Месть Империи 4. Бремя Власти Дмитрий Емельянов
        Месть Империи #4
        События, вроде бы, текут по плану Великого магистра, но жизнь постоянно вносит свои коррективы, а человеческие чувства зачастую превалируют над расчетом и логикой, делая большую игру все более непредсказуемой. Ситуация постоянно меняется, и те, кто был наверху и рулил судьбами мира, в одночасье могут оказаться в самом низу, в буквальном смысле сброшенными в яму.
        Месть Империи 4. Бремя Власти
        Глава 1
        Начало весны 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        В черной прозрачности южной ночи стены и башни Ура почти сливались с горой, и даже цитадель, венчающая вершину, словно бы растворилась в темной пустоте. Погруженный во мрак город казался пустым и безжизненным, и лишь редкие огоньки факелов, мелькающие за высокими зубцами стен, говорили, что это не так. Ур все еще жил и готовился принять смертельный бой.
        Внизу, у подножья горы, наоборот, ночь, словно прожженная тысячью огней, светилась бесчисленными кострами осаждающей армии. От этого скопища людей и незатихающего, даже в ночное время, гула исходила пугающая угроза голодной и жаждущей разрушения силы. Имперская армия, как огромный беспощадный зверь, замерла перед решительным прыжком. В каждой палатке, в каждом шатре с минуты на минуту ждали сигнала к штурму.
        Внутри периметра имперских легионов это напряжение скрывалось за личиной безукоризненного порядка и дисциплины, и только свет в шатре стратилата в такой неурочный час мог подсказать, что эта ночь не закончится так же спокойно, как и предыдущие.
        Четыре массивных подсвечника наполняли шатер Навруса светом двух десятков толстых оплавленных свечей. Колышущиеся тени плясали на сосредоточенных лицах четырех человек, склонившихся над картой.
        Фесалиец поднял взгляд на Велия.
        - Скоро я прикажу поднимать легионы, и мы начнем выдвигаться. Успеешь?
        Лука лишь молча кивнул, а Наврус положил растопыренную ладонь на карту.
        - Повторю! Начинают два наших легиона. К этому времени ты со своим отрядом… - Его маленькие глазки уперлись в лицо Велия. - Должен быть уже на месте. Как только протрубят атаку и легионы пойдут на штурм, горожане бросятся на стены. Мы атакуем широким фронтом северную, восточную и западную стены города, но в первую очередь внимание защитников города будет приковано сюда и сюда. - Его палец ткнул в нарисованный на плане незаконченный вал и два подвесных моста. - Их возможности не безграничны. Неизбежно, они вынуждены будут снять людей с южной стены, оставив там лишь караульные посты. Горожане уверены, что там штурм невозможен, и мы этим воспользуемся. Лука со своими людьми скрытно заберется по скале и поднимется на стену. Он сам отобрал бойцов, способных на такое и готов за них поручиться. Ведь так? - Взгляд стратилата вновь метнулся к лицу новоиспеченного легата первого легиона, и тот, тяжело вздохнув, еще раз молчаливо кивнул.
        Проблемы Луки по отбору людей сейчас Навруса не волновали, и он сделал вид, что не заметил демонстрации озабоченности, а вцепившись глазами в лицо Велия, добавил с металлом в голосе:
        - Заберешься на стену, снимешь стражу и, не вступая в стычки, максимально быстро двинешься к главным воротам. - Его палец резко прочертил на карте прямую линию, пересекающую город с юга на север.
        Молчавший до этого Прокопий поднял голову.
        - Эта часть плана меня смущает больше всего. Улочки города - узкие, как расщелины в скале, там легко организовать оборону. - В устремленных на стратилата глазах патрикия застыла искренняя тревога. - Если им удастся остановить отряд Велия или хотя бы его задержать, то весь план рухнет, как карточный домик.
        В ответ на лице Навруса появилась довольная ухмылка, он обожал вопросы, к которым был заранее готов.
        - Вы абсолютно правы, мой несговорчивый друг, в нашем плане много уязвимых мест, и это одно из них, но… - Замолчав, Фесалиец позволил себе насладиться моментом и продолжил, лишь когда Иоанн одарил его раздраженным взглядом. - Лука предложил отличный выход, и я не могу не оценить его талант. Как известно, прятать лучше всего на самом видном месте, и мы воспользуемся этой прописной истиной. Наши лазутчики, переодетые под сардийцев, не будут скрываться. Спустившись в город, они, наоборот, поднимут шум и с криком «Имперцы прорвались в город! Враг на южной стене!», побегут в противоположную сторону. В темноте, в условиях возникшей паники и полной неразберихи, думаю, никто не отличит их от тех сардов, что сейчас находятся в городе и не встанет у них на пути. Более того, панический слух о прорыве с юга ослабит оборону на главных направлениях штурма и поможет нам взойти на стены.
        По лицам своих слушателей Наврус уже видел, что их с Велием план оценен по достоинству и возражений не будет, но все-таки не удержался и повернулся к Прокопию.
        - Ну, что скажете, мой въедливый друг? - Его пухлые губы растянулись в ехидную улыбку. - Такой вариант вас устроит?
        Вместо своего наставника ответил Иоанн:
        - Мне нравится, должно сработать. - Он резко поднялся, чуть не опрокинув табурет на котором сидел, и, пройдясь взглядом по лицам собравшихся, добавил. - Осталось лишь выполнить задуманное!
        Эта порывистость воспитанника, как и его странное выражение лица, не понравились Прокопию. Цезарь уже второй день был словно не в себе, но на все вопросы либо отмалчивался, либо отделывался ничего не значащими фразами. Патрикий собрался было подняться вслед за своим подопечным, но тот мягко, но безоговорочно положил ладонь ему на плечо и произнес:
        - Все нормально. Если нерешенных вопросов больше нет, то я, пожалуй, пойду готовиться к штурму. - Стараясь не выдать терзающие его мысли, Иоанн уже сделал шаг к выходу, но в последний момент остановился, и, словно решившись на что-то, произнес:
        - Лука, зайди ко мне сейчас. - Не отвечая на вопросительный взгляд Прокопия, он решительно отдернул полог шатра и молча вышел.
        После душной атмосферы шатра ночной воздух подействовал успокаивающе, и вздохнув полной грудью, Иоанн зашагал к своим палаткам. Мешая сосредоточиться на предстоящем штурме, его не переставая мучил один вопрос. Где Зара? Он не видел ее уже несколько дней, и это не давало ему покоя. В голове стоял их последний разговор и ее обещание решить проблему свидетеля. Стойкое предчувствие случившейся беды требовало от него действий, но в стремительно меняющейся обстановке он никак не мог решить, что же предпринять. Не хватало информации для правильного решения, но и просто ждать, когда ситуация хоть как-то определится, у него не было сил. Ему уже было абсолютно ясно - если Зара до сих пор не объявилась, значит, она попала в лапы Трибунала и ей требуется помощь
        «Мне нужен совет. - Убеждал он самого себя и тут же правил. - Нет, мне нужна помощь. Помощь человека способного действовать решительно и без оглядки на последствия».
        Трезвая оценка событий полностью убедила его, что скрытые поиски, как, впрочем, и любые разумные меры, приведут лишь к потере времени и что самое страшное - к возможной гибели Зары. Одна только мысль об этом приводила его в ужас и заставляла скрежетать зубами от собственного бессилия и глупости.
        «Я сам, собственными руками, толкнул ее в застенки Трибунала! Как можно было позволить ей действовать в одиночку? Без помощи, без прикрытия!» - В отчаянии он крыл себя последними словами, но в каком бы взвинченном состоянии он не находился, его мозг независимо от него работал, как идеально отлаженный механизм. Работал и искал выход.
        Сейчас, глядя на входящего Велия, он уже принял решение, с которым сам же никогда раньше бы не согласился.
        - Мой император, вы хотели меня видеть? - Лука остановился у входа, и Иоанн нетерпеливо шагнул навстречу.
        - Зара пропала! - Он выпалил эти слова, как будто они жгли ему душу. - Ее нет уже несколько дней!
        Иоанн замолчал, словно ожидая ответной реакции, но Лука не стал торопиться с ответом. За те годы, что он охранял этого юношу, он прекрасно его изучил. С первого же взгляда на жестко стиснутые губы ему стало понятно, что несмотря на кажущуюся горячность, этот парень не ждет от него совета или каких-либо слов. Решение уже принято и от него требуется лишь безукоризненно выполнить задание.
        Помолчав, он все же задал вопрос.
        - Вы знаете, где она?
        - Точно сказать не могу, но думаю ее схватили служители Трибунала.
        После этих слов в шатре застыла тяжелая тишина, и Велий, прочтя в глазах цезаря ответы на все вопросы, подумал: «А почему бы и нет. Сейчас, пожалуй, самое подходящее время. Лагерь поднят по тревоге. Легионы выдвигаются на позиции. Ночь, десятки пехотных колонн, сотни всадников. Суета, и все плохо понимают, где кто. Если аккуратно войти в расположение Трибунала, положить охрану мордой в землю…» - Тут, на лбу Велия собрались тяжелые морщины. - 'Нет, в случае с Трибуналом оставлять свидетелей непозволительная роскошь. Эти ничего не забывают и подобного не прощают. Проще будет тихо всех вырезать, забрать девушку и этого дурня-конюха, будь он неладен, и также тихонько уйти. Пожалуй, возможно. Если обойдется без непредвиденных случайностей, то времени много не займет, и никто даже внимания не обратит.
        Испытывающий взгляд Иоанна не отпускал, и молча кивнув, Лука задумчиво произнес:
        - Нападение на Трибунал сильно отдает гарью костра, тут надо трижды подумать, кого на такое дело брать.
        Иоанн терпеливо ждал продолжения, и его бывший телохранитель, помолчав с минуту, добавил:
        - Отобранных для вылазки бойцов не возьмешь, им уже пора выдвигаться, но, пожалуй, в первой когорте найдется еще пара десятков. У Понция ребята не приучены задавать лишние вопросы. Разберемся с Трибуналом, а потом я догоню свой отряд.
        Цезарь выдохнул с облегчением и отвел взгляд.
        - Хорошо, но я пойду с тобой. - Подхватив тяжелый ремень с ножнами, Иоанн торопливо затянул его на поясе.
        - Вряд ли это разумно. - Попытка бывшего комита охладить юношеский пыл встретила лишь гневную отповедь.
        - Я просил помощи, а не советов, и тем более таких… Не забывай с кем ты говоришь, Лука!
        Велий тут же вытянулся во фрунт.
        - Простите меня, мой император! Сказал, не подумавши.
        Накинув плащ, Иоанн внимательно и, словно бы извиняясь за вспыльчивость, посмотрел другу прямо в глаза.
        - Это не прихоть. В таком деле будет лучше, если бойцы увидят того, чей приказ исполняют. - Он вскинул голову. - Я готов. Времени в обрез, скоро штурм.

* * *
        Шатры отделения Трибунала в Великой армии стояли особняком у самых скал. Обнесенные частоколом, они мрачно темнели отстраненной тишиной на фоне мелькания факелов и всеобщего движения остального лагеря. Прямо за рогатками входа начинался крутой подъем, и черная гора нависала над палатками защитников Огнерожденного, словно вся та темная сила, с которой они были призваны бороться. С другой стороны к самому частоколу примыкали палатки второго дикого легиона, и сейчас, поднятый по тревоге, тот, строясь в походные колонны, выдвигался к месту сбора. Желтые пятна факелов лишь сгущали ночную тьму, а горное эхо накрывало все вокруг грозным топотом тысяч походных сандалий.
        Обойдя верхом расположение варварских легионов, Лука вывел два десятка бойцов прямо к тропе, спускающейся ко входу в расположение Трибунала. Сейчас пользуясь засветкой и грохотом с другой стороны, он, оставаясь незамеченным, рассматривал стоящих в карауле служителей буквально с двадцати шагов. Прямо в затылок ему дышал Понций, а за ним, вытянувшись в цепочку, замерли в ожидании отобранные им легионеры.
        Прикидывая варианты, Велий недовольно хмурился. - «До начала штурма еще часа три. Надо успеть закончить все здесь и добраться до южной стены. Времени достаточно, но и медлить нельзя. Придется действовать наудачу, без разведки».
        Словно услышав его мысли, послышался шепот центуриона:
        - Я сниму этих олухов у входа. Потом один десяток берет канцелярию и шатер прокуратора, а остальные разберутся со спящими стражниками. Думаю, проблем не будет, проснутся уже в раю. - Шепот умолк, но через мгновение центурион задумчиво добавил: - Или в аду. Огнерожденный там сам разберется.
        «Самые простые решения подчас самые верные» - подумав, Лука молча кивнул в сторону стражи - хорошо, действуй.
        Дав своим знак - всем оставаться на местах, Понций бесшумно шагнул в сторону и пропал в темноте. Выждав несколько минут, Велий открыто двинулся по тропе в сторону лагеря. Караул, меньше всего на свете ожидавший нападения, очнулся, когда тот был уже шагах в трех.
        - Стой, куда прешь? - В недовольном тоне не было ни капли сомнений и страха.
        Лука остановился и произнес с той нагловатой уверенностью, что так славятся имперские дукенарии:
        - Кто у вас тут старший? У меня послание от командующего.
        Стражники с сомнением переглянулись, будить начальство в такой час им совсем не хотелось, и подумав, один из них сделал шаг вперед.
        - Давай мне, я передам.
        Не двинувшись с места, Лука протянул руку, и стражник инстинктивно шагнул навстречу. Второй, лениво наблюдавший за происходящим, даже не заметил, как за спиной у него выросла мощная фигура Понция. В его глазах вспыхнул ужас лишь в тот момент, когда жесткая ладонь зажала ему рот, а оточенный клинок полоснул по горлу.
        Предсмертный хрип и бульканье разорванного горла заставили его напарника удивленно повернуть голову. Ошеломленный, тот едва успел открыть рот, как меч Велия, пробив грудную клетку, ударил точно в сердце.
        Подошедший центурион, оценив взглядом удар своего легата, лишь покачал головой.
        - Вот что значит не одевать панцирь в караул. Драть их некому!
        Усмехнувшись, Лука двинулся вперед, успев подумать, что Понций не был бы лучшим центурионом армии, если бы даже в такой момент не пропустил столь явное нарушение устава.
        Впереди небольшой плац, засыпанный светлым песком, прямо за ним большой шатер прокуратора и канцелярии, слева палатки служителей, справа большой полотняный навес для стражи Трибунала. Велий жестами разбрасывал бегущих легионеров.
        - Вы трое туда! - Его палец ткнул в белеющие конусы слева.
        - Понций, займись стражей.
        - Остальные за мной! - Он рванулся к шатру прокуратора. Теперь все решала слаженность и быстрота. Не дать служителям опомниться и поднять тревогу. Краем глаза он отметил, как Понций со своим десятком ворвался в длинную палатку стражей Трибунала и оттуда послышались глухие удары мечей и предсмертные хрипы.
        Шатер прокуратора был пуст, и легионеры, обшарив каждый закуток лагеря, вытащили лишь пятерых священников Трибунала и еще одного громилу с шальными бегающими глазами на помятом сонном лице. Всех поставили на колени прямо перед главным шатром. Послушники злобно шипели и бросали по сторонам бешеные взгляды, но не сопротивляясь, покорно опускались на песок. Лишь здоровяк, вдруг словно очнувшись, рванулся и, замычав что-то нечленораздельное, попытался вырваться из рук, но удар рукоятью меча в затылок мгновенно его успокоил. Туша экзекутора рухнула лицом в землю, и это подействовало парализующе на остальных, они затихли, и опустив глаза в землю, со страхом ждали что же будет дальше, не понимая - что за безумцы решились на них напасть.
        Иоанн вошел в расположение Трибунала последним, когда все уже было кончено. Пройдя перед пятеркой пленных, он выбрал того, что постарше.
        - Кто у вас сейчас главный вместо Исидора?
        Ответа не последовало, но взгляды четверых инстинктивно дернулись в сторону одного, и тот, сжавшись, опустил голову.
        Это не осталось без внимания, и цезарь остановился напротив стоящего на коленях молодого человека.
        - Имя?
        Священник молчал, не поднимая глаз, и легионер за его спиной с силой пнул его ногой в спину.
        - Отвечай, когда тебя спрашивает император!
        Распластавшийся на земле, служитель поднял разбитое в кровь лицо.
        - Иеремий, мой господин. - В его глазах застыло удивление, перемешанное с ужасом. - Старший послушник Иеремий.
        Иоанн присел на корточки и взглянул в глаза лежащему на песке человеку.
        - Где девушка, Иеремий?
        - Какая девушка? - В расширенных зрачках вспыхнуло искреннее непонимание, и Иоанн недовольно поморщился.
        - Скажи мне, где девушка, Иеремий, и я обещаю, вы умрете быстро и безболезненно.
        - Я не-е-е зн-н-аю! - По смотрящему на Иоанна лицу потекли слезы. - У нас не-е-ет никакой девушки.
        Цезарь поднял мрачно-вопросительный взгляд на Велия - «что будем делать?», и тот задумчиво почесал подбородок. Пытать человека ему уже приходилось и не раз. Сейчас его останавливало совсем другое. Интуиция подсказывала старому солдату, что здесь что-то не так. Этот слуга трибунала не врал, в таком деле Лука знал толк.
        Он молча присел рядом с цезарем и уставился немигающим взглядом в лицо послушника.
        - А парень? Тот, кого вы похитили? Он где?
        В ответ, в глазах лежащего вспыхнула искра безумного страха.
        - Я не знаю. Его забрали.
        - Кто? - Лука жестко схватил пытающееся отвернутся лицо.
        - Я не-не знаю.
        Вот теперь Велий видел, что послушник врет и, сжав ладонь, заставил того скривиться от боли.
        - Кто забрал?
        - Я не знаю, поверьте! - Молодой служитель почти завыл, обливаясь слезами. - Поверьте мне!
        Не отпуская скулящего священника, Лука вопросительно взглянул на цезаря, и тот, поморщившись, отрезал:
        - Он врет.
        Молчаливо согласившись с Иоанном, Велий вытащил нож, и перехватив жертву за ухо, одним движением отсек его под самый корень. Рот послушника распахнулся было в отчаянном вопле, но широкая ладонь комита зажала его раньше.
        - Ты же слуга Трибунала, - взгляд Велия уперся в переполненные болью глаза, - о пытках знаешь не понаслышке. Не мучай себя. Просто скажи, и все закончится.
        Священник что-то замычал, и Лука ослабил нажим.
        - Логофет! - Потрескавшиеся губы скривились невыносимой мукой. - Его забрали люди Сцинариона!
        Глава 2
        Допрос остальных служителей ничего нового не принес. Все в один голос твердили, что девушки не было, а еле живого парня не так давно забрали люди Великого логофета.
        Иоанн задумчиво отвернулся, и Понций, переглянувшись с Велием, воспринял это как сигнал к окончанию. Легкий кивок головы, и его бойцы добили скулящих защитников веры, так же деловито и равнодушно, как если бы втыкали свои мечи в мешки с песком на учебном плацу.
        Цезарь услышал шум и предсмертные хрипы за спиной, но даже не обернулся. Привыкнуть к смерти оказалось не так уж сложно. В душе не возникло ни капли жалости, ни попытки оправдать себя - «мол они это заслужили», наоборот, какая-то равнодушная отстраненность. Он поступил так, как должен был поступить, и судьба этих людей его уже не интересовала. Сейчас его тревожил только один вопрос, и мозг лихорадочно пытался связать концы с концами: «Где Зара? Варсаний забрал конюха, как свидетеля преступления, чтобы в дальнейшем использовать его против меня. Это понятно. Зара могла узнать об этом. И чтобы она тогда сделала? Попыталась вытащить или убить парня, как обещала. Значит, она пошла по следу, и раз не вернулась, то выходит попалась в ловушку Сцинариона».
        Хотелось основательно все продумать и взвесить дальнейшие шаги, но взгляд подошедшего Велия напомнил - времени нет.
        Иоанн взглянул прямо в глаза своему бывшему телохранителю.
        - Что думаешь, Лука?
        Тот понял вопрос правильно и с сомнением покачал головой.
        - Думаю, провернуть тоже самое с Варсанием нам вряд ли удастся. У него своя охрана. Не меньше полусотни преданных ему лично бойцов. А у нас… - Лука обвел взглядом два десятка легионеров. Надо все обдумать и подготовиться как следует.
        Здравый смысл в словах комита был очевиден, но все-равно, Иоанн знал, что тот неправ. Что-то подсказывало ему - эта ночь решает все, и не только он играет ва-банк. Повторив про себя, - «Ни в коем случае нельзя упускать инициативу, потерянное время не вернуть», - цезарь нашел взглядом стоящего в ожидании Понция, и у него созрело окончательное решение.
        - Лука, - он вновь вернул свое внимание Велию, - тебе уже пора догонять свой отряд. Мы здесь справимся без тебя.
        Жестом остановив попытку возразить, Иоанн отрезал:
        - Это не обсуждается, - и помолчав, добавил, чуть смягчив тон. - Общий план штурма не должен пострадать ни в коем случае.
        В том свете, в каком он видел дальнейшее развитие событий, Лука ему только мешал. Тот попросту не даст воплотить задуманное, и никакие грозные окрики не помогут. Какой бы титул не носил сейчас Лука Велий, все равно он был и остается его телохранителем и другом. Черту, за которой риск для жизни цезаря превысит отмерянный им самим предел, тот не перейдет сам, и ему, Иоанну, не позволит, хоть чем ему грози. Вот центурион Понций, дело другое, тот раздумывать не будет, для него приказ императора превыше всего.
        Обдумав все еще раз, Иоанн, понимающе, сжал руку по-прежнему стоящему рядом Велию.
        - Не волнуйся, мы справимся. - Он повернулся в сторону Понция. - Ведь так, центурион?
        Тот лишь пожал плечами, он такими категориями не мерил. Есть приказ - легионер либо его выполняет, либо умирает. Других вариантов для него не существовало.
        Лука Велий видел - цезарь что-то задумал, и возможно в другое время, он бы не оставил подобное без внимания, но сейчас, в условиях острейшего цейтнота, вдаваться в детали не было времени. Он внимательно посмотрел в глаза своему бывшему подопечному.
        - Надеюсь, мой император, вы поступите разумно и вернетесь в расположение железных легионов? Поиском Зары мы займемся сразу же по окончании штурма.
        Иоанн лишь молча кивнул - конечно. Он не привык врать, и произнести ложь вслух ему было намного труднее. Отвернувшись, цезарь постарался не смотреть другу в глаза - ложь есть ложь, какие бы цели ее не прикрывали.
        Сомнения полностью не оставили Велия, но и зацепиться вроде бы было не за что. Вместо прощания он произнес: - уверен, утро будет для нас более счастливым - и, уже не оборачиваясь, направился в сторону реки.
        Иоанн, проводив взглядом удаляющуюся спину, повернулся к центуриону.
        - Слушай приказ, центурион Понций, - в голосе цезаря зазвучали стальные нотки, - сейчас ты оставишь своих бойцов здесь со мной, - он кивнул в сторону застывшей шеренги легионеров, - а сам вернешься в наш лагерь. По прибытии незамедлительно передашь заместителю Велия мое указание: «Первая когорта останавливает свое выдвижение на позицию и переходит в полное твое подчинение».
        На мелькнувшее в глазах солдата недоумение цезарь стащил с пальца именной перстень и протянул его центуриону.
        - В случае возникновения какого-либо недоверия покажи вот это.
        Тяжелая печатка свернулась золотым кружком на огромной ладони Понция, и тот, посмотрев на блеснувшую бриллиантом букву «И», вновь поднял взгляд на Иоанна. «Что дальше?», - читалось в этом беззвучном вопросе, и цезарь, не задумываясь, продолжил.
        - Не таясь, прямо по главной дороге, проведешь свою когорту через весь лагерь и выйдешь к нынешнему расположению имперской канцелярии. Если кто-нибудь поинтересуется, что железная когорта делает в расположении диких легионов или почему движется в противоположном общему направлению, то скажешь… - Иоанн задумался, но голова была забита совсем другими мыслями и ничего путного, как назло, не приходило. Через мгновение, он досадливо махнул рукой. - А, неважно, придумаешь что-нибудь по пути. Скорее всего, в этой суете, на вас вообще никто внимания не обратит.
        Цезарь замолчал, представляя в уме картину всего ночного лагеря и той части с западного края, где остановился Варсаний Сцинарион. Просчитав еще раз варианты, он произнес так, словно решил сложную математическую задачу.
        - Палатки Сцинариона стоят в расположении четвертого варварского легиона, а тот уже выдвигается на позицию. Так что, когда ты туда доберешься, там уже никого не будет. Окружишь шатры канцелярии со всех сторон так, чтобы мышь не просочилась и только после этого атакуешь. Всех, кто там окажется, согнать в центр и можешь не церемониться. Каждый, кто взял в руки меч - враг! Любое сопротивление - измена! Понятно?
        Понций кивнул в знак понимания, но не двинулся с места, и цезарь недовольно нахмурил брови.
        - В чем дело, центурион?
        - Простите, мой император, за дерзость, но могу я узнать, где будете вы в это время?
        Выдержав паузу и дав Понцию время в полной мере осознать всю тяжесть нарушения субординации, Иоанн все же ответил:
        - Я вместе с твоими парнями буду ждать тебя в гостях у Варсания, поэтому советую тебе, центурион, поторопиться, поскольку гостеприимство Великого логофета может оказаться обжигающе нестерпимым.
        По лицу Понция пробежала волна, отображая усиленную работу мысли, и цезарь уже было подумал, что зря отяготил иронией мозг доброго солдата, но ответ заставил его в этом усомниться.
        Бросив взгляд на два десятка своих бойцов, центурион мрачно заметил:
        - Не маловато ли подарков для такого неурочного похода в гости?
        Слегка удивленный Иоанн мрачно заметил:
        - Боюсь, если заявимся всей компанией сразу, то хозяин успеет припрятать то, что я ищу или еще хуже… - Он не договорил, не желая даже думать о возможности такого исхода.
        Бесспорно, безопасней было бы то, на что намекал центурион. Дождаться подхода всей когорты и только после этого врываться в расположение Варсания, но что-то подсказывало Иоанну - к такому варианту логофет точно подготовился. Подход крупного соединения заметят издали, и Сцинарион либо организует сопротивление, либо исчезнет из лагеря, а Зару или перепрячут или убьют. Такой вариант Иоанну никак не подходил. Тот план, что родился в его голове, как только ему стало понятно кто вмешался в игру, стоял на трех «китах». Первое, вряд ли Варсанию нужна сама девушка, скорее ее хотят использовать как наживку. Второе, раз наживка заброшена, стало быть логофет ждет, что Иоанн на нее клюнет. И наконец третье, по словам служителей, конюх в очень плохом состоянии и долго не протянет. Значит, у Варсаний нет времени на игры в долгую. А раз так, то надо дать ему то, чего он хочет.
        Излучаемая уверенность Иоанна подействовали на центуриона, и тот, сжав ладонь с перстнем в кулак, произнес:
        - Надеюсь, вы знаете, что делаете.
        Развернувшись, он шагнул к своим бойцам и прежде чем уйти, прошелся суровым взглядом по их лицам.
        - Не дай вам бог… - В голосе центуриона зазвучала ледяная угроза. - Не дай вам бог подвести меня!
        Вытянувшиеся во фрунт легионеры тянули подбородки вверх, не рискуя опустить глаза на своего командира.
        - Не дай бог… - Повторив для убедительности еще раз, Понций резко зашагал к выходу из расположения Трибунала.
        Иоанн двинулся следом, но за воротами он и два десятка легионеров вслед за ним свернули в другую сторону.

* * *
        Варсаний нервно забарабанил пальцами по столу - томительное ожидание нервировало. Было бы хорошо отвлечься, но сегодня ничего не помогало: ни работа, ни прогулки, ничего, и даже любимая игра не приносила удовлетворения. Мысли лихорадочно перескакивали с одной на другую: «Я сам собственной рукой поднял ставку на критическую высоту. Захватить девчонку цезаря, значило бросить ему вызов, на который он обязан ответить, как бы он к ней не относился. Вопрос, зачем я это сделал? Можно обманывать других, но себя то глупо - для суда она интереса не представляет. От конюха еще могла бы быть польза, но к сожалению, он не протянет и пары дней. Тогда зачем? Зачем я держу эту девку здесь, в своем лагере, ведь в нынешней ситуации она несет лишь одни неприятности».
        Вскочив, он заходил из угла в угол. Больше всего его раздражал тот факт, что может быть впервые в жизни, он поступил не обдуманно, а под влиянием эмоций.
        «Как же, - он почти выкрикнул это вслух, - меня, такого мудрого и всевидящего, обидели, обыграли! Я, Варсаний Сцинарион, повел себя как сопливый юнец, как кролик загнавший себя в угол. Оставил без возможности маневра».
        Остановившись, Варсаний взглянул на шахматную доску и, подойдя к столу, развернул ее черными к себе. - «Иоанн будет ее искать и обязательно узнает про меня, а скорее всего уже знает. Что он предпримет? Одно точно - тянуть не станет, ведь завтрашнее утро непредсказуемо и все может кардинально измениться. Сегодняшняя ночь - последний и поистине реальный шанс решить все одним ударом. Конечно же, он не устоит». - Он сделал ход черным слоном и, подняв взгляд, посмотрел на себя в зеркало.
        «А что я?» - Словно бы извиняясь, он развел руками и, глядя на свое отражение, произнес вслух:
        - У меня нет выбора - мне придется его убить, хотя это не принесет ни мне, ни Феодоре никаких дивидендов, а пойдет на пользу лишь Василию и его безумной сестрице.
        Вновь развернув доску, Варсаний с удивлением увидел, что черные только что непростительно подставились.
        - Ннн-да, - процедил он, не забывая кто играл за черных и передвинув белого ферзя, произнес. - Мат!
        Рука непроизвольно потянулась и со стуком впечатала черного короля в клетчатую доску.
        - Мат! - Повторив, Сцинарион прислушался и уловил едва различимые звуки снаружи. «Вот, кажется, и началось» - Пронеслось в голове, и словно подтверждая его мысль, чуть приоткрылся полог шатра, впуская первого секретаря канцелярии.
        Вопросительный взгляд логофета метнулся к вошедшему и тот, застыв у входа, ответил спокойным, почтительным тоном.
        - Да, мой господин, как вы и говорили, Иоанн с небольшим отрядом железных легионеров пытается прорваться в лагерь.
        Кивок удовлетворения, и вопросительный взгляд вновь вцепился в лицо клерка. Не отводя глаз, секретарь произнес то, что от него ждали.
        - Охрана действует строго по вашим указаниям. Оказывая минимальное сопротивление, заманивает цезаря в центр расположения.
        - Хорошо. - Варсаний шагнул к выходу, на ходу поправляя стальную кирасу.
        Чего-то такого он и ждал. Большой отряд имперских легионеров вряд ли сможет пройти незамеченным через расположение диких легионов, - рассуждал Сцинарион, - значит, Иоанн попытается с небольшой группой хороших бойцов обойти весь лагерь вокруг через горы. Обойти и внезапно ударить, предварительно отвлекая внимание какой-нибудь ложной опасностью.
        Откинув полог, Варсаний остановился на пороге. Перед ним лежал уже набивший оскомину вид вытоптанной земли и выцветших на солнце палаток. Они окружали его шатер со всех сторон: палатки канцелярии, охраны и прочих служб, оставляя лишь в центре небольшое, словно вычерченное по циркулю свободное пространство. От этой площади до рогаток входа протянулась короткая, но прямая как струна улица. Глава имперской канцелярии во всем любил порядок и геометрическую точность.
        Со своего места ему было хорошо видно, как небольшой отряд имперских легионеров, разбросав рогатки, пробил себе проход в лагерь. Прямо перед ними откатывался назад передовой десяток охранников и несколько из них уже осталось неподвижно лежать на песке.
        Сцинарион разглядел в первом ряду цезаря и недовольно поморщился, он был готов к тому, что Иоанн попытается забрать свое, но такая бесхитростность противника огорчила.
        «Мой юный друг, - мысленно обращаясь к Иоанну, съязвил он, - ну почему же так банально! Где какой-нибудь отвлекающий маневр, где изюминка? - Недовольное выражение лица, следуя за мыслью, сменилось на снисходительное. - Впрочем, по-юношески это, наверное, выглядит очень романтично и безумно красиво. Броситься на превосходящего врага с горсткой храбрецов в надежде на неожиданность и натиск. Увы, мой юный друг, увы! Я с таким нетерпением ждал вас, что боюсь сюрприза не получится».

* * *
        Иоанн бежал в первой шеренге. Ширины между шатрами хватало лишь на пятерых. Два легионера справа, два слева, позади еще три линии. Выставленные вперед щиты, зажатые в ладонях рукояти мечей.
        Впереди улица вытекала на открытое пространство. Там сжался в пружину откатившийся отряд охраны. Цезарь постарался выбросить лишние мысли из головы. Все, что от него зависело, он уже сделал, остальное в руках всесильных богов, а ему остается только драться и не посрамить величие предков.
        Расстояние стремительно уменьшалось, до столкновения оставались считанные мгновения. Заведенное адреналином сердце бешено бухало в груди, грозя разорвать грудную клетку. Открытый рот издавал какие-то вопли, но Иоанн не слышал даже собственного крика, он уже не принадлежал себе, он стал частью бегущей на смерть шеренги. Одной общностью с бойцами слева, справа, с теми, что дышали в затылок. Единой массой топающей коваными сандалиями по утрамбованной земле.
        Удар щит в щит раскатился громом по площади, и стража логофета, великолепная в индивидуальном бою, не смогла вовремя собраться в единый кулак. Преимущество железных легионеров сказалось и в этот раз. Один удар, один синхронный натиск и в шеренге охраны кто-то, пошатнувшись, сделал пол шага назад, но этого хватило. Надавили задние легионеры и, как прорвавшаяся в одном месте вода крушит всю плотину, так и солдаты империи мгновенно взломали строй охраны Сцинариона.
        Как случилось, что в момент удара Иоанн оказался в последней шеренге, он не смог бы объяснить даже самому себе. Кто-то слегка придержал сзади, чуть оттерли плечом справа, и бегущие позади тут же протекли вперед. Всего лишь мгновение, он не успел даже возмутиться, как перед ним вместо оскала врага уже выросли широкие легионерские спины.
        - Ариан вас забери! - Зарычал от бешенства Иоанн и попытался вновь протиснуться вперед, но не тут то было, железная стена оказалась непробиваема.
        Оставив попытки протолкнуться в первую шеренгу и подавив клокочущую ярость, цезарь смог, наконец, остановиться и трезво посмотреть на обстановку вокруг. Увиденное не порадовало. Развить прорыв не удалось. Подоспевший резерв помог противнику выровнять и удержать строй, а вот его отряд, потеряв инерцию, завяз и полностью остановился. Хуже того, отовсюду на площадь начали вытекать новые телохранители Варсания, грозя полным окружением.
        Первая мелькнувшая в голове Иоанна мысль была: «Вот дерьмо! Не удержимся теперь», но он не позволил страху взять верх. Последние месяцы не прошли для него даром, выработав рефлексивную способность бороться до самого конца. Вот и сейчас, за первым паническим всплеском пришла здоровая злость, и в голове калейдоскопом побежали цитаты и абзацы из всех когда-либо прочитанных им книг. Только сейчас к нему пришло настоящее осознание того, что здесь он единственный командир. Нет Велия, нет Понция и кроме него никто не примет решение. Здесь и сейчас, только от него зависит, умрут ли эти двадцать человек, умрет ли Зара, умрет ли он сам наконец.
        Бегущие в голове мысли вылились в решение, и разинутый рот Иоанна выплеснул его в вопле.
        - Каррре! - Заорал он, перекрывая шум боя. - В каре стройся!
        Загремело вокруг железо, затопали сандалии, и легионеры с деловитой невозмутимостью перестроились в квадрат, готовые отразить атаку со всех сторон. Причем, Иоанн оказался в самом центре ощетинившегося построения, и слегка ошарашенный мгновенно произошедшей метаморфозой, успел лишь подумать: «Да, люди ли они вообще?»
        Варсаний, не раз видевший железные легионы в деле, не испытал тех чувств, что и цезарь, но мгновенный маневр противника заставил его поморщиться, напомнив - малой кровью не обойдется. В его охране состояло около ста элитных бойцов, отобранных со всей необъятной империи. Варгус Лианиди, комит схолы телохранителей, лично выбирал каждого, а этому человеку Сцинарион доверял безгранично. На жалование своим людям Варсаний никогда не скупился, памятуя старую истину - если не заплатишь ты, то среди твоих врагов всегда найдется желающий заплатить. Сегодня он имел возможность увидеть, что деньги были потрачены не зря. Его ребята выполнили все, что было задумано, вовремя отошли, сдержали удар и взяли врага в кольцо. Теперь они ждали лишь команды на уничтожение противника, но Великий логофет не стал торопиться. В наступившей тишине неожиданно прозвучал его голос.
        - Мой юный друг, не пора ли вам признать свое поражение. - Фигура Сцинариона появилось в первых рядах телохранителей. - Сдавайтесь, и я вам обещаю, что вы доживете до честного суда Трибунала.
        Иоанн, решив, что пустой разговор лучший способ потянуть время, ответил:
        - Я тоже могу кое что пообещать тебе, Варсаний. Если ты сдашься и отдашь мне Зару целой и невредимой, то я не убью тебя, а просто выгоню как шелудивого пса.
        Услышав отказ цезаря, Варсаний почувствовал некоторое облегчение, все-таки насчет суда он соврал, и теперь, хвала всевышнему, не придется брать грех на душу. Повернувшись, он нашел взглядом комита Лианиди и подтверждающе кивнул - начинай.
        Глава 3
        Задраившись в каре, имперские легионеры перешли к глухой обороне, а гвардейцы Варсания не очень-то торопились нападать. Варгус Лианиди посмотрел на линию щитов и мрачно подумал о том, что после этой свалки вновь придется набирать и учить много новых бойцов. Отвлекшись, он чуть было не пропустил сигнал Варсания, но увидев кивок логофета, тут же встряхнулся и, отогнав лишнее, проорал на всю площадь:
        - Пошли! Навались разом!
        По сигналу командира телохранители Сцинариона двинулись в атаку. Плотные ряды тяжелой пехоты ударили одновременно с четырех сторон, и сжавшийся отряд легионеров словно бы еще ужался под перекрестным давлением. Ужался, но устоял.
        Подобная теснота была не в новинку имперским солдатам, натасканным на бой с численно превосходящим противником, а вот элитные бойцы Варсания в этой скованности почувствовали себя неуютно. Здесь не было места для индивидуального мастерства, в такой драке все решала синхронность, расчетливость и стойкость. Когда противник вплотную, и нет пространства для маневра, то в такой толчее легионер как рыба в воде. Все как учили, и все так, как было уже проделано тысячи раз прежде. Ударил щитом, приоткрылся, коротко ткнул мечом, и тут же вновь в глухую оборону. Выдохнул, и все по новой. Приоткрылся! Ударил! В защиту!
        В такой мясорубке равных железным легионерам не было во всем мире, но и телохранители Варсания были не дети. Первая неудача их не обескуражила, а подсказала, что нужно менять тактику. Под зычный рев своего комита, рыча и ругаясь от бешенства, они отступили оставив на песке пятерых мертвых товарищей.
        Осознав свою ошибку, Лианиди выкрикнул десятникам вывести из рядов раненых и разрядить шеренги. Следом последовал приказ принести копья. Дождавшись, когда рядом с каждым меченосцем встанет воин с длинным копьем, он зло оскалился в сторону сжавшегося врага.
        - Посмотрим, что на это скажут хваленые железные легионы!

* * *
        Когда пошла первая атака, Иоанну на миг показалось, что сейчас его раздавят спины своих же собственных солдат, но сжимающееся каре, словно почувствовав предел, вдруг остановилось. Сдавленный со всех сторон, он не видел, что происходит, лишь слышал грохот щитов, лязг железа и яростный рев сотни озверевших людей. Рука по-прежнему стискивала рукоять меча, взгляд метался из стороны в сторону, но в этой схватке он был лишним. От него уже ничего не зависело и ничего не требовалось, всем руководил десятник первой манипулы, оставленный Понцием за старшего.
        Несколько мгновений жуткой какофонии и натянутых до предела нервов, и вот, душащее железное кольцо вдруг начало разжиматься. Натиск атакующих ослаб, и каре легионеров, словно надутый мяч после удара, вновь вернулось в исходную форму.
        В появившийся просвет Иоанн разглядел отходящего противника и смог наконец облегченно выдохнуть. «Кажется, Варсаний стянул на нас все резервы, - подумал он в этот момент, - значит шансы Понция подойти незаметно, сейчас высоки как никогда».
        Успокоительная мысль не успела появиться, как тут же исчезла. Центуриона пока что было не видно, а вот от перестроений охраны повеяло чем-то весьма опасным. Мрачные, заострившиеся лица легионеров тоже говорили о том, что дело начинает принимать совсем скверный оборот.
        Вопросительный взгляд Иоанна метнулся в сторону десятника - что происходит, но тому было не до него, телохранители Варсания вновь пошли в атаку. Теперь их первая шеренга надвигалась неплотным строем, и в разрывах между щитоносцами торчали длинные копья второй линии. Они не бежали, не старались как в прошлый раз взять нахрапом, а двигались не торопясь и обстоятельно. Не было рева атаки, не прозвучало грохота столкнувшихся щитов, лишь хлестко зазвенела сталь. Имея численный перевес и возможность маневра, бойцы логофета вынуждали легионеров открываться, подставляясь под удары копейщиков. Они не лезли вплотную, держа линию каре на расстоянии выпада и имея возможность уклониться от коротких мечей легионеров, тогда как тех в эти моменты находили наконечники длинных копий. Эти, по большей части, не смертельные раны, убивали скорее психологически. Невозможность защититься и неуязвимость противника точили несгибаемый боевой дух как короеды могучее дерево. Безнадежность разлагающе проникала в мозг имперских солдат, а вытекающая кровь, капля за каплей, уносила их силы.
        Положение обороняющихся становилось все хуже и хуже, и даже такой далекий от войны человек как цезарь проникся пониманием, что время идет на минуты. Прямо перед ним, пошатнувшись, упал на колено легионер, и Иоанн инстинктивно шагнул вперед, закрывая собой обессилившего бойца. Тут уже стало не до переживаний. Меч в его руке принял на себя летящий сверху клинок. Отбил и тут же метнулся вниз, закрываясь от наконечника копья.
        Аааа! Услышал Иоанн свой собственный рык и рубанул куда-то наотмашь. Тук, тук! Глухо ударило железо в дубовые доски. Это поднявшийся легионер успел прикрыть его щитом. Страха не было, адреналин уже тек по венам вместо крови. Сознание уступило рефлексам зверя. Движение справа - выпад! Чей-то рев боли и удовлетворение - попал!
        Слева и справа сомкнулись щиты легионеров, прикрывая цезаря, но каре уже перестало быть идеально стройным. Только что ровный квадрат теперь больше походил на сбившуюся бесформенную кучу. Стальные наконечники копий мелькали словно разящие молнии, и с каждым попаданием восторженный рев оглашал залитую кровью площадь.
        Копье чиркнуло по руке, нарисовав красную набухающую полосу, но Иоанн даже не почувствовал боли. В каком-то остервенении он махал мечом, не обращая внимание на царящую вокруг него смерть. Уже давно никто не прикрывал его, и оставшиеся на ногах легионеры едва успевали защищать самих себя. Отбив очередной удар, Иоанн взмахнул мечом и вдруг так и замер. Стальной наконечник угодил точно между пластинами панциря и ожег парализующей болью. В одно мгновение пропал боевой порыв и небывалая сила, а остался лишь разливающийся по жилам ледяной холод.
        - Неужели я умер, - беззвучно прошептали губы, и он удивленно уставился на торчащее из груди копье.
        Полная победа была всего лишь в крохотном шаге, и телохранители Варсания настолько увлеклись, что заметили изменение обстановки только когда было уже слишком поздно. Четыре колонны легионеров прошли между палатками и ударили им в спину так неожиданно, что смяли их занятую избиением линию в считанные мгновения.
        Понций вырвался на площадь первым. Рыча и круша без разбора всех, кто пытался встать у него на пути, он двинулся напрямую к Иоанну, а идущая за ним колонна железным жалом вспорола не готовые к такому обороту порядки противника. В это время три других отряда первой когорты, растекаясь по кругу, окружали ошеломленных стражников.
        Все случилось настолько стремительно, что Варсаний даже не сразу понял что произошло.
        'Откуда появился такой большой отряд? Как он смог пройти сквозь заставы четвертого легиона? Измена! Наврус перекупил варваров? - Мысли лихорадочно роились в голове логофета, не находя ответов. Ошеломленный взгляд метнулся поверх шлемов к вспыхнувшей точками факелов крепостной стене Ура, и царедворец чуть не застонал от осознания своей ошибки.
        - Как я мог упустить такую очевидную вещь? - Прошипев, Варсаний аж скрипнул зубами. - С рассветом же штурм! Войска выдвигаются на позиции, и пока армия в движении, никто ничего не контролирует. В таком бардаке хоть гвардия Хозроя появись, не заметят.
        Дальше сетовать на свою опрометчивость ему не позволила сжимающееся вокруг кольцо. В живых оставалось не более двух-трех десятков бойцов охраны, сбившихся вокруг него как стадо баранов.
        Взгляд Варсания нашел в толпе Иоанна. Какой-то человек в форме имперского центуриона бинтовал ему грудь, но в целом тот выглядел неплохо и вполне живым.
        «Этот мальчишка опять меня провел. - Подумал Сцинарион, проникаясь замыслом своего противника. - Он рисковал жизнью, чтобы я не успел вывезти или убить девчонку. Убить еще есть время, но сбежать отсюда уже нет. - Логофет бросил взгляд на сомкнувшееся вокруг кольцо легионеров. - Пожалуй, эта девушка мой последний шанс поторговаться за жизнь».
        Смирившись с поражением, он будучи человеком до крайности рациональным, мысленно уже смотрел в завтрашний день: «Да, удивил, мальчишка. Поставил на карту все ради женщины. Азартен. Надо будет в будущем учитывать эту его склонность к авантюризму. - Тут Варсаний печально вздохнул. - Если оно еще будет у меня это будущее».
        К этому времени легионеры Понция прижали остатки охраны к шатру главы канцелярии. Оставалось только добить, но зычный рык центуриона остановил бойцов на замахе. Быстро перестроившись, легионеры взяли сбившихся в кучу телохранителей в плотное кольцо.
        Свисток центуриона просвистел три коротких - дорогу командиру, и когорта расступилась, пропуская императора. Прихрамывая и зажимая перевязанную грудь, Иоанн вышел вперед. Его голос прозвучал негромко, но твердо.
        - Варсаний, помнишь я обещал не убивать тебя?
        Из сжавшейся толпы, прикрывающей своего господина, донеслось лишь тяжелое дыхание десятков людей, и Иоанн, не ждавший ответа, продолжил:
        - Так вот, сейчас это зависит от тебя. Либо твои люди немедленно складывают оружие, и ты сдаешься на мой суд и милосердие, либо я отдаю приказ, и тогда легкая смерть будет для тебя самой большой наградой.
        Варсаний задумался: «А какие собственно у меня варианты? - Он всмотрелся в лица своих телохранителей. - Люди сломлены и деморализованы. Пробиться сквозь строй легионеров с такими бойцами шансов мало, да и где гарантии, что я выйду из такой мясорубки живым. Нет, надо соглашаться. Честность Иоанна сомнений не вызывает, если сказал - не убьет, то не убьет, по крайней мере сразу».
        Оставаясь за спинами своих бойцов, Сцинарион выкрикнул прямо из толпы.
        - Я согласен, мы сдаемся! - Для собственного успокоения, он тут же добавил. - Ты же знаешь, что твой дворовый не жилец, и я тут не причем.
        Иоанн кивнул, а Варсаний повысил голос, обращаясь к своим телохранителям.
        - Всем сложить оружие. Мы сдаемся на милость… - Он замялся чуть было не сказав цезаря Иоанна, но тут же решив, что дразнить гусей в его ситуации совершенно лишнее и произнес: - Императора Иоанна Корвина.
        С глухим стуком оружие посыпалось на песок, и Иоанн, не дожидаясь полного разоружения, шагнул вперед. Охрана логофета, потупив взгляды, расступилась, давая дорогу победителю, и он, воспринимая это как должное, прошел прямо к Сцинариону. Его глаза впились в лицо царедворца.
        - Где она?
        Выдержав взгляд, Варсаний мотнул головой в сторону шатра, успев подумать: «Мальчик изменился за последнее время, и не в лучшую сторону. Хвала небесам, что у меня хватило мудрости не убивать девчонку».
        Расценив все правильно и не дожидаясь приказа, Понций махнул рукой, и два легионера рванулись к шатру Великого логофета империи. В душе Иоанну до жути хотелось броситься туда самому и ему стоило большого труда сдержаться. Еще труднее дались мгновения, прошедшие с момента, как воины скрылись за пологом палатки и появились обратно. Только увидев Зару живой, хоть и с заплывшим от огромного синяка лицом, он смог выдохнуть с облегчением! Теперь он мог признаться самому себе, что до самого последнего момента его мучил страх опоздать. Не успеть, не спасти и увидеть ее мертвой, истерзанной и замученной. Но хвала Огнерожденному она жива!
        Девушка в сопровождении легионеров подошла вплотную и склонила голову в приветствии.
        - Да пребудет с тобой милость богов, император Иоанн.
        Цезарь молча поднял подбородок Зары и, посмотрев на разбитое сине-желтое лицо, бросил гневный взгляд на Варсания. Тот, словно защищаясь, поднял ладони.
        - Это не я! Ее не пытали и не били. Все, что ты видишь, лишь последствия захвата. - Спохватившись, что ситуация давно поменялась и сейчас он уже не всесильный логофет империи, который может говорить свысока и тыкать цезарю захудалой провинции, Варсаний быстро поправился. - Вам, мой господин, ведь как никому известно насколько эта женщина может быть опасна. При задержании она тяжело ранила двух моих лучших охранников.
        В глазах Иоанна вспыхнула настоящая ярость.
        - Заткнись, Варсаний, или я нарушу свое обещание!
        Сцинарион мгновенно умолк, уловив, что это не просто слова и в эту минуту смерть действительно близка как никогда в жизни. Поежившись, он смиренно опустил голову, но его внимательный взгляд исподтишка, перебегая с лица девушки на цезаря и обратно, все же смог разглядеть то, что эти двое тщательно пытались скрыть. «Вот как! - Мысленно воскликнул Варсаний. - Как я не догадался! Они любовники, и наш юный друг похоже влюблен ни на шутку. Жаль, что я не догадался раньше, а то был бы куда более осторожен».
        Глядя на Зару, Иоанн испытывал целую гамму самых разнообразных чувств: нежность, жалость, закипающую ярость и огромное желание сжать в объятиях эту миниатюрную, но такую сильную женщину. Ему очень хотелось, но он не позволил себе поддаться эмоциям. Сотни глаз смотрели на него в этот момент и видели в нем императора. Победителя, любимца богов, который приведет их к порогу славы и богатству. Показать им, что он всего лишь человек, такой же как они, с такими же страстями и слабостями, значит обрушить тот образ, что с таким трудом создавался им за последние недели. Цезарь отвел взгляд, и Зара, поняв что сейчас с ним твориться, сделала шаг в сторону. Огромные ладони Понция накрыли ее плечи солдатским плащом и повели в глубь строя. Уже проходя мимо Иоанна, она, словно оступившись, качнулась в его сторону, и слуха цезаря достиг еле уловимый шепот:
        - Я знала, что ты придешь за мной!
        На долю мгновения улыбка тронула губы Иоанна и вновь пропала. Его взгляд застыл на лице Сцинариона.
        - Я обещал не убивать тебя, Варсаний. - Глаза цезаря вспыхнули ледяным холодом и у Великого логофета сильно поубавилось уверенности в том, что тот сдержит слово.
        Короткая пауза и слова Иоанна заставили Сцинариона запаниковать.
        - У меня нет сомнении - ты, Варсаний, тот враг, которого нельзя оставлять в живых. Змея, которая рано или поздно ужалит, если ее не растоптать. Я все это знаю, и, возможно, в будущем пожалею о содеянном, но слово императора, есть слово императора…
        Варсаний облегченно выдохнул, подумав: «Хорошо, что сейчас передо мной лишь племянник, а не его безвременно почивший дядя».
        Уловив этот вздох облегчения, Иоанн сурово нахмурил брови.
        - Не радуйся раньше времени, я не прощаю тебя. Ты сам встал на путь измены, и за это я приговариваю тебя к смертной казни… - Побелевшее как мел лицо логофета вызвало у цезаря злорадное удовлетворение. - Но не сегодня. У тебя есть время до рассвета. Беги! Как только взойдет солнце, приговор вступит в силу, и ты окажешься вне закона. С восходом каждый подданный империи будет обязан убить тебя в любом месте и в любое время. Беги, Варсаний, я держу свое слово и даю тебе шанс спастись.
        Еще раз поблагодарив Огнерожденного, Сцинарион смиренно опустил глаза и покорно произнес:
        - Милость твоя безгранична, мой господин.
        Не отвечая, Иоанн повернулся к Понцию.
        - Все, уходим! В лагерь возвращаться не будем, нет времени. Думаю, первый легион уже на позиции, так что выдвигаемся прямо туда.
        Отчеканив «слушаюсь, мой император», центурион бросил взгляд на бывших охранников логофета.
        - А с этими что делать?
        Глянув на сбившихся в кучу людей, Иоанн произнес почти равнодушно.
        - Поставишь в первую линию штурмующих. Тех, кто взойдет на стену, прощу.
        Глава 4
        Вал шириною в четыре стоящих в ряд воина начинался от самого берега реки и, поднимаясь под острым углом, устремлялся к зубцам городских укреплений. Последние десять шагов у самой стены не были закончены, и там вал был достроен лишь наполовину в высоту. Это не было случайностью или глупостью. Начать штурм, когда работы еще не завершены до конца, было частью плана. Подспудно горожане ждали атаки только после полного окончания насыпи, и неожиданное начало порождало вопросы и непонимание, а вместе с ночной тревогой сеяло нервозность и страх. Наврус считал, что в таком деле мелочей не бывает. «Пусть горцы потомятся всю ночь на стенах в ожидании и напряжении, - убеждал он Иоанна, - чем напуганней и утомленней они будут к утру, тем быстрее сломаются под нашим натиском. А то, что придется ставить лестницы, так четыре локтя не двадцать - заберутся ребятки».
        У самого основания насыпи выстроилась первая когорта первого железного легиона. Понций, стоя на левом фланге, как и положено центуриону, мрачно смотрел на исчезающий в темноте вал. Его бойцам предстояло пробежать по гребню, спуститься вниз на недоделанный участок и оттуда взобраться на стены. Все это надо сделать под плотным обстрелом, максимально быстро и желательно с первой попытки. Потому что как подсказывал ветерану его жизненный опыт, каждая последующая будет даваться все труднее и труднее.
        Он прошел вдоль строя, придирчиво осмотрев каждого легионера, и несмотря на то, что все они уже набегались этой ночью, делать поблажек центурион никому не собирался. Вспомнив в нелестных словах родственников всех провинившихся легионеров и пообещав им нелегкую жизнь, Понций так завел свою когорту, что всем остро захотелось поскорее в бой, лишь бы избавиться от грозного рыка своего командира. Особенно досталось авангардной группе с короткими штурмовыми лестницами, этих центурион раздраконил так, что они готовы были сорваться с места даже без приказа.
        Здесь же недалеко сосредоточился и весь штаб армии. Наврус со своими трибунами и секретарями отдельно. Василий с сестрой и его командующий Гай Норий Максимилиан отдельно. Каждый руководил своими частями, или во всяком случае так им казалось. На деле же центурионы вывели свои соединения на позиции и доложили своим легатам. Те в свою очередь отправили дукенариев в ставку, и теперь все ждали общего сигнала к штурму.
        Наврус бросил взгляд на сереющее над горами небо. Он никаких иллюзий не питал и прекрасно представлял - как только прозвучит приказ о начале атаки, от него мало что будет зависеть. События потекут по известному только Огнерожденному сценарию, и все те замыслы, что выглядят сейчас так стройно и убедительно, посыпятся в мусорную корзину. Все будет зависеть от стечения обстоятельств и того, что в народе называют везением. Поэтому, попросив в очередной раз у небес удачи, Фесалиец посмотрел на Гая Нория.
        - Думаю, пора.
        Легат переглянулся с Василием и, получив от того подтверждающий кивок, согласился.
        - Начинаем.
        Тут же надрывно завыли трубы, и от ставки к легионам побежали вестовые. Несколько мгновений общей суеты и, наконец, загрохотав железом, авангардные когорты двинулись на штурм.

* * *
        Всю ночь с того самого момента, как в лагере противника прозвучал сигнал к построению, командующий гарнизоном Ура иларх Ван Сид простоял на главной башне города. С тревогой смотря на движущиеся колонны, на яркие точки пылающих факелов, он не переставал терзать себя вопросами. «Какого черта? Почему сегодня? Почему ночью? Вал еще не достроен, что они затеяли?»
        Несмотря на то, что набат уже давно поднял весь город, и стены ощетинились копьями защитников, ему было неспокойно. Грызло воспоминание о прошлом штурме, о том, что только чудо помогло им тогда. «А сейчас? - Спрашивал иларх самого себя. - Что они задумали на этот раз? Повезет ли нам сегодня так же, как и тогда, или мы уже исчерпали запас удачи?»
        Не один Ван Сид нервно ходил на башне, в эту ночь вообще не было ни одного человека в городе способного спать спокойно. Предчувствие беды нависло над Уром, как черные крылья огромной птицы.
        Сколько бы горожане ни ждали, сколько бы ни готовились, но в тот момент, когда заревели вражеские трубы, каждый защитник на стенах непроизвольно вздрогнул и над городом надрывно прогремело.
        - Началось! Имперцы пошли на штурм!
        Ван Сид резко обернулся на нервный вопль и взглядом заставил умолкнуть орущего горожанина. В наступившей тишине он как можно спокойней скомандовал.
        - Зря не высовываться и под стрелы не подставляться! Лучникам бить только наверняка!
        Выглянув из-за зубца, он увидел растянувшиеся цепи стрелков, за ними штурмовые колонны с лестницами и еще дальше плотные когорты второй линии.
        - Кажется, взялись серьезно. - Процедил Ван Сид еле слышно, но стоящий за его спиной глава городского совета все же услышал и напрягся.
        - Думаешь, не устоим? - Сол Абани впился взглядом в командующего, и тот, глянув на белое от страха жирное лицо, пожал плечами.
        - На все воля Огнерожденного.
        Словно подтверждая его слова, зацокали по каменной кладке наконечники стрел, и первая жертва этой стрельбы, заорав, схватилась за торчащее из груди оперение вражеской стрелы. Глядя на то, как оттаскивают от бойницы раненого, Ван Сид сморщился, словно отхватил пол лимона, и сплюнул.
        - Понеслось!
        Он знал, это всего лишь начало. Сейчас имперцы охватят весь периметр, чтобы растянуть силы защитников, а потом нанесут свой главный удар. Где? Это совсем не тайна. Два моста на восточной стене и насыпанный вал на северной. Там будет жарче всего и там надо держать резервы до последнего.
        В это время легионы перешли ров в засыпанных раньше местах и, растягиваясь вдоль стен, пошли на приступ. Пошли, как и ожидал иларх, без особого энтузиазма, больше демонстрируя действие, чем реально собираясь отчаянно штурмовать каменную твердыню.
        Перейдя быстрым шагом на другую сторону башни, Ван Сид посмотрел вниз. На эту стену выходил насыпанный императорской армией вал, поэтому здесь на парапете стены было тесно. Кроме прижавшихся к бойницам лучников, в широком проходе стоял еще отборный отряд тяжелой пехоты, предназначенный для отражения возможного прорыва. Взгляд иларха прошелся по напряженным лицам воинов и скользнул вниз на улицы города. Там, под самой стеной, стоял собранный им резерв. Эти люди не видели, что происходит с другой стороны и, нервно прислушиваясь к доносящимся звукам, томились от ожидания и любопытства. Увидев иларха на башне, воины, задрав головы, вперились вверх вопросительными взглядами, и Ван Сид, желая их подбодрить, проорал:
        - Приготовились! Сейчас попрут!
        И точно, вновь завыла труба, и в предрассветной дымке иларх увидел, как бросилась вверх по насыпи первая линия врага. По одному этому рывку уже была видна разница и не возникло ни малейших сомнений, вот эти ребята настроены по-настоящему.
        Закрывшись щитами, передовая манипула легионеров, добежав до недостроенного участка, вдруг разошлась и пропустила вперед прикрываемую до этого штурмовую группу. Восемь бойцов стремительно прыгая по камням, спустились вниз и, добежав до стены, приставили лестницы. Защитники попытались их оттолкнуть, но те заканчивались на пол локтя ниже края стены и, чтобы достать до них нужно было высунуться по пояс. Первые же, кто рискнул это сделать, получили не по одной стреле и с воплями укрылись обратно за зубцами.
        Все происходило так стремительно, что обескураживало. Края лестниц еще не коснулись каменной кладки как по ним уже пошли первые легионеры. Широкие ступени позволяли идти не глядя и не держась руками, так что четыре имперских бойца появились на гребне стены практически одновременно. Закрывшись щитами, они действовали так, словно не штурмовали город, а атаковали противника в обычных полевых условиях.
        Из первой четверки трое сорвались вниз, но один все же спрыгнул на парапет, и тут же над зубцами выросла следующая четверка.
        Ван Сид, сжав кулаки, смотрел как на завоеванном плацдарме растет количество легионеров. Один, два, четыре… Его бойцы отчаянно наседали на имперцев, пытаясь сбросить тех со стены, но ничего не получалось. Группа легионеров только росла, набирая силы для контратаки. Там нужна была помощь, и он решился.
        - Поднимайте резерв. - Бросил иларх своему помощнику, но в этот момент хлопнула входная дверь, и на верхнюю площадку башни вылетел запыхавшийся гонец. Косясь на членов городского совета, он подскочил к Ван Сиду и яростно зашептал тому на ухо.
        - На южной стене прорыв! Сарды в панике бегут в центр города.
        Ничего не понимающий иларх метнул бешеный взгляд в сторону командира сардийской конницы.
        - В чем дело, Сад Девлет? Где твои люди?
        Не сразу включившийся сардиец возмущенно фыркнул.
        - Что за претензии, мои всадники на месте. - На всякий случай, он подошел к краю башни и глянул вниз на привратную площадь. - Ну вот, как я и говорил.
        Ван Сид недоверчиво подошел к краю и посмотрел тоже. Там внизу сардийские гвардейцы в полном составе нетерпеливо ждали приказа. Командующий обороной города устало прикрыл глаза - «Кто же тогда сейчас там, на улицах города?»

* * *
        Велий посмотрел вверх на пропадающий в темноте скальный обрыв и подумал: «У тех, кто считает эту скалу неприступной, есть серьезные основания так думать».
        На первый взгляд, забраться наверх по этой отвесной крутизне могло прийти в голову только безумцу, и Лука сам бы так сказал, если бы не одно но. Этим «но» были два брата из третьей когорты первого легиона. Сама идея пришла ему в голову неделю назад, когда он в сопровождении небольшого отряда отправился в горы для проверки и смены засадных постов. Где-то посредине пути, во время привала, когда легионеры толпились у ручья, а он сам, задрав голову, рассматривал нависающие скалы, Лука увидел на вершине яблоню. Обвешанное ярко-красными плодами, это дерево красовалось в царстве абсолютного камня, как имперская принцесса посреди варваров. Зрелище было настолько чудное, что он повернулся к центуриону.
        - Смотри как, Евсаний, диво какое.
        Тот повернул голову и прорычал.
        - Запорю мерзавца!
        Удивленный Лука понял в чем дело, только вновь взглянув на дерево. Яблоня стояла на вершине абсолютно отвесной скалы, и как бы не была притягательна на вид, рисковать жизнью ради яблок решился бы только полный отморозок. Как ни странно, такой нашелся. Молодой парень в форме легионера лез по совершенно гладкой каменной стене с легкостью ящерицы. Остальные его товарищи, оторвавшись от водопоя, начали подбадривать того громкими криками.
        Прищурившись на солнце, Велий проследил, как парень вскарабкался на вершину, набил полную пазуху яблок и так же ловко спустился обратно. Центурион хотел было выписать хулигану плетей, но Велий не позволил. Ему понравилось, что боец не пожадничал, а, оставив себе только одно яблоко, остальные раздал товарищам. Остановив Евсания, он лишь спросил - кто это?
        Центурион только рукой махнул.
        - Да, это братья Поламидис из северной Фесалии. Выросли в рыбацкой деревушке у самого моря, с самого детства приучены за птичьими яйцами по скалам лазить. - Лицо Евсания изобразило подобие улыбки. - Я сам видел. Заберутся на верхотуру, наберут яиц и спускают на веревке в корзине. Птицы орут…
        Остановившись на фразе «спускают веревку», дальше Велий уже не слушал. В его голове в тот момент уже рождался план взятия южной стены Ура.
        Усмехнувшись своим воспоминаниям, Лука перевел взгляд на братьев Поламидис.
        - Ну что, готовы?
        Юр и Фран Поламидис расплылись в широкой улыбке.
        - Готовы, господин легат. - Они почти одновременно похлопали по поясу, обвязанному тонкой веревкой.
        Лука одобряюще кивнул. Тонкая веревка - это проводник, его будут травить снизу, пока ребята лезут на стену, а если все пройдет хорошо, то потом к нему привяжут толстый канат, и братья вытащат его наверх. По этому канату и полезет весь остальной отряд. «Такой план, - подумал Велий, - а как получится на деле, знает лишь Огнерожденный Митра».
        Караул на стене делал обход каждые четверть часа, поэтому выждав когда над зубцами стены промелькнули шлемы стражников, Лука махнул рукой - пора. Но прежде чем парни скользнули к скале, он успел шепнуть обоим:
        - Стратилат армии обещал каждому из вас по пять золотых динаров, если справитесь.
        В глазах молодых ребят вспыхнул радостный огонек, и Велий подумал, что если эти двое и не доживут до завтрашнего утра, то хотя бы этой ночью почувствуют себя богачами.
        Братья пропали в темноте, и только разматывающиеся кольца веревки говорили, что пока с ними все в порядке. Вот проводник перестал скользить вверх и замер. Держащий его легионер замер за ним вслед, и несколько мгновений прошли в тревожном ожидании. Затем веревка дернулась три раза, что означало «мы на месте, начинайте». Лука быстро привязал канат и дернул один раз в ответ - тащите. Конец каната с проводником ушел в темноту, и направляющий его боец, дождавшись трех сигнальных рывков, взглянул на Велия - готово. Не теряя времени, Лука попробовал канат на прочность и, убедившись в надежности конструкции, пополз вверх первым.
        Подтягиваясь на руках и цепляясь ногами, он поднимался фут за футом думая, что пока все идет на удивление хорошо. Бесшумно перевалившись через зубцы, Лука попытался унять грохочущие в груди удары, они мешали слушать. В предутренней тишине стук собственного сердца заглушал все, но отдышавшись, он уловил тот звук, что и ожидал услышать. Оставив братьев поднимать остальных, Лука скользнул вдоль бойниц в ту сторону откуда вот-вот должен был появиться караул. Бесшумно двигаясь навстречу, он уже отчетливо слышал топот сапог - в отличие от него стража не таилась. Двое - разделил он шаги и, остановившись, прижался к стене.
        Вымазанное сажей лицо, серые в цвет камня туника и штаны. Даже в предрассветной прозрачности часовые заметили Велия только когда до него оставалось не более двух шагов. Эта беспечность дорого им обошлась. Лука стремительно шагнул вперед, и первый стражник смог только испуганно открыть рот, как выверенный удар пробил ему грудную клетку. Второй успел рвануть саблю из ножен, но безжизненное тело товарища повалилось прямо на него, не давая размахнуться. Он сделал шаг в сторону и тут же вскрикнул, напоровшись на выставленный нож. Хватающий воздух рот попытался крикнуть, но зажавшая его жесткая ладонь не позволила издать ни звука.
        Аккуратно уложив на плиты мертвые тела, Лука вернулся к своим, там дело тоже двигалось споро. Первый десяток был уже наверху.
        - Переодеваемся. - Приказал Велий, не став ждать пока поднимутся все. Развязав мешок с одеждой, он вытащил сардийскую безрукавку и натянул на себя, прямо поверх туники. Остальные тут же последовали его примеру.
        Последние еще поднимались, а Лука уже ступил на мостовую города. Разбросав жестами своих бойцов по ближайшим улицам, он стал ждать информации и подхода всей группы.
        В этой части города было тихо и абсолютно безлюдно. Весь город был там, откуда шел запах гари и усиленный эхом звон стали. Велий прислушался, но разобрать по звуку, что там происходит было невозможно. Он усмехнулся - что ж, остается надеяться только на дьявольскую удачливость Навруса.
        Лука вспомнил Фесалийца, потому что буквально перед самым штурмом тот изменил план. Теперь, диверсионный отряд должен был продвигаться не к главным воротам, а к северным. На удивленную ремарку Велия - туда же раза в полтора дольше, Наврус глубокомысленно ответил - короче, не значит быстрее. У главных ворот, возможно, будет слишком много народу. Тогда, Лука с раздражением подумал, что это очередная блажь Фесалийца, но за ночь у него было время подумать и согласиться. Площадь у главных ворот, слишком удобна для накопления резерва и скорее всего там действительно сейчас не протолкнуться.
        Группа собралась в полном составе почти одновременно с возвращением разведки. Ближайшие улицы были пусты, кордонов и патрулей никто не встретил. Выслушав доклады, Велий огляделся. Солнце еще не появилось, но ночь уже отступила. Дольше ждать было опасно, и он указал направление.
        - Идем к северным воротам. Держаться вплотную, не растягиваться и не звука. Если что, говорю только я! Всем остальным рта не открывать!
        Глава 5
        Солнце еще не показалось над вершинами гор, но утренний свет уже разлился над долиной Ура. Теперь глобальность катастрофы, нависшей над городом, предстала во всем своем ужасе. Тысячи и тысячи собранных вокруг Ура людей накатывались волна за волной на каменные стены, усыпая подступы своими трупами.
        Наблюдая за развалившимся в кресле стратилатом, Иоанн заметил, как тому не удается скрыть растущую нервозность. Маленькие пухлые пальчики, не переставая, стучали по столешнице, а нога, облаченная в расшитую туфлю, раскачивалась как маятник.
        Сделав пару шагов, цезарь склонился к уху стратилата.
        - Нервничаешь?
        Тот поднял взгляд и растянул губы в улыбке.
        - Нет, что вы, мой император. Все идет по плану. - Вопреки сказанному, Наврус поднялся и повернувшись так, чтобы со стороны Василия и Зои была видна только его спина, прошептал:
        - Велий уже должен подходить к северным воротам, и меня сильно заботит тот факт, что город там штурмует четвертый варварский легион. Не доверяю я, знаете ли, этим гавелинам. Вы посмотрите, что они там творят. Ползают как беременные тараканы! Я прямо извелся, думая кого бы туда послать, чтобы пришпорить варваров.
        Слушая Фесалийца, Иоанн хранил на лице полную безмятежность, не давая смотрящей на него Зое ни малейшей возможности удовлетворить свое любопытство. В тот момент, когда Наврус замолчал и выжидательно уставился на него, Иоанн вдруг осознал, насколько этот толстый, внешне простоватый человек хитер. Покачав головой, он мысленно поаплодировал стратилату: «Браво! Значит, все эти нервные телодвижения всего лишь средство, чтобы привлечь мое внимание! Просто подойти к императору и отправить его к северным воротам проблематично, а вот ежели он сам захочет проконтролировать, то кто же ему сможет помешать».
        Не меняя выражения лица, Иоанн прошептал в ответ.
        - Хорошо, убедили, я сам схожу.
        - Ну что вы, как можно! Вы меня не так поняли. - Наврус аж вспыхнул, но тут отыграл назад как ни в чем ни бывало. - Впрочем, наверное, вы правы. Присутствие императора подстегнет этих обезьян лучше всяких приказов. Знаете, я даже пошлю с вами третью когорту Евсания из резерва.
        Молча кивнув, Иоанн взглянул на довольное лицо Навруса и подумал: «Наверное неплохо, если он по-прежнему будет думать, что такие штучки со мной проходят».
        Некоторое время они еще постояли рядом, а затем Иоанн со скучающим видом вернулся к своему креслу, и еще через пару минут, приказав охране оставаться на месте, покинул ставку и двинулся вдоль реки к резервным когортам.
        Его уход не остался незамеченным, и Зоя, как бы невзначай, бросила многозначительный взгляд на Ликоса. Преторианский гвардеец лишь молча кивнул, мол все вижу, все контролирую и все помню. Не волнуйся.

* * *
        Если бы центурион Евсаний за свою долгую беспорочную службу не потерял способность хоть чему-нибудь удивляться, то наверняка сделал бы это, увидев подходящего императора. Без охраны, без сопровождения, в простом солдатском панцире, и в шлеме армейского трибуна. Мысленно пожав плечами - не мое это дело, Евсаний гулко ударил себя в грудь и вытянул сжатую в кулак руку.
        - Центурион третьей когорты, первого легиона…
        - Вольно! - Оборвал его Иоанн и коротко скомандовал. - Следуйте за мной, центурион!
        Развернувшись, он зашагал в сторону северных ворот, слыша, как выстраиваясь в колонну двинулась за ним вся когорта.
        «По-моему, получилось неплохо, - Иоанн остался доволен собой, - теперь, главное не облажаться с варварами. Если я правильно все понял, Наврус не доверяет гавелинам. Он считает, что те по каким-то причинам могут не пойти в открывшиеся ворота. По тайному наущению Зои, например, или из страха попасть в засаду, неважно. Моя задача возглавить прорыв и не дать гавелинам возможности отвертеться. Если это так, то тут он прав, кроме меня довериться ему некому. Добрый дядюшка Наврус не поскупился даже на резервную когорту. - Иронично прокручивая недавний диалог, Иоанн вдруг почувствовал злое раздражение. - Вот только почему надо всегда так сложно? Что, нельзя было объяснить все заранее и по-человечески? Иногда, Наврус меня просто бесит! Ему постоянно надо все запутать и выкрутить через задницу».
        Чувствуя за своим правым плечом тяжелую поступь центуриона, Иоанн вдруг ощутил слева присутствие еще одного человека. Оторвавшись от своих мыслей, он оглянулся и удивленно воскликнул:
        - Ты что здесь делаешь?
        Рядом с ним шла Зара. Все в той же серой далматике стремянного, но с тяжелым поясом на талии и торчащей из ножен рукоятью пехотного меча. Она ничего не ответив, лишь молча зыркнула в ответ - не говори глупостей!
        Иоанн не знал как реагировать, он оставил девушку в лагере под охраной, и ее изможденный вид тогда говорил, что она точно проспит до утра. Сейчас же она бодро шагала за ним, и если бы не синяк в пол-лица, то можно было бы и не вспомнить в каких условиях она провела последние несколько дней. Он хотел уже было остановиться и отправить ее обратно, но Зара, словно почувствовав это, одарила его таким взглядом, что он передумал. «А, ладно! - Решил уступить Иоанн. - Пусть идет, не скандалить же с ней на виду у всех».
        Многочисленные ворота Ура знаменовали собой всходы и закаты целых эпох в истории города. Сегодня, на пике расцвета Туринской империи, главными считались западные ворота, выходящие на фесалийский тракт, а до этого, когда столетиями здесь правили Сарды основную дорогу открывали дубовые створки восточных ворот. Ну, а еще раньше «правили бал» северные. В ту пору богатый и могучий Ур был непререкаемым авторитетом в торговле с северными варварами. Тогда эти ворота, прикрытые двумя квадратными башнями, символизировали мощь растущего города, а сейчас, спустя пол тысячелетия, когда былая слава уже угасла, поистрепался и некогда парадный вход. Исчезли яркие краски, позолота, облупились носы монументов, но одно осталось неизменным - отсюда начинался торговый путь к полуденным странам.
        На взгляд цезаря, подошедшего к позициям четвертого легиона, их легату Ганима Персулу следовало бы подтянуть дисциплину во вверенном ему подразделении. Вялотекущие действия его подчиненных действительно мало походили на настоящий штурм. Перешедшие ров гавелинские когорты не проявляли ни малейшего рвения взобраться на стены. Закрывшись щитами, они демонстрационно-бестолково топтались под стенами, предоставляя торкам соревноваться с горожанами в меткости стрельбы из лука.
        - Почему не атакуете, легат? - Голос Иоанна заставил вздрогнуть сидящего в кресле Ганима.
        - Что? - Пожилой сухопарый человечек подслеповато прищурясь уставился на цезаря.
        «Если он сейчас спросит - кто вы, - саркастически хмыкнул Иоанн, - придется его арестовать за непочтение к императорскому достоинству».
        К счастью для легата память у него была лучше зрения, и присмотревшись, он узнал виденного им лишь однажды претендента на трон.
        - Иоанн? - Выразил он крайнее удивление. - Что вы тут делаете?
        Сцена показалась Иоанну забавной, и он усмехнулся.
        - Это у вас, легат, надо спросить, что вы тут делаете, поскольку на штурм все это, - рука цезаря обвела сжавшиеся когорты, - мало похоже.
        Ганима недовольно скривился.
        - Это же гавелины. Арианово отродье! Им бы только жрать и спать! - Он тяжело вздохнул. - Хорошо хоть не разбежались до сих пор.
        Иоанн ожидал чего угодно: дурацких отговорок, разгильдяйства, и прочей варварской хитрожопости, но такой откровенный саботаж и нежелание хоть что-нибудь делать ошарашили. От неожиданности он бросил взгляд на Евсания, но тот мгновенно нацепил на лицо маску служивого идиотизма - не могу знать, не моего ума дело!
        «Понятно». - Почти вслух процедил Иоанн.
        В тот момент, когда на совете они решили поставить гавелинский легион против северных ворот, никто не ждал от него чудес. Как сказал тогда Наврус: «Их задача только одна - стянуть на себя все внимание горожан, дабы дать Велию возможность подойти к воротам».
        Оценив взглядом замершие когорты и вялую перестрелку торков с защитниками, цезарь глубокомысленно вздохнул: «Похоже, с этой задачей они не справились».
        Нужно было срочно исправлять положение, и Иоанн понятие не имел как это сделать. Броситься самому на штурм? Что-то подсказывало, что не поможет. Третья когорта, конечно, пойдет за ним, а гавелины нет. Он для них не авторитет, останутся стоять как стояли.
        «Единственно, что может заставить их лезть на стены, - промелькнуло в голове Иоанна, - это страх и алчность. Могу я их напугать или зажечь огонь жадности в их душах? Навряд ли, но попробовать я обязан».
        Жесткий, не терпящий возражений взгляд, хлестнул по лицу легата.
        - Всех трибунов и центурионов ко мне!
        - Сейчас? - Недоверчиво проворчал Ганима, и в голосе Иоанна послышалась неприкрытая угроза:
        - Мне повторить, легат?
        Повторять не пришлось, Ганима с каменным лицом отдал приказ, и через некоторое время вокруг собрались запыхавшиеся от бега командиры.
        Пройдясь суровым взглядом по раскрасневшимся лицам, Иоанн задал вопрос:
        - Вы знаете кто я?
        Большинство утвердительно кивнуло, и в тоне Иоанна появилась нотка праведного гнева.
        - Пять легионов уже закрепились наверху, еще немного и штурмовые отряды ворвутся в город, а вы все еще трусливо топчетесь у подножья. К вечеру мы возьмем город. С вашей помощью или нет, неважно. После победы, я справедливо разделю добычу между победителями. Между победителями, среди которых вас не будет! - Выждав паузу, он обвел взглядом стоящих вокруг. - Спросите меня, что ждет вас? Ну!.. Спросите!
        Никто не подал голоса, и Иоанн, не дождавшись, продолжил:
        - Не хотите, а я вам скажу… Если вы сейчас же не докажете мне, что я не прав, то за саботаж, за трусость и предательство весь легион ждет децимация и расформирование! Выбирайте!
        После мгновения гробовой тишины он почти выкрикнул.
        - Чего вы ждете? Выбирайте! Орла легиона либо сюда, - его палец ткнул себе под ноги, - либо туда, на стену! - Повинуясь моменту, рука сама выхватила меч из ножен и взмахнув, указала на зубцы башен. - Вперед!
        - Вперед! - Раздался первый голос в ответ, и его тут же подхватили остальные. - Вперед! - Понеслось над легионом, вместе с разбегающимися по своим когортам командирами. - Вперед!
        Страх наказания, угроза остаться без добычи, новость, что город уже почти взят. Неизвестно, что из этого кардинально изменило настрой легиона, может быть все вместе взятое, но гавелины, вдруг вспомнили кто они теперь есть такие.
        - Барррра! - Пронеслось над головами. - Баррра!
        Неизвестно где прятавшиеся до сих пор штурмовые группы бросились с лестницами к стенам, и вялотекущая имитация, набирая обороты, начала стремительно превращаться в настоящую кровавую мясорубку.
        Иоанн стоял прямо напротив ворот, и два легионера прикрывали его с обеих сторон щитами. Стрелы прилетали не часто, лучникам на стенах было чем заняться. Гавелины, не смотря на летящие камни и потоки горящей смолы, упорно лезли вверх. Цезарь смотрел на обожженные, орущие от боли фигуры, на разбитые головы и старался не думать, что именно он ответственен за них за всех.
        «Чтобы Велий смог подойти к воротам, у защитников города не должно быть ни одной свободной минуты, и ни одного свободного человека». - Этой мыслью он пытался вытеснить все остальные, но в том аду, что творился вокруг, это было непросто.
        Затрещав, рядом сломалась лестница, и легионеры, как горох посыпались на камни. Восторженный рев осажденных смешался с воплями переломанных людей, но порыв легиона этим уже было не сломить. С упорством обреченных гавелины тут же установили новую лестницу на место упавшей, и новые смертники вновь поползли вверх. В этом остервенении было какое-то безумие, словно решившись на штурм, люди вырвали из себя инстинкт самосохранения и попросту не понимали, что умирают по-настоящему.

* * *
        Солнце уже поднялось над крышами домов и таиться уже не было смысла. Велий вел свой отряд по запутанному лабиринту улиц, и по тому как мало им попадалось встречных горожан было понятно, что все силы сейчас брошены на защиту стен.
        Каждого встречного Лука встречал по отработанному сценарию. Едва завидев, он начинал кричать с характерным сардийским акцентом: «Бегите! Бегите назад! Имперцы в городе! Имперцы прорвались на южной стене!» Действовало безотказно. Горожане разворачивались мгновенно и во весь дух бежали в обратную сторону. Были и минусы. Паника неслась впереди них и намного быстрее. Рано или поздно, для остановки этого мифического прорыва должны были кого-нибудь послать, и встречаться с этим отрядом Велию не хотелось. Поэтому, после каждого такого выступления, он пытался свернуть и двигаться уже по другой улице. В результате этих маневров они заблудились. Лука не сразу это понял, в горячке бега, посреди узких коридоров абсолютно одинаковых улиц трудно было разобраться, но в какой-то момент, он вдруг четко осознал - здесь они уже были.
        Остановившись, Велий взглянул на солнце - они катастрофически опаздывали. «Что делать? - Заметались в голове панические мысли. - Нельзя же бегать по этим крысиным норам до бесконечности, штурм может захлебнуться в любую минуту».
        Он попытался успокоиться, и в этот момент, вдруг почувствовал взгляд. Сзади, в спину, точно между лопаток, испуганный липкий взгляд. Лука резко повернулся - никого, глухая каменная стена. Взгляд медленно пополз вверх и уперся в узкое стрельчатое оконце. Сомнений не было, смотрели точно оттуда.
        'Нам нужен проводник! - Четкая мысль связала все ощущения, и ухватившись за край забора, Лука одним прыжком взлетел на стену забора. Его взгляд обшарил крохотный дворик и остановился на дощатой двери. Еще один прыжок, короткая перебежка, и удар ноги вышиб хлипкую преграду.
        Ладонь легла на рукоять меча, и лезвие плавно вышло из ножен. Лука осторожно вошел вовнутрь. Первая комната, вторая - опять никого, но в углу лестница наверх. Предательская ступенька скрипнула под ногой и комит поморщился, но пошел дальше. Едва голова поднялась над люком, как его взгляд обшарил помещение. Везде пусто и только в дальнем углу три пары перепуганных глаз.
        Велий поднялся наверх и выпрямился во весь рост. На солнце хищно блеснул клинок, и щуплый мужчина у противоположной стены, судорожно обняв женщину и ребенка, закрыл их собой.
        Лука смотрел на эту сжавшуюся троицу, а те что-то лихорадочно бормоча ждали смерти. Наконец, горожанин, не выдержав напряжения, медленно повернул голову, и их взгляды встретились. Навстречу Велию выплеснулась бездонная тоска и мольба о пощаде, но старого солдата это ничуть не тронуло. Сколько их было таких в его жизни - пожалеешь, повернешься спиной и получишь вилами в печень. На войне нет места двум вещам считал он - слабости и жалости.
        Не убирая меча, Лука поманил горожанина к себе.
        - Подойди.
        Тот, не сразу решившись, все же оставил семью и, испуганно косясь, остановился в шаге от страшного захватчика. Острие имперского меча ткнуло его в шею так, что капля крови ожгла кожу.
        - Проведешь меня к северным воротам, будешь жить. - Голос чужака резанул угрозой.
        - А? - Горожанин аккуратно скосил взгляд в сторону женщины и ребенка.
        - Отпущу всех, когда увижу северные ворота. - Тон имперца не оставлял сомнений в том, что ждет всех троих в случае отказа, и горожанин кивнул.
        - Хорошо, я покажу.
        Лука отвел меч, и отойдя от лестницы, приказал.
        - Пошли вниз! Быстро!
        Во дворе уже толпились его бойцы, и Велий молча показал на женщину и ребенка. Их тут же отвели в сторону, а дернувшегося было вслед мужчину он оттолкнул в сторону.
        - Сделаешь все правильно, получишь их обратно. А выкинешь глупость… - В голосе комита послышалась пугающая холодная пустота. - Тоже получишь, но по частям.
        Теперь они двигались уже не плутая, самым коротким, прямым путем. Лука не мог с точностью контролировать проводника, но солнце в правый висок подсказывало общее направление и если бы тот вздумал юлить, то это не прошло бы незаметно. Чем ближе они подходили к стене, тем больше становилось народу на улицах. Велий уже не наводил панику и не бил тревогу, этого не требовалось. Здесь все куда то бежали, что-то несли, кричали, создавая такую круговерть и неразбериху, что отряд сардов спешащий на битву, ни у кого не вызывал подозрений.
        Когда в конце улицы показались ворота, проводник остановился и, повернувшись к Велию, опасливо пробурчал:
        - Ты обещал отпустить жену и дочь.
        Комит взглянул на мужчину, потом на ворота. Подходы к ним были завалены баррикадой. Как и предсказывал Наврус, горожане подготовились к тому, чтобы замуровать проход между башнями, если ворота не выдержат, но пока те стояли на месте и таран не выносил дубовые доски, в завале оставался узкий коридор на всякий случай.
        Оценивающий взгляд пошел дальше, вокруг всей площади, и вновь вернулся обратно. К женщине и ребенку посреди солдат. Переполненные ужасом, молящие глаза метнулись навстречу, и Лука нехотя произнес.
        - Ладно. - Его взгляд нашел центуриона и дал знак отпустить пленниц. Бойцы посторонились, и женщина с ребенком испуганно прижалась к стене.
        - А ты пойдешь с нами. - Взяв за плечи, Велий развернул тщедушного мужичка обратно к воротам и слегка подтолкнул.
        Дальше они уже не бежали, а шли строем, стараясь выглядеть уверенно. Никто им не мешал, и только у самой баррикады появившийся в проходе здоровенный мужичище остановил их.
        - Куда, зачем? - Огромная пятерня уперлась Луке в грудь.
        - Мы… - Комит только открыл рот, как их проводник вдруг рванулся в сторону и разрывая рот, завопил:
        - Тревога! Имперцы!
        Мужичище еще только схватился за рукоять меча, а клинок Велия уже коротко ткнул его в живот. Выпучив глаза, тот стал оседать на землю, а взгляд комита на миг остановился на испуганно-побелевшем лице рядом. Взлетел меч, окрашивая его кровью, и в голове промелькнула мысль: «Не пожалел бы бабу, глядишь, и мужик бы ее остался жив».
        В следующее мгновение он уже рванулся вперед, сшибая выскочивших перед ним горожан.
        Глава 6
        Порыв ослабевал. То эмоциональное пламя, что вспыхнуло в гавелинских сердцах затухало на глазах, и с этим ничего сделать было уже нельзя. На лестницах еще ползли вверх последние храбрецы, тогда как основная масса бессмысленно копошилась внизу, лишь подставляясь под стрелы и камни с городских стен.
        Глядя на это, Иоанн все больше и больше понимал - поднять гавелинов на новый штурм практически невозможно. У соседних легионов дела обстояли немного лучше, но как и предсказывал Наврус ни одному из варварских легионов закрепиться на стене не удалось. Кроме двух участков, где имперские когорты до сих пор удерживали захваченные плацдармы, по всему остальному периметру напор стихал и отступление становилось лишь вопросом времени.
        «Если Лука не появится сейчас, - подумал Иоанн, - то очень скоро открывать ворота будет уже не для кого. Штурм захлебнется, и для меня это будет катастрофа. Василий и Зоя тут же обвинят в напрасных потерях и потребуют расследования. Легионы промолчат, и как-то так случайно получится, что утром меня найдут мертвым. Войскам объявят, что я покончил самоубийством, не выдержав груза вины и собственной слабости».
        Чувствуя, как «почва уходит из-под ног» и противно слабеют коленки, цезарь, сжав кулаки, поднял лицо к небу и зашептал:
        - Великие небеса, Всемилостивейший и Всепрощающий Митра, если я все-еще нужен тебе, если моя миссия на земле не исчерпана, то самое время показать свою волю и могущество!
        Шепча с зажмуренными глазами, Иоанн ничего не видел, но раздавшийся скрип воротных петель ни с чем спутать было нельзя. Не веря себе, цезарь уставился на открывающиеся ворота. Целое мгновение потребовалось ему, чтобы совладать с неконтролируемо опускающейся нижней челюстью, а затем он вновь вскинул взгляд к небесам.
        - Клянусь, ты не пожалеешь! - Прошептав, он обернулся к легату четвертого легиона и в сердцах выругался. Тот лежал на земле, и суетящаяся вокруг свита колдовала над торчащим из груди военачальника арбалетным болтом.
        «Это ж чем надо прогневить судьбу, чтобы смерть нашла даже здесь. - В сознании Иоанна, это почти равнодушное удивление сменилось насущным вопросом. - Если легат мертв, то кто поведет легион на прорыв?»
        Его взгляд прошелся по лицам заместителей, и он отмел их одного за другим - эти впереди солдат в неизвестность не полезут. Оставался только один вариант и, выдохнув, Иоанн отбросил сомнения. Рука с оружием взлетела над головой, и полуобернувшись к когорте, он закричал на пределе возможного:
        - За мной! На штурм!
        Ноги сами понесли тело вперед, рот продолжал что-то орать, и мир в глазах сузился до черной щели в воротах. Что там за ней? Велий со своими парнями или враг? А вдруг это засада! Не желая думать о плохом, Иоанн зарычал, закрываясь злой бешеной пеленой от собственного разума и страха.
        Промелькнули ворота, затем каменный коридор, он бежал вперед каждую секунду ожидая наткнуться на строй горожан, но никого не было. Позади остался узкий проход в баррикаде, и взгляду цезаря открылась пустая площадь. Городское ополчение разбегалось, не решившись на сопротивление. От неожиданности Иоанн остановился, и, стянув с головы шлем, жадно схватил ртом воздух. Пот ручьем бежал по лицу, бешено колотилось сердце, а в висках лихорадочно стучало только одно слово: «Победа! Победа! Победа!»
        Обгоняя его, мимо уже неслась людская река из орущих перекошенных лиц, лязга оружия и грохота тысяч подкованных сандалий. Охваченные ужасом, горожане бежали повсюду насколько хватало глаз, бежали, бросая оружие и ища спасение в лабиринте городских улиц.
        В счастливой прострации Иоанн откинулся спиной на стену и блаженно закрыл глаза. В сознании крутилась радостная эйфория сменяя чудовищное нервное напряжение последних дней. «Я победил! Победил! - Сладкое как мед возбуждение крутилось в голове. - Я победил! Я император!»
        - Что с тобой? Ты ранен? - Голос Зары вернул его в реальность, и, приоткрыв глаза, он улыбнулся.
        - Все хорошо! Со мной все хорошо!
        Девушка облегченно выдохнула, и уголки ее губ раздвинулись в ответ. Они молча смотрели друг на друга, наслаждаясь только им понятным мгновением. Не слыша рева бегущей толпы и грохота железа, они улыбались глядя друг на друга. Улыбались как люди, осознающие, что только благодаря тому чувству, которое вспыхнуло и живет где-то глубоко внутри них, они все еще живы.
        Из бурлящей вокруг них толпы вдруг вынырнул Велий, и с одного взгляда оценив сцену, отвернулся и крякнул в кулак.
        - Хм-хм!
        Оторвавшись от глаз Зары, Иоанн выпрямился и вздернул подбородок.
        - Я слушаю вас, легат Лука Велий.
        Тот, как и положено, почтительно склонил голову.
        - Мои император, необходимо срочно развивать прорыв, а я не могу найти легата. Не знаете, где штаб легиона?
        Иоанн жестом остановил Велия.
        - Не ищи, легат Ганима мертв. - Прищурившись, он внимательно осмотрел площадь. Легион остановился. Предоставленные сами себе, гавелины занялись тем, что у них во все времена получалось лучше всего - грабежом. Кое-где уже вспыхнули ссоры из-за добычи.
        'Этой волчьей стае срочно нужен новый вожак, - подумал Иоанн и вновь остановил взгляд на лице друга.
        - Придется тебе, Лука, принять эту банду на себя.
        Скривившаяся физиономия Велия лучше всяких слов сказала все, что тот думает об этом, и цезарь, нахмурившись, отрезал:
        - Лука Велий, я приказываю тебе возглавить четвертый варварский легион и немедленно продолжить наступление. - Смягчив тон, он добавил. - Не дай горожанам укрепится в цитадели.
        - Слушаюсь, мой император! - Легат ударил себя в грудь сжатым кулаком и вытянул в приветствии руку.
        Ответив на приветствие, Иоанн отпустил Велия, и тот, подозвав бойцов своего штурмового отряда, раздал им короткие приказы. Его люди тут же бросились исполнять, а сам он, выбрав заметное со всех сторон площади место, встал там в ожидании. Очень скоро отыскался отставший штаб легиона и рядом с Лукой поднялся штандарт с орлом, и заполоскались значки всех четырех когорт. Еще через пару минут перед ним выстроились центурионы и трибуны. Что он им сказал, Иоанну было не слышно, но по тому как резво они помчались, стало понятно - впечатление на своих новых подчиненных Велию произвести удалось.
        Рыхлая людская масса, заполнившая площадь, забурлила, зашевелилась, и на первый взгляд массовое хаотичное движение, к удивлению Иоанна, привело к построению почти ровных прямоугольников.
        От выстроенных когорт к штабу побежали трибуны, и приняв доклады, Велий молча прошелся вдоль выстроившегося легиона.
        - Знаете, что скажут про вас завтра? - Голос Велия загремел на головами легионеров. - Завтра каждый торгаш в лагере будет смеяться над тем, как гавелины четвертого легиона первыми вошли в город, а получили лишь медяки да старое тряпье. Будут потешаться над тем, что пока вы тратили время на хибары бедноты, другие легионы, взяв цитадель, получили все богатства Ура.
        Шеренги мрачно молчали, пока Лука не прокричал:
        - Так что будете собирать здесь гроши или вести вас на цитадель?
        И тогда над площадью раздался единый выдох всего легиона.
        - На цитадель!
        - На цитадеееель! - Эхом ответили стены и крыши домов. Тут же надрывно завыла труба, мерно зарокотали барабаны и вытянувшиеся цепочки легионеров вслед за Велием потекли в темное нутро узких городских улочек.
        Легион исчез в этих похожих на щели улицах так быстро, что после бурлящего столпотворения, враз опустевшая площадь произвела на Иоанна гнетущее впечатление. Валяющиеся повсюду трупы, резкий запах крови и мертвечины напомнили ему о печальной реальности. Он завоеватель, это он принес в этот мирный город смерть, разрушение и несчастье.
        Его взгляд прошелся еще раз по пустому пространству между линией домов и городской стеной, и вдруг обнаружил, что они с Зарой здесь не одни. С другого конца площади, прямо к нему маршировал десяток легионеров во главе с центурионом, в котором Иоанн опознал Евсания.
        - Ба, - на правах старого знакомого усмехнулся цезарь, - как же ты решился оставить свою когорту?
        Центурион словно бы извиняясь развел руками.
        - Легат приказал! Сказал, чтобы я лично возглавил вашу охрану. Мол головой отвечу, если что.
        Иоанн с улыбкой покачал головой. - «Перестраховывается Велий. Город то можно сказать уже взят».

* * *
        Четыре легионера с Евсанием впереди, затем Иоанн, за ним Зара, а следом еще шестеро бойцов. В таком порядке, окруженный охраной, цезарь продвигался к центру города. До этого момента, они не встретили ни одного человека, ни горожан, ни своих. Город будто вымер, но все равно воздух словно пропитался напряжением и нервозностью. Центурион постоянно крутил головой, прислушиваясь к любому шороху и не спуская глаз с окон вторых этажей. Зажатая с двух сторон глухими стенами домов, узкая улочка, больше всего напоминала горное ущелье, и эта стесненность давила на маленький отряд ощущением беспомощности в случае внезапного нападения.
        Эта нервозность передалась и Иоанну, его не покидало ощущение, что кто-то постоянно следит за ними сверху и ждет удобного случая. Он убеждал себя, что никого здесь нет, что боеспособные горожане сейчас спешно отходят к цитадели, а остальные, кто выжил, забились по щелям и им не до засад. Разуму этих доводов хватало, а вот душу все равно грызло ощущение тревоги. Он даже вздрогнул, когда Зара дотронулась до его плеча.
        - Что? - Иоанн обернулся к девушке, и та встретила его странным отстраненным взглядом. Она выглядела так, будто только что вернулась откуда-то издалека и плохо понимает, что происходит вокруг.
        Иоанн сжал ледяную ладонь девушки.
        - С тобой все в порядке?
        - Да. - Она кивнула, и ее большие зеленые глаза впились в лицо цезаря.
        - Готовься! Это случится сейчас. - Тщательно скрываемая тревожная нотка все-таки пробилась в голос.
        'О чем это она? - За последнее время столько всего навалилось, что цезарь попросту забыл о том, ради чего Зара вообще вошла в его жизнь. Он не задал этот вопрос вслух, потому что прочел молчаливый ответ в ее глазах.
        «Час судьбы пробил! Время решать кто умрет, а кто останется жить наступило или вот-вот наступит».
        - Подожди! - Поняв о чем она, Иоанн чуть не взорвался. - Ты же обещала, что твой магистр предупредит за день или за два, что мы успеем подготовиться. А сейчас? Когда это случится? Кто этот человек?
        Зара ожгла его взглядом.
        - Не дергайся! Великий магистр говорит мне, что это случится сейчас. Кто этот человек, ему разглядеть не удается. Скорее всего, потому что это не основной игрок, и мотивы его туманны, а чем меньше понимания, тем сложнее рассмотреть нити судьбы.
        Не снижая шага, Иоанн возмущенно фыркнул:
        - Легко тебе говорить, не нервничай. Не тебя же идут убивать!
        В глазах Зары появился немой укор, и цезарю стало стыдно.
        - Извини! - Он отвернулся понимая, что погорячился. Они столько прошли вместе, и эта девушка не раз рисковала жизнью ради него.
        Теперь они шли молча, и Иоанн прокручивал в сознании тот давнишний разговор в ночном шатре.
        «Узел судьбы, по учению Данациуса, это когда нити двух разных людей пересекаются и дальше остается только один. Если Великий магистр не знает этого человека, то скорее всего, я его тоже не знаю, но при этом он не может быть случайным человеком, случайным стрелком из окна, например. Узел судьбы не про это! Он сводит вместе нити людей, имеющих настолько неразрешимые противоречия, что способов их решения кроме убийства, попросту не существует. Значит, скорее всего, я только думаю, что не знаю его, а на деле я уже с ним встречался. Вспоминай, кого ты мог так сильно обидеть, чтобы он мечтал о твоей смерти. - Иоанн напрягся, прокручивая последние события, и ничего не вспомнив, искренне взмутился. - Нет, это нормально? Я даже не знаю имени человека, настолько сильно желающего убить меня, что в дело вынуждена вмешаться сама богиня Судьбы. Я бы понял, если бы это был Василий или Зоя, или даже Сцинарион, но тогда магистр увидел бы их, ведь он следит за ними. Даже если бы они действовали не сами, а послали убийцу, он бы увидел. Хотя… - Цезарь полистал в памяти трактат Эртория Данациуса „Возможности человека
влиять на свою судьбу“, и нашел что искал. - Если бы посланный убийца имел свой мотив, преобладающий над мотивацией заказчика, и видел бы во мне препятствие для достижение своей цели, то тогда могла бы возникнуть отдельная нить судьбы, невидимая для Великого магистра».
        Уйдя глубоко в себя, Иоанн чуть не упал, споткнувшись о камень. Выругавшись, он мысленно обругал себя: ерундой какой-то занимаюсь! Какая мне разница кто это! Все равно подготовиться невозможно'.
        Пока цезарь вел свое внутреннее расследование, отряд вышел на крохотную площадь, больше похожую на перекресток двух улиц. На мгновение Евсаний остановился, решая какую из дорог выбрать. Постепенно все остальные остановились вслед за ним, и в этот момент Зара поняла - сейчас! Время на предупреждение не было, и она полностью сымитировав голос центуриона, заорала:
        - Щиты к бою! Засада!
        Рефлексы легионеров сработали быстрее разума. Щиты взлетели вверх, и в тот же миг в них застучали стрелы.
        - Отходим! Прикрыть императора! - Теперь уже звучал голос настоящего Евсания.
        Не церемонясь, центурион оттолкнул Иоанна к стене и закрыл его собой. Слева и справа мгновенно выросли щиты и спины легионеров. Медленно отступая, Евсаний зашарил глазами в поисках какого-нибудь укрытия, но оно не понадобилось. Обстрел прекратился и из домов, окружающих площадь стали выходить люди.
        Глава 7
        - Преторианцы! - Удивленно выдавил из себя Евсаний и, словно очнувшись, заорал. - Эй, вы что ошалели в своих палите!
        Иоанн тронул его за плечо.
        - Не надо центурион, они знают, что делают. Они пришли за мной.
        Пойманный взгляд Зары подтвердил, они оба узнали предводителя нападавших. 'Значит, все-таки Зоя! - Промелькнуло в голове цезаря. - Как звали этого громилу? Не помню. А мотив? Какой у него личный мотив желать мне смерти?
        Преторианцы медленно брали в кольцо прижавшийся к стене отряд.
        «Не меньше полусотни. - Прикинул про себя Евсаний. - А у меня лишь десяток… Поляжем все и императора не спасем. Да пошлет, Огнерожденный, нам милость свою!»
        Покрепче сжав рукоять меча, он поднял щит до уровня глаз и, не оборачиваясь, выкрикнул:
        - Стоять насмерть, братцы! Да не посрамим имя свое!
        Легионеры сжались в единый кулак, а вот центурион наступающих преторианцев остановился.
        - Не глупи, Евсаний, - Ликос попытался изобразить улыбку, - зачем вам умирать за какого-то безродного мальчишку. Он обманул вас! Он не император и прав на трон у него не больше, чем у тебя или у меня. Отдайте мне Иоанна с его девкой и идите на все четыре стороны. Ваши жизни мне не нужны.
        Что бы не думал в это момент Евсаний, кем бы ни считал Иоанна, но этому преторианцу он точно не верил. Во-первых, старый центурион терпеть не мог всю эту придворную шелупонь. Во-вторых, конкретно этот мерзавец бесил его уже тем, что говорил с ним снисходительно и свысока. И в-третьих, Евсаний был не дурак и понимал - свидетелей в таком деле живыми не оставляют. Сам бы он, точно, не оставил. Поэтому он не стал говорить лишнего, а просто выругался - длинно и витиевато.
        - Да, поглотит Ариан тебя и весь твой поганый род до седьмого колена!
        В ответ на проклятье преторианский центурион, скрипнув зубами, процедил:
        - Как знаешь. Это твой выбор. - Уродливый шрам побагровел от с трудом сдерживаемого гнева. В узких, почти черных глазах вспыхнула злая искра, и взмах меча бросил преторианских гвардейцев в бой.
        Прижавшийся к стене десяток легионеров закрылся щитами, как гигантская черепаха. Огрызаясь короткими выпадами, бойцы Евсания сдержали первый натиск, но иллюзий у того не было, если в ближайшее время не придет помощь, то скоро все закончится для них очень печально. При таком тотальном преимуществе преторианцы могли атаковать постоянно, сменяя лишь переднюю линию, тогда как легионеров сменить было некому. Рано или поздно усталость возьмет свое, начнутся ошибки, а с ними придут и потери.
        Глядя как закрыв его спинами, рубятся легионеры, Иоанн аж встряхнул головой, прогоняя дежавю.
        «Два раза за одну ночь, это уже перебор. - Бормоча, он до боли сжал рукоять меча, готовясь к самому худшему. - Помощи ждать неоткуда. Велия я сам отправил брать цитадель, а первый легион и когорта Понция сейчас наступает от главных ворот к центру, значит их появление здесь крайне маловероятно. Подожди-ка! Есть еще Великий магистр и наша сделка! Он обещал мне свою помощь!» - Цезарь повернулся к Заре и увидел только густые ресницы и плотно закрытые глаза. Напряженное лицо девушки говорило о том, что все ее силы в этот момент направлены на создание контакта с Эрторием Данациусом.
        Нужно было время, а вот его то как раз и не доставало. Преторианцы не перли всем скопом, а накатывались волна за волной, и с каждой новой нажим все усиливался и усиливался. Чтобы на узком фронте бойцы не мешали друг другу, Ликос разделил свой отряд на три группы и бросал их в бой поочередно. Одна линия отходила, уступая место свежим бойцам, затем следующая, а когда в бой вошла третья, измотанные защитники цезаря стали падать один за другим.
        Иоанн еще не вступил в бой, но вокруг него осталось всего четверо: израненный Евсаний, двое его бойцов, да Зара за спиной. Оскалившись, он ткнул в кого-то не глядя и тут же закрылся от летящего в голову меча. Что-то чувствительно садануло по шлему, и все закрутилось как в чудовищной мясорубке. Рядом упал пронзенный копьем легионер, а второй, получив удар в незащищенную ногу, с душераздирающим воплем рухнул на мостовую. И тут же вдруг неестественно замер Евсаний. Преторианский меч нашел сочленение пластин и пробил его доспех под правой рукой, но Иоанн уже ничего не видел кроме мелькающей вокруг смертоносной стали.
        Иоанн отбил летящий ему в грудь клинок, но толчок щитом заставил его пошатнуться и потерять равновесие. Падая, цезарь даже успел смириться - это конец! Отчаянно стиснув зубы, он приготовился к разрывающей плоть боли, но вдруг все изменилось. Стоящий над ним преторианец вздрогнул, словно попал под порыв ледяного пронизывающего ветра. Ненависть, горящая в глазах, потухла, закрываясь безумной молочной пеленой, а меч, нацеленный в грудь цезаря, неожиданно взлетел и обрушился на голову соседнего преторианца. Жуткий вопль боли и непонимания пронесся над площадью, а взбесившийся гвардеец накинулся на других своих товарищей. В общей скученности его меч успел достать еще троих, прежде чем свои успели свалить безумца, но болезнь, охватившая одного, вдруг поразила следующего. Вот теперь среди преторианцев вспыхнула настоящая паника, и они шарахнулись в стороны от одержимого.
        Оторвав взгляд от царящего на площади безумия, Иоанн обернулся к Заре. Все как тогда, в самый первый день. Сквозь него смотрели желтые кошачьи глаза, смотрели так словно этим взглядом она держала за горло осатаневшего гвардейца. Какие бы чувства он не испытывал к этой девушке, но в этот момент ему стало не по себе. Справившись с собой, цезарь чуть не воскликнул вслух: «Как бы я хотел знать, Зара, от кого в тебе эта сила, от Света или от Тьмы?»
        Когда вслед за вторым зарубленным безумцем свихнулся следующий, преторианцы не выдержали и с единым воплем «демоны!» бросились кто-куда. Все, кроме одного. Центурион с изуродованным лицом даже не сдвинулся с места. Уклонившись от удара своего бывшего товарища, он молниеносно ткнул того в подставившийся бок. Безумец захрипел и, пуская кровавые пузыри, осел к ногам Ликоса, а тот, не глядя на него, шагнул прямо к цезарю.
        Иоанн ждал, что Зара сейчас развернет убийцу и бросит его в погоню за своими подельниками, но черная как тень фигура центуриона стремительно надвигалась, не думая останавливаться. Не понимая что происходит, Иоанн бросил взгляд на Зару и застыл пораженный. В глазах девушки уже не было дьявольского света, скорее их темно-зеленая глубина наполнилась искренним недоумением и растерянностью.
        - Он говорит, чтобы я не вмешивалась. Он говорит, это воля Астарты. Богиня хочет, чтобы этот узел судьбы ты развязал сам, без чьей либо помощи. - Зара выглядела жалко, потрясенная смыслом того что сказала.
        Иоанн не знал, что больше его потрясло, смысл услышанного или сам вид растерянной Зары. Никогда еще он не видел ее такой беспомощной, и это только доказывало, что он не ослышался.
        - Вы отказываетесь от меня? Хотите моей смерти? И ты тоже? - Его взгляд смотрел ей прямо в глаза, не в силах поверить в происходящее.
        Дождаться ответа у него уже не было времени. Над головой взлетел меч преторианского центуриона, и Иоанн, вложив все силы в удар, сумел его отразить. Дальше, он только отступал, уклоняясь от разящего клинка. Громадное тело преторианца двигалось не по размерам стремительно, а Иоанн, отходя задом, не видел ничего кроме мелькающего перед носом меча. Шаг за шагом, он приближался к ловушке, в которую его загоняли.
        Для Ликоса это была почти игра. Несколько обманных движений, и он без труда припер цезаря к стене.
        - Я убью тебя не сразу, - рот преторианца скривился в усмешке, - Зое приятно будет узнать, что ты мучился перед смертью.
        Вложив все силы в удар, Иоанн рванулся, пытаясь достать самодовольного урода, но тот, словно ждав именно этого, увернулся и резким ударом выбил меч из рук цезаря. Отшатнувшись, Иоанн почувствовал спиной холодный камень стены - отступать было некуда. Все что он мог сделать, это выпрямиться и принять смерть достойно. Отточенное острие прокололо кожу на шее и вдруг остановилось.
        - Знаешь, я даже благодарен тебе. - Ликос сдержал желание увидеть хлынувшую из горла врага кровь. - Ведь у меня, простого солдата, не было ни единого шанса получить ее. Я мог бы до конца жизни бесплодно мечтать, если бы не появился ты. Да, я благодарен, но ты исполнил свою роль, и больше не нужен! Ты ничтожество, всего лишь цена, которую надо заплатить, чтобы получить ее.
        Иоанн молча слушал, чувствуя, как отточенный кончик меча ворочается в шее раскаленным куском железа. Кривясь от боли, он все-равно не смог удержаться от саркастической мысли: «Мы все платим за власть! Кто деньгами, кто предательством, а Зое придется заплатить своим телом. Приятно думать, что своей смертью я заставлю ее мучиться в постели с этим уродом».
        Надо было заканчивать, но Ликос тянул. Момент торжества и предвкушения будущей награды был так упоителен, что ему не хотелось с ним расставаться. Он давно бы уже воткнул меч и покончил с этим слюнтяем возомнившим себя императором, но желание выговориться было сильнее. Он слишком долго молчал и сгорал от неисполнимости своего желания, чтобы не выжать максимум из момента своего торжества.
        - В постели с ней я буду рассказывать, как ты мучился перед смертью, как истекал кровью. - Одним движением Ликос чиркнул лезвием меча вдоль руки жертвы, оставляя глубокий мгновенно набухший кровью след. - Зое нравятся такие истории, они ее возбуждают.
        Глядя на искривившееся от боли лицо цезаря, Ликос удовлетворенно оскалился.
        - Я принесу ей твою окровавленную голову и брошу ей на постель, а потом возьму ее прямо там, на мокрых от крови простынях.
        Острие меча пройдясь и по второй руке, вновь ткнуло Иоанна в шею, заставляя вытянуться. Силы покидали его, по телу мутной волной разливалась безнадега и апатия. Даже боль притупилась, и все стало как-то безразлично и скучно. Вскинув голову, он усмехнулся прямо в лицо своему врагу.
        - Теперь я знаю, какой ты представляешь эту маленькую сучку, когда дрочишь на нее в своей каморке.
        Лицо центуриона перекосилось от бешенства.
        - Тварь! - Не сдержавшись, он ударил Иоанна в лицо. Наотмашь, тыльной стороной ладони, сжимающей меч.
        Голова дернулась так, что хрустнули шейные позвонки, и цезарь, теряя сознание, полетел на каменные плиты мостовой. Очнувшись, он увидел лишь занесенную для замаха ногу, и подчиняясь не разуму, а каким-то далеким диким инстинктам, метнулся вперед, не давая тяжелому сапогу как следует разогнаться. Что-то ударило в грудь, но не остановило, и влетев преторианцу в ноги, Иоанн дернул их на себя, руша возвышающуюся над ним человеческую махину.
        Выронив меч и вздыбив волну пыли, преторианец с грохотом рухнул на землю, и цезарь, повинуясь проснувшемуся в нем зверю, запрыгнул ему на грудь.
        - Сдохни! - Рыча, он бил кулаками в лицо лежащего под ним человека, бил со всей силы, желая лишь одного, чтобы тот никогда больше не смог подняться.
        Удары цезаря разбили центуриону нос и губы, но скорее взбесили, чем нанесли реальный вред. Придя в себя после секундного шока, тот перехватил летящий ему в лицо кулак, и одним движением сбросил с себя Иоанна. Его ладонь скользнула к поясу, вытаскивая нож, и через мгновение, придавив противника всей массой к земле, он уже замахнулся для последнего решающего удара.

* * *
        Зара в каком-то мрачном отупении смотрела, как огромный преторианец загоняет Иоанна в угол и не понимала, что происходит и что ей делать. С самого раннего детства, с того самого момента, когда она в первый раз увидела Великого магистра, она всегда выполняла его приказы. Эрторий Данациус заменил ей всех: отца, мать, друзей. Он говорил ей что хорошо и что плохо, кто может жить, а кто должен умереть, и она всегда верила ему. Ему и Великой богине! А сейчас они оба приказывают ей не вмешиваться - пусть решает судьба.
        Ее рука нервно стиснула рукоять меча. Лезвие на половину вышло из ножен, и со стуком влетело обратно.
        - Почему? - Мысленно закричала Зара, обращаясь к своему учителю. - Я столько раз сражалась за него! Почему же сейчас я должна смотреть как его убивают?
        Голос магистра зазвучал в ее голове мягко и успокаивающе. «Постарайся принять это как данность, дитя мое. Мы не всегда можем постичь волю Великой богини, ибо не можем взглянуть на мир с той высоты с какой смотрит она».
        Воля Астарты, приказ Эртория до этого момента ей всегда было достаточно этих слов, но сегодня впервые где-то внутри нее вспыхнуло пламя мятежа. Что-то во всем этом моменте было не так и что самое страшное - в словах учителя ей слышалась фальшь. Пересилив какую-то часть себя, она словно бы реально увидела спокойные мудрые глаза наставника и, глядя прямо в их бездонную пустоту, закричала:
        - Я не верю! Я не верю, что этого хочет богиня! Молю тебя, Эрторий, скажи правду, в чем дело!
        - Правду! - Данациус принял вызов своей лучшей ученицы. - Хорошо, я скажу тебе правду. В настоящее время мне не нужен сильный император и единое командование армии. Я рассчитывал поднять его на вершину позднее, когда мы возьмем столицу и сможем разделить с ним власть, но юноша оказался слишком прытким. Иоанн, как один из претендентов мне подходит, а Иоанн - император, мне сейчас совершенно не нужен. Он способен сломать всю игру. Конечно, потеря такой ключевой фигуры все усложнит, но я подумаю о его замене, когда придет время, а сейчас, пусть все идет как идет. Меня устраивает ситуация, где они грызутся между собой и каждый тащит в свою сторону, а армия по-прежнему стоит в долине Ура.
        Через огромное расстояние взгляд магистра вошел в сознание Зары.
        - Вот тебе правда! Что стало легче? Ты же знаешь, идет война, ставки в которой настолько высоки, что даже моя жизнь или твоя, всего лишь крохотные винтики в одном огромном механизме.
        - Политика! - Почти с ненавистью прошептала Зара. - Холодная и бездушная политика, а совсем не воля Астарты! Это твоя воля, Эрторий, а не ее. А как же слово, что я дала ему от твоего имени? Оно то имеет цену?
        Эрторий Данациус слишком привык к незыблемости своих приказов, и сейчас там далеко в Царском городе он не смог правильно оценить эмоциональное состояние девушки. Даже наоборот, на ее упрек его губы чуть тронула горькая усмешка и в голове Зары прозвучало:
        - Поверь, девочка моя, за победу я готов заплатить и не такую цену.
        - А я нет! - Зара вдруг широко распахнула глаза. - Я своим словом не разбрасываюсь. Если я обещала, что не позволю убить его, то сдержу обещание, и пусть Астарта нас рассудит.
        Если бы в это момент небо упало на землю, то это и то произвело бы на Эртория меньшее впечатление, чем открытый бунт ученицы.
        - Не смей! - Растерянно выкрикнул он, но Зара уже не слышала. Ее сознание закрылось, и магистр почувствовал это так, словно с разбегу врезался в закрытую прозрачную дверь. Переждав легкое сотрясение, он потер лоб и, собираясь с мыслями, раздраженно пробормотал: «Дело твое безнадежно, если ученики не идут по стопам твоим».
        Прервав контакт, Зара как будто открыла глаза и увидела, наконец, реальность. Там, на другой стороне площади катались два борющихся тела, и она, облегченно выдохнув - жив, подняла глаза к небу.
        - Спасибо тебе, мать Астарта!
        Последнюю фразу Зара заканчивала уже на бегу. У нее перед глазами стояла широкая спина преторианца, его вскинутая рука, и блеснувший на солнце нож. Яркое как вспышка понимание прожгло ее сознание: «Не успею!»
        Медленно, словно время затормозилось, клинок убийцы двинулся вниз, целя Иоанну прямо в грудь, а ей еще надо пробежать как минимум десять шагов.
        «Не успею!» - Вновь сверкнуло осознание, и Зара, отбросив меч, рванула с пояса нож. Не целясь, а лишь выцепив взглядом то место, куда хочет попасть, она метнула узкое стальное лезвие со старой вытертой рукоятью.
        Спина защищена панцирем, на голове шлем, и только узкая полоска шеи между кромкой брони и назатыльником шлема. Попасть туда с такого расстояния нереально, но только так можно остановить убийцу. Любая другая рана не остановит, возможно ранит, но не остановит. Лишь воткнувшееся в основание головы стальное жало принесет мгновенную смерть.
        Зара вцепилась взглядом в коричневую полоску кожи между железными пластинами, словно вела глазами свой нож. Она не дышала, не жила - до того мгновения пока дернувшая в предсмертной судороге голова не возвестила: - «Есть! Попала!»
        Глава 8
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию. Земля Суми.
        Несмотря на раннее утро, лагерь руголандцев гудел как потревоженный улей. По приказу конунга две ладьи вновь спускали на воду, и вся дружина изводила Озмуна вопросами. В воздухе роились самые невероятные слухи, но правая рука Рорика отмалчивался, рыча на самых назойливых: «Что вы разгалделись как бабы! Сейчас конунг выйдет и сам все расскажет». Ненадолго это помогало, связываться с Озмуном никому не хотелось.
        Выбив подпорки и подставив плечи, бойцы стащили на воду два больших корабля. Работали молча, но как только дело было сделано, к Озмуну пристали уже серьезно.
        - Куда пойдем?
        - Почему не все?
        - Что за разборки с вендами?
        Вопросы сыпались со всех сторон, а Озмун лишь мрачно зыркал по сторонам. Наконец, не выдержав, он рявкнул:
        - Хватит галдеть! Ладно, пойду схожу к Рорику, узнаю чего он тянет.
        Дружинники расступились, давая проход старшине, и Озмун, ни на кого не глядя, направился к шатру конунга.

* * *
        В большой палатке конунга воздух поистине пропитался напряжением. Злой взгляд Рорика нацелился на стоящего у входа Ольгерда.
        - Ты хоть понимаешь, что ты наделал? - Он подошел вплотную к опустившему глаза племяннику. - Венды сами отдают нам то, за что сотни руголандцев положили свои жизни, то, чего так хотел добиться твой дед и не смог. Ты понимаешь, что это значит для нас?
        Молчание и понурый вид Ольгерда ввели Рорика в заблуждение, и подумав, что племянник раскаивается, конунг даже успел смягчиться, когда тот вдруг угрюмо произнес:
        - Отдай ее мне!
        - Что! - Взъярился Рорик. - В глазах блеснула злая искра, не предвещающая племяннику ничего хорошего.
        Он подскочил к Ольгерду впиваясь взглядом тому в лицо.
        - Да Хендрикс ли ты вообще? Ты что, совсем ничего не понимаешь? - Поток презрения перемешанный с яростью обрушилось на юношу. - Девку тебе отдать?
        Кулаки Рорика сжались, удерживая бешеную натуру внутри и не давая ей овладеть разумом. Взгляды дяди и племянника скрестились словно мечи в поединке. Казалось, еще миг и случится непоправимое, но Ольгерд вдруг отступил. Опустив глаза, он словно бы сдулся, разом ссутулившись и опустив плечи. Рассудок победил! Вбитые с раннего детства правила взяли вверх, напомнив, кто есть кто, и как должен вести себя отрок в присутствии старшего.
        Отступление Ольгерда охладило и Рорика. Тот, резко развернувшись, отошел в угол шатра, и оттуда, стоя спиной к племяннику, выдохнул надрывно, но уже беззлобно.
        - Да пойми ты, дурья башка! Кабы в девке дело! Я ведь не девку в жены беру, я землю эту беру! Долю в ярмарках, голос в совете. Начнем с малого, а там глядишь и все наше будет. Понимаешь, наше! Мое, твое, и всех будущих поколений Хендриксов. Сейчас такой момент, когда Озерных вендов так приперло, что ради выживания они готовы на союз даже с нами, и мы обязаны этим воспользоваться. А девка? Девка всего лишь залог того, что они не передумают, что намерения их серьезные и на долго.
        Разум Ольгерда принимал все те важные вещи, что пытался донести до него дядя, но какая часть его не желала ничего понимать. Из глубины сознания призывно смотрели на него синие как омут глаза Лады, затмевая все доводы рассудка и выжигая душу отчаянным желанием. Ольгерд старался не поднимать на дядю глаза, боясь не выдержать и закричать: «Отдай! Нету мне жизни без нее!»
        В другое время Рорик наверняка отнесся бы к этому случаю серьезней, он не любил оставлять «неосвещенные углы», но сейчас в его голове крутилось такое количество требующих немедленного решения вопросов, что зацикливаться на глупой влюбленности племянника у него попросту не было времени. Его обычно подозрительная и въедливая натура в этот раз промолчала, позволив принять опущенный взгляд и потерянную позу юноши за искреннее раскаяние и извинение.
        Он вновь подошел к Ольгерду и поднял за подбородок склоненную голову.
        - Не забывай, за нами должок! Мы должны отомстить Ларсенам за твоего отца, за семью, за каждого убитого ими Хендрикса, а для этого нужны воины, много воинов. Война требует денег, и эти деньги мы можем взять только здесь на южном берегу.
        Взгляд конунга вцепился в глаза племяннику в поисках искреннего понимания и преклонения перед волей старшего и, не найдя, вспыхнул яростью.
        Еле сдержавшись, Рорик разочарованно оттолкнул от себя парня.
        - Убирайся! Пойдешь со мной в Истигард. Гребцом без смены. Может кровавые пузыри на ладонях вразумят тебя лучше, чем я.
        Ольгерд замешкался, понимая, если он сейчас уйдет, то все - его мечте конец, вернуть ничего уже будет нельзя. В голове замелькали лихорадочные мысли, слова, но все это было какое-то невнятное, понятное только ему одному и никому более. Говорить об этом было бессмысленно, и против слов Рорика его доводы ему самому казались детскими и беспомощными. Разум победил, и он, до хруста сжав челюсти, развернулся и выскочил из шатра, едва не сбив Озмуна у выхода. Тот, проводив взглядом даже не извинившегося Ольгерда, понимающе вздохнул и шагнул вовнутрь.
        Встретив взгляд конунга, Озмун мрачно кивнул на опустившийся полог.
        - Вижу, племянник то чудит? Что делать с ним будешь? Кабы не натворил чего?
        Лишнее напоминание очевидного мгновенно вывело Рорика из себя.
        - Ты еще лезешь не в свое дело? Ничего, перебесится и успокоится. - Рубанув рукой словно отрезав, он рявкнул. - Посидит до Истигарда на веслах, охолонится.
        Озмун молча пожал плечами, мол мое дело предупредить, а дальше как знаешь. Сейчас блажь Ольгерда его мало волновали, по-настоящему тревожило совсем другое: неожиданный союз с вендами, переселение и будущая война. Его взгляд, нацеленный на друга, словно бы спрашивал: «Не передумал? Если ввяжемся, обратного хода уже не будет».
        Рорик, почувствовавший этот невысказанный вопрос, мгновенно успокоился, возвращаясь к рутинным делам.
        - Ладьи спустили?
        Озмун кивнул, и конунг удовлетворенно хлопнул друга по плечу.
        - Хорошо! Сегодня же выходим в озеро. Гребцов вполовину, чтобы в обратный путь влезло все, что оставили в Истигарде. Гарнизон там держать не будем, людей и так мало, а очень скоро здесь нам понадобится каждый воин. Заберем десяток Тури Ингварсона, оставшихся рабов и все самое ценное. По окончании торгов сразу начнем ставить новый хольм. Рубить будем там, - он ткнул рукой на восток, - на крутом берегу. Торван поможет с людьми и лесом, а свадьбу мы с ним решили назначить на осень. Отгуляем и с первым снегом начнем войну. Сначала ударим по тонграм, а затем уж и с лесными вендами поговорим, если не образумятся.
        Спокойная рассудительность и уверенность Рорика подействовали на Озмуна положительно, подавив не дающее ему покоя чувство тревоги. Усмехнувшись, он поправил длинный свисающий ус.
        - Послушал, как меда хлебнул. В голове сразу все прояснилось. Вот умеешь ты, Рорик, все по полочкам разложить… - Не договорив, Озмун вдруг вспомнил, чего он, собственно, пришел. - Да, чего пришел то. Там народ тревожится. Ты бы вышел, рассказал что да как.

* * *
        Вылетев из шатра, Ольгерд, не глядя, рванул вдоль берега. Глаза ни на что не смотрели, хотелось выть, а еще больше хотелось ввязаться в драку, так, чтобы до кровавых соплей, до хруста кости. Его несколько раз окликнули, но он пробежал, не отзываясь, боясь сорваться и наговорить лишнего. По инерции в голове еще крутились обрывки недавних фраз, голос Рорика и свои запоздалые аргументы в ответ. Одни и те же слова повторялись снова и снова, словно бы они могли помочь и изгнать из сердца чудовищную пустоту и тоску.
        Лагерь остался за спиной, натоптанная тропа закончилась, и под ногами зашелестела высокая луговая трава. Еще несколько мгновений яростного бега и Ольгерд с трудом остановился на самом краю обрыва. Берег обрывался у кончиков сапог, резко уходя вниз желтым почти вертикальным песочным склоном. Перестав сдерживаться, Ольгерд вдруг заорал прямо в бескрайнее зеленое море, раскинувшееся по всему горизонту. Он кричал, выплескивая из себя ярость и безысходность, а в этот момент из глубины сознания всплыло красивое женское лицо.
        - Они слишком ничтожны, чтобы понять тебя, мой мальчик. - Ласковый тон как всегда не вязался с абсолютно холодными ледяными глазами. - Эта девчонка мне не нравится, но я уважаю твой выбор. Никто не может забрать у моего мальчика то, что принадлежит ему, даже я!
        - Прекрати! - Ольгерд вдруг сжался и оскалился как волчонок. - Прекрати, я не хочу этого слышать! Рорик - мой дядя, мой конунг! И он прав!
        - В чем же? - Из неподвижных губ вылилось скептическое удивление, и Ольгерд рубанул рукой, убеждая в первую очередь самого себя.
        - Да в том, что я не вправе думать только о себе. Я Хендрикс и обязан жить как Хендрикс!
        Белое идеальное лицо надвинулось из тумана.
        - Жить как Хендрикс, это как? Бегать на побегушках, подбирать объедки, или брать то, что хочешь, диктовать всем свою волю!
        Слова демона будоражили, дергали за самые чувствительные нити, но тот подспудный смысл, что они несли, не нравился Ольгерду, от него за версту несло кровью и подлостью. Сжав кулаки, он попытался сбросить гипнотическое воздействие демона.
        - Не Рорик пришел ко мне, это я прибежал к нему за помощью. Жалкий и едва живой, в поисках защиты и справедливости!
        - И что! Будешь до конца жизни служить ему как пес? - В ледяных глазах блеснула беспощадная жесткость. - Ты уже расплатился по счетам, помог ему усмирить суми, разгромил тонгров. Разве они справились бы без тебя? Нет, не справились! А что сделал он? Чуть не позволил Улли Ухорезу убить тебя, нарушил слово и перебил всех суми в Куйвасту. Перебил он, а перед богами отвечать тебе. Ведь это ты все придумал, а он лишь исполнил. Рорик хитер, он пользуется твоей молодостью и легковерием. Вот и сегодня он говорит тебе, что не просто берет за себя вендскую девку, а строит новое будущее, где союз с вендами принесет славу и небывалое богатство всем: ему, тебе, каждому Хендриксу, всему Руголанду. Так ли это? - Словно приглашая к диалогу, на красивом женском лице вдруг разгладились жесткие черты. - Давай посмотрим. Он говорит, что не может отдать ее тебе, потому что венды хотят видеть ее мужем конунга. Это ложь! Венды хотят союза и помощи. Это да, но им абсолютно все равно за кого отдавать девку, за тебя или за Рорика, главное, чтобы мечи Руголанда встали на их сторону. Для них ты, в роли жениха даже еще лучше.
Ты сын старшего брата, то бишь, сейчас, прямой наследник клана Хендриксов, и союз с тобой имеет более длительные перспективы, что выгоднее для всех, как для вендов, так и для руголандцев. Все что нужно для этого, это согласие Рорика на такой брак, и вот тут закавыка. Оказывается, благо руголандцев и благо Рорика - две вещи разные. Говоря Хендрикс, он имеет в виду только самого себя и никого другого. Женившись на дочери посадника Хольмгарда, он мечтает получить от нее сына, который унаследует все: Хольмгард, южный берег, вендов и руголандцев. - В безжизненных зрачках блеснула злая насмешливая искра. - Ой! А где же в этих планах мой мальчик Ольгерд? - Призрак демонстративно развел руками. - А нигде! Нет в этих планах Ольгерда. Вот и ответ на все вопросы. Ты уже сейчас ему мешаешь, а когда у него родится сын, то твоя «случайная» смерть станет лишь вопросом времени.
        Слова демона ошарашили. До сего момента, такие мысли Ольгерду даже в голову не приходили и первой его реакцией было отторжение.
        - Ты врешь! Все это твои злобные выдумки!
        Красивое женское лицо вновь заострилось и четко прорезалось в белесом тумане.
        - Не груби мне, мой мальчик! Ты же сам знаешь, что все это правда, просто пока не хочешь верить.
        Ольгерд молчал, сомнения, посеянные демоном, уже начали приносить свои ядовитые плоды. В голове все перемешалось, и мрачные мысли лихорадочно завертелись, перескакивая с одной на другую: «Он никогда мне ее не отдаст! А я?.. Я позволю ему сделать это? А что если демон прав, и он хочет убить меня? Нет, нет и нет… Он старший в роду, он родной брат отца, он заботится обо мне! Так заботится, что отнимает единственную женщину, без которой я жить не могу. Я должен что-то сделать! Но что? Ослушаться старшего! Потребовать божьего суда! Что я несу! Отец бы проклял меня за такое! Раскол в семье, в такую годину! Ларсены будут счастливы».
        В этот миг ледяные глаза притянули на себя его взгляд.
        - Тебе не надо бросать ему вызов, не надо требовать никакого суда.
        Призрак остановился, и по лицу Ольгерда пробежала тень непонимания. В ответ в сознании вспыхнула горящая строка - просто пожелай ему смерти!
        Парень зажмурился что есть сил, прогоняя жуткое видение. Строка пропала, зато зазвучали слова белой женщины:
        - Будет достаточно, если ты просто пожелаешь ему смерти. Подумай!
        Когда Ольгерд открыл глаза, видения уже не было. Далеко внизу синей лентой катилась река, за ней до самого горизонта стояла непроходимая лесная трущоба и все. Ничего больше. Не было Ирглис, не было пророчащих слов, но он знал, услышанное им не галлюцинация, не его горячечный бред, и только что он совершил чудовищное непростительное преступление.
        Глава 9
        Холодная вода озера Суми парила от нежданно-раннего весеннего тепла. Туман стелился над самой поверхностью разряженными белесыми сполохами, то закрывая, то очищая водную гладь. Скучающий на смотровой вышке паренек облокотился на перила и зевнул, всматриваясь в даль. Веки потянуло вниз и заклонило в сон, но внезапно всю сонливость как ветром сдуло. В разрыве тумана показались два корабля. Вздрогнув от неожиданности, отрок схватился за веревку, и било ударило в звонкие медные бока колокола.
        Взлетевший на башню Тури Ингварсон вцепился взглядом в нежданных пришельцев. Две ладьи, взмахивая веслами, входили в залив Истигарда. Крутые носы, убранные паруса, на переднем деревянная голова дракона. Узнавая силуэт, Тури в сердцах сплюнул и зло посмотрел на отрока.
        - Напугал же, чума! Своих не помнишь?
        Теперь уже и парень увидел, что лоханулся. Пожав плечами, он выдавил из себя нечто несуразное.
        - Дак че… Туман же… Не разглядишь.
        Десятник махнул рукой и бодро побежал по ступеням вниз встречать подходящие корабли.

* * *
        Не дожидаясь пока ладья коснется причала, Рорик спрыгнул на дубовые бревна и быстро пошагал навстречу не скрывающему напряженного удивления Тури.
        - Случилось чего? Где остальные? Венды нарушили перемирие? - Подавая руку, Ингварсон с тревогой перебирал самые худшие варианты.
        Пожав протянутую ладонь десятника, конунг успокоил всех собравшихся.
        - Не волнуйтесь! Все хорошо и даже более! С вендами заключен вечный мир. Большая часть дружины осталась у Хольмгарда на ярмарке, а я пришел за вами. - Он широко улыбнулся, глядя на вытянувшиеся лица. - Мы перебираемся на южный берег.
        Новость огорошила. С одной стороны, там на южном берегу совсем другие перспективы, а с другой, здесь уже привыкли, каждый угол знаком, жалко все бросать в одночасье. Все эти мысли пробежали по лицу Ингварсона, и понимая, что сейчас происходит в душе товарища, Рорик хлопнул того по плечу.
        - Не печалься о барахле, Тури! Наживем по новой, да еще краше и богаче!
        Ингварсон мотнул головой, словно прогоняя возникшую оторопь, и засыпал старшего вопросами:
        - Да я че… Я рад! А венды, что они?.. Да, как тебе это вообще удалось?
        Довольно усмехаясь, Рорик двинулся к воротам, увлекая всех за собой.
        - Все расскажу. Обстоятельно, по порядку, но не сейчас. Вечером, за столом спокойно поговорим и все обсудим, а сейчас делами надо заняться.
        Встречающие двинулись вслед за конунгом, а вслед за ними засобирались и только что прибывшие дружинники.
        Вытащив из уключенной петли весло, Ольгерд аккуратно положил его на дно и посмотрел на свои ладони. На каждой горело по несколько кровавых волдырей. Дядя оказался прав, несколько дней несменяемой гребли серьезно повлияли на образ мыслей племянника. Не то, чтобы он забыл про Ладу и про слова демона, нет, но от усталости все как будто притупилось, словно легло тяжелым камнем на самое дно омута и накрылось непроницаемой толщей холодной воды.
        Ольгерд поднял глаза и увидел, что он последний, в ладье больше никого не осталось. На причале тоже было пусто, все торопились к воротам вслед за конунгом, и только одинокая женская фигура продолжала стоять в ожидании.
        «Ирана!» - Ольгерд изумился тому, что совершенно забыл о ней. Не зная что сказать, он брякнул первое подвернувшееся на ум.
        - Ты чего здесь? - Брякнул и тут же сморщился, понимая глупость и неуместность сказанного.
        В глазах девушки блеснул злой насмешливый огонек, но она удержалась от обидных слов.
        - Да вот, пришла посмотреть как ты. - Она смерила его взглядом. - Вижу цел и невредим, хвала небесам.
        - Что со мной будет-то! - Он махнул рукой, и Ирана успела отметить израненные ладони. Словно сворачивая все неловкости встречи, она спросила так, словно они и не расставались.
        - Наказали то за что?
        Бросив взгляд на руки, Ольгерд смутился.
        - Да так, ни за что! Мелочи. - Рассказывать Иране про Ладу было бы совершеннейшим идиотизмом.
        Девушка не стала настаивать, но в этот момент она вдруг почувствовала укол ревности, едва уловимо екнуло сердце, предупреждая об опасности. Если бы ее сейчас спросили, любит ли она Ольгерда, то она, не задумываясь, ответила: «Нет! В моем сердце нет места для любви, оно все целиком отдано только одному чувству - мести!»
        Она не хотела любить и не искала его любви, но все же Ирана считала Ольгерда своим и только своим. Пусть не мужем, не мужчиной, а кем-то другим, возможно, орудием мести, кинжалом правосудия, кем-то тем, кто позволит ей утолить ту безумную жажду крови, что, не утихая, горела в ее сердце. И своим она не собиралась делиться ни с кем.
        Ревность кольнула ее в сердце, рисуя присутствие другой рядом с Ольгердом. В самой глубине неосознанно зашевелился страх. «Надо торопиться! Если он бросит меня, то я не сумею отомстить».
        С этой мыслью она пошла вслед за Ольгердом и до самого Длинного дома двигалась в этой странной задумчивости. Там, на площади, Рорик раздавал наряды и объяснял, чем они в первую очередь займутся, что заберут с собой, а что оставят здесь. Увидев подходящего Ольгерда, он прервался и, повернувшись к Тури, добавил, словно бы возвращаясь к уже сказанному.
        - Этого, - Рорик указал на племянника, - возьмешь с собой. На охоте пользы от него немного, но дотащить добычу поможет.
        Он сказал это специально громко и, увидев как Ольгерд закусил от обиды губу, подумал: «Ничего. Пусть осознает свое место и не зарывается».
        Этот появившийся нюанс Ирана заметила почти интуитивно и тоже добавила к мотивам, побуждающим к действию. «Между ними словно черная кошка пробежала. - Девушка уловила исходящее напряжение. - Они смотрят друг на друга так, будто что-то делят и до сих пор разделить не могут».
        Голос Рорика продолжал звучать над площадью, но доходил до нее какими-то отрывками.
        - Союз с вендами… Беру за себя дочь посадника Хольмгарда… Пробудем здесь неделю, не меньше… Надо подумать о провизии… На обратную дорогу тоже надо запастись мясом.
        «Дочь посадника Хольмгарда!» От этих слов Ирану словно обожгло изнутри: «Это она! Это из-за нее Оли на дядю смотрит как на врага! А тот знает и видит это! Опасность нависла над головой Ольгерда, ведь Рорик не из тех, кто прощает неповиновение».
        Тревога и сомнения в ее голове вдруг сменились настойчивым утверждением: «Надо действовать! Надо действовать и времени у меня в обрез». Не дожидаясь окончания сбора, она развернулась и потихоньку пошла обратно. Не понимая и не вдаваясь в реалии того, что ее действительно напугало, девушка вдруг в одночасье поверила внутреннему чувству и интуиции, настойчиво бьющей тревогу.
        «Что же делать? Что же делать? - В каком-то задумчивом исступлении раз за разом повторяла Ирана, шагая к дальней крепостной стене. - Если ссора выйдет наружу, то Рорик, не задумываясь, убьет Ольгерда, а без него мне не отомстить им. Да что там, меня тоже, скорее всего, прирежут где-нибудь здесь. Ведьму они с собой не возьмут! Значит что? Значит надо покончить со всеми ними здесь, пока у меня есть время. Но как?»
        Она вдруг остановилась и уставилась на угол стены. Там в тени выступа из черной земли выступали две белые грибные шляпки. Этот гриб она узнала бы из тысячи, дед называл его «белая смерть», и его здесь никак не должно было быть.
        «Сейчас весна, снег недавно сошел, какие грибы! - Ошеломленно Ирана уставилась на две белые точки посреди мокрой земляной каши. - Ой, непростые это грибочки, и появились они здесь не просто-так. Я спросила, и небеса дали мне свой ответ! - Она истово подняла глаза к небу. - Спасибо! Спасибо тебе, Пер многорукий, спасибо, мать Иранья! Теперь я знаю, что делать!»

* * *
        Туша оленя давила на плечи, делая шаг Ольгерда все тяжелее и тяжелее. Два дня назад он и еще семеро охотников вышли вместе с Тури из ворот Истигарда и отправились на север. Вблизи города зверя повыбили и пришлось уйти довольно далеко, прежде чем вышли на след. Первого оленя они взяли вчера под вечер и разделали его сразу, а второго только сегодня уже на обратном пути.
        Тури тогда взглянул на солнце, прикинул что-то в уме и заявил:
        - К вечеру доберемся, если не будем терять время. - Он провел глазами по лицам охотников и, выбрав Ольгерда, мотнул головой в сторону туши. - Бери зверя и пошли. - И уже на ходу, обгоняя парня, добавил. - Как выдохнешься, скажи, заменим.
        Помня ехидную улыбочку Ингварсона при слове «выдохнешься», Ольгерд решил, что скорее сдохнет, чем признается в усталости. И вот уже пять часов как он тащит эту ношу на себе, и, кажется, будто ноги налились свинцом, а сама туша потяжелела раз в сто. К счастью на глаза все чаще стали попадаться знакомые места, а это значило, осталось недолго и надо только дотерпеть.
        «Пусть утрутся, - зло выдохнул Ольгерд, - Хендриксы пощады не просят».
        Не сбавляя шага, Тури оглянулся назад: «Вроде все спокойно, вся восьмерка идет позади след в след». Взгляд зацепился за красное, залитое потом лицо Ольгерда, и, покрутив ус, он хмыкнул. - «А мальчонка то неплох. Есть жила».
        До городища оставалось всего-ничего, и вроде бы все было тихо, но что-то смущало старого воина. Подняв глаза к небу, Тури вдруг ясно осознал, что именно это и не дает ему покоя. Тишина! Уже давно должен был проявиться шум города, а его не было. Не доносилось ни тюканье топора, ни звяканье металла, а ведь эти чуждые лесу звуки разносятся ой как далеко.
        В предчувствии беды Тури прибавил ходу. Тропа под ногами запетляла быстрее, и скоро они вышли на расчищенное перед городской стеной поле. Одного взгляда на сторожевую вышку Ингварсону хватило, чтобы понять - предчувствие не обмануло, в городе что-то случилось. На башне не было стражи, а такого у руголандцев отродясь не бывало.
        Встревоженный он перешел на бег, крикнув уже на ходу.
        - А ну ка за мной!
        Все, кроме Ольгерда, рванули вслед за старшим, а тот лишь проводил их глазами, на бег сил уже не было. Утерев пот, он обвел взглядом округу и, не увидев никакой угрозы, решил не бросать тушу, а дотащить ее до конца.
        - Чего ломанулись, - проворчал он, ускоряя шаг, - сказать то хоть что-нибудь можно было.
        Восьмерка охотников скрылась в воротах, когда Ольгерд еще только доковылял до подножия вала. Поднимался он долго, приходилось часто останавливаться и выравнивать дыхание. Уже перед самой воротной башней уши вдруг разорвал душераздирающий вопль. Вот теперь сомнения уже не было. Не раздумывая, Ольгерд сбросил тушу оленя на землю и рванул в приоткрытую калитку.
        Первое, что он увидел, повергло его в шок. Прямо посередине площади Ингварсон держал за волосы толстую повариху-суми, а та вопила как резаная. Рядом на залитой кровью земле валялись еще трое кухонных рабов с пробитыми головами.
        - Что случилось? - Взгляд Ольгерда ошарашено переходил с одной страшной картины на другую.
        Тури лишь молча зыркнул в ответ и рывком поставил женщину на колени. Звякнул выходящий из ножен меч, жесткая рука оттянула голову, подставляя под сталь голую шею. Шр-р-р-р! Прошелестел клинок, и отчаянный крик умолк. Женская голова с выпученными глазами покатилась по песку.
        Только сейчас Ольгерд увидел всю картину целиком. Вокруг длинного обеденного стола в лужах собственной блевотины лежали все те дружинники, что остались здесь в городище. Скрюченные позы и застывшие в муках лица говорили, что смерть их была не легкой. Его взгляд, как завороженный, прошелся по кругу и везде, везде было то же самое. В проулках домов, у скотного двора, на караульной вышке, повсюду валялись исковерканные тела товарищей, принявших лютую смерть.
        «Рорик?» - Вспыхнуло в голове, и взгляд как по команде метнулся к торцу стола. Конунг сидел на своем месте, навалясь грудью на край и вытянув растопыренные руки. На сосновых досках остался кровавый след от его скрюченных пальцев, а искореженное болью лицо смотрело мертвыми глазами прямо на Ольгерда, будто бы спрашивая: «Как ты мог? Как ты мог поступить так со всеми нами?»
        Ольгерд отшатнулся назад, чуть не выкрикнув вслух: «Это не я! Я не хотел! Я не думал, что вот так».
        Он отступал в какой-то прострации, не видя и не слыша ничего кроме мутных белесых глаз и разинутого рта покойника, бросающего ему обвинения. Отступал, пока спина не уперлась в стену. Преграда полыхнула в сознании паникой, и это помогло ему собраться. Страх - постыден! В сердце воина не место страху, так внушали ему с колыбели, и одной только мысли, что он испугался, хватило, чтобы разозлиться на самого себя. Злость вернула его в реальность, и теперь в дополнение ко всему он увидел сбившуюся у сарая толпу рабов и слуг. Копья руголандцев держали их на прицеле, а Ингварсон с окровавленным мечом в руке мерил песок перед ними.
        - Вы знаете закон. - Безумный взгляд Тури прошил сжавшиеся тела. - Вы все виноваты, и все умрете, но если вы укажете мне на тварь, что это сотворила - смерть ваша будет легкой. Если же нет, я буду пытать каждого из вас до тех пор, пока не узнаю, и тогда вы будете молить меня о смерти. - Ингварсон навис над толпой как удав над стайкой мышей. - Ну… Я жду!
        Ольгерд увидел, как в ужасе завертелись головы рабов, как вспыхнули жутким отчаянием глаза. «Они не знают, - подумал он, - они ничего не знают!» В этот момент его взгляд вдруг наткнулся на Ирану. Девушка стояла с гордо поднятой головой и мертвенно бледным лицом, стояла так, словно не было вокруг никого, и только ей одной бросал обвинения и угрозы руголандец.
        Едва увидев ее, Ольгерд все понял. - «Это она! Она отравила всех по наущению Ирглис! - Какая-то безраздельная уверенность заполнила сознание, как будто он сам все видел своими глазами. - Это я толкнул ее на этот шаг. Это я, и только я виноват в ее преступлении. Ирглис сказала, - тебе стоит только пожелать! И я пожелал! Я пожелал Рорику смерти, а Ирглис убила его! Ирана - всего лишь рука не ведающая, что творит».
        Пока эти мысли крутились в голове Ольгерда, Тури стоял перед толпой и ждал. Его взгляд поочередно прощупывал каждого, и рабы, не выдерживая, в страхе отводили глаза.
        - Вижу, легко умирать не хотите, - Лицо Ингварсона превратилось в жуткую маску. - Значит, поступим по-другому.
        Он резко шагнул вперед и, схватив Ирану за руку, выдернул из толпы.
        - Начнем с тебя, ведьма! Тебе то уж все ведомо. - Хлестким ударом Тури отправил ее на землю и указал стоящим рядом бойцам. - Вздернете ее на дыбу.
        Откликнувшиеся воины тут же подхватили девушку под руки и потащили к вбитым посреди площади столбам.
        Прищурившись, Ольгерд смотрел на две полосы, что оставляли на песке босые ноги Ираны и никак не мог решить, как ему поступить. «С одной стороны Ингварсон прав. По закону все рабы, подозреваемые в покушении на хозяина, заслуживают смерти. А с другой, Ирана не рабыня. Она - моя женщина! И что самое жуткое, она совершила преступление, потому что я пожелал этого. Она лишь исполнила мое тайное желание, хоть и не знала, что делает. Она не должна умирать из-за меня!»
        Охотники Ингварсона уже перекинули веревку через перекладину и связали Иране руки за спиной. Подошедший Тури молча кивнул, веревка натянулась, и руки девушки вздернулись вверх. Согнувшись пополам, тело Ираны оторвалось от земли и повисло в мучительной вывернутой позе.
        - Ты знаешь, что сейчас будет, ведьма? - Пальцы Ингварсона подняли подбородок девушки, и безжалостный взгляд вонзился ей в лицо. - сейчас я разведу под твоими пятками костер и буду жарить тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, кто это сделал.
        Ирана молча закрыла глаза, и Тури, зло прорычав «упорствуешь», кивнул своим парням. Те торопливо насобирали дров и сложили их под висящей девушкой.
        Стукнуло кресало, задымился трут, и первая искра упала на сухой хворост. Языки пламени зализали собранные дрова, и по лицу Ираны пробежала мучительная судорога. Вокруг все замерли и с жадным любопытством уставились на разгорающийся костер, но в этот момент чья-то нога одним ударом разметала дрова и загасила пламя.
        Глава 10
        Головы всех присутствующих вскинулись на человека, посмевшего встать на пути правосудия, а Ольгерд, полоснув ножом по веревке, поймал обмякшее тело девушки. Его взгляд столкнулся со злым бешенством в глазах Ингварсона и не уступил.
        Ощерившись, Ольгерд прорычал как загнанный в западню зверь:
        - Это моя женщина!
        «Жатва, жатва, жатва!» - Яростно застучало в голове, и закипевшая кровь покатилась по жилам. Рука Ольгерда для убедительности легла на рукоять ножа, и он повторил. - Это моя женщина, и только я решаю жить ей или умереть!
        Семеро бойцов Тури подтянулись поближе к старшему, и тот, еле сдерживаясь, процедил:
        - Твоя женщина обвиняется в убийстве наших товарищей, в убийстве конунга! Ее следует допросить огнем и выяснить, причастна ли она к этому гнусному преступлению.
        Ольгерд посмотрел на побелевшее лицо Ираны, на ее закрытые глаза и произнес тихо, но уверенно.
        - Она не виновна!
        - Откуда тебе знать? - Тури окончательно взъярился. - Она матерая ведьма, а ты слишком глуп и самонадеян!
        На лице парня прорезались глубокие волевые морщины.
        - Я утверждаю - она не виновна! Если кто-то считает, что я лгу, то все мы знаем, как следует поступить по законам Руголанда. Божий суд всегда выберет правого!
        В голове Ингварсона закрутились противоречивые мысли. Первым порывом было бросить зарвавшемуся юнцу вызов и покончить со всем разом, но тут почему-то вспомнился Тонгвар Улиссон и его страшная смерть без меча в руке. «Этот парень не прост! Ой как не прост! - Промелькнуло в сознании Тури, и давление в 'бурлящем котле» начало спадать. Он уже достаточно пожил на свете и многое повидал, чтобы справедливо посчитать такое воспоминание предупреждением судьбы. Тем более стоило лишь немного остыть, как здравый смысл подсказал ветерану, что теперь после смерти Рорика перед ним не просто мальчишка, а последний прямой потомок Хендрикса, за убийство которого спросят так строго, что никакой божий суд не послужит оправданием. Бешеная горячка отступила, а когда в дело вступал разум, старый опытный вояка Ингварсон превращался из бесстрашного воина в расчетливого торгаша. Он чуть замялся, прикидывая, как выбраться из столь щекотливого положения без урону для себя и законов Руголанда. Порывшись в памяти, Тури попытался отыскать хоть один похожий случай, и тут ему на ум пришло старинное сказание о конунге Рогнарсоне.
В нынешней ситуации оно подходило как нельзя лучше, и, сменив тон, Ингварсон произнес:
        - Раба, посягнувшего на жизнь хозяина, надлежит казнить. - Тут он не смог удержаться от назидательной нотки в голосе. - Если неизвестно кто из рабов измыслил худое, то надлежит казнить всех рабов - так гласит закон Руголанда. Но!.. В старой саге о Рогнарсоне говорится, как однажды ночью Оллердан забрал жизнь конунга и всех ближников его, дабы души их смогли попасть на пир павших героев. Великий и всемогущий бог сделал это лишь потому, что пришелся славный конунг ему по нраву, и захотел Оллердан послушать о небывалых подвигах из уст самого Рогнарсона. - Тури перевел дыхание и, выдержав паузу, продолжил. - Остальная дружина, найдя утром тела конунга и сподвижников его, решили умертвить всех рабов и женщин, посчитав их виновными в смерти своих товарищей, но Ролло старший сын Рогнарсона велел им не делать этого. Взяв меч отца и приняв на себя титул конунга, Ролло испросил Оллердана о случившемся, и тот поведал, что ни рабы, ни женщины не виноваты, что оставили витязи мир земной по его божественной воле. Воины поверили Ролло, ведь всем известно, что конунги общаются с богами, так же как и то, что
Оллердан и сам Рон Громовержец частенько передают волю свою через уста конунгов.
        Тури замолчал, уставясь на парня, и тот даже немного растерялся, не улавливая, что ветеран хочет донести своим рассказом. Выступив против старшего, пойдя в разрез с законами Руголанда, Ольгерд ждал и готовился к неизбежному столкновению. Решив не отдавать Ирану, он перешел черту, и сейчас все что он мог слышать было лишь неистовый бубен и грохот в висках: «Жатва, жатва, жатва!»
        Видя, что парень застыл в ступоре и в предложенную «щель» сам не полезет, Ингварсон решился пойти напрямую.
        - Ты хочешь, чтобы твое слово весило тяжелее законов Руголанда и готов сражаться за это. Мы все здесь помним судьбу Тонгвара Улиссона, и возможно, ты сумеешь одолеть меня, но следом за мной тебе придется убить и их всех. - Тури обвел взглядом семерых охотников. - А потом тебе придется сражаться с каждым руголандцем, которого ты встретишь на своем пути, потому что любой из них обязан будет покарать преступника, вставшего против закона. Даже если ты выживешь, то все равно станешь изгоем и никогда не сможешь вернуться на родину. Ты готов к этому?
        Понимая, что ему подсказывают выход и не в состоянии понять какой, Ольгерд буквально прошипел сквозь стиснутые зубы:
        - Мне все равно! Женщину я не отдам!
        Один из охотников нагнулся к Тури и прошептал:
        - Парень не в себе. Если завяжемся, то крови много будет. - Он замолчал, прикидывая что-то про себя, а затем спросил. - Может стрелой его взять, как мыслишь?
        Рука охотника потянулась за спину к луку, и в этот момент Ингварсон уловил как напружинилось готовое к броску тело Ольгерда. Опять вспомнилась смерть Улиссона и три его промаха. - «Три раза ведь бил в упор и ни разу не попал!» Какая-то слепая уверенность появилась в душе старого воина, что его жизнь и жизнь его семерых бойцов сейчас висит на волоске. Стоит лишь только дернуться, и никто ничего не успеет, ни вытащить лук, ни наложить стрелу. И если тотчас же все не остановить, то в следующий миг начнется такая кровавая баня, что лучше и не думать.
        Он резко положил ладонь на плечо товарищу. - Не стоит! - И уже совсем другим, миролюбивым тоном обратился к Ольгерду. - Вот что я скажу. Все мы тут погорячились, а судить или миловать вообще не нашего ума дело. Сделаем мы вот как. Заберем девку и всех оставшихся рабов с собой, а там пусть совет рода собирается и вместе со всей дружиной решают, как быть. Опять же конунга нового надо сперва выбрать, его слово первейшее будет. - Тут он очень внимательно посмотрел прямо парню в глаза и до того вдруг дошло, что именно Тури пытался все это время до него донести.
        В голове Ольгерда вдруг вспыхнуло спасительное озарение: «Вот он о чем! Я же последний в роду Хендрикса и на место конунга у меня прав поболе, чем у других. А тогда, как уже пытался вразумить меня Ингварсон, мое слово будет иметь совсем другой вес, ведь конунг изрекает волю богов. - Разумные мысли успокоили настолько, что исчез из головы звон бубна и призыв к кровавой жатве. - Стоп! Конунгом меня еще никто не выбрал и более того очень многим я не по нраву. Даже сомнений нет, что ветераны скажут, - мол знаем его всего-ничего, доверия еще не заслужил, да и зелен совсем. Многие проголосуют против. Там все будет зависеть от того, как решат Озмун и Кольдин Долговязый, а они то уж точно потребуют допроса и казни преступников. - Ольгерд уже окончательно пришел в себя и все больше убеждался в том, что вариант, предложенный Ингварсоном, это лучшее из имеющегося. - Выберут или не выберут конунгом, до этого дожить еще надо. Самое главное, есть время подумать и все взвесить. Никто никого убивать и пытать сейчас не будет, и это уже хорошо. Надо верить, что пока доберемся до южного берега что-нибудь да
случится, и выход обязательно найдется».

* * *
        К южному берегу шли долго. Второй корабль пришлось оставить, людей едва хватило для управления одной ладьей. Ветер как назло развернулся и всю дорогу вновь задувал встречный. Пришлось прижиматься к берегу и под прикрытием скал идти на веслах. На скамьи гребцов посадили всех, включая рабов и женщин. Грести они не умели, постоянно сбивались с ритма и доводили этим руголандцев до бешенства, но худо-бедно ладья все же двигалась на юг, и к концу второй недели показалось устье реки Адоги, а значит очень скоро должен был открыться и вид на стены Хольмгарда.
        Ирану Ольгерд посадил на скамью прямо перед собой, и сейчас, взмахивая веслом, он смотрел на худющую спину девушки и думал, что за две недели не перекинулся с ней и парой слов. Ее и раньше никто бы болтушкой не назвал, а после случившегося и вовсе замкнулась, каждое слово из нее хоть клещами тащи.
        Ритмично взмахивая веслом, Ольгерд задумчиво вгляделся в приближающийся берег. - «Что ждет нас там? Ничего хорошего уж точно ждать не приходится. Если меня не выберут конунгом, то Ирану будет не отстоять. Отдать ее на растерзание или идти до конца? Кто она мне? Да, никто! Я ведь даже не люблю ее, зачем же мне тогда лезть на рожон? Не выберут конунгом, тогда Ингварсон прав, слово мое будет весить не много. Приговорят ее и всех остальных к смерти тяжелой в пытках и муках, и что мне останется? Смириться или бежать с ней! Бежать и до конца жизни мыкаться на чужбине. А как же месть? Не смогу я жить зная, что Ларсены спокойно ходят по земле, когда вся семья моя в могиле. Отдать? А тогда как? Как мне жить дальше зная, что приняла она смерть мучительную из-за меня, что желание мое поганое толкнуло ее на убийство. А может признаться во всем, покаяться перед людьми, объяснить мол Ирана не виновата, мол моя только в том вина? Нет, нельзя! Не поверят! А если поверят, то что? Меня казнят, а Ирану все равно сожгут как ведьму, на всякий случай».
        Все эти мысли в который уже раз прокручивались в голове Ольгерда и заканчивались всегда одним и тем же неутешительным выводом - если не изберут конунгом, то придется бежать, отложить планы мести, бросить надежду на счастье с Ладой и искать удачи на чужбине. В ярости он только крепче упирался веслом, норовя тяжелой работой смягчить тяжесть безнадежной душевной муки.

* * *
        Встречать ладью собралась вся дружина. Еще бы, ждали два корабля, а вернулся только один. Нетерпение и тревога были написаны на лицах встречающих.
        Озмун, стоящий по колено в воде и процеживающий взглядом людей на палубе, крикнул, не дожидаясь пока ладья уткнется в песок.
        - Где Рорик?
        Ответом ему послужило гробовое молчание, и Озмун, почувствовавший недоброе, закричал вновь.
        - Что с Рориком?
        Тяжело груженый корабль уткнулся в мелководье в двух шагах от старшины, и Ингварсон, взметая тучу брызг, первым спрыгнул в воду. Окунувшись по пояс, он быстро шагнул навстречу Озмуну. Мрачно-печальный вид ветерана сказал обо всем раньше, чем тот начал говорить.
        - Рорика нет! И ребят, что с ним пришли, тоже нет!
        - Как это?.. - В недоумении, Озмун не знал, как реагировать на шокирующую новость.
        Стоя по колено в воде, Тури, сбиваясь, быстро обрисовал ситуацию, и с каждым новым словом Ингварсона, лицо Озмуна все больше и больше кривилось от ярости.
        - Где они? - Не дослушав до конца, Озмун заорал, багровея от закипающего гнева.
        Этот бешеный вопль бойцы Ингварсона восприняли как сигнал к действию и стали сбрасывать рабов прямо в воду. Там их ловили успевшие прийти в себя дружинники и, хватая за волосы, вытаскивали на берег. Неподвижным в ладье остался лишь Ольгерд, он стоял, заслоняя спиной Ирану, и парни Ингварсона сновали мимо, старательно делая вид, что не замечают ни его, ни девушку. Они отвязывали рабов и, не церемонясь ударами кулаков, отправляли бедолаг за борт, а там тех уже принимала дружина. Под стелящийся над водой безумный крик воины совсем озверели, кое-где сверкнуло оружие, грозя превратиться в самосуд прямо здесь на берегу, но Озмун, грозно нахмурив брови, поднял вверх руку.
        - Остынь! Мы не звери какие! В Руголанде даже самая последняя тварь имеет право на дознание, суд, и лишь потом на справедливое наказание!
        Приказ старшего успокоил наиболее ретивых, и Ингварсон счел, что пришло время рассказать наиболее темную часть истории. Он нагнулся к самому уху Озмуна и зашептал, то и дело поглядывая в сторону Ольгерда.
        Озмун поднял мрачный взгляд.
        - Как это понимать, Ольгерд? Ты защищаешь убийц своего дяди?
        Не отводя глаз, Ольгерд отрицательно мотнул головой.
        - Нет, я лишь говорю, что моя женщина не виновна.
        Озмун впился в лицо юноши, стараясь заглянуть в самую глубину его души, и тот встретил проницательный взгляд этих ледяных глаз с удивительным спокойствием. Уверенное упорство парня на миг потушило вспышку ярости в голове Озмуна, и сознание моментально вернуло его мысли к другому куда более важному вопросу. - «Рорика нет! Что будет с дружиной, что будет с родом? Что будет с нашим планом здесь в земле вендов?»
        Озмун замолчал, вдруг реально осознав размер навалившегося горя, и тут послышался голос подошедшего Кольдина Длинноногого.
        - Как ты можешь это знать? - Главный хозяйственник и распорядитель бывшего конунга смотрел прямо на Ольгерда. - Ты сам видел своими глазами момент убийства, у тебя есть достойные доверия свидетели или твоя уверенность строится лишь на доверии к ведьме?
        Длинный сухой как жердь Кольдин всегда был чужд эмоций и сейчас тоже подчеркнул лишь самую суть. Теперь на Ольгерда уставилось несколько сотен заинтригованных глаз. Вся дружина, бросив избивать беззащитных рабов, собралась толпой вокруг Кольдина, а тот не дожидаясь ответа продолжил:
        - В любом случае такое важное дело, как убийство конунга и братьев наших, должно быть расследовано со всей тщательностью, и только после этого мы сможем точно сказать кто виновен, а кто нет.
        Большинство дружинников закивало, соглашаясь с разумными доводами старшего. По толпе побежал гомон обсуждения, и под этот нарастающий шум неожиданно подал голос Ингварсон.
        - Я извиняюсь перед обществом, может быть я неправ, но мне кажется для справедливого суда кроме совета старшины нужен еще и конунг, а Рорика, увы, уже нет с нами. - В этот момент Тури не удержался и бросил быстрый взгляд в сторону Ольгерда, мол, я даю тебе шанс, а там уж все будет зависеть от тебя и воли всесильных богов, но если тебе повезет, парень, то не забывай того кто тебе помог.
        Народ на берегу зашумел еще громче, и глаза Озмуна метнулись в сторону Кольдина. Два самых влиятельных человека в дружине вдруг поняли какой вопрос на этот момент наиважнейший. Кто будет конунгом? А еще точнее, кто из них будет конунгом?
        Выдержав испытывающий взгляд соратника и «злейшего» друга, Кольдин поднял руку, призывая к тишине.
        - Тише, народ Руголанда! Ингварсон абсолютно прав, избрание конунга для нас сейчас вопрос самый главный и затягивать с ним нельзя. Предлагаю сегодня же избрать от каждого десятка по одному выборщику, а завтра на совете старшины они изберут большинством голосов нового конунга.
        Несмотря на то, что Озмун слыл матерым рубакой и славу свою добыл на поле боя, а не в политических интригах, в быстроте мысли он нисколько не уступал хитроумному распорядителю. Мгновенно оценив какой расклад его ждет, Озмун тут же решил, что при таком варианте он точно проиграет. - «У Кольдина своих людей в дружине больше и в части уговоров у того возможностей тоже поболе, все же на хозяйстве стоял. Если дать ему время, да еще разделить все общество на десятки, то однозначно в выборщики выберут его ставленников. А этого допускать никак нельзя».
        Поэтому он среагировал мгновенно.
        - Что за нововведение, Кольдин? Зачем народ разделять? Пусть выбирают все, открыто и прямо! - Он уверенно оглядел собравшихся. - Завтра соберемся всем обществом, и люди сами выкрикнут имена тех, кого пожелают себе конунгом. А потом проголосуем за всех названных, и тот, за кого больше всего соберут камней, тот и станет конунгом дружины.
        Дружный громогласный ор не оставил сомнений какой вариант дружине больше по нраву.
        - Любо! Озмун!
        - Любо! Все должны быть на виду, чтоб без обману!
        Довольно ухмыльнувшись, Озмун вновь бросил взгляд на Кольдина, но тот лишь бесстрастно пожал плечами, мол как знаешь, мне все равно.
        Глава 11
        Ольгерд переводил взгляд с одного орущего рта на другой и думал: «Как изменчиво и непостоянно настроение толпы. Только что казалось, ничего не интересует этих людей больше чем желание покарать преступников, а сейчас они даже не вспоминают о беднягах. Все увлечены завтрашними выборами, и судя по всему, - тут он поймал торжествующий взгляд Озмуна, брошенный на своего главного противника, - мою кандидатуру никто всерьез не рассматривает. С одной стороны, это печально, ибо даже не представляю, как такой расклад изменить, а с другой, пока туры бодаются между собой, у лисы есть шанс утащить добычу и не попасть под копыта».
        Прошло совсем немного времени с момента получения печальной новости, а дружина руголандцев уже расслоилась. Без особого труда можно было выделить четыре основные группы. Где-то с четверть дружины столпилось вокруг Кольдина, примерно столько же рядом с Озмуном, основная масса, пока еще не определившаяся, начала потихоньку расходиться по своим делам. Особняком остался стоять десяток из младшей дружины с возвышающейся над всеми головой Фрикки, и Ольгерд, заметив, как тот радостно машет ему рукой, немного оттаял душой. - «Есть все-таки здесь люди готовые пойти за мной».
        От размышлений его оторвали резкие слова Озмуна.
        - Девку твою, Оли, от греха подальше запрем до суда вместе с остальными рабами.
        Ольгерд нахмурился, и Озмун криво усмехнулся.
        - Да не бойся, ничего с ней не случится. Пока… - Он дал знак стоящим рядом бойцам, и те начали поднимать сбившихся в кучу рабов.
        Кто-то из дружинников поднял лицо и крикнул:
        - Давай, ведьма, слезай сама, пока тебя за волосы не стащили!
        Ольгерд уже хотел было ответить что-нибудь резкое, но тут за спиной послышался шорох, и не успел он развернуться, как Ирана, резко оттолкнувшись, спрыгнула в воду. Сноп брызг взметнулся в разные стороны, и прежде чем крепкие руки дружинников потащили ее на берег, взгляд девушки скользнул по лицу Ольгерда. Впервые за последние месяцы это мимолетное касание глаз напомнило ему ту прежнюю, гордую и независимую Ирану, которую он встретил когда-то на глухой, лесной заимке.
        Стиснув зубы, Ольгерд сдержал порыв вмешаться и, проводив глазами удаляющиеся спины, подумал: «Ничего, потерпи немного, я скоро вытащу тебя».
        Дальше все потекло так, словно ничего и не произошло - самый обычный день. Пришла груженая ладья, значит, надо вытащить ее на песок, разгрузить и прочее. Руголандцы продолжили заниматься ежедневной рутиной, и Ольгерд, тащивший корабль вместе со всеми, наконец-то, смог пожать руку своему другу. Фрикки рукопожатием не удовлетворился и, обняв товарища, похлопал того по спине своей огромной «лапой».
        - Жаль твоего дядю. Даже не представляю, как с ним могло такое случиться. Хорошо хоть ты остался цел.
        Ольгерд молча уткнулся другу в плечо. Только сейчас ему вдруг пришло в голову, что сам он ни разу не пожалел Рорика и погибших ужасной смертью ребят. - «Я превратился в чудовище, - кольнула горькая мысль, - в холодное, бесчувственное чудовище, одержимое лишь гордыней и чувством мести».
        Ослепленный волной раскаяния, Ольгерд бросал самому себе обвинение за обвинением, хотя, если бы та демоническая сила, что поселилась в его душе захотела ответить, то она непременно отметила, что для настоящего чудовища он непростительно чувствителен и слишком обременен человеческими привязанностями.
        К счастью Фрикки не заметил душевных мук, терзающих друга, и потащил его к остальным встречающим его товарищам. Здесь на берегу собралась не вся младшая дружина, а лишь те, кто беззаветно поверил в счастливую звезду Ольгерда. Сейчас улыбаясь и отвечая на приветствия, Ольгерд лихорадочно думал о том, что времени у него совсем нет и следует торопиться, но вот с чего начать и как заставить поверить в него хотя бы этих ребят, ему в голову не приходило. Неожиданно, помощь пришла с той стороны, откуда он совершенно не ожидал.
        Стоящий рядом и скалящийся в довольной улыбке, Фрикки вдруг посерьезнел и, в разрез с общим бессмысленно-радостным гомоном, заявил:
        - Оли, ты же слышал о завтрашних выборах?
        Ольгерд лишь молча посмотрел на друга, мол что за вопрос, я же не глухой, и Фрикки, заговорщицки блеснув глазами, резко перешел на шепот:
        - Я хочу завтра выкрикнуть твое имя! - Он обвел взглядом всех. - Что скажете?
        Его слова вызвали у парней минутное замешательство, что подсказало Ольгерду - подобная мысль никому из них в голову не приходила.
        Когда первая оторопь прошла, то послышались сомнения.
        - Из младшей дружины в конунги? Не поддержат!
        - Пойти против Озмуна и…
        Фрикки, прервав разноголосицу, разъярился.
        - Да не трусьте вы! Ольгерд - единственный прямой наследник Хендрикса, и вы все видели его в бою! - Он выпрямился и повысил голос. - Да что там, я вам вот что скажу. Нет в мире бойца круче Ольгерда. Я это утверждаю и не советую никому спорить со мной!
        Теперь взоры десятка парней обернулись к Ольгерду - а что ты скажешь?
        Всматриваясь в лица ребят, Ольгерд выдержал паузу, словно бы в эту минуту действительно делал сложный выбор. Ему вдруг пришло в голову, что одного его согласия будет сейчас недостаточно. «Нужна воля богов, - вспыхнуло озарение, - воля небес, толкающая меня на этот путь!»
        - Мы возвращались почти две недели. - Он начал говорить негромко, заставляя прислушиваться к своим словам. - Все это время я сидел на скамье и, махая веслом, думал о своем месте в этом мире и о том, что будет со всеми нами после смерти Рорика. И вот одной из ночей я почувствовал прикосновение божественного луча, и воля небес прозвучала в моем сознании. Оллердан приказал мне повести вас за собой к невиданным вершинам славы и подвигов. - В этот момент Ольгерд практически не врал, он, действительно, чувствовал нечто подобное и слышал эти прочувственные слова, вот только он не был уверен в том, что произносил их Оллердан, а не Ирглис, но в посвящать других в свои душевные противоречия было бы верхом неразумности.
        Парни слушали его рассказ, раскрыв рты, и после того, как он закончил, ни у кого не осталось сомнений - только он, Ольгерд, должен быть избран конунгом. Это всеобщее единение на короткий миг наполнило сердца юношей эйфорией сопричастности к чему-то великому и неизведанному, но природная прагматичность руголандцев вскоре взяла свое и раздались осторожные вопросы.
        - Нас же всего десяток…
        - Даже если вся младшая дружина проголосует за Ольгерда, это не изменит общего расклада голосов.
        - Да старики нас и слушать не станут!
        Ольгерд смотрел на парней и ждал, когда они поутихнут, кое-что он все же успел придумать, но сначала это надо было обсудить с Фарланом.

* * *
        Уже начало смеркаться, когда Фарлан подошел к костру у большого, собранного из еловых лап, навеса. Ужин заканчивался, и человек двадцать из тех, что жили в этом шалаше, усевшись вокруг, доедали остатки похлебки. Те, что уже справились с едой, с тоской посматривая на пустой котел, протирали тарелки хлебными мякишами.
        Из всех присутствующих Фарлан без труда выцепил двоих, пришедших сюда по той же причине, что и он. Один человек Озмуна по кличке Кривой, а второй из ближников Кольдина. Того все звали Сокли Болтун за его несносную привычку говорить без умолку. Фарлан молча присел с краю - пока люди едят разговаривать не принято. Посланцы старшины тоже ждали, и даже Сокли, тяжело вздыхая, справлялся со своей натурой.
        Когда утих стук деревянных ложек, Кривой решил, что пора и начал разговор издалека.
        - Вот помню в тот день, когда тонгрийский клинок лишил меня одного глаза, судьба дружины висела на волоске. Тонгров собралась тьма, и их все прибывало. Нужно было дождаться подхода Рорика, но сил уже не осталось. Многих мы недосчитались в тот день, но точно знаю, что полегли бы все в том проклятом лесу если бы не Озмун. Он был единственным, кто ни на миг не сомневался в нашей победе, и чей меч, не уставая косил врагов, не давая угаснуть надежде. В той битве, как и в сотне других, Озмун всегда показывал нам пример мужества и мудрости, ярость волка и стремительность змеи. Он прирожденный воин и лучше него на место конунга никого не найти.
        Едва голос Кривого умолк, как тут же вступил быстрый говор Сокли.
        - В смелости Озмуна никто не сомневается, но для конунга одного бесстрашия маловато. Он за всех в ответе и на войне, и в мирное время. Мечом махать дело не хитрое, это и простой воин может, а для конунга важнее знать своих врагов и, умело разделяя, бить поодиночке. А в мирное время от конунга требуется не меньше, чем на войне. Сколько зерна надо, чтобы дружина не голодала? У кого купить? Где? О чем надо договариваться с соседями, а что можно и силой взять? Во всем этом лучше Кольдина Долговязова никто не разбирается, а без таких умений конунг и не конунг вовсе, а так одно название.
        Народ вокруг костра согласно закивал. Правда, после рассказа Кривого руголандцы кивали также охотно, и понять кто из рассказчиков зацепил сильнее, сказать было трудно. Но агитаторы не отчаивались. Времени еще было достаточно и историй у них в запасе хватало. Кривой как раз уже собирался открыть рот, но его, как бы невзначай, опередил Фарлан.
        - И Кольдин, и Озмун славные воины, хоть одного, хоть другого выбирай, оба любы! - Он взял паузу, но ровно настолько, чтобы никто не успел вклиниться. - Жаль только, что придется возвращаться обратно в Истигард. Ну да ничего, и на старом месте проживем. Раньше то ведь жили!
        Венд тяжело вздохнул и замолк, но ни Кривому, ни Болтуну вклиниться не дали. Народ вокруг костра как-то вдруг ожил и заинтересовался.
        - Ты о чем, Фарлан? Пошто возвращаться?
        Выждав пока страсти изрядно накаляться, Фарлан недоуменно пожал плечами.
        - Дык, а что вы хотите? Воевать что ли с вендами будете?
        - Зачем воевать, - понеслось в ответ, - они же сами нас позвали!
        Тут Фарлан отрицательно покачал головой.
        - Не совсем. Венды не просто так нас позвали, они союз с нами заключили. Я сам за тем столом сидел и сказ их слышал. Союз тот был сговорен, даже не с Рориком лично, а со всем родом Хендриксов. Где Рорик, старший в роду Хендрикса, скреплял этот договор женитьбой на дочери посадника Торвана - старшего в роду Озерных вендов. - Тут Фарлан обвел всех хитрым прищуром. - Смекаете? А сейчас как быть? Озмун и Кольдин безусловно люди заслуженные, но в роду Хендрикса пятая вода на киселе. Для родовитого посадника Торвана такой брак умаление достоинства и обида.
        Народ вокруг мрачно засопел, закипая раздражением, которое вдруг вылилась в злом выкрике.
        - Это что же, мы рылом что ли не вышли для местных?
        Фарлан грозно глянул на крикуна.
        - Ты прежде, чем глупость орать, головой подумай. Вот ежели бы у Рорика дочь была, то ты бы к ней свататься пошел? Хватило бы смелости?
        Все разом заржали, пялясь на выкрикнувшего.
        - Неее, не хватило!
        - Да, ни у кого бы не хватило! Рорик на расправу был скор!
        - Точно, мигом бы прилетело!
        Удовлетворенно кивнув, Фарлан подвел итог.
        - Вот именно! Старшинство в роду надо уважать, тут не в форме дело. Они отдают лучшее, что имеют, и от нас хотят того же. Вот в чем проблема, в уважении и соблюдении традиций. Для них, для вендов, что Озмун, что Кольдин, что ты, - тут Фарлан вновь ткнул пальцем в недавнего крикуна, - все едино. Они наших скальдов не слушают, и славы нашей не знают! Для них род на первом месте стоит, и если мы старшему рода ихнего Торвану предложим в женихи невесть кого. Ну вот скажем тебя. - Не выбирая, он указал на ближайшего воина. - Что он скажет? Да, ничего! Пошлет нас куда подальше и будет прав. Ибо неуважение это и больше ничего. - Фарлан намеренно не упомянул ни Озмуна, ни Кольдина. Всем и так понятно, а обиды старшине нет.
        Народ вокруг вновь замолчал, пока кто-то из самых нетерпеливых не озвучил терзающую всех мысль.
        - Так что же получается, ежели Рорика больше нет, то все, договору с вендами конец?
        Даже два агитатора примолкли, и все вдруг уставились на Фарлана, мол что скажешь? Не торопясь, поправив тыльной стороной ладони длинный свисающий ус, Фарлан многозначительно хмыкнул.
        - Не совсем… Есть один вариант, но… - Тут он замолчал, словно бы обдумывая говорить или нет.
        Пауза затягивалась, и кто-то из сидящих вокруг, не выдержав, выкрикнул:
        - Да, не тяни ты, Фарлан, говори уж!
        Вскинув голову, венд провел взглядом по напрягшимся лицам, словно бы предупреждая, мол я не хотел обсуждать это, но вынужден уступить давлению общества. Все согласно кивнули, и агитаторы тоже, как бы подтверждая, что сказанное Фарланом не будет рассматриваться как умаление достоинства таких уважаемых людей, как Озмун и Кольдин Долговязый. Тогда тот произнес лишь одно имя.
        - Ольгерд.
        После мгновенного замешательства из глубины послышалось какое-то растерянно-детское.
        - А ведь точно, парень то Хендрикс! Из головы прямо вон!
        Фарлан, уточняюще, поднял указательный палец.
        - Не просто Хендрикс, а старший и единственный прямой наследник.
        - Ольгерд. - Неторопливо произнес один из ветеранов, словно попробовав звучание имени на вкус. - Малый то шустрый, слов нет.
        После этих слов руголандцев будто прорвало, и пошло обсуждение вовсю. Минусы, плюсы, народ, не стесняясь, припоминал все: и возраст, и ведьму, и даже Тонгвара, но противовесом всему стоял южный берег, и Фарлан, усмехаясь в душе, видел - эта «гиря» перевешивает все.

* * *
        Зеленая поляна между навесами и шатрами руголандцев была полностью забита народом. Руголандцы в праздничной одежде с оружием, но без брони начали собираться еще с рассветом. Почти всю ночь никто не мог сомкнуть глаз. Слух, пущенный умелой рукой Фарлана, разбередил дружину, и так неожиданно возникший третий претендент на место конунга к утру уже пробился в фавориты. Конечно же, эта новость не осталась незамеченной Озмуном и Кольдином, но оба ветерана первоначально отнеслись к ней непростительно снисходительно, а к тому времени, когда они осознали свою ошибку было уже поздно. Озвученный Фарланом вариант дальнейшего развития событий прочно засел в мозги руголандцев, и любые попытки его опровергнуть не воспринимались дружиной серьезно. Единственной возможностью противостоять Ольгерду было бы их объединение с выдвижением единого кандидата, но между этими людьми пролегла такая глубокая неприязнь, что даже представить такое было невозможно.
        К тому времени, когда солнце поднялось над вершинами сосен, в лагере руголандцев не осталось ни одного человека. Все собрались вокруг сколоченного в центре площади помоста в ожидании, когда же на него поднимется Гонза Длиннорукий. Этот ветеран, самый старый и самый опытный в дружине, всегда проводил общедружинное вече, тщательно следя за соблюдением всех руголандских традиций и законов.
        Гонза не заставил себя ждать, но в этот раз, в связи с высокой ответственностью момента и по его личной просьбе, вместе с ним на помост поднялись еще два ветерана. Все трое, оглядев сверху толпу и переглянувшись, молча согласились, что можно начинать. Длиннорукий громко огласил цель сбора и попросил общество объявить, кого они желают видеть своим конунгом.
        В ответ разноголосицей зашумела толпа, но отчетливо можно было разобрать три имени: Озмуна, Кольдина и Ольгерда. Дав народу проораться, Гонза поднял руку, призывая к тишине. По традиции перед голосованием каждый кандидат должен был сказать дружине свое слово, и первым, как самого молодого, ветеран вызвал Ольгерда.
        Проталкиваясь к помосту, Ольгерд держал в голове тот длинный разговор с Фарланом, что они провели в предутренние часы.
        «Руголандцы народ прагматичный и осторожный, - убеждал его тогда венд, - для них выбрать конунгом безусого юнца, поступок почти безумный. Для этого они должны поверить, что ты не просто наследник Хендрикса, а практически его новое земное воплощение. Тебе надо убедить их в божественной воле твоего избрания, в величайшей миссии, возложенной на тебя богами».
        Поднимаясь по ступеням, юноша еще не знал, о чем он будет говорить и как будет убеждать своих соплеменников. В мозгу вертелись обрывки фраз Фарлана, его рассказы о подвигах деда, об отце, о том, чего они хотели и не смогли достичь. Наконец, он поднялся, и ветераны, расступившись, пропустили его к краю. Его потряхивало, и в коленях появилась противная слабость, но Ольгерд собрался и, одернув себя, взглянул прямо в нацеленные на него сотни глаз. В этот момент его вдруг осенило, и он понял, что скажет дружине.
        Многие ждали от него рассказа о гибели отца и призыва к отмщению, но парень начал не с этого.
        - Братья мои, руголандцы! - Прогремел над головами голос Ольгерда. - Еще мой дед хотел закрепиться на этих берегах, но, к сожалению, ему это не удалось. Великие боги не поддержали тогда народ Руголанда своей милостью, но сегодня вы чувствуете, как Оллердан невидимо реет над нами и осеняет тенью своей колесницы. Мы здесь, на южном берегу! Но успокаиваться рано, не в этом пророческий замысел богов, не затем они открывают нам путь величайшей славы, чтобы мы осели здесь и удовольствовались малым. В одну из ночей, когда я горевал о гибели моего дяди, Рон Громовержец открыл мне истинный замысел. Мы должны идти дальше на юг! Боги обещают нам удачу и свое покровительство на дороге славы. То, что не смогли одолеть ни Хендрикс, ни Ролло, сегодня можем завоевать мы, их потомки! Я вижу этот путь, я вижу то, что открыли мне боги и говорю вам: «Если вы выберете меня, то я приведу вас к таким вершинам славы и богатства, о которых вы даже не мечтали в своих самых сокровенных снах!»
        Младшая дружина завопила от восторга, и многие их поддержали, но ветераны в основном сохранили молчание. Озмун оглядел хмурые лица вокруг себя, и то сосредоточенное напряжение, что исходило от даже самых верных товарищей, ему не понравилось. «Паршивец запалил опасный огонь, - процедил он про себя, - в таком пламени проще сгореть, чем согреться!»
        Поднявшись на помост, Озмун говорил недолго, но убедительно.
        «Синица в руках, лучше журавля в небе. - Рубил он отрывистыми фразами. - Разумные люди не должны вестись на юношеские бредни. Руголанд всегда отличался взвешенностью и подготовленностью решений. Боги богами, но мы всегда полагались только на себя и твердость своей руки. Опыт и мудрость - два столпа на которых стояла и стоять будет земля Руголанда».
        После Озмуна говорил Кольдин. Говорил долго и витиевато, с каждым словом все дальше и дальше отходя от своей заветной цели. Он и сам это понял, когда, спускаясь по ступеням, слышал нестройные крики поддержки. Отойдя к своим сторонникам, главный хозяйственник исподлобья оглядел толпу и расстроенно пробурчал: «Бараны, сами не понимают, чего хотят!»
        Крики стихли довольно быстро, Гонзе даже не пришлось призывать к тишине. Он лишь поднял вверх открытую ладонь и объявил:
        - А теперь вы, вольные люди Руголанда, объявите волю свою. За то, чтобы конунгом избрать Ольгерда…
        Раскрыв мешок, помощник Гонзы пошел по рядам и, изъявляющие желание, бросали туда полученный ранее камень, называемый избирательной битой.
        - За Озмуна… - Выкрикнул председатель, и процедура в точности повторилась.
        - За избрание конунгом Кольдина! - В третий раз известил Гонза, и вновь в мешок посыпались биты.
        Собрав в три мешка волеизъявление дружины, трое заслуженных ветеранов удалились для подсчета голосов. Поскольку Гонза с помощниками мечом владели лучше чем счетом, процедура затянулась настолько, что когда они вновь появились народ уже изнывал от нетерпения.
        Ветераны выглядели слегка растерянными, и это не укрылось от ожидающих их дружинников.
        - Что не так? - Хмуря брови, выступил вперед Озмун, но Гонза знаком заставил того вернуться на место.
        - Мы пересчитали три раза, - начал он, сразу отметая возможные упреки, - и получили вот такой результат. Из двухсот тридцати двух членов дружины за Ольгерда отдали свои голоса восемьдесят три бойца, за Озмуна ровно столько же, и за Кольдина шестьдесят шесть голосов.
        Собравшиеся встретили это известие полной тишиной. Никто не мог припомнить ни такого совпадения, ни того, как поступали раньше в подобных случаях. Гонза подождал еще немного, и поскольку желающих выступить не нашлось, то он глубокомысленно изрек:
        - В таком случае по закону Руголанда назначаются перевыборы между кандидатами, набравшими одинаковое количество голосов, а претендент, получивший меньшее число голосов, в перевыборах не участвует, и имя его снимается с голосования. Все члены общества должны вновь получить избирательные биты.
        После сказанного помощники вновь пошли по рядам, и каждый, запустив руку в мешок, вытаскивал камень по новой. Процесс шел не быстро, и Озмун, покрутив в пальцах свою биту, поднял взгляд на Кольдина. В его глазах читался немой вопрос - ты за кого? И губы Кольдина непроизвольно растянулись в злорадной усмешке - переживаешь? Сейчас каждому стало ясно, что окончательный результат зависит только от того, что шепнет своим людям опытный хозяйственник.
        Сколько бы Кольдин не храбрился, в действительности ему предстоял нелегкий выбор. Отдать голоса Озмуну было бы правильней и спокойней. Хоть он и не любил этого прямолинейного солдафона, но давно уже научился находить с ним общий язык. Ольгерд - темная лошадка, и куда приведет его выбор одному лишь Оллердану известно, но с другой стороны, такой опытный человек как Кольдин чувствовал за этим парнем какую-то мистическую силу, и это смущало. А вдруг слова его о несметных богатствах не пустой звук, а действительная воля богов.
        Решив что-то про себя, Кольдин наклонился к уху ближайшего из подручных и шепнул ему коротко, одним словом. Тот тут же кивнул и вьюном заскользил в плотной толпе.
        Все это произошло на глазах Озмуна и Ольгерда, и было понятно, что тот назвал имя. Но вот какое? Это им предстояло узнать только по окончании подсчета.
        Во второй раз сбор бит прошел быстрее, но подсчет вновь затянулся, и обстановка на поляне накалилась до предела. Так что, когда Гонза вышел перед народом, тишина стояла такая, что слышен был шелест листьев на соседних деревьях.
        Ветеран обвел взглядом замершую толпу, и, стараясь не выдать волнения, объявил самым бесстрастным голосом.
        - За Ольгерда - сто сорок три голоса! Отныне Ольгерд Хендрикс нарекается конунгом дружины Истигарда и рода Хендриксов!
        Глава 12
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Туринская империя.
        Царский город.
        В липкой ночной темноте невозможно было разобрать ту грань, где неподвижная черная гладь Радужной бухты переходит в набухшее грозовыми тучами небо. Непроглядный мрак накрывал ошвартованную у полуразвалившегося причала галеру и суетящихся на разгрузке людей. Взвинченность и напряженность обстановки ощущалась в первую очередь в мелочах: в той быстроте с какой они бегали по шатающимся доскам, и в том, как нервно некоторые их них вскидывали головы, прислушиваясь к каждому постороннему шороху. Мерцающее пламя горящих факелов лишь сгущало сумрак за границей света, давя на и без того торопящихся грузчиков ощущением таящейся за ней опасностью. Суетясь, они подхватывали тяжелые увязанные тюки и, взгромоздив на широкие спины, тащили их к ожидающим телегам.
        Из всех, кто присутствовал на разгрузке галеры, только Акциний Наксос хранил ледяное спокойствие. Таинственные партнеры держали слово, и с начала весны это была уже третий корабль, доставивший оружие в Царский город. Выгрузка первых двух прошла без эксцессов, но как справедливо рассуждал Акси, всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Какой бы железной дисциплиной не была скована его банда, какие бы жесточайшие правила конспирации не соблюдались, он прекрасно понимал, что имеет дело с людьми, а они, как известно, несовершенны. Трибунал со своими вездесущими соглядатаями рано или поздно должен был узнать, и к такому повороту он постарался подготовиться по максимуму. Все тропы, начиная с окраин Сартары, контролировало полсотни бойцов Венда, и это была только первая линия. Вторая шла уже непосредственно на подходах к берегу, там пряталось около сотни парней Клешни и Меры.
        Вроде бы все меры предосторожности приняты и подобраться незамеченным к причалу практически невозможно, но почему-то Наксосу было неспокойно. Тревожило смутное ощущение того, что эта ночь обязательно должна закончиться неприятным сюрпризом.
        Он повернулся к стоящему за спиной Клешне.
        - Вроде осталось недолго, но все же сходи проверь посты. - Акси поежился, как от озноба. - Что-то предчувствие у меня нехорошее.
        Чутью старшего Клешня доверял даже больше, чем самому себе, поэтому, кивнув, мгновенно растворился в ночной темноте.

* * *
        Забившись в узкую щель между валунами, Варзу Стуламиди во все глаза пытался рассмотреть снующих по причалу людей. «Они. Точно они. - Подумал один из лучших соглядатаев Трибунала. - Вон и главный ихний. Как его?.. Акси?.. Да, точно, Акси Добряк».
        Совсем рядом прошуршали аккуратные почти неслышные шаги, и Варзу замер, перестав дышать. Его поразительный слух докладывал, что кроме этого, только что прошедшего мимо, там, шагах в десяти сопит еще один, а чуть дальше, с другой стороны тропы, в кустах ивняка - третий.
        «Сторожится ворье! - Хмыкнул он про себя. - И правильно делает, ибо ждет его нынче заслуженная кара. Как говаривал мой папаша, царство ему небесное - сколь бандитской веревочке не виться, а конец все едино на плахе».
        Шаги в темноте затихли, и шпик Трибунала, припав глазом к щели, еще раз убедился, что это те, кого он искал.
        «Все как говорил господин Фирсаний. - Варзу провел глазами по объекту наблюдения и перечислил. - Корабль, Акси Добряк, тюки. Все есть! Теперь надо выбираться и доложить начальству».

* * *
        Глава специального комитета Священной комиссии Трибунала нунций Фирсаний Софоклус нервно мерил шагами крохотный пятачок земли, зажатый с трех сторон стенами домов.
        - Ариан, забери этих дармоедов! - Молча крыл он своих лучших розыскников. - Преподнесешь им все на блюдечке: где, когда, сколько! Так и то, найти ни хрена не могут!
        Из донесения своего тайного агента комиссар Трибунала точно знал, что разгрузка оружия будет сегодня ночью за северными окраинами Сартары, и сейчас его элитные лазутчики шерстили побережье в поисках. Очень важно было не засветиться и не спугнуть. Взять хотелось не только груз, но и самого Акциния Наксоса.
        Ночь уже перевалила за вторую половину, и нервы у комиссара были на пределе. На кону стояла его репутация, а может и поболе. Он обернулся и глянул на темную улицу. Там, вытянувшись вдоль забора, прятался собранный им лично штурмовой отряд. Ударный кулак из полсотни ветеранов, отслуживших свое в железных легионах и прошедших огонь и воду. Севернее и южнее этой улицы ждали сигнала еще две команды из городской стражи. Там народец был пожиже, и никаких иллюзий на их счет Фирсаний не питал, но и задача у них стояла попроще - удар с флангов и полная блокада района после начала операции. Четвертая резервная группа под командованием магистрата Эмилия Флака еще с вечера заняла пустующий амбар недалеко отсюда. Наученный горьким опытом в этот раз Фирсаний подготовился как никогда. В кулуарах Священной комиссии даже начали поговаривать, что нунций совсем свихнулся на своем Акцинии и делает из него чуть ли не демона зла. Скрипнув зубами, Софоклус вспомнил, как сегодня идя по коридору, он услышал издевательский шепот недоброжелателей за своей спиной: «Ради поимки десятка воров он устраивает целую войсковую
операцию», а потом был приглушенный смех и мерзкое: «Хочет примерить на себя венок победителя карманников!»
        - Плевать! Пусть скалятся, идиоты! - Он вновь нервно заходил кругами. - Их скудные мозги не состоянии представить себе всю степень опасности!
        В памяти всплыли слова командора Пастора и скользнуло запоздалое сожаление: «Может быть и прав был этот солдафон, не стоило отправлять все силы ордена к армии. Хотя! Дышать в городе с его уходом стало намного легче, и никто под ногами не путается». Он даже невольно улыбнулся, вспомнив какую изящную комбинацию по выдворению противника удалось тогда провернуть.
        - Не стоит накручивать себя раньше времени, вот поймаем сегодня этого мерзавца, и ситуация в городе сразу успокоится.
        Подняв взгляд, Фирсаний вздрогнул от неожиданности, чуть не столкнувшись с появившимся из неоткуда темным силуэтом.
        - Это я, Варзу. - Быстро зашептал шпик, заметив испуг своего грозного начальника. - Я их нашел!
        - Где? - Нунций резко схватил соглядатая за ворот.
        Махнув рукой в темноту, Варзу нагнулся к самому уху Фирсания.
        - Там, у заброшенного причала.
        - У заброшенного причала. - Повторив, Софоклус мгновенно прорисовал в голове план района и все возможные варианты подхода. - Это хорошо! Это очень хорошо!
        Отпустив, наконец, ворот чужой хламиды, он отыскал глазами командира отряда и махнул рукой - подойди.
        Линий Камилл сделал несколько широких шагов и изобразил на лице максимальное внимание, а Фирсаний, запалив свечу, тут же начал втолковывать план действий.
        - Пошлешь гонцов ко всем группам, и по готовности атакуешь плотным строем вот отсюда. - Палка в руках нунция начертила на песке жирную стрелку. - Остальные пусть охватывают побережье веером, здесь и здесь. - Взлетев, палка нарисовала еще две линии. - Флаку передать, чтобы подтягивался поближе и ждал команды.
        Линий слушал резкий голос комиссара Трибунала и думал о том, как странно все вышло. После разгрома в Сартаре он думал, что его как минимум погонят со службы, а получилось наоборот. Когда его вызвали в комитет Священной комиссии, надо признаться, бывалый центурион изрядно струхнул. И было отчего, одно дело война, там враг перед тобой и ты знаешь что делать, и совсем другое дело Трибунал, там одно неверное слово и ты уже сам не ведаешь кто ты есть - защитник империи или ее враг. К удивлению старого солдата, встретили его холодно, но вежливо и так же уважительно провели в кабинет большого начальника. То, что начальник птица важная, стало понятно по тому, как выражение лица провожатого молниеносно сменилось с презрительно-брезгливого на заискивающе-подобострастное.
        В этот момент Линий почувствовал на себе вопросительный взгляд и, оторвавшись от воспоминаний, произнес не по-уставному.
        - Все сделаю, Ваше преосвященство.
        В ответ он встретил ледяные глаза того самого начальника из кабинета Священной комиссии. Точь-в-точь как в тот день, когда подойдя вплотную, он без усмешки спросил:
        - Стыдно?
        И центурион, покраснев, признался.
        - Еще как!
        Видимо честный ответ комиссару понравился, потому что отойдя обратно к столу, он, не оборачиваясь, произнес:
        - Это хорошо, что ты понимаешь за что. Вы с Эмилием Флаком облажались по полной, но в отличие от него, ты действовал неплохо. Я все проверил, ситуация для твоей группы складывалась фатально, но ты справлялся пока мог. Это говорит мне, что ты можешь быть полезен.
        После этих слов он обернулся и вперился в лицо центуриона пронизывающим взглядом.
        - Я дам тебе отряд. Будешь командиром ударной группы, но если просрешь все во второй раз, не обессудь… - В этот момент от глаз нунция повеяло таким безжалостным холодом, что продолжать не было нужды, и так все стало понятно.
        Линий Камилл с силой зажмурился, прогоняя ненужные сейчас воспоминания. «Не забивай голову ерундой, - мысленно одернул себя центурион, - сегодня ты должен быть собран как никогда. Второй неудачи тебе не простят».
        Пройдя вдоль всей линии, он проверил состояние бойцов. Все было неплохо, теперь под его командой были настоящие легионеры, пусть и возрастные, пусть и выслужившие свой срок, но все-равно это солдаты, а не отребье с улиц.
        Отправив посыльных, Линий негромко скомандовал «за мной» и повел колонну в темную пустоту, полагаясь больше на интуицию, чем на зрение.

* * *
        Сначала примчался гонец от Венда, но не успел он и рта раскрыть, как прибежал запыхавшийся Мера, а вслед за ним и Клешня. Все с одним и тем же приглушенным воплем.
        - Стража! Стража повсюду!
        Первая мысль, появившаяся в голове Акциния, была о том, что хуже момента не придумаешь. «Весь груз выгружен! - В мозгу калейдоскопом закрутились возможные варианты. - Погрузить обратно и выйти в море?.. А если там тоже засада? Да и не успеем уже. Что остается? Пожалуй, выход только один».
        Приняв решение, он поднял на парней решительный взгляд.
        - Пусть банда отходит сюда, к берегу. Мы примем бой!
        Все трое рванулись обратно, но бежать далеко уже не пришлось, бойцы сами стягивались к освещенному пятну у причала. Нервные лица, выпученные глаза, говорили о том, что все напуганы до крайности. Несмотря на давящий страх, никто не бежал и не вопил, а наоборот, растущая толпа все крепче сбивалась в плотную массу и с отчаянной решимостью ждала появления противника.
        Акциний не питал иллюзий насчет стойкости своих людей, но в его план она и не входила. Пока события развивались по наихудшему, но все-таки прогнозируемому сценарию.
        Появившиеся стражники небольшими группами вытекали сразу с трех сторон, но больше всех Акси огорчали те, что в центре. В отличие от его парней и суетящегося на флангах ополчения, эти сразу же выстроились в четкий прямоугольник и, опустив копья, пошли в атаку. Своим выверенным печатным шагом они навевали грустные мысли о быстром и неизбежном разгроме любого, кто встанет у них на пути.
        Ждать, когда к этому отряду подтянется городская стража, не имело ни малейшего смысла, и Акциний махнул, ждущему сигнала Мере - начинай.
        Парень вскинул здоровенную секиру и заорал во всю глотку.
        - За мной, братва! Смерть кровососам!
        - Смееерть! - Дружно рыкнула толпа и всей массой рванулась на железные шеренги.
        Яростный порыв и численное преимущество дали себя знать, и на первых минутах казалось, что ощетинившийся копьями строй сейчас дрогнет и побежит. Но порыв таял, а строй продолжал стоять как стоял. Падали сраженные бандиты, отползали с криками раненые, а эти чертовы легионеры держали порядок и работали копьями, словно бесчувственная машина. К тому же, осмелев, с флангов начали вклиниваться в схватку отряды стражников. С каждой секундой положение бандитов становилось все хуже и хуже, и Акциний решил, что тянуть дольше опасно. Вытащив из земли горящий факел, он трижды размашисто помахал им из стороны в сторону.
        На сигнал немедленно отреагировал ждущий своего часа Венд. Волчий вой огласил побережье, и на спины атакующей стражи из темноты посыпались стрелы. Бьющие сзади стальные жала, охладили боевой пыл даже ветеранов, а в отчаявшихся бандитов этот хлещущий по врагам смертоносный дождь вдохнул вторую жизнь. Топор Меры уже замелькал внутри железного строя, а потекшие было бандитские порядки вновь сплотились и поперли вперед.
        Чаша весов стала неуклонно клониться в сторону мятежников, но тут вдруг поток стрел иссяк и на невидимом снизу склоне послышался шум схватки.
        «Вот и сюрприз. - Обреченно вздохнул Акциний и подумал о себе: - 'На всякого мудреца, как известно, довольно простоты».
        По всему выходило, что засаду Венда сейчас атакует еще один отряд стражи, а на такой расклад Наксос не рассчитывал.
        Ситуация стремительно ухудшалась, грозя не только потерей груза, но и полным уничтожением банды. Один вариант по-прежнему оставался в запасе, но Акси очень не хотелось к нему прибегать. Еще не все было готово, ему требовалась еще неделя, а лучше две, но никакого другого выхода он не видел.
        Все дело в том, что Акциний не был бы тем, кто он есть, если бы в его голове крутилась бы только одна комбинация. Готовясь к приему оружия, он ни на миг не оставлял и подготовку к всеобщему восстанию. Конспирация и еще раз конспирация! Никогда не расставаясь с этим девизом, он сам лично выбирал место для каждой выгрузки, и о нем до самого последнего момента не знал никто, даже ближний круг. Последний раз, облюбовав заброшенный причал в северной части бухты и оглядев оттуда раскинувшийся перед ним город, он вдруг ответил себе на давно мучающий его вопрос, - как начать восстание во всех районах столицы одновременно, не теряя время на посыльных? Идея ему понравилась, и на следующий же день, по его настойчивой «просьбе», в каждой банде на побережье сложили сигнальный костер и выставили дежурного. О всеобщем мятеже никто пока не догадывался, поэтому мысль, которую Акциний вложил в головы вожаков банд, была простой. Ситуация в городе накалилась до предела и может вспыхнуть в любую минуту, вдруг на кого-то из вас навалится стража и прижмут в угол, или стихийно вспыхнет схватка с муниципалами. Тут важно,
чтобы этот район не оказался в изоляции и один на один со стражей города. Все бедняцкие кварталы обязаны прийти на подмогу, и лучше всего одновременно, а местные капо со своими бандами должны встать во главе движения. Для этого нам нужна система оповещения, и костры на берегу лучшее из того, что можно придумать.
        Именно об этом подумал сейчас Акси. «Если всеобщее восстание разгорится быстро, то страже будет уже не до нас. Там бы ноги унести, и то хорошо. Пусть еще рано, еще не все подготовлено, но если банда поляжет на этом песке, то тогда и готовить будет некому».
        Сомнения длилось лишь мгновение, но стоило ему решиться, как появился еще один момент, опечаливший его не на шутку - сигнальную пирамиду из отлично высушенных дров сложили на мысочке, в пятидесяти шагах отсюда. Ее пламя должно быть видно издалека со всех сторон. Вот она, совсем рядом, но вот беда, на пути теперь несколько десятков озверевших стражников. Как быть с ними?
        Акциний напряг мозг в поисках выхода, и тут его ушей достиг крик.
        - Отдавайте концы, остолопы! Живее!
        Он повернулся на звук и увидел у самой кромки воды перепуганных грузчиков. Взгляд пошел дальше по причалу и наткнулся на борт галеры и капитана, орущего на своих впавших в ступор матросов.
        - Чего стоите идиоты! Уходим, отдавай концы!
        Видимо «инъекция бодрости» подействовала, потому что народ на палубе засуетился и бросился к веревкам В этот момент Акси понял, что надо делать. Схватив факел, он в два прыжка промчался по доскам причала и, не задумываясь, забросил его прямо в открытый трюм галеры. На судне никто даже ойкнуть не успел, как из люка уже вырвался язык пламени.
        - Горим! - Истошный крик заставил матросов оторваться от работы и уставиться на разгорающийся пожар. Огонь полыхал внутри судна, грозя в любой момент вырваться на палубу.
        - Горим! - Капитан первым метнулся к шатким мосткам, соединяющим корабль с берегом. Вслед за ним кинулась вся команда, за исключением прикованных к скамьям гребцов.
        Крик приговоренных к ужасной смерти людей разнесся над водой, и Акциний раздраженно поморщился - этого еще не хватало. Его ноги непроизвольно сделали шаг назад, еще один, и вдруг взгляд наткнулся на лежащий на причале топор. Вздрогнув, он обвел глазами вопящих рабов.
        - Эти тоже ведь будут не лишними. - Мелькнула в голове рассудительная мысль.
        Уговаривать себя не пришлось. Оттолкнувшись, он запрыгнул на борт горящего корабля и подхватил тяжелую секиру. Ближайший гребец, увидев человека с занесенным топором, в ужасе пригнулся, ожидая смерти, а Акциний, не теряя время на расклепывание оков, размашистым ударом пробил палубу в месте крепления кольца.
        На миг блеснули белками ошарашенные глаза, и, осознав, что происходит, спасенный раб одним рывком выдернул цепь из разбитых досок. Он еще подбирал свисающие звенья, а Акси уже шагал дальше, громя палубу тяжелыми ударами.
        Пробежав между скамьями, Акциний спрыгнул с корабля прямо в воду. Тут же вслед за ним как горох посыпались освобожденные гребцы. Выбираясь на берег, он смотрел на их обгоревшие сияющие рожи и думал в своей обычной бесстрастной манере: «Хорошая работа, даже жаль, что эти люди все равно погибнут этой ночью».
        Едва Акциний вышел из воды, как к нему тут же кинулся капитан.
        - Ты что наделал? Ты ответишь…
        Договорить ему не позволил один из гребцов, попросту опрокинув в воду ударом в лицо. Акси проводил взглядом булькнувшее тело и поднял руку, призывая сгрудившихся грузчиков, матросов и рабов к вниманию.
        - Там сейчас идет бой. - Его палец ткнул в сторону бушующей схватки. - И там решается: кто будет жить, а кто нет. Если кто-то из вас думает, что он просто грузчик, просто матрос и совершенно здесь ни причем, то он заблуждается. Для Трибунала вы все изменники, и всех вас ждет либо смерть здесь, либо казематы и пытки в застенках Трибунала, что еще хуже.
        Он посмотрел прямо в испуганные глаза людей так, как умел только он. Жестко, безжалостно, но с какой-то безумной искрой, вселяющей надежду даже в самых отчаявшихся.
        - Я предлагаю вам исключительный шанс не только пережить сегодняшнюю ночь, но и несказанно разбогатеть! - Темная фигура Наксоса на фоне горящего корабля словно тень демона притянула взоры. - Этой ночью в городе вспыхнет восстание! Вам остается либо присоединиться к нам и биться за свою жизнь, либо сдохнуть, как трусливая дрянь в собственной моче и блевотине.
        Наступившее молчание нарушил звон цепи, и огромный негр, тот самый, которого он освободил первым, ни слова не говоря, развернулся и зашагал к тюкам с оружием. Вытащив закованными руками короткое копье, он вскинул голову.
        Впереди шел бой. Ударный отряд Трибунала уже снова теснил левый фланг, и бандиты держались из последних сил. Оценив это одним взглядом, гигант дико взревел и, выставив копье, бросился в самую гущу.
        Это зрелище просто заворожило всех остальных, и они молча смотрели, раскрыв рты, пока Акциний не заорал, перекрикивая шум схватки:
        - Если уж помирать, то как герои! С нами бог! За мной! - Размахивая грозной секирой, он бросился в бой, и остальные один за другим побежали следом. Подхватывая первое попавшееся оружие, они всем скопом навалились на отступающий фланг, поддержав уже готовящихся броситься наутек бандитов.
        Схватка закипела с новой силой, и Акси, орудуя топором, лишь изредка успевал бросать взгляд на береговую линию и загорающиеся один за другим сигнальные костры. Еще никто кроме него не знал, что в эту минуту мятежный город восстал против своих «законных» властителей.
        Глава 13
        В предутренние часы пустые коридоры дворца выглядели мрачно и угрожающе. Пышная царственность, царящая в этих залах при свете солнца, в сумраке уступила место серым полутонам и холодной отчужденности.
        Быстрые шаги Фирсания гулко отдавались в высоких сводах, впечатываясь ему в мозг напоминанием о том ужасе, что остался у него за спиной. Он почти бежал, и обгоревшие волосы на его голове торчали в разные стороны, как иглы разгневанного ежа. Грязные пятна на разодранной сутане свидетельствовали о многочисленных падениях, но грозный нунций даже не обращал на это внимание. Он спешил как можно быстрее известить императрицу о мятеже, разразившемся в нижнем городе. Ему было немного стыдно за свое позорное бегство, но справляться с угрызениями совести ему было не впервой.
        «На улицах от меня все равно мало пользы. - Уговаривал он сам себя. - Сейчас гораздо важнее собрать государственный совет и наметить план действий».
        Мысли путались и ему было трудно сосредоточиться в этих заполненных вековой славой залах, где даже мраморные бюсты давно ушедших императоров с презрением смотрели на него из своих ниш.
        У дверей императорских покоев его встретил преторианский трибун и, с удивлением оценив его внешний вид, открыл перед ним дверь.
        - Императрица ждет вас.
        Фирсаний пересек малую залу женской половины дворца и остановился перед закрытыми дверями. Два преторианца также не удержались от косых взглядов прежде открыть ему.
        Глубоко выдохнув - помоги мне бог, нунций шагнул вовнутрь. Вследствие раннего часа Феодора принимала в своем кабинете, и там уже стояли как вызванные сановники, так и сам патриарх вместе с председателем Священной комиссии и магистром Ордена.
        Все они обернулись на входящего, и Феодора первой прервала повисшую тишину.
        - Сразу видно, - она иронично скривила губы, - что этот человек принес нам известия из самой гущи событий.
        Она дала всем возможность оценить свою иронию, и, выдержав паузу, спросила:
        - Так что там на улицах, господин нунций?
        Фирсаний начал рассказ, благоразумно упустив момент о том, что когда показалась мятежная толпа, он во главе своей охраны бросился бежать, оставив отряды городской стражи на произвол судьбы.
        Дождавшись, пока комиссар Трибунала закончит, Феодора обвела взглядом собравшихся.
        - Итак, если я правильно поняла, весь нижний город охвачен мятежом, и зараза стремительно распространяется. - Тут ее взгляд уперся в коменданта гарнизона столицы. - Что мы можем этому противопоставить?
        Седеющий сановник спафарий Тит Аквилий Сигон внутренне поежился. Этот взгляд ничего хорошего не сулил, как и предчувствие, что его обязательно выставят козлом отпущения. В связи с войной войск в городе оставалось по минимуму, и все это знали. В случае крайней нужды рассчитывали на помощь боевых отрядов Ордена, но по приказу императрицы тот почти в полном составе отправился к армии. Кто-то должен был ответить за эту роковую ошибку и, естественно, не она.
        Он сделал глубокомысленный вид и начал перечислять.
        - Две тысячи преторианской гвардии, около трех тысяч гарнизона плюс городская стража, плюс…
        Феодора оборвала его.
        - Хватит! Я уже поняла, у вас нет достаточно сил для мгновенного подавления мятежа. - Она нахмурилась. - Тогда что вы собираетесь предпринять?
        Спафарий торопливо раскатал на столе план столицы.
        - Сейчас когорты гарнизона и городская стража пытаются задержать толпу вот здесь и здесь. - Его палец ткнул в карту, показывая на узловые площади, открывающие путь к богатым кварталам. - Думаю, если преторианцы помогут, то мы опрокинем бунтовщиков и прижмем их к морю.
        Феодора мрачно посмотрела на палец сановника и разложенную карту, а затем подняла взгляд.
        - Все так думают?
        Кое-кто поддакнул, но большинство промолчали, не в состоянии угадать правильную реакцию. Тишину недовольно прервал командующий гвардии.
        - Если мои бойцы будут бегать по улицам, то кто же тогда будет защищать императрицу?
        Вопросительные взгляды всех присутствующих повернулись к спафарию столицы, и тот, потерев вспотевший лоб, вновь указал на план.
        - Здесь их главные силы. Если сломать им хребет, то все остальные сами разбегутся.
        Поймав взгляд императрицы, Фирсаний почтительно склонился.
        - Позвольте мне сказать.
        Феодора удивленно посмотрела на всклокоченную шевелюру нунция, но все же кивнула, разрешив говорить.
        - Я настоятельно прошу вас, Ваше величество, не относиться к мятежникам как к обычному плебсу.
        - А как же нам к ним относиться? - Императрица позволила себе улыбнуться. - Не аристократия же чай с вилами да топорами непотребство чинит. - Иногда она любила козырнуть своим низким происхождением и народными словечками.
        Все лица вокруг тоже растянулись в улыбках, и лишь Фирсаний остался абсолютно серьезен. Сегодняшняя ночь произвела на него жуткое впечатление. Сказать, что он был раздавлен, это не сказать ничего. Он столько раз смотрел на чужие мучения и смерть, но свою собственную, да еще так близко, ему довелось увидеть впервые. Эта чудовищная толпа, готовая разорвать его на части, грязь, текущая рекой, собственная кровь. Все это буквально перевернуло его холодно-рассудительное сознание, превратив в истеричное перепуганное насмерть существо, желающее выплеснуть переполняющий страх.
        - Во главе этого сброда стоит не человек, а демон! - Нунций жестко сцепил зубы, отвечая на появившиеся ухмылки. - Исчадие Ариана ведет на нас полчище тьмы!
        - Ну уж, полноте, господин нунций, - Феодора даже по-женски всплеснула рукой, - это уж, право, излишне! С вами все в порядке?
        В ее глазах блеснула жалость, перемешанная с брезгливостью, но Фирсаний уже завелся.
        - Поверьте, я все видел своими глазами! Мы приперли этого демона к морю, казалось, ему уже некуда деваться, но он лишь щелкнул пальцами, и город вспыхнул огнем. Завыли адские трубы Ариана, и добрые горожане, позабыв о своем долге и потеряв человеческий облик, бросились на своих защитников, как на врагов. Поверьте, его нельзя остановить человеческой рукой! Только молитвой и верой можно изгнать посланника ада!
        Эта надрывная речь одного из самых разумных и хладнокровных комиссаров Священной комиссии произвела гнетущее впечатление на всех без исключения, и даже Феодора на миг растерялась. В кабинете повисла удручающая тишина, никто не находил слов ни на согласие, ни на возражение. Первой очнулась императрица. Поморщившись, словно испробовав слова нунция на вкус, она решительно подошла к столу.
        - Хватит кликушествовать, нунций! - Ее жесткий взгляд прошил Фирсания. - Не вы ли совсем недавно уверяли меня, что этот ваш Акциний просто бандит? Не вы ли убеждали меня, что никакой опасности нет и можно спокойно отправлять отряды командора Пастора к армии? - Теперь ее черные раскосые глаза уставились на председателя Священной комиссии и Патриарха. - У меня много вопросов и к вам, господа, но сейчас не время для претензий. Сейчас нужны действия, а не слова!
        После такой выволочки иерархам церкви у спафария Сигона отлегло от сердца. «Кажется, претендентов на роль козла отпущения предостаточно и без меня. Пришло время показать ей, что я тот, на кого она может опереться». Он осторожно кашлянул в кулак и попросил слова.
        - Моя госпожа, кроме того плана, что я уже изложил, мною были посланы гонцы к префектам ближайших провинций с просьбой скорейшим образом отправить войска в столицу. Время играет на нашей стороне и нам следует лишь продержаться до подхода резервов.
        Феодора зыркнула в сторону спафария, и злое раздражение вспыхнуло в ее голове. «Старый идиот! Он меня за полную дуру держит что ли? Какие резервы? Только что, собирая Великую армию, выгребли всех подчистую. Префекты лишь позлорадствуют, да пошлют с десяток другой разношерстного отребья без всякой пользы».
        Не позволив злости выплеснуться наружу, она взяла себя в руки.
        - Господа, надеяться на скорую помощь вряд ли приходиться. В армии, как вы знаете, тоже не все благополучно, и вернуть командора с войсками ордена будет затруднительно. - Тут она мысленно поправила себя. Пастора она не будет возвращать ни при каких условиях, пусть хоть вся столица превратится в пепел. Плевать! Вопрос престолонаследия и армия во сто крат важнее.
        Взяв минутную паузу, императрица продумала все еще раз: «В одном этот старый козел прав - время играет на нашей стороне. Надо продержаться как можно дольше, а для этого прежде всего требуется не распылять силы».
        Она подняла взгляд, и ее азиатские глаза сверкнули уверенностью.
        - Никто не поможет нам, кроме нас самих. - Обычно мягкий грудной голос императрицы в такие минуту становился больше похожим на скрежет железа. - Сейчас самое важное - выиграть время. Поэтому приказываю: все боеспособные части столицы должны отойти к императорскому дворцу и занять оборону на вершине Палатинского холма. - Задумавшись на миг, Феодора добавила: - И еще, все продовольствие, которое до сих пор находится на территории подконтрольных нам районов, должно быть немедленно изъято и доставлено во дворец.
        Она обвела всех взглядом.
        - Вопросы?..
        Взгляды сановников опустились в пол. Никто не решался задать один волнующий каждого из присутствующих вопрос - что будет с жителями торговых и аристократических кварталов? Почти у всех там оставались семьи, друзья, любовницы, и, наконец, деньги, имущество и прочее.
        Озвучить общее беспокойство все-таки решился взять на себя патриарх.
        - Не слишком ли это поспешное решение? Может быть, для начала узнать мнение военных. - Он повернулся к спафарию столицы, и тот, превозмогая ощущение катастрофы, все же выдавил из себя:
        - Мне кажется, у нас достаточно сил, чтобы удержать верхние кварталы. Если быстро соорудить баррикады на банковской улице и площади Святого Иллирия, то мы наверняка…
        Феодора не дала ему договорить.
        - Если вы профессиональный военный, то почему я, женщина, должна учить вас прописным истинам. Разве основы стратегии не учат нас, что в случае потери тактической инициативы и назревающей возможности общего поражения, лучшее из решений будет заключаться в отводе войск в укрепленный лагерь для реорганизации и восстановления порядка? - Ее жесткий взгляд требовал ответа и одновременно предупреждал: «Попробуешь мне возразить, и я тебя в порошок сотру».
        Седая голова Тита Аквилия склонилась в поклоне.
        - Преклоняюсь перед вашей мудростью и вашими знаниями, моя госпожа! Вы абсолютно правы, в таком важном деле не должно быть места излишней самонадеянности и браваде.
        Он вытянулся во фрунт.
        - Прикажете исполнять!
        Императрица благосклонно кивнула.
        - Чем быстрее вы это сделаете, тем лучше. - На ее лице застыла жесткая, высокомерная маска, но в душе она была довольна: «Все-таки не зря я столько лет держала этого дурня, иногда, трус намного полезнее любого храбреца».
        Спафарий еще раз почтительно поклонился и, развернувшись, чеканя шаг, направился к двери. Вслед за ним, почувствовав, что вот теперь по-настоящему запахло жареным, засуетились и остальные. Надо было торопиться спасать имущество, жен и детей, пока войска еще удерживают подступы к Палатинскому холму.

* * *
        Из полусотни бойцов в отряде центуриона Камилла осталось едва ли полтора десятка и половина из них была ранена. Там, на берегу, все случилось так быстро и неожиданно, что для него вообще было удивительно, каким чудом они все еще живы. Толпа высыпала с окраинных улиц и ударила им в тыл. Его отряд вместе с городской стражей мгновенно оказался зажатым между строем бандитов и разъяренной массой народа, взявшегося невесть откуда. Первые мгновения были ужасны, а потери огромны. Когда это случилось, ни он, ни его ветераны не были готовы к такому повороту, наоборот, дело ведь уже шло к закономерной победе. Бандитов практически прижали к самой кромке воды, отступать дальше им было некуда, оставалось лишь слегка дожать и все. А тут вдруг все с ног на голову! Как такое могло случиться, Линий не понимал до сих пор, ведь с тыла их должны были прикрывать охранники нунция и отряд муниципалов магистрата Эмилия Флака. Они ведь могли хотя бы предупредить об опасности.
        Шагая сейчас впереди своих бойцов и прокручивая в памяти минувшие события, Линий то и дело шипел сквозь зубы, не в силах сдержать эмоции: «Куда они подевались?» Правда спрашивая, он не искал ответа, а лишь выплескивал накопившуюся злость. Потому что ответ был очевиден - высокородные господа попросту бросили их и сбежали, не удосужившись даже послать гонца.
        - Твари, мать их! - Выругавшись, он всмотрелся в стелющийся по улице дым и выругался снова. - Ни хрена не видать!
        Предрассветная серость вместе с гарью пожарищ затягивала узкую щель улицы непроницаемой пеленой. Подняв руку, центурион заставил всех замолчать и прислушался: «Вроде тихо». В такой видимости вновь столкнуться нос к носу с мятежниками было проще простого, а этого сильно не хотелось. Ему и так с большим трудом удалось оторваться и вывести остатки отряда из боя.
        Он обернулся назад и подумал, посмотрев на своих израненных бойцов: «Парни на пределе, еще одной схватки им не выдержать».
        К счастью для них, восставшие в основном двигались по двум центральным улицам и концентрировали все силы именно на этих направлениях, ожидая серьезного сопротивления на подступах к торговым кварталам. Линий этого, конечно, же не знал, но ему хватило и того, что посторонних звуков вроде бы было неслышно, да и видимость с подъемом значительно улучшилась.
        Они прошли еще несколько поворотов в лабиринте городских улиц, и центурион отчетливо услышал шум большого скопления народа. Он прибавил шагу и вскоре увидел блеснувшие шлемы солдат городского гарнизона.
        - Уф, - Линий с облегчением размазал сажу по мокрому от пота лицу, - кажись, дошли.
        Улица заканчивалась площадью императора Марка и перед самым выходом была завалена баррикадой из всевозможного хлама. Наверху этой импровизированной крепости стояло трое стрелков, держа на прицеле подходящий неизвестный отряд, а молоденький трибун, выскользнув в щель между завалом и стеной дома, остановил Линия.
        - Кто такие? Откуда?
        Оценив взглядом новенькие блестящие доспехи и легкий щегольский меч трибуна, Линий пробурчал про себя: «Таким только орехи колоть…». Но вслух ответил как положено:
        - Центурион специального отряда Трибунала, Линий Камилл. - Замолчав, он выжидательно уставился на юного офицера. Объяснять то, что и так очевидно он не собирался.
        Трибуну очень хотелось проявить дотошную принципиальность, но его вдруг так сильно затошнило от бьющего в упор запаха крови, что он, дабы не опозориться, просто махнул рукой - проходите и поскорее отвернулся.
        Протискиваясь в узкую щель, Линий зло усмехнулся: «Небось богатенькие родители пристроили сыночка в гарнизон, чтобы на войну не забрали, а тут такое. Везунчик!»
        Глава 14
        Площадь Святого Иллирия была забита самым разным народом, богатые двуколки и шелковые накидки вплотную соседствовали с простой дерюгой и деревенскими повозками. Острый запах навоза перемежался с ароматом благовоний, а человеческий гул накрывало ржанием лошадей и ревом ослов. Из-за занавесей паланкинов знатные матроны бросали брезгливые взгляды на неприятное соседство, но никакие слуги и охрана не могли ничего сделать, на площади не оставалось ни клочка свободного места. Все толпились, ругались, толкались, но никто не желал покидать площадь, и причина этого крылась в прямоугольниках тяжелой пехоты, перекрывающей ближайшие улицы. Вид этих отрядов вселял иллюзию безопасности и позволял хоть как-то бороться с леденящим душу страхом. А страх здесь был повсюду, он почти ощутимо висел в воздухе, давя и парализуя волю тысяч людей. Он растекался вместе с клочьями дыма, подогреваясь жуткими рассказами о зверствах мятежников.
        Линий оглядел колышущуюся перед ним толпу и в недоумении остановился. - 'Что теперь? Куда идти, кому докладывать? Повсюду царила полная неразбериха.
        - Ариан их забери! - Выругался центурион, осознав, что его надежда переложить ответственность на командиров повыше не оправдалась, и вновь все надо решать самому.
        Выбрав закуток у самой стены, он приказал отряду располагаться и в первую очередь заняться ранеными. Сам же он направился к ближайшей когорте гарнизонной пехоты. Нужно было хоть кому-то заявить о себе и в конце концов до одури хотелось есть.
        Протолкавшись сквозь плотные ряды, Линий добрался до боевых порядков, и первый с кем он столкнулся был Эмилий Флак.
        Брови на лице магистрата удивленно поползли вверх, и он, не сумев скрыть растерянность, воскликнул:
        - Ты? Как ты здесь? Один?
        - Почему же один, - центурион едва сдержался, чтобы не заехать кулаком в холеную морду, - не один, но благодаря вам, светлейший господин, выжить действительно удалось немногим.
        - Ты что себе позволяешь, центурион! - Эмилий попытался изобразить гневное возмущение. - Не забывайся, ты разговариваешь с патрикием!
        Годы службы и привычка повиноваться старшим, все-таки взяли свое и Линий Камилл опустил взгляд.
        - Вы правы, мой господин! Я приношу вам свои извинения за несдержанность.
        Пакостная натура Флаков тут же взыграла в душе магистрата и ему страстно захотелось отыграться на этом солдафоне, в первую очередь, за пережитый страх и стыд.
        - Да знаешь куда я пошлю тебя и твои извинения. Да я тебя…
        Подбежавший вестовой оборвал его на полуслове, и Эмилий гневно оглянулся.
        - Что еще!
        Посланец зашептал ему в ухо, и с первых же слов с лица магистрата стекла напыщенная бравада.
        - Как? - Он с недоверием покосился на значок императорских дукенариев в руке посыльного и от растерянности, повторил. - Прямо сейчас?
        Гонец кивнул и для убедительности повторил в голос.
        - Немедленно! Это личный приказ императрицы! Когорты гарнизона уже начали отход.
        Эмилий Флак дернул головой в сторону поднявшегося шума и увидел, что паланкины аристократов и позолоченные кареты торговой знати пытаются выбраться из толпы и пробиться к верхним улицам.
        - Крысы уже побежали с корабля! - Едва слышно прошептал магистрат. Даже для него приказ бросить город и отходить на Палатинский холм показался чудовищным. Каким бы малодушным трусом он не был, но дальше отступать не собирался. Поколения героических предков смотрели на него из глубин сознания и требовали сражаться или умереть на этом рубеже. Он еще не верил, что способен на такой подвиг, но внутренне уже смирился с его неизбежностью. Теперь выходило, что умирать не надо, и вроде бы можно радоваться, но радости не было. После душевного подъема, хоть и известного лишь ему одному, сползать вновь в привычную яму трусливого эгоиста, очень не хотелось.
        Тем временем гарнизонные когорты начали оставлять свои позиции и отходить вверх к виднеющимся башням императорского дворца. Увидев это, толпа запаниковала, и в разных концах площади тотчас же вспыхнули потасовки.
        Народ попроще, разгадав маневр богатеев и осознав, что их оставляют на произвол судьбы, попытался этому воспротивиться. В ответ слуги и охрана пустили в ход дубинки. Раздались стоны поверженных и крики ярости, кое-где сверкнули ножи, и отчаянный женский вопль возвестил о том, что кровь уже пролилась.
        - Что происходит? - Линий закрутил головой. - Мятежники?
        - Нет! - Эмилий Флак вдруг осознал, чем грозит ему потеря времени и отбросил ненужные угрызения совести. - Получен приказ отходить к Императорскому дворцу. Так что, центурион, поднимай своих людей и пристраивайтесь к моей колонне. - Он закусил губу и добавил, глядя на забурлившую площадь. - А то боюсь, скоро здесь начнется такое…
        Не договорив, он нашел взглядом паланкин своей жены и повозки с детьми и добром. «Хорошо, что я придержал их здесь рядом с собой» - Мелькнуло в голове магистрата, и он заорал на застывших рядом десятников.
        - Чего рты раззявили! Стройте колонну! Повозки в середину. - И уже развернувшись в сторону жены. - А ты чего сидишь. Брось, на хрен, этот паланкин и давай в повозку к детям! Живо, живо!
        Линий смотрел на этот хаос, и какая-то безысходная опустошенность заполняла душу все больше и больше. «Как же так? А город, что будет с ним? Что будет с моей семьей?»
        Его семья, как и весь род Камиллов, испокон века жила в пригороде и восстание еще не докатилось туда. Отступая к торговым кварталам, Линий рассчитывал, что войска, собравшиеся на площади Святого Иллирия и в других местах, совместно ударят по мятежникам и подавят бунт до того, как грабители доберутся до предместий. Теперь же все менялось, армия и императорский двор не собирались сражаться с бунтовщиками, а намеревались укрепиться на Палатинском холме и сесть в осаду, а это переворачивало все с ног на голову.
        - А как же моя семья? - Прошептал он свой немой вопрос вслух, словно бы кто-то мог ему ответить.
        В один миг центурион ощутил сопричастность со всеми этими людьми на площади, и может быть впервые в жизни почувствовал себя не грозным легионером, не слугой императора, а таким же, как и все остальные здесь, выброшенным на произвол судьбы маленьким человеком.
        Он стоял посреди волнующейся толпы, не видя и не слыша ничего, пока прямо над головой не прогремел грозный окрик.
        - Центурион, какого черта ты замер как истукан. - Эмилий Флак резко вздыбил коня, отгоняя лезущих под копыта людей. - Не видишь, что творится? Веди своих парней, мы уходим!
        Линий поднял взгляд и молча посмотрел магистрату в глаза, а затем отрицательно покачал головой.
        - Нет, я никуда не пойду. Мое место рядом с моей семьей.
        Магистрат склонился с седла, и в его глазах даже появилось понимающее участие.
        - Не глупи, ты под присягой. За дезертирство тебя ждет трибунал.
        В ответ центурион лишь оскалился, пытаясь изобразить улыбку.
        - Я свое уже отслужил, да и до трибунала еще дожить надо.

* * *
        Шагая по булыжникам мостовой, Акциний видел в просветах переулков, как по соседним улицам параллельно с его колонной катятся вверх людские потоки. Он вел своих людей по улице Августа Аврелия, самой короткой прямой соединяющей две точки: Сартару и Императорский дворец. Впереди, как стая ищеек, шел отряд Венда, за ним те, кого Акси называл гвардией, самые преданные и вооруженные не хуже городской стражи, бойцы под командой Меры и Клешни. Это был авангард, за ним непосредственно двигался сам Наксос во главе всей банды восточных доков и примкнувших жителей Сартары. Соблюдение такого порядка движения Акси требовал неукоснительно и с любым нарушением разбирался жестко и без промедлений.
        Первое серьезное сопротивление мятежники встретили на подступах к торговым кварталам и, особенно, у площади Святого Иллирия. Попытки прорваться сходу были отбиты укрепившимися на подходах частями гарнизона. Завалив узкие улочки трупами, восставшим пришлось отойти и к Акцинию сразу же потекли тревожные вести. Народ заволновался и с первой же неудачей начал терять веру в успех. Как по волшебству тут же зароились панические слухи о якобы возвращающейся из похода армии и невесть кем видимых рыцарях ордена.
        В чем Акциний никогда не сомневался так это в том, что дух мятежной толпы похож на костер из сухого валежника. Вспыхивает мгновенно и горит ярко. Но недолго и постоянно требует все новых и новых дров. Поэтому в каждый большой отряд восставших был отправлен его представитель для правильного толкования событий и своевременной нейтрализации особо горластых крикунов. Панику удалось пресечь в зародыше и не только словами. По его приказу в головную часть всех колонн были выдвинуты ударные отряды из самых подготовленных и хорошо вооруженных людей, отлажена система связи и взаимодействия. Народ вновь воспрянул духом, оставалось лишь отдать команду к штурму, как случилось нечто непонятное, чему поначалу Акциний даже не поверил. Одно за другим стали приходить известия, что армия и городская стража оставляют торговые кварталы и повсюду отходят к императорскому дворцу. Опасаясь ловушки, Наксос велел Венду провести тщательную разведку и обшарить все закоулки и только получив известие, что до самой вершины Палатина город чист, дал приказ на дальнейшее движение.
        К вечеру весь город, за исключением дворца и верхушки Палатинского холма, был в руках восставших. Уже начало смеркаться, когда Акси вышел на площадь перед главными дворцовыми воротами. Запрокинув голову и оценив высоту циклопических башен, он печально вздохнул. «Штурмовать эти стены с тем, что у меня есть. - Он обернулся и грустно посмотрел на высыпавшие на площадь толпы. - Дело немыслимое».
        Словно в подтверждение, несколько отчаянных смельчаков, видимо изрядно набравшись хмельного по пути, рванулись под самые стены, желая разграбить брошенные повозки. Арбалетные болты засвистели сразу же, как только пьяные идиоты вошли в зону поражения. Плотность «огня» впечатлила даже видавшего виды Акциния. Из двух десятков любителей поживиться, семерых свалили на месте, а остальные бросились наутек, но уйти удалось далеко не всем. Еще три трупа с торчащим из спины оперением остались лежать на брусчатке.
        - Внушает! - Пробурчал Акси и повернулся к стоящему рядом Мере. - Все! На сегодня хватит! Завтра будем разбираться, а сегодня спать. Всем спать!
        Эта команда нашла радостный отклик в глазах всех, кто был рядом и слышал слова вожака. От Акциния это, конечно же, не укрылось, и он нашел взглядом Венда.
        - Всем, кроме тебя и твоих ребят. Выставить посты, чтобы мышь не просочилась. Если потребуется, бери людей из любых отрядом. Будут бузить, скажи, я приказал.
        Раздав указания остальным командирам отрядов, Акциний подумал о том, что пора подумать и о собственном ночлеге, да и вообще, раз уж у стен дворца застряли надолго, то надо бы выбрать какой-нибудь дом для штаба восстания. Стоило лишь ему задуматься об этом, как рядом, словно читая его мысли, вырос Клешня.
        - Акси, слушай, я тут домушку присмотрел. Кажись, там раньше спафарий какой-то обретался. Хоромы здоровенные! На первом этаже разместим наших, второй этаж тебе, чтобы никто не мешал, - Он почесал затылок, - да и для охраны проще.
        Видя, что старший не отвечает, и решив, что тот сомневается, парень выложил свой основной аргумент.
        - В подвалах жратвы и вина полно. Я уже и своих там выставил, кабы не растащили.
        Акциний глянул на жизнерадостной лицо Клешни и вздохнул. - «Кому война, а кому мать родная», и уже вслух усмехнулся:
        - Ну, коли так, пошли глянем.
        Они все двинулись вслед за Клешней к высокому забору, окаймляющему парк и большой двухэтажный дом с плоской крышей. За воротами уже расположилась часть банды. Горело два больших костра из срубленных тут же в саду деревьев, пахло жареным мясом, а народ, возбужденно горланя, попеременно подставлял тару под красную струю из большой дубовой бочки.
        Акциний подошел к костру и хмуро оглядел сидящих.
        - Празднуете уже? - Его взгляд прошелся по пьяным лицам. За малым исключением, здесь все были воры заслуженные, и судя по всему расположившиеся на отдых задолго до его приказа.
        - Дак, а что, Акси! Победа, чай, надо бы отметить! - Один из сидящих попытался встать, но не смог и шлепнулся обратно на задницу.
        Все гулко заржали.
        - Вот ты, Хома, нажрался, даже жопу оторвать не можешь!
        Акциний смотрел на пьяное веселье и мрачнел все больше и больше. С одной стороны, это все люди уважаемые и его поддерживающие, а с другой, они вот так вот запросто, без приказа, уселись тут и пьют. Другие отряды еще вели бои, а эти уже наливались вином. Если такое спустить сегодня, то завтра весь мятеж превратится в пьяную бесконтрольную толпу, которую в один из дней попросту перережут без всякого сопротивления.
        Совсем уж жестко поступать не хотелось, и Акси решил действовать по-другому. Он прищурился, нацеливая взгляд на недавнего весельчака.
        - Вот что, Хома. Не в службу, а в дружбу. - В отличие от голоса, ледяные глаза Наксоса говорили, что никакой дружбы между ними нет и быть не может. - Просьба у меня к тебе. Возьми-ка ты своих друзей-товарищей, да сгоняйте все вместе в порт.
        - На хрена тебе сейчас порт? - Бандиты еще не успели осознать, всю серьезность положения, и Акциний спокойно продолжил.
        - Там у входа каменная стела стояла, помните?
        Сидящие вокруг костра согласно закивали.
        - Да! Как же, помним! Здоровенная такая, ее сегодня еще опрокинули и на четыре куска раскололи.
        - Вот и хорошо, что помните. - В голосе Акциния послышался металл. - Принесите мне ее сюда. Все обломки, что там есть.
        После минутной тишины и краткосрочного отрезвления Хома с трудом выдавил из себя.
        - Что, сейчас?
        - Угадал, Хома! - Акси издевательски ухмыльнулся. - Вы чай, уже наелись, напились пока другие за вас воевали. Теперь ваша очередь поработать.
        Вот теперь всем стало ясно окончательно, что никто здесь не шутит, а для пущей убедительности Венд положил ладонь на рукоять меча.
        Хома все же попытался отвертеться.
        - Да на кой хрен, тебе эта каменюка? Ты только скажи, Акси, мы тебе прямо здесь любых камней наломаем.
        - Других не надо, вы мне эту принесите. - Наксос поднял голову и обвел всех собравшихся на шум бандитов. - Я ее здесь, прямо посреди двора поставлю, чтобы она каждому проходящему мимо напоминала - строй в бою останавливается только по приказу командира, а уж за пьянство и самовольный уход с позиции, любого ждет суд правый и скорый. - Его взгляд вонзился в лицо воровского десятника. - Так что, Хома, считай повезло тебе сегодня. Попотеешь, жиры растрясешь. Глядишь и жопу от землю отрывать научишься. В бою пригодится!
        Народ за спиной Акциния довольно загоготал, а тот, не дожидаясь ответа, зашагал дальше к крыльцу дома.
        Глава 15
        После разговора Акциний вдруг почувствовал, как навалилась усталость. Спать хотелось даже больше, чем есть, и не мудрено, заканчивались вторые сутки без сна.
        Они уже почти подошли к большим, украшенным резьбой дверям, и Клешня даже успел взяться за бронзовую ручку, когда их неожиданно окликнули.
        - Акси, а с этими что делать?
        Акциний остановился и вгляделся в темноту. Там, двое варваров из отряда Венда, охраняли группу связанных пленных. Он не разглядел точно, пятеро или шестеро человек сидели на корточках у стены дома, а охрана с факелами стояла рядом.
        - Кто это? - Наксос сделал шаг обратно, и один из варваров охотно разъяснил.
        - Стражники. Хотели сбежать из города, да нарвались на наш пост.
        Подойдя ближе, Акси разглядел пленных. Немолодые, с мрачными осунувшимися лицами, и почти у каждого какая-то часть тела обмотана окровавленной тряпкой. Он сделал еще шаг - что-то ему показалось знакомое, а словоохотливый варвар все не унимался.
        - Может уж кончить их, а то надоело тут торчать, да и жрать охота.
        Не обращая внимания, Аксиний вгляделся в лицо пленного и внутренне усмехнулся: «Гляди-ка, живучий!». Чтобы запомнить человека ему было достаточно увидеть раз, а этого он видел дважды. Сегодня ночью и пару недель назад во время боя в Сартаре из-за раздачи хлеба.
        «Точно он, - уверился Акси, - только тогда на нем командирский шлем красовался». Узнав человека, он почему-то обрадовался.
        - Ну, рассказывай, центурион, куда шел, зачем?
        Линий поднялся и вскинул удивленный взгляд - откуда этот тип узнал. Свой шлем и все знаки отличия он спрятал еще там, на площади святого Иллирия.
        Мятежник ничего объяснять не собирался, а со спокойной уверенностью ждал ответа. Линий на миг задумался и вспомнил, как он и еще пятеро, у кого тоже остались семьи в предместье, покинули площадь и двинулись вниз по улице. Шлемы спрятали, оружие и бронь прикрыли хламидами, но все равно не помогло…
        Он выдержал направленный на него проницательный взгляд и сухо произнес:
        - Домой мы шли. Недалеко здесь, в предместье Шегон а Мер.
        Акси заинтересовался.
        - Как же вас отпустили? В такое то время!
        Центурион отвел взгляд и пробурчал.
        - Да не отпускал нас никто, сами ушли. Пришел приказ отходить к дворцу, а город оставить. Воевать мы воевали, это дело привычное, а на холме сидеть нам не с руки. У каждого семья, кто за ней присмотрит в такое время!
        Несмотря на то, что перед ним стоял враг, доставивший ему столько хлопот, Акциний испытывал необъяснимую симпатию к этому большому человеку, действительно умеющему воевать.
        В глазах Наксоса сверкнула насмешливая искра.
        - И что теперь, кто семьи ваши стеречь будет?
        Линий понуро пожал плечами.
        - Что поделаешь, судьба! Война есть война, сегодня ты на коне, а завтра в могиле. Мы знали на что идем.
        Усталость брала свое, и Акцинию очень хотелось побыстрее пойти в дом, пожрать и вытянуть гудящие ноги, но решение, что делать с пленными у него никак не складывалось. «Запереть их в подвале до утра. - Размышлял он. - А зачем? Охранять их, кормить, кому это надо! Если уж кончать, то чего до утра тянуть».
        Он еще раз посмотрел на связанных стражников и вдруг произнес слова, удивившие даже его самого.
        - Вот что, центурион, пообещай мне, что больше не станешь воевать против восставшего народа и иди себе с богом.
        - Как? - Оторопел Линий и вдруг спохватился. - А они? - Он бросил взгляд на своих товарищей, и Акциний с удовлетворением отметил, что не ошибся в этом человеке.
        - Если бойцы твои поклянутся вместе с тобой, то проваливайте все.
        Не веря своим ушам, пленные повскакивали на ноги и с тревожным ожиданием уставились на командира, а тот, подумав секунду, произнес.
        - Клянусь, если отпустите всех, воевать против вас не буду! Сам не пойду, и никому из них не позволю!
        - Убедительно. - Кивнул Акциний, и, дождавшись пока еще пятеро произнесут слова клятвы, повернулся к Венду. - Выведи их за наши посты и оружие отдайте, - тут он усмехнулся и добавил, - а то чем они баб то своих защищать будут.
        Вокруг весело загоготал успевший собраться народ, а Венд, неодобрительно глянув исподлобья - мол, ты старший, тебе видней, повел пленных к воротам.
        Проводив их взглядом, Акси неожиданно для себя почувствовал удовлетворение от совершенного им в противовес разумной логике поступку. «Завтра снова встретишь их на поле боя». - Устало и раздраженно заворчала какая-то его часть, а другая, буркнув в ответ - «плевать», довольно усмехнулась.
        Никому из присутствующих даже в голову не могло прийти, что такие мысли, да и вообще какие-либо сомнения посещают этого человека. Весь мятежный город свято верил в то, что Акси Добряк всегда знает, что делает и всегда достигает того к чему стремится. На этой вере зиждился боевой дух восстания и несбыточные надежды всех тех, кто по его призыву взялся за оружие.
        Не став больше задерживаться, Акциний решительно зашел в дом и, поднявшись на второй этаж, опустился в кресло у стола. Клешня притащил тарелку с кашей и кусок жареного мяса. Не чувствуя вкуса, Акси жевал пищу и думал о том, что пока не подошли командиры отрядов, можно еще успеть немножко вздремнуть. Лучше было бы плюнуть на все и завалиться спать до утра, потому что башка гудела и отказывалась работать, но он сам их вызвал, и людям надо было хоть что-то сказать о завтрашнем дне.
        Пока он размышлял, глаза сами собой закрылись, и голова упала на отполированную поверхность дорогущего стола прямо с куском мяса во рту. На миг его мозг отключился, но стук в дверь тут же вернул его в реальность.
        В дверной щели появилась голова Меры.
        - Там это, тип какой-то мутный приперся. - Глаза парня вдруг округлились от внезапного прозрения, и он ошарашенно прошептал. - Чего это?.. Как так?.. Я же его турнуть хотел. - Он яростно замотал головой, прогоняя наваждение. - Ты прости, Акси! Устал, наверное, голова не варит. Тебя вот разбудил. Пойду, выгоню его к чертям!
        - Постой. - Акциний остановил друга. Сон пропал, и вдруг появилась стойкая уверенность в том, что он знает какой гость к нему пожаловал. Он с силой протер глаза и кивнул Мере.
        - Веди его сюда.
        Парень исчез, и через короткое время в открытую дверь вошел человек в длинной серой хламиде с накинутым на голову капюшоном. Не говоря ни слова, он обернулся и посмотрел на стоящего у него за спиной Меру. Черные, как уголь, глаза безмолвно приказали - оставь нас.
        Юноша отшатнулся и бросил вопросительный взгляд на старшего - я тебе нужен? В ответ Акси отрицательно качнул головой и добавил:
        - Все хорошо. Иди, я позову если понадобишься.
        Мера отступил и, прикрыв дверь, испытал огромное облегчение, избавившись от давления угольных зрачков незнакомца.
        - Вот же демон, Ариан его забери! - Прошептал он, прислонившись к стене и утерев катящийся по лицу пот.
        Как только захлопнулась дверь, незваный гость повернулся к Акцинию, и тот, встретив испытывающий неподвижный взгляд, иронично усмехнулся.
        - Как я понимаю, пришло время для личной встречи, и уж коли так, тогда неплохо было бы представиться.
        Незнакомец иронии не оценил и, молча откинув капюшон, поправил длинные седые волосы. Узкое, начисто выбритое лицо, с широким открытым лбом повернулось к Акцинию.
        - Великий магистр братства Астарты Эрторий Данациус.
        Где-то в глубине души Акси предполагал нечто подобное, но все равно имя произвело впечатление. Кто в империи не знал главного врага церкви и Трибунала, за один только разговор с которым полагалась смертная казнь. Он, конечно, ожидал, что за таким масштабным планом по захвату столицы, а может и всей власти в империи, должны стоять люди могущественные, но чтобы вот так воочию увидеть «врага рода человеческого», такого ему в голову не приходило.
        Наксос удивленно покачал головой.
        - Значит, все-таки братство Астарты.
        - Ты удивлен? - Эрторий подошел к столу и, отодвинув стул, сел.
        Эти несколько мгновений позволили Акси прийти в себя и прикрыться самоиронией.
        - Сейчас, по большей части своей несообразительностью. Учитывая своеобразность вашего посланца, магический кристалл и прочее, я должен был уже давно догадаться.
        Магистр вдруг улыбнулся и повторил.
        - Своеобразность… Хорошо сказано. Так мило еще никто Странника не характеризовал. - Его угольные глаза на миг потеплели, но тут же вновь нацелились на собеседника.
        Вставший при входе гостя, Акциний тоже опустился на стул и отодвинул остатки еды.
        - Итак, город почти полностью в руках восставших. Можно сказать, я свою часть сделки выполнил. Вы пришли сказать, что я свободен?
        Если Эрторий и удивился наглости этого человека, то виду не показал, напротив, он немного расслабился и откинулся на спинку стула.
        - «Почти», мой дорогой друг, не считается. - Его тонкие губы скривились в подобие усмешки. - Я пришел к вам, чтобы констатировать один неприятный факт. К величайшему сожалению, на этом этапе Феодора нас переиграла.
        В глазах Акциния мелькнуло непонимание.
        - Обыграла? Она сдала нам весь город практически без боя!
        - Да! - Магистр озабоченно кивнул. - И к сожалению для нас, она правильно выбрала единственно возможный для нее вариант на продолжение игры. - Он посмотрел на Акциния и, видя написанное у того на лице непонимание, продолжил. - Если бы гарнизон столицы остался защищать верхние кварталы города, то с моей помощью, еще этой ночью от него бы ничего не осталось, и, возможно, на плечах бегущей стражи, вы даже могли бы ворваться в Палатинский дворец. Но… Эта женщина проявила достойную похвалы прозорливость и выиграла для себя самое важное - время.
        Из всего монолога Акси со свойственной ему прагматичностью выцепил для себя наиболее существенное - «с моей помощью был бы уничтожен». Этот аспект его очень заинтересовал.
        - Уж не знаю, что вы имеете в виду, но объясните, почему мы сейчас не можем воспользоваться этой самой вашей помощью.
        Эрторий помолчал, словно бы спрашивая самого себя, есть ли необходимость посвящать этого человека во все тонкости, и видимо решив, что без краткого экскурса все равно не обойтись, все же решился.
        - Императорский дворец нашпигован защитными артефактами как праздничная утка яблоками, плюс, туда собрали менталистов со всего города. Ментальные защитники Трибунала, ордена и патриарха, не считая всякую мелочь, что притащили с собой знать и банкиры. В общем, орешек слишком крепок даже для меня. - Он немного задумался. - Возможно, если бы мне удалось собрать ударную группу из нескольких магистров братства, то мы смогли прорвать эту цепь, но на сегодняшний день это не представляется возможным.
        Эрторий посмотрел в глаза Акциния и понял, что требуются еще пояснения.
        - На улицах ночного города, с растянутой обороной, я без труда нашел бы уязвимые места и там, вы точно не встретили бы сопротивления. Там городская стража занималась бы самоистреблением и бежала, даже не дождавшись подхода мятежников. Вам оставалось бы только не отставать от них. Теперь же у нас серьезные проблемы, поскольку не надо быть великим полководцем, чтобы понять - стены дворца мятежной толпе не по зубам.
        Слушая гостя, Акси немного отвлекся, вспомнив случай, о котором он рассказывал Мере в ту ночь, когда был найден кристалл.
        - Значит, это правда!
        Великий магистр с неудовольствием глянул на своего собеседника, не понимая, о чем он, а тот, не обращая внимания, повторил.
        - Значит, вы действительно можете взламывать человеческую голову, как гнилой орех!
        Эрторий поморщился.
        - Что за вульгарное сравнение. - Он провел ладонью, словно отмахиваясь от неважного. - Эту тему мы сейчас обсуждать не будем. Я пришел, чтобы выслушать твой план. Что ты намереваешься делать дальше?
        Акциний молча вздохнул: «Похоже вместо так необходимого мне сна, я обречен дважды повторять перспективы завтрашнего дня. Сейчас и когда соберутся вызванные командиры отрядов». Он еще помолчал, собираясь с мыслями, и, наконец, начал:
        - Штурмовать, вы правы, мы не будем. С моим воинством - дело тухлое! Ближайшее время я рассчитывал посвятить организации. Нужно выявить самые боеспособные отряды и поставить туда толковых ребят. Опять же, коли осада дворца затянется, то надо наладить снабжение, вычистить весь город от нежелательных элементов, организовать полную блокаду Палатинского холма. В общем, дел хватает, а там посмотрим, что получится.
        Слушая, магистр время от времени кивал, вроде бы соглашаясь со сказанным, но как только тот закончил, резко отрезал.
        - Это все безусловно важно, но не является главным. - Он поднял прожигающий взгляд. - Главное для нас время! Время играет не на нашей стороне. Максимум, что я могу тебе обещать - два месяца. - Тут он поймал скользнувшую мысль: «Дольше, хваленная иберийская гвардия перевал не удержит», а вслух произнес. - Потом, очень велика вероятность, что в дело вмешается Великая армия, и это уже будет совсем другая игра, напрямую зависящая от того, кто на тот момент контролирует город. - Он уточняюще поднял указательный палец вверх. - Весь город!
        На это Акциний только развел руками.
        - Что я могу, то делаю, а что не могу то… Посылать людей на штурм крайне опасно. Большие потери мгновенно охладят боевой дух, поднимут голову недовольные, а таких найдется немало. А дальше! Дальше камень покатится с горы, и может случиться так, что императрице не придется ждать подхода армии, справится и своими силами.
        На эту речь Великий магистр лишь раздраженно хмыкнул.
        - Не надо рассказывать мне то, что и так очевидно. Никто не гонит тебя на штурм! Более того, раз уж у тебя нет реальной стратегии, то как раз с этим я могу тебе помочь. - Угольно-черные глаза впились в лицо Наксоса. - Сегодня Феодора поступила крайне разумно, пожертвовав ферзя ради инициативы. Она выиграла время, но вот, что оно ей принесет, пока остается загадкой. В армии, это уже очевидно, берет верх самопровозглашенный император Иоанн, но наследник Василий до сих пор жив. К ним движется миссия патриарха совместно с рыцарями ордена Огнерожденного, в надежде прийти хоть к какому-нибудь соглашению, а вот придут ли, тоже пока неизвестно. Эти переменные она знает и учитывает! А вот о том, что перевал в долину Ура уже захвачен Иберийской армией и вся восточная Фесалия тоже в руках султана - пока императрице неизвестно, и мы обязаны на этом сыграть.
        Акциний помял подбородок.
        - Идея хорошая, но сегодня у меня котелок уже не варит. Ни одной мысли, как нам это может помочь.
        Вглядевшись в усталые с красными прожилками глаза народного вожака, Эрторий, наконец, произнес то, ради чего он действительно пришел.
        - Я не говорю сейчас. Я обрисовал тебе ситуацию, для того, чтобы ты лучше понимал происходящее, а теперь, скажу то, чего ты обязан добиться во чтобы то ни стало - Феодора должна сама, по своей воле, покинуть дворец!
        Акциний выдавил саркастическую усмешку.
        - Не помню, говорил ли я уже, что не волшебник, не маг, и не чародей! Зачем требовать от меня невозможного.
        Эмоции собеседника оставили магистра равнодушным, и он холодно заметил.
        - Невозможное, как часто оказывается впоследствии, чаще всего означает плохую осведомленность и еще худшую подготовку. - Эрторий многозначительно замолчал, дав время на обдумывание, а потом произнес: - Если императрица почувствует, что ей и ее детям грозит опасность не столько снаружи, сколько внутри дворцовых стен, и ждать дольше уже не имеет никакого смысла, то она обязательно что-нибудь предпримет. Что? Вероятнее всего попытается сбежать. И вот здесь, уже нет ничего невозможного. Надо очень аккуратно, очень потаенно, в полной блокаде дворца оставить ей маленькую лазейку, но только так, чтобы у нее не осталось сомнений в том, что это. Недальновидность, недосмотр, может плохой расчет, все что угодно, но только не ловушка. Нужно все сделать очень тонко, как хорошую шараду, которую эта женщина сможет разгадать и выскользнуть из готовящейся для нее западни.
        Акси с силой сжал веки и вновь распахнул, пытаясь сосредоточиться.
        - Хорошо, с лазейкой я понял. Такое, пожалуй, возможно, и я возьмусь организовать. Но вот ту вторую часть, - он показал пальцем в ту сторону, где возвышались дворцовые стены, - ту, в которой события должны произойти за ними, надеюсь, вы на меня не хотите повесить. Сразу скажу, я сквозь стены проникать не могу.
        Эрторий среагировал холодно и бесстрастно.
        - Не паясничайте, мой друг, вам это не идет. Никто не собирается вешать на вас лишнего. Сделайте то, о чем я вас попросил, а там посмотрим. На все воля Астарты!
        Глава 16
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Восточная Фесалия.
        Покачиваясь в седле, Ранди задумался о том, что отряд мародеров в деревне был как нельзя кстати. Сразу решились все вопросы, и с лошадьми, и с провизией. Одну трофейную кобылу обменяли у старосты на припасы, а отощавшего верблюда на одежду попроще для принцессы.
        Тут он обернулся назад и посмотрел на идущих в поводу заводных лошадей. Там среди прочей поклажи лежали шелка и драгоценности Ильсаны.
        «Если не приглядываться, - мелькнуло у него в голове, - то теперь она вполне может сойти за местную крестьянку. Глядишь и повезет, если снова нарвемся на какой-нибудь разъезд».
        Сейчас это заботило его больше всего - добраться до Саргосы и не напороться вновь на иберийцев. Вокруг все было непонятно, по сторонам дымились пожарищами деревни, по тракту потоком шли беженцы, но войск султана видно не было, и это уже начинало беспокоить. Ранди покрутил головой, осматриваясь вокруг, и даже не заметил, как произнес вслух мучающий его вопрос:
        - Второй день скачем на север и не одного иберийца еще не встретили. Странно, куда же они все подевались?
        Едущая рядом Ильсана не смогла удержаться от колкости:
        - Где же вы, полчища врагов? Наш батыр и дня не может прожить без подвига!
        Дикий кот недоверчиво покосился на девушку, и наконец, уловив издевку, демонстративно отвернулся. Вступать с ней в очередную перепалку ему не хотелось. После встречи с иберийцами та словно с цепи сорвалась. Ты ей слово, она тебе в ответ десять. И все хлесткие, злые. Он, конечно, понимал - она пленница, чему ей радоваться. А с другой стороны, не на смерть же он ее тащит. Папашка скоро замирится с императором и вернут ему дочуру живой и здоровой.
        Он быстро глянул направо, где с грациозностью прирожденной всадницы покачивалась в седле принцесса.
        «Хороша, чертовка!» - Его взгляд задержался на точеном профиле и тут же получил в ответ вспышку выразительных карих глаз. Длиннющие ресницы взлетели вверх.
        - Чего пялишься! Дыру протрешь!
        Вспылив, Ильсана резко отвернулась, взмахнув гривой иссиня-черных волос. Она беспричинно злилась на себя, злилась на этого дикого варвара, отказываясь принять единственно-верное объяснение своего дурного настроения - это дикарь ей нравился. Нравился своей несгибаемой уверенностью в себе, своей невероятной силой и какой-то непостижимой грацией огромного и очень опасного зверя.
        Девушка не утерпела и бросила взгляд на своего спутника. Он ничем не походил на героев ее снов. Длинные рыжие волосы висели давно немытыми засаленными космами. Осунувшееся широкоскулое лицо, дурацкий плебейский нос и яркие голубые глаза чуть прикрытые обгорелыми на костре ресницами. Она фыркнула и отвернулась. Этот человек совсем не походил на легендарных черноволосых красавцев с орлиным профилем и пронзительным взглядом, но дикая пугающая странность как раз и заключалась в этом кошмаре. Все то, что еще совсем недавно казалось ей полным уродством, теперь вызывало совсем другие ощущения. Теперь ей казалось это неважным и, глядя на этого огромного мужчину, она скорее вспоминала тот момент, когда он закрыл ее от готовящейся к прыжку львицы, и как хищный зверь уступил его непререкаемой уверенности в своем превосходстве. Ей очень хотелось по-прежнему считать его врагом, от всей души ненавидеть, но ничего не получалось, и это бесило девушку, заставляя изводить своего то ли тюремщика, то ли спасителя злым сарказмом и заносчивостью. Вот и сейчас, она не утерпела и, вздернув подбородок, процедила:
        - Если бы кое-кто не был бы таким темным дикарем и хоть немного разбирался в тактике, то он не задавал бы глупых вопросов. Ведь даже ребенку ясно, что по Восточной Фесалии прошла передовая конница Ибера, оторвавшаяся от основного войска. - Тут девушка бросила надменный взгляд на слегка оторопевшего Ранди. - Старик в деревне что сказал - всадники султана не останавливались, а лишь похватали по ходу что глянется. А раз они не занялись грабежом, а промчались как саранча, то значит цель их совсем не Фесалия, а нечто совсем иное.
        С тех пор, как он взвалил на себя этот тяжкий крест, Дикий Кот дал себе клятву не принимать близко к сердцу обидные слова принцессы, мол кровь, плен, неизвестность, от такого у кого хочешь башку сорвет, но сейчас она достала его конкретно. Сжимая зубы и глядя в раскосые девичьи глаза, он мысленно выругался и подумал: - «Быстрей бы уж Саргоса! С радостью сдам ее первому же попавшемуся магистрату и забуду как кошмарный сон! Прав был Лава - я идиот!» - Вслух же он ничего не сказал, а только бешено зыркнул в ее сторону и, ткнув пятками, бросил коня в галоп. - «Дожил, уже баба учит меня воевать!»
        К вечеру Ранди решил, что таиться в такой ситуации лишь бессмысленная потеря времени, и они, выйдя на большую дорогу, смешались с общим потоком беженцев. До самого заката ехали молча, и даже на привале у горящего костра Ранди просто протянул принцессе миску с кашей и, быстро опустошив свою, завалился спать.
        К полудню следующего дня на горизонте отраженными лучами засверкали шпили церквей Огнерожденного, и показались высокие башни Саргосы. Беженцы вокруг заметно повеселели и прибавили шагу. К скрипу телег и мычанию скота добавился радостный человеческий гомон.
        Поглядывая вокруг, Ранди отметил, что на первый взгляд, здесь, в предместьях города, иберийцев не было. Деревни и недавно засеянные поля стояли нетронутыми, за заборами богатых вилл вовсю цвели сады, и тем не менее, чувствовалось, что город готовится к обороне. На тракте замелькали имперские конные разъезды, в серой колонне беженцев начали появляться шикарные кареты бегущих от войны богатеев, а на каждом перекрестке в общий поток вливалось все больше груженных хлебом телег.
        'Власти Саргосы торопятся запастись продовольствием. Разумно! - Подумал Дикий Кот, и тут же опустил голову, стараясь не встретиться взглядом с проезжающими мимо всадниками. Объяснять раньше времени кто они такие не хотелось.
        Командир десятка конной разведки задержал свой взгляд на мощной фигуре Ранди, но ничего не сказал, высматривая в первую очередь смуглую иберийскую внешность.
        Мысленно Ранди похвалил себя за предусмотрительность - броня и оружие вместе с одеждой принцессы покоились в мешке на спине заводной лошади. «Вооруженного бойца они бы так просто не пропустили. - Венд исподволь бросил взгляд на имперских всадников. - Сильно встревоженными не выглядят, видать, тоже до конца не понимают, что происходит».
        До городских стен столицы Фесалии добрались уже ближе к вечеру. Две мощные башни, словно два исполинских стража охраняли высокие почти в два человеческих роста, кованые ворота. Эта грозная роскошь, единственное, что уцелело после умиротворения провинции Константином.
        Текущая людская река вливалась в открытый зев распахнутых ворот, и стража никого не задерживала, впуская под защиту городских стен всех желающих. Солнце уже клонилось к верхушкам холмов, и поток беженцев еще больше ускорился, желая зайти в город до темноты.
        Когда лошадиные копыта зацокали по каменной мостовой, а никто так и не поинтересовался кто же они такие, Ранди решил, что пришло время самому «выйти на свет». Неторопливо подъехав к скучающим стражникам, он попытался проявить максимальную вежливость.
        - Эй, бойцы, где у вас тут магистрат находится?
        Жуткий акцент и довольно наглое обращение заставили стражу встрепенуться.
        - Ты кто такой? Чего хочешь? - Три наконечника копья взлетели в направлении незнакомца.
        Ранди был готов к любому повороту, но отреагировал спокойно.
        - Я здесь по специальному заданию Великого логофета Варсания Сцинариона. Мне нужен тот, кто у вас тут за главного. - Для убедительности он вытащил из-за пазухи тубус с письмом и потряс им перед направленными на него копьями. - Срочное послание самого Великого логофета!
        Копья продолжили целиться в грудь странному посланцу, но в голосе старшего появилась заинтересованность.
        - Тогда тебе не к магистрату, сейчас вся власть у прокуратора Трибунала, Ристилия Корбулона.
        С Трибуналом Ранди связываться никак не хотелось, и он проявил сомнения.
        - Чего так? Куда магистрат подевался?
        - А!.. - Десятник махнул рукой. - Кто его знает! Говорят, арестован, а за что, почему, нам не докладывают. - Он еще подумал и, дав знак опустить копья, подозвал одного из своих. - Ты вот что, проводи-ка посланника до Трибунала, а то заплутает еще. - В последнюю фразу он явно вложил двойной смысл и подозрительно покосился на возвышающегося над ним подозрительного всадника.
        Двигаясь вслед за спиной провожатого, Ранди всячески уговаривал себя в том, что ему вообще нет никакой разницы кому сдавать принцессу. «Трибунал, магистрат, мне-то что за дело. И там и там с нее пылинки будут сдувать. Она высокородная заложница, тем более под опекой Великого логофета».
        Поглядывая на едущую рядом Ильсану, он испытывал странные чувства. С одной стороны, эта девушка бесила его до крайности, а с другой, ему хотелось смотреть на нее, слушать ее голос, ощущать на кончиках пальцев нежность ее кожи. И это было не то плотское желание, что всегда овладевало им, глядя на красивую женщину, а что-то другое, совсем непохожее, никогда ранее им не испытанное. Если бы Ранди знал такое слово как нежность, то с удивлением обнаружил бы, что оно в точности описывает то щемящее чувство, овладевшее его душой. Для грозного, не знающего сомнений воина такой внутренний раздрай был настолько невыносим, что от него не терпелось поскорее избавиться, и он очень надеялся, что вся эта душевная тяжесть пропадет, как только принцесса исчезнет из его жизни.

* * *
        Прокуратор Трибунала Ристилий Корбулон прочитал только что написанный им текст и сморщился как от зубной боли.
        - Не то! Все не то! - Он яростно скомкал лист дорогой бумаги и бросил на пол. - Дерьмо! - Ристилий вскочил и заходил по комнате, бормоча про себя. - Дерьмо! Дерьмо!
        Это взрыв злости был продиктован крайне непростой ситуацией. Все дело в том, что три месяца назад он был послан Священной комиссией в Восточную Фесалию для проведения следствия и раскрытия готовящегося заговора. Имелись все основания полагать наличие связи городской верхушки с главным врагом церкви - братством Астарты. Для изобличения скверны прокуратора наделили неограниченными полномочиями, и вот, спустя месяцы бессонных дней и ночей, наконец-то, появился результат. Казалось бы, надо радоваться успеху, но радости Корбулон почему-то не испытывал.
        Он остановился посреди кабинета и попытался упорядочить мысли.
        - Хорошо, магистрат Нелий в камере, и даже без пыток уже сейчас поет соловьем. Все нити ведут к торговому дому Парастидисов, можно уже сейчас сажать всех, а потом разбираться потихоньку. Но к чему это приведет? - Тонкие пальцы служителя Трибунала стиснули подбородок. - Возьмешь одного банкира, и все остальные тут же побегут из города как крысы. А кто будет платить?
        Сомнения прокуратора были понятны, расследования расследованием, а систему никто не отменял. Верховный представитель Трибунала в провинции обязан каждый месяц отправлять в Священную комиссию положенную долю. Сумма была озвучена при назначении, и уменьши ее хоть на медный обол, тут же последует высочайшее недовольство - не справляешься, найдем того, кто справится. А желающих занять хлебное место было хоть отбавляй.
        Сартара - город банкиров и купцов, а с такими людьми, как известно, проще договориться. Поэтому Ристилий Корбулон сразу по приезду в провинцию собрал представителей всех домов и назвал сумму, конечно же, не забыв и про свои интересы. Финансовые воротилы посовещались и признали требования приемлемыми, но в ответ попросили гарантий, что их ни в какие разборки вмешивать не будут. Естественно, Ристилий пообещал - обещания стоят дешево, и он бы, не задумываясь, их нарушил, но это будет означать разрыв договора. Другим банкирам, безусловно, плевать на Парастидиса, но все они думают примерно одинаково - если взяли одного, то где гарантии, что не придет очередь остальных. Реакция торговых домов предсказуема, они постараются как можно быстрее уехать из ставшего ненадежным родного города. От цепких лап Трибунала им в империи, конечно, не спрятаться, но в другом месте они будут платить уже другому прокуратору, а что делать ему, Ристилию Корбулону? Где он будет брать деньги для ежемесячного «взноса»?
        Прокуратор устало опустился на стул и обхватил голову. - «Совершенно невозможно работать в таких условиях. - Он обреченно уставился на чистый лист бумаги. - А этот магистрат, как с ним быть? Он же патрикий, „голубая“ кровь бог знает в каком поколении. Вся знать в столице зайдется от крика, как узнает. К тому же, назначенец имперской канцелярии, а значит, человек самого Варсания Сцинариона. Великий логофет такого не прощает. Конечно, со Священной комиссией он ссориться не станет и договорится полюбовно, а кого сделают козлом отпущения, тут даже сомневаться не приходится».
        Голова прокуратора уже начала раскалываться от безысходности и тяжелых мыслей, когда вдруг скрипнула дверь, и в щели появилась голова секретаря.
        - Ваше Святительство, там человек к вам просится.
        Взгляд Ристилия забегал по столу в поисках чего-нибудь тяжелого и, не найдя, зыркнул в сторону двери.
        - Не видишь, я занят! Кроме меня некому разобраться? Сгинь! - Голос прокуратора, набирая силу, перешел на визгливый крик, но голова в дверях и не думала исчезать. Переждав бурю, секретарь продолжил как ни в чем не бывало.
        - Кроме вас он ни с кем говорить не хочет, мол дело сверхважное.
        Злость и раздражение еще не улеглись, и прокуратор заорал уже во все горло.
        - Пошел вон, Арианово отродье! - Разбрызгивая чернила, в помощника полетела бронзовая чернильница.
        Успевшая закрыться дверь вздрогнула от удара, но через мгновение вновь приоткрылась. Благоразумно не высовываясь, секретарь пробубнил из-за укрытия.
        - И все-таки, я настоятельно советую вам, Ваше Святительство, принять его. У меня есть предчувствие, что это, действительно, важно для вас.
        Никому другому такая наглость не сошла бы с рук, но тому человеку, что сейчас прятался за дверью, прокуратор доверял как самому себе. Он подобрал его на улице, подыхающим от голода, и возил с собой уже больше двадцати лет, и еще ни разу не было случая усомниться ни в преданности, ни в его невероятном чутье. Этот плешивый, сутулый человечек с лицом дегенерата видел людей насквозь. Сквозь любую личину он мог заглянуть в самое нутро человека и безошибочно рассказать о его самых сокровенных страстях и страхах. Ристилий Корбулон все это отлично знал, и потому, в каком бы состоянии не находился, всегда прислушивался к его словам. Вот и сейчас, посмотрев на испачканный стол и черное, растекающееся пятно на двери, он как-то вдруг успокоился и произнес:
        - Ладно, веди его сюда, посмотрим, что за тайны он нам расскажет.
        - Их. - Донеслось из-за двери. - Их двое. - И не успел прокуратор произнести ни слова, как дверь захлопнулась, и послышались удаляющиеся шаркающие шаги.
        Глава 17
        Шагая вслед за странным человеком в бесформенной хламиде, Ранди смотрел на его блестящую в отсвете факелов плешь и думал о том, что взгляд у этого божьего слуги точь-в-точь как у колдуна в их деревне.
        Провожатый вдруг резко остановился у богато разукрашенных закрытых дверей и толкнул тяжелую створку.
        - Проходите, прокуратор вас ждет. - Два желтых зрачка впились Ранди в лицо и тот, пропустив Ильсану вперед, выругался про себя.
        - Вот же бесовская нечисть!
        Девушка вошла в комнату, и Ранди тут же шагнул следом, решительно затворив дверь перед носом у желтоглазаго.
        Едва они вошли, как из-за большого прямоугольного стола поднялся маленький человек с аскетическим лицом и цепкими неприятными глазами.
        - Итак, что за срочное дело у вас ко мне? - Он подошел почти вплотную, не спуская с гостей пронизывающего взгляда.
        Ранди немного замялся вначале, но потом довольно внятно изложил суть истории, одновременно пытаясь понять по лицу слушателя его реакцию. Понять ничего не удалось, поскольку ни один мускул на сухом пергаментном лице даже не шелохнулся. Только когда он закончил, прокуратор перевел взгляд на принцессу и задал вопрос.
        - И что, ты действительно дочь Хозроя?
        Глаза Ильсаны гневно полыхнули в ответ.
        - Для тебя, не Хозроя, а повелителя Сардийского царства, шахиншаха Хозроя второго!
        Словно не услышав вызова, Ристилий поднес сложенные ладони к губам.
        - Так, так. Значит, действительно, у нас в гостях знаменитая Роза Сардии. Кто бы мог такое представить!
        Он резко повернулся к Ранди, и в его тоне зазвучала торжественность.
        - Ты хороший воин, и империя щедро вознаградит тебя за твои ратные свершения. Ты совершил беспримерный подвиг, прошел через тяжелейшие лишения, но сейчас, хвала Огнерожденному, твои испытания закончились, и ты можешь спокойно возвращаться к своему вождю. С этого момента принцесса в надежных руках. Я сам, лично, возьмусь доставить ее в Имперскую канцелярию и передам Великому логофету из рук в руки.
        Прокуратор еще что-то говорил, но мысли его уже потекли в совсем другом направлении. - 'Ишь гордая! Таких надо сразу брать в жесткий оборот. Подобные гордячки, уж я то знаю, могут вытерпеть многое, но только пока с ними обращаются в соответствии с высоким статусом, а стоит лишь сунуть их мордой в их же собственное дерьмо, и все, ломаются на раз!
        Задумавшись, Ристилий не заметил, что уже закончил свою речь и просто застыл, уставясь невидящим взглядом в пустоту. Очнувшись, он попытался изобразить улыбку.
        - Ну все! Ты хорошо потрудился, - его глаза вернулись к варвару, - иди спокойно отдыхай. Тебя накормят и разместят, а завтра я прикажу, чтобы тебе дали в дорогу все необходимое.
        Заметив, что тот не трогается с места, прокуратор добавил немного слащавости в голос.
        - За пленницу свою не волнуйся, ее немедленно отправят в столицу со всеми подобающими почестями.
        Ранди, не зная почему, еще постоял и, чувствуя неловкость под буравящими глазами прокуратора, наконец, повернулся к двери. Перед тем как сделать шаг, он бросил взгляд на Ильсану, словно бы спрашивая ее или желая попрощаться, но та, гордо вскинув голову, продолжала стоять как стояла и даже не взглянула в его сторону.
        «Что ж, так, наверное, и должно!» - Пробурчал про себя Ранди и решительно двинулся к выходу.
        Едва варвар повернулся спиной, как улыбка на лице Ристилия Корбулона сменилась хищной гримасой, и он мысленно возликовал. - «Спасибо тебе, господи! Спасибо за дар твой, за то, что не бросаешь слугу твоего в тяжелый час! - Его взгляд еще провожал дикаря на миг застывшего в дверном проеме, а в голове уже завертелись комбинации. - Теперь меня никому не сожрать! Первым делом надо выжать из девчонки все, что она знает. Зачем она так понадобилась Варсанию? Что за игру он ведет с врагом империи, и как это связано с внезапным вторжением иберов? Чует мое сердце, тут что-то нечисто, и Сцинарина можно хорошенько прижать! Священная комиссия давно мечтала о таком подарке, а тут я - нате вам господин председатель, самого Великого логофета, берите тепленьким!»
        В глазах прокуратора появилось мечтательное выражение, и он повернулся к принцессе.
        - Ну что же, Ваше высочество, теперь можно и поговорить.

* * *
        Распахнув дверь, Ранди нос в нос столкнулся с тем самым провожатым, что вел их сюда. За его спиной торчали еще двое. Они тут же расступились, давая ему пройти, а тот что с лысиной процедил.
        - Ступай на кухню, там тебя накормят и покажут где можно переночевать.
        Молча пройдя мимо, Ранди подумал, что рожи у этих слуг божьих уж больно бандитские, и вообще, вся эта троица мало похожа на почетную свиту для принцессы. Он сделал еще пару шагов и обернулся на ходу - послушники один за другим входили в кабинет прокуратора.
        Дикий Кот прошел еще немного и остановился перед лестницей. Недоброе предчувствие лежало на душе тяжелым камнем. - 'Ну чего ты! - Напустился он на себя. - Ты же мечтал об этом дне! Все, избавился! Конец мучениям - радуйся! - Он посмотрел на ведущие вниз каменные ступени, и не двинулся с места. - Что-то не так! Не нравятся мне их морды! А этот прокуратор! Смотрел на нее как кот на сметану. - Его голова непроизвольно повернулась назад, и взгляд уперся в закрытую дверь. - Зря я ее сюда притащил, плохое место!
        Еще не решив, что он будет делать и как, Ранди, точно в соответствии со своим прозвищем, бесшумно вернулся к кабинету прокуратора. Ухо прижалось к дверному полотну, ловя через толстые дубовые доски едва различимые звуки напряженной возни.
        Что там происходит, ему в точности услышать не удалось, но это уже и не требовалось - когда дикая кошка нападает, то ей руководит не разум, а ярость и инстинкты охотника. Рука толкнула тяжелую бронзовую ручку, и взгляд Ранди с хладнокровием хищника отщелкал кадр за кадром: Два послушника, заломив руки, держат принцессу. На полу разорванное платье. Желтоглазый, схватив за волосы, запрокинул ей голову. В воздухе повис конец фразы.
        - … у твоего отца с Варсанием Сцинарионом? Говори мразь! - Переполненные гневом глаза прокуратора отреагировали на звук открываемой двери. - Кто посмел?
        Гнев на миг сменился на раздраженное удивление.
        - Ты еще здесь? - Короткий взгляд на помощника. - Почему не проследил? Займись!
        Желтоглазый отпустив девушку, шагнул навстречу Ранди, и тот с деревенской простотой развел руками.
        - Да вот это, заблудился я тут у вас.
        Изображая простоватого дурачка, Дикий Кот, не останавливаясь, шел на сближение. Демонический взгляд попытался вбуравиться варвару в мозг, но наткнулся на полную пустоту. В желтых глазах секретаря на миг вспыхнуло удивление, а потом было уже поздно. С чудовищной силой локоть врезался ему лицо, вбивая нос куда-то вглубь черепа.
        Опрокинув плешивого, Ранди увернулся от неловкого движения ближайшего послушника, и, поймав второго за шиворот, столкнул их лбами. Глухой треск возвестил о крепости лобовых костей служителей Трибунала, и Ранди разжал пальцы. Два крепких мужика, закатив глаза, стекли на пол ватными куклами.
        Все, что успел сделать Ристилий - это ошарашено открыть рот и сделать шаг назад. В следующий миг брошенная рукой варвара чернильница врезалась ему в лицо.
        Звяк! Во второй раз за сегодняшний вечер растеклись по полу чернила из бронзовой плошки, и тут же в липкую черную лужицу грохнулось тело прокуратора.
        Все произошло так быстро, что Ильсана не успела даже по-настоящему осознать случившееся. Ужас произошедшего все еще держал ее в полнейшем ступоре. Из разбитой губы текла кровь, а в ушах стоял треск разрываемого платья и мерзкий голос жуткого человека с глазами зверя. Следы его липкой потной ладони жгли кожу на груди и между ног и больше всего на свете хотелось ее сбросить и сжечь. Тут же, немедленно, во чтобы-то ни стало! Истерика подкатила к горлу девушки, рот открылся для крика, но сильные теплые руки огромного мужчины не дали ему вырваться, прижав ее к груди, и тихий голос пролился успокаивающим бальзамом.
        - Ну чего ты, чего… Не плачь, все закончилось! Не бойся, никто тебя больше не обидит. Все будет хорошо!
        Несколько минут Ранди стоял, прижимая к себе Ильсану, слушая истеричные всхлипывания и бормоча все, что приходит на ум. Никогда в жизни, он еще не чувствовал себя так нелепо, прижимая и стараясь не касаться обнаженного тела одновременно.
        - Ну все, все! Не реви! - Он с трудом оторвал от себя девушку. - Давай одевайся и будем выбираться отсюда.
        Резко присев, он подобрал с пола разорванное пополам платье и пробурчал.
        - Вот же гады, испортили вещь! Как ее теперь одеть? - Его взгляд прошелся по двум половинкам платья, затем по лежащим на полу телам и, обойдя стол, он подошел к прокуратору. Тот уже очнулся и со стоном приподнял голову.
        - Что случи… - Договорить он не успел, потому что Ранди с силой ткнул его лицом в пол.
        Чавкнула чернильная лужа, и прокуратор вновь отключился, а Дикий Кот смерил взглядом вытянувшееся тело с Ильсаной.
        - Кажись, подойдет. - Он приподнял грозного служителя Трибунал и, не церемонясь, вытряхнул из его же хламиды. Попробовав ткань на ощупь, Ранди, улыбнувшись, поднял глаза на девушку.
        - Хорошее сукно, дорогое. Как раз для принцессы! - Он бросил ей одежду прямо через стол, но та не стала ловить. Хламида упала на пол, а лицо Ильсаны исказилось от брезгливости.
        - Я это не одену!
        Ранди молча подошел и, подняв хламиду, поднес ее к лицу. Втянув носом, он вновь протянул ее принцессе.
        - Другой нет, а эта хотя бы не воняет.
        Ильсана по-прежнему стояла перед ним совершенно голая, но только теперь, Ранди вдруг увидел темные соски ее маленьких грудей, узкие мальчишеские бедра и темный треугольник волос между ног. Резко отвернувшись, он вновь протянул ей одежду.
        - Одевайся! Нет времени!

* * *
        «Раз, два, три…» - Рассудок самостоятельно отсчитывал ступени полутемной лестницы, а все остальные чувства сканировали пространство вокруг. Малейший звук, шорох, писк мыши, едва уловимый незнакомый запах - все просеивалось сквозь сознание Ранди, отвечая только на один вопрос - опасен или нет.
        Лестница закончилась, и память услужливо подсказала венду - дальше длинный коридор, поворот, за ним выход. У двери дежурят два послушника.
        «Найти другой выход в незнакомом доме, ночью, - прикинул Ранди, - нереально. Придется идти напролом». Он обернулся к идущей следом Ильсане.
        - Не отставай и ничего не бойся!
        Ранди двинулся дальше, слыша, как на его бесшумные шаги накладывается шлепанье босых ног принцессы.
        'Ладно, сейчас это неважно, - подумал он и свернул за угол. Здесь было светлее. Четыре факела усиленно коптили потолок, освещая стоящего у двери послушника. Не сбавляя шага, Ранди уверенно направился к нему, отмечая по ходу приоткрытую дверь привратницкой и доносящийся храп.
        Заслышав шаги, дремавший у стены послушник встрепенулся и схватился за древко копья.
        - Эй, вы куда? А где Камил? Без сопровождения никого выпускать не велено.
        Не останавливаясь, Ранди произнес с максимальной беспечностью.
        - Идет следом! Его прокуратор задержал, сейчас будет.
        - Стойте! - Послушник нервно вскрикнул, и острие копья нацелилось в грудь подходящему гиганту. - Стоять! - Он рявкнул скорее от испуга и ткнул для острастки копьем.
        Дикий Кот видел испуг и неуверенность в глазах стражника и, не сбавляя шага, спокойно ждал. Вот стальное жало рванулось вперед, но слишком медленно и демонстративно. Рука венда легко перехватила его и рванула на себя. Противник такого явно не ожидал и, вскрикнув, выпустил древко. Мгновение ступора, и в расширившихся от ужаса глазах отразилось крутанувшееся в руке гиганта копье. Открыв рот, послушник рванулся назад, забыв про закрытую дверь. Крик застыл в горле, а руки лихорадочно попытались нащупать щеколду, но не успели. В следующий миг, стальное жало, пробив грудную клетку насквозь вошло в доски двери.
        Оставив копье, Ранди в один прыжок вернулся к привратницкой. Рванув дверь на себя, он выждал мгновение и из темноты, пропоров пустоту, ударило копье. Рука молниеносно отвела наконечник в сторону, и венд шагнул вовнутрь. Светлый силуэт в полумраке. Прыжок! И своей массой Ранди сбил противника с ног. Ладони нашарили голову и несколько раз приложили ее об каменный пол. Послышался хруст разбитого затылка, и тело под ним перестало биться.
        - Кажись, все! - Ранди поднялся и вытер руки о хламиду лежащего без движения послушника. - Надеюсь, ваш бог примет ваши души.
        Он вышел в коридор и, не глядя на прижавшуюся к стене принцессу, откинул задвижку. Скрипнув под тяжестью пришпиленного к ней человека, дверь отворилась, пахнув запахами весенней ночи.
        Прослушав тишину, Ранди нашел взглядом округлившиеся от ужаса глаза Ильсаны.
        - Все хорошо! Пошли! - Прошептал он еле слышно и протянул руку.
        Девушка с усилием оттолкнулась от стены и шагнула к двери. Не то чтобы она видела смерть в первый раз, нет. Совсем недавно она сама стреляла и убивала, но то было как игра. Стрела полетела, кто-то упал! А здесь все по-другому, реально и жутко! Режущий уши хруст костей, выворачивающие душу предсмертные хрипы и чудовищный, тошнотворный запах крови! Ее взгляд упал на прибитого к двери человека и его, все еще булькающий кровавыми пузырями рот, и она еле сдержала рванувшийся вверх рвотный спазм. Стараясь не смотреть на мертвого послушника, Ильсана протиснулась в щель и схватилась за протянутую ладонь. Сразу стало легче. С того момента, как этот огромный человек вошел в ту жуткую комнату и перебил всю мразь, что издевалась над ней, он безраздельно ассоциировался ее сознанием как последняя надежда выбраться из этого ада.
        Как только маленькая хрупкая ладошка легла в его огромную лапу, Ранди вдруг отчетливо осознал, что в этот момент вместе с рукой он получил и безграничное доверие своей гордой и независимой принцессы. Улыбка раздвинула его губы и тут же исчезла.
        «Не расслабляйся! - Осадил он себя. - Не время, надо еще как-то выбираться отсюда».
        Перед ними лежал темный ночной двор. Ни одного звука в непроглядной темноте, словно вокруг воцарилось царство мертвых.
        «Так, - Ранди попытался сориентироваться по памяти. - Прямо, шагов за сто ворота, коновязь, где мы оставили лошадей, слева. Сначала, заберем лошадей». - Он потянул девушку за собой и, пройдя несколько десятков шагов, услышал конский храп.
        «Моя!» - Радостно опознав свою кобылу, Ранди прибавил шагу.
        Через пару мгновений, они остановились у коновязи. К счастью для них, лошадьми никто не занимался, и они так и стояли оседланные и с поклажей. Первым делом венд нащупал мешок, где завернутым в плащ, лежал его любимец. Размотав тряпки и вытащив клинок, Ранди не удержался и приложился губами к холодной стали.
        - Скучал без меня? - Почти любовно прошептал он. - Вижу, скучал! Ну ничего, будет тебе сейчас работа.
        Накинув плащ, Ранди прикрыл меч длинной полой и подсадил Ильсану в седло.
        - Как только открою ворота, не жди, сразу скачи вниз по улице.
        - А ты? - Пригнувшись, девушка с беспокойством всмотрелась в его глаза, и от этого взгляда в душе Ранди вспыхнула настоящая эйфория, словно он сделал добрый глоток настоя дурман травы. «Переживает!» - умильно прошептал он про себя, а вслух произнес:
        - Я догоню! Не волнуйся.

* * *
        Дремавший у ворот послушник вскочил и прислушался. По мостовой двора явно цокали лошадиные копыта.
        - Кого это несет среди ночи! - Ворча, он выдернул из стакана факел и, подняв его над головой, шагнул вперед.
        - Кто едет, назовись? - Правая рука, на всякий случай, покрепче сжало древко алебарды, а левая взмахнула факелом. - А ну, стоять!
        Прямо на него из темноты выплыла лошадиная морда, а сверху раздался уверенный голос со странным акцентом.
        - Гонец, по срочному приказу прокуратора! Отворяй, живо!
        Минутное замешательство украло у стражника драгоценные мгновения. В тот момент, когда он опознал недавнего варвара и девку, шансов выжить у него уже было немного. Отбросив факел, стражник выставил вперед алебарду, но вздыбленные над головой лошадиные копыта заставили его отшатнуться. Дернувшись в сторону, он лишь на миг потерял из вида всадника, а когда увидел вновь, то ничего сделать уже не успел. Хищно хрястнув, отточенный клинок расколол его голову как переспелый арбуз.
        Словно в ответ, где-то позади с грохотом распахнулась дверь, и громкий надрывный вопль разнесся в ночной тишине.
        - Тревога! Задержать их!
        Спрыгнув на землю, Ранди оглянулся на крик. В освещенном дверном проеме темнел знакомый силуэт прокуратора.
        - Надо было добить гада. - Венд с огорчением сплюнул на землю. - Чего уж теперь!
        Одним прыжком он подскочил к воротам и вытащил из пазов длинный тяжелый брус. Еще держа его в руках, Ранди уловил движение сзади и с разворота ударил им как дубиной.
        Первого выскочившего из темноты послушника смело словно горной лавиной, а второй, испуганно отпрянув назад, тут же получил торцом бруса в живот. Следующий удар сверху уложил согнувшегося от боли стражника на брусчатку, а Ранди, отбросив свое импровизированное оружие, распахнул ворота.
        - Давай, вниз по улице! - Махнул он принцессе, и та, пришпорив коня, промчалась в ворота.
        Заржав, рванулась следом кобыла, и Ранди, перехватывая ее на скаку, взлетел в седло. Темнота огласилась грохотом копыт, а оставшийся за спиной двор Трибунала заполнился мельканием факелов и заполошными криками.
        Они неслись по улице неизвестно куда, и это сильно беспокоило венда. «Что дальше? - Лихорадочно скакали вопросы. - Городские ворота закрыты, да и прорваться там будет посложнее. В городе рано или поздно найдут! Надо где-нибудь схорониться, пока переполох не уляжется, но где?»
        Мимо пролетела стена высокого забора, и мгновенно созревшее решение заставило Ранди осадить кобылу. Оценив взглядом высоту стены и раскидистые кроны деревьев за ним, венд поднял глаза на подъехавшую девушку.
        - Большой сад, богатый дом… - Он смотрел на нее, а говорил словно с самим собой.
        - Ты о чем? - Ильсана ничего не поняла из его бормотаний, но Ранди ничего не объясняя, вдруг протянул руки и одним движением поднял ее с седла и посадил на вершину забора.
        - Думаю, там нам будут рады. - Он довольно ухмыльнулся, глядя на изумленное лицо принцессы, а та от возмущения не знала, что сказать.
        - Ты что делаешь? Свихнулся совсем?
        Не отвечая, Ранди схватился одной рукой за забор, а второй шлепнул кобылу по крупу.
        - Пошла!
        Лошади бодро зацокали копытами дальше по улице, а венд, перекинув тело через забор, спрыгнул на другую сторону. Приземлившись, он протянул руки наверх, глядя прямо в возмущенные глаза Ильсаны.
        - Прыгай! Не боись, я поймаю.
        Глава 18
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Горный перевал на пути в долину Ура
        Из долины Ура на запад вел широкий караванный тракт. Петляя, он поднимался на вершину и, перевалившись через хребет, разветвлялся на несколько нахоженных дорог. Прямо на закат, в Царский город, на юго-запад в Восточную Фесалию и даже на север к маленьким портам Внутреннего моря. Перевал на вершине хребта местные называли Тапа-Шир, что означало Центр мира, и, действительно, миновать его было практически невозможно. Даже те тайные тропы, что использовали здешние горцы, все равно вели туда же, с той лишь разницей, что не выходили на главный торговый путь.
        Южный же склон гор выходил к Великой пустыне, и оттуда вообще не было никаких дорог. Этим путем никогда не пользовались купцы, и лишь изредка иберийские контрабандисты, да и то, ведомые опытными местными проводниками. За долгие тысячелетия ветра пустыни изрезали весь горный массив бесчисленным количеством глубоких каньонов, делая дорогу через горы невероятно тяжелой и весьма рискованной. Огромное значение имел выбор правильной тропы на развязках, ибо ошибка легко могла привести к обрыву или завалу, а тогда надо было возвращаться и начинать подъем по новой. А учитывая, что большая часть пути проходила по узкому карнизу между заросшим лесным склоном и отвесной пропастью, то удовольствия подобное развлечение никому не доставляло.
        Дорога через пустыню и южный склон была значительно короче и избавляла от уплаты имперских пошлин, но тем не менее охотников воспользоваться ей было немного. Экономия с лихвой восполнялась трудностями и риском, к тому же этот нелегкий путь все равно вел на тот же перевал Тапа-Шир, поэтому простой подсчет плюсов и минусов всегда приводил добропорядочных купцов из Ибера к выбору спокойной дороги через Восточную Фесалию.
        Для Лавы южный склон был уже хорошо знаком, он прошел по нему уже трижды, два раза со своей прежней сотней, и в третий, с новым отрядом. Нынешний подъем дался тяжелее, люди и животные слишком вымотались, к тому же, кроме физических ран на дух бойцов давили большие потери. Из той полусотни, что еще совсем недавно ушла с ним в пустыню, теперь поднималось едва ли больше двух десятков. Да и из тех, не меньше половины были серьезно ранены и еле держались в седле.
        Обернувшись, Лава осмотрел свое потрепанный отряд. - «Да уж, - пробормотал он про себя, - зрелище не для слабонервных. Будет большой удачей, если все дотянут до конца».
        Впереди тропа круто заворачивала за каменную скалу, оттуда начинался последний крутой подъем, а дальше уже спуск до самой долины.
        Посмотрев на громадину закрывающую обзор, Лава почему-то вспомнил как в прошлый раз, они натолкнулись на караван цезаря Северии и подумал: «В этот раз лучше бы без сюрпризов».
        Опасаться вроде бы было некого, но тем не менее, сотник остановил отряд. Объяснять свои дурные предчувствия, он не собирался даже самому себе, тем более кому-то другому. Поворот впереди был «слепой», а в таких случаях, как учил жизненный опыт, не стоит полагаться на судьбу. Капризы ее непредсказуемы, а юмор непонятен.
        Спрыгнув с лошади, он поднял взгляд на едущего следом Сороку.
        - Ждать здесь, я скоро вернусь.
        Сказав, он отдал ему поводья и полез напрямик через лес к другой стороне скалы. Сразу же заныли еще не затянувшиеся раны, и венд заворчал на самого себя: «Ну чего ты дуешь на воду, кого здесь можно встретить? Чем раны бередить, лучше бы Сороку вперед послал разведать».
        Бурчал он больше для порядка, поскольку прекрасно понимал, посылать сторож? по тропе бессмысленно, если уж она напорется на неизвестного врага, то и всем остальным деваться будет некуда. Тропа то одна, если засветиться, то спрятаться уже будет невозможно.
        Сосновый лес по склону горы был довольно плотный, заваленный понизу упавшим сухостоем. С первых же шагов, стало понятно - с лошадьми сквозь него точно не продраться. Даже пешему идти было тяжело, сгнившие стволы опасно трещали под ногами, а цепкие ветки кустарника так и норовили полоснуть по глазам.
        Подъем через лес занял больше времени, чем он ожидал, и сотник взобрался на скалу уже изрядно вспотевшим. Утерев пот, он взглянул на тянущуюся вверх каменную полоску между лесом и пропастью - никого. И тем не менее, что-то мешало ему спокойно развернуться назад. Подождав еще пару мгновений, Лава прислушался, а затем настороженно втянул носом воздух. Сначала появился запах. Странный запах какого-то южного масленичного дерева, а потом его волчий слух уловил еле слышный цокот копыт.
        - Кто бы это ни был, - прикинул венд, - рисковать нам не с руки. Не тот случай!
        В два прыжка слетев со своего наблюдательного пункта, он поспешил вниз по уже проторенной тропе. Вниз пошло легче, и Лава преодолел тот же путь вдвое быстрее.
        Одоар со своими фаргами уже спешились, соседство с пропастью держало их в напряжении, а такого безграничного доверия к лошадям, как степняки, они не испытывали. Джэбэ и Турслан со своими, наоборот, расслабленно сутулились в седле, бравируя друг перед другом своим бесстрашием. Те и другие уже заждались и с напряженным вниманием уставились на появившегося командира, а тот, молча махнув в сторону леса, забрал из рук Сороки поводья Бешеного и повел его в чащу.
        Фарги и венды, не задумываясь, двинулись следом, а степняки, выждав мгновение, словно бы в надежде «а вдруг передумают», тоже поскакивали на землю и потащили своих лошадок в лес.
        Забравшись поглубже, так, чтобы их точно не было видно с карниза, Лава остановился, и к нему тут же поспешили десятники.
        Одоар спросил первым:
        - Кто?..
        Посмотрев на всех троих, Лава пожал плечами.
        - Пока не знаю, но скоро увидим.
        Джэбэ промолчал, а вот Турслан позволил себе проявить удивление:
        - Эта земля уже под империей, чего ты опасаешься?
        Лава неопределенно хмыкнул.
        - Я же сказал, посмотрим. - Он оглядел собравшихся вокруг бойцов, и скомандовал почти шепотом. - Замаскируйте лошадей и сидите тихо. Чтобы ни звука!
        Вокруг все понимающе кивнули, а взгляд венда нашел Джэбэ.
        - А мы с тобой, князь, пойдем посмотрим - кто это здесь бродит в такое время.
        Не дожидаясь степняка, Лава зашагал обратно к скале, и азарянин поспешил следом.
        Поднялись они вовремя. В щель между камнями была хорошо видна вытянувшаяся цепочка всадников. Те ехали молча, осторожно приближаясь к закрытому повороту, словно опасаясь столкнуться с неизвестным.
        Джэбэ не удержался от вопроса.
        - Кто это? На сардов вроде бы не похожи, но и не имперцы, точно.
        Лава уже узнал эту характерную пластинчатую бронь и круглые, с шишаками шлемы. Сомнений в том, чьи это воины, у него не было, к тому же, он вспомнил запах. Масло сандалового дерева, без него иберийская знать не могла и дня прожить.
        Венд прикрыл глаза, втягивая запах, и в памяти вдруг всплыла далекая юность. Первая война на императорской службе. Где-то там позади железные легионы громят армию султана, а он, тогда еще совсем молодой, в составе имперской кавалерийской схолы преследует уходящих иберов. Песок хрустит под копытами, горячий ветер пустыни жжет лицо, и вдруг, слева, на вершине бархана, вырастает длинная цепочка всадников в таких же остроконечных шлемах, как и у преследуемых.
        - Засада! - Осаживая коня, орет комит. Теряя скорость, схола разворачивается навстречу новому врагу. Сшибка! Мелькают сверкающие на солнце клинки. Враг кругом! Упал сраженный комит, один за другим валятся из седла товарищи. Сзади навалились те, кто заманил их в ловушку. Удар в голову пришел неизвестно откуда, померкло в глазах, и в лицо ударил жар раскаленного песка.
        Потом был плен, невольничий рынок, побег. Много чего было, но запах сандала остался в памяти навсегда, как и урок, который тоже никогда не забывался.
        Он осторожно повернулся к князю и прошептал:
        - Иберийцы. Гвардия султана.
        - Кто? - Степной князь был не силен, ни в грамоте, ни в географии.
        - Не важно, - Лава махнул рукой, - куда важнее другое. Ты видишь, это разведка, а послать в дозор целую сотню, может позволить себе только очень большой отряд. Думаю, не меньше двух-трех тысяч.
        Джэбэ удивленно наморщил лоб.
        - А что, император воюет и с этими тоже?
        - Он с ними нет, - Лава иронично усмехнулся, - а вот они с ним, по-видимому, да.
        Князь иронии не уловил, для него такие тонкости не имели значения. Его больше волновали дела насущные.
        - Что думаешь делать? - Узкие щелки степных глаз нацелились на венда, и тот не стал тянуть.
        - Этих пропустим и поднимемся к перевалу. Там, не доходя до главного тракта есть тропа, ведущая в обход, до самой долины. - Сказав, он подумал и добавил. - По ней и спустимся, но сначала разнюхаем, что там и как.

* * *
        Иберийский дозор проехал, ничего не заметив, и как только последний всадник скрылся из глаз, Лава вывел своих обратно на тропу. Предстоял еще крутой затяжной подъем, но беречь силы уже не имело смысла. Пока не появились еще какие-нибудь сюрпризы, надо было успеть проскочить в долину.
        До поворота, чтобы не шуметь, ввели коней в поводу, а потом уже посадили в седла тяжелораненых. Остальным, несмотря на кислые рожи азар и тонгур, Лава приказал идти пешком - так быстрее получится и риска меньше.
        Теперь он шагал, таща за собой двух лошадей, свою и Сороки, которого отправил вперед на разведку. Шагали споро, даже раненые взбодрились, чувствуя угрозу.
        На перевал взобрались, когда солнце уже было в зените. Лава осмотрелся и нашел свою зарубку, отмечающую начало тропы в долину. Встав у нее, он как регулировщик пропустил мимо себя весь отряд и дождался вернувшегося Сороку.
        Посылая того проверить, что происходит на главном тракте, сотник не ждал хороших новостей и уже по слегка ошарашенному виду разведчика понял, что не ошибся.
        - Ну что там? - Лава нахмурил брови. - Много?
        - Тьма-тьмущая! - Запыхавшись, сбивчиво затараторил Сорока. - Все такие же, как те на тропе. Много, и еще подходят!
        - Что делают?
        - Строят укрепления, ставят лагерь!
        - Ясно. - Еле слышно прошептал Лава. - Значит, как я и предполагал, это не набег, и не случайность. Султан намеренно запирает императорскую армию в долине. Зачем ему это надо непонятно, но это и не мое дело. Знает уже об этом Наврус или нет, тоже неизвестно, но в любом случае надо срочно слать гонца.
        Он поднял взгляд на застывшего в ожидании бойца.
        - Дорогу в лагерь помнишь?
        Сорока уверенно кивнул, и Лава, глядя ему прямо в глаза, продолжил.
        - Тогда бери самого свежего коня и гони в ставку. Найдешь Навруса и на словах перескажешь все что видел. Ясно? - Ответа не требовалось, и сотник просто хлопнул товарища по плечу.
        - Давай!
        Сорока сорвался с места, и Лава, улыбнувшись, двинулся следом. Он не знал последних событий в армии, и это мешало ему увидеть всю картину целиком. Когда они покидали лагерь, там царила полная неразбериха. Железные легионы провозгласили императором Иоанна, а варварские соединения вроде бы взяли сторону Василия. Что там творится сейчас предсказать было совершенно невозможно, и от этого ситуация выглядела еще мрачней.
        «То, что иберийцы заняли перевал, - размышлял он по пути, - означает, что война совсем не закончилось, а скорее пошла на новый виток. Если армия сейчас расколота на две части, то это полная катастрофа, и тогда нападение султана вполне обоснованно. Но вот вопрос - как он узнал, и успел все так быстро провернуть? Прошло ведь всего ничего. Хороший гонец, конечно, успел бы домчать до Ибера и обратно, но собрать армию и провести ее через Фесалию к перевалу… Нет, такое невозможно. Значит что? Значит, смерть Константина и нападение султана никак не связаны между собой».
        Быстро догнав своих бойцов, Лава прошел в голову цепочки и взял из рук Филина повод своего жеребца. Ветеран мрачно глянул на командира из-под кустистых бровей.
        - Сорока забрал лошадь и умчался вниз. Сказал, ты велел.
        Лава утвердительно кивнул.
        - Надо быстрее дать знать о том, что здесь творится, а мы с таким темпом не скоро доберемся.
        - Это точно. - Взгляд старого венда прошелся по еле бредущим раненым бойцам.
        Крутизна спуска сгладилась, скоро должна была показаться та самая лощина, где когда-то они встретили караван цезаря. Обернувшись назад, Лава коротко скомандовал:
        - По коням!
        Взлетев в седло, он подъехал к краю обрыва. Из-за редких деревьев открывался вид на лощину и ручей, где они останавливались в прошлый раз. Едва глянув вниз, Лава не удержался от восклицания:
        - Вот те раз! Прямо место встречи какое-то!
        По главной дороге спешно двигался большой отряд. Несколько повозок и не меньше сотни всадников. Присмотревшись, сотник без всяких сомнений выделил преторианцев, а еще через мгновение он удивленно закусил губу. Впереди колонны ехали трое, и если в двоих еще можно было сомневаться, то третий точно был не кем иным, как Великим логофетом империи Варсанием Сцинарионом.
        Лава задумчиво почесал затылок. То, что эти люди выехали не на прогулку, было очевидно. Больше всего все это напоминало бегство, но представить, что тот мальчишка, которого он встретил не так давно в этой же лощине, переиграл всесильного Сцинариона, было трудновато.
        - Хотел бы я знать, что все это значит? - В голове сотника закрутились противоречивые мысли: 'С одной стороны, я на службе у Великого логофета, но с другой, если он бежит, то значит, он уже не правая рука императора, а беглец и преступник. Кому мне следует хранить верность, бывшему логофету или новому императору? Вопрос вопросов!
        Тут, он вдруг понял, что все его сомнения, сейчас, не имеют значения, потому что эти люди направляются к перевалу, то есть прямо в лапы к иберийцам, и явно, об этом не догадываются.
        - Эх, пропаду я когда-нибудь за свою доброту! - Криво усмехнувшись, Лава ткнул Бешеного пятками. Тот недовольно всхрапнул, но послушно рванул в карьер.
        Обгоняя цепочку своих бойцов, сотник по ходу раздавал команды:
        - Джэбэ, Турслан за мной!
        - Филин, остаешься за старшего! Веди всех к ручью и ждите нас там.
        Жеребец, вырвавшись вперед, гордо вскинул голову и прибавил ходу, а в хвост ему пристроились азары Джэбэ и Турслан с тройкой своих батыров.
        Тропа загудела под копытами коней и, делая петлю по лесу, вылетела на открытое пространство. Караван был на пределе прямой видимости, и Лава повел свой маленький отряд ему наперерез. Там сразу же началась суета, вокруг троих всадников выстроилось живое кольцо, а для отпора неизвестным начала выстраиваться кавалерийская полусотня.
        Лава придержал Бешеного, переходя на шаг и давая понять, что атаковать не собирается. В караване, все поняли правильно. Оттуда тут же отделился всадник в шлеме с высоким гребнем и понесся навстречу. В пяти шагах он осадил коня, рванув того на дыбы.
        Лава поморщился, позерства он не любил, а щегольский преторианец уже сыпал вопросами.
        - Кто такие? Что здесь делаете? Почему…
        Не дослушав, Лава оборвал преторианца на полуслове.
        - Передай Великому логофету, что Лава Быстрый хочет поговорить с ним.
        - Что! - Молоденький трибун обиженно взвился. - Ты как разговариваешь с туринским офицером, варвар!
        Сотник лишь тяжело вздохнул.
        - Делай что тебе говорят, сынок, а то господин твой сильно рассердится.
        Спокойная уверенность, исходящая от варвара подействовала на преторианца сильнее слов, и он, косясь на стоящих за спиной Лавы степняков, все же развернул коня.
        - Хорошо, ждите! - Шпоры врезались в бока породистого скакуна, и тот рванул с места в галоп.
        Ждать пришлось недолго. Едва трибун домчался до каравана и открыл рот, как Варсаний тут же тронулся вперед. Увидев это, Лава тоже двинулся навстречу. Они встретились почти посередине, правда, Сцинариона уже догнали Василий и Зоя.
        До слуха венда долетел женский голос.
        - Если уж мы вместе, то секретов между нами быть не должно.
        Не меняясь в лице, Варсаний пожал плечами, мол как вам будет угодно и тут же повернулся к сотнику.
        - Вижу, живой. Это хорошо. - Губы Сцинариона изобразили улыбку. - А что с заданием?
        - И вам доброго дня, господин логофет! - Лава чуть склонил голову. - Посылку, как вы просили, забрали, но с доставкой вышли трудности. Пришлось отправить через Восточную Фесалию.
        Варсаний на миг недовольно скривился.
        - Я же просил тебя не усложнять. - В следующее мгновение его лицо вновь приняло невозмутимое выражение. - Ведь говорил же тебе, в случае осложнений не заморачивайся, а просто выбрось.
        Не дав ничего сказать варвару, в разговор встряла Зоя.
        - Я начинаю терять терпение, о чем это вы? - Ее взгляд с вызовом устремился на логофета, и тот почтительно склонил голову. - Моя дорогая августа, не волнуйтесь. Я посылал сотника перехватить письмо Хозроя, но как видите неудачно. Поверьте, это никак не касается наших с вами дел.
        - Поверить вам, - тонкие губы августы вытянулись в нить, - не смешите меня, Варсаний. Я что, похожа на дуру?
        - Ни в коем случае, моя госпожа! - Сцинарион приложил ладони к груди и склонился в поклоне. - Просто все, действительно, обстоит так, как я сказал. Но в свете сегодняшней ситуации, это уже не имеет никакого значения.
        Заметно нервничающий все это время Василий, наконец, не выдержал.
        - Если все это не имеет значения, то какого черта мы теряем время. Того и гляди появится погоня, а вы мне тут голову морочите оба. - Он метнул яростный взгляд на сестру и Варсания. - Нельзя заняться всем этим, когда мы будем в безопасности.
        - Вы абсолютно правы, мой император! - Сцинарион склонился теперь в сторону Василия, а Зоя ехидно процедила: - Вряд ли теперь мы хоть когда-нибудь сможем найти такое место.
        Лава молча слушал эти препирательства до тех пор, пока Варсаний не произнес:
        - Ты, сотник, со своими людьми присоединяйся к моей охране, а вечером, когда перевалим на ту сторону хребта, мы еще поговорим.
        Отрицательно покачав головой, Лава встретил нацеленный на него взгляд.
        - Это вряд ли, господин логофет.
        По лицу Варсания скользнула тень удивленного раздражения.
        - Не понял, ты отказываешься?
        - Нет, я только говорю, что если вы продолжите свой путь, то поговорить нам уже точно не удастся. - Лава усмехнулся, поймав вспыхнувшую в глазах Василия тревожную искру. - Перевал занят войсками султана, а по своему опыту могу с уверенностью сказать, что в плену у иберийцев мы с вами будем сидеть в разных ямах.
        После наступившей тишины первым сорвался на крик Василий.
        - Что за чушь! О чем ты говоришь, варвар? - По лицу наследника прокатилась волна замешанной на страхе злости. - Какие иберийцы?
        Смысл слов венда еще только-только доходил до Василия и Зои, а Варсаний уже успел восхититься изяществом комбинации врага. «Вот значит за что Хозрой расплатился своей дочерью. Недурно, недурно! Странно только, что Муслим полез в опасную для себя авантюру, так и не получив обещанного приза. Или сотник чего-то недоговаривает».
        Оторвавшись от своих мыслей, Сцинарион обвел взглядом побелевшие лица августы и Василия.
        - Думаю, не стоит сомневаться в словах сотника. Он опытный разведчик и знает, о чем говорит. - Теперь его взгляд сконцентрировался только на Зое. - Раз путь к бегству отрезан, то надо что-то решать.
        Вместо ответа, та вспыхнув нервным румянцем, резко ткнула пятками в бока лошади.
        - К демонам все! У нас нет пути назад. - Она обернулась к брату. - Что ты стоишь, поехали! У нас с тобой больше шансов выжить в плену у султана, чем в братских объятиях нашего родственничка.
        Василий испуганно посмотрел на сестру, потом на Варсания.
        - А ты? - Он неуверенно схватился за поводья, глядя на обмякшего в седле Сцинариона. - Ты что, не поедешь?
        Великий логофет, действительно, в этот момент выглядел так, будто постарел лет на десять. Последнее время его преследовал провал за провалом, и это давило на него тяжким грузом. Он словно почувствовал, что сейчас наступил момент истины, и еще одно неверное решение будет для него последним. Ко всем прочим сомнениям давило еще одно - плен означал полный и окончательный выход из игры, а для такого человека как Варсаний, это по сути было равносильно смерти.
        Мысли жгли мозг Великого логофета как раскаленное железо, но он все еще пытался рассуждать здраво: «Султан, конечно, обрадуется и примет нас с распростертыми объятиями. Еще бы такой куш сам приплыл в руки! Но я потеряю все! Как только сдамся врагу, мое имя тут же исчезнет с политической сцены империи, и даже если я когда-нибудь выберусь оттуда, это уже ничего не изменит. Я не смогу помочь Феодоре, я не смогу помочь даже самому себе, а буду доживать последние дни дряхлым, никому не нужным стариком. Хотя, вряд ли мне позволят даже это. - Варсаний встряхнул головой. - Нет, уж лучше рискнуть сейчас, может быть, Иоанн и не отправит меня на плаху. Он, конечно, сильно изменился, но все-таки до легендарной кровожадности своего дяди еще не дорос».
        Решив, Варсаний выпрямился в седле и посмотрел в перепуганные глаза Василия.
        - Вы езжайте, а я, пожалуй, останусь.
        - Как? - Лицо Василия скривилось от переполняемых эмоций. - Ты нас бросаешь?
        Зоя тоже придержала кобылу.
        - Ты понимаешь, Варсаний, что в этот момент ты выбираешь не ту сторону.
        Изобразив самое открытое простодушие, Великий логофет вновь приложил ладони к груди.
        - Моя госпожа, поверьте, это не так. Я по-прежнему ваш самый преданный слуга, только здесь от меня вам будет больше пользы, чем в плену. Да и честно говоря, у меня с султаном слишком давние счеты, что не хочется доставлять ему такое удовольствие.
        Варсаний еще не успел договорить, как прерывая его, от строя преторианцев донесся наполненный надрывом вопль.
        - Погоня!
        Взоры всех присутствующих устремились к краю лощины. Там маленькими черными точками замелькала линия приближающихся всадников. Дальнейшее промедление становилось опасным, и Зоя махнула рукой.
        - Ариан с тобой, Варсаний! Твой выбор! Надеюсь, милейший родственничек отправит тебя на плаху. Она давно по тебе плачет!
        Хлестнув лошадь, августа пустила ее в галоп, и Василий, наградив бывшего логофета презрительным взглядом, устремился за сестрой. Через мгновение, подняв облако пыли, вслед за ними промчались преторианцы.
        Закашлявшись, Варсаний протер глаза и пристально посмотрел на венда.
        - Я попрошу тебя, сотник, оказать мне последнюю услугу.
        Лава напрягся, но все-таки утвердительно кивнул, и Варсаний иронично усмехнулся.
        - Я знал, что ты не откажешь. Но не пугайся, я не прошу многого, просто арестуй меня и все.
        На лице венда появилось удивление, и Варсаний повторил уже серьезно.
        - Да, да, ты не ослышался, я хочу, чтобы твои люди взяли меня и мою свиту под стражу. - В глазах уже бывшего логофета появилась прежняя жесткость. - Во всяком случае, ты хотя бы довезешь меня до лагеря живым, а вот, что такой же приказ получили те всадники, что преследуют нас, я не уверен.
        Теперь пришел черед понимающе усмехнуться Лаве: - «Старый лис не собирается так просто идти на дно, а готов барахтаться до самого конца».
        Глава 19
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Город Ур.
        Поднявшееся над крышами домов солнце уже набрало силу, заставив вышедшего на балкон Навруса, прищуриться. Прикрыв лицо пухлой ладошкой, он окинул взглядом мощные стены цитадели и, поморщившись, развернулся обратно. К этому времени у него уже не осталось сомнений, этот рубеж с ходу не преодолеть, и надо думать, что сказать Иоанну.
        Думать Фесалиец предпочитал в комфорте, поэтому с наслаждением плюхнулся на мягкий диван и вытянул ноги. Прикрыв глаза, он попытался сосредоточиться, но кроме мыслей о том, что дом, который он выбрал для своей ставки, действительно, замечательный, ничего путного не приходило.
        Это был дом главы городского совета Сола Абани, самый большой и самый богатый из всех выходящих на центральную площадь Ура. Еще совсем недавно у Навруса даже мыслей не возникло бы сделать нечто подобное. Самое лучшее - императору, таков был закон Константина, и даже сомнение каралось как измена.
        «Но ведь Константин мертв, - решил большой любитель роскоши и неги, Наврус, - а Иоанну все это ни к чему. Он привык к суровым условиям севера и все такое. Ему вполне подойдет любой другой дом, а мне нужны соответствующие условия для вдохновения».
        Вошедший старый слуга, Никос Бенарий, словно услышал мысли своего хозяина и не преминул сообщить все, что он об этом думает.
        - Говорят, когда боги хотят наказать человека, они лишают его разума. За что, о Огнерожденный! Ведь только-только из одной ямы выбрались, а он уже роет себе другую. Ну, зачем нам такой домище, зачем? Ведь все же видят!
        Приоткрыв один глаз, Наврус лениво процедил:
        - Не нуди! Убирайся, и без тебя тошно!
        Никос пропустил слова хозяина мимо ушей и, подойдя к окну, закрыл деревянные ставни.
        - Сначала солнца напустят, а потом стонут, что жара невыносима. - Ворча, старик скосил взгляд на Навруса, а тот, не обращая внимания, вновь попытался упорядочить свои мысли. «Я всегда знал, что Зоя свихнувшаяся садистка, но чтобы пойти на такую глупость, как покушение… Хотя, что ей пенять, это у них наследственное. А я, тоже молодец! Это же надо было так лопухнуться, отпустить Иоанна одного, почти без охраны. А если бы его убили? Что было бы со мной? - Он невольно вздрогнул, только подумав о такой перспективе, и еще раз уверился в правильности своего недавнего решения. - Нет, я все сделал правильно! Иоанн слишком мягок, а пока эти выродки Константиновы живы, покоя не будет».
        В этот момент Навруз вспомнил, как после покушения послал легионеров за наследником и его сестрой, но тех уже не было в лагере. Кто-то предупредил, и те, побросав все, бежали. Вдогонку отрядили лучшие сотни хана Менгу, и он лично дал тому понять, что живыми беглецы здесь не нужны. Намекнув, что лучше всего, чтобы они покончили с собой, от страха или от осознания вины, не важно. Иоанн, может быть, и не поверит, но примет это как данность, потому что так будет лучше для всех. Хан обещал все исполнить, но вот прошло уже полдня, а известий все еще нет. Это нервировало Фесалийца, как и бегство Сцинариона. «Этот-то куда подался? - Задавался он вопросом. - Или тоже замешан? А может быть знал и ничего не сделал, а потом посчитал, что ему поставят это в вину? Резонно. В любом случае покоя не будет, пока не придет известие от хана».
        Приоткрыв глаза, Наврус скосил взгляд на все еще ворчащего Бенария.
        - Что ты там бродишь без дела? - Фесалиец приподнялся и сел. - Я сказал тебе собрать легатов, ты послал гонцов?
        - А чего посылать-то? - Никос старательно сделал вид, что рассматривает мраморный бюст. - Они и так все собрались. Внизу сидят, тебя ждут.
        Наврус взьярился.
        - Так чего же ты молчишь, Арианово ты отродье?
        Стащив туфлю, Фесалиец запустил ее в Бенария, но тот увернулся и снаряд угодил точно в старинную статую. Мраморные осколки зазвенели, рассыпаясь по полу, а старый слуга огорченно запричитал:
        - Что же ты делаешь? Вах, вах! Такая дорогая вещь…
        Выпустив вместе с броском накопившееся раздражение, Наврус враз успокоился.
        - Хватит причитать, подай мне лучше туфлю. - Он поднялся и, оправив далматику, пригладил торчащие кудри. - Давай живее, там люди ждут!
        Подняв с пола туфель, Никос не спеша прошаркал через всю комнату и надел его на вытянутую ногу хозяина.
        - Сначала бросает, потом требует… - Одевая, он не переставал бурчать. - А Никос подай, Никос принеси…
        Не слушая, Наврус посмотрел на себя в зеркало и, оставшись доволен, двинулся к лестнице.

* * *
        Едва Наврус вошел в зал, как все легаты вскочили со своих мест и вытянулись по струнке, приветствуя стратилата армии. Тот же, восприняв всеобщее почтение как должное, прокатился колобком к столу.
        - Итак, господа, - он осмотрел присутствующих, - все в сборе?
        Вопрос ответа не требовал, и без того было видно, что нет Велия, но легат первого дикого легиона Гай Норий, как старший из присутствующих, все равно отрапортовал в лучших традициях Туры:
        - Все легаты, за исключением Луки Велия, прибыли по вашему приказу, мой стратилат!
        Навруса удовлетворенно хмыкнул. Рапорт Нория, как по форме, так и по содержанию означал только одно - деление армии на две противоборствующие стороны закончено, и де-факто командный состав диких легионов признал власть Иоанна, а стало быть и его Навруса.
        'А куда им деваться, - мысленно позлорадствовал Фесалиец, - сейчас единственная реальная сила - это несколько железных когорт, а остальные - просто пьяное стадо, занятое грабежом. Опереться не на кого, а в любой момент можно оказаться в роли подозреваемого в покушении. Где был? Что делал? Почему не предотвратил? А после хорошего допроса, им ли этого не знать, признаешься в чем угодно.
        Удовлетворившись страхом в глазах недавних врагов, Наврус перевел взгляд на лежащий на столе план города.
        - Хорошо. Перейдем к делам насущным, а легат первого легиона подойдет позже, вместе с императором.
        Сложив руки на животе, он выпрямился и смягчил тон.
        - Хвала Огнерожденному, Ур уже в наших руках. Осталась только взять цитадель, но с этим орешком придется повозиться. Впрочем, спешки никакой нет, долго они все равно не продержатся, а у нас есть дела поважнее. Как вы, наверное, знаете, сегодня ночью по приказу августы преторианцы совершили нападение на императора Иоанна. Покушение не удалось, и император, хвала Всеблагому, жив, но своим вероломным поступком Зоя и Василий нарушили договор и поставили себя вне закона. Приказ о их задержании уже отдан, и очень скоро их настигнет рука правосудия. - Тут он сделал паузу, дабы до каждого дошел смысл сказанного, и продолжил: - Теперь, когда божественная длань легла на чело законного императора, защитив его от кинжалов убийц, осталось только нам, смертным, преклонить колени и присягнуть на верность богоизбранному базилевсу. Поэтому завтра с утра начнете выводить свое разгулявшееся воинство из города. К полудню все легионы должны быть построены на плацу в лагере. Вся армия должна дать клятву верности своему императору! - Маленькие, заплывшие глазки оценивающе прошлись по лицам легатов и нашли лишь полное
одобрение. - Вот и хорошо. А для блокады цитадели выделите по одной самой боеспособной когорте. - Он взял в руки грифель и, нагнувшись над планом, размашисто разделил его на шесть секторов. - Восточный возьмут твои бойцы, Гай Норий. Южный твои, Марк Линий Фукс, следующий твои…
        Не закончив, Наврус вскинул голову и прислушался. За дверью явственно слышался грохот подкованных сандалий. Все повернулись к дверям, и те почти в тот же миг распахнулись, впуская стремительно вошедшего Иоанна.
        Вслед за ним уже более спокойно в зал прошли Лука и Прокопий, а замкнул это процессию центурион Понций, оставив у дверей пару легионеров. Вид у новоявленного императора был такой, будто он взял этот город в одиночку. Вся правая сторона лица в огромном желто-синюшном кровоподтеке, обе руки замотаны окровавленными повязками.
        Легаты и стратилат молча склонили головы, а Иоанн, подойдя к столу, провел взглядом по выставленным затылкам.
        - Все, хватит! - Он дождался, пока поднимутся головы. - В городе полнейший бардак! Это не войско, а голодная саранча, уничтожающая все вокруг! Я требую от вас, господа, немедленно прекратить грабеж мирного населения, а самое главное поджоги. Город уже горит в нескольких местах!
        Головы легатов вновь почтительно склонились, смотреть в глаза Иоанну осмелился лишь Наврус.
        - Мой император, я предлагаю повременить с экзекуцией. Пусть ребятки порезвятся до утра.
        Иоанн гневно зыркнул в сторону стратилата.
        - Порезвятся! Ты так это называешь?
        Ничуть не смутившись, Наврус лишь пожал плечами.
        - Назвать можно как угодно, от этого ничего не изменится. Дело всего лишь в практичности. Сейчас все пьяные и заведенные после боя. Начнем строить - обязательно кто-нибудь воспротивится, а значит, прольется кровь. Легионеры озлобятся, они считают, что заплатили за этот день своими жизнями. - Он изобразил на лице покорность судьбе, мол, ничего не поделаешь, такова жизнь. - А утром они все будут с похмелья, вялыми и с легким чувством вины за сегодняшнее непотребство. Возьмем всех тепленькими и погоним на плац. Можно даже наказать парочку-тройку для острастки.
        Разумом Иоанн понимал правоту стратилата, но душа протестовала, не желая мириться с таким здравым смыслом. Заметив эту внутреннюю борьбу, Наврус поспешил продолжить, не давая Иоанну вставить слово.
        - А вот с пожарами, вы абсолютно правы, мой император. Это надо пресечь незамедлительно, а то не успеем и глазом моргнуть, как запылает весь город. - Тут он непроизвольно обвел взглядом свое новоприобретенное жилище, но мгновенно опомнился.
        - Давай-ка, Марк, пошли своих бойцов. - Глаза Навруса выцепили лицо легата второго имперского легиона. - Пусть повесят для наглядности парочку поджигателей.
        Это было совсем не то, что Иоанн хотел услышать, и более того, его уже начало бесить то, что Фесалиец разговаривает с ним, как с неразумным ребенком. Он было открыл рот, чтобы сбить с Навруса это его нравоучительный тон, но не успел. Дверь вновь распахнулась, и в проеме застыл адъютант стратилата.
        - Простите мне мою дерзость, мой император, - Молодой человек согнулся в поклоне. - Прибыл срочный гонец к господину командующему.
        Услышав, Наврус напрягся в предвкушении. - «Ну наконец-то». Он ожидал посланника от хана Менгу и даже успел порадоваться, что момент для этого как нельзя подходящий. В нынешней суете никто не будет вдаваться в детали, а заодно известие отвлечет Иоанна от приступа несвоевременного гуманизма.
        К удивлению Фесалийца, в зал ввели человека мало похожего на степняка из сотен Менгу, еще больше он поразился, когда тот открыл рот. Настолько, что переспросил.
        - Кто… Кто ты?
        Светловолосый детина с простоватым выражением лица послушно повторил:
        - Я, Сорока, из вендской сотни Лавы Быстрого. Он послал меня рассказать вам о перевале. И я вот говорю - Тапа Шир занят гвардией султана Ибера. Они там готовятся к бою и строят укрепления.
        В зале повисла гробовая тишина. Первое, что захотелось выкрикнуть Наврусу, было - «что за чушь», - но он не позволил себе сделать глупость. Непреложное правило, которое он запомнил еще с первого дня своего командования, гласило: стратилат всегда должен излучать уверенность и готовность к любым известиям, хотя бы внешне. Пока его хватило только на то, чтобы не выглядеть растерянным как все остальные, но в голове уже закрутилась настоящая неразбериха. - «Как это возможно? Армия Муслима прошла целую провинцию, и ни одного известия? Похоже на заговор, но кто?.. Кому нужно такое дерьмо?» - Последним появилось запоздалое сожаление. - «Надо было оставить кордон на перевале. Но кто же знал!»
        Общий ступор первым нарушил Иоанн.
        - Наврус, пошлите разведку к перевалу. Такую информацию необходимо проверить.
        - Уже сделано, мой император, - Фесалиец ловко обыграл ситуацию, - сотни хана Менгу сейчас должны быть уже на Тапа Шир, осталось лишь дождаться их возвращения.
        Через мгновение Иоанн все же задал вопрос, крутящийся на языке каждого из присутствующих.
        - Если все так, как говорит гонец, то чем это нам грозит?
        За годы, проведенные в армии, Наврус так часто попадал в подобные ситуации, что успел уже к ним привыкнуть. Тут в жизнь вступало второе правило - никогда не употребляй выражений типа «пока точно не могу сказать» или «надо подумать, все взвесить», и прочее. Задавая такой вопрос, император хочет услышать решение, и если его не дашь ему ты, то обязательно дадут другие. Поэтому план должен быть в любом случае, пусть безумный, пусть невыполнимый, но у стратилата армии план должен быть на любую ситуацию.
        Он уже окончательно пришел в себя, и никогда не подводившая фантазия заработала в полную силу.
        - В целом, все не так уж и плохо. Противник ждет от нас отступления и штурма перевала, а я предлагаю сделать то, чего он ожидает меньше всего.
        В свойственной ему театральной манере Наврус взял паузу, и Иоанн не сдержался.
        - Что ты имеешь в виду?
        Фесалиец вскинул глаза к небу.
        - Хвала Огнерожденному, Ур взят, и это на сегодня самое главное, потому что дает нам возможность маневра. Если дорога на запад закрыта, то я предлагаю продолжить поход на восток, в самое сердце Сардии.
        Разочарованно покачав головой, Иоанн промолчал, но его мысли озвучил Прокопий.
        - Победа вскружила вам голову, Наврус. Опомнитесь, у вас за спиной враг занял целую провинцию, а вы собрались увести армию на восток. Вы что хотите отдать султану столицу?
        Наврус уже и сам понял, что перегнул и слишком сильно оторвался от реальности. Сделав вид, что обдумывает слова патрикия, он лихорадочно искал возможность отказаться от своих слов с минимальными потерями для репутации. Лучшее, что пришло на ум - напустить воды.
        - Любая военная компания - это риск, и от этого некуда не денешься. Сардия даст нам продовольствие и полный разгром одного из врагов, но согласен, нельзя позволять иберам безответно грабить наши провинции и осаждать Царский город.
        - Тогда, что же ты предлагаешь? - Иоанну надоели пустые разглагольствования. - Нужны конкретные решения и прямо сейчас.
        Почувствовав себя загнанным в угол зверем, Фесалиец выдал последнее и самое реальное из того, что еще вертелось у него в голове.
        - Судя по скорости передвижения, там не может быть всей армии султана. На такой бросок способна лишь его конная гвардия, а это не более десяти тысяч. Поэтому предлагаю не дожидаться подхода всего иберийского войска, а немедленно развернуть легионы и выбить мерзавцев с перевала.
        Выслушав, Иоанн перевел вопросительный взгляд на Велия.
        - Что скажешь?
        Лука ответил не сразу. Он еще не привык к своему стремительному взлету и к тому грузу ответственности, что теперь лежал на его плечах.
        - Думаю, господин стратилат прав, но у предложенного плана есть два недостатка. Узость подхода к перевалу не позволит нам использовать численное преимущество, а уязвимость наших тылов потребует оставить большое количество войск здесь для блокады цитадели и отражения возможного нападения Хозроя. Вдруг он решит воспользоваться изменившейся ситуацией.
        - Значит, - Иоанн в задумчивости произнес свои мысли вслух, - самая большая опасность для нас заключается в войне на два фронта.
        Все промолчали, подтверждать очевидное никому не хотелось, а Иоанн, подойдя к окну, молча уставился на мощные стены цитадели. В его голове все устойчивее крепла мысль, что войну надо прекращать.
        «Завтра армия присягнет мне на верность. - Аналитический склад ума Иоанна изо всех сил пытался расставить все на свои места. - Я добился чего хотел, и война мне больше не нужна. Более того война для меня опасна, поскольку отвлекает от внутренних проблем, которые надо решать. Зоя, Василий, Феодора, они не будут сидеть сложа руки пока я вместе с армией буду вязнуть в бесконечной войне. Мне, как и империи, нужен мир, но не любой ценой. Поражение губительно, я обязательно должен вернуться в Царский город победителем! Как это сделать?»
        Его взгляд вновь уперся в неприступные башни, а затем, скользнув по голубизне неба, остановился на черных столбах дыма. Внезапно осенившая Иоанна идея развернула его навстречу ждущим решения командирам.
        - Наврус, - Иоанн даже улыбнулся, предчувствуя какой сумбур вызовут его слова, - я говорил тебе вывести войска из города и прекратить пожары. Так вот, я отменяю свой приказ. Ты прав, пусть наши бойцы оторвутся всласть. Они это заслужили!
        Глава 20
        За спиной Иоанна мрачно хмурился Прокопий, справа недовольно сопел Наврус. Идея молодого императора начать переговоры с горожанами осталась ими неоцененной. Патрикий прямо сказал, что горожане воспримут предложение как слабость - победители парламентеров не шлют. Наврус же как всегда извернулся и прямо ничего не возразил, но все-таки вставил, что любой договор с горцами яйца выеденного не стоит, им нельзя доверять ни на грош. Еще обоим страшно не понравилось, что Иоанн отложил присягу армии и разрешил войску продолжить громить город.
        Доводы своих советников Иоанн выслушал, но все равно остался при своем мнении, и вот сейчас они втроем стояли напротив ворот цитадели и ждали выхода своего парламентера. Никаких предложений с ним не посылали, Иоанн хотел прямых переговоров и, не объясняя причин, настоял на этом. Такой подход тоже никому не понравился. Прокопий и Велий опасались покушения и не хотели отпускать императора без охраны, а Наврус просто не желал потеть на солнцепеке и вообще считал всю затею бессмысленной.
        Утерев мокрое от пота лицо, Фесалиец недовольно проворчал.
        - Они же дикари! Вот сейчас выбросят из ворот голову моего адъютанта, а мне потом жена весь мозг выест за своего племянника.
        - Да помолчите вы, Наврус, - не выдержал Прокопий, - голова уже болит от вашего нытья.
        Фесалиец возмущенно обернулся к патрикию.
        - Ну, знаете… - Высказать все что он думает по поводу беспардонности некоторых, пусть и заслуженных, людей, ему не дал смотревший на ворота Иоанн.
        - Кажется, выходят! - Прищурившись, он попытался пересчитать количество появившихся горожан, а Наврус, уже позабыв про обиду, радостно воскликнул:
        - Смотри ка живой, а я таки надеялся, что они избавят меня от этого бездельника!
        Иоанн уже и сам видел, как от ворот отделилось трое горожан и, ведя за собой парламентера, направились прямо к ним. Пока они шли, он успел отметить, как вслед за послами из приоткрытой щели ворот высыпало два десятка воинов, и, ощетинившись копьями, закрыли ее собой. «Не доверяют, - хмыкнул про себя Иоанн, - что же у них на это есть все основания».
        Послы города остановились в двух шагах и почтительно склонились в глубоком поклоне. Каждый из них в этот миг очень сильно сомневался, что уйдет отсюда живым. Вчера вечером, когда с момента падения Ура, не прошло еще и дня, а в стенах цитадели царило полное уныние и ожидание страшного конца, пришло неожиданное известие, захлестнувшее переполненную крепость эмоциями. У ворот стоял парламентер императора. В пергаменте, переданном посланцем, не было ни ультиматума, ни угроз, а лишь предложение завтра в полдень провести прямые переговоры, прямо здесь на площади, перед воротами. Император хотел говорить с руководством города, и внизу стояла красиво выведенный вензель - император Туры, Иоанн Корвин.
        Срочно собрался городской совет, и всю ночь решали соглашаться или нет. Глава совета Сол Абани с пеной у рта доказывал, что это провокация и выходить на площадь - самоубийство.
        - Все мы знаем коварство туринцев! - Кричал он. - Послов перебьют, управление обороной обезглавят, а в открытые ворота ворвутся орды варваров.
        Ему сочувственно кивали, но все понимали, что Сол так разошелся, потому что идти придется ему, а смелостью глава города никогда не отличался. Ван Сид молчал. Последний бой загнал его в состояние депрессии и пустой безнадеги. Он уже не верил в счастливое окончание осады, и ему было все равно. Неожиданно за переговоры выступил епископ Висарион. Тот был больше всех осведомлен о том, что происходит в лагере врага и настаивал - раз Константина больше нет, то имеет смысл выслушать его преемника. Решали общим голосованием, и к своему ужасу Абани обнаружил, что впервые за время его правления он остался в меньшинстве. Поэтому сейчас, к полудню следующего дня, он в компании командора и епископа стоял, согнувшись перед неизвестным ему юношей.
        - Император Туры, Иоанн Корвин милостиво разрешает вам встать. - Зазвучал голос курчавого толстяка, и послы, разогнувшись, встретили нацеленный на них взгляд императора. Епископ Висарион взял на себя первое слово.
        - Ты позвал нас, Великий государь, и мы пришли по слову твоему. Я, епископ Ура Висарион, глава городского совета Сол Абани и командор гарнизона Ван Сид.
        Иоанн тоже не спал этой ночью, готовя речь, и надеясь добиться поставленной цели. Зара сидела рядом, и ее жизненный опыт помогал ему подобрать правильные слова.
        - Эти люди, - говорила она, - готовы умереть за свой город. Понимаешь, город, а не просто место. Для них важен их каменный муравейник и его древняя слава. Мне кажется, тебе следует это учитывать.
        Он это учел, тем более, именно эта мысль и посетила его в зале у Навруса - чтобы превратить врага в союзника надо сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
        Сейчас рассматривая стоящих перед ним послов, он начал с того, что показал им на черные клубы дыма поднимающиеся вокруг.
        - Вы видите это? Еще несколько дней, и мои воины превратят ваш город в руины. Такие руины, из которых Ур уже никогда не поднимется. Здесь на месте легендарного города пастухи будут пасти коз, и очень скоро только древние фолианты будут хранить память о великом Уре. - Иоанн сделал паузу, дав всем прочувствовать трагичность момента, а потом вдруг спросил с нарочитой эмоциональностью.
        - Неужели вам не жалко свой город? Неужели вы не хотите его спасти?
        Не глядя ему в глаза, ответил тот, кого назвали командором.
        - Мы все готовы умереть за свою родину! Если тебе нужны наши жизни возьми их, но пощади Ур и жителей его.
        Сол Абани почувствовал, как затряслись поджилки и мысленно проклял и Ван Сида и тот миг, когда он согласился выйти сюда. «Говорил бы ты за себя!» - Беззвучно завопил он не в силах пошевелиться.
        Флюиды страха от коренастого крепыша с обрюзгшим, безвольным лицом, исходили такие, что Иоанн даже порадовался, что может его успокоить.
        - Мне не нужны ни ваши жизни, ни жизни горожан, ни даже сам город. Я не воюю с вами, это вы воюете со мной. - В глазах юного императора появилась невиданная ранее жесткость. - Сегодня этот великий город еще можно спасти от разрушения, но завтра уже будет поздно. Я вызвал вас сюда, чтобы задать один единственный вопрос - хотите ли вы сохранить Ур и его легендарную славу?
        Взгляды послов непроизвольно дернулись по сторонам, и клубы черного дыма, поднимающиеся со всех концов города, словно подтвердили прозвучавшие слова. Они еще не поняли, о чем собственно говорит этот молодой человек, но остро почувствовали, что сейчас решается не только их судьба, но и будущее всего города.
        Вновь ответил за всех Ван Сид.
        - В этой долине не найдется ни одного жителя, кто бы не желал этого всем сердцем!
        - И тем не менее вы посмели поднять оружие против базилевса! - Иоанн сам начал заводиться от своих слов, и при слове «базилевс» он, наверное, впервые ощутил, что эти люди воюют именно с ним, и именно ему, императору, наносят они оскорбление своей непокорностью. Вспыхнувший порыв ярости на миг осветил перед ним такие потаенные уголки души, о которых он даже не догадывался. Откуда-то из темноты вдруг всплыло чудовищное желание растоптать этих посмевших сопротивляться людей, залить эту площадь кровью, чтобы никому, никому в мире неповадно было больше вставать на пути великой империи.
        Послы вновь безмолвно согнулись в поклоне, не желая ни оправдываться, ни опровергать очевидное. К счастью для них, они не увидели, как на мгновение изменились черты лица императора и не смогли оценить, как близко они в этот момент подошли к краю пропасти.
        Полыхнувшая жажда крови напугала самого Иоанна и, зажмурившись, он постарался взять себя в руки. - «Что это со мной? Наследственность! Неужели я такой же, как и мой дядя, а власть всего лишь та дверь, что открывает мою истинную сущность?»
        Пауза затягивалась, и Прокопий, не видя лица своего воспитанника, с тревогой уставился ему в затылок. Ситуация тревожила непониманием. Зачем эти переговоры? Чего он хочет добиться? Ни вчера, ни сегодня, Иоанн не дал никаких разъяснений, не ответил ни ему, ни Наврусу, и сейчас старый патрикий почувствовал - с его учеником что-то происходит, что-то новое и ужасное, и от незнания как помочь ему становилось еще тревожней.
        Буря эмоций пронеслась в сознании Иоанна за одно мгновение, оставив в душе лишь неприятное ощущение пустоты. Этот порыв чуть было все не испортил, но ему удалось справиться с собой и вернуться к прежней продуманной линии.
        - Поднимитесь. Я не жажду мести. - На его лицо вернулось обычное спокойное выражение. - Более того я не желаю уничтожения легендарного города, не хочу превращать эту цветущую долину в пустыню… Но к сожалению, оставить здесь вражеское гнездо я тоже не могу. - Он взглянул прямо в глаза Ван Сиду, адресуя свои слова в первую очередь ему. - Я смогу сохранить великий Ур, только если он примет власть императора. Мою власть и власть империи!
        Видя, как помрачнели лица послов, Иоанн решил, что пора… Пришло время выложить главный козырь.
        - Знаю, вам трудно расстаться со свободой, которую вы смогли сохранить даже в составе Сардийского царства, и я не хочу требовать от вас невозможного. Я предлагаю вам войти в состав империи, как вольный город под протекторатом Туры.
        Предложение вызвало невольное оцепенение не только у послов. Те просто не смогли сразу переварить услышанное, а вот Прокопий и Наврус открыли рты по-настоящему. Протекторат, свободные города, все это было из далекого прошлого, из республиканского прошлого Туры. Со времен первых императоров эта политика была оставлена и забыта, как не вяжущаяся ни с абсолютной властью базилевса, ни с возросшей мощью империи.
        Иоанн выдержал паузу и в полной тишине перевел взгляд на главу городского совета.
        - Я сказал свое слово, а далее выбор за вами. От вас теперь зависит, будет ли Ур снова богатым и знаменитым, или превратится в пустошь, расцветшую на горе трупов. - Его лицо вновь заледенело. - А чтобы у вас не оставалось сомнений, я расскажу вам, что с вами будет в случае отказа. Вы, сидя за стенами, будете пухнуть от голода, и смотреть на свой погибающий город, а каждое утро сюда, на площадь, будут приводить по сотне горожан и казнить на ваших глазах. Они будут умирать в мучениях, моля о пощаде и проклиная вас. Да, да, не меня, а вас, потому что именно вы обманули их, когда ложными обещаниям склонили к сопротивлению, а потом предали и сбежали, бросив на произвол судьбы. Под эти вопли будет начинаться каждый ваш день и не заканчиваться никогда, пока вы все там не сойдете с ума, не перессоритесь и не начнете резать друг друга. - Глаза императора теперь вцепились в епископа. - А вас, Висарион, лишат сана, отлучат от церкви и проклянут здесь же на площади, чтобы ваша паства знала - у нее не будет больше духовного пастыря и никому не удастся получить прощального причастия перед смертью.
        Лик этого молодого императора напомнил епископу еще недавние времена Константина, казни и чистки неблагонадежных и наполнил уверенностью, что прозвучавшие слова не пустая угроза, и страшный прогноз сбудется до мельчайших деталей.
        Не отводя глаз, он постарался, чтобы его ответ прозвучал убедительно:
        - Нам надо переговорить с советом, прежде чем дать ответ, государь. Мы…
        Иоанн жестом остановил его.
        - Не надо лишних слов, епископ. Я все сказал, и вы можете идти. Даю вам ночь на размышление, и чтобы вы приняли правильное решение и поверили в мои благие намерения, я выведу этой ночью армию из города. Завтра с восходом все легионы будут построены на плацу в лагере, а вы, вместе со всем городским советом, придете туда и присягнете на верность империи. Ваш исстрадавшийся народ, епископ, требует от вас мудрости.
        Еще раз склонившись в поклоне, послы попятились и, развернувшись, медленно двинулись к воротам, а смотревший им в спину Наврус скривился в усмешке.
        - Отличная речь, мой император, и превосходное решение. Теперь я понимаю, почему вы отложили присягу и позволили нашим ребяткам резвиться на день дольше. Не будь таких роскошных декораций за спиной, - он обвел взглядом сполохи пламени и обвалившиеся крыши, - впечатление у наших «друзей» не было бы таким ярким. Уверен, они согласятся, и тогда этот город уже будет прикрывать нашу спину, а не Хозроя.

* * *
        Выстроенные на плацу плотные прямоугольники имперской пехоты блестели начищенными доспехами. Чуть дальше, не так парадно, но не менее стройно замерли варварские легионы. Конные сотни из-за недостатка пространства заняли место напротив, растянувшись длинной пестрой лентой. Все взгляды были устремлены к императорскому шатру, а там слуги уже подвели коней и вот-вот должен был появиться сам базилевс.
        Взглянув на себя в зеркало, Иоанн поправил складки плаща.
        - Чего ты такой мрачный, Прокопий? Ты же больше всех торопил с этой присягой, а теперь выглядишь так, словно не рад.
        - Я рад! Безусловно, я рад. - Патрикий вздохнул. - Просто, до сих пор не могу поверить, что вы даже не посоветовались со мной. Вы уже не доверяете мне как прежде?
        - Не говори ерунды. - Повернувшись к наставнику, Иоанн широко улыбнулся. - Впервые, твой ученик задумал и выполнил все самостоятельно, ты должен гордиться мной, а не грустить.
        - Да, да. - Прокопий изобразил ответную улыбку, но в глазах по-прежнему затаилась грусть. Ему не давало покоя то, что его воспитанник все же рассказал о своих планах одному человеку, но, к сожалению, не ему. Эта подозрительная девушка, вошедшая в их жизнь, ему никогда не нравилась, а теперь, когда она стала тенью Иоанна, то и подавно.
        Цезарь был слишком взволнован, чтобы слишком долго обращать внимание на чужие переживания. Он ждал новостей из города, и появившийся Наврус сразу же отвлек его.
        - Ну что там? - Не срывая нервозности, Иоанн бросил взгляд на стратилата, и тот расплылся в довольной усмешке.
        - Как и следовало ожидать, идут. Не знаю, сколько их там всего заседает в совете, но человек тридцать, разряженных как павлины горожан, только что вышли из ворот. Так что можно начинать. Сначала присягнет армия, потом непокорный город. Неплохое начало, для любого императора. - Он почтительно склонил голову. - Уже к полудню, можем начать переброску всех легионов к перевалу, а здесь оставим лишь тяжелую конницу, все равно она в горах бесполезна.
        Иоанн удовлетворенно кивнул.
        - Хорошо. Давайте начинать.

* * *
        Старший священник походной церкви Огнерожденного протоирей Исфаний возжег священный огонь и осенил божественной искрой чело Иоанна.
        - Данным мне правом я объявляю вам волю Огнерожденного Митры и называю вам имя нового императора! Имя его - Иоанн - да святится господь наш на небесах и всевышняя воля его.
        Под дружный рев легионов Иоанн повернулся к войску.
        - Слава императору! Слава Иоанну! - Неслось по плацу, поднимаясь вверх и обрушиваясь эхом обратно. - Слава! Слава! Слава!
        Тяжелый императорский венец давил на голову, но Иоанн, не чувствуя тяжести, легко сбежал по устланным алым бархатом ступеням и, наступив на спину согнувшегося стремянного, взлетел в седло. Взгляд окинул бесчисленные орущие лица, рука сжала повод, и вышколенный белоснежный жеребец взял парадный аллюр.
        - Клянемся! Слава императору Иоанну! - Мимо проплыли железные когорты.
        - Клянемся! Да здравствует Иоанн - покоритель Ура! - Надрываясь, заорали дикие легионы.
        Лошадь несла Иоанна мимо выстроенных шеренг, багряный плащ развевался за спиной, и он с наслаждением впитывал восторженный рев армии. «Подумать только, я император, и все эти закованные в железо люди готовы сражаться и умирать по одному моему слову. Или убивать! Ведь они ничего другого попросту не умеют, только сжигать города, разрушать страны, истреблять народы! Господи, я властелин тьмы, император хаоса и разрушений! Зачем? Зачем, мне все это? Я не знаю, но признаюсь, это чертовски завораживает».
        У конца поля он развернул жеребца, и теперь по правую руку поплыла разномастная степная конница и на всех языках империи понеслось.
        - Клянемся! Слава императору Иоанну!
        И тут же вслед загремели о щиты железные перчатки катафрактов.
        - Клянемся! Слава нашему императору! - Как один протрубили луженые глотки гвардейских всадников. - Слава императору Иоанну!
        Глава 21
        Придерживая рукой плащ, Иоанн прошел в распахнутый перед ним полог шатра и, не оборачиваясь, бросил семенящему вслед Наврусу.
        - Пусть послов проведут через плац мимо выстроенных легионов.
        - Отличная мысль, мой император, - Фесалиец на ходу передал приказ своим адъютантам. - Армия увидит наши достижения, а горожанам не вредно будет лишний раз прочувствовать мощь империи.
        Не отреагировав на лесть своего стратилата, Иоанн решительно шагнул к трону и, поднявшись по ступеням, опустился в большое дубовое кресло. Походный императорский трон приветственно скрипнул, золотой орел венчающий спинку блеснул на солнце, а Иоанн взял протянутый ему скипетр.
        - Спасибо, Прокопий. - Его взгляд одобрительно скользнул по лицу наставника. - И давайте начинать.
        Наврус подал знак, и в шатер, кланяясь от самого порога, начали входить послы города. Глядя на растущее число блестящих затылков, Иоанн подумал, что несмотря на смиренный вид, эти люди пришли торговаться за каждый процент налога и за каждую льготу. Статус вольного города предоставлял им такую возможность. В прежние времена отношения Туры с каждым из вольных городов были индивидуальными и диктовались конкретными местными условиями. Теперь же возобновляя политику прошлого, ему не хотелось полностью отпускать вожжи, но и давить слишком сильно тоже было опасно.
        «В таких делах лучше Варсания никого не было». - Иоанн вспомнил бывшего главу имперской канцелярии, и как говорится, помяни демона… В этот самый момент, Прокопий, нагнувшись к самому уху, прошептал.
        - Сцинарион просил об аудиенции. Сказал, что хочет сообщить нечто очень важное.
        - Я не хочу его видеть! - В памяти промелькнула ночь штурма, и Иоанн поморщился. - Пусть сидит под замком и ждет суда, скорого и очень пристрастного.
        Посланники Ура уже заполнили все свободное место у входа и, согнувшись, ждали разрешения подняться. Иоанн дал знак, и церемониймейстер торжественно провозгласил.
        - Император милостиво позволяет вам встать и передать свое нижайшее прошение!
        Обе стороны прекрасно понимали важность соблюдения всех тонкостей протокола и безропотно играли отведенную роль. Как бы не обстояли дела в реальности, но именно город должен просить о милости Великого императора Туры. По-другому быть не могло, от кого бы в действительности не исходила инициатива.
        Выпрямившись и оправив на груди тяжелую золотую цепь, Сол Абани протянул вперед маленькую подушечку с лежащим на ней тяжелым почерневшим от времени ключом.
        - Мы, совет города Ур, от имени всех жителей нижайше просим тебя, о Величайший из величайших, простить грехи наши и принять этот ключ, как символ полной покорности твоей монаршей воле. Вместе с этим символом, мы передаем в волю твою наши жизни и имущество как ныне живущих, так и детей, внуков и правнуков наших!
        Теперь в соответствии с протоколом император должен принять подношение и даровать Уру, как милость статус вольного города.
        Смотря, как Наврус взял из рук главы города бархатную подушечку и торжественно понес к трону, Иоанн вдруг вспомнил Константина: «Интересно, стал бы тот выполнять обещанные условия теперь, когда по сути цитадель уже в наших руках? Или предпочел бы сравнять ненадежный город с землей?»
        Ключи легли на алый бархат у его ног, и, грозно сдвинув брови, Иоанн обвел взглядом послов.
        - Тяжек ваш грех и достоин жесточайшего наказания. Любой, поднявший оружие против империи, заслуживает лишь смерти и забвения. - Выдержав паузу, он заставил горожан изрядно понервничать и почувствовать, что чаша весов еще колеблется, и в любой момент сомнения могут перевесить доводы разума. В застывшей тишине слова императора падали как чугунные гири на лист железа. - Проступок ваш ужасен и кровь погибших воинов Туры взывает о мщении, но как и Огнерожденный, простивший судей своих, я постараюсь забыть преступления ваши и дарую вам шанс на искупление греха. Отныне я беру город Ур и жителей его под руку свою, прощая грехи детей моих неразумных. Да святится воля Всевышнего Митры!
        В этот момент, все находящиеся в шатре с облегчением выдохнули. Горожане, наконец, ощутили твердую почву под ногами, а у туринцев появилась надежда покинуть эту уже опостылевшую долину и, может быть, даже вернуться домой.
        Иоанн поднялся, и вновь все замерли. В полном безмолвии послышались лишь шаги императора. Теперь, когда главное слово было сказано, предстояла долгая рутинная работа по согласованию множества условий, в первую очередь доли базилевса за транзит через долину и процентов с дохода города. Это он поручил Прокопию, как и обезглавленную после ареста Сцинариона имперскую канцелярию, а пока, ему больше нечего здесь было делать. Когда закончат, и все подписи будут поставлены, то договор принесут ему на окончательное утверждение.

* * *
        Измотанный донельзя, Прокопий пришел только к вечеру.
        - Эти «упыри» высосали из меня все соки, торговались за каждый медный обол. - Он неодобрительно глянул на стоявшую за спиной Иоанна Зару и раскатал перед ним длинный пергамент.
        Иоанн поднял взгляд на своего наставника.
        - Все как мы договорились? Никаких сюрпризов?
        Патрикий кивнул.
        - Ставку за транзит оставили прежней, как при сардах. Четверть пошлины с каждого каравана пойдет в императорскую казну, а налог с города снизили до десятины против того, что они платили Хозрою. Взамен я повесил на них все расходы по нашему гарнизону.
        - И как они это восприняли? - Иоанн с интересом включился. - Упирались?
        - Больше для вида! - Прокопий улыбнулся в ответ. - Город отдавал сардийцам двадцать пять процентов от всего, так что, как вы и просили, новый договор с империей для них значительно выгоднее прежнего.
        Иоанн с довольным видом поднялся.
        - Как учит нас история, выгода - самый надежный фундамент для верности.
        - Это, конечно, так, - лицо патрикия помрачнело, - но потери значительные, а деньги нам сейчас нужны как воздух.
        Пессимизм наставника не омрачил хорошего настроения Иоанна.
        - Все будет, когда мы вернемся в Царский город, а пока готовься, ты поедешь в Сардогад и привезешь мне оттуда мир с Хозроем. Думаю, это будет несложно, и потеря долины Ура станет для него приемлемой платой за поражение.
        Лицо Прокопия вытянулось от удивления.
        - Мой император, вы хотите, чтобы я оставил вас в такой момент? Ради всего святого, найдите кого-нибудь другого!
        - Кого? - Иоанн уставился на своего наставника. - У меня есть только два человека, которым я могу полностью доверять - ты и Велий. Предлагаешь послать его? - Губы императора растянулись в улыбке. - Мы же оба знаем, что посол из него никудышный.
        Несмотря на свое страстное нежелание покидать Иоанна в такой момент, Прокопий вынужден был признать его правоту - Лука великолепен в бою, хорош в переговорах с варварами, но для дворцов Сардогада, безродный комит - кандидатура, мягко говоря, не лучшая.
        - Хорошо, я все понял, мой император! - Патрикий склонил голову. - Постараюсь отправиться как можно скорее.
        Иоанн подошел к наставнику и с благодарностью тронул за плечо.
        - Я знал, что ты поймешь меня.
        - Всегда готов быть там, где я нужнее всего моему императору! - Прокопий выдержал взгляд Иоанна, а затем, расплавив сургуч, налил его чуть ниже подписи.
        - Прошу вас… - Он расправил свиток, и Иоанн отпечатал на нем свой фамильный перстень.
        - Вот так. - Выпрямившись, Иоанн удовлетворенно посмотрел на оттиск. - Поставим на этом точку. А с утра начинаем марш на перевал. Пора преподать урок вежливости султану.
        Прокопий скатал пергамент и, убрав его в кожаный тубус, остановился, словно бы в нерешительности. Это не укрылось от Иоанна.
        - Что-то еще, Прокопий? - Взгляд императора прочел сомнения в глазах своего старого друга. - Говори.
        - Вы помните, я сегодня напомнил вам о Варсании.
        - Помню, конечно, - уголки губ Иоанна недовольно опустились вниз, - и даже помню, что я тебе ответил.
        Прокопий учтиво склонил голову, словно признавая, что переходит невидимую грань.
        - И тем не менее я посмею вновь вернуться к этой теме. Вы знаете, у меня свои счеты с Варсанием, но все же я не могу отрицать его таланты. Если Сцинарион просит о встрече, значит, ему действительно есть что предложить. Конечно, решать вам, мой император, идти с ним на сделку или нет, но я настоятельно рекомендую выслушать его. В нашей ситуации любая мелочь может иметь решающее значение.
        Молча взглянув на своего наставника, Иоанн задумчиво отвернулся. Именно по причине озвученной сейчас Прокопием, он и не хотел встречаться с Варсанием. Ему страшно не хотелось идти на любой компромисс с этим человеком, а зная бывшего главу канцелярии, можно было с уверенностью сказать, что соблазн будет велик.
        Бросив еще один взгляд на уверенное лицо патрикия, Иоанн отдал предпочтение здравому смыслу.
        - Хорошо, ты меня убедил. Пусть его приведут.

* * *
        Варсания привели, когда Иоанн был уже в полном одиночестве. Говорить со своим личным врагом, он предпочел без свидетелей.
        Два легионера почти втащили бывшего Великого логофета в шатер. Руки и ноги у того были скованы тяжелыми цепями, и тот еле-еле мог передвигаться.
        Иоанн посмотрел на стертые до крови запястья и лодыжки Варсания и подумал о капризах судьбы: «Как непрочен и зыбок наш мир. Вчера еще всесильный властитель империи, а сегодня уже сидит в яме, закованный в кандалы как дикий зверь». Еще удивительнее для него было то, что глядя на измученного человека, он не испытывает к нему ни жалости, ни сострадания.
        Слегка раздосадованный на себя Иоанн встретил Варсания вопросом.
        - Почему ты не сбежал, Сцинарион, ведь я предупреждал тебя - пощады не будет.
        Логофет невольно усмехнулся.
        - Поверьте, я бы непременно выполнил ваше пожелание, но нельзя же меня винить за то, что между казематом султана и ямой в вашем лагере я выбрал яму.
        - Можно, Варсаний, можно. - Иоанн поддержал ироничный тон. - Вам ли не знать, что винить у нас можно за что угодно.
        - Наш юный император быстро учится. - Сцинарион неловко дернул рукой и тут же скривился от боли. - К сожалению, слишком быстро.
        На лице Иоанна застыла жесткая складка.
        - Не будем терять время. Что ты хотел мне сказать?
        - Во-первых, я осмелюсь выразить свое восхищение блестящим решением проблемы Ура. Немного накладно для казны, но зато очень эффективно, и главное, своевременно.
        Иоанн промолчал, и Варсаний, с трудом удерживая на лице невозмутимую маску, продолжил:
        - Когда до меня дошли слухи об этом, то я спросил себя, а какой же будет следующий ход нашего юного императора. Спросил, и без труда ответил - конечно же, мирный договор с Сардией. - Тут, он взглянул Иоанну прямо в глаза. - Вы же не будете этого отрицать?
        Выдержав взгляд, Иоанн сложил руки на груди.
        - На миг предположим, что ты прав… Что это меняет?
        Устав держать тяжелую цепь, Варсаний опустил руки.
        - Для меня ничего, - звякнув, цепь дернула оковы на стертых запястьях, - а вот для вас многое, поскольку Хозрой на мирные переговоры не пойдет.
        - Почему же это? - Иоанн не смог крыть любопытства. - В его положении мир с империей - единственно-возможный путь к спасению.
        - Да, именно так и было еще совсем недавно, но за то время пока мы возились в долине Ура, кое-что изменилось. Любимая дочь Хозроя Ильсана вышла замуж за султана Ибера. Событие вроде бы заурядное, но как мы видим, повлекшее за собой большие последствия. Эта свадьба, как я сейчас понимаю, скрепила договор по которому Муслим вступил в войну на стороне Сардии. И сейчас по сути сардийская принцесса является заложницей выполнения отцом своих обязательств. - Подтянув цепь, Варсаний утер текущий по лицу пот. - Можете мне поверить, Хозрой не рискнет своей дочерью и на мирные переговоры не пойдет. Даже сам факт приезда послов в Сардогад и то подозрителен. Муслим может потребовать казни послов в доказательство верности союзу. Ведь все мы знаем повадки султана… Только заподозрив предательство, он может вернуть отцу его дочь по частям. - Помолчав, Варсаний все же добавил: - Вы же, наверняка, Прокопия собираетесь послать. Не советую, потеряете своего наставника.
        Иоанн хмуро молчал. Все это было похоже на правду, и в любом случае требовало серьезного отношения, а значит, все планы летели к чертям. Единственно, чего он пока не мог понять, на какую выгоду рассчитывает сам Сцинарион.
        - Хорошо. Если все, действительно, обстоит именно так, то с отправкой посольства придется повременить. Возможно ты прав, и Хозрой не подставит свою дочь под удар, но в чем тут твой резон? Только не говори, что ты проникся сожалением и решил бескорыстно поделиться информацией.
        - Нет, не скажу. - Поправив оковы, Варсаний выдавил мученическую улыбку. - Поскольку все, что я только что рассказал - всего лишь замысел. Чей, не могу с уверенностью сказать. Прекрасный, отлично просчитанный, но не выполненный до конца замысел. А в реальности, Роза Сардии не доехала до Ибера, и без ложной скромности отмечу, к этому приложил руку ваш покорный слуга. Сейчас дочь Хозроя спрятана в надежном месте, но отец этого еще не знает, и по-прежнему считает, что она в Ибере. Можете попытаться убедить его в обратном, только вряд ли он вам поверит. Единственным доказательством может стать лишь сама Ильсана, и я могу вам в этом помочь. Предъявите Хозрою его дочь живой и здоровой, и он с радостью пойдет на любые условия.
        Варсаний закончил говорить, и Иоанн неожиданно резюмировал все по-своему.
        - Итак, ты знаешь где сейчас дочь Хозроя и хочешь выторговать за нее свою жизнь. Твое желание понятно, неясно только зачем мне с тобой торговаться, не проще ли отправить тебя к палачу. Уверен, ты не продержишься и двух часов.
        - Да что вы, Ваше Величество, вы слишком щедры ко мне. Какие там два часа! Я совершенно не переношу боль, не выдержу и одного удара. - Прищуренный взгляд матерого царедворца уперся в юного императора. - Вот только пользы вам от этого никакой, поскольку я понятия не имею, где девушка. Более того, ситуация такова, что на этот момент никто не знает, где находится принцесса. Отряд, посланный ее отбить, не смог довести дело до конца. Сардийцы висели у них на хвосте, и в силу высокой степени риска комит принял решение разделиться. Он с частью бойцов повел погоню за собой, а другая группа вместе с дочерью Хозроя двинулась в сторону Восточной Фесалии. Они надеялись обратиться к магистрату Саргосы за помощью, но как мы знаем, эта провинция уже занята иберийцами, и вряд ли им это удалось. Где они сейчас, можно только догадываться, но… Я могу послать человека, который непременно отыщет их и привезет дочь Хозроя сюда.
        Прокрутив в голове слова бывшего логофета, Иоанн выделил основную суть.
        - Судя по твоей осведомленности, части отряда все же удалось прорваться обратно в долину. Как имя комита?
        Варсаний отлично понимал куда клонит этот простоватый на вид юноша и, тем не менее, не стал увиливать.
        - О, вы его, наверняка, помните, мой император. Лава Быстрый, командир вендской схолы. Вы еще у него на спор выиграли нашу общую знакомую.
        Подозрительная покладистость Варсания удивила Иоанна, заставив задать вопрос.
        - Тогда опять же возвращаемся к исходной точке. Зачем мне ты? Я могу и сам послать этого венда на поиски Розы Сардии.
        - Конечно, можете… - Посвятивший просчитыванию этого разговора все то время, что он томился в яме, Варсаний не позволил себе и тени улыбки. - Вот только давайте представим себе ситуацию глазами этого сотника. Он уже очень давно в имперской армии и с порядками нашими хорошо знаком. Человек, чьи приказы он выполнял и чьим доверенным лицом являлся, сидит в яме, как изменник и враг императора. Что, рано или поздно, ждет его самого? Сомневаться не приходится, дознание, пытки и скорее всего казнь. Он это прекрасно знает, как я уже говорил, наша кухня ему известна - такие вещи не забываются и не прощаются. Уверен, он уже сейчас седлает коней, так что нам лучше поторопиться. - Замолчав, Варсаний сделал вид, что задумался. - И даже, допустим, вам удастся его задержать, убедить в безопасности и отправить на поиски принцессы. Где гарантии, что он вернется, зная, как ненадежны наши обещания и какие обвинения ему могут предъявить в любой момент.
        Иоанн, наконец, понял задумку Сцинариона и даже усмехнулся.
        - Стало быть, ты хочешь сказать, что снятие с тебя обвинений - гарантия его возвращения. Ловко, ничего не скажешь! Отдаю должное твоей изворотливости, Варсаний. Хотя уж в этом-то я никогда не сомневался.
        Не желая встречаться с логофетом, Иоанн опасался именно такой ситуации. Здравый смысл требовал разумного подхода, и значит согласия на сделку, а вот душа не желала мириться с доводами рассудка и кричала о справедливом возмездии. Опасался он не зря, потому что сомнения были недолгими. Вся его предыдущая жизнь диктовала правила - не подчиняйся эмоциям, прежде чем сделать шаг, обдумай и взвесь все за и против. Этот раз не стал исключением, и душевный порыв был вчистую разгромлен доводами разума.
        Голова Сцинариона склонилась, принимая слова императора как похвалу, а решивший договариваться, Иоанн продолжил:
        - Скажу так, весь твой рассказ звучит слишком надуманно и неправдоподобно, и потому я склонен в него поверить. Мне бы очень хотелось отдать тебя в руки палачу, но, к сожалению, я еще не достиг высот моего дяди, и пытки врагов не доставляют мне удовольствия. - Иоанн опустился на стул и уперся взглядом в Сцинариона. - Ясно как божий день, ты многое не договариваешь и специально пытаешься все усложнить. Ну, да бог с тобой, давай поторгуемся… Чего ты хочешь? Сразу скажу, о свободе можешь даже не заикаться.
        Мысленно Варсаний поздравил себя с победой, а вслух лишь посетовал.
        - Что вы, так далеко я не заглядываю. Пока, я прошу лишь об этом… - Он вытянул вперед свои закованные руки.
        - И все? - Иоанн усмехнулся, зная, что этим Варсаний не ограничится и не ошибся. На лице Сцинариона появилось страдальческое выражение.
        - В той яме, где меня держат сейчас, боюсь, мне не дожить до счастливого момента воссоединения сардийского царя с дочерью…
        Иоанн кивнул.
        - Хорошо. Что еще?
        - Еще деньги. Мне надо расплатиться с людьми, выполнившими мою просьбу.
        - Нет! - Император отрезал, не церемонясь. - Лишних денег у меня нет. Шатер и личные вещи тебе вернут, обвинение с тебя пока снимут, а дальше выкручивайся, как знаешь, но если через три недели принцессы не будет в лагере, то не обессудь, отправишься на эшафот.
        - А если доставят девушку, - Варсаний напрягся, - могу я узнать все возможные варианты?
        Усмехнувшись, Иоанн отрицательно покачал головой.
        - О чем ты, Варсаний, ты же только что сказал, будто никогда не загадываешь наперед.
        Глава 22
        Лава подложил дровину в затухающий костер, и изголодавшийся огонь с жадностью накинулся на новую жертву. Заплясали, навевая тревожные мысли, желто-оранжевые языки пламени.
        «Что за напасть такая навалилась, - мысленно выругался венд, - сотню свою положил не за что, теперь опять одни потери! - В сердцах он скрипнул зубами. - Рыжего зачем-то, дурак, отпустил! Вот где он теперь?»
        За спиной послышались шаги, и рядом молча присел Джэбэ. Князь ничего не говорил, но и без слов Лава знал, что тот хочет спросить. Кто теперь заплатит им за рейд в пустыню? Ответа на этот вопрос у венда не было. Он сам видел, как Варсания заковали в кандалы и бросили в яму на бывшем подворье Трибунала. А ведь об их задании знал только он, и заплатить, как договаривались, тоже должен был он.
        «Теперь даже хуже, чем в прошлый раз, - оценил ситуацию Лава, - мы выполняли приказ заговорщика и врага императора. По имперским понятиям - сообщники. Что делали, почему? Им не важно, подтянут до кучи, да в яму к Варсанию. Тут впору не о деньгах думать, а о том, как шкуру свою спасать. Будь у меня только свои парни, ждать бы не стал, уже сейчас бы гнали лошадей. А куда? Перевал закрыт, тропа в пустыню тоже уже занята иберийцами. Можно, конечно, податься в Сардию, у Хозроя служба найдется. Да нет, остальным то я, что скажу! - Он бросил взгляд на сидящего рядом Джэбэ. - Простите, ребята, ошибочка вышла. Вместо денег светит вам топор палача, так что бегите куда глаза глядят да поживей».
        Решивший, что правила вежливости соблюдены, подал голос Джэбэ.
        - Так что думаешь? Все плохо?
        Нахмурившись, Лава посмотрел на товарища.
        - Честно скажу, дерьмово. А дальше будет еще хуже. Денег не дождемся, а вот в кандалы заковать могут в любой момент.
        - Так чего ж ты сидишь? - Сказав, князь продолжил, не отрываясь смотреть на огонь. - Командуй! Мы готовы. Если в империи нам места теперь нет, то путь на восток свободен. Сардийскому царю тоже нужны хорошие воины и платят там не хуже.
        Слегка ошарашенный, Лава медленно повернулся к Джэбэ.
        - Так ты… - От неожиданности он даже чуть сбился. - Вы знаете?
        Раскосые степные глаза встретились с голубыми глазами венда.
        - Ты, конечно, умный, сотник, но ведь и мы не дураки. Все знали, чей заказ выполняли, и что с ним стало, тоже видели. Турслан говорит, у него родня при дворе Хозроя служит, будет кому слово замолвить. Так что давай команду. Тебя только ждем. - Потрескавшиеся губы князя растянулись в довольной усмешке. - Если ты поведешь, то за тобой, даже этот тугодум Одоар готов идти.
        У Лавы словно камень с души упал, и пропали последние сомнения.
        - Тогда, по коням, ребятки! - Он резко поднялся. - И так засиделись лишнего!
        Едва Лава вскочил на ноги, как темнота вокруг костра разом наполнилась движением, словно бы никто не спал, а все только и ждали его команды. Сотник даже улыбнулся: «Видать и правда притворялись. Подслушивали, чем разговор закончится». Он остановил выскочившего на свет Сороку.
        - Седлай Бешеного, кобылу возьмешь в повод. - В голове сразу замелькали десятки мыслей. «Мало ли чего, надо быть готовым пробиваться с боем. Что еще? Надо забрать у Сопаты оставленные ему на хранение деньги».
        Лава повернулся к стоящему рядом Джэбэ.
        - Я отлучусь ненадолго, а вы собирайтесь пока. Ты, князь, за старшего. - Сказав, он быстро пошагал в сторону палаток варварских легионов.
        Это был обычный порядок в армии, отряд, уходящий в дальний дозор, сдавал деньги и прочее добро либо своим, оставшимся в лагере, либо кому-то из торгашей, что брались хранить имущество за малый процент. У Лавы был такой прикормленный человек. Некто Сопата, держатель игорного притона, девок и меняльной лавки. Ему и сдали на хранение все, что накопили за последние полгода, включая и те деньги, что получили от Навруса за вылазку. Сумма получилась немалая, и Лаву тогда еще грызли сомнения, но другого выхода не было - не тащить же серебро с собой в пустыню. Лишний груз, да и финал виделся неоднозначным. Сопата расписку выдал, процент свой указал, вроде бы все как всегда, но тогда еще венду не понравился нехороший блеск в глазах менялы - словно он им смерти пожелал в тот момент.

* * *
        Войдя в свой шатер, Варсаний с грустью посмотрел на оставшийся после обыска разгром. «Ничего, - поддержал он самого себя, - могло быть и хуже. Главное, я жив, а, значит, время у меня есть».
        Бывший Великий логофет империи поднял стул и, сев, повернулся к застывшему на пороге Варгусу Лианиди.
        - Как ты выжил? Почему тебя отпустили?
        Бывший глава охраны, не отводя глаз, произнес медленно, словно вспоминая ночь штурма.
        - Император сдержал слово. Я первым взошел на стену и получил прощение. Правда, из двадцати моих парней в живых осталось лишь трое.
        Сцинарион мрачно прищурился.
        - Тогда зачем ты вернулся? Сейчас даже стоять рядом со мной опасно.
        Задумавшись на мгновение, Лианиди пожал плечами.
        - Сам не знаю! Может привычка, - он вдруг усмехнулся, - а может быть, уверенность, что такой человек как вы не может вот так запросто сгинуть в яме. - Лицо охранника вновь стало серьезным. - Я почему-то верю, что вы еще подниметесь на вершину.
        Теперь пришел черед улыбнуться Варсанию.
        - Я польщен. Если такой матерый волчара как ты, Варгус, ставит на меня, то значит, действительно, еще не все потеряно. - Губы логофета по-прежнему держали улыбку, но глаза смотрели жестко и холодно. - Ничего обещать тебе не могу, я все еще стою на самом краю, но если выберусь, то ты знаешь, я умею быть благодарным.
        Выдержав ледяной взгляд, Варгус склонил голову.
        - Приказывайте, мой господин, я готов рискнуть.
        - Хорошо. - Сцинарион кивнул, словно и не ждал другого ответа. - Знаешь того сотника, что задержал и доставил меня в лагерь. Венд. Зовут Лава Быстрый.
        Лианиди отрицательно мотнул головой.
        - Нет, но найду. Что надо сделать?
        - Попроси его прийти ко мне как можно скорее. - Варсаний для убедительности повторил. - Ты меня понял, вежливо попроси, но поторопись. Боюсь, как бы он не исчез из лагеря.
        - Сделаю. - Варгус выждал мгновение, словно бы спрашивая «это все», и получив от логофета такой же молчаливый ответ, развернулся к выходу. Уже в проеме он чуть было не столкнулся с маленьким человечком с копной черных кудрявых волос. Тот посторонился, пропуская охранника, и взгляд цепких, колючих глаза скользнул по огромной фигуре воина.
        Этот неприметный с виду человек мог бы прибыть с шиком, не уступающим даже помпезности Навруса, но предпочитал не привлекать к себе излишнего внимания. Андроник Парастидис, младший брат главы торгового дома Парастидисов, вел финансовые дела с армией, оплачивая ее закупки не только в Восточной Фесалии, но и по всей империи. Кредитуя имперскую канцелярию и имея с этого немалый процент, Андроник поднял семейный бизнес на такую высоту, что по авторитету в банковских кругах как Саргосы, так и Царского города, возможно, превосходил даже старшего брата Нуклеоса.
        У шатра бывшего Великого логофета он появился не случайно. Как бы ему не хотелось светиться вблизи опального вельможи, но отказать Варсанию в просьбе о встрече, он не решился. Мало ли как жизнь повернется. Тем более, ему требовалось лично удостовериться, что новость заслуживает доверия и Сцинарион, действительно, на свободе.
        То, что это не совсем так, ему убедительно доказала стоящая вокруг шатра охрана, но поразительное дело, пропустили его без вопросов, лишь записав имя и цель прихода.
        - Странны и непонятны дела твои, господи. - Пробурчал он еле слышно, успевая уступить дорогу выходящему из шатра воину. Банкир узнал его - бывший глава охраны логофета, и от этого сомнений только прибавилось. «Варсаний все еще под стражей, это очевидно, но ему позволена определенная свобода. Похоже на сделку! Значит, есть вероятность, что Сцинарион еще может вернуться в большую игру и полностью сбрасывать его со счетов не стоит».
        Варсаний навстречу гостю не поднялся, но приветливую улыбку все же изобразил.
        - Рад, что ты пришел, Андроник.
        - И я очень рад видеть вас в добром здравии, мой господин. - Банкир склонился в глубоком поклоне, на это он никогда не скупился. - Надеюсь, вскорости вновь увидеть вас во главе канцелярии.
        Опальный сановник промолчал, но ироничная усмешка, скривившая его губы, словно бы подсказывала гостю, что его пустое пожелание совсем недалеко от истины.
        В возникшей неловкой тишине Андроник ощутил щемящее чувство опасности и решился первым ее нарушить:
        - Я счастлив, что наш великодушный император даровал вам свою милость, мой господин, но в полном замешательстве - зачем столь великому человеку понадобился такой ничтожный торгаш, как я.
        Банкир, конечно же, лукавил, он прекрасно понимал почему он здесь. Неясным, до сих пор, оставался для него лишь один вопрос - давать денег или нет? А если давать, то какой суммой можно рискнуть?
        Все эти нехитрые мысли, обуревающие гостя, не были секретом для Варсания, но нисколько его не беспокоили. Деньги будут получены по той простой причине, что банкиру попросту некуда деваться. Где, когда и сколько тот украл из государственной казны, было Варсанию доподлинно известно, поэтому, по-прежнему держа дружелюбную улыбку, он начал мягко и доверительно.
        - Не стоит прибедняться, Андроник. Мы слишком давно знаем друг друга, чтобы играть в кошки-мышки. У меня очень мало времени, и я скажу тебе прямо. Пять тысяч динаров в серебре, прямо сейчас. - Он жестко посмотрел банкиру прямо в глаза и чуть подсластил пилюлю. - Под любые проценты.
        К этому вопросу Парсатидис готовился с того момента как получил приглашение на встречу, но к однозначному ответу так и не пришел. И сейчас, когда он прозвучал, в голове заметались тревожные мысли. «Сумма приемлемая, но что скажет император, когда узнает? А он узнает, можно не сомневаться. Банкир помогает изменнику! Значит, он сам… Это плохо! Это очень плохо! А вдруг этот хитрожопый лис решил меня подставить и выбраться за мой счет?»
        Глядя на мучительную работу мысли своего гостя, Сцинарион решил помочь тому определиться.
        - В твоих интересах, Андроник, помочь мне. - Немигающий взгляд змеи нацелился на затаившуюся мышь. - Если я не выберусь, то можешь не сомневаться, ты пойдешь ко дну вслед за мной. В моих силах представить картину так, что из жулика и казнокрада, ты в миг превратишься в изменника, финансирующего заговор против императора. А тогда дорога только одна - на эшафот. Ты, твой брат, весь торговый дом Парастидисов попадет в цепкие лапы Трибунала. Они будут рады поживиться за ваш счет. Подумай, в этой ситуации мое предложение самое выгодное. Ты помогаешь мне, я не тащу тебя за собой.
        В этот момент банкиру остро захотелось испариться и улететь вместе с облаками из этой проклятой долины, но он не был бы Парастидисом, если бы хоть раз позволил страху взять верх над разумом.
        - Какие гарантии? - Андроник испытывающе вгляделся в лицо Варсания, и тот отрицательно качнул головой.
        - Никаких. Мое слово против твоих денег.
        Понимая, что времени на раздумье ему не дадут, Парастидис прикрыл глаза, лихорадочно соображая как поступить. Взгляд логофета давил, а ничего путного на ум не приходило. Обессилив вконец, он, наконец, согласился.
        - Хорошо, пять тысяч серебром. - Произнеся сумму, он как-то враз успокоился и добавил с извиняющей улыбкой. - Под обычный процент, двадцать пять годовых.

* * *
        Торговый район в лагере Великой армии был вычерчен с той же скрупулезностью, как и позиции каждого легиона. С незапамятных времен это стало неотъемлемой частью армейского порядка империи. Устанавливая лагерь, комендант отмерял границу расположения каждого подразделения, и упаси бог, кому-нибудь было нарушить этот план хоть на полшага. Район, где разрешалось ставить палатки торгашам и снабженцам, обычно располагали с краю лагеря, высчитывая сколько палаток собирается ставить каждый торговец и облагая ежедневным налогом за каждую единицу. Сопата имел два шатра и каждый день обходился ему в кругленькую сумму. Затяжное бездействие армии опустошило запасы легионеров и клиентов в его заведении становилось все меньше и меньше. Доход падал, а платить надо было каждый день, и только теперь, после взятия Ура, когда у солдат зазвенело в карманах, дела пошли в гору. Он имел все основания быть довольным, если бы не новость о возвращении вендов. Втайне, торговец очень надеялся, что Лава и его люди попросту сгинут в пустыне и отдавать ничего не придется. За время их отсутствия Сопата так до боли прикипел к
лежащему в сундуке мешку с серебром, что даже мысль о расставании с ним жгла душу. Он ждал Лаву еще вчера, но тот не пришел. Зато появились новости о больших потерях у венда, о ссоре с гавелинами, и еще много чего интересного, что заставило торгаша задуматься.
        Два больших сообщающихся шатра Сопаты имели отдельные входы, но Лава решил пройти через игральный зал. Чутье подсказывало, что неплохо было бы посмотреть, какая публика собралась там сегодня.
        Откинутый полог дохнул спертым воздухом и вонью пропитанной потом одежды. Народу было много, кроме игроков, рассевшихся прямо на полу у игральной доски, еще с пару десятков зрителей толпилось вокруг. Несколько свечей освещали лишь пол в центре, а лица собравшихся тонули в серой расплывчатости полумрака.
        Прошерстив взглядом игроков, Лава вошел вовнутрь. Протиснувшись в толпе, он прошел через зал к задернутому занавеской проему, отделяющему лавку. Перед входом он резко остановился и развернулся. Никто особого интереса к его появлению не выказал. Народ продолжал азартно следить за сброшенными костями.
        «Вроде бы все спокойно», - подумал сотник и, отодвинув занавесь, прошел в следующий зал.
        Звякнул колокольчик, за спиной качнулся обратно полог, а из-за стойки на него поднял взгляд крепкий мужчина с налысо выбритой головой.
        - Ба, какие люди! - Сопата расплылся в широкой улыбке. - Проходи, вчера еще тебя ждал. Рад! Рад видеть тебя живым и здоровым!
        Вместо ответа Лава зыркнул по сторонам: «Двое громил у входа, еще один за спиной у хозяина. Все трое штатные вышибалы Сопаты. Народ крепкий, но серьезной опасности не представляют». Оценив ситуацию, он прошел к стойке и, наконец, ответил.
        - Здравству, Сопата! Я тоже рад, что ты еще жив.
        Хозяин лавки ненатурально громко засмеялся.
        - Что значит еще… Все шутишь, Лава! Пусть сдохнут мои враги, а я собираюсь жить долго.
        В глазах венда мелькнула насмешливая искра.
        - Вечно живут лишь боги, а мы, смертные, должны быть благодарны за каждый прожитый день.
        - Не знаю, как у вас, варваров, - прищурившись, Сопата встретил пронизывающий взгляд, - а я каждое воскресенье получаю отпущение грехов у нашего священника. Готов, так сказать, в любой день предстать перед Всевышним чистеньким и безгрешным.
        Бросив взгляд на стоящего за спиной Сопаты здоровяка, Лава иронично усмехнулся.
        - Тогда да, тебе нечего бояться смерти.
        Почувствовав насмешку, торговец набычился и помрачнел, а Лава жестко положил ладонь на стойку.
        - У меня мало времени. Ты знаешь зачем я пришел.
        Словно не услышав, Сопата вновь растянул рот в улыбке.
        - Куда ты торопишься! Лучше вот выпей с нами, расскажи о своих подвигах. - На вытертом дереве столешницы появилась глиняная кружка и, булькая, в нее полилось красное вино. - Говорят, от твоей сотни уже никого не осталось. Один теперь будешь воевать или новых людишек наберешь?
        Лицо венда закаменело, а Сопата, не обращая внимания, продолжал.
        - Ты слышал, Варсаний то оказался изменником? В яме нынче сидит. - Лава молча смотрел на торгаша, а тот довольно продолжал изображать дурачка. - Не слыхал? Странно, я ведь знаю, ты же под ним ходил, или как?
        Чем дальше, тем меньше Лаве нравилась болтливость хозяина заведения. Было уже очевидно, деньги Сопата возвращать не собирается, а попросту тянет время. «Для чего?» - Спрашивал себя Лава, контролируя каждое движение троих вышибал. На эту троицу он вряд ли делает ставку. Против упившейся солдатни их ножи и дубины еще куда ни шло, но на мой меч они не полезут. Не дураки…'
        Словно в ответ на его мысли, двое у входа вдруг расступились, давая пройти ввалившейся компании.
        Лава медленно повернул голову. Растолкав вышибал, в шатер входило пятеро рослых гавелинов в полной броне и в шлемах. По тяжелому дыханию было видно, что они очень торопились.
        «Вот значит как! Решил загрести мои деньги руками этих идиотов» - Лава искоса глянул на Сопату.
        - А за этот грех ты уже купил себе прощение у своего священника?
        Хозяин притона, словно обжегшись о взгляд венда, отскочил от стойки, прикрываясь мощной фигурой своего охранника.
        - Какой грех, какой грех! - Брызгая слюной закричал он оттуда. - Люди искали с тобой встречи, я помог. Вот и все, а дальше сами разбирайтесь.
        Повернувшись к вошедшим, Лава нашел взглядом старшего.
        - Будете предъявлять чего или сразу начнем. - Лязгнув, клинок вылетел из ножен, сливаясь с рукой венда.
        Насупившись, гавелин выдернул из ножен меч.
        - На твоих руках кровь моего брата! Душа Винслара не будет знать покоя, пока мы не отомстим за него.
        Пятеро гавелинов, расходясь по дуге, начали обходить Лаву с трех сторон, и контролируя дистанцию до каждого, тот успел подумать, что позицию надо менять, иначе можно получить удар сзади от Сопаты.
        Не дожидаясь атаки, Лава начал первым. Демонстративный выпад заставил отскочить вожака, и тут же клинок принял на себя удар справа. Движение в сторону, и мимо левого бока проскочило стальное жало. Теперь, вперед на сближение, - скомандовал звериный рефлекс, и тяжелая рукоять меча впечаталась в выросшее перед глазами перекошенное лицо гавелина. Хрустнула носовая кость, и отлетевшее в сторону тело освободило дорогу. «Минус один» - Среагировал Лава, вновь разворачиваясь к противникам.
        «Что же, пока неплохо, - выдохнул сотник, - к выходу в игорный зал пробиться не удалось, но будем довольствоваться малым - за спиной войлок шатра, а не стойка с затаившимся врагом. Уже кое-что».
        Четверо гавелинов, не обращая внимание на стоны раненого товарища, перестроились, вновь окружая венда. Старший сделал широкий замах, целясь врагу в голову, но тот не купился, а расчетливо уклонившись, отбил два коротких выпада слева и справа. Еще одна попытка и результат тот же.
        Меч и тело венда работали как единая великолепно отлаженная машина, не только успевая справляться с сыпящимися ударами, но и отвечая болезненными уколами. На сильный удар, пробивший бы кольчугу, у него не было возможности, но его ответы находили у гавелинов незащищенные места, и уже двое их них зажимали сочащиеся кровью порезы.
        Схватка затягивалась, и с каждым мгновением нападавшие все больше и больше теряли уверенность. Неуязвимость противника впечатляла, подрывая веру в успех. Из всех присутствующих, такой оборот больше всего не устраивал хозяина заведения. Сопата понимал, оставлять венда в живых после случившегося никак нельзя, поэтому повернувшись к охраннику, зло прошипел.
        - Тащи арбалет. Эти доходяги сами не справятся.
        Тот юркнул за занавес и тут же вернулся с тяжелым крепостным самострелом. Вставив носок в петлю, он суетливо начал взводить механизм. Натянутая тетива упруго загудела, и Сопата, вырвав арбалет из рук охранника, сам наложил стрелу и прицелился.
        - Разойдись! - Заорал он, пытаясь выцелить венда в мешанине схватки.
        Не сразу понявшие в чем дело, гавелины все же расступились, оставляя противника на линии выстрела. Лава успел лишь повернуться боком, уменьшая зону поражения, когда арбалетный болт, пробив кольца кольчуги, вошел в правую руку. Мгновенно онемевшие пальцы, не удержав, выпустили рукоять. Меч, жалобно звякнув, упал на землю.
        Наливаясь тяжестью, безвольно повисла рука, а три гавелинских клинка почти уперлись Лаве в грудь. Четвертый, старший из них занес меч для последнего удара.
        - Прими мой дар, Винслар, и упокойся с миром. Ты отомщен!
        Дальше разум в голове Лавы отключился, и тело, повинуясь лишь темным инстинктам, сжалось в комок и бросилось в ноги надвигающемуся гавелину. Тяжелая масса рухнула сверху, разрывающей болью взорвалась рука, но, перекатившись на спину, Лава успел перехватить летящий ему в грудь кинжал.
        Ошалевшие гавелины с воем бросились на помощь товарищу, и в общей свалке никто не заметил, как в палатку вошло трое в кованых панцирях и с гербом имперской канцелярии на груди. Рукояти мечей обрушились на затылки, а руки в кольчужных крагах разбросали по сторонам рычащих от ярости людей.
        Заглушая все, под сводами шатра грозно прозвучал голос.
        - Тот, кто поднимет оружие, умрет на месте!
        Раскидав по сторонам плохо понимающих происходящее гавелинов, неизвестные докопались до Лавы. Старший из них присел рядом и, взглянув на торчащий из руки обломок стрелы, спросил.
        - Ты, Лава Быстрый? - А получив подтверждающий кивок, добавил. - Варсаний Сцинарион хочет с тобой поговорить.
        Глава 23
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Великая пустыня.
        Впереди, как и повсюду, волнами вокруг растекались красные унылые холмы. Наполненный пылью ветер пробивался даже сквозь обмотанную вокруг лица ткань, оставляя во рту привкус горечи и песка.
        Отогнув край платка, Странник поднес ко рту горлышко фляги и сделал глоток.
        - Посмотри, Го, что тебе напоминают эти семь маленьких аккуратных холмиков, выстроенных словно по линии?
        Нагруженный мешками великан ничего не ответил, но его спутник тем не менее его похвалил.
        - Правильно мыслишь, Го. Абсолютно с тобой согласен, больше всего они похожи на свежие могилы, а значит… - Он поднял взгляд к верху. - Тебе придется поработать. Выкопай мне одного из этих бедолаг. Поспрашиваем его, может чего и узнаем.
        В мутных засыпанных песком глазах Го не промелькнуло никакой реакции, зато руки начали снимать с плеч мешки и аккуратно укладывать их на землю.
        Глядя на его размеренные, неторопливые движения, Странник присел рядом на камень.
        - Вот за что я люблю тебя, Го, так это за твою аккуратность и педантичность. Живой то человек сейчас бы раскидал все как попало, а ты нет, мешочек к мешку, все по порядку. Красота!
        Мертвый громила все так же неторопливо вытащил походную лопатку и приступил к работе. Могила была неглубокой, и уже вскоре он докопался до трупа.
        - Что там, - не вставая, крикнул Странник, - голова или ноги?
        Ответа не последовало, и тому пришлось все же подняться. Пробурчав про себя, что у всех свои недостатки, он подошел к краю и глянул вниз.
        - Надо же, голова, повезло с первого раза. - Странник глянул на своего спутника. - Да ты везунчик у меня!
        Присев на корточки, он положил ладонь на изъеденное червями лицо покойника и прикрыл глаза. В сознании заплясали размытые картинки: пятна огня, мечущиеся люди, разинутые в крике рты.
        Отрыв глаза, Странник разочарованно скривился.
        - Опоздали. Душа уже потеряла связь с телом, теперь это просто кусок никому не нужного тухлого мяса. - Он поднял взгляд, и, увидев парящих в небе стервятников, покачал головой. - Хотя нет, насчет никому не нужного я, видимо, поторопился. - Его взгляд вернулся к исжелто-белому лицу Го. - Труп не закапывай, пусть пустыня подкормит своих вечно голодных тварей.
        Выпрямившись, Странник оглядел бесконечное красное пространство.
        - Знаешь, что не дает мне покоя, Го? - Медленно произнося слова, он словно уставился в какую-то далекую точку, спрятанную за холмами. - Я чувствую, что где-то поблизости есть кто-то еще, тот, кто сможет ответить на все наши вопросы.
        Мертвое к мертвым, живое к живым. Покидая гибнущее тело, душа издает жалобный протяжный вой, призывая Проводников Мардука. Из всех живых существ на земле его слышат только те, кто занят зачисткой: падальщики, могильные черви и мухи. Они тянутся на этот вопль, ведомые своим предназначением и жаждой насыщения.
        Странник поднял взгляд к небу. Кроме трех огромных птиц над ними, вдали, еле различимо виднелись еще три точки, явно не спешащие присоединиться к своим собратьям.
        - Как это ни печально, Го, - Прищурившись, он прикинул расстояние, - но нам с тобой придется еще пройтись. Собирай поклажу и догоняй меня.
        Сказав, Странник двинулся в сторону ближайшего холма, но пройдя шагов двадцать, вдруг остановился. Прямо перед ним, занесенный красным песком, лежал полностью обглоданный скелет человека.
        «Странно, - подумал он, - этого не похоронили, как остальных, а бросили на корм зверью. Не по-людски как-то». Нагнувшись, он осмотрел кости. Часть поломанных ребер носила следы звериных зубов, но вот на одном имелось очень странное отверстие. Узкая прямоугольная дыра прямо посередине ребра.
        - Любое человеческое оружие попросту сломало бы его, - задумавшись, Странник начал говорить сам с собой, - а это прошло сквозь кость, как раскаленный нож сквозь масло. - Он вгляделся в оплавленные края раны. - Только одно оружие на свете может оставить такой след - кинжал Мардука.
        Странник протянул руку к черепу, и в этот миг из пустой глазницы показалась треугольная голова рассерженной змеи.
        - Шшшш, - раздалось разгневанное шипение. Дернулся раздвоенный язык, и пружина, спрятанная где-то внутри тела, разжалась в броске. Разинутая пасть метнулась к человеческой руке, но словно врезавшись в невидимую преграду, вдруг размазалась и неподвижно упала на красный песок.
        В непроницаемо-ледяные глаза Странника начали возвращаться голубые краски, а плотно сжатые губы скривились в усмешке.
        - Шустрая тварь! - Его взгляд проследил, как очухавшаяся змея испуганно заскользила прочь и спокойно повернул к себе череп. - Ну-ка скажи мне, дружок, с каким демоном ты столкнулся и почему тебя убили нечеловеческим оружием? - Хмыкнув, он оставил мертвую голову и поднялся. - Не скажешь. Оно и понятно, откуда тебе знать.
        Подошедший Го молча встал рядом, а Странник, ни слова не говоря, неспешно зашагал дальше. В голове у него роились вопросы, не находящие ответов. «Здесь, в Великой пустыне, такой клинок мог быть только у шейха Хилами аль Биди или правильнее будет сказать Аль-Заила - демона седьмого круга. Тогда возникает вопрос, если на этом месте сарды догнали беглецов и был бой, то почему здесь только сардийские могилы. Если победителями вышли преследователи, то где трупы посланцев Сцинариона? Хоронить их точно бы не стали. А ежели верх взяли варвары, то стало быть кто-то из смертных одолел демона седьмого круга, и именно скелет его носителя - шейха - валяется там на камнях. Тоже верится с трудом. Простому человеку не по силам справиться с воином из садов смерти Мардука. Получается, вмешался кто-то еще? Но кто? Кто смог заколоть земное воплощение Смотрителя Мардука на его же собственной земле?».
        - Ладно, как говорится, найдем, спросим. - Странник зашагал быстрее, поглядывая на черные точки в небе. - Надо добраться до места пока светло и видно ориентир.

* * *
        Солнце уже наполовину скрылось за красными холмами, когда Странник остановился у почти занесенного песком тела. Присев рядом на корточки, он прикоснулся двумя пальцами к шее и через пару мгновений поднял взгляд на своего спутника.
        - Еще живой, но осталось недолго. - Одним рывком он перевернул лежащего человека и, взглянув на обтянутое высохшей кожей лицо, покачал головой. - И почему я не удивлен. Мятежный принц Сардии - Кадияр. Какой бесславный, но закономерный конец.
        Нагруженный мешками Го бесшумно подошел вплотную, и его черная тень вытянулась по земле длинным бесформенным пятном. Странник задумчиво перевел взгляд с нее на заходящее солнце.
        - Ты прав, пора подумать о ночлеге. Давай расчехляйся, да пошарь в округе, может дровишек каких найдешь, а я пока побеседую с нашим «другом», а то, того и гляди, помрет. А помрет, тогда жди Проводника, а они, ты же знаешь, страсть как не любят, когда кто-нибудь вмешивается в их дела.
        Великан послушно начал складывать на землю мешки и бурдюки с водой, а Странник, сдув песок с лица лежащего человека, уже хотел положить ладонь ему на лоб, но внезапно остановился. В этот момент, он почувствовал чужое присутствие, совсем рядом, но не здесь, не в этом мире.
        Ладонь мгновенно скользнула за пазуху и сжала рукоять, висящего на груди каменного ножа, а в сознание уже проник шипящий голос.
        - Не торопись, я хочу лишь поговорить.
        Глаза Странника заволокло белой непроницаемой пеленой, а тело обмякло, словно потеряв внутренний стержень. Переход в мир смерти требовал отказа от жизни в мире живых.
        Серый, густой как кисель туман окутал холмы вокруг, небо, вместе с застывшими в серой мути стервятниками, словно придавило к земле. Тело Странника выпрямилось, рука уверенно вытащила из ножен каменный нож, а затянутые мутно-белесой пленкой глаза уставились на стоящее рядом чудовище. «Надо же, сам Смотритель Великой пустыни, собственной персоной». - Странник язвил, пытаясь справиться с мощным ментальным давлением, исходящим от демона. - «Поговорить! Врет и не краснеет, поганец. Сказал бы честно - мне нужно новое тело для выхода в живой мир, и твое подходит как нельзя лучше».
        Странник недвусмысленно продемонстрировал отполированное лезвие ножа.
        - Еще один шаг, Аль Заур, и я сделаю в тебе такую же аккуратную дыру, как и в теле твоего носителя.
        Пустая щель рта скривилась в подобие усмешки.
        - Откуда столько недоверия, ведь мы с тобой служим одному богу.
        - Ты прав, бог у нас один, да вот видим мы его по-разному. - Напряженная поза Странника говорила, что слова демона его ничуть не успокоили. - Вам, Смотрителям из седьмого круга, все больше хаос подавай, а мне, старику, как-то тишина скорее по нраву.
        - Не прибедняйся, смертный, я о тебе наслышан. - Горящие чернотой пустые глазницы впились в бледное человеческое лицо. - Тишина обходит тебя стороной.
        Мощная подавляющая ментальная волна окутала человека, и демон сделал еще шаг навстречу, но спокойный голос Странника тут же остановил его.
        - Вижу, ты паренек рисковый, хочешь все-таки попробовать. Не советую, не по зубам я тебе.
        Чудовище остановилось на полушаге, и его несоразмерно длинная рука с острыми, хищными когтями задумчиво затеребила подбородок. Через мгновение его голос надавил повелительным тоном.
        - Ты, смертный служитель Мардука, сейчас на моей территории, и обязан повиноваться мне, его Смотрителю в этой части живого мира.
        На неподвижном лице Странника прорезались жесткие морщины.
        - Для тех, кто умеет слушать только себя, я повторю. Я служу Великому богу Смерти, а не цепным псам его. У меня есть на это, и право, и сила. А вот что есть у тебя, Смотритель, потерявший свое земное воплощение, большой вопрос?
        По тому, как вспыхнули гневом пустые глазницы, Странник понял, что ударил по самому больному и с удовлетворением добил:
        - Если тебе что-то не нравится, Смотритель, так ты пожалуйся на меня. Ах да, вот ведь незадача, тогда придется рассказать, куда же подевалось твое прежнее воплощение. Всем будет интересно узнать, как демона седьмого круга ткнули мордой в грязь. Кстати, кто он? Неужели, обыкновенный человек справился с великим воином из садов Смерти.
        - Заткнись! - Черное пламя, закрутившись бешеным смерчем вокруг демона, рванулось к человеку, грозя испепелить зарвавшегося смертного, но, натолкнувшись на непроницаемый взгляд Странника, отскочило и, завертевшись вокруг него волчком, взмыло вверх к серым облакам.
        Выдохнув, Странник постарался не выдать того страшного напряжения, что потребовалось для отражения атаки и медленно с нарочитой издевкой произнес:
        - Вот за что я не люблю вас, Смотрителей, так это за невыдержанность. Живой мир плохо на вас действует, вы как будто заражаетесь его суетой.
        Черное пламя еще клокотало у ног демона словно бы в раздумье нападать снова или нет, но уверенность этого наглеца уже зародила у Аль Заила сомнение в собственных силах. Такие моменты Странник чувствовал как никто и не преминул этим воспользоваться.
        - Мне нет дела ни до тебя, ни до твоего потерянного воплощения, у меня на твоей земле совсем другой интерес, но если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное, то клянусь, на всех семи кругах царства Смерти узнают о твоем провале. Давай лучше разойдемся по-хорошему, и ты поищешь себе земное воплощение в другом месте.
        Не то, чтобы слова смертного напугали демона, но они вдруг натолкнули его на другое решение, и бушующее вокруг него мертвое пламя начало оседать, растворяясь в сером тумане.
        - Хорошо. - Искаженное яростью безносое лицо разгладилось, вновь превращаясь в бесстрастную маску. - Готов предложить тебе сделку.
        - Эээ нет, - Странник отмел предложение, не раздумывая. - Я слишком дорожу своей свободой, чтобы вступать в сделку с демоном.
        - Не торопись, то о чем я говорю, для тебя сущая безделица, а в ответ, я помогу тебе найти того, кто тебе нужен. Ты же ведь ищешь сардийскую принцессу, не так ли?
        Странник не ответил и, подождав, демон добавил.
        - Могу помочь, подскажу, где ее искать.
        - Не интересно! Я и так все узнаю у твоего, так называемого, внучка. - В голосе Странника зазвучала ирония. - Правда, это ускорит его воссоединение с любимым дедулей, но ведь он и так не жилец.
        - Ошибаешься, - ирония ничуть не задела демона, - он ничего не знает. Когда сарды нагнали варваров, девушки уже с ними уже не было. Дикари сумели обмануть этого старого дурня аль Биди, но со мной такие штучки не проходят. - Черные глазницы впились в непроницаемые глаза Странника. - У меня очень мало времени, поэтому буду откровенен, что, как ты понимаешь, уже само по себе непозволительная роскошь для такого как я. Тот юноша, что сейчас умирает там, на песке, внук шейха Кадияр. Дед с детства готовил его себе на замену, и после смерти старика тот должен был стать моим воплощением в живом мире. Шустрый малый, мне нравился. Дай ему волю, враз наполнит долины Мардука новыми душами.
        - Твои воспоминания, конечно, умилительны, - бесцеремонно прервал демона Странник, - вот только я тут каким боком. Забирай его, если хочешь, мне он без надобности.
        Землисто-серое лицо демона искривилось от раздражения.
        - Вот да чего же ты наглый, человечишка. Может сжечь тебя все-таки, чтобы другим неповадно было.
        - Мог бы, так уж сжег бы давно, а не… - Странник не стал продолжать. - Ладно, чего ты от меня-то хочешь?
        Длинный кривой палец с отточенным желтым когтем ткнул в его сторону.
        - Ты должен спасти парня. Он мне нужен, но входить в него сейчас опасно, вдруг помрет, а терять второе воплощение подряд слишком болезненно для меня, да и без внимания не останется. Сам я помочь ему отсюда не могу, и перейти границу в таком состоянии тоже невозможно. Хотел вот твоим телом воспользоваться, - черная дыра рта растянулась в усмешке, - да уж больно ты хлопотный малый, боюсь, пока буду с тобой возиться, парнишка помрет. Поэтому предлагаю обоюдовыгодную сделку. Ты вытаскиваешь внучка, а я говорю тебе точное место, где сейчас прячется принцесса. Каждый из нас получает то, что хочет без лишних усилий и проблем. Что скажешь?
        Странник задумался: «С одной стороны, Кадияр - личный враг Эртория, и спасать его - как-то неправильно по отношению к старому другу. Тем более, если тот станет земным воплощением Аль Заила, то справиться с ним будет куда труднее. А с другой, трудности магистра никогда не пугали, и разве он сам не сказал, что месть может подождать - принцесса сейчас важнее». - Размышления вдруг навели его на занятную мысль, вызвав злорадную усмешку в глубине души. - «А почему бы и нет. Отличный довесок к сделке. Ведь наш милейший Смотритель даже не догадывается, какого врага он получит вместе с новым воплощением. Будет на что посмотреть».
        Подняв взгляд, Странник кивнул.
        - Хорошо, говори где, и я обещаю, сделаю все, что смогу для твоего «внучка».
        На миг демону показалось, что в словах смертного кроется какой-то подвох, но отступать было уже поздно, и подавив сомнения, он послал ментальный сигнал.
        - Восточная Фесалия, город Саргоса. Найдешь ее там, но поторопись, на эту дичь ты не единственный охотник.
        Глава 24
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Земля вендов.
        Город Хольмгард.
        За всю свою историю Хольмгард еще не видел в своих стенах столько народу. Центральная площадь, улицы, дворы, буквально все было забито людьми. Все близлежащие племена Озерных и Лесных вендов пришли поглазеть на невиданное событие - свадьбу дочери Торвана с конунгом рокси. Отказа никому не было. Кроме столов для именитых гостей в горнице, накрыли еще во дворе для народа попроще, а уж остальному люду приказано было выкатить бочки с медом прямо на площадь. Торван не скупился и отмечал невиданное событие с широчайшим размахом.
        Вытянув шеи в сторону распахнутых ворот, народ ждал возвращения молодых с капища, где верховный жрец Хольмгарда огласил волю Пера Многорукого и освятил союз конунга Руголанда с дочерью посадника.
        - Идут! Идут! - С воплем ворвалась в город бегущая впереди процессии ребятня.
        - Идут! - Понеслось над головами толпы.
        Стискиваясь, гости отпрянули назад, освобождая проход по центральной улице, а в воротах уже показались молодые. Длинное из белоснежного льна платье невесты едва касалось пыльной утоптанной дороги. Над уложенной в круг косой красовался жемчужный обод с большим, играющим на солнце, голубым камнем. Белое, неподвижное от густо наложенного крема лицо девушки светилось огромными синими глазами под длиннющими очерненными ресницами. Рядом с хрупкой невестой жених смотрелся настоящим великаном. Почти на голову выше, с широким разворотом плеч, и гордо вскинутой головой он производил на толпу двоякое впечатление, как впрочем, и все торжество в целом. С одной стороны, руголандец красив, да и стать в нем чувствуется, а с другой, как еще эта сила обернется, и не принесут ли рокси с собой беду. В памяти слишком многих еще были свежи воспоминания о том, какой крови стоило им, вендам, спровадить этих людей со своих берегов.
        За молодыми следом шла старшина с обеих сторон. Венды, по обычаю, в высоких соболиных шапках, и рокси, простоволосые, но в дорогих имперского образца столах с широкими расшитыми поясами. Те и другие хранили на лицах торжественную радость, но в душах их такого умиротворения не было и в помине. Острой с неприязнью думал о том, что чужаки уже сейчас имеют слишком большое влияние на посадника, а что дальше будет и загадывать не хочется. Торвана беспокоил Ольгерд. Репутация Рорика была хорошо известна, и под нее все племена Озерных вендов дали бы своих воинов для грядущей войны, а поверят ли в молодого, вопрос открытый.
        Он вспомнил тот день, когда руголандцы пришли просить руки его дочери для Ольгерда. Новость о гибели прежнего конунга ошарашила. На миг показалось, что все планы летят в тартарары, но, сохранив внешнее спокойствие, он не выдал гостям обуревающих его эмоций. Говорил Фарлан. Немного, но убедительно. Сказал, что Ольгерд - старший и единственный наследник великого рода Хендрикса, что несмотря на молодость уже успел покрыть себя боевой славой и прославиться мудростью решений, что ежели он, Торван, согласится, то Ольгерд и вся руголандская дружина подпишутся под теми договоренностями, что были заключены с Рориком. Больше всего в тот момент, посаднику хотелось посидеть в тишине и хорошенько все обдумать. Конечно, две с половиной сотни закованных в железо бойцов - сила немалая, но в его планах не меньшую роль играл и грозный авторитет Рорика.
        Обернувшись, он нашел взглядом важно шагающих старейшин лесных вендов и с особой неприязнью выцепил среди них мощную фигуру вождя Валтора. «Идет себе, собака, как ни в чем не бывало. Думает, я не знаю, кто уже давно мутит головы нашим людям. Мол, Торван совсем скурвился, забрал слишком много власти, ни с кем не считается, и самое печальное, что эти семена уже начали давать всходы. Каждое мое решение непременно кто-нибудь да поставит под сомнение, во всем ищут подвох. Случись, тонгры попрут с востока, так поддержки ни от кого не дождешься, а того пуще, могут и в спину ударить. Союз с Рориком, многим бы охладил головы. Его беспощадность и неумение прощать обиды пришлись бы как нельзя кстати. А с молодым такого эффекта не будет. Его не знают, и кое-кому точно придет на ум отсидеться и посмотреть чем все закончится».
        Задумавшись, Торван чуть не споткнулся и, выругавшись про себя, вновь вернулся мыслями к тому дню, когда неожиданно для многих согласился на этот брак. Подумать ему тогда очень хотелось, но вид гостей говорил, что решать надо сейчас, и любое промедление те воспримут как оскорбление. Единственно, что он позволил себе тогда - это бросить взгляд на Остроя, и тот, конечно же, замотал головой, мол, не соглашайся и, придвинувшись к самому уху, зашептал:
        - На кой ляд нам эти рокси! Ладно еще Рорик, а этот-то зеленый совсем, его никто всерьез не воспримет.
        Горячность первого ближника Торвану была понятна, тот сам имел виды на Ладу, а в мечтах своих уж поди давно себя посадником видел. «Нет, своим верить нельзя! Продадут ни за грош, а рокси я нужен, и дочь моя нужна. Без нас они здесь просто незваные чужаки. Без нас им тут не удержаться!» - Такие мысли и раньше посещали Торвана, а в тот раз он лишь уверился, что был прав. Это прозрение прожгло как огнем, и неожиданно даже для самого себя, он вдруг твердо заявил.
        - Хорошо, по рукам. Отдаю свою дочь в жены конунгу Ольгерду, на тех же условиях, что обговорены были с Рориком.
        Вспомнив тот день, Торван непроизвольно скосил взгляд на идущего рядом Фарлана. Тот, мыслями явно был тоже далек от сегодняшнего дня. И это было, действительно, так. Фарлану не давал покоя день суда над рабами. Озмун возглавил следствие, и его бешенство от проигрыша в голосовании в полной мере испытали на своей шкуре истязуемые рабы. В лагере не было подвала, и дознание тот проводил в специально выделенном шатре. Жуткие вопли терзаемых людей начались еще с ночи и длились весь день, доведя даже привычных к такому руголандцев до остервенения. Ближе к вечеру Озмун весь в крови пришел в палатку Ольгерда. Фарлан уже был там, примерно представляя, чего тот будет требовать и не ошибся. Старшина начал прямо с порога, уставясь на Ольгерда полубезумным взглядом.
        - Стряпуха, да и другие тоже, говорят, что девка твоя терлась возле костра, и легко могла подбросить туда яд. Надо допросить ведьму.
        На лице Ольгерда не дрогнул ни один мускул. Казалось, он тоже готовился именно к такому повороту.
        - Давно ли слово рабыни весит тяжелее слов конунга? Или ты, Озмун, сомневаешься в воле всемогущего Оллердана, что поведал мне о ее невиновности?
        В тот момент Фарлан напрягся по-настоящему. Любое сомнение Озмуна означало вызов, который мог разрешиться только поединком. Но вызвать избранного всеобщим тингом конунга на бой в первый же день было бы за гранью. Такого не поддержали бы даже самые преданные сторонники Озмуна. Это Фарлан понимал, как и то, что Озмун уже почти сутки пытает людей, и от крови у того явно с мозгами непорядок. Безумие попросту плескалось в глазах старшины, и тот мог выкинуть что угодно. Предчувствуя такую возможность, Фарлан подготовился. Озмун - воин от бога, мечом владеет как рукой, поэтому никакого поединка быть не должно, решил он тогда и поставил у входа пятерых верных людей. Если Озмун взбрыкнет, то они должны были ворваться в шатер и убить его, не дав вытащить меча. Потом все можно было бы свалить на безумие, охватившее ветерана из-за смерти близкого друга.
        Тот момент Фарлану не забыть теперь до конца жизни. Совершенно дикие, красные глаза Озмуна вцепились в лицо Ольгерда.
        - Ты покрываешь… - Рука уже потянулась к рукояти меча, а полубезумный взгляд метнулся к Фарлану и как будто споткнулся на нем. Глаза венда словно достучались до залитого кровью разума руголандца, внушая только одну мысль: «Никакого поединка не будет. Еще одно слово и ты умрешь! Умрешь позорно, без меча в руке, и никогда, никогда не займешь почетного места за столом славы Оллердана».
        Пальцы, сжимающие меч, побелели от напряжения, но искра, зажженная Фарланом, уже запылала, разгоняя безумие. Озмун все понял. Если здесь и прольется кровь, то только его, и сейчас никто его не поддержит. Никто не захочет сражаться с конунгом, которого только что избрали всем миром. Он затравленно обвел взглядом шатер, словно ища спрятанных в тени убийц и через силу произнес:
        - Я осознал свою ошибку, конунг, и, преклоняясь перед волей Оллердана, не сомневаюсь в его безошибочной правоте.
        Сказав, Озмун развернулся и вышел из шатра, а Фарлан, взглянув на Ольгерда, уловил его молчаливый приказ: «Пусть идет, не трогай его».
        То, что ведьма каким-то образом причастна к убийству Рорика, у Фарлана не было сомнений. Зачем Ольгерд ее покрывает, и причастен ли он сам, об этом венд не хотел даже думать. Он дал клятву Яру Седому беречь его сына до конца жизни, и ничто его с этого пути не свернет.
        Так думал Фарлан, шагая в свадебной процессии и не желая мучить себя вопросами, которые упорно всплывали и всплывали в его голове.
        Ольгерд же в этот момент ни о чем не думал, он был попросту счастлив. Держа за руку свою невесту, он может быть впервые за много дней не чувствовал давления злого духа и ощущал какую-то легкую беззаботность, которой не помнил уже со времен своего детства.

* * *
        В большой зале посадничьего терема шумел и гулял невиданный по местным масштабам свадебный пир. На лавках, плотно заполненных гостями, невозможно было найти ни капли свободного места. Вожди и старшина со всех Озерных и Лесных племен сидели за длинным столом вдоль одной стены, а ветераны руголандской дружины с другой. Свободное пространство в центре, по замыслу хозяев, должно было разграничить возможные инциденты. В торце же залы, за украшенной дорогой сардийской скатертью столешницей, расположилась ближайшая родня и ближники жениха и невесты. И точно также как в зале, справа от жениха руголандцы, а слева от невесты хозяева, и белое платье единственной женщины на этом пиру, светилось как яркая разграничительная линия.
        Гости начали резво, хватая руками куски жареного мяса и запивая их брагой из глиняных кружек. Говорили мало, от каждого племени лишь поднимался вождь, выкрикивал очередную здравицу и все тут же прикладывались к кубкам. Мед и даже редкое в этих краях южное вино лилось рекой и, славя с каждой чашей хозяина дома, гости хмелели прямо на глазах.
        Посматривая на это разудалое торжество, Фарлан недовольно хмурил брови. Чутье подсказывало, что напряжение, висящее в зале, непременно выльется в потасовку, и он старательно пытался заранее предугадать в каком именно месте вспыхнет ссора. Больше всего не хотелось конфликтов между своими и хозяевами, но к его удовлетворению, руголандцы вели себя довольно мирно, поддерживали каждую здравицу лишь мощной работой челюстей и опорожнением наполненных кубков. Венды тоже особо не задирались и не отставали от своих новых соседей в деле опустошения запасов гостеприимного хозяина.
        В висящем над столами гуле голосов Фарлан вдруг различил смех крепкого здоровяка из лесных вендов.
        - Да, Острой, упустил ты свой шанс, улетела белая лебедь в чужие руки!
        Пьяный взгляд Остроя метнулся сначала к невесте, а потом злобно уставился на шутника.
        - Ты зубы то не скаль, Валтор, я ведь не посмотрю, что ты гость и язык твой блудливый отрежу.
        Звучащая в голосе ярость видимо ничуть не обеспокоила лесного вождя, и тот насмешливо бросил в ответ.
        - Отрежь, отрежь… Тебе нужнее, свой-то ты давно потерял, небось и рот уже боишься открыть при рокси.
        Дальше все понеслось как вспыхнувшее пламя. По побагровевшему лицу Остроя прокатилась волна бешенства и, вскочив с лавки, он рванулся к обидчику. Народ, сидевший между двумя вождями, заполошно метнулся в стороны. Под грохот полетевшей на пол посуды блеснуло лезвие ножа.
        Острой был уже изрядно пьян и в хмельном безумии ничего не контролировал, а Валтор явно готовился к такому обороту. Не поднимаясь, он перехватил руку с оружием и, смеясь в залитое ненавистью лицо противника, обрушил тому на голову тяжелый кувшин с вином. Глиняные осколки посыпались на плечи Остроя, глаза заволокло мутью, и тот сполз на пол, прямо в кроваво-красную лужу. Как-то мгновенно стихло, и после скрежета лавок, криков и звона посуды в зале повисла зловещая тишина.
        В полном безмолвии из-за стола поднялся Торван.
        - Что это значит, Валтор? - В голосе посадника зазвучало плохо скрываемое бешенство.
        Лесной вождь дернул ворот рубахи и скривился в ухмылке.
        - Ты у своего ближника спроси. Не я на гостей с ножом бросаюсь.
        Торван не слышал разборок вождей и пока видел лишь лежащего с разбитой головой Остроя, ухмыляющиеся лица лесной старшины, и обиду, нанесенную ему как хозяину дома. Что-то надо было делать, и ударивший в голову гнев был плохим советчиком. Подскочивший слуга быстро зашептал ему в ухо, рассказывая причину ссоры, и чем дольше тот слушал, тем злее и резче становились его черты.
        Не дослушав, Торван оттолкнул шептуна и уперся взглядом в лесного вождя.
        - Острой неправ и будет наказан сурово, но ты, Валтор, ты намного хуже, чем он. Ты как тля, портящая одежду, как ржавчина, пожирающая железо! Всюду, где ты появляешься, там зацветает вражда и раздор. Я не буду спрашивать с тебя за слова твои, но в доме своем видеть тебя более не хочу. Убирайся!
        Валтор вскочил на ноги, а вслед за ним и все лесные венды. Многие из них не слышали с чего все началось, некоторые пропустили даже саму схватку, но слова посадника дошли до каждого, и это было прямое оскорбление. Выгнать гостя из дома - уже грех немалый, а вождя из-за праздничного стола - это уже объявление войны.
        Вскочившие лесные венды сбились в кучу и, озлобленно зыркая на собирающихся вокруг них озерных собратьев, ждали лишь команды вождя, а тот, торжествующе оглядевшись вокруг, бросил прямо в побагровевшее лицо посадника.
        - Вот ты и показал свою истинную личину, Торван. Все видели, как Острой напал на меня с ножом на свадебном пиру, но ты оскорбляешь и выгоняешь меня, а с обидчика моего у тебя спросу нет. Вы видели, братья! - Теперь он обернулся к своим. - Вот о чем я вам говорил. Не по законам живет Торван, а лишь по своему честолюбию и гордыне. Собственное добро да злато застило ему глаза, только его видит, а на наши интересы ему насрать. Так скоро и земли наши приберет к своим загребущим рукам, а вас вольных вендов сделает рабами вот этих вот рокси! - Его указательный палец ткнул в Ольгерда, а затем медленно обвел всех сидящих за столами руголандцев.
        Вот теперь наступила, действительно, мертвецкая тишина. Каждый из присутствующих вендов понимал, такое оскорбление смывается только кровью. Гости, сжимаясь вокруг своего вождя, потянулись за ножами, а хозяева, поглядывая на Торвана, начали обступать их со всех сторон. Руголандцы, мало понимая причину всей потасовки, тоже поднялись, но за оружие пока браться не спешили.
        В главной зале терема сидели только вожди, старшина и именитые гости со всех близлежащих племен, как лесных, так и озерных. Поэтому, если не считать руголандцев, то и тех и других было примерно поровну. Пробиться извне на помощь своим местным было практически невозможно, попросту из-за нехватки места, и это делало ситуацию еще опасней. Любое слово, любая искра в один миг могли разжечь пожар кровавой резни.

* * *
        Сидя рядом со своей невестой, Ольгерд пребывал в какой-то блаженной эйфории. Рядом с этой девушкой он чувствовал себя счастливым. Забылось напряжение последних дней, борьба за власть, убийство дяди и собственная вина. Ему хотелось просто смотреть на нее, и даже белое, неживое из-за густо намазанного крема лицо ничего не меняло. Рядом с ней ему было хорошо, словно бы эта хрупкая девчушка своей властью изгоняла из его души ту злую силу, что не давая покоя, грызла и грызла его изо дня в день.
        Лада чувствовала это обожание, и оно ее немного тревожило, как и весь этот сидящий рядом парень. Ходящие по городу слухи не миновали ее ушей. Говорили разное, то, будто ради нее он убил своего дядю, а то как бы и не из-за нее вовсе, а по наущению какой-то злой ведьмы. И что он - слуга этой ведьмы и готов ради нее убить любого. Она не хотела верить в эти россказни, по той простой причине, что парень ей нравился, и еще она чувствовала какую-то связь с ним. Неведомую и слегка пугающую своей непонятной опасностью. Словно бы внутреннее чувство настойчиво предупреждало - бойся его, сам он пропащий и тебя с собой потянет.
        Как будто назло своей тревоге, Лада повернулась к Ольгерду и улыбнулась ему мягко и приветливо. По сути, с того дня, как они встретились на дороге, им и парой слов не удалось перемолвиться и виделись то всего один раз, когда свататься приходили, но все равно она была рада тому, что этот парень смог ее добиться, несмотря ни на что.
        Ольгерд смотрел ей в глаза, наслаждаясь ее улыбкой и не слыша ничего вокруг, но когда загрохотали опрокинутые скамьи, и злобные крики наполнили своды зала, он словно очнулся. Его взгляд прошелся по переполненным ненавистью лицам, и в тот же миг в его сознании появилась оно. Белое красивое лицо со злой усмешкой на синих губах.
        - Кто-то посмел испортить праздник моему мальчику! Накажи его! Никто не смеет мешать тебе!
        Ольгерд бросил тревожный взгляд на Фарлана и словно прочел все события, что произошли. Теперь он услышал и слова Валтора.
        - … сделает рабами вот этих вот рокси!
        Его глаза встретились с глазами лесного вождя, и ненависть, горящая в них, поразила. «Кто это? Я ведь даже не знаю его, а он так ненавидит меня, что готов растерзать прямо здесь. За что?»
        Праздник стремительно скатывался к кровавой резне. Не хватало лишь последнего слова, и взгляды всех озерных вендов были прикованы к Торвану. Ольгерд тоже посмотрел на него и увидел на побледневшем лице тщательно скрываемый страх.
        «Нет, - подумалось ему в этот момент, - этот человек не потянет такой груз. Слабоват».
        Неожиданно для всех, он вдруг решительно поднялся и, оглядев плотную толпу, шагнул на скамью, а с нее на стол.
        «Жатва, жатва, жатва!» - Забила в бубен кроличья лапка.
        Синие губы, скривившись, обнажили белые острые клыки.
        «Накажи его, мой мальчик!»
        Бух, бух, бух! Затопали, опрокидывая кружки, тяжелые шаги.
        Взгляды каждого в этом зале устремились к шагающему по столам Ольгерду, а тот, подойдя к Валтору, склонился к его лицу.
        - Ты хочешь крови? - Его еле слышный голос напомнил лесному вождю шипение гадюки. - Так поднимайся ко мне, я познакомлю тебя с той, кто хочет ее больше чем ты!
        Отшатнувшись, огромный венд в бешенстве рванул с пояса нож и оскалился.
        - Девок во дворе своим шипением пугай, щенок! - Одним прыжком, он вскочил на стол и, не раздумывая, рубанул наотмашь. - Кровью своей умоешься, рокси поганый!
        Нож распорол воздух, и Валтор, ощерясь, поменял стойку, готовясь к новому удару.
        «Жатва, жатва, жатва!» - Еще яростней забарабанила кроличья лапка.
        - Вот этой самой рукой сердце тебе вырву! - Для пущей наглядности Валтор вытянул вперед растопыренную ладонь и сжал пальцы в кулак. - Вот так!
        В сравнении с даже рослым Ольгердом, венд казался настоящим гигантом. В его огромной лапище смертоносный клинок смотрелся какой-то безобидной детской игрушкой, наверное, поэтому никто в зале по-настоящему не осознал, что рокси без оружия.
        Нож венда вновь стремительно рванулся к цели и вновь пронзил пустоту. Валтору на миг показалось, что рокси даже не пошевелился, делая из него посмешище. Взревев, он кинулся вперед, стремясь смести наглого чужака, но в этот момент его нога поскользнулась на разлившейся по столу луже масла, и огромная туша, взлетев, обрушилась всей массой на свежие сосновые доски. Не выдержав, те с треском подломились, и Валтор рухнул в разверзнувшуюся дыру.
        Теперь над столом торчала лишь голова венда, ноги и обе руки. Ладонь все еще сжимала нож, а побагровевшее от стыда лицо исказилось гримасой ярости.
        - Убьююю! - Зарычав, он попытался вырваться из западни, но сапог чужака ударом отправил его обратно.
        Клинок выпал из разжавшихся пальцев, придавленная левая ладонь распласталась на досках стола, а прямо перед Валтором выросло белое неживое лицо с ледяными глазами.
        - Этой рукой ты хотел вырвать мне сердце?
        Венд не смог выдавить из себя ни звука, а его собственный тесак, взлетев в чужой руке, одним ударом отсек ему ладонь по запястье.
        Крик боли разнесся по залу, а оторопевшие от всего произошедшего лесные венды услышали голос Ольгерда.
        - Забирайте своего вождя и убирайтесь. Это мой праздник, и я никому не позволю его испортить!
        Глава 25
        Рассвет еще только-только наметился светлой полосой на краю горизонта, когда в дверь спальни Торвана настойчиво забарабанил кулак Остроя.
        - Плохие вести, посадник. Выходь, поговорить надо. - Поскольку никто не ответил, старшина застучал снова, пока из-за двери не послышались шаркающие шаги.
        - Какого рожна? - В щели показалась всклокоченная башка главы города. - Чего надо?
        Вместо ответа, Острой посторонился пропуская вперед стоящего за ним человека, и тот, понизив голос, выпалил прямо в лицо посаднику.
        - Тонгры! Большая орда! Напали на деревню внезапно. Словно зверье дикое, перебили всех, не пощадили ни стариков, ни детей. Грабят…
        Как-то враз сгорбившись, Торван уже не слушал стоящего перед ним гонца, зациклившись только на одной мысли: «Началось!» Как ни ждал, как ни готовился он к такому к повороту, но весть все равно словно обухом ударила. Недели не прошло, как отыграли свадьбу, а напасти уже посыпались одна за другой.
        - Беда не приходит одна. Вчера одна, сегодня другая. - Сплюнув прямо на пол, с тоской процедил посадник и глянул на Остроя.
        - Зови наших, и рокси тож, надо все по новой решать.
        Тот кивнул, понимая что Торван говорит о вчерашнем известии, пришедшем с юга. Не так заполошно и надрывно как сегодняшнее, но тоже крайне неприятное. Лесные племена Валтора напали на городище Сить Яр, потоптали поля, сожгли посады и обложили город со всех сторон. Вчера обсуждали эту весть своим кругом, рокси не звали. Решили не торопиться, а разослать гонцов ко всем Озерным племенам, а потом уж ударить всей силой. Это утро все изменило, и теперь промедление могло дорого обойтись.
        - Хорошо, счас пошлю дворовых, пусть скликают всех на совет. - Сказав, Острой остался на месте, словно хотел еще что-то добавить. Его взгляд уперся в лицо посаднику. - Старшим над войском кого поставишь? Или сам поведешь?
        Торван отвел глаза и, недовольно поморщившись, пробурчал:
        - Не лезь наперед, кого совет выберет, тот и поведет.

* * *
        Ольгерд проснулся от того, что затекла правая рука. Скосив взгляд, он посмотрел на уткнувшуюся ему в плечо голову Лады, на свою ладонь, лежащую на белой обнаженной коже, и улыбнулся. На душе было какое-то радостное удовлетворение, и эта нудящая боль его ничуть не портила, а даже скорее дополняла готовностью ее терпеть.
        Словно в ответ на его взгляд, дернулись длинные ресницы, открывая яркие синие глаза.
        - Спи, спи, рано еще, - зашептал Ольгерд, пытаясь удержать девушку, но та уже оторвала голову от подушки.
        Выскользнув из-под его руки, она встряхнула гривой желтых волос и улыбнулась.
        - Пить хочу. - Вскочив с постели Лада обернулась на ходу. - Тебе принести?
        Шлеп, шлеп, - зашлепали босые ноги по струганным доскам, в такт закачались узкие бедра. И глядя на худую девичью спину, на торчащие лопатки и маленькие круглые ягодицы, Ольгерд подумал: «Она уже совсем меня не стесняется, не то что в первую ночь».
        Ту ночь он помнил плохо, она всплывала в памяти лишь отрывочными яркими всполохами. Помнил, как спрыгнул со стола, как звякнув, упал окровавленный тесак, и венды, еще минуту назад собиравшиеся биться насмерть, шарахнулись от него как от прокаженного. Потом в памяти бухали собственные шаги, виделась протянутая рука и свой хриплый голос - пойдем со мной. Страх в ярких синих глазах, меняющийся на сострадание, и крохотные женские пальцы в своей ладони.
        И уже яснее звучащий голос Фарлана, сгладивший настороженно застывшую тишину.
        - Жених с невестой отправляются в опочивальню! Пожелаем им в первую брачную ночь зачать наследника и продолжателя славного рода Хендрикса.
        Бум, бум, бум! Руголандцы по традиции застучали по столу кружками, а он вдруг подхватил на руки поднявшуюся Ладу и под подбадривающие вопли дружины понес ее к выходу. Не в приготовленную наверху спальню, а к дверям, ведущим во двор. Люди расступались перед ним, давая пройти, и уже весь зал заполнился радостно возбужденными криками. Дальше был двор, мелькающие пятна факелов на улицах города, призрачный лунный свет и петляющая дорога к берегу. Он нес ее в свой шатер, не чувствуя тяжести и не слыша пытающегося ему что-то сказать Фарлана.
        - Будешь? - Голос Лады вернул Ольгерда из воспоминаний, и он поднял взгляд на девушку. Та стояла у самого ложа, протягивая ему кувшин с водой. Длинные распущенные волосы стекали почти до самых бедер, и перекинутые вперед пряди чуть прикрывали розовые соски как соблазнительно разорванная одежда.
        - Иди ко мне! - Рванувшись вперед, Ольгерд схватил девушку за талию, увлекая ее на ложе.
        - Аккуратней, медведь! - Смеясь и падая в объятия, Лада попыталась удержать кувшин и не расплескать воду. Но где там, сильные руки уже смяли ее показное сопротивление. Гулко звякнула разбившаяся посудина, а навалившееся мужское тело вдавило ее в прикрытый медвежьей шкурой еловый лапник.
        Впиваясь ртом в смеющиеся губы, Ольгерд почувствовал, как собственное нарастающее желание сливается с влечением изгибающегося под ним тела.
        - Ты, моя жизнь! Ты!.. - Он не смог выразить словами охватившие его чувства, и тонкий девичий палец прижался к его губам.
        - Не говори ничего. - Приоткрытый рот показал ровные белые зубки, в глазах вспыхнуло какое-то затаенное чувство. - Сейчас даже трудно представить каким ты можешь быть страшным. - Лада вдруг отстранилась и, выпрямившись, уперлась вопросительным взглядом в лицо парня. - Скажи, зачем я тебе?
        Ольгерд замялся, не совсем понимая, что она хочет услышать, и девушка помогла ему.
        - С Рориком все было понятно. Ему нужен был южный берег и союз с отцом, а я так, лишь инструмент для достижения цели. Печально, но хотя бы честно. Никаких иллюзий. А вот что с тобой, мне не понятно. Пошел против дяди, против рода и конунга своего. Не побоялся, всех одолел и добился своего! Я хочу знать, зачем? Ведь не ради же того, чтобы меня в постель завалить?
        По лицу Ольгерда пробежала мрачная тень, говорившая, что ему самому бы хотелось разобраться в своих желаниях, прежде чем отвечать на такие вопросы, но пронизывающие синие глаза требовали ответа, и он решился.
        - Понимаешь, рядом с тобой я другой. Словно бы в детство возвращаюсь, когда все были счастливы, и не было на душе ни крови, ни тяжести этой непереносимой.
        Он замолчал, пытаясь подобрать слова, а Лада вдруг, резко наклонившись, перевернула его руку.
        - Из-за него? - Она показала глазами на багровый шрам в виде старинной руны. - Я же вижу, это знак Ирглис. Давно он у тебя?
        - Давно. - Ольгерд отвел взгляд и попытался убрать руку, но девушка не позволила.
        - Не доверяй ей! Она погубит тебя! - Выдохнув и словно решившись на что-то, она прикоснулась кончиками пальцев к лицу парня и заговорила быстро и сбивчиво, будто боясь что он прервет ее. - Хочешь, я помогу тебе. Ирглис сильна, но с ней можно справиться. Моя мать служит Иранье - матери богов. Я попрошу ее, она поможет. Жрецы Пера Многорукого тоже присоединятся. Все вместе, они изгонят ее из твоего тела.
        Мягко сжав ладонь девушки, Ольгерд отвел ее от своего лица, а в его голосе послышалась грустная обреченность.
        - Может быть. - Он отвел взгляд. - Может быть, но не сейчас. Сейчас, я не принадлежу себе. Пока жив на свете хоть один Ларсен, моя душа не будет знать покоя. Я должен отомстить за свою семью, за своего отца, мать, за моих маленьких сестер и брата, за всех тех, кто погиб за наш род, сражаясь с ними плечом к плечу. Я должен, и только этот злобный демон живущий во мне может помочь мне на этом пути. Она обещала мне, что Гаральд Рыжий умрет от моей руки. - В глазах, устремленных на Ладу, вспыхнуло злое безумное пламя. - Понимаешь! Чтобы отомстить мне нужна сила! Ларсены сейчас по сути правят всем Руголандом, и сокрушить их тем, что у меня есть сейчас, невозможно. Всей моей жизни не хватит для того чтобы собрать войско способное сразиться с Ларсенами, а я обещал… Я обещал отцу отомстить! Я обещал матери, брату… Понимаешь! - Мужская ладонь до боли сжала тонкое девичье запястье. - Я не знаю, где мне взять такую силу! Я не знаю, а она знает. Она ведет меня к цели. Она обещала мне такую славу и власть, какой еще не видели герои Руголанда! Она обещала привести меня туда, где я смогу своей рукой вырвать
поганое сердце из груди Гаральда!
        Словно очнувшись, Ольгерд увидел искаженное от боли лицо девушки и, испугавшись, разжал пальцы.
        - Прости, я не хотел. - Глаза парня наполнились искренним сожалением и раскаянием. - Я не хочу причинять зла, но и отказаться от помощи демона не могу. Пока жив хоть один Ларсен, не могу! Вот для чего ты нужна мне! Защити меня от нее, не дай ей забрать мою душу целиком!
        Оторвав взгляд от синяка на запястье, Лада грустно посмотрела на Ольгерда.
        - Ты взваливаешь на меня непосильную ношу. Я даже не моя мать, я не жрица Ираньи, для борьбы с Ирглис моих сил недостаточно.
        Ольгерд вдруг улыбнулся и, поднеся руку девушки к губам, поцеловал ее посиневшее запястье.
        - Поверь мне, ты справишься. Ты просто не знаешь своей силы, а она знает, и она боится тебя.
        - Она? - Не удержавшись, Лада улыбнулась в ответ. - Ирглис боится меня? Ты специально это придумал?
        - Нет! - Смеясь, Ольгерд замотал головой. - Точно тебе говорю! Она боится! Боится твоей силы, боится того, что я люблю тебя, боится потерять свою власть надо мной.
        На миг в глубине синих девичьих глаз вспыхнула искорка удовлетворения, словно она услышала то, что очень хотела услышать, но тут же погасла, сменившись грустной задумчивостью.
        - Она боится меня, а я боюсь тебя. Такого, каким ты был в нашу первую брачную ночь - страшного и безжалостного зверя.
        - Забудь. - Ольгерд прижал ее крохотную ладонь к своим губам. - Поверь, я никогда не причиню тебе зла.
        Говоря, он и сам хотел бы забыть, но в памяти упорно всплывал колеблющийся огонь свечи. Затаившийся в глубине синих глаз страх и ожидание боли. Белое платье, упавшее на пол, обнаженное тело, неподвижно замершее на медвежьей шкуре и готовность терпеть на запрокинутом к небу лице.
        - Забудь. - Упорно повторил он и вдруг резко повернул голову к пологу. На полотне в свете восходящего солнца прорисовалась чья-то черная тень.
        Ольгерд еще не успел раскрыть рта, как послышался голос Фарлана.
        - Прости, Оли, но посадник срочно зовет нас. Тонгры идут с востока.

* * *
        Когда руголандцы вошли в большую горницу посадничьего дома, там уже собралась вся старшина Хольмгарда. Раскланявшись с обществом, они прошли на положенные им согласно договору места. Ольгерд сел рядом с посадником, а Фарлан, Озмун и Кольдин опустились на длинную лавку по левую руку.
        Все собравшиеся уже были в курсе проблемы, но Торван все равно почти дословно пересказал слова гонца и, подытожив, обвел всех взглядом.
        - Что скажете?
        Так же не вставая, откликнулся с места Острой.
        - Чего тут думать. Гонцы к нашим племенам разосланы. Подождем, а как соберемся всем войском, то как и собирались, раздавим сначала Валтора, а потом и с тонграми силой померяемся. - Для убедительности он поднялся, обращаясь в первую очередь к сидящим рядом вендам. - Так ведь, братья?
        Большинство одобрительно закивало. Это было почти общее мнение Озерной старшины. В одиночку лезть на рожон было страшновато, как и вообще связываться с тонграми, коих могло быть в несколько раз больше. Проще, казалось, наказать сначала Лесных безобразников, а там, глядишь, и тонгры, награбившись, не пойдут дале, а развернутся восвояси.
        Согласный гул голосов начал затихать, и тогда поднялся невысокий коренастый мужик в безрукавке мехом наружу.
        - Ежели сделаем как Острой предлагает, то получится, что мы за помощью к соседям шлем вестников, а вот сами то помочь братьям на востоке не торопимся. Пока соберемся, да Валтора пока успокоим, тонгры там, - он кивнул в сторону восходящего солнца, - всех наших вырежут, да в полон угонят.
        После этих слов в общем хоре возникла сумятица, кое-кто поддержал, мол не дело это своих в беде оставлять. Эту разноголосицу прервал вновь вставший со своего места Острой.
        - Вот ты, Дарсун, вроде бы взрослый мужик, а рассуждаешь как ребенок. Ежели мы в одиночку бросимся на врага, и всех нас порубят, то кому от этого польза будет. Братьям нашим на востоке будет? Нет, не будет, только сами поляжем, и путь ворогу к Хольмгарду откроем. Этого ты хочешь, чтобы дома наши запылали, а жен наших в полон потащили?
        Коренастый крепыш, набычившись, ничего не ответил и, молча, опустился на лавку, а Торван, видя единение со стороны своих, обратился к рокси.
        - А что скажут наши союзники? - Его взгляд почему-то уперся в Озмуна, и тот, крякнув, пожал плечами.
        - Это ваше дело, вам и решать, а мы, со своей стороны, вас поддержим, как и договаривались.
        Удовлетворенно кивнув, Торван выдохнул - такое решение его устраивало. Он уже было собрался объявить о согласии с мнением большинства, но тут раздался голос Ольгерда.
        - Слушал я вас тут, и вот о чем мне подумалось. - Спокойный тон руголандца не позволил вендам с ходу понять какие обвинения им бросают. - Если бы ваши отцы и деды воевали так же как вы сегодня, то никогда бы не одолели они моего деда и не сумели бы отстоять земли своей. Не стыдно вам? Враг топчет ваши поля, насилует ваших жен, а вы ждать собрались, когда зверь насытится, да сам уползет в нору свою поганую.
        Слова юного рокси болезненно хлестнули по самолюбию хозяев, тем более, что в глубине души каждый из них понимал его правоту. И тем тяжелее было им с ней согласиться - никто не любит, когда его тыкают носом в дерьмо. Нежелание признавать свой страх вызвало озлобленный ропот.
        - Ты нас не стыди!
        - Да, кто ты такой чтобы нас совестить?
        Общее недовольство выразил вскочивший Острой.
        - Юному конунгу хорошо рассуждать о чести, когда его здесь ничего не держит. Ежели припечет, то рокси сядут на свои корабли и уплывут, а пожинать плоды неразумности придется нам с вами. - Обернувшись, он протянул руки к своим, словно призывая их не поддаваться безответственным речам.
        На упрек Ольгерду вдруг резко ответил Озмун.
        - Ты сейчас что, венд, в трусости руголандцев обвиняешь?
        В прозвучавших словах послышалась недвусмысленная угроза, и Торван поспешил вмешаться.
        - Давайте все остынем и не будем горячиться. Никто никого не обвиняет, но и упреки на совете тоже излишне. - Он перевел взгляд на Ольгерда. - Если у конунга рокси есть другое предложение, то пусть он его выскажет. Совет для того и собирали, чтобы все мнения услышать.
        Теперь все внимание переключилось на Ольгерда, а тот вдруг перевел его на Фарлана.
        - Фарлан про тонгров больше всех знает, он с ними сражался еще, когда ему не больше, чем мне было. Вот пусть он нам скажет, что они сейчас делают и чего от них следует ждать.
        Наставник и телохранитель конунга, до этого неодобрительно косившийся на своего воспитанника, вдруг понял куда тот ведет и с усмешкой покрутил свисающий ус.
        - Заняв территорию, тонгры разойдутся веером, небольшими отрядами, прочесывая землю в поисках деревень, полона и прочей добычи. Орда будет стоять, пока не прошерстит все вокруг и не тронется, пока не оставит после себя лишь выжженную пустошь.
        Это было не ново для собравшихся и лишь только омрачило их и без того нерадостное настроение, но Ольгерд, словно услышав то что хотел, тут же воскликнул.
        - Вы слышали? Орда будет стоять и ждать, когда вернутся их растекшиеся во все стороны боевые отряды. Вот он шанс! Ударим тайно и неожиданно. В таборе останется меньше половины воинов, остальные не в счет, это женщины, старики и дети. Зальем орду кровью так, чтобы тонгры вздрогнули. Вздрогнули и без раздумий кинулись на выручку. Их отряды будут подходить разрозненно и торопясь, а мы будем их встречать поодиночке и громить все силой.
        Речь юного конунга произвела впечатление, и в горнице повисла напряженная тишина. Соблазн был велик, но и обжечься не хотелось. Первым гнетущее безмолвие нарушил Торван.
        - На словах соблазнительно, но… - Он не стал договаривать. - А Валтор? Может ведь и в спину ударить. План хороший, спору нет, но все-таки, я предлагаю дождаться подхода всех Озерных племен.
        Ольгерд отрицательно мотнул головой.
        - Ждать нельзя! Надо действовать быстро и решительно, пока орда вновь не собралась в единый кулак.
        Мрачно сидевший Озмун, словно пересилив себя, вдруг резко произнес:
        - Согласен, другой возможности не будет.
        Среди вендов общего согласия не было, но высказаться пока никто не решался, и встал снова Острой.
        - Я считаю, соваться наобум и рисковать всем слишком легкомысленно. За нами город, наши дома, жены и дети, мы обязаны думать о них. Посадник прав, надо дождаться общего сбора.
        Два таких весомых мнения, как голоса Торвана и Остроя, в момент охладили боевой настрой вендской старшины, и те вновь начали склоняться к более взвешенному решению. В этот момент, задев о лавку длинным мечом, поднялся Ольгерд.
        - Хорошо. Ждите, но не мешайте. Я подниму дружину, кликну по Хольмгарду охочих людей, и мы вместе разгромим тонгров без вашей помощи.
        Вендская старшина пораженно молчала, зато теперь на Ольгерда уставились удивленные глаза его ближайших советников. Фарлан еле слышно озвучил их общее мнение.
        - Не думаю, что на такое рисковое дело много охотников найдется.
        Словно не слыша своего старого друга, Ольгерд положил ладонь на рукоять меча и добавил:
        - И еще вот что, уж коли Руголанд один в бой пойдет, то в случае победы, вся добыча и слава наши. И ни вы, господа старшина, ни город, ни на какую долю не рассчитывайте и ни на какой договор не ссылайтесь. Согласны?
        Глава 26
        Стоя у входа в шатер, Ольгерд смотрел сверху вниз на Фарлана, а тот, присев на корточки, рисовал обломком сучка прямо на песке.
        - Смотри, о чем я подумал. Ежели пройдем вдоль озера по самому берегу, то можно обойти тонгров и ударить по ним с севера, откуда они, наверняка, не ждут. - Он провел пальцем вдоль нарисованной береговой черты. - Там низина, один тростник да камыш в рост человека. Вендские деревни стоят в лесу повыше, стало быть, и тонграм на побережье нечего делать, там добычи для них нет.
        Фарлан поднял взгляд и, прищурившись, взглянул на Ольгерда, но ответил ему стоящий рядом Кольдин.
        - Паводок еще не до конца сошел, там болотина сплошная, по пояс в воде придется шагать.
        - Может кое-где и придется, - венд мрачно зыркнул на главного хозяйственника, - зато подойдем к орде незамеченными и людей сохраним.
        Упрямо мотнув головой, Кольдин повысил голос.
        - Кого мы сохраним! Ночи еще холодные, больше поляжет с горячки, да от лихорадки.
        Словно не слыша распри своих советников, Ольгерд, задумавшись, пытался поймать ускользающую мысль. Предложение было отличное, но и в словах Кольдина тоже был смысл. Решение вертелось где-то рядом, очевидное и невероятно простое, но именно из-за своей простоты и не приходило сразу на ум.
        - Подождите вы лаяться! - Взгляд Ольгерда уперся в вытащенные на берег корабли. - Зачем нам по берегу идти, мы же не венды. - Бросив взгляд на Фарлана, он улыбнулся. Ответ открылся внезапно как вспышка, и присев рядом с наставником, Ольгерд ткнул пальцем в самый юго-восточный угол нарисованного озера. - Вот здесь что?
        Фарлан задумчиво почесал затылок.
        - Сам я там не был, но говорят, там устье реки, что берет начало где-то в центре земли тонгров. - Переглянувшись со своим воспитанником и начиная понимать, куда тот клонит, добавил: - И еще, есть слух, будто главное городище их стоит на ее берегу.
        Рот Ольгерда растянулся в довольной усмешке.
        - Понимаешь теперь! Зайдем на ладьях в устье реки, поднимемся на сколько сможем, а затем… - Его взгляд уперся прямо в лицо друга. - Найдем их столицу и сравняем с землей. Они там хозяева и никого не боятся, значит, воинов в городище почти нет, все в набег отправились. Устроим им кровавую баню! Такую, чтобы вся земля тонгров завыла от ужаса и ярости.
        Фарлан аж крякнул, проникаясь замыслом.
        - Завоют и бросятся назад, спасать свое добро, да баб со стариками. Будут спешить, растянутся, а мы станем встречать их отряды и бить по раздельности.
        Ольгерд отрицательно мотнул головой.
        - В целом да, но не совсем. Людей у нас, действительно, мало, а там, в незнакомых лесах, мы против них как слепые против зрячих. Сами можем в западню угодить. Мне видится по-другому. Сожжем городище и уйдем так же как пришли - по воде. Тонгры кинутся в погоню, а мы, пока их воины будут по лесам бегать, подойдем с озера к их лагерю в земле вендов и устроим там разгром почище прежнего. А вот потом уже видно будет. Там и местные венды подмогут, им в своих лесах все тропы известны, да и тонгры, по любому, запутаются в конец. Сколько нас, где мы, откуда в следующий раз ударим? Вот тогда мы и добьем всех, кто еще там останется.
        Они понимающе посмотрели друг на друга, и во взгляде венда мелькнуло то удовлетворение, какое бывает у отца, гордящегося успехами своего сына. - 'Так и надо, Оли, так и надо. Настоящий конунг должен всегда видеть на десять ходов вперед, и никакому влиянию не поддаваться.
        Радости этих двоих Кольдин ничуть не разделял и даже отвернулся, чтобы скрыть звучащее в голосе раздражение.
        - Говорят… По слухам… А если там кроме лесов да болот ничего нет? Заплутаем, да сгинем в чащобе без толку! Зачем мы вообще в это ввязываемся?
        Лезть в пекло ради чужих интересов, ему страшно не хотелось, и это мнение имело широкую поддержку в дружине, - мол, пусть венды сами свои проблемы разгребают, чего нам наперед ломиться и головы свои положить, не пойми за что. Поначалу, он даже хотел сговориться с Озмуном и сообща воспротивиться безрассудному решению конунга, но тот, как водится, заупрямился и ответа прямого не дал, лишь пробурчав: - «Венды дерьмо, конунг сопляк, но и в игры твои паршивые, Долговязый, у меня нет ни малейшего желания играть». Тогда он за Долговязого не обиделся, а со свойственным ему циничным прагматизмом подумал, что Озмун попросту выжидает и непременно поддержит противников похода, ежели тех наберется большинство.
        Сейчас же, чувствуя на себе неодобрительно-вопросительный взгляд Ольгерда, он решил, что пришло время высказаться, пока все не зашло слишком далеко.
        Состроив озабоченную гримасу, он убрал из голоса раздражение.
        - Да нет, я в общем-то не против. План хороший, и может быть, Великие боги даруют нам удачу и победу, но меня больше другое волнует. - Повернувшись, Кольдин встретил нацеленные на него глаза конунга. - Уж больно многие в дружине спрашивают меня, - зачем мы вмешиваемся в чужую войну, да еще всю тяжесть ее себе на плечи кладем? Венды сами-то опасаются, не идут, выжидают, а мы на рожон полезем. Боюсь, как бы дружина не возроптала, да не воспротивилась. Может, не стоит людей будоражить и повременить пока. Соберутся венды всей силой, так и мы присоединимся. Все довольны будут и риска никакого.
        Чем дольше говорил Кольдин, тем сильнее кривилось лицо Ольгерда.
        - Неужто ты струсил, Долговязый? Тогда так и скажи, чего дружиной то прикрываться.
        - Зачем ты, Оли, уважаемых людей обижаешь? - Губы Кольдина обиженно поджались. - Я тебе правду говорю, а там уж сам решай, но знай, люди недовольны, как бы беды не вышло.
        Смерив еще одним взглядом Кольдина, Ольгерд задумался: «А ведь, старый хрыч, не советует, не заботу проявляет, он ведь в открытую угрожает. Если сейчас подобное спустить, то дальше только хуже будет. Любое решение будут оспаривать и власть конунга к нулю сведут. Нет, такое отпускать на самотек нельзя, надо сегодня же поставить на этом вопросе такую жирную точку, чтобы ни у кого больше даже мысли не возникало спорить со мной».
        Словно в отзвук его мыслей, в глубине сознания тут же всплыли ледяные глаза на белом идеально правильном лице.
        'Как этот ничтожный червь посмел сомневаться в твоих решениях? Накажи его, мой мальчик! Вырви его поганое сердце!
        Бум! Бум! Бум! - забарабанил бубен, и горячий поток рванулся по жилам.
        Ольгерд прикрыл глаза, пытаясь успокоиться и не дать кроличьей лапке разогнаться. Сжатые в кулаки пальцы до боли вонзились в мякоть ладоней, но он все же справился. Контуры демона затуманились и пропали, грохот в висках затих, и только после этого, он вновь ответил на взгляд Кольдина.
        - Хорошо. Собирай всех, я готов выслушать недовольных.
        Такая неожиданная покладистость поставила матерого интригана в тупик, он готовился к ярости, к обвинениям в свой адрес, и теперь, даже не сразу нашелся что ответить. Помолчав пару мгновений, он все же кивнул.
        - Как скажешь. Сейчас кликну, думаю, ждать не придется.

* * *
        Пространство между вытащенными на песок кораблями и линией шатров забилось довольно быстро. Клич о том, что конунг зовет на разговор, разлетелся мгновенно, и дружинники, побросав все дела, спешно потянулись на площадь.
        Когда Ольгерд вышел из шатра, плотная толпа уже растянулась дугой напротив. Все ждали, что скажет юный конунг, но первые же слова удивили многих.
        Мрачно оглядев лица бойцов, он гордо вскинул голову и спросил.
        - Вот, вы скажите мне, для чего вы сюда пришли? Подбирать объедки за вендами или брать лучшее? Может, хотите прислуживать им, бегать куда пошлют, спину им прикрывать? А может быть, вообще, хотите в обозе за ними таскаться да оружие их героям носить?
        Слова конунга хлестали обидно и по рядам недовольно понеслось.
        - Да когда такое было, чтобы руголандцы кому прислуживали?
        - Не-е-е! Не для того мы здесь осели, чтобы в хвосте у кого-то плестись!
        Выждав пока недовольный хор наберет силу, Ольгерд прервал его.
        - Так ежели не хотите за местными в подручных бегать, надо сделать так, чтобы они не только вас боялись, но и уважали, видели в вас героев, за которыми не страшно ни в огонь, ни в воду. Только тогда вы поведете вендов, а не они вас. Вот, говорят мне, что вы недовольны, мол, не хотите за местных кровь проливать. А как же без крови то? Без крови - ни славы, ни богатства не завоюешь. Не знаю как вы, а я пришел на этот берег, чтобы править. Править всей этой землей, отсюда до самой южной империи. Править так, чтобы от нашей славы вздрогнули небеса, и Оллердан сам лично за каждым из вас спустился, дабы к столу своему призвать.
        От этих слов лица руголандцев растянулись в мечтательно-восторженных улыбках.
        - Вот загнул, так загнул… Чтобы бог отец за нами…
        - Это же какой подвиг надо совершить, чтобы?..
        Словно услышав этот обращенный в никуда вопрос, Ольгерд выкрикнул прямо в толпу.
        - Такие подвиги, чтобы каждый мальчишка в каждом доме от Руголанда до Царского города знал вас по именам и мечтал встать в строй рядом с вами. И начать надо здесь, в Хольмгарде! Сегодня мы встанем за них, чтобы все народы в этих дремучих лесах знали, кому можно верить, и чье слово тверже стали и тяжелее гранита. И тогда завтра по зову нашему поднимется вся вендская земля и покатится на юг неодолимой силой. А мы, как наконечник копья, поведем их за собой по дороге славы. Отсюда, до самых южных городов, собирая такую добычу, о какой даже мечтать не могли ни деды наши, ни прадеды! - Тут он замолчал и, переведя дух, обвел дружину яростным взглядом, а затем, добавив грусти в голос, добавил: - Но все это, я говорю лишь для тех, кто верит в меня, верит своему конунгу. Я иду в поход против тонгров один или с вами, вам решать. Я никого не неволю. Те, кто хотят доживать здесь свои дни в тиши и покое, пусть остаются, но те, кто ищет славы и богатства, пусть выйдут и встанут у меня за спиной.
        Через мгновение, как только слова Ольгерда дошли до сознания каждого, ряды зашевелились и первым сделал шаг вперед Фрики Молотобоец.
        - Я с тобой Ол… - Он тут же осекся и повторил. - Я с тобой конунг! Всегда и везде, мой меч - твой меч, моя жизнь - твоя жизнь!
        Вслед за Фрики, пробираясь из задних рядов, начала выходить молодежь. Почти вся младшая дружина и десятка два из старших выстроилась за Ольгердом, но основная масса все еще топталась в сомнениях. Поглядывая то на стоящего Озмуна, то на Кольдина, они не могли не заметить, что и Фарлан тоже не торопится присоединиться к конунгу, и это не добавляло им решимости.
        Хитрый венд все это видел и не суетился. Его промедление должно было показать всем, что он не подобно бездумному юнцу Фрики рванул за своим воспитанником, ведомый лишь клятвой и долгом, а хорошенько подумал, взвесил все за и против и только после этого принял решение.
        Движение в толпе на миг затихло, и выход еще одного бойца был особенно заметен. Щуплый, с неровно, коротко обрезанными волосами, он резко выделялся даже среди молодежи. Подойдя к Ольгерду, юноша вскинул голову и произнес как и все.
        - Всегда и везде, мой меч - твой меч, моя жизнь - твоя жизнь!
        И только услышав этот голос, по рядам пронеслось.
        - Ведьма!
        - Это ж баба с мечом! Куда лезет, дура!
        Ольгерд тоже с удивлением уставился на девушку, на ее стиснутую кольчугой грудь, на короткий меч у пояса. «Зачем она это делает? Оружие, броня у нее откуда?» - В голове завертелись совсем ненужные в такой момент вопросы. Разбираться в этом сейчас не было никакой возможности, и он, вдруг, узнавая на ней свою детскую броню и клинок, лишь мотнул головой, мол ладно, вставай в строй, и Ирана, словно закрываясь от удивленно-недовольного ропота, шагнула за спину Ольгерда, втискиваясь между ним и Фрики.
        Раздраженный гул вроде бы начал стихать, но все равно общий настрой дружины стал клониться совсем не в нужную сторону, и Фарлан решил, что пора. Звякнув погромче ножнами, он сделал шаг и остановился. Затем, оглянувшись назад, посмотрел на оставшихся с такой загадочной усмешкой, что у многих сразу же закралось подозрение. - «Старый лис что-то такое знает. Такое, что мы потом локти будем кусать, что не послушали конунга».
        Венд неспешно зашагал к Ольгерду, а дружинники, проводив его молчаливыми взглядами, как-то враз позабыли про ведьму и вновь обратились глазами к Озмуну и Кольдину. В этом немом призыве чувствовался не только вопрос, но и укоризна, мол, что же, бросим конунга и молодежь одних. Ведь пропадут же. Нехорошо это.
        Ощущая на себе эти взгляды, Озмун стоял мрачнее тучи, а Кольдин, храня на лице извиняющую улыбку, смотрел Ольгерду прямо в глаза. - Ну что, как я говорил, так и вышло, - читалось в этой издевательской усмешке, - не обессудь, конунг. Его маленькое торжество было недолгим и моментально сменилось на тревогу, когда Озмун вдруг выпрямился и, взглянув в лицо стоящего прямо напротив Ольгерда, усмехнулся.
        - Говоришь, слава отсюда аж до самых южных морей, - он еще раз хмыкнул и расправил длинный свисающий ус, - что ж, посмотрим. Не говоря больше ни слова и ни на кого не глядя, он твердо зашагал к конунгу, словно говоря всем остальным - это мой выбор, а вы поступайте как хотите.
        То, что произошло потом, показало, что руголандцы, по-настоящему, в глубине души, хотели именно этого, но сдерживались, лишь глядя на свою старшину. Стоило Озмуну сделать первый шаг, как все остальные обрадовано повалили за ним вслед. Мрачный настрой мгновенно сменился радостным возбуждением с обеих сторон, и ветераны, подходя, уже позволяли себе насмешливые шуточки.
        - Ну, куда это вы, салажня, собрались без нас?
        А молодежь также беззлобно скалилась в ответ.
        - Как же без вас-то! Без вашего присмотру даже до ветра сходить неможно!
        Все весело ржали, безмерно счастливые в первую очередь от отступившего напряжения, и того прилива всеобщего единения, что накатило после минутного страшного чувства раскола.
        Вслед за Озмуном пошли почти все, даже сторонники Кольдина. Сейчас рядом с ним осталось стоять не больше десятка, но и те пребывали в крайней степени неуверенности. Чувствуя, что еще мгновение промедления, и он останется в одиночестве, Кольдин спохватился. Шагнув вперед, он нарочито обреченно развел руками.
        - Ну, коли общество так решило, то значит, так тому и быть.
        Двинувшись в сторону Ольгерда, он всем своим видом демонстрировал - я вас предупреждал, так что потом на себя пеняйте.
        Остановившись перед конунгом, Кольдин вытащил меч и, держа его на ладонях, протянул Ольгерду.
        - Всегда и везде, мой меч - твой меч, моя жизнь - твоя жизнь!
        Понимая, что подставился, он попытался сгладить неприятный момент излишней торжественностью, но Ольгерд не купился. Нагнувшись к самому уху старшины, он прошептал тихо, но очень отчетливо:
        - Еще раз выкинешь хоть что-то подобное, не прощу.

* * *
        - Сколько? - Ольгерд с ожиданием взглянул на появившегося в проеме шатра Фарлана, и тот, зная что разочарует своего воспитанника, мрачно пробурчал:
        - Двенадцать. - Неприкрытое разочарование, появившееся на лице Ольгерда, заставило его смягчить неприятную новость. - Пока. Пока идти с нами вызвалось только двенадцать вендов, но время до утра еще есть. Может еще подойдут.
        Ольгерд нервно закусил губу.
        - Думаешь?
        Не привыкший врать Фарлан поморщился, но все же сказал правду.
        - Нет. Думаю, никто больше не придет. - Вопросительный взгляд Ольгерда требовал пояснения, и он добавил: - Мы с тобой оба были на совете и реакцию Остроя и прочих видели. Да они рогом упрутся, дабы желающих пойти с нами набралось как можно меньше.
        Нахмурившись, Ольгерд молча поднялся и, лишь шагнув к выходу, задумчиво произнес:
        - Ладно, пойдем посмотрим на тех, кто пришел. - При всем своем внешнем спокойствии и уверенности, сейчас он был более чем разочарован. На вендов он возлагал определенные надежды, поскольку не понаслышке знал, как сложно бороться в лесу с противником, избегающим прямого столкновения. Еще слишком свежи были воспоминания об отравленной стреле, чуть не отправившей Фарлана на тот свет. К тому же, очень уж не хотелось повторить ошибку своего деда, не оценившего опасности бьющих из засады лучников. Сотня, а лучше две, подвижных вендских стрелков могла бы полностью снять эту проблему, и он очень рассчитывал, что уж такое-то количество охотников в городе наберется.
        Юный конунг молча прошел мимо посторонившегося Фарлана, и тот, так же, не говоря ни слова, двинулся за ним следом.
        Ватага вендских добровольцев стояла шагах в двадцати от шатра. Все молодые, не больше двадцати, и с одного взгляда было понятно, что пришли они не по одному, а уже сплоченной командой. Ольгерд провел глазами по лицам вендов, сразу же выделив старшего. Это было нетрудно, он единственный, кто смотрел на конунга рокси с независимым и даже каким-то вызывающим видом.
        Оценив добротный кожаный панцирь вендского вожака, его короткий меч и железные наконечники стрел, Ольгерд успел подумать, что пришедшие парни еще слишком молоды, чтобы добыть себе такую богатую по вендским меркам справу. Скорее, получили из родительских запасов, а значит, здесь они с одобрения весьма небедных семей. И выходит, не вся старшина в городе согласна с Остроем и Торваном.
        Подойдя, Ольгерд подал венду руку как равному.
        - Рад видеть тебя с нами. Как звать?
        - Ингри. - Парень с нескрываемым облегчением пожал протянутую ладонь. Его нервозность была заметна и даже понятна. Сынок родовитых родителей очень опасался пренебрежительного отношения со стороны рокси, и видимо, до сих пор не принял для себя окончательного решения, как он будет на него реагировать.
        Рукопожатие вызвало гул вендского одобрения, а Ольгерд, со значением обведя взглядом немногочисленную ватагу, сыронизировал.
        - Вижу, не больно-то торопятся венды на помощь своим братьям.
        Не понявший иронии, Ингри искренне удивился неосведомленности рокси.
        - Так многие может и пошли бы, да ведь старшие не пущают.
        - А тебе, стало быть, старшие не указ? - По-доброму усмехнулся Ольгерд, и получил удививший его ответ.
        - А мне никто не указ, даже мой отец, Торван Куница. Я сам по себе и сам выбираю себе друзей. - Довольный своим ответом, он обернулся назад, призывая в свидетели тех, кого он только что назвал своими друзьями.
        Ольгерд многозначительно переглянулся с Фарланом, и тот и другой о сыне посадника слышали впервые. Это могло значить только одно - паренек стоящий перед ними, скорее всего, бастард. Ингри этого взгляда не заметил, да и Ольгерду прояснять сейчас этот вопрос не было никакого резона, его больше волновало другое.
        - Так что же, твой отец против меня имеет? Зачем людей своих отговаривает?
        Ингри пожал плечами.
        - Не знаю, мне он своих мыслей не рассказывает. Да и молчит он больше, в этом деле скорее Острой со своими подпевалами за главного. - Парень замолчал, подумав говорить или нет, но все же добавил: - Он и сейчас, вон там, на площади посадских стращает. Мы, когда проходили мимо, слышали.
        Улыбнувшись, Ольгерд сделал вид, что слова венда его ничуть не заинтересовали и дружески хлопнул парня по плечу.
        - Ладно, проходите, устраивайтесь у костров. Фарлан вам все покажет, а завтра с утра выступаем. - Он глянул на своего наставника и тот понимающе кивнул - все сделаю как надо, не волнуйся.

* * *
        Хольмгард бурлил бьющими через край эмоциями. Причем, если за стенами, на улицах города преобладало недовольство своеволием рокси, то снаружи, в районе посадской бедноты все чаще слышалось возмущение нерешительностью своей старшины.
        Клич о сборе охотников в дружину руголандцев разошелся по городу мгновенно, но пока даже те, кто и непрочь был бы рискнуть, мялись в нерешительности, и в этом нежелании явно ощущалось отрицательное влияние городской верхушки. Неумеренная прыть юного конунга рокси напугала как Торвана, так и многих его единомышленников.
        «Одно дело использовать силу чужаков, и совсем другое, если она наперед лезет. - Так рассуждали многие из старшины Хольмгарда. - Сегодня они охотников поведут за собой, а завтра уже нам диктовать будут, что и как делать».
        Эти опасения, как и всеобщее недовольное бурление, так изменили настроение посадника, что в глубине души у него частенько стала появляться мысль, а может и к лучшему, если рокси сгинут где-нибудь в чащобах тонгрийских болот. Пока он предпочитал не вмешиваться и имя свое не светить, предоставив все Острою, а тот уж развернулся не на шутку. Его доброхоты увещевали и запугивали людей на улицах и площадях, а сам он, не чинясь, ходил по домам городской старшины, рассказывая об опасном и хитроумном плане рокси рассорить вендов и перебить потом поодиночке. Кто-то верил, кто-то нет, но ссориться с Остроем не хотел никто, тем более, что многие видели определенный смысл в его словах. И если с городской верхушкой тому удалось найти взаимопонимание, то с беднотой, а особенно с посадской, все оказалось не так просто. Рокси обещали не только славу победителей тонгров, но и богатую добычу и противопоставить этому было нечего. Уговоры подручных уже не помогали, и Острой сам решил выйти к посадской голытьбе и личным авторитетом урезонить самых дерзких крикунов.
        Сейчас, стоя на пустой бочке, на площади кожевенной слободы, он громогласно втолковывал своим неразумным соплеменникам.
        - Вы что думаете, рокси за вас что ли болеют? Да им наплевать на вас! Подставят вас в чащобах под тонгрийские мечи, а сами всю добычу заберут да сбегут к себе за озеро.
        Острой был неплохим оратором и знал на какие больные места своих земляков надо давить.
        - Вы там сгинете, а кто город защитит, когда орда сюда придет? Вот именно! Свой дом надо защищать, свою семью! Соберемся всем миром нашим и примем бой у родных стен, а на родной земле, как известно, любой куст нам в помощь, каждый холмик за нас стоит. А ежели не одолеем врага, то завсегда за стенами можем укрыться и беду пересидеть.
        Он замолчал, переводя дыхание, и в этот промежуток неожиданно вклинился резкий уверенный голос.
        - Пересидеть - это хорошо, вот только одно мне непонятно. Ты уж объясни, Острой, будь любезен. - Из толпы, протиснувшись, вышел вперед Фарлан. - Вот ты говоришь людям, мол за стенами переждем. Так тебе-то хорошо так говорить, твой дом там, в городе, за стеной, а у этих людей дома здесь и все имущество здесь. - Он повернулся к собравшемуся народу. - Ведь так? Коли тонгры сюда придут, то, даже город не взявши, все посады пожгут и разграбят. Поля вытопчут, урожая осенью не будет, народ зимой станет от голоду пухнуть.
        Фарлан замолчал, давая Острою возможность влезть в расставляемую ловушку, а тот, не рассмотрев опасности, ломанулся напропалую.
        - Не будет никто пухнуть, мы всем обществом поможем и с зерном и с жилищем!
        Довольный промашкой старшины, Фарлан не смог сдержать ехидной усмешки.
        - Вот хорошо ты сказал, Острой. Только все это одни слова, ты людям точно поведай. Сколько каждому дадите? Как делить будете, по едокам или по кормильцам? А ежели мужик сгинет в бою, то что бабе с дитятеми полагается? Равная доля или нет?
        Народ за спиной Фарлана тут же дружно зашумел.
        - Верно говорит Фарлан, надо сейчас решать, а то потом не допросишься у них.
        - По кормильцам надо делить… Кто оружный на стену выйдет тому больше…
        Договорить ему не дал дружный бабий вой.
        - Ишь ты! А нам что, с голоду подыхать? Как нам детишек кормить?
        Острой уже понял в какую трясину его заманил Фарлан и раздраженно заозирался вокруг.
        - Да тише вы! Не видите что ли, он специально вас заводит? Не бойтесь, все разделим по справедливости, никого не обидим!
        Повернувшись к толпе, Фарлан с сомнением покачал головой.
        - У богатых и бедных справедливость разная. Уж коли ты, Острой, сейчас людей призываешь сидеть и ждать, когда враг на вашу землю придет, то сейчас и скажи им, как вы, городская старшина, будете их семьи зимой кормить? Скажи так, чтобы общество знало и вы потом отпереться не могли.
        Острой с ненавистью посмотрел на Фарлана, а тот ответил ему довольной усмешкой. И тот и другой знали - чтобы не сказал сейчас Острой, ничего кроме споров и недовольства это не вызовет. Да и нет у того полномочий чужое добро раздавать.
        Не давая старшине собраться с мыслями, Фарлан повысил голос.
        - Вижу, не можешь! Так чего же ты тогда отговариваешь храбрецов пойти с рокси? Что худого случится? - Фарлан вновь повернулся к народу и недоумевающе развел руками. - Вот не пойму я, убей меня бог! Остановят тонгров - слава Перу Многорукому, не остановят, так хоть с добычей вернутся - будет на что прокормиться голодной зимой.
        Толпа, как единый организм, некоторое время переваривала слова Фарлана, медленно переходя от жарких споров про дележку к новому смыслу. Этот смысл, дошедший, наконец, до разума каждого, отозвался сначала одиночным криком.
        - А чего! Действительно, пусть идет, кто хочет! Может и выйдет чего, рокси - они везучие!
        А потом тут же понеслось со всех сторон.
        - Остановить не остановят, но всяк, врагов перебьют немало!
        - Пусть идут, неча охотников держать! Каждый пусть сам решает!
        - Вольному венду старшина не указ! Пусть Острой своих баб строит да держит!
        По плотным рядам полился дружный хохот, а на скулах Остроя заиграли от бешенства желваки. Он бросил на Фарлана еще один переполненный ненавистью взгляд и заорал на толпу.
        - Вы что, олухи, городите? Кто вам не указ? Еще в ногах будете валяться и о милости просить!
        Эта несдержанность упала последней каплей на чашу весов, и настрой собравшегося народа мгновенно изменился. В разгневанной толпе проснулся злой, жадный до крови монстр.
        - Вот как ты заговорил, Острой! - Обступившие со всех сторон люди, угрожающе надвинулись на старшину. В руках появились колья и дубины, а откуда-то из глубины раздался яростный вопль. - Кровосос! За нашей спиной решил схорониться!
        Доброхоты и подручные Остроя, выстроившись перед вожаком, вытащили спрятанные под рубахами ножи, но заведенный народ было уже не остановить. Заледенели сведенные от ярости скулы, побелевшие пальцы стиснули зажатые колья. Казалось еще миг и забурлит кровавой мясорубкой бессмысленная резня, но в этот момент над толпой раздался разудалый, заливистый свист. Головы непроизвольно повернулись на звук, и голос Фарлана спокойный и насмешливый одновременно окатил людей как ушат холодной воды.
        - Эй, народ, побереги удаль молодецкую! У вас враг на пороге, успеете еще кровушку свою пролить!
        Глава 27
        Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
        Туринская империя.
        Царский город.
        Кутаясь в шерстяной плащ, Великий магистр братства Астарты торопливо шагал по вымощенной брусчаткой мостовой, и в вечерней тишине каждый его шаг отдавался эхом в настороженной тишине, застывшей над городом. Узкая улочка, петляя в тисках возвышающихся по сторонам домов, вела его вверх, к центру Царского города. Остро пахло гарью недавних пожарищ и смрадом еще неубранных тел. Отбросив капюшон, Эрторий провел взглядом по окнам с наглухо закрытыми ставнями и почти явственно ощутил спрятанный за ними человеческий страх. Столица великой империи жила ощущением катастрофы и грядущих еще более худших бедствий.
        Не останавливаясь, магистр мрачно нахмурил брови и свернул в темный проулок, ведущий к дворцовой площади. В наступающем вечернем полумраке зажатое между высокими заборами пространство едва просматривалось, и повернув за угол, Эрторий едва не столкнулся со стоящим на перекрестке патрулем. Старший, голый по пояс варвар прошерстил появившегося прохожего взглядом и, не найдя ничего подозрительного, показал пальцем на темнеющее небо, мол давай поторапливайся, до заката осталось недолго.
        Эрторий знал о введенном Акцинием запрете на любое перемещение в ночное время, и это, вместе с наличием патруля в таком, казалось бы, неприметном месте, лишь утверждало его уверенность в правильности выбора вожака восстания.
        - Хоть что-то. - Проворчал про себя Данациус, вспоминая неожиданную осечку с Зарой. Этот провал грыз ему душу с остервенением голодного пса. Лучшая ученица, его гордость и одна из лучших исполнительниц. Послушница, в которую он вложил столько сил и питал такие надежды, обманула все его ожидания. А что еще хуже, своим своеволием она подвергла опасности весь почти идеально выверенный план. Все последние дни он ломал голову над построением новой стратегии с учетом неизбежности скорого появления железных легионов у стен столицы. Абсолютного решения пока не находилось, и он пытался успокаивать себя тем, что время еще есть и что иберийская гвардия сколько-нибудь да удержит перевал.
        Качая головой, Эрторий уже в который раз мысленно повторял одну и ту же мысль: «Эту отсрочку я обязан использовать по максимуму и хотя бы решить проблему с Феодорой. Кровь из носу, а до подхода армии надо взять под контроль всю столицу».
        Ворча, он прошел мимо заставы, а варвар, наградив незнакомца еще одним подозрительным взглядом, повернулся к своим бойцам, демонстрируя чудовищные шрамы, исполосовавшие всю спину.
        «Это правильно, что Акси делает ставку на бывших рабов, - отметил магистр про себя, - эти, в отличие от горожан и воров, не предадут. Им терять нечего, в случае поражение их всех ждет виселица, а вот главари банд и ремесленных цехов будут до последнего лелеять мысль, что смогут поторговаться с властью».
        Извилистая улица вдруг вышла на прямую, открывая вид на площадь и возвышающийся над ней дворцовый комплекс. Глянув на исполинские башни, Эрторий поморщился и свернул в сторону заросшего диким плющом забора.
        Скрипнули петли калитки и, раздвинув свисающие ветки, магистр прошел во внутренний дворик большого дома. Сразу за забором его встретила безмолвная фигура в длинной до пят хламиде, и тот, бросив быстрый взгляд на скрытое капюшоном лицо, задал резкий, как удар хлыста, вопрос:
        - Привели?
        Служитель утвердительно склонил голову.
        - Да, Великий магистр, он здесь и ждет вашего суда.
        - Где его взяли?
        - В порту, - послушник выдержал взгляд магистра, - пытался сесть на один из фесалийских кораблей.
        Не говоря больше ни слова, Эрторий быстро пересек двор, и еще один брат Астарты распахнул перед ним дверь, ведущую в подвал.
        Вспыхнула свеча в руке служителя, зашуршали шаги по ступеням, и витая лестница вывела магистра в небольшое круглое помещение, освещенное висящими по стенам факелами.
        Два послушника в одинаковых хламидах из некрашеного серого сукна почтительно склонили головы, а связанный человек, сидящий на табурете в центре зала, затравленно вскинул глаза. Животный страх исходящий от пленника резанул Эртория, и он молча, не отпуская из вида перепуганных глаз, подошел ближе.
        - Неужели ты, Илларион, надеялся избежать наказания?
        - Помилуйте! - Лихорадочно зашевелились губы пленника. - Я ничего не сделал. Это они! Это рыцари Ордена!
        Магистр резко отмел жалкие причитания.
        - Перестань, ты же знаешь, врать мне бессмысленно.
        Некогда ближайший помощник Тироса Иберийского, конечно, это знал, но все равно не мог остановиться.
        - Я не убивал! Я не уби…
        Резкий удар одного из послушников, прервав вопль, опрокинул связанного Иллариона на пол вместе с табуретом.
        Великий магистр сделал еще один шаг и произнес тихим, но проникающим в сознание голосом.
        - Не позорься, Илларион. Прими кару достойно, ведь ты был когда-то нашим братом.
        Полубезумный взгляд пленника отчаянно заметался по лицам.
        - Я не хотел! Они заставили меня!
        Эрторию остро захотелось придушить своими собственными руками столь жалкое и ничтожное создание, но он сдержался. Это могли бы сделать и без него, а он пришел сюда не для этого. К своему величайшему сожалению, Эрторий так торопился в этот подвал только для того, чтобы мерзкий предатель и убийца его лучшего друга остался в живых. Тот был нужен ему в задуманной комбинации, и магистр очень опасался, что несмотря на строгий приказ не трогать Иллариона, убийца Тироса Иберийского мог бы не дожить до утра.
        Одним взглядом заставив умолкнуть скулящего Иллариона, он задал вопрос, и тон его в этот момент не сулил пленнику ничего хорошего.
        - Ты хочешь еще пожить, Илларион?
        Не веря своим ушам, бывший послушник Астарты молча уставился на магистра изумленным взглядом, а тот мрачно продолжил:
        - Ты заслужил не просто смерть, а мучительную казнь, заставившую бы тебя сполна испить чашу боли. - Данациус испытал легкое удовлетворение от вновь вспыхнувшего в глазах Иллариона ужаса. - Да, заслужил, но я готов дать тебе шанс искупить хотя бы сотую долю твоей вины.
        Илларион застыл, боясь спугнуть забрезжившую надежду выжить, а Великий магистр произнес так, словно бы он до последнего глушил в себе жажду справедливого возмездия.
        - Ты пойдешь во дворец. Прямо к председателю Священной комиссии Трибунала.
        Эрторий замолчал, и Илларион, борясь с собственным страхом, прошептал:
        - Я не могу, они убьют меня!
        По лицу магистра пробежала страдальческая гримаса - боже, что за идиот, и пленник сразу же осознал, что завтрашняя казнь в любом случае лучше, чем сегодняшняя.
        - Дворец ведь в осаде! - Илларион сжался, словно чувствуя, что говорит ненужные слова, но все же добавил. - Меня убьют еще у ворот. А если даже и пустят во дворец, то отправят прямиком в застенки Трибунала, а не к председателю Священной комиссии. Я не…
        Взгляд Эртория заставил пленника заткнуться.
        - Ты не о том думаешь, Илларион. Запомни, ты жив ровно до тех пор, пока нужен мне. Вот о чем тебе следует задуматься. - По знаку магистра перед пленником поставили стол с чернильницей и бумагой. Через мгновение ему развязали руки, и Эрторий спросил:
        - Ты же ведь помнишь почерк прокуратора Исидора Феоклиста?
        Не понимая к чему ведет магистр, Илларион утвердительно кивнул, а тот, не меняя выражения лица, удовлетворенно подумал: «Это хорошо». Он знал о способностях всех послушников, сумевших подняться в иерархии братства, и Илларион был не исключением. Умение этого парня копировать другого человека, его движения, походку, и даже почерк, были ему хорошо известны. Возможно, вырасти Илларион в другой семье, он мог бы стать прекрасным актером, и судьба его была бы не столь печальной.
        Великий магистр кивнул на разложенный чуть желтоватый лист.
        - Пиши его почерком. Господину моему, председателю верховной комиссии Священного трибунала, от слуги твоего, прокуратора Великой армии Исидора Феоклиста.
        Илларион начал старательно выводить буквы, а Эрторий продолжил диктовать.
        - Сообщаю вам о величайшей беде, постигшей нас. Цезарь Северии Иоанн обманным путем сумел захватить власть в армии и, коварно заманив в ловушку, перебил посольство патриарха и всех слуг Огнерожденного, как Трибунала, так и Ордена. Теперь это исчадие Ариана задумал сокрушить всю церковь Огнерожденного, сманив на путь измены императрицу Феодору. Мне стало доподлинно известно, что презренным Иоанном было передано послание вдове императора, в коем он предложил ей супружеский венец в обмен на головы патриарха, магистра Ордена и членов священной комиссии. Более того, я имею абсолютные доказательства, что данное предложение было принято Феодорой. В это трудно поверить, но этот коварнейший из сынов Ариана сумел соблазнить достойнейшую женщину возможностью признать малолетнего Петра своим наследником с последующим вступлением на трон. Молю вас об осторожности, да сохранит вас Всеблагой Господь!
        Закончив, магистр склонился над столом и перечитал написанное.
        - Уверен, что почерк не отличить? - Его взгляд впился в глаза Иллариона, и тому даже не потребовалось отвечать.
        - Хорошо, тогда ставь подпись. - Он дождался, когда тот закончит, и кивнул одному из послушников. - Печать.
        Вырезанная с абсолютной точностью печать священного Трибунала вынырнула из складок хламиды, и ее оттиск, отпечатанный уверенным жестом, появился на исписанном листке бумаге.
        Другой послушник, дав высохнуть чернилам, скатал письмо в трубку, и спрятал в кожаном тубусе, а Эрторий, проследив за этими манипуляциями, вновь перевел взгляд на пленника.
        - В городе еще осталась ячейка Трибунала, и мы следим за ней. Тебя аккуратно подставят им, и твоя задача всего лишь быть убедительным. Исидор доверил тебе это письмо, потому что других слуг Огнерожденного в армии не осталось. Все казнены Иоанном, а сам прокуратор в момент передачи был уже смертельно ранен. Остальные подробности придумаешь сам, ты, я знаю, в этом большой мастер. Главное не перебарщивай и поменьше ври. Запомни, от того поверят они тебе или нет, напрямую зависит твоя жизнь. - Он подошел ближе и положил открытую ладонь на голову Иллариона. - Если задание не будет выполнено, то поверь мне, ты будешь мечтать о смерти. - Он убрал руку и демонстративно сжал ладонь в кулак. В следующее же мгновение, пленник рухнул на пол, скуля и зажимая живот, словно невидимая сила безжалостно скрутила его внутренности.
        Отчаянно задергалось в конвульсии тело, из оскаленного рта потекла пена, а остекленевшие глаза налились кровью, грозя выскочить из орбит. Эрторий позволил себе несколько секунд злорадного торжества, наблюдая за изгибающимся от боли бывшим послушником, а затем вновь разжал ладонь.
        - Захочешь предать, вспомни об этом мгновении, Илларион! Твоя жизнь отныне в моей руке.

* * *
        Выйдя на парапет крепостной стены, Феодора посмотрела на безбрежную синеву моря и поджала губы. Безмятежная гладь навеяла острое чувство тоски и тревоги. В последнее время опасность мерещилась ей везде: в стоящей за спиной страже, в священнике на утренней молитве, в слугах, приносящих еду. Откуда ударит враг? Этот вопрос мучил ее, не давая заснуть. «Защититься от измены нельзя, - кричал ей внутренний голос, - ее можно только предупредить, ударив первой. Но кого, где и когда?»
        'Предадут самые ближние, - прошептала она еле слышно, - те, на кого даже страшно подумать.
        Повернувшись назад к стоящему за спиной ближайшему помощнику и главе императорского гинекея - кубикуларию Шерану аль Саю - она произнесла, недовольно кривя рот.
        - Как он смог миновать заставы мятежников?
        Евнух по своему физическому состоянию и прожженный царедворец по призванию, Шеран умоляюще сложил пухлые ладошки на груди.
        - Всемилостивейшая госпожа, я вам все сейчас покажу, только умоляю, отойдите подальше от бойниц. Эти безбожники стреляют на любое движение.
        Императрица одарила своего помощника таким взглядом, что тот немедленно заткнулся и, вздохнув, тоже подошел ближе к зубцам башни.
        - Обратите внимание, госпожа, вон на ту ложбинку, поднимающуюся между скал. Видите, снизу проход охраняют, но если пройти по воде чуть дальше и залезть по скале, то потом можно выйти на нее уже в середине, в роще вон того кустарника, а оттуда уже беспрепятственно добраться до самой стены дворца.
        - Думаешь, он действительно мог там залезть? - Феодора с сомнением проследила весь маршрут.
        - А почему нет. - Шеран аль Сай пожал плечами. - Купцы, они такие. В любую щель пролезут как тараканы, стоит лишь поманить прибылью, а Парастидисы торговцы от бога. Ради наживы пойдут и в огонь, и в воду.
        Императрица одарила кубикулария ироничной усмешкой.
        - Что я слышу, Шеран, неужели осуждение? Ты же ведь только что описал самого себя.
        - Как вы можете, моя госпожа, я преданно служу Вам исключительно из благородных побуждений моей души, а бренный метал я принимаю от вас только как отличительные знаки Вашей милости.
        - Хватит! Не обижайся, - Феодора чуть смягчила усмешку, - я пошутила, в твоей преданности я не сомневаюсь… Пока! - В глазах императрицы появился стальной отблеск, говоривший: «Только попробуй даже подумать о предательстве, и я сотру тебя в порошок»
        Злая ирония и угроза Феодоры не особо тронули Шерана аль Сай, поскольку тот искренне считал, что на сегодня императрица нуждается в его услугах гораздо больше, чем он в ее милости. Золото золотом, но они оба знали, что не оно сейчас является главной связывающей их нитью. Шеран так же, как и императрица в случае поражения, терял все, что имел, а скорее всего и жизнь. За годы, проведенные в гинекее дворца, он нажил столько врагов, неистово желающих ему смерти, что и думать об этом не хотелось.
        Тот, ради кого они поднялись в это уединенное от посторонних ушей место, был глава торгового дома Нуклеос Парастидис. Этой ночью тот неожиданно появился у стен дворца, и бойцы преторианской гвардии по веревке подняли его наверх, а потом доставили к Шерану, взявшему на себя в это трудное время представлять интересы Феодоры и координацию всех боевых сил на осажденном Палатинском холме. Доставленный купец заявил, что предпринял это опасное путешествие только потому, что искренне предан императрице и не мог не предупредить ее о грозящей опасности. На удивленный вопрос кубикулария - откуда у того такая информация, Парастидис поведал о полученном от брата письме из самой ставки Великой армии. Говорить о сути письма ни с кем иным кроме императрицы купец отказался, и Шеран был вынужден доложить о случившемся Феодоре, о чем, с некоторой досадой, он сейчас и подумал.
        Подобострастная улыбка на его губах продержалась ровно столько, сколько требовал этикет в ответ на шутку порфироносной особы, а затем, проявив нетерпение, он позволил себе вопрос, который в другие времена прозвучал бы как дерзость.
        - Прикажете привести его, моя госпожа? - Он по привычке настороженно зыркнул по сторонам и добавил: - Возможно, информация, действительно, заслуживает внимания.
        Утвердительно кивнув, Феодора вновь перевела взгляд на безбрежную голубую гладь, а ее державный евнух дал знак страже. Два преторианца, звякая железом, скрылись в люке башни и через несколько мгновений показались обратно, ведя под охраной невысокого человека в мятой дорогой далматике и с настороженно-испуганным выражением лица.
        Остановившись в шаге от императрицы, человек опустился на колени и замер, в ожидании разрешения говорить.
        Какие бы подозрения не высказывала Феодора своему евнуху, но на самом деле к известию из армии она отнеслась очень серьезно. Именно поэтому была и выбрана площадка на башне. Здесь, в отсутствии дворцовых стен, императрица была полностью уверена - информация не достигнет чужих ушей.
        По знаку Шерана преторианцы вернулись на свое место, и только после этого Феодора позволила купцу подняться.
        - Ты настаивал на личной встрече со мной, почему? - Взгляд ее темно-зеленых глаз вонзился в лицо купца, и тот, замявшись, начал с извинений.
        - Простите мне мою дерзость, моя госпожа, но я совершенно не ориентируюсь в настоящем положении дел во дворце, а полученная мной информация касается очень высокопоставленных господ и близких вам людей. Мне хотелось полной уверенности, что дурные вести не попадут…
        Жест Феодоры остановил разговорившегося Парастидиса, а ее резкий голос заставил его вздрогнуть.
        - Где письмо?
        Суетясь, Нуклеос стал быстро распарывать шов далматики, и наконец справившись, протянул императрице тонко свернутую трубочку.
        Не шелохнувшись, Феодора позволила принять письмо своему кубикуларию, и тот, развернув, начал читать:
        - Мой дорогой брат, по возможности, сообщаю тебе печальные новости, которые в скором времени не только плачевно отразятся на доходах нашего торгового дома, но и ввергнут в чудовищную смуту всю империю. Вчера в ставку прибыло посольство от патриарха, Ордена и Священной комиссии. Насколько я знаю, целью посольства было подтверждение от имени императрицы договора между Василием и Иоанном, но к сожалению, к их приезду власть в армии была уже полностью захвачена цезарем Иоанном. В связи с этим, сегодня утром послы патриарха долго совещались с самопровозглашенным императором, и к своему ужасу, из самых надежных источников я узнал о достигнутых договоренностях. Посольство, от имени своих руководителей, присягнуло императору Иоанну, а тот в свою очередь подтвердил все права и привилегии церкви, Ордена и Трибунала. В связи с этим, я очень опасаюсь за жизнь как самой вдовствующей императрицы, так и ее детей, а также за все наши торговые связи с имперской канцелярией и двором императрицы.
        Еще должен сообщить, что этой ночью неожиданно скончался командор Ордена - Лисандр Пастор. По официальной версии, от открывшихся старых ран, но в ставке ходят устойчивые слухи об отравлении.
        Шеран аль Сай еще читал, но Феодора уже не слушала. Если в начале письма она была полна скептицизма в отношении его правдоподобности, то последняя приписка эту уверенность серьезно пошатнула. Командор был единственным человеком в посольстве, в абсолютной честности которого она не сомневалась. Вся предыдущая информация казалась ей незаслуживающей доверия, только на основании ее полной убежденности в том, что Лисандр не допустил бы подобного предательства.
        «Если Пастор мертв, - заметалось у нее в голове, - то тогда вероятность сговора этих сквалыжных святош очень даже вероятна. Сдать меня и детей Иоанну, а самим выбраться сухими из воды. Это очень даже на них похоже».
        Задумчивый взгляд Феодоры вдруг остановился на округлившихся глазах Шерана. Тот выглядел так, словно в этот миг неожиданно осознал нечто важное, чему раньше не уделил достаточного внимания.
        - Вчера ночью… - Он оскорбительно близко приблизил губы к самому уху императрицы. - Вчера ночью к председателю Священной комиссии тайно приводили человека. Я узнал только сегодня, и то лишь благодаря случаю. По слухам, это гонец от прокуратора Трибунала при Великой армии.
        Феодора гневно сверкнула глазами, и Шеран, допустивший непростительную вольность, испуганно отшатнулся.
        - Простите, моя госпожа! Я всего лишь…
        Не слушая и не оборачиваясь, Феодора зашагала прямо к дверям, а бешеный блеск ее глаз и сжатые до зубовного скрежета челюсти говорили, что сейчас это уже не императрица, это даже не женщина, это волчица, готовая рвать и сражаться насмерть ради своих детей.
        КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ КНИГИ