Та, кто задает вопросы Варвара Николаевна Еналь
        Варта #1
        Мирослава всегда была не такой, как все. Однажды она помогла своему другу Матвею найти старинную книгу, которая исполняет желания и отвечает на вопросы. За этим могущественным артефактом уже давно охотится нечистая сила. Смерть гонится за Мирославой и Матвеем по пятам, и никто им не поможет, кроме Варты - стражи, с глубокой древности охраняющей их город от зла и тьмы.
        Варвара Еналь
        Та, кто задает вопросы
        
        Часть 1
        Всего одно желание
        Глава первая. Мирослава
        1
        Мать всегда уверяла, что я порчу ей кровь.
        Эту фразу я слышала с самого детства в разных вариациях, но смысл никогда не менялся. Я портила жизнь матери уже одним своим существованием. Потому что такую невоспитанную и отвратительную хамку еще надо поискать и потому что никакие слова до меня не доходят, все как об стенку горох. Я - вылитый отец, и его гадкие гены лезут из меня каждый божий день.
        Моя мать умела ругаться и делала это часто и вдохновенно. Иногда по вечерам, слушая ее длинные и громкие выступления, я раздумывала, а не записать ли это и не выложить ли видео в «Ютуб». Уверена, что получила бы миллион просмотров и славу скандально известного блогера.
        Жаль, но я не воспользовалась такой возможностью, потому что у меня была еще младшая сестра. Едва я доставала телефон, Снежанка хватала меня за руки и умоляющим голосом шептала:
        - Мирка, ты с ума сошла. Пожалуйста, Мирка, не делай этого!
        С сестрой мы были не особенно близки, но ее горячий шепот и умоляющий взгляд больших карих глаз почему-то имели надо мной странную, необъяснимую власть.
        - Отцепись, трусиха, - говорила я и прятала телефон в карман.
        В тот вечер я уже настроилась на очередной концерт. Очередное выступление на тему «Мирка отбилась от рук и растет негодницей». В тот день я сделала себе еще один пирсинг. Дырочку в носу даже пирсингом можно назвать с натяжкой, очень многие прокалывают себе ноздрю. А к моему образу крошечная сережка-точечка в ноздре подходила как нельзя лучше.
        У меня всегда были короткие волосы, мать стригла меня чуть ли не под мальчика все мое сознательное детство, потому что боялась вшей и не хотела заморачиваться с косичками. В этом не стоило ее винить, я и сама терпеть не могла расчески, долгое заплетание и все эти резиночки и бантики, заколочки и прочие радости девчачьих будней.
        Лет в пятнадцать я стала красить свою короткую и буйную шевелюру в черный. Природный цвет моих волос - темно-каштановый, но я придавала своей прическе совершенную и окончательную мрачность. Никаких ярких прядей - розовых или, там, синих. Никаких цветных штрихов, только черные четкие линии. Почти мальчишеская стрижка «а-ля гарсон» превратилась в короткое каре, чуть ли не боб с асимметричными длинными прядями. И все это было совершенно, абсолютно черным.
        Глаза я тоже густо подводила черным и носила только черные футболки и толстовки. Этот цвет точно и верно отражал мое настроение, мой внутренний мир. В одном ухе у меня было три дырки и, соответственно, два гвоздика и одно колечко. В другом - только один гвоздик. Пока что.
        В тот день я сделала себе еще одну дырочку. Деньги на это удовольствие заработала сама. В семнадцать лет вполне можно найти работу, тем более в нашем небольшом западноукраинском туристическом городке, где несколько отелей и целая куча кафешек. Я подрабатывала официанткой по пятничным и субботним вечерам. Работа несложная, а чаевые - это просто прелесть и сказка.
        И вот я продела крошечную сережку-камешек в ноздрю и в первую очередь заявилась к своему парню, чтобы похвастаться новым обликом. Богдан был на год меня старше, но в школу отправился с семи лет и потому учился в параллельном классе. Он был красавчиком в полном смысле этого слова. Высокий, мускулистый, голубоглазый. Темно-русые волосы острижены коротко на боках и затылке, а прядь на темени - так называемый оселедец - завязана в крутой маленький хвостик.
        Родители Богдана всю жизнь зарабатывали деньги в Германии, присылая внушительные суммы своим двум сыновьям. Богдан и его младший брат Тимоха жили у бабушки с дедушкой в двухэтажном особняке с красной крышей и коваными воротами. Ворота в доме Богдана всегда были открыты, я еще в жизни не видела, чтобы их запирали на тяжелую металлическую щеколду. Потому я спокойно прошла во двор, миновала будку с шустрым псом Тугаем - тот привычно обнюхал меня, лениво фыркнул и вернулся в будку, махнув напоследок хвостом, - и поднялась по ступеням.
        Бабушка Богдана была из тех бабушек, которые считают, что правильно воспитанный ребенок - это накормленный ребенок, поэтому у них в доме всегда стоял запах вкусной еды. Едва я переступила порог, как из просторной кухни раздался мягкий бабушкин голос:
        - Мирочка, это ты? Заходи, пицца уже готова. Принесу вам с Даником наверх.
        И как только бабушка Богдана узнавала, что это именно я пришла?
        - Добрый вечер, Оксана Михайловна! - бодро крикнула я и мигом метнулась на второй этаж.
        В комнате Богдана стояли внушительный тренажер, широкая кровать, шкаф-купе и письменный стол. А еще была масса полочек с модельками разных машин - старое увлечение моего парня. Бабушка называла Богдана почему-то Даником или Данцю, когда обращалась к нему. Мне же нравилось полное «Богдан», оно звучало мужественно и четко, как и положено нормальному мужскому имени. Все эти сокращения вроде «Бодика» я терпеть не могла.
        Богдан сидел над уроками, но, едва увидев меня, отложил ручку и заулыбался.
        - Привет, Мирка. Что нового?
        Мы с Богданом были старыми-престарыми приятелями, еще в первом классе ходили вместе в школу. Я много времени проводила в его комнате - тогда он жил в нашем доме, в соседней квартире, - и играла его машинками и конструкторами. Особой романтики в наших отношениях не было никогда и сейчас тоже не появилось. Просто как-то само собой стало понятно, что мой старый друг превратился в моего парня, и мы теперь вместе, хотя больше не собираем «лего» на ковре в детской комнате.
        - Да, есть кое-что новенькое. Угадай, что?
        Я плюхнулась на свободное кресло у окна, закинула ногу на ногу и широко, довольно улыбнулась. Богдан конечно же не углядит маленькую сережку в носу, он никогда не отличался вниманием к мелким деталям. Хотя будущему программисту не помешало бы.
        - Ну… Новые джинсы, что ли? Они такие же черные, как и твои старые… - Богдан с сомнением поднял брови.
        - Фу, блин, какой ты все-таки… Внимательней посмотри, внимательней. Представь, что я - твой очередной герой в игре и ты создаешь его облик. Что появилось новенькое?
        Богдан прищурился и наконец увидел.
        - Ты сделала дырку в носу? Здорово, тебе идет. Как будто родилась с этой сережкой.
        - Ну конечно, и всю жизнь с ней проходила, - хохотнула я.
        - А маме твоей понравится?
        - Это я специально для нее. Сегодня вечером будет весело.
        - Она тебе голову оторвет.
        - Уже отрывала. Я на свои деньги сделала, имею право. И вообще я взрослая, окончу школу через пару месяцев, поступлю учиться и найду работу. Вернее, просто буду чаще брать смены в своем кафе. И что она мне сделает?
        - В каком-то смысле ты права. - Богдан задумчиво почесал ухо.
        - Ладно, пойду домой. Самое время пообщаться с мамой.
        - Провожу тебя. - Богдан поднялся и торопливо натянул ветровку.
        Появилась бабушка и настояла, чтобы мы взяли по куску пиццы. Покидая милый теплый дом с коваными воротами и смешным псом, я дула на обжигающий треугольник в своих руках и думала, как же некоторым повезло с родителями.
        Тогда я еще не знала, как повезло мне.
        На улице стояла весна, теплая и славная, и ветер приносил миллион невероятных запахов. То ли цветы, то ли камыши у озера - дышишь и не надышишься. Хотелось гулять до самого утра, втягивая в себя ароматный воздух, делать глупости и гадости. Может, танцевать до упаду или разрисовать стены домов ярким граффити. Я сообщила об этом Богдану, и тот заверил, что на выходных обязательно сходим в кино. У него всегда так - самые странные желания обретали вполне реальное воплощение.
        Как только добрались до моей пятиэтажки, я хлопнула своего парня по плечу, бросила веселое «до завтра» и кинулась к подъезду. Не любила я все эти нежные прощания, поцелуи и ласковые взгляды, и Богдан это знал.
        Энергия во мне бурлила, точно кипяток в электрическом чайнике, я взлетела на свой пятый этаж со скоростью ошпаренной кошки. А вдруг мать не заметит мое новое украшение и мне удастся спокойно поужинать, сделать уроки и лечь спать?
        2
        Мою сестру Снежанку вполне можно было назвать симпатичной и даже красивой, я бы сказала. Большие карие глаза, тонко очерченные брови. Всегда розовые щеки и красные пухлые губы. Снежанка обожала сладости, и в ее карманах не переводились шоколадные конфеты. Очень много шоколадных конфет. То ли благодаря этому пристрастию, то ли из-за генов, но Снежанка обладала довольно округлыми формами. Вроде бы и не толстая, но склонная к полноте - вот как это называется. Кругленькая, невысокая - ее макушка едва доставала до моего лба, - медлительная, она казалась мне коровушкой, вышедшей на полянку. Я ее так и называла в приступе злости: «Корова».
        Но вообще уживались мы неплохо. Я всегда помогала ей с уроками, мне ведь не жалко. Понимала, что память у Снежанки такая же короткая, как у коровушки, и мыслит она прямо и просто, поэтому без раздражения решала за нее примеры по алгебре и задачки по геометрии. Учились мы с ней в разных классах, я - в последнем, одиннадцатом, она - в десятом. И разница у нас была один год и три месяца.
        И как моя мама умудрилась родить еще одного ребенка, когда я, судя по ее рассказам, в младенчестве орала целыми днями не умолкая? Портила кровь с самого рождения, как говорила мать. Не понимаю, зачем заводить еще одного ребенка, когда и с одним не можешь справиться?
        Впрочем, Снежанка была очень милым и послушным дитем. Еще бы, с таким-то трусливым характером сестрица могла бы стать самым примерным ребенком страны, если бы имелся подобный титул. Никаких глупостей, никаких фокусов. Сестра даже волосы никогда не стригла, потому что маме нравилась ее длинная, темно-русая с медным отливом коса. Волосы у Снежанки действительно были хороши, я ж говорю, сестра отличалась выдающейся внешностью.
        Она боялась всего, даже поход в туалет ночью ей казался ужасным приключением. А вдруг там, за дверью, притаились черные вампиры и накинутся на нее, едва она, в длинной пижаме и мягких тапочках, ступит на темную территорию ночного коридора? Поэтому, если вдруг Снежане приспичивало ночью по-маленькому, свет включался сначала в нашей комнате, потом в коридоре, после в туалете.
        Снежанка не смотрела никаких страшных сериалов. Ни «Игру престолов» - хотя что там страшного, до сих пор не понимаю, - ни «Дневников вампиров», ни «Сверхъестественного». Только жалкие «Сплетницы» и турецкие сериалы про любовь.
        Мне было все равно, что смотрит сестра, ведь по большому счету мы с ней ладили. Снежанка никогда не брала мою одежду - она в нее просто не влезла бы. А это уже большой плюс, потому что я терпеть не могу, когда трогают мои вещи. Моя черная губная помада вызывала ужас у милой, славной Снежанки, а черный лак для ногтей казался безвкусицей.
        Я, в свою очередь, никогда не покушалась на ее конфеты, терпеть не могу сладкое. Не прельщалась розовыми футболками с изображением блестящих сердечек и милых зайчиков, не красила ногти белым и розовым и не носила кулончики с золотистыми сердечками. Слишком разные мы с сестрой были, ведь отцы у нас тоже случились разные.
        А уроки для Снежанки сделать не жалко, потому что я - отличница и умница, как называла меня лучшая подруга Кристя. Но про своего отца я расскажу попозже.
        Итак, я пришла домой в тот вечер, и Снежанка, засовывая в рот очередную шоколадную конфету, сообщила мне, что к маме пришла ее подруга, теть Света. Теть Свету мы знали чуть ли не с садовского возраста, она приходила к нам раз в два-три месяца, и они с матерью пили черный крепкий кофе, ели бутерброды, иногда выкуривали по сигаретке и долго-долго разговаривали, закрывшись на кухне.
        Это называлось «отвести душу», и я не видела в этом ничего плохого.
        «Повезло», - подумала я и, вымыв руки и натянув домашний халат (такой пушистый, мягкий, с капюшоном), устроилась делать уроки. Есть после пиццы не хотелось, потому самое время было заняться алгеброй и историей. Скоро экзамены, и - здравствуй, мединститут. Или медколледж, если завалю тесты.
        Я бы так и просидела над уроками с песнями Адама Ламберта в наушниках, если бы Снежанка, перекинув за спину растрепанную косу, не подошла ко мне и не ткнула в бок.
        - О тебе говорят, слышишь? - сказала она и выразительно моргнула.
        Конечно я не слышала, ведь в ушах надрывался Адам Ламберт.
        Из нашей комнаты через длинную лоджию можно было попасть на кухню, и я, стянув тапочки, в одних носках очень тихо прокралась к кухонной двери. Металлопластик, конечно, звуки особенно не пропускал, и сиреневый роллет мешал рассмотреть, что происходит внутри. Но дверь оказалась приоткрыта, видимо, мама с подругой выходили курить. Мать не любила запаха сигарет в квартире, потому курила строго на лоджии, приоткрыв окно.
        - Мне тяжело с ней, Света. Иногда я ее боюсь. Но и отдать в ту семью не могу. Что из нее вырастет? Такая же бандитка, как ее родственники?
        - А ее отец сейчас где?
        - Мертв. В их роду мужчины долго не живут. Это бандитское кодло, я тебе говорю. Но деньги - деньги! - у них есть. Денег просто завались. Ты ведь не знаешь, я не говорила. Никому не говорила, потому что боялась. Так вот, эту квартиру двухкомнатную купила мне бабушка Мирки, мать Любомира. Причем так, как я вот покупаю себе сапоги. Пошла, оформила документы и дала мне в руки. С одним условием: я не могу ее продать, пока Мирке не исполнится двадцать один год.
        - И ты продашь?
        - Конечно! Продам и уеду отсюда как можно быстрее. Только Мирку уже не спасу.
        - Как она тебя нашла? Ты же тогда сбежала из нашего города?
        - Сбежала, с двумя маленькими детьми. Снежанке было несколько месяцев, а Мирке и двух лет не исполнилось. Просто умотала, унесла ноги, когда узнала, кто такой этот Любомир.
        - А она тебя нашла?
        - Приехала сама. Мы жили в нищете, в старом развалившемся домике моего деда. Вода - в колодце, туалет - на улице. Ни ванны, ни стиральной машины. Я еле тянула на детские пособия, а это - крохи, сама знаешь. Огород копала и морковку с картошкой сажала. И тут она заявилась. Привезла игрушки девчонкам, одежду, предложила квартиру, работу. Только бы я вернулась сюда. Даже не торговалась. Двухкомнатная квартира с ремонтом, деньги на девочек и помощь с переездом. Потому что ее Любомир уже погиб тогда, и только одна Мирослава осталась продолжателем их рода.
        - И ты согласилась?
        - А что мне было делать?
        - А ты не боялась, что старуха заберет у тебя ребенка?
        - Знаешь, я бы отдала. Мирка уже тогда была невменяемой. Их гены так и перли из ребенка. Ни на миг не могла оставить ее одну, она творила черт знает что. Но мать Любомира ни разу не предлагала забрать. Ни разу, представляешь? Видимо, сама понимала, какие гены растут. А сын ее погиб в той страшной катастрофе пятнадцать лет назад. Пожар, в котором сгорел здешний клуб и пара десятков жителей, помнишь?
        - Как же, это все помнят.
        - Вот там он и погиб. И я ни разу не пожалела.
        Последнюю фразу моя мать произнесла очень тихо, почти прошептала. Но я все равно услышала. Запахнула зачем-то покрепче халат и чуть ли не прижалась ухом к двери, стараясь не пропустить ни слова.
        Мать встала, щелкнула кнопкой чайника, стукнула дверцей шкафчика, доставая, видимо, кофе. После скрипнула дверца холодильника и послышалось шуршание бумаги. Взялись делать бутерброды.
        - У этой старой пани было два условия, когда она сунула мне в руки документы на квартиру и деньги. Девочки должны расти тут, на западе, в ее родном городе, и носить мою фамилию, а свою настоящую не знать. Я должна была поклясться, что исполню эти условия.
        - Что значит поклясться? - переспросила теть Света.
        - В прямом смысле слова. «Поклянись мне, деточка. Скажи «клянусь». Представляешь?
        - И ты поклялась?
        - А мне было тогда двадцать два года. Я была глупой, и у меня голова закружилась от вида денег и документов на квартиру. Собственная двушка, представляешь? Я бы ей тогда поклялась даже в том, что никогда замуж за инопланетянина не выйду. Да и в чем проблема? Мирка и так была оформлена под моей фамилией. И знаешь ли, когда живешь в развалюхе и воду в ведрах домой таскаешь, то долго выбирать не станешь. Этот городок не так уж и плох.
        - Хороший городок, - согласилась теть Света.
        - Девочки выросли, я всегда была с работой. Мирка в глаза не видела тех родственничков. Кто знает, может, и убралась бы к ним, узнав, кто они.
        - Они бы ее приняли?
        - Старая пани приняла бы. Мирка ведь последняя из всего большого рода. Есть, может, еще какие-то дальние, но я их не знаю.
        - А Любомир был главарем банды? - уточнила теть Света.
        - Тихо. Не говори никому. Я только тебе одной и решилась рассказать. Так что ты понимаешь, откуда там денежки водились. Вроде промышляли они контрабандой и золотишком. И пара заправок была, с которых они брали свою часть денег.
        - Как рэкетиры…
        - Ну, в те времена это было неудивительно. Бандитская кровь у моей Мирки, и я видела это с тех пор, как только она родилась. Вылитый отец, ну просто вылитый отец. Если бы не портила себя этой уродской стрижкой и жутким макияжем, тоже была бы красавицей. Любомир был красавчик, нечего и говорить! Видела бы ты его! Все девчонки западали на него, а он танцевал только со мной на каждом дискаче. Приходил специально ко мне в наш дом отдыха и стоял под окном. Приносил каждый раз огромный букет роз. Только розы, никаких дорогих подарков. Но зато неподалеку ждала его машина, черный «мерс». И мне страшно все завидовали, когда я садилась к нему в машину. Дура была, я же говорю.
        - Ну теперь уже ничего не поделаешь. И не такая уж стерва твоя Мирка. Перебесится, в подростковом возрасте их нынче всех крутит. Безбашенное поколение какое-то выросло, прямо не подступись. Мой вот вчера пришел пьяный, представляешь? Пятнадцать лет парню всего, а они уже пиво на вечеринке гоняли в таком количестве, что он еле языком ворочал. Заблевал мне весь коридор, паршивец.
        - Если бы она просто пришла пьяной, я бы так не переживала. Это обычное. Мне сегодня звонила ее классная. Она избила мальчика-одноклассника, представляешь? Хорошо, что все обошлось без синяков и травм, его родители подали бы на нас в суд, если бы можно было снять следы побоев…
        Я поморщилась. Два подзатыльника Станиковскому рассматриваются как побои? И где это, скажите мне, у него должны были появиться синяки? Разве что на языке, когда он старательно брехал своим родителям. Брехло паршивое…
        Ладно, что там мамочка моя дальше напричитает?
        - И как ее только в школе держат? - возмутилась теть Света.
        - Так отличница, тянет на золотую медаль. Мозги у нее тоже в отца. Соображает лучше всех. Готовится поступить в медицинский вуз.
        - В Старом городе?
        - Конечно, это же рядом.
        Наш городок действительно находился рядом со Старым городом. Полчасика через лес, по шоссе - и вот вам старые дома и костелы, брусчатка и высокая башня городской ратуши. Вузов там хватало, и добираться до мединститута или универа мне было бы легко.
        - Ты слишком мягкая с ней, тебе надо проявлять больше строгости. Нынче детей слишком уж распустили. В наше время семнадцатилетняя девочка и вякнуть не могла поперек матери. Материнское слово - закон, никакой вольности. Я своего паршивца вчера отходила ремнем, чтобы неповадно было пьяным домой заявляться в свои пятнадцать лет. Потерпи еще немного, и поступит твоя Мирка, а ты будешь свободна.
        - Конечно. Еще года четыре, и я продам квартиру и уеду. А ее, думаю, будут обеспечивать родственники.
        - Как, говоришь, зовут ее бабушку?
        - Пани Святослава.
        - А фамилия?
        - Нет, Света, даже тебе не скажу - крепче будешь спать. У нас тут временами творятся страшные вещи. Маленький город, полный старых историй. Тебе кофе с молоком? Сколько ложек сахара?
        - Так я тут недавно. Думаешь, всех знаю? Или они публичные люди?
        - Просто забудь. Угораздило меня связаться с этой семейкой.
        - А отец Снежаны?
        - Он погиб тогда же, в том же пожаре. Только я думаю, это Любомир убил его. Мой бывший сказал, что никто не приблизится к его девушке, то есть ко мне. Я боялась, что он убьет и ребенка, если узнает о моей второй беременности, вот и уехала. А вернулась, потому что Любомир был мертв.
        - Да уж, правда, угораздило тебя…
        Дальше они заговорили о работе, о начальстве. Немного ругали Михася, сына Светы, которому приспичило перепить пива накануне.
        3
        Я вернулась в свою комнату, села за письменный стол. Воткнула наушники и врубила музыку.
        Whad’ya want from me, - зазвучало в ушах.
        Машинально потянулась за черным карандашом и еще сильнее подрисовала глаза. Добавила темных штрихов губам и после так сжала карандаш, что чуть не сломала его.
        - Что с тобой? - удивилась за спиной Снежанка.
        - Пошла вон, - буркнула я не оглядываясь.
        Почему если ненавидишь отца, то надо ненавидеть и собственного ребенка? Ты же добровольно млела от его роз, красоты и машины! Ты же сама была такой дурой, что каждый вечер садилась в его иномарку!
        А я, по-твоему, ужасный потомок ужасной семейки?
        Да чтоб ты треснула!
        Снежанка отправилась в ванную. Из коридора донесся звук надеваемых сапожек и застегиваемой молнии плаща - материна подруга наконец ушла домой. А мать заглянула в нашу с сестрой комнату.
        - Лицо умой, - велела она.
        Я промолчала.
        - Когда ты перестанешь драться в школе? Сколько можно обижать одноклассников? Ты действительно ждешь, чтобы на тебя подали в суд?
        Я не оборачивалась.
        - Совесть у тебя есть, Мирослава?
        - Не хочу с тобой говорить, - тихо и четко произнесла я, по-прежнему не оглядываясь.
        - Хамка. Ты бессовестная хамка! Как ты позволяешь себе разговаривать с матерью? На меня посмотри, дрянь такая! И глаза свои, наконец, отмой от черноты этой! Ты как ведьма с этими глазами! Ведьма и есть!
        Мать встала рядом с моим письменным столом. Она входила во вкус, разгоняясь все больше и больше.
        - Что ты пристала? Хочешь, чтобы я вообще ушла из дома? Хочешь, чтобы искали, как соседскую девочку? - выкрикнула я ей в лицо. - Отстань от моих глаз! Это мои глаза, как хочу, так и крашу! У тебя деньги не прошу на краску!
        - Конечно, дождешься от тебя помощи матери! Еще ни разу в дом буханку хлеба не купила! А жрать так все готовы! А посуду кто мыл сегодня? Снова Снежанка, потому что у тебя, видите ли, времени нет. Шляешься с парнями, после приходишь и матери гадости тут говоришь!
        - У Снежаны твоей мозгов хватает только на мытье посуды. Так пусть готовится в посудомойки!
        - А ты, видимо, во врачи готовишься? Кто будет взятки за тебя платить в университете? Ты знаешь, сколько сейчас стоит сдать одну сессию?
        - Заработаю.
        - Официанткой? В своей драной забегаловке? На что тебе этих денег хватит? На проезд и бургеры?
        - Иди отсюда, - процедила я сквозь зубы.
        Мать чуть не задохнулась и выдала очередную тираду о том, какое я дьявольское отродье. После наконец повернулась и ушла.
        Злость во мне клокотала посильнее, чем вода в электрическом чайнике, и я еле сдержалась, чтобы не крикнуть в круглое материнское лицо, что о моем обучении позаботится загадочная пани Святослава.
        Только сначала надо найти эту странную пани, которая приходится мне бабушкой. Ведь правильно? Мать моего отца - моя бабушка. Интересно, обрадовалась бы пани Святослава такой внучке?
        Глава вторая. Матвей
        1
        Будильник включился ровно в четыре часа ночи. Тихое потрескивание, после - поскрипывание и, наконец, еле уловимое гудение. Матвей не любил громких звуков, не любил современных мелодий и вообще предпочитал тишину. Но в четыре часа утра без будильника не встать никак, поэтому приходилось терпеть неприятные звуки, врывающиеся в сон.
        Поднялся, уставился на ночничок, воткнутый в розетку. Слабый свет выхватывал из темноты угол письменного стола, резную ножку стула и потертый полосатый коврик. Второй ночник, у самой двери, освещал тапочки и угол шкафа-купе.
        Итак, пятница. Четыре утра.
        Пора вставать.
        Время приношения наступает в последнюю пятницу месяца, ровно в четыре. Бойся пропустить время приношения.
        Эти правила вызубрены и соблюдаются неукоснительно. Когда-то их соблюдал дед и дожил почти до девяноста восьми лет. Вернее, прадед, - Матвею он приходился именно прадедом.
        Ноги машинально нащупали резиновые шлепки, руки привычно нажали на кнопку будильника. Спуститься вниз, на кухню. Свет не зажигать, иначе ничего не выйдет. Никакого света, все на ощупь. Только бледные лучи уличного фонаря кидают на серую плитку пола скупые световые квадраты, только холодильник, когда его открываешь, приветливо горит желтым. Немного молока. Подогреть. Столько же крови.
        Кровь - самая мерзкая часть задачи. От вида этой густой, темной жидкости к горлу подкатывает тошнота, и Матвей с трудом подавляет рвотный позыв. Это еще не самое страшное, говорит он сам себе. Это ерунда. Налить кровь в теплое молоко, после открыть угловой кухонный шкафчик, дотянуться до самой высокой полки. Отодвинуть пустую пластиковую банку из-под давно выпитого «Несквика», затем - упаковку спичек, которая лежит тут с незапамятных времен и которой никто не пользуется. Нащупать жестяную коробочку. Старую жестяную коробочку. Старую, как мир, жестяную коробочку, на которой давно стерся рисунок, и непонятно, когда ее сделали и для чего. Открыть крышку и задержать дыхание. Ни в коем случае не вдыхать, иначе можно грохнуться в обморок от резкого, противного запаха. Один раз Матвея вырубило почти на целый день.
        На одних и тех же ошибках учатся только дураки, Матвей не повторит второй раз ту же ошибку. Он не будет таким, как его родители.
        Одну щепотку - в молоко с кровью. Готово.
        Молоко гасит резкий запах, почти приглушает вонь, и чувствуются только кисловатые нотки крови.
        Теперь вниз, в подвал.
        Хорошо, что вход в подвал находится не в самом доме, а снаружи, около гаража. На улице почти тепло, воздух влажный и пахнет нарциссами и тюльпанами. У соседки вся клумба засажена этим цветами. Весна, и значит, время цветов.
        Матвей двигался бесшумно, его ноги в резиновых шлепках делали совсем маленькие шаги. Вот она, дверь в подвал. В замке - старенький ключ с круглой головкой. Повернуть ключ, открыть дверь, шагнуть внутрь.
        Самое сложное - войти внутрь подвала. Отец говорил, что этому старому кирпичному дому больше пятидесяти лет, а фундамент и подвал и того старше. Когда-то тут стоял совершенно другой дом, в котором жили предки Матвея. От того дома остался только кирпичный подвал со старой скрипучей дверью. А в подвале - паутина, темень и одно-единственное окошко, в которое едва попадает свет уличного фонаря.
        Ни в коем случае нельзя зажигать другие источники света - так учил прадед.
        Подойти к окну, поставить блюдечко и позвать. И все. Можно уходить.
        За все время, когда Матвей совершал обряд, существо приходило лишь два раза. Первый - сразу после смерти родителей, когда Матвей участвовал в обряде вместе с прадедом. Тогда он так трясся от страха, что едва не наделал в штаны. И неудивительно, ведь ему было всего девять лет. В этом возрасте он остался сиротой. Абсолютно круглым сиротой, без отца и без матери. Без бабушек и без дедушек. И только старый-престарый прадед, коричневый, сухой и глазастый, взялся за его воспитание. Опекунство оформили на какую-то дальнюю родственницу, пани Святославу Новицкую, но до этой осени жил Матвей с прадедом, которого называл просто «дед».
        Тарелочка звонко стукнула о камень - подвал в доме был выложен маленькими прямоугольными плиточками, до того истертыми и щербатыми, что сразу было понятно - этим плиточкам лет сто, не меньше.
        Матвей выпрямился, сощурился, посмотрел в окно на высокий фонарь, горевший около кованых ворот дома. Вздохнул и собрался уходить, как вдруг от двери - от распахнутой двери, за которой виднелось весеннее звездное небо, - послышались шаги. Тихие, мягкие, еле уловимые. Их никто не услышал бы, но Матвей давно привык улавливать самые тихие звуки. Он умел слышать то, что не слышали другие.
        Как будто мягкие лапочки кота ступали по камню и небольшие коготочки стучали - ток-ток-ток.
        Существо пришло не из глубины подвала, как раньше. Оно явилось со стороны улицы, наверное, от глухого подвального угла. И при звездном слабом свете Матвей в первый раз его увидел. Конечно, темнота скрывала мелкие детали, но выгнутая мохнатая спина, высоко поднятый хвост и желтые миндалевидные глаза были хорошо различимы. Особенно глаза, желто-оранжевые, с вертикальным зрачком, такие пристальные и злые.
        - Я… Я ухожу… - еле выдавил из себя Матвей.
        - Уходи. - Голос существа был мягкий, кошачий и еле слышный, как трепетание паутины или шажки тараканов. - Уходи. Тебе надо найти потомка Новицких. Последнего потомка Новицких. Это и будет тот родственник, который достанет Желанную. Делай то, что тебе говорят, мальчик.
        Здоровенный котяра вдруг зашипел, раскрыв пасть, и кинулся на Матвея, точно огромный пушистый шар.
        Матвей, хорошо наученный дедом, был готов к такой выходке. Он увернулся, отскочил вправо - там была подходящая ниша, - а после ринулся к двери, к свободному проходу. Выскочил на улицу и с силой захлопнул дверь. Повернул ключ, прислушался.
        Вокруг царила полная и совершенная тишина. Такая весенняя, нежная тишина, в которой слышно, как шелестят лепестки на только что распустившейся вишне, как мягко потрескивает крыльями ночной мотылек, недавно проснувшийся к жизни. Как ворочается в своей ямке крот, как медленно и торжественно двигаются по небу небольшие облака.
        Все это казалось бы сном, если бы не резкий запах крови.
        Матвей всегда очень тонко чувствовал запахи, мог различать самые слабые, самые незаметные ноты. А сейчас запах крови перебивал все остальное. Потому что это была его собственная кровь. Длинные царапины на руке еще не болели, но совсем скоро они начнут ныть и саднить. Никакие обезболивающие не помогают против царапин Скарбника.
        Если поцарапает кот-скарбник, это будет болеть долго.
        2
        Свет в кухне включился с мягким щелчком, заливая просторное помещение. Блеснул циферблат черно-белых часов, довольно улыбнулся блестящий нержавеющий чайник. Разноцветные лоскуты ковриков на светло-серой плитке, мягкие сидушки на стульях с резными спинками придавали помещению особый уют.
        Коврики и сидушки когда-то подбирала мама, и на всех имелось изображение кота. Коты здесь были везде - на смешных картинках, на кружках и даже на тарелках и ложках. Символом достатка их дома был кот-скарбник - тот, кто охранял и умножал богатство.
        Дед всегда говорил: «Не забывай, кому ты обязан своим существованием. Деньги тебе пригоняет семейный Скарбник».
        Деньги в семье Матвея были всегда. Большой дом в три этажа, гараж с двумя машинами, три продуктовых магазина, небольшая автомойка у въезда в город - все это принадлежало его семье, а теперь лишь Матвею, потому что от большого семейства Левандовских остался только он, восемнадцатилетний парень.
        О Скарбнике в семье не любили говорить вслух. До определенного времени - до самой смерти родителей - Матвей и не знал, что есть такая традиция - ночами задабривать кровожадную тварь. Ну, любит мать котов и все, что с ними связано, - везде в доме коты, даже солонка выполнена в виде маленькой симпатичной кошечки. И только когда машина родителей разбилась на шоссе, а старый коричневый дед, придя вечером домой к Матвею, сообщил, что будет теперь жить с ним, древняя легенда стала явной и осязаемой.
        - Твоя мать погибла, потому что не желала соблюдать традицию, - сурово сказал дед однажды вечером. - Но мы это быстро исправим. Ты уже не маленький мальчик, и пора тебе стать тем, кто ты есть по праву рождения.
        - А кто я по праву рождения? - не понял заплаканный Матвей.
        - Скоро узнаешь.
        И в последнюю пятницу месяца дед разбудил Матвея ночью и заставил спуститься в подвал с мисочкой молока и крови.
        Скарбник появлялся редко, крайне редко - только если надо было выполнить какое-то задание. Чаще всего он оставлял надписи на запотевшем окне кухни, и ничего страшного в них не было, ими занимался дед, а от Матвея лишь требовалось раз в месяц ночью наливать молоко и кровь и относить в подвал. К такому занятию скоро привыкаешь и уже не трясешься, как припадочный, и миска перестает дрожать в руках.
        Что делать с надписями на окнах, дед всегда знал. Матвей в это не старался вникать.
        Конечно, свои побочки от того, что ночами кормишь нечисть, безусловно, будут. Ночи перестали казаться уютными и мягкими. Снились кошмары, темнота пугала до жути своей непредсказуемостью и нелогичностью. Вроде бы Матвей и понимал, что в шкафу-купе не может сидеть лохматый домовой, но все равно засыпал лишь при свете двух ночников. И в коридоре тоже должны были гореть ночники, только тогда сны становились спокойными. Более-менее спокойными.
        Дед пропал внезапно.
        Он и раньше мог не прийти ночевать, сказав, что имеются дела на хуторе. Но в этот раз, когда спустя три ночи старик не появился на пороге и не крикнул своим низким, хриплым голосом: «Матвей, что делаешь?», в душе зашевелилось беспокойство.
        А утром, спустившись на кухню и включив чайник, Матвей оглянулся и увидел надпись на кухонном окне. На запотевшем стекле кто-то словно вывел указательным пальцем два предложения:
        Стефан умер.
        Достань Желанную книгу.
        Эти простые слова заставили сердце колотиться до боли в ребрах. Матвей словно онемел. Тут же понял, что в кухне еле уловимо пахнет подвалом, старыми кирпичами и паутиной, а на полу уже чудились следы больших кошачьих лап.
        Была поздняя осень, конец ноября, и последняя пятница уже миновала, но от этого не становилось спокойнее. Вот пока в доме жил дед, можно было не сомневаться, что Скарбник не покинет подвала.
        - А если Страшный кот придет к нам сюда? - спрашивал Матвей у деда, когда был моложе.
        - Я тот, кто заклинает Страшного кота. Я не позволю ему прийти. А после моей смерти ты станешь тем, кто заклинает Скарбника. И ты не позволишь ему прийти, - уверенно говорил дед, сверкая темными блестящими глазами. И улыбался, показывая ряд целых белых зубов.
        - Сколько тебе лет, дед?
        - Много. Очень много. Я родился здесь, когда на месте особняка твоего отца стоял другой, старый дом. Я родился в этом старом доме, - важно сообщал дед и хитро подмигивал.
        Теперь деда не стало, и повеления Скарбника следовало выполнять Матвею. Про Желанную книгу он кое-что слыхал, но совсем немного. Дед не любил об этом говорить, лишь пару раз обмолвился, что давным-давно из-за одной старой книги началась вражда между влиятельными семействами этого города.
        - Это древние семьи. Их предки, как и наши, покоятся на старом польском кладбище в глубине леса за церковью, - пояснял он. - Все хотели обладать книгой, но досталась она нам. Никто об этом не знает и знать не должен. Смотри не болтай.
        Впрочем, Матвей никогда и не болтал. О таких вещах не говорят. О таких вещах даже думать временами страшно.
        Где достать Желанную, было совершенно непонятно. Но Скарбник сам подсказал. Он явился в следующем месяце, ночью, как обычно, когда Матвей принес ему неизменное блюдце с молоком, кровью и священными травами. Это был второй раз, когда существо предстало перед ним воочию - мохнатой фигурой в темноте подвала.
        - Желанная книга на хуторе, в доме Стефана, - промурлыкал кот. - Твой прадед Стефан был ведьмаком, он ушел от тебя, чтобы не передавать своего дара. Кровный потомок, который первым войдет в его дом, станет его преемником. Станет ведьмаком. Ты хочешь быть ведьмаком, мальчик?
        Матвей тогда вздрогнул и уставился на Скарбника. Вытаращился, точно заговорил плюшевый мишка, который сидел на полке с игрушками.
        - Не хочу, - тихо выдавил из себя.
        - Найди еще одного потомка Стефана. Кровного потомка. И достань Желанную.
        Но найти потомка деда оказалось не так-то просто. Матвей искал, искал и искал и пришел к неутешительному выводу, что лишь его отдаленная родственница Святослава Новицкая является троюродной племянницей деда Стефана. Ей уже было около шестидесяти лет, и Матвей понятия не имел, как заставить ее войти в дом умершего прадеда.
        И вот теперь Скарбник заявил, что есть еще один потомок, кто-то, кто родился по линии Святославы. Ее сын Любомир погиб еще тогда, когда война между семьями, сделав новый виток, привела к очередной катастрофе в их маленьком городке. Но Любомир был очень молод. Неужели он успел кого-то оставить после себя?
        Конечно, пани Святослава, эта важная пани с голубыми глазами и высоко вздернутым подбородком, ничего не скажет. Посоветует лучше учить уроки и мыть руки перед едой, - она всегда говорила эту чушь, изредка навещая Матвея.
        Но тогда как найти этого потомка?
        Что сказал бы дед?
        Он сказал бы: «Ищи в библиотеке церкви».
        Значит, туда и надо отправиться.
        Глава третья. Мирослава
        1
        Мое полное имя и фамилия - Назаренко Мирослава Андреевна.
        Отчество, конечно, не настоящее, это по дедушке со стороны матери. Но то, что мой родной отец звался Любомиром, я знала, мать как-то проговорилась. Теперь вот знала, что бабушку зовут Святослава. Красивое имя и неожиданное для девочки. Вернее, теперь уже для бабушки, ведь мать Любомира не могла быть молодой.
        Где искать информацию, я понятия не имела. Думала зайти в ЗАГС, спросить, они там точно должны знать. Или в паспортный стол? Посмотрим.
        Утро началось с того, что Богдан написал в «Вайбер». Его банальное «Привет, как дела? Проснулась? Накрасилась?» немного улучшило настроение.
        Снежанка еще ворочалась в постели, а весеннее солнышко вовсю заливало нашу комнату, ложась на пол и на коврик яркими теплыми квадратами. Умыться, включить музыку в наушниках. Сделать макияж.
        Утром, пока я сидела перед зеркалом, на меня всегда нападало вдохновение. Я тщательно выводила чернущие стрелки на глазах, подкрашивала брови и обводила темным карандашом губы.
        Конечно, учителям такой имидж не нравился. Наш новый классный Григорий (мы его так называли даже в глаза, очень уж он был молодым), как только видел меня, сразу начинал причитать, что я порчу красивую внешность мрачным макияжем. Особо меня не гоняли, ведь я же была гордостью школы. Все олимпиады по химии - на мне, по польскому и английскому - тоже на мне. Но для почетной фотографии в вестибюле школы меня попросили не краситься, на что я твердо сказала, что в таком виде меня никто не узнает. Подумают, что это фото какой-то незнакомой девочки.
        Мать собиралась на работу. Она работала в местном магазинчике. Получала неплохо, кстати, нас со Снежаной хорошо кормили и одевали. И каждый год вывозили на море. В то утро я вдруг подумала, что, возможно, благодаря деньгам пани Святославы.
        Допив кофе, мать подскочила, убрала в карман телефон и наконец увидела мое лицо. Возможно, если бы я в этот момент стояла к ней спиной, набирая воду в чайник, утро прошло бы совершенно по-другому. Но, увидев мой макияж и сережку в носу - камешек так славно поблескивал этим ярким солнечным утром, - мать не выдержала.
        Что это я придумала? Зачем уродую себя новой дыркой в теле? (Мать так и сказала, «в теле».) Тогда уж можно и деревянные бусы на шею, и пальмовую юбочку на талию, как в племени тумба-юмба. И если в школе на меня еще раз пожалуются, то она отведет меня к психологу, чтобы помогли справиться с лишней агрессией, потому что только агрессивные люди избивают своих одноклассников и красят лицо в черный цвет.
        И вообще она видеть меня не может, с этим моим чудовищным лицом.
        - И есть не дам, пока не будешь выглядеть, как человек! Вынь этот камень из носа!
        Я в долгу не осталась и тоже завелась, как музыкальная шкатулка. Заявила, что она не имеет права вмешиваться в мою жизнь, что она - склочная мать, которая только и умеет, что орать, и мне плевать, нравится ли ей мой внешний вид.
        Прооравшись, мать хлопнула дверью, я же выругалась ей вслед и сердито зашипела, плеснув кипятком на палец, когда делала себе кофе.
        Все шло своим чередом.
        - Наорались? - пробормотала Снежанка, осторожно выходя на кухню. - Стены в доме тряслись, наверное. Я вчера эту твою сережку и не заметила, темно было и поздно.
        - Тебе и не надо было замечать.
        - Так ты для нее это сделала?
        - Для себя.
        - Конечно, оно и видно. Чем ты завтракаешь? Там еще остались хлопья?
        - Я не завтракаю, мать не желает меня кормить. Пью кофе и ухожу. Куплю себе круассан по дороге.
        2
        Каждый класс в любой школе делится на группировки. Умные - к умным, наглые - к наглым, красивые - к красивым. Дураки, соответственно, к дуракам.
        В этом нет ничего удивительного, и это старо как мир. В моем классе же все было не по-человечески. Конечно, Шпаковская Христя всегда собирала вокруг себя тусовку длинноногих, с розовыми и красными ногтями и тщательно выпрямленными утюжком волосами. Но к ним постоянно жаждала присоединиться Ира Поверчук (Поверчучка, как мы ее называли).
        Создавая Иру, природа погорячилась и наградила ее слишком крупными формами. Большая грудь и заметная попа - это неплохо. Но нос-картошка и круглые щеки делали Иру немного смешной и похожей на крепкую сельскую девчонку, которая по вечерам доит коров. И к тому же Поверчучка совершенно не умела одеваться. Она могла припереться в мятой длинной футболке и обтягивающих легинсах, которые я бы даже в руки не взяла, или напялить узкую и короткую юбку, трещащую по всем швам на ее объемистой фигуре.
        Но Ира жаждала общества Христи и ее красоток, потому тщательно красила ногти красным, губы - тоже красным и каждый день распускала волосы.
        Ну, пусть себе делает, что хочет, мне до Ирки и Христи не было никакого дела, собственно. Но некоторые люди умеют попадаться под руку. Ирка заявилась в школу в каком-то дурацком коротком свитшоте и потрепанных джинсах с низкой посадкой, отчего отлично можно было наблюдать не только ее талию, но и кое-что пониже. Конечно, на улице весна и теплые деньки, но это не повод глупо выглядеть.
        Христя сидела на парте с телефоном и, увидев Ирку, тут же ее сфоткала.
        - Где ты взяла эти штаны? - хохотнула она. - У младшего брата? Так они не налезают на тебя, разве не видишь?
        - Зачем ты меня сфоткала? - пробормотала покрасневшая Ирка и возмущенно уставилась на подругу.
        - Выложу в наш общий чат. Пусть посмотрят на современный лук. Новое веяние моды. Надень штаны младшего брата и будешь в тренде, - довольно пропела Христя.
        Я прошла мимо нее к своей парте, слегка пихнула локтем - незаметно так, - и телефон отлетел в сторону, к моим ногам. Христя заверещала. Я подняла ее девайс, посмотрела на футляр, на защитное стекло. Цел, все ок. Быстро удалила дурацкую фотку. Христя уже верещала, вцепившись ногтями в мое плечо.
        - Отдай сейчас же, Мирка! Руки свои черные убери от моего телефона!
        Я медленно развернулась, и Христя тут же отступила.
        - Что ты там сказала про мои руки? - Я положила злополучный девайс на парту, чтобы, не дай бог, не уронить еще раз, и сделала шаг к нашей школьной красавице. - Ну, повтори, повтори.
        - Пошла ты вон, дура. Не смей трогать мой телефон.
        Я сделала еще один маленький шаг к Христе, после резко заломила ей обе руки за спину. Нависла над этой дурехой и, глядя прямо в ее глупые голубые глаза, пообещала накостылять в следующий раз как следует, если скажет хоть что-то еще про мои руки.
        - Ясно? И забирай свой телефон, эта блестящая штучка никому не нужна.
        Я ж говорю, умные - к умным, красивые - к красивым, наглые - к наглым. А наглой в нашем классе была именно я. Христя меня за это терпеть не могла, но, самое удивительное, и Ирка - тоже. Она метнула на меня такой злой взгляд, будто я только что именно ее телефон уронила на пол.
        - Чего ты всегда лезешь? - яростно прошипела она. - Какое тебе дело до чужих гаджетов?
        «Вот и делай после этого добро людям», - подумала я и, отвернувшись, устроилась на последней парте. Я ведь была самой высокой девочкой в классе, потому сидела на камчатке.
        Первым уроком у нас был польский.
        Про нашего Григория Лушу я расскажу отдельно. Этот парень только в прошлом году окончил магистратуру и пришел работать к нам в школу. А поскольку с учителями в школах всегда напряженка, то ему дали сразу несколько классов, и наш в том числе. Сначала он только проводил уроки польского, и наши девчонки ни разу не пропустили ни одного занятия. Мало того, они все как одна рвались к доске и с удовольствием писали диктанты. Слушали его раскрыв рты, и вообще у меня создалось такое впечатление, что женская половина класса поглупела и влюбилась одновременно. А потом его назначили нашим классным руководителем.
        Впрочем, не влюбиться в Григория Лушу было сложно. Мне и самой он нравился, несмотря на моего Богдана. Глаза у него были кошачьи, зеленые, слегка раскосые, а кожа - немного смуглая, матовая. Волосы коротко стрижены и слегка приподняты спереди. Конечно, он завел себе для солидности маленькую бородку, даже не бородку, а этакую небритость, но это только добавляло Григорию шарма.
        Носил он клетчатые рубашки поверх футболок или прикольные свитшоты с капюшонами. И умел потрясающе шутить. Казалось, его ничем нельзя вывести из себя. Даже когда пацаны на последних партах принимались дружно рубиться в игры, он умел разрулить этакое безобразие. Парочка шуток, парочка смартфонов - на учительский стол, и всегда спокойный, веселый голос, как будто не хулиганов урезонивает, а разъясняет особенно сложное правило польского языка.
        Мальчишки наши, конечно, немного ревновали к Григорию и могли подложить ему на стол липкого лизуна или насыпать шелухи от семечек, но такой ерундой нашего классного было не пронять. Он ловко смахивал в мусор все их сюрпризы и начинал урок, широко улыбаясь и обводя класс прищуренными зелеными глазами.
        Вот к Луше я и обратилась за советом.
        Польский у нас был последним уроком, и, когда прозвенел звонок, возвещающий конец учебы, я пересела на первую парту прямо перед учительским столом и спросила:
        - Где можно найти информацию о родственниках, имеющих польские корни?
        Если Святославу называют «пани» то вполне логично предположить, что ее предки были поляками.
        - У тебя есть родственники - поляки? - удивился Григорий.
        - Я думаю, что есть. Хотелось бы отыскать информацию о них.
        Григорий убрал в свой рюкзак тетради и ручки, после глянул на меня, прищурился и уселся на стул.
        - Знаешь старую церковь у леса? Которую построили лет четыреста назад.
        - Кто же ее не знает?
        - Там есть старая библиотека-фонд. Спроси у сотрудников, может, они подскажут.
        - Что за библиотека-фонд? - не поняла я.
        - Фонд со старыми церковными книгами, в которых велись записи о свадьбах и крестинах. Возможно, там ты найдешь то, что тебе нужно.
        - Ладно, спасибо за совет.
        Я вскочила и закинула рюкзак на плечо.
        3
        «У тебя уже закончились уроки?» - написал в «Вайбер» Богдан.
        «Встречаемся у ворот школы», - последовал мой ответ.
        «Сходим куда-нибудь?»
        «Сегодня не могу, есть одно дело».
        «Какое?»
        Пальцы мои уже приготовились набирать текст, но тут мимо пробежал какой-то младшеклассник и толкнул меня под руку. Рука дрогнула, и драгоценный мой «самсунг» чуть не полетел на каменный пол.
        - Зараза, - буркнула я вслед бегущему пацану. - Носятся, как ненормальные, и куда только учителя ваши смотрят.
        Сбоку показалась целая ватага младшеклассников, похожая на стаю диких обезьян, и я поторопилась к выходу. В раздевалке накинула на себя ветровку и выскочила в свежий весенний полдень.
        Солнце заползло за облака, ветви деревьев мелко дрожали от ветра, роняя вниз белые и розовые лепестки. Богдан ждал меня у больших черных ворот школы, укрывшись от окружающих школьных шумов неизменными белыми наушниками.
        - Может, все-таки в кафешку? - предложил он и сощурился.
        Глаза Богдана почему-то показались темно-серыми, то ли от тени березы, под которой он стоял, то ли от набежавших облаков. Я невольно улыбнулась и легонько чмокнула его в щеку.
        - Нежности? - улыбнулся в ответ он.
        - Хороший сегодня день.
        - Значит, кафешка?
        - Нет, надо сделать одно дело.
        - Какое?
        - Хочу сходить в церковь.
        Богдан удивленно поднял брови, глянул пристально и переспросил:
        - Ты пойдешь в церковь?
        - Ну да.
        - Тебя не пустят. Скажут, что ведьмам вход запрещен. Ты себя видела со стороны, Мирка? Ты же чернее черта.
        - А что, черти не могут верить в Бога, что ли? Имеют право. И потом, мне надо в библиотеку.
        - Так в церковь или в библиотеку?
        - Наш Григорий говорит, что в старой церкви есть библиотека. Хочу доклад по истории подготовить, нужна информация о нашем городе.
        - А, ну ясно. Уроки, значит. Тогда я не с тобой. Мне своих уроков хватает.
        - Встретимся сегодня вечером. Я забегу к тебе, ладно?
        - Да, давай.
        И, поправив сумку, я бодро направилась вниз по дороге. Туда, где за шоссе начинался высокий лес, а в лесу стояла церковь.
        4
        Бывают такие люди, которых не замечаешь. Просто не обращаешь внимания, и все. Вроде бы есть рядом человек, но он серый, молчаливый, незаметный, как тень или мышка. Вот приходит на уроки, сидит со всем классом, но от него и словечка никто не услышит.
        Матвей был как раз из таких людей. Иногда мне казалось, что его отправили в школу в пять лет, и он все никак не может дорасти до своих одноклассников. Конечно, мне, самой высокой девочке в классе, легко было рассуждать на тему роста. И конечно, мальчики вырастают позже девочек, это все знают.
        Но Матвей был очень уж каким-то маленьким. Худой, с торчащими лопатками и оттопыренными ушами, он казался двенадцатилеткой, случайно затесавшимся в выпускной класс. Он никогда не выходил к доске, а если его спрашивали, мямлил таким слабым, дрожащим голосом, что никто ничего не мог понять, включая учителя.
        Ни разу в жизни я не видела Матвея с друзьями. Говорили, что у него нет родителей, они вроде как разбились на машине в гололед. Что живет он со своим дедушкой - оно и было видно. Носил какие-то серые рубашки и серые кофты, голову втягивал в плечи, точно черепаха, и вообще походил временами не на мальчика, а на старичка. Вот этого Матвея (даже фамилия его никак не приходила на ум) я и встретила в библиотеке.
        Библиотекарша в первую очередь спросила мое имя и фамилию, после ткнула пальцем в ряды стеллажей и велела поискать там. Я какое-то время послушно рылась в стопках богословской литературы, после погрузилась в огромное количество классиков. Гоголь вместе с Пушкиным, полно Достоевского и всяких других умных и нужных книг. Но в моей-то проблеме ни Гоголь, ни Достоевский помочь не могли.
        - А есть какие-то старые списки жителей города? - уже в десятый раз спросила я.
        - Нет, ничего такого нет. Надо обращаться в архив, - четким и ясным голосом, тоже в десятый раз, повторила терпеливая библиотекарша.
        Безнадежно углубившись в ряды стеллажей, я вдруг услышала шаги. Выглянула из-за книжного ряда - и опа! - Матвей. Шаркает ногами, тянет за собой сумку. Вид такой, будто только что проснулся и страшно удивляется этому солнечному миру. А он что тут делает? Книжки церковные, что ли, читает?
        Любопытство разобрало меня, и я решила понаблюдать за серым мышонком.
        Матвей дошаркал до библиотекарши и шелестящим голосом сообщил, что его зовут Матвей Левандовский и ему нужна церковная библиотека. Вот так и сказал: «Мне нужна церковная библиотека».
        И библиотекарша - пожилая дама с кудряшками и в круглых очках - и не подумала советовать ему поискать на стеллажах классики и богословия. Она вдруг поднялась и махнула рукой куда-то вбок, сказав: «Проходи, конечно».
        Куда это он должен пройти?
        Я сама превратилась в мышку-норушку и последовала за Матвеем так тихо, что даже шнурки на конверсах не шуршали. Ступала чуть ли не на носочках и не дышала. Ага, идет в противоположную сторону, куда-то вглубь. Я - за ним, все так же тихо. Он открыл толстую деревянную дверь - старые филенки с резным узором - и скрылся где-то в темноте. И что, мне туда тоже можно?
        Я шагнула за Матвеем. Дверь не скрипнула, открывшись легко и мягко, в нос ударил затхлый запах склепа, плесени и ветхой бумаги, и глазам предстала совершенно другая библиотека.
        Какие-то покосившиеся стеллажи, заставленные такими древними книгами, каких я сроду не видела. Здоровенный камин с прогоревшей золой, высокие серебряные подсвечники на столе с резными ножками. И голова дракона на старой-престарой картине.
        - Что ты тут делаешь, Мира? - прозвучал над головой звучный низкий голос.
        Я оглянулась и охнула. Передо мной стоял Матвей, но только совсем не похожий на себя самого. Что-то с ним случилось странное, с этим серым парнишкой. Что-то сильно изменило его.
        Глава четвертая. Матвей
        1
        Изменять внешность дед научил его еще лет в двенадцать.
        - Не стоит привлекать к себе внимание, - сказал он. - А ты выглядишь слишком уж ярко.
        - Почему не стоит? - удивленно поднял брови Матвей.
        - Потому что есть два клана, в которые входят старинные семьи нашего города. Между этими кланами уже давно идет война. Ты рожден Матвеем Левандовским, ты - последний потомок древней фамилии и член одного из кланов. Но ты сейчас один и беззащитен, а вокруг много страшных людей, о которых тебе лучше не знать. Еще лучше вообще держаться от всего этого подальше, но у тебя не выйдет. Поэтому старайся пока быть незаметным.
        - А как?
        - Мы сделаем так, чтобы на тебя никто не обращал внимания. Такие штуки я умею делать, - проговорил дед и высоко поднял темные четкие брови.
        Матвей глянул на себя в зеркало - зеркал в его доме было всего парочка, в ванной и в коридоре - и вздохнул. Конечно, его внешность не назовешь самой обычной, хотя бы потому, что у него разные глаза. Один - золотисто-карий, другой - темно-серый, с черным ободком вокруг зрачка и крошечными точками.
        Разные глаза, слегка смуглая кожа. Крупный рот и подбородок с ямочкой. Темные волосы - густые патлы, которые Матвей стриг коротко, иначе было не прочесать и не уложить.
        Был ли он симпатичным? Двенадцатилетний Матвей об этом не задумывался, но в девятнадцать уже вполне понимал, что выглядит, как… Как правнук ведьмака он выглядит, дико, страшно и невероятно привлекательно. Иногда его так и подмывало снять с запястья дедов оберег и прийти в класс таким, какой он есть на самом деле. Пусть увидят его все, и Мирослава Назаренко наконец тоже заметит мальчика с соседней парты.
        Но Матвей опасался. Опасался того, что случится вскорости, опасался нарушить дедов наказ… И еще он боялся Скарбника. Он понимал, что оберег охраняет не только от внешнего мира, но и от того, кто живет в старом подвале.
        Дедов оберег представлял собой кожаный шнурок с нанизанными на него черными бусинами и сушеными ягодами рябины. Между черными бусинами и рябинками кое-где был вплетен черный мелкий бисер, и все вместе они составляли загадочный узор, который довольно необычно смотрелся на руке. Никто, кроме Матвея, браслета видеть не мог, и, когда он натягивал эту странную легкую штучку, его облик для всех становился другим.
        - Ты будешь как размытый дождливый день, - приговаривал дед, в первый раз затягивая кожаный шнурок на запястье внука. - Ты будешь как туман, который расползается прямо перед глазами.
        Так оно и было. Никто не замечал Матвея. Никто не дразнил его, не обижал. Никто не предлагал дружбу, не задавал вопросов, не угощал чипсами. Его сторонились, и Мира всегда смотрела мимо, как будто мальчика Матвея не существовало вовсе.
        Миру Матвей заметил в прошлом году, когда в очередной раз решил не переходить в следующий класс. Он знал все школьные предметы и мог бы успевать на «отлично», но не хотелось покидать уютные стены школы, оставаться одному в доме. Поступать куда-то учиться не велел дед, потому что некому тогда было бы смотреть за старым домом и кормить Скарбника.
        - У тебя и так есть деньги, парень. И пока старый котяра живет в подвале, они будут всегда. Просто помни о Скарбнике, и все, - приговаривал дед.
        Матвей не решался его ослушаться, поэтому два раза оставался на второй год. И вот в очередном десятом классе он увидел Миру.
        Она была высокой, худой и удивительной. Как только она вошла в класс, загорелая, напряженная, с этими ее слегка раскосыми черными глазами, с этой черной подводкой, Матвей уставился на нее, как на чудо.
        Ее о чем-то спросил учитель, Мира ответила - кажется, пошутила насчет новых дырочек в ухе, - и улыбнулась, показывая ряд ровных зубов. Она казалась натянутой струной, готовой вот-вот сорваться, или загадочной феей ночи, умеющей колдовать.
        Матвей не мог понять, действительно ли она ему нравится или просто притягивает своей странностью. Но он чувствовал, что нашел бы общий язык с этой черной девчонкой в белых конверсах. И он ждал своего часа, долго и терпеливо ждал.
        2
        В старую церковную библиотеку пускали не каждого. Конечно, речь шла не о внешней, с самыми обычными книгами. Посвященные люди знали, что подразумевается под словами «старая церковная библиотека».
        Книги по истории Вартовых кланов, по настоящей истории города не лежали на виду у всех и каждого. Они находились в старой комнате, которая была скрыта от посторонних глаз.
        Конечно, библиотекарша по привычке всегда уточняла имя и фамилию того, кто спрашивал про церковную библиотеку, но и так все посвященные знали, что увидеть старую деревянную дверь могут только потомки тех, кто ее создавал.
        И потому, когда дверь церковной библиотеки внезапно открылась и в прямоугольный квадрат света шагнула Мира, Матвей застыл. Он успел снять свой оберег, поскольку находился тут один и желал выглядеть, как на самом деле.
        Браслет был торопливо засунут в карман, и в этот момент, очень некстати, появилась Мирослава. Матвей изумленно уставился на высокую гордую девчонку, после, наконец, выдавил из себя:
        - Что ты тут делаешь?
        - А ты что? - в свою очередь спросила Мира и подняла брови. Она разглядывала Матвея совершенно открыто и без всякого смущения.
        - Что ты тут ищешь?
        - Книгу. Хочу почитать. А ты что ищешь?
        - Из какого ты клана? - Матвей спросил напрямик.
        - Что? - Мира нахмурилась. - Мы что, играем в горцев?
        И тут Матвея осенило. Догадка возникла в его в голове так быстро, словно кто-то подсказал ему ответ на вопрос.
        - Ты потомок Новицких? - быстро спросил он.
        - Нет. Ты же знаешь мою фамилию, ты учишься в моем классе.
        - Ты… Ты знаешь, кто я? Ты видишь меня…
        - Ну, ты поменялся. У тебя, оказывается, разные глаза. Черт, это смотрится как… Как будто ты колдун. И почему я раньше не замечала?
        - Не знаю, - пожал плечами Матвей. Ему было интересно, каким Мира видит его сейчас.
        - Ты ловко притворяешься дурачком, между прочим, - продолжила Мирослава. - У тебя это хорошо выходит. А сам проводишь время в церковной библиотеке. Ладно, давай посмотрим, что тут есть. Ты знаешь, где находятся хоть какие-то списки старейших жителей города?
        - А зачем тебе? - поинтересовался Матвей, наблюдая, как бесшумно и медленно закрывается дверь в старый склеп.
        - Хочу узнать фамилию своей дальней родственницы, чтобы найти ее. Она вроде бы полька. Или ее предки были поляками.
        - Да, можно узнать. Как ее зовут?
        - Пани Святослава. Так моя мать ее называла.
        Матвей уставился на Мирославу, не веря своим ушам.
        Только одну Новицкую из всех кланов называли пани Святославой, не прибавляя фамилии, - так было принято к ней обращаться. И именно ее потомка должен был найти Матвей.
        - А еще что-нибудь про нее знаешь? - осторожно уточнил он.
        - У нее был сын Любомир. Больше не знаю ничего.
        - Этого слишком мало. Пани - это же польское обращение к женщинам, а не часть фамилии.
        - Я знаю, болван.
        - А по одному имени сложно найти. Святослава - довольно распространенное имя. Было лет пятьдесят назад. Давай посмотрим на всякий случай. Но вряд ли ты что-то найдешь.
        Фамилия у Миры была Назаренко. К кланам Варты она не имела никакого отношения. Если бы Мира что-то знала о Темных, о своем происхождении, то носила бы свою настоящую фамилию.
        Или она тоже скрывается, как Матвей?
        Сейчас все кланы ищут Желанную книгу, об этом предупреждал дед Матвея. Всем нужна эта старая реликвия, которая обладает магическими свойствами. Какими, дед особенно не распространялся, считая внука слишком юным.
        - Это - соблазн. Для тебя она будет соблазном, - пояснял дед, тыча пальцем в грудь Матвея. - Ты не устоишь, попадешься на крючок. Так что лучше тебе пока не знать. До поры до времени.
        Матвей и не любопытствовал, но догадывался. Кое-что о Желанной книге можно было отыскать на страницах пожелтевших, растрепанных фолиантов в церковной библиотеке.
        Ему страшно не хотелось погружаться в глубину этих колдовских и тайных дел, во мрак тех знаний, которыми владел его дед. Он желал быть обычным, самым обычным мальчиком - играть в компьютерные игры с друзьями, бегать на футбол, ходить в пиццерию, болтать после школы.
        Он желал познакомиться поближе с Мирой. И вот последнее его желание неожиданно сбылось, но Мира оказалась как раз той девочкой, которую велел найти Скарбник. Мира могла вынести Желанную из дома прадеда. Из того самого дома, который только и ждал последнего потомка из их клана, чтобы наделить его силой ведьмаков.
        - Посмотрим тут на полках, - хмуро сказал Матвей и принялся перебирать старые чертежи городских домов.
        Он, конечно, знал, где находится архивная летопись кланов. Сам собирался порыться в ней, но теперь необходимость отпала. Потому он даже не станет доставать ее из старого сундука, просто поводит ничего не понимающую Миру по рядам, покажет ей старые, ничего не значащие свитки, а после…
        Что после? Пригласит в кафе?
        Или, может, к себе домой?
        - Мы тут ничего не найдем, - сказал Матвей после того, как они вдоволь нашуровались по деревянным темным полкам и надышались столетней пылью. - Знаешь, что? У моего деда в доме должна быть старая-престарая Библия, он туда на последние, пустые страницы вписывал все роды этого города. Ему, кстати, исполнилось девяносто восемь лет этим августом.
        - Может, у него самого спросим? - быстро спросила Мира, тщательно вытирая пыльные ладони влажной салфеткой.
        - Может, - уклончиво ответил Матвей. - Пошли отсюда. - И распахнул входную дверь.
        3
        Старая церковь Всех Святых стояла у самого леса. Ее построили лет четыреста назад, и стены уже давно облупились, а статуи святых больше походили на мертвяков. Лицо каменного святого, стоящего у самых ворот, стерлось, и лишь странные провалы на месте глаз, казалось, неотрывно наблюдали за входящими и выходящими.
        Церковная библиотека размещалась в небольшой пристройке рядом, но склеп со старыми книгами находился под самой церковью. Матвей отлично понимал, как расположены старые залы и входы. Чтобы попасть в библиотеку, надо было спуститься в подвал пристройки, а оттуда резная, темная деревянная дверь вела в церковный кирпичный подвал, чем-то неуловимо напоминавший подвал в доме самого Матвея.
        Мира прищурилась от солнышка, тряхнула короткими черными прядями, словно прогоняя запах старой плесени и полуистлевшей бумаги. Обернулась на Матвея, задержала на нем взгляд и удивленно проговорила:
        - Почему у меня такое ощущение, что я тебя давненько не видела? Ты уезжал?
        Так действовал оберег. Когда его снимали с руки, у окружающих не создавалось впечатления, что ты поменял внешность. Они просто начинали тебя замечать, как будто ты наконец появился после долгого отсутствия.
        - У меня умер дед, - не зная зачем, проговорил Матвей, не отводя взгляда от карих глаз Миры.
        - Серьезно? Извини. Ты теперь один?
        - Да. Но я уже взрослый. Мне исполнилось девятнадцать.
        - Значит, к тебе можно на тусовку? Ты же не должен оставаться один в такой момент. Хочешь, придем к тебе вечером с Богданом?
        - Сегодня нет. Сегодня у меня работа, - быстро соврал Матвей. - Подрабатываю.
        - Где?
        - На автомойке, вечерами.
        У Матвея ведь действительно была собственная автомойка, и временами он туда наезжал вместе с дедом. Старый умел ловко управляться с делами, а теперь это предстояло делать Матвею.
        - Ну ладно. Будет скучно, зови. Почему-то мне кажется, что мы подружимся. - Мира улыбнулась.
        От этой улыбки у Матвея сердце сначала замерло, после перевернулось и зашлось бешеным стуком. Ему казалось, что солнце вдруг обрушилось вниз, и его сияние затопило весь городок.
        Мира к нему расположена, она хочет дружить.
        А Матвей обязан сегодня сообщить Скарбнику, что нашел потомка Новицких. Подумать только, выходит, эта девочка понятия не имеет, какая кровь течет в ее жилах? Неужели не догадывается?
        - Пойдем, куплю нам обоим колу и чипсов, - предложил Матвей.
        - Пошли, - согласилась Мира. - Только мне, чур, кофе, а не колу. Терпеть не могу газировку.
        И они отправились к ближайшему кафе. И солнце приветливо светило им в спины.
        И старый храм мрачно таращился им вслед.
        4
        Итак, Мира - его родственница. Лень высчитывать, кем ему приходится внучка троюродной племянницы его прадеда, но где-то, когда-то, на каком-то витке их гены переплелись. Видно, поэтому его так тянуло к этой девочке с черными глазами и дерзкой улыбкой.
        И что, сдать ее Скарбнику? Спуститься в подвал, забрать миску, снова налить в нее молока и крови и ночью крикнуть в темноту, что потомок Новицких найден? Или Скарбник и так знает об этом? Знает или нет?
        Знает. Этот клятый котяра всегда все знает, как будто у него миллион глаз. Как будто он может следить за Матвеем. А вдруг действительно следит? Ведь не зря в последние дни на кухне явно чувствуются запахи подвала и паутины.
        Матвей каждое утро ощущал эти еле заметные ноты и вздрагивал, представляя, как темной ночью крадется сюда жуткая зверюга и сверкает странными желтыми глазами. Котяра все знает, конечно, все знает.
        И пусть.
        Матвей не станет приводить Миру в дом мертвого деда. Не обрушит на нее страшное проклятие рода ведьмаков. Кстати, а в чем оно заключается?
        Чтобы узнать, надо снова топать в старую церковь и копаться в полуистлевших книгах. Но Матвей это сделает, он найдет информацию и постарается оградить Миру от клановой войны. И если она ничего не знает, то лучше и не посвящать ее ни во что.
        Приняв решение, Матвей почувствовал, как с души упала огромная тяжесть. Стало легко и даже весело. Он, может, и позвал бы Миру к себе, но старый дом казался живым и опасным. Матвей умел сдерживать его ярость и проклятие, умел ловко прятать жуткие тайны, так и норовящие выбраться из пыльного кирпичного подвала. Но Мире лучше было в это не погружаться. Не чувствовать, не знать и не маячить.
        Пусть живет своей милой и спокойной жизнью. Пусть красит черным глаза не потому, что ночью надо нести в подвал приношение, и носит браслеты не потому, что надо скрывать свою внешность.
        От кланов Варты лучше всего держаться подальше.
        Матвей приготовил себе ужин - разогрел в микроволновке купленную пиццу, залил кипятком пакетик чая в кружке, порезал на кусочки парочку бананов и ушел со всем этим добром к себе наверх. Теперь, когда деда не стало, завтраки, обеды и ужины стали невероятно скучными. Матвей вообще бы не ужинал, потому что есть не хотелось, но тогда длинный вечер оказывался совершенно пустым.
        Полно свободного времени. Нет друзей, которым можно было бы написать в «Вайбер» или «Инстаграм». Нет и страницы в «Инстаграме». Нет любимой девушки, чтобы скинуть ей парочку сердечек в эсэмэске и пригласить в кино. Оставались книги и сериалы. Посмотрев на увесистый томик Кинга, Матвей вздохнул и устроился на кровати.
        Когда был жив дед, они болтали по вечерам допоздна. Дед рассказывал о своей молодости, о странных и непонятных случаях, приключавшихся в этом маленьком городке и близлежащих селах, о семейных тайнах кланов, которые знал очень хорошо. Дед Стефан жил в этом городе еще тогда, когда здесь была Польша, и в школе учился на польском, и церковную службу слушал только на польском.
        - В старой церкви у леса ее проводили. Отец приводил туда все семейство: маму, меня и троих моих младших братьев.
        - А где сейчас твои младшие братья? - спросил его как-то Матвей.
        - Они мертвы. Сейчас они все мертвы.
        - Потому что клановая война?
        - Потому что просто война. Тогда случилась одна из самых страшных войн, которые только довелось пережить человечеству. После той войны остался я, моя бабушка и один из моих младших братьев, Михал, которому едва сравнялось двенадцать.
        - А тебе сколько было?
        - А я был уже взрослым, - говорил дед.
        Он прожил девяносто восемь лет - внушительный возраст, - но не выглядел дряхлым стариком, его волосы лишь слегка украсила седина на висках, а морщины в уголках глаз делали взгляд мудрее и как-то ласковее, что ли.
        Дед ушел внезапно и не вернулся. Матвей до сих пор не знал, что с ним случилось. О его смерти возвестил Скарбник, а котяра никогда не врал. Все, о чем предупреждал жуткий хранитель их семьи, всегда сбывалось.
        И теперь вот следовало пробраться в старый дом деда, стоящий на горе, на хуторе, и достать Желанную книгу, о которой слагалось столько легенд.
        - Все ее ищут, - говорил дед, - потому что всем она нужна.
        Весенние сумерки наползали медленно и долго. Сквозь приоткрытую форточку доносился бесконечный щебет птиц, шум проезжающих машин. Иногда кричали дети, иногда - крайне редко, правда, - мычали коровы.
        События в книге «Оно» продвигались к середине, и жуткий клоун пожирал все больше и больше детей в маленьком городке, когда Матвей вдруг почувствовал неладное. Ему почудился запах, от которого по коже побежали мурашки. Запах битого старого кирпича, сырости и плесени. Паутины и мокрой шерсти. И еще послышался шорох маленьких лап.
        Матвей подскочил, нахмурился, обвел взглядом комнату. Пусто и тихо, если не считать шума за окнами. Отложив книгу, он спустился вниз, на кухню, где запахи показались настолько сильными, что захотелось наклониться и посмотреть - нет ли жуткого котяры под столом или за дверью.
        Но Скарбника нигде не было видно, и неудивительно. Еще ни разу это создание не показывалось при свете дня.
        «Они не любят, когда их разглядывают», - пояснял дед.
        И тут Матвей увидел надпись. Каким образом Скарбник делал так, что окно запотевало и какое-то время оставалось покрытым мелкими-мелкими капельками влаги, оставалось загадкой. Но на запотевшем окне пальцем кто-то написал:
        «Мирослава в опасности. Сегодня вечером она погибнет. У кафе «Старая Прага».
        Больше ни о чем Матвей не думал. Сорвался с места, схватил длинную, отполированную до блеска палку, которая стояла за дверью в коридоре, и выскочил из дома.
        Глава пятая. Мирослава
        1
        Богдан написал в «Вайбер», что не сможет пойти в кафе. У него внезапно подвернулась подработка, и он будет занят весь вечер.
        Зачем Богдану деньги, этого я вообще не могла понять. Карманных ему выделяют столько, сколько надо. Одежду покупают родители в Германии и высылают охапками. Еды в доме полно, и куда тратить заработанные репетиторством деньги - вообще непонятно.
        Конечно, Богдан очень умный. Он мечтает стать программистом, и родители планируют его поступление в Польше. Этого симпатичного парня ждет блестящее будущее, можно не сомневаться, а он гоняется за скромными репетиторскими подработками. Ведь его пара-тройка часов в неделю всего равно приносит гораздо меньше денег, чем щедрые чаевые в «Старой Праге», которые умудряюсь срубить я.
        Весенний вечер обещал быть скучным. Конечно, надо было сделать историю (доклад с презентацией) и несколько номеров по алгебре, поэтому пару часиков я провела в компании музыки и уроков. После пришла мать, молча глянула на меня - сверкнула вытаращенными глазами - и ушла на кухню готовить ужин.
        Следовало пойти и поинтересоваться, будут ли меня кормить сегодня, но настроения ругаться уже не было. Хотелось романтики и приключений - болтать с кем-то, пройтись по светлым улицам городка и полюбоваться на цветущие деревья.
        И что это Богдану приспичило работать в такой чудесный вечер?
        Может, напроситься к Матвею? Ему тоже небось скучно. Или у него есть подружки?
        Нет у этого парня никого. И как он умудряется выглядеть таким болваном в школе? Не умеет одеваться, что ли? Сегодня днем мне удалось хорошенько рассмотреть его джинсы из «Остина» и клетчатую рубашку из «Колинза». Неплохая такая одежда, и смотрится на высоком парне просто отлично. Потрепанные кеды - тоже конверсы, между прочим, а не барахло из секонд-хенда. Руки крепкие, кожа грубая. А глаза! Глаза у него разные! Я такое впервые в жизни видела. Конечно, я где-то читала, что это случается и это не болезнь и не проклятие. Но черт! Как странно он смотрит, этот Матвей. Серый глаз - и коричневый. Даже не коричневый, а какой-то зелено-желтый, что ли, как у кота. Колдовской взгляд у парня, и от его разных глаз, от пристального взгляда - мурашки по коже.
        Надо бы написать ему. Где там его «Вайбер»?
        А «Вайбера» у Матвея не оказалось. Ни «Вайбера», ни страницы в «Инстаграме», ни страницы в «Фейсбуке». И даже его собственного номера телефона в моих контактах не нашлось. Он невидимка, что ли? Как он обходится без таких удобных и важных вещей?
        Стало еще скучнее, а тут как раз мать заорала из кухни:
        - Мирка, сходи за хлебом!
        И что, ты сама не могла купить хлеб, ведь наверняка забегала в маркет за своими сигаретами? Вот вечно привяжется с ерундой.
        - Пусть Снежанка сходит, ей все равно нечего делать, - буркнула я. - Мне еще надо порешать ей задачки по алгебре, иначе схватит пару на контрольной в конце года.
        Снежанка лежала на диване, смотрела сериал на своем смартфоне и потому материнской просьбы, естественно, не слышала.
        - Тебе сложно, что ли? Чем это ты занята, интересно? Снова глаза красишь? Или в телефоне сидишь?
        Мать появилась на пороге - руки мокрые, живот присыпан мукой, волосы растрепаны.
        - Ну давай. - Я повернулась к ней и нагло улыбнулась. - Давай, начинай орать. Что-то наш денек проходит тихо и скучно. Хоть поорем друг на друга, все веселее будет.
        - Да пошла ты к черту, дрянь такая! - ругнулась мать. - Снежа, сходи, купи батон. Хлеб закончился.
        Снежанка не сразу, конечно, поняла, что от нее требуется, но после вскочила и принялась натягивать джинсы.
        - А ты в коридоре пропылесось. Пылища, - буркнула мне мать.
        И тут в «Вайбер» пришло сообщение от Зорянки.
        «Выйди сегодня вечером вместо меня на смену. А я тебя потом подменю», - писала подруга, тоже подрабатывавшая в «Старой Праге». У нее был годовалый сынишка, который частенько подхватывал то сопли, то кашель. Зорянке уже исполнился двадцать один год, и она умудрилась выйти замуж, родить сына и развестись. Вот у кого интересная жизнь…
        «Выхожу», - быстро написала я и тоже взялась за джинсы. Пылища в коридоре останется до завтрашнего дня, потому что работа - прежде всего.
        2
        Меня раздражало все, что говорила или делала моя мать. То, как она смотрела и как выглядела сама, - серо-голубые глаза, видимо, были красивыми, пока их не закрыли щеки, когда мать разъелась до пятьдесят шестого размера. Брови тщательно вытатуированы - в самом примитивном и грубом стиле в самом дешевом салоне. На губах тоже легкая татуировка - красный контур, который остается, даже если мать вообще не думает краситься. Смотрится жутко, на мой взгляд, но ей нравится. Она и к Снежанке пристает с замечаниями касательно бровей.
        - Пора тебе думать о внешности. Ты девочка видная, парни за тобой будут бегать. Надо удачно выйти замуж, чтобы после ни в чем не нуждаться, - учила мать. - Поэтому не вздумай портить себе внешность, как Мирка. Никаких лишних дырок в ушах, никакой короткой стрижки. Сделаем тебе бровки, слегка помелируем волосы, и будешь красоткой.
        Снежана молчала в такие моменты, но не потому, что была невероятной скромницей, а просто не желала связываться с матерью.
        Каждое утро, расчесывая волосы, она тихо ворчала, что хочет подстричься и не возиться с косой, а сережки в свои проколотые уши и вовсе забывала вдевать, видимо, ей это было не нужно. Типичным задротом была моя младшая сестра, и тут уж никуда не деться. Или игра, или бесконечные сериалы. Я догадывалась, почему в ушах Снежаны каждый вечер торчали наушники, - чтобы не слушать моих и материнских воплей.
        Как бы там ни было, я выскочила на улицу, хлопнула подъездной дверью - между прочим, прозрачной пластиковой, потому что у нас достроили к подъезду тамбур и поставили вазоны с цветами. Прямо европейский подъезд сделали. Так вот, едва я оказалась на улице и вдохнула весенний сумасшедший воздух, наполняющий все вокруг странными и удивительными запахами, как все мысли о матери и ее криках вылетели из головы.
        И в этот момент мне на глаза попалось объявление о пропавшей девочке. Леську я знала, она жила в моем подъезде и была всего лишь на год старше. Тоже всегда ругалась с родителями, потому что у нее был парень, который звал жить к себе. А родители хотели, чтобы она получила хорошее образование и сначала поработала. И Леськин парень им не нравился, мол, нищеброд, работает на заправке и что с него взять.
        Сначала пропал парень. Просто исчез среди бела дня. Вышел в магазин и не вернулся. Ужасная штука, на мой взгляд, когда вот так, ни с того ни с сего пропадают люди. А после исчезла и Леська. Ее родители подняли страшный переполох, расклеили везде объявления, пустили по всем сетям ролик, где Леськин отец рассказывает о том, какая у него замечательная дочь, как она внезапно пропала, и показывает кучу ее фотографий.
        Леську искали везде и даже прочесали насквозь ближайший лес, но девушка как сквозь землю провалилась.
        Я думаю, можно было элементарно догадаться, просто применить логику. Ее парень - Сергей его, кстати, звали - уехал сам куда-то на восток, наверное. Нашел там работу и купил билет для своей девушки. На автобус, скорее всего, на какой-нибудь спринтер, где не требуют документы при посадке. Вот Леська и укатила к своему любимому. Работает, наверное, где-нибудь в магазинчике, продает сигареты и по ночам целуется со своим Сережкой. Так что я на месте родителей Леськи не поднимала бы такой шум. Меньше надо орать на своих детей, тогда они перестанут пропадать.
        3
        «Старая Прага» находилась в действительно старом здании. Арку дома украшала выбитая цифра «1834» - дому было больше ста лет. Раньше умели строить, и кирпичи держались крепко и ровно. Конечно, здание отреставрировали, поставили новые деревянные рамы на окна и новые резные двери, тоже под старину. А во дворике открыли кафешку, где я и работала.
        В моей работе не было ничего сложного. Улыбаешься, записываешь заказы, после разносишь. Ничего не путаешь. Снова улыбаешься, мягко и коротко отвечаешь на шутки клиентов - никаких заигрываний, никакого панибратства и никакой грубости. После забираешь чаевые.
        Если уметь чувствовать людей, понимать их настроение, чаевые могут оказаться очень щедрыми. Вот, например, этому строгому хмурому пану, который пришел с ноутом, не до шуток. Выпьет кофе, ответит на деловые письма, просмотрит новости и уйдет. Он - завсегдатай, и я заранее знаю, что он закажет. Просто уточнила:
        - Добрый вечер. Вам как обычно?
        И метнулась за черным кофе эспрессо и плиткой шоколада. Черный шоколад и черный кофе для пана в черном костюме.
        А эта парочка будет мило болтать больше часа, и к ним надо подойти снова и предложить еще пиццы и сока - пожалуйста, не вопрос.
        Пожалуй, я бы так и осталась работать официанткой, мне нравилось наблюдать за людьми, принимать постоянных клиентов и разговаривать с ними. Нравилось, что меня уважают, относятся хорошо и не отпускают идиотских замечаний относительно цвета моих волос или количества сережек в моих ушах. В «Старой Праге» мне позволяли быть самой собой.
        Но на жизнь - на самостоятельную жизнь - этим было не заработать. Разве что открыть собственное кафе, но для этого нужен стартовый капитал. Да и мне хотелось учиться, нравилось получать новые знания и размышлять о них. Мне было приятно чувствовать себя лучшей в классе, ощущать свою силу в плане контрольных и зачетов: я могу это написать, знаю, как правильно. Это было то немногое, что я могла контролировать.
        В тот вечер, когда я заменяла Зоряну, луна стояла в самом зените. Полная, круглая, яркая. Прямо как в сказочных фильмах. Я вбежала в подсобку, быстро повязала фартук (у нас была простая униформа - джинсы, обязательная светлая футболка и фирменные кепка с фартуком), натянула кепку и улыбнулась своей физиономии в зеркале.
        - Быстро, Мира, - велел Степка, еще один официант. - Людей сегодня полно. Вечер теплый, всем охота прогуляться. И смотри, там у окна сидят какие-то придурки, осторожнее с ними.
        Вот с этих-то придурков все и началось. Они уже наели на приличную сумму - тарелки после пиццы, кружки после кофе и пара стаканов после сока. Их было двое, и, видимо, они еще до нашего кафе где-то умудрились догнаться спиртным. Сидели, громко говорили, хохотали и обсуждали окружающих. Каждого, кого видели.
        - А вон, видишь, девчонка сидит? Какого цвета у нее глаза? Девушка, а девушка? Мы хотим с вами познакомиться… - басил худющий смуглый парень и тянулся к девчонке за соседним столиком.
        Это была Надя, наш постоянный клиент. Каждый вечер покупала у нас маленький круассанчик с шоколадом и маленькую чашечку черного кофе без сахара. У нее умерла мама три месяца назад, вот с тех пор и проводила вечера в нашем кафе.
        - Эй, девушка! Ты глухая, что ли? - невнятно промычал худой и схватил Надю за волосы.
        - Мне кажется, что вы уже поели, - вежливо сказала я этим двоим, подходя к их столику. - Оплатите счет и покиньте кафе, пожалуйста.
        - А ты откуда взялась, такая здоровенная? У вас что, все официанты такие высокие? - поинтересовался второй.
        Он был не очень пьяным, и в хитром прищуре его глаз я увидела что-то наглое и хищное.
        - Оплатите, пожалуйста, счет.
        - А мы хотим еще кофе. Ты же не откажешь мне в кофе, красотка? Еще чашечку черного кофе, - сказал второй парень.
        У края губы у него темнела крошечная родинка, а в одном ухе поблескивала сережка-камешек.
        - Хорошо. Но попросите вашего друга не шуметь и не мешать другим.
        Надя в этот момент быстро встала и направилась к выходу. Худой рванулся за ней, и тут я утратила контроль. Вернее, мое тело среагировало так, как реагировало в школе на выходки одноклассников. Не покачнувшись, не выронив из рук блокнот, я подставила подножку худому, и тот растянулся на полу, крепко приложившись подбородком.
        - Дрянь такая, это ты сделала! - заорал он, поднимаясь.
        Надя выбежала из кафе. Все остальные посетители наблюдали за нами, предвкушая интересную сцену скандала.
        - Я принесу вам кофе, - очень вежливо сказала я, отворачиваясь.
        Но худой схватил меня за воротник и рванул на себя.
        Зря он это сделал, потому что я была выше его. Пусть на полсантиметра, но все-таки. Я двинула ему собственным затылком по лбу, и вышло это почти случайно.
        - Что за драка? - не понял администратор. - Сейчас же покиньте кафе.
        - Ваша девушка избила моего друга, - спокойно заявил парень с родинкой. - Вы ведь позиционируете себя как порядочное кафе. На вашем сайте уже сегодня будет отзыв, я уж об этом позабочусь.
        - Прошу прощения, но вы слишком развязно ведете себя. Это семейное заведение, и такое поведение тут недопустимо, - очень четко и вежливо проговорил администратор. - Сейчас же покиньте кафе, иначе я вызову полицию.
        - А девчонку твою мы можем забрать с собой? - поинтересовался тот, что с родинкой.
        Худой стоял рядом и ругался, потирая лоб. Я успела покинуть поле боя и убраться за стойку. Появились Степка и Да-ник - эти двое помогут вывести дебоширов, если что.
        - Покиньте кафе, пожалуйста. Я настаиваю, - твердо проговорил наш администратор дядя Саша. А он имел внушительную комплекцию и твердые кулаки.
        - Мы все-таки заберем вашу девочку, не сейчас, так позже. Пошли, Дмитро. - Парень с родинкой встал, посмотрел мне в глаза и улыбнулся. - До встречи, большая девочка.
        И двое дебоширов убрались наконец на улицу.
        4
        Мне, конечно, досталось от дяди Саши. Как я могла подставить подножку клиенту? Даже если посетитель груб, он все равно прав, и моя задача быть предельно вежливой, и все. Остальное решит за меня он сам, дядя Саша. И если бы я не была такой обязательной и четкой - ни одного опоздания или пропуска, - то давно бы уже лишилась работы за такую выходку.
        - Потому что они два идиота! Потому что нечего портить спокойный вечер людям, которые пришли к нам с семьями. Если мы семейное кафе, то у нас не должно быть таких вот хулиганов! - возмущалась я в ответ.
        Дядя Саша побагровел, упер кулаки в бока и посоветовал мне немедленно закрыть рот и топать выполнять свою работу, иначе я точно окажусь на улице, причем прямо сейчас.
        - Да заткнись ты, - дергал меня за тесемку фартука Степка, - заткнись, балда…
        - Можно подумать, у нас одно-единственное кафе в городе, - уже неслась я на автомате. - Найду себе еще работу.
        Возможно, дальше меня бы прорвало на долгий ор, но Степка зажал мне рот рукой и оттащил в сторону.
        - Она дура, дядь Саша, но я прослежу, чтобы она заткнулась и начала работать. Обещаю. Вы же меня знаете.
        - Ты уж проследи.
        Дядя Саша покачал головой, показал мне кулак и ушел за стойку.
        Вечер продолжался. Обычная беготня между столиками, загрузка посуды в посудомоечные машины, бумажные купюры чаевых, которые попадали мне в карман. Степка какое-то время ругал меня, уверяя, что с такой безбашенной может приключиться все что угодно.
        - Ты не умеешь вовремя закрыть рот, - твердил он.
        - Я говорю то, что думаю. А если меня бесят те, кому говорю, то могу еще и наподдать, - бурчала я в ответ.
        - Это ты дома можешь своей сестре наподдать. А на работе должна быть вежливой. Первое требование к официантам. Клиент всегда прав, сама знаешь.
        - Это не клиенты, это придурки.
        - Неважно.
        В будни кафе закрывалось около двенадцати ночи, для нашего маленького городка больше и не требовалось. А в половине первого я уже неслась длинными извилистыми улочками мимо старых домов, огромного парка со скрипучими качелями и деревянными беседками. Яркие фонари светили приветливо и по-домашнему, и я молилась только о том, чтобы мать и сестра уже спали.
        Тогда я спокойно залезу в душ, после завернусь в плед и завалюсь спать на своем уютном диванчике. И день, можно сказать, удался.
        За парком улица поворачивала, огибая кованый узорный забор, и у этого поворота меня уже поджидали. Три здоровенных парня, один из которых имел родинку над губой.
        - Привет, официантка. Не ожидала?
        - Чего тебе надо? - довольно грубо проговорила я, вытаскивая наушники из ушей.
        - Мне нужна ты. Такие высокие девчонки мне всегда нравились. Иди, я поцелую тебя…
        И прежде чем я смогла что-то предпринять, парень обхватил меня и поцеловал. Роста мы с ним были одного, и его хитро прищуренные глаза оказались на уровне моих. Запах спиртного окутал меня, я рванулась, пнула ногой нахала, но сзади навалились еще двое и прижали к забору.
        - Давайте оттащим ее на скамейку? - предложил один.
        - И проучим как следует.
        - Да, официантки в этом городе совсем обнаглели, - хохотнул тот, что с родинкой.
        Я пиналась как сумасшедшая, махала руками, мотала головой, и у этих троих никак не получалось дотащить меня до скамьи, пока кто-то из них не огрел меня по голове чем-то тяжелым. В глазах тут же потемнело, в ушах зазвенело, и мир закачался. На какой-то момент я перестала сопротивляться, обмякла, как тряпичная кукла, перестала соображать.
        Более-менее очухалась уже на скамейке и поняла, что чьи-то руки расстегивают молнию на моих джинсах, а еще кто-то больно щиплет за талию. Рванулась, толкнула одного из бандитов ногой и снова получила удар. На этот раз врезали по лицу, отчего из глаз покатились слезы боли и обиды.
        - Не дергайся, гадина, - прошипел кто-то из парней, наклонившись очень низко и дохнув мятным «орбитом» мне в лицо.
        Молния джинсов скрипела, поддаваясь напору, парень с родинкой зажал мне рот, и в темноте я могла различить только контуры лиц и довольное сверкание трех пар глаз. Я попалась, я крепко попалась в этот раз!
        Не знаю, чем бы все закончилось, но вдруг точно вихрь налетел человек с длинной палкой. Он молча и резко раздавал удары, и подонки отпрянули в стороны, после накинулись на нападавшего сразу втроем. Палка глухо стучала об их тела, раздавались ругательства, кто-то из дерущихся свалился на асфальт.
        Воспользовавшись моментом, я скатилась со скамейки и мигом застегнула молнию джинсов. После схватила камень с земли и зарядила в башку тому, что с родинкой. Удар пришелся по темечку, мой противник качнулся, оглянулся, и тут же палка проехалась по его спине, заставив опуститься на колени.
        - Убирайся вон, - проговорил мой спаситель, - проваливайте все.
        - А ты кто такой? - пыхтя, как паровоз, спросил тот, что с родинкой. - Я еще найду тебя и ноги переломаю! Мы тебя найдем!
        - Проваливайте! - Палка вновь опустилась на плечи одного из парней, и все трое стали отступать.
        Теперь, при свете фонаря, я разглядела, что моим спасителем оказался Матвей. Его глаза бешено сверкали, а палка - грозная, черная и длинная палка - ходила по спинам моих врагов с проворностью пастушьего кнута.
        Трое паршивцев убрались в темноту парка, и Матвей, опустив палку, пристально уставился на меня.
        - Ты цела? - выдохнул он.
        Глава шестая. Мирослава
        1
        Я была цела. Все обошлось. Тяжело переводя дыхание, я смотрела на Матвея и никак не могла собраться с мыслями.
        - Как ты тут оказался? - наконец проговорила я, чувствуя, как огнем горит нижняя разбитая губа.
        - Неважно. Пошли, я отведу тебя домой.
        Представилось лицо матери, ее вытаращенные глаза и губы, выговаривающие, что так мне и надо, что я наконец дошлялась и получила по заслугам.
        - Наверное, нет. Лучше пойду к подруге… - проговорила я, осторожно дотронулась до губы и поморщилась.
        - Будут ругать? - безошибочно угадал Матвей.
        - Неохота слушать родительский ор ночью.
        - Тогда пошли ко мне. У меня точно никто орать не будет.
        - А что у тебя?
        - Дом в три этажа. Места полно. Выделю тебе свободную комнату, и переночуешь.
        - И душ у тебя есть?
        - Ну конечно. - Матвей улыбнулся.
        И мы пошли к Матвею.
        Внутри меня клокотала злость. Не повезло мне этой ночью, очень не повезло. Напали какие-то подонки, которых я знать не знаю, избили, едва не раздели. И кто его знает, что бы еще они со мной сделали, если бы не Матвей.
        - Где ты научился так мастерски орудовать палкой? - спросила я. - Здорово ты им врезал.
        - Ты тоже одному зарядила камнем, - напомнил Матвей.
        - И все-таки?
        - Хожу в спортзал. - Мой спутник пожал плечами.
        - И там учат не таскать гантели или бегать на тренажере, а сражаться на мечах?
        - На каких мечах?
        - Ну, ты держал палку так, будто это меч. Смотрел «Звездные войны»?
        - Смотрел. Но это не то. Мой дом внизу, надо спуститься по лестнице.
        - И обогнуть старую церковь, - прошептала я, увидев церковный крест, торчащий над черным лесом.
        - Ты боишься?
        - Нет. Но она кажется… странной какой-то. И луна висит прямо над ней, хотя, по идее, должна быть в другой стороне.
        - Она там и должна быть.
        - Но из окна моей комнаты мне казалось, что… - Я замолчала, уставившись на статую какого-то святого, возвышающуюся у церковных ворот.
        Почудилось, что каменный старик обрел зрение и таращится прямо на нас.
        - Такое ощущение, что он на нас смотрит, - проговорила я.
        - Не обращай внимания. - Матвей взял меня за руку. - Мы уже почти пришли. Еще два поворота, и будет мой дом. Вон за тем отелем.
        Мы миновали старый-престарый отель - зданию было, наверное, миллион лет, - повернули на узкую улочку, и Матвей толкнул калитку с диковинным узором. Уличный фонарь слишком ярко освещал брусчатку, кованую скамью во дворе и клумбу с распустившимся тюльпанами.
        - Вот мы и дома, - улыбнулся мой спаситель.
        2
        Здание под красной крышей с несколькими печными трубами казалось внушительным и серьезным. Три этажа, третий - мансардный, со скошенными окошками. Темные окна, длинная веранда с правой стороны и высоченное дерево возле нее.
        Со стороны главного входа к деревянной, покрытой резьбой двери вело несколько ступенек, на самой первой торчал глиняный гном в красном колпаке. Но мы там входить не стали: свернули, обогнули лужайку и прошли через веранду. Матвей открыл ключом белую дверь и включил свет. Это была кухня, просторная, с плиткой на полу и большим холодильником. На стене - портрет лохматого рыжего кота, под ним - кухонный стол с клетчатой скатертью, на окнах - клетчатые занавески.
        - Прикольно у тебя, - выдохнула я. - И никаких взрослых.
        - Я сам уже взрослый, - напомнил Матвей.
        - Да, ты, кажется, оставался на второй год.
        - Два раза.
        Я обернулась, посмотрела в его странные разные глаза и вздохнула.
        - А это что?
        Пальцы мои потянулись к странному браслету из сушеной рябины и каких-то темных бусин, но Матвей проявил невероятное проворство. Схватив браслет со стола, он сунул его в карман и заверил, что это ерунда. Ничего такого.
        - Душ тут, на первом этаже в коридоре. А я сделаю кофе. Тебе с молоком и сахаром?
        - Мне без молока и без сахара. Маленькую чашечку. И никаких конфет, я их не ем, - ответила я, кинув взгляд на вазочку с шоколадками, стоявшую на столе.
        Матвей приволок здоровенную чистую футболку, которая доставала мне почти до колен, мягкий плед и сказал, чтобы я устраивалась как дома. Мы разместились в гостиной, но меня почему-то настораживала эта большая темная комната с высокими шкафами и плюшевыми диванами. Все время казалось, что кто-то прячется в тени длинных штор или за креслом и подглядывает за мной. Наблюдает пристально и недобро.
        На журнальном столике у камина - этакий старинный столик с единственной резной ножкой - я увидела фотографию в рамочке. Четыре мальчика стояли в ряд. Высокий, почти взрослый мальчик смотрел в кадр пристально, слегка прищурившись, и выглядел очень симпатичным. Второй - в старинной матроске - держал его за руку, и было ему, может, лет семь. Двое младших казались почти близнецами, длинные кудряшки придавали им ангельский вид.
        Черно-белой фотке было, наверное, не меньше ста лет. Время, когда здесь еще была Польша, бегали старые трамвайчики и фотографии делали с помощью громоздких фотокамер.
        - Кто это на фото? - спросила я Матвея.
        - Мой прадед, который умер недавно. Он тут самый старший.
        - А остальные мальчики кто?
        - Его братья.
        - Они жили в этом городе?
        - Когда-то они все жили в этом городе. Сейчас все мертвы…
        От этих слов я поежилась и попросила не болтать о смерти.
        - Так ведь это ты спрашивала.
        - Выходит, что все в твоем доме умерли… - буркнула я и тут же пожалела о сказанном. - Извини. - Я поморщилась от боли в разбитой губе.
        - Ладно, это факт. Все так и есть. Старый дом проклят, потому я и не люблю сюда никого приглашать.
        В этот момент меня осенило. Словно молния блеснула в мозгу, и я кинулась к джинсам, которые лежали на стуле, брошенные как попало. Проверила карманы, после - маленький рюкзачок и потрясенно уставилась на Матвея.
        - Я, кажется, потеряла телефон. Он остался там, представляешь? Мне надо вернуться, я должна его найти…
        - Ты никуда не пойдешь. - Матвей кинулся ко мне и схватил за руку.
        Его глаза оказались совсем близко, я уставилась в эти разные радужки, обрамленные длинными ресницами, и слегка обалдела.
        - Ты никуда не пойдешь, потому что этой ночью лучше не ходить по улицам. Плохое время. Полнолуние. Всякое может случиться.
        - Да что тут такого? - сказала я, но уже слабо, неуверенно.
        - Поверь мне, лучше сейчас не ходить никуда. Придумаем что-нибудь утром. Устраивайся в кресле, в нем безопасно.
        - Ты думаешь, что этой ночью все сходят с ума и накидываются друг на друга? Как у Стивена Кинга в его ужастиках?
        - Не скажу тебе, что я думаю. Просто сиди тут. Может, эти трое караулят тебя на дороге: схватили твой телефон и ждут, когда ты за ним вернешься. Забыла, как они накинулись все втроем на тебя?
        - А ты их знаешь?
        - Знаю, - хмуро проговорил Матвей.
        - И кто они?
        - Тебе лучше не знать.
        Мы устроились у камина, я - на диване, Матвей - в кресле. Немного поговорили о какой-то ерунде, я повздыхала, понимая, что не видать мне телефона как своих ушей, а работать на новый гаджет придется долго. Несколько месяцев точно.
        Матвей не казался расстроенным или унылым, но какое-то напряжение временами проскальзывало по его лицу. Я заметила небольшой шрам у глаза, тонко изогнутую линию его рта и даже привычку проводить ладонью по коротко стриженным темным волосам.
        Он симпатичный, этот Матвей, очень симпатичный.
        - И как ты умудряешься выглядеть совершенным лохом? - спросила я его.
        - Что? - не понял Матвей.
        - Обычно ты немного другой. Незаметный, что ли.
        - Это дедов оберег. - Матвей вдруг глянул пристально и серьезно и продолжил: - Когда я надеваю его, он меняет мою внешность для других. Вот, смотри.
        Он коротко улыбнулся - одними уголками губ - и ловко натянул на запястье тот самый браслет, что я видела на кухонном столе. Миг - и передо мной появился невзрачный неудачник. Худая шея, торчащие уши и угловатый кадык. Все смазано, все ненастоящее, непонятное и неинтересное.
        - Ого, - тихо проговорила я. - Говоришь, что это дедов оберег?
        - Вернее, прадедов. Я своего прадеда называл дедом. Это он мне сделал. Браслет, скрывающий мою внешность.
        - А зачем?
        - Что - зачем?
        - Зачем тебе скрывать свою внешность?
        - Потому что мой дед - ведьмак и у него хранится особенная вещь, которой больше ни у кого нет.
        3
        Фразу «Мой дед - ведьмак» Матвей произнес совершенно спокойно. Таким голосом обычно говорят «Мой отец - программист» или «Мой отец - учитель истории в школе». Ничего необычного и странного. Ведьмак и ведьмак - мало ли кто чем занимается.
        - Что, серьезно? - спросила я, наблюдая, как мой новый друг стягивает с руки браслет и засовывает в карман штанов.
        - Странно, да? - тихо проговорил Матвей. - А ты не чувствуешь тут запах подвала? Тебе не пахнет паутиной и плесенью?
        Его голос прозвучал так тихо и торжественно, что я вздрогнула и перестала улыбаться. Почему-то вспомнилось, как щипали меня за талию эти подонки сегодня ночью и как тянули молнию моих джинсов, пытаясь меня раздеть.
        - Нет, не пахнет. - Я откинулась поглубже на диване и прикинула, что бы такое схватить, чтобы двинуть Матвея по башке, если начнет приставать.
        - Это хорошо, это очень хорошо. Я, знаешь, что… Я схожу принесу крекеры. Хочешь крекер с сыром? С настоящим плавленым сыром, чтобы намазывать его сверху. Вкусно получится…
        Мой новый друг поднялся и быстро вышел, а я осталась одна в большой комнате. В пустом камине царила гулкая темнота, за окнами почему-то зашумел ветер, хотя до этого ночь была совершенно спокойной. Тяжелые занавеси слегка качнулись, и мне почудилось, что за бархатной темно-зеленой тканью кто-то стоит. Кто-то наблюдает за мной, готовясь выскочить и напасть.
        Я поднялась, подошла к окну и заглянула за штору. Конечно же за ней никого не было, но в тот момент, когда я повернулась, чтобы усесться на диван, в черном зеве камина сверкнула пара желтых глаз, словно там пряталось какое-то животное.
        Я вздрогнула, подошла к камину, заглянула внутрь. Холодно и пусто. Оставалось только обозвать себя балдой и забраться с ногами на диван.
        Матвей возился внизу так долго, как будто собственноручно пек эти самые крекеры, а когда поднялся с небольшой миской в руках, то оказалось, что он забыл про сыр.
        - Сейчас сбегаю, - заверил он.
        - Да оставь уже этот сыр, а то снова пропадешь на полчаса, - буркнула я. - У тебя такой дом, что можно прямо фильмы снимать о привидениях. И как ты только тут живешь.
        - Ты что-то чувствуешь? - насторожился Матвей.
        - Да ничего я не чувствую. Давай уже сюда крекеры. Ты выглядишь таким напряженным, словно это с тебя едва не стянули штаны прямо на улице.
        Парень осторожно повел плечом, мол, ерунду ты какую-то говоришь. Уселся в кресле, вздохнул, почесал голову. Он хотел что-то сказать, но мялся и никак не мог решиться. Но это явно не было признание в любви. Так что?
        - Хочешь рассказать о своем деде-ведьмаке? - догадалась я.
        - Ты не удивилась?
        - А чему удивляться? Колдовством тут многие занимаются. Что, твой дед на рождественские святки предсказывал будущее?
        - Мой дед много чего умел.
        - Колдовские обереги делать всякие, да? Небось заговоры делал за деньги. У нас тут водится такой народ, я знаю. Моя мать рассказывала, что соседке кто-то под дверь землю кидал, должно быть с кладбища, а после у нее муж погиб на работе. Он был строителем и неожиданно упал с третьего этажа, с лесов, на которых работал.
        - Ты в такое веришь? - Матвей поморщился, будто я рассказала ему сказочку о черной руке, выбирающейся из-под кровати.
        - Не знаю. Я таким не занимаюсь. Но люди говорят, что действует.
        - У нас в городе есть колдуньи, которые колдуют по-настоящему. Могут забраться к тебе ночью и заставить слушаться. Прикажут что-то сделать, и ты выполнишь.
        - Ну да, рассказывай. - Я недоверчиво усмехнулась. - И дед твой таким был?
        - Мой дед… Он мог быть страшным, если хотел, но я его таким не видел никогда. Его боялись. Знаешь девушку Надю, чья мать недавно умерла? Ее сбила машина на шоссе, причем так ужасно сбила, что хоронили в закрытом гробу.
        - Да, знаю. Надя приходит к нам в кафе.
        - Вот ее мать занималась черной ворожбой. Помогала избавиться от нежелательной беременности, ну, чтобы в больницу не ходить. Привороты делала, могла черное проклятие наложить. Вот ее и убили. Такие люди, как те парни, что на тебя напали.
        - То есть машина ее не случайно переехала?
        - Машина ее переехала уже мертвую. Ее убили до этого. За ворожбу.
        - А деда твоего, может, тоже убили?
        - Может. Не знаю. Вот потому я и не зову к себе никого. Потому что… Могут и меня убить.
        - Ничего себе… - потрясенно выдохнула я. Стало вдруг понятно и напряжение Матвея, и его желание скрыть свою внешность. - Если они вдруг сюда заявятся, мы с тобой будем сражаться вместе. У тебя есть вторая палка?
        Матвей усмехнулся, и его разные и такие диковинные глаза весело заблестели.
        - Не думал, что ты такая храбрая. Думал, что услышишь эти страсти и кинешься к выходу.
        - Уж лучше ведьмаки, чем моя мать, - хмуро ответила я. - Вот кто настоящая ведьма.
        - А что с ней не так, с твоей матерью?
        - Считает меня потомком разбойников. Порченой кровью. Отродьем дьявола.
        - Почему?
        - Много причин.
        - Знаешь… - Матвей замялся. - Я хотел тебя кое о чем попросить. Не откажешь?
        - Проси.
        - Мне надо завтра поздно вечером, часов в одиннадцать, сходить в старый дом моего деда и кое-что забрать - ну там документы. Пойдешь со мной? Просто за компанию? Это не далеко и не опасно. Просто зайти, забрать и уйти. Там никого нет, в старом доме. Пусто.
        - Ну пошли, конечно.
        - Так просто? - Матвей нахмурил брови и так странно взглянул на меня, словно я только что решила для него сразу две контрольные по алгебре.
        - А что тут сложного? Ты спас меня сегодня вечером, между прочим. Я твой должник, так что, предложи ты хоть наведаться в гости к одной из здешних ведьм, все равно бы пошла. - И я улыбнулась.
        - Тогда решено. Завтра приходи ко мне домой в десять вечера, и отправимся.
        4
        Я верила Матвею. Конечно, не во всю эту ерунду с приворотом и колдовством на кладбищенской земле - это, безусловно, глупости. Но в то, что его прадед обладал какими-то своими секретами, - да. Что-то было и в самом Матвее странное и непривычное.
        Он не походил на тех обычных парней, с которыми я училась в школе. И дело даже не в разных зрачках, а в том, каким голосом говорил Матвей, как серьезно и четко выговаривал слова, как напряженно замирал, вслушиваясь во что-то, доступное только ему одному.
        Он появился внезапно, возник, как джинн из бутылки или как черт из табакерки. Еще пару дней назад я и думать не думала о своем однокласснике, считала его серой мышкой, лохом и рохлей. Я не замечала его. А теперь Матвей казался чуть ли не волшебником, знающим секреты города. Конечно, ему известно гораздо больше, чем мне, и если помочь ему, то вполне может быть, он тоже поможет найти мою бабушку пани Святославу.
        Такие мысли крутились в моей голове, и они казались очень здравыми.
        И еще меня впечатлил браслет. Я просила Матвея надеть его несколько раз и все никак не могла понять, в чем фокус. Вроде бы лицо моего нового друга и не меняется, когда рябиновые ягоды и черные бусины оказываются у него на запястье, но словно сама реальность подергивается дымкой и перестает быть четкой. Словно я перестаю воспринимать ту реальность, в которой Матвей является самим собой.
        Уходя от нового приятеля рано утром, я думала, что мне уже нравится этот правнук ведьмака, что я хочу еще и еще раз попасть в его странный дом, где потустороннее присутствие ощущается так сильно.
        5
        Мать не спала всю ночь. Я поняла это сразу, едва открыла дверь нашей квартиры (было шесть часов утра) и шагнула в коридор. Она вышла из своей комнаты, ее глаза были красными, а на виске, у самой кромки волос, слишком явственно билась выпуклая жилка.
        - Где ты была? - спросила мать очень тихо, но в ее голосе слышалась такая злость, что язык на время отнялся.
        Я молчала, точно нерадивая школьница, замазавшая двойки в своем дневнике корректором.
        - Где ты шлялась всю ночь? Ты можешь сказать что-то внятное?
        Не могла. Стояла, как дура, и хлопала ресницами. Вся моя бойкость пропала, растворилась, исчезла под напором стоявшей передо мной взбешенной женщины.
        Мать отвесила мне звонкую пощечину, от которой голова моя мотнулась, а разбитая губа снова вспыхнула маленьким огоньком боли.
        - Шляешься по ночам и даже не позвонишь матери! Где была? - гремел материнский гнев.
        - У Богдана. Работала допоздна и побоялась идти так далеко домой. Заночевала у него. - Такое объяснение мне показалось очень логичным, тем более что дом моего парня находился совсем недалеко от «Старой Праги».
        - Не ври! Я звонила Богдану, он понятия не имеет, где ты! Обзвонился тебе, написал десяток сообщений! Мы уже звонили в больницы и морги!
        И тут меня прорвало. Мой ступор наконец прошел, и я, вздернув голову, нагло заявила:
        - Спала с мальчиками. Прямо в парке, на скамье. И телефон там же забыла. Пойду в обед и поищу. Что еще тебе сказать?
        Хлоп! Это была вторая пощечина.
        - Не смей меня бить, - очень тихо проговорила я, когда мать сделала небольшую паузу, чтобы набрать воздуха. - Иначе уйду и не приду. Найду свою бабушку пани Святославу и буду жить у нее.
        Это я со злости сболтнула, конечно, но мать вытаращилась на меня и не сразу нашла, что ответить на такую наглость.
        - Откуда ты знаешь? - проговорила она, отступая от меня, словно от смертельно больной и заразной. - Откуда ты это знаешь?
        - Думаешь, я не знаю о своих родных? Дай мне пройти. Я жива и здорова, можешь не переживать. А если бы и подохла, тебе же меньше проблем. Не могу понять вообще, с чего ты так разволновалась.
        Я решительно двинулась вперед по коридору, и мать, озадаченная моими словами, подвинулась, пропуская меня.
        - Иди, иди, поганое отродье, - нашлась она наконец. - Действительно, и волноваться не стоит.
        Зато Снежана кинулась ко мне, обхватила за шею - вроде как обняла - и зашептала в ухо, что страшно боялась за меня.
        - Тут всякое происходит в последнее время. Пропадают люди, сама знаешь. Я подумала, вдруг ты тоже пропала, как Леська, - торопливо бормотала Снежанка.
        - Не пропаду, не переживай. - Быстрым движением я высвободилась из сестринских объятий и бухнулась на диван, чувствуя, как болит разбитая губа и горят щеки от пощечин. - Я могу за себя постоять.
        - Все равно. Сейчас лучше не ходить одной по ночам. И почему у тебя разбита губа?
        - Подралась. Пришлось подраться.
        - С кем? - охнула Снежанка.
        Лохматая, в розовой пижамке, она уселась на диван и принялась торопливо расплетать волосы, убранные на ночь в косу.
        - Сама не знаю. Накинулись на меня, когда я возвращалась с ночной смены. Телефон украли вот. Но меня спас мой новый знакомый, прикольный такой парень. У него я и заночевала.
        - Почему домой не пришла? Мама тут с ума сходила…
        - Потому что темно было, страшно идти одной до дома. Да и не хотела заявляться грязной, растрепанной, с разбитым лицом. Мать бы пилила два дня подряд, что так мне и надо. У Матвея постирала одежду, у него машина с сушилкой, сразу все высохло. Сполоснулась, поела печенек, поспала у него в гостиной на диване. Это мой одноклассник.
        - Какой это? - тут же полюбопытствовала Снежанка.
        И тут я поняла, что если назову Матвея, то сестренка и не поймет, о ком речь. Ведь все вокруг видели человека, прикрытого особыми силами дедова оберега. И только я теперь знала настоящего Матвея.
        - Не скажу, - ехидно улыбнулась я.
        - Матвей… Что-то не припомню Матвеев в вашем классе…
        - Ты его и не вспомнишь. Он невзрачный, никакущий. Но мне помог. Ладно, посплю еще хоть полчасика и - в школу…
        Глава седьмая. Матвей
        1
        Мирослава оказалась не из пугливых. Конечно, своей девушки у Матвея никогда не было, но он знал, как визгливы и трусливы бывают представительницы женского пола, он ведь учился в самом обычном классе самой обычной школы. Достаточно положить на парту маленького паука, и громкий визг на десять минут обеспечен. Мирослава была не из таких. Другая на ее месте рыдала бы до икоты и дурела на глазах от того, что ее чуть не раздели среди ночи трое неизвестных бандитов. А эта вскочила и тут же ринулась в бой, стукнула каменюкой по башке Ореста, предводителя банды ночных грабителей.
        Семейство Луш стало слишком много себе позволять в последнее время. Конечно, у них выросли сыновья, пятеро сыновей - это сила. И Жнец происходил из их семьи, вот они и считали, что никто им не может противостоять. Дед немного сдерживал их напор, но сейчас, когда его не стало, парни из семейства Луш решили забрать себе всю власть на улицах их маленького городка.
        Матвей их знал, дед показывал фотографии всех членов большого и влиятельного семейства. Но они-то его не знали, поэтому понятия не имели, кто накостылял им прошлым вечером. Вот и славненько, пусть гадают, кто же осмелился поднять руку на золотых мальчиков семьи Луш.
        Средний брат, Григорий, преподавал польский язык в школе и даже был классным руководителем их класса, об этом уж позаботился его отец, пошуршал, попросил кого следует, чтобы его сыну во всем давали зеленый свет. Вроде бы Григорий не был похож на своих забияк-братьев, и в ночных разборках его ни разу не замечали. Может, пошел в материнскую линию, где все более спокойные и уравновешенные.
        Матвей впервые вмешался в клановые дела и теперь все думал - может, зря? Но кинуть в беде Мирославу он не мог, это точно. В девчонке текла кровь Новицких, а эта семья всегда славилась своим боевым духом. Когда-то она была большой и сильной, а теперь от нее только и осталась малышка Мирослава.
        Матвей улыбнулся, вспомнив, как девчонка вышла из душа, завернутая в длинное махровое полотенце. Мокрые черные волосы торчали смешными перьями, крошечная сережка в носу таинственно поблескивала, а глаза, темно-карие, с длиннющими ресницами, без черной широкой подводки показались мягкими и беззащитными.
        Нравилась ли ему Мирослава? Конечно нравилась. Но от потомка Новицких следовало держаться подальше. Хоть их семьи и входили в один клан, все равно лучше не связываться с теми, кто имеет такую длинную и страшную историю.
        Потому что семьи из другого клана Варты наверняка будут мстить. Не случайно Мирослава выросла, не зная своей фамилии. Не случайно ее прятали в обычной семье, и эта малышка понятия не имела, что два отеля в городе и сеть канцелярских магазинов принадлежат ее бабке, пани Святославе. Что огромный старинный особняк посреди великолепного сада тоже принадлежит ее семье, и отец Мирославы рос в этом особняке как маленький принц, окруженный всем, чего только пожелает.
        Но Скарбник - тот, что приносит сокровища, - был только у семьи Матвея, и об этом никто не догадывался. Скарбник дал о себе знать сразу, едва Мирослава переступила порог дома.
        2
        Матвей очень сильно чувствовал запахи, и иногда это выводило из себя. Это зудело внутри, вызывая тревогу и плохое настроение.
        Запах плесени и старых кирпичей стал таким сильным, что Матвей буквально задыхался, сидя напротив Мирославы в большой гостиной. Что, если и девчонка улавливает сигнал из подвала? Вдруг и ей в ноздри бьет жуткая вонь?
        Но Мирослава ничего не чувствовала. Она рассматривала фотографию прадеда и его братьев - схватила сразу, едва зашла в комнату. Спрашивала, кто они такие, и стояла со снимком минут пять, наверное, не в силах поставить обратно на столик.
        Знала бы она, что является дальней родственницей его прадеда! Конечно, двоюродный плетень нашему тыну, но все-таки. А кровь родная - не водица, так всегда учил прадед.
        «Сила крови значит все», - говорил он.
        Ты тот, кем являешься по праву рождения, и от этого никуда не деться. Потому Матвей и не пробовал избежать своей участи.
        Когда запах буквально забил все пространство в гостиной, в голове блеснула догадка и Матвей кинулся на кухню. Так и есть: на запотевшем окне послание. «Завтра вечером Мирослава должна отправиться за Желанной», - гласила надпись. Ну конечно, Скарбник уже все решил, умный какой.
        Вот так прямо надо встать и сказать - пошли завтра в старый дом прадеда, ночью, при полной луне, и заберем там книгу, которая исполняет желания. Ведь Желанная книга исполняла желания, - об этом Матвей узнал сам, порывшись в церковной библиотеке. Вот почему она была так ценна. Любые четыре желания. Стоит их записать на странице книги, как они непременно исполнятся. Правда, после придется заплатить за их исполнение, но об этом мало кто догадывается. Ведь в книге об этом не написано.
        Матвей вздохнул, потрогал оберег в кармане джинсов и вернулся в гостиную. Надо ей все рассказать. Ну, не полностью, конечно, но хотя бы то, что его дед - ведьмак, и попросить помочь. Дело Матвея - предложить. А если Мирослава откажется, то он не виноват. Правильно?
        Но Мирослава не отказалась.
        Глава восьмая. Мирослава
        1
        Я уже говорила, что в классе у нас все делились на группки, компании по интересам. Умные - к умным, красивые - к красивым и так далее. Но я забыла упомянуть о богатых. Такие у нас тоже были.
        Солом?я Совинская относилась к богатым, умным, красивым и наглым одновременно, а значит, была звездой класса. Было в ней что-то киношное, что-то неотразимое, когда с одного взгляда понимаешь, что к этой девушке так просто не подступиться. Длинные черные волосы до самой попы, которые Совинская тщательно выпрямляла и укладывала каждое утро; огромные голубые глаза с диковинным блеском; четкие, как нарисованные, брови - над голубизной этих глаз. И большие пухлые губы. Такие чувственные губы, какие обычно можно увидеть только в рекламе губной помады. Только все это было натуральным, что делало мою одноклассницу неотразимой.
        В школу ее привозили на черном джипе, и одевалась она вовсе не в «Терранове» и не в «Сенсее». Ее вещи заказывали в Америке, и только она одна в нашем классе могла похвастаться крутыми фирмами. Впрочем, ее одежда меня не впечатляла, ведь я не носила кружевные блузки и юбки с пайетками.
        Сама я одевалась в «хенде» исключительно на свои заработанные деньги, потому что мать отказалась покупать мне черные вещи. А то, что она на рынке покупала для Снежанки, казалось мне таким безвкусным и ужасным, что я предпочитала нагрести на распродаже в «хенде» растянутых футболок, чем напяливать на себя нечто розовое с блестками.
        В конце урока польского, когда Луша закончил объяснять нам про окончания глаголов, девчонки сгрудились у его стола, а Совинская уселась за первую парту, перекинула за спину свои длинные, совершенно ровные пряди и довольно улыбнулась, глядя на Григория.
        - А где вы планируете отдыхать этим летом? Куда поедете? - спросила она его, как своего хорошего знакомого.
        - А ты уже знаешь, куда поедешь? Если в Варшаву, то сможешь отлично попрактиковаться в знании польского, - улыбнулся наш учитель.
        - Кому она интересна, эта Варшава? Возможно, отец отвезет меня с сестрой в Париж, мы там уже пару лет не были. Но Париж нынче не тот, везде полно сомалийцев, и они ужасно мусорят. И зачем только их пустили в старую добрую Европу?
        - Я тоже против того, чтобы европейские города заселяли беженцами из Сомали и других стран, - согласилась Христя Шпаковская, которая вроде как входила в круг Соломии.
        - Они только все портят, - поддакнула Ирка Поверчучка. Сегодня она пришла в секондовской футболке с затертыми рукавами и широкими поперечными полосками, которые делали ее еще толще, чем она была. - Лучше бы приглашали украинцев. Мы - такие же белые люди, как они.
        Произнесла она это скороговоркой, глотая слова и шлепая крупными губами. Вот ее губы не казались картинкой из журнала косметики. Про таких обычно и говорят: «Губошлепка».
        - Можно подумать, тебя надо приглашать, - мило улыбнулась Соломия. - Ты же село, Поверчучка, тебя дальше коровника твоей бабушки никуда пускать не следует.
        Все знали, что каждое лето с самого первого класса Ирка проводит в селе у бабушки. Полет грядки, поливает ягоды и печет бесконечные пироги, от которых ее попа становится больше с каждым годом.
        Пацаны, стоявшие рядом, заржали. Уж слишком ярким контрастом смотрелись Ирка и Соломия.
        - Ничего плохого в селе не вижу, особенно если это Закарпатье. Да, Ир? - Григорий повернулся к Поверчучке и улыбнулся.
        - Да, Закарпатье, и там горы всякие и реки. Очень красиво, между прочим, - возмутилась Ирка.
        - Вот и не лезь. Представляй про себя, как будешь помогать бабушке со стадом коров, - обрезала ее Соломия.
        Сама Совинская планировала поступать в Варшаве, ее будущее уже давно определили родители.
        Я в таких разговорах не участвовала. Слушала, как Григорий произносит несколько фраз на польском, после переходит на чешский, и Соломия бойко ему отвечает. Кроме Соломии на дополнительный факультет по чешскому ходила Христя конечно же и вообще добрая половина наших девочек.
        Едва прозвенел последний звонок, я рванула из класса на поиски Богдана.
        2
        Я не писала своему парню уже целую вечность, и мне не терпелось рассказать ему о том, что случилось.
        Богдан ждал, как всегда, у школьных ворот и, едва я прискакала к нему, запыхавшаяся, нервная, лохматая, обнял и чмокнул в щеку.
        Конечно, мы успели повидаться на переменках, и свои поцелуи от Богдана я уже получила, но это было мельком. А сейчас я прижималась к парню и чувствовала, как закипают на глазах слезы.
        Я немного всплакнула сегодня утром в ванной, когда еще раз забралась под душ, желая смыть с себя навязчивое ощущение чужих рук на талии. Но это были быстрые слезы, потому что я считала бессмысленным разводить соленую влагу, которая не поможет и ничего не изменит. Потому плакать я себе запрещала.
        Вот и сейчас вскинула голову и улыбнулась, чтобы глаза поскорее просохли на теплом весеннем ветру. Никаких слез, никаких соплей.
        - Я потеряла телефон, - начала я и вдруг запнулась.
        А как рассказать о Матвее? Я не могу говорить об этом загадочном парне. Он не пришел сегодня на уроки, и никто о нем не спрашивал, никто не интересовался, почему Матвей Левандовский не явился на занятия. Как будто его и не было в нашем классе. Однако же я видела его фамилию в списках в журнале, четко и верно написано, и даже проставлены оценки по некоторым предметам.
        - Где ты его потеряла? И где ночевала? - беспокоился Богдан.
        Заглядывал мне в глаза и хмурился, а его рука крепко обнимала меня за плечи.
        - После работы на меня и подругу напали какие-то бандиты, мы еле ноги унесли. И телефон потеряла, пока убегала. Но все обошлось. Заночевала у подруги, потому что побоялась одна идти домой, - с ходу придумала я.
        - Мать твоя с ума сходила всю ночь. Звонила мне каждые полчаса, наверное.
        - Делать ей нечего.
        - Она переживает. Я тоже переживал, уже думал идти тебя искать.
        - И где бы ты искал меня? - усмехнулась я.
        - Около твоей «Старой Праги» конечно же.
        - Хорошо, что не пошел, потому что меня там не было.
        - Ладно, давай в «Макдак», хочешь?
        - Что там делать? Жевать булки?
        - Выпьем кофе, съедим по мороженому. Поболтаем немного. Вечером у меня опять подработка…
        - Спать хочу, Богдан. Еле на ногах держусь после вчерашнего. А что за подработка у тебя?
        - Так, ходит девочка, учит алгебру. Глупая как пробка, и возни с ней полно. Но мать ее платит хорошо.
        Богдан убрал руку с моего плеча и зашагал вперед. Я последовала за ним. Ладно, «Макдак» так «Макдак».
        3
        У Снежанки моей вечером намечалось свидание.
        Я поняла это сразу, едва прискакала домой в пятом часу, кинула сумку в коридоре и заглянула в нашу комнату. Сестренка торчала перед зеркалом и пыталась сделать себе красивые брови. Она возилась с тенями, рисовала, после стирала и снова рисовала.
        Щеки ее, и без того всегда румяные, теперь горели, как два фонаря, - явный признак того, что Снежанка не в настроении. Косметика валялась по всему столу, и два внушительных пятна от лака говорили о том, что ногти тоже приводили в порядок. Ярко-розовые пятна от лака.
        - Это надо стереть прямо сейчас, - сказала я, потому что терпеть не могла беспорядка на своем столе. - И давай я тебе помогу. Так не пойдет. Садись и рассказывай, кто он.
        - Ты про что? - сделала вид, что не поняла, сестра, покорно передавая мне темный карандаш.
        - Ты явно не к репетитору собираешься. Новые джинсы, новая рубашка с вышивкой. Это свидание, детка, как ни крути.
        - Вот вечно ты догадаешься, - буркнула сестра, но без обиды.
        - Конечно, если ты с таким серьезным видом рисуешь брови, то дело в мальчике.
        С макияжем для Снежанки я постаралась. Брови, легкие тени, загнутые реснички. Подчеркнуть мягкую линию губ, убрать яркие пятна со щек с помощью ровного тональника. После выпрямить волосы - еще та возня, учитывая, какие длинные локоны у моей сестры.
        - Вот теперь ты милашка. Мальчик не устоит, это стопроцентно. - Я довольно улыбнулась.
        - А можно я возьму твой рюкзак? Коричневый такой. Ты ведь все равно его уже не носишь? - спросила сестра.
        Тут я замялась. Терпеть не могу, когда берут мои вещи. Но, с другой стороны, я действительно в последнее время ходила только с черными рюкзаками. Что ж, единственной сестре можно и уступить.
        - Бери, но только один раз, - сказала я.
        Снежанка еще раз крутанулась перед зеркалом, после сняла сторис и тут же выложила в сеть. И, уже выходя из квартиры, вдруг повернулась и тихо сказала:
        - Знаешь, мама реально переживала за тебя. Не спала всю ночь, обзванивала больницы и даже в полицию звонила. Она действительно волновалась за тебя.
        - Очень в этом сомневаюсь, - хмыкнула я в ответ.
        Снежанка вздохнула и наконец утопала на эту свою свиданку.
        4
        Без смартфона чувствуешь себя выкинутой из жизни. Выброшенной на берег рыбой, в то время как все твои друзья плавают в глубине океана и наслаждаются общением и новой информацией. А ты сидишь и кликаешь мышкой, пытаясь с ноутбука зайти хотя бы в «Фейсбук», чтобы понять, что же происходит в мире.
        Завтра была суббота, потому уроки я не учила. Да и не хотелось загружаться формулами по алгебре и химии, когда вечером меня ждало приключение. Конечно, я ни словечком не обмолвилась Богдану о наших с Матвеем вечерних планах. Не знаю почему, но какое-то внутреннее чувство буквально сковывало мне язык. Как будто внутри сидел маленький домовой и предупреждал: «Молчи, молчи, молчи».
        А на самом деле в голове моей только и крутились мысли о том, как я поздно ночью отправлюсь с Матвеем в какой-то старый дом и буду там искать какую-то старую вещь. Я только и думала, как снова увижу настоящего Матвея, правнука ведьмака, высокого и загадочного парня, и он снова будет смотреть на меня своими разными глазами так внимательно и серьезно.
        Это казалось невероятно классным, интересным, увлекательным, и мое настроение все улучшалось и улучшалось, несмотря на то что телефона у меня по-прежнему не было. И даже мать не смогла его испортить. Она зашла ко мне в комнату, едва вернулась с работы, молча положила на стол самую обычную трубку-звонилку, какой-то черненький кнопочный «самсунг», который, видимо, попросила у подруги, и твердо заверила, что теперь у меня будет только такой девайс, пока я собственноручно не заработаю на новый. После она сказала, что я могу налить себе борща, если голодная, и гордо удалилась на кухню, где взялась греметь мисками и миксером, замешивая тесто.
        Я покосилась на несчастный «самсунг» с потертыми кнопками, брезгливо отпихнула его от себя и решила, что пора заняться собственным макияжем. Есть материнские борщи я не собиралась, да и вообще не могу сказать, что голод мучил меня накануне предстоящих приключений. Парочки стаканов кофе и банки мороженого, которую мы раздавили на пару с Богданом, мне вполне хватит. А там что-нибудь перехвачу у Матвея. Свои заработанные деньги теперь придется откладывать на телефон.
        Итак, черный карандаш. Обводка вокруг глаз, четкая, широкая, делающая мои глаза более ясными, более выразительными. Черная тушь для ресниц. Кончики не загибаются, так и остаются длинными стрелками, большими длинными стрелками вокруг темно-карей радужки. С бровями возни совсем немного, лишь слегка подвести черным карандашом. Они у меня и так черные, красивой формы с легким изломом, подчеркивают глубину глаз.
        Теней немного, совсем чуть-чуть. Можно и без них, собственно, обойтись. Губы тоже черным. Мрачный штрих для мрачного макияжа. И ногти на руках - черным. Тонкую серебряную цепочку - подарок Богдана - на шею. И мой образ готов.
        Конечно, еще не самый вечер, только семь часов, но сидеть дома уже невмоготу.
        - Ты куда это? - заорала из кухни мать. - Сегодня ты сидишь дома! Никаких гулянок, слышишь меня?
        Я молча затягивала шнурки на конверсах, кусала губы и старалась не сорваться на ответный крик.
        - Ты сидишь дома! - Внушительный материнский торс показался в коридоре. - Сейчас же раздевайся!
        Ура, второй шнурок завязан.
        Мать схватила меня за плечи и с силой толкнула на кушетку, которая стояла у нас в коридоре и на которую мы обычно садились, когда обувались. Я нагнулась, проскользнула под материнской рукой, занесенной в праведном гневе над моей беспутной головой, и кинулась к двери.
        - Я тебе башку оторву, когда заявишься домой! - заорала мать в захлопывающуюся входную дверь.
        Но я уже неслась вниз, перепрыгивая через несколько ступенек сразу, и внутри у меня клокотала непонятная и дикая радость. Я вырвалась, я свободна!
        Глава девятая. Мирослава
        1
        Дом Матвея оказался открытым. Ворота - нараспашку, дверь с веранды не заперта. На кухне пахнет кофе и ванильным печеньем. На столе - большая миска с этим самым печеньем. Керамическая плитка на полу аж блестит от чистоты, а в кухонной плите с четырьмя конфорками отражаются потолок и шкафчики. Наша кухонная плита никогда в жизни не сможет похвастаться таким совершенством, ибо грязь к ней приварилась намертво.
        Матвей сидел в гостиной. Увидев меня, улыбнулся и махнул рукой, приглашая устроиться на диване.
        - У тебя была уборщица? - поинтересовалась я.
        - Это я сам. Сегодня пятница, день генеральных уборок.
        - Ты сам убираешь в доме? - удивилась я, потому что к уборке у меня лично не имелось ни малейшей склонности.
        - В своем доме я убираюсь только сам. И сегодня еще напек печенья. Попробуй, сейчас сделаю тебе кофе.
        - Круто. Ты не боишься вечерней вылазки? Ну, вдруг у дома прадеда на нас нападут еще какие-нибудь бандюганы, которым тоже охота порыться в вещах твоего предка.
        - Не болтай. Не нападут. А если нападут, то мы сможем защититься.
        - Да, точно. Ты же умеешь драться, научился в фитнес-клубе, - усмехнулась я.
        - Меня учил дед сражаться на мечах, если быть честным.
        Мы уселись прямо на толстый ковер на полу в гостиной и выпили по паре кружек кофе и слопали почти все печенье, которое напек заботливый Матвей. Болтали о ерунде. Мне нравилось сидеть рядом с этим невероятным и загадочным парнем и слушать его неторопливую речь. Матвей каждое слово произносил немного замедленно, словно взвешивая его и вдумываясь в значение. Предложения - короткие и четкие, а взгляд - серьезный и прямой.
        - Ты должна держаться рядом со мной, - объяснял он. - Никуда не лезть и ни с кем не разговаривать. Даже если увидишь что-то очень странное. Даже если вдруг дерево заговорит с тобой, не ори и не отвечай. Просто сделай вид, что ты этого не видишь.
        - А такое может быть? - не понимала я.
        - Это я на всякий случай. Подготавливаю тебя. На самом деле понятия не имею, что нас ждет в доме прадеда. Меня туда не пускали. Обычно, когда дед заходил в свой старый дом, я ждал его на улице, у плетня.
        - А что за документы тебе надо забрать?
        - Одну книгу. Это уже я сам поищу. Просто одному не так стремно, понимаешь?
        - Конечно. Сходим и заберем. С деревьями разговаривать не будем. Жаль, что у тебя только один браслет-оберег, иначе я бы тоже надела. Тогда на нас даже деревья не обратили бы внимания.
        - У меня есть еще один. Я сегодня сплел, и он действует. Специально для тебя сделал. Нас не должны видеть, потому что… Ну, потому что так будет лучше.
        - Покажи! - Я аж подскочила от удивления. - Прикольно!
        - Подожди, не прыгай. - Матвей предупреждающе положил ладонь на мое плечо. - В школу с этим ты ходить не должна, потому что тебя уже видели в твоем нормальном обличии. Пусть так и будет, иначе хватятся, и начнется скандал. Но ко мне можешь приходить с оберегом на руке, так даже лучше.
        - Обожаю такие тайны, - выдохнула я, натягивая украшение из сушеных рябиновых ягод и черных деревянных бусин на руку. - И как я тебе?
        - Отлично. Только в зеркале ты увидишь саму себя настоящую. В зеркале всегда будет отражаться твоя настоящая внешность, запомни это.
        - Что тут запоминать? Жаль, я бы посмотрела на то, как переменилась. И как я выгляжу? Худенькая, с прыщами и длинным носом?
        - Что-то вроде того, только без прыщей, - улыбнулся Матвей, но как-то скупо и напряженно. После вздохнул и принялся пояснять, что к этому надо относиться серьезно и оберег вовсе не игрушка. - А главное, чтобы твоя мать его не нашла, понимаешь?
        - Она на такие вещи не обращает внимания. Ягоды рябины для нее - что-то вроде детского творчества на уроках труда. Не переживай, она на себя в жизни такое не наденет. Моя мать обожает золото. Вечно покупает себе цепочки и сережки, как ненормальная.
        - Нам надо успеть до полуночи попасть в дом прадеда, а после быстренько вернуться домой. Потому выходим в половине одиннадцатого.
        - У нас еще пара часов, что будем делать?
        - Посмотрим кино. Хочешь ужастик вроде «Оно»? Мне нравится Стивен Кинг, между прочим.
        - Я уже заметила. Давай тогда смотреть «Оно». Чипсы у тебя есть?
        - Сколько угодно и какие угодно.
        2
        Перед выходом Матвей подвел черным глаза. Это показалось мне настолько странным, что я даже не сразу открыла рот, чтобы спросить. А когда наконец заговорила, то мой приятель уже смотрелся совершенно по-другому. Его разноцветные глаза, окруженные черным контуром, казались колдовскими и страшными. И я поняла, чем завораживал меня его взгляд. Было в нем что-то хищное, как будто мой друг о чем-то знал - о чем-то ужасном и невероятном - и не говорил мне об этом.
        Как будто хранил Матвей жуткие тайны в этом своем трехэтажном особняке.
        - Ты похож на маньяка, - выдала я наконец, когда вышла из ступора.
        - Теперь ты не должна задавать лишних вопросов, - тихо проговорил он и взял длинную палку из угла в коридоре. - Говоришь, ты умеешь сражаться? Тогда держи, пусть у тебя будет вторая. - И вложил мне в руки еще одну палку, гладкую и длинную. - Если нападут, не надо будет искать камни, чтобы дать по голове нападающим, - пояснил Матвей.
        И мы наконец вышли в теплую весеннюю ночь.
        - Ты не закрыл дверь, - напомнила я, оглядываясь на широкие ступеньки веранды.
        - Никто ко мне не зайдет, - сухо ответил Матвей и больше ничего не сказал, как я ни спрашивала его.
        Мы снова надели наши обереги, и, когда браслетик оказался на моей руке, я вдруг поняла, что внешний вид Матвея не поменялся. Он был по-прежнему разноглазым, симпатичным и немного страшным с этими вот подведенными черным глазами.
        - Обереги связаны, - пояснил Матвей, - так и должно быть. Когда мы вместе в браслетах, то можем видеть друг друга настоящими.
        Синие сумерки казались изумительными. Еще не полная темнота, но очертания кустов, домов и скамеек уже сглаживались, а краски становились неясными и смутными. И мы в этих сумерках походили на тени. Должны были походить, ведь я не видела результат превращения.
        Но когда мимо прошагала Зорянка, толкая впереди коляску с годовалым сынишкой, и даже не поздоровалась, я вдруг ощутила себя человеком-невидимкой. Это казалось невероятно крутым, и я едва сдерживала желание подпрыгивать и бежать вперед, весело размахивая руками.
        Матвей же был серьезным и хмурым и никакой радости не выражал. Как будто шагал на кладбище откапывать трупы. Меня это слегка настораживало. После того как я вот так протопала через половину нашего городка рядом с молчаливым и хмурым приятелем, мое настроение было уже далеко не таким солнечным и радужным. То ли повлияли сумерки, то ли мрачный взгляд Матвея.
        Мы прошли по узеньким улочкам с частными домами в два этажа и высокими коваными решетками. Миновали старую часовенку, здоровенный старинный отель, окруженный садом, и наконец выбрались на узкую грунтовую тропку.
        - Нам вверх, на гору. К лесу, - скупо пояснил Матвей.
        И мы зашагали по тропке.
        3
        Здесь фонари конечно же не горели. Только круглая луна выползла из-за туч и светила как ненормальная. Молодая травка, едва достававшая до щиколоток, тихо колыхалась, ветерок приносил запахи цветущего шиповника, и все вокруг казалось красивым и мирным.
        И даже маленькая хрупкая часовенка, у которой мы остановились, навевала мирные и спокойные мысли. Крест на ее небольшом куполе слегка поблескивал, отражая лунный свет, и я невольно залюбовалась, задрав голову.
        - Не отставай, - позвал меня Матвей, и пришлось догонять его.
        Мы обогнули часовенку, свернули с тропы к какому-то железному забору и вдруг оказались у самого края кладбища.
        - Это старое кладбище, тут похоронены невинные люди. Хотя совсем невинных не бывает, но это не… Это просто люди, - пояснил Матвей. - Говорят, они погибли тогда, когда сюда пришли красные в тридцать девятом году.
        - Что мы будем делать на кладбище? - не поняла я, чувствуя, как хорошее настроение окончательно покидает меня, а вместо этого по коже лезут мерзкие мурашки ужаса.
        - Ничего. Просто я возьму земли. Немного земли со здешнего кладбища.
        - Зачем?
        - Так надо. Дед научил. Все, пошли. Не задавай пока вопросов. И вообще ни с кем не разговаривай, даже если тебя будут звать по имени. Иди молча.
        И мы двинулись к лесу, который возвышался впереди, на горе, точно черная мрачная стена. Теперь я не испытывала сумасшедшей радости по поводу нашего приключения, хотя ничего страшного не происходило. Кладбище меня не пугало, ведь там все были давным-давно мертвы. А живых людей вокруг не наблюдалось. Но тем не менее я вдруг подумала, что мы занимаемся ерундой.
        Ну подумаешь, пороемся в пыльных бумагах старого-престарого деда (может, Матвей решил найти его метрику, кто знает?), после отправимся обратно, и я, наверное, снова заночую у друга. Пусть там мать с ума сходит, она это заслужила.
        Лес надвинулся, наполз на нас, как гигантское мрачное животное, и дубы протянули к нам корявые ветви. Матвей молчал, как партизан на допросе, и я ломилась следом за ним через низкие кусты шиповника и малины. Узкая тропка уводила в темную лесную глубь, но у моего спутника оказался фонарик, который довольно ярко освещал деревья и кусты перед нами.
        Мы уже почти добрались до широкой поляны, забирая все выше и выше, как вдруг навстречу вышла девочка. Это было так неожиданно, что я чуть не вскрикнула, увидев тоненький силуэт. Растрепанные светлые волосы обрамляли бледное лицо, темные глаза таращились безотрывно, а в руках был букетик ромашек и маков, хотя цветы эти еще не успели расцвести.
        - Привет, - спокойно сказала девочка, - идешь к своему деду? А он мертв теперь.
        Матвей не ответил.
        - Зачем ты сюда пришел, Матвей? - никак не унималась девочка.
        Мой приятель молча прошел мимо нее, и малышка посторонилась. Было ей лет пять, не больше, и я замерла около этого ребенка, не понимая, что такая малявка делает одна в лесу.
        - А ты кто? - обратилась девочка ко мне и уставилась темными, немигающими глазами.
        Я вовремя вспомнила наказ Матвея ни с кем не говорить и прошла мимо малышки молча. Но не удержалась, оглянулась и увидела, что девочка вовсе не расстроилась. Она последовала за нами, шагая легко и быстро. Ее ноги были босы, а странное белое платье больше походило на рубашку.
        Матвей несся вперед стремительно, и мне пришлось ускориться, чтобы не отстать. Три высоченных и толстенных дерева, между двумя из которых он прошел, медленно качали ветвями с едва-едва проклюнувшимися зелеными листочками. А за деревьями была поляна, залитая лунным светом. И дом на этой поляне.
        Такие хижины встречаются теперь разве что в музее. Деревянная, крытая соломой, с крошечными окошками чуть ли не у самой земли, хижина казалась сказочной. Как раз в такой и мог жить медведь из сказки о Маше и медведе.
        Я присмотрелась к низкой крыше, к деревянному плетню и огромному пугалу, стоящему чуть сбоку, на огороде, и мне вдруг стало нехорошо. Пугало и правда походило на медведя, и его здоровенная черная голова, повернутая в нашу сторону, вдруг показалась мне живой. Еще миг, и животное кинется на нас и растерзает!
        Я схватила Матвея за руку.
        - Ты чего? - не понял он.
        - Медведь… - еле выговорила я.
        - Пугала, что ли, испугалась? Пошли, это шкура, набитая соломой. Дед сделал его лет пятьдесят назад, если не больше. Когда лес рос на всех горах, не было дорог с шумными машинами и водились кабаны и медведи. Идем, я гарантирую, что эта штука нас не тронет. Все, что делал мой дед, для нас с тобой безопасно.
        - Почему? - почти прошептала я.
        - Потому что вы его родственники, Мирослава, - весело проговорила за спиной девочка и вприпрыжку выбежала на поляну.
        - Откуда она меня знает? - удивилась я.
        - Не отвечай. Мы пришли. Тут не закрыто. Идем. Держи свою палку наготове на всякий случай.
        4
        Деревянный плетень был до того старым, что так и норовил завалиться набок. На нем висела пара глиняных горшков, а двор вокруг хижины зарос молодой травой. Тут давненько никто не бывал, в этом доме, и квадратный колодец да старый сарай на участке лишь усиливали ощущение заброшенности.
        Деревянная дверь дома была плотно закрыта.
        - Она тоже не заперта? - вдруг догадалась я.
        - Никто, кроме моего деда и меня, ее не откроет, - сказал Матвей и дернул деревянную ручку.
        Створка открылась медленно и тяжело. Заскрипела так, словно это была не деревянная дверь на ржавых петлях, а железный робот, проторчавший под дождем с десяток лет. Мы остановились у порога, Матвей повел фонариком, и я увидела деревянный пол, какие-то лавки, огромную печь и чуть дальше полки с книгами. Множество полок с книгами.
        - Проходи, - пригласил учтивый Матвей.
        Я занесла ногу, и вдруг за моей спиной раздался рев. Дикий, жуткий рев, от которого мурашки побежали по спине. Так рычали, наверное, динозавры в свой доисторический период. Какой-нибудь тираннозавр, что ли. Уши у меня заложило, ноги дрогнули, сердце чуть не выпрыгнуло из глотки, и я рванулась вперед, а Матвей вместе со мной, и мы одновременно проскочили в дверной проем и рухнули на пол.
        - Закрываем дверь! - проорал Матвей, поднялся и торопливо дернул на себя дверь.
        После задвинул засов и, тяжело дыша, опустился на пол.
        - Что это было? - не поняла я.
        - Привидение, - сухо пояснил мой друг.
        Глава десятая. Матвей
        1
        Конечно, Матвей понимал, что кое-что должен объяснить Мирославе. Но этого «кое-чего» было столько, что неясно, с чего начинать.
        Он велел ей молчать, потому что, мол, опасно задавать вопросы, но на самом деле просто не понимал, о чем рассказывать в первую очередь. Вот как, например, пояснить, зачем брать землю со старого кладбища, где покоились люди, погибшие насильственной, несправедливой смертью? Или как рассказать о мавке? Клятая мавка Руська конечно же встретила их у хижины и пристала со своей болтовней. Дедово пугало в виде медведя, естественно, напугало Мирославу. Она бы еще больше испугалась, если бы знала, на что способен этот медведь. И когда эта тварь зарычала - а она всегда рычит, когда кто-то заходит в дом, так уж она устроена, - Мирослава чуть не умерла от ужаса. Да и сам Матвей на мгновение испугался.
        Да, он хотел подставить Мирославу, и у него все почти вышло. Она стояла у порога дедова дома и уже занесла ногу, чтобы войти первой. Только войдет - и проклятый дар ведьмаков достанется ей, а не Матвею. Но внутри сидела совесть и грызла, точно голодная собака. Грызла и трепала душу бесконечными мыслями о том, что он, Матвей, ведет себя как последний трус. Что он подставляет ни в чем не повинную душу, девочку, которая понятия не имеет, во что только что влезла.
        И эта совесть, эта шелудивая псина, все-таки победила. Матвей толкнул Мирославу, но вроде бы успел первым приземлить свою кроссовку на деревянные доски хижины. Или они это сделали одновременно?
        Теперь уже не понять. Дверь закрыта, горящий фонарик валяется на полу, а Матвей все-таки сумел смириться со своим родовым предназначением, хотя это и далось ему нелегко.
        2
        - Что нам надо найти? - по-деловому спросила Мирослава, едва они слегка оправились от испуга и отряхнули со штанов древнюю пыль.
        - Книгу, наверное. Такая старинная книга в кожаной обложке.
        - О да, оригинально. Но я тебя слегка расстрою - тут полно старинных книг в кожаных обложках. Прямо музей книгоиздания какой-то. Вот эта, например, печаталась, видимо, при первопечатнике Федорове, на старом-престаром станке. Что скажешь?
        - Осторожно с книгами, дед собирал их всю жизнь.
        - Это Библия. Старая Библия. Твой дед читал Библию?
        - Он много чего читал.
        Мирослава болтала и перебирала книги, и можно было только радоваться, что девчонка не испугалась всего, что пришлось пережить. Мало того что прошли мимо кладбища, так еще и мавка Руська возникла, точно привидение, и настырно таращилась своими большими грустными глазами. Но Мирослава отнеслась к ней как к чему-то совершенно обычному, и Матвей не торопился пояснять. Возможно, позже.
        Сейчас надо было найти книгу.
        Но книга Желанная все никак не хотела найтись.
        Конечно, Матвей понимал, что дед не станет держать ее просто так на полке - положил, и она себе лежит. Конечно, она была спрятана. Матвей перерыл все сундуки, заглянул в устье печи и даже залез под крышу, где на узкой жердочке, почти скрытой соломой, нашелся сундук, полный золотых слитков. О слитках Матвей не стал рассказывать своей новой подруге и сам не удивился им. Точно такое же добро хранилось и у него в доме. Скарбник всегда заботился о благосостоянии семьи, это был его неизменный вклад в семейное благополучие Левандовских. На то он и Скарбник.
        Время приближалось к двум часам, а в три следовало быть дома. Никто не должен шастать по городу после трех, Матвей это знал. Иначе можно нарваться на патруль Варты. А эти парни бывают жестоки.
        Разочарование уже разливалось внутри. Вдруг Мирослава удивленно проговорила:
        - Смотри, это твой прадед с какой-то девушкой. Совсем молодой. У того самого кафе, где я работаю сейчас. Оно и тогда тоже называлось «Старая Прага».
        Матвей спустился с деревянной лесенки и увидел, что Мирослава рассматривает старый семейный альбом. Куплен этот альбом, видимо, был еще до войны и сейчас выглядел настоящим раритетом. Обложка кожаная, коричневая, с золотым тиснением. Толстые страницы когда-то имели розовый цвет, а сейчас казались просто ужасно желтыми и ветхими.
        Да, на первой фотке стоял его прадед Стефан и рядом с ним - молодая девушка в такой беленькой смешной шляпке и длинном белом платье. Оба довольные, счастливые. На груди у девушки - кулон в форме сердечка, в руках - букетик цветов.
        Мирослава быстро перевернула страницу, и Матвей увидел двух самых младших братьев прадеда Стефана, которые были двойняшками. Мальчики сидели за круглым столиком в кафе «Старая Прага» и смело улыбались в кадр. Кудрявые, веселые, с задорными ямочками на щеках, они представляли собой образец счастья и благополучия.
        Матвей знал, что эти двое не дожили и до десяти лет. Знал и то, что первая девушка прадеда тоже погибла, поэтому сказал Мирославе, чтобы положила альбом на место.
        - Ты не заберешь фотки? - спросила Мирослава, переворачивая страницу.
        - Зачем? Пусть тут и лежат.
        И тут Матвей запнулся и замолчал, уставившись на то, что открылось в альбоме. Больше фотографий не было, а в альбомных страницах была вырезана ниша, и в ней лежала старая-престарая книга, на почти черной обложке которой значилась одна-единственная надпись, сделанная на польском.
        «Книга Желанная», - прочитал Матвей и тяжело выдохнул.
        3
        - «Книга Желанная», - тут же прочитала и Мирослава и взялась за потертую кожу обложки.
        Потянула на себя, и Матвей не удержался, схватил подругу за руку и торопливо велел не открывать.
        - Подожди. Не надо это трогать.
        - А то что? - совершенно невозмутимо и даже немного задорно проговорила Мирослава и открыла книгу.
        Желтые страницы, покрытые мелким почерком, призывно скрипнули, а подруга прочла еще одну фразу:
        Пожелай, и сбудется. Каждое желание может сбыться, каждая мысль найдет свое пристанище, и каждая душа обретет свое место.
        - Не читай вслух, перестань! Это колдовская книга моего деда! - быстро проговорил Матвей и осторожно закрыл рукой рот Мирославы.
        Прикоснуться к книге он не осмелился. Дед учил, что у любой колдовской вещи есть свое правило, свой закон и не стоит его нарушать.
        - Что она дает? Ладно, разберемся. - Мирослава глянула на Матвея и вдруг догадалась. - Ты искал именно эту книгу, да?
        - Да. Мы нашли ее и можем уходить.
        Матвей повел фонариком на входную дверь, прислушался, после велел Мирославе положить книгу в рюкзак.
        - Спрячь ее так, чтобы никто не увидел, и уходим.
        На улице царила тишина. Луна, как прежде, заливала поляну бледным светом, и где-то у самого леса маячила фигурка Руськи. Вроде бы ничего особенного, можно возвращаться. Но едва они покинули хижину и Матвей погасил фонарь, как через всю поляну с противоположной стороны леса к ним двинулись две фигуры. Черные, сгорбленные, они торопливо шагали по невысокой траве, и за их спинами не было привычных теней.
        - Кто это такие? - тихо прошептала Мирослава, хватая Матвея за руку.
        - А это смерть, надо уматывать, - быстро проговорил Матвей, и оба рванули на спасительную тропу, выводящую из леса.
        Фигуры завыли пронзительно и тонко и бросились за ними. Мавка Руська пропала. Она тоже боялась тех, кто не отбрасывает тени в лунную ночь.
        - Не уйдешь от нас! - прорычала одна из фигур, и мимо плеча Матвея пролетел камень, стукнулся о ствол дерева и от-рикошетил прямо в ухо. Хорошо, что Матвей догадался немного отвернуться, иначе каменюка зарядила бы прямо в глаз.
        Мирослава вскрикнула, и в этот момент еще один камень заехал в затылок Матвею - ведьмы умели управлять камнями. Оставалось только одно. Развернуться и дать им бой.
        - Здесь летающие камни! - заорала Мирослава, как будто и без этого не было ясно.
        - Стой! Давай наваляем этим двоим, - еле переводя дыхание, проговорил Матвей, расставил ноги и поднял свою палку.
        Мирослава сделала то же самое, ругнувшись и пожелав сдохнуть всем здешним тварям.
        Первая ведьма, сверкнув белесыми глазами, налетела, как порыв ледяного ветра. Протянула корявые руки и едва не схватила Матвея за шею. Пара ударов крепкой палкой отбросила гадину, но появилась вторая. Она лезла к Мирославе, а необученная девчонка не могла дать ей отпор, хотя и старалась. Ее палка, которая раньше принадлежала деду, заехала ведьме в лоб, но та ловко отклонилась, и удар получился скользящий.
        Матвей вовремя успел врезать второй ведьмачке по голове и сунуть руку в карман. Холодная кладбищенская земля легко уместилась в горсти, осталось только швырнуть ее в лицо черным ведьмам со словами:
        - То, что пришло с кладбища, в него и уходит!
        Земля попала лишь на одну ведьмачку, и та сморщилась, скукожилась, ее темное лицо стало похоже на вареную свеклу. Завыв, точно сирена, она растворилась в воздухе, а вторая, глядя на участь подружки, отступила в ночь.
        - Ну, иди сюда, паршивка! Я и тебя отправлю обратно в могилу! - гаркнул ей вслед Матвей.
        Ведьма лишь зашипела в ответ и пропала, скрылась за деревьями.
        - Пошли быстро. Вдруг еще кто-то пожалует… - пробормотал Матвей и решительно взял Мирославу за руку.
        Они припустили бегом и мчались до самого старого кладбища, а оттуда уже виднелось шоссе и даже слышался шорох колес по асфальту.
        Глава одиннадцатая. Матвей
        1
        Следовало перевести дух. Следовало остановиться и отдышаться, потому что Мирослава уже отставала, да и у самого Матвея огнем горело горло.
        Они неслись как сумасшедшие, перепрыгивали через камни и низкие кусты, продирались сквозь заросли шиповника, и только когда блеснул крест на старой часовне, ощущение опасности отступило.
        - Что это было? - спросила Мирослава, едва к ней вернулась способность говорить, не хватая ртом воздух. - Что за ужас такой?
        - Ведьмачки. Вернее, их духи. Они уже мертвы, но в полнолуние могут вылезать из своих могил.
        Мирослава уставилась на Матвея и переспросила:
        - Кто?
        - Ведьмачки, ты не ослышалась.
        - Такое бывает?
        - Ты же видела.
        - Сдуреть. Просто сдуреть. Просто сдуреть от всего этого. И что, часто они вот так вылезают из своих могил?
        - Они знали, что я приду в дом прадеда, вот и караулили.
        - И что им надо? - не унималась Мирослава.
        - Книгу, которая в твоем рюкзаке.
        - Которая книга Желаний?
        - Она самая.
        - Зачем? Чтобы читать в могилке от скуки?
        Матвей вздохнул, поднял голову и посмотрел на круглую и совершенно спокойную луну. Ладно, придется рассказывать.
        - Книга выполняет желания того, кто ее нашел. Вот они и хотели ее заполучить. Отобрать.
        - Чтобы стать живыми?
        - Чтобы получить власть. Они ведь мертвые и могут себе позволить некоторые вольности только в полнолуние, да и то не всегда. А им хочется выбираться из могил постоянно. Вот для этого им и нужна книга.
        - Фу, блин…
        - Мой прадед их убил, еще давно, когда меня на свете не было. Они хотят отомстить ему, возможно. Я так думаю.
        - Я бы на твоем месте больше не ходила в эту хижину. Ну их на фиг, такие приключения. Хотя… - Мирослава сощурила накрашенные глаза, взъерошила темные волосы, вздохнула спокойнее. Потом заявила: - Это было прикольно. В жизни не доводилось бегать от ведьм. И всего-то и надо кинуть им в лицо горсть земли с кладбища. Может, и моей матери кинуть в лицо землю и тогда она замолчит?
        - Не поможет. Ты же не колдунья.
        - А ты?
        - А я кое-что знаю, дед научил. Надо еще произнести заклинание особенное.
        - Да-да, как в «Гарри Поттере». Авада Кедавра! И все ведьмачки валятся дохлыми.
        - Это тебе не шутки. Они бы сожрали нас, если бы добрались, - хмуро пояснил Матвей, поднял повыше палку и посмотрел на часы. - Пора, уже половина третьего. Надо успеть за полчаса добраться до моего дома.
        - Почему?
        - Потому что кое-кому завтра в школу.
        - Завтра суббота, болван.
        - Все равно кому-то надо прийти домой и послушать ор собственной мамочки.
        - А ты мне дай той земли с кладбища, у тебя ведь осталась. Кину ей в лицо, - усмехнулась Мирослава.
        Ну что за девчонка? Другая на ее месте наложила бы в штаны после пережитого, а эта шутит.
        - Успеешь еще, - пообещал Матвей.
        2
        Луна решила все-таки убраться за тучи, словно ее возмутило все то безобразие, которое только что творилось в лесу. Поэтому спускались вниз в совершенном мраке, и лишь фонарик помогал не споткнуться и не свалиться в какую-нибудь яму.
        - Послушай, а та девочка? Ведьма ее не обидит? - спросила вдруг Мирослава и замедлила шаг.
        - Это не девочка, это мавка. За нее не бойся, она умеет прятаться. Я называю ее Руськой, но по-настоящему имени у нее нет.
        - Что за мавка? Это что значит? Ведьмина дочка, что ли?
        - Нет. Мавка - это некрещеный ребенок, умерший в младенчестве. Так объяснял мне дед.
        - Блин, так ты представляешь, сколько их может быть?
        - На самом деле тут все непонятно. Руська родилась во время войны, когда сюда пришли фашисты. Ее мать пыталась убежать с другими деревенскими через лес. У нее начались роды, и она оставила малышку в лесу, потому что боялась, что ребенок своим криком выдаст их всех. Вот малышка и умерла здесь и стала мавкой. Она безобидна, но иногда слишком много болтает. Мой дед всегда защищал ее от ведьм и остальных тварей, но ее никто особенно и не обижал. Кому она нужна?
        - Ну конечно, если даже своей матери оказалась не нужна… Как можно было оставить в лесу своего собственного ребенка? Хотя моя мать меня бы тоже оставила. Еще бы и записку приложила - забирайте, кто хотите. Дьявольское отродье. Можете убить, если хотите. Я бы тогда тоже шастала ночью по лесу и пугала людей.
        - Но ты не испугалась Руську.
        - Она же ребенок. Хотя сразу видно было, что тут что-то не так. Но ты оставался спокойным, и я подумала, что ты знаешь эту малявку. И она тебя знала.
        - Хорошо умеешь думать. Лучше в этот лес больше не суйся.
        - Да уж, конечно. Особенно в полнолуние. Охота больно встречаться с ведьмами.
        Матвей подумал, что Мирослава - мировая девчонка и это в ней говорят гены ее отца и бабки, и вздохнул. Он еще не решил, стоит ли ей рассказывать, из какой семьи она происходит, или нет. Вдруг пани Святослава нарочно не посвящает свою единственную внучку в тонкости отношений кланов и в остальные семейные тайны, потому что хочет уберечь ее от всего этого?
        Они добрались до городка и почти дошли до центральной улицы, когда им навстречу вышли двое. Парни были одеты в черное, и на их поясах поблескивали рукояти мечей.
        - Кто такие и куда идете?
        И тут Матвей вдруг понял, что обереги сняты с рук и лежат у него в кармане штанов. В хижине прадеда не стоило носить такое колдовство на запястьях, это помешало бы искать книгу. Но теперь все видят их настоящий облик, видят и понимают. Эти двое - так точно.
        Старший, высокий и хмурый, внимательно всмотрелся в лицо Матвея:
        - Я тебя знаю? Откуда ты идешь? Что ты делал на горе этой ночью?
        - Ходил в хижину своего прадеда. Я - Матвей Левандовский.
        Слова словно застревали на языке. Но убежать от этих двоих не было никакой возможности, от патруля кланов не сбежать.
        - А она кто? - Второй парень вышел из темноты, и свет от фонаря упал на его лицо. Темные глаза блеснули злостью и раздражением.
        - Мирослава Назаренко, - быстро ответила Мирослава, не сводя глаз с двоих в черном.
        - Ты взял с собой на гору девочку из обычных? Ты знаешь, что за это будет?
        - Она не из обычных. Она из кланов. - Лицо залила краска, и злость полыхнула внутри, как огонь. Надо же было так вляпаться, когда дело почти сделано!
        - Кто она? - не унимался второй.
        - Мирослава Новицкая, - произнес наконец Матвей полное имя своей подружки и почувствовал, как напряглась девушка. Ее ладонь в его руке вдруг дрогнула, и она забрала свою руку.
        - Да? Надо же. - Парень покачал головой. - Отправляйтесь домой, детишки, и чтобы больше мы вас не видели на улицах после трех ночи. Иначе надаем по заднице обоим, не посмотрим на ваших предков. Быстро проваливайте. Михаил, может, проводим их? - обратился он к своему спутнику, но тот молча покачал головой.
        - Проваливайте, - велел темный.
        И Матвей с Мирославой снова побежали.
        Глава двенадцатая. Мирослава
        1
        Ведьмы, конечно, были жуткие, точно персонажи игры-бродилки. Неслись на нас с Матвеем, и их сморщенные лица казались воплощением ужаса. Но Матвей не испугался. Сначала навалял им своей палкой, и даже мне пару раз удалось стукнуть ту, что пониже и поморщинистей. А после достал землю из кармана - ту самую, что подобрал на кладбище, - и швырнул этим страхолюдинам в глаза.
        И вот тут произошло чудо - одна из ведьм просто растворилась в воздухе, а вторая так испугалась, что лишь пятки засверкали. Унеслась, размахивая черными лохмотьями, а мы поторопились свалить из этого проклятого леса.
        Вопросов у меня было уже столько, что голова пухла. А после мы встретили двух парней. Высокие, в черных плащах и с кожаными поясами на талии, они выступили из ночи и встали у нас на дороге. Фонарь слабо освещал их лица, и я видела только черные мрачные глаза обоих незнакомцев. Они походили друг на друга, возможно, были братьями. Говорили скупо и коротко. Хотели знать, кто мы такие и почему шастаем по ночам.
        «А с чего это их вдруг волнует?» - подумала я, но конечно же и рта не раскрыла. А Матвей, который оставался совершенно спокойным в той жуткой старой хижине и даже не дрогнул при виде лохматых мертвых ведьм, - Матвей вдруг стал что-то лепетать так невнятно, что я еле разбирала слова.
        Когда спросили мое имя, я назвалась, нагло глядя в лицо одному из этих двоих. Глаза его поблескивали в свете фонаря, губы слегка кривились, как будто он видел перед собой не парня с девушкой, а парочку слизняков. А дальше началось самое интересное, потому что Матвей вдруг сказал, что меня зовут Мирослава Новицкая.
        От этих слов сердце мое екнуло, и я едва сдержалась, чтобы не вцепиться в своего нового друга с вопросами. Но я понимала, что следует подождать, надо сначала добраться до дома. И когда наконец трехэтажный особняк Левандовских принял нас в свои безопасные объятия, а на кухне был включен свет, чайник и микроволновка, я дала себе волю.
        - Итак, - уперла я руки в боки, - как мое настоящее имя? Ну-ка, повтори.
        Матвей не смутился. Он уже успел успокоиться и теперь говорил тихо и даже немного устало.
        - Лучше бы тебе не лезть в это все конечно же. Но твое настоящее имя Новицкая, и ты - внучка пани Святославы Новицкой. Она и моя родственница, и еще мой опекун, потому что служба опеки не отдала бы меня старому девяностолетнему деду конечно же.
        - Пани Святослава Новицкая… - тихо повторила я.
        - Да, она твоя бабка. Ты должна знать вот что. В нашем городе существует два семейных клана. Они себя называют кланы Варты. «Варта» по-украински означает «Стража». И ты по рождению принадлежишь к одному из этих кланов. Моему клану. Мы с тобой - дальние родственники. Очень дальние, конечно, можно сказать, что приблизительные. Но все равно. Ты принадлежишь к моему клану, Мирослава Новицкая.
        Это было так неожиданно, что я не сразу нашлась, что сказать. Информация с трудом укладывалась в моей голове. Чайник закипел, и я стала насыпать кофе в кружку, просыпала немного на стол и даже разлила кипяток, пока размышляла об услышанном.
        Педантичный Матвей тут же принялся убирать беспорядок, который я устроила: вытер лужу, поставил кофейную жестяную банку на полку и достал шоколадку. Горький черный шоколад.
        - Будешь? - спросил он, разламывая плитку.
        - Ты знал, что мы родственники?
        - Знал. Еще тогда, когда увидел тебя в библиотеке. Поверь, лучше бы тебе с этим не связываться, это темное дело. Потому я и не говорил тебе.
        - Но позвал в дом своего прадеда, - напомнила я. - Не очень логично.
        - Так надо было. Надо было достать книгу.
        - А что это за книга? И что делают эти ваши кланы?
        - Это долгая история. Варта возникла еще тогда, когда на месте нашего городка стоял замок, лет шестьсот назад. Польская шляхта, которая приехала сюда служить своему пану, однажды обнаружила тут источник темных сил. Как рассказывал мой дед, страшные вещи творились в этих местах, и, чтобы сдерживать натиск нечисти, наши дальние предки объединились и создали два клана. Этим кланам и принадлежит городок до сих пор.
        - И что? Сдержали темные силы? - уточнила я, осторожно отпивая горячий кофе.
        - Они овладели этими силами, стали их хозяевами. Никто не может управлять здешней нечистью и пользоваться ее силой, кроме представителей кланов. Поэтому меня и спросил Марьян Вивчар сегодня на улице, не взял ли я с собой одну из обычных. Обычных людей запрещено посвящать в темные дела, правда, они сами всегда лезут во все темное.
        - И что делают сейчас ваши кланы Варты?
        - В основном зарабатывают деньги. Хотя у них денег - как травы, полным-полно. Ссорятся друг с другом и зачищают город от ведьм, оборотней и прочей гадости, которая иногда выползает из своих нор. Конечно, кланы выполняют свое предназначение, но больше ссорятся друг с другом и затевают кровавые разборки. Во время одной из таких разборок и погиб твой отец, Любомир. Он ведь был Жнецом на тот момент.
        - Что это значит? - быстро спросила я.
        - Жнец в кланах - как верховный судья. Его решение является главным, оно не оспаривается. Жнец совершает суд и выносит приговор. Он же назначает человека, который его выполнит, или имеет право выполнить приговор сам. Мой дед раньше частенько выполнял приговор Жнеца, потому что был Ведьмаком. Он умел справляться с самой страшной нечистью.
        - Прямо как Ведьмак из игры, - хмыкнула я.
        - Это другое. Речь идет не о чудовищах, в нашем городке не бывает всяких монстров и уродов. Речь о людях, которые занимаются оккультными науками и получают особые способности благодаря этому. Вот как те ведьмы, что на нас напали.
        - И ты тоже защищаешь город?
        - Нет. Дед меня не привлекал к этому. Он сказал, что кланы сейчас совсем не те, что были раньше. Дерутся из-за старых обид, делят власть в городе, и каждый переживает только за собственных детей.
        - Так оно и есть.
        - Ну да. Вот твоя бабушка тоже тебя скрывает, чтобы не впутали в эти клановые разборки.
        - А ты меня впутал.
        - Чтобы найти книгу.
        - Кстати, что это за книга? Она действительно выполняет желания?
        Я полезла в свой рюкзак и достала старый альбом. Книга с желтыми хрупкими страницами уютно пряталась в нем, скрывая свои секреты.
        - Да, из-за этой книги тоже когда-то была настоящая война. Каждый пытался ею завладеть, и в конце концов мой дед Стефан ее спрятал, чтобы никому не досталась.
        - Дед Стефан? Так звали твоего прадеда?
        - Ну да.
        - Может, лучше было бы ее не доставать?
        - Чтобы она хранилась в той хижине на краю леса? Думаешь, никто не додумается ее там поискать? Никто не позарится на сокровища моего прадеда? Нет, лучше этой книге быть тут, у меня дома.
        - Твой дом даже не запирается, сюда залезет любой.
        - У моего дома есть свой охранник, и я бы не советовал с ним встречаться. Так что не бойся, книга тут в безопасности.
        - Но это я нашла книгу, и я буду ее читать первой. А что за парни, которые встретили нас ночью? Чего они хотели?
        - Это братья Вивчары, тоже из нашего клана. Их надо бояться, они убийцы. Но они наводят порядок и выполняют повеления Жнеца. А Жнец сейчас из второго клана, он не из наших.
        - А кто Жнец?
        - Много будешь знать, скоро состаришься. Давай посмотрим, что в книге.
        2
        Мы аккуратно вытащили книгу из самодельного футляра, в котором она пряталась, положили на стол в гостиной и открыли. На желтой-прежелтой странице, покрытой кляксами и пятнами, было написано:
        Пожелай, и сбудется.
        На следующей странице мы с трудом разобрали сделанную когда-то очень давно запись. Автор не слишком церемонился, написал свое имя - Йосеф Станицкий, затем следовал перечень желаний.
        Это была какая-то дикая смесь польского и староукраинского, и мы еле-еле смогли понять смысл написанного. Звучало приблизительно так:
        «Хочу, чтобы Станишек Дганский свалился с лошади и сломал себе хребет. И обязательно умер, но не сразу, а на следующий день. И чтобы его не сразу нашли, а только через два дня.
        Хочу, чтобы его жена, Еленка Дганская, родила мертвого ребенка и сама умерла на другой день после родов.
        Хочу, чтобы двоюродный брат Станишека Дганского, Ежи Дганский, пошел войной на соседнего шляхтича, Стефана Левандовского, и перебил у него все войско, а самого Стефана взял в плен».
        Четвертого желания не было, дальше страница была пустой.
        - Кровожадные желания у мужика, - тихо проговорила я.
        - Вот поэтому книге лучше храниться от людей подальше. Представляешь, чего можно нажелать.
        - Давай посмотрим, кто дальше владел книгой, - предложила я.
        Дальше книга попала в руки к этому самому Стефану Левандовскому, и он попросил себе денег, и так, чтобы они не переводились. Еще - могущества и чтобы могущественнее его никого не было. Жену и много сыновей. И еще просил смерти какому-то Михалу из-под Загородка.
        - Наверное, этот Стефан и есть наш дальний предок, - догадался Матвей. - Что-то похожее рассказывал мне дед Стефан.
        - Ну вот, видишь, у вас есть деньги, и вы теперь ведьмаки. Все сбылось, если так подумать, - проговорила я и с силой перевернула целую кучу страниц. - Тут все ясно. Все желали денег, смерти и власти. Скукотища какая-то у наших предков. У меня есть ручка, сейчас я напишу…
        - Подожди, ты что, с ума сошла? - Матвей схватил меня за руку.
        - Мы должны попробовать. Зря, что ли, мы шастали по лесу и сражались с ведьмами? А мне нужен телефон, сам понимаешь. Посмотрим, на что способна эта книга.
        И я быстренько написала на чистой странице:
        «Меня зовут Мирослава Назаренко. Хочу новый сенсорный телефон «самсунг», - а после приписала: - Одну из самых последних моделей».
        «Нет такой девочки, Мирославы Назаренко», - вдруг проступили буквы на бумаге.
        Это оказалось так неожиданно и странно, что я чуть не рухнула на пол. Уставилась на книгу, почесала в затылке и раз пять проговорила: «Ни фига себе».
        - Все, закрывай. Нет такой девочки и нет, - торопливо проговорил Матвей.
        Но я вцепилась в книгу и не отдавала:
        - Не, мы сейчас по-другому напишем. Как, ты говоришь, моя настоящая фамилия? Мирослава Новицкая? Так и напишем.
        И я быстренько вывела имя и фамилию.
        «Что ты хочешь?» - спросила книга.
        «Телефон «самсунг», я уже написала», - быстро накатала я.
        «Еще пожелания будут?» - поинтересовалась книга.
        «Только это, и все. Пожалуйста, очень надо».
        «Завтра после двенадцати дня приходи к старой часовне и кладбищу Невинно убиенных, что у леса. Там и найдешь телефон».
        - Фух, - выдохнула я и закрыла книгу. - Видишь, ничего страшного не случилось. Теперь я пойду домой.
        - Куда на ночь глядя? Ложись и спи тут на диване. А книгу я лучше спрячу, - решительно заявил Матвей, забрал черный кожаный томик и убрался с ним на второй этаж.
        3
        Матвей был хмурым и мрачным, и я догадывалась почему. Ему не нравилось, что я записала свое первое желание в книгу. Но любопытство оказалось сильнее здравого смысла, да и не видела я причин для страха.
        Если следовать его логике, то обо мне в кланах ничего не знают. Даже моя бабка Святослава почти ничего не знает. Может, видела когда издалека, но ни разу не приближалась, не говорила со мной и не задавала никаких вопросов.
        Значит, попасть в круговорот старых клановых распрей мне никак не грозит. А новый телефон все-таки нужен. Неужели действительно завтра на том самом старом кладбище я найду гаджет? Чудеса, да и только.
        Сон не шел, и самые разные мысли крутились в голове и крутились, точно мухи над мусоркой жарким летом. Каким образом книга отвечает на вопросы? Это нечистый дух, вроде джинна? Или таинственная волшебная сила?
        В разгар этих мыслей и догадок я вдруг услышала тихое мяуканье на кухне. Славное, милое мяуканье, как будто котик выпрашивал еды. Я вроде бы не видела у Матвея кота, но он вполне мог быть. Гулял где-то, а ночью заявился домой и просит есть.
        Я поднялась, прошлепала босиком на кухню и тихо включила маленькую настольную лампочку. Так и есть. Громадный черный кот сидел под круглым столом и сверкал желтыми глазищами. Он мяукнул мне, прошелся около моих ног, потерся спинкой, а после резко прыгнул на резной буфет, а оттуда - на самый верх буфета. Повернулся, махнул хвостом - и к моим ногам упала Желанная книга.
        Да, это была она, в черном кожаном переплете, с желтыми старыми страницами и таинственным текстом. Я осторожно подобрала ее, открыла и прочитала свой разговор с той самой таинственной силой. А после, ни капли не колеблясь, схватила простой карандаш - он стоял на столе в металлическом канцелярском стаканчике - и торопливо накорябала на чистой странице:
        «Ты кто? Человек?»
        Какое-то время страница оставалась пустой, а после появилась надпись:
        «Я тот, кто отвечает на вопросы и исполняет желания».
        «Тогда я та, что задает вопросы. Так ты человек?»
        «Да».
        «Не черт с рогами?»
        «Нет».
        «И не ведьмак?»
        «Откуда ты знаешь про ведьмаков?» - последовал вопрос.
        «Довелось тут услышать. Значит, ты не ведьмак?»
        «Нет. Не бойся, я не обижу тебя. Но лучше бы тебе не пользоваться этой книгой».
        «Больше не буду. Просто мне действительно нужен телефон».
        «Он у тебя будет. На самом деле это просто. Если бы ты знала, как это просто, ты бы не писала в этой книге».
        «Но я не знаю. Я ничего не знаю о кланах, битвах и Темных».
        «Может, это к лучшему».
        «Спокойной ночи. Завтра я тебя увижу?»
        «Нет. Только телефон на старой скамейке старого кладбища. Не побоишься?»
        «Я мало чего боюсь».
        «Это плохо».
        «Почему?»
        «Страх удерживает человека от глупых поступков».
        «От глупых поступков удерживают мозги. Разве нет?»
        «Да, тоже верно. Тогда думай головой, прежде чем что-то сделать и прежде чем пользоваться старыми и мощными артефактами».
        «Договорились. Спокойной ночи».
        Я прислушалась к тишине дома, после глянула на черного котяру, который маячил около двери и хитро поблескивал глазами. Засунула книгу в рюкзак и быстро выбежала на улицу. Светало, и я надеялась добраться домой до шести утра. Вдруг мать еще спит?
        Глава тринадцатая. Мирослава
        1
        Ключ легко повернулся в замке, и квартира встретила тишиной и запахом котлет. Я скинула кеды, сделала пару шагов к своей комнате, и тут появилась мать. Она куталась в халат и щурилась, как будто только что оторвала голову от подушки.
        - Ты, я вижу, совсем совесть потеряла, - тихо прошипела она, но как-то лениво, без злости, больше для порядка. - Хоть презервативы надеваешь?
        - Сразу два, - буркнула я.
        - Паршивка. Добегаешься. Вон пропавшая Леська нашлась. С ума сошла девка, и врачи понятия не имеют, что теперь с ней делать, - проговорила мать и ушла к себе.
        Я замерла у двери, развернулась и направилась в материнскую комнату. Там горела лишь настольная лампочка, но даже в этом скупом свете новая плазма поблескивала огромным экраном. Здоровенная, великолепная, она висела на стене напротив материнского дивана, и мать уже щелкала пультом, перебирая каналы.
        - Ничего себе. Откуда это у нас? - поинтересовалась я.
        - Купила вчера. Нравится? - В голосе матери слышалось самодовольство и огромная радость.
        - Супер, конечно. А что там с Леськой? Что ты знаешь?
        - А что тут знать? Нашли ее на свалке, живую, но безумную. Бродила там в каких-то лохмотьях, вся грязнущая. Пускала слюни и орала как ненормальная. В себя не приходит. Родители в ужасе. Никто не может понять, что происходит, и она ничего не рассказывает. Вчера отца ее встретила, вот он и поделился. Так что лучше возьмись за ум, прекрати шляться по ночам. Понимаю, что у тебя работа, но лучше уж обойтись без пары десятков гривен и остаться живой.
        - Ужас какой-то. А что полиция?
        - Ну что полиция? Отец Леськи, понятно, дал им взятку, чтобы нашли поганца, который это сделал. Думает, что это ее парень. Вот его и ищут.
        И моя мать погрузилась в глубину бесконечных телевизионных каналов.
        Снежанка тоже проснулась. Зашуршала конфетными обертками, сунула в рот сливочную «Коровку» и спросила, где меня носило.
        - На кладбище, - совершенно спокойно сказала я и не соврала. - Ведьмачек вызывали. Пришли черные, страшные, как черти. Пришлось убегать от них.
        - А с кем? - спросила Снежанка и испуганно натянула на голову одеяло.
        - С кем? С дружочком новым. Да не слушай ты меня, это я глупости плету. Давай спать. Что, мать снова переживала за меня?
        - Она же плазму купила. Устанавливали и подключали каналы до вечера. После она котлеты жарила и хватилась тебя только после часу ночи. Сказала, что ты шлендра неблагодарная и, видимо, нашла себе нового хахаля.
        - Ясно. У нашей матери только глупости в голове, честное слово. А ты что? Как твое свидание?
        - Да нормально. - Снежанка махнула рукой. - Я еще посплю. Завтра же суббота.
        - Плазма на какие деньги?
        - Ну, у нее бывают иногда деньги, ты же знаешь.
        - Еще не зарплата, это точно. Но она добренькая, сразу видно.
        - Потому что плазма. Она завтра целый день будет сериалы смотреть.
        2
        В субботу я спала до трех часов дня. Желанная книга лежала у меня под подушкой, и, время от времени просыпаясь, я трогала ее шершавый кожаный корешок и успокоенно вздыхала. В начале четвертого меня разбудили.
        - Просыпайся, лентяйка! На часы смотрела? Надо убраться в квартире. Мусор выкинуть, плиту отмыть, раковину, полы. Слышишь, Мирка?
        В субботу у нас была традиционная генеральная уборка, которую я терпеть не могла. А вечером - рабочая смена в кафе. Я еле-еле разлепила глаза, чувствуя себя разбитой вазой или поношенным кедом. Спустила ноги с кровати и увидела, как Снежанка старательно выгребает фантики из ящиков своего письменного стола.
        - Начинается, - буркнула я, потянулась было за телефоном, но вспомнила, что у меня его нет, и вздохнула.
        Потом спохватилась, что надо бежать на кладбище, и еще раз вздохнула. Я, конечно, не боялась матери, но если не вычищу в субботу квартиру, то буду трупом к утру. Лучше сразу собрать манатки и убраться к Матвею. А Матвей уже, наверное, обнаружил пропажу Желанной и теперь тоже злой как черт. Так что выхода нет, придется наводить порядок.
        Черный кофе без сахара, шорты, майка. Волосы - в хвост, и врубить музыку на всю громкость. После можно гудеть пылесосом и махать тряпкой под бдительным материнским оком.
        Зеркала протри. Вот тут в углу зимняя обувь - вымой подошвы и сложи в коробки. Плиту залей «сифом» на полчасика, чтобы откисла, после - аккуратно губкой, чтобы не поцарапать. Что не отмывается, то не отмывается. Ручки от шкафчиков не забудь. Полотенца кухонные - в стиралку. В духовке две грязные сковородки - их тоже отмой. И противень, еще вчера пекли на нем булочки.
        Я не ем булочки, которые печет моя мать, чтобы не стать толстой, как корова. Не ем котлеты и не люблю конфеты, зато драю кастрюли и сковородки, как Золушка. Так что, когда я все доделала, только и успела закинуть в себя три бутерброда и яблоко. После чего заявила, что мне надо пораньше на работу, что я дежурная сегодня и буду поздно, и убралась из дома.
        Меня ждало старое кладбище. А на кладбище - разноглазый Матвей с кофе и пакетиком из «Макдака».
        - Привет, - спокойно сказал он, увидев меня, запыхавшуюся и лохматую. - Как поживаешь? И как наша книга?
        3
        Солнце сияло без остановки, и теплое шершавое дерево скамейки впитывало его лучи, как губка. Я присела, осторожно глянула на Матвея и широко улыбнулась.
        - Ты понял, что она у меня… - Я скорее констатировала факт, чем задала вопрос.
        - Ну а у кого? Не домовой же ее забрал. Только понятия не имею, как ты ее нашла. Я вроде сделал вид, что унес ее в свою комнату.
        - А почему все-таки оставил на кухне?
        - Ну, как-то стремно спать с ней в одной комнате. Из-за нее столько народу поубивало друг друга.
        - Да? А я положила ее под подушку, чтобы была рядом… - проговорила я и задумчиво почесала затылок.
        - Ну ты даешь… Кстати, вот твой телефон, лежал тут на скамеечке. Прямо в упаковке, жаль, нет ценника.
        - Ого!
        Беленькая коробочка «самсунга» оказалась у меня в руках, и я восторженно уставилась на нее, точно у меня на глазах только что произошло чудо. Но ведь так и есть! Это чудо. Я написала желание, и оно сбылось. И даже телефонную карточку приложили к телефончику, заботливо приклеив скотчем!
        - Фига се! Ты видел это? Матвей, у меня новый телефон! Я теперь могу звонить людям и писать своему парню! Супер! Это супер!
        Коробка была открыта, карточка вставлена внутрь, и только тогда я поняла, что без телефона ощущала себя каким-то недочеловеком. Быстро вошла в «Инстаграм», пролистала ленту. Скачала «Вайбер» и просто нарадоваться не могла новой игрушке.
        - Ну вот, желание сбылось. Желанную книгу вернешь?
        - Я хочу почитать ее, Матвей. Действительно интересно, что там дальше.
        - Хорошо, приходи ко мне и читай. Она будет лежать в гостиной. Приходи и читай сколько хочешь.
        - А если на тебя нападут? Если захотят забрать книгу?
        - Мирослава! Я умею защищаться, я ведь внук ведьмака!
        Матвей оставался спокойным. Смотрел на меня с этаким хитрым прищуром, и разные глаза его поблескивали и казались глубокими и дикими. Словно Матвей был колдуном в племени каких-нибудь индейцев.
        - Ну еще одну ночку пусть побудет у меня, и завтра я тебе ее принесу. Клянусь своей бабушкой!
        - Не клянись пани Святославой, ты не представляешь, что это такое. Вообще не клянись никогда никем. Ладно, до завтра. Договорились. Пей кофе, он уже остыл, наверное.
        4
        «Ну наконец-то ты написала мне. Я уже собирался разыскивать свою любимую по всему городу», - писал мне Богдан.
        «Я же потеряла телефон. Теперь у меня новый. Соскучилась по тебе».
        «Я тоже. Сегодня вечером занят. Давай завтра увидимся. Ты работаешь?»
        «Конечно. Сегодня у меня смена в кафе до двенадцати ночи. Завтра только до девяти. Можем увидеться перед сменой или после».
        «Отлично, договоримся. Целую».
        5
        В «Старой Праге» в ту субботу было полно народу. Взрослые толкались и шумели, дети плакали. Какой-то ребенок закатил истерику, скинул на пол свой сок и всю пиццу и орал так, словно его резали. Мамка его тоже принялась орать, и это напомнило мне атмосферу родного дома.
        Не люблю, когда орут на детей. Пришлось прийти с влажной салфеткой, вытереть заплаканное лицо ребенка и сунуть ему в руку сложенного из бумаги лебедя.
        - Посмотри, какая красивая птица! - сказала я.
        Мальчишка уставился на меня мокрыми глазами и шмыгнул носом.
        - Посмотри, что ты наделал, паршивец! - снова заорала на него мать, и ребенок вновь принялся рыдать.
        - Лучше успокоить его, он же маленький, - вежливо сказала я.
        - Пошла прочь, деловая какая! Роди своего и воспитывай! Пошли отсюда, мы в это задрипанное кафе больше не придем! - неизвестно зачем пообещала маманька и стащила ребенка с высокого стула.
        Рванула к двери, таща за собой рыдающего мальчишку, а папанька их молча поплелся оплачивать неудавшийся ужин.
        Семейство ушло из кафе, а мне пришлось вытирать разлитый сок и собирать с пола куски пиццы. Дядя Саша снова ругал меня, мол, я невежлива с клиентами и порчу репутацию заведения, я снова завелась, и лишь Степка опять спас ситуацию.
        Ужасная выдалась смена на самом деле.
        Глава четырнадцатая. Мирослава
        1
        Матвей ждал меня за углом, я сразу увидела его. Стоял, засунув руки в карманы, высокий, разноглазый. Черная подводка на глазах, черная футболка под джинсовкой и мрачная ухмылка. Смотрелся он шикарно, как черный рокер-бунтарь.
        Он молча протянул мне браслет-оберег, после надел свой и сказал, что одну меня не пустит шастать по улицам этого города.
        - Из-за книги? - уточнила я.
        - Нет. Мне плевать на книгу на самом деле, я не хочу, чтобы ты вляпалась в неприятности из-за меня. Слышала о девушке Лесе, которая пропала? Ее нашли, но она вроде как с ума сошла. А сегодня в нашем городке пропала еще одна девушка.
        - Откуда знаешь? У тебя же нет соцсетей.
        - Новости приходят не только из соцсетей. Знаю, потому что она жила на моей улице. Пошли лучше, провожу тебя. Мы теперь незаметны для окружающих, и никто нас не тронет.
        - Думаешь, кто-то похищает людей?
        - Думаю, что в городе затевается крупное колдовство. Видишь всполохи над лесом?
        - И что это значит?
        - Блуждающие огоньки, и их много.
        Кто-то вызвал очень много нечисти из могил и схованок. Кто-то дал им свободу.
        - И кто, как думаешь?
        - Откуда же мне знать? Я стараюсь держаться подальше от всего этого. Обычно охраной занимался мой дед, но сейчас его нет. Ведь его хижина недаром стоит на самой окраине этого проклятого леса. - Последние слова Матвей проговорил совсем тихо и взял меня за руку.
        - Почему лес проклят?
        - Потому что именно там и живет всякая нечисть. Она заперта, и кланы обязаны следить за тем, чтобы ничто не вылезло наружу. Но сейчас кланам не до того. Разбирают старинные дрязги и решают, кто больше заработает денег. А обычные люди, когда встречаются с этой силой, используют ее для зла. По-другому они не могут. Так мне дед Стефан говорил.
        Мы миновали парк, вышли к старой маленькой школе, возле которой стояло наполовину засохшее дерево и возвышалась каменная фигура какого-то святого. Я в этой школе не училась, поскольку считалось, что там всегда происходят какие-то неприятности: то потолок обвалится, то стекла внезапно лопнут и осыплются прямо посреди урока. А то начнется драка между учениками до кровавых носов и переломанных костей. Школа с неприятностями - вот как ее называли в городке. Но все же в ней учились.
        Около кованого забора нас снова встретила парочка высоких парней в черном. Это были те самые два брата со странной фамилией Вивчар.
        - Вы снова ходите по ночам? Снова были в лесу? - обратился ко мне тот, что был постарше.
        На наших руках все еще поблескивали черные бусины оберегов, поэтому Матвей вздрогнул и замедлил шаг.
        - Ты думал, что примитивный оберег Стефана невозможно одолеть? Это простая штука, она действует только днем и только на тех, кто не умеет видеть. На обычных и школьников. Потому лучше идите домой, пока мы не наваляли вам как следует, - пригрозил один из братьев.
        А второй молча схватил Матвея за шкирку и тряхнул. Он был выше и сильнее, и я видела, какие у него крепкие и сильные пальцы.
        - Опять был в лесу? - коротко спросил парень в черном.
        - Нет, я просто встречал свою девушку.
        - Какой еще артефакт вы откопали? Что там припрятал твой прадед? Проверить рюкзак? Михаил, а ну-ка, повытряхивай их рюкзаки, глянь, что у них есть.
        Душа моя замерла и чуть не упала в обморок, потому что в рюкзачке у меня лежала себе тихонечко книга Желанная. Если эти двое ее найдут, то нам конец. И книгу заберут, и нам по шее наваляют.
        Второй парень уже тряс рюкзак Матвея, и на асфальт сыпались влажные салфетки, кошелек, парочка ручек, перочинный ножик, маленький свисток и какие-то бумажные свертки.
        - Вы не имеете права трогать наши вещи! - вдруг заорала я в лицо Михаилу, который явно намеревался взяться за меня.
        Слава богу, рюкзак висел у меня на плечах на обеих лямках, и я, проорав, что оба брата - конченые свиньи, ловко вывернулась, перемахнула через забор и ломанулась сквозь кусты. Матвей кинулся за мной, оставив в руках одного из братьев рюкзак, а на асфальте - все свое барахло.
        Мы неслись как ненормальные, царапая руки о колючие ветки, спотыкаясь о бордюры и перескакивая через скамейки. Сзади нам что-то кричали и какое-то время преследовали, но я слишком хорошо знала здешние дворы. Заскочили в подъезд подруги Кристинки (ключ от ее домофона болтался у меня на связке), спустились в подвал и через гаражи выбрались совершенно с другой стороны. Там темнел небольшой садик - деревья высоченные и кусты непролазные. А чуть дальше уже стоял мой дом, и я, наконец, перевела дыхание.
        - Ну ты даешь, - выдохнул Матвей, оглядываясь. - Словно бешеная какая-то! Вивчары, наверное, в ярости.
        - Да пошли они. А ты тоже хорош, стоял как болван.
        - Ты просто не знаешь, кто такие эти братья.
        - А кто они такие? Им позволительно обыскивать чужие рюкзаки и хватать людей за шкирку? Они что, сыновья депутатов, что ли?
        - Хуже, - хмыкнул Матвей. - Они чистильщики. Они выходят ночью на улицы и смотрят за порядком.
        - Да, видно, какой порядок они наводят.
        - Не в смысле того, что охраняют от хулиганов. Они охраняют город от колдовства.
        - А мы что, похожи на колдунов?
        - У нас на руках браслеты-обереги, это колдовство вообще-то.
        - Не слишком они помогли.
        - Значит, Марьян и Михаил умеют распознавать эти браслеты.
        - Ты даже знаешь, как их зовут?
        - Конечно, они же известные в кланах личности. Я же говорю, чистильщики.
        - Ладно, я уже дома. Давай, до завтра.
        И я, махнув Матвею рукой, направилась к себе.
        Во дворе на скамье сидел отец Леськи. Я не сразу узнала его, хотя высокий фонарь щедро заливал палисадник и скамейку желтым светом. Какой-то потемневший, мрачный и худой, он глянул на меня и опустил глаза.
        А в глазах - пустота и горе.
        - Может, все будет хорошо, Сергей Петрович? - тихо проговорила я, садясь рядом.
        Сосед помолчал, потом вдруг заговорил:
        - Лучше иди домой и сиди дома. Не ходи никуда в эти дни. Страшное творится в нашем городе… Лучше бы я увез отсюда семью, когда была возможность. Иди домой! Иди прямо сейчас и запри дверь, слышишь?
        Я подскочила и рванулась к подъезду, потому что слишком много злобы и безумства мне вдруг послышалось в голосе хорошо знакомого соседа.
        Глава пятнадцатая. Матвей
        1
        Он слышал, как Мирослава взяла книгу и ушла. Слышал ее шаги внизу и очень ясно, до помрачнения в голове, ощущал запах сырого подвала, старого кирпичного крошева и кошачьей шерсти. А на окне в его спальне, на запотевшем стекле пальцем Скарбник вывел всего одно предложение:
        Желанная книга пусть будет у Мирославы Новицкой.
        Злобный котяра затеял какие-то свои интриги, и ход его мыслей стал совершенно непонятным. Он ведь Скарбник семьи Левандовских, и можно было догадаться, зачем он так старался вернуть книгу Желанную Матвею. Книге нужен был новый хозяин, хранитель, и в доме она будет под хорошим присмотром.
        Но Мирослава понятия не имеет, во что ввязалась и что следует делать. Она так легко и просто внесла первое желание в книгу, словно списала задачку из учебника алгебры. Но в том-то и дело, что это вовсе не алгебра. Теперь Мирослава в игре, ее имя значится в старой-престарой колдовской книге, и Скарбник захотел, чтобы Желанная находилась в руках девчонки. Что ж, ладно. Пусть так и будет.
        И Матвей улегся в кровать, поплотнее завернувшись в плед.
        Но поспать не удалось, потому что, едва миновало минут сорок после ухода новой подружки, как в комнате стало ужасно холодно. Так холодно, словно за окном минусовая стужа, а Матвей забыл включить отопление. А после он почувствовал чье-то присутствие, как будто кто-то дышал совсем рядом, прямо в ухо, и пахло гнилью и трупами. Жуткий запах ворвался в сонное сознание, и Матвея едва не вывернуло наизнанку. Могильная вонь давно умершей плоти.
        Глаза открылись с трудом, веки, как налитые свинцом, еле слушались. Ноги, точно деревянные, едва-едва опустились вниз, на коврик. А когда Матвей поднял голову, то увидел ее.
        Это была ведьма.
        Но не кладбищенская, что лежит в могиле и давным-давно стала землей, а живая, настоящая. Конечно, Матвей видел только ее дух, который покинул тело и теперь хозяйничал в городе, но это призрачное видение вызывало ужас. Потому что дух ведьмы выглядит иначе, чем ее тело.
        Змеиные желтые глаза с вертикальным зрачком заглядывали в самую душу, заставляя цепенеть и глупеть. Тонкие черные губы кривились в жутком оскале, открывая острые клыки, а длинные черные волосы, забранные обручем, струились до самого пола, постоянно двигаясь и извиваясь.
        - Книгу, мой сладкий, - проговорила ведьма, не открывая рта.
        Слова прозвучали в мозгу Матвея так громко и четко, что боль множеством иголок пронзила череп.
        - Желанная книга должна быть у тебя, мой сладкий, ведь ты его внук, - снова проговорила ведьма. И это не походило на обычную человеческую речь, а казалось невероятно громким шипением. - Я задушу тебя, мой сладкий, если ты не скажешь, где хранишь книгу. - Снова жуткие слова врезались в мозг, заставляя застонать от боли.
        И тут Матвей увидел Скарбника. Клятый котяра крался за спиной ведьмы, и длинный хвост торчал кверху, а глаза злобно щурились. Скарбник сейчас прыгнет, и тогда надо будет действовать. А как?
        Интуиция. Дед Стефан всегда говорил, что надо доверять интуиции. И когда мохнатый Скарбник кинулся на ведьму, Матвей схватил с тумбочки валявшийся там оберег, рванул нитку и швырнул в лицо ведьме черные бусины вперемешку с ягодами рябины.
        Скарбник вцепился ведьме в спину и повалил, шипя и раздирая ей лицо когтями. Еще миг борьбы, и ведьма пропала. Холод тут же исчез из спальни, а в открытое окно потянуло цветущей вишней, разгоняя запах мертвечины.
        - Ты что, не можешь охранять дом получше? - возмутился Матвей, уставясь на громадного черного кота, который как ни в чем не бывало вылизывал собственную шкуру.
        Кот мяукнул и нырнул под кровать, задев ноги Матвея пушистым хвостом. Теперь, после жуткого нападения ведьмы, Скарбник уже не казался страшным. Теперь он вдруг стал своим в этой непредсказуемой войне с нечистью. Своим, знакомым и чуть ли не родным. Потому что помог справиться с ведьмой.
        - Тварь бессовестная! - крикнул ему вслед Матвей, удивляясь собственной наглости. - Я кормлю тебя каждый месяц кровью и молоком, а ты впускаешь в дом ведьму! Смотри, в следующий раз получишь кошачий корм на блюдечке, понял? Блохастая шкура.
        Из-под кровати донеслось мяуканье, а после наступила тишина.
        Матвей спустился вниз, чтобы сделать себе кружечку кофе и съесть конфету, и его глазам предстал настоящий разгром. В гостиной было перевернуто все. Книги вывалены из шкафа, стол опрокинут, шторы сорваны, диванные подушки раскиданы по комнате.
        На кухне - та же картина. Книгу искали. Тщательно и настырно. Не найдя ее, ведьма решила разбудить Матвея и выпытать у него местонахождение Желанной.
        Выходит, Скарбник был прав, когда разрешил Мирославе взять книгу. Вряд ли ведьма знает что-то о девочке, ведь не зря пани Святослава столько лет скрывала свою внучку. Матвей позвонил бы ей, но у него не было телефона. Оставалось только ждать утра, чтобы убедиться, что с Мирой все в порядке.
        И вечером ее следует обязательно встретить после работы, решил Матвей.
        Глава шестнадцатая. Мирослава
        1
        - Откуда у тебя новый телефон? - не унималась Снежанка. - Кто тебе дал денег? У тебя новый парень, да?
        Она зудела, как реклама на «Юту-бе», и меня уже малость раздражал ее мягкий голос и бесконечные вопросы.
        - Снежка, у тебя что, конфеты закончились? Или сериалы? Что ты ко мне пристала? Я, наверное, работаю, не? И наверное, не проедаю деньги на конфеты.
        - А может, это тебе прислала твоя бабушка? Мама с ней созванивалась недавно, - несмело проговорила Снежанка. - Она много тебе передает денег?
        От этих сестричкиных слов спать сразу расхотелось. Я скинула махровую простыню, которой укрывалась, и быстренько пересела на кровать сестры.
        - А ну, расскажи, что моя бабушка говорила матери?
        - Да откуда ж я знаю. Мамка ругалась, сказала, что ты шляешься по ночам и она уже не может с тобой справляться. Ну а бабушка твоя ей скинула денег за что-то, и ма купила себе новую плазму. Ну, ты видела. И еще мама пообещала смотреть за тобой и пообещала, что ты поступишь и уедешь скоро учиться. Что она проследит. Ну ведь тебе осталось только сдать экзамены, и все. И можно отправлять документы в вуз. Сама знаешь.
        - Ага, вот, значит, как обстоят дела. Ну раз ты все знаешь, то что спрашиваешь? Я же дома ночую сегодня, правильно? Потому что обещала бабушке. А она дала мне на телефон. Вот и все дела. И плюс у меня самой были сбережения, - тут же соврала я.
        - Представляю, сколько бы тебе пришлось копить деньги на такую модель без бабушкиной помощи. От себя небось добавила только на футляр, - хихикнула Снежка.
        - Футляр как раз я и не купила… Надо купить. Классная модель, да? А фотки обалденные получаются.
        - Везет тебе. И бабушка классная, и парень классный.
        - Да, надо написать ему. Завтра сходим куда-нибудь.
        - А правда, что у тебя есть еще один парень?
        - Снежка, что ты выдумываешь? Я, по-твоему, коллекционирую парней? Нет, я со своим Богданом, и точка. Ну, пока что, а на следующий год посмотрим. Он ведь поступит и уедет в Польшу. Будем редко встречаться и все такое. Так что на год вперед я не загадываю, но на выпускном буду танцевать со своим Богданом.
        - Бабушка тебе уже дала денег на платье?
        - Уж на платье я заработаю сама, это точно, - заявила я и вернулась на свой диван.
        Значит, мать продолжает доить пани Святославу, а мне даже не сообщает, как зовут мою единственную нормальную родственницу. Ну ничего, теперь я и сама знаю.
        Надо в ближайшее время нанести пани Святославе визит. Завтра вечером у меня смена в кафе плюс буду отсыпаться до обеда, потом поем и побегу на работу. После - свидание с Богданом. А вот в понедельник - очень даже может быть.
        2
        Но отдыха в эту ночь не получилось.
        Едва я погрузилась в спокойный сон, как что-то странное заставило меня проснуться - словно толчок, словно кто-то пихнул ногой.
        Я села и уставилась на темную фигуру, стоящую в комнате. Это было высокое существо с длинными черными волосами и желтыми глазами.
        Оно темнело у кровати Снежанки и таращилось на меня. Просто бешено светились его желтые глаза и странно шевелились длинные патлы.
        «Отдай мне Желанную книгу, Мирослава!» - прозвучало у меня в голове, и я схватилась за уши, пытаясь унять разгорающуюся боль.
        - Отдай мне Желанную книгу, Мирослава, иначе я задушу твою сестру! - прошипело существо и вдруг схватило за горло Снежанку.
        Сестра проснулась, но кричать у нее не получалось. Она хватала ртом воздух, а черные руки существа все сильнее и сильнее сжимали ее горло, и совсем скоро глаза сестры стали огромными, а губы почернели.
        Я знала, что книгу не отдам. И сестру тоже не отдам. Схватила то, что попалось под руки, - мой пустой черный рюкзак у стола, - и со всей силы треснула им существо по голове. Рюкзак прошел сквозь голову твари, как через компьютерную проекцию, но из него выпал браслет-оберег и черные бусины попали как раз на желтые мерзкие глазищи. Существо завыло, отпустило сестру и взмыло над полом. Рванулось ко мне, но его глаза как-то сморщились, утратили яркость и превратились в узкие щелки.
        - Я сейчас еще раз врежу, так не просто без глаз - без головы останешься! - щедро пообещала я и дернула настольную лампу со стола.
        И существо внезапно пропало. Снежанка начала негромко подвывать и всхлипывать, приходя в себя.
        - Не ной, - тихо сказала я ей. - Не ной. Тебе приснился ужасный сон, и ты разбудила меня. Ну-ка, рассказывай, что тебе приснилось!
        3
        - Нет, это был сон, Снежка! А что, ты хочешь сказать, что ночами по квартире ходит какая-то черная тень и всех душит? - шептала я, разламывая шоколадку для перепуганной сестры. - Да это бред! Я не видела ничего! Ты просто стала стонать, и потому я проснулась и растолкала тебя.
        - Ты за меня заступилась, я же видела! - упорно возражала сестра.
        Она никак не хотела верить, что существо с желтыми глазами всего лишь приснилось ей. Мы включили настольную лампочку и теперь сидели за письменным столом, и я держала настольное зеркальце, приводя железные аргументы.
        - А следы на шее? Где следы от пальцев? Ты видишь? Я не вижу ничего. Ты знаешь, что бывает, когда душат человека? У него не просто синяки на шее - у него кости ломаются. А у тебя беленькая шейка, словно ты всю ночь спала себе и никто тебя не трогал. Потому что так и есть, сестричка.
        - Но я видела! Я это видела, Мирка!
        - А я не видела. Я бы что, тебя обманывала, что ли? Мне оно надо? Просто включи мозги, Снежка. Лопай свой шоколад и иди спать. Я устала в кафе на смене, как черт, а теперь еще ты со своими дурацкими снами. Может, ты сериалов пересмотрела?
        - Это не то. Это по-настоящему…
        - Все, хватит ныть, - прервала я ее и мягко, но настойчиво стала подталкивать к кровати, сгоняя со стула. - Давай топай в постель. Бабаек не бывает, это нам объясняла мама. А раз их не бывает, значит, нечего бояться. Оставим включенную лампу и будем спать всю ночь, как младенцы в люльках.
        - Да, ты не гаси лампу. Я просто умру от ужаса…
        - Надо меньше трескать маминых котлет на ночь. Наешься этой жареной ерунды, а после снится не пойми что.
        - Я не могу питаться одними бананами и йогуртами, как ты, Мирка, ты же знаешь.
        - А надо. Гляди, задница уже в два раза больше, чем была полгода назад.
        - Не больше! Ты врешь! - Снежка вскочила, кинулась к зеркальной двери шкафа-купе и принялась пялиться на свою фигуру, будто первый раз увидела.
        Я вздохнула. Слава богу, удалось переключить мысли этой дурехи.
        Глянула на лампу и еще раз вздохнула. После улеглась на диван и закрыла глаза. Мне и самой не заснуть без света, и если бы Снежка была хоть капельку внимательнее, то заметила бы, как дрожат у меня руки и побелело лицо.
        Сердце колотилось как ненормальное, и стоило закрыть глаза, как снова появлялась эта желтоглазая рожа с вертикальными зрачками и чудился мерзкий шепот, от которого все еще ломило виски.
        Да, Матвей был прав. Я влезла в какую-то мрачную историю, впуталась в нечто непонятное и ужасное. В какую-то халепу, как говорят по-украински. И если теперь ко мне по ночам повадятся шляться жуткие создания с кладбища, необходимо найти на них управу.
        Точно! Земля с кладбища! Эта тварь очень походила на ведьм-мертвячек, которые встретили нас в лесу у дома старого Стефана. Надо раздобыть кладбищенской земли и не переживать. Кину в следующий раз горсть в морду твари, и она забудет, как шастать ночью по людям.
        Снежанка между тем улеглась, и скоро я услышала ее спокойное ровное дыхание. Так и есть - заснула. Конфеты сделали свое дело, и теперь в комнате стало совершенно тихо. Я сунула руку под подушку, достала Желанную книгу, раскрыла на той странице, где писала свое желание, и схватила простой карандаш.
        «Сколько я могу загадать желаний?» - Вопрос занял почти всю строчку.
        Какое-то время ответа не было. Я сунула наушники в уши и погрузилась в ожидание. Сон почти смежил мои веки, и я вздрогнула, чувствуя, что книга сползает с коленей, а голова клонится куда-то назад. Глянула на страницу и увидела ответ.
        «Четыре. Всего четыре».
        «А сколько вопросов я могу задать?» - торопливо накорябала я.
        «Сколько угодно. Вопросов может быть сколько угодно».
        «Тогда чем можно одолеть страшное существо, которое приходит ночью, и у него желтые глаза и вертикальные зрачки? И оно не говорит, а посылает мысли сразу в мозг, отчего болит голова? И голос у него такой шепчущий».
        Какое-то время ничего не было. Потом появился вопрос:
        «Где ты видела это существо?»
        «У себя дома ночью. Оно хотело получить Желанную книгу. Обещало задушить мою сестру, если не отдам».
        «Ты отдала?»
        «Нет, конечно, я же сейчас пишу, не? Я прогнала существо. Кинула рюкзаком, угодила в голову».
        «Что еще сделала?»
        «Ничего. Оно исчезло».
        «Молодец. Не испугалась».
        «Меня сложно испугать. Я уже пережила самое страшное и теперь вряд ли чего испугаюсь».
        «Что было самое страшное для тебя?»
        «Не обо всем следует писать в колдовской книге Желаний, правильно? Так что делать с той тварью?»
        «Я сам об этом позабочусь. Ничего не делай. Она больше не побеспокоит тебя. Но если вдруг что случится, сразу пиши мне».
        «Напишу обязательно. Как тебя зовут? Как твое имя? Ты ведь мое знаешь».
        «Называй меня Исполнителем Желаний. Этого хватит».
        «Я думала, ты будешь более открытым. Ладно, спокойной ночи».
        «Спокойной ночи. А сестра жива? Что она говорит?»
        «Жива, конечно. Я убедила ее, что это был сон».
        «Ничего себе. Я бы на ее месте не поверил».
        «Я бы тоже. Но это ведь моя сестра».
        «Она всему верит?»
        «Нет. Я бы сказала, что она мало думает. Но это к делу не относится».
        «О’кей. Спи уже. И не бойся ничего».
        «Ты будешь караулить мой сон?»
        «Нет. Я найду ведьму и убью».
        «Это была ведьма?»
        «Это была ведьма».
        На этом я закрыла книгу. Возможно, стоит все же на всякий случай набрать земли с кладбища. Это ведь нетрудно, правда?
        4
        На следующий день я еле проснулась к часу дня, и то потому, что мать обозвала меня лентяйкой и велела вставать и мыть посуду.
        - Я ее не пачкала, эту посуду, - пробормотала я, поворачиваясь на другой бок. Глаза не открывались вообще, словно ресницы склеили клеем ПВА.
        - Завтрак готовился на всех, между прочим. Или ты теперь питаешься только в своем кафе?
        Едва мать заговорила про еду, как я поняла, что ужасно проголодалась. Слопала бы слона, наверное. Я поднялась, сунула ноги в тапки и прошлепала на кухню. Включила чайник и проверила «Вайбер». Конечно, Богдан уже давно встал и прислал мне фотку тюльпанов своей бабушки. Желтые и красные тюльпанчики смотрелись великолепно. Они были готовы вот-вот раскрыться и клонили головки вниз, точно мультяшные феи.
        «Увидимся?» - написала я.
        «Конечно. Сегодня вечером, да?»
        «Давай после работы. Смена у меня до девяти, и после я свободна».
        «Жду с нетерпением. Куплю кофе и мороженое, посидим у меня во дворе. Целую». - И куча сердечек.
        Настроение мое стало таким же прекрасным, как сердечки в «Вайбере», и я налила себе кофе под песню Эда Ширана. После посмотрела на клубничное варенье, на гору блинов и поморщилась. Не понимаю, как можно есть это жареное тесто, макая его в липкую сладость. Совершенно несъедобная еда, - на мой взгляд, конечно.
        Нарыла в холодильнике банан и яблоко, достала орешков из собственной заначки и залила кипятком немного овсянки. Перемыла посуду, поела и подумала, что надо бы заглянуть к Матвею до работы. Время ведь есть. Расскажу ему о ночной гостье и спрошу совета.
        Желанную книгу я сунула в рюкзак, надела чистые черные джинсы, черную футболку, толстовку с капюшоном и ветровку. Зашнуровала кеды и выскочила из квартиры.
        Глава семнадцатая. Матвей
        1
        Итак, ведьму одолел Скарбник, безусловно. Но сила колдуньи заметно убавилась после того, как черные бусины и сушеная рябина ударили ее по лицу. Темная фигура побледнела, глаза превратились в щелки, и тварь даже не стала спихивать с себя котяру. А ведь могла бы - Скарбник вовсе не выглядел могущественным и ужасным. Так, домашнее животное, хоть и довольно крупное.
        Бусины делал дед Стефан. Из какого дерева? И чем красил?
        Дедова мастерская находилась тут же в доме, в гараже. Матвей спустился туда на следующий вечер, едва проводил Мирославу домой. Почти весь гараж занимал беленький «Ниссан Джук», новенький и блестящий. Его приобрели не так давно, перед самой смертью деда, и предназначался он для Матвея, оставалось лишь окончить курсы вождения. Но теоретически Матвей умел водить машину.
        Сбоку высились полки во всю стену, с красками, различными инструментами и прочими нужными вещами. В самом углу - узкая дверка и парочка ступеней вниз. А дальше - мастерская деда Стефана. На стенах висят сухие пучки растений, на верстаке разложено множество деревянных штучек, стоит древняя потемневшая ступа с таким же темным деревянным пестом и еще много чего интересного.
        Черная краска отыскалась на полке в маленькой глиняной баночке. Она пахла довольно резко, Матвей помнил этот запах, он частенько исходил от деда, когда тот проводил ночь в мастерской. Дерево тоже отыскалось, а вырезанные из него бусины Матвей нашел еще раньше, когда делал оберег для Мирославы. Они лежали в квадратной коробке.
        Итак, что это за дерево? Это рябина. Старая рябина, которую дед срубил еще лет пятьдесят назад, распилил на маленькие чурбачки и наделал множество бусин. Но почему ведьма боится этих незамысловатых украшений?
        Дедова тетрадь, в которую тот записывал свои рецепты и секреты оберегов, лежала тут же, на полке. В ней имелось множество закладок, и Матвей потянул за самую длинную.
        «Ночные ведьмы всегда будут желать задушить, больше они ничего не могут. Их хорошо отпугивает кладбищенская рябина, которая простояла над могилой больше двадцати лет. Ожерелье из ягод кладбищенской рябины и бусин, выточенных из ее древесины, защитит тебя во время нападения, хотя полностью ты этим ведьму не одолеешь».
        Матвей прочел несколько раз и вздохнул. Дед хотел его учить, но он каждый раз отнекивался. Говорил, что все эти колдовские штучки не для него и вряд ли понадобятся. А теперь вот пригодилось.
        Значит, ожерелье из рябины. Его сделать просто, лишь нанести краску на ягоды и бусины и подождать, пока высохнут. Древесины тут хватает, и можно выточить еще парочку бусин, крупных, идеально круглых. Ожерелье из черных бусин - вот что ему на самом деле нужно.
        Для себя и для Мирославы.
        2
        Матвей провозился всю ночь, после пожарил яичницу, сделал кофе с молоком и, позавтракав, какое-то время стоял на крыльце, наблюдая, как медленно ползет по небу солнце, становясь все более белым и ярким. Как разбегаются облака, обещая теплый день. Как едва шевелятся ветви цветущей яблони, роняя розовые лепестки.
        Цвели вишня и алыча, пускала крошечные зеленые листочки груша, и сад вокруг дома казался окутанным невероятной розовой дымкой. Апрель докатился до своей середины, Пасху отпраздновали, и теперь впереди маячили майские праздники.
        Матвей пытался понять, как дед находил ведьм, которых убивал. Ведь он уничтожал ведьм, творящих зло. А та тварь, что приперлась к нему прошлой ночью, сделала это вовсе не из добрых намерений. Неизвестно, чем она занимается, но живет в этом городе. Колдует, сводит людей с ума, может, даже убивает.
        Может, пропадающие девушки - это ее рук дело. У соседки справа тоже недавно пропала дочь. Возвращалась с подружкой из обычного похода по магазинам. Отец подружки подвез почти до дома, осталось пройти только широкую дорожку, в конце которой находился дом Матвея, а за ним - соседкин. Мать стояла у ворот, ожидая дочь. Было уже темно, дорожка слегка поворачивала, и девушка на какое-то мгновение скрылась из глаз. И все. Больше ее никто не видел. Мать кинулась искать, отец - тоже. Подняли всю родню, заявили в полицию. Поиски развернули сразу, потому что в полиции работал хороший знакомый. Только девушка пропала бесследно. Телефон ее нашли в кустах, в нем - множество пропущенных звонков от родителей. А самой Марьянки нигде нет.
        Похоже на ведьминскую работу, и, был бы жив дед Стефан, он бы этим занялся. А Матвей понятия не имеет, что надо делать. Кроме бус из кладбищенской рябины, конечно.
        На кухне все еще пахло Скарбником, но теперь к запаху подвала и сырости добавлялись уютные кофейные ноты, еле заметный аромат орешков и шоколада и конечно же пахло яичницей. Матвей вдруг поймал себя на мысли, что ему нравятся эти запахи, что его дом всегда так пах, даже, наверное, при жизни родителей. Это означало покой, защищенность и, возможно, счастье. Что же, надо помыть посуду - беспорядка Матвей терпеть не мог, - убрать на полку кружку и тарелку, после немного поспать. И снова за работу. Два ожерелья должны быть готовы именно сегодня. Одно - для Матвея, другое - для Мирославы.
        Видел бы его дед за работой! Видел бы, какие ровные получаются бусинки, как идеально просверливается дырочка, как матово блестит краска. Насыщенный черный цвет, насыщеннее не бывает. Как волосы у Мирославы или как ее черные глаза.
        Или темно-карие? Иногда они кажутся совсем непроницаемыми, а иногда солнце заглядывает в глубокий мрак, и тогда темно-карий цвет делает взгляд мягче и нежнее.
        К таким глазам очень даже подойдут черные бусы, они будут смотреться идеально.
        Матвей улыбнулся, вытер помытую посуду и поставил на полку. После лег в гостиной на диван и мгновенно заснул.
        3
        - Время два часа дня, а он валяется на диване! Ну ты даешь! Не думала, что ты такой соня! Матвей, вставай! - Его трясли за плечо с невероятной энергией.
        Над ним стояла Мирослава и возмущенно качала головой. Матвей сел, моргнул, потер глаза и подумал, что Скарбник, который никого чужого в жизни не пустит в дом, охотно пропускает эту девчонку, видимо, считая ее своей.
        - Пришлось повозиться ночью. Делал кое-что. Пошли, покажу.
        - На кухне уже стоит кофе. Такой, как ты любишь, с молоком и с парой ложек сахара. Себе я тоже сделала.
        - Черный, без сахара, - вспомнил Матвей. - Ты пьешь абсолютно черный и несладкий кофе.
        - Да, это точно. Ну и что ты делал ночью? Я, между прочим, тоже не спала, и мне есть что рассказать.
        - Смотрела сериал? - попробовал отгадать Матвей.
        - Нет, сражалась с ведьмой.
        - С какой ведьмой?
        - Желтоглазой. Страшная такая, как привидение. Таращилась на меня и требовала Желанную книгу.
        - Ты отдала? - Матвей замер и тревожно уставился на Мирославу.
        - Нет конечно. Я прогнала ее. И собираюсь сходить на кладбище за землей, чтобы больше не увидеть эту тварь в своей комнате.
        - Это живая ведьма, не мертвячка. Против нее кладбищенская земля не действует. Ведьма ведь еще не лежит в земле, понимаешь?
        - Что, совсем не поможет?
        - Против живой поможет специальное ожерелье. Эти ведьмы боятся бусин из кладбищенской рябины.
        - Из чего?
        - Из рябины, которая растет на кладбище. Это их пугает. У тебя оберег сделан из таких черных бусин. Бусины и есть дерево рябины.
        - Точно! Оберег попал ведьме в лицо, и она сразу вся сморщилась и убралась из моей комнаты! И что, у тебя есть такие бусины?
        - Уже сделал и покрасил. Осталось только нанизать на нитку.
        - Тогда давай нанижем. Сделаем себе прикольные черные бусы и будем ходить по городу, точно колдуны.
        - Не выдумывай. Для нас с тобой колдовство под запретом. Это черная магия, за нее убивают в этом городе.
        - Кто убивает?
        - Такие вот, как братья Вивчары. Они же чистильщики, они чистят город от нечисти, понимаешь? Это их задача. Идем, покажу тебе мастерскую деда.
        Шелковая нитка хорошо продевалась в крошечные отверстия, и Мирослава сказала, что это очень приятное занятие.
        - Сидишь себе в подвале, слушаешь музыку и нанизываешь бусы на нитку. А вокруг тебя свисают странные травы, клочья паутины. Не хватает только чучела совы, как в логове настоящей ведьмы, - проговорила она, любуясь своей работой.
        - Ты не понимаешь. Нет никаких логов ведьм. Ведьма, которая приходила к тебе, живет обычной жизнью. Она, может, твоя соседка, всеми уважаемая Галина Петровна какая-нибудь. Ходит по субботам в магазин, печет печенье для внуков, ставит тесто на Пасху и обсуждает президента на лавочке. А в полнолуние, когда в доме все спят, достает свечи, ставит зеркало и начинает колдовать, чтобы получить помощь нечистой силы для исполнения своих мелких желаний.
        - Ты так говоришь, как будто колдовство - это самое обычное дело.
        - Некоторые так к нему и относятся, позволяя темной силе завладеть собственной душой. А после уже не их желания будут звучать у них в голове, а желания темной силы. И вот Галина Петровна уже предлагает своей подруге сделать приворот на чужого мужа, потому что он богатый и подруга хочет сама за него выйти. Или извести неугодного человека. Или наслать порчу на всю семью, чтобы болели дети, умирали старики, не ладилось с деньгами. И такая вот Галина Петровна думает, что делает благое и доброе дело, помогает человеку. А другие для нее и не люди вроде как.
        - А что потом?
        - А потом приходят братья Вивчары и убивают ее. Или раньше мой дед приходил, или еще кто другой. Может, Жнец приходит и тоже убивает. Это уж как решат в клане. Если узнают, что в городе появилась действующая ведьма, Жнец выносит приговор и выбирает того, кто этот приговор осуществит.
        - Вивчары обычно, да?
        - Они мелкие чистильщики, в основном оберегают улицы города по ночам. А приговорами занимался мой прадед Стефан. Кто сейчас будет делать, не знаю. Мне дед подробностей не раскрывал, сама понимаешь.
        - Тех двух ведьм, которые напали на нас ночью возле его хаты, твой дед Стефан тоже убил по приказу Жнеца?
        - Да. Очень давно. Тогда городка почти не было, замок уже разрушился, а новые дома еще не строили. В соседнем селе за лесом и жили эти две. Работали в колхозе на ферме, ходили за свиньями.
        - Подожди, как же это раньше называлось… - Мирослава отложила ожерелье и задумчиво подняла брови.
        - Свинарки. Дед говорил, что они были свинарками.
        - Прикольно звучит! Свинарки - ужас какой-то…
        - Ужас в том, что они были ведьмами и держали в страхе все соседние села. Они каким-то образом нашли один из колодцев силы и научились черпать из него.
        - Что за колодцы силы? - тут же заинтересовалась Мирослава.
        - Дед не рассказывал подробно. Честно. Сказал, что именно эти колодцы и охраняют кланы Варты и что мне знать о них пока не положено. И вот эти ведьмы умудрялись отравлять существование людям довольно долго. То нашлют болезни, то порчу на скотину, то зелень вся засохнет на огороде. Им постоянно несли деньги, чтобы урожай был и коровы давали молоко. Этих ведьм вычислили, и тогдашний Жнец поручил это дело моему деду. Это было первое такое задание для деда, он рассказывал, что понятия не имел, с чем столкнется.
        - И с чем он столкнулся?
        - Они были летающими ведьмами. То есть могли покидать свое тело и действовать в астрале. Как та ведьма, что пришла к тебе и ко мне.
        - К тебе тоже пришла та же ведьма? - Мирослава чуть не подпрыгнула от удивления.
        - Да, и тоже за книгой Желанной. Но не в эту ночь, а в предыдущую. Я думал, что она про тебя не знает и не тронет. Думал, что книга у тебя в безопасности.
        - Странно все это… Ну, рассказывай. И что, твой дед убил этих ведьм?
        - Ему пришлось, потому что по-другому не выходило. Было целое сражение, дед говорил, что именно тогда научился полностью владеть своей силой ведьмака.
        - Ну и все. Убил их, и они в могиле. Сильно. Его за это не посадили в тюрьму?
        - Кланы все подстраивают как несчастный случай. Да и часть людей из клана работает всегда в местной полиции, потому никогда никаких инцидентов. Вот когда убили маму той девочки Нади, сделали все так, будто произошла авария.
        - Как-то не верится, что мама Нади была ведьмой и ночью являлась в чужие спальни.
        - Я не знаю подробностей, правда. Дед мне мало что рассказывал. Говорил, что это клановые дела, а поскольку я еще не давал клятву охранять город и выполнять свое предназначение, то мне ничего знать не положено.
        - Круто. Клятва на крови, да?
        - Понятия не имею.
        - Прямо как в сериале «Дневники вампиров». Там тоже всякое колдовство происходило. У меня готовы бусы. Смотри, мне идет?
        - Очень. Конечно, бусы не запретят ведьме снова явиться ночью, но помогут от нее отбиться.
        - Хочу и для сестры такие сделать, бусин же хватает?
        - Делай. Только как ты убедишь сестру их носить?
        - Об этом не переживай. Снежанку я могу убедить в чем угодно, поверь. Сделаем бусы, а потом я хочу все-таки сходить на кладбище за землей. Вдруг те две другие заявятся, кто знает? Которые мертвы, которые свинарки. Нет уж, хватит с меня этих колдовских штучек.
        - Ладно. Давай сходим, пусть будет. Не помешает, - согласился Матвей.
        Глава восемнадцатая. Мирослава
        1
        Матвей казался мне страшным педантом и чистюлей. Я уже поняла, что он не пользуется услугами домработницы и порядок у себя наводит сам. И меня каждый раз удивляла идеальная чистота на его кухне, где плита сверкала так, словно ее только вчера притащили из магазина, а в раковине никогда в жизни не валялось ни одной грязной ложки.
        Посуду Матвей мыл сразу, как только поел. Тут же вытирал полотенцем и ставил в шкаф. Готовил тоже идеально чисто и аккуратно. Мог нажарить сковородку картошки и при этом не заляпать столешницу и плиту. Ножи у него стояли в специальной деревянной подставке строго по размеру, кастрюльки располагались на полке тоже по размеру и цвету, а сковородки висели на специальных крюках, каждая на своем месте.
        Для меня это казалось чем-то нереальным, учитывая, что у нас дома посуду могли не мыть целый день, ведь мать на работе, а мы в школе. Собрались вечером дома - все хотят есть, и в первую очередь готовится еда, а уже после, если все не слишком устали, моется посуда. Иногда тарелки копились в раковине по нескольку дней, пока не заканчивались чистые, и тогда мать начинала орать, что я страшная лентяйка и не помогаю по дому.
        Мне нравилось наблюдать, как Матвей тщательно расставляет чистые тарелки - мы с ним только что пообедали запеченным в духовке мясом с картошкой, - как аккуратно убирает керамическую форму и так тихо, без всякого стука, закрывает дверки шкафчиков.
        Кофе уже остывал на столе - мой совершенно черный и несладкий и кофе Матвея с молоком и сахаром.
        - Может, книгу оставишь у меня? - предложил Матвей. - Не стоит с ней ходить на кладбище. И вообще незачем ее таскать везде.
        - Чтобы ее тут своровали? Судя по всему, ведьма не боится твоих охранных браслетов и свободно проникает к тебе в дом. Берем книгу с собой, так будет лучше.
        - А если встретятся братья Вивчары, как в прошлый раз? - напомнил Матвей. - Тогда едва не нашли у тебя эту книгу.
        - Будем внимательны и сразу сбежим. Я почему-то уверена, что книга должна быть в моем рюкзаке. Может, это интуиция? - Я усмехнулась и продолжила мысль: - Может, во мне заговорили гены моего отца, и я предчувствую правильное решение?
        - Я в такое не верю. Гены не умеют говорить. Но пусть книга будет у тебя, я тоже теперь ни в чем не уверен. Пошли тогда, что ли…
        Мы допили кофе и отправились на старое кладбище, предварительно надев браслеты-обереги. Не следовало привлекать к себе внимание людей.
        2
        А город словно замер. Словно переваривал страшные события и никак не мог прийти в себя. Людей на улицах почти не встречалось. Конечно, воскресенье, послеобеденное время - большинство отдыхало дома. Но нам не встречались даже дети - никто не гонял на велосипедах и самокатах, не мигали огоньками гироскутеры, не звучали детские голоса и не скрипели многочисленные качели.
        Мы спокойно добрались до кладбища, набрали земли в пластиковые маленькие мешочки, после сели на старую скамейку и какое-то время посидели, наблюдая за облаками и лениво переговариваясь. Матвей казался задумчивым и серьезным, впрочем, он всегда таким был.
        Я лениво думала, что все эти страшные приключения немного разнообразили мою жизнь и придали ей остроты. Как будто до этого я питалась только детской безвкусной едой, а теперь наконец могу есть пиццу, жареное мясо и китайские приправы.
        Мне это нравилось, и я не хотела, чтобы наши приключения заканчивались. Время от времени дотрагиваяась до своего рюкзака, я думала, что никому не отдам книгу Желаний. В конце концов, всегда можно записать следующее желание, если оно появится.
        И в этот момент появилась мавка Руська. Она выступила из леса и при солнечном свете показалась бледной и нереальной - настоящим призраком. Руська помахала рукой, и Матвей ее заметил.
        - Ну все, теперь прицепится. От нее так просто не отделаешься… - буркнул он.
        - Дай ей конфету, у тебя есть в кармашке мятные леденцы, - напомнила я.
        - Еще не хватало кормить всякую нечисть сладостями.
        - А ты попробуй.
        Матвей скривился, поднялся, и мы направились к лесу, потому что мавка махала нам руками и прыгала чуть ли не до верхушек деревьев, желая привлечь внимание.
        - Она не нападет? - уточнила я на всякий случай.
        - Чего ей нападать? Она же ребенок. Так и осталась ребенком, не выросла. А дети не желают зла другим детям.
        - Наивный.
        - Маленькие дети, я имел в виду, не школьники.
        Матвей протянул Руське конфету, и та уставилась на нее, как на чудо.
        - Это зачем? - спросила она.
        - Тебе. Просто так. Угощайся. Разверни бумажку и попробуй.
        Мавка зажала в руке конфетку и заговорила, торопливо и нервно:
        - Они не вернулись в свои могилы. Те две ведьмы, которые вас встретили ночью и напали. Их могилы пусты. Пошли, вы должны посмотреть.
        - Зачем? - не поняла я.
        - Как не вернулись? Где же они?
        - В городе. - Руська глянула большими бледно-голубыми глазами и пожала плечиками. - Они в городе. Теперь там непонятно что творится. Кто-то дал им возможность ходить ночами не только в полнолуние, чтобы пользоваться силой из нескольких колодцев. Кто-то очень могучий.
        - Ладно, пойдем посмотрим, - согласился Матвей.
        При свете дня лес не казался страшным, наоборот. Сосны и дубы приветливо качались, трава шелестела, и все лучилось весенним теплом и радостью. Мы добрались до старой хаты деда Стефана, миновали ее - я быстро глянула на плотно закрытую дверь и отвела глаза. Медвежье пугало все так же караулило заросший травой огород, и над его головой летали мелкие пичужки.
        Мы углубились в чащу, деревья вокруг становились все гуще и выше. Солнце вдруг померкло, скрытое облаками, и в странном лесном сумраке мы увидели две пустые могилы. Они выглядели как продолговатые ямы. Черная земля, раскиданная вокруг них, лежала жирными комьями.
        - Ты должен это знать, внук Стефана. Потому что ведьмы захотят тебе отомстить. Ведь это твой прадед убил их, - пояснила Руська и несмело улыбнулась.
        Часть 2
        Желаний становится больше
        Глава первая. Мирослава
        1
        Моя мать терпеть меня не могла. Ее раздражал один лишь мой вид, видимо, поэтому она считала, что обязана делать замечания своей непутевой старшей дочке.
        Черная помада - это сплошная безвкусица, она уродует меня и делает похожей на скелет. Сережка в носу вульгарна, прическа слишком мальчишеская, в ней нет ничего женственного. Мои черные ногти вызывают отвращение, моя черная одежда похожа на траур. И я в жизни не выйду замуж, потому что похожа на страхолюдину. Вот основные мысли, которые мать доносила до меня еженедельно. Еще немного возмущения по поводу того, что часто сижу в интернете, и люблю (?) спать до обеда.
        Я давно бросила попытки заслужить расположение этой женщины. А ведь когда-то мне хотелось стать такой же милой и послушной, как Снежанка. Я даже старательно училась и приносила домой только хорошие отметки, чтобы впечатлить свою мать. Помню, как-то я получила по десять баллов за несколько контрольных и положила раскрытый дневник на кухонный стол, чтобы сразу было видно мои школьные успехи. Мать пришла с работы и плюхнула на стол сумку с продуктами - прямо на мой раскрытый дневник.
        - Ну ма, там же дневник! - возмутилась я, видя, как намокают странички от пролившегося в материнской сумке молока.
        - А чего ты разбрасываешь свои вещи!
        Сколько раз говорила, чтобы была аккуратнее! Посмотри на Снежанку, у нее все в стопочках и на полочках, ничего не валяется!
        Настроение хвастаться хорошими оценками сразу пропало. Я раздраженно вырвала мокрую страницу с десятками и с тех пор оставила всякие попытки впечатлить мать. Но училась я хорошо, просто потому что вся эта наука легко мне давалось. Английские и польские слова запоминались с ходу, а формулы по алгебре и геометрии казались простыми и ясными, как картинки в букваре.
        Сначала я просто шутила, когда говорила, что поступлю в медицинский и стану патологоанатомом, чтобы ковыряться в трупах. Но чем ближе к одиннадцатому классу, тем больше я понимала, что ничего не имею против мединститута. А почему бы и нет? Стану врачом, может, даже хирургом. Это интересно, это принесет деньги и позволит убраться подальше от матери.
        Поэтому в тот последний год я прикладывала много усилий к учебе. Конечно, работа в кафе занимала время по вечерам, но я успевала. Богдан тоже погрузился в занятия, ему оплатили репетиторов, и случалось, что мы с ним виделись только в школе. Писали друг другу в «Вайбер», кидали смешные мемы, и на этом все.
        Зато с Матвеем я стала видеться гораздо чаще.
        Он встречал меня после работы - всегда вооруженный длинной палкой, всегда в черном и всегда разноглазый. Стоял у ворот, сунув руки в карманы, и щурился, глядя на меня. Он редко улыбался, и эта его мрачность в дополнение к черной подводке создавала невероятно романтический образ.
        - Заработала денег? - спрашивал он с легким сарказмом в голосе. Для него моя пара сотен гривен была мелочью, ведь прибыль от автомойки приносила ему стабильный доход.
        Он водил меня на автомойку, показывал маленький магазинчик рядом с ней, который тоже принадлежал его семье. Спокойно брал там в холодильнике мороженое и пару бутылок воды, и мы шли дальше, довольные и веселые. Мне казалось странным, что все работники, и на автомойке, и в магазине, относятся к нему с почтением и даже как-то радуются ему.
        - Как ты считаешь прибыль? - недоумевала я. - Кто договаривается о поставках продуктов, о найме людей на работу, о выплате денег? Я понимаю, что раньше это делал прадед, но сейчас кто этим занимается?
        - Прадед тоже не очень вникал. Он был ведьмаком, и у него были другие заботы. Есть тот, кто занимается благосостоянием нашей семьи, это его забота. В том-то все дело, - не очень весело пояснял Матвей.
        - Кто это? - не понимала я.
        - После расскажу. Это тоже связано с семейными тайнами, и тебе пока лучше не знать. Некоторые вещи лучше вообще не знать.
        Мы шли маленькими извилистыми улочками, перелезали через какие-то заборы, пробирались за гаражами, лишь бы избежать встречи с братьями Вивчарами.
        - Говоришь, они тоже в клане? Их предки когда-то были польскими шляхтичами? - интересовалась я.
        - Да прямо! Они потомки пастухов, и фамилия у них соответствующая. Примазались каким-то образом к клану и теперь вот изображают умных и важных, а на самом деле просто чистильщики, выполняют поручения старших в клане, и даже я выше их по происхождению.
        - Ну да, ты же правнук ведьмака.
        - Это не шутки, - коротко бросал Матвей и отказывался развивать тему.
        Я приставала к нему с просьбой отвести к пане Святославе, но Матвей уверял, что сейчас не стоит соваться никуда. Лучше тихо отсидеться, пока не перестанут пропадать девушки.
        - Думаешь, это делает та ведьма, которая нам являлась ночью? - уточняла я.
        - Уверен. В любом случае это ее рук дело. Она дала возможность встать из могил тем двум ведьмачкам, которых когда-то убил мой дед. Потому лучше по-тихому отсидеться, никуда лишний раз не лезть. Сиди дома, слушай музыку и учи уроки. Или приходи ко мне, если совсем скучно.
        2
        Наш классный Григорий Луша тоже считал, что сейчас лучше не искать приключений себе на одно место, а спокойно сидеть дома. Он собрал наш класс после уроков и устроил целое выступление по этому поводу.
        - Пока полиция не нашла того, кто похищает девушек, вам всем лучше отложить поздние гулянки. Никаких клубов и дискотек, никаких баров и кинотеатров. И даже такси вам не поможет, потому что маньяк может оказаться водителем этого такси. Вы же понимаете, да? - говорил он, прохаживаясь между рядами.
        Соломия кокетливо взмахнула ресницами и томным голосом произнесла совершеннейшую банальность:
        - А если меня в кинотеатр отвезет мой отец на своей машине? Тогда можно?
        - Конечно. - Григорий улыбнулся. - Когда рядом будут родители, тогда можно. А без них сидите дома и даже во двор покататься на качельках не выходите. Потому что…
        Он не договорил, его перебил Даниил Молчанский:
        - Потому что маньяком может оказаться наш сосед, знаем. Смотрели нужное кино.
        - Молодец. Правильно мыслишь. В общем, милые мои, - Григорий уселся на первую парту и поправил воротник расстегнутой клетчатой рубашки, - вы должны сами подумать о собственной безопасности.
        - А если патрулировать улицы каждый вечер? - спросил Кутянский Макс, самый высокий и самый толстый мальчик в классе. Он был таких огромных размеров, что ребята прозвали его Шреком, и он правда чем-то походил на этого зеленого тролля. Может, круглым носом и толстыми губами, а может, привычкой выдавать глупые шутки.
        - Кутянскому не страшно, он лишь сядет на маньяка и сразу его раздавит, - пошутила Вика Молотова.
        - А остальные попадутся преступнику на крючок, - покачал головой Григорий. - Это глупые идеи. Пусть ваши родители решают, будут они патрулировать город или нет.
        - А что, были такие разговоры? - спросил Кутянский.
        - Были, - многозначительно пропела Соломия. - Но тебя они не касаются никак.
        У Кутянского не было отца, мать сама растила его и младшего брата, и Кутянские считались самыми невоспитанными детьми в школе.
        - Ладно, давайте договоримся так. Вы сидите по домам и честно никуда не ходите по вечерам. А я, в свою очередь, организую пикник. Погода стоит хорошая, и мы можем все вместе сходить в лес. Я буду с вами и еще парочка родителей. Кутянский Макс подстрахует, конечно, и тогда никакой маньяк нам не будет страшен. Возьмем с собой сосисок, картошки, может, курятину. Запечем все на костре, поедим и потанцуем. Музыку я вам обеспечу. Что скажете?
        - Классно! - воскликнула Шпаковская Христя. - Просто классно!
        Я сидела себе на задней парте и помалкивала. В одном ухе у меня торчал наушник с неизменным Адамом Ламбертом, и весь разговор слегка разбавлялся хорошей музыкой.
        Итак, решено было отправиться на пикник всем классом. Я тоже решила пойти.
        Глава вторая. Матвей
        1
        Будильник прозвенел ровно в четыре утра. Сон улетел мгновенно, и привычная напряженность тут же заставила открыть глаза и подняться. Ночники слабо освещали комнату, и Матвей быстро пробежал взглядом по столу, по приоткрытой зеркальной дверке шкафа и убедился, что за те несколько часов, в которые он позволил себе расслабиться, все вещи остались на своих местах.
        Привычные запахи не вызывали никакой тревоги, и даже Скарбник никак не напоминал о своем существовании. Котяра в последние несколько дней затих, прятался в подвале и не надоедал надписями на окнах.
        Уже наступило время ежемесячного приношения, и Матвей направился вниз, к холодильнику. Налил молока, добавил крови (купил недавно у мясника на рынке), после полез за травой, хранящейся в старой жестяной коробочке. Одну щепотку, всего одну, и ни в коем случае не вдохнуть этот жуткий запах, сводящий с ума в мгновение ока. И зачем Скарбнику эта трава?
        И что это вообще за трава такая?
        Травой занимался дед, и один раз Матвей застал его за этим занятием. Лицо завязано мокрой тряпкой, на глазах - очки. Маленький мальчик Матвей едва заглянул в мастерскую, как дед гневно сверкнул глазами и указал пальцем на дверь. После пояснил, что трава ядовита и детям не полагается ею дышать.
        - А нашему Скарбнику она не повредит? - спросил тогда Матвей.
        - Она приглушит его способности, не даст почувствовать волю. Иначе будет проблема, парень. Раз в месяц мы даем молоко, кровь и особенную травку нашему Скарбнику, так положено.
        Какие такие способности есть у этого котяры? Матвей до сих пор не знал, а следовало бы поинтересоваться - так же, как и многими другими вещами. Теперь, когда прадеда нет, никто не защитит его от двух жутких ведьм.
        Нашествия мертвячек Матвей ожидал от ночи к ночи и уже пару недель не позволял себе спать дольше четырех часов подряд. Теперь его пугал не огромный кот, живущий в подвале и лакомящийся кровью, - лишали сна мысли о высохших черных ведьмах. Матвей отлично понимал, что Скарбник, несмотря на все свои таланты, не сможет противостоять сразу трем ведьмам. Ведь за двумя мертвячками наверняка стояла та самая темная сущность с желтыми глазами и вертикальными зрачками, которая чуть не задушила Матвея и сестру Мирославы. Третья ведьма была очень опасна, хотя бы потому, что до сих пор жива.
        Но пока все было тихо. Ночь за ночью Матвей просыпался во мраке и всматривался в скользящие по стене тени, вслушивался в звуки за окном, втягивал в себя запахи, убеждаясь, что сразу уловит присутствие потустороннего. Он все-таки ведьмак, внук ведьмака. Теперь, когда он первый проник в жилище своего прадеда и получил его силу сполна, от призвания не отвертеться.
        Матвей чувствовал ее в себе - силу ведьмака. Может, это не были какие-то необыкновенные способности, но все его чувства обострились до крайности. Слух, обоняние, восприятие мира и даже восприятие людей. Он больше не млел от присутствия Мирославы, потому что слишком хорошо ощущал ее темную энергетику. Конечно, он не умел читать мысли, но понимал, что в душе у девчонки - хаос, словно ей не хватает внутри какой-то охранной пружины, каких-то рамок, удерживающих от крайностей.
        Конечно, подруге не повезло с семьей. Когда Мирослава заходила к нему по вечерам, уставшая, немного бледная и страшно худая, Матвей с удивлением узнавал, что она ела всего один раз, утром, и это был черный кофе без сахара и банан. Что мать опять ругалась и требовала уборки в доме и хорошего поведения. И вообще все время чего-то требовала. Чего ей не хватало, Матвей не мог понять.
        Мирослава отлично училась, зарабатывала себе на мелкие расходы и одежду и даже наводила порядок в доме по субботам. Но ее странной матери этого было мало. Она хотела, чтобы Мирослава перестала красить глаза черным, сидеть в интернете, слушать непонятную музыку и смотреть на нее непонятно и мрачно.
        - Так и сказала: «Когда ты уже перестанешь пялиться на меня этими своими черными глазищами? И в кого ты такая уродилась?» Представляешь? - рассказывала Мирослава, с удовольствием поедая картошку с мясом и запивая ужин неизменным кофе.
        Как могут мешать чьи-то накрашенные черным глаза, недоумевал Матвей.
        - Не ходи домой, - предложил он однажды, - ночуй у меня. И книга будет в безопасности.
        Желанная все еще находилась у Мирославы, и девчонка заверяла, что с ней все в порядке. Забрать артефакт силой Матвей не мог, да и не стал бы этого делать. Ему казалось нечестным присваивать то, что нашла Мирослава. Кроме того, у него не было ни одного желания, которое могла бы исполнить книга. Деда из могилы не вернуть, родителей - тоже. Денег у него достаточно, а месть… Мстить Матвею некому.
        - Там сестра. Если не будет меня, мать направит все свои таланты на Снежану. Уже так было однажды, когда я уезжала в лагерь. Вернулась, а сестра - зареванная, тихая, сама на себя не похожа. Сказала, что мать как сбесилась и покоя от нее нет. Мне проще принять на себя этот ор, я к нему уже привыкла.
        Вот после этой фразы Матвей и задумался. Он пока не сообщил о своих догадках Мирославе, но странные мысли казались вполне логичными. А что, если это мать Мирославы и Снежаны занимается колдовством? Что, если именно она пришла к Матвею ночью в виде призрака и потребовала книгу Желанную?
        Но необходимо было подтвердить свои догадки, раздобыть более точную информацию. А для этого следовало поговорить с мавкой Руськой. Вдруг она что-то знает?
        2
        В лес Матвей отправился вместе с Мирославой. Он бы предпочел сделать все сам, но теперь девчонка бывала у него каждый день допоздна, до двенадцати, объясняя, что ее парень занимается с репетиторами, а дома находиться нет никакой возможности.
        - Мать на работе до восьми обычно. Но я терпеть не могу свою квартиру. Может, как-нибудь покажешь мне, где живет пани Святослава?
        - Давай завтра, - тут же соглашался Матвей.
        Но завтра находилось какое-нибудь срочное дело - то смена в кафе, то Мирославе надо было купить себе новые джинсы и новую косметику, то ее Богдан находил, наконец, время на «Макдональдс» и посиделки в парке. В общем, так и не довелось им навестить пани Святославу.
        Вот почему, когда Матвей собрался в лес, Мирослава оказалась на пороге его дома, и пришлось брать ее с собой.
        - Даже не думай ходить туда один, - заявила боевая девчонка. - Вдруг с тобой что-то случится? Теперь мы должны держаться вместе. Ты хоть понимаешь, что это значит, ведьмак-одиночка?
        Последние слова она произнесла с улыбкой, глядя, как Матвей достает из угла неизменную палку.
        - А ты-то понимаешь, во что влезаешь по доброй воле?
        - От этого нам никуда не деться. Мы уже в этом по самые уши, так что нет смысла причитать.
        И они, покинув дом Матвея, отправились в лес к мавке Руське.
        3
        Не так-то просто найти в лесу мавку. Пришлось обойти несколько раз вокруг старой хижины деда Стефана, после подняться по еле заметной тропке к жутким разрытым могилам. В чаще было пусто и тихо, но Матвей все равно слышал какие-то странные шорохи и непонятные звуки. Он был почти уверен, что улавливает шаги, крадущиеся по сухой траве, и постоянно оглядывался, выискивая за стволами темные фигуры ведьм, хотя понимал, что вряд ли мертвячки могут шастать под теплыми лучами солнца. Это не дневные создания, это порождения мрака, и для темных делишек им нужна абсолютная тьма.
        Когда друзья почти отчаялись найти Руську, Мирослава вдруг предложила достать конфеты.
        - У тебя же есть арахис в шоколаде, ты всегда таскаешь его в кармашке рюкзака. Доставай и пошурши упаковкой. Скажи погромче, что у тебя есть конфеты. Вдруг придет.
        - Думаешь, эта мелкая где-то рядом, просто прячется? - уточнил Матвей.
        - А где ей еще быть? Хотя я могу и ошибаться. Это тебе положено знать все о мавках, не мне.
        - Дед не готовил меня в ведьмаки, - заметил Матвей, - поэтому особых знаний у меня нет. Ладно, давай попробуем.
        Действительно, у него в кармашке рюкзака всегда имелся сладкий перекус - старая детская привычка. Матвей достал конфеты и рассыпал на ближайшем пне. Мирослава оказалась права: мавка Руська тут же материализовалась и протянула руку за лакомством.
        - Что вы хотите? - спросила она, запихивая конфеты в рот. - Зачем пришли сюда? Сейчас тут опасно, я бы на вашем месте не ходила около ведьминских могил.
        - Днем ведьмы не появляются, правильно? - уточнил у нее Матвей.
        - Конечно нет, но ночь уже скоро, - пояснила Руська.
        - А ночью они сюда приходят?
        - Конечно. Им же надо есть.
        - И что они едят?
        - Падаль и червей. - Руська скривилась и торопливо засунула в рот последнюю горсть арахиса в шоколаде.
        - Фу, блин, - буркнула Мирослава.
        - А где они падаль берут? - снова спросил Матвей.
        - Так они убили кабанчика на опушке леса, чуть подальше отсюда. В нем сейчас полно червей. Этой ночью они придут снова, так что вам лучше убраться побыстрее.
        - Можешь показать, где этот кабанчик? - не унимался Матвей.
        - Да что там показывать? Идите прямо и прямо, вот по этой тропке, и сразу увидите. А еще быстрее унюхаете. - И Руська несмело улыбнулась.
        - Где тут тропка? - не поняла Мирослава.
        Но Матвей ее увидел. Еле заметную, скрытую высокими травами, такую старую и узкую, что только Руська и могла ее углядеть. Да еще правнук ведьмака.
        - Пойдем посмотрим, - сказал он и направился на опушку леса.
        Тушу дохлого кабанчика они нашли сразу. Воняло падалью, голова несчастного животного уже была обглодана до самого черепа. Белые толстые черви неспешно копошились на ней, продолжая свою жуткую трапезу.
        - Вот так станешь ведьмой, а потом будешь после смерти жрать дохлятину, - скривилась Мирослава.
        Она держалась подальше от мертвого животного, и Матвей тоже не приближался. Не стоило оставлять свой запах около ведьмацкой кормежки.
        - Надо прийти сюда ночью, - тихо проговорил он.
        - Зачем? - не поняла Мирослава.
        - Чтобы спросить у ведьмачек, кто дал им силу встать из могилы. Надо узнать, кто главная ведьма, понимаешь?
        - И ты не побоишься?
        - Это надо сделать. Иначе мы не будем в безопасности.
        - Тогда я пойду с тобой.
        - Нет. Этого не будет.
        - Даже не сомневайся. Я вовсе не хочу, чтобы ты погиб в лесу.
        - А ты сумеешь меня защитить?
        - Я не оставлю тебя одного, ясно?
        Мирослава глянула ровно и спокойно и направилась к выходу из леса, сбивая ногами головки редких одуванчиков.
        Глава третья. Мирослава
        1
        Мы вышли из дома, когда совсем стемнело и половинка луны лениво проглядывала через облака. Пахло цветами и пылью, дождика не было давно, и грунтовая дорога, ведущая к старой-престарой часовне, пылила от каждого шага.
        - Ну вот, - мрачно проговорила я, крепко сжимая гладкую палку, которую мне выдал Матвей, - придем сейчас в лес, надаем ведь-мачкам по башке, выпытаем у них всю правду и узнаем, что ведьма - твоя соседка. Или моя соседка. И что тогда? Нам надо будет ее убить?
        - Нам надо будет защититься от нее, а для этого - узнать, какой силой она пользуется, - хмуро пояснил Матвей.
        - Так она нам и расскажет, какой силой пользуется. Нашлет на нас какое-нибудь проклятие. Чертей под кровать, например.
        - Ведьмы так не делают. Сейчас она притихла, возможно, занята другими делами. Но она еще придет за Желанной, будь уверена, и задушит твою сестру или тебя украдет и лишит разума, как вот Леську.
        - Марьянку, которая пропала пару недель назад, до сих пор не нашли?
        - Нет, и ее родители с ума сходят от горя.
        - Еще бы.
        Вокруг было тихо, только поблескивал крест на куполе часовни. Мы набрали полные горсти кладбищенской земли и направились в лес, который темнел впереди зловещей стеной. Стояла сумрачная тишина, даже птицы не щебетали и сверчки не стрекотали.
        Мне, честно говоря, не было страшно, потому что самое страшное в моей жизни уже случилось. Было интересно и трясло до дрожи от предвкушения чего-то таинственного и загадочного. Я слабо верила, что мы узнаем имя главной ведьмы, но вдруг повезет…
        Обогнули здоровенный валун, за которым сразу начинались старые высокие деревья, и Матвей схватил меня за руку.
        - Кто-то идет, - тихо проговорил он.
        Я ничего не услышала, потому шагнула вперед, под сень дубовых ветвей и тут разглядела в темноте какую-то фигуру. Кто-то действительно приближался к нам, шагая быстро, но абсолютно тихо.
        - Вот она, ведьма, - пробормотала я, останавливаясь и поднимая палку.
        Но это оказалась не ведьма. Это был Марьян Вивчар, хмурый и злой.
        - Что вы тут делаете, мелкие? - быстро спросил он, останавливаясь напротив меня.
        В темноте я не могла рассмотреть его лицо, потому включила фонарик и направила луч на Марьяна.
        Он был младший из двух братьев, - Матвей как-то разъяснил мне, как их различать. Темноглазый, узколицый, с длинными черными волосами, Марьян казался воплощением темноты. Глаза поблескивали, губы кривились.
        - Свет погаси, дура, - тихо проговорил он. - Никак правнук ведьмака вспомнил о своем предназначении и явился его исполнить? Только мы без тебя справимся, мальчик, поворачивай обратно и больше никогда… Слышишь? Больше никогда не бери с собой на дело подружку с фонариком, болван!
        - А то что? - спокойно спросил Матвей и вышел вперед. - А то прогонишь? А вы, чистильщики, хорошо выполняете свое дело? Ведьмачки уже полмесяца в городе, и вы только сейчас поняли, где их найти? Скоро школьники начнут выполнять вашу работу гораздо лучше вас.
        Марьян ничего не сказал. Он выхватил из-за спины длинную палку, чем-то похожую на палку Матвея, и атаковал. Резкий выпад, и Матвей еле успел ответить на удар, вскинув свое деревянное оружие. Еще один удар, еще - Марьян наступал, и его удары были молниеносными.
        Я попробовала стукнуть его сбоку, но парень не глядя отшвырнул меня, ухватившись за мою палку и с силой рванув ее в сторону. Я еле удержалась на ногах, но все равно влетела в колючий шиповник и застряла там.
        Удар, еще удар. Матвей не сдавался, поднимая свою палку все выше и выше. Он действительно знал, что делал, но его противник оказался сильнее и быстрее. И вот палка Матвея отлетела в кусты, а сам он огреб по спине и плечам, пятясь назад и еле успевая перешагивать через попадающиеся под ноги камни.
        С трудом выдравшись из шиповника, я рванулась на помощь, но Марьян ловко отобрал у меня мое длинное оружие и зашвырнул в темноту.
        - Пошли прочь, оба! - рявкнул он, повернувшись ко мне, и его глаза показались мне источниками тьмы. - Прочь, иначе мозги вышибу у обоих!
        Поединок завершился тем, что мы оба улепетывали что есть духу с холма. Оглянувшись на ходу, я успела увидеть, как Марьян молча смотрел нам вслед, высоко подняв свою палку.
        2
        - Нет, я не боюсь крови, а царапины надо обработать. Хоть зеленкой, хоть мазью - все равно чем. Просто сиди спокойно и не дергайся, Матвей! Тоже мне, правнук ведьмака, а боится крови…
        - Не боюсь. Просто не выношу ее запах.
        Матвей сидел на табуретке, а я смазывала его царапины. Сначала обработала все перекисью водорода, после нашла у него в аптечке бальзам «Спасатель» и стала смазывать им.
        - Тут царапин всего ничего. Больше синяков. - Я осмотрела его шею, плечи, грудь. Матвей сидел раздетый по пояс. - Мелочи, но болеть будут. Этот Марьян - придурок явный. За что он набросился на нас?
        - Они с братом сами охотились за ведьмами, а мы им помешали. Он пришел, чтобы прогнать нас.
        - Мы же за них, а не за ведьм, можно сказать.
        - Только он этого не знает. Он может подумать, что мы пришли в лес за колдовством или в хижину моего прадеда за какими-то ведьмовскими штучками. Мы для них - шпана клановская. Слышала, как он издевался, называя меня правнуком ведьмака? А ведь это их задача - убирать ведьм из города. Это же они - чистильщики.
        - Ты говорил, что они с братом - убийцы, - напомнила я.
        - Да, они убивают по приказу Жнеца. Если Жнец вынес приговор, они приводят его в исполнение. Скорее всего, ту главную ведьму убьют. Я так думаю. Только не уверен, что им удалось загнать ведьмачек в могилу.
        - Могу поспорить, что нет. Все, твои царапины смазаны и синяки тоже. Теперь тебе надо просто отлежаться.
        Я кинула грязную вату в мусор, закрыла тюбик с бальзамом и включила чайник.
        - Выпьем кофе и ляжем спать. Не пойду сегодня домой. Обойдутся как-нибудь без меня.
        - Собираешься караулить? - Матвей смотрел на меня серьезно и спокойно.
        Поднялся с табурета, подошел совсем близко, так что едкий запах бальзама ударил мне в нос, и заглянул в глаза. После положил ладони на плечи - он был совсем немного выше меня, может, на пару сантиметров, - и поцеловал.
        От неожиданности я подпрыгнула, отпрянула и мотнула головой, чуть не врезав Матвею по носу.
        - Ты чего? - не понял он.
        - Давай без поцелуев. У меня есть парень, между прочим. Если я прихожу к тебе, то только как подруга, договорились?
        - Довольно резко. Иногда мне очень хочется поцеловать тебя, Мирослава, особенно когда ты вот такая храбрая и сильная.
        - Давай без поцелуев. - Я в растерянности отвернулась, делая вид, что хочу налить кипяток в чашку.
        - Давай. - Голос Матвея оставался ровным и каким-то низким, полным силы и невероятной уверенности. - Давай сейчас без поцелуев. Но я не сомневаюсь, что ты недолго будешь со своим скучным ботаном. И тогда тебе захочется поцелуев.
        - Мне не захочется поцелуев. - Я резко обернулась и уставилась на наглого Матвея. - Я ни с кем не целовалась в губы вот так, как сейчас. Даже с Богданом. Потому что не хочу.
        - Чего не хочешь?
        - Не хочу отношений, которые заканчиваются поцелуями и постелью. Не хочу ничего серьезного и обязующего, ничего, что приведет к зависимости и проблемам.
        - Ладно. Но когда передумаешь…
        - Не передумаю. Пей кофе и пошли спать. Мы тут охотимся за ведьмами, а не занимаемся обнимашками. У меня есть парень, и я не хочу его предавать.
        - Даже если совсем не любишь?
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю. Я же все-таки правнук ведьмака.
        3
        Но заснуть у нас не получилось.
        Едва я растянулась на диване и положила руки под голову, как Матвей, сидящий рядом в кресле, вдруг вскочил и хмуро уставился в сумрак комнаты, еле-еле разбавленный светом ночников.
        - Ты чувствуешь?
        - Что? - не поняла я.
        - Запах. Пахнет падалью. Червями и дохлым кабаном. Прямо тут, в этой комнате.
        Я тоже вскочила, но, сколько ни втягивала в себя воздух, не заметила ничего странного и непривычного. Запахи кофе и «орбита», который я жевала в этот момент, перебивали все остальное.
        - Надо выйти и посмотреть, что на улице.
        Матвей рванулся наружу, я - за ним. А там - дым, и пламя, и невероятный треск, от которого захотелось зажать уши. Пылало высокое старое дерево, что росло около веранды. Его ветви, полностью охваченные огнем, напоминали гигантский факел.
        По длинному забору, окружающему дом, бегал здоровенный кот и шипел, а по ту сторону забора стояла ведьмачка, черная, как черт из преисподней.
        - Ты сгоришь, - прошипела она, и хотя сиплый голос терялся в треске пламени, но мы с Матвеем его услышали. - Ты сгоришь, правнук Стефана. Мы нашли тебя и убьем, чтобы после Стефана не осталось никого. Ни одного потомка, мочащегося к стене. Никого, кто продолжил бы дело Стефана. Мы убьем тебя и твою помощницу, мальчик.
        И ведьма засмеялась, разевая беззубый рот, похожий на черную яму.
        Огонь с дерева перекинулся на веранду, и черный дым взметнулся к небу, закрывая видимость. Но все равно слышно было, как яростно шипит и мяукает котяра, бегая по забору. От взгляда его блестящих глаз у меня мурашки по коже побежали - нет, это было не просто животное.
        - Звони в пожарку! - заорала я.
        Матвей молча метнулся в дом прямо сквозь огонь, бегущий по деревянному столбику веранды, и выскочил оттуда с двумя огнетушителями. Принялся заливать дымом и пеной полыхавшее пламя, после сыпанул что-то в горящее дерево. Потом опять схватился за огнетушитель и направил его на пылающие ветви. Я взялась за второй, и вместе мы кое-как потушили огонь, который и сам по себе стал ослабевать.
        - Они не придут сюда? - еле проговорила я, опуская тяжелый красный баллон вниз и морщась от едкого запаха гари.
        - Ведьмы? Или пожарные? - не понял Матвей.
        - И те, и те.
        - Никто не придет. Ложимся спать, наконец. Это было просто предупреждение, пугалка. Котяра их не пустил сюда и не пустит.
        - Твой кот?
        - Это не просто кот. Пошли в дом, я тебе расскажу.
        Глава четвертая. Мирослава
        1
        - Ну и что ты хочешь мне рассказать? - Я минут пять оттирала руки под краном, смывая черную копоть, и теперь с сожалением рассматривала поцарапанный лак на ногтях. - Что-то еще, кроме того, что ты внук ведьмака?
        - У меня в доме живет хранитель. Это семейная тайна, старая как мир. Я не знаю, когда у нашей семьи появилось существо-покровитель, но оно обитает в подвале дома, и всем своим богатством мы обязаны Скарбнику. Я вижу его в облике большого кота, но каков он на самом деле, не знаю. Думаю, никто в нашей семье не знает.
        - Тот черный котяра, который бегал по забору? - догадалась я.
        - Это он. Не такой сильный, как ведьмы, но от мелкой нечисти может защитить.
        - А от той страшной ведьмы с желтыми глазами?
        - Она не приходила в дом в обычном человеческом теле, а явилась в виде призрачной сущности, то есть, другими словами, это была ее душа. От такого Скарбник конечно же не защитит.
        - И что еще?
        - Скарбник и велел мне найти книгу Желанную.
        - Зачем?
        - Чтобы отдать ее тебе, - вдруг проговорил Матвей и удивленно уставился на меня. - Это же он велел мне взять тебя с собой, а после сказал, чтобы Желанная оставалась у тебя.
        - И что? Книга лежит у меня, она в целости и сохранности. А я, между прочим, сейчас сижу в твоем доме. Книга в моем рюкзаке. Может, твой загадочный Скарбник знал, что мы будем вместе, потому и распорядился таким образом. Знаешь, что я тебе скажу? Было бы гораздо лучше, если бы вместо кота у вас жил тигр ну или рысь, на крайний случай. Тигр гораздо эффективнее защищал бы твой дом. Дерево сгорело, веранда вся черная… Если бы мы спали, то сгорели бы вместе с домом.
        - Скарбник разбудил бы нас, на этот счет не переживай. И он не пустил ведьмачек внутрь. Они наслали огонь на дерево, но не смогли добраться до нас.
        - Не слишком великое утешение. Это я к чему говорю… - Я растянулась на диване и снова положила руки под голову. - Это я к тому, что не следует слишком уж надеяться на Скарбника. Надо самим о себе заботиться. Пора положить конец преследованию и заставить этих дохлых ведьмачек убраться к себе в могилу. У твоего деда наверняка где-то написано, как справляться с мертвыми ведьмами. Может, учебник для ведьмаков какой-нибудь, что ли. Поищи завтра и уточни информацию. Я в «Гугле» посмотрю, может, там есть. Даже наверняка, в интернете есть все.
        - И ты не испугалась сегодня? - непонятно зачем поинтересовался Матвей.
        - Я что, этих твоих ведьмачек первый раз увидела? Можно было догадаться, что они выкинут нечто подобное. Значит, Вивчары не смогли их убрать. Видимо, ведьмы догадались, что будет засада в лесу, и не пошли доедать своего прелестного дохлого кабанчика, а отправились тебя пугать. Видишь, мы на верном пути. Надо навестить мавку Руську и получше ее расспросить. Она много чего знает. Купим ей полкило конфет, и она нам все расскажет.
        2
        Я еле дождалась, когда уснет Матвей, который решил расположиться на ночлег не в своей комнате на втором этаже, а в гостиной на кресле, рядом с диваном, на котором лежала я.
        Конечно, он столько времени жил отшельником, полностью подчиняясь своему прадеду, что теперь, когда рядом появилась обычная девчонка, его начало плющить. Ему казалось, что пришла любовь и пора взять быка за рога, то есть целоваться. Мне он нравился, определенно нравился, но в том-то и была прелесть наших отношений, что они ни к чему не обязывали. Я приходила к Матвею, когда хотела, разговаривала с ним без всякого стеснения, чувствовала тепло и привязанность, которые зародились в этой дружбе. И мне хотелось, чтобы все так и оставалось.
        И кроме того, у меня был Богдан, а его предавать не стоило. Это было бы гадко. Да и не до поцелуев сейчас, когда в городе орудует ведьма-маньяк. Кстати, о ведьмах. Я прислушалась к ровному дыханию Матвея, после осторожно поднялась и босиком направилась на кухню, так тихо, словно сама была невесомой ведьмачкой. Достала из рюкзака Желанную, села у окна и принялась писать. Света от ночника, воткнутого в розетку у холодильника, мне вполне хватало.
        «Как можно убить ведьму, которая и так уже мертва и теперь встает по ночам из могилы?»
        Ответа не было долго. Я сделала себе уже третью кружку кофе и перелопатила весь интернет на своем смартфоне (спасибо незнакомцу из Желанной, тариф на моей карте был просто замечательный и пополнение на пятьсот гривен, так что можно было не переживать за трафик), когда наконец пришел ответ.
        «Что вам сделали ведьмы?»
        «Подожгли дерево около дома моего друга».
        «Надо насыпать круг соли и круг кладбищенской земли вокруг дома. И вам понадобятся талисманы. Я все решу завтра, не переживай. Оставайся у своего друга».
        «Я должна вернуться к себе домой».
        «Почему сегодня ты ночуешь у своего друга?»
        Странный вопрос, какая ему разница? Ладно, ответим.
        «Не хочу возвращаться к себе. Сейчас слишком поздно».
        «Послушай, может, у тебя есть какое-то желание? Может, ноутбук? Или хороший фотоаппарат? Или деньги на карту?»
        Ага, хочет, чтобы я высказала все свои желания и оставила его в покое.
        «Ты что, сын банкира? Нет, мне не нужны вещи. Мне хватает того, что у меня есть».
        «И больше ни одного желания?»
        «Хочешь отделаться от меня? Не выйдет. Я буду задавать вопросы, а ты будешь отвечать, ты же обещал».
        «О’кей. Жаль, что у тебя нет желаний».
        «У меня есть одно желание, но ты не можешь его исполнить».
        «А вдруг смогу? Назови».
        «Это не будет считаться, потому что ты его не исполнишь. Я хотела бы, чтобы моя мать меня любила и не орала на меня. Хочу быть любимым и желанным ребенком в семье, хочу иметь отца и мать, самую обычную жизнь. Но этого ты сделать не можешь, потому что мой отец мертв, а мать меня ненавидит».
        «Почему она тебя ненавидит?»
        «Потому что я дочь своего отца».
        «Это действительно сложно. Проще покупать вещи».
        «Вещи - это всегда проще».
        «А ты любишь свою мать?»
        «Нет. Я ее ненавижу».
        «Сильно сказано. Ненависть может убить тебя изнутри».
        «Мне кажется, что уже убила».
        «Но ты ведь способна переживать, жалеть и любить. Значит, ты жива».
        «Нет. Не способна любить. Я никого не люблю».
        «Даже своего парня?»
        «Даже своего парня. Парень нужен для виду, чтобы быть обычной, как все. И для дружбы».
        «Значит, ты умеешь дружить».
        «Ты говоришь, как моя учительница по литературе. Да, я умею дружить».
        «Остальные чувства просто спят внутри тебя. Придет время, и они проснутся и окажутся очень сильными».
        «Очень сильная ненависть и очень сильная дружба».
        «И очень сильная любовь».
        «Откуда ты знаешь?»
        «Я много чего знаю. Я ведь - Тот, кто отвечает на вопросы».
        «Тогда я бы хотела, чтобы ты подсказал, как избавиться от ведьм».
        «Тебе это не под силу».
        «Я не одна. У меня есть друг, правнук ведьмака. Он много чего может».
        «Так спроси у него, как избавиться от ведьм».
        «Этого он и сам не знает».
        «Значит, он мало что может. Значит, у него недостаточно опыта и знаний, а без этого можно попасть в беду и наделить мертвых ведьм еще большей силой. Надо понять, где они ее берут».
        «Они питаются падалью».
        «Этим они просто поддерживают свое существование. Надо найти настоящий источник, из которого они черпают силу. У старого Стефана должны быть какие-то записи об этом. Полистайте его тетради. Я знаю, что он вел тетради и все записывал. Поищите, как Стефан убил этих двух ведьм, это же он уложил их в могилу. Найдите их имена, это важно. Как их зовут, откуда и где они брали силу, чтобы изначально стать ведьмами. И напиши мне. Договорились?»
        «Хорошо. Утром и займемся».
        «Все, отправляйся спать. Тебе надо отдохнуть».
        «О’кей».
        3
        Школу утром мы проспали оба. Сначала дрыхли чуть ли не до обеда, после Матвей настрогал бутербродов и почистил картошку. Я глядела, как он хозяйничает, и страшно удивлялась. Для парня Матвей был невероятно аккуратным - вытирал после себя стол, сразу мыл посуду, и ни один кусочек картофельной кожуры не упал у него на пол.
        - Что ты готовишь? - поинтересовалась я. - И кто тебя научил?
        - Мы ведь с дедом жили вдвоем, приходилось готовить. Пожарю нам картошку, это просто. Ты же умеешь жарить картошку?
        - Теоретически - да, но лучше меня об этом не просить. Мать уверяет, что у меня руки из задницы растут и я годна лишь на мытье посуды в своей забегаловке.
        - Гадкая у тебя мать.
        - Знаю. Похожа на ведьму. Да, кстати о ведьмах. У твоего деда есть записи о прошлом? Может, он вел какой-то дневник или составил что-то вроде списка убитых ведьм?
        - Да, он записывал.
        - Тогда давай посмотрим. Нам надо узнать, как зовут этих двух ведьмачек и как твой дед их убил.
        - Их звали Ульяна и Орыся. Две ужасно некрасивые тетки, их фотографии хранятся у деда.
        - Так что же ты молчишь? - От удивления я даже вскочила со стула.
        - А чем это поможет?
        - Где эта тетрадь? Давай вместе почитаем.
        - Внизу, в дедовой мастерской. Да подожди, я поставлю картошку на плиту. Вот теперь пойдем.
        Матвей сполоснул руки под краном, деловито вытер их полотенцем - точно повар-кондитер какой-то, - и мы направились в гараж его здоровенного дома.
        4
        В мастерской деда Стефана пахло так, что я невольно сморщила нос. То ли зверобоем, то ли полынью, то ли мятой и гвоздикой, вместе взятыми.
        В травах я совершенно не разбиралась, но пряно-приторный запах в темном, длинном помещении казался неуловимо знакомым.
        - Вот она, коробка с его тетрадями. В одной из них я и нашел список убитых ведьм с фотографиями. И этих двух наших нашел. Смотри.
        Я взяла тетрадь. Старые страницы в клетку немного пожелтели, но по-прежнему гладкие. Почерк у деда Стефана был очень четким, даже красивым. Наклон влево, буквы печатные, заглавные украшены какими-то завитушками.
        Ульяна и Орыся. 1961 год, село Самонивцы.
        И старая фотка, на которой у высокой березы стоят две молодые женщины. Их головы покрыты платками, лица - широки и неказисты, глаза - маленькие, руки - грубые и большие. Замученные работой в колхозе, уставшие, бестолковые тетки, которые ровным счетом ничего из себя не представляли.
        - Действительно, страшные какие-то, - пробормотала я и положила тетрадь в коробку.
        Порывшись в ней, нашла какое-то удостоверение, старое, потертое, бесцветное. Раскрыла, прочитала и удивленно уставилась на Матвея.
        - Твой дед что, служил в немецкой полиции? Это же запись на немецком. Он был полицаем?
        - Не знаю. Я не знаю, что это за удостоверение. - Матвей попытался забрать у меня посеревший кусочек картона, но я отдернула руку.
        Конечно, в те времена не на всех документах делали фотографии, потому нельзя было со стопроцентной уверенностью сказать, кому принадлежало это удостоверение личности. Но фамилию и имя я прочитала несмотря на то, что написано на немецком. Левандовский Стефан.
        - Твой дед служил оккупантам. Это, конечно, старые дела и никого уже не интересует, но все равно гадко, - сказала я.
        - Я знаю. И он участвовал в погроме в сорок первом году, эти сведения хранились в нашей семье. Правда, после дед ушел в глубь страны и воевал с немцами, я знаю. У него есть и другое удостоверение, он был зенитчиком.
        - Как такое может быть?
        - Он же ведьмак, Мирослава. Поэтому всякое может быть. Он вернулся в конце войны к своей семье. В то время его младших братьев и родителей уже не было в живых.
        - Он сначала участвовал в еврейском погроме, а после пошел воевать против фашистов, так, что ли? Одно не вяжется с другим.
        - Да какая сейчас разница? - нахмурился Матвей. - Это не имеет отношения к тем двум ведьмам. И к тебе тоже. Прадед умер и унес в могилу свои тайны, и мы о них не узнаем.
        - А это что? Еще одна его фотка в молодости. Смотри, он тут со своей девушкой. Твой прадед был красавчиком, что ни говори.
        Я нашла в деревянной коробке еще одну фотографию, на которой молодой Стефан стоял рядом с красивой девушкой. Оба сияли от счастья, и сразу было видно, что они ужасно влюблены.
        - Это его девушка, ее звали Мирославой, как тебя. Она погибла еще до войны. Ее вроде как застрелили красные. В те времена очень много народу погибло.
        - Жаль ее. Представляю горе твоего прадеда. Ладно, давай еще поищем. Здесь только фото, удостоверение и тетрадь со списком ведьм. Немало потрудился твой прадед, столько ведьмачек загнал в могилу, что неудивительно, если парочка из них приходит отомстить ночью.
        Мы порылись еще (Матвей, правда, бегал на кухню, перемешивал жарящуюся картошку), но нашли только списки трав и рецепты от больного горла, кашля и ожогов. Не обнаружив ничего серьезного, мы отправились наверх обедать и пить кофе.
        5
        Домой я заявилась под вечер. Тихо открыла дверь своим ключом, прошла по коридору и услышала, как мать разговаривает со Снежанкой. Видимо, они ужинали. Пахло макаронами и колбасой, и у меня потекли слюнки. Колбасу я очень любила.
        - Что главное для девушки? Удачно выйти замуж, запомни это. Все эти истории с учебой и поступлением - Миркина блажь и глупости. Кому нужна ученая девушка? Кому нужен командир в юбке? Мирка никогда не найдет себе подходящую половину и своего Богдана проворонит. Потому что любому мальчику очень скоро надоест девочка, которая выглядит как пугало. А ты слушай, слушай мать и мотай на ус, Снежана.
        Сестра не отвечала. Было слышно, как постукивают вилки о тарелки, как шумит закипающий чайник. Я брезгливо улыбнулась. Наконец-то застала своих за откровенной беседой. Ну-ка, ну-ка, что там еще посоветует мамочка?
        - Знаешь, как говорят о девушке? Лучший вуз - это выйти удачно замуж. Будет у тебя муж с деньгами, со своим домом, с машиной - можно сказать, что ты на всю жизнь обеспечена. Сиди себе дома, занимайся хозяйством. Приличная девушка должна уметь вести хозяйство. Не так, как Мирка, - раз в неделю помыла посуду и подмела в коридоре. Надо уметь наводить уют и чистоту в доме. Чтобы еда наварена, пироги - в духовке и чистота во всех комнатах. И сама ты должна хорошо выглядеть. Так что я уже записала тебя в наш салон. Сделаем тебе бровки, подстрижем красиво, помелируем волосы, и будешь ты выглядеть красоткой.
        Дальше слушать не имело смысла. Старая материнская пластинка о том, что Мирка - неряха и никогда не выйдет замуж, а вот Снежаночка, милая девочка, делает все, как надо. Я скинула одежду, тщательно спрятала рюкзак с Желанной и залезла в душ. После устроилась за компьютером и принялась за уроки.
        Мать, видимо, решила наказать меня другим способом и весь вечер со мной не разговаривала, что было очень даже неплохо. Меньше воплей, больше покоя.
        Я сделала уроки и легла спать. На этом сумасшедший день, полный приключений, закончился.
        Глава пятая. Матвей
        1
        Мирослава притягивала точно магнит. Иногда Матвей вдруг ловил себя на странном желании - смотреть и смотреть на эту темноглазую девчонку с губами, обведенными черным, с бешеными, слегка раскосыми глазами и крошечным камушком-сережкой в левой ноздре.
        Вроде бы ничего такого особенного и выдающегося нет в облике Мирославы, но она глянет с легким прищуром, поднимет брови аккуратным домиком, и ее темная внутренняя сила выплеснется наружу мощнейшим потоком.
        Конечно, она была холериком, эта Мирослава. Конечно, умела быстро принимать решения и ничего не боялась. И конечно же она была страшно независимой. Вот вроде бы приходит каждый вечер к Матвею голодная, взъерошенная и даже расстроенная. Одинокая, неприкаянная, отчаявшаяся. Но Матвей чувствовал себя рядом с ней так, словно это он не ел пару дней и не видел ни одного доброго лица. Ее тепло, энергия, уверенность в себе согревали и притягивали. И когда Матвей, повинуясь мощному порыву, вдруг прижался губами к ее прохладным и немного сухим губам, его пронзила дрожь.
        Конечно же Мирослава не нуждалась в его поцелуях и не хотела близких отношений. Она отшатнулась от него, как от пылающего огня, мотнула головой и решительно выставила вперед ладони, запрещая придвигаться ближе. Словно между ними прочной стеной стояло их происхождение. Словно они были параллельными прямыми, которые никогда не пересекутся.
        Матвей не обиделся, он догадывался, что так будет. Он чувствовал это расстояние между собой и девчонкой и отлично понимал, что не преодолеет его никогда. Они не будут вместе. Мирославе Новицкой нужен кто-то такой же сильный, как она. Такой же решительный и крепкий, как могучий дуб, растущий около дедовой хижины.
        Жить рядом с Мирославой непросто, она задает темп, принимает решения и не спрашивает совета. И конечно же ботаник Богдан, с которым она все еще продолжает играть в детские игры, никак не годится ей в партнеры. Даже просто в друзья не годится. Сейчас Матвей знал о Мирославе гораздо больше, чем этот мальчик из параллельного класса, и видел ее гораздо чаще.
        Ему Мирослава доверяла, к нему спешила почти каждый вечер, с ним делилась разочарованиями и надеждами. За него переживала, в конце концов.
        Матвей больше не собирался лезть к ней с поцелуями, но знал, что будет постоянно думать об этой девчонке.
        2
        Конечно, Матвей не рассказал Мирославе, что, кроме старой дедовой тетради со списком убитых ведьм, есть еще одна тетрадь, толстенная и здоровенная, куда дед Стефан записывал все свои премудрости. Коричневая, истрепанная, в темных пятнах (наверное, кофе, думал Матвей), она хранилась в шкафу-купе, и содержимое ее никак не поддавалось расшифровке.
        Текст был записан обычными буквами, латиницей, но слова не читались вовсе и казались бессмыслицей. Не один десяток ночей пролетел в бесконечных попытках раскрыть дедовы секреты. Матвей и подставлял цифры вместо букв, и пробовал перевести все это на польский, и даже переставлял местами некоторые буквы. Перелопатил весь интернет в поисках дешифратора - все напрасно.
        А ведь главные секреты в ней, в этой тетради. Наверняка написано, как он убил ведьмачек. Ульяна и Орыся, две свинарки из села за мрачным лесом. Может, наведаться туда вместе с Мирославой?
        Завтра у них должен быть пикник - Григорий Луша решил развеять обстановку и развлечь одиннадцатиклассников. И правильно, в такие теплые длинные вечера никто не усидит дома. Лучше уж под присмотром старших потусить у костра, послушать музыку, запечь мясо на углях и поболтать. Матвей не пошел бы на это мероприятие, все равно, скрытый оберегом, будет сидеть в стороне, точно неприкаянная тень, и ковырять палочкой землю. Но следовало присматривать за Миро-славой. Не стоило оставлять ее одну.
        Приготовив обед и убравшись на кухне, Матвей вышел на улицу. Надо было придумать, что делать с обгоревшими столбиками веранды. Хорошо, хоть удалось вовремя остановить огонь.
        Дерево пострадало гораздо больше веранды, половина его обгорела напрочь. Оставалось только срезать погибшие ветки и надеяться, что уцелевшие преодолеют все преграды и на следующую весну вновь покроются листвой.
        Матвей обошел дерево, обернулся и вдруг уставился на землю. Кто-то обвел дом двумя кругами, если можно так сказать. На аккуратную брусчатку, которую выложил в свое время еще отец Матвея, насыпали кольцом множество белых крупинок. И земли.
        Земля и соль? Ну конечно, дед же объяснял когда-то, что самая простая защита от ведьм - это соль и земля. Земля наверняка с кладбища. Но кто это сделал? Чьих рук работа? Может, Мирослава постаралась? Как жаль, что нет телефона и нельзя ей позвонить. И как странно, что он не услышал, когда сыпали землю и соль. Когда успели? Ночью, когда Матвей и Мирослава спали без задних ног?
        Почему же он сам так глупо забыл об этом простом и надежном средстве?
        Глава шестая. Мирослава
        1
        Григорий Луша выглядел великолепно. Легкая небритость, чуть отросшие темные волосы, хитрые зеленые глаза с прищуром и неизменная клетчатая рубашка.
        Неудивительно, что девчонки крутились вокруг него как приклеенные, - Соломия то и дело что-то спрашивала, слегка наклонив голову и мило улыбаясь. Вика Молотова и Ирка Поверчучка тащили пакеты с хлебом и печеньем, мясо и сосиски нес наш неизменный Шрек, Кутянский Макс, и у меня уже текли слюнки при мысли о жареном мясе.
        - Луша сегодня в ударе, - заметила моя подруга, Кристина Лукьянец.
        Она всего пару дней назад приехала из Киева, где жили ее бабушка с дедушкой. Кристина собиралась поступать в киевский вуз, поэтому усиленно занималась на дополнительных курсах и здесь, в нашем маленьком городке, бывала редко, наездами. Но раньше она училась в нашем классе, и ее все знали, так что никто не возражал, когда Кристя решила принять участие в пикнике.
        Звучала музыка - кто-то из парней притащил колонку. Девчонки смеялись, парни громко шутили. Луша выглядел довольным и сам то и дело отпускал веселые замечания.
        - Почему нет твоего Богдана? - спросила Кристина, и я невольно оглянулась, бросив быстрый взгляд на бредущего где-то сзади Матвея.
        И как можно выглядеть таким чучелом? Шея худая, уши торчат, рубашка мятая, штаны длинные и болтаются на талии, как у мальчика-пастушка, который напялил на себя папину одежду. На Матвея никто не обращал внимания, словно его и не было. Никто не перекинулся с ним даже парой слов, и я тоже не стала выделяться.
        - Богдану некогда. У него поступление скоро. Сидит над уроками как проклятый, - пояснила я.
        - Понимаю. Сама уже устала от всей информации, которую я каждый день пытаюсь запихнуть в собственную голову. Родители наседают, требуют, чтобы я обязательно поступила на бюджет. А в Киево-Могилянской - конкурс сумасшедший, и у меня всего ноль целых, два десятых процента шанса, если уж говорить начистоту.
        - Поступишь, не переживай, ты же умная, - попробовала я ее утешить.
        - Это ты умная, Мирка, забыла, как я всегда у тебя списывала? Это ты поступишь, а я, боюсь, попаду только на платное.
        - Тоже неплохо.
        - Мать будет весь год поминать мне, что я не поступила на бюджет.
        - На то она и мать. Моя бы даже обрадовалась. Сказала бы - так тебе и надо, Мирка. Незачем тебе это образование, лучше постарайся хорошо выйти замуж. И поскорее, чтобы уже не маячила каждый день и не трепала нервы.
        - Что, серьезно? - не поняла Кристина.
        - Совершенно серьезно. Этому она учит Снежанку, так что моя сестренка не ломает себе голову над уроками. Нечего лишний раз зрение портить, как говорит моя мать.
        - А знаешь, что-то в этом есть. Вот бы моя так говорила. Так что, Мирка, выходи замуж за Богдана и уезжай с ним в Польшу.
        - Так не зовет. И я не хочу.
        - Почему?
        - Это скучно. Выйти замуж и варить борщ каждый день? Ну на фиг.
        - А чего ты хочешь?
        - Поступить и учиться. Это интересно, по крайней мере.
        Сзади раздался громкий смех и возмущенный голос Соломии:
        - Поверчук, перестань лопать печенье! Задница и так в штанах не помещается!
        - На свою посмотри! - тут же ответила Ирка.
        - Поверчучка не изменилась, - заметила Кристина. - Она встречается со Шреком?
        - С чего ты взяла?
        - Так он постоянно пялится на ее зад.
        - Ну, возможно, у этих двоих что-то и получится. Если Ирка перестанет сохнуть по нашему классному.
        - Ваш классный - невероятный. Я прям задумалась, не вернуться ли в эту школу. Как, говоришь, его зовут? Григорий? Классное имя.
        - Да, с классным руководителем нам повезло. Он хороший парень и польский знает отлично. Преподает хорошо. И все девчонки по нему с ума сходят. Смотри, вот сейчас только мы с тобой идем отдельно, остальные окружили Лушу и смотрят ему в рот. Ирка разве что за рубашку его не хватает. Уже оттоптала все кеды Соломии.
        - Интересно у вас, как я погляжу, - хмыкнула Кристя.
        Мы с ней были чем-то похожи - у обеих черные волосы, черные джинсы и черные футболки. Только у меня была черная толстовка с капюшоном, а на Кристе - симпатичный джинсовый пиджачок. И я была сантиметра на три, наверное, выше подруги.
        Вот такой веселой командой, под музыку, мы поднялись на гору, где рос негустой лесок. Не тот, где находилась хижина прадеда Стефана, а другой, у озера, сразу за городским парком. Место довольно удобное и людное. Черные камни образовывали там подобие пещеры, и под их сводом стояли скамейки, удобный деревянный столик и было готовое кострище, заботливо обложенное камушками.
        Тут же развели огонь - Шрек сказал, что умеет это делать, и действительно сделал. Мальчишки притащили хвороста - сушняка в лесу хватало. Кто-то даже раздобыл небольшой сухой пенек, который горел долго и весело. После закопали в горячие угли куриные бедра, завернутые в фольгу, и картошку. Сосиски уже были пожарены и лежали огромной грудой в пластмассовой миске на столе. Там же стояли пакеты с печеньем и яблоками, бутылки с водой и колой, термосы с кофе и коробки с соком. Еды должно было хватить дня на два, по моим прикидкам. Ну, если Шрек и Поверчучка не станут слишком налегать.
        Народ расслабился. Луша о чем-то весело беседовал с Соломией, девчонки бегали по кустам и смеялись. Из старших с нами был только дядя Шрека, довольно внушительный пучеглазый мужчина с широкими красными ладонями. Он работал на стройке и мало что понимал в подростковой тусовке, но за картошкой следил умело.
        Потом мы устроились за столом и ели столько, что я удивлялась, как влезало в нас такое количество еды. Пластиковые стаканчики без конца наполнялись колой и водой, шуршали пакеты, в которых лежало печенье. Потрескивал костер, и звучала музыка из колонки.
        Я на еду особо не налегала. Парочка сосисок, немного печенек и неизменный кофе. Матвей незаметно подсунул мне кулек со своим домашним печеньем, и я угостила Кристю.
        - Ого, какое вкусное! Твоя мама пекла?
        - Она только пироги с картошкой умеет печь. Нет, это мой знакомый. Угостил вот. Нравится?
        - А ну-ка, ну-ка. Что за новый знакомый? То-то ты так равнодушно говорила про Богдана. У тебя новый парень? Точно, и потому ты так отводишь глаза сейчас и сжимаешь губы. Я же знаю, когда ты врешь!
        - Нет никакого нового парня. Вот клянусь, Кристя, - отбивалась я.
        Моя подруга не верила и все твердила, что я похожа на влюбленную, и потому такая скрытная и молчаливая.
        - Ладно, не хочешь, не говори, - засмеялась Кристина. - Пойду поищу подходящие кустики. Ты со мной?
        - Пока не хочу.
        - Ну сиди. Я скоро.
        И Кристя зашагала в сторону высоких кустов. Больше я ее не видела в тот день.
        2
        Когда Кристя не появилась спустя полчаса, меня охватило легкое беспокойство, но я продолжала сидеть. Возможно, подруга заболталась с кем-то из одноклассников. Или заблудилась слегка. Может, вообще цветочки собирает. Но вдруг поляну перекрыл дикий визг, и мы повскакивали со своих мест как ошпаренные.
        - Я видела там, в кустах! Это привидение! Это старые мертвые монахини! - верещала Поверчучка.
        - Какие монахини? - не понял Луша, поднимаясь от костра. Он пытался еще раз развести огонь и поджарить оставшиеся сосиски.
        - Я видела! Они напали на меня, они поцарапали меня! - орала Ирка, и ее лицо, покрытое слезами и длинными кровавыми царапинами, внушало ужас.
        Остальные девчонки тоже принялись орать что-то непонятное, Луша вскочил и кинулся в кусты, где лазила Поверчучка. Я последовала за ним, потому что беспокойство, охватившее меня, запылало пожарче, чем наш костерок.
        - Ты что тут делаешь? - не понял Григорий, уставившись на меня, когда мы вдвоем оказались в гуще высоченного кустарника.
        - Ищу Кристину, свою подругу, которая приехала ко мне в гости, - пояснила я.
        - Давно она исчезла?
        - Да уже около часа ее не видно.
        Следом за нами ломился Шрек, еще дальше шел его дядя и наши мальчишки, поэтому я не боялась, хотя поганое предчувствие заливало меня, как сбежавшее молоко - плиту. Я чувствовала нечто жуткое, оно было так близко, что сердце сжималось.
        Ведьма выскочила внезапно, прямо как черт из табакерки. Она кинулась на меня, но Луша быстро нагнулся, схватил камень и швырнул в гадину. Черная ведьма заверещала, завыла, ее пустой, огромный черный рот открылся, глаза засверкали, а руки потянулись ко мне - черные кошмарные руки с длинными загнутыми ногтями.
        И тут появился Матвей. Видимо, нашел где-то палку, какую нужно, потому что врезал ведьме от души прямо по башке, с такой силой, что едва не раскроил злобной твари череп. Ведьма пошатнулась, и Матвей тут же кинул в нее кладбищенской землей. Этого оказалось достаточно, чтобы гадина исчезла.
        Матвей сразу спрятался за деревом, но Луша его заметил. Глянул, нахмурившись, после повернулся ко мне.
        - Ты цела? - быстро спросил он.
        - Да.
        - Тогда пошли отсюда.
        - А Кристина?
        - Так зови ее, что молчишь?
        Дальше мы потратили еще пару часов на поиски Кристины. Мы орали как сумасшедшие, мы вызвали подкрепление - приехали какие-то люди, темные и быстрые, и принялись искать по всему лесу. Приехали братья Вивчары - этих двух я узнала сразу и предпочла убраться подальше от Марьяна и Михаила. Не хватало еще их подозрительных расспросов.
        - Пошли отсюда, - сказал Матвей.
        - Я должна найти Кристину! - закричала я ему в лицо.
        - Ты ее не найдешь. Ее уже похитили. Пошли, мы не поможем так, сейчас. У меня есть кое-какие мысли. Идем.
        И мы быстро зашагали вниз, в городок, держась за руки. Страх все еще клокотал внутри меня, и я ни за что не выпустила бы руку Матвея.
        Глава седьмая. Мирослава
        1
        - Как они могли ее утащить? И зачем? Среди белого дня, на виду у всех! - вскрикивала я, бегая по кухне Матвея и выплескивая наружу весь свой ужас.
        - На то они и ведьмачки!
        - Мы должны найти управу на них, просто обязаны! Я бы закопала их в тех могилах! Я бы разорвала их собственными руками!
        - Не сомневаюсь. Сегодня вечером пойдем в то село, где они когда-то жили.
        Поспрашиваем там, может, кто-то что-то знает.
        - Прямо будем ходить по домам и интересоваться: «А не видели ли вы двух мертвых старух?»
        - Нет. Посмотрим, что там есть, в этом селе. Если ведьмы там орудовали когда-то, люди помнят. Такое не забывается. Идешь со мной?
        - Конечно. Я сделаю все, чтобы найти этих ведьмачек.
        - Надо помнить, что дело не в них. Они лишь выполняют волю другой ведьмы, более сильной, более страшной и - что самое главное - живой.
        - Ее я тоже убью, - мрачно пообещала я.
        - Не сомневаюсь. Значит, через час выдвигаемся. Туда надо ехать на автобусе, но совсем немного, буквально минут десять-пятнадцать. Это село сразу за лесом.
        - Да хоть три часа, мы все равно туда поедем.
        2
        И мы поехали в село. Матвей конечно же взял свою палку, и я тоже вооружилась - этого добра в доме моего друга хватало. Мы, как ненормальные, с палками загрузились в автобус и вскоре вышли у небольшого села Самонивцы, которое находилось у самого леса.
        В селе была церковь - крест сиял на фоне вечернего неба - и большая детская площадка, а также два магазина и единственная асфальтированная дорога, тянущаяся вдоль домов до самого леса. Дома в два-три этажа, крыши разноцветные - красные, коричневые и зеленые. Высоченные деревья вдоль дороги - сплошные дубы, едва покрывшиеся листочками.
        Пришлось пройти насквозь все село, и я разглядывала узорную ковку ворот и определяла марки дорогих машин в гаражах - двери гаражей были открыты. Судя по всему, жизнь в селе текла мирно и спокойно, никаких тебе ведьм.
        Мы дошли до леса, повернули обратно и добрались до перекрестка. Там начиналась грунтовая дорога - еще одна улица села. Побрели по ней. Встречали детей и взрослых, но никто не обращал на нас особого внимания. И вдруг в конце дороги показались небольшие деревянные домики с окошками, завешенными уютными занавесками. Все домики окружены цветочными клумбами, возле каждого - скамейка, а на одной из скамеек сидела старая женщина с кошкой на коленях. Вернее, это была уже не женщина, а бабка, которой на вид можно было дать лет восемьдесят, не меньше.
        Она проводила нас медленным взглядом, прищурилась, погладила кошку и вдруг спросила мягким голосом:
        - Стефан, ты, что ли? Да быть этого не может. Мальчик, как тебя зовут?
        Матвей вздрогнул, подошел к бабке и решительно спросил:
        - Вы знали Стефана Левандовского?
        - Знала, конечно. Он твой отец, мальчик?
        - Он мой прадед. Он умер прошлой осенью. Откуда вы его знаете?
        - Да довелось работать вместе. Славный внук у Стефана. Выходит, он все-таки женился и даже завел детей. Молодец, правильно сделал. Не стоит хранить старые обиды.
        - Какие обиды? - тут же спросил Матвей.
        - Да кто его знает. Я уж и забыла.
        - А вы знали вот этих женщин? - И Матвей достал черно-белую фотографию Ульяны и Орыси.
        Бабка посмотрела на фото и тут же кивнула.
        - Кто ж не знает этих гадин. Жили тут когда-то, народ пугали. Их все в селе боялись. Носили им каждый день еду и одежду - то яиц, то мяса, то ткани отрез. Времена были нелегкие, после войны еще хозяйство не восстановилось. Люди отказывали себе, лишь бы этим гадинам угодить.
        - А где они жили? - спросил Матвей.
        - Так не осталось их дома. Стефан, отец твой, все разворотил, все разрушил. Кирпичика на кирпичике не оставил от их дома и сараев, даже скотину всю убил и сжег. И никто ему не возражал, эти тварючки достали всех в селе тогда.
        - А расскажите. - Матвей сел на лавку рядом со старой женщиной, я пристроилась рядом.
        - Прыткий ты какой, ну да ладно. Тебе расскажу, потому что ты тоже ведьмак, как я погляжу. Нужная это профессия и страшная, мальчик, но от своего рода никуда не деться. Меня зовите Геней, я в этих местах с рождения живу. Работала в колхозе, еще при Хрущеве. Кукурузу сажали мы, пшеницу, рожь. И свиноферма у нас тут была. Свинок мы поставляли государству. Хороших, толстых свинок. И те бабы, Ульянка и Орыська, у нас работали. Они были сестрами, правда, двоюродными, да никакой разницы. И некрещеными были. Их отцы ударились в этот самый клятый коммунизм и не покрестили своих детей. Бабы они были ленивые, такие, что нормально ни клети свиные не выметут, ни корм вовремя не зададут. И вечно у них новорожденные поросята гибли, прямо по несколько штук всегда. Мы-то думали, это случайное совпадение, а на деле Ульяна с Орыськой приносили их в жертву какому-то духу, которого встретили в лесу. Я точно не знаю, что там было, но стали эти девки творить ужасы. И был у нас парень, тоже в колхозе работал, механиком. Романом его звали. Вот в этого Романа и влюбилась Ульянка. А у Романа уже была невеста, значит,
хорошая такая девушка, из приличной семьи. Настя Цокаль, ее звали, кажись, уже и не вспомню.
        Бабка погладила кошку, посмотрела на Матвея, после на меня, прищурилась и продолжила:
        - Роман любил Настю, а Ульянка возьми и сделай приворот на парня. Набрала желтого чистотела, ромашек, мяты, бузины сухой и сухого колючего кустарника из леса, того самого, ядовитого. Принесла медный амулет из церкви Всех Святых и сделала приворот. Об этом все в селе стали догадываться, когда Роман бросил Настю и начал ходить за этой негодницей Ульянкой. Как теленок привязанный. Почернел, высох, а каждый вечер к ее дому идет-бредет. Уже Ульянка и о свадьбе стала тарахтеть на все село, мол, жених у меня есть, скоро заявление подадим в сельсовет. Только Роман на ней не женился.
        Бабка Геня замолчала и покачала головой. Кошка ее фыркнула и сбежала под лавку.
        - И что? - спросил Матвей.
        - Удавился Роман, вот что. Почему это случилось, никто понять не смог. Но предпочел удавку парень женитьбе на ведьме. С той поры Ульянка и стала лютовать. В тот год передохла половина свиней в колхозе. Коровы перестали давать молоко. По ночам дул ледяной ветер и стучал ставнями. Пчелы не летали, урожая не было. И ночью никто не смел за ворота выйти. Вот люди и пошли носить ведьмачкам приношения. Еду, одежду, деньги. Денег у людей мало было, но молоко и сметану, творог и мед - все тащили этим двум тварюкам. Пока не появился твой отец, мальчик.
        Бабка Геня упорно называла старого Стефана отцом Матвея, но мы понимали, что она уже слишком старая, чтобы четко соображать.
        - Как мой дед победил этих ведьм? - спросил Матвей.
        - Эти гадины умели летать, мальчик. Их не так просто было взять. Они превращались в жутких тварей и убивали. Но и твой дед был не прост. Он тоже превращался. Он был сильным ведьмаком.
        - В кого? - не понял Матвей.
        - Этого я не знаю. Я не видела поединка, но люди, которые видели, долго не прожили. И они были в ужасе и говорили… Они говорили о чугайстере. - Последнее слово бабка проговорила шепотом и быстро перекрестилась. - Ужас тогда был, вот что люди говорили. Те, кто видел поединок, пожилые которые, они умерли через год. Сердце не выдержало. А остальные лет десять еще пожили, но тоже быстро слегли в могилу.
        - Чугайстер? - не понял Матвей. - Что это такое?
        - Не знаю, мальчик.
        - И ничего не осталось от тех ведьм? Хоть какая-то вещь?
        Кошка снова забралась к бабке на колени, мяукнула и посмотрела на Матвея, вытянув уши и хвост. Глаза - желтые, наглые.
        - Сходи на кладбище, сынок Стефана. Сходи на сельское кладбище и посмотри. Могилки их родственников там есть. Может, что-то и найдешь, что принадлежало тем двоим. Но бойся, они и после смерти могут быть сильны. Твой отец Стефан так говорил.
        - Ладно, а в какой стороне тут кладбище?
        3
        Кладбище - конечно, старинное, с потрескавшимися обелисками и громадными каменными крестами, - находилось почти в лесу. Там было тихо, и заходящее солнце ярко освещало кованые черные решетки и витые ножки скамеек.
        Семейный участок Заболоцких - именно такая фамилия была у двоюродных сестер - находился за черной оградой, могила к могиле. Вокруг в деревянных кадках росли маленькие вечнозеленые кустики, стояла сбоку небольшая скамья. Видно было, что за могилами ухаживают.
        Конечно, Ульяну и Орысю не тут похоронили, прадед Матвея спрятал их тела в лесу недалеко от своей хижины. Но остальные члены семьи лежали на этом семейном кладбище. Бабка Геня пояснила нам, что из этого проклятого рода не осталось никого.
        - Все Заболоцкие умерли, все до единого. За могилами ухаживают какие-то дальние родственники, но это уже не Заболоцкие будут, это другая ветвь. И богатые, видимо, родственники, хорошо так смотрят за могилками.
        Мы обошли каждую могилу и прочитали имена. Отец Ульяны, Назар. Отец Орыси, Иван. Мать Назара и Ивана - Татьяна Заболоцкая, их отец - Заболоцкий Петр. Еще дальше совсем ветхие могилки - отец Петра, Заболоцкий Дмитро, и мать Заболоцкая Надежда, в девичестве Совинская.
        - Фамилия, как у нашей Соломии, - фыркнула я.
        - Потому что она родственница Соломии, она тоже из Вартовых, эта Надежда Совинская. Вот откуда Ульянка и Орыська узнали секрет силы. У них бабка происходила из кланов Варты. Родня до сих пор смотрит за могилами, - пояснил Матвей. - Теперь у нас появилась ниточка.
        - Ты думаешь, что Соломия Совинская - ведьма? - ужаснулась я.
        - Вряд ли, ей не хватит ни ума, ни наглости. Но очень может быть, что это кто-то из ее родных. Я и сам должен был догадаться, что только Вартовые могут поднять убитых ведьм из могилы. Это не обычный человек, это член клана. Тогда это действительно страшно. Поехали домой.
        4
        Мы ничего толком не узнали, казалось мне. И я не понимала, почему Матвей так хмур и сосредоточен.
        - Будь осторожна, - велел он, когда мы вышли на своей остановке. - Если ведьма из Вартовых, она очень сильна.
        - Разве кланы Варты не должны защищать от нечисти? - буркнула я, поправляя рюкзак на плече.
        - Вот именно! Мы сражаемся с ведьмами, а не поднимаем их из могил! Тот, кто это сделал, вернее, та нарушила наш главный закон, и это уже задача Жнеца - вычислить ведьму. Я должен найти Вивчаров и поговорить с ними.
        - Этих придурков? Матвей, не связывайся. Сами найдем…
        - Мы ничего не найдем, а твоя подруга в опасности.
        - Тогда давай вместе. Вдвоем не так страшно.
        - Ладно. Вместе, завтра.
        Глава восьмая. Мирослава
        1
        До дома я добралась в синих сумерках, когда кусты стали черными и фонари освещали лишь дорогу и скамейки вдоль нее. Матвей проводил до самого подъезда, он теперь не отпускал меня одну ходить по городу. У нас в подъезде не горел свет, хотя обычно такого не бывало, ведь энергосберегающие лампочки не перегорали. Я замерла, вглядываясь в темноту, после вздохнула и шагнула на первую ступеньку.
        Я не боюсь темноты, не боюсь жутких ведьм, встающих ночью из могилы, не боюсь наглых парней, поджидающих в ночном переулке. Но своего родного подъезда я боялась. Когда длинная лестница погружалась в темноту, и каждый шаг отдавался странным эхом, и запахи невероятно усиливались - запахи котов, пирогов, старых ботинок и еще какой-то ерунды, - эта темнота оживала и начинала шептать. Она словно пыталась добраться до моей сущности, хотела заполнить пустоту, которая была во мне и о которой догадывалась только я. Темнота всегда пыталась заполнить пустоту внутри меня.
        Ноги торопились, бежали по ступеням, а в голове крутилась фотография Ульяны и Орыси. Почему Ульяна влюбилась в Романа? Разве можно полюбить так, что готова будешь продать душу дьяволу за право обладать парнем?
        Нет, такой любви не существует - не для человека с душой ведьмы. Зато может быть желание отомстить, воздать по заслугам, восстановить справедливость. Кем была та Настя, которую когда-то любил Роман? Чернобровая гордячка в вышиванке и с длинной косой?
        Ульяна, она обычная. Руки грубые, губы толстые, нос картошкой, лоб плоский. Ничем не одарила ее природа: ни умом, ни деньгами, ни красотой. Знай себе греби навоз в свинарнике каждый день. А Роман - симпатичный, кудрявый, веселый и белозубый. Каждый раз на сельских танцах поглядывает весело на Настю и зубоскалит.
        И тогда Ульяна вспомнила о своей бабке. О старой-престарой бабке, которая знала кое-какие секреты. И отправилась к ней: «Помоги сделать приворот, бабушка».
        «А привороты просто так не делаются. С этим дурацким колдовством все непросто. Я сделаю приворот, внученька, но ты должна сходить в темный лес к особому колодцу и принести мне кое-что…»
        Я поднималась по темной лестнице, картина прошлого разворачивалась передо мной с особенной яркостью, и я понимала, что, будь на месте Ульяны, - вот такой себе неудачницей в белом платке и с большими мозолистыми руками, - я бы тоже отправилась в лес. Потому что терять нечего. Внутри пусто.
        Темнота подъезда нахлынула, как черная волна. Волна глубокого озера, на дне которого живут страшные и непонятные твари. Конечно, именно так и надо сделать: отомстить своим обидчикам, воздать по заслугам. И для этого есть сила…
        Я рванула наверх, мотая головой и прогоняя жуткие мысли. Ничто не может остановить темноту подъезда, ничто не может остановить злость, живущую внутри. Ничто не может остановить ненависть.
        Я тоже ненавидела. Я очень сильно ненавидела свою мать.
        2
        Снежана довольно сообщила мне, что у нее - новая одежда.
        - Мать обновила мой гардероб. Сказала, что я должна выглядеть отлично, - виновато улыбнулась она.
        - Опять джинсы со стразами? - хмыкнула я, заваливаясь на диван и закидывая ногу на подлокотник.
        - Нет. Мы были в «Колинзе».
        - Фига се. Ну-ка, покажи.
        Все-таки мать напряглась и показала наличие некоторого вкуса. Просто вышла из себя, можно сказать. Изменила себе. Вместо розовых блестящих тряпок Снежана продемонстрировала мне приталенные футболки с застежкой поло, две пары вполне приличных джинсов голубого цвета, две толстовки - одна, правда, розовая, зато другая - серая. И даже имелась парочка клетчатых рубашек черно-красно-белой расцветки.
        - Что случилось с нашей мамой? Она серьезно решила выдать тебя замуж? - удивилась я, рассматривая кармашек рубашки.
        - Просто я сказала, что не стану носить вещи с рынка.
        - Если бы я такое сказала, меня бы прокляли.
        - Ну, она на меня тоже немного поорала.
        - «Колинз» - это серьезно. Кто этот парень?
        - Не хочу говорить, еще рано.
        - Он тебе нравится? - Я удивленно глянула на Снежану.
        - Да, - коротко ответила она и, отвернувшись, принялась складывать обновки.
        - И что, даже не скажешь, как его зовут?
        - Да не ясно еще ничего. А ты скажешь, как зовут твоего нового парня?
        - Какого нового парня? Что ты придумываешь?
        - У тебя новый парень, я видела вас двоих, и не один раз.
        - У меня нет никакого нового парня. У меня только Богдан, и все, - решительно заявила я.
        - Вот видишь, ты тоже держишь все в секрете, - фыркнула Снежана и сгребла свои наряды. - И я тебе не скажу. Пока не скажу.
        - Ой, ладно. Держи в секрете своих мальчиков, не очень-то хотелось.
        - Тем более.
        3
        Мать выглядела в этот вечер довольной и благосклонной. Даже предложила мне поужинать бутербродами - борщ я бы точно есть не стала. Она о чем-то тихо переговаривалась со Снежанкой на кухне, а после удалилась в свою комнату смотреть сериал по плазме, купленной на деньги моей бабушки.
        Снежанка долго тупила в сериалы, но после и она уснула, и только тогда я достала книгу Желанную.
        Я уже давно строчила там, словно в собственном дневнике, который отвечал на вопросы и давал дельные советы. Это стало привычкой, приятной тайной в череде будней. Даже Матвею я не признавалась в том, что общаюсь с Желанной и рассказываю ей почти все события своей жизни.
        Кто находился по ту сторону книги? Я не знала, но мой собеседник был умным, серьезным и знал много важного о жизни. Я могла рассчитывать на его совет, поэтому без колебаний рассказала о наших с Матвеем сегодняшних похождениях. О старинном кладбище и о том, что старая бабка Ульяны и Орыси принадлежала к кланам Варты.
        «Матвей сказал, что ведьма, которая вызвала к жизни этих двух мертвячек, может приходиться им дальней родственницей и происходить из кланов Варты».
        «Он правильно сказал. И что он думает делать?»
        «Хочет пойти к братьям Вивчарам. Это чистильщики Варты. Они должны знать, что делать дальше».
        «Это правильное решение. Будьте очень осторожны. Если можешь, лучше ночуй у своего друга».
        «Не всегда получается».
        «У него безопасней».
        «А кто позаботится о моей матери и сестре?»
        «Ты им ничем не поможешь, наоборот, можешь подвергнуть опасности. Ведьма ведь придет за тобой. Я кое-что пришлю тебе по почте. Загляни утром в почтовый ящик, и когда получишь посылку, - ты поймешь, что она для тебя, - носи это всегда с собой».
        «Что это такое?»
        «Особенная вещь. Она охранит тебя от зла».
        «Ладно. Значит, стоит обратиться к этим двум болванам Вивчарам?»
        «Почему ты считаешь их болванами?»
        «Они жестокие».
        «Это их обязанность, но они знают свое дело. Лучше пойти к ним».
        «Мы должны спасти мою подругу. Они разве смогут найти ее?»
        «Смогут. Они сделают все, чтобы найти твою подругу».
        «Ты знаешь, где она сейчас?»
        «Нет».
        «А кто знает?»
        «Только тот, кто посвящен в ведьмацкие тайны».
        «А кто в них посвящен?»
        «Не знаю».
        Я закрыла Желанную и вздохнула. За окном стояла теплая ночь, а впереди нас с Матвеем ждал нелегкий день.
        Глава девятая. Мирослава
        1
        Утро выдалось хмурым и прохладным. Вставать не хотелось ужасно, но я сделала над собой усилие и выползла из постели. Умылась, приготовила черный кофе, отрезала кусок ржаного хлеба, быстро намазала его маслом и села у зеркала. Времени до начала уроков оставалось маловато, и следовало поторопиться.
        Итак, черная подводка, черная тушь. Немного тоналки и черная помада.
        - Почему ты красишь губы черным? - поинтересовалась Снежанка, которая тоже еле встала и теперь пыталась продрать глаза и окончательно проснуться.
        - Потому что мир черный и мрачный, детка, как ведьмы, что ночами вылезают из своих могил. И я пытаюсь таким образом найти в нем свое место, - вдохновенно пояснила я, заканчивая творить свой неизменный мрачный образ.
        - Ты сама иногда похожа на ведьму с этими своими черными губами.
        - Правда? Не боишься меня?
        - Мать иногда боится…
        - И правильно. Пусть боится. Отнеси мою кружку на кухню и собирайся, я ждать не хочу. Мы ведь теперь ходим в школу только вдвоем, чтобы маньяк не украл одну из нас.
        - Потому что пропала твоя подруга Кристина, - неизвестно зачем напомнила Снежанка.
        - И мы не хотим, чтобы пропала ты, - добавила я.
        - А если утащат тебя?
        - Меня не утащат. Меня все боятся, детка, не только ты, - ухмыльнулась я.
        Уже в подъезде я вспомнила, что надо проверить почтовый ящик. Открыла его, собственно, ничего не ожидая увидеть. Не знаю, почему я не слишком верила Тому, кто отвечал на мои вопросы в Желанной. Но едва маленькая синяя дверца распахнулась, как оттуда вывалился пакетик из абсолютно черной бумаги, перевязанный черной ленточкой. «Мирославе», - было на нем написано.
        Я торопливо разорвала упаковку (Снежанка от удивления утратила дар речи и не сразу пристала с вопросами), и мне на ладонь выпал маленький серебряный крестик на цепочке. То, что это серебро, я поняла сразу. Крестик был темным, тяжелым - видно, что очень старым. Витые перекладины, крошечный камушек посередине, довольно крупные звенья простой цепочки.
        - Это что? - наконец вышла из ступора Снежанка.
        - Это мой знакомый прислал.
        Ничего больше не придумывалось, и я с каменным лицом надела крестик на шею.
        - Такое странное украшение. Крестик некрасивый, - заметила Снежанка. - Мог бы найти что-то поизящнее.
        - Со стразами, да? - подсказала я.
        - Тут есть одна страза.
        - Это не страза.
        - А что?
        - Будешь тут стоять полчаса и задавать глупые вопросы? Мой напарник в «Старой Праге» проиграл мне деньги, а поскольку свободных финансов у него нет, он прислал старый крестик своей бабушки, потому что сам в Бога не верит и крестики не носит.
        - А ты что, стала верить в Бога? - не унималась Снежанка.
        - Станешь тут верить со всеми этими странностями, - буркнула я и ускорила шаги.
        Я почти бежала, и моей назойливой сестре приходилось все время догонять. А так как на бегу разговаривать неудобно, дурацкие вопросы прекратились. Крестик качался у меня на шее, и от его прохладного серебра в груди разливалось странное тепло. Это была дорогая, старинная вещь, которую мне прислал Тот, кто отвечал на мои вопросы.
        2
        У ворот школы нас встретил Богдан, и я быстро чмокнула его в щеку.
        - Что делаешь после уроков? - спросил он.
        - Буду занята. Надо готовиться к экзаменам, - соврала я и заметила, как странно взглянула на меня Снежанка.
        - Тогда я тоже. Может, на выходных сходим куда-нибудь?
        - Давай. Синоптик обещает хорошую погоду на этих выходных.
        - Тогда тем более.
        Мы расстались, я улыбнулась ему и, заходя в свой класс, увидела Матвея, сидящего за последней партой. Матвея, который был сам собой. Он не надел оберег, и поэтому девчонки оглядывались на него, а Соломия уже сидела рядом и интересовалась, куда это он уезжал так надолго.
        - Был в Чехии. Дед там работал, - спокойно отвечал Матвей, и его разные и такие притягательные глаза сверкали колдовским блеском.
        - Классно! И что, ты учился в чешской школе?
        - Немного.
        - И какие там девушки?
        - Не такие симпатичные, как в нашем классе. - И Матвей широко улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы.
        Соломия млела и хлопала ресницами.
        - Соломия, тебе же нравится Григорий Луша, - фыркнула я, усаживаясь за соседнюю парту.
        - Какое твое дело, Назаренко? Учи уроки, у нас сегодня контрольная по алгебре.
        - Спасибо, что напомнила, а то куда я без твоих напоминаний, - усмехнулась я в ответ.
        Мне забавно было наблюдать, как легко Соломия попалась на крючок Матвея, как быстро разболтала все о своем отце, матери и двух тетях, которые жили в нашем городке.
        Вряд ли колдовством занималась ее мать, которая выглядела самой настоящей клушей. И вообще к клану Совинских принадлежал отец Соломии, а мать носила другую фамилию, - всю эту информацию Матвей вытянул из одноклассницы с потрясающей скоростью. А вот тети - две молодые девчонки чуть старше двадцати - вполне могли колдовать.
        Я улыбнулась и забралась в «Фейсбук». Довольно быстро нашла там теток Соломии и внимательно рассмотрела двух высоких красивых девушек, уверенных в себе, дерзких с виду. Длинные черные волосы, густые брови, круглые кольца сережек и множество браслетов на запястьях. Типичные ведьмы! Похоже, мы с Матвеем на верном пути, можно сказать, почти нашли преступниц. Ведь кроме этих двух, как я понимаю, колдовать в роду Совинских больше некому. Элементарная логика, Ватсон!
        Я была страшно довольна нами обоими и чувствовала себя чуть ли не Шерлоком Холмсом. Мы смогли, мы вычислили ведьму! Теперь спасем мою подругу Кристину. Конечно, нам с Матвеем не по силам вытянуть правду из теток Соломии, но Вивчары смогут, недаром Матвей назвал их чистильщиками. Эти братцы должны знать, что делать с ведьмой, которая крадет девушек.
        Хорошее настроение звенело во мне целый день, и становилось все лучше и лучше, когда я наблюдала, как Соломия из кожи вон лезет, чтобы понравиться Матвею. И ресницами хлопает, и улыбается без остановки - губы небось уже занемели у бедной девочки. Садится перед Матвеем, постоянно поправляет свои шикарные длинные волосы (уж красотой природа Соломию не обделила, это факт), спрашивает у него совета на алгебре и даже на польском делает вид, что отчаянно нуждается в его помощи.
        И неудивительно. Матвей, в темно-синей толстовке и узких джинсах, был неотразим. Разноцветные глаза щурились, губы подрагивали в скупой улыбке, а в ухе поблескивала одна-единственная сережка-гвоздик. Просто типичный внук ведьмака, больше ничего не скажешь!
        И этот внук ведьмака весь день поглядывал на меня, и я угадывала его еле сдерживаемую ухмылку. Он и сам был доволен полученными сведениями, его тоже забавляла невероятная благосклонность королевы класса, Совинской Соломии, но мы-то с ним знали, кто нравится внуку ведьмака!
        Приятно сознавать, что Соломия Совинская не у дел, что ни говори!
        Пока я пребывала в таком невероятно радостном настроении, уроки почти закончились, а на последнем, седьмом, в класс заявилась наша учительница по математике, Куликова Наталья Федоровна. Она была норм в общем и целом и даже почти понятно объясняла алгебру и геометрию, хотя, конечно, недостатки у нее были. Наталья Федоровна не умела придерживаться одной темы в объяснениях и частенько перескакивала с одного на другое, приговаривая при этом дурацкую фразу: «Ну, вы поняли, дети, да?» Кто-то прозвал ее Понятливой Натальей, и это прозвище довольно крепко приклеилось к ней. И вот, в конце седьмого урока (это была химия), Понятливая Наталья прискакала в класс и решительно заявила, что контрольную мы написали из рук вон плохо. Просто отвратительно написали.
        - С такими оценками вы испортите себе табели перед экзаменами, а общий средний балл табеля вам еще как пригодится, дорогие мои. Так что надо переписать контрольную. Исправить оценки, ну вы поняли, да? Я зачитаю фамилии тех, кому следует переписать.
        В своих знаниях алгебры я не сомневалась, потому рассеянно жевала «орбит» и слушала музыку, когда вдруг услышала свою фамилию в конце списка. Подняла глаза, уставилась на Наталью Федоровну, и та подтвердила, что даже Назаренко завалила контрольную.
        - Приходите после урока в мой класс переписывать. Даю вам еще один шанс. И от тебя, Назаренко, я этого не ожидала, - добавила Наталья и удалилась.
        Это было странно, хотя, конечно, всякое случается. Но в собственном знании алгебры я была уверена, поэтому решила попросить посмотреть свою контрольную, чтобы понять, где допущены ошибки.
        Нас, плохо написавших алгебру, было десять человек, включая Шрека и Ирку Поверчучку. На часах протикало уже половину четвертого, в желудке плясали голодные черти, а голова гудела. Поэтому я громко ругнулась, поставив рюкзак на парту, и услышала, как меня горячо поддерживает Макс. Соломии, понятно, не было, уж она-то точно все написала правильно, а если и допустила где парочку ошибок, то это мелочь, и нечего портить девочке аттестат. Так приблизительно рассуждала наша Понятливая Наталья, и мы все это знали. Знали, что математичка может занижать оценки из-за пустяка и что в любимицах у нее Соломия. Потому злились все, кто оказался в неудачниках.
        - Итак, вы переписываете! - с ходу заявила Наталья Федоровна, как только вошла в класс. - Берите двойные листочки и начинайте. Контрольные задания раздаст Кутянский, пусть возьмет их с края стола.
        - А можно увидеть свою контрольную? - спросила я.
        - Что там видеть, Назаренко, свои ошибки? Уроки надо лучше делать, а не за мальчиками бегать. Посмотри на себя, ты похожа на ведьму. Могла бы и привести себя в порядок. И почему ваши матери за вами совершенно не смотрят?
        - При чем тут мой внешний вид? Я попросила посмотреть контрольную работу. Где моя тетрадь? - Я поднялась и сердито уставилась на Понятливую Наталью.
        - Прекрати истерику! Садись и переписывай! И телефоны свои положите на стол, пожалуйста. Я хочу видеть все телефоны и знать, что вы не списываете из интернета! Десять телефонов должны быть на столе!
        Одноклассники неохотно сложили гаджеты на учительский стол, и Наталья проворно засунула их в ящик. Требовательно посмотрела на меня, и я сглупила. Тоже отдала свой «самсунг», и он оказался запертым вместе с остальными гаджетами.
        - С вами побудет наш новый физрук, последит, чтобы в классе был порядок. Как напишете, кладите листочки на мой стол, - велела Наталья Федоровна и удалилась.
        И тут пришел какой-то странный парень, совершенно не похожий на физрука. Высоченный, лохматый, сутулый, с длинным носом и странными быстрыми глазками. Он больше смахивал на лешего, который пугает в лесу случайных грибников.
        Парень уселся за учительский стол, обвел нас глазами и нагло ухмыльнулся.
        - Пишите, дети, - весело сказал он.
        Конечно, я быстро накатала все уравнения, но, едва поднялась, чтобы положить листочек на стол, парень зыркнул на меня и велел оставаться на месте.
        - Сиди, где сидишь, поняла? - не очень ласково велел он.
        - Ты обнаглел? - возмутилась я. - Я решила контрольную и иду домой.
        - Ты никуда не идешь, девочка. - Парень криво ухмыльнулся.
        И тут я узнала его. Это же он со своими дружками недавно напал на меня в парке! Это он расстегивал мои джинсы и лез с поцелуями!
        Я метнулась к двери, но парень оказался проворнее. Он перехватил меня у первой парты последнего ряда (за которой сидела Поверчучка), обхватил руками и пихнул на доску. Я ударилась плечом и едва удержала равновесие.
        - Ты никуда не пойдешь, девочка, пока не скажешь, где книга Желанная, - очень тихо прошипел парень, приблизившись настолько, что на меня пахнуло странным терпким ароматом. Глаза у него были темно-серые и какие-то бешеные.
        Поверчучка взвизгнула и тут же огребла по голове от нашего неожиданного тюремщика.
        - Никто никуда не выйдет, пока Назаренко не решит правильно примеры! - нагло осклабился парень.
        - Ты дурак? - прогудел Макс, поднимаясь. - Ты с ума сошел?
        Он деловито направился к двери, намереваясь распахнуть ее, но неожиданный и быстрый удар в челюсть свалил его с ног. Конечно, Шрек был здоровенным и сильным и не раз участвовал в драках, но, как говорится, против лома нет приема. Не дожидаясь, пока Макс придет в себя, парень принялся дубасить его ногами по ребрам и по голове. Ирка заорала как ненормальная.
        Я кинулась на парня и тут же получила мощный удар по ребрам, отлетела в угол и свалилась на пол, точно тряпичная кукла. Но неожиданная сила противника вдруг пробудила во мне какие-то родовые черты, и, вместо того чтобы удариться в панику, я напряглась, уперлась в пол и быстренько вскочила.
        Мой телефон был заперт в столе. А ведь стоило только позвонить Богдану, и он мигом примчался бы на помощь. Парень все еще отвешивал удары Кутянскому, и, пользуясь этим, я дернула ручку ящика. Рванула на себя что есть силы, и старый хлипкий замок поддался. Мой беленький «самсунг» снова был у меня.
        Парень из кланов развернулся, выругался и двинулся в мою сторону. Поверчучка зашлась в идиотском визге, остальные растерянно глазели на валяющегося на полу Макса и на меня, отскочившую за учительский стол так, чтобы он оказался между мной и парнем из Варты.
        - Отдай сюда, - прошипел парень.
        - Вон пошел, - так же тихо ответила я, а пальцы уже нажимали на значок звонка.
        Парень рванулся, лег грудью на стол и протянул ко мне руки, но вдруг отпрянул, уставившись на что-то на моей груди.
        - Откуда у тебя этот крестик? - проговорил он, с трудом сдерживая злость.
        - Это тебя не касается! - бросила я.
        - Откуда? Я башку сейчас тебе отверчу и заберу эту штуку! - заорал парень.
        В этот момент и пришло спасение. Дверь в класс дернули, и послышался тревожный и такой долгожданный голос нашего классного.
        - Что у вас там происходит? - закричал он, еще раз рванув дверь.
        Замок наконец поддался, створка распахнулась. Тюремщик наш кинулся к ней и ударил Григория в грудь с такой силой, что тот отшатнулся. Паршивец выскочил в коридор и помчался прочь изо всех сил.
        - Держите его! - заорала я, кидаясь к двери.
        - Вы целы? - глупо спросил Луша, приближаясь к Максу.
        - Нет, на нас напали! Нас закрыли в классе и били! - возмущенно вопила Ирка.
        Парень из Варты скрылся за поворотом, и я не решилась его преследовать.
        3
        Больше всего досталось Кутянскому, у него оказались сломаны два ребра. Я отделалась парочкой синяков. Такого в нашей школе еще не случалось, поэтому прибежавшая на шум завуч принялась всех тщательно расспрашивать, но никто ничего толком объяснить не мог.
        Зачем этот странный парень нас запер? Откуда он вообще взялся? Как потом выяснилось, присмотреть за нами действительно должен был новый физрук, Станислав Юрьевич, который уже успел получить прозвище Суслик за вытянутое лицо и невероятную худобу.
        Оказалось, что Суслик, то бишь Станислав Юрьевич, давным-давно уже дома, ест борщ и тупит в танчики (ну как я и предполагала, потому что мальчишки не раз заставали его в этой игрушке). И он представления не имел ни о каком молодом учителе с длинными темными волосами. И Понятливая Наталья тоже совершенно не в курсе.
        Странную историю решили замять - ну а что еще делать? Но я поняла, что даже в школе не могу чувствовать себя в безопасности. Кроме того, меня теперь занимал еще один интересный вопрос: что же за крестик висит у меня на шее?
        Глава десятая. Матвей
        1
        На обед Матвей приготовил картофельное пюре. Рассчитывал и на Мирославу, почистил сразу пять клубней и сварил в небольшой кастрюльке. После добавил масла, размял хорошенько, после разогрел в микроволновке сосиски.
        Сколько там по времени занимает переписывание алгебры? По всем подсчетам, Мирослава должна была вот-вот появиться на пороге, кинуть на пол рюкзак и возмущенно сообщить, что учительница математики - абсолютная дура.
        Впрочем, это сейчас было неважно. Матвей сегодня утром кинул письмо в черный деревянный почтовый ящик, висевший на центральной улице городка. Резная поверхность, треугольная крышка - все это было из позапрошлой, довоенной эпохи, все было старинным и хрупким, покрытым пылью, как символом прошлого века. Только члены кланов Варты кидали в его темную прорезь бумажные письма, используя ящик для тайной связи между своими. Письма каждое утро и каждый вечер разносили по адресам мальчишки, получая за это денежное вознаграждение. Мальчишки были тоже из кланов и посвящены в тайну, разумеется.
        С помощью такого письма Матвей рассчитывал связаться с Вивчарами. Написал всего пару предложений о том, что догадывается, кто похищает девушек, сложил письмо, перевязал бечевкой, капнул сургуча и поставил печать - старинную печать рода Леван-довских. Все официально и серьезно. Он, Матвей Левандовский, обращается к братьям Вивчарам за помощью. Интересно, придут? Поверят?
        Прошлая их встреча закончилась потасовкой и синяками, но больше никого из Вартовых Матвей не знал лично. Конечно, есть пани Святослава, но она слишком далека от всей этой возни с ведьмами, занимается своими отелями и магазинами и вряд ли станет помогать. Да и что может сделать эта пожилая представительная дама, не выходящая из дома без шляпки и изящной сумочки? Разве что завизжать погромче: «Помогите, ведьмы!»
        Вивчары, конечно, злые и наглые, но они должны знать свое дело, уметь остановить ведьму. Так что сегодня Матвей ждал не только Мирославу, выглядывая в окно, он высматривал невысокую фигурку мальчишки-посыльного с ответом. Интересно, сработает клановая почта? Из черного деревянного ящика все еще вынимают письма?
        Но время шло, пюре остывало, а на пороге не появлялся ни посыльный, ни Мирослава. Уже подкатило почти к шести вечера, и Матвей занервничал. Ладно, фиг с ним, с посыльным, но Мира не пошла бы домой, не заглянув к Матвею. Она уже привыкла есть у него. Все-таки пора было завести телефон, наладить связь, и пусть они провалятся, эти дедовы правила, - никаких гаджетов, никакой возможности выследить тебя…
        Сейчас ему очень надо было связаться со своей девушкой (Матвей все-таки считал Мирославу своей и уже свыкся с этой мыслью), а у него - совершенно ничего. Разве что в колокол звонить. Надо, наверное, идти к школе и искать пропавшую подругу.
        Матвей уже вытащил из шкафа джинсы и толстовку, когда входная дверь хлопнула и в коридоре раздался такой знакомый голос:
        - Пахнет едой, какое счастье! Я такая голодная, что готова жевать траву, как корова…
        - Ну наконец! - Матвей выскочил в коридор и удивленно уставился на Мирославу. - Что с тобой? Откуда синяк на шее?
        - Подралась. Знаешь, с кем? С тем парнем, который напал на меня тогда ночью в сквере, когда мы познакомились. Ты еще наподдал ему палкой, помнишь?
        - Да помню я этих придурков. Где ты его нашла?
        - Я его нашла? Это он приперся в наш класс, когда мы переписывали контрольную. Чтоб ей провалиться, этой нашей Наталье Понятливой… И вот… Где у тебя мыло?
        - Как всегда, на полке. - Матвей ткнул пальцем во флакончик с жидким мылом и стал наблюдать, как Мирослава тщательно намыливает руки.
        - И вот, он пришел в класс, уселся и закрыл дверь. На замок. И никого не выпускал. А когда я попыталась уйти, вцепился мне в шею и потребовал показать, где лежит Желанная. А после толкнул так, что я чуть мозги не растеряла.
        Мирослава встряхнула мокрыми руками, разбрызгивая воду, - дурацкая привычка, тем более что рядом висело полотенце и можно было спокойно вытереть ладони, а не махать ими.
        - Что дальше? - уточнил Матвей.
        - Кутянский заступился, понятно, он же Шрек. И получил по полной, теперь будет два дня лежать в больнице и лечить сломанные ребра. Луша наш чуть с ума не сошел, когда увидел все это. Мне повезло, у меня лишь пара синяков. Ты знаешь, откуда этот парень?
        - Пошли, я накрою на стол, и поедим. Парня знаю, он из кланов. Между прочим, он брат нашего Луши.
        - Что? - Мирослава уставилась на Матвея так, словно он только что сообщил, что улетает на Марс.
        - Григорий Луша тоже состоит в клане. Не в нашем, во втором. Там несколько семей, и все связаны общей историей.
        - Они все родственники, что ли?
        - У них принято жениться на отпрысках семей внутри клана. Или они берут себе в семьи жен из обычных. Ну, ты понимаешь. Женился, и жена понятия не имеет, чем занимается ее муж по ночам. Деньги есть, она их тратит, и ей нормально.
        - Ладно, пусть. И выходит, что Луша тоже из Варты?
        - Да. И Совинская тоже из Вартовых, только, скорее всего, не знает, чем занимаются ее отец и дальний родственник Григорий. А напали на тебя той ночью в парке братья Григория. Родные братья. Они сильные, у них много денег и много власти.
        - Они тоже чистильщики?
        - Вроде того. Только они теперь хозяева города, потому что Жнец из их клана, понимаешь? Их родственник все решает, выносит приговоры и, можно сказать, правит кланами. Мой прадед всегда ему подчинялся и боялся его, если честно. Он прятал меня именно поэтому. Говорил, что между кланами существует старая вражда и поэтому члены клана могут мстить друг другу.
        - А что за вражда?
        - Понятия не имею.
        - И откуда братья Луши знают, что у меня Желанная книга?
        - Это тоже непонятно. Возможно, они всегда знали, но боялись моего прадеда и не совались к нему. А после его смерти появился я, рассекретился, можно сказать. Вот они теперь и хотят добраться до книги.
        - Но Григорий ничего не знал! Ведь именно он выломал дверь и помешал своему брату. И он ужасно ругался, и так переживал за меня. Всю осмотрел, требовал, чтобы я тоже поехала в больницу, и вообще выглядел бледным и злым. Я таким его еще не видела…
        - Ну, я думаю, что из всей семейки только он один и вышел нормальным. У него есть старший брат Станислав, редкий придурок. Он обожает выполнять приговоры типа «переехать жертву и превратить в колбасу». Есть Орест и Дмитрий, это те самые, что напали на тебя в парке. И еще есть младший брат, Владислав, он учится в десятом классе. Тот самый, который обожает сбивать первоклассников с ног и срывать с них рюкзаки.
        - Хорошая семейка, ничего не скажешь. Сколько там братьев, выходит?
        - Пятеро. Пятеро братьев и ни одной девочки. И это ты не знаешь их отца!
        - А с ним что?
        - Подонок, вот что. Ну, так мне пояснял дед и велел держаться от них подальше.
        - Да как тут держаться, когда они сами приходят в класс? - Мирослава уселась за стол и принялась за пюре. - Ладно, давай поедим и после пойдем к Вивчарам.
        - Я жду письма от них, - пояснил Матвей. - Если письма не будет, то мы никуда не пойдем.
        - Так вот оно, письмо, лежало под воротами. Я подобрала, когда шла к тебе. Я не читала, правда, но оно в черном конверте, и есть обратный адресат. В одном углу написано твое имя, а в другом - «Марьян Вивчар». Так что нам ответили, судя по всему.
        - И ты молчала? Давай сюда! - Матвей схватил шершавый конверт и тут же уловил терпкий, немного горьковатый запах дорогого мужского одеколона.
        - Читай вслух, - попросила Мирослава.
        И Матвей прочел.
        Если Матвей Левандовский действительно знает, кто является нарушителем закона, и действительно уверен, что это один из членов клана, пусть придет сегодня вечером в двадцать ноль-ноль к старому кладбищу Невинно убиенных. Его там будут ждать. Безопасность и сохранение тайны ему гарантируют. И пусть Матвей Левандовский не приводит с собой девочку Мирославу Новицкую. Ибо так решил клан.
        Марьян Вивчар
        - Это что, я не должна идти? Ты отправишься на кладбище сам? - возмущалась Мирослава, глядя, как Матвей обводит глаза черной краской.
        - Если они так сказали, то лучше послушаться, - ответил Матвей.
        - Да дули им! Прошлая ваша встреча закончилась хорошей такой потасовкой. Берем с собой палки и отправляемся вдвоем.
        - Ты не пойдешь.
        - Ага, ты запретишь, что ли? Не смеши мои тапочки. Ты мне не запретишь, правнук ведьмака. Потому что я тоже, знаешь ли, член клана.
        - Ты еще не член клана. В твоем свидетельстве о рождении все еще записана фамилия Назаренко.
        - Это не имеет значения.
        - Имеет. Чтобы быть членом клана, надо, чтобы тебя внесли в списки и поставили номер твоего удостоверения личности.
        - А тебя тоже не записывали. Потому что твой дед тебя прятал. Ты в школу ходил как невидимка, можно сказать. Твою внешность даже учителя толком не знали, до сегодняшнего дня, разумеется. Ты заметил, кстати, как на тебя таращилась наша Понятливая Наталья? К доске тебя вызвала и удивлялась, как ты вырос за зиму… Ржака просто…
        - Мирослава, не заговаривай мне зубы и не бери палку. Ты не идешь.
        - Иду.
        - Не идешь.
        - Уже пошла. Уже вышла. Встретимся у кладбища.
        - Наглая девчонка, подожди!
        - Что, хочешь идти со мной?
        - Не борзей! Ладно, пойдем вместе и огребем тоже вместе. Тогда не рыдай, что у тебя стало больше синяков.
        - Договорились. Не буду. И вообще давно хочу навалять этим Вивчарам. Еще те придурки.
        - О боже…
        2
        Они вышли во двор, Мирослава расстегнула толстовку, и на ее черной футболке блеснул серебряный крестик. Ярко так блеснул, и Матвей уставился на него, удивленно подняв брови.
        - А это у тебя откуда? - Он остановился и схватил девчонку за руку.
        И Мирослава, которая всегда была такой бойкой и языкатой, вдруг смутилась. Посмотрела куда-то в сторону, наморщила нос, и Матвей понял, что она собирается соврать. Набрешет с полкороба - уже придумывает правдоподобную историю.
        - Только не говори мне, что отыскала эту штуку в коробочке с украшениями сестры. Это старинный крестик, таких было всего пять штук, и я знаю, кому они все принадлежали. У тебя - крестик отца Теодора, его историю я помню, дед Стефан рассказывал. Ладно, сейчас некогда, но после ты мне все объяснишь. Носи его и не снимай, он отпугивает нечисть. Когда-то эти крестики носили охотники на ведьм.
        - Вроде твоего прадеда?
        - Нет, моему прадеду такой крестик не достался. Его на свете еще не было, когда отец Теодор молился за охотников на ведьм. Давно это было. Смотри не снимай крестик.
        - Он защищает, как бусы из рябины? - уточнила Мирослава.
        - Нет. Рябиновые бусы - это побрякушки. А человек с таким крестиком на шее практически неуязвим для ведьмы. Мне неизвестно почему, прадед не пояснял. Вообще у Вартовых много тайн и длинная история, и я мало что знаю. Но ты обязательно расскажешь, откуда он у тебя. Без вранья, договорились?
        - Договорились.
        Глава одиннадцатая. Мирослава
        1
        У меня все еще болело ушибленное плечо, клокотала внутри злость. Воспоминания о несчастной контрольной по алгебре не оставляли в покое. Выходит, что все эти члены кланов Варты могут беспрепятственно приходить в школу, проникать в классы и дубасить кого захотят. Им за это ничего не будет, их не поймают, не посадят в тюрьму и даже штраф никакой не выпишут. Потому что Вартовые владеют этим городом и им все теперь позволительно.
        Непонятно только, знает ли наш классный, Григорий Луша, о книге Желанной. Он никак не выделял меня из всего класса, относился ровно и спокойно, как к любой из своих учениц. Его благосклонность слегка распространялась на Соломию Совинскую, и то только потому, казалось мне, что Соломийка сама липла к нему, точно жвачка к подошве кеда.
        Как учитель Григорий Луша был безупречен, что ни говори. Глаза с веселым прищуром, клетчатые рубашки, неизменное благодушие. Он ни разу не обозвал нас тупицами или бестолочами, как это делал наш учитель физики, например. Ни разу не занизил оценку, как Понятливая Наталья. Ни разу не придрался из-за опоздания или просьбы выйти в туалет.
        То есть Луша был нормальным человеком, и я представить не могла, что он живет в одном доме с длинным лохматым парнем, дубасящим ногами Макса Кутянского. Более того, эти двое - родные братья. Да у них даже внешность разная.
        Луша был красавцем, глаз не оторвать. А темноволосый выглядел каким-то чучелом, что ли. Лохматый, небритый, нос слишком длинный, глаза небольшие, темные. Никакого шарма. К тому же любитель выпить, это сразу видно по мешкам под глазами, а Григорий наш всегда неизменно трезв как стеклышко.
        Что уж там говорить, мне и самой Луша немного нравился. Не так, как Матвей или Богдан, не в смысле девчачьей симпатии, но вообще, как красивый молодой мужчина. Он был моего типа, если можно так выразиться. Именно такой мужской типаж мне и нравился.
        Я скосила глаза на идущего рядом Матвея - мы оба напялили наши браслеты-обереги, и встречные прохожие огибали нас, словно мы были придорожными столбами, ничего не значащими и неодушевленными, - и подумала, что мой Матвей тоже выглядит невероятно притягательно. И почему в кланах Варты рождаются такие красивые парни?
        Солнце садилось медленно и лениво, небо было красным, горизонт на противоположной стороне - синим. Под ногами лежали белые лепестки с осыпающихся деревьев. Мы перешли через шоссе и поднялись к ставшему знакомым кладбищу Невинно убиенных. Дорога пылила под ногами, кусты качались. Где-то вдалеке лаяли собаки, и Матвей пояснил, что за холмом есть платная стоянка для машин, которую эти собаки сторожат.
        - Это они гавкают, - сказал он.
        Едва завидев поблескивающий крест на куполе часовенки, я почувствовала легкую дрожь и волнение. Это казалось странным, ведь Вивчаров я не боялась. Ну в крайнем случае убежим, мы ведь умеем быстро бегать. Но волнение охватывало меня все больше и больше, и я сжимала в кулаки потеющие ладони и пыталась унять бешеный стук сердца. Будто пришла на свидание к парню, который собирался меня обмануть.
        Нас уже ждали. Две высокие фигуры в черном стояли у кованой решетки, их плащи были распахнуты, и я увидела тонкие талии и оружие на этих талиях. Такого я не встречала еще ни разу - прикрепленные к поясу мечи в черных ножнах! Ну прямо сериал «Орудия смерти» какой-то!
        - Зачем ты ее привел? - спросил один из братьев.
        Я первый раз видела Марьяна и Михаила при дневном свете и потому уставилась на них с непосредственностью невоспитанной школьницы. Я не могла понять, кто из них кто, настолько одинаково поблескивали их глаза и похоже кривились тонкие губы.
        Они были красивы, оба брата. Высокие скулы, открытые лбы, отброшенные назад волосы. Темные глаза с таким немного злым блеском, словно оба готовы вот-вот броситься в бой. Только с нами-то сражаться зачем?
        - Она тоже член нашего клана, - коротко ответил Матвей.
        - Хорошо, садись и рассказывай.
        Один из братьев похлопал ладонью по скамейке и быстро глянул на меня. И тогда я поняла, что это Марьян. Вот так же он смотрел тогда ночью в лесу, когда напал на нас с длинной палкой и бил ею моего друга.
        Матвей рассказал им все, что мы узнали.
        Михаил так и стоял рядом со скамьей, а Марьян сидел, вытянув ноги, и время от времени поглядывал почему-то на меня. Этот пристальный взгляд невольно смущал, я слегка попятилась, посмотрела на его руки и заметила на запястье точно такой же браслет-оберег, что у меня и Матвея. Ягоды рябины, черные бусины.
        Так вот почему братья Вивчары видели нас в нашем настоящем облике! Они носили точно такие же браслеты! А всякий, носящий браслет-оберег, видит окружающих такими, какие они есть!
        Значит, остальные жители города не замечают их черные плащи и блестящие рукояти мечей, черные глаза и сжатые губы, эту злость и настороженность на лицах братьев. Отлично придумано!
        - Хорошая информация, молодец. Что собираетесь делать? - спросил Марьян, когда Матвей закончил говорить.
        - Ничего. Рассказали вам. Вы сможете отыскать ведьму?
        - Если она одна из наших, это будет сложно. Такая ведьма обладает особенной силой и вовсе не приворотами занимается, вы должны это знать. Вам в эту историю лучше не соваться.
        - А вдруг она мстит моему прадеду и потому нападает на мой дом? - сказал Матвей.
        - Если она из клана, точно мстит. У твоего прадеда было много врагов, и самого главного мы знаем. Он давно мертв, но остались его потомки.
        - Вам известно, кто это? - Матвей вскочил со скамьи и уставился на Марьяна.
        - Тебе знать не следует. Не лезьте в это дело, лучше учите уроки. Потому что если вы разозлите ведьму, если покажете, что… Если покажете, что обладаете какой-то особенной силой, она вас убьет, не станет церемониться. Вы живы только потому, что ведьма занята сейчас другими делами. Ясно?
        Ответить мы не успели, потому что со стороны кладбища раздался странный шорох, а затем поднялся невообразимый жуткий лай. Едва я сжала свою палку и вскинула ее повыше, как сбоку от забора, мягко ступая, появилась собака. Это была серая дворняга с повисшими ушами и оскаленной пастью. Коротко рыкнув, она кинулась на меня так быстро, что я еле успела отскочить. Следом появился еще один пес, черный и кудлатый, и рванулся на Матвея. А после из-за угла показалась вся стая, и мерзкие шавки накинулись на нас всем скопом.
        Я врезала серому псу по морде. Он прекратил лаять, отпрыгнул к скамье, а после кинулся снова, молча и нагло. И еще парочка мелких напала на меня сбоку, заливаясь противным лаем.
        Я еле отогнала палкой разъяренных животных, глянула на Матвея. Тот отбивался сразу от двух псов и нуждался в помощи. Рванувшись к другу, я не заметила еще двух собачар, крупных и драных, явно всю жизнь обитающих на какой-то свалке. Одна вцепилась мне в штанину (слава богу, крепкие джинсы выдержали собачьи зубы), вторая кинулась прямо к горлу и, наверное, достала бы до него, если бы не Марьян.
        Он лишь один раз махнул мечом, и собака свалилась у моих ног, а ее голова отлетела от туловища. Зрелище отвратительное, и я, окаменев от ужаса, уставилась на кровь и собачью голову. В тот же момент еще одно животное прыгнуло на меня, после - еще.
        И откуда только взялось такое количество диких собак?
        Марьян закрыл меня собой, рубанул мечом одного из псов. На его руке повисла какая-то мелкая шавка, но он схватил ее за уши и дернул. Еще один удар сверкающим оружием, и шавки не стало.
        Моя палка уже давно валялась в траве, да и Матвею особенно не пришлось сражаться, потому что братья Вивчары умудрились порубить всю свору диких собак. Всех, до одной. Даже самую последнюю мелкую собачку, забившуюся под скамью, Михаил вытащил за хвост и лишил головы. Я вдруг поняла, что стою среди собачьих трупов и моря кровищи.
        Матвей не выдержал, и его стошнило прямо в это кровавое месиво.
        - Пошли быстро, - велел Марьян, - вниз, в город.
        - Нет. - Матвей поднял ладонь и мотнул головой. - Меня зовет моя подружка. Мавка Руська. Она что-то знает и хочет рассказать.
        - Ты дружишь со здешними мавками? - скривился Михаил.
        - Она что-то знает, - повторил Матвей.
        - Ладно, пошли.
        2
        Марьян перевязал разодранную руку носовым платком и глянул на меня резко и пристально.
        - Еще не надоело искать приключений на одно место? - спросил он и презрительно усмехнулся.
        От него следовало держаться подальше, и, посмотрев на длинный поблескивающий меч, я отодвинулась к Матвею и отрицательно покачала головой.
        - Тогда пошли к этой вашей мавке, - сказал Михаил и сунул свой меч в ножны, предварительно вытерев его о траву.
        - Что она может знать такого важного, эта ваша мавка? - спросил Марьян. - Я бы и ей снес голову на всякий случай.
        - Не обижайте ее! Лучше топайте домой, если не соображаете! - возмутился Матвей. - Она для меня - источник информации. Это от нее я узнал, где питаются ночные ведь-мачки, которых подняли из могил.
        - Она же вас и предала, - заметил Марьян.
        - Письмо от нас вы сами распечатывали? Печать была цела? - спросил Михаил.
        - Печати не было вообще, - быстро ответила я.
        - Не было? - Матвей нахмурился и поднял повыше палку.
        - И ты пошел на встречу, не проверив, цела ли печать на послании? - вскинул брови Марьян. - Значит, ты болван. Печать на любом письме должна быть цела. Если ее нет, значит, письмо вскрыли и прочитали. Вот поэтому и собаки напали.
        - Ведьмацкие штучки, - согласился Михаил.
        - А если бы я не пришел, собаки напали бы на вас двоих, и вам пришлось бы хуже, - буркнул Матвей.
        - Они бы не напали. Во-первых, мы тебя не ждали бы. Опоздал на пять минут - значит, не пришел. Во-вторых, собак натравили именно на вас. Это вы чем-то крепко разозлили ведьму. Видимо, действительно старые обиды. Пошли, а то ваша мавка уже устала махать рукой.
        Руська, как всегда, в одном беленьком платьице, стояла под высоким дубом и глядела на нашу компанию настороженно и грустно.
        - Конфеты у тебя есть? - тут же спросила она Матвея, попятившись к кустам ежевики и готовая сразу удрать в случае опасности.
        - Держи.
        В ладошку Руськи перекочевал сникерс, и малышка довольно вцепилась в него.
        - Ладно, я скажу. Будет ведьмацкий шабаш в эту пятницу. Вы знаете, какое сегодня число?
        - Тринадцатое, пятница, - мрачно подсказал Марьян.
        Руська глянула на него, спрятала руку со сникерсом за спину и еще немного попятилась.
        - Ага, - тихо проговорила она. - Пятница, тринадцатое, это уже сегодня. Будет ведьмацкий шабаш. Лучше не ходить в этот лес и вообще не выходить на улицу.
        - Кто проводит? - быстро спросил Михаил. - Знаешь?
        - Главная ведьма. И еще несколько человек будут. Придут обычные люди. Заказной шабаш, за который платят.
        Последние слова Руська произнесла почти шепотом, а после метнулась в колючую ежевику и растворилась в вечерних сумерках.
        - Стоило догадаться, что все закончится шабашем. Только она не сказала, где он будет, - пробурчал Марьян и зачем-то посмотрел на меня.
        Глаза темные, внимательные.
        - В лесу. Если Руська сказала, чтобы мы не ходили в лес, значит, шабаш будет тут, - пояснил Матвей.
        - Соображаешь, - усмехнулся Михаил.
        - Вы сидите по домам, дети, - быстро сказал Марьян, не сводя с меня глаз. - Никаких ночных приключений. Ваши обереги вам не помогут, и главную ведьму вы не остановите. Это опасно, это работа кланов. Этим будет заниматься Жнец - даже не мы. Мы все сообщим Жнецу, и он вышлет своих людей. Раньше это делал твой прадед, Матвей, а сейчас будут работать другие люди. Так что сидите дома.
        - Зачем ты им это говоришь? Они все равно сделают по-своему. - Михаил развернулся и зашагал вниз, направляясь к грунтовой тропе, ведущей в город.
        - Я думаю, у тебя, Матвей, хватит ума присмотреть за своей девочкой. А ты носи крестик и не снимай. Поняла? - Марьян запахнул полы плаща и последовал за братом.
        Глава двенадцатая. Мирослава
        1
        Городок казался притихшим. Улицы опустели, фонари еще не успели включиться, и в синих сумерках лишь черные коты шастали по дорожкам. Где-то мерзко выла собака, а на пустой автобусной остановке звучно тошнило пьяного мужика.
        - Как будто что-то происходит, - заметила я и осторожно взяла Матвея за руку.
        - Оно и происходит. Представляешь, сколько злых сил проникнет в город во время шабаша? Завтра наверняка будет несколько аварий, драки и еще какие-нибудь неприятности.
        - Они уже сегодня были. В школу заявился тот парень, который требовал у меня книгу Желанную.
        - Не говори так громко! - Осторожный Матвей оглянулся и ускорил шаг. - Пошли быстрее. Может, останешься у меня этой ночью?
        - А мать с сестрой? Я их не оставлю.
        - Даже за мать переживаешь?
        - Она, конечно, ведьма, но не из тех, кто ходит на шабаш. И все-таки моя мать.
        - Да, к сожалению, от своих родителей никуда не деться.
        - Братья Вивчары подобрели, тебе не кажется? Я думала, что они скормят нас этим злым псам.
        - Псы - не от Вивчаров. Марьян и Михаил не занимаются ворожбой. А собаки - это колдовство.
        - Что, не настоящие собаки? Призраки?
        - Настоящие, только кто-то собрал их по всему городу и натравил на нас. Чья-то злая воля и злая сила, понимаешь?
        - Понимаю. Вивчары за нас заступились.
        - Они сами за себя заступились в первую очередь. Да и что им десяток злых собак? Они же чистильщики и обычно имеют дело с гораздо более опасным противником.
        - А что будет делать Жнец?
        - Он главный в кланах, его решения все обязаны выполнять. Так положено.
        - Кем?
        - Не знаю. Он и разберет это дело. Все, теперь, надо думать, пропажи девочек прекратятся.
        - Надеюсь, что Марьяна и Кристина найдутся, - мрачно сказала я и вздохнула. Тревога за подругу не давала мне покоя.
        - Марьяна уже нашлась. Вчера. Только она ничего не помнит, как и Леська. Даже собственное имя забыла. Никого не узнает, молчит. Не буйствует, нет, но такая странная, что ужас. Родители ее убиваются от горя.
        - Нашлась? Жива? Уже хорошо. Слава богу, что ведьма хоть не расчленяет их. Зачем они ей?
        - Кто знает? - Матвей пожал плечами.
        - Знаешь, я зайду к Богдану сегодня вечером. Давно уже не видела его. Хочу предупредить, чтобы сидел дома.
        - Скажешь, что будет ведьмацкий шабаш? - Матвей удивленно поднял брови, и его разноцветные, такие дикие и странные глаза блеснули весельем.
        - Нет конечно. Что-нибудь придумаю.
        - Не разболтай ему.
        - До сих пор же не разболтала.
        - Ты молодец.
        - Чудесная похвала.
        - Ты действительно молодец, Мирослава. И я буду волноваться за тебя. Давай лучше я доведу тебя до твоего подъезда, тогда буду спокоен.
        - Меня Богдан доведет до подъезда. И купи уже себе телефон, у тебя ведь есть деньги. Тогда мы всегда будем на связи.
        - Куплю завтра.
        - Серьезно? Ты решился купить гаджет? И даже номер у тебя будет?
        - Зачем мне телефон без симки? Конечно будет.
        - Здорово. Я буду ждать завтра, чтобы узнать твой номер.
        - Завтра и встретимся.
        2
        Мы расстались в начале небольшой улочки, на которой стоял особняк Богдана, и я заспешила по мощенной брусчаткой дорожке. Знакомые ворота темнели в сумерках, и я улыбалась, представляя, как наболтаю Богдану о сегодняшней ночи, о том, что хочу с ним переговариваться по скайпу, и пусть он мне позвонит ровно в двенадцать.
        Идея так себе, но зато я буду точно уверена, что мой парень сидит ночью у себя в комнате за компьютером и разговаривает со мной, а не болтается где-то в опасном городе в опасное время.
        Я уже почти дошла до кованых, украшенных металлическими листочками ворот, как они распахнулись и со двора вышла сначала моя сестра Снежанка, а за ней - Богдан. На улице уже порядочно стемнело, но уж свою сестру я узнала сразу. Ее косу-колосок длиной почти до попы, розовую толстовку, на которой стразы поблескивали даже в абсолютной темноте.
        - Пахнет тюльпанами, чувствуешь? - весело пропела Снежанка и повисла на руке моего парня.
        Богдан приобнял ее и что-то ответил в самое ухо, тихо и весело.
        - Невероятный запах. Давай пройдемся до кафешки, возьмем кофе? - снова сказала Снежанка. Ее звонкий голосок отлично долетал до меня.
        Небольшой выступ кирпичного забора скрывал меня от этих двоих, и я могла сколько угодно наблюдать, как они шагают по улочке, как Богдан прижимает к себе Снежанку, как она весело щебечет и тоже обнимает его за талию. Идеальная парочка. Просто приятно посмотреть.
        Вот, значит, какого парня нашла себе Снежанка!
        Вот, значит, почему в последнее время мать так много рассуждала об удачном замужестве. Еще бы, выйти замуж за Богдана - парня, у которого уже есть собственное жилье (второй этаж особняка родители планировали отдать старшему сыну), которого родители отправят учиться в Польшу, купят ему машину. И вообще - жизнь его заранее распланирована и наверняка будет удачной.
        Лучше не бывает! Мечта моей матери.
        И наплевать, что Снежанка отбивает парня у собственной сестры, потому что сестра - дьявольское отродье и шлендра. Да у нее следует отобрать парня! Так же, как следует покупать вещи и плазму на деньги, которые поступают на мой счет! А я в это время пашу как проклятая в кафе, чтобы купить всего лишь толстовку на распродаже или джинсы в «хенде». А мать еще называет меня паршивкой и бьет по лицу!
        От осознания этого у меня просто перехватило дух. И что делать?
        Снежанка и Богдан удалялись в темноту, а я стояла, как дура, у кирпичного забора и смотрела им вслед.
        3
        Дома никого не оказалось. Мать куда-то унеслась - может, к подружке этажом ниже, поболтать и попить кофе с сигареткой. Снежанка все еще шастала с моим парнем, и квартира встретила совершеннейшей тишиной.
        Помыв руки, я уселась за компьютер, включила неизменного Адама Ламберта и какое-то время тупила в экран, а после вдруг рванулась к сестринскому комоду. Не знаю, что меня дернуло проверить ее ящики. В самом верхнем на стопках полотенец лежал полотняный мешочек. Странный такой, серый, завязанный веревочкой. А в нем - сухие травы. Не все я знала, но некоторые угадала по запаху. Мята и ромашка пахли знакомо, я пила иногда чай из этих трав. Какие-то желтые сухие цветочки и нечто странное, похожее на замысловатую ветку дерева. Сухую, черную, с абсолютно гладкой корой и уродливо изогнутыми длинными колючками.
        Сухая черная ветка казалась холодной и пахла чем-то странным, то ли землей, то ли дождевыми червями, то ли пылью - не понять. Я повертела ее в руках, еще раз тряхнула мешочек, и оттуда выпал брелок. Слишком хорошо знакомый брелок, который принадлежал Богдану. Маленькая металлическая Эйфелева башня, тяжеленькая и прохладная, легла в мою ладонь, напомнив о том, как я частенько болтала с Богданом у ворот его дома и играла с этим брелоком. Больше мы никогда не будем вот так разговаривать у кованых ворот, украшенных металлическими листочками.
        Снежанка хранит этот брелок на память, что ли? И тут в моей голове как будто что-то щелкнуло, и все встало на свои места. Чистотел, мята, ромашка. Еще какие-то травы. Сухая ветка кустарника из церкви Всех Святых. И вещь парня. Одна маленькая вещица, принадлежащая парню, на которого делают приворот.
        То, что лежало в верхнем ящике комода моей сестры, служило для приворота!
        Сердце бухнуло в груди, как бешеное. Я быстро кинула на стопку полотенец сухую ветку и торопливо задвинула ящик. Маленький металлический брелок - изящная Эйфелева башня осталась в моей ладони и приятно холодила пальцы.
        Что же теперь делать?
        И тут ожил «Вайбер» в моем телефоне. Пришло сообщение. Снежанка писала, что они с мамой не придут ночевать, останутся у какой-то знакомой и чтобы я не волновалась.
        Зачем они отправились к знакомой? Зачем Снежанка делала приворот на Богдана? Неужели они обе примут участие в ведьмацком шабаше? Сколько там времени? Десять, начало одиннадцатого. Еще есть возможность помешать им. Совсем немного, но все-таки. И я раскрыла книгу Желанную.
        4
        «Хочу, чтобы моя сестра, Снежана Назаренко, сломала этим вечером ногу и оказалась в больнице. Непременно этим вечером, прямо сейчас в идеале».
        «Ты серьезно? Это плохое желание».
        «Я написала то, чего хочу. Пожелай, и сбудется. Ведь именно это написано в книге Желанной».
        «Я думал, что ты лучше своих предков».
        «Я такая, какая есть».
        «Желание будет исполнено. Прямо сейчас. Останется только два желания. Надеюсь, ты не захочешь, чтобы я убивал твоих врагов. Где сейчас твоя сестра?»
        «Гуляет со своим парнем. Может, через часик придет домой».
        «Принято».
        Писать больше я не стала. Закрыла тетрадь и включила посильнее музыку в наушниках.
        Глава тринадцатая. Матвей
        1
        Луна выползла из-за облаков и залила асфальт призрачным светом. Шелуха семечек, крышки от пивных бутылок, пакетики от чипсов и сухариков - мусор бессовестно лез под ноги. Обычно городок производил впечатление аккуратного и ухоженного. Чистая брусчатка, кованые решетки, металлические листочки и цветочки на них. Но сегодня вечером в глаза бросался лишь мусор и общее запустение. Как будто в этот день все дворники забили на уборку и пролежали дома перед телевизором.
        Матвей аккуратно обогнул автобусную остановку, на которой все еще торчал пьяный мужик. На пути подвернулась жестяная банка из-под фанты, и пришлось ее пнуть, чтобы пройти. Металлический звук привлек внимание мужика, и тот позвал заплетающимся языком:
        - Мальчик! Эй, мальчик!
        Матвей не оглянулся.
        - Я кому сказал, иди сюда! Мальчик, ты мне очень нужен! - Послышались шаркающие шаги за спиной.
        Запахло спиртным и рвотой, и стало ясно, что пьяный мужик увязался следом, полный решительных намерений. С ним не стоило связываться, но это вам не собаки с оскаленными зубами, можно просто убежать, что Матвей и сделал, быстро перемахнув через забор и ломанувшись напрямую через кусты сирени.
        Темный проулок встретил тишиной и запахом мочи, будто кто-то напустил огромную лужу. Матвей даже посмотрел под ноги, чтобы не влезть в гадость. Перескочил участок развороченной брусчатки и подумал, что сегодня городок словно не принадлежит сам себе. Кто-то специально загадил его накануне ведьмацкого шабаша, и теперь приходится прилагать огромные усилия, чтобы попасть к себе домой.
        Он обошел детскую площадку, на которой сидело сразу несколько бездомных собак - обычно по городу не шастали собачьи стаи, их просто не было. Но сегодня псины встречались повсюду, и Матвей старался не сталкиваться с ними, слишком хорошо помня недавнюю атаку на кладбище.
        Наконец он добрался до дома, и первый, кого он увидел, был кот, сидящий на заборе. Скарбник восседал с гордым видом, подняв хвост и уши, и Матвей подумал, что, если кот выглядит довольным, значит, дом в безопасности.
        Первым делом - кофе. Еще остались сосиски, и можно было быстренько сварить к ним макароны. Этого хватит на ужин, а завтра видно будет. Кухонный шкафчик забит пакетами с чипсами, в вазочке на столе полно шоколада. В отличие от суровой Мирославы Матвей любил сладкое и, едва вымыв руки и включив чайник, сразу засунул в рот конфету.
        Итак, Жнец должен уже сегодня узнать, где скрывается самая главная ведьма, и выслать людей, которые ее остановят. А может, он и сам это сделает. Матвею было неизвестно, кто является Жнецом. Он только знал, что это человек из семьи Луш, - скорее всего, дядя их классного руководителя.
        По древним и зачастую бестолковым правилам кланов, Жнецом мог быть только человек, который еще не завел семью - жену и детей. Совсем уж сирот без родственников в клане не встречалось, - кроме Матвея, разумеется. Но поскольку Жнец обязан быть объективным всегда и заботиться о чести кланов, а не о собственной семье, никаких детей и жены ему не полагалось. Это было запрещено.
        Значит, отец Григория Луши, у которого имелась вполне живая жена и пятеро сыновей, не мог быть Жнецом. Но зато у него был брат, Даниил Луша, - бородатый суровый мужчина внушительного роста и с крепким брюшком. Матвею довелось пару раз встретить этого человека - видел его издалека, когда тот выходил из своего магазина и садился в машину. У Луш имелся свой бизнес, они занимались автобусными перевозками, и больше десятка их автобусов отходили с автостанции городка. Были также магазинчики автозапчастей и небольшие забегаловки по всему городу.
        Жили небедно, можно сказать, и Григорий вполне мог себе позволить работать учителем. Учительскую зарплату тратил, наверное, на дорогие клетчатые рубашки и найковские кроссовки. Как раз вполне хватало. Плюс дорогой гаджет и бензин для черного внушительного джипа.
        Дядя Григория был не женат, это все знали. Вот он и был Жнецом, скорее всего, больше некому. Внушительный мужик, и он должен знать, как справиться с ведьмой.
        С другой стороны, ведьма приходилась ему отдаленной родственницей. Очень отдаленной, потому что семьи Совинских и семьи Луш пересеклись где-то лет двести назад, если не больше. Надо бы глянуть на древо кланов, которое в свое время нарисовал прадед Стефан, и разобраться, кто кем и кому приходится.
        Матвей так погрузился в семейные хитросплетения кланов, что не заметил, как в кухне возник здоровенный черный кот. И только когда животное зашипело и кинулось на него, Матвей ругнулся и тряхнул ногой, сбрасывая пушистый шар с когтями.
        - Сдурел? - буркнул он, потирая расцарапанную ногу.
        Скарбник давно перестал пугать Матвея, но его прикосновения все равно были неприятны.
        Кот зашипел, поднял хвост, кинулся к двери и тут же вернулся обратно. Снова зашипел, выпустил когти и блеснул дикими желтыми глазами.
        - Что? Что случилось? - не понял Матвей.
        И в этот момент появилась она.
        Ведьма была здоровенной и доставала до потолка. Она выступила из тьмы коридора, подняла вверх костистые руки, растопырила скрюченные пальцы и прошипела, брызгая слюной:
        - Ты умрешь, потомок Стефана! Сегодня ты умрешь!
        И сразу кинулась на Матвея, так что он еле сообразил, что ведьма не из плоти, это всего лишь проекция, душа, выбравшаяся из тела, привидение ведьмы, а значит, можно защититься от нее. Кинуть в лицо бусины из черного дерева, увернуться от вытянутых рук и перевести дыхание, наблюдая, как черная фигура пятится, стряхивая с себя шарики бусин, как те падают на пол с глухим стуком и как мерзко морщится лицо черной старухи.
        - Это тебя не спасет! Я сожгу твой дом! - прошипела сморщенная ведьма и вновь протянула вперед руки.
        В то же мгновение вспыхнула занавеска на окне, и пламя побежало по ткани, как бешеное. Матвей кинулся к крану, чтобы набрать воды в пустой электрический чайник, но ведьма метнулась к нему темной молнией. Рванула Матвея за волосы, и он не удержал равновесия. Рухнул на пол, едва успев подставить ладонь, чтобы не удариться головой.
        Ведьма была призрачной, но ее прикосновения оказались вполне реальными. Она схватила табуретку и что есть силы ударила Матвея по голове. Скарбник вцепился в нее, но ведьма легко сдернула с себя черного кота и швырнула прямо в огонь. Скарбник зашипел, рванулся куда-то вбок. А пламя уже трещало вовсю, и Матвей видел, как все заволакивает черными дымом.
        От удара в голове словно взорвалась небольшая бомба, пылающая кухня стала терять четкость, и только потрескивание огня да терпкий дым все еще держали в реальности. Мир пылал и расплывался, а желтые ведьмацкие глаза щурились совсем близко, и Матвей чувствовал на себе зловонное и мерзкое дыхание.
        - И до девушки твоей доберусь! Она нужна мне, заберу всю ее силу без остатка, так что забудет, как ее зовут, кто ее родные, и никогда уже не вспомнит! - шипела ведьма.
        Матвей терял сознание, когда ведьма вдруг отпрянула, словно кто-то рванул ее за длинные патлы, завизжала пронзительно и тонко, растопырила руки. Блеснула серебристая молния - один раз, второй, - и черная старуха пропала.
        - Вставай, парень, - послышался решительный голос, и чьи-то руки подняли Матвея и вытолкали на улицу.
        Свежий воздух помог сфокусировать зрение, и, когда бешеный приступ кашля слегка прошел, а дыхание восстановилось, Матвей кинулся в дом с мыслями о пожаре.
        Пожар был потушен.
        Марьян Вивчар стоял посреди кухни в клубах дыма, и в распахнутое окно струился свежий ночной воздух. Баллончик огнетушителя примостился рядом, символизируя собой спасение от огня.
        - Она настроена очень решительно, - сухо заметил Марьян. - Придется тебе перекрашивать стены на кухне.
        - Как ты узнал? - еле выговорил Матвей.
        - Догадался, - хмыкнул Марьян и сунул меч в ножны.
        2
        - Конечно, ведьмы боятся меча с серебром. Такими мечами их и убивают, парень. У твоего деда должен быть такой меч. Поищи, наверняка найдешь. - Марьян отпил кофе из кружки и покачал головой. - Не понимаю я твоего деда. Вместо того чтобы достойно подготовить тебя, он скрывал правду и делал вид, что ты - самый обычный мальчик. А ты ведь унаследовал его силу, парень. Ты даже не представляешь, на что способен. Если кто и может остановить эту ведьму, так только ты.
        - Откуда ты все-таки узнал о нападении? - снова спросил Матвей, пытаясь привести свои мысли хоть в какой-то порядок.
        - Догадался. Ведьма натравила на вас собак, но ничего не вышло. Значит, она снова нападет, тем более в пятницу тринадцатого. Но до шабаша - на шабаше ей будет чем заняться, поэтому она так поторопится.
        - А Мирослава?
        - У нее крестик отца Теодора. Ведьма ее не тронет.
        - Откуда у Мирославы эта штука? - нахмурился Матвей.
        - Спроси у нее. Это же твоя подружка, не моя, - пожал плечами Марьян.
        - Жнец уже знает о ведьме?
        - Конечно. Обещал принять меры.
        - А кто у нас теперь Жнец?
        - Ты и этого не знаешь? Парень, ты просто болван. Жнец в кланах нынче Григорий Луша.
        Матвей уставился на Марьяна Вивчара и едва рот не раззявил.
        - Наш классный, что ли? - выдавил наконец он из себя.
        - Не знаю, кем он приходится тебе, мальчик. Жнец теперь Григорий Луша. Его дядя пару лет назад передал ему эти полномочия. Так можно делать, иногда Жнец передает свою власть кровному родственнику, неженатому мужчине. Григорий Луша - его племянник, и он не женат. Все сходится.
        - И что этот Григорий может сделать? Он же слабак, - проговорил Матвей, не сводя глаз с серьезного лица Марьяна.
        - Я тоже считаю, что он слабак. Посмотрим. Это его первое дело, первое решение. Все в кланах ждут от него, что он освободит город от ведьмы. Люди устали жить в страхе, и кланы должны выполнить свое предназначение. Ладно, парень, я должен идти. Думаю, что второй раз ведьма не нападет, ей досталось от моего меча.
        - Ты куда теперь?
        - Да есть тут у меня еще одно дельце. Пока, малой.
        И Марьян ушел в ночь, закрыв за собой дверь.
        3
        Огонь слегка закоптил потолок над окном, напрочь сжег клетчатую штору, и поверхность стола тоже стала черной и совершенно непригодной к использованию. Это был старый стол, который мастерил еще прадед Стефан, и Матвею было его жалко.
        Он оттащил стол в гараж, где хранились дедовы инструменты, и подумал, что, возможно, стол еще удастся спасти. В углу гаража пару раз блеснули наглые кошачьи глаза, и Скарбник пропал, бессовестная зверюга.
        Матвей считал, что Скарбник должен защищать его гораздо лучше. Конечно, с деньгами проблем не возникало, управляющий Ростислав Михайлович исправно доставлял отчеты, и автомойка приносила доход, и магазинчики работали вовсе не в убыток. Счета в банке пополнялись, Матвей время от времени снимал деньги с карты и покупал доллары и евро - прадед учил, что так будет вернее.
        «Никогда не храни все яйца в одной корзине», - учил он.
        Но в плане защиты Марьян Вивчар оказался гораздо надежнее и сильнее. Не подоспей чистильщик из клана, Матвей сгорел бы в собственном доме, и утром Мирослава прочла бы в новостях об ужасной смерти одиннадцатиклассника. Марьян появился вовремя и помог, в отличие от наглого котяры. Возможно, Вивчары не такие уж подонки и не так жестоки, как кажется. Хотя с ними всегда надо быть начеку. Это странные, непредсказуемые люди, хранящие собственные тайны.
        Сон как рукой сняло, и Матвей прибирал кухню до самого утра. После приготовил завтрак, принял душ и отправился в магазин за смартфоном.
        Глава четырнадцатая. Мирослава
        1
        Мать заявилась утром. Громко хлопнула входной дверью и с самого порога стала причитать:
        - Да что же это такое? Да когда эти напасти прекратятся? Сколько можно-то, в конце концов… Мирка, слышишь, Мирка, просыпайся, ты мне нужна сейчас!
        Я не спала. Перегруженные мыслями мозги не отключались на сон, и ноги сами собой бесконечно вышагивали по комнате. Желанная лежала в моем рюкзаке, и я, поглядывая на него, потирала плечи, поскольку постоянно мерзла. Не помогал пушистый плед, и даже закрытое окно не сохраняло тепло. Ледяной холод пробирал до костей, вызывая дрожь в коленях.
        Что будет с сестрой? Может, надо было уточнить, что она должна остаться в живых? Или попросить о растяжении? Или об ушибе?
        Конечно, я погорячилась, но у меня есть на это право!
        У меня есть право и власть, как у Ульяны. Иногда не остается ничего, кроме священного права отомстить. Ульяна отомстила Настасье, забрав ее любимого. Я отомстила матери, наслав беду на младшую сестру.
        Это правильно. И это является злом. Одновременно.
        Правильное зло, справедливое зло, и ничего такого в этом нет. У матери есть власть забирать деньги пани Святославы, есть власть ненавидеть и обижать старшую дочь. Есть власть и деньги, чтобы обратиться к ведьме и сделать приворот на парня своей нелюбимой, ненавистной дочери. А у меня есть власть отомстить. Потому что именно я рождена в клане Варты и, значит, должна очищать город от ведьм и прочих тварей - таких, как моя мать. Это справедливо и правильно - отомстить.
        Только холод пробирает до глубины души, и кожаный корешок Желанной, выглядывающий из рюкзака, вызывает ужас, потому что руки так и тянутся взять ручку и решительно написать: «Хочу смерти своей матери». После таких желаний нет обратного хода. После таких желаний меняешься навсегда. Что-то ломается внутри, умирает в душе, и остается лишь холод, и ненависть, и желтые страницы книги Желанной, на которую ты можешь выплескивать свою тьму сколько душе угодно.
        А что будет после?
        После ты станешь рабом тьмы. Подрисуешь почернее глаза и отправишься в темный лес, чтобы найти эти пресловутые и загадочные источники темной силы. После ты сама станешь черной ведьмой, потому что внутри уже навсегда поселится темнота.
        Если бы у Матвея был телефон или хотя бы «Фейсбук» или «Инстаграм», я бы написала ему, я бы попросила совета, рассказав все начистоту. Что сделала непоправимое, пожелала то, что уже нельзя отменить. Не сотрешь из Желанной, не изменишь собственного желания отомстить.
        И нет никакого выхода, остается только принять себя такой, какая я есть. Злой, мстительной, темной. Представительницей клана Варты.
        Когда мать утром позвала меня, стоя в коридоре, я не сразу вышла из комнаты. Пока нашла тапки, пока натянула шорты, потому что бегала по комнате в одних трусах и пледе на плечах. Майка со спущенными лямками, волосы убраны за уши. Глаза еще не накрашены, и без своего макияжа я вдруг почувствовала себя уязвимой.
        - Ну что ты копаешься, глупая? Поднимайся, уже восемь утра! Сестра твоя попала под машину, представляешь? У нее сломана нога, она сейчас в больнице. Я сидела там всю ночь, и теперь мне нужна помощь. Надо, чтобы кто-то отнес Снежане передачу. Эту неделю она останется в больнице, но если все будет хорошо, то к следующим выходным ее выпишут, - тараторила мать, разгружая сумки.
        Несколько баночек йогурта, молоко, булочки, шоколад и бананы. Куриное филе, молодые огурчики и помидоры-черри.
        - Сейчас сделаю отбивные, порежу салат для Снежанки, а ты отвезешь ей. Помоги мне, не стой столбом, убери продукты в холодильник. Сама голодная как волк, всю ночь ничего не пила и не ела. Извелась вся, просто ужас. Представляешь? Машина выскочила из-за поворота, так говорит Снежанка. Хорошо еще, что не неслась на всей скорости! Обошлось, можно сказать. Ушибы, царапины и перелом ноги! И это в конце года!
        Я молчала, скованная ужасом. Руки машинально раскладывали продукты на полках холодильника. Я сунула молоко к овощам, и мать ругнулась, назвав меня балдой.
        - Да проснись, наконец! Что, снова до трех шлялась где-то? Расскажи лучше, что у тебя за новый мальчик такой! Снежанка говорила, что у тебя новый мальчик.
        Молоко вернулось на полку с сыром и маслом, дверка холодильника закрылась. Я постояла на пороге, после осторожно спросила:
        - Когда мне надо ехать к сестре?
        - Как сготовлю. Пораньше постараюсь, чтобы девочка не голодала. Больничное питание никуда не годится, сама понимаешь. Сварю ей картошечку, сделаю отбивные, салат. И бананы с йогуртом ей отвезешь. И еще шарлотку на скорую руку приготовлю. Больше пока ничего не успею. Но завтра уже сама мотнусь, приготовлю ей что-нибудь вкусненькое. Мирка, не стой как столб. Обкурилась, что ли, чего? Хоть бы пожалела сестру, что ли.
        - Конечно, мне ее жалко. Если бы еще меня кто пожалел.
        - Что? Что ты там бормочешь?
        - Ничего. Что еще мне сделать?
        - Картошку почисть. И не срезай толстый слой шкурки, после тебя ровно половина картошки остается. Аккуратнее чисть, поняла?
        Едва мы с матерью закончили с едой, как мне позвонили. Номер незнакомый, я осторожно ответила и услышала Матвея. Его голос я узнала бы с любого гаджета.
        - Привет, Мирослава! Это я, Матвей! Как ты? Как дела?
        - Все хорошо, - спокойно ответила я.
        - Встретимся сегодня?
        - Можно. Но у меня сестра в больнице, надо отвезти ей еду.
        - Что с сестрой?
        - Ногу сломала.
        - Серьезно? Я могу поехать с тобой.
        - Отлично. Тогда через час около моего дома. Договорились?
        - Договорились.
        2
        Чем ближе мы подъезжали к больнице, тем сильнее мучила меня совесть. Она жгла изнутри назойливыми мыслями, проедала до самых костей, заставляя чувствовать себя последней гадиной. Ведь сестра у меня только одна, и хоть временами раздражает, но все равно своя, родная. Снежанка всегда переживала за меня, заботилась, поддерживала и была просто доброй девочкой.
        И если бы не это дурацкое желание обладать моим парнем, между нами не было бы никаких терок. А Богдан? Как он мог меня обманывать? Ходить в обнимку с моей сестрой и врать мне? Написал бы уж правду, мол, перестала нравиться, нашел другую. Это было бы честно и правильно. И я бы отпустила его.
        Ведь я не испытывала к Богдану никаких нежных чувств, это была лишь дружба и какая-то детская привязанность. Я вообще сомневалась, что могу кого-нибудь полюбить. Возможно, мне этого не дано.
        Матвей вызвал такси, и, пока машина везла нас к районной больнице, я сидела, отвернувшись, и потерянно глядела в окно. Не хотелось ни с кем говорить, и внутри разрасталась ужасающая пустота. Просто какая-то яма разверзлась в душе, полная чернильного мрака. Один лишь мрак, темный и бесконечный.
        - Да что с тобой? - не выдержал наконец Матвей.
        Но я сказала, что просто не спала всю ночь и переживала.
        - Не зря, видишь. Сестра попала под машину, - добавила я.
        - Вроде бы все обошлось, правильно?
        - Правильно, - буркнула я не поворачиваясь.
        Мы оба были без браслетов-оберегов, и водитель, выпуская нас, какое-то время таращился на разноглазого и сурового Матвея в черной толстовке и черных джинсах. После глянул на меня, на мои глаза с черной подводкой и черные губы и перекрестился.
        Ну и правильно. Пусть нас все боятся.
        Снежанка почему-то представлялась мне подключенной к различным мониторам, с проводками в руках и кислородной маской на лице, как обычно показывают в различных голливудских фильмах. Поэтому я с опаской заглянула в ее палату.
        Слава богу, все действительно обошлось. Сестра сидела на кровати. Одна нога, которая в гипсе, лежала на подушке, вторую она согнула и что-то рисовала в блокнотике, положив его на коленку.
        - О, привет, - улыбнулась она мне.
        Так весело и ласково улыбнулось, что сердце мое екнуло.
        А ведь еще вчера вечером обнималась и целовалась с моим парнем! И как она может так врать? Как она может оставаться спокойной?
        Хотя, надо быть справедливой, я тоже оставалась спокойной и очень даже приветливой.
        - Как ты? Смотри, я привезла тебе шоколад и большущий термос с какао.
        - И как ты это дотащила?
        - На такси. Сама бы точно не справилась. Мать наготовила тебе еды на целую неделю. У меня тут одних судочков штук пять, а еще бананы и йогурт. Представляешь?
        - Давай поедим вместе бананов. Я знаю, что бананы ты ешь.
        - Не хочется сейчас. Ешь сама. Как ты вообще?
        - Нормально. Только знаешь… - Снежанка вдруг глянула на меня быстро и испуганно и отвела глаза. - Я матери сказала, что меня сбила машина, - выехала из-за угла, и я ее не заметила. Но на самом деле на меня напал какой-то человек и просто ударил. Я думала, что он меня убьет. Я даже обоссалась от страха. А он только один раз ударил и ушел. И все. И я подумала, что мне сильно повезло, ведь он не украл меня и не убил…
        Снежанка говорила и говорила, без остановки, а из глаз ее текли слезы. Голос оставался ровным, но я видела, как дрожат ее руки.
        - Извини, извини, Снежан… - бормотала я, усаживаясь на кровать и хватая ее за пальцы.
        - А матери я сказала, что просто на меня наехала машина, потому что побоялась сказать… Потому что могу сказать только тебе… Не ходи по вечерам, Мирка! Потому что он бродит где-то здесь, в нашем городе, этот странный черный человек…
        - Он старый или молодой? - вдруг спросила я, поняв, что Снежанка говорит о Том, кто отвечает на мои вопросы.
        - Молодой. Он молодой и симпатичный. Высокий такой и молчит. И быстрый. И страшный… Он очень страшный…
        - Я тебя больше не оставлю одну. А как получилось, что ты шла домой одна?
        - Я не одна, я с… Я с парнем. - Снежанка замялась, после вздохнула. - Но он не довел меня до самого дома. Мы расстались на перекрестке у нашего двора. Мне оставалось совсем немного пройти.
        - Это ты больше не ходи одна по нашему городку, - проговорила я.
        - А ты ходишь со своим новым парнем? - не унималась Снежанка, и слезы на ее щеках высыхали подозрительно быстро.
        - Да. Я хожу со своим новым парнем. И он очень сильный и всегда доводит меня до дома, - жестко сказала я и принялась выгружать продукты на тумбочку рядом с кроватью сестры. - Мне надо идти. Сегодня же суббота, у меня смена в кафе. И уборка дома. Так что до понедельника. Завтра к тебе приедет наша мать.
        Я скупо улыбнулась и вышла.
        На улице меня ждал мой новый и сильный парень. Разноглазый Матвей поднялся со скамейки и вызвал такси со своего нового крутого смартфона.
        Глава пятнадцатая. Мирослава
        1
        Мать, видимо, считала, что дочери созданы специально для домашнего хозяйства. Почти все домашние дела, кроме готовки и покупки продуктов, должны выполнять дети, и неважно, сколько им лет.
        Для того чтобы я в свои пять лет могла хорошенько вымыть посуду, подставлялась табуретка. И строго-настрого было запрещено разбивать тарелки и кружки. За разбитую посуду я получала подзатыльники и ругань. Снежанке тоже доставалось, но, по моему мнению, не так, как мне.
        Слишком высокая для своего роста, слишком тощая и настырная, я всегда попадала под горячую руку. Мне влетало первой, а Снежанке перепадали остатки материнского гнева. И вообще Снежанка не походила на наглую неумеху, у которой руки растут не оттуда, откуда следует.
        Может, поэтому я ревновала к сестре, поэтому меня временами раздражал кроткий Снежанкин взгляд, ее большие карие глаза и умение поджимать губы и вовремя отворачиваться, чтобы не показывать собственное огорчение.
        Когда я, навестив сестру, вернулась домой, меня ждала полная раковина грязной посуды. Кастрюли, сковородки, большущий противень. Заляпанная плита и пролитое у холодильника молоко.
        Закатав рукава, я взялась за работу, не дожидаясь материнской ругани. Мать смотрела телик в своей комнате и ко мне не вышла. Она уже раз десять, наверное, поговорила со Снежанкой по телефону и потому в моем докладе не нуждалась. И слава богу, потому что мне и самой вовсе не хотелось с ней разговаривать.
        Тарелки отмывались под горячей водой, руки, знающие свою работу, выполняли все машинально, и я, погрузившись в невеселые мысли, работала губкой рассеянно, точно сомнамбула. Один момент - и материнская большая кружка полетела на пол. Гулкий удар о плитку и множество ярких осколков.
        Я развернулась и уставилась на осколки. Красные осколки на желто-коричневой плитке.
        Я уже видело это. Такое уже случилось однажды. Что тогда было? Любимая материнская вазочка с красными маками? Я помнила красные осколки, я наступила на один, и он вонзился в мой тапочек. Помнила злое лицо матери и слова, которые она мне сказала, и все, что было дальше. Мне было тогда пять лет, и мокрая посуда всегда скользила в моих маленьких пальчиках. Тогда я не могла постоять за себя, но не сейчас.
        Сейчас, когда мать заглянула на кухню, увидела осколки кружки и открыла рот, чтобы назвать меня неумехой, я глянула на нее и быстро произнесла:
        - Только открой свой рот, ведьма, и следующая кружка полетит прямо в него, поняла? Иди смотри телик, который купила на деньги моей бабушки. Ты ведь знаешь, кем был мой отец, да? Но ты не знаешь, кто мой новый парень. Он дальний родственник пани Святославы, и он сумеет отомстить за меня. Просто иди и смотри телевизор. Я куплю тебе новую кружку, у меня есть деньги. Поняла?
        Мой голос звучал сухо и ровно, но я знала, как выгляжу. Знала, как сверкают мои черные глаза, как поблескивает камушек в ноздре и как высоко поднята непокорная голова. Страх, мелькнувший во взгляде матери, показался мне слаще меда, и, когда она ушла, покачивая бедрами и что-то бурча себе под нос, я почувствовала радость.
        Странную злую радость. Меня ничего не сдерживало. Я думала, что самое страшное в моей жизни уже произошло, но, оказывается, ошибалась. Самое страшное - это когда ты желаешь своей сестре беды и твое желание сбывается.
        2
        Смены в кафе были долгими и беспокойными. Посетителей было мало, но они много пили и буянили, так что Степка устал выводить буйных на улицу, а я - вытирать пол от пролитого пива. До дома ехала на такси, и Матвей лишь усаживал меня в машину и желал спокойной ночи.
        Мне не хотелось с ним видеться. Каждый раз, когда он появлялся рядом, такой спокойный и честный, внутри просыпалась сотня чертей и начинала на разный лад твердить, что я тайно использовала книгу Желанную для собственной мести и Матвею ничего об этом не сказала.
        Конечно, он бы сильно поразился, узнав, что я, как тот Йосеф Станицкий, записала свое сокровенное желание и оно сбылось. Хочу, чтобы сестра сломала ногу…
        О чем там писал этот Йосеф? Кому желал смерти? Соседу или, может, тоже какому-нибудь дальнему родственнику, чтобы завладеть наследством? А может, просто желал отомстить?
        Поэтому я перестала приходить к Матвею. Он звонил каждый день, говорил, что купил пиццу или нажарил картошки с сосисками, но я отделывалась короткими фразами и списывала все на то, что теперь мотаюсь к сестре в больницу и вообще мне некогда.
        Мы встречались в школе, и этого вполне хватало. А в школе тоже творилось что-то странное. Наш физик, спокойный и терпеливый учитель, вдруг сошел с ума и стал невероятно нервным. Напал ни с того ни с сего на Шарикову Свету, низенькую ученицу с маленьким лицом, маленьким ртом и маленькими ушками, в которых висели крупные сережки-кольца. Шарикова была из тех трусих, которых вызов к доске вгоняет в обморок как минимум. Она начинала дрожать сразу, как только слышала свою фамилию. Заикалась раз десять, пока отвечала, и роняла мелок раз двадцать, пока писала решение задачи.
        Поэтому учителя обычно старались ее не напрягать выведением формул на доске. Оценки ставили за самостоятельные и контрольные, которые, к слову, она писала неплохо. А тут физик Станислав Юрьевич решил проверить знания Светки у доски и сделал это так, что весь класс замер в предвкушении представления.
        - Шарикова, опять дрожишь? Давай иди, блесни своими знаниями. Да не трясись, никто тебя убивать не станет. У тебя тут хорошие оценки стоят, надо проверить, насколько ты действительно знаешь предмет.
        Шарикова с испугу уронила ручку, и та закатилась под парту. Минуты две она доставала ее, и Станислав Юрьевич возмущался, почему, мол, Светка спряталась от него. Не знает урока, что ли?
        Наконец Шарикова добралась до доски, взяла мелок и вывела первые цифры задачи. Писала она медленно, а говорила тихо.
        - Что? Я не слышу тебя. Ты мальчику своему будешь так шептать, а не на моем уроке, Шарикова! - не унимался физик.
        Светка сроду не встречалась ни с одним мальчиком, от испуга она снова уронила мелок, да еще и умудрилась наступить на него. Взяла новый, икнула, покраснела и дописала еще несколько цифр.
        - Ну это капец, - возмутился физик. - Что ты пишешь? Повылазило у тебя, что ли? Посмотри, посмотри, что ты написала? Все, садись, два. Это не решение задачи, это детский сад какой-то. Прямо кисейные барышни, прямо панночки с белыми ручками, а не ученицы у нас в классе.
        Шарикова покраснела еще больше, уронила очередной мелок и метнулась к своей парте. Уселась, а слезы уже текли по ее щекам.
        - Ну, кто следующий? - не унимался физик.
        - Чего вы к Шариковой-то прицепились? - лениво проговорила я. - Она стесняется отвечать перед классом, и все это знают. Оставьте уже в покое Светку. Это у вас повылазило, видимо.
        - Что? Что ты сказала, Назаренко?
        - Что слышали. Слушайте внимательно, ясно?
        - А ну, вышла из класса! - прорычал Станислав Юрьевич.
        - Не выйду. Это не ваш класс, не ваша собственность.
        - Я тогда сам тебя вытащу!
        - Не вытащите! - мрачно заявил Матвей и поднялся во весь рост.
        А Матвей был высоким парнем, и его разные и такие невероятно красивые глаза сияли, как бешеные.
        - Да как ты смеешь! Ну, это капец, просто капец! Вы срываете мой урок!
        - Это вы сами срываете свой урок. Обращайтесь с нами как с людьми, а не как со своими рабами, - вдруг сказал Кутянский и тоже поднялся.
        Шрек выглядел внушительно, и Станислав Юрьевич не выдержал и сам выбежал из класса.
        3
        Конечно, все обвиняли меня. Это, мол, я сорвала урок, потому что крыша у меня поехала. Совинская так вообще составила целую обвинительную речь и блистала перед нашим классным, Григорием Лушей.
        Надо отдать должное Григорию, он оставался спокойным и выдержанным, как всегда.
        - Ладно, я попытаюсь замять это дело, - сказал он. - Но вы тоже должны пообещать, что будете сдерживаться. И за Шарикову попрошу. Ее действительно не следует вызывать к доске.
        Светка на классный час не осталась, унеслась из школы сразу после последнего урока, и теперь можно было обсуждать ее сколько угодно.
        - Лучше бы Назаренко сдерживала себя, - не унималась Соломия.
        - Лучше бы нам всем уметь сдерживать свои эмоции, - тут же согласился Луша. - Но вышло то, что вышло, и это надо исправить. Нехорошо, дорогие мои, портить отношения с учителями. Это же ваши последние деньки в школе, надо прожить их достойно, чтобы плохие воспоминания не омрачали вашу совесть в дальнейшем.
        При слове «совесть» я почувствовала себя совсем гадко и сказала, что мне надо идти, потому что сестра в больнице, и ее следует посещать каждый день.
        Меня отпустили, ведь причина действительно была уважительная.
        4
        Я ездила к Снежанке, делала уроки и работала в кафе. И ничего не писала в Желанной. Мне не хватало бесед с Тем, кто отвечал на мои вопросы. И меня раздирало любопытство. Почему-то мне казалось, что он должен быть молодым и симпатичным. И он умный, и загадочный, и из кланов Варты. С кем же я переписываюсь? А вдруг с Григорием Лушей? Не то чтобы наш классный мне очень уж нравился, но это было бы здорово. Наверное.
        Я была слишком откровенна с Тем, кто отвечает на вопросы, но его советы, его четкие слова - ничего лишнего, все по делу, - помогали мне удерживаться от глупостей. Он стал для меня советчиком и поддержкой, которой мне не хватало.
        И к концу недели я не вытерпела. Открыла книгу и написала:
        «Я просто не хотела, чтобы сестра участвовала в ведьмацком шабаше».
        Ответ появился через день.
        «А должна была?» - написал мне Тот, кто отвечает на вопросы.
        «Да. Я нашла у нее предметы приворота на моего парня. И она собиралась не ночевать дома в ночь пятницы тринадцатого. И мать моя тоже не должна была ночевать дома. Они предупредили, что ночью их не будет».
        «Это плохо», - последовал короткий ответ.
        «Нашли ведьму?» - спросила я.
        «Нет».
        «Почему?»
        «Жнец сказал, что никакого шабаша в лесу не было».
        «Ты не знаешь, был ли шабаш?»
        «Точно не в лесу».
        «А может, предупредили Вивчары?»
        «Нет. Вивчары не предупреждали».
        «Тогда, выходит, мавка Руська соврала».
        «Думаю, что нет. Думаю, что тут есть свои сложности. Тебе лучше не лезть».
        «Ты всегда так говоришь».
        «Потому что так будет правильно. Как твоя сестра?»
        «Завтра приедет домой. Мне ее жалко».
        «Это хорошо, что жалко».
        «Но другого выхода не было. Она не должна была участвовать в шабаше».
        «Возможно».
        Мне не стало легче от нашей беседы, но мысль о том, что Тот, кто отвечает на вопросы, не перестал общаться со мной, немного грела.
        Кто же это все-таки такой?
        Глава шестнадцатая. Матвей
        1
        Мирослава не приходила к Матвею. Она стала холодной и отстраненной, и ее темные глаза будто потухли. Словно в этой девочке погасили огонь, горевший так ярко и невероятно красиво. Что-то произошло с Мирославой, но она ничего не рассказывала. Матвей старался быть рядом, провожал ее после работы, после уроков и помогал навещать сестру в больнице.
        Он всегда был готов помочь и все-таки что-то упустил.
        Что-то случилось, и он понятия не имел об этом. Что-то случилось в ту клятую ночь, в пятницу тринадцатого, когда сам Матвей воевал с ведьмой, а после старался ликвидировать последствия пожара на собственной кухне. Возможно, причина была в матери Мирославы, эта женщина никак не могла успокоиться, и временами Матвея посещали совсем уж нелогичные мысли. Временами думалось, что ведьма, держащая в страхе целый город, на самом деле - мать его единственной подруги.
        Но этого не могло быть. Ведьма, напавшая на него ночью и едва не спалившая дом, происходила из кланов. Она похищала девушек в городе и зачем-то забирала их силу, лишая памяти. Возможно, она творит какое-то сильное колдовство, пытается создать нечто большое и страшное, и для этого ей нужна сила девственниц. Что-то подобное рассказывал однажды прадед Стефан, и Матвей помнил, что существует такое темное колдовство.
        Марьян сообщил, что Жнец не нашел ведьму. Мол, никакого шабаша не было, и Вивчаров обвинили в ложном навете. Но Матвей знал, что шабаш был. Он собственными глазами видел ведьму, чувствовал на себе ее силу и не сомневался, что в пятницу тринадцатого мая она совершила-таки свои ритуалы. Только Григорий Луша не смог ее отыскать. В этом-то и была проблема. Весь затык, как говорила Мирослава.
        Не зря Матвей никак не мог себе представить Григория Лушу Жнецом. Этот стройный, симпатичный парень был слишком мягок для такой роли. Разве он мог орудовать мечом, как вот, например, Марьян? Мог сражаться с темными силами, отстаивая свой город? Этот пижон, который каждый день приходил в новой рубашке и имел несколько пар крутых кроссовок и несколько штук навороченных часов?
        Матвей охотно поверил бы, что Луша встречается с Совинской и планирует слияние двух семей в клане, слишком уж тесными стали отношения этих двоих. Но представить красавчика-учителя с мечом и заляпанного кровью он не мог. Что-то было странное во всем этом. Не вязалось одно с другим. Не мог Григорий Луша быть Жнецом, не мог, и все.
        Дед Стефан рассказывал, что нарисовал древо всех кланов и оно хранится в его хижине. Там должны были быть фотографии всех семейств, в том числе и Луши. Неплохо было бы посмотреть на родственников Григория.
        Матвей и сам не мог понять зачем, но однажды вечером, когда Мирослава в очередной раз не ответила на его звонок, взял палку, накинул джинсовку и отправился в лес, к старой хижине своего деда.
        2
        Некогда такой уютный и славный, городок теперь казался пустым и даже каким-то чужим. На скамейке в парке маячила парочка бородатых и пьяных мужиков, прогремел мимо, легко подпрыгивая на выбоинах, старый и ржавый «жигуль», его лысые шины пылили.
        У дверей «Старой Праги», где работала Мирослава, ветер скидывал с переполненной урны и разносил по улице пустые упаковки от чипсов. Матвей поморщился, проходя мимо, оглянулся на деревянные двери с белыми буквами на стекле. Интересно, кому в кланах принадлежит «Старая Прага»?
        Кладбище Невинно убиенных встретило тишиной и неподвижностью. Ветер словно обходил стороной это место, и слышно было, как поскрипывает незапертая калитка, как шелестят ветви деревьев. Собачьи останки уже убрали - видимо, сторож. Вот удивился, наверное. Подумал, что тут орудовал собачий маньяк…
        Матвей поднял повыше палку, когда над головой зашелестели деревья, и внимательно осмотрелся по сторонам. Он торопился, следовало покинуть эту местность до захода солнца. Ночные ведьмачки Ульяна и Орыся подпитываются где-то неподалеку, наверняка раздобыли себе еще падали.
        Вечер был солнечным, ясным, и золотистый свет, просачиваясь через листву, ложился на тропинку яркими пятнами. Лес выглядел спокойным и даже безопасным, но Матвей ему не верил. Шагал быстро и прислушивался, принюхивался, как сторожевой пес. Все казалось ему подозрительным и опасным, поэтому не следовало терять бдительность.
        Руська встретила его у плетня дедовой хаты. Она спрыгнула с верхней перекладины, весело помахала рукой и заспешила навстречу.
        - Я знала, что ты придешь. Хорошо, что один, без этих взрослых и наглых хлопцев. Только их тут не хватало. Конфеты у тебя есть?
        - На, держи, - буркнул Матвей, останавливаясь и оглядываясь.
        - Не бойся, тут спокойно. Ведьмы теперь охотятся в другой части леса, гораздо севернее, если идти на северо-восток. Но ты туда не ходи!
        - И не собирался. Это ты всегда предупреждаешь ведьм? Ты предупредила их, когда они должны были вернуться к дохлому кабанчику. И в пятницу тринадцатого ты тоже предупредила их, да?
        Руська торопливо зажала в руке пакетик с мятными конфетами и покачала головой:
        - Ну, они сами умеют, ты же знаешь. Находят меня сразу и расспрашивают, что было и что будет. Они вечно тут шастают, от них никуда не деться. Ты себе пошел в город, в свой дом, а меня туда не пригласил. Что остается делать бедной мавке?
        - Уходи отсюда. Уходи подальше.
        - А кто тебя предупредит? Я хоть им все рассказывала, но и тебя всегда предупреждала. - Руська возмущенно шмыгнула носом.
        - Дура ты, Руська. Если бы ты их не предупреждала, давно бы уже поймали мы ведьму.
        - Поймали? Матвей, это ты дурак. Твой прадед поймал бы, я знаю. - Руська возмущенно махнула рукой. - Твой прадед Стефан смог бы справиться. А Вивчары - нет. Вивчарам не одолеть тех ведьм. И главную не одолеть. Ее нынче никто не одолеет.
        - А ты знаешь, кто это?
        Матвей попробовал схватить Руську, но мавка увернулась и перемахнула через забор. Несколько ловких и бесшумных прыжков, и Руська уже стоит на старых, заросших травой грядках и возмущенно качает головой.
        - Конечно знаю. Но не скажу ни за какие конфеты. Ты должен сам найти, ты же внук ведьмака! Это тебя напрямую касается, это твое прошлое. Это из-за тебя все происходит. Стефан первый начал, а тебе расхлебывать, правнук ведьмака.
        И Руська скрылась в гуще леса.
        Вот же противная девчонка. Наверняка она все это время знала, кто главная ведьма. Знала и молчала.
        Матвей направился к дому, открыл дверь и прислушался. Тут было тихо. Прадед Стефан защитил свои владения печатью рода, и только прямые потомки могли попасть в хижину, поэтому бояться и ожидать подвоха не следовало. Но и медлить не стоило.
        О том, что Руська разбалтывает все ведьмам, Матвей догадывался. Больше-то некому, по большому счету. Не Вивчары же рассказали о предстоящих облавах, не Жнец же предупредил ведьму, что ночью в лес нагрянет облава от Вартовых. Мавки непостоянны и бестолковы, так всегда говорил дед Стефан.
        Итак, за работу.
        Карта кланов находилась в одном из сундуков, Матвей знал, где искать. Совсем скоро, смахнув пыль со стола, он расстелил огромный, слегка пожелтевший лист ватмана. Прадед Стефан проделал огромную работу, схематично изобразив каждое семейство в виде дерева с именами и фотографиями.
        Семейство Луш нашлось сразу. Три брата. На тот момент, когда Стефан создавал родословные древа, обязанности Жнеца исполнял старший из них. Средний уехал в Европу и остался жить там. Младший родил пятерых сыновей. Фотографии мальчишек были сделаны в начале двухтысячных годов на пленку, поскольку цифровые фотоаппараты тогда еще не были так распространены. Немного размытое фото десятилетнего Григория Матвей рассматривал долго и внимательно. После почесал нос, чихнул (пыли в дедовой хижине было несметное количество). Торопливо свернул ватман с родовыми именами и фотками и убрал назад, в сундук. Пусть лежит там, это самое лучшее место для подобных вещей. Внезапно взгляд Матвея наткнулся на бумажный листочек, небольшой оборвышек, прикрепленный к крышке сундука.
        Листочек был такой желтый, что сомнений не оставалось - ему лет пятьдесят, если не больше. Написано на польском, Матвей быстро разобрал слова.
        «Скарбник становится нагл и болтлив. Давай ему побольше травы успокоения».
        Почерк четкий, ясный, но не прадедов. Кто это писал? Неужели отец прадеда? Тогда записке гораздо больше, чем пятьдесят лет. И почему прадед Стефан ее сохранил?
        И что значит «Скарбник становится нагл и болтлив»? Разве котяра умеет разговаривать? В том, что он наглеет, Матвей не сомневался, но способность разговаривать котам несвойственна. Вроде как.
        Закрыв крышку сундука, Матвей поторопился выйти наружу. Солнце уже клонилось к западу, лес темнел и хмурился на глазах. Ветер крепчал, и даже запахло дождем. Пора было отправляться домой.
        Теперь он знает кое-что нужное. Но вот какие выводы сделать из этих знаний?
        3
        В тот же вечер Матвей позвонил Мирославе и попросил прийти. Сказал, что она нужна срочно и никаких отговорок он не потерпит.
        - Выходи прямо сейчас, я тебя жду уже у подъезда, - сказал он.
        - Ты с ума сошел? - лениво спросила Мирослава. - Знаешь, сколько времени?
        - Выходи. Это срочно. Это касается Григория Луши.
        - Ладно. Уже надеваю джинсы. Завтра выписывают мою сестру, я должна быть дома, помогать матери.
        - Будешь. Завтра. Скажи, что сегодня заночуешь у меня.
        И Мирослава согласилась.
        Глава семнадцатая. Мирослава
        1
        Материну вазочку с маками я разбила, когда мне было лет пять, наверное. Пустяковый поступок, за который сейчас не ругают детей. Но мать налетела на меня с руганью, тряхнула и возмущенно проорала в лицо, что я безрукая лентяйка, ничего не могу сделать как следует и никогда ее не слушаю.
        - Сколько раз говорила, чтобы ты не ставила посуду на край стола! - надрывалась мать.
        Я глазела на нее и молчала, и этот мой молчаливый взгляд, видимо, окончательно вывел ее из себя. Она схватила меня за руку и выволокла из квартиры.
        Была зима, уже наступил вечер. В нашем подъезде почему-то не горела лампа, и на лестничной клетке царила темнота, слегка разбавленная слабым светом фонарей во дворе.
        - Постой тут и подумай, негодница! - велела мне мать и захлопнула дверь.
        Я осталась в темноте. И мне было только пять лет.
        Нет, я не орала и не стучала в дверь, стояла, прижав ладони к груди, и чувствовала, как тьма обтекает меня, захватывает и заполняет. В свои пять лет в темном подъезде я вдруг абсолютно точно поняла - с потрясающей проницательностью, свойственной только детям, - что моя мать меня не любит. Я раздражаю ее, нервирую, возмущаю. Ей хорошо, когда меня нет рядом, и, что бы я ни делала, она всегда будет злиться. У нее не найдется для меня доброго слова и ласкового взгляда.
        Моя мать меня не любит, и никто меня не любит. Никто в целом свете.
        И тогда я решила, что тоже не буду никого любить. Дрожа и изредка всхлипывая, я чувствовала, как уходит из сердца страх, потому что бояться вдруг стало нечего. Тьма проникла в меня и заполнила пустоту, что всегда была в моем сердце. Я уже не боялась, потому что темнота - это теперь я сама.
        2
        Богдан писал мне обычно по вечерам. Пара ничего не значащих строчек в «Вайбере», вежливые вопросы о том, как чувствует себя моя сестра. Я отвечала скупо и предельно вежливо. Не было настроения выяснять с ним отношения. Стало вдруг безразлично, с кем там встречается Богдан, и сам он казался пустым и ненужным.
        Я действительно не любила его и теперь терзалась мучительными сомнениями, не зря ли навлекла на Снежанку беду.
        Мать же ходила веселая, занимаясь готовкой, мурлыкала под нос совершенно непонятную мелодию. Видимо, все шло по ее плану, и для расстройства не было причин. Однажды она так обнаглела, что пришла в нашу со Снежанкой комнату, уселась на табуретку и спросила голосом очень осведомленного человека:
        - Как там твой парень, Богдан? Все еще встречаешься с ним?
        Орешек, который я жевала, едва не стал у меня поперек горла от этого ее спокойного голоса и веселого взгляда.
        - Да, а что? - осторожно ответила я.
        - Так, поинтересовалась просто.
        - Сейчас некогда. Экзамены уже на этой неделе.
        - Учись, учись, конечно. Если хочешь, пирожки с картошкой на кухне. Хватит уже едой перебирать. Худющая, как скелет.
        - Отъемся после экзаменов, - буркнула я, отворачиваясь к монитору.
        Экзамены действительно должны были начаться уже в эту пятницу. Сначала алгебра, после украинский, биология и химия. С такими предметами я вполне могу подать документы в медицинский.
        Но едва мать ушла к своей ненаглядной плазме, я бросила ручку и уставилась в окно. А вдруг она и есть ведьма? Нет, этого не может быть. Но очень похожа, просто вылитая колдунья. Ни за что не стану есть ее пирожки. У меня в рюкзаке был пакет чипсов и шоколадный батончик - хватит, чтобы не умереть от голода до утра. А там что-нибудь куплю себе по дороге в школу.
        И тут позвонил Матвей. Он редко названивал в последнее время, видимо, чутье ведьмака подсказывало ему, что меня следует оставить в покое.
        - Привет. - Голос сухой и предельно вежливый. - Хочешь курицу, запеченную в духовке? С картошкой, огурцами и помидорами? И шоколадные конфеты?
        - Все, кроме шоколадных конфет. - Я тоже говорила отстраненно и спокойно.
        - Выходи прямо сейчас, я уже жду у подъезда.
        - Ты с ума сошел? Видел, который час?
        - Выходи. Это срочно. Это касается Григория Луши.
        И я согласилась.
        3
        Матвей встретил прямо на лестничной клетке. Сказал, что уже вызвал такси, потому что сейчас не стоит ходить по вечерним улицам, слишком опасно. Помня о нападении стаи псов, я молча кивнула. Почему-то, когда мы оба вышли на улицу и свет фонарей упал на строгое, немного широкое лицо Матвея, мне стало спокойно и даже весело.
        Надоело киснуть дома и слушать вопли собственной совести. Раз я темная, то пусть ею и буду. И ничего тут не поделать. Темная из кланов Варты.
        - Желанная у тебя? - спросил Матвей, когда мы спешили к подъехавшему «Ланосу».
        - В рюкзаке, все в порядке.
        Водитель глянул на нас, назвал сумму за проезд, и мы понеслись по сумрачному городку. На душе у меня все еще было тяжело, но, глядя, как пролетают мимо дома и высокие деревья, я вдруг подумала, что в этот вечер не придется слушать тихое стрекотание материнской плазмы, и ее шарканье не будет раздражать до зубовного скрежета. Тишина собственной комнаты и пустая кровать Снежаны не лягут камнем на сердце, и, возможно, хоть в этот вечер я стану думать о чем-то другом.
        У ворот дома Матвея нас ждал Марьян Вивчар. Он был в футболке с воротником поло и джинсах. Никакого черного плаща и меча на поясе, ничего необычного и странного.
        - Ты чего? - спросил его Матвей, едва «Ланос» укатил в синий летний сумрак.
        - Пришел кофе к тебе попить, - сказал Марьян и посмотрел на меня.
        Придирчиво и оценивающе так посмотрел, словно хотел проверить, насколько тщательно я нанесла макияж на лицо.
        - Тогда заходи. Сейчас поставлю чайник. Тебе с молоком и с сахаром?
        - Без молока, пара ложек сахара.
        Оставалось только удивляться взаимопониманию этих двоих. Да, Матвей рассказывал, что Марьян спас его от ведьмы и огненной смерти, но я все равно с подозрением относилась к братьям Вивчарам. Они были непонятными и жесткими. У них были свои собственные правила и интересы, и нас с Матвеем они ни во что не ставили.
        - Ну рассказывайте, - проговорил Марьян, едва мы зашли на кухню.
        Он уселся на стул, вытянул длинные ноги и переплел тонкие пальцы рук. Такие изящные, слегка загорелые пальцы больше подошли бы пианисту или скрипачу, чем парню, орудующему мечом. Я села напротив и наблюдала за тем, как Матвей наливал воду в чайник и доставал из шкафчика жестяную банку с кофе.
        У Матвея на кухне, как всегда, царил жуткий порядок. Ни одной крошки на столе, ни одного пятнышка на плите, ни одной грязной тарелки в раковине. Кофе на своем месте в шкафу, и крышка плотно закрыта. Молотый кофе, который Матвей никогда не варил в турке, а просто заливал кипятком.
        - Что ты хочешь услышать? - не понял Матвей.
        - Я знаю, что вы - ребята любопытные и многое умудряетесь проведать. Итак, что ты узнал, Матвей? Что тебе напела твоя мавка Руська?
        - Ты следил за мной?
        - Нет, не следил, но я понял ваш метод расследования. Время от времени ты наведываешься в лес и черпаешь там информацию или из документов деда, или от знакомой мавки. Наверняка вы узнали что-то новое. Хочу послушать вас и сравнить то, что услышу, со своими мыслями. Клянусь, буду с вами честным, - сказал Марьян и усмехнулся.
        Эта его кривоватая усмешка как-то не вязалась с серьезными словами.
        Матвей приготовил кофе: себе - с молоком и тремя ложками сахара, мне - просто черный без сахара и Марьяну - черный с сахаром. Сел напротив Марьяна, рядом со мной и четко, спокойно сказал:
        - Я думаю, вернее, я просто уверен, что Григорий Луша, наш Жнец, знает, кто ведьма, и покрывает ее. И Григорий Луша - не тот, за кого себя выдает.
        - Григорий Луша - Жнец?
        Я чуть не свалилась со стула и обожглась своим кофе.
        - Спокойно. Он Жнец Вартовых, - сказал Марьян и велел мне сунуть руку под струю холодной воды: - Прямо сейчас промой холодной водой, чтобы не было ожога.
        - Он выглядит по-другому. То ли у нас классным не Григорий Луша, а кто-то другой, то ли сам Луша умеет менять облик. Но я ни разу не видел браслетов-оберегов у него на руках, - продолжал Матвей.
        - Откуда ты знаешь? - спросил Марьян.
        - Я нашел его настоящего на фотке, которую делал мой прадед Стефан. У деда есть фотографии всех членов обоих кланов, и ваша с Михаилом - тоже. И на снимке четко видно, что у Григория - шрам от операции на лице. У него была заячья губа, двойная. Два шрама и неровная верхняя губа. Не уродство, но такое не скроешь. У него другие глаза, другой нос, и он… не красавец, одним словом. Я не ошибаюсь, Григорий Луша - настоящий Григорий Луша - должен выглядеть по-другому.
        - Интересненько… - протянул Марьян. - Ну, положим, Жнец не стал бы носить браслеты из рябиновых ягод, это ерунда для него. Чтобы изменить свою внешность, да еще так кардинально - сделать себя красавцем, - необходимо прибегнуть к сильному колдовству. А колдовство в кланах запрещено, оно карается смертью. Колдующий член Варты должен умереть, но такие приговоры выносит Жнец. Мы сейчас не говорим о браслетах-оберегах и прочей ерунде, это мелочь. Мы говорим о сильном колдовстве, которое влияет на окружающих и имеет темную суть.
        - И это значит, что Луша знает, кто ведьма, и покрывает ее! - быстро заявил Матвей. - И он предупредил ее сразу, как только вы ему сообщили, что будет шабаш в пятницу тринадцатого.
        - Сходится, - кивнул Марьян. - Возможно, он знает, кто ведьма. Я не слишком верю, что это те сопливые девчонки, тетки вашей Соломии, на которых вы указали. Я их знаю, они просто красивые курицы, у них слишком мало мозгов.
        - А если они тоже скрывают свою внешность? - не унимался Матвей.
        - Но отсутствие мозгов скрыть не выходит. Нет, это не они. Но кто-то приближенный к Жнецу, раз тот его покрывает. И зачем Григорий изменил свою внешность и пришел работать в школу? Возможно, он искал тебя, Матвей.
        - И нашел.
        - Ладно, дети. Задачка становится все интереснее и интереснее. Что у тебя на ужин, Матвей? Я тут принес конфет, колбасы и сыра. Хлеб есть?
        - Ты собираешься у меня ужинать? - не понял мой друг.
        - Я собираюсь у вас ночевать. Не хочу, чтобы утром пришло сообщение о двух подростках, сгоревших в своем доме.
        - У тебя даже меча нет.
        - У твоего деда Стефана есть.
        - И ты знаешь где?
        - Знаю. В гараже есть мастерская, там Стефан и хранил свое оружие. Не думаю, что он оставил бы своего правнука невооруженным.
        - Но я не нашел там ничего!
        - Я найду. Давай быстро поужинаем, а то после не будет времени.
        4
        После ужина - всю посуду перемыл Марьян, сказав, что это благодарность за гостеприимство, - мы отправились в мастерскую прадеда Матвея. Старинный меч нашелся быстро. Оказалось, что завернутое в плотное серое одеяло оружие хранилось под балками крыши и потому было незаметно в тусклом освещении мастерской.
        Марьян развернул серое одеяло и протянул Матвею тяжелый меч в ножнах. Ножны были обернуты черной кожей, эфес слегка поблескивал. Такой крестообразный эфес, как у старинных мечей крестоносцев. На краю рукояти - трехгранный блестящий камень зеленого цвета.
        - Бери, это твой. А этот я возьму себе на вечер. Пригодится. Он тоже отделан серебром, и ведьмы такого оружия боятся. - Марьян вытащил второй меч, немного короче, в похожих черных ножнах.
        - Почему ты свой не взял? - спросил Матвей, потрясенно разглядывая оружие.
        - Не хотел привлекать к себе внимание.
        - А браслеты-обереги?
        - Жнецу эти браслеты не мешают видеть. Мы имеем дело с Жнецом клана, ребята, и это не шутки.
        - А твой брат?
        - У него свои дела. Он не оставит нашу семью без охраны.
        - А мне оружие? - спросила я. - Я тоже должна иметь возможность себя защищать.
        - Тебе хватит крестика Теодора, - сказал Марьян.
        - Ты знаешь его историю?
        - Знаю. Могу рассказать.
        И мы пошли наверх рассказывать и слушать старые истории кланов и пить кофе. Потому что спать никому не хотелось.
        Глава восемнадцатая. Мирослава
        1
        Спать никому не хотелось. Матвей налил было воды в чайник, но Марьян возмущенно заявил, что кофе так не варят.
        - У тебя есть турка? Нормальная турка для кофе? - спросил он, бесцеремонно заглядывая во все кухонные шкафчики.
        - Есть, в угловом.
        - Вот и отлично. Сейчас, дети, я сделаю вам нормальный кофе, такой, каким он и должен быть на самом деле. Смотрите и слушайте. Итак, отец Теодор. Он жил в семнадцатом веке, а это значит… Знаете, что это значит? Историю учили?
        - Осада Львова Богданом Хмельницким и осада турками, - подсказал Матвей.
        Я слабо помнила исторические события того времени, происходившие в наших местах, и потому предпочла помалкивать.
        - Да, смутное время было и тяжелое. В Европе еще случилась вспышка чумы, и королевский двор перебрался в Старый город недалеко от нашего городка. Отец Теодор приехал вместе с королевским епископом, но остановился в замке. Раньше ведь на месте нашего маленького городка стоял замок шляхты. Построили католическую церковь, небольшой монастырь и каждое воскресенье отправляли церковную службу. Отец Теодор много помогал людям. Посещал раненых и больных, заботился о сиротах и вдовах. Служил Богу, одним словом. Вот как раз после казацкой осады и обнаружились недалеко от замка два колодца силы. Сила, обитающая в них, была самой что ни на есть темной, и отец Теодор благословил четырех рыцарей шляхты на то, чтобы воевать с ней. Он совершил особенную молитву над четырьмя серебряными крестиками и собственноручно повесил их на шеи рыцарей. Вот эти четыре рыцаря и стали основателями двух кланов Варты. Понимаете? Был еще пятый крестик, но про него мало что известно. Он считается потерянным.
        - Конечно, понимаем. Крестики - старая клановая реликвия, обладающая особенной силой.
        - Как говорит легенда, крестики обладают Божественной силой, потому что Бог и сейчас слышит молитвы отца Теодора, который всегда служил Господу и людям. В те времена монахи помогали людям так же, как сейчас - социальные службы. Насколько это правда, не могу вам сказать, но слышал не раз, что эти крестики спасали своих владельцев от сил тьмы. Сейчас крестики не используются по назначению, они лежат спрятанные в шкатулках своих владельцев и составляют богатство кланов Варты. И я очень удивлен, Мирослава, что у тебя появилась такая вещь. Можешь не рассказывать, где ты его взяла. Твой род очень древний и старый, гораздо старше моего, и, значит, тебе суждено иметь такой крестик. Пусть молитвы отца Теодора хранят тебя в трудный час.
        - Ты знаешь, где находятся эти колодцы? - спросил Матвей.
        - Я не знаю, и тебе знать не следует. Боже тебя упаси искать их. Есть тайны, которые навсегда канули в прошлое, и пусть так оно и будет.
        - Но ведь Ульяна нашла один колодец и встретила там то, что наделило ее силой, - тихо сказала я. - То существо, которое помогло ей отомстить.
        - Откуда ты знаешь? - нахмурился Марьян.
        - Я так думаю. Она получила силу от колодца, а также от какого-то существа, которое вошло в нее и наполнило тьмой. И мне кажется, что это произошло еще до того, как она нашла колодец. То есть тьма заполнила ее еще до того, как бабка подсказала, где найти колодец.
        - Почему ты так думаешь? - не понял Марьян.
        - Просто думаю, и все. Просто знаю. Ты тоже нам не все рассказываешь, потому и я не расскажу.
        - Ладно, - Марьян поднял руки, показывая, что сдается, - пусть будет так. Пьем кофе, и вы двое отправляетесь спать, а я буду караулить тут, на кухне. После трех ночи разбужу Матвея, пусть тоже немного покараулит. Так будет до тех пор, пока не найдем ведьму.
        - У меня экзамен завтра, мне надо выспаться, - напомнила я.
        - Куда собираешься поступать? - неожиданно поинтересовался Марьян.
        - В медицинский. Хочу стать врачом. Может, хирургом.
        - Хорошая специальность. Если что нужно будет, обращайся, я в прошлом году окончил медуниверситет.
        - Что, серьезно? - Я вытаращилась на Марьяна так, словно он сообщил, что прибыл из космоса. Очень уж не вязался мрачный злой парень с образом врача. - И что, работаешь?
        - Интерн в детском отделении областной больницы. Я детский хирург.
        - Ничего себе! Матвей, ты слышал?
        - Я знал. - Матвей пожал плечами и отпил кофе.
        - Как ты совмещаешь профессию кланового чистильщика с работой хирурга? Это просто не укладывается в голове… - не унималась я.
        - В первой половине дня - пять часов в больнице, я прохожу практику у своего отца, он тоже хирург, чтобы ты знала. После приезжаю в городок, напяливаю черный плащ, цепляю меч, надеваю оберег на руку и патрулирую городок. Все как обычно. Такие себе будни тайных кланов.
        - Не надоедает? Это же черт-те что…
        - Мирослава, ты сама погрязла в этом по уши, я не удивлюсь, если через год ты переберешься к своей бабушке Святославе и сама станешь патрулировать город в черном плаще и с мечом на поясе. Тогда мы встретимся, и я еще посмеюсь над тобой.
        - Разве что мы будем заниматься этим вместе с Матвеем, - недоверчиво хмыкнула я.
        - Нет. С Матвеем ты не будешь ничего патрулировать. - Марьян вдруг стал серьезным. - Матвей - ведьмак. Он обладает силой, не меньшей, чем ведьмы, только получил ее не от Темных. Его, как и весь его род, наделил силой отец Теодор с помощью своих молитв. Сила совершать победы во имя Господа, так это называлось. И Матвей должен открыть в себе источник этой силы, чтобы выполнять свой долг перед городом. Это его предназначение с рождения, и от этого никуда не деться. Если бы Матвей владел своей силой, в городе сейчас не орудовала бы ведьма. И если бы не погиб прадед Стефан, ведьмы не чувствовали бы себя так вольготно.
        - Мой прадед погиб? То есть его убили? Он не сам умер?
        - Не сам. И мы с Михаилом и нашим отцом похоронили то, что от него осталось. В дом к вам мы не могли попасть без твоего приглашения и тебя тоже найти не могли - Стефан ловко скрыл своего правнука. Ты как сквозь землю провалился. Ни в одной школе городка не было твоей фамилии, или прадед ее скрыл. После я уже догадался, что ты носишь скрывающий оберег. Тогда мы с братом сделали себе такие же обереги и стали дежурить по ночам на улицах, надеясь встретить тебя. Так и нашли. Нам повезло, что ты унаследовал разноцветные глаза своего отца, благодаря этому мы сразу поняли, что за видный парень перед нами, когда в первый раз встретили вас ночью. А вот Мирослава поставила нас в тупик, поскольку никто в этом городке понятия не имел, что Любомир успел оставить ребенка, пусть и незаконнорожденного. Это стало сюрпризом. Мирослава для нас - темная лошадка, и мы до сих пор не можем понять, что из себя представляет эта девочка.
        - А что тут понимать? - пожала я плечами.
        - Посмотрим.
        - Я не чувствую никакой силы, - мрачно сказал Матвей. - Вообще никакой.
        - Попробуй поработать с мечом Стефана. Это сильное оружие, и, возможно, ты поймешь, что к чему. Все, ребята, отправляйтесь спать. Утро вечера мудренее.
        2
        В гостиной было прохладно и пахло сиренью, хотя Матвею вечно чудился запах какой-то плесени и кошачьей шерсти. Я растянулась на диване, как всегда, Матвей устроился в раскладном кресле, и наступила тишина. Я устала за этот день и почти уже заснула, но вдруг открыла глаза, пораженная внезапной догадкой.
        А что, если всю информацию Жнец Григорий Луша получает из книги Желанной? Что, если все-таки с ним я переписывалась все это время? Тот, кто отвечал на мои вопросы, всегда спрашивал, что мы собираемся делать, где мы будем искать ведьму. Всегда интересовался нашими находками и просил рассказывать все, что удается узнать из тетрадей старого Стефана.
        И я, наивная и влюбленная балда, отвечала ему без утайки. Но кто он, Тот, кто всегда выполняет разные темные желания хозяев книги Желанной? Кто он, владеющий темной силой? Кто он, напавший на мою сестру Снежану и ударивший ее темным вечером?
        Может, я переписываюсь с Жнецом кланов? А может, с темной силой, которая притягивает меня к себе, изумляет и впечатляет?
        Я ведь, как завороженная, каждый вечер открывала Желанную и перечитывала нашу переписку. Выучила каждую реплику, запомнила очертание каждой буквы, с огромным нетерпением ждала ответов. Мне нравился Тот, кто отвечал на вопросы. Но кто он на самом деле?
        Я вскочила и, прихватив рюкзачок, поспешила в ванную. Закрыла дверь на замочек и уселась на край ванны. Достала карандаш и быстро написала:
        «Выпускной бал у нас будет 12 июня. Я хочу, чтобы на выпускной бал со мной пошел Тот, кто отвечает на мои вопросы. Это мое третье желание».
        Перечитала несколько раз и закрыла книгу. Страницы мягко прошелестели, и кожаный корешок книги был виден из рюкзака, пока я не закрыла молнию. Дело сделано, третье желание загадано. Теперь я точно узнаю, кто отвечал на мои вопросы.
        В темный коридор пробивался свет из кухни, и, ступив на узкую коридорную дорожку, я вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд. Марьян смотрел на меня с интересом и легкой ухмылкой.
        - Не могу понять, почему ты не уйдешь жить к своей бабке, пани Святославе? - тихо спросил он, не отводя от меня взгляда, словно оценивая и взвешивая мой облик, мои слова и мысли.
        - Я ей не нужна, - коротко сказала я.
        - Почему ты так думаешь? - не унимался Марьян.
        - Потому что до сих пор она не пожелала познакомиться со мной. А ведь я давно не ребенок.
        И я направилась в гостиную, надеясь, что мой небольшой черный рюкзачок не очень бросается в глаза.
        Про пани Святославу - это была правда, которую я давно определила для себя. Я не нужна даже своей бабушке. Только Матвей переживает за меня.
        Часть 3
        Желания исполняются
        Глава первая. Мирослава
        1
        Моя мать меня ненавидела. Может, она до сих пор обижалась на моего отца за то, что он так внезапно и страшно погиб, оставив ее одну и беременную. Может, я оказалась неожиданной и нежданной проблемой для молодой двадцатилетней женщины, не готовой к появлению младенца, орущего днем и ночью, разрушившего ее привычную жизнь.
        Я думала и думала об этом. Представляла, что делала бы сама, если бы вдруг, вместо того чтобы учиться в медунивере, была вынуждена стирать обкаканные пеленки и носиться ночами, укачивая орущего младенца. Может, еще и поэтому я не позволяла себе сближаться с Богданом? Никаких поцелуев и тем более никакого интима. Не существует в мире стопроцентной контрацепции, кроме воздержания. И потому я предпочитала воздерживаться.
        Утром я проснулась рано и обнаружила на соседнем кресле дремлющего Марьяна. Голова запрокинута, волосы растрепаны, на виске - небольшой шрам. Брови черные, ресницы длинные, скулы высокие. Он был красив и если бы не кривил так презрительно губы временами и не морщился, поглядывая на меня и на Матвея, то, возможно, даже был бы привлекательным.
        Я бесцеремонно пихнула его в плечо.
        - Утро. Тебе уже пора, - напомнила, подхватывая свой рюкзак и направляясь на кухню.
        Круглые часы на стене показывали половину восьмого. Не критично, но копаться не стоило. Экзамены начинались в десять, и я успевала заскочить домой, нанести макияж и уточнить у матери, во сколько она забирает сестру из больницы. Вчера после вечернего душа я не накрасилась, не пользоваться же косметикой Матвея.
        Матвей возился с яичницей и тостами, резал сыр и колбасу, которую приволок вчера Марьян.
        - Зря ты отказался сдавать тесты, - сказала я, усаживаясь за столик.
        - Не хочу никуда поступать, - ответил Матвей.
        - Ты умный, мог бы стать юристом или журналистом. Кем угодно мог бы стать и уехать отсюда.
        - Я стану ведьмаком.
        - Ерунда. Поигрались в эти колдовские штуки, и хватит. Надо осенью браться за ум. Очень надеюсь, что уеду отсюда и буду жить нормальной, спокойной жизнью. Без матери и ведьмачек.
        - Надеюсь, что по мне ты будешь скучать, - улыбнулся Матвей. - Марьян, я и на тебя приготовил кофе. Садись, поешь.
        Марьян молча прошел в коридор, быстро зашнуровал кроссовки. После сказал, что некогда и ему пора.
        - Все живы, и слава богу. Завтракайте и топайте в школу, детишки, - добавил он, потом глянул на меня. - Тебе гораздо лучше без этих черных штрихов на лице. И еще. Я видел вокруг вашего дома круг из соли и земли. Хорошая идея. Матвей, тебе надо его обновить. Подправьте, чтобы ведьмы к вам не наведывались.
        Едва за ним закрылась дверь, Матвей облегченно вздохнул.
        - Странный он, - сказала я.
        - Вивчары все странные. Дед говорил, что их предки пасли овец, батрачили на главного Жнеца клана, на Лушу. Семейство Луш очень древнее, это с них начались кланы Варты.
        - Разве не с твоих родичей?
        - И с моих тоже. А Вивчары пасли овец, и некоторые клановые говорят о них с презрением, а зря, потому что они очень умные. Отец Марьяна и Михаила - довольно известный хирург. Он работает в областной больнице, но еще имеет свою небольшую клинику. Пластические челюстно-лицевые операции, насколько я знаю. Но точно надо спрашивать у Марьяна.
        - Ладно, спросим. Значит, в школе тебя не будет. Тогда встретимся вечером, наверное. Сестру сегодня забираем. Посмотрим, как все вечером будет. Надеюсь, что спокойно, - сказала я и взяла еще один бутерброд.
        2
        В том, что сдам алгебру, я не сомневалась. Этот предмет не казался мне загадочным и неизведанным, поэтому переживала я в то утро совершенно по другому поводу. Едва прискакала домой, сразу закрылась в своей комнате и достала книгу Желанную.
        Ответа в ней не было, и это огорчило меня. Я должна была докопаться до правды, узнать, кто исполнял мои желания. Потому еле дождалась окончания экзамена. Вернулась домой и с радостью обнаружила, что мать уехала за сестрой и квартира пуста.
        Разогрела себе обед - вернее, залила вермишель из пакетика кипятком и покрошила туда сосиску (материнские продукты мне совершенно не хотелось пробовать) - и устроилась за компом. Снова достала Желанную. Она по-прежнему пряталась в старом альбоме с фотографиями, и я привычно посмотрела на фотку со счастливыми влюбленными - на молодого и красивого Стефана и его девушку, - потом быстро перевернула желтые страницы и уставилась на новую запись.
        Тот, кто отвечает на вопросы, написал мне:
        «Я приду на выпускной и буду твоим парнем. Но есть два условия: ты наденешь то платье, которое я пришлю тебе, и воспользуешься услугами моего стилиста».
        В книге Желанной еще никогда не появлялись такие современные слова. «Стилист, выпускной». Времена поменялись, и желания владеющих книгой тоже стали другими. Никаких смертей и больше никакой мести. Всего лишь один выпускной. Всего лишь пара танцев вместе.
        И я точно узнаю, кто мне пишет, Григорий Луша или нет. Надо было вести себя осторожнее, когда писала, держать при себе свои мысли, а не изливать их на бумагу. Я была глупой и беспечной!
        Очень глупой и очень беспечной…
        Схватив карандаш, я быстро написала, что согласна, и хотела уже закрыть книгу, но тут несколько страничек - тех, на которых писали я и Тот, кто отвечает на вопросы, - перевернулись, и я уставилась на старую, четкую запись на украинском языке.
        «Мое имя Стефан Левандовский, и я желаю быть зачисленным в полицию города и иметь все полномочия, которые дает это звание. Желаю участвовать в предстоящем погроме.
        Мое второе желание: хочу, чтобы все документы, подтверждающие мое участие в полиции, были уничтожены, а сам я смог попасть в Красную армию.
        Хочу вернуться живым с войны».
        Всего три желания у прадеда Стефана. Он воспользовался книгой Желанной и написал то, что хотел получить. И такие странные, непонятные желания. Не месть, не богатство, не власть. Сначала попасть в полицаи - я видела старое удостоверение, подтверждающее, что загаданное исполнилось! После уйти из полицаев и отправиться на войну. И вернуться живым. И ему все удалось, он все получил, этот старый ведьмак.
        Я перечитывала записи и думала, что, если бы понять их, разгадать, в чем тут секрет, мы гораздо больше узнали бы о прошлом прадеда Стефана.
        Впрочем, долго ломать голову мне не пришлось, приехали мать и сестра.
        3
        - Зачем твой прадед хотел стать полицаем? Зачем записал это в Желанной? - спросила я Матвея в тот же вечер, когда он встретил меня после смены в кафе.
        - Это записано в Желанной? - глупо спросил Матвей и даже остановился, словно какая-то мысль посетила его в этот момент.
        - Ну конечно.
        - Дай посмотреть.
        - Прямо тут, на улице?
        - Пошли в сквер.
        - А если снова Вивчары? Марьян уже к нам присматривается, вынюхивает. Они, конечно, делают вид, что защищают нас, но не забывай, это Марьян избил тебя тогда, когда мы хотели выследить ведьмачек. Если бы не эти двое, может, у нас бы все вышло. Сейчас никому нельзя доверять, понимаешь?
        - Пошли ко мне.
        - Не могу. Сестру сегодня привезли, и я хочу убедиться, что все в порядке. Давай завтра, идет? Завтра точно, после работы в кафе я приду к тебе.
        - Ладно, - сказал Матвей.
        На том и порешили.
        Глава вторая. Мирослава
        1
        Никому нельзя было доверять. Казалось, что вокруг нас только подозрительные личности, что мрак над городом слишком сгустился и разглядеть что-нибудь наверняка невозможно.
        Вообще-то я собиралась сделать своим последним желанием «Хочу найти ведьму, которая похищает девушек», но передумала, поскольку теперь не была уверена, что Тот, кто отвечает на вопросы, не является моим загадочным классным, Григорием Лушей.
        Луша сегодня был такой же, как всегда. Умный, сдержанный, серьезный, обеспокоенный за свой бестолковый одиннадцатый класс. Проверил, нет ли у кого каких проблем перед началом экзамена, после заскочил и уточнил, не было ли каких-нибудь инцидентов. Задержался около Соломии, перекинулся с ней парой фраз, но все в строгих рамках отношений учитель - ученица. Ничего лишнего или, не дай бог, неприличного. Все так, как и должно быть.
        Какой же Луша на самом деле? Если не такой красавчик, каким кажется, то Соломийка будет очень разочарована! Хотела бы я посмотреть на ее лицо в этот момент…
        Богдан тоже писал алгебру, он сидел через ряд от меня. Делал вид, что очень сосредоточен, но я замечала его быстрые взгляды, порывистые движения, как будто он желал повернуться и что-то спросить у меня, но не решался. После теста я подошла к нему, вежливо чмокнула в щечку и сказала, что увидимся, когда будет время. Заглянула в его глаза и увидела какое-то странное равнодушие, словно мыслями он был где-то очень далеко.
        В тот вечер я чувствовала себя неважно. Голова болела, и невероятно хотелось спать. На ужин я съела немного картошки и сосиску - из всего, что нашла в холодильнике, только это показалось мне съедобным. Выпила три кружки кофе, но спать хотелось так, что глаза закрывались сами собой. Успокоенная мыслями об удачно сданном экзамене, я легла спать пораньше и сквозь дремоту какое-то время еще видела зависающую в сериалах Снежанку.
        Проснулась я глубокой ночью, словно что-то подтолкнуло меня, словно внутри распрямилась тугая пружина. Я открыла глаза, и мрак вокруг показался осязаемым и невероятно густым. И в этом мраке я очень четко различила чьи-то шаркающие шаги и шорох одежды.
        Тяжелое, нервное дыхание раздалось прямо у моей постели, но я почему-то не могла повернуть голову. Тело стало будто деревянным, чужим и непослушным. Оставалось только всматриваться в абсолютную темноту - почему не горели фонари на улице? - и слушать пыхтение около головы.
        Это ведьма, наверняка ведьма! Пришла меня задушить…
        И действительно, чьи-то темные, скрюченные пальцы почудились мне у самого лица, они, подрагивая, тянулись к моей шее. Они были совсем близко, эти пальцы, но я ничего не могла поделать.
        Что со мной? Почему я лежу как бревно, бесполезное трухлявое бревно? Я, всегда такая смелая и ловкая? Почему мое сердце бьется как сумасшедшее и холодный пот заливает лицо?
        Руки дотронулись до моей груди и вдруг отдернулись. И я в тот же момент почувствовала странное тепло. Это же серебряный крестик! Старый серебряный крестик отца Теодора! Ни одна ведьма не сможет прикоснуться ко мне, потому что это особенная вещь, дар святого старца…
        Я вскочила и щелкнула выключателем.
        Передо мной стояла мать. Волосы распущены, глаза навыкате, ночная рубашка слегка спустилась с одного плеча.
        - Чего тебе? - громко спросила я.
        - Ищу зарядку у Снежаны, - проговорила мать странным басом.
        - Я же не Снежана. Ты стоишь надо мной.
        - Зарядку ищу, зарядку, - повторила мать, повернулась и вышла из комнаты.
        Это было так страшно и непонятно, что я еще некоторое время сидела на своем диване, таращась на дверной проем, после вскочила, закрыла дверь в комнату и приперла стулом. Не хватало еще, чтобы мать задушила меня ночью. Все, завтра же иду ночевать к Матвею!
        Я легла, прикоснулась к серебряному крестику и вздохнула.
        Стал бы Григорий Луша присылать мне такую ценную и сильную вещь? Ведь крестик только что спас мне жизнь. Может, это все-таки не Луша выполняет мои желания?
        Тогда кто?
        2
        Утром я вскочила пораньше. Перед сменой в кафе следовало убрать квартиру и подготовиться к следующим экзаменационным тестам. Сестра, довольная и спокойная, громыхая костылями, сновала из кухни в ванную. Пахло оладьями и кофе.
        - Ну слава богу, наконец-то изволила проснуться, - проворчала мать, увидев меня на пороге кухни. - Не смей сегодня никуда ходить. Снежане тяжело с костылями что-то делать по дому. Надо помыть окна, выбить все половики и наготовить на неделю. Поменяйся сменами с кем-нибудь, ты сегодня нужна дома. Вечером мне надо уйти по делам, останешься с сестрой.
        Мать, конечно, совершенно обнаглела, но сестре действительно могла понадобиться помощь. И куда это вечером собралась мать? И неужели она ничего не помнит о том, что чуть не задушила меня ночью?
        Она выглядела такой же, как всегда. Волосы убраны в высокий хвост, глаза подкрашены, ногти покрыты красным лаком. Ничего особенного, ничего, что напоминало бы ведьму-убийцу.
        - Что собираешься надеть на выпускной? Мне тут твоя родственница, о которой ты уже знаешь, деньги прислала. Можем пойти и купить тебе платье. Только умоляю, убери ты эту черную краску с лица. Найдем тебе девочку-визажиста, она сделает приличный макияж. Платье купим розовое или белое, из гипюра, как сейчас модно. Сама выберешь, какое захочешь, твоя родственница не поскупилась, - разглагольствовала мать, видя, что я не возражаю против сегодняшних ее планов.
        - У меня будет платье и стилист. Я уже договорилась. Все оплачено, - скупо сказала я, делая себе кофе.
        Вдруг вспомнился Марьян, который прошлым утром сказал, что мне хорошо без моего мрачного макияжа.
        - И кто это тебе оплатил? Твой новый мальчик?
        - Ну почему сразу мальчики должны мне что-то оплачивать? Я работаю все-таки, деньги не транжирю. У меня есть на что купить себе платье, - фыркнула я и не соврала.
        Конечно, на выпускной я себе потихоньку откладывала и вполне могла приобрести нечто гипюровое и рыночное за какую-нибудь пару тысяч гривен. Но сейчас, судя по всему, за все платит Тот, кто отвечает на мои вопросы.
        - Не понимаешь ты главной сути в жизни, Мирка. Вот такой бестолковой и останешься, и твои знания тебе не помогут. Сдала хоть вчера экзамен свой?
        - В понедельник узнаю. Но уверена, что нужное количество баллов наберу и поступлю на бюджет. И тогда мне не нужны будут деньги моей родственницы, как ты говоришь. Ничьи деньги мне не нужны, я могу сама позаботиться о себе.
        - Ну-ну. Посмотрим на это твое «сама-сама». И так ходишь худющая, как скелет, потому что едой моей перебираешь. Съешь хоть одну оладушку, а?
        - Не ем я тесто жареное, ма. Не ем, и все.
        А вдруг вчера я была такой сонной и вялой из-за картошки, которую мать сварила? Вдруг она что-то туда добавила?
        - Ну тогда - бананы в холодильнике. И овсянка твоя любимая в шкафу.
        - Вот и отлично, - сказала я и ушла в комнату с одной лишь кружкой кофе.
        3
        День был долгим и суматошным. А вечером, когда мать наконец унесла свою громоздкую тушу из дома, я уселась за комп. Краем глаза заметила, как улыбающаяся Снежанка что-то строчит в своем телефоне. Не знаю, почему это так вывело меня из себя.
        - Пишешь Богдану? - очень тихо и четко спросила я.
        Снежанка аж подскочила от удивления. Она всегда была наивной и бесхитростной, моя сестра, поэтому покраснела, икнула и еле слышно пролепетала:
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю. Это же мать все придумала, да?
        Снежанка молчала, лишь таращилась на меня и сжимала в руке смартфон.
        - Но как ты могла? Я ведь тебя ничем не обидела! Всегда была с тобой честной, никогда не врала и не брала ничего твоего!
        В ответ ни слова, лишь изумленный пристальный взгляд.
        - Ну, что скажешь? Может, уже хватит мне врать? Кто придумал план охмурить Богдана под видом занятий по алгебре или чем вы там занимались, а?
        - Знаешь, ты тоже не права. Богдан тебе не нужен, ни капельки не нужен. Ты даже не интересуешься тем, чего он хочет на самом деле. И ты не подпускала его к себе.
        - А твое какое дело? Тебя это как касается?
        - Касается, потому что Богдан мне нравится! - крикнула вдруг Снежанка и выпрямилась. - Мне нравится Богдан, и я имею право строить отношения с тем, кто мне нравится!
        - Потому что тебе всегда нравятся мои вещи! - Я вскочила с дивана и приблизилась к сестре. - Тебе всегда нравилось то, что мое, хотя ты и скрывала это!
        - Потому что тебе всегда достается самое лучшее! Все деньги у тебя, и бабушка покупает тебе классные вещи! Красивые парни тоже твои, и интересная работа - у тебя! И ты соображаешь гораздо лучше меня и матери, вместе взятых! И ты всегда так кичишься этим своим происхождением, своими мозгами, что временами тошно смотреть! Мать говорит, что судьба тебя любит, и это несправедливо, ты ничем ничего не заслужила!
        Снежанка всхлипнула и отвернулась.
        - Ты с ума сошла? Какие у меня деньги? Кто мне покупает шмотки? Все, что у меня есть, - это «хенд»! Это клятый «секонд хенд»! И та джинсовка, что тебе нравится, и мои кеды, и даже рюкзак, который я тебе отдала! И на все я заработала сама, лично! Все деньги, которые моя бабушка переводила нашей семье, мать забирала себе!
        - Правильно! - заорала в ответ Снежана. - Потому что мама до смерти боится, что ты вырастешь и уйдешь к своей бабушке! А она останется одна со своей зарплатой! Со своими несчастными пятью с половиной тысячами, ведь она кассир в магазине! Она так и не выучилась, потому что родились мы и надо было нас содержать! И у нее только и есть, что деньги твоей бабушки, твои деньги! Она собирала их, экономила на всем, а ты вечно с этим своим «не ем жареное тесто, подавайте мне йогурты и бананы», как королева какая-то! Да просто дешевле пожарить оладьи на завтрак, чем покупать три банки йогурта на всю семью! Думаешь, матери тоже не хочется завтракать йогуртами и бананами? А она собирала деньги, потому что надо еще и меня выучить!
        Снежанка еле перевела дух после такой длительной тирады.
        - Она не собирается тебя учить, - совершенно спокойно сказала я. - Она выдаст тебя замуж за Богдана и будет доить уже его семью. Будет жаловаться и прибедняться и собирать деньги в кубышку.
        - Не тебе судить, - устало буркнула Снежанка.
        - Конечно, не мне. Только я раскрою глупышу Богдану глаза на ваши аферы!
        - Зачем тебе это? Ну зачем? У тебя же есть парень, и мама узнала, что это Левандовские, а они страшно богаты. У них есть автомойки, магазины, машины и дом. Выйдешь замуж за Матвея, и у тебя все будет!
        Она уже знала, как зовут моего друга!
        - Снежана, неужели ты не понимаешь? - Я смотрела на нее, и мне казалось, что мир вот-вот рухнет. - Почему вы все в мире отношения меряете деньгами? Почему вы не представляете другого счастья? Почему обязательно нужно висеть на каком-то парне и тянуть из него деньги, как сопля какая-то приставучая? Деньги - это ерунда, это не мерило человеческих отношений!
        - Хорошо говорить, когда они у тебя есть!
        - У меня есть только мои заработанные деньги, на которые я и покупаю себе бананы и йогурты. И я не клянчу деньги у Матвея, никогда не просила. Но у меня нет семьи - ни одного родного человека, который просто любил бы меня такой, какая я есть! Просто гордился бы мной, говорил хорошие слова! Я все детство боялась идти домой, потому что мать прибьет за любой пустяк. За грязную обувь, за оторванную пуговицу, за разбитую вазу! Мне доставалось за все, потому что мать меня ненавидела! Зато любила мои деньги! Да пусть они будут прокляты!
        Снежанка молчала, опустив глаза.
        - А теперь матери стало мало моих денег, и она решила забрать у меня парня! Это ведь она придумала, да? Рассказывай!
        - Да что рассказывать. Конечно, она всегда вздыхала, что, мол, тебе повезло с бабушкой, а потом - с Богданом. Мол, бабушка тебе устроит роскошную свадьбу, и ты будешь жить в большом доме и ездить на машине, и никакая учеба тебе будет не нужна. Говорила, что вот бы мне такого парня, как твой Богдан. И подружка эта ее, теть Света, посоветовала одну колдунью, которая может помочь. А колдунья велела сделать приворот. И приворот помог. Богдан вдруг влюбился в меня, стал глазеть, как дурачок, и лезть с поцелуями. А он хороший парень, этот Богдан, и с ним интересно.
        - И ты его любишь?
        - А ты? - Снежанка подняла мокрые глаза и пару раз моргнула.
        - Я никого не люблю. И с Матвеем у меня только дружба, и замуж за него я не пойду никогда, и он не позовет. Мы с ним не подходим друг другу.
        - Но вы же всегда вместе.
        - Потому что он - единственный человек, который не орет на меня и не брешет мне! И я бы отдала всех своих парней, только бы иметь нормальную семью и дом, в который не страшно возвращаться домой и где тебя не используют, как кошелек на ножках, как источник дохода.
        Снежанка сначала молчала, после вздохнула:
        - Я вообще-то тоже не люблю Богдана! Но я не такая сильная, чтобы противостоять матери. Со мной она может делать что хочет.
        - Но ты не одна! У тебя есть я, и я смогу противостоять ей. Если не хочешь встречаться с Богданом, не встречайся. Не надо строить отношения с людьми, надеясь что-то получить от них. Ты же не проститутка. Ты можешь получить нормальную профессию и сама зарабатывать. И встречаться с тем человеком, которого ты полюбишь, которого будешь уважать, а не с тем, на кого сделала приворот наша мать.
        - Тебе легко говорить…
        - Мне все легко дается, я уже поняла.
        - Ты знаешь, что твоя бабушка давно хотела забрать тебя к себе, но мать боялась остаться без денег и всегда говорила, что ты очень любишь семью и меня и не хочешь к ней идти? - спросила вдруг Снежанка, быстро вытерев слезы.
        - Нет, откуда мне это знать?
        - Твоя бабушка любит тебя и очень переживает. А мать наговаривает на тебя гадости и любыми путями старается удержать тут. Это чтоб ты знала.
        - Дура она. Неважно. Я уже выросла, поезд ушел. Первый экзамен сдан. Осталось еще три, после подать документы, и осенью ноги моей не будет в этом городке.
        - Мать не отпустит тебя просто так. Ты - источник ее дохода.
        - Ничего у нее не получится. - Я пристально посмотрела на Снежанку, и вдруг меня осенило. - Ты знаешь, кто эта колдунья? Ты ее видела?
        Снежанка торопливо вытерла слезы, подняла свои костыли и мотнула головой.
        - Лучше тебе этого не знать, - очень тихо проговорила она.
        - Снежка, скажи, это важно! Если ты знаешь, то скажи мне.
        В ответ тишина.
        - Да ты понимаешь, что я могу справиться с этой ведьмой! Мне она не страшна, у меня есть особенная вещь, которая оберегает меня от нечистой силы. А с тобой эта ведьма может сделать что угодно!
        - Не могу. Не могу тебе сказать. Лучше тебе не знать, что это за человек, - очень тихо прошептала Снежанка.
        Я так ничего от сестры и не добилась. Звякнул Матвей, напоминая, что зайдет за мной в «Старую Прагу», ведь у меня должна была быть смена, которую я отдала подружке Зорянке.
        - Мне пора. Я не буду ночевать дома. Но если вдруг передумаешь, напиши мне в «Вайбер», - попросила я сестру, схватила рюкзак и выскочила из дома.
        Только на лестнице поняла, что забыла накрасить глаза и губы, а в рюкзаке из косметики лишь тушь и крем для рук. Вздохнула.
        Сегодня вечером я буду сама на себя не похожа.
        Глава третья. Матвей
        1
        Последнее время Матвей спал мало. Делал себе кофе с молоком, брал шоколад и просиживал ночи в дедовой мастерской. Изучал зашифрованную тетрадь - безуспешно, конечно, пересматривал коробки с различными деревянными амулетами, сушеными травами, странными плоскими камушками, кусочками разноцветных мелков, резиночками и множеством старого потемневшего бисера. Прадед Стефан любил делать различные браслеты, но для чего они, Матвей не знал.
        Он думал о Мирославе и об этой проклятой книге желаний. Конечно, так должно было быть, что именно Мирослава нашла Желанную. Конечно, у Скарбника имелись какие-то свои планы, и потому он вынудил Матвея взять с собой в дедову хижину эту девчонку.
        Конечно, Мирослава записала в книге свои желания, она не ограничилась только телефоном. И, зная ее, можно с уверенностью утверждать, что просила Мирослава вовсе не барахло. Не вещи и не деньги, это для нее не имело значения. Сколько раз Матвей предлагал ей поехать в Старый город - прошвырнуться по магазинам, купить одежды, может, новый планшет или хотя бы беспроводные наушники. Ничего такого Мирослава не хотела. Неизменно твердым голосом она заявляла, что все нужное купит себе сама на свои заработанные.
        - Как ты не понимаешь, - говорила она, - я должна чувствовать себя независимой, никому ничем не обязанной. Это моя свобода и мое самоуважение.
        Но желания все-таки были записаны, и они изменили Мирославу. Желанная всегда влияет на своего хозяина, по-другому просто быть не может. Но какие желания были занесены в книгу? Спросить Матвей не мог, - теперь, когда он получил в наследство судьбу ведьмака, многие вещи стали ему понятны. Не спрашивают про артефакты, не интересуются тем, что записано в Желанной. Нельзя. Просто нельзя, и все. Только если Мирослава сама расскажет. А она молчала. Прятала глаза, скупо улыбалась и писала в «Вайбер» ничего не значащие отмазки.
        Еще Матвей думал о Скарбнике. В последнюю пятницу месяца он вовсе не ложился и в четыре часа, как положено, в полной темноте налил молока в блюдце, добавил крови и задумчиво посмотрел на верхнюю полку шкафчика, где хранилась старая-престарая жестяная коробочка. Следовало добавить травы, и Матвей уже притащил табурет, да так и остановился в нерешительности.
        Из головы не шли слова Марьяна Вивчара о том, что прадед Стефан был убит. Конечно, Марьян знал старые истории клана. Знал и помалкивал, считая Матвея сопливым мальчишкой, которому не следует разбалтывать клановые секреты. Пусть сам догадывается, пусть сидит дома, листает дедовы тетрадки и разглядывает старые фотографии.
        Почему и за что убили прадеда Стефана? И кто убил? Может, тот, кто убил прадеда, теперь охотится и за Матвеем? Может, это и есть та самая ведьма, терроризирующая весь город?
        Вчера, перед тем как заехать за Мирославой, Матвей встретил соседку - пропавшую девчонку Марьяну. Бедняжка сидела у себя в саду, за кованой решеткой забора и бестолково таращилась на собственные руки. Матвей окликнул ее, но не получил никакого ответа. Тогда он подошел, просунул ладонь через решетку и коснулся теплого плеча Марьяны.
        Девчонка оглянулась, нахмурилась, поднялась и вдруг зашипела, точно кошка. Оскалилась, ее глаза потемнели, зрачки увеличились, и в жутком шипении Матвей различил слова:
        - Ты, чертов внук чертова ведьмака! Ты умрешь, ты скоро умрешь…
        Матвей отшатнулся и еле успел выдернуть руку, потому что изменившаяся Марьяна чуть не вцепилась зубами в его ладонь. Она больше не походила на обычную веселую девушку, какой всегда была, теперь она казалась ужасной фурией, порождением ада и мрака. Оставалось только бежать подальше от этого ужаса и радоваться, что решетка сдерживает кидающуюся на него Марьяну.
        Вот почему Матвей никак не мог уснуть и все ходил и ходил по дому. То делал себе кофе, то рассматривал меч прадеда Стефана. Серебряное оружие выглядело внушительно, и Матвей даже мог бы им сражаться - кое-каким приемам прадед все-таки успел его научить.
        Но кого убивать? Не Марьяну же, она всего лишь жертва. Может, Жнеца? Вряд ли, Жнецом становился, как правило, очень сильный и могущественный член клана, причем один из лучших, из самых достойных. Жнеца просто так не одолеть. Значит, надо искать ведьму. Дед как-то находил же, когда был жив. Если бы Стефан не погиб, если бы он мог дать совет!
        Если бы остался в живых кто-то из тех стариков, кто жил в городке лет шестьдесят назад и помнит старые истории, как, например, бабка Геня из Самонивцев, которая охотно разболтала историю двух сестер-ведьмачек.
        И тут Матвей замер, держа в руках блюдечко с молоком и кровью, потому что вдруг вспомнил надпись на маленьком клочке бумаги, найденном в хижине Стефана. Как там было написано?
        «Скарбник становится нагл и болтлив. Поэтому давай ему побольше травы…»
        Трава! Та самая ядовитая трава, которую Матвей добавляет в молоко, должна сдерживать Скарбника, уменьшать его силу и не давать ему говорить! А ведь котяра знает очень много, он живет не одну сотню лет в его семье! Значит, надо перестать добавлять траву. Только молоко и кровь, и больше ничего.
        Так просто!
        Матвей вздохнул и улыбнулся. Спустился в подвал, твердо поставил блюдце на пол, уверенно позвал шепотом: «Скарбник!»
        Он уже давно не боялся этого громадного кота, который любил пугать, но на деле был вовсе не таким уж страшным. Матвей развернулся и вышел, даже не закрыв за собой дверь, - какой смысл запирать подвал, если все равно зверюга преспокойно лазит по всему дому.
        Да, Марьян наверняка знает, как погиб прадед Стефан. Но и Скарбник тоже знает и, наверное, расскажет. Надо только набраться терпения и подождать немного.
        2
        Мирослава по-прежнему была настороженной и закрытой. Немного переживала из-за экзаменов и страшно хотела поскорее уехать из городка. Готов ли был Матвей к разлуке? Он не мог сказать с уверенностью. Мирослава ему по-прежнему очень нравилась, но это уже было не то горячее, вызывающее сердцебиение чувство, от которого бросало в пот.
        Теперь было восхищение, немного грусти и немного радости. Грусть оттого, что его подруге, у которой такая судьба, будет нелегко. Радость от сознания, что они навсегда останутся друзьями и он будет встречать ее после работы до тех пор, пока она не уедет учиться.
        Вечером Матвей подвел глаза черным, надел черную куртку и браслет-оберег, застегнул на поясе ножны с мечом и отправился в путь.
        В «Старую Прагу» он никогда не заходил, не любил шумные кафешки. Ему больше нравилась тишина дорогого и строгого «Парижского сада» - ресторана при гостинице пани Святославы. Один раз Стефан водил его туда, и они просидели больше часа. Матвей ел мороженое, пока прадед разговаривал с пани Святославой.
        Но всем кафешкам и ресторанам Матвей предпочитал свой уютный и спокойный дом. Иногда он думал, что и сам похож на домашнего кота, который не выходит за порог и постоянно мурлычет в хозяйском кресле, довольный теплом и сытной едой. Матвею нравилось, когда к нему приходила Мирослава, нравилось удивлять ее своими кулинарными способностями, видеть, как расслабляется эта всегда напряженная и нервная девчонка, как весело улыбается, попивая свой несладкий и совершенно черный кофе (ни капли молока), как вытягивает босые ноги и блаженно шевелит пальчиками с накрашенными ноготками. Мирослава чувствовала себя в безопасности у него, и это было главное.
        3
        Простояв перед «Старой Прагой» полчаса и не дождавшись подружку, Матвей решил зайти внутрь. Он не любил запахи пиццы и бургеров, пластиковые стаканчики с кофе навынос, шумных посетителей, цедящих пиво из высоких бокалов, потому брезгливо поморщился, оглядывая просторный зал.
        - Можешь позвать Мирославу? - спросил он пробегающего мимо парня-официанта.
        - Зачем тебе? Она не работает сегодня, - быстро сообщил тот и пронесся мимо.
        Странно. Почему тогда не написала и не предупредила?
        Матвей в последний раз обвел взглядом стены кафе, украшенные старинными фотографиями. Квадратные колонны и одна стена в «Старой Праге» были отделаны искусственным кирпичом, и прямо перед входом было прикреплено старое изображение Праги - черно-белая фотка. А под фотографией висел золотой кулон искусной работы.
        Матвей подошел, прищурился, разглядывая его. Вещица показалась ему знакомой. Старинное золото, форма сердечка, гравировка. Точно такой же кулон висел на груди девушки Стефана на старой фотографии, которую Мирослава нашла вместе с Желанной. Почему эта штука украшает кафе? Кому принадлежит «Старая Прага»?
        Но тут внезапно позвонила Мирослава и предложила встретиться у его дома. Сказала, что прибежит сама и встречать ее не надо. Голос Мирославы дрожал от напряжения, и это было тревожно и странно. Матвей кинулся домой.
        Глава четвертая. Мирослава
        1
        Когда человек внезапно получает серьезную травму - рану или перелом, - боли в первые несколько минут может и не быть. Только осознание произошедшей катастрофы, когда мозг понимает, что повреждения необратимы и серьезны, а нервные окончания еще не реагируют. И тогда случившееся кажется ужасным сном.
        Так было и со мной. Я бежала по лестнице вниз, на улицу, и не знала, о чем в первую очередь думать. Мать, значит, боится оказаться без денег. Она экономит на всем, чтобы выучить Снежанку. И в то же время она заплатила ведьме за колдовство, за ворожбу на Богдана. Обеспечила будущее своей любимой младшей доченьке. Злая ирония в том, что платила она деньгами пани Святославы, чей сын когда-то охранял этот город от темной силы.
        Моя мать сама стала похожа на ведьму и этой ночью едва не задушила меня. Хотя выглядело это так, словно через нее действовал кто-то другой, ужасный и сильный, и она не отдавала себе отчета в собственных действиях. И Снежанка осталась с ней, будет слушать ее рассуждения о жизни вечером за ужином, вникать в наставления и рассказывать, как прошло общение с Богданом.
        А Богдан! Бедный Богдан, у которого отобрали элементарное право быть рядом с тем, кого он любит! Ему правда нравится Снежан-ка или это действие приворота? Где заканчивается его свободная воля и начинается воля моей матери? И почему он должен стать марионеткой в руках жадной и меркантильной женщины? Какое она имеет право распоряжаться чужой жизнью и чужими чувствами?
        Боли не было. Внутри меня словно все умерло, и уже не задевали мысли о том, что матери мое будущее совершенно безразлично. Я для нее всего лишь источник дохода, способ добывания денег, такая себе пещера Аладдина с сокровищами.
        Хлопнув подъездной дверью, я выскочила на улицу и с силой втянула в себя теплый весенний воздух, пахнущий цветами и мокрой землей. Мыслей было столько, что я не знала, на чем сосредоточиться. Надо найти Матвея, поговорить с ним.
        В суматохе я совсем забыла сообщить ему, что в этот вечер не буду работать в «Старой Праге». Он ждет меня там, наверняка уже ждет. А я шагаю по темному проулку, размахиваю руками и нервничаю, пытаясь обдумать все, только что услышанное.
        Надо позвонить ему, предупредить. Я остановилась, набрала номер Матвея и сказала, что встретимся у его дома. Это ведь недалеко, я минут через пятнадцать уже буду там.
        Мне хотелось двигаться, крушить скамейки, обрывать цветы и пинать ногами мусорные баки. И я припустила бегом, чтобы хоть как-то сбросить растущую ярость, потратить злую энергию, которая бурлила и клубилась во мне, точно адское варево в ведьминском котле.
        Решив срезать путь, я выскочила на узкую дорожку за домами, которая вела к школе. Сегодня на ней было тихо и пусто, хотя обычно гуляли мамочки с колясками и пожилые люди с маленькими собачками. И тут мне дорогу заступили два парня. Первого я узнала сразу - его длинный нос, прищуренные темные глаза и узкие некрасивые губы хорошо запомнились после неудачного нападения в школе. Это он пришел в класс, когда мы переписывали ту несчастную контрольную по алгебре, и требовал книгу Желанную.
        А ведь сейчас Желанная лежала у меня в рюкзаке, а рюкзак висел на плече, и я стояла перед парнями совершенно беззащитная, и даже палки в моих руках не было.
        - Старая знакомая, официантка из кафе, - ухмыльнулся второй, с родинкой на лице.
        Глянув на его маленькие глазки и встрепанные волосы, я подумала, как эти двое похожи, наверняка - братья. Родные братья Григория Луши, и выглядят оба просто отвратительно. Молча сделав шаг назад, я быстро оглянулась по сторонам. Надо было бежать, припустить изо всех сил. Я уже почти рванула, как вдруг за моей спиной раздался чьей-то низкий и немного насмешливый голос.
        - Орест, ты считаешь, что можешь себе позволить цепляться к девочкам в темных переулках? Думаешь, твой брат заступится за тебя и Совет простит эти выходки, даже когда узнает, что ты приставал к одной из нас, а не к обычным? Ты уверен, что пани Святослава не поднимет шума, когда узнает, что ты обидел ее внучку?
        - Пошел вон, Марьян! Это не твое дело! Занимайся собственными делами! - огрызнулся парень с родинкой и грязно выругался.
        - Я и занимаюсь собственными делами. Это моя девушка, и мы должны были тут встретиться. Думаешь, я не вытащу меч и не отрублю тебе руки, если ты только прикоснешься к ней? Я не мальчик, чтобы шутить со мной. И вряд ли Совет предъявит ко мне претензии, ведь я исполняю свои обязанности.
        - Да пошел ты, придурок! - буркнул Орест, глянул на меня блестящими глазами, показал средний палец и скрылся в темноте.
        Следом за ним убрался и его длинный брат. Я выдохнула и только тогда почувствовала, как ужасно дрожат колени.
        2
        - Ты с ума сошла? Почему не вызвала машину? Почему Матвей тебя не встречает? - В голосе Марьяна звучала злость, глаза метали искры.
        - Я… Просто так вышло.
        Говорить с Вивчаром не хотелось. Не хотелось даже смотреть на него. Возбуждение схлынуло, и теперь, стоя в темном проулке, я отчетливо поняла, чем бы все закончилось. Меня бы догнали, избили и, может, даже убили. Желанную бы забрали. И лишь благодаря бдительному Марьяну я стою живая и невредимая.
        Марьян какое-то время смотрел на меня, нахмурив брови, после спросил:
        - Идешь к Матвею?
        - Да.
        - Тогда я провожу. Пошли.
        И мы двинулись в темноту по длинной узкой дорожке. Фонари тут почему-то не горели, и я слышала лишь лай собак и отдаленный детский плач. Где-то за деревьями пряталась кособокая луна, и мне казалось, что я бреду по незнакомым улицам, по совершенно чужому городу.
        Марьян хмуро молчал, я тоже не веселилась. Шагали молча, и лишь когда вышли на широкую и хорошо освещенную дорогу, мое глупое оцепенение наконец-то прошло.
        - Спасибо, - тихо выдавила я.
        - Да? А я уж думал, ты злишься, что я потревожил твое уединение. Ведь одной в темноте так хорошо думать о собственных обидах.
        - С чего ты взял, что я думаю об обидах?
        - У тебя на лице все написано.
        - Так не читай мое лицо.
        Марьян хмыкнул и ничего не ответил.
        - Да, я сделала глупость. Больше так не буду. Спасибо тебе, ты заботишься о нас, - снова проговорила я, пытаясь подобрать наиболее вежливые слова.
        - Что ты узнала от своей сестры? - вдруг спросил Марьян.
        - С чего ты взял, что я что-то узнала?
        - На тебе лица нет. Сестра знает, кто ведьма?
        - Знает. Но не говорит.
        - Что еще произошло?
        - Ты же собираешься и в эту ночь нас караулить, да?
        - Собираюсь.
        - Тогда у Матвея поговорим. Не хочу несколько раз рассказывать.
        - Договорились.
        3
        - Вы теперь ходите пешком? - спросил Матвей, встретив нас около своего дома.
        - Мирослава решила пройтись, - уклончиво ответил Марьян.
        Он зашел в дом, набрал воды в кружку и залпом выпил. После включил чайник и достал из шкафа вазочку с шоколадом.
        - Ну теперь самое время поболтать, ребята. За кружечкой кофе и сытным ужином. Матвей, я знаю, что ты не бедный и у тебя должна быть еда. Надеюсь, ты рассчитывал и на мою персону. - Марьян бесцеремонно заглянул в холодильник и выудил оттуда банан.
        - В духовке картошка с мясом. Надо только салат порезать, - хмуро ответил Матвей.
        - Так давай, и быстренько. Хотя времени у нас - целая ночь, но мне поспать удалось совсем немного за последнее время. Так что надеюсь сегодня отдохнуть.
        - Спал бы у себя дома, - заметила я, поражаясь его наглости.
        - Чтобы вы выкинули еще какую-нибудь глупость? Нет, ребята, я уже понял, что за вами нужен глаз да глаз. Правда, Мирослава? - И Марьян посмотрел на меня, высоко подняв брови.
        - Я уже сказала, что очень благодарна тебе, - буркнула я.
        - За что? - не понял Матвей.
        - Он спас меня. Кое-что случилось, действительно есть о чем поговорить. Поэтому я из дома помчалась к тебе, Матвей. Пешком, машину не вызвала. А меня подкараулили те ребята, которые уже нападали. Один из них приходил в школу.
        - Братья Луши, - мрачно подсказал Матвей.
        - Они, да. И Марьян меня спас, пригрозив им. Ты бы им действительно отрубил руки?
        - Им бы досталось, они меня знают.
        - Уже приходилось сталкиваться? - не унималась я.
        - Нельзя больше ходить одной, Мирослава. Я ведь могу не оказаться рядом. Вызывай такси или ходи вместе с Матвеем. И сестра твоя не должна ходить одна, понимаешь? Крестик, который на тебе, спасает только от нечисти.
        - Да, я уже убедилась, - проговорила я и машинально дотронулась до своего серебряного украшения.
        - Будет о чем поговорить за ужином, - хмыкнул Марьян.
        И я рассказала почти все. О том, как моя мать решила, что Богдан для меня слишком хорош и его стоит передать любимой дочери, о том, как нашлась ведьма и был сделан приворот, и о том, что Снежанка видела колдунью.
        - Она не сказала мне, кто это. Я не смогла ее уговорить и побоялась, что ударю, поэтому убежала из дома. В голове у меня была полная каша, я неслась и меньше всего думала о безопасности, - объяснила я.
        - Твоя мать сделала приворот на Богдана? - четко и медленно переспросил Матвей.
        Марьян молчал, глядя на меня пристально и внимательно.
        - Да. И это сработало, потому что я видела парочку. Недели две назад, когда возвращалась от тебя и решила заглянуть домой к Богдану, поболтать с ним. Вот и увидела сестру и Богдана вместе. Приворот сработал.
        - Ты уже тогда решила, что это приворот? - уточнил Марьян.
        - Я вернулась домой и нашла в комоде сестры травы в мешочке и странную черную ветку. Такие изогнутые прутики, мерзкие. И еще брелок от ключей Богдана. Тогда и догадалась про приворот.
        - А медный круглый амулет? Видела такую плоскую круглую штуку с изображением головы козла? - тихо спросил Марьян.
        - Нет.
        - Тебе надо найти ее. Если сделан приворот, медный амулет должен быть в доме.
        - Я поищу.
        - Поищи, - коротко велел Марьян.
        - Теперь надо выпытать у Снежаны, кто ведьма, и всех делов, - коротко подытожил Матвей, ставя на стол большой противень с картошкой и мясом, еще горячими и удивительно вкусно пахнущими. - И можем предъявить обвинение на Совете кланов.
        - У вас нет никаких доказательств, пока не найден медальон, - тихо сказал Марьян. - И даже если Мирослава его найдет, все равно доказательств нет. Мать принесла магический амулет, она общается с ведьмой. Это только доказывает, что ведьма по-прежнему орудует в городе, что мы и так уже знаем. Вряд ли Снежана назовет человека, она или слишком испугана, или находится под действием чар. Последнее вернее всего.
        - И что? Мы не можем доказать, что был приворот? Даже если покажем травы и ту сухую ветку? - спросила я.
        - Все эти штуки, скорее всего, уже уничтожены, а Снежана ничего не скажет. Ты должна понимать, что твоя мать имеет слишком большое влияние на сестру, - пояснил Марьян.
        - И что нам делать? - спросил Матвей.
        - Ничего. Теперь ничего. Этим будет заниматься Совет. А ваша задача - остаться живыми, о чем я и забочусь.
        - Но на Совете все решает Жнец! Главное слово за ним.
        - Да, есть свои сложности. Но тут вы ничем уже не поможете, ребятки.
        - И все? Будем вот так сидеть, когда у ведьмы похищенные девчонки? - тихо и зло спросила я.
        - Совет найдет выход. Только не впадайте в панику и не шастайте по городу в одиночку, - мрачно проговорил Марьян и бесцеремонно налег на картошку с мясом.
        Глава пятая. Мирослава
        1
        После ужина Марьян нахально заявил, что хочет немного отоспаться и до двух часов ночи мы можем спокойно смотреть сериалы, играть в игры и лопать чипсы, но быть начеку. Если услышим что-то подозрительное и опасное, тут же обязаны его разбудить, а после двух часов ночи он встанет и отправит нас спать. Завтра воскресенье, в школу нам не надо, и мы сможем спать, сколько хотим.
        Мне это было на руку, потому что я еще не все секреты рассказала Матвею. Конечно, я не могла заговорить о Желанной при Марьяне. Поэтому, едва перестал поскрипывать диван в гостиной, я закрыла дверь на кухню и, сделав себе кофе, уселась за стол.
        - Так вот, - тихо, очень тихо заговорила я. - Во-первых, запись в Желанной, где твой прадед Стефан пожелал стать полицаем. Мы должны поговорить об этом. И во-вторых, я постоянно общалась с Тем, кто исполняет желания. То есть я постоянно писала в Желанной. Кроме того, я загадала еще два желания.
        Конечно, о последних событиях и сломанной ноге сестры я рассказала довольно скупо и коротко, без подробностей насчет внутренней тьмы и желания отомстить. Рассказ вышел короткий и довольно циничный.
        Матвей слушал молча и после какое-то время помалкивал. Теребил на руке кожаный браслет-ленточку с металлическими заклепками, иногда поглядывал на меня разноцветными внимательными глазами. После заговорил, и лишь хрипотца в голосе выдавала его волнение.
        - Ты представляешь, какую глупость сделала?
        - Ты про сломанную ногу Снежаны?
        - Я про то, что ты выбалтывала все секреты неизвестной силе, выполняющей твои желания. Ты же понятия не имеешь, кто может стоять за этим всем. Ты не знаешь, что задействуется, когда выполняются желания, кто может прийти на выпускной.
        - Зато я узнаю, кто выполнял мои желания.
        - Да какая разница? - Матвей вскочил и прошелся по комнате. - Какая разница, кто их выполняет? Не надо было тебе вообще писать что-либо в Желанной. Дед говорил, что эта книга завладевает людьми и делает их рабами собственных желаний. Давай сожжем ее к чертям!
        - Нет. Потому что там есть ключи к прошлому твоего деда. Стефан ведь тоже воспользовался Желанной, и его желания исполнились. Но ты прав, это нехорошие желания, это не про создать семью, родить детей и жить в мире и согласии. Это про отомстить. Я тоже воспользовалась книгой, чтобы отомстить. И тот, кто сделал самую первую запись, тоже хотел отомстить. Но кому мстил твой прадед? За какую вину?
        - Ладно. Но Желанная останется у меня. Ты больше не будешь в ней писать.
        - А выпускной?
        - Да черт с ним, с выпускным! Не ходи на него, и все!
        Я ничего не ответила. Молча отдала Матвею книгу и молча следила, как он уносит ее вниз, в мастерскую прадеда. Внутри у меня будто что-то оборвалось. Я понимала, как мне будет не хватать общения с Тем, кто отвечает на вопросы.
        Разговор больше не клеился, и мы растянулись, я - на тахте, Матвей - в кресле, вытянув ноги и пристроив под голову маленькую подушку. Еле горела настольная лампа, бросая желтый свет на шторы, за которыми время от времени мяукал черный котяра Матвея, так называемый Скарбник, словно жаловался на свою суровую судьбу.
        Спать мне не хотелось. Едва закрывала глаза, как появлялась темная фигура матери, ее покатые плечи, длинные руки с растопыренными пальцами. И слышался низкий голос, такой хриплый и полный ненависти, что сердце останавливалось от страха.
        Итак, карты раскрыты и ничего уже не будет по-прежнему.
        - Надо освободить Богдана от колдовства, - тихо проговорила я в сумрак комнаты.
        - Это сделает Совет, не мы, - ответил Матвей.
        И мы оба снова замолчали. Так и сидели до двух часов, а после появился Марьян, встрепанный и сонный, глянул на нас и велел убираться наверх и ложиться спать.
        2
        - Тебе не следует больше ночевать дома, - заявил утром Марьян, торопливо намазывая хлеб маслом. - Это опасно. Каждый вечер ты должна быть тут. Я проверю. Если не послушаешь, приду к тебе домой и уведу силой.
        - Я поняла. Но там моя сестра, и она тоже в опасности.
        - Твоя мать вряд ли ее тронет. Но к тебе будет подбираться постоянно.
        - Зачем им я?
        - А ты подумай. - Марьян внимательно глянул на меня, откусил от бутерброда и направился в коридор обуваться. - Сидите дома, ведите себя тихо. Понимаете, ребята?
        Мы понимали. И не возражали.
        Вся следующая неделя была тихой и спокойной. Я удачно сдала все экзаменационные тесты и уже предвкушала момент, когда у меня примут документы и я поступлю. Матвей вдохновенно занимался своими клумбами и иногда красил рябиновые бусины в черный цвет.
        Марьян каждый вечер приходил к нам домой, и мы настолько сблизились, что стали играть в карты и вместе смотреть на ноуте «Сверхъестественное». В городе перестали пропадать девушки, за прошедшую неделю не пропала ни одна. Возможно, наша проклятая ведьма решила затаиться, и мы тоже немного расслабились.
        Снежанка старалась избегать меня. Она сидела дома - с костылями особенно не нагуляешься, - и Богдан иногда навещал ее. Один раз мы даже столкнулись с ним в подъезде: я выходила и во дворе меня ждал Матвей, а Богдан поднимался по лестнице.
        Он сказал «привет» таким ровным, спокойным голосом, словно мы с ним были едва знакомы. Скользнул взглядом и прошел мимо.
        Все это было отвратительно и мерзко, и я не могла понять, как Снежанка будет разговаривать с ним после всего, как будет смотреть ему в глаза. Совсем уже мозгов у нее не осталось, что ли? Или мать настолько имеет над ней власть, что думает Снежанка только материнскими мыслями?
        - Это приворот, он именно так и действует, - пояснил умный Матвей. - Он лишает человека свободной воли, делает его похожим на куклу-марионетку.
        - Надо запретить такое колдовство.
        - Так кланы и пытаются.
        - Неудачно.
        - Видимо, да.
        До выпускного оставалось всего несколько дней, и я нервничала все больше и больше.
        Огромную коробку, обернутую в тонкую полупрозрачную бумагу, принесли вечером в субботу. Я заскочила домой на несколько минут, чтобы узнать, как дела у сестры, и забрать некоторые свои вещи, и увидела коробку на собственном письменном столе у монитора.
        - Что там? - тут же спросила Снежанка, и в ее голосе был только интерес и ни капли обиды.
        - Сейчас посмотрю, - зло буркнула я и быстро развязала белую ленту.
        Там лежало платье. Темно-вишневое, с открытым лифом. Увидев название фирмы на бирочке, я обалдела. Мне была известна эта сеть свадебных салонов, и я приблизительно знала, что их наряды стоят, как половина нашей квартиры, наверное.
        - Это не ты купила, - быстро сказала Снежанка, заглядывая мне через плечо. - Ты столько не зарабатываешь. А еще говоришь, что живешь на собственные деньги и ужасно независима.
        - Меня пригласил на выпускной один парень. Я его не знаю. Сказал, что я должна быть в платье, которое выберет он, - уклончиво ответила я. - Так надо, это не от меня зависит.
        - Что за парень? Не Матвей?
        - Нет.
        - А Матвей знает, что на выпускном ты будешь с другим?
        - Знает. Он не против, потому что всего лишь мой друг, а не парень.
        - Да, я уже поняла, что у тебя целая куча друзей и все готовы платить за тебя. Везет.
        - Только не начинай. Я не делала приворотов и не колдовала.
        - Я тоже, представляешь?
        - Это сделала за тебя мать.
        - А может, она и за тебя это сделала? Поэтому ты сейчас стоишь с платьем, которое стоит не меньше тысячи баксов.
        Я молча сунула коробку за диван и ушла. Если мать в порыве злости порвет эту вишневую красоту в клочья, я переживать не стану.
        Глава шестая. Мирослава
        1
        Ночами я лежала без сна и думала. Действительно ли мне хотелось, чтобы Снежанка сломала ногу, хотелось видеть ужас на лице матери? Или я просто не желала, чтобы сестра участвовала в этом дурацком шабаше? Что больше волновало меня - месть или забота о сестре?
        Была ли я до конца уверена в своем решении? То ли желание записала в Желанной?
        Мне хотелось поговорить об этом, но Матвей был серьезным и хмурым и смотрел на меня с легким испугом, словно я сама стала источником злости и темной магии. А больше никому открыться я не могла. Не говорить же об этом с Вивчаром?
        Марьян, наоборот, был весел и деловит. Каждый вечер он наедался у нас так, будто жил один в квартире без кухни или совершенно не умел готовить. Временами я ловила на себе его пристальный взгляд и кривила губы. Мол, нечего на меня пялиться.
        Наши ночи стали спокойными и предсказуемыми.
        Я заранее знала, что после ужина сыграем в карты - Марьян умело завалит меня и Матвея и в который раз станет победителем, - после посмотрим пару серий «Сверхъестественного», обсудим методы борьбы с ведьмами и ляжем, наконец, спать. Парни дежурили по очереди, но меня освободили от охранных обязанностей, и я сразу отправлялась в небольшую комнатку наверху, где теперь находились мои вещи и учебники.
        Там я могла лежать на кровати и думать о чем угодно.
        Ближе к полуночи приходил черный котяра Скарбник, усаживался на край моего одеяла и хитро щурил желтые глаза. Матвей его недолюбливал и иногда пинал ногой, если кот оказывался не слишком проворным. Но я к этой зверюге относилась по-доброму. Да и как еще относиться к такому милому и пушистому котику, который устраивается в ногах теплым клубком и звонко мурлычет?
        - Ты что, чешешь за ушами моего Скарбника? - удивился однажды Матвей, когда заглянул ко мне в комнату и увидел эту картину маслом.
        - Ему нравится спать около меня.
        - Это же Скарбник, злой дух!
        - Это милый котик. Матвей, иди уже спать и мне не мешай.
        - С ума сошли все…
        - Пока нет. Но если я не посплю, то точно сойду.
        А еще Скарбник умел прогонять злые сны. В первую же ночевку в этой маленькой комнатке в доме Матвея мне приснилась мать. Лохматая, огромная, черная, она шла на меня, растопырив руки и весело приговаривая: «Убью тебя, Мирка, негодница». От этого сна я проснулась вся мокрая, дрожащая и понеслась вниз, перепрыгивая через ступеньки. На кухне сидел Марьян, его оружие лежало рядом на столе, и рукоять меча - витая крестовина - слегка поблескивала в желтом кухонном свете.
        - Не спится? - спросил он, поднимая голову.
        - Страшный сон, - буркнула я, включая чайник.
        - Думаешь, после кофе будет спаться лучше?
        - Мне помогает.
        - Тогда ладно.
        Я молча залила кипятком пару ложек молотого кофе - Марьян скривился, потому что предпочитал кофе, сваренный в турке, - и ушла наверх. У самой двери меня встретил черный кот, здоровенный, пушистый, желтоглазый. Потерся о мою ногу, запрыгнул на кровать и довольно мурлыкнул. Я не стала его прогонять, к котам я отношусь очень хорошо.
        Едва я допила кофе и закрыла глаза, как внутри разлилось удивительное спокойствие. Мягкое кошачье брюхо грело мои ноги, из приоткрытого окна долетали удивительные запахи летней ночи, и я вдруг почувствовала странную радость. Вместе с этой радостью я и уснула и спала до самого утра. И лишь утром, наблюдая, как удаляется из комнаты черный котяра, вдруг поняла, кто обеспечил мне спокойный отдых. С той поры Скарбник и приноровился спать в моей комнате.
        Наяву я видела мать всего пару раз за неделю, и она всегда была отвратительно счастлива. Встречала меня улыбкой и ласковыми словами: «Вот и шлендра наша пожаловала. Ужинать будешь? Картошка на плите, сосиски в холодильнике».
        Она много готовила, как будто в нее вселился дух какого-то бешеного повара. Пирожками были завалены все большие миски в доме, и даже в огромной эмалированной кастрюле на балконе я нашла целую кучу уже засохших пирожков. Котлеты занимали весь холодильник, салат «оливье» сиротливо пристроился на самой верхней полке, и там же, засунутые сбоку, лежали нарезанные бутерброды с колбасой и сыром. Кто станет все это есть, было непонятно, потому что после странного случая ночью, когда мать чуть не задушила меня, я не притрагивалась ни к какой еде в собственной квартире.
        Матвей кормил сытно, но даже если бы пришлось голодать, я бы и кусочка не откусила от этих пирожков. И как только Снежанка жила с нашей матерью?
        - «А я и не знал, что любовь может быть жестокой…» - отвратительно фальшивя, напевала мать киркоровскую песню и раскатывала тесто.
        Я проверяла свое платье - темно-вишневое великолепие так и лежало в коробке за диваном, - после доставала из шкафа летние майки и шорты, кидала их в рюкзак, брала вторую пару конверсов из шкафа, еще одну джинсовую рубашку и уходила.
        2
        Экзамены были сданы, баллы получены. Последний звонок прозвенел - мать стояла в толпе родителей и рыдала как ненормальная, пока я в красивой вышиванке и с красной лентой через грудь уходила с остальными одноклассниками с последней линейки.
        Григорий наш Луша собрал всех в последний раз, чтобы обсудить выпускной. Так как в классе полно было детей из состоятельных семей, то решили не экономить на празднике. Заказали модный ресторан в Старом городе, ведущих, оркестр, дизайнеров по интерьеру, чтобы все было в шариках и бантиках. Пригласили фотографа для фото- и видеосъемки.
        Мать ругалась, услышав сумму, которую надо сдать, но не очень. Потому что деньги конечно же передала моя бабушка, загадочная пани Святослава. Ну и ладно.
        Решили устроить выпускной в форме костюмированного бала, чтобы все были в масках. Мне это казалось детским садом, но возражать против общего решения я не стала. Соломия тут же стала развивать идею, что Кутянский конечно же должен быть в маске Шрека. При этом она поглядывала на Матвея и довольно улыбалась. Матвей мой стал невероятно популярным среди девочек класса и умудрился составить конкуренцию неотразимому Луше. Даже Поверчучка, которая всегда была преданной поклонницей Григория, и та время от времени улыбалась Матвею с видом роковой соблазнительницы.
        Я от всего держалась в стороне. Мне было плевать, каким будет бал, как я буду выглядеть в толпе красивых и успешных. Если бы не это темно-вишневое платье в белой коробке, я бы явилась в черных шортах и черной футболке. И сделала бы новый пирсинг в бровь. А так оставалось лишь гадать, какой образ создаст стилист от Того, кто отвечает на вопросы.
        Так все и шло до самого выпускного. В тот день я планировала ночевать у Матвея. Пришла домой, чтобы забрать платье, - и, как всегда, случилось непредвиденное. С моей сестрой частенько случались всякие неприятности, и большинство из них - не по моей вине.
        3
        Снежанка боялась всего на свете: темного коридора, незакрытых шкафов, темных подъездов, страшных фильмов и строгих учителей. И нашу мать она тоже боялась конечно же. Она старалась быть максимально осторожной, но иногда ей просто не везло.
        В день моего выпускного, где-то в половине третьего я заскочила домой за платьем и увидела рыдающую Снежанку. Она сидела на кровати, и слезы заливали не только ее щеки, но и футболку, руки, и даже на штаны прилично накапало.
        - Ты чего? - спросила я. - Мать наорала? Или Богдан наконец поумнел и бросил?
        - Тебе бы… - Снежанка икнула и всхлипнула. - Тебе бы только смеяться. А я упала… - Снова судорожный всхлип. - Упала и сломала руку…
        Сестра свободно передвигалась по всей квартире на костылях. Мать убрала из коридора лишние коробки с обувью, чемодан на колесиках и пару толстых сумок, в которых хранила старое барахло «на всякий случай». Снежанка ловко скакала из кухни в комнату, из туалета в ванную и пользовалась только одним костылем. Кто оставил тазик перед дверью ванной, я так и не поняла, меня ведь в доме не было. Снежанка, вместо того чтобы отодвинуть его, попыталась перешагнуть и полетела на пол, загромыхав и своим костылем, и своим гипсом. Рука подвернулась, и теперь запястье болело так, что сестра моя заливалась горькими слезами.
        - Как я буду жить с поломанной ногой и поломанной рукой? Как инвалидка какая-то… - рыдала она.
        - Дай гляну, - быстро попросила я.
        Конечно, в медуниверситет я еще не успела поступить, но представление о сломанных руках имела, потому что сама ломала их не раз, катаясь на велике. Обычно место перелома опухает на глазах и болит.
        Запястье сестры, на счастье, не опухло и не посинело. Никаких изменений, хотя, когда я повернула ее ладонь, сестра вскрикнула и выдернула руку.
        - Это просто ушиб, я так думаю, - очень решительно и веско заявила я.
        - Оно так болит, как будто я его сломала, - ныла Снежана.
        - Нет, не сломала, говорю тебе. Перестань плакать. Сейчас перестанет болеть, вот увидишь.
        - Как я буду мыть голову? Как я сделаю себе чай?
        - Мать придет и поможет.
        - Не придет. Она сегодня поедет ночевать к теть Свете.
        - Той самой, которая посоветовала ей хорошую ведьму для приворота?
        - Ну да, к ней. Она будет ночевать у нее, и мне придется сидеть одной в квартире. А я боюсь…
        - Так попросила бы мать остаться.
        - Я попросила. Она наорала на меня, сказала, что в моем возрасте пора перестать бояться темноты.
        - Никто ни в каком возрасте не перестает бояться темноты, - тихо проговорила я. - Темноту надо бояться всегда. Особенно ту, что внутри тебя…
        - Внутри кого? - не поняла Снежана.
        Я посмотрела на зареванную сестру и вздохнула. Придется, видимо, сегодня заночевать дома. Конечно, все мои пижамы, косметика и полотенца у Матвея. Но парочка старых футболок найдется в шкафу, так что не все потеряно.
        И я, забыв о том, что выпускной именно сегодня вечером, осталась ночевать вместе со Снежанкой. Мотнулась, купила на обед йогурта, бананов, киви и немного клубники, сделала фруктовый салат. Заварила крепкий кофе - почему-то по рецепту Марьяна, отыскав на полках турку. Скачала на компьютер какую-то мрачную страшилку и уселась смотреть, поедая фруктовый салат и соленые орешки.
        - Почему ты не ешь то, что приготовила мама? - спросила Снежанка, которую разбирала охота поболтать со мной.
        Отвечать ей не хотелось, и лишь когда сестра третий раз повторила вопрос с настырностью неутомимого ребенка, я стянула наушники с головы и внятно ответила:
        - Потому что не хочу отравиться. И не хочу растолстеть.
        - Отравиться?
        - Думаешь, мать не отравит меня?
        - Ты с ума сошла?
        - Возможно. Просто я не ем жареное тесто, я уже говорила.
        - Мать говорит, что ты всем брезгуешь, потому что ходишь к своей бабушке и питаешься в ее ресторане.
        - Пусть говорит что хочет.
        Снежанка на какое-то время замолчала, после снова пристала с вопросами. Не хочу ли я померить платье? Не ревнует ли меня Матвей? И неужели я ни разу не целовалась с таким красавчиком?
        Я отмалчивалась, пытаясь вникнуть в суть ужастика, который смотрела. В этот момент зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и я какое-то время таращилась на него, размышляя, отвечать или нет. В конце концов любопытство взяло вверх, и я провела пальцем по экрану:
        - Слушаю.
        - Добрый день. Это стилист, мы должны с вами встретиться сегодня вечером. Я приду к вам через сорок минут, договорились?
        Стилист, елки-палки! А я и забыла, что в семь часов вечера у меня выпускной! Возня с рукой Снежанки и с готовкой обеда совершенно вытеснила у меня из головы все сегодняшние события!
        Стилист от Того, кто отвечает на вопросы!
        - Ладно, хорошо, договорились, - пробормотала я, вскакивая с дивана.
        - Назовите свой адрес, хорошо? - промурлыкала девушка, и я объяснила, как до меня добраться.
        - Это кто? - тут же забеспокоилась Снежанка.
        - Это стилист, который сделает мне макияж для выпускного.
        - Ты все-таки идешь? Я думала, что ты останешься дома со мной…
        - Я тоже так думала. Но я все-таки иду. И ты поедешь со мной, не ной. Не будешь сидеть тут одна.
        - На костыле?
        - На машине, дурочка. Вызовем такси, на это денег у меня точно хватит.
        4
        Молодая стройная девчонка сказала, что ее зовут Милана и что все услуги уже оплачены. Она влетела в квартиру, как быстрая птичка, тряхнула короткими светлыми волосами и ослепительно улыбнулась, оглядывая меня.
        - Тут еще кое-что велели вам передать. - И она сунула мне в руки две коробки.
        В одной оказались вишневые туфли на небольшом каблучке, в другой - вишневая маска, украшенная кружевом, и сережки. Крошечные блестящие стразы и золото - я уставилась на это великолепие, а Снежанка, которая топталась рядом, опираясь на костыль, радостно завопила.
        - Это похоже на бриллианты! - пропищала сестра.
        - Девочки, у нас мало времени. Я занимаюсь только одной или вами двумя? Мне заплатили хорошо, и я могу накрасить и заплести вас обеих, - сказала Милана.
        Снежанка, понятно, тоже захотела себе макияж и прическу, и мы принялись за дело.
        Чуть больше часа кропотливой работы, и, посмотрев в зеркало, я увидела очень нежный и мягкий образ. Мои отросшие черные волосы были откинуты назад, заплетены в маленькие косички и украшены крошечными розовыми и белыми бутончиками. Сзади, на затылке и за ушами, пряди оставались свободными, их концы ложились мне на шею и плечи. Небольшие стрелки подчеркивали миндалевидный разрез глаз и делали взгляд более глубоким и нежным. Никаких грубых черных штрихов, уголки бровей оттенены, губы - нежно-розовые. На меня из зеркала смотрела совершенно другая девочка, непривычно красивая и строгая. Сережки поблескивали, волосы ложились мягкими завитками.
        - Ваш парень попросил, чтобы серебряный крестик остался у вас на шее, - сообщила Милана. - Поэтому пусть он там и будет. Теперь вторая сестричка. - И девочка-стилист кивнула Снежанке.
        Глаза моей сестры и так были выразительными, но благодаря умелому макияжу засияли как звезды. Вымытые волосы были уложены и завиты. На уши подобрали серебряные сережки из Снежанкиной коробки с украшениями. Глядя на сестричку, я довольно улыбнулась.
        Мы обе были красивы. Невероятно красивы, и что-то было в этом всем классное. Здоровское и потрясающее! Мы, две сестрички, отправлялись на выпускной. И матери тут не было, чтобы дурацкими замечаниями испортить настроение.
        Милана помогла мне облачиться в платье. Сестре подобрали кое-что симпатичное из ее гардероба. И, глядя на себя в зеркальную дверцу шкафа-купе, я почувствовала, как невероятно нервничаю. Мокрые ладони, сжимающийся желудок, громко стучащее сердце - я едва не падала в обморок при мысли о том, что сегодня увижу Того, кто отвечал на мои вопросы.
        Почему я так нервничаю? Почему придаю этому столько значения? А вдруг он старый и уродливый?
        - Вы говорили по телефону с моим парнем? - быстро спросила я Милану.
        - Он заезжал ко мне. Мы списались по «Вайберу», и он привез туфли и маску. Красивый у вас парень, - ответила Милана, улыбаясь.
        Итак, он красивый. Кто же это? Луша?
        Почему я столько думаю о нем? С ума сошла, наверное…
        - Вызовем такси минут через двадцать, - проговорила я, в очередной раз рассматривая себя в зеркале.
        - Ваш парень сказал, что пришлет машину и чтобы вы не вызывали такси. Велел дождаться звонка. Насколько я поняла, он вызовет белый джип. И еще он просил передать, что будет в черной маске с серебряными узорами. Я могу идти, да?
        Милана улыбнулась и упорхнула.
        5
        - Белый джип? - Снежанка смотрела на меня и хлопала ресницами. - Где ты нашла такого парня?
        - В старой-престарой книге, - тихо проговорила я.
        - Что? - не поняла сестра.
        - Он сам меня нашел.
        - Ты знаешь, сколько стоят эти сережки?
        - Снежка, можно хоть сегодня без денежного подсчета? Я не просила об этом. Мне ничего такого не надо, понимаешь? Это не потому, что я этого хочу. Я этого не хочу, я бы вообще не пошла на выпускной.
        - Так почему же идешь?
        - Надо кое-кого увидеть.
        - Кого?
        - Парня, который прислал мне это платье и сережки.
        - А ты что, его не видела?
        - Ни разу.
        - Как такое может быть?
        - Вот так. Нам звонят. Приехала наша машина. Это действительно белый джип.
        Глава седьмая. Матвей
        1
        Дед приснился лишь однажды. Он шагал вместе с Матвеем по каменистой тропинке, и вокруг шумели деревья и качались травы. Плыли высоко в небе облака, и трещали неугомонные кузнечики.
        - Подул ветер, Матвей, - тихо сказал дед и посмотрел так внимательно и пристально, что по коже побежали мурашки от этого проницательного и мудрого дедова взгляда.
        - И что же делать? - Вопрос сам собой слетел с языка.
        - Надевай капюшон, внук. Уже пора. Надевай капюшон, - сказал дед, положил ладонь на плечо Матвея, и сон прервался.
        Он запомнился, этот сон, хотя обычно Матвей никогда не помнил, что же ему снилось. Он запомнился потому, что был ярким и невероятно реальным. Помнились и деревья, и облака, и травы. Помнился взгляд и голос, и только тогда в полной мере стало понятно, как Матвей тоскует по своему прадеду.
        2
        А Скарбник действительно начал наглеть, как и предупреждала старая записка. Он стал появляться на кухне и в гостиной свободно и легко, словно был домашним любимцем, которому все рады. Входил, ступая бесшумно и мягко, сворачивался черным клубком на кресле и довольно щурил желтые глаза.
        Кот стал жрать. Тоже нагло и бесцеремонно, почти как приходящий каждый вечер Марьян. Таскал со стола бутерброды и конфеты, умудрялся разворачивать бумажки зубами и лапами и лопал все это с видом полноправного члена семьи.
        Матвей купил ему кошачий корм, но эта еда была встречена презрительным фырканьем. Скарбник демонстративно перевернул кошачью миску с сухим кормом и зашипел, уставившись на Матвея, словно тот нанес ему смертельное оскорбление.
        - А чего пан изволит есть? - возмутился Матвей, с трудом подавляя желание пнуть бесстыжую зверюгу так, чтобы летела дальше, чем видела.
        Кот молча удалился, словно ответ на подобные вопросы был ниже его достоинства, но таскать сосиски и конфеты не перестал.
        Марьян словно догадывался, что это не просто домашний кот, никаких вопросов не задавал, но и ни разу не погладил черную пушистую спину Скарбника, не угостил его едой со стола. Зато Мирослава проявляла к Скарбнику прямо-таки материнскую заботу. Половина ее ужина уходила коту, и тот приноровился спать в ее комнате, словно молчаливый охранник. Матвей не возражал. Если Скарбник решил таким образом позаботиться о владелице Желанной, пусть так и будет.
        Желанная лежала теперь у Матвея. Он перечитал записи Мирославы, ее длинную переписку и не увидел в ней ничего особенного. Девочки склонны все преувеличивать, это факт. Конечно, пожелание сестре сломать ногу - отвратительно, но, учитывая, что Снежанка приворотом увела парня у Мирославы, это было еще довольно милостиво. Неизвестно, что ожидало бы мать и Снежанку, если бы они все-таки решились на участие в ведьмацком шабаше. Варта не щадила обычных людей, приобщившихся к колдовству. Наказанием за темное колдовство могла быть смерть.
        Потому Матвей считал, что повода для паники нет. Но вопросы оставались. Почему Скарбник захотел, чтобы Матвей непременно нашел Желанную? Почему потребовал, чтобы была найдена Мирослава? Что было на уме у этого бессменного семейного хранителя?
        Приближался выпускной, и Мирослава коротко сообщила, что ей прислали платье. Тот, кто выполнял ее желания, приступил к работе, и очередная просьба Мирославы скоро будет выполнена. Матвею и самому было любопытно посмотреть на того, кто оказался кровно связанным с Желанной.
        Ведь Желанная - это проклятие.
        У каждой семьи в клане есть свое проклятие. Возможность противостоять темной силе и огромная власть даются не просто так, за это приходится платить. Именно поэтому современные члены кланов так настойчиво оберегают своих детей от всей этой темноты. Поэтому и прадед берег Матвея.
        Хотел ли дед Стефан, чтобы правнук пошел по его стопам? Желал ли обречь Матвея на бесконечную войну с темными силами? В последнее время Матвей думал об этом постоянно. Вспоминался прадед Стефан, его высокая сухая фигура, его выцветшие, как осеннее небо, глаза, его привычка трепать правнука по затылку, поджимать губы и отводить взгляд, словно один вид потомка вызывал горькие воспоминания.
        Стефан говорил, что Матвей очень похож на свою мать - внучку Стефана. Но на самом деле правнук ведьмака был как две капли воды похож на своего славного прадеда. Разве что глаза разноцветные, яркие и живые, не такие безразличные и отстраненные, как у старика. А так - те же густые брови, те же широкие скулы, тот же рот.
        - Вырастешь, узнаешь, - приговаривал прадед, когда приходил домой поздно, усталый.
        - Где ты был? - расспрашивал правнук. - Что это за пятна на твоей обуви? Похоже на кровь.
        - Похоже на грязь, не задавай глупых вопросов. Уроки сделал? Ставь чайник, будем ужинать.
        Старик хранил секреты от правнука и лишь раз в месяц будил ночью и заставлял относить блюдечко с молоком и кровью в подвал.
        «Не забывай, кому ты обязан своим существованием. Деньги тебе пригоняет семейный Скарбник».
        Этот котяра живет в подвале дома с давних времен, он знал мать Матвея, знал бабку, знал прабабку. Он был свидетелем всего, что случилось в сороковых годах прошлого века. Знал, отчего погибли два брата Стефана, что случилось с семьей во время войны. Наверняка Скарбнику известно, кто враг Матвея, кто эта загадочная ведьма. Известно, но он молчит.
        Снежанка тоже знает, кто главная ведьма, но не говорит. Не пытать же сестру Мирославы, правильно? Хотя, может, она скажет по доброй воле, если найти к ней подход. Может, стоит познакомиться?
        Мавка Руська тоже знает. Но эту неуловимую бестию не поймаешь и не расспросишь. Она как призрак - появляется и исчезает по собственной воле.
        А еще Матвея смущал маленький кулон в «Старой Праге». Старинное украшение, выставленное на виду у всех людей городка. Ладно, посетителей из обычных это украшение не удивит. Вряд ли они догадаются о том, что это старинная вещица, имеющая немалую цену, семейный раритет. Только Матвей мог бы поклясться, что этот кулон украшал шею девушки прадеда Стефана.
        Почему хозяин «Старой Праги» выставил кулон на всеобщее обозрение? Чем хвастается? Что желает показать всему городку? И кто является хозяином «Старой Праги»?
        Найти справки не составило труда, достаточно было поинтересоваться у Марьяна, и тот легко ответил, что сеть кафешек «Старая Прага» принадлежит семейству Луш.
        Все указывало на Григория Лушу, и Матвей, обдумывая слова Снежанки о том, что ведьма - «страшный человек», уже не сомневался.
        3
        На выпускной Матвей поначалу не планировал идти. Что там будет такого, ради чего стоит наряжаться и улыбаться приставучим девчонкам, слушать выступления учителей и любоваться подвыпившими одноклассниками?
        Но едва Мирослава сообщила о своем третьем желании, как решение Матвея поменялось. Стоило увидеть, кто все-таки связан кровным проклятием с Желанной. Какая семья клана выполняла все желания, записанные в книге?
        Или это не семья?
        Может, Выполняющий желания и есть та загадочная ведьма? Может, поэтому так хочет завладеть книгой, чтобы снять с себя проклятие? В любом случае все прояснится на выпускном.
        Матвей долго стоял перед зеркалом в этот день, возился с непослушными короткими вихрами, а после старательно подбирал одежду. Костюм-тройка у него имелся, прадед Стефан настоял на покупке «приличной одежды», как он это называл. И, повязывая галстук поверх классической белой рубашки, Матвей вдруг подумал, что пригласит Мирославу на медленный танец. Она ведь не сможет ему отказать?
        Влюблен ли он в Мирославу? Наверное, нет. Конечно, девчонка по-прежнему притягивает его, как магнит тянет к себе железо. Но это не значит, что железо влюблено в магнит. Просто по-другому рядом с Мирославой невозможно. Хорошо хоть, она сама не подозревает о том, что ее карие глаза невероятно притягательны, а улыбка завораживает.
        Матвей подозревал, что и Марьян не остался равнодушным к девчонке с мрачным макияжем. Слишком внимательно поглядывал он на Мирославу, слишком тщательно оберегал, всегда оказываясь рядом в сложной ситуации. Хотя, может, Матвей и ошибается.
        Глава восьмая. Мирослава
        1
        Снежанка выглядела невероятно счастливой. Она крутилась на кожаном сиденье, то смотрела в окно и махала рукой проходящим людям, то засыпала меня вопросами, то принималась рассматривать мои сережки и восторженно ахать.
        - Ты представляешь, как тебе повезло? И почему тебя любят такие классные парни? Мама страшно завидовала тебе из-за Богдана, приложила столько усилий, чтобы переманить его, а ты - раз! - и нашла себе еще одного богатенького парня! - тарахтела Снежанка.
        - Ты несешь глупости! - буркнула я в ответ.
        - Нет, ты сама подумай! А кого ты любишь? Кто тебе нравится? Матвей? Или этот новый парень?
        - Мне никто не нравится.
        - Потому что ты холодная, как ледышка. Мама говорит, что у тебя вместо сердца камень.
        - А у нашей мамочки самое любящее в мире сердечко.
        - Ну, наша мама умеет любить, не говори так. Только она очень любит деньги.
        - Тоже вариант.
        - Как зовут твоего нового парня?
        - Не знаю.
        - А где ты с ним познакомилась?
        - Да нигде. Это была случайность.
        - И ты ни разу его не видела? Только переписывалась через интернет, что ли?
        - Сегодня увижу.
        - Боже, это невероятно! Ты как Золушка, которую разыскал прекрасный принц.
        - Снежана, меня сейчас стошнит от этих глупостей. Просто мне хочется знать, с кем я переписывалась, вот и все. Я попросила человека прийти на выпускной, а все эти платья и машины - его инициатива. И зря он тратился, я не буду с ним.
        - Потому что тебя не купишь на шмотки и деньги, я знаю. Но вдруг ты в него влюбишься?
        - Не будет этого. Ты же сама сказала, что у меня вместо сердца ледышка.
        - Это наша мама так говорила.
        - Без разницы. Раз я ледышка, то никто не заставит меня влюбиться.
        - Я бы не была так категорична. Если парень приложил столько усилий, чтобы произвести на тебя впечатление, значит, он просто так не отступит.
        - Теперь ты меня запугиваешь?
        - Теперь я объясняю тебе элементарные правила жизни. И вообще мы уже приехали. Представляю, как я буду смотреться с этим своим костылем…
        Мое сердце екнуло и чуть не остановилось.
        А водитель вышел, открыл нам дверцу и протянул руку, помогая выбраться.
        2
        Старый город, залитый золотистыми лучами солнца, выглядел торжественно и добродушно. Брусчатка под ногами желтела и серела, бугристая, древняя, помнящая давно прошедшие времена. Башня ратуши, окрашенная золотистыми солнечными отблесками, доставала до облаков. Красные и розовые цветы герани на каждом окне, у каждой кафешки.
        Наш ресторан находился в старом здании, и к дверям вели широкие ступеньки. На ступеньках - герань в деревянных кадках и еще какие-то бело-розовые цветы. Металлическая кованая вывеска, шарики над ней и надпись, поздравляющая выпускников.
        Счастливые родители, нарядные девчонки, веселые парни. И все в масках. В первое мгновение я не узнала никого.
        - А это кто? Может, угадаем? - пропел парень в узкой темно-зеленой маске, подскочил ко мне, протянул руку.
        Моя кружевная темно-вишневая масочка осталась лежать в машине, где я ее благополучно забыла. Но меня все равно не узнавали без моего мрачного макияжа, черных губ и растрепанных волос.
        - Кто ты, прекрасная незнакомка? Назовись, - пропел парень и снял свою маску. Это был Станиковский Влад, которому я когда-то накостыляла по шее.
        Загадочно улыбнувшись, я отодвинулась от него, подняла глаза и увидела Того, кто отвечал на вопросы. Я сразу поняла, что это он, даже не разыскивая взглядом его черную маску с серебряными узорами. Он слишком отличался от остальных. Взрослый, высокий, темноволосый. Он смотрел прямо на меня, и я задрожала, несмотря на июньскую жару. Я дрожала и нервничала, и улыбка уже не сияла на моем лице, и уверенность не придавала сил. Незнакомец в маске шел прямо на меня, и его широкие шаги, его решительные движения, его прямой взгляд казались почему-то страшными.
        Это был не Григорий Луша. Наш классный стоял вместе с родителями, весь такой нарядный, в черном костюме и галстуке-бабочке. Он что-то пояснял организаторам праздника и вел себя как самый обычный учитель, ученики которого собрались сегодня на свой последний школьный праздник.
        А незнакомец в черной маске все приближался, и я замерла. Вот он остановился в каком-то шаге от меня, слегка поклонился и взялся за свою маску. Движения показались мне замедленными, как в голливудском кинофильме, и я не могла двинуться, не могла отвести взгляда от этого человека в черной маске с серебряными узорами.
        Но момент истины наступил. Маска была снята. Передо мной стоял Марьян Вивчар. Вздрогнув, я моргнула, после еле слышно выдохнула:
        - Это ты?
        - Это всегда был я. Но ничего не изменилось, потому что я на вашей стороне. Сегодня я буду твоим партнером по танцам. Ты ведь не откажешься танцевать с Тем, кто отвечает на вопросы?
        Так это Марьян Вивчар исполнял желания, записанные в Желанной! Проклятие книги затрагивало и его семью.
        Влад Станиковский все еще торчал рядом. Его удивила я, удивил Марьян, и он, глупо хихикнув, спросил единственное, что пришло ему в голову:
        - Кто ты, красавица?
        - Болван, не видишь, что ли? Это Назаренко Мирослава, - возмущенно проговорила Соломия Совинская, которая неожиданно возникла рядом.
        Она подняла брови, разглядывая сначала меня, после Марьяна, и зачем-то сообщила, что Матвей уже ждет меня внутри.
        - Вот и славно, - ответил за меня Марьян.
        Мы вошли в банкетный зал, и все принялись глазеть на нас и отпускать веселые комплименты. Впрочем, так встречали каждого вновь прибывшего. Мне и самой было бы интересно поразглядывать невероятные платья и необыкновенные маски, если бы не мысль, что Тот, кто отвечал на мои вопросы, - Марьян Вивчар.
        Это сводило с ума. Я то и дело смотрела на него - красавца в черном костюме и белой рубашке, уверенного, невозмутимого, улыбающегося. Мои одноклассники быстро разбились на пары, и даже около Поверчучки крутился Макс Кутянский. Но мы с Марьяном невероятно выделялась из толпы. Мое платье, прическа, изменившийся образ - все удивляло одноклассников.
        - На тебя все смотрят, - тихо проговорил Марьян.
        - Удивляются, что я не в своем обычном амплуа.
        - И здесь сегодня твоя бабушка, пани Святослава. Посмотри вон туда, справа от входной двери. Около Снежанки. Они стоят рядом, твоя сестра и бабушка.
        Я оглянулась и не сразу, но все-таки отыскала среди множества лиц сначала свою сестренку, после - пожилую даму в небольшой кремовой шляпке и кремовом костюме. Черты ее лица показались мне мягкими и невероятно интеллигентными. Теперь понятно, почему ее все называют пани Святослава. Она действительно похожа на воспитанную, утонченную, умную госпожу.
        Она смотрела на меня и улыбалась. И кончиком платка вытирала слезы в уголках глаз.
        - Те сережки, что сейчас на тебе, - фамильные драгоценности вашего рода, - продолжал тихо говорить Марьян. - Их передала пани Святослава. Сказала, что каждая женщина в вашем роду надевала их на свой первый бал.
        - Это ты ей сообщил, что у меня выпускной?
        - Да, заехал к ней поговорить. Она желает тебя видеть и хочет, чтобы ты жила у нее.
        - Зачем ты это сделал?
        - Ты же этого хотела, правильно? А я не только Тот, кто отвечает на вопросы, Мира. Я еще и Тот, кто выполняет желания.
        Его низкий голос звучал как музыка для меня. С одной стороны, с души словно камень упал, и я теперь была уверена, что не переписывалась с нечистой силой. С другой - Марьяна я знала уже довольно хорошо. Он, конечно, временами был жесток и непонятен, но его можно не бояться. Он свой, он все знает и всегда помогает.
        - Я не писала, что хочу увидеть свою бабушку, - тихо ответила я ему, не переставая улыбаться окружающим.
        - Но ты всегда хотела нормальную семью, я это знаю. У тебя есть семья, и настало время в нее вернуться.
        - А как ты ей все рассказал?
        - Мира, давай сегодня будем праздновать. Просто праздновать и ни о чем не думать. К черту ведьм, кланы Варты и старые ссоры. Сегодня твой день, сегодня ты становишься окончательно и бесповоротно взрослой. И я хотел бы, чтобы тебе запомнился этот праздник.
        - Красиво звучит.
        - Пусть так оно и будет. Танцуем и улыбаемся.
        3
        И мы танцевали и улыбались.
        Матвей, вежливо поздоровавшись с Марьяном, не подал и вида, что удивлен. Все-таки железная выдержка у этого правнука ведьмака. Он сам пользовался теперь невероятной популярностью у девочек и станцевал с одноклассницами пару танцев, в том числе и торжественный вальс.
        А когда уселись за стол, Матвей привел Снежанку и посадил около себя.
        - Меня зовут Матвей, и я друг твоей сестры, - коротко отрекомендовался он, и его разноцветные глаза блестели особенно ярко и весело.
        - А я Снежана, - пролепетала моя сестра, не сводя глаз с Матвея, и на ее лице были так легко читаемы все чувства, что я не могла сдержать улыбки.
        Просто я знала, что рядом с Матвеем моя сестра в безопасности.
        На сцену сначала вышел наш классный, Григорий Луша, и сказал короткую и торжественную речь в том смысле, что перед нами теперь лежат все дороги и мы можем выбрать собственный путь. После диджей опять запустил танцы, зал заполнился разноцветными огоньками и ритмичными движениями. Марьян взял меня за руку и вывел на середину зала. Он был гибким и двигался бесшумно и мягко, как воин, привыкший к сражениям. Его руки оказались на моей талии, и я, взглянув в его глаза, вдруг подумала, что они вовсе не карие, а какие-то бутылочно-зеленые, как вода в нашем озере. Или как небо в ненастную погоду.
        Я чувствовала себя другой, не такой, как всегда. И Марьян тоже был другим. И мы оба были неотразимы.
        Двигаясь под медленную музыку Эда Ширана, мы словно тонули в полумраке, подсвеченном лишь яркими огоньками светомузыки. И все казалось волшебным и невероятным. Я вдруг ощутила себя повзрослевшей и изменившейся, и все вокруг стало другим.
        Конечно, Соломия не смогла сдержать любопытства. Она подсела за наш столик, когда мы решили отдохнуть.
        - Ты умеешь выбирать себе мальчиков, Мирослава Назаренко. Или теперь ты все-таки Новицкая? - Соломия подняла брови и многозначительно улыбнулась.
        Она тоже была неотразима, и жемчужное колье на ее груди подчеркивало матовую смуглую кожу и блестящие глаза.
        - Мне думается, что тебя это не должно волновать, - ответил ей Марьян.
        - Нет конечно, Вивчар. Но кто бы мог подумать, что нашей чернушке достанутся самые красивые мальчики кланов.
        - Зато у тебя есть Григорий Луша.
        - Ты же знаешь, кто он. И вообще вам лучше держаться от него подальше.
        - Потому что весь Совет нынче за него, - лениво продолжил Марьян и перестал улыбаться.
        - А ты ничего не можешь предъявить Совету. Ты, Вивчар, вообще никто, - сухо сказала Соломия и удалилась с достоинством королевы, высоко вскинув голову.
        - Самая завидная невеста в кланах, - ухмыльнулся Марьян. - И считает, что любой кинется к ее ногам, стоит только улыбнуться и похлопать ресницами. Она злится на тебя, Мирослава.
        - За что? - не поняла я.
        - За то, что ты вообще объявилась. Пани Святослава попросила вписать тебя в летопись кланов, и теперь ты официально Новицкая. Думаю, в ближайшее время тебе придется поменять документы.
        - Разве это возможно? - нахмурилась я.
        - У нас это возможно. Обо всем договорятся. Теперь ты Новицкая, единственная наследница семьи Новицких, и весь мир принадлежит тебе.
        - Ты меня пугаешь.
        - Не этого следует бояться. Пошли танцевать. В этот вечер все должно быть сказочным.
        4
        И мы снова танцевали. Вокруг нас кружились пары, но среди множества лиц я видела только Марьяна. Мир сосредоточился вокруг него, сузился до одного-единственного человека, и каждое прикосновение его ладоней, каждая улыбка сводили с ума.
        Словно я вдруг стала сказочной принцессой, и жизнь моя изменилась навсегда. А под утро, когда праздник закончился, за нами с сестрой снова приехал белый джип.
        Наверное, мне не хотелось уезжать. Не хотелось, чтобы завтра, вернее, уже сегодня, потому что на улице светало и вовсю чирикали птицы, Марьян снова стал чужим и равнодушным. А он проводил меня и Снежанку до машины, велел Матвею ехать с нами и строго-настрого запретил возвращаться домой, к матери.
        - Езжайте к Матвею. Там вы будете в безопасности.
        - А ты? - быстро спросила я.
        - Я приду позже, - сухо ответил он и вдруг наклонился и поцеловал меня.
        Еще никто в этой жизни не целовал меня в губы. Легкие чмоки с Богданом не в счет, конечно. И это прикосновение губ Марьяна, это невероятное ощущение близости и внутренней связи едва не свели меня с ума.
        Тот, который отвечал на мои вопросы, поцеловал меня, потому что я ему нравилась.
        Глава девятая. Мирослава
        1
        Я влюбилась как ненормальная. Как девочка-подросток, пересмотревшая сериалов про вампиров. Как наивная простушка, в первый раз поцеловавшаяся с парнем. И я не понимала, в чем тут все дело. То ли теплые губы Марьяна и его необыкновенная галантность растопили мое ледяное сердце, то ли дело было в нашей с ним переписке.
        Иногда мне казалось, что я ждала этого. Что меня изначально тянуло к этой загадочной старой книге и к Тому, кто отвечал на мои вопросы, как будто я предчувствовала свою судьбу. Но чаще всего одолевала странная досада. Мне думалось, что на самом деле я запала на Марьяна еще с нашей встречи в лесу, когда он дубасил палкой Матвея, такой злой и сильный, такой уверенный в себе и такой взрослый.
        После выпускного мы вернулись к Матвею. Правда, Снежанка пожелала отправиться домой. Мол, у нее там все вещи, и вообще мама станет страшно ругаться, когда узнает, что обе ее дочери пустились в загул. Матвей при этих словах ухмыльнулся и мрачно вставил, что, если нашей матери некого станет ругать, для нее пропадет весь смысл жизни.
        - Не говори так, - нахмурилась Снежанка. - Ты ее не знаешь.
        - Зато Мирослава знает, - ответил Матвей.
        Но мы не настаивали. Высадили мою сестру возле дома, убедились, что она вошла в подъезд живая и невредимая, а после поехали к Матвею.
        - И что ты думаешь? - быстро спросила я у него, пока машина неслась по узким улочкам нашего городка.
        - Про Марьяна? Что тут думать? Ясно теперь, что Желанная является проклятием их семьи.
        - Но теперь мы знаем, что не стоит опасаться Того, кто исполняет желания, записанные в Желанной.
        - Напрасно ты так думаешь, Мирослава. Это сейчас Желанная в наших руках. А если она попадет в руки другому человеку? Марьян просто обязан выполнять желания, которые там запишут, даже если это будет просьба о твоей или моей смерти.
        Я промолчала. Да и что можно было ответить на это?
        У дома Матвея нас ждал Михаил Вивчар. Он сидел на скамье, рядом стояли два внушительных пакета с продуктами из супермаркета «АТБ». Я углядела пару бутылок с молоком и большой кусок сыра, вздохнула и улыбнулась. Михаил, когда ему случалось ночевать у нас, всегда притаскивал еды на целую роту, в отличие от бесцеремонного Марьяна.
        - Как прошел выпускной? - спросил Михаил, и мы заверили его, что все отлично.
        Выпив ромашкового чая, я отправилась к себе в комнатку отдыхать, но сон не шел. То ли потому, что за окном уже вовсю сияло теплое июньское утро, то ли от сводящих с ума мыслей о Марьяне. Я не могла остановить этот бешеный мыслительный поток, да и не пыталась. Вновь и вновь вспоминала, как мы танцевали, как он улыбался и шутил, как восхитительно сияли его бутылочно-зеленые глаза. Как он смотрел на меня, словно в зале я была единственной девушкой.
        Вспоминался его шрам на запястье - тот самый, полученный в драке с собаками. Ведь он защищал меня, несмотря на опасность. Теперь все стало выглядеть совершенно по-другому, и я уже гадала - а вдруг я понравилась ему еще раньше, когда только начала писать свои желания в Желанной?
        Ведь он знал, с кем переписывается, кому покупает телефон и пересылает старинный крестик отца Теодора. Конечно, просьба сломать ногу Снежане вызвала у него гнев и разочарование. Но тем не менее он ходил к Матвею и охранял нас обоих вовсе не по просьбе Совета кланов, теперь я это понимала.
        Вот так я проворочалась до обеда, после спустилась вниз и обнаружила, что Михаил давно ушел, приготовив нам на обед макароны с мясом. Заботливый, в отличие от Марьяна, - тот никогда не готовил сам, зато нередко критиковал стряпню Матвея. В ответ Матвей предлагал не лопать, если не нравится, и никаких проблем. Я вытащила из холодильника банан - Михаил привез целую связку, - и в этот момент в дверь постучали. Сразу подумалось о Скарбнике - котяра не пускал посторонних на двор. Кто же это? Я, как была, в пижамных клетчатых штанах и майке на бретельках, пошла открывать. За дверью стоял Марьян.
        - Привет, - коротко сказал он. - Не хочешь прокатиться? Поехали, поедим где-нибудь.
        - Прямо сейчас? - глупо спросила я.
        - Ну конечно. Давай, детка, собирайся. Выкинь этот банан, сегодня я угощаю.
        - Скажу Матвею.
        - Я сам скажу. Собирайся. Надень какой-нибудь сарафан посимпатичнее, только не черный, ладно?
        - А почему это ты говоришь мне, что надевать? - не поняла я. - Если тебе что-то не нравится в моих черных футболках, я могу поехать прямо в пижаме. Меня в ней все устраивает.
        Марьян обернулся - он уже успел зайти в дом и направлялся к лестнице, - и широко улыбнулся.
        - Извини, - сказал он. - Я забыл немного, с кем имею дело. Я хочу отвезти тебя в хороший ресторан. Там существует дресс-код, туда не пустят в шортах и майке.
        - Ладно, - пробормотала я.
        Более-менее подходящий сарафан у меня конечно же был. Белый, льняной, в тонкую полоску. Наскоро вымыв голову и уложив свое отросшее каре, я надела сарафанчик, сунула ноги в белые конверсы, повесила на плечо неизменный черный рюкзак - при виде его Марьян поднял брови и вздохнул, - и мы вышли на улицу.
        - Давайте, езжайте на свиданку, - пробурчал нам вслед едва проснувшийся Матвей. - Только не гуляйте до ночи.
        2
        За воротами стояла «Дачия Логан», черная и блестящая. Такая уютная, семейная и спокойная.
        - Твоя машина? - удивилась я, потому что обычно Марьян передвигался исключительно на своих двоих.
        - Отца. На свою я пока не заработал.
        Марьян предусмотрительно открыл мне дверцу переднего сиденья, после уселся сам и повернул ключ зажигания.
        - Куда мы едем? - спросила я.
        - Это не «Старая Прага». Не забегаловка с дешевым пивом и пиццей.
        - Суши-бар?
        - Кому нужно это суши? Мирослава, это ресторан. Хороший ресторан, в который не ходит кто попало.
        - Значит, это…
        - Свидание. Можно так назвать. Я побоялся, что, если напишу тебе и спрошу, пойдешь ли ты со мной на свидание, ты после длительных размышлений, чего доброго, еще откажешь. Потому решил брать наскоком. Ты не сердишься?
        Спрашивая это, Марьян улыбался, нагло и весело, как обычно.
        - Знаешь, а я боялась, что это Григорий Луша исполняет мои желания. Ну то есть пишет в Желанной. И я так счастлива, что это не он.
        - А если бы это был он, что бы делала?
        - Ничего. Мы с Матвеем сбежали бы с выпускного и, возможно, рассказали бы все тебе.
        - Сильно я сомневаюсь, что вы бы мне все рассказали. Вы же невероятно самостоятельные, гены предков так и прут из всех ваших решений.
        - А ты хорошо знаешь мою бабушку?
        - Мой отец хорошо знал твоего отца.
        - Мать считает моего отца бандитом.
        - Она ходила к ведьме и делала приворот. В законодательстве нет статьи за приворот, но кланы Варты за такие вещи карают жестоко. Это считается преступлением, так что еще неизвестно, кто из твоих родителей б?льший бандит.
        Мы подъехали к гостинице на главной площади. Это был «Парижский сад» - довольно известная и дорогая гостиница, где останавливались преимущественно иностранцы. Кованые ворота, небольшой фонтанчик внутри, чистый двор, клумбы с цветами.
        «Парижский сад» располагался недалеко от трассы, ведущей на Львов. Чуть дальше, на пригорке стояла старинная статуя Девы Марии, у подножия которой всегда лежали свежие цветы.
        - Этот отель принадлежит… - начал было Марьян.
        - Знаю. Моей бабушке.
        - А значит, со временем он станет твоим. Как и еще два отеля в Старом городе. Гостиничный бизнес приносит хороший доход, чтобы ты знала.
        - Буду знать.
        - Пойдем. Я заранее заказал столик.
        Ресторан встретил нас прохладой и тишиной. Играла медленная музыка, но звуки терялись под высокими сводами зала. Обстановка была выдержана в духе средневековой Европы - все дорого и очень стильно.
        Мы сели за столик, официант принес папку с меню, и я уставилась на список малознакомых блюд.
        - Выбирай. Если что, я тебе подскажу.
        Есть мне особо не хотелось после торжественного праздника накануне, но из вежливости пришлось ткнуть пальцем в десерт и мороженое.
        - Скромно, - заметил Марьян. - Ты этим наешься?
        - Я не голодна. Ты расскажешь мне о моем отце?
        - Мы поговорим об этом, и даже, может быть, сегодня. Но не сейчас. Лучше расскажи, как сдала экзамены. Готовы уже документы к поступлению? Помнится, ты собиралась в мед.
        - Я по-прежнему туда собираюсь. Все сдано, все отлично. Думаю, что есть шансы пробиться на бюджет. Но посмотрим.
        - А если все-таки платное?
        - Буду работать. И тут, в кафе, и еще найду подработку. Выкручусь.
        - Думаю, что выкручиваться не придется. Пани Святослава все оплатит. Она обеспечит тебе образование, ведь ты ее внучка. И вообще я думаю, что тебе надо перебираться к ней. Если ты, конечно, не обосновалась у Матвея насовсем.
        - Я уеду жить в Старый город. Не хочу видеть мать.
        - Тоже вариант.
        - А ты всегда тут живешь?
        - Я снимал в Старом городе квартиру, но потом решил, что это напрасная трата денег, вполне можно ездить на работу в областную больницу из нашего городка. Отец подвозит на машине по утрам, он ведь тоже в Старом городе работает. А дальше я уже добираюсь на маршрутке.
        Разговаривать с Марьяном было невероятно легко. О работе, об учебе, о Старом городе. Немного о моей сестре Снежанке - кем она хочет стать и какие у нее планы на дальнейшую жизнь.
        Мне нравилось вот так сидеть за уединенным столиком напротив Марьяна, слушать его низкий голос, есть мороженое и смотреть на цветущие розы и тюльпаны за окном. Мне нравилась еле слышная музыка и прохлада ресторана, нравилось то, как полуденное солнце постепенно становится бледным и размытым и как медленно тянутся облака, отбрасывая на землю легкие тени. Все в этом ресторане навевало покой. Никакой суеты, никакой суматохи. Никаких переживаний.
        После ресторана мы решили немного пройтись, и Марьян взял меня за руку. Я не забрала ладонь. Стало и хорошо, и неловко.
        - Извини за ногу моей сестры, - тихо проговорила я, чувствуя, как начинает внутри ворочаться совесть. - Я тогда была очень зла.
        - Извинил. Желанная у тебя сейчас? - очень тихо спросил Марьян.
        - У Матвея.
        - Хорошо бы ее спрятать получше, чтобы никто больше не нашел. Или вообще уничтожить.
        - Думаю, что мы с Матвеем так и сделаем.
        - Это будет просто отлично.
        - Много тебе пришлось исполнять желаний?
        - Только твои. Повезло, дед Стефан хорошо ее спрятал. А вот моему деду довелось попотеть с этими желаниями.
        - Матвей говорит, что это проклятие вашей семьи.
        - Так и есть. Кланы Варты всегда несут на себе проклятие, это плата за много денег и много власти.
        Под сенью двух кленов стояли деревянные качели - темные, широкие, с железными цепочками и широкими основными опорами. Они словно звали к себе, и мы не прошли мимо. Устроились на них, я скинула кеды и оттолкнулась ногой. С Марьяном мне было легко, как, впрочем, и с Матвеем. Я не сравнивала их, потому что и так было ясно, что Марьян Вивчар был для меня особенным.
        Особенно близким и особенно дорогим.
        - Знаешь, - сказал вдруг Марьян, - ты понравилась мне сразу, как только я тебя в первый раз увидел. Такую черную и злую, с палкой в руке. Ты держалась очень независимо, словно хотела сказать, что сама можешь за себя постоять и помощь Матвея тебе вовсе не нужна. А после появилась первая запись в Желанной, и я понял, что вы делали в хижине старого Стефана. Древний артефакт заработал, и мне это было даже интересно.
        - До момента со Снежанкой, - хмуро подсказала я.
        - Да, это был гадостный момент. Мне было очень жаль твою сестру.
        - Мне ее тоже было очень жаль.
        - Надо защитить ее. Никто сейчас не в безопасности.
        - Уже давно пора было найти ведьму!
        - Да, если бы ее не покрывал Григорий Луша, Жнец клана.
        - Почему его называют Жнецом? Откуда такое название?
        - Это очень старое название. Раньше оно имело другое значение, библейское, Жнец был вроде ангела смерти, собирающего жатву среди нечестивых.
        - А Совет? Разве он не видит, что Луша покрывает ведьму?
        - Совет состоит из родственников Луши, - усмехнулся Марьян. - Их больше, чем нас, с тех пор, как не стало Стефана и Любомира. Их голоса всегда создавали баланс в Совете.
        - А твой отец?
        - Мой отец, мой дядя, я и Михаил. Этого слишком мало. Пани Новицкая не участвует в делах клана вообще, она отстранилась после гибели сына.
        - И так и будет тянуться?
        - Узнаем имя ведьмы, хотя бы от твоей сестры, и мы с братом ее убьем. Будет так.
        - А если сестра не скажет?
        - Скажет, рано или поздно, - спокойно сказал Марьян.
        Деревянные качели тихо поскрипывали, железные цепи, на которых они держались, слегка холодили ладонь. Солнце, прячась за ветвями деревьев, кидало теплые пятна на траву. Нам было очень хорошо вдвоем, я знала, что Марьяну тоже нравятся эти тихие, спокойные мгновения, эта остановка в бесконечной борьбе с темными ведьмами. Он развернулся ко мне и смотрел внимательно, не отводя взгляда, и его зелено-карие, такие переменчивые глаза казались невероятно близкими и завораживающими.
        - Ну же, Мирослава, - очень тихо произнес он, касаясь моей руки, - позволь себе влюбиться.
        Я молчала, потому что слова не шли на ум. Я терялась в этом тихом покачивании, в сиянии летнего солнца и внимательном взгляде Марьяна.
        Я знала, что Марьян хочет меня поцеловать. Но он смотрел и молчал, ожидая, что я тоже этого захочу.
        И в этот момент мне на «Вайбер» пришло сообщение.
        «Как дела? Что делаешь?» - писала Снежанка.
        «Все в порядке», - коротко ответила я.
        «Дело в том, что я всегда влюбляюсь в твоих парней», - последовало сообщение.
        Я уставилась на него, после посмотрела на Марьяна и засмеялась.
        - Ты чего? - не понял он.
        - Похоже, моей сестре теперь нравится Матвей. А Богдан оказался не у дел.
        - Богдан - это идея твоей матери, а не Снежаны, - заметил Марьян. - Напиши, пусть приезжает.
        Я написала.
        «После обеда, ближе к вечеру», - ответила сестра.
        «Так уже вечер».
        «Ну, посмотрим».
        - Она всегда влюбляется в моих парней, - пробурчала я. - Да ерунда это. У нее еще ни разу не было нормального, настоящего парня. Думаешь, Матвею она может понравиться?
        - Матвею нравишься ты.
        - Откуда ты знаешь?
        - Это видно.
        Я открыла было рот, чтобы возразить, - хотя Марьян был человеком проницательным, ничего не скажешь, - как на «Вайбер» снова пришло сообщение, на этот раз от Матвея.
        «Скарбник сбесился. Приезжай быстрее».
        Матвей никогда не просил о помощи, поэтому я тут же соскочила с качелей.
        - Матвею нужна помощь, - сказала я, быстро глянув на Марьяна, и мы помчались к машине что есть духу.
        Глава десятая. Матвей
        1
        Едва он увидел Мирославу в этом длинном вишневом платье, с убранными в замысловатую прическу волосами - такую необычную, такую невероятную, такую странную, - как его сердце остановилось. Он смотрел и смотрел на эту девушку, и мир кружился вокруг, и высоко в небе сияли звезды, и до боли, до горечи щемило сердце.
        Потому что рядом с ней шел высокий парень в черно-серебристой маске, и это был Марьян. Марьян держал ее за руку, и они так подходили друг другу. Марьян и Мирослава были замечательной парой, и Матвей понимал, что ему уже никогда не стать близким для этой девчонки.
        Похоже, она нашла того, кто отвечал на ее вопросы и исполнял ее желания. И дело тут было не только в решении старой загадки. Матвей видел, что между этими двумя что-то происходит, прямо сейчас, на выпускном. Под музыку Скрябина, под звуки гитары и мигание огней.
        Так, значит, проклятие Желанной лежит на семье Вивчаров. Неожиданно, но лучше Марьян, чем кто-либо другой. Лучше, чем человек, исполненный темной силы, чем мрачный колдун, сломленный Желанной. В том, что книга ломает человека, Матвей не сомневался.
        Да, Мирослава и Марьян очень подходили друг другу. Великолепная пара, и так, видимо, и должно было быть. Поэтому Матвей не стал просить о танце, вздыхать и таращиться на этих двоих, как отверженный ухажер. Вокруг было достаточно девчонок, и все они сегодня блистали и сияли. И почти все хотели танцевать с Матвеем, даже гордая Соломия поглядывала на него с искрой во взоре и красноречиво улыбалась, словно желала сказать: «Ну же, смелее, сегодня и тебе улыбнется удача».
        Впрочем, Соломия весь вечер принадлежала Григорию Луше. Тот увивался вокруг нее и даже станцевал медляк под песню Эда Ширана.
        Сам выпускной и факт того, что он, Матвей Левандовский, наконец-то покидает безопасные стены школы, не впечатлял и не удивлял. Это давно надо было сделать, не стоило оставаться на второй год и прятаться за амулет из ягод кладбищенской рябины и заговоренных бусин.
        Теперь это стало особенно понятно.
        И когда на следующий день Марьян и Мирослава уехали вместе на черной «Дачии Логан», это тоже показалось естественным и нормальным. Так и должно было быть. Мирослава наконец нашла настоящую любовь, а не то, что было с умным и неинтересным Богданом.
        Матвей занялся ужином, предполагая, что вечер они проведут втроем, снова за игрой в карты и просмотром сериала. Начистил картошки, замариновал четыре куриные голени и замесил тесто на маленькие печеньки.
        То, что в доме происходит что-то неладное, он понял не сразу. Когда на кухне, громко хрустнув, разлетелась на мелкие осколки энергосберегающая лампочка, Матвей спокойно убрал осколки, вымыл пол и открыл окно. Но когда внезапно загорелось кухонное полотенце, он всполошился. Конечно, он неосторожно положил его рядом с плитой, но ведь плита была выключена, ни одна конфорка не пылала голубым пламенем.
        Забеспокоившись, Матвей выглянул на веранду, осмотрелся. Последствия пожара он давно ликвидировал, покрасив столбики привычной белой краской. Да и на кухне висела новая штора, а стена была покрашена. Только стол все еще находился в мастерской, ожидая, когда руки хозяина доберутся и до него.
        Ничего подозрительного. Вокруг дома по-прежнему лежал круг кладбищенской земли и соли, который Матвей предусмотрительно обновлял время от времени. Качались тюльпаны, цвели кусты сирени. Все казалось мирным и спокойным.
        Но едва Матвей вернулся на кухню, как на него кинулся Скарбник. Обнаглевший котяра заметно увеличился в размерах и теперь напоминал небольшого терьерчика. Его когти прошлись по плечам Матвея, оставляя красные полосы, а зубы едва не задели щеку. Матвей с трудом оторвал от себя ставшую слишком сильной зверюгу и заорал, отбрасывая кота в угол:
        - Ты сдурел? Чего тебе не хватает?
        - Это тебе не хватает! - промурлыкал тот и нагло осклабился прямо в лицо Матвею.
        Вздыбил хвост трубой и вдруг, заскочив на стену, пробежался по ней, как человек-паук с четырьмя лапами и длиннющим черным хвостом.
        Скарбник пронесся по стене, перекинулся на потолок, после черной мохнатой кометой спрыгнул на стол - новенький стол, который Матвей приобрел буквально пару недель назад.
        - Где твоя девушка, парень? - промурлыкал кот, и его желтые, с вертикальным зрачком глаза холодно блеснули.
        - А тебе что? - Матвей уже тянулся за своей палкой.
        - Эта деревяшка тебе не поможет, дурачок. - Голос кота звучал мягко, даже нежно. - Тебе не поможет дерево против ведьмы, дурачок. Что делал твой дед, знаешь? Надень капюшон, мальчик! Надень капюшон! Уже пора, давно пора!
        И кот снова прыгнул на Матвея. Тот едва успел уклониться от этого шара из шерсти, зубов и когтей, а кот приземлился около деревянного стеллажа, где стояла принадлежавшая когда-то матери посуда с изображениями котов и кошек. Тарелки и кружки полетели на пол, разбиваясь вдребезги, - старинный фарфор был невероятно хрупким.
        - Ты с ума сошел! - заорал Матвей.
        - Где твоя девушка?! Где этот Вивчар бестолковый? Ты знаешь? Они еще живы или мертвы? - промяукал бессовестный кот, скрываясь под столом.
        - Зараза! Что ты знаешь?
        - Я знаю все, мальчик. Я знаю все. Где Мирослава Новицкая? Думаешь, ей осталось много жить? Где ненавистный Вив-чар? Его оставят в живых, потому что он обречен. Он будет вечно выполнять желания, записанные в Желанной!
        Скарбник скрылся где-то за стульями.
        И тогда Матвей быстро написал в «Вайбер», чувствуя, как от тревоги сердце готово выскочить из горла. Только бы Мирослава ответила! Только бы оказалась живой!
        «Едем. Будем через пятнадцать минут», - пришел ответ.
        Матвей вздохнул с облегчением и взял в руки палку. Он не позволит Скарбнику полосовать себя.
        - Что, они живы? - донеслось мягкое мяуканье. - Они живы, твои друзья?
        - Тебе какая разница?
        - Пора тебе выполнить свое предназначение. Пора, мальчик… - промурлыкал Скарбник и, свернувшись клубочком, улегся под стулом.
        Этакий громадный, мягкий домашний любимец.
        - Ты знаешь, кто эта ведьма?
        Кот поднял голову, фыркнул, дернул усами и после растянул пасть в этакой хамской кошачьей улыбке, если это вообще можно было назвать улыбкой.
        - Вы сами знаете. Вы давно знаете, но не соображаете. Вы просто не соображаете. Стефан был умным, гораздо умнее, чем его правнук. Я же говорил, что это хождение в школу каждый день до ума не доведет. Это только отупляет мозги ребенку…
        - Кому ты говорил? - спросил Матвей, не опуская на всякий случай палку.
        - Твоему прадеду говорил, кому же еще. Он меня не захотел слушать. Он умел справляться с нечистью, твой прадед. И со мной справился. А ты не умеешь, мальчик. Ты не умеешь.
        - Расскажи. Расскажи все.
        Но кот молчал, хитро щурясь и двигая мохнатыми ушами.
        Тут наконец хлопнула дверь, и в кухню ворвался Марьян, держа наготове меч. А за ним появилась и Мирослава.
        - Цел? - быстро спросил Марьян, оглядывая Матвея.
        - Цел. Что ему будет, - промурлыкал Скарбник и выбрался из-под стула.
        - У тебя говорящий кот?
        - Это семейный Скарбник. Слыхал о таком?
        - Ясно. Доводилось слышать.
        - Давайте садитесь. - Котяра запрыгнул на стол и сверкнул желтыми наглыми глазами. - Делайте себе свой вонючий кофе и слушайте. Слушайте, бестолочи, и учитесь.
        - О чем он? - не понял Марьян.
        - Он знает, кто ведьма. И знает всю историю моей семьи. Знает, за что мне мстит ведьма.
        - Да-а-а… - протянул кот. - Он все знает. Старый семейный Скарбник все знает. И он пытался тебе подсказать, бестолочь, но разве ты умеешь соображать?
        - Ну хорошо, что именно я не соображаю?
        - Вообще ничего. Ты ничего не соображаешь! У тебя была Желанная. Ты держал ее в руках. Разве ты прочитал ее? А в ней все записано, между прочим. Вот она, девчонка, немного соображала, но совсем немного. Очень немного. Все было в Желанной, и я попросил тебя найти ее, чтобы ты сам увидел желания твоего прадеда.
        - Я их видел! Они ни о чем не говорят! - разъярился Матвей.
        - А желания Надежды Совинской ты прочитал? - Кот выгнул спину, заложил уши назад и зашипел. - А ведь они были буквально на следующей странице. Ты прочитал предыдущие желания?
        - Надежда Совинская?
        - Которая стала Заболоцкой, а после - Лушей. Ты же видел древо клана. Мог бы посмотреть, кто прабабка у Григория Луши. Ведь она доводилась бабкой этим двум глупым ведьмачкам, которые сейчас встали из могилы и шастают по городку, Ульяне и Орысе. Это их бабка Надежда однажды заполучила Желанную и записала в ней свои желания. И подписала в ней свое клановое имя - Совинская. Если бы ты был внимательным, глупый мальчик…
        - Что она пожелала? - заорал Матвей, чувствуя, как от ужаса шевелятся волосы на голове.
        - Ты не знаешь? Кому принадлежала «Старая Прага», мальчик? Что за девушка на старой фотографии, спрятанной в Желанной? Твой прадед Стефан все сохранил, ничего не забыл.
        - Рассказывай, не тяни, котяра. Мы дадим тебе ветчины и сыра, дадим молока и шоколада. Все, что хочешь, только не тяни, - попросил его Марьян.
        - Хорошо. Тащи еду, догадливый потомок пастухов. Я вам расскажу, и вы, наконец, будете знать свою историю.
        2
        - «Старая Прага» принадлежала когда-то семейству Дайненко. Еще одна семья клана Варты, которая направила все свои силы не на защиту города от темных сил, а на зарабатывание денег. «Старая Прага» была не просто рестораном, пусть довольно модным и прибыльным, а связным центром для контрабандистов. Бизнес этот, хоть и довольно опасный, приносил ощутимый доход семейству. Но дело не в семье Дайненко. Сейчас их уже нет, не осталось никого. Клановая война уничтожила эту семью, дорогие мои, - сладко промурлыкал кот и растянул пасть в странной уродливой ухмылке, показывая острые белые зубки. - Семьи Дайненко нет, а Луши есть. Но началось все не с них. Началось все с девочки Нади, Надии Совинской в девичестве. Надийка была младшей, четвертой и нежеланной дочерью в семье. Все ждали мальчика - наследника, которому перейдет отцовская ювелирная мастерская, а получили еще одну девочку. Никто не был ей рад. Никому она оказалась не нужна, эта еще одна девочка. Это сейчас, милые мои, с детьми носятся и во всем им потакают. А раньше дети знали свое место и слушались родителей во всем. Вот и Надийка знала свое место,
да только ей оно совершенно не нравилось. Но куда девушка могла уйти из постылой семьи? Только замуж, детки. Никаких экзаменов и тестов, о которых столько разговоров в последнее время. Замуж наша Надийка выскочила в пятнадцать лет за несчастного Дмитро Заболоцкого.
        Котяра потянулся, словно утомленный рассказом, и весело облизнулся.
        - Рассказывай, не тяни, - потребовал Марьян.
        Скарбник, вдруг распрямившись, точно пружина, кинулся на Вивчара и чуть не расцарапал ему лицо.
        - Ты мне не указывай, потомок пастухов. Слушай и помалкивай. Не для тебя этот рассказ, тебе я нагадил бы в тапки, и только.
        - Паршивец, - мрачно пробурчал Марьян, уклонившись от острых когтей.
        - Да, Надийка наша вышла замуж за Дмитро Заболоцкого, у которого была своя ферма. Крепкий хозяин, при деньгах. Только не знала тогда Надийка, что деньги на ферме тяжело зарабатываются. Коровок надо доить, их, как и свинок, надо кормить-поить, хлев чистить. И всю эту работу пришлось выполнять пятнадцатилетней девчонке, которая еще совсем недавно ходила в белых платьях и фыркала на своих наставниц, не желая учить французские глаголы. А теперь вместо французских глаголов - нате вам, навоз. А навоз пахнет вовсе не розами, милые мои, - весело заключил Скарбник и прищурил наглые желтые глаза.
        Он не торопился с рассказом, этот кот. Он наслаждался вниманием, впитывал в себя тепло общей беседы и словно увеличивался на глазах. Его шерсть становилась все гуще и длиннее, хвост тянулся вверх толстой черной дубинкой, а когти так сильно стучали по столу, будто кто-то гвозди заколачивал.
        - И вот, милые мои, - продолжил кот, - Надийка подумала-подумала и поняла, что не этого хотела она от жизни. Не орущего младенца, не вонючих свиней и коров и не выпивающего по вечерам мужа, который к тому же любил учить жену уму-разуму кулаками. После очередных побоев Надийка отравила своего Дмитро. Уж как она это сделала, я вам говорить не буду. Надийка была из кланов Варты, и ее обучили нужной премудрости. Дмитро умер, и его предали земле, оплакали и забыли. Осталась молодая вдова семнадцати лет да годовалый сынишка, от которого никакого проку. Одной Надийке было не справиться с фермой. К ней сватались, ибо девушкой она была симпатичной и умной. Да ей все было не то. Теперь она уже поняла, что не желает сельской жизни. Нет-нет, не этого хотела от жизни наша Надийка. И тут ей попадает в руки Желанная.
        Кот облизнулся, глянул на Мирославу и подмигнул. От этого его жуткого подмаргивания у Марьяна вырвалось ругательство, а Матвей вздрогнул и устало вздохнул. Но он решил больше не перебивать Скарбника, слушать рассказ до конца.
        - Как к Надийке попала Желанная - другая история. Наша Надийка хотела хорошо выйти замуж. Удачно. Понимаете, девчонки? - Кот снова растянул пасть в жуткой ухмылке. - Удачно выйти замуж, это значит - за человека из клана Варты. Но кому она нужна, семнадцатилетняя дуреха, без денег, без власти? Коровки и свинки для Варты не имели значения, вы понимаете. И тогда Надийка задумалась о «Старой Праге». Почему именно об этом ресторане? Потому что в свое время дружила с дочерью хозяина - Миклаша Дайненко - Розой. Они были ровесницами, только семнадцатилетняя Роза все еще жила с отцом, и тот любил свою единственную дочь. У красавицы Розы было все, даже жених из Вартовых - гордый Тадеуш Луша, молодой и красивый парень. Вот бы нашей Надийке заполучить Тадеуша! На жениха из обычных можно сделать приворот, но не на Вартового. Тадеуш сразу распознал бы колдовство, и Надийку могли убить, не посмотрев на то, что она молодая и глупая, - раз ты из Вартовых, то колдовать не моги, милая моя. И тогда Надийка записала свои первые два желания. Она попросила, чтобы Миклаш Дайненко умер от затяжной и тяжелой болезни. И
чтобы его дочь Роза, оставшись одна, отложила свадьбу и позвала свою подругу Надийку жить к себе. Так оно и получилось.
        Итак, Миклаш Дайненко умер от туберкулеза, а Надийка со своим сыночком переехала в наш городок, в квартиру над «Старой Прагой». Безутешная Роза очень доверяла подруге, и девушки были неразлейвода, что называется. Делами Миклаша они тоже управляли вместе. Надийка видела, как споро стекались денежки в кошелек предприимчивой Розы, и очень хорошо понимала, что ничем не может заинтересовать гордеца Тадеуша Лушу - ни красотой, ни деньгами. Еще она видела, как сильно привлекало Лушу наследство Розочки. «Старая Прага» была лакомым кусочком по тем временам. И тогда Надийка прибегла к проверенному средству. Она стала травить Розочку, но не так быстро, как своего Дмитро. Потихоньку, полегоньку, незаметно. Розочка, понятно, занедужила, но она была умной девочкой, быстро поняла, в чем проблема, и взмолилась, чтобы Надийка оставила ей жизнь. Мол, все отдам, только не убивай. Надийка наша иногда позволяла себе быть доброй, иначе как объяснить ее решение отпустить Розочку? Роза уехала в другой польский город, а Надийка получила в полное владение «Старую Прагу». И вскоре в Желанной появилось третье желание:
Надийка требовала себе в мужья Тадеуша Лушу. И она его получила. Вот так Надийка Совинская стала Надийкой Лушей, правда, не взяла себе фамилию мужа, оставила прежнюю. Она родила Тадеушу Луше четверых сыновей, из которых, впрочем, выжил только один. Бог насылает наказания на тех, кто делает зло, хоть и не сразу. Только один, самый младший, сынок Надийки выжил, это и был дед нынешних братьев Луш. И если бы ты, Матвей, прочитал внимательно родословную кланов, ты бы это знал. Твой прадед Стефан очень внимательно следил за судьбой потомков Надийки. Не знаешь, почему? Не догадываешься, отчего в Желанной всегда хранилась фотография Стефана и девушки Мирославы? Ты не связываешь воедино очевидное, не читаешь то, что подсовывают тебе под нос. Это плохо, правнук ведьмака, это очень плохо!
        - Что связывает моего прадеда с Надией Совинской? - быстро спросил Матвей.
        - Да, теперь мы подошли к самой сути истории. Розочка, дочь Миклаша, не умерла. Она поселилась у своих родных, вышла замуж и родила дочь, которую назвала Мирославой. В тридцать девятом году, когда муж умер, оставив Розочку без средств к существованию, она с дочерью вернулась в городок - больше ей некуда было податься. И Надийка даже милосердно взяла ее уборщицей в свой дом, а Мирослава устроилась официанткой в «Старую Прагу». Как мило, не правда ли? Я сейчас не про совпадения. Милая Мирослава работала в кафе, которое когда-то принадлежало ее деду и которое присвоила себе предприимчивая Надийка. И вот тут появляется Стефан, твой прадед, Матвей. - Котяра потянулся, подцепил когтем из миски кусок колбасы и сжевал в один миг. После продолжил свой рассказ: - Итак, наша Надийка в те времена была уже состоятельной пани, которая понимала, что больше всего любит деньги и власть, а также свою «Старую Прагу», которая все это ей приносила. Сыновья ее давно выросли, Тадеуш Луша отправился в мир иной - женушка конечно же приложила к этому руку, но потомки их об этом не знают, поскольку Надийка научилась
действовать тонко и пользоваться травами в совершенстве. Она освоила не только науку отравлять, но и другие способы убийства, благодаря чему прочно держала город в своих руках. Вот тут все и начинается, милые мои. Итак, Стефан встречался с Мирославой и собирался на ней жениться. Пусть им будет хорошо, Надийка в дела молодых и не думала лезть. Но в тридцать девятом году городок перешел красным, а они стали хватать тех, кто слишком много всего имел. И наша Надийка решила обезопасить себя. Она написала донос, в котором сообщила, что «Старая Прага» раньше принадлежала Миклашу Дайненко и тот вместе с дочерью Розой занимался контрабандой и что Роза, которая до сих пор владеет «Прагой» и тайно получает доход от нее, знает, где спрятано золото ее отца, нажитое нечестным путем.
        Бедную, ничего не подозревающую Розу арестовали, а вместе с ней и ее дочь Мирославу. «Старая Прага» закрылась, а предприимчивая Надийка, припрятав денежки, проворно отдала в колхоз всех своих коров и свиней (ферма все еще принадлежала ей) и таким образом избежала репрессий. Она стала законопослушной советской гражданкой, и два ее сына тоже.
        Матвей быстро глянул на Мирославу и увидел, как побелела девчонка. Марьян слегка приобнял ее, и они стояли вдвоем, внимая старой истории, которую рассказывал Скарбник.
        - А теперь поговорим о Желанной, - промурлыкал Скарбник и махнул хвостом.
        3
        - Наша Надийка к этому времени стала настоящей ведьмой и держала в своих руках весь городок, кроме красных, разумеется. У нее еще оставалось одно, последнее желание, которое она могла записать в Желанной. И наша Надийка пожелала, чтобы ее старая подруга Розочка была расстреляна вместе со своей дочерью. Розочка и ее дочь погибли. Стефан был безутешен. Он стал расследовать это дело, хотя что тут расследовать? Все в здешних местах уже поняли, что такое красный террор. Пока Стефан пытался узнать, за что его Мирославу расстреляли, началась война. В город вошли немцы, и власть поменялась. Надийка затаилась, вела себя тише воды ниже травы. Но Стефан все равно узнал, что на Розу и Мирославу донесла именно она, пани Надия Совинская. Он наведался к ней домой однажды ночью. Не с целью отомстить, нет, а с целью понять - за что. И случайно нашел книгу Желанную. Стефану повезло, страшно повезло, что эта старинная книга попала ему в руки. Он прочел ее всю, от корки до корки, и уже не сомневался в том, кто виноват в гибели его возлюбленной.
        Скарбник вильнул хвостом, поднялся на все четыре лапы - громадный, лохматый, абсолютно черный. Матвей очень хорошо видел, как сверкали его большие желтые глаза.
        - Пани Надия хватилась пропажи. Хотя она уже загадала все свои желания и больше не могла воспользоваться книгой, но ведь были еще сыновья, и младшенький имел право владеть таким полезным и ценным артефактом, поскольку был из кланов Варты. Поэтому Надия наведалась за своей книгой в дом Стефана. Она пришла не одна, вместе с ней явились ее помощники, носители темной силы, которых она умело использовала. В ту кровавую ночь из всей семьи Левандовских уцелел только Стефан и его младший брат, которого он успел вынести из огня. В огне погибли родители Стефана, его старая бабушка, два брата. Дом, который когда-то находился на этом месте, сгорел до подвала, остались только черные развалины. И уцелела Желанная, потому что Стефан никогда не держал ее в доме, где жили родные. Так что Надия не нашла свою колдовскую книгу, но зато жестоко отомстила Стефану.
        Вот теперь вы знаете, кто убил семью старого Стефана и за что. Надийка не любила, когда кто-то мешал ей в задуманных делах. Страшно не любила. Она считала, что сломила парнишку, что он больше никогда не побеспокоит ее, и думать забыла об уцелевших Левандовских. Вот в чем ее ошибка. Надия вообще-то знала, что отец Стефана был ведьмаком, но она представления не имела, что эта способность в роду Левандовских передается из поколения в поколение.
        - И мой прадед отомстил, - мрачно заключил Матвей.
        - Да, Стефан отомстил. Оставшись без помощи семьи, он не мог в одиночку напасть на такую сильную ведьму, как Надия Совинская, и поэтому использовал для прикрытия немцев. Сначала пошел в полицаи, в отряд, занимавшийся зачисткой, и осенью сорок первого года ворвался в дом пани Надии вместе с вооруженным отрядом. Их было много, этих ребят с оружием, и они люто ненавидели все, что не походило на них самих. К тому же Стефан наверняка знал, что в особняке Надии спрятаны старинные монеты, золотые слитки, иконы и драгоценности. Об этом он узнал от меня, я такие вещи всегда чую. Стефан навел на пани Надийку немецкий отряд карателей и сам, собственноручно избил пожилую женщину так, что живого места не осталось. Отомстил за своих и за Мирославу. В семье Луш в тот день погибли все мужчины, за исключением младшего сына пани Надийки, который в то время жил в селе, у Заболоцких, у старшего брата Петра, куда предусмотрительная мать отправила его заранее на всякий случай. Сама пани Надия тоже выжила. Пришла в себя парализованная, лишенная речи, но все отлично понимающая и помнящая. Нищая, ибо ее дом, ее деньги, ее
вещи - все забрали себе немцы. Петр Заболоцкий забрал старую парализованную мать к себе в село и ухаживал за ней до самой смерти. Ее второй сын, Василий Луша, тоже не забывал мать. Помогал деньгами, навещал. Но Василий всегда помнил и знал, кто виноват в разорении его семьи. Такие вещи не забывают и не прощают. Василий затаил зло на Стефана и передал право мести своим потомкам. Сначала его сыновья, а после внуки поклялись отомстить роду Левандовских, уничтожить эту семью.
        - Мог бы написать все это на окне, как делал раньше, - зло сказал Матвей. - Или просто сказать, что это Григорий Луша или его братья мне мстят.
        - Не все так просто, милый мой, - мурлыкнул кот и облизнулся, словно только что наелся сметаны. - Не все так просто. Слушай, и я расскажу тебе, что случилось дальше.
        Глава одиннадцатая. Мирослава
        1
        Говорящий кот - это было слишком. Слишком непривычно, слишком странно и даже слишком ужасно. Кошачья пасть не приспособлена к человеческой речи, но морда Скарбника незаметно менялась, когда он говорил, и он становился похож на человека. Мохнатого человека, у которого желтые глаза с вертикальными зрачками.
        От такого ужаса волосы вставали дыбом, и потому я, обмирая, слушала эту мяукающую речь. Мягким, тягучим голосом Скарбник рассказывал страшные вещи.
        - Не все так просто, милые мои, - тянул он, поблескивая глазами, напоминающими золотые монеты, которых наверняка полным-полно в подвалах у Матвея. - Не все так просто. Что происходит с вашей семьей - то происходит и с вами. Вы связаны со своим родом, вы наследуете гены и грехи ваших предков, их ошибки, их промахи и их месть. И никуда не деться от этого. Не сбежать, не укрыться, не спрятаться. Твоя мать, Матвей, не желала принимать тот простой факт, что она - потомок Левандовских. Она хотела дать тебе фамилию твоего отца, но Стефан ей не позволил. Они долго ругались, она орала на него, требовала отпустить вместе с мужем и ребенком. Но у Стефана были деньги. Много денег и этот дом, который он построил вместе с твоим отцом. Твой отец встал на сторону Стефана, и матери пришлось остаться.
        - И ты ее убил, - тихо проговорил Матвей.
        - Я не убиваю никого из вашей семьи, глупый мальчик, пора тебе это понять. Твои родители погибли, потому что Луши вспомнили о своем праве отомстить. Стефан знал, кто убил его внучку и зятя. Он бы тоже мог отомстить, он бы камня на камне не оставил от дома Луш, но у него был ты - маленький мальчик с разными глазами, так сильно похожий на его братьев, постоянно напоминавший о том, что он утратил. Как он мог подвергнуть тебя опасности?
        - Я думал, что это ты убил мою мать… - пробормотал Матвей, растерянно потирая переносицу.
        - Ты можешь мне не верить. Но поверь тому, что писал твой дед в своем дневнике.
        - Который зашифрован? - быстро спросил Матвей.
        - Ты прочтешь его. Как только станешь самим собой, ты поймешь, как это прочитать, - нежно мурлыкал громадный котяра. - Твои мать и отец были первым пунктом в плане мести Луш. Но самого Стефана они трогать боялись, с ним они не справились бы. Его никто не мог одолеть, это ты тоже поймешь, мальчик, как только станешь тем, кем должен стать. Тебя тоже никто не сможет одолеть. А тогда твой прадед решил спрятать тебя. Поэтому он ничему тебя не учил и ничего не рассказывал. Все кланы думали, что в машине, слетевшей в кювет, были не только твои родители, но и ты. И на кладбище Старого города, том, новом и дальнем, есть бутафорские могилы твоих родителей и твоя. Ты там не был ни разу, потому что Стефан не рассказывал тебе об этом и потому что был уверен, что твои родители лежат тут, в саду, около дома. Так оно и есть по-настоящему. Но все были уверены, что ты погиб. Твой прадед хорошо тебя спрятал.
        - Это правда, - подтвердил Марьян.
        - Но ты, Вивчар, знал, что правнук Стефана жив, - промурлыкал Скарбник.
        - Потому что мой отец был близким другом Стефана. Отец знал, что правнук Стефана жив и что старик скрывает его, - пояснил Марьян.
        - Да, - согласился кот, - и Луши тоже догадывались. Сын Надийки от Тадеуша Луши, Василий, пережил войну - пересидел ее в селе, притворяясь умалишенным. После он пробовал отыскать Стефана, чтобы отомстить, да не так это просто оказалось. Единственного уцелевшего брата Стефана усыновили, а сам он куда-то пропал. Исчез, как будто его и не было. И Василий успокоился, решив, что фашистская пуля и без его усилий оборвала жизнь кровного врага. А когда Стефан наконец вернулся после войны - уже в середине пятидесятых, - Василий понял, что не сможет с ним справиться. Какой бы сильной и страшной ни была Надия Совинская, ее сын вышел рохлей и хлюпиком. Когда Стефан снова появился и стал отстраивать родительский дом, Василий лишь брызгал слюной от злости, но тронуть его не смел. А после того как Стефан окончательно стал Вартовым и уничтожил двух ведьм из села, тех самых Ульяну и Орысю, - никто уже не мог одолеть ведьмака Стефана.
        - Зато смогли уничтожить моих родителей, - мрачно сказал Матвей.
        - Это Луши смогли. Отец и старший брат Григория подстроили аварию на дороге. Но про тебя они точно не знали, пока не погиб Стефан.
        - И моего прадеда тоже они убили?
        - Не совсем. Здесь все шло по другим законам, были задействованы темные силы. Жнецом кланов стал Григорий Луша, который унаследовал гены своей прабабки. Вылитая Надийка Совинская, я бы сказал.
        - А кто ведьма? Девушка Григория, что ли? - нетерпеливо спросила я.
        - А ты вообще молчи, потомок Новицких. Вот тоже захудалое семейство, от которого осталась одна девчонка, да и та безмозглая. Любомир мог бы найти кого получше, чем бестолковая девица из обычных. Женился бы на достойной представительнице достойного клана. Но этот болван погиб, оставив после себя лишь девчонку, которую к тому же увезли не понять куда, в глухое украинское захолустье. Непросто было пани Святославе искать тебя.
        - Откуда ты все знаешь? - спросила я.
        - Оттуда, что Стефан помог пани Святославе найти внучку, а после спрятать. Так что я знаю и эту часть истории, - растянул пасть в довольной улыбке Скарбник. - И вот теперь мы подошли к главному. Кто желает отомстить тебе, Матвей? Кто поджег твой дом? Что за ведьма никак не может успокоиться, все ищет и ищет Желанную, уверенная, что имеет на нее право?
        - Это Григорий Луша, - очень тихо, но четко произнес Марьян.
        - Вивчары догадливы. Они всегда были умны, эти пастухи. - Котяра одобрительно махнул хвостом.
        - Он же мужчина! А в дом приходила ведьма! Это была женщина! - возмутился Матвей.
        - Ты не видел физический облик ведьмы. Вернее, ведьмака. Я думаю, в этом городе вообще мало кто видел Григория Лушу в его настоящем облике. Нынешний Жнец давно уже морочит всем голову. Он умеет придавать своей астральной проекции любую форму - хоть змеи, хоть ведьмы, хоть Бабы-яги в ступе. У него есть сила и власть. А теперь, Вивчар, если ты такой умный, скажи, для какого колдовства нужны души девственниц? Четыре девственницы, одна за другой. Ты знаешь, темный страж города?
        - Для воскрешения ведьмы. - Голос Марьяна стал глухим и хриплым.
        - И кого же думает воскресить наш Григорий Луша? - не унимался кот.
        - Свою прабабку, Надию Совинскую, - догадался Матвей.
        - Молодцы. Наконец ваши мозги заработали. Правда, довольно поздно, но лучше так, чем оставаться в неведении до самой смерти. И нашему Григорию осталось раздобыть душу всего одной девушки. Всего одной! Он пожелает забрать Мирославу, в этом я уверен. Она сильная, она из кланов Варты, ее душа наверняка завершит обряд, и Надийка сможет восстать из могилы.
        - Но зачем это надо? - ужаснулась я.
        - Надийка знает, где находятся колодцы силы. Получив от нее эту информацию, Григорий укрепит свою семью и обретет власть над всеми кланами Варты. Как только старая могущественная ведьма встанет из могилы, спасения уже никому не будет. Никому не одолеть ее.
        Кот наконец замолчал, разлегся на столе, облизнулся и покосился на вазочку с шоколадными конфетами.
        - Наш классный - ведьмак? - Слова вырвались у меня каким-то шипящим шепотом и замерли, повисли в воздухе.
        - Да, и ему очень удобно выбирать девчонок, работая в школе, - мрачно проговорил Марьян. - У него был доступ к их адресам и всем данным. Наверняка нужны девочки, рожденные в определенные даты.
        - Да, четыре знака зодиака, начиная с Девы, - согласился кот.
        Я попятилась, чувствуя, как холодеют ладони и дрожат колени. С трудом отвела взгляд от желтоглазой кошачьей морды и увидела экран своего телефона - он лежал на стуле рядом. «Вайбер» уже давно сигналил о полученных сообщениях.
        Схватив гаджет, я с трудом ввела графический ключ - так дрожали пальцы - и увидела несколько сообщений от сестры. Я начала читать вслух.
        «Он пришел за мной, - писала Снежанка. - Это Григорий Луша, это он забирает девчонок. Ведьма, которая делала приворот, - это Григорий Луша, твой классный. Помоги!»
        «Самсунг» чуть не вывалился у меня из рук.
        - Звони ей! - велел Марьян.
        Но сестра не брала трубку, хотя звонки исправно поступали на ее номер. Долгие гудки вспарывали тишину на кухне Матвея.
        - Едем к тебе домой. Посмотрим, что там происходит, - произнес Марьян. - Матвей, ты с нами?
        - Нет. Я присоединюсь позже, - глухо и как-то странно проговорил Матвей. - Я приду, только позже. Езжайте и будьте осторожны.
        - Я приму твое пожелание к сведению. - Злая усмешка искривила губы Марьяна, он направился к выходу.
        - Возьми оружие. - Матвей сунул мне длинный кинжал в кожаных ножнах. - Это клинок с серебром, держи его крепко.
        Холодная рукоять коснулась моей ладони, и я сжала ее, будто враг уже был за дверью и мне предстояло прямо сейчас вступить в бой. Я рванулась к двери - в своем льняном сарафанчике и кедах, которые так и не успела скинуть.
        Марьян уже доставал из багажника «Дачии» меч - длинный, с крестообразной рукоятью. Движения его были порывисты, сам он - молчалив и решителен.
        - На заднее сиденье, - коротко велел он мне и, кинув на переднее свой меч, сел за руль.
        Я понятия не имела, что нас ждет, в голове было пусто. Села в машину, и наша «Дачия» понеслась сквозь синие сумерки, неуклонно наползающие на город.
        2
        Наверное, я все еще надеялась, что происходящее - лишь сказочные приключения, этакий подростковый квест, несерьезный и ненастоящий. Даже случай с матерью, ночью прокравшейся ко мне в спальню и чуть не задушившей меня, казался лишь частью сна, от которого можно проснуться в любой момент.
        Поэтому, когда мы подъехали к дому, я выскочила из машины и рванулась к подъезду, почему-то уверенная, что найду в квартире симпатичного Лушу в клетчатой рубашке и модных кроссовках. Он будет пить чай с матерью и хитро поглядывать на Снежану. Какая-то белиберда была в моей голове, другими словами.
        Марьян схватил меня за руку у самой подъездной двери, и, оглянувшись, я увидела сверкающее лезвие меча.
        - Иди за мной, - коротко велел он.
        И я пропустила Марьяна вперед.
        Поднялись на пятый этаж - свет в подъезде снова не горел, сильно воняло кошачьей мочой, - Марьян шепотом спросил, какая дверь - моя, и стукнул в нее рукоятью меча. Сильно так стукнул, с размаха.
        Дверь распахнулась. В квартире было темно, прямо настоящая темнотища. Хотя и в подъезде особенного света не было, лишь из окон слегка подсвечивали фонари. Запахло горелыми пирогами и чем-то терпким, странным, неприятным.
        Я дернулась было вперед, но Марьян схватил меня за руку и прошипел: «Тихо».
        В этот момент мы услышали движение. Шаркающие шаги - словно тапочки по ковровой дорожке. Ширх, ширх, ширх. Неторопливые, тяжелые. Включился свет в коридоре, и я увидела мать.
        Я ее узнала, ведь невозможно не узнать собственную мать. И все-таки это была не она. Глаза навыкате, волосы растрепаны, губы приоткрыты. Она смотрела прямо на меня пристальным, немигающим взглядом. Вдруг глаза ее стали наливаться кровью - мгновенное изменение, на которое я не смогла не отреагировать. Она протянула руки и зашипела низким, грубым, совершенно чужим голосом:
        - Негодница! Шлюха! Тварь неблагодарная! Явилась, наконец!
        - Где моя сестра? - заорала я, выставляя вперед кинжал, который дал мне Матвей.
        - Отойди, - тихо велел мне Марьян. - Твоей сестры тут нет. Спускайся вниз. Быстро!
        Но я замерла на лестничной площадке и все смотрела в чудовищное лицо монстра, который совсем недавно был моей матерью. Создание словно разбухло, лицо его посерело, нос увеличился, губы разъехались в чудовищной улыбке, обнажая необычайно длинные клыки.
        - Идите ко мне, деточки, мама не станет ругаться, - прохрипело чудовище. - Идите ко мне, пирожки уже готовы. Пирожки с мясом для любимых деточек. Марьян, попробуй моих пирожков.
        Чудовище засмеялось, хрипло и отвратительно, и вокруг распространился запах гнили, будто стухшая квашеная капуста или давным-давно скисший борщ пролился внезапно на пол.
        Марьян поднял меч, сделал короткое движение, и клинок засветился. Слабый голубой отблеск упал на морду чудовища, и оно осклабилось еще сильнее, открывая с полсотни острых зубов.
        - Иди вниз! - заорал мне Марьян, но я не сдвинулась с места.
        Мать смотрела на меня, прямо на меня, и в ее вытаращенных глазах горела лютая ненависть. Она так меня ненавидела, что хотела убить, тянула ко мне руки, и те удлинялись на глазах. Пальцы темнели и становились похожи на корявые ветви засохшего дерева, ногти превращались в загнутые когти, и я чувствовала, что если сделаю хотя бы шаг, то скачусь с лестницы, не удержавшись на ногах. Я словно перестала ощущать собственные ноги и тело, сознание меркло, оставляя в фокусе лишь морду жуткого чудовища.
        Марьян взмахнул мечом и отрубил темные коряги, в которые превратились руки матери. Чудовище взревело, взмахнуло обрубками, и те снова начали отрастать. Марьян, не дожидаясь появления новых рук, с размаху врезал чудовищу по лбу рукоятью меча. Мать шумно выдохнула, рухнула и приняла свой прежний облик. На лбу у нее засиял огроменный синяк, руки раскинулись в разные стороны - обычные руки с толстыми пальцами и красными ногтями. Марьян наклонился, снял у нее с шеи кулон - круглый, медный, с каким-то изображением - и сунул себе в карман.
        - Идем отсюда, - велел он, подхватил меня под локоть и почти насильно заставил спуститься вниз.
        - Она мертва? - пробормотала я, оказавшись на улице.
        Свежий воздух немного привел в себя. Меня стало колотить так, словно я провела пару часиков в огромном холодильнике.
        - Нет. Я не стал убивать ее у тебя на глазах, хотя это уже не твоя мать.
        - Куда мы?
        - К Матвею.
        - И что теперь будет?
        - Мы найдем Снежанку, я знаю как. Кулон Всех Святых теперь у нас, он поможет.
        Глава двенадцатая. Мирослава
        1
        На главной улице почему-то не горели фонари, и лишь витрины магазинов освещали темное полотно асфальта. Несколько человек громко ссорились на остановке, я уловила звук разбитой бутылки, - и наша машина уже пронеслась мимо, оставляя за собой темноту и громкую ругань.
        - Если я говорю «иди вниз», значит, ты должна идти, - внезапно заговорил Марьян. - Давай прямо сейчас договоримся, что ты меня слушаешься.
        - Не договоримся. Там, наверху, я просто не могла уйти и оставить тебя с ней. Она же… Она же моя мать все-таки.
        - Понимаю. Но мне гораздо проще будет постоять за себя, зная, что ты в безопасности. Что ты хотя бы не попадешь под горячую руку.
        - Думаешь, я настолько бестолкова?
        - Думаю, что ты невероятно упряма и считаешь все это такой игрой для подростков.
        - Нет. Как ты узнаешь, где моя сестра?
        - Медальон подскажет.
        - Что это за медальон?
        - Его изготовили в церкви Всех Святых.
        - Там, где такие безносые скульптуры?
        - Именно там. - Марьян невесело усмехнулся.
        - Тогда почему кланы Варты не уничтожат ее?
        - Потому что она принадлежит Третьему клану Варты, и по старой договоренности мы не трогаем церковь Всех Святых.
        - Что это за Третий клан?
        - Кто в него входит, я не знаю, знаю только священника, который отправляет службу в церкви. В нашей стране свобода исповедания, и мы не можем запретить ему это. Но иногда из этой церкви выходит темное колдовство, и тогда мы его пресекаем.
        Я вгляделась в окно, стараясь найти высокий шпиль церкви. Напрасно: странная мгла поглотила городок, словно тучи вдруг спустились вниз и улеглись на самые крыши домов.
        Наконец остановились около дома Матвея. Правнук ведьмака встретил нас у ворот и хмуро подытожил:
        - Итак, Снежанка пропала. А мать Мирославы…
        - Стала проклятой, - закончил за него Марьян. - Пошли на кухню. Скарбник все еще плетет истории?
        - Нет. Слопал почти все сосиски в доме и убрался куда-то, - ответил Матвей.
        - Зараза. Но зато рассказал нам все четко и правильно. Ему можно доверять, потому что он все-таки печется о твоем благе, так уж устроен. У меня кое-что есть…
        - Что? - спросил Матвей.
        - Вот что. - Марьян зашел на кухню и положил на столешницу медный медальон.
        Он был довольно большой и еле-еле умещался на ладони. В самой его середине было выбито стилизованное изображение козла с прямыми длинными рогами и узкой бородкой. Глазищи козла казались особенно выпуклыми и злыми, они словно наблюдали за нами, уверенные в своей силе.
        - Итак, - резко сказал Марьян, схватил солонку со стола и насыпал вокруг медальона кольцо из соли, - поехали. Мирослава, сними-ка ненадолго свой крестик.
        Я послушно отдала ему серебряную реликвию, и Марьян провел круг в воздухе над медальоном. Крестик медленно качался на цепочке и слегка поблескивал.
        Мы притихли, Матвей склонился над столом, но Марьян сделал ему знак, чтобы отодвинулся.
        Бледные отсветы от крестика упали на медную, красноватую поверхность медальона, и он вдруг завибрировал, задергался на столе, словно ему стало жарко и неудобно, еле уловимо и неприятно зазвенел.
        Я вздрогнула и схватилась за спинку стула.
        - Зараза, - прошептал Матвей.
        Марьян молчал и только вновь и вновь проводил круги над медальоном, пока тот вдруг не поднялся в воздух и не засиял. Тогда Марьян стал читать молитву «Отче наш».
        Кто не знает «Отче наш»? Я слышала молитву когда-то, уже не помню где, поэтому сразу узнала.
        - «Да будет воля Твоя, да приидет Царствие Твое», - нараспев приговаривал Марьян, и медальон сиял и крутился вокруг своей оси, как будто слова молитвы нагревали его похлеще ангельского огня.
        Едва последняя фраза молитвы была произнесена, изображение козла на медальоне утратило свою четкость, размылось, оплавилось.
        - Что ты хочешь? - раздался низкий, хриплый голос, полный ненависти.
        Ноги мои подогнулись, сердце заколотилось о ребра. На кухне стало жутко холодно, но меня все равно бросило в пот.
        - Где сейчас Жнец кланов?
        - На старой заправке, - проскрипел жуткий голос, и медальон засиял еще сильнее.
        - Пошел вон, тварь, тебе тут не место, - проговорил Марьян и опустил крестик так, что он коснулся медальона.
        Громкий треск вспорол тишину, пространство дрогнуло, я рухнула на стул, чувствуя, как дрожат руки.
        Матвей отскочил назад, закрывая лицо от жуткого сияния. А когда все успокоилось, на стол упали темные обломки медальона.
        - Это надо сжечь. В мастерской твоего прадеда есть печь, - сказал Марьян. - Растопи ее и кинь туда обломки, чтобы они расплавились. Медальон нельзя держать в доме, даже в виде обломков, иначе станешь еще, как мать Мирославы. Я еду.
        - Я с тобой, - подскочила я.
        - Нет! - рявкнул Марьян. - Я звоню своему брату и отцу, они придут на помощь.
        - Там моя сестра! - заорала я, хватаясь за кинжал, который мне дал Матвей.
        - Лучше возьми ее, иначе сама заявится. Мирослава так просто не отстанет, проверено, - сказал Матвей, все еще разглядывая обломки медного амулета.
        - Там опасно! Там будет смерть, и не одна! Сегодня там будут убивать! - зло рявкнул Марьян уже из коридора от входной двери.
        - Пока твои приедут, мы уже будем там, - пообещала я. - Я знаю короткую дорогу. Мы прибежим быстрее, чем если бы ехали по окружной на твоей «Дачии». На машине - это крюк на лишних полчаса, да еще вдруг пробки, или автоинспекция, или еще какие-нибудь черти. Я должна увидеть свою сестру. Я просто уведу ее оттуда, и все.
        - Ладно, - покачал головой Марьян, - что с тебя взять. Но слушаешься беспрекословно, а не так, как сегодня. И крестик надень прямо сейчас!
        Серебряный крестик отца Теодора лежал на столе и все еще слабо светился. Я схватила его и быстренько повесила себе на шею - теплый металл нежно коснулся кожи, и я сразу почувствовала спокойствие и уверенность.
        - Ты же Вартовый, - сказала я Марьяну. - У тебя все получится. Ты умеешь драться, не то что мы с Матвеем.
        - Про меня не говори. Я с вами не пойду, мне надо найти кое-что важное, и тогда я присоединюсь к вам. Никак не могу отыскать эту вещь, она принадлежала Стефану, - проговорил Матвей.
        - Скарбник должен знать, - заметил Марьян.
        - Молчит, зараза. Залез в каминную трубу и молчит, лишь глазищи желтые сверкают.
        - Дай ему пожрать, - посоветовал Марьян.
        - Так все сосиски уже слопал этот черт.
        - Не сосиски. Дай ему мяса, у тебя есть в морозильнике. А вообще хорошо бы крови.
        - Кровь у меня тоже есть, в морозилке.
        - Вот и дай. Скарбника кормят кровью, ты должен это знать.
        - Знаю.
        2
        Скинув сарафан и натянув джинсы и футболку, я выбежала на улицу. Марьян нетерпеливо переминался с ноги на ногу, прислушиваясь к странным звукам, которые временами нарушали тишину июньской ночи.
        Выли собаки, почему-то кричали петухи, жалобно поскрипывали какие-то непонятные и невидимые в темноте птицы. Иногда проносился мотоцикл, нещадно тарахтя и поднимая тучу пыли.
        Эту ночь никак нельзя было назвать спокойной и уютной. Она казалась дьявольской, и большая луна, выставившая из-за облаков красное брюхо, только усиливала это впечатление.
        - «Когда взойдет кровавая луна…» - пробормотала я фразу из кинофильма «Седьмой сын».
        - Ага, тогда ведьма наберет силу и станет драконом. Я тоже смотрел этот фильмец. Только мы с тобой не седьмые сыновья. Нам придется нелегко, если помощь не подоспеет. Я пытаюсь дозвониться Михаилу, но тут нет связи. Как будто мы в глухом лесу.
        - Здесь всегда хорошая связь, - возразила я.
        - Не сегодня. Сегодня связь блокируется. Пошли, показывай свою короткую дорогу.
        - Мы будем только вдвоем?
        - Мы постараемся дозвониться. Может, связь блокируется только около дома Матвея.
        - Думаешь, колдовство?
        - Не без этого. Но весь город заблокировать не получится.
        - Что это за колдовство такое? Как они могут?
        - Не они - он. Григорий Луша. Думаю, мы сейчас встретим кое-каких знакомцев, - проговорил Марьян, вытаскивая меч из ножен.
        Этой узенькой дорожкой мы с Матвеем ходили не раз, пробираясь мимо высоких заборов, глиняных гномов, которые стояли на выложенных брусчаткой дворах. Здесь росли старые высокие деревья, чуть дальше журчал узенький ручеек, убегающий в железную трубу. Над ручейком склонялась ива, а за ней тропинка поднималась вверх и выводила на дорожку, по которой можно было попасть к кладбищу Невинно убиенных.
        Под ивой нас и поджидали две темные ведьмы. Луна сияла теперь вовсю, и я смогла очень хорошо рассмотреть их землистые жуткие лица с бородавками на щеках и носу, клочкастые брови и выступающие нижние челюсти. Их глаза светились красным, руки со скрюченными пальцами доставали почти до земли.
        - Вы пришли, - прошелестела одна из них.
        - Мы вас ждали, - добавила вторая и протянула свои длиннющие руки прямо ко мне.
        Я попятилась. Марьян поднял меч, крутанулся и отрубил руки одной ведьме, после атаковал вторую. Меч скользнул совсем рядом с ведьминой шеей, едва не снеся мерзкую голову. Безрукая завыла и кинулась на меня.
        Одно дело - смотреть боевые сцены в различных фильмах и совсем другое - самой сражаться. Мне казалось, что я ловкая и с чем угодно могу справиться, ничего не испугаюсь, дам отпор, но когда страшное чудовище приблизилось, когда ее красные глаза очутились так близко, я попятилась, неловко взмахнула кинжалом и, споткнувшись о выступающий корень, растянулась на земле.
        Ведьма радостно завыла, замахала обрубками и зашипела мне в лицо:
        - Я сожру тебя. Перегрызу горло…
        Договорить она не успела - меч Марьяна снес ей голову.
        Я, застыв, смотрела, как медленно и странно впитывается в почву ведьмино тело. Как земля втягивает его в себя, поглощает, захватывает и растворяет.
        - Они умерли? - спросила я.
        - Они давно умерли. Только темная сила поддерживала их существование. Надо остановить Григория Лушу, тогда и эти ведьмы перестанут восставать из мертвых.
        Марьян протянул мне руку и помог подняться.
        - Кладбищенская земля помогает от них, - пробормотала я. - Надо было захватить кладбищенскую землю.
        - Захватим, мы же пройдем как раз мимо кладбища.
        И мы двинулись дальше.
        3
        Снежанка боялась всего на свете - пауков, темных коридоров, страшных фильмов и историй про жутких монстров. В детстве я частенько пугала ее, принимаясь вечерами, когда мы уже лежали в своих постелях, рассказывать о чудовищах, вылезающих из могил и нападающих на детей. Снежанка дрожала под одеялом и умоляла больше ничего не говорить.
        Теперь все эти рассказы стали для нее явью.
        Я не представляла, что с ней происходило сейчас, что Григорий Луша делает со своими жертвами, поэтому, когда Марьян помог мне подняться, я испытывала злость и раздражение, но не ужас. Я злилась на себя, что спасовала перед мерзкой ведьмачкой и позволила ей напасть, что не запаслась кладбищенской землей и не надавала этой твари по голове. Но кинжалом было неудобно сражаться, длинная палка в этом случае подходила больше, ею я могла дотянуться до врага с менее близкого расстояния, не вдыхая гнилостную вонь и не погружаясь в красную жуть ее глаз.
        - Мне нужна палка, - пробормотала я, оглядываясь. - С палкой мне будет удобнее.
        - Найдем, - пообещал Марьян, еще раз набирая номер брата в телефоне.
        Звонок наконец прошел. Я торопливо шагала вслед за Марьяном и с надеждой прислушивалась к длинным гудкам, ожидая, когда же Михаил возьмет трубку. Наконец брат ответил, и я почувствовала невероятное облегчение.
        - Брат и отец приедут. Ты в бой не суйся, держись в стороне и хватай сестру, как только появится возможность, - наставлял меня Марьян.
        - Ты не боишься? - зачем-то спросила его я.
        - Мне уже доводилось участвовать в сражениях с темной силой, но сегодня будет нечто особенное. Сегодня мы боремся со Жнецом. Впрочем, наша задача - не в том, чтобы сражаться. Жнец - один из нас, и его должны судить на Совете и после вынести приговор. Сейчас главное - забрать твою сестру.
        - Главное, чтобы с ней все было в порядке.
        Марьян промолчал. Поднял голову, хмуро посмотрел на громадное круглое тело покрасневшей луны и сжал губы.
        - Думаешь, Григорий ее убьет?
        - Думаю, что Григорий будет в своем настоящем облике, без прикрытия колдовства. А его настоящий облик нам незнаком. Вот в чем проблема.
        - И почему Матвей не пошел с нами?
        - Матвей бесполезен в качестве обычного мальчика. Но если он поймет, кто он на самом деле, и обретет силу своего прадеда, будет здорово. Стефан быстренько прекратил бы Лушины безобразия, и никакой Жнец ему был бы не указ. Стефан всегда стоял особняком от клана.
        Кладбище Невинно убиенных уже проступало в вечерней сумеречной дымке, и я могла рассмотреть крест на часовенке. Мы поднимались по крутой каменистой тропинке, и камешки под моими кедами так и норовили скатиться вниз, мешая ходьбе.
        Облака обходили луну стороной, странная мгла словно обтекала ее, и этот круглый покрасневший медальон не переставала заливать мир жутковатым светом, словно колдовской фонарь, подвешенный среди облаков.
        Вокруг царила тишина, но едва мы поравнялись со старой кованой решеткой кладбища, как раздался жуткий собачий вой, от которого я вздрогнула и схватилась за кинжал.
        - Собаки, - прошептала я, вспомнив прошлое сражение.
        И тут же появился пес. Он вышел из-за часовенки и остановился напротив. Зарычал, оскалив длинные клыки, уставился на нас, и взгляд его желтых глаз с вертикальными зрачками показался мне вдруг удивительно странным. Он рассматривал нас так, словно увидел диковинку. Я сделала осторожный шаг, надеясь его обойти, и тогда пес кинулся, молча и жутко; быстро, как здоровенная мохнатая ракета с зубами и когтями. Марьян мигом отрубил ему голову, я попятилась, подняла глаза и увидела, как из-за часовни, из густой травы показались новые твари.
        Собак было много, больше десяти, и все здоровые, злые и быстрые. Они набросились всей стаей, и я, обнажив свое оружие, ударила первую же приблизившуюся псину. Кинжал неловко скользнул по спине и воткнулся где-то сбоку.
        Собака завыла. Псина, что держалась рядом с ней, отпрянула, оскалив клыки. Что-то темное хлынуло на землю, такое темное, что меня чуть не вывернуло от ужаса и отвращения. Марьян рядом орудовал мечом с ловкостью заправского рыцаря, словно игрок в каком-нибудь раунде «Ведьмака». Кровь хлестала и брызгала, обезглавленные трупы валились на землю, но на их месте появлялись новые собаки.
        Я тоже махала клинком без устали, поняв, как легко он входит в живую плоть и как быстро выводит из строя врагов. Но злых тварей становилось все больше и больше. Они десятками выскакивали из травы, их здоровенные острые уши торчали кверху, их пасти скалились множеством клыков.
        Вокруг Марьяна росла куча трупов, я полосовала кинжалом клыкастые морды, чувствуя, как кровь стекает по пальцам, как немеет запястье.
        - Больше не выдержу, - пробормотала я, втыкая острие кинжала в глаз очередной собаке.
        - Давай к кладбищу! - гаркнул Марьян, мечом отбрасывая от моих ног очередную псину. - Через забор! Быстро!
        Я кинулась туда, отпихнула ногой клыкастую морду, вскочила на скамейку и почувствовала, как Марьян подхватил меня, помогая перебраться через забор. Мы оба спрыгнули на покрытый травой холмик по другую сторону, и я выдохнула с облегчением. Твари надрывались за решеткой, не решаясь перепрыгнуть через нее. Да они и не смогли бы: решетка была довольно высокой.
        - Что теперь? - едва выдохнула я.
        - Сначала помоем руки. Тут есть фонтан. Пошли. Сюда они не проникнут.
        - Почему?
        - Божья земля. Нечисть сюда не проникнет.
        Марьян помог мне подняться, и мы захромали в конец длинного кладбища, где под высокими рябинами журчал маленький фонтанчик.
        Глава тринадцатая. Матвей
        1
        Кровь в морозилке застыла темной массой в пластиковой посудине. Матвей, морщась от отвращения из-за резкого металлического запаха, отпилил ножом приличный кусок, слегка разогрел его в железной миске и поставил на пол. Позвал сначала, произнося что-то вроде «кис-кис», но, услышав в ответ насмешливое мяуканье, сообщил вслух, что Скарбнику полагается кровь за его услуги.
        И громадный котяра пришел. Приперся, задрав кверху хвост и нагло поблескивая желтыми глазами. Склонился над миской и принялся макать в кровь длинный красный язык. Мерзкое зрелище!
        - Кем был мой дед? - грубо спросил Матвей, уперевшись взглядом в стену.
        В ту самую стену, на которой висела картина с серенькой кошечкой.
        - Ты знаешь, - мягко промурлыкал Скарбник, поднимая голову.
        - Скажи. Скажи это вслух.
        - Ты знаешь, мой мальчик. Надень капюшон! Надень, наконец, этот проклятый капюшон!
        - Где плащ? Где дедов плащ с капюшоном?
        - Тебе и это известно, мой мальчик. Стефан на самом деле передал тебе не так уж мало знаний. Просто ты медленно соображаешь. Выбрось из головы всю шелуху, все то, чему тебя учили в этой твоей дурацкой школе. Подумай о своем прадеде, - мурлыкал наглый котяра.
        Матвей медленно нагнулся и вдруг резко схватил Скарбника за шкирку. Тот не успел вырваться и повис в воздухе - тяжелый мохнатый мешок с когтями и желтыми глазами. Он был сильным, этот семейный хранитель, он дергался, махал лапами и шипел, как бешеный. Матвей чувствовал его силу, но также чувствовал, что может управлять Скарбником. Кот подвластен ему, подчиняется, слушается и никуда не денется.
        - Говори, мохнатая шкура, пока не треснул по башке палкой! - заорал Матвей.
        - Болван! - резко выдал кот, и это уже не было ласковым мурлыканьем. - Болван! Плащ на медвежьем чучеле! Плащ, который Стефан всегда снимал в коридоре! Ты видел его много раз! Почему ни разу о нем не подумал?
        - Пошел вон, - буркнул Матвей. - Мог бы сказать сразу, тварюка.
        Обиженный Скарбник прыгнул на стол, выгнул спину, зашипел и тут же принялся вылизывать лапы необыкновенно длинным и алым языком.
        Матвей кинулся шнуровать кеды.
        - А запись в Желанной? - проговорил кот, на минуту прекратив свое занятие.
        - Что? - не понял Матвей.
        - Запиши в Желанной: пусть Марьян убьет Жнеца. Чтобы наверняка. Заверши этот круг, ты должен это сделать. Запиши свое желание, Матвей Левандовский, и пусть Желанная останется за вашим родом.
        - У Мирославы осталось еще одно желание.
        - И пусть. Она, если захочет, тоже запишет его. Но сейчас возьми власть над книгой, она должна принадлежать тебе. Сделай запись, и тогда Марьян победит Григория Лушу, а иначе он погибнет. Ты же не хочешь, чтобы Луша растерзал твою Мирославу, правильно?
        - Черт! - В голове царил полный сумбур.
        Никогда и ни за что Матвей не связался бы с Желанной. У него не было желаний, которые должен был выполнять Марьян. Однако же в словах Скарбника звучала странная и правильная правда. Она не поддавалась логике, но чутьем ведьмака Матвей вдруг понял, что именно так и надо поступить.
        Время поджимало, он торопливо кинулся в мастерскую прадеда, где хранил теперь Желанную. Достал книгу, схватил карандаш, замер на мгновение, а после открыл новую страницу и записал свое имя.
        «Хочу, чтобы Марьян Вивчар убил в поединке Григория Лушу и остался жив».
        Коротко и четко. Марьян должен жить. И Мирослава тоже должна жить. Потому появилось и второе желание.
        «Хочу, чтобы Мирослава Новицкая выжила в сегодняшнем поединке с ведьмой. И сестра Мирославы - тоже».
        Жирная точка завершила этот небольшой текст. Взглянув еще раз на книгу, Матвей сунул ее в сундук, завалил мешочками с травами и, повесив на ручку маленький оберег, сделанный своими руками, покинул дедову мастерскую. Теперь сюда никто не проникнет, даже ведьмы.
        2
        Матвей несся по улицам как сумасшедший, перепрыгивал через скамейки, чтобы сократить путь, перебегал дорогу на красный свет, нервно сжимая рукоять меча. Вперед, вперед!
        Вот уже виден лес, вот уже поблескивает в странной мгле небольшой крест на часовенке кладбища Невинно убиенных. Сегодня тут мрачно и прохладно. Не трещат кузнечики, не шелестит трава, не качаются ветви деревьев. Мир замер, как заколдованный, и серая дымка, расползающаяся от кладбища, скрадывает очертания городка и высоких деревьев.
        Матвей вбежал в лес с мечом наготове, но никто его не встречал. Никто не стоял на дороге, не поджидал правнука ведьмака, не стремился ему навредить. Дедова хижина уже угадывалась во мраке, проступала призрачным контуром, вычерченным простым карандашом на черной бумаге.
        Чучело медведя возвышалось над огородом, его огромная голова была слегка повернута, словно он ждал Матвея. Стеклянные глаза ничего не выражали, уши торчали на макушке. И как Матвей не догадался, что это всего-навсего плащ? Он видел эту голову в детстве и напугался до смерти. До икоты, до нервного тика. Мать, которая тогда была еще жива, запретила своему деду приходить домой в этом плаще, и с тех пор медвежья голова украшала чучело на огороде.
        Матвей приблизился, и медведь повернул голову. Это произошло так быстро и неожиданно, что сердце чуть не выскочило из горла.
        - Я правнук Стефана, - зачем-то пробормотал Матвей, но чучело осталось неподвижным.
        Говорить ничего не надо было - только взять плащ. Но можно ли вот так просто протянуть руку и схватить толстую тяжелую шкуру? Вдруг чудовище откусит половину ладони? Белые громадные зубы медведя поблескивали в дымном мраке. Что делать? Может, попробовать подцепить и скинуть шкуру палкой? Или мечом?
        Матвей поднял меч и неловко ткнул в соломенное брюхо чучела. И тут медведь ожил. Он распрямился, разинул пасть и зарычал в лицо Матвею. Неожиданно теплое медвежье дыхание обдало парня с головы до ног, вскинулись лапы с черными когтями, и сама смерть глянула в глаза с невозмутимостью хищного зверя.
        - Бери шкуру! - закричали за спиной. Голос был тонкий и знакомый. - Бери шкуру! Снимай ее!
        Медведь шевельнулся, и, если бы Матвей не отскочил в сторону, его придавили бы мощные лапы с длинными, точно ножи, когтями.
        Увернувшись от когтей, Матвей вцепился в мягкую длинную шерсть у плеча животного и рванул на себя. Странная медвежья голова вдруг откинулась назад, и в руках у Матвея оказался длинный плащ, только вместо капюшона у него болталась тяжелая морда медведя с блестящими глазами и длинными зубами.
        - Вот и все! Ты же его правнук, ты имеешь право на этот плащ, - проговорила Руська. Это она кричала только что за спиной.
        Мавка стояла у забора и глядела на Матвея с восторгом и непонятной радостью.
        - Надевай, - велела она. - А когда надо будет сражаться, накинешь капюшон и станешь чугайстером.
        - Кто такой чугайстер?
        - Лесной человек. Человек-медведь. Твой прадед Стефан был чугайстером. Всегда. Надевай капюшон, когда надо сражаться.
        Глава четырнадцатая. Мирослава
        1
        Вода в фонтанчике оказалась такой ледяной, что пальцы тут же занемели. Воздух стал холодным, будто сейчас не лето, а самая настоящая осень. Трава клонилась к земле, хотя ветра не было, и пространство замерло в ожидании чего-то чудовищного, могущественного и неизбежного.
        Марьян умывался шумно, брызгая водой на стоявшую рядом скамью и на стволы высоких рябин. Собаки за оградой выли и скалились, не сводя с нас горящих злобных глаз.
        - Они не выпустят нас, - пробормотала я, брезгливо оглядывая порванные джинсы.
        - Выпустят. Давай я посмотрю твою ногу. - Марьян выпрямился и мотнул головой в сторону скамьи. - Садись.
        - Это не моя кровь вроде…
        - Твоя. Надо промыть и перевязать. Царапины, конечно, но инфекция нам не нужна, правильно?
        Пришлось послушаться. Марьян рванул штанину, и джинса разошлась в его сильных руках. На голени действительно темнело несколько царапин - ерунда, конечно, - но они кровили, и струйки крови стекали к белым конверсам.
        В кармане штанов у Марьяна нашелся пластырь и бумажные салфетки, и он ловко промыл и залепил мои ранки.
        - Сойдет на сегодняшний вечер. Будем надеяться, что это единственные наши раны, - проговорил он и поднял глаза.
        Зелено-карие узковатые глаза с невероятно дерзким прищуром, прямые низкие брови над ними.
        - Ну что, не жалеешь, что пошла со мной? - спросил он, не сводя пристального взгляда.
        - Нет. Моя сестра все еще у Григория Луши. И я готова его убить за это…
        - Кровожадно. Тогда пойдем наберем земли с могил. Пригодится.
        Кладбище покоилось под сенью рябин и каштанов. С краю, у самого забора, росли вишни - ягоды уже покраснели, наливаясь кисло-сладким соком.
        - Думаешь, Матвей придет нам на помощь?
        - Думаю, придет. Но если он не поймет, кем должен стать, толку от него не будет.
        - Кем был его прадед? Почему ты всегда обходишь это молчанием? Почему не расскажешь ему, что надо делать?
        - Я не хочу, чтобы он испугался и отказался от прошлого своей семьи. Не стоит давить на него или подталкивать. Такие решения принимаются наедине с самим собой. Его прадед Стефан стал тем, кем он стал, потому что остался без семьи, совершенно один. Неприкаянность и одиночество подтолкнули его к такому решению, но он не сразу принял свою сущность, а только когда появились ведьмачки Ульяна и Орыся. Почти двадцать лет ему понадобилось, чтобы стать ведьмаком. И Матвей тоже должен сам принять решение.
        - И что это значит - стать ведьмаком? Взять меч и сражаться? Научиться летать? Получить власть над волшебной палочкой и выучить заклинания? Я не могу понять, о чем речь… - не унималась я.
        - Ты слышала когда-нибудь о чугайстерах? - тихо спросил Марьян, останавливаясь у одного из покосившихся металлических крестов.
        - Нет. Кто это?
        - Есть старые карпатские легенды о чугайстере. Человек из леса, Лесной дед. Он управляет животными, ему подчиняются мавки. Он очень силен и опасен, умеет превращаться в медведя, и потому его никто не может поймать или одолеть.
        - И что? Дед Стефан был чугайстером?
        - Мавки называли его именно так. Хотя, может, это и неправильно. Но животные ему подчинялись, это правда. И сам он…
        - Превращался в медведя?
        - В огромного медведя. Я видел это только однажды и лучше бы не видел. Жуткое зрелище. В облике медведя Стефан становился сам не свой, и к нему не стоило приближаться. Мой отец говорит, не все ведьмаки могут владеть своей силой в полной мере. С одной стороны, это сила, с другой - проклятие.
        - Медведь может одолеть ведьм и Жнеца?
        - Может. Стефан редко приходил в облике медведя, но если уж появлялся, то никого из ведьм не оставалось в живых. Его боялись, и это сдерживало темную силу.
        - Я думаю… Думаю, что Матвей не хотел бы быть таким.
        - Поэтому я ему и не рассказывал. Смотри, это могила Розы. Кто-то поставил каменный крест и выбил ее имя. А рядом - могила ее дочери Мирославы.
        - Наверное, кресты сделал Стефан, - сказала я, присаживаясь на корточки около могилы.
        - Наверное. Бери землю. Я тоже возьму. Думаю, это отпугнет псов.
        - Земля с могилы Розы и ее дочери Мирославы? Что-то в этом есть.
        - Похоже на месть, верно? Но мы с тобой тут ни при чем. Это дело Левандовских, мы просто восстанавливаем справедливость. Ведьмы получат по заслугам, потому что так и должно быть.
        Суховатые, теплые комья земли, прямо с травяными стеблями и корнями, послушно легли в ладонь. Я заколебалась, но тут же решительно подняла край футболки и сложила туда землю.
        - Разумно, - хмыкнул Марьян и выудил из кармана штанов пластиковый пакет. Быстро заполнил его землей и сунул мне. - Вот, так удобнее.
        Он набрал кладбищенской земли еще в один пакет, и мы направились к ограде с противоположной стороны кладбища. За деревьями находилась автомобильная стоянка, огни которой отчетливо проступали сквозь вечерний сумрак.
        Псы уже поджидали нас там - стая из пары десятков собак, лохматых, кровожадных и здоровенных. Марьян подошел к калитке, распахнул ее и, едва парочка псин рванулась на него, захлебываясь низким рычанием, швырнул горсть земли в горящие собачьи глаза. Псы тут же скорчились, сморщились, словно надувные игрушки, из которых выпустили воздух. Мгновение, и первых трех собак не стало.
        На их место ринулись другие, но теперь мы уже знали, что эти твари - колдовское наваждение, и не жалели кладбищенской земли. Расчистив себе таким образом путь, мы устремились к стоянке. Я почти бежала, стараясь не отстать от быстро шагающего Марьяна.
        Краснобокая луна висела прямо над нашими головами - толстая, неровная, страшная. Она не освещала путь, а, скорее, мешала своим зловещим, ужасным видом. Такой луны я еще в жизни не видела.
        - Что это на небе? - спросила я, догоняя Марьяна.
        - Это темная работа. Лушины фокусы, он уже начал свое колдовство. Думаю, сегодня ночью попробует воскресить Надию Совинскую.
        - Дурак он какой-то…
        - Не хочет Григорий быть просто учителем. Ему нужна власть над всем городом. Возможно, над всеми школами. Представляешь, что тогда будет с городком?
        - А что будет?
        - Мы почти пришли. Смотри, кто-то нас встречает и машет тебе. Знаешь его?
        Мы почти вплотную приблизились к высокому забору, вдоль него росли кусты шиповника и малина - сплошные колючки, за которые никто бы не пробрался. К нам шагал какой-то высокий парень вроде бы. В темноте я не сразу признала Сергея - парня Леськи, той самой девушки, которая пропала самой первой.
        - Привет! - закричал Сергей. - Вы вовремя! Пошли скорее, нам нужна помощь.
        2
        Он был взъерошенный и нервный, этот Сергей. Смотрел на меня, и веко его правого глаза все время дергалось, как заводное. Я поняла, что еще немного, и у меня тоже начнут дергаться веки, поэтому торопливо спросила, знает ли он, где держат мою сестру Снежанку. В тот момент я совершенно забыла, что Сергей незнаком с моей сестрой, да и меня едва знает, мы с ним не перекинулись и парой слов.
        - Ты знаешь его? - спросил Марьян, поднимая меч.
        Серебряная гравировка на лезвии клинка вспыхнула синеватым светом, Сергей отпрянул во мглу, но тут я заверила, что это парень Леськи и все в порядке, я его знаю.
        - Я отведу вас к Снежанке. Мирослава, давай руку…
        Конечно, руку я ему не дала, но последовала за ним к воротам, Марьян - за нами. Ворота - темные, железные, распахнутые с мрачной гостеприимностью, - дрожали, словно земля под ними тряслась в диком припадке.
        - Давай, давай, она ждет тебя. Быстрее, быстрее! - В голосе Сергея слышались умоляющие ноты, такие горестные и жалкие, что я невольно прибавила шаг и почти обогнала его.
        - Стой, Мирослава! - крикнул за спиной Марьян.
        И я остановилась. Потому что обещала слушаться. Но оказалось слишком поздно - Сергей уже встал между мной и Марьяном, а со стороны ворот показались несколько парней. Высокие, с оружием в руках, они надвигались на нас и казались совершенно реальными. Настоящими безжалостными убийцами казались они, и я пихнула Сергея, но тот схватил меня за руку и потащил в сторону.
        Марьян крутанулся, махнул мечом и отрубил Сергею голову. Кровь - горячая красная кровь - брызнула на утоптанную плотную землю, и я заорала как ненормальная, а у моих ног уже качалась темноволосая голова, но это был вовсе не Сергей. Это был тот парень с длинным носом, который когда-то пытался стянуть с меня штаны в парке.
        - Ты убил его! - заорала я.
        - Держись позади меня, - последовал короткий совет, и Марьян направил свое сверкающее оружие на приближающихся парней.
        - Ты привел свою девку прямо к нам, Вивчар. Мы отрубим тебе башку, разрубим твое тело на части и разошлем всем членам клана! - пообещал самый высокий из них. - А твою девку отправим в преисподнюю. Кровавая жертва, слышал о таком? Григорию как раз нужна кровавая жертва, чтобы поднять из могилы пани Совинскую. Скоро в городе появится настоящая хозяйка…
        - Придурок, - коротко буркнул Марьян. - Мира, держись за мной.
        Но я уже оглядывалась по сторонам. Конечно, кладбищенская земля не поможет против братьев Луш, - а это были они, я не сомневалась, - но парочка крепких камней была бы очень кстати.
        И тут я увидела Снежанку. Она стояла в проходе большого ангара, растрепанная, с расцарапанной щекой, такая жалкая, испуганная и дрожащая, что мое сердце дрогнуло и отчаянно забилось от страха за сестру и злости на братьев Луш.
        - Мирка, помоги! Забери меня отсюда!
        - Иди сюда, мы убежим, - закричала я, рванувшись к ангару.
        Марьян заорал, чтобы я остановилась, но в этот момент братья напали на него, и мечи скрестились. Оглянувшись, я увидела, как ловко Марьян крутанулся, уворачиваясь от выпада, как схватил своего первого противника за руку, резко развернул и всадил меч в его живот. Больше я не могла смотреть на эту кровавую бойню, рванулась к сестре и вбежала в ангар.
        Прямо передо мной стояла жуткая женщина с длинными черными волосами и желтыми глазами. Ее руки поднимались кверху, ее длинные пальцы были растопырены, как корявые ветви. Глаза с вертикальными зрачками сверкали, как у припадочной.
        Она медленно раскачивалась, словно дерево от ветра, но ее волосы, ниспадавшие почти до пола, оставались неподвижны. Жуткое зрелище, я содрогнулась, ругнулась и схватилась за свой серебряный крестик.
        Снежанка, забившаяся в угол ангара, где были сложены одна на другую черные шины, застыла как привязанная. Голова опустилась, руки повисли вдоль тела, рот слегка приоткрылся.
        - Девочки… - прошептала желтоглазая ведьма, и ее тихий шелестящий голос эхом отразился от металлических стен, заставил вздрогнуть и попятиться. - Девочки, - шелестела ведьма, - идите ко мне. Просто идите ко мне. Вы мои, девочки, вы все мои…
        - Вон пошла, гадина, - проговорила я, схватила Снежан-ку за руку и потянула на себя.
        Та сделала несколько шагов, оглянулась на желтоглазую ведьму и слабо, еле шевеля губами, пролепетала, что нас не отпустят, а потом снова застыла, уставившись на желтоглазую фурию.
        Ведьмачка увеличилась, стала безобразно толстой, ее грудь чуть не вываливалась из низкого выреза черного платья. Руки ее тянулись к нам, невероятно толстые и длинные руки, и пальцы шевелились, словно черные корни деревьев.
        - Она нас не тронет, - пробормотала я, но уверенности в моем голосе значительно поубавилось.
        Я выставила вперед крестик, не снимая цепочку с шеи. Ведьма глянула на него, скривилась.
        - Ты ведь ни при чем тут, Мирослава, убирайся к черту отсюда. Но девочку мне оставь, это моя девочка. Она станет моей душой, и я смогу жить. Мне нужна эта девочка, мне нужны три девочки, хорошие, милые девочки. Оставь свою сестру и убирайся. За Желанной я приду после…
        - Иди в зад, дура! - заорала я, закрывая собой сестру. - Иди в зад, дура желтоглазая! Ты не увидишь моей сестры! Сейчас придет Марьян и отрубит тебе голову!
        - Марьян уже мертв! Мои мальчики уже убили его! - шелестела ведьма, надвигаясь все ближе и ближе.
        Я не знала, что мне делать. Как применить крестик? Как защитить себя и сестру? Пальцы машинально сжали слегка теплое серебро, и в голове всплыли слова. Знакомые слова, сложившиеся в знакомую молитву.
        - «Отче наш, сущий на небесах…» - проговорила я, едва выговаривая то, что звенело в голове.
        Ведьма остановилась, скривилась.
        - «Да приидет Царствие Твое…» - уже смелее продолжила я.
        - Замолчи! Не молись молитвой Стефана, девчонка! Не молись молитвой Стефана, иначе я убью тебя! Тут только мое царствие! Тут все будет мое!
        - «Да будет воля Твоя…» - продолжала я.
        Крестик в моей руке вдруг стал меняться. Он трансформировался на глазах, и, пока я повторяла слова молитвы, все ярче светилось голубоватое серебро. На удлинившейся ножке проступили серебристые узоры, верхняя часть превратилась в эфес меча, в витую перекладину, удобно устроившуюся в пальцах. Клинок - легкий, светящийся клинок, покрытый узорами, - оказался острым и длинным. И легким, настолько легким, что мне не составило труда взмахнуть оружием, и цепочка, державшая его на моей шее, разорвалась.
        Клинок сиял и искрился, и ведьма пятилась, вспоминала чертей и проклинала Стефана.
        - Мы уйдем, и ты нас не тронешь, иначе с тобой будет то же, что с твоими придурочными родственницами, Ульяной и Орысей. Марьян отрубил им руки, а после головы. И они гниют в земле, где им и место! И ты там будешь гнить, корм для червей! - крикнула я, поднимая чудесный меч повыше.
        - Марьян твой мертв! Марьян твой уже мертв! - верещала ведьма, но ее отвратительные черные руки уже тянулись к нам не так уверенно.
        Краем глаза я заметила огонь, разведенный в другом конце ангара, темные тени, бегающие по стене, но рассматривать все это как следует было некогда. Я пятилась к выходу, а ведьма таращилась на мой меч и проклинала Стефана, Марьяна и меня. Возможно, мы бы так и ушли, но в этот момент дорогу мне перекрыло чудовище.
        Это был огромный пес с оскаленной пастью, с его белых клыков стекала кровавая слюна. Собака зарычала, напряглась, и я поняла, что сражаться на два фронта не смогу. Это просто невозможно. Ведьма, заметив мое смятение, двинулась вперед, трясясь от беззвучного смеха.
        Марьяна я не видела нигде, и страх за своего парня вдруг окатил меня холодной волной. Я так и не дочитала молитву, слова застыли на губах. И я сама застыла, закрывая собой сестру и пятясь, теперь уже в угол, подальше от жуткой громадной собаки. Может, кинуть в нее землю?
        - «Хлеб наш насущный дай нам на сей день…» - вдруг прозвучал уверенный и спокойный голос.
        Я оглянулась и увидела Матвея. Он шел прямо к собаке, разноглазый, высокий, уверенный. В его руках не было никакого оружия, и лишь длинная мохнатая мантия, наброшенная на плечи, придавала ему диковатый и странный вид.
        Он выглядел, как настоящий ведьмак, Матвей Левандовский.
        - «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь», - тихо и твердо договорил Матвей.
        И ведьма вдруг завизжала. От ее голоса, поднявшегося на невероятную высоту, задрожала земля и стены ангара. Собака ринулась на Матвея, Снежанка дико завыла, а я подняла меч, да так и замерла от удивления.
        Матвей надел капюшон, и пространство дрогнуло.
        Никогда в жизни я не видела, как люди превращаются в зверей. Это чудовищно. Это ужасно. Это нестерпимо и невозможно. И все-таки именно это и произошло. Матвей изменился. В мгновение ока он увеличился в размерах, мохнатый плащ охватил его тело, глаза на громадной медвежьей морде засверкали, как невероятно яркие звезды. Пасть стала громадной, и вот огромный медведь прыгнул на собаку и разорвал ее на части, как будто она была всего лишь тряпичной куклой.
        - Ведьмак пришел! - заверещала ведьма и тоже стала раздуваться, как громадный воздушный шар.
        Глава пятнадцатая. Матвей
        1
        Тяжелый плащ лег на плечи, мех окутал с головы до ног, коснулся кроссовок и слегка дрогнул, словно был живым. Голова медведя оказалась на спине - громадная, с круглыми ушами и блестящими глазами.
        Матвей чувствовал охватившую его дрожь и в то же время странную силу. Сила была вокруг, она заставляла вибрировать воздух и пугала маленькую мавку. Она витала повсюду, и ею можно было дышать, словно полным озона воздухом, ее можно было ощущать кожей - такую теплую, покалывающую, невероятно доступную. Сила, которая теперь принадлежит ему, Матвею Левандовскому.
        Обостренные до предела чувства подсказывали, что около грядок днем пробегали зайцы, чуть дальше в лесных зарослях пасется молодой кабанчик и шумно фыркает, пожирая редкую дубовую поросль. Матвей чувствовал Руську - мавка не имела запаха, но ее эфемерный след легко улавливался в темном воздухе. Мавка боялась, дрожала и в то же время желала быть рядом. Хотела дружбы и простого человеческого тепла, потому что была совершенно одна в этом темном и жутком лесу.
        И еще Матвей чувствовал ведьм. Нечеловеческая мрачная воля, полная ненависти, злобы и жажды поглощать, витала над лесом и городком, и ее было столько, что внутри проснулась ответная злоба. Матвей понял, что хочет убивать. Рвать, грызть, хватать. Жаждет крови, темной, густой, ведьминой крови, которая стекала бы с губ, капала на землю и впитывалась в черную почву.
        Все эти желания и чувства охватили его с невероятной силой, и Матвей побежал. Через заросли кустов, через высокую траву, мимо деревьев и камней. Несся вперед, не замечая тяжести мехового плаща, и лишь смутное желание опуститься на четвереньки и припустить еще быстрее слегка тревожило сознание.
        Пробегая мимо кладбища Невинно убиенных, Матвей ощутил запах мертвечины и колдовства. Тут недавно был бой, и земля еще не успела впитать в себя его следы. Злая воля подняла мертвых собак по всему городку, сбила их в стаю и натравила на людей. Но люди смогли справиться с колдовством, и теперь темные чары развеялись, а прах ушел в землю.
        Прах к праху. Земля к земле. Тлен к тлену. Ненависть к ненависти.
        Она может быть сильной, эта ненависть. Такой сильной и такой горячей, как ведьмацкая кровь, хлещущая из шейной артерии. Откуда Матвею это известно? Он словно обрел память предков, словно чувства и переживания прадеда Стефана вдруг перешли к нему, правнуку ведьмака, и теперь он гораздо лучше понимал этот мир.
        Он понял, почему так сильно тянуло его к Мирославе. Девушка с таким знаковым именем заставляла думать и думать о ней, - ведь Стефан тоже когда-то был влюблен в Мирославу, пусть и другую. Она стала его судьбой. Несложившаяся любовь постоянно жила в душе Стефана, подогревая его злость, питая его силу, направляя его действия.
        Несложившаяся любовь, неисполнившиеся желания двигали теперь и Матвеем. Ему тоже не суждено обладать своей Мирославой, но она, по крайней мере, останется жива. Его Мирослава будет жить.
        2
        Автостоянка располагалась на вершине небольшого холма. За холмом возвышался лес, а сбоку проходила городская дорога, по которой проносились маршрутки. Длинное шоссе с яркими фонарями и снующими даже ночью машинами.
        Чем ближе был громадный железный забор, тем сильнее ощущалось присутствие чужой, страшной силы, которая проистекала, казалось, из глубокой бездны. Впрочем, страха Матвей не ощущал, лишь жажду крови, которая становилась все сильнее. Он бежал и бежал и никакой усталости, никакой одышки не ощущал, словно у него были не обычные человеческие легкие, а невероятно мощные мехи, качающие воздух без устали.
        Раскрытые ворота. Отрубленная голова Дмитрия Луши. Распоротое брюхо Ореста Луши. А вот и их старший брат Станислав, скрестивший свой меч с Марьяном. Марьян победит, Матвей это понял сразу, не останавливаясь. Вивчар хорошо умеет убивать, и, кроме того, силу ему придает Желанная. В книге уже записана его победа, уже закреплена темными буквами на желтой бумаге.
        На старой желтой бумаге, которая никогда не истлевает и никогда не становится белой. Да, от книги так просто не избавиться, она цепко держит в своей власти. Это старая история семьи Вивчаров, но сейчас нет времени вникать. Запах ведьм такой сильный, такой лакомый, что невозможно сдержаться.
        «Надень капюшон, мальчик! Надень капюшон!»
        Слова гудели в ушах, как колокол, но, превозмогая желание убивать, животную ненависть и сверхъестественную силу, Матвей пытался удержаться, чтобы не утратить в ворохе ощущений самого себя.
        Это оказалось нелегко. Очень нелегко ненавидеть всей душой и остаться человеком.
        И тут он услышал слова молитвы. Тихие, еле уловимые, они доносились из раскрытых дверей железного ангара. Это Мирослава произносила «Отче наш».
        И Матвей вдруг понял, за что ухватиться, - он не мстит за себя, не удовлетворяет собственную жажду крови, потому что он не убийца. Он - орудие, творящее справедливость. Он - орудие, позволяющее удержать этот мир от падения в бездну.
        - «Хлеб наш насущный дай нам на сей день…» - продолжил он молитву и произнес ее до конца.
        И только после этого надел капюшон.
        Мир дрогнул, и хлопец Матвей исчез, уступив место огромному медведю.
        Чугайстер выполнял свою работу.
        Глава шестнадцатая. Мирослава
        1
        Медведь оказался настолько громадным, что выломал ворота ангара, - была открыта лишь одна створка. Ворвался внутрь - лохматый вихрь, рычащее чудовище, порождение тьмы.
        Снежанка завизжала так, что чуть не лопнули барабанные перепонки.
        Ведьма тоже зарычала - низкий, утробный звук, заставивший вздрогнуть и попятиться. Ведьма зарычала и поднялась над землей. Невероятно длинные черные волосы развевались за ее спиной, точно шлейф. Глаза сверкали, руки со скрюченными пальцами и острыми локтями совершали странные, непонятные движения. Они изгибались так, словно не имели костей, пальцы гнулись в разные стороны, и ногти сияли желтым, бледным светом. С потолка вдруг посыпался пепел, запахло тухлятиной. Едва хлопья пепла достигали бетонного пола, как превращались в паучков на длинных лапках.
        Паучки кинулись на медведя, увеличиваясь в размерах, разрастаясь на глазах, становясь здоровенными тварями. Их темные глазюки слегка поблескивали, а лапы шевелились так быстро, что их невозможно было рассмотреть.
        Снежанка охрипла от визга.
        - Лезь на шины, дура, - зло велела ей я и с силой подтолкнула сестру. - Давай повыше.
        Внезапная мысль осенила меня, словно молния, блеснувшая во тьме. В моих карманах все еще лежала кладбищенская земля. Я подняла повыше меч, достала небольшую горсть земли и кинула в ближайшего паука. Тот задымился, зашипел и мгновенно пропал. То же самое колдовство, что и с собаками. Земли было мало, на всю эту братию не хватило бы, но хоть какая-то помощь. И я вывернула собственные карманы, швыряя в тварей землей с могилы Розы и ее дочери. Видя это, ведьма зашипела, шипение перешло в высокий визг, от которого плавились мозги.
        Медведю, впрочем, ее вопли не мешали. Он пожирал тех пауков, на которых не попала кладбищенская земля, клацая челюстями, и неуклонно приближался к ведьме. Пауки замедлили его, конечно, но ненадолго. Он не испугался и странного желтого огня, который ведьма швырнула в него с высоты, планируя под потолком, словно злобная фурия. У противоположной стены ангара, за шинами пылал высокий костер, пахло паленой плотью.
        - Я сожру твою Мирославу! - визжала ведьма. - Я уже один раз убила ее! Убью и другой раз! И третий! И четвертый! Всегда буду убивать твою Мирославу, Стефан! - орала ведьма.
        И тут медведь прыгнул. Метнулся вверх, вытянув огромное мохнатое тело, цапнул ведьму и скинул ее на землю, а затем принялся пожирать, словно она была обычной добычей, куском мяса, предназначенным для утоления голода.
        Снежанка свалилась в обморок. У меня самой тошнота подступила к горлу от ужаса при виде черной густой крови. Мощные челюсти медведя с хрустом разгрызали кости, словно орешки.
        - Ах ты, тварь! - заорал кто-то, и из-за высокой стопки ящиков и горы шин выскочил человек.
        Он был невысоким, слегка сутулым. Невыразительное лицо с маленькими глазками, еле заметные шрамы на губе. Короткие черные волосы, залысины по бокам головы. Клетчатая рубашка и дорогие кроссовки.
        Так вот как на самом деле выглядит Григорий Луша!
        Я уставилась на своего классного, а он и сам уже шел ко мне, вытягивая из ножен громадный черный меч.
        - Я убью тебя, Мирослава! Ты ведь не знаешь, что твоего ненаглядного Матвея сейчас нет. Чугайстер в образе медведя теряет человеческое сознание. Он не вспомнит тебя, Мирослава, не защитит. Он просто чудовище, твой мальчик, которое наслаждается кровавой трапезой! Ты была готова к такому повороту? Ты сможешь жить с чудовищем? - Григорий ухмыльнулся, его губы некрасиво искривились - шрамы мешали нормальной улыбке, и получилась уродливая гримаса. - Убью тебя сразу. Это будет не больно. Я просто отрублю голову тебе и твоей сестре.
        - Не надейся, - тихо сказал Марьян, стремительно входя в ангар. - Не надейся, Жнец. Ты нарушил устав кланов, и ты умрешь, как умерли все твои братья. На этом род Луш прекратит свое существование. Вы больше не будете стоять на страже этого городка. Вы больше не будете в кланах Варты. Вы больше вообще не будете.
        И Марьян кинулся на Григория.
        2
        Мечи скрестились - громадные мечи, сверкающие сквозь дым и пепел. Марьян устал, я видела, как медленно и тяжело он двигается, парируя быстрые удары Григория. Но зато он был гораздо выше и шире в плечах, и каждый его удар заставлял противника отступать хотя бы на полшага.
        Невысокий Григорий двигался прытко, словно проворная крыса. Ударит, повернется, отступит, парирует удар и снова атакует. Его быстрые движения выматывали Марьяна, но тот не торопился. Удар за ударом он наступал, загоняя Григория в угол.
        Медведь все еще рычал, раздирая ведьму, но я старалась не смотреть на чудовищную фигуру, занятую трапезой. Я едва дыша сжимала свой меч, чувствовала, как ногти вонзаются в ладонь, и не отрывая глаз наблюдала за поединком.
        Мечи звенели, пепел все еще витал в воздухе, но в пауков уже не превращался. Дым костра стелился по полу. Обогнув пирамиду из черных шин, я оказалась прямо напротив дерущихся. Увидела странный черный камень с плоской вершиной, на которой пылал огонь, непонятные топоры с черными топорищами, какие-то крюки, какие-то книги с черными потертыми обложками.
        Григорий все повторял, что убьет Марьяна, вспорет ему брюхо и накормит Матвея его кишками, потому что медведю совершенно все равно, что пожирать. Но Марьян не отвечал. Он двигался все так же неторопливо и четко, отбивая удары. Один раз меч Григория все-таки достал его, ч?ркнув кровавую отметину на боку, но и сам Григорий истекал кровью, оставляя после себя красные следы на полу. Красные следы, которые засыпал непрекращающийся пепел.
        И вот наконец Григорий был загнан в угол. Жнец оглянулся и, видя, что отступать некуда, заорал что-то непонятное и яростно кинулся на Марьяна. Тот все так же спокойно увернулся от удара и одновременно ударил сам. Его меч прошил грудь моего классного насквозь и вышел из спины. С острия стекала темно-красная кровь, мешаясь с падающим пеплом.
        Григорий уставился на Марьяна так, словно только что услышал новую версию таблицы умножения.
        - Что ты сделал? - прошептал он одними губами.
        - Убил тебя, - ответил наконец Марьян.
        - Теперь ты… - Кровавая пена мешала Григорию говорить, но он все равно силился выдавить из себя слова. - Теперь ты станешь Жнецом. Ты знаешь?
        - Знаю. Я отрублю тебе голову, так положено. Ты тоже знаешь. Прощай. Отправляйся в ад, Григорий Луша.
        И Марьян, с силой выдернув меч, еще раз взмахнул им. Голова Григория Луши покатилась по бетонному полу.
        3
        Я плохо помню, что происходило дальше.
        Рычал громадный медведь, разделываясь с тем, что осталось от ведьмы. Марьян, тяжело дыша, раскидывал угли с большого черного камня, сбрасывал на пол останки какого-то животного, расшвыривал книги в старинных черных обложках.
        - Уходите, - вдруг сказал он, повернувшись ко мне.
        Я все еще стояла у нагромождения ящиков и груды шин, потрясенная, растерянная, потерявшаяся.
        - Бери сестру и уходи. Сейчас приедут представители кланов, не надо, чтобы они видели тебя.
        - А тебя? - быстро спросила я.
        - Я теперь Жнец. Они все теперь подчиняются мне.
        - Почему?
        - Потому что, по древнему закону, тот, кто убил Жнеца, сам становится Жнецом. Если он, конечно, происходит из кланов Варты.
        В голосе Марьяна звучала злость, горячая, как пламя, которое только что трещало на поверхности черного камня. С его рук капала кровь, глаза сверкали, точно уголья, а меч - старинный меч с серебряной гравировкой - все еще был приподнят, словно готов и дальше сносить головы врагам.
        - Бери сестру и уходи, - повторил Марьян, пристально глядя на меня.
        - Что будет с Матвеем?
        - Ничего. Он придет в себя, но позже. Ему надо время. Сейчас к нему лучше не приближаться, иначе разорвет. Он все еще медведь, Властелин леса, Хранитель легенд, Лесной человек. Чугайстер. Там, справа в стене, есть запасной выход, уходите через него. Мы увидимся, но позже.
        Снежанка, слава богу, уже пришла в себя, и, подхватив сестру, я поспешила к выходу. Меч я по-прежнему крепко сжимала в руке. Марьян был прав, нам следовало покинуть это проклятое место. Сестра хромала, припадая на ногу в гипсе, но не отставала, понимая, что лучше смыться поскорее. Иногда она оглядывалась на громадного медведя, который действительно больше смахивал на доисторическое чудовище, чем на обычного мишку, и подвывала от ужаса. У меня уже не было сил смотреть на это поле битвы. Я рванула небольшую запасную дверь и вывалилась в спасительную ночную прохладу.
        На улице пахло пылью, старым железом и травами. За кустами мы разглядели пролом в заборе и радостно кинулись к нему. У главных ворот уже слышался шум машин, мужские голоса, ругань и восклицания, но мы не прислушивались. Уносили ноги, радуясь тому, что живы.
        - Ты в порядке? - прошептала я на ухо сестре.
        Та сказала, что все хорошо.
        - Он не успел, - выдохнула она. - Не успел закончить заклинание. Он все ждал, что ты придешь, потому что нужна была еще одна девочка. Чтобы ведьма вернулась в мир живых, нужна была еще одна девочка.
        - Пошел он… Теперь сам находится в мире мертвых.
        А вокруг нас стояла ясная ночь. Туман рассеялся, и звезды ярко сияли. Травы благоухали, и где-то далеко у озера квакали лягушки. Мирные, спокойные звуки немного успокоили нас. Мы дохромали до кладбища Невинно убиенных, перелезли через ограду и рухнули на скамейку.
        - Здесь есть вода, мы можем умыться и попить, - проговорила я.
        - Давай. Давай умоемся и попьем, - согласилась сестра.
        Ледяная вода показалась почему-то сладкой и необыкновенно вкусной.
        - Тут что, кладбище? - удивилась сестра, придя в себя окончательно.
        - Тут безопасно. Тут похоронены хорошие люди. Я после тебе расскажу. Давай просто посидим тут на скамейке. Нас никто не тронет.
        - А если… А если зомби встанут из могил?
        - Какие зомби? Снежана, ты с ума сошла?
        - Да, еще скажи, что я не видела, как твой Матвей превратился в медведя! Еще скажи, что не бывает оборотней…
        - Не бывает. Матвей - не оборотень. Он ведьмак. Это другое. И тут, на кладбище, действительно безопасно. Здешние умершие спят себе сном праведных. Они были хорошими людьми при жизни и после смерти уже не вернутся. Они в другом мире, понимаешь? Они в мире для хороших людей. Поэтому давай просто посидим тут. Ты можешь лечь и положить голову мне на колени. Клянусь, я никому не позволю тебя обидеть. Ты мне веришь?
        Длинный клинок лежал на скамейке, и сестра, покосившись на него, кивнула.
        - Верю, - выдохнула Снежанка.
        - Я ведь вернулась за тобой, правильно? Мы пришли за тобой, и мы спасли тебя. Я, Матвей и Марьян.
        - Так кто теперь твой парень? Кто из двух?
        - Не знаю. Еще пока не знаю.
        И мы остались на кладбище Невинно убиенных до самого утра. Снежанка спала, положив голову мне на колени. А я сидела и думала.
        Думала о девушке Мирославе, которую расстреляли по навету злобной Надии Совинской. Думала о Стефане, который все-таки отомстил за свою любимую. О Матвее - сможет ли он вернуть себе человеческий облик?
        Думала о Марьяне - что теперь он делает? Вдруг ему придется противостоять остальным родственникам Луш?
        Мыслей было много, и они не давали мне уснуть до самого утра.
        А меч - тонкий легкий меч, лежащий на скамье, - к утру снова превратился в серебряный крестик. Я зажала его в кулаке и так сидела, ощущая, как тепло серебра согревает ладонь.
        Глава семнадцатая. Мирослава
        1
        Дом Матвея встретил тишиной и беспорядком на кухне. Стулья сдвинуты, на полу - железная миска со следами крови. На столе - крошки, остатки колбасы и бумажки от конфет. Такого на кухне у Матвея никогда не бывало, и мое сердце болезненно екнуло. Вдруг хозяин этого уютного и безопасного дома до сих пор бегает по лесу в образе медведя? Вдруг представители Варты поймали его и посадили в клетку?
        Хотя поймать Матвея, когда он медведь, очень непросто. Я вспомнила, как он прыгнул, точно громадный динозавр какой-то, на ведьму и в один присест откусил ей башку, и вздрогнула.
        - Тут и живет Матвей? - спросила Снежанка, которая окончательно пришла в себя и теперь вертела головой, рассматривая уютную и просторную кухню моего друга. - А почему на полу миска с кровью?
        - Чтобы ты спросила, дуреха, - промурлыкал вдруг Скарбник и показался в дверном проеме, ведущем в коридор. - Лучше помойте посуду, девочки, и вытрите со стола.
        - Он говорит? - ахнула Снежанка.
        - И без тебя догадаемся, лохматый, - ответила я. - Снежана, это хранитель дома. С ним надо повежливей, а то вышвырнет. Моем посуду, хотя что тут мыть? Одну миску?
        Я быстренько убралась на кухне и включила чайник. Меня валило с ног от усталости, но я очень хотела, чтобы Матвей, вернувшись домой, увидел чистоту и порядок, почувствовал запах кофе и шоколада и успокоился. Тут его ждут. Ведьмака всегда будут ждать его друзья.
        Но едва я сделала кофе себе и чай сестре - Снежанка не понимала кофе, ей он казался горьким и невкусным, - как к дому подъехала машина. Я обрадовалась, подумав, что это Марьян, я ждала своего парня и думала о нем. Тревога росла во мне, как пламя, что полыхало совсем недавно на автостоянке. Кофе не успокаивал, и чистые полы на кухне не радовали. Поэтому, услышав шум мотора и шорох шин по асфальту, я рванулась к двери, предвкушая встречу.
        Но на пороге появилась высокая пожилая женщина в белой шляпке и белом костюме, посмотрела на нас - глаза голубые и грустные - и нервно выдохнула:
        - Слава богу, вы живы, девочки!
        Она обняла меня, порывисто, быстро, и тепло ее ладоней согрело мои замерзшие плечи. Только сейчас я подумала, что на улице этой ночью было прохладно и немного тепла совершенно не помешает. А пожилая пани обнимала сначала меня, после Снежанку и все приговаривала: «Слава богу, вы живы, девочки», словно никак не могла поверить собственным глазам.
        Это и была моя бабушка, пани Святослава.
        2
        - Вы должны переехать ко мне. У меня вы будете в безопасности. Вам будет спокойно у меня, девочки, - говорила пани Святослава, не сводя с меня тревожного взгляда.
        Она смотрела и смотрела, словно никак не могла запомнить черты моего лица. Словно я была удивительной картинкой, смысл которой ускользал от ее внимания.
        - И я тоже? - пролепетала удивленная Снежана и почему-то попятилась, прихрамывая.
        - И ты тоже. У вас должен быть нормальный дом. У всех должен быть нормальный безопасный дом, девочки, - говорила пани Святослава. У нее был довольно быстрый украинский с заметным польским акцентом, но я ее очень хорошо понимала.
        - А мама? Что с моей мамой? - забеспокоилась сестра.
        - Не знаю. Я действительно не знаю, детка. Но вряд ли ей позволят жить с вами. Вряд ли она сможет о вас заботиться.
        - Но почему? Почему? - не унималась Снежанка.
        - Потому что она мертва, - сухо и мрачно проговорили в дверях, и в кухню вошел Матвей.
        Он был уставший, похудевший и поникший. Футболка порвана, под ухом - кровавая царапина, на руках - следы от укусов пауков, этакие здоровенные красные шишки, словно на моего друга накинулись громадные комары размером со слона.
        - Что значит - мертва? - переспросила Снежанка, и я вдруг поняла, что сама едва вникаю в слова от усталости.
        Все казалось нереальным, странным, чужим. Словно черно-белые картинки в старом комиксе. Я, не переспрашивая, кинулась к другу и крепко обняла его, уткнувшись носом в грудь, в небольшую впадинку у плеча. Почувствовала запах пота и зверя - адскую смесь ароматов - и еще крепче прижала к себе Матвея, боясь, что он вдруг ускользнет из моих объятий.
        - Слава богу, ты жив, - глупо повторила я слова своей бабушки и едва не разревелась.
        - Я жив. Марьян тоже жив. Мы все живы. Кроме Луш, их ведьмы и вашей мамы. Она умерла. Ее никто не убивал, она умерла сама, едва дух, овладевший ее телом, улетел. Без души никто не может жить, - тихо проговорил Матвей и устало качнулся.
        - Пошли, тебе надо отдохнуть. Просто сядь, и я сделаю тебе кофе. И поешь шоколада.
        - Я хочу в душ. От меня воняет клятым медведем, - произнес Матвей и, стянув через голову разорванную футболку, кинул ее в мусор.
        Я увидела длинные кровавые царапины на его торсе и ахнула.
        - Что значит «без души»? - напомнила о себе Снежан-ка. - И как это умерла? Наша мама не могла умереть.
        - Все однажды умирают. Некоторые раньше, некоторые позже. Не ахай, Мирослава, это просто царапины. Сначала я помоюсь. Успокой свою сестру, она же рыдает.
        Снежанка действительно залилась слезами, покраснела, и я поняла, что истерика на пороге. Кинулась к ней, сунула в руки конфету и обняла, зашептав на ухо, что буду с ней, не оставлю ее и бояться ничего не надо.
        - Мы будем всегда вместе, понимаешь?
        - Она наша мама, - бормотала в ответ сестра.
        На это у меня не было ответа. Потому что проливать слезы по матери я была не в силах. Не было даже грусти, лишь какая-то обреченная усталость и пустота. Возможно, мне надо было просто отдохнуть. Лечь и поспать. А может, услышать голос Марьяна и понять, что с ним тоже все в порядке.
        Снежанка рыдала у меня на плече, пани Святослава поторапливала нас, приговаривая, что помыться можно и у нее дома. Но Матвей уже плескался в душе, и мы дождались, когда он выберется оттуда, чистый, взлохмаченный и невероятно бледный.
        - Едем ко мне, прямо сейчас едем ко мне. Не надо никаких вещей, у меня в доме все есть. У меня все есть для вас, девчата, - приговаривала моя бабушка.
        И мы наконец вышли из дома. Я придерживала хромающую сестру, Матвей закрывал за нами кухонную дверь и вешал на ручку какой-то новый странный оберег.
        За воротами нас ждала белая «ауди» с водителем - пожилым усатым мужчиной в белой кепке. Водитель улыбнулся и, едва мы устроились на заднем сиденье, а пани Святослава - на переднем, весело сказал:
        - Поехали, девчата.
        И мы поехали.
        3
        Дом пани Святославы находился на самой окраине городка, с той стороны, где шоссе поворачивает на Тернополь. За кованым забором, окруженный яблонями и грушами, он словно плыл над зелеными кронами, как корабль по волнам. Красная крыша, белые трубы. И повсюду - розовые кусты. Вдоль дорожек, вдоль забора и даже вокруг стальных прутьев вились плети с розовыми и красными бутонами.
        Едва мы приблизились к особняку по выложенной брусчаткой дорожке, как двери открылись. Нас встретила женщина в белом переднике.
        «Прямо как в фильмах про старину», - подумала я, оглядывая белые двустворчатые двери.
        - Это моя домохозяйка Марта, - представила женщину бабушка. - Она помогает готовить и убирать. Марта, это мои внучки и Матвей. Про Матвея ты знаешь, верно?
        Едва ступив в просторный холл, я увидела собственный портрет. Он висел на стене над столиком с цветами. На фото мне было не больше трех лет - маленькая девочка, обнимающая белого большого медведя. Когда-то у меня была такая игрушка, и, помнится, я очень любила этого зверя. А рядом с моим портретом висела черно-белая фотография мальчика с темными глазами и темными волосами. Мальчик в матроске стоял около высокого стула, наклонив голову и нахмурив брови, словно ему не нравился фотограф.
        И тут меня осенило.
        - Это ведь мой отец? - спросила я, показывая на фото.
        Первый раз в жизни я видела своего отца, пусть только на портрете, но все-таки.
        - Да, это Любчик, - ответила бабушка. - Ему тут три годика, прямо как тебе на фотографии. Вы очень с ним похожи. Ты - просто вылитый Любомир.
        Мне доводилось слышать о том, что я похожа на отца, но впервые в этих словах звучала не ненависть, а любовь. Мною гордились. Меня любили. Меня ждали.
        Куда бы я ни ступила в этом большом и красивом доме, всюду натыкалась на свои фотографии. Казалось, что дом заполнен мною, заполнен полностью, совершенно и абсолютно, и моего появления тут ждали. Ждали с нетерпением.
        Комната на втором этаже была выполнена в тонах, которые мне нравились. Белые стены, белые шторы, светлая мебель и редкие черные штрихи - плюшевые подушки на кровати, кованые держатели для полок. А на кровати сидел большой белый медведь, точно такой же, какой у меня был в детстве.
        Плюшевая игрушка из далекого прошлого, но новенькая, мягкая, уютная.
        - Ничего себе, - выдохнула я.
        Матвей усмехнулся.
        - Тебя тут ждали на самом деле. Тебя тут любят, - просто сказал он. - Ты ведь этого хотела, да? Желания исполняются.
        - Дело не в комнате… - начала было я.
        - Знаю. - Матвей положил ладонь мне на плечо. - Дело во всех нас. Мы все есть у тебя, а ты есть у нас. Дело именно в этом. И не важно, у меня дома или у твоей бабушки, - мы вместе, и мы нужны друг другу. Отдыхай, пока есть время. Пока не пришел Марьян.
        Слова о Марьяне успокоили.
        - Он придет? - спросила я.
        - Куда он денется?
        Матвей пожал плечами и ушел вниз.
        Снежанке досталась комната с розовыми стенами и такой же, как у меня, светлой мебелью. Впрочем, во всем доме пани Святославы преобладали светлые тона, и даже дорожка на лестнице была светло-бежевая, почти белая.
        Марта проворно накрыла на стол и предложила на выбор бутерброды, овсяную кашу или чай со сладостями. Конечно, я выбрала овсянку, и, конечно, Матвей и Снежанка пожелали шоколадных конфет. Впрочем, от бутербродов они тоже не отказались.
        Какое-то время все молчали, но чуть позже, доев кашу, я спросила:
        - Найдут ли мою подругу Кристину?
        - Думаю, найдут, - решительно сказала пани Святослава.
        - Я не видела ее там, в ангаре.
        Снежанка перестала шуршать фантиками и тревожно глянула на меня.
        - Кроме меня, там не было других девочек, - сказала она.
        - Если первые две девочки, которых похитил Луша, остались живы, значит, и твоя подруга должна быть жива, - пояснила пани Святослава.
        Меня удивило то, как хорошо она знает всю эту историю; ей даже было известно, что две первые девочки вернулись к своим родителям.
        - Совет с этим разберется, - сказала бабушка, - и постарается сделать так, чтобы девушки пришли в себя, поскольку старая ведьма побеждена.
        - Вы знаете историю Надии Совинской? - тихо спросил Матвей.
        - Да. Ее многие знают в клане. В те времена, когда она жила в нашем городе, никому не было покоя. Она командовала всем городом. Вы сделали большое дело, раскрыв это колдовство. На следующем Совете я буду говорить о том, чтобы вас признали полноправными членами кланов Варты.
        Матвей криво усмехнулся и покачал головой. Я знала почему: кланы не справились со своими обязанностями, и к ним больше не было никакого доверия. Но мы ничего не сказали вслух, потому что на разговоры уже не осталось сил. Нам был необходим отдых. Наевшись, я ушла на второй этаж. Там очень кстати был душ, а в моей комнате нашлось полотенце и банный халат. Выкупавшись, я завалилась на кровать и уснула, едва голова коснулась подушки.
        4
        Мне снилась кровь. Реки крови, разлитые у моих ног. Казалось, что с подошв конверсов капает кровь, сами кеды давно уже стали темно-красными и вязкая жидкость притягивает к полу, словно окрашенный в красное клей «Момент».
        Снилось серьезное лицо Матвея с разными глазами, и я чувствовала его напряжение и ненависть.
        Снилось бледное лицо Марьяна, покрытое кровавыми полосами, и чувство какой-то обреченности заставляло меня рыдать даже во сне, и я чувствовала слезы на щеках.
        Разбудила меня сестра, растолкав как следует за плечи.
        - Сколько можно стонать уже? Просыпайся. Если снится страшный сон, то лучше проснуться, - приговаривала она, пихая меня кулаками.
        С трудом разлепив глаза, я уставилась на Снежанку.
        - Который час? - Я еле говорила, так тяжело ворочался язык.
        - Вечер. Уже больше шести. Ты проспала весь день, Матвей успел уйти к себе домой. Я принесла тебе сырники и сметану и еще - твой любимый кофе. Садись и поешь. А после ты мне все расскажешь. Абсолютно все, договорились?
        - Кофе… - пробормотала я. - Сейчас очень нужен кофе. Хотя бы пару глоточков.
        - Целая кружка. Пей и рассказывай.
        И я принялась рассказывать. Медленно, неторопливо, поедая сырники и попивая кофе. Ничего не утаивая. Про старую церковную библиотеку. Про хижину деда Стефана. Про волшебные обереги и кланы Варты. Про ведьмачек, нападавших на нас. Про желания, записанные в Желанной. Когда добралась до сломанной ноги сестры, Снежанка охнула и обхватила себя за плечи, но промолчала.
        Она молчала до самого конца моего рассказа, и глаза ее казались мне невероятно мудрыми и глубокими. А когда я закончила, заговорила моя сестра:
        - Все началось с того, что мама взяла меня с собой. Сказала, что надо сходить в школу и поговорить с одним учителем. Так и сказала: «Просто поговорим с учителем». Я не спросила зачем. Подумала, что она нашла для меня репетитора и теперь придется всерьез учить уроки. Даже малость расстроилась. А мы пришли в школьную подсобку, в старые мастерские, где давно никто не занимается. И вот, - Снежанка вздохнула и еще крепче обняла себя за плечи, - и вот мы пришли, а он сидит там. Ваш классный, Григорий. Такой красивый и странный. Глаза у него как будто горели, знаешь? Как будто в них был огонь. Я не могу объяснить, но, пока он говорил, я смотрела и смотрела ему в глаза. Он зажег свечи, выключил свет, развел огонь в небольшой такой железной чашке и начал что-то бормотать. И все время смотрел на меня. И это было…
        - Это было ужасно, - мрачно подсказала я.
        - Меня словно сковало. Как будто кто-то держал за руки и ноги. А после он дал моей матери такой круглый медальончик и велел носить при себе. Сказал, что она получит все, что хочет, только медальон нельзя снимать. И тогда Богдан будет моим. Потом мать объяснила, что делала приворот на твоего парня, Богдана. Она нашла его брелок от ключей и решила сделать все, чтобы он стал моим парнем.
        - Нормально так… - буркнула я.
        - Ну, она сказала, что ты все равно его не любишь, что Богдан будет с тобой несчастлив, а каждый человек заслуживает счастья. И мне будет лучше с Богданом, а Богдану будет лучше со мной.
        - Веские аргументы.
        - Мне было страшно. Так страшно, что я не могла спать ночами. А ты стала где-то пропадать, приходила поздно или вообще не приходила. Но я не могла тебе ничего рассказать, просто язык не поворачивался. Тем более что я действительно стала встречаться с Богданом. Мы поцеловались с ним на первом же занятии по алгебре. Мать это придумала - зашла к бабушке Богдана и попросила, чтобы он позанимался со мной. И на первом же занятии он меня поцеловал. Это было классно, - призналась сестра.
        - Потому что ты не целовалась больше ни с кем до Богдана, - догадалась я. - Это были твои первые в жизни поцелуи.
        - Ага, - грустно согласилась сестра. - И вот, мы стали встречаться, и все было хорошо вроде как. У тебя был Матвей, такой классный, такой красавчик и весь из себя крутой, что меня даже не мучила совесть. Раз ты нашла себе нового парня, я вполне могла взять твоего старого.
        - Нормальная такая логика…
        - Ну, что поделать. Так вот случилось. А после выпускного вечером к нам заявился сам Луша. Просто пришел, выломал замок на двери, и мать стала странной. Какой-то бешеной. Раскачивалась на кухне около плиты и выла, как собака. А Луша схватил меня и уволок. Запихнул в машину и велел молчать, потому что, если я закричу, он убьет тебя.
        - И ты молчала?
        - А что мне было делать?
        - О боже…
        - А дальше был ангар. И он там… убил несколько черных собак и вылил их кровь в чашу… и…
        Снежанка стала заикаться, затряслась вся, и я вскочила, обняла сестру и велела замолчать.
        - Не надо рассказывать про эти ужасы. Я сама прекрасно все видела. Ну его на фиг. Теперь Луши нет, потому что Марьян отрубил ему голову…
        - Ты… Ты любишь Марьяна? - тихо спросила сестра.
        - А ты запала на Матвея, да? - в свою очередь уточнила я.
        - Мне всегда нравились твои парни, - грустно вздохнула сестра.
        - Матвей не так прост. Ты видела, кто он на самом деле.
        - Тем больше он нравится.
        - Смотри не влюбляйся в ведьмака.
        - Но ты же влюбилась в Вартового.
        - Влюбилась, - вздохнула я. - И очень хочу его увидеть.
        - Так позвони. У тебя же есть его номер.
        - Точно, у меня есть его номер!
        Действительно, можно просто позвонить Марьяну, ведь он оставил свой номер на всякий случай. Я торопливо нашла его в контактах и нажала вызов. Гудки буквально взрывали мозг, и каждый казался невероятно длинным. Сестра смотрела на меня и понимающе улыбалась, а я бегала по комнате, крепко прижимая свой беленький «самсунг» к уху.
        Наконец Марьян ответил.
        - Привет. - Голос показался слишком тихим. - Я у твоего дома. Выходи в сад. Прямо сейчас.
        Коротко и ясно. Я рванулась к шкафу, забитому разными девчачьими шмотками. Выудила первые попавшиеся шорты, натянула их, заправила белую футболку, зашнуровала кеды и кинулась вниз, коротко бросив, что Марьян пришел.
        - Иди к нему. Иди к своему любимому, - проговорила вслед сестренка, но я уже не слушала.
        5
        Я увидела его сразу, едва выскочила из дома. Он ждал у ворот. Взгляд был долгий и грустный, словно Марьян не видел меня целую вечность и невероятно соскучился. Глаза казались совсем темными, волосы были убраны назад, на скуле - царапина. Я подбежала к нему, буквально подлетела, едва касаясь земли ногами, и обхватила за шею.
        Он тоже меня обнял, крепко обнял и зарылся лицом в мои волосы, повторяя шепотом мое имя.
        - Я ждала тебя, - проговорила я, не размыкая рук. - Я боялась за тебя.
        - Я жив, все хорошо, - ответил Марьян и поморщился.
        - Извини! Ты ранен? Извини. - Быстро отстранившись, я оглядела своего парня.
        На нем была черная футболка и черные джинсы. И никакого оружия. Никаких мечей на поясе, ножей или оберегов. Обычный парень в черной футболке.
        Обычный парень с зелено-карими глазами.
        - Я думал о тебе, - проговорил Марьян. - Я все время о тебе думал.
        - Знаю…
        - Ты не должна была видеть того, что видела. Мне надо было оставить тебя дома.
        - Я бы не осталась, ты же знаешь. И я не жалею. Я должна быть с теми, кого люблю.
        Марьян улыбнулся, но как-то грустно.
        - Ты упряма, Мирослава. Но это в тебе и нравится больше всего. Маленькая, храбрая, упрямая девчонка. Я хочу, чтобы ты всегда оставалась такой. И хочу запомнить тебя именно такой.
        - Что-то случилось? - вдруг осенило меня.
        - Случилось. - Марьян поднял глаза и посмотрел куда-то вдаль, мимо меня. - Я теперь Жнец, ты же знаешь.
        - И что?
        - Жнец кланов не может иметь близких.
        - Что, вообще никого?
        - Не может иметь жену, детей или девушку. Он должен быть один, всегда один, чтобы честно и непредвзято выполнять свое предназначение. Таково проклятие кланов. Ничто не дается нам просто так, даром. Все имеет обратную сторону, понимаешь?
        - Не понимаю.
        - Чтобы быть Жнецом, мне придется пожертвовать своей девушкой. Мне придется отказаться от тебя.
        - Да пошли они к черту, Марьян! - взорвалась я. - Пошли они к черту! Почему ты должен их слушать? Ты свободен! Ты Жнец! А если не хочешь, то не будь этим чертовым Жнецом! Поехали со мной в Старый город и будь просто свободным человеком!
        - Я же говорил, что ты храбрая и отчаянная девчонка, - улыбнулся Марьян и покачал головой. - Если бы это было так просто. Но на самом деле - это как с Желанной. Никуда не деться от своих желаний, от своей мести, от своего прошлого. Они найдут тебя везде. И твое предназначение тоже найдет тебя везде.
        - Но если ты Жнец, то можешь сам решать!
        - Не все. Я могу решать, но не все.
        - Слышать ничего не хочу. Ты всегда будешь моим, а я всегда буду твоей.
        - Это опасно. Тем самым я подвергаю тебя страшной опасности. Я не могу так поступить.
        - Что может быть хуже того, что твоя мать стала ведьмой и пыталась тебя убить? Марьян, чем еще можно меня напугать? Я уже всякого повидала. Я сама из кланов Варты. Думаешь, меня можно испугать какой-то возможной опасностью?
        - Опасность вполне реальная.
        - Плевать. Я не отпущу тебя.
        И я схватила Марьяна за руку. Увидела знакомый шрам от собачьих зубов на запястье, новые длинные царапины и небольшую ранку с несколькими свежими швами. Сжала его пальцы - такие длинные и тонкие - и подняла глаза на своего парня.
        Марьян смотрел на меня и улыбался:
        - Ладно. Пусть будет так. Попробуем остаться вместе. Но никто не должен этого знать, даже твоя сестра, понимаешь? Это будет нашей тайной. Никаких встреч, никаких прогулок и поездок. Я сам напишу тебе в «Вайбер», когда мы сможем встретиться.
        - Только не тяни.
        - Не буду. Думаю, мы устроим нечто вроде тайного свидания уже на этой неделе.
        - Тогда поцелуй меня, - совсем тихо проговорила я.
        И Марьян поцеловал. Он обнял меня, и его прохладные, такие мягкие, такие невероятно классные губы прижались к моим, и розы вокруг запахли оглушительно и ярко, и небо поднялось огромным, бескрайним куполом, и мир дрогнул и рассыпался на миллион маленьких розовых лепестков.
        - Это ты - моя Желанная, Мирослава. Ты любимая и желанная и всегда ею будешь, - прошептал мне на ухо Марьян. - Ты должна это знать. Любимая желанная девушка.
        Мы целовались в розовом саду моей бабушки и чувствовали себя невероятно счастливыми.
        Глава восемнадцатая. Матвей
        1
        Прах к праху. Тлен к тлену. Ненависть к ненависти.
        Колкие ветки стегали по плечам, трава доставала до брюха, а земля под длинными когтями становилась мягкой и податливой. Он был медведем, громадным медведем, на клыках которого все еще чернела кровь растерзанной ведьмы. Он был хищным зверем, злым, яростным зверем, чей дом - чаща, а пища - сырое мясо. И лес охотно принял своего властелина. Темнота расступилась, деревья зашелестели, отвечая на злой рык Чугайстера. Кабаны, подняв головы, насторожились, готовые прийти по первому зову. Зайцы затрепетали, понимая, что должны подчиниться, едва Чугайстер их позовет.
        И неизвестно, сколько Матвей носился бы по лесу, если бы его не встретила Руська. Мавка вышла из чащи, остановилась - маленькая светлая фигурка на фоне высоких деревьев - и помахала ему рукой.
        - Матвей! - крикнула она. - Матвей! Снимай капюшон.
        И тогда Матвей вспомнил, что он не медведь. Не дикое и злое животное, желающее рвать и убивать, но человек. Хлопец, получивший в наследство невиданную силу своего предка. Он поднялся на задние лапы и с великим трудом стянул с себя медвежью башку, снова ставшую для него капюшоном.
        А после упал на тропинку и долго лежал, глядя вверх и прислушиваясь к тому, как медленно шелестит ветвями ветер, как несмело и робко начинают чирикать птицы, предвещая восход солнца.
        Лишь когда рассвело, он нашел в себе силы встать, взять тяжелый плащ и дойти до хижины Стефана, чтобы повесить медвежью шкуру на пугало, где ей и было самое место.
        2
        У пани Святославы Новицкой был уютный дом, в котором хорошо жилось бы Мирославе и ее сестре. Давно надо было вернуться в свою семью, к своим истокам, ведь ничто не связывало Миру с женщиной, которая называла себя ее матерью.
        Матвей прошелся по просторному холлу, осмотрел комнату Мирославы и пообещал подруге, что ее Марьян непременно придет. На самом деле Матвей понятия не имел, где сейчас Марьян Вивчар и чем занимается, но почему-то не сомневался, что эти двое еще не раз встретятся.
        Пора было возвращаться к себе. У Матвея был собственный дом и Скарбник, с которым еще много о чем следовало поговорить. Имелись собственные семейные секреты, которые надо обсудить. Например, куда делся младший брат прадеда Стефана. Как знать, может, с его стороны тоже есть длинная ветвь родственников?
        Поэтому, слегка отдохнув, Матвей покинул уютный особняк, вызвал такси и отправился к себе, в свой дом, который вдруг показался ему тихим и даже немного мрачным. Матвей надеялся, что Скарбник встретит его у дверей и поинтересуется, как дела, да и вообще поговорит с ним человеческим голосом, развеет тишину и сумрак отчего дома. Но громадный котяра куда-то пропал, словно сквозь землю провалился. На кухне, правда, было чисто и аккуратно прибрано, как Матвей и любил.
        Оставалось только сделать себе кофе и идти отдыхать. Но у Матвея было еще одно важное дело - следовало поскорее уничтожить остатки медного медальона. Поэтому Матвей спустился в дедову мастерскую, поставил дымящуюся кружку с кофе на деревянный верстак и принялся растапливать стоящую в углу железную печурку. Сложил дрова, сверху прикрыл соломой и кусками газет, поджег их и какое-то время наблюдал за пляшущими языками пламени.
        Остатки медальона покрылись зелеными налетом и стали похожи на тысячелетние черепки, которые выкапывают из земли археологи. Матвей опасался к ним прикасаться, он слишком хорошо ощущал вибрирующую в них темную силу. Чувство опасности было настолько велико, что мерзли пальцы, хотя огонь в печи полыхал совсем близко.
        Конечно, эти штуки надо было сжечь. И книга Желанная тоже должна была отправиться в огонь, чтобы никто больше не записывал свои желания на ее страницах и Марьяну не пришлось ломать людям ноги или делать что-нибудь похуже. Вивчар станет свободным, но не до конца. Теперь он Жнец кланов Варты, и это значит, что придется постоянно разбирать клановые ссоры, следить за порядком в городке и отказаться от надежды иметь близких рядом с собой.
        Теперь Марьян Вивчар сам по себе.
        Странную шутку сыграла с ним Желанная. Или это дело Скарбника? Написав свое желание, Матвей отлично понимал, что оно исполнится. Марьян убьет Григория Лушу и сам станет Жнецом, а значит, не сможет быть вместе с Мирославой. Вроде бы желание хорошее, но оно оставляет Мирославу Матвею.
        Девушка с карими глазами теперь свободна. Ее можно завоевать, за ней можно ухаживать и лелеять надежду, что однажды она будет принадлежать ему, правнуку ведьмака. Хороший выверт, но от этих мыслей становилось не радостно, а тошно.
        Матвея вообще тошнило. Есть не хотелось. В доме пани Новицкой он лишь надкусил шоколадку и едва осилил бутерброд с сыром. Запах мяса и сосисок, лежащих в холодильнике, огромное количество других запахов не давали покоя. Матвей был рад, что в мастерской Стефана пахнет лишь травами. Там было комфортно и спокойно, потрескивающий огонь казался уютным и милым. Наконец печь разгорелась, и остатки медальона полетели в огонь, вспыхнув странным зеленым светом.
        Теперь настала очередь книги. Желанная, та самая книга, вокруг которой было столько войн, споров и разногласий, тоже отправится в огонь. Из-за этой книги Надия Совинская уничтожила семью Стефана - родных и близких Матвея.
        Матвей рассеянно пролистал желтые страницы, удивляясь их прочности, прочел последние записи Мирославы и вздохнул. Эта девчонка получила все, что хотела, - семью, любовь и друзей. Исполнились ее истинные желания. Сломанная нога сестры - это, конечно, отвратительно. Но это желание было написано в момент отчаяния, да и то, пожалуй, Мирослава хотела лишь защитить Снежанку.
        Мирослава подошла к самому обрыву, но не сорвалась в пропасть алчности, злости и ненависти. Она все-таки осталась собой, и Желанная не смогла ее поработить. И именно благодаря этой книге Мирослава нашла свою любовь - она ведь влюбилась в наглого Вивчара. Матвей видел, как сияли глаза подружки, видел, как эти двое держались за руки, и не сомневался, что они - хорошая пара.
        Может, зря Матвей сделал запись в Желанной, зря обрек Марьяна на серьезные и нелегкие обязанности? Но из Марьяна получится хороший Жнец, который будет заботиться о городе, а не о самом себе. А уж как сделать так, чтобы остаться вместе, Марьян и Мирослава придумают.
        Потертые страницы, исписанные такими разными почерками, манили к себе. Хотелось сесть и прочесть все желания представителей кланов Варты. Хотелось понять, что же это за книга такая, откуда она взялась, в чем ее сила…
        Но, конечно, дело не в книге, дело в людях. Дело всегда только в людях. Собственную жадность и злость не скроешь и не спрячешь. Истинные желания определяют сущность человека. Понимая это, Матвей медлил. Переворачивал страницы, рассматривал фотографию прадеда Стефана и его девушки. Кулон на шее Мирославы Дайненко - тот самый, что теперь висит в витрине «Старой Праги». Надо будет забрать его, эта вещь принадлежит семье Матвея.
        Кулон забрать, а старую фотографию поставить в рамку. Пусть напоминает о прошлом и настоящем. О том, что враги из прошлого могут оказаться опасными и в настоящем, а старая ненависть может свести в могилу. И пусть напоминает о Желанной, о книге, которая выполняет истинные желания.
        Матвей завернул книгу в старый шерстяной платок и аккуратно убрал в дедов сундук. Пусть полежит там до поры до времени. Возможно, Матвей еще запишет в ней свои истинные желания.