Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / ДЕЖЗИК / Жаринова Елена : " Волчья Радуга " - читать онлайн

Сохранить .
Волчья Радуга Елена Жаринова
        Бок о бок существуют с незапамятных времен миры Фенлан и Бекелфел, но их разделяет надежная Грань. Раз в триста лет за неделю до полнолуния Грань открывается, и обитатели миров могут пересечь ее…
        Переводчица Катя должна выполнить работу в срок, но дома ей мешают шумные родственники. Она отправляется в бабушкин дом в деревню Камышовка и оказывается «в нужное время в нужном месте». Поневоле ей придется стать участницей невероятных событий, познакомиться с демонами, Лесной хозяйкой, бессмертной королевой Морэф и юным оборотнем Яно…
        Елена Жаринова
        Волчья Радуга
        Пролог
        Волк мчался по лесу, безошибочно отыскивая свои тайные тропы. Лес то вздымал в небо гладкие стволы корабельных сосен, то прижимался к земле, ощетиниваясь колючим кустарником, закрывая путь буреломом, и всюду клубился молочно-белый холодный утренний туман. Зверь бежал из последних сил, а сзади слышались голоса охоты.
        Всадники погоняли сильных, злобных коней, те без труда перемахивали через могучие тела вывороченных с корнем деревьев. Впереди неслась собачья свора - не суетливые пустолайки, а натасканные охотничьи псы; повизгивая в предвкушении схватки, летели они, загоняя добычу в ловушку. Пел рожок, и далеко разносились азартные крики:
        - Ату его! Ату!
        Сильные мягкие лапы стремительно несли молодого зверя, но сердце ледяным осколком кололо широкую грудь: «их так много, они везде, пройдет еще полчаса бешеного бега, и я упаду… Свора окружит меня, отчаянно лая, а старший егерь выстрелит, стараясь не попортить шкуру… А если я ошибусь, споткнусь, налечу на дерево - они так и мелькают перед глазами, - я потеряю скорость, и собаки набросятся на меня»…
        И хотелось повалиться на землю, зарыться мордой в сухую листву, по-щенячьи обхватить лапами пересохший нос и зажмурить глаза. А главное - сбросить с шеи невесомую цепочку, причиняющую нестерпимую боль, от которой темнело в глазах. Но страх смерти подстегивал лучше кнута, и волк, плотнее сжимая зубы, делал новый рывок и новым немыслимым зигзагом сбивал погоню с толку.
        Между тем вставало солнце. От серебряного крестика, мечущегося на пушистой волчьей груди, скользили по деревьям стремительные легкие блики. Золотистые лучи острыми шпагами пронзали туман, и казалось, что слышно было его недовольное шипение. Первая желтизна ранней осени наполнялась светом и драгоценным блеском; поляны и кочки, поросшие седой осокой, еще дышали теплом летней земли. Волк столько раз видел рассвет, что перестал замечать его красоту, но сейчас, сквозь бег и страх, он вглядывался в это чудесное утро. Не может быть, чтобы оно стало последним!
        А лес становился все гуще и темнее, и, хотя солнце ползло в зенит, оно не тратило свой свет на эту глушь, куда даже он никогда еще не забирался в своих одиноких странствиях. Волк знал, что приближаются места, откуда не возвращался живым ни зверь, ни человек. Но сейчас его могла спасти только непроходимая чаща, или смертоносная трясина, которая, как он слышал, ждала впереди, или пропасть, через которую он бы, конечно, перепрыгнул, а погоня - нет. И вот голоса охотников, проклинающих лес, словно сомкнувшийся перед ними, стали затихать вдали: ни один не рискнул свернуть себе шею в скачке по бурелому. Но собаки продолжали гнать волка, хотя уже не представляли, куда он их ведет. Охотничий инстинкт превратил их в одержимых; в ноздрях стоял только волчий запах, перед глазами мелькал то там, то здесь такой близкий дымчато-серый бок.
        Между деревьями показалась трясина, окруженная жидкой сосновой порослью. Это было не обычное лесное болото: от него веяло зловещей тишиной. Здесь, похоже, не водились ни птицы, ни жабы, ни змеи. Гуманный морок, как паутина, цеплявшийся за черничные кустики, казался живым. В нем как будто дрожала невидимая струна - или билась жилка у виска. Волк знал: это чувствуется близость Грани.
        Грань колеблется.
        Грань дышит.
        Раз в триста лет такое случается…
        Скоро наступит полнолуние, и тогда все затихнет. Но до той поры многое может измениться… И поэтому ему надо спешить.
        Волк, не раздумывая, прыгнул на ближайшую кочку, не касаясь лапами обманчивого ярко-зеленого мха, и, не задерживаясь там, поскакал дальше, в самое сердце болота. Собаки, почуяв неладное, остановились на берегу и залились яростным лаем. Лишь самый молодой, большелобый рыжий пес попытался повторить прыжок волка, но, недолетев до кочки, упал и тут же провалился в трясину. Ему повезло: мокрый и грязный, он, дрожа, выбрался на берег и, жалобно скуля, потрусил назад. Помедлив, в лес повернул и вожак, увлекая следом всю свору.
        Волк, тяжело дыша, припал животом к последней кочке. Он не чувствовал себя в безопасности, скорее, наоборот. Его все-таки загнали в ловушку: стоит собакам привести кого-нибудь из спешившихся охотников, как пуля из охотничьего ружья легко достанет добычу. Перебежать обратно, попытаться скрыться? Но его быстро выследят и продолжат погоню, а он чувствовал, что, раз остановившись, уже не сможет повторить этот бег. Волк, прижав уши, посмотрел вглубь болота. Об этом месте ходили страшные легенды и среди людей, и среди лесного зверья. Нет ничего страшнее, чем ужас неизвестности, темная, дышащая холодом бездна. Только отчаяние могло заставить молодого волка прятаться на болоте. И теперь он пополз вперед, туда, где колыхалась не то высокая трава, не то зеленый туман.
        Под мокрым брюхом неприятно чавкало. Но не это заставляло могучего зверя прижимать чуткие уши: от зеленых зарослей навстречу ему заструилась золотистая, сверкающая на солнце пыльца. Ветра не было, однако трава наклонила сочные стебли в сторону незваного гостя и зашелестела, предупреждая о чем-то. Но поздно: рой золотых пылинок, танцуя, окружил волка, так что шкура его заблестела. И тут же на него тяжело навалилась странная дремота; лапы начали цепенеть, бессильно дернулся пушистый хвост. Ну и что? Зачем куда-то бежать? Разве есть где-то место безопасней, чем эта мягкая моховая постель… Даже боль, которую причинял Ключ, утихла, превратившись в сон. Вот так лежать в блаженной дремоте - вечно, постепенно соединяя свою плоть с лесом, прорастая в нем травой… Слушая, как чирикают и посвистывают над тобой птицы…
        Птицы? Волк приоткрыл глаза. Это движение оказалось таким же трудным, как если бы он волок за собой могучий дубовый ствол. Наверное, он все-таки заснул и теперь видит сны: прямо возле его морды сновали крошечные зеленые существа.
        Они были похожи на людей, точнее, на тряпичные детские куклы. Но хрупкие их тела покрывала зеленая шерстка, похожая на молодую весеннюю траву. Крошечные круглые рожки на лбу придавали им забавный вид, а взгляд больших темных глаз казался разумным. Существа окружали неподвижного волка. Самые смелые из них протягивали ручки к его усам; другие о чем - то оживленно совещались, издавая тот самый щебет, который помешал волку спать. А потом послышался голос. Он был одновременно глубок и звонок, строг и ласков; одни слова шелестели листвой, другие походили на барабанную дробь дождя по лесной тропинке.
        - Эй, что вы нашли там, зеленые шалуны?
        Существа врассыпную брызнули прочь, наперебой крича о чем-то.
        - Ах вот оно что… Не бойтесь, малыши, это друг. Он попал в беду: греза-трава напустила на него свои чары. За ним гонятся, и мы не сможем ему помочь. Видите у него на шее Ключ? Если у него отнимут эту вещь, всех нас ожидает беда. Он должен выполнить свое обещание. Просыпайся!
        Нежная рука коснулась мокрой шерсти - или это было теплое дыхание ветра? Волк почувствовал, что оцепенение оставляет его. С трудом поднимаясь на дрожащие лапы, он оглянулся. Кто же здесь был? Над болотом висела мертвая тишина, и только впереди, за коварными зарослями, почудилась ему тень: как если бы медноволосая женщина в золотом платье махала ему рукой. Пошатываясь, пригнув голову, волк пошел на зов. Греза-трава не шелохнулась при его приближении. Крест сверкнул на солнце холодным серебристым блеском. Грань была где-то здесь… Он не успел подумать, как будет ее искать. Его на миг ослепила страшная боль, словно он шагнул в свирепое пламя, словно нож охотника с него живого сдирал шкуру. Боль тут же прошла, а вместе с ней исчез и знакомый осенний лес. Вдали, сквозь молодую листву тополей, сверкали на утреннем солнце новенькие золоченые купола.
        Часть первая
        Глава 1
        СПЛОШНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

«Фиби поправила облегающую блузу на высокой груди и направилась к покупателю, встречая его ослепительной белозубой улыбкой. Высокий молодой человек в длинном белоснежном пальто без малейших следов дорожной грязи задумчиво перебирал вешалки с самыми дорогими рубашками, не зная, на которой остановить свой выбор. Восхищенный взгляд его темных глаз остановился на Фиби, без тени смущения оценивая ее с головы до ног». То есть от золотистых локонов, вьющихся в естественном беспорядке, до щиколоток, изящных, как у породистой лошади. Господи, ну почему все любовные романы - такая пошлость?! Катя поправила растрепанные страницы и, на ходу запихивая книжку в сумку, стала пробираться к выходу, участвуя в обычном диалоге:
        - Вы не выходите? Нет? Так что ж вы здесь стоите?
        На выходе из метро как всегда было столпотворение. Двое парней в десантной форме с надрывом исполняли «Владимирский централ». Лица кавказской и прочих национальностей бойко торговали солнцезащитными очками и дешевым нижним бельем невообразимых размеров, искусственными цветами и шоколадными конфетами в развес.
        Катя бросила взгляд на полосатых дворовых котят в коробке с табличкой «русская голубая», едва не споткнулась о пьяненькую бомжиху, безмятежно усевшуюся прямо посреди дороги, и, направляясь к остановке маршрутки, засмотрелась на себя в тонированном стекле припаркованной у ларька машины.
        Отражение порадовало Катю. Все-таки темно-красная маечка и белая ветровка - удачное сочетание: в нем есть что-то свежее, спортивное, летнее. А из-за прически
        - высоко завязанного кудрявого хвоста - она кажется совсем девчонкой. Будто и не было изнуряющей скучной зимы, когда казалось, что тепло и солнце не вернутся никогда. Новые белые кроссовки, в поиске которых она обошла сегодня в центре с десяток магазинов, будут как нельзя кстати. И вообще, прогулка получилась чудесная, а то из-за этой новой работы в ближайшие месяца два ей будет не отойти от компьютера.
        Вдруг что-то мелькнуло в поле ее зрения. Катя оглянулась, и настроение сразу испортилось: прямо к ней на всех парусах своих разноцветных юбок направлялась высокая пожилая цыганка.
        Почему цыганское племя предпочитало в качестве жертвы именно Катю - девушка никогда не понимала. Вот и сейчас вокруг полно людей, в том числе и молодых девиц, одиноко покуривающих в сторонке. Почему же опять к ней?!
        - Дай погадаю, красавица, - услышала Катя знакомую напевную фразу.
        - Спасибо, обойдусь, - досадливо буркнула Катя, инстинктивно покрепче прижимая сумку к боку.
        - Чего ты испугалась? Мне твои деньги не нужны. А тебе мои слова ой как пригодились бы.
        Цыганка не бежала за Катей, не пыталась схватить ее за рукав, и голос ее показался девушке до странного приятным. «Гипнотизирует!» - тут же подумалось ей. Однако желание говорить грубости пропало, и девушка просто молча пошла прочь, спиной ощущая внимательный, пристальный взгляд. Уже садясь в маршрутку, она подумала: а может, зря не выслушала цыганку? Может, и впрямь та хотела сообщить ей что - то важное? Ведь наверняка среди них есть не только мошенницы. А может, сама эта встреча - предупреждение о чем-то? В задумчивости Катя добралась до дверей своей квартиры и повернула ключ в замке. Вот сюрприз! Дверь оказалась заперта изнутри на засов. Уже догадываясь, что ее ожидает, девушка нажала на звонок.
        - Привет, Кэт! - воскликнула, открывая дверь, Галина Андреевна, Катина мама.
        Галина Андреевна уже десять лет была в разводе с Катиным отцом. Четыре года назад она снова вышла замуж и оставила дочке трехкомнатную «распашонку» на проспекте Культуры. Тогда Катя только год, как окончила английское отделение Университета, бегала по частным урокам и занималась своими первыми переводами. Оказавшись единоличной хозяйкой квартиры, девушка устроила в ней все по своему вкусу: одну комнату, самую темную, отвела под кабинет, другую - под спальню, а в самой большой сделала гостиную. Постепенно старая мебель отправилась на помойку, в кабинете появился хороший компьютер, на стены легли модные светлые обои, вдоль них выросли пальмы в кадках. Одним словом, квартира из тесноватой пещерки для троих превратилась в уютное гнездо для одного. Катя так дорожила покоем и уединением, что даже друзей сюда приглашала только по большим праздникам, предпочитая встречаться где-нибудь на нейтральной территории. Но мама - это совсем другое дело.
        - Нет, ты представляешь себе, - заливаясь слезами, твердила Галина Андреевна, обращаясь то ли к дочери, то ли к своему чемодану, который она разбирала, раскладывая вещи по кровати, - этот монстр, этот страшный человек, заявил мне, чтобы я, видите ли, не смела его шантажировать. Дескать, я уже тысячу раз грозилась уйти и ни разу этого не сделала. Ему, видите ли, не страшно. Он, видите ли, не верит! Станиславский чертов! А я собралась и ушла. Я бросила ему в лицо и серьги, и браслет, которые он мне дарил вовсе не от чистого сердца, и, в чем была, ушла. И я выдержу характер, чего бы мне это ни стоило! Он еще приползет сюда молить о прощении, он признает, что виноват передо мной. А до тех пор поживу дома. Я ведь тебя не стесню, Кэт?
        - О чем ты говоришь, мама? Это твой дом, - автоматически ответила Катя, с трудом удерживая улыбку: надо же, мать в амплуа блоковской героини! «Ты в синий плащ печально завернулась, в сырую ночь ты из дому ушла…»
        Катин отчим, Лев Михайлович Кентлер был прекрасным стоматологом и добрейшей души человеком, который, в этом Катя не сомневалась, Галину Андреевну обожал. Наверняка очередная ссора с ним произошла из-за какой-нибудь ерунды. Сначала Лев Михайлович робко сказал, что не сможет взять отпуск в июле, потом выяснилось, что он жестокий эгоист, и вот, наконец, - монстр и страшный человек. Главное, что это было очень некстати. Катя как раз подписала договор с издательством на перевод очередного американского дамского романа - именно его она читала в метро. Теперь ей предстояло плотно поработать, проводя за компьютером всю первую половину дня - потом солнце перейдет на их сторону дома, и до восьми вечера никакие жалюзи не спасут. Поэтому и по магазинам она отправилась в такую рань. Объяснить маме, что обсуждение недостатков ее почтенного супруга надо будет отложить до вечера, представлялось почти невозможным.
        Так и вышло. За весь день Катя не подошла к компьютеру. А ведь уже был набросан подстрочник первой главы, и теперь оставалась самая приятная работа - превращение этого словесного хлама в изящную литературную безделушку. Но до обеда они в четыре руки разбирали мамины вещи и приводили в порядок комнату, которой Катя практически не пользовалась, а потому подзабросила, потом Катя потащила Галину Андреевну в ближайшее кафе, чтобы не заморачиваться с готовкой, чего не любили ни та, ни другая. Вечером же, за бутылкой вина пришлось не только узнать всю подноготную семейной жизни супругов Кентлеров, но и самой в очередной раз объясняться, почему она не выходит замуж за Мишу Титаренко.
        Встав на следующий день в семь утра, Катя, несмотря на больную голову, тут же села за работу. Но уже в одиннадцать на кухне зашуршала Галина Андреевна, и все повторилось сначала. Мама постоянно заглядывала в кабинет:
        - Кэт, кофейку не хочешь?
        - Катюша, тебе не жарко?
        Приходилось работать урывками, пока мама ходила в магазин, а потом болтала по телефону с подругой. Несмотря на плотно прикрытую дверь, оттуда доносилось: «Нет, ты представляешь? Да, да, страшный человек. Ты права, дорогая. Да, все такие». Потом были обеды и перекуры, а потом пришло солнце, и как ни пыталась Катя, щуря глаза, разглядеть что-нибудь на залитом светом экране, ей пришлось смириться с тем, что и этот день прошел впустую. А значит, придется переписывать рабочий план, в котором она по числам раскидала количество страниц, и все получалось так удачно, что в августе ей даже удавалось выкроить две свободные недели. А Кентлер не звонил и забирать жену, похоже, не собирался…
        Но правду говорит мудрый народ: беда не приходит одна. Не прошла и неделя после маминого бегства, как с утра, часов около девяти, в дверь позвонили. Толстая женщина в джинсовой юбке невероятного размера и в непроницаемых солнцезащитных очках принесла телеграмму, в которой значилось: «Прибываем 6 в 14 на Московский тчк оттуда сами тебе тчк папа бабушка». Катя расписалась в получении, закрыла за письмоношей дверь и пошла изучать сообщение. Вскоре к ней присоединилась и Галина Андреевна.
        Вместе они поняли эту телеграмму так. Папа - это Дмитрий Павлович Астахов, первый муж Галины Андреевны. Бабушка, соответственно, - баба Вера, его мама. Сегодня 6 июня, значит, они приезжают из Твери сегодня в два часа дня, но встречать их не нужно, так как с Московского вокзала они доберутся сами. То есть, если поезд не опоздает, уже в три могут быть здесь. Оставалось неясным, зачем и насколько они приезжают, но выяснить это сейчас не представлялось никакой возможности, и потому Катя села за компьютер, а Галина Павловна помчалась в магазин. Со своим первым мужем она по-прежнему была дружна, хотя и виделась редко, а бывшую свекровь по привычке, совершенно автоматически побаивалась и потому считала должным встретить гостей умопомрачительным столом.
        В полчетвертого, когда мать с дочерью уже начали волноваться по поводу пропавших родственников, раздался наконец долгожданный звонок в дверь. Галина Андреевна в желтой атласной блузе, выпущенной поверх черных брюк, поправила перед зеркалом прическу и пошла открывать, Катя выглянула из комнаты. Но на пороге оказались вовсе не Дмитрий Павлович с бабой Игрой, а Лев Михайлович Кентлер собственной персоной.
        - Здравствуй, Галочка, - сказал он, замявшись на пороге и протягивая ей букет роз в шуршащем целлофане. Галина Андреевна машинально приняла цветы, уступая мужу дорогу в дом.
        - О, да у вас праздник, - произнес Лев Михайлович, учуяв дивный запах курицы в кисло-сладком соусе, доносящийся из кухни. - Гостей ждете?
        - Да нет, каких гостей, - смущенно отвечала Галина Андреевна и вдруг, вспомнив, что она с мужем в жуткой ссоре, набрала в легкие побольше воздуха, метнула из глаз молнию и металлическим тоном поинтересовалась, набрасывая на дверь цепочку:
        - А вы, собственно, по какому вопросу?
        - А я, собственно, поговорить, - кротко отозвался Лев Михайлович.
        - Нам не о чем говорить! Все, что нужно, я тебе уже сказала. И вспомни, что ты мне ответил! И как после этого ты посмел явиться сюда и устраивать здесь сцены?
        - Но, Галочка, во-первых, я ничего такого тебе не сказал, - Лев Михайлович расстегнул пиджак и присел на краешек стула в прихожей. - А во-вторых, я совсем не устраиваю сцен. Напротив, это было бы нежелательно. И если ты сейчас не в настроении…
        - Я в настроении! Я в прекрасном настроении! - Катя даже из-за поспешно закрытой двери слышала, как мать набирает обороты. - Точнее, была в настроении, пока ты не пожаловал. У нас, действительно, семейный праздник, на котором ты, извини уж, лишний! А сейчас приедет мой муж, и я не думаю, что он будет тебе рад.
        - Галочка, опомнись, - слышала Катя усталый голос отчима, - какой муж? Я твой муж. Надеюсь, мне пока не надо предоставлять тебе об этом письменную справку?
        - Надо будет, и представишь, - заявила Галина Андреевна.
        Тут вновь послышалась трель звонка.
        - Ага! - торжествующе сказала Галина Андреевна, распахивая дверь, откуда в прихожую, с трудом волоча два необъятных чемодана, ввалился Дмитрий Павлович, за которым семенила низенькая, сухонькая баба Вера. Дмитрий Павлович дыхнул на присутствующих сочной смесью перегара и привокзального пирожка с мясом и ступил на сцену.
        Дмитрий Павлович Астахов, замечательный Катин папа, был неординарной личностью. Даже слишком неординарной, в чем, собственно, и состояла причина его несовместимости с семейным укладом жизни. Психолог по образованию, поэт и артист по призванию, он всю жизнь искал себе место под солнцем. Да такое, где его многочисленные таланты не покрывались бы пылью, а сверкали золотой россыпью. Он поменял множество работ, от методиста во Дворце пионеров до режиссера в областном театре самодеятельности, издал за свой счет две брошюрки любовной лирики с посвящениями соответственно: «Гале» и «Галине». Это отнюдь не было насмешкой, так как жену он любил гак же самозабвенно, как стихи, шумные компании, хороший коньяк и прогулки по ночному городу. Но, к сожалению, его любовь относилась скорее не к самой Галине Андреевне, преподавательнице английского в средней школе и яростной противнице любой нестабильности. Он любил некий символ, Прекрасную Даму, которую разглядел когда-то в пышноволосой студентке иняза, и был этому символу верен. На саму Галину Андреевну эта верность никогда не распространилась…
        - Галина, вот сюрприз! - прогремел он хорошо поставленным басом. - Ехал к дочке, а приехал к жене!
        - К бывшей жене, - холодно поправил его Лев Миихайлович, - которая находится здесь случайно.
        Дмитрий Павлович вгляделся в неожиданного собеседника.
        - С кем имею честь? - язвительно поинтересовался он, Катя, почуяв недоброе, поспешила выйти из комнаты навстречу гостям.
        Бывший и нынешний супруги Галины Андреевны не были знакомы друг с другом. После развода, состоявшегося в одночасье, но мирно уже десять с лишним лет назад, Дмитрий Павлович укатил к родне в Тверь, где и продолжал свою бурную, беспорядочную деятельность. Пару раз потом он приезжал в Питер - навестить дочь, старых друзей и, конечно, свою Галину, которую по - прежнему заверял в любви, хотя через родню доходили слухи, что в Твери у Дмитрия Павловича сменились уже три гражданские жены. На письмо, в котором бывшая супруга сообщала о новом замужестве, он ответил красивой открыткой с поздравлением, но с тех пор, а это случилось четыре года назад, больше не появлялся лично.
        - Привет, папа, бабушка, - сказала Катя, обнимая его и бабу Веру, которую до сих пор никто не удосужился хотя бы проводить в комнату. - Это Лев Михайлович Кентлер, а это Дмитрий Павлович Астахов, мой отец, - представила она мужчин.
        Дмитрий Павлович в потертых джинсах и ковбойской клетчатой рубахе, с высоты своего двухметрового роста посмотрел на одетого в чистенькую светлую пару стоматолога. Он уже собирался протянуть ему руку, но тут Лев Михайлович, усмотрев в сложившейся ситуации явный заговор против его персоны и, возможно, намерение Галины Андреевны сгоряча вернуться к бывшему мужу, вскипел.
        - Галочка, может, ты объяснишь, что здесь происходит? - высокомерно обратился он к Галине Павловне, намеренно не замечая тверского гостя.
        - А я тебе все уже объяснила, - сложив руки на высокой груди, холодно ответила Галина Андреевна.
        - Значит так, - поднимаясь со стула, сказал стоматолог, - или ты сейчас же прекратишь этот спектакль и отправишься домой, или…
        - Нет, Галка, как он с тобой разговаривает! - перебил его Дмитрий Павлович. - А ты молчишь? Ну, я тебя не узнаю… Это, может быть, у них в синагоге так принято с женами обращаться.
        - Ах вы… - задохнулся от ярости покрасневший Лев Михайлович, - я тебе, Галя, этого никогда не прощу.
        И Кентлер, схватив изящный кожаный портфельчик, ринулся к выходу, с грохотом захлопнув за собой дверь. Баба Вера ахнула, прикрыв ладонью рот. Катя, повернувшись к матери, покрутила пальцем у виска. Дмитрий Павлович застыл с виноватым лицом. Одна только Галина Андреевна, сохраняя величавое спокойствие, махнула полной рукой со свежим маникюром и сказала:
        - Ну и дурак. Здравствуйте, Вера Федоровна, я с вами так и не поздоровалась. Ну что, все готово, мы вас уже заждались, а то ходят тут всякие, сами видели… Пойдемте к столу.
        Застолье по обыкновению семьи Астаховых было пышным. Стол ломился от всевозможных яств и напитков; громко играла музыка: Катя поставила для отца его любимое
«Золотое кольцо», и Дмитрий Павлович подпевал басом:
        - Напилася я пьяной, не дойду я до дома…
        За столом выяснилось, что Дмитрий Павлович привез мать в Питер на обследование.
        - Что-то расклеилась совсем моя старушка, - басил он, любовно поглаживая бабу Веру по худенькому плечу. - А у меня тут знакомых врачей много осталось, так пусть полежит пару недель в больнице, анализы сдаст, УЗИ сделает.
        - Что-то серьезное? - озабоченно спросила Галина Андреевна.
        - А черт его знает, - пожал плечами Дмитрий Павлович и подлил всем водки.
        - С животом что-то, Галочка, - пояснила баба Вера, - слаба животом стала - сил нет. Что ни съем, все не впрок. Вот он меня и уговорил ехать, огород бросила, засохнет там все, конечно.
        - Здоровье в первую очередь, Вера Федоровна, - заметила Галина Андреевна. - Ну, да вы у нас молодец, тьфу-тьфу-тьфу, дай бог каждому. А чего заранее не предупредили?
        - Как это? Я ж послал Катюхе телеграмму. Ты что, не получила?
        - Получила, папа, сегодня утром. Мама вон еле успела на стол накрыть.
        Дмитрий Павлович состроил удивленную мину.
        - Во как! А посылал-то я ее три дня назад, когда билеты взял.
        - Да нет проблем, пап. Мама мне тоже как снег на голову свалилась. Только вот как все разместимся теперь?
        Тихое, не замеченное беседующими всхлипывание Галины Андреевны вдруг превратилось в безудержное рыдание. До нее только сейчас дошло, что ее многотерпеливый, но щепетильный в вопросах своего национального достоинства Лев Михайлович ушел, хлопнув дверью, простившись, можно сказать, навсегда. Если бы так поступила она сама, этому не стоило бы придавать особого значения, но в его устах брошенное «я тебе никогда этого не прощу» принимало совсем другой смысл.
        - Дурак ты, Димка, - рыдая, набросилась она на бывшего мужа, - как был дурак полный, так и остался. Ну кто тебя за язык тянул?
        - Да ты чего, Галина? - опешил Дмитрий Павлович. - Я ж за тебя… Зачем он тебе… Ты же вроде обижалась на него.
        - Я обижалась! Пообижалась бы, пообижалаеь и успокоилась. А теперь что?
        - И правда, Митя, зря ты так, - вздохнула встревоженная баба Вера.
        Катя потерла виски: у нее снова разболелась голова.
        - Ой, мам, только не надо реветь, - поморщилась она. - Он успокоится, а завтра я к нему съезжу и поговорю. Лев Михайлович меня выслушает, и он отходчивый, все обойдется. Он тоже погорячился. А тут все так сразу…
        Галина Андреевна, заливаясь слезами, выскочила из комнаты на кухню.
        - Значит, маму я устрою у себя, - вздохнула Катя. - А вы тогда с бабушкой в этой комнате.
        - Ну что, подбросили тебе хлопот, котенок? - добродушно усмехнулся Дмитрий Павлович.
        Да нет… Просто у меня как раз работа на лето, через два месяца сдать нужно, а время идет. А тут суета всё время… Я за эту неделю так ничего толком и не написала.
        Что за работа? - заинтересовался отец. - Опять переводишь?
        - Ага. Любовный роман. Дичь редкостная. Он - мутный мачо, она - блондинка в стиле Мэрилин, ну и них любовь с первого взгляда. В общем, ничего особенного. Но мне за это хорошо заплатят - если, конечно, поспею и срок.
        - А ты поезжай к бабушке, - предложил Дмитрий Павлович.
        - Да ну какое там…
        - Нет, правда, Катюша, съездила бы в Камышино на пару недель? У нас там сейчас такая благодать… И народу пикою, только старики местные. У нас церковь ремонтируют, Преображенскую. Вот перед отъездом заходила - купола горят, как новенькие. Красота! Поезжай!
        - Бабуля все об огороде своем печется, - засмеялся отец. - Думает, ты там полоть да поливать будешь. А то бы, в самом деле, поехала. У тебя же есть этот, как его, ну, компьютер переносной?
        - Ноутбук? Да, есть.
        - Ну так за чем дело встало? Прямо на пляже будешь работать, как в импортном кино.
        Катя смотрела то на отца, то на бабушку, все еще сомневаясь, но, уже чувствуя, что выход из безнадежной ситуации нашелся…
        Глава 2
        ПРОИСШЕСТВИЕ В ШОТФЕЛЕ
        Хвост уходящего поезда сжался в точку и затерялся на стальном полотне. Было около девяти вечера, у платформы «68 километр» распустились белыми цветами июньские сумерки. В тихом, свежем воздухе щелкали и заливались птицы, и где-то гулко лаяла собака.
        Катя поежилась: после душного поезда ей было прохладно. Она бросила на бетон чемодан и попыталась достать оттуда куртку, но что-то случилось с молнией. А тут еще налетела туча изголодавшихся комаров, от которых девушке пришлось по-лошадиному отмахиваться забранными в хвост волосами. Одолев, наконец, зловредный багаж, Катя закуталась в черную ветровку, вытащила из кармана сигареты и, закуривая на ходу, двинулась к лестнице, подхватив чемодан.
        В деревне Камышино - у бабы Веры - Катя не была очень давно. Сейчас даже трудно вспомнить, сколько лет прошло. Пожалуй, это было на третьем курсе: она приезжала на недельку со своим тогдашним кавалером. Так это было лет семь назад… Господи, неужели семь? Катя содрогнулась, физически ощутим сумасшедший бег времени. В чередовании сезонов, в отрывных календарях, в юбилейных датах, в коварном движении секундной стрелки но циферблату утекала жизнь, ее жизнь, когда-то казавшаяся бесконечной. А ведь в детстве день тянулся целую маленькую вечность, до предела наполненную множеством очень важных дел. Зимой было невозможно дождаться нового лета, а уж летом ты окунался в неисчерпаемый океан времени - солнечного, озерного, лесного, не деленного календарем на жалкие июнь, июль и август. А потом время разогналось, как поезд, и с тех пор все прибавляет и прибавляет ход. Именно теперь, когда учишься его по-настоящему ценить.
        В марте Кате исполнилось двадцать семь. От старших приятельниц она слышала про некое особое значение этого возраста. Не в двадцать пять и не в тридцать, а именно в двадцать семь наступает новый этап, когда человек… взрослеет? Стареет? Утрачивает былую прыть? Или просто многое становится не важным… Кате сложно было ощущать себя взрослой. Она вела тот же образ жизни, что и семь лет назад. Не вышла замуж, и не обзавелась детьми, хотя была хороша собой и стройна, и недостатка в кавалерах не знала с четырнадцати лет. Но теперь поселилась в сердце какая-то неизбывная русалочья грусть. И может быть, именно эта грусть, а вовсе не желание найти спокойное место для работы, гнала ее из города в деревенскую глушь…
        Пройдя полузабытой дорогой между несколькими привокзальными домиками и ржавым остовом иномарки «запорожец», Катя вышла к полю. Дорога, превратившаяся в тропинку, уходила туда и терялась в высоких травах. Не без трепета Катя ступила на этот неверный, а потом пошла по нему быстро и не оглядываясь: ей надо было преодолеть километра два.
        Плети мышиного горошка, цепляясь за джинсы, замочили их росой. Темнело. Нo мир вокруг не спал, он жил таинственной жизнью, всезнающим оком следя за пришелицей. Одиночество подавляло своим величием, торжественностью птичьих переливов и замерших в безветрии трав. Девушка чувствовала, как бережное прикосновение прохладного воздуха смывает с ее лица городскую бледность.
        Вдруг по полю прошла волна, словно кто-то пробежал, прячась в высокой траве. Катя встревоженно обернулась, но никого не увидела. Наверное, это не человек, а животное, может, деревенская собака. По крайней мере, так думать было гораздо спокойнее. Но вот трава всколыхнулась у самой тропинки, и прямо перед Катей, широко расставив сильные серые лапы, действительно оказался огромный зверь. Он затравленно озирался, прижимая уши к голове.
        - Привет! - сказала Катя.
        Зверь вздрогнул, но с места не сдвинулся. Он так и продолжал стоять, словно не знал, что ему делать дальше.
        Он был высок в холке; серая, дымчатая, почти однотонная шерсть слегка отливала темным по хребту; пушистый хвост неподвижно свисал книзу. Бока часто - часто двигались. Но особенно поразили Катю глаза: ярко-желтые, слегка раскосые, умные, но полные ужаса - совсем не собачьи глаза. «Неужели волк?» - подумала Катя, скорее с интересом, чем со страхом: она любила зверей и не видела в них угрозы. Вот если бы это был человек…
        - Ну, и откуда ты здесь взялся? - спросила она загадочного зверя. Тот посмотрел на нее, словно вслушиваясь в незнакомый язык; девушке даже показалось, что он нахмурил лоб, силясь понять смысл.
        - Если ты волк, тебе надо поскорей уходить отсюда, - рассудительно продолжала Катя, - здесь рядом деревня, тебе там не обрадуются. Ты, наверное, голодный?
        Она поставила чемодан на тропинку и достала сверток с бутербродами.
        - На вот, будешь?
        Но волк даже не понюхал предложенное угощение. То ли зверь с детства не любил сыр, то ли только сейчас осознал всю нелепость своей встречи с человеком, но тут он отпрянул, развернулся в прыжке и умчался прочь. Трава пару раз всколыхнулась, отмечая его след, а потом все стихло. «Будто померещилось», - подумала Катя, продолжая свой путь.
        Вскоре тропинка вывела ее к самой околице деревни, где и стоял дом бабы Веры, крашенный зеленой краской. Услышав, как девушка открывает ржавый замок и скрипит дверями, по всей деревне залаяли собаки. Залаяли, а потом одна за другой протяжно завыли, будто почувствовали чье-то недоброе присутствие…
        Волк пробирался сквозь чужую ночь, крадучись, припадая на передние лапы. Мир за Гранью оказался удивительно похож на его собственный - и это пугало больше всего. Да, он мгновенно перенесся из осени в лето и вместо лесного болота оказался на берегу извилистой зеленой речки. Но здесь росли те же березы и тополя, в прибрежных водах знакомо желтели кувшинки, и даже голоса птиц он различал: вот заливается малиновка, а вот щелкает соловей, пробуя голос. И только неуловимое ощущение - запах? шелест листвы? - напоминало, что Грань осталась позади. Волк был готов к любому ужасу, даже к неминуемой смерти, - но вот этого чувства он не ожидал. И теперь ему было страшно и одиноко.
        Но первая встреча с человеком из другого мира напугала его еще больше. Это была женщина - молодая, красивая, почему-то одетая по-мужски. Она говорила на одном с ним языке, но от волнения он не разобрал слов, поняв только, что она предлагала ему какую-то оду. Волк метнулся от нее прочь, галопом промчался через поле и забился в мокрый ольховый куст. Он свернулся клубком, надеясь так укрыться от собственных страхов. Голос женщины продолжал звучать в его ушах. Незнакомка была добра и, главное, вовсе не шарахалась от него, как все люди с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать лет.

* * *
        Герцогство на юго-западе Фенлана на фенланском языке называлось Шотфел. А местные крестьяне называли свои земли попросту Южным бором, потому что когда-то, в незапамятные времена, по берегам широких светлых рек здесь сплошь росли дубовые и березовые рощи, перемежающиеся непроходимыми еловыми борами. Но трудолюбивые люди, пришедшие в эти края, отвоевали у леса место для пашен. И между потеснившимися лесными островками выросли деревни.
        В Колемяшине, по сравнению с соседями, жили зажиточно. Здесь избы были покрепче и поновее, крестьянские поля радовали глаз, а ребятишки росли здоровыми и крепкими. Яно был пятым сыном в большой крестьянской семье. Отец и четверо старших братьев вместе с другими односельчанами от зари до зари возделывали господские пашни, а когда заходило солнце, трудились на собственном крошечном клочке земли. Они уходили затемно, возвращались за полночь, потные и грязные, выливали на себя по ушату воды, жадно съедали заботливо поданную матерью похлебку со щедрым ломтем хлеба и ложились спать. Яно пока в поле не брали: он еще был слишком мал и помогал матери и сестрам по хозяйству. Иногда его вместе с другими мальчишками посылали пасти господских гусей.
        Ребята любили это занятие. Они уводили важных, глупых птиц подальше от деревни, к небольшому пруду, где и плескались целый день вместе с гусями. И родители были за них спокойны - до одного страшного случая.
        Однажды, когда Яно было семь лет, из леса выскочил волк - огромный и свирепый, он не походил на обычного вороватого охотника за домашней живностью. Даже не заметив переполошившихся гусей, оскаленный зверь двинулся к оторопевшим от ужаса детям. Побросав наземь свои котомки, мальчишки бросились бежать. Но Яно не повезло: налетев босой пяткой на корень или камень, он споткнулся и растянулся ничком на земле. И тут же почувствовал над собой жаркое дыхание хищника. Волк встал над Яно и замер. Взгляд его желтых немигающих глаз обжигал мальчику спину. Яно казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди; от страха он не смог даже закричать. Зато остальные ребята, заметив, что их друг попал в беду, остановились поодаль и начали отчаянно звать на помощь.
        Крики детей услышали в деревне. С поля бросились мужики, похватав, кто что успел: колья, вилы и лопаты. Яно уже понадеялся, что волк испугается и убежит обратно в лес. Тот так и сделал, но прежде клацнул челюстями, опустил страшную пасть и как - то беззлобно, но до крови укусил мальчика за плечо. После этого зверь одним движением развернулся и мгновенно скрылся.
        Взрослые и дети подбежали к Яно, а он уже поднимался с земли и улыбался счастливому спасению, немного морщась от боли. Отец на руках отнес сынишку домой, мама промыла ранку - всего четыре небольших следа от укуса, к осени под солнышком все заживет! И даже управляющий барона ниф Лоуна, хозяина этих земель, не стал ругать ребят за то, что те бросили гусей - благо тяжелые жирные птицы давно разучились летать и продолжали с гоготом бегать вокруг пруда.
        А потом прошло еще четыре счастливых года. Когда Яно исполнилось одиннадцать лет, он подружился с чудесной девочкой на два года моложе себя; у Ганночки были огромные серые глаза и толстая соломенно-русая коса. Отцы посмеивались над юными
«женихом и невестой», но к делу отнеслись серьезно и решили, что неплохо бы и помолвку отпраздновать. Меньше глупостей наделают оба, пока не повзрослеют. И хотя женаты были только двое старших братьев Яно, два других объявили сельскому старосте, что уступают свой черед младшему братишке. Весной состоялся сговор между семьями, на который привезли и Ганночку. Девочка, разодетая по торжественному случаю в ярко расшитую рубашку из беленого холста и кумачовую юбку, со множеством разноцветных лент, вплетенных в тугую косу, застенчиво краснела и улыбалась Яно и родне. Праздник получился очень хороший, хотя взрослые и старались обратить все в шутку. Но сам Яно отнесся к своей помолвке очень серьезно. Он был готов верно ждать, пока им с Ганночкой позволят пожениться, а до тех пор защищать и беречь ее.
        Праздновали допоздна, а когда на летнее небо выползла огромная полная луна, гости и хозяева отправились, наконец, спать. Родители Ганночки увезли дочку домой. Яно устроился на полатях, усталый, но счастливый.
        Мальчику, однако, не спалось. Что-то заставило его подняться посреди ночи и выйти на пустой двор, освещенный лунным сиянием. Яно задрал голову, повернул лицо к луне, и ему показалось, что молочно-белый свет водяными струями льется прямо ему в глаза; вдруг нестерпимо заболело плечо, четыре года назад укушенное волком, а потом все тело заломило, как бывает, когда поднимается жар во время простуды. Мальчику вдруг стало тяжело стоять на ногах, и он опустился на четвереньки. Его кожа сильно зудела, он поднял руку, чтобы почесаться, и с ужасом увидел, что она одета в серый мех, а из пальцев прямо на глазах вытягиваются огромные желтоватые когти. Страшно закричав, Яно рванулся к дому, но тут одежда затрещала по швам, он одним прыжком вскочил на крыльцо и отчетливо увидел на ярко освещенном песке продолговатые звериные следы… И в этот миг издалека донесся пронзительный, зовущий волчий вой…
        Первое превращение было недолгим. Яно еще не успел как следует напугаться, как тот же зуд и ломота в костях снова одолели его. Он оказался на крыльце голым, но в человеческом обличии. Собрав трясущимися руками обрывки одежды со двора, он пошел спать и всеми силами постарался убедить себя, что все это ему приснилось. Далее утром, получив нагоняй от матери за испорченные портки и рубашку, он очень логично объяснил, что сильно вспотел ночью и повесил одежду на крыльце, а одна из собак, наверное, стащила поиграть. Мать поверила, поверил и он сам. Жизнь снова покатилась по привычной колее.
        Но по мере того, как месяц из тоненького рожка становился полной луной, нарастал его страх. Какой - то неведомый инстинкт подсказывал ему, что в следующее полнолуние все повторится.
        Когда снова настало полнолуние, Яно так и не смог заснуть. Он опять почувствовал непреодолимое желание выйти и посмотреть на лунный диск, но усилием воли заставил себе лежать под стеганым лоскутным покрывалом. Однако это его не спасло. Вскоре появились знакомые ощущения; Яно успел только стащить с себя ночную рубашку и вскоре соскочил с кровати, мягко приземлившись четырьмя лапами на скобленые доски пола. Бесшумно ступая, худенький полугодовалый волчонок вышел на крыльцо…
        Каждое новое полнолуние Яно превращался в волка на все более долгий срок. Однажды, вернувшись под утро уже в человеческом обличии, он, вынужденный объясняться с недовольным отцом, понял, что скоро его беда перестанет быть тайной. Он и сам мучительно хотел поделиться с кем-нибудь, посоветоваться, попросить о помощи. Сказать, что ничего, в общем-то, страшного не происходит, ведь даже в волчьей шкуре он остается тем же Яно и вовсе не горит желанием бросаться на своих родных и домашнюю скотину. Просто он чувствует странную легкость и желание быстро-быстро бежать по пустынной дороге, перемахивать в лесу через черничные кочки, жадно вдыхать неожиданно открывшуюся ему сокровищницу запахов. Но Яно был уже взрослый мальчик, и он прекрасно знал, кто такие оборотни и как с ними поступают в деревне. Он слышал легенды, что на памяти родителей его бабушки и дедушки из леса повадился ходить в деревню огромный волк. Он был очень хитрым, ловко открывал хлева и амбары, уходил из любой ловушки. А когда его все - таки убили, он на глазах у изумленных охотников обернулся красивым обнаженным юношей. И староста,
посоветовавшись со старым священником, велел проткнуть его осиновым колом. А тело оборотня сожгли вдалеке от деревни.
        И Яно продолжал хранить свою тайну В следующее полнолуние ему пришлось целый день прятаться от людей и собак, которые, чуя присутствие зверя, беспокойно метались на привязи. Он слышал, как встревоженно звала его мать, но сидел, забившись в яму около подвала, прижав уши и хвост и стараясь не обращать внимания на голод. К вечеру, когда превращение обратно состоялось, он со всех ног бросился домой - принимать жестокую взбучку от сурового отца. Еще пару раз ему удавалось уговорить родителей отпустить его с ребятами в ночное, а там спрятаться от своих сверстников.
        Три дня и три ночи провел Яно в лесу. Сначала он даже увлекся своим приключением. Расстелив хвост по ветру, он носился до изнеможения, проверяя свое новое тело на прочность, удивляясь ночному зрению, выслеживая по запаху лесных зверушек. Когда голод стал невыносим, он сумел подкрасться к зазевавшейся куропатке и неловким движением челюстей, и даже не с первого раза, умертвил несчастную птицу. Его тут же вырвало. А потом он понял, что острый запах крови волнует его, а теплое мясо кажется необыкновенно вкусным.
        Наконец Яно решил открыться - но не родителям, а своим приятелям-подросткам. Ему казалось, что они не испугаются, а может, даже позавидуют его необычной истории.
        Мальчишки Яно не поверили. Они назвали его вруном и чуть не поколотили. Раздосадованный Яно заявил, что докажет правдивость своих слов, и в ночь следующего превращения не стал прятаться в лесу. Он не видел, как смотрели на него оцепеневшие дети, пока изменялись его кости, а кожа покрывалась шерстью. Когда же все закончилось, и молодой волк посмотрел людям в глаза, он понял, что совершил страшную ошибку. Мальчишки еще немного постояли с открытыми ртами, а потом, отчаянно голося, бросились прочь. Яно пытался крикнуть им вслед, но только волчий вой вырвался из его пасти. В отчаянии он убежал в лес.
        А дети тем временем рассказали все родителям, и вскоре мужики явились в дом к отцу Яно. Вместе с ними пришел и староста. Они спрашивали, где Яно, но родители сами не знали, где их сын, и только недоумевали. Тогда староста вспомнил, как четыре года назад странный волк укусил мальчика.
        - Значит, теперь и он стал оборотнем, - со знанием дела заявил староста, поглаживая окладистую бороду. Мать истошно взвыла и залилась слезами, отец выпроводил всех вон, клятвенно пообещав, что разберется, в чем тут дело, а потом долго ходил по избе, не в силах поднять глаз от стыда.
        Когда Яно вернулся домой, от него шарахалась вся деревня. Он сразу понял, что всем известно о его превращениях. Он вошел в дом и встретил мрачное молчание отца и тихие всхлипы матери. Сестры не показывали носа из комнаты, а старшие братья со строгими лицами стояли рядом с отцом.
        - Я ничего не сделал, мама, - холодея от внезапного ужаса, прошептал Яно.
        - Заприте его в сарае, - велел отец братьям. Те послушно отвели мальчика под замок; один остался его сторожить, а другой, по велению отца, отправился за старостой. Тот явился в сопровождении двух господских стражников - рыцарей в черных доспехах, вооруженных большими пистолями.
        - Не думайте, что вы отдаете на поругание собственного сына, добрые люди, - заявил староста. - Вашего сына давно уже нет, а лютая нечисть использует лишь его тело. Отслужите заупокойную службу прямо сегодня, ведь душа вашего сына давно на небесах.
        Услышав этот разговор, Яно понял, что его ожидает что-то ужасное. Он вдруг неистово забился в своей темнице и громко, в голос, заплакал. Мать стала рваться к нему, но отец грубо затолкал ее в дом и запер дверь. Тогда стражники вытащили мальчика, забравшегося в самый темный угол сарая, и, подгоняя пинками, поволокли к дому управляющего, иногда служившему и тюрьмой провинившимся крестьянам. Вся деревня вывалила посмотреть на оборотня. Женщины тихонько плакали, мужчины вполголоса спорили, как надо с ним поступить, но никто не вмешивался. Когда за Яно закрылась тяжелая дверь, народ молча разошелся по своим делам.
        Яно провел двое суток в полном неведении о своей дальнейшей судьбе. Дважды в день он получал плошку каши и плошку воды с куском хлеба. Впрочем, если бы он узнал, что сказал барон ниф Лоун, к которому управляющий явился с докладом, ему было бы еще тяжелей.
        - Что-то нечисть в наших краях расплодилась, - томно произнес он, попивая из фарфоровой чашечки горячий шоколад. - Того и жди, слух об этом дойдет до герцога, а то и - не приведи Господь - до ее величества королевы Морэф. Немедленно доставьте это существо в мой замок. Надеюсь, церковный суд будет скорым, а потом его принародно сожгут на площади. Пусть все видят, как я забочусь о безопасности своих людей.
        Но судьба бывает милостива и к нечисти. Ночью двое мальчишек - приятелей Яно - прокрались к дому старосты. Они уже пережили свой первый страх, и теперь их мучила совесть за то, что по их вине Яно попал в такую беду. Им удалось стащить ключи и отпереть дверь… Но тут же послышались голоса сторожей, обнаруживших пропажу, и Яно, не успев поблагодарить спасителей, со всех ног бросился бежать прочь от деревни, жалея сейчас только о том, что до полнолуния еще так долго: ведь человеку гораздо труднее выжить в лесу.
        Яно бежал весь день и всю ночь, а потом, продремав в пустой медвежьей берлоге пару часов, снова вскочил на ноги и кинулся в лесные чащобы. Только поэтому ему удалось избежать облавы, которую черные рыцари барона ниф Лоуна устроили в окрестностях деревни.
        Так началась тяжелая жизнь изгнанника. Каждый месяц, становясь на пять дней волком, Яно старался наесться впрок, потому что человеком ему порой приходилось голодать. Одежда на мальчике совсем истрепалась, лето кончалось, и ночи становились все холоднее. К счастью, вскоре он обнаружил одно новое обстоятельство. Однажды, по истечении пяти дней, он не превратился в человека. Это ужасно напугало его. Он испытал страстное желание снова встать на ноги, произнести человеческие слова. И, к удивлению Яно, его желание исполнилось. Вскоре он понял, что кроме тех пяти дней, когда он может быть только волком, в течение остального месяца он может обращаться то в волка, то в человека по своему усмотрению. И с той поры возможностью пройтись на двух ногах и говорить Яно пользовался все реже и реже, тем более, что разговаривать ему все равно было не с кем.
        В те редкие часы, когда мальчик-волк не был занят поисками пропитания или бегством от врагов, чувство одиночества наваливалось на него могильной плитой. Люди травили его, как хищного зверя, а звери шарахались, как от человека. Изредка Яно встречал в лесу других волков; они либо поджимали хвост, либо угрожающе рычали издалека, скаля белые зубы.
        Однажды, доведенный грызущей тоской до отчаяния, утратив всякий здравый смысл, Яно вышел на околицу Колемяшины. Сбросив волчий облик, ночью он прокрался к дому своей невесты и постучал в окно. Он почему-то был уверен, что Ганночка одна продолжала его любить. Она не сможет ему помочь, и он вернет ей слово, но, повидавшись с ней, он не будет чувствовать себя таким одиноким. Но Ганночка, увидев расплющенное по стеклу лицо своего юного жениха, закричала так, что разбудила весь дом.
        - Оборотень! Оборотень! - захлебываясь слезами, кричала она. И Яно пришлось быстро превращаться обратно в волка, чтобы успеть исчезнуть, прежде чем выскочит Ганночкин отец и братья с ружьями, а за ними вся деревня.
        Он часто думал пойти к матери. Прийти к ней серым волком, положить большую голову на колени, чтобы она гладила его и наливала молоко в плошку. Но Яно теперь хорошо понимал, что ничего этого не будет. И он снова бежал от людей, все дальше и дальше от родного дома, пока не покинул герцогство Шотфел и не оказался в соседнем Венсиде.
        А потом пришла зима. Лес окутал мертвенный холод, все живое попряталось, и для хищников настали голодные времена. Одинокому же молодому волку, неопытному в лесной жизни, приходилось совсем плохо. От заячьих троп его гоняла местная стая, вожак которой угрожающе скалился, чуя в Яно не просто соперника, а нечто противное самой волчьей природе. Можно было поступать, как лисы: забираться на задние дворы деревень, нападая на зазевавшихся старых собак, опустошая курятники. Но посягать на людское добро Яно не мог. Он довольствовался мерзлыми ягодами, ловил под снегом полевок, искал падаль или объедки чужого пиршества - голод сделал его неразборчивым.
        Через месяц лютых морозов наступила оттепель. Яно брел по брюхо в намокшем снегу. Клокастая шкура не скрывала острого хребта и выпирающих ребер, ослабевший от голода волк едва переставлял лапы. Ноздри жадно шевелились, надеясь уловить запах чего-нибудь съестного, уши вздрагивали: не пискнет ли полевка в своей норе? И вдруг… От неожиданности Яно даже присел, поджав истончившийся хвост: в нос ему резко ударило сладким, пьянящим запахом свежего мяса. Он не мог ошибиться! Собрав последние силы, волк потрусил на зов. Аромат приближался, он манил, он лишал рассудка… Еда была где-то здесь, и ничто не указывало на присутствие других хищников. Может быть, кто-то спугнул волка или рысь от добычи? И произойдет чудо: он, Яно, станет единственным счастливым обладателем целой непочатой туши косули. Или хотя бы зайца. А впрочем, и глухарь пришелся бы кстати. Яно завертелся, пытаясь уловить след. Хрусть! Земля почему-то ушла у него из-под ног, и волк, жалобно взвизгнув, полетел вниз.
        Кусок заячьей тушки, действительно лежавший на дне ловчей ямы, не слишком обрадовал Яно, для которого такой обед мог обернуться смертью. Он все-таки съел мясо, прежде чем начать тщетно скрести лапами по краям западни, обрушивая на себя мокрый снег. Тогда Яно собрался с мыслями, отряхнул мокрую шкуру и через минуту превратился в человека. Он надеялся, что руками он сможет уцепиться за какой-нибудь корень под снегом. Не удалось. Оставаться голым посреди зимы тоже было немыслимо, и Яно быстро обернулся обратно в волка. Он жадно вылизал кровь, натекшую с зайчатины, а потом свернулся калачиком и стал ждать, когда придет охотник.
        Еда после долгого поста действовала опьяняюще. Его убаюкивал шум сосен; их вечнозеленые верхушки упирались в грязно-белое небо. Волк закрыл глаза, спрятал нос в лапах и задремал.
        Ему снилось, что на краю ловчей ямы появилось смешное маленькое зеленое существо. Смышленая мордочка, умные глазки; созданьице внимательно присмотрелось к лежащему на дне волку, чирикнуло что-то и отбежало прочь… Вот стайка зеленых существ, едва касаясь поверхности снега, скрылась за соснами. Яно вспомнилась одна из материнских сказок: о лесной Хозяйке и ее маленьких слугах, в которых превращаются души умерших зверей и птиц. А потом ему приснилась мама. Он лежал у ее ног, возле теплой печи, а она ласково чесала его за ухом. Дрова в печи трещали, рассыпаясь яркими искрами. Этот треск слышался так отчетливо, словно происходил наяву.
        - Вот так-так! - громкий голос мгновенно разбудил Яно, и тот вскочил на лапы. Ну, вот и все. Это охотник. Что может противопоставить изнемогший от голода зверь вооруженному человеку? И когда на спину Яно упала сеть, он не стал сопротивляться. Он хотел лишь, чтобы все это поскорее закончилось.
        Охотник вытащил его из ямы. Яно слышал его тяжелое дыхание: похоже, человек был стар. Действительно, длинные волосы и борода его были совершенно седыми, а лицо сплошь покрывали морщины. Лишь глаза оставались, несмотря на возраст, ясными и голубыми. Сейчас они внимательно смотрели на волка.
        - Ишь ты, куда заходить повадились! До ближайшей деревни верст семь пути. Кто же это здесь лопушки ставит? - ворчал странный охотник. Яно уже успел заметить, что, вопреки опасениям, у старика не было ни ружья, ни охотничьего ножа. Внезапно охотник поступил и вовсе опрометчиво: он ловким движением сбросил с волка сеть, оставив его на свободе, а сам собрался уходить. Ошеломленный Яно не тронулся с места.
        - Что же ты? - обернулся старик. - Беги, пока хозяин ловушки не подоспел. И не смотри на меня голодными глазами: со мной тебе не справиться, а угостить мне тебя нечем. Не стану же я ради тебя животину лесную губить. Сам-то я мяса не ем и вашу волчью породу не особенно жалую.
        Человеческая речь завораживала Яно. Как давно человек не говорил с ним! Но сейчас он уйдет, и Яно вновь останется наедине с безмолвным лесом, погруженным в зимний сон. Силы покинули волка. Он рухнул на снег, из последних сил пытаясь избавиться от волчьей шкуры. Последнее, что он слышал, - изумленный возглас старика:
        - Эй! Что с тобой? Да волк ли ты?!
        И, потеряв сознание, Яно уже не видел, что вместе со стариком, поспешно накидывающим на его голое тело свой суконный зипун, над ним нагибается немолодая женщина в белом пуховом платке, наброшенном на седые косы.
        - Позаботься о нем, Якофий, - говорила она голосом, в котором слышалось гудение ветра над снежной равниной. - Этому мальчику суждено многое изменить в нашем мире.
        Глава 3
        ФАРГИТ И МОРЭФ
        Облака стремительно неслись по темнеющему небу, раскрашенному золотыми полосами заката. Северный ветер гнал их на юг, словно стаю перелетных птиц, покидающих по осени родные края. А над Черным замком зловещие тучи стояли неподвижно, не пропуская вечерний свет. Иногда со шпилей со зловещим карканьем взмывали вороны, кружились и снова возвращались, словно облетая замок дозором.
        Издалека Сварбор, так звучало название замка на фенланском наречии, казался изящной безделушкой, настолько легки были его башни, резные флюгера, узкие проемы стрельчатых окон. Но вблизи становилось ясно, что эта крепость могла выдержать любую осаду: образуя пятиугольник, замок окружали высокие толстые стены из черного камня. И еще от него исходила странная, недобрая, но могущественная сила, не позволяющая не только недругам, но и простым путникам приближаться к его стенам. Раз в четверть часа, лязгая оружием, по стене проходила стража в черных доспехах; холодный ветер развевал пламя факелов и пышные плюмажи на шлемах.
        Уже совсем стемнело, когда на дороге, ведущей к воротам замка, появился летящий во весь опор всадник. Перед воротами он остановил коня, подняв его на дыбы резким рывком поводьев, и окликнул стражу. И мгновенно тяжелые створки разошлись в стороны, и всадник въехал во двор. К прибывшему проворно подбежал слуга, хватая брошенные поводья. Всадник спешился и в первую очередь упал на одно колено перед огромной статуей, установленной у входа в замок. Изображенное в черном мраморе, сидящее на высоком троне существо можно было принять за человека, если бы не острые рога на лбу и звериный оскал зубов. Раскосые глаза статуи были выложены из желтых топазов, с вертикальным кошачьим зрачком; полные губы сладострастно усмехались. Чудовище опиралось одной рукой на спинку трона, подавшись могучим волосатым торсом слегка вперед.
        - Приветствую тебя, о Домгал Всемогущий! - воскликнул путник, припадая губами к босой мраморной ступне с длинными загнутыми когтями. Потом он поднялся на ноги, и двое привратников распахнули перед ним двери.
        Приехавшего встретила знакомая роскошь королевского замка. Со стен ниспадали тяжелыми складками занавеси - черные, фиолетовые, темно-коричневые; множественные диваны и кресла были обиты бордовым бархатом, в углах на черных мраморных постаментах стояли увесистые канделябры из позолоченной бронзы. Повсюду царила мрачная красота. Паркет был выложен из драгоценных пород дерева, тоже с преобладанием темных тонов. Путник безжалостно громыхал по нему коваными каблуками высоких сапог. Навстречу ему попадались богато одетые мужчины и женщины. Мужчины тут же срывали с головы береты с перьями, а дамы почтительно приседали, демонстрируя откровенные вырезы платьев.
        У одной из дверей стояли на карауле стражники с застывшими важными лицами. Путник бесцеремонно оттеснил одного из них и дернул за кольцо. Но дверь не открылась, а бронзовая горгулья, в пасть которой было вдето кольцо, вдруг оскалилась и зарычала, так что ее обидчик поспешно отдернул руку.
        - Опять заклятие! - сплюнул он на лакированный паркет и крикнул: - Морэф, открывай! Это я!
        Через несколько секунд дверь бесшумно отворилась. Все еще подозрительно косясь на горгулью, путник вошел в комнату.
        Ее хозяйка не обратила на него ни малейшего внимания. Она кормила с рук огромного черного ворона, подцепляя с серебряного блюда длинными темно-красными ногтями тонко порезанное сырое мясо. Женщина была высокой и стройной, в узком платье с длинным шлейфом и высоким воротником. Затейливо причесанные черные волосы покрывала алмазная сетка; на тонких пальцах сверкали перстни. Трудно было догадаться по гладкому, надменному лицу, что хозяйке Сварбора, великой королеве всего Фенлана, волшебнице Морэф недавно исполнилось пятьсот лет.
        - Эта твоя зверюга на двери едва не откусила мне руку, - капризно пожаловался вошедший, целуя холодные, перепачканные кровью пальцы волшебницы. Морэф выдернула руку. Ее ноздри гневно дрогнули.
        - Жаль, что ты не сунул ей в пасть свою глупую, трусливую голову, Фаргит! Как ты посмел упустить его? Я уже знаю, что он привел тебя к самой Грани. Почему ты не последовал за ним?!
        Фаргит заискивающе поднял брови.
        - Моя королева, ты права, я преследовал его до Грани. Когда я добрался до этого гиблого места, едва не лишившись своих лучших собак, Грань еще дрожала. Я чувствовал запах его крови на ней… Бр-р-р! Каюсь, Морэф, мне стало страшно, и я повернул коня назад.
        Морэф посмотрела на своего любовника, с трудом скрывая вожделение. Конечно, он трус и наглец и пользуется ее добротой. Вот и теперь: он не исполнил пустякового поручения, и ей следовало бы прогнать его прочь, а вместо этого она уже рисует себе заманчивые картины ночных утех. Как он все-таки красив! Темные вьющиеся волосы до плеч и румянец на щеках, как у девушки, - но вместе с тем грубо слепленный подбородок и узкие злые губы, очерченные тонкой черной ниточкой усов. Однако ночью она заставила бы его принять настоящий облик: пусть простирает над ней свои черные крылья, пусть неутолимая страсть демона сожжет ее дотла… Но сейчас следовало заняться другим.
        - Значит, Грань открылась, - нахмурившись, проговорила она. - Честно говоря, я думала, у нас есть в запасе еще пара дней. Я ошиблась. И ты допустил непростительную оплошность: Ключ теперь на той стороне. Теперь у нас всего неделя на то, чтобы вернуть Ключ и совершить задуманное. И сделать это придется тебе.
        Морэф вынула из-за пояса маленький серебряный кинжал и рукояткой вперед протянула его Фаргиту. Тот отшатнулся, как от огня.
        - Но Морэф!
        Волшебница скрестила руки на груди.
        - Приказываю тебе именем Домгала Всемогущего найти оборотня и отнять у него Ключ. А потом найти и уничтожить Хранителя с той стороны. Оборотень не должен встретиться с Хранителем. Выполнишь ли ты мой приказ, демон Фаргит?
        Глаза Морэф метали молнии. Ворон возмущенно каркнул, распустив крылья. Пристыженный Фаргит склонился перед королевой и взял кинжал.
        - Да, великая королева. Я подчиняюсь твоей власти. Но не справедливо ли будет посулить мне награду?
        - Награду? - Морэф непонимающе подняла тонкую бровь.
        - Я говорю об эликсире бессмертия, госпожа, - вкрадчиво прошептал демон. - Ведь я так рискую. Каждый переход через Грань отнимает у меня годы жизни. А еще я трачу свои силы на то, чтобы выглядеть, кик местные обитатели. Они носят невообразимо неудобную одежду.
        Волшебница надменно поджала губы.
        - По-моему, я уже достаточно сделала для тебя. Я поделилась с тобой своей силой. Ты стал самым могущественным слугой Домгала. Тебе этого мало? И, кроме того, тебе еще рано думать о награде, Фаргит. Когда голова оборотня будет кровоточить у моих ног, а Ключ в полнолуние окажется на Грани - тогда я позволю тебе снова начать этот разговор. А сейчас ступай. Будь осторожен: обитатели Бекелфела не должны пока догадаться о нас. Домгал поможет тебе. Но торопись: время на исходе.
        Фаргит еще раз поклонился и вышел. Морэф протянула ворону очередной кусочек мяса.
        - Ешь, мой дорогой Крок. Ты мой хороший, ты мой любимец… - она ласково перебирала черные перья. - Честно говоря, мне стоило бы сделать бессмертным тебя. Что Фаргиту в этом эликсире? Он могущественный демон, он и так будет жить дольше всех людей… Мне страшно вспомнить, что было со мной, когда я выпила эликсир. Кровь вытекала из меня, заменяясь неведомым зельем… Я столько раз говорила ему об этом, но он считает это просто отговорками. Хотя… в чем-то он прав: я ни на миг не пожалела, что прошла через это испытание. Местному сброду нужны были боги - и вот им живая богиня, могущественная и бессмертная. Они трепещут передо мной… Разве это не лучшая доля для королевы - стать богиней?
        И Морэф из окна глянула на темные, пустынные поля Фенлана, над которыми с голодными криками кружило воронье. Весь этот мир навечно принадлежал ей.

* * *
        Яркое солнце и громкие голоса птиц на фоне особой деревенской тишины разбудили Катю ни свет ни заря - старенькие бабушкины ходики еще не пробили семь. Еще можно было немного поваляться на мягкой кровати, словно приготовленной для капризной принцессы, со множеством перин и подушек, с затейливыми витыми столбиками. Катя долго рассматривала старые фотографии на противоположной стене - портреты актеров с гладкими набриолиненными прическами и актрис, роскошных блондинок, из которых Катя узнала только Орлову и Ладынину.
        Солнце тем временем стало нестерпимо щекотать лицо. Катя набросила коротенький цветастый халатик, босиком зашлепала во двор, наплескала дождевой воды из бочки в начищенный до блеска рукомойник и с наслаждением умылась. Интересно, что сказала бы по этому поводу подружка Юля? Наверное, что вода радиоактивная, а для умывания существуют современные косметические средства. И в городе Катя бы полностью с ней согласилась. Но здесь… В это прекрасное утро не хотелось думать о радиации, нитратах и пестицидах. В подтверждение тому Катя сорвала с грядки и отправила в рот немытой первую клубничину с розовым бочком - ужасно кислую, но душистую.
        Сорвав еще парочку, чтобы кинуть в чай, девушка вернулась на веранду. Цивилизация напомнила о себе и иском телефона: сообщение, и, конечно, от мамы. Наскоро отбив положенные «все хорошо, люблю, целую», Катя включила чайник и развернула бутерброды. И тут же с улыбкой вспомнила вчерашнюю зверюгу. Неужели и в самом деле волк? Кому рассказать, не поверят. Хотя это же не Ленинградская область в двадцати километрах от города, где стояла дача Кентлеров. Там из всей живности водились только кошки. А здесь, баба Вера рассказывала, зимой даже кабаны по деревне шастают. Почему бы и волку не забежать?
        Солнце нагревало застекленную веранду, как оранжерею. День обещал быть жарким. В такие дни хорошо валяться на пляже, а не работать за компьютером. Но все-таки, совмещать это Кате не хотелось. Она честно простучала по клавишам ноутбука часа три, а потом стала собираться на речку.
        Камышовка ласково поблескивала сквозь прибрежный ракитник. Она, действительно, почти по всему течению вдоль берегов заросла камышом и лишь вдалеке, в самом низовье, разворачивалась во всей своей простоватой красоте; там над излучиной шелестели тополя и поднимались купола церкви, горящие новенькими золочеными крестами.
        Отыскав, наконец, уютный пологий пляжик, Катя расстелила гобеленовое покрывало, сдернутое с кровати - авось, баба Вера не узнает, - и бросила на него шорты и футболку. Сначала она почувствовала себя как-то неловко: еще не загорала в этом году и совершенно отвыкла от солнца и воздуха. Но прогретый ласковый ветер сразу же охватил ее целиком, и девушка поняла, что давно ждала этого прекрасного мига. Она побежала к реке и, не задумываясь, нырнула в ее тихие, сонные воды.
        Течение было несильным, но Катя не слишком ему и сопротивлялась: река в этом месте была довольно узкой, добраться до берега не составило бы труда. Катя лениво взмахивала руками, лежа на спине, и следила, как бегут в ярко-синем небе маленькие белоснежные облака… Потому и на берег вышла метрах в двухстах ниже по течению. И сразу поняла, что выбрала место неудачно: навстречу ей по тропинке вдоль реки неторопливо шел высокий молодой человек в светло-сером дорогом костюме. Верхние пуговицы белоснежной рубашки были расстегнуты, вьющиеся волосы до плеч зачесаны назад и гладко зализаны надо лбом. Увидев Катю, незнакомец остановился как вкопанный и проводил ее долгим ошалелым взглядом, так что девушка вдруг смутилась излишней откровенности своего нового купальника. Взгляд этот Катя еще долго чувствовала спиной и потом всерьез проверила: нет ли под лопаткой дырки? Неужели этот голливудский красавец приехал к кому-нибудь в Камышино? Вот некстати. Девушка поморщилась, опускаясь на заслуженный гобелен: еще не хватало завести здесь
«курортный» роман. Времена, когда Катя в каждой новой встрече доверчиво искала долгожданную настоящую любовь, канули в Лету. А заводить отношения по взаимной договоренности на недельку-полторы ей всегда казалось пошлым. Впрочем, что это она? Может, это вовсе не скучающий бабник, а воспитанный молодой джентльмен, который не станет нарушать ее «прайвэси»? И вообще, стоит ли думать о всяких глупостях, когда так хорошо, так тепло, так лениво…
        Солнце припекало спину. Блаженство! Уронив голову на руки, Катя дремала, иногда сквозь полусомкнутые ресницы замечая, как искрится на солнце речная гладь. Но мысли ее невольно крутились вокруг домашних дел, ссоры мамы и отчима, ее собственных отношений с Мишей Титаренко.
        Одна ее подруга частенько повторяет замечательную фразу: «Рай, девочки, - это очень скучное место. Ведь все мужчины будут гореть в аду». Миша заканчивал Финэк вместе с Катиным одноклассником, который на своем дне рождения и представил их друг другу. Кате новый знакомый совершенно не понравился: он был весь какой-то правильный, без изюминки. Ну, хоть бы он курил. Или, например, любил гонять на машине. Такому человеку место среди немецких бюргеров, а не в России… Но Мишины ухаживания Катя принимала, а потом всерьез начала с ним встречаться, чтобы иметь возможность безболезненно посещать вечеринки. Дело в том, что Катины подруги - замужние и ироде того - поочередно ссорились с ней из-за глупости своих мужиков, которые сходили от Кати с ума. Сама Катя этого не понимала и не поощряла, но поделать ничего не могла, кроме как самой приходить на вечеринки с кавалером. А Миша Титаренко был для этого вполне подходящей персоной - сговорчивый, бессловесный, неизменно учтивый.
        Но потом все переменилось. Катя привыкла к Мишиному присутствию. Она искренне считала его своим. Занудство ей стало казаться надежностью, бессловесность - проявлением взрослой мудрости. К тому же, собственный возраст начал пугать девушку. Она уже готова была осчастливить Мишу согласием выйти за него замуж. И в этот самый момент Миша с ханжеской скорбью на лице сообщил ей, что встретил женщину своей мечты!
        Катя никогда не получала таких ударов по самолюбию. Тем более что Миша был настолько не джентльменом, что рассказывал общим знакомым: «Конечно, она страдает. Но что я мог поделать? Я не хотел ее обманывать…» Все это говорилось и его новой пассии - двадцатилетней крашеной брюнетке с совершенно овечьим лицом. Два месяца назад Катя узнала, что Миша-таки женился на ней, и эта новость надолго испортила ей настроение. Даже сейчас, чудесным летним днем она думает об этом мерзавце Титаренко!
        Вдруг чья-то тень упала на траву рядом с Катиной головой. Значит, на джентльменство опять же рассчитывать не приходится. Сейчас начнется вечная тема:
«почему такая красивая девушка скучает одна?» Медленно перевернувшись и сев, Катя неприветливо сказала:
        - Вы меня напугали.
        Незнакомец невозмутимо присел на корточки.
        - Простите меня, - сказал он низким красивым голосом. - Я лишь хотел узнать, как зовут прелестную русалку.
        - Прелестная русалка - это я? - усмехнулась Катя. - Но уверяю вас, если бы я искала новых знакомств, я выбрала бы более оживленное место для отдыха.
        - Вы ищете уединения? - вздохнул незнакомец. - Здесь очень красивое место. Оно располагает к мечтам, к мыслям… Я здесь недавно и все еще не могу налюбоваться. Эти золотые купола на синем небе… Вы не знаете, как зовут священника?
        - Понятия не имею. Я не хожу в церковь.
        - Вы не верите в бога? Что, и в дьявола тоже не верите? - незнакомец вдруг одарил Катю белоснежной улыбкой, оттененной тонкой черной ниточкой усов.
        - Послушайте, молодой человек, - раздраженно сказала она, - к вашему сведению, я не тверская простушка и цитатами из «Мастера и Маргариты» меня не удивишь. И я, действительно, хотела бы остаться одна.
        Черноволосый красавец гибким движением поднялся.
        - Что ж, прелестная русалка, не смею больше вас тревожить. Не сердитесь. Но я уверен, что наша встреча не была случайной. Мы обязательно увидимся вновь.
        Катя только хмыкнула в ответ. Вслед удаляющемуся «шоумэну» она даже не взглянула. И так ясно: провинциальный сердцеед. Наверное, где-нибудь в Твери или в Осташкове девицы, в самом деле, по нему сохнут. Вот и разыгрывает демоническую личность.
        А Фаргит шел навстречу горящим куполам, и голова у него кружилась. Прекрасный незнакомый мир обрушился на него яркими красками и сочными запахами солнечного лета. Как беспечен этот мир, еще не знающий власти Домгала! Он и не подозревает, что скоро все здесь будет принадлежать Фаргиту и Морэф: река, солнце, лес, золото куполов, далекие города и прекрасная девушка, почти нагой вынырнувшая из воды.
        При мысли о первой встреченной им обитательница Пекелфела демон жадно облизнул губы. Она была не похожа ии на скучных, забитых крестьянских девиц, которых за косы притаскивали к нему в замок, ни на уставших от разврата придворных дам, пахнущих смесью духов и немытого тела. У девушки было чистое, смелое лицо. Она не стеснялась своей наготы, прикрытой ярко-желтыми лоскутками ткани. Она так забавно дерзила, не имея и понятия, что перед ней - ее будущий господин. Сейчас, конечно, не время предъявлять свои права. Морэф торопит, он должен действовать… Но когда все кончится, он обязательно вернется на берег этой реки и разыщет прекрасную незнакомку. А сейчас пора начинать охоту. Фаргит, как гончий пес, втянул воздух. Где же прячется волк? В воздухе пахло близкой грозой, и действительно, с юга, из-за церкви выползала густо-фиолетовая туча. Но даже дождь не поможет волку спрятаться. Этот глупец таскает на себе Ключ, а серебро губительно для оборотня. Еще немного, и он совсем ослабеет. Фаргит нащупал в кармане пиджака рукоять серебряного кинжала и уверенно пошел по следу.

* * *
        Гроза разразилась к ночи. Дождь хлестал косыми струями реку. Внутри стога было влажно и тепло, но волк дрожал, глядя, как поле светлеет от молний, рассекающих горизонт. Ключ напоминал о себе частыми приступами невыносимой боли. Еще немного, и он потеряет сознание. Его найдут и отнимут Ключ. Ему не удастся выполнить последнюю волю Якофия…
        Домик лесного отшельника стоял в самом сердце Венсида, на границе Волшебного леса. Люди дорогу сюда не знали, зато лесное зверье часто приходило за помощью. Якофий лечил оленей, поранившихся на осенних турнирах, зайцев и лис, угодивших в капканы. Он выкармливал осиротевших детенышей и птенцов, отпуская их потом на волю. Едва только Яно пришел в себя, старик заявил ему:
        - Вот что, парень. Если хочешь со мной остаться, то заруби себе на носу: волк ты или человек - про охоту забудь. Зайцы, полевки, куропатки - они все мои друзья. Обычного волка я понять могу: против природы не пойдешь. Не станет он питаться травой и ягодами. Но ты - другое дело. Что молчишь? Говорить разучился?
        Яно и вправду только кивал в ответ, не веря своим ушам. С ним впервые за долгое время говорили, как с человеком - за одно это он готов был всю оставшуюся жизнь есть только сухую кору. И если ему не послышалось, если ему действительно позволят здесь остаться… Продолжая молча кивать, Яно расплакался.
        Так оборотень нашел новый дом и новую семью, потому что Якофия он любил и почитал, как отца. Зимой Яно еще долго болел. Старик поил его травяными отварами, делился нехитрой снедью: пшенной кашей, оленьим молоком, Сушеными и мочеными ягодами, солеными грибами. Ежемесячные превращения мальчика-волка вызывали у Якофия не отвращение, а интерес. Понаблюдав за Яно, старик даже научил его расслаблять мышцы так, чтобы превращения в волка и обратно причиняли меньше боли. А когда пришла весна, Якофий велел Яно спуститься вместе с ним в погреб.
        Яно давно было любопытно, что старик держит под домом: Якофий пропадал там часами. Оказалось, что в погребе хранятся книги. Они лежали высокими стопками, укрытые от сырости в холщовые чехлы, на которых были написаны названия.
        Читать Яно не умел. Да и книги раньше он видел только на ярмарке. Но то были книги с забавными картинками, а здесь все страницы покрывали крошечные значки, от которых рябило в глазах.
        - Сколько тебе лет, парень? - спросил Якофий.
        - Скоро будет двенадцать, - ответил Яно.
        - Двенадцать! Тебе повезло, парень, что ты встретился со мной. А то бы так и пробегал всю жизнь по лесу неразумным созданием. Вот смотрю я на тебя: лицо чистое, глаза ясные… А мысли в них - ни на грош. Ничего, старик Якофий научит тебя уму-разуму… Садись вот сюда и слушай внимательно. Отныне мы с тобой будем заниматься каждый день.
        И для Яно началась совсем другая жизнь. Сначала она показалась ему трудной и скучной. Иногда он даже малодушно вздыхал о привольной жизни в лесу, где не было бесконечных рассказов Якофия, букв, выведенных неумелой рукой, неразборчивых книжных страниц. Но однажды Яно почувствовал, что мир внутри него изменился: стал больше и глубже. Яно знал теперь, что кроме деревни Колемяшины и Южного бора есть большая страна Фенлан…
        Пятьсот лет тому назад на этих землях жили племена свободных хлебопашцев. Они селились общинами, молились духам природы и не знали оружия мощнее охотничьего лука. Поэтому когда на их деревни напали полчища черных рыцарей, вооруженных
«огненными дудками» - ружьями, крестьяне ничего не смогли поделать.
        Черные рыцари пришли откуда-то из-за моря. Поговаривали, что их родина - далекий северный архипелаг, земля на котором перестала плодоносить. Холод и голод погнали их завоевывать новые края.
        Святые отцы учат паству, что черные рыцари и их королева Сомах принесли этим землям благоденствие и прогресс. Но старинные легенды гласят: это было страшное время. Пылали мирные деревни; плыли по рекам деревянные идолы, изуродованные топорами. Те селения, которые не покорились захватчикам, были вырезаны под корень; остальные же оказались в рабстве: теперь крестьяне должны были от рассвета до заката работать на захватчиков. И только после захода солнца они могли возделывать собственные поля.
        Кроме новых порядков, из-за моря рыцари привезли и веру в единого Бога-Отца всего сущего. На землях Фенлана были построены красивые храмы и монастыри. Поклонение прежним богам жестоко каралось. Священники учили крестьянских детей основам новой веры. А еще завоеватели воздвигли неприступные замки, в которых поселились. Они забирали к себе на военную службу фенланских юношей, которые потом подавляли мятежи среди своих соплеменников.
        Но вскоре оказалось, что бог пришельцев не так уж велик и могущественней. Королева Сомах первой стала поклоняться Домгалу - темному демону, порождению неведомых миров. А потом ее дочь Морэф получила от Домгала волшебный эликсир бессмертия. Она жаловала землями своих приближенных, тоже поклоняющихся темному демону, и теперь почти все герцоги и бароны - слуги Домгала. Даже в храмах Бога-Отца стали проводиться черные мессы - сначала тайно, а потом открыто.
        Темная сила окутала Фенлан. Божества, которым молились вольные землепашцы, - духи солнца, леса, рек - покинули этот мир. Насаждая свою, истинную религию, завоеватели искореняли веру в светлых богов, сжигали их деревянные изображения, казнили волхвов. А потом черные рыцари начали постепенно превращаться в демонов. Они проходили ритуал на верность Домгалу, обретали магическую силу и постепенно утрачивали человеческую природу.
        - Теперь мир, лишенный души, умирает. Ему больше нет дела до человека, - говорил Якофий. - Осталась только лесная Хозяйка. Она живет в Волшебном лесу и стережет там одно странное место… И при ней - ее маленькие слуги. Это они помогли найти тебя в ловушке.
        - А какая она, дед Якофий? - спрашивал Яно.
        - Она? Разная, как лес. Весной - веселая девчонка в зеленом сарафане. Зимой - статная старуха в кружевном платке. Найти ее нельзя, она сама появляется и исчезает, когда читает нужным. Одним помогает, других губит. Теперь даже глубокие старики позабыли о ней, остались только легенды. А ведь благодаря лесной Хозяйке люди в Фенлане еще не разучились смеяться и радоваться жизни. Но боюсь, скоро уйдет и она…
        Прячась в теплой утробе стога, Яно осторожно принюхивался к запахам снаружи, прислушивался к грозовым раскатам. Он вспоминал девушку, которую встретил среди ночных полей, и внезапно понял, чем отличалось ее лицо от знакомых ему фенланских лиц. На нем не было печати страха, сковывающей мысли и чувства. Не было смутного ожидания беды, которое он научился распознавать в своих соплеменниках. И не только эта девушка, весь мир вокруг был прекраснее и светлее его несчастной родины. Даже деревенские собаки, казалось, лаяли здесь звонче и беззаботнее… Но если Морэф удастся осуществить свой план, Домгал раскинет темные крылья и над этой землей… При этой мысли оборотню стало страшно. А чтобы этого не случилось, он не должен лежать здесь и ждать, пока его отыщут. Он должен бежать со всех лап. Он должен спрятать Ключ. И, кажется, он придумал, как это сделать.
        Глава 4
        ДЕВУШКА И ВОЛК
        Сирень в фарфоровой вазе на столе благоухала тонко и настойчиво, но ее аромат мешался с аппетитным запахом жареной колбасы: Катя готовила себе ужин.
        Яичницу с колбасой девушка съела прямо со сковородки, щедро посыпав ее зеленым луком с огорода. Как всегда в деревне, на свежем воздухе, самая простая еда показалась удивительно вкусной. За окном темнело, клонило в сон, но Катя решила сделать еще несколько страниц: тогда завтра можно будет подольше поваляться на пляже. А сейчас погода как раз для работы.
        Дневная духота не могла не разрешиться грозой. За окнами все время сверкало и громыхало, дождь барабанил по стеклам со страшной силой. В такую погоду хорошо работать над мистическим триллером - про оборотней или вампиров, над кровавым детективом, в конце концов. Кате, однако, предстояло переводить карамельную историю любви. Поглядывая в подстрочник, девушка пробегала пальцами по клавиатуре, не особенно задумываясь над художественными красотами своего творения. Какие уж тут красоты - при таком-то сюжете.
        Вышло так, как она подозревала: незнакомца в белоснежном пальто, жгучего брюнета с широкими плечами, звали Рауль. Он был президентом одного из крупных банков, но очарование Фиби, скромной продавщицы в магазине, свело его с ума. Не прошло и педели их пылкого романа, как он предложил ей руку и сердце. Рауль, пригнув голову, вошел в маленькую квартирку, которую снимала Фиби. Девушка, запахивая полы коротенького шелкового халатика, опустила глаза, стараясь скрыть свое волнение. Рауль бросил к ее ногам огромный букет алых роз. «Моя любовь и все, чем я владею, принадлежит тебе, - сказал он. - Если ты согласишься стать моей женой, то сделаешь меня счастливейшим мужчиной на свете. Ибо никакое богатство не заменит любви прекрасной женщины».
        Работая над переводом, Катя обычно не особенно вдумывалась в сюжет. Но эта очередная любовная глупость вызывала досаду. Ну сколько можно сочинять истории про золушек?! Ежу понятно: все, чего могла добиться пустоголовая Фиби от преуспевающего бизнесмена - это вечер в ресторане (подешевле, чтобы не встретить знакомых) и ночь в гостинице. Может, когда-нибудь любовь и сметала все преграды, но те времена давно прошли. Мужчины забыли о безрассудных чувствах, о безумствах и подвигах. Любовь их стала ленива, и малейшее препятствие сулит ей гибель. Не стоит ждать невозможного. Наверное, если людям выпадает долго прожить вместе, сродниться, срастись, они становятся друг для друга важнее всего на свете - это не чудо, просто психология. Вот, вспомнить хотя бы Мишу Титаренко - вроде бы и любви никакой, зато какая прочная привычка! Довольно вредная, между прочим. Но чтобы любовь с первого взгляда перевернула все твои жизненные устои? Не на одну ночь, а навсегда? Нет уж, увольте.
        В общем, глупая книга. Зато эпиграф был выбран удивительно красивый, хотя не имел никакого отношения к ее содержанию. Катя снова и снова вчитывалась в загадочные слова перед текстом: «Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не страшно…» Франческо Петрарка… Катя на минутку прикрыла усталые глаза. Она увидела, как облака, не спеша, ползут по высокому бледному небу, и чьи - то глаза, туманные, как на картинах Боттичелли, смотрят вдаль.
        Новый раскат грома вернул девушку к действительности. Удивительная вещь - язык. Слова могут быть бессмысленны сами по себе и при этом обладать магической силой - таковы все заклинания и заговоры. Пробормочет старушка-колдунья бестолковый стишок, и начнет работать механизм, который изменит твою жизнь… «Вот я сейчас твержу понравившиеся слова, - подумала Катя. - Они показались мне просто красивыми. А на самом деле я переписываю свои страницы в книге судеб. И строки о том, что должно было случиться, исчезают. А вместо них появляются новые. И тайна моего будущего скрыта в стихах давно умершего поэта…»
        Кате стало жутковато. Она суеверно перевернула лист с эпиграфом и потянулась к сигаретам. Но прикурить ей не удалось: сквозняк задул пламя зажигалки, качнул под потолком лампочку в пластмассовом, засиженном мухами абажуре; а затем в доме погас свет.
        Девушка распахнула дверь и выбежала на крыльцо. Дождь лил сплошной стеной. Вокруг
        - ни огонька: значит, электричество отключили по всей деревне. Что ж, баба Вера предупреждала, что во время гроз это возможно. Воздух был свежим, пахло мокрой сиренью. Над верхушками тополей зажигались и гасли бледные сполохи. Вдруг ослепительно-яркая молния вспыхнула прямо над головой, в саду стало светло, как днем. Беленные известью стволы яблонь скрестили ветви в причудливых арабесках; выложенная кирпичом дорожка у крыльца стала голубой. А прямо у крыльца, освещенный дрожащим сиянием, замер огромный оскаленный волк.
        Правда, Катя быстро поняла, что это не оскал, а нечто вроде улыбки или попытки что-то сказать - такое выражение часто бывает у собак, когда они радуются хозяину. Стараясь не делать резких движений, Катя сказала:
        - Привет! Мы, кажется, встречались? Что же ты здесь потерял, бедняга? Деревня - не место для волков. Ты, наверное, голодный. Принести тебе поесть?
        Угостить волка докторской колбасой было бы даже забавно, однако, Катя не сомневалась, что дикий зверь испугается человеческой речи. К ее удивлению, волк не шелохнулся. Тогда Катя открыла дверь и в шутку пригласила:
        - Ну, что же ты? Заходи!
        Волк мгновение колебался, а потом решительно вспрыгнул на крыльцо и быстро, словно боясь, что она передумает, прошмыгнул мимо Кати на веранду. Вот так приключение! Улыбаясь, девушка вошла вслед за неожиданным гостем.
        Прижавшись всем телом к холодному линолеуму, волк тяжело дышал и, не отрываясь, смотрел на хозяйку дома. По-прежнему стараясь двигаться осторожно, Катя порезала остатки колбасы, положила их на газету. Потом подумала и добавила пару кусков булки.
        - Бутерброд с колбасой!
        На этот раз волк не ломался. Он встал, подошел к угощению и начал есть - медленно, принюхиваясь к незнакомой еде. Все-таки, наверное, он был очень голодным: иначе, что могло заставить дикого зверя до такой степени довериться человеку? Пока он ел, Катя украдкой рассматривала его.
        Живых волков она видела только в питерском зоопарке. Помнится, был там удивительный экземпляр. Все посетители собирались смотреть, как волк обедает: работник подавал ему огромные мослы, а тот хрустел ими, словно пирожными безе. Потом работник чесал зверю спинку, а волк, виляя хвостом, подставлял то один, то другой бок - как собака. А на клетке висела табличка с историей этого зверя: оказывается, он не родился в зоопарке, а был волчонком найден в псковских лесах. И нашел его как раз этот работник. С тех пор волк считал его то ли главой стаи, то ли своим хозяином. А чтобы развеять опасное заблуждение посетителей, вполне способных решить, что волк ручной, на клетку повесили еще и предупреждение:
«Животное опасно».
        Тот волк выглядел бы жалкой дворняжкой рядом с Катиным ночным гостем. Даже сейчас, насквозь промокший под дождем зверь был по-богатырски красив: широкая грудь, могучая шея в светло-сером пушистом воротнике, умная длинная морда… И желтые глаза, выразительные, как у человека. Даже слишком вырази тельные. Катя озябла, но при волке постеснялась переодеваться и ушла в комнату.
        Когда она вернулась, сменив легкий халат на джинсы со свитером, волк уже доел предложенный ужин. Он снова лег, исподлобья глядя на Катю: а теперь не прогонишь? Он слегка дрожал: то ли от холода, то ли - догадалась девушка - от страха. Конечно, ему должно быть очень страшно - заблудиться среди человеческого жилья, когда повсюду полыхают молнии, похожие на ружейные выстрелы…
        - Что же мне с тобой делать? - задумчиво произнесла Катя. Движимая жалостью, она подошла ближе. Волк не шелохнулся, не зарычал. Осмелев, девушка присела на корточки и коснулась лобастой головы. Волк вздрогнул, и Катя готова была отдернуть руку. Но зверь неуловимым движением подался вперед. Он словно говорил: мне очень плохо и одиноко, погладь еще. Очень скоро Катя без опаски чесала огромного хищника за ухом, выжимая воду из шерсти, а волк, закрыв глаза, явно наслаждался лаской. И девушка вдруг поняла, что ей тоже спокойнее во время страшной грозы ощущать рядом тепло живого существа.
        Проводя рукой по пушистой груди, девушка вдруг наткнулась на что-то острое. Цепочка! А на ней крестик - маленький, серебряный, с какими-то камнями посередине. Катя тут же почувствовала, как напрягся зверь, когда она дотронулась до украшения.
        - Не бойся, я не стану отбирать. Твое - значит твое, - примирительно сказала Катя.
        - Но откуда это у тебя? Новая лесная мода? Или ты чей-нибудь? Уж больно ты ручной.
        Конечно, близживущие нувориши могли держать зверей и поэкзотичнее волка. Например, тот томный красавец, которого она встретила на берегу реки, - ему пошла бы какая-нибудь пантера. Но если бы богатеям пришло в голову украшать своего домашнего любимца, то они повесили бы волку на грудь килограммовый золотой крест - Катя знала одного стаффордшира, снабженного здоровенной цепью. Крестик волка был маленьким и легким, почти незаметным в густой шерсти. Все это показалось Кате очень странным, но, наверное, имело какое-нибудь рациональное объяснение. Девушке на мгновение даже стало обидно: как только нам померещится нечто необыкновенное, разум тут же распугает все чудеса. А может, это и к лучшему? Девушка вспомнила подпись под картиной Гойи: «Сон разума порождает чудовищ…»
        Катя взглянула на притихшего волка.
        - Ну что, ты остаешься ночевать?
        Катя не стала запирать дверь, чтобы волк не почувствовал себя в ловушке. Работать было уже поздно. Она принесла из душных комнат одеяло и подушку сюда, на веранду, и устроилась на диване. Перед сном покрутила ручку старого приемника на батарейках, но кроме «Маяка» не нашла ничего интересного. Говорящий «черный ящик» сначала напугал волка - он вскочил, растерянно озираясь. Но, не обнаружив никакой опасности, снова лег, свернулся калачиком и, видимо, уснул. Уснула и Катя. За окном продолжала грохотать гроза, но девушке снился светлый и грустный сон по мотивам полотен Боттичелли.
        Петухи по всей деревне приветствовали рассвет. Снаружи пахло свежестью умытой листвы. Благоухала сирень в вазе на столе. Волк встал, встряхнулся, похлебал из миски воды, оставленной ему заботливой хозяйкой. Катя спала на диване, и утреннее солнце еще не доползло до ее лица. А Яно так всю ночь и не сомкнул глаз, его будоражили незнакомые запахи чужого жилища, ничуть не напоминающие родной дом. А порой ему чудились шаги на крыльце, и он чувствовал, как против воли на загривке подымается шерсть: неужели Фаргиту все-таки удалось его выследить?
        Надо было уходить. Как мог он подвергать опасности эту смелую девушку, не побоявшуюся его свирепого вида, поделившуюся с ним едой и кровом? Если Фаргит найдет его здесь, он уничтожит и невольную свидетельницу: Морэф не допустит, чтобы кто-то в этом мире раньше времени узнал о существовании «соседей». Надо было искать Хранителя. Надо было разговаривать с ним. А значит, придется принимать человеческий облик.
        У Яно было очень мало опыта общения с людьми. Будучи взрослым, он никого не знал, кроме Якофия, а потому в его отношении к прекрасной незнакомке мужское желание защитить мешалось с детским стремлением вновь ощутить материнскую заботу.
        Яно осторожно, мягко ступая лапами, подошел к дивану. Девушка была красива, очень красива - таких он никогда не видел. А ведь она так и не узнает, что приютила не волка, а человека. Не слушая голоса разума, Яно привычно встряхнул шкурой, зажмурил глаза от знакомой тянущей боли… Кости захрустели, меняя форму. В детстве Яно с приятелями часто ради забавы кидали монетку, загадывая: орел или решка? Он загадал и сейчас: если она проснется, я все расскажу ей и попрошу помочь. Если нет
        - тихонько уйду. Уйти было бы правильнее и честнее: не стоило втягивать девушку из другого мира в такую серьезную историю. Якофий бы этого не одобрил. Но… будь что будет. Яно присел па корточки возле изголовья и слегка коснулся губами нежной загорелой щеки.
        Катя не проснулась. Вот и хорошо: еще неизвестно, как она отнеслась бы к голому мужчине, который, оказывается, ночевал в ее доме. Кстати, а как он, голый, отправится на поиски Хранителя? В задумчивости Яно огляделся. Ему повезло: на стуле висели голубые, выношенные до белизны штаны. Оборотень натянул их, помучился с незнакомой застежкой - штаны, однако, пришлись в пору. Наверное, хозяйка сочтет его вором, но что поделаешь… Пора было уходить. Яно еще раз оглянулся на диван, вздохнул тихонько, быстро снял с шеи Ключ и положил его девушке в раскрытую ладонь, неловко подвернутую под голову. Потом потер шею: даже странно было больше не чувствовать привычное жжение. Как оно сводило его с ума! Но теперь, даже если Фаргит поймает его, Ключа он не получит. Полнолуние слишком близко, чтобы он мог рисковать.
        - Хорошего сна, - прошептал Яно, направляясь к двери. Громкий стук снаружи заставил его отпрянуть и заметаться в поисках убежища.
        - Катюша, дочка! Ты спишь яще? - послышался бодрый женский голос.
        Испуганный Яно присел за каким-то сундуком в темной прихожей, упершись руками в пол: иногда от волнения он забывал, в какой ипостаси находится.
        - Кто там? Открыто, - сонно отозвалась Катя, приподнимая голову. - А, баба Аня, это вы? Да не разувайтесь, у меня не убрано, проходите.
        Тверской «якающий» говор бабы Ани забавлял девушку. Надо же, какие вокруг заповедные места, если даже сохранились диалекты, о которых она читала в университетских учебниках. И если волки шастают по огородам…
        - А я тябе простоквашки принясла, - соседка прошлепала резиновыми галошами к столу. - В грозу все молоко скисло. Попьешь, холоднянькая. Что это у тебя так псиной пахнят?
        - Да? - Катя огляделась в поисках волка. - Я ничего не чувствую.
        Соседка ушла. Ночного гостя тоже не было, и Катя испытала легкое разочарование. Потом налила себе в стакан простокваши, с удовольствием выпила и, стянув с веревки полотенце, пошла на двор умываться. Крестик она, не посмотрев, сжала в руке. Яно осторожно выбрался из дома и, прячась за кустами смородины, вышел за калитку. И тут же едва не столкнулся с двумя женщинами - одна и была приходившая к Кате баба Аня, а другая - помоложе, в коротком цветастом платье, смешно топорщившемся на ее полной фигуре.
        - А это кто? Катькин ухажер что ли? - громко спросила молодая.
        - Ня знаю. Ня видела. Когда простоквашу ей носила, одна была. А впрочем, дело молодое…
        - Ишь ты! Городской, небось, а босиком гуляет. А так - ничего… Блондинчик!
        Слушая беседу за спиной, Яно с трудом заставлял себя идти спокойно: им и невдомек, что он из другого мира, а если побежать, тогда примут за вора, начнут кричать. Выбежит Катя… При мысли о девушке Яно покраснел. Значит, ее зовут Катя - Катанка, как сказали бы в его родной деревне. Катарина. Так звали его мать… Оборотень передернулся, словно тряся шкурой: так, будучи волком, он прогонял неприятные мысли, свернув за ольховую рощу, откуда его нельзя было увидеть из деревни, он побежал во весь дух по дорожке к реке, подымая облака пыли босыми пятками.
        Сверху бегущего было видно, как на ладони, - так же, как и речку, раскинувшуюся между живописных берегов, и рыбацкую лодку на ее середине. Фаргит лениво парил в потоках воздуха, раскинув огромные темные перепончатые крылья. Свое демоническое обличие он любил больше, чем человечье. Люди в Фенлане, унидев его таким, пугались до обморока, и это безмерно его радовало. Фаргит находил, что он очень похож на изображение Домгала: тот же огромный рост, зеленовато-оливковая, скользкая, блестящая кожа, желтые глаза с вертикальным змеиным зрачком, острые кривые когти на руках и ногах… И, конечно, крылья… Крылья, позволяющие застигнуть жертву врасплох - упав на нее камнем с высоты. Пусть бежит. Один взмах крыла, один удар серебряным лезвием - оборотень будет мертв. Морэф получит Ключ и, быть может, тогда расщедрится на глоток эликсира бессмертия.
        А Яно бежал, не переводя дух. Золотые купола служили ему маяком. Он не устал, напротив, по мере приближения к церкви у него прибавлялось сил, хотя иногда он ловил себя на желании помочь себе передними лапами - тьфу, руками! - или хотя бы высунуть язык. После смерти Якофия он снова отвык от человеческого тела.
        Фаргит описал над рекой круг. Храм с золотыми куполами тревожил его. Он словно создавал невидимый заслон, вызывал непреодолимое желание повернуть назад. Надо будет рассказать Морэф, что в этом мире у Домгала есть сильный противник. Однако пора действовать, иначе оборотень окажется в безопасности. Пока он не видит демона, иначе обернулся бы волком, чтобы бежать еще быстрее. Тем легче будет выполнить приказ Морэф! Сжав в руке серебряный кинжал, Фаргит отвел крылья назад и резко пошел вниз.
        Резиновая лодка медленно дрейфовала посреди Камышовки. Весла неподвижно торчали в уключинах, два поплавка качались в кувшинках. Прожорливая плотва давно объела червяков с обеих удочек, но рыбаки об этом не сильно беспокоились. Они были заняты. Один разливал водку в нагретые солнцем одноразовые стаканчики, другой пытался выудить из трехлитровой банки маринованный помидор.
        - Вот, Петрович, держи порцайку. Как в аптеке!
        Петрович с трудом вытащил руку из узкого горлышка, взял стакан.
        - Ну, за рыбалку, - произнес он голосом генерала Иволгина. Рыбаки беззвучно чокнулись, прислушались, как организм воспринял теплую паленую водку из местного лабаза. Дружно крякнули.
        Эх, хорошо! Благодать… - Петрович снова потянулся за помидорами. - Вот Пушкин дурак-то был, что лето не любил… Ему, видите ли, комары да мухи не правились. А комары, между прочим, для нервной системы полезны. Они дурную кровь пьют. От, я тебя, собака! - Петрович со всей силы хлопнул себя по лицу, но напившийся дурной крови комар вовремя излетел. - Комары - тьфу! - продолжал настроившийся на поэтический лад Петрович. - Главное - это красота. Ты как считаешь, Колян?
        - Ну, за красоту, - кивнул Колян, разливая по ноной. - Да, благодать. Третьи сутки так: ночью дожди, а днем на небе ни облачка. Достань-ка мне помидорчик!
        Петрович потянулся за помидорами, подымая ввысь мутные глаза, чтобы убедиться в безоблачности неба. И вдруг завыл, захрипел, роняя банку в воду.
        - Чо йто? Слышь, Колян, чо йто?
        Колян непонимающе проследил за трясущимся пальцем Петровича, которым он водил по небу, словно прицеливаясь, и тоже взвыл, хватаясь за сердце: огромная крылатая тварь стремительно пронеслась у них над головами.
        - Ты видел? Ты видел? - повторял Петрович.
        Колян только сглотнул.
        - Черти что в водку подмешивают, - буркнул он, хватаясь за весла. - Да полно, Петрович, не голоси. И первый раз что ли? Мне вон на той неделе теща покойная померещилась, так это пострашнее было. Сейчас ко мне завернем. Если моя в огороде, я тебе самогону холодненького достану. Вмиг полегчает. С него, с родимого, никогда таких видений не бывает. Держись, Петрович, миленький!
        Петрович только икал, сматывая удочки, и все глядел вслед ужасному крылатому существу, не похожему ни на птицу, ни на человека.
        Глава 5
        ДВОЙНАЯ РАДУГА
        Крестик Катя обнаружила только перед умывальником. Разжала руку и тут же узнала украшение, которое вчера нашла на шее странного волка. Вот и еще одна странность: как волк умудрился снять с себя цепочку? И зачем он это сделал, если явно дорожил необычной вещицей? И снова по спине пробежал холодок - предвкушение чего-то необычного, может, настоящего чуда. И снова оно было на корню задавлено железной логикой. Чему удивляться? Тому, что зверь совершил осознанный поступок? Тоже мне, чудо. Никакого владельца собаки этим не удивишь. В Катиной семье пятнадцать лет жила пуделица. Когда Катина мама долго болела, она так переживала, что принесла ей к постели самое дорогое - старую замусоленную кость. А ведь обычно попробуй, отними: укусит, даром что маленькая. Вот и волк отблагодарил Катю за гостеприимство.
        На веранде Катя внимательно рассмотрела подарок, даже вытащила из дедушкиной коробки с инструментами лупу. Цепочка была простого грубого плетения, похоже, серебряная, но очень грязная. А вот подвеска оказалась очень интересная. Ни на православный, ни на католический крест она не походила. Вертикальная планка была длиной сантиметра три; с внутренней стороны плоская, с внешней - с острой гранью. Ровно посередине ее пересекала планка покороче. На ней в простой оправе лежали два камня - один прозрачно-желтый, другой темно-красный, почти черный.
        Серебряных вещей Катя не носила с юности, давно для солидности перейдя на золото. Кроме того, она всегда с осторожностью относилась к украшениям из драгоценных камней и металлов. Например, ей никогда не приходило в голову купить что-нибудь по
        - дешевке в ломбарде: бог его знает, кто раньше носил эти вещи, о чем думал при этом, чем болел… Катя верила, что настоящие самоцветы умеют все это помнить. А это явно были настоящие и горели они изнутри неярким глубоким сиянием подлинной драгоценности. Носить такие было бы недоступным шиком. И цепочку потом, конечно, придется поменять, но пока можно отчистить эту. Раздобыв в аптечке зубной порошок, сохранившийся с незапамятных времен, она тщательно натерла металл, сполоснула, высушила чистым полотенцем. Потом примерила, подошла к зеркалу, подняла волосы… Украшение загадочно мерцало на загорелой коже. И вдруг девушка вздрогнула, вспомнив позабытую детскую мечту…
        Лет в одиннадцать, начитавшись Грина, Катя мечтала не об алых парусах. Ей почему-то хотелось, как Ассоль, проснувшись, обнаружить на своей руке кольцо. Ну, не кольцо - браслет или что-нибудь еще. Вещь - подарок неизвестности. Вещь - обещание чуда… Вещь - символ огромной любви, что выпадает одна - на миллион. Сколько раз она просыпалась с умеренностью, что уж сегодняшним утром это непременно произойдет. Но чудо опаздывало. А потом Катя выросла и перестала верить в чудеса. И странный дар заплутавшего в деревне волка показался ей насмешкой над детской мечтой. Но снимать крестик Катя не стала: забавная вещица, жалко, если потеряется. Надо будет не пожалеть денег, позвонить маме, рассказать эту историю.
        Катя схватилась за мобильник. Вот балда, она оставила его включенным на ночь, и батарея разрядилась. Девушка воткнула в розетку зарядное устройство, подключила телефон, но тот не реагировал. Сморщившись от нехорошего предчувствия, Катя щелкнула выключателем. Так и есть. Электричества по-прежнему не было. Девушка отшвырнула телефон, ставший бесполезным куском железа, и с трудом подавила панику. Как быстро мы привыкаем к удобствам цивилизации! И как теряемся, неожиданно оставшись без них…
        - Чего ты психуешь? - сердито обратилась Катя к самой себе. - Кому тебе так приспичило позвонить? Мама переживет, если не узнает о твоем приключении. А больше звонить некому.
        От этой мысли девушке стало совсем грустно. Опять припомнился подлец Миша Титаренко, а это грозило затянувшейся депрессией. Надо было садиться за перевод: Кате работа всегда помогала лечить душевные раны. Хорошо, что ноутбук может поработать еще часов пять без подзарядки.
        Однако, взглянув за окно, Катя вздохнула: погода стояла совершенно нерабочая. После вчерашней грозы природа отдыхала в умиротворенной тишине. Солнце рассыпалось сквозь тюль по столу, по стенам, завешанным черно-белыми портретами знаменитостей и родственников. Сирень в вазе, все еще свежая, уронила на клеенку несколько цветков. Девушка по привычке, заведенной с детства, посмотрела, нет ли среди них с пятью лепестками, однако приметы счастья не нашла. Что ж, работать, работать…
        Позавтракав, Катя включила ноутбук и раскрыла подстрочник. Надо было еще раз вернуться к эпизоду первой встречи Фиби и Рауля. Девушка, однако, никак не могла сосредоточиться. Она то теребила цепочку, то помимо воли возвращалась к эпиграфу:
«там, где дни облачны и кратки…» Ну как, как эти волшебные слова могут сочетаться с такой фразой: «Вернувшись домой, Фиби вся трепетала: она поняла, что встретила, наконец, настоящую любовь». Вот так вот просто взяла и поняла? Катя раздраженно хлопнула рукой по распечатанным листам, вскочила, заметалась по комнате в поисках сигарет. Найдя пачку, убедила себя не курить хотя бы до обеда. Не выдержала, все-таки зажгла сигарету. Да что она так нервничает, черт возьми? Не потому ли, что завидует этой глупой Фиби, так легко поверившей в сказку?
        Катя рассеянно набрала еще страничку текста, а потом решительно ее удалила. Она выбежала в сад и сняла с веревки купальник. Забытый с вечера, он был еще влажным после ночного дождя. Ну и ладно, так легче будет входить в воду. А работу придется оставить до вечера: все равно сейчас ничего путного не получится. Быстро сунув подстилку в старомодную пляжную авоську, девушка закрыла дом и отправилась на реку.
        Однако сегодня все складывалось неудачно. Из сада было не видно, что на горизонт снова наползает мрачная туча, ничем не уступающая вчерашней. Успеть бы до дождя окунуться, обсохнуть и вернуться домой… Катя ускорила шаг, раздеваясь на ходу. Но на обрыве замерла, ахнув…
        Прямо над церковью шла война: густо-фиолетовая туча сошлась с сияющим голубым небом; ослепительными стрелами солнце пронзало неповоротливого врага. За рекой по горизонту расплылись светлые полосы: гам уже шел дождь. А крест все еще сиял, горел, полыхал солнечным заревом. Но вот купола вспыхнули в последний раз, и тьма обрушилась на деревню. По нолю пронеслась зеленая волна с бурлящей пеной на гребне
        - это ветер вздыбил заросли белых и желтых цветов, растрепал соцветия бузины и рябины.
        Дождь хлынул внезапно - как это бывает летом. Завизжав, Катя бросилась в реку, надеясь, что вода в ней окажется теплее, чем больно бьющие по разгоряченному телу крупные капли. Ветер поднял настоящие волны, на которых закачались глянцевые листья кувшинок. Кате вдруг стало безудержно весело, как будто ей не хватало именно этого бешенства стихии.
        - Он уехал прочь на ночной электричке! - заорала она во весь голос, но сама себя не услышала в шуме дождя. Зато вдали полыхнула молния, приглушенно пророкотал гром.
        - Не нравится вам Алена Апина? - вопила Катя. - Ну, тогда держитесь, я вам другую спою! У меня мурашки от моей Наташки… - запела она.
        Молния от возмущения раздвоилась.
        Исполнив отечественные хиты Муз-TV разных лет, привязавшиеся как банный лист (в городе их даже мурлыкать было как-то неудобно), Катя наконец охрипла.
        - Концерт по заявкам окончен, - объявила она и решительно повернула к берегу. Ничего, домой добежит бегом и согреется. Правда, почему-то выгрести против течения ей не удалось. Сонная деревенская Камышовка показала свой истинный норов. Посередине закружились воронки, ветер гнал упругие стальные волны, а вместе с ними и Катю. Течение увлекало ее все дальше и дальше от пляжа, где остались мокнуть под дождем и покрывало с бабы Вериной кровати, и сарафан, и шлепанцы. Девушка захлебывалась в волнах, перемешанных с дождем. Где же берег? Сколько она так барахтается - пятнадцать минут? Полчаса? Катя почувствовала приближение паники, особенно когда вместо воздуха очередной раз вдохнула порцию воды. Руки устали бороться с рекой, ноги начали замерзать.
        Однако утонуть в Камышовке оказалось мудрено. Схватившись за стебли камыша и порезав руку об острый лист, Катя, наконец, нащупала ногами дно.
        Дождь лил, не переставая, и задувал по-осеннему холодный ветер, - или так только показалось промерзшей в воде Кате… Надо было как можно скорее возвращаться, найти брошенные вещи и спрятаться дома, под одеялом, с кружкой горячего чая в руках. Из последних сил, напрягая онемевшие мышцы, Катя полезла на обрыв. Но тело отказывалось ей повиноваться. Уцепившись пораненной рукой за куст осоки, Катя вырвала его с корнем и съехала вниз. Теперь исцарапан был и живот. Швырнув траву в реку, девушка собралась было «нова штурмовать неприступный берег, как вдруг ей навстречу с обрыва протянулась рука.
        Катя сейчас схватилась бы и за медвежью лапу. Но рука была обычная, мужская. Вытянув девушку наверх, спаситель набросил ей на плечи тяжелый плащ - палатку - в таком Катин дедушка ходил на рыбалку.
        - Идемте скорей! - снова схватив девушку за руку, незнакомец поволок ее за собой.
        - Да не бойтесь же! - крикнул он сквозь ветер замершей на месте Кате. Однако девушка и не думала сопротивляться, просто идти у нее уже не было сил. Спаситель, без плаща гут же промокший насквозь, без лишних слов подхватил ее на руки.
        Далекое студенческое лето… Позади - беспримерный подвиг по уборке моркови с колхозных полей. Впереди - последний вечер в колхозе. Твои ноги закутаны чужим свитером, и чьи-то глаза поглядывают па тебя с молчаливым признанием. Тихо-тихо бренчит гитара, и хрипловатый молодой голос бормочет что-то бардовское о дыме костра, о парусиновых брюках, о городе, в который поездом не доехать и самолетом тем более не долететь…
        Катя вскочила на матрасе, ударившись головой о табуретку. Гитарный перебор стих.
        Осторожнее, девушка. Ну, как же вы так! - укоризненно произнес знакомый голос. На матрасе у противоположной стены сидел атлетического телосложения мужчина с красивым, чуть грубоватым южнорусским лицом, с кудрявой шапкой темных волос а-ля молодой Андрей Макаревич. Увидев, что спасенная им дама пришла в себя, он отложил гитару. Карие глаза смотрели доброжелательно и весьма заинтересованно. Катя тут же вспомнила, что на ней по-прежнему только бикини, и поплотнее закуталась в шерстяное одеяло.
        - Простите, где я нахожусь? - спросила она и отчаянно чихнула.
        - Вопрос философский, - пробасил хозяин, деловито помешивая что-то в закопченном котелке на примусе. - Я бы ответил так: вы в тепле и в безопасности. Я - Василий Кропотов, к вашим услугам. Эта времянка - наше с приятелем летнее пристанище. Приятеля моего зовут Иван Плющенко, но он пошел прогуляться, чтобы вас не смущать.
        - А чем он мог меня смутить? - удивилась Катя.
        - О, у Плюхи свои тараканы в голове. Плюха - его студенческое прозвище, - пояснил Василий, потом заговорщицки огляделся и доверительным шепотом добавил: - Он вообразил, что вы - искушение, посланное ему дьяволом.
        У Кати вытянулось лицо, и собеседник поспешил ее успокоить:
        - Не принимайте, пожалуйста, близко к сердцу. У Плюхи дикая блажь: он собирается стать монахом. Как, кстати, ваша рука? Помощь не требуется?
        Катя взглянула на ладонь: порез еще кровил.
        - Хорошо бы бинт… - сказала девушка, поморщившись.
        Василий засуетился. Он перерыл оба рюкзака, нашел, наконец, аптечку и помог Кате забинтовать ладонь. Потом он протянул ей горячую миску с рисовой кашей, обильно посыпанной сахаром, и толстый ломоть рижского хлеба. Ни сладкий рис, ни хлеб с тмином Катя терпеть не могла. Но сейчас радушное угощение оказалось как нельзя кстати. Катя бодро зачерпывала кашу, пока ложка не застучала о дно, и слушала болтовню нового знакомого. Узнав, что Катя приехала в Камышино из Питера, Василий сообщил, что они с Иваном москвичи.
        - Мы с Плюхой учились вместе в МИФИ, а теперь каждое лето ездим сюда добровольцами реставрировать церковь. Слышали, наверное, - Преображенская церковь.
        - Очень красивая, - вежливо вставила Катя.
        - Наша работа, - гордо заявил Василий. - Нас здесь называют паломниками. Народ здесь чудесный. И места чудесные. Как Плюха выражается, намоленные. А еще говорят
        - волшебные. Но это уж преувеличивают. С вами здесь никаких странностей не происходило?
        Катя, едва не подавившись кашей, на всякий случай помотала головой. Собеседник кивнул.
        - Значит, вы нормальный человек. Со мной тоже ничего. А вот Иван на днях рассказывал, будто было ему странное видение. Гулял он как-то вдоль речки, чуть ниже по течению, и вдруг в кустах бузины видит фигуру. Вроде бы человеческую, но только выше и очень темную. Он, естественно, перекрестился, и фигура пропала. Нет, не думайте, Катенька, - смутился Василий под скептическим Катиным взглядом, - мы не злоупотребляли. А у Ивана вообще постный день был. Хотя со мной вот тоже сегодня случилось чудо: я встретил на берегу русалку. Хочешь - верь, хочешь - нет.
        Катя рассмеялась. С Василием она сразу почувствовала себя так, будто тоже училась с ним в одном институте, хотя он оказался старше ее на пять лет. Катя уже готова была рассказать Василию про волка и показать загадочный крестик, но тут скрипнула дверь, и но времянку зашел второй ее обитатель.
        Иван оказался высок и худ, с благообразным лицом, обрамленным светло-русой бородой, и необычайно ясными голубыми глазами. Этакий князь Мышкин в исполнении Юрия Яковлева. Катя подумала, что ему, пожалуй, пошла бы иноческая ряса. Иван коротко и холодно кивнул Кате, тут же обратившись к приятелю:
        - Василий, нас там ждут. Надо ступени померить.
        - О, я вас задерживаю, - тактично засуетилась Катя. - Спасибо за гостеприимство, но меня тоже работа ждет. Мне вот только придется у вас плащик позаимствовать, чтобы дойти до дому.
        - Я вас провожу, - Василий поднялся. - Лестница подождет. Правда, отец Иоанн?
        - Не надоело хохмить? - буркнул Иван. Он явно привык к насмешкам из-за своих убеждений и не принимал их всерьез. - Лучше пригласил бы гостью подняться на колокольню. Оттуда сейчас потрясающий вид.
        - Это мысль! - обрадовался Василий. - Пойдемте, Катенька, посмотрите на плоды наших трудов.
        - Ой, да неудобно, - замялась Катя. - Я, если вы помните, не совсем одета. Уж точно не для посещения церкви.
        - Ерунда. Тем более, мы не в саму церковь, мы на колокольню. Пойдете в плаще. Собирайтесь, мы ждем вас снаружи.
        Отказываться было неудобно, да Кате и не хотелось так быстро расставаться с новыми знакомыми: она любила интересных людей. И Иван, похоже, сменил гнев на милость. Убедился, наверное, что она не ведьма.
        Надо было, однако, привести себя в порядок. В углу Катя заметила осколок зеркала. Из него на девушку глянули посветлевшие зеленые глаза под распушившейся челкой, загорелые щеки, умытые дождем, и румяные от природы губы. Она пригладила волосы, запахнула поплотнее брезентовый плащ и вышла из времянки.
        После холодного душа, выпавшего на Катину долю, она все мокрое воспринимала с кошачьей брезгливостью. Пробираясь к колокольне через кусты белой сирени, она даже руки спрятала под плащом. Правда, тогда нечем было подбирать длинные полы, на которые Катя все время боялась наступить. Потом была длинная винтовая лестница. На ней Катя все-таки споткнулась, неуместно чертыхнулась, поймала на себе укоризненный взгляд Ивана и испуганно зажала рот рукой. Но когда она, наконец, оказалась на площадке под самым куполом, выяснилось, что все эти испытания оказались не напрасны.
        - Колоколов еще нет, - сказал Василий. - На них собирают пожертвования. Знаете, сколько находится спонсоров? Точнее, инвесторов: народ вкладывает деньги в отпущение грехов. А колокольню мы за три года подняли практически с нуля.
        Но Катя его не слушала. У нее сердце защемило от красоты. Необъятный сияющий мир не умещался в глазах. Летние краски утроили свою яркость после дождя, и девушке показалось, что никогда она еще не видела такого зеленого леса, и синей реки, и голубого неба, и желтого песка на отмели. Купола чистым золотом отражались и воде. В стороне Камышино, над гороховым полем завис фиолетовый край тучи, уползающий за горизонт, и солнечные стрелы с жестокостью победителя пронзали ее рыхлое, медлительное тело. А сквозь тучу, сквозь небо, сквозь поле тянулась семицветная полоса. Катя запрыгала от восторга.
        - Смотрите, смотрите, радуга! Ой, а вон вторая появилась.
        - Где? Где? Я только одну вижу.
        - И я одну.
        - Да вон же, как вы не видите? - удивилась Катя. Чуть повыше. Она как бы отражается от первой.
        - Сдаюсь, - сказал Василий. - Я вижу только одну радугу.
        Иван с любопытством и даже с какой-то завистью посмотрел на Катю.
        Верующие люди говорят, увидеть двойную раду - значит получить Божье благословение.
        - Я тоже как - то раз видел. Тогда и решил окончательно, что должен посвятить себя Богу. Но сегодня двойную радугу показали, Катя, только вам одной. Что ж, в этих местах случается и не такое.
        Василий закатил глаза.
        - Плюха, только не надо опять про видения. Расскажи лучше легенду об этой церкви. Знаете, Катюша, это очень интересная история.
        Иван с готовностью начал.
        - Давным-давно, в начале девятнадцатого века, в Петербурге жил молодой граф - настоящий светский лев, красивый, удачливый и порочный. Все его ночи проходили в пьяных оргиях, в домах терпимости и опиумных притонах. Разные видения посещали его в наркотическом бреду, и все они были так же непристойны, как его жизнь. Но однажды ему привиделся ангел.
        - Понимаете, Катенька, вот так просто и со вкусом: ангел, - вмешался Василий.
        Иван возвел глаза кверху.
        - Боже, пошли мне терпения. Так вот. Ангел окружил графа неземным светом. Блаженство, которое тот ощутил, было несравнимо с непостоянной радостью греха. Граф попытался схватить этот свет руками, но тот просочился сквозь пальцы, и ангел сказал: „Великий грешник! Этот свет окружает праведных мира сего и дарит им блаженство. Таким, как ты, никогда его не узнать“. „Зачем же ты показал мне его?“
        - растерянно спросил граф. „Чтобы грешная жизнь показалась тебе невыносимой. Ты будешь чувствовать то же, что узник, который, сидя в темном колодце, видит над головой недоступное голубое небо“. Ангел исчез, а граф с того дня оставил свою распутную жизнь. Он уехал подальше от столицы, построил хижину на берегу реки и стал отшельником.
        - Ходил в дерюге, питался кореньями, спал в гробу или на гвоздях, - снова вмешался Василий.
        - Как положено, - согласился Иван. - Но вот, лет через десять в праведном сне ему снова явился ангел. Отшельник! - сказал он. - Построй церковь на месте своей хижины, и твои грехи будут прощены». С этими словами ангел протянул графу кирпич и исчез. Проснувшись, отшельник действительно нашел кирпич у порога. В тот же день он отправился в Петербург, все свое имущество обратил в деньги и начал строительство церкви. Тот самый кирпич граф собственноручно заложил в фундамент.
        Через пять лет церковь была построена. Граф в торжественном смокинге отправился посмотреть на дело рук своих, и тогда солнечный свет, отраженный от золотых куполов, ослепил бывшего грешника. Слепым граф дожил до глубокой старости, и местные жители почитали его, как святого. Вот такая история.
        - Где-то я читала похожую, - задумалась Катя. - Может быть, у Лескова…
        - Не знаю, - пожал плечами Иван. - Главное, что церковь эта была построена по велению свыше. Так что места здесь действительно чудесные. Вы это обязательно поймете.
        Провожать Катю отправились оба «паломника». Незаметно они перешли на «ты», и даже Иван поддерживал беседу, а Василий так и сыпал веселыми историями.
        - Нет, Кать, ты про Ваньку не думай, раньше он не был таким занудой. Курсе на третьем, в зимнюю сессию, мы ко всем экзаменам готовились одинаково: напивались на положения риз. И вот на один экзамен - по-моему, это была начертательная геометрия…
        - Философия, - уточнил Иван.
        - Ах да, философия. В общем, с утра были мы никакие. Ну, я еще ничего, а Плюха совсем плох. А что делать, надо идти сдаваться. Взвалил я его на плечо, как куль, и понес в институт. Складываю на парту перед преподом. Тот спрашивает: «Ему тройки хватит?» Я Ванькину голову подымаю, тот же вопрос задаю, а этот наглец головой мотает: мало, мол. «Мяу» сказать не может, а туда же. «Ладно. Поставлю четверку. За героизм». Хороший был препод, Михал Борисыч.
        - Борис Михайлович, - невозмутимо поправил Иван.
        Отсмеявшись, Катя выступила с ответной историей.
        - А я забавно диплом защищала. Боялась ужасно. Ну, меня друзья и уговорили пятьдесят граммов принять для храбрости. Я подхожу к кафедре и… тут же ловким движением руки смахиваю с нее вазу с цветами. Кто-то из комиссии говорит: «Посуда бьется к счастью». И действительно, язык у меня стал без костей. Так красиво выступала, с эпитетами и метафорами… Ой, а вон мои вещи.
        Действительно, на берегу лежали мокрые насквозь покрывало и шорты с маечкой. Катя сгребла одежду в охапку и отдала тяжелую, промокшую подстилку Василию, любезно предложившему помощь.
        Почти у самого забора бабы Вериного дома им встретилась баба Аня, гнавшая домой коз.
        - Добрый вечер, баба Аня, - вежливо поздоровалась Катя.
        Старуха неодобрительно зыркнула в сторону Катиных провожатых:
        - Добрый, добрый. А с кем это ты, Катюша?
        - Баба Аня, это паломники. Они церковь реставрируют.
        - А, паломники, - заулыбалась соседка. - Это хорошо. А тот светлянький парень, он к тябе из города приехал? Ухажер, что ли?
        - Какой светленький? - изумилась Катя. - Никто ко мне не приезжал.
        - Ну, някто значит някто, - не стала спорить баба Аня. Но, все-таки, уходя, повторила:
        - А был здесь такой, светлянький…
        У самой калитки девушка отдала Василию плащ, надеясь, что соседи не успеют застукать ее в одном купальнике. Все-таки нравы в деревнях куда строже городских!
        Прощаться было немного грустно: вряд ли такой веселый вечер еще раз повторится. Катя прикрыла калитку и медленно, срывая забинтованной рукой мокрую веточку сирени, пошла к дому. И у крыльца закричала но весь голос. Услыхав это, Василий с Иваном тут же вернулись. Втроем они оторопело стояли перед крыльцом, на котором, свисая по ступеням, лежало окровавленное волчье тело.
        Глава 6
        ОБОРОТЕНЬ
        Волк умирал. Катя, набросив поверх купальника сарафан, стояла возле него на коленях и бесстрашно щупала горячий, сухой нос, но зверь не замечал ее руки. Мокрая от дождя и крови шерсть свалялась, худые бока вздымались и опадали, дыхание прерывалось хрипами. И при каждом вздохе струйка крови толчками истекала из пасти на половик.
        - Мучается, - покачал головой Иван.
        - Катюша, мы его, пожалуй, унесем, - хмуро сказал Василий. - Он вот-вот сдохнет. А ближайший ветеринар, наверное, в Твери.
        - Да что с ним? - чуть не плача, воскликнула Катя. - Я видела его вчера вечером, он был совершенно здоров. Надо хоть посмотреть, от чего ему так плохо.
        - Катюша, у тебя есть бинтик? - спросил Василий.
        Катя суматошно заметалась по веранде. Где же у бабы Веры аптечка? И что там еще может пригодиться? Господи, хорошо, что дали свет, можно будет хоть кому-нибудь позвонить. Но кому? На вызов ветеринара в такую глушь у нее может и денег не хватить. Бинт, наконец, нашелся. Катя протянула его Василию, и «паломник» ловко замотал волку пасть, смешно завязав бантиком сверху. Катя не могла сдержать улыбки.
        - Вот так. Больной, не нападайте! - удовлетворенно кивнул Василий. - Это знаешь, Катюша, сестренка моя в детстве играла в доктора. Ну, а пациентом был наш кот Васька. Слышим, она ему серьезно так: «Больной, потерпите. Больной, у вас температура. Больной, вам прописан укол». Ну, уколы и перевязки он еще кое-как терпел. А когда дошло дело до удаления аппендицита, кошачье терпение лопнуло. Слышим - из детской доносится отчаянный мяв, выбегает кот, весь в бинтах, а за ним сестра. Руки поцарапаны, а сама кричит: «Больной, не нападайте!»
        Василий и Катя вдвоем приподняли зверя. Тело было тяжелым и безжизненным.
        - Стоп! - вдруг остановил их Иван. - Посмотрите-ка! Похоже, он действительно ранен.
        И действительно, из волчьей холки торчала рукоять кинжала.
        - Странно, - Иван коснулся оружия. - Рана совсем неглубокая. Уж во всяком случае, не смертельная.
        Быстрым движением он выдернул лезвие. Зверь забился так, что от неожиданности Катя с Василием уронили его обратно на крыльцо, и снова затих. Иван с любопытством повертел в руках короткий, тонкий кинжал - на перепачканной кровью серебряной рукоятке была гравировка: змея, широко распахнув пасть, проглатывает четырехконечную звезду. Изгиб змеиного тела очень напоминал букву «М».
        - Смотрите-ка, - шепнула Катя. - Кажется, ему лучше.
        Иван отбросил кинжал, и все трое склонились над неподвижным зверем. Он по-прежнему не открывал глаз, но вид его теперь не был безнадежным. Волк дышал тяжело, но равномерно, и страшные хрипы в легких прекратились. Нос стал теплым, как у спящей собаки.
        - Может, выживет, - пожал плечами Василий.
        - Вы поможете занести его на веранду? - попросила Катя.
        Катя постелила два старых фланелевых халата, и больного устроили на этой постели.
        - Спасибо вам, ребята, - сказала она. - Дальше я справлюсь.
        - Катюша, у тебя в доме иконка какая-нибудь есть? - спросил вдруг Иван.
        - Ну… Есть, наверное, у бабушки. А что?
        - Да так… Все-таки волк…
        - Да ну тебя, Иван, - возмутился Василий. - Не пугай ее на ночь глядя. Катюш, может нам остаться? Ты не подумай чего, просто не хочется бросать тебя наедине… с этой проблемой.
        - Я не боюсь, ребята, спасибо, - ответила Катя. - Честно говоря, я так устала, что бояться просто нет сил. Со мной все будет в порядке. Сейчас лягу, высплюсь…
        - Ладно, Катюш, отдыхай, - кивнул Василий. - Если что - ты знаешь, где нас искать. Чип и Дейл придут на помощь.
        Закрыв за «паломниками» дверь, Катя включила свет и поставила заряжаться телефон. Потом задумчиво опустилась на корточки у подстилки. Рана в холке затягивалась неправдоподобно быстро, и определить источник крови, перепачкавшей шерсть, уже было трудно. В забытье волк перебирал лапами, словно бежал изо всех сил, прижимал уши, вздыхал - ему что-то снилось. Но его жизнь, очевидно, была вне опасности. Выспится, отлежится и будет в полном порядке. Надо подумать, как помочь ему добраться до ближайшего леса. И намордник этот дурацкий пора снять - не собирается он кусаться.
        - Не было забот, купила баба порося, - проворчала девушка, качая головой. Если так пойдет дальше, все ее рабочие планы сорвутся. Она уже в долгу перед собой страниц на пять, если не больше. А тут то волки, то паломники, то опять волки… Вот и сейчас ей как-то не по себе, словно кроме них с волком совсем близко, прямо за дверью, есть кто-то еще. Паломникам она соврала: на самом деле ей совсем не до сна. И очень даже страшно - только неизвестно, что ее так пугает. А раз спать она не ложится, надо, не теряя времени, продолжить работу. Катя решительно придвинула стул к столу.
        Фаргит прислонился к стене убогого домишки. Его окружала непроглядная ночь. В саду пели цикады, а за окном ярко горел свет. Он видел, как девушка склонилась над раненым волком, бережно гладя окровавленную шерсть. Вот неудача! Оборотень сумел превратиться в волка и доползти до ближайшего жилья. И люди догадались выдернуть серебряный кинжал, а ведь самое большое через полчаса серебро погубило бы человека-зверя. Фаргит прекрасно видел клинок Морэф, небрежно брошенный на пол.
        Демон знал: никто не успеет ему помешать. Он ворвется, подхватит кинжал Морэф и нанесет два быстрых и точных удара. Оборотню тогда никто не поможет, и не останется свидетелей его появления в этом мире. Но что-то мешало демону выполнить приказ черной королевы. Девушка, словно почувствовав чье - то присутствие, подняла прекрасное смелое лицо. Оно околдовывало сильнее, чем власть Морэф, сильнее далее, чем желание бессмертия. Это лицо было зеркалом чистой и благородной души. Именно такие души притягивают темные сердца, внушая им непреодолимую жажду обладания. Но не любовь. Фаргит был демоном, а потому не умел ни любить, ни жалеть. Он просто хотел сохранить эту девушку для себя. Как жаль, что она не девственница - такие вещи демон чувствовал за версту. И откровенное платье, противореча невинному лицу, не говорит о скромности. Но это не важно, все равно такой красивой наложницы у него еще не было…
        Впрочем, для наложницы она слишком хороша. Почему бы ей не сделаться герцогиней Тифлантской? Такая красавица принесет его правлению больше пользы, чем любая добродетельная дурнушка из самой знатной семьи. За оказанную честь она будет боготворить своего повелителя.
        А что же Морэф? При мысли о темной королеве Фаргит поежился. Он прекрасно понимал, что, нарушив приказ, навлечет на себя страшный гнев. Но Морэф нуждается в нем. Ей не обойтись без его грубой страсти. Никто из придворных кавалеров не сможет доставить ей удовольствие. И если придумать оправдания, которым она поверит, то гнев королевы будет недолгим. Придя к такому легкомысленному выводу, Фаргит еще раз полюбовался на Катю, потом вышел на дорожку и беззвучно взмыл в ночное небо.

«Полотенце, завязанное на узких бедрах Рауля, упало на пол. Фиби не отрывала глаз от его возбужденной плоти. Рауль охватил страстным взглядом всю девушку, стыдливо теребящую на груди дорогой пеньюар. Подхватив Фиби на руки, он отнес ее в спальню и положил на постель. Застонав от неземного блаженства, Фиби закрыла глаза»…
        С волчьей подстилки действительно послышался почти человеческий стон. Катя бросила взгляд на волка и остолбенела, чувствуя, что покрывается испариной.
        На подстилке совершалось что-то чудовищное. Тело зверя неестественно изогнулось, лапы вытянулись, а потом… начали расти. Кости хрустели, стремительно меняя форму. Кажется, Катя кричала или просто хватала воздух пересохшим ртом. Что-то неясное происходило с шерстью: она выравнивалась, истончалась… Уродливо плющился длинный нос, со скрежетом ходили ходуном оскаленные зубы. Не в силах оторвать глаз от ужасного зрелища, девушка ледяными пальцами вцепилась в спинку стула.
        Все продолжалось минуты три. В наступившей тишине сквозь туман, застилающий глаза, Катя видела распростертое на полу обнаженное тело. Человек лежал, крестообразно раскинув руки. О таком она читала в книжках, видела в фильмах ужасов… Оборотень! Девушка отказывалась верить своим глазам. Это у нее что-то с головой. Сбой в системе. «Винда» полетела. Матрица: перезагрузка. Она тихонечко, жалобно прошептала:
        - Мама…
        Словно в ответ послышалась бодрая полифония мобильника.
        - Да, мамуля, привет! - чрезмерно бодрым голосом ответила Катя. - У меня все хорошо. Да, работаю. Как раз сейчас. Как ты? Что там папа с бабушкой? А когда выписывается? А у тебя как? Со Львом Михайловичем помирилась? Ладно, мам, при встрече расскажешь, хорошо? Что ты имеешь в виду? Конечно, одна. Нет, ни с кем не познакомилась. Здесь, знаешь ли, одни волки да оборотни. Что? Волки, говорю! Все, пока, целую.
        - Я сошла с ума. Мне нужна она, - неизвестно кому сообщила Катя, сжимая в руке трубку, как последтою соломинку. Последнее напоминание, что где-то по-прежнему существует нормальный мир, в котором оборотней не бывает. Стоп, сказала она себе. Так недолго и в самом деле умом тронуться. Она не пьяна, никогда не курила ничего, кроме обычных сигарет, - почему же она не верит своим глазам? Ну и что, что раньше она не встречалась с… с таким? Все когда-то случается впервые. А этот… он не укусил ее, будучи полком, возможно, и сейчас не укусит.
        Осторожно Катя приблизилась к неподвижному телу. Мужчина лежал ничком, положив голову на руки. Светлые волосы были спутаны и перепачканы кровью. На спине между лопатками тянулась высохшая рана - след от кинжала.
        - Эй, - позвала девушка, - ты меня слышишь?
        Мужчина в ответ невнятно застонал. Катя коснулась холодного плеча, потрясла, а потом с усилием перевернула оборотня на спину. Он был бледен до синевы. И молод - не старше самой Кати. Длинная, светлая, спутанная челка наискось закрывала лоб. Вылитый Леонардо ди Каприо - в том кадре из «Тита - пика», когда он навсегда уходит под воду. Его просто не могло здесь быть - а он был.
        Широко распахнув дверь, Катя выскочила на крыльцо, сбежала по ступеням, плеснула себе на лицо холодной воды прямо из бочки. И только тогда огляделась, глубоко вздохнув. К усталому запаху отцветшей сирени добавился душистый аромат шиповника. Над спящим садом высоко плыла растущая луна. Серебряный крестик холодил грудь, а ночной воздух - обнаженные плечи. Глядя из темноты сада на дом, на освещенные окна веранды, девушка прислушивалась к стуку сердца. Вдруг обострились зрение и слух, и еще какое-то неведомое шестое чувство. И память ошпарила горячим воспоминанием: лет семь назад, такая же лунная ночь и предчувствие чуда, и влюбленность в кого-то… И строки стихотворения, подаренного той ночью:
        И когда в сотый раз не усну я,
        И когда проклянут меня звери,
        Сбросив темную шкурку лесную,
        Поскребусь у незапертой двери…
        По странной случайности стихотворение называлось «Оборотень»…
        Далекий крик ночной птицы заставил вздрогнуть. Катя поежилась и пошла к дому. У нее была смутная надежда: а вдруг это все же игра фантазии? Сейчас она вернется, и веранда будет пуста. Она успокоится, и ей сразу станет тоскливо - чудо-то вновь не случилось.
        Вместо этого она испытала смешанное чувство страха и облегчения: оборотень все так же лежал ничком на подстилке возле дверей. Собравшись с духом, девушка поволокла его в комнату. И как это в фильмах про войну медсестры вытаскивали раненых с поля боя? Бесчувственный человек тяжелее бегемота. Отбрасывая со лба мокрые от пота волосы, Катя взгромоздила оборотня на софу. Когда она накрывала его одеялом, веки оборотня дрогнули, и серые глаза бессмысленно скользнули по Катиному лицу; он прошептал что-то спекшимися губами и снова потерял сознание.

* * *
        Морэф нетерпеливо постукивала сверкающими ногтями по каменной ступне Домгала. Ворон на ее плече сердито вторил карканью своих сородичей, круживших над шпилями Сварбора. Никто из придворных не рисковал приближаться к королеве, чье бледное лицо, обрамленное высоким воротником темно-зеленого блестящего платья, выражало крайнее раздражение.
        Наконец стражники бросились открывать ворота, и Фаргит, бледный как смерть, бросил поводья взмыленного коня подоспевшему слуге.
        - Ну! - Морэф не дала ему перевести дух. - Ты принес Ключ?
        Фаргит опустился на одно колено, срывая с головы берет, и постарался улыбнуться как можно более обольстительно - обычно это помогало.
        - О, моя королева, позволь рассказать тебе все по порядку…
        Морэф схватила любовника за подбородок. Острые ногти впились в кожу так, что Фаргит страдальчески охнул. Черные глаза королевы пронзали насквозь. Демон опустил взгляд.
        - Ты не принес, - простонала Морэф, отшатнувшись. - Негодяй. Жалкий мерзавец, ты обязан мне всем. Ты посмел мечтать об эликсире бессмертия? Мечтай лучше о спасении своей ничтожной жизни! Домэг филен штагвир!
        Заклинание эхом отразилось от стен Сварбора. В руке волшебницы оказалась огненная плеть, и Морэф, что есть силы, хлестнула коленопреклоненного Фаргита. Тот попытался защитить лицо руками, упал на землю, обратился в демона, жалобно закричал, закрываясь крыльями, но от беспощадных жалящих ударов было не спастись.
        Придворные и стража сгрудились у дверей замка. Морэф они боялись как собственной смерти, а Фаргита ненавидели, потому, что королева безгранично доверяла ему. Теперь они могли вдоволь злорадствовать, глядя на унижение фаворита. Несчастному Фаргиту это добавляло мучений.
        - Домэг филен фазвул!
        Королева бросила плеть на землю; та извивалась змеей, пока не растаяла, рассыпавшись искрами. Ушат холодной воды обрушился на неподвижного демона. На его обожженном теле не осталось живого места. Он с трудом поднял голову, повел истерзанными крыльями.
        - Вставай, - велела ему королева. - Постарайся привести себя в порядок побыстрее. Я жду твоих объяснений.
        Морэф резко развернулась. Незадачливому рыцарю, оказавшемуся слишком близко от входа в замок, она без всякой магии отвесила оплеуху. Побитым псом Фаргит поплелся следом за ней.
        - Я не собираюсь тебя жалеть, - сказала Морэф, когда двери ее комнаты закрылись, пропуская демона. - Ты заслужил трепку. Ты разочаровал меня, герцог Фаргит. Наверное, зря я возилась с тобой столько времени. Отвечай, что тебе помешало?
        Стараясь сохранить остатки достоинства, Фаргит придал лицу выражение мученика. Он сменил изорванную одежду, но тело саднило даже от нежного шелка нижней рубашки.
        - Моя королева, клянусь Домгалом Всемогущим, я ничего не мог сделать! Я ранил оборотня, но ему удалось сбежать. Он знал, что я не должен показываться перед обитателями Бекелфела, и прямиком бросился к людям. Они вытащили кинжал раньше, чем его действие стало неотвратимым. Прежде чем я снова напал на его след, он обернулся волком и окружил себя многими свидетелями. Людей было слишком много, я не мог убить всех!
        В наступившей тишине тревожно прокаркал ворон. Морэф побелела от злобы.
        - Глупец, - прошипела она, царапая ногтями подлокотник кресла. - Сейчас уже не время осторожничать. Если бы не твоя трусость…
        - Я не струсил! - оскорбился Фаргит.
        - Если бы не твоя трусость, - гневно продолжила Морэф, - Ключ сейчас был бы у меня, а жалкий народец Бекелфела чуть раньше узнал бы о королеве Морэф из Фенлана! Ты самый жалкий слуга из всех, кого я когда-либо приближала к себе. Даже поваренок на кухне вернее служит своей госпоже! Но на этот раз у меня были основания ожидать от тебя большего усердия: ведь ты жаждешь бессмертия! По-моему, ты мне лжешь, Фаргит… Хотелось бы знать, почему. Что же произошло на самом деле? Неужели какая-нибудь красотка из Бекелфела вскружила тебе голову?
        Если бы Фаргит был человеком, он бы покраснел от смущения или побледнел от страха разоблачения. Но демон лишь удивился: откуда такая проницательность?
        - Моя королева, прекрасная Морэф, ты же знаешь, что моя любовь навеки принадлежит тебе, - как можно убедительнее сказал он.
        Морэф саркастически рассмеялась.
        - Навеки? Увы, мой милый Фаргит, никакого «навеки» для тебя не будет. Твоя жалкая жизнь через пару столетий подойдет к концу, а через триста, через пятьсот, через тысячу лет я, по-прежнему молодая, прекрасная и могущественная, и не вспомню о тебе. Ибо бессмертия ты не получишь. Убирайся! Ты мне больше не нужен. Я все сделаю сама.
        Дверь распахнулась, но Фаргит не спешил уходить, возмущенно дыша. Терять было нечего, и это придало ему дерзости.
        - Что ты будешь делать одна со своим бессмертием, моя королева? - насмешливо поинтересовался он.
        - Лучше так, чем вечно делить его с дураком, - холодно ответила Морэф.
        Вот как? Тогда, я думаю, тебя не слишком расстроит, если я скажу, что ты права. Я действительно встретил женщину, и она красивее тебя. А еще она моложе. А мне так надоело ублажать твое пятисотлетнее тело! Мне кажется, от тебя пахнет тленом!
        Прежде чем Морэф оправилась от неожиданного удара, демон быстро вышел прочь. Разъяренная горгулья, вытянув бронзовую пасть, ухватила обидчика хозяйки за полу камзола. Оставив у нее в зубах бархатный лоскут, Фаргит на ходу превращался в демона. Трещала одежда, расширялись плечи, крылья задевали стены. Раскрошив кулаком цветное стекло, демон оттолкнулся от подоконника и взлетел. После жестоких побоев двигаться было тяжело и больно, однако Фаргита могла спасти лишь скорость. От гнева оскорбленной любовницы он мог спрятаться только в Тифлане, за стенами герцогского замка Хошбор.
        Морэф выбежала за ним в коридор, но увидела лишь край черного крыла.
        - Дай мне ружье, - прорычала она оторопевшему стражнику.
        Схватив тяжелое оружие, она выстрелила вслед Фаргиту, но промазала: демон был уже слишком далеко. Швырнув разряженное ружье на пол, Морэф в ярости стукнула кулаком по стене и долго потом дула на разбитую руку. Вернувшись к себе, королева пнула ногой подскочившего к ней Крока. Ворон обиженно каркнул, взлетел на шкаф и забился в угол. Но и этого Морэф показалось мало. Она дернула за шнурок звонка, вызывая служанку, и долго мучила несчастную, заставляя сотни раз перетряхивать наряды в поисках моли. Наконец плачущая девица со щекой, распухшей от пощечин, рыдая навзрыд, выбежала из королевских покоев. А Морэф бросила на пол одно из старых платьев и, прочитав простенькое заклинание, превратила его в пепел.
        - Так будет и с тобой, Фаргит, - прошептала она. А потом упала на кровать и горько расплакалась. Но каждая слеза, падая на атласные подушки, прожигала их насквозь: ведь даже слезы бессмертной Морэф перестали быть человеческими после того, как она выпила эликсир. Ядовитые слезы не приносили облегчения; они лишь раздували ненависть в ее груди. Если бы Фаргит услышал, какие беды она призывала на его голову, он содрогнулся бы и пожалел, что появился на свет. Сердце Морэф не ведало любви, а потому не знало, что такое прощение.
        Глава 7
        ХРАНИТЕЛЬ ГРАНИ
        Яно снился сон. Он видел лес - то пронизанный весенним солнцем, то убаюканный снежной зимой. Он видел маленький домик на опушке - в окружении разлалапистых старых елей, каждая шишка на которых была длиной в мужскую ладонь. На покосившемся крыльце всегда суетится какая-нибудь живность: белки ожидают утреннего угощения, синицы рассказывают лесные новости. Яно любил наблюдать, как Якофий разговаривает с лесными обитателями. Нет, старик не щебетал по-птичьи и не свиристел, как полевка. Но, пошептав какие-то слова, он мог уговорить гадюку, заползшую в погреб, подыскать себе другое гнездо. А еще он умел очень внимательно слушать взволнованную звериную речь. Яно же, сколько ни старался, не понимал ни слова, даже в волчьем обличии.
        Однажды он попросил Якофия научить его разговаривать со зверями. Он был уверен, что это невозможно, однако Якофий, к его удивлению, задумчиво покачал седой головой.
        - Я ждал, что однажды ты попросишь меня об этом. Да, ты мог бы понимать лесной язык. Но тогда тебе пришлось бы выбирать между двумя мирами: миром леса и миром людей. И выбор этот нельзя было бы изменить. Готов ли ты навсегда отказаться от человеческого облика? Если да, то в лесу ты найдешь много друзей. Век твой будет долог - ведь ты не обычный зверь. Оборотни живут лет пятьсот, не меньше. И я буду спокоен за тебя: ведь звери не так жестоки, как люди, и среди них ты будешь в безопасности. Но если ты думаешь когда-нибудь вернуться к людям, тебе придется пока оставаться чужим и здесь, и там.
        - А я смогу когда-нибудь снять заклятие и снова стать человеком? - с надеждой спросил Яно.
        Якофий покачал седой головой.
        - Не знаю, мой мальчик. Но поверь мне, вечных заклятий не бывает. И на злое слово рано или поздно найдется добро, которое сможет его победить. Сумей только дождаться…
        И Яно стал ждать. Это были трудные годы: жизнь в лесу тяжела и для волка, и для человека. Но он не был одинок: Якофия он полюбил так, как никогда не любил отца и братьев. Ведь родная семья отказалась от него, когда он стал оборотнем; родной отец готов был послать его на смерть. А Якофий принял его. Иногда Яно с ужасом задумывался, что было бы с ним, не угоди он тогда в ловушку, не встреть лесного старца. Тогда он понимал, что обязан Якофию больше, чем жизнью.
        А время шло. Яно исполнилось двадцать лет. Якофий постарел, и юноша-оборотень взял на себя все труды по хозяйству. Он часто сожалел, что до роковой перемены в судьбе не успел выучиться каким-нибудь ремеслам. Но старание и горячее желание сделать Якофию приятное быстро сделали его мастером на все руки. Он выстругал ступени для нового крыльца, сколотил рассохшуюся дверь. Он часто в одиночку совершал обходы по лесу, проверяя, не попал ли кто-нибудь из зверей в беду. Зато все вечера он проводил вместе с Якофием, слушая поучительные рассказы старика или читая вместе с ним книги. Яно научился читать и писать и теперь думал лишь о том, что он будет делать, когда прочтет всю обширную библиотеку Якофия.
        Якофий украдкой любовался своим питомцем. Никто не узнал бы в Яно голодного, насмерть перепуганного подростка, оборачивающегося таким же жалким волчонком. Теперь в зверином облике это был могучий молодой волк, быстрый, сильный и ловкий. Густая шерсть, выгоравшая летом до желтизны, к зиме приобретала ровный пепельный цвет. Играючи, оборотень перепрыгивал через ручьи и валежник, наперегонки бегал с оленями. А человеком Яно сохранял волчью бесшумную поступь и гибкие стремительные движения. Он теперь мало был похож на простоватого деревенского парня. Книги и беседы с Якофием сделали свое дело: в серых глазах юноши теперь светился пытливый ум.
        С тех пор, как Яно узнал о несовершенстве мира, в котором ему суждено было родиться, он часто размышлял об этом. Он думал, что ему повезло. Ведь лес был свободен от власти темной королевы. Даже охотясь, ее слуги не заходили в чащобу, опасаясь чар лесной Хозяйки, владычицы Волшебного леса. Но однажды оказалось, что зло проникло и сюда.
        Уже несколько недель Якофий был встревожен: все чаще и чаще в лесу находились растерзанные, но не съеденные тела оленят, косуль, даже деревенских телков и жеребят.
        - Что же это за злодеи? - ворчал он. - Все понятно, хищники должны есть. Они убивают больных и слабых - лесному населению это идет на пользу. Но эти… Они же убивают не для еды, для забавы.
        Однажды на ладонь Якофия слетела встревоженная синица. Смешно топорща крылышки, она свистела и свистела, а старик подносил ее на ладони к уху, чтобы лучше слышать. Отпустив вестницу, Якофий нахмурился и взялся за посох.
        - Пойдем-ка, сынок, - сказал он Яно, - посмотрим, что там стряслось.
        Стояло чудесное летнее утро. Земля ласково грела босые ноги, с листвы катились жемчуга росы. В душистых зарослях диких роз деловито гудели шмели; малиновки и зорянки сновали туда-сюда с кормом для птенцов. Якофий с Яно вышли на берег небольшого ручья. Старик огляделся.
        - Обернись-ка волком, сынок, - попросил он. - Здесь нужен звериный нюх.
        Как только Яно встал на четыре лапы, в ноздри ему ударил знакомый запах - запах растерзанной плоти, горячей крови. Запах добычи. Ласково, но твердо Якофий положил руку ему на голову.
        - Держи себя в руках… то есть, в лапах, сынок. Просто покажи, где это.
        Яно без труда привел Якофия к цели: чуть выше по течению ручья лежал труп молодой самки косули.
        - Мать честная, - выдохнул Якофий.
        Несчастное животное было выпотрошено, внутренности грязными лохмотьями висели на кустах. Судя по всему, косуля умерла в страшной агонии: мучители не потрудились убить ее, прежде чем начать ужасную оргию. Над изуродованным телом жужжали мухи. И ни куска мяса не было съедено. Охотники просто позабавились и ушли.
        - Птицы говорят, это делают волки, - мрачно сказал Якофий. - У них произошли страшные вещи. Старая волчица много лет водила стаю, но вдруг откуда ни возьмись появился самец-одиночка. Нет, - старик поспешил успокоить Яно, - он не оборотень, обычный волк. Но он очень силен и жесток. Став вожаком, он приучил молодых волчат к жестокой забаве, и теперь в лесу совершаются эти бессмысленные убийства. Дочь старой волчицы и несколько верных ей волков пытались вернуть власть, но убийца силен и коварен… Да, видно, настали совсем темные времена, если даже в лесу творятся несправедливости.
        Но морщинистой щеке Якофия скатилась слеза. Старик смахнул ее дрожащей рукой и побрел к дому. Его спина согнулась, словно от лишнего десятка лет. Жалость и гнев вспыхнули в сердце Яно…
        Летний день дышал зноем даже в лесу, под тенистым покровом деревьев. Олень бежал, ломая могучими рогами сухие кусты, и пятна на его боку солнечными зайчиками мелькали между деревьев. Волчий вой раздавался все ближе; олень фыркал, боясь оглянуться. Он уводил хищников все дальше и дальше от помпы, на которой осталась его подруга и новорожденный малыш. Он знал, что, скорее всего, спасет семью лишь ценой своей жизни. Олень был сильным и красивым зверем и один на один не испугался бы встретился с волком и даже с медведем. Но против коварства и ловкости стаи ему было не устоять.
        Волки гнали его врассыпную. Они не приближались, боясь удара рогами или копытом. Они ждали, пока жертва обессилеет, чтобы броситься наверняка.
        Запах пота и хриплое дыхание загнанного зверя подсказывали хищникам, что это случится уже скоро.
        Двое матерых волков кинулись на оленя сбоку и повисли, вгрызаясь в тело. Закричав от боли, благородное животное из последних сил рванулось вперед, сбрасывая с себя врагов. Бежать больше не было сил. Семья оставалась далеко позади и в безопасности. Олень остановился и наклонил голову, готовясь принять бой.
        Волки окружали его, скалясь и рыча. Они были молоды и сыты, их пьянил запах первой крови. Самый крупный волк, приземистый, с широкой грудью и мощными жилистыми лапами, припал к земле, готовясь к прыжку. Олень заглянул ему в глаза и прочел там свою погибель.
        Короткий, хриплый вой был сигналом к атаке. Волки прыгнули все разом и… не сразу поняли, что между ними и жертвой кто-то есть. Могучий серый волк стоял неподвижно и угрожающе, как скала в океане. Он бросал вызов вожаку.
        Вожак не был трусом. Ему порой приходилось драться с целой стаей за право охотиться на чужой земле. На его теле было много шрамов. Жизнь сделала его сильным и беспощадным - а потому непобедимым. Но что - то шевельнулось в волчьей душе, когда он глядел в неподвижные желтые глаза наглого юнца, ставшего на его пути. У зверей тоже есть совесть, и сейчас она подсказывала: «Он прав, а ты нет. Ты попираешь извечные лесные законы. Ты должен уйти». Но волк быстро прогнал сомнения: на него глядели пять пар преданных глаз, он обязательно победит. Смерть наглеца будет мучительной, но неизбежной.
        Вожак прыгнул первым, целясь прямо в глотку. Яно успел увернуться и вгрызся в холку врага, стремясь повалить его на землю. Два тела завертелись по земле, разбрасывая сухую хвою. Яно чувствовал, как острые, неутомимые клыки вожака рвут его тело, и сам ощущал соленый вкус чужой крови. Не было ничего, кроме бросков и падений, холодных злых глаз и непрерывной боли. Сердце оглушительно колотилось в груди. Несколько раз Яно казалось, что это конец и мощные челюсти намертво смыкаются на его горле. Но в последний момент ему удавалось оставить лишь клок шерсти в зубах врага. И снова он падал и вставал, шатаясь, и снова бросался в бой.
        Яно даже не заметил, что броски противника становились все реже и слабее. Вожак уставал. Силы ему давала злоба, и эти силы были исчерпаны. И когда зубы Яно сжали его глотку, он не смог вырваться. Он забился в судороге, потом затих, и желтые глаза его остекленели. Стая дружно завыла. Молодой волк испустил клич победителя над телом поверженного врага, а потом упал, истекая кровью.
        Он пришел в себя от быстрого, ласкового прикосновения. Большая, темно-серая волчица с черной полосой на спине бережно вылизывала его раны, а остальные волки почтительно сидели поодаль. Когда Яно смог встать на лапы, стая проводила его до дома Якофия. На прощание волчица громко завыла. Яно по-прежнему не понимал язык зверей, но он догадался, что новый вожак благодарит его за помощь…
        Якофий ни о чем не расспрашивал своего воспитанника. Он молча суетился с травяными отварами и примочками, качал головой, скрывая благодарные слезы. А Яно был счастлив без слов: он смог выплатить ни, часть долга своему спасителю.
        С тех пор прошло около трех лет. Якофий все чаще и чаще болел, подолгу оставаясь в постели. Яно гнал прочь печальные мысли о том, что когда-нибудь он снова останется в лесу один. А еще он видел, что старик чем-то встревожен, думает какую-то тяжелую думу. Может быть, он тоже беспокоился за судьбу оборотня? Или боялся, что без него не будет порядка и лесу…
        Однажды зимой, когда Яно колол на крыльце орехи, послышался слабый голос старика.
        - Сынок, подойди ко мне. Сядь рядом и очень внимательно послушай, что я тебе скажу, - велел Якофий. Жить мне осталось совсем немного. Не перебивай! - строго остановил он решившего было возразить Яно. - Скоро лесная Хозяйка заберет меня в свою свиту. И я тому рад: всему свой срок. Но прежде, и я должен открыть тебе тайну, в ней - судьба Фенлана… да и не только его.
        И вот тогда Якофий рассказал Яно о Грани.
        - Наш мир не одинок во вселенной, - сказал он. - Рядом с ним, невидимый глазу, существует еще один. Он называется Бекелфелом. Миры-соседи похожи друг на друга, как братья-близнецы. И отличаются, как если бы тех же близнецов разлучить и заставить прожить разные судьбы. Между мирами есть проход, называемый Гранью. В Фенлане это очень узкое место, находящееся за Волшебным лесом. Путешествия между мирами - испытания не из легких. Никто не знает, что происходит с телом в момент перехода Грани, только боль это причиняет нестерпимую. Выдержать такое может только очень сильный и здоровый человек. Кроме того, Грань открыта не всегда. Раз в триста лет, всего неделю перед полнолунием, она начинает колебаться, и тогда можно попасть в соседний мир. А потом Грань снова смыкается - снова на триста лет.
        Когда власть Домгала простерлась над всем Фенланом, слугам темного демона стало мало нашего мира. Загадочный Бекелфел манил их, обещал неслыханные возможности. Стало ясно, что, несмотря на труднодоступность соседнего мира, он находится под угрозой. Домгал хочет подчинить себе и Бекелфел. Трудно представить себе, что произойдет, если демон получит власть и над нашими соседями! Чем больше людей склоняются перед ним, тем он становится сильнее. Тогда последний луч надежды погаснет и для нас, и для Бекелфела, ибо победить Домгала будет невозможно.
        Сама природа обоих миров помогает Хранителям стеречь Грань. С нашей стороны ее защищает и Волшебный лес, пройти через который дано не каждому, и топкое болото, и дурман-трава, навевающая мертвый сон. С той стороны Грань стережет древняя семья ядовитых змей. Однако сейчас, когда Домгал господствует повсюду, такой защиты недостаточно.
        Власть Домгала растет за счет его слуг. Те, кто добровольно принимает власть темного демона, постепенно сами превращаются в демонов. Одни становятся слепыми орудиями Морэф, почти утрачивая человеческий разум и никогда не покидая шкуры ужасных чудовищ. Другие - и эти самые опасные - сохраняют человеческий облик, в совершенстве овладев черной магией Домгала. Но все они жертвуют своей человеческой природой ради власти и богатства, которыми наделяет их Морэф.
        К счастью, пока не все фенлане служат Домгалу.
        Среди коренных жителей этих земель нашлись герои, которые предпочли лесную глухомань рабству. Однако все они постепенно становились оборотнями. Ведь сила Домгала действует повсюду.
        Когда мятежники стали превращаться в оборотней, Морэф рассчитывала, что таким образом она получит новых слуг, но темная королева ошиблась. Эти люди превратились в чудовищ не по своей воле и не стали нечистью, подобно тем, кто предпочел темную силу Домгала. Но не мне рассказывать тебе, сынок, как трудно жить с сознанием зверя и человека одновременно. А ведь оборотни живут долго - лет пятьсот, не меньше. Многие из этих несчастных сошли с ума, многие забыли, что когда-то были людьми. Один из таких безумцев в свое время укусил тебя, Яно.
        Однако не только местные жители противостояли Домгалу. Среди черных рыцарей нашлось немало умных и благородных людей, которые понимали, что темный демон может погубить все живое в обоих мирах. Трое смельчаков отправились на ту сторону и предупредили обитателей Бекелфела - не всех, конечно, только нескольких священников: ведь именно в их власти закрыть путь демоническому началу. Служители светлых сил с обеих сторон договорились между собой не допустить проникновения Домгала в Бекелфел. Так был основан клан Хранителей Грани.
        В течение новых трехсот лет тайна Грани передавалась между поколениями Хранителей
        - от отца к сыну, от учителя к ученику. Хранители не могли общаться со своими соратниками с другой стороны, но были уверены, что к роковому полнолунию все будут готовы. Так, триста лет назад Морэф сделала первую попытку с боем проникнуть в Бекелфел. Несколько священников с той стороны погибли, сражаясь с ее ужасными слугами. Тогда в Бекелфеле хватило могущества светлых сил, чтобы противостоять врагу. Хранители победили.
        Я - последний Хранитель Грани, Яно. Я должен был передать сокровенные знания своим ученикам - Фаргиту и Асбиру, сыновьям предыдущего Хранителя. Но Домгал вмешался и здесь.
        Фаргит вырос честолюбивым юношей. Он мечтал о славе и богатстве, а не о безвестном служении. Королева Морэф приблизила его к себе. А все ее приближенные рано или поздно становятся демонами. Фаргит стал демоном - самым могущественным в мире, после самой Морэф, конечно. Тогда все мои надежды обратились к Асбиру - честному и благородному юноше. Но когда тому исполнилось тридцать лет, он встретил женщину, которая заполнила все его помыслы. Асбир забросил науку, посвятив себя любви. А потом его жена умерла. Асбир обезумел от горя, разуверившись в добре. И темная королева Морэф сделала его своим верным слугой. Так я остался без учеников и без преемников. Но лесная Хозяйка послала мне тебя, Яно. За эти годы я вложил в тебя все, что знал сам. Я спешил, ибо старость с каждым днем приближала меня к смерти. И теперь настало время тебе исполнить долг благодарности.
        Через несколько лет Грань снова начнет колебаться, мой мальчик. Морэф обязательно повторит свою попытку. Мне очень жаль, что тебе выпало жить в это трудное время, но так распорядилась судьба. Именно ты станешь новым Хранителем Грани после моей смерти.
        - Я? - тоскливо прошептал Яно. Якофий не попытался его утешить. Он спешил.
        - Когда я умру, ты дождешься срока и отправишься на ту сторону. Ты сильный, ты выдержишь переход через Грань. В Бекелфеле Грань находится неподалеку от реки. Триста лет назад там никто не жил. Но Хранители собирались выстроить там церковь. Если им это удалось, скорее всего, священником там служит теперешний Хранитель Грани. Ты должен встретиться с ним, проверить, готов ли он, предупредить о страшной опасности: Морэф, ожесточенная предыдущей неудачей, в этот раз будет биться не на жизнь, а на смерть. И еще… Наклонись ко мне ближе, я расскажу тебе про Ключ.
        Якофий еще долго говорил с Яно. Он не хотел упустить ни малейшей подробности, он хотел удостовериться, что оставит после себя надежного Хранителя. Но дни катились своим чередом, и Яно стало казаться, что ему приснился этот разговор. С весной Якофию стало лучше, он даже вставал с постели, чтобы подышать оттепелью. А когда лес покрылся первой листвой, он умер.
        Это произошло ясным теплым утром. Якофий проснулся, попросил Яно принести ему воды. Оборотень отправился к колодцу. Когда он возвращался, ему показалось, что мимо ног его, сливаясь цветом с молодой травой, проскользнула какая-то тень - не зверек и не птица, маленькое существо, покрытое зеленой шерсткой. Яно пожал плечами, зачерпнул ковшом холодной воды и понес Якофию. Старик лежал неподвижно, закрыв глаза, слегка улыбаясь, будто спал. Но Яно сразу почувствовал, что это не сон, и с горестным криком уронил ковш на пол.
        Обернувшись волком, Яно понесся туда, где начинался Волшебный лес. Раньше он не бывал в этом загадочном месте, и даже Якофий мало что мог рассказать о его чудесах. Но сейчас Яно чувствовал, что должен похоронить своего учителя только здесь. Он выбрал самую красивую поляну, поросшую дикой гвоздикой и незабудками, и вырыл там глубокую могилу. Потом, снова став человеком, он перенес сюда тело Якофия.
        Не успел Яно положить последний слой дерна на могилу, как в лесу послышалось движение. Сначала на поляну вышел красавец олень с могучей короной ветвистых рогов. Скорбно опустив голову, он замер, и большая прозрачная слеза скатилась по его бархатной морде. Вслед за оленем к могиле Якофия стали выходить другие звери: ежи и косули, зайцы и горностаи. Многие из них приветливо глядели на Яно, а когда на поляне появились волки, то темно-серая волчица - вожак, подбежав к Яно, благодарно и сочувственно лизнула его в щеку. А лесные обитатели все шли и шли проститься с Якофием, и хищники забыли о голоде, а травоядные - о страхе. Над лесом воцарилась торжественная и скорбная тишина. Но вдруг кто-то из косуль тревожно прижал уши. Волки подняли морды по ветру. В одно мгновение поляна опустела, и к могиле Якофия вышел человек.
        Яно не успел обернуться волком и убежать вслед за другими зверями. Он затаился в кустах, с любопытством и страхом приглядываясь к незнакомцу - явно благородному рыцарю, в черных доспехах, с великолепным мечом и охотничьим ружьем, украшенным перламутром. Сняв шлем с черными перьями с совершенно седой головы, рыцарь припал на одно колено перед зеленым холмом.
        - Значит, вещий сон не обманул меня. Здесь, в Волшебном лесу, твое последнее пристанище, - произнес он безжизненным, глухим голосом. - Прости меня, учитель, Я знаю, что оказался недостоин твоих забот. А теперь и подавно… Но там, куда ты ушел, не держи на меня зла: я и так достаточно наказан за свою беспечность. Я потерял жену, а теперь и дочь оставила меня. Разум мой подчиняется чужой могущественной воле. Последняя моя просьба - прими от меня этот меч. Здесь он будет в сохранности. И даже если я окончательно лишусь рассудка, я буду уверен, что меч Асбира, сына Хранителя Грани, не послужит злому делу.
        С этими словами рыцарь отстегнул ножны с мечом и положил их на могилу. Он поднялся, солнце отразилось в его глазах, и Яно показалось, что зрачки у него не обычные, а узкие, вертикальные, как у змеи.
        Ночью взошла полная луна. Ее свет паутиной тянулся между стволами, навевая весеннему лесу чудесные сны. И в тихом воздухе далеко разносился одинокий волчий вой. Волк бежал через лес - куда глаза глядят, сбивая лапы, не замечая веток, хлещущих по глазам. Он вернулся к осиротевшей избушке. Ветер с жалобным плачем терзал открытую дверь. Заставить себя войти Яно не смог. Принюхавшись к знакомым запахам, он заскулил, как потерявшийся щенок, и, поджав хвост, побрел обратно. Он снова был одинок…
        Глава 8
        КРИК ПЕТУХА
        Грустные и добрые воспоминания постепенно покидали оборотня. Его беспокоил чей-то пристальный взгляд. Он не был враждебным, скорее, наоборот, - и все равно мешал спать. Яно вскочил на софе, метнувшись к стене. Катя с трудом удержала себя от такого же рывка в противоположную сторону: пусть не думает, что она его боится. Их глаза встретились: его серые - и ее, цвета чая, с зелеными крапинками вокруг зрачка. Каждый боялся первым нарушить тишину. Молча, взглядом они испытывали друг друга. Не причинит ли он мне вреда? Не отшатнется ли она от оборотня с ужасом и отвращением? Пауза затянулась. Кашлянув, Катя заговорила первой:
        - Э… Привет. Как ты себя чувствуешь?
        Молодой человек смотрел на нее чуть исподлобья.
        Косая светлая челка падала на глаза.
        - Ты понимаешь меня? Да скажи хоть что-нибудь, а то мне, честное слово, не по себе!
        - Мне тоже, - ответил оборотень. Они снова посмотрели друг на друга и робко улыбнулись, как будто невольное признание своего страха сблизило их. Катя почему-то покраснела и, чтобы скрыть неловкость, засуетилась:
        - Так, ты, наверное, голодный. Я сделаю яичницу. Ты знаешь, что такое яичница? Ой, я ведь даже не спросила, как тебя зовут.
        Где-то на периферии сознания снова мелькнула мысль о нелепости, невозможности происходящего: она, как ни в чем не бывало, разговаривает с оборотнем и предлагает ему завтрак. Мысль отозвалась шальным смехом и тут же сгинула: ну и что, разве оборотни не едят? Что они, не люди, что ли? Ну, в общем-то, не люди…
        - Меня зовут Яно, - сказал молодой человек. - Прости, что я воспользовался твоим гостеприимством. Прости, что доставил тебе столько хлопот. Ты, наверное, испугалась… Просто… Мне некуда было идти.
        Катя быстро проглотила подступивший к горлу комок. И заговорила, деловито, бодро, как можно бодрее:
        - Вот отцовские джинсы и рубашка. Они старые и, не уверена, что чистые, но выбирать не приходится. Одевайся, а я пойду, приготовлю поесть.
        - Я уже брал у тебя одежду, - сообщил Яно.
        - Когда это? - Катя удивленно вскинула брови, а потом поняла. Он уже ночевал в ее доме, в грозовую ночь… И значит, он уже превращался в человека - при ней, спящей… Ужас какой! Наверное, его-то, «светлянького», и видела баба Аня. Пробормотав что-то невнятное, девушка вышла на веранду. Руки нехорошо дрожали. Надо было сосредоточиться на чем-то - на плите, на шипящем масле.
        Черная просторная рубашка Яно очень шла. И очередные джинсы пришлись в пору. Действительно, как хорош! Катя поймала себя на том, что не может отвести глаз от чистой незагорелой кожи в распахнутом пороге. Сама она по-прежнему оставалась в коротком сарафане с яркими подсолнухами по белому фону. Даже волосы как следует расчесать после вчерашнего купания забыла, а это значит, что сейчас они скрутились упругими кудряшками.
        - Откуда ты? - спросила она.
        - С той стороны, - ответил оборотень. - С той стороны Грани. Мой мир именуется Фенлан, а ваш мы называем Бекелфел.
        Катя спокойно расковыряла вилкой желток глазуньи. Значит, параллельный мир. Что ж, у нас сейчас на дворе двадцать первый век, и фантастику все читали. Отчим частенько шутил по поводу Кати: «Чукча не читатель, чукча писатель». Но это теперь, а было время, когда в этом жанре она была всеядной: и Хайнлайн, и Лем, и Стругацкие… Не очень удивляло и то, что оборотень говорит по-русски - на то он и параллельный мир. Правда, в речи Яно то и дело проскальзывали устаревшие словечки и обороты. От парня в джинсах их было очень забавно слышать.
        Из немногословных объяснений Яно Катя поняла, что Фенлан похож на средневековую Европу. Точнее, как могла бы выглядеть Древняя Русь, если бы вместо татар ее завоевали немцы. И если бы немцы обладали черной магией. Катя внутренне поморщилась: бр-р-р! Мрачное местечко… Тут тебе и гестапо, и инквизиция, и черная месса - в одном флаконе.
        Катя смотрела, как Яно неумело управляется с вилкой, напряженно наблюдая за таким же прибором в ее руке. Что ж, для того, кто впервые видит вилку и радиоприемник, не говоря про мобильный телефон, он держится неплохо. Ему повезло, что по эту сторону Грани оказалась именно деревня: большой город свел бы его с ума. Хотя… Люди со средневековым сознанием (откуда-то из университетских времен всплыла эта формула) преспокойно все объясняли магией. «А мы, - улыбнулась Катя, - так же все объясняем словом „техника“. Можно подумать, кто-то, кроме специалистов, понимает, как оно все работает. Мы признаем это как факт. Та же магия…»
        - Так вот, значит, каким ухажером меня дразнят соседки! - лукаво сказала она. Яно виновато поднял глаза от тарелки.
        - Я очень старался быть незаметным. Действительно, соседи могут подумать про тебя дурное, узнав, что у тебя гостит мужчина. Но я скоро уйду. У меня есть одно дело в вашем мире, а потом мне нужно вернуться домой. То есть обратно.
        - Надеюсь, твое дело может подождать сутки? - решительно заявила Катя. - На сегодня ты мой гость. Что бы ты не говорил, ты еще не совсем оправился. Видел бы ты себя со стороны вчера вечером! Кстати, как твоя рана? Давай-ка посмотрю.
        Оборотень отказался.
        - Раны на мне заживают быстро. Вот если бы ты не догадалась вытащить серебряный кинжал…
        - Это не я. Это… Это мои друзья, - призналась Катя, сама удивившись, что не может никаким другим словом назвать своих недавних знакомцев.
        - Сохрани это оружие, - серьезно посоветовал оборотень. - Оно смертельно для любого проклятого существа, хоть доброго, хоть злого.
        - А это? - Катя достала крестик. - Это ведь твое?
        Яно очевидно смутился.
        - Пусть это тоже пока побудет у тебя.
        Девушке показалось, что оборотень чего-то недоговаривает, но она не придала этому значения. Страшно ей больше не было: разве можно бояться столько часов подряд, если тебе не угрожает немедленная опасность? Теперь девушку разбирало любопытство. Надо же! Оборотень! Из другого мира! Пришелец! У нее на веранде! Кому рассказать, так не поверят… Кате ужасно хотелось, чтобы невероятный гость задержался у нее хотя бы на один вечер. Она представляла себе долгую беседу с ним, подробный рассказ о чудесах иного мира… Это вам не журнальчик «НЛО»!
        - Что ж, сударь, - церемонно обратилась Катя к Яно, - позвольте пригласить вас в огород. Мы будем готовить праздничный обед!
        Если к вам в дом попадет оборотень из другого мира, то лучшее средство от сумасшествия - нагрузить его и себя какой-нибудь работой. Вид Яно, старательно отмывающего свежую редиску от земли в пластмассовом тазу, успокаивал Катю; сама же она на уличном столе деловито резала щавель для зеленых щей, крошила лук, чеснок и укроп. Потом вдруг задумалась: можно ли оборотню есть чеснок, даже в зеленом виде? Или это вампиры не выносят чеснока? Спросить у Яно Катя постеснялась. Потом вспомнила, что на столе все время стояло блюдечко с чищеными чесночными дольками, и успокоилась. Что еще ему вредно? Серебро? Слава богу, столового серебра в бабы Верином доме не наблюдалось.
        За работой Катя понемногу втягивала оборотня в разговор.
        - А когда ты волк, ты можешь разговаривать? - спросила она.
        - Нет, - отвечал оборотень. - Я понимаю человеческую речь и думаю, как человек. Но тело ведет себя как звериное. Я не могу выговорить волчьей пастью человеческих слов.
        - А ты… Извини, конечно… Если ты волк и будешь голоден…
        Яно грустно вздохнул.
        - Ты меня боишься… Напрасно, я не причиню тебя зла. Конечно, в волчьем обличии я сильнее любого человека и многих зверей. Но я никогда не употреблял эту силу, следуя звериным инстинктам.
        - Значит, сердце у тебя человеческое, - облегченно рассмеялась Катя.
        - Надеюсь, - серьезно ответил Яно.
        Девушке стало неловко: как будто она задела какую-то больную тему.
        - Ладно, пора накрывать на стол, - сказала она, забирая тарелку с зеленью.
        Катя вытащила из сундука старую, вязанную крючком скатерть, нашла целенькие одинаковые стаканы под сок и салфетку с бахромой, чтобы набросить на хлеб. Она немного посмеивалась над собой, и у нее был для этого повод. Катя уже давно перестала питать иллюзии, что может когда-нибудь стать образцовой хозяйкой. И все из-за странной противоречивости натуры: она одинаково терпеть не могла и беспорядок, и уборку. Она умела шить, но ненавидела швейную машину за каждую неровную строчку. Она хорошо готовила, но обязательно при этом резала пальцы, обжигала руки. Однако если было нужно, Катя умела блеснуть. Ее бывшие или несостоявшиеся бой-френды до сих пор были уверены в Катиной домовитости. Просто они не знали, что перед их приходом разбросанные вещи быстро рассовывались по шкафам и ящикам, а лимон, до того как тонкими ломтиками лечь на блюдце, неоднократно скакал по кухонному полу.
        Однако сегодня обед удался на славу: был салат с подсолнечным маслом, и щи на бульонном кубике, и жареные куриные грудки, красиво посыпанные зеленый. Возникла, правда, неожиданная проблема: принюхавшись к жаркому, Яно изменился в лице.
        - Мясо? - недоверчиво спросил он.
        - Курица, - ответила Катя. - А что, не любишь?
        - Она живая, как можно ее есть?
        Теперь уже Катя с сомнением посмотрела на оборотня: от волка это было слышать, по меньшей мере, странно.
        - Так что ж теперь, выкидывать? - обиженно фыркнула девушка. - Я ее не убила, а в магазине купила, замороженную. И даже не ее, а филе. Какую-нибудь Пеструшку или Рябу я и сама бы пожалела.
        С вегетарианством у Кати были сложные отношения. Она действительно любила всех живых тварей и даже таракана не могла убить без нужды. Единственное исключение девушка делала для кровососов - шершней и комаров, считая, что с ними идет война па равных. После фильма «Бэйб» она целую неделю не могла есть свинину. «Побег из курятника» отвратил ее от курятины, а мультик про рыбку «В поисках Немо» заставил обходить рыбные отделы стороной. Но все это воздержание длилось недолго. По злой прихоти судьбы Катя любила и мясо, и рыбу. Точно гак же как, жалея всяких лис, норок и хорьков, она не могла отказать себе в удовольствии носить шубу из натурального меха. Оставалось надеяться, что скоро ученые изобретут такие синтетические материалы и продукты, которые ничем не будут отличаться от натуральных…
        Впрочем, Яно не стал с ней спорить. Может, его убедило слово «филе», а может, просто решил не обижать хозяйку.
        Посуду мыли в четыре руки. Потом Катя долго терзала оборотня расспросами про Фенлан. Однако Яно отделывался кратким ответом:
        - Тебе бы там не понравилось.
        Зато сам с большим интересом слушал рассказы про большие города, про летающие между континентами крылатые машины. Катя показала ему все книги и старые журналы, какие смогла найти в доме. Книги оборотень листал бережно, шепотом читая вслух названия. Катя попыталась чуточку поработать - написать хоть несколько строк, но оборотень из-за ее спины завороженно следил за буквами, возникающими на экране, что явно мешало трудовому процессу.
        Потом Катю осенило.
        - Что я тебе сейчас покажу! - воскликнула она, включая старенький телевизор
«Рекорд», черно-белый, еще в деревянном корпусе. - Если только этот раритет будет работать.
        Телевизор немного рябил, но в целом его удалось настроить. Катя переключала программы, а Яно, по-детски широко открыв глаза, смотрел бразильский сериал про любовь, русский детектив, новости, рекламу, ток-шоу. Катя сначала старалась все пояснять, потом замолчала, а Яно не задавал вопросов. Потом вдруг неожиданно он поднялся и вышел на крыльцо. Катя, бросив работу и накинув куртку, шагнула за ним.
        Уже вечерело: день пролетел незаметно. В саду было сумеречно, хотя высокое чистое небо оставалось дневным.
        - Сколько живут люди в вашем мире? - спросил вдруг Яно.
        - Ну… Большинство - меньше ста лет.
        - Как у нас… - вздохнул оборотень - а кажется, у них впереди вечность…
        - Почему?
        Яно не ответил. В воздухе назойливо звенел комариный рой. Нащупав в кармане куртки сигареты, Катя щелкнула зажигалкой.
        - Что это? - спросил оборотень.
        - Сигареты. Табак. В вашем мире его не курят?
        - Не знаю. Я не видел. Для чего это?
        Катя смутилась: еще не хватало рекламировать курение!
        - Вообще-то это очень вредно, - честно сказала она. И днем я об этом помню. Но когда вот так вечером сядешь на крыльцо, посмотришь на закат сквозь сиреневые кусты, послушаешь тишину… Огонек в твоих пальцах и вкус дыма на губах становятся частью всего этого.
        - Дай мне попробовать, - попросил Яно.
        Ресшив не быть ханжой, Катя прикурила вторую сигарету и дала оборотню. Тот неловко поднес ее ко рту, затянулся, закашлялся… затянулся еще раз.
        - Ты права, - сказал он. - Вкус дыма… И вечерняя тишина. Совсем как у нас в деревне. И не так. Здесь спокойно… Я смотрел на всех этих людей в телевизоре и удивлялся. Они говорят, что думают, - даже самые бедные. Они не оглядываются с ужасом на королевский замок, откуда по всему миру расползается тьма. А я там жил… Знаешь, тебе действительно не понравился бы Фенлан. Но ребенком я был там счастлив. И я хотел бы, чтобы все там было иначе.
        - Что случилось с твоими родителями? - тихо спросила Катя, предчувствуя печальный ответ.
        - Родители отвернулись от меня, когда я стал оборотнем, - глухо сказал Яно. - Мне было тогда одиннадцать лет, и я очень страдал. Потом я встретил человека, который стал мне учителем, отцом и другом. Он умер четыре года назад. С тех пор я ни разу не прекращался в человека.
        Катя попыталась представить себе одиночество, о котором говорил Яно. Не человек и не волк… Самые близкие предали тебя еще ребенком… Единственный друг умер… Мир вокруг отгораживается от тебя стеной. Девушке до слез стало жаль оборотня, захотелось коснуться рукой светлых волос, взять его за руку, прошептать: «Теперь тебе ничего? Не страшно? Да?!» Но она не стала этого делать. Он скоро уйдет. У него своя, тяжелая и непонятная человеку жизнь. Если она пожалеет его однажды, то потом не сможет отпустить, ведь мы в ответе за тех, кого приручили. И что же? Она уговорит его не возвращаться в Фенлан? Заберет с собой в Петербург? Сумеет объяснить все родне? Посвятит себя решению его проблем? Вот уж спасибо, Катя давно зареклась взваливать на себя чужие заботы.
        Словно услышав ее мысли, оборотень сказал:
        - Грань будет открыта еще несколько дней, а потом закроется на триста лет. Мне надо спешить. Я не могу оставаться в Бекелфеле. Но ты позволишь мне провести еще одну ночь под твоим кровом?
        - Разумеется, - Катя постаралась, чтобы голос ее звучал с равнодушной приветливостью. - Ты меня ничуть не стеснишь.
        Они снова замолчали. Они уговаривали себя держаться подальше друг от друга, чтобы ненароком не задеть что-нибудь болезненное в собственном сердце - после чего невозможно будет жить по-прежнему. Он чужой, через неделю ты сама не поверишь в то, что это было… Через неделю ты будешь на той стороне, и Грань на триста лет разлучит миры. Через триста лет ее не будет в живых, а ты сойдешь с ума от одиночества и тоже начнешь бросаться на крестьянских детей…
        Ночь торжественно опускалась на кусты сирени, на белоснежные звездочки жасмина. Духота усиливала запахи цветов - они сплетались в мелодию и кружились над садом. Они кружили голову неясным предчувствием или обещанием. В этот миг не хотелось думать ни о чем плохом. И даже чуткое ухо оборотня не услышало крадущихся вдоль дома шагов…

* * *
        На северо-востоке Фенлана расположено герцогство Тифлант - край бесконечных торфяных болот, который местные жители называют Понежиной. Холодные, ветреные места, где и летом бывает промозгло, как осенью… Урожаи здесь скудны, а крестьянский труд особенно безрадостен и тяжел. Гнилой, нездоровый воздух и постоянная сырость способствуют тяжелым болезням, выкашивающим целые деревни. Детей на болотах почти нет: рожаются они слабенькими, и многие умирают еще в младенчестве…
        Замок герцога Тифлантского Хошбор был одним из первых зданий, построенных в Фенлане черными рыцарями. На древность указывала и строгая аскетичность стен, которые украшал лишь герцогский вензель, и местоположение: Хошбор стоял посреди непроходимого болота и был недоступен для тех, кому незнакомы безопасные тропки между трясинами. Весной болота оживали, укрывались пышным цветочным ковром, а осенью словно замирали. И только кочки с пожухлой травой нарушали унылую монотонность лишенной всяких признаков жизни равнины.
        Сейчас стояло как раз такое безрадостное время. Но герцога Фаргита, владельца замка и всего Тифланта, не беспокоил вид из окна. Хотя в свое время, когда королева Морэф пожаловала его этой землей, он долго жаловался на местные скверные пейзажи. Ему хотелось бы получить Шотфел, поросший светлыми лиственными лесами и населенный множеством трудолюбивых крестьян. Но Морэф не хотела ссориться с герцогом Шотфелским: он был ей полезен. А бывший владелец Хошбора - нет. Вот и постигла его внезапная смерть во сне. Слуги поговаривали, что виной тому было отравленное вино. Однако с теми, кто болтал об этом громче других, тоже случались неожиданные несчастья.
        Фаргит мрачно перебирал в памяти последние события в Черном Замке: нет, не ждал он от Морэф такого оскорбительного к себе отношения. Не то чтобы он был так уверен в своем мужском обаянии… Хотя Фаргит искренне считал, что охваченная желанием женщина остается ею, даже будучи королевой и волшебницей. А значит, она полностью находится под властью мужчины. Скоро Морэф, измучившись одиночеством, пойдет на мировую.
        На это была и еще одна, более весомая причина: как никак, он, Фаргит, - самый сильный демон в Фенлане. На свою беду Морэф щедро поделилась с ним могуществом Домгала. Неужели накануне великих событий она захочет с ним враждовать? Конечно, она обратится к нему за помощью и пообещает многое - вплоть до эликсира бессмертия. Только Фаргиту этого было уже мало. Он не мог простить Морэф пережитого стыда.
        Шаги гулко раздавались по пустой обеденной зале. Фаргит, одетый в белую рубаху с пышным воротником, нервно расхаживал вдоль стены и бормотал сквозь зубы:
        - Тварь! Возомнившая о себе сучка! Пусть попробует сама хоть раз перейти через Грань. Пусть на себе испытает эту боль - словно тебя опускают в кипяток, содрав перед этим шкуру! И что я получил за это? Она выпорола меня, как крестьянского мужика, на глазах у придворных, у челяди! Мне не нужна ее благодарность - на что она мне сдалась? Кажется, она решила обмануть меня. Сделать моими руками всю черную работу и воцариться в Бекелфеле, оставив меня с носом. Нет, Фаргит, если ты не дурак, ты не будешь ждать королевской милости. Почему она решила, что Домгал любит ее больше, чем меня? Я такой же преданный ему слуга. И вполне могу обойтись без нее. Да, конечно, я обойдусь без нее! Я раздобуду Ключ - но не для нее, для себя. Это я положу его на Грань, когда наступит срок. Это мне будут принадлежать оба мира - и та хорошенькая девчонка в придачу. Никто не посмеет встать у меня на пути! Однако надо спешить: иначе Морэф действительно все сделает сама.
        Фаргит крикнул слуге, чтобы тот подал ему чистую дорожную одежду. Демон снова собирался перейти через Грань.

* * *
        И тишина вдруг взорвалась! Катя не успела даже испугаться, когда огромное, пахнущее мазутом тело обрушилось на нее, сбрасывая с крыльца. Сильные руки Яно быстро подняли ее. Вцепившись в его плечо, Катя увидела штук пять ужасных зубастых тварей, появившихся ниоткуда на дорожке перед крыльцом; они были похожи на собак, но имели по две головы, и черная с прозеленью шерсть на их холках торчала, словно костяные пластины на гребне дракона.
        - Беги! Спасайся! Беги в дом и закройся там! - прокричал Яно Кате, уже оборачиваясь волком. Одежда Катиного отца треснула по швам.
        Яно прекрасно знал, что это за чудовища: демоны самого низшего ранга, самые тупые крестьяне, продавшиеся Домгалу и Морэф за сытную кормежку и превратившиеся в двуголовых псов. Как глупо, как неблагородно все-таки он поступил! Каждая минута его пребывания в этом доме угрожала хозяйке смертью. А он вовсе не хотел, чтобы погибла эта девушка, странно одетая, странно разговаривающая, но красивая и добрая. Оскалившись, подняв холку, он заслонил собой крыльцо, по которому, теряя шлепанцы, взбежала Катя.
        А девушке не хватило благоразумия закрыть дверь на засов. С ужасом она смотрела, как две двуглавые твари бросились на волка, яростно щелкая четырьмя пастями, из которых сочилась черная слюна. Но Яно не позволил схватить себя за горло. Ловко увернувшись, он мощным рывком свернул обе головы одному из чудовищ. И тут же вскочил, готовый встретить атаку нового противника. Вдруг одна из тварей пролаяла:
        - Именем королевы Морэф, отдай Ключ, жалкий оборотень! Иначе мы убьем не только тебя, но и эту девку!
        Лаяли обе пасти разом, и от этого стереоэффекта Кате стало совершенно нехорошо. Кроме того, она быстро догадалась, о чем идет речь. Так значит, оборотень использовал ее, чтобы спрятать эту вещицу - Ключ! Именно из-за него появились эти монстры! Правильным было бы избавиться от крестика. Пусть двухголовые кабысдохи забирают его, пусть оборотень сам разбирается с ними. Пусть все они убираются восвояси! Но внутренний голос шепнул ей: здесь все не так просто. Не стал бы Яно ради пустяка рисковать своей и ее жизнями.
        Волк медленно покачал головой. Двуглавые бросились на него все сразу, и по дорожке, страшно урча, прокатился клубок сцепившихся тел. Потом двуглавые разлетелись: это Яно поднялся, отряхиваясь. Он был весь в крови - своей, алой, и зеленоватой крови чудовищ. Он тяжело дышал, и Катя с ужасом поняла, что против четырех псов ему не выстоять. А потом эти гады примутся за нее… Покусанные, порванные чудовища, грозно рыча, кружили вокруг оборотня, готовясь к новому броску. Катя быстро метнулась на веранду.
        Желтые глаза с вертикальными зрачками окружали волка со всех сторон. Смрадные пасти горячо дышали, когтистые лапы скребли землю. Но этот, с порванным ухом, кажется, уже не боец: вот он, пошатнувшись, упал на траву. Врагов осталось только трое, только трое, и он не даст им попасть в дом. Внезапно Яно ощутил этот дом своим. Да так оно и было. Сегодня он спал здесь и ел, а значит, должен заплатить за гостеприимство. Если бы он мог прямо сейчас объяснить Кате, что даже ради ее спасения не может отдать Ключ слугам Морэф! Волк попытался увести двуглавых за собой, но те решительно прижимали его к крыльцу. Тогда Яно бросился первым, мертвой хваткой вцепившись в жирную шею одного из псов. Падая, демон всей тяжестью обрушился на волка. Тот, взвизгнув, на секунду ослабил хватку. Двуглавый вывернулся и навис над Яно, держа его могучими лапами.

«Только бы они не догадались, что Ключ у нее», - пронеслось у Яно в голове. Он попрощался с жизнью - не очень, в общем-то счастливой, но все равно желанной. И вдруг двуглавый захрипел и тяжелым мешком рухнул на землю. В холке у него сверкнула серебряная рукоятка кинжала.
        Катя не успела выдернуть оружие. Желтые глаза двуглавой твари гипнотизировали ее, отрезая путь к бегству. Второй уцелевший пес мешал Яно выбраться из-под туши издохшего демона. Волк рычал, он что - то силился сказать Кате, но она не понимала его. Она видела только два вертикальных зрачка и читала в них свою смерть. Быть может, кто-нибудь из соседей услышит шум и придет к ним на помощь? Однако Катя не позволила себе увлечься наивной мыслью: бабы Верин дом находился на отшибе, на самой околице. Никто не услышит. А если и услышит кто-нибудь из местных старух такой чудовищный рык, то лишь поплотнее запрет дверь и будет истово молиться.

«Что же это такое? Я не хочу умирать!» - кричало все Катино существо.
        Спасение пришло так неожиданно, что девушка не успела понять, как это случилось. Двуглавые исчезли, оставив своих мертвых. Мерзкий вой быстро затих. А над деревней разнесся торжествующий крик петуха, провозгласивший начало нового дня.
        Глава 9
        ОТЕЦ ГЕОРГИЙ
        Бледные щупальца рассвета вползли на веранду. Пахло мазутом. Убитые твари исчезли, испарились синеватыми струйками дыма, избавив Катю от необходимости придумывать для них надежный погребальный обряд. Девушка, чувствуя, как начинают дрожать ноги, взглянула на волка. Тот был страшен: бока ходили ходуном, шкура намокла от крови. Сама Катя выглядела не лучше: из тела монстра, вспоротого серебряным клинком, на нее брызнула зеленоватая вязкая дрянь с нефтяным запахом.
        - Что это было? - хрипло спросила она.
        Волк виновато мотнул головой.
        - Ах да, тебе же надо превратиться в человека. А я, пожалуй, пойду поищу тебе новую одежду: у папы здесь целая свалка старых джинсов, все не перервешь. И принесу аптечку.
        В комнате Катя рылась в шкафу, выискивая штаны поприличнее. Против воли она прислушивалась к звукам превращения.
        - Нет, смотреть на это еще раз я не готова, - вслух пробормотала она. - На сегодня мне вполне достаточно зрелищ. Хотя лучше симпатичный оборотень, чем то, что здесь побывало…
        Через пять минут она сидела рядом с Яно, неумело, но старательно перебинтовывая ему бок. Похоже, рана была неопасной, просто выглядела слишком уж страшно: вырванный зубами клок мяса. Закончив, Катя скептически оглядела результат своего труда.
        - Ну вот, сделала, что смогла. Тебя бы надо показать врачу, да только как ты без паспорта… Ладно, будем надеяться, на волках заживает, как на собаках. А теперь… Ты не считаешь, что должен кое-что мне объяснить?
        - Прости меня, - нахмурился Яно. - Укрывшись под твоей кровлей, я поступил подобно недостойному трусу и сим навлек на тебя ужасную беду. Прошу, верни мне Ключ, который ты носишь на шее. Двуглавые приходили за ним. Они придут снова, я должен бежать.
        - Ключ? Ты имеешь в виду это? - Катя сжала в кулаке крестик. - Что это значит? Что он отпирает? Давай, не темни. Я имею право знать, из-за чего пережила такой кошмар. Рассказывай, а я пока согрею нам чаю.
        Стараясь, чтобы не тряслись руки, Катя налила воды в электрический чайник, собрала чашки, насыпала сушек в пластмассовую вазочку. Яно помолчал немного, вспоминая слово в слово, что говорил по этому поводу Якофий, а потом начал:
        - Ключ был создан пятьсот лет назад. Матери Морэф, великой колдунье, про которую говорили, что она дочь самого Домгала, удалось найти способ уничтожить Грань между мирами. Раз в триста лет наступает особое полнолуние, когда Грань колеблется. Если в это время положить крест ребром на Грань и ровно в полночь повернуть его посолонь, миры соединятся. Власть Домгала тогда распространится и над вашим миром. Все светлые силы покинут его. А люди или превратятся в демонов, служителей Домгала, или будут уничтожены, или станут рабами. Если же повернуть противосолонь, оба мира просто исчезнут. Это очень опасная вещь.
        - Почему ты доверил ее мне? - серьезно спросила Катя.
        Яно смутился.
        - Видишь ли… Эта вещь серебряная, а нам, оборотням, серебро причиняет нестерпимую боль. Я просто не выдержал. Я оказался малодушен и этим чуть не погубил тебя.
        - Серебро? Да, конечно, серебряный кинжал убил эту тварь. А до этого едва не убил тебя. Кстати, кто это был? Тоже двуглавые?
        - Нет. Хуже, - Яно вздрогнул, вспомнив крылатого демона. - Это Фаргит, самый верный слуга королевы Морэф. Удивительно, что он не нашел меня здесь. Если бы это случилось, он не пощадил бы и тебя. Еще раз прошу, прости меня, если можешь, верни Ключ и постарайся обо всем забыть.
        Катя вытаращила на него возмущенные глаза.
        - Ничего себе! Такое, пожалуй, забудешь! Да мне этот кошмар всю жизнь будет сниться. Что касается Ключа, как ты его называешь… Расскажи-ка сначала, как он оказался у тебя?
        - Триста лет назад Морэф со своими приспешниками уже пыталась соединить миры. Это была страшная ночь, и свидетельств о ней почти не осталось ни в нашем, ни в вашем мире: почти все участники событий погибли. Но тогда в Бекелфеле силы добра оказались достаточно сильны, чтобы противостоять Домгалу. Ведь сила демона или бога зависит от того, сколько людей верует в него. Тогда очень многие у вас искренне веровали в светлого Бога, и он защитил ваш мир. Хранителю в Фенлане удалось воспользоваться замешательством Морэф, разъяренной неудачей. Он выкрал Ключ и спрятал его в надежном месте. На долгие годы местонахождение Ключа стало тайной клана Хранителей. Последним из них был мой учитель, который передал эту тайну вместе со своим служением мне. Теперь я - последний Хранитель Грани.
        Но с помощью колдовства Морэф узнала, где спрятан Ключ. Мне едва удалось опередить ее. Я унес Ключ сюда, к вам. И теперь черная королева ничего не пожалеет, чтобы вернуть его.
        Яно замолчал. Время словно повернулось вспять: он бежал по палой листве, вдыхая холодный утренний туман, а позади ревели охотничьи рога и надрывались свирепые псы. Он мчался по лесу, безошибочно отыскивая свои тайные тропы…
        Катя прервала его молчание.
        - Значит, если эта вещица попадет в руки негодяев, злобный демон из вашего мира проникнет в наш?
        Яно кивнул.
        - Надо же… Все это звучит абсолютно бредово. Но после того, что я видела, я в твоих словах не сомневаюсь. Раньше я и в оборотней не верила. Почему бы не быть другим мирам? - девушка задумчиво подбросила крестик на ладони. - И от такой пустяковины зависят судьбы двух миров… А я, значит, вроде Фродо.
        - Что?
        - А, не обращай внимания. Есть в нашем мире одна такая история. Я вот что хотела сказать: меня ведь это тоже касается. Почему ты должен спасать мой мир в одиночку?
        Чайник щелкнул, отключаясь. Катя налила в обе чашки крепкой заварки, пододвинула к Яно сахарницу.
        - Ой, подожди-ка, у меня ведь вишневое варенье есть. Бабушкино, пальчики оближешь.
        Девушка открыла банку, положила себе в чай несколько душистых ягод. Она представила на мгновение, что осталась работать в Питере и не поехала ни в какую деревню… А оба мира решали бы свои проблемы без нее - ведь до сих они как-то справлялись. И еще подумала, что правильней всего было бы прислушаться к просьбе Яно, отдать Ключ и постараться забыть обо всей этой истории. Ну, хотя бы попытаться сделать вид, что забыла…
        - В общем, бросить я тебя не могу, - сказала она, грея о чашку руки. - Не то, чтобы я такая героиня. Просто иначе мне будет как-то не очень уютно жить. Ладно, все это не важно. Надо придумать, чем тебе помочь. Как я поняла, главное, чтобы эта твоя Морэф не нашла Ключ до ближайшего полнолуния? Кстати, когда это?
        - Через неделю.
        - О, как скоро. Ладно, как я понимаю, о том, что Ключ у меня, никто не знает. А тебе надо спрятаться. И, пожалуй, я знаю место. Как ты себя чувствуешь? Ты можешь идти?
        Утро было пасмурным, хотя и теплым. Катя и оборотень вышли на берег Камышовки. Яно казалось, что он попал в сказку. Вот он ступает босиком по мокрому клеверу; рядом течет река, в облачном небе кричит далекая птица. Рядом с ним - красивая девушка. Она немного похожа на мать и немного на Ганночку - самых прекрасных женщин, которых он видел. На ней длинная свободная юбка темно-розового цвета и черная облегающая блуза с рукавами до локтя. На поясе у нее в кожаном чехольчике висит странная штука, которую девушка назвала «телефон». Кудрявые волосы она забрала наверх, заколола красивым узлом, но легкие пряди все равно падают на загорелое лицо. Она чем-то намазала румяные губы, и теперь они блестят, и глаза от этого кажутся ярче. Вчера, вместо того чтобы запереться в доме, в безопасности, она безрассудно бросилась ему на помощь. А утром как ни в чем не бывало поила его чаем с вареньем. Смелая, благородная и красивая - о таких Яно читал в книгах в избушке Якофия. Читал и не верил, что такие женщины существуют на самом деле. Или в этом прекрасном мире все такие?
        - Слушай, я все думаю, - прервала Катя его размышления, - значит, пять дней в месяц ты можешь быть только волком… И это случается после каждого полнолуния… Скажи, а снять это заклятие можно?
        Яно вздрогнул. Он поймал себя на том, что начисто забыл о разговоре с Якофием на эту тему И вообще, за шестнадцать лет он так свыкся с волчьей шкурой, что научился видеть в своем положении и хорошее. Это в первые месяцы изгнанничества он с воем катался по траве и зубами рвал на себе звериную шерсть. А потом понял, что оборотень сильнее любого обычного человека, оборотень будет жить долго - пятьсот лет, а это почти бессмертие… И еще оборотню принадлежит лес, полный запахов и звуков, недоступных человеку. Да и ради чего он снова пожелал бы стать человеком? И кто мог бы выполнить его желание?
        - Я не знаю, - медленно ответил он Кате. - От учителя я слышал лишь туманные намеки. Он сказал, что я должен суметь дождаться чего-то. А что, я тебе очень противен?
        От неожиданного вопроса Катя даже споткнулась. Она не позволяла себе думать на эту тему. И отвечать на вопрос Яно не стала: лгать не хотелось, а правду было слишком долго объяснять.
        Вообще-то, во всех, кто сильно отличается от нас, есть что-то инопланетное. И ксенофобия, наверное, в той или иной степени присуща каждому. Но не всем своим инстинктам надо давать волю. Катя, например, не любила вьетнамцев - в университете их было много. Не любила до такой степени, что готова была бежать, если компания вьетнамских студентов усаживалась рядом с ней в столовой. Но она подавляла в себе это желание, она приветливо улыбалась сокурсникам и поддерживала разговор. Они ведь ни в чем не виноваты, зачем их обижать?
        Вот и Яно ни в чем не виноват. Нет, он не был ей противен. Но смотреть без оторопи на превращения человека в зверя и обратно Катя не могла. Она отворачивалась от этого, как от увечья. Конечно, у всех свои недостатки и с этим надо уметь мириться. Но не до такой же степени!
        И при этом они провели вместе целый день, как будто были давно знакомы, как будто не было ни миров, ни веков, их разделяющих. Ведь наше отношение к людям порой основано на причинах, совершенно не объяснимых рационально. Пока разум анализирует, хороший перед нами человек или плохой, вреден он нам или полезен, умен он или глуп, подсознание воспринимает запах, звук голоса, жесты, какие-то флюиды… Поэтому просто есть люди, присутствие которых приятно, - и наоборот.
        Рядом с Яно было хорошо. Ни в его голосе, ни в его словах, ни в молчании не было неверных нот. Или так действовало на них обоих волшебство этих мест, о котором говорили «паломники»? Катя не верила в Бога в общепринятом смысле - то есть не хотела считаться с православными обрядами. Но она признавала добрую власть святых мест. Именно поэтому она сейчас вела Яно к «паломникам» - просить у них не только совета, но и защиты.
        Вот, наконец, показалась времянка, а за ней, метрах в пятидесяти, - церковный забор.
        Катя постучалась. Ей никто не ответил, и она, толкнув дверь, вошла. Внутри было пусто. Гитара одиноко лежала поверх матраса. От стены к стене тянулась бечевка, на которой сушились плавки. Катя решила, что скромные, темно-зеленые, принадлежат Ивану, а легкомысленные желтые, с розовой рожицей на причинном месте - Василию. Где же хозяева? Наверное, на работе, в церкви. Пожалуй, вести туда оборотня будет неправильно. Все-таки, нечисть…
        - А что это за люди, к которым мы идем? - тревожно спросил Яно. Ему было не по себе от мысли, что придется общаться с кем-то, кроме Кати, к которой он успел привыкнуть. Он не столько боялся, что люди могут причинить ему вред, сколько стеснялся их. Ведь он другой! Поэтому он с готовностью кивнул, когда Катя смущенно попросила его подождать здесь, пока она отыщет друзей.
        - Не беспокойся, все будет в порядке, - добавила она. - Это очень хорошие люди.
        Оставив оборотня у времянки, Катя открыла калитку и вошла на церковный двор. Оказалось, пришли они удачно: служба только что закончилась. Из церкви одна за другой выпархивали чистенькие старушки в светлых головных платках. Вслед за ними вышел и Иван, беседующий со священником. Батюшка, высокий красивый брюнет лет сорока, в очках с дорогой оправой и, что поразило Катю больше всего, с мобильным телефоном в руке, то и дело отвлекался от разговора, чтобы ответить на приветствия прихожан. На Иване была старая стройотрядовская куртка, перемазанная зеленой краской. Заметив Катю, оба замолчали и с интересом уставились на нее. Катя почувствовала себя ужасно неловко. Хорошо, что она догадалась надеть длинную юбку! Где же Василий, с ним было бы проще…
        - Добрый день, - приветливо улыбаясь, поздоровалась она. - Простите, Иван, вы, наверное, заняты, но мне очень нужно с вами поговорить. И с Василием, если можно. Я подожду, пока вы освободитесь, у времянки, если вы не возражаете. Еще раз извините.
        Катя бормотала эту супервежливую скороговорку, ужасно боясь, что Иван скажет ей что-нибудь обидное. Не стоит злоупотреблять нашим знакомством, например. Однако тот невозмутимо бросил священнику:
        - Простите, отец Георгий. Здесь, возможно, требуется моя помощь.
        Яно сидел там, где Катя его оставила, прислонившись спиной к стене времянки. При ее появлении он взволнованно вскочил. И почти сразу послышался оживленный голос Василия:
        - Давно не виделись, утопленница! Ты не представляешь, что мне Плюха про тебя наговорил! Всю ночь спать не давал. У нее, дескать, в горшках варево из сушеных мух, а с потолка свисают связки сушеных мышиных хвостиков. И серый волк ей верно служит.
        - Катенька, да не слушайте вы его! - краснея, выговорил идущий следом Иван. - Все было не так.
        - Почему не так? Так. А я ему и говорю, мол, места здесь такие. Волшебные. Кому ангелы снятся, кому черти мерещатся. А кому - ведьмы в каждой красивой женщине. От неудовлетворенности в личной жизни. А он выругался грешным делом.
        - Ты много себе позволяешь, - буркнул Иван. - Зачем мы вам понадобились, Катенька? У вас проблемы с тем животным? А вы, я вижу, не одна…
        - Вот и наш «светлянький» ухажер, - лукаво подмигнул Василий.
        Катя почувствовала, как напрягся оборотень. Она ободряюще коснулась его локтя.
        - Да, у нас тут небольшие проблемы. Не то чтобы с животным… Ну, в общем, это связано… Ребята, мне придется вас удивить. Я сейчас отойду в сторону, а Яно вам кое-что покажет. Только прошу вас: что бы вы ни увидели, не причиняйте этому человеку вреда. Давай, Яно!
        Оставив «паломников» наедине с оборотнем, Катя ушла во времянку. Свои нервы она решила поберечь. Уже прикрывая дверь, она услышала вопль Василия:
        - Эй! Стой! Зачем ты раздеваешься? Что это ты решил нам показать?
        Потом наступила тишина. Хорошо, что отсюда не слышно хруста костей… Реакцией на превращение был только тихий вой Василия. Когда она вышла, Яно снова был уже человеком и натягивал сбереженную футболку из запасов Дмитрия Павловича. Он сделал все, как они договорились: быстро обернулся туда и обратно. Иван, бледный, как покойник, истово сжимал большой нательный оловянный крест. Василий, продолжая жалобно всхлипывать, прятался за спину друга. Яно растерянно и виновато оглянулся на девушку. Она улыбнулась ему:
        - Все в порядке, Яно.
        - В порядке?! Предупреждать надо, - свирепо пробормотал Василий. У него, кажется, стучали зубы.
        - Мне нужно было, чтобы вы сразу поверили, - извиняющимся тоном сказала Катя. - Ну что, вы в состоянии меня выслушать? Дело не терпит отлагательств.
        Через полчаса все четверо сидели на надувных матрасах вокруг складного столика. Каждому достался стакан с крепким чаем из пакетика и кусок сахара вместо конфеты. От чая шел легкий аромат бергамота.
        - Так значит, параллельные миры действительно существуют, - воодушевленно говорил Василий. - Я всегда был в этом уверен. Что, собственно, мы знаем о свойствах пространства? В первую очередь то, что оно неоднородно, оно умеет искривляться и трансформироваться. И подумать только, все об этом знают, а фундаментальная наука живет чуть не по Ньютону. Как говорится, край передовой проходит гораздо ближе, чем мы думаем…
        - Крот, ты опять не об этом, - взволнованно прервал его Иван. - Нам угрожает Апокалипсис. Подумать только, в кино такое видели сотни раз. Герои живут себе нормальной жизнью, ни о чем не подозревают, а потом раз! На тебе: спасай мир от темных сил. И каждый раз думаешь: эк их, бедолаг, угораздило. Но чтобы самим… Признаться, я до сих пор не могу поверить, хотя вы, Катенька, представили нам неопровержимые доказательства.
        - Хотите, Яно еще раз превратится в волка? - невинно хлопая ресницами, спросила Катя.
        - Нет! Нет! - в голос закричали оба - так, что даже Яно улыбнулся.
        - В общем, одним нам не разобраться, - подытожил Иван. - Надо посоветоваться.
        - Ты имеешь в виду… - Василий кивнул в сторону церкви.
        - Да. С отцом Георгием.
        - Со священником! - воскликнул Яно. Он сразу вспомнил, что говорил Якофий о здешнем Хранителе. Катя поняла его волнение по-другому.
        - Да уж, ребята, мне кажется, к батюшке нам лучше не ходить. Меня он точно заподозрит в связях с нечистой силой. И как начнет Яно обливать святой водой - а ему, может быть, вредно.
        - Хорошему человеку святая вода повредить никак не может. От нее даже простудиться нельзя, - поучительно заметил Иван. - А твой друг - хороший человек. Надо принять это за аксиому, иначе все наши действия теряют смысл. И насчет батюшки вы, Катюша, ошибаетесь. Да, Василий?
        - Да, отец Георгий - наш человек, - кивнул тот. - Уж на что я не люблю все эти церковные штучки, а к нему отношусь нежно и с уважением. Третий год мы здесь, и не было лета, чтобы наш батюшка не отчебучил чего-нибудь эдакого. Он, например, в пришельцев верит. Наукой интересуется. В прошлом году - вот потеха была, да, Иван?
        - он купил подзорную трубу с двадцатипятикратным увеличением. В нее на луне можно кратеры и моря рассмотреть. Однажды вечером забрался на крышу своего дома, на самый конек - ну, чтоб к луне поближе. А дело было после дождя. Естественно, поскользнулся, летит вниз. Попадья выбегает, кричит, за сердце хватается, а этот горе-астроном лежит себе живехонек посреди клумбы. И труба при нем. И что вы думаете? Отделался ушибом пятки. Видать, у Боженьки есть еще виды на нашего батюшку.
        - Не богохульствуй, - строго сказал Иван. - Лучше давай-ка сходи за отцом Георгием.
        В отсутствие Василия во времянке повисло неловкое молчание. Катя ежилась под пристальным взглядом Ивана. Яно боролся с желанием свернуться клубком и забиться куда-нибудь в уголок. Сам «паломник» делал вид, что ему срочно нужно разобрать свой рюкзак. К удивлению Кати, веселые желтые плавки с рожицей принадлежали будущему монаху. Наконец снаружи послышались голоса, и во времянку, пригнувшись под притолокой, вошел отец Георгий. Он вперил в Яно тревожный взгляд карих глаз, поправил очки и произнес красивым баритоном:
        - Так это ты - Хранитель Грани?
        Глава 10
        ПОД СВЯЩЕННЫМИ СВОДАМИ
        Лестница виток за витком уводила на самый верх западной башни. В желтом свете масляных фонарей Морэф поднималась по ступеням. Карлик-паж поддерживал длинный, расшитый серебром шлейф черного платья. Наконец лестница уперлась в потолок. Морэф уверенно нажала на один из кирпичей в стене, и часть кладки отъехала, пропуская ее в потайное помещение.
        - Жди здесь, - велела она карлику. Паж обиженно шмыгнул носом. Ему было страшно оставаться здесь одному: про западную башню среди прислуги ходили нехорошие легенды. А время близилось к полуночи, и в любой миг из темных углов могли появиться неведомые чудовища. Но перечить королеве он не посмел, сел на ступеньку, сдернул берет с лысоватой головы, пододвинул поближе фонарь и стал шептать про себя старинную присказку, отгоняющую злых духов.
        Морэф тоже редко поднималась в западную башню, но по другой причине - уж она-то не боялась нечистой силы. Просто за секретной дверью каждую ночь работали звездочеты. Иногда их труды бывали крайне полезны - особенно предсказания приливов и отливов демонической силы. Но чаще всего они утомляли Морэф подробнейшими пересказами своих долгих и бесполезных изысканий. Однако сегодня вечером ее известили, что звездочеты покорнейше просят разрешить им представить новый отчет со сведениями необычайной важности. В преддверии важных государственных дел нельзя было игнорировать такую просьбу. Без четверти полночь Морэф сама отправилась в башню.
        Звездочетов было двое: длиннобородый худой старик в длинном, почти монашеском одеянии и остроконечном колпаке и стройный белокурый юноша в темно-синем камзоле. Старик то и дело припадал глазом к телескопу, потом хватался за перо и набрасывал что-то на пергаменте. Юноша при виде королевы покраснел. Это был ученик звездочета Афаназий, и он был влюблен в Морэф. Морэф обворожительно ему улыбнулась: если держать таких влюбленных на расстоянии, но все время, хоть взглядом, хоть улыбкой, дарить мизерную надежду, из них получаются самые преданные слуги.
        - Ну что, магистр Хонс, чем вы хотели меня удивить? - обратилась Морэф к старику.
        - Надеюсь, это действительно важно.
        - Соблаговолите посмотреть в телескоп, ваше величество, - с поклоном сказал звездочет. - Видите? - продолжил он, когда Морэф со скучающим видом наклонилась к прибору. - Видите, где находится нынче Луна? Ровно в центре Венца. Ястреб почти касается Венца клювом. А с другой стороны к Венцу тянется рука Безымянного Рыцаря.
        - Ну и что это значит? - раздраженно спросила королева. - Постарайтесь быть кратким, магистр, избавьте меня от научных подробностей.
        Старик взволнованно подхватил свои записи.
        - Вот, ваше величество. Мы с Афаназием провели расчеты и выяснили… Я ведь докладывал вашему величеству о той связи, которую звездочеты обнаружили между созвездием Венца и растущей силой Всемогущего?
        - Возможно.
        - Стремительное расширение Венца началось около пятисот лет назад - как раз, когда Всемогущий осенил наш мир своим величием. Звезды словно разлетаются друг от друга, с каждым столетием все дальше и дальше. Перемены происходят необычайно быстро. Теперь Рыцарь и Ястреб. Наличие этих созвездий в гороскопе свидетельствуют о мощи и скорости. Простейшие расчеты показывают, что в грядущее полнолуние Домгал Всемогущий утроит свою силу. Потом под воздействием соседей Венец снова начнет сжиматься. Такого же благоприятного сочетания светила достигнут вновь только через десять тысяч лет.
        Морэф взяла из трясущейся руки звездочета пергамент. Цифры и символы запрыгали у нее в глазах. Она небрежно сунула лист в руки Афаназию.
        - Повторите еще раз, магистр. Значит, в это полнолуние Домгал будет силен, как никогда? А потом его сила пойдет на убыль? Чтобы снова увеличиться через десять тысяч лет?
        - Да, ваше величество, - оба звездочета почтительно поклонились.
        - Благодарю, магистр Хонс. Пришлите ко мне завтра Афаназия, я отсыплю ему монет.
        Морэф так резко распахнула дверь, что карлик вскочил, роняя фонарь. Ему пришлось почти бежать за стремительно спускавшейся королевой. Черный шлейф, раздуваемый сквозняком, рвался из его сморщенных рук.
        В кабинете Морэф яростно дернула звонок. Явившемуся слуге она приказала:
        - Отыщи барона ниф Зайта. Пусть явится ко мне. Немедленно!
        Ворон на подоконнике таращил черные бусины глаз, тревожно разевая клюв. Морэф запустила длинные кроваво-красные ногти ему в перья.
        - Ты понимаешь, что это все значит, Крок? - медленно проговорила она. - Сейчас или никогда. Я ошибалась, когда решила выжидать. Я думала, я рискую всего лишь тремя столетиями. Что они значат для меня, бессмертной? Но десять тысяч лет - это слишком долго. Пусть ниф Зайт отправляет своих жутких тварей. Половина из них может погибнуть, пересекая Грань, но в благодарность я посулю ему герцогство Вишмедланское. Ключ должен вернуться ко мне любой ценой. И тогда ничто не помешает мне стать королевой обоих миров.

* * *
        - Этого допустить нельзя! - сказал отец Георгий, выслушав Яно. Во время рассказа он несколько раз взволнованно снимал очки и вытирал большим клетчатым платком вспотевший лоб.
        - Вы нам верите, отец Георгий? - на всякий случай уточнила Катя. Священник тяжело вздохнул.
        - К сожалению. Хотя я всю жизнь надеялся, что имею дело со страшной легендой. Знаете, только церковь умеет верить в такие легенды - безоговорочно, веками, без малейшего подтверждения. Я услышал это предание на исповеди. Я причащал своего предшественника, отца Феодора. Старик умирал от рака, в страшных мучениях, и у меня были сомнения в ясности его ума. Однако рассказ умирающего захватил меня, как захватывает увлекательная книга. Старый священник говорил о другом мире с такими подробностями, словно сам побывал там. Я узнал о темном демоне, о черной королеве Морэф и о существовании Ключа, способного отпереть Грань и соединить оба мира под властью Домгала. Отец Феодор наказывал мне быть бдительным. Он говорил, что на пору моего служения придется очередное роковое колебание Грани.
        Естественно, я поклялся ему в этом, но был уверен, что всего лишь поддерживаю древнюю традицию.
        Отец Феодор говорил, что триста лет назад этой чайной владели масоны. Именно они убедили некого богатого графа покончить с неправедной жизнью и основать здесь церковь. Впоследствии тайна передавалась от одного священника к другому. Но были случаи, когда и светские люди становились Хранителями. В тридцатые годы, перед самой войной, церковь превратили в мастерскую по ремонту колхозной техники. Тогдашний настоятель, отец Андрей, был расстрелян без суда и следствия. Но перед расстрелом ему удалось рассказать предание о двух мирах одному местному подростку
        - Павлу Астахову…
        - Что?! - вскочила Катя. - Так это же был мой дедушка!
        - Вот как… - задумчиво протянул священник. - Неисповедимы пути Господни. Значит вы…
        - Екатерина Астахова.
        И Яно, и «паломники» смотрели на Катю, открыв рты. Отец Георгий тем временем продолжал:
        - В сорок втором церковь снова открыли. После войны Павел Астахов, молодой лейтенант, весь в медалях, явился к священнику. Он с ходу заявил, что считает религию опиумом для народа. Но в свое время он дал клятву, которую, как коммунист, обязан сдержать. Он слово в слово пересказал завещанное ему отцом Андреем, подчеркнув, что сам ни на грош не верит в эту белиберду. Признаться, отец Виталий, новый настоятель церкви, тоже сомневался: не противоречит ли эта легенда основам православия. Но он был мудрым человеком. Он понимал, что молодой боец вряд ли обладал столь живым воображением - простите, Катя, - что мог сам сочинить такую складную историю. Так, благодаря добросовестности вашего деда и дальновидности отца Виталия сегодня вы имеете дело с осведомленным Хранителем Грани.
        Правда, до сих пор я был хранителем лишь самой легенды. Грань пребывала в покое, и я надеялся, что за свою жизнь не успею узнать, правда это или вымысел. Иногда, правда, я прогуливался неподалеку от оврага, где по преданию находится Грань. Если я правильно понимаю, вы, молодой человек, - он кивнул на Яно, - благополучно пересекли Грань именно в этом месте. Должен заметить, что вам очень повезло: более змеиного места нет во всей округе. Гадюки там издавна селятся гнездами, и против их яда сыворотка не помогает. Правда, отец Феодор вместе с тайной Грани передал мне «змеиное слово». Но я никогда его не применял. Видите ли, его нужно произносить, наклонившись очень близко к гадюке. А я, грешным делом, с детства боюсь змей.
        И отец Георгий виновато улыбнулся.
        - Что же нам делать, отец Георгий? - спросила Катя.
        У Яно каждый раз замирало сердце от этого «нам». Ему все еще не верилось, что кто-то захочет разделить с ним эту тяжкую ношу. После смерти Якофия он был уверен, что погибнет, выполняя его предсмертную просьбу. Но вот сидят люди, которые готовы ему, оборотню, помогать. И в первую очередь Катя, - а уж она-то не понаслышке знает, в какую опасную игру ввязывается.
        - Как я понял, - сказал священник, поправляя очки, - роковое полнолуние наступает через шесть дней. Если за это время черная волшебница не получит Ключ, Грань закроется на триста лет. Беда будет отсрочена. Я знаю, где можно спрятать Ключ и Хранителя. Под церковью есть глубокий погреб. Там висит одна из чудотворных икон. Теперь я понимаю, почему отец Феодор так настаивал, чтобы я оставил ее там, а не вывешивал для паломничества. Погреб этот - надежное убежище от всех темных сил. Заступница прогонит любого демона. Берите Ключ, молодой человек, и ступайте в погреб. А я позабочусь, чтобы вы не страдали от голода и жажды.
        - Но если я останусь там до закрытия Грани, то и сам не смогу вернуться в Фенлан,
        - покачал головой Яно. - Из твоих слов, священник, я понял, как важно, чтобы не прерывалось знание о Грани. Я поступил неосмотрительно. Я должен был передать кому-нибудь в Фенлане эту тайну, прежде чем рисковать собой.
        - Ты не мог этого сделать, - возразила ему Катя. - Тебе некому было довериться.
        Василий все это время делал задумчивое лицо, старательно морща лоб.
        - Так, приятель, - обратился он наконец к Яно, - как, по-твоему, будет действовать эта твоя темная Марфа? Что у нее еще в запасе? Пятиногие кошаки? Шестирылые свиньи?
        - Демонов у нее в услужении не так много, - ответил оборотень, - и Морэф дорожит ими. Но Ключ ей еще дороже. Я думаю, она попробует еще раз.
        - Но петуха они испугались? - уточнил Василий.
        - Да.
        - Слушайте, - всплеснула руками Катя, - мы в университете проходили фольклор, и там много говорилось про нечистую силу и про народные способы борьбы с ней. В сказках, конечно. Так вот, я точно помню, что нечистая сила опасна не сутки напролет, а только от полудня до трех часов утра - до первого петушиного крика. А с трех до полудня - это чистое время, когда нечисть довольно безобидна.
        Все посмотрели на электронный будильник в изголовье постели Ивана. На табло горели красные цифры - 12.06. Катя почувствовала, что и сама не прочь оказаться в освященном погребе отца Георгия.
        - А что, это шанс, - оживился Василий. - Сейчас мы прячем Яно в церкви. А когда наступит, как ты выразилась, чистое время, отец Георгий проводит его к Грани. Заодно потренируется усмирять змей.
        - А у кого будет Ключ? - поинтересовался Иван.
        Собравшиеся переглянулись.
        - Да, про Ключ-то мы и забыли, - отец Георгий снова смущенно поправил очки. - Кстати, он у вас, Катя? Можно взглянуть? Если, конечно, Хранитель не возражает.
        Катя сняла с шеи цепочку. Все как завороженные смотрели на крестик, покачивающийся, словно маленький маятник, в руке священника.
        - Незатейливая штучка, - протянул Василий. - А нельзя его… переплавить, сломать как-нибудь?
        - Уничтожить его просто, - ответил Яно. - Ведь это обычное серебро. Такая мысль и раньше приходила Хранителям в голову. Но они узнали одну особенность Ключа: пока он существует в первозданной форме, королева Морэф не может создать другой. А если с ним что-нибудь случится… Не пройдет и часа, как властью Домгала темная королева создаст другой Ключ, который окажется у нее, а не у нас в руках. Нет, Ключ нельзя уничтожить, его надо спрятать.
        - И сделать это надо именно здесь - в Фенлане Ключу находиться небезопасно, - заметил Иван.
        - Согласен, - кивнул Василий. - Прости, приятель, но ваш мир, как я понял, довольно гнусное место. Триста лет - достаточный срок, чтобы найти и отнять Ключ. А мне не хотелось бы, чтобы мои потомки превратились в демонов.
        - При том количестве потомков, которое от тебя произойдет, это нежелательно, - с серьезным лицом заявил Иван.
        - Но хранить Ключ в церкви, так близко от Грани, рискованно. Особенно сейчас, - задумчиво протянул отец Георгий.
        Разговор прервался. Во времянке воцарилась тишина, прерываемая только потренькиванием гитары под пальцами Василия. А Катя поймала себя на том, что ей очень трудно поверить в реальность происходящего. Что трое взрослых людей с высшим образованием (включая ее саму) всерьез обсуждают с православным священником, как спасти оборотня от потустороннего демона. Катя чувствовала себя участницей увлекательной игры, которой рано или поздно придет конец. И тогда все улыбнутся, пожмут друг другу руки и разойдутся по домам. Интересно, кто-нибудь еще думает так же? Девушка украдкой оглядела своих собеседников.
        С отцом Георгием все понятно. У него было время привыкнуть к содержанию легенды, даже если он и не верил в нее. Иван пребывает в начальной стадии воцерковления, а значит, одержим и готов участвовать в предотвращении Армагеддона. Божьими чудесами его не удивишь. Что касается Василия, то явление оборотня для него - новое, не изученное наукой явление. Никаких чудес. Но и ничего невозможного.
        Сам Яно почти не участвовал в разговоре. Катя с тревогой посматривала на него: на бледном, отрешенном лице оборотня читалась покорность судьбе. «Он устал, - догадалась девушка, - он очень устал от своего одинокого противостояния. Никто не рождается героем…»
        Внезапно сострадание сыграло с Катей злую шутку. Она словно оказалась в шкуре оборотня. Представила себе ужас мальчишки, впервые испытавшего боль I гревращения. И еще больший ужас - когда родные люди вдруг начинают смотреть на тебя, как на чудовище. Л ты привык быть любимым, ты по-прежнему доверчиво ищешь у них защиты… Катя с трудом прогнала болезненную мысль. Чур меня! Что за идиотская манера - судить о других по себе? С чего это она взяла, что деревенский парень настолько же чувствителен, как образованная и начитанная леди? Это так же нелепо, как тракторист, пишущий стихи о неразделенной любви.
        Изящные пастушки - плод фантазии сентименталистов. На самом деле у них, пастушков, все грубее и примитивнее… Но тут же Катя вспомнила день, проведенный с Яно, его речь и манеры, его грустный взгляд - и устыдилась своих мыслей. Если она и неправильно судит о его переживаниях, то никак не потому, что его душа грубее, чем ее. И вместо того чтобы предаваться абстрактным размышлениям, лучше попытаться помочь.
        - Послушайте, - прервала она молчание, - ведь никто, кроме нас, не знает, что Ключ у меня. Я посижу недельку дома, мне все равно надо работать. А когда пройдет полнолуние, передам Ключ отцу Георгию.
        - Пожалуй, это самый лучший выход, - кивнул священник. - В конце концов, вам, Катенька, на роду написано вмешаться в эту историю. Взять хотя бы вашего деда. Что ж, пойдемте устраивать нашего постояльца.
        Вслед за отцом Георгием все отправились на церковный двор. Фасад церкви был уже полностью отреставрирован; по обе стороны от дверей красовались мозаичные изображения святых. Но отец Георгий повел их не к главному входу, а к маленькой боковой двери (ее было почти не видно из-за высокой, в человеческий рост крапивы, ярко зеленеющей на фоне красного кирпича). Дверь эту явно не меняли с основания церкви. Когда священник отпер ее, ржавые петли противно заскрипели.
        Один за другим, Катя и ее спутники вошли в темное помещение.
        - Берегите головы! - предупредил отец Георгий, и тут же раздался негодующий возглас Василия, набившего шишку о низкую притолоку.
        Яно помог отцу Георгию поднять тяжелый люк. Священник спустился первый, зажег приготовленные свечи.
        - Что же вы, батюшка, электричество сюда не проведете? - поинтересовался Василий.
        - Незачем вроде, - пожал плечами отец Георгий. - За все время я сюда захожу второй или третий раз. А нашему гостю со свечами будет даже комфортнее - как я понял, по ту сторону электричества еще не изобрели. Где-то здесь были подсвечники. А, вот один, за лавкой. Ну что, друг мой, располагайтесь.
        Пока священник вытаскивал и подавал Яно всякие предметы, которые могли бы ему пригодиться в добровольном заточении, Катя с тревожным любопытством оглядывалась. Пустые бревенчатые стены. Грубо сколоченные лавки вдоль них. Маленькая, почти черная от копоти икона Божьей матери. Кажется, Одигитрия - Катя не очень в этом разбиралась.
        Капнув воском в поставец, отец Георгий зажег перед иконой свечу. Прошептал что-то, перекрестился. Потом к иконе подошел Иван. Прежде чем поставить свою свечу, он долго благоговейно вглядывался в потемневший от времени лик.
        - Ну, вот и все, - сказал отец Георгий, поправляя очки. - Если что-то понадобится
        - кричи, я услышу. А я молиться буду, Бог нас не оставит. Вы, ребята, девушку проводите, проверьте, все ли там спокойно.
        - Позвольте мне помолиться с вами, - попросил Иван. - Василий, ты же доведешь Катюшу сам?
        - Ноу проблем, - кивнул тот. - Правильно, оставайся. Насчет молитв не знаю, а вот лишний кулак в случае чего не помешает.
        Иван хотел что-то возразить своему другу-атеисту, но отец Георгий уже подпихнул его к лесенке.
        Последней поднималась Катя. Она повернулась к Яно.
        - Ну что ж, пора прощаться… Не волнуйся, все будет хорошо. Я позабочусь о Ключе, как мы договорились…
        Девушка вдруг почувствовала, что от волнения в горле появился комок. Ей вдруг показалось, что она знакома с этим человеком очень давно, а теперь им предстоит вечная разлука. Впрочем, так оно и было: этой ночью, после трех часов, Яно должен был вернуться в свой мир. Что тут можно сказать? «Вспоминай обо мне иногда»? Эта фраза подошла бы Фиби из переводимого Катей романа. К которому, кстати, пора возвращаться. Она же знала, что так будет? Что нельзя, смертельно опасно для сердца считать частью своей жизни сероглазого оборотня, похожего на Леонардо ди Каприо? Знала. Тогда - вперед.
        - Все будет хорошо! - сглотнув комок, проговорила Катя, ободряюще улыбнулась бледному Яно, стараясь не замечать тоскливого выражения серых глаз, и полезла наверх.
        Яно остался один и чувствовал себя покинутым. День, проведенный с людьми, только обострил мучительное одиночество. Особенно это касалось Кати. Рядом с ней он сознавал, что в его жизни все могло быть иначе - если бы сумасшедший оборотень-волк укусил тогда, шестнадцать лет назад, другого мальчишку. Но с другой стороны, - вдруг пришло ему в голову, - не стань он оборотнем, он никогда не встретил бы Якофия. А значит, никогда не попал бы в Бекелфел. И как знать, было бы это лучше или нет?
        Свечи озаряли старинную икону. Яно не был уверен, что божество другого мира возьмется ему помогать. Но свой собственный мир оно же должно защитить?! Оборотень устало сложил руки на коленях, рассматривая свои ладони, как будто видел их впервые. Ему предстояли последние часы в этом мире.
        Глава 11
        ПОХИЩЕНИЕ
        Умение расставаться с людьми - одно из высочайших искусств. Катя никогда им не обладала. Она не умела уходить первой, сжигать мосты, прощаться на всегда. И именно поэтому даже самые опостылевшие отношения тянула годами. Ведь как только в мыслях возникало это страшное слово «навсегда», Катя теряла голову. Люди прорастали в ней глубокими корнями, опутывали ее паутиной совместно прожитых дней, услышанных песен, сказанных слов. Вырвать эти корни можно было только с кровью. Поэтому Миша Титаренко не так уж лгал, рассказывая о Катиных страданиях.
        Какие корни мог пустить Яно в ее сердце всего за одни сутки, девушка не знала. Но тонкая паутина уже сплелась, а теперь рвалась нить за нитью, отзываясь глухой печалью, в которой Кате стыдно было признаться даже самой себе. Ведь пора уже, наконец, становиться взрослой!
        Они шли по берегу реки - Катя и Василий, надевший по случаю своей ответственной миссии темно-красный джемпер. Вокруг расстилались мирно дремлющие под полуденным солнцем поля, но Кате было неуютно. Благополучие знакомого с детства мира девушка всегда принимала как данность, а оно оказалось таким хрупким… Благополучие - лишь внешняя оболочка, и солнечный день - лишь прекрасная вуаль, наброшенная на всемирный хаос. Как там у Тютчева:
        Но меркнет день - настала ночь;
        Пришла - и с мира рокового
        Ткань благодатную покрова
        Сорвав, отбрасывает прочь…
        И бездна нам обнажена
        С своими страхами и мглами,
        И нет преград меж ней и нами -
        Вот отчего нам ночь страшна!
        Меж тем Василий, не склонный к рефлексии, рассуждал вслух, скептически качая головой:
        - Да, Плюха совсем плох. Надо же, как его переклинило…
        - А что случилось? - поинтересовалась Катя из вежливости. На самом деле ей не терпелось остаться одной. Слишком много всего случилось… Катя чувствовала, что вот-вот расплачется - от усталости, от чего же еще? Она очень боялась, что Василий заметит ее состояние и начнет расспрашивать, но тот больше любил говорить, чем слушать:
        - По моим понятиям ничего не случилось. Ну, развелся с женой. Так попьянствуй неделю; на худой конец, если так обижен, набей морду мужику, с которым она изменила, - и забудь. Так нет же. Плюха никому из наших не позвонил, выпил один бутылку водки и полез петельку сооружать. Знаешь анекдот? Мужика с работы уволили, деньги кончились, жена бросила, и решил он повеситься. Поднялся на чердак, петлю завязал, на табуретку залез… вдруг смотрит вниз - а там стоит недопитая бутылка с пивом. Он быстренько слез, взял, глотнул, смотрит - а рядом окурочек жирненький лежит. Мужик сел, выпил, закурил и говорит: «Ну что? Жизнь налаживается!»
        - А Иван что? - спросила заинтригованная Катя.
        - А Ивану просто свезло. Он когда на табурет влез, тот под ним - хрясь! - сломался. Иван счел это Божьим промыслом и отправился в церковь. И понеслось.
        - Значит, жена ему изменила?
        - Да. И знаешь, с особым цинизмом, - серьезно ответил Василий. - Не поверишь - как в анекдоте, с водопроводчиком. Они как раз сантехнику меняли, водопроводчик каждый день ходил. Молодой парень из ЖЭКа, все такое. А Танька - это жена - она Ивана на пять лет старше, кризис среднего возраста, в общем. И так их обоих разобрало, что дверь в квартиру забыли закрыть. Иван как раз вернулся и посмотрел, какое они джакузи ставят. Только ты Ваньке ни-ни, - спохватился вдруг Василий. - Это он мне один-единственный раз рассказал, а так на эту тему ни слова.
        - Что ты, конечно, не скажу, - успокоила его Катя. - Да я, наверное, скоро уеду. Кончится все это, и уеду. Что-то здесь нерабочая обстановка, а у меня перевод повис…
        - Слушай, а тебе дед ничего не рассказывал? - сменил тему ее спутник.
        Девушка покачала головой. Она сама задумывалась над этим, вспоминала редкие встречи с осташкинским дедом, хотела найти какую-нибудь завалявшуюся в памяти мелочь, которая имела бы отношение к поразительной тайне. Нет, ничего такого не было. Дед был как дед, любил рассказывать военные байки, приезжая в Питер, ходил с маленькой Катей на демонстрации - первого мая и седьмого ноября. Невозможно было представить, что он когда-то был Хранителем Грани. Хотя… Он ведь сам в это не верил - просто сдержал слово, передал тайну и постарался забыть о ней. Для их поколения воинствующих материалистов встреча с чудом, наверное, равнялась выстрелу в висок…
        Мобильник у Кати на поясе вдруг зазвонил.
        - Да, мама, слышно. Да, у меня все хорошо. Мам, я собиралась позвонить тебе вечером. Я перезвоню, хорошо? Что Лев Михайлович? С папой? Мама, ему же нельзя столько пить. Это наш папа железный! Конечно, ты ничего не можешь сделать. Ну, целую. Попозже перезвоню.
        Последнюю фразу Катя договаривала автоматически, глядя на вытянувшееся лицо Василия, который смотрел куда-то вверх. Почуяв недоброе, девушка успела обрадоваться, что ничего не случилось, пока она била на связи с матерью. Сама она как-нибудь выпутается, а Галина Андреевна сойдет с ума, если что-нибудь заподозрит.
        - Катя, смотри: летит! - безжизненно произнес Василий. - Черное, с крыльями.
        - Понятно, раз летит - значит, с крыльями, - ответила девушка, не отводя глаз от приближающегося неопознанного объекта. Странное нечто можно было бы назвать темнокожим человеком очень высокого роста, если бы не черные перепончатые крылья, шумно хлопающие у него за спиной. Катя вздохнула. После оборотня и двуглавых псов испугать ее было трудно. Ничего особенного, очередной демон. Надо удирать.
        - Бежим, - дернула она застывшего Василия за рукав джемпера. - Назад, к церкви!
        Ее спутник помчался за ней. Уже на бегу природная сообразительность победила ужас, и он крикнул девушке:
        - Дай мне мобильник! У отца Георгия есть телефон, пусть бегут нам навстречу. Пусть вынесет хоругви, кресты, что там у него еще!
        - Ты же в это не веришь!
        - Черт с ним, прости Господи! Лишь бы работало!
        Хлопанье крыльев - будто теребят огромный полиэтиленовый мешок - неумолимо приближалось. Катя бежала во всю прыть, высоко подобрав подол длинной юбки. Шлепанцы слетели с ног, но нагибаться за ними она не стала.
        - Ну, давай же! Бери трубку! - отчаянно кричал Василий в молчащий телефон. - Черт! Он его как обычно где-то оставил, козлиная борода. Держи, это бесполезно.
        Сжав в руке маленькую «Моторолу», другой рукой девушка проверила ворот. Нет, из-под плотной майки крестик выскочить не мог. Только бы эта крылатая тварь не увидела Ключ! И потом… Трусливая дура, зачем она бежит к церкви? Там же Яно!
        - Васенька! - так спокойно, как только возможно на бегу, окликнула она мужчину. - Ты беги к церкви, а я в другую сторону. Так надо, не возражай!
        Не оглядываясь, девушка побежала через поле. Крапива больно обжигала голые икры. Сердце выпрыгивало из груди. Катя не надеялась спрятаться, она рассчитывала лишь увести демона подальше от церкви. Это был безрассудный порыв, противоречащий инстинкту самосохранения и здравому смыслу. Но сейчас ей казалось, что самое важное - защитить Яно.
        А крылатая тень уже накрыла беглянку. Услышав отчаянный крик Василия, девушка оглянулась. Тут же тяжелое, скользкое тело упало на нее, уронив на траву. Катя забилась, пытаясь вырваться из железной хватки черных когтистых лап, и в ужасе почувствовала, что отрывается от земли. Демон поднимал ее все выше и выше; вот и Василий превратился в игрушечного человечка, беспомощно размахивающего руками… Вот Камышовка развернулась как на ладони… Кате страшно было смотреть вниз, но взглянуть наверх она тем более не решалась, боясь встретиться глазами с похитившей ее тварью. Разумеется, она не пыталась освободиться: падение с такой высоты сулило верную смерть.
        Демон обогнул тополиную рощу. Катя заметила, что он старается держаться подальше от сверкающих на солнце куполов. Внизу она видела длинный овраг, заросший ольшаником; похититель камнем падал туда. Девушка зажмурилась, приготовившись удариться о землю. Но в последний момент демон спланировал на крыльях и мягко опустился на дно оврага. И тут же страшная, всепроникающая боль скрутила судорогой тело девушки - ей показалось, что она приземлилась на острый кол, который уже пропорол ее насквозь, до самого сердца. Ясный солнечный день сменился мраком, в котором мелькали перед глазами ослепительные разноцветные искры. Последнее, что помнила Катя, теряя сознание, - собственный душераздирающий крик, пронесшийся над оврагом.
        Морэф с удовольствием разглядывала барона ниф Зайта, склонившего перед ней седую голову. Воистину ей пришлось побороться за эту душу! И за это красивое, сильное тело. Она даже сожалела, что ритуал на верность Домгалу провела не она сама, а ее первая фрейлина. Ведь только ночь любви, проведенная с могущественным демоном, делает человека слугой Домгала. Морэф помнила, какой проблемой была глупая, старомодная верность барона своей жене. Нашелся, однако, добрый человек из дворни ниф Зайтов, который согласился за умеренную плату ежедневно подсыпать медленнодействующий яд в питье баронессы. Никто не усомнился, что она умерла своей смертью. А потом на освободившееся ложе взошла Элсен - фрейлина королевы. Мерзавка
        - поговаривают, что могуществом с ней поделился не кто иной, как Фаргит. Услышав это впервые, Морэф с трудом сдержала страстное желание немедленно четвертовать распутницу. Но, во-первых, Элсен, по-прежнему, была крайне полезна, и такой грозный воин, как барон ниф Зайт, находился у нее под каблуком. А во-вторых… Теперь это не имело значения. На Фаргита больше нельзя положиться. За свою дерзость он поплатится жизнью - не сейчас, а когда оба мира будут принадлежать Домгалу и Морэф. А пока… Не пора ли подыскать нового фаворита?
        - Подойдите, барон, - грудным голосом велела Морэф. - Какие новости в Вишмедлане? Когда вершишь дела всей страны, детали порой ускользают…
        - Мои подданные верно служат своей королеве, - ответил ниф Зайт.
        - А вы, барон? - Морэф, сидевшая на троне, кокетливо подалась вперед.
        - Королеве известно, что я для нее не пожалею своей жизни.
        - А чужой?
        Морэф впилась в барона глазами, ожидая ответа.
        - Королеве известно, что я не пощадил свою дочь, - глухо отозвался рыцарь.
        - Вы все еще оплакиваете ее, барон? - королева придала лицу сочувственное выражение. - Бедная малютка! И ведь не прошло и года, как ваша жена… Но полно, полно об этом, я не хочу терзать ваши раны. Я уверена, что такому воину, как вы, лишь ратные подвиги принесут успокоение. У меня к вам крайне важное поручение.
        Барон поднял голову, в глазах его появился отчаянный блеск.
        - Слушаю, королева!
        - Сейчас я вам кое-что покажу.
        Морэф зачмокала губами, и на зов из-за портьеры, припадая на раненую лапу, вышел двуглавый пес.
        - Видите этого беднягу? Бывший деревенский лодырь, а теперь один из преданнейших слуг. И глупейших, к сожалению. Вот что он позволил с собой сделать. Но зато он рассказал мне, как сумел, что оборотню в Бекелфеле помогала какая-то девица. Похоже, наш приятель Яно нашел себе друзей. Вы видите, барон, мне больше некого послать на ту сторону. Из пяти двуглавых вернулись только двое, но второй не пережил перехода через Грань. Я должна дорожить своими слугами, ведь я не пеку их, как блины. Это дело не терпит суеты, вы понимаете? - королева многозначительно улыбнулась. Но улыбку тут же перечеркнул повелительный взгляд.
        - Барон, я много доброго слышала о вашей гвардии. Говорят, вы посвящаете много времени муштре. Не пора ли ребятам понюхать настоящего пороха? Я приказываю вам, барон ниф Зайг, собрать небольшой отряд. Десятка хороших бойцов хватит - шумиха нам не нужна - а остальные пригодятся мне здесь. Итак, пусть отправляются в Бекелфел. Я уверена, оборотень еще там. Значит, и Ключ с ним. А заодно… Пусть ваши гвардейцы позаботятся о свидетелях. Я должна все предусмотреть. Вдруг произойдет худшее, и я вынуждена буду отложить вторжение на триста лет? Незачем порождать среди наших соседей легенды. Обитатели Бекелфела должны безмятежно существовать, плодиться и богатеть, пока их не накроет крыло Домгала. А самое главное - уничтожить Хранителя. Вам понятен приказ, барон? Прекрасно. А я тем временем позабочусь о том, чтобы наши ряды приумножились.
        Проводив томным взором рыцаря в черных доспехах, Морэф устало потянулась. Глупая чернь наверняка завидует ее бессмертию. Но у них есть надежда отдохнуть хотя бы после смерти, а она, Морэф, обречена вечно радеть об их благе. Поэтому пусть чернь трудится, не разгибая спины, а она обязательно устроит себе праздник по случаю объединения двух миров. Будет целый сезон балов, и фейерверки, и охота. Множество мужчин подарит ей блаженство. Если все сложится удачно, через какую-то неделю она сможет хорошенько развлечься.
        В дверь тихонечко постучали.
        - Входите! - властно крикнула Морэф.
        В тронный зал гуськом вошли восемь девушек, разодетых в яркие шелка. Они выстроились вдоль стены и замерли, сложив руки на плоских животах. Все девушки были очень хорошенькие, их не портили даже вертикальные зрачки в одинаково желтых глазах. Молоденькие демоницы, недавно посвященные в слуги Домгала… Вслед за ними вплыла толстая придворная дама, похожая на снегиря из-за синего платья с ярко-розовым лифом. Она присела перед королевой в низком поклоне и застыла с невозмутимым лицом у дверей.
        - Ну, что вы встали, как горничные? - обратилась Морэф к девушкам. - Чему вас учили?
        Девушки неуверенно переглянулись.
        - Пройдите вдоль стены! - велела королева.
        Демоницы выстроились в цепочку. Они шли, виляя бедрами, приподнимая руками пышные груди, рвущиеся из тугих корсетов, бросая в сторону трона сладострастные взоры, облизывая ярко накрашенные губы. Морэф внимательно осматривала свое войско.
        - Так, ты, - кроваво-красный ноготь королевы указал на румяную миниатюрную блондинку. - Тебе неплохо бы посадить пару мушек - над губой и на груди. А ты, - палец переместился в сторону длинноногой рыжей красотки, - распусти волосы. Так, хорошо, - одобрительно кивнула Морэф, когда медные локоны рассыпались по плечам демоницы. - И побольше румян. Это, девушки, относится ко всем. Простолюдины любят шикарных женщин. Простолюдины грезят о том, чтобы сменить своих пахнущих навозом жен на таких красавиц, как вы. Им снятся кружевные панталоны и ажурные чулки, которые они стаскивают с маленьких ножек. Баронесса ниф Дронг, дайте мне список.
        Дама-снегирь важно проследовала к трону, с поклоном вручила королеве бумажный свиток и вновь застыла. Морэф развернула список, быстро проглядела его, одобрительно кивнула.
        - Прекрасно. Итак… Гарин!
        Рыжеволосая девушка низко присела, придерживая мальцами подол ярко-зеленого платья.
        - Ты отправляешься в герцогство Наурдбир.
        - Слушаюсь, королева, - выдохнула Гарин.
        - Аназда!
        Тоненькая брюнетка, приседая, опустила неестественно длинные ресницы.
        - Герцогство Бирлан.
        Кирда! Ты остаешься в Вишмедлане.
        Закончив список и вернув его баронессе ниф Дронг, королева снова обратилась ко всем девушкам.
        - Итак, сударыни, вам предстоит поработать во славу Домгала. Уверена, что ваша наставница хорошо разъяснила вам задачу, но стоит услышать ее еще раз из королевских уст. С вашей помощью у Домгала должно появиться как можно больше новых слуг. Я хочу, чтобы ритуал прошли десятки! Обольщайте, сулите богатство и власть и, конечно, свою любовь. Сулите великолепную ночь, во время которой человек расстанется со своей низменной природой и обретет истинное могущество. Но пусть этой чести удостоятся не первые встречные. Сначала вы должны выбрать самых сильных, самых храбрых. Умных не ищите: мне нужны воины, а не советники. Вам все понятно?
        - Королева, - подала голос кудрявая темноволосая девица, - баронесса ниф Дронг говорила нам о награде…
        - Это она о дворянстве, - шепнула ниф Дронг. - Это Зовин. Такая наглая! Но хороша.
        Королева, кивнув, прищурилась, глядя на девушку. Та смутилась.
        - Скажи мне, Зовин, сколько мужчин должны пройти ритуал, чтобы ты получила дворянство?
        - Десять, королева, - ответила девушка, покраснев.
        - Это верно, Зовин, но только по отношению к твоим товаркам. А ты, я вижу, не в меру шустра. Такие таланты грех не использовать на общее благо. Тебе придется разделить ложе с пятнадцатью будущими слугами Домгала, прежде чем стать баронессой. Причем напоминаю: в твоем распоряжении меньше недели. Но, девушки! Я, королева Морэф, властью, данной мне верховным демоном Домгалом, обещаю: исполнив мой приказ, каждая из вас получит не только титул, но и поместье к нему, и достойные деньги. Чтобы прокормить себя, вам не придется выходить замуж за богатых стариков. Лучшие мужчины Фенлана будут у ваших ног. Готовы ли вы служить своей королеве?
        - Да, королева! - восторженно взвизгнули демо - ницы. Морэф удовлетворенно вздохнула. Она не сомневалась: скоро в ее распоряжении будет несметная армия демонов, жадно рвущихся завоевывать другой мир - богатый, процветающий, полный соблазнов. А значит, ей не придется ждать новые триста лет. Судьба обоих миров будет решена всего через пять дней.
        Часть вторая
        Глава 12
        ВОЗВРАЩЕНИЕ В ФЕНЛАН
        Катя открыла глаза и увидела над собой высокий сводчатый потолок с лепниной. Из центральной розетки торчал громадный крюк, на котором - на длинной цепи - висела бронзовая люстра, украшенная множеством хрустальных подвесок. В плафонах вместо лампочек стояли огарки свечей.
        Что за чертовщина? Неужели это продолжается внезапно одолевший ее тяжелый, беспокойный сон, похожий на забытье? Катя оторвала от подушки гудящую голову Точнее, гудело все тело, болело тупой затихающей болью. В памяти быстро промелькнули события последних суток. Итак, демон нес ее по воздуху… Потом ее скрутила ужасная судорога, и она потеряла сознание. А сейчас она жива и невредима, хотя и чувствует себя разбитой. По нынешним временам уже немало!
        Девушка проворно соскочила с высокой кровати под балдахином и подбежала к узкому окну. Она глянула вниз, и у нее закружилась голова, как давеча на колокольне. Комната находилась в высокой - метров тридцать, не меньше - башне, вокруг простирались пустынные поля и болота, вдали поблескивала полоска реки. Но самое главное - за окном явно стояла осень. Тоскливо кричали в поднебесье птицы, холодная роса серебрила ковыль. За последнее время произошло столько невероятного, что Катя уже устала удивляться. Похоже, она попала в другой мир - и что с того? Здесь такой же воздух и такие же люди, а значит, можно жить.
        Рука нащупала на поясе знакомый предмет. Мобильный телефон! Девушка обрадовалась ему как надежному другу. Дисплей приветливо светился голубеньким. В журнале сохранился последний звонок - номер отца Георгия. Девушка быстро нажала кнопку, поднесла трубку к уху и зажмурилась. Сначала она услышала сбивчивую трель. Потом телефон женским голосом сообщил все возможные причины, по которым соединение невозможно: «обслуживание абонента временно прекращено», «абонент временно недоступен» и «набранный вами номер не существует». На последней фразе телефон запнулся, потом неуверенно повторил: «не существует». Дисплей погас. Верная
«Моторола» превратилась в бесполезный кусок железа. Катя не стала ею швыряться, а бережно положила на подушку. Телефон не виноват. Неужели она рассчитывала дозвониться до друзей из другого мира?! Здесь придется полагаться только на себя.
        Девушке было одновременно жутко и весело. Если бы подобная беда случилась с ней в привычном мире - что-то ужасное, о чем рассказывают в новостях, например, если бы она оказалась заложницей террористов, то, скорее всего, сошла бы с ума от страха. В обычной жизни нельзя рассчитывать на хэппи энд. Но другой мир - это сказка: оборотни, колдуны, маги… А в сказке не бывает плохого конца. И вот она, как сказочная принцесса, сидит, пригорюнившись, у окна, а скоро на дороге появится принц на белом коне, который непременно спасет прекрасную пленницу…
        Всадник, действительно, появился, но только конь под ним был не белый, а вороной. И веяло от него не спасением, а большой бедой, так что Кате вдруг стало по-настоящему страшно. Она заметалась по комнате в тщетных поисках какого-нибудь оружия, подергала запертую дверь, наконец, спохватившись, нащупала под майкой Ключ. Крестик оказался на месте, и это было самое главное. Девушка забралась на кровать с ногами: она сюда в гости не напрашивалась, значит, не стоит беспокоиться о приличиях.
        Наконец щелкнул дверной замок. Катя напряглась. Сейчас она узнает, кто ее похититель. К ее изумлению, в комнату вошел… «шоумен», которого она видела на берегу Камышовки. Правда, теперь вместо современного костюма он был одет в черный камзол и фиолетовые рейтузы, заправленные в высокие сапоги с отворотами. Белоснежный кружевной воротник падал на грудь, за спину был небрежно отброшен длинный черный плащ с витиеватой, вышитой золотом монограммой. Наряд дополнял темно-красный берет с черным страусиным пером.
        Вошедший снял перчатки, бросил их на кровать. Сорвал с головы берет и склонился перед Катей в поклоне.
        - Простит ли мне моя госпожа невольную грубость? Только страсть могла сделать меня таким непочтительным. Я воин, и слова любви даются мне нелегко…
        - «Я старый солдат и не знаю слов любви», - передразнила его Катя. - Это понятно. Скажите лучше, кто вы такой и где я нахожусь.
        - Меня зовут Фаргит, - снова поклонился похититель. - Герцог Фаргит Тифлантский. Вы в моем замке Хошбор, прекрасная госпожа. Вы моя гостья, и я готов выполнить любой ваш каприз.
        - Вернуться домой - это сойдет за каприз? Нет? Я так и думала. Ну и что вам нужно от меня, любезный? - Кате снова стало весело: этот инфернальный персонаж венецианского карнавала был невероятно смешон! Но нужно как-то соответствовать: итак, потребуется гордая осанка, надменное выражение лица, легкая насмешка…
        Словно почувствовав, что девушка перестала его бояться, Фаргит вдруг рванул завязки плаща, сбросил его на пол и одним прыжком оказался на кровати, стиснув Катю в объятиях.
        - Я выбрал тебя! - страстно прошептал он. - Ты достойна стать моей… Моей королевой! Я потерял разум, увидев тебя однажды. Я так одинок… Только ты могла бы разделить мое одиночество! И мое могущество… Согласись принять мою любовь, и ты станешь такой же, как я. Всего одна ночь любви - и ты не жалкий человек, а демон, которому подвластны время и пространство! Любая женщина готова отдать все за такую возможность. Но я выбрал тебя.
        Желтые, мутные от страсти глаза смотрели на Катю, не мигая. Они гипнотизировали, лишали воли. Катя с ужасом заметила, что зрачки у Фаргита не человеческие, круглые, а вертикальные. А демон продолжал нашептывать:
        - Ты согласна? Конечно, куда тебе деваться… Грань между мирами закроется через несколько дней, домой ты не вернешься… что ты будешь делать в Фенлане - без роду, без племени, без покровителя? Но если ты примешь мое предложение, через триста лет Грань снова откроется для тебя. А может, все произойдет раньше, когда оба мира будут принадлежать великому Домгалу…
        Упоминание о беде, грозящей обоим мирам, помогло Кате прийти в себя. Она толкнула похитителя в грудь.
        - Пошел прочь, маньяк чертов!
        Резкая пощечина заставила ее отлететь к стене. Фаргит выпрямился над ней, лицо, только что искаженное страстью, превратилось в равнодушную маску.
        - Сумасшедшая девица, - прошипел он. - Я хотел оказать тебе честь, но ты, видимо, ее не заслуживаешь. Я мог бы сделать тебя своей девкой, мог бы позвать слуг, и эти мужланы держали бы тебя, пока я не удовлетворил бы свою страсть. Но я подожду, пока ты поумнеешь. Ты еще приползешь ко мне, умоляя о любви.
        Вельможа вдруг застыл в нелепой позе, выставив перед собой скрюченные пальцы, на которых, к ужасу Кати, начли расти длинные когти. Шелк и бархат затрещал по швам. Камзол порвался на спине, выпуская крылья - в маленькой комнате они показались невероятно большими. Девушка прикрылась подушкой, как щитом. Когда остатки одежды упали на пол, демон выпрямился перед Катей во весь рост. Его безволосая голова почти касалась потолка. Черная с зеленым отливом кожа влажно блестела. Он страшно оскалился, обнажив огромные белоснежные клыки, издал не то рык, не то вой и, задевая крыльями стены, вышел прочь.
        В замке повернулся ключ.

* * *
        Василий, Иван, Яно и отец Георгий сидели вокруг стола в трапезной - небольшой постройке на церковном дворе. Конечно, в погребе, освященном чудотворной иконой, было бы безопасней, но в солнечный день не хотелось сидеть в темноте. Когда Василий закончил печальный рассказ о том, как он ходил провожать Катю, пришла матушка Анастасия - жена отца Георгия. Попадья оказалась очень красивой миниатюрной брюнеткой лет тридцати, живой нрав которой не изменили ни тихая жизнь в провинции, ни положение. Одарив гостей белозубой улыбкой, она обеспокоенно нагнулась над супругом.
        - Георгий, ты сегодня больно бледен. Что, опять сердце?
        - Все в порядке, Стасенька, - ласково отвечал отец Георгий. - Ты ступай, ступай, у нас тут разговор есть.
        В возникшие проблемы матушку решили не посвящать. Анастасия покачала головой, но послушно оставила мужчин наедине с обедом: яйцами, сваренными вкрутую, дымящейся картошечкой в эмалированной кастрюльке, зеленым луком и редиской с огорода, сметаной в пластмассовом стаканчике. Однако аппетитная снедь не лезла в горло. Четверо мужчин сидели, мрачно уставившись на скобленые доски стола.
        Когда Василий влетел в церковь, растолкав щебечущих старушек, собравшихся на службу, и, вращая глазами, разве что не за бороду вытащил отца Георгия с алтаря, сразу стало понятно: произошла беда. Извинившись перед прихожанами, отец Георгий отвел обоих «паломников» в служебное помещение, накапал корвалолу задыхающемуся Василию и потребовал разъяснений. Василий долго не мог сказать ничего внятного, кроме «черное, с крыльями».
        - Какое-то существо с той стороны утащило Катю, - перевел Иван. - Надо сказать оборотню: может, он знает, кто это был.
        Услышав о похищении Кати, Яно страшно зарычал. Но вытянувшиеся от испуга лица новых друзей напомнили оборотню, что сейчас он в человеческом обличии. Он сел на лавку, обхватив руками голову.
        - Это Фаргит! - воскликнул он. - Первый слуга королевы Морэф и самый могущественный демон в Фенлане.
        - Зачем ему понадобилась наша красавица? - хмуро поинтересовался Василий.
        - Ключ! Неужели демоны узнали, что Ключ у нее? - взволнованно воскликнул Иван. - Тогда все пропало!
        - Мне наплевать на Ключ! - вдруг заявил Яно. - Пусть оба мира летят в тартарары, сначала я должен спасти ее. Я возвращаюсь в Фенлан.
        - Подожди, сын мой, - остановил его отец Георгий. - Ситуация, конечно, трудная. Девушку надо выручать. Но если бы этот Фаргит хотел ее убить, он сделал бы это на месте.
        - Она могла не пережить перехода через Грань! - простонал Яно. - Это страшная боль, от которой останавливается сердце.
        - Катя - здоровая молодая женщина, - покачал головой священник. - Будем надеяться на лучшее. Надо сесть и как следует поразмыслить, что теперь делать.
        - И неплохо бы перекусить, - добавил Василий. - Надеюсь, наступающий армагеддец не отменяет обеда?
        Все посмотрели на Василия с осуждением, а потом почувствовали, что и сами сильно проголодались. И вот тогда они и отправились в трапезную…
        - Я должен вернуться, - упрямо бормотал Яно. - Я не стану дожидаться утра. Перейду Грань, и будь что будет.
        Василий возразил, очищая яйцо:
        - Нет, приятель. Вариант «будь что будет» нас не устраивает. Нечего тут заниматься суицидом.
        - Такой риск неоправдан, - согласился Иван. - Наша главная цель - спасти Ключ…
        - В первую очередь, девушку! - воскликнул Яно, вскочил и от волнения смахнул со стола сметану.
        Василий с сожалением проследил траекторию ее падения.
        - Остынь, парень. Все уже и так поняли, что ты в нее влюблен.
        - Я? Вовсе нет! - заявил Яно и ужасно покраснел.
        - В общем, так, - сказал Василий. - Идти придется всем. Кроме отца Георгия, конечно: у него приход и паства. Будете прикрывать наш тыл, батюшка, - после того как освободите от змей наш путь к Грани. Итак, я объявляю начало нового крестового похода.
        - Вась, это безумие! - прошептал Иван. - Это же другой мир! И потом Яно говорил про Грань… Весной у меня была неважная кардиограмма!..
        - Не хочешь - оставайся, - пожал плечами Василий. - Дело сугубо добровольное.
        Отца Георгия тоже обуревали сомнения.
        - А вдруг у меня не получится со змеями? Их особая ядовитость - отнюдь не легенды. А животные, говорят, чувствуют, когда их боишься. Вдруг «слово» на них не подействует?
        - Вы и об опасностях фенланских не знаете ничего, - добавил Яно. - С вашей стороны Грани змеиный овраг да непроходимое болото, а с другой-то - Волшебный лес. Даже мой учитель немногое знал о нем. Говорил, что Грань грезой-травой окружена, она усыпить до смерти может. Да и лесная Хозяйка - неизвестно, как теперь она встретит. Поймите, я и Ключом, и памятью, и жизнью клянусь, мне спутник надежный очень нужен. У меня одного почти и надежды-то нет вызволить девушку и Ключ спасти. В Фенлане мне обратиться не к кому. Наверное, там хорошие люди до сих пор есть, и не хотят они, чтобы мощь Домгала еще возросла. Да только я не знаю, где таких людей искать! Я ведь всю взрослую жизнь в лесу провел, и теперь человеческий мир для меня везде чужой, что у вас, что в Фенлане. Но я не только права не имею вас просить со мной отправиться; напротив, отговорить должен. Безрассудство одно…
        - Ты не прав, сын мой, - решительно прервал его священник. - Опасность угрожает и нашему миру тоже. Это столь же наше дело, сколь и твое. Итак, Василий отправляется с тобой…
        - И я, - заявил Иван, краснея. - Вы примете мою исповедь, отец Георгий?
        Священник кивнул.
        - Значит, вы оба… Что до меня, то, пожалуй, Василий прав, и здесь я буду более полезен. Грань не должна оставаться без Хранителя. Но пойдете вы только после трех ночи. А пока - всем советую помолиться, - приподняв очки, отец Георгий глянул на Василия, - и хорошенько поразмыслить о прожитой жизни.
        - Жаль, что именно нам придется мир спасать, - сказал вдруг Иван. - Мне кажется, многие справились бы с этим гораздо лучше.
        - Например, ФСБ, - съязвил Василий.
        - Не о чем тут жалеть, сын мой, - строго ответил отец Георгий. - И в Божьей мудрости сомневаться не стоит. Уж если этот крест пал на вас, значит, вы можете его нести. А рассуждать о «других» - только лукавого тешить. Итак, сейчас все отправляются отдыхать. Иван, Василий, заберите из времянки свои матрасы и вместе с Яно ступайте в погреб - так мне будет спокойнее. А в три пополуночи, как только прокричит петух, я приду за вами.
        На беззвездном июньском небе висела круглая молочно-белая луна. Ее можно было принять за полную, но внимательный глаз разглядел бы неровный краешек: луна продолжала расти. В ее свете были видны и далекие холмы, и лес, и река, и травинки на кочках. Поля промокли от ночной росы; тянуло холодком…
        Яно, Иван и Василий следовали за отцом Георгием. Он вел их едва заметной тропой среди заброшенных пастбищ, меж земляничных пригорков, мимо маленькой березовой рощи, в которой располагалось сельское кладбище. Шли молча: после дневного сна
«паломники» еще не пришли в себя, хмурились и все время зевали, а Яно, хоть и не сомкнул глаз, был очарован магией ночи. Он прощался с чужим миром, ненадолго приютившим беглеца. Где-то внутри шевелилось сожаление, что ему не удалось пожить здесь подольше. Столько тут всего интересного! Например, эта штука - телевизор… Но может, оно и к лучшему? Пусть все остается как есть: и, если ему удастся прожить сколько-нибудь долго, пусть в памяти навсегда останется и эта дивная ночь, и тихий сумрак сада, и запах сирени…
        За плечами болтался полупустой зеленый рюкзак - отец Георгий отдал Яно свой. Там лежали хлеб и жареная курица в фольге, огурцы с помидорами, два коробка - один со спичками, другой с солью; пластиковая бутылка с минеральной водой, чистое полотенце. Все это заботливо приготовила матушка Анастасия, когда отец Георгий сказал ей, что молодые люди отправляются в длительную прогулку - посмотреть местные достопримечательности. Как чувствуют себя вещи, пересекая Грань, Яно не знал, но, судя по тому, что Ключ пронести удалось без повреждений, рюкзаку ничего не грозило. Вооружиться удалось одним только газовым баллончиком - его нашел отец Георгий. Василий ужасно веселился, представляя химическую атаку в мире демонов. Подумывали еще о кухонных ножах, но тут Василий справедливо заметил:
        - С ними еще надо уметь обращаться. А мы тут все ни фига, не Рэмбо.
        - И то верно. Бог поможет, - сказал отец Георгий. Он тайком от матушки Анастасии взял из буфета серебряные ложки - шесть чайных и три кофейных, с позолотой.
        - Вам понадобятся деньги, - сказал он. - А серебро оно везде серебро. Сгодится на обмен.
        Иван с благодарностью упаковал ложки в свой рюкзак.
        Тем временем тропинка скользила куда-то вниз, теряясь в высокой влажной траве.
        - Мы уже близко, - шепнул священник. - Осторожнее, не свалитесь в овраг.
        Цепляясь мокрой рясой за ольховые ветки, священник первым прыгнул вниз. И сразу же в ночной тишине послышалось угрожающее шипение, шорохи, шуршание множества узких тел по мягкой земле. Змеи! Все замерли, напряженно наблюдая за действиями отца Георгия. А тот опустился на корточки, развел в стороны огромные лопухи и быстро произнес какие-то слова. Оборотень, глазам которого темнота была не помеха, к своему ужасу, увидел маленькую треугольную головку, поднявшуюся навстречу священнику. Мгновение человек и змея пристально смотрели друг на друга. Потом снова послышался шорох, который сменился тишиной.
        - Спускайтесь! - позвал отец Георгий охрипшим голосом. - Змеи уползли. Теперь, Яно, дело за тобой.
        - Что делать-то надо? - спохватившись, спросил Василий.
        - Просто идите за мной, - сказал оборотень. - Попробуйте расслабиться и не бояться, иначе будет больнее.
        Яно спрыгнул на дно оврага.
        - Туда! - указал священник. - Ну, все, ребята, с Богом. Удачи!
        Овраг был длинный. Яно то и дело оглядывался на спутников, чтобы убедиться, что никто из них случайно не перешел Грань раньше него. С каждым шагом на лице Василия появлялось все более скептическое выражение. Яно уже хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, как вдруг его нога наступила на толстый раскаленный гвоздь. Гвоздь рос, пронзая жгучей болью все тело, и не было сил ни кричать, ни дышать. Тьма подступала к глазам, терялись запахи, звуки; июньская ночь меркла, рассыпаясь огненными искрами… И вот уже сыростью, гнилью, тоской дохнул в лицо печальный осенний лес. Яно снова был в Фенлане.
        Глава 13
        ФИОФАНТА
        Катя налила холодной воды из бронзового кувшина в фарфоровую миску и поплескала на лицо. Еще не хватало, чтобы холуи, которые вот-вот принесут ей поесть, застали ее заплаканной. Но слезы против воли катились по лицу - слишком сильной была обида. Никогда еще мужчина не поднимал на нее руку. Никогда она не чувствовала себя такой беззащитной. Не случайно в книгах несчастные девицы сетовали на свою красоту, которая приносила им только несчастья. А она ведь почти кокетничала с этим жутким существом! Ни красота, ни принадлежность к другому миру не спасет ее от распаленного страстью демона. Сейчас она могла полагаться только на хладнокровие и сообразительность. От этого зависела не только ее собственная участь, но и - хотя это плохо укладывалось в голове - судьба целого мира.
        Надо бежать. Более того, надо вернуться домой - только там и она, и Ключ будут в безопасности. В фильмах и книгах героям непременно удается бежать из плена. Их стражи проявляют своевременные тупость и легкомыслие, под рукой обязательно находится оружие… Но от волнения у Кати вылетели из головы все кинематографические рецепты побега. Вот разве что… «Кавказская пленница»? Девушка задумчиво уставилась на тяжелый бронзовый поднос под кувшином…
        Молодой Грейжек шел по коридору, важно сопя: не расплескать бы вино из графина, не уронить бы тонкий бокал с алой розой. Еще бы ему было не важничать: только неделю назад он плелся за сохой, погоняя тощего мерина. Но старший брат пристроил его в замок герцога Тифлантского, и уже сегодня ему доверили такое важное поручение - отнести еду в комнату пленницы. То, что его хозяин удерживает в замке девушку силой, нисколько не смущало Грейжека. По его представлениям, так поступали все знатные господа.
        У самой двери Грейжек, кряхтя, поставил еду на пол, нашарил ключ в кармане куртки. За дверью было тихо - ни слез, ни молитв. Подняв поднос, Грейжек распахнул ногой дверь. Комната была пуста. Сердце крестьянина екнуло: неужто не уследил?!
        - Эй, госпожа, - неуверенно позвал он, переступая порог. И тут же в голове у него загудело, комната поплыла перед глазами, и хрустальный графин грянул об пол, со звоном разлетаясь на тысячи осколков.
        Опустив поднос, Катя присела над поверженным слугой. Толстый белобрысый парень с глупым веснушчатым лицом и намозоленными огромными ладонями… Такие обычно до старости бывают мамиными любимчиками. Совесть за содеянное девушку не мучила: будет знать, как участвовать в грязных делишках своего господина!
        - Надеюсь, не убила, - проворчала Катя, быстро расстегивая на парне куртку. Словно в ответ тот страдальчески замычал. Девушка засуетилась: надо было спешить, пока он не пришел в себя. Через пять минут она набросила на голое дебелое тело шелковое покрывало с кровати, тщательно заправила волосы под широкополую соломенную шляпу. Одежда крестьянина сидела на ней мешковато, но выбирать не приходилось. Только сапоги пришлось оставить: в таких галошах Катя и шагу ступить не могла. Конечно, босиком ходить было не по сезону, но выбирать не приходилось. Напоследок она нагнулась над рассыпавшимся содержимым подноса.
        - Ну-с, чем там меня собирались кормить?
        Девушка подняла с полу пару лепешек, отряхнула их и спрятала в глубокий карман куртки. Туда же отправилось румяное яблоко. Алую розу она вытащила из-под осколков и осторожно вложила слуге за ухо.
        - Тебе идет! - весело сообщила она валявшемуся в глубоком обмороке парню, потом выскользнула за дверь и заперла ее на ключ.

«Уверенность и еще раз уверенность», - уговаривала себя Катя, когда навстречу попадались обитатели замка. Но пока все шло хорошо: слуги сновали взад - вперед по своим делам, а немногочисленные рыцари, закатанные в доспехи, как в консервные банки, не удостаивали юношу в крестьянской одежде даже взглядом. А вот найти дорогу в каменном лабиринте оказалось непросто. Обнаружив, наконец, лестницу, Катя обрадовалась, но преждевременно: лестница привела ее прямиком на кухню. Здесь шел пар из котлов, на огромных сковородах шипело масло, и плечистый повар с закатанными рукавами и в фартуке, забрызганном кровью, разделывал свиную тушу. Еще один отбивал красные куски мяса на громадной грязной доске, а тщедушный поваренок в замусоленном колпаке обильно посыпал их специями. Логика подсказала Кате, что где-то здесь непременно должен быть выход во двор. Ей снова повезло: позади дюжего повара виднелась приветливо распахнутая дверь. В чаду и дыму девушке удалось проскользнуть незамеченной.
        Во дворе Кате едва не угодила в голову отлетевшая от топора чурка. Девушка взвизгнула.
        - Смотри, где ходишь, бестолочь! - обругал ее работник, коловший дрова. На то, что визг был женским, он не обратил внимания.
        Двор выглядел так, как Катя и предполагала - шумно, грязно, полно народу, ворота закрыты, а возле них торчат привратники. Тут она собиралась затаиться и дождаться какой-нибудь телеги, в которой можно будет спрятаться и выехать наружу. Например, та, на которую заканчивали грузить кухонные отходы, очень ей подходила. Девушка решила было подобраться поближе, но тут ее везение резко закончилось.
        - Она убежала! В моей одежде! Держите ее! - раздался истошный вопль из окна. Оглушенный слуга пришел в себя. «Надо было нанести контрольный удар подносом, - подумала Катя. - Сейчас не до гуманизма… Пока во дворе никто не понял, чего этот дурень орет. Но с минуты на минуту явится Фаргит, и у него-то хватит ума отдать приказ не выпускать никого за ворота. И тогда путь к спасению будет отрезан…»
        Впоследствии Катя в очередной раз по достоинству оценила дарованную ей судьбой счастливую способность впадать в панику от всяких пустяков, но сохранять трезвую голову, когда это действительно нужно. Пока разум буксовал, пытаясь одолеть сложную задачку, подсознание отдало телу необходимый приказ. Нахлобучив поплотнее шляпу, девушка схватила за ручки попавшуюся на глаза тачку с булыжниками и покатила ее к воротам.
        - Эй, откройте! - пробасила она. - Велено увезти это со двора поскорей.
        - Только что привезли ведь, - проворчал один из привратников, нехотя поднимаясь и стряхивая табак с седых усов. - Сами не знают; чего им надо. Возят туда-сюда, а мне открывать.
        - Эти не подошли, - выкрутилась Катя. - Слишком круглые. На них лошади спотыкаться будут. Открывай, давай.
        Толкая тяжелую тачку, девушка выкатила ее наружу и, бросив тут же у стены, опрометью бросилась к ближайшим кустам. Под ногами захлюпала холодная, ощетинившаяся сучками жижа. Кусты, однако, оказались не слишком надежным убежищем: золотисто-бурая листва осыпалась от малейшего прикосновения и быстро редела. Не дожидаясь погони, Катя бежала все дальше и дальше, пока не оказалась на кромке болота, которое видела из окна замка.
        Унылая равнина, покрытая лунками воды, низкими кустиками и коварными зелеными островками тянулась до самого горизонта. Небо застилала серая хмарь. Где-то тоскливо кричала невидимая выпь, ей вторило странное глуховатое эхо, и от этого душа уходила и мягки. «Болото иногда издает странные звуки», - к месту вспомнила Катя фразу из «Собаки Баскервилей». Но как бы ей ни было страшно, путь к свободе лежал только через болото.
        Катя очень жалела сейчас о том, что не слишком усердствовала, расспрашивая Яно о его родине. Что она знает о Фенлане? Грань находится на земле герцогства Венсид, на юго-востоке Фенлана. Значит, в любом случае, следует двигаться на юг. Вот только бы знать, где он, этот юг…
        На болота тем временем опускалась осенняя ночь. Озаряя сизым светом низкие тучи, проглянула сквозь мглу почти полная луна. В разрывах облаков мелькали незнакомые созвездия. Катя увидела их и замерла: очередной прилив страха, тоски и одиночества захлестнул ее с головой. Только теперь она полностью ощутила себя в другой вселенной; и сходство миров - та же растительность, те же лица людей, даже язык - не успокаивало ее, а еще больше пугало. Однако поддаться панике означало обречь себя на верную гибель. Поэтому Катя из последних сил сдержала отчаянный порыв помчаться очертя голову через болота, оглашая их истерическими воплями. Надо дождаться рассвета, посмотреть, откуда восходит солнце - если оно здесь восходит на востоке - и определиться со сторонами света. Потом выломать подходящую ветку - посошок - и осторожно двинуться дальше.
        Катя села прямо на землю, растерла ледяные ступни. Ей было очень холодно и плохо. Слезы сами навернулись на глаза, а вместе с ними пришло желание найти виноватого. Во всем виноват проклятый оборотень! Это он втянул ее в кошмарную историю… Но тут же Катя вспомнила грустные, настороженные серые глаза. Нет, он не виноват. Он тоже
        - жертва обстоятельств. А обстоятельствам, увы, не предъявишь обвинений…
        - Фью-и-ить! Фью-и-итъ! - послышался вдруг где - то поблизости странный свист. Ночная птица?
        - Фью-и-ить! Эй! Кто ты? - к свисту прибавился тихий шепот, потом в темноте мелькнула тень, и Катя поняла, что она на болоте не одна.

* * *
        Лунный свет серебрил черное распаханное поле. Худосочная крестьянская лошаденка тянула плуг, отгоняя хвостом надоедливых осенних мух. Коренастый пахарь шел за плугом, цоканьем подбадривая уставшую животину. А вдоль борозды шагал второй крестьянин; держа в одной руке факел, другой он кидал в перекопанную жирную землю светлые семена.
        - Хорошо, что луна вышла, - сказал первый, утирая пот. - А то не видно ни зги.
        - Да, ноченька нынче - хоть глаза выколи, - согласился второй. - Сею вот, а куда? Хозяйские ведь озимые, весной не взойдут - десять шкур с нас спустят. А еще свое бы поле вскопать до заморозков. Слышь, Стэпо, а что это за огни там, вдали?
        Стэпо остановился, опершись на плуг. Действительно, на горизонте разгоралось алое зарево. Оно то кружило воронкой над башнями Сварбора, то стреляло ввысь огненными молниями. На угольно-черном осеннем небе это выглядело особенно зловещим.
        - Там Черный замок, - нахмурившись, сказал пахарь.
        - Неужто, горит?
        - Нет. Опять королева колдует. Не ровен час, быть беде. Давай-ка заканчивать, да по домам.
        Оба крестьянина снова принялись за работу, временами тревожно поглядывая на горизонт.
        А в это время в Сварборе, в одном из покоев для придворных разворачивалась любовная сцена. На роскошной грязноватой постели раскинулась белокурая красотка в растерзанном красном платье; ее кавалер, сбросивший доспехи и ненужные детали одежды на пол, пристроившись рядом, деловито расшнуровывал штаны…
        - Мой рыцарь, - мурлыкала женщина, в нетерпении, покусывая партнера за ухо.
        - Постой-ка, Жэлда, - рыцарь вдруг нахмурился и сел. Женщина проследила за его взглядом и вскрикнула от страха: по потолку вилась огненная змейка. Она становилась все ярче и шире; казалось, потолок раскрывается под напором кипящей лавы.
        - Что это, Вилибус, что это? - шептала Жэлда побелевшими губами.
        Змейка сверкнула, истончилась и исчезла.
        Женщина выдохнула с облегчением.
        - Уф-ф. Я чуть не умерла от страха. Вилибус, что же это было?
        - Королева Морэф взывает к Домгалу Всемогущему, - тихо произнес кавалер. - Ты знаешь, как глубоки подвалы Сварбора? Две самые высокие башни - одна на другой - не заполнят это подземелье! В самом низу находится святилище Домгала, и говорят, что сам великий демон иногда появляется там. Однажды я был в святилище. Знаешь, Жэлда, стыдно признаться, но мне там было очень не по себе. Это страшное место… Наверное, грядут важные события, раз королева отважилась на это…
        Рыцарь Вилибус не обманывал любовницу. Бесчисленное множество витков делала лестница, уводящая в подземелье замка, прежде чем упиралась в круглую арену, выложенную желтыми плитками. Арену разделяла черная линия, похожая на зрачок змеиного глаза. По краям ее на треножниках дымились чаши с колдовскими снадобьями. И так было всегда.
        А сейчас в центре святилища стояла Морэф. На ней было узкое желтое платье, облегавшее стройное тело, словно вторая кожа. Распущенные черные волосы ниспадали почти до полу. В одной руке королева держала большой нож, в другой безропотно висел схваченный за ноги ворон Крок.
        - Прости, несчастное создание, - прошептала королева. - Я вырастила тебя только для того, чтобы принести в жертву Домгалу Всемогущему. Он говорит только с теми, кто способен пролить кровь дорогого существа. Я предпочла бы, чтобы на твоем месте оказался другой, но он сейчас далеко, а разговор с Домгалом откладывать нельзя.
        В дыму курений сверкнуло лезвие ножа. И хлынула, потекла, чертя узоры на желтом полу, горячая кровь из обезглавленной птичьей тушки.
        - Взываю к тебе, Домгал Всемогущий! Вурдерэн! Эзинен!
        Над чашами взметнулась желтоватая туча. Она поднялась до самого потолка, потемнела и приобрела очертания огромного человеческого тела. На Морэф с высоты уставились два желтых глаза.
        - Не так уж ты дорожила этой птицей, женщина, - послышался низкий голос. - Ну да ладно, людьми ты дорожишь еще меньше. Что тебе надо?
        - Мне нужен совет, о Домгал Всемогущий! - Морэф опустилась на колени. - Перед решающей битвой мне нужна твоя помощь.
        В ответ раздался хохот, эхом отразившийся от каменных стен.
        - Битва? О чем ты говоришь, женщина? Ты еще и пальцем о палец не ударила, чтобы сделать то, ради чего получила мою силу!
        - Но Домгал! Я пожертвовала самыми верными слугами и готова отправить на смерть еще сотни, лишь бы Ключ оказался у меня в руках…
        - Королева, мое терпение на исходе. Триста лет назад я уже пожалел, что внял мольбе твоей матери. Помнишь, как она впервые привела тебя сюда?
        Морэф внезапно покраснела.
        Помню, Домгал Всемогущий. Ни один мужчина не доставлял мне такого наслаждения. Если ты когда - нибудь еще пожелаешь меня…
        Холодными пальцами королева начала расстегивать платье на груди.
        - Женщина, твои прелести меня не интересуют. Тем более, что мы с тобой знаем, каковы они на самом деле. Или ты забыла? Смотри!
        Из середины темного облака появилось овальное зеркало. Морэф с замирающим сердцем заглянула в него и схватилась за сердце, не сдержав горестного крика. Из зазеркалья на нее смотрели пустые глазницы черепа с остатками седых волос. С костей свисала истлевшая плоть вперемешку с одеждой.
        - Вот твое бессмертие! - прогрохотал Домгал. - Тебя давно нет, Морэф, ты призрак. Но ты бесконечно сможешь обманывать остальных, пока множится моя власть над миром. Эликсир бессмертия - это иллюзия, которую поддерживает моя сила. Тебе известно, что после ближайшего полнолуния моя сила пойдет на убыль? А потом ты начнешь стареть. Медленно, гораздо медленнее, чем обычные люди. Но рано или поздно то, что ты видела в зеркале, станет явью. Помни, на карту поставлена твоя жизнь, королева. Я знаю, ты сделаешь все, чтобы спасти ее. А теперь слушай. Ключ не там, где ты ищешь. Я не знаю, что произошло в Бекелфеле - пока моя власть не распространяется за Грань, - но сейчас Ключ снова в Фенлане. Он у женщины, которую твой любовник Фаргит притащил с той стороны в Хошбор. Спеши, Морэф: ведь мне безразлично, кто именно - ты или Фаргит - соединит миры.
        С этими словами Домгал начал медленно таять в воздухе и постепенно исчез. Но глухой нечеловеческий хохот долго еще носился по подземелью. Морэф закрыла лицо руками и без сил упала на пол.
        - Негодяй! Кем ты возомнил себя, Фаргит, - застонала она. - Ты решил помериться со мной силой, глупец?

* * *
        - Фью-и-ить! Кто ты?
        - А ты кто? - испуганно спросила Катя в темноту.
        - Ты из замка? Служанка герцога?
        - Нет, я… Я тут прячусь, - призналась девушка.
        - Так ты не друг герцогу?
        - Вовсе нет!
        В двух шагах от Кати показалось слабое зеленоватое свечение. И девушка увидела личико, обрамленное короткими кудрявыми волосами, в которых запутался сухой листок. Волосы были зеленые… Глаза странного существа, круглые, слегка навыкате, в окружении длинных ресниц, тоже были зеленовато-карие - почти как у самой Кати. Сквозь сплетенную из сухой травы рубаху с длинными широкими рукавами просвечивало хрупкое тельце темно-оливкового цвета.
        - Фью-и-ить! Это болотный огонек, - кивнуло существо на свет. Действительно, в руках у болотного жителя был букетик каких-то белых цветов с сухими стеблями; от него и исходило свечение.
        - Если ты не друг герцогу, я тебя провожу, - предложило существо.
        - Ты знаешь, где находится герцогство Венсид? - спросила Катя.
        Существо с забавным сожалением вытянуло губы трубочкой.
        - Фью-и-ить! Я ничего не понимаю в этих новых названиях. Где это? Что там есть?
        - Волшебный лес, - вспомнила Катя рассказ Яно о Грани.
        - Фью-и-ить! Фью-и-ить! Волшебный лес? Тебе надо туда? Ты хочешь просить помощи у лесной Хозяйки?
        - Да, да, - на всякий случай согласилась Катя.
        Тебе нужно все время идти на юг. Юг - это туда, - существо махнуло тонкой ручкой.
        - Но я смогу пропросить тебя только до конца болота. Фью-и-ить! Нам, болотницам, нельзя показываться людям на глаза. Нынешние люди злые, они убивают нас. За болотом будет поле. Дорога через него проведет тебя через Понежину в Восточные земли - я не знаю, как они теперь называются. Если дальше идти на юг, то попадешь в Постороженки. Наверное, это и есть Венсид. Иди за мной! Следи за болотным огоньком, иначе попадешь в трясину.
        Существо поднялось с детской грацией, и Катя подумала, что имеет дело с особью женского пола. Болотница! Наверное, это кикимора - зеленоволосая девчонка, которая живет на болоте и заманивает доверчивых добрых молодцев в трясину. В другое время Катя непременно предпочла бы более надежного провожатого, но теперь выбирать не приходилось. Болотный огонек уже маячил метрах в двадцати от нее, а на земле таял едва заметный зеленоватый след. Стараясь наступать точно на него, девушка поспешила вслед за болотницей.
        Огонек двигался зигзагом, и Кате приходилось быть очень внимательной. Вокруг в неверном свете луны блестела вода - безобидные лужицы, которые скрывали смертоносную топь. Болотница быстро-быстро прыгала с кочки на кочку, подбирая подол рубахи, а иногда помогая себе руками. Через два часа утомительного путешествия девушка взмолилась об отдыхе.
        - К рассвету нам надо добраться до полей, - забеспокоилась болотница. - При дневном свете мне лучше прятаться в самом сердце трясины, там, куда не ступала человеческая нога. Когда это ты успела устать? Ну да ладно, посидим минутку.
        Катя, с облегчением вздохнув, достала из кармана куртки яблоко и лепешки.
        - Будешь? - протянула она кусок лепешки своей спутнице.
        Та застенчиво улыбнулась, захлопала ресницами и взяла еду. Между пальцев Катя заметила перепонки.
        - Ты добрая. Фью-и-ить! Говорят, раньше все люди были такие. Но я этого не помню. Я родилась, когда страшный темный демон уже поселился в этих краях.
        - Домгал?
        - Тише! - болотница присела, вжав голову в плечи. - Ночью это имя произносить нельзя. Он извел всех - лесных духов, полудниц, домовых… С богами демон справиться не смог. Но боги сами не захотели жить с ним в одном мире. Они нашли какой-то способ и улизнули из Фенлана. А вслед за ними бежал весь волшебный народец. Осталась только лесная Хозяйка. Волшебный лес надежно хранит ее от Домгал а…
        - А кто она? Богиня?
        Болотница пожала худенькими плечами.
        - Нет, наверное. Богам молятся люди. А она - душа леса, она не нуждается в молитвах. Поэтому она и осталась в Фенлане.
        - А ты? - спросила Катя.
        - Мои родители тоже решили остаться, - грустно вздохнула болотница. - Они сказали, что не вынесут разлуки с родиной. Они верили, что болота их защитят. Но потом страшные демоны выследили нашу семью. Родители велели моей старшей сестре взять меня и братишку и спрятаться посреди самой непроходимой топи. Родители погибли, - всхлипнула болотница. - Демоны растерзали их.
        Катя осторожно коснулась зеленых волос.
        - Пожалуйста, не плачь. Как тебя зовут?
        - Фиофанта, - проговорила болотница.
        - А меня Катя. Хочешь яблоко?
        Фиофанта кивнула несколько раз, продолжая всхлипывать. Но, взяв яблоко, она вонзила в него острые зубы и быстро-быстро, как белка, сгрызла его.
        - Вкусно! - заметила она, выбрасывая огрызок. - И семечки. Может быть, у нас на болоте вырастет яблоня… Знаешь, на болотах трудно прокормиться. Родители рассказывали, что раньше люди приносили нам угощение, а мы за это провожали их через болота. Сегодня все получилось, как раньше. Пойдем, нам пора!
        Первые признаки рассвета уже появились в небе, когда Катя, наконец, ступила на твердую землю. Фиофанта тревожно оглядывалась, но не бросила свою спутницу, пока та не вышла на дорогу. Потом болотница сразу же побежала обратно, и Катя услышала из гуманной темноты болот прощальное: «Фыо-и-ить!»
        Глава 14
        БРОДЯЧИЕ АРТИСТЫ
        Золотистая пыльца струилась над поляной, посреди которой, убаюканные семенами грезы-травы, лежали три человека. Они спали, но сон их был необычен: нее трое были так бледны и так редко дышали, что казались мертвецами. Греза-трава дарила им странные сны, а взамен малыми частицами отнимала душу, чтобы вместе с последней частицей сон превратился в тихую смерть…

…Просторная светлая комната распахивала перед Василием дверь. Он возвращался с войны - или из трудного похода, заросший клокастой бородой, в изорванной одежде, с ногами, стоптанными до крови. Он которую ночь не мог сомкнуть глаз, потому что сны были похожи на фильмы ужасов. Память еще хранила ад, через который он прошел, но глаза уже стремились вперед, к белой стене, где у раскрытого окна стояла юная женщина, закутанная в светлое покрывало. Ветер засыпал подоконник цветами вишни, спутывал легкие волосы. Свет слепил глаза, и Василий не мог разглядеть, улыбается женщина или нет… А потом вдруг все замелькало, словно кадры кинопленки, пущенной задом наперед; светлая комната распалась на куски, куски превратились в обрывки бумаги и унеслись прочь. Вокруг было поле, дымящееся после недавнего пожара. Пахло гарью. На горизонте мелькали неясные темные тени каких-то жутких существ. Значит, комната и женщина ему приснились. Сейчас он точно знал, что видел этот сон не впервые и что когда - нибудь, когда он пройдет предначертанный ему круг испытаний, светлая комната превратится в явь…
        Иван слышал голоса. Злой женский смех, детский плач, пьяную ругань. Голоса не обращались к нему, но он знал, что говорят именно о нем. Но вот странно: язык был русский, однако слов нельзя было разобрать. А ему было очень важно понять, о чем идет речь. Он пробовал прислушиваться к кому-нибудь одному, но шум тут же сбивал его с толку. Потом низкие красивые голоса запели церковную службу. Иван прекрасно знал ее текст и хотел подпеть, но вдруг обнаружил, что онемел. Он раскрывал рот, словно рыба, вытащенная из воды, но не мог издать ни звука. А в льющемся пении почему-то не было знакомых фраз. И вдруг он понял, в чем дело: он больше не существовал целиком; от него остался только слух, но ни зрения, ни даже разума не было. Он казался сам себе колечком от сигаретного дыма, сквозь которое проходили звуки. Он знал: теперь так будет всегда. Впереди вечность…
        Яно открыл глаза от влажного прикосновения и увидел огромную звериную морду с мокрым холодным носом. Прямо над ним, горячо дыша в лицо, стояла помятая темно-серая волчица. Страшные зубы были приоткрыты в приветливой улыбке.
        Увидев, что Яно пришел в себя, волчица радостно вылизала ему лицо, ласково подталкивала в спину, пока он поднимался, а потом запрыгала вокруг на всех четырех лапах. «Предводительница стаи, которую я избавил от вожака-убийцы», - догадался Яно. Что ж, волчица успела вовремя: греза-трава могла убить спящих. Оборотень бросился к своим спутникам. Иван и Василий были бездыханны. Яно отчаянно тряс их. in плечи, перебегая от одного к другому. Волчица помогала ему. Наконец Василий слабо застонал, схватился рукой за голову… За ним и Иван начал подавать признаки жизни. А темно-серая волчица, увидев, что люди пришли в себя, неслышно скрылась в лесу.
        Вскоре все трое, отойдя как можно дальше от опасной поляны, смыв остатки сна в холодном лесном ручье, сидели, разложив перед собой припасы.
        - Слушайте, мне такого наснилось, - мотал головой Василий. - Черт ногу сломит. Даже рассказывать не хочу. Это правда, что здесь был какой-то зверь?
        - Да, волчица, - ответил оборотень. - Она нас всех спасла.
        Василий облегченно вздохнул.
        - Слава богу. А я уже думал - глюки. Типа как в анекдоте: сидят два мужика на лавочке, пьют тормозную жидкость. Вдруг один другому говорит: «У меня уже глюки начались. Видишь - собачка зеленая полетела?» - «Где?» - «Да вон, над березой» -
«А, это не наша. Это наркоманов с шестого этажа». А вам, ребята, снилось что-нибудь?
        - Да так, ерунда всякая, - уклончиво ответил Иван.
        А Яно задумался. Конечно, ему что-то снилось. Холодный нос волчицы пробудил его от какого-то сновидения. Но Яно ничего не запомнил. Это было даже обидно: по рассказам Якофия, греза-трава дарила людям сны, по которым можно было узнать будущее или получить ответ на важнейшие вопросы. Раньше находились смельчаки, которые, рискуя жизнью, ложились спать на этой поляне, надеясь увидеть во сне свою судьбу.
        - Итак, крестоносцы, пора разработать план «Барбаросса», - Василий бодро потер руки. - Куда мы идем?
        - В Тифлант, - ответил Яно. - Это на севере. Там находится замок Фаргита. Нам придется пройти через Аушмедлан. Это опасно: замок королевы Морэф находится на границы двух герцогств - Аушмедлана и Вишмедлана. Но другого пути нет. Однако сначала надо будет выбраться из леса… Честно говоря, в человеческом облике мне очень трудно будет найти дорогу. Вы не станете возражать, если я обернусь волком?
        Иван с Василием переглянулись и неуверенно кивнули.

* * *
        Катя, не чувствуя сбитых, замерзших ног брела по дороге, кажется, целую вечность. Она давно миновала указатель, на котором готическими буквами было написано:
«Аушмедлан». Время близилось к полудню, но солнце, кажется, передумало вставать: вокруг клубилась сырая пасмурная мгла. Сколько еще до Венсида - часы или дни пути? Фиофанта не имела понятия о расстояниях. Удастся ли выдержать столько в легкой одежде, которую пронизывал промозглый ледяной ветер, да еще и без еды? Без сигарет, которые могли бы заглушить голод? Правда, пока голод не чувствовался, притуплённый усталостью.
        И никого вокруг! Катя не знала, радоваться этому или огорчаться. С одной стороны, не у кого просить помощи. С другой - какой помощи она могла ожидать от этого неприветливого мира, живущего по суровым законам и ничего не знающего о Конвенции по правам человека… Пожалуй, чем меньше аборигенов встретится ей на пути, тем больше у нее шансов вернуться домой. Домой! Катя помнила, как в юности, в самый разгар ночной студенческой пирушки, ее вдруг поднимало на ноги непреодолимое желание вернуться домой. Наплевать, что транспорт давно не ходит, а потенциальные провожатые лежат лицом в салате. Пусть подружка вероломно заявляет, что останется здесь ночевать. Катя выходила в белую ночь, на набережную Фонтанки и шла пешком. Ветер разгонял сон и хмель, а милый сердцу образ собственной чистой, мягкой подушки придавал силы. Домой! Так и сейчас она упрямо делала шаг за шагом по дороге, ведущей на юг.
        Тем временем ветер все отчетливее доносил до Кати запах дыма. Причем пахло не костром из осенних листьев, а прогорклой гарью. И вскоре Катя увидела…
        Вдоль дороги стояла деревня - небольшая, домов в десять-пятнадцать. Сейчас от них остались лишь остовы печей; их черные шеи тянулись к хмурому небу. Добротные бревенчатые избы рассыпались пеплом, как карточные домики. Огонь не пощадил ни амбаров, ни хлевов, ни конюшен, и черные головешки, разбросанные вокруг, могли быть и бревнами, и трупами людей или животных… Дым низко стелился над пожарищем, выползая на дорогу. Только колодезный журавль уцелел, но пользоваться им было некому. Деревня умерла.
        Катя застыла, глядя на ужасное зрелище. Неужели все люди погибли? Так не бывает, не мог пожар начаться во всех домах одновременно. Кто-то должен был выскочить, поднять тревогу; от колодца по цепочке стали бы передавать ведра с водой… А здесь все было так, словно огонь неожиданно упал с неба. Что же происходит в этом треклятом Фенлане?
        Вдруг от колодезного сруба донесся тихий плач. Кто-то жив! Катя, не раздумывая, бросилась туда. У колодца, скорчившись, сидел белобрысый мальчишка лет десяти. Покачиваясь из стороны в сторону, крепко обхватив себя руками, он горько плакал, ничего не замечая в своем горе.
        - Мальчик! - тихо позвала Катя. - Что здесь случилось?
        Мальчишка отнял грязный рукав от лица.
        - Ты кто? - испуганно спросил он.
        - Меня зовут Катя, а тебя?
        Маленький погорелец недоверчиво хмыкнул.
        - Катя? А не врешь? Ты же дядька.
        - Нет, я тетка, - усмехнулась Катя. - Тетенька, в общем.
        - А почему ты в штанах?
        - Я иду издалека, так удобнее. Так как тебя зовут?
        - Эйфи, - шмыгнув носом, сообщил мальчишка. - А остальные все сгорели. А я забрался в колодец. Когда вылез - уже никого не было.
        И Эйфи с надеждой уставился на Катю круглыми голубыми глазами. Что было делать?
        - Ты пойдешь со мной? - вздохнув, спросила Катя.
        Мальчишка кивнул, не спрашивая, куда надо идти, и доверчиво сунул ей в руку теплую ладонь.
        - Ночью вдруг как полыхнет, - рассказывал Эйфи. - Мы ничего не поняли. И сразу крыша начала рушиться. Мамка младшеньких на руки схватила, а мне велела бежать. Я из дому выскочил, а там страх такой! Все избы рушатся, горелые доски летают, люди кричат, лошади ржут. И много-много огня. Только он какой - то не такой был. У нас однажды горела соседская изба. Мы тогда тоже все из дому повыскакивали, боялись, что на нас перекинется. Так изба долго горела, удалось потушить. А здесь… Все, чего огонь коснется, рассыпается в прах. И не важно, дерево это, человек ли… Так все и погибли. Если бы я в колодец не залез, я бы тоже погиб. Оно бы и к лучшему: кому я теперь, сирота, нужен…
        В голосе Эйфи прозвучала недетская горечь. Растроганная Катя опустилась перед ним на корточки, прижала к груди белобрысую, лопоухую голову, вытерла рукавом своей рубашки копоть с веснушчатого заплаканного личика.
        - Не бойся, Эйфи. Я тебя одного не оставлю, - твердо сказала она, а сама тут же задумалась: и что теперь? Тащить малыша в свой мир? Ему, наверное, понравились бы компьютерные игры и телевизор… Но не противоречит ли такое действие каким-нибудь высшим законам равновесия обоих миров? И выдержит ли ребенок переход через Грань? Это женщина в состоянии вынести любую боль… Ладно, решила Катя. Поживем - увидим. Сейчас, посреди пустынной дороги мальчишку уж вовсе не бросишь. Хотя, к сожалению, дорога вдруг перестала быть пустынной…
        Разбрызгивая грязные лужи, им навстречу скакали два всадника. На них были черные доспехи - не совсем такие, как в рыцарском зале Эрмитажа, но похожие. На шлемах всадников и на конских головах красовались алые султаны из страусиных перьев. Бежать было поздно, да и некуда: вокруг расстилались поля. Катя инстинктивно прижала к себе Эйфи и сошла на обочину, пропуская рыцарей. Но те рванули поводья, останавливая коней, да так резко, что один скакун встал - таки на дыбы, и его могучие копыта взметнулись прямо у Кати над головой.
        - Кто такие? - грозно осведомился один из всадников, держась рукой в черной перчатке за меч. - Чьи холопы?
        - А ну, говорите, что, язык проглотили? - прикрикнул второй, наставляя на Катю громоздкое ружье. - Или, может, вы беглые? Так я вас сейчас проучу!
        Рыцарь опустил ружье и взялся за плеть. Катя понятия не имела, что ей делать, но была уверена, что бить себя не позволит. Но Эйфи вдруг рухнул на колени, потянув девушку за собой.
        - Не губи, господин! Мы из деревни Придорожье, господина барона ниф Феранда. Деревня наша сгорела. Только мы и уцелели. А брат мой на пожаре разума лишился от страха, не гневайтесь на него.
        - Придорожье сгорело? - рыцарь убрал плеть.
        - Я тебе говорил, Морэф в ярости, - сказал его спутник. - Теперь деревню спалила, так, может, успокоится. А почему это твой брат шляпу не снимает перед дворянами?
        - Прости, господин, - тут же ответил Эйфи. - У него голова ужасно обгорела. Лучше тебе на это не смотреть.
        - Да уж, - поморщился рыцарь. - Ладно. Так вы идете к ниф Феранду?
        - Да, господин!
        Всадники пришпорили коней и поскакали прочь. Катя и Эйфи наконец поднялись с колен.
        - А ты странная, - сказал мальчишка. - Откуда ты, в самом деле? Далее не знаешь, что перед черными рыцарями надо сразу на колени падать. Ты еще и перечить им собиралась, я же видел.
        Катя перевела дух. На самом деле Эйфи и не представлял себе, в каком она была бешенстве. Стоять на коленях перед этими средневековыми тупицами! Но мальчишка был прав…
        - Я тебе когда-нибудь расскажу, откуда я. А сейчас нам надо придумать, как бы безопасно добраться до Венсида. А со шляпой ты здорово придумал.
        - А зачем нам в Венсид? - спросил Эйфи. Ответить Катя не успела: по дороге снова кто-то ехал - правда, теперь со стороны Тифланта. Заметив на другой стороне большой камень, Катя схватила Эйфи за руку и потащила туда. Они затаились, прислушиваясь к странным звукам - веселому наигрышу свирели, звону бубенцов и мерным ударам в бубен. Наконец на дороге показалась маленькая кибитка, запряженная буланым мулом. Сверху ее накрывал лоскутный шатер, у мула на голове красовался-желтый бумажный колпак, а на сбруе развевались разноцветные флажки. Из шатра слышался громкий смех. Хотя от такой веселой кибитки невозможно было ожидать беды, после встречи с черными рыцарями Катя, обжегшись на молоке, готова была дуть на воду. Она сочла благоразумным переждать, пока кибитка неспешно проедет мимо. Однако их с Эйфи заметили.
        - Эй, парни, чего прячетесь? - вдруг раздался низкий мужской голос.
        - Какие смешные! - вслед ему хрустально прозвенел женский.
        Кате ничего не оставалось, как выйти на дорогу. Быть может, кибитка тоже едет на юг, и удастся напроситься в попутчики?
        - Простите… господа. Мы идем в Венсид. Вы не туда направляетесь?
        Дородный чернобородый мужчина на козлах, в цветастой рубахе, с алым кушаком на поясе, натянул поводья.
        - Тпру, Тротто. Как тебе ответить, парень? Если эта дорога ведет в Венсид, то, возможно, мы туда и направляемся. Если же она куда-нибудь свернет, то и мы свернем вместе с ней. Мы бродячие артисты, дружок. Куда дорога, туда и мы.
        - Мэхо, ну что ты морочишь человека! - из шатра высунулась рыжеволосая головка и ободряюще улыбнулась Кате. - Осенью мы даем представления по всему Аушмедлану, юноша. Сейчас мы едем в Перещепкино - это село почти на границе с Веисидом. Вас подвезти, ребята?
        - Вообще-то я… - Катя стянула с головы шляпу, и каштановые волосы рассыпались по плечам.
        - Вот так-так! - воскликнул Мэхо. - Девица! А девице уж и вовсе не стоит в наше время одной бродить по дорогам. Залезай-ка в кибитку, красавица! А парнишку возьмем только за отдельную плату И немалую - вон он какой тяжелый!
        - Но у нас, честно говоря, нет денег, - растерянно сказала Катя.
        - Мэхо! - рыженькая девушка возмущенно хлопнула возницу по руке. - Не слушайте его, никакой платы мы не возьмем. Вы нас совсем не стесните.
        - Чего уж там, полезайте оба, - проворчал Мэхо, пряча в усах лукавую улыбку Катя не заставила себя упрашивать. Очень скоро они с Эйфи получили по большому ломтю хлеба с куском окорока и несколько вареных картофелин. Тоненькая, одетая в зеленое трико девушка-акробатка по имени Грэм хлопотала в поисках теплой одежды для новых пассажиров. Одежда нашлась, а с обувью для Кати было сложнее. Сапожки Грэм были ей велики.
        - Ехать ты в них, конечно, сможешь, а вот идти - нет, - нахмурившись, говорила акробатка. Пришлось соорудить из тряпья онучи.
        Эйфи пришел в полный восторг, познакомившись с белым карликовым пуделем по кличке Фоз, который умел ходить на задних и на передних лапках. Радость мальчика возросла еще больше, когда циркачи подарили ему забавную красную шапочку с помпоном.
        Кроме Фоза и Грэм, труппа состояла из чернобородого Мэхо - шпагоглотателя и его дородной супруги Додины, которая виртуозно показывала карточные фокусы. Катя сразу же почувствовала себя членом этой дружной цирковой семьи. Ей даже не верилось, что после стольких мытарств, после долгих часов пути босиком по осенней грязи, она лежит в тепле на мягком тюфяке и с наслаждением чувствует, как согреваются, отходят замерзшие, гудящие ноги. Катю расстраивало лишь то, что кибитка ехала слишком медленно. А до полнолуния оставалось все меньше времени.
        На ночлег кибитка остановилась на берегу реки Шебол, или Щепки, как называли ее циркачи. Катя уже привыкла, что в Фенлане для всего есть два названия. Одно - на языке черных рыцарей, захватчиков. Другое сохранилось с незапамятных времен, когда эти места еще не знали власти Домгала. Катя невольно сравнивала то, что видела и слышала вокруг, со знакомыми по учебникам, книгам и фильмам «старыми временами». Разница потрясла ее. На Земле (Катя так именовала свой мир, хотя не была уверена, что другой мир - это другая планета), так вот, на Земле в самые черные времена людей спасало чувство юмора. Над захватчиками, насильниками всегда смеялись: и древнерусские скоморохи с ярыжками кабацкими, и люди мастеровые да работные, и зэки с интеллигентами.
        Про черных рыцарей в Фенлане не рассказывали смешных историй. Никто не обсуждал любовные похождения королевы Морэф. Казалось бы, бродячим артистам сам бог велел быть в оппозиции к власти и на стороне смеха. Но для них завоевателей словно не существовало. Они хохотали до слез, рассказывая, как на одном из представлений пьяный зритель решил повторить подвиг Мэхо и проглотить шпагу; как Фоз был очарован местной жучкой и бросился ухаживать за ней, не выпуская из зубов шляпу с выручкой, а вся труппа бегала за ним по деревне. Но как только Катя заговаривала о замке Фаргита или о сожженной деревне, в лучшем случае она слышала в ответ рассеянное «да-да». И это было жутко. Как должны быть запуганы люди, если они боялись смеяться над сильными мира сего?! Неужели такое произойдет и с Землей? И Катя крепче сжимала под рубашкой Ключ.
        К вечеру разъяснилось, на небо высыпали незнакомые звезды. Мэхо развел костер, Додина принялась варить в котелке похлебку из сушеных грибов. Эйфи всерьез занялся с Фозом, решив обучить того новым фокусам. И Катя с облегчением подумала, что без зазрения совести сможет оставить мальчика у артистов. Устроившись у реки на стволе поваленного ясеня, она долго смотрела в темную даль, усеянную огоньками - это на том берегу светились окна села Перещепино, где на следующий день артисты собирались дать представление. Вдыхая запах грибного супа вперемешку с дымом костра и речной свежестью, Катя старалась не думать о луне, которая этим вечером казалась совсем уже полной… Она уже расспросила циркачей о том, сколько времени потребуется, чтобы добраться до Венсида, и те обещали довезти ее до самой границы с южным герцогством. Если некие неодолимые обстоятельства не вмешаются в ее планы, она успеет. Должна успеть. Иначе в ближайшие триста лет она не попадет домой.
        - Ужин скоро будет готов, - сообщила подошедшая Грэм. Она гладко причесала рыжие волосы, а поверх трико набросила потертый кафтан Мэхо, чтобы не простудиться после тренировки. Пока было светло, акробатка крутила на пляже всевозможные кульбиты и сальто. Девушка гнулась, как пластилиновая, а в прыжке словно зависала в воздухе.
«Алина Кабаева отдыхает», - подумала Катя, подивившись ее искусству. Вообще, Грэм очень нравилась ей. Была в ней какая-то загадка - слишком изящные манеры для простой циркачки и очень много грусти в карих глазах. Катя замечала, что и Грэм проявляет интерес к ее собственной персоне: наверное, замечает странности, не свойственные жителям Фенлана. Но Грэм ни о чем не спрашивала; она держала себя дружелюбно и вежливо, но не навязывала своего общества. Вот и сейчас она, смущенно улыбнувшись, спросила:
        - Ты ничего не имеешь против грибного супа?
        - Против? Я очень люблю грибы во всех видах. А если бы и не любила, то не стала бы воротить нос, когда предлагают от чистого сердца. Не знаю, что бы мы с Эйфи делали, если б не встретили вас. Скоро пришлось бы милостыню просить.
        - Вряд ли бы вам много подали, - покачала головой Грэм. - Эти места совсем обнищали. Зимой мы выступали в Шотфеле, там народ побогаче. Не знаю, что мы завтра заработаем в этом Перещепино.
        - А вообще вы… - Катя замялась.
        - Имеем ли мы успех? - поняла ее Грэм. - Честно говоря, не особенный. Шпагоглотателем сейчас никого не удивишь. Фоз стареет… А мне, чтобы на меня смотрели, приходится всякий раз рисковать жизнью. Вот если бы удалось заполучить в труппу хорошую певицу… Мне, увы, медведь на ухо наступил.
        - Хотите, я спою завтра что-нибудь? - неожиданно предложила Катя. - Должна же я как-нибудь вас отблагодарить.
        Грэм всплеснула руками от радости.
        - Ты умеешь петь?
        - Ну… - Катя скромно потупилась, - я знаю пару песенок. Ничего, если они будут… Как бы это сказать… Необычные?
        - Не местные, ты хочешь сказать? - понимающе прищурилась Грэм. - Что ж, тем больший интерес они вызовут. Но ты всерьез готова выступить завтра? Ты не представляешь, как обрадуется Мэхо. Додина все пилит его, уговаривает заняться чем-нибудь другим, а он мечтает о настоящем театре.
        К девушкам подбежал Фоз, запрыгал вокруг, приглашая к ужину.
        - Вы все так привязаны друг к другу, - улыбнулась Катя, гладя непоседливого пуделя.
        - Я очень люблю Мэхо и Додину, - серьезно сказала Грэм. - И Фоза, конечно. Они моя семья. Моя настоящая семья. И другой у меня уже никогда не будет.
        За ответом акробатки скрывалась какая-то печальная тайна, однако Катя не считала себя вправе расспрашивать. Вскоре Додина по секрету пожаловалась гостье, что ее приемная дочь нездорова и часто страдает от сердечных приступов. Что они с Мэхо давно уговаривают девушку отказаться от выступлений, но она и слушать об этом не хочет. «Наверное, поэтому Грэм и грустит», - сочувственно решила Катя.
        Глава 15
        СМЕРТЬ ХРАНИТЕЛЯ
        В замке Сварбор царила послеобеденная тишина. Морэф занималась рукоделием: вышивала золотисто - желтыми нитками по большому черному шелковому платку. Под королевским вензелем Морэф - змея, поглощающая четырехконечную звезду, символ Бекелфе - ла, располагалась карта обоих миров.
        Морэф была погружена в приятные мечты о будущем владычестве. Она любовно водила ладонью по черному шелку Часть узора, изображающая Фенлан, была уже готова. Фенланом черные рыцари называли не только свою страну, но и всю землю, сведения о которой сохранились на старых картах: очертания неведомых континентов, россыпи островов в морях и океанах. Когда-то черные рыцари были хорошими мореплавателями - пока не переселились в эти богатые и сытые края. Морэф всматривалась в вышивку, и ей казалось, что она уже видит живущих там людей: у них разный цвет кожи, разная одежда, разные обычаи… Но никто из них не имеет представления о Домгале. Никто не знает, что как только Фенлан объединится с Бекелфелом, власть темного демона беспрепятственно распространится повсюду. Как просто! И не надо годами вести изматывающих войн, бояться бунтов…
        Пожалуй, вышивку Бекелфела она не успеет закончить до полнолуния. Жаль: в этом кроется какое-то дурное предзнаменование. Но постоянно возникают дела, заниматься которыми приходится лично. Спасибо, есть еще ниф Зайт. Если его демоны выполнят свою задачу и уничтожат Хранителя в Бекелфеле, барон заслужит награду. Да, ниф Зайт - лучший, остальные ему и в подметки не годятся. Какой смысл иметь слуг, кормить бездельников-рыцарей, сулить всевозможные блага вассалам - баронам и герцогам, если в итоге все приходится делать самой? Вот и сейчас - кто там еще барабанит в дверь? От неожиданности королева уколола палец и в досаде швырнула платок на пол, лизнув ранку. Кровь была безвкусной, холодной и почти бесцветной - эликсир бессмертия навсегда изменил ее состав…
        - Что нужно? - раздраженно крикнула Морэф. В дверь заглянул один из оруженосцев, рыцарь Денет. В его голосе звучал испуг:
        - Королева, там, во дворе…
        - А, - удовлетворенно кивнула Морэф, - пригнали деллузов? Сейчас иду. Да что ты дрожишь, Денет? Эти создания рождены, чтобы верно служить мне. Они должны пугать только моих врагов.
        Королева заботливо подняла с пола брошенный платок, аккуратно свернула и убрала его в комод. Потом набросила на плечи короткую шубку, отороченную огненно-красным лисьим мехом, крикнула служанку, чтобы та поправила ей прическу. Глянув в зеркало и оставшись довольна собой, Морэф спустилась вниз.
        Выйдя на крыльцо, королева на мгновение замерла - если не от испуга, то от неожиданности. Такого она не ожидала. Больше полусотни огромных, тяжеловесных существ топтались посреди двора, у подножия статуи Домгала. Они напоминали огромных гривастых быков с изогнутыми толстыми рогами, но задние их ноги походили на лошадиные, а передние и вовсе были тигриными лапами; зверюги злобно рыли землю огромными скрюченными когтями. Морды у деллузов тоже были лошадиные, но, скалясь, ужасные существа обнажали громадные клыки.
        Морэф удовлетворенно улыбнулась. Получилось даже лучше, чем она рассчитывала. Все деллузы совсем недавно были людьми - невежественными, темными, здоровенными мужиками, которые не прочь шутки ради снести соседские ворота, сломать быку хребет или побить жену, если попадется под пьяную руку. Демоны из них получились соответствующие - бесстрашные и тупые солдаты. Таких не напугают чудеса Волшебного леса.
        В стороне, шушукаясь и хихикая, стояли две знакомые Морэф молоденькие демоницы - кажется, их звали Гарин и Аназда. Девчонки, наверное, любовались на дело своих, в некотором смысле, рук. Заметив королеву, они замолчали и вытянулись в струнку. Вокруг стада деллузов похаживал с бичом в руках широкоплечий рыцарь по имени Килд, которому была доверена муштра этих ужасающих созданий.
        - Ну что, рыцарь Килд, твои подопечные неплохо выглядят! - звонко крикнула Морэф.
        - Пора вести их к присяге.
        Килд взмахнул бичом.
        - Слушай меня, рогатые! Преклоните колени перед Домгалом Всемогущим и великой королевой Морэф!
        Стадо дружно, хотя и неуклюже подогнуло передние ноги.
        - Служите мне верно, и я награжу вас по заслугам! - крикнула Морэф формулу присяги. Деллузы ответили ей нестройным оглушительным ревом.
        Пушистый хвост мелькал между деревьями, и «паломники» старались не отставать от оборотня.
        - А я уже почти привык, - делился впечатлениями Василий. Он, кроме своих вещей, нес и рюкзак Яно с его одеждой. - Как будто с собачкой по лесу гуляем.
        - Тише ты, он же все слышит, - шикнул на него Иван.
        - А что я такого сказал? Собака - друг человека. А хомо хомини люпус эст. Интересно, а здесь грибы водятся?
        Оборотень вдруг остановился, встряхнулся… «Паломники» отвернулись, поняв, что началось превращение. Через минуту Яно голышом зябко заплясал на лесной тропинке.
        - Давай, одевайся быстрей, чай, не май месяц, - Василий бросил Яно джинсы, свитер и стройотрядовскую куртку. - Интересно, как мы в этом шмотье впишемся в местный колорит?
        - Все, Волшебный лес мы миновали, - хрипло сказал оборотень. - Теперь я знаю, как выйти на дорогу.
        - А почему, кстати, эти места называются Волшебным лесом? - спросил Иван. - Пока мы шли, я не заметил ничего волшебного.
        - Да, где танцы эльфов на лужайках, где лешие и говорящие зверушки? - поддержал Василий.
        - Я тоже никогда ничего не видел, - признался Яно. - Я боялся заходить сюда и волком, и человеком. Но мой учитель, который похоронен там на полянке, объяснял мне, что лесная Хозяйка бережет эти места от Домгала. А на что она способна - этого никто не знает. Хорошо, что она не обратила внимание на наше присутствие. Говорят, она добра к зверям, но любить людей у нее нет причины. Особенно, черных рыцарей. Они наши враги, наверное, поэтому Волшебный лес беспрепятственно пропустил нас.
        Задолго до заката путники пересекли границу Аушмедлана. По пути им встретилась ярмарка, где серебряные ложки матушки Анастасии были обменяны на два крестьянских зипуна, один кафтан и пару сапог, оказавшихся впору только Ивану. Василий наконец прикрыл зипуном свой яркий свитер, стройотрядовские куртки запихали в рюкзак, и троица перестала так уж бросаться в глаза. Это было своевременно: места начались оживленные. То и дело навстречу попадались повозки, груженные брюквой, репой, картофелем, свеклой, капустой; пастухи перегоняли овечьи стада. Нередко с гулким топотом проносились всадники в черных доспехах, а один раз проехала запряженная четверкой роскошная карета.
        - Они едут в Сварбор - королевский замок, - шепотом пояснил Яно, пока все трое пережидали опасность в придорожном кустарнике. Попадаться на глаза черным рыцарям не хотелось, поэтому было решено свернуть с дороги и продвигаться на север вдоль берега небольшой речки. Здесь водилось много зайцев, они так и порскали из-под ног. Василий провожал каждого шустрого косого голодным взглядом.
        - Эх, смотри, какой красавец поскакал! Бройлер! Нагуляли они тут за лето жиры на экологически чистых продуктах. Слушай, Яно! А не мог бы ты ненадолго превратиться в волка и раздобыть нам ужин?
        - Охотиться? - ужаснулся оборотень. - Но я не могу убивать зверей. Когда-то я это делал, но мой учитель Якофий строго-настрого мне запретил. «Учись поддерживать свою жизнь, не отнимая чужой», - говорил он.
        - Надо же! Волк-вегетарианец! - скорчил мину Василий.
        Яно хмуро взглянул на него.
        - Все-таки я не совсем волк…
        - Оставь его в покое, Крот, - вмешался Иван. - Вон, видите - огоньки зажглись? Какая-то деревня. На рассвете рискнем купить там еду. У меня осталось еще пять чайных ложечек.
        На ночлег остановились на самом берегу - там, под прикрытием обрыва и кустарника, нашлось отличное место для костра. Без огня было не обойтись: к ночи похолодало, и пожухлую траву посеребрил иней. Впрочем, здесь можно было не беспокоиться, что костер заметят с дороги. Яно опять обернулся волком и обещал стеречь маленький лагерь всю ночь. «Паломники» долго кряхтели и ворочались, устраиваясь на своих зипунах, а оборотень свернулся калачиком прямо на холодном песке.
        Его звериное чутье позволяло уловить множество запахов. Пахло рекой и костром, чужой одеждой и близким жильем. На той стороне реки тоже жгли костер, и оттуда отчетливо доносился аромат грибной похлебки, навеявший воспоминания об осенних днях в избушке Якофия. С другого берега слышались смех и музыка. Оборотню почудилось, что один из далеких голосов ему знаком, но он не стал поддаваться наваждению. Закрыв глаза и спрятав нос в лапах, Яно задремал.

* * *
        А в это время в ворота замка Хошфор въехали пятеро черных рыцарей.
        - Что за чертовщина, - недовольно проговорил один, оглядывая пустой двор. - Куда все подевались? Кто позаботится о моей лошади?
        Наконец с кухни выбежал перепуганный слуга.
        - Где тебя носит, бездельник, - высокомерно процедил рыцарь, бросая ему поводья. - Пусть кто-нибудь доложит вашему господину, что к нему приехал герцог Наурфелский.
        - Господин, - прошептал слуга, воровато оглядываясь, - господин герцог Фаргит не велел его беспокоить. Он не в духе. Слугу, который принес ему вино, он встретил пинком. Все в доме боятся к нему заходить.
        - Я заплачу тебе за риск, - заявил гость, вкладывая в руку конюха серебряную монету.
        Конюх не преувеличивал. Со вчерашнего вечера в замке Хошбор все ходили на цыпочках, а к дверям герцогских покоев не осмеливались приближаться вовсе - даже самому грубому и тупому человеку не под силу было слышать доносившиеся оттуда ужасные звуки.
        Фаргит лежал на роскошном атласе, не снимая сапог. Подушка еще хранила чудесный запах ее волос… Демону мерещились румяные чувственные губы, которые он так и не поцеловал… Он то тосковал, то приходил в бешенство. Он потерял, упустил, прохлопал ценную, бесконечно ценную вещь. И теперь она пропала, сгинула навсегда!
        Узнав о побеге Кати, Фаргит с трудом сдержал желание самолично выдрать этого раззяву Грэйжека. А заодно и его братца, который сосватал своему господину такого дурака. Он отправил обоих на конюшню, велел спустить с них три шкуры, а потом вернуть обратно в деревню, с глаз долой. Слуги, которые по его приказу прочесали с собаками всю округу, сообщили, что след девицы теряется на болоте. Неужели она предпочла ужасную смерть в трясине завидной участи его любовницы? Фаргит испытал нечто, похожее на угрызения совести. Он ведь даже не угрожал ей как следует, чего она так испугалась? Неужели его демонического облика? В том, что девушка не могла пройти через болота, Фаргит не сомневался.
        Итак, ее больше нет, а значит, все его честолюбивые помыслы тоже утрачивают цену. Кому он швырнет под ноги оба завоеванных мира? Идиот! Он не должен был играть в благородство. Одна ночь любви - и девица превратилась бы в демона. И ни за что не покинула бы его. А ему, гордецу, видите ли, захотелось, чтобы она сама просила его о любви. Фаргит чувствовал себя обманутым: ведь из-за этой девушки - нет, ради нее! - он порвал с Морэф. И лишь Домгалу известно, на что пойдет оскорбленная королева, чтобы отомстить бывшему любовнику. Он сделал крупную ставку, рассчитывая на небывалый выигрыш. А теперь ценнейшая часть этого выигрыша утрачена безвозвратно.
        Громкий, требовательный стук в дверь вернул Фаргита к действительности.
        - Убирайтесь! Я никого не хочу видеть, - прорычал демон.
        - Господин! - жалобно проговорил слуга. - Здесь господин герцог Наурфелский. Он желает с вами поговорить.
        - Хватит хандрить, Фаргит, - раздался зычный голос. - Ты будешь благодарен мне за вести, которые я привез.
        Не вставая с постели, Фаргит выбросил руку по направлению к двери. Рука достигла нужного размера, и он легко отодвинул засов.
        - Входи, Ольвит. Эй, бездельники! Пусть кто-нибудь принесет нам вина.
        - Ты плохо выглядишь, Фаргит, - заметил герцог Наурфелский, усаживаясь в кресло и бросая на кровать черный шлем. - Среди твоей челяди ходят слухи, ты убиваешься по какой-то девчонке?
        - Ты приехал обсуждать со мной сплетни?
        - Представь себе, да. Одну сплетню я намереваюсь с тобой обсудить.
        Ольвит принял из рук слуги высокий кубок, пригубил из него, почмокал губами, пробуя букет.
        - Великолепное вино. У герцога Килпеда, прежнего владельца Хошфора, всегда был отменный винный погреб. Под такой напиток легче говорится о трудных делах. Ты знаешь, Фаргит, что у королевы завелся номы ii любимец?
        Фаргит поднял бровь, равнодушно прищурившись.
        - И кто же он?
        - А как ты думаешь? Ни за что не угадаешь. Ладно, не буду больше терзать твое любопытство. Это твой братец Асбир. Морэф во всем полагается на него в грядущей заварушке.
        - Дела Морэф больше не касаются меня, - лениво процедил Фаргит.
        - Ошибаешься, старый друг, - многозначительно ухмыльнулся Ольвит. - Морэф разгневана на тебя. Ходят слухи, что она собирается разделаться с тобой еще до полнолуния. Или ты считаешь, что можешь противостоять ей в одиночку?
        В глазах Фаргита мелькнуло сомнение, потом досада.
        - А ты, старый друг, хочешь предложить мне свою помощь?
        - Разумеется. Для чего еще нужны друзья? Я - тебе, а ты - мне. Мы могли бы оказаться полезными друг другу, Фаргит. Вот послушай, что я скажу. Думаю, я могу быть с тобой откровенным. Последние несколько лет при дворе только и говорят об объединении миров. Дескать, каждому достанется лакомый кусок. Но лично я думаю, что объединение миров на руку только самой Морэф. Ну, еще, быть может, нескольким рыцарям, наиболее к ней приближенным, - тем, у кого достанет ума удовлетвориться второстепенными ролями в новом королевстве. Ни я, ни, увы, ты, не принадлежим к этим счастливчикам. Морэф много обещает, но цена ее посулов известна: как только королева получит свое, она попросту забудет о нас. Бекелфел поделят между собой рыцари Ауша и Виша. Нам, жителям окраинных герцогств, ничего не достанется. Кимлек, герцог Наурбирский, тоже это понимает.
        - И что ты предлагаешь? - нахмурился Фаргит.
        - Пора объединить наши силы, - твердо заявил Ольвит. - Насколько я понимаю, Морэф еще не получила Ключ. Мы должны опередить ее, миры должны объединиться под нашей властью.
        - Нашей? Но король может быть только один, - холодно заметил Фаргит.
        - А вот это, милейший герцог, самая интересная часть моего предложения. Я и Кимлек готовы предложить тебе корону объединенных миров. Ты, несомненно, самый сильный демон в Фенлане, и если ты поддержишь нас, у тебя будет случай это доказать.
        - В Фенлане шесть герцогств, - с сомнением покачал головой Фаргит, отводя сверкающие алчностью глаза.
        Ольвит налил себе еще вина.
        - Герцога Шотфелского уговорить несложно.
        - Этого олуха? - поморщился Фаргит.
        - У этого олуха служат прекрасно вышколенные демоны, - возразил Ольвит. - Даже моя дружина вряд ли одолеет его рогатых ящеров! Я уже послал в Шотфел надежного человека. Что касается Бирлана… Боюсь, Морэф собирается отдать Бирлан ниф Зайту - чтобы тот заменил собой тамошнего герцога, вечного пьяницу. Мы постараемся ее опередить.
        - А Венсид?
        - Венсид… - задумчиво протянул Ольвит. - Ты же бывал там и знаешь, какие это гиблые места. Один Волшебный лес чего стоит. Эти сказки о лесной Хозяйке… Думаю, и для Морэф эти края - враждебная территория. Не случайно после смерти старого герцогство Венсидского никто не претендует на его фамильный замок. Нет, мы туда соваться не станем. Но и Морэф не будет рисковать. Итак - три герцогства выступят против двух…
        Фаргит похрустел длинными пальцами и продолжил, пристально глядя на собеседника:
        - Находящихся под десницей темной королевы, крестницы Домгала Всемогущего.
        Герцог Наурфелский, не моргнув глазом, ответил:
        - Зато на нашей стороне выступит король - крестник самой Морэф. Не так ли, ваше величество?
        Ольвит поднялся и отвесил Фаргиту церемонный поклон.

* * *
        Над церковью Преображения спускалась ночь. Луна серебрила верхушки тополей. Земля еще не остыла после жаркого дня, и воздух был теплый, как парное молоко.
        - Господи! Услышь молитву мою, и вопль мой да придет к Тебе. Не скрывай лица Твоего от меня, в день скорби моей приклони ко мне ухо твое; в день, когда воззову к Тебе, скоро услышь меня. Ибо исчезли, как дым, дни мои…
        Отец Георгий творил молитву перед иконой Николая Чудотворца. Именно доброе чудо было необходимо троим отважным мужчинам, отправившимся за Грань спасать женщину и весь мир. Ничем, кроме жаркой молитвы, отец Георгий не мог им помочь, но молился он истово, как никогда в жизни.
        Сын и внук священника, отец Георгий Успенский последний раз задумывался о смысле своего служения в юности - когда вслед за старшим братом выбрал эту стезю. Его с детства воспитывали в православных традициях, и вера была для него скорее одной из необходимых сторон жизни, чем горячим откровением. Он добросовестно проводил поминальные и заздравные службы, крестил и отпевал, принимал исповеди от своей паствы - ведь это была его работа. Даже узнав от умирающего предшественника страшную тайну двух миров, отец Георгий не перестал ощущать себя рядовым сельским священником, рожденным не для подвига, а для долгой, разумной, праведной жизни.
        Но сегодня ночью его сердце отчаянно стучало, напоминая о запущенной стенокардии. Он точно знал, он чувствовал: этой ночью они придут. Этой ночью ему предстоит настоящее служение во имя добра.
        И все-таки он вздрогнул, услышав, как кто-то скребется у стены храма. За окнами раздавались тихие всхлипы, вздохи… Потом чье-то тяжелое тело с разбегу ударилось, навалилось на дверь. Ну вот, началось…
        Отец Георгий оглядел церковь. Свечи тихо горели перед строгими ликами святых, глядевших на священника то ли с укоризной, то ли с надеждой. Он заранее решил, что спускаться в погреб не станет. Демоны его все равно выследят, а показывать им святое убежище с чудотворной иконой совершенно незачем. Кто знает, может, через триста лет оно снова сослужит хорошую службу.
        - Открывай, священник, - раздался шипящий голос.
        Отец Георгий возвысил голос в молитве. Дверь задрожала. Это была хорошая, добротная дверь, но долго выдержать она не могла. Прежняя, восемнадцатого пока, была куда надежнее.

«Они пришли меня убить, - думал отец Георгий. - Господи, отпусти мне грехи мои, вольные и невольные…» В золотом свете свечей вдруг появились образы далекого прошлого. Детство в многолюдной, дружной семье. Школьная юность и столкновения со сверстниками - пионерами и комсомольцами. Учеба в семинарии… Встреча со Стасенькой
        - студенткой техникума, королевой двора одного из рабочих районов Твери. Вот уж не думал семинарист Георгий, что веселая барышня, не вылезавшая с танцплощадок, согласится на нелегкую жизнь попадьи, в далекой деревне… А он до сих пор не удосужился устроить в доме водопровод, хотя живут они здесь почти пятнадцать лет. Впервые отец Георгий порадовался, что Бог не дал им с Анастасией детей: ему гораздо тяжелее было бы исполнить долг Хранителя…
        Дверь трещала под ударами острых, мощных когтей. Твари снаружи скулили и хныкали, а иногда гнусаво ругались. У отца Георгия мелькнула мысль: а не попробовать ли вылезти в окно? Может, еще не поздно? Они уверены, что он здесь, они не услышат… Потихонечку, огородами, нет, конечно, не домой, но поближе к людям… И тут же свечи потускнели, святые словно поджали губы… Неужели это мысли о родной, теплой Стасеньке сделали его таким малодушным? Нельзя ему уходить. Эти твари все равно унюхают, разыщут. Они пришли за ним. Они его убьют и больше никого не тронут. Страшно? Стыдно, сказал себе отец Георгий. Стыдно христианину бояться мученической смерти. Он прошел между колонн к двери, не замечая, как за его спиной ярче вспыхивают свечи, а взгляды святых теплеют, становятся ласковыми. Он молча отпер дверь.
        Коротко взвизгнув от неожиданности, два зверя, похожие на огромных росомах, перевалились через порог. В дверном проеме тут же показались еще три или четыре косматые, оскаленные морды. Желтые глаза с вертикальными зрачками плотоядно смотрели на священника.
        Отец Георгий отступил на шаг, словно пропуская незваных гостей. И тогда свет, отраженный огромной хрустальной люстрой и позолоченным алтарем, устремился навстречу чудовищам. Одни твари мгновенно ослепли и, отчаянно вопя, вцепились когтистыми лапами в свои же ужасные морды. Другие завертелись волчком: сияние прожигало насквозь их толстые шкуры. Поджимая хвосты, бормоча неразборчивые угрозы, давя друг друга, демоны вывалились наружу, а потом, жалобно воя, исчезли во тьме.
        Отец Георгий неподвижно стоял на пороге, потрясенный увиденным чудом. В первый раз сила Божья явилась ему не на словах, а на деле. Он хотел прочесть благодарственную молитву, но что-то происходило с ногами, какая-то ужасная слабость заставила его ухватиться за косяк. Лики святых поплыли перед ним; они двигались, отринув канонические позы, они протягивали руки, благословляя его… Грудь давило и одновременно распирало изнутри. Успев подумать, что нехорошо оставлять на ночь церковь незапертой, отец Георгий мягко сполз на пол. И свечи отразились в его застывших глазах…
        С неба светила холодная, равнодушная луна. Близилась роковая ночь, а Грань лишилась своего Хранителя.
        Глава 16
        ПРЕКРАСНАЯ ЛЮБОВЬ
        Лицо человека трудно было различить под синяками и кровоподтеками. Но судя по осанке и остаткам одежды, это был рыцарь. Он стоял перед Фаргитом, стараясь сохранять достоинство, хотя было очевидно, что последнее мужество готово покинуть его.
        Палач, рыжий верзила в кожаном переднике, скалясь в отвратительной щербатой улыбке, поигрывал громадными раскаленными щипцами. Как ни старался пленник не смотреть на это пыточное орудие, глаза против воли скашивались в сторону палача.
        Фаргит сидел в кресле, закинув ногу на ногу. За его спиной стоял барон Комз ниф Вимот, один из вассалов герцога Тифлантского.
        Ты уверен, что этот человек что-то знает? - не поворачивая головы, шепотом спросил Фаргит. Ниф Пимот наклонился к самому его уху.
        - Господин герцог, мои люди выследили его, когда он выезжал из ворот Сварбора. Он направлялся к южной границе Аушмедлана лесной дорогой, где его ожидала засада. Он назвался бароном ниф Абвиром.
        - Ниф Абвир… - Фаргит нахмурился, вспоминая. - Расфуфыренный хлыщ из королевской свиты… Неужели это он?
        Фаргиту пришлось напрячь все свое воображение, чтобы узнать в этом заросшем трехдневной щетиной оборванце белокурого Вилибуса ниф Абвира, сводившего с ума фрейлин Морэф.
        Сузив желтые глаза, пристальным змеиным взглядом демон уставился на пленника.
        - Похоже, ты не рад нашей встрече, Вилибус? И не собираешься отвечать на мои вопросы?
        Ниф Абвир высокомерно вздернул подбородок и тут же, сморщившись от боли, поднес закованную в кандалы руку к разбитой губе.
        - Твои дни сочтены, Фаргит, - заявил он. - Ты прогневал великую королеву Морэф, и ее месть будет ужасна. Тебе не удастся меня запугать.
        - Я? - Фаргит, зевая, обернулся к ниф Вимоту. - Ты слышал, Комз, что говорит этот мешок с дерьмом? Бедняга Вилибус, зачем мне тебя пугать - я герцог, на это у меня есть палач. Мэгорий!
        - Да, господин герцог, - палач почтительно поклонился.
        - Расскажи нашему гостю о своих планах насчет него.
        Мэгорий мечтательно закатил глаза и с готовностью начал перечислять:
        - Сначала мы попробуем вот эти щипцы. Обычно для господ придворных этого бывает достаточно. Но если клиент попадется несговорчивый, вон там, в углу, есть отличный механизм для выдергивания ногтей. И, наконец, для самых стойких - старая добрая дыба. Очень, очень надежное средство.
        - Ты слышал, что говорит Мэгорий? - обратился Фаргит к побледневшему ниф Абвиру. - Он мастер своего дела.
        - Я ничего не знаю, - прошептал пленник.
        - Тем хуже для тебя, - холодно заметил герцог. - Тогда я просто доставлю Мэгорию удовольствие. Пойдем, Комз. Из-за этого идиота мне пришлось встать ни свет ни заря. Надеюсь, он сдохнет во время пыток.
        - Постой! - отчаянно крикнул ниф Абвир в спину уходящему Фаргиту. - Если я расскажу все, что знаю, ты пощадишь меня?
        - Это зависит от того, что ты знаешь, - ответил герцог. - Но я готов тебя выслушать. Оставьте нас!
        Ниф Вимот с палачом вышли. Фаргит сел обратно в кресло.
        - Барон ниф Зайт послал своих демонов на ту сторону, чтобы избавиться от Хранителя Грани. Сначала они вернулись ни с чем: священника защищали светлые силы Бекелфела. Но ниф Зайт велел демонам повторить набег, и тогда они обнаружили, что священник все-таки умер. Похоже, они напугали его до смерти.
        - Это все, ниф Абвир? - спросил Фаргит, широко зевая. - Ты рассказал довольно скучную историю.
        - Нет-нет, не все, - заторопился пленник. - Королева Морэф говорила с Домгалом и узнала, что Ключ снова в Фенлане. Он у женщины, пришедшей с той стороны…
        - Так Ключ был у нее! - ахнул Фаргит. - Но она погибла в трясине… Где же теперь искать Ключ?
        - Она не погибла, Фаргит.
        Демон вскочил так резко, что тяжелое кресло упало на спинку.
        Что? Этого не может быть! Повтори, что ты сказал!
        - Женщина жива, - повторил ниф Абвир. - Она в Лушмедлане. С ней оборотень и еще двое пришельцев из Бекелфела. Они идут в Венсид, наверное, хотят перейти через Грань. Морэф собиралась сегодня послать огненных мух, чтобы уничтожить их. Если Ключ погибнет в огне, она сможет немедленно создать новый. Меня королева послала убедиться, что все пройдет хорошо. Ниф Зайт со своими рыцарями тоже преследует оборотня и чужаков. Если кто-то уцелеет, он сумеет изловить беглеца и доставить к госпоже…
        Фаргит больше не слушал.
        - Она жива… И Ключ у нее. Это судьба! Что ж, Вилибус, ты заслужил жизнь. Комз! Пусть его запрут хорошенько! - герцог повернулся к вошедшему вассалу, - он еще может нам пригодиться. А потом собирай людей. Пошли гонца к Ольвиту - ему следует обезопасить нас от действий Морэф. Пусть все дружественные нам герцогства готовятся к войне. А мне придется тряхнуть стариной. Если Ключ сгорит, и Морэф создаст новый, нам уже ничто не поможет. Но я достану Ключ и вовремя окажусь на Грани. А там - увидим, за кем сила в объединенных мирах!

* * *
        Утро было безветренным и солнечным, на лужах похрустывал ледок после ночного морозца. Повозка миновала мост через реку и запрыгала по ухабам. Впереди дымили трубы Перещепина. Несмотря на воскресный день, в полях кипела работа. Сначала Катя удивилась количеству пахарей, а потом поняла, что каждый из них обрабатывает свой крошечный участок земли.
        Додина, сидевшая на козлах рядом с Мэхо и щелкавшая семечки, словно прочла Катины мысли.
        - Все в поле - наверное, на неделе только господские земли успели обработать. Кто же нас смотреть-то придет?
        И она с сомнением покачала головой, сплевывая шелуху под колеса.
        Но опасения оказались напрасны. Как только нарядно украшенная повозка въехала в Перещепино, так ребятня, став добровольными глашатаями, разнесла новость по всему селу.
        - Цирк! Цирк приехал!
        Повозка ненадолго остановилась у дома старосты, где Мэхо получил разрешение выступить за определенную долю от полученных барышей; а потом в окружении ликующей детворы выехала на сельскую площадь.
        Приготовления длились до самого полудня. Мэхо очертил, на земле круг для арены, воткнул колышки, натянул на них веревку с разноцветными флажками. Посередине он взгромоздил нечто вроде высокой стремянки с деревянной тарелкой вместо последней ступеньки. Грэм рылась в сундуке, во все стороны разбрасывая тряпье.
        - Эйфи, вон там, на полке, гребень, возьми и причеши Фоза, - распоряжалась она. - Катя, примерь-ка вот это. Мне кажется, оно подойдет.
        Кате выбирали «концертное платье». Грэм сразу сказала, что о выступлении в мужской одежде не может быть и речи - в лучшем случае закидают тухлыми картофелинами.
        - А как же ты, в трико? - спросила Катя.
        - На меня они, как на женщину, не смотрят. Им не до этого. Сама увидишь, - загадочно усмехнулась Грэм.
        И когда представление началось, Катя поняла, о чем говорила акробатка. Ей самой было не по себе, когда она наблюдала за трюками Грэм…

* * *
        После холодной ночи двигаться было трудно; даже у Яно затекло все тело. А тут еще не оправдались надежды на завтрак: напрасно Иван искал, у кого можно обменять ложечку на запас продовольствия. В селе друзьям не встретилось ни одного торговца. Зато площадь была полна народу.
        - Смотрите-ка, бродячий цирк, - воскликнул Василий.
        - Какой еще цирк? Надо ноги уносить, пока на нас внимания не обратили, - одернул его Иван. Но Василий уперся, как ребенок.
        - Плюха, ну чего ты занудничаешь? Никто на нас не смотрит. Ты когда-нибудь бродячих артистов видел? И я - нет. Смотри, какой нарядный балаганчик. И народ смеется. Почувствуем себя хоть на часик простыми средневековыми ребятами.
        Не оглядываясь на друзей, Василий ловко заработал локтями, чтобы протолкаться в первый ряд.
        - Ну что за идиот! - выругался в сердцах Иван.
        - Однако оставлять его одного не следует, - заметил Яно, решительно вклиниваясь в толпу.
        Оборотень не ожидал, что столько ощущений навалятся на него разом. Вокруг смеялись, толкались, прижимались потными боками. Лузгали семечки, хрустели репчатым луком, дышали вчерашним хмелем. Яно зажмурил глаза. Он забыл, что он человек. Он чувствовал себя диким зверем, по ошибке забредшим в деревню, а вокруг были люди, много людей… Оборотень чувствовал, как встает на загривке несуществующая шерсть. Ноги подрагивали - ему хотелось убежать, поджав хвост. Они люди, а он - нет. Стоит ли он на двух ногах, бегает ли на четырех - он все равно не человек. Вот и веселый маленький пудель, собирающий с публики монетки в потертый картуз, сторонится его - неужели чувствует зверя? Яно уже хотел схватить Василия за рукав и вытащить его из толпы, но действие на арене вдруг привлекло его внимание, а потом и полностью завладело сбивчивыми мыслями Яно.
        А посмотреть было на что. На арену выбежала тоненькая девушка в зеленом трико; золотисто-рыжие волосы перехвачены широкой черной повязкой. Гибко поклонившись публике, она вскарабкалась по лестнице на самый верх деревянной шаткой лесенки, припертой к шесту, встала на руки, сделала колесо. Потом чернобородый шпагоглотатель лестницу убрал. Публика ахнула от восторга - единственной опорой акробатки стала деревянная тарелка, на которой с трудом умещались ее маленькие ножки. Шпагоглотатель кинул ей несколько блестящих обручей, и девушка завертела их вокруг талии, теряясь в сливающихся очертаниях. Обручи ходили по ее телу, как живые - от коленей вверх до самых кончиков рук, по вытянутой ноге от носка до бедра. Наконец чернобородый снова приставил лестницу, и циркачка спустилась вниз. Однако представление еще не закончилось…
        Шпагоглотатель покрутил какое-то колесико, и шест начал расти. Теперь он стал выше вдвое - примерно, в три человеческих роста. Снова приставили лестницу. Прежде чем подниматься, девушка сняла повязку и подала ее чернобородому. Тот плотно завязал акробатке глаза и повертел ее перед публикой, чтобы все убедились, что подглядывать девушка не сможет. Циркачка ощупью полезла наверх. Когда лестница кончилась, она обхватила шест руками и ногами и стала карабкаться дальше, словно по стволу дерева. Толпа, затаив дыхание, следила за ней.
        И вот акробатка оказалась на вершине. Бесстрашно стоя на крошечной тарелке, она раскинула руки. Ветер разметал золотые кольца волос, превращая человеческое существо в горящий факел. Яно заметил, как напряглось лицо чернобородого. Но он не мог видеть выражение лица Ивана, окаменевшего за спиной оборотня. «Паломник» не сводил глаз с акробатки, еле слышно шепча: «Этого не может быть!»
        Девушка вдруг присела, а потом распрямилась, словно пружина, и сильным толчком взмыла вверх. Казалось, человек не может так долго находиться в полете. А акробатка несколько раз перевернулась в воздухе. Зрители восторженно взревели и тут же раздались испуганные крики - было очевидно, что ветер сносит акробатку в сторону от шеста. Однако девушка ловко приземлилась точно на тарелку и приняла ту же позу, что и перед полетом. Мгновение, другое - и вот она выпрямилась, сорвала повязку и замахала ей. Зрители взревели; они яростно хлопали, набивая мозоли на ладонях. В картузе у пуделя весело звенели монеты.
        - Пора идти, - Яно тронул за плечо бурно аплодирующего Василия.
        - Сейчас, сейчас, - тот нетерпеливо дернулся. - Браво! Браво!
        Яно обернулся к Ивану, но на лице будущего монаха застыло странное выражение: казалось, ему явился призрак очень дорогого ему человека. Ничего не замечая вокруг, он не отрывал глаз от девушки, на которую чернобородый заботливо накинул теплое пончо. А потом Яно и сам потерял дар речи, потому что на арену вышла Катя.
        Она выглядела непривычно в длинном клетчатом платье, из-под которого виднелись пышные оборки красной кружевной нижней юбки. В распущенные волосы был воткнут красный же бумажный цветок, а на чересчур открытые плечи девушка набросила цветастую черную шаль с кистями. Так ходили зажиточные крестьянки в Аушмедлане. Но это была, несомненно, Катя. Яно видел, что и «паломники» узнали ее. Василий так и замер, сложив руки в очередном хлопке.
        Катя друзей не заметила. Она объявила публике:
        - Сейчас я спою вам песенку про любовь. Когда запомните слова - помогайте мне на припеве. За мои зеленые глаза называешь ты меня колдуньей!
        Звонко распевая, девушка еще и танцевала. Сначала она скромно придерживала концы шали, а потом сорвала ее с плеч. Одной рукой Катя лихо крутила шаль над головой, а другой подбирала юбку почти до колен, показывая красные чулки. Многие из слушателей довольно притоптывали в такт разудалой песне:
        - А я вовсе не колдунья, я любила и люблю! Это мне судьба послала грешную любовь мою!
        Отбросив шаль в сторону, Катя ударила в ладоши.
        - Эй, все вместе со мной! Не вижу ваших рук! Ну-ка: не судите меня, люди, не ругай меня, родня…
        - Во дает! - обернулся Василий к друзьям. Вокруг нее послушно хлопали и подпевали.
        Катя же чувствовала себя чудесно. Чтобы не бояться публики, как говорится «для куража», она сделала хороший глоток из фляжки Мэхо, и крепкая местная брага оказала свое живительное действие. Кате показалось первоклассной шуткой исполнить любимую папину застольную песню для средневековых крестьян. Кому расскажи - не поверят. Вот только бы удалось кому-нибудь рассказать… Наивные, не избалованные подобными шоу жители Перещепино оказались благодарными слушателями. Наверняка молодежь запомнила слова, и в музыкальной моде этого мира произойдут некоторые изменения… Эх, еще раз!
        - За мои зеленые глаза…
        Катя остановилась на полуфразе, остолбенев. В первом ряду, не сводя с нее серых глаз, стоял Яно.
        Сердце сделало бешеный скачок, ударившись о ребра, отскочив к лопаткам. Здесь, под осенним солнцем своего мира, оборотень казался еще красивее - куда там Леонардо ди Каприо! Правда, наряд его был совсем нищенский - какой-то старый коричневый кафтан с неряшливой штопкой на рукаве. «Опять с чужого плеча», - с грустью подумала Катя. Но все это было неважно. Увидеть его после того, как они попрощались навсегда, оказалось невыносимо радостно. Вот только, что он так смотрит на нее? Как… Как волк! Ей показалось, она вот-вот увидит немигающие желтые глаза, а потом мягкая шерсть коснется ее ладони… И пусть эти мысли противоречили здравому смыслу! В эту минуту ей захотелось сделать себе подарок…
        - Сейчас я спою вам еще одну песню, - взволнованно дыша, объявила она слушателям.
        - Правда, в женском исполнении она, должно быть, звучит забавно, ну да вы все равно не слышали оригинала.
        Мелодии цветов с затерянным началом…
        Я слышу эти ноты, похожие на сны…
        Когда-то в старину с бродягой обвенчалась
        Прекрасная любовь, дарящая мечты…
        Прекрасная любовь, нам праздновать не время -
        Кровавые закаты пылают за рекой…
        Катя на ходу вспоминала мелодию, старясь представить, что снова слушает заезженную кассету на стареньком магнитофончике. Это было так давно - в те времена, когда она сама еще верила в прекрасную любовь… Верила, что ради такой любви и умирать не страшно…
        Прекрасная любовь, там ждут тебя живые,
        Позволь себя увидеть тем, кого ведут на смерть…
        Яно не прислушивался к словам незнакомой песни. Он просто слушал, потому что это пела его женщина - так он почему-то решил.
        Нет, трудная судьба не сделала Яно фантазером; он не строил иллюзий, не загадывал на будущее, он понимал, что Кате не место в бесприютном Фенлане: она родилась в чудесном мире, где люди не знают страха. Да Яно и не любил заглядывать в завтрашний день: волку это не нужно, а для человека - слишком болезненно. Но он знал всем своим существом, что сейчас, сегодня, пока он жив, пока она рядом - он будет защищать эту женщину. Потому что она красива. Потому что она - первая за многие годы - была к нему добра. Потому что… Наверное, это называлось любовью, Яно просто не догадывался об этом.
        И вот прекрасная любовь влетела птицей в город
        И плакал, видя чудо, очнувшийся народ…
        Трон лжи не устоял, бежал в испуге ворог…
        Да жаль погиб бродяга у городских ворот.
        Катя замолчала и поклонилась. Селяне молчали.

«Не понравилось, наверное», - подумала девушка. Но она ошиблась: простые и яркие чувства, звучавшие в песне, произвели на селян сильное впечатление. Придя в себя, они бурно захлопали в ладоши. Вздохнув с облегчением, Катя раскланялась и, подобрав юбки, запрыгнула в кибитку.
        - Пора ее забирать и делать ноги, - обернулся к оборотню Василий.
        - Подождите, не стоит привлекать к себе внимание, - ответил вместо Яно все еще бледный и какой-то взъерошенный Иван. Яно подумал, что Василий бы на его месте обязательно поинтересовался, чем так привлекла внимание убежденного женоненавистника рыжеволосая акробатка. Сам оборотень, конечно, вопросов задавать не стал. Он с трудом дождался, пока дородная женщина в пестром платье вместе с пуделем закончит обходить зрителей, собирая плату. Иван бросил за троих несколько монет - сдачу, полученную после приобретения одежды. Когда толпа, бурно обсуждая представление, разошлась, друзья наперегонки помчались к кибитке.
        - Залезайте, - скомандовала очень кстати высунувшаяся наружу Катя. Представив циркачам «паломников» и оборотня, она сказала:
        - Мэхо, Грэм, Додина, я вам очень благодарна. Но мы не можем злоупотреблять вашей добротой. Вывезите нас из села, а дальше мы пойдем сами. Теперь я не пропаду!
        И Катя с гордостью посмотрела на друзей. Теперь она с полным правом могла их так называть: ведь они не бросили ее в чужом мире.
        - А я? - возмущенно спросил Эйфи.
        - А ты… - Катя смущенно посмотрела на Грэм. - Вообще-то я надеялась оставить мальчика у вас.
        Эйфи снова хотел возмутиться: что это им распоряжаются, как маленьким? Но у циркачей ему нравилось, все представление он просидел, прильнув носом к окошечку в шатре. Может, со временем он сможет выступать вместе с Фозом…
        - Грэм, мы идем в опасное место, - взволнованно добавила Катя, - я не хочу тащить туда Эйфи.
        - Не надо нас уговаривать, - улыбнулась Грэм. - Конечно, Эйфи, если хочет, останется с нами. Но это не значит, что вас мы просто так выкинем на дороге. Правда, Мэхо?
        Шпагоглотатель закуривая трубку, кивнул.
        - Мы обещали довезти тебя до границы Венсида, и так и сделаем. Шутка ли: у нас никогда не было таких сборов, как сегодня. А все благодаря твоему таланту. И друзей твоих не бросим, хотя один из них все время пялится на мою дочь, как баран на новые ворота.
        Все обернулись к Ивану; тот побледнел и вытер рукавом зипуна вспотевший лоб. Катя уже хотела пошутить насчет обета безбрачия, к мысли о котором следовало привыкать будущему монаху, но, вспомнив грустную историю Ивана, воздержалась. К тому же ее тревожили более насущные проблемы.
        - У тебя все в порядке? - многозначительно спросил Василий.
        Катя кивнула, погладив на груди Ключ.
        Говорить о другом мире, о Грани в присутствии посторонних не стоило, и друзья молча наслаждались присутствием друг друга и небывалой удачей, которая помешала им разминуться. Яно старательно отводил глаза от Кати. Он даже подумал, что если над ним станут подшучивать, как над Иваном, он умрет от стыда.
        Тем временем под руководством Мэхо мужчины начали сборы. Убрали балаган, оставили часть выручки у сельского старосты, а еще часть - у торговцев, наконец вспомнивших о своих обязанностях и раскинувших лотки с бубликами, пирожками, овощами, сушеными и солеными грибами. Додина, придирчиво перебирая утиные тушки, выбрала одну пожирнее - она собиралась устроить праздничный обед. Иван настойчиво предлагал циркачам взять у него оставшиеся ложки в уплату за стол и кров, но Мэхо категорически отказался.
        Наконец бродячий цирк покинул Перещепино. Мул тянул потяжелевшую кибитку, смешно прядая ушами. Небо затянулось дымкой облаков, из которых сыпался мелкий мокрый снег. Уже потянулись вокруг поля, возделанные под озимые или оставленные под паром. А за полями начались по-осеннему прозрачные перелески. На березовых ветках одиноко трепетали последние желтые листья, сухие осинки торопливо шептали невнятные слова. Несмотря на холодную погоду, кибитку человеческое дыхание нагрело до духоты. Путников одолевала дрема, поэтому сначала никто не понял, что произошло. Кибитка резко остановилась, накренившись вперед так, что все пассажиры едва не вылетели через козлы.
        - Мэхо! - страшно закричала Додина.
        Ни мула, ни возницы не было. Под пустой обугленной оглоблей лежала кучка серого, дымящегося пепла.
        Эйфи громко заплакал. Катя прижала ребенка к себе.
        - Демоны, - мрачно сообщил Яно, выглянув наружу. Теперь Катя тоже видела кружащих над кибиткой крылатых тварей. Они были похожи на огромных мух г жирными волосатыми лапами; а из толстого хоботка каждая извергала испепеляющий огонь.
        - Значит, Морэф уже нашла нас, - с досадой сказал Яно. - А я надеялся, она не знает, что мы вернулись в Фенлан.
        - Они нас сожгут, сожгут, - бормотал Эйфи, пряча лицо в складках Катиной юбки.
        Додина рыдала, Грэм с трудом удерживала ее порыв броситься наружу - к тому, что осталось от Мэхо. Василий с Иваном спросонья растерянно вращали головами.
        - Так, успокоились, немедленно, - звенящим голосом крикнула Катя. - Иначе сгорим все к чертовой матери. Никто попусту не высовывается, этому огню достаточно коснуться, и все обращается в прах.
        - А кибитка? - охрипшим голосом спросил Василий.
        Катя пожала плечами. Естественно, и кибитка тоже. Но это не повод впадать в истерику.
        - Эйфи, - потрясла она мальчика за плечи, - ну, будь мужчиной, перестань реветь. Скажи еще раз, как ты спасся.
        - Залез в коло… в колодец…
        - Что это значит? Вода? Или просто глубина? - Василий тоже начал соображать.
        - Колодцев здесь нет, - покачала головой бледная Грэм.
        - Придорожная канава? Овраг в лесу? Давайте, надо решаться, - Катя схватила Эйфи за руку и первой выпрыгнула из кибитки.
        Глава 17
        ДОЧЬ БАРОНА НИФ ЗАЙТА
        - Осторожно, воздух! «Мэссеры» справа! - кричал Василий.
        Оглушительное жужжание приближалось. Гигантские мухи кружили над головами; пикируя, они сплевывали огненные сгустки. Катя, не выпуская потной руки Эйфи, оглянулась на бегу и увидела, как один из таких плевков угодил прямиком в кибитку. Но все пассажиры успели ее покинуть: Иван помогал Грэм вести обезумевшую от горя Додину, Фоз, яростно тявкая, догонял их с Эйфи. А враги посылали им вслед испепеляющий огонь.
        У Кати от отчаяния потемнело в глазах. Нет, им не спастись! Лес слишком далеко, а кругом открытое поле, и они видны как на ладони. Или нет? Почему демоны все время
«мажут»?
        Низкое гудение вдруг раздалось над самой Катиной головой. Девушка рванула за собой насмерть перепуганного мальчишку, а огненный плевок попал ровно в то место, где они были секунду назад. Муха, поводя смертоносным хоботком, летела за бегущими, словно вынюхивая их след.
        Снова рядом зашипело. А потом резкий толчок опрокинул Катю на землю. Кто-то упал на них с Эйфи, закрывая своим телом от огненной смерти. Яно! Девушка спиной почувствовала, что это он. Светлые полосы оборотня щекотали ей щеку. Быстро повернув голову, Катя проговорила:
        - Вставай. Мне кажется, они нас не видят, только чуют. В бегущую мишень им трудно попасть.
        Отчаянный крик позади заставил их вскочить. Грэм рвалась из рук Ивана, а Додины уже не было с ними… Фоз, жалобно лая, метался вокруг горстки пепла, в которую превратилась хозяйка.
        - Давай, детка, потом будем плакать, - подоспевший Василий подхватил Грэм с другой стороны.
        - Бегите зигзагом! - кричала Катя друзьям. Яно поднял Эйфи и посадил себе на плечи. За ними стелилась полоса выжженной земли…
        Быстрее, еще быстрее, из последних сил… Катя бежала вслед за Яно, уносящим на закорках мальчика.
        Оборотень и на двух ногах двигался со звериной легкостью. А девушка уже чувствовала неприятную боль в боку и искренне жалела, что этой зимой забросила фитнес. Только страх перед неминуемой гибелью гнал ее вперед, а видимая простота смерти увеличивала этот страх. Потом мыслей в голове не осталось, был только хрип в легких, гулкие удары сердца и ноги, которые бежали сами по себе. А лес приближался убийственно медленно.
        Всем, конечно, не удалось бы спастись. Плевки огненных мух становились все точнее и точнее. Но помощь пришла, откуда ее никто не ждал: внезапно на дороге показались всадники.
        Это были черные рыцари; они скакали на могучих боевых конях, держа наготове громадные ружья. Как только мухи оказались на расстоянии выстрела, всадники спустили курки. Земля содрогнулась, когда на нее рухнуло сразу несколько ядовитых тварей. Мухи долго крутились в агонии, гудели переломанными крыльями, а потом издохли, скрючив мясистые лапы. Всадники перезарядили ружья. Их предводитель, стройный рыцарь с белоснежным плюмажем на шлеме, крикнул вдогонку беглецам:
        - Берите правее! Там будет река! Лезьте в воду - тогда они потеряют след.
        Его голос показался Кате знакомым. Впрочем, она послушала бы и дьявола, если б тот пришел на помощь ей и ее друзьям. Действительно, чуть правее, за оврагом, оказалась быстрая речка. Беглецы, не раздумывая, бросились в ледяную воду. И правильно сделали: уцелевшие мухи, долетев до реки, словно наткнулись на невидимую преграду. Обиженно гудя, они, в панике, заметались вдоль берега. Несколькими меткими выстрелами рыцарям удалось сбить еще три штуки.
        Катя и ее спутники вылезли на берег. Все, включая Фоза, дрожали от холода. Василий потерял в воде тяжелый намокший зипун и теперь выжимал воду из любимого свитера. Иван пытался укутать своим зипуном Грэм. Лицо циркачки было бледным до синевы - от холода и пережитого потрясения. Яно подумывал, что неплохо бы скинуть мокрую одежду и превратиться в волка: и самому теплее, и остальные смогут прижаться к теплому звериному боку. Но, прикрыв глаза ладонью от солнца, он видел, что черные всадники входят в воду. Не стоит им знать, что он оборотень. Кто это такие? Почему решили помочь беглецам?
        Серый в яблоках конь предводителя, фыркая, вышел на берег. Рыцарь спешился, снял шлем… Фаргит! Катя сразу узнала своего похитителя. Неужели они попали из огня, да в полымя?
        - Я Фаргит, герцог Тифлантский, - сказал демон. - Впрочем, тебе, прекрасная госпожа, и тебе, оборотень, я мог бы не представляться. Разве вы не хотите поблагодарить меня за спасение? Если бы не я…
        - Если бы не ты, я и мои друзья не попали бы в такую переделку, - перебила его Катя. Яно молчал, нахмурив брови. Лицо Фаргита приняло скорбное выражение. Он склонил голову.
        - Прекрасная госпожа, я виноват перед тобой. Но поверь, это твоя красота лишила меня рассудка…
        Катя задохнулась от возмущения. Она натерпелась столько страха, чудом сама не лишилась рассудка, а этот змееглазый ловелас собирается петь ей дифирамбы!
        - Не надо изображать влюбленного идиота, герцог Фаргит! Мне противно смотреть на твою постную мину. А если бы меня хватил удар, когда ты тащил меня через Грань? Что бы ты тогда говорил? Извиняйте, мол, хлопцы, факир был пьян, и фокус не удался? Приносим глубокие соболезнования родным и близким? А его, - Катя кивнула на Яно, - его ты тоже по затмению рассудка хотел убить?
        - Река собьет собак со следа, - сказал Фаргит, - но ниф Зайт не дурак, он поймет, что мы переправились на другой берег. Выследить нас на дороге не составит труда. А так мы выиграем время.
        Все согласились с его доводами, скрыв, однако, что Яно торопиться не станет и выведет отряд к Грани точно к полнолунию.
        Фаргит любезно предложил Кате воспользоваться его конем. Но девушка отказалась, признавшись, что не умеет ездить верхом, и это было чистой правдой. О демоне, прожигающем ей спину «влюбленным» взглядом, Катя вообще старалась не думать: в человеческом обличии он пугал ее еще больше. И еще она старалась не думать о том, что будет, когда они достигнут Грани. Временами ей казалось, что это - совершенно безнадежное мероприятие. Свои действия Катя представляла следующим образом: когда наступит время, она потихоньку сунет Ключ Эйфи и пинком отправит его на ту сторону. Все равно всем не успеть. А мальчишка здоровый, выдержит. И там не пропадет. Земля, конечно, тоже не райское местечко, но, по крайней мере, там нет Домгала. Словом, такое решение проблемы казалось вполне удовлетворительным, и Катя даже повеселела. В самом деле, на их долю выпало интересное приключение - увлекательная прогулка по красивому дикому лесу!
        Катя обернулась, ощутив чье-то молчаливое присутствие. Грэм! Не зная, что сказать, Катя спросила:
        - Ну, как ты?
        Недавно Грэм потихоньку посвятили в цели и планы маленького отряда. Грэм, как и многие жители Фенлана, слышала и о Грани, и о Бекелфеле, а потому не очень удивилась. Гораздо больше ее поразила решимость новых друзей противостоять Морэф и самому Домгалу. Теперь, отвечая на Катин вопрос, Грэм слабо улыбнулась.
        - Не понимаю, на каком я свете. Вокруг меня люди из другого мира, и оборотень, и черные рыцари, которые почему-то помогают нам… И нет уже Мэхо и Додины…
        - Как ты оказалась в цирке? - спросила Катя, чувствуя, что девушке надо выговориться.
        Грэм вздохнула.
        - Это длинная история. А впрочем, идти нам тоже долго. И молчать я теперь не имею права, ведь вы были со мной откровенны. Дело в том… что я дочь барона ниф Зайта, чьи слуги ведут на нас охоту.
        И Грэм начала рассказ об относительно недавних событиях.

* * *
        Шеренбор, замок барона ниф Зайта стоял над излучиной реки Гешрозы, в западной части Аушмедлана. Каждое утро маленькая Грэм распахивала настежь окна своей спальни и в одной рубашке, босиком выбегала на балкон, чтобы полюбоваться, как сверкает солнце на гребешках волн, как лохматит ветер верхушки тополей и ромашковые поля внизу. Она махала рукой скользящим вдоль берега стрижам и провожала взглядом облака, плывущие в неведомые края. Весь мир казался ей добрым и прекрасным.
        Когда Грэм исполнилось тринадцать и ее стали допускать к вечернему столу, за которым часто собиралось множество соседей-дворян, она с гордостью смотрела на самую красивую пару - своих родителей.
        Барон ниф Зайт был в самом расцвете мужской красоты. В его каштановых кудрях благородно серебрилась первая седая прядь. Он, как король на троне, восседал во главе стола, положив одну руку на рукоять меча, а другой - поднимая заздравный кубок - старый, серебряный, с драгоценными камнями. А рядом сидела его жена, Бертан ниф Зайт. Ее золотые косы ниспадали до самого пола. Барон окликал музыкантов, и те, схватив лютни и свирели, играли один танец за другим. Гости плясали до упаду, но не было танцоров изящнее и благороднее, чем барон ниф Зайт и его жена. Окутанная золотым облаком волос, Бертан на цыпочках обходила вокруг преклонившего колено мужа, - порхала, словно легкая ласточка вокруг мощного, неприступного утеса. Весело горел огонь в очаге, лениво поворачивалась на вертеле кабанья туша, которую слуги поливали золотистым жиром. В замке барона ниф Зайта не умолкала музыка, не иссякало вино, и свет сотен свечей собирал на пир друзей дома. Но ярче свеч сияли на лицах хозяев красота и любовь.
        Той осенью лебеди собрались на юг необычайно рано. Грэм махала рукой вслед улетающему клину, и от гортанных птичьих криков почему-то сжималось сердце. Не успел опуститься на поля первый снег, как радость покинула замок: тяжелая болезнь унесла Бертан ниф Зайт. Погребение состоялось на рассвете. Грэм плакала, не замечая никого вокруг. Она видела лишь, как отец с окаменевшим лицом подносит факел к деревянному настилу, на котором лежала ее мать.
        Дом опустел. В нем больше не шумели пиры и не звучала музыка. Осиротевшая дочь бродила по пустым комнатам, слушая вьюгу, гудящую в каминных трубах. Безутешный вдовец один сидел за длинным столом, и напуганные, притихшие слуги едва успевали подносить ему вино, кувшин за кувшином. Седина, словно серая пыль, запорошила его спутанные волосы.
        Но однажды в замок прискакал гонец и привез послание от королевы Морэф. В письме волшебница укоряла барона за то, что он, один из самых родовитых дворян, не балует ее придворные балы своим посещением. Она выражала соболезнования по поводу смерти Бертан, но тоном, не терпящим возражений, повелевала барону ниф Зайту послезавтра явиться ко двору.
        Грэм не приглашали, но она все равно была очень рада. Отец так замкнулся в своем горе, что не подпускал к себе никого, даже любимую дочь. Быть может, выезд в свет позволит ему хоть немного отвлечься? После полудня барон, одетый в богатый траурный камзол, ускакал в сопровождении четверых вассалов. Когда солнце стало опускаться за реку, Грэм проглядела все глаза, ожидая отца на балконе. Но вернулся он только на рассвете. А следующим вечером снова покинул замок. Так продолжалось несколько месяцев. Барон стал уезжать все чаще и чаще и порой не возвращался до утра.
        Однажды, холодным весенним утром Грэм вышла па балкон. В чистой синеве летела лебединая стая, соскучившаяся по родным местам. Грэм плакала, не замечая, что ледяной ветер обжигает ее лицо. И вдруг сквозь слезы она увидела богатую карету, запряженную шестеркой великолепных лошадей. Карета приближалась к их замку. Грэм, остававшаяся за хозяйку, побежала вниз навстречу гостям и с порога увидела, как ее отец подает руку выходящей даме. Незнакомка ступила на булыжник двора и с любопытством огляделась. На ней было роскошное белое платье, отделанное мехом горностая; пепельные волосы покрывала расшитая жемчугом сетка. Женщина была ослепительно красива, но что-то в ее цепком взгляде сразу не понравилось Грэм.
        - Это ваша дочь, барон? - спросила гостья, поднося лорнет к глазам. - Очень, очень мила. Но такая дикарка! Почему она не подойдет поприветствовать нас?
        - Что с тобой, Грэм? - недовольно окликнул барон застывшую на пороге девушку. - Подойди, поздоровайся. Это Элсеи ниф Хольсет. Точнее, с сегодняшнего утра - ниф Зайт. Моя жена. И для меня очень важно, чтобы вы подружились и полюбили друг друга.
        Как во сне, ни жива ни мертва, Грэм подошла к Элсен и почтительно присела, опустив голову. Холодные губы коснулись ее лба.
        - Конечно, мы подружимся, - промурлыкал мелодичный голос. - Я и не думала, что у барона ниф Зайта такая взрослая и такая красивая дочь.
        Так у Грэм появилась мачеха. Красавица Элсен была вдовой барона ниф Хольсета и первой фрейлиной при дворе королевы Морэф. Светская жизнь снова вернулась в замок ниф Зайтов, но теперь вокруг стола в обеденной зале собирались совсем другие гости. И веселье тоже стало другим. Грэм с ужасом видела, как они бросали охотничьим псам кости прямо на паркет и заливали вином скатерть, вышитую руками Бертан. Они горланили пьяными голосами песни и щипали испуганных служанок. Но не это пугало девушку больше всего. Порой к отцу являлись совсем странные посетители. И по осанке, и по одежде это были знатные гости. Они запирались с отцом и Элсен в кабинете, подолгу что-то обсуждая. А когда Грэм встретилась взглядом с одним из них, то заметила, что зрачки у него вертикальные - как у кошки или змеи.
        Она в слезах бросилась к отцу, делясь с ним своими страхами.
        - Я не знал, что моя дочь так глупа, - холодно бросил барон. - Вся в мать - такая же трусиха. Вот Элсен…
        Оскорбления памяти Бертан Грэм выдержать не могла. Она разрыдалась, упрекая отца в предательстве. На шум явилась Элсен.
        - Ваша дочь дурно воспитана, барон, - сморщила она нос. - Это потому, что в доме не было твердой женской руки. Отныне я сама займусь ее воспитанием.
        Грэм поселили в запущенном крыле замка. Ей не разрешали видеться с отцом, лишили нарядов и драгоценностей. Слуги, сбивавшиеся с ног, чтобы угодить поной хозяйке, боялись выполнять просьбы опальной падчерицы.
        Однажды Элсен велела девушке явиться к ней. Сердце Грэм обливалось кровью - она пришла в покои своей матери… Но новая баронесса ниф Зайт все переделала по-своему, чтобы не осталось и духа прежней хозяйки замка. Кроме Элсен, Грэм увидела в покоях толстого обрюзгшего старика в неряшливом платье. Он то и дело вытирал лоб и красный мясистый мое огромным носовым платком.
        - Знакомься, Грэм, - сказала мачеха приторно ласковым тоном. - Это мой кузен Олафт. Он просит твоей руки, и твой отец согласился. Свадьба назначена на следующий понедельник.
        Олафт отвратительно улыбнулся, показав нечищеные зубы, и шепнул что-то Элсен на ухо.
        С громким плачем Грэм бросилась прочь. Она пыталась искать защиты у отца, но тот даже не захотел иидеть свою дочь. По приказу Элсен слуги едва не за косы притащили Грэм в ее комнату и заперли там. Потом явилась Элсен, держа в руке, затянутой в тугую перчатку, плетку для усмирения строптивых лошадей. Грэм побелела от страха и забилась в угол. Молча, не отводя холодных серых глаз, мачеха хлестнула девушку по плечам. На нежной коже вспухли багровые полосы.
        В понедельник, никчемная, ты станешь женой Олафта, - сказала Элсен сквозь зубы, поигрывая плетью. - И плохо тебе придется, если я пожалуюсь отцу на твое непослушание. Запомни: в этом замке ничего твоего нет. Твой отец подписал новые бумаги о наследстве, в которых оставил все мне, своей жене. Если не хочешь стать судомойкой или побирушкой, ты выйдешь замуж за моего кузена. Он хоть и скряга, но не даст тебе умереть с голоду.
        Элсен ушла, заперев дверь на засов. Грэм была в отчаянии. Но дочь барона ниф Зайта не стала тратить время на пустые слезы. Она связала из простыней веревку и ночью вылезла из окна. Кто знает, что случилось бы с ней, одинокой, в столь смутное время, на пустынных дорогах. Но на свое счастье она встретила бродячих артистов, заменивших ей дом и семью. Они отогрели разбитое сердце юной беглянки, а Грэм привязалась к ним, как к родным. Точнее, их-то она и считала своими настоящими родителями, навсегда отрекшись от имени ниф Зайт…
        - Твои друзья должны знать, что я дочь ниф Зайта, - сказала Грэм, заканчивая рассказ. - Я не имею права вас обманывать. Увы! Такое родство может принести больше вреда, чем пользы. Но я постараюсь не навлекать на вас гнев… барона.
        Глава 18
        СКАЗКИ ЧУЖОГО ЛЕСА
        Сумрачные ельники Аушмедлана сменились приветливыми, золотыми и багряными дубравами и рощами Венсида. В этих краях росло много рябины; птицы еще не обклевали всех ягод, и они коралловыми россыпями висели на облетевших ветвях. И ночные холода еще не выстудили землю, поэтому в лесу росло много грибов. Катя ощутила охотничий азарт и решила насобирать к обеду целый мешок этой благодати.
        Старясь не терять из виду место стоянки, девушка кружила от кочки к кочке, и в ее торбу перекочевывали старые, но крепкие боровики-переростки и молодые черноголовики с темными шляпками… А еще вдоль болот росли кусты голубики, медовая морошка, терпкая брусника, розоватая, недозрелая клюква - Катя никогда не видела таких крупных и красивых ягод. Их она целыми пригоршнями складывала в другой мешок, рассчитывая сварить компот.
        Увлеченная сбором лесных даров, девушка не сразу заметила какое-то движение на краю оврага. Она приготовилась уже звать на помощь, но потом поняла, что это Яно. Он сидел в странной позе, скрючившись, и общипывал какую-то траву. Сорванные листья он растирал в ладонях и эту кашицу отправлял в рот.
        - Ты что, заболел? - Катя быстро подошла к нему, бросив свои мешки, пощупала оборотню лоб и отдернула руку: лоб был ледяной, покрытый холодной испариной.
        - Сейчас пройдет, - проговорил Яно. - У меня бывает… Перед полнолунием… Страшно ломит все тело. Якофий научил меня есть вот эту траву - она называется волчий корень.
        Он замолчал, закрыв глаза и плотнее притянув колени к груди. Он прижимался к земле, словно больной зверь, привыкший в моменты слабости прятаться от чужих глаз. Катя помнила все свои размышления: нельзя его жалеть, ему потом - когда он снова останется один - будет только хуже. Рассуждения были благие, разумные, правильные, да только это не имело никакого значения: Катя теперь решала сердцем… Руки ее протянулись, чтобы погладить светловолосую голову, прижать ее к груди; губы шептали быстрые, бессвязные слова:
        - Потерпи, милый мой, хороший… Сейчас все пройдет…
        Яно поднял лицо - потемневшие от боли глаза, брови в разлет, длинная челка на чистом лбу… Нежный рисунок щек и суровая складка у губ… Широкие плечи под темно-серым свитером…
        - Не надо, - глухо сказал он, с волчьей ловкостью поднимаясь с земли и бегом бросаясь прочь. От неожиданности Катя чуть не упала. Но еще больше она удивилась, когда, едва не столкнувшись с оборотнем, из леса выскочила Грэм. Она выглядела растерянной, на щеках играл нежный румянец. Не заметив изумленной Кати, она быстро скрылась в кустах. А вслед за ней к оврагу вышел Иван. Его лицо, обычно строгое и серьезное, сейчас расплывалось в улыбке. Поддевая ногой сухие листья, он подбрасывал на ладони ягоды рябины. Увидев Катю, Иван смутился. Девушка пришла ему на помощь.
        - Представляешь, я сейчас едва не поцеловалась с оборотнем. Это плохо?
        Иван посмотрел на нее и улыбнулся еще шире.
        - Плохо, что едва. Он отличный парень. А я сейчас сделал предложение девушке из другого мира. И она согласилась. Я считаю, что это хорошо.
        - Подожди, - непонимающе уставилась на него Катя, - ты сделал предложение Грэм?! Что на тебя нашло? Ты же собирался в монахи! И ты подумал, каково ей будет в нашем мире?
        Иван блаженно вдохнул лесной воздух.
        - Красота какая! Этот лес, этот воздух - как в раю.
        Потом, став серьезным, он добавил:
        - Я действительно собирался уйти из мира и не нарушу своих планов. Я останусь здесь, с Грэм. Я знаю, она больна и не выдержит переход через Грань. Я не собираюсь ею рисковать и не оставлю ее здесь одну. Ты знаешь, на кого похожа Грэм как две капли воды? - спросил он, не дав Кате опомниться от такого заявления.
        - На твою бывшую жену? - неуверенно ответила Катя.
        - Это Крот тебе рассказал про Татьяну? Ну и болтун, - Иван покачал головой. - Ладно, сейчас это не имеет значение. Понимаешь, когда отпущенное тебе время измеряется часами, все видишь по-другому. Нет, Грэм напомнила мне другую женщину. Напомнила - этим словом ничего не сказано… Понимаешь, - он вдруг крепко сжал Кате плечо, - это какая-то мистика. Конечно, после всего, что с нами произошло, я не должен ничему удивляться, но… Маринка умерла больше десяти лет назад. Это была моя первая любовь. Ей было двадцать, а мне двадцать три. Я готовился защищать диплом, а она училась в … и писала стихи… Наверное, она любила меня слишком сильно, потому что я перестал ее ценить. Я был молодой дурак, мне было интересно добиваться женщин, а Маринка всю себя несла как на ладони… - Иван положил в рот ягоду, раскусил ее, сморщился от горечи. - И тогда я увлекся Татьяной. Если бы Маринка стала звонить мне, устраивать истерики… Но она меня отпустила. А через месяц после нашей свадьбы я узнал, что она умерла от гриппа. А я-то всегда считал, что грипп - это просто насморк. Но мне кажется, она утратила желание жить. Когда
Татьяна… так поступила со мной, я счел это Божьей карой.
        - А Грэм? - осторожно спросила Катя. Состояние и поведение Ивана казались ей донельзя глупыми.
        Иван махнул рукой.
        - Я, наверное, схожу с ума. Впрочем, в нашем положении это неудивительно. Я словно вернулся на двенадцать лет назад. И еще осень… С Маринкой мы познакомились осенью. Она плела венки из кленовых листьев в Нескучном саду. Шел дождь, а мы сидели на скамейке и целовались, а потом гонялись за улетевшим зонтом. Мои родители были на даче, и я привел ее к себе…
        - Я спрашивала тебя про Грэм, - перебила его Катя. - Послушай, Вань, ты же взрослый человек. Не морочь девчонке голову - мало ли, на кого она похожа. Она - не Марина. И это не загробный мир. Чудес не бывает - особенно в любви…
        Эти жестокие, отрезвляющие слова предназначались не столько Ивану, сколько самой Кате, и собеседник понял это. Он успокаивающе погладил девушку по плечу.
        - Ну, как это не бывает чудес, Катюша… Нам ли об этом говорить…
        Катя уставилась на него светло-зелеными от злости глазами.
        - Чудес не бывает. Насчет других миров и всего прочего - спроси у Василия, он тебе все научно объяснит. Лично я надеюсь вернуться домой, к нормальной жизни. Допустим, сейчас я немножко влюблена. Но я в состоянии контролировать свои чувства. Мне нужно закончить работу над книжкой и получить за нее деньги. И мама моя уже, наверное, сошла с ума, названивая мне на мобильник. Интересно, что ей отвечают: абонент вне зоны досягаемости, потому что находится в другом мире? А мобильник остался в замке Фаргита, и если он с досады не шваркнул его об стену, то когда-нибудь какой - нибудь местный Кулибин изобретет радио…
        - Попов, - поправил ее Иван.
        - Что?
        - Радио изобрел Попов.
        - Черт с ним! Я хочу домой! К маме!
        И тут Катя уселась на край оврага, свесив ноги, и горько, в голос разрыдалась. Ей было жаль себя, Ивана, Грэм, Яно и даже неведомую, давно умершую Маринку. Ей хотелось проснуться задолго до того дня, когда она встретила цыганку у метро. Интересно, что та собиралась ей напророчить?! Может быть, выслушай она гадалку, ничего бы и не случилось? Она не поехала бы в Камышино, и демон Фаргит не пленился бы ее красотой, и она не встретила бы Яно… Все еще всхлипывая, Катя подняла заплаканные глаза на Ивана, терпеливо ожидавшего окончания истерики:
        - Как же ты останешься здесь? Ты не выдержишь, ты привык к цивилизованной жизни… Ты не сможешь обойтись без водопровода и телефона, газовых конфорок и метро…
        Иван покачал головой.
        - Знаешь, я уже давно понял, что все это не главное. Все это - лишь комфортная оболочка, которой мы окружаем свое тело. Но телу отпущен короткий век. Зачем так заботиться о миге, если впереди вечность? И думаю, каждый из нас - каждый горожанин - знает, как приятно уехать на природу, на берег реки или озера, где никого нет, скинуть одежду и остаться наедине с воздухом и водой. Правда?
        Катя задумчиво кивнула.
        - И здесь то же самое, только лучше и больше. Скинуть условности и неверие, гнетущие стереотипы и привычки… Чтобы душа осталась наедине с вечностью…
        Рассуждения Ивана казались и правильными, и ошибочными одновременно. Катя нахмурилась:
        - Ты понимаешь, что это навсегда? А как же твои родные?
        - Они не будут меня искать, - коротко ответил Иван.
        - Грэм больна… Ты не боишься потерять и ее? - голос Кати прозвучал совсем тихо.
        Иван задумчиво отломил сухой прутик, пощекотал им ладонь. Видно было, что и сам он задумывался над этим. Наверное, это пугало его больше, чем перспектива навсегда остаться в чужом мире.
        - Марина умерла, потому что осталась одна. С Грэм это не повторится. Я никогда ее не брошу, - решительно сказал он наконец.
        Катя хотела спросить еще что-то, но не успела: лесную тишину прорезал рев охотничьего рога.
        - Это тревога! - вскочила Катя. - Бежим скорее!
        И тут над оврагом со свистом пролетела стая каких-то существ. Летучие мыши? Нет, эти твари больше походили на птеродактилей - древних крылатых ящеров - только очень мелких, не крупнее голубя. Крохотные злобные глазки быстро зыркали по сторонам. Сделав круг у самой земли, мерзкие создания заверещали и скрылись в лесу.
        Когда Катя с Иваном выбежали на поляну, там уже были рыцари Фаргита. Их кони злобно ржали, на удилах выступила пена.
        - Где вас черти носят? - выругался Василий. - Видели, какая гадость тут летает? Фаргит говорит, это шпионы Морэф.
        - Я никогда такого не видел, - признался демон. - Наверное, это ее новые слуги. Во всяком случае, очень скоро враги будут точно знать, где мы находимся. Придется выходить на дорогу и добираться до Грани по прямой, как можно скорей.
        Друзья переглянулись. Спешка не входила в их планы.
        - Можно укрыться в Волшебном лесу, - предложил Яно.
        Фаргит поморщился.
        - Только не это. Это место для таких, как ты, оборотень, но не для приличных людей.
        - Тогда мы можем разделиться, - заявила Катя, дерзко глядя на демона. - Приличные люди едут по дороге, а мы с оборотнем идем через Волшебный лес.
        Один из черных рыцарей вмешался в разговор:
        - Господин, это страшное место! Говорят, оттуда еще никто не возвращался живым. Поедем по дороге!
        - Молчи, дурак! - оборвал его Фаргит. - С Ключа я не спущу глаз. Пусть будет Волшебный лес. Надеюсь, ниф Зайту там тоже будет не по себе. Веди, оборотень.
        Яно уже привычным жестом стягивал свитер, готовясь к превращению в волка. Катя мельком бросила на него взгляд. Господи, как он похудел! Словно голодал неделю… Да и сама она давно не ела по-человечески… Елки-палки! А грибы-то! Мешки с грибами и ягодами она забыла в лесу. Но теперь, конечно, возвращаться за ними времени не было.

* * *
        Волк остановился, тяжело дыша. Позади был лес, и впереди - точно такой же лес.
        - Это что - граница? - спросил Василий. Волк наклонил голову.
        Фаргит и его вассалы подъехали к друзьям. Лошади беспокоились, тревожно ржали и все время норовили повернуть назад.
        - Почему остановились? - недовольно поинтересовался демон.
        - Волк говорит, что дальше начинается Волшебный лес.
        - Прекрасно, тогда вперед! Или вы хотите, чтобы вас растерзали псы ниф Зайта?
        - Господин герцог, может, дождаться утра? - робко предложил один из рыцарей. - Смеркается уже…
        Фаргит в бешенстве хлестнул коня плетью.
        - Что вы все трусите? Вы же видите, это просто лес!
        Он галопом пронеся мимо друзей, но не успел скрыться за деревьями, как конь, всхрапнув, встал на дыбы, молотя копытами воздух, потом прыгнул, высоко поднимая круп, брыкнул задними ногами, сбросил всадника и, безумно кося глазами, поскакал назад.
        - Клос! Стой! Стой, мерзавец! - тщетно кричал вслед коню Фаргит, потирая ушибленную ногу.
        И тут же, как по команде, взбесились остальные кони. Они истошно ржали, кусались, брыкались, катались по земле - пока все до одного не избавились от всадников и от седел, и умчались вслед за Клосом.
        - Придется идти пешком, - буркнул Фаргит; из его змеиных глаз сочилась ненависть…
        Вслед за Яно путники вошли под своды Волшебного леса. Стройные березы и осины тянулись ввысь, к голубому небу; под ногами шуршала золотая листва. Кое-где на песчаных пригорках путникам попадались корабельные сосны. Их красноватая кора казалась теплой, дышащей, а гудение недосягаемо высоких вершин воскрешало в памяти древние саги. Катя осматривалась с настороженным любопытством: лес как лес, по-осеннему молчаливый… Где же волшебство, которое сможет защитить их от королевы Морэф?
        Однако на ближайшей поляне Волшебный лес показал свой норов. Один из рыцарей, застонав, схватился за грудь и повалился навзничь. Никто не мог понять, что с ним случилось. Он стонал и хрипел, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
        - Смотрите! - с ужасом воскликнула Катя. - Его доспехи! Они врастают в землю!
        Действительно, латы, нарукавники и шлем медленно утопали в земле, ставшей вдруг мягкой, как кисель, - а вместе с ними уходил в землю и обладатель доспехов. Один из его соратников попытался схватить несчастного за руку, но тут же сам, скорчившись от боли, рухнул рядом. Никто больше не рискнул попытаться им помочь… Не прошло и пяти минут, как земля поглотила обоих.
        - Здесь какая-то аномалия, - пробормотал Василий. - Что-то мне не хочется идти через эту поляну.
        - Мой рюкзак! - охнул вдруг Иван. - Он стал невероятно тяжелым!
        Иван хотел бросить рюкзак на землю, но старый брезент вдруг с треском порвался на днище, и сквозь дыру выползли, извиваясь, как живые, серебряные ложечки матушки Анастасии… Упав на траву, они быстро шмыгнули под поросшую травой кочку.
        - Я понял! Это какой-то странный магнит! Избавляйтесь от всего металлического! Быстрее! - закричал Василий, лихорадочно расстегивая пояс на джинсах. Рыцари, включая Фаргита, побросали доспехи, мечи и ружья; Катя вытащила из волос железный гребень, который дала ей Грэм. Акробатка, всплеснув руками, сняла с Фоза ошейник с медными бляшками.
        А как быть с «молнией»? - взволнованно спросил Иван, глядя на свои джинсы.
        Василий пожал плечами.
        - Понятия не имею. Зубчики мелкие, может, и обойдется?.. Ну, давайте бегом! За мной!
        Стараясь поменьше касаться ногами земли, путники рванули через поляну. Катя двинулась было за ними, но остановилась: Ключ! Она совсем забыла о нем. Что делать? Ей не хотелось звать на помощь, не хотелось лишний раз привлекать внимание Фаргита к своей ноше. Девушка сделала пару осторожных шагов - Ключ не шевелился.
«Магнит», который почему-то покушался не только на железо, но и на цветные металлы, его не чувствовал. Наверное, здешняя земля не хотела принимать творение темных рук демоницы Сомах…
        Придя в себя после потрясения, Фаргит тут же начал подгонять спутников, уверяя, что слышит позади собачий лай:
        - Наверняка ниф Зайт уже добрался до границы Волшебного леса. Будем надеяться, что у него там возникнут такие же проблемы, как у нас.
        Несмотря на усталость, шли быстро. Но Кате скоро пришлось остановиться: напрочь сбился чулок.
        - Идите, я догоню! - она села на пень и стащила сапог, из которого вылилось немного грязной воды. Мокрый, грязный, а теперь и дырявый чулок требовал замены - но другого не было. «Держи голову в холоде, а ноги - в тепле», - Катя вздохнула, вспомнив старую присказку, обулась и, жалея себя, приготовилась продолжить путь в одиночестве. Но оказалось, что Василий ждал ее, отстав от остальных. Вопреки обыкновению, он был задумчив и даже грустен. Чтож, теперь, когда до полнолуния осталось совсем мало времени, повод грустить был у всех. «Может, наш хитроумный Одиссей придумал, как нам провести Фаргита и вернуться домой?» - с надеждой подумала Катя. Однако Василий собирался говорить совсем о другом. Когда девушка поравнялась с ним, он вдруг спросил:
        - Ты читала «Божественную комедию» Данте?
        От неожиданности Катя споткнулась. Василий поддержал ее, ожидая ответа. Девушка отряхнула с подола влажную листву.
        - Да, естественно, - сказала она. - Я же филолог. На первом курсе мы проходили литературу эпохи Возрождения. Правда, дальше «Ада» я не продвинулась, больно уж все пафосно. А «Ад» мне очень понравился: оставь надежду всяк сюда входящий…
        - А я так и не удосужился прочитать, - вздохнул Василий. - Много раз начинал, но бросал: скучно становилось.
        Катя хотела заметить, что эта книжка не входит в «литературный минимум» интеллигентного человека, но Василий опередил ее, пояснив:
        - Мне там сама идея нравится. Смертный человек проходит девять кругов ада, чтобы достичь рая, в котором пребывает его умершая возлюбленная, как там ее звали?
        - Беатриче, - автоматически подсказала Катя, смахивая с лица паутину, в которую угодила ненароком.
        - Вот. Данте грешник, иначе ему со своей Беатриче не соединиться. Это его единственный шанс. И он добровольно спускается в ад и чистилище.
        - Чего это ты вдруг заговорил о литературе? - спросила Катя.
        - Литература здесь ни при чем, - мотнул головой Василий. - Я просто думаю, что у каждого мужчины такая Беатриче должна быть. Ну и у женщины, наверное тоже… В мужском обличим, естественно. Должна быть такая великая любовь.
        - Да ты романтик, оказывается, - усмехнулась Катя. За усмешкой она скрывала смущение: когда-то она тоже так думала. Когда-то она даже была уверена, что такая любовь у нее есть…
        - И что, у тебя есть Беатриче? - спросила она.
        Я думал, что нет, - серьезно ответил Василий. - Но после таких событий все видится как-то иначе… Иван, наверное, сказал бы, что это испытания, посланные персонально моей душе для избавления от скверны. Ля считаю, что это круги ада, которые мне предстоит пройти, чтобы заслужить право на встречу с ней.
        - И кто же она? - улыбнулась Катя. Она поняла, что сейчас услышит еще одну историю любви. В таких историях слова всегда не важны, они - всего лишь драпировки, мишура, скрывающие движения души… Попить такой рассказ может лишь тот, кто сам пережил нечто подобное. Обычно Катя понимала…
        Василий деловито спросил:
        - А ты не будешь смеяться? Нет? Ну, тогда я расскажу. Мне было четырнадцать лет, - мечтательно начал он, - а ей немного меньше. Летом и ее, и меня отправляли на дачу, в деревню. Мы жили недалеко друг от друга, но соседями не были, и принадлежали к разным компаниям. Я впервые увидел ее, когда мы с друзьями играли в серсо - набрасывали пластмассовые кольца на деревянные шпажки. Нас было там человек восемь, а она взяла и уставилась на меня. Знаешь, будто остолбенела. Будто привидение увидела. Смешная такая: длинноногая, как журавль, загорелая дочерна, две светлые косички и короткая красная юбка в складку. Приятели сказали мне, что зовут ее Наташа.
        А потом получилось так, что между нашими улицами началась война. Конечно, шуточная, шишкой в лоб и все такое… И мы с Наташей очень увлеклись боевыми действиями, все норовили посильнее обидеть друг друга. В этом выражалась наша взаимная симпатия… Война продолжалась из лета в лето, я закончил школу и стал реже появляться на даче. А когда приезжал, то подойти к ней стеснялся: она выросла, удивительно похорошела… Не девушка - а прямо нимфа лесная! Правда, очень современная и острая на язык… От друзей я слышал, что она успешно занималась бальными танцами. Потом узнал, что она вышла замуж и уехала в Германию. Я крутил какие-то легкие романы, а друзья - они давно все переженились - призывали меня остепениться.
        Как-то вчетвером - я с очередной подружкой и коллега с женой - приехали на дачу, на шашлыки. Женщин мы оставили заниматься хозяйством, а сами решили прогуляться к озеру Вечер был тихий, теплый… На другом берегу слышно каждое слово. Где-то играла музыка, какое-то ретро, и я узнал старенькую песню Пугачевой: «Я птица гордая, я птица певчая…» Что-то там: «небес не надо мне любви твоей взамен…» Короче, в детстве целое лето прошло под эту песню. И что ты думаешь? Выходим на берег, а там
        - Наташа. Сидит, скрестив ноги, такая загадочная и неприступная, как жена самурая из старого японского фильма, и смотрит вдаль. А потом оборачивается, и взгляд у нее… Точно такой, как двенадцать лет назад: словно привидение увидела. Я тоже остолбенел, потому что красива она была несказанно.
        Потом мы болтали ни о чем, она сказала, что уже два года в России, с мужем развелась, живет с мамой, растит дочку. И вдруг спрашивает: «А когда у тебя день рождения?» - «Семнадцатого сентября», - говорю. Она так удовлетворенно кивает: «Я так и думала. У меня тоже». Я, наконец, осмелел и попросил у нее телефон. Ужасно боялся, что она начнет надо мной посмеиваться, язычок у нее острый, а я всегда эдаким увальнем был. Пока искал, на чем записать, даже руки затряслись. Нашел каком го спичечный коробок и ручку. А Наташа так просто, именно этого ожидала, написала свой номер и сказала: «Позвони мне». И снова посмотрела…
        - И ты позвонил? - спросила заинтригованная Катя.
        - Нет! - развел руками Василий. - В том-то и дело, что нет! Понимаешь, я же тогда не один был, с девушкой, я ее даже к своим родителям водил … А Наташа была для меня слишком красивой, слишком… недоступной, что ли? Я убеждал себя, что все придумал - про нас. Что взгляды эти мне почудились. Что совпавшие дни рождения - случайность. Нет, вру. Однажды я звонил. Правда, был сильно пьян, а ее не оказалось дома. И, слава богу…
        - И что теперь?
        - Если… Когда мы вернемся домой, - поправился Василий, - я ей позвоню. Коробок этот у меня до сих пор валяется во всяких старых мелочах - брелках, кассетах. Если у нее кто-то есть, я ее отобью. Я пройду через ад, и она меня дождется. По крайней мере, у меня очень сильный стимул вернуться домой. Ну что, загрузил я тебя? - спросил он совсем другим, обычным своим шутливым тоном. - А у тебя своих забот хватает. Кстати, он отличный парень!
        - Вы что, сговорились? - завопила Катя, пылая праведным гневом. - Он оборотень! Понимаешь? О-бо-ро-тень!
        - В первую очередь, он отличный парень, - серьезно заметил Василий. - А уж потом все остальное. Ладно, подруга, выше нос! Прорвемся!
        И Кропотов пошел вперед, весело насвистывая что - то неуловимо знакомое.
        Катя, действительно, «загрузилась» услышанной историей. От нее веяло далекой юностью, прекрасными порывами любви, которыми тогда жила ее душа и от которых она отказалась - чтобы быть как все, чтобы успеть влиться в нормальную жизнь. Но Катя одернула себя: нечего придумывать саги о всепобеждающих великих чувствах! По крайней мере, в услышанной истории о любви нет ни слова: героиня Васиного романа ни в чем ему не признавалось, равно как и он - ей. Они превосходно обходились друг без друга. Они ничего не знали друг о друге. Во времена Данте и Беатриче такое могло называться хоть любовью, хоть умопомешательством. Но не сейчас… «Все сошли с ума, - думала Катя. - Иван, решивший остаться с Грэм. Василий, вдруг вспомнивший дачную озорницу. Я сама… Но я-то понимаю, что делаю. Я не создаю химер. И если… когда я вернусь домой, я найду в себе силы жить, будто ничего не случилось. Пожалуй, даже выйду замуж… за кого-нибудь». Приняв это благое решение, Катя повеселела и прибавила шаг.
        Уже темнело, Фаргит с Василием обсуждали, где лучше устроиться на ночлег. А лес, чувствуя приближение ночи, ожил. Катя слышала, как ворчат под землей корни, как вздыхают ветви, как шепчется на незнакомом языке листва… Она видела мерцающие огоньки, которые днем были просто осенними лесными цветами… Лес провожал незваных гостей недобрым светом растущей луны, в котором скользили какие-то призрачные тени… На лица идущих падало голубоватое мертвенное сияние.
        А потом на небо набежали облака, и стало совсем темно - только светились желтые глаза демонов. Катя почувствовала, как сильно сжимает ее руку Эйфи. Василий все время окликал Яно, рысью бегущего впереди, и тот отзывался коротким рыком. Эхо разносило этот жутковатый звук по лесу.
        - Крот, у тебя же где-то спички были, - сказал вдруг Иван приятелю. Тот с размаху ударил себя по лбу.
        - Вот блин, я в этом средневековье последние мозги растерял. Конечно, сейчас попробую посветить. Дайка ветку.
        Иван с хрустом отломил сухую ветку. Кате показалось, что дерево тяжело охнуло в ответ. Чиркнула спичка, на миг осветив бледные лица путников. Ветка вспыхнула, и стало кое-что видно…
        - О господи! - закричал Василий. Эйфи тонко заплакал. Налетевший порыв ветра погасил импровизированный факел, и снова воцарилась тьма…
        Глава 19
        ЛЮБИМАЯ
        Жаркое пламя факелов прорезало ночь. Земля дрожала от ударов конских копыт. Злобно лаяли свирепые охотничьи псы. Но странная это была охота: многие кони прекрасно обходились без седоков. Впрочем, рискнувший подобраться к дороге сторонний наблюдатель заметил бы, что эти твари не имеют отношения к благородным непарнокопытным: мощным телом и острыми изогнутыми рогами они напоминали быков, их широкие пасти скалились острыми, как у тигров, зубами, а передние лапы заканчивались длинными острыми когтями. К счастью, никто не видел этих чудовищ, мчавшихся по дороге, ведущей через Венсид на юг.
        Впереди, вглядываясь в смутные очертания далекого леса, на вороном коне скакала Морэф: в одной руке - поводья, в другой - шлем. Она была закована в черные доспехи, и заплетенные в две косы волосы черными змеями спускались по ее плечам.
        Время от времени Морэф осаживала коня, чтобы прислушаться, но ветер доносил лишь уханье ночных птиц. Наконец издалека донесся скрипучий визг; королева протяжно свистнула в ответ. Через некоторое премя воздух наполнился шелестом и хлопаньем: над дорогой закружилась стая крошечных птеродактилей. Королева вытянула руку в латной рукавице, и одна из тварей, громко засвиристев, тут же вцепилась в нее когтями. Морэф внимательно выслушала, а потом отшвырнула вестницу.
        - Пошла прочь! Итак, ниф Зайт топчется на границе Волшебного леса, - сказала она подъехавшему рыцарю. - Наш храбрый барон боится идти вперед. Ничего, когда мы подъедем с такой подмогой, я уверена, он станет смелее. Что за прелесть эти деллузы, - Морэф оглянулась на роющих землю чудовищ, - не будь я темной королевой, я сама испугалась бы их до полусмерти. Вперед! Луна растет. У нас в запасе всего трое суток.
        Летучие шпионы, вереща и завывая, уверенно вели отряд Морэф через лес. Конь королевы черной птицей пролетал над поваленными деревьями, оврагами и колючими зарослями дикого крыжовника. Голые ветви то и дело хлестали Морэф по лицу, но только когда на бледной щеке выступила кровь, королева надела шлем. Часть тьмы, она неслась через ночь…
        Скоро конское ржание и злобный собачий лай оповестили, что лагерь ниф Зайта уже неподалеку. Заметив огни королевского отряда, барон направил коня навстречу Морэф.
        - Приветствую тебя, королева, - глухим голосом произнес он.
        - Ты удивил меня, барон, - презрительно бросила Морэф. - Я думала, что важнейшее дело в руках мужественного воина. Но оказалось, что суровое лицо и сильные руки - только маска, которую носит трусливый домосед.
        Оскорбленный ниф Зайт побледнел.
        - Я готов отвечать за свои действия, королева.
        - Почему ты не преследовал беглецов?
        - Кони отказались переступать границу Волшебного леса, - мрачно сообщил барон. - Они словно обезумели. И собаки тоже. Животные всегда первыми чуют беду. Я не мог послать людей на верную гибель.
        - И напрасно, барон! - ледяным тоном заметила Морэф. - Ты должен был любой ценой выполнить приказ, а не беспокоиться о своих рыцарях. Зачем они еще нужны, как не для того, чтобы рисковать жизнью но имя королевы?! Ну да ладно, я дам тебе еще один шанс. Видишь этих милых, симпатичных созданий? Это мои новые слуги, Домгал сделал их такими. Они не побоятся Волшебного леса. Пусть твои рыцари седлают их и пускаются в погоню. Ты должен доставить живьем девушку и Фаргита - они слишком долго совали мне палки в колеса, чтобы я позволила им легко умереть. А я тем временем поеду к Грани напрямик, по дороге. Все равно до наступления полнолуния Ключ окажется там - кто бы его ни принес. Вперед, барон! Добейся успеха - и в объединенных мирах ты станешь маршалом моего войска!

* * *
        Василий отшвырнул потухшую ветку. Но вновь наступившая темнота не могла изгладить из памяти путников увиденный ими ужас. Катя вытерла выступившую испарину. Кто-то совсем рядом жалобно поскуливал. Неужели Яно? Нет, волк молча стоял рядом с ней. Катина рука касалась вставшей на загривке шерсти. А жалкие звуки издавал кто-то из рыцарей Фаргита. Девушка усмехнулась: как трусливы бывают те, кто привык наводить страх на других!
        А позади, надежно перекрывая пути отступления, но кустам и деревьям тянулась огромная паутина. В ее середине горели две немигающие красноватые точки - манерное, глаза ее создателя и хозяина… Перепуганные мутники не сводили с них глаз.
        - Прекра… Кх-кх… Прекрасно, - запинаясь, пробормотал Фаргит, - теперь нас точно не догнать.
        - Наверное, лесная Хозяйка на нашей стороне, - дрожащим голосом сказала Грэм.
        - Думай, что говоришь, глупая девка! - прикрикнул демон. - Кто же ночью говорит о таких вещах!
        - Не кричи на нее! - вступился Иван.
        - Так, господа, давайте не будем ссориться, - заметил Василий. - У нас сейчас очень важная общая цель - остаться в живых. А для этого надо сохранять спокойствие и быстро двигаться. Давайте перенесем ночлег подальше от этого приятеля. А ты, паучок, будь умницей, никого за нами не пускай.
        Отряд шел быстро и молча; огня больше не зажигали, предпочитая неизвестность леденящему страху. Но какие бы чудовища не населяли Волшебный лес, пока они были снисходительны к путникам.
        На привале неприятности продолжились. Василий развел костер, и люди, и демоны, радуясь долгожданному теплу, потянули к огню озябшие руки. Но приветливый треск сухих сучьев был заглушён гулом и стуком, идущим из-под земли. Каждый почувствовал легкую дрожь в ногах: земля колебалась. Однако как только костер потушили, все успокоилось. Даже Василий не нашел происходящему научного объяснения. Волшебный лес запретил пришельцам разводить огонь…
        Итак, положение путников было незавидным. Без костра в осеннем ночном лесу нечего рассчитывать ни на сон, ни на ужин: слишком холодно для ночлега и слишком темно для успешных поисков еды. Голод терзал и рыцарей Фаргита: весь их провиант остался в дорожных сумках, притороченных к седлам сбежавших коней. Теперь эти мрачные и злые стражи несли ночной караул. И Катя их не жалела: они оставались демонами, врагами, беспощадным конвоем, который не столько оберегал людей, сколько следил за ними.
        Усталость брала свое, и Катя собралась было немножко подремать, но вскоре поняла, что это невозможно. Стоило полежать на остывшей земле хотя бы минуту, как холод и сырость пробирали до ломоты в костях. Смирившись с необходимостью бодрствовать до рассвета, девушка попробовала поискать на ощупь какое-нибудь бревно или сухую кочку, на которой можно было бы сидеть без вреда для здоровья. Несколько рал она спотыкалась о лежащих на земле спутников, узнавая их только по голосам: взвизгнул Фоз, Василий сонно пробормотал:
        - Кому не спится в ночь глухую?
        Определиться с направлением в такой темноте было невозможно. Катя надеялась, что демоны не позвонят ей выйти за пределы охраняемого круга и потеряться но мраке. Но скоро стало ясно: она уже миновала часовых. Ужас сдавил ей горло, тьма окружила плотным футляром. Лагерь, наверное, очень близко, но в какой именно стороне? Девушка напряженно прислушивалась, надеясь сориентироваться по храпу или шепоту. Но, как на зло, в лесу царила мертвая тишина.
        Сухой, горячий нос ткнулся ей в руку. Яно! Волк ухватил ее за рукав и повел за собой. Наверное, он заметил, что Катя заблудилась, и хочет вернуть ее в лагерь. Девушка послушно шла за волком, стараясь не споткнуться о торчавшие из земли бесчисленные корпи.
        Но Яно вел ее не к лагерю. Когда он остановился, девушка нащупала прямо перед собой теплый, шершавый ствол могучего дерева. Волк, сдавленно заскулив, потянул ее вниз. Присев на корточки, девушка опустила руки в траву - не ту, мертвую, прошлогоднюю, что попадалась ей на территории временного лагеря, а мягкую и шелковистую, словно только что появившуюся на свет.
        - Это твое лекарство? - догадалась Катя. - Тебе не нарвать самому?
        Волк лизнул ей руку. Из пасти так и повеяло жаром. Вспомнив, как Яно обрывал и растирал в ладонях длинные резные листья целебного растения, девушка сделала то же самое, а потом протянула оборотню руку, вымазанную пряно пахнущей, холодящей кожу кашицей. Волк жадно слизал лекарство и снова потянул Катю за рукав.
        - Еще? Бедный, да тебе совсем плохо…
        Девушка уже почти приготовила вторую порцию, как вдруг услышала знакомый звук, показавшийся особенно страшным в ночном лесу: это хрустели кости. Оборотень превращался в человека.
        Первым порывом Кати было вскочить и броситься прочь. Она так и не смогла к этому привыкнуть! Одно дело знать - и совсем другое слышать этот ужасный хруст, когда кажется, что это твои кости стремительно меняют форму… Но Кате тут же стало стыдно. Он ведь болен, ему нужна помощь! Какая разница, что происходит с его телом
        - ведь душа остается прежней. Как там говорил Иван - душа наедине с вечностью… Словно бросая вызов собственному малодушию, Катя привлекла к себе оборотня, который все еще бился в спазмах превращения. Волчье тело изменялось прямо под ее рукой. Гладя его вспотевшую голову, она чувствовала, как укорачивается длинная морда, как исчезает, словно тает, шерсть… Вот мягкая круглая лапа вытянулась в ладонь…
        - Спасибо, - чуть слышно прошептал оборотень. - Никто еще не делал для меня такого…
        Яно весь дрожал - еще бы, ведь он был совершенно голый, а Катя отчаянно мерзла и в телогрейке. Но она быстро стащила с себя эту курточку и набросила Яно на трясущиеся плечи.
        - Нарвать тебе еще травы?
        - Нет, мне уже лучше, - оборотень сел, потер виски руками.
        - С тобой всегда так? - сочувственно спросила Катя.
        - Нет. То есть, я всегда испытываю недомогание. Но так плохо, как в этот раз, мне никогда не было. Я даже не смог оставаться волком… Спасибо, что осталась со мной. Тебе было очень неприятно?
        - Нет, - мужественно солгала Катя. А потом приглушалась к своим ощущениям и поняла, что не так уж она далека от истины.
        - Я хотела понять, что ты чувствуешь, - задумчиво добавила она.
        - Ты добрая девушка, - усмехнулся оборотень. - Ты меня пожалела. Но ты не знаешь, что я чувствую. А мне хотелось бы сказать тебе об этом.
        У Кати екнуло сердце. Неужели он признается в любви? Что же сказать ему в ответ? Но оборотень заговорил совсем о другом.
        - Через два дня наступит полнолуние. Фаргит все время настороже. Наш план осуществить будет очень сложно, и, скорее всего, я погибну…
        - Мы все можем погибнуть, - возразила Катя. - Не надо себя заранее настраивать.
        - Я буду защищать вас и погибну, - повторил оборотень. Его голос звучал спокойно, даже ласково. - И когда это случится, я не хочу, чтобы ты, по доброте своей, жалела меня. Я мечтаю об этой участи. Потому что если бы я остался жить, я проклял бы тот день, когда встретил тебя.
        Закончив так неожиданно, оборотень замолчал. Катя не стала притворяться, будто ей непонятны его слова. Да, все так и есть: мысли о несбывшемся счастье невыносимы - она это знала по себе. Она представила себе старого оборотня, отверженного, одинокого, скитающегося по лесам и проклинающего свое долголетие… Она представила себя, лето за летом приезжающую на берег Камышовки, чтобы снова и снова биться о Грань, зная, что она никогда не откроется… Точнее - откроется триста лет спустя. Но это даже хуже, чем никогда…
        - Ты можешь отправиться с нами, - неуверенно произнесла она и тут же представила проблемы, которые пришлось бы решать. Яно придется брать с собой в Питер. Как? Она не сможет купить ему билет, потому что у него нет документов. Допустим, удалось бы что-нибудь сделать. Дать взятку. А потом? Что она скажет родным? У нее на руках окажется большой ребенок, который не умеет переходить дорогу, включать электроприборы… Хуже, чем ребенок: дети всему учатся быстро, а как взрослому человеку из средневековья наверстать пропущенные столетия? Добрую ли службу она ему сослужит, если на всю жизнь посадит себе на шею? Ведь приличную работу он найти не сможет… И, чуть не забыла, эти превращения!
        Девушке не удалось скрыть от Яно свои колебания.
        - Ты сама понимаешь, что это невозможно, - грустно сказал он. - Невозможно в первую очередь для тебя, потому что я бы пошел за тобой куда угодно. Если бы не был Хранителем Грани.
        - Так ты меня любишь? - спросила вдруг Катя и сама испугалась своей смелости.
        - Я не знаю, - ответил оборотень. - Я только знаю, что за тебя мне и умереть не страшно.
        Девушка подалась вперед и ткнулась губами в подбородок оборотня, не найдя в темноте его губ. Яно вздрогнул, но не убежал, как в прошлый раз.
        - Замерз совсем, - шепнула Катя, коснувшись его распахнутой груди. В ответ рука Яно скользнула ей по спине и замерла.
        - Не сдерживай себя, - сказала она, щекоча губами его ухо.
        - Я боюсь быть грубым… причинить тебе боль… - пробормотал он. Вместо ответа Катя легла спиной на холодную землю между корней старого дерева и притянула Яно к себе. И холодная осень вдруг превратилась в лето.
        Катя считала себя не очень темпераментной женщиной. Она признавала, что секс - неотъемлемая часть человеческих отношений: во-первых, это полезно для здоровья, во-вторых, это способ покорить мужчину и, наконец, в-третьих, это единственный нормальный путь занести ребенка. Она не верила в сильные страсти, которые испытывали героини любовных романов. Она не верила подружкам, жалующимся, что они
«не могут без мужика». Ее раздражали мужчины, считающие постель ареной для акробатических трюков. При этом она всегда старалась, чтобы ее мужчины этого не замечали. Только один раз, исполняя с партнером позу «обвивание лианой», она не выдержала и расхохоталась, чем глубоко оскорбила поклонника «Камасутры». Обычно на вопрос «Тебе хорошо?» Катя, как партизан на допросе, твердо отвечала: «Очень хорошо!» Только теперь, во мраке осеннего леса, в чужом мире, она поняла, что такое хорошо…

«Что же теперь со мной будет? - думала она. - Как смогу я жить, зная, что это никогда не повторится? Я останусь, останусь с ним - или умру, потому что не вынесу мук воспоминаний…» Ей казалось, сбываются ее потаенные, еще девические мечты о мужчине одиноком волке, которого дано приручить только ей одной.
        Скорее всего, она была его первой женщиной - Катя не спрашивала об этом, но чувствовала по тому жадному любопытству, с которым Яно изучал ее тело. Он то сжимал ее в объятиях до боли в ребрах, то касался губами нежнее легкого ветерка. Он прятался в ее любви от опостылевшей одинокой жизни - и слишком близкой смерти. А ей казалось, что это она - оборотень, наконец сбросивший чужеродную шкуру.
        Наконец, ошеломленные друг другом, они поднимись с холодной земли. Катя не могла оторваться от сильного, горячего, упругого, как у лесного зверя, тела, а Яно гладил ее растрепанные волосы, попутно вынимая из них сухие иголки.
        - Как ты себя чувствуешь? - спросила Катя смущенно.
        - Разве я был болен? - улыбнулся оборотень. Что-то новое появилось в его взгляде, это было очевидно даже в темноте: может, это пришла уверенность, может, исчезла настороженность.
        - Хочешь, я прочитаю тебе стихотворение? - сказала Катя. - Я написала его очень давно, я была моложе… и лучше… Я была влюблена… Или мне только казалось? Теперь я думаю, я просто предчувствовала нашу встречу.
        И встав на цыпочки, девушка зашептала оборотню в самое ухо:
        Я на сумерки мастью похожа,
        А на лапках - от вереска пятна.
        Я в твоей появилась прихожей,
        Я из леса зверек непонятный.
        Не хочу сторожить твои окна,
        На соперниц рычать исступленно;
        На рассвете все так же свободно
        Убегу по тропинке зеленой.
        По черничникам диким кочуя,
        Ночевать уходя на болота,
        Среди запахов леса почую
        Неизменную близость кого-то…
        И когда в сотый раз не усну я,
        И когда проклянут меня звери,
        Сбросив темную шкурку лесную,
        Поскребусь у незапертой двери.
        Ты останешься тих и спокоен -
        Ты так часто был весел с другими -
        И тяжелой хозяйской рукою,
        Как ошейник, протянешь мне имя -
        Любимая…
        - Любимая, - эхом отозвался Яно.
        Хруст угодившей под чей-то сапог ветки ружейным выстрелом разорвал тишину.
        - Вы не заблудились, господа? - из лесу почти в упор на них смотрели желтые глаза Фаргита.
        Глава 20
        МОГИЛА ЯКОФИЯ
        Фаргит не спал в эту ночь, он размышлял. Как вышло так, что он, привыкший к пуховым перинам и шелковым простыням, проводит ночь на холодной, сырой земле? Даже у демонов от промозглого ночного воздуха ломит кости… Еще две недели тому назад он наивно полагал, что все необходимое для объединения двух миров сделает Морэф с помощью низших демонов. А йотом коварная королева вдруг решила отправить за Грань именно его, да еще и приказала собственноручно убить оборотня-Хранителя. И после того проклятого путешествия все изменилось.
        Впервые в жизни Фаргит рисковал из-за женщины всем. Впервые страсть возобладала над холодным рассудком. Когда он уже поверил в смерть Кати, а потом увидел ее живой, его неистовое желание разгорелось с новой силой.
        Трудно было сказать, что будоражило демона сильнее - доступность Ключа или близость девушки. Порой у него темнело в глазах, и Катин силуэт расплывался кровавой арабеской - раненая жертва, плывущая впереди акулы. И ведь ничего не стоило протянуть руку и взять… Кто сможет защитить ее от демона? Волк-оборотень? Но перед полнолунием он совсем плох, его не назовешь серьезным противником. Эти двое чужаков, называющие друг друга мужицкими прозвищами? Они добры, благородны, отважны, однако и в их сердцах нашлось место множеству мелких страстишек - а значит, они не смогут противостоять демону. Остаются девчонка, мальчишка и карликовый пудель. Смешно.
        Однако что-то мешало Фаргиту принять такое решение. Подумав об этом сейчас, демон нахмурился, заворочался на неудобном ложе и попытался натянуть на замерзшие ноги короткий плащ. Приходилось признать, что Катя имела над ним власть. Демон вглядывался в ее душу и не находил там ничего, за что бы мог зацепиться. На ее совести не было темных пятен. Внутреннюю красоту девушки не затмевала даже красота лица. Это завораживало демона. Так чарующая мелодия, которую фокусник извлекает из простого инструмента, обезоруживает опасную змею.
        Разумеется, власть Кати над ним не была безграничной. Фаргит не собирался ее отпускать. Зачем держать слово, данное тем, кто слабее тебя? Получить девушку и оба мира - меньшее его не устраивало. Но Фаргит готов был предложить Кате роль королевы обоих миров - рядом с собой. И это было очень великодушно со стороны того, кто по праву сильного мог сделать ее жалкой рабыней, исполняющей прихоти господина. Он просто не оставит девушке выбора, она будет принадлежать ему по доброй воле… Она полюбит его… При мысли об этом на чувственных губах демона появилась улыбка.
        Но мысли его были прерваны едва заметным шорохом листьев. Кто-то бродил по лагерю. Демон внимательно вгляделся в темноту. Его змеиные глаза различали очертания предметов по выделяемому ими теплу. Легкое свечение исходило от деревьев, спокойно мерцали контуры спящих путников. Внезапно яркое желтое пятно осветило ночной мир. Женщина! Катя!
        Куда она идет? Девушка словно что-то искала в потемках, спотыкалась о корни, чертыхалась шепотом. Вот послышался недовольный возглас: «Кому не спится в ночь глухую!» Вот она миновала часовых. Спят, мерзавцы! Придется утром устроить разнос. Демон бесшумно поднялся и двинулся следом.
        Ом пришел в самое благостное расположение духа, представляя себе, как выведет испуганную, заблудившуюся девушку из леса. Играть в доброту и галантность это так забавно! Но очень скоро демон понял, что Катя в лесу не одна.
        Дальше Фаргит не пошел. Он стоял за деревом и слушал, и смотрел, как два горячих, желтых пятна вспыхивают и сливаются воедино. Желтый цвет раскалился, становился оранжевым, потом красным. Красное пламя полыхало в глазах и в мозгу демона. Проклятый оборотень посягнул на его собственность! Он обокрал его, Фаргита! Он должен умереть. Они оба должны умереть, потому что заставили его почувствовать себя униженным и обманутым. Если до сих пор что-то человеческое и оставалось в душе демона, намеки проданной Домгалу, то сейчас оно сгорало в разрушительном огне злобы и ревности.
        Но внутренний голос шептал ему: «Не надо убивать их прямо сейчас. Они не заслуживают такой легкой участи. Пусть они по твоему лицу прочитают, что их ждет, и станут бояться этого. Пусть страх лишит их рассудка». Когда Фаргит вышел к любовникам, луна выглянула из-за туч. Она осветила обнаженного Яно и Катю в растрепанном платье. Оба повернулись к нему; на глазах девушки мелькнул испуг, в глазах оборотня - мрачная решимость. «Прекрасно. Они знают, что я нее видел», - усмехнулся Фаргит. И придав лицу любезно-удивленное выражение, спросил:
        - Вы не заблудились, господа?
        - Ему было плохо, я пыталась помочь, - пробормотала Катя.
        - Надеюсь, успешно, - сказал Фаргит.
        Яно бросился за дерево и выскочил оттуда уже полком, встав возле Кати и предупредительно оскалин пасть.
        - Я хотел сказать, что если вы заблудились, так лагерь в той стороне, - примирительно развел руками демон, отходя в сторону. Нет, эти двое так и не поняли, что были на волосок от гибели. И уж тем более, откуда им было знать, что ради наслаждения местью он был готов пожертвовать даже короной двух миров.

* * *
        Деллузы с тупым упорством пробирались через лес - где галопом, где шагом. Ни буреломы, ни болота не были им помехой. Ночью они видели как днем. Их ограниченные мозги не ведали свойственного прочим демонам суеверного страха перед Волшебным лесом. Запах добычи гнал их вперед и вперед, и всадникам - рыцарям барона ниф Зайта - не нужно было погонять ужасных скакунов.
        Сам барон ехал на самом мощном, рыже-пегом деллузе. Он был без лат: на границе Волшебного леса пришлось избавиться от всего металлического. Земля поглощала доспехи и оружие вместе с их обладателями, и отряд потерял пятерых рыцарей. Их деллузы теперь брели самостоятельно, не отставая от отряда. В битве они сами по себе были превосходным оружием. Лицо барона по обыкновению было сумрачно, в руке он сжимал палицу из ствола молодого дерева.
        Беглецы были уже близко. Деллузы хищно клацали зубами, предвкушая добычу. Барон не собирался мешать: пусть растерзают жалких людишек, осмелившихся противиться воле великой Морэф. Только милость Домгала Всемогущего могла послать Фенлану такую королеву, которая, не жалея собственной жизни, молодости и красоты, пеклась о благоденствии страны, о благополучии подданных и расширении границ их владений. Глупцы, решившие воспрепятствовать великой цели, заслужили жестокую смерть.
        Но барон помнил указания Морэф - доставить к ней живьем девушку с Ключом и герцога Фаргита. Сам он считал, что предатель Фаргит в первую очередь затужил лютую смерть. Но приказ Морэф был священен для барона ниф Зайта. Королева могла не сомневаться в его верности…

* * *
        На рассвете отряд снова двинулся в путь. Впереди бежал Яно, за ним, хмурые, невыспавшиеся, тянулись остальные. Им предстояло еще долго кружить по Волшебному лесу.
        - Я только уснул! - жаловался Василий. - Только согрелся кое-как, улегся, и тут на тебе! Меня пихают, будят, заставляют куда-то идти. И вообще, Яно, в следующий раз будь человеком, когда придешь ко мне поутру! Вид волчьей морды спросонья несколько напрягает.
        Никто Василию не отвечал. Рыцари Фаргита, и раньше не вступавшие в разговоры с
«подопечными», еще не пришли в себя после выволочки, полученной ими от разгневанного герцога. Катя шла погруженная в свои мысли, рассеянно спотыкаясь о корешки. Иван с Грэм о чем-то тихо переговаривались. А Яно, который хотел было напомнить Василию, что тот увидит его морду еще только один раз, все равно не мог говорить.
        Но потихоньку утро прогоняло ночную хмарь. Выглянуло ласковое солнце, заблестело на серебряной паутине, на седой траве, на золотистой листве, сквозь которую просвечивало бледно-голубое небо. Воздух был холодный и чистый. Кате он почему-то напомнил компот из сухофруктов, а Яно - запах ее волос.
        Оборотень хорошо знал эти места. Здесь на одной из полян был похоронен старец Якофий, и Яно не раз приходил на его могилу. Нет, он не носил старику цветов: Якофий рассердился бы из-за погубленных растений. Да в этом и не было необходимости: на могиле с ранней весны до поздней осени росли лесные цветы: ветреница, колокольчики, дикая гвоздика. Сейчас там должны были покачиваться пунцовые шапки георгинов. Вот бы сейчас оказаться у знакомого зеленого холма, лечь рядом, рассказать учителю про Катю, попросить совета… А почему бы и нет, подумал вдруг Яно. Ведь, скорее всего, это будет последний раз. Конечно, не хотелось бы приводить демонов к святому месту, но мертвому Якофию они ничем не смогут повредить. Волк повел носом и уверенно взял след.
        Однако добраться до поляны они не успели. Яно вдруг припал брюхом к земле, тревожно прислушиваясь. Иван с Василием и Фаргит последовали его примеру. Земля отчетливо доносила приближающийся гул. Пудель рычал, чуя близкого врага.
        - Это погоня! - воскликнул демон. - Отряд ниф Зайта! Черт знает, как удалось ему сохранить лошадей!
        - Что делать-то? - растерянно спросил Василий.
        - Вам - бежать как можно быстрее, - бесцеремонно ответил Фаргит. - С ниф Зайтом будут разбираться настоящие бойцы.
        - Неужели паутина их не остановит? - проговорила Катя. Демон одарил ее белоснежной улыбкой:
        - Я бы на это не рассчитывал, моя дорогая. Но положитесь на меня, и вы увидите, насколько я превосхожу ваших трусливых друзей. Пусть они позаботятся о наших вещах!
        С этими словами демон начал расстегивать камзол - грязный, во многих местах прорванный и прожженный. Знаком он велел своими рыцарям сделать то же самое. Фоз жалобно заскулил.
        - Будут превращаться, - обреченно заметил Василий. - Девушки, давайте, действительно, соберем одежду. Иначе потом вам придется лицезреть десяток голых демонов. Зрелище не для слабонервных.
        - В наших рядах слабонервных давно нет, - вздохнула Катя и начала сворачивать разбросанные камзолы и рубашки.
        Внезапно поднялся ветер: это захлопали за спиной у Фаргита черные перепончатые крылья. Демон выпрямился во весь рост, презрительно глядя на обомлевших людей. Вокруг него уже собирались рыцари в разнообразных демонических обличиях: кто-то стал огромным чешуйчатым ящером с могучей булавой на конце хвоста, кто-то - гигантской помесью волка и медведя, кто-то - двухметровой многоножкой с острыми зубами в два ряда. Крыльев не было ни у кого, кроме Фаргита.
        Послышался горестный вздох.
        - Что случилось, Грэм? - заботливо спросила Катя, беря циркачку за руку. Та лишь помотала головой. Катя поняла: девушка увидела воочию, во что должен был превратиться ее отец.
        Тем временем первые всадники ниф Зайта показались между деревьями.
        - О господи! - вырвалось у Кати. - На чем это они? Это не лошади!
        - Сколько их? - озабоченно, но спокойно сказал Василий, нашаривая что-то в кармане.
        - Полсотни, не меньше, - мрачно ответил Фаргит. - Уносите ноги, живее!
        - Господи, так много!
        Они не знали, что отряд ниф Зайта потерял десять бойцов, прорываясь через паутину, которая при малейшем прикосновении становилась живой и набрасывалась на жертву с неописуемой яростью. А смертоносный взгляд красных глаз ее хозяина уничтожил еще пятерых: демоны корчились от боли, срывая одежду и царапая собственное тело в кровь. Ниф Зайт велел прикончить несчастных, и прочие рыцари, вооружившись острыми кольями, охотно выполнили приказ. Тем не менее, у ниф Зайта оставалось еще сорок воинов и пять свободных деллузов.
        Грэм со страдальческим лицом: вытягивала шею, но не могла распознать отца в демоническом обличии.
        - Бежим, девочки! - Василий сгреб в охапку ее и Катю. - Здесь разберутся без нас.
        Иван схватил за руку Эйфи, и они помчались по лесу, не особенно выбирая дорогу. Им оставалось надеяться, что Фаргит не преувеличивал свои возможности.
        Демоны столкнулись с таким грохотом, что Катя невольно остановилась. Она увидела, один из рыцарей Фаргита, ящер, разрывает когтистыми лапами тело павшего деллуза. Несколько - она не видела, сколько - бойцов ниф Зайта, тоже принявших демоническое обличив, лежали замертво, придавленные опрокинувшимися деллузами.
        - Бежим, - потянула ее за рукав Грэм.
        А за их спиной продолжалась битва. Летели клочья шерсти и обломки чешуи. Раненые страшно ревели, умирающие бились в агонии, с треском ломая кусты и деревья. Ниф Зайт, развернув палицу, погнал своего деллуза прямо на Фаргита. В пылу боя он забыл наставления Морэф, он видел только врага, безжалостно уничтожавшего его людей, за которых он, как полководец, нес ответственность.
        Палица полетела вперед. Еще секунда - и Фаргит упадет с распоротым животом. Но демон неожиданно взмахнул крыльями и взмыл прямо над ниф Зайтом. Растопырив страшные руки-когти, он норовил впиться в беззащитное тело барона.
        Несколько рыцарей бросились на выручку своему господину, угрожающе размахивая палками. Одна угодила Фаргиту в плечо, так что демон чуть не рухнул наземь. Тем временем оставшийся без всадника деллуз, пригнув к земле рогатую голову, погнался за беглецами, тщетно пытающимися найти укрытие. Фаргит увидел это, и его черное лицо посерело от ужаса. Эта тварь затопчет людей! Черт с ними со всеми, но Катя! Она не должна умереть просто так. Перед смертью она еще должна пожалеть, что предпочла ему, Фаргиту, другого. Она должна уцелеть, чтобы принять худшую участь. Сложив крылья, демон стремительно помчался за деллузом. Деревья сплошной полосой мелькали перед его глазами.
        И все-таки он опоздал бы. Деллуз уже настигал беглецов. Чем-то его привлек Эйфи - может быть, красной шутовской шапочкой. Побледневший Иван прижимал мальчика к себе, оглядываясь в поисках оружия.
        - О, черт! - воскликнул Василий. Бросив девушек, он кинул Ивану какой-то предмет. Тот машинально поднял его, повертел в руках, потом лицо его стало сосредоточенным. Деллуз был уже в нескольких метрах. Эйфи зажмурился от ужаса, обхватив ногу Ивана. Подпустив чудовище совсем близко, Иван вытянул руку, и Катя увидела облачко дыма, мгновенно окутавшее демона. Деллуз закачался, захрипел, заревел и рухнул на землю, содрогнувшуюся под весом тяжелого тела.
        - Браво! А мы им раз - и в морду из газового баллончика! - восхитился Василий.
        - Газовый баллончик? Откуда? - изумленно спросила Катя. Грэм выслушала эти странные реплики, а потом бросилась к Ивану, замершему над тушей поверженного врага.
        - С собой был, - пожал плечами Василий.
        - А почему он… Ну, там, на поляне, где мы оставили все железо?
        Кропотов пожал плечами.
        - Понятия не имею. Я и забыл про него. Здесь, знаешь, ориентироваться на законы нашего мира трудно. У этих мест логика своя. Ты что думаешь, обычно газовый баллончик действует так же? Откуда это огромное облако? Да и вообще, я думал, что этот овцебык великоват для такой дозы. Ан нет, гляди-ка, свалился замертво и, кажется, не дышит. Газ оказался для него ядовитым. А что там у нас на поле битвы? Наши побеждают?
        Однако победой нынешнее положение дел назвать было трудно: хоть демоны Фаргита во много раз превосходили аналогичных подчиненных ниф Зайта в силе, отряд барона подавлял численностью. Были еще и деллузы, которые дрались за десятерых. Фаргит стремился не допустить ниф Зайта к людям, перебив все его войско на той же поляне, но сделать это было очень трудно. Правда, герцог еще не потерял ни одного бойца, а девять демонов ниф Зайта уже утонули в собственной крови. Но их все равно было больше, значительно больше…
        И тут Волшебный лес пришел беглецам на помощь. Сонные вековые деревья вдруг всколыхнулись, разбуженные звуками боя. Их поредевшие кроны угрожающе загудели, стволы закачались, словно от ветра. И вдруг последние листья ясеня, только что мирно поблескивавшие золотом, превратились в острые наконечники копий. Они неудержимо неслись к земле, а деревья вращали кронами, словно головами, разбрасывая их повсюду. Стрелы не щадили никого, но больше всего досталось рыцарям ниф Зайта. Многие упали замертво; с ревом, сбивая с ног сородичей и давя хозяев, бросились назад израненные деллузы. Демоны Фаргита, убираясь из-под обстрела, слали им вслед грязные ругательства. Двух своих убитых они бросили здесь же, на просеке, образовавшейся после побоища.
        Отряд уходил с места битвы бегом. Никто не спешил радоваться по поводу неожиданной победы. Волшебный лес был на их стороне, но он не был больше надежной защитой: ниф Зайт обязательно продолжит погоню. А это означало, что настала пора ближайшей дорогой выходить к Грани…
        И все же миновать могилу Якофия Яно не удалось. Ноги сами привели его к знакомой поляне. Но, оказавшись там, Яно не поверил своим глазам.
        Трава на поляне была зеленая, как бывает только и июне, и на могиле цвели не георгины, а незабудки, одевшие могильный холм нежно-голубым кружевом.
        Эйфи, охнув от восторга, тут же выбежал на поляну.
        - Тут тепло! - радостно сообщил он спутникам. - Представляете себе? Тут тепло!
        Действительно, вокруг могилы Якофия стояло настоящее лето. Эйфи даже нашел в траве кустик земляники, оборвал сочные ягоды и галантно поднес их Кате и Грэм. Находка Фоза оказалась еще значительнее. Когда Грэм пошла посмотреть, над чем так громко лает собака, она увидела большой крестьянский платок, в который был завернут чугунок с еще теплой кашей, каравай свежевыпеченного хлеба, несколько огурцов и крынка с чистой водой. Рядом лежало пять деревянных ложек.
        - Вот это да! - ахнула Катя. - Настоящие чудеса. Или у тебя, Василий, есть научное объяснение этого факта?
        - Может, и есть, - буркнул Василий, протягивая руку за хлебом. - Только вы-то все хотите, чтобы это непременно было чудо? А по мне все равно. Я в еде неприхотлив, мне лишь бы вкусно было. Ух ты, а каша со шкварочками!
        - Наверное, это подарок лесной Хозяйки, - прошептала Грэм, оглянувшись на Фаргита. Тот нахмурился.
        - Ешьте эту дрянь, если не боитесь. Мы обойдемся, - заявил он.
        Правда, похоже, его рыцари готовы были рискнуть и попробовать «эту дрянь», да только возражать господину не посмели.
        Зато Катя и ее друзья, не раздумывая, набросились на угощение. Волку девушка выложила его долю каши на большой лист лопуха, остальные быстро орудовали ложками. Грэм закончила первой, сняла деревянные башмаки и гамаши и с наслаждением прошлась босиком по траве. Она подошла к могиле, бережно поправила плеть незабудок, зацепившуюся за куст жимолости. И вдруг вскрикнула, подскочив, будто увидела змею.
        - Что случилось? - первым к ней кинулся Иван; за ним подошли и остальные.
        - Нет, все в порядке, извините, я вас напугала, - сказала побледневшая Грэм, прижимая руку к груди. - Я просто увидела вот это…
        На могиле, почти заросший травой, лежал меч. Даже сквозь ржавчину было видно, что это хорошее, дорогое оружие. Но не богатство отделки и не смертоносная красота клинка привлекли внимание Грэм. Снова склонившись над мечом, она осторожно дотронулась до вензеля, выгравированного на рукояти: буква «Z», окруженная венком из роз.
        - Это вензель баронов ниф Зайт, - вымолвила Грэм, взволнованно дыша.
        - Это меч твоего отца? - удивленно спросил Иван. - Странно! Что он делает посреди леса?
        Яно молча сидел возле могилы. Он вспоминал седого рыцаря, пришедшего проститься с Якофием., «И даже если я окончательно лишусь рассудка, я буду уверен, что меч Асбира, сына Хранителя Грани, не послужит злому делу», - сказал рыцарь. Так значит, Асбир, брат Фаргита, и есть барон ниф Зайт! А Грэм - его дочь. И племянница Фаргита. Наследница Хранителя Грани. Но Яно никому не собирался раскрывать свои умозаключения. Родство с Фаргитом не сулило ничего хорошего.
        Грэм провела рукой над мечом, как будто хотела его погладить, но не сделала этого.
«Она все-таки любит отца», - с жалостью подумала Катя.
        Друзьям не хотелось уходить с чудесной поляны. Она незаметно даровала им отдых, отогрела и души, и тела, вдохнула надежду. А теперь снова надо было возвращаться из лета в промозглую осень. Все сознавали, что это, быть может, последний отдых перед страшными испытаниями: ведь до рокового полнолуния оставалось меньше двух суток.
        Все дальше и дальше уводили их дороги Волшебного леса.
        - Эй, оборотень! - окликал Фаргит Яно. - Далеко еще? По моим расчетам мы давно должны были дойти. Учти, если мы опоздаем, вам всем не жить.
        Волк неопределенно поводил головой и бежал дальше, уводя за собой отряд.
        Очередной привал устроили на берегу небольшого лесного озера. На его песчаном пляже путники рискнули развести огонь. Никаких злых чудес за этим не последовало, и Катя с Грэм быстро набрали крепких огненно-рыжих подосиновиков. Чистить их пришлось вручную, отскребая ножки шершавыми плоскими камнями - все ножи остались на границе Волшебного леса. Зато теперь у путников был чугунок, подаренный неизвестным другом.
        Когда похлебка уже кипела на огне, Катя нашла укромный уголок на берегу озера, где можно было побыть одной. Она любила смотреть на воду, это успокаивало. Солнце садилось, лес стоял темной стеной, отражаясь в зеркальной глади. Толстые, нагулявшие за лето жирок утки бесстрашно выбирались на песок почти у самых ног, и казалось, в их телах заключена вся первобытная мудрость этих мест. Вокруг темнело, а наверху еще продолжался день. Облака исчертили небо тонкой розоватой сеткой.
        Осенние дни коротки. Облачны и кратки… Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не страшно… Теперь, вблизи от Грани, эти слова звучали совсем по-другому.
        - Эй, ты что здесь делаешь?
        Катя оглянулась на возглас: к ней, перепрыгивая через лужи, шел Эйфи. Фоз трусил за ним следом. Девушка улыбнулась.
        - Ну, как ты? - спросила она. Мальчик присел на корточки, бросил камушек в воду; по озеру разбежались круги. Пудель бродил вдоль кромки воды, время от времени выкапывая из песка ракушки или водоросли.
        - Хорошо, - серьезно сказал Эйфи. - Здесь все добры ко мне. Дома на меня постоянно кричали, а отец, когда бывал пьян, хлестал вожжами. Я не скучаю по ним. Только… Эти ужасные черные рыцари, которые повсюду следуют за нами. Они ведь нас убьют?
        Заданный в лоб вопрос застал девушку врасплох. Она не нашла в себе сил сюсюкать и уговаривать Эйфи, что все будет хорошо: она и сама в это не очень верила. Но ведь по поводу Эйфи она уже приняла решение. И, пожалуй, другого такого случая может не представиться.
        - Эйфи, - Катя села на песок и обняла мальчика за плечи, - слушай меня очень внимательно. С тобой все будет в порядке. Но тебе придется отправиться в одно место… и, возможно, некоторое время ты будешь там один.
        - Какое место? - непонимающе спросил мальчик.
        - Подожди, - Катя поднялась и внимательно огляделась. - Потом ты все поймешь. А сейчас возьми вот это, - она быстро надела ему на шею Ключ, тщательно спрятала под рубашку. - Эйфи, ты ведь уже взрослый?
        Мальчик важно кивнул.
        Тогда запомни: эта вещь ни в коем случае не должна попасть к черным рыцарям. Иначе произойдет страшная беда. Понял?
        - Да, - снова кивнул Эйфи. - Демоны думают, что та штука у тебя, и никто не станет искать ее у меня.
        Да ты у меня умница! - Катя горячо поцеловала смущенного Эйфи.

«Что ж, Фаргит, - подумала она. - Надеюсь, теперь мне удастся тебя обыграть».
        Глава 21
        ДОГОВОР
        Грань была близко. Так близко, что Морэф чувствовала дыхание другой стороны. Кони тревожно ржали, прядая ушами и порываясь убежать. Спешившись, королева внимательно оглядела окрестности.
        Отряд Морэф разбил лагерь неподалеку от болота, в сердце которого находилась Грань. Гиблые места! На востоке болото граничило с Волшебным лесом, и неведомая угроза, исходящая оттуда, не давала королеве покоя. Волшебный лес укрывал ее врагов: оборотня, укравшего Ключ, и девицу, укравшую Фарг ита. Крылатые шпионы уже донесли ей, что Фаргит со своими рыцарями оказал ниф Зайту достойный прием. Морэф поступила недальновидно: нельзя было восстанавливать против себя бывшего любовника. Герцог оскорблен и разъярен, он пойдет на все, лишь бы досадить ей. Что будет, когда люди ниф Зайта на страшных деллузах вновь настигнут беглецов? Фаргит
        - сильный демон, когда-то она излишне щедро поделилась с ним силой Домгала. И слуг он подбирал достойно своему высокому положению. Сколько их там осталось? Восемь? Нет, конечно, они не победят. Но это и не нужно. Фаргит единственный крылатый демон - так распорядился Домгал. Есть, конечно, еще эта летучая мелочь, но она не в счет. У Всемогущего иногда бывают странные капризы… Да, когда человеческая природа заменяется демонической, может произойти что угодно. Взять хотя бы деллузов: Морэф надеялась, что из сильных и тупых крестьян должны получиться хорошие боевые машины. Но кто мог предсказать такой успех?
        Итак, у Фаргита есть крылья. А значит, он сможет исчезнуть с Ключом, когда счет пойдет на минуты. Пусть власть над мирами и не достанется ему, но он спрячет Ключ, чтобы досадить Морэф. Потребуется время, чтобы отыскать Ключ. И триста лет, чтобы дождаться нового открытия Грани. А сила Домгала идет на убыль… Выбора нет. При других обстоятельствах Морэф ни за что бы не приняла такое решение, но теперь у нее не было выхода.
        Морэф небрежным жестом подозвала оруженосца.
        - Принеси огня. И мою сумку, - велела она. Молоденький демон со всех ног бросился выполнять приказ королевы.
        Воткнув в землю факел, Морэф велела всем убираться. Очертив круг, она достала из сумки пузырек и тонкие серебряные щипцы. Зажав горлышко стеклянной посудины в щипцах, она нагрела ее над огнем, а когда коричневая жидкость забурлила, схватила накалившееся стекло одной рукой. Другой Морэф сорвала пробку. Пар поднялся над пузырьком сверкающими звездочками.
        - Ловимур теко! - произнесла она заклинание. - Пусть моя боль отзовется в тебе!
        - Что за чертовщина! - Фаргит сорвал с руки перчатку. Левую руку жгло, будто он сунул ее в огонь.
        Более того, на ладони появилось вздувающееся пузырем красное пятно. Демон дул на руку, опускал в холодную озерную воду, прикладывал к влажной земле, но ничего не помогало. Он в отчаянии решил уже, что это новые козни Волшебного леса, как вдруг услышал тихий голос, исходящий от больной ладони.
        - Фаргит! Слышишь меня? - шипела, пузырясь, та. Приложи ладонь к уху. - Я хочу поговорить с тобой.
        Фаргит страдальчески сдвинул брови: Волшебный лес тут ни при чем. Это Морэф с ее колдовством. Что еще она задумала? Демон поднес ладонь к уху.
        - Фаргит, я погорячилась тогда. Очень глупо с моей стороны ссориться с могущественнейшим из демонов накануне великих перемен. Я вновь предлагаю тебе свою дружбу. Чтобы ответить, поднеси ладонь к губам.
        Демон воровато огляделся и, убедившись, что никто не видит его странных манипуляций, зашептал прямо в ожог:
        - Когда королева на глазах у всего двора унижает Благородного дворянина, герцога, вероятно, она находит это в порядке вещей. Но я получил другое воспитание.
        - Ты еще не излечился от своей глупой страсти? - послышался насмешливый голос Морэф.
        - Это не твое дело! - рыкнул Фаргит. - Оставь меня в покое. У меня адски болит рука!
        - Это потому, что я держу раскаленную склянку, - пояснила Морэф. - Слушай, Фаргит, нам, действительно, не время ссориться. Ты даже не представляешь себе, какие ужасные существа вас преследуют. Волшебный лес им не страшен. Но я не угрожаю тебе, я просто хочу, чтобы ты не делал глупостей. Что даст тебе эта вражда? А я предлагаю тебе бессмертие.
        Фаргит положил руку на колени, машинально поглаживая ее другой, здоровой. Он молчал.
        - Говори же! - взвизгнула ладонь. - Мне больно держать этот чертов пузырек!
        Демон не спешил отвечать, хотя первым его порывом было послать королеву ко всем чертям. Она опоздала со своими предложениями! Но уязвленная гордость говорила одно, а жадность - совсем другое. Морэф сейчас в безвыходном положении, иначе она не стала бы предлагать ему мир. А значит, с нее можно потребовать гораздо больше, чем она сама предлагает. Но как сделать так, чтобы Морэф не обманула, чтобы эликсир бессмертия достался ему наверняка? Фаргит поднес ладонь ко рту.
        - Послушай, Морэф. Ты знаешь, бессмертие - это моя мечта…
        - Ради нее ты и спал со мной, верно? - утверждающе сказала королева.
        Демон досадливо фыркнул:
        - Ну, давай еще начнем выяснять отношения, будто я пастух, а ты свинарка! Ты сама понимаешь, что это сейчас не важно. Поверь мне: ради бессмертия я готов отказаться даже от короны объединенных миров. Я готов поклясться, что не стану тебе мешать получить над ними абсолютную власть. Но кроме эликсира, ты должна мне пообещать еще кое-что.
        - Что же? - холодно поинтересовалась Морэф. Фаргит сделал эффектную паузу и заявил:
        - Ты объявишь весь Бекелфел моим герцогством.
        - Что?! Ты в своем уме? Это же целый мир! - возмутилась королева.
        - А что тебя так взволновало? - деланно удивился Фаргит. - Ты станешь править обоими мирами, я все равно останусь твоим вассалом. А Фенлан можешь отдать своему любимчику ниф Зайту, раз он тебе так приглянулся.
        - Я думала, ты попросишь отдать тебе твою красотку, - сказала Морэф, старательно изображая равнодушие.
        - Эта женщина мне больше не нужна, - сквозь зубы процедил Фартит.
        - Ого! Да тебя, кажется, обидели! - рассмеялась королева. К ее собственному удивлению, после признания Фаргита у нее… нет, не то чтобы камень с души свалился… Скорее, исчезла мелкая, но неприятная заноза.
        - Так что же будет с девушкой? - почти весело спросила она.
        Фаргит задумчиво смотрел в сторону лагеря. Катя сидела на берегу и о чем-то говорила с этим приблудным мальчишкой, Эйфи. Тяготы похода словно миновали ее, она была все так же красива, как в тот день, когда демон увидел ее впервые. Но теперь эта красота возбуждала в нем лишь ненависть и желание разрушать.
        - Когда я стану герцогом Бекелфелским, - медленно проговорил он в ладонь, - в первую очередь я найду всех родственников этой… этой женщины, всех друзей. Всех, кого она любит. Они будут умирать один за другим у нее на глазах. А потом я убью эту женщину на глазах у оборотня - ведь у него, кроме нее, никого нет. Не правда ли, Морэф, великолепная месть? Ты ведь мастерица, оцени…
        - Пока ты думаешь о ерунде, мы теряем драгоценное время, - сказала Морэф, скрывая злую радость. - А у меня рука вот-вот прогорит до кости. Я согласна па твои условия, герцог Фаргит. Отдай мне Ключ.
        - Разумеется, ты получишь Ключ в обмен на бокал с эликсиром. И на документ, подтверждающий все наши договоренности.
        - А, ты хочешь бумагу, - сразу ответила Морэф. - Ну, это легко.
        - Нет, не бумагу, а документ, - возразил Фарит, - тот самый, который ты не сможешь обмануть.
        Морэф выругалась про себя. Вот как опасны бывшие фавориты! Фаргит знал о заклинании, дающем абсолютную гарантию соблюдения условий сделки. Документ, составленный особым образом, вынуждал подписавшего соблюдать договор - даже против его желания - поскольку выражал волю Домгала Всемогущего. С помощью этого заклинания Морэф заставила ниф Зайта фактически отказаться от собственной дочери: его идиотская любовь к Грэм могла помешать планам темной королевы… Ниф Зайт! Вспомнив о нем, Морэф едва не выронила склянку.
        - Фаргит! - закричала она так, что демон отдернул руку от уха. - Но я уже не смогу остановить ниф Зайта! Он догонит вас сегодня или завтра, и тогда… Он не поверит, что теперь ты на моей стороне. Тебе придется вступить с ним в бой. Фаргит, забирай Ключ и уходи! Обещаю, смерть этой девчонки и ее спутников будет ужасной. Фаргит, я все подпишу, ты получишь бессмертие и Бекелфел, но, заклинаю тебя именем Домгала Всемогущего, не заставляй меня ждать!
        Склянка, наконец, выпала из обожженной руки королевы. Последние звездочки погасли вместе с факелом.
        В эту ночь Яно не стал превращаться в человека. Он видел, что Катя искала его глазами, и очень хотел свернуться рядом с ней клубком, чтобы она гладила его по голове и чесала за ушами. Но то, что произошло прошлой ночью, не позволяло ему поступить так. То, что произошло прошлой ночью…
        Она пожалела его, в этом не было сомнения. Он видел, как она боролась с собственным отвращением. А у него не хватило гордости уйти - наверное, это болезнь сделала его слабым. Он не смог забиться в привычное одиночество.
        Зачем, зачем ему такое счастье на пороге неминуемой гибели? Наверное, то была шутка давным-давно покинувших Фенлан богов. Из далекого, звездного высока они громко смеялись над несчастным оборотнем, на одну ночь поверившим, что он любим.
        Или, наоборот, боги пожалели его. Разве не грустно: мир, в котором он прожил двадцать семь лет, был слишком скуп на радости. А теперь настала пора покидать этот мир. Между ним и Катей ляжет либо смерть, либо, что еще хуже, триста лет разлуки. Это три обычных человеческих века… За это время он успеет сойти с ума, а Катины правнуки истлеют в могиле.
        Яно попытался на миг представить, что Фенлану больше не нужен Хранитель, что он может отправиться с Катей в Бекелфел. Он не лгал: за ней он отправился бы даже в пекло, а Бекелфел с первого взгляда показался ему раем. Им удалось бы унести Ключ с собой, Грань замкнулась бы и на целых триста лет избавила их от страха перед темной силой Домгала. Яно уже привык к одежде, которую носят в Бекелфеле; да и научился бы всему нужному - Якофий, когда хотел похвалить воспитанника говорил, что он способный. А Катя стала бы его женой… На этом месте оборотень смущенно зажмурился.
        Нет, продолжал он мечтать. Он не стал бы сидеть у нее на шее. Он не стал бы беспомощно ждать, пока его всему научат. Он держал бы открытыми глаза и уши, и каждый прожитый день равнялся бы десяти годам, прожитым в новом для него мире. - Он был бы самым лучшим мужем, единственным недостатком которого было бы то, что на пять дней в месяц он превращается в волка… Но ведь бывает и гораздо хуже?
        Волк усмехнулся. Хватит терзать себя глупыми мечтами. Он должен быть сильным, ведь впереди - Грань. И Катя, и Ключ любой ценой должны ее пересечь. И чтобы остудить не в меру разыгравшуюся фантазию, Яно вспомнил, как неуверенно Катя сказала: «Ты мог бы отправиться с нами…» Она не хочет этого и правильно делает. Что он знает о ее жизни? Он даже не спросил, есть ли у нее родители, была ли она замужем, сколько ей лет… А теперь уж, наверное, поздно. Но в любом случае она должна благополучно вернуться домой. Только тогда его смерть будет спокойной. Тихо, стараясь никого не потревожить, Яно обернулся человеком.
        Фаргит устроился на ночлег в демоническом обли - чии. Так меньше чувствуешь холод, и враги не застанут врасплох. Он сложил крылья на спине, как большая летучая мышь, и задремал, приоткрывая временами то один, то другой глаз.
        Яно он заметил издалека: горячий, пульсирующий контур приближался к нему, не скрываясь.
        - Ты не спишь, демон? - прошептал Яно.
        - Спал бы, если бы вокруг не шлялись оборотни, - нарочито зевнул Фаргит. - Чего тебе надо?
        - Что ты задумал? - не отводя взгляд от желтых змеиных глаз, спросил Яно.
        - В каком смысле?
        - Надеюсь, ты не замышляешь ничего дурного против нее?
        Глаза демона вспыхнули и погасли.
        - Нее? Ты полагаешь, я имею виды на эту простушку, оборотень? - Фаргит презрительно присвистнул. - Если бы я захотел, она была бы моей. Неужели ты думаешь, кто-то из женщин предпочтет герцогу Тифлантскому крестьянского сына? Ну не так уж она хороша. И неразборчива к тому же: спать с волками, какая гадость! Я предложил бы ей своего коня, да он, мерзавец, убежал!
        Яно едва сдержал свой гнев. Но сейчас не время затекать открытую распрю.
        - Имей в виду, демон, - спокойно сказал он, - что бы ты ни затевал, ты должен будешь отпустить ее. Я не дорожу своей жизнью, и поверь, это делает меня бесстрашным. И потому в этом бою я окажусь сильнее тебя.
        Яно ушел. Фаргит внимательно посмотрел ему вслед. Да, у этого дурня хватит решимости встать у него на пути. Но силенок не хватит. А значит, не стоит и беспокоиться. К тому же, неожиданность - вот главный козырь. Эти глупцы уверены, что до самой Грани Фаргит будет охранять их, как заботливый панаша. На самом деле только досадные мелочи отодвигали момент похищения Ключа. После разговора с Морэф он должен был передохнуть, подождать, пока утихнет боль в руке. Потом не мешало выспаться: ведь забрав Ключ, Фаргит должен будет совершить дальний перелет: воздух
        - самая безопасная для него стихия. Ну, а пока суд да дело, миновало три часа, и сила Домгала пошла на убыль. Нет, нельзя затевать серьезное дело до полудня! А завтра, еще до заката Морэф получит Ключ.
        Фаргит снова смежил веки и, верно, уснул. Его разбудил отчаянный женский крик.
        Кричала Грэм. Ей надо было выйти за пределы лагеря, и, проходя мимо одного из демонов-часовых, она задела его рукой. К ее ужасу, вместо чешуи или шерсти под пальцами оказалась липкая жирная грязь. На месте демона обнаружилось неизвестное вещество, медленно растекающееся по земле. Грэм вступила в вонючую лужу и, брезгливо отдернув ногу, закричала.
        Костер, сложенный из громадных бревен, почти догорел, и в темноте сложно было что-либо разобрать. Но на ощупь удалось быстро выяснить, что и остальные демоны погибли странной смертью. Все, кроме Фаргита.
        Подпалив от раскаленных углей факел, демон молча смотрел на то, что осталось от его рыцарей. Смотрел, как жадно, словно изысканное угощение, впитывает земля черную, пахнущую болотом грязь. За время путешествия по Волшебному лесу Фаргиту не раз было страшно, хотя он думал, что забыл это чувство. Но теперь это был не страх. Это был панический ужас, лишавший разума. Лес хочет довести его до отчаяния! Все вокруг - деревья, травы, даже сама земля - таит неведомую угрозу, все преследует свои цели. Нет, с него хватит. Он не станет ждать полудня. Надо забрать Ключ и убираться из этих мест. Он лучше отдохнет в придорожной канаве, на речном дне, на шпиле Сварбора - словом, где угодно, только не здесь!
        Но не успел Фаргит сделать и шагу, как Василий заявил ему:
        - Видишь, приятель, какая неприятность. Твоя хваленая команда превратилась в… мягко скажем, в болотную жижу. В свете этого непредвиденного обстоятельства мы прерываем наше сотрудничество. В одиночку ты нас защитить не сможешь, а значит, договор расторгается. Ты не понял, родное сердце? Пошел прочь!
        - Что ты сказал, человек? - расправив крылья, демон направился к ним. Грэм испуганно ойкнула. Яно, оскалив зубы, двинулся вперед. Оборотень не знал, удастся ему справиться с Фаргитом, сильнейшим демоном в Фенлане, или нет, но был уверен, что пока он жив, никто не причинит Кате вреда. И вдруг Иван, который что-то искал в потемках и как будто не слышал этого разговора, отстранил оборотня.
        - Пошел прочь, демон! Именем Господа моего Иисуса Христа, изыди!
        И Фаргит попятился прочь от двух скрещенных палок, которые наставил на него этот странный чело - иск. Демон сам не мог понять, почему безобидный, даже смешной жест вдруг причинил ему такую головную боль. А вслед за ней пришла глубокая тоска и неуверенность в себе. Что за имя упоминал Иван? Наверное, какого-нибудь светлого божка. Или это какое-то заклинание. Ни имени, ни заклинания, ни креста Фаргит не боялся: это были символы чужого мира. Но искренность заклинавшего, его вера в то, что самодельный крест должен подействовать, сбили демона с толку.
        - Слишком много на сегодня, - пробормотал он, пятясь. А потом, взмахнув крыльями, исчез в темном небе, словно огромная летучая мышь.
        Глава 22
        НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ
        Утро принесло одновременно тревоги и радости. Оставшись, наконец, без бдительной демонической охраны (от ужасного исчезновения которой на земле, кстати, не осталось и следа), путники почувствовали себя свободнее. А Эйфи просто искренне радовался, так как был уверен, что все зло - от черных рыцарей, а раз их нет, ничего плохого случиться не может. Однако скоро к друзьям вернулась прежняя озабоченность. Глупо было надеяться, что Фаргит улетел навсегда или что Морэф позволит им безнаказанно пересечь Грань. И отряд ниф Зайта идет за ними по пятам. Правда, демонам не слишком уютно в Волшебном лесу, но их довольно много… И потом, все преследователи прекрасно знают, куда не позднее грядущей ночи должны прийти Хранители Ключа. Да, до полнолуния остался один день…
        Вот и пошел счет на часы. Около шести остановились на привал, вероятно, последний перед Гранью. И еще шесть часов оставалось до полуночи… Солнце клонилось к закату, обещая скоро уступить место полной луне. После краткого отдыха путники должны были кратчайшей дорогой направиться к конечной дели своего путешествия.
        Нервное напряжение достигло максимума. Катя бродила взад-вперед по лесу и не могла найти себе места. Ей трудно было описать свои ощущения - от беспредельного отчаяния до покорности судьбе, от надежды на скорое возвращение домой до ужасной уверенности, что вернуться она не сможет. Обмануть Фаргита будет непросто. И спастись удастся не всем. Кто-то должен будет пожертвовать жизнью… Катя на минуту представила себе лицо демона, узнавшего, что Ключ вместе с Эйфи уже на той стороне, а время на исходе. Да он просто убьет всех, и дело с концом! А если нет - их навсегда усыпит греза-трава, или они не выдержат переход через Грань, или на той стороне их покусают змеи… Катя понимала, что шансов выжить почти нет.
        Однако мысли о смерти не пугали, а скорее, разжигали любопытство. Наверное, по-настоящему бояться смерти может только тело, в то время как душа и разум тешат себя спасительным самообманом. Ведь во что бы ни верил человек, каким бы закоренелым атеистом он ни был, в глубине души каждый верит, что только тело умирает навсегда, а душа обязательно обретет другую жизнь. Жизнь после смерти…
        Катя не верила в христианский дуализм ада и рая. Она предполагала, что каждому, скорее всего, воздастся по вере его. Она читала «Розу мира», и ей нравилось думать, что смерть - просто переход в один из множественных миров, из которых состоит вселенная, - особенно достоверной эта идея казалась теперь, когда она не понаслышке убедилась в существовании таких миров. И все же… «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?»
        И еще… Бывает ли безболезненная смерть? Разве может тело добровольно отпустить жизнь, отказаться от нее без борьбы? Без ужаса, пронзающего каждую клетку, каждый нейрон, каждый лейкоцит - что там у нас еще? Все, кто пересекал Грань, испытывали страшную боль и попадали в другой мир. Это очень похоже на смерть, но между Фенланом и Бекелфелом «налажена» двусторонняя связь. А есть, наверное, миры, куда приобретаешь «one way ticket» - билет в один конец…
        У костра Грэм хлопотала над чугунком, но есть не хотелось. И не потому, что на обед опять были грибы, просто Катя не видела в этом смысла. Для нее еда сейчас была ненужным компромиссом перепуганного тела и разума, решившего прикинуться, будто ничего не происходит. Таким же компромиссом были разговоры о природе и прочей ерунде, неизменные шутки Василия, возня Фоза и Эйфи. Хотя Эйфи наверняка не нужны были компромиссы: он просто не верил в смерть, это свойственно детям…
        - Катя, пора идти, - окрикнул ее Иван. Девушка хотела спросить, не передумал ли он оставаться в Фенлане, но решила, что сейчас не время для приватных бесед.
        Вся компания была готова преодолеть последний отрезок пути. Глядя в серьезные, строгие лица своих друзей, Катя думала, что так, наверное, в войну солдаты собирались на бой, зная, что не всем суждено вернуться. В таких случаях хорошо бы переодеться в чистое белье, да где ж его взять посреди глухого леса?
        А может, она не права насчет приватных бесед? Потом ведь не будет времени сказать друг другу самое важное… Сказать Ивану, что он принял верное решение, и она ему просто завидует… Сказать Василию, что в трудном походе лучшего спутника нельзя было пожелать… И что Беатриче обязательно дождется его. Что обоих «паломников» она знает меньше двух недель, но ближе друзей у нее нет. Что Эйфи и Грэм обязательно обретут новую семью. Что Яно… Впрочем, с Яно она не смогла бы сейчас разговаривать.
        - Ну что, тронулись? - сказал Василий. И тут Фоз яростно залаял. Грэм от неожиданности уронила свой узелок. Земля задрожала, предупреждая их об опасности: ниф Зайт и его ужасные лошади-быки совсем близко.
        - Черт побери, надо спрятаться. Время еще есть, переждем. Надо как-то запутать следы, - засуетился Василий. Иван деловито паковал скарб, и руки у него не дрожали. «Что ж, мы научились встречать опасность», - с гордостью за себя и своих друзей подумала Катя. И тут же мелькнула спокойная, полная неизбежности мысль: «На этот раз нам не спастись». Девушка встала, решительно пригладила волосы, превратившиеся в какую-то паклю. Как ни странно, сердце ее билось ровно, как будто она загорала на берегу реки Камышовки.
        - Эйфи, - позвала Катя и присела перед мальчиком на корточки. - Ты помнишь, что я тебе говорила про эту вещь? - она прижала рукой маленький крестик у Эйфи под курткой. Мальчик кивнул.
        - Сейчас все зависит от тебя, - строго сказала девушка. - Беги в лес как можно дальше от этого места, найди укромное место и спрячься. Потом Яно тебя найдет.
        - А ты? А Фоз? А остальные?
        - С нами все будет в порядке, - как можно убедительнее ответила Катя. - Можешь взять с собой Фоза. Хотя нет, он будет лаять и выдаст тебя. Беги, Эйфи, будт умницей. Беги!
        Катя легонько подтолкнула мальчика в спину. Эйфи вдруг быстро обнял ее и прижался носом к щеке, а потом вскочил и со всех ног бросился в лес.
        Василий и Иван аккуратно сложили оставшийся скарб. Грэм залила костер остатками похлебки. Яно, прижимаясь к земле, напряженно прислушивался к звукам погони, расстегивая куртку: пора было принимать волчий облик, тогда он сможет задержать ниф Зайта, дав возможность друзьям уйти.
        - Яно, - тихонько окликнула его девушка. Оборотень поднял голову. - Яно, я отдала Ключ Эйфи.
        - Что? - непонимающе нахмурился тот.
        - Ключ теперь у Эйфи! Я велела Эйфи спрятаться в лесу. Ниф Зайт думает, что Ключ у меня, мы отвлечем его… Но ты не должен оставаться с нами, ты должен незаметно исчезнуть, найти Эйфи и отвести его к Грани. Ты сделаешь это?
        - Нет, - ответил оборотень.
        - Как нет? - опешила Катя. - Ты что, не понял? Ключ у мальчика! Беги за ним, пока ниф Зайт тебя не увидел.
        Яно покачал головой.
        - Я тебя не оставлю… И остальных, конечно.
        - Яно, не время изображать благородство, - раздраженно крикнула Катя, - Эйфи без тебя пропадет, ему нужна помощь, надо спасать Ключ, надо спасать миры.
        - Если тебе грозит смерть, мне все равно, что будет с мирами, - спокойно сказал Яно, поднимаясь и глядя в сторону, откуда доносился очень близкий топот.
        Катя чуть не плакала, не зная, как заставить упрямого оборотня послушаться голоса здравого смысла. Он думает, ей легко было на это решиться? Она же понимает, что ее ждет… Зачем он заставляет ее сомневаться? Яно молчал, он тоже все решил. Он понимал, что Катя все придумала правильно. Только так можно было исполнить последнюю волю Якофия, долг Хранителя Грани. Он знал, что поступит вопреки долгу, и не чувствовал себя клятвопреступником. Такое решение подсказывал оборотню не человеческий разум, а другая часть его существа - древняя, бессловесная звериная мудрость.
        Катя и Яно стояли друг против друга, не зная, что делать дальше. А Иван с Василием окликали их уже с дороги:
        - Да что вы, спятили? Надо бежать!
        И тут из глубины леса раздался волчий вой. На поляну вышла рослая темно-серая волчица с черной полосой на хребте. Она подняла морду и громко, призывно завыла. Ее вой многократно повторило лесное эхо.
        И на поляну начали выходить волки. Сначала это были звери из ее стаи, кочующей по всему Венсиду. Но потом стало ясно, что волчица позвала на помощь соплеменников со всего Фенлана. На поляне появились поджарые, легконогие обитатели Бирланских предгорий; светло-серые, уже надевшие зимнюю шкуру хищники из таежных лесов Наурфела; рыжеватые волки из Шотфела. На поляне не всем хватило места, и множество зеленоватых глаз светилось из лесного полумрака. Зверей набралось не меньше трех сотен, и все они, вслед за темно-серой волчицей, испустив боевой клич, помчались наперерез поредевшему отряду ниф Зайта. Рыцари заметили неожиданного противника, но не остановились. Впереди на рыже-пегом деллузе скакал сам барон.
        Стая рассыпалась, пропуская демонов на поляну, и тут же повернула назад, начиная атаку. Вот трое волков серыми молниями метнулись вверх, к горлу рыцаря; тот беспомощно взмахнул руками и упал. Послышался его предсмертный хрип. Испуганный деллуз встал на дыбы и, мотнув головой, поддел одного из полков рогами. Зверь, жалобно взвизгнув, упал, из брюха у него потекла темная кровь.
        Катя и ее друзья смотрели на неожиданных защитников с не меньшим страхом, чем на врагов.
        Ты уверен, что твои лесные приятели не перепутают, кого надо есть? - озабоченно спросил у Яно Василий.
        - Они пришли нам помочь, - ответил тот. - Я должен сражаться вместе с ними.
        Он привычно начал снимать одежду, чтобы превратиться в волка. Катя крепко схватила его за рукав.
        - Нет, тебе не надо…
        Яно вздрогнул от радости, тут же сменившейся горечью: она опять его жалеет!
        - Не бойся, - он ободряюще улыбнулся. - Сейчас и не погибну. Я еще должен отвести вас к Грани.
        Нет, я не боюсь, - сбивчиво проговорила Катя. - То есть, боюсь, конечно, но не в этом дело… Ты не должен… Не должен быть кровожадным. Они волки, а ты - человек…
        - Я оборотень, - тихо сказал Яно, глядя Кате в глаза. Она читала в его взгляде усталость, решимость, что-то очень нежное и - ни тени надежды. Девушка смущенно опустила взгляд.
        - Останься с нами, Яно, - твердо, даже сердито повторила она. - Видишь, что там творится?
        А там шла настоящая битва. Рыцари ниф Зайта отчаянно боролись за жизнь - ни один не повернулся спиной к разъяренной, уже вкусившей крови стае; они ломали волкам хребты дубинами и насаживали их на деревянные копья. Те, кто успел принять демоническое обличив, сражались с прирожденными хищниками на рапных. Могучим деллузам удавалось иногда поднять полков на рога. Бездыханные звериные тела усеяли лес.
        Но волки не отступали. Черные рыцари были для них олицетворением невидимого зла, постепенно отравлявшего привычный мир. Инстинкт подсказывал волкам, что сейчас они сражаются с самыми главными врагами. Один за другим, обессилевшие, истекающие кровью демоны валились на землю, и тут же на них бросались волки - они быстро заканчивали свое страшное дело.
        Надо было уходить, время шло, а до Грани еще оставалось несколько часов ходьбы, но путники не могли отвести глаз от трагедии, разыгранной под сенью вечернего леса. Им было страшно слышать за спиной утробное ворчание, хруст разгрызаемых костей, скрежет кольев, поворачивающихся в живой плоти, стоны, предсмертные хрипы…
        Кровь, стекающая с деревянных палиц и копий, окровавленные, изуродованные тела, окровавленные волчьи морды… Отвращение и ужас, переполнявшие Катю, сменялись порой каким-то безучастным любопытством. Это сражение волков с демонами было совсем уж не человечьим делом… Правда, при мысли, что одним из этих хищников-убийц мог быть Яно, Катя едва не теряла сознание, и тогда поломанными ногтями она впивалась в его руку, не замечая, что даже сквозь куртку причиняет ему боль. Правда, он, завороженный схваткой, тоже этого не замечал. Страшные сцены сражения впечатывались в память людей, верно для того, чтобы смущать их покой в мирные тихие дни и напоминать о цене победы - если, конечно, им доведется остаться в живых.
        Казалось, бой длился целую вечность. На самом деле, прошло не больше четверти часа к тому времени, когда последний рыцарь, шатаясь, встал над телом поверженного рыже-пегого деллуза. Он истекал кровью, на его теле не осталось живого места, но копье из рук не выпускал.
        Все уцелевшие волки лавиной бросились на него.
        - Нет! - вдруг закричала Грэм и, бесстрашно расталкивая зверей, подбежала к упавшему. Яно бросился на помощь, боясь, что опьяневшие от крови волки могут убить и ее. Но те, рыча, расступились. Девушка склонилась над неподвижным телом, не замечая, что ее рыжие волосы намокают в крови умирающего.
        Барон ниф Зайт открыл глаза.
        - Грэм… - прошептал он, увидев склоненное над ним лицо дочери. - Грэм, девочка моя…
        Его глаза больше не были желтыми, это были обычные, темные, человеческие глаза. Вот только близкая смерть уже затягивала их поволокой… Но барон продолжал с ней бороться. Он силился поднять, оторвать голову от земли, сжимал слабеющей рукой запястье Грэм.
        - Грэм, прости меня… Нет, простить такое нельзя, но просто не думай, что я отказался от тебя по собственной воле… Я сделал подлость - подписал магический документ… Он запретил мне даже думать о тебе. А потом мне сказали, что ты умерла… Что ты выбросилась из окна… Мне даже показали тело, я узнал твои волосы… Она хотела, чтобы я полностью принадлежал мраку… Грэм, - слабо улыбнулся барон, - ты такая красавица… Вылитая Бертан…
        - Отец, отец… - плача, шептала Грэм, вытирая кровь и пот с его лица.
        - Я люблю тебя, моя девочка. Ты всегда стояла между мной и тьмой…
        - Дорогой мой, не оставляй меня, я тоже тебя люблю…
        Громкий плач эхом разнесся по лесу. Рыдающая Грэм упала на бездыханное тело барона ниф Зайта. Присевший рядом Иван ласково поглаживал девушку по голове. Остальные грустно смотрели на поляну, ставшую обителью смерти.
        Волки, зализывая раны, постепенно разбегались. Волчица-вожак, прихрамывая на переднюю лапу, подошла к Яно и на прощание лизнула его в руку.
        - Может, ей надо помочь? Лапу перевязать? - озабоченно предложила Катя, глядя ей вслед. Яно покачал головой.
        - Нет, не надо. Она справится сама. Она же не одна.
        И действительно, могучий седогривый волк нагнал подругу и побежал рядом.
        - Смотрите! - воскликнул Иван.
        Друзья увидели, что тела мертвых демонов обрели облик, подаренный им Домгалом. Черный дым заклубился над трупами, и они растворились в этом дыму и черными змеями устремились назад - прочь из Волшебного леса, земля которого не хотела принимать останки этих темных существ. Люди ошеломленно глядели, как поляна освобождается от растерзанных демонов. Даже Грэм подняла заплаканное лицо. И никто не заметил, что над телами погибших волков тоже поднялись маленькие облачка тумана, похожего на зеленую дымку весенней листвы. Они тихо-тихо заструились в лес, по дороге обретая форму крошечных двуногих существ, покрытых зеленой шерсткой.
        Яно сбросил одежду, обернулся волком и, не жалея лап, вырыл глубокую могилу. Иван и Василий бережно положили туда тело барона. Но на долгое прощание времени уже не хватало: надо было искать Эйфи и продолжать путь к Грани. Когда, оставив позади свежий могильный холм, путники, наконец, зашагали по дороге, над лесом внезапно появилась и стремительно выросла, закрыв полнеба, странная тень; раньше времени наступила ночь. Над головами друзей послышалось громкое хлопанье крыльев. С орлиным клекотом Фаргит камнем упал вниз и когтями схватил Катю за спину. Девушка закричала: теперь демон не старался обращаться с ней бережно, напротив, он хотел причинить ей боль. Но взмыть в воздух Фаргит не успел: одним невероятным прыжком Яно бросился на него и мертвой хваткой вцепился в горло.
        Взмахивая крыльями, демон пытался взлететь и освободиться от мощных клыков, прорвавших его черную кожу. Зеленоватая, пахнущая нефтью кровь брызнула из ран, пачкая Кате лицо. Иван с Василием подоспели вовремя и вместе вырвали девушку из когтей демона.
        - Яно! - закричала она.
        Но волк ее не услышал. Он глубже и глубже вгрызался в жесткое, нечеловеческое тело, крепче и крепче сжимал челюсти. Он не чувствовал, что демон молотит его крыльями, и их чешуя раздирает его шкуру. Он не чувствовал, как Фаргит падает на него всей своей тяжестью, рассчитывая раздавить… В какой-то момент демону удалось схватить Яно за горло. У Фаргита тоже была железная хватка. Не видя другого способа освободиться, он сдавливал горло волка все сильнее и сильнее, у Яно темнело в глазах, но зубы он не разжимал. Как тогда, когда он сражался с волком-убийцей, он думал, что это конец, но надеялся, что даже в агонии не отпустит врага, что последняя судорога добавит ему сил. И теряя сознание, он уже не увидел, не почувствовал, как руки демона разжались, тело обмякло, а глаза закатились. Яно только показалось, что вместо глотки врага он сжимает черный туман, быстро, извиваясь, утекающий прочь.
        Глава 23
        ЛУННАЯ РОЗА
        Яно открыл глаза. Над ним склонились озабоченные лица друзей. Он поднял руку - человеческая, - видимо, потеряв сознание, он сбросил волчий облик. Василий с Иваном помогли ему сесть, Грэм осторожно приложила влажную тряпку к изодранной спине. Катя, бледная, но улыбающаяся, сидела рядом.
        - Слава богу, ты жив, - сказала она и вдруг расплакалась.
        - Где Эйфи? - спросил Яно, озираясь.
        - Он сейчас придет, - успокаивающе кивнула Катя. - Он испугался и спрятался в лесу, - девушка подмигнула Яно, - но он уже отозвался. А, вот и он!
        Действительно, из леса выбежал Эйфи и бросился к друзьям.
        Яно снова завертел головой.
        - А где… Где Фаргит?
        - Испарился, - сообщил Василий. - Ты победил его, это было круто. Теперь у нас одной помехой меньше.
        Слова Василия напомнили всем о том, что, кроме Фаргита, есть еще и Морэф, которая поджидает их где-то рядом. Словно в подтверждение в лесу загремели ружейные выстрелы - теперь враг приближался со стороны Грани, отрезая им путь к цели. Яно быстро оделся, морщась от боли: свитер стоял колом от грязи и нещадно тер ободранную спину.
        Сумерки тем временем быстро сгущались, обращаясь чернильной темнотой осенней ночи. На пасмурном небе не было видно ни луны, ни звезд. Где-то ухала сова, и тревожно щебетали вспугнутые Морэф птицы.
        - Как она найдет нас в такой темноте? - сказала Катя. - Может, просто спрятаться, переждать? Как раз они проскачут, а мы потихоньку доберемся до Грани.
        Но тут же стало понятно, что спрятаться не удастся: по лесу разнесся громкий лай.
        Василий ударил кулаком по стволу дерева.
        - Собаки! Вот черт!
        - Что, за нами опять гонятся? - жалобно спросил измученный Эйфи. Мальчик задремал, прислонившись к дереву, а теперь вот надо было снова бежать.
        Яно рванул Катю за руку и почти волоком потащил за собой. Девушка чувствовала, что силы ее на исходе.
        Она все время отставала, спотыкалась, тщетно пыталась защитить от колючих веток лицо. Больше всего на свете она боялась выпустить его руку, но оборотень держал ее крепко. Позади трещал валежник, и громко лаяли псы, взявшие след. Морэф травила беглецов по всем правилам охоты.
        - Я больше не могу, - простонала Катя, хватаясь за бок. Яно остановился, не выпуская ее руки. На них с разбегу налетел Василий.
        - Это вы? Что стоим? Кого ждем? А, вот и Плюха.
        Иван, тяжело дыша, вел Грэм и Эйфи.
        - Ну что, все в сборе? Никто не потерялся? - спросил Кропотов.
        Лиц стоящих рядом разглядеть было невозможно: Катя различала спутников только по голосам. Василий заявил:
        - Все, надо уходить врассыпную. Иначе нас загонят, как зайцев. А, Вань? Ты с Грэм налево, Катя с Яно направо, а мы с Эйфи пряменько. А Фоз пусть сам решает, к кому присоединиться. Все, с Богом.
        Катя с Яно остались одни. Девушка оглядывалась, тщетно пытаясь сообразить, куда им предстоит бежать. Было так темно, что понятия верх-низ и право-лево утратили смысл. Только улюлюканье рыцарей Морэф и факелы, которыми они освещали дорогу, подсказывали, с какой стороны движется погоня.
        - Яно, - прошептала Катя, - я тебя умоляю: обернись волком, догони Эйфи, забери у него Ключ и унеси за Грань, пока Морэф ловит нас.
        Оборотень покачал головой.
        - Господи, ну что ж ты такой упрямый? - простонала девушка, касаясь его волос.
        Яно молчал. Он мог бы объяснить, что остались последние часы, когда он может быть человеком - рядом с ней. Что он хочет встретить смерть в человечьем обличии… Но он не нашел слов. Человеку - не оборотню - все равно этого не понять.
        - Бежим, - сказал он и снова потащил ее через лес.
        Катя уже не замечала, как ветки в кровь царапают лицо, не чувствовала боли в сбитых ногах. Вокруг была только ночь - и шум погони. Ночь - и сильная, горячая рука, сжимающая ее ладонь. В голове крутились путаные мысли: «Сколько времени осталось до полуночи? Час? А может, больше? Мы бежим к Грани или в другую сторону? И почему нас так и не догнали, хотя сто раз могли это сделать? Морэф играет с нами, как кошка с мышами…»
        Уловка беглецов частично удалась: собаки запутались в следах и на какое-то время сбили погоню с толку. Но лес был оцеплен так широко, что враги все равно гнали их, куда хотели. И скоро Яно понял, куда…
        Под ногами вдруг захлюпала жижа, земля стала зыбкой и коварно мягкой. Это было болото, то самое, по которому он бежал, унося Ключ, прежде чем попасть в Бекелфел. Страшная топь, сгубившая многих лесных обитателей… Место, окутанное пугающей тайной. За болотом и проходила Грань. Только как пройти и не погибнуть в трясине?
        Факелы цепью вытянулись вдоль края болота. Морэф велела рыцарям:
        - Не надо, стойте, оттуда им не выбраться. Эй, вы, - крикнула она в темноту. - Отдайте мне Ключ, и я позволю вам вылезти из болота! По крайней мере, умрете достойно. Или вы предпочитаете жуткую смерть в трясине?
        Катя притихла.
        - Дырку от бублика ты получишь, а не Ключ! - раздался голос Василия, и девушка с облегчением улыбнулась: друзья были где-то рядом.
        Вдруг непроглядная тьма внезапно сменилась светом. Кате даже показалось, что над болотом зажглись прожектора. Но это, конечно, было не электричество, это огромная луна появилась на расчистившемся небе.
        Оказывается, в потемках они и не заметили, что пробежали от берега метров сто. Кругом простиралось бескрайнее болото - при лунном свете оно казалось еще страшнее, чем в темноте. Призрачно серебрились сухие травы; островки высокого камыша казались фигурами поднявшихся из могил мертвецов в полуистлевших саванах. И ни звука не доносилось из зыбких глубин, молчали птицы, даже ветер обходил трясину стороной.
        Раздался звонкий лай, на который охотничья свора ответила злобным хором. Это Фоз, увязавшийся за Эйфи, почуял поблизости знакомых и помчался к ним, перепрыгивая с кочки на кочку.
        - Фоз! Фоз! - закричал Эйфи, пустившись за ним вдогонку.
        - Стой, где стоишь, балбес! - крикнул Василий, но поздно: мальчик оттолкнулся ногой от казалось бы, надежной, твердой кочки и быстро начал погружаться в холодную липкую грязь. От страха он начал биться, уходя все глубже и глубже.
        - Мама, мамочка! - плакал он.
        Морэф на берегу злорадно рассмеялась:
        - Я же говорила, передохнете там по одному!

«Если бы ты знала, что Ключ у мальчика, ты бы так не радовалась», - подумала Катя, пытаясь нащупать безопасную дорогу к Эйфи.
        - Останься, я сам, - сказал Яно и невероятным прыжком перелетел на следующий твердый островок.

«Вот упрямый, все равно не хочет в волка превращаться», - подумала Катя, глядя ему вслед.
        С другой стороны к Эйфи подползал Иван. Ему удалось найти какую-то корягу, и он теперь протягивал ее мальчику. Но как только тот схватился за полусгнившую деревяшку, та хрустнула и рассыпалась. Болото довольно чавкнуло, сделав еще глоток. Эйфи отчаянно заколотил руками. Морэф снова прокричала:
        - Мы всех вас вытащим, только отдайте Ключ!
        Никто ей не ответил. Все лихорадочно думали, как помочь Эйфи. Иван, ближе всех подобравшийся к мальчику, все-таки не дотягивался до него рукой, а дальше начиналась топь… Нужен был надежный шест. Яно бросился было к лесному берегу, но несколько ружейных выстрелов заставили его остановиться. А болото между тем засасывало Эйфи все глубже…
        И тогда Фоз бросился на помощь другу. Маленький белый пудель по-пластунски подполз к мальчику, ободряюще вылизал его перепачканное, заплаканное лицо, крепко ухватил зубами за куртку. Эйфи вцепился в ошейник. Фоз начал пятиться назад. Конечно, у него не хватило бы сил, чтобы вытащить десятилетнего ребенка. Но Эйфи удалось продержаться, пока Иван с Яно не нашли крепкую, надежную рогатину. А главное, мальчик поверил в свое спасение, перестал в отчаянии биться, из-за чего погружался все глубже.
        Совместными усилиями Эйфи вытащили из трясины. Мальчик дрожал, трясся - от холода и пережитого ужаса у него зуб на зуб не попадал. Фоз взволнованно вертелся вокруг, норовя лизнуть спасенного друга горячим языком.
        - Надо его согреть, - Грэм быстро сняла с мальчика насквозь промокшие куртку и рубашку Катя сочувственно посмотрела на синие, в мурашках, худенькие плечи. Ее взгляд зацепился за что-то, сердце испуганно вздрогнуло, но девушка еще не поняла, почему… Циркачка уже заботливо кутала Эйфи в свою телогрейку, как вдруг Катя, стараясь говорить спокойно, спросила:
        - Эйфи, а где ты держишь Ключ?
        Подняв на Катю округлившиеся глаза, Эйфи схватился за голую шею.
        - Нету! - прошептал он. - Потерялся!
        Яно мигом вернулся к тому месту, где Эйфи тонул. Он внимательно осмотрел все вокруг: не блеснет ли серебро в лунном свете; обшарил куст осоки рядом, так и эдак повертел рогатину, проследил весь путь, которым несли мальчика… Ключа не было.
        Там временем Василий с пристрастием допрашивал Катю:
        - Что это значит, подруга? Ключ был у Эйфи?
        Побледневшая Катя вяло объяснила:
        - Я надеялась так обмануть Морэф… Хотела как лучше… Я идиотка. Нельзя было доверять такую вещь ребенку.
        Эйфи горько заплакал. Он чувствовал себя виноватым, хотя и не вполне понимал, почему этой потерянной вещицей так дорожат. Подошел Яно и сообщил:
        - Я везде посмотрел, его нет. Ключ утонул в болоте.
        - Тише вы, - шикнул Василий. - Если эта ведьма услышит, нам тут же придет конец.
        Словно почуяв неладное, Морэф крикнула:
        - Эй, дурачье! Когда вы сдохнете от голода, я все равно заберу Ключ. Отдайте его по-хорошему.
        И для большей убедительности она выстрелила в сторону беглецов. По счастью, громоздкие пистоли, которыми пользовались черные рыцари, не отличались ни меткостью, ни дальнобойностью.
        - Что будем делать? - прошептала Катя.
        - Надо пробираться к Грани, - сказал Яно. - Вы должны вернуться домой. Когда-то мне удалось пройти через это болото, попробую и теперь.
        - А Ключ?
        - Ключ сейчас так же недосягаем для Морэф, как и для нас. Тем более она не знает, где искать. Вот-вот наступит полночь, на триста лет Бекелфел будет избавлен от угрозы пришествия Домгала. Идемте! Старайтесь ступать за мной след в след.
        Отряд гуськом зашагал по болоту. Исчезновение Ключа выбило всех из колеи. Кроме того, после происшествия с Эйфи путешествие по болоту пугало до обморока. Впереди идущие оставляли следы, в которых зловеще бурлила вода. Позади слышались угрожающие вопли Морэф:
        - Безумцы! Неужели вы рассчитываете дойти? Если даже вы не утонете в болоте, вас схватят у самой Грани. Кое-кто из вас, наверное, хочет домой? Отдайте мне Ключ, и я отпущу вас с миром! Грань вот-вот закроется!

«Вот и хорошо, что Ключа у нас уже нет, - подумала Катя. - Каков соблазн: она отпускает нас домой! Не ровен час, мы бы поверили… Ведь даже если мы дойдем до Грани… Стоп! - осенило вдруг ее. - Но ведь всем рисковать не обязательно?..»
        - Постойте! - крикнула она.
        - Что случилось? - отозвался Яно. - Надо спешить: до полуночи не больше часа.
        - Но всем спешить не надо, - возразила Катя. - Иван, ты не передумал оставаться здесь? Это ведь опасно!
        По лицу «паломника» мелькнула тень - наверное, это были последние сомнения. Тут же он твердо покачал головой, прижимая к себе Грэм. Девушка подняла на него тонкое, похудевшее лицо, еще более бледное в свете луны, и молча поцеловала в плечо.
        - Яно? - спросила Катя, стараясь, чтобы голос ее звучал так же по-деловому.
        Оборотень покачал головой.
        - Я не могу. Мое место здесь.
        - Понятно, - неестественно бодро кивнула Катя. - Значит, остаемся мы с Василием. А вам лучше переждать на болоте, пока все утрясется. Не будет же Морэф ловить нас вечно.
        - Хорошая мысль, - кивнул Яно. - Пусть Иван с Грэм остаются. Сейчас мы пройдем вон те заросли, и Морэф уже не разглядит, сколько человек вошло в кусты и сколько вышло.
        - И ты останешься, - сказала Катя.
        - Нет. Вам понадобится помощь.
        - А я? - подал голос Эйфи. - Вы опять про меня забыли.
        Взрослые виновато уставились на мальчика, не находя, что сказать. Что было сейчас более безопасным: отчаянная попытка прорваться через Грань или риск быть схваченными Морэф здесь, на болоте? Каждый уже размышлял над этим вопросом, но теперь настало время принимать решение.
        Однако ответить на вопрос Эйфи так и не удалось. Обернувшись, друзья увидели, как цепь факелов дрогнула и потянулась к болоту. Наверное, у Морэф сдали нервы. Упорство беглецов напугало ее: а вдруг им удастся уйти? И она послала людей через опасную топь. Но погоня была сейчас наименьшей из бед - в сравнении с тем, что происходило впереди, в самом сердце болота.
        Зыбкая почва вдруг разбежалась от центра кругами, образуя воронку, уходящую все глубже и глубже. Огромные волны глубинной подвижной грязи взметнули кусты, сбили с ног и беглецов, и погоню. Вскочив на ноги, Катя и ее друзья кинулись назад, прямо в лапы Морэф, чтобы разверзшаяся бездна не поглотила их. Но и врагов охватила паника. На берегу заржали, храпя и роняя пену, обезумевшие кони; рыцари, уже ступившие на болота, в испуге побросали факелы и бросились обратно в лес. Добраться, правда, удалось не всем: кое-кто утратил осторожность и навсегда остался в трясине. Но и берег перестал быть надежной твердью: вздыбившие землю круговые волны начали выкорчевывать деревья вокруг болота. Земля превратилась в бушующий водоворот.
        А из воронки потянулся к небу толстый, гибкий, серебристый стебель.
        - Это еще что за чертовщина?! - послышался яростный крик Морэф.
        А Катя сразу вспомнила всякие научно-популярные передачи про природу: так в убыстренной съемке показывают развитие растения. Действительно, на стебле быстро появились листья - длинные, с цепкими отростками, похожими на крючковатые пальцы. Потом на верхушке образовался бутон. Он начал распускаться навстречу луне, неистово заливающей болото светом. Серебристые лепестки жадно глотали лунный свет. Казалось, он теперь падает сплошным потоком прямо в раскрывшийся цветок. Лепестки сверкали серебром, сверкал и стебель, похожий на стройную колонну.
        Но оказалось, это растение, прекрасное и чудовищное одновременно, питается не только лунным сиянием. Листья-руки пришли в движение. Они вытягивались по всему болоту, ощупывали землю, принюхивались и прислушивались. Горстку остолбеневших от ужаса беглецов, они миновали, зато убегающие в беспорядке рыцари привлекли их внимание. Тех, кто не успел добежать до берега, листья сгребали в охапку и забрасывали в бездонную глотку цветка. Сердцевина, похожая на гигантские жвала насекомого, перемалывая добычу, чавкала на все болото; черная кровь демонов пачкала серебряные лепестки. А листья продолжали обшаривать доступное пространство, отыскивая новую жертву.
        Иван опустился на колени и тихо что-то забормотал. Катя догадалась, что он молится. Она и сама бы сейчас помолилась, невзирая на свое неверие, да только с перепугу в голову не приходил даже «Отче наш». Вместо этого девушка прижалась лицом к колючему, прокопченному дымом свитеру Яно и беззвучно заплакала. Только теперь она поняла, что до сих пор хранила в душе наивную, детскую уверенность: все будет хорошо, скоро она вернется домой. Но реальность чужого мира вела с ее жизнью жестокую игру.
        Глава 24
        ПОДАРОК ЛЕСНОЙ ХОЗЯЙКИ
        Хищный цветок продолжал собирать кровавую дань. Рыцари палили по живым листьям из пистолей, рубили их мечами. Но на месте обрубленного отростка тут же появлялись новые, еще более жадные и голодные. Они прочесывали все болото, приближаясь к беглецам - вооруженным одной рогатиной, с помощью которой вытащили Эйфи. Василию удалось ею придавить один лист.
        - Бегите к стеблю! - крикнул он. - Этот симпатяга шарится вдоль берега, может, там он нас не найдет.
        Тем временем листьев становилось все больше и больше; казалось, все болото усеяно огромными извивающимися червями. Морэф, глядя на это, с досадой выстрелила в воздух.
        - Нет, этой твари вы не достанетесь, - прошипела она. - Я сама должна убить вас!
        Королева спрыгнула с коня, странно изогнулась, а потом из ворота ее алой амазонки выползла большая толстая змея. В лунном свете заблестели желтые и черные кольца крупной чешуи. Темная волшебница стремительно поползла по болоту. Хищные листья тянулись к ней, но ни один не смог ее схватить.
        Друзья, проваливаясь в болоте, уворачиваясь от листьев, бросились к стеблю. Действительно, цветок не искал добычи так близко от самого себя. Эйфи чихнул и зажал нос рукой.
        - Тише, бога ради, - шикнул на него Василий. Все затаили дыхание. Но это их не спасло.
        Змея Морэф приближалась, скаля ядовитые зубы. Страшно было даже представить себе, что будет, когда она выяснит, что Ключа у беглецов нет. А вдоль берега тянулись цепи черных рыцарей.
        Тяжело дыша, размазывая по лицу кровь, грязь и слезы, Катя прижималась к Яно. Выхода не было. Онитаки угодили в западню! И это в двух шагах от Грани! В двух шагах от дома! Она зажмурилась. А время неумолимо шло, приближаясь к полуночи…
        Вдруг гибкий стебель наклонился, и прямо над головами беглецов распахнулись серебряные лепестки цветка-людоеда. В его темном чреве что-то шевелилось, словно цветок облизывался, предвкушая особое лакомство. Яно обхватил Катю руками, не зная, как уберечь ее от гибели. Что лучше: оттолкнуть ее прочь от ужасного растения - в зыбкое болото или на растерзание Морэф? Или обнять еще крепче, чтобы вместе встретить неминуемую смерть?
        - Смотрите! - воскликнула вдруг Грэм.
        Катя открыла глаза и решила, что от страха у нее что-то случилось со зрением. По болоту, окруженная лунным сиянием, шла женщина.
        Она возникла ниоткуда - будто лунный свет создал ее и соткал сияющий шелк одежд. На ее голове сверкала корона, но, приглядевшись, Катя поняла, что это уложены венцом светлые косы, перевитые цветами и травами. Юное гладкое лицо незнакомки сочеталось со статью зрелой женщины, а из глаз струилась холодноватая мудрость зимы. Там, где она ступала, оставалась светящаяся дорога. По одну сторону от нее падал мягкий пушистый снег, по другую - распускались голубые фиалки. А за ней, суетясь и щебеча, словно птицы, бежало множество крошечных существ, одетых в зеленые пушистые шкурки. Двое из них, с очень важными мордочками, придерживали маленькими ручками сияющий шлейф.
        - Лесная Хозяйка, - прошептала Грэм, опускаясь на колени.
        Цветок-убийца склонил гибкий стебель и положил страшный венчик к ее ногам. Он, словно домашний пес, ластился к Хозяйке. Женщина присела перед ним на корточки и погладила серебристые лепестки. Зеленые существа тоже обступили цветок, боязливо протягивая тонкие ручки.
        - Это очень древнее создание, - ни к кому не обращаясь, сказала Хозяйка. - Оно жило здесь задолго до появления Домгала. Лунная роза… Когда-то она распускалась в каждое полнолуние и кормилась только луной. Но темная сила Домгала отравила его в глубине трясины. И теперь лунная роза охотится на тех, кто потревожил ее покой.
        Голос женщины был мелодичен, как летняя песня соловья или первый весенний ручей. И одновременно глубок, как гудение заснеженных верхушек елей. Поникшие листья лунной розы притянулись к стеблю, не причинив беглецам вреда, и все растение постепенно убралось обратно в трясину, словно зверь в нору.
        Лесная Хозяйка встала и повернулась к Морэф. Она возвышалась над распластанной по земле змеей, как стройное лесное дерево.
        - Убирайся прочь, темная королева, - сказала Хозяйка. - Ты знаешь, там, где я, власть Домгала утрачивает силу.
        И Морэф, злобно шипя и плюясь ядовитой слюной, поползла обратно к берегу.
        Вдруг один из зеленых малышей подергал Хозяйку за подол. Она снова опустилась на корточки, подставила ему ладонь и поднесла к уху.
        - Знаю, знаю, дружок, - ласково кивнула она в ответ на взволнованный щебет. - Это тот самый волчонок, которого когда-то вы нашли в лесу. Я же говорила, что ему суждено многое изменить в нашем мире.
        Яно опустил глаза.
        - Я не выполнил свое обещание, - сказал он. - Я потерял Ключ…
        - Неправда, - прервала его Катя, - это я виновата.
        - Вообще-то, это я, - испуганно прошептал Эйфи.
        - Ключ? - лесная Хозяйка протянула тонкую руку, пригладила взлохмаченные волосы мальчика. - Вы говорите вот про это?
        Она подставила ладонь лунному свету, и на ладони, к изумлению Кати и ее друзей, вспыхнул серебряный крестик.
        - Так что же нам с ним делать? - спросил Яно. - Ты возьмешь его себе? Или его все-таки лучше унести на другую сторону?
        - Унесите, если хотите, - пожала плечами хозяйка, протягивая крестик Кате. - Пусть у тебя останется память о Фенлане. Поверь, это не такое уж плохое место. А что касается Ключа… Боюсь, Морэф ожидало бы горькое разочарование, если бы она все-таки заполучила его.
        - Но почему?
        Хозяйка лукаво улыбнулась, и в ее глазах заискрились зеленые огоньки.
        - Это ведь всего лишь вещь, хоть и начинена она темной магией. Чтобы сила Домгала простерла темные крылья над обоими мирами, нужно нечто большее, чем магические камни. Когда все люди отринут светлые чувства, когда перестанут совершаться подвиги во имя любви и дружбы, когда светлые боги не услышат больше ни одной молитвы - вот тогда Домгал завоюет вселенную. Но одной магии для этого мало. А Ключ… Возможно, он открывает совсем другие Грани.
        Катя чувствовала, что сейчас взорвется. Ей невмоготу было слушать нравоучения, она чувствовала себя одураченной.
        - Так значит, мы напрасно рисковали жизнью из-за этой штуки? - воскликнула она. А про себя подумала: «Что я делаю? Я бросаю упреки божеству. Еще не хватало устроить тут истерику».
        Строгий взгляд лесной Хозяйки заставил девушку замолчать и задуматься. А улыбка вдруг смыла раздражение, словно теплая вода.
        - Напрасно? Ничего не бывает напрасно. Ты ведь прошел через свой ад? - обратилась Хозяйка к Василию. Тот оторопело кивнул.
        - А ты, девочка, - она посмотрела в глаза Грэм, - знаешь, что случилось в родовом замке ниф Зайтов?
        Грэм испуганно помотала головой.
        - Когда барон уехал, челядь взбунтовалась против твоей мачехи. Они прогнали ее, Элсен теперь прячется в замке Сварбор. А слуги и вассальные рыцари готовы с радостью встретить свою настоящую госпожу… и ее супруга. Пусть власть Домгала никогда больше не коснется обитателей Шеренбора! А ты, оборотень…
        Лучистые глаза взглянули на Яно, и тот густо покраснел, смущенно смахивая с лица челку. Хозяйка усмехнулась.
        - Впрочем, тебя еще ждет мой подарок, волчонок.
        Лесная Хозяйка обвела внимательным взглядом путников. Этот взгляд прогонял усталость и возвращал надежду. Каждый почувствовал, как расправляются плечи под грязной, изодранной одеждой. А Кате вдобавок почему-то показалось, что лесная Хозяйка похожа на цыганку, встреченную ею у метро «Озерки» всего три недели назад.
        - Ваши судьбы сложились так, что вам необходимо было побывать в этой истории, - сказала Хозяйка. - Но это путь, с которого нельзя сворачивать на полдороге. Даже те из вас, кто не собирается пересекать Грань, должны дойти до конца. А потом пусть все плохое, что случилось с вами, покажется лишь страшным сном, а все, чему за это время научились ваши души, навсегда останется с вами. Теперь идите. До полуночи осталось полчаса. Болото само укажет вам дорогу.
        И в самом деле, перед путниками вдруг зажглась тропа, ведущая через болото к Грани. Тропу освещали маленькие красные огоньки, похожие на спелые бусинки клюквы. Яно двинулся первым, за ним - Иван, ведущий за руки Грэм и Эйфи; следом бежал Фоз. Василий шел с изменившимся, просветлевшим лицом, как будто впереди его ожидало огромное счастье. Катя ступила на светящуюся тропу последней. Она обернулась, чтобы еще раз увидеть лесную Хозяйку - та подняла руку в прощальном и благословляющем жесте. А смешные зеленые существа с серьезными мордашками махали ей пушистыми лапками. И никто не заметил, что по берегу с гулким топотом проскакал черный конь…
        Туманный морок, цеплявшийся за черничные кустики, словно паутина, казался живым. В нем как будто дрожала невидимая струна - или билась жилка у виска. Грань лежала перед путниками, невидимая, но ощутимая. Грань дышала. Греза-трава застыла в безветрии, и усыпляющая пыльца неподвижно лежала на листьях. Тем не менее, путники старались дышать как можно тише.
        Теперь, когда цель была так близко, Кате стало немного страшно. Она слишком хорошо помнила боль, которую причиняет переход. А дома их встретят змеи… Но девушка по-прежнему верила, что все будет хорошо. И почему-то эта уверенность больше не казалась ей наивной.
        - Ну, давайте прощаться, - сказала она. - Иван, Грэм… У меня нет слов. Может, вы все-таки пойдете с нами?
        Грэм покачала головой, всхлипнула тихонько, подбежала к Кате, крепко обняла и поцеловала. А Иван сказал:
        - У меня, большие планы. Попробую изменить к лучшему этот мир. Например, вырастить Эйфи достойным человеком.
        Катя поцеловала торжественно молчавшего Эйфи, погладила Фоза. Яно глядел на девушку исподлобья и видел, как колотит ее от нетерпения. На прощание с ним уже не оставалось времени, и Катя не рискнула даже коснуться его руки. Василий похлопал Яно по плечу, обнял Ивана.
        - Удачи, Плюха!
        - Удачи, Крот, - улыбнулся Иван.
        Что-то блеснуло в лунном свете на лице Василия - наверное, непрошеная слеза. Он быстро смахнул ее.
        - Катюша, до встречи на той стороне, - сказал он и шагнул вперед. Грань задрожала, силуэт Василия исчез.
        - Мне пора, - прошептала Катя, не отводя глаз от Яно. Только бы не заплакать, зачем травить душу ему и себе? Яно тоже постарался улыбнуться.
        - Тебе пора, - кивнул он.
        Катя резко повернулась, ступила на Грань и исчезла.
        Вот и все. Яно опустился на землю и закрыл лицо руками. Ночной темноты было недостаточно, хотелось спрятаться в беспросветную, вечную тьму, где не будет боли и тоски… Если бы он был сейчас волком, то завыл бы, рассказывая луне о своей печали. Но он пока оставался человеком - а значит, полночь еще не наступила. Грэм глядела на оборотня с состраданием. Она хотела подойти, утешить его, но Иван удержал девушку.
        - Мы ему не поможем, - шепнул он. - Он должен справиться сам.
        Яно их не слышал. Для него исчезли все звуки на свете… Молчание… Впереди - молчание и одиночество. Как жаль, что не умирают от горя!
        И вдруг в наступившей тишине послышался громкий шорох. Желто-черная молния метнулась мимо Яно прямо к Грани и исчезла за ней.
        - Это Морэф! - закричала Грэм. - Она погналась за Катей! Она отправилась на ту сторону!
        Яно вскочил. Мысли неслись, обгоняя друг друга. Если он сейчас пересечет грань, то обратно уже не вернется. Катя не одна, с ней Василий. Но переход через Грань - тяжелое испытание, они, скорее всего, лежат там без сознания. И тогда… Тогда они оба беззащитны перед Морэф.
        - Грэм, - решительно сказал он, стягивая свитер, - мне придется просить тебя о трудной услуге. Я должен помочь Кате. Скорее всего, я не вернусь. Фенлан потеряет Хранителя Грани… Ты можешь быть Хранителем - по праву рождения…
        Ответа Яно не слышал - он вновь стал зверем…
        - Она справится, - ободряюще кивнул Иван растерявшейся Грэм. - Тем более, что нам есть кому передать эту тайну, - и он подмигнул Эйфи.
        Волк присел перед прыжком, в последний раз огляделся, прощаясь с Фенланом, и прыгнул через Грань. Когда он исчез, Грань сделала сильный вздох - и замерла. Переход между двумя мирами закрылся на долгие триста лет.
        Знакомая канава встретила Яно бесчисленными каплями росы, вымочившими высокую траву. Страшная боль отняла у оборотня последние силы. Но он успел вцепиться в змею, которая уже скользила раздвоенным языком по телу бесчувственной Кати. Ключ, возвращенный лесной Хозяйкой, блестел у девушки на груди.
        Яно не сумел дотянуться до глотки. Он перехватил змеиное тело посередине и упал, беспомощно скребя лапами землю. Морэф, извиваясь, повернула к нему маленькую изящную головку.
        - Глупый волчонок, ты все-таки ищешь смерти? Ты найдешь ее, у меня хватит яду на двоих!
        Яно ползком попятился назад, оттаскивая змею от Кати. Девушка вдруг открыла глаза, застонала.
        - М-м-м… Господи, где я? Яно?! - она вскочила на ноги и тут же упала, обхватив пульсирующую болью голову.
        Волк тянул змею, а та скалила кривые зубы, примеряясь для укуса. «Может, на двоих у нее все-таки не хватит яда», - думал Яно.
        Вдруг послышался шорох. Катя с ужасом глядела, как вдоль неподвижного тела Василия ползут змеи - светло-коричневые, с темными ромбиками, гадюки. Некоторые из них были толщиной с мужскую руку. Даже сквозь сапог девушка почувствовала прикосновение холодной чешуи. Но змеи не причинили ей вреда. Гадюк интересовала желто-черная чужачка, посягнувшая на их владения. И змеи накинулись всей стаей, вонзая в чешую Морэф смертоносные зубы. Бывшая королева Фенлана забилась в судороге, заметалась, пытаясь хоть перед смертью укусить одного из своих врагов. Катя, не думая об опасности, оттащила волка в сторону.
        Агония Морэф длилась недолго: яда десятка гадюк хватило, чтобы она умерла, и никакой эликсир бессмертия ее не спас. И тогда гадюки, много веков сторожившие Грань, набросились на тело пришелицы, разрывая его на части. Скоро от Морэф не осталось ни клочка чешуи. Потом сытые гадюки тихо скрылись в траве.
        Катя осталась одна - с двумя неподвижными телами. Она забыла даже порадоваться, что вернулась домой живая и невредимая. Василий, однако, скоро застонал. Он еще не пришел в себя, но было ясно, что с ним все в порядке. А вот Яно был совсем плох; переход через Грань мог стоить ему жизни.
        Катя наклонилась над волком. Он почти не дышал; девушка с трудом уловила слабое движение мохнатого бока.
        - Яно! Яно! - звала она, чувствуя, как замирает от отчаяния сердце. Она трясла волка, не замечая слез, от которых намокала дымчатая шерсть. Но он не слышал ее, не чувствовал ее прикосновений. И в человека он превратиться не мог, потому что полнолуние давно наступило. И тогда девушка упала на волчье тело, словно могла поделиться с ним своей жизнью.
        - За что… - простонала она. - За что? Я же люблю его! Я же никогда никого не любила!
        Она гладила неподвижные волчьи лапы, горячий нос, прижималась лицом к могучей шее, все еще пахнущей чужим лесом. Она снова и снова повторяла:
        - За что? Я же его люблю!
        И вдруг волчье тело дрогнуло под ее руками. Девушка вскочила, не веря в такое счастье. Она с радостным нетерпением смотрела, как лапы превращаются в руки, как шерсть исчезает с чистой кожи… Даже хруст костей не казался ей больше страшным, ведь он говорил о возвращении к жизни.
        Яно открыл глаза. Катя бросилась к нему.
        - Родной мой, любимый… Ты со мной… - бормотала она, покрывая его лицо поцелуями.
        - Что произошло? - слабым голосом спросил Яно.
        - Ты спас меня от Морэф.
        - Нет, я не об этом. Разве полночь еще не наступила?
        - Я думаю, наступила давно, - сказала Катя. И вдруг поняла, чему так удивляется Яно. - Так ты… Ты же должен был оставаться все пять дней волком… Почему?..
        - Я не знаю, - неуверенно прошептал Яно. - Но мне кажется… Якофий говорил мне когда-то: на злое слово рано или поздно найдется доброе… Мне кажется, я больше не оборотень.
        И он с надеждой посмотрел девушке в глаза:
        - Таким ты могла бы меня любить?
        - Я люблю тебя любого, - совершенно искренне ответила Катя. Яно неуверенно протянул к ней руку. Он все еще не верил в свое счастье, он боялся, что оно упорхнет, как пугливая птица. Катя, смеясь и плача, помогла ему подняться и тут же припала к нему, ища губами его губы.
        - Не понял… Что, уже прошло триста лет? - послышался знакомый голос, и молодые люди, вздрогнув от неожиданности, отпрянули друг от друга. Василий, потирая голову, с недоумением смотрел на них.
        - Почему ты здесь? - спрашивал он. - И почему ты не волк?
        Катя с Яно переглянулись и вдруг рассмеялись. Что они могли ответить? Они и сами не знали, что произошло: то ли любовь победила злые чары, то ли это был последний подарок лесной Хозяйки.
        А вокруг отдыхал в июньской ночи прекрасный мир, и не подозревающий, что стоял на грани.
        Торжественно пели птицы в тополиной роще. Пахло клевером и медуницей, в лунном свете серебрились седые кудри таволги. И отрадно было верить, что в этом мире еще долго не исчезнут светлые чувства, и всегда будут совершаться подвиги во имя дружбы и любви.
        Эпилог
        Между Камышовкой и деревней Сенцово, на пригорке, в березовой роще, есть небольшое сельское кладбище. Оно довольно старое, на многих могилах указаны даты рождения, относящиеся еще к девятнадцатому веку кроме крестов, есть и стелы, увенчанные солдатскими звездами - после войны здесь хоронили умерших от ран.
        В отличие от больших городских кладбищ здесь нет заброшенных могил. Местные жители ухаживают за всеми. На березах висят красивые венки; когда ленты линяют, их заменяют новыми. Яркие пластмассовые цветы украшают оградки круглый год. А весной и до поздней осени, сменяя друг друга, цветут живые цветы: жасмин, сирень, шиповник и жимолость, незабудки и высоченные садовые ромашки.
        Людей здесь похоронено немного, а разных фамилий и того меньше - в деревнях ведь почти все родственники. Поэтому найти могилу Успенского Георгия Николаевича оказалось несложно, к тому же она была совсем свежей, с временным простым деревянным крестом…
        Жаркие дни сменились облачными, прохладными и дождливыми. Под мелким моросящим дождем по тропинке, огибающей кладбище, шли двое мужчин и девушка. Тропинка была узкая, прихотливо извивающаяся между мокрых кустов жасмина, поэтому идти приходилось гуськом. Девушка, одетая в джинсы и черную ветровку, несла огромную охапку пунцовых пионов. Ее загорелое исцарапанное лицо светилось бесконечной радостью, немного неуместной в этом печальном месте. За ней шел высокий светловолосый молодой человек; он оглядывался вокруг с детским любопытством. Замыкал шествие кудрявый седоватый брюнет.
        - Это где-то здесь, - обернулась Катя.
        - Да вон, я уже вижу, - ответил Василий, карабкаясь на пригорок. - Давай руку.
        Высокий холм, к которому они подошли, был весь усеян цветами. На высоком кресте висел портрет отца Георгия, спрятанный в застекленную рамку, и два венка - от родных и от прихожан. Катя положила пионы на песчаную насыпь, и все трое застыли в молчании. Только сыпался дождь с неба и с берез, да опадал жасмин.
        - Вася, ты у матушки Анастасии был? - тихо спросила Катя.
        Василий кивнул.
        - Она держится молодцом. Вот что значит - верующий человек. Я рассказал ей все.
        - И она поверила?
        - Более того. Она сказала: «Я всегда чувствовала, что Гошенька родился для великих дел». Они с отцом Георгием задумывали ребенка усыновить, так теперь она сама собирается. Я обещал на будущий год снова приехать.
        - А когда ты уезжаешь? - спросила Катя.
        - Сегодня вечером. И не надо иронизировать, - сказал Василий, ловя Катин лукавый взгляд. - Я, между прочим, боюсь очень.
        - Брось, - махнула рукой Катя. - Я уверена, что у вас с Наташей все получится. В последнее время моя уверенность ни разу меня не подводила.
        - А вы когда? - спросил Василий.
        - А мы завтра.
        - С билетами обошлось?
        - Да, я все устроила. До Питера доберемся, а там что-нибудь придумаем. В конце концов, это все такие мелочи по сравнению с тем, что мы живы и… любим друг друга.
        Девушка нежно коснулась плеча Яно, чувствуя, как кружится от любви голова - так же, как и все последние дни. Молодой человек заботливо вытащил из ее кудрявых волос мокрый лепесток жасмина.
        - Смотреть на вас - радость, - восхитился Василий. - Даже не верится.
        Катя смущенно усмехнулась.
        - Надеюсь, что мама тоже так считает. Я позвонила ей, как только добралась до телефона. Сказала, что влюбилась в парня из Твери и собираюсь за него замуж. И мама на это заявила, что не позволит прописать «лимитчика» в свою квартиру. Но тут же добавила: «Свадьбу Лев Михайлович возьмет на себя». Они с отчимом наконец-то помирились. А папа все еще живет у нас. Знаешь, я собираюсь ему рассказать нашу историю. Мне кажется, он поверит. А нам с Яно понадобится помощь и поддержка.
        - На меня вы можете всегда рассчитывать, - заявил Василий. - Ты же помнишь: Чип и Дейл придут на помощь.
        После этих слов молчаливая грусть повисла в воздухе: в память о потерянных навсегда друзьях.
        - Почему Иван сказал, что родные не будут его искать? - спросила Катя.
        - Так у него родных-то нет. Он же детдомовский, разве я тебе не говорил? - удивился Василий. И отчаянно заморгал: - Что за напасть! После дождя эти мошки житья не дают. Да что ты плачешь-то?
        Катя, оправдываясь, тоже пробормотала что-то про дождь, а потом уткнулась лицом в плечо Яно. Василий повернулся к молодому человеку:
        - Ты теперь будешь Хранителем Грани с этой стороны?
        - Нет, - улыбнулся Яно. - Хранитель - это она. Это справедливо: ведь Катя - потомок Хранителя. И, кроме того… С той стороны Хранитель - тоже женщина. Может быть, теперь судьбы обоих миров изменятся к лучшему? Ведь ни Фаргита, ни темной королевы Фенлана больше нет в живых.
        - Так ты, приятель, больше не превращаешься в волка? - с любопытством спросил Василий. - Тебе самому не жаль? Я вот даже немного скучаю по тебе пушистому - ты совершенно изменил мое мнение о колках.
        Яно счастливо рассмеялся:
        - Самое интересное, что мне действительно… Не то чтобы жаль, просто как-то не по себе. А ведь я столько об этом мечтал. Но очень трудно что-то менять. У меня ведь теперь совсем другая жизнь. В этом мире я словно заново родился…
        Катя кивнула.
        - Точно, он как новорожденный. Ты себе не представляешь, Вась, сколько мне с ним еще маяться. Сегодня утром я его застукала, когда он препирался с диктором из
«Вестей». Понимаешь? Разговаривал с телевизором! Чучело средневековое!
        Но в Катином голосе звучал не упрек, а материнское восхищение. И по ее взгляду, брошенному на смущенного Яно, было видно, что она не прочь «маяться» с ним и дальше.
        Сам Яно почти не принимал участия в разговоре. Он всеми чувствами постигал мир, которому предстояло стать его новым домом: вдыхал аромат мокрой листвы, ощущал прохладу дождевых капель, вслушивался в птичьи голоса, любовался красотой женщины, пробуя на вкус ее румяные губы. Но пока он знал об этом мире очень мало - только то, что успел увидеть. Да и Катя не спешила оглушать его потоками информации. Поэтому главным чувством была для него любовь. Он полюбил этот мир с первого взгляда, не требуя взаимности, заранее принимая все и соглашаясь со всем.
        - Пора идти, - засуетилась вдруг девушка, подставляя ладонь дождю. - Кажется, льет все сильнее. Нам после таких передряг только не хватало подхватить элементарную простуду. Василий, ты же выпьешь с нами чаю перед отъездом?
        - Подожди-ка, а Ключ? - спохватился вдруг Василий. - Ты забрала Ключ у лесной Хозяйки? Даже если он действует не так, как мы думали, за такими вещами нужен глаз да глаз.
        Катя вытерла слезы и положила руку на грудь.
        - Он остается у меня на память о Фенлане. Если он не умеет открывать миры, по крайней мере, сможет стать моим талисманом.
        - На память о чудесах? - подмигнул Василий.
        - Ну, чудеса у меня теперь всегда с собой, - улыбнулась Катя. - А вообще… Жаль, что мы не в школе и нам не зададут писать сочинение на тему «Как я провел лето». Вот бы бестселлер получился!
        - А кто тебе мешает? - серьезно сказал Василий. - Бросай свои переводы и сочиняй сама. Можешь меня взять в соавторы. Или вот его.
        Катя широко раскрыла глаза: похоже, такая мысль не приходила ей в голову. Она задумчиво посмотрела на небо, по которому величаво плыли дождевые облака.
        - А что? - проговорила она, чему-то улыбаясь. - Может быть, может быть. По крайней мере, я теперь точно знаю, что нет ничего невозможного.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к