся на полную секретность. Сколь ни таись, все одно какая-нибудь шельма может случайно оказаться в этом месте той самой ночью. Но все же так было чуток спокойнее. Ночь кругом - хоть глаз коли. А если и увидит мешки, так и что? Из чего по ним стреляют - лука, или еще какого оружия, ни в жизнь не догадается.
        - Ну, где же они? - не выдержал Коловрат, которого затянувшееся ожидание начало выводить из себя. - Давно уже должны были появиться.
        - Не елозь, Евпатий, - приказал князь, казавшийся спокойным, - знаю я твоего Ратишу, он боец умудренный. Сделает все как надо.
        - Вот они! - яростным шепотом завопил Коловрат, когда на другом берегу зажегся вдруг огонек, едва осветивший мешки.
        Отсюда они действительно казались вражескими бойцами, затеявшими ночное нападение на город. Но, несмотря на расстояние почти в три сотни шагов, видно их было неплохо. Туман уже разогнало ветром.
        Не теряя времени, Коловрат натянул тетиву с помощью специально заготовленных крючков и вложил стрелу в ложе.
        - Смотри, княже, - сказал он Юрию, заинтригованному действиями тысяцкого со странным луком и не сводившему с него глаз, - сколь далеко он бить врага может.
        Евпатий вновь шагнул к стене, пристроился между зубцами и, прицелившись, спустил крючок. Тот, щелкнув, отпустил тетиву. Стрела ушла в полет с легким шелестом. Первый же выстрел Коловрата получился метким. Крайний левый из пяти вражеских «бойцов» получил стрелу в грудь, пробившую панцирь, и завалился навзничь. Он совсем исчез из размытого пятна света, что давал факел, пропав в ночной мгле.
        - Однако, - пробормотал впечатленный Юрий и протянул руку: - А ну дай-ка мне опробовать.
        Коловрат вновь натянул тетиву, вложил стрелу в паз и передал арбалет Юрию.
        - Только не торопись, княже, - напутствовал он своего высокородного ученика, аккуратно протягивая ему заряженное оружие, - прицелься во врага и спускай тетиву мягко, чтоб рука не дрогнула. Иначе промахнешься.
        Юрий и в самом деле был так возбужден, что в первый раз слишком быстро прицелился и спустил крючок. Стрела улетела в ночь и пропала, не поразив мишень. Все мешки, облаченные а доспехи, остались на месте.
        - Эх, - раздосадованно произнес Юрий, отступая назад, - надеюсь, из твоих ратников никого не задел?
        - Не боись, княже, - увещевал его Коловрат, - они все попрятались надежно да щитами прикрылись. Обучены. Зазря жизнью рисковать не станут.
        Услышав это, князь повеселел и вдруг заявил:
        - А ну, давай тогда мне вторую стрелу! Да покажи, как тетиву натягивать, сам хочу научиться.
        Коловрат снял с пояса крюки для натяжения тетивы и в отблесках мерцающего пламени факела показал князю, как это делать. Юрий оказался учеником смышленым. Не зря войском руководил. Быстро уловив, что к чему, он накинул крюки на тетиву, вставил ногу в стремя и медленно распрямлял спину, до тех пор, пока не услышал щелчок затвора. Затем князь сам вставил стрелу в паз и шагнул к самому краю стены.
        - Ну, держись, вражье племя, - пробормотал Юрий, прицелился и, задержав вдох, выстрелил.
        На этот раз арбалетный болт поразил цель на другом берегу реки Серебрянки. Прошив кожаный доспех, стрела угодила в центральный мешок, заставив и его исчезнуть во тьме.
        - Вот это да! - обернулся князь, не скрывавший своей радости от меткого выстрела на столь дальнее расстояние. - А ну, Евпатий, давай мне еще стрелу!
        Затем он выпустил не меньше дюжины стрел по далеким «врагам», то промахиваясь и досадуя, то попадая в цель и радуясь, как ребенок, своим успехам. Наконец, стрелы закончились, и князь нехотя вернул арбалет Евпатию.
        - Знатный самострел, - заметил рязанский князь, с восхищением глядя на тысяцкого, который сжимал в руках заветное оружие, оглядывая напоследок гладкое ложе арбалета, прежде чем спрятать его в холщовый мешок, - такие нам хорошую службу сослужат против татар.
        И добавил:
        - Ты вот что, Евпатий. Собирай отряд из таких вот стрелков. Да обучай побыстрее, сколь успеешь. Можешь запрятать его пока в лесах, подальше от любопытных глаз. И умельцу своему закажи еще, пусть накует нам сотню-другую. Денег дам. На оборону города пойдут.
        - Мудро, князь, - кивнул обрадованный Евпатий, не став рассказывать, что сам давно об этом мечтает, - но их можно не токмо для обороны стен использовать. Эти самострелы хороши для бойцов пеших, чтоб из засады били. И для конных они подойдут - стремя не зря приделано, заряжать даже сидя в седле можно. А еще тем воинам, что в лодьях по рекам ходят. В общем, штука полезная, в хозяйстве сгодится.
        - И то верно, - кинул князь, первым направляясь вниз по лестнице, - в общем, Евпатий, ты это оружие из моих людей первым придумал изготовить, ты и соображай дальше, где его применить еще. Дозволяю. А вернется Богдан и ворчать станет, передашь, что я наказал. От этого самострела нам только польза выйдет.
        «Ох, не понравится это Богдану», - подумал довольный Евпатий, хотя вслух высказывать свои опасения не стал.
        - Но и про основное войско, да мужицкое ополчение не забудь, - обернулся князь, вдруг остановившись в полумраке каменной башни, - эту запасную силу нам тоже надо успеть приготовить к приходу татарских гостей. А их недолго ждать осталось, чую.
        - Сделаю, княже, - только и произнес в ответ с поклоном Коловрат. - Этим же утром и займусь.
        Сказано - сделано. Еще не успел наступить рассвет, как тысяцкий, едва сомкнув глаза на лежанке, встал сам и велел разбудить своих приказчиков да верного Ратишу. Разговор затеял в отдельной горнице, чтоб никто из слуг уши не грел да слухи не распускал. Береженого бог бережет.
        Приказчики явились на зов спросонья, как были в домашних рубахах, - боярин был хоть и строг, но без надобности фасон держать не приказывал. А сейчас по всему выходило дело первейшей срочности. Один Ратиша явился сразу одетый по-походному, но еще без доспеха.
        - Заходите, други мои, - приветствовал он своих людей, жестом пригласив вместе с собой сесть за накрытый стол, уставленный крынками с молоком, квасом, свежим хлебом, а заодно плошками с разносолами и копченостями, - да откушайте со мной вместе. Ибо некогда нам долгие разговоры разговаривать. Пищу вкушать будем, заодно и пообщаемся.
        Приказчики не заставили себя долго уговаривать. Оба сели на лавку, специально слугами возле стола приставленную, и накинулись на копченые бараньи ножки, запивая их квасом. Ратиша тоже начал с мяса. А вот сам боярин опрокинул для доброго начала крынку молока в открытый рот, отломил корочку хрустящего хлеба, крякнул от удовольствия, вытер мокрые усы и начал разговор.
        - Велел мне князь наш давеча собрать, помимо войска, еще ополчение из мужиков. Говорит, вся сила что ни на есть скоро нам в подмогу понадобится.
        Приказчики, уплетавшие за обе щеки хозяйское копченое мясо, чуть не поперхнулись от таких новостей.
        - Неужель пришли вороги, Евпатий Львович? - первым пробормотал Макар, откладывая обглоданную кость в сторону и вытирая руки о штаны. - Война, что ли, началась?
        - Нет еще, - успокоил его Коловрат, отщипывая новый кусок душистого хлеба, - да недолго уже, по всему выходит, ждать осталось. Боится князь наш не успеть собрать всех, кто сгодиться может. А потому ты, Макар…
        Боярин умолк, многозначительно подняв палец.
        - Ты, Макар, сразу после трапезы, - продолжил он, - возьмешь грамоту княжескую, помощников своих по торговым делам, да еще две сотни людей под командой Наума. Сам он, кстати, с тобой поедет тоже. На всякий случай, если народ бунтовать вздумает. И отправишься в Коломну, а после в Ростиславль и Красный. Заодно и княжича навестишь.
        - А чего народу бунтовать-то? - опасливо удивился Макар, не понимая еще, к чему клонит хозяин, и не обратив внимания на все остальное.
        - Может, и не к чему, - не стал развеивать его опасения боярин, - а только с сотником да его людьми тебе спокойнее будет ополчение собирать. Ибо задача твоя - пройтись по деревням в тех местах и всех мужиков, свободных уже от покоса и сбора урожая, не считая хромых да убогих, согнать в одно место - под Коломну. А там лагерь соорудить, кормежку да обучить их копья держать и строем на врага ходить, хотя бы для острастки.
        - Так у нас пол-Руси хромых да убогих, - воздел руки к небу приказчик, - никто ж воевать идти по доброй воле не захочет. Да и где я столько оружия возьму, чтоб его мужикам раздавать?
        - Когда татарин придет, нам мало не покажется. Не ровен час, одним удар держать придется. Воинов опытных во всем княжестве может не хватить. А потому воевать за Русь, за дома свои и детей все сгодятся. И хромые, и убогие, - терпеливо проговорил боярин, отправляя в рот кусок мяса и перемалывая его с хрустом. - Так им и объяснишь. Ну а если кто не захочет волю князя исполнять, - на тот случай при тебе Наум будет со своими ратниками. Да местные военачальники подмогнут, если что.
        Боярин наклонился вперед и продолжил задушевным голосом:
        - Чуток с собой нашего оружия возьмешь из запасов. Юрий оплатит нам из казны. Да и я сам кое-что на такое дело отдам. А остальное тебе на месте воеводы выдадут. Про все то в грамоте княжеской написано.
        - Ну, если все прописано, - потеряв аппетит, загрустил приказчик, которому это путешествие отнюдь не представлялось таким веселым, - то все выполню. Да коли это для Руси надобно…
        - Ну, вот и добро, - кивнул боярин, сделав вид, что не заметил кручины своего приказчика, и обернулся ко второму.
        - Что до тебя, Захар, - поднял голову Коловрат, дожевав кусок мяса и запив его на сей раз квасом, - отправишься ты с той же целью в другую сторону. Посетишь окрестности Пронска, Ижеславля и Белгорода. Соберешь народ, вооружишь помаленьку и лагерем возле Белгорода поставишь ждать до срока.
        - Ты прости меня, Евпатий Львович, - уточнил приказчик, - а сколь народу-то надо собрать?
        - Макару тысячи полторы-две мужиков надо в ополчение согнать, - ответил, подумав, боярин. - А тебе все три. Или более того даже. Пронские окрестности побогаче будут. Как соберешь, полторы тысячи оставишь под Белгородом и присмотром местных воевод, а две тысячи сюда приведешь. Поставишь их лагерем под Рязанью. У впадения Прони в Оку, только на другом берегу, в лесочке. Чтоб до поры глаза не мозолили. Тебе из воинских людей в помощь сотников Еремея и Белояра дам. Оружие тоже, - частью наше возьмешь, часть на месте дадут.
        - Понял, Евпатий Львович, - не стал задавать лишних вопросов Захар, - только дозволь спросить и не гневайся. А чем же такую ораву кормить? Да и долго ли?
        - Мужику много не надо, - рассудил боярин, закидывая в рот кусок копченого мяса, - хлеб да вода. Ну, каши с требухой по праздникам. На это князь дал маленько. Да и я подмогну. А вот как долго…
        Призадумался Коловрат, умолкнув и глядя в узкое оконце на просыпавшуюся Рязань.
        - Про то никто наперед не ведает. Но у вас на сборы войска народного месячишко-то уйдет…
        - Если не больше, Евпатий Львович, - вставил слово Макар, яростно набросившийся на разносолы.
        - Может, и так, - кивнул боярин, рассуждая вслух, - да пока сюда людей доведешь, разместишь на постой в лесу, хибары соорудишь, ибо зима на подходе, - еще седмица-другая. Думаю, аккурат к тому дню уже и татары о себе дадут знать. Так что, разумею я, больше того срока не выйдет.
        Приказчики переглянулись. Ратиша молча допил квас и поставил чарку на стол, глухо стукнув днищем о твердое дерево.
        - Наум Ёрш, купец, что с Муромом торгует, позавчера вернулся оттуда, - заговорил вдруг Захар осторожно, - сказывал, что разговоры в Муроме такие же идут. Ихние ратники уже не раз видали татарские разъезды по далеким холмам. Но покуда никто на княжество не покушался.
        - Да и купцы Ревякины, что по золотым делам с нами торгуют, тоже на днях оттудова возвернулись, - вспомнил Макар, - вчера только с ними медовуху пили по случаю. О том же говорят.
        - Ну, вот вам и ответ, - кивнул боярин. - Дыма без огня не бывает. Месяц, думаю, может, два. Не более нам осталось мирно поживать. Так что трапезничайте и собирайтесь в дорогу.
        Приказчики между тем жевали теперь медленно. По всему было видно, что думу уже думали, как быть, позабыв про еду с хозяйского стола.
        - А мы с тобой, Ратиша, - вновь напомнил о себе боярин, впервые обратившись к своему верному помощнику, - здесь займемся делами воинскими.
        - В Рязани? - уточнил бывалый воин.
        - И в Рязани, - опять отхлебнул молока из крынки боярин, - и по окрестностям придется проехаться.
        Закончив жевать, Евпатий спросил:
        - Перво-наперво нужно тайно собрать опытных воинов, пеших, сотни две. И разместить их в ближнем к Рязани лесу, но подальше от любопытных глаз. Так, чтобы до поры о них никто не сведал, а они, в случае чего, за полдня здесь уже быть могли. Найдешь такое место?
        - Вниз по Оке бор есть замшелый и бескрайний. Там не токмо пару сотен, пару тыщ воинов припрятать можно, Евпатий Львович, - ответил бывалый Ратиша, - случалось мне раньше там бывать, оттого ведаю.
        - Это хорошо, - сказал довольный Коловрат и уточнил: - Бор твой в той стороне, что за Серебрянкой?
        - Там, Евпатий Львович, - кивнул Ратиша, - ежели по крутому склону на Соколиную гору подняться, да с нее спуститься, как раз в полудне пути и начнутся леса замшелые. Там и пешего и конного схоронить можно. Самое засадное место, если в наших краях воевать придется.
        - Конных, говоришь? - призадумался боярин, - хорошая мысль. В общем, наберешь две сотни самых толковых пеших воинов и еще сотню конных. Мы их в этом бору припрячем до срока и научим, как из арбалетов стрелять.
        На этот раз Ратиша, переглянувшись с приказчиками, вперил непонимающий взгляд в своего хозяина.
        - И конных? - не поверив своим ушам, переспросил он.
        - И конных, - подтвердил не моргнув глазом Коловрат. - А что? Из лука на полном скаку садить умеют наши всадники не хуже степняков. А если научим из самострела врагов бить, цены им в бою не будет.
        - Понял, - поразмыслив над словами боярина, наклонил голову Ратиша, - сделаю.
        - На все у тебя седмица, - приказал Коловрат.
        Словно припомнив еще что-то, он взмахнул рукой.
        - Но сам не поедешь, ты мне здесь нужен, - добавил Коловрат. - Есть кого из воинов толковых послать на это дело?
        - Большака разве что послать, - подумал вслух Ратиша. - Бушуй тоже подойдет. Не, лучше Большак. Он молчаливый да толковый. Для такого дела он лучше подойдет.
        - Ну, Большак так Большак, - не стал спорить Евпатий, заканчивая трапезу, - пусть людей соберет и ждет нас через седмицу в условленном месте. А прямо сейчас отправляйся в лагерь у стен к моему помощнику Лютобору, которого я покамест оставил тысячей конных ратников управлять вместо себя. Вели к вечеру выстроить всех, кто собрался на сей день, в поле для сшибки. Сегодня же вечером и проверим всех, кто уже научен был степному бою.
        - Так там уже сказывают, - заметил осторожно Ратиша, - почти две тыщи набралось.
        - Да не может быть, - удивился Коловрат. - Как в объезд кордонов отправлялись, было меньше тысячи.
        - Так мы сколько проездили, Евпатий Львович, - пожал плечами Ратиша, - подтянулись воины из других городов по слову княжескому. А Лютобор тайком от воеводы всех к себе в тот лагерь определял.
        - Две тысячи, говоришь? - ухмыльнулся Коловрат. - Ну, добро. Научим и две тысячи биться по-новому. Татар все одно больше будет. Князь дозволил. А воеводе Богдану, когда возвернется, уже поздно будет кулаками махать.
        Боярин встал, радостно потирая руки. Все гости, поневоле посетившие его спозаранку, поднялись вслед.
        - Да, вот еще, Захар - вспомнил вдруг боярин, - по дороге заедешь еще раз к Ваське Волку и накажешь ему еще сотню самострелов изготовить. Монеты сам знаешь где взять.
        Захар вздохнул, нехотя припомнив лихого кузнеца, обитавшего в ближних лесах, но смолчал и просто кивнул. А когда гости, озадаченные боярином сверх меры, разошлись, он сам облачился в ездовой ферязь и выехал из терема в сопровождении пары охранников. Этот день Евпатий решил начать с осмотра укреплений Рязани и подготовки города к предстоящей осаде. Благо князь поручил ему еще и эту заботу в отсутствие воеводы.
        Глава пятнадцатая
        Добрые вести
        Тот день пролетел незаметно. Захар и Макар быстро собрались, хоть и в глубокой задумчивости, попрощались с домочадцами и отправились в дальний путь, выполнять хозяйский наказ. Отослав Ратишу в лагерь под стенами города для организации конной сшибки, до полудня сам Евпатий с несколькими охранниками обходил стены рязанской крепости, поневоле входя в роль воеводы Богдана. От Богдана вестей пока не было, едва только успели они с Ингварем отъехать в свой поход на усмирение пограничных жителей. И, как полагал Евпатий, еще седмицы три, а то и более не будет. Вспоминая свой первый опыт общения с племенами вятичей, мордвы да мещеры, Коловрат предположил, что немало гостинцев ожидало князя Ингваря и воеводу Богдана в походе по приграничным землям. Но оба были уже не детьми несмышлеными, а потому справятся и без его, Евпатия, участия. Ему же и здесь забот хватит, ибо по всему выходило, что времени до татарского нашествия оставалось совсем мало. Нужно было поспешать.
        Закончив за полдня осмотр крепости, Евпатий в целом остался доволен. Крепость по нынешним временам была отстроена вполне добротно и могла выдержать многодневную осаду. С трех сторон Рязань защищали высокие валы, а с четвертой стороны - крутой и высокий берег Оки.
        Обойдя почти весь город по стене, Коловрат насчитал больше полутора тысяч шагов. При том, что сбивался раз пять со счета, отвлекаясь на разговоры с ратниками, что несли дозорную службу на стенах и в башнях. Выходило, что укрепления растянулись почти на полторы, а то и две версты вокруг Столичного и Среднего города, не считая княжеского кремля. Построены они были на земляном валу, высота которого достигала не меньше дюжины саженей, а ширина у основания была - две, а то и три дюжины. Осматривая основание стен на предмет возможного подкопа, Евпатий вспомнил при этом рассказ Богдана. Воевода рязанский как-то с гордостью напомнил ему, что по крайней мере пять раз рязанцы нарастили высоту валов, и каждый раз им казалось, что стены недостаточно высоки. Но Евпатий, осмотрев их в очередной раз внимательно, порешил, что Богдан зря беспокоился - стены уже имеют приличную высоту, которая позволяет отражать атаки многочисленного противника. Жаль только, что все они были деревянными, да местами имели разную высоту. От Водяных до Исадских ворот, например, по краю оврага были сооружены довольно низкие «тарасы» -
рубленые и засыпанные глиной стены, к которым с внешней стороны примыкал частокол из двух рядов бревен. Евпатий отметил себе, что здесь оборона была слабее, и ее следовало укрепить, хотя бы за счет арбалетчиков, поскольку противник мог прорваться в город у самого княжеского кремля.
        Впрочем, перед земляным валом шел ров глубиной до десяти саженей, который не позволит подобраться к стенам неприятелю незамеченным. А кроме того, великокняжеский двор, окруженный высокими стенами, был также отделен от остального города еще одним рвом, проходившим через все межградие, и подъемным мостом, единственно по которому и можно было проникнуть внутрь. Жизнь князя везде ценилась выше жизни простых смертных.
        Обойдя Водяные ворота, защищавшие источник воды для города - реку Серебрянку, что выходила на поверхность земли мощным родником аккурат в самой Рязани и текла вдоль стен княжеского кремля до самой Оки, - Коловрат с охранниками прошел через открытые Спасские ворота и взобрался на стену Среднего города. Поднявшись на башню, боярин оглядел рубежи, что предстояло оборонять.
        Княжеский кремль стоял на крутом обрывистом северном холме и был окружен дополнительными рвами. С востока к защищенному дворцу князя Юрия примыкал второй кремль - Средний город. И, наконец, с юга к Спасским воротам прилегал Столичный город - обширный район, застроенный хибарами, лавками да амбарами. Столичный город тоже был укреплен высокими крепостными стенами, на оборону которых нужно было немалое количество воинов. Особенно его Южного предградия, протянувшегося между Борисоглебскими и Ряжскими воротами. Но, слава богу, воинов для обороны города пока было в избытке. Кроме того, Евпатий тайно в последний момент собирался усилить Южное предградие, Исадское направление и Средний город летучими отрядами арбалетчиков. Коих, по правде говоря, еще только предстояло подготовить, схоронив до срока в лесах. Осмотрев подробно укрепления Рязани насчет обороны города, он немного успокоился. Биться пешими и запираться в городских укреплениях рязанцы умели. Припасов тоже было заготовлено в избытке. Однако, подумал тысяцкий, если дошло до осады, значит, дело плохо и на всех остальных фронтах бои уже проиграны.
        «Вот если бы помимо арбалетчиков, еще какую артиллерию изготовить, - с грустью подумал Евпатий, оглядывая пустующее пространство на башне и понимая, что об этом следовало позаботиться гораздо раньше. - Жаль, Архимеда у нас нет своего. Сюда бы вполне влезла какая-нибудь метательная машина. Тогда бы враг не рискнул даже с той стороны ко рву приблизиться. Надо будет Ваську озадачить, может, он в дальних краях, окромя арбалетов, еще чего покрупнее научился делать».
        Однако Коловрат понимал, что даже если Васька и в этом деле окажется мастером, то вряд ли успеет изготовить достаточное количество. У него уже было в избытке тайных поручений: от изготовления арбалетов до постройки флотилии в укромном месте. Впрочем, некое подобие дальнобойной «артиллерии» - несколько огромных луков, способных посылать во врага гигантские стрелы до трех саженей длиной, изготовленных другими умельцами, имелось-таки на стенах Рязани. Но нанести урон врагу они могли, лишь угодив стрелой в самую гущу неподвижных воинов, а против конных татарских отрядов, стремительно перемещавшихся по полю битвы, были почти бесполезны. Во всяком случае, их поражающая сила вызывала большие сомнения у Коловрата.
        А потому втайне пока приходилось надеяться только на силу секретного оружия - арбалетов - и Божью помощь, а также помощь князей и родственников Юрия, которых не оставит равнодушными весть о нашествии татар на Рязань. Впрочем, пока все было тихо, и ратники, несшие дозоры, даже удивились столь серьезной проверке, которую учинил им новоявленный воевода, заставив бегать лучников по лестницам вверх и вниз, а потом стрелять почем зря в истуканов на другой стороне рва. Проверкой в целом Евпатий Львович остался доволен, лучники свое дело знали и даже сам воевода Богдан, известный своей строгостью, мог ими гордиться. Однако мысль об усилении обороны метательными машинами с той поры прочно засела у Евпатия в голове.
        Покидая стены, он приказал дополнительно изготовить несколько сотен тяжелых передвижных щитов с подпорками в рост человека, которые дополнительно защищали воинов от стрел врага. Они же позволяли ратникам, в основном лучникам и арбалетчикам, вести ответный огонь по противнику через прорези, как со стен с невысоким частоколом, так на случай уличных боев.
        За оборону городских стен Евпатий теперь переживал чуть меньше. Гораздо сильнее воеводу поневоле беспокоили конные витязи, которых у князя Юрия было значительно меньше, чем, по слухам, насчитывалось всадников у татарского хана. Именно потому он и устроил дополнительный набор воинов в конные войска среди обеспеченных рязанцев, ибо только они могли понести все расходы на покупку коня и брони, стоивших недешево.
        Все эти витязи собирались под командой воеводы рязанского Богдана, который должен был их возглавить. На нем же лежала обязанность обучить войско бою в едином строю, ибо далеко не все богатые рязанцы умели нести службу. Большинство предпочитало торговать, а владеть оружием умело постольку поскольку. От любимого занятия их оторвал лишь приказ князя Юрия, выдернувший из родных мест и приведший под стены Рязани, в специально выстроенный на время сбора лагерь. Если бы не этот приказ, большинство прибывших давно бы уже пило брагу по кабакам, а не рубилось на тупых мечах денно и нощно, дожидаясь приказа выступать на битву.
        Полагалось набрать не меньше пяти тысяч конных витязей, и лишь тысяча из них, согласно уговору с князем, поступала в распоряжение Коловрата, обязавшегося выучить их по-новому. Пока что, в связи с отсутствием воеводы, этим набором руководил Евпатий Коловрат. И помощник его Лютобор, немного схитривший, благодаря чему все прибывшие знатные рязанцы, которым не возбранялось жить в городе, оставались здесь же, в лагере, наравне с ратниками более простого происхождения.
        Да и сам Коловрат немного схитрил, хотя и на благо родины. Сверх набора знатных отпрысков, коих могло не набраться в нужном количестве, по его же просьбе князь Юрий разрешил принимать в войска людей из сословий попроще, но умелых и способных держать оружие. Коим из казны князь оплачивал и оружие, и даже коней. Понятное дело, что оружие и доспехи были полегче, а кони не из самых быстрых. Но все же именно из них и намеревался собрать дополнительную силу князь Юрий.
        Почти пять тысяч всадников запасной армии по приказу Юрия должно было оказаться к концу этого месяца под стенами Рязани, и еще три с половиной тысячи у Пронска, под командой Ингваря. Именно Коловрат первым усомнился, что хватит в Рязани воинов высокого происхождения, чтобы выполнить княжеский указ. Да и битва предстояла с многочисленным противником, чтобы уничтожить которого или хотя бы отбиться, требовалось напрячь все силы. Немного подумав, Юрий согласился с его словами. А затем еще и велел крестьян на войну собирать, чем немало удивил уже Евпатия. Юрий смотрел еще дальше, чем его тысяцкий, и собирался стоять на смерть за свою землю.
        Однако набор шел не так быстро, как хотелось бы. Особенно среди богатых рязанских подданных, коих набралось пока без малого пять сотен. Не все они горели желанием защищать князя и родное княжество не щадя живота своего, как сам князь, очень медленно пополняя новую дружину. Ибо все, кто был способен к ратному делу и хотел защитить Рязань, уже давно состояли в княжеской дружине или вспомогательных отрядах. А богатым и в вотчинах своих хорошо жилось. В неминуемую войну с татарами большинство еще не верило. Все размышляли почти так же, как сам князь Юрий всего год назад: мол, мы на Калку не ходили, а значит, татарин пройдет мимо и нас не тронет. Нам делить нечего.
        Те же, кто победнее, стремились на службу охотнее. Для них это был шанс стать поближе к князю да продвинуться по службе, особливо если князь их сам заприметит. Из них и набралось еще почти полторы тысячи воинов, коих собрал помощник тысяцкого Лютобор в лагере у рязанских стен. Именно на них и рассчитывал Евпатий в предстоящей битве, если придется принять участие лично, научив их «татарскому бою» и удивив хоть немного самого хана Батыя. А пять сотен богатых отпрысков в том войске должны были разделить общую судьбу учеников Коловрата, во всяком случае, до тех пор, пока не вернется воевода Богдан.
        Заехав в свой терем и отобедав на скорую руку, к вечеру Евпатий был на месте условленной сшибки - за стеной у южного предградия, на краю большого оврага. Рядом с оврагом возвышался холм, с одной стороны которого раскинулся целый город из пестрых шатров, где временно квартировали прибывавшие воины, а с другой простиралось небольшое поле, упиравшееся в ближайший лес. Вот в этом-то поле, спиной к оврагу, было выстроено все собранное к этому дню войско. Вернее, Лютобор уже поделил его на две равные части, по тысяче воинов с каждой стороны, расположившихся сейчас друг напротив друга на расстоянии в две сотни шагов.
        Неожиданно для всех Коловрат не стал садиться на коня и выезжать в поле поперед войска, как это всегда делали русские князья, а вместо этого взобрался вместе с Ратишей и Лютобором, дожидавшимися его здесь, на самый верх, где по его приказу был заранее установлен небольшой шатер.
        - Отсюда маневр видно лучше, - спокойно ответил он на удивленный взгляд Лютобора и добавил, осматривая блиставшие в предзакатном солнце доспехи многочисленных конных ратников: - А ты иди к войску и начинай. Сейчас и проверим, кто на что горазд и как уже научен степному бою. Все устроил, как я приказывал?
        - Обижаешь, Евпатий Львович, - насупился светлобровый Лютобор, уже сделав шаг по травянистому холму вниз, придерживая ножны меча, - половина войска, под началом Гордияна, биться будет, как всегда бились, как учил воевода. А вторая часть войска, коей я командую - как ты учил, то есть по-степному, с отступлением.
        - Оружие у всех тупое? - уточнил Евпатий, кивнув после первого ответа Лютобора. - Даже у именитых ратников?
        - А то как же, - подтвердил Лютобор, вовсе останавливаясь, - всех вооружил тупым оружием, чтобы не поранили друг друга раньше времени. Дури-то у всех хоть отбавляй.
        - И то верно, - усмехнулся Коловрат. - Ну, давай, с богом. А я отсюда погляжу.
        А пока Лютобор шагал вниз к своему коню, коего держал под уздцы молодой конюх у подножия холма, Евпатий рассматривал выстроенные подле Рязани войска новобранцев. Великое множество ратников, облаченных в доспехи, в алых плащах, со щитами и копьями, представляли собой великолепное зрелище, радовавшее глаз любого полководца. Это была уже не простая сшибка нескольких сотен ратников. Здесь он отрабатывал, пусть и с не самыми опытными воинами, настоящее сражение, ибо две тысячи всадников - это вполне приличная сила, с которой можно ходить на войну. У некоторых русских княжеств поменьше, что не могли выставить большую армию, отряд в две тысячи копий уже считался армией на законных основаниях.
        Наконец, Лютобор спустился вниз. Надел поданный слугой шлем и запрыгнул в седло своего коня. Выехав на середину строя, он вынул меч из ножен, а затем повернулся в сторону холма, словно ожидая от Евпатия условленного знака.
        И потомок донских казаков махнул рукой, посылая в бой войска. Однако, стоя на холме возле алого шатра и возвышаясь над своей армией, Евпатий ощутил себя в эту минуту не русским князем, а каким-то татарским ханом, которые не имели обыкновения скакать с мечом в гущу схватки, а наблюдали за ней свысока, с какого-нибудь холма. Вот прямо как сейчас Коловрат. На мгновение, когда, повинуясь его жесту, две тысячи всадников рванулись навстречу друг другу, ему даже стало совестно. Но затем он взял себя в руки, успокоив рассуждениями о том, что про татарских ханов здесь еще толком никто не слышал и уж точно не видел, как они воюют. Так что можно не изводить себя глупыми сомнениями, а заняться отработкой новой для русской армии тактики на том простом основании, что полезным может быть все, что поможет победить более многочисленного врага. А если у кого это и вызовет вопросы, на то ему наплевать. Главное победа.
        Сражение прошло именно так, как он и рассчитал. Даже немного разочаровав новоявленного полководца. Сначала две лавины людских тел сшиблись по всему фронту, поломав немало копий, а затем схватились за клинки, от души осыпая противника ударами тупых мечей. Так продолжалось некоторое время, пока напор не ослабевал с обеих сторон. Но вскоре одна армия стала продавливать другую. И не где-нибудь, а именно в центре, потому что у второй центр был заметно слабее флангов. Почуяв слабину противника, первая армада продолжала напирать со всей дури, опьяненная близким успехом, и оттеснила своего противника почти к самому лесу. Но здесь положение быстро изменилось. Увлекшись атакой, тысяча воинов под командой храброго Гордияна упустила момент, когда фланги противника оказались далеко в тылу, и молниеносным движением конной массы замкнули кольцо окружения. Порядки нападавших быстро смешались, потеряв направление главного удара. Сражение длилось еще битый час - все-таки в нем участвовали русичи, которые не привыкли сдаваться противнику и стояли до конца, но Лютобор уже не упустил победу. Постепенно его ратники
загнали к оврагу у стен Рязани и «добили» всех своих противников, сами «потеряв» не более четверти людей.
        - Да, - глубокомысленно изрек Евпатий, глядя, какие плоды приносила раз за разом эта обманная тактика ложного отступления при столкновении с тактикой открытого прямого удара русской конницы, рассчитанного на силу и удаль воинов. - Все-таки хитрость степных азиатов кое-чего стоит. Не зря эти подлецы уже полмира захватили. Меч в соломе вязнет.
        - О чем это ты, Евпатий Львович, - недопонял его Ратиша, наблюдавший как остатки «первой армии» были сброшены в овраг, а кое-кто послетал с коней, едва не поломав себе шею.
        - Я говорю, что храбрость без гибкости с таким противником, как татары, нам дорого обойдется, если не научиться одолевать их тем же, - терпеливо пояснил он, - не всегда мощный удар в лоб означает победу. Татары - они как болото, сколько его ни бей прямо, только увязнешь. Надо из этого урок извлечь на будущее.
        Он повернулся к Ратише и хлопнул его по плечу.
        - Верно я говорю?
        - Похоже, верно, Евпатий Львович, - кивнул, поразмыслив чуток над его словами, бывалый воин, но вдруг с небольшим прищуром посмотрел на своего хозяина. - С татарами я в открытом бою еще не встречался. Наверное, их так же бить надо, как они всех бьют, или еще какую хитрость выдумать. Я вот одного только не пойму. Дозволь спросить, Евпатий Львович, а откуда тебе их маневр ведом? Неужто встречаться доводилось?
        В этот момент перед глазами Евпатия вдруг очень ярко, будто это было вчера, всплыла из прошлой жизни картина убийства его семьи: плавающие в крови тела матери и сестер, над которыми надругались, обрубленные руки брата и обгорелый труп отца с иссеченным лицом. А также шашка, торчавшая из вспоротого живота в назидание.
        - Приходилось, - туманно ответил боярин, моргнув, - очень давно.
        Ратиша смерил странным взглядом своего хозяина и кивнул, будто понял, о чем тот говорил. И больше вопросов не задавал.
        Евпатий, насмотревшись на конную сшибку вдоволь, спустился вниз, где отдал несколько кратких приказаний Лютобору, потиравшему ушибленное в учебном бою плечо. А покончив с этим, вновь кликнул Ратишу, поманив его пальцем:
        - Поехали домой, на сегодня здесь дела кончили.
        Взобравшись на коней, некоторое время они молча ехали шагом. Боярин размышляя о чем-то своем, а Ратиша из уважения не нарушая покой хозяина, который обдумывал государственные дела. Остальные охранники поотстали шагов на десять от них. Затем, уже за городской стеной, поравнявшись с Борисоглебским собором, Коловрат неожиданно вдруг спросил:
        - Ты уже отправил нужного человека в свой замшелый и бескрайний бор, что вниз по Оке?
        - Как и приказывал, Евпатий Львович, - кивнул бывалый ратник. - Большак и Бушуй уж на рассвете туда ускакали.
        - Предупредил, чтоб все было тайно? - уточнил, переходя на шепот боярин. - Чтоб ни одна собака раньше времени не прознала про мой замысел.
        - Большак не из болтливых будет, - успокоил его Ратиша, - все сделает как надо. Не беспокойся, боярин.
        - Наберет, думаешь, несколько сотен? - не унимался Коловрат, которого это предприятие, похоже, действительно беспокоило. - Может, и нам туда с утреца съездить, проверить, как дела идут. Ты ведь дорогу ведаешь?
        - Ведаю, Евпатий Львович, только рановато завтра ехать, - ответил Ратиша и напомнил: - Ты на все седмицу давал, вот дней через пять и стоит ждать гонца. Я Большака предупредил на сей счет, он тянуть не будет. А у тебя, я полагаю, и другие дела покамест найдутся. Рязань большая.
        - Ладно, - нехотя кивнул Коловрат, которому не терпелось побыстрее увидеть своих рекрутов, из которых предстояло сделать отдельный отряд арбалетчиков, коих на Руси еще не видывали, - обождем.
        Ратиша оказался прав. К вечеру пятого дня, как опустились сумерки, в терем к боярину прискакал незаметный гонец. Простой мужик, даже не воин с виду, одетый в какие-то лохмотья, словно подмастерье. Но на коне. «Молодец, Большак, - похвалил Ратиша про себя подчиненного, - никому и в голову не придет, что это боярский гонец».
        Прибывший передал Ратише берестяной сверток, на котором были нацарапаны какие-то символы, понятные лишь ему одному. Ратиша едва взглянул на свиток, а потом бросил в печку.
        - Евпатий Львович, - постучал он в горницу к боярину, - хорошие вести. Можем завтра поутру выступать.
        Глава шестнадцатая
        Лагерь в лесу
        Перепоручив хозяйство Ладе, наутро боярин быстро оделся и ускакал в неизвестном направлении, оставив ее в легком недоумении. Обычно в таких случаях он поручал хозяйство Макару и Захару, служивших наперсниками во всех его тайных делах. Но в этот раз оба верных приказчика уже пятый день выполняли его волю, а точнее, волю князя Юрия, отправившись в соседние волости собирать крестьян в ополчение. Хозяйством же занималась сама Лада, у которой неплохо получалось управлять не только имением, но и мастерскими. С помощью приказчиков помельче, чем Захар и Макар, конечно. Но Ладу боярин в этот раз почему-то решил не посвящать в детали своего внезапного отъезда. Красавица-жена, державшая на руках подраставшего первенца, даже обиделась маленько, но смолчала. Хоть и любопытно ей было, куда это муж отправляется ни свет ни заря.
        - Дозволь спросить, Евпатий Львович, - все же вымолвила боярыня осторожно, хитро прищурившись, когда боярин натянул на себя с помощью Марфы-ключницы сапоги и неприметный ездовой ферязь коричневого цвета, на котором грязь была не так заметна, - надолго ль ты нас покидаешь?
        - К обеду не жди, - ухмыльнулся Евпатий, надевая шапку, отороченную мехом. Уже начинало холодать. - Да и к ужину тоже. Дела, Ладушка. Когда вернусь, сам не знаю. Ты уж не взыщи.
        Он развел руками и, чмокнув жену в губы, а младенца в темечко, ускакал со двора. Вместе с ним, бряцая оружием, отправилась дюжина охранников под командой Ратиши.
        Лада отдала сына нянькам и вышла на балкон резного терема, запахнувшись в теплый платок. Оттуда она махала рукой до тех пор, пока Коловрат не скрылся за поворотом дороги, растворившись на многолюдных даже в этот ранний час рязанских улицах.
        - Ну, показывай, Большак, - сказал Коловрат, выдыхая пар изо рта и усаживаясь рядом с Ратишей на поваленную сосну, поближе к горевшему костру, вокруг которого уже расположилось с десяток воинов, - кого ты мне в войско насобирал. Да чему научить успел. Знаю, времени мало было, только больше у нас и не будет. Удиви меня. Больно Ратиша тебя нахваливал.
        Большак - здоровенный бородатый детина в кольчуге - молча кивнул и подозвал троих ратников, одетых в кожаные рубахи. Выдал каждому из них по арбалету из дюжины лежавших тут же перед ним на подстилке. И по одной короткой стреле из аккуратно сложенных кучкой рядом. И так же молча указал на чучела - мешки, набитые соломой, - стоявшие на краю большой поляны, почти в сотне шагов. Эту поляну Ратиша определил местом общего сбора, куда сегодня по тайному сигналу подтянулись со всех других концов этого необъятного леса группы ратников, хоронившихся по углам до срока. Так все организовал Большак, бывший здесь пока за старшего. Чтобы не мозолить глаза случайным охотникам или заплутавшим людям и не раскрыть раньше срока местонахождение большого отряда арбалетчиков.
        Трое ратников в кожаных рубахах выстроились в ряд напротив своих мишеней и стали деловито возиться с оружием.
        - Поглядим, на что княжеские деньги потрачены, - пробормотал себе под нос Евпатий, кутаясь в свой ферязь и поглядывая на серо-стальное небо, готовое, судя по всему, очень скоро разразиться первым снегопадом. Поздняя осень уже подходила к концу, готовясь скоро передать свои права зиме.
        Между тем новоявленные арбалетчики, которые впервые в жизни увидели это оружие буквально несколько дней назад, уже заканчивали приготовления. Они натянули тетиву, зацепив ее поясным крюком и вставив ногу в стремя, как и положено, распрямились, уперев приклад в плечо. После чего аккуратно, но быстро вложили в ложе единственную выданную стрелу, изготовившись к стрельбе. Большак, видно, решил, что достаточно и одной стрелы, чтобы показать боярину мастерство своих подопечных. Коловрат это оценил и ждал с нетерпением.
        - Давай! - заметив, что приготовления закончены, громко скомандовал низкорослый, но широкий в плечах воин, перемигнувшись с Большаком.
        Этот ратник стоял неподалеку от стрелков и командовал их действиями вместо молчаливого Большака. То был Бушуй, его помощник, также отправленный Ратишей в эти леса. Сейчас Бушуй помогал в стрельбах пехотинцев, хотя ждал своего часа, чтобы показать, чем он сам занимался все это время. А ему, как отличному всаднику, было велено обучать конных арбалетчиков, до которых покамест дело не дошло.
        Трое стрелков, быстро прицелившись, щелкнули курками. Натянутая тетива со звоном распрямилась, вышвырнула арбалетные болты вперед, в направлении набитых соломой мешков, что изображали вражеских воинов. Для сходства им «на грудь» подвесили дощечки, а сверху изобразили из веток нечто походившее на шапку или шлем. Каждому арбалетчику требовалось попасть в эту дощечку или, самое малое, задеть хотя бы мешок.
        Две стрелы с хрустом проломили деревяшки, застряв в мешках. Третья прошила мешок чуть выше «щита», с чавканьем вонзившись в стоявшее за ним дерево. Если бы этот болт попал не в мешок, а в реального человека, то разворотил бы ему все горло. А потому Коловрат не стал ругать третьего стрелка за «неточность», а был снисходителен к новобранцам, оставшись довольным результатами стрельб. На его глазах, по сути, рождался «спецназ» армии рязанского князя.
        - Молодец, Большак, - похвалил он молчаливого здоровяка, что стоял чуть поодаль, цепко наблюдая за происходящим, - быстро орлов своих научил новому делу. Я доволен. А значит, и князь будет доволен.
        Большак, ухмыльнувшись, молча поклонился боярину. Сам обучившийся стрелять за пару дней, он явно имел большой талант к стрелковому делу. А кроме того, еще и наставник из него вышел отменный. Всего за несколько дней он не только сам освоил арбалет, но и умудрился сносно научить держать его в руках почти две сотни крепко сбитых парней, только вчера оторвавшихся от сохи.
        - Ну, давай следующих показывай, - приказал Коловрат Ратише.
        Тот передал команду дальше и вскоре перед разгоравшимся костром выстроились еще трое стрелков. Все остальные воины отряда арбалетчиков дожидались своего часа в лесу, за пределами поляны, разбитые на небольшие группы, укрытые от случайных взглядов мохнатыми лапами елей. В том числе и всадники.
        Впрочем, Коловрат приказал от греха подальше оцепить эту часть леса охранниками и никого не пропускать, ни пешего, ни конного, кто бы здесь ни появился. Задерживать и ждать распоряжений. Хотя и отговаривал его Ратиша от ненужных предосторожностей.
        - Места здесь глухие, заповедные, Евпатий Львович. Ты же сам видел, едва дорогу сюда нашли, да и то с провожатыми, - попытался отговорить его Ратиша от ненужных действий, - случайный прохожий вряд ли забредет на эту поляну, даже если охраны не выставить вовсе. Разве что медведь или лось.
        Но рассудительный боярин решил все же отгородиться от случайностей.
        - Береженого бог бережет, - сказал он Ратише в назидание, и тот больше не спорил. Выставил дозоры по всему лесу вокруг места сбора, чтобы успокоить своего хозяина. И занялся показными стрельбами.
        Следующие трое так же размеренно, как и первая группа стрелков, привели оружие в боевое положение. А дождавшись команды, пустили стрелы по своим целям. Но оказались менее удачливы. Только одна из трех стрел продырявила мешок. Остальные две вовсе пропали в лесу, не причинив никакого вреда «неприятелю».
        - Негусто, - слегка расстроился Коловрат. - Давай следующих.
        Новая группа рекрутов вновь поразила его своей меткостью. В цель попали все трое. Особенно приметил боярин крайнего стрелка, невысокого щуплого с виду мужичка, в лаптях, холщовых штанах и кожаной рубахе. Тот хоть и был явно не из воинского сословия, но с оружием обращался лихо. Быстро и четко заряжал, прицеливался хладнокровно и кратко, пускал стрелу, не теряя ни мгновения. Да и делал все как-то залихватски, с вывертами, даже пританцовывая, как показалось Коловрату. «Этот хоть и тщедушен с виду, в бою, похоже, будет из первых», - решил он, закончив свои наблюдения. И велел подозвать стрелка, едва закончились стрельбы, а новобранцы из третьей группы направились в лес.
        - Кто таков будешь? - поинтересовался Евпатий, оглядев хлипкого с виду мужичка, дух которого держался в щуплом теле, похоже, только на природной смекалке. Однако вместе с тем в нем ощущалась какая-то сила иного свойства, питавшая это тщедушное тело из неведомого Коловрату источника. И она была так сильна, что мужичок не находил себе места и не мог простоять спокойно даже мгновения. Его руки и ноги постоянно исполняли какой-то судорожный танец. Пока ждал ответа, Евпатий даже на секунду засомневался в своих выводах, решив, что этот боец скорее какой-то бесноватый, болен падучей или иной хворью.
        - Звать меня Зырян, - ответил мужичонка, слегка пританцовывая на месте, - я из крестьян.
        - И откудова ты, Зырян? - уточнил боярин, продолжая присматриваться к новобранцу.
        - Так знамо дело, откудова, - пожал плечами мужичонка, ноги которого не могли стоять на месте и едва не пускались в пляс, - из крестьян.
        Евпатий нахмурился, но сдержал свой быстро закипавший гнев.
        - Родом ты откуда, дурья башка? - повторил за него вопрос Ратиша.
        - А-а… - протянул мужик, до которого дошло наконец, о чем его спрашивают, - батя мой из-под Ижеславля родом, а я тут народился. Недалече, под Рязанью, деревня Курково.
        - Значит, окрестности все хорошо знаешь, - удовлетворенно кивнул Коловрат.
        - А то как же, - кивнул мужичонка, поводя плечами, - я сначала землю пахал у купцов Надеевых, а потом скучно стало, и я с коробейниками ихними все дороги здешние обошел. От Коломны до Мурома хаживал и обратно добирался.
        - Я смотрю, ты все не остановишься, - усмехнулся Евпатий и продолжил разговор: - Оружие, вижу, любишь. С чего бы, вроде землепашец?
        - Так-то оно так, - кивнул Зырян, переминаясь с ноги на ногу, - да только батя мой охотой промышлял сначала и меня приучил с луком на охоту ходить. Я с детства к луку привычный, хоть из крестьян вроде. Душа моя к оружию тянется. Отчего, и сам не знаю. А как Большак мне эту штуковину показал, в деревне отыскав, я глаз от нее отвести не мог. Так и пошел за ним не глядя в этот лес дремучий, словно заколдованный. Такая силища в ней.
        - Это, брат, верно, - кивнул успокоенный Евпатий, заметив, как загорелись глаза у Зыряна, когда тот смотрел на арбалет. - Значит, говоришь, к оружию тянет? А ну как не шутки ради, а повоевать придется? Готов?
        Зырян поднял глаза к серому небу и, выдохнув пар, ответил:
        - Надоело пахать, боярин, не взыщи. Да ноги об дорогу без толку стаптывать. Готов хоть сейчас на войну идти. Все веселее, чем моя жизнь крестьянская.
        Помолчал Коловрат недолгое время, смерил мужичонку взглядом суровым и закончил разговор:
        - Недолго тебе ждать осталось, Зырян. Скоро все умения твои пригодятся. А сейчас иди с богом.
        На лице Зыряна отразилась несказанная радость, словно ему пообещали горы золота и беззаботную жизнь. Он повернулся и, едва не подскакивая на месте, побежал догонять своих товарищей.
        - Давай остальных, - приказал Евпатий, задумавшись о чем-то своем, - только побыстрее показывай. А то уж стемнеет скоро.
        Для того чтобы ускорить показательные стрельбы, Большак и Бушуй стали выводить пред светлы очи боярина Евпатия сразу по дюжине бойцов, а не по трое, как вначале было задумано. Соорудили по-быстрому еще нужное количество мешков. Бойцы стреляли по-разному, кто попадал, кто мазал. Так продолжалось еще какое-то время, пока Евпатию не стало ясно, как подготовлено его тайное войско. Конечно, это был не лучший отряд в мире. Наверняка где-нибудь во Франкии арбалетчики стреляли гораздо точнее. Но, принимая во внимание, что в Рязанском княжестве, да и, возможно, на Руси вообще, они были первыми в своем деле, Коловрат остался доволен службой Большака и Бушуя. Все было сделано быстро и четко. Конечно, впереди еще было много занятий и стрельб. Но теперь у него было две сотни пехотинцев с арбалетами, которых можно было применять по необходимости на любом из участков фронта, который должен был вот-вот появиться. Как на стенах крепости, так и в чистом поле. Поэтому, осмотрев едва половину воинов, он прекратил проверку.
        - Молодец, Большак, - похвалил он, - хорошую службу сослужил. А теперь покажи-ка мне, что ты успел с конными воинами за седмицу разучить.
        - То не я, - впервые открыл рот Большак, и Коловрат подивился громкости его голоса, - с конными Бушуй занимался.
        - Значит, пусть Бушуй тогда мне покажет, на что вы седмицу потратили.
        Бушуй словно только этого и ждал. Он запрыгнул на подведенного коня, скользнул взглядом по изрядно потрепанным мешкам, рядом с которыми уже приладили настоящие щиты, и ускакал с поляны. Когда копыта его коня перестали стучать по земле, на поляне вдруг стало так тихо, что слышно было, как потрескивают сучья в костре. Но не прошло и мгновения, как вновь послышался глухой топот копыт по земле. На сей раз скакал уже не один Бушуй, а целый отряд. Вслед за ним на поляну вырвалось почти две дюжины всадников в коротких кожаных одеждах, без привычных алых плащей, что надевали русские витязи, зато с новехонькими арбалетами наизготовку.
        Проскакав мимо костра, они вихрем пронеслись буквально в двух вершках от боярина с помощниками, затем развернулись и сделали круг, словно показывая свое умение сидеть в седле. Евпатий чуть раньше выслушал от Ратиши, что в конную сотню набирали самых ловких наездников, и не только из богатого сословия. После всадники остановились, выстроившись в линию напротив мешков со щитами, вскинули арбалеты и выпустили стрелы по «врагу». Почти все арбалетные болты нашли свою цель. Половина застряла, вонзившись в щиты. Остальные продырявили мешки насквозь.
        Коловрат довольно усмехнулся, стреляли всадники совсем неплохо для начинающих. Но представление на этом не закончилось. На каждом из ратников имелась небольшая сумка, висевшая через плечо, в которой хранились стрелы. Вся группа воинов одновременно на глазах боярина принялась перезаряжать арбалеты, не слезая с коней. Ближайший к нему воин уперся ногой в приделанное к ложу стремя и, чуть наклонившись, зацепил тетиву крюками. Затем распрямился. При этом послышался слабый щелчок затвора, достигший слуха наблюдателей. Не отвлекаясь ни на что, воин молниеносно вынул из сумки стрелу, вложил ее в ложе, прицелился и выстрелил. Он буквально на мгновение опередил остальных. Следом послышались щелчки, спускавшие тетиву, и глухой арбалетный залп прошелестел по строю конных ратников. Короткие стрелы забарабанили по щитам, с чавканьем вгрызаясь в дерево. Несколько мешков повалилось на мерзлую траву. Впечатленный увиденным Коловрат представил себе, что произошло бы на самом деле, находясь на месте мешков живые люди. Поляну завалило бы трупами, огласили стоны и хрипы умирающих.
        - Молодцы! - не в силах сидеть, Евпатий вскочил со своего места и приблизился к всадникам.
        Ратники, развернув коней, встали полукругом напротив пешего боярина. Вечерело, и в темнеющем воздухе лица были видны уже не так отчетливо. Но Бушуя Коловрат разглядел точно. Тот гарцевал на коне с левого края.
        - Молодцы! - повторил довольный Коловрат. - И ты, Бушуй, больше всех! Сотня таких бойцов целых трех в бою стоит, а то и больше…
        В этот момент его лица коснулась первая снежинка, кольнув холодом и быстро растаяв. Боярин поднял лицо вверх и развернул ладонь, как всегда делал, чтобы убедиться, что начинается дождь или снег. И ощутил ладошкой сразу несколько новых снежинок. Сверху медленно и пока еще робко падал первый снег. Небо разродилось наконец-то снегопадом. Евпатий вдохнул холодный воздух, выдохнул пар, еще раз обвел взглядом строй всадников с арбалетами и подытожил, теперь обращаясь больше к Бушую:
        - На сегодня закончим. Остальных орлов завтра покажешь. А сейчас отдыхать всем.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - подтвердил Бушуй и, махнув рукой всадникам, увел их за собой к месту сбора.
        Когда всадники ускакали и глухой топот копыт затих вдали, Коловрат все еще стоял и смотрел им вслед, наблюдая, как кружится первый снегопад. «Вот и зима пришла, - подумал Коловрат, - скоро засыплет поля, замерзнут реки. Лед встанет. А значит, и татары в гости пожалуют. Самое время для похода. Эх, надо поспешать с ополчением. Как-то там Макар и Захар управляются?»
        - Разъехались все. Пойдем и мы, Евпатий Львович, - раздался голос Ратиши, который неслышно приблизился сзади. - Большак в глубине леса стоянки заготовил. Там землянки есть и шалаши. Укрыться можно от снега, да ночь в тепле провести. Костры уж развели в укромных местах, еду готовят.
        - В тепле, говоришь? - переспросил Коловрат, поежившись от внезапного холода, который спустился сверху на поляну вместе со снегом. - Ну, пойдем. Если за ночь не заметет, завтра всех остальных посмотрим. И пеших, и конных. Хотя и так ясно, что ты молодец. Дело почти сделано. Худо-бедно, а стрелять все умеют. Теперь их только натаскать получше надо - и можно в бой. Орлы!
        Ратиша довольно осклабился и повел хозяина по укромной тропке к спрятанным в глухомани стоянкам, а здесь на поляне остался только ночной дозор.
        Глава семнадцатая
        Ополчение
        Как ни беспокоился Евпатий о сборе ополчения, что Макар и Захар собирали, как ни стремился уехать побыстрее, но еще на пару дней решил задержаться. Лично захотел боярин осмотреть всех новобранцев. «Ничего, по первости и без меня управятся, - успокаивал себя боярин, - у них там грамота княжеская имеется, да помощники толковые дадены. У Макара сотник Наум, а у Захара Еремей с Белояром. Разберутся».
        Однако если за Макара он был почти спокоен, то дела Захара все же вызывали у него опасения. Но не из-за сложностей с набором крестьянского ополчения, с этим Захар справится, мужик толковый и калач тертый. Не первый год в приказчиках у боярина ходил и большими делами ворочал. Вспомнил Коловрат о нападении на княжеского отпрыска с женой, да о пряжке мудреной, что Ратиша нашел на месте схрона людишек, напавших на обоз. Да что, по словам его, видел он сию пряжку у одного из охранников Ингваревых. А те места аккурат к Пронску примыкали, вотчине Ингваревой. И хотя тот был сейчас в отъезде, а грамоте княжеской перечить никто не станет, все же на душе у боярина было неспокойно. Порешил он для себя съездить в Пронск, разыскать Захара и посмотреть, как у того дела идут. Как только тут управится.
        Наутро, вылезая из нагретой костром землянки, где ночевал вместе со своими воинами, Коловрат даже зажмурился: кругом было белым-бело. Выпавший за ночь снег завалил все дорожки и поляны в лесу, но было его, к счастью, еще мало. Лишь тонким слоем укрыл он землю, да и то мог быстро растаять в случае оттепели. Боярин наступил сапогом на белоснежное полотно и с удовольствием услышал хруст сухого снега. Даже улыбнулся отчего-то, потирая быстро замерзшие руки. Все-таки русский человек любит зиму, хотя и жить в это время сложнее.
        Заметив, как другие ратники вылезают наружу и греются, кто как может, боярин подозвал знаком Ратишу и приказал:
        - Как уедем, пусть одежи теплой привезут сюда тайно, еды людям да сена для коней.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - кивнул Ратиша, растирая лицо первым снегом. - Бушуй и так уж тут под землей целый город выкопал с подземными схронами для еды и оружия. Сам видишь.
        - Ничего, запас не помешает, - добавил Коловрат, оглядывая многочисленные землянки и шалаши - Нашим стрелкам здесь сидеть еще долго. Думаю, не меньше месяца. А может, и больше. Будет время мастерства набраться. Так что пущай обживаются.
        В этот день стрельбы проходили на снегу. Но и тут новобранцы показали свое умение. Как пешие ратники, так и конные. Боярин вновь остался доволен. Пока не стемнело, успел почти всех посмотреть. А на следующий день, закончив последнюю проверку и наказав еще привезти рукавиц - насмотрелся, как воины отогревают ладошки перед стрельбой, - ускакал по белой тропинке в Рязань вместе с Ратишей и охранниками.
        Место стоянки отряда арбалетчиков запрятано было действительно в глубине замшелого бора, куда просто так не доберешься. А потому, хоть снега было мало и кругом из-под елей и сосен еще проглядывала мерзлая земля, выезжал боярин из леса уже затемно, а к самой Рязани прибыл вообще впотьмах. Зато остался доволен, что никому на глаза не попадался и никто его тайный отряд не разыщет до срока.
        Лада была рада-радешенька, что муж возвратился хоть и неизвестно откуда, но живой и здоровый. Накормила, напоила, обогрела. Уже собиралась на следующее утро баньку истопить, но Евпатий, к ее немалому удивлению, спозаранку опять засобирался в дальнюю дорогу.
        - Ты чего же это, - надула губы красавица-жена, - и денька дома не посидишь? Отдохнул бы еще чуток. В баньку сходил да с сыном поигрался. Он уж забыл, как ты выглядишь, все в разъездах.
        - Уж прости, Ладушка, - приобнял жену Евпатий и ласково поцеловал в ушко. - Рад бы, да не могу. Не время сейчас в баньке сидеть. Хоть и скучаю по вам сильно в дороге, но ехать надобно. Дела государственные требуют.
        - Это ж какие дела? - нахмурилась Лада, тряхнув волосами, но видно было, что уже подобрела немного. - Али опять не скажешь?
        - Да все больше воинские теперь дела, Ладушка, - нахмурился слегка Коловрат, вставая и натягивая на рубаху теплый дорожный ферязь, подбитый мехом. - Князь велел приглядеть, как ополчение собирают. В Пронск мне надобно. Посмотреть, что приказчики делают. На седмицу, не больше.
        - Воинские? - переспросил Лада, и голос ее вдруг сделался тише. - Так значит, правду говорят в народе, что скоро татарин нагрянет?
        Она подняла свои красивые глаза на молчавшего Евпатия и прямо спросила:
        - И когда же это случится?
        - Не знаю, Ладушка, - честно признался Евпатий, - никто не ведает, а только случится. Не обойдут они нас стороной. И, по всему видно, ждать недолго осталось. Лихие времена настают, потому и готовимся мы с князем загодя к приходу дорогих гостей.
        - Ладно, езжай с богом, - распрямила спину Лада, отогнав игривые мысли, - только возвращайся побыстрее.
        Коловрат еще раз крепко обнял жену, надел шапку и направился к выходу. Но, прежде чем покинуть родной дом, заглянул ненадолго в свою тайную комнату, под самой крышей терема, отперев тяжелую дверь потайным ключом, что висел у него на шее рядом с крестиком. Захотелось ему перед дорогой взглянуть еще разок на ту самую пряжку, что потеряли нападавшие на поезд царевича Федора. Ход в комнату вел прямо с лестницы, но через такую узкую и низкую дверь, что больше походил на лаз. Евпатий, несмотря на то что и ему, широкоплечему, было неудобно туда влезать, специально приказал устроить такой вход. На случай непрошеных гостей, охочих до его тайн, чтобы неудобно было как входить, так и выходить.
        Боярин осторожно, чтобы не поднимать шума, проник внутрь, зажег припасенную на такой случай лучину - окон здесь не было - и осмотрелся. В довольно тесной каморке было устроено несколько массивных полок вдоль стены, на которых стояло с десяток ларцов и крепких сундуков, обитых металлическими скобами. Самые тяжелые располагались на полу. Сундуки отпирались все тем же ключом да вдобавок имели несколько потайных секретов, известных только боярину. Каждый из этих сундуков и ларцов был сделан по его специальному заказу в собственных ювелирных мастерских. Делали их разные мастера, так что подобрать ключик ко всем секретам сразу не мог никто, кроме самого заказчика.
        Был среди ларцов даже один особенный. Среднего размера, но зато из металла кованный, который не сгорит и во время пожара. Им Евпатий особенно гордился и доверял ему самые сокровенные тайны. Именно в нем и хранил найденную пряжку Евпатий до срока, ибо полагал, что пряжка сия может привести к очень большим потрясениям в княжестве, если его подозрения подтвердятся.
        Не теряя времени, Коловрат вставил ключик и повернул его три раза. Подождал еще три вздоха, пока секретная пружина не щелкнула, повернул еще дважды. Но и это было еще не все. После щелчка из боков ларца выдвинулось пять прутиков, на которые нужно был нажать друг за другом, но верно. Если очередность нарушить, то ларец замыкался изнутри, и все требовалось начинать сначала. Такой вот несгораемый сейф велел изготовить себе по спецзаказу боярин Евпатий, ибо давно осознал: чем ближе ты стоишь к самому князю, тем больше у тебя причин не доверять никому.
        Проделав все движения верно, боярин отомкнул ларец, приподнял массивную крышку и, наконец, взял в руки пряжку, что лежала на самом верху. Кроме нее, буквально пара вещиц хранилась в ларце, но зато пара очень важных вещиц, что стоили дороже денег, так как скрывали в себе чью-то тайну.
        Коловрат положил пряжку на ладонь и поднес поближе к лучине. В неровном мерцающем свете его взору предстала округлая пряжка для скрепления накидки на плечах. Такой витязи обычно закалывают алый плащ. Только пряжка явно была не простая и не из дешевых: на ней был изображен золотой петух, клевавший семена. В глаз петуха даже был впаян небольшой изумруд.
        - Знатная вещица, - пробормотал Евпатий себе под нос, почти как тогда, когда впервые ее увидел. - Искусно сделана, и стоит дорого. Простой ратник такую не купит. Тут явно кто-то из приближенных Ингваря, если это взаправду его пряжка.
        Коловрат покачал на руке изящную, но увесистую вещицу.
        - Наверняка на заказ делана. Надо бы мастера разыскать, - продолжал он думать вслух. - Эх, я бы своим показал, враз определили бы, чья рука. А может, и прямо указали. Да только боязно. Золотых дел мастера свой круг держат. Вдруг шепнет кто по дружбе, что я им интересуюсь. Даже если мастер не здешний, все одно слухи быстро разлетаются. Прознает, ищи потом его словно ветра в поле. Нет, тут надо с другой стороны заходить, разузнать сначала, что к чему, а там, глядишь, и на мастера выйдем. А если повезет, может, и без надобности будет уже.
        Он аккуратно положил пряжку назад на выстланное бархатом дно ларца. И взял невольно вторую вещицу, лежавшую рядом. Это был золотой перстень с огромным изумрудом, который он нашел в тайной пещере на берегу Оки. Снял с рассыпавшегося в труху пальца мертвеца, у которого не было головы. Случилось это в тот день, когда он хоронил там свой клад.
        - Ну, а ты что скрываешь? - спросил у перстня боярин, повертев его в руке.
        Этот перстень тоже был довольно странным и тоже делался явно на заказ. Изумруд обхвачен по бокам двумя перекрещенными саблями искусной работы. Хотя боярину вдруг пришла в голову простая и ясная мысль, которая не приходила ранее.
        - А может, твой хозяин просто украл или отнял тебя у другого? И нет в тебе ничего, кроме памяти о том злодеянии.
        Перстень молча поблескивал, переливаясь огненными боками изумруда.
        - Хотя сердце мне вещует, что есть, - добавил, поразмыслив, Евпатий, который вспомнил про кинжал, лежавший в другом ларце. Кинжал прибыл сюда из той же пещеры и был украшен схожим орнаментом, что наводило на мысль о заказной работе. Впрочем, и в этом случае простое ограбление бывшего владельца лихими людьми тоже не следовало исключать.
        - Показать бы тебя Ваське, может, он знает бывшего хозяина, - слегка расстроился Евпатий, понимая, что как и в случае с собственными мастерами золотых дел в этой простой мысли имелся небольшой изъян.
        Васька действительно мог знать бывшего владельца перстня, какого-нибудь лихого атамана прошлых лет, своего дружка, например. А может, наоборот, заклятого врага, и более того, сам участвовать в его казни. Тогда, после расспросов Евпатия, он мог узнать, где тот хранит золотишко. Васька, конечно, теперь с ним повязан накрепко и достоин доверия. Но все же, случись что… После прихода татар и начала войны все могло измениться. Коловрат верил Ваське, но предпочитал не сообщать о своих тайных схронах на случай ведения партизанской войны. Слишком уж много судеб, включая его собственную, от этого зависело. Велико было искушение. И в случае с золотым запасом воровская честь могла дать сбой.
        - Ладно, полежи еще до срока, - решил, наконец, Евпатий, бросая перстень на бархатную подкладку, - придет день, и твою тайну разгадаем. Больно интересно узнать, за что твой хозяин головы лишился. А пока поспешать надо.
        Заперев ларец и тайную комнату, Евпатий быстро спустился вниз по лестнице и вскочил на подведенного коня, изо рта которого валил пар.
        - Холодает, Евпатий Львович, - приветствовал его Ратиша, тоже по случаю холодной погоды одетый в теплый ферязь, поверх которого все же имелась кольчуга.
        - Холодает, - согласился боярин, поправив меховую шапку и оглядевшись вокруг.
        Едва рассвело. Кругом все было припорошено неглубоким снежком, отчего казалось белым и чистым. Коловрат попытался пересчитать своих охранников по силуэтам, но быстро сбился со счета - в этот раз он брал с собой полсотни ратников - и махнул рукой.
        - Поехали! Путь не близкий.
        Отворившие ворота холопы до земли поклонились своему боярину, когда он с посвистом выехал на мощеную улицу и первым поскакал к выезду из Среднего города. Прогрохотав копытами по мостовой, небольшой отряд вооруженных всадников быстро покинул Рязань и устремился по знакомой дороге вдоль берега Оки. Ближе к полудню, когда рассвело совсем, долгожданное солнце взобралось на голубой небосвод, а тени сосен заметно укоротились, отряд достиг знакомого брода неподалеку от Рязани. Здесь речка Проня впадала в Оку.
        Преодолев Проню вброд, Коловрат выяснил, что речка еще не встала, а лишь слегка схватилась льдом поверху. Но корка была еще тонкой. Кони крошили ее подкованными копытами, проваливаясь в воду почти по колено. К счастью, здесь было мелко и никто из ратников не утонул.
        Оказавшись на другом берегу, Евпатий повернул коня и посмотрел на пройденный брод. Через всю реку тянулась узкая дорожка из перемолотого тонкого льда, который уже начало прихватывать морозцем.
        «Это даже хорошо, - подумал про себя Коловрат, - видно, что недавно здесь проходил отряд. Если татары сейчас нагрянут, проследить их легко будет». Но в глубине души Евпатий хорошо понимал, что татары не так глупы, раз завоевали уже полмира. И снег со льдом они тоже не впервые видят, хоть и родились в степях. Дождутся, пока реки встанут, по ним и пойдут, как по дорогам. Единственное успокоение, которое принесла ему эта мысль, заключалось в том, что примерно месяц у них еще есть. Да и совсем незаметно враги подойти не смогут, - тут боярин был уверен, сам кордоны проверял, - расставлены кордоны вдоль всех границ, дадут знать, если кто незваный появится.
        К счастью, снега еще выпало мало, и всадники могли скакать во весь опор прямо по дороге, что сначала петляла вдоль поросших лесом берегов Прони, повторяя изгибы русла, а затем вдруг резко ушла от него прямо в густой лес. Здесь дорога становилась ровнее и вела уже прямиком в Пронск. Коловрат торопился, а потому, не снижая скорости, к вечеру того же дня большой отряд всадников достиг крепостных стен. Было уже темно, но охрана на городских воротах признала Евпатия и пропустила внутрь по откидному мосту вместе с охраной. Правил в Пронске брат князя Юрия - Ингварь. Это был его город. Уезжая в поход, Ингварь оставил вместо себя за старшего воеводу Всеволода по прозванию Орех. Этот воевода и встретил боярина в Пронске.
        - Здрав будь, боярин! - поприветствовал он Коловрата, едва тот спустился с коня на дворе княжеского терема, куда его сразу определили на постой вместе со всеми ратниками, коих тоже приютили неподалеку.
        Всеволод Орех был бородатым и довольно низкорослым, словно гном из северных сказок. Улыбался он широко, всем лицом, как-то сразу располагая к себе.
        - И тебе не хворать, - ответил Евпатий, слезая с коня и слегка приобняв за плечи пронского воеводу, с которым приходилось уже не раз встречаться.
        - Далеко ли путь держишь, позволь спросить? - поинтересовался Всеволод, когда они с Евпатием уже поднимались по широкой лестнице терема на второй этаж, где их уже ждал горячий ужин.
        - Да вот ищу приказчика своего, - проговорил Евпатий, осторожно рассматривая плащ воеводы и сопровождавших его воинов. Пряжки на них были другие. - Он тут в ваших землях уж вторую седмицу народ собирать должен в ополчение. Тебе ли не знать.
        - Да знаю, знаю, - криво усмехнулся Орех, - всю округу мне взбаламутил твой приказчик. Народ чуть не силком сгоняет. Хибар каких-то понастроил, воевать холопов учит. Где ж такое видано?
        - То не его прихоть, пойми, воевода, - постарался успокоить Евпатий своего провожатого, - князь приказал. Вот мы и выполняем.
        - Да знамо дело, что князь, - вздохнул Всеволод, пригладив свою окладистую бороду. - Если б не грамота, я бы его, прости уж, на порог не пустил. Все леса окрестные голытьбой заселил.
        - Далеко ли он устроился? - поинтересовался Евпатий, заходя наконец в горницу с накрытым столом и усаживаясь на лавку.
        - Да тут с полверсты будет, - отмахнулся воевода, присаживаясь напротив, - завтра с утра сам увидишь. А сейчас время темное, отдохни с дороги да отведай пищи. Чем бог послал, как говорится. И давай медовухи выпьем за здоровье князей наших.
        - Отчего ж не выпить, - не дал долго себя уговаривать Евпатий, - дело хорошее.
        Выпили, посидели немного, Коловрат расспросил Ореха для порядка о делах воинских, но слишком не засиживались. Устал гость с дороги, и воевода местный это видел. А посему быстро ушел восвояси, уговорившись поутру сопроводить Коловрата к месту стоянки лагеря Захара и собранной им местной голытьбы.
        Евпатий дружески попрощался с воеводой и кивнул Ратише, чтобы тот шел отдыхать. Ратников своих Коловрат, чтобы не привлекать лишнего внимания, разрешил поселить на ночь в пристройке у конюшни. С собой взял только Ратишу и трех ближайших охранников, что находились при нем неотлучно. Воевода возражать не стал, все-таки княжеского посланника принимал. Разрешил им лечь рядом с горницей. «У нас спокойно, боярин. Бояться нечего. Но, по мне, пускай хоть в ногах спят, если тебе так охота», - ответил Всеволод на это условие Коловрата.
        Поутру, слегка угостившись местной пищей, Коловрат выехал вместе со своими людьми из ворот Пронска вслед за Всеволодом. Миновав перекидной мост, боярин во главе отряда доехал до запорошенного неглубоким снегом берега реки и здесь привычно придержал коня, осмотревшись. Место было знакомое. Не в первый раз он проезжал этой дорогой, которая раздваивалась здесь, уводя путников в разные стороны. В прошлый раз, когда ехал в Чернигов с обозом да повстречал в том пути Ладу, боярин повернул направо. В этот раз воевода Орех, не обратив внимания на легкую заминку, тоже повернул направо от Пронска, ибо, уходя в сторону от реки, только эта дорога вела на север к Ижеславлю и Белгороду и еще далее, а свернув налево, путники направились бы обратно к Рязани. Чуть позднее дорога ушла в лес и стала петлять, вновь приближаясь к реке.
        - Далеко ли еще до стоянки? - поинтересовался Коловрат, ожидавший увидеть лагерь едва ли не у стен самого Пронска.
        Земля здесь была уже мерзлая, но не сильно, лишь слегка прихваченная первым инеем. Оказавшись меж запорошенных сосен, Коловрат стал высматривать лагерь крестьянского ополчения, но пока видел лишь заиндевелые стволы сосен.
        - Еще чуток, - ответил Всеволод Орех, подгоняя коня, который неторопливо шагал по замерзшей дороге, - приказчик твой, странный малый, велел лагерь в лесу разбить, а не в чистом поле, где легче было бы народ собирать. Землянок понарыл, лес повалил кое-где. Одни убытки. Что я князю Ингварю скажу, когда воротится?
        - Скажешь, что дело государственной важности исполнял, - отмахнулся Коловрат. - Ингварь сам поймет, что к чему, и в обиде не останется. Мы все под князем ходим.
        Воевода умолк, да и по лицу его было видно, что Орех давно уже примирился с этим самоуправством боярского приказчика в его владениях и сокрушался только для порядка. А довольный Коловрат только усмехнулся в усы, уже давно смекнув, что хитрый Захар специально выбрал место подальше от людских глаз, - о том, что народ собирают, скоро все прознают, зато посчитать, сколько людишек там в лесу прячется, трудновато будет.
        Вскоре им вновь попалась едва заметная развилка, где от основной дороги уходило в лес сразу несколько тропинок, причем явно натоптанных совсем недавно. В глубине Евпатий, наконец, заметил осторожное движение людских тел и даже учуял носом запах дыма от костров.
        - Ну, вот и прибыли, Евпатий Львович, - кивнул вперед воевода Орех, останавливая коня, - езжай прямо, не ошибешься. Как наговоришься с приказчиком, возвращайся назад в Пронск, баньку справим, а я поеду назад - дела ждут.
        - Бывай, - не стал задерживать его обрадованный такому исходу Коловрат, которому лишние уши сейчас были совсем не нужны, - посмотрю, что к чему, и к вечеру буду.
        Воевода с несколькими провожатыми уехал назад, в сторону Пронска. А отряд Коловрата, повернув коней на тропинку, вскоре наткнулся на пятерых стражников, охранявших подступы к лагерю. Целых пять человек выскочили из засады на проезжую тропинку, выставив вперед копья и перегородив дорогу неизвестным гостям. Однако, узрев перед собой несколько десятков тяжеловооруженных всадников, охранники несколько опешили, чуть опустив копья и даже позабыв спросить, о чем полагается в таких случаях. Рассмотрев их с высоты своего коня, Евпатий без труда определил, что перед ним недавние крестьяне, облаченные в кожаные рубахи и едва научившиеся держать в руках копье.
        - Ну, чего молчишь, дурило? - незлобиво спросил он ближнего охранника, бородатого мужика в рваной шапке. - Видишь - незваные гости едут. Чего спросить-то надобно?
        Мужик озадаченно посмотрел на Коловрата, потом перевел взгляд за его спину, где маячили крепкие молодцы, каждый при копье, мече или палице, и выдавил из себя:
        - Откудова?
        - Ну, это тоже можно узнать, - милостиво кивнул боярин, - но прежде надо выспросить - кто такие и куда едут? А уж потом откудова. Эх ты, охрана.
        Мужик, не опуская копья, немного поморгал глазами и, осмотрев богато одетого всадника, наконец, осторожно произнес:
        - Кто таков?
        - Вот, - обрадовался его собеседник, распрямившись в седле, - с этого и надо было начинать. А то - откудова? Но спешу я, а потому отвечу сразу на все твои вопросы, кои ты и задать еще не успел. Итак, звать меня боярин Евпатий Коловрат. Слыхал?
        Крестьянский воин замотал головой.
        - Не слыхал? - удивился Евпатий и, обернувшись к Ратише, с улыбкой наблюдавшему за забавой своего боярина, довольно громко заметил: - Ну все, теперь нас точно никуда не пропустят.
        Чем вызвал здоровый смех за своей спиной.
        - Ну, ладно, - согласился Евпатий, которого развеселила эта неожиданная история, - я птица незаметная. А про самого князя Юрия-то слыхал?
        Не дождавшись ответа, удивленный боярин вновь посмотрел на Ратишу и терпеливо уточнил:
        - Ну, про Рязань-то хоть слыхал, болезный? - И не дожидаясь ответа, добавил, словно подсказывая: - Город такой богатый. В паре дней пути отсюда стоит.
        - Мы местные, - неожиданно отозвался охранник, - отродясь далече Пронска не ходили. Нам не надобно.
        - …Темнота, - пробормотал вполголоса Евпатий, даже слегка опешивший от такого ответа.
        Но едва оборвавшийся разговор неожиданно вошел в новую силу.
        - Ты чего нам тут зубы заговариваешь? - раздался вдруг бойкий голос из-за спины ближнего охранника. - Говори, чего надобно, или проваливай отседова! Мы здесь для того и поставлены, чтобы выпроваживать всяких любопытных до нашего дела.
        - Это кто там такой борзый? - подал голос Ратиша, погладив свою палицу.
        Он быстро сообразил, что боярину не пристало с холопами препираться без особой надобности.
        - Ну я, - вышел наперед всех другой охранник с копьем наперевес.
        - Тебя как звать? - уточнил на сей раз сам Коловрат.
        - Митрофан, - ответил борзый крестьянин, поигрывая копьем, - а тебя?
        Боярин оценил полезную в воинском деле ретивость и сделал знак повременить Ратише, который уже потянулся за карающей палицей.
        - А меня боярин Евпатий Львович Коловрат, - ответил боярин, уже понемногу теряя терпение от затянувшегося разговора с туго соображавшими ополченцами. - Прибыл я сюда по очень важному делу к слуге своему Захару, коего ты знать должен, и тороплюсь маленько. Так что, друг Митрофан, веди меня к Захару побыстрее, а то я сам пройду. А вас всех потом награжу за службу, да так, что мало не покажется.
        Митрофан смерил наглым взглядом боярина и вдруг заявил:
        - Ну так бы и сказал, что к Захару едешь. А то куда да откудова… Только время зря потеряли.
        Спустя недолгое время Евпатий уже сидел в землянке у Захара и пил с ним травяной чай, расспрашивая о делах.
        - Ты прости меня, Евпатий Львович, - повинился Захар, узнав о случае с охранниками, - крестьяне, голытьба. Всю жизнь пахали в этих местах, ни черта не понимают в воинском деле. Те, что с тобой повстречались, еще из лучших будут, а остальные… - Он в сердцах махнул рукой, отвернувшись в сторону.
        - Ну, ты же сам повелел всех собирать да воинскому делу наскоро учить. Вот и собрали всяких тугодумов от сохи. Попробуй научи их в строю стоять да мечом махать. Безнадега. Еремей с Белояром уже и так их, и этак учат. А почитай, все без толку.
        Захар повернул голову и посмотрел прямо в глаза своему боярину.
        - Ох, разбегутся они кто куда, Евпатий Львович. Едва только татарин заявится.
        - А ты сделай так, чтобы не разбежались, - упрямо повторил Коловрат, - их дело не строем против конницы биться, а обозы да отряды мелкие по дорогам изводить, чтобы нигде врагу спокойного житья не было. С этим они справятся. А как начнут татары жечь их села, то и пуще ратников биться станут. Обожди, придет время.
        - Скоро ли? - спросил Захар.
        - Про то никому не ведомо, - посерьезнел боярин, допивая терпкий настой из долбленой деревянной чашки: Захар устроился здесь по-походному. - Покуда нету, но скоро заявятся.
        Встал Евпатий, насколько позволял низкий бревенчатый потолок, сделал несколько шагов взад-вперед по мерзлому земляному полу, едва отогретому горевшим в углу костерком. И снова сел на лавку напротив своего приказчика.
        - Сколько людей уже собрал?
        - Полторы тысячи, Евпатий Львович, - ответил приказчик, - а скоро еще подойдут из крайних деревень. Ужо, почитай, две будет. Селить негде, сам видел. Землянок, что понастроили, покуда холода не настали, не хватает теперь. Что делать - не знаю.
        - Две тысячи это хорошо, - похвалил Коловрат, - здесь больше не собирай народ. Этих под началом Белояра оставь тут, потом в Рязань отведешь. А сам с Еремеем иди далее в Ижеславль, там амбары знатные, много народа расселить можно. И землянки рыть не будешь. Остальных там собирай.
        - Так то же купеческие амбары? - озадачился Захар. - Ропот пойдет.
        - У тебя грамота княжеская, чего тебе еще надобно? - вперил в него тяжелый взгляд Евпатий. - Бери, что надобно, и не спрашивай. А ропот уже идет. Ты вон тут уже навоевал порядочно, Орех спит и видит, как бы тебя подальше из пронских земель сплавить.
        Боярин посмотрел на почти затухший костерок, дым от которого заполнил всю землянку и едва уходил в щель под прилаженную наискось бревенчатую дверку. Вдохнул поневоле дым, чихнул. Продолжил речь, положив руки на колени теплых шаровар.
        - Нынче времена такие, Захар, что без ропота никак не обойдется. Сам знаешь. Да только наплевать на него. А недовольные всегда найдутся. Да еще предатели всякие. Как только татарин придет, столько их повылазит изо всех щелей, как тараканы, успевай дави. И купцы те, что только про деньги помнят, откупиться задумают. Но, слава богу, князь у нас смышленый. Авось не даст разгуляться крамоле в государстве. Только подмогнуть ему надобно.
        Коловрат неожиданно умолк. Встал и даже отворил со скрипом небольшую дверку в землянку, больше походившую на лаз в лисью нору, внимательно осмотрев сквозь щель окрестности. Кроме двух ратников, охранявших в дюжине шагов подступы, никого не заметил. Лишь вдалеке на опушке копошились люди: Еремей зычным голосом и пинками подгонял крестьян, не желавших крепко держать оружие в руках и воевать сообща.
        Убедившись, что никто не греет уши у дверей, боярин вернулся на место.
        - А крамола, Захар, может и здесь завестись. Ты, покуда народ собираешь, приглядывайся к воеводе и охранникам Ингваревым и попытай осторожно, не терял ли кто из них пряжку, на которой золотой петух с изумрудом в глазу клюет зерно. Пряжка примечательная, бедняку не по карману. А ты сейчас хоть и с бедняками знаешься, а все одно с городскими властями по делам княжеским будешь постоянно пересекаться. Как здесь закончишь, про то же в Ижеславле и Белгороде проведай. Только осторожно. Напрямки не ходи. Всегда окольно. Больно уж дело темное. Не уверен я, а ошибиться тут нельзя.
        - Понял, Евпатий Львович, - кивнул Захар, понизив голос до шепота, - хорошо бы взглянуть на ту пряжку, но ежели нет с собою, понимаю. Описал ты ее достойно. Мне хватит. Что смогу - сведаю. Дозволь спросить только, неужто сам князь Ингварь злое задумал супротив брата? Мыслимо ли?
        Коловрат не успел ответить. Снаружи раздался топот копыт по мерзлой земле и ржание коня, которого вздернули на дыбы.
        - Стой! Куда прешь! - послышались окрики охранников.
        - Где боярин Евпатий? - раздался в ответ зычный голос всадника.
        Коловрат, почуяв неладное, встал и, распахнув скрипучую дверь, шагнул наружу.
        - Я боярин Коловрат, - заявил он, распрямившись и осмотрев всадника, по виду княжеского гонца. И он не ошибся.
        - Письмо тебе, Евпатий Львович, от князя Юрия.
        Дернув поводья, гонец проехал между расступившимися охранниками, вытащил из-за пазухи запечатанный свиток и, чуть свесившись из седла, подал его боярину. Коловрат быстрым движением сломал княжескую печать, пробежал глазами короткое, в несколько строчек, послание.
        - Скажи князю Юрию, скоро буду, - отпустил Евпатий гонца, а сам вернулся в землянку, у входа в которую сейчас стоял еще более чем прежде озадаченный Захар. Ни о чем не спрашивая, он проследовал за боярином обратно в землянку.
        - Ну, вот и ответ на твой первый вопрос, - сказал Коловрат, когда вновь остался с приказчиком один на один, - недолго погостил. Ингварь с окраины вернулся. Князь зовет меня в Рязань на совет.
        И добавил уже как-то буднично, словно это было давно известно:
        - Татары встали лагерем на Воронеже.
        Глава восемнадцатая
        Совет княжеский
        Долго смотрел Юрий сквозь заиндевелое слюдяное окно на припорошенную снегом Рязань, еще тонувшую в утреннем сумраке - собрал он всех ни свет ни заря. Наконец, оторвал князь свой взгляд от колокольни собора и обернулся в зал, где чуть в стороне от пустовавшего раззолоченного трона, сидели на резных стульях участники тайного совета. Ближе всех с непроницаемым лицом боярин Святослав, что устраивал дела с инородцами. Боярин был в отороченных мехом одеждах. За ним княжеский брат Ингварь - широкоплечий и черноволосый мужчина с окладистой бородкой и пронзительным взглядом, одетый в раззолоченный ферязь. Рядом в легких кожаных доспехах тысяцкий его Тишило, знатный воин, но невесть зачем позванный на сей важный сход и словно только что спустившийся с боевого коня. Последним в этом ряду, в красном ферязе с меховым подбоем, сидел боярин Евпатий, коему вверена была теперь оборона самой Рязани. Большой совет со всеми рязанскими боярами и епископом назначен был на полдень, но до той поры, похоже, князь Юрий хотел уже иметь свое княжеское решение.
        Воеводу Богдана Коловрат нигде не заметил и был немного обеспокоен его отсутствием, озираясь по сторонам, словно ждал, что вот-вот раздастся зычный голос слуги у дверей и воевода вступит в зал с резными колоннами своей тяжелой поступью. Однако вышло иначе. Юрий Игоревич, словно услышав его мысли, сказал:
        - Евпатий последним прибыл и не знает еще всех новостей. Ты расскажи ему, брат, как дело было. Ибо это его коснется напрямую.
        Князь Ингварь посмотрел как-то странно на Коловрата, словно удивился, заметив его здесь. Затем пригладил свою окладистую бороду и будто нехотя заговорил, повторяя свой рассказ.
        - Мы уже почти окончили поход по землям бунтовщиков, прошлись огнем и мечом широко. По всей восточной окраине вдаль от того места, кое боярин Евпатий нам указал. Привели к покорности все местные племена, кого пожгли, кого порубили и собакам бросили, многих вздернули на ветках…
        Слушая этот рассказ о карательном походе против бунтовщиков, Евпатий испытывал двойственные чувства. С одной стороны - предателей нужно было покарать, особенно накануне войны с татарами. И он сам это начал, раскрыв заговор лесных племен против рязанской власти. Но при этом боярин поймал себя на мысли, что он это делал в силу жесткой необходимости, а князю Ингварю явно нравилось вешать и топить в крови поселения лесных жителей. Он с нескрываемым наслаждением в голосе и уверенностью в своей правоте рассказывал, как избил принародно палками, а затем распял четверых женщин нагишом на столбах вдоль дороги, чтобы остальным неповадно было. То и дело за время рассказа Евпатий поглядывал на Юрия, но по непроницаемому лицу рязанского князя было невозможно сейчас прочесть: одобряет ли он жестокости брата в силу военного положения, или можно было обойтись малой кровью. Однако весь этот рассказ оказался лишь вводной частью к основной новости, которая потрясла Коловрата гораздо больше, чем многочисленные казни бунтовавших крестьян.
        - …и когда мы, почти сделав дело, уходя из приграничных лесов остановились на ночлег в деревеньке у самой их кромки, на нас напал летучий отряд всадников. Судя по всему, это были татары, и привел их кто-то из местных, больно уж хорошо они знали дорогу. Мы, конечно, отбились и положили многих там же. Но…
        Ингварь умолк на мгновение, бросив косой взгляд на князя Юрия.
        - В том ночном бою погиб воевода твой, княже, Богдан. Убили его предательски со спины, вонзив копье. Убийцу мы, конечно, зарубили тут же. Вот тысяцкий мой Тишило, - кивнул в строну своего соседа Ингварь, - что правой рукой воеводы Богдана был в этом походе, и зарубил его. Тот местный оказался, из предателей лесных, что к татарам переметнулись. Но воеводу уже не вернешь… Большая потеря, особливо сейчас.
        Ингварь помолчал еще немного и добавил, подняв глаза на Юрия:
        - Прости, брат, недоглядел.
        Юрий Игоревич неожиданно спокойно и привычно кинул как человек, который слышит эту плохую новость не впервые. Затем отошел от окна и сделал несколько шагов вдоль гостей, словно раздумывая о чем-то своем и вовсе позабыв о них. Позже остановился напротив Святослава и, все еще глядя в пустоту перед собой, произнес, повторяя слова Ингваря:
        - Да, потеря большая. Особливо сейчас.
        Евпатий же, услышав о смерти воеводы Богдана, вновь испытал странное чувство, ибо глядел все это время на лицо Ингваря. Показалось ему, что не все рассказал князь о том, что случилось в ту ночь. Да и тысяцкий его как-то странно ощерился, когда его похвалили за то, что покарал убийцу. «Ой темнит что-то князь, - подумал Евпатий, в душе у которого всколыхнулись старые подозрения, - явно темнит. Может, и правда что-то задумал. Надо бы за ним приглядеть».
        Осторожно переводя взгляд с Ингваря на его помощника, Коловрату пришел в голову резонный вопрос, кое-как объяснявший присутствие этого военачальника на совете у князя: «Богдан погиб. И кто же у нас теперь воеводой будет? Уж не этот ли Тишило, ставленник Ингваря. Боец лихой, это правда. Да только злато сильно любит, как сказывают, да грешки кое-какие водятся покрупнее. Душонка темноватая, в общем. Такого и купить могут по крайности. Если князь такого поставит поперед всех, неизвестно, как потом все обернуться может в государстве. Нет, этот Ингварь явно что-то задумал».
        В эту минуту Юрий Игоревич словно пришел в себя и нарушил тягостную тишину, заговорив громким голосом:
        - Остались мы без воеводы нынче. Скверно. Но, видать, судьба такая, и об этом после договорим. Надо думать, как быть дальше. И, прежде чем решать что-то, тебе, Евпатий, остальные новости сам я дорасскажу, - заявил рязанский князь, обернувшись к нему.
        - Так вот, - начал Юрий, скрестив руки на груди и повернувшись лицом к Коловрату, но стоя все еще перед Святославом, - главная новость нынче такая. Не успел брат мой, Ингварь, с войском своим в Рязань вернуться, как вслед за ним заявились татарские послы. Прибыли от хана Батыя, что встал в верховьях Воронежа с несметным войском, и требуют от меня десятины во всем: золоте, конях, людях. А иначе… сами знаете, чем грозят. Растоптать мое княжество копытами коней татарских, сжечь Рязань, жен да детей наших рабами своими сделать. Или просто предать всех лютой смерти. Судьбу нашу описали посланники Батыевы вполне ясно. И не так, как я ее себе год назад представлял. Прав ты был, Евпатий.
        Встретившись глазами с княжеским взором, при этих словах Коловрат вспомнил Ладу и подраставшего сына. Поневоле дернулась его щека и пальцы сжали подлокотник резного стула так сильно, что едва не сломали.
        - И теперь только один вопрос у нас есть сегодня, други, - сказал князь, отворачиваясь от Коловрата и обводя пронзительным взором всех собравшихся, - что делать будем с этим условием? Дали татары мне седмицу на размышления. И что лукавить, есть уже у меня ответ Батыевым посланникам. Но прежде вас хотел послушать, а потом и боярский круг.
        Тишина, повисшая после речи князя рязанского, продлилась не долго.
        - Надо к обороне готовиться, - первым начал Ингварь, упершись руками в коленки, - а тем временем за подмогой послать к великому князю во Владимир, да еще в Чернигов. Ну и в Муром, само собой. Если рати подоспеют вовремя - авось отобьемся. Только…
        Ингварь умолк ненадолго и закончил, обернувшись на своего тысяцкого и как бы вовсе не замечая сидевшего рядом с ним Коловрата:
        - Только, прости, княже, воевода нам теперь толковый нужен. Вот хочу тебе слово молвить за своего тысяцкого Тишило. Он у меня заместо воеводы Ореха службу часто исполняет. Из первейших и верных воинов будет. В походе себя показал отменно. Не один десяток предателей своей рукой умертвил. Смело ему можешь войско доверить, да и оборону Рязани, если понадобится. Совладает. Ну, ты и сам знаешь, что он за тебя живота не пожалеет.
        «Интересный поворот, - подумал Евпатий, бросив короткий взгляд на князя Ингваря, - вон он куда метит».
        - За подмогой пошлем, - кивнул Юрий Игоревич, неторопливо и по порядку отвечая на все предложения своего брата, словно не замечая, что того больше интересовало, кому воеводой на Рязани быть. - В Муром послали уже гонцов. Князья муромские Юрий Давыдович и Олег Юрьевич, друзья мои верные, рать собирают. Обещали быть в Рязани с дружиной в четыре тысячи мечей седмицы через две, может три. Дети твои, Ингварь, и мои племянники, Олег да Роман, коих летом еще отправил в Муром присмотреть за делами, с ними прибудут.
        «Про сыновей-то я и забыл», - подумал вдруг Коловрат, словно упустивший важную деталь в своих размышлениях, и посмотрел на Ингваря, но тот и бровью не повел. Оба его сына, коим уже исполнилось по восемнадцать и двадцать с лишком лет, командовали конными отрядами в дружине Юрия, но располагались те отряды в Пронске. Зачем рязанский князь услал еще летом обоих сыновей Ингваря в союзный Муром, про то ведал только сам Юрий.
        - А покуда я пошлю гонца в ближнюю степь, что нам дружна, за родственником своим князем половецким. Хан Богун[16 - Этот персонаж придуман автором.] обязан мне многим.
        - Татар все равно больше, - вставил Ингварь, - надо великого князя просить о помощи.
        Юрий смерил взглядом Ингваря и продолжил не торопясь. Тут и Коловрату показалось, что Юрий явно медлит с просьбой о помощи к владимиро-суздальскому властителю, обладавшему самым большим войском. Словно и вовсе он не хотел этого делать. Да только супротив татар в одиночку было не выстоять, это понимали все. Хотя точных сведений о прибывшем на берега Воронежа войске Батыя еще не было. Во всяком случае, у Коловрата.
        - И до Георгия Всеволодовича дело дойдет вскоре, - нехотя выдавил из себя, наконец, князь Юрий, бросив взгляд в окно, где первые лучи зимнего солнца уже тронули купола Борисоглебского собора.
        Затем рязанский князь повернулся к боярину, что устраивал дела с инородцами, и так пристально взглянул на него, словно в чем-то подозревал.
        - А ты чего молчишь, Святослав? - спросил Юрий Игоревич, вперив взгляд в хранившего молчание до сей поры умудренного опытом боярина. - Разговор как раз по твоей части выходит. Что думаешь?
        Многомудрый боярин и тут не стал торопиться. Он поправил мех на своем вороте, потеребил пышные усы, медленно вздохнул и молвил:
        - Думаю я, что послов к Батыю надо засылать, чтобы время тянули. С дарами несметными. Пусть татары думают, что мы согласны на поклон идти и дать им все, что они запросили. А ты тем временем войска соберешь, сколько надобно. Из Мурома, из степи половецкой, ежели татары еще им путь не отрезали…
        - Богун найдет дорогу, - отмахнулся Юрий, - не раз уже кружным путем и в Киев, и в Чернигов добирался. Знает наши земли не хуже своих.
        - И про Михаила Черниговского не забудь, княже, - напомнил Святослав, - он боец из первейших будет. Не хуже великого князя. Да и войско у него сильное. С такой подмогой мы, может, и выстоим.
        - Про Михаила Черниговского я помню, - кивнул Юрий, посмотрев прямо в глаза боярину, - да только тут крепко подумать надобно. Ты не хуже меня знаешь, что ревнует великий князь нас к Чернигову. Не понравится ему эта моя просьба. Да и Михаил с Георгием в друзьях близких, прямо скажем, не ходят. Родственники великого князя вокруг земель Михаила уже сидят и на его престол посматривают. Ярослав Всеволодович в Киеве, а сын его малолетний Александр в Новгороде. Можем без обоих помощников остаться в трудный час.
        Святослав опять замолчал, нахмурившись, но на сей раз молчание длилось не долго.
        - А ты не говори великому князю, - просто посоветовал он, хитро прищурившись, - отправь кого-нибудь в Чернигов тайно. Ежели все пройдет гладко, у нас защитников прибавится. А если нет… то и выхода у нас другого нет, сам знаешь. На одного великого князя надеяться - можем и прогадать. Даже если пообещает войско, может и не прислать в нужный час. Не забыл ли ты, как у его отца в темнице сколько лет просидел по малолетству за подозрение в дружбе с князьями черниговскими? Георгий тебя выпустил, это было, да только ведь взамен от тебя дружбы вечной ждет и подчинения. Он сам с норовом отцовским. А отец его тридцать годов назад Рязань дотла сжег. Мне ли тебе об этом напоминать. Сам все знаешь.
        При этих словах о прошлом Юрий посмурнел лицом, а Ингварь едва заметно повел головой, словно эта мысль была ему неприятна, что не ускользнуло от наблюдательного Евпатия.
        - Ну что ж, - кивнул решительно после недолгих сомнений Юрий, - обдумаю сие. А пока давай решать, кого отправить в посольство к Батыю. Ибо насчет послов у меня сомнений нет. Тут ты прав - надо время тянуть, пока войско соберем да помощи ото всех дождемся. Остальные бояре это решение поддержат. Дары богатые надо отправить к Батыю, пусть думает, собака, что мы покоримся скоро.
        - Тут ратными людьми да купцами не отделаться, - произнес Святослав, осторожно поднимая глаза на Юрия, - дело государственное. Должен кто-то из княжеского рода поехать, хоть может и не вернуться вовсе. Но Батый других слушать не станет.
        - Если я поеду, - начал Юрий, кинув взгляд на Ингваря, - народ заволнуется.
        - Не о тебе речь, княже, - отмахнулся Святослав, - тебе ехать нельзя. Ты должен в Рязани оставаться, ибо на тебя только народ и надеется. За тебя молиться и головы класть будет, когда дойдет до сечи. А ежели тебя в пленниках Батый задумает оставить… или еще чего, то Рязань падет скоро.
        Он умолк на мгновение, словно подбирая слова, и наконец-то высказал свой совет:
        - Княжич Федор должен ехать, думаю. А даров мы ему насобираем, Рязань - город богатый. Если не откупимся, то хоть время потянем.
        - Хорошо, - быстро кивнул Юрий, но Коловрату показалось, что принять такое решение ему было нелегко, - сам думал об этом. Федор поедет в сие посольство с дарами.
        И спустя выдох добавил:
        - И ты ним поедешь, боярин.
        Святослав вздрогнул, но перечить не стал, словно бы ждал такого исхода.
        - Воля твоя, княже. Поеду, если прикажешь, - ответил он, в задумчивости поглаживая бороду.
        - А кому еще, Святослав, в этот час я доверю жизнь сына своего? - спросил Юрий, в упор глядя на седовласого боярина. - Ты муж многомудрый, и дары довезешь, и за сыном приглядишь. Он у меня хоть и не глуп, но молод и горяч еще. Дров наломать может. Особливо с татарами, когда встретится. А ты его и охолонишь, ибо рядом будешь. И советом поможешь, как переговоры с ханом Батыем вести, ты в этих делах мастер. В общем, сделай так, чтобы Федор обратно живым вернулся и сам свою голову береги. Главное, время потяни. Обещай ему все что угодно. Все равно ничего мы ему не дадим, пока живы будем. А помрем, все сам заберет. Только чует мое сердце, не только за нашим золотом они сюда пришли.
        Юрий внезапно прервал свою речь, вновь отойдя к окну. Затем не оборачиваясь произнес:
        - Завтра обоз должен быть готов. За Федором я уже послал, к вечеру будет.
        Святослав при этих словах вздрогнул и с удивлением поднял глаза на князя, но ничего не сказал, а лишь покачал головой, ухмыльнувшись в усы. Коловрат же подивился прозорливости Юрия, который будто наперед знал, как все обернется.
        - Послезавтра спозаранку и отправитесь. - продолжал Юрий. - Аккурат к концу срока, татарами обозначенного, на Воронеже будете. А мы пока другими делами займемся.
        - Все исполню, как велел, - кивнул Святослав и встал, поправляя меховые одежды. - Поеду к Батыю с дарами, время тянуть и княжича твоего, даст бог, верну назад невредимым. Да и сам, может, возвернусь. Мне помирать еще неохота.
        Усмехнулся вновь боярин сквозь усы и сделал шаг к выходу. Евпатию, как и всем собравшимся в этот ранний час в зале княжеского терема, показалось, что решение принято и разговор окончен. Но он ошибся. Еще не все были довольны итогами тайного совета. Один важный вопрос завис в воздухе и оставался нерешенным.
        - Дозволь спросить, брат, - вновь подал голос Ингварь, - а как же нам с воеводой быть? Надо же над войском поставить кого-то и Рязань к обороне подготовить. В этом деле нужен надежный человек.
        Неожиданно этот вопрос решился очень быстро. Обернувшись к Ингварю, рязанский князь громко, так что во всех углах зала было отчетливо слышна его речь, произнес:
        - Есть уже такой человек. Рядом с тобой сидит.
        Ингварь, похоже, не ожидавший так легко добиться свой цели, с радостным удивлением воззрился на Тишило, а тот с недоверием на Юрия. Но князь, как оказалось, еще не закончил и зычным голосом приказал:
        - Встань, Евпатий!
        А когда изумленный боярин встал во весь рост, объявил:
        - Вот, други мои, перед вами новый воевода рязанского войска - Евпатий по прозвищу Коловрат.
        Святослав только ухмыльнулся в усы, а по лицу Ингваря промелькнула кривая усмешка. Тишило не скрывал разочарования.
        Князь первым шагнул к новоиспеченному воеводе и обнял его от души.
        - Служи, Евпатий, Рязани, князю своему да народу верой и правдой, - добавил он, отступая на шаг. - Сегодня на совете боярском объявлю об этом. А после получишь все регалии.
        - Благодарю, княже, - только и выдавил из себя Евпатий, у которого дух перехватило от такого поворота событий.
        Следом подошел боярин Святослав, поздравил от души и направился к выходу. Ингварь вышел, не сказав ни слова. Зато Тишило приблизился, посмотрел Евпатию прямо в глаза и тихо проговорил:
        - Ну, бывай, воевода.
        Словно пообещал: «Встретимся еще на узкой дорожке». И Коловрат почему-то поверил, что именно так все и будет. Оказавшись у самых дверей, Тишило накинул на плечи свой плащ, закрепив пряжкой. При свете первых лучей солнца, уже пробравшихся в зал, на его плече тусклым золотом сверкнула пряжка с петухом.
        Глава девятнадцатая
        Татарское посольство
        Разговор на большом сходе длился до самого вечера. Много было шума и ропота, чуть до драки не дошло, особенно когда узнали бояре, что татарское войско в нескольких днях пути стоит от самой Рязани. Многие откупиться надеялись, а не воевать с татарами, мол, пройдет Батый стороной. Но, в конце концов, все вышло, как Юрий и задумал. И послов к татарам решили отправить для отвода глаз, пока помощи дожидаются от союзных князей, и воеводу нового утвердили. Молод был больно воевода рязанский, хотя и знаком всем, да много у него завистников оказалось. Не всем боярам по душе пришелся князев выбор, многие тут за Ингваря стояли и на Тишилу надеялись. Но когда сам епископ рязанский слово за Евпатия молвил, согласились. Хоть и роптали по углам многие. Поблагодарил Евпатий всех за доверие и обещал памяти воеводы Богдана не посрамить. А еще - не щадить живота своего в бою за Рязань-матушку, если доведется с врагами вскорости схлестнуться.
        Не успели разгоряченные бояре с гомоном разойтись в темноте по домам своим, ибо темнело уже, зимний день кончается быстро, как прибыл на двор княжеского терема поезд из четырех саней под охраной многочисленной. Глядя из окна терема, Евпатий, который с самого утра не покидал в этот судьбоносный день княжеского жилища, насчитал не меньше сотни всадников. А в предводителе их, несмотря на мятущийся свет от факелов, опознал сотника Наума.
        «Значит, это княжич прибыл из Красного, - догадался Евпатий, вспомнив слова Юрия о том, что сына его уже вечером ждать следует. - А кто же тогда Евпраксию с наследником охраняет? И где, интересно, мой приказчик Макар?»
        Вернувшись с половины пути из Пронска, где он пообщался с Захаром и понимал, как идет сбор ополчения в тех краях, он так и не успел доехать до Красного, куда собирался следом, чтобы узнать, как идут дела у второго приказчика, Макара. Никаких вестей от того не было. Но с ним был отправлен и Наум, а раз Наум здесь, значит, он должен был знать, что происходит в окрестностях Коломны, и иметь последние сведения от Макара. С этой мыслью Коловрат поспешил вниз.
        К своему удивлению, спустившись на крыльцо, он увидел не только княжича Федора, но и его красавицу жену Евпраксию, а рядом няньку с малолетним наследником на руках, завернутым в теплый кулек из шерстяных одеял. Позади в темноте толпился еще какой-то народ, который было не разглядеть.
        - Вот уж не чаял вас всех сразу здесь увидеть, - улыбнулся Евпатий, поклонившись княжичу и его жене. - Думал, Федор, что не станешь молодую жену с наследником на зимней дороге морозить.
        Но Федор не церемонясь шагнул вперед и обнял новоиспеченного воеводу.
        - Рад видеть тебя, Евпатий, - сказал он, отступая на шаг, - мы морозов не боимся.
        А оглянувшись на красавицу жену в песцовой шубе и шапке, из-под которой спускалась длинная черная коса и сверкали голубые глаза, добавил:
        - Да и Евпраксия меня одного отпускать отказалась. Как велел батюшка мне в Рязань ехать для срочного дела, так все и решили отправиться.
        - Здравствуй, боярин, - поприветствовала его Евпраксия своим ангельским голоском.
        - А что за дело-то, знаешь уже? - уточнил Евпатий, еще раз поклонившись жене княжича, поневоле понижая голос и настороженно глядя в глаза Федору.
        - Нет еще, - махнул рукой Федор, не заподозрив ничего, - но, видать, стряслось что-то, раз он меня из Красного так быстро назад вернул. Думал там до весны просидеть.
        - Ну, тогда ступайте в терем, отогрейтесь с дороги. Там князь вам все и поведает, - сказал Евпатий и, обернувшись, махнул рукой: - Да вон он и сам идет.
        - А мы не одни, Евпатий, - заявил вдруг Федор, уже шагая в сторону крыльца, - мы тебе людей твоих привезли, не взыщи, но, думаю, доволен будешь. Макар твой там такого шороху навел - меня бояре местные еле упросили его увезти с собой.
        И, не дожидаясь ответа от изумленного Коловрата, шагнул с Евпраксией на ступеньки крыльца. В этот момент на крыльце возник князь Юрий Игоревич, заключивший сына и сноху в свои объятия, а потом и малолетнего наследника престола покачав на руках. Но Евпатий уже не смотрел на них, поскольку, обернувшись, узрел перед собой две запорошенные снегом фигуры, выступившие из темноты. В одной он опознал завернутого в зимний ездовой ферязь Макара, а вторым был сотник Наум, уже сошедший с коня.
        - Ну, соколы мои, и как вас сюда занесло? - перешел сразу к делу Евпатий, слегка удивленный таким поворотом. Сегодняшний день вышел богатым на неожиданные события. - Вас в дальние края дела важные отправили делать. А вы зачем сюда вернулись без приказа?
        - Так мы это, Евпатий Львович, - стал оправдываться Макар, - дела-то все переделали, как ты и велел. Почти две тыщи народу собрали с Наумом со всех окрестностей, да оружие худо-бедно держать в руках научили.
        - И где же они сейчас? - уточнил Коловрат, вспомнив, что теперь он воевода рязанский и должен знать, где все его силы находятся, даже такие худые, как крестьянское ополчение.
        - Поначалу мы в Коломну отправились, как ты и велел, - отчитался Макар, - а после в Ростиславль. Там пошумели немного, с боярами пришлось препираться долго, не хотели мужиков давать… да мужики потом разбегаться вздумали.
        Макар шмыгнул носом, посмотрел на Наума и продолжил:
        - Вот, спасибо сотнику, подмогнул. Опосля мы лагерь под Коломной построили, где мужиков обученных поселили. И затем в Красный, что стоит на реке Осетр, двинулись. Ты же наказывал княжича навестить. К тому дню померзло уже все, и лед почти встал. В окрестностях Красного еще отряд собрали - человек триста. И только закончили, как пришла весточка от князя нашего Федору в Рязань ехать, а он приказал и нам собираться. Наума с людьми в охрану взял, а меня заодно с ним. Ну, мы не могли воле княжеской противиться, полсотни там ратников оставили, чтобы мужиков в узде держать до срока, а сами сюда двинулись.
        - Не взыщи, Евпатий Львович, - вставил слово молчавший до той поры Наум, - с делом Макар и взаправду управился. Ежели бы не княжий вызов, то сами спустя седмицу возвернулись.
        - Ну, коли так, - подобрел Евпатий, - отправляйтесь по домам. Завтра дела новые обсудим, а поговорить есть о чем.
        - Дозволь спросить, Евпатий Львович, - не удержался Наум, - верно ли молва идет, что татары на границе нашей появились?
        - Вот об этом и поговорим завтра, - не стал скрывать Коловрат.
        - А еще говорят, - не унимался Наум, тряхнув бородой, с которой осыпался снег, - будто погиб воевода Богдан в бою, и ты теперича наш новый воевода?
        - И это верно, - кивнул в недоумении Евпатий, а про себя подумал: «И когда они только проведать успели».
        Выпроводив Макара и Наума, Евпатий поднялся в терем и обменялся еще парой слов с князем насчет подготовки отъезда княжича. Но тот уже утомлен сегодня был долгими беседами и хотел провести время с Федором, Евпраксией и наследником, по которым соскучился сильно. Тем более что вскоре предстояла ему разлука с сыном, а тому дальняя опасная дорога.
        - Ступай домой, воевода, - приказал он, - отдохни, жену обрадуй. Завтра поговорим. Да раньше обеда не появляйся, без тебя справимся. Обозом с дарами Святослав займется, а ты мне до того часа и не надобен. Если дома не сидится, сам придумай, чем заняться - теперь у тебя хозяйство большое.
        Коловрат и сам вдруг понял, как устал за сегодняшний день. Общение с боярами отняло у него все силы, эти разговоры с доброхотами государственными выматывали почище затяжной битвы.
        - Твоя правда, княже. Пойду домой.
        Когда Евпатий слез с коня уже на своем дворе, бросив поводья конюху, была уже почти ночь. Но Лада не спала, ждала его, чувствуя своим женским сердцем, что приключилась с ее мужем какая-то история. Обняла, приласкала, привела за накрытый стол, но он так устал, что хотел только спать. Однако в баньку сходить не отказался. Еще сидя в седле, Коловрат заметил, что из трубы пристроенной к забору баньки идет дым. Лада угадала все его желания.
        «Золотая у меня все-таки жена», - подумал засыпая в полном расслаблении Евпатий, обнимая теплое женское тело, прижавшееся к нему сбоку. Лада попыталась ласково добиться своего, когда он признался ей, что князь сделал его рязанским воеводой, но усталость и баня так разморили Евпатия, что он едва не заснул, пока заканчивал свои объяснения.
        - Князь разрешил до обеда на глаза к нему не показываться, - успокоил слегка расстроенную жену Коловрат, - утром накувыркаемся. Отдохну как раз.
        - Ладно, спи уже, воевода, - согласилась Лада и прильнула плотнее сбоку.
        Весь следующий день ушел на сбор даров для дани хану Батыю - многим купцам и боярам пришлось потрясти мошной. Хоть и не хотели они расставаться со златом своим, но расставаться с жизнью хотели еще меньше. Дороже жизни у них ничего не было, а богатство… что ж - дело наживное. Уж купцы-то об этом знали.
        И Евпатий внес свою лепту в общее дело, посетив с приказчиком Макаром свои золотые мастерские, да с Деяном и другими умельцами, на коих держался его искусный промысел, пообщавшись. Перетряс свои закрома, сгребая в охапку ожерелья, перстни, бусы и другие украшения и все это по ларцам раскладывая. Вернее, делал все Макар с помощниками, а боярин только наблюдал, прищурившись, как исчезают его золотые запасы. Но мысль, что не все теперь достанется татарам, даже если они возьмут Рязань, разграбят и спалят дотла, немного грела его душу. Кое-что предусмотрительный боярин уже предпринял для этого, собрав и припрятав в укромных местах. Только в тот раз все делал сам, без свидетелей, так чтобы никто не проведал, окромя двоих подельников-приказчиков.
        - Бери, Евпатий Львович, - махнул рукой Деян, - провожая взглядом ожерелья и колты с драгоценными каменьями, - коли для спасения Рязани надобно. Если все обойдется, мы еще тебе сотворим. А не обойдется, так и кому это будет надобно.
        - Обойдется, Деян, - успокоил его Коловрат, выходя вслед за охранниками, что тащили несколько ларцов, набитых доверху золотыми украшениями. - Не отдадим мы Рязань татарам.
        А обернувшись в дверях, добавил, но уже не так уверенно:
        - Без боя не отдадим.
        И вышел, понимая, что добавить больше нечего. Мастера его дураками не были и сами все понимали, хоть и знали меньше, чем боярин.
        К вечеру Святослав закончил собирать со всего города первую дань Батыю и загрузил ларцами да тяжелыми ящиками целых пять саней. Зима уже стояла вокруг настоящая. Снега насыпало по колено, и передвигаться с таким тяжелым добром можно было лишь на санях и по наезженным дорогам. До утра все богатство собранное пролежало в амбарах княжеских под надежной охраной. А с рассветом сани, запряженные тройками, выстроились на княжеском дворе. К ним добавилось еще четверо саней, на которых ехали Федор со Святославом и слугами, а также пара бояр рангом пониже, но нужных в посольстве. И, конечно, толмач. Вокруг них Коловрат, что должен был обеспечить охрану княжескому поезду, насчитал сотню всадников, коих выделил еще вчера. Командовать ими был поставлен сотник Еремей. Хотел было князь отправить Тишилу, но Ингварь, что присутствовал вместе с ним здесь же у крыльца, отговорил, сославшись на то, что Тишило нужен ему в Пронске, где княжеский брат собирал вторую дружину.
        Посылать большую силу, чем сотня, смысла не было - от нежданных разбойников отбиться хватит, - а воевать с татарами пока не собирались. И все же Коловрат решил отправить с ними еще две сотни под командой Наума и Светайло, проводить поезд до границы земель рязанских, наблюдать и ждать там их возвращения из ставки Батыя. А в случае чего - подмогнуть, ежели княжичу сила потребуется. В лагерь татарский по-прежнему направлялась только одна сотня, в числе которой были ратники из смышленых с тайным заданием от воеводы все примечать, запоминать и по возвращении обстоятельно доложить, о чем сотник Еремей даже не знал.
        Князь Юрий вместе с Евпраксией вышел на крыльцо, где уже стояли Ингварь, Тишило и рязанский епископ с помощниками, проводить Федора со Святославом в дальний путь. Федор был одет в зимний ездовой ферязь, богато расшитый золотом и отороченный мехами, в шапке собольей на голове. Чуть поодаль стоял в ожидании последнего княжеского наказа Святослав, также тепло укутанный в меховые одежды. Видом своим они сильно выделялись на фоне ратников, затянутых в кожаные панцири и кольчуги поверх теплой одежды.
        - Ну, сын мой, - шагнул с крыльца навстречу Федору князь рязанский, - что делать, ты знаешь. Помню, любишь ты землю нашу и в обиду не дашь. Только норов свой умерь сейчас. Терпи. Торгуйся, тяни время. В том тебе мудрый Святослав поможет.
        При этом князь взглянул на боярина, что стоял в сторонке, дожидаясь своей очереди.
        - Что бы ни просили татары - обещай! Дары с тобой богатые. Все отдай и еще обещай. Главное, чтобы Батый поверил тебе и подольше продержал при себе, а потом назад отпустил. Выиграй нам хоть месяц, хоть три седмицы еще. А потом возвращайся, даже если ничего более не добьешься. И того хватит.
        Сделал еще шаг вперед Юрий и крепко обнял сына.
        - Все сделаю, - шепнул ему Федор, отступая на шаг, - не волнуйся. Договорюсь с ханом татарским и дары передам, хоть и тяжко на сердце от этого. Бить их хочется, а не торговаться.
        - Ты сердце свое сдержи, - проговорил в этот раз князь вполголоса, так тихо, что Коловрат, находившийся неподалеку, едва расслышал, - сейчас терпеть надо. Многое от тебя в этом посольстве зависит. Почитай, все. Ну, с богом.
        И отступил на шаг, дав возможность Евпраксии проститься с любимым мужем. Синеглазая красавица бросилась на шею Федору, и они слились в крепком поцелуе, обнявшись.
        - А твое дело, - отвернувшись и шагнув к Святославу, добавил рязанский князь, - проследить, чтобы княжич меру знал в речах своих. Да не затосковал по жене раньше срока. Ну, да ты сам знаешь, и твоя жизнь на том же волоске висит.
        Приобнял он Святослава и оттолкнул от себя ласково.
        - Бывай, боярин. Даст бог, свидимся.
        Федор вместо саней сел на коня впереди поезда, решив пока ехать верхом, а боярин Святослав разместился на сидушке вторых саней, выстланной мехами теплыми. Остальные бояре и толмач расселись по местам, что им заранее определили.
        - Езжайте с богом! - провозгласил молчавший доселе епископ рязанский и стукнул о крыльцо резным посохом, тряхнув бородой. - И возвращайтесь с миром.
        Коловрат при этих словах горько усмехнулся. От татарского войска, что пришло сюда, обратив в пепел землю волжских булгар, мира ждать не приходилось. «Хочешь мира, готовься к войне», вспомнилась ему поговорка древних римлян, которые воевали непрерывно и мира вообще не знали. И уж другим народам его точно не несли.
        Засвистели бичи, звонко хлестнув лошадей, запряженных тройками. Заскрипели полозья по снегу, и золотой обоз, сдвинувшись с места, медленно, словно большая и ленивая змея, стал выползать с княжеского двора. Охранники Еремея расположились вдоль всего обоза - группа ратников спереди, по бокам и в хвосте шагом ехали основные силы. За ними в дороге должны были пристроиться еще две сотни Наума и Светайло, которые Коловрат заблаговременно расположил в лесочке на подступах к Рязани, чтобы многочисленные татарские засланцы, коих, он не сомневался, было в городе предостаточно, не смогли сразу верно оценить силу охранения посольского обоза и послать тайно весточку своему хану. Приходилось новому воеводе угадывать и такие действия врагов. Уж он-то не обманывал себя - татары на дураков явно не походили и разведка у них была на высоком уровне. Раз уж появились на границах, значит, были уверены - момент подходящий. Да и в своей силе они явно не сомневались. Что в общем-то было на руку. Значит, русскому человеку, если не хватало силы, оставалась только военная хитрость в помощницы. И Коловрат был готов на всё,
чтобы переиграть врага. Он знал - эти азиаты не пощадят никого, и победа будет лишь делом нескольких дней, если дать им возможность действовать так, как они привыкли. Тут нужно было иметь туза в рукаве, вспомнил он присказку из прошлой жизни, а лучше двух. И кое-что он уже имел.
        «Надо будет с Васькой потолковать, заслать гонца, - подумал он, глядя, как последние сани с ларцами, набитыми золотом, медленно покидают двор княжеского терема, - узнать, как идут наши дела. А может, и про татар чего нового сведаю. Но сначала надо главное дело справить».
        Подумав это, он вспомнил про Наума, которого взял с собой в это утро, и обернулся к нему. Сотник стоял за спиной воеводы в нескольких шагах, провожая глазами поезд с золотом, которое должно было умилостивить Батыя хотя бы на первое время.
        - Садись на коня и отправляйся вслед Федору, - приказал он тихо сотнику. - Смотри, сейчас важно жизнь княжичу сохранить и груз его. Отвечаешь за него головой до самых границ нашей земли. Ну а там… как Бог решит.
        Наум молча кивнул и вскочил на коня, которого конюх держал под уздцы чуть в стороне. Устроившись в седле, он еще раз обменялся многозначительными взглядами с Коловратом, пришпорил коня и ускакал со двора к условленному месту, где дожидался его Светайло с двумя сотнями ратников. А Евпатий перевел взгляд с опустевшей площади на крыльцо княжеского терема, где Юрий о чем-то говорил вполголоса с епископом. И случайно заметил быстрый взгляд Тишилы, которым тот исподтишка окинул молодую Евпраксию. В этом взгляде прочел Коловрат недоброе. Но не тот это был взгляд, которым с вожделением смотрит мужчина на молодую красавицу. Кто только исподтишка не смотрел так на Евпраксию, которая по праву слыла первой красавицей в Рязанском княжестве и с юных лет приковывала к себе мужские взоры. Что-то темное почудилось в нем Коловрату, не так смотрят мужи, охваченные любовью и тайной страстью к запретному плоду, который им никогда не достанется. Словно смертным холодом повеяло от этого взгляда.
        «Ох, недоброе ты задумал, друг Тишило, чую, недоброе, - подумал Евпатий и вспомнил о пряжке, всматриваясь в широкое лицо неудавшегося воеводы, который теперь о чем-то переговаривался с Ингварем. - Надо присмотреть за ними обоими. Как бы теперь с Евпраксией чего не приключилось. Один раз уже смерть с ней рядом прошла, но, к счастью, стороной».
        Глава двадцатая
        В ожидании бури
        Следующие две седмицы пролетели в ожидании вестей. Новый воевода Евпатий Львович Коловрат уже трижды все лично проверил и перепроверил, подготовив город к обороне, - даже устроил у стен южного предградия показательный штурм для князя, чтобы выучку бойцов показать. Драка вышла отменной, один из воинов в пылу даже сорвался с лестницы, немного покалечив бока, но Рязань «осталась неприступной». Юрий был доволен показанным действом. Выходило, даже если татары появились бы под стенами прямо сейчас, Рязань дала бы достойный отпор.
        - Не прогадал я, похоже, - ухмыльнулся он, похлопав воеводу по плечу, - доволен князь твой службой, Евпатий. Только…
        Вздохнул князь, посмотрев со стены на глубокий ров, сухой пока из-за отсутствия угрозы. Там копошились сейчас «побежденные» ратники - потирая ушибы и врачуя покалеченных. И продолжил свою прерванную речь.
        - Только, разумею я, не с одними лестницами неприятель явится. Сказывают, что пороки[17 - Пороки - так на Руси вХ-XVI веках называли все виды метательных машин. Как баллисты, так и катапульты.] у него имеются отменные, такие, что стену пробивать могут каменьями.
        - Имеются, княже, это наверняка, - кивнул Евпатий, - они ведь полмира захватили уже, вот и привели с собой издалека людишек умных, что понимают в строительстве таких штуковин. И приневолят их построить такие же пороки здесь. Это как пить дать. Надобно и нам в хозяйстве такие иметь, да только поздно мы спохватились, - не успеем уже разыскать умельцев нужных да выстроить эти пороки. Одна надежда нам - на смекалку воинскую. Если воевать умело, то и пороки эти изничтожить можно, до того как они вред нанесут.
        - А ты откудова про полмира знаешь, Евпатий? - вдруг спросил князь, глядя с прищуром прямо в глаза своему воеводе. - О татарах ведь до сей поры толком никто не слыхивал.
        Понял тут Коловрат, что дал маху, проговорившись князю о том, что ведал еще из прошлой, призрачной своей жизни, что сейчас лишь изредка будоражила его душу, все дальше уходя в туман небытия. Но князь все смотрел не отрываясь и ждал ответа. Нужно было что-то придумать.
        - Так ведь в прошлый раз они, годов двадцать назад, после Калки, прокатились по половцам, сказывают, да до самых венгров дошли. А потом возвернулись. Их булгары и посекли всех на обратом пути. А теперь вот из степей бескрайних нахлынули опять, как саранча, чтобы отомстить, и спалили дотла Волжскую Булгарию. Значит, все, что лежит там - до самого края земли степной, им принадлежит. И богатства, и земли, и страны дальние со всеми народами и умельцами, что пороки мощные строить могут. Я так полагаю, княже. А это и есть полмира.
        По смягчившемуся взгляду князя Коловрат понял, что выкрутился.
        - Да уж, прав ты, друг Евпатий, - нехотя кивнул князь, в задумчивости глядя на заснеженный сосновый лес, что стоял чуть поодаль с дальней стороны рва, - и всех этих рабов своих они с собой привели сейчас и на нас бросят. Сила большая там стоит. Больше нашей во сто крат.
        - Только ведь и мы не лыком шиты, княже, - попытался отвлечь его от грустных мыслей, что рождали сомнения, Коловрат, - стены крепкие у нас, если что, выстоим до прихода подмоги. А то и сами нападать будем. Поля и леса здесь наши, известные нам до веточки. Разобьем татар и в поле, если придется. Мы ведь не половцы, не знают они еще истинной нашей силы. А пороки эти можно изничтожить, так что они и камня выпустить по нашим стенам не смогут.
        Князь усмехнулся краем рта таким речам, но смолчал в ответ, разглядывая холодное зимнее небо. Так разговор и утих сам собой.
        Убедившись, что воины на стенах свою задачу знают, и в учебных сшибках еще раз встряхнув конницу, коей уже набралось под стенами города почти восемь тысяч, Коловрат перепоручил ее до срока Лютобору, а сам немного заскучал. Вестей от Федора не было, кроме одной, что пришла уже неделю назад, - прискакал гонец из сотни Наума с сообщением, что посольский поезд с дарами въехал в стан татарского войска, которое раскинуло свои походные шатры в верховьях Мокши и Воронежа. Запасные же сотни остались ждать послов в приграничных землях, то и дело имея сношения с соседними кордонами, за которые татары еще не заходили, остановившись у границы рязанских земель словно у невидимой линии. Это был явный расчет на то, что противник падет на колени, не вступая в битву, которая казалась бессмысленной при таком численном превосходстве. С кордонов высылали лазутчиков, что пытались посчитать численность прибывшего к южным границам Руси войска и по разрозненным весточкам, кои собирались у князя в единую картину, получалось, что не меньше сотни тысяч татарской конницы сейчас стояло в верховьях Мокши и Воронежа. И с каждым
днем в стан Батыя с юга и востока прибывали новые отряды, словно ручейками вливаясь в бескрайнее море, которое день ото дня становилось все более полноводным.
        Это была еще не война, но у Юрия уже не осталось сомнений, что очень скоро все это море, прорвав хлипкую плотину, хлынет на равнины Рязанщины, стремясь поглотить самою столицу княжества. Особенно если посольство княжича Федора не достигнет цели. Но пока что он собирал союзные войска и велел Коловрату наблюдать за татарами, собирая вести с кордонов.
        Все кордоны рязанские стояли аккурат на пересечениях лесных путей и водных. Все связаны были меж собой глухими тайными тропами, о коих не знал никто, кроме служилых людей. По этим самым тропам, а то и на лодочке по речушкам неприметным, с гонцом могли рязанцы быстро передать весточку в саму Рязань, или друг другу, если была нужда. В один из дней пришла таким путем весточка с кордона, что стоял в верховьях речки Пары. От сотника по имени Держикрай.
        - Знакомое имя, - задумчиво пробормотал Коловрат, читая письмо у себя в тереме, где сидел сейчас в одиночестве, размышляя над тайными бумагами. - А, так это же тот воитель, что когда-то сам служил простым ратником в сотне Белояра, а потом людей мне дал и помог догнать отряд татарских лазутчиков. Да еще в итоге вывести на чистую воду старосту-предателя Евсея, заговор лесных жителей против Юрия раскрыть. Толковый воин, надо будет запомнить его. Такие пригодиться всегда могут в ратном деле.
        Доносил Держикрай в столицу, что местные жители, - кои должны были, по разумению Коловрата, поджав хвосты сидеть по домам после карательного похода Ингваря, утопившего не одну деревню в крови, - в последнюю неделю стали проявлять небывалую подвижность. Собираться в вооруженные отряды, числом каждый не менее пяти десятков человек, и хорониться по лесам словно в ожидании неведомого приказа. Люди Белояра насчитали у себя в тылу не меньше пяти таких отрядов. И это были только те, что удалось заметить. Их могло быть и больше. Прозорливый сотник полагал, что местные жители имели сношения с татарами и, вскрыв неизвестные ему схроны с оружием, готовились напасть на рязанские кордоны со спины. И произойти это могло в тот день, когда татарская конница пересечет границу княжества. То есть - в любой момент. Многие тайные тропы для сношений с Рязанью оказались отрезаны, ибо местные лесные жители большую часть их знали не хуже служилых людей. Двое гонцов пропали, и Держикрай предполагал, что дальше может быть еще хуже, если не принять мер к зачистке лесов в тылу, на что у него сил не было.
        - Эх, как бы помочь тебе, сотник, - с грустью вслух проговорил Коловрат, глядя в узкое оконце, как подымается солнце над припорошенной снегом Рязанью, - рад бы, да послать некого. Все силы сюда собираем.
        А еще подумал Евпатий, что больно уж прытки и легки на подъем оказались лесные жители после таких кровопусканий, что устроил им Ингварь с Богданом в недавнем походе. Неужто смогли так быстро оправиться? Если все было так, как описал в разговоре князь Ингварь, то не то что вооруженных отрядов в тылу у наших приграничных сил не могло оказаться сейчас, а вообще живых там не осталось. Одно пепелище и головешки на месте сотен деревень. А оно вон как - целых пять отрядов уже насчитали, да еще, значит, не больно-то и скрывались они, раз заметили. Значит, осмелели лесные жители и чуют скорый приход большой силы. Такой скорый, что рискнули показать себя и не бояться даже Ингваревых мечей.
        - Странно все это, - в задумчивости пробормотал Евпатий, теребя бороду, - очень странно. Ну да ладно, покудова не нападают. А нам бы только вестей от Федора дождаться, там все яснее станет. Глядишь, и укрепим кордоны.
        Чтобы не томиться в ожидании вестей в Рязани, Коловрат отпросился у князя тайно съездить на новый смотр отряда арбалетчиков, коих до срок держал подальше от людских глаз. Князь дозволил, особливо после того, как Евпатий пообещал ему, что с таким оружием можно хоть из города, хоть из леса, делать вылазки и жечь пороки вражеские, а потом уходить восвояси. Да и на стенах легче будет отбиться.
        - Сколь их там у тебя собралось уже? - спросил князь, когда они прощались.
        - Почитай две сотни арбалетчиков ждут приказа твоего, княже, - ответил с гордостью Евпатий.
        - Всего две? - разочарованно протянул Юрий. - Маловато для битвы.
        - Ой, не скажи, княже, - осмелился перечить Коловрат, - ты сам видел, как это оружье бьет - до другого берега реки достать сможет. А ежели в умелых руках, то и сотня арбалетчиков сможет отряд конницы остановить в несколько сотен седоков. Да и было их столько с месяц уже назад, когда я ездил в последний раз туда. А сейчас Большак уже еще людей насобирал, уверен. Полагаю, сотни три уже есть, а больше у нас пока арбалетов не построено.
        - Ну, езжай с богом, ежели не сидится на месте, - махнул рукой рязанский князь, - только осторожнее там и возвращайся быстрее. Мне без воеводы в этот час нельзя.
        А когда Евпатий уже был в дверях зала, окликнул его снова:
        - Ты, воевода, вот что, - вдруг сказал князь вполголоса, будто боялся, что его услышат лишние уши, - сотню людей своих, коих так ценишь высоко, в город приведи тайно. Схорони где-нибудь здесь до срока. Мне легче будет воевать, ежели они под рукой будут.
        Коловрат не слишком обрадовался, услышав приказ Юрия. Сам он думал, что рано еще арбалетчиков в город приводить, могли заметить соглядатаи татарского хана, и не выйдет внезапности при первой встрече. С другой стороны, и князь был прав, даже сотня арбалетчиков на стенах в случае нападения - это большое подспорье. Да и где схоронить, уже придумал боярин. Хозяйство у него в Рязани было обширное, кузниц да амбаров в избытке. А потому кивнул и перечить не стал.
        - Заместо себя с конницей на пару дней Лютобора оставлю, - сообщил он Юрию напоследок, - а в городе…
        - А в городе я и без тебя управлюсь покамест, - оборвал его князь, - возвращайся побыстрее и весь сказ.
        Взяв Ратишу, полсотни всадников и пятьдесят новехоньких арбалетов, что только вчера тайком были привезены от Васьки Волка в Рязань, Коловрат в предрассветной мгле следующего дня быстро покинул город. Переехав мост через речку Серебрянку и поднявшись на Соколиную гору, он направился вниз по Оке, в сторону бескрайнего бора, в коем, по словам того же Ратиши, можно было схоронить от чужих глаз и пешего и конного.
        Спустя полдня пути по уже знакомой дороге Коловрат со своим отрядом въехал в замшелый бор, где прятал в засаде свое тайное воинство. Отыскав по приметам путь в самую чащу, он смело двинулся дальше и вскоре наткнулся на незаметные кордоны из охранников лагеря. После недолгих разговоров был опознан и пропущен далее. И так несколько раз. И каждый раз воины с арбалетами вырастали на его пути словно из-под земли. Хотя кругом было белым-бело от снега, заметить он их не мог до последнего мгновения, пока не оказывался под прицелом. Все ж таки лес в этих местах был еловым вперемешку с соснами, было где спрятаться.
        - Хорошо охрану выучил, - похвалил он Большака, когда оказался наконец вместе с Ратишей в землянке у костерка, в коем потрескивали сучья, распространяя вокруг себя блаженное тепло.
        Снаружи лютовал мороз, зима потихоньку входила в силу.
        - Стараемся, Евпатий Львович, - кивнул, соглашаясь, Большак, здоровенный бородатый детина, который в этот раз был без кольчуги.
        Он подкинул сучьев в огонь и, посмотрев на другого, сидевшего рядом низкорослого и широкоплечего воина, спросил:
        - Смотреть новичков будете? А то Бушуй, вон, своих может поперед меня показать. Аккурат к вашему приезду тренировал, словно чуял. Верно, Бушуй?
        Его сосед молча ухмыльнулся от похвальбы.
        - Могу, ежели надобно.
        - Не надо, - отмахнулся Коловрат, - я вам обоим верю. Если говорите, что сделали дело, значит, так оно и есть. А времени у меня мало, чего зря зенки пялить.
        - А чего ж тогда приехал, Евпатий Львович? - удивился Большак. - В такую даль тащился, неужели без дела?
        Коловрат молчал, словно раздумывая о чем-то своем.
        - Али пора нам собираться в путь-дорогу? - допытывался Большак, разгоняя руками дым, что потянулся к нему от костра.
        Евпатий между тем отпил из чаши горячего травяного настоя, которым угостили его хозяева, и молвил наконец:
        - Сколько их там у вас уже набралось?
        - Пеших три сотни с лишком, - ответил Большак.
        - У меня сотня конных без малого наберется, - вставил слово Бушуй.
        - Ого, - поднял глаза Коловрат - целая сотня конных? Да откуда ж столько набрал?
        - Набрал, Евпатий Львович, - туманно ответил коренастый воитель, - немало желающих повоевать оказалось в земле рязанской.
        - Это хорошо, - согласился Коловрат, - да только ты же сам знаешь, что отряд сей непростой. И оружия секретного у нас только на три сотни пеших да на полсотни конных было припасено. Зачем же еще народ собирал?
        - Ты уж прости меня, Евпатий Львович, и не казни сильно, - повторил Бушуй спокойным голосом, будто разговор шел о делах будничных, - но я решил про запас воинов обучить. Битва впереди предстоит жестокая, учиться некогда будет, а воевать надо уметь. Погибнем ведь все, почитай. А наш отряд из первых будет. Вот я и подумал, что лучше я наперед обучу второй отряд всадников с арбалетом сим обращаться. Как придет пора помирать первым, их другие заменят и оружие их переймут.
        - Прозорлив ты без меры, как я погляжу, - заметил на это рязанский воевода, расправляя свои могучие плечи, и обменялся многозначительными взглядами с Ратишей.
        - Жизнь такая, - пожал плечами Бушуй. - Даже мы, в лесу сидючи, знаем, что татары объявились на Воронеже числом несметным. А это значит, что и мы скоро сгодимся для ратного дела. Это к бабке не ходи. Не зря же ты нас здесь поставил, Евпатий Львович, срока своего дожидаться. Может, чуток попозже других помрем, но все одно помрем. От судьбы не уйдешь.
        - Ты погоди помирать-то, - вставил слово мудрый Ратиша, - вот заладил одно. Лучше пойди да мешки развяжи, что к нашим седлам приторочены. Глянь, что в них, да пересчитай.
        Когда Бушуй вернулся с мороза, лицо его сияло.
        - Ну, Евпатий Львович, - ухмыльнулся он, - ну, порадовал. Благодарствую.
        И даже поклонился в пояс, насколько позволял низкий потолок землянки.
        - Вот и пригодились уже твои полсотни запасных ратников. Правда, Бушуй? - весело спросил он у изумленного воителя. - А теперь у нас целая сотня конных арбалетчиков есть. И это сила. А вместе с тремя сотнями пеших - это большая сила в умелых руках. Верно, Большак?
        Оба закивали, подтверждая слова воеводы.
        - В общем, поздно уже. Сейчас спать ляжем, - подвел итог разговорам Коловрат, - устал я немного по вашим лесам мотаться. А завтра поутру уже назад поеду. В Рязань. А со мной сотня пеших отправится. Настал час для них уже. Пусть арбалеты в мешки схоронят да за спину закинут, чтоб ни одна живая душа не догадалась, что там. В руки по копью дайте для отвода глаз. Остальные здесь пока дожидаться приказа будут.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - вновь кивнули оба, - не сомневайся.
        Глава двадцать первая
        Письмо монаха
        Обратная дорога заняла чуть больше времени, чем он рассчитывал, ибо нужно было двигаться со скоростью пеших арбалетчиков, кои изображали из себя сейчас копейщиков с мешками за спиной. Вид у сего воинства получался, по мнению Евпатия, слегка загадочный, но пойди разбери, что у них там в мешках. Если в жизни арбалета не видал никогда, то никто и не догадается подумать. А потому, когда они выбрались из леса и вышли на большую дорогу, он был почти спокоен насчет вражеского ока, покачиваясь в седле своего скакуна. Идет себе в Рязань отряд ратников с копьями под предводительством воеводы и идет. Обычное дело. Конь неторопливо переставлял копыта по неглубокому снегу в направлении к Рязани, а седок кутался от мороза в ездовой ферязь на меху и задумчиво смотрел на верхушки елей, размышляя о предстоящих делах.
        Перед отъездом он успел наказать Макару отрядить соглядатаев походить за Тишилой: беспокоил его этот наперсник Ингваря, не выходила из памяти пряжка с золотым петухом. О Евпраксии он тоже вспоминал, но беспокоился меньше. Все же сноха самого князя рязанского, да и живет сейчас у него в тереме вместе с малолетним наследником. Юрий о ней позаботится. Хотя нападение то на реке так и осталось пока неразгаданным.
        К вечеру отряд был уже на Соколиной горе, где сходилось несколько дорог, ведущих к столице княжества. Едва поднялись они наверх, откуда открывался уже вид на стены княжеского кремля, как слова верного помощника вывели Коловрата из задумчивости.
        - Евпатий Львович, глянь-ка! - окликнул его Ратиша, кладя руку на висевший сбоку меч. - Воинство какое-то идет к Рязани. И немалое.
        Коловрат выпрямился в седле, посмотрев в ту сторону, куда указывал Ратиша, и в изумлении остановил коня. На вершине сходилось три дороги. По одной, что выходила из густого леса, сейчас шагал небольшой отряд арбалетчиков под командой Евпатия и Ратиши. А по другой, что вела вверх по течению вдоль полноводной Оки, уже схватившейся довольно крепким льдом, мерцая доспехами, двигались многочисленные всадники в алых плащах и вслед за ними отряд пеших воинов. Пехотинцы растянулись так далеко, что едва был виден хвост отряда, еще пересекавший речку по замерзшему льду.
        - Вроде не татары, - успокоился Ратиша, внимательно присмотревшись к гарцевавшим впереди всех всадникам и убрав руку с меча.
        Это были два рослых богатыря в чешуйчатых доспехах поверх теплой одежды, опоясанные мечами. Оба были без шлемов, в роскошных меховых шапках. Длинные плащи, расшитые золотыми нитями, ниспадали с плеч и укрывали не только спины всадников, но и даже крупы лошадей. Позади них ехали оруженосцы. С первого взгляда было видно, что это не простые ратники, а предводители войска из знатного рода. Видом своим они были похожи друг на друга, с той лишь разницей, что один был постарше с окладистой рыжеватой бородой, а второй помоложе и бороды почти не имел.
        - Это же муромские князья, - догадался Евпатий, рассмотрев приближавшихся всадников, - с дружиной на подмогу к нам идут. Юрий Давыдович и Олег Юрьевич. Наш-то князь их давно дожидается. Вот радостную весть мы ему привезем. Даже целых две сразу.
        Тут Коловрат заметил еще двоих витязей, совсем отроков по виду, ехавших чуть позади, но тоже в золоченых доспехах и державшихся гордо, с большим достоинством. Оба узколицые и черноволосые, с пронзительным взором, их лица тоже показались ему знакомыми. «Ну, а это, видимо, сыновья Ингваревы - Олег и Роман, - вспомнил про себя Коловрат слова князевы, - тоже новость для меня, только вот не пойму, хорошая или плохая. До сих пор ходили мы разными дорожками».
        Коловрат сделал знак своим бойцам остановиться и ждал подхода муромских князей. Когда голова прибывшего войска втянулась на гору и оба всадника оказались в паре дюжин шагов от Евпатия, присматриваясь к предводителю отряда копейщиков не без интереса, тот поклонился им, не слезая с коня, и витиевато поприветствовал:
        - Будьте здравы, гости дорогие, многомудрый Юрий Давыдович и храбрый Олег Юрьевич - ждем вас давно.
        - Ты кто же таков будешь, мил человек? - удивился Юрий Давыдович, останавливая коня и рассматривая своего собеседника. - Не припомню я тебя.
        - Я боярин и воевода рязанский Евпатий Коловрат, - ответил предводитель копейщиков, еще раз поклонившись прибывшим.
        - Воевода? - переспросил с недоверием Юрий Давыдович и удивленно посмотрел на своего спутника. - А где же Богдан?
        - Погиб Богдан, - просто ответил Евпатий, - уже почитай месяц как в сырой земле лежит. Убили его лихие люди на южном порубежье. Теперь я за него.
        - А о нас откуда прознал? - продолжал выспрашивать муромский князь, все еще не уверившись, что Коловрат тот, за кого себя выдает.
        - Вот, послал меня князь Юрий к вам навстречу, - соврал Коловрат, - чтоб не заплутали.
        - Что-то ты, воевода, больно кружным путем нас встречать отправился, - поддел его молодой Олег Юрьевич, кивнув головой в сторону леса, откуда вышел отряд Евпатия.
        - А для бешеной собаки семь верст не крюк, - отшутился Коловрат, не найдя другого объяснения.
        Больно уж въедливые были эти муромские князья. Да и Ингваревичи молодые тоже на него волком смотрели из-за их спин.
        Но неожиданно шутка понравилась. Юрий Давыдович и Олег Юрьевич рассмеялись, и висевшее в воздухе недоверие рассеялось.
        - Ну, тогда веди нас, воевода к своему князю, - махнул рукой старший муромский князь, - да дорогой побеседуем.
        - И то дело, - согласился Евпатий.
        Он тронул коня и пристроился рядом с муромскими князьями, сделав знак Ратише вести отряд в город вслед за прибывшим войском. «Так оно еще лучше будет, - обрадовался он выпавшему случаю, - затеряются среди муромцев на входе, никто и не поймет ничего». Немногим ранее они условились отвести отряд в мастеровой квартал и разместить его тайно в пустовавшем амбаре на ночлег, выставив охрану, чтобы никто любопытствовать не вздумал. У Евпатия в хозяйстве много дорогих и воинских заказов было, о которых требовалось печься усерднее, а потому и охрана у амбаров была не редкостью. Так, обычное дело.
        Но и о муромском войске тоже требовалось позаботиться. А потому порешили они по дороге с Юрием Давыдовичем, что простых ратников в Среднем городе разместят, там купеческих строений немало имелось, пустовавших по случаю наступления зимы. А самих князей муромских да Ингваревичей молодых он прямиком в терем княжеский к Юрию препроводил. Сам же домой отпросился, сославшись на нужду неотложную. Но от краткого разговора с Юрием уйти не удалось. Впрочем, князь долго не задержал.
        - Привел кого следует? - вполголоса спросил он, отведя Коловрата в сторонку, после того как обнялся с Юрием Давыдовичем и Олегом Юрьевичем, да усадил их за стол с яствами, что быстро собрали по такому случаю.
        - А как же, целую сотню, - кивнул Евпатий. - Ратиша их в амбар мой пока определил, подальше от любопытных глаз.
        - Хорошо, - кивнул князь, - тайно дошли?
        - Весь путь по лесам. Ни души не встретили. А по дороге шли как копейщики. Все одно никто не прознал бы. Вот и муромских гостей повстречали на Соколиной горе, так и они внимания не обратили. Воины как воины.
        - Ладно, - кивнул Юрий, - иди.
        - Весточек не было от княжича, покуда я отлучался? - не удержался от вопроса Коловрат.
        - Нет ничего. Иди, - махнул рукой рязанский князь, - завтра поговорим.
        Но едва боярин направился к выходу, как услышал за спиной окрик.
        - А чего ж это воевода твой, - удивился старший из муромских князей, - с нами не отужинает?
        - Простите, гости дорогие, дела у нас неотложные, - ответил за него Юрий, - после потрапезничаем. Нам и так с вами есть о чем поговорить.
        - И то верно, - согласился Юрий Давыдович, принимая чарку с вином из рук слуги и опрокидывая ее одним махов в рот. - Эх, хороша медовуха.
        Спустя мгновение он уже забыл о существовании Коловрата.
        Дома боярин оказался ближе к ночи. И там его ждала еще одна новость. Мечтал он после поездок в холодный лес и походной жизни побыстрее уединиться в горнице с женушкой, но пришлось заняться совсем другими делами. В тереме его дожидались Макар с Ратишей. У обоих было такое выражение лица, словно они обнаружили философский камень и теперь знают ответы на все вопросы. Особенно у Макара.
        - Ну, рассказывайте, что стряслось, - перешел к делу Коловрат, не поднимаясь к себе наверх, а уединившись с ними в одной из комнат для прислуги на нижнем этаже. - Вижу, распирает обоих.
        Он все еще надеялся быстро закончить этот разговор.
        - Тут такое дело, - начал мямлить Макар, - ты только не серчай, Евпатий Львович.
        - Не томи, - пригрозил боярин и так зыркнул на Марфу-ключницу, которая случайно отворила дверь, что она тут же испарилась, захлопнув ее со стуком.
        - Помнишь, ты наказывал за Тишилой походить немного, людей толковых к нему приставить, - начал Макар.
        - Ну, - начал догадываться Евпатий.
        - Так мы и походили маленько, - продолжал Макар, отчего-то поглядывая на Ратишу, словно искал поддержки, - и третьего дня, и вчера, и сегодня даже. И все спокойно было, ничего интересного, да не замечал он ничего вроде. А вот сегодня с утреца…
        Боярин молчал, еле сдерживаясь, чтобы не дать пинка медлившему Макару.
        - В общем, утром он вышел из терема Ингваря и направился в один питейный двор. Там даже спозаранку народу много толчется. Медовуха отличная и мясо коптят знатно, доложу я вам… а свиные ребрышки там - пальчики оближешь!
        Коловрат не выдержал и все же дал пинка Макару сапогом по ноге.
        - Ну, так вот, - застонал Макар, - в том заведении он устроился за дальним столом в самом углу, и вскорости к нему подсел один собеседник, по виду странноватый.
        - А чего же в нем странного? - ухмыльнулся Евпатий. - Ты, небось, когда три баклажки медовухи опростаешь, тоже странным покажешься.
        - Так в том то и дело, Евпатий Львович, - наклонился вперед Макар, - что взяли-то они медовухи только для отвода глаз, а сами не пили вовсе, а разговоры вели. А странный он оттого показался, что хоть и одет он был по-нашенски, да только сильно смахивал на монаха из тех, нищенствующих, что летом здесь проходили. Ну, ты их еще у князя нашего видел.
        - Доминиканцев, что ли? - не поверил своим ушам Коловрат.
        - Во-во. На них. Да и говорили-то они не по-русски, Евпатий Львович. Это мой человек тоже расслышал.
        - Это что же, Тишило, значит, латынь изучал? - изумился Коловрат, откидываясь к стене. - Интересно, где это он успел. Да и зачем?
        - Латынь, али что другое, про то мне неведомо, - ответил Макар. - Соглядатай мой в языках ни бум-бум. Может, они по-татарски говорили. Зато подсел он поближе и разглядел из-за спины, что Тишило тому монаху ряженому отсыпал знатно в ладонь золотых монет, а сам от него свиток под столом получил запечатанный.
        - Послание?
        - Оно самое, - кивнул Макар, просияв.
        - Узнать бы от кого? - процедил сквозь зубы боярин.
        - Вот и я о том же подумал, да и соглядатай мой толковый парень оказался, - поддакнул приказчик, - и, когда они расстались, решил за монахом проследить. А Тишилу другой до терема проводил. Он более никуда и не заходил. А вот монах, хитрый лис, тот сразу слежку почуял. На втором перекрестке улизнуть попытался, среди амбаров затеряться, но не тут-то было…
        - Это ты о чем? - напрягся Коловрат.
        - Ну, в общем, Евпатий Львович, - пожал плечами приказчик, - ребятки мои его в темном переулке прижали, а он раз - ножик из сапога выхватил. Зарежу, говорит. Ну, они его дубиной и приголубили. А потом, не бросать же его на морозе было. Помрет еще, не рассказав ничего. Кинули на сани, шубейкой прикрыли, как пьяного, и к нам привезли.
        - Где он? - подался вперед боярин, удивленный таким поворотом событий.
        - Так ведь… здесь, - развел руками Макар, как бы извиняясь, - в подполе сидит. К столбу привязанный. Где раньше татары были. Вот и Ратиша уже с ним словечком перемолвился.
        - Пытал? - поднялся во весь рост Коловрат.
        - Да не, Евпатий Львович, - отмахнулся Ратиша, - так, чуть по ребрам железом провел для острастки, чтобы он помягче к разговору с тобой уже был. Так этот латинянин хлипкий оказался. Сразу начал рыдать и тараторить на ломаном нашем наречии что-то про папу латинского своего и великого князя. А потом ругаться стал, что, мол, гореть нам всем скоро в геенне огненной, ежели князь наш на верный путь не встанет. От страха, наверное, умом поехал, пыток испугался, хоть и хорохорился сильно. В общем, я его больше не трогал, решил, что ты сам с ним поговорить захочешь.
        - А письмо-то от кого и кому было послано-то, хоть спросил? - не выдержал Коловрат.
        - Не спросил, Евпатий Львович, уж прости, - пожал плечами Ратиша. - Он такой припадочный сделался, что решил я его поберечь маленько до твоего прихода.
        - Идем, - шагнул из-за стола Коловрат, - чего зря время терять.
        Выйдя из теплого помещения на мороз, они проскрипели по хрустящему снегу сапогами с десяток шагов и, обойдя терем, оказались рядом с узкой дверцей, что вела в подземелье. «Холодную», как его здесь называли.
        - Отворяй, - приказал Евпатий, подняв глаза на полную луну, которая словно специально показалась на темном небе в это мгновение, выглянув из-за сплошных облаков.
        Макар нащупал в связке ключей, что висела у него на поясе, нужный и отомкнул массивный замок, толкнув дверь. Коловрат в нетерпении первым шагнул в холодную, наклонившись, чтобы не ушибить голову о низкий проем. Сбоку на стене был прилажен чадящий факел, дававший немного света. Небольшой подпол, разделенный столбами, оправдывал свое название - внутри было чуть теплее, чем снаружи. Пленник в расстегнутом на груди кафтане, чуть окровавленном и сильно измятом, был привязан за руки к дальнему столбу. Тело его свесилось недвижимо вниз, как мешок, так что он стоял коленями на мерзлой земле, но не мог лечь или упасть. Разглядев пленника, боярин сдернул со стены чадящий факел и направился к нему. Ратиша и Макар не отставали.
        - Одежу мы хоть и порвали немного, пока за ним бегали, но решили ему оставить, чтоб не околел совсем, - объяснил Макар вид пленника, когда они оказались рядом.
        Захваченный в плен латинянин висел недвижимо, голова свесилась на грудь, да так сильно, что лица было не видно, хотя коротко стриженные волосы вовсе не закрывали его.
        - Чего это он, - озадачился Коловрат, присмотревшись, - не дышит, что ли? Так-то вы его сберегли для меня, помощники?
        С этими словами он воззрился на Ратишу.
        - Ей-богу, Евпатий Львович, - попятился тот, - только чуток железом по ребрам провел и все.
        Коловрат выждал еще мгновение, а потом пнул носком красного сапога недвижимого пленника по ноге.
        - Эй, папежник, слышишь меня?
        Но тот не отзывался. Тогда боярин наклонился и, схватив его за волосы, развернул лицом к себе. Да тут же и обомлел. На него остекленевшим взглядом смотрел мертвец с красными кругами под глазами и синим вывалившимся языком. Такие же синие вздувшиеся вены бугрились по щекам и шее.
        - Развязывали? - коротко спросил Коловрат, с отвращением отталкивая от себя обезображенную голову мертвеца.
        - Один раз, по нужде, - признался Макар, - а чего это с ним. Неужто околел?
        - Околел, - кивнул Евпатий, отступая на шаг, - только не от мороза. Яд он проглотил, пока выводили по нужде. А вы не доглядели.
        - Да откуда же ему взяться, яду-то? - пожал плечами удивленный приказчик, разглядывая раздувшееся от синевы лицо. - Мы ж его обшмонали всего с ног до головы.
        - Плохо, значит, обшмонали, - рассудил Коловрат, - да и латинцы по части людей травить большие мастера. Запрятали яд в какую-нибудь неприметную ладанку так, что и одной капли достаточно, а может, и просто - вдохнуть запах отравленный. Злые дела у них с выдумкой идут. Это они любят.
        Вздохнул боярин, постоял мгновение молча над мертвецом.
        - Жаль только, зря вы его сюда приволокли, про послание мы ничего теперь не узнаем, - проговорил он, глядя перед собой. - От кого оно, кому направлено. Только чую, не зря оно именно сейчас появилось у нас. Похоже, Ингварь крамолу задумал, а может, и не он один. Как бы нам со спины кто нож не вонзил.
        - Ты это о чем, Евпатий Львович? - подал голос приказчик, изумленный такими речами. - Не пойму я тебя. Присказками выражаешься.
        - Ладно, не бери в голову, - отмахнулся боярин, посмотрев на Макара, - а пока вот что. Людишки твои, что монаха сего выследили, пусть дальше за Тишилой ходят и за Ингваревым двором наблюдают. Чует мое сердце, что скоро он выкинет новую каверзу. Упредить бы его надобно.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - кивнул верный приказчик, - а с этим что?
        - А этого, - боярин вновь бросил взгляд на синее лицо мертвеца, - сегодня же ночью отвезти в лес да закопать где-нибудь под елками, лесным зверям на съедение. Да так, чтобы до весны не нашли.
        Глава двадцать вторая
        Вести с Воронежа
        Всю ночь боярину спалось плохо, мучили кошмары. Явился в них к нему мертвый монах, обещая кары небесные за то, что встал на пути высших сил. А под утро посетил его сны княжич Федор. Был он тихий и грустный, стоял княжич посреди заснеженного поля босиком в одной лишь длинной белой рубахе. Долго стоял, смотрел и молчал.
        - Ты присмотри за Евпраксией моей, - попросил он наконец смиренным голосом, - а мне пора.
        И ушел на закат, переставляя босые ступни по глубокому снегу.
        Евпатий проснулся в холодном поту ни свет ни заря. Рывком сел на постели, обхватив голову.
        - Ты что это, любимый? - позвала его Лада, тоже проснувшись.
        - Пора мне, Ладушка, на двор княжеский, - ответил воевода вставая, - чую, стряслось что-то недоброе. Не могу я долее спать.
        Коловрат кликнул слуг, оделся, перекусил наскоро, чем бог послал. Вскоре он, покачиваясь в седле, уже ехал в сопровождении верного Ратиши и десятка ратников в сторону княжеского терема. Все еще пребывая в тягостной полудреме, на подъезде к мосту через ров вдоль княжеского кремля Коловрат повстречал гонца, что скакал во весь опор туда же. Но, увидев воеводу, гонец вдруг осадил коня и направился к нему. Это был один из воинов, охранявших Южные ворота.
        - Дозволь слово молвить, Евпатий Львович, - обратился он к воеводе.
        - Спозаранку князю весточку несешь? - поприветствовал его Коловрат вместо ответа. - Ну говори, коль не шутишь. Чего тебе надобно?
        - Да я не князя ищу, а тебя, - ответил всадник, удерживая норовистую лошадь, - меня сотник послал, сказал, что на дворе у князя можешь быть. А тут ты и показался.
        - Ну, нашел, говори, - поторопил его воевода, - время дорого.
        - Там у Южных ворот войско в ночи показалось, - сообщил гонец, - тыщ пять всадников, не меньше. С виду степняки, но ведут себя странно, на виду стоят, не нападают. Словно в гости приехали. Говорят, половцы, приехали по зову князя нашего Юрия. Сотник послал тебя разыскать да спросить, чего с ними делать. Бить али приголубить.
        - Половцы, говоришь? - усмехнулся Евпатий, вспомнив, что Юрий говорил про своего родственника. - А хана ихнего часом не Богун звать?
        - Именно Богун, - кивнул ратник, - так и назвался. Значит, правда союзники?
        Коловрат посмотрел на близкий уже терем рязанского князя, но решил, что это дело не терпит промедления.
        - Ладно, поехали, посмотрим, что там за половцы к нам в гости на рассвете пожаловали, - решил он, разворачивая коня в обратную сторону.
        Когда он прибыл к Южным воротам, уже рассвело, и, взобравшись на башню, воевода действительно увидел целое войско степняков, расположившееся не таясь на холме перед воротами. Спешившись, они дожидались ответа и отдыхали, ничуть не заботясь о боевых порядках и не обращая внимания на всадников Лютобора, что выстроились вокруг них полукольцом. В общем, вели себя как дома.
        - Да, эти на татар не похожи, - решил Коловрат, подумав вслух, - и нападать вроде не собираются. Если только это не военная хитрость. И как только проскочили до самой Рязани, не всполошив наши кордоны. Прав был, Юрий, Богун дорогу найдет.
        Впрочем, он отлично знал о дружбе с приграничными половцами Богуна, отряды которого по приказу князя Юрия пропускались внутрь княжества без боя. В отличие от войск других половецких ханов, враждовавших между собой и принимавших активное участие в междоусобицах русских князей, то на стороне Михаила Черниговского, то на стороне Ярослава Всеволодовича, сидевшего нынче в Киеве.
        Евпатий посмотрел вниз - перед самыми воротами ожидали ответа посланцы Богуна. И он уже собрался дать команду открыть ворота, как вдруг заметил нескольких всадников, что скакали во весь опор к Южным воротам. Едва показавшись из леса, вскорости они уже подъезжали к Рязани, не обращая внимания ни на половцев, ни на «охранявших» от них город до приказа воинов Лютобора. Но миновать такую массу вооруженных людей просто так было нельзя, и они были остановлены разъездом рязанских всадников. Однако, на удивление Коловрата, тут же пропущены дальше. И только когда они были уже у самых ворот, Евпатий понял, почему - он узнал в одном из всадников, судя по виду, изможденных долгой скачкой и даже раненых, сотника Еремея, охранявшего в посольстве княжича Федора.
        - О господи, - пробормотал Евпатий, сразу заподозрив неладное, - не зря мне сегодня княжич снился.
        И, наклонившись через перила, крикнул вниз стражникам, охранявшим массивные засовы:
        - Открыть ворота!
        В княжеские палаты он вошел вслед за Еремеем, на котором лица не было, конечно, расспросив его по дороге. Сотник был устал и ранен в плечо, но не обращал внимания на кровоточившую рану. То, что Коловрат узнал, больше не оставляло выбора рязанскому князю. Хотя Юрий был человеком прозорливым, и что он решит, было ведомо, в конце концов, только ему одному.
        Хлопнула дверь в боковой стене, и в зал вошел Юрий в расшитой золотом одежде. Князь был хмур и молчалив. А увидев Еремея в одиночестве, еще больше посерел лицом, но держал себя в руках, как и положено властителю княжества.
        - Говори! - кратко бросил он Еремею.
        Но тот молчал, не в силах открыть рта.
        - Ну! - едва не крикнул на него князь.
        - Прости, князь, - наконец заговорил сотник, и борода его задрожала, - дурную весть я тебе принес…
        Он облизнул пересохшие от волнения губы, продолжил:
        - Три дня назад погиб твой сын, княжич Федор, и боярин Святослав с ним. Казнили их татары поганые.
        - Как это случилось? - потухшим голосом переспросил Юрий, отходя к окну и не глядя более на рассказчика.
        - Долго держали нас в лагере татары без ответа, - стал припоминать сотник, - забрали дары, но не допускали к хану своему, словно потомить хотели и поглумиться над нами. Наконец не выдержал Федор и возмутился. Стал требовать, чтобы Батый встретился с ним тот же час и дал ответ. И тогда хан велел привести его к себе в шатер. А с ним Святослав отправился, да я вызвался, ибо охрану княжича татары запретили к своему хану пускать.
        Сотник вновь облизнул губы, помолчал немного, но почуяв нетерпение князя, заговорил вновь:
        - У Батыя в шатре был пир. Усадил он нас за стол и предложил через толмача своего отведать яства. Федор отведал, хоть Святослав и опасался, что отравлены они могут быть. А отведав, Федор не стал дожидаться, покудова его спросит хан о делах, и сам начал разговор. Спросил татарского хана Батыя, зачем он на Русь прибыл и чего хотел. А Батый в ответ только рассмеялся и вдруг завел разговор о его жене, сказав, что наслышан о красоте ее неземной.
        Юрий резко обернулся, словно уже знал, что услышит дальше. Вперил взгляд в несчастного сотника, и тот едва нашел силы, чтобы закончить рассказ.
        - Сказал татарский хан, что слыхал о Евпраксии, молодой жене княжича, много лестных слов. Описали ему жену Федора как первейшую красавицу, а у него, хана, которому подчинилось уже полмира, все должно быть самое лучшее. Увидал он, как затрясло княжича нашего, рассмеялся и вдруг, поменяв речь, заявил Батый, что пришел он на Русь со своей несметной ордой, чтобы отомстить, ибо в прошлом помогли мы врагам их, половцам, и потому заслужили наказание. Татары ничего не забывают, сколько бы лет ни минуло. Сказал Батый, что отныне он здесь властитель надо всеми властителями. Все князья русские придут на поклон к нему, кто умен. И тот, кто покорится добровольно, избегнет участи остальных, коих он утопит в крови. И если он, Федор, добровольно приведет ему свою жену в стан на Воронеже, дабы насладиться ею, то Батый пощадит Рязань.
        - Ну? - прошептал Юрий едва слышно. - Что дальше было?
        - Вскочил твой сын, княже, опрокинув кубки с вином, уже броситься хотел на хана татарского, невзирая на охранников. Но вдруг спокоен сделался, словно вспомнил советы твои да боярина Святослава, что рядом сидел ни жив ни мертв. Встал посреди шатра, руки на груди скрестил и спокойным голосом ответил Батыю, что не пристало русским князьям, помазанникам божьим, своих жен всяким собакам на блуд водить.
        Отвел глаза в сторону сотник, а затем и вовсе их в пол опустил. Договорил же речь свою, уже вовсе не глядя на Юрия.
        - Рассвирепел Батый и велел тут же Федора на дворе разрубить на части, бросив псам. И боярина Святослава вместе с ним. А меня, что смотрел на все это в ужасе, пощадил - лишь помяли меня татары маленько. И велел отправиться в Рязань с вестью о сыне твоем, княже, и ждать его скоро в гости со всем войском. Всех, кто был со мной, тоже казнили, оставив лишь двоих провожатых. Вот я и здесь. Прости, что принес тебе весть горькую.
        - В гости, говоришь, - тихо произнес Юрий Игоревич, но голос его зазвенел, вдруг окрепнув: - Нам таких гостей не надобно. Мы их метлой погоним от границ своих, а сюда не пустим. Евпатий…
        Он метнул гневный взгляд на воеводу, словно хотел приказать что-то, но вдруг осекся и кликнул слуг.
        - Где Евпраксия? - обратился Юрий к одному из доверенных слуг, что дежурил у дверей и явился по первому зову.
        Услышав напряжение в голосе князя, Коловрату вдруг показалось, что не он один думал о том, что Евпраксии угрожает опасность. Впрочем, Юрий мог беспокоиться о другом, - чтобы весть о кончине мужа не достигла ее ушей раньше, чем он сам сообщит ей об этом.
        - К заутрене ушла, - сообщил ему слуга, - в Борисоглебский собор, вместе с няньками и наследником.
        - С наследником? Одежу мне, быстро, - приказал князь и, когда слуга вышел, обернулся к воеводе. - Вот что, Евпатий, со мной пойдешь в собор. Надо Евпраксию встретить с заутрени и проводить в кремль. Люди с собой есть?
        - Есть дюжина ратников, - кивнул Коловрат.
        - Еще моих охранников две дюжины возьми и следуй за мной, - приказал князь, которому уже принесли алую меховую накидку. А выходя из зала, добавил вполголоса: - Неспокойно мне. Как бы чего не вышло.
        Евпатий задержался в дверях и посмотрел на убитого горем сотника.
        - Иди домой с богом, Еремей, князь тебя не винит. Да и не до тебя сейчас уже. Завтра призову - поговорим.
        И вышел вслед за князем, не дожидаясь ответа.
        Утренняя Рязань уже наполнилась шумами - город вставал рано. С первыми лучами солнца в нем начинала бурлить жизнь. Особенно в Столичном городе, куда они въехали, миновав еще сонный Средний. Туда-сюда сновали мастеровые, скрипели полозьями сани с товаром, опоздавший люд спешили на службы в церкви. Охранникам Евпатия то и дело приходилось конями прокладывать дорогу князю. Юрий ехал молча, насупившись, переживая горе в сердце своем и не желая говорить об этом ни с кем, даже с Коловратом. И тот помалкивал, уважая желание князя. Тяжело ему приходилось. Потерять сына - тяжкое горе. Любой мог впасть в уныние. Но князь Рязани не мог. Ведь сколько всего еще предстояло ему, вот и заглушал он рвущийся из души стон. Но нелегко ему это давалось, ох нелегко.
        Вскоре они уже миновали Спасские ворота, повернув направо по запруженной народом улице. А когда подъезжали к Борисоглебскому собору, чей величавый купол над главной башней по золотому блеску было видно издалека, Коловрату показалось, что он заметил какое-то движение наверху. Как раз в той самой массивной башне, возвышавшейся над центром собора. В ней было много сводчатых окон. Одно из них вдруг со звоном растворилось. Да так сильно, что створки ударились о стену и осколки со звоном посыпались вниз. А еще через мгновение он увидел, как на подоконник вступила женщина, держа на руках малолетнего сына. Она замерла на краю, словно вдруг в последний момент передумала. С изумлением Коловрат узнал в ней красавицу Евпраксию, которая прижимала к груди княжеского наследника.
        - Господи, - пробормотал воевода, пуская коня вскачь, - что она задумала?
        Князь, бросив взгляд в ту же сторону, с криком устремился за ним.
        Евпраксия меж тем все стояла на краю, словно молилась, прощаясь со всеми перед прыжком в бездну. И в то же время не решаясь сделать последний шаг в жизни. Коловрат стал кричать ей на скаку и махать руками, чтобы опомнилась, Юрий тоже кричал позади него изо всех сил. И она их услышала. Даже подняла голову. Но вдруг, показалось Евпатию, сзади мелькнула чья-то тень, и княжна качнулась вперед. Сорвалась с подоконника и с криком устремилась вниз, не отпуская от груди младенца. Пролетев с высоты собора немалое расстояние, княжна вместе с жутким звуком рухнула на припорошенные снегом камни мостовой прямо перед главным входом. На глазах у Евпатия и Юрия, что едва успели осадить коней.
        У обоих захватило дух от того, что они увидели. Юная красавица Евпраксия лежала перед ними в луже крови, придавив собой ребенка. Оба были мертвы. Князь с воплем соскочил с коня и упал на колени рядом с мертвой девушкой. Он протянул к ней руку и, не веря глазам своим, дотронулся до ее размозженной головы, а потом до мертвого тельца наследника. Вдруг отдернул ладонь и даже вскрикнул, увидев на ней алую кровь. А затем зарыдал в голос и упал на камни, стуча по ним кулаками.
        Из собора, прервав службу, повалил народ, но увидев, что стряслось, в безмолвии окружил место кончины молодой княжны. Стон разнесся над Борисоглебским собором[18 - По легенде, Евпраксия, узнав о смерти мужа, покончила с собой, бросившись с колокольни собора вместе с малолетним сыном Иваном в Зарайске (Красном).]. Коловрат, потерявший дар речи, в ужасе смотрел, как собирается толпа, и переводил взгляд то на рыдавшего князя, что обезумел от горя, то на все прибывавших людей.
        - Прости меня, княже, недоглядел, - пробормотал он еле слышно, словно говорил сам с собой, и вдруг вспомнил про тень, что мелькнула в окошке. Эта мысль понемногу вернула ему здравый смысл.
        «А ведь ей помогли умереть, - как-то отстраненно подумал Коловрат, глядя на лежащую в луже крови Евпраксию, - она ведь почти передумала, когда заметила нас. Богом клянусь. И с чего бы ей кончать с собой и сыном? Верно, кто-то ей рассказал про Федора. Да только кто мог знать раньше нас?»
        Он вновь посмотрел на толпу и вдруг подумал, что убийца княжны мог быть еще в соборе. Хотя краем сознания воевода уже понимал, что за то время, пока все находились в оцепенении, многие вышли из Борисоглебского собора и растворились на близлежащих улицах. Евпатий все же поднял руку, подозвав Ратишу, и для очистки совести приказал оцепить все входы и выходы. Раздав несколько приказов и установив хотя бы подобие порядка на площади, он заметил, что рязанский князь больше не плачет. Юрий сидел на окровавленном снегу рядом с Евпраксией и наследником, молча смотря перед собой отсутствующим взглядом.
        «Как бы умом не тронулся от горя, - начал переживать воевода. - Вот судьба - за один день всю родню потерял. Как мы жить-то будем тогда без князя?»
        Но Юрий вдруг поднялся на ноги и повернулся к боярину. Глаза его были сухи. А лицо стало непроницаемым, как у мертвеца, словно он сам только что умер. Чем-то знакомым повеяло на Евпатия.
        - Дозволь сказать, княже, - осмелился заговорить с ним первым Коловрат. - Не сама она. Не хотела она, ты же видел. Помогли ей на тот свет отправиться, даю голову на отсечение. Я видел - тень за ней мелькнула.
        - Кто это сделал? - спросил Юрий так, что зубы его заскрипели от тихой ярости.
        - Не знаю пока, княже, - честно признался Евпатий, - только подозревать могу. Но узнаю. Непременно узнаю.
        - Найди их, Евпатий, - тихим голосом приказал князь, - но не убивай. Ко мне приведи. А там уж я сам…
        - Конечно, княже, найду, - едва не крикнул Евпатий, глянув на мертвую Евпраксию с наследником, - костьми лягу, а дознаюсь.
        - Вели похоронить их как подобает, - приказал Юрий, бросив взгляд на священников, что толпились рядом, не осмеливаясь подойти ближе.
        Он вскочил на коня и уже из седла приказал:
        - Завтра поутру выводи все войска в поле. Пойдем встречать дорогих гостей на Воронеж.
        - Прости, княже, - осмелился перечить в такой момент воевода, - в чистом поле с татарами биться - много людей потеряем.
        - Мне больше терять нечего, - отрезал Юрий Игоревич, дергая поводья, и добавил спокойно, взглянув на кровавое месиво из человеческих тел: - Я уже все потерял.
        Глава двадцать третья
        Первая битва
        Невидимая стрела просвистела сквозь ветки и, стряхнув снег, с чавканьем воткнулась в ствол коренастой сосны в двух вершках от головы воеводы. Коловрат не успел и глазом моргнуть, как стрела, едва не оцарапав щеку, вошла в мерзлое дерево как в теплую глину. К счастью, лицо Евпатия по бокам было прикрыто бармицей от шлема. Но попади стрела чуть правее - несдобровать воеводе, который как раз сдвинул шлем назад, чтобы рассмотреть получше поле предстоящей битвы.
        - Шальная стрела завсегда опаснее, - пробормотал находившийся рядом Ратиша, - ибо ее не ждешь. Ты бы прикрыл чело, Евпатий Львович.
        - Да не видать ни черта отсюда, - разозлился Коловрат, потирая щеку, чудом избежавшую раны, - зря я вас так глубоко в лес запрятал, можем не успеть в нужный момент. Надо ближе к краю леса подойти.
        - Там дозоры стоят, - успокоил его Ратиша. - Самых глазастых послал, как ты и велел. Ничего не пропустят.
        - Глазастых, говоришь? - выдернул из сосны татарскую стрелу воевода и, сунув ее под нос Ратише, вперил тяжелый взгляд в своего помощника. - Ну, смотри, ежели они мне татар проморгают, я их лично ослеплю вот этой стрелой. Коли в живых после битвы останутся.
        - Не проморгают, - вновь успокоил его Ратиша, - скоро уже. Чует мое сердце, Евпатий Львович.
        - И мое, - кивнул Евпатий, соглашаясь.
        Одним движением он отбросил стрелу в снег, переломив.
        - Сеча в поле уже долго идет. Скоро должны пойти в обход. Это как пить дать, - добавил Коловрат, все же опуская на свой могучий лоб островерхий шлем с кованым золоченым наносником и зрением[19 - Зрение - элемент шлема в виде пластины с прорезями для глаз.], что закрывало сразу глаза и нос, а шею сзади и с боков прикрывала бармица из мелких колец. - Не зря же мы им этот проход оставили.
        Сказав это, воевода обернулся назад, окинув взглядом свое истомившееся в ожидании воинство - засадный полк из самых опытных рязанцев, которым ему велел командовать Юрий Игоревич. Рассредоточившись по широкой прогалине, прикрытой со всех сторон густым сосновым лесом, стоял отряд из трех тысяч всадников. Каждый был в добротных доспехах, в шлеме, при копье и мече, с притороченным к седлу алым каплевидным щитом. У многих на том же седле болталась и булава с острыми шипами - излюбленное оружие русичей, которым можно было превратить врага в мешок из кровавых костей. Воины сидели в седлах наизготовку, ожидая команды к бою, который шел уже неподалеку отсюда. И хотя многим хотелось перекинуться словечком, сидели молча - как велено, - так что слышен был лишь шелест ветвей да фырканье лошадей, изредка переступавших по глубокому снегу копытами.
        Скользнув взглядом по суровым лицам ратников, изготовившихся к битве, Коловрат остался доволен. Он вновь развернулся лицом к небольшому заснеженному полю, что виднелось сквозь ветви сосен на другом берегу заледеневшей поверху речушки, коим был в своих истоках Воронеж, и стал вглядываться в происходящее. Там, вдали, за леском, уже с рассвета шел бой. С первыми лучами солнца татары перешли Воронеж и атаковали русские полки, которые Юрий Игоревич словно напоказ выстроил напротив лагеря Батыя, вызывая его на бой, на холме, ограниченном с двух сторон лесом. Ни обойти русичей быстро, ни охватить кольцом, как должны были сделать татары по расчетам воеводы, не представлялось никакой возможности.
        Впрочем, одну возможность для обходного маневра князь Юрий, после совета с Коловратом и муромскими князьями, татарам все же оставил. Небольшую долину в истоках Воронежа, примыкавшую к лесу аккурат за правым флангом русичей, решено было оставить без прикрытия. Здесь великая река была еще новорожденным ручейком, а долина смотрелась едва заметной щелкой в густом лесу, коим поросли ее берега. И лишь напротив изгиба русла этого замерзшего ручейка, аккурат в том месте, где начинался правый край обороны рязанцев, лес редел и раздавался вширь, превращаясь в протяженное, но неширокое поле. С этого поля до позиций княжеского войска было рукой подать - один полет стрелы, но Коловрат был уверен, что татары не пойдут сквозь лес. Он голову бы дал на отсечение, что татарские разведчики уже разнюхали все пути окрест в сторону Рязани и знали, что если пройти вверх по руслу замерзшего уже Воронежа еще верст десять, то можно выйти в тыл основному войску князя Юрия, расположившемуся на холме, и решить дело одним мощным ударом в спину, а не нападать на прикрытый лесом край. Евпатий был уверен, что именно это решение
примут татары. Они в несколько раз превосходили числом войско Юрия, быстро передвигались на своих конях даже по снегу и легко могли заслать хоть тумен[20 - Тумен - 10 000 воинов.] в тыл вставшего на пути у непобедимого доселе хана Батыя первого русского князя, дерзнувшего ответить отказом на предложение о покорности.
        - Согласен. Пусть Батый думает, что мы проморгали эту лощинку, - рассудил Юрий на совете с князьями и военачальниками в своем шатре за день до начала битвы. - Этот проход оставим открытым. Но поставим там засадный полк. И как только татары пойдут к нам в тыл, их надо перебить всех до одного. Чтобы неповадно было. А ежели выживет кто - обратить в бегство и на их плечах к лагерю подобраться. Да там шороху навести.
        Рязанский князь поднял голову и посмотрел на Коловрата.
        - И сделаешь это ты, Евпатий.
        А увидев удивление в глазах воеводы, который рассчитывал биться на правом фланге основной рати, рядом с князем, чтобы охранять его в бою, добавил:
        - Больше некому. Да и люди у тебя на такой случай имеются особые, - проговорил Юрий, прищурившись и вспоминая арбалетчиков Бушуя. - Немного, но как раз для такого дела хватит. А лоб в лоб с татарами биться я и сам смогу.
        Он посмотрел на князей, сгрудившихся вокруг стола над картой из кожи, что освещалась мерцающим светом факелов. Проведя по ней пальцем вдоль тонкой извилистой линии, Юрий остановил его на самом большом изгибе и добавил:
        - Вот сюда, на этот мысок скрытно подойдешь, воевода, - проговорил Юрий, - дам тебе три тысячи бывалых воинов. Каждый пятерых стоит. Зайдешь издалека, через лес, чтобы ни одного следа человечьего или конского на этом берегу не появилось до тех пор, пока татары сюда не заявятся. Ну, а уж там гляди. Никого к нам в тыл не пропусти. А не то несдобровать нам, врагов, сам видел, сколько ныне пришло по наши души. Дай бог, нам хоть половину здесь перемолоть, как только они на нашу землю сунутся.
        Коловрат кивнул. Вернувшиеся вчера лазутчки, которых разослали вокруг лагеря татарского с заданием посчитать снова шатры и число воинов, принесли недобрые вести. Во-первых: вернулись не все. А по рассказам тех, кто вернулся, выходило, что не меньше двухсот тысяч всадников Батыя сейчас стояло против двадцати с небольшим тысяч ратников рязанского князя, в ряды коих влились дружины муромских князей и половецкого хана Богуна. Еще неделю назад с дальних кордонов доносили, что татар не более ста с лишком тысяч. Даже этого уже хватало, чтобы вселить ужас в слабые сердца. Но войско Батыя было подобно озеру, в которое с каждым днем вливались все новые ручейки, притекавшие со всех сторон. Из покоренной Волжской Булгарии и далекой степи, служившей татарам обширным тылом. И за то время, пока ратники Юрия приближались к стану Батыя и границам своего государства, это озеро выросло почти вдвое, грозя выйти из берегов и хлынуть на Русь.
        Биться с таким огромным войском одному Рязанскому княжеству, да еще почти в чистом поле, было равносильно самоубийству. И, едва узнав о настоящем числе воинов Батыя, многие тысяцкие из бояр и даже некоторые князья стали роптать, призывая Юрия повернуть назад, пока не поздно. Запереться по крепостям и ждать подхода помощи от великого князя. Но Юрию, похоже, было все равно, сколько врагов вышло против него - двадцать или двести тысяч. Коловрат не удивился бы, если бы князь оставил в силе свое решение, даже узнав о том, что пришло пятьсот тысяч. Он словно искал смерти в предстоящем сражении и шел к ней навстречу. Лицо его стало безжизненным и мертвенно-белым, напоминало теперь лицо мертвеца. Злые языки поговаривали, что князь из-за личной беды уже не в себе, разум его помутился, что ему теперь нельзя командовать войском. Но если князь и выглядел теперь как живой мертвец, то ясность ума Юрия все же не покидала. В этом Коловрат убедился уж не раз за последние дни. И сегодняшний день не был исключением.
        - А будет ли помощь эта? - вопрошал Юрий у советчиков таких в ответ на призывы вернуться в Рязань. - То никому не ведомо. Можем и не дождаться. А вернемся с полпути назад - страх в душах поселится еще больший. И стены не спасут. А потому, други мои, нет нами иного пути, как только вперед. Навстречу победе или славной смерти. Должны мы схлестнуться с татарами в чистом поле и пустить кровь врагов наших. Пришла пора ратникам рязанским обагрить мечи в татарской крови, забрав у них силу. Чтобы понял собака Батый с первого дня на русской земле, на кого руку посмел поднять. И рубить их всех, пока не перебьем до последнего. За матерей наших, жен и детей, коим надеяться больше не на кого.
        Задержал вдох Юрий Игоревич и закончил тогда:
        - Ну а если не перебьем всех, то хоть пыл охладим да за княжича Федора убиенного отомстим. Вот тогда и вернемся в Рязань да запремся в стенах. Но не ранее, чем кровь врагу пустим.
        Про с Евпраксию с наследником Юрий ни словом не упомянул, лишь скользнув взглядом по лицу Евпатия. Воевода не успел еще найти следы убийц, хоть и был совсем рядом с разгадкой, как ему казалось. Но дела ратные не отпускали.
        Тот разговор был еще в дороге. А теперь, накануне сражения, на совете в походном шатре княжеском, определив место в предстоящей битве Коловрату, рязанский князь расставил по местам и остальных военачальников.
        - Ты, Юрий Давыдович, - наказал князь рязанский своим союзникам, - с муромской дружиной своей будешь держать центр наш. Олег Юрьевич тебе в помощь будет. И еще дам тебе пять тысяч ратников рязанских под командой Лютобора, для того чтобы ты отразить мог любой удар. И пятьсот лучников пеших. Только, думаю, в самый центр татары не ударят. А потому, хоть и немного у тебя людей будет, стоять ты должен до тех пор, пока все враги о твою крепость не разобьются, или покуда я не прикажу вперед идти или отходить. Позади у леса возы поставим, чтобы ратники твои не пятились под натиском, да в тыл тебе невзначай никто не ударил. Только с этим воевода управится, думаю.
        - Не подведем, - ответил с поклоном Юрий Давыдович, - муромские богатыри биться умеют, про то тебе ведомо.
        - Ведомо, - кивнул Юрий, - потому и позвал вас.
        - Ты, Богун, - обернулся рязанский князь к своему степному родственнику, - с половцами своими встанешь на левом краю. И терзать будешь татар атаками ответными и лучниками меткими, кои не уступают в силе врагам нашим. Биться будешь резво и свяжешь татар на своем краю, сколь возможно будет.
        Хан Богун, невысокий коренастый воин с раскосыми глазами и в меховой шапке, нахлобученной почти на глаза, кивнул. Поверх теплого стеганого халата на нем был надет сейчас легкий походный доспех, а на поясе висела изогнутая сабля с белой костяной рукоятью, украшенная искусной резьбой.
        - Хорошо, Юрий. Мои лучники дадут татарам достойный ответ. Нам есть за что отомстить им.
        - А чтобы сил и тебе хватило подольше повоевать, рядом с тобой на левом краю биться будут сыновья брата моего. Племянники мои: Олег и Роман Ингваревичи. И с ними еще четыре тысячи всадников.
        Богун с удивлением бывалого воина воззрился на юнцов в раззолоченных доспехах, что стояли от него в двух шагах.
        - Ты не смотри, что молоды, - упредил его вопрос Юрий, - они уже повоевали маленько и с ратниками управляться умеют. Вон, Юрий Давыдович Муромский подтвердит.
        - Мордву восставшую ходили усмирять со мной, - кинул Юрий Давыдович, - и от стрел и мечей не прятались. Многих своей рукой умертвили, да и предводители ратников из них выйдут отменные.
        - В общем, юнцы эти - прирожденные воины, - поставил точку в рассуждениях рязанский князь, - и будут тебе подмогой.
        Хан Богун немного скривил свою верхнюю губу с тонкими усиками, почесал бородку, разглядывая своих молодых помощников, но промолчал, покорившись воле родственника.
        Олег и Роман Ингваревичи сами смотрели на степного хана с недоверием, и Коловрату даже показалось, что Юрий ошибся, соединив вместе эти две несхожие силы, да еще почти подчинив князей половецкому хану. Хотя у молодых Ингваревичей и оставалось в открытом бою право решать самим, как биться, если что-то пойдет не так, старшим на левом крыле все же был Богун. В этот раз расчет князя ускользал от Евпатия.
        Еще более вызвало у него недоумение другое решение Юрия, вновь всплывшее в памяти во время совета. Покидая Рязань и забрав воеводу с собой, он, неожиданно для Евпатия, вверил ее оборону до возвращения своему брату - князю Ингварю. А Пронск и окрестности велел перепоручить воеводе Ореху. Как ни намекал Коловрат на причастность Ингваря к смерти Богдана и нападению на поезд княжича Федора, рязанский князь остался непреклонен. Да еще в сердцах напомнил Коловрату его место и наказал не лезть не в свое дело. Боярин вынужден был умолкнуть и с тех пор находился в недоумении. Рязань, по его мнению, осталась в руках главного соперника Юрия, от которого можно было ожидать всего. И произошло это с разрешения самого Юрия Игоревича.
        Вместе с Ингварем остался в Рязани и тысяцкий Тишило, отменив возвращение в Пронск. Узнав об этом, Коловрат забеспокоился еще сильнее. Уезжая на войну, воевода наказал своим приказчикам, наперсникам во всех его тайных делах, неотступно следить за Ингварем и Тишилой, ибо ждал, что, оставшись хозяевами в Рязани, они потеряют бдительность и быстро выдадут свои намерения. Злосчастное письмо, которое передал Тишиле монах, и его угрозы все не выходили из памяти у Коловрата. Если хотя бы часть из них была правдой, то совсем не татар нужно было бояться Юрию в родном городе. Впрочем, и татар тоже никто еще не отменял. И в этой ситуации нападение небольшой армии русичей на огромное войско своих противников выглядело безумием до такой степени, что даже сам Евпатий порой ловил себя на мысли, что властитель Рязани немного повредился в уме. Хотя и не видел тому других подтверждений: в остальном Юрий Игоревич держал все в своих руках.
        «Ладно, - решил про себя Коловрат, - князь не первый год правит. В этих играх он гораздо мудрее меня. Может, задумал что, да не говорит. Опасается. Поживем, если бог даст, увидим. А сейчас только о татарах думать и надобно».
        - Ну а на правом краю, - закончил совет Юрий, - я сам с основными силами встану. Заберу с собой почти всех оставшихся. И конных, и пеших. И лучников. В запасе тысяцкий Еремей останется и с ним две тысячи конных воинов. Татары не утерпят и нападут первыми. А мы стоять будем на месте, сколь достанет силы, а затем ударим в ответ. И погоним их до самого лагеря. Если бог на нашей стороне, мы победим, сколь бы врагов нам ни встретилось. Или погибнем все во славу отечества. Другого нам не дано.
        Морозным выдалось утро десятого декабря тысяча двести тридцать седьмого года от Рождества Христова[21 - Дата примерная. Оборона Рязани датируется 16 -21 декабря 1237 года. Соответственно, первое сражение с татарами в поле произошло не менее чем за неделю до нападения на сам город.]. Снег предательски хрустел под копытами лошадей, разнося звуки по окрестностям. К счастью, Коловрат повел свой полк окольными тропинками и просочился на искомый мыс, поросший лесом, совершенно незамеченным и нигде не наследил.
        Перед самым выступлением в стан рязанцев прискакало сразу два гонца с дурными вестями. Оказалось, что сотник Держикрай оказался прав, давно посылая свои тревожные донесения в столицу. Едва русские полки показались на Воронеже, как тут же началось восстание лесных жителей в приграничных районах. Засевшие в тылу рязанцев хорошо вооруженные отряды атаковали все кордоны в верховьях Мокши, Пары и Воронежа. Сил «усмиренных» Ингварем по осени приграничных народов, которым полагалось еле дышать и зализывать раны, с лихвой хватило на то, чтобы захватить все кордоны в этой местности и перебить находившиеся там небольшие гарнизоны рязанцев. Сотник Держикрай погиб. Остальные порубежники тоже полегли, защищая свои крепостицы.
        «Эх, паря, - мысленно сокрушался Коловрат, покачиваясь в седле и зорко всматриваясь вперед, сквозь заснеженный лес, - так и не успел я тебе помочь. Да и остальным порубежникам. Ребятушки, простите меня. Ну, даст бог, расквитаюсь сегодня за вас с татарами, а потом и обидчиков ваших повыведу».
        Эти вести означали, кроме того, что все лесные и речные пути на обширной земле, граничившей с местом нахождения основных рязанских войск, а точнее за его спиной, оказались в руках восставших. И хотя ратникам Юрия, в случае столкновения, они не были большой помехой, все же это могло осложнить возможное отступление княжеского войска в случае поражения. Ведь из битвы с татарами не все воины выйдут свежими и здоровыми. Многие из них, особенно раненые, могли стать легкой добычей этих падальщиков, поднятых на восстание татарами.
        А второй гонец принес вести с кордонов, что стояли в верховьях речки Рановы, впадавшей в Проню. То была граница рязанских земель, примыкавшая к землям соседнего княжества - Черниговского. Восстаний местных жителей там, к счастью, не наблюдалось. Но, как сообщил гонец, в тех местах недавно было замечено несколько довольно многочисленных отрядов, схожих видом с татарами. Эти отряды пытались просочиться в сторону Ижеславля, Пронска и Белгорода, не нападая на кордоны. Города взять такие малые силы тоже не могли, хотя по сообщениям гонца в открытую являлись едва ли не у самых стен Пронска, вызывая панику среди местного населения. Само появление их в сопредельных землях Черниговского и Рязанского княжеств говорило о многом. По всему выходило, что это были еще не основные силы, а скорее разведчики татарского войска. Которые меж тем уже вторглись в княжество и растеклись по рязанской земле, хотя еще не произошло ни одного сражения между ратниками Юрия и хана Батыя. А направление движения татар, если это был не обманный маневр, говорило о цели первого нападения. И это были города Ингваря. Все вокруг стана
рязанского войска в один миг начало бурлить еще до битвы.
        «Как-то там мой Захар управился с крестьянами, - подумал Евпатий, выслушав гонца вместе с остальными военачальниками, - не пришибли бы его татарские разведчики ненароком. Надо бы ему подобру-поздорову оттуда в Рязань перебраться. Все надежнее, покудова. Хотя нынче по лесам прятаться спокойнее будет, чем за высокими стенами сидеть».
        Узнав о появлении разведчиков Батыя в своих западных землях, рязанский князь лишь нахмурился.
        - Завтра начнем битву, - коротко сказал он на это своим военачальникам, - об остальном после позаботимся, если нужно будет.
        Наутро Юрий Игоревич вывел свои полки на битву, выстроив их на вершине холма, с которого был намерен атаковать татар в случае удачного начала битвы. Утро выдалось морозным и ясным, пар валил от лошадей и людей во все стороны. Конные ратники ежились в своей броне, кутаясь в алые плащи. Пешие позвякивали кольчугами, переминаясь с ноги на ногу и поигрывая кто мечом, а кто булавой.
        Юрий Давыдович с сыном своим и муромской дружиной заняли центр холма. Чуть спустившись с него вниз, пешие ратники выстроились в первую линию, прикрывшись щитами и ощетинившись копьями. За ними заняли оборону лучники. Юрий Давыдович и его всадники расположились чуть выше, обозревая окрестности. Выстроившись, муромцы замерли в ожидании, изготовившись держать удар в центре и атаковать при удачной возможности.
        Половцы под командой Богуна, а с ними Олег и Роман Ингваревичи переместились на левый край, вытянув свои порядки плотной стеной до самого леса. Сам Юрий, как и обещал, встал с основной дружиною на правом краю. Здесь скопилось больше всего силы из рязанского войска. Едва лишь русские войска успели завершить перестроения, как раздался призывный звук труб. С далекого холма на другом краю белого поля, где стояли шатры татарской армии, покатилась вниз темная лавина всадников. А вскоре восходящее солнце заслонила туча стрел.
        - Пошло дело, - выдохнул князь Юрий.
        Глава двадцать четвертая
        Кровавый снег
        Давно уж минул полдень, а татары продолжали атаковать русские полки на холме, словно позабыв про обходные пути. Бой был такой жаркий, что даже туда, где прятался Коловрат, изредка долетали татарские стрелы. Ибо татары долго скакали вдоль русских порядков, то накатываясь на них, от откатываясь назад, словно морские волны, поливая их стрелами издалека, но не вступая в открытую схватку. Мощные луки, посылавшие стрелы на несколько сотен шагов, были им в том помощниками. Но и рязанцы не оставались в долгу, пускали стрелы в ответ, ибо почти две тысячи лучников было собрано под знаменами рязанского князя, но то были пешие стрелки. Этого было слишком мало, чтобы победить татарских лучников в открытом бою, так как все татары тоже были отменными стрелками, но сдерживать их атаки хватало. Коловрат сожалел, что успел обучить лишь сотню конных арбалетчиков, которые очень пригодились бы в этом противостоянии, да и эту сотню под командой Бушуя он с разрешения Юрия взял с собой в засадный полк.
        Раз за разом татары наступали на холм, и каждый раз десятки русичей падали замертво, но не сходили с места. Ответные выстрелы русских и половецких лучников тоже попадали в цель - сотни трупов мертвых татарских всадников уже усеяли все подступы к холму, окоченев и образовав небольшие холмы, которые медленно заметал снег.
        Наконец татары пустили в дело тяжелую конницу, которая попыталась прорвать оборону русских на левом краю. Но половцы выстояли, а затем хан Богун трижды водил своих воинов в ответную атаку, а с ним Олег и Роман Ингваревичи, что смотрели теперь на степного хана как на сильного воина. Ибо Богун бесстрашно бросался в самую гущу татарских воинов и рубил их с таким остервенением, что было видно - досадили ему татары многим. Но молодые Олег и Роман Ингваревичи и сами оказались не робкого десятка. Русская конница под их началом вместе с половцами изрубила на куски почти треть тумена на подступах к холму, а затем опрокинула татар и погнала их к своему лагерю, устремившись в погоню.
        Роман Ингваревич скакал впереди своих воинов и разил отступавших татарских всадников по затылкам, круша шлемы, а с ними и головы, пока не оказался почти у самых татарских порядков, откуда был уже виден шатер Батыя, взиравшего на битву с холма. Лишь тут, схватившись в одиночку с двумя татарскими всадниками и поразив обоих, молодой княжич заметил, что по горячности ускакал от основных сил очень далеко. Татары заманили его в ловушку, а сами утекли сквозь расступившиеся порядки пехоты. И вокруг него лишь сотня русских воинов, а остальных он бросил далеко позади. Увидел он, как татарские пехотинцы натягивают свои луки, и спустя мгновение тысячи стрел накрыли горстку русских витязей, поразив более половины. Стоны и вопли послышались вокруг Романа Ингваревича, а снег запестрел от алых плащей русских всадников, рухнувших под копыта своих коней. Многие были убиты вместе с конями, принявшими в себя разом не меньше двух десятков стрел. Сам Роман Ингваревич успел прикрыться щитом и был пока цел. Он срубил мечом стрелы, вонзившиеся в щит, и, махнув рукой в кольчужной рукавице своим всадникам, еще остававшимся
в строю, крикнул:
        - Назад! Уходим к холму.
        В этот момент ему наперерез выскочил новый отряд татарских всадников, стремясь не позволить уйти к своим. Но русские, несмотря на усталость, оказались быстрее. Они скакали под градом стрел в сторону холма, пока почти на середине пути погоня все же не настигла их. Вновь завязался бой. И Роман Ингваревич развернул коня и приготовился уже принять смерть, ибо оказался в окружении из дюжины татарских тяжеловооруженных всадников, чьи доспехи словно чешуя покрывали все тело до самых пят. Его меч трижды отскакивал от этих доспехов, так и не достигая цели. А вот сам он едва избежал смерти - татарское копье разорвало крепления доспеха на его боку. Но Романа спасла новая атака половецкого хана, а следом и русичей, оставшихся под командой Олега Ингваревича. Степняки, стоявшие за рязанцев, хоть и были легче вооружены, атаковали увязших в борьбе татарских всадников и вскоре опрокинули их. А витязи Олега Ингваревича изрубили вторую половину татарского отряда на куски, немногие же ушли восвояси. Преследовать их в этот раз больше не стали. На левом краю рязанцев ненадолго воцарилось затишье.
        Братья обнялись, не сходя с коней.
        - Больно горяч ты, - пожурил Олег едва спасшегося от гибели брата, возвращая меч в ножны, - татары тебя легко в ловушку заманили.
        - Да, - кивнул Роман Ингваревич, поправив ерихонку[22 - Ерихонка - древнерусский шлем с острым верхом, наушниками и козырьком с наносником, шлем богатыря.], - прав ты, брат. Погнался за ними, думал: струсили, всех сейчас изрублю.
        - Их нам здесь надолго хватит, - охладил его пыл Олег. - Вон уже новые наступают. Вернемся назад. В строю легче держать удар.
        - Вернемся, - кивнул Роман, дергая поводья коня и посмотрев вниз, откуда поднимался новый отряд конных лучников. Первые стрелы уже засвистели над их головами. Княжич закинул щит на спину и пришпорил коня.
        Добив несколько десятков оставшихся в окружении татарских всадников, половцы тоже возвращались назад. Уже почти наверху холма Роман Ингваревич догнал степного хана и поблагодарил его.
        - Ты мне жизнь спас, Богун, - крикнул ему княжич, - я теперь твой должник.
        - Ты храбрый, но глупый, - ответил ему Богун, презрительно скривив рот, отчего гордый Роман едва не взорвался, - татары тебя провели как мальчишку. Сколько людей своих погубил зря. Если хочешь стать воином, ты должен сдерживать себя. Умереть - не долго. Победить труднее.
        Сказав это, Богун замолчал. Ничего не сказал больше и уязвленный Роман, лишь пришпорил коня и вскоре оказался уже у линии своих копейщиков. Здесь конь его вдруг стал терять силы и вскоре рухнул, едва не подмяв под себя всадника. Откатившись в сторону, Роман встал и лишь теперь увидел, что конь его весь изранен - не меньше дюжины стрел торчало из крупа и брюха боевого коня, который испустил дух, успев-таки доставить своего седока.
        Много врагов порубили в тот день русичи, гораздо больше, чем полегло рязанцев. Но числом татары все равно превосходили рать Юрия Игоревича. Батый посылал в бой все новые свежие части, которые сменяли в этой круговерти отряды, уставшие и поредевшие от огня русских лучников и ответных атак. Но это ничего не меняло, татары несли большие потери, а русские так и не сходили со своего холма. Их алые с золотом знамена по-прежнему гордо сверкали на его вершине в лучах солнца, раздражая татарского хана. К обеду терпение Батыя лопнуло, и он бросил в открытый бой тяжелую конницу, направив ее теперь на правый край русских. Туда, где сверкали княжеские знамена. Одновременно в центр, где стояли муромские дружины, огромным числом ударила тяжеловооруженная пехота. Той же участи повергся и левый фланг. И все это происходило под постоянным обстрелом конных лучников. Вздрогнули русские полки от такого мощного удара. Заколыхались порядки рязанцев, затрещала оборона, разрываясь сразу во многих местах.
        - Пришла пора раздавить этих глупых червей, - сказал Батый, наблюдавший из своего шатра за битвой, которая уже порядком его утомила.
        Хан в теплом сине-золотом халате сидел на походной скамье, укрытый мехом куницы, нервно перебирая нефритовые четки тонкими пальцами. Он был раздосадован и удивлен. Еще никто из покоренных ранее народов не выдерживал так долго непрерывного натиска его лучших воинов.
        - Айрат! - подозвал к себе, щелкнув пальцами, Батый одного из своих лучших военачальников, что стояли в шатре позади него на почтительном расстоянии. Все они были в искусно сделанных пластинчатых доспехах и при оружии, готовые по первому приказу хана броситься в бой. Тот, кого вызвали - широкоплечий исполин с раскосыми глазами, приблизился, встав на одно колено и наклонив голову.
        - Эти русские утомили меня своим глупым упорством, - проговорил неторопливо Батый. - Ты говорил, что есть путь в обход холма.
        - Есть, повелитель, - ответил Айрат, - по узкой долине вдоль ручья. Он долгий, но к вечеру мы выйдем русским в тыл.
        - Возьми половину тумена и отправляйся немедленно, - приказал Батый, - этого хватит. Вечер скоро наступит. А к твоему приходу от русских уже останется не больше горстки израненных воинов.
        Айрат встал и, сделав несколько шагов, был уже у выхода из шатра. Но когда он откинул полог и стал виден частокол из копий, на которых висели замерзшие головы казненных русичей, хан остановил его:
        - И еще, Айрат, принеси мне голову князя Юрия. Я наколю ее на копье рядом с головой его глупого сына, - напомнил он, рассмеявшись. - Теперь ты можешь отправляться. Да поторопись, я не люблю долго ждать.
        - Я уже в пути, повелитель, - вновь поклонился военачальник и вышел из шатра.
        Снизу от ручья послышался хруст снега, и вскоре перед воеводой возник молодой ратник в кольчуге, подпоясанный кожаным ремнем. Запыхавшись от бега по глубокому снегу, он остановился перед конем Коловрата, чуть отдышался, наклонившись вперед, и, махнув рукой назад, наконец выпалил:
        - Идут, Евпатий Львович. Оттуда, как и ждали.
        Коловрат переглянулся с Ратишей.
        - Много? - деловито уточнил он.
        - Много. Больше нашего, - выговорил ратник и распрямился, - тяжеловооруженная конница.
        - Знать бы, насколько более, - покачал головой Ратиша, положив длань на рукоять меча.
        - Не видать отсюдова, - ответил ратник, шмыгнув носом, - из-за поворота тыщи три уже показалось, а сколько еще там - неведомо. Но точно есть. Идут быстро, скоро будут. Вот я сюда и прибег.
        - Ну, сколько бы ни было, - махнул рукой Коловрат, - теперь все наши.
        Он обернулся назад и крикнул зычным голосом, уже не таясь:
        - Бушуй!
        От толпы всадников с мешками за спиной отделилась фигура ратника в кожаном тулупе и кольчуге поверх него.
        - Здесь я, Евпатий Львович.
        - Гости незваные пожаловали, - сообщил коротко воевода, - встретить надобно. Раздели своих людей пополам. Дай помощника вместо себя. С ним пятьдесят человек пускай немедля переберутся через ручей, пока гости из-за мыса не подошли, спешатся и засядут на той стороне в лесочке. Как подойдут на расстояние выстрела - бей всех влет. Да смотри, бей точнее, чтоб ни одна стрела мимо не прошла. Как повалите первых - тут мы и ударим в бок.
        - Да не беспокойся, Евпатий Львович, мы стрел с собой немало привезли.
        - Береги, говорю! - пригрозил Коловрат. - Татар тут столько, что никаких стрел не хватит. А ежели побегут татары, всех стрелков в седла и в погоню - добить, чтоб ни один не ушел.
        На этот раз Бушуй промолчал и просто кивнул.
        - А остальных сам поведешь, - продолжал наставлять воевода, - сей же час отправляйся лесом на дальний конец мыса, да иди тайно, чтоб тебя татары не заприметили раньше срока. Пропустишь всех и дойдешь так до впадения ручья этого в реку пошире. Там и останешься. От того места до лагеря татарского уже недалече. Ждать будешь, покуда дело не решится. А как повернем мы татар - бей всех, кто еще в живых останется. Или того, кого мы не ждали. В общем, сам смотри - по обстоятельствам.
        Бушуй молча кивнул и направил коня к своим ратникам, державшимся чуть особняком от остальных.
        - Эй, Бушуй! - окликнул его вдруг Евпатий, напомнив о давнем разговоре. - Ты, это, помирать не торопись. Успеешь еще.
        - От судьбы не уйдешь, - усмехнулся зубоскал Бушуй и быстро разделил свою сотню на две части. Вскоре обученные тайно конные арбалетчики - секретное оружие Коловрата, разделившись на два отряда, разъехались в противоположные стороны.
        А спустя еще некоторое время вновь заскрипел снег и снизу от ручья показался второй дозорный.
        - Здесь они, воевода, - доложил ратник и махнул рукой назад, - к повороту подходят.
        - Ну, значит, и наш черед пришел, - кивнул Коловрат, поправляя шлем, - отрубим голову змее, что ползет в наш тыл.
        И, обернувшись к остальным, крикнул:
        - Копья наизготовку!
        Встрепенулось засадное воинство, пришло в движение, приподняв копья. Приосанились ратники, заскучавшие уже на морозе в ожидании битвы.
        - Хоть погреемся, - пошутил кто-то.
        И негромкий хохот был ему ответом.
        - Цыц! - рявкнул на них воевода. - Не шуметь пока.
        И стал пристально смотреть сквозь ветви на другой берег ручья. К счастью, берега у Воронежа здесь были пологие, почитай их и не было вовсе. Ну а хрупкий речной лед не помеха для атаки.
        Вскоре показались татары. Впереди всех, на небольшом отдалении, передвигался довольно большой отряд разведчиков. Было их человек сто. «Татары тоже не дураки, - решил про себя Коловрат, - знают, что рядом битва идет, и зря рисковать основными силами не хотят. Но и мы не лыком шиты».
        Головной отряд арбалетчиков Бушуя должен был начать стрельбу уже тогда, когда большая часть отряда татарской конницы обогнет мыс и окажется далеко впереди. Евпатий же намеревался нанести удар в бок сразу тремя колоннами, расчленить отряд на несколько частей и навязать ближний бой на этом узком поле между лесом и речкой, где татары не смогут применять свои маневры и перестроения. Численное превосходство, а оно, похоже, опять оставалось за татарами, здесь будет не так заметно. Личная отвага решит все. И что самое главное, внезапное нападение не даст им возможности применить свои мощные луки на дальнем расстоянии, чтобы перебить всех русичей еще на подходе.
        - Самое главное, чтобы их тут не тумен оказался, - пробормотал Коловрат себе под нос, глядя, как мимо проплывает большой отряд, - а то можем и не осилить.
        - Чего говоришь, Евпатий Львович? - спросил вполголоса, наклонившись к нему Ратиша, уже державший меч наизготовку.
        Но тот молча отмахнулся. Мол, сам с собою.
        Впереди этого отряда ехал, озираясь по сторонам, широкоплечий исполин в высоком шлеме с навершием, украшенным какими-то красными лентами. Ни у кого из ехавших по глубокому снегу всадников таких украшений на шлемах не было. Да и пластинчатые доспехи на нем были добротные и дорогие, это сразу бросалось в глаза.
        - А вот и старшой, - определил воевода, - хорошо бы его захватить живьем. Здоровый детина.
        - Попробуем, - кивнул Ратиша, - дело нехитрое.
        Большой отряд уже почти скрылся за мысом. А следом за ним сразу показался второй. И тут Коловрат решил, что пора - медлить больше нельзя. Словно в ответ его мыслям раздались приглушенные крики в голове колонны татар.
        - Это арбалетчики сработали, - кивнул воевода в ответ на вопросительный взгляд Ратиши и вскинул руку с мечом вверх: - За мной, ребятушки! За Русь! За Рязань! За Бога и за князя нашего! Вперед!
        Глава двадцать пятая
        Чтоб неповадно было
        И тремя потоками, по разным сторонам протяженного мыса, как и было задумано, - один в голову, другой в середину, а третий в хвост растянувшегося татарского войска, засадный полк Коловрата хлынул из леса на лед, а потом и на близкое поле, буквально смяв край татарского отряда. Воины Батыя едва успели вскинуть луки и выпустить пару стрел до того, как русичи обрушили на них удары своих копий. Удар сразу в трех местах явился для татар, хоть и ждавших нападения, внезапным, и с первых же мгновений русичам сопутствовал успех.
        Увлекая за собой средний отряд, Евпатий мгновенно заколол на своем пути двух затянутых в кожу доспехов татарских всадников, не успевших совладать с копьями, и продолжал прорубать себе дорогу к лесу, размахивая острым мечом. Там, за таким близким лесом, сражались с основными силами Батыя рязанские полки. Воевода не знал исхода битвы, но раз татары пошли в обход, значит, князь еще жив и не пропустил их вглубь русских земель. И теперь пришел его черед послужить родине.
        Третьим на пути воеводы оказался татарин, ехавший в центре колонны и не успевший развернуть длинное копье в его сторону. Но, увидев приближавшегося русского всадника, татарин все же попытался сделать это. Однако Коловрат хлестким движением рубанул ему по руке и отсек кожаную перчатку вместе с кистью. Из обрубка хлынула кровь, татарин взвыл, наклонился назад, отбросив щит, а шлем сам слетел с его бритой головы. Но Евпатий быстро избавил своего противника от мучений, добив точным ударом острия в раскрытое горло. Всадник харкнул кровью и рухнул вниз под копыта лошадям.
        Оглянувшись быстро назад, Евпатий увидел, что следом за ним алым клином продвигались к лесу русские витязи с копьями, заколовшие уже десятки татар на своем пути. Все три удара рязанцев достигли своей цели, продвижение колонны татарской конницы остановилось, единого строя уже не существовало.
        Однако татары вскоре оправились от первого удара и стали оказывать ожесточенное сопротивление. Тысячи воинов с обеих сторон запрудили узкое поле, зажатое лесом, и ожесточенно дрались друг с другом. Евпатий же решил во что бы то ни стало сначала рассечь силы татар на две большие части, добравшись до леса на противоположной стороне. Но это давалось ему нелегко.
        Следующий поединщик Коловрата оказался шустрее, он успел развернуть коня и нанес-таки удар копьем приближавшемуся русичу. Воевода, однако, видел его и успел прикрыться щитом. Копье звякнуло, отскочив от металлического умбона. А Коловрат, оказавшись ближе, рубанул противника по плечу. Клинок рассек кожаный наплечник и, отскочив в сторону, полоснул татарина по шее, вспоров ее. Противник Евпатия с криком исчез из виду, но скакавшему вперед воеводе было уже не до него. В этой свалке все решала быстрота реакции. Либо ты, либо тебя. Удар другого татарского всадника оказался гораздо мощнее. Щит Коловрата разлетался в щепки, а сам он едва усидел в седле, проскочив мимо, навстречу новому копью, нацелившемуся в его подбрюшье. В последний момент Евпатий успел рубануть мечом сверху вниз по древку, и копье, изменив направление удара, вошло в спину его коня, чуть ниже седла. Смертельно раненное животное, захрипев, дернулось вбок и почти остановилось на полном скаку. Передние ноги коня подкосились. Сам же Коловрат от резкой остановки вылетел из седла и, перекувыркнувшись через голову, рухнул между татарскими
конями в снег. К счастью, ничего себе не расшиб. Только приложился мордой о заледенелый сугроб, да и тут спас шлем с ремешком сыромятным под подбородком, крепко сидевший на голове, да наносник кованый. Обошлось. Даже голова не загудела от удара.
        Рядом с ним тут же рухнул другой русский воин, которому повезло меньше. Татарское копье прошило его насквозь. Он упал навзничь с торчащим обломком копья из груди, обагрив кровью белый снег. Глаза его остекленели, шлем слетел с головы, а руки были раскинуты в стороны. В правой мертвый воин еще сжимал меч. Бросив взгляд на лицо, которое еще хранило отпечаток ярости, Евпатий увидел, что это не Ратиша, а кто-то из витязей, имени которого он не знал.
        - Прости, брат, - произнес воевода, забирая из разжавшихся пальцев убитого витязя меч, - ты уже в лучшем мире, а меч твой пусть и дальше бьет татар. Я за тебя отомщу.
        Выхватив собственный меч другой рукой и вскочив на ноги, он быстро развернулся. И вовремя. Татарский всадник направил своего коня прямо на пешего воеводу и замахнулся саблей, чтобы раскроить ему череп. Но Евпатий хоть и был без щита, зато в руках держал сразу два клинка, коими управлялся с отменной ловкостью. Коловрат отпрыгнул вправо и одной рукой отвел в сторону разящий удар сабли, а другой сам тут же нанес короткий и точный удар в бок всаднику снизу вверх. Удар хоть и не пробил насквозь прочный доспех, но повредил его звенья и, проникнув сквозь кожаные пластины, задел ребра.
        Всадник согнулся от боли, скатившись на снег, а конь его без седока исчез в гуще битвы. Но татарин тоже был крепким бойцом. Он тут же вскочил и бросился в атаку на Коловрата, хотя из-под доспехов его сочилась кровь. Татарин в ярости наносил удар за ударом, с трудом переставляя тяжелые сапоги, окованные металлическими бляхами, а Евпатий отступал, отбивая удары и выжидая момент. Наступавший на него воин был тяжеловооруженным конным всадником, и его доспехи были хороши для конного боя в седле, а на земле они же сковывали движения, давая преимущество хоть и такому же всаднику, но вооруженному легче Коловрату.
        На татарине был надет стеганый кафтан, и длинный пластинчатый панцирь, доходящий до колен, на груди украшенный металлическими бляхами. Верхнюю часть рук защищали наплечники, прикрепленные к панцирю, а кисти рук были упрятаны в железные перчатки. На голове островерхий шлем с двумя какими-то конскими хвостами на навершии, который удержался на его голове даже при падении. А по бокам из-под шлема татарина свисали косички с вплетенными лентами.
        - Что за баба, - сплюнул Коловрат с отвращением, заметив косички на искореженном гримасой ненависти лице с узкими глазками. Но яростное наступление закованного в панцирь татарина быстро избавило его от посторонних мыслей. Кривой меч нападавшего несколько раз просвистел в опасной близости от его головы. Воевода и сам был закован в панцирь с наплечниками и зерцалом на груди, но тот был чуть покороче и не так стеснял движения. Кроме того, у татарина не было щита, как и у Коловрата, а у последнего в руках было даже два меча. И воевода отступал лишь потому, что дал раненому противнику выложиться по полной, прежде чем нанести решающий удар, а заодно осмотреться по сторонам.
        Вокруг шел жаркий бой, где только что сшиблось одновременно не меньше дюжины всадников, а выжившие после этой сшибки, поломав копья и щиты, оказались на снегу. Там они вновь схватились со своими поединщиками, но уже на мечах. За их спинами продолжалась конная битва, в коей русичи успешно разрывали порядки татарской конницы, которая толком не могла применять луки, хоть и пыталась. Свиста стрел было почти не слышно. Но и русичи гибли в том бою во множестве. Со своего места Коловрат, медленно пятившийся спиной вверх по пологому склону холма, видел, что и на краю мыса татары остановились, увязнув в драке с русскими, и в хвосте колонны происходило то же самое. Несмотря на то что явного победителя было еще не видно, татары были остановлены.
        Мощная атака отряда воеводы разорвала-таки надвое татарскую колонну в центре и позволила русским ратникам пробиться уже к самому лесу, за узкой полоской которого шло главное сражение с Батыем. Потерявший коня Коловрат, отступая по глубокому снегу, уже видел за своей спиной такие близкие сосны и совсем не видел татарских воинов. Все они бились с русичами впереди, справа и слева. Где-то там мелькал шлем поотставшего Ратиши и сверкал клинок его разящего меча. А сзади уже было только небольшое свободное пространство между лесом, росшим на склоне холма, и линией битвы.
        Окинув все поле сражения в мгновение ока, Коловрат решил закончить игры со своим противником, который уже порядком выдохся и сделал несколько неточных выпадов в воздух мимо головы Евпатия. Нанесенная ему воеводой рана уже давала о себе знать. Изловчившись, Евпатий отбил очередной неловкий удар, а сам хлестко рубанул вторым мечом по руке своего врага, державшей оружие. И непременно отсек бы кисть, если бы в последнее мгновение татарин не отдернул руку и удар не пришелся чуть выше, туда, где его защищали кованые наручи. Кисть осталась на месте, но он взвыл от боли и выронил саблю на снег.
        - Это тебе за мертвых русичей, собака, - зарычал Евпатий и рубанул еще раз, направляя меч в голову.
        Обезоруженный татарин в ужасе закрылся руками, но на этот раз удар был еще сильнее, и он лишился всех своих пальцев, а острие меча, звякнув по шлему, рассекло глаз и вспороло щеку недавнего всадника. Шлем слетел с головы его, обнажив бритый череп, а косички разметались по ветру. Кровь брызнула во все стороны, но татарин был еще жив и даже бросился на Евпатия в последнем порыве, протянув к нему свои окровавленные обрубки, словно хотел задушить. Тогда Коловрат нанес ему еще один удар рукоятью меча в изуродованное лицо, чтобы остановить это движение. А когда сбитый с ног татарин наконец-то рухнул на снег, упав на четвереньки, воевода увидел перед собой обнаженную шею и не стал более медлить. Хлестким движением Коловрат отсек голову своего противника, и та упала на землю, чуть откатившись в сторону, прямо под ноги воеводы.
        - И так с каждым из вас будет, - объявил Евпатий мертвецу, с отвращением пнув его голову носком сапога. Окровавленная голова татарина прокатилась немного вниз по склону холма, но вскоре увязла в снегу.
        В то же мгновение стрела просвистела в двух вершках от лица Коловрата. Он резко присел и метнулся в сторону, успев избежать верной смерти, так как следом еще три стрелы прошило воздух на том месте, где только что была его голова. Две из них долетели до леса и вонзились в сосну. Перекатившись через голову, Евпатий привстал и только тут заметил своих обидчиков. Примерно в сотне шагов сразу трое татарских лучников выцеливали его, сидя на конях, чуть в стороне от основной битвы. А еще трое пеших татар с саблями бежали к нему, отделившись от основной группы сражавшихся. Стрелы продолжали свистеть, втыкаясь в снег то справа, то слева от Евпатия, который перекатами добрался до ближайшей убитой лошади татарского всадника и спрятался за ней. Сам мертвый татарин лежал рядом, отбросив щит и саблю. Из груди его торчал обломок русского копья.
        Так он пролежал некоторое время, лихорадочно обдумывая, как вырваться из капкана. А когда заскрипели по снегу шаги близких преследователей, решил: «Небось в своих целить не будут, поостерегутся», и выскочил из-за укрытия с двумя мечами наизготовку. Ближайший татарин был уже в трех шагах, второй обегал кругом мертвую лошадь, чтобы напасть сбоку или со спины. Третий чуть поотстал и прыгал по заснеженным камням в дюжине шагов.
        Но воевода не рассчитал малость: лучники еще продолжали стрелять. Первую стрелу он даже не увидел, а скорее почуял, - чуть присел, и она со свистом пролетела над его головой. От второй увернулся, уловив движение лучника вдалеке и сделав шаг в сторону. Третьей уже не последовало, так как ближний татарин вырос перед ним, заслонив собой все пространство, и рубанул кривой саблей, целясь прямо в голову. Коловрат был этому даже рад, ибо нападавший прикрыл его своей мощной спиной от лучников. Он принял удар на два скрещенных клинка и отвел вбок, а затем отступил, поджидая второго пехотинца, что уже набегал справа. Его удар воевода отвел вниз одной рукой и сделал еще шаг назад, теперь оба татарина находились на линии стрельбы между ним и лучниками.
        «Хоть какая-то защита, - отстраненно подумал Коловрат, лихо вращая двумя мечами и сражаясь сразу с двумя соперниками, - хотя вечно так длиться не может. Рано или поздно кто-то из нас должен умереть».
        Оба татарина, принимая его выпады на свои круглые щиты, атаковали сами, нанося не частые, но такие мощные удары, что от соприкосновения клинков искры летели во все стороны и с шипением гасли в снегу. У Коловрата не было щита, но он был уверен, что лучники прекратили обстрел до тех пор, пока победитель в схватке не станет явным.
        Теперь он разглядел нападавших вблизи и убедился по длинным, ниже пояса панцирям и бронеюбке, что это все те же бывшие всадники, оставшиеся без коней. Но, похоже, вышедшие победителями из схватки с русичами, мертвые тела которых уже усеяли во множестве небольшой клочок заснеженной земли на берегу истока Воронежа.
        Двигались они медленнее, чем он, что давало воеводе преимущество, но и защищены были немного лучше. Впрочем, это не пугало Евпатия, хотя он и пожалел в душе, что не прихватил с собой арбалет, который пробивал такой панцирь на раз. Вскоре одного из нападавших, того, что был справа, он обезоружил, а затем и вовсе отправил к духам, сделав мгновенный выпад в лицо. Именно туда он чаще всего целил, не расходуя силы на то, чтобы пробить крепкий панцирь. Хотя и это было возможно. Его клинки вращались с бешеной скоростью, то и дело рассекая пластины на татарских доспехах, вспарывая рукава, звякая о наручи и отрубая части наплечников.
        Залившись кровью, нападавший рухнул на снег, уткнувшись в него лицом, и быстро затих. Но на его место встал третий татарин, добежавший наконец до места схватки. В бою он оказался проворнее, чем на бегу, и тут же нанес хитрый удар в грудь, едва не поразив русича, отбивавшего в этот момент хлесткий удар другого врага. Кривая татарская сабля полоснула по доспехам воеводы, звякнув о зерцало, и, двигаясь вниз, срубила пару защитных пластин, царапнула по кольчужной подкладке и ушла в сторону, не причинив большого вреда. Но этот удар привел Коловрата в ярость.
        - Ах ты поганец, - выдохнул пар разгоряченный схваткой Евпатий в морозный воздух, на мгновение останавливая круговерть своих мечей и бросая гневный взгляд на того, чей удар едва не достиг его сердца, - погубить меня захотел? Ну, получай.
        Татары переглянулись и, крикнув что-то на своем наречии в ответ, с визгом бросились на него вновь. А воевода, словно играя со смертью, все медлил, глядя, как татарские клинки приближаются к его груди. И вдруг хлестким движением снизу вверх отбил сразу обе сабли, да так мощно, что они вылетели из рук у нападавших. А следующим движением он рубанул поверх голов татарских и срубил навершия с обоих шлемов. Словно отрубленные собачьи хвосты, упали они на снег. А со второго татарина, что был выше ростом и шире в плечах, вслед за навершием вообще слетел шлем, обнажив бритый череп и мясистое лицо.
        - Что, отрубил я ваши поганые хвосты? - расхохотался в лицо обезоруженным татарам воевода, наступая на них. - А сейчас и головы ваши вслед отправлю.
        И не теряя больше времени на разговоры, обрушил удар левой руки на шишковидный шлем второго противника. Тот попытался увернуться, но только открыл шею, и удар распорол ее, вскрывая вены. Голова осталась на месте, но татарин рухнул замертво. Второй же мощнотелый багатур вновь удивил воеводу. Вместо того чтобы бежать или просить пощады, он без оружия бросился на Коловрата, да так стремительно, что тот не успел заколоть его. Обхватив Коловрата за пояс, татарин сшиб его с ног и повалил на снег. А там уже стал душить. Отбросив мечи, Евпатий попытался оторвать его руки от своей шеи, но выходило это с трудом. Татарин навалился на него всей своей массой и душил, не давал ни мгновения опомниться. Как ни старался воевода сбросить с себя этого багатура, пиная его ногами, ничего не выходило. Уже теряя сознание, Евпатий вспомнил заветный прием из прошлой жизни и, выпростав руки, позволил татарину душить себя еще мгновение свободно, а сам нанес ему удар в мясистый кадык кулаком. Татарин захрипел и чуть отшатнулся назад, хватка на шее ослабла. Но этого воеводе хватило. Не теряя ни мгновения, он выхватил из ножен
на поясе длинный кинжал и едва успел уткнуть его в брюхо врага, как тот пришел в себя и вновь обрушился на него. В этот раз все кончилось быстрее. Клинок прошил кожаный панцирь, и багатур сам насадил себя на его острое жало. Еще какое-то время он истекал кровью, хватаясь за жизнь, и пытался вновь душить Коловрата, но силы быстро покинули его. Багатур обмяк, навалившись всей тушей на Евпатия, и затих. А тот, поднатужившись, спихнул с себя мертвого татарина.
        Тяжело дыша, Коловрат подхватил два своих меча и встал. Но тут же был вынужден опять рухнуть на снег - татарская стрела просвистела совсем рядом. Лучники, наблюдавшие за схваткой издалека, вновь дали о себе знать, едва лишь убедились, что все трое их товарищей, посланные для уничтожения Коловрата, мертвы. Евпатий отполз в сторону и снова спрятался за тушей убитого коня. «Эти, похоже, не отстанут, - подумал воевода, переводя дух и потирая саднившее горло, - надо как-то решать с ними, пока они со мной не решили».
        Попытавшись высунуть голову, чтобы осмотреться, он вновь чуть не получил стрелу, которая с чавканьем воткнулась в еще не остывшее тело мертвой лошади.
        - Этак они меня как зайца пристрелят, - пробормотал Евпатий, отбрасывая один меч и подхватывая свободной рукой татарский щит, - точно моей смерти ищут. Видать, зарубил кого-то из их воевод.
        Он еще раз попытался высунуть голову, бросив взгляд в сторону своих обидчиков - в этот раз стрела ударил его прямо по шлему, отскочив в сторону. К счастью, ремешок был сделан на совесть и шлем крепко сидел на голове. Воевода не пострадал, нырнув обратно. За то мгновение, что он осматривал окрестности, Евпатий успел заметить, что трое лучников уже скачут в его сторону, на ходу посылая стрелы и не давая высунуться из-за укрытия. Стреляли только двое, а третий выхватил аркан, притороченный к седлу, явно намереваясь спеленать опасного русского витязя, натворившего столько дел в одиночку.
        Расстояние между ним и угрозой стремительно сокращалось. Коловрат понимал, что битву на мечах с тремя противниками он выдержал и одолел всех, но вот супротив трех лучников шансов у него никаких. Он оглянулся вокруг еще раз и вдруг заметил отряд под командой Ратиши, что скакал уже в его сторону, татарам наперерез, расправившись наконец со своими противниками. И хоть был он еще далеко - татары будут здесь раньше, - но шансы выжить у отбившегося в пылу схватки от своих воеводы возросли. На душе у Евпатия потеплело, а в голове завертелись полезные для боя мысли.
        - Ну, скачите, ребятушки, побыстрее, - проговорил он, глядя на колыхавшиеся вдали плащи русских всадников, - а я уж тут сам разберусь. Авось, продержусь до вашего подхода.
        Но на размышления у него было лишь несколько мгновений. Он еще раз бросил взгляд на мертвого татарского всадника, заметив на его поясе кинжал, колчан со стрелами и лук, зажатый в руке. А чуть в стороне лежало оброненное копье. Решение пришло быстро. Копье, конечно, летит медленнее стрелы, но зато бьет мощнее. А на близком расстоянии это как раз то, что нужно. Евпатий воткнул меч в ножны, рядом засунул еще один острый кинжал, позаимствованный у татарина, и подтянул к себе копье. Перехватил покрепче и, когда услышал приглушенный снегом стук копыт уже совсем близко, вдруг резко встал во весь рост, прикрывшись щитом.
        Две стрелы мгновенно вонзились в щит и застряли в нем, пробив деревянное основание насквозь. У Евпатия было не больше одного вздоха. Он отбросил щит и метнул копье в ближайшего лучника, до которого было с десяток шагов. Тот уже выхватил новую стрелу, но приладить ее не успел. Копье пробило его панцирь насквозь и свалило с коня. Второй лучник оказался менее расторопным и был уверен, что они уже почти загнали русского в угол. Он еще не знал, на что способен загнанный в угол русский медведь. Татарин едва потянулся за новой стрелой из колчана. И еще самодовольно улыбался, предвкушая расправу, когда кинжал, брошенный воеводой, пробил ему горло, заставив захлебнуться собственной кровью.
        Зато последний всадник, державший свободной в руке аркан, проявил должную прыть. Пока воевода у него на глазах расправлялся с двумя его соплеменниками, этот татарин почти доскакал до мертвой лошади, за которой прятался Коловрат. Неуловимым движением всадник швырнул в него аркан, который со свистом преодолел короткое расстояние и обмотался вокруг руки, уже державшей меч. Затем татарин резко развернул коня и поскакал назад, а Евпатий, буквально сдернутый со своего места, перелетел через труп лошади, выронил меч и потащился по снегу на аркане сзади за конным татарином, увлекаемый в стан врага. Как ни матерился Коловрат, отбивая себе бока на кочках, как ни извивался, но поделать ничего не мог. Его волокли в плен прямо под носом у своих.
        К счастью, Ратиша был уже рядом. Меткая стрела вошла в бок, а вторая пробила шею обидчику воеводы, и тот рухнул под ноги остановившемуся внезапно коню. На всякий случай прискакавший ратник подхватил его под уздцы. А второй, соскочив с коня, помог подняться воеводе.
        - Жив, Евпатий Львович? - раздался знакомый голос откуда-то сверху, пока изрядно помятый воевода поднимался и отряхивал от снега лицо и доспехи. Шлем по-прежнему крепко сидел на его голове и уберег ее от ударов о камни.
        - Жив покуда, - кивнул Коловрат, - спасибо доспехам, а то не сосчитать мне ребер. И тебе, Ратиша, благодарность. Уволокли бы меня сейчас как последнего барана в плен, а может, и кончили бы сразу, не подоспей ты вовремя.
        - Коня воеводе! - зычно крикнул Ратиша.
        А когда Евпатий, сдержав стон, вскарабкался в седло подведенного коня, - как оказалось, одного из тех татарских коней, с хозяевами которых он только что покончил, - то заметил, что воздух уже начал сереть. Кто-то из ратников подал ему оброненный меч.
        - Поспешать надо, - заметил Коловрат, озираясь вокруг. - День зимний короток, а вечер быстро наступит. Утекут татаре за подмогой, коли не порубим всех. Или новые подоспеют.
        - Не утекут, Евпатий Львович, - уверенно заявил ему Ратиша, указывая на оконечность мыса, - там бой кончится скоро, почти всех добили. Арбалетчики Бушуевы молодцы, не дали татарам прорваться вверх по реке, хотя те и пытались отчаянно. Половина из наших арбалетчиков, правда, полегла. Да и конных ратников тоже полегло немало. Зато захватили мои воины предводителя ихнего, здоровый такой, помнишь? А там…
        Ратиша повернулся в другую сторону, где сливались два притока Воронежа.
        - …еще идет отчаянная драка, больше там оказалось татар, чем наших. Но все одно отсекли их от пути назад, и наша сила ломит. Хотя подмогнуть бы им надобно. Не ровен час, и правда подойти может новый отряд.
        - Подмогнуть, говоришь, - призадумался воевода, посмотрев на край уже тонувшего в потемках мыса, где звон мечей и сабель уже почти стихал, - это можно. Собирай своих. Только вначале приведи-ка мне этого татарского предводителя. И толмача давай сюда.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - кивнул Ратиша и кликнул своих помощников.
        Раздался призывный звук рога, и скоро у кромки леса, где находился Коловрат с Ратишей, собрался почти весь засадный полк. Вернее, те из русичей, что остались в живых от первого и второго отряда, изрубившего в куски половину колонны татар, коих, по мнению воеводы, пошло на прорыв не менее пяти тысяч. Многие из ратников были ранены, но все, кто еще способен был держаться в седлах, сидели в них, дожидаясь приказа воеводы, ибо драка была еще не кончена. Евпатий и сам в напряжении взирал на сечу, что шла в отдалении у слияния двух речушек. Он уже отправил туда несколько сотен всадников на подмогу сражавшимся, чтобы надежно перекрыть татарам путь к отступлению, но вместе с остальными оставался пока на месте, решив переговорить по душам с пленным татарским военачальником. Конечно, кузнецов с каленым железом рядом не было, но отчего-то воевода был уверен, что сам сможет развязать язык важному татарину. В случае чего умельцев и помощников в этом деле здесь хватало. Один Ратиша чего стоил.
        Вскоре послышался шум, ближние ратники расступились, и к ногам воеводы приволокли связанного широкоплечего исполина с раскосыми глазами. Того самого, что еще недавно ехал с надменным видом впереди своего воинства, уверенный в своей непобедимости. Теперь большая часть этого войска была перебита и рассеяна. Остальных добивали в окружении, где они сражались из последних сил. А их гордый предводитель с рваной раной на плече и связанными за спиной руками был силой поставлен на колени перед каким-то русским военачальником, дерзнувшим пойти против огромной и доселе непобедимой армии.
        Коловрат подозвал толмача, мужичонку из знакомых людей купцов Ревякиных, обученного заморским языкам. Наклонившись с коня, указал на пленного татарина, что пытался испепелить его своим злобным взглядом, и сказал:
        - Спроси его, как звать, какого роду-племени и что ему наказал хан Батый.
        Толмач с опаской приблизился к огромному пленнику, который и на коленях был с него ростом, словно боялся, что тот его укусит, и затараторил что-то на незнакомом Евпатию языке. Пленник вздрогнул, когда до него дошел смысл сказанного, посмотрел на толмача с презрением и, сплюнув тому под ноги кровавую слюну, отвернулся в сторону.
        - Не хочет говорить, - пояснил толмач, разводя руки в стороны.
        - Ну, это и так видно, - кивнул Коловрат и, обернувшись к Ратише, добавил: - Намекните ему, что времени у нас мало. Долго ждать не можем.
        Ратиша в свою очередь кивнул одному из ратников, стоявших возле исполина, и тот, недолго думая, с разворота заехал пленнику коленом в лицо. Раздался хруст, и татарин с переломанным носом упал на снег, издав громкий вопль. Когда его подняли, лицо высокородного пленника опухло и напоминало один большой окровавленный синяк. Спеси у него заметно поубавилось, но этот татарин все же был не робкого десятка. Когда толмач повторил ему вопрос воеводы, тот, харкая кровью, заговорил, но угрожать своим обидчикам не побоялся.
        - Говорит, что звать его Айрат, темник он у хана Батыя, - начал переводить толмач, прислушиваясь к невнятному бормотанию пленника, которое вырывалось из разбитого рта. За время разговора тот даже сплюнул несколько зубов.
        - Хан послал его в тыл к русичам, чтобы привезти голову князя Юрия… Но он опоздал, князь ваш уже мертв. А вы все тут тоже скоро сдохнете, - закончил переводить толмач и посмотрел в ожидании на умолкшего пленника. Но тот больше ничего не говорил.
        - А ты нас не пужай, мы уже пуганные, - ответил на это воевода спокойно и даже усмехнувшись в усы. - Видал, что с воинами твоими лучшими сделали? И остальных перемелем помаленьку.
        Толмач начал переводить. А пленный татарин взирал на него снизу вверх и не мог понять, что происходит: он, слуга властелина, которому подчиняется полмира, еще утром с презрением думал об этих русичах. А теперь пленный стоит на коленях перед каким-то зарвавшимся русским военачальником, который должен был стать его рабом, но вместо этого решает сейчас его судьбу. За что степные боги отвернулись от него в самом начале пути?
        - Ну, а про князя нашего - это ты врешь, собака, - добавил Коловрат. - Жив он. И мы тебя еще к нему отвезем на забаву. Пусть он сам решит, как тебя казнить.
        Услышав последние слова воеводы, пленник вздрогнул и сверкнул глазами, словно понял и без перевода.
        - Вот что, Ратиша. Этого великана спеленать покрепче прикажи да приторочить к седлу. Как закончим битву, отвезем и правда к Юрию подарочек, пусть полюбуется на темника татарского.
        И потеряв интерес к пленному военачальнику, которого охранники со стонами и руганью уволокли с глаз долой, воевода подозвал к себе Тимофея. Это был старший над арбалетчиками, правая рука Бушуя. Невысокий и коренастый боец, родом из простых крестьян, но сидевший на лошади так, словно вместе с ней и родился.
        - Сколь народу у тебя после боя осталось? - спросил воевода напрямик.
        - Две дюжины, - ответил Тимофей, - остальных татары покосили.
        - Но и вы не лыком шиты, - похвалил Евпатий, - с новым оружием в бою хорошо совладали. Вон сколько татар положили из засады, пройти никому не дали. Не зря вас учили. Молодцы.
        Вслед за этим воевода замялся, помолчав немного, но спросил все же, хотя и так знал ответ:
        - Теперь, значит, много арбалетов свободных?
        - Немало, - вспомнив убитых товарищей, кивнул в сторону Тимофей, придержав коня, что ходил под ним ходуном.
        - Все собрали? - уточнил Коловрат, проследив за его взглядом, и увидел группу всадников с арбалетами в руках, которые те держали уже не таясь. За спиной у многих было теперь еще и по мешку. Остальные ратники засадного полка взирали на арбалеты кто с удивлением, а кто с уважением, впервые увидев их в деле.
        - Все, - кивнул Тимофей.
        - Схорони, головой отвечаешь, - приказал воевода, - после боя подберем тебе замену из самых толковых. От желающих теперь отбою не будет. А пока нужно помочь Бушую и остальным довершить дело. Бери своих и держись рядом со мной.
        Сказав это, Коловрат направил коня вскачь к месту последней жаркой схватки, которая продолжалась еще у слияния двух замерзших речушек. Ратиша, а также Тимофей со своими арбалетчиками скакали рядом с ним в голове колонны. Позади воеводы стучали копытами по заснеженному полю кони почти полутора тысяч измотанных боем ратников, уничтоживших вдвое больше татар, чем было их самих, - все, что уцелело от большей части засадного полка. Оставшиеся встали стеной сейчас поперек узкого поля, не давая татарам прорваться к своим, о прорыве в тыл к русичам никто из них более не помышлял. Но в планы Коловрата не входило просто обратить их в бегство, воевода собирался уничтожить всех до одного, чтобы Батый до поры до времени не узнал о том, что сталось с его посланцами. А у русских было время выполнить задуманное князем.
        Прискакав на место последней ожесточенной схватки, Коловрат увидел, что татары, отрезанные от своих, сражались храбро и умело, нанося большой урон нападавшим, но сдаваться совсем не собирались. После нескольких неудачных попыток прорыва, отбитых русичами, они образовали плотный, в несколько рядов, круг из пеших копейщиков, в центре которого собрались оставшиеся лучники. И перешли к обороне. Ощетинившиеся копьями ряды татар атаковать было труднее, чем биться поодиночке, а лучники из-за спины своих копейщиков посылали стрелы в конных и пеших русичей. Хотя и не так метко, поскольку бить им приходилось все больше навесом. Несколько атак рязанцев татары уже отбили к тому моменту, когда рядом с ними появился Коловрат.
        По заснеженному полю, усеянному мертвецами, в наступающих сумерках носилось несколько сотен коней без седоков. Остальные либо разбежались кто куда, либо были убиты в бою. Присмотревшись к одной из убитых лошадей, Коловрат заметил торчавший из шеи арбалетный болт.
        - Похоже, Бушуй постарался со своими ребятами обездвижить татарскую конницу, - сказал вслух воевода, проезжая мимо.
        - Пеший татарин не так опасен, как конный, - заметил на это Тимофей, - мы тоже в коней били. Пешие они далеко не убегут.
        - Это верно, - кивнул Евпатий, - вся сила у татар в коннице.
        - Значит, ударим сразу в лоб всей силой оставшейся, Евпатий Львович? - предложил Ратиша, кивая на ратников, что сгрудились за его спиной. - Сомнем, и дело с концом. Их там сотен пять, может, шесть осталось. Не более. А то они этак до ночи простоят, а потом разбегутся, или, не ровен час, подмога подойдет.
        - Прав ты, Ратиша, - кивнул Коловрат, - скоро уже ночь наступит, и тянуть нельзя. Да только и людей наших поберечь надобно, не так много их осталось у нас. А потому, Тимофей, разыщи Бушуя и пробейте мне дыру в этом частоколе. Саженей пять. А остальное конница доделает.
        - Понял, Евпатий Львович, - кивнул Тимофей и вдруг вскинул щит, прикрыв воеводу.
        Прилетевшая из сумрака шальная стрела с глухим стуком вонзилась в него.
        - Заметили вас уже, вы бы схоронились от греха подальше, - сказал Тимофей и поскакал вокруг позиций ратников, разыскивать своего старшего.
        Коловрат и в самом деле приподнял щит, прикрывшись от засвистевших вокруг него стрел, но с места не двигался. Ибо все ратники заметили прибытие воеводы и ждали от него приказа к новой атаке. Но он все медлил, пока не увидел отряд конных арбалетчиков, что скакал уже к нему навстречу. Впереди всех он заметил коренастого Бушуя.
        - Жив, чертяка, - обрадовался ему Коловрат. - Ну, как повоевал?
        - Да уж пришлось попотеть, Евпатий Львович, - жалостливо затянул Бушуй свою любимую песню, - не усидели на месте, сколь раз в атаку ходили коннице помогать. Почти всех своих людей положил. Зато и татар, и коней татарских без счета побили. Ни один не ушел пока.
        - Война, брат, - кивнул с пониманием воевода. - Так вот, чтобы никто из них не ушел, дело надо доделать срочно. Пока не стемнело.
        Коловрат махнул рукой в сторону ощетинившихся копьями татарских построений.
        - Пробей-ка мне брешь в этом заборе. А остальное мы сами.
        - Это можно, - деловито кивнул Бушуй.
        - И дай мне один арбалет, - скорее попросил, чем приказал Евпатий, немного подумав. А получив оружие, приторочил его к своему седлу. Посмотрев на Ратишу, он все же добавил: - На всякий случай.
        Тем временем Бушуй деловито отдавал приказания:
        - А ну, разделись на три линии. Заряжай!
        А когда все стрелки, коих числом оставалось не более трех десятков, сидя в седлах и упершись ногой в стремя арбалета, выполнили команду, гаркнул:
        - Первые десять за мной, остальные следом.
        Рязанские ратники, что бились теперь пешими и, присев на колено, прятались за щитами от татарских стрел, расступились. Конные арбалетчики из первого десятка, держа оружие наизготовку, приблизились на нужное расстояние и дали залп. Человек пять из татарского строя рухнуло замертво, не спасли их ни щиты, ни панцири. Арбалетчики развернулись, уступая место следующему десятку, а сами встали в конец небольшого отряда и принялись перезаряжать на ходу. Второй залп оказался точнее, скосил почти весь десяток татарских пешцев поневоле. Со стонами они все повалились на снег. После третьего залпа в рядах татар действительно образовалась небольшая брешь, которая тут же заполнилась новыми бойцами. Но четвертый и пятый залпы вновь расширили ее. Неожиданно в просветах показались татарские лучники, и в конных арбалетчиков полетели стрелы. Двое рядом с Бушуем упали замертво. Но сам он продолжал гарцевать на своем скакуне прямо под градом татарских стрел и оставался невредимым. Он приказал своим бойцам продолжить атаки, тем более что арбалетчики били с такого расстояния, где у них было преимущество в дальности
прицельной стрельбы. Все стрелы были уже на излете, зато арбалетные болты доставали точно до цели.
        Очередной залп из чудо-оружия русичей смел часть лучников, а следующий заставил большинство из них замолчать навеки. Три новых залпа вообще посеяли панику в рядах татар, которые гибли уже десятками, не сходя с места. Брешь в их рядах все росла.
        - Пора, - крикнул Евпатий Коловрат, выхватывая меч. - За Рязань! Вперед!
        И конная лавина всадников обрушилась на татарские порядки. Коловрат первым ворвался в брешь, пришпорив коня, перескочил через вал из трупов, и оказался посреди татар. В него нацелилось сразу несколько копий, он едва успел увернуться от первого и второго, царапнувших по доспехам, третье принять на щит, а четвертое отбить ударом меча. И лишь после этого дотянулся клинком до ближайшего татарина, раскроив ему шишак вместе с головой. Тот выронил копье и, залившись кровью, пропал под копытами коня, а Евпатий устремился дальше в самое сердце татарских построений, которые дрогнули под ударами русской конницы, раздались вширь и готовы были побежать. Но бежать им было некуда. Со всех сторон их ждали копья, стрелы и мечи русичей. Рядом скакал верный Ратиша, щедро раздавая подарки всем, кто попадался на пути. Стоны и вопли раненых вновь огласили снежное поле. Русские витязи в ярости рубили татар, вкладывая всю силу защитников родины в свои удары.
        Несколько стрел летели в Коловрата почти в упор, но чудесным образом миновали его. И лишь увидев последние ряды татар, за которыми уже стояли русские воины, воевода чуть не погиб. Разъяренные поражением татарские безлошадные всадники выставили частокол копий, на которые и налетел конь Евпатия. Благородное животное заржало истово, когда ему в грудь вонзилось не меньше дюжины, а потом захрипело и стало заваливаться на правый бок. Меж тем невредимый Коловрат еле успел спрыгнуть с него на снег и вскинуть арбалет, прихваченный с собой. Единственную стрелу он успел выпустить в грудь рослому татарскому багатуру, который бросился на него в ярости с голыми руками, словно хотел задушить. Стрела прошила ламели панциря, как тонкую ночную рубаху. Но это его не остановило. Уже мертвый татарин добежал до воеводы и подмял его под себя, все еще протягивая руки к его шее.
        - Да что же они все меня сегодня задушить пытаются, - сплюнул Евпатий, с трудом отталкивая мертвеца и вскидывая меч.
        Быстро осмотрелся по сторонам, ожидая новой атаки. Но воевать уже было не с кем. Налетевшие волной конные ратники посекли всех татар до единого, не оставив в живых никого.
        - Ну, вот так хорошо, - решил Коловрат, осмотрев место последней битвы и вытирая капавший со лба, несмотря на морозный день, пот. - Чтоб неповадно было к нам лезть.
        Взглянув на низкое небо, Евпатий понял, что совсем скоро уже стемнеет, нужно убираться отсюда в более защищенные места, пока не явились новые рати из стана Батыя. Да и чем дело в главной битве на холме закончилось, тоже пора было узнать. Не ровен час, они уже одни тут остались. Без войска и князя. А вокруг только татары, которым несть числа. Но Евпатий тут же отогнал эту трусливую мысль, едва она явилась к нему.
        Велев осмотреть раненых и посчитать оставшихся в строю ратников, а также собрать лошадей, что носились по полю без седоков, воевода вспомнил об одной задумке, что обсуждал с князем еще до боя. Горазд был Евпатий Львович на всякие военные хитрости. Не любил воевать скучно. И он кликнул опять Бушуя, вертевшегося неподалеку.
        - Сколько в живых у тебя осталось? - вопросил воевода.
        - Два десятка, да раненых трое, едва в седлах сидят, - ответил предводитель арбалетчиков.
        - Этих оставь здесь, а все оставшиеся мне для отчаянного дела нужны, - заявил Коловрат, подзывая его к себе. А когда тот приблизился на нужное расстояние, проговорил: - Сейчас возьмешь пакли горючей, кремень и кресало да поскачешь прямиком к татарскому лагерю. Как найти, знаешь?
        - Да чего ж его искать, - пожал плечами Бушуй, - вот там за холмом огни по небу мерцают, там и стоит. Батый же нас не боится, шатры раскинул, как хозяин на своей земле. Найду.
        - Вот и хорошо, - кивнул воевода, - подберешься к самым шатрам да добавишь татарам огня. А как заполыхает, во всю прыть сюда, да так чтобы пятки сверкали. Мы тебя в верховьях ручья ждать будем.
        - Сделаем, Евпатий Львович, - ухмыльнулся Бушуй, поворачивая коня без дальнейших расспросов навстречу своей смерти.
        А Коловрат и в этот раз не удержался от напутствий в спину уже почти растаявшего во тьме Бушуя:
        - И, главное, помирать не торопись. Вся война еще впереди.
        - Да ладно… - послышалось в ответ из темноты.
        Глава двадцать шестая
        В Чернигов
        С высоты стен княжеского кремля, стоявшего на самом высоком и неприступном месте в Рязани, было хорошо видно излучину Оки. Морозы этой зимой стояли трескучие, и лед на реке встал уже крепко. По нему взад-вперед с одного берега на другой сновали подводы с припасами, которые везли сейчас в город по приказу князя со всех окрестных земель.
        - Вот по этому льду они к нам и придут, как по дороге, - выдохнул Евпатий слова в морозный воздух.
        - Что дозоры приносят? - спросил Юрий Игоревич, стоявший с ним рядом.
        - Недобрые вести, - ответил воевода, посмотрев на непроницаемое лицо князя, - о том, что конница татарская почти обложила Пронск, отрезав все пути, а Белгород с Ижеславлем в осаде и уже горят ясным пламенем.
        - Ну, значит, не сегодня-завтра Батый будет здесь, - ответил Юрий спокойным голосом.
        Так, будто речь шла о какой-то безделице, а не о жизни тысяч рязанцев и о судьбе всего княжества, которое может и вовсе исчезнуть, если Рязань падет. В конце концов, речь шла и о его жизни. Но когда Евпатий, повстречавший князя с отступавшими войсками, рассказал ему о приказе Батыя своему темнику Айрату, Юрий только рассмеялся, сказав: «Если ему так нужна моя голова, он за ней и в Рязань явится». И продолжил свой путь.
        Впрочем, это безразличие князя не было показным. Он действительно давно потерял всякий страх за свою жизнь, однако это не мешало ему руководить обороной города и всего княжества. В то утро князь и воевода встали рано и снова обошли крепостные стены Рязани, которая уже несколько дней непрерывно готовилась к предстоящей осаде. И вроде бы все было давно готово, но князь, а особенно воевода, снова и снова проверяли оружие ратников, замки на воротах и стены, на которые была теперь вся надежда.
        Население, после возвращения князя в город, быстро прознавшее о численности воинства Батыя, пребывало в панике и смятении. Многие, включая бояр, попытались было покинуть город под разными предлогами, но Юрий быстро прекратил эти поползновения, запретив всем выезжать из Рязани без его приказа. И у рязанцев любого сословия не осталось больше иного пути, кроме как оборонять свой город, ворота, стены и каждый дом превратив в неприступную крепость.
        Обойдя лично почти все укрепления, что растянулись почти на две версты вокруг Столичного и Среднего города, не считая княжеского кремля, оба военачальника порешили, что город готов к осаде. А лучники и даже арбалетчики, которые теперь появились на стенах, вселяли уверенность, что оборона выстоит положенный срок в ожидании помощи. Ибо после столкновения с татарами на Воронеже сам Юрий Игоревич отчетливо понимал, что без помощи извне Рязань обречена.
        Вот только выбор у Юрия был небольшой. Помощи от соседнего Муромского княжества больше ждать не приходилось, оно и так отдало большую часть своих сил Рязани. И теперь в Муроме сами готовились к войне с татарами, которые не прощали никому и ничего, а особенно помощи тем, на кого они нападали.
        Как узнал воевода, вернувшись в ночи с остатками засадного полка к месту главного сражения и застав отступление основных сил, рязанцы в том сражении перемололи не один тумен татарских ратников, но и сами полегли почти все. К ночи у Юрия осталось лишь несколько тысяч всадников и не более тысячи пеших, а лучников всего пара сотен. Утреннего наступления они бы уже не выдержали. Оставив половцев и часть муромских сил прикрывать отход, Юрий устремился к Рязани, где рассчитывал отсидеться хотя бы седмицу, пока не подойдет помощь.
        В первом сражении с татарами погибли оба муромских князя, Юрий Давыдович и Олег Юрьевич. Не раз они отражали натиск татарской конницы и пеших ратников, не единожды сами водили в атаку свои дружины, опрокидывая лучшие силы Батыя. Но к вечеру пришел и их черед помирать. Последний удар объединенных конных и пеших сил Батый направил на центр русских полков, где сражались муромские дружины. Обескровленные, они выстояли, но лишились обоих князей. Остатками их, что мужественно прикрывали отступление основных сил, теперь командовал тысяцкий Иван Черногор.
        Правый край, где находился Юрий Игоревич, тоже был почти смят мощным ударом тяжеловооруженной татарской конницы, которая едва не прорвала оборону и не вышла к лесу, где уже стояла цепь из саней. Князь Юрий сам тогда повел в атаку рязанцев и вновь отбросил татар с холма, но сражение это длилось до самого заката и стоило жизни большей части его полков. Сам же Юрий хоть и устремился в гущу сражения, словно ища смерти, выжил и даже не был серьезно ранен. Если не считать скользящий удар татарского копья, которое вспороло его доспех на боку, и трех коней, убитых под ним.
        В этой мясорубке также выжил и Лютобор, что был уже тысяцким и сражался рядом с князем, ибо Евпатию тот поручил другое дело. Надо сказать, что Коловрат был тому несказанно рад, поскольку в битве на Воронеже погибли почти все военачальники, коих он успел обучить конным сражениям. И Лютобор был одним из немногих выживших.
        Сыновья князя Ингваря, Олег и Роман, к удивлению воеводы, показали немалую прыть в том сражении, не щадя живота своего. Олег, однако, был убит татарами во время последнего приступа. А вот бесшабашный Роман Ингваревич выжил. Более того, воевода узнал от рязанского князя, что молодой Роман с небольшой частью уцелевшего войска, около двух тысяч человек, отправлен им в верховья Оки, на север. И должен был, находясь у Красного или даже Коломны, отправить гонцов к великому князю во Владимир за подмогой. Поступок этот вызывал недоумение у Коловрата, давно заподозрившего Ингваря в интригах против своего брата. И уже после битвы, находясь в Рязани, которой управлял Ингварь до прихода Юрия, воевода наконец-то поведал князю о своих подозрениях. О нападении на поезд с Федором и Евпраксией, о странной смерти Богдана, о пряжке, что заметил на тысяцком Тишило, и о письме доминиканского монаха. И последнее, в чем он подозревал Ингваря, была смерть Евпраксии и ее сына.
        - Это все мои домыслы, князь, хочешь верь, хочешь не верь, - закончил Евпатий, - но уж больно много совпадений на твоем брате сходится. Одного только не пойму, ежели он лихое дело супротив тебя задумал, то при чем тут доминиканский монах с письмом. Они же татарам явно не друзья.
        Долго молчал Юрий, глядя на припорошенный снегом лед Оки, а потом огорошил воеводу ответом:
        - А ни при чем. Тут другие нити видны, о коих тебе неизвестно пока, да и знать не надобно. Ты одно пока понимай - Ингварь и сам татарам не друг.
        Вдохнул морозный воздух князь и, повернувшись, вперил проницательный взгляд в лицо Коловрата.
        - Но ежели хоть половина того, что ты мне рассказал о брате моем, правда. Особливо смерть Евпраксии с наследником, - тряхнув головой, произнес Юрий Игоревич, и на скулах его заиграли желваки, а на лице впервые за месяц появился румянец, - то, видит бог, не побоюсь греха и удавлю его своими руками. А коли сам не смогу - тебе завещаю.
        - Присмотреть бы за ним сейчас надобно, княже, - осмелился дать совет Коловрат, - времена нынче такие, что любая ошибка может последней стать. Недоглядишь, и поздно будет. Я вот догадывался, а за Евпраксией недоглядел. А ты ему давеча всю Рязань доверил.
        - Вот ты и присмотришь, - ошарашил воеводу Юрий, - сегодня после полудня Ингварь отправится в Чернигов, просить князя Михаила о помощи. А ты с ним поедешь, охраной его будешь в пути, заодно и присмотришь. С обороной города до вашего возвращения я и сам управлюсь.
        - Ох, нельзя ему верить, княже, - вновь покачал головой Коловрат.
        - А ты и не верь, - кивнул головой Юрий, - главное, до Чернигова доберитесь побыстрее и возвращайтесь с подмогой назад не позже седмицы. Да поспешай. Больше мы не выстоим.
        Помолчал князь и закончил свою речь, хитро прищурившись:
        - Ну а если что в дороге приключится, - татары вон, сам рассказывал, возле Пронска уже околачиваются, - ты в Чернигов дорогу найдешь. Да, с Михаилом встречался. Он тебя тоже не забыл, в письмах поминал не единожды. И один разберешься, как Рязань спасти. Так что ступай с Богом, воевода, собирайся в дорогу. Бери людей с собой тысячи полторы и пару помощников толковых. Все же татары могут повстречаться. А сгинуть тебе раньше того, как вернешься с подмогой, никак нельзя.
        - Лютобора возьму и Ратишу, - произнес Евпатий, ошарашенный княжеским наказом, особливо по части Ингваря, и вдруг едва не выкрикнул: «Дозволь в Чернигов жену отвезти с младенцем!» Но встретился с ледяным взором рязанского князя, и крик этот застрял у него в горле.
        - Ступай, воевода, - напомнил ему о деле Юрий, - время не ждет.
        В душе у Коловрата словно что-то оборвалось. Они кивнул и направился вниз со стены княжеского кремля.
        Перед тем как отбыть из города, Евпатий уже в доспехах заехал в свой терем, попрощаться с женой. Лада, обычно веселая и задорная, была сегодня очень тихой. Отправив нянек, сидела у постели сына в простом голубом платье и заплетенными в длинную косу волосами, вполголоса напевая ему песни, чтобы убаюкать. Когда Евпатий вошел, она по глазам мужа поняла все, встала и молча обняла его, прильнув всем телом.
        Коловрат в двух словах рассказал ей, куда едет и когда вернется.
        - Татары еще у Пронска увязли, - попытался успокоить он жену, - стены у Рязани крепкие, запасов хватит. Авось обойдется пока. А через седмицу мы назад будем с подмогой.
        Он наклонился к люльке сына и поцеловал его в теплый лоб. Долго не мог оторваться. А потом вновь обнял жену. И наконец, отогнав нахлынувшее внезапно жуткое чувство, что прощается с ними навсегда, шагнул наружу.
        Отъехав от Рязани несколько верст в сторону речки Прони, отряд Евпатия втянулся на высокий холм, за которым дорога уходила в густой лес. Коловрат пропустил всех ратников вперед, задержавшись, и долго смотрел на родную Рязань, словно хотел запечатлеть ее навсегда в своем сердце такой, какой она показалась ему сейчас, - величественным городом на речном обрыве. Над городом этим сейчас сгущался туман, не дававший пробиться к земле лучам солнца. Посмотрев еще мгновение в сторону дома, Коловрат повернул коня и поскакал догонять свой отряд.
        К вечеру потеплело еще сильнее. Туман окутал все берега Оки и леса вокруг Рязани. Ратникам, наблюдавшим со стен за окрестностями, стало почти ничего не видно. Сотник Наум, находившийся меж своими людьми в главной башне Южных ворот, тоже всматривался в туманную дымку, что наползала в сумерках уходящего дня уже на самый ров. Вдруг ему почудилось какое-то движение у кромки леса. Налетевший внезапно ветерок чуть раздул туман, и взору сотника предстали всадники в темных пластинчатых панцирях, ниспадавших до самых колен, и шлемах с навершиями, не таясь выехавшие на самый край рва. В руках они держали копья, а за спиной виднелись мощные луки.
        - Татары, - выдохнул сотник, - вот и дождались.
        notes
        Примечания
        1
        Держикрай - это порубежник, пограничник.
        2
        В древности провинившихся в наказание сажали в глубокую яму. Заключенный мог видеть оттуда лишь небольшой кусок неба, размером в овечью шкуру (с овчинку). И то, что на самом деле было большим и необъятным, становилось маленьким.
        3
        Бирюч - так назывался глашатай в Древней Руси, вплоть до времен Петра Первого. Он объявлял на улицах о княжеских решениях и новых постановлениях, а также контролировал их выполнение.
        4
        Папежники - так на Руси презрительно называли последователей римского папы, католиков.
        5
        Laudare, Benedicere, Praedicare! Девиз доминиканского ордена - «Восхвалять, благословлять, проповедовать».
        6
        Доминиканская миссия летом 1236 года действительно достигла поселений мордвы во владениях Юрия Всеволодовича, но наличие княжеской грамоты и конкретных ограничений на ведение миссионерской деятельности - в данном случае вымысел автора.
        7
        Папа римский Григорий IX, в 1231 году учредивший папскую инквизицию, а в 1232 году передавший ее в руки доминиканцев, также впервые в истории объявил черную кошку воплощением Сатаны. Булла Григория IX под названием Vox in Rama является официальным церковным документом, который впервые объявляет об этом.
        Среди историков существует версия о том, что именно эта булла, поощрявшая истребление кошек, могла стать одной из косвенных причин эпидемии чумы в Европе. Чума проникла из Центральной Азии в Европу, как считается, на кораблях. При этом резко возросла численность крыс, переносчиков чумы, а количество охотившихся на них кошек, наоборот, стало сокращаться.
        8
        Согласно «Повести о разорении Рязани Батыем», у рязанского князя Юрия Игоревича был старший брат - Ингварь Игоревич. По одной из версий - он занимал рязанский престол до Юрия и умер в 1235 году, еще до нашествия Батыя. Однако подтверждающих это фактов нет. В летописях эта смерть не отмечена, а дата смерти упоминается лишь у историка В. Н. Татищева. Между тем и самого Юрия Рязанского, о котором говорят летописи в 1207 году, исследователи иногда отделяют от князя Юрия, погибшего в 1237 году при осаде Рязани. Первого в этом случае считают братом, а второго сыном Ингваря Игоревича. Если считать дату смерти Ингваря Игоревича в 1235 году верной, то погибший при осаде Рязани Юрий был сыном Ингваря. Однако в рассказе Новгородской Первой летописи о нашествии монголо-татар на Муромо-Рязанскую землю, рязанский князь прямо назван «Ингворовым братом». К слову, некоторыми другими источниками такой князь, как Ингварь Игоревич, вообще не засвидетельствован.
        Если принять версию «брата», то не ясно, как Ингварь потерял верховную власть в Рязани и чем занимался после этого, находясь при своем младшем брате Юрии. Ведь, согласно той же Новгородской Первой летописи, в момент пришествия Батыя в Рязани сидит именно князь Юрий Игоревич.
        Учитывая всю сложность верной интерпретации прошлого Ингваря Игоревича, в данном повествовании он все же остается старшим братом Юрия, но ограниченным в правах, лишенным верховной власти, низведенным до роли удельного князя, однако назначенным ответственным за внутреннюю политику в княжестве. Это версия целиком и полностью придумана автором и не имеет прямого отношения к реальности. Согласно «Повести о разорении Рязани Батыем» именно с Ингварем Игоревичем Евпатий Коловрат находился в Чернигове в момент нападения татар на Рязань в 1237 году.
        9
        Город Красный (Зарайск), стоял на реке Осетр, примерно в 130 километрах от Рязани. Федор Юрьевич, сын рязанского князя Юрия Игоревича, известный по «Повести о разорении Рязани Батыем», был первым известным удельным князем этого города. Тогда еще, по сути, деревни. При нем здесь был возведен деревянный острог, обнесённый валами и рвами с водой. В 1237 году городок был сожжён напавшими на Русь войсками Батыя.
        В различных источниках содержится не менее тридцати вариантов наименований города. Среди них были Осётр (1146), Красный (1225), Заразск (1225), Новгородок-на-Осётре (1387), Никола Заразский (1610). Однако современное название Зарайск окончательно прижилось лишь с XIX века. О происхождении самого названия «Зарайск» также существует несколько версий. 1. Название происходит от слова «ряса» (болото). Так как относительно Рязани город находился «за рясками», или за болотами. 2. Название произошло от слова «зараза» (непроходимый лес). 3. Возможно, связано с народом эрзя. И многие другие.
        10
        В реальности неизвестно, где находилась вотчина Ингваря в данный период. Да и само происхождение Ингваря остается под вопросом. Данная версия целиком придумана автором.
        11
        На этом месте находится современная Рязань.
        12
        Поршни - русская кожаная обувь простейшего покроя. По внешнему виду это сшитые из одного или двух кусков кожи мягкие туфли. По краям кожи в сделанные отверстия продевались ремешки, которые нужно было завязать у голени. Такая обувь была известна на Руси с VII века.
        13
        В XIII веке «самострельными коловратами» на Руси называли разновидность арбалета, для приведения в боевое положение которого использовался вращательный механизм в виде круга с рукояткой. Отсюда «коловрат» - это самое обычное прозвище воина, умевшего хорошо обращаться с арбалетом или «самострелом», как его называли русичи. По официальной исторической версии, в XIII веке на Руси еще не знали арбалетов. Хотя есть свидетельства как археологов, так и в текстах летописей, что в начале XIII века арбалет периодически все же использовался русичами для оборонительной войны.
        Например, Ипатьевская летопись 1291 года уже упоминает о наличии у русичей «великих и малых» коловоротных самострелов. А в Ливонской хронике есть более раннее упоминание 1223 -1224 годов о русских арбалетчиках, которые использовали свое оружие против рыцарей ордена с крепостных стен города Юрьева. Поэтому можно с большой долей вероятности считать, что в начале XIII века арбалеты уже использовались на Руси, но по большей части на ее западной границе.
        14
        Арбалеты имели разную конструкцию дуги, спускового механизма и силу натяжения. Но в Европе в средние века наиболее были распространены арбалеты с натяжением менее 45 килограммов, которые били не далее 300 метров даже облегченными стрелами.
        15
        Этот эпизод выдуман автором.
        16
        Этот персонаж придуман автором.
        17
        Пороки - так на Руси вХ-XVI веках называли все виды метательных машин. Как баллисты, так и катапульты.
        18
        По легенде, Евпраксия, узнав о смерти мужа, покончила с собой, бросившись с колокольни собора вместе с малолетним сыном Иваном в Зарайске (Красном).
        19
        Зрение - элемент шлема в виде пластины с прорезями для глаз.
        20
        Тумен - 10 000 воинов.
        21
        Дата примерная. Оборона Рязани датируется 16 -21 декабря 1237 года. Соответственно, первое сражение с татарами в поле произошло не менее чем за неделю до нападения на сам город.
        22
        Ерихонка - древнерусский шлем с острым верхом, наушниками и козырьком с наносником, шлем богатыря.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к