Угол возвышения Андрей Юрьевич Ерпылев
Лев Толстой с помощниками сочиняет «Войну и мир», тем самым меняя реальную историю…
Русские махолеты с воздуха атакуют самобеглые повозки Нея под Смоленском…
Гусар садится играть в карты с чертом, а ставка - пропуск канонерок по реке для удара…
Кто лучше для девушки из двадцать первого века: ее ровесник и современник, или старый гусар, чья невеста еще не родилась?..
Фантасты создают свою версию войны Двенадцатого года - в ней иные подробности, иные победы и поражения, но неизменно одно - верность Долгу и Отечеству.
Андрей Ерпылёв
Угол возвышения
Из низких грифельно-серых туч сеял мелкий нудный дождь, и горстка человеческих фигурок казалась чем-то инородным в мутном мареве зарождающегося осеннего дня.
-Вроде бы тут, - с сомнением сказал лейтенант, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь на мокром листе карты в скудном свете пасмурного утра. - Да, тут. Всё, хватит отдыхать. Окапываемся.
-Да хоть пять минут дай отдохнуть, взводный! - возмущенным молодым тенорком откликнулась одна из фигур.
-Покурить-то дай - всю ночь под дождем перлись незнамо куда… - сипло поддержал говорившего коренастый боец, почти квадратный в мокром ватнике.
Он дернул засаленный брезентовый ремень, освобождаясь от ноши, которую тащил за плечами, и земля под ногами ощутимо вздрогнула - ребристая железяка, похожая одновременно на старинный щит и на канализационный люк, тяжело чавкнула в грязь.
Остальные молчали: все устали так, что сами бы сейчас с удовольствием рухнули на землю и вытянули гудящие от многокилометрового ночного перехода ноги. Но и молчанием они поддерживали несогласных с командиром. Сил и на разговоры почти не оставалось, не то что на окапывание и оборудование позиции. И лейтенант сдался.
-Разговорчики, - буркнул он, складывая карту и пряча в сумку. - Ты у меня допросишься, Савосин.
-А чего? - вскинулся молодой. - Дальше фронта не пошлют!
-Ты так думаешь? - хмуро поинтересовался командир. - Есть варианты…
Он, наконец, справился с застежкой и объявил: - Сорок минут отдыха.
-Это дело… - обрадованно зашевелились бойцы.
Потянуло едким махорочным дымком, послышались смешки, кто-то уже хрустел сухарем… Много ли солдату нужно для полного счастья? Разве что еще по сто наркомовских, да на теплую печку, желательно со сдобной вдовушкой под боком… Но это уже по части буржуазного сказочника Ершова.
Лейтенант Колошин, несмотря на усталость, все-таки решил определиться окончательно с местоположением. В месиве сочащегося влагой тумана - не разберешь даже, дождь это или просто оседающая крупными каплями вода - неподалеку смутно вырисовывалось что-то вроде столба или обугленного, без ветвей, древесного ствола.
«Веха какая-то, - подумал офицер, направляясь к нему. - Не заблудиться бы тут в трех соснах… столбах. Вот потеха-то будет бойцам, если я аукать начну…»
Взвод он получил под команду совсем недавно, да и вообще его офицерская карьера пока что была очень и очень куцей: военкомат, краткие курсы, лейтенантские «кубики» на черных артиллерийских петлицах и - на фронт. Выпускали преимущественно «мамлеев» - младших лейтенантов, - но ему, как успевшему до института отслужить «срочную», как и еще десятку «счастливчиков», дали сразу лейтенанта. Тем более он и так через год стал бы лейтенантом запаса.
И хорошо еще, что свежи были в памяти навыки армейской службы: буквально с колес его минометный взвод бросили в огонь - фриц рвался к Москве, и нужно было остановить его любой ценой. Если не остановить, то замедлить продвижение, дав тем, другим, кто пока еще был в тылу, время на подготовку рубежа, с которого точно уже «Ни шагу назад!».
Теперь от взвода оставалось семеро бойцов и два миномета - дорого обошлась оборона Рогачёво, которое в конце концов пришлось оставить. И надежды на пополнение не было…
Серые щупальца тумана искажали перспективу, и странный столб то казался далеко-далеко, то совсем рядом, и лейтенант даже вздрогнул, наткнувшись ладонью на ледяной влажный камень.
«Сплю на ходу, - выругал он сам себя. - Докатился! Встряхнись, тряпка…»
В серый камень были глубоко врезаны литеры, тускло поблескивающие золотом. Сергей наклонился и прочел:
«Доблестнымъ предкамъ 1-я Его Величества батарея Гвардейской Конно-Артиллерiйской бригады 26 августа 1912г.»
«Это же…»
Словно пелена упала с глаз лейтенанта. Это же то самое Бородинское поле! Один из памятников павшим тут без малого сто тридцать лет назад воинам!
Да, он знал, что это где-то здесь. Постоянно мелькали знакомые еще по школьному учебнику истории названия «Шевардино», «Семёновское»… Только не вязалось как-то название железнодорожной станции Бородино с тем самым, знаменитым. Мало ли, может назвали в честь знаменитого сражения…
Лейтенант выдернул из сумки карту. Всё точно. Вот Утицкий лес маячит за полосой тумана, вот станция Бородино. Они вышли точно к тому месту, где было приказано оборудовать минометную позицию. Вот только в голове не укладывалось: то самое Бородино, которое «скажи-ка, дядя, ведь недаром…», славное, но очень далекое прошлое и мозглые октябрьские дни, кровавая каша боя, грохот взрывов и свистящие вокруг осколки, вой пикирующих, кажется, прямо тебе на голову «юнкерсов»… Две разные жизни, две эпохи, никак не желающие сливаться воедино.
-Это что за столбы такие? - поинтересовался егоза-Савосин, тыча куда-то вбок, и Сергей различил в стороне еще один обелиск, еще недавно скрытый пеленой: туман рассеивался.
-Это памятники, - устало пробормотал лейтенант, присаживаясь к крошечному костерку, который успели уже развести бойцы непонятно из чего, и протягивая к живительному светлячку озябшие ладони. - Тут наши полегли…
-В гражданскую?
-В отечественную.
-Какую еще отечественную? Отечественная сейчас идет.
-Одна тысяча восемьсот двенадцатого года.
-Это при царе, значит, - присвистнул Савосин. - Давно-о-о…
-Почти сто тридцать лет назад.
-А что же… - начал было словоохотливый боец, но командир уже поднялся на ноги.
-Хватит отдыхать, - бросил он. - Пора окапываться…
«Нет, хреновый из меня все-таки командир, - думал он, указывая бойцам места основной и запасных позиций, блиндажа, индивидуальных ячеек на случай обстрела или бомбежки и всего прочего, положенного по уставу. - Язык надо за зубами держать, тютя».
А всё из-за того, что, лежа в окопе, бок о бок с Савосиным под ураганным огнем немцев, рассказал тому о своем беспризорном прошлом, о детстве, проведенном в подмосковной детской коммуне… Ну надо же было чем-то заглушить вполне естественный для человека ужас перед бездушным металлом, собирающим вокруг свою смертную жатву. Как-то не думалось о субординации, когда кругом рвались снаряды и в любой момент оба могли разлететься кровавыми ошметками. И выяснилось, что Савосин - тоже сирота, детдомовский. И вот теперь проникся к командиру едва ли не братскими чувствами, а это для командира - не лучший вариант…
Дождь прекратился, и чуть-чуть развиднелось. Памятники вырисовывались теперь четко, за ними синела гребенка облетевшего леса… И сотни бойцов вокруг, без устали вгрызающиеся в землю, готовя для фрицев еще одну преграду на пути к Москве.
-Товарищ лейтенант!
-Что там, Нечипорук? - оторвался Сергей от карты.
Старшина был самым опытным из всех оставшихся: прошел Финскую, гордо носил на гимнастерке медаль (пусть и «XX лет РККА», но тоже единственную на весь взвод), да по возрасту был старше всех - разменял четвертый десяток лет. Так что если он отрывал командира от дела, то повод был серьезен.
-Смотрите, - старшина заляпанной грязью лопаткой вывалил на свежий бруствер нечто округлое. - Кажись, черепушка…
Лейтенант присел на корточки и осторожно перевернул веточкой облепленный грязью предмет - армейская служба приучила его осторожно обращаться с незнакомыми предметами. Пласт понизанной корнями сырой земли легко отвалился от гладкой кости, и на вздрогнувшего от неожиданности Сергея глянул пустыми глазницами человеческий череп. Поневоле вздрогнешь, когда в глаза тебе заглядывает сама Смерть.
-Тут еще есть, - деловито сообщил старшина.
-И у меня тоже, - откликнулся Савосин, копавший вместе с младшим сержантом Конакбаевым.
-И у меня…
-На погост мы, похоже наткнулись, товарищ лейтенант, - покачал головой Нечипорук. - Нельзя здесь рыть. Не по-людски это…
-Это не погост, - покачал головой Сергей. - Это братская могила. Вряд ли наши - наши там лежат, - кивнул он в сторону памятников. - Скорее всего, французы… Только что это меняет?
Он решительно поднялся на ноги.
-Кости на место и закопать. Меняем диспозицию.
Но сменить диспозицию не удалось: наперерез навьюченным так и не собранными минометами и прочим снаряжением бойцам кинулся незнакомый офицер.
-Стоять! Куда! Кто приказал?
-Я приказал, товарищ капитан, - разглядел под распахнутым воротником ватника четыре полевых защитного цвета «кубаря» Сергей.
-Чего? Стоять! - Капитан с перекошенным лицом, схватился за кобуру. - Расстреляю на месте, дезертиры!
-Контуженый, что ли?.. - прошелестело на грани слышимости среди сбившихся в кучку бойцов. - Такой может…
-Нельзя там копать, - попытался объяснить лейтенант, но «контуженый» уже совал ему под нос свой «ТТ». - Могила там…
-В расход! - хрипел, не слушая его, капитан. - По закону военного времени!..
-Товарищ лейтенант! - лихо козырнул Нечипорук, поняв, что сейчас может случиться непоправимое. - Разрешите обратиться к товарищу капитану!
«Вот что значит опыт, - с завистью слушал Сергей четкий, немногословный рапорт подчиненного. - А я… что я? Тютя и есть… гражданский…»
-Ладно, лейтенант, - удовлетворившись объяснениями старшины, буркнул капитан, пряча пистолет в кобуру. - Погорячился я…
* * *
Окопались на новом месте. Правда, в земле то и дело попадались старинные окислившиеся пули размером в добрую вишню, а Савосин едва не сломал лопатку, наткнувшись на проржавевшее пушечное ядро размером с два мужских кулака, но костей и черепов больше не было. А часа через два нещадно буксовавшая в раскисшей земле «полуторка» подвезла боеприпасы и два неразговорчивых тыловика за сорок сгрузили два десятка ящиков с 82-миллиметровыми минами.
-Капитан еще два миномета обещал, - попытался остановить их лейтенант. - И людей.
-Нету людей, - буркнул пожилой старшина, усаживаясь в кабину. - Все при деле. Трогай, - толкнул он плечом водителя. - Нам еще полкузова развезти надо…
-Не будет подкрепления, - повернулся Сергей к бойцам, когда грузовик, взревывая и брызжа грязью из-под колес, отъехал. - Придется обойтись так… Что с тобой, Савосин?
-Воздух!!! - заорал боец, тыча куда-то за спину командира, и сиганул в свежеотрытый окоп.
-Во-о-о-оздух!.. - уже эхом неслось со всех сторон.
Лежа на дне окопа, лейтенант, до хруста стиснув зубы, смотрел на растянутую букву «W», стремительно растущую в размерах, - «юнкерс» пикировал, казалось, точно на него.
«Господи, пронеси! - молил он - комсомолец и атеист. - Пронеси, господи! Ну что тебе стоит?..»
От пикировщика отделилась крошечная точка, и вжавшийся в грязь человек знал, что это означает. Слышал от бывалых людей.
Бомба падала точно ему на голову, и он видел ее, как говорится, анфас.
«Господи, пронеси…»
Взрыва он не услышал…
* * *
-Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!..
Лейтенант рывком сел и потряс головой, отгоняя привидевшийся кошмар.
«Приснится же такое!»
-Товарищ лейтенант!
-Ну чего тебе, Савосин? - вздохнул Сергей.
«Нет, придется, наверное, избавляться от этого детдомовца…»
-Товарищ лейтенант!..
-Савосин, не нервируй меня.
-Да вы по сторонам поглядите, товарищ лейтенант, - боец едва не плакал.
-Ну, что тут у тебя? Что я вокруг не видел…
Он оглянулся, и слова застряли у него в гортани…
Кругом царило лето!
Над окопом, в котором он лежал, склонялись деревья, покрытые зеленой листвой, в их кронах шелестел теплый ветерок, а сквозь ветви просвечивало голубое небо. Где-то далеко, совсем не страшно рокотал гром. В октябре такого просто не могло быть!
Лейтенант пощупал вокруг: всё та же стылая грязь, мокрый грязный ватник… Здесь, в окопе не изменилось ничего, а наверху… Он присмотрелся: вряд ли лето, скорее - ранняя осень. Вон и в кронах берез уже светятся кое-где желтые листочки… Но не октябрь!
-Савосин, ты тоже это видишь?
-Так точно, товарищ лейтенант, - боец протянул командиру веточку с несколькими зелеными листочками. - Сперва подумал: блазнится мне, ан нет…
От волнения в говоре солдата прорезались деревенские нотки, которые он раньше тщательно скрывал, «кося под городского».
-Подожди, - Колошин отстранил руку бойца, оперся ладонями о край окопа и легко выпрыгнул из него.
Небольшая полянка поперечником в два с половиной десятка метров была окружена березами, сквозь которые с одной стороны виднелось неубранное пшеничное поле. Странная это была полянка - круглая, будто очерченная по циркулю, покрытая бурой травой и разрытой землей, перемешанными подошвами в липкую кашу. Но в шаге от березок грязь резко сменялась по-летнему густой сочной травой.
-Мы с ума сошли? - робко спросил Савосин. - Так ведь не бывает, да?
И столько в его голосе слышалось уверенности, что старший - он, Сергей - всё объяснит, всё расставит по полочкам, что командир разом простил ему все прошлые прегрешения.
-Сам не понимаю, - пробормотал он, обходя поляну по кругу.
Один из капониров, на дне которого был установлен миномет, пришелся как раз на границу «ведьминого круга», как сразу окрестил Колошин их клочок военной осени, перенесенный в мирное лето. Край неровного куба вынутой земли тоже был срезан, как по линейке и если три остальных стенки сочились мутной влагой, то этот был сух и пестрел белыми «горошинами». Только спрыгнув в окоп и потрогав стенку пальцами, лейтенант понял, что это такое - обрезанные, словно гигантской бритвой древесные корни. Точно так же был срезан самый краешек минометной плиты - в гладкий срез, наверное, можно было смотреться, как в зеркало…
-Чудеса… - ахнул Савосин, присев на корточки на бруствере. - А если бы человек?..
-Если бы, если бы, - огрызнулся Сергей, - то во рту росли б грибы. То же самое было бы с человеком. Где, кстати, остальные наши? - спохватился он.
-Не знаю, - развел руками боец. - Кроме вас никого тут больше не видел.
-Так искать нужно!..
Еще двое - старшина Нечипорук и сержант Конакбаев - обнаружились в недостроенном блиндаже, под грудой глины - обвалившейся стенкой. Слава богу, оба оказались живы, только оглушены и долго не могли поверить, что они еще на этом свете, а не на том. Остальные бойцы исчезли вместе с канувшей в небытие военной осенью. И составленными в пирамиду винтовками. Так что из оружия у минометчиков остался табельный наган Сергея и два миномета. Нечипорук долго жался, но всё же достал из своего вещмешка аккуратно завернутый в свежие портянки трофейный немецкий парабеллум. Правда, патронов к нему, равно как и к револьверу, было - кот наплакал. Зато мин оказалось завались - штабель ящиков с ними возвышался чуть ли не в центре поляны.
И еще выяснилось, что продуктов у четырех «робинзонов» - в обрез. «Сидора» Савосина и Конакбаева остались «на той стороне» и были недосягаемы, так же, как и полевая кухня. Так что банка тушенки, немного сухарей и початая плитка шоколада, отыскавшаяся в вещмешке лейтенанта, да полфляжки спирта - всё, чем они располагали. Ежу было понятно, что, пользуясь неопытностью командира, бойцы, в нарушение устава, почем зря подъедали НЗ. Но после драки кулаками не машут.
-Там за лесом жилье какое-то, и дымком оттуда тянет. И пшеница опять же просто так не растет где ни попадя. На разведку идти надо, - глубокомысленно заметил старшина Нечипорук, ковыряя в зубах длинной щепкой: банка тушенки на четыре молодых здоровых желудка скорее раздразнила аппетит, чем насытила. - Ну и насчет харчишек заодно… Вы как считаете, товарищ лейтенант? - спохватился он.
-Грибы можно собирать, - вставил слово Конакбаев. - Осень… У нас в Казахстане…
-Ну откуда у вас в Казахстане грибы! - взвился Савосин. - У вас там степь сплошная.
-Обижаешь, - возразил казах. - У нас и леса хватает…
-Прекратить спор, - Сергей отставил пустую банку. - Кто пойдет на разведку?
-Я могу, я! - Савосин даже руку поднял, как в школе. - Только парабеллум дайте. Или наган на крайний случай.
Лейтенант с сомнением посмотрел на бойца. Молод, недисциплинирован…
-Он дело говорит, - поддержал старшина. - Пистолет ему, конечно, давать нельзя - еще начнет палить там в белый свет, как в копеечку…
-Это я-то? - вскинулся парень. - Да я «ворошиловским стрелком» был!
-Помолчи, стрелок. Он, товарищ лейтенант, больше всех нас подходит: сопляк еще, гимнастерку снять - за пацана сойдет.
-Это кто сопляк?
-Помолчите, боец! - повысил голос Сергей.
Он был согласен со старшиной - ну какой, к примеру, разведчик из Конакбаева с его совсем не местной физиономией? Да и мало ли чего может случиться, а оставить отряд - он уже про себя называл свой огрызок взвода отрядом - без командира и самого опытного бойца… Но и согласиться сразу было нельзя.
-Пойдете вы, Савосин, - подытожил он после долгого молчания, означавшего раздумье. - Без оружия, - надавил он.
-Как же без оружия? - подскочил на месте Савосин. - А вдруг…
-Вот именно на случай «вдруг» - без оружия. Если в деревне наши - сразу назад. Если немцы… Тоже сразу назад и со всей осторожностью.
-А если ни тех, ни других?
-Тогда попытайтесь разузнать, где немцы. Ну, или наши, - терпеливо разъяснил Сергей. - Про нас ничего не рассказывать. По легенде вы вообще гражданский. Непризывного возраста, - окинул он взглядом щуплую фигуру бойца. - Заблудились, оголодали… В общем, для начала хватит. Поняли?
-Так точно!
-Выполняйте…
Савосин в одной нательной рубахе и галифе, босиком, для большей достоверности, утопал по узкой тропинке, вьющейся вдоль поля, по направлению к каким-то строениям, видневшимся под высотой, которую язык не поворачивался назвать «холмом»: высотка - высотка она и есть, и потянулось ожидание.
Гром, странный при практически чистом небе, то затихал совсем, то нарастал, совсем не похожий на орудийную канонаду, но с неба не упало ни капли дождя. Конакбаев, отпросившись у лейтенанта, все-таки ушел за грибами, старшина ревизовал небогатое имущество отряда, а лейтенант, не находя себе места, решил привести себя в порядок. А то, понимаешь, двое суток не брит, обмундирование и сапоги в грязи…
Усики он отпустил еще в институте, а на курсах сохранил, несмотря на запреты. Очень уж они были ему к лицу, по словам знакомых девушек. Особенно одной… Глядясь в крошечное зеркальце, пристроенное на штабеле ящиков с минами, Сергей снимал опасной бритвой двухдневную щетину и насвистывал мотивчик из популярного кинофильма «Весна».
-Всё стало вокруг голубым и зеленым…
«И почему Танюшка считала, что я похож на актера Кадочникова? - думал он, видя в зеркальце впалую щеку, глаз и мочку уха. - Ничего общего…»
Накатила тоска по оставленной девушке. Ведь хотели же расписаться еще в мае, так нет же: мол, в мае жениться - всю жизнь маяться. Из-за этого и рассорились. Тогда казалось - навсегда. Но она будто почувствовала - прибежала, когда бывшие студенты, только что призванные, толпились на Курском вокзале, ожидая поезда. Плакала, просила простить, обещала дождаться… Последнее письмо от нее он получил еще в Подольске, перед самой отправкой, а с нового места так и не успел написать.
«Наверное, будет думать, что меня убили или что пропал без вести… Надо будет, чуть только что-нибудь выяснится, тут же черкнуть ей хоть пару строк. Лишь бы не по ту сторону фронта оказаться…»
Мысли Колошина прервал старшина, бдительный, как ему и полагалось по должности.
-Савосин бежит, - доложил он, вглядываясь из-под ладони: солнце сильно склонилось к западу и било прямо в глаза. - Ишь, как чешет… Надо бы оборону занять на всякий случай, а, товарищ лейтенант? И где это Конакбаева носит… Грибник хренов… Прошу прощения, товарищ лейтенант.
Савосин действительно летел, как на крыльях, несся, поднимая босыми пятками шлейф пыли, как будто за ним черти гнались. Выбившаяся из-за опояски нательная рубаха полоскалась на ветру знаменем, но он не обращал на это внимания, прижимая к груди какой-то сверток.
-Никак спер что-то в деревне, - удовлетворенно заметил старшина. - Ну, я ему ухи-то надеру! Сказано же было - по-тихому и без мародерства. Как думаете, товарищ лейтенант, разжился он харчишками?
-Увидим, - напряженно ответил Сергей, чувствуя, однако, как против воли во рту скопилась слюна.
Извечную солдатскую мудрость: «Приключений на нашу задницу будет еще много, а вот удастся ли еще поесть - кто знает» он усвоил еще на срочной. И готов был простить незадачливого «разведчика», если тому действительно удалось раздобыть съестное. А то ведь скоро придется зерно из колосков вытрясать - благо под боком целое поле.
-Савоська бежит, - заметил неслышно подошедший откуда-то сзади Конакбаев, и командир с раскаяньем вспомнил, что не озаботился охраной «лагеря» - так ведь подкрадутся и перережут всех. - Может, хлеба достал? И сала…
-Ты ж мусульманин, Конакбаев, - обернулся к нему Нечипорук. - Вам же нельзя. Аллах запрещает.
-Мало-мало можно, - расплылся в улыбке казах. - А я грибов набрал. Пожарим…
-Погодите с грибами, - оборвал гастрономический разговор лейтенант: уж больно не нравилось ему, как спешил Савосин.
На всякий случай он, как и старшина, достал оружие и взвел курок.
Боец с разгону проскочил мимо и закрутил головой, выискивая знакомую поляну.
-Тут мы, - вполголоса окликнул его лейтенант, и Савосин обрадованно порскнул на голос.
-Там… - задыхаясь, проговорил он, рухнув на подсохшую уже траву. - Там…
-Отдышись! Что там? Немцы…
-Там… - Дыхание в цыплячьей грудке парня всё никак не восстанавливалось. - Там…
Он протянул свой сверток командиру.
Съестного в свертке не оказалось. Развернув комок плотной ткани чуть-чуть потоньше шинельного сукна, лейтенант долго не мог понять, что это такое: темно-синяя узкая куртка, расшитая золотистыми шнурами на груди, с желтыми обшлагами и таким же высоким стоячим воротником.
-Это что за хреновину ты притащил? - изумился Нечипорук, щупая рукав куртки.
-На веревке сушилась… - выдавил «разведчик». - Я и сдернул… А то бы вы не поверили…
-Чему не поверили? Ты толком говори: немцы в деревне есть?
-Нет там никаких немцев! - взорвался Савосин. - И наших нет! И вообще это не деревня! В смысле, не жилая. Там палатки стоят, а между ними - все в таких вот одежках… - Он ткнул пальцем в куртку, при виде которой в мозгу Сергея всплыло полузабытое слово «ментик». - Ну, похожих… И шапки такие на головах высокие. Как поповский клобук, но с козырьком, кокардой и с пером. Высоченным.
Боец показал рукой на добрых полметра выше стриженой макушки.
-Кивера, что ли? - прищурился Нечипорук. - Ты, Савосин, никак перегрелся! Таких мундиров уже сто лет нету. Ты толком говори.
-Ей-богу, не вру! - в запальчивости перекрестился боец. - У многих сабли на боку, винтовки в пирамиды составлены длиннющие… А одежки все цветные - в глазах рябит…
-Может, кино снимают? - вставил Конакбаев, забыв про пилотку, полную отборных подберезовиков, которую держал в руках. - Я один раз, до войны еще, в Алма-Аты был - видел, как кино снимают…
-Может, и правда кино? - переглянулись старшие.
-Не знаю я ничего! - У Савосина от обиды, что ему не верят, как сопливому пацану, на глаза навернулись слезы. - Я как этот цирк увидел - сразу назад побёг. Хотите - сами сходите и посмотрите! Я туда больше не пойду! Там один на лошади был в папахе вот такой! Я мимо проходил, так он на меня цыкнул и плеткой по спине перетянул - гляньте!
Боец повернулся спиной и высоко вздернул подол рубахи: наискось через всю спину краснел вздувшийся рубец.
-Беги, говорит, отсюда, малец. Нельзя, мол, в лагере ошиваться посторонним. Знаете, как больно? Эх, жаль, мне наган не дали! Я б ему!..
-Я б тебе еще добавил, - заверил его Нечипорук. - Да не по спине, а по заднице. Сказано же было: потихоньку. А ты в открытую, да еще с краденым имуществом.
-Права такого не имеете, товарищ старшина! - запальчиво ответил боец. - Под трибунал можете, а по заднице - незаконно! Это вам не старый режим.
-Прекратить перепалку, - сказал лейтенант. - Не похоже это что-то на киносъемку. Да и какая здесь киносъемка в военное время? Чуть стемнеет, я сам схожу, посмотрю что к чему.
-Может быть, я? - осторожно заметил старшина. - Вы командир…
-А эта штука на тебя налезет? - протянул ему куртку лейтенант, забывшись и перейдя на «ты». - На, примерь!
-Пожалуй, что не сойдется, - с сомнением отодвинулся Нечипорук: в плечах он был гораздо шире командира, да и вообще массивнее. - И всё равно…
-Надо окончательно выяснить, где мы и вообще, что происходит, - говоря это, лейтенант вывернул куртку наизнанку и тщательно осмотрел швы: не хватало еще вшей нахвататься с чужой одежки, а твари эти были ему хорошо знакомы по беспризорным годам. - Э, да тут карман!
В кармане, грубо нашитом на подкладку, обнаружился хитро сложенный листок покоробившейся плотной бумаги: похоже, что владелец позабыл о нем и выстирал одежду вместе с ним.
-Похоже, письмо, - ткнул старшина ногтем в остатки красного воска, когда-то скреплявшего листок. - Вон, печать сломанная. Никак приказ какой?
Письмо оказалось отнюдь не приказом…
«Mon cher ami, Nicolas…»
-Тут по-французски, - поднял глаза от письма Сергей. - Девушка пишет возлюбленному, уезжающему на войну. Клянется в любви, обещает ждать, молит беречь себя, сообщает о новостях и общих знакомых… Словом, обычное письмо. Но…
-А вы и по-французски понимаете? - завистливо спросил старшина. - Здорово… А я вот к языкам неспособный. Только «хенде хох» да «Гитлер капут» и знаю.
-С пятого на десятое, - отмахнулся лейтенант. - В объеме школьной программы. Не в этом дело.
-А в чем?
-Вы на дату взгляните!
Внизу листка, покрытого строчками летящих букв со старомодными изящными росчерками, значилось черным по белому:
«1812 года июля 17-го дня»…
* * *
Смеркалось. Далекий орудийный гул, который теперь казалось немыслимым принять за мирный гром, давно прекратился. Сергей, переодетый гусаром - никак не оставляло ощущение маскарада, - шагал по пыльной дороге к лагерю. Посоветовавшись, сообща решили, что играть в Кожаного Чулка[1 - Персонаж романов Ф. Купера «Следопыт», «Последний из могикан» и т.д., умелый разведчик.] не стоит - мало ли как отнесутся в лагере к крадущемуся в полутьме лазутчику. Могут и не только плеткой полоснуть…
Да и вряд ли это был лагерь. Скорее ЛАГЕРЬ: кругом, насколько хватало глаз, в сумерках раскинулось море огней. Такого Колошин в своей жизни еще не видел никогда - тысячи костров уходили вдаль на километры. Надежда на киносъемочную группу, еще державшаяся где-то в уголке сознания, стремительно таяла. Это были не декорации. Перед Сергеем, в подступающей темноте расстилалась панорама огромной армии, готовящейся к битве. И уже было понятно, что это за битва… Мозг отказывался верить, но, судя по всему, случилось невозможное - четверо солдат Отечественной войны остались там же, на Бородинском поле, но неведомым образом перенеслись во время той, первой, Отечественной.
В памяти всплыли бессмертные строки:
…И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилёг вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус[2 - Из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Бородино» (1837).].
Ликования французов отсюда, правда, слышно не было, но звуки устраивающейся на ночевку армии доносились отчетливо: разноголосый говор, сливающийся в монотонный шум, ржание лошадей, лязг и скрежет металла - вероятно, точили те самые штыки и сабли перед боем. Да и запахи соответствовали: сытный аромат готовящейся пищи смешивался с запахом дыма от костров и «благоуханием» лошадиного навоза. Да и не только лошадиного: сотни тысяч людей, скученные в одном месте, не могли не отправлять свои естественные надобности…
Сергей с горечью подумал, что уже завтра вечером эти, в общем-то, мирные звуки сменятся стонами раненых людей и ржанием агонизирующих лошадей, а запах лагеря вытеснит вонь сгоревшего пороха и разложения, с каждым днем становящаяся всё сильнее - знакомый ему уже запах войны. Он вспомнил, что читал где-то, что убитых на Бородинском поле было столь много, что их не могли похоронить до лета следующего года.
Он не решился лезть в самую гущу народа: хоть и в маскарадном костюме, но его мог разоблачить первый встречный - слишком уж мало синие офицерские галифе, пусть и ушитые наскоро, походили на обтягивающие рейтузы по тогдашней моде, виденные не раз на картинках. Да и сапоги, что таить, не кавалерийские, и головного убора нет, и сабли…
-Здорово, братец! - Он вышел из темноты к крайнему костру, у которого, помешивая в котелке какое-то варево, сидел одинокий мужик на вид постарше Нечипорука - пышные усы, борода веником, лицо, покрытое морщинами, кажущимися еще глубже в неверном свете костра, высокий картуз с поблескивающим на тулье металлическим крестом.
«Книжное» обращение далось неожиданно легко, точно так же, как ранее произносилось «товарищ».
-Здравия желаю, ба… ваше благородие! - вскочил на ноги кашевар.
«Ну вот, я теперь и „благородие“, - подумал Сергей. - Черт! Совсем не разбираюсь в старинных чинах и званиях».
-Сиди, сиди, - он присел на валяющееся у костра бревешко и протянул к огню руки: ранняя осень перестала кокетничать - к ночи посвежело совсем не по-летнему. - Что варишь?
-Да кулеш, ба… ваше благородие. Простецкая еда, но сытная.
-А меня не угостишь? - Лейтенант почувствовал голодное бурчание в животе.
-Дык, не понравится, наверное… ваше благородие, - мужик справился с непривычным обращением. - Еда-то мужицкая, без выкрутасов.
-Понравится, - улыбнулся Колошин. - С утра ничего не ел.
-Так это мы мигом! - Мужик вытащил откуда-то обширную глиняную миску с щербатым краем и деревянной ложкой навалил туда своего варева, что называется, с горкой. - На здоровьечко, барин! То есть ваше благородие.
Лейтенант ел обжигающую густую кашу из непонятной крупы, щедро приправленную салом, закусывал черным ноздреватым хлебом, и ему казалось, что лучших деликатесов ему в жизни не попадалось. Куда там ресторанным разносолам! Круто посоленный кулеш, припахивающий дымком, дал бы сто очков вперед любому из них.
-Вкусно? - Мужик умиленно глядел на уминающего его стряпню «барина» и, казалось, никак не мог поверить, что его простецкое, далекое от кулинарных изысков блюдо может понравиться офицеру.
-Что ты тут делаешь? - Сергей с сожалением оторвался от еды. - Сражение же завтра.
-Так ополченцы мы, - развел руками кашевар. - Аж из-под самих Мытищ сюда пришли с барином нашим, графом Бобринским.
Видимо, за всю свою жизнь не покидал он родных мест, раз недалекое, в общем-то, путешествие считал чем-то выдающимся. Колошин со стыдом вспомнил, что читал об ополченцах той Отечественной войны и даже картинку видел с точно таким же мужиком с православным крестом на картузе. А потом подумал, что пеший переход почти в двести километров в те времена, не знавшие ни поездов, ни автомобилей, был настоящим подвигом.
-Побьем супостата, ваше благородие? - с надеждой спросил задумавшегося офицера ополченец. - Не пустим Бонапартия, прости господи, имечко бесовское, в Москву-матушку?
-Побить - побьем, - ответил Сергей. - Как не побить, когда вся земля русская поднялась как один человек? Но Москву придется отдать.
-Как так, батюшка?! - отшатнулся мужик, крестясь. - Неужто взаправду отдадим? Как же жить тогда? Наша же она искони была! Татарам - и то не отдали, а хранцузам отдадим?
-Отдадим, но не надолго. Сил уже не будет у Бонапарта ее удержать - вернется назад, как побитый пес. А мы его гнать будем по пятам и затравим в самом логове, - он чуть было не ляпнул «в Берлине», но вовремя прикусил язык. - В Париже.
-И то ладно, - облегченно вздохнул ополченец, даже не удивившись, откуда такие данные у ночного гостя и не усомнившись ни на секунду в его правоте - народ тут еще полностью доверял всякой власти. - Значит, не зря завтра кровушку прольем…
Сергей посидел еще у костерка, поговорил со словоохотливым мужиком о том о сем и возвратился к своим, не находящим места от волнения за командира. Да не с пустыми руками: ополченец напоследок расщедрился и отдал «барину», развеявшему его сомнения, весь котелок каши и початый каравай хлеба.
-Покорми уж там своих солдатушек, батюшка. Тоже, поди, голодные. Для вас ничего нам, православным, не жалко. Нам, сиволапым, что - только вас, служивых, поддерживать. Мы на большее и не годимся - ружжо, почитай, у каждого пятого, а остальные - кто с чем. Кто с рогатиной, кто с вилами, кто с бердышом прадедовским, а кто и просто с дубиной. На вас вся надежа, ваше благородие. Храни вас Господь…
-Что будем делать, товарищ лейтенант? - спросил Нечипорук, управившись со своей долей чудесно добытой пищи, облизав алюминиевую ложку и спрятав ее за голенище сапога. - Завтра тут мясорубка будет еще та, а у нас - два ствола на четверых. Да два миномета. Покрошат нас в капусту.
-Завтра и увидим, - ответил лейтенант, заворачиваясь в ватник и подкладывая под голову «сидор». - Действовать будем по обстоятельствам. Всё равно до сражения нам отсюда не выбраться. А там видно будет.
-Пост выставить?
-Да кому мы тут нужны? Война еще ведется по рыцарским правилам, языков брать не принято. Набредет если кто на нас: вы - ополченцы, я ваш командир. Всё ясно?..
-Так точно, товарищ лейтенант. Но я всё равно подежурю. Мало ли что.
-Дело твое… - пробормотал Сергей, проваливаясь в глубокий сон…
* * *
Проснулись они от грохота, раздававшегося, казалось, одновременно со всех сторон.
-Началось, похоже! - прокричал Нечипорук в ухо командиру. - Ишь, как шуруют! Почище нашей заварушки будет! Я тут местечко нашел - всё, как на ладошке видно!
С опушки леса, находившейся на некотором возвышении, плавно перетекающем в высотку, господствующую над окружающей местностью, было видно действительно лучше, чем с той полянки, где они ночевали.
Солнце вставало, заставляя стремительно таять утренний туман, предвещавший ясный денек, и в его розово-золотистом еще свете, насколько хватало глаз, медленно двигалась пехота и кавалерия в разноцветных мундирах. Вскипали белоснежными султанами дымы, изрыгаемые пушками, сверкали отточенными иглами штыки и сабли, реяли цветные знамена…
-Эх, красиво воевали! Не то, что мы - больше пузом по грязи, - завистливо вздохнул Нечипорук, протягивая командиру половинку бинокля. - Поглядите, товарищ лейтенант.
-Что ж ты не сказал, что у тебя бинокль есть? - возмутился Сергей: его собственный, положенный по командирскому его положению, остался «на той стороне», в другом времени.
-Да это разве бинокль… Разбитый он, подобрал в качестве трофея… Но кое-что видно.
Цейсовские линзы прибора оказались в порядке, но призмы внутри, видимо, сорвались с креплений, и изображение дрожало, но поле боя тут же приблизилось, и можно было различить даже мелкие детали мундиров солдат, отсюда кажущихся муравьями. Основная часть поля заволакивалась дымом, поэтому Сергей с сожалением перенес наблюдение на юг, к деревеньке, возле которой, под цветными знаменами с косым андреевским крестом, строилась пехота в темно-зеленых мундирах и белых штанах. Он совершенно четко различил белое с красно-черным крестом, желтое с черно-синим[3 - Знамена Таврического и лейб-гвардии Гренадерского полков, входивших в 3-й пехотный корпус генерала Н. А. Тучкова.]… На первый взгляд тут было несколько полков пехоты.
-Вот же, блин, воевали! - возбужденно дышал в ухо махорочным перегаром Нечипорук. - В наше время попробуй собери в одном месте столько пехоты - враз тяжелой артиллерией накроют или пикировщиками причешут! Да и смысла-то в низине такую тучу народа собирать - высоту нужно занимать, высоту!
Высотка действительно была почти свободна.
-Бегут! - Старшина толкнул Колошина в бок локтем - он обладал поистине орлиным зрением: от деревни действительно бежали солдаты в сплошь темно-зеленых мундирах и киверах без султанов, огрызаясь на ходу ружейным огнем. - Ну, сейчас будет заваруха!
В бинокль было видно, что с юга в деревню входят войска, еще полускрытые не рассеявшимся до конца туманом. Цвета знамен и мундиров было не разобрать, но вряд ли это были русские[4 - Воспользовавшись ошибкой начальника штаба русской армии Беннигсена, приказавшего вывести 3-й пехотный корпус генерала Н. А. Тучкова на левом фланге русской армии из засады, 5-й корпус французской армии, состоявший из поляков, под командованием генерала Ю. Понятовского двинулся в обход левого фланга русской позиции и занял деревню Утицы.]. А когда от деревни по русским полкам был открыт ураганный артиллерийский огонь и те, дрогнув, принялись медленно отступать на высоту, сомнений больше не осталось.
А потом поле, оставленное русскими, запестрело от чужих мундиров - преимущественно синих и белых. Особенно сильно наседали на огрызающиеся плотным ружейным огнем русские каре всадники с пиками, украшенными бело-красными флажками.
-Поляки, что ли? - недоуменно спросил старшина. - Разве они за французов воевали?
-Поляки воевали на обеих сторонах. Это польские уланы.
-Чудеса… недаром Владимир Ильич называл Польшу политической проституткой, - блеснул политподготовкой Нечипорук.
-Не было тогда Польши, - вздохнул Сергей. - Разделили ее еще в восемнадцатом веке между Австрией, Пруссией и Россией. Наполеон обещал полякам восстановление их государства, вот они и сражались за него. Ну и из давней ненависти к России.
-А за нас тогда почему?
-Наверное, оставались верными присяге, данной российскому императору.
-Всё одно - проститутки…
Французы тем временем практически вытеснили русских из низины, и на высоте закипел бой.
-Ну что, так и будем зрителями, товарищ лейтенант? - повернул к командиру злое лицо старшина. - Там наших убивают! НАШИХ!
-А что мы сделать можем, - пожал плечами Колошин. Он знал, что русские победят в этом величайшем в истории России сражении, но от того, что он остается при этом статистом, ему тоже было как-то не по себе. - У нас всего два пистолета на четверых. Предлагаешь идти туда и там погибнуть?
-У нас два миномета есть! И мин осколочно-фугасных целый штабель. А дотуда с нашей позиции добьет без проблем. Наоборот, угол возвышения надо будет максимальный ставить, чтобы траектория покруче была. Рискнем?
«А ведь он прав… Вот что значит опыт… А я руки опустил… Тютя!»
-Хорошо. Мины подготовлены?
-А чем мы, по-вашему, занимались, пока вы за кашей ходили, товарищ лейтенант, - расплылся в улыбке Нечипорук. - Солдат без работы - преступник. Вот я и трудоустроил Конакбаева с Савосиным, чтобы мысли дурные в башку не лезли.
Савосин, видя, что старшие приводят в боеготовность минометы, заволновался:
-Мы что, воевать собираемся? Зачем? Говорили же - просто так отсидимся, пока бой не закончится.
-Мы поможем русским войскам. Мы же русские, Савосин.
-Чем мы им поможем? - Савосина трясло: чудом оставшись живым в одной мясорубке, он, похоже, совсем не хотел погибать в новой. - Десятком мин? Да и нет тут СССР - тут царский режим! Я царю присяги не давал!
-Замолчите, боец! - повысил голос лейтенант. - Мы не государству присягу давали - стране. Нашей родине, России! Я вам приказываю…
-Себе приказывай! Ты там командиром был! А здесь мы все сами по себе! - не слушая его, визжал боец. - Конакбаев, старшина - не слушайте его!
-Заткнись, Савосин! - прорычал Нечипорук, передавая Конакбаеву, аккуратно сворачивающему колпачки предохранителей и раскладывающему мины рядком, очередную «чушку». - Помогай лучше - вон товарищ лейтенант не справляется. После боя поговорим.
-Вот вам бой! - выставил тощий кулачок, сложенный в кукиш, бывший детдомовец и тут же - второй. - А вот - после! Счастливо оставаться!
Он повернулся и, петляя, как заяц, кинулся в чащу.
-У-у-у, сученыш! - взревел старшина, выхватывая парабеллум и выцеливая спину, мелькающую меж белых стволов. - Порешу гада!
-Прекратить! - Лейтенант повис у него на руке, заставляя опустить пистолет. - Вы с ума сошли, Нечипорук! Пусть бежит! Баба с возу - кобыле легче.
-Вот же зараза, - с трудом отходил старшина, красный как рак. - Как же я его раньше не распознал? Ты-то хоть не побежишь? - повернулся он к Конакбаеву, спокойно продолжавшему работать, как будто ничего не произошло.
-Зачем побежишь? - пожал плечами боец. - Я не зайчик по лесу бегать. Я присягу давал. И отец мой давал, и дед давал. И прадед, наверное, тоже давал. Мы давно с Россией. Как я там, - он ткнул пальцем вверх, - им в глаза смотреть буду, если струшу? Ты лучше мины давай, старшина, закончились совсем уже.
-Молоток, Конакбаев! - хлопнул его по спине старшина. - Как тебя зовут-то хоть?
-Насыром, - чуть смутившись, ответил казах. - Мое имя по-русски немного смешно звучит… Насыром Исламовичем.
-А меня - Федором. Федором Дмитриевичем, но можно просто Федей.
-Сергей, - коротко представился лейтенант.
Все трое обменялись крепкими мужскими рукопожатиями. Тут не было больше русских, украинцев и казахов, командиров и подчиненных, православных, мусульман и атеистов - были три русских человека, три бойца, готовых сражаться за свою родину, как бы она не называлась - СССР, Российская Империя или просто Россия. Это была их земля, а позади была Москва. Ни шагу назад.
-Максимальный угол возвышения, - скомандовал лейтенант, напряженно вглядываясь в дрожащее изображение в окуляре трофейного «полубинокля». - Пробной серией из трех мин… Огонь!..
* * *
-Эх, здорово дают! - Командир 1-й батареи лейб-гвардии конной артиллерии капитан Захаров оторвался от окуляра подзорной трубы. - Из чего это они там чешут? Такое впечатление, что батарея мортир там в лесу оборудована. Кто бы это мог быть? Не знаю такой у нас.
-Не могу знать, - ответил юный прапорщик Павлов. - Что-то секретное, наверное. Только смею заметить, поляки эту батарею уже почти подавили - реденько бьет, не то что вначале.
-Так и мы тоже, - усмехнулся капитан. - Реденько. Картечи уже нет, бомбы на исходе… Ядер тоже не густо. Вон, Рааль[5 - Капитан Александр Федорович Рааль (Рааль-второй) командовал 2-й батареей лейб-гвардии конной артиллерии и был смертельно ранен в бою за Утицкий курган, в котором погиб капитан Ростислав Иванович Захаров.], немчура, экономит, бьет пореже, но верно. Не чета нам - широкой душе. Скачи, разузнай, кто там и что. За такое дело тех, кто на этой батарее, к георгиевским крестам представить нужно! Спасли, можно сказать.
Он не понял, что случилось - только что смотрел вслед ускакавшему адъютанту, на мгновение потемнело в глазах, а когда темнота рассеялась, над ним склонялись встревоженные лица артиллеристов.
-Что со мной? Ранен? - Он не узнал своего голоса - из горла неслось лишь какое-то бульканье. - Серьезно?
-Вам нельзя говорить, ваше благородие…
И только сейчас капитан почувствовал страшную, раздирающую боль в груди. Непослушная рука с трудом ощупала мокрый и горячий мундир на груди, пальцы укололись обо что-то острое.
-Пуля?..
-Ядро… Рикошетом…
-Ничего… - Капитану было всё труднее говорить, его душила кровь, заполняющая пробитые легкие. - Наша ли победа? Отступает ли неприятель?..
Тьма, уже вечная, снова заволакивала всё вокруг, но он продолжал упрямо спрашивать, брызгая пузырящейся на губах алой кровью:
-Отступает ли неприятель?..
* * *
Сергей стряхнул с груди землю и, пошатываясь, поднялся на ноги. В ушах тонко звенело, перед глазами плавали черные мушки.
Позиции больше не существовало: враг сообразил, откуда его разит безжалостная смерть (частые разрывы осколочных мин в плотном скоплении пехоты - страшная штука, и лейтенант ужаснулся, увидев их действие своими глазами), и, после нескольких безуспешных попыток, все-таки накрыл батарею артиллерией. Поляна превратилась в лунный пейзаж, окончательно стерший разницу между здешним и перенесенным из далекого будущего. Всё кругом было завалено осколками расщепленных деревьев и сломанными ветками. Конакбаев, стоя на коленях и раскачиваясь, будто пьяный, медленно, как во сне, подносил мину к стволу покосившегося миномета и всё никак не мог донести, а Нечипорук… Второй капонир был завален глиной - свежая воронка зияла совсем рядом с бруствером.
-Федор! - крикнул и не услышал себя Сергей. - Федор!!
В правом ухе оглушительно хлюпнуло, и череп взорвался страшной болью, снова бросившей лейтенанта на землю. Не в силах подняться на ноги, он подполз к Насыру, всё еще не могущему вставить мину в ствол, и дернул его за полу рубахи. Тот повернул к командиру безумное лицо с широко раскрытыми глазами… Нет, глазом: от левой, зияющей кровавой ямой глазницы по щеке струился ручеек крови.
-Не слышу, командир! - крикнул полуослепший боец. - Контузило, однако…
-Помоги старшину откопать!..
Они с трудом извлекли перемазанного кровавой грязью Нечипорука из-под тяжелого пласта земли. Старшина еще дышал. Медленно, с трудом, выплевывая с каждым выдохом на подбородок черные сгустки крови. Лейтенант принялся было расстегивать мокрый, стоящий колом ватник, но опустил руки: из-под разодранной, в клочьях торчащей розовой ваты, ткани выпирало что-то осклизлое, синюшное…
-В живот угодила - на тот свет проводила, - тихо, но внятно, не открывая глаз, произнес старшина. - Не тревожьте лучше, парни, всё одно ничем не поможешь… Медсанбат на той стороне остался.
-Молчи, тебе нельзя говорить!
-Можно… Теперь мне всё можно…
Федор распахнул глаза, и Сергей отшатнулся: и так светлые, они были почти белыми от боли - зрачок сжался в крошечную точку, не больше булавочного укола.
-Мне бы спирту… - прохрипел старшина. - Там вроде оставалось чуток во фляжке…
Конакбаев свинтил колпачок и поднес горлышко фляги ко рту умирающего. Тот сделал глоток, закашлялся, и спирт потек у него по щекам, мешаясь с кровью.
-Не принимает нутро… Значит, всё, конец, - растянул он губы в улыбке, похожей на оскал. - Отбегался Нечипорук… Ты возьми парабеллум, лейтенант, пригодится еще… И документы…
Он вытянулся всем своим кряжистым телом и затих.
-Отмучился, - Конакбаев грязной ладонью попытался опустить покойнику веки, но глаза упрямо открывались. - Аллах акбар…
Совсем рядом раздалась чужая речь. Сергей повернулся и увидел буквально метрах в тридцати усатых солдат в синих с белым мундирах и высоких киверах с красными султанами.
-Poddaj si, rosyjskie psy! - орали они, целясь из длинных ружей с примкнутыми штыками. - Rzu bro, psia krew![6 - Сдавайтесь, русские собаки! Брось оружие, собачья кровь! (польск.)]
-Сам поддайся, - вынул Колошин из теплой еще руки старшины парабеллум. - Русские не сдаются!..
Он стрелял прямо в разинутые усатые рты, чувствуя, как каждый выстрел болью отдается в голове, орал что-то матерное, ожидая, что сейчас, вот сейчас… И вдруг поляки побежали!
Последнее, что лейтенант увидел перед тем, как провалиться в темноту, были бородатые всадники на лохматых конях, с гиканьем настигавшие бегущих польских солдат и остервенело рубящие их саблями.
«Странно, почему и те, и другие в синем[7 - Русские казаки в 1812 году носили синюю форму.]…» - успел еще подумать он.
* * *
Тяжелые, набрякшие дождем облака плыли по серому небу. Совсем как тогда, в октябре 1941-го, когда остатки минометного взвода лейтенанта Колошина вышли к Утицкому кургану. Всё кругом покачивалось, плыло.
«Всё кончилось! - обрадованно подумал Сергей и сделал попытку подняться. - Я вернулся! А может, мне вообще всё это привиделось? И Бородинское сражение, и вообще…»
Он попытался привстать, но кто-то мягко, но надежно удержал его.
-Лежите, ваше благородие, лежите. Нельзя вам прыгать - ранетые вы.
Лейтенант повернул стреляющую болью голову и увидел рядом с собой давешнего мужика-кашевара.
Оказывается, он лежал на дне какой-то телеги, которой, сидя на облучке, правил ополченец.
-Как я здесь оказался?
-Да подобрали вас казаки, ваше благородие, в лесу и в лазарет свезли. А тут я… Видали, - кашевар продемонстрировал перебинтованную руку. - Меня тож зацепило чуток. Чуть руку не отняли, ироды, но я не дался. Есть у нас в деревне бабка одна - она мертвого с того света вытащить могет, не то что руку поправить. Травками пользует, все ее ведьмой за глаза кличут…
-Куда мы едем?
-Да говорю ж: в деревню мою. Вы, барин, без памяти были, а признать вас никто не мог - ни полка, ни имени, ни бумаг, письмо одно за пазухой… Даже хранцузским шпионом лаялись! Вот я и думаю: раз вы такой никому не нужный получаетесь - свезу к себе в Щелкову. Поправитесь, на ноги встанете и догоните своих…
-А там один я был? - перебил Сергей словоохотливого мужика. - Такого… Раскосого не было? Нерусского на вид?
-Не-е, никого не было, - подумав, сказал ополченец. - Казаки, конечно, на вид почитай все нерусские, да и раскосых среди них чуть ли не кажный второй, но гусаров ваших не было.
«Может, живой остался? Дай бог тебе, Насыр, выжить…»
-Вы дремлите, барин, дремлите, - посоветовал мужик, поддернув вожжи и чмокнув губами. - Дорога долгая - вкруг Москвы поедем, а сон - он дело пользительное. Любую хворь лечит… И всё ведь по-вашему получилось: и хранцуза побили, и Москву-матушку, говорят, сдадут… Эх, Рассея… Дай Господь, чтобы и остальное по-вашему вышло…
«Выйдет, - думал Сергей, задремывая под мерный говорок мужика. - Всё так и выйдет… Только вот есть ли мне место в этом мире? Таком чужом и таком родном…»
notes
Примечания
1
Персонаж романов Ф. Купера «Следопыт», «Последний из могикан» и т.д., умелый разведчик.
2
Из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Бородино» (1837).
3
Знамена Таврического и лейб-гвардии Гренадерского полков, входивших в 3-й пехотный корпус генерала Н. А. Тучкова.
4
Воспользовавшись ошибкой начальника штаба русской армии Беннигсена, приказавшего вывести 3-й пехотный корпус генерала Н. А. Тучкова на левом фланге русской армии из засады, 5-й корпус французской армии, состоявший из поляков, под командованием генерала Ю. Понятовского двинулся в обход левого фланга русской позиции и занял деревню Утицы.
5
Капитан Александр Федорович Рааль (Рааль-второй) командовал 2-й батареей лейб-гвардии конной артиллерии и был смертельно ранен в бою за Утицкий курган, в котором погиб капитан Ростислав Иванович Захаров.
6
Сдавайтесь, русские собаки! Брось оружие, собачья кровь! (польск.)
7
Русские казаки в 1812 году носили синюю форму.
|
