Граф Орлофф Валентин Александрович Егоров
        Начало XVIII века, Франция. Французский король Луи XIV, который по какой-то причине выступал против улучшения отношения с Московским государством, находится при смерти. Королевский двор и французское дворянство занимается межгосударственными интригами, кознями друг против друга. Старые консерваторы не желают каких-либо особых изменений как в политической, так и в простой жизни. Новые политики борятся за эти изменения. После смерти Луи XIV в Париж приезжает московский государь Петр Алексеевич. В этой книге рассказывается о том, как русская внешнеполитическая разведка готовила поездку своего государя в Париж.
        Валентин Егоров
        Граф Орлофф
        Такова жизнь во Франции…
        Граф Орлофф
        Начало XVIII века
        Глава 1

1
        - Граф Орлофф, вы такой душечка, такой мужчина! Я не ожидала, что русские мужчины такие красивые, умные, - щебетала маркиза Сюзанна де Монморанси, лихорадочно расстегивая мой камзол, - и такие обаятельные!
        С Сюзанной я встретился совершенно случайно в одном из дальних коридоров Версальского дворца, резиденции французского короля Людовика XIV де Бурбон, куда забрел в поисках возможности отлить вдали от посторонних глаз. Меня несколько смущали эти простые нравы французских дворян, которые, разговаривая с дамой в королевском дворце, могли сделать шаг в сторону и тут же начать поливать струей ближайшую дворцовую стену. Ну, вы сами понимаете, из чего они поливали эту стену! Причем, это ничуть не смущало самих дам, которые в свою очередь могли, извинившись перед кавалером, отойти за ближний угол, чтобы там присесть на корточки. Дамские трусики или панталончики пока еще находились в процессе изобретения, видимо, из-за низкого на них спроса их пока не изобрели и не надевали!
        В 1715 году, когда господин Макаров послал меня в Париж, чтобы я верой и правдой послужил нашему царю Петру Алексеевичу, королевский дворец в Версаль все еще оставался любимой резиденцией самого короля Луи XIV Солнышка. Одновременно он по-прежнему и широко использовался по своему непрямому назначению в качестве громадного нужника.
        Если король Луи XIV еще пользовался стульчаком для оправления своих королевских нужд, имел специальную прислугу, которая непосредственно занималась его ночным горшком, то Версальский королевский комплекс был брошен на произвол. Правда, едва солнце всходило на небосклон, как в коридорах дворца появлялись слуги, которые м лопатами в руках приступали к плановой зачистки коридоров и лестниц этого Версальского дворца, сплошь залитых мочой, заваленных человеческими испражнениями, мусором и всякой прочей дрянью. Но должен откровенно признать, что, чем дальше тот или иной коридор находился от королевских покоев, то качество работы этой прислуги падало в геометрической прогрессии!
        Летом в этом шикарном королевском дворце нечем было дышать, поэтому его окна всегда были нараспашку, независимо от того, какая за окнами стояла погода! Придворные дамы и кавалеры, а также вельможи и сановники из свиты самого французского короля из-за своей лени для оправления своих естественных нужд, еще выходили во двор дворца. Понимаете, да дальнего дворцового коррида нужно топать и топать, можешь туда и не успеть, а тут вышел из дворца, сразу отошел же за уголок здания, чтобы смело проделать свое дело! Ну а осенью и зимой, из-за холодов снаружи весь этот королевский дворцовый комплекс превращался в нечто подобное солдатскому сортиру с извечными не очень-то приятными ароматами.
        Я был удивлен, когда, возвращаясь в центральную часть этого дворца, то впереди вдруг увидел, как передо мной промелькнула женская фигура. По моему разумению, придворные дамы, справляя естественную нужду, обычно не уходили далеко от королевских покоев, вокруг которых и крутилась светская жизнь. Увидеть же женщину в этих дальних коридорах дворца, могло означать, что она или заговорщица, которая плетет нить заговора, или в укромном уголке встречается с сотоварищами по заговору, или же я помешал любовному свиданию чересчур стеснительной королевской фрейлины. Мне так и не удалось додумать до конца эту интересную и столь развлекательную мысль, как из параллельного коридора сзади на меня устремилась разъяренная женщина с узким стилетом в руке. Мне не трудно было догадаться о том, что ее явно обуревало желание, поразить меня в спину этим стилетом. Такое оружие женщины любят прятать в наиболее потайном месте своего тела, меж грудей.
        И она ударила бы меня, если бы я вовремя не развернулся, если бы мы не столкнулись друг с другом грудью о грудь. Должен признать, что, несмотря на то, что в эти времена французские женщины пока еще не знали, не носили бюстгальтеров, но ворот расстегнутого платья мне продемонстрировал нечто прекрасное - полуобнаженную грудь француженки, совершенных очертаний. На всякий случай я блокировал ее руку со стилетом! Что же делать дальше я попросту не знал, так как драться с этой Афродитой не собирался! Мы так и замерли в этом положении, пока у меня было время я упивался красотой полушарий с темными ореолами сосков, наслаждался тем, как они взволнованно колыхались перед моими глазами. Одним только свои видом они манили и сильно притягивали меня к себе. Мне хотелось наклониться, языком провести по одному из полушарий, взять сосочек в рот…
        А тем временем эта разъяренная львица, которая была француженкой, помимо того, что она хотела поразить меня стилетом, в этот самый момент страстно шептала в мое ухо:
        - Жуан, ты законченный подлец! Как ты мог пойти на то, чтобы мне изменить с этой потаскухой, мадам де Брие! Я не позволю тебе этого сделать в другой! Сейчас ты умрешь, но той женщины больше не коснешься! Ты никогда не сможешь больше обладать этой старухой!
        Воспользовавшись этим моим замешательством, действуя свободной рукой, эта француженка с такой силой хлестанула меня по правой щеке, что в ответ почему-то громко лязгнули мои зубы, а шляпа вместе с париком с головы полетела на не очень-то чистый пол. Видимо в этот момент эта француженка увидела мое лицо, ее глаза внезапно округлились, они сделались такими большими, что едва не выпали из глазниц. Малой доли секунду этой львице парижского высшего общества хватило на то, чтобы меня признать, хотя я всего третий день находился в этом чертовом и так загаженном Париже.
        - Мосье Орлофф, неужели это вы? - Тут же вежливо поинтересовалась маркиза Сюзанн де Монморанси. - чем вы тут занимаетесь в одиночестве? Ведь я могла вас убить, приняв за другого мужчину?!
        Женщины в отличие от мужчин обладают тонким и проницательным умом, но уж слишком они говорливы. Это же надо было ей так сказать, что она меня едва не убила! Едва ли меня сможет убить какой-либо другой даже супер опытный дуэлянт мужчина?! Я не хочу сказать, что владею какой-либо уникальной школой фехтования шпагой, поэтому способен победить любого француза или не француза на дуэли или просто в уличной стычке. Просто у меня несколько иной склад ума, если я захочу, то могу слышать мысли других людей, а также умею делать кое-какие вещи, которые другим людям были совершенно не под силу. Поэтому мой уникальный ум позволял мне вовремя избегать излишних жизненных осложнений.
        К тому же в этой француженке, поднявшей на меня руку, попытавшейся меня убить, я признал маркизу де Монморанси, недавно вышедшую замуж за маркиза де Монморанси из древней французской дворянской фамилии. Маркиз де Монморанси был хорошо известен, как один из самых богатейших людей Франции. Знакомство с таким человеком делало бы честь секретному русскому агенту, открыло бы перед двери домов французского среднего и высшего дворянства. Поэтому я решил уступить зарождавшемуся в тот момент в Сюзанне страстному желанию меня любить.
        Сюзанна, не позволяя мне нагнуться и поднять с пола шляпу и парик, медленно и уверенно подтягивала меня к окну. Вероятно, для того, чтобы на свету она могла бы лучше рассмотреть мое лицо. Но эти два нежнейших полушария ее груди так волшебно колыхались при движении ее молодого и такого привлекательного тела! Они были настолько привлекательны, притягательны, что я не в силах был оторвать от них своего взгляда. Темно-коричневые соски так вызывающие топорщились вперед, что я не удержался, склонил голову и принялся неистово их целовать, по очереди переходя от одного к другому.
        Я и не заметил, как Сюзанна приблизилась к окну, как она присела на узкий подоконник. Для начала она подобрала спереди подол своих обоих платьев, видимо, для того, чтобы их не испачкать грязным полом, затем задрала обе нижние юбки своего платья, широко разведя свои прекрасно сложенные ноги в стороны. Одновременно француженка своими опытными и знающими руками начала возиться с завязками моих порток. Через мгновение порты уже валялись на полу, они как бы стреножили мои ноги, что я и шага не мог сделать в сторону от объятий этой прекрасной женщины. Сюзанна поборола мое смущение, наши тела в нужном месте вдруг коснулись друг друга. К своему величайшему ужасу я так и не смог удержать в повиновении свое естество, которое повело себя самым удручающим образом. С француженкой я вдруг слился в единое целое. Мне оставалось только целовать и ласкать грудь этой великолепной женщины. Затем я перешел с поцелуями на ее лебединую шею, стараясь, не выпуская ее грудь из своих рук. Наступил момент, когда Сюзанна громко и сладостно застонала, начала биться в любовном экстазе.
        - Кто же это здесь так громко кричит и стонет? Ба, да это моя дорогая подруга, Сюзи! Я уж было собрался извиниться перед ней за свое опоздание на свидание! Она же зря время не теряла, успела найти себе другого мужика! И сейчас его объезжает, ублажая его тем, чем только может женщина! Эй ты, мужик, остановись, прекрати двигать своим задом. Я и только я имею право на эту женщину! Извини, мужик, но такой подлости я от тебя не потерплю… - Внезапно послышался за моей спиной грубый мужской голос, сопровождаемый звоном металла.
        Это незнакомец, пользуясь моментом, когда я был не в силах покинуть женщину, решил проткнуть меня своею шпагой. Два покушения в одном только месте, не каждый французский дворянин может себе такого позволить! Если я, русский дворянин, сумел-таки уладить зарождающийся конфликт, полюбовно договорившись с француженкой, то это совершенно не означало того, что я повторю нечто аналогичное и с этим нахалом лягушатником.
        К этому времени я в течение целого месяца дороги из Москвы в Париж не занимался любовью с какой-либо женщиной. Поэтому не собирался эту женщину без борьбы уступать какому-то там лягушатнику. Продолжая заниматься любовью, обеими руками ласкать Сюзанну, я простым мысленным усилием вывернул правую руку неизвестному кавалеру, в которой он держал шпагу, пытавшегося оскорбить меня словом и делом. Тут же послышался звон металла, это шпага, выпавшая из рук неудавшегося бретера, ударилась о камень земляного пола королевского дворца. Бретер вскрикнул от сильной боли в руке, чтобы тут же побежать прочь по одному из коридоров дворцового комплекса. Сами понимаете, против магии и опытного мага вряд ли может выстоять даже супер опытный французский дуэлист.
        Тем временем Сюзанна, находясь в оргазме, ничего вокруг себя не замечала. Она забыла обо всем на свете, так как была поглощена одними только чудесными муками и радостями любовного соития. Уже второй раз кряду она испытала оргазм. В этот момент и во мне расцвела радость и восторг от того, что я сумел-таки прекрасной женщине доставить истинное наслаждение любви. И тогда я решился на то, чтобы Сюзанне подарить своего сына, который обязательно появится на свет ровно через девять месяцев после этой нашей случайной встречи. После третьего оргазма Сюзанна де Монморанси медленно открыла глаза, слабой рукой оттолкнула меня от себя.
        Затем Сюзанна долго полулежала, полусидела на этом подоконнике. Она внимательно меня рассматривала, а я стоял перед ней с распахнутым настежь камзолом и спущенными на пол портами. Затем она отвела в сторону взгляд своих прекрасных глаз, а затем принялась приводить свою одежду в порядок, прихорашиваться.
        Мы практически одновременно привели себя в порядок, слегка поправив мужской парик и женскую шляпку, мы снова осмотрели друг на друга. Сюзанна первой не выдержала моего пытливого взгляда, она громко рассмеялась, но разговор пока не клеился, нам не о чем было говорить. В глубине души я обиделся на Сюзанну из-за того, что она оба своих платья наглухо застегнула до самого горла. Поэтому, естественно, прекрасных женских полушарий не было видно. Сейчас только едва заметные выпуклости на платье напоминали об их существовании.
        Сюзанна царственно поднялась с подоконника, протянула мне свою руку. Вскоре мы оба под ручку шагали по загаженному коридору королевского дворца. При этом осторожно выбирали места на полу, куда можно было бы поставить ногу! На одном из перекрестков двух коридоров, француженка осторожно освободила свою руку, а затем, молча, подметая подолами юбок пол коридора, пошла прочь по коридору, даже не попрощавшись со мной. По требовательному покачиванию ее бедер я догадался о том, что эта женщина француженка страстно желает одного, чтобы я остановил или последовал вслед за ней!
        Но я не спешил отвечать на это скрытое, но страстное требование Сюзанны, зная его истинный характер. Сегодня уступишь, всю оставшуюся жизнь будешь у этой женщины ходить под каблуком. Я с ней встречусь и переговорю несколько позже, когда она начнет терять голову от воспоминаний о нашей встрече.
        Некоторое время я постоял у окна, но тут же прочувствовал тяжелый и спертый запах в этом дальнем дворцовом коридоре, который довольно-таки часто использовался не по своему назначению. С большим трудом я растворил оконные створки, чтобы хоть немного подышать свежим, но прохладным мартовским воздухом. Все это время я ждал, когда маркиза де Монморанси удалится от меня на достаточное расстояние. Глубоко вдыхая весенний воздух, наполненный кислородом, я думал о том, сколько же дел мне придется проделать, чтобы со временем стать своим человеком в высшем парижском обществе, знать все его секреты и тайны.
        Алексей Васильевич Макаров, кабинет-секретарь Его Величества Петра Первого, отправляя меня в Париж, мне говорил о том, что наш государь Петр Алексеевич в скором времени планирует посетить Париж. Я же за время ожидания его прибытия должен был бы обустроиться в том городе, быть готовым к выполнению любого его поручения. Его превосходительство Алексей Васильевич тогда специально отметил, что в первую очередь нашего государя будет интересовать информация о Франции, ее правителях и ее внешней политике. Помимо этого я должен буду узнать обо всех тайнах и секретах французского короля Людовика XIV, чтобы со временем его склонить к союзу с Московским государством. Алексей Васильевич также сказал, что работать в Париже я буду один, поэтому на меня ложится основная надежда на то, что со временем Великая Франция порвет отношения со Швецией, с которой мы сейчас воюем, и подпишет с нами союзнический договор.
        Всего третий день я нахожусь в Париже, пока остановился в гостинице «Солнечный отель» на улице Вожирар 1, а сейчас думаю и размышляю, с чего бы мне начать свою жизнь в Париже. Мартовский воздух оказался чересчур свежим, я прямо-таки ощущал, как мартовская прохлада начала пробираться ко мне под камзол. Встряхнув плечами, я совсем уже собрался покинуть этот смрадный коридор, чтобы отправится в центральную, жилую зону Версаля. Там я мог попытаться, помимо маркизы Сюзанны де Монморанси, познакомиться еще с кем-либо из влиятельных придворных и сановных французов.
        Именно в этот момент мои мысли были прерваны звуками бегущих женских ног, которые стремительно приближались ко мне. Только я успел подумать о том, что мне снова придется кого-то выручать из беды, как из-за угла коридора вдруг вынырнула моя нежданная и столь желанная маркиза Сюзанна де Монморанси. Она явно очень торопилась вернуться обратно на то место, где мы только что расстались, чтобы успеть меня застать на прежнем месте. Когда Сюзанна увидела меня, то она сразу же перешла на шаг и прямо на ходу начала расстегивать на груди путанные застежки обоих своих платьев.
        Подойдя ко мне вплотную, женщина, не отрывая своих глаз от моих, тихо прошептала:
        - Мосье Орлофф, не будете ли вы столь любезны, затворить створки окна! А то мне будет весьма прохладно сидеть на этом подоконнике! К тому же моей спине требуется хоть какая-нибудь опора, когда вы будете меня снова любить.

2
        Владелец «Солнечного отеля» мосье Бастиан Готье сидел на низком табурете у входа в гостиницу, он присматривался к горожанам, время от времени проходившим по улице Вожирар.
        Парижская улица Вожирар была примерно шесть метров в ширину и, не смотря на позднее утро, она пока медленно и постепенно заполнялось прохожими людьми и пешеходами. Появились молочники, первые зеленщики и другие разносчики свежих овощей, молока и других товаров. Изредка по улице проезжал конный экипаж или на лошадях проскакивал конный разъезд мушкетеров или гвардейцев короля. В такие моменты пешеходам приходилось плотно прижиматься спинами к стенам домов, что пропусти и не попасть под колеса какого-либо экипажа, не оказаться под копытами мушкетерских или солдатских коней.
        Не торопясь, Бастиан из бокового кармана сюртука достал любимую курительную трубку и, не набивая ее табаком, начал размеренно ее посасывать. Ему нравился этот кисловато-прогорклый вкус, которым отдавала его любимая курительная трубка даже тогда, когда она была не набита табаком. А хороший табачок у владельца гостиницы все же имелся, но уж слишком он был дорог в те дни. Поэтому мосье Готье набивал табаком и разжигал свою трубку только один раз в день, после ужина перед самым отходом ко сну.
        Из раскрытого окна гостиничного номера, расположенного на втором этаже и в котором три дня назад остановился русский граф Орлофф, выглянула его супруга, мадам Франсуаза Готье. Даже не смотря по сторонам и не предупреждая о своих действиях, эта мадам прямо из окна выплеснула на улицу ведро помоев. Ее совершенно не заботило то, что брызги от помоев могли испачкать одежду случайных прохожих.
        Франсуаза Готье только что помыла полы в номерах мосье Орлоффа, но, выносить на улицу ведро и его содержимое выливать в сточную канаву, было явно не в ее привычках. Затем эта женщина наклонилась через подоконник так, что ее мощные груди едва не вывались за лиф платья, чтобы посмотреть на своего мужа, все еще сидящего на табурете перед входом в гостиницу. Ему давно уже было пора разнести по номерам гостей дрова для каминов, но муженек опять не спешил с выполнением своих обязанностей по гостинице. Франсуаза совсем уже собралась в хвост и гриву расчихвостить своего Бастиана, как вдруг увидела графа Орлоффа, поднимающегося по улице Вожирар.
        Громким шепотом на всю улицу она произнесла:
        - Бастиан, поднимайся быстрее на ноги, улыбками и низкими поклонами приветствуй мосье Орлоффа! Через пару минут он подойдет к нашей гостинице.
        Бастиан Готье тут же скочил на ноги, курительную убирая трубку в карман своего сюртука. Он заранее широко раскрыл свой рот, чтобы затем растянуть его в улыбку. Когда граф Орлофф подошел к входу в гостиницу, то мосье Готье уже стоял, согнувшийся в поясном поклоне, склонив перед русским молодым человеком свою седую голову уважаемого французского буржуа. Ну, как было не поклониться человеку, который за свои гостиничные апартаменты платил столько русского золота, сколько мосье Готье имел со всех номеров гостиницы в год.
        - Добрый день, мосье Орлофф! - Мосье Бастиан Готье поприветствовал молодого русского человека. - Где вы сегодня, мосье Орлофф, будете ужинать, в гостинице или опять пойдете в ближайшую ресторацию?
        - Добрый день, мосье Готье! Я еще не решил, где буду ужинать! Сейчас мне хочется немного отдохнуть в своих номерах. Не можете ли попросить свою прислугу, эту полную женщину, которая сейчас смотрит из окна моего номера, чтобы она не шумела и громко бы не разговаривала, хотя бы пару часиков.
        - Это женщина не прислуга, мосье Орлофф, а моя жена. И у нее скверный характер. Уж очень она любит со мной ругаться, а ругаться тихо она попросту не умеет. Вы уж нас, стариков, за это извините.
        - Хорошо, мосье Готье! Доставьте пару бутылок хорошего красного вина в мои номера и купите где-нибудь хороших цветов. Лучше, чтобы это были бы розы. Да, и после того, как найдете розы, пришлите ко мне какого-нибудь мальчишку посыльного, у меня будет для него работа.
        - Хорошо, мосье, все будет исполнено, как вы сказали.
        Я прошел в гостиницу и поднялся на второй этаж по широкой каменной лестнице. «Солнечный отель». На парижских воротах мне говорили о том, что это лучший отель Парижа, поэтому я и решил в этой гостинице остановиться.
        Кабинет секретарь Алексей Васильевич Макаров мне приказал рационально тратить деньги, но я всегда должен выглядеть, как очень богатый человек, который не особенно считается с тратами на собственную персону. Вот я и снял номера апартаменты в этой гостинице «Солнечный отель» за бешеную цену, на Руси за одни эти деньги деревеньку в сто семей холопов мог бы запросто прокормить и не почесаться.
        Но я с ценой хозяина согласился, не торгуясь, а у этого мужика, мосье Готье, аж нижняя челюсть едва ли не до колен упала. А мне еще нужно было бы арендовать или купить для себя дом, лошадей, карету для выездов, а главное мне нужно нанять прислугу, которая бы поворовала, но хотя бы честно выполняла бы часть своих обязанностей. Наверное, я сделал ошибку, не взяв с собой в Париж своего холопа Тришку, он бы со всеми этими проблемами давно и легко бы справился. Но уж очень этот холоп был нечестен на руку, при этом врал, честными глазами посматривая тебе в глаза. Поэтому я решил свою жизнь в Париже начать с чистого листа.
        При входе в апартаменты нос к носу столкнулся с мадам Готье. Вы думаете, что эта женщина уступила мне дорогу?! Да, как бы так! Эта старая французская корова встала в проеме дверей и начала эдак глазками на меня постреливать. Блин, этого мне только не хватало! Я же, как дворянин и аристократ чистых кровей, сделал вид, что эту мадам на своем пути не замечаю. Пытался мимо нее протиснуться в свои апартаменты, но дело закончилось тем, что долю секунды мне пришлось стоять и рассматривать эти две здоровенные дыни под ее платьем. А также носом вдыхать запах давно не мытого женского тела. Одним словом, мадам Готье была далеко не маркизой Сюзанной де Монморанси, от одного вида которой мужское достоинство начинало жить своей собственной мужской жизнью.
        Вот и пришлось мне вспоминать бабкины уроки!
        Я моргнул правым глазом, и мадам Готье с закрытыми глазами и широко разведенными руками в один миг перенеслась вниз к входу в гостиницу, где она начала страстно обниматься и целоваться со своим супругом. Мосье Готье едва в обморок не свалился, настолько он был ошеломлен бешеным натиском своей супруги. У него совершенно не оказалось времени на то, чтобы заставить мадам Готье раскрыть глаза и осознать, кого она сейчас обнимает или целует. Мосье Готье давно уже не помнил времен, когда они с Франсуазой, будучи еще молодыми, занимались сексом, одновременно обнимаясь, целуясь друг с другом. По крайней мере, с тех пор прошло лет двадцать или тридцать.
        Но мне до супругов Готье уже не было никакого дела!
        Я предположил, что наблюдение за сценой встречи старых супругов любовников, было бы для меня избыточным удовольствием. Поэтому, не дожидаясь ее финала, я отправился в помывочную комнату. В том тесном каменном мешке, под названием помывочная комната, имелись четыре каменные стены, стоял небольшой столик, на котором был кувшин и медный таз для омыновения лица. Другие части своего тела парижане того времени, да и европейцы в целом, мыли мало, редко, очень неохотно. К тому же, как я обнаружил, в кувшине никакой воды, разумеется, и в помине не было. Умываться было нечем, но я на это обстоятельство даже не рассердился, не разозлился. Принял, как положенное.
        За три дня проживания в этой, якобы, лучшей парижской гостинице, я уже привык к тому, что в моих апартаментах никогда не было поленьев для розжига камина, воды в кувшине для умывания лица и большого медного таза, в котором можно было бы самому помыться. Европа тех времен мало чего знала о том, как следовало бы поддерживать гигиену собственного тела. Дело доходило до смешного, когда европейцы принимали русских за варваров по той причине, что те хотя бы один раз в месяц мылись в парных банях.
        Что касается моих покоев-апартаментов, то они всегда были завалены мусором, стены затянуты паучьей паутины, стекло едва пропускало дневной свет или стекла вообще не было в окнах. Мебель, за исключением шикарной кровати, которая при каждом повороте моего тела зверски скрипела, мебель в номерах практически полностью отсутствовала. Но я стоически переживал все эти неудобства и жизненные невзгоды, только изредка и в совершеннейшей тайне пользуясь благами цивилизованной жизни в парижском смраде и вони.
        Простым щелчком пальцев я этот тесный и пыльный каменный мешок превратил в элегантную ванную комнату двадцать первого столетия с подачей горячей и холодной воды. Набросил железный крючок на скобу двери, чтобы запереться от любопытных глаз, от чужого проникновения. Быстро разделся, швырнув свою грязную, пропахнувшую потом верхнюю и нижнюю одежду в утилизатор. Голышом немного постоял перед зеркалом, любуясь своим телосложением. Именно в этот момент мне послышался чей-то смешок за своей спиной, но, сколько бы я ни оглядывался, в ванной комнате, ярко освещенной бестеневым светом, никого не было. Недоуменно пожав плечами, я полез в ванну, которая тут же начала заполняться горячей водой.
        В предвкушении сладкой истомы и неги, я закрыл глаза, погружаясь в легкую дрему.
        Мысли легким облачком витали в голове, а я все никак не мог принять решения в отношении того, как же мне быстро решить проблему с обустройством в этом проклятом французском Париже. Знание французского языка, который я изучил гипнотическим путем, не решало всех моих проблем. Мне требовался человек, на которого можно было бы положиться, который к тому же прекрасно знал бы Францию и ее столицу Париж. Этот человек должен был бы мне помочь в приобретении дома, лошадей, выезда и в найме прислуги. Может быть, мне стоило бы в этих делах положиться на маркизу Сюзанна де Монморанси, ее муж по своей родословной был близок к самому королевскому дому. Но вряд ли маркиза окажется хорошим другом мужчине в том деле, чтобы помогать ему в решении житейских проблем, ей требовалась любовь и мужское почитание, а не быть ему простым другом, чтобы делить с ним житейские проблемы.
        Влезать же в семейный скандал, поддерживая длительную интимную связь с этой француженкой, мне тоже не хотелось. К тому же вряд ли маркиза из высшего общества хорошо бы знала обратную сторону парижской жизни, ей присуще только веселье и развлечения высшего света. Чтобы основательно пустить корни в этом городе, мне требовался знатный вельможа или сановник при самом дворе Людовика XIV, который научил бы меня, как жить и процветать в этом городе.

3
        Париж начала восемнадцатого века был ненадежным и опасным городом для жизни человека, от простого клошара[1 - Пренебрежительное название бомжей, бродяг, бездомных и нищих в Париже.] до аристократа из высшего общества. Одновременно он оставался одним из самых быстроразвивающихся и привлекательных городов Европы того времени. Его улицы и здания, подобно зеркалу, отражали беспорядок, нестабильность и смуту в экономической жизни Франции, как государства и как общества. Но, как и другие европейские города, Париж был чрезвычайно грязным городом, полным смрадных запахов и вони. Он состоял из шестисот улиц и переулков, в которых порой было совершенно невозможно разъехаться двум каретам или повозкам.
        Между шеренгами домов и городских строений протекали два немыслимо вонючих ручейка. Вымощенные камнем мостовые скрывались под толстым слоем грязи. Бессмысленно было выметать или смывать эту городскую грязь водой или счищать лопатой. Сложная смесь, в состав которой входил навоз, оставленный на дорогах не только лошадями, ослами, мулами, но и человеком. Всевозможные отбросы, чаще всего органического характера, из живодерен, боен, кожевенных и красильных мастерских покрывали жирным слоем городские улицы. Все это естественным образом перемешивалось и превращалось в зловонное и смрадное месиво, вдавленное в брусчатку улиц колесами несметного количества повозок торговцев и карет аристократии. Это месиво, как говорили современники, «шибало в нос не хуже горчицы», испуская одновременно трупный, отдающий адом серный запах.
        И в этом зловонном городишке мне нужно было найти свое место, прожить довольно-таки продолжительное время. Но, прежде всего, я не хотел в течение всего своего времени пребывания в этом городе постоянно дышать городским зловонием и смрадом!
        Я все еще лежал в ванной, заполненной горячей водой, по верху которой плавала густая мыльная пена, когда уловил странный и какой-то тонкий писклявый звук. Внутренний зрением я мгновенно окинул взглядом это тесное помещение, под названием помывочная комната, но ни крыс, ни мышей, обязательных обитателей парижских домов и строений, так и не обнаружил. Тогда свое внимание я перенес на дощатую дверь этого помещения и увидел, как в щель между полотном двери и косяком дверного проема просунулось почерненное лезвие кинжала. Трение металла кинжала о высохшее дерево двери и издавало этот неприятный писклявый звук, на который я только что обратил внимание.
        Кинжал своим острием ловко подхватил металлический крючок, которым я запер дверь в помывочную комнату и, резким движением к верху, выбил его из скобы запора.
        Дверь распахнулась, на пороге помещения возник человек в черном бархатном костюме и с маской на лице. Такое неожиданное вторжение в личные покои могло, кого угодно напугать, но, разумеется, только не меня. И на это существовали две причины, во-первых, я же не был дураком, и успел на все двери помещений своих гостиничных апартаментов наложить магические чары раннего предупреждения. Как только какое-либо лицо переступало порог моих этих апартаментов, то внутренний голос тут же меня оповещал о том, что в моих покоях появилось некое лицо, вошедшее без соответствующего предупреждения и моего личного разрешения.
        И, во-вторых, называя это лицо, только что вторгшееся в мои частные владения, человеком, я несколько покривил душой. Это лицо не было человеком, в полном смысле понимания этого слова, а было его уменьшенной копией. Но оно не было карликом, гномом или лилипутом, хотя его можно было бы отнести ко всем этим типам проявления человеческой расы. Повторяю, это лицо выглядело вполне человеком, но оно таковым не было, рядом с моей ванной стоял какой-то гуманоид.
        Этот гуманоид имел рост пятнадцатилетнего подростка! Но если судить по количеству и глубине морщин на его лице, слегка подрагивающим рукам, то этому гуманоиду подростку было лет семьдесят, не менее. Этот семидесятилетний подросток с маской на лице и с кинжалом в правой руке стоял передо мной и нагло ухмылялся. Дребезжащим старческим тенорком, он прошипел сквозь редкие зубы.
        - Ну, что господин русский Никто, как вы поживаете в Париже! Третий день вы находитесь в этом маленьком европейском городке, но ко мне так и не соизволили явиться, чтобы представиться, чтобы должным образом мы могли бы познакомиться. Вот и пришлось мне, нарушая все древние традиции, самому отправляться к вам в гости. Вам, молодой человек, следовало бы знать о том, что, если вы собираетесь жить и работать секретным русским секретным агентом в Париже, то первым делом должны были бы у меня зарегистрироваться. А уж потом, после регистрации я бы выдал бы вам соответствующее удостоверение, специальное разрешение на шпионаж…
        - Вы имеете в виду, что, если я буду работать на своего государя Петра Алексеевича в Париже, то я, прежде всего, должен был бы получить соответствующего разрешение у вас, секретного агента Сикрет Интеллидженс сервис в Париже. Да вы в своем уме, мистер…
        - Без имен, пожалуйста, господин Никто. Да, я являюсь уполномоченным агентом британской Сикрет Интеллидженс сервис в Париже, но и одновременно я являюсь официальным представителем гуманоидной расы трейси[2 - По слухам «ТРЕЙСИ»являются инопланетной расой могущественных магов, чародеев и волшебников. Их сила и мощь в магии невозможно описать словами, они могут сделать все, но их магия строится на чтении заклинаний и пассов руками. О «трейси» известно очень немного, по тем же самым слухам «трейси» ненавидят человечество и свою жизнь посвящают борьбе с ним.]. Вы, как маг шестого разряда или, попросту говоря, начинающий маг, должны были в первый же день своего появления в Париже явиться ко мне, преклонить передо мной колени и склонить голову…
        - Извините, милорд, но я был очень занят, поэтому не смог своевременно нанести вам визит! К тому же я не был соответствующим образом проинформирован посольским приказом своего государя Петра Алексеевича, как мне следует поступать и вести в подобных случаях!
        К моменту начала разговора с Жаком Батистом маркизом де Сеньоле, сыном известного французского интенданта финансов Жана Батиста Кольбера времен Людовика XIII де Бурбона, я уже покинул ванну и был одет в соответствии с парижской модой тех лет. На мне была сорочка, богато украшенная кружевом и бантами, короткая куртка веста с рукавами до локтя и штаны-ренгравы[3 - ШТАНЫ-РЕНГРАВЫ - часть мужского костюма, брюки, короткие были такими широкими, что очень напоминали женские юбки. Название такие широкие брюки получили по имени голландского посла в Париже Рейнграва и были модными во Франции и Голландии в XVII веке. Эти широкие присборенные или в складку брюки украшали декоративными бантами, лентами; надевали брюки поверх панталон или чулок. Ренгравы шили из полосок различных тканей, имели цветную подкладку с прокладкой. Для верха использовали бархат и шелк с золотой вышивкой. Мода на такие брюки продержалась 40 лет!] до колен. На мне также были башмаки с тупыми носками и чулки черного цвета. Этот английский шпион гуманоид не успел даже заметить того, как моя ванная комната двадцать первого столетия снова
трансформировалась в тесный, пыльный каменный мешок. В этом помещении нам было трудно беседовать, даже не на что было присесть, поэтому я предложил своему хамоватому гостю перейти в мою гостиную.
        Не желая на первых же шагах в Париже делать какие-либо ошибки, понапрасну наживать врагов, я решил притвориться русским дураком и с мистером Жаком Сеньоле, морским министром Франции, установить дружеские отношения. Жестом руки и мысленным обращением к английскому шпиону, это все, что умели или могли делать маги шестого разряда, я предложил ему перейти в переднюю комнату или гостиную своих гостиничных апартаментов. Там имелась пара деревянных диванов, на которых можно было посидеть, правда, эти деревянные диваны были очень неудобными, беседуя со своим гостем.
        Я был прямо-таки разочарован тем обстоятельством, что эти лягушатники под высоким словом «диван» имели в виду два грубо сколоченных деревянных ящика. Только мы с мистером Сеньоле устроились на этих деревяшках и были готовы начать высокие дипломатические переговоры, как распахнулась дверь моих апартаментов, и на пороге появился мосье Бастиан Готье. В одной руке он держал две бутылки красного вина из своего винного подвала, а в другой - букет шикарных роз.
        Глаза мосье Готье начали округляться при виде незнакомца, мило беседующего со мной. Он опять-таки попал впросак, будучи платным агентом начальника парижской полиции, маркиза де Аржансона, мосье Готье проглядел появление моего гостя. А ведь парижская полиция полагала, что мимо этого старика-наблюдателя даже соседская кошка не сможет пробежать незамеченной по улице Вожирар. Эта же кошка была широко известна в среде владельцев домов по улице Вожирар тем, что была великолепной охотницей на мышей и крыс. Может быть, поэтому и эта кошка тоже негласно работала на парижскую полицию?! Одним словом, мосье Готье вдруг почувствовал себя в чем-то ущемленным, раньше мимо его глаз незамеченным не проходил ни один постоялец «Солнечного отеля». А тут, какой-то незнакомец сидит и беседует с глазу на глаз с мосье Орлоффом, русским графом, за которого маркиз де Аржансон отваливает ему целый луидор в месяц.
        Мгновенно считав эти мысли в голове старика Готье, я мысленным импульсом превратил его в своего, якобы, постоянного лакея, мысленным усилием заставив его обе бутылки вина аккуратно поставить на стол, которого вообще ранее не было в этом помещении.
        А затем мосье Готье подошел к громадному серванту, украшающему одну из стен гостиной комнаты, взял оттуда хрустальную вазу под цветы, налил в нее немного воды и вместе с цветами поставил ее на стол. А затем владелец гостиницы принялся сервировкой стола для меня и моего гостя. Причем, он делал это так ловко и профессионально, словно этим делом занимался всю свою жизнь. Но мы с мистером Кольбером на это уже не обращали внимания, так как снова были поглощены своей беседой.
        Мистер Сеньоле снова потребовал, чтобы я официально зарегистрировался у него в качестве иностранного секретного агента. Против чего я, разумеется, совершенно не возражал, и обещал это немедленно сделать сразу же после того, как получу положительный ответ из нашего посольского приказа. Правда, мне хотелось бы для вас, мои дорогие читатели, немного прояснить ситуацию в этом вопросе.
        Когда Алексей Васильевич Макаров, кабинет секретарь Его Величества, по совместительству мой непосредственный босс, представлял меня государю Петру Алексеевичу, то с усмешкой на устах царь говорил о медлительности работы государственных учреждений Московии, приказов. Он в качестве примера привел работу посольского приказа. Оказывается, этот государственный орган сегодня был занят тем, что готовил ответы на государевы запросы, направленные Петром Алексеевичем в приказ еще в тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году. К слову сказать, сегодня был март тысяча семьсот пятнадцатого год, следовательно, лет через десять я получил бы ответ на этот свой запрос.
        Правда, я должен был бы честно признаться в том, что никакого запроса я пока еще не составлял и не направлял в посольский приказ.
        В конце концов, мистер Сеньоле, французский министр, британский шпион, а также тайный дуайен[4 - ДУАЙЕН - старший по времени пребывания в той или иной стране дипломатический представитель другой страны.] шпионской гильдии Парижа в одном лице, мне настолько надоел, что мне пришлось его магически левитировать домой. Дом же его располагался в центре квартала Марэ довольно-таки далеко от моей гостиницы. Вот и пришлось пьяному инопланетянину, закутанному в белый саван, пролететь над немалым количеством парижских улиц. Этим своим внешним видом он пугал и так всего боявшихся парижан, породил множество слухов о летающих демонах и ангелах среди парижского люда.
        А что касается букета алых роз, то, когда появился мальчишка посыльный, то я его вместе с короткой запиской приглашением отправил к маркизе Сюзанн де Монпансье. В записке я приглашал ее отужинать со мной в ближайшей к ее дому таверне «У трех голубей». Вскоре мальчишка вернулся и, получив пять денье[5 - ДЕНЬЕ - французская разменная монета, которая была в обращении по всей Европе со времён Меровингов. Чеканилась в подражание римским денариям. 20 денье составляли один солид (соль). Самой мелкой монетой в те времена был обол, который был равенн 1/2 денье.], протянул мне записку от Сюзанн. Когда я развернул листок бумаги, то на моих словах стоял большой крест, что означало согласие женщины на встречу. К тому же моя первая француженка оказалась полностью безграмотной женщиной, она не умела писать.
        Глава 2

1
        Харчевня «У трех голубей» располагалась в доме 10 по улице Железного горшка в квартале Сен-Жермен-де-Пре[6 - Сегодня эта улица называется УЛИЦЕЙ БОНАПАРТА.]. Я решил убить двух птичек, чтобы добраться до этой харчевни, решил немного прогуляться по улицам Парижа начала XVIII века, с которым пока еще близко знаком не был! Такая пешеходная прогулка до харчевни стала бы моим первым настоящим знакомством с Парижем, его обитателями. В Московии я был деревенским жителем, большую часть жизни провел в родительской деревушке, в Москве и Санкт-Петербурге стал появляться только после того, как государь принял меня на службу в свой потешный Преображенский лейб-гвардии полк, в котором я начал служить рядовым, выбился в фельдфебели, а затем дослужился до лейб-гвардии капитана. Так что жить в больших городах я не был особенно привыкшим!
        Прежде чем покинуть свои гостиничные покои я долго колебался, во что же именно мне одеваться, так как не знал местных нравов в мужской моды, как сегодня одеваются молодые парижские дворяне?! Поэтому я не поленился достать из тайника свой планшетник, который на всякий случай захватил в экспедицию, чтобы в нем разыскать информацию о парижской моде времени, в котором оказался?! Честно говоря, то, что я увидел на всех тех иллюстрациях, мне не очень-то понравилось! Получалось, что сегодняшняя мужская одежда в Париже, если судит по ее внешним силуэтам, мало чем отличалась от женской одежды.
        Одежда юношей и мужчин была чересчур красочной, имела множество женских складочек, рюшечек, декоративных ленточек, воротники - сплошного ажурного вязания. Планшетник продемонстрировал мне немало примеров французской мужской одежды. В такой одежде, по моему мнению, французский мужчина терял свое главное достоинство, - мужественность, в ней он совершенно не походил на гордого льва, защитника своего рода. Всматриваясь в иллюстрации планшетника, я видел, что французский молодой человек не походил на мачо! В своей модной одежде он выглядел, как в пух и прах разодетая красная девица, женщина!
        В то же время я хорошо понимал и то, что мне особо не стоит ходить по Парижу в мундире русского лейб-гвардии капитана! Или же постоянно носить гражданскую одежду, которую я время от времени натягивал в Санкт-Петербурге, в промежутках между ношением военной формы! Так как фасон той московитской одежды я бы сказал, что сейчас выбивался из общего направления парижской мужской моды.
        Поэтому, переодеваясь в чистую одежду, я как бы изобретал свою моду для Парижа. На свои голые плечи натянул отличную батистовую рубашку белого света, которая приятно и ладно облегла мое тело. Она имела большой отложной воротником, который не был пышного ажурного плетения или вязания, совершенно не походил на пышное жабо. Темно-серый колет с золотыми пуговицами хорошо сочетался с этой белой атласной рубашкой, а также с узкими, в обтяжку, брюками-колотами черного цвета, которые застегивались не сразу же под коленями, а продолжались до середины икр. Такие брюки-колоты мне нравились гораздо больше, нежели чересчур модные в те времена штаны-ренгравы, которые, по моему непросвещенному мнению, были своего рода женской юбкой.
        Я всегда полагал, что мужчина в выборе своей одежды должен быть слегка консервативен. К тому же темный цвет одежды скрадывал кое-какие недостатки мужской фигуры, скажем, в частности, мой животик, начинающий вылезать из-под пояса. Такая обтянутая одежда в темных тонах, как я лично полагал, придавала мне боевой, я бы даже сказал, весьма угрожающий вид.
        На ноги я натянул сапоги с ботфортами до бедер, на высоком каблуке.
        В то время у меня были длинные волосы, но пришлось, отдавая дань парижской моде, на голову натянуть белый парик, а поверх его большую шляпу с плюмажем. Я уже говорил о том, что был не особо умелым дуэлянтом, что в драках полагался не только на силу и мощь своего оружия. Разумеется, армия, - Преображенский полк научили меня правильно фехтовать шпагой, драться на саблях, но, в принципе, для меня не имело особого значения, какому холодному оружию отдавать свое предпочтение, французской шпаге или итальянской рапире. Немного поколебавшись, я остановился на французской боевой шпаге, повесил ее на поясной ремень справа. И для полноты ощущений в голенище своего правого сапога я опустил свой любимый засапожник, с которым обычно никогда не расставался.
        Мосье Готье не узнал меня, когда я выходил из дверей его гостиницы «Солнечный отель», проходил мимо него. На мне в тот момент был плащ, точно такой же, которые носили все парижские полицейские, а мое лицо было укрыто в складках этого плаща. Поэтому, приняв за парижского полицейского мосье, Готье не признал меня. Как будто ужаленный дикой лесной осой, он вскочил со своего колченого табурета, чтобы долго низко кланяться мне вслед.
        В те времена, о которых ведется мой рассказ, парижские полицейские еще не имели единой униформы, а ходили в том, что придется. Но они считали, что им приходится выполнять одну из самых грязных общественных работ, в те времена парижские полицейские предпочитали носить одежду темных тонов, как в служебные часы, так и на досуге. При этом они старались закутаться с головы до ног в широкие плащи, тоже коричневого или черного цвета, а в складках таких плащей скрывали от посторонних свои лица.
        Я шел по улице Вожирар, размышляя о том, что в парижской полиции даже в те давние времена служили известные, важные и весьма значимые персоны. Некоторые из них даже входили в королевскую свиту, их знал, уважал и за руку с ними здоровался сам король Луи XIV де Бурбон. Сами же парижане, хотя и уважали своих полицейских, но уж очень их боялись, старались с ними не связываться, всячески избегая с ними каких-либо контактов, встреч. От одного полицейского я уже услышал пояснение по вопросу о том, почему они всегда кутаются в плащах, почему прячут от людей свои лица?!
        - Это для того, - говорил этот мой знакомый полицейский, - чтобы парижский люд не знал бы того, что перед ними сейчас находится полицейский! А то, что мы не показываем им свои лица, так это большей частью потому, чтобы нам самим не дышать постоянным зловонием парижских улиц!
        На третьем повороте я с улицы Вожирар повернул на улочку Шерш-Миди[7 - О происхождении названия этой улицы спорят и по сию пору. Полагают, что название это всего-навсего искаженное Шасс-Миди (Chasse-Midi), а полное название улицы было RUE QUI VA DE LA CHASSE AU MIDI, то есть Улица, Что Идет К Югу От Охотничьего замка.], а затем повернул направо на Севрскую улицу, по которой бодро зашагал, никуда не сворачивая, к центру города.
        К этому времени парижские улицы были заполнены менялами, разносчиками воды, зеленщиками, старьевщиками, мелкими портняжками. Все эти парижане были заняты своими непосредственными делами, они о чем-то спорили, переговаривались, торговались. А главное они между собой так громко перекрикивались, пытаясь что-то друг другу всучить или продать, что временами от этого крика-вопля у меня закладывало уши.
        Но я, проходя по этой Севрской улице, особенно не церемонился с этим парижским людом, этим парижским обществом! Шел по самому ее центру, постоянно работал кулаками, локтями или плечами, чтобы особо не стесняясь, не церемонясь, разогнать мельтешащих перед собой этих уличных торговцев, пешеходов или клошаров, пробивая вперед свой путь. Словно признав во мне чужака, не парижанина, ко мне то и дело подскакивали, протискивались, подбегали различные люди! Одни из них пытались мне что-то втюрить, при этом обмануть или продать никому не нужный товар, другие же, пользуясь моментом, пытались подло срезать мой кошелек, мотавшийся на поясе у самого моего пуза. Один уличный удалец даже попытался стащить, вытащив из портупеи мою французскую шпагу, но в ответ он схлопотал сильнейший удар кулаком в ухо, от которого, как подкошенный, свалился в грязь Севрской улицы!
        По обеим сторонам этой в те времена центральной улицы Парижа, Севрской улицы, располагались лавки и лотки продавцов домашней утвари, хозяйственных товаров, изделий из железа, бочки, дрова, угля, оружия, галантереи, поношенной одежды. Эти мелкие продавцы, сейчас пока еще были мелким ворьем, но они уже становились более серьезными парижанами, постепенно превращаясь во французскую буржуазию.
        Сейчас же эти плуты гороховые всеми правдами и неправдами пытались остановить меня, чтобы я купил их никуда не годный товар. Меня же до тошноты в животе раздражала вся эта крикливая, грязная и нестерпимо вонючая толпа парижских торговцев, которые сейчас мало чем отличались от нищих, попрошаек, клошаров.
        Причем, эти уличные продавцы, нищие и клошары ни на секунду не прерывали своего броуновского движения. Они постоянно переходили с одного на другое место, не переставая при этом орать по делу и без дела. Увидев незнакомое лицо или незнакомого прохожего, они толпой срывались с места, чтобы со всех сторон его окружить и, не давая незнакомцу далее пройти, всеми правдами и неправдами старались завлечь его в свою лавку или подтащить к своему лотку с товаром! Другие продавцы ходили взад вперед по Севрской улице, толкая перед собой тележки, якобы, до краев завалены старой, рваной одеждой или изделиями из глины, железа. В этой толпе парижского сброда сновали и такие людишки, как воры карманники, да и другие люди, способные на твоих глазах совершить любую подлость, обчистить тебя догола на глазах своих же напарников.
        Причем, ни один из этих уличных торговцев, мелких парижских плутов не уступал мне дороги!
        Вот приходилось мне постоянно работать ногами, пиная парижский грязный люд под их тощие задницы, кулаками, направо и налево навешивая плюхи. Порой мне приходилось угрожающе хвататься за эфес своей французской боевой шпаги. Но до цели своей пешей прогулки по этим парижским улицам мне так и не пришлось ее полностью вытаскивать из ножен. Я повторяю, что никогда не искал себе славы посредством убийства более слабого человека своей шпагой или магией. Удар своим кулаком я всегда предпочитал смертельному выпаду шпагой. Поэтому особо и не хватался за эфес своей французской шпаги, а бил ногой по задницам, пинал под зады или направо и налево раздавал добрые плюхи.
        Помимо того, что мне приходилось локтями, кулаками и плечами пропихиваться вперед, продвигаясь по Севрской улице, я должен был ни на секунду не спускать своих глаз с окон парижских домов, выстроившихся по обе стороны этой большой улицы. Меня тревожила эта чертова привычка парижан, ненужные вещи выбрасывать прямо из окон своих домов на улицу. Если честно признаться, то эта привычка парижан мне постоянно действовала на нервы. Ведь, если вовремя недоглядишь, то можешь запросто оказать под содержимым ночного горшка, выплеснутым из окна того или иного дома! В любом случае мне и другим парижским прохожим следовало бы быть постоянно настороже, подальше держаться от этих проклятых окон! Я должен был быть постоянно готовым к тому, чтобы на глазах сотен людей продемонстрировать чудеса изворотливости и гибкости своего тела.
        За три дня пребывания в этом вонючем Париже я уже неоднократно становился свидетелем того, как эта толпа парижского сброда начинала в три голоса ржать над тем или иным неудачливым парижским пешеходом. Тот вдруг совершенно внезапно для самого себя оказывался в положении с головы до ног облит человеческой мочой, измазанным в человеческом дерьме?!
        К тому же во многих местах Севрская улица была перегорожена грудами строительного, ремонтного материала, приготовленного для ее мощения, или для строительства городской канализации. К слову сказать, давным-давно еще в античные времена римляне первыми построили восемнадцать метров канализационного тоннеля для спуска нечистот в Сену, но с тех пор о гигиене в Париже напрочь забыли. Когда я впервые в своей жизни увидел первую парижскую улицу, то едва не умел от зловония, шедшего от открытого канализационного стока, вырытого посередине той улицы. В такие канализационные парижане сваливали все подряд, всю уличную и домашнюю грязь, нечистоты, вплоть до трупов ограбленных, убитых ночью несчастных горожан.
        Поэтому по Севрской улице мне пришлось проходить, дерясь и проявляя цирковую акробатику, то и дело, уворачиваясь от кулаков парижского сброда, одновременно перепрыгивая через канализационные стоки. Причем, при этом мне следовало проявлять нечеловеческую предосторожность, чтобы не поскользнуться на том жирном слое грязи, который покрывал поверхность всей этой улицы. Перепрыгивая какое-либо препятствие, мне одновременно приходилось бить кулаком уличного воришку, который пытался свою шаловливую ручку запустить мне под плащ, чтобы острейшей бритвой срезать мой мешочек-кошелек с ливрами, сейчас болтавшийся на поясе.
        Когда я перешел на улицу де Фур, то поначалу она мне показалась настоящим тоннелем, сверху над ней прямо-таки нависали трехэтажные дома, небрежно сляпанные из каменных блоков. К тому же эту улица, подобно и Севрской, по обеим сторонам была плотно заставлена рядами полотняных палаток или хибарок, построенных из хвороста, в которых жили и работали точильщики хозяйственных ножей и холодного оружия, сапожники и другие мелкие уличные торгаши. Улица де Фур оказалась короткой, но по грязи наголову превосходила все другие парижские улицы, по которым я прошелся в сегодняшний вечер.
        Поворачивая налево на улицу Железного горшка, я с облегчением вздохнул, каких-то полчаса пешим ходом по Парижу и ты уже на месте. Но тут же мысленно поклялся себе в том, что никогда моя нога больше не ступит на брусчатку парижских улиц. Сейчас мои шикарные сапоги по самую щиколотку были забрызганы подозрительно пахнущей грязью, от которой, если уж честно признаваться, так и несло смрадом и зловонием. К слову сказать, этот смрад и зловоние сопровождали меня на всем протяжении моего пути. Теперь я понял, почему дамы и кавалеры высшего общества, наезжая в Париж, свои носы не высовывали из складок плащей или не отрывали их от надушенных платочков?! Почему Луи XIV, к чертовой матери, забросил свою резиденцию в столичном Лувре, переселился в свой Версаль, который находится в восемнадцати километрах от этого зловонного города?! Свежего воздуха в этом Париже днем с огнем нельзя было бы отыскать, дышать там было просто нечем!
        Теперь понимаете, почему я столько внимания уделял вопросу, решая, где мне было бы лучше всего поселиться, в каком квартале Парижа?!
        Хозяин харчевни «У трех голубей», оказался горбуном небольшого росточка. Он был одет в чистую и опрятную одежду. Горбун встретил меня у входа в свою харчевню. Я бы сказал, что этот горбун был несколько смущен тем обстоятельством, что я, по его мнению, будучи истинным парижским аристократом, вдруг решил отужинать в его богоугодном заведении.
        Во Франции с давних пор было принято, что богатые люди и представители высшего света питаются только дома или же, в крайнем случае, в гостях у своих друзей, таких же богатых французов. В харчевнях питалась одна только городская голытьба или люди среднего достатка, которые из-за своего ремесла вынуждены были много путешествовать.
        Горбун попытался мне еще что-то объяснить, но увидев, что я его не слушаю, а направляюсь во вход в его заведение, он безнадежно махнул рукой и последовал вслед за мной.
        Уже стоя на пороге харчевни, я сразу же заметил для самого себя, что сделал неплохой выбор. Внутреннее помещение харчевни оказалась опрятным и чисто прибранным местом. Правда, оно имело несколько мрачноватый вид внутри. В люстре, подвешенной к потолку, горело всего несколько толстых свечей, но к моему удивлению эти свечи были восковыми. Свечи в люстре особо хорошо не освещали помещение харчевни, они своим светом как бы усугубляли сумрак в этом помещении. В зале было всего шесть столиков, на шесть человек каждый столик. Сейчас только один из шести столиков был занят, за ним обедали четверо здоровенных, крестьянского вида парней. Мне понравилось, как эти парни чинно, по-очереди что-то ложками хлебали из большой супницы, стоявшей посередине стола. Они ели суп, громко чавкая и отрыгивая, также громко переговариваясь между собой о том, что им настала пора возвращаться в деревню, чтобы приняться за весеннюю пахоту и посевы.
        На меня и на горбуна, хозяина харчевни, эти французские крестьяне не обратили ни малейшего внимания. Мне было понятно, что им совершенно не было дела до появления в этой таверне какого-то там парижского аристократа.

2
        Я посмотрел на карманные часы, которые только-только начали входить в моду во Франции. До появления маркизы де Монморанси оставалось менее десяти минут, а мне еще предстояла большая работа. Горбун, хозяин харчевни «У трех голубей» категорически отказал мне в преждевременном удалении из обеденной залы харчевни обедавших там крестьян. Крестьяне же, по-прежнему, с упорством идиотов не замечали моего присутствия в харчевне, они были слишком увлечены своей очередностью черпания супа ложками. Они, видимо, опасались того, чтобы их сосед не съел бы больше супа, продолжая неторопливый разговор о весенних посевах. Поэтому мне пришлось магическим путем создать новую обеденную залу, в которой этих французских болванов-крестьян уже не было.
        В этой новой обеденной зале стоял только один стол, покрытый белоснежной скатертью, в его центре стояла ваза с букетом с четырнадцатью красными розами. Эта обеденная зала в отличие от настоящей залы харчевни была хорошо освещена! Я постарался магически поддержать эффект того, что эта зала существует вне пределов реалий Парижа XVII века. Стол был сервирован всего на две персоны, тарелки были изготовлены из настоящего саксонского фарфора. Одним словом, это помещение и сервировка стола выглядели настоящей сказкой для истинного ресторатора, и для моей дамы. Ни одна парижанка, ни один парижанин не прошли бы мимо такого совершенства обслуживания, ресторанного сервиса, который здесь был пока неизвестен в этом Париже.
        Причем, эти метаморфозы я не скрывал, творил на глазах хозяина таверны, горбуна, который стоял и, ни на секунду не закрывая глаз, наблюдал за всем творимым мною волшебством. Я хорошо понимал, что одним только этим навсегда завоевал сердце этого парижского горбуна. Мне требовался свой человек в этой области общественного питания, услугами которого я мог бы время от времени пользоваться. Горбун мосье Буланже[8 - МОСЬЕ БУЛАНЖЕбыл дедом самого первого французского ресторатора, который свой первый ресторан Гранд-Таверн-де-Лондр открыл во второй половине XVIII века. При входе в помещение было написано: «приходите, и я восстановлю ваши силы», которые по-французски звучали, как слово «ресторан». К тому же внук Буланже ввел кулинарную рецептуру приготовления блюд, ресторанное меню, организованную смену блюд.] совершенно вовремя оказался у меня под рукой, так как именно он наиболее подходил для этой цели, стать первым парижским ресторатором. Сейчас же он был настолько увлечен творимым на его глазах волшебством, что уже ни на что не обращал внимания.
        Мне пришлось-таки его оторвать от созерцания этого волшебства, мне нужно было с ним обговорить меню сегодняшнего ужина с дамой при свечах. Оставалось всего несколько минут до появления маркизы, а я пока оставался к ее приходу не готов. К тому же вдруг выяснилось, что этот горбун, великий парижский ресторатор, не понимает, что это за выражение «ресторанное меню».
        - Мосье, меню - это, разумеется, французское слово, но истинное значение его мне совершенно неизвестно!
        - Хорошо, - я был вынужден согласиться с мосье Буланже, - тогда давайте поговорим о том, чтобы вы подали на стол любимой женщине на ужин? Мне бы очень хотелось чего-нибудь такого легкого, скажем пару блюд, которые сменяли бы друг друга.
        - Мосье, я уже в том возрасте, когда мне не требуется любимая женщина! Это, во-первых, а, во-вторых, у меня в таверне принято подавать на стол все то, что имеется в кладовке таверны, или то, что я купил у крестьян. Французам все равно, что и с чем есть, а уж тем более они плевать хотели бы на то, в каком порядке им подаются блюда. Но чаще всего, мосье, я готовлю жульен, который называется супом, с овощами и хлебом, а к нему приношу на стол все то, что перечислил выше и в зависимости от пожелания едока.
        На долю секунды представив себе, что маркизу де Монморанси мне придется угощать луковицей с белым хлебом и кружкой крестьянского молока, я нервно поддернул плечами. Пришлось на пару секунд углубиться в свою память, чтобы в ней разыскать рецепты приготовления легкого ужина. Остановился на креветках темпура и на грибном салате, рецепты которых тут же перелил в сознание горбуна, владельца харчевни. Настала пора и горбуну заняться сбором, хранением кулинарных рецептов. В будущем, когда его наследникам придется открывать свой первый ресторан в Париже, то им все эти рецепты, несомненно, пригодятся. Сами же продукты для приготовления такого легкого ужина я поместил в переносном холодильнике, который заранее установил в его конуре, под названием кладовка. Горбун же, хозяин харчевни, этот мой подарок воспринял, как должное дело, за него он меня даже не поблагодарил. Французы, лягушатники, они все такие, им только дай какой-нибудь новый кулинарный рецепт! Так они этим же рецептом тут же им воспользовались, приготовили на пробу блюдо, а после того, облизав пальчики, начинают говорить о том, что это именно
они выдумали рецепт самого этого блюда.
        В этот момент я почувствовал, что портшез[9 - ПОРТШЕЗ - небольшие носилки, в форме стула, своего рода паланкин.] с маркизой де Монморанси уже находился довольно-таки близко к дверям харчевни «У трех голубей».
        Душа же маркизы была полна сомнений в отношении того, стоит ли или не стоит ей, даме высшего света, встречаться с иностранцем, да еще в столь непотребном месте, как эта низкопробная парижская харчевня. Но воспоминания о первой и пока единственной встрече с этим молодым русским туманили женщине голову. Встреча получилась настолько страстной и незабываемой, что Сюзанна де Монморанси была готова снова и снова ее повторять, не боясь этим нарушить великосветский этикет. Вся ее женская натура бурлила и кипела в ожидании новых ласок, новой любви со стороны этого русского медведя.
        Но, когда ее портшез оказался у самых дверей харчевни «У трех голубей», то на маркизу де Монморанси снова обрушились прежние страхи. Она представить себе не могла, как это можно было бы для нее, маркизы, среди белого дня и на глазах сотен простолюдинов пройти в харчевню для простонародья?! Узнав об этом, завтра весь Париж будет только об этом говорить, на словах осуждая и порицая молодую маркизу.
        Тогда я для того, чтобы Сюзанна напрочь бы забыла бы о своих страхах, магически сделал так, чтобы ее портшез с носильщиками сразу же оказался бы внутри новой обеденной залы таверны «У трех голубей». От такого чуда носильщики портшеза застыли в полнейшем изумлении, остолбенении и нерешительности! Но к этому времени я уже хорошо знал, как мне следует поступать в подобных случаях, сейчас главным было, не позволить людям умереть от шока неожиданности. Я медленно поднялся из-за стола и, как ни в чем не бывало, прошел к дверце портшеза. С галантной улыбкой и с низким поклоном ее открыл. Красавица маркиза, подобно королеве, вышла из портшеза и с гордо вздернутым подбородком проследовала к столу с розами. Я же, как истинный парижский кавалер, осторожно вел под локоток эту даму высшего света.
        И в этот же момент, как истинный бабник, опытнейшим взглядом ощупывал, измерял женщину со всех сторон. Маркиза имела великолепную фигуру, тонкую талию еще не рожавшей женщины, высокую грудь. Одна мысль о том, что у этой парижской дамы под юбками нет никакого нижнего белья, сводила меня с ума. Но я с горечью понимал, что мне придется пока воздержаться со своими любовными страстями. В тот момент мне не следовало бы сразу же набрасываться на маркизу со своими восточными страстями, чтобы на глазах горбуна, владельца харчевни «У трех голубей», задирать добропорядочной даме ее нижние юбки. Хотя я уже знал о том, что Сюзанна совершенно не против того, чтобы сию минуту повторил то, что мы творили в Версале, где так случайно встретились в одном из коридоров этого королевского дворца. Сейчас мне предстояла долгая пытка ухаживания за этой француженкой, поить и кормить ее, не переходя границ реалий, а уж после…
        Женщина всегда остается женщиной, в каких бы условиях она бы не находилась, какой бы национальности она не была! Так и маркиза де Монморанси, опытным женским взглядом она тут же пересчитала количество алых роз[10 - ЧЕТЫРНАДЦАТЬ АЛЫХ РОЗ - это признание мужчины в любви.], имевшихся в вазе на столе, и удовлетворенно, сама себе кивнула головой. А затем она опытным женским взглядом прошлась по сервировке стола обеденными ножами, вилками, саксонскими тарелками и хрустальными бокалами. Похоже, что она нашла что-то новенькое для себя в этом деле. Особое внимание маркизы привлекли только что появившиеся в Европе саксонские тарелки, ей захотелось взять одну из тарелок в руки, чтобы ее хорошенько осмотреть. Но Сюзанна сдержала этот свой чисто женский порыв.
        Она испуганно вскрикнула, когда в обеденной зале внезапно погас верхний свет, когда в помещении наступила полная темнота, но этот крик был издан только ради того, чтобы подтвердить, что рядом со мной находится истинная женщина. Женщины остаются женщинами, они никогда и ничего не бояться, тем более какой-то там темноты, в которой сами принимают облик настоящего божества или королевы любви.
        Разве что, они, правда, немного боятся мышей в своих дворцах, домах, так как не желают делить с ними своих королевских владений, - столовой, кухни и спальни. Поэтому внезапно наступившая темнота Сюзанну совершенно не испугала, но дала ей возможность, воспользовавшись удобным моментом, от слов перейти к делу, к тесному контакту с желанным мужчиной. Ей так захотелось вскочить на ноги и броситься мне на шею, чтобы обнять и тесно прижаться к мужскому телу, но в этот момент маркиза почему-то сдержала свой неистовый порыв!
        Тем временем вокруг стола появились витые золотые подсвечники в рост человека с восковыми ароматическими свечами, которые тут же засветились и заиграли разноцветными огоньками. Аромат свечей напрочь перебивал зловоние, издаваемое и распространяемое парижанами и самим Парижем. Он подействовал так, словно в харчевне внезапно заработал мощный вентилятор-кондиционер, который воздух помещения очистил от примесей смрада и зловоний. Дышать стало гораздо свободнее и приятнее, маркиза Сюзанна де Монморанси это сразу же прочувствовала. Она с глубокой благодарностью в глазах смотрела на меня, слегка покраснев от своего предыдущего порыва.
        Оно и понятно, согласно правилам парижского высшего света женщина не должна первой бросаться и вешаться на шею любимого мужчины. Она должна дождаться момента, когда этот мужчина обратит на нее свое внимание, только после чего могла бы дать волю этим своим низменным чувствам.
        С момента нашей второй встречи мы оба пока не произнесли ни единого слова! Наши взгляды о многом рассказывали друг другу!
        Я внутренне ощущал, как между мной и этой прекрасной француженкой растут доброжелательные и доверительные отношения. Мы оба чувствовали себя так, словно эта встреча была не нашей первой встречей, словно мы уже встречались в течение продолжительного времени. Словно мы давно были любовниками и настоящими друзьями. Атмосфера этой нашей встречи была такой, что мы могли спокойно говорить о даже о возможном рождении наших совместных детей. Но я пока не спешил Сюзанну обрадовать новостью о том, что она уже зачала ребенка мужского пола. Это можно было бы сделать несколько позже.
        Послышалась негромкая трель звонка, распахнулась кухонная дверь, на ее пороге появился горбун, шеф-повар и одновременно хозяин этой таверны. На вытянутых руках он нес поднос с блюдами креветки темпура, грибным салатом, а также бутылку белого вина. Должен признать, что в отношении вина хозяин проявил должную инициативу, из своих запасников он достал бутылку этого замечательного вина.
        Наш ужин с маркизой проходил в тишине и в спокойствии, француженка с такой энергией и скоростью уничтожала салат и креветки, словно ее давно не кормили. Она одна прикончила и бутылку белого вина, выпивая бокал за бокалом. Изредка между бокалами маркиза с ласковыми и многообещающими улыбками поглядывала на меня. Это очень походило на то, что ужин и его антураж произвели на Сюзанну огромное впечатление, что этот вечер со мной она никогда не забудет!
        Однако следует откровенно признать, что в тот момент я пока еще не жаждал неистовой любви с этой прекрасной француженкой.
        В тот момент я путешествовал по извилинам ее головного мозга, а моя тень, мое отражение, в это время сидела за столом, с восхищением поглядывая на даму, голодно сметающую все подряд с тарелок. За этот вечер я должен был, хотя бы в общих четах, познакомиться с Францией тысяча семьсот пятнадцатого года, узнать кто наиболее внимательная фигура при правящем короле Луи XIV. Конечной целью моего пребывания в Париже было знакомство и установление дружеских отношений с герцогом Филиппом Орлеанским, так мне приказал его превосходительство господин Макаров. Но я и сам хорошо понимал, что пока не могу, пребывая в статусе неизвестного парижскому высшему свету иностранца, запросто подойти к герцогу Филиппу Орлеанскому, чтобы ему по-дружески предложить:
        - Мосье Филипп Орлеанский! Слушайте, давайте дружить! Филипп пригласи, пожалуйста, нашего государя Петра Алексеевича в Париж, чтобы Франция с Московией подписала бы договор о дружбе и сотрудничестве. Такой договор позволит Московии победоносно завершить войну со Швецией, которая длится вот уже пятнадцать лет. Позволит оставить за Московией все завоеванные земли и государства. Правда, правительница морей, Великобритания, категорически против всего этого, так как она не желает себе иметь равного соперника в европейских делах и странах!
        Чтобы добиться подобного результата, мне еще только предстояла работа по установлению знакомств с французами королевского двора и высшего света, Теперь мне следовало у каждого такого француза оставлять о себе только хорошее впечатление, чтобы получать возможность навязаться в дружбаны уже к их друзьям, приятелям и товарищам. Пройдет немало времени, немало завяжется знакомств, прежде чем я достигну своей окончательной цели. Только тогда я смогу подойти вплотную к своему новому другу и приятелю, герцогу Филиппу II Орлеанскому, чтобы ему представить своего государя Петра Алексеевича.
        Сканирование сознания маркизы де Монморанси подходило к концу. От нее я многое знал о Франции начала восемнадцатого века. По крайней мере, я понял, как смогу познакомиться с маркизой де Ментенон, официальной любовницей и неофициальной женой Луи XIV, правящего короля Франции. К этому времени я также хорошо знал, но это уже была информация из секретных источников Алексея Васильевича Макарова, когда король Луи XIV отдаст свою душу нашему господу богу, чтобы почить в мире и спокойствии, поэтому особо и не рвался с ним встречаться. С женщинами мне было гораздо проще иметь дело, а с мужиками то и дело приходилось вступать в драку, то на кулаках, то на шпагах. Чаще всего мне приходилось драться «из-за» или «за» прекрасную женщину.
        В этот момент в моей голове прозвучала негромкая трель звоночка. На этот раз она предупреждала о приближающейся опасности.
        Я тут же прервал сканирование сознание маркизы де Монморанси, чтобы осмотреться кругом. Через мгновение я любовался прекрасной француженкой, которая в тот момент мякишем хлеба с фаянсовой тарелки вытирала остатки соуса грибного салата. Продолжая любоваться Сюзанной, я внутренним зрением обследовал обеденную залу. Здесь было спокойно, посторонних лиц не было, только я и маркиза Монморанси, которая была увлечена своим блюдом. Но я должен признать, что такое спокойствие сохранялось только в обеденной зале, воссозданной силой моей магии.
        В реальной обеденной зале харчевни «У трех голубей» творилось нечто невообразимое!
        Только что пообедовавшие французские крестьяне поднялись из-за стола! По непонятной причине они вдруг превратились в настоящих разбойников с большой дороги. Со средоченными и злыми лицами они кулаками и своими башмаками молотили моего первого французского знакомого, горбуна, мосье Буланже, и при этом приговаривали:
        - Не хочешь нам сказать, куда именно ты запрятал того молодого шевалье, который сюда заглядывал, так мы тебя заставим это сделать! Мосье Лувуа имеет достаточно власти, достаточное количество гарнизонных тюрем и гауптвахт, куда он может тебя навечно запрятать!

3
        К этому времени я хорошо знал, кто же это такой мосье Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа, граф Тоннер[11 - ФРАНСУА - МИШЕЛЬ ЛЕТЕЛЬЕ МАРКИЗ ДЕ ЛУВУА, ГРАФ ДЕ ТОННЕР - французский государственный деятель, государственный секретарь по военным делам (военный министр). Людовик XIV относился к нему с большим доверием; его советы оказывали громадное влияние на формирование внешней политики Франции.]! Только я никак не мог понять того, как же такое могло случиться, чтобы такому могущественному сановнику королевской Франции я перешел бы дорогу в течение всего трех дней своего пребывания в этой стране. Мне было также непонятно, почему военный министр такой великой страны, как Франция, разыскивает меня по всем парижским кабакам.
        Эти же крестьяне, которые избивали горбуна, если судить по их мордам и размерам кулаков, наверняка, были жандармами самого военного министра Лувуа. По их наглому поведению можно было бы с уверенностью утверждать о том, что вряд ли моя встреча с военным министром Франции, если бы она имела место, стала бы для меня приятным времяпрепровождением, приятной беседой с министром. Скорее всего, все бы получилось наоборот, меня явно разыскивали для того, чтобы арестовать, бросить в тюрьму, надолго лишить свободы передвижения! Уже по одному этому, можно было бы говорить о том, что идеям нашего государя Петра Алексеевича уже имеется могущественный противник в Париже, во Франции. О таком раскладе политических дел в этой стране, мой государь еще не слышал, но такое положение мне требовалось исправлять всеми своими силами! Что касается меня самого, то я почувствовал себя не в своей тарелке, когда узнал о том, что военный министр Франции, маркиз де Лувуа, является моим непосредственным противником.
        Всего третий день я нахожусь в Париже, а обо мне все уже многие знают, многие слышали о моем появлении, а еще многие жаждут личных встреч со мной. Резидент британской разведки прекрасно осведомлен о моем задании. Но, когда он встречается со мной то этот инопланетный маг-придурок вдруг решает, что я полный идиот, поэтому он на время оставляет меня в покое. Но даже такую слабую поблажку следует рассматривать, как временную.
        Всего на несколько дней я освобождаюсь от наблюдения и преследования с британской стороны. Очень скоро Сикрет Интеллидженс сервис узнает о произошедшем, тогда эта организация вразумит своего парижского резидента. Тогда английский шпион и морской министр Франции в одном лице, маркиз де Сеньоле, образумится, он выделит и пошлет своих морских офицеров и агентов британской Интеллидженс сервис гоняться по моим следам. Вот тогда-то мне придется побегать, скрывая свои следы и дела, а сейчас мне требовалось как можно быстрее легализоваться в Париже, познакомиться со множеством французов, чтобы завербовать их в друзья Московии.
        Тем временем жандармы военного министра маркиза де Лувуа продолжали методически избивать моего французского друга, мосье Буланже. Пора было кончать бездействовать, а то эти бугаи, переодетые в цивильное, забьют до смерти хозяина таверны, этот горбун мне был необходим в ближайшем будущем.
        В этот момент я обратил внимание на то, что маркиза де Монморанси внимательно, каким-то оценивающим взглядом меня рассматривает. Любому мужику приятно, когда женщина начинает так оценивающе его рассматривать. Таким взглядом женщина как бы принимает решение о том, годится ли этот мужчина ей в кавалеры, можно ли с ним завернуть роман?! Да и что касается меня, то я, если уж честно признаваться, был совершенно не против того, чтобы продолжить роман с Сюзанной де Монморанси. Только мне было нужно первым делом решить вопрос с этими военными жандармами и горбуном, хозяином этой харчевни. Движением левой руки я этого несчастного Буланже вырываю из их рук, правой же рукой жандармов злодеев вышвыриваю за дверь харчевни.
        Мосье Буланже в драке с жандармами не очень-то сильно пострадал. Открытых ран, каких-либо переломов мой горбун не имел, а ссадины, синяки и ушибы дело плевое, на нем заживут, как на собаке! Теперь мне настала пора возвращаться в свою реальность, чтобы в полной мере заняться маркизой де Монморанси. Эта француженка мне уже в кое-чем помогла. При сканировании ее сознания я получил достаточно информации для того, чтобы начать разбираться в том бардаке, который творился в истории великой Франции в конце XVII в начале XVIII веков. Разумеется, полученная от нее информация не позволяла мне составить справочник «Кто есть кто» во Франции, с именами, с званиями и точными адресами, чтобы этот справочник отправить в адрес Алексею Макарову, в Санкт-Петербург. Но у меня уже накопилось достаточно информации для того, чтобы подготовить, отправить своему непосредственному руководителю свое первое донесение из Парижа.
        - Дорогая, а что ты думаешь в отношении того, чтобы отправиться в мои гостиничные покои и заняться там сексом? - Поинтересовался я у Сюзанны де Монморанси, целуя ее в губы.
        - Да, ты совсем с ума сошел? По парижской грязи, да еще в полную темноту переться в такую даль?! Мои слуги вряд ли смогут донести туда мой портшез, а ходить пешком я не умею. К тому же, что ты имеешь в виду, когда говорил о «сексе»? Я не знаю такого слова! Я бы хотела заниматься с тобой настоящей любовью, а не каким-то там сексом!
        - Тогда позволь мне решить эту житейскую проблему! Твоих слуг с портшезом мы оставим в таверне, мосье Буланже их напоит и накормит. А ты собирайся в дорогу, мы посетим мое временное пристанище. Да, между прочим, ты не могла бы порекомендовать район, где можно было купить небольшой домик.
        - Дорогой, ты, вероятно, меня с кем-то путаешь?! Я никогда этим делом не занималась, любовь и взаимоотношения с мужчинами, - вот поле моей деятельности. Если хочешь, то я могу попросить мужа, маркиза де Монморанси встретиться с тобой. Тогда в беседе с ним ты можешь обсудить все эти вопросы, получить ответы на все интересующие тебя вопросы! Да, между прочим, мы уже второй день дружим, а я пока еще не знаю имени своего кавалера, дорогой? Ты пока забываешь его мне сообщить! Мой сын должен иметь, как второе, твое имя! Тогда все мои подруги сойдут с ума, когда узнают, что я зачала ребенка от настоящего русского медведя. Вот тогда, дорогой, к тебе образуется настоящая очередь желающих получить сына от русского.
        - Тогда зови меня Иваном, мадам! А откуда ты узнала, что у тебя будет сын?
        - Любая женщина знает, когда семя мужчины попадает в ее лоно, будет ли и не будет от этого семени ею зачат ребенок?!
        С этими словами я крепко обнял Сюзанну, начал ее целовать в губы и шею. Тем не менее, в глубине души своей я желал, как можно скорей, добраться до ванной комнаты в гостинице, чтобы там хорошенько отмыть эту француженку. Но затем блестящая идея скользнула в моем разуме, я подумал, а зачем нам следует куда-то перебираться, когда магия способна любое помещение превратить в ванную комнату, даже это помещение обеденной залы харчевни «У трех голубей» мосье Буланже.
        Слово сказано, дело сделано!
        Поначалу маркиза де Монморанси была-таки шокирована роскошью той ванной комнаты, которая вдруг раскинулась перед нами. Она долго стояла на пороге, застывшими и испуганными глазами рассматривала белые стены магической ванной комнаты, белые полотенца и махровые халаты. Ее до глубины души напугали умывальники, душ и большая ванная с золотыми кранами для холодной и горячей воды, небольшой бассейн с кристально чистой водой. Но Сюзанна все же была истинной француженкой, которые не останавливаются на полушаге, особенно в любви! Она осмелела до такой степени, что на цыпочках подошла к джакузи, своим аристократическим пальчиком попробовала толстый слой мыльной пены, покачивающего на поверхности воды, заполнившей джакузи. И тут же, словно обожглась, она его в испуге отдернула, а потом долго рассматривала пену, прилипшую к ее пальцу.
        Меня же эта сцена знакомства средневекой парижской дамы с достижения банной технологии двадцать первого века, настолько взволновала, что на моих глазах появились слезы умиления.
        Но ничего подобного не происходило с маркизой Сюзанной де Монморанси, ее лицо мрачнело с каждой секундой. Она начала двуперстно покатолически креститься, молиться своему католическому богу. Видимо, она искренне надеялась на то, что она все-таки не попала в руки сатаны, принявшего мое обличье. Когда я отворачивался или отходил от нее немного в сторону, то Сюзанна истово перекрещивала меня, делала крестное знамение и бормотала молитву об изгнания дьявола из человеческой плоти. Но после такой молитвы со мной ничего особенного не происходило! Каким я был, таким и далее оставался, - молодым и симпатичным мужчиной, русского происхождения. Правда, дворянского во мне было не так уж много, ведь я родился в простой семье, которую можно было бы назвать простолюдинской. Может быть, именно эту двойственность маркиза подметила и ощутила во мне.
        Эта моя двойственность начала смущать мою средневековую француженку из высшего света, не давала ей возможности забыть обо всем нас окружающим, с головой предаться порыву любви.
        Тогда я, наконец-то, решился доказать этой французской красавице, что мы находимся в замечательном месте, которое следует использовать по назначению. Я быстренько разделся и. в чем мать родила, встал под струю автоматически заработавшего контрастного душа. От удовольствия я закрыл глаза, начал телом медленно поворачиваться под этой струей, подставляя струям грудь, спину или плечи. Поданный пример заразителен, вскоре я почувствовал, что рядом со мной под струей душа находится женское тело. Приоткрыв глаза, я увидел Сюзанну в нижней рубашке с небольшими дырами и длиной до бедер. Она стояла рядом со мной под струей душа и, не смотря на то, что вода была теплой, дрожала всем своим прекрасным телом. Ее волосы длинными змеями раскинулись по лебединой шее и прекрасным плечам, руки она прижимала к груди, словно собиралась защищать себя от внезапного вражеского нападения.
        Я повернулся к этой прекрасной женщине лицом, осторожно развел ее руки, сорвал с ее плеч эту старенькую рубашку, с силой и со злостью зашвырнул ее в зев утилизатора. Затем я долго и нежно целовал женскую шею, плечи и грудь, потихоньку увлекая маркизу для перехода в джакузи…
        Домой в гостиницу «Солнечный отель» я возвращался незадолго до рассвета. В тот момент моя голова под завязку была занята воспоминаниями о прошлой ночи. Маркиза Сюзанна де Монморанси оказалась столь страстной любовницей, что мы не могли остановиться, всю ночь прозанимались любовью. К тому же после того, как я отмыл Сюзанну в тысячах водах, она превратилась в настоящую красавицу, от которой нельзя было отвести глаз. Между актами любви я эту прекрасную француженку обучал, рассказывая ей об азах женской гигиены, как одеваться по моде, как вести себя с мужчинами. К слову сказать, Сюзанна оказалась далеко не дурой, в своей пока еще очень короткой жизни она успела многому научиться самостоятельно.
        Я шел по Севрской улице, негромко насвистывая одну за другой популярные в мое время мелодии, когда неожиданный удар короткой дубины внезапно обрушился на мой несчастный череп.
        Глава 3

1
        Очнулся я в темном и грязном помещении, в которое не проникал ни единого лучика света. Сильно болела голова, а от отвратительных запахов, скопившихся в этом помещении, меня сильно подташнивало. Руки и ноги были так сильно перетянуты веревками, что я не мог ими шевельнуть, а на моей голове был мешок из грязной рогожи. Но этот мешок рогожи не помешал мне внутренним зрением осмотреться вокруг, стараясь особо не шевелиться, не привлекать в себе внимания людей, которые могли бы находиться в этом помещении, я быстро его осмотрел.
        Помещение представляло собой маленькую, тесную комнатенка, по всей очевидности расположенную в подвальном помещении какого-то здания. Она имела земляной пол, не имела окон, имела единственную дверь с громадным засовом, который сейчас находился не в рабочем состоянии. Эта комнатенка имела каменные стены и потолок, выложенные из больших каменных блоков. Через стены в комнату не проникало ни единого звука, у меня складывалось впечатление, что здание с этой комнатенкой располагалась вдали от всегда оживленных и поэтому шумных парижских улиц. Она очень подходила для того, чтобы быть использованной в качестве тюремной камеры для невинных жертв.
        К тому же эта комнатушка от земляного пола и до потолка была завалена кучами дерева и каких-то испорченных железных деталей. Только при самом входе в ней еще оставалось немного свободного места, на котором сейчас валялись два непонятных свертка в рост нормального человека.
        Убедившись в том, что в комнате не было людей, я согнул и разогнул ноги, чтобы определиться с тем, какой именно из свертков был мной. Если ориентироваться от входной двери, то я был левым свертком.
        Сверток же с телом второй жертвы лежал в полуметре от меня, этот сверток не двигался, не шевелился. В том месте, где по моим расчетам должна была находиться его голова, расплывалось большое темное пятно. Это, наверняка, была кровь жертвы! Видимо, те бандиты, которые на нас напали, сильно перестарались, нанося удары дубинами по нашим головам, они разбили черепушку второй жертвы. Запах разлившейся крови привлек к обоим сверткам великое множество серых шариков. Мыши громко пищали, постоянно перемещались с места на место, так и норовя через материал, в который мы были завернуты, прогрызть дорогу к моей плоти и к телу этой несчастной жертвы.
        К слову сказать, в общем зловонии этого помещения я услышал и тошнотворный трупный запах умершего человека. Этот человек, вторая жертва парижских бандитов, по всем внешним показателям был мертв уже в течение довольно-таки долгого времени. Так, что, можно было бы сказать, что я пребывал в полном одиночестве, оказавшись пленником неизвестных мне похитителей. Было также ясно и понятно, что похитители вскоре должны объявиться, чтобы выяснить состояние своих жертв, тогда они окончательно расправиться и со мной.
        Усилием воли я оживил веревки, которыми были связаны мои ноги и руки, заставив их самим развязаться, соскользнуть с моих ног и рук. Некоторое время я полежал спокойно, позволяя восстановиться нормальному кровообращению в своих конечностях. Когда боли в этих конечностях совсем исчезли, я начал медленно подниматься с пола, одновременно сдергивая с головы грязный куль рогожи, с силой зашвыривая его в дальний угол помещения. Мыши при моем шевелении испугались, они совсем уж было разбежались, но уже через долю секунды эти серые твари начали подбираться к телу второй жертвы, поблескивая в темноте бисеринками своих глаз. Голод не тетка, из-за голода даже люди шли на великие риски, совершали геройские поступки, иногда погибая ради того, чтобы хоть еще раз вкусить деликатесной пищи. А не то, чтобы там какие-то вам мыши, которые только от одного запаха крови теряли головы, а от бесплатной мертвечины - рассудка!
        Уже стоя на ногах, я внимательно осмотрел себя, горько усмехаясь тому, что увидел. Ну, а чего же мне было ожидать другого? От моей прежней одежды не осталось ни единого предмета, ни из одежды, ни из обуви. Сейчас я был бос, а на мне была длинная и грязная рубаха, типа власяницы[12 - В наше время ВЛАСЯНИЦА - это длинная рубашка из простой ткани, часть монашеского одеяния, которая в первую очередь надевается монахом во время монашеского пострига. В прошлом власяница ткалась из верблюжьего волоса или овечьей шерсти и надевалась на голое тело, причём жёсткая шерсть постоянно кололась, напоминая монаху о терпении и смирении.], которая прикрывала колени, а также холщовые с большими дырами порты, перевязанные простой веревкой.
        Я кончиками губ ухмыльнулся этому своему новому образу, недаром же в народе говорят о том, что, как поведешь себя, то и получаешь!
        Одним словом, мне не стоило рано на рассвете брести по бандитскому кварталу Парижа, широко разевая по сторонам рот, вспоминая встречу и снова желая прекрасную женщину, с которой только что расстался! Вот и до мечтался, схлопотав удар по затылку бандитской дубиной. Но, как говорится, любой долг платежом красен! Мои родители часто любили повторять эту народную поговорку, возвращая одолженные деньги соседям по нашей лестничной площадке. Теперь волею судьбы я снова оказался в роли должника. Мне предстояло тем людям, которые предпочитали общаться с людьми посредством дубинок, напомнить о том, что я хочу отплатить за несправедливость, проявленной по отношению ко мне. Потребовать возвращения морального долга, заодно и одолженных у меня вещей из одежды и обуви.
        Вот только, кто же были те смельчаки, эти мои похитители, которые осмелились поднять на меня руку, напасть из темного парижского угла?!
        Сейчас мне было несколько стыдно перед самим собой, что такое со мной, магом, могло такое случиться?! Чтобы сейчас стоять в этой паршивой комнатенке, разглядывая себя, разодетого во рванье, как последнего парижского клошара? На всякий случай прикосновениями пальцев, свою грязную власяницу я превратил в черную хлопковую батистовую рубаху со шнуровкой на груди. Льняные дырявые порты очистил от грязи и паразитов, заштопал, но их фасона пошива не изменил, они мне очень понравились. Что же касается босых ног, то земляной пол их прекрасно охлаждал, поэтому я решил с новой обувью пока не спешить!
        Но прежде чем, покинуть эту комнатушку, нужно было выполнить христианский обычай и тело этого несчастного парижанина предать земле. Но, разумеется, сам ему копать могилу я не собирался, взглядом разомкнул внутренние запоры двери и ее открыл. Шагнул через порог, чтобы оказаться на странной улице, по которой был народ. По ней время от времени проходили разные люди, которые куда-то спешили или же прогуливались парами, беседуя друг с другом. Улица же была заставлена фонарными столбами, стоящими через определенные промежутки. На столбах горели толстые свечи, которые слабо, но все же в какой-то мере освещали эту улицу.
        Я постоял в проеме двери и, когда увидел парочку приближающихся парижских клошаров, то, ни слова не говоря, пальцем поманил их к себе. Бродяги остановились, они с явным удивлением смотрели на меня. Я, молча, развернулся, одним щелчком пальцев ярко осветил свое бывшее узилище, пальцем показал на свернутый рулон с трупом невинной жертвы. Затем вежливо объяснить этим бродягам их задачу, они должные были захоронить эту жертву со всеми полагающимся гражданскими почестями, по христианскому обычаю.
        - Мосье, - нагло ответил мне один из бродяг, - каждую ночь в парижских катакомбах набирается так много бесхозных парижских жмуриков, что никто заботится о том, чтобы их еще и закапывать, они и так сгниют. Отправляйтесь по своим делам, мы же с другом за маленькую плату этот труп заберем из вашего помещения, чтобы выбросить его на общую свалку, где-нибудь подальше от этого места.
        Я едва сдержался, чтобы не впасть в ярость от такого наглого по сути ответа. Тут, понимаешь, вежливо просишь людей об одолжении, а они ломаются, словно красны девицы первый раз встретившиеся с настоящим мужчиной. Я уже совсем собрался щелкнуть пальцами, чтобы этих прощелыг достойно наказать, но бедолаги это мое движение пальцами восприняли, как согласие с моей стороны оплатить их услугу.
        - А сколько этот щелчок будет стоить в денежном выражении? - Поинтересовался второй бродяга
        - Одного ливра будете достаточно для того, чтобы вы, канальи, похоронили бы несчастного? - Спросил я, делая вид, что достаю монету из кармана своих холщовых портов.
        - Да, монсеньор! - Едва ли не хором ответствовала или эта парижская голытьба!
        Через некоторое время я с лицом человека, которое выражало полную занятость каким-то важным делом, шагал по проклятым парижским катакомбам. В этот момент чуть ли не вслух я ругал себя за то, что у попрошаек, которые сейчас рыли могилу моему несчастному соседу, умершему от ран в неволе, не поинтересовался в отношении того, как мне самому выбраться из этого парижского подземелья. А катакомбы все продолжались и продолжались, конца и края им не было видно. Так же, как не было видно какого-либо выхода, ведущего на поверхность.
        Я решил остановить любого первого встречного человека, чтобы у него выяснить то, как можно было бы мне выбраться из этого подземелья?!
        Впереди мелькнул еще один несчастный парижский клошар. В тот момент я всматривался в его лицо, собираясь его остановить и задать свой вопрос, но опустив глаза к полу тоннеля, вдруг увидел на его ногах свои собственные сапоги с голенищами чуть ли не до бедер. Заметив, каким злым вдруг стало мое лицо, почувствовав, как изменяются мои намерения, клошар замер на месте. Он начал было разворачиваться, чтобы бежать от меня, куда подальше и сломя голову. Но не тут-то было, протянув руку, я схватил его за шею, зло швырнул перед собой на земляной пол катакомб. Мужик аж завыл от бессилия и унижения, он обеими руками схватился за мою руку, пытаясь ее разжать и освободить свою шею. Но тут послышался резкий треск шейных позвонков, руки клошара внезапно обмякли, а его тело забилось в агонии.
        - Ну, ты паря, даешь! Я еще не видал такого, чтобы одной только рукой убивали бы человека! Правда, Жирард, давно уже этого заслужил. Скольких людей он отправил на тот свет своей дубинкой, которой владел мастерски, не сосчитать!
        Я глянул через плечо, рядом с собой увидел какого-то человечка, который своим телосложением почему-то не походил на гуманоида. Но я бы также сказал, что оно особенно и не впечатляло! Этот человечек был не маленького и не особо высокого роста, туловище его мало чем отличалось от человеческого тела, но зато его голова своими размерами превосходила даже среднего размера арбуз. Этот плюгавый человечек стоял рядом со мной и, потирая, щетинистый подбородок, сейчас о чем-то сейчас размышлял.
        - Благодарю вас за комплимент, но этот Жирард без моего разрешения надел мои сапоги, вот мне и пришлось его за это наказать! Позвольте вам представиться, граф Иван Орлофф из Московии.
        - Я слышал о Московии, говорят, там постоянно стоит зима! - Глубокомысленно заметил мой собеседник.
        - Но иногда там случается и жаркое лето! - Я добавил ему в унисон.
        - Может быть, - согласился этот парижский клошар, - о Московии здесь мало чего известно! Поэтому это так интересно в парижских катакомбах встретиться с русским такого высокого дворянского достоинства, чтобы с ним побеседовать о его государе Петре Великом!
        Последним замечанием это человек задел меня за душу, он, оказывается, знает о существовании моего государя Петра Алексеевича. Средний француз, кроме своих налогов в королевскую казну ни о чем не заботится и не беспокоится. Живет себе, поживает, по возможности грабит соседей или конкурентов по ремеслу. Ворует все то, что плохо лежит или принадлежит другому французу. Иностранцев французы не признают, другие страны мира этих лягушатников совершенно не интересуют, не волнуют. Одним словом, сплошная лепота, да и только!
        В этот момент мой собеседник наклонился к тому парню, которого я только что убил. Профессиональным жестом средневекового медика он поднял веко трупа и долго всматривался в зрачок неподвижного глазного яблока.
        - Да, весьма похоже на то, что Жирард, Стальная рука[13 - СТАЛЬНАЯ РУКА - первый член банды Картуша. Этот могучий, неимоверной силы человек трепетал перед главарем банды и беспрекословно выполнял все его приказы. На стороне Картуша была удача, и это привлекло к нему на службу целую орду парижского отребья.], уже не поднимется на ноги, не возьмет снова в руки свою прославленную дубинку. Так, кто же тогда займет его место, станет наемным убийцей мосье Луи-Доминика Бургиньона[14 - ЛУИ-ДОМИНИК БУРГИНЬОН - сын трактирщика, был главарем крупной шайки в Париже и его окрестностях. Имел большую сеть платной агентуры, которая информировала о делах и жизни парижской аристократии, представителей которых он только и грабил. Парижской полиции он был выдан одним из членов своей же шайки, который позарился на большие деньги за предательство, за свои деяния Картуш был колесован в 1721 году.], который только что вернулся в Париж?
        - А кто это такой мосье Луи-Доминик Бургиньон? - Сдуру или по детской наивности я поинтересовался.
        Плюгавый человечек с большой головой выпрямился, он долго всматривался в мои глаза. Я не знаю, чего он хотел там найти, но в этот момент мне даже показалось, что мое сознание кто-то сканирует. Я тут проверился, на всякий случай, заблокировал его от вмешательства извне. Это все-таки катакомбы, подземелье, здесь можно встретиться, черт знает с кем! А этот человечек удовлетворенно кивнул мне как бы в ответ и, кивнув подбородком, в сторону какой-то щели, отходящую от основного тоннеля прохода катакомб, произнес:
        - Через этот проход вы можете выбраться на поверхность. Сейчас там уже рассвело. Так что вы спокойно доберетесь до своей гостинице, где сможете отдохнуть и забыть об этом своем необычном приключении.
        - Мосье,…
        - Мосье Слюсар, мое полное имя Франсуа-Августин Слюсар! Я медик по образованию, закончил с отличием медицинский факультет парижского университета Сорбонна.
        - Мосье Слюсар, позвольте вас поблагодарить за то, что вы остановились и столько своего времени потратили на то, чтобы со мной побеседовать! Но, прошу вашего извинения, но вы так мне не ответили на вопрос, а кто же это такой мосье Луи-Доминик Бургиньон?! Сегодня утром, когда я возвращался в гостиницу, то на меня подло напали, ударив дубинкой по голове. От этого удара я едва не отдал душу господу Богу. Он этого моего дара не принял, но мне приказал найти и наказать виновника этого подлого удара из-за угла!
        - Свой обет всевышнему, вы, мосье Орлофф, уже только что исполнили, убив Жирарда Стальную руку. Это он ударил вас своей дубиной, но у него, видимо, в момент удара что-то неладное произошло с его разящей рукой. Свои жертвы, Жирард, обычно и всегда убивал с первого же удара! Я направлялся к вам в комнату, чтобы по просьбе мосье Бургиньона констатировать вашу и вашего соседа смерть! Если бы вы были мертвы, то я отпел бы вас! Если бы в оказались живыми, то помог бы вам выздороветь, вернуться домой! Мосье Картуш, о котором вы, возможно, уже слышали, он и есть мосье Луи-Доминик Бургиньон!
        От полной неожиданности я почесал свой больной затылок. В те времена Париж от мала, до велика, жил и только говорил о подвигах благородного разбойника Картуша, который грабил и убивал одних только представителей французской знати, раздавая их богатства бедному люду. В тот момент я почувствовал, как усталость тяжело опустилась на мои плечи, бесследно исчезло желание мстить за свою ночную промашку. В моей голове осталась одна только мысль о том, добраться до постели. чтобы броситься в ее нежные объятия. Я посмотрел на мосье Слюсара и тихо молвил:
        - Мосье Слюсар, будьте столь любезны, когда-нибудь найти время для того, чтобы снова встретиться со мной. Тогда мы сможем продлить нашу беседу в более удобной обстановке. А теперь позвольте мне, покинуть вас?!
        Я развернулся и направился к щели в стене парижских катакомб, которая, по словам, мосье Слюсара, вела на поверхность.

2
        Сегодня мне предстояла встреча с маркизом де Монморанси, которую устроила моя любовница маркиза Сюзанна де Монморанси, его молодая супруга.
        Прежде, чем встречаться с маркизом, я специально поинтересовался у Сюзанны, как мне вести себя при встрече с ее рогоносцем мужем? Сюзанна вся вспыхнула от этого простого и наивного мужского вопроса, ее ланиты заалели румянцем, но не от стыда, разумеется, а от пикантности самой ситуации. Оказывается, эту француженку совершенно не волновало то обстоятельство, что с каждым встречным мужиком она своему мужу навешивала очередную гроздь новых рогов. Ее страшно удивил и прямо-таки восхитил мой наивный вопрос, так как во французском высшем обществе само собой считалось, что великосветские муж и жена вправе изменять друг другу, правда, придерживаясь так называемого этикета высшего общества. Честно говоря, но я и по настоящее время так и не разобрался в том, что же именно запрещалось в этих любовных адельтюрах тем этикетом?!
        Многие великосветские мужья Франции с раннего возраста, когда начинало функционировать мужское достоинство, его неоднократно использовали, балуясь и забавляясь с женской прислугой. Поэтому, получив в жены девицу со стороны, часто женитьба устраивалась по родственным связям или по расчету, то эта девица их совершенно не интересовала. А любовь они продолжали искать на стороне или с прислугой, при этом рождая немало отпрысков бастардов на этой самой стороне. Таким естественным образом, дамы и кавалеры решали вопрос о продолжении своего дворянского рода. Молодые знатные жены, наблюдая подобное семейное безобразие, сами пускаясь во все тяжкие, имея дела с молодыми шевалье, рожая им сыновей и дочерей. Причем, такие жены всячески протежировали своим молодым любовникам, через мужей и бывших любовников продвигая тех по служебной или иерархической лестнице.
        Таким бесподобным по простоте способом, во Франции сохранялись знатные семьи, развивались и вырастали генеалогические древа, в старинные и знатные фамилии осуществлялся приток молодой крови. Так, что я действительно попал впросак, задав маркизе Сюзанн де Монморанси свой дурацкий вопрос.
        На этот раз я выступал в образе гостя, поэтому немного волновался, впервые посещая дом знатного человека Парижа. Со слов Сюзанны я знал о том, что ее муж, маркиз Антуан де Монморанси, был добродушнейшим по своему характеру человеком, которому сегодня было, примерно, шестьдесят лет. Всю свою жизнь маркиз занимался торговлей и вывозом кожи из Франции через Гавр, он был выходцем из простой крестьянской семьи Бушардон. Но это ремесло торговца не принесло Антуану Бушардону много денег, он как был, так и остался средней руки торговцем кожи. Лет двадцать назад Антуан Бушардон по случаю занялся перекупкой и строительством домов в городах Париже, Руане и Гавре. Перекупка недвижимости и строительство домов принесло ему огромные деньги, подняло его на высшую ступень в мире французских торговцев.
        На вырученные деньги от перепродажи недвижимости Антуан Бушардон купил себе патент на дворянство, основал банк в Руане. Через этот банк он знатным парижанам и жителям Руана давал деньги в долг и в рост. В результате уже будучи дворянином, Антуан Бушардон за огромные деньги купил себе маркизат де Монморанси и стал маркизом Антуаном де Монморанси. Как-то незаметно он вошел в высшее общество Парижа, однажды с ним переговорил сам король Луи XIV. Это позволило маркизу Антуану де Монморанси в некоторых делах стать непререкаемым авторитетом парижского высшего света. Почти в шестьдесят лет он женился на мадемуазель Сюзанне де Гонневиль, взяв ее из разоренной семьи одного из рыцарей ордена тамплиеров, получив за невесту полуразрушенный замок Гонневиль, а также кучу денежных долгов этого старинного семейства.
        Парижский особняк, принадлежащий маркизу Антуану де Монморанси, с первого же взгляда произвел на меня хорошее впечатление. С того места, где я сейчас находился, его практически совсем нельзя было разглядеть, просматривалась только отличная сложенная из черепиц зеленая крыша и очертания трехэтажного здания. От глаз уличных зевак и клошаров здание особняка скрывали деревья, густо разросшийся декоративный кустарник. Но, как и полагается, этот последний писк парижской моды, городской особняк, был расположен в самом центре парижского квартала Марэ, где сегодня проживала вся парижская знать, на его центральной улице Фужера, 19.
        Я только подошел к воротам в чугунной ограде, которая преграждала путь к особняку, как из-за кустов показался парень, с хорошо накаченными мускулами, в ярко красном ливрейном сюртуке. Он, не спрашивая моего имени, открыл ворота и понятным жестом предложил мне проходить к зданию. По гравийной дорожке я дошел до особняка и, не останавливаясь, прошел в его уже открытую дверь. За порогом, низко кланяясь, меня приветствовал мажордом дома, который тут же заявил, что маркиз де Монморанси с нетерпением ожидает моего появления.
        Сбросив жюстокор и шляпу на руку слуге, я начал подниматься по мраморной лестнице на второй этаж здания. В этот момент я размышлял о том, что внутреннее освещение и великолепная отделка интерьеров имеет огромное значение, одно здание эти новшества превращают здание в руины, а другое - во дворец. Ведь, что получалось, здание гостиницы «Солнечный отель» и особняк маркиза де Монморанси были построены из одного и того же известняка и, вероятно, руками одних и тех же парижских строителей. Оба здания были построены в один и тот же год! Но я так и не успел свою мысль довести до логического завершения, как вдруг оказался в кабинете маркиза, с интерьером в стиле римского патриция.
        Из-за письменного бюро мне навстречу поднялся высокий и грузный человек, который, протягивая руку для рукопожатия, густым басом произнес:
        - Рад встретиться и познакомиться с отцом моего будущего сына, уважаемый господин граф Орлов!
        Я прямо-таки замер на месте, маркиз Антуан де Монморанси говорил со мной на прекрасном русском языке. Для меня все это оказалось настолько неожиданным, этот русский язык, а также то, что этот маркиз был прекрасно осведомлен о том, что произошло между мной и его супругой, маркизой Сюзанной де Монморанси, всего несколько дней тому назад, поразило меня в самое сердце. Сейчас я оказался в положении, в котором мне было бы трудно самому разобраться без чужой помощи со стороны. Поэтому я пока не знал, как в этой ситуации мне следует реагировать, как себя вести. Тем временем, маркиз Антуан де Монморанси уже подошел ко мне. Сейчас обеими руками он гостеприимно тряс мою правую руку, широко и добродушно при этом улыбаясь.
        Прекратив несколько затянувшееся рукопожатие, он поднял голову и посмотрел мне в глаза. В тот момент я не ощутил, а в его глазах так и не увидел какой-либо злобы и гнева по отношению ко мне. Передо мной было одно только сплошное добродушие, стоял не француз и не человек, а само выражение добродетели обоих - маркиз Антуан де Монморанси.
        - Уважаемый мосье Орлофф, что вы думаете о том, если нашу встречу из этого чопорного кабинете мы перенесем в гостиную, где можем попить чайку или кофе, или что-нибудь покрепче из напитков? - На этот раз маркиз говорил на нормальном французском языке.
        В ответ я только кивнул головой и, опустив голову, побрел вслед за маркизом Антуаном де Монморанси. Мне явно требовалось время для того, чтобы разобраться в ситуации. Скользкой змеей мой мысленный зонд попытался проникнуть в сознание этого странного и загадочного маркиза, но тут же наткнулся на блокировку мозга этого человека. Мысленный зонд был вынужден возвратиться, не солоно хлебавши. Но и этой попытки хватило на то, чтобы я почувствовал почву под своими ногами, начал разбираться в сложившейся ситуации. Первым делом я сделал вывод о том, что имею дело не с простым французом, а с французским дворянином. После чего мне оставалось только дожидаться того момента, когда все окончательно разъясниться.
        Тем временем мы уже находились в гостиной для приема гостей, где нас встретил, видимо, главный мажордом этого дома. Этот человек был одет в верхнее платье ярко красного цвета, которое своим фасоном отдаленно напоминало фрак. Постоянно низко клонясь, мажордом провел нас к круглому столу с двумя креслами, в которых мы с маркизом и устроились. Должен вам заметить, что эти кресла были мало похожи на деревянный диван мосье Готье, стоявший в моей передней комнате, сидеть в них оказалось очень удобным делом. На столе, покрытом белой и накрахмаленной скатертью, стояли два фужера и бутылка с красным вином. Мажордом ловко, словно официант в ресторане, наполнил нам фужеры, пододвинул ближе вазы и тарелочки с яблоками, апельсинами и грецкими орехами, чтобы тут же исчезнуть за дверьми гостиной. Мы остались вдвоем в уютной атмосфере этой прекрасной гостиной.
        Этот момент маркиз Антуан де Монморанси использовал для начала разговора, он взял в руки яблоко и нож для его разрезания и, поигрывая этими двумя предметами, комфортно откинулся на спинку своего кресла.
        - Дорогой граф Орлофф, наконец-то, мы остались одни, теперь можем свободно поговорить о наших делах. Мадам де Монпансье мне рассказала о том, что вы нуждаетесь в помощи и в совете по вопросу о приобретении недвижимости в Париже. Так, что я к вашим услугам, мы можем обсудить все эти вопросы.
        - Прежде всего, маркиз, мне хотелось бы поблагодарить вас за то, что вы нашли время встретиться со мной, выслушать меня. Вы, по всей очевидности, уже слышали о том, что в Париже появился русский граф для продолжения изучения математических исчислений и французской жизни. Когда я достиг совершеннолетия, то поступил в математическую школу нашего государя, которую окончил с отличием. Наш государь Петр Алексеевич заметил мое стремление к учебе, он решил отправить меня во Францию для продолжения учебы и знакомства с Францией, ее людьми.
        - Ваш государь Петр незаурядный человек, своими войнами он до основания потряс все страны Европы. Заставил европейцев по-другому думать о своей патриархальной Московии. Сейчас ни одна европейская страна не принимает кардинального решения в области внешней политики, предварительно не посоветовавшись с ним.
        - Да, монсеньор, вы правы в этом вопросе. Но я не обладаю достаточными знаниями, чтобы на равных с вами говорить о свершениях своего государя. Он послал меня во Франции, наказав своим умом и без помощи со стороны русских Парижа доходить до сути вопросов, поставленных им передо мной. Мои родители очень богатые люди, так что о своих финансах я могу не беспокоиться. Мне нужен дом в Париже, в котором я мог бы жить, принимать своих друзей…
        - Извините, что так невежливо прерываю вас, граф! Но не могли бы вы упомянуть, на какую сумму вы рассчитываете приобрести такой дом в Париже. Ведь, качество жизни в Париже сегодня во многом зависит от тех средств, которыми вы располагаете. Вы сможете получить только именно то, на что имеете деньги, ни больше, ни меньше! К тому же зачем покупать здание, когда вы можете взять его в аренду, если задержитесь в Париже на короткое время?! У меня имеется несколько свободных домов, которые я мог бы сдать в аренду, за которые арендная плат составит весьма незначительную сумму. Тогда я мог бы помочь вам в найме прислуги, приобретении лошадей и всего необходимого для жизни русского аристократа в нашем Париже.
        Чтобы получить время на раздумья, я взял фужер с вином в руки, начал наслаждаться ароматом букета запахов, затем слегка вином помочил начавшие сохнуть губы. Разговор начался очень интересно, в его начале маркиз попытался прояснить мою связь с государем Петром Алексеевичем, чем конкретно я должен был бы заниматься в его Франции. Мне удалось уйти от этого разговора и перейти на тему своего устройства в Париже, но маркиз де Монморанси, по-прежнему, старается выяснить, чем я буду заниматься, предлагая своими слугами окружить меня со всех сторон. Слава, богу, что он пока еще не знает о том, что в будущем появятся подслушивающие жучки, которые можно было бы вколоть прямо в кожу подозреваемого реципиента. Вот, тогда мне было бы не избежать его постоянного сопровождения и подслушивания!
        Так, с кем же я сейчас имею дело, с французским разведчиком или бизнесменом? И то, и другое мне следовало обратить на свою пользу.
        - Прошу извинения, маркиз, за столь длительное молчание, которое мне потребовалось для обдумывания вашего предложения. Но на него я вынужден ответить отказом. Я не хочу арендовать дом в Париже, я хочу иметь собственный дом в этом городе! Но мне нужно, чтобы этот дом располагался в таком парижском районе, где имелся бы чистый воздух, не было бы простолюдинов или клошаров.
        - Ну, что ж, граф, это уже более или менее конкретный запрос. Готовясь к разговору с вами, я проверил свои активы. Должен сказать вам, что у меня имеется такой дом, который вам, наверняка, понравится, но который будет стоить целое состояние.
        - Я имею достаточно золота, чтобы…
        - Да-да, я это понимаю, но прежде чем вы примете окончательное решение о приобретении этого дома, вы, наверняка, захотите его осмотреть. Вот вам его адрес.

3
        Я сидел в кресле и наблюдал за слугами, которые заносили новую мебель в гостиную моего дома. Две недели прошли со времени моей первой встречи с маркизом Антуаном де Монморанси. Они пролетели, как одно мгновение, так я все это был по горло занят оформлением сделки по покупке этого дома, ведя дела с конторой по недвижимости, принадлежащей маркизу де Монморанси. Как только сделка была завершена, я тут же переселился в этот дом, но сохранил за собой и апартаменты в гостинице «Солнечный отель» мосье Готье.
        Врач мосье Франсуа-Августин Слюсар помог мне встретиться с молодым и подающим надежды французским архитектором Валлен-Деламонта. Парень за хороший гонорар сразу же согласился разработать внутренний интерьер, помочь мне приобрести мебель для всех помещений моего парижского особняка. Особое внимание Валлен-Деламонт уделил разработке интерьера моего кабинета, в котором я собирался проводить много времени, работая.
        Поэтому сейчас, когда я сидел в кресле и прямо-таки наслаждался работой носильщиков и прислуги, одни подносили мебель, а другие ее расставляли по местам. Еще день такой работы и все комнаты моего особняка будут обставлены, перейдут в полное распоряжение моей прислуги, которая пока еще не имела своего начальника, мажордома. Мосье Франсуа-Августин Слюсар помог мне и в этом деле.
        Однажды, в дружеской беседе он начал рассказывать мне об одном чрезвычайно ловком и умном молодом парижане. Тогда я прервал своего друга и у него поинтересовался, не может ли тот парень согласиться и поработать у меня мажордомом. Мосье Слюсар весьма серьезно отнесся к моему запросу, он задумался и сказал, что Бунга-Бунга такова была кличка того молодого человека, не простой парижанин. Он отказался работать со знаменитым парижским бандитом Картушем, войти в его банду на правах второго человека. Я прямо-таки упросил мосье Слюсара организовать мне встречу с этим молодым человеком!
        Сегодня Бунга-Бунга обещал меня навестить.
        Завтра особняк будет готов принять гостей любого уровня, в этот момент мои мысли о завтрашнем дне были перебиты появлением молодого визитера, аккуратно одетого средней руки французского буржуа. Он стоял на пороге и внимательно присматривался к работе носильщиков и прислуги. Я так и не услышал, слишком далеко мое кресло находилось от входа, что именно тот буржуа высказал работающим носильщикам и прислуге. Но они вдруг заработали гораздо быстрее, более эффективно. Если они будут придерживаться такого темпа работы, то уже сегодня работа по расстановке мебели будет завершена.
        В принципе, меня особо не волновало обстоятельство, когда именно, сегодня или завтра, меблировка особняка мебелью будет закончены. Но то, что всего несколькими словами, брошенными в адрес носильщиков и слуг, этот парень повысил эффективность работы носильщиков и прислуги, меня сильно заинтересовало. Я продолжал внимательно наблюдать за тем, как этот незнакомец легким и уверенным шагом направился в мою сторону.
        Когда ему осталось сделать последние три шага, чтобы дойти до меня, то я неожиданно поднялся из кресла. Шагнул ему навстречу, протянул руку для рукопожатия. Этим шагом навстречу и протянутой для рукопожатия рукой, я этого парижского незнакомца выбил из русла привычного мышления о том, как аристократы ведут себя с простыми буржуа или простолюдинами.
        - Бунга-Бунга, мосье! - Представился мне незнакомец, одновременно пожимая мою руку.
        - Граф Иван Орлофф! - Представился я незнакомцу и выжидательно на него посмотрел.
        - Мои друзья рассказали мне о том, что вы ищете слугу…
        - Друга! - Осторожно поправил я незнакомца.
        Тот с некоторым затруднением проглотил комок, внезапно возникший в его вдруг пересохшем горле, и, не понимая возникшую ситуацию, посмотрел мне в глаза. Между тем, мы все еще продолжали пожимать друг другу руки. Бунга-Бунга явно не ожидал подобного приема с моей стороны. Он пока еще находился в некоторой растерянности. Но парень быстро справился с своей растерянностью, весело улыбнулся и сказал:
        - Мосье, я не ожидал такой приятной встречи. Мне говорили, что вы нуждаетесь в слуге, который хорошо знает Париж, его обитателей и умеет с ними иметь дело. Так я, это именно тот человек, в котором вы нуждаетесь. Я родился и вырос в этом городе, который одновременно и так прекрасен, и так же не красив, как уродливый демон. Но без этого города я не могу прожить и дня, но он-то может без меня обходится. Поэтому мне приходится каждый день бороться за его внимание, за свое в нем выживание. Но, не зная правил и обычаев этого проклятого города, такая борьба за свою жизнь невозможна, ты можешь погибнуть в его трущобах в течение каких-то пару дней. Я же пока жив, шевелюсь, а это означает, что я в какой-то мере я отвечаю тем требованиям, который Париж предъявляет своим горожанам.
        - Спасибо месье за разъяснения вашей позиции о парижской жизни. Мое предложением вам следующее, я предлагаю вам стать моим мажордомом, руководить всей прислугой, одновременно стать мне другом, гидом-спасителем по Парижу.
        - Что ж, мосье, я охотно принимаю первую часть вашего предложения. Готов знакомить вас с различными Парижами, но что касается дружбы между аристократом и простолюдином, то это невозможно.
        - Только, мосье, никогда не говорите слово «нет», в противном случае я буду вынужден вам отказать. Не смогу принять вас на службу в свой дом. Время лечит самые опасные раны, оно и нам поможет узнать, кто из нас прав, возможна ли вообще такая дружба между простолюдином и аристократом?! Я же сам полагаю, что такая дружба возможна!
        Таким образом, в моей жизни появился новый парижанин по кличке Бунга-Бунга, который в тот же день заступил на службу, став мажордомом и верховным правителем моей прислуги. Чуть позже в знак особого доверия, я провел его, чтобы познакомить, в ту часть особняка, которая считалась запретной зоной для всей остальной прислуги, и которую назвал «гаремом». Разумеется, в той зоне находились комнаты для приема моих любовниц, любимых и просто женщин, для любовных наслаждений и утех. Там были и несколько ванных комнат для омовений до и после актов любви. Ванные комнаты были оборудованы по последнему слову техники двадцать второго столетия. В них всегда была горячая и холодная вода, которая потоком лилась из обоих кранов. Одну из таких ванных комнат я отвел специально для Бунга-Бунга, магически и на его глазах сотворив отдельный проход из его покоев в эту ванную комнату.
        Бунга-Бунга долго бродил среди этого роскошества, открывая и закрывая краны с горячей и холодной водой, определяя ладонью степень нагрева или степень охлаждения воды. Особенно ему понравился контрастный душ, парень был готов тут же раздеться и лезть под его мощную струю. Но я еще не закончил своих объяснений и попросил Бунга-Бунга душ перенести не более позднее время, а сам принялся ему разъяснять основные принципы работы утилизатора. Мой мажордом оказался умным парнем, уже после третьего повтора моего объяснения он смог воспользоваться этой совершенной машиной, заказывая и изменяя фасон своей одежды.
        Убедившись в том, что мажордом Бунга-Бунга неплохо начал разбираться в банной технологии далекого будущего, мы с ним перешли к более сложным вопросам общего общежития в этом особняке.
        Прислуга моего особняка состояла почти из шестидесяти человек мужского и женского пола. Вы только представьте себе, как эти парижане могли бы за-ть и зас-ть мой особняк, если бы я вовремя бы не предпринял соответствующих предохранительных мер, не создал бы туалеты. К тому же я не мог этим шестидесяти человекам предоставить аналогичные условия проживания, что и своему доверенному мажордому Бунга-Бунга! Если бы я это сделал, то через день или два мне пришлось бы бежать из Парижа, бросив на произвол судьбы всю свою собственность. Парижский прево, начальник городской фискальной службы, наверняка, тут же обратил бы внимание на появление слухов о моей неправедной жизни. О том, что я возможно служу самому Люциферу. А то, что мои слуги, начав пользоваться удобствами двадцать второго века, обязательно распоясуют свои длинные языки, начнут распространять такие слухи повсюду, у меня не было в том сомнений!
        Пришлось мне заняться ремонтом цокольного этажа своего особняка, чтобы построить там мощную, бесшумную вентиляционную систему. А затем оттуда изгонять полчища мышей и крыс. В помещении этого цокольного этажа я устроил отдельные помывочные комнаты для мужской и женской прислуги, а также два туалета на десять стульчаков. В помывочных комнатах всегда имелась постоянно текущая теплая вода, чтобы слуги могли бы ею всегда воспользоваться. Но следует отметить, что привычка - это вторая натура любого человека. Если он не мылся в течение всей своей жизни, то его было бы трудно, я бы даже сказал, невозможно заставить мыться, регулярно по утрам и вечерам. Эту задачу обучения прислуги гигиене и чистоте я решил возложить на плечи своего нового мажордома. Пусть теперь он поломает голову по вопросу того, как своих сограждан французов заставить соблюдать чистоту и гигиену на регулярной основе.
        В отношении туалетов все оказалось проще, над дырами в полу двух комнат я поставил столь привычные и знакомые французам стульчаки, которыми уже давно пользовались их короли и представители высшей знати. Единственное, что мне оставалось сделать, так это попросить Бунга-Бунга, чтобы он внимательно следил за тем, чтобы его прислуга своим простодушным поведением не отравляли бы моей жизни в этом особняке. На плечи мажордома я также переложил вопросы приобретения карет и верховых лошадей.
        С этого времени я мог бы приступить к своей непосредственной работе по выполнению своего задания. Месяц назад в голове маркизы Сюзанны де Монморанси я разыскал информацию о том, как я мог бы добрать до маркизы де Ментенон, официальной любовницы и неофициальной жены короля Людовика XIV де Бурбон. Принимая во внимание тот факт, что совсем недавно меня разыскивали, желая арестовать, военные жандармы Франсуа-Мишеля Лувуа, военного министра Франции, то встреча с маркизой де Ментенон становилась весьма насущным делом. А не то меня поймают и упекут в тюрьму, не позволив мне выполнить поручение своего любимого государя!
        Глава 4

1
        Перед встречей с маркизой де Ментенон, чтобы получить о некоронованной жене французского короля некоторые сведения, на неделю я смотался в Ла-Рошель на западе Франции, чтобы встретиться с мадам де Нейян, матерью супруги герцога де Навайля, который позднее получил от короля маршальский жезл за свои заслуги на полях сражений. Но к моему приезду мадам Нейян отдала господу богу свою грешную душу, поэтому мне пришлось поговорить с ее дочерью, мадам Беатрис, на весьма щепетильную тему. Мадам Беатрис имела отличную память, хорошо помнила истории, которые ей рассказывала ее мать, которые происходили между ее матерью, мадам Нейян, и некой мадемуазель Франсуазой де Обинье. Последняя и стала мадам де Ментенон, вторым после короля человеком во Франции!
        Но мадам Беатрис категорически не пожелала разговаривать со мной об мадемуазель Франсуазе де Обинье, боясь возможных тяжких последствий такого слишком уж откровенного разговора. Но хороший и тяжелый подарок на сто золотых пистолей все-таки позволил ей упомянуть об одной слабости маркизы де Ментенон, в прошлом мадемуазель де Обинье, которую она не знала и с которой никогда не встречалась. Оказывается, любовница и некоронованная жена короля, маркиза Франсуаза де Ментенон, из-за своей замкнутой жизни легко попадалась на удочку тех людей, которые встречаясь с ней, якобы, исповедовались в своих тяжких прегрешениях перед людьми и всевышнем. Эти люди уверяли маркизу де Ментенон в том, что им нужна ее помощь и поддержка для того, что исправиться и вернуться на истинный путь христианина. Маркиза Франсуаза де Ментенон, забывая обо всем на свете, бросалась спасать таких людей, всячески используя свое положение официальной любовницы и неофициальный жены Луи XIV. В конце концов, маркиза сама не замечала того, как эти люди начинали ею вертеть, использовать, решая свои собственные проблемы.
        Поблагодарив мадам Беатрис за предоставленную информацию, я поспешил на городскую почтовую станцию, чтобы купить себе место в почтовой карете, отправляющейся в Париж. Меня очень удивила, неволей я обратил внимание на реакцию начальника почтовой станции, королевского чиновника низшего уровня, когда я попросил его о месте в почтовой карете. Его глаза блудливо забегали по сторонам, щеки покрылись легким румянцем, а руки слегка задрожали. Тогда я немедленно воспользовался своим мысленным зондом и тут же прогулялся по закоулкам его сознания и памяти. Через мгновение я уже знал, что на этой почтовой станции только что побывали жандармы ла-рошельского гарнизона. Они у этого королевского чиновника интересовались тем, не приобретал ли некий русский, по имени граф Орлофф, места в почтовой карете на Париж. Очень походило на то, что маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа снова вспомнил о моем существовании и желает со мной ближе познакомиться.
        Заплатив положенную пошлину за место в почтовой карете, я отправился в местную гостиницу, чтобы забрать оставленный там баул со своими вещами. Гостиница в Ла-Рошели была даже далеко не «Солнечным отелем» мосье Готье в Париже. Но должен признать, что она и не была какой-то там дорожной лачугой с клопами. Эта провинциальная гостиница была вполне приемлемым местом для одноразовой ночевки. Просто провинция есть провинция, не имеет значения, в какой именно стране данная провинция находится.
        Когда я по узкой лесенке поднялся на третий этаж и открыл дверь своего номера, то перед собой увидел три рожи, три физиономии, заплывшие жиром, мало похожие на нормальные человеческие лица. Я приветливо кивнул им головой и, заставив жандармов замереть ненадолго в тех позах, в которых эти свинячьи отродье находились, прошел в свой номер. При этом слегка удивился тому, как эти три француза такого неимоверно высокого роста, они были много крупнее и выше меня, смогли уместиться в столь крошечном гостиничном номере. Собирая вещи в дорожный баул, я аккуратно протискивался между этими импозантными и живыми скульптурами. На этих жандармских рожах так и сохранилось желание, при входе в мой гостиничный номер меня встретить ударом своего мощного кулака. Эти красавцы-уроды так и застыли в позах с занесенными для удара руками, с выражениями вожделения чужой крови на своих лицах.
        Я всегда исходил из предположения, что ни одному человеку не понравится, чтобы его кто-то бил, да бил бы по лицу! Такое можно отнести только к личному оскорблению, да и только! Вот и этих жандармов местного гарнизона я решил немного проучить, научить благородному обхождению к незнакомым личностям, дворянам! Я их так загипнотизировал, что они в этом состоянии будут находиться до тех пор, пока я не покину этот гостиничный номер. Уже покидая номер, к этому гипнозу в жандармские разумы я заложил еще фундаментальное положение уважения к другим индивидам, людям! Теперь они до конца своей жизни низкими поклонами и улыбками будут встречать любого незнакомого им человека.
        А затем взял свой баул, покинул гостиницу, чтобы пешком пройтись до почтовой станции. Проходя по ля-рошельским улицам, я полной грудью вдыхал чистый морской воздух. Вы не представляете, насколько приятно было вдыхать морской воздух, который невероятно свежим и так насыщен кислородом, что у меня временами от этого кружилась голова. После своего пребывания в парижской зловонной атмосфере, дышать ля-рошельским морским воздухом было настоящим наслаждением, благом, подаренным всевышним!
        Пока я брел по ля-рошельским улицам, то размышлял о том, что в Париж я мог бы вернуться тем же способом, какой использовал для путешествия в Ла-Рошель, простой телепортацией. Щелкнул парой пальцев, и ты появляешься именно в том месте, где тебе было нужно появиться. Все было очень просто, для этого мне не надо было производить каких-либо математических, геометрических или тригонометрических вычислений, не нужно было ориентироваться по звездам или по компасу, нужно было только щелкнуть пальцами в определенном ритме. Правда, для того, чтобы не ошибиться и случайно не оказаться в другом месте, было бы желательно предварительно побывать в том месте, куда собираешься отправиться телепортацией. Или же для этих же целей было бы желательно, чтобы ты предварительно просмотрел бы иллюстрации в какой-либо книге, написанной о том города, который тебе нужен, который ты собираешься посетить. Тогда твоя моторная память позволит тебе во время процесса телепортации найти правильную дорогу.
        Но, видимо, из-за того, что перед отправлением в Ла-Рошель я просматривал книгу с иллюстрациями о портовом городе Гавре, то вместо Ла-Рошели я почему-то оказался на улицах Гавра. Оба эти города были расположены на Атлантическом побережье Франции, поэтому черт меня попутал, во время процесса телепортации произошел сбой, забросивший меня в Гавр.
        Такой опытный чародей и чернокнижник, как я, так меня, по крайней мере, называли на родине, дал маху!
        Эти два дня своего случайного пребывания в Гавре я использовал для того, чтобы ознакомиться с торговой империей маркиза Антуана де Монморанси. В порту Гавра я посетил блокгаузы и терминалы, в которых хранилась товары, принадлежащие торговой компании «Бушардон и сыновья», которая в свою очередь полностью принадлежала маркизу Антуану де Монморанси. Такое, правда, в определенной мере шапочное знакомство, произвело на меня большое впечатление. Должен вам откровенно признаться в том, что я еще более уверился в том, что у моего пока еще не рожденного сына будет достойный французский отец, способный ему обеспечить достойное будущее.
        Посещение Гавра и знакомство с торговой империей маркиза де Монморанси помогло мне вспомнить о том, что моя семья в Архангельске занималась торговлей с иностранными купцами русской пенькой, смолой и ворванью. Среди наших торговых агентов встречались немцы, датчане и англичане. Поэтому, естественным образом, после посещения Гавра вставал ребром вопрос о том, почему бы мне не попытаться установить торговые отношения и с Францией. Европа теперь свободно по окраинным морям пропускала русские торговые ладьи в любом направлении, куда им захочется. Ведь, французский порт Гавр лежит только немногим далее немецкого порта Гамбург, куда частенько заходили торговые ладьи нашего семейства! В Гавре у меня хватило времени даже на то, чтобы свои мысли изложить в письме маркизу Антуану де Монморанси с упоминанием цен, возможных первоначальных затрат на становление морской торговли Московии с Францией.
        При одной из встреч государь Петр Алексеевич мне говорил о том, что, если торговля с Францией будет установлена, то он меня в ответ сиятельным князем сделает. Помимо этого наше семейство будет получать, десять процентов с ежегодного оборота с такой торговли.
        Перед самой почтовой станцией Ла-Рошели я зашел в один узкий переулок и пару раз обеими руками коснулся головы, чтобы тут же самому превратиться в девушку. Причем Иветта, такое я взял себе имя, получилась весьма симпатичной дурнушкой с большими синими, пустыми и глупыми глазами, с осиной талией и высокой грудью. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, я все женские детали своей фигуры прощупал руками. Нос и ресницы на лице потрогал пальцами, оттянул лиф платья и пару секунд рассматривал свою женскую грудь. Признаться, мои сиськи получились ничего, такими небольшими, но с крупными сосками! Правда, когда я намерился их хорошо прощупать, то вдруг оказалось, что они попросту не нащупывались!
        Я и так и эдак их пытался их прощупать, но у меня ничего не получилось. Я и не думал, что женщины настолько хитры, что свои прелести, даже посредствам магии не передают мужчинам. Хотите попользоваться, пожалуйста, нет проблем, но сначала возьмите замуж и вместе с будущими любовниками можете вовсю этими женскими прелестями пользоваться! Я стоял, как дурак, и, оттянув лиф платье, внимательно рассматривал то, чего у меня не было. Магическая иллюзия была вполне правдоподобной, но я хорошо видел, как моя рука проходила через эту иллюзию и ласкала мужскую грудь. Черт подери, это было настоящее наваждение, чтобы от него окончательно избавиться, я опустил руку и погладил себя в одном месте. Мое достоинство оказалось на своем месте!
        В Ла-Рошели, приобретая билет на место в почтовой карете на Париж, я придумал на время стать невинной девушкой, чтобы в таком нежном виде добираться до Руана, который находился на дороге в Париж. Тогда эти дурные жандармы свои головы немало поломают, меня, как мужчину, разыскивая. Что касается Руана, то в этом городе я хотел ознакомиться с тем, как маркиз Антуан де Монморанси покупает и перепродает свою недвижимость.
        Первое нападение на нашу почтовую карету произошло далеко за полночь, когда пассажиры почтовой кареты, не смотря на постоянную дорожную тряску, сладко почивали, нежно, как дети, прижимаясь, друг к другу. Четыре конных жандарма остановили нашу почтовую карету, заставив всех ее пассажиров выйти из кареты. И, подсвечивая себе факелами, они внимательно осмотривали ее пассажиров, уделяя максимум внимания изучению наших лиц, чуть ли не пальцами проводя по каждой отдельной морщинке или складке. В тот момент я спокойно размышлял о том, почему эти простофили в жандармских мундирах нас так долго держат на дороге, почему они не воспользуются дактилоскопией?! Ведь сейчас во Франции эта наука начала широко распространяться! Тогда бы этим жандармам ничего не стоило бы меня найти, они так и нашли того, кого искали. Да и как они могли бы признать меня, если в тот момент я была симпатичной девицей с кудряшками локонами, выбивавшимися из-под модной женской шляпки.
        Громко чертыхаясь, часто поминая нечистую силу, жандармы были вынуждены нас, пассажиров почтовой кареты, отпустить восвояси.
        Подобные остановки, жандармские проверки стали происходить едва ли не каждые два часа, что вызвало естественное неудовольствие всех, в том числе и мое, пассажиров почтовой кареты. Мы и так сильно уставали от постоянной тряски этой кареты, катящейся по не очень-то ровной дороге! А тут еще останавливают, да еще факелами едва ли прямо в лица тычат!
        Да и я со своей девичьей стороны этих пассажиров почтовой кареты постоянно подначивал, на восстание звал. Все время говорил о нарушении наших гражданских прав, нарушении свободы передвижения по неровным французским дорогам. От этих моих разговоров и взглядов у одного юноши, который сидел от меня через одного пассажира, голова совсем поехала. Когда жандармы нас в очередной раз остановили, то он встал передо мной, за эфес своей шпажонки начал хвататься, видимо, защищать меня, бедную девушку с громадными глазами, этот паренек собрался.
        А мой защитник, этот храбрый юноша, вдруг поменялся местами с женщиной, которая сидела рядом со мной, и тут же принялся яростно щипать меня за мою тощую задницу. Хлестать этого болвана по щекам мне было неудобно, в карете было очень тесно, я не имел пространства для того, чтобы рукой размахнуться. Пришлось его заставить разлюбить себя и влюбиться в ту несчастную женщину, которая ранее сидела по обок от меня. Вскоре внутреннее пространство кареты заполнилось громкими мужскими охами и ахами и женским поощрительным хихиканьем. Очень походило на то, что этой деревенской бабе понравилось ухаживание и дорожные ласки этого чрезвычайно назойливого юноши.

2
        Я возвращался во французский Париж, а чувства были такими, как будто бы я возвращался в свой родной дом. Ехал в сопровождении большой группы королевских мушкетеров, поэтому никаких жандармов военного министра не опасался и особо не оглядывался по сторонам. Да, они вблизи нашего маленького мушкетерского отряда и не появлялись! Мушкетеры всегда и во всем были надеждой французского короля и государства! Вот и мне решили немного помочь!
        Еще пребывая в Руане, в одной из городских таверн я совершенно случайно натолкнулся на группу королевских мушкетеров, которые сидели за двумя столами и с печальными лицами перекусывали всем тем, что им бог послал. Ложками, подобно простолюдинам и бродягам, они по очереди хлебали странного цвета суп, заедая его позавчерашним омлетом. В ту таверну я зашел для того, чтобы и самому пообедать, но в отличие от этих королевских мушкетеров, у меня в кошелке позванивало достаточно су и денье, чтобы оплатить приличный обед.
        К слову сказать, король Луи XIV не питал к своим мушкетерам такого особого почтения, что его отец Луи XIII. Он сегодня к ним относился, как монарх ко всем своим поданным, ничем их не выделяя и не наделяя. Правда, они все еще оставались избранными королевскими воинами, пройдя через мушкетерство, перед представителями разорившегося французского дворянства открывались двери на высшие посты в армии и при королевском дворе. Но государственная казна на их содержание очень неохотно отпускала деньги. В самом Париже королевских мушкетеров содержали и кормили более или менее пристойно, но на выезде, скажем, в Руан, их проживание и прокорм оплачивали одними только расписками королевской казны.
        На деле это означало, что владельцы придорожных таверн очень неохотно пускали их на ночевку, а кормили только тем, что оставалось после других гостей и постояльцев. Ну, скажите, какому владельцу таверны может понравиться, когда им приходится за бесплатно содержать, поить и кормить королевских мушкетеров?! Ведь, деньги по королевской расписке им приходится долго ожидать, когда же они, наконец-то, придут из Парижа. Такое ожидание длилось порой месяцами, королевская казна никогда не торопилась с выплатами любых денег даже по распискам самого французского короля.
        Разумеется, при виде такого безобразия, я бы даже сказал, недостойного отношения к храбрым королевским мушкетерам, мне пришлось достать свой кошелек, чтобы оплатить их обед. Но тут по ходу дела вдруг выяснилась и другая сторона этой медали. Оказывается, владелец этой таверны своих мушкетеров держал едва ли не в заложниках, он решил не отпускать их со двора до тех пор, пока из Парижа не придет оплата за другую группу, но уже гвардейцев короля, стоявших у него на постое более двух месяцев назад. Тогда я решил завязать близкую дружбу с французскими мушкетерами, стать их спонсором, реальными пистолями вернул мушкетерские долги хозяину этой таверны. После чего тот тут же изменил свое отношение к моим новым друзьям, мушкетерам, отвел им для ночевки лучшее помещения в своей таверне.
        А эти молодые шевалье в синей форме королевских мушкетеров, их лейтенант Бенин Довернье де Сен-Мар старались, чем они только могли, возместить тот огромный финансовый ущерб, который, как они полагали, я понес из-за своей страстной к ним любви. С этого момента эти ребята ни на шаг не отходили от меня, веселили меня различными знаками внимания и уважения, рассказами о светских и придворных слухах, бородатыми анекдотами и последними мушкетерскими байками. Случайно узнав о том, что я возвращаюсь в Париж, лейтенант мушкетеров Бенин Довернье де Сен-Мар предложил мне войти в компании его мушкетеров, которым настала пора оставить Руан и возвращаться в Париж.
        Лейтенант де Сен-Мар оказался учтивым и умным человеком. Он провел вместе со мной половину дня и помог найти и купить за приличную цену отличную верховую лошадь, а также всю необходимую экипировку кавалериста. Когда мы уже покидали Руан, отъехав от города на приличное расстояние, то, обернувшись через плечо, я увидел за спиной большое облако пыли, которое следовало по нашим пятам. Очень походило на то, что вслед за нами этот Руан покинула еще одна большая группа всадников, которая по этой же дороге направлялась в Париж. Жизнь меня уже успела научить тому, что в ней ничего не бывает случайным. Тем более, чтобы этот средневековый городишко Руан могли бы одновременно, с разницей всего в несколько минут, покинуть два больших отряда, которые ничего не знали бы друг о друге! Поэтому я, несколько встревоженный, повернул лицо к лейтенанту де Сен-Мар, чтобы того предупредить об этом странно подозрительном совпадении. Тот же, увидев мое встревоженное лицо, весело мне прокричал:
        - Граф, а ты оказывается интересный человек, а не какой-то там гражданский тюфяк!
        - Почему вы так решили, мой лейтенант? - В ответ поинтересовался я.
        В тот момент наш отряд в одиннадцать человек, десять мушкетеров и я, неброской рысью двигались по пыльной и ухабистой дороге. Как и полагается лейтенант де Сен-Мар скакал впереди своих мушкетеров, демонстрируя отличную выездку, поддерживая со мной светскую беседу. Он успевал одновременно делать много вещей, беседовать со мной, внимательно обозревать окрестности, мимо которых мы скакали, отдавать команды своим мушкетерам. Жестами правой руки он двух мушкетеров отправил в передовой дозор, а другой паре попридержать своих лошадей, чтобы они отстали, чтобы они вели наблюдение за перемещениями преследующей нас группы всадников.
        - Возможно, граф, ты этого не заметил или на это не обратил своего пресвященного внимания?! Ты в чем-то все же остаешься гражданским человеком! В тебе отсутствует та жилка, благодаря которой ты мог бы стать таким же наблюдательным и предусмотрительным человеком, как любой мушкетер моей роты. Поэтому в Руане ты даже не заметил той слежки, которую местные жандармы вели за тобой по всему городу. Ты не заметил того, что, как только мы покинули Руан, то нас начала преследовать большая группа жандармов раунского гарнизона. Интересно было бы узнать, почему тобой так интересуются какие-то там жандармы. Может быть, это потому, что ты, граф, русский человек!
        Я решил во всем довериться этому храброму и прозорливому лейтенанту мушкетеров, открыв ему часть правды в отношении жандармов.
        - Мой лейтенант, я не знаю, почему, но маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа очень интересуется моей персоной?!
        - Ого, да ты, граф, оказывается птица высокого полета! Маркиз де Лувуа славный военный министр и он заинтересован в сохранении незыблемости монаршей власти во Франции. Он немало повоевал за величие этого государства. Но эта его тяжба с маркизой Франсуазой де Ментенон великого старика низвела до положения маразматика у кормила власти. Сегодня военный министр во всем видит одних только врагов Франции, собирающихся подорвать устои монаршей власти. Тебе, граф, явно не повезло, что на тебя обратил внимание этот когда-то великий человек. Король пока еще считается с его мнением, пока во всем ему потакает, его поддерживает, но это положение королевского фаворита может в любую минуту измениться!
        В этот момент к лейтенанту де Сен-Мар подскакал один из мушкетеров заднего дозора, чтобы громким голосом сообщить ему о том, что преследующие нас жандармы переходят на галоп, в попытке догнать наш отряд.
        - Черт подери, граф, сейчас мне придется прервать нашу интересную беседу, но это произойдет не по моей вине. Эти чертовы жандармы маркиза де Лувуа желают с нами переговорить, я не вправе им отказать. Наш король сурово нас наказывает заодно то, что мы атакуем противника, не попытавшись предварительно с ним переговорить, чтобы спорное дело уладить переговорами. Так, что, граф, советую тебе держаться за нашими спинам, и слушать то, о чем я буду переговариваться с этими свинопасами. Вероятно, что жандармы хотят заполучить именно тебя, граф, но обещаю, что без боя мы не отдадим своего благодетеля, который поил и кормил нас в Руане. Мы ведь дворяне, слово чести и дворянскую дружбу чтим и уважаем, не ведем себя так, как какие-то там простолюдины!
        Вскоре жандармы нагнали наш небольшой отряд, обе группы всадников выстроились в две шеренги друг напротив друга.
        Тут же стало ясным, насколько много жандармов нас преследовало, их было пятьдесят - шестьдесят всадников. Это подавляющее превосходство жандармов сейчас было особенно хорошо заметно на фоне нашей малочисленности. Но должен откровенно признать, что ни один мушкетер даже глазом не моргнул, оказавшись в таком положении, никто из них не испугался такого большого количества противника. Мушкетеры застыли в седлах лошадей мраморными изваяниями. Они мужественно смотрели врагу в глаза, левой рукой перебирали поводья своих скакунов, а правой рукой были готовы в любой момент схватиться за эфес боевой шпаги. Незадолго до этой встречи в одной из бесед лейтенант де Сен-Мар специально меня предупредил о том, чтобы в случае стычки с жандармами я ни в коем случае не пользовался бы своими дорожными пистолетами. Оказывается, до сих пор во Франции существует негласный дуэльный кодекс, согласно которому дуэлянты в ходе своих дуэлей могут сражаться одним только холодным оружием, своими шпагами, но ни в коем они не могут пользоваться огнестрельным оружием.
        С нашей стороны вперед выдвинулся лейтенант де Сен-Мар, к нему подскакал лейтенант армейских жандармов де Э'Спине. Они долго о чем-то переговаривались, временами над чем-то смеялись. Но ни разу ни одна из переговаривающихся сторон, я обратил на это особое внимание, ни де Сен-Мар, ни де Э'Спине не обернулись и не посмотрели в мою сторону, хотя я знал о том, что речь в тот момент шла о моей персоне. Проговорив так минут десять, лейтенант мушкетер и лейтенант жандарм разъехались, каждый из них вернулся к своему отряду. Лейтенант де Сен-Мар тут же подскакал ко мне и громко, чтобы слышали его товарищи мушкетеры, произнес:
        - Граф Орлофф, ты прямо-таки заноза в заднем проходе нашей Франции! Военный министр Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа граф де Тоннер издал секретный циркуляр, в котором прямо не называется твоего имени, но в котором ясно говорится о срочном задержании и помещении в тюрьму некого русского, шпиона московского короля Петра. Этот шпион негласно пробрался во Францию, сегодня он ведет активную подрывную работу по низвеличеванию французского государства и его монарха. С жандармским лейтенантом мы договорились о том, что такого человека среди королевских мушкетеров нет, и не может быть. В этой связи, лейтенант де Э'Спине считает, что он проверил нашу группу и русского шпиона в ней не обнаружил. Поэтому у него есть все основания для того, чтобы вернуться обратно в Руан.
        Я поблагодарил лейтенанта де Сен-Мар за информацию, сказав, что ужин в Обержанвиле за мой счет. В этот момент полуэскадрон жандармов по команде лейтенанта де Э'Спине снова выстроился в колонну, которая развернулась и неторопливой рысью попылила обратно в Руан. Мне было трудно в такое поверить, но даже среди жандармов могут встречаются и честные люди, способные держать свое слово.
        Лейтенант де Сен-Мар кивнул головой своим дозорным мушкетерам. Затем он поднял кверху свою правую руку, всадники подтянулись в седлах и натянули поводья своих лошадей. Я повторил все то, что делали мушкетеры, на секунду почувствовав, что снова вернулся в боевой строй своих лейб-гвардейцев. На сердце потеплело, на глаза навернулись слезы от такого мимолетного, но столь дорогого мне воспоминания о недавнем прошлом. В лейб-гвардии государя Петра Алексеевича я прослужил всего около года. Совсем молодым парнем я пришел в лейб-гвардию, принимал участие в полтавском сражении, в котором два раза водил эскадрон лейб-гвардии в атаку, после того, как шведы убили командира нашего эскадрона капитана лейб-гвардии, князя Протасова. За храбрость, проявленную на поле боя, я получил повышение сразу же через два офицерских чина, стал лейб-гвардии Преображенского полка!
        Когда лейтенант де Сен-Мар опустил свою правую руку, то мы шенкелями тронули с места своих лошадей, чтобы продолжить свой путь в Париж. На этот раз я скакал в центре группы мушкетеров, был без ума счастлив от одного того, что нашел себе новых товарищей и друзей, с которыми хоть сейчас можно было бы пойти в бой против любого неприятеля. Но встреча с жандармами все-таки оставила неприятный осадок в наших сердцах! Мушкетеры замкнулись в себе, каждый из них погрузился в свои собственные размышления. Слышался только топот копыт, позвякивание металлических частей упряжи мушкетерских лошадей и их дыхание. Я же душой и телом наслаждался тем, что нахожусь среди мушкетеров, которые были готовы за меня постоять, да и всем этим процессом не очень быстрой скачки.
        Вдали показались шпили какого-то древнего замка и церкви. Вероятно, это был Обержанвиль!
        Если Обержанвиль был и городом, то он был прямо-таки малюсеньким, с ноготок провинциальным городком Франции. Но, как и все города мира, этот городишко начинался с рыночной площади, на которой сейчас высились здания городского самоуправления и католической церкви. На площадь перед этими зданиями сходились несколько городских улиц и проулков. На рыночной площади у городского фонтана, который был и местом водопоя одновременно для городских животных и самих жителей этого городка, собирались горожане. В основном к этому фонтану приходили женщины, якобы, для того, чтобы набрать воды для своих домов. Сейчас чуть ли не все представительницы Обержанвиля собрались у фонтана, перемалывая косточки своим соседям. Все эти француженки совсем забыли о том, что пришли по воду со своими бадьями и деревянными ведрами, которые сейчас напрочь забытые хозяйками стояли у фонтана.
        Когда мы появились на этой городской площади, то представительницы прекрасного пола онемели и застыли подобно мраморным статуям, увидев королевских мушкетеров. Затем горожанки все вдруг оживились, они хором начали оправлять свои платья, чтобы подчеркнуть наиболее выдающиеся прелести своей фигуры. Особое внимание эти француженки уделяли лифам своих платьев, чтобы поправить их таким образом, чтобы их грудь выглядела бы настоящими лакомыми кусочками для таких опытных представителей мужского пола, как мушкетеры. Да и те не оставили без своего внимание этих прелестниц, от мушкетеров послышались комплименты, а также скрытые предложения о встречи сегодняшним вечерком, где-нибудь в городских кустиках.
        Лейтенант де Сен-Мар многозначительно посмотрел на меня, мол, решай, в какой из городских таверн мы сегодня вечером будем ужинать?! На площадь выходили двери сразу двух таких городских таверн! Я никогда прежде не бывал в Обержанвиле, поэтому не знал, какая из этих таверн лучшая?! Лейтенант де Сен-Мар был стеснительным парнем, он с большим уважением относился к деньгам, экономил на всем, что только было можно. Поэтому он не знал, в какой из этих таверн, «Колыбелька» или «Три поросенка», я предпочту покормить его мушкетеров. Дверь «Колыбельки» выглядела богаче, поэтому я подбородком показал в ее сторону. Наши мнения по этому поводу, видимо, все-таки разошлись. Лейтенант королевских мушкетеров проявил мужской характер, он отрицательно покачал головой на мое первое предложение, а затем решительно направился к дверям другой таверны, которая уже сама открывалась. Как только дверь этой таверны раскрылась, то на городскую площадь вылетел невероятной толщины человек, который, тем не менее, передвигался с удивительным проворством.
        Толстяк остановился у дверей своей таверны и, призывно махая рукой, прокричал:
        - Эй, братцы королевские мушкетеры, я вас приглашаю к себе в гости! Я беден, но отлично умею готовить шикарные, вкусные, но не очень дорогие блюда! Могу из тощей курицы приготовить отличное суфле. Ужин у меня дешев, но вкусен!
        Лейтенант де Сен-Мар, видимо, был хорошо знаком с этим толстяком. Он подошел к нему и сказал:
        - Дядюшка Густав, мы хотели бы у тебя поужинать, переночевать, а завтра утром хорошенько позавтракать перед самым отправлением в дорогу.
        - Дорогой Бенин Довернье, ты же хорошо знаешь, что я всегда рад принимать тебя и твоих мушкетеров. Своих людей ты можешь разместить в комнатах второго этажа. На ужин я приготовлю жульен с овощами и мясом, как вы это блюдо любите, мой лейтенант. Зарежу пару индеек, приготовлю из них суфле и подам на стол вместе с земляными яблоками. Что касается завтрака, то будет много сыра, молока и хлеба, а, если кто пожелает, то сможет попробовать и крестьянского лука с чесноком. Но кто за все это заплатит, мой дорогой лейтенант королевских мушкетеров? Твой король Луи мало заботится о своих мушкетерах, а расписку я принять не могу. У самого уже денег не хватает на то, чтобы закупать продукты у местных крестьян.
        В этот момент я выступил вперед, бросил в руки дядюшке Густаву увесистый мешочек с пистолями. Лицо толстяка мгновенно расплылось в широкой улыбке. По одному только весу кошелька, он догадался о том, что денег гораздо больше, чем составят его расходы на прием и кормление этих бедных парижских мушкетеров. Он подбежал к воротам и начал их раскрывать, приглашая мушкетеров, чтобы они своих лошадей заводили во внутренний дворик, чтобы там они их расседлывали и отводили бы в конюшню.
        Одновременно дядюшка Густав громко орал какой-то женщине у фонтана:
        - Марта, беги скорее домой и скажи своему Жаку, чтобы он все бросал и мчался бы ко мне в таверну. Мне срочно нужна его помощь по уходу с лошадьми господ мушкетеров и готовкой на кухне!

3
        Ужин, приготовленный дядюшкой Густавом, оказался обильным, вкусным и просто замечательным. Мы плотно поужинали, мушкетеры во главе со своим лейтенантом де Сен-Мар отправились на второй этаж отдыхать после долгой дороги и плотного ужина. Мушкетеры уже спали, а солнце все еще оставалось на небосклоне, не спешило закатываться за горизонт.
        На втором этаже свободного места для меня не оказалось, все было занято моими друзьями мушкетерами. Я совсем уже собрался, устраиваться спать на одном из столов обеденного зала таверны, но ее хозяин предложил мне аккуратную постель в каморке первого этажа. Видимо, это была его комнатенка и его постель, но я не отказался от предложения и с громадным удовольствием растянулся на этой широченной и мягкой кровати. Приятная истома усталости закрыла мне глаза, и вскоре я спал глубоким и крепким сном проповедника.
        Проснулся я среди ночи, часов, примерно, в три или четыре часа утра, когда особенно крепок сон человека. Разбудили меня две вещи, громкий храп какого-то человека и непонятная возня за дверьми таверны. С храпом я тут же разобрался, на одном из столов обеденного зала возлежал наш тучный дядюшка Густав, который так смачно похрапывал. Ну, а вот с возней за дверьми таверны мне пришлось немного повозиться, пришлось переключиться на внутреннее зрение, чтобы досконально изучать обстановку
        Светила полная луна, своим светом заливая пустынную площадь. Фонтан работал, но ни одного человека рядом с ним уже не было. Дорога на Париж проходила непосредственно через эту площадь, через этот городской фонтан, который служил источником воды для путешественников и их ездовых животных. А также дорожной вехой на пути из Руана в Париж.
        Насколько я был наслышан о почтовом движении по этой дороге, то почтовые кареты из французской столицы к атлантическому побережью ездили, чуть ли не ежечасно. В этот момент в одном из городских переулков вдруг заржала лошадь. Я уже говорил, что Обержанвиль был маленьким городком, в нем даже маленький отряд кавалерии не укроешь от глаз противника! Оказался прав в этом своем утверждении. В переулках справа и слева от таверны накапливалась кавалерия, вернее было бы сказать, не кавалерия, а конная жандармерия.
        Я сразу же подумал о том, что, оказывается, ни одному жандарму, даже из деревенских свинопасов, доверять нельзя. Этим отрядом жандармерии командовал тот самый лейтенант Э'Спине, который так много наобещал моему лейтенанту де Сен-Мар, на деле поступив совершенно наоборот.
        Теперь жандармов насчитывалось всадников сто!
        Жандарм-свинопас вернулся в Руан для того, чтобы пополнить свой отряд, которым сейчас собирался пленить мушкетеров, подавив их возможное сопротивление своим превосходящим преимуществом. Лейтенант жандармерии Э'Спине и я, мы прекрасно понимали, что десять мушкетеров не смогут выстоять в бою, даже на шпагах с сотней откормленных, словно на убой, руанских жандармов. Каждый из мушкетеров, если он решит сопротивляться, в таком бою сможет убить или ранить одного - двух жандармов, а затем его или убьют, или ранят, или пленят. Все три исхода такого боя с жандармами не менее позорны для таких достойных дворян, как королевские мушкетеры.
        На всякий случай, в основном для того, чтобы иметь свидетеля своих предстоящих подвигов, я разбудил лейтенанта де Сен-Мар, вежливо пригласив его спуститься вниз для беседы в обеденном зале таверны.
        Слышали бы вы, как ругался этот образованный французский дворянин, лейтенант де Сен-Мар, который проснулся в тот момент, когда спал с одним из своих сержантов, нежно его обнимая. Я прекрасно понимал, что бывают и такие времена, когда военному человеку невозможно в своем окружении разыскать представительницу слабого пола, которой можно было изливать чувства о подвигах, страхах о суровых военных будней по темным ночам. Вот приходится офицерам подобных «представительниц» искать среди своих солдат или сержантов своей роты, или полка. Одним словом, лейтенант де Сен-Мар был чрезвычайно рассержен моим появлением, хотя я и не поднимался на второй этаж, в тот момент у лейтенантского топчана находилась моя тень. Но, тем не менее, он, будучи исполнительным служакой до мозга костей, послушно оделся и за моей тенью по шаткой лестнице спустился вниз, на первый этаж.
        Дядюшка Густав продолжал похрапывать, не обращая ни на что внимания. Мы же с лейтенантом обсудили диспозицию предстоящего боя с эскадроном жандармов. Как я его не уговаривал, но лейтенант де Сен-Мар, узнав об истинном положении дела, тут же захотел сдаться жандармам. При этом он орал на меня:
        - Это ты, граф, только ты во всем виноват! До твоего появления у нас, у мушкетеров, были нормальные взаимоотношения с армейскими жандармами. Жили в мире и спокойствии! Когда встречались, то могли немного подраться на шпагах до первой крови. Но такого, чтобы сто жандармов готовились бы к бою с десятью мушкетерами, никогда еще не случалось. Мы, как мушкетеры, сдаваться не имеем права, но и умирать не должны. Поэтому, граф, берите свою лошадь и шляпу в руки и идете в плен к этим обормотам. Договорились?! Ну, а я тогда пошел к своему сержанту, мы вместе смотрели такой прекрасный сон, в котором господь бог благословляет нас на бракосочетание и дарит нам множество детей.
        Но я не дал лейтенанту де Сен-Мар своим рассказом опорочить свое имя доброго христианина, сказав, чтобы он оставался бы в обеденном зале таверны и наблюдал бы за моим личным сражением с жандармами. Услышав о моем решении, лейтенант де Сен-Мар не стал меня уговаривать, не делать глупости, а попросту он покрутил пальцем у виска своей головы. Но, в конце концов, так и не стал подниматься на второй этаж к своему сержанту. А я же, подбоченись, открыл дверь таверны и вышел на главную площадь Оберженвиля, где именно в этот момент появился жандармский лейтенант Э'Спине, лгунишка, примерно, с десятью амбалами жандармами. Увидев меня, он тут же принял позу триумфатора и, театрально протянув в мою сторону руку, томно приказал:
        - Взять его! Связать по рукам и ногам! Повесить его верх ногами на… - лейтенант Э'Спине стал оглядываться по сторонам для того, чтобы на городской площади, на высоте найти крюк или кронштейн, за который меня можно было подвесить верх ногами.
        Но, к его великому сожалению, на этой площади не оказалось ничего, что можно было использовать в качестве виселицы. От такой неожиданности и постоянного вращения головой по сторонам у бедного жандармского лейтенанта Э'Спине закружилась голова, и он прямо-таки свалился под ноги своим жандармам амбалам. Те, уже действуя по моему мысленному приказу, тут же принялись его крепко-накрепко вязать заранее приготовленными, но для меня веревками. Причем, как жандармам полагается, этот процесс они осуществляли столь аккуратно, что вскоре их лейтенант превратился в веревочный кокон с открытой головой и ртом. Из лейтенантского рта извергалась дикая брань в течение всего времени осуществления этого процесса. Вот и пришлось мне снова обращаться к этим безмозглым жандармам, чтобы им приказывать, плотно забить кляпом рот сквернословящегося лейтенанта Э'Спине.
        Мгновение спустя брань и крики лейтенанта прекратились, и на площади воцарилась благословенная тишина, нарушаемая только ржанием лошадей, находившихся в переулках по обеим сторонам нашей таверны. Голосом лейтенанта Э'Спине я приказал уже своим амбалам жандармам, веревочный кокон с пойманным русским шпионом аккуратно подвесить на вывеску второй таверны, которая почему-то называлась «Колыбелька». Получилась невероятно красивая композиция, ребенок в пеленках от чего кричит-надрывается, а под ребенком на веревке качается сама колыбелька в форме веревочного кокона, который изображал наш несчастный жандармский лейтенант Э'Спине. Но мне опять-таки показалось, что в этой композиции чего-то явно не хватало. Подумав немного, я приказал жандармам амбалам встать в почетный караул под этой вывеской.
        Легким движением руки я заморозил эту композицию!
        Лейтенант мушкетеров де Сен-Мар не выдержал моего слишком долгого молчания, он вышел на улицу. От увиденной картины он начал получать незабываемое удовольствия, восторженно засвистел, захлопал в ладоши и почему-то заухал на всю городскую площадь. В тишине ночи, да еще в таком городке, как Обержанвиль, это прозвучало, подобной залпу орудий королевской артиллерии. В окнах домов появились огоньки зажженных свечей и лица разбуженных горожан, которые в полном недоумении наблюдали за тем, что происходило на главной площади их провинциального городка. В этот же самый момент к фонтану из городских переулков начали выдвигаться четыре колонны конных жандармов при полном боевом снаряжении.
        Как же я ошибался, когда полагал, что этот лгун, жандармский лейтенант Э'Спине, обратно к нам вернулся всего лишь с сотней жандармов, всего с каким-то эскадроном жандармов?!
        Сейчас в ночной темноте общее количество конных жандармов было невозможно сосчитать. К тому же эта городская площадь была слишком мала для того, чтобы на ней разместились бы все лошадей этих болванов в жандармской форме. Чтобы избежать ненужной давки на площади, я должен бы предпринять какие-то срочные меры. Прямо на глазах удивленного лейтенанта мушкетеров де Сен-Мар я вышел в центр площади, запруженной жандармскими всадниками, взобрался на парапет фонтана и металлическим голосом так громко, чтобы меня мог услышать каждый рядовой жандарм, скомандовал:
        - Полк, всем стоять смирно!
        Потребовалось несколько минут для того, чтобы жандармский полк прекратил бы свое метание по площади, чтобы все его четыре эскадрона замерли на месте. Только после этого я подал новую команду:
        - Командирам эскадронов, развернуть эскадроны на сто восемьдесят градусов, временно покинуть город Обержанвиль. Всем возвращаться в места своей постоянной дислокации.
        Королевские жандармы имели прекрасных командиров, они сумели так сманеврировать своими эскадронами, что, те, объехав городской фонтан по кругу, смогли следовать к местам постоянной дислокации в районе города Руана. Четыре колонны конных жандарм красочно прошли под окнами горожан, чтобы покинуть этот провинциальный городок. Горожане раскрыли окна своих домов, они свистели и хлопали в ладоши, когда колонны жандармов проходили под их окнами. Вскоре на площадь выскочили и мои мушкетеры, которые одобрительным свистом и громкими армейскими насмешками провожали своих недругов, жандармов.
        Один только дядюшка Густав, как человек, у которого было все нормально с совестью, продолжал крепко посапывать на своем неудобном ложе, на обеденном столе своей таверны. Его ничто не обеспокоило, он спал подобно младенцу. Дикий шум, некоторое время стоявший на городской площади, также не смог разбудить этого человека. После этого ночного спектакля очень немногим горожанам, включая и мушкетеров, удалось снова заснуть.
        Глава 5

1
        Был превосходный майский вечер, кондиционеры, скрытые за потолочными карнизами, бесшумно охлаждали и очищали воздух в помещениях только что отремонтированного и обставленного мебелью моего особняка. В комнатах поддерживалась воздушная атмосфера, в которой отсутствовал смрад и зловоние, который окутывал Париж простолюдинов и городских рынков. Мне пришлось приложить немалые усилия для того, что свой особняк превратить в некое подобие термоса, внутренние помещения которого были самым тщательным образом и полностью изолированы от внешней среды.
        Даже магически мне было трудно достичь такого великолепного результата!
        Следуя правилам того времени, мне пришлось для поддержания своего престижа в глазах соседей и знакомых из высшего общества нанять большое количество домашней прислуги, простолюдинов - мужчин и женщин. Этим же парижанам, которые имели одну только извилину в голове, было практически невозможно объяснить, тем более, их заставить каждый раз, когда они входили или выходили из особняка, на пару минут задерживаться в компрессионных тамбурах, где и производилась очистка воздуха. Вот мне и пришлось поломать голову, чтобы придумать, как производить процедуру очистки воздуха, не привлекая внимания своей прислуги. На всех входах магически я создал неприметную пелену из уплотненного воздуха, препятствующую проникновению дурных запахов, поддерживающую прохладу и свежесть во внутренних помещениях особняка.
        После только что принятого душа я, будучи одетым в один только махровый халат и, полураспластавшись на софе маленькими глотками из фужера прихлебывал великолепное красное вино. Одновременно я прислушивался к тому, о чем сейчас бубнил Бунга-Бунга, мой мажордом или дворецкий, решившего поделиться со мной последними парижскими новостями. Мажордом важно расхаживал по гостиной и, внимательно наблюдая за тем, как меня обслуживает лакей, сейчас он говорил о том, что мадам Сюзанна де Монморанси несколько раз интересовалась датой моего возвращения из Ла-Рошели. Лейтенант де Сен-Мар прислал слугу с запиской, в которой клялся в верной дружбе до гроба, благодарил меня за проявленное благородство и деяния, совершенные по дороге из Руана в Париж.
        В этом месте мой умница мажордом сделал смысловую паузу, надеясь услышать от меня пояснения, каким это образом я вдруг оказался в Руане, когда ездил в Ла-Рошель?! Но я проигнорировал его этот тонкий, словами не высказанный намек, нетерпеливым жестом руки потребовав от Бунга-Бунга продолжение своего рассказа о парижских новостях. Видимо, тот обиделся на меня за непочтительное невнимание, в отместку, Бунга-Бунга тут же поменял тональность всего своего повествования. Он перешел на сухое и скучное изложение, перечисление голых фактов без единого намека на свой комментарий к тому или иному факту.
        Я же продолжал его слушать, одновременно размышляя о творимых в этом французском мире делах, когда этот мир запутался в кознях и интригах королевского двора. Перед отъездом в Ла-Рошель я через Конона Зотова, неофициального представителя государя Петра Алексеевича в Париже, отправил Алексею Васильевичу Макарову в Санкт-Петербург небольшую такую цидульку о своих делах, о своих перспективах на будущее. Ну, небольшой такой отчетец, в котором рассказал о своем появлении, становлении в этом французском Париже. Сейчас же ожидал от Бунга-Бунга услышать о том, что тот получил ответ на этот мой отчет. Но этот хитрец лягушатник говорил о чем угодно, о предстоящем замужестве мадемуазель герцогини де Шеврез, о новых выкрутасах маркизы де Ментенон и о том, что король отвратительно себя чувствует, но пока ни единым словом не упомянул о каком-либо письмеце из Московии.
        Но рано или поздно Бунга-Бунга должен был перейти к рассказу о поступившей корреспонденции в мой парижский адрес.
        Оказывается, не смотря на то, что я все еще оставался незнакомцем для парижского высшего общества. Французы еще в те времена особо не любили иностранцев, в частности русских дворян, прибывавших в их чертову Францию на учебу, на работу, на отдых или попросту для того, чтобы немного полениться. Нечто подобное происходило и со мной, меня парижане, скажем так, не то, чтобы особо невзлюбили, или не хотели допустить в свое общество! Нет, такого не было, лягушатники явно интересовались моими похождениями. Постепенно я становился узнаваемой персоной в этом самом Париже. Может быть, узнаваемость или признание со стороны парижан приходили ко мне благодаря тому, что я в свое время приобрел особняк, модную мебель, потрясая воображение парижан своими непомерными тратами.
        Одним словом, чтобы со мной ближе познакомиться на мой парижский адрес все чаще и чаще начали поступать приглашения, чтобы я в качестве иностранного гостя я принял бы участие в дамских салонах, явился бы на бал или прием, которые устраивал средней руки представитель парижской знати. Меня слали приглашения с просьбой нанести визит вежливости той или иной даме или кавалеру, побывать на рождение или на крестинах ребенка. Но представители высшей знати Парижа, наиболее приближенные придворные короля меня пока не замечали, парижский свет явно чего-то выжидал по этому поводу.
        Именно в этот момент я услышал, что Бунга-Бунга сообщил о том, что пришло письмо от маркиза Антуана де Монморанси, в котором он информировал меня о том, что не против того, чтобы вместе со мной заняться организацией торговли с Московией, что он готов отправить свой корабль к моим родителям в Архангельск. Эта записка от маркиза де Монморанси меня порадовала, но в этом деле была одна небольшая загвоздочка, которую хотелось бы разрешить, как можно раньше.
        Я хорошо знал о том, что мой государь Петр Алексеевич всячески способствовал тому, чтобы развивались торговые отношения своей Московии с Францией. Он в этих целях направил в Париж своего торгового поверенного, сына своего ближайшего, но давно умершего друга, Ивана Лефорта. Так этот молодой человек, став уполномоченным советником государя по торговле в Париже, вместо того, чтобы ставить на ноги торговлю между двумя великими государствами, решил на свои проживание и увеселения в Париже качать бесплатные деньги из нашего государя. К слову сказать, пока это ему успешно удавалось делать. Государь Петр Алексеевич хотел завязать с Францией дружеские, торговые отношения, поэтому денег на это дело не жалел. Но теперь немалая часть этих денег оседала в карманах Ивана Лефорта.
        Мне же совершенно не хотелось влезать в это грязное, кляузное и паскудное дело, мог бы и сам сильно испачкаться. Не так уж я был силен своим положением при дворе нашего государя, чтобы Петр Алексеевич прислушивался к моему мнению. Ну, в начале своей карьеры во Франции я был для него каким-то там лейб-гвардии капитанишкой, да и только! Поэтому на Ивана Лефорта я натравил Конона Зотова, приближенного слугу вице-канцлера Петра Шафирова, которому очень хотелось занять место этого самого Ивана Лефорта.
        Одним словом, в этом деле я должен был бы поступить так, чтобы в Санкт-Петербурге подумали, что как будто это сама Франция выступает инициатором создания такой компания по торговле между нашими странами, а не я сам пытаюсь свой карман набить государственным золотом. Поэтому сейчас мне требовался француз, который мог бы все это дело взять в свои руки, чтобы начать торговлю с моими родственниками в Архангельске.
        Я еще раз внимательно осмотрел Бунга-Бунга, отчего он засуетился, застеснялся, подумав о том, что этот молодой французский парень мог бы заняться непосредственно этим самым делом. На первых порах он мог бы совмещать обе должности, моего мажордома и главы торговой компании, которую мы с маркизом Антуаном де Монморанси учредим в ближайшее время. Я тяжело вздохнул, поставил фужер с вином на стол, хотел было подняться с софы, как вдруг услышал слова Бунга-Бунга о том, что к нам поступило очень странное письмо.
        - Чем же это письмо показалось тебе, уважаемый Бунга-Бунга, странным? - Поинтересовался я, оставаясь полулежать на софе.
        - Монсеньор, оно адресовано тебе, но в нем такая тарабарщина, что ничего не понятно, о чем в нем идет речь? Кто это письмо вам вообще написал?
        - Хочу на него взглянуть, может быть, я сам в нем разберусь!
        - Одну минуточку, монсеньор! - Сказал Бунга-Бунга и, повернувшись лицом к лакею, застывшему у двери, попросил. - Жак, не могли бы вы подняться в мои покои, чтобы принести конверт с письмом. Этот конверт лежит под ножницами на моем письменном бюро.
        Лакей моментально исчез за дверьми.
        Я уже давно высоко оценил совет, который мне в свое время дал мой знакомый медик, мосье Слюсар, порекомендовав Бунга-Бунга на должность мажордома. Этот парень быстро нашел общий язык с прислугой, он оказался требовательным, но справедливым мажордомом, от слуг и служанок требовал реальной работы, ни с кем не панибратствовал. Если и возникал какой-либо трудовой конфликт, то в нем Бунга-Бунга старался сам разобраться, только в исключительных случаях прибегая к моему совету или вмешательству. В свою очередь шестьдесят человек прислуги не то, чтобы воспылали любовью к Бунга-Бунга, но они сильно его зауважали, беспрекословно ему подчиняясь.
        Мы еще с ним еще не стали закадычными друзьями, но в нас обоих было столько общего, что уже сейчас мы понимали друг друга с полуслова или полувзгляда. Бунга-Бунга был честен, открыт и, главное, умен, не лебезил передо мной. В иных случаях даже оспаривал мое решение, когда считал его несвоевременным и несправедливым. Он с пониманием относился к моим слабостям в области магии, делая вид, что ни о чем не догадывается. Но даже к тех случаях, когда мне приходилось непосредственно перед ним щелкать пальцами, творить немыслимые для него вещи, и тогда Бунга-Бунга не кричал дурным голосом о моих связях с дьяволом. Он не был канальей или пробивным парнем, идущим на риск только ради того, чтобы всем окружающим доказать, что может все достать, любой ценой выполнить указания своего работодателя. К сожалению, из богатства или недвижимости за душой у него ничего не было, но я лично полагал, что это дело временное. Сейчас Бунга-Бунга был молодым парнем без какой-либо профессии, но со временем обещал стать доверенным мажордомом, тогда бы, наверняка, стал бы одним из выдающихся и уважаемых людей своего столетия.
        Мне пришлось вернуться к мысли о том, почему бы мне сейчас не предоставить этому парню возможности стать крупным международным торговцем, сделав его главой фирмы, которую мы совместно с маркизом Антуаном де Монморанси собираемся создать в самое ближайшее время?!
        В этот момент в гостиную вернулся лакей Жак, он протянул Бунга-Бунга желтый конверт, а тот в свою очередь этот самый конверт передал мне в руки. Приняв сидячее положение на софе, я вскрыл уже разрезанный конверт, достал и перед своими глазами развернул вложенный в него лист бумаги, весь покрытый какими-то каракулями. Поднял голову, чтобы внимательно посмотреть на своего мажордома. Бунга-Бунга моментально понял, правильно оценил значение этого моего пристального взгляда. Он повернулся к лакею Жаку, чтобы тому посоветовать:
        - Жак, мне с хозяином нужно кое о чем переговорить тет-а-тет. Вы свободны, когда нужно, то я вас снова приглашу!
        Как только за лакеем прикрылась дверь, я поднялся на ноги, подошел к столу и аккуратно разложил письмо на столе. Затем взял солонку и густо посыпал солью бумагу, взмахнул обеими руками. Последовал очень короткая вспышка пламени, которая, словно корова языком, слизала старый текст письма и восстановила тот, который под ним скрывался. Не обращая внимания на Бунга-Бунга, я поднял письмо со стола, чтобы тут же углубиться в его чтение. У меня было всего две минуты для того, чтобы успеть его прочитать.
        В тот момент, когда содержание текста шифрованного письма окончательно закрепилось в моей памяти, то конверт и лист бумаги я сжег в стеклянной вазе для фруктов, которая стояла на столе. Затем я подошел к окну, через окно второго этажа начал рассматривать панораму французского Парижа. В тот момент этот город был накрыт вечерним туманом и, кроме своей улицы, проглядывающей сквозь деревья, я ничего не смог рассмотреть.
        В этот момент моя голова работала над анализом, была крайне занята мыслями по поводу того, что я только что прочитал в шифрованном письме, полученным из самого Санкт-Петербурга.
        В своем письме Алексей Васильевич Макаров дал мне ясно понять, что доволен результатами проделанной мной за месяц работы в Париже. Он также сообщал мне о том, что с этого месяца выделяет на постоянную мысленную связь со мной одного из своих дьяков писцов с тем, чтобы тот вовремя получал и доносил о поступающих сообщений из Парижа. Такие контакты в мысленном диапазоне должны осуществляться один раз в месяц, в последнюю субботу каждого месяца. В конце письма государев личный секретарь и помощник по внешней разведке интересовался, буду ли я иметь свободное время для того, чтобы в ближайшее время посетить какой-либо германский город на побережье Балтийского моря, где мы могли бы встретиться, переговорить без свидетелей?! Время такой встречи Алексей Васильевич пообещал сообщить дополнительно!
        Я развернулся, медленно побрел в свою спальню комнату, где хранил носимую повседневную одежду. Мне нужно было переодеться и отправляться на очередную встречу с Антуаном де Монморанси. Спиной я почувствовал внимательный взгляд Бунга-Бунга и, развернувшись к нему лицом, я вдруг понял, что этот парень явно ожидал продолжения нашего разговора. Но только что прочитанное письмо из Санкт-Петербурга прямо-таки выбило меня из седла, я забыл, на чем конкретно мы в нашей беседе остановились.
        Поэтому решил, не откладывая в долгий ящик, уже сейчас сделать деловое предложение своему мажордому Бунга-Бунга:
        - Э, Бунга-Бунга, а что ты думаешь по отношению того, чтобы стать международным торговцем, начать торговлю Франции с Московией?
        Этот вопрос для Бунга-Бунга оказался совершенно неожиданным, он выбивался из русла нашего предыдущего разговора. Поэтому мажордом резко притормозил с ответом, замерев на месте с широко раскрытым ртом. Мажордом Бунга-Бунга явно такого не ожидал! Ведь, сейчас он решил сыграть роль добропорядочного слуги, попросту хотел мне помочь, раскрыв дверь в спальню.
        - Но монсеньор, вы мне ничего подобного не предлагали! Я нанялся к вам с тем, чтобы блюсти ваш распорядок дня, руководить прислугой. Сейчас покидать вас и Париж мне совершенно не хотелось бы! А в Московии, там же страшно холодно!
        - Не спеши со своими глупыми выводами о Московии, Бунга-Бунга. Я же тебе не предлагаю меня покидать, наоборот организовывать эту торговлю мы будем вместе. Только ты, помимо того, чтобы быть моим мажордомом, станешь еще главой фирмы, которая займется торговлей между нашими двумя государствами. Помимо шестидесяти человек прислуги, ты будешь распоряжаться еще одним десятком клерков торговой компании. Причем, можешь не искать людей на стороне, а работу фирмы организовать так, чтобы наши слуги составили бы ее персонал. Так что сейчас все в твоих руках, у тебя имеется достаточно времени для того, чтобы хорошенько обдумать это мое предложение. Когда вечером я вернусь домой, тогда ты мне сообщишь свое окончательное решение по этому вопросу!
        И, не дав Бунга-Бунга возможности мне снова возразить, я ловко проскользнул за дверь своей спальни. Мой мажордом прекрасно знал о моей привычке в том, что я ненавидел присутствие и помощь своих слуг и лакеев, когда облачаюсь в верхнюю одежду. Поэтому сейчас он вряд ли решится на то, чтобы нарушить этот мой распорядок дня, это мое одиночество в спальне.

2
        Маркиз Антуан де Монморанси с видимым удовольствием воспринял мое предложение относительно того, чтобы с ним в одной упряжке занялись бы организацией торговли Франции с моей любимой, обожаемой Московией.
        Он позвонил в колокольчик, чтобы тотчас же появившемуся слуге приказать, позвать к нему некого мосье де ля Рунге. Через пару минут я имел удовольствие собственными очами лицезреть этого мосье, который, как две капли воды, походил на моего Бунга-Бунга. Только этот германо-французский моряк был лет на тридцать старше моего мажордома, имел седую голову, но черные, лихо закрученные к носу усы запорожского казака. Он по кабинету прошелся легкой, слегка раскачивающейся походкой бывалого моряка. Его лицо бывалого мореплавателя было изборождено глубокими морщинами, оно было загорелым до черноты, словно этот германо-французский моряк появился в этом кабинете, сойдя прямо с трапа своего корабля.
        Меня же до глубины души поразили глаза этого мосье де ля Рунге. Когда-то они были ярко голубыми, но морское солнце и ветра вымыли всю эту голубизну, сделав их совершенно бесцветными. Если у кого-либо возникает такая возможность, он может посмотреть в такие бесцветные глаза, то этот человек тут же, наверняка, отвратит свои глаза в сторону. Так как очень трудно смотреть в глаза человека-убийцы, который может с тобой навсегда покончить только из-за одной своей скуки! Перед любым судьей я мог бы поклясться в том, что мосье де ля Рунге имел глаза настоящего и профессионального убийцы, да и сам он был убийцей!
        Мосье де ля Рунге, видимо, знал об этой своей, скажем, странности, скрывавшейся в его глазах. Он перед маркизом де Монморанси встал именно таким образом, чтобы иметь возможность время от времени своими глазами контактировать с моими глазами. В какой-то момент моего разговора с маркизом наши глаза с этим мосье снова встретились. Честно говоря, мне совершенно не нравилась театральный антураж этой всей ситуации, чтобы какой-то там германский лягушатник так пожирал бы меня своими глазами убийцы! Не каждому русскому это могло бы понравиться! Но я не стал громко кричать, возмущаться и протестовать! Этого мосье следовало бы раз и навсегда поставить на свое место, чтобы он знал, что ко мне в дальнейшем следует относиться с большим уважением и почтением. В данной ситуации мне оставалось прибегнуть к помощи своей магии, чтобы этого германо-французского корсара-убийцу заставить плакать, умолять о пощаде.
        В самую последнюю минуту я посчитал, что такое мое поведение было бы не к лицу, достойным настоящего мужчины и воина!
        Поэтому медленно поднялся на ноги и, подойдя к мосье де ля Рунге, без особого размаха кулаком двинул его по зубам. Это мое поведение оказалось настолько неожиданным для обоих моих собеседников, что никто из них не успел этому удивиться. Только мосье де ля Рунге, словно пантера в джунглях, резко и грациозно развернулся на каблуках и, выхватив шпагу из ножен, ее острие приставил к моему кадыку. Я молчал, не защищался и не двигался, ожидая продолжения действий со стороны германо-французского корсара. Я рассчитывал на то, что этот мосье поостережется меня прикончить с первого же раза, что станет его большой ошибкой, так как второй такой возможности я уже ему не представлю.
        Так оно на деле и произошло!
        Корсар де ля Рунге, встретившись с таким резким и решительным отпором с моей стороны, так и не решился сделать решительного выпада вперед, чтобы своей шпагой пронзить мое незащищенное горло. До самого последнего момента этот убийца все еще продолжал играться, как дите, как не раз он такое делал и при встречах с другими людьми, которые делали в штаны от одного только его этого беспощадного взгляда. Сейчас оскорбляя меня этим своим взглядом, он не предполагал, что я пойду на столь решительный ему отпор, поставив на кон свою жизнь.
        Приставив шпагу к моему горлу, он не убил меня, теперь я мог поступать с ним так, как захочу!
        Я продолжал смотреть ему в глаза, а он уже отводил свой взгляд в сторону. Теперь и он сам хорошо понимал, кто стал хозяином положения, а кто превратился в простого слугу в этом нашем личностном споре! Жаль только то, что этот мосье мог бы, как и Бунга-Бунга, стать моим близким другом, если бы не приставлял своей шпаги к моему горлу!
        - Честно говоря, граф, не ожидал, что вы так легко и просто поставите на место моего опытнейшего капитана, морского бродягу, Себастиана! - Вдруг заговорил маркиз Антуан де Монморанси, с еще большим любопытством меня разглядывая.
        Вот тебе и на, капитан Себастиан?! Я много слышал об этом капитане корсаре, который в свое время немало потрепал и ограбил испанские галеоны, английские торговые суда в южных морях у берегов Ямайки и Гаити. Значит, вот откуда пошло богатство рода де Монморанси, когда такие знаменитые капитаны корсары состояли у них на службе простыми слугами. А что касается самого этого капитана Себастиана, то его фрегат тут же покинул те южные моря, как только английские линейные суда стали бороздить воды тех морей, своими пушками уничтожая само пиратство.
        - Капитан Себастиан под именем мосье де ля Рунге станет капитаном нашего первого судна, которое уже готово отплыть в Архангельск. Тем более что мосье де ля Рунге там уже один раз побывал, поэтому он хорошо запомнил дорогу, знает, как в тот русский город добираться.
        - Маркиз, это очень приятная для меня новость! Я вам за нее чрезвычайно благодарен! В свою очередь хочу вас проинформировать о том, что нашел человека, который может встать во главе нашей торговой компании.
        - Граф, в свою очередь благодарю вас за предоставленную информацию, но я полагаю, что вы согласитесь со мной, что свою торговую компанию мы зарегистрируем, как только капитан де ля Рунге вернется из Московии!
        Интересная вырисовывается ситуация, а кто же тогда будет оплачивать эту экспедицию? На какие такие шишы будет приобретаться товар для продажи в Архангельске? Мои родители богатые люди, но вряд ли они будут готовы к тому, чтобы за одно простое спасибо до краев загрузить корабельные трюмы своим собственным товаром, стоящим больших денег?!
        - Хорошо, маркиз, я полагаю, что в таком случае мы оба в равной доле покроем расходы по организации этой торговой экспедиции!
        По наступившему молчанию французской переговаривающейся стороны, я догадался о том, что это мое неожиданное предложение вошло в некоторое противоречие с первоначальными планами лягушатников. Видимо, они подумали, что русские являются такими олухами царя небесного, что согласятся на ситуацию, в которой французская сторона получит с русской стороны все необходимые средства на организацию этой экспедиции. На свои же деньги закупит полные трюмы товаров в Архангельске, потом эти товары продаст, ведь русские товары охотно берут как в германских княжествах, так в Датском королевстве, на английских островах. А потом уже, ничего не возвращая из вырученных денег русской стороне, можно было бы с теми же русскими и на их деньги зарегистрировать торговую компанию для организации совместной русско-французской торговли.
        В этом случае мне ничего не оставалось, как выйти на парижские улицы, и на каждом углу громко вопить о том, что меня догола раздевают братья-партнеры, что меня грабят прямо среди белого дня!
        - Послушайте, граф, но ведь царь Петр крайне заинтересован в организации торговли своей Московии с нашей Францией. Об этом мне говорил барон Иван Лефорт, который обедал у меня позавчера.
        - И вы полагаете, что он оплатит все ваши расходы, маркиз. Да, такое может случиться, но к вашему сведению, наш государь Петр Алексеевич является так же и человеком, который, давая деньги в долг, обязательно будет ждать их возврата, но уже несколько в большем количестве. Я не хочу терять своей головы под государевым топором из-за неправедных обещаний какого-то там барона! В нашем же случае я распоряжаюсь своими собственными средствами. Поэтому, естественно, хочу знать, какую прибыль может принести лично мне наше совместное предприятие? Сколько я в конечном итоге буду иметь от вложенных мною денег?!
        - Я не ожидал, граф, что вы будете так жестко придерживаться своей позиции?
        - Деньги счет любят, маркиз! Я бы все же хотел бы знать ваше последнее слово, да или нет? Или я ухожу к другому!
        - Не спешите, граф! Мне нужно еще немного времени для того, чтобы подумать, а затем принять окончательное решение. Чем вы, граф, будете заняться сегодня вечером?
        - Еще не решил, Антуан! Я так спешил к вам, что не принял окончательного решения по тому, чем буду заниматься сегодня вечером.
        Не мог же я маркизу Антуану де Монморанси прямо заявить о том, что сегодняшний вечер собирался провести в объятиях маркизы де Монморанси. Ей так понравились моя ванная комната и джакузи, что эта сумасшедшая дама мне заявила о том, что она не будет больше со мной любовью заниматься в какой-то там простой постели. Что, по ее мнению, это не очень-то удобное место для подобных дел, что с этого момента нашим совместным полем боя станет джакузи. Мне с большим трудом удалось этой прекрасной, но сумасшедшей француженке доказать, что такие райские места, как ванная и туалетная комнаты, наш Господь бог разрешил иметь только в одном единственном особняке Парижа, а именно в моем особняке. Что нам придется все больше и больше времени проводить в моем особняке!
        Видимо, я слишком углубился в свои сладкие мысли о предстоящем сегодняшнем вечере, что маркизу Антуану де Монморанси пришлось меня приводить в сознание своим повторяющимся кхеканьем.
        - Послушайте, мой дорогой граф, давайте поужинаем где-нибудь в злачном местечке нашего Парижа, где можно было бы полюбоваться бесплатными драками наших простолюдинов! Туда нас может сопроводить капитан де ля Рунге, который также сможет обнажить свою шпагу, чтобы нам продемонстрировать свое мастерство фехтования. Или, может быть, мы посетим театр Андре Кампра, послушаем и посмотрим его «Венецианские празднества»?
        Таким образом, мои планы на встречу с маркизой Сюзанн де Монморанси автоматически переносились на завтрашний вечер. Сегодня же мне придется развлекать самого маркиза де Монморанси, но почему бы мне тогда не объединить навязанное развлечение с делом, как говорится, настала пора устраивать знакомство с влиятельными людьми при самом дворе короля-Солнышка, Людовиком XIV де Бурбон. Меня в тот момент интересовал некий маршал Франции Никола Шалон дю Бле, маркиз д'Юксель и Корматен, у которого я мог бы выяснить, почему это меня так полюбил военный министр маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа, что он не позволяет мне и шага лишнего сделать в сторону от Парижа!
        - Маркиз, краем уха я слышал о том, что у вас имеется близкий друг, которого вы посещаете без предварительного оповещения о своем визите! Это некий маршал Франции…
        - Вы имеете в виду маркиза де Юкселя, Николу Шалон де Бле! Он действительно мой лучший друг, в свое время мы с ним немало повеселилась. Он пошел по военной линии делать карьеру, а я занялся торговлей и, похоже, что мы оба с ним весьма преуспели, но, к сожалению, несколько постарели. Вы, верно, хотите с ним познакомиться по той причине, что с давних пор он ходит в близком окружении маркизы де Ментенон, имеет на маркизу особое влияние? Ну, что ж, молодой человек, я помогу вам с ним познакомиться, но тогда мыс вами должны сегодня поужинать в простой таверне, которую мой друг почему-то очень любит. Мы с вами прямо сейчас отправимся в эту таверну, а слугу пошлем к де Бле и его попросим, чтобы он к нам присоединился в той таверне.
        Любимой таверной маркиза де Юкселя оказалась харчевня мосье Буланже. Я в этот момент сразу же подумал о том, что не зря в народе говорят, что «наш мир тесен»! Горбун Буланже моментально меня признал, но, разумеется, и виду не подал, что со мной уже встречался и знаком. Капитан Себастиан, или мосье де ля Рунге успел-таки заметить, перехватить и расшифровать взгляд горбуна на меня, чтобы догадаться о том, что мы знакомы! Он моментально насторожился и, с этого момента до самого окончания ужина сидел, словно на гвоздях, постоянно оглядываясь по сторонам.
        Маркиз Антуан де Монморанси полагал, что таким образом наш бывший корсар выполнял свои новые охранные обязанности. Мне же было на него наплевать, в тот момент я подумывал о том, как бы мне так подружиться с Николой де Бле, маркизом де Юксель, чтобы с ним стать закадычными друзьями. Я очень нуждался в своем доверенном агенте при дворе самого французского короля, при военном министре!

3
        Боже мой, я-то ломал голову над тем, как стать закадычным другом с маркизом де Юксель! Сейчас ответ на этот вопрос стоял передо мной. К слову сказать, этот «ответ» едва держался на ногах. Его так широко размахивало из стороны в сторону, что оба слуги, которые стояли по его бокам, едва успевали перехватывать маркиза де Юксель. Со стороны это смотрелось, как будто бы оба слуги перекидывались друг с другом этим пьяным стариком, словно мячом в баскетболе, только этот баскетбол во Франции того времени пока еще не придумали.
        Маршал Франции Никола Шалон де Бле, маркиз де Юксель был в стельку пьян, но этот удивительный человек еще сохранял способность ворочать языком, произнося различные слова, узнавать своих старых друзей. Маркиз сразу же полез обниматься со своим другом и собутыльником, с маркизом Антуаном де Монморанси. Но, разумеется, несколько промахнулся, старика подвела слишком широкая амплитуда колебаний его тела. Тогда он попытался залезть на меня со своими выражениями счастья встречи со старым другом, но снова промахнулся, и пришлось неудачному старику пообниматься с капитаном де ля Рунге.
        Нежно и профессионально, видимо, в прошлом маркизу де Юксель приходилось иметь дело в постели и с мужчинами, облапив бывшего корсара южных морей, маршал Франции поддерживал светский разговор с Антуаном де Монморанси:
        - Спасибо дружище за то, что вытащил меня из этой чертовой берлоги, где моя старая карга пропилила мне все кости своим постоянным причитанием «не пей, да не пей». А я разве пью, каких-то две бутылки бренди за весь вечер, конца которого ждешь и дождаться не можешь, он так медленно тянется, что так и хочется сойти с ума!
        - Да, ладно тебе, старикан, столько внимания уделять каким-то там тоскливым вечерам! Заведи себе молоденькую девчонку и залезай с ней пораньше вечерком в постель, она ж тебя своими ласками в момент успокоит, ты спокойно проспишь до утра. - Посоветовал маркиз де Монморанси с чувством профессионального знания того, как другу следует решать проблему алкоголизма.
        - Пробовал, не получилось! Сначала я с этой жрицей любви сел за стол поужинать, выпил для аппетита стопочку бренди, а дальше ничего помню, что со мной происходило. Правда, после этого вечера жена мне говорила о том, что девчонка в постели оказалась совсем неплохой, но я, как ни старался, так и ничего вспомнить не смог.
        - Да, трудное у тебя положение, мой друг! Но мы встретились не для того, чтобы поговорить о том, сколько ты стопочек бренди выпил вчера или сегодня. - Решил взять быка за рога маркиз де Монморанси. - Позволь мне представить тебе моего нового друга. Правда, он из Московии, где с медведями сожительствовал, и нашей Франции совсем не знает. Вот и приехал к нам на французский лад образовываться. Одним словом, позволь мне представить графа Ивана де Орлоффа.
        С этими словами я ловко выскочил из-за стола и, протанцевав пару низких поклонов и сняв с головы шляпу, я поприветствовал маршала Франции Николу Шалона Бле, маркиза де Юксель. В этом месте мне следует упомянуть о том, что харчевня мосье Буланже была битком забита различным парижским отребьем, которые по своему веселились, проводя вечерок в компании таких же, как и они сами, ублюдков. Они плотными рядами сидели за столами, попивая прокисшее винцо, заедая его серым комковатым хлебом с луком, отчего зловоние в обеденном зале таверны только еще более усиливалось. Весь этот парижский сброд с интересом наблюдал за нашим столиком, за пьяным маршалом и за моими танцевальными па.
        Может быть, это произошло случайно, а может быть, кто-то из этих клошаров подставил мне ножку, одним словом, во время последнего па я своим задом задел плечо верзилы, который сидел за соседним столом. Тот ни слова не говоря, вероятно, из-за того, чтобы меня вовремя не предупредить о своем нападении, схватил литровую глиняную кружку из-под вина и хотел ею снести мне голову. Но я же не был французским дураком, а родился, рос и воспитывался в родной Московии, где для того, чтобы бедному дворянину выжить, надо было хорошо драться на кулаках и на ножах, почему я никогда не полагался на французскую боевую шпагу. Вот и в этом случае, я ловко ушел от удара в очередной раз, ловко склонив обнаженную голому перед маркизом де Юксель, удар же кружкой пришелся по плечу несчастного корсара южных морей, капитана де ля Рунге.
        На этот раз капитан корсар не спасовал, а одним только выпадом своей шпаги отправил на тот свет этого несчастного верзилу, позволившего себе коснуться кружкой его плеча. Он стоял, широко расставив ноги в ботфортах, перед столиком, за которым только что ужинал кружкой вина тот несчастный верзила, и стеклянным взглядом профессионального киллера всматривался в лица едоков этого стола. Ему явно хотелось продолжения драки, стариковские разговоры, шедшие за нашим столом, этого лихого корсара совсем не интересовали.
        Я же в этот момент лихорадочно решал, продолжать ли мне или не продолжать эту драку, не будучи уверенным в том, что для меня было бы предпочтительней в данный момент. Этот же парижский сброд, собравшийся за столом моего несостоявшегося убийцы, был готов продолжать эту драку, не смотря на потерю своего лучшего драчуна. Я же давно копался в их мозгах, пытаясь выяснить их замыслы, разыскивая имя заказчика моего убийства, но на мою беду, замыслы этой уличной шантрапы были не совсем ясны, а заказ на мое устранение в эту шайку прошелся по длинной бандитской цепочке, конца и края у которой не было.
        Тяжело вздохнув по поводу того, что Париж всегда остается Парижем даже в такие времена, я вернулся на свое местно за столом, чтобы продолжить знакомство с маркизом де Юксель, этим старым алкоголиком и маразматиком. Именно этот маркиз мог бы меня представить маркизе де Ментенон, официальной фаворитки французского короля и его неофициальной жены. Занимая такое высокое положение в постели короля, эта странная французская мадам в окружающем ее мире никому ни на грош не доверяла, боясь, что когда-нибудь французский король навсегда покинет ее постель.
        В этот момент прямо перед моими глазами разворачивалось грандиозное зрелище - забавная пьяная драка во французской таверне.
        Оба мои старика, маркиз де Монморанси и маркиз де Юксель, со своих мест могли прекрасно наблюдать за этим побоищем, но сейчас оно их совершенно не интересовало. Давно прошли те времена, когда они сами принимали активное участие в подобных развлечениях в тавернах! К этому моменту оба маркиза были глубоко увлечены воспоминаниями о добрых старых временах, когда они были молоды, и на стороне искали приключения. Время от времени они оба практически одновременно прикладывались к лафитникам с бренди, которое из-под полы им с кухни принес горбун Буланже. Подавая бренди, хозяин таверны с большой опаской оглядывался по сторонам. Это прекрасное питие только-только начало распространяться в Париже, но пока оно распространялось одним только контрабандным путем. Оно еще не получило официального королевского дозволения! Поэтому горбуну сильно бы не поздоровилось, если бы парижская полиция поймала его на контрабандной продаже своим посетителям этого незаконного бренди.
        К этому времени капитан де ля Рунге уже успел прикончить двоих представителей злачного парижского чрева, ранил четверых, сам же получил два ножевых пореза, один в плечо, а второй - в грудь, но драка все еще продолжалась. Сейчас он со шпагой в одной руке и кинжалом в другой отбивал яростную контратаку только что вступившего в бой новых представителей парижского дна. Должен откровенно вам признаться в том, что капитан корсар неплохо дрался, был подвижен и технично уходил из-под ножевых выпадов и, пользуясь преимуществом своего оружия, длиной боевой французской шпаги, смело шел в атаку на превосходящие силы врага. Когда он этой шпагой наколол еще одного своего противника, отправив того к праотцам, то не очень грациозно начал уходить из-под ножей двух других противников. В результате ножевой порез появился и на его щеке. Но мне было заметно, что этот мужик со шпагой в руке явно начал уставать. Чтобы ему помочь в принятии нужного мне решения, то я посредством мысленного зонда начал поднимать для входа в драку едоков со второго стола таверны.
        Вовремя обратив внимание на этот убийственный факт, капитан де ля Рунге умоляюще посмотрел на своего хозяина, маркиза Де Монморанси, явно прося о помощи в прекращении этой бесконечной драки. И он правильно это сделал, а то я бы ему не помог, просто не обратил бы внимание на эту его мольбу. Маркиз же Антуан де Монморанси сделал именно, что в данный момент я так желал. Он, разумеется, обратил внимание эту мольбу своего верного слуги и обратился ко мне со следующими словами:
        - Граф, не были бы вы столь любезны! Мой слуга нуждается в помощи, против него поднялось столько бойцов, что со всеми он просто не сумеет справиться!
        - Разумеется, маркиз, с большим удовольствием я помогу вашему капитану!
        Я вскочил на ноги и с диким медвежьим ревом, со шпагой руке устремился в атаку на эту ораву парижских пропойц и попрошаек. Видимо, этот парижский сброд никогда еще не слышал настоящего медвежьего рева, при первых же его звуках он начал разбегаться, покидать таверну. Наша же пара клинков завершила разгром противника, чтобы с полной победой вернуться за свой стол, где к этому времени горбун Буланже поставил на стол большую супницу с жульеном.
        Мне было как-то неприлично и одновременно неудобно, находясь в компании таких высоких придворных персон, как маркиз де Монморанси и маркиз де Юксель, с ними одновременно, но по очереди хлебать ложкой суп из этой супницы. Поэтому пальчиком я поманил к себе своего друга горбуна и тихим шепотом попросил его принести из кухни глубокую глиняную тарелку и еще одну ложку в этой тарелке.
        - Ты чего задумал, шевалье? - Прошептал горбун Буланже.
        - Мне нужна еще одна тарелка, большая ложка для того, чтобы налить супа в свою тарелку, и ложку, чтобы ею есть суп из своей тарелки, не мешая другим! - Пояснил я горбуну Буланже.
        Как бы горбун не противился этому нововведению, у него, мол, якобы, не было лишней прислуги для того, чтобы мыть дополнительную посуду?! В чем возникали реальные сомнения по поводу того, разумеется, мыл ли он когда-либо свою использованную посуду вообще?! Но горбун не мог устоять перед золотым пистолем, который я незаметно сунул в карман его порванного и грязного камзола. Через минуту я отлил часть супа в свою тарелку и, не торопясь, наслаждаясь изумительным вкусом жульена, принялся его хлебать своей ложкой.
        - Да, ты у нас, русский граф, настоящий законодатель парижской моды! Уже завтра весь бомонд Парижа будет первое блюдо, дневные супы, поедать из отдельных тарелок и отдельными ложками. - Вдруг совершенно трезвым голосом произнес Никола Шалон де Бле, маршал Франции. - Понаблюдав за твоим поведением, я почему-то воспылал к тебе дружескими чувствами. Поэтому решил тебе помочь тебе, познакомить тебя с мадам де Ментенон. Но имей в виду, дорогой граф, если ты этой вредной старухе не понравишься, то при жизни Луи XIV тебя при его дворе его королевского величества никогда не примут.
        Глава 6

1
        Герцогиня де ла Ферте решила слегка развлечься, устроив небольшое великосветское мероприятие - бал по случаю рождения внука. Она разослала около сотни приглашений своим друзьям, приятелям и хорошо знакомым людям, чтобы вместе с ними отпраздновать это узкосемейное событие. Но, как и к любому делу, к организации этого семейного бала герцогиня Николь де ла Ферте отнеслась серьезно, ответственно и с отличным знанием того, как следует организовывать подобные светские мероприятия.
        Она хорошо знала, сама не раз становилась свидетельницей того, как та или иная великосветская встреча вдруг превращалась в скучное и совершенно неинтересное мероприятие. Это происходило в основном потому, что на нем присутствовали дамы и кавалеры, которые были давным-давно знакомы между собой. Они были хорошо осведомлены обо всех своих и чужих тайнах и секретах. Ведь, о чем между турами танцев могут говорить снобы и сибариты из парижского высшего общества, да о короле, его политике, и о самих же себе, чтобы еще и еще раз перемолоть косточки своей знакомой матроне или своему знакомому?! Иногда, некоторые из этих людей, чтобы разогнать домашнюю скуку, между собой заводили речь о мировой политике. Но при этом все они старались особо глубоко не копаться в серьезных межгосударственных вопросах, так как можно было бы случайно раскритиковать самого Луи XIV, который сам и вершил эту политику?!
        Поэтому герцогиня де ла Ферте долго думала о том, как сделать так, чтобы бал в ее доме не оказался бы скучным светским мероприятием! По этому вопросу она много советовалась со своими подругами о том, чтобы получить их совет потому, как этот семейный бал можно было бы превратить в интересное для гостей мероприятие. Для этого было нужно, чтобы на бале присутствовал бы интересный человек, который заинтересовал бы всех ее гостей. Такой человек, если бы его можно было раскопать, стал бы такой изюминкой всего мероприятия, которая, наверняка, удивила бы п и привлекла бы к себе внимание риглашенных гостей.
        Одним словом герцогине Николь де ла Ферте должна была разыскать такого человека, о котором люди ее уровня парижского светского общества пока еще ничего не знали. Только такой человек мог бы стать связывающим хребтом всего этого бального мероприятия. К великому удивлению герцогини найти такого человека в Париже оказалось не совсем простым делом.
        Но герцогине дела Ферте все же повезло!
        Однажды, когда она встретилась с одной из своих дальних родственниц и долго беседовала с маркизой Сюзанной де Монморанси, то молодая маркиза несколько ее удивила одним своим заявлением. Их беседа носила чисто светский характер, она вылилась в простую женскую болтовню обо всем на белом свете, но конкретно ни о чем! Но однажды в разговоре молодая маркиза с некой загадочной улыбкой вдруг упомянула имя некого графа Ивана де Орлоффа, то говорила о нем с каким-то внутренним одушевлением, словно маркиза была по уши влюблена в русского из этой древней и патриархальной Московии. Первоначально герцогиня де ла Ферте эту информацию пропустила между ушей, мало ли о чем треплют языком в пустой светской беседе! Но, когда она уже покидала дом маркизы де Монморанси, то княгиня вдруг остановилась прямо на пороге дома. Она посматривая в глаза Сюзанны де Монморанси, у нее поинтересовалась точным адресом того русского графа. Мадам де Монморанси была явно смущена этим прямым вопросом, но затем очень мило рассмеялась и прошептала княгине точный адрес этого русского графа. Русский граф, оказывается, проживал в одном из
богатых кварталов Парижа, на улице Фран-Буржуа пятьдесят, квартала Марэ.
        В тот же вечер герцогиня Николь де ла Ферте самолично написала небольшую записку, отправив ее слугой русскому графу Ивану де Орлоффу. В той записке она попросила графа, найти свободного времени и посетить бал, устраиваемый ею по случаю рождения любимого внука.
        Дом герцогини де ла Фетре располагался на пересечении двух уже ставших хорошо знакомыми мне улицами, де Фур и улицы Железного горшка в парижском квартале Сен-Жермен. В этом же квартале, как вы, вероятно, помните находилась харчевня горбуна Буланже, куда однажды я сдуру добирался пешком по парижской уличной грязи. Но на этот бал к герцогине де ла Ферте я поехал в небольшом фаэтоне, кучером которого у меня работал молодой, разбитной итальянский парнишка по имени Джакомо.
        В свое время, рекомендуя мне этого итальянского парнишку в личные кучера, Бунга-Бунга, улыбаясь, заявил о том, что этот итальянец, как пять своих пальцев, знает все шестьсот улиц Парижа, может на любую из них добраться в мгновение ока. Затем он вполголоса добавил, что этот парень сицилиец, член всему миру известного сицилийского семейства. Хотя я и не знал так хорошо, как, скажем, Бунга-Бунга, итальянского языка, но прекрасно понял значение слова «мафиози», произнесенного по-итальянски! Поэтому я не стал ему задавать лишних вопросов, а сразу же принял его предложение, согласился Джакомо принять к себе на работу персональным кучером.
        - Монсеньор, а как вы собираетесь после бала добираться домой? Я должен вас ожидать, или же вы снова воспользуетесь чертовой силой и на метле прилетите домой?! - Вежливо поинтересовался молодой итальянец Джакомо, останавливая фаэтон перед входом в дом герцогине де ла Ферте.
        По этому вопросу даже олух царя небесного мог бы догадаться о том, что этот парнишка итальянец имеет несколько иные планы на сегодняшний вечер нежели чем везти меня фаэтоном домой..
        - Слушай, дружок, а почему бы тебе меня не подождать в каком-либо ближайшем переулке. Как только бал закончится, то я тебя сам найду, мы вместе вернемся домой.
        Мне совершенно не хотелось возвращаться домой поздно ночью, топая по грязным и зловонным парижским улицам. Мне совершенно не хотелось ночью встречаться и выяснять отношения либо с каким-либо озлобленным парижским нищим, либо с каким-либо вооруженным до зубов парижским головорезом. Я пока еще не забыл о своей ночной прогулке, на которой встретился со Стальной рукой, головорезом банды Картуша. Со временем я, может быть, познакомлюсь с этим парижским Робин Гудом, но пока, как я полагал, это время еще не настало.
        - Хорошо, монсеньор, я найду местечко, где-нибудь поблизости от этого дома и вместе с Алеко мы дождемся вашего возвращения.
        Я хотел было спросить Джакомо, а кто же это такой «Алеко»? Но во время вспомнил о том, что всю дорогу мой юный кучер болтал о своей чудесной лошадке, которую и назвал этим чудесным именем.
        При входе в дом, который более походил на дворец, меня встретил слуга в ливрее цветов герцогов де ла Ферте, синий с желтым, и вежливо поинтересовался моим именем.
        - Граф Иван Орлофф! - Громко ответил я.
        - Мосье, вас с нетерпением ожидает герцогине де ла Ферте!
        С этими словами он подошел к двухстворчатым дверям и с видимым усилием их широко распахнул передо мной. Громким голосом этот лакей прокричал в проем двери:
        - Монсеньор, граф Иван де Орлофф!
        Перешагнув порог, я вдруг оказался в волшебном месте! Здесь ничто не напоминало о грязных и о захламленных парижских улицах, городских трущобах. Освещенная множеством свечей гостиная своим внутренним декором напоминала настоящие королевские чертоги. Она была небольшой, но богато украшенная картинами известных художников залой. В ней было не так уж много мебели, но сейчас в этой зале находилось около четырех десятков модно одетых мужчин и женщин. Они стояли небольшими кучками, переговаривались между собой негромкими голосами. Время от времени в зале происходило броуновское движении, люди по одному или маленькими группами переходили из одной такой кучки людей в другую. Несколько слуг в ливреях сине-желтого цветов и с подносами в руках бродили между гостями, предлагая им бокалы с шампанским.
        - Граф Орлофф, я весьма благодарна вам за то, что вы изыскали время, чтобы меня посетить! Чтобы вместе со мной и моими гостями отметить рождение внука! - Неожиданно послышалось приятное женское контральто.
        Я слегка повернул голову и увидел высокую, стройную и очень красивую женщину с карими глазами. Она стояла передо мной, и не сводила с меня своих глаз с солнечной хитринкой. На ней было строгое платье, почти без декольте, и пышная юбка. Я бы еще раз повторил, что это была действительно красивая женщина, которая, скажем, лет двадцать назад свела с ума немало мужчин. Эта француженка и сейчас сохраняла тот шарм, очарование и обаяние, чем даже в двадцать лет обладали далеко не все французские женщины и девушки. Герцогиня моментально завладела моим вниманием.
        - Позвольте, граф, мне представиться! - Произнесла женщина и протянула мне свою изящную руку в белой тканой перчатке до локтя. - Я - герцогиня Николь де ла Ферте! Близкие друзья меня зовут Николь.
        Целуя руку герцогини де ла Ферте, я размышлял о том, что же герцогиня имела в виду, называя мне свое первое имя?! Я же выходец из дворянского сословия, поэтому не мог, только-только с кем-либо познакомившись, так фамильярно и так по-простому обращаться к женщине по ее первому имени!
        А герцогиня де ла Ферте уже взяла меня под локоть и вместе со мной начала обходить своих гостей, не забывая при этом приговаривать:
        - Мосье и мадам, позвольте вам представить графа Ивана де Орлоффа, русского рыцаря, приехавшего к нам отдохнуть и пожить спокойной жизнью. Вы можете задавать ему любые вопросы, начиная с того, как простой народ в Московии умудряется на одном подворье уживаться с лесными медведями. Одним словом, на западе халявы простому русскому человеку не видать! Тут у нас за все приходится платить настоящей монетой или реальной службой, а не какой-то там службишкой!
        Вот и сейчас я оказался в интересном положении, приехал на бал к герцогине де ла Ферте, чтобы самому немного повеселиться, да и расширить круг своих парижских знакомых.
        Как вдруг и совершенно неожиданно для себя, стал сногсшибательной бальной сенсацией, в мгновение ока превратившись почему-то в сожителя медведя! Глупость несусветная, да и только! Но на эту глупость, высказанную устами красивой женщины, герцогини де ла Ферте, клюнули все гости, особенно другие женщины, жены и любовницы сановников и богатых французов, пришедшие на ее семейный бал. Следует признать, что женщины восприняли эту сенсационную новость вполне серьезно и по-своему, по-женски. Они теперь глаз с того, что у меня между ног не сводили. А я продолжал только скалиться и лыбиться, стараясь своей лицевой мимикой, этих треклятых гостей герцоги ввести в сплошной страх и изумление.
        К слову сказать, мне все это удавалось великолепно проделывать, магия и улыбка, кого угодно могут привести в страх и ужас. В иные моменты от страха, охватывавшего и саму герцогиню, эта великолепно сложенная, но немного староватая француженка так плотно ко мне прижималась, что аппетитно похрустывали ее женские косточки. Так и хотелось, схватить эту бабенку, поставить на колени, чтобы она плакала и молила бы о пощаде! Ну, а я уже давно в душе своей решил, что сейчас верно этой бабенке, герцогине де ла Ферте, послужу, но чуть позже она мне за это свое удовольствие дорого заплатит, уж слишком вольно эта бабенка мною распоряжалась в этот вечер!
        Таким образом, этот вечер превратился для меня в сплошную череду светских знакомств и представлений! Я только и слышал: «мой дорогой граф, позвольте вам представить…», затем следовал поцелуй руки дамы, затем мы с герцогиней де ла Ферте переходили к новому кружку людей, к какому-либо блестящему кавалеру или даме. Я кланялся, целовал дамам руки, постоянно весело скалился и не произносил не единого слова. От меня речей не требовалось, я и так поразил воображение французов своим сожительством с медведем. Дамы с этаким веселым зайчиком в глазах на меня посматривали, а их мужиков, окромя пожрать и поиграть в карты, вообще ничего не интересовало. Герцогиня де ла Ферте прямо-таки цвела и хорошела на моих глазах, она наслаждалась разговором с каждым гостем, не забывая при этом исполнять свои обязанности - быть хозяйкой бала. В какой-то момент я не выдержал своей бесконечной череды молчания и светских представлений, остановился, и в несколько грубоватой мужской, лейб-гвардейской форме у своей сопровождающей герцогини поинтересовался:
        - Где твоя спальня, Николь! Я устал от постоянного внимания твоих гостей и хочу немного отдохнуть.
        Слегка шокированная моим несколько грубоватым, лейб-гвардейским обращением, герцогиня де ла Ферте с удивлением и с каким-то внутренним восхищением посмотрела на меня. Затем она, молча, развернулась, и направилась к одной из дверей, выходивших в гостиную. В этом своем платье с пышными юбками до пола эта женщина великолепно смотрелась, не смотря на свои поздние годы. По молчаливому поведению герцогини можно было бы легко догадаться о том, что я хорошо вел себя и выполнил все то, что она для меня заранее запланировала. До начала танцев оставалось еще немного свободного времени, которое герцогиня де ла Ферте решила использовать и для своего отдыха.
        Спальня герцогини была небольшой залой, в ней, кроме громадных размеров кровати, стоявшей на небольшом возвышении, никакой другой мебели не было. Своими размерами это женское ложе превосходило мужское воображение по поводу того, сколько человек в ней могло поспать одновременно?! По моим расчетам рота солдат могла бы в ней свободно разместиться. Более не обращая ни малейшего внимания на герцогиню, я быстрым шагом направился к этой кровати, по ходу дела совершая магическую дезинфекцию от паразитов этой кровати и постельного белья. Николь ничего этого, разумеется, не заметила, магическое действо производилось под прикрытием постельного покрывала. Да и к тому же в этот момент женщина увлеченно наблюдала за моим мужским стриптизом, по мере своего приближения к ее постели я сбрасывал с себя различные предметы своей одежды.
        Я уже дремал, широко раскинувшись на новеньких батистовых простынях постели герцогини, как почувствовал, что кто-то ко мне подкрадывается, при этом стараясь меня не разбудить. Я не пошевелился, не открыл глаз, внутреннее зрение мне уже давно подсказало, что это Николь решила отдохнуть и поспать вместе со мной. Герцогиня де ла Ферте, нарушая все правила светского этикета, которых так строго придерживался король Луи XIV, на коленях подкрадывалась ко мне. Вдвоем мы чудесно выспались и слегка опоздали в гостиную, чтобы вовремя объявить гостям о начале танцев. Приглашенные женщины с нескрываемой завистью рассматривали помятое платье Николь, которое я так и не сумел с нее в спальне снять, уж слишком много было на нем непонятного предназначения застежек.
        Оркестр состоял из семи музыкантов и неплохо наяривал различные танцевальные мелодии, а гости, разбившись по парам, то медленно плыли в простом аллеманде, то весело прыгали в двойном бранле, то, словно дети, махали ногами в веселом бранле. Бранль сменился четким бурре, а затем снова переходил в плавный танец ригодон. Бал завершился веселым и народным быстрым гавотом[15 - АЛЛЕМАНДА, БРАНЛЬ, БУРЕ, РИГОДОН, ГАВОТ - народные французские хороводные танцы, со временем ставшими танцами придворной аристократии.].
        Я так и не смог принять участия ни в одном из этих благородных французских танцев, родители меня бестолкового, ничему, кроме русского трепака и махать палашом, так и не научили. Поэтому я и боялся своей лейб-гвардейской неловкостью танцующим французским дамам ножки отдавить. При этом я хорошо понимал, что жизнь в Париже, это вам не простое житие-бытие в казармах лейб-гвардии полка кавалерии Его Величества, здесь ко всему прочему нужно было бы задом хорошо вертеть, отдавая поклоны, да и танцами более увлекаться. А то, когда с дамами можно было бы перекинуться по секрету парой слов, договариваясь о свидании, если только не в танце, когда бабу за талию лапаешь, к себе притягиваешь и сиськи ее в декольте глазами рассматриваешь, а ее муж или любовник в это время на тебя такими злющими глазами посматривает.
        Как мне друзья всегда говорили, когда я собирался отъезжать в Париж, что бабы там сильно страдают из-за отсутствия настоящих мужиков. Чтобы я больше внимания им бы уделял и глазами ласкал, а то иначе, как был неучем, так неучем и до конца дней своих останусь, в верха пробиться не смогу, пока с нужными людьми не познакомлюсь. Герцогиня де ла Ферте не углядела, мне удалось-таки перекинуться парой слов и взглядов с некой баронессой Аманда-Лучия де ла Мортен и договориться о встрече на следующей неделе.
        Далеко за полночь мы с герцогиней де ла Ферте, стоя у дверей, уже вдвоем с улыбками и словами благодарности за приятное общество прощались и выпроваживали своих гостей. А затем отправились прямо в спальню, чтобы с Николь обсудить совместные планы на будущее, но расписку о сотрудничестве я решил с нее не брать.

2
        Когда я вернулся из своей ознакомительной поездки по Франции, во время которой посетил Ла-Рошель и Руан, то забыл своему мажордому Бунга-Бунга упомянуть о своем секретном желании дядюшку Густава, владельца таверны в Обержанвиле, пригласить на постоянную работу шеф-поваром на свою кухню в парижском особняке.
        В результате произошло то, чего не должно было произойти.
        Дядюшке Густаву надоело дожидаться моего официального приглашения, он продал таверну, вернее, таверну у него отобрали за долги. Оставшийся после продажи таверны скарб он погрузил на трех мулов и, не торопясь и не поспешая, по дороге потащился ко мне в Париж. Грамоты он не знал, поэтому заранее предупредить меня письмом о своем приезде не мог. Денег у него тоже не было ни на письмо, ни на еду. Вот он три голодных дня и добирался до Парижа.
        К слову сказать, дядюшка Густав не знал и моего адреса в этом громадном городе. Но, как говорится, язык и до Киева доведет, а его длиннющий язычок в разговорах с парижанами докопался-таки до адреса и, в конце концов, он лично вместе со всеми своими мулами и поклажей предстал перед глазами Бунга-Бунга. Сначала мажордом удивился рассказу дядюшки Густава, заставив его три повторить мои те слова, которыми я его, якобы, приглашал его бросить все в Обержанвиле и перебираться в Париж, чтобы взять шефство над моей кухней. Дядюшка Густав своими честными глазами смотрел в глаза Бунга-Бунга и три раза повторил мои слова обещания. Ни в одном из случаев он ни разу не повторился, каждый раз по-новому их пересказывал.
        Я же в этот момент стоял за дверьми помещения, в котором Бунга-Бунга вел допрос с пристрастием дядюшки Густава, и едва удерживался от смеха. В конце концов, не желая более углублять ситуацию с дядюшкой Густавом, прошел в помещение, крепко обнял старика за плечи и сказал:
        - Дядюшка Густав, я рад приветствовать тебя в своем доме. Ты уж извини меня за то, что вовремя не направил тебе приглашения и не выслал денег на дорогу в Париж. Но, как я вижу, ты сам сумел-таки добраться и найти нас в таком большом городе. Что ж Бунга-Бунга выделит тебе для проживания отдельное помещение, и ты можешь принимать командование над кухней. Теперь на кухне у тебя будет много помощников, но спрашивать за качество блюд, я буду только с тебя!
        Дядюшка Густав упал на колени и слезы счастья и умиления полились из его глаз:
        - Спасибо вам мосье… - И тут он вспомнил о том, что не знает моего имени.
        - Мосье Орлофф! - Мягко я добавил.
        - Спасибо вам мосье Орлофф за заботу о таком бедном и несчастном, как я, человеке. Приложу все усилия для того, чтобы блюда из кухни подавались бы в срок, чтобы они могли бы удовлетворить вкус такого галантного, как вы, мосье, человека. - Но дядюшка Густав тут же перешел на деловой лад и поинтересовался. - Мосье Орлофф, а сколько вы собираетесь мне платить за работу на кухне? Вы же должны понять, что там в этом дыму, постоянной жаре я должен буду проводить ужасно много времени…
        - Десяти тысячи ливров тебе будет достаточно? - Поинтересовался я, не дав дядюшке договорить.
        - Сколько…?! - С вытаращенными от удивления глазами простонал дядюшка Густав.
        - Десять тысяч ливров в год! Этой суммы, я надеюсь, будет тебе достаточно, принимая во внимание и тот факт, что за жилье и питание тебе не придется платить. - Спокойно повторил я, не обращая внимания и на ожесточенную жестикуляцию руками Бунга-Бунга.
        - Мосье Орлофф, позвольте мне поблагодарить вас. Вы столько для меня сделали! - И с этими словами дядюшка Густав рухнул на колени, одновременно пытаясь облобызать обе мои руки сразу. Но я вовремя отскочил в сторону! Не люблю и никогда не любил таких способов выражения благодарности. Да и не за что меня пока еще было благодарить, служба дядюшки Густава была еще впереди!
        - На первое время ты получишь одну тысячу пистолей на личные расходы. На то, чтобы переодеться, помыться и привести себя в полный порядок. Мой мажордом, мосье Бунга-Бунга, твой непосредственный начальник, покажет твои покои и расскажет о правилах, которых мы поддерживаемся в этом доме. Так, что, дядюшка Густав, большое спасибо, что ты к нам приехал, а сейчас иди и устраивайся в своих покоях.
        Я еще некоторое время понаблюдал за тем, как Бунга-Бунга взял под локоток этого толстяка и первым делом повел его в общую помывочную комнату, чтобы смыть с него древнюю грязь, приучить к личной гигиене. А я смотрел им вслед, одновременно размышляя над тем, что же мне делать дальше с дядюшкой Густавом? В далеком прошлом один молодой капрал гвардеец, который тогда еще не был дядюшкой Густавом, стал любимым личным поваром некого капитана гвардейцев Франсуа-Мишеля Летелье. Со временем этот капитан станет маркизом де Лувуа. Когда же он примет должность военного министра Франции, то купит себе графство де Тоннер и добьется огромного влияния на развитие Франции в целом, и на ее короля Луи XIV, в частности.
        Так, что я мог еще немного подождать, отложить на время решение вопроса о дальнейшем использовании дядюшки Густава. Нужно было более внимательно присмотреться к тому, как будут развиваться мои отношения с военным министром Франции. А что касается дядюшки Густава, так он же отличный повар и умеет приготовить такие блюда, что пальчики оближешь!
        В этот момент ко мне подбежал французский итальянец и одновременно мой персональный кучер Джакомо, парень остановился и, слегка склонив голову, сообщил, что только что слуга баронессы Аманда-Лучия де ла Мортен доставил мне записку от этой дамы. Затем он протянул мне небольшой конвертик.
        Прочитав короткую дамскую записку, я на мгновение задумался, а затем поинтересовался у Джакомо:
        - Старина, а у тебя есть какое-нибудь оружие, которое ты постоянно носишь с собой?!
        - Конечно, монсеньор! - И Джакомо из-за голенищ своих красивых и удобных сапожек вытащил огромный и ужасный нож тесак, видимо, украденный с моей кухни.
        - Нет, Джакомо, так дело не пойдет, кухонный тесак - это оружие бандитов или мафиози, а мы с тобой интеллигентные люди и должны иметь приличное оружие. Не мог бы ты найти Бунга-Бунга и от моего имени с ним поговорить о том, чтобы тебя зачислили бы в какую-нибудь школу фехтования, где бы ты научился владеть французской шпагой. Было бы совсем неплохо, если бы ты заодно научился стрелять из пистолей.
        - А зачем мне эта головная боль, монсеньор? Ты и так хорошо мне платишь, а я хорошо тебе служу!
        - Ты прав и не прав одновременно, Джакомо! Ну, сколько лет ты будешь мне служить. Ведь я русский человек, государь Петр Алексеевич может призвать меня в армию в любую минуту, и тогда я буду вынужден оставить Париж и вернуться в Санкт-Петербург, в Московию. А ты потеряешь работу, никто тебе не будет платить за работу кучером столько денег, сколько я сейчас тебе плачу.
        - Да вы правы, монсеньор, но у меня много друзей и они мне помогут.
        - Чем же они смогут тебе помочь, когда у них свои семьи и свои жизненные проблемы?! Вот и придется тогда тебе мыкаться по жизни, заниматься мелкими заказами на убийства подобных себе людей. А так я тебе предлагаю учиться и выйти в люди, где тебе не придется брать в руки этот страшный и тупой нож. А если к этому времени ты еще женишься, и у тебя будут дети, то, не став нормальным человеком, тебе вообще придется полная хана. Так, что подумай, Джакомо, о моем предложении. Может быть, оно и обеспечит твое будущее.
        Молодой итальянец задумался. Я, видимо, затронул его весьма чувствительные душевные струны. Но разговор об оружии я затеял не просто так, чтобы почесать языком с этим подрастающим мальцом мафиози. Сегодня я собирался встретиться с баронессой Амандой-Лучией де ла Мортен. Эта дама высшего света была единственной дочерью нынешнего французского канцлера Даниэля-Франсуа Вуазена. Я хотел произвести на нее большое впечатление, совершив вместе с ней на фиакре ночную поездку по Парижу с выездом за город для совместного наблюдения за восходом солнца. Ведь женщины, это такие создания, которые помимо самих себя никому в этом мире не доверяют и верят. Они для чего-то придумали эту любовь, да еще и любовь с первого взгляда, вероятно, для того, чтобы оправдать свои постоянные измены мужам и официальным любовникам.
        Я же был заинтересован в этой баронессе, помимо того, что полюбил ее с первого взгляда, но и потому, что она могла бы меня представить самому канцлеру Франции Даниэлю-Франсуа Вуазену графу де ла Нуарей, который был вторым после короля человеком во власти во всей Франции.

3
        С каждым днем катастрофически росло количество дел, которые требовали моего постоянного внимания. Мажордом Бунга-Бунга, как я бы этого не хотел, был не в состоянии заниматься всеми этими делами, координировать мою повседневную активность. Он по уши завяз в своих делах с прислугой, этими олухами и балбесами царя небесного, за которыми, если не проследишь вовремя, как эти самые слуги и лакеи выполняют свои обязанности, то они могут таких дел натворить, что… лучше об этом сейчас не вспоминать и не говорить.
        К тому же маркиз Антуан де Монморанси выделил крупную сумму пистолей на организацию торговли с Московией, в результате чего Бунга-Бунга оказался чрезвычайно занятым человеком и по торговым делам. Наша торговая компания сейчас находилась в стадии королевской регистрации. Бунга-Бунга пришлось взять в свои руки контакты со всякими там королевским поверенными и судьями, которые и пальцем не шевелили, не получив соответствующей мзды. Так, что моему мажордому Бунга-Бунга уже времени не хватало на то, чтобы помимо своих дел еще и моими делами и мной заниматься.
        Я предложил Джакомо стать моим секретарем, но тут неожиданно выяснилось, что парень неграмотен, да и к тому он послушался моего совета и теперь каждый день берет уроки фехтования у какого-то там знаменитого мушкетера дуэлиста, фамилия, которого, кажется, была виконт де Бражелон. Мне ничего не оставалось, как попытаться разыскать медика Франсуа-Августина Слюсара, который в свое время мне хорошо помог своими умными советами. Но сколько я не рассылал своих слуг вокруг и по Парижу в поисках этого медика, то все они возвращались с пустыми руками, а также словами о том, что ни один человек в Париже ничего не слышал и никогда не встречался с таким человеком.
        Донельзя разозленный всеми этими неудачами, я решился провести магическое гадание на картах на мосье Слюсара.
        Из спальни перешел в гостиную и слугам, которые там притворялись, что убирают и чистят это помещение, им приказал, прекратить работу и оставить меня одного. Только я уселся за стол и достал новую колоду карт для гадания, как в гостиную ворвался встревоженный Бунга-Бунга, он остановился в дверях и вопросительно посмотрел на меня. Видимо, слуги его только что предупредили о моем неадекватном поведении, парень сильно встревожился и примчался проверять, что же со мной происходит.
        Увидев меня спокойно сидящим за столом и держащим в руках колоду карт, Бунга-Бунга мгновенно успокоился, но гостиную не покинул, а пристроился в кресле в одном из ее уголков. Я уже давно приметил, что моему мажордому очень нравится, когда я занимаюсь магией. Он никогда не упускал случая, чтобы в таких случаях не понаблюдать за моими действиями. Парень пристраивался где-нибудь от меня поблизости и, затаив дыхание, наблюдал за тем, как я творю заклинание или пасую руками. Но в этот раз я гадал на картах, все было гораздо проще и невиннее. Распасовал колоду карт, вытащил первого короля, снова распасовал эту же колоду карт, одну из карт положил на короля, а другую подсунул под него. Отбросил карты в стороны и стал рассматривать, что же у меня получилось с этими тремя картами.
        Черт, побери, я ничего не мог разобраться в этом карточном раскладе, бубновый король, а сверху и снизу его две дамы. Чтобы это могло бы означать, куда это от меня спрятался мосье Слюсар, неужели пустился в прелюбодеяния?
        Я вскочил на ноги и пару раз обежал стол, за которым только что гадал, воздел руки кверху и прочитал арабскую тарабарщину на появление джинна! В гостиной тут же запахло серой адских подземелий, даже кондиционер перестал справляться со своей работой. Этот жуткий запах мгновенно заполонил все помещение. Я начал дико чихать и отчаянно махать руками, чтобы разогнать начавший собираться черный дым, чтобы избавиться от всей этой адской чертовщины. В самую отчаянную минуту, когда я искренне жалел о том, что прибегнул к столь зловонному гаданию на картах, послышался тихий голос:
        - Чего изволите, граф?! Я к вашим услугам!
        Я резко тормознул и оглянулся за спину, у стола стоял, смиренно склонив голову, мосье Франсуа-Августин Слюсар, но сейчас у этого мужика на его лысой голове почему-то чернели два великолепных рожка черта. В прошлую встречу их не было, но, может быть, я их просто не заметил. Мой Бунга-Бунга вскочил на ноги, начал быстро креститься рукой и оглядываться по сторонам, этот парень явно собирался срочно покинуть этой помещение, оставив меня наедине с медиком Слюсаром. Я мгновенно махнул рукой, наглухо заперев все входы и выходы из гостиной в основном потому, чтобы в гостиной случайно не объявилась бы прислуга. Но и потому, чтобы и мой мажордом не смог бы унести ноги, оставив меня наедине с этим исчадием ада выяснять отношения.
        - Зря ты, Иван, так плохо обо мне думаешь! Прошлый раз ты был гораздо спокойнее и вел себя, как нормальный человек маг, а не как психически ненормальный болван!
        Это были справедливые слова, которые сразу же меня успокоили, а Бунга-Бунга перестал истово креститься и думать о своем побеге из гостиной. Я медленно подошел к мосье Слюсару и начал внимательно разглядывать его глаза, пытаясь понять, что это за существо и как его можно было бы пригласить к себе на службу секретарем. В ответ услышал приятный и чуть с хрипотцой смех демона, а его глаза прямо-таки светились от удовольствия.
        - Да, Иван, честно признаюсь, что ничего подобного я от тебя совершенно не ожидал! Не того, что ты со мной разговариваешь в мысленном диапазоне, а того, что хочешь нанять меня своим секретарем. Представляешь, я, демон Марбас[16 - МАРБАС - пятый дух, появляется, как лев, но по приказу вызывающего, приобретает облик человека. Знает правду обо всех скрытых вещах или секретах. Может насылать и излечивать болезни. Марбас обладает большой мудростью и знаниями в механике, может людей превращать в другие существа.] буду служить у тебя секретарем. - В этот момент демон, мосье Слюсар, начал задумчиво поглаживать свой небритый подбородок. - Ты знаешь, старик, я тут вот подумал немного, и должен тебе признаться, что мне понравилась эта твоя идея! Это так скучно дни и ночи просиживать в помещении без дневного света, с дурным запахом, заниматься только тем, чтобы перелистывать духовные книги. А тут у вас светло, тепло и свободно дышится.
        Затем демон Марбас повернулся ко мне лицом и поинтересовался:
        - Слушай, граф Орлофф, почему это здесь у тебя так серой пахнет? Ты сам-то случайно не из свиты нашего Везельвула? Вчера я краем ухом слышал о том, что он впервые за историю существования ада нанял двух смертных в качестве наемных убийц по договору о найме, уж слишком целко они из арбалетов по целям стреляли!
        - Мосье Слюсар… - Начал было отвечать я голосом, но тут вспомнил, что в данный момент дело имею с демоном Марбасом, а к демонам обращаться я еще не знал. Поэтому смутился и растерянно посмотрел на мосье Слюсара.
        - Мосье Слюсар, так мосье Франсуа-Августин Слюсар! Как хорошие друзья, мы друг к другу можем обращаться и по именам, но только не при этих… - В этот момент демон Марбас брезгливо кивнул головой в сторону Бунга-Бунга.
        - Но он тоже мой друг, а друг моего друга…
        - Мой друг! - Вместо меня закончил эту знаменитую фразу Марбас или все же мосье Слюсар?! - И снова внимательно посмотрел на Бунга-Бунга, только что переставшего дрожать и волноваться за свою дальнейшую судьбу. - Да и имя его мне очень нравится.
        Я же еще продолжал размышлять о том, как же это создание ада все-таки называть?
        - Да, как тебе будет удобнее, Иван! Меня это совершенно не волнует! Когда мне прикажешь, заступать на твою службу? И сколько мне придется тебе за это платить. Ведь сам понимаешь, что легализация представителя преисподней, дорогого стоит, за это ты можешь, хорошенький срок в Бастилии получить. Так что, дружище, называй свою сумму, мы тут же переведем ее на любой тво счет в парижском банке.
        Но я не спешил называть какую-либо сумму, золото пока еще не стало для меня проблемой. Но мысль о том, что Ад может стать гарантом моих сделок или покупок, серьезно взволновала меня! Поэтому в осторожных терминах, чтобы не вспугнуть клиента, я предложил:
        - Мосье Слюсар, а может ли твой Везельвул подписать такое письмецо, в котором бы говорилось о том, что я являюсь вашим постоянным и доверенным клиентом?! Что вы гарантируете финансовым покрытием все мои сделки, приобретения и вложения?!
        - Тебе - нет, ну, а мне - да! - Лаконично и по-деловому ответил демон Марбас.
        Таким несколько необычным образом, я нашел себе секретаря.
        Бунга-Бунга тут же выделил ему отдельные покои - служебный кабинет, спальню и гостиную, а также отдельную бригаду прислуги, способную держать язык за зубами. Демон-секретарь не поленился и посетил мои персональные покои, где лично ознакомился с технологическими достижениями двадцать второго века в области гигиены и чистоты человеческого тела. Вскоре Бунга-Бунга мне доложил по секрету о том, что наш демон-секретарь полюбил принимать контрастный душ дважды в день. Меня же беспокоила мысль о том, почему демон Марбас или мосье Слюсар одно к одному содрал у меня внутренний интерьер моей спальни. Неужели, и этот демон преисподней собирался приглашать к себе дам из высшего света на ночь?!
        Глава 7

1
        Неожиданно трезвый, весь такой разодетый в красивый маршальский мундир Никола Шалон дю Бле, маркиз де Юксель и Корматен нанес мне неофициальный визит. Он поступил, как настоящий друг, вышел из дома и сел в наемный фаэтон, чтобы вскоре без какого-либо предупреждения пройти во входные двери моего особняка. Дежурному слуге маркиз заявил о том, что хочет меня видеть по очень срочному делу. Слуга проявил смекалку, отправил своего помощника на мои розыски, а сам пригласил маркиза де Юксель и Корматен пройти в гостиную и ожидать моего выхода к нему.
        Мосье Слюсар, получив соответствующую информацию от слуг, развил бешеную активность, чтобы разыскать меня и сообщить о появлении маркиза де Юкселя. Он уже совсем собрался ознакомить меня с подробностями биографии Николы Шалон дю Бле, маршала Франции, но я приостановил рвение своего секретаря, заявив, что хорошо знаком с маршалом и с ним уже много раз встречался. Мы вместе с мосье Слюсаром прошли в гостиную, нашего гостя застали в большом волнении, он так и не присел в кресло, а беспрестанно маршевал по гостиной из одного угла в другой.
        Я подошел к Николе Шалону де Бле и крепко пожал ему руку. Мое рукопожатие на маркиза подействовало, скажем, как успокаивающее лекарство. Он, молча, последовал за мной, мы с ним устроились в глубоких кожаных креслах, в которых было очень удобно вести беседу.
        Мосье Слюсар же отошел к окну и попытался его открыть, чтобы с улицы пустить свежего воздуха в наше помещение. Но демон вовремя вспомнил о существовании кондиционера, работающего на вечных литиевых аккумуляторах, он тут же прекратил взламывать окно гостиной. В этот момент я вспомнил о том, как на второй день своей службы секретарем, когда я рассказал Слюсару о существовании кондиционеров, продемонстрировал демону эти бесшумные приборы. Так этот демон схватил один такой кондиционер, вырвал его из пазов держателей и на скорости рванул к своему Везельвулу. Демону Марбасу очень захотелось выслужиться перед своим начальством, полагая, что кондиционеры в пекле преисподней станут самой незаменимой вещью. Но в конечном итоге, когда кондиционер заработал в полную силу в аду, то Везельвул переохладился, простыл, заболел болезнью легионера. Тогда он взбесился и взашей прогнал моего Марбаса, его проклял, обязав его верно и честно служить человеку, то есть мне!
        - Ты, граф, в серьезной опасности!
        Этими словами мосье Никола Шалон дю Бле маркиз де Юксель начал нашу беседу. Произнеся эти слова, он выжидательно посмотрел на меня, видимо, этот маршал Франции решил со мной провести некий тест на испуг. Но я не испугался, так как хорошо знал о том, что военный министр Франции Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа граф де Тоннер каким-то образом очень невзлюбил меня. Его люди повсюду меня преследовали, хотели арестовать и бросить в военную тюрьму, где я мог бы умереть и обо мне бы никто не вспомнил. Но, бог милостив, на данный момент я избежал этой участи, а пока нахожусь в своем доме и наслаждаюсь жизнью. Но я не ни стал ничего этого объяснять маркизу, а терпеливо ожидал, когда маркиз продолжит свою мысль.
        - Наш военный министр маркиз де Лувуа вчера подписал приказ о твоем аресте, граф Орлофф. С минуты на минуту в этот особняк могут прибыть жандармы, чтобы тебя арестовать, особняк конфисковать, а затем его передать во владение королю. Суда и следствия не будет, тебя арестуют и бросят в Бастилию, тогда о тебе навсегда забудут! Даже твой царь Петр не сможет вызволить тебя из этой тюрьмы, ведь этот приказ министра завизирован самим королем Луи XIV. Король настолько доверяет своему военному министру, что на некоторые его бумаги ставит свою подпись, не читая сам текст бумаг. Что ты, граф, собираешься делать в такой ситуации?
        - Не знаю, уважаемый маркиз де Юксель! На данный момент я еще не придумал, как должен поступать в такой ситуации. - Этими словами я честно признался маркизу де Юксель только в первой части того, как мыслил о своем положении, о своем статусе в Париже. Я действительно пока еще не принял решения, как должен был бы поступать в дальнейшем в этой непростой ситуации. Бежать ли на родину или же спуститься в парижское подземелье и некоторое время там прокантоваться, скрываясь от происков военного министра маркиза де Лувуа?! Но жизнь на родине, служба государю не приучила меня бежать и скрываться от житейских проблем или врагов. Наоборот, она мне советовала с врагом встречаться лицом к лицу, чтобы дракой или переговорами на территории врага решать все свои проблемы.
        - Не можете ли вы, уважаемый маркиз де Юксель, уже сегодня организовать мне личную встречу с военным министром для разрешения этих слишком уж часто возникающих между мною и им проблем!
        - Смелое, скажу вам, решение, и это решение не юноши, а настоящего мужа! Я, честно говоря, не ожидал такого от тебя ответа, граф, но думаю, что оно, верно, отражает твое настоящее положение. Когда тебя арестуют, то уже никто не захочет разговаривать с арестованным узником. Поэтому, давай собирайся, воспользуемся такой ситуацией и вместе отправимся на аудиенцию к военному министру. Сегодня я полагаю, он находится в министерстве или у себя дома.
        - Маркиз де Лувуа в настоящий момент только что прибыл домой и собирается сесть на стульчак! - Мило и непосредственно вмешался в наш разговор мой секретарь, мосье Слюсар.
        - Позвольте вам представить, мосье Слюсара, своего нового секретаря! - Этой короткой фразой я пояснил маркизу столь наглое вмешательство демона в наш интимный разговор.
        Но Никола Шалон дю Бле маркиз де Юксель не обратил ни малейшего внимания на эти мои поясняющие слова, чей-то секретарь для него был пустым местом. Он еще некоторое время еще посидел в кресле, что-то обдумывая, а затем поднял голову и поинтересовался:
        - Ты, граф, один поедешь со мной к министру или возьмешь еще кого-нибудь с собой? Только имей в виду, этот человек должен хорошо владеть шпагой! Ведь, в случае чего нам придется с боем прорываться на свободу. Дом военного министра охраняет целая рота гвардейцев короля.
        Он поднялся из кресла и снова вопросительно на меня посмотрел. Я встал на ноги и крепко пожал руку этому мужественному человеку, который набрался смелости и лично пришел ко мне, чтобы честно предупредить о наступающей опасности. Одним словом, этим поступком маркиз де Юксель показал, что он настоящий мужик!
        Мы посмотрели друг другу в глаза, развернулись и вместе направились к выходу из гостиной. Вслед за нами брел мосье Слюсар, которому я успел послать мыслеобраз с четким предложением меня сопровождать и быть готовым ко всяким неожиданностям во время визита к маркизу де Лувуа. В тот момент я также размышлял о том, что надо бы ускорить обучение Джакомо военному искусству. Тогда я смог бы набрать небольшой отряд наемников для выполнения своих специальных поручений, а Джакомо ими бы командовал.
        Вначале маркиз де Лувуа и слышать не хотел о встрече и переговорах лично со мной.
        Как только мы объявились в его доме, то начальник министерской охраны некий капитан Анри Бельгард так и не решился воспрепятствовать нам в проходе в дом военного министра. Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа тут же принял моего маркиза де Юксель, повел с ним беседу обо всем на свете, но они, видимо, совершенно не касались моего дела. Я же вместе с мосье Слюсаром был препровожден в специальное помещение министерского дома, в котором не было ни единого окна. Оно освещалось парафиновыми свечами, видно, наш министр был слегка жадноват, он деньги даже экономил на каких-то там восковых свечах. А для того, чтобы мы не заскучали и почувствовали себя брошенными и всеми забытыми людьми, в каждом углу этого помещения стояло по вооруженному до зубов жандарму.
        Мосье Слюсар в этом помещении повел себя самым недоброжелательным образом. Для начала он до смерти напугал наших жандармов, приняв свой обычный вид и начав в демонском виде перед ними расхаживать и что-то напевать веселенькое. Я остановил его, когда увидел, как из-под жандармов потекли какие-то струйки, еще немного и их бы хватил самый настоящий апоплексический удар. Уважаемому Марбасу я и пояснил, что на данный момент нам не нужны еще четыре жмурика, капитан Анри Бельгард сразу же начнет расследование и попытается эти четыре трупа жандармов повесить на нас. А в данный момент нам этого совершенно не нужно.
        Ну, в общем мосье Слюсар слегка загрустил, пока ему еще трудновато приходилось в этом людском мире, в котором было так много непонятных ему условностей. В аду все гораздо проще, делай все то, что тебе заблагорассудится, не забывай только свои деяния согласовывать со своим непосредственным начальством. А в мире людей он то и дело слышал, что этого нельзя делать, потому, что оно может сказаться на настроении того человека, а это «тот человек» в свою очередь испортит настроение другому нужному человеку. Итак, может продолжаться до полной бесконечности, справедливости никакой, пока найдешь нужные концы, за которые следует дергать, то можешь запросто отдать концы!
        Чтобы продолжать грустить, но в более комфортабельных условиях, мосье Слюсар вернул свой человеческих образ и на глазах испускающих дух и мочу жандармов сотворил два глубоких кожаных креслах, один для меня, разумеется. Я уж совсем задремал в этом комфортабельном кресле, ожидая, когда нас позовут к военному министру. Но мосье Слюсар, оказывается, обладал неспокойным характером и вместо того, чтобы спокойно дремать, как и я, ожидая своей участи, он снова принялся за свои адские штучки. Он проник в кабинет военного министра и принялся подслушивать и подсматривать совершенно секретную беседу двух маркизов де Лувуа и де Юксель. Не испрашивая моего разрешения и даже не интересуясь моим мнением по этому поводу, этот чертов демон внес в мое сознание все то, что и сам наблюдал.
        - Слушай, старик, ну, как я могу ослушаться указания короля и оставить на свободе твоего протеже. Луи XIV пару месяцев тому назад в неурочное время вдруг призвал меня к себе и устроил очередную истерику по вопросу наших взаимоотношений со Швецией. В свое время, когда я боролся с Европой, отвоевывая законные французские земли и территории, я со шведами подписал дурацкий протокол о мире и дружбе, чтобы они с севера не лезли в наши дела. А теперь, что получается, эти шведы терпят одно поражение за другим от московского царя Петра, а свою голую задницу желают прикрыть этим нашим договором. Они говорят московитам, что, мол, если высадитесь на нашей территории, то будете иметь дело с французами, так как у нас с ними договор о дружбе имеется. В принципе, Франции по фени, что Московия, или что Швеция, эти обе страны слишком далеко от нас, но Луи XIV почему-то полюбил Карла XII и души в нем не чает. Вот он до сих пор под дудку шведского короля пляшет.
        - Послушай, Франсуа-Мишель, ты стал слишком много попусту болтать языком. Видимо, служба при королевском дворе тебя все-таки испортила. Раньше, мой друг, мы брали в руки шпаги, рассаживались в седлах горячих скакунов, и нам становилось все нипочем, рубили в капусту фламандцев, испанцев и англичан.

2
        Мне так и не дали выспаться, да и к тому же этот въедливый запах мочи, исходящий от жандармов все больше и больше портил мне настроение. Мне совершенно не хотелось стать непосредственным участником больших или королевских разборок, да еще в качестве невинного агнца. То, что демон Марбас дал мне подсмотреть и подслушать, прямо говорило о том, что со мной, не испрашивая на то моего мнения, решили просто-напросто расправиться. Как в свое время говорил великий народный вождь, нет человека и нет проблему, которую он собой представлял. Вот так и со мной, меня решили убрать, даже не поинтересовавшись, что же конкретно государь Петр Алексеевич через мое посредство хотел достичь?! Обидно стало за себя и за свою державу!
        Появился какой-то офицеришко, ну, знаете, такие офицеры обычно хорошо из геев сержантов получается. Не мальчик и не девочка, а нечто среднее! Одет, как девочка, но по лицу и тому, что между ног, - мальчик, но обычно ведет себя так жеманно, словно шлюха с базарной площади. Так этот офицеришко что-то мне свысока говорит и пальцем в потолок тычет. Видя, что я не вполне понимаю то, что мне говорит эта шлюха в офицерском мундире, мосье Слюсар вспомнил о своих секретарских обязанностях и решил разговор провести вместо меня. Минут пятнадцать каждый из них талдычил что-то свое, совершенно не обращая внимания на то, что говорила противоположная сторона. В конце концов, они о чем-то договорились, нас, меня и мосье Слюсара, под караулом уже новых жандармов куда-то повели.
        Полное сознание с уже принятым решением вернулось ко мне в тот момент, когда караул нас вводил в кабинет военного министра. Маркиз де Лувуа семимильными шагами измерял расстояние от письменного бюро, за которым с великим удобством устроился маркиз де Юксель, до раскрытого настежь окна. Когда офицеришко-шлюха рапортовал военному министру, то тот с нескрываемой брезгливостью слушал этого офицера и тут же его вместе с караулом жандармов погнал вон из своего кабинета. Затем маркиз де Лувуа с нескрываемым интересом подошел ко мне и, приподнявшись на цыпочках, долго всматривался в мои глаза.
        - Ничего бесовского я там не нашел! - Сказал он, разворачиваясь в сторону маркиза де Юкселя, который в этот момент в свое бездонное горло опрокидывал очередной лафитник бренди.
        - Ничего бесовского там и не может быть! - В аналогичной тональности ответил я Франсуа-Мишелю Летелье маркизу де Лувуа граф де Тоннер. - Вы бы лучше взглянули в глаза моему секретарю, мосье Слюсару!
        И что вы думаете, министр лягушатник тут же направился к мосье Слюсару. Тот, увидев приближающегося министра, вытянулся в струнку, словно мушкетер на королевском смотре, задрал подбородок и застыл в этой идиотской позе. Маркиз де Лувуа, этот человек был невысокого роста, взял моего секретаря за руку и подвел к одному из свободных кресел. Затем забрался с ногами в это кресло и долго всматривался в глаза демона Марбаса.
        - Интересная вещь наблюдается в этих глазах, - сказал Франсуа-Мишель, опять-таки обращаясь к маркизу де Юксель, - у этого демона самые настоящие человеческие глаза! Что ж тогда получается, старина, что ты совершенно прав в том вопросе. Мне совершенно не следует, даже по личному приказу короля, залезать с головой в дело, в котором творится одна сплошная чертовщина.
        Маркиз де Юксель продолжал, как ни в чем не бывало, попивать свое бренди, изредка кивая головой в подтверждение высказанных идей военным министром Франсуа-Мишелем Летелье. Я же пока не мог въехать в суть дела, творящегося на моих глазах. Эти два маркиза о чем-то уже договорились, но я пока не знал, о чем же именно они договорились?! Разумеется, я мог бы при посредстве ментального зонда прояснить всю ситуацию, но тогда мне пришлось выдать самого себя перед этим демоном преисподней, который подвязался поработать у меня секретарем. А главное, мне совершенно не хотелось копаться в головах ни у своего друга маркиза де Юкселя, ни у военного министра маркиза де Лувуа. Зачем мне нужные чужие государственные тайны, так запросто можно и в Бастилию загреметь!
        Тем временем, Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа подошел к своему другу Николе Шалону де Бле, взял большой серебряный кубок и до краев наполнил его ароматным бренди, запах которого дошел и до моего носа, из-за чего мне пришлось сделать непроизвольное глотательное движение. Маркиз де Лувуа услышал этот звук, с ужасно серьезным лицом посмотрел в мою сторону и строжайшим голосом произнес:
        - Капитан лейб-гвардии Иван Орлофф вам совершенно не позволительно пить в присутствии двух маршалов Франции. Вы должны стоять по стойке смирно, выпятив грудь вперед и поджав живот, с раскрытым ртом наблюдать за тем, как два высших офицеров ублажают себя благородным французским вином!
        - И вовсе не вино вы пьете монсеньор, а французский коньяк! - Со всей накопившейся злостью, брякнул я на это замечание старшего по званию офицера. Здесь следует специально заметить, что этот бренди только-только появился на внутреннем рынке Франции, всего четыре года назад его попробовал и одобрил французский король Луи XIV. Но, пока оно еще не получило этого названия «коньяк[17 - КОНЬЯКтолько что появился во Франции и сразу же получил большую популярность. Его попробовал французский король Луи XIV и остался им чрезвычайно доволен. После чего коньяк перешагнул границу Франции и начал стремительно распространяться по странам Европы.]», под которым завоевало весь мир.
        - Коньяк, говоришь, - тут же ухватился за мою оговорку военный министр Франсуа-Мишель Летелье, - очень неплохое название для этого бренди. Завтра шепну его на ушко королю, глядишь, он и согласится с моим предложением по твоему поводу! Как ты думаешь, старина, согласится ли Луи XIV на мое и твое предложение по этому русскому из Московии, который может усладить медведицу. Сегодня об этом шушукаются все дамы Парижа, достигшие половой зрелости, обсуждая, какого размера для этого требуется детородный орган.
        От всех этих слов и стыда, охватившего меня, я был готов провалиться в тартарары, полный провал терпела моя тайная политика всего добиваться в Париже через посредство женщин. Но, как всегда случается в трудную минуту, друзья приходят на помощь, так сейчас случилось и со мной. Не успел я покраснеть лицом и начать извиниться за свою несдержанность перед военным министром, как в разговор вступил Никола Шалон де Бле маркиз де Юксель, который резонно проговорил:
        - Мы же договорились, Франсуа-Мишель, разыграть карты с Московией и надавать по гнусной морде этим англичанам, которые на севере Европы пытаются себя показать гегемоном прогресса и пупом земли. Они лижут зады и Московии, и Швеции одновременно, стараясь, чтобы ни одна из этих сторон не выбралась бы сильной стороной из Северной войны. Наш Луи XIV уже стар и мало на что годен, он долго не проживет… Когда ты сказал, что наш король умрет? - Маркиз де Юксель с этим вопросом обратился к моему секретарю, мосье де Слюсару или, по-простому, демону Марбасу.
        - Первого сентября одна тысяча семьсот пятнадцатого года! - В ответ отчеканил тот.
        Демон Марбас говорил спокойным и размеренным голосом. Ему, по всей очевидности, все больше и больше нравилась государственная интрига, начавшая разворачиваться на его глазах в кабинете военного министра Франции.
        - Ну, вот тебе, Франсуа-Мишель, придется в войне с маркизой де Ментенон продержаться всего три месяца, а затем к власти придет… - В этот момент мой друг, маркиз де Юксель, задумался и вопросительно посмотрел на меня.
        - Филипп Орлеанский[18 - ФИЛИПП II, ГЕРЦОГ ОРЛЕАНСКИЙ - регент Французского королевства при малолетнем короле Людовике XV с 1715 по 1723 годы, племянник Людовика XIV.]! - Особо не задумываясь, я подсказал.
        Демон Марбас с видимым интересом посмотрел в мою сторону, он был явно удивлен этим моим ответом, а главное моими познаниями в области будущего такого европейского государства, как Франция! Но на обоих французских маркизов этот факт познания будущего с моей стороны не произвел особого впечатления, он их совершенно не заинтересовал. Они слишком увлеклись разработкой и осуществлением интриги, которая должна была оказать несомненное влияние на будущее развитие всего французского государства. А такая разминка мужского ума была лучшим проявлением умственной активности для таких великих людей как маркиз де Лувуа и маркиз де Юксель.
        Я же этим французам стал больше не нужен, они получили от нас необходимую информацию, а теперь занялись планированием различных мероприятий с тем, чтобы интрига наполнилась жизненной силой, чтобы она рано или поздно претворилась бы в жизнь. А они сумели бы извлечь из нее свою собственную выгоду. В основном таким планированием и расчетами собственной выгоды занимался Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа, а маршал Франции Никола Шалон де Бле, маркиз д'Юксель и Корматен время от времени с какой-то хитрецой посматривал на меня и охотно поддакивал своему старому другу. К тому же коньяк весьма способствовал и благоприятствовал строительству этих планов.
        Одним словом, старые друзья настолько набрались коньяка, что мне пришлось левитировать маркиза де Юксель. Уж слишком он оказался массивным человеком, что я даже с демоном Марбасом не смог его вытащить из кресла. Мы покидали гостеприимный дом военного министра, вслед за мной и Марбасом на высоте полутора метров от пола планировал Никола Шалон де Бре со счастливой и умиротворенной улыбкой на своем улице.
        Капитан Анри Бельгард, увидев тело пьяного маркиза де Юксель, вежливо поинтересовался, а в каком состоянии мы оставили его непосредственного начальника, маркиза де Лувуа? Демон не дал мне и слово сказать по этому поводу, как заговорил сам:
        - Уважаемый Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа граф де Тоннер устал и нуждается в отдухе. Сейчас за его телом ухаживает тот офицеришко, который не мужчина и не женщина.
        - Ах, этот лейтенант Марк де Оселон, на деле он мальчик, но он очень бы хотел стать женщиной, чтобы ухаживать за мосье Франсуа-Мишель Летелье, в которого влюблен до безумия. Ну, тогда мосье все в порядке, вы можете покинуть дом нашего военного министра, маркиза де Лувуа.
        Двустворчатые двери перед нами распахнулись, и мы вновь оказались на одной из парижских улиц. Демон Марбас тут же ногой попал в кучу конского навоза, поскользнулся и всей своей тушей хлопнулся о камень мощеной парижской мостовой. Я спокойно его обошел и, не торопясь, последовал вслед за парящим телом маркиза де Юксель, на ходу подумав о том, что сверчкам не следует лезть вперед батьки, когда их об этом не просят, каждый из сверчков должен знать свой шесток, даже если он демон преисподней!
        - Ну, ты, паря, даешь?! Я же не знал, что ты такой зловредный и злопамятный человек!
        Это за моей спиной стал слишком громко возмущаться мой новый секретарь, мосье Слюсар. Должен вам признаться, что он мне понравился, как очень неплохой секретарь.

3
        Баронесса Аманда-Лучия де ла Мортен оказалась удивительно красивой женщиной. Когда она в моих покоях, браво скинув женское платье, переодевалась в костюм кавалера, то я на глаз прикинул ее женские размеры. У меня получилось 90:60:90. Это настолько поразило мое мужское воображение, что я вежливо попросил свою даму не спешить с переодеванием в мужской костюм и уже пальцами снова измерил ее размеры. При этих измерениях баронесса вела себя немного странно, хихикала, выпячивала грудь так, чтобы соски смотрели в противоположные друг от друга стороны, глубоко втягивала живот и отказывалась поворачиваться ко мне спиной. Но, в конце концов, мы все уладили, а размеры баронессы снова составили 90:60:90 и это без корсета, который мне удалось с большим трудом с нее снять.
        В мужском костюме она также смотрелась великолепно, никогда не скажешь, что перед тобой не мужчина, а красавица женщина. Минут двадцать повертевшись у зеркала, Аманда вдруг подошла ко мне и грозным голосом потребовала два дорожных пистоля и французскую шпагу. Я удивился этому требованию дамы и, естественно, поинтересовался, а с чем именно была связана эта ее просьба.
        - Ну, граф, примите мою просьбу, как каприз своей дамы! - Жеманно ответила Аманда.
        Когда появился Бунга-Бунга, то он протянул даме два заряженных пистоля и шпагу. Моя дама каким-то уверенным движением рук прицепила шпагу к своей поясной перевязи, а оба пистоли ловко убрала в соединенные между собой дорожные кобуры, связку которой не менее ловко и привычно перебросила через левое плечо, после этого собираясь направиться в конюшню. При этом Аманда успела Бунга-Бунга окинуть таким откровенным женским взглядом, что мой мажордом сразу же побагровел обеими щеками, а ведь этот юноша уже не раз имел дело с дамами из различных социальных сословий. Честно говоря, я не ожидал подобного развития событий, полагая, что Аманда будет капризничать, требовать к себе постоянного внимания. Словом, вести себя так, как ведут все женщины, отправляясь на свидание с мужчиной.
        Познакомившись с Амандой на балу герцогини де ла Ферте, мы как-то сразу поняли друг друга и уже пару раз вместе переспали, но каждый раз я обращал внимания на то обстоятельство, что Аманда не совсем удовлетворена моими мужскими лихими наскоками, что ей требуется нечто другое. Я уж начал подумывать о том, что моя новая дама не очень-то любит мужиков и что ей для настоящей любви нужна женщина. Но, когда мы встретились во второй раз, и у нас появилось немного времени для разговоров, то Аманда мне сама призналась в том, что желает любить своего мужчину и полностью ему принадлежать именно в тот момент, когда восходит солнце. А до этого момента было бы желательно, куда-то пробиваться, сражаться на ножах и шпагах с врагами. Одним словом, вести себя так, как ведут мушкетеры короля и бретеры. И в тот момент, когда я целовал грудь этой женщины, когда от моих укусов деревенели ее соски, она прошептала мне на ухо:
        - Иван, во имя нашей любви ты должен выполнить все то, о чем я так мечтаю!
        Неделя ушла на то, чтобы планы женщины претворить в жизнь. И вот настал вечер, когда Аманда появилась в моем особняке и переоделась в мужской костюм.
        - Аманда, - поинтересовался я, не сводя похотливого взгляда с этой стройной и молодой женщины, - ты предпочитаешь ехать верхом или в фаэтоне?
        - Разумеется, верхом, мой дорогой! - Уверенно и без раздумья ответила Аманда.
        В этот момент в ее голосе впервые прозвучали нотки женщины, которая уже давно за тобой замужем. В тот же момент в голове у меня проскользнула мысль о том, а как же Аманда себя ведет с мужем, в браке с которым состоит с пятнадцати лет. Но мне не дали продумать до конца эту возможность, как в моих покоях появился мой кучер и будущий телохранитель Джакомо. Он выглядел настоящим итальянским франтом и мафиози. Представляете, перед нами стоял высокий и стройный юноша с черными волосами до плеч, нездоровой белизной лица и рук, как результат ежедневных занятий фехтованием в школе маркиза де Амбуаза. На Джакомо было навешено великое множества оружия, французская шпага, несколько кинжалов и пистолей, а в правой руке он держал ружье с кремневым затвором. Он вопросительно посмотрел на меня, на что я ему ответил:
        - Джакомо, нам потребуется три верховых лошади, баронесса де Мортен решила отправляться на пикник верхом, а не в фаэтоне.
        - Лошади оседланы, монсеньор, мы можем в любое время отправляться в путь. - Коротко ответил Джакомо.
        Тем временем Аманда грациозно развернулась и направилась к выходу из моих покоев, на какой-то момент она оказалась рядом с Джакомо. Словно разряд молнии этот момент меня поразил прямо в сердце, Аманда и Джакома оказались совершенно одинакового роста и телосложения, имели почти одинаковый размах плеч, узкие талии. Правда, бедра у моей красавицы выглядели чуть-чуть более полноватыми, чем у итальянского юноши, но со стороны это выглядело так соблазнительно! Итальянец и француженка имели густые черные волосы, которые у обоих ниспадали до плеч и были одеты в почти одинаковые верховые костюмы. Да и двигались они, мало чем отличаясь друг от друга.
        С этого момента я, видимо, перестал существовать для этой сладкой парочки. Они еще не были знакомы, я особо не спешил великосветскую даму Аманду представлять кучеру Джакомо. Может быть, поэтому они между собой совсем не разговаривали, только изредка обменивались мимолетными взглядами. Но в этих взглядах, видимо, содержалось так много информации, что этим двум существам не требовалось слов для того, чтобы действовать и поступать в унисон друг с другом. У Аманды и Джакомо так ловко все получалось, что у меня сначала родилось подозрение, которое вскоре переросло в уверенность в том, что между юношей и женщиной возникла некая секретная связь.
        С этого момента я, по-видимому, стал третьим лишним, но я не мог, не имел морального права покинуть, бросить на произвол судьбы эту парочку. Париж все-таки был очень опасным городом, в котором юноша и молодая женщина могли бы навсегда и бесследно исчезнуть. Помимо банды «Красных Шапок» мосье Луи-Доминика Бургиньона или по-народному благородного Картуша, в этом городе работали более сотни других банд и шаек, члены которых за какое-то су могли запросто забрать жизнь у любого парижанина. Поэтому я, понемногу придерживая своего коня, от них отстал на два корпуса лошади, но они этого даже не заметили.
        Джакомо точно следовал плану, который мы с ним так тщательно по каждой отдельной детали прорабатывали, а Аманда же наслаждалась каждой минутой начавшегося приключения. Но эти двое не замечали того, что что-то случилось, в результате чего какой-то непонятной силой я был оттеснен от участия в их приключениях, которые еще их только ожидали. Действуя больше по инерции, я заранее подготовил парочку магических трюков, чтобы удивить противника в случае нападения.
        Три всадника, два молодых шевалье скакали впереди, а третий слегка отстав, спокойно передвигались по парижским ночным улицам, а за ними из дворов и переулков следили множество завистливых глаз. Такая богатая добыча, не менее сотни пистолей можно было бы выпучить с каждого из кавалеров. Ой, не часто такие всадники появляются на парижских улицах такой поздней ночью. Засуетились, зашевелились грабители с большой дороги, но они привыкли работать в одиночестве и поодаль от города. Сейчас эти грабители не могли справиться с этой богатой тройкой. Но некоторые парижские банды уже имели небольшие армии наемных убийц, те принялись готовиться к делу ограбления с привычной сноровкой и профессиональной подготовкой бывших солдат короля.
        Аманда в первый и последний раз в эту ночь, больше от неожиданности слегка взвизгнула, когда прямо перед их лошадьми появилась большая бочка, сама собой выкатившаяся из переулка. Тем не менее, молодая женщина удержалась в седле и не слетела с коня, когда тот, испугавшись катящейся бочки и того грохота, который она издавала, поднялся на дыбы. А Джакомо уже стрелял из пистолей по той шайке людей, которая в рванье и лохмотьях вместо приличной одежды, выкатывалась из переулка вслед за бочкой. Два выстрела итальянца и ни единого попадания в цель, толпа парижских бандитов выкатилась из переулка и, прикрываясь пустыми прилавками, шалашами спящих торговцев, пошла на сближение с Джакомо и Амандой.
        А я в тот момент находился неподалеку и, удобно устроившись в седле своего скакуна, наблюдал за разворачивающимся уличным побоищем, готовый в любую секунду в него ввязаться.
        Аманда совершенно не испугалась выстрелов Джакомо и рож наемных убийц, которые к ней подбирались. Он достала мои нарезные пистоли и тоже произвела два выстрела, но она оказалась более удачливым стрелком, чем Джакомо. Одному бандиту она попала в лоб, а другому в глаз, они оба замертво легли на землю. Но человеческая зависть не знает границ, сверкание золотых пистолей затмило рассудки остальным бандитам. Они, по-прежнему, намеревались захватить живьем обоих шевалье, напрочь забыв о моем существовании. Джакомо и Аманде пришлось спешиться и уже шпагами встречать своих противников. Я сразу же обратил внимание на то, что Джакомо мастерски владел своей шпагой, не подпуская противника к себе на близкое расстояние для ударов ножом или кинжалом. Аманда, насколько я знал, не брала уроков фехтования в школе маркиза де Амбуаза, но сейчас эта девчонка демонстрировала непостижимое моему уму мастерство владения шпагой.
        В этот момент я подумал о том, что этот бой несколько затянулся, по моему с Джакомо плану, он должен был продолжаться не более пяти минут, чтобы только баронессе доставить удовольствие, почувствовать себя в настоящем сражении. А это уличное столкновение продолжалось уже более пятнадцати минут, а на грязной, занавоженной парижской мостовой уже валялось целых четыре трупа. Когда парижский люмпен подкрался со спины к Джакомо и ударил его своим ножом прямо по предплечью парня, то я не выдержал и в этот зловонный сброд швырнул слезоточивую гранату.
        Белое облако слезоточивого газа мгновенно охватило часть улицы, где сосредотачивались перед очередной атакой парижские бандиты, оттуда тут же понеслись громкие стоны и крики бандитов о помощи. Они выбегали из облака с горючими слезами в глазах и, сломя головы, разбегались по своим завшивленным переулкам и улочкам. Бой закончился полной победой баронессы Аманды-Лючии де Мортен и моего кучера Джакомо, а также моим первым и полным поражением на любовном поприще Парижа.
        Глава 8

1
        - Мой друг, но в этой одежде я чувствую себя, подобно ведьме, сжигаемой на костре этой трижды проклятой инквизицией. - Простонал мосье Слюсар, разглядывая в осколок зеркала какой-то прыщик, вскочивший у него на губе.
        - Мосье Слюсар, но вы же знали о том, что мы собираемся на аудиенцию к маркизе де Ментенон, неофициальной жене французского короля Луи XIV. Вы так же хорошо знали и о том, что она благочестивая женщина и не приемлет другой светской одежды, как одежды пастора или какого-либо духовного лица. Так в чем же проблема? Или вы не желаете меня сопровождать на эту аудиенцию.
        - Ну, что ты, Иван, ни в коем случае я не откажусь собственными глазами взглянуть на женщину, оказавшуюся способной женить на себе такого ветряного французского короля, как Луи XIV, но так и не ставшую королевой Франции! Даже в аду мы не признаем тайнобрачия, морганических браков, от которых попахивает хорошо знакомым мне серным запахом, с которым я родился и с до сих сожительствую на этом свете. Видимо, кто-то из свиты нашего повелителя Везельвула приложил свою чертову лапу и к этому королевскому браку. Так, что, Ваня, ты уж потерпи мое присутствие на этой важной встрече. Я ж не враг тебе, хотя родом из другого мира, но всей душой и телом готов тебе услужить.
        Но я уже не слушал причитания своего друга демона, который решил немного покапризничать перед нашей поездкой в некую деревушку Сен-Сир под Версалем. Там мы должны были бы встретиться с любовницей и женой французского короля Луи XIV. В тот момент я размышлял еще и над тем, о чем мне сообщил маркиз де Юксель. Этот маркиз нашел время для того, чтобы снова нанести мне визит с целью проинформировать о том, что Франсуаза д'Обинье, маркиза де Ментенон желает меня видеть в три часа пополудни завтрашним днем. Эта встреча должна была произойти во время посещения маркизой женской школы и приюта под названием «Королевский дом Святого Людовика» в деревушке Сен-Сир, расположенной в нескольких лье от королевского дворца в Версале.
        Никола Шалон де Бле маркиз де Юксель уже не раз говорил о том, что Франсуаза д'Обинье, маркиза де Ментенон самая странная, но одновременно и самая влиятельная женщина Франции. Если я не смогу найти с ней общего языка или, по крайней мере, хоть какого-то с ней взаимопонимания, то мне следует сейчас же покинуть Францию и в этом государстве не появляться до тех пор, пока в нем правит Людовик XIV. Во вчерашний приезд мосье Никола Шалон де Бле не стал углубляться в рассказ об истории появления Франсуазы д'Обинье при королевском дворе или о том, как она завоевала королевское сердце. Он просто рассказал о том, как мне следует вести, что говорить и что ожидать от этой женщины при нашей первой встрече.
        - Вы московиты, странные люди и, видимо, не от мира сего! На все вы имеете собственное мнение, которое чаще всего не совпадает или даже противоречит мнению других шевалье. Поэтому я опасаюсь того, Иван, что если ты один поедешь на встречу с Франсуазой д'Обинье, то можешь наломать столько дров, что после этой встречи тебе придется бежать из Франции. Поэтому я полагаю для того, чтобы ты не наделал каких-либо бы ошибок, взять с собой своего секретаря, мосье Слюсара. Со стороны он выглядит вполне разумным человеком, а не каким-то там злым духом из преисподней!
        Если бы только Никола Шалон де Бле знал, как красноречива и правдива его характеристика мосье Слюсара, моего друга демона из преисподней! После этих своих слов маршал Франции Никола Шалон де Бле стал вразумлять меня в отношении того, что в голове маркизы де Ментенон хранится много всяких придворных дел, козней и интриг. Поэтому, задумавшись о чем-то другом, эта женщина может пройти мимо человека, не обратив на него внимания, не переговорив с ним о совместных делах. Обычно маркиза, как серая мышка, проскальзывает мимо просителей, не давая им возможности высказаться по своим проблемам, попросить ее о помощи.
        Мне совершенно не понравилось то, о чем сейчас говорил маркиз де Юксель. Получалось так, что ты стоишь и чего-то ждешь, надеешься поймать судьбу-злодейку за хвост, а птица счастья тебя попросту может не заметить. Маршал Никола Шалон де Бле был наблюдательным мужиком, он успел-таки вовремя заметить мою презрительную ухмылку, чтобы своевременно на нее отреагировать.
        - Вот я тебе, граф, и предлагаю, пусти на это дело своего секретаря, он парень старательный и пользительный. Он сумеет договориться с этой мышью, раскопает и выложит на тарелочку все то, что ты пытаешься от нее узнать, а ты продолжай своими бабами заниматься. Вон баронесса Аманда-Лучия де Мортен недавно на балу у принца Конде сказку рассказывала якобы о том, что ты можешь женщину в напряжении три часа держать и тебе все нипочем.
        Я хотел маркизу де Юксель честно признаться в том, что, вероятно, Аманда кое-что перепутала, но вовремя прикусил язык, не стоило бы портить свой великосветский имидж. А обидчивая память мне снова напомнила, что в то утро Джакомо с баронессой оставался наедине на берегу Сены в ожидании восхода солнца, а я, как третий лишний, домой левитировал. Но тут же эту мысль отбросил в сторону, мы с маркизом продолжили разговор о моем поведении при встрече с маркизой де Ментенон.
        На рассвете я вместе мосье Слюсаром подъезжал к королевскому дворцу в Версале, где мы хотели позавтракать на халяву. Всем было хорошо известно о том, что Луи XIV хлебом и солью встречал любого путника, будь тот дворянином или простым простолюдином. Но, когда мы прибыли в Версаль, то на королевской кухне нам сразу же заявили о том, что кормление путников входит в их прямую обязанность, но для этого у нас на руках должен был быть указ, подписанный самим королем, подтверждающий, что мы действительно путники и действительно нуждается в дополнительном питании. Плюнув на эти строгие королевские правила, мы решили позавтракать уже в самой деревушке Сен-Сир. Деревушку-то мы нашли быстро, а вот дорожной таверны там не оказалось. Так, оказывается, решила маркиза де Ментенон, которая посчитала, что наличие в этой деревушки таверны может сказаться на морали двухсот пятидесяти благородных девиц, которые в этом королевском заведении обучались различным наукам и хорошему поведению.
        Пришлось нам идти в монастырь, на территории которого и располагалась эта женская школа. С монахами мы быстро договорились и всего за пару пистолей они нас накормили чудесным деревенским завтраком, состоявшим из хорошо прожаренной и жирной курицы, деревенского сыра, луковиц и кувшина домашнего красного вина. После двух бокалов вина мой секретарь повеселел и даже попытался запеть. Но я быстро привел его в порядок, приказав ему, пару раз окунуть голову в бочку с холодной водой. Должен вам сказать, что эта процедура мгновенно и положительно подействовала на поведение моего друга демона, он тут же перестал петь.
        До встречи с маркизой де Ментенон оставалось еще уйма времени, поэтому мы решили его провести с большим удовольствием и большим комфортом. Попросили у монахов разрешения, залезли на сеновал поспать, лошадей привязали к коновязи, которые находились внутри сарая с сеном. Лежа на монашеском сене, я снова и снова мысленно повторял, как должен себя вести, чтобы привлечь внимание занятой маркизы Франсуазы де Ментенон. Как должен был к ней красиво подойти, склонить голову и произнести слова, которые, по моему мнению, привлекут внимание этой французской женщины с умом и ухватками иезуитки. Рядом кряхтел и ворочался мой секретарь, мосье Слюсар, ему не давали заснуть эти мои беспокойные мысли.
        Я не ожидал того, что таких просителей, как я, окажется такое большое количество. Перед зданием монастыря собралась большая толпа людей, среди которых можно было увидеть убогих нищенок и знатных аристократов. Все эти люди желали хоть чего-нибудь получить от французского короля. Но получить этого обычным путем, обычным направлением принятой формы прошения на королевское имя, они не могли. По чину или по каким-либо другим причинам просимых привилегий или денег этим людям попросту не полагалось. Вот людишки и решили прибегнуть к услугам морганической жены короля, попросить маркизу своей властью решить их проблему. При этом они были глубоко убеждены в том, что Франция не сможет и дня прожить без того, чтобы не удовлетворить их прошения.
        Фаэтон маркизы Франсуазы де Ментенон представлял собой настоящий деревянный ящик-катафалк, обитый черным крепом, с наглухо зашторенными черного цвета занавесками окнами. В глубине души я даже обиделся на Францию, такое большое государство не могло своей некоронованной королеве предоставить лучшего катафалка. Этот же был деревянным ящиком без декоративных излишеств, он даже не имел рессор. Любая поездка в таком фаэтоне превращалась в настоящую пытку для женщины. Во Франции тех времен хороших дорог и в помине не существовали, а те, что были, желали быть много лучшими! От одной только мысли о том, как страдает некоторая часть тела маркизы, мне стало совсем плохо, всего эдак по-чертовски передернуло. Но в этот момент в мои глупые мысли вмешался мой опытный секретарь, который с усмешкой подсказал:
        - Во французском фаэтоне для женщины всегда имеется бое количество мягких подушечек для того, чтобы наши дамы особо нижней своей частью не страдали, не мучились во время поездок в рыдванах, Иван! Но сейчас ты думаешь не о том, мой друг! Приготовься начать свой спектакль, сценарий которого ты так часто повторял, что я так и не смог заснуть на том сеновале!
        Но я уже не слушал своего секретаря, в тот момент мои мысли были заняты другой проблемой. Оказывается, фаэтон маркизы Франсуазы де Ментенон, не сопровождала королевская охрана. Рядом с ним не скакала свита из придворных кавалеров, фрейлин или близких служанок. В монастырь мадам Ментенон, это так любил называть свою жену Луи XIV, прибыла в полном одиночестве.
        - Иван, ты, что умом тронулся и забыл о том, что в недавнем прошлом Франсуаза д'Обинье сама была доверенной служанкой маркизы Атенаис де Монтеспан, которая в те времена была официальной любовницей Луи XIV. Так эта Франсуаза д'Обинье, будучи служанкой, сумела втереться в доверие к самому королю, влюбить его в себя, а позже, обойдя маркизу де Монтеспан, женить его на себе. Женщины, Иван, в отличие от мужчин дважды на одни и те же грабли не наступают. Ну, а тебе, мой друг, настала пора появляться на сцене и действовать! Готовься, наш красавец, предстать перед мадам де Ментенон!
        Фаэтон остановился прямо у калитки входа в монастырь. Из монастырской калитки вышел величественный монах и, неторопливо прошествовав мимо толпы просителей, он подошел к фаэтону и, выдвинув ступени для спуска, открыл дверцу коляски. Несколько секунд ничего не происходило, я не удержался и мысленным зондом просканировал пространство внутри фаэтона.
        В фаэтоне находилась одна и очень старая женщина.
        Этой женщиной была мадам Ментенон!
        Находясь одна в фаэтоне, она немного расслабилась, а сейчас ощущала сильную усталость. С раннего утра у нее была сплошная беготня, связанная с королевскими капризами, и с ней несогласованными решениями его величества, Луи XIV. Мадам Ментенон не спешила покидать своего фаэтона, желая продлить минуты отдыха. Ей очень не хотелось появляться на виду у этих проклятых просителей, которых опять собралось неимоверное количество. Она же приехала в монастырь к своим воспитанницам, чтобы с ними поболтать, отдохнуть от короля и его придворных глупцов. Эти придворные глупцы ни о чем не могут думать, только о том, как бы ее обмануть и обмануть ее короля, чтобы получить себе непонятную выгоду. Но королевская казна не бездонна, а королевские владения имеют границы, поэтому нельзя всех подряд ублажать королевскими подарками и привилегиями!
        В этот момент мадам Ментенон вспомнила о просьбе своего старинного друга, маркиза де Юкселя, встретиться и познакомиться с молодым шевалье, который мог бы стать ее новым и доверенным слугой.
        В свое время маршал Франции Никола Шалон де Бле был свидетелем на ее свадьбе, когда, почти тридцать лет назад, она выходила замуж за этого подонка Луи XIV. Тогда король-Солнце обещал ее сделать королевой Франции, но, как и многие, король и этого своего обещания не выполнил. Мадам Ментенон в гневе, от бессилия сжала свои руки в кулаки, теперь-то она знала основного виновника этой королевской нерешительности?! Сегодня ей осталось осуществить последнее действие по моральному и физическому уничтожению этого человека. Но для этого действия ей, возможно, потребуется особо доверенный человек, слуга. Может быть, протеже маркиза де Юкселя и мог бы стать этим доверенным слугой! Приняв окончательное решение, маркиза Франсуаза де Ментенон поднялась на ноги, правую ногу она с трудом опустила на ступеньку, чтобы сойти на землю.
        Обычно брат Бенедикт из монастырской братии всегда помогал ей сойти на землю, поддерживая за руку. Но сейчас брат Бенедикт находился в стороне и в растерянности потирал свое плечо, словно его кто-то ушиб. А перед фаэтоном на одном колене, с запрокинутой вверх головой и с протянутой рукой для помощи застыл молодой, симпатичный паренек, который голосом с приятной хрипотцой произнес:
        - Мадам, я к вашим услугам! Не желаете ли мне приказать, убить какого-либо шевалье. Я немедля исполню любое ваше приказание! Всю жизнь мечтал быть в услужении у такой дьявольски красивой женщины, как вы, мадам! Я ваш раб и покорный слуга, мадам!

2
        Кто же мог подумать о том, что простой выпускной экзамен в школе фехтования маркиза де Амбуаза может обернуться побоищем на парижской улице Кассет?!
        За пару дней до выпускного экзамена в своей школе фехтования Джакомо осторожно заглянул ко мне в кабинет, где я с Бунга-Бунга обсуждал ход наших торговых дел, и вежливо поинтересовался, приду ли я на его выпускной экзамен, который будет проводиться в школе фехтования. В ответ своим невинным голосом, я пока еще не решил в отношении того, как буду строить свои взаимоотношения с этим итальянским кучером, который превзошел меня в искусстве любви с некой баронессой, я поинтересовался, а в чем же конкретно будет выражаться этот самый экзамен.
        - Мой учитель и наставник, маркиз де Амбуаз, выпускной экзамен для своих учеников устраивает следующим образом. Выпускников он разбивает на пары, они сражаются между собой до тех пор, пока не побеждает сильнейший. Из этих сильнейших образуются новые пары, пока не будет определена финальная пара бойцов, которые будут сражаться за первое место.
        - И какое место ты, Джакомо, собираешься занять место на этом выпускном экзамене? - В свою очередь поинтересовался Бунга-Бунга.
        - В боях на шпагах я одолею всех своих соперников и стану сильнейшим фехтовальщиком школы!
        - А ты сам-то уверен в этом, Джакомо? - Спросил мой секретарь, мосье Слюсар, без стука, вошедший в мой кабинет. Обойдя по кругу вокруг Джакомо, с интересом поглядывая на зад этого молодого итальянца, мой всезнающий пройдоха плюхнулся в одно из свободных кресел, стоящих рядом со мной. Сейчас мосье Слюсар ничем не напоминал того застенчивого человека, которого я так случайно встретил в подземелье Парижа. Теперь он вел себя так, как будто воспринял все мои дрянные манеры.
        Я в последний раз сильно опростоволосился, вовремя не вышел вперед, не подал руки мадам Ментенон, когда она по ступенькам сходила из фаэтона на землю. Мой же секретарь и друг, демон Марбас, в тот момент проявил бешеную активность. Он сумел-таки подменить меня и вовремя оказаться на месте, чтобы поддержать, произвести должное впечатление на стареющую матрону. Демон Марбас был вежлив и обаятелен, сумел своим обхождением понравиться мадам Ментенон, по ходу дела заявив, что она подобна богине Афродиты, сошедшей на землю. После этой встречи мосье Слюсар пропал из вида, не появлялся и мысленно не связывался со мной в течение долгих двух дней, а сейчас вот объявился и ведет себя, как ни в чем не бывало.
        Ну, с демоном я разберусь немногим позже, поэтому не обратил на его появление особого внимания, а продолжал вглядываться в кучера, итальянского мафиози и дамского соблазнителя, Джакомо. Этот парень у меня, у своего хозяина, отбил женщину, баронессу Аманду-Лучию де ла Мортен. А сейчас он стоял передо мной и, видимо, этим приглашением на экзамен хотел передо мной загладить свою вину, эту ночную глупость. Хотя я хорошо его понимал, в свое время я лично познал, что юношеская любовь - это вам не какая-либо глупость, а самое настоящее душевное и плотское испытание, от которого можно сойти с ума. Но сейчас взять и просто простить этого парня я не мог по той причине, что, если я его прощу, то навсегда его потеряю. А Джакомо был мне нужен, как смелый и верный воин, способный встать на защиту своего хозяина.
        - Когда этот экзамен состоится, и кто будет на нем присутствовать? - Поинтересовался я, как бы между делом.
        - В субботу, в десять часов утра. Вы может прийти часиков в двенадцать, когда начнутся наиболее интересные бои. На этом экзамене будут присутствовать родственники учеников, а также их знакомые и близкие друзья.
        - Слушай парень, а смогу ли я там только немного времени поприсутствовать, на этом твоем экзамене! - С притворным вздохом сожаления спросил Джакомо мой секретарь, мосье Слюсар. - А то мадам Ментенон может не понравиться слишком долгое мое отсутствие. И для твоей информации босс, в этой связи мадам хочет выделить мне отдельные покои во всех королевских дворцах, где ей приходится из-за короля проводить много времени. Мадам так хочется, чтобы я всегда был бы рядом с ней, под ее рукой. Правда, она только предложила мне несколько по иному именоваться. Так что с этого момента я становлюсь графом Тессе, ее личным секретарем. Под именем графа недельки эдак через две - три я буду представлен самому королю Франции. Так, что, мой дорогой Ванюша, тебе придется для себя поискать нового секретаря, пока я буду работать для тебя, или что вернее, вместо тебя, с мадам Ментенон.
        Мысленно я сформировал и послал Марбасу мыслеобраз, в котором выражал удовлетворение работой, проделанной моим другом за два дня своего отсутствия. Демон Марбас сделал то, чего я никогда не смог бы сделать. Он стал очередным возлюбленным маркизы Франсуазы де Ментенон. Демоны, они такие существа, для которых возраст человека не имеет принципиального значения, для них главное то, чтобы душа человека находилась бы в их власти и под рукой. Теперь Марбасу предстояло побороться за душу мадам Ментенон, но я был не совсем уверен в том, что в этой духовной борьбе победит Марбас!
        Мадам Ментенон - это не просто француженка, заставившая обратить на себя монаршее внимание, выйти замуж за короля, но это и сложнейший комплекс женских капризов, желаний и требований, которых никто, даже Луи XIV, не в силах понять и выполнить. В отношениях с этой женщиной я бы на первых шагах наделал бы множество ошибок, а главное - не смог бы преодолеть себя и стать ее возлюбленным. Уже одно бы это сильно воспрепятствовало бы мне по установлению с ней дружеских отношений. Поэтому в самую последнюю минуту своего представления маркизе я успел заставить мосье Слюсара заменить меня в роли соблазнителя неофициальной королевской супруги. И он с успехом эту навязанную мной работу выполнил, а я теперь могу заняться воспитанием Джакомо, работу по воспитанию начну с присутствия на его выпускном экзамене в школе фехтования.
        Школа фехтования маркиза де Амбуаза располагалась в одном из двухэтажных домов на парижской улице Кассет. На втором этаже этого дома находились жилые помещения маркиза. Первый этаж был отведен под классную комнату и несколько спортивных залов, где искусству фехтования могли обучаться и тренироваться отдельные пары бойцов или несколько пар сразу. Дом имел уютный внутренний дворик, где в летнее время проводились занятия и тренировки тренирующейся молодежи.
        Меня и других гостей школы встречал сам маркиз де Амбуаз, который, высказав несколько вежливых слов, тут же отправлялся встречать других прибывающих гостей, а я, отдав верховую лошадь слуге, отправился во внутренний дворик его дома.
        Там уже практически все было готово к выпускному экзамену, в одном углу стояли стулья и кресла для гостей, а другой угол двора был отведен под сцену, на которой должны были проходить бои. Я не внял просьбе Джакомо, в школу прибыл к самому началу экзамена. Поэтому получил возможность увидеть жеребьевку бойцов, первые сражения. Чтобы лучше видеть сцену, я перебрался в первые ряды зрителей, где всецело отдался развивающимся на моих глазах боям на шпагах. На первых порах я особо не обращал внимания на результаты боев, а только отслеживал технику исполнения фехтовальных приемов тем или иным бойцом.
        Должен вам признаться в том, что школа фехтования маркиза ле Амбуаза неплохо преподавала. Она в своих учеников вложила совершенную технику фехтования французской шпагой. Просто некоторым ученикиам совершенно не везло или же они не были особенно злыми людьми, поэтому в боях проигрывали. Побеждали те ученики, которые, помимо хорошей техники исполнения того или иного фехтовального приема, обладали дополнительными человеческими качествами. Они должны были быть или очень злыми, ненавидящими других людей, или они должны были очень хотеть победить своего противника. Но даже и среди этой плеяды учеников встречались особо одаренные фехтовальным мастерством молодые люди.
        Они резко выделялись среди основной массы учеников этой школы, они были хладнокровными и ровными в боях и, используя малейшую ошибку своего противника, постоянно побеждали. Среди них был и мой Джакомо. Он только вступал в бой со своим противником, как сразу же становилось ясным, что он станет победителем того или иного боя. Вскоре эта ситуация становилась ясной и его противнику, тот начинал нервничать и делать ошибки. Чем непременно пользовался Джакомо, делая неожиданный выпад в грудь противнику, чтобы поставить окончательную точку в этом бою. Так непобежденным Джакомо прошел до последнего боя, в котором должен был встретиться с парнем, который мало чем от него отличался. Та же совершенная, но только школьного уровня техника фехтования. То же хладнокровие, но только построенное на…
        Черт подери, да этот же парень, оказывается, маг, начинающий маг или интуитивный маг! Он способен предугадывать любое движение, любой фехтовальный прием своего противника!
        Это открытие, подобно разряду молнии, поразило мой разум.
        Джакомо не знал, да и не мог знать о существовании подобной специфики мышления, магических способностях своего противника. Именно только по этой причине результат его боя с этим парнем был заранее предрешен, Джакомо не сможет его выиграть, он не сможет победить в этом бою. Он должен был его проиграть, что в свою очередь означало, что Джакомо уже никогда не станет первым учеником своего выпуска фехтовальной школы маркиза де Амбуаза. Что в свою очередь так же означало, что мой итальянский мафиози никогда уже не станет бойцом, совершенно уверенным в своих силах, в силе своей шпаги.
        За оставшиеся секунды до начала боя я должен был что-то придумать, что молодой итальянец победил бы и в этом бою.
        - А ты заблокируй его разум от влияния извне! Тот чувак, что его противник, тогда не сможет читать мысли нашего бойца и заранее предугадывать его движения и приемы. - Вдруг посоветовал мне мосье Марбас в мысленном диапазоне.
        В настоящий момент этот чертов демон возлежал на супружеской постели мадам Ментенон, а старая дуреха кормила его из ложечки нежнейшим суфле из гусиной печени. Чтобы быть в курсе того, как проходили бои бойцов выпускников школы фехтования, этот демон давно уже залез ко мне в разум, чтобы моими глазами наблюдать за этими парными боями.

3
        В финале победил Джакомо, его противник явно не ожидал того, что откажет его способность, и он не сможет заранее предугадывать действия своего противника по бою. Уже на первой минуте боя, когда он оказался в непривычной для себя ситуации, парнишка совершил серьезную ошибку, слишком уж он затянул исполнение одного приема, за что Джакомо его тут же наказал. Уже в падении он вытянул вперед свою руку со шпагой, острие которой коснулась области сердца его противника. Разумеется, парень остался в живых, но вчистую проиграл бой, тем самым уступив Джакомо место первого ученика, самого лучшего выпускника школы фехтования маркиза де Амбуаза.
        Ну, как видите, граф, молодость всегда и во всем побеждает, не только в любви?! - Послышался за моей спиной слишком хорошо знакомый женский голос.
        Какая-то неземная сила поставила меня на ноги, и ноги сами понесли меня к выходу из внутреннего дворика школы фехтования. Я совсем не желал оборачиваться и общаться с обладательницей этого голоса, в свое время так обманувшей мои ожидания.
        - Постойте, граф, я же не знала, что вы и трус к тому же, а то бы заранее перекрыла вам дорогу к отступлению! Чего же вы так боитесь, перед вами слабая и любящая вас женщина.
        Только после этих наглых слов я остановился и обернулся лицом к баронессе Аманде-Лючии де Мортен, которая имела наглость явиться на выпускной экзамен своего молодого любовника. И сразу же оказался лицом к лицу с красавицей Амандой, которая стояла передо мной, и смело смотрела в мои глаза. Баронесса стала первой женщиной, которая нанесла мне публичную оплеуху, изменив мне с моим же кучером. Аманда, видимо, оказалась прекрасной чтицей мыслей мужчин, которым за свою короткую жизнь успела наставить ветвистые рога
        - Вы назвали себя любящей женщиной! - Едва слышно и злобно просипел я.
        Я не хотел привлекать внимание публики к нашему разговору, поэтому простым подергиванием плеча, создал зону молчания, в которой оказался вместе с этой гадюкой баронессой.
        - Да, как вы посмели говорить такое! Я все подготовил так, как вы хотели! А вы взяли и…
        - И вместо тебя отдалась кучеру Джакомо! Примерно, так вы, граф, хотели бы закончить свою сентенцию в отношении позапрошлого утра! А почему тогда, Иван, ты мне уши прожужжал этим своим кучером. Что ты желаешь сделать из него великого воина, что поставишь его во главе войска для завоевания мира! И весь вечер напролет разговор шел только о Джакомо и его достоинствах. Почему, когда солнце начало подниматься над горизонтом, тебя не оказалось рядом со мной. И как, по твоему, я могла отказать этому великому юноше? Ведь мой отказ, его великая душа могла бы не выдержать и сломаться под бременем обстоятельств, и ты, Иван, не получил бы великого воина и не смог бы завоевать нашего мира. К тому же, для твоей информации, Джакомо, любил меня так, как любят свою первую любовь, осторожно и нежно. Мне же в тот момент была нужна твоя любовь, Иван, ненасытная и буйволиная. Когда ты наваливаешься и не останавливаешься до тех пор, пока на меня не рушатся небеса. А ты, подлец, воспарил в небо и бежал без оглядки, подобно ублюдку. Да, и к тому же, мой дорогой, какое ты имеешь право позволять какой-то Сюзанне, маркизе
де Монморанси, распространять слухи о том, что ты подарил ей ребенка мужского пола, а где мой ребенок, мужлан?
        Не зная, как можно было бы приостановить эту беседу, в которой я полностью проигрывал Аманде, я начал мысленно оглядываться по сторонам. В этот момент мимо раскрытых школьных ворот пробегала большая группа семинаристов старшего класса гимназии Сен-Сюльпис. Я сделал так, чтобы эти семинаристы заглянули бы в широко раскрытые ворота. Там они увидели выпускников школы, которые со шпагами в руках все еще расхаживали по двору. Своим родителям и друзьям выпускники демонстрировали технические приемы владения шпагой, применяя которые, побеждали в боях.
        В этом месте мне следует специально упомянуть, что шпаги учеников хотя и были боевым оружием, но они имели специальные шарики на своих остриях, чтобы серьезно не ранить или убить учебного противника.
        Не обращая внимания на взрослых людей, семинаристы начали выпускников школы обзывать нехорошими словами, те же отвечали нечто подобным. Так в доли минуты и неприметно для всех произошла перепалка словами, которая начала перерастать в столкновение между двумя этими сторонами. Семинаристов было больше, они моментально построились в строй атакующего «кабана» и через ворота большой группой прорвались на территорию школы. Тут уж началась большая потасовка. Семинаристы не имели оружия, но своими кулаками они выпускников школы валили на землю и ногами их избивали.
        Потасовка все-таки переросла в драку, выпускники школы, оставаясь в меньшинстве, были вынуждены применить свое школьное оружие. Со стороны семинаристов тут же последовали крики о том, что их убивают. Они воспользовались своим преимуществом и так навалились на выпускников, что маркиз де Амбуаз был вынужден обнажить свою шпагу и, угрожая ей, прорвался к входу в школу, встав на ее защиту. Одновременно он криками и понуканиями заставлял мужчин родителей шевелиться и обнажить свои шпаги, чтобы те, угрожая шпагами, остановили бы гимназистов. Глазами маркиз продолжал рыскать по двору, словно пытался кого-то разыскать. Внутренне я знал, что он ищет меня.
        - Граф, идите и накажите этих глупых негодников, затеявших драку. Сегодня вечером я навещу вас дома, тогда мы вдоволь наговоримся. - Прошептала Аманда и, прикусив губу, девчонка с каким-то странным выражением в глазах принялась наблюдать за дракой.
        Я совершенно не хотел и не был готов обнажать своей шпаги, не по чести было использовать боевое оружие против этих мальчишек, едва достигших совершеннолетия. Своим кулаками мне пришлось хорошенько поработать, успокаивая гимназистов, любителей помахать кулаками. Не забывая и самому уклоняться от ударов, среди этих парижских гимназистов оказалось немало парней, неплохо работавших кулаками. Бокс только что был изобретен в Великобритании, но не получил еще большого распространения, а эти парнишки, парижские гимназисты, так лихо махали своими кулачками и кулаками, словно уже были профессиональными боксерами. Уложив на землю очередного мальчишку апперкотом, я обратил внимание на то, что этот гимназист знал, что это за удар я только что провел и даже попытался уйти из-под него, но он не оказался столь быстрым и ловким, все-таки попал под мой удар правой рукой.
        Я отошел в сторону и, ожидая приближения очередного противника, раскинул мысленную сеть, пытаясь разобраться в происходящем. Первые же результаты прямо-таки ошеломили меня, в головы многих гимназистов была заложена небольшая программка обучения английскому боксу. Я попытался выяснить, кто же мог проделать такую работу и почти уже все выяснил, как последовал удар по моей печени. Это удар заставил меня развернуться и посмотреть вслед убегающему от меня гимназисту. Это был простой парижский мальчишка лет шестнадцати, семнадцати, но он почему-то точно бил по печени, а теперь удирал, сломя голову. Что-то горячее потекло по моему правому боку, я машинально засунул руку под камзол и почувствовал там что-то горячее и скользкое. Когда вытащил руку, то мои пальцы были в крови. Этот гимназист умудрился пырнуть меня ножом, даже весьма неудачно для меня попал в печень, это был смертельное ранение для этих времен.
        Кто-то попытался меня убить.
        Борясь со слабостью, которая началась разливаться по всему телу, я прислонился к стене здания и продолжил изучать ситуацию во дворе. Там к этому времени кое-что изменилось, Джакомо под своим началом собрал выпускников школы, небольшим отрядом он медленно, но верно вытеснял гимназистов со школьного двора. Пощелкиванием пальцев я попытался приостановить кровотечение из раны, мечтая о том, чтобы поскорее добраться до дома и серьезно ею заняться. Но сейчас я должен был покончить с этой дракой, пока дело не дошло до смертоубийства.
        В этот момент во все еще распахнутые ворота ворвалась еще одна большая ватага, но на этот раз она состояла из парижской голытьбы, которая прибыла сюда для того, чтобы немного пограбить в свое удовольствие. Представители этого парижского сословия не умели и не желали драться ни на кулаках, ни на ножах, поэтому ватага застопорилась в воротах, не решаясь продвигаться вглубь двора, где разворачивалось настоящее сражение. Этой своей нерешительностью и остановкой в проеме ворот голытьба перекрыла гимназистам возможность отступления, возможность свободно покинуть школьный двор. В результате гимнасты оказались как бы между наковальней и молотом, их теснили к воротам, а парижская голытьба их не пропускала.
        В этот момент маркиз де Амбуаз присоединился к группе выпускников, собранной Джакомо, все чаще и чаще в воздухе мелькали шпаги, которые, падая плашмя, на плечах и спинах гимназистов оставляли кровавые следы. В бою наступал момент, когда бойцы отряда Джакомо могли преодолеть свой страх перед убийством человека, и тогда пролилась бы настоящая человеческая кровь, чего я не мог позволить.
        Взмахом руки я остановил любое движение на школьном дворе, выпускники школы фехтования, гимназисты и голытьба замерли неподвижными статуями и истуканами в самых красочных и необычных позах.
        Пошатываясь из стороны в сторону, я вышел к голытьбе и мысленно им приказал покинуть школьный двор, махнув рукой сторону улицы. Около тридцати человек построились в две шеренги и строем покинули проем ворот. Затем уже потянулись ряды гимназистов, я все продолжал стоять в проеме школьных ворот и вглядывался в лица гимназистов, пытаясь среди них найти того мальчишку, который ударил меня ножом в спину. Среди гимназистов такового не оказалась, но к этому времени я уже знал, кто же воспользовался моей ошибкой и нанес удар из-за угла, устроив это побоище. Молодые умы гимназистов были широко для меня открыты, я рылся в них, читал между строк, пока не узнал всей тайны их появления на этой улице.
        В какой момент, как все гимназисты ушли, я поднял голову и в начале улицы Кассет увидел парижских полицейских, которые, подобно падальщицам гиенам шли на запах насилия, а также в надежде на то, что им и самим удастся поживиться. Мысленно я рассказал маркизу де Амбуаз, как ему следует себя вести с полицейскими, а сам в это время подозвал своего «Коломбино» и с большим трудом взгромоздился в его седло.
        Во дворе особняка Бунга-Бунга прямо-таки стащил меня с седла коня и чуть ли не на руках поволок в покои. Доктор и в прошлом мой секретарь, мосье Слюсар, появился по первому зову. Он внимательно осмотрел мою рану, пальцами рук коснулся ее краев и что недовольно пробурчал под нос. Мою спальню заполнили какие-то странные существа, которые более походили на чертей и дьяволов преисподней. Эти существа со знанием дела занялись сооружением операционного стола посредине моей спальни. Когда все было готово, ко мне подошли два здоровых дьявола и, легко подняв меня на своих руках, перенесли меня на операционный стол. Бунга-Бунга на этот раз особо много не крестился, но далеко от меня мажордом не отходил. Ему доверили держать холодный компресс держать на моей голове, парень так перестарался, что от его компресса меня стало бросать то в жар, то в холод.
        Доктор Марбас первым делом обработал рану, первоначально накачав меня морфием, чтобы я заснул. Но я оказался хитрецом и, прежде чем впасть в бессознательное состояние, отдал приказ своему мозгу вести наблюдение за ходом операции. Дьявольская операционная бригада состояла из нескольких дьяволов хирургов, каждый из которых делал только свой надрез, быстро справилась с обеззараживанием раны, а затем перешли к самому трудному делу, наложению швов на мягкой ткани печени. Дьявол хирург, который накладывал шов на порез печени, сделал это с удивившей меня быстротой, но я впервые в жизни видел, что бы дьявол вытирал бы пот со лба после выполненной работы. Они, дьяволы, ведь не привыкли много перерабатывать!
        Глава 9

1
        Я не ожидал, чтобы какое-то там мое ранение вызвало бы такой ажиотаж! В течение всего следующего дня мне пришлось принимать посетителей, которые наносили визит только ради того, чтобы убедиться в том, что я жив и даже выздоравливаю.
        Первым такой визит нанес резидент Сикрет Интеллидженс Сервис и морской министр Франции в одном лице, маркиз Жак-Батист де Сеньоле. Он долго крутился рядом с моей кроватью, но всячески избегал смотреть мне в глаза. Из-за этого незапланированного визита министра мне пришлось спешно залезать в постель, изображать умирающего человека, Я громко постанывал, со лба крупными каплями катился пот, иногда приходилось корчиться в приступах острой боли, которые якобы имели место в моем правом боку. Одним словом, я вел себя так, словно действительно находился в агонии, одновременно правым глазом подглядывая за поведением своего недруга трейси, который к тому же вел себя не вполне адекватно.
        Дождавшись момента, когда Бунга-Бунга на секунду покинул нас в покоях, маркиз де Сеньоле крадучись подошел к моей постели, маленьким кулачком с силой ткнул в район моего ранения. Я тут же зашелся в диком кашле, а на губах у меня показалась кровавая пена. Этот гад трейси долго с садистской улыбкой на лице смотрел на эти мои мучения, видимо, муки умирающего человека приносили ему высшее наслаждение. В конце концов, маркиз удовлетворительно и сам себе кивнул головой, чтобы тут же отправиться к выходу из покоев. По ходу дела просканировав его мозги, я понял, что маркиз де Сеньоле остался вполне удовлетворен моим плохим состоянием. По сложившемуся его личному мнению, еще пару деньков и этот агент русской секретной службы, граф Иван Орлофф, мирно отдаст богу душу. Таким образом, я получил в свое распоряжение еще несколько дней, свободных от вражеского наблюдения и преследования.
        Как только за английским шпионом захлопнулась дверь, то я опустил ноги с постели, облокотился на подушки и в таком полусидящем положении стал ожидать возвращения своего домоправителя, мажордома Бунга-Бунга. А в этот момент мой головной мозг решал одно небольшое логическое уравнение. Он работал, подобно персональному компьютеру, проводя аналитическое сравнение отдельных частей тела этого французского предателя и английского шпиона с отдельными частями тела того самого гимназиста, который вчера пырнул меня ножом в бок. Сравнительный анализ дал однозначный результат, который я, в принципе, и ожидал. Сравнение дало всего лишь восемьдесят два процентов прямых и непосредственных совпадений!
        Вернулся Бунга-Бунга, он вежливо поинтересовался у меня, когда мы собираемся покидать Париж?! Не удивляйтесь такому странному вопросу как бы к умирающему человеку?! Дело в том, что я уже рассказал Бунга-Бунга о своем намерение посетить немецкий Гамбург, дворецкий был обязательным человеком, всем сердцем болеющим за то или иное дело, вот он и проверял меня, когда же я собираюсь отправляться в дальнюю дорогу. Бунга-Бунга хотел заранее заложить наш дорожный рыдван, отобрать в дорогу лучшую шестерку лошадей, определиться со слугами, которые будут нас сопровождать в поездке.
        Я же, внутренне посмеиваясь над этой ситуацией, заявил, что Бунга-Бунга должен сам, как глава крупной торговой компании, отправляющийся для переговоров и подписания контрактов с немецкими купцами в Гамбург, определиться со всеми этими вопросами. А мне ему следует доложить об уже принятых им решениях. К этому моменты мы с ним вдвоем уже давно решили, что нашу делегацию будет сопровождать небольшой отряд наемников под командованием нашего молодого мафиози Джакомо!
        Бунга-Бунга стоял передо мной, краснел щеками, судорожно вдыхал в себя воздух, переступал с ноги на ногу, ему явно не нравилось положение, в котором он сейчас находился. Он не знал, как ему следует себя вести, когда его работодатель вполне живой и здоровый, полулежа в постели, нагло заявлял о том, что он, как человек, получивший серьезное ранение, и находящийся на грани смерти, остается умирать в Париже.
        В душе я никогда не был садистом, поэтому, понаблюдав за тем, как реально мучается и страдает мой друг и лучший помощник, решил больше над ним не изгаляться. Ведь, на деле я буду инкогнито сопровождать своего Бунга-Бунга, став на время одним из сменных кучеров торговой делегации, чтобы под его личиной путешествовать вместе со всей компанией. Дома же в Париже останется моя тень, которую время от времени будет посещать великий медик и демон преисподней, мосье Слюсар. Он будет регулярно посещать мой особняк с тем, чтобы во всеуслышание говорить о тех муках, которые я сейчас испытываю. Огорченно покачивать своей головой, лицо делать скорбным каждый раз, когда речь будет заходить о моей физическом состояние, как бы этим утверждая, что он не в силах вылечить друга!
        Мажордом Бунга-Бунга обладал острым умом, поэтому и служил у меня особо доверенным лицом, был моим близким другом, на которого я всегда мог положиться в самых труднейших ситуациях. Он сразу же сообразил, как он должен поступать в такой столь мрачной ситуации, перед нашим отъездом в Гамбург. Мне даже не пришлось ему во второй раз объяснять свой замысел. Этот сметливый француз сам догадался о том, что в тот немецкий город меня влечет не только одно желание провести переговоры с германскими купцами, но и нечто такое, что я особо не желал с кем-либо обсуждать. Поэтому он прекратил свои наивные расспросы, а стал вместе со мной играть в одну дуду, мы вместе с ним обсудили некоторые детали этой нашей загранкомандировки, обоюдно решив, что о деталях свой договоренностей мы не будем информировать даже нашего мафиози, Джакомо!
        Через два дня большая дорожная карета, рыдван, миновала ворота моего парижского особняка, проехала по нескольким парижским улицам, чтобы вскоре катить по загородной дороге на город Нэнси. Карету сопровождала небольшая группа вооруженных до зубов всадников, человек в шесть или в семь, которыми, разумеется, командовал молодой итальянский мафиози Джакомо. Я же с возможным комфортом сидел на передних козлах кареты, небрежно посматривал по сторонам с высоты своего положения или сидения, которое делил со вторым кучером торговой делегации Агостино. Такая высокая позиция позволила мне вовремя заметить группу парижских гаврошей, которые с увлечением играли в кости. Эта игра в кости велась на противоположной стороне улицы от моего парижского особняка.
        В тот момент, когда карета проезжала мимо этой группы подростков, один из них приподнял голову, чтобы внимательно рассмотреть обоих кучеров кареты и сопровождающих ее всадников. Несколько секунд он держал в своем поле зрения меня и Агостино, но вскоре безразлично отвернул голову в сторону, так как не признал в нас знакомым ему лиц. Но этого краткого момента мне хватило для того, чтобы в этом парижском гавроше узнать маркиза де Сеньоле. Этот придурок трейси, английский шпион появился возле моего особняка для того, чтобы удостовериться в том, что это не я отправляюсь на переговоры в Гамбург. Но маркиз де Сеньоле и на этот раз проявил некоторую небрежность в своей шпионской работе! Вместо того, чтобы в этом деле наблюдения за подозрительным субъектом положиться на группу профессионалов наружного наблюдения, маркиз решил сэкономить, сам провел это наблюдение, чтобы в очередной раз, разумеется, облажаться!
        Дорога, по которой катил наш рыдван, соединяла столицу Париж с городком Нэнси королевской провинциальной Франции. Эта дорога, видимо, пользовалась большой популярностью среди лягушатников, на ней нам то и дело встречались встречные и попутные кареты. В большинстве случаев мы неплохо разъезжались на этой узкой дороге. Проезжали мимо друг друга, даже не останавливались, чтобы познакомиться или обменяться дорожной информацией, как случалось на дорогах моей любимой Московии. Такие встречи, обмен дорожной информацией происходил только в придорожных харчевнях или тавернах, где путники могли отобедать всем тем, что хозяин таверны готовил и выставлял на стол. Хорошо перекусив и отдохнув, можно было познакомиться с той или иной компанией путников, чтобы поболтать с ними о светских новостях столицы или какого-либо провинциального городка. А затем расходиться по номерам для сна перед завтрашней дорогой.
        Бунга-Бунга оказался неплохим путником, он быстро входил в доверие другим путешественникам, болтая с ними о серьезной или о не серьезной информации. По крайней мере, на этих людей, путешествующими по дорогам Франции, этот молодой человек производил положительное впечатление. Но серьезные документы по торговым операциям с Московией своей компании он изучал в полном одиночестве, когда его карета катила по дороге.
        В этом месте было бы уместным вспомнить и том, что маркиз Антуан де Монморанси, когда он услышал от меня, что Бунга-Бунга отправляется в Гамбург для переговоров с немецкими купцами, то он неожиданно заявил о том, что он сам будет находиться в Гамбурге в это же время. Что в этой связи он был бы рад с Бунга-Бунга, чтобы вместе с ним поучаствовать в переговорах с немцами. Разумеется, я совершенно не удивился такому странному совпадению интересов, предложению этого французского маркиза, который все больше и больше внимания начал уделять торговле с Московией а последнее время.
        Такая торговля велась вот уже три месяца, три раза шхуна капитана де ла Рунге уже заходила в Архангельск, вывозя от туда немыслимое количество ворвани, пеньки и многие другие товары. Так, вот эти грузы еще ни разу не достигали берегов Франции, они втридорога распродавались по пути во Францию, в польских землях, на датском побережье или в германских княжествах. К этому времени нам удалось вернуть обратно все золото, которое мы вложили в организацию такой торговли с Московией. Уже сейчас мы собирались к кораблю капитана де ла Рунге, прикупить еще один кораблик для расширения этой взаимовыгодной торговли.
        Поэтому я и не удивился этому неожиданно появившемуся желанию Антуана де Монморанси срочно отправляться в Гамбург! Там мы будем решать справедливое разделение уже заработанного золота.
        Должен только сказать по этому поводу, что я особо не спешил перед этим своим французским другом, маркизом де Монморанси, раскрывать свой тайный замысел о том, что и сам, правда, несколько в ином обличье буду принимать участие в переговорах в этом немецком городе-порте. Меня в обличье второго конюха не узнал даже Джакомо, который практически все свое время проводил со своими друзьями всадниками, охраной нашей торговой делегации.
        Этот молодой итальянец был настолько занят своими повседневными обязанностями, что у него попросту не было времени на то, чтобы ко мне присматриваться. Все его охранники к моему великому удивлению оказались выпускниками школы фехтования маркизе де Амбуаза. Эти молодые шевалье с раннего утра и до позднего вечера проводили в седлах своих скакунов. То они вели разведку дальнейшего пути нашего следования, то окружали карету своими лошадьми и, тренируясь, отбивали очередное вражеское нападение.
        Сидя на своем кучерском месте, я со скрытым удовольствием наблюдал за тем, как с каждым днем они совершенствовали свою выездку, свое мастерство владение шпагой. Порой мне казалось, что перед собой я вижу не всадников, а самых настоящих древних кентавров. В душе я был доволен этими молодыми французскими шевалье, со временем они станут именно теми бойцами, которых я хотел из них сделать.
        Что касается меня, то свое время я проводил на козлах рыдвана. В моем подчинении находились упряжные и верховые лошади, которые я и Агостино должны были содержать в должном порядке. Если мы останавливались на ночевку в поле, то в нашу обязанность включалось и приготовление ужина на всю путешествующую компанию. Одним словом свободного времени у меня практически не было, мне приходилось или весь день править лошадьми, или же по вечерам, когда мы ночевали в поле, собирать хворост, искать родниковую воду готовить ужин. Мне это нравилось я оставался доволен и своим положением кучера, и своей повседневной работой.
        За все время путешествия до Гамбурга меня, окромя Бунга-Бунга, никто так и не опознал. Я неплохо постарался в том, чтобы магией превратить себя в молодого итальянца двадцати-двадцати двух лет. При этом особо постарался, чтобы этот паренек получился красивым и симпатичным итальянским парнем. То, что эта задача мною была успешно выполнена, я догадался, когда мы остановились на ночевку в первой дорожной таверне. Все ее служанки, подобно пчелкам на полевые цветы, тут же слетались, чтобы посмотреть на меня или чтобы случайно коснуться. В ту ночь мне так и не удалось хорошенько выспаться.

2
        Возможно, нашей делегации попросту везло, но на всем протяжении дороги из Парижа до Гамбурга, во время проезда по французским, нидерландским и датским дорогам с нами ничего интересного так и не случилось. Мы спокойно переезжали из одного города в другой, из французского Меца в нидерландский Арлон, а затем в бельгийский Бастонь или Льеж. Останавливались на ночевку и поздний ужин в дорожных харчевнях. На нас никто не нападал, только изредка, да и то по просьбе местных властей мы платили подорожную пошлину. Местное население посматривало на нас любопытными и дружелюбными глазами.
        Если мы были вынуждены останавливаться в открытом поле на ночь, то и тогда местные крестьяне предлагали нам на продажу практически за бесценок свежайшие продукты со своего огорода, которыми они и сами питались. Тогда мы и увидели, что крестьянство Бельгии, Нидерландов и Дании выглядело более хорошо одетыми, солидными людьми, они имели более богатые крестьянские дворы, нежели их собратья во Франции.
        Но когда мы, наконец-то, достигли германской границы, то хозяин первой же дорожной харчевни нас предупредил о том, чтобы мы были бы более осторожны в своих путешествиях по немецким дорогам, свои пистоли держали бы наготове и заряженными.
        - Большинство немецких правителей, князей, только на словах могут утверждать, что они являются законными правителями того или иного немецкого княжества. Что он в этом своем княжестве правит на основании справедливых законов. - Говорил нам хозяин этой таверны. - Но длящаяся пятнадцать лет война русских со шведами вовлекла в себя некоторые немецкие княжества. Германские княжества стали еще боле разобщенными, слова же их правителей о законности их деяний не всегда подтверждаются подлинными делами. Если богатые германские княжества еще в какой-то мере придерживаются и живут по каким-то законам, то другие князья, чьи земли были этой войной разорены, безобразничают и разбойничают на дорогах. Ради нескольких талеров их наемники или охранники грабят, насилуют и убивают дорожных путников, а талеры князья кладут в свои карманы.
        Бунга-Бунга внимательно выслушивал предостережения хозяев харчевен, после чего долго беседовал с Джакомо, видимо, призывая того быть готовым к любым неожиданностям, которые могут возникнуть на дороге. Но нам, по-прежнему, продолжало крупно везти, никто на нас не обращал внимания, не нападал. Правда, в одном захудалом германском городишке мы случайно натолкнулись на одного такого местного правителя, на деле осознав то, что хозяева харчевен были правы, когда говорили о характерах и невежестве местных германских правителей.
        На площади этого городка мы вдруг увидели небольшой отряд из пятидесяти немецких ландскнехтов. У этих ландскнехтов были замечательные верховые лошади, которые, правда, выглядели слегка истощенными. Видимо, хорошего овса им все же не хватало, давали его в недостаточном количестве. Сами же ландскнехты были одеты в бедную, много раз стираную униформу с множеством аккуратно наложенных заплат. Свое оружие эти ландскнехты содержали в отличнейшем состоянии, видимо, они им не раз пользовались.
        По тому, как эти ландскнехты общались с народом и с торговцами, крутившимися на этой ратушной площади, было понятно, что эти ландскнехты были бывалыми солдатами. Причем эти немецкие солдаты по приказу своего офицера это свое вычищенное оружие, не задумываясь, могут пустить в дело, им зарубить любого человека. Увидев нашу карету, выехавшую на эту площадь, ландскнехты начали многозначительно переглядываться, перешептываться между собой. Но я в тот момент был начеку, сумел-таки своими магическими пассами, вовремя погасить их разгорающийся интерес и к нашей компании, и к содержимому кареты. К слову сказать, во Франции мы сделали все возможное для того, чтобы наша дорожная карета не бросалась бы людям в глаза своим внешних убранством. Но, оказалось, что Франции выглядит убогим транспортным средством, в Германии это же самое транспортное средство выглядит великолепнейшей каретой богатого иноземного купца.
        Но, как только я справился с этими ландскнехтами, их интереса к нам, то в нашем поле зрения объявился их командир, который, видимо, одновременно был окрестным князьком. Верхняя одежда этого князя была привезена из Парижа, она была писком последней парижской моды. И этот в пух и прах разодетый ловелас подошел и завязал разговор с Бунга-Бунга, он начал его о чем-то расспрашивать, тут же давая свои советы. Со стороны этот немецкий князь производил впечатление галантного и воспитанного светского кавалера, но, когда я мысленным зондом прошелся по его сознанию, то чуть ли не вскричал от неожиданности. Перед нами находился настоящий каннибал рода человеческого, за какой-то сантим только его ландскнехты только что чуть ли не поголовно вырезал одну германскую деревушку. А до этого отряд наемников этого же напыщенного князька совершил набег на соседа этого князька, некого германского барона, сжег его замок, а самого владельца замка и членов его семейства безжалостно четвертовал на колесе. Все эти кровавые дела без зазрения совести выполняли эти прилично одетые и прилично выглядевшие ландскнехты, в недавнем
прошлом немецкие крестьяне.
        Мне особенно не понравилось, что этот невежа князек, совершив эти убийства, ради своего прикрытия по округе начал разносить молву о том, что зверство над бароном и его семейством было совершено русскими казаками. Звали этого немецкого каннибала и германского правителя Карл-Леопольд герцог Мекленбург-Шверинский.
        Мне пришлось долго повозиться с сознанием этого немецкого герцога, я старался, чтобы он этими своими ландскнехтами на нас бы не набросился, забыл навсегда о нашем существовании. Основная проблема в работе с этим герцогом заключалась в том, что, если по внешности он был настоящим кавалером, то по уму - полным дураком и хитрецом, способным за пфенниг зарезать и мать родную. Вся жизнь герцога была посвящена только одному - всеми силами удержаться у власти, грабить свой народ, копить пфенниги в своем кармане.
        Герцогу Карлу-Леопольду понравился наш рыдван, ему очень бы хотелось, чтобы наша дорожная карета пылилась бы в его конюшне. Мне пришлось полчаса сражаться с разумом этого болвана, стараясь его убедить в том, что наш рыдван старая дорожная карета, что она вот-вот она развалится. С большим трудом, когда мне удалось-таки избавиться от этого придурка красавца, мы же смогли продолжить свой путь.
        Наш путь до Гамбурга, после этой встречи, прошел в нормальной обстановке.
        Однажды, совершенно случайно по дороге на Гамбург нам встретились войска русского генерала Аникиты Репнина. С ним пару лет назад мы чуть ли не подрались на кулаках из-за одной девчонки, которая строила глазки и мне, молодому тогда поручику лейб-гвардии, и Аниките Репнину, который в те времена уже был в генеральском чине. Слезы умиления от такой встречи навернулись мне на глаза. Я не заметил, как остановился наш рыдван, стоя на площадке козел, я наблюдал за тем, как по дороге проходит русская кавалерия. Русскими всадниками не были мои лейб-гвардейцы кавалергарды, ими были какие-то чубатые казаки. Они мерно покачивались в седлах своих маленьких степных лошадок, вполголоса что-то напевали. Только, когда за поворотом дороги скрылся последний казак, затихла их песенка, я сообразил, что стою на запятках рыдвана, правую руку приложив к брови правого глаза, торжественно обозревая прохождение русского казацкого полка.
        Через неделю после того, как мы оставили Париж, наш рыдван въезжал в Гамбург. Мы переехали мост через какой-то канал, а затем долго катили по берегу канала, удивляясь опрятности немецких крестьянских дворов. Затем пошли городские улицы, которые мало чем отличались от парижских улиц, разве что своей чистотой и отсутствием городского зловония, чем так славился наш Париж. Общие разговоры в рыдване затихли, всадники Джакомо подобрались к рыдвану и, окружив его плотным кольцом, молча, скакали рядом с каретой. Так мы этой плотной кучкой следовали по гамбургским улицам, а его жители, немцы, с явным любопытством на нас поглядывали, покуривая трубку табака.
        Ратушная площадь Гамбурга встретила нас радушием двух и трехэтажных зданий, построенных из камня. Эти дома аккуратно выстроились рядками вокруг ратуши, чей игольчатый шпиль взмыл высоко в небо. Кто-то мне говорил о том, что в свое время эта игла ратуши использовалась в качестве маяка морским судам, которые с товарами направлялись в этот большой ганзейский город. Сегодня этот город стал таким большим, имел такое большое количество жителей, что его городской совет, часто не подчинялся немецким правителям, на чьих землях он стоял. Со временем город завоевал статус свободного города-государства.
        Мы остановились в трактире «У трех медведей» некого гамбуржца Франца Бергмана, который в недавнем прошлом был капитаном парусного торгового судна, которое часто посещало Московию. Этот гамбургский трактир и постоялый двор Франца Бергмана нам порекомендовал капитан де ла Рунге, который встречался, дружил с этим немецким капитаном. Насколько я знал, маркиз Антуан де Монморанси тоже собирался останавливаться в этом же трактире, куда он предполагал прибыть денька через два-три. Мне с Агостино досталась плохонькую комнатушку, расположенная на чердаке постоялого двора.
        Сейчас я стоял у окошка нашей лачуги, размышляя о том, что в моем распоряжении имеются всего лишь два дня, когда для удобнее всего было бы встретиться с Алексеем Васильевичем Макаровым, моим непосредственным начальником. Еще до появления в Гамбурге я в мысленно связался с доверенным дьяком своего начальника, которому сообщил название трактира, в котором собрался остановиться.
        Однажды к нам, на чердак в лачугу к кучерам, зашел Бунга-Бунга. Он явно стеснялся сложившегося положения, когда он, простой мажордом, проживал в шикарной, хорошо протопленной комнате, а я, его непосредственный начальник и работодатель, ютился в чулане на чердаке. Тогда Бунга-Бунга осторожно у меня поинтересовался, как долго я еще собираюсь притворяться кучером.
        - Тем более, что я полагаю, что все окружающие люди уже знают о том, кем же вы на самом деле являетесь?! - Добавил он в заключение.
        - Кого ты имеешь в виду под словом «все»? - Сухо я спросил у своего мажордома.
        Понимаете, мне совсем не хотелось бы, чтобы в тот момент, когда итак свое свободное время мне приходится рассчитывать по секундам, чтобы решить, когда и как встречаться с тем или иным человеком?! То мне придется еще дополнительно организовывать и проводить отдельную, никому не нужную операцию по прикрытию встречи со своим собственным начальником. Которая должна была состояться в самое ближайшее время. Хотя эта встреча была мне очень и очень была нужна, ради нее я появился в этом Гамбурге. Она стала бы первой встречей с моим непосредственным начальником после того, как я начал работать во Франции. Если сейчас мне раскрыться, широко заявить о том, кем на деле являюсь, то это непременно приведет к осложнению общей ситуации, а мне этого совершенно не хотелось бы!
        Бунга-Бунга явно не ожидал того, что я могу так сильно на него окрыситься из-за какого-то своего и такого простенького вопроса, который он только что задал. Парень совершенно сконфузился, смешался и сильно засмущался, оказавшись в подобной ситуации. Он явно не знал, каким образом и в лучшую сторону изменить вдруг испортившуюся ситуацию со своим работодателем. Пришлось мне в нескольких словах ему разъяснять свое положение:
        - Ты, Бунга-Бунга, занимайся своими вопросами, а я буду заниматься своими непосредственными делами! Ты разыскивай нашего капитана пирата, потребуй от него финансового до сантима отчета, а потом этот отчет предоставишь на утверждением мне и маркизу де Монморанси, который вскоре прибудет и остановится на этом же постоялом дворе. Так, что, Бунга-Бунга, у тебя есть немало вопросов, которыми стоит заниматься! Да и прикажи своему протеже, этому итальянцу Джакомо поумерить свой пыл задиры и дуэлиста, два дня он должен себя вести тихо и мирно, в течение этих дней он не должен устраивать каких-либо драк, поножовщины на шпагах.
        Сделав столь ценные указания, я выпроводил Агостино и Бунга-Бунга из комнатушки, решив немного подремать. Может быть, во время этой дремы и придет ожидаемый ответ из Санкт-Петербурга.
        Он и пришел, но не из Санкт-Петербурга, а из самого Гамбурга, к этому времени господин Макаров со своей свитой государственных чиновников объявился в городе. Разместившись в гостинице, он тут же поинтересовался, в каком трактире Гамбурга я остановился. Алексей Васильевич попросил доверенного дьяка связаться со мной и мне передать информацию о том, что наша встреча состоится в одном из кабаков Русского подворья Гамбурга этим же вечером. В этом же сообщении мой начальник мне посоветовал одеться, как русскому купцу, чтобы особо не выделяться среди кабацкой публики.
        Как я знал, на этом Русском подворье Гамбурга обычно останавливались московские купцы, не знавшие немецкого и других языков.
        Получив информацию, я прямо-таки залучился от охватившего меня счастья. Наконец-то, я встречусь со своим непосредственным начальником, родным Алексеем Васильевичем Макаровым.

3
        Когда я объявился, то простоватый парень с дубинкою в руках, стоявший сторожем у ворот Русского подворья Гамбурга, мне этой самой дубинкой строго пригрозил, сказав, что гамбургских бомжей в приличный дом не велено пускать!
        Я сильно удивился этим словам сторожа, ведь, Алексей Васильевич, мой начальник, мне же строго-настрого наказал, чтобы на встречу с ним я бы приходил в простой русской одежде. С большим трудом, да и только при помощи Франца Бергмана, мне удалось раздобыть кое-какую русскую современную одежонку, а именно нижнюю рубаху, зипун, кафтан и холщовые порты, штанины которых я заправил в голенища красных юфтевых сапогов на высоком каблуке. Натянув на себя все эти отдельные предметы русской одежды и, подпоясавшись красным кушаком, я долго крутился перед хозяйским зеркалом. Переодеваться мне пришлось в комнате самого хозяина трактира, так как только в этой комнате имелось большое зеркало, в котором я смог увидеть всего само себя. Герр Франц Бергман оставил меня одного сразу же после того, как вернулся его слуга, который был отправлен в город для срочной закупки современной русской одежды. После долгого ношения тесной и неудобной французской одежды, я в новом костюме русского почувствовал себя вольготно и прекрасно.
        А теперь, что же получается, когда я в одежде современного русского человека появился перед воротами Русского подворья, то меня обзывают каким-то гамбургским бомжем. Одним словом, да и к тому же моя русская душа лейб-гвардии капитана кавалергарда не выдержала подобного издевательства, я махнул кулаком, в дребезги разнес нос той дубине в образе человека, который сторожем стоял у ворот. А ему хоть бы что, эта дубина стоеросовая размахнулась в ответ своей дубиной, с такой ленивой оттяжкой ею проехался по моим офицерским плечам.
        Такой удар был унизителен для лейб-гвардии офицера его величества, тогда мне пришлось, как дворянский ответ на вызов простолюдина, коленкой пройтись по интимному месту своего противника. Тот взвыл нечеловеческим голосом, а ему на помощь уже стала подбегать поднятая по тревоге рота русских солдат. Те, особо не разбираясь, кто есть кто, как они за чаркой водки признавались мне позже в том, что немецкого языка тогда они не знали, поэтому им пришлось, действуя ретиво, выбивать из меня прикладами своих ружей пыль и грязь, заодно и душу.
        Я прекрасно понимал, что такая молотьба прикладами по моему телу и голове может плохо для меня закончиться! Ведь, когда русский солдат входит в раж, то уже ни царь, ни черт не сможет его остановить, он будет молотить до тех пор, когда молотить станет нечего. Понимая, что дела мои плохи, я собрал последние свои силы, чтобы на французском языке прокричать команду:
        - Рота смирно! Всем встать в две шеренги!
        И вы знаете, оказывается, что русский солдат отлично понимает команды офицера, отданные на французском языке. Меня тут же прекратили молотить прикладами, а солдаты быстро построились в две шеренги, но по стойке смирно стоять не стали, а начали с любопытством в глазах начали на меня посматривать!
        В этой ситуации я перестал стесняться быть французом, лучше стать живым французом, а не мертвым русским! Взмахнул обеими руками, на глазах этих русских парней вдруг превратился в лощеного лейб-гвардии капитана, правда, с синяками и ссадинами на лице. Увидев мое такое магическое преображение, только что перед ними стоял простой русак, которого прикладами ружей можно было немного побить, а сейчас перед ними стоит гвардейский офицер со всеми аксельбантами и причудами, которого нельзя и пальцем тронуть. Солдатики тут же засуетились, встали по стойке смирно, выпятили вперед свои подбородки, ожидая офицерского разноса.
        Дважды я эдаким капитаном гусаком прошелся вдоль строя русских солдат, хлеща их по мордасам. Моя правая рука заныла от боли и от частого употребления, я ею солдатиков по рылам хлестал. По второму проходу мне пришлось пользовать левую руку, на удары получались не такими уж хлесткими и весомыми. Солдаты тут же радостно заухмылялись, решив, что это я их пожалел, мне же в тот момент хотелось с ними целоваться, а не хлестать руками по их таким хорошим и таким родным физиономиям.
        В этот момент подошел почетный караул из солдат другой роты, под конвоем этот караул меня торжественно отвел в кабак на Русском подворье, где уже сидел, попивая красное немецкое пиво, Алексей Васильевич, собственной персоной. Смеясь и улыбаясь, он долго меня рассматривал своим умным и таким изучающим взглядом, а затем то ли сказал, то ли спросил:
        - Ну, никак не пойму, чего это такового, Иван, в тебе бабы находят? Не успеешь ты где-либо появиться, как тут же появляется эдакая фифочка, которая начинает тебе глазки строить? Я бы лично от такого поношения давным-давно бы устал, столько баб вокруг, каждая из них твою ласку и обхождение просит. Тебе же парень все нипочем, на каждую взобраться хочешь, ее ублажить хочешь, никому в любви не отказываешь! Ну, да ладно, хватит о житейском, давай перейдем к нашим секретным делам. Но, во-первых, для начала давай я тебя поругаю! Я ж тебе приказывал себя не выпячивать, а так скрытненько ко мне пробираться. Ты же разрядился, как последний русский алкаш, сафьяновые сапоги, красный кушак, холщовые штаны у нас больше никто не носит, А ты еще к этому в драку полез у ворот нашего подворья устроил?! Весь Гамбург сбежался на этот бесплатный цирк посмотреть, все немцы теперь будут долго об этом рассказывать, как русский с целой ротой солдат дрался.
        Затем мы с Лешкой, ой, извините, с его превосходительством Алексеем Васильевичем Макаровым, госсекретарем, уединились, чтобы углубиться в обсуждение некоторых деталей нашей основной шпионской профессии. Я ему рассказал о том, что умирающий французский король, Луи XIV, все еще продолжает своей дряхлеющей рукой за горло держать все страны Европы. Да еще к тому же он пытается залезть в Америку, предпринимая всевозможные шаги, чтобы эти заморские колонии у англичашек отобрать. В настоящий момент французский король не друг, но и не враг Московии, ее государя Петра Алексеевича. Просто ему хочется, чтобы его Франция еще бы долгое время сохраняла бы статус великого европейского государства.
        В этой связи Луи XIV и направил своих французских солдат в Рейнский союз для борьбы с возвышением Пруссии Габсбургов, для поддержки своих союзников шведов и для одновременного сдерживая экспансии русского государя Петра Алексеевича в Европе. Если посмотреть на эту государственную политику со стороны, то возникает обманчивое впечатление, что Франция блокируется с Великобританией. Но на самом деле Великобритания, по-прежнему, остается злейшим врагом французской экспансии в Европу. А французский народ, включая и французского короля, никогда не забудут столетней британской тирании и владычества во Франции.
        К этому моменту я вместе с Алексеем Васильевичем уже выпил бутылочку бренди, которую с собой захватил на всякий случай. Оказывается, его превосходительство Макаров еще не был знаком с этим великим продуктом французского виноградарства, но воспринял его с величайшим энтузиазмом. Когда же полулитровая бутылка бренди опустела, то Алексей Васильевич с мольбой в глазах посмотрел на меня. Я тут же окликнул полового, чтобы ему заказать поросенка в яблоках. Одновременно я лихорадочно решал одну небольшую дилемму.
        Из-за своего долгого проживания на Западе я несколько поотстал от понимания внутренних и внешних потребностей великой русской души. На встречу с другом и начальником захватил только одну бутылку французского коньяка и, как всегда это случалось, то крупно просчитался. Бежать же за коньяком было попросту некуда, такого французского коньяка в этом немецком городе попросту нигде не было и не могло быть. Гамбуржцы кроме своего вонючего шнапса никакого другого алкоголя не признавали!
        Нужно было срочно достать еще одну бутылку французского коньяка, иначе мои отношения с начальством пошли бы прахом! Но все бутылки хранились в мой лачуге на чердаке постоялого двора.
        Мне ничего не оставалось делать, как попытаться мысленно связаться с Джакомо, попросить его привезти еще одну бутылку коньяку на Русское подворье. Причем, Джакомо был как бы наиболее родственной и близкой ко мне душой, поэтому мысленную связь с ним я мог бы установить гораздо легче, чем, скажем, с Бунга-Бунга. Связаться с Джакомо по мысленному каналу я связался, но несколько минут потратил на то, чтобы заставить этого итальянца мафиози проснуться. Но мой хваленый боец и дуэлянт Джакомо тут же потерял сознание, когда услышал мой голос в своей голове, он даже не успел три раза плюнуть через левое плечо. Оказывается, для итальянца вступить с кем-либо в мысленную связь, это было практически одним и тем же, что для простого итальянца получить разрешение у папы римского на развод с собственной женой.
        Пришлось мне вспомнить о старом друге, мосье Слюсаре, этот демон преисподней мог бы привести в сознание молодого мафиози, тогда тот сможет привезти мне еще одну бутылку этого проклятого французского коньяка. Но мосье Слюсар только что отключился от всякой связи из-за того, что в его покоях внезапно появилась мадам де Ментенон. Они вдвоем уединились в тишине спальни, чтобы вместе помолиться господу богу. В мысленном диапазоне я прилагал бешеные усилия для того, чтобы Джакомо привести в рабочее состояние, одновременно поддерживая беседу со своим руководителем, Алексеем Васильевичем Макаровым.
        Мы с ним говорили о проделанной мною за рубежом работе, о конкретных шагах по нашему проникновению во властные структуры Франции. Начальник, в принципе, одобрил мною работу. В чем-то он согласился с моим мнением по поводу того, что политика это грязное дело. Но в тоже время подчеркнул и значение наших усилий, направленных на то, чтобы наша держава могла бы подняться с колен, выпрямиться во весь свой рост, занять положенное ей место в нынешнем европейском сообществе. Его превосходительство личный секретарь нашего государя Алексей Макаров особо подчеркнул необходимость нашей подрывной борьбы с империалистическими устремлениями Великобритании и Франции.
        Моими основными задачами на период пребывания во Франции стали, я должен был всячески способствовать завершению Северной войны, бороться с проявлением гегемонизма во внешней политики Великобритании и Франции. До приезда нашего государя во Францию я должен был создать разветвленную агентурную сеть на территории этого европейского государства, чтобы способствовать развитию и укреплению взаимовыгодных для обоих государств торговых отношений.
        Когда Алексей Васильевич говорил о торговых отношениях, то он небрежным голосом упомянул о десяти процентах отчислений с прямой прибыли в ежегодном торговом обороте между Московией и Францией. Что же касается обмена творческими делегациями, то госсекретарь мне на ушко посоветовал, что в этом деле я могу многое обещать, дабы в Московию привлечь наилучших французских художников, архитекторов, но по прибытию в Санкт-Петербург мы им платить будем по разуму. Я не совсем понял этого его выражения «платить по разуму». Если речь зашла бы обо мне, то моя ежегодная зарплата в один миг бы разорила казну нашей Московии, какой тут может быть разум.
        В тот момент, когда Алексей Васильевич заговорил о росте взаимопонимания между странами, наконец-то, появился Джакомо со своими наемниками. На наш стол он поставил бутылку французского бренди, а сам со своими парнями устроился в дальнем углу. У него было такое серьезное лицо с насупленными бровями, что я сразу же догадался о том, что сегодня на Русском подворье произойдет небольшая драка. Что французские итальянцы обязательно подерутся с русскими. Это же почувствовал и мой начальник, который моментально повеселел, он тут же превратился в моего давнего и хорошего московского друга, Лешку.
        Первым делом Алексей Васильевич раскупорил бутылку, он долго вдыхал аромат коньяка. Подошел хозяин трактира и перед его превосходительством Макаровым выложил серебряный поднос с запеченным, только что из духовки поросенком.
        Когда и эта бутылка опустела, то Джакомо подошел, чтобы выставить на наш стол еще одну бутылку бренди.
        Глава 10

1
        На третий день пребывания в Гамбурге какая-то беспокойная мысль разбудила меня среди ночи и не давала заснуть до утра. Я долго ворочался в постели, ну, вы же понимаете, что постель в лачужном номере постоялого дворе была не совсем такой, которую я имел в своем парижском особняке, поэтому и приходилось ворочаться в поисках наиболее подходящей позы для сна. К тому же мне все время под руки попадало какое-то тело, пристроившееся на самом краю моего лежбища, прятавшее под подушку свою голову. По рельефу этого тела было не трудно догадаться о том, что ее владелец женщина. Но, как бы я ни пытался вспомнить, что это за женщина, каким она образом попала ко мне в постель, так и смог ничего вспомнить.
        Давненько у меня не было такой пустой головы, вероятно, еще со времен моей службы в лейб-гвардейском полку его величества, государя Петра Алексеевича. Последний раз мы, офицеры лейб-гвардейского полка, собрались, чтобы отпраздновать мою отвальную, это когда я собрался отваливать в Париж. На нашу офицерскую пирушку в узком кругу заявился сам государь Петр Алексеевич, который имел веселое настроение, с гостями, близкими ему людьми и еще на входе государь поинтересовался:
        - Кого хороните мужики с такими скучными, мрачными и постными лицами? Мало анисовки что ли, господа лейб-гвардии офицеры, так это мы быстро исправим? Эй, Петька Толстой, сбегай за анисовкой, будем праздновать отправление Ваньки шпионом в Париж?! Да ты уж, Петька, заодно бы своих баб шпионских на вечеринку бы пригласил, а то они у тебя совсем уж придворными дамами стали, такими коварными! Напоят хорошего мужика и тут же от него требуют, чтобы он их замуж брал! Ну, Ванька, пока Петька за анисовкой бегает, давай выпьем «Кубок Великого Орла[19 - Государь Петр Алексеевич был большим любителем празднеств и увеселений, он внимательно наблюдал за поведением на таких празднествах своих ближних друзей и придворных сановников. Если государь замечал какое-либо небрежение к выпивке, в питейном усердии, то таким гостям он предлагал выпить «Кубок Великого Орла». Через короткое время гость, отведавший «Кубок Великого Орла», обычно валился под стол без чувств.]» на брудершафт?!
        Ну, я и выпил, а далее в моей голове поселилась одна тьма тьмущая!
        Тогда, на следующее утро я тоже проснулся среди самой ночи и попервоначалу сообразить не мог, где я нахожусь и чего тут делаю?! Правда, тогда я от бабы воздержался, в постели у меня никого не было. Катька, только что объявленная женой государя Петра Алексеевича, весь вечер ко мне липла, то одним бедром коснется, то так наклонится, что все ее богатство на плечи мне вываливалось. Она и зевать нарочно начала, притворялась…, этим намекая мне, что нам, мол, баиньки пора отправляться. Но я-то уже хорошо знал, чем эти баиньки могут для меня закончиться, государь в этом вопросе был суров и непримирим, палач с топором и твоя голова долой с плеч. Поэтому я предпринял неимоверные усилия для того, чтобы в стельку напиться и, как мужик, в тот вечер не действенным оказаться.
        Вот и сейчас голова-то у меня не болела, но сейчас в ней было трудно что-либо разумное разыскать, хотя бы одну стоящую мыслишку. Знал только одно, что я в данный момент нахожусь в немецком Гамбурге, а сейчас сплю, нет, не сплю, а мучаюсь в одном из номеров трактира и постоялого двора одновременно «У трех медведей». Дальше ничего не помню, одна только тьма тьмущая?!
        - Дорогой, ты долго еще будешь еще по постели елозить? Если хочешь, то я могу тебе помочь от этой чесотки избавиться?! - Послышался нежный женский голос.
        Я повернул голову в направлении этого голоса и остолбенел на минутку от увиденной красоты великой, явившейся перед моими глазами. У моей постели стояла девчонка лет двадцати - двадцати двух, она была обнажена и сложена так же, как греческая богиня Афродита. Видимо, в тот момент я выглядел не очень-то галантным кавалером, поэтому девчонка заговорила первой:
        - Ты призвал меня, я, как покорная слуга, пришла на твой зов и в надежде на то, что ты достойно встретишь меня, что мы вместе провели бы прекрасную ночь божественной любви. Но ты оказался таким пьяным, что ни на что не был способен, а меня называл то Лешкой, то Алексей Васильевичем. Я была до глубины души возмущена этим твоим хамским поведением. Миллионы мужчин видят меня в своих снах, при этом страстно желая мною обладать, а ты гаденыш повернулся ко мне своим голым задом и захрапел на всю ивановскую. Храпел так, что мне пришлось подушку на голову накинуть, чтобы хоть бы немного поспать и не слышать твоего ужасного храпа, Ванька?!
        В этот момент что-то сдвинулось в моих мозгах, шарики зацепились за ролики, пошло и поехало, я вдруг вспомнил, как в юношестве, просматривая греческие книги, нашел иллюстрацию божественной Афродиты и полюбил ее всем своим юношеским сердцем. Дни и ночи напролет я проводил в молитвах и мольбах, чтобы эта греческая богиня явилась бы ко мне наяву и меня бы полюбила. Я похудел и превратился в настоящую щепку, изучил азы магии, но ничего мне не помогало в том, чтобы преодолеть или познать свою первую любовь. Возможно, еще в те времена юношества я отдал бы душу господу богу, если бы не мой лакей Филипп. Тот, узнав про мои страдания и безнадежную любовь, призвал молодую служанку Прасковью и приказал ей при мне раздеться, а сам спешно покинул мои покои в родительском доме.
        Афродита все еще стояла перед моей постелью и явно чего-то ожидала!
        Снова произошел сдвиг в моих мозгах, сопровождаемый громким щелчком, от которого Афродита вздрогнула и начала протягивать ко мне руки. А сдвиг в мозгах позволил мне сообразить, что эта божественная Афродита не моя любовь, а любовь того дурака лейб-гвардии лейтенанта, чье тело я занял без спроса пару лет назад. Моей настоящей любовью была москвичка Ленка Ельчанинова, которая дала не мне, а моему товарищу, как же я тогда пережевал, вы и представить себе не можете?! Изображение богини Афродиты дернулось и начало таять в предрассветной темноте. А в ответ на исчезновение богини в комнате возник здоровый женский храп.
        Я повернулся к соседке по постели и слегка хлопнул ее по широкому заду. Подушка тотчас же слетела с головы девахи, тут же послышался ее хрипловатый, но очень приятный голос:
        - Чего изволите, барин! Сей момент, я сейчас более удобно развернусь!
        Деваха оказалась вполне ничего, по крайней мене, немало способствовала возвращению моей памяти. Такое обычно происходит, когда ты выполняешь привычную работу, а у тебя появляется время для раздумий и воспоминаний. Выпроваживая деваху из номера, я сунул ей в руку горсть талеров и сказал:
        - Возьми себе эти деньги и бросай свою работу в этом трактире. Отправляйся в свою деревню, выходи замуж за нормального немца и нарожай ему детей, а своего первенца…
        - Твоего сына! - Поправила меня немка, работавшая прислугой у герра Франца Бермана.
        - А своего первенца назови Иваном! - Строгим голосом я завершил свою мысль.
        Оставшись один в комнатушке, я подошел к окну и распахнул его створки, морской свежий ветер стремительно ворвался в мою комнату и тут же выветрил из нее все посторонние запахи. Это и было основное отличие портового города Гамбург от столичного града французского государства Париж, отсутствие городского смрада и зловония. По улицам Гамбурга так же, как по парижским улицам, протекали канализационные ручьи и реки, но гамбуржцы в отличие от парижан весьма ответственно относились к чистоте на своих улицах. Морской воды и барж было в достаточном количестве, чтобы дочиста смывать появившиеся за ночь нечистоты в эти ручьи. А немцы свои помои аккуратно выносили из домов, также аккуратно сливали в канализацию.
        В обеденном зале харчевни послышались голоса первых постояльцев, решивших позавтракать до рассвета, а с рассветом заняться своим делами, ради которых и появились в Гамбурге. Вот и мне сегодня завтракать придется с маркизом Антуаном де Монморанси, который еще вчера вечером заявился в Гамбург, разместился в одном из номеров нашего постоялого двора. Вчера я не мог с ним встретиться по случаю того, что завершал свои контакты с его превосходительством Макаровым, личным секретарем государя Петра Алексеевича. Три дня мы вели переговоры, обсуждая различные аспекты внутренней и внешней политики Московии и Франции, в результате пришли к твердому убеждению в том, что союз между этими великими странами возможен. Алексей Васильевич занялся вопросами подготовки поездки во Францию нашего государя, а мне было поручено заняться вопросами, связанными с подготовкой французских правительственных верхов к такому союзу с Московией. Должен честно признаться в том, что я все-таки просчитался с количеством выпитых бутылок коньяка. Хорошо, что Алексей Васильевич вовремя остановился в его питие, оставив пару бутылок на
дегустацию самому нашему государю, а сам перешел на паршивый немецкий шнапс.
        Три этих дня я жил душа в душу со своим приятелем Лешкой, а по нынешним временам с его превосходительство государственным секретарем Макаровым. Мы много ели, а еще больше пили, после выпитого запаса французского бренди мне пришлось перейти на родную анисовку, а ему, как я уже упоминал, на дрянной немецкий шнапс.
        Память ко мне вернулась, но всего я пока не помню!
        Правда, по прежнему опыту своему знаю, что ничего важного из разговора со своим начальником я не забыл. Единственное о чем я действительно сожалею, так это о том, что мы с ним анисовки и шнапса нажрались настолько тяжко, что по-людски обняться и поцеловаться на прощание так и не смогли. Промахнулись, когда пытались это проделать. Лешки поволокли какие-то мрачные людишки в папахах и с кинжалами за поясами.
        Незадолго до расставания с Алексеем Васильевичем, насколько я помню, мы с госсекретарем наблюдали рыцарский турнир, на котором мой мафиози Джакомо сражался один с целой бандой этих людей. Я сдуру назвал Джакомо своим мафиози, а Лешка моментально заинтересовался этим Джакомо, нагло заявив, что настоящий разведчик смотрит и бдит в будущее. Я это его высказывание понял, что русская внешняя разведка теперь попытается немалые силы бросить на установление контакта и дружественных связей с итальянскими мафиози для дальнейшего их последующего использования в разведывательных целях. Ведь ни Сикрет Интеллидженс Сервис, ни Генеральное управление внешней безопасности[20 - ГЕНЕРАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ВНЕШНЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ (DGSE - Direction Generale de la Securite Exterieure) отвечает за ведение разведки, а также сбор стратегической информации, электронную разведку и контрразведку за пределами Франции.] еще не обратили своего внимания на это сицилийское братство. От одной только мысли о том, что своим длинным языком, я теперь вынужден лишится своего друга, которого нашел, поднял из грязи и возвысил до подданного
московского государства, у меня сильно защемило сердце.
        Послышался громкий и требовательный стук в дверь и, простым маховым движением руки, я восстановил прежнюю бедную обстановку в своем номера и в белоснежном белом махровом халате, небрежно накинутом на плечи, отправился открывать дверь. В тот момент я даже не подумал о том, что на простом французском кучере не может быть белого махрового халата, который пока еще не изобрели в Европе. Поэтому вы можете представить себе удивление простой французской женщины, когда открылась дверь моего номера, и на пороге она увидела божественного кучера Коломбино, то есть меня. «Коломбино» в переводе на русский означает «Орлик», она была кличкой моего верхового скакуна и моим официальным псевдонимом в разведывательном сообществе зарождающейся русской империи.
        Черт подери, да я совсем забыл о том, что Лешка передал мне во временное подчинение какую-то там полячку, которая должна была соблазнить и стать официальной любовницей будущего Регента Франции, герцога Филиппа Орлеанского. При этом Алексей Васильевич мельком упомянул, что это не его затея, а очень не любимого мною старого боярина Петьки Толстого, который находил бедных, но очень красивых баб и делал из постельных шпионок.

2
        Маркиз Антуан де Монморанси был не просто удивлен, он взбесился, когда меня увидел, подходящим к столу в обеденной зале харчевни в сопровождении прекрасной дамы. Его лицо перекосила жесткая гримаса крайнего неудовольствия, а глаза налились гневом. В какой-то момент он стал похож на демона Марбаса, моего личного секретаря, перешедшего на службу к мадам де Ментенон.
        Я, конечно, сделал вид, что ничего не заметил, а продолжал вести свою благородную даму на завтрак с другом. На мне был белый костюм французского кавалера, но, правда, без особых там финтифлюшек, сборок и лишних кусков и лент разноцветной материи. А дама была одета в строгое иезуитское платье с глухим декольте, синего цвета, высоким воротником и высоко приподнятой прической из собственных волос. Яна, это так по легенде звали мою разведчицу, была ошеломлена, когда простым щелчком пальцем я к себе в комнатушку вызвал парижских портных и парикмахеров, и они рьяно принялись нас одевать и причесывать, чтобы мы могли бы позавтракать с маркизом де Монморанси в надлежащей одежде и прическе.
        Сначала я совсем не понял, почему Антуан так взбесился при виде моей дамы, ведь я заранее принял меры, чтобы эта дама за столом вела себя, подобно кукле-неваляшке. Будет улыбаться, бессмысленно похлопывать веками своих красивых глаз, а главное - молчать и ничего не слышать, когда я буду вести с маркизом серьезный разговор о деньгах. Чтобы достичь такого эффекта, я очень постарался, прочитал не менее трех заклинаний на молчание женщин. Подумал даже о временном кляпе и белушах для Яны, но во всем следовало знать меру, я же не хотел делать себе врага из этой женщины, да и нельзя же ее было так позорить у всех на виду. Мы же собирались завтракать в обще зале, а не в отдельном кабинете, в те времена немцы еще не знали о существовании отдельных кабинетов.
        Но Антуан продолжал дуться и даже не отреагировал должным образом на наши вежливые приветствия. Только, когда мы уже сидели за столом и герр Берман начал на нем расставлять три яйца, сваренных всмятку, нож, вилку и маленькую ложечку, то только тогда я понял, что послужило причиной треволнений своего торгового партнера. Этой причиной, разумеется, стала красота моей новой подчиненной секс разведчицы Яны. Полячка была настолько красива, что, видимо, чем-то затмила красоту маркизы Сюзанну де Монморанси. Антуан, как ее официальный супруг, от понимания ситуация и от того, что я ухаживаю за этой дамой на его глазах, прямо-таки взбеленился. Ну, как это возможно, чтобы любовник супруги и отец их общего ребенка, крутит роман с другой женщиной, да еще на глазах супруга своей любовницы! Такое поведение нарушает этикет светского общества Парижа!
        Мои мозги не выдержали напряжения в разбирательстве такой сложной ситуации, я снова начал погружаться в состояние беспамятства, слишком уж было сложным разобраться в своем любовном треугольнике. Но в данный момент я знал главное, на маркиза Антуана де Монморанси я буду терпеть только в качестве товарища, но близко дружить с ним не буду! Слишком он уж нервный кавалер и нетерпимый к правилам общепринятого общественного поведения. Но, чтобы его успокоить и в нормальном ритме провести наши переговоры, я сделал небольшое заявление:
        - Дорогой маркиз, прошу вас не обращать внимания на эту даму, как на женщину. Как вы уже, вероятно, проинформированы о том, что мосье Слюсар, мой секретарь, был вынужден покинуть меня и перейти на службу к мадам де Ментенон, но уже в качестве ее личного секретаря. По этой причине мне пришлось нанять себе нового секретаря.
        Разумеется, маркиз Антуан де Монморанси ничего не знал в отношении служебных перемещений моих друзей и слуг. После этой моей информации, у маркиза почему-то начала отвисать его нижняя челюсть, Антуану пришлось ее удерживать на месте обеими своими руками. Ведь, не каждый день ты встречаешь человека, чей слуга перешел на работу ко второму могущественному правителю своей страны. Да, в содружестве с ним, открываются такие широкие возможности, что теперь в согласии с ним можно делать практически все то, что душе удобно.
        А я продолжил свою застольную речь, чтобы уже, наверняка, успокоить маркиза де Монморанси.
        - Таким образом, я был вынужден на освободившуюся вакансию искать другого добровольца. Таким добровольцем и стала мадам Яна…, - тут я вспомнил, что не знаю фамилии этой полячки, и мне пришлось вьюном выкручиваться из неловкого положения, - перед вами, она мой новый секретарь!
        Теперь уже у полячки Яны начала отвисать нижняя челюсть, но такого не должно было бы случиться, эта женщина ничего не должна была слышать из всего того, о чем мы говорили с Антуаном де Монморанси. Внутри меня зашевелился червячок тревоги, я же собственными глазами мог видеть, что Яна реагировала и чрезвычайно удивилась моим словам о ее добровольческом порыве.
        В этот момент в обеденной зале харчевни появился Бунга-Бунга, он не спал всю ночь, все готовился, читал деловые бумаги к этим переговорам. Сейчас этот парень больше походил на английское привидение, чем на французского мажордома или на управляющего французско-московской торговой фирмой. Я помахал ему рукой, чтобы привлечь внимание парня. Бунга-Бунга подошел к нашему столу и долго смотрел на Яну, явно не понимая того, откуда такая небесная красота вдруг объявилась за нашим столом. Но я не спешил к нему на помощь со своими разъяснениями, в тот момент я был занят тем, что разгадывал, как можно было бы съесть это аристократическое яйцо всмятку, которое стояло передо мной со специальной стопочке, да и к тому же оно было все в скорлупе.
        На мой мысленный вопрос о яйце и о том, как его можно было бы съесть, ответила полячка и разведчица Яна. Она, молча, взяла в руки нож и маленькую ложку, затем сильным параллельным столу ударом ножа снесла верхушка яйца вместе со скорлупой. Образовавшийся срез в верхней части яйца получился аккуратным и чистым, через этот срез полячка маленькой ложечкой дама перемешала белок и желток, а затем так эдак аккуратненько стала поедать эту вкусную смесь. Яна проделала эту операцию так красиво, элегантно и непринужденно, словно подобным способом могла бы съесть все крестьянские яйца. По выпяченным от удивления глазам Антуана я понял, что и мой маркиз только что на деле познакомился с таким способом поедания яиц.
        Снова распахнулась дверь гамбургской харчевни и на ее пороге появилась плотная фигура капитана де ла Рунге, который был в дождевике, в сапогах до бедер и в капитанской шляпе с белым плюмажем. По этой одежде можно было предположить, что этот капитан заявился в харчевню прямо с капитанского мостика своего судна. Сейчас де ла Рунге совершенно не походил на корсара из южных морей, а чем-то напоминал мне одного знакомого немца, да и к тому же пруссака. Ни один мускул не дернулся на моем лице, когда де ла Рунге поприветствовал меня дружеским хлопком по плечу. Но почему-то сильно задергался маркиз Антуан де Монморанси, когда капитан протянул ему руку для дружеского рукопожатия. Капитан де ла Рунге приветливо кивнул головой полячке Яне, он явно был знаком с моей подручной, из-за чего, разумеется, и моя нижняя челюсть медленно поползла к полу.
        Слава богу, что в этот момент внимание капитана де ла Рунге было отвлечено этими тремя дохлыми яичками, которые заказал на наш завтрак маркиз Антуан де Монморанси. Насладившись видом французского завтрака, капитан де ла Рунге хрипло расхохотался и немного простуженным голосом произнес:
        - Господа, неужели вы собираетесь завтракать одними только этими проклятыми яйцами?! Я никогда с подобным варварством не соглашусь, столько времени мне пришлось провести в открытом море, питаясь прогорклой солониной и запивая ее давно уже протухшей водой. За две экспедиции в Московию я заработал вам столько золота, а взамен вы предлагаете мне какое-то несчастное яйцо?! Эй, хозяин, давай, давай тащи на стол, все блюда, которые у тебя имеются на завтрак настоящим мужчинам, только что сошедшим с борта корабля на берег.
        И что вы думаете, герр Бергман притащил к нам на стол такие блюда, что у меня само собой потекли слюнки от всех этих деликатесов. Яна моментально сориентировалась и, нисколько не стесняясь, подтащила к себе блюдо с индейкой и принялась ее уплетать за обе щеки. Капитан де ла Рунге тут же полностью оккупировал блюдо с айнсбайн и с таким удовольствием пожирал свиную рульку с гарниром, что на него было приятно смотреть. Бунга-Бунга тоже не опростоволосился, видимо, он был далеко не дурак поесть, он отхватил себе айнстопф, мясную солянку с мясом и овощами. Даже Антуан не прогадал, в самую последнюю минуту, он у меня из-под носа увел курицу на гриле, а я же остался один на один с яйцом.
        Теперь, когда все переговорщики собрались за столом, каждый из нас, за моим исключением, был занят поеданием деликатесных немецких блюд. Тогда я, полностью отчаявшись, решился на то, чтобы самому решать проблему утоления утреннего голода. Я просто поднял руку вверх и из сгустившегося над головой воздуха достал блюдо с поросенком, которым я три дня назад начал встречу со своим русским начальством, а затем в середину стола шмякнул бутылку французского бренди. Слегка приоткрыв рот, из которого торчал еще непрожеванный кусок курицы, маркиз Антуан де Монморанси с громадным любопытством наблюдал за тем, как из этой бутылки сама собой начала выворачиваться пробка. Под рукой едоков появились хрустальные фужеры, которые на треть наполнились янтарной жидкостью.
        И в этот самый критический момент за столом прозвучал нежный женский голос.
        - Итак, господа, мы все здесь собрались для того, чтобы обговорить условия нашего торгового сотрудничества.
        Сейчас этот голосок полячки стал почему-то мне напоминать голос греческой богини Афродиты, с которой я мне пришлось пообщаться сегодня утром. Но ведь еще утром я же сумел догадаться о том, что греческая богиня была плодом моего больного воображения?! Но, тем не менее, сейчас за нашим столом говорила, обращаясь ко всем присутствующим, полячка Яна. Правда, рот женщины оставался плотно прикрытым, а губы не шевелились, видимо, пока еще действовали мои заклинания. Но этот ее голосок в моей черепушке был прекрасно слышан, да и мои друзья за столом прекратили еду и начали вести себя так, что, словно и они в своих головах услышали голос моей полячки. Все разом прекратили жевать, отложили в сторону ножи и вилки и, сделав умные лица, стали внимательно вслушиваться в то, что им сейчас вдалбливала в головы эта полчка.
        - Граф Иван де Орлофф поручил мне, как его персональному секретарю, председательствовать на этом собрании акционеров торговой компании…, - девушка повернулась к Бунга-Бунга и спросила, - как вы, мосье, назвали свою компанию?
        - «Французо-московская торговая компания»! - Поспешно ответил Бунга-Бунга.
        - Итак, хорошо! Тогда позвольте мне объявить об открытии собрания акционеров «Французо-московской торговой компании». Первым делом мы должны избрать совет директоров компании, затем председателей совета директоров. Проверить наличие уставного капитала…
        Одним словом это заседание акционеров нашей компании получилось весьма интересным и поучительным мероприятием. Время от времени я многозначительно посматривал на своего Бунга-Бунга, словно хотел ему сказать, мол, бери пример с этой полячки, учись, как нужно управляться с этой компанией. Капитан де ла Рунге посерьезнел и стал внимательно вслушиваться во все то, что говорила Яна.
        В ходе заседания неожиданно для меня и для всех этот капитан отказался от вакансии «капитана корабля по найму», у него случайно оказалось достаточное количество денег для того, чтобы стать одним из акционеров нашей компании. Таким образом, я получил тридцать шесть процентов акций этой компании, маркиз Антуан де Монморанси - тридцать пять процентов, капитан де ла Рунге - девять процентов, а по десять процентов отошли на откуп нашим монархам.
        Антуану де Монморанси очень понравилось мое предложения касательно того, чтобы работников компании не искать нам на стороне для этой компании, а находить их среди нашей прислуги. Наиболее умным и не очень-то ленивым слугам мы могли бы предложить поработать на нас и в компании, за дополнительную плату, разумеется. В свою очередь Антуан де Монморанси выступил с предложением, деньги, вырученные от двух торговых экспедиций, оставить в кассе компании и потратить их на развитие компании. Я поддержал это предложение, эта накопленная сумма составляла не много ни мало, а около двухсот тысяч луидоров.
        По нашим временам это была действительно большая сумма денег.

3
        Яна начала задолго собираться в дорогу!
        Когда я однажды всем объявил, что завтра мы покидаем Гамбург и отправляемся в Париж, то полячка надула губки и заявила о том, что с нами она не поедет. Столь категорический отказ польской женщины оказался столь для меня неожиданным, что я немного смещался и, вместо того, чтобы просто настоять на своем, у пани галантно поинтересовался причиной такого отказа. Должен признать, что моя новая подчиненная была такой красивой и хрупкой девушкой, что у меня возникало естественное желание провести с ней ночь и не одну. Но мысль о том, что эта гордая полячка мне подчинена и обязана выполнять все мои указания, сводила на нет любую форму выполнения этого моего желания. Ну, как можно любить женщину, которая обязана тебе подчиняться, такая любовь больше похожа на насилие над ней!
        Из-за этой паршивой мысли каждый вечер мне приходилось обходиться той самой девахой из харчевни, которая на нашу совместную седьмую ночь неожиданно заявила, что она очень любит меня, но замуж выходить не будет. Что она вернется в свою родную деревушку, там родит и на деньги, полученные от меня, будет в одиночестве воспитывать моего сына. Такое честно откровенное заявление этой девчонки подвигло меня на новый подвиг, я дал ей столько луидоров, чтобы на них она могла бы еще приобрести постоялый двор в этой своей деревушке. Этот постоялый двор, по моему мнение, мог бы принести ей и ее мужу, достаточное количество луидоров на безбедное существование и воспитание моего сына. Что касается ее мужа, то я никогда не верил женщинам, которые с честными глазами говорили о своем нежелании выходить замуж или жить без мужа. По моему мнению, любая добропорядочная женщина обязана иметь законного мужа и нескольких любовников для счастливой жизни и небольших семейных скандалов. После седьмой ночи я с этой девахой больше уже не встречался.
        Я стоял перед полячкой и судорожно копался в своих мозгах, пытаясь сформулировать свой жесткий ответ на столь неожиданный ультиматум этой дамы. Но не успел, в глазах Яны вдруг сверкнула одна слезинка, которая так медленно и одновременно нежно покатилась по персиковым девичьим щекам, что у меня аж защемило сердце. Затем в глазах пани показалась вторая слезинка, третья…, четвертая, из прекрасных девичьих глаз начал извергаться бурный поток слез. Сопротивляться судьбе, а тем более этим слезам беззащитной и слабой женщины я оказался не в состоянии, но в попытке хотя бы слегка оправдать свое отступление, с большим трудом ворочая языком, я прохрипел:
        - Почему?
        Полячка Яна моментально сообразила, что мужчина полностью повержен к ее прекрасным ножкам, сейчас он бездыханным трупов валяется перед ней, она красной туфелькой небрежно коснулась моего тела и, нехотя, произнесла:
        - Вань, ты только представь себе, как это я могу такой голой и неопрятной появиться в Париже?!
        Я представил себе Яну обнаженной женщиной, и от такого удовольствия в восхищении замотал головой.
        - Да, ты не том подумал, чучело мое гороховое?! Под словом «голой» я имела в виду не себя, а то, что я сейчас даже походного гардероба не имею. Мне не в чем, понимаешь, истукан стоеросовый, что у меня нет ни единого платья, в котором можно было бы показаться на людях. Тем более, как я могу появиться в Париже прилично неодетой дамой, а о Париже я столько мечтала!
        - Так, пойди и сегодня купи все необходимые платья, а завтра мы может отправляться в путь в дорогу! - Предложил я простейшее решение этого никчемного вопроса.
        - Да, ты что, Вань, умом совсем тронулся? Да, откуда мне знать, какая такая сейчас в Париже мода на женские платья. Для этого мне нужно найти местного портного, модельера и советника, которые должны всю эту работу проделать, а на меня пошить около двух десятков платьев, которые можно было одеть в самом Париже. Так что, Ваня, прекрати спорить, все равно проспоришь. Давай, лучше беги, доставай свое золото, и поедем искать нужных нам людей.
        Из этого тяжкого положения меня выручил Бунга-Бунга, который случайно зашел ко мне в комнатушку, чтобы немного потрепаться. Но, увидев Яну, хитрый француз тут же попытался развернуться и исчезнуть из моего поля зрения. Бунга-Бунга так быстро проделал этот свой маневр, что мне пришлось применить магию, чтобы его задержать в проеме дверей. Мажордом все еще находился в некоторой прострации из-за магического действия, а я уже указывал на него перстом и говорил Янечке:
        - Сегодня я занят, но Бунга-Бунга свободен и к тому же он лягушатник, поэтому неплохо разбирается в парижской моде. Он будет тебя повсюду сопровождать и оплачивать твои расходы. Так, что отправляйтесь, а мне пора заняться срочным делом.
        Дождавшись, когда за ними закроется дверь, я подошел к окну и распахнул его створки. Долго стоял и вдыхал свежий морской воздух, одновременно начал размышлять над тем, кого же мне напоминал капитан де ла Рунге, когда вчера заходил в таверну и мельком мазнул по моей физии своим дальнозорким капитанским взглядом. Незаметно от таких мыслей я задремал, успев перед тем, как совсем провалиться в сон, магически вызвать приличную для себя кровать. Так и проспал беспробудно до самого позднего вечера, когда в мою комнату без стука и с громкими криками ворвались и Яна, и Бунга-Бунга.
        - Я ж тебе говорила, Николя, что наш Ванька сейчас дрыхнет без задних ног и в ус себе не дует! Он кроме шпионства ни на что не способен, не может даже со слабой девушкой справиться! - Прощебетала полячка, пока я кулаками протирал глаза. - Пойдем для начала поужинаем, а после разберемся со всем тем, что накупили.
        - Вы, что все закупили, а завтра мы можем отправляться в Париж? - Я поинтересовался с какой-то детской наивностью.
        Но ответа на свой глупый вопрос так и не получил, а эта парочка так и не успела меня покинуть, так как послушался громкий стук кулаком в дверь моей комнатушки. Она тут же вновь распахнулась, в мою комнатушку вошли мой Джакомо и какой-то вахмистр[21 - ВАХМИСТР - воинское звание унтер-офицерского состава кавалерии и артиллерии в армиях некоторых европейских стран, а также в русской армии - в кавалерии, и казачьих войсках, а также Отдельного корпуса жандармов до 1917 года.] в форме русской кавалерии. При виде меня вахмистр вытянулся в струнку и громко на русском языке отрапортовал:
        - Ваш благородь, вахмистр Епифаненко с плутонгом кавалерии прибыл для вашего сопровождения в город Париж. Будем служить вам до тех пор, пока вы в Париже не найдете нам замену.
        Кивнув утвердительно головой вахмистру, подтверждая, что его рапорт принят, я посмотрел в глаза своему мафиози, а тот в ответ мне только грустно кивнул своей красивой головой. Все становилось ясным и понятным! Его превосходительство Алексей Васильевич Макаров сдержал свое слово, он забирал у меня Джакомо для использования в разведывательных целях на другом участке незримого фронта внешнеполитической борьбы. А взамен итальянца и его команды наемников я получил вахмистра Епифаненко с плутонгом русских кавалеристов.
        Но в этой связи у меня тут же возникала небольшая загвоздочка, но, прежде чем заняться ее разрешением, я подошел к Джакомо и крепко, по-мужски пожал его руку. Парень теперь пойдет по своему собственному жизненному пути, дай ему бог, настоящей удачи и долгой жизни! Одновременно я молодому итальянцу передал небольшую записочку, на которой было нацарапано десять цифр, это был счет на предъявителя в одном из швейцарских банков. Теперь Джакомо и его парни становились обеспеченными людьми, они всегда могли воспользоваться этим счетом, регулярно пополняемым русской политической разведкой.
        Поручик русской армии Джакомо Пицелли коротко козырнул мне в ответ, четко развернулся через левое плечо и навсегда меня покинул, отправившись на новую русскую службу.
        Я же, вытерев скупую мужскую слезу кулаком, повернулся в полячке и коротко ей приказал, словно врага рубанул шашкой:
        - Приказываю вам, завтра повсюду брать с собой вахмистра Епифаненко. Первое, срочно, желательно за ночь, обучить его французскому языку! Второе, вахмистру и рядовым его плутонга закупить приличную гражданскую одежду! Третье, - разучить рядовых его плутонга повсюду ходить походным и парадным строем, четвертое, плутонг разместить на конюшне вместе с лошадьми, а Епифаненко пригласить к нашему столу.
        - Яволь, герр капитан фон Орлофф! - Заявила девчонка, вытянувшись по стойке смирно, а затем моментом спустя с некоторой хитрецой поинтересовалась. - Что касается обучения французскому языку, герр капитан, вы желаете, чтобы этот курс я провела в постели?
        Все бабы язвы и заразы, простого мужского языка не понимают! Я же ясно говорил, что было бы желательно Епифаненко обучить французскому языку за ночь, но ни слова не говорил о постели. Почему женщины не могут просто щелкнуть пальцами и хорошего мужика обучить иностранному языку, а им обязательно нужно этого мужика затащить в постель, и уж там щелкать пальцами!
        Так и не найдя ответа на этот сложный вопрос, я сам щелкнул пальцами и Епифаненко свободно заговорил на французском языке. Правда, вскоре выяснилось, что этот мужик, магически выучив французский язык, тут же забывал о своем родном русском матерном языке. Тогда я снова щелкнул пальцами, и Епифаненко заговорил на русском языке, но забыл, как балакать на французском языке. Я тут же оказался в центре всеобщего внимания, но, сколько бы я не щелкал пальцами, вахмистр Епифаненко говорил или на французском, или на русском матерном языке, среднего ему было не дано. В конце концов, я устал щелкать своими пальцами, решив дождаться утра и посмотреть, как магия будет работать утром, или свой провал в этом искусстве мне придется отнести к нашей русской специфике.
        Ужинали мы поздно, но плотно! Янечка за один присест слопала целую индейку, но от переедания у нее не хватило сил на то, чтобы самой подняться из-за стола! Пришлось мне эту польскую девчонку левитировать в ее номер! Когда эта гордая полчка увидели, что нечистая сила несет ее не ко мне в номер, то она плюнула через левое плечо. От полной неожиданности этого плевка я растерялся, и Яна с полуметровой высоты шлепнулась на грязный пол харчевни. Пани грязно и в мой адрес выругалась по-польски, поднялась на ноги и скрылась за дверью своего номера. И такие действия повторялось три ночи подряд, у меня едва хватило сил на то, чтобы это все выдерживать.
        А на четвертое утро мы покинули Гамбург. Рыдван оказался настолько забит всяким женским тряпьем, что мы с величайшим трудом утрамбовали его в карету и еще с большим трудом в этой же карете нашли место для владелицы всего этого шмотья, Яны. Нам же мужикам пришлось срочно обзаводиться верховыми лошадьми, составлять мужской эскорт этой нашей польской паненке, имя которой я знал, но вот ее фамилию мне почему-то не сообщили.
        Глава 11

1
        Дорога до Парижа была скучной, ничего серьезного или интересного с нами не происходило, мне даже нечего вам рассказать. Никаких приключений с нами не происходило, да какие могли быть приключения, если красивую и богатую даму сопровождали более тридцати верховых и вооруженных мужиков разбойничьего вида. Ни один французский шевалье или просто разбойник с большой дороги на наше польское лакомство не подумал бы и покуситься! Вы же понимаете, что под этим лакомством я, конечно, имел в виду нашу польскую паненку Яну, но должен откровенно вам признаться в том, что сама эта польская стерва под такое ласковое определение не подходила. Пользуясь тем, что она была единственной женщиной в нашей мужской компании, из-за скуки эта злыдня в образе красивой женщины с нами начала вытворять все то, что ей только в голову приходило.
        Когда ей прискучило в полном одиночестве трястись в карете, любуясь и перебирая свое шмотье, то она решила нами заняться. Яна решила заняться устройством всяких маленьких, бесплатных развлекательных представлений. Представлений, - разумеется, это по ее пониманию, а по нашему - больших пакостей!
        Утром после завтрака в очередной дорожной харчевне, наша польская пани решила полюбоваться окрестностями, скача верхом на горячем скакуне. В момент разговора эта хитрая стерва посматривала мне в глаза, свои алые губки, облизывая остреньким язычком. Разумеется, в тот момент мои мысли были заняты несколько иными обстоятельствами, поэтому вместо того, чтобы этой польской даме попросту отказать, я смалодушничал, утвердительно кивнув головой.
        Когда мы уже были совсем готовы отправиться в дорогу, то Яна вместо того, чтобы занять место в карете, отправилась на конюшню хозяина харчевни выбирать себе жеребца для прогулки по окрестностям. Она его выбирала так долго, словно покупала очередное новое платье, что мне хотелось рвать и метать, громко возмущаться. Но я сдержался, увидев вахмистра Епифаненко, который ее сопровождал, который оставался невозмутим, словно степной истукан. Он так и ни сделал ни единого замечания этой польской выдре.
        Мы же, тридцать мужиков, были вынуждены крутиться без дела по двору харчевни, стараясь хоть как-то скоротать время ожидания.
        Русские кавалеристы, оказавшись без присмотра своего вахмистра, стали на моих глазах терять воинскую дисциплину. От нечего делать и для того, чтобы скоротать время они потихоньку принялись за разграбление этой самой харчевни и постоялого двора. Для разогрева они сперли деревянное ведро, стоявшее у колодца, зачем оно им понадобилось я так и не смог сообразить. Затем палашами они мастерски обезглавили пару куриц. Когда солдатики совсем разложились, на глазах хозяина они совсем уже собрались разложить костерок во дворе, чтобы обезглавленных курочек зажарить. Но я вовремя это их воровское намерение подметил и пресек! Подошел к парням, и на хорошем русском матерном языке разъяснил этим обалдуям, что на жарку курицы у нас нет времени, так как должны скоро отправиться в дорогу. И что вы думаете, они послушались, начали куриц полусырыми глотать! Мне же было особенно приятно узнать, что за время своего пребывания в этом самом Париже я пока еще не забыл своего родного языка. Сожрав этих несчастных куриц, эти простые русские парни для коротания времени принялись гонять местную женскую прислугу харчевни по
всему двору, загнав кого-либо в угол, они тут ей задирали подол. Но уже в эти дела не влезал, так как все вершилось по обоюдному согласию!
        В этот момент, на третьем часы нашего ожидания, из конюшни появилась гордая полячка, а вслед за ней шел невозмутимый вахмистр Епифаненко. Под узду он вел заседланного жеребца, который был таких статей, которых я в жизни прежде не видел. Но вскоре, правда, выяснилось, что наша милая паненка слегка обмишулилась, вместо верхового жеребца, она выбрала себе под седло крестьянскую скотину, годную только для работы в хомуте на крестьянском поле.
        Мои парни и парни Епифаненко как-то радостно зашевелились, заулыбались. Яне это шевеление и мужские презрительные улыбки явно не понравились, она о чем-то переговорила с Епифаненко. После чего сладкая парочка развернулась, отправилась обратно на конюшню. Вскоре они вновь вернулись, на этот раз под узды вели настоящего скакового жеребца уже под селом.
        А затем начался самый настоящий спектакль пантомима!
        Польская женщина сама без какой-либо помощи со стороны старалась взобраться в седло своего жеребца, она делала это на виду у тридцати мужиков. И чего она для этого не предпринимала, то с одной стороны подойдет к жеребцу, то с другой. То одну свою ножку она поднимет, то другую, чтобы вставить ее в стремя. Разумеется, из-за отсутствия ежедневной практики у нее ничего не получалось, седло лошади для этой женщины оставалось недостижимым!
        Но дело было не в этом, я вдруг обратил внимание на то, что все люди во дворе харчевни превратились в зрителей, которые с восхищением в глазах наблюдали за этой красивой полячкой, за тем, как пыталась взобраться в седло своего скакуна.
        Тридцать заросших недельной щетиной, нестриженых мужиков, наши дорожные бритвенные приборы по несчастливой случайности оказались погребены под женскими платьями в рыдване, со всех сторон окружили полячку. Она же не обращала на них ни малейшего внимания, принимая различные позы в своих попытках взобраться в седло скакуна. Эти же мужики молчали, они только громко, натужно дышали и сопели, всматриваясь и переживая эти соблазнительные позы и эти слабые женские охи, ахи. Особенно действенными на мужиков оказались другие грязные словечки, вполголоса произносимые паненкой в тот момент, когда она терпела очередную неудачу.
        Все это время я никак не мог разобраться в том, почему наши мужики так внимательно наблюдают за Яной, ни один из них не вышел и не помог даме взобраться в седло. Да и эти женские охи и ахи звучали как-то слишком ритмично и очень знакомо! Когда Яна в очередной раз задрала высоко кверху одну из своих прелестных ножек, я вдруг увидел кое-что такое, что мне не следовало бы видеть в данной ситуации. Моя полячка совершенно не имела женского нижнего белья, я забыл совсем о том, что первые женские панталоны только-только должны были появиться на свет, пока же они не завоевали популярности даже в Париже. Чтобы прекратить женское насилие над бедными мужскими разумами, я незаметно щелкнул пальцами и эта стервочка, словно ласточка касатка, взлетела в седло жеребца.
        Ну, и хитры же это наше бабье, они даже магию успевают повернуть себе на выгоду?! В мужском седле жеребца Яна сидела по-женски, ножки в одну сторону, но она сделала так, чтобы между складок ее длинного платья невинно проглядывала коленочка ее ножки. И результат этой небрежности был на лицо! Благодаря своей голенькой коленочки моя польская пани всех этих грязных, не мытых и не чесаных мужиков захватила под свою власть, ни один из них, ни на шаг не мог от нее оторваться.
        Только в середине дня после фортелей, устроенных этой стервой полькой, мы смогли покинуть столь гостеприимную харчевню, хозяин которой на ее пороге с большим удовлетворением потерял свои руки. Благодаря выкрутасам этой польки, всего лишь за половину дня он выручил целое состояние, теперь его старость была обеспечена. Богатство ему пришло всего лишь за сдачу в аренду какого-то паршивого жеребца!
        Я скакал позади нашей дорожной кавалькады, в тот момент моя душа прямо-таки разрывалась на мелкие части от злости, глушившей весь мой разум, а также из-за того, во что именно эта паненка превратила нашу честную мужскую компанию. Неожиданно для меня мои друзья превратились в похотливых самцов. После женской коленки они вокруг себя уже ничего не видели. Неслись, сломя головы, вслед за Яной, готовые выполнить ее малейшее пожелание. Они были готовы даже на своего друга поднять руку в борьбе за обладание этой женщиной!
        В тот момент я мечтал только об одном, как мне отомстить этой польке за бесполезную трату денег, за то, что моих друзей она заставила потерять разум. Если бы она была бы, скажем, простой герцогиней или баронессой, то у меня она бы металась бы в оргазме до тех пор, пока не стала бы нимфоманкой! Но вовлеченность Яны в дела секретной службы, государственные интересы воспрещали такому способу исполнению моей мечты! Мне ничего не оставалось, как сжать свою волю в кулак, чтобы воздержаться от подобного развития событий.
        Должен к этому только добавить, что я долго оставался в полном одиночестве, за отрезок дороги до следующей остановки на ужин и ночлег ко мне никто не приближался. Даже Бунга-Бунга, превратившись в «Николя», стал лучшим другом этой полячки, не имел силы воли на то, чтобы от нее отойти хотя бы на шаг. А кавалеристы вахмистра Епифаненко чуть ли не в пояс кланялись этой польской Афродите.
        Одним словом, женских капризов во время дороги было столько, что голову можно было потерять! Но я выдюжил, не сломался и всю дорогу до Парижу к этой стерве ни на шаг не подходил!
        А что касается мужских приключений в дороге, это, когда тебя бьют, а ты противника, пытавшегося тебя избить, даешь достойный ответ своими кулаками! Такие сордобития частенько случались, но в основном этим делом занимались солдаты Епифаненко! Чуть ли не до самого Парижа, они морды набили не одному там лягушатнику! Но меня эти дела совершенно не увлекали. Одним словом это была не дорога, а сплошная скука! Чтобы избежать из-под влияния Яны, этой гордой поляки, по вечерам я старался напропалую флиртовать с встречными дамами, поддерживая светскую беседу с их кавалерами.
        Таким образом, я отрабатывал различные схемы подхода и знакомства со встречными путниками, не привлекая внимания своих компаньонов. По информации его высокопревосходительства Алексея Васильевича Макарова, в одном из провинциальных городов Франции, чуть ли не под самым Парижем, я должен был встретиться с британской четой, то ли лордом и леди Гамильтон. Они должны были мне передать чертежи новейшего линейного корабля со ста двадцатью единорогами королевского британского флота. Причем, Алексей Васильевич мне специально упомянул о том, чтобы я особо их не разыскивал, только должен ужинать в харчевне, ждать их появления. Если эта чета будет иметь чертежи для их последующей передачи в Санкт-Петербург, то они ко мне сами подойдут, чтобы чертежи передать в специальном тубусе.
        Алексей Васильевич мне специально упомянул о том, что этот тубус магический. Его только один человек может открыть, тогда с документами внутри его ничего не случится. Ежели какое-либо другое лицо, в этот момент Алексей Васильевич несколько хитровато на меня посмотрел, попытается этот тубус открыть, то в нем никаких документов не обнаружит!
        Вот последние вечера до Парижа, мои дорожные спутники вовсю веселились. Развлекая Яну, они направо и налево по французским харчевням разбрасывали мое золото. Я же, забившись в темный угол харчевни, ужинал жидкой толокняной кашкой с чесночным шпиком всего лишь в ладонь шириной. Такова была предварительная договоренность с британцами в том, что, если человек один сидит за столом, ест толокняную кашу с германским сыром, то с ним все в порядке. С этим человеком можно встречаться, ему можно передавать документы. Мои парни и Яна подумали, что мне стало золота жалко, что таким образом я его экономить начал. Даже Бунга-Бунга по этому поводу ко мне подходил, свое сожаление высказывал! Я же с кем не делился тем, почему время провожу в одиночестве, почему ем толокняную кашу, отчего на душе мне так душно и скверно?!
        В тот последний вечер, оставшийся до нашего прибытия в Париж, я снова уединился, устроился за столом, стоявшим в самой глубине зала дорожной харчевни. Снова поедал эту холодную, почти прокисшую толокняную кашку. Но мне повезло, кус шпика, который был из самой Германии, оказался на удивление жирным и вкусным. Я этот германский шпик эдак осторожненько ножом порезал на тонкие и узкие пластиночки, которыми с удовольствием заедал противной толокняной кашей. Одним словом, даже находясь в столь отвратительном настроении, я старался каким-либо образом облегчить свое положение, получить удовольствие!
        В тот вечер и Яна не выдержала такого моего отчуждения, затворничества. Она решила выразить мне свое сожаление, посмотреть на то, чем это я в темном углу занимаюсь. Увидев мою кашу и германское сало, ее чуть-чуть не вырвало. В тот момент, когда эта гордая полячка от моего стола удалялась, не забывая при этом так бесстыдно своими бедрами покачивать, что у меня… что я не мог есть. К моему столу вдруг другая забава причалила с явно слышимым британским акцентом в их французском языке, на котором один из них произнес:
        - Сэр, позвольте нам, двум британским старикам, к вашему столу причалить, за ваш счет поужинать?!
        В принципе, я был против этих двух просьб, ну, во-первых, мне вообще не нравились британцы, а во-вторых, уж очень эта британка на портовую шлюху походила! Поэтому я не ответил ни да, ни нет, продолжая нарезать ножом германский шпик на равные дольки. Поэтому был несколько удивлен, когда у меня из-за спины внезапно протянулась третья рука, она сцапала один из ломтиков и, пронеся его мимо моего раскрытого рта, бросила в свой рот. За спиной тут же послышались сладкие причмокивания губами, скрежет железными зубами и радостные высказывания на тему о том, какой замечательной была это русская солонина. Я был вынужден поправить своего, скрытого моей спиной, собеседника:
        - Сэр, вы неправы, это была не русская солонина, а германский шпик!
        Получив правильный отзыв на озвученный «портовой шлюхой» пароль, чета Гамильтон тут же расположилась за моим столом, сделав половому заказ на ужин. Вскоре мой стол был заставлен различными блюдами в два и кое-где в три ряда, но это нисколько не смутило русских разведчиков в Великобритании. Старики все сметали по ходу дела, они руками брали паштеты, зайчатину, сыр и многие другие продукты с блюд, отправляя их в рот. На секунду мне стало страшно за этих старых шпионов, вдруг они переедят! Не хватало мне того, чтобы они на старость получили бы заворот кишок!
        Пару раз я пытался этих пожирателей всего остановить, успокоить, сказав, что еды на всех хватить, что не надо так торопиться, продуктов в харчевне имеется в достаточном количестве. Когда я во второй раз начал открывать рот, чтобы повторить свою сентенцию, как в этот момент «портовая шлюха» сунула мне в руки тубус с секретными чертежами! Видимо, лорду и леди Гамильтон хотелось, чтобы я, как хозяин халявного пиршества, особо не возникал, позволил бы им набить свои утробы.
        Я совсем уж собрался открыть этот тубус, чтобы посмотреть, есть ли в нем чертежи линейного корабля, но тут вспомнил о магии этого тубуса, вовремя остановился. В этот момент в голове моей прозвенел мысленный голос моего бывшего секретаря, а теперь личного постельничного мадам де Ментенон, демона Марбаса, который посмотрел мне в глаза, а затем спокойно произнес:
        - Ну, Ванька, ты и болван! Зачем тебе потребовалось связываться с этой четой Гамильтон? Чертеж этого корабля они тебе, как двадцатому по счету человеку продают, они такой навар на шпионском материале делают, продавая чертеж этого устаревшего корабля всем подряд, что от круга их покупателей голова твоя непутевая закружится. Хочешь я тебе какой-нибудь французский линейный корабль просто на память подарю?! Не хочешь, жаль, конечно, да он тебе и не нужен, воевать тебе не с кем. Да, чуть не забыл тебя предупредить о том, что сейчас за тобой жандармы маркиза де Лувуа явятся, они тебя, как шпиона Великобритании арестовывать будут. Ты уж там своей магией поберегись, может, спрячешься куда-нибудь?!
        В этот момент в харчевне объявилась рота конных жандармов, обеденный зал оказался настолько ими переполнен, что мне бежать было попросту некуда. «Портовая шлюха» приподнялась на лавке, наклонилась ко мне и зашептала мне ухо:
        - Молодой человек, верни мне тубус с секретным чертежом, тебя ж сейчас арестуют за связь с нами! Завтра лягушатники тебя четвертуют, поэтому тубус тебе будет не нужен, а нам он снова пригодится. Мы его еще кому-нибудь продадим и нам снова будет выгода!
        Я поднял глаза на эту шлюху, на простом русском языке послал ее, куда подальше!

2
        В Париж наша кавалькада проезжала через ворота Сен-Дени. но была тут остановлена гвардейцами короля, которые потребовали у нас подорожную и оплату пошлины за ввоз купеческих товаров в город. Когда они заглянули в карете к Яне и увидели ее гордо восседающей на куче женских платьев, то сразу же принялись их пересчитывать. К тому же гвардейцы оказались совершенно слабы во французской математике, три раза кряду они начинали счет, а до конца досчитать так и не могли, останавливались на третьем десятке. Но это позволило командиру гвардейцев, вшивому и грязному лейтенанту, во весь голос заявить о том, что мы купцы и везем в Париж товары на продажу. А это в свою очередь означает, тут этот гвардейский лейтенант сделал движение пальцами, которое со временем завоюет весь наш мир.
        С пошлиной за товары мы быстро разобрались, а вот с подорожной у нас ничего не получалось. Во-первых, никто, даже гвардейцы этой подорожной в глаза не видели! Этот дурак гвардейский лейтенант, заступая на дежурство у ворот Сен-Дени, в каком-то уставе прочитал о существовании такого королевского документа. Мы, то есть моя группа, оказались первыми с которых лейтенант потребовал данный документ. Причем, он проявил принципиальность и не шел на денежные уступки. Яна все это время злобно нашептывала мне на ухо о том, что я, мол, мало даю этому простому лягушатнику, но, когда услышала последнюю сумму, то едва не лишилась сознания. Поместье ее отца в Польше в два раза меньше стоило! А этот лейтенант так и не шел нам на уступки, я начал подумывать о принятии более решительных мер, не послать мне на штурм Парижа кавалеристов Епифаненко, но вовремя одумался.
        Тогда я посмотрел в глаза этому идиоту и сказал, что готов уступить ему весь наш товар! Мне очень хотелось к этим словам добавить окончание: «с хозяйкой в придачу», но вместо этих слов я едва успел произнести:
        - Не беспокойся, дорогая, весь следующий день проведешь на парижских улицах, на корню скупая все встретившиеся французские модные платья!
        Но, видимо, не успел полностью высказать свою мысль, сначала мою правую щеку хлестко коснулась левая рука Яны. У меня в голове проолскользнула мысль о том, что я не знал, что моя полячка, - левша, а затем я произнес ту сакраментальную фразу. Второго удара по другой щеке не последовало, пани приняла эти мои слова к своему сведению.
        Эта экзекуция произвела должное впечатление на гвардейского лейтенанта и его солдат. Они вдруг построились в две шеренги и первой в Париж пропустили гордую полячку Яну, я же проскакал ворота Сен-Дени одним из самых последних. На меня французские гвардейцы смотрели с явным презрением и отвращением, моя спина горела и чесалась от всех этих взглядов. Поэтому я решил, как только появлюсь дома, то тут же отправлюсь мыться в свою ванную комнату.
        Наше внезапное появление в родном парижском особняке вызвало настоящий фурор и радость, моя прислуга вышла в сквер перед домом, чтобы обнять и нас приветствовать. Чем немедленно воспользовался Бунга-Бунга, возвращаясь к своим прямым обязанностям главного мажордома. От моего имени он принялся распоряжаться и раздавать приказы и поручения направо и налево. Прислуга, видимо, соскучилась по своему начальству и с явным удовольствием принялась за исполнение его поручений. С нашим прибытием мой особняк как-то повеселел, ожил и начал даже улыбаться!
        Бунга-Бунга первым делом отправил на помывку плутонг Епифаненко в составе тридцати пяти солдат, двух капралов и самого вахмистра, а пару слуг послал за нашим семейным портным мосье Шардонье, чтобы он немедленно приступил бы к работе по пошивке приличных гражданских костюмов для наших русских кавалеристов. Другим слугам он приказал собрать всех лошадей и отвести их на конюшню, где их нужно было бы почистить, накормить и напоить. Мажордом успел даже отдать приказ слугам о том, чтобы они собрали фузеи и все другое оружие, брошенное солдатами Епифаненко прямо во дворе, и поместили бы его в специальном домашнем арсенале. Среди наших слуг были два бывших французских сержантов, которые со знанием дела и занялись этим брошенным оружием.
        Здесь должен заметить, что Бунга-Бунга все эти распоряжения сделал на едином дыхании, ни на секунду задержав своего внимания, которое он после этих указаний сразу же обратил на полячку Яну. Когда мажордом начал выяснять у паненки, чем бы она сейчас хотела бы заняться, пока готовятся ее личные покои, то я понял, что это надолго и дело до меня еще не скоро дойдет. Тогда из-за принципа детского противоречия, решил покинуть эту кампанию, вернуться в свои покои, помыться в ванной и заняться своими собственными делами.
        Как только я перешагнул порог своих покоев, то сразу же обратил внимание на присутствии в них большого количества прислуги. Когда я поинтересовался, а что здесь происходит и почему перестилают мою кровать, меняют скатерти на столах, повсюду расставляют цветы и вазы с фруктами и виноградом, которые в те времена были величайшей редкостью, то один из слуг мне просто ответил:
        - Мосье хозяин, вы же сами приказали свои покои готовить для пани Янечка!
        От столь неожиданного удара ниже пояса у меня опустились руки и я лишился речи. А мысли в голове бешено заметались, подобно белке в колесе, которая изображает из себя вечный двигатель, мой мажордом и подлец одновременно, Бунга-Бунга, воспользовался своим служебным положением, говорить и приказывать от моего имения, и выселил меня из моих же покоев! Сейчас орать, кричать и размахивать перед слугами руками было бесполезным делом. Не мог же я им заявить о том, что отменяю самим же отданный приказ о поселении пани польки в своих покоях. Резко испортилось настроение, делать было нечего! Тогда я решил, хотя бы смыть с себя дорожную грязь, и отправился мыться в общую помывочную вместе с солдатами вахмистра Епифаненко.
        Никем незамеченный, это в собственном же доме, я прошел двор и спустился в полуподвальное помещение деревянной пристройки к зданию особняка, стены которого были возведены из солидных брусков известняка. Еще во время спуска по деревянной лестнице, я нос к носу столкнулся с одной из девчонок, которые работали подавальщицами в моей столовой. Она, видимо, кому-то помогала в раздевалке общей помывочной комнаты, а сейчас она была такой запыхавшейся, с раскрасневшимися щеками красивой девчонкой, что дух захватывало. Эта проказница явно спешила, как можно быстрей покинуть раздевалку помывочной комнаты, что мне стало понятным, что там происходит что-то очень интересное!
        Я обнял девчонку за плечи, посмотрел в ее смеющиеся и прямо-таки искрящиеся смехом и весельем зеленые глаза и понял, что, если сейчас ее не поцелую, то уже никогда не смогу по-настоящему и просто так, без какой-либо на то причины, любить этих прекрасных созданий нашего господа бога! Наши губы сами собой соединились, ее тепло и любовь так и полились в мою бедную плоть! Мои руки действовали сами по себе, одной я обнимал и прижимал в себе это небесное сознание, а другой я ласкал ее небольшую грудь, два нежных холмика. Нам было просто хорошо! Я кончиками пальцев ощутил, что моя незнакомка стала дышать со мной в одном ритме, она все тесней и тесней прижималась ко мне, а ее дыхание становилось все тяжелей! Настала та великая минута бытия, когда нам оставалось сделать один шаг и мы перешли бы все границы.
        Но я остановился самого себя! Девчонка всем своим телом эту остановку сразу же почувствовала, она подняла свою прекрасную голову, посмотрела мне в глаза! И, не отрывая своих губ от моих, она уже не простой шестнадцатилетней девчонкой, которой только-только предстояло стать женщиной, а голосом взрослой и умудренной годами женщины просто поинтересовалась:
        - Почему не сейчас?
        У меня много было женщин и каждой в любви я говорил что-то свое, никогда не повторяясь, но сейчас мне не хотелось врать или говорить много раз повторяемые фразы. Эта девчонка, которая случайно встретилась на моем пути могла быть ошибкой, могла не стать моей любовью, но в ней было что-то такое, что я просто ответил:
        - Потому, что я люблю тебя!
        Наши руки расцепились и упали вдоль тел, мы продолжали стоять друг напротив друга, а в нас обоих бушевали серьезные страсти. Я не хотел ее оставлять, а вдруг она встретит кого-либо другого парня и навсегда забудет о моей существовании. Она была прекрасна и своей полудетской невинностью, и своей девичьей статью и тем, что до этого возраста сумела сохранить себя, она вся была моей любовью. Я сделал шаг вперед, наклонился и снова своими губами коснулся ее губ, они были слегка солоноваты. Мне тут же захотелось ее расспросить о том, почему она только что плакала, но она улыбнулась мне в ответ, отрицательно покачала из стороны в сторону своей головой и просто сказала:
        - Я долго ждала тебя! Если ты хочешь, могу еще немного подождать! Но я твоя…
        Она повернулась и начала сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, прыжками сильных ног подниматься по лестнице. Я понял, что мы обязательно встретился, но не покинул своей лестничной ступени, пока эта лань не скрылась из моих глаз. А затем я начал спускаться в полуподвал банного строения.
        Помывочная комната была заполнена солдатами плутонга Епифаненко. Когда эти парни были в своей зеленой с красным кавалеристской форме, то они все были на одно лицо, - круглый овал лица, нос картошкой, прическа под горшок. Да и рост у них тогда у всех был один, где-то под метр шестьдесят. Сейчас же это были уже разные люди, разного роста и с разными лицами. Я не сразу среди этой многошерстной толпы нашел своего вахмистра, который в окружении двух капралов сидел на лавке и пока еще не разделся.
        Проходя по раздевалке, я понял почему отсюда сбежала та девчонка, до глубины души и сердца сразившая меня, кое-где из-под загорелых мужских тел проглядывали более белые женские тела француженок. Они пришли сюда услужить, помочь нашим бедным солдатикам в помывке, а те по-своему, по-мужски поняли и интерпретировали это предложение о помощи со стороны французских женщин.
        При виде меня, вахмистр вопросительно поднял бровь, он не совсем понял цель моего появления. Тогда я по ходу дела сотворил утилизатор и начал забрасывать туда предметы верхней и нижней одежды. Вахмистр Епифаненко поднялся с лавки и начал сбрасывать с плеч и свою форменную одежду. Вслед за командиром процедуру раздевания повторяли капралы, а за ними и все солдаты плутонга. Вскоре толпа мужиков числом более трех десятков стояли в неглиже и посматривали на своих командиров. Я, молча, взял мочало, огрызок мыла и деревянную шайку с полки и со всем этим хозяйством подмышкой направился в помывочную. Лягушатники не особенно любили и баловались сильным паром, поэтому помывочная была так себе, помывочная, как помывочная, - из стен через трубы текла горячая и холодная вода.
        В свое время, когда построили особняк, мне пришлось сильно поломать голову, чтобы придумать, как магически сделать так, чтобы постоянно текла горячая и холодная вода. Ну, никак у меня тогда этого не получалось, то холодная, то горячая вода кончалась. Причем, вода кончалась именно тогда, когда ты был весь в мыле, а мыло в те времена было задиристом и кожу, что наждаком, нормально снимало. Пришлось мне магически прорывать водяной канал аж до самой Сены, зациклив ее в замкнутый круговорот, я добился того, что воды стало всегда хватать.
        Для того, чтобы подогревать постоянно воду, пришлось разрабатывать атомный реактор, который обогревал весь особняк, снабжал электричеством и лучевой энергией различные и глубоко запрятанные приборы, отчего у меня дома всегда уютно и благопристойно.

3
        Когда мы всей толпой голых мужиков, переступили порог помывочной комнаты, то там для русской души все же было прохладно. Не холодно, в этой длинной комнате с трубами, из которых постоянно текла холодная или горячая вода, с множеством удобных лавок и сидений было жарко, но не так жарко опять-таки повторяю для русской души.
        Тогда я первым же делом напустил теплого пара в эту кристально чисто вылизанную комнату с европейским декором, пол из каменной плитки, стены и потолки которой тоже были покрыты каменной плиткой. Все было сделано, как в римских термах. Пар только слегка зализал этот каменный интерьер, слегка прогрел помывочную комнату, но каменные лавки оставались прохладными, они не грели, а холодили наши задницы. Тогда я пассами обеих рук убрал эту каменную плитку, а стены и потолок комнаты облицевал среднего размера сосновыми и дубовыми стволами. Дышать почему-то сразу же стало легче и вольготнее, камень все держал взаперти, а настоящее живое дерево само дышит и помогает дышать людям, да и тепло стало каким-то домашним.
        Мужики за моей спиной от этих изменений слегка повеселели, расправили плечи и стали проверять наличие горячей и холодной воды, которой оказалось в достаточном количестве. И что вы думаете, эти мужики и парни, которые только замерзали в этой римско-европейского стиля помывочной, вдруг потребовали, чтобы вода в трубах была бы не горячей, а огненно горячей, и не холодной, а обжигающе кожу холодной. Пришлось немного головой поработать и поставить доставку воды в максимально возможных физических параметрах. Теперь из труб потекла такая вода, которая была огненно горячей и обжигающе холодной. Тут же по всей помывочной комнате понеслись ухи и охи, это голые мужики начали себе на головы опрокидывать шайки с очень горячей или очень холодной водой.
        Понемногу люди веселели и начали группами распределяться по всей помывочной комнате, но я всем нутром ощущал, что в помывочной чего-то явно не хватало. Вахмистр сидел рядом со мной и несколько хмуровато прокомментировал ситуацию:
        - Дерьмовато, ваш благородь, ты живешь в этом Париже! Помыться по-людски нельзя, одна холодрыга кругом стоит, и внутри и снаружи холодно! Никак не могу согреться, сегодня придется бабу искать, чтобы хотя бы ночью согреться. Да и подванивает сильно твой Париж чего-то. Когда по его улицам ехали, эта ядреная вонь так в ноздрю шибает, что плакаться хочется?! Ну, ничего мы тебе подмогнем, жизнь более сладкой сделаем!
        - Спасибо, вахмистр, за добрые и ласковые слова. Я искренне верю в то, что с вами мы этот французский Париж на ноги твердо поставим. Только ты мне откровенно признайся, чего сейчас здесь не хватает. Если хотите выпить, то у меня запас французского бренди имеется! Могу слуг попросить пару бутылок принести.
        - Ваш благородь, да ты совсем офранцузился! Пара бутылок вина, да на такую ораву мужиков, да нам только на один чих достанется! Прикажи принести бутылок двадцать, а далее мы посмотрим! А вот здесь, - вахмистр рукой указал на место перед собой, - надоть бочку большую поставить с горячими каменьями, которыми русским квасом польешь, так они тебе хорошее тепло и слезу благородную принесут.
        Я моментально выполнил все то, что вахмистр Епифаненко меня попросил. Бочка с горячими каменьями возникла, словно по волшебству на указанном ей месте, рядом появилась другая, меньшая бочка с русским квасом и ковшиком. Только вахмистр взял в руки этот ковшик и собрался раскаленные каменья квасом полить, как в помывочную примчался сильно взволнованный Бунга-Бунга.
        Он решил лично проверить достоверность моего последнего приказа в отношении количества бутылок с бренди, которые требовалось доставить к нам в помывочную комнату. От удивления изменившимся декором этой помывочной комнаты мой француз замер на пороге, а затем долго меня искал в этом густом и жарком паре, заполненном множеством совсем голых мужиков, говорящих не по-французски. По его лицу крупными каплями катил пот, мажордом дрожал от страха перед божьим наказанием, он мылся в нашей помывочной, но она никогда не была такой странной и жарко натопленной.
        Когда Бунга-Бунга все-таки нашел меня, то Епифаненко именно в тот момент, когда он подошел ко мне, свой ковшик с русским квасом выплеснул на раскаленные каменья бочки. Получился самый настоящий взрыв, облако тепла и пара распространилось по помывочной комнате. Послышались удовлетворенные возгласы и крики наших солдатиков, которые требовали еще добавить, а мой французский мажордом ничком упал на пол и потерял сознание. Движением пальцев я левитировал его с пола, уложил на свободную лавку, а движением кисти руки скинул с него все его одежду.
        У входа в помывочную комнату послышались призывные крики, это появились мои слуги с бутылками бренди. В густом пару уже ничего не было видно, вот они призывно и прокричали, предлагая солдатам забрать принесенные им бутылки. Все-таки лягушатники остаются лягушатниками, любой русский человек сразу же догадался бы о том, что, если просят принести бутылку, то требуется принести к ней и штопор и бокалы, а эти мои французские слуги об этом никак не догадались. Пришлось мне снова тратить энергию на волшебство, разом вытаскивать штопор из всех бутылок, а с боками оказалась настоящая проблема. В этом пару я не видел общее количество солдат и не ведал, в каком месте люди находятся, поэтому не мог по этому вопросу колдовать. Ведь в случае чего хрустальный или стеклянный бокал упадет на пол, разобьется, и люди свои ноги порежут разбитым стеклом.
        Но русские люди - люди бедовые и смекалистые! Вахмистр Епифаненко, как опытный подофицер, показал пример своим солдатам. Он новый ковшик с квасом выплеснул на каменья, и тут же, по-простецки крякнув, приложился к горлышку бутылки с бренди, которая к этому времени дошла и до меня с ним. Правда, он немного передержал эту бутылку у губ своих, но и мне немного хватило, а остатки я выплеснул на губы Бунга-Бунга. Мажордом открыл глаза и тут же поинтересовался тем, где он сейчас находится. Я раздосадованный поступком своего вахмистра, офицера лейб-гвардии все стоит уважать, с дурру буркнул:
        - В аду! Сейчас нас будет привечать сам Везельвул!
        От моих слов Бунга-Бунга снова впал в состояние беспамятства. Тогда я голосом подозвал к себе ближайшего солдата и ему приказал, чтобы он занялся и до чистоты отмыл бы этого лягушатника, подбородком кивнув на лежащего на лавке, беспомощно раскинув руки, Бунга-Бунга. Не смотря на то, что я говорил по-французски, солдат согласно кивнул головой и, перекинув тело француза через плечо, исчез с ним в пару. А Епифаненко все выплескивал и выплескивал ковшик с квасом на раскаленные каменья, воздух в помывочной комнате прогрелся и сгустил до такой степени, что мне нечем стало дышать. Мне уже приходилось бывать в таких условиях, поэтому я знал, как следует поступать. Я лег на пол и пополз к выходу из помывочной комнаты, а надо мной расхаживали и что-то орали непонятное простые русские парни.
        Этот пар, жара были им нипочем! Я был уже около выхода, когда услышал голос Бунга-Бунга, у которого уже не было сил кричать, парень громко шептал:
        - Уважаемый мосье Везельвул, прекратите меня поджаривать в котле, еще немного и я умру. Отпустите меня, честного и добропорядочного христианина. Не каждое воскресение мне удавалось посещать церковь, но я верю в господа бога, часто ему молюсь и верно ему служу, когда он меня об этом попросит.
        Некоторое время моя совесть боролась с мой же добропорядочностью, мне дико не хотелось возвращаться и искать в этой русской парилке своего хлипкого французика. Но мысль о возможных последствиях заставила меня развернуться и снова ползком отправится искать мажордома. Наши солдаты и вахмистр Епифаненко в данный момент не знали французского языка, и, исполняя мой приказ о необходимости Бунга-Бунга отмыть до чистоты, могли замыть его до самой смерти. Через полчаса, распаренные донельзя и голые до неприличия, мы с Бунга-Бунга полулежали на лавке, стоявшей перед помывочной комнатой. После ползания по ее полу, у меня не было сил даже на то, чтобы шевельнуть пальцем и на нас обоих накинуть хотя бы греческие хитоны.
        В моей голове едва-едва ворошилась одна мыслишка о том, куда мне теперь податься, ведь мои личные покои были заняты этой полячкой. Только я о ней подумал, как Яна стояла перед нами и, уперев руки в бока, начала нас укорять в том, в чем мы были совершенно не виноваты.
        - Ну, чего вы, ребятушки, здесь так раскинулись и свое хозяйство на показ выставили! Удивить этим кого-то захотели?! Накинули бы на себя что-либо, а то сплошное неприличие, да и смотреть-то не на что!
        Мне все-таки удалось, чтобы этой польской язве заткнуть рот, шевельнуть своими пальцами и на нас тотчас же появилась одежда. Только Бунга-Бунга почувствовал себя очень стеснительно в этой национальной русской одежде, в ярко красной косоворотке, холщовых портах и желтых юфтевых сапогах. Но мне было все равно и я не собирался у всяких там лягушатников идти на поводу, подбирая для них модный фасон одежды. Я поднялся на ноги, далеко кругом обошел Яну, и отправился в дальний угол двора. Там находился пустой сарай, который можно было бы использовать для создания своих новых покоев. А вслед мне Яна говорила о том, что она может немного потесниться и уступить мне краюшек своей постели.
        Но я уже принял решения и ничто меня не могло остановить. Услышав за спиной тяжелое пыхтение и жалобное постанывание, я обернулся и увидел едва ковыляющего за мной Бунга-Бунга. Тут из дверей помывочной комнаты вырвалось большое облако жаркого пара с едким запахом русского кваса, послышался громкий хохот русских солдат и их выкрики:
        - Давай, Иван, наяривай! Еще кваску поддай! А то что-то холодновато стало!
        Я понял, что три месяца жизни во французском Париже, меня сильно испортили, я не смог и тридцати минут провести в простой русской бане! Но в глубинах моей души еще теплилась надежда на то, что со временем и с частыми тренировками с моими русскими молодцами мне удастся вернуть обратно эту неотъемлемую потребность и способность истинного русского человека. Сарай встретил меня пустотой, грязью и тишиной, я почувствовал как снова становлюсь уверенным в себе человеком. Снова скрипнула дверь сарая и рядом со мной плюхнулся на лавку Бунга-Бунга, мы снова были с ним вместе. Я поднял руки над головой и совсем уже собрался начать колдовать, как снова проскрипела дверь сарая и тут же послышался уверенный голосок красивой панночки Яны:
        - Вы, что, решили здесь, спрятаться от меня?
        Но Бунга-Бунга поднес палец ко рту, мол, помолчи немного, язва, и подбородком кивнул в мою сторону.
        Я опустил руки вниз, сразу же началось волшебное преображение сарая-лачуги во дворец принца. Наверное, впервые в жизни Яне пришлось так долго молчать и наблюдать одновременно за движением моих рук, ног и головы, а так же за происходящими метаморфозами с этим грязным подсобным помещением. Когда я прекратил дергаться, то эта полячка как-то странно посмотрела на меня, а затем пальцем правой руки повертела у виска своей красивой головы и произнесла:
        - Ну, и дурак же ты, Ванька, столько сил потратил на то, чтобы построить себе новое жилище. Все равно придет другая женщина и отберет его у тебя! А мы же могли жить в согласии и любви, детей растить! Все же ты, дурак, своими выходками мне жизнь испортил!
        В момент наивысшего напряжения своих магических сил, я вдруг вспомнил капитана де ла Рунге и его взгляд, брошенный в мою сторону, когда он в Гамбурге входил в харчевню.
        Тогда на меня смотрел хорошо мне знакомый, по фотороботу, разумеется, некий Йоахим фон Руге, обер-гофмаршал и тайный советник прусского короля Вильгельма I, который одновременно стоял во главе политической разведки Пруссии. Из чего можно смело утверждать, что Пруссия желает упрочению связей Московии с Францией и сама желает примазаться к этому союзу, чтобы за малую плату войти в триумвират великих государств Европы. Вот почему капитан де ла Рунге отказался от роли простого исполнителя чужих приказов, а в уставной капитал нашей торговой компании внес свою акционерскую долю. Правда, по моему мнению, она была несколько маловато, немцы всегда были и остаются прижимистыми людьми, хотят за просто так, на чужом горбу в рай въехать! Ну, а что касается договора о дружбе, то это мы посмотрим, как фишка ляжет!
        Глава 12

1
        Сарай-чертог получился монументальным дворцовым строением. Там имелось все то, что у меня было в хозяйских покоях особняка, сегодня нагло оккупированных полячкой Яной.
        Да, между прочим, мне удалось-таки выяснить, как зовут ту кроху, которую я случайно встретил на лестнице в помывочную комнату и в нее влюбился с первого взгляда, а так же узнал, где она работает. Прежде всего, эта девчонка была круглой сиротой, когда родители умерли от чахотки в деревне, то она перебралась на поденную работу в Париж. К нам на работу, а сейчас она работала младшим помощником повара на кухне, ее пристроил дядюшка Густав, о котором я уже начал было забывать. Имя же девчонки было Николь, очень красивое имя! Оно мне очень понравилось, я часто произносил его на разные лады и делал ударения на различных слогах, проверяя, как оно звучит и по-русски, и по-французски, а потом чувствовал, что он мне и так и так нравится.
        Эта кроха, видимо, хорошо заполнила нашу первую встречу, я ее частенько видел, как она вихрем проносилась мимо меня. Особенно часто такие мимолетные встречи происходили, когда я приезжал или уезжал из особняка. Она изо всех сил старалась на меня в такие встречи не смотреть, а уставить свои зеленые глазища в пол и пробежать мимо. При этом она старательно делала вид, что эта встреча совершенно случайная и ненароком, но я-то хорошо знал о том, что это не так. В жизни случайные встречи происходят только единожды, а когда происходит вторая или третья такая встреча, то это уже не случай, а намерение. В такие «случайные встречи» эта красивая чертовка видела одного только меня и никого больше. Пока в наших секретно развивающихся отношениях моей любимой девчонке хватало этих случайных пробежек, но я очень боялся того времени, когда она потребует большего! Я был не против того, но все же не спешил переходить границу наших развивающихся отношений, потому что боялся своего непостоянства и своей работы. Хотя я уже хорошо знал о том, что безнадежно люблю Николь, эту свою маленькую французскую кроху!
        Во всем остальном мои дела во Франции неплохо развивались. Люди хорошо работали, создавалась и развивалась широкая агентурная сеть. Все больше и больше поступало интересной информации, которую мне следовало срочно передавать в Санкт-Петербург. Иногда по несколько дней кряду я проводил в постели, притворяясь, что немного прихворнул, а сам в это время по ментальному каналу перегонял секретную информацию госсекретарю Макарову. В один из таких сеансов ментальной связи мне удалось переговорить с самим Алексеем Васильевичем, я Христом богом умолял его прислать мне в Париж резервного шифровальщика, а то запариваюсь и в любую минуту могу согрешить, наделав грубых ошибок в своей секретной работе. На что начальник в грубой форме тогда мне ответил, что мол, не надо свои проблемы вешать на другие плечи. Стран в Европе до хрена, и каждому резиденту требуется по два шифровальщика, а он не баба, рожать по просьбам подчиненных агентов еще не научился!
        Затем Алексей Васильевич слегка расслабился и мне сказал:
        - Иван, я решил все-таки пойти тебе навстречу и немного помочь. Своим заместителем по агентурной работе ты можешь сделать баронессу Яну Береславскую…
        Я настолько обрадовался этой информации, что своим глупейшим вопросом прервал речь своего начальника:
        - А когда баронесса Береславская приедет в Париже и приступит к работе?
        - Ну, ты, лейб-гвардии капитан, и наглец! На половине слова прерывать своего непосредственного начальника, да я тебя за это в рядовые разжалую! - Прорычал Алексей Васильевич, но он почему-то очень развеселился от этого моего вопроса. - Баронессе никуда не надо ехать, она уже давненько с тобой цацкается! Одним словом, я разрешаю тебе вместе с баронессой хорошенько поработать и сработаться! Только, пожалуйста, не пользуйся тем оружием, которым ты постоянно пользуешься для достижения своих грязных целей и делишек. Повсюду только и слышишь у Ваньки скоро сын родиться! Отец-то у всех матерей один, а матери сыновей почему-то все разные, то графини, то герцогини, а то и маркизы. Но Яну брюхатить я тебе запрещаю, у меня другой кандидат на это дело имеется. Так, что, капитан, своей головой за это дело отвечаешь. А баронесса Яна Береславская, разведчица матерая и свое дело хорошо знает, она тебе отличным заместителем станет. А ты, тем временем, поближе сойдись с Филиппом, поле готовь под посев озимых семян московско-французской дружбы и союза. А теперь, молодой человек, нам пора попрощаться и пожелать друг
другу всего наилучшего. Бывай здоров и до новых встреч!
        Попрощался со мной начальничек, а я все еще находился в прострации. Мой мозг никак не мог совместить две личности, эту польскую мегеру и язву Яну с польской баронессой Яной Береславской, моей заместительницей! Я настолько глубоко оказался в этой прострации, что даже не попрощался с госсекретарем Макаровым и не поблагодарил последнего за принятое им решение. От избытка чувств, я скатился со своей постели и на одной ноге поскакал в туалет. В туалете пол был с подогревом, но до него нужно было добираться по холодному мраморному полу без какого-либо подогрева. И надо же было такому случиться, когда я полуголый на одной ноге скакал в туалет, то дверь моей спальни растворилась и на ее пороге показалась моя Николь со стаканом воды на маленьком подносе.
        Вчера весь день этой бестолочи, Бунга-Бунга, я вбивал в голову мысль о том, что серьезно заболел, что вылечить меня может одна только девчонка по имени Николь. Она должна была бы принести мне бокал кристально чистой воды, выпив которую я тут же должен выздороветь! Вот и получилась картина неизвестного фламандского художника под названием «Не ждали!» или «Приехали!»! Николь стоит у дверей моих покоев с подносом в руках и вся сотрясается от смеха, она шла лечить умирающего человека, а встретила полуголого комика. Эта немая сценка из театра абсурда самое большее продолжалась одно мгновение, но я же не мог долго стоять полуголым на одной ноге на мраморном холодном полу. Поэтому, подпрыгнув по-обезьяньи, я в мгновение ока оказался в своем туалете, где одним движением правой руки оделся во французского кавалера из высшего общества.
        Мгновение ока, как бы оно не было быстрым, все же имеет свое измерение, во всяком случае, когда я с тростью в правой руке, танцующей походкой павиана вышел из туалетной комнаты, чтобы поприветствовать свою Николь, то этой девчонки в спальне уже не было. Произошло то, что и должно было произойти. Николь оставила бокал ни для кого не нужной воды на стол и удалилась, не оставив ни записку, ни аромата духов после себя. Как в народе говориться у меня по усам протекло, а в рот ничегошеньки не попало. Вода, принесенная Николь, так и не превратилась в страстный любовный напиток, не совратила нас обоих с пути истинного!
        А мне после всего этого предстояла деловая встреча, которую я решил обставить со всеми буржуазными условностями. Я вызвал Бунга-Бунга к себе в покои. И вежливо его попросил встретиться с баронессой Береславской и попросить у нее для меня аудиенции. Это лягушатник даже не поинтересовался тем, а кто же это такая баронесса Береславская, он стоял и смотрел на стакан с водой, который на столе оставила Николь. Сначала мажордома сотрясался легким и приятным смехом, который постепенно перешел в гомерический хохот. Мой мажордом Бунга-Бунга вдруг согнулся в три погибели, от истерического смеха он так и повалился на пол. С диким смехом он катался по холодному мраморному полу и никак не мог остановить этот свой смех, поэтому не мог подняться с пола!
        Мне пришлось немного посидеть на стуле и, оперевшись подбородком головы в набалдашник своей аристократической трости, терпеливо ожидать, когда Бунга-Бунга прекратит смеяться. Когда он это сделал, то я попросил его о том, чтобы он мою просьбу передал бы баронессе:
        - Какая тебе Николь баронесса, босс?! Она же простая служанка, даже не служанка, а так подмастерье, которая за хлеб, за воду и кров над головой работает на нашей кухне.
        Этот дурацкий смех из моего мажордома выбил все мозги, он почему-то решил, что под баронессой Береславской я имею в виду свою кроху Николь! В этот момент раскрывается дверь моей спальни, на ее пороге появляются две взаимоисключающие друг друга личности, баронесса Береславская и личный секретарь мадам де Ментенон, демон Марбас. Мне в какой-то момент даже показалось, что они чем-то похожи друг на друга, словно родные брат и сестра, только одна из них светлая, а другая темная личность! Пока я внутренне определялся с тем, кто же из этих двух светлая или темная личность, первой заговорила, разумеется, стерва Яна:
        - Что здесь происходит? По какому поводу собрался народ? И почему Николя, - это полячка говорила про Бунга-Бунга, - как желе десерта дрожит и трясется? Это ты его, Ванька, заколдовал? Так расколдуй немедля, я теперь из Николя мужика делать буду! Да и к тому же я только что получила срочную депеша из центра касательно того, что тебя, Ванька, в должности понизили и от дела отставляют. Теперь я, вместо тебя, этими делами заниматься буду! Сдавай свои дела и деньги, главное деньги, и выметайся из особняка, теперь я здесь всеми буду командовать!
        - Мадам! - На французскую манеру я обратился к Яне, не на шутку разошедшейся в своем гневе. - По приказу госсекретаря ты становишься моим заместителем. Поэтому никуда и никогда этого особняка я покидать не буду, а тебе для исполнения рабочих обязанностей выделю угол, предоставлю свои бывшие покои! Сегодня вечером проведем рабочее совещание, на котором введу тебя в курс дела работы на том участке, за который ты теперь будешь нести ответственность. Так, что вечером наговоримся вволю, а сейчас мне хотелось бы остаться и переговорить с друзьями, которых я давно не видел.
        И вы представляете, эта гордая польская баронесса, ставшая моим заместителем по агентурной работе, впервые послушалась моего приказа. Она развернулась через левое плечо и промаршевала к дверям из спальни. Негромко хлопнула двери, мы все трое тут же распрямила свои спины и с явным облегчением посмотрели Яне вслед. Мы подошли к столу, и расселись по своим местам, демон Марбас по левую руку от меня, и мажордом Бунга-Бунга - по правую руку. Мосье Марбас поднял руку и из воздуха над головой достал непочатую бутылку бренди. Пробку из бутылки он выбил ловким ударом бутылки о каблук одного из своих сапог и коньячку разлил по стопкам, которые создал я. Без тостов мы выпили по стопке и ее повторили через сорок секунд, как повелевала великая офицерская традиция.
        Закусывать было нечем, мне было лень слуг звать, поэтому вытерли ладонями рты и прислушались к тому, как коньячок протекал по внутренним жилам и сосудам, приятно их согревая.
        - Ну, что брат, Марбас, нам расскажешь? Как дела в постели мадам де Ментенон и что Луи XIV думает по этому поводу?
        - Да ничего король не думает! Видимо, подходят его последние денечки правления. Франция практически разорена всеми предыдущими войнами. Ей бы сотенку лет не повоевать бы, тогда она действительно стала бы великим европейским государством. А королевская свита, которая в основном на таких же, как сам король, старичках держится, мало о государстве думает, а все о своих карманах заботится! А молодежь не знает, к кому податься, кому служить, чтобы на свое будущее рассчитывать. Мадам де Ментенон вместо того, чтобы государственными делами заниматься и вокруг себя сплотить перспективную французскую молодежь, которая после ухода Людовика XIV сформировала бы новое правительства и Францию привела бы к процветанию, всякими куртуазными вещами занимается. Заговоры, интриги плетет. Военного министра де Лувуа убрать собирается, который ей дорогу перешел, когда она чуть ли не королевой Франции стала. Франсуа-Мишель Летелье маркиз де Лувуа граф де Тоннер сделал все возможное, чтобы король не нарушил своего слова и дворянку не королевских кровей Франсуазу д'Обинье в будущем маркизу де Ментенон не возвел бы на
престол.

2
        Сегодня вечером я приглашен на бал, который будет давать морской министр Франции, маркиз де Сеньоле. Но я не понял, почему он мне вместо одного прислал целых три приглашения. Все приглашения были на одно лицо, то есть на меня, но имели разный сопроводительный текст. Мне было лень читать, поэтому я поверил Бунга-Бунга на слово, который сказал, что несколько раз пытался прочесть этот текст, но и ни слова из него не понял. Мне же мажордом сообщил, что в тексте имеется упоминание о приглашении на бал для меня и для баронессы Береславской. Но он так не разобрался, чему же или какому событию этот бал будет посвящен, так как в каждом предложении несколько по-разному были расставлены знаки препинания. Видимо, это все была какая-то шифрованная записка от наших британских коллег, поэтому я решил сходить на бал, пусть маркиз де Сеньоле поделится со мной своими секретными замыслами.
        Некоторое время я провел в разговоре с Бунга-Бунга, ему нужно было объяснить, к какому времени требуется закладывать фаэтон для моей поездки на бал. Какой костюм я предпочту одеть на этот проклятый бал?! Много было всякой другой мелочи, которую требовалось обсудить, принять по ней решения.
        К тому же меня несколько беспокоило то обстоятельство, что из-за нового назначения Джакомо теперь полностью сменилась моя охрана. Солдаты плутонга Епифаненко категорически отказывались менять свои военные мундиры на гражданские костюмы, которые им уже пошили каждому солдату по десятку. Солдаты и унтер-офицеры плутонга категорически отказывались переходить на цивильную одежду, утверждая, что они присягали государю Петру Алексеевичу, и будут в военной форме ему служить до конца дней своей службы. По новому же армейскому уставу солдатам и офицерам государевой армии положено было служить двадцать пять лет.
        Поэтому я подумал немного и решил, ради экономии средств, которые затрачиваю на содержание охраны, продать пошитые для солдат гражданские костюмы, но те и тут отказались этого делать. На этот раз свои решения они мотивировали тем, что по вечерам, во внеслужебное время в этих костюмах будут выходить на променад перед ужином. Тогда я вызвал вахмистра Епифаненко и у него поинтересовался, что эта за променад такой он устраивает для своих рядовых солдат по вечерам? Впервые я увидел, как Епифаненко вдруг застеснялся, покраснел щеками, словно невинная девица, которой сделали грязное предложение, а его пшеничные усы поникли. Мне самому стало стыдно и неловко за такие допросные вопросы, и я тогда сказал своему боевому ветерану:
        - Не печалься, вахмистр, поступай, как знаешь! Если солдатам нужно по вечерам ходить в променад, то пусть и ходят! Только, чтобы честь нашей русской державы не позорили?! Чтобы русский триколор повсюду и победно реял! На каждый день тебе буду выделять десять луидоров, чтобы ты иногда своих солдатиков в тавернах по вечерам кормил! Если будет денег не хватать, то скажи, добавлю!
        А сейчас Бунга-Бунга мне говорил о том, что наши солдатики выходом на вечерний променад называли драку или поножовщину с какой-либо парижской шантрапой или бандитами. Мажордом рассказывал о том, что в Париже шестьсот улиц, а каждая парижская улица имела собственную банду или шайку. Эти банды и шайки по ночам грабили, убивали парижан с других улиц, которые ночью случайно забрели не на свою улицу. В свое время этот бандитский расклад я испытал на своей собственной шкуре в первые дни своего появления в Париже, но по счастливой случайности остался жив, даже познакомился с демоном Марбасом, который стал моим другом. Что же касается солдатиков Епифаненко, то один из его рядовых солдат немного поддал в одном из парижских кабаков, и пришлось ему бедному одному возвращаться в особняк поздно ночью. Разумеется, бандиты его нашли и попытались отнять палаш, который им почему-то понравился.
        Любой нормальный солдат или европейский ветеран, по словам Бунга-Бунга, наверняка, уступил бы просьбам бандитов, жизнь она все же любого палаша дороже! Но наш солдат был совсем молодым, всего лишь третьего года службы, он полез с палашом в драку и отбился от бандитов, но порубил насмерть двоих люмпенов. На следующее утро вахмистр Епифаненко получил угрожающую записку от банды той улицы, которая понесла потери в живой силе. Бунга-Бунга зачитывал эту записку вахмистру, поэтому помнит, что в ней содержался вызов на драку ножами. Оказывается с того дня теперь и по настоящее время солдатики плутонга Епифаненко выходят каждый вечер на променад в гражданской одежде для выяснения отношений с той или иной бандой, пока их бог миловал, ранения были, но убитых солдатиков не было.
        Пока Бунга-Бунга молчал, я же сидел в кресле напротив него и размышлял о том, насколько неприхотлив солдат войск нашего государя, ни денег, ни костюмов им не нужно, лишь бы за честь державы своей постоять!
        Именно в тот момент, когда я всем сердцем и душой переживал за солдат вахмистра Епифаненко, Бунга-Бунга воспользовался моей слабостью, чтобы перейти к вопросу о Николь. Он неожиданно для меня поинтересовался тем, когда же я начну эту кроху Николь выводить на люди, в свет, а то крошка совсем с ума по мне сходит. Время от времени девчонка даже перестает принимать пищу, прямо на глазах людей по мне сохнет. Этим своим вопросом Бунга-Бунга поставил меня в очень сложное положение, заставил глубоко задуматься над растущей проблемой. Я был бы не против, а даже хотел бы заняться воспитанием этой молодой француженки, но я же прекрасно знал о том, чем наша любовь может закончиться. Какая женщина потерпит, чтобы ее муж или любовник изменял бы ей с каждой встречной женщиной?! Моя же работа постоянно требовала, чтобы получит нужную информацию, я мог бы ее получить только через благосклонность той или иной женщины!
        Поэтому я честно и откровенно объяснил Бунга-Бунга суть своих проблем взаимоотношений с этой молодой француженкой, поинтересовавшись у него, как бы он поступил бы на моем месте. Парень сильно разволновался, вскочил на ноги и, словно маятник от часов, заходил из одного в другой угол гостиной. Затем он остановился, посмотрел на меня и начал отвечать на вопрос, не спеша, тщательно подбирая каждое слово:
        - Может быть я не прав, но мне кажется, что вы русские живете по принципу, все или ничего! В каждом случае бросаетесь из крайности в крайность. Если любите женщину, то она должна принадлежать тебе и одному только тебе. У вас никогда не возникает идеи по отношению того, а что именно в этом случае думает предмет твоей любви? Как она тебя воспринимает, нужен ли ты ей вообще? Все окружающие тебя люди о тебе, граф Орлофф, знают, что ты государев человек и шпионствуешь в его благо. Никто же из них не собирается бежать в королевскую жандармерию, доносить жандармам о том, что через герцогиню Саксонскую, баронессу де Мортен, герцогиню де Шеврез и герцогиню де ла Ферте ты получаешь секретную информацию о французском государстве. Знает об этом и твоя Николь, она же не дурочка, она тоже имеет глаза, которыми хорошо видит, как к тебе в сарай-дворец каждый вечер пробирается очередная жертва, женщина. Николь же женщина и хорошо понимает, чем ты там с той или иной женщиной занимаешься. Но, как я понимаю, Николь надеется получить от тебя хоть небольшую частичку своего счастья. Так ты подари ей эту частичку, ведь
тебе этот подарок ничего не будет стоить!
        Послышались хлопки в ладоши, это незаметно для нас в гостиной появилась баронесса Береславская. Яна от начала до конца выслушала монолог Бунга-Бунга! Теперь же бурными аплодисментами она приветствовала его за прекрасные слова:
        - А я и не предполагала, что два мужика производителя могут симпатизировать женщине, обсуждать ее долю и судьбу в такой сочувствующей манере. Ведь, обычно они для начала бедную женщину затаскивают в постель, пользуются ею, а уж потом интересуются тем, любит ли она его или не любит. Французы выдумали слово «любовь» для того, чтобы объяснять необъяснимые браки, когда ненавидящие друг друга мужчина и женщина живут вместе и даже рожают детей. Все это они, якобы, делают по любви друг к другу, но, постарев и поняв, что жизнь прошла без толку, хватаются за ножи и опять же убивают друг друга. Так, что к слову «любовь» нужно относиться с большой осторожностью, не употреблять его так часто, как кому заблагорассудится. Да, мужчины, а о какой Николь вы говорите, не о той ли девчонке с зелеными глазами, которая носится повсюду, сломя голову. Эта девчонка и мне симпатична! Иван, хочешь, я заберу ее к себе, чтобы из этого ребенка сделать настоящую женщину шпионку?! Ты же не способен ей дать даже малую толику того, что Николь требуется, чему я смогу ее научить!
        - Баронесса Береславская, - вежливо я начал отвечать этой злыдни, - оставь меня, и этого ребенка в покое. Мы сами решим, как нам поступать в том или ином случае! А сейчас не могли бы вы объяснить причину своего появления в моей гостиной, я вас сюда не звал! Все адреса и имена агентов я вам уже передал, вам было бы пора с ними связаться, начать работу!
        - Ванька, ты хоть бы постыдился говорить мне такие бранные слова, мы же вместе работаем. С теми людьми, которых ты мне передал, то с ними я уже давно переговорила и обо всем договорилась. Так, что, начальничек, работа идет полным ходом, и каких-либо претензий ко мне ты не должен иметь! Да, между прочим, мы вместе поедем на бал к маркизу де Сеньоле. Этот французский министр препятствует поступлению на службу во французский флот семнадцати русским гардемаринам, я на том балу намерена сделать дипломатический демарш, хорошенько отхлестав его по щекам!

3
        Народа на бал у маркиза де Сеньоле собралось очень много, целая чертова куча. Даже в дом маркиза было трудно пройти, перед входом толпилось так много желающих, что через эту толпу было трудно пробраться. Как только я после усердной работы локтями и плечами перешагнул порог входа в дом маркиза, то в глаза мне бросился то, что среди гостей было много морских офицеров. Куда бы я не бросал своего взгляда, повсюду наталкивался на суровые, обветренные морскими бризами, подбитые морским загаром суровые лица капитанов военных и торговых кораблей. Причем, в этой мешанине людей было трудно определить, кто есть кто? Кто из этих пришедших на бал офицеров был капитаном военного или торгового корабля? Моряки национальных флотов в ту пору еще не имели единых флотских униформ, поэтому каждый капитан был одет в ту одежду, которую сумел приобрести на собственные деньги. В зале можно было встретить молодца, одежда которого едва прикрывала его мощные бицепсы, и разодетого в пух и прав морского сибарита.
        Епифаненко выделил десяток своих кавалеристов для моего сопровождения, которые на своих одномастных лошадках, в мундирах русской кавалерии произвели впечатление на собравшихся перед домом маркиза морских бродяг. Лебединым клином мои кавалеристы разрезали эту толпу, чтобы позволить мне и баронессе Береславской высадится из фаэтона прямо у дверей дома. В глаза мне бросилось странное поведение слуг маркиза де Сеньоле! Они при нашем с баронессой появлении со всех ног бросились нам навстречу. Но вместо того, чтобы помочь нам с баронессой Береславской покинуть фаэтон, эти прощелыги, попытались воспрепятствовать нашему проходу в дом, словно мы явились незваными гостями.
        От охватившего меня удивления я негромко присвистнул, этих слуг маркиза, моя магия тут же этот сброд убрала с нашей дороги. На что баронесса с легким недоумением обратила свой прелестный взор на меня, она пока еще была не осведомлена о некоторых моих способностях, дарованиях.
        Но Яна была умной, красивой польской женщиной, побывавшей и не в таких ситуациях! Она не стала на людях выяснять, что же это был за художественный свист, оставив нашу семейную разборку на позднее время, когда мы вернемся в свой особняк. Эта полячка тут же приняла вид, что она является томной великосветской львицей! Своим великолепным телом она так навалилась на мой локоть, что у меня создалось впечатление, что я несу ее на этом своем локте. Близость, теплота и нежность этого женского тела волшебным образом сказалось и на некоторых органах моего мужского тела. Мне пришлось прилагать меры для того, чтобы окружающая нас публика каким-либо случайным образом не обратила бы своего внимания на то, что мои панталоны почему-то зажили своей собственной жизнью!
        В то же время я продолжал бороться с Яной, пытаясь ее вразумить в том, что нельзя так раскованно себя вести на публике. Причем в ходе этой незримой борьбы на невидимом фронте взаимоотношений между женщиной и мужчиной я явно проигрывал! Под мои неловкие руки почему-то попадали именно те части женского тела, которые на мужчин действовали особенно возбуждающе. Моя львица слегка образумилась, она попыталась вернуться в русло нормального поведения на этом балу. Когда распорядитель бала начал присутствующих гостей представляться хозяевам бала и на стала наша очередь, то этот горлопан, как и все басурмане в целом, он плохо разбирался в тонкостях выговора русского языка. Поэтому он все на белом свете перепутал, наши фамилии машинально, объединив в одну общую, произнес:
        - Граф и баронесса Орлофф-Береславские!
        К этому времени я уже был знаком с маркизом де Сеньоле, который пару месяцев назад нанес неожиданный визит, лично посетив мои апартаменты в гостинице, в которой я тогда проживал. Он тогда мне представился главным резидентом британской разведки во Франции, от меня потребовал, чтобы я у него в обязательном порядке зарегистрировался бы русским шпионом-разведчиком. Это его заявление меня почему-то не очень-то удивило, дураков на этом свете всегда хватало, но до глубины души я был поражен его маленьким ростом. Он был ростом чуть выше лилипута, с людьми такого роста мне еще не приходилось встречаться в своей жизни.
        За это время во внешности маркиза де Сеньоле ничего особым образом не изменилось. Он, по-прежнему, оставался человеком маленького роста. Только его носик приобрел форму картошки и яркую багровую окраску, словно с недавних пор он стал хроническим алкоголиком. Маркиз де Сеньоле подошел к нам с Яной и, посмотрев на меня с явным недоброжелательным превосходством, глядя снизу вверх, произнес:
        - Здравствуйте, господин капитан, граф Орлофф!
        А затем посмотрел на Яну и произнес:
        - Здравствуйте, госпожа баронесса Орлофф-Береславская!
        Причем, это было проделано настолько вздорно и вульгарно, что мне этот маркиз де Сеньоле сразу же стал совершенно неинтересен, дураку было понятно, что нам с этим лилипутом общего языка было бы невозможно найти. Но зато я сильно заинтересовался тем обстоятельством, как же баронесса Береславская прореагирует на это непочтение. Эта полячка с гонором, как и все женщины, обладала весьма острым язычком, о который я не раз сильно обрезался. Яна несколько свысока смотрела на этого маркиза лилипута, а затем вполголоса произнесла:
        - Вань, а что это за плюгавый прыщ с нами разговаривает, откуда он здесь появился! - Затем она сделала вид, что признала маркиза де Сеньоле и запричитала, словно простолюдинка из деревеньки. - Ой, да это маркиз Сеньоле! Извините, маркиз, что я вас сразу и не заметила, и не признала! - Вокруг нас начали собираться люди, на их лицах стали появляться улыбки. - Позвольте, маркиз, вас поблагодарить за приглашения на бал, направленные в наш адрес. - И моя дама протянула маркизу лилипуту свою холеную руку для поцелуя. Правда, баронесса при этом умудрилась забыть о том, что для того, чтобы маркиз де Сеньоле мог бы своими губами коснуться ее запястья, ей следовало бы слегка наклонить свой стройный стан. Но, разумеется, баронесса Береславская забыла этого сделать. Я бы даже сказал, что поляка не собиралась этого делать! Таким образом, маркиз де Сеньоле же оказался в положении человека, который не в силах был своими губками дотянуться до руки этой светской львицы! Иными словами, он оказался в положении человека, который хорошо видит свой локоток, но коснуться губами его никак не мог!
        До глубины души обиженный проявленным коварством со стороны столь прелестной дамы, как баронесса Береславская, маркиз де Сеньоле пристыженным отошел в сторону, время от времени злобно посматривая в нашу сторону. В его лице мы только что приобрели злейшего врага, который теперь будет следить за каждым нашим шагом, чтобы не простить, а наказать за любую допущенную нами ошибку.
        Что касается меня лично, то я нисколько не жалел о случившимся. Ситуация складывалась таким образом, как я с Яной и планировал, Великобритания в лице своего резидента нуждалась в небольшом наказании за явное пренебрежение к Московии в целом, к ее государю Петру Алексеевичу, в частности.
        Но в дальнейшем такими вопросами по московитской резиндетуре уже будет заниматься баронесса Береславская, я же буду концентрироваться на организации встречи и установления дружеских отношений с Филиппом II герцогом Орлеанским, который должен был вот-вот появиться на этом балу. Он должен был показаться здесь всего на пару минут, за такое короткое время я должен был с ним познакомиться, установить рабочий контакт.
        О возможности появления Филиппа на балу маркиза де Сеньоле нам сообщил дьяк, работавший связным телепатом в канторе госсекретаря Макарова в Санкт-Петербурге. Этот же дьяк подтвердил информацию о том, что следующим королем Франции станет Людовик XV герцог Анжуйский, пятилетний правнук короля Луи XIV. Что регентом Франции при своем правнуке французский король Луи XIV назначит своего племянника Филиппа II герцога Орлеанского.
        Полученная информация была настолько важной, что мы с баронессой даже временно помирились и, отбросив в сторону все срочные и не срочные дела, решили совместно воспользоваться так внезапно представившейся возможностью познакомиться с принцем Филиппом. Яна тотчас же занялась своим макияжем и подбором платья, наиболее выгодно подчеркивающим все прелести ее фигуры. В узких кругах парижского высшего света герцог Филипп прослыл большим любителем женщин, он ни одной юбки не пропускал мимо себя. Так что баронесса должна была прийти в полную боевую готовность, чтобы этого французского бабника привлечь к себе.
        За час до отправления на бал баронесса Береславская громогласно объявила о том, что она готова вместе со мной следовать, хоть к черту на поминки, а не просто отправляться на бал к какому-то там маркизу. Это было в первый и, видимо, в последний раз в своей жизни я был свидетелем того, что женщина была одета, накрашена и готова следовать на бал за час до его начала. И чему именно Яна, как вы полагаете, посветила этот свободный час? Да, она тут же принялась издеваться надо мной, повторяя, что такую уникальную возможность встречи с будущем регентом Франции, Филиппом II герцогом Орлеанским, мы не имеем права упустить. Поэтому, по ее мнению, я должен быть одет в полном соответствии с парижской мужской модой. Я же отчаянно сопротивлялся любой попытке этой женщины натянуть на мои плечи какой-либо экстравагантный предмет одежды. В иные минуты в моей голове появлялась очень странная мысли о том, что эта Яна одевает меня столь красочно и несколько не по-мужски с одной четко определенной целью, чтобы герцог обратил бы и на меня свое мужское внимание.
        От одной такой мысли я прямо-таки сходил с ума, начинал расшвыривать по углам своей спальни различные предметы одежды, которые, по моему мнению, нельзя было бы отнести к предметам мужского туалета. Яна же рылась в моем гардеробе, отбирая такие непонятного предназначения предметы одежды, при этом она настаивая на том, чтобы я их обязательно надевал. В момент одного из таких бросков мой жилет, пошитый из семи различной фактуры и расцветки материй, случайно попал в какого-то человека, который устроился на диванчике канапе, с явным интересом наблюдал за нашей с Яной семейной перепалкой. Появление незнакомца еще более взбесило меня, на непрошеного гостя, который без какого-либо приглашения появился в моих покоях, я ринулся с кулаками, страстно желая намять ему бока.
        В последнюю минуту перед контактом с этим человеком меня остановил знакомый голос Бунга-Бунга, непрошеный гость оказался моим мажордомом. Вы можете себе представить, как женщины могут манипулировать мужчинами, Яна сумела меня ввести в неконтролируемый гнев. Желание подраться оказалось настолько сильным, что я не сразу узнал своего Бунга-Бунга. Мне потребовалось время для того, чтобы успокоиться, прийти в себя.
        Мажордом Бунга-Бунга, по-прежнему, сидел на диванчике, нога на ноге и, небрежно покачивая ногой, он посматривал на меня с явным интересом. В руках он держал три шифрованных приглашения от маркиза де Сеньоле, о которых мы с Яной забыли. Этими приглашениями мажордом хотел нам напомнить о том, что фаэтон и кавалеристский эскорт уже ожидают нас у подъезда, что нам пора было отправляться на бал.
        Филипп II герцог Орлеанский на морском бале появился почти к самому его завершению. Он внезапно оказался в зале, его сопровождали еще пять шевалье при шпагах. Я оказался невольным свидетелем того, как при входе в дом маркиза вдруг появился Филипп, он свой темный плащ и шляпу сбросил на руки слугам и, перескакивая ступени лестницы, стремительно начал подниматься на второй этаж, где гости бала только что оттанцевали быстрый гавот.
        После танца они собрались небольшими кружками, чтобы языками пересчитывать косточки своим друзьям и знакомым по парижскому высшему обществу. Здесь следует упомянуть о том, что к этому времени морские волки растворились в общей толпе приглашенных гостей. Они мало танцевали, с нетерпением посматривали на пока еще закрытые двери второго зала, где слуги приготовили не большой буфет а-ля-фуршет. Морские волки были явно голодны, им не терпелось поужинать за чужой счет. Как-то получилось так, что эти морские волки, капитаны и пираты дальнего плавания, выбились в отдельные стаю, которая несколько непрезентабельно смотрелась на общем фоне. Дамы и кавалеры из высшего света от времени на них время посматривали, ведь каждому интересно посмотреть вблизи на морских грабителей, но никаких бесед с ними не вели.
        Филипп II герцог Орлеанский, высоко подняв голову, прошел через толпу дам и кавалеров, только изредка кивками головы он приветствовал ту или иную пару. Он подошел к стае морских волков, остановился и долго их рассматривал. Затем повернул голову к маркизу де Сеньоле и произнес:
        - Французский флот покрыл себя незабываемой славой, сражаясь с неприятелем на морях. Король и народ Франции никогда этого не забудет, они будут всегда помнить своих славных моряков. - После этих ничего не значащих слов герцог сделал приглашающий жест рукой и закончил свою великую мысль. - Приглашаю вас присоединиться ко мне и отведать лучшую французскую закуску и бокал замечательного французского вина поднять в честь ваших подвигов.
        Филипп не успел сделать и шага, как орава морских волков обогнала его и прорвалась в только что приоткрытые двери второй залы. Герцог Орлеанский с некоторым сомнением посмотрел пиратам и корсарам вслед и задумчиво покачал своей головой.
        Настала пора моих действий, я слегка отодвинул в сторонку молодую даму, с которой пытался договориться о встрече тет-а-тет и решительно направился к Филиппу.
        Глава 13

1
        Я оказался совершенно случайным свидетелем внезапно образовавшегося побоища, развернувшего на одной из парижских улиц.
        Случилось это так, с мадам Ксавье, личной служанкой мадам де Ментенон, мы решили вместе провести один вечерок. После прогулки по набережной Сены вместе приняли ванну, затем покувыркались в постели, распивая бутылку очень неплохого красного вина. Когда мадам слегка запыхалась, ей вдруг потребовалась пара минут на отдых, то я незаметным щелчком пальцев вежливо попросил мадам Ксавье немного поспать.
        Сам же в это время принялся повсюду разыскивать вахмистра Епифаненко, мне с ним было нужно решить одну маленькую проблему. Но к своему великому удивлению вдруг узнал о том, что сам вахмистр и десяток его драгун отсутствуют в казарме. Одну из своих фаянсовых тарелок я поставил ребром, ее плоское донышко превратил в экран магического поиска, а сам настроился на физические параметры вахмистра Епифаненко. Вскоре на экране тарелки я уже мог наблюдать следующую картину.
        Десять организованных бойцов отчаянно бились с целым скопищем парижских люмпенов и алкашей. Они собрались во что-то вроде атакующего клина и, ощетинившись остриями своих шпаг и стилетов, ходили в атаки на собравшуюся и бурлившую перед ними толпу бродяг и прощелыг. Я получил истинное удовольствие, наблюдая за тем, как ловко и хватко эти парни пускали в ход свои шпаги и кинжалы! После каждого их такого выпада на землю валился очередной бродяга, который, получив даже не смертельную рану, прямо-таки богохульствовал, требуя помощи от своих товарищей или приятелей. Но этот раненый оставался на зловонной парижской мостовой, его братва в этот момент отбивалась от очередного натиска.
        Этот парижский сброд в свою очередь был до зубов вооружен, казалось бы, примитивным оружием, собственного изготовления, но, тем не менее, оно было смертельно опасным в руках отдельных личностей из этой толпы. Они профессионально работали своими, то ли мечами, то ли большими ножами, выкованными из каминной кочерги, пытаясь ранить или даже убить кого-либо из бойцов постоянно атакующей десятки. Но за все время моего наблюдения за этим побоищем только один боец из отважной десятки получил глубокий порез предплечья, но он даже не вышел из общего строя для того, чтобы перевязаться.
        Я бы сказал, что парижский сброд давным-давно покончил бы с этими бойцами, так как обладал неоспоримым преимуществом. По своей численности парижане в несколько раз превосходили своего противника, но они явно проигрывали своему противнику в организованности и качественной подготовке одиночного бойца. К тому же эта парижская толпа имела несколько лидеров, которые беззаветно храбро сражались с чужаками. Но лучше бы эта толпа имела бы всего одного такого лидера, тогда ею руководил бы один человек! Тогда бы у толпы не было бы множества непонятных целей и задач, тогда бы дневные грабители и наемные убийцы могли бы организовано и коллективно драться.
        Сейчас же каждый участник этой парижской толпы дрался только ради самого себя, не смотря на то, что драка со стороны противника велась не на жизнь, а на смерть. Когда очередной парижский бомж или его приятель попадал в сложную ситуацию, то к нему на помощь уже никто более не приходил. Этот же храбрец, случайно оказавшийся в сложном положении, тут же атаковался противником, получал ранение или бездыханным трупом выходил из боя.
        Я все же душой и сердцем болел за эту десятку парней, против которых собралось так много парижских лавочников и простолюдинов. Среди этого народа было немало безголовых храбрецов, которые горели желанием померяться с этими парнями своими силами. По моим расчетам, эта полуночная драка могла бы затянуться надолго, она могла бы закончилась далеко за полночь с конечным итогом в десяток трупов и победой этой великолепной десятки.
        Сколько бы раз я не говорил вахмистру Епифаненко, что его кавалеристам пора кончать с таким ночным развлечением, что его плутонгу вряд ли удастся перебить всех разбойников и душегубов Парижа?!
        Этот же детина вахмистр только мягко улыбался мне в ответ из-под своих роскошных седых усов, его же парни каждую неделю не упускали случая померяться силами с этим парижским плебсом в конце каждой недели. Глубоко в душе я прекрасно понимал поведение этой детины и его солдат, был согласен с его пониманием положения, когда его плутонг внезапно оказался далеко за пределами родины.
        Нежданно-негаданно военная служба забросила этих парней и их вахмистра в далекий и французский Париж. В той стороне не было ни одного знакомого человека, девицы или мужика, с которыми можно было бы неплохо провести внеслужебное время. Поговорить о любви, выпить анисовки или хорошо подраться на кулаках до первой крови. В этом же французском Париже, особенно на первых порах, простому русскому человеку попросту негде было развернуться, не с кем было поговорить по душам, а уж драться приходилось до самой смерти.
        Сколько здесь не верти по сторонам головой, вокруг тебя одни только люди, которые говорят на каком-то непонятном шепелявом языке. Если же попробовать и самому на нем поговорить, то свой язык можно к чертям собачьим поломать. Вот и приходится русскому человеку на чужбине изъясняться жестами рук и пальцев. Только как можно было бы этими самыми руками договориться с какой-либо местной девчонкой о любви? Всегда впоследствии вдруг выясняется, что это ты зря время тратил на эти пустые разговоры! Той девчонке требовалось денег заплатить за эту самую любовь, французы лягушатники попросту не понимали, что же это за настоящая любовь такая без денежных выплат?! Ну, а какой русский будет деньги платить за любовь, когда любовь за деньги для русского человека, - это же самый настоящий стыд и срам, да и только! Любой русский человек не приемлет платного подхода к любви, он и жизни не сможет прожить без этой чистой и бесплатной любви! Ведь, когда он руками махал, договариваясь с француженкой, он в первую очередь именно любовь в виду имел, а не секс там какой-то?!
        Бой десятки русских драгун плутонга Епифаненко с грабителями и убийцами очередной парижской улицы пока еще продолжался, но его завершение становилось все более и более предсказуемым. По моим предположениям, дружный драгунский коллектив должен был в итоге победить, поставить на колени эту неорганизованный парижский сброд. Тонкая, коллективная тактика ведения уличного боя давали прекрасные результаты! Каждый боец десятки прекрасно знал о том, что в этом бою друг не бросит его на произвол судьбы, всегда придет на помощь в момент обострения ситуации. Поэтому бойцы десятки бесстрашно шли на обострение этой самой ситуации, в атаку на превосходящие силы противника. Решительными и коллективными действиями они одного за другим успокаивали наиболее храбрых противников, нанося им шпагами и кинжалами легкие или весьма серьезные, едва ли не смертельные, ранения.
        Я удобнее устроился на постели, которую делил с мадам Ксавье, подоткнул себе под бок одну из полушек, продолжая наблюдать по одной из фаянсовых тарелок за ходом уличного боя. Мадам Ксавье сладко посапывала своим аристократическим носиком, всем телом зрелой женщины она плотно прижалась ко мне с другого бока. Наша с ней страстная любовь несколько подогрела атмосферу спальни, поэтому мне пришлось принять полбокала охлажденного Пино Гриджо, включить кондиционер на слабые обороты. Затем я полностью отдался наблюдению за картиной завершающегося ночного боя, правой рукой продолжая ласкать левую грудь своей прекрасной возлюбленной.
        Мадам Ксавье только что поделилась со мной очередной тайной королевского двора Франции, рассказав о том, как чуть ли не в один день и одну ночь умерли прямые наследники Луи XIV, его дети и внуки. Но эта великая тайна французского двора сейчас меня мало волновала или интересовала, как говорили люди, что сделано, - то прошло!
        Сегодня меня в первую очередь интересовал Филипп II герцог Орлеанский. Но я не спешил своей мадам Ксавье задавать столь прямые вопросы по этому человеку. Филипп занимал третье место во властной структуре французского государства после самого французского короля. Но и наводящих вопросов у меня было столько, что после третьего оргазма, мадам Ксавье, мило покраснев, кротко призналась в том, что в свое время ей пришлось разделить ложе с герцогом Орлеанским. Что он, как мужчина, не произвел на нее особо большого впечатления!
        В этот момент мне пришлось прервать свои лирические воспоминания о мадам Ксавье, о ее искусстве любви, чтобы вновь вернуться к изображению уличного боя, магически выводимого на фаянсовую тарелку. Русские драгуны, ведомые своим вахмистром Епифаненко, в очередной раз наголову разгромили парижский сброд, который начал в панике разбегаться. Я облегчено вздохнул, перестал ласкать грудь мадам Ксавье. Женщина тут на это прореагировала, она широко раскрыла свои небесно-синие глаза, внимательно на меня посмотрела и, переворачиваясь на спину, тихо прошептала:
        - Мой милый и сердечный друг, ты чем-то недоволен? Может быть, я была не столь послушной козочкой в твоих руках. Так, позволь, мой дорогой, мне тотчас же исправить свою неловкую ошибку! Я хочу еще раз доказать свою любовь к тебе!
        Как только вахмистр Епифаненко с солдатами своего плутонга, собрав трофеи или, вернее было бы сказать, по праву победителя обобрав раненых и убитых бойцов противника, скрылся за поворотом улицы, то я наклонил голову и в мои уста впились губы мадам Ксавье. Вскоре было невозможно разобрать, какая часть тела принадлежит или мужчине, или женщине, так как они оба тесно переплелись в страсти любви!

2
        Утром, вежливо, как и подобает истинному кавалеру, мадам Ксавье я проводил до дверей особняка и, нацеловавшись, посадил ее в уже ожидающий шартрез. Как только шартрез вынесли на улицу, я направился в караульное помещение, чтобы переговорить с вахмистром Епифаненко. До настоящего времени этот служака ветеран жестко держал в руках рядовой и капральский состав своего плутонга. Он наладил образцовую караульно-постовую службу, охраняя мой парижский особняк. Что касается служебного времени драгун, то с этой стороной пребывания русских драгун в Париже все было в полном порядке. Драгуны вовремя мылись, несли постовую и караульную службу, содержали в порядке свое личное оружие, - кремневую фузею, палаш и пику.
        Что же касается одежды для драгун Епифаненко, то мы были вынуждены отказаться от мундиров русских кавалеристов, уж слишком она привлекала чужое внимание. Наняли пару парижских портных, которые сами придумали фасон, полувоенного образца, и для епифановских драгунов пошили по несколько комплектов одежды на все случаи жизни. Таким образом, простые русские мужики, стараниями своего вахмистра, превратились во французских шевалье. Правда, одного только драгунам не хватало, так это дворянского происхождения. Но Франция даже в те времена стала уже другой страной, в которой не одно только дворянское происхождение, но и наличие денег стало играть существенную роль в становлении человека на ноги. Имея достаточно денег, простолюдин мог у самого короля выкупить себе патент на офицерское звание, которое несло в себе дворянское происхождение.
        Наши драгуны получали по сотне золотых луидоров в месяц, так что по возвращении из Франции многие из них имели возможность из государственной казны выкупить себе по деревеньке с крепостными, чтобы в старости жить-поживать в полном достатке. Одним словом, что касается внутреннего распорядка, то с драгунами Епифаненко и самим вахмистром все было в порядке.
        Острая проблема возникла в том, что эти русские парни не знали, чем им заняться в свободное от службы время. Первое время они не покидали территории моего особняка, знакомились со слугами и служанками, которые за небольшие деньги оказывали им кое-какие интимные услуги. Но, повторяю, любовь за деньги для русского чудака, это стыд, срам и полное позорище. Тогда драгун Епифаненко потянуло на подвиги за пределами моего особняка. Но первый же опыт по поиску приключений, когда он производился в одиночестве и в отрыве от товарищей, привел к печальному результату. Из таких похождений драгуны начали возвращаться с побитыми мордами, синяками под глазами и разбитыми в кровь фалангами пальцев.
        Епифаненко уже на втором таком случае отреагировал соответствующим образом, он ввел свободное командное времяпрепровождение. Теперь на поиски приключений на стороне чуть ли не каждый вечер отправлялась команда из десяти драгун и при легком холодном вооружении - шпагах и стилетах. Одиночное мордобитие тут же сменились на командные драки и смертоубийства. И знаете, русская коллективная драка со смертоубийством стала весьма популярным зрелищем в Париже, появились даже букмекеры, которые стали принимать ставки сначала на ту команду, которая победит в драке. Когда же стало ясно, что победителями в любой драке становится охрана моего особняка, ставки стали делать на отдельных бойцов и возможное количество трупов.
        Епифаненко, как всегда, находился на рабочем месте, он зуботычинами поучал молодого драгуна, который во вчерашней ночной драке решил побороться с противником без какого-либо оружия в руках. Увидев меня, перешагивающего порог караульной комнаты, вахмистр Епифаненко довольно-таки резко попытался вскочить на ноги, козырнуть, не смотря на то, что был в цивильном камзоле, и браво рапортовать об успехах русской охранной службы. Но он тут же согнулся в три погибели и громко застонал от боли в пояснице. Старика уже давно мучил прострел, нажитый в сырых русских казармах, но он страшно не хотел лечиться, полагая, что со временем все пройдет само собой. Но, как видно и на старуху бывает проруха, боль не прошла, старик вахмистр не мог спину разогнуть! На этот раз я решил с ним особо не церемониться, поэтому я негромко приказал молодому драгуну позвать товарищей. Они должны были этого старика вахмистра осторожно, не причиняя ему боли, на руках перенести в парилку помывочной комнаты на мое лечение.
        Как же Епифаненко громко орал, стонал и матерился, когда его же драгуны раскладывали его тело на прогретой лавке. Когда с него сняли верхнюю одежду и исподнее, тогда я приступил к работе, кончиками пальцев пробежавшись вдоль хребта вахмистра. Уже на первой пробежке вдоль стариковского хребта я заметил такое количество повреждений и смещений хребтовых дисков, что мне стало понятным, что вахмистром Епифаненко никто из врачей не занимался. Теперь мне же предстоял долгий и нудный процесс излечения этого старика упрямца, я скинул с плеч легкий домашний камзол и, засучив рукава своей любимой батистовой рубахи, принялся за работу костолома.
        Первым же делом посредством ментального зонда я усыпил Епифаненко, а затем занялся его позвоночником, проверяя и вправляя по месту каждый его хрящ, обращая особое внимание на то, чтобы волоски его нервной системы нигде не были бы ущемлены или повреждены. Это была труднейшая и нуднейшая на белом свете работа, но я старался работать на высоком профессиональном уровне еще неизвестной в те времена науки нейрохирургии.
        Возясь с хребтом и спиной вахмистра, я вдруг почувствовал на себе чьи-то взгляды.
        Обернувшись через плечо, я увидел, что в трех шагах от моей операционной лавки, в кожаных креслах устроились мои парижские друзья и знакомые. Пани Яна Береславская, маркиз Антуан де Монморанси, маршал Франции Никола Шалон дю Бле, маркиз де Юксель, мосье Франсуа-Августин Слюсар или попросту демон Марбас, Бунга-Бунга и, разумеется, капитан де Рунге. За креслами высокопоставленных друзей рядком с палашами наголо пристроились четыре епифановских драгуна. Больше я уже не отвлекался от своей работы и, не обращая внимания на присутствие своих друзей, я завершил работу с хребтом Епифаненко. Затем посредством мысленного зонда проник в его сознание, проделав кое-какие манипуляции с отдельными зонами и секторами головного мозга старого вахмистра, слегка его омолодив, одновременно превращая старика в телепата и ясновидящего.
        С улыбкой наблюдая за тем, как после только проведенной операции вдруг заскакал вахмистр Епифаненко, я вполголоса пригласил друзей присоединиться ко мне для завтрака. Почти уже забытый дядюшка Густав встретил нас всех на пороге своей кухни. Ему не надо было объяснять цель нашего и столь неожиданного визита, дядюшка Густав нас рассадил за простым кухонным столом и на этот стол начал выкладывать деликатесы для завтрака, он проявил себя во всей свое красе и поварском великолепии. Он сумел приготовить такой очаровательный завтрак, от которого все мои друзья ожили, за столом тут же завязался приятный и к ни чему не обязывающий разговор.
        После операции на позвоночнике вахмистра я чувствовал себя утомленным человеком, поэтому в разговоре принимал минимальное участие. Незаметно в моей голове появились воспоминания, связанные с именем дядюшки Густава и именем своего нового знакомого Филиппа II герцога Орлеанского, с которым мне все-таки удалось познакомиться на морском балу у маркиза де Сеньоле, но пока близкими друзьями мы не стали.
        Только-только на балу я с герцогом перекинулся парой слов, как моя беседа с великим человеком была прервана. И виновником этого разрыва стал сам маркиз де Сеньоле, этот плюгавенький трейси, английский шпион и французский морской министр. Он, не стесняясь, подвалил ко мне именно в тот момент, когда я только что представился Филиппу II герцогу Орлеанскому, когда в разговоре мы с ним перешли на обсуждение преимуществ того или иного способа питания. Филипп оказался большим знатоком и ценителем питания на ходу, когда жуешь что-то во рту и день, и ночь напролет. Этот карлик бедром оттеснил меня от Филиппа II герцога Орлеанского, склонил перед ним голову и заговорил о какой-то финансовой проблеме, будто бы французскому флоту не хватало денег на ремонт боевых бригов.
        Чуть позже я, разумеется, выяснил подоплеку всего этого дела по французским бригам. В войне за испанское наследство король Луи XIV решил воспользоваться силой и мощью военно-морского флота Франции. По его приказу была сформирована ударная эскадра, в которую вошли бриги, только что построенные на французских верфях. Но эта эскадра так ни разу не покинула Марсель, она не плавала к берегам Испании. Не трудно было бы догадаться о том, что наш маркиз де Сеньоле по приказу своих истинных хозяев, англичан, наверняка, приложил свою руку к строительству этих бригов, и к тому, чтобы они никогда не покинули бы французских берегов. Красивая и миниатюрная шатенка, графиня Вексельроде, однажды в постели мне призналась в том, что маркиз де Сеньоле получил очень большие деньги за то, чтобы эти бриги так и не были бы достроены, их остовы до сих пор пылятся и гниют на несуществующих французских вервях.
        Я так и не позволил маркизу де Сеньоле завершить разговор с герцогом Орлеанским, выпросить у того дополнительные государственные субсидии на ремонт и достройку несуществующих бригов, вытеснив бедром маркиза из круга людей, беседовавших с герцогом. Сам же продолжил беседу с герцогом Орлеанским о значении его метода питания на ходу. Хорошо понимая, что меня могут прервать в любую минуту, я поспешил обратиться к Филиппу II, герцогу Орлеанскому, нанести неофициальный визит вежливости в мой особняк, который был расположен на улице Фран-Буржуа, в любое удобное ему время. Видимо, герцог Орлеанский не ожидал столь молниеносного с моей стороны предложения, поэтому, думая о чем-то своем, совершенно машинально кивнул мне утвердительно головой.
        К слову сказать, я набрался терпения, ожидая, что такой визит герцог Орлеанский нанесет мне через пару месяцев, не раньше! Но каково же было мое удивление, когда на вторую ночь, слуга, дежуривший у ворот особняка, прибежал ко мне, запыхавшись, чтобы донести о том, что какой-то там герцог Орлеанский желает меня видеть. К этому времени я уже так часто думал о встрече и о знакомстве с Филиппом, что привык к тому, чтобы его называть только по имени «Филипп». Когда же слуга начал кричать о каком-то герцоге Орлеанском, то я не сразу сообразил о том, что появления именно этого человека я очень ожидал. Щелкнув сразу несколькими пальцами, на глазах изумленного слуги я моментально разоделся в пух прах по парижской моде. Схватив слугу за шкирку, я вместе с ним перенесся к входу в особняк.
        Простым пинком колена я отправил слугу за дверь встречать и провожать дорого гостя во входной вестибюль особняка, а сам стал перед входными дверьми принимать приветственную позу для встречи очень важной персоны королевских кровей. Слегка согнулся вперед, вывернул колени в противоположные друг от друга стороны, а руки развел широко в сторону, чтобы при появлении гостя ими махать и еще больше разводить в стороны. Одним словом, малейшая ошибка, шажок в сторону и вместо приветствия гостя ты оказываешься на своем собственном заду. Но тут-то начала приоткрываться входная дверь… вот-вот Филипп должен был переступить порог моего особняка. От волнения я тут же взмок до исподнего и еще больше склонил голову, чтобы выказать должное уважение племяннику французского короля.
        - Ванька, - тут же послышался задушевный и такой знакомый голос польской стервы у меня за спиной, - ты, что свой зад выпячиваешь, хочешь его мне продемонстрировать? Так я должна с прискорбием признать, что он у тебя несколько тощеватый для приличного шевалье! Тебе следует…
        Моя попытка обернуться, чтобы своего заместителя по агентурной разведке поставить на должное ей место, как все дело обернулась тем, что и должно было со мной произойти. Я не удержал равновесия, шлепнувшись на свой несколько тощеватый зад. Когда же поднял голову, то прямо перед собой увидел фигуру француза в темном плаще, которая показалась мне очень высокой. Ну, знаете, это был такой французский мачо весь в черном, черные полусапожки, черные панталоны и с мордой, до бровей закутанной в складки плаща. Весь этот антураж завершался черной шляпой с неплохим белым плюмажам.
        Этот лягушатник стоял и во все глаза смотрел… Должен честно признать, что этот мачо на меня не смотрел. В тот момент он меня попросту не видел, так как его взгляд был устремлен на белое видение, поднимающееся по моей любимой мраморной лестнице на второй этаж особняка. Понимаете, мне все-таки надоело, чтобы мои покои занимала какая-то там гордая полячка, вот я на некоторое время перестал лениться и второй этаж особняка очистил от всякой там мелочевки, немного покрасил потолки и стены, пол выложил амьенским мрамором. И весь этот этаж отдал в аренду своему заместителю по агентурной работе, чтобы у нее, мол, было бы свое место, где эта стерва могла бы в тайне от всех принимать своих агентов.
        Так, вот эта польская стерва сейчас, оскорбив меня словами, медленно поднималась по этой самой лестнице. На ней было то ли вечернее платье, то ли утреннее неглиже, иными словами эта баба была прилично неодета. Поэтому было неудивительным то, что Филипп, который уже давненько слыл полным слабаком по бабским юбкам, стоял надо мной и в оба глаза зрил за тем, как Яна поднималась по мраморной лестнице. Черный мрамор выгодно контрастировал с ее белым неглиже, под которым сзади работали, совершенно не соприкасаясь друг с другом две нежных персиковых половинки. Что вам там какой-то французский герцог, я сам лично, все еще продолжающий сидеть на полу в позе йога, соответствующим образом отреагировал на это прекрасное колыхание и был готов к немедленному действию.
        Филипп II герцог Орлеанский невежливо обошел меня и, словно компасная стрелка, учуявшая очередную железорудную аномалию, устремился на внутренний зов. Ну, вы, вероятно, не знаете зверского характера этих милых стерв, так моя заместительница Яна поступила именно так, как я и Филипп не рассчитывал. Она решила не спешить со своим новым знакомством и спокойно исчезла за дверьми своих покоев, в обстановку которых вбухала такие деньжищи, что перед казной русского государства мне никогда уже не отчитаться. Воспоминания о потраченных на полячку деньгах тут же вернули меня в реальность, я подошел к Филиппу и пару раз ладонью похлопал его по плечу.
        Он повернулся ко мне и сказал, на французском языке, разумеется:
        - Ну, и бабища! Чуть сердце от такой прелести не остановилось!
        Затем, видимо герцог пришел в сознание, и сделал свои глаза чрезвычайно удивленными и мило поинтересовался:
        - Граф Орлофф, вот не ожидал вас в этом борделе встретить! Шел, понимаете, по улице Фран-Фужер, глазел по сторонам, думая о том, что нужно было бы сделать для того, чтобы весь этот парижский сброд из города выбросить. От таких государственных мыслей мне стало немного скучновато, вот я и решил немного развлечься. Посмотрел по сторонам, нашел красный фонарь и побрел на его свет. А здесь вы, знаете, какая приятная неожиданность?! Может быть, вы мне подскажите, как мадам этого заведения найти. Знаете, мне очень понравилась та птичка с персиковыми половинками. Сколько, как вы полагаете, будет стоить одна ночь с ней?
        Чтобы с достоинством выйти из положения, подстроенного Яной, я вспомнил о существовании дядюшки Густава. Обычно у всех мужчин бабников на втором месте после женщин стояло застолье, обжорство. Я вызвал дядюшку Густава и строго-настрого приказал ему приготовить нечто такое деликатесное блюдо, чтобы Филипп напрочь бы забыл бы о том, по какому случаю, тот появился в моем доме. Дядюшка Густав от души постарался, он приготовил такие лягушачьи лапки в чесночном соусе, что Филипп II герцог Орлеанский жрал их, не переставая и, не обращая внимания на то обстоятельство, что я его часто покидал, чтобы облегчить желудок в туалете.
        Таким образом, мне удалось закрепить свое знакомство с будущим регентом Франции, с Филиппом II герцогом Орлеанским.

3
        Самым неожиданным образом я оказался вовлечен в русские скандалы в Париже, хотя прилагал немалые усилия для того, чтобы всячески избегать подобного вовлечения. Мне очень не хотелось приобрести имидж русского скандалиста!
        С момента своего появления в этом Париже я особенно и не высовывался из своего маленького полусемейного болотца, стараясь своей экстравагантностью не привлекать к себе внимания ни со стороны русских, ни самих парижан. Потихонечку благоустраивался в этом городе, заводил не особенно скандальные знакомства и чрез посредство милых француженок нарывал требуемую агентурную информацию.
        Свои деяния я вершил в узком кругу женщин и очень близких друзей, которые ко мне относились с любовью и благодарностью, а последние еще и с уважением. Причем, я очень старался не обижать своих любимых француженок, поэтому дозировано рассказывал им о себе только то, что их интересовало. Но так, чтобы ни в коем образе их не обидеть, или чтобы они не могли меня приревновать друг к другу. В основном я представлялся бывшим русским гвардейцем с богатыми родителями и тяжелыми ранениями, полученными на полях сражениях, из-за которых приехал в Париж на излечение.
        До поры до времени эта политика позволяла мне оставаться в стороне от всеобщего признания или моего превращения в значимую фигуру высшего парижского общества. Но, как только я переговорил на морском балу у маркиза де Сеньоле с его величеством Филиппом II герцогом Орлеанским, то все мгновенно изменилось. Я вдруг оказался лакомым кусочком для этого парижского общества, начал каждый день получать до десятка приглашений, в которых меня просили нанести визит вежливости той или иной аристократической семье, присутствовать на балу по случаю. Одним словом, начала проявляться тенденция к тому, что я становлюсь популярным или своим человеком парижского высшего общества.
        Первый звоночек прозвенел, когда меня вызвал маркиз Антуан де Монморанси, который поинтересовался тем, что я знаю о неком бароне Петре Лефорте[22 - БАРОН ПЕТР ПЕТРОВИЧ ЛЕФОРТ - племянник Франца Яковлевича Лефорта, генерал-адмирала и ближайшего соратника Петра Великого.]. В этот момент по моему телу прокатилась самая настоящая судорога, надо же было этому родственничку подсуетиться и нанести подлый удар в самое для меня чувствительное место. Я столько внимания и денег вложил в организацию торгового дела, не имея на это соответствующую государеву санкцию. А тут вдруг появляется какой-то хлюст и пытается свою грязную лапу наложить на мою отраду души. Когда услышал вопрос Антуана, то я, было, решил вообще отказаться от этого дела, но, подумав, решил бороться за многомиллионное дело до последней капли крови. Поэтому маркизу де Монморанси дал ответ:
        - Барон Петр Лефорт приходится племянником генерал-адмирала Франца Лефорта, ближайшего соратника государя Петра Алексеевича и умершего в прошлом веке. Петр Алексеевич, помня об этом своем умершем друге, протежирует барону и в свое время направил его своим агентом в Париж для развития русско-французской торговли.
        - Иными словами, вы, граф, хотите мне сказать о том, что барон Петр Лефорт был бы хорошим подспорьем в ведении торговых дел с Московией! Тогда почему бы нам не включить его в акционеры нашей торговой компании?
        - Я буду категорически против такого решения. К великому своему сожалению буду вынужден признаться в том, что барон Петр Лефорт, скорее всего, станет нашим общим балластом. Он потянет ко дну нашу торговлю с севером Московии и, пользуясь именем государя Петра Алексеевича, вытянет из нее все наши деньги, ради своего удовольствия и кармана.
        - О, какие сложные люди, эти русские! - Хрипло рассмеялся Антуан де Монморанси. Но они и такие честные, что я не думал и не ожидал, что граф Орлофф так резко выскажется по поводу моего предложения о расширении круга акционеров нашей совместной компании. Полагаю, снова обсудить этот вопрос, когда третий наш акционер присоединится к нам.
        После этих слов Антуана де Монморанси скрипнула дверь его кабинета, в нем появился капитан де ла Рунге, который все более и более походил на барона фон Руге, обер-гофмаршала и тайного советника короля Пруссии. Пока капитан проходил к заранее для него заготовленного третьего кресла, я думал о том, что моя деловая встреча с Антуаном де Монморанси медленно, но верно превращалась в процесс перевербовки русского резидента во Франции в прусского агента. Поэтому, чтобы окончательно не потерять инициативы из своих рук, решил первым нанести первый удар по противнику.
        Я поднялся на ноги, откорячил свою задницу и пару раз махнул своими руками, приветствуя нашего третьего акционера, чем вызвал смех обоих моих собеседников. Маркиз де Монморанси и барон фон Руге явно наслаждались этим моментом своего превосходства перед тем, как нанести смертельный удар по этому русскому мальчишке и сделать его своим послушным агентом. Маршал Франции Никола Шалон дю Бле маркиз де Юксель уже давно меня предупредил о том, что его давнишний приятель, маркиз Антуан де Монморанси, занимает немалый пост во французской королевской разведки. Именно его люди в свое время ошарашили меня по черепку, когда я возвращался домой по ночным улицам Парижа. Они собирались меня перевербовать или попросту уничтожить, но вмешались демоны преисподней, которые, пока по неизвестной мне причине, пришли на помощь и помогли мне бежать из подземного заточения.
        Я разогнулся и вежливым голосом произнес:
        - Уважаемый барон фон Руге, позвольте, вас приветствовать! И от всей души поблагодарить за то, что вы нашли время прийти на эту незапланированную встречу.
        На секунду в кабинете маркиза воцарилась полная тишина, но это не помешало прусскому разведчику дойти до своего кресла и тяжело в него плюхнуться. Затем в этой тишине послышался его несколько хрипловатый смех, знаете, такой вежливый смех, а не какой-то там насмешливый или саркастический.
        - Ну, вот, видишь, Тони, а наш-то русский мальчик и не так уж плох, как может показаться с первого взгляда! Он меня сразу признал, хотя наша встреча была мимолетной. Я тогда тайно встречался с их царем, а он тогда в дворцовом карауле стоял. Но, как видишь, взгляд у молодых острый и запоминающий!
        - Да, Карл! Но, что мы с ним теперь будем делать. Он слишком много о тебе знает?! Да, и этот русский баронишка Лефорт пытается к нам подмазываться?! А нам это нужно?
        - Нет, разумеется, Антуан! Мы все оставим так, как оно есть, и продолжим наше плодотворное сотрудничество. Впервые за все время нашего знакомства господин госсекретарь Макаров разговаривал со мной благосклонно и даже пожал мне руку. Так, что наша торговая компания будет и дальше существовать во благо наших государств и против блага Великобритании. А с бароном Петром Лефортом я не советую тебе заигрывать, ты больше, Тони, потеряешь, чем приобретешь. Он все-таки поддерживает связь с британской секретной службой, Мы не знаем, до какой степени этот швейцарец вовлечен в их действия, но деньги он очень любит! Так, что можешь его купить для использования в своих собственных целях.
        Маркиз Антуан де Монморанси глубоко задумался и перестал обращать на нас двоих своего внимания. Этим моментом немедленно воспользовался пруссак разведчик, барон всем телом повернулся ко мне и, подмигнув правым глазом, произнес:
        - Сегодня госпожа фортуна твое и мое государство свела в одно сообщество. И мы, и вы имеете одни и те же цели! И мы, и вы становимся великими европейскими государствами! Московия и Пруссия сегодня, благодаря войне со шведами, получили большое признание и новые территории в Европе. Оба наших государства хотят это признание, целостность своих территорий сохранить, а также сохранить и приобретенные ими во время Северной войны новые территории. Поэтому и вам, и нам требуется небольшая политическая поддержка со стороны старых великих государств Европы, со стороны Великобритании или Франции. Но ни одно из этих великих государств не хочет иметь себе новых сильных конкурентов, они хотят править и решать европейские проблемы по своему собственному усмотрению и в интересах собственных стран. Так, что видишь, юнец, что мы с тобой в данный момент работаем в одном направлении, склонить Францию к сотрудничеству с нашими странами.
        Я заметил, что Антуан де Монморанси уже давно прислушивается к словам пруссака, но сделал вид, что этого не заметил. Но барон фон Руге, видимо, имел пару глаз и на своем затылке, он обратил внимание на то, что его друг лягушатник нас начал подслушивать. Пруссак снова и опять-таки правым глазом мне подмигнул, продолжил высказывать свою мысль, но несколько в иной тональности:
        - Со временем эти государства, Великобритания и Франция, сами будут искать нашего содействия для решения того или иного значимого европейского вопроса или проблемы. А сейчас они требуют или большие деньги, или территориальные уступки за свою даже малую политическую поддержку. Что касается Великобритании, то эта морская держава сейчас на экономическом подъеме. А вот, что касается Франции, то она находится на дне экономического кризиса из-за провала королевской политики. Когда король Луи XIV отдаст господу богу душу, то…
        - Он очень скоро умрет! - Очень тихо и, словно из-за перенапряжения нерв, произношу я.
        В кабинете наступила полнейшая тишина. Не было слышно даже человеческого дыхания или писка комара, настолько неожиданными для обоих разведчиков, и французского, и прусского, оказались эти мои слова. Но эти оба джентльмена уже немало лет проработали на свою разведку и занимали в ней высокие посты, поэтому им не потребовалось много времени, чтобы поинтересоваться.
        Практически в полный унисон, они оба произнесли одно только вопросительное слово:
        - Когда?
        - Во вторник первого сентября одна тысяча семьсот пятнадцатого года!
        После этого ответа мне не стали задавать каких-либо вопросов, оба джентльмена вдруг заторопились, оказывается, у них было много и другой работы. Антуан де Монморанси даже со мной не попрощался, он, словно пуля из фузеи, вылетел из своего кабинета, забыв, вслед за собой прикрыть дверь. Барон фон Руге тоже торопился, но он все же успел кивнуть мне напоследок головой и коротко бросить:
        - Большое спасибо, Алексею Васильевичу!
        Интересно, откуда он мог узнать о том, что, сообщая реальную дату смерти французского короля, я выполнял личное указание своего босса. Сам он в это время занимался выполнением какого-то очередного грязного государева поручения в одной из стран Европы. Поэтому Макарову было нужно отвлечь внимание противной стороны, но, не смотря на мою просьбу, так и не сказал, какая из стран, Пруссия или Франция, была этой противной стороной в его задании. Во время мысленного сеанса связи он только сказал мне в ответ:
        - Заткнись, лейб-гвардии секунд-майор! Не твоего ума это дело! Меньше знаешь, крепче спать будешь, если Яна, разумеется, тебе этого дозволит?!
        Глава 14

1
        Меня били несколько человек, били профессионально, крепко и очень больно. Видимо, недруги хорошо знали о моих скрытых способностях, поэтому они первым делом с ног до головы облили меня водой, и тогда магия на время забыла о моем существовании. Я сначала и не понял, что попал в хорошо организованную засаду. Вы же сами понимаете, что эта вседозволенность, когда хочу и одним щелчком пальца все сворочу, такое самомнение до добра не доведет!
        Вот и со мной это, наконец-то, произошло!
        После встречи с агентом я не стал дожидаться своего кортежа сопровождения, а носильщиков наемного шартреза попросил отнести меня по домашнему адресу, на улицу Фран-Фужер в квартале Марэ. Черт меня подери, в тот момент я был дурак дураком, ведь, должен был бы сразу же обратить внимание на то, что ни наемных фаэтонов, ни шартрезов в Париже в те времена еще не существовали. А я сам полез в этот шартрез, мне было неохота шагать по этим грязным улицам. В шартрезе развалился на мягком диванчике, размышляя о своей птичке Николь.
        Она вчера вечером перед самым сном принесла мне бутылку шампанского, которого я не заказывал, и начала так вопросительно смотреть в мои глаза, что я, разумеется, этого взгляда не выдержал и завалил эту девчонку на кровать. Начал ее целовать - расцеловывать, а эта дурочка то ли от страха, а то ли от удовольствия закрыла свои глазища, своими острыми зубками этот мой язычок начала покусывать. Моя голова совсем пошла кругом, а руки сами собой раскрывают лиф ее бедненького платьица, и я вижу невероятную картину. Два розовых бутона с коричневыми пятнами, подрагивающими от учащенного девичьего дыхания. С громаднейшим трудом я оторвался от сладких девичьих губ и перенес поцелуи на эту нежнейшую нежность. Одним словом, сделай я вчера еще каких-то полшага, и уже был бы под каблучком своей красавицы француженки.
        А я ж, дурак, от избытка счастья взвыл нечеловеческим голосом, вскочил на ноги и шайку с холоднющей водой, появившуюся прямо из воздуха, и опрокинул ее на свою бедную голову.
        Много холодной воды досталось и Николь!
        Мы оба оказались под каскадом одуряющее холодной воды, что позволило нам приостановить свое исступление любовью и прийти в нормальное состояние. Я успел еще испугаться за свою девчонку, которая от этого водопада холодной воды могла бы заболеть и даже умереть. Начал щелкать всеми пальцами и правой, и левой руки, чтобы магическим образом согреть Николь, но вот тогда-то ничего у меня не получалось с магией. Так я и узнал о том, что моя магия бездействует, когда я залит водой с головы до ног. Пришлось мне воспользоваться старым, проверенным способом для душевно и физического согрева девиц, начал снова обнимать Николь, ее целовать и ласкать.
        В тот момент в соседней комнате, в своей гостиной, я услышал острожное покашливание, а затем мысленный зов мосье Слюсара коснулась моего сознания. Он, видите ли, развлекая мадам де Ментенон, от моего имени пригласил ее посетить мой парижский особняк. Сейчас они оба находились в гостиной и ожидали появления хозяев особняка, которые должны были их немного повеселить и сыграть в триктрак. А я же с Николь оказался в ловушке, чтобы покинуть спальню, где я только что развлекался и согревал девчонку, мы должны были вместе выйти из спальни пройти гостиную, где сейчас расположились мои гости.
        Как настоящий кавалер, я не мог бросить свою девчонку на произвол судьбы. Даже не мог представить себе, чтобы ее оставить одну в пустынной и холодной спальне, мокрую с головы до ног и дрожащую от холода и страха. Магия пока еще не работала, так как я не успел еще просохнуть и сам был в мокрой одежде. Я подошел к одному из расположенных в моей спальне одежных шкафов. В нем Яна, когда арендовала мои покои, хранила какую-то свою одежду, верхние и нижние платья. Гордая полячка не любила, уезжая на новое место, забирать с собой старое барахло, свою старую одежду. Я раскрыл дверцу этого шкафа и крикнул Николь, чтобы она из всего этого женского барахла выбрала себе какое-нибудь приличное платье. А сам начал рыться в своем шкафу, подбирая себе сухую одежду. Вскоре мы оба, я вел Николь под руку, покинули спальню, и вышли к мадам де Ментенон и ее любовнику, демону преисподней Марбасу. Последний только присвистнул от удивления, увидев, что из спальни я выхожу с Николь…
        Именно в этот самый прекрасный момент моих воспоминаний о вчерашнем вечере целая бадья с водой обрушилась на мою бедную голову, когда я сидел в портшезе. Затем тот же путь повторила вторая балья с водой. Видимо, мои носильщики придерживались твердого принципа, который гласил, что «береженого бог бережет», после неожиданного полива водой в мгновение ока я потерял все свои магические способности и превратился в простого русского Ванька. Меня за шкирку вытащили из «наемного» портшеза и солидным кулаком ткнули прямо в нос, который почему-то так любили целовать француженки, прежде чем отправляться со мной в постель. Но я не успел этой мысли додумать до конца, так как громадный сапожище тяжело прошелся по моему заду, едва не задев копчик. От такой неприятной неожиданности я заорал во весь голос, правда, в душе надеясь на то, что кто-нибудь из прохожих, услышав этот душераздирающий крик, придет мне на помощь. Но в этот момент еще один кулак врезался в мои губы и зубы, мой крик захлебнулся в моей же крови.
        Магия не работала, прохожих не оказалось поблизости, а эти чудаки носильщики отлично работали кулаками, с каждым ударом ограничивая мою свободу думать и видеть что-либо по сторонам. Оба мои глаза закрылись такими кровоподтеками с синяками, что через их синеву или желтизну, я не мог видеть, какие именно мужики надо мной работают, превращая меня из красавчика в бесформенную боксерскую грушу. Но к этому времени прошла внезапность вражеского нападения, а я вспомнил о том, что сохранил способность махать своими руками и ногами, так как их никто не связывал веревками и не блокировал. Первый же удар моего кулака пришелся во что-то мягкое и глубокое. Я услышал, как кто-то выругался на английском языке:
        - Черт побери, эта скотина врезала мне в живот!
        Новый удар вражеского кулака пришелся в мое правое плечо, отчего меня круто развернуло и я, видимо, своим подбородком столкнулся с кулаком еще одного человека. Последний удар от встречного движения получился особенно сильным, в результате я начал терять ориентацию в пространстве. Это было очень для меня плохо, если так будет продолжаться, то эти ребята смогут прикончить меня до того момента, когда я подсохну или кто-нибудь придет мне на помощь. Я попытался сгруппироваться, согнулся в три погибели, локтями прикрыл свои бока, а ладонями рук голову.
        Но тут же по моему загривку пришелся мощный и сдвоенный удар сцепленными в кулак двумя ладонями одного из носильщиков, принимавшего активное участие в моем избиении. Эти парни носильщики-насильники хорошо знали свое грязное дело. Чтобы им не дать так просто над собой расправиться, я имитировал падение своим телом на землю. Когда моя спина коснулась земли, то я резко выбросил обе свои ноги вперед и вверх. Тут же раздался вопль еще одного человека, но только тот почему-то заорал на французском языке:
        - Каблуком ботинка это парень выбил мне глаз!
        И тогда последовали мощные удары ногами, но я все равно сумел подсчитать, что били меня четыре человека. Мне повезло, что эти четыре амбала больше мешали друг другу, чем били меня. По крайней мере, я принял позу зародыша и на время отключился от процесса своего избиения, пытаясь, по ментальному каналу связаться со своими друзьями и позвать их на помощь. Сначала я попытался связаться с мосье Слюсаром, но этот чертов гений из преисподней изобрел мысленный автоответчик, который на все мои мысленные крики о помощи автоответчик произносил:
        - Абонент отключил свой разум или находится вне зоны приема мысленного зова!
        Видимо, демон Марбас снова забрался в постель к мадам де Ментенон и забыл обо всем на свете. Тогда я вспомнил о недавно проведенной операции с вахмистром Епифаненко и попытался его вызвать, чтобы тут же услышать:
        - Ваш благородь, вахмистр Епифаненко на приеме!
        - Вахмистр, - от избытка чувств тут же вскричал я, - меня тут бьют кулаками и ногами, так что спасай Епифаненко! А то так и смогут до смерти меня забить!
        - Сей момент! - Вскричал Епифаненко. - Парни, тут нашего благодетеля французы дубасят. Спасать его надо! Готовь команду на выезд, четырех всадников будет достаточно. Я с ними тоже поскачу! Надо протокол на месте составить и дознание учинить, чтобы было кому морду опосля бить. Мы это дело так просто не оставим. А вы, ваш благородь, чуток обождите и не умирайте. Сей момент, мы прискачем, должный порядок наведем, а вас освободим из плена.
        Прошли не менее трех минут, как я услышал приближающийся цокот лошадиных копыт, это спешила моя срочная помощь! Цокот копыт встревожил и моих насильников, они собрались было дружно покинуть место побоища, но не успели. Я услышал мощный глас вахмистра Епифаненко, который орал своим драгунам:
        - Ребята бери их в палаши, но всех не убивайте! Одного взять в плен для последующего дознания! А ну, молодцы, давай!
        А затем сознание покинуло меня.
        Когда я снова открыл глаза, то первым делом увидел встревоженное лицо Николь. Она таким страдальческим взглядом своих прекрасных глазищ рассматривала меня, словно я находился на смертном одре и отдавал душу господу богу, словно должен был вот-вот исповедоваться перед своей смертью. Я сразу же почувствовал, что моя Николь и смерть были абсолютно несовместимы. При виде ее почувствовал громадный прилив крови в одном привычном месте. К тому же моя француженка была в том же платье Яны, которое она вчера выбрала из яниных шмоток. Это платье было ей немного великоватым, но в нем сейчас она выглядела умопотрясающее. Мои руки сами собой выползли из-под одеяла, они тут обхватили девчонку за талию и потащили ее к себе в кровать под одеяло. Николь успела только негромко вскрикнуть и страшно покраснеть! Оказывается, я и не заметил, что моя спальня была полна народу, который пришел повидать и со страдальческими лицами наблюдал за тем, как я собирался заняться любовью с этой красивой девчонкой.
        В моей спальне присутствовала гордая полячка Яна, одетая в деловое платье с белым верхом и черным низом. Она почему-то и, вероятно, впервые в жизни хранила молчание, с явным удивлением в глазах посматривая на мою Николь. Рядом с ней стоял демон Марбас и задумчиво пощипывал свою жиденькую бороденку на подбородке. В тот момент, когда я вызывал его на помощь, он, как граф де Тессе, присутствовал на аудиенции у короля Луи XIV. Здесь был и заместитель начальника внешней разведки Франции маркиз Антуан де Монморанси вместе со своей супругой, живот которой заметно округлился. Немного поддатый маршал Франции Никола Шалон де Бле подмаргивал мне своим левым глазом, ему явно было хорошо, он хорошо знал о том, что со мной ничего серьезного не произошло и не случится. Так меня слегка побили для профилактики или большей частью для острастки, мол, нечего лезть в дела Бритиш Интеллидженс сервис. Бунга-Бунга делал мне какие жесты на пальцах, жаль, но я плохо его понимал, что он этими своими пальцами мне советовал сделать с Николь. В спальне присутствовал, чуть ли не весь плутонг вахмистра Епифаненко, этот старичок
почему-то пристроился поблизости с Яной, искоса посматривая на эту великолепную. Черт подери, может быть, я у него в голове не те шарики довернул по месту, и теперь этот бравый старик пошел по моей стезе?!
        Когда мои друзья убедились в том, что я не собираюсь умирать, то в спальне вместе со мной остался один Бунга-Бунга. Я не удержался и у мажордома поинтересовался таким, знаете, строгим голосом, что он имел в виду, делая неприличные жесты пальцами. На что мажордом удивленно посмотрел на меня и сказал:
        - Видимо, тебя слабо били по голове Иван. Мне же хотелось рассказать тебе о том, что вчера Николь непрошенной гостью появилась в моем кабинете. Там она в присутствии многих людей громогласно объявила о твоем, якобы, решении, что ты ее перевел на работу ночной служанкой в свою спальню. Вот я и интересовался тем, принял ли ты это решение по доброй воли или под угрозой прямого насилия со стороны этой дерзкой девчонки?

2
        Лягушачьи ножки в чесночном соусе так понравились моему новому знакомому Филиппу, что он даже обратился ко мне с личной просьбой о переводе моего повара дядюшку Густава в его штат личных слуг при королевском дворе Луи XIV. Эту просьбу герцог мотивировал следующими обстоятельствами, у него по настоящую пору при королевском дворе не было личного придворного повара, придворная кухня отвратительно готовила, отчего у Филиппа постоянно болел желудок. А еще и потому, что ему очень понравился дядюшка Густав, его веселый и не унывающий нрав, а также дядюшкина способность ночи напролет рассказывать байки, шутки и анекдоты. Но, когда я поинтересовался, сколько луидоров в месяц должен был бы получать его придворный слуга, то Филипп несколько стушевался и, стеснительно шепнув мне на ухо, сказал, что не так уж много. Когда же я назвал месячную заработную плату дядюшки Густава, то Филипп больше уже не поднимал вопроса о переводе моего повара в свой штат придворных слуг.
        Но он стал постоянным клиентом дядюшки Густава, начав едва ли не на регулярной основе каждый божий вечер посещать мой особняк. Притом Филипп никогда заранее не предупреждал о своем появлении. Он обычно появлялся где-то в районе восьми - девяти часов и вечера, на некоторое время задерживался при входе, не сводя своих выпуклых глаз со ступеней мраморной лестницы, ведущей на второй этаж. Видимо, вспоминал мимолетное видение двух персиковых половинок. А затем с тяжелым вздохом и в зависимости от настроения проходил в нашу столовую или же шел прямо на кухню к дядюшке Густаву. По моему распоряжению на нашей кухне установили специальный стол, который кухонная челядь немедленно прозвала «герцогским», Филипп входил на кухню и тут же устраивался за этот стол, терпеливо и бессловесно ожидая, когда дядюшка Густав накормит его своими деревенскими деликатесами. Я сразу же обратил внимание на то, что, кроме дядюшки Густава, Филипп больше никого из поваров и кухонной челяди в упор не видел.
        На кухне дядюшка Густав главенствовал во всем, и в готовке блюд, и в разговорах. Он своими шуточками и прибауточками не давал герцогу и мне рта раскрыть. Мне это совершенно не нравилось, а герцогу Орлеанскому почему-то такое поведение повара очень нравилось. Однажды Филипп мне тайно признался в том, что в тот момент, когда дядюшка шутит, его мозги отдыхают, а он набирается духовных сил. Этого я понять был не в силах, как бы ни старался, поэтому стал избегать сопровождать Филиппа в его путешествиях на кухню дядюшки Густава. Постепенно мы с Филиппом выработали негласный регламент посещений герцога королевских кровей моего особняка. В рамках этого регламента на кухне дядюшка Густав сам разбирался с этим герцогом, ну а в столовой мы это уже была моя ответственность веселить и будоражить герцога Орлеанского великосветскими беседами. Герцог Орлеанский попытался в рамках этого регламента возложить на мои плечи еще одну обязанность, чтобы попросить мадам Яну изредка встречаться и беседовать с Филиппом. Я не мог прямо отказать Филиппу, но поднял глаза к небу, словно собирался помолиться господу богу,
стараясь подобными жестами объяснить себялюбцу ограниченность своих возможностей. К слову сказать, этого простого движения руками и головой оказалось достаточным для Филиппа, чтобы он уже более со мной не поднимал бы этого вопроса.
        Одним словом мои взаимоотношения с монсеньором Филиппом II герцогом Орлеанским складывались должным образом, они крепли день ото дня, уже пару раз Филипп даже пытался пригласить меня, принять участие в его кампании греховодников, подобным образом, герцог назвал кампанию своих самых близких друзей. Но я с этим особо не спешил, мне сначала требовалось выяснить, кто же был тот человек, который отдал приказ отдубасить меня.
        Иногда мне казалось, что меня били только за то, что на одном из балов я осмелился подойти и переговорить с герцогом Орлеанским. Захваченный пленный, который оказался членом шайки Картуша, признался, разумеется, после того, как драгуны вахмистра Епифаненко над ним поработали, в том, что они выполняли приказ главаря своей банды «Красные колпаки». Таким образом, вырисовывалась несколько странная картина, что приказ о моем избиении отдали не англичане, а некто другой, который был из ближнего окружения самого Филиппа. В рамках этого расследования я планировал встретиться и переговорить с мосье Луи-Домиником Бургиньоном, атаманом этой банды, а затем продолжить работу с герцогом Орлеанским.
        По этому поводу я уже связывался по ментальному каналу с демоном Марбасом и у него поинтересовался тем, не может ли он организовать мне такую личную встречу. И этот мой друг, чертяка, ответил:
        - Запросто, мой друг, запросто! Организовать встречу с мосье Луи-Домиником Бургиньоном - это для меня плевая работа! Но вот, чтобы ты остался в живых после этой встречи, - это дело уже несколько более сложное. Картуш - большой любитель не оставлять свидетелей. Для верности, он сам им перерезает горло! Так, что, Вань, подожди недельку другую, а затем мы с этим парижским охламоном и душегубом встретимся. Но предварительно ты там переговори со своим вахмистром, он у тебя мужик серьезный и толковый. Пусть он найдет пару своих хлопцев, которые в свое время зачисткой одного нашего логова в Германии занимались, вахмистр сразу же поймет, о чем речь, чтобы они тебя в этом путешествии сопровождали.
        Тот вечер Филипп молчаливо провел в компании дядюшки Густава, а я только его встречал, а затем уже провожал его до дверей особняка. Когда увидел, что за дверьми герцога ожидает большой вооруженный кортеж, то у меня на душе и сердце стало спокойнее. Я немного беспокоился по поводу того, чтобы Филипп, прогуливаясь по парижским улицам, думал бы о своей безопасности.
        Немного постоял на крылечке, наблюдая за тем, как герцог залезает в свой фаэтон с королевскими лилиями на дверцах. Когда фаэтон выехал на улицу Фран-Буржуа и исчез за поворотом, то я повернулся к одному из драгун и вежливо попросил его вызвать ко мне Епифаненко. Погода была замечательной, Луна висела над головой и неплохо освещала дворик со сквером моего прекрасного особняка. Почему-то мне не очень хотелось возвращаться в охлаждаемую кондиционерами внутреннюю атмосферу здания. Вскоре появился вахмистр, по его глазам и легкому дуновению перегара из вахмистрского рта можно было бы сделать вывод о том, что вахмистр вместе со своими драгунами немного разговелся, запивая вечернее мясцо французским бренди. Но Епифаненко держался таким образом, что ни один человек не мог бы сказать, что он выпимши.
        Увидев меня, стоящего у парапета мраморного крылечка, Епифаненко застегнул верхнюю пуговицу своего вахмистрского кителя и, чеканя шаг, подошел ко мне.
        - Ваш благородь, позвольте доложить, вахмистр Епифаненко по вашему указанию прибыл! Часть бойцов плутонга на ответственном дежурстве, часть спит, а часть отдыхает, ужинает и готовится ко сну!
        - Слушай Епифаненко, сейчас ты не на службе, так что, давай, будем с тобой на «ты»! Мне бы очень хотелось с тобой переговорить об одном небольшом дельце. Тут я планирую встретиться с одним общественно нехорошим человеком, так вот мне говорят, что на эту встречу мне лучше одному не ходить. А следует взять парочку твоих драгун, которые кого-то зачищали в Германии. Так, что ты, Епифаненко, по этому вопросу думаешь?
        После моих слов о Германии, вахмистр посуровел лицом, глаза налились гневом, да и перегар стал слышен гораздо лучше. Видимо, Епифаненко стал чаще и глубже дышать, вот перегарчик-то загустел и, налившись внутреннего аромата, начал достигать моего носа. Но я постарался не обращать на это внимания, так как пристально следил за тем, как вахмистр реагировал на мои слова о Германии и о зачистке. По его глазам и этому глубокому дыханию было понятно, что эти воспоминания для вахмистра были не очень-то приятными. Но старик стойко держался, он даже не шелохнулся в положении «смирно», ни один мускул не дрогнул на его морщинистом лице.
        - Ваша благородь, моя мысль такая, что на такую встречу вам обязательно нужно пойти в сопровождении моих ребят. Мы всем плутонгом окружим предполагаемое место встречи, в случае неприятности тут же вступим в дело. Никому не позволим воспользоваться вашим одиночеством и незащищенность!
        - Постой, подожди, Епифаненко! Может быть, ты меня не совсем понял! Встреча будет тихой, на ней будут присутствовать только я и тот человек, который очень опасен. Поэтому, я полагаю, что двух драгун будут более чем достаточно для того, чтобы меня защитить от всяких там неприятных неожиданностей!
        - Ваш благородь, там, где могут действовать два драгуна, будет лучше иметь весь плутонг! Этим своему противнику вы сразу же покажите серьезность своего отношения и к нему, и к встрече с ним. А противник в свою очередь, узнав, сколько русских драгун сопровождает вас, прежде хорошенько подумает о том, как ему лучше поступать в данной ситуации, стоит ли вообще хвататься за оружие и на вас нападать. Так, что, ваш благородь, поверьте старому русскому солдату, что в любом деле лучше перебдеть, тогда с тобой очень серьезные люди считаться будут.
        - Ну, хорошо, Епифаненко, убедил меня в этом вопросе. Я тебе сразу же сообщу, когда и где эта встреча проходить будет. А сейчас ты свободен и можешь идти отдыхать. Время позднее и твоим драгунам поспать надо!
        Только Епифаненко скрылся в цокольном этаже, в котором его плутонг располагался, как появилась красавица Яна и походкой деловой женщины направилась ко мне. Еще на расстоянии двух шагов от меня полячка заговорила, совершенно не думая о том, что мне нужно время и перерыв в ее речи, чтобы ответить на ее же вопросы.
        - Вань, а ночь-то, какая лунная и светлая, нам бы покувыркаться на каком-либо деревенском сеновале, отличные дети в эту ночь бы у нас получились! Честно говоря, я уже давно мечтаю о девочке, которая подрастет, и тогда я с ней могу делиться женскими тайнами об этом дурацком мире мужиков баранов. Ну, да ладно, хватит нам говорить о лирике, перейдем к нашим делам, начальничек. Вань, в том списке агентов, которые ты мне передал, парочка работает на англичан, а один хитрец умудрился пощипывать нас, французов, да и немцев, в придачу. Подумав немного, я решила в отношении этих агентов не предпринимать кардинальных мер устранения, а немного с ними поиграть. Мы посмотрим, как наши дела в Париже будут складываться, и в зависимости от расклада будем принимать решение по этим перевертышам. Вань, а почему ты меня не слушаешь? Все на луну любуешься, наверное, это ты о своей Николь мечтаешь?!

3
        Совершенно неожиданно для меня монсеньор Филипп прислал мне приглашение мне и пани Яне на то, чтобы мы почтили своим присутствием летний развод мушкетерских рот и гвардейского королевского полка, на котором будет присутствовать сам король Франции. И снова мое мнение с мнением Яны разошлось по этому простейшему вопросу. В принципе, я хорошо понимал, что Филипп II герцог Орлеанский положил глаз на мою красавицу полячку, что он не успокоится до тех пор, пока не уложит ее в постель. Я также хорошо понимал и то, почему Яна особенно не стремилась получить власть над этим французом. Всем женщинам во Франции уже давно было известно, что Филипп, как мужчина, очень слаб, а его любовь кратковременна. Ушли в историю те времена, когда своим любимым женщинам Филипп дарил поместья и дворянские титулы, а ночи проводил в бесконечной любви.
        Когда пришло приглашения от герцога, то я находился в гостиной и беседовал с Кононом Зотовым, который по указу государя Петра Алексеевича находился в Париже для решения вопросов сотрудничества с французским флотом. Мне почему-то понравился этот кряжистый и плотного телосложения русский человек, хотя довольно-таки часто мне приходилось слышать о его некоторых поступках, совершаемых во вред московского государства. Но к любым слухам всегда стоит всегда осторожно относиться, в них люди часто изливают свою злость и ненависть к какому-либо человеку. Когда Конон Зотов попросился на встречу и беседу, то я встретил его настороженно и отчужденно, ненавижу людей, которые о своей родине могли бы говорить плохо или действовать ей во вред. Но постепенно мы разговорились и в ходе беседы я начал обращать внимание на то, что на многие предметы мы смотрим, чуть ли не с одной точки зрения, что мысли наши во многом совпадали.
        Мне сразу же стало легко и просто с этим капитан-лейтенантом русского флота. Мы разговорились, Конон изложил причину своего появления в моем доме.
        Конон Зотов прикладывал неимоверные усилия по развитию деловых связей русского военно-морского флота с французами, но практически на каждом своем шагу он встречался с непониманием или даже насмешками с французской стороны. Для начала русский моряк хотел, чтобы, примерно, двадцать русских гардемаринов начали бы свою службу на французских военных кораблях, а затем после завершения двухгодичного контракта вернулись бы домой для продолжения военной службы в родном флоте. Приходит он к военному министру маркизу Франсуа-Мишелю де Лувуа и просит его о помощи в решение этого вопроса, тот просит неделю-две подождать, а затем его направляет к морскому министру маркизу Жану-Батисту де Сеньоле. Тот после целого месяца переноса встреч, различных отговорок просит Конона встретиться с его заместителем, а тот не имеет полномочий решать такие вопросы. Вот Зотов, прослышав о моей пронырливости и редких способностях решать самые трудные вопросы, пришел познакомиться и переговорить со мной о том, как можно было бы решить этот простенький вопрос с французами.
        В тот момент я не знал точного ответа на этот зотовский вопрос, но вдруг в гостиную зашел Бунга-Бунга и передал мне в руки только что пришедшее письмо с приглашением от Филиппа. Прочитав короткую записку герцога, я на несколько минут задумался, размышляя над тем, как пани Яна отнесется к такому пассажу, сидя верхом на лошади, любоваться разводом мушкетерских рот и гвардейского полка. Женщины неплохо относятся к интеллигентным офицерам, но войны и игры с оружием не очень-то приветствуют, поэтому для прекрасной полячки присутствовать на разводе, где бряцают оружием, может и не очень-то понравиться. И в этот момент в голове блеснула одна идея в отношении того, как можно было бы помочь решить проблему Конона Зотова.
        Я попросил слугу, вертевшегося поблизости, пригласить в гостиную пани Яну. Вскоре она появилась, по ее внешнему виду я понял, что полячка до этого работала, так как она выглядела очень усталой. Я извинился перед Яной за то, что оторвал ее от работы и передал ей письмо, только что полученное от герцога Орлеанского. Полячка пару раз прочитала письмо, задумалась, а затем решительно покачала головой. Как я и полагал, Яна решила не тратить своего драгоценное время на сомнительное удовольствие, понаблюдать за разводом караула королевского гвардейского полка. Но ее чем-то заинтересовал Конон Зотов, я представил их друг другу и оставил одних в гостиной побеседовать на минутку, а подошел к Бунга-Бунга и попросил его быстренько нацарапать краткую записку герцогу Орлеанскому.
        В записке от имени Яны я поблагодарил Филиппа за приглашение, извинился, что из-за плохого самочувствия сама, то ест Яна, не могу присутствовать на столь блистательном военном параде, но граф Орлофф с другом, капитан-лейтенантом русского флота Кононом Зотовым, обязательно посетит этот военный смотр.
        Бунга-Бунга лукаво посмотрел на меня и тут же расписался под этой запиской. Я на сто процентов был уверен в том, что даже сама Яна не отличит эту поддельную подпись от своей оригинальной подписи, настолько Бунга-Бунга набил руку на таких делах. Он и за меня мог расписываться таким же образом. Одним словом, наш мажордом был отличным руководителем торговой компании трех разведок Пруссии, России и Франции, в случае потребности он мог подписать любой документ за отсутствующего или нужного человека. Иногда мне становилось стыдно из-за дел, которые мне приходилось проделывать вместе с Бунга-Бунга, но чего только не сделаешь во имя своей великой родины! Я попросил свое друга проследить за отправкой герцогу Орлеанскому этой записки, а сам вернулся к Конону Зотову и Яне для продолжения нашего разговора.
        Развод мушкетерских рот и королевского гвардейского полка производился в не очень-то презентабельном месте. Французы всегда были прагматичной нацией, они мало внимания обращали на внешнюю красоту какой-либо местности. К тому или иному вопросу они подходили с точки зрения практического удобства, скажем, удобна ли данная площадка для проведения военного смотра. К тому же я не сказал бы, что и сам этот церемониал был красочным зрелищем, мушкетеры и гвардейцы переходили с места на место, беря свои мушкеты наперевес, на плечо или готовясь из них стрелять.
        Королевские мушкетеры Франции никогда не умели и, по-моему, даже и не стремились к торжественному прохождению парадным строем перед королевскими особами. Они и сейчас чуть ли не толпой пришли на эту площадку для смотров и выстроились в нечто подобие шеренги. Их капитаны громко выкрикивали различные команды, а мушкетеры, каждая рота имела свой цвет одежды, с некоторой медлительностью выполняли эти команды. Со стороны королевские мушкетеры выглядели очень медлительными и неповоротливыми солдатами, но я хорошо понимал, что это совершенно не так. Сейчас передо мной находились, возможно, самые опытные, хорошо обученные и дисциплинированные французские войска. Каждый из мушкетеров имел прекрасную военную подготовку на уровне армейского офицера, блестяще владел мушкетом и своей шпагой. Мушкетерские роты часто рассматривались, как королевские резервы офицерских кадров для гвардейских и армейских частей и подразделений.
        Несколько интереснее было наблюдать за разводом гвардейского полка, но опять-таки сравнивая этот церемониал, производимый французским полком и гвардейским полком лейб-гвардии нашего государя во многом отличался. При разводе нашего полка звучала музыка, слышались резкие команды офицеров, которые моментально и очень четко исполнялись солдатами гвардейцами, которые демонстрировали высочайшую выучку и дисциплинированность. Французы же и в этом случае продемонстрировали свой национальный прагматизм. Одним словом, очень скоро я потерял интерес ко всему, что происходило на смотровой площадке и начал присматриваться к окружающим меня и Конона Зотова людям. С момента появления в расположении этой французской воинской части под Версалем, я еще не видел Филиппа II герцога Орлеанского.
        Оказывается, этот развод мушкетеров и гвардейцев производился специально для консулов и послов европейских государств, с которыми Франция поддерживала дипломатические отношения. Филипп, как говорится, воспользовался оказией и от своего имени, а не от имени короля Луи XIV, пригласил представителей Московского государства в моем лице на военный смотр. Таким образом, французы выдержали дипломатические нормы, Франция пока еще не поддерживала каких-либо особо тесных отношений с новой Московией. Поэтому русские представители, как бы присутствовали на этом церемониале, но лишь в качестве частных гостей герцога Орлеанского, в жилах которого текла королевская кровь, но не самого короля французского. Принимая во внимание тот факт, что дипломатических отношений между нашими государствами еще не существовали, то иными словами, мы как бы были и одновременно нас как бы не было на этом чисто дипломатическом мероприятии королевского двора Франции.
        Едва не запутавшись в хитросплетениях французской королевской дипломатии, я с громадным интересом начал присматриваться к своим коллегам по дипломатическому и разведывательному, одно другому не мешает, корпусу. С иностранными дипломатами я был, в принципе, не очень-то хорошо знаком. Многое о том или ином человеке, дипломате, разведчике и авантюристе в одном лице, я слышал, но лично не был ему представлен. Эти люди в свою очередь, видимо, были неплохо наслышаны и о моем существовании, поэтому с интересом на меня посматривали, приветственными кивками головы выражали свое удовольствие видеть меня и капитан-лейтенанта Конона Зотова.
        Британский посол Джон Далримпл, шотландец на службе британской монархии и полный генерал, в свое время английские войска по его командование брали французский город Лилль, на своем прекрасном жеребце подскакал ко мне и торжественно пожал руку. Я с ним был полностью в этом согласен, врага своего государства лучше знать в лицо и поддерживать с ним хорошие отношения. Но вот прусский посланник Эзекиель Шпангейм, известный в Европе коллекционер и нумизмат, проявил свойственную своей национальности предосторожность. Головой-то он кивал, но ко мне не подскакал и руки не жал, как его заместитель барон фон Руге, который так радостно хлопнул меня по плечу и весело прокричал о том, что он должен мне ужин. При таком наблюдательном и все видящем народе я не стал демонстрировать того полного взаимопонимания, которое тайно существовало между нами, а лишь холодно улыбнулся ему в ответ.
        Глава 15

1
        Французские гвардейцы так же, как и королевские мушкетеры, не произвели на меня и Конона Зотова особо большого впечатления. Мы оба были настроены на то, что развод королевского гвардейского полка будет оформлен, как великолепное праздничное мероприятие. Но наши надежды не оправдались, ничего нового в военной области из этого церемониала мы не подчеркнули. Особенно расстроился Конон, он предполагал, что на этом мероприятии будет присутствовать сам король Луи XIV, с которым он мог бы обговорить свою проблему. Но смотр подходил к концу, а нашей группой, по-прежнему, занимался какой-то гвардейский капитан, который на вопросы о дальнейшей программе для иностранных гостей не отвечал, а только загадочно улыбался.
        Когда перед нами прошла последняя рота гвардейского полка, то члены нашей группы, послы и посланники иностранных государств, собрались возвращаться в свои посольства и представительства. Капитан-лейтенант Зотов был в совершенно расстроенных чувствах, ему опять не удалось решить свою государственную проблему. Я же в этот момент оглядывался вокруг, надеясь глазами разыскать Филиппа, ведь он в своем приглашении писал о том, что будет рад сам лично меня и пани Яну приветствовать. Неужели, он из-за отсутствия полячки отказал мне в своем расположении?!
        Но в этот момент на дороге, ведущей к площадке, где происходил развод, показалась небольшая кавалькада, карета в сопровождении нескольких всадников. Когда карета приблизилась, то среди послов и посланников пошел шепоток о том, что на дверцах кареты нанесены королевские лилии, что означало, что к нам прибыл французский король. И действительно королевская карета вскоре остановились, неизвестно откуда появившиеся слуги бросились расстилать красный ковер от кареты до невысокого подиума, которого ранее на этом пригорке не было. Другие слуги помогли королю Луи XIV, спуститься из кареты и под локоток повели к подиуму. Сопровождающий нас гвардейский капитан предложил нам всем спешиться, присоединиться к королю на подиуме для того, чтобы вместе с ним понаблюдать за последним этапом церемониала этого военного смотра.
        Тут же появились солдаты, которые приняли у нас лошадей, а мы, размяв ноги, присоединились к французскому королю Луи XIV на подиуме. Король выглядел старым и усталым человеком, но оказался весьма словоохотливым и обладающим отличной памятью человеком. Он называл по имени иностранных послов и посланников, приветливо жал им руки, а иногда хлопал их по плечу. Мы с Кононом Зотовым оказались самыми последними в длинной очереди на представление французскому королю. Поэтому мне представилась отличная возможность понаблюдать за тем, как король в зависимости от той или иной страна, приветствовал их посла или посланника. Одним он с энтузиазмом жал руки, другим небрежно позволял целовать руку, с третьими обменивался двумя - тремя словами. Но, когда подошла очередь британского посла Джона Далримпла, то лицо Луи XIV приняло независимое выражение. Тогда я понял, как именно короли привечают своих злейших врагов.
        Когда же подошла моя вместе с Кононом Зотовым очередь быть представленным королю, то Луи XIV в этот момент от нас уже отворачивался, правда, успев, поприветствовать нас обоих почти незаметным кивком головы. В этот момент рядом со мной почему-то оказался барон фон Руге, который, словно случайно, коснулся моего плеча. Я на этот невежливый толчок обернулся, чтобы дать барону соответствующий отпор, но вдруг увидел, злобнейшую улыбку, даже не улыбку, а настоящий волчий оскал, на лице Джона Далримпла, британского посла в Париже. Из чего можно было бы смело делать вывод о том, что держава Британия великолепно знает, кто ее истинный друг или подрастающий враг в новой Европе. Из такого поведения британского посла следовало, что Британия всеми своими силами будет противиться, стараться не допустить роста дружеских отношений Московии с Францией и с Пруссией!
        Что же касается французского короля Луи XIV, то на его такое холодное поведение по отношению к нам, было бы грех жаловаться или пенять. До настоящего момента между Московией и Францией вообще не существовали каких-либо отношений, а этот старик король, будучи близок к старческому маразму, не понимал или пока не желал понимать истинного расклада военных сил в новой Европе.
        Королевский гвардейский полк своему монарху продемонстрировал полковую атаку, когда все шесть его эскадронов по двести всадников в каждом рванули в атаку на невидимого врага. Атака полка заняла всего несколько минут, но мое сердце заполнилось радостью и азартом, когда я наблюдал за тем, как эскадрон за эскадроном пролетал на лошадях мимо королевского подиума. Это было великолепное и героическое зрелище, от которого трепетало мое сердце и душа.
        Как только установилась тишина, то Луи XIV повернулся к нам лицом и негромким голосом произнес:
        - Мосье, приглашаю вас отобедать со мной!
        И он тут же был уведен слугами в неизвестном направлении. По крайней мере, королевской кареты поблизости я так и не увидел. В этот момент чья-то рука коснулась моего плеча, я резко обернулся и тут же встретился с взглядом карих глаз герцога Орлеанского. Тот приложил палец к губам, я не понял, почему он это сделал, кивком головы указал мне на Конона Зотова, а затем жестом руки приказал нам следовать за ним. Когда мы с герцогом спустились с небольшого пригорка, на котором стоял подиум, то я увидел удаляющуюся карету с лилиями на дверцах. Филипп предложил нам занять место во второй карете, которая его ожидала.
        Карета герцога Орлеанского доставила нас в Марли, приватную королевскую резиденцию, расположенную неподалеку от Версаля и Парижа. В этой своей резиденции Луи XIV принимал ограниченное количество своих граждан и сановников. В Марли он обычно проводил уикенд, конец недели, с близкими друзьями и соратниками наслаждаясь природой и возможностью находиться не на глазах большого количества придворных, как скажем в Версале. Наша карета ехала широкими дубравами, которые неожиданно прорезались искусственно вырытыми прудами, по которым было бы так приятно покататься на лодке с любимой женщиной. Эти дубравы были настолько тенисты, что через кроны деревьев не проникало ни единого солнечного луча. Вероятно, в жаркие летние дни в них поддерживалась приятная прохлада, в которую можно было бы прогуляться с прекрасной дамой, ведя непринужденную беседу на великосветские темы.
        Время от времени нам по дороге встречались небольшие одно и двухэтажные домики, которые, видимо, принадлежали наиболее приближенным к королю сановникам. Карета остановилась у самого большого в три этажа дома. Филипп скороговоркой пояснил, что это королевский дом в Марли. Он куда-то спешил и оставил нас на попечение слуг, которые тут же нас провели в отдельное помещение, где мы с Кононом Зотовым могли немного отдохнуть и привести себя в порядок. Было приятно слегка расслабиться после утра, проведенного верхом в седле лошади и в наблюдениях за исполнением военных упражнений мушкетерами и гвардейцами короля.
        Но отдыхать нам долго не дали, вскоре появился слуга, одетый в придворную ливрею, и вежливым голосом попросил нас следовать за ним. В конце длинного перехода через анфилады зал и комнат, различного предназначения, мы с Кононом оказались в зале, где уже собрались знакомые нам лица, дипломаты присутствовали на военном смотре. Они только что прибыли и, видимо, верхом на лошадях, так как выглядели чуть уставшими и между собой почему-то почти не разговаривали. Большая часть этих людей не обратили ни малейшего внимания на наше внезапное появление, но я снова всей своей кожей ощутил цепкий взгляд британского посла и еще одного дипломата, лицо которого было мне совершенно не знакомым.
        - Господин Джулио Альберони, не ожидал я увидеть такого законченного пройдуху и шпиона в покоях французского короля! - Вдруг прошептал капитан-лейтенант Конон Зотов, который стоял рядом со мной и так же, как я, всматривался в лица наших утренних знакомцев. - Этот итальянец, ради личной наживы, готов родную мать за полкопейки продать. Встретились мы с ним однажды во время плавания моего брига по Средиземному морю, так он нам пообещал полмира достать. А когда от нас получил на руки деньги, то вместе с ними тотчас же и навсегда пропал. Уже после краем уха я слышал о том, что сеньор Альбионе стал святым отцом и аббатом, подвизался на ниве обучения великовозрастных и богатых недорослей. Но повсюду продолжал свое любимое дело, шпионить на пользу того, кто ему больше заплатит.
        Сеньор Альберони, видимо, почувствовал взгляд Конона Зотова, быстрым, словно укус змеи, взглядом своих глаз он посмотрел на Зотова и, признав его своим давним знакомцем, тотчас же исчез из поля нашего зрения. Я совершенно не удивился тому обстоятельству, как появлению проходимца и авантюриста в худшем случае понимания этого слова, в таком высоком королевском окружении. Тот век, в котором я пребывал в настоящий момент и о котором веду рассказ, был золотым веком для таких именно проходимцев и авантюристов всех мастей. Общественная волна то поднимала их к самому верху, приближала к тому или иному монарху, то резко бросала на общественное дно, и тогда этим людям королевские палачи рубили головы на эшафоте.
        В этот момент дипломатов начали приглашать в зал и рассаживать по строго определенным местам за королевским обеденным столом. Но ко мне и Конону снова подошел Филипп и тихо прошептал о том, что нас хочет видеть его коронованный дядя.
        Луи XIV находился в соседнем зале, он сидел в кресле, а вокруг него стояли вельможные сановники, несколько маршалов Франции и сам военный министр маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа. Повторяю, король выглядел очень усталым и старым человеком. При нашем появлении он слабо махнул рукой, монсеньор Филипп II герцог Орлеанский подвел меня и Конона Зотова к королевскому трону и, склонив голову, на несколько шагов отошел в сторону.
        - Ну, так что, мосье русские, вы хотели бы от меня получить? Чуть ли не каждый день то от жандармерии, от королевской полиции слышу, русские сделали то, русские намереваются сделать се! Анализируя все эти случаи, я никак не пойму, чего же вы хотите на самом деле?! Франция мирная страна, она давно уже ни с кем не воюет, воевать за чужие интересы не собирается и не будет. Как страна гарант общего порядка в Европе, мы выступаем за сохранение старого порядка в нашей Европе! Ну, так что же вы хотите, мосье русские?
        Я вежливо склонил свою голову и, сделав небольшой шаг вперед, проговорил:
        - Ваше Величество сделало немало для того, чтобы Европа жила в мире и благоденствии. Но в последние годы в этой Европе появился великий государь, который едва ли не в одно десятилетие свою страну превратил в первоклассное европейское государство. Сейчас и он желает мира и благоденствия всем европейским странам, но и не хочет, чтобы его страна снова вернулась бы в патриархальное прошлое. Для этого нужно сделать к нему вперед только пару шагов навстречу, но некоторые страны Европы этому резко противятся и не желают признавать его государственных достижений и приобретений. Они желают государство Московию вернуть в гиблое прошлое.
        - Я хорошо понимаю, молодой человек, что ты имеешь в виду под своими словами. Мне нужно было бы раньше встречаться с московским царем Петром, но руки Франции связаны договором о мире и дружбе со Швецией, который истекает в восемнадцатом году. Я ждал и надеялся, что, когда приблизится эта дата, мы можем встретиться и поговорить с развязанными руками. Но, видимо, мне так и не суждено встретиться с твоим правителем.
        Этими словами Луи XIV, король Франции, снова подтвердил не готовность своего государства, преодолевая политические барьеры, стать гарантом возвышения Московии в новой Европе. Далее разговор перешел на не интересные мелочи, чем немедленно воспользовался капитан-лейтенант Зотов и поднял вопрос о службе русских волонтеров во французском флоте. Перед Луи XIV встала дилемма, снова отказать русским и к концу своей жизни прослыть русофобом[23 - РУСОФОБ - человек, придерживающийся предвзятого, подозрительного, неприязненного, враждебного отношения к России или к русским, частный случай ксенофобии.] на всю Европу. Или же принять половинчатое решение, которое в свою очередь никакого влияния на общее состояние франко-русских отношений не окажет. Французский король в нашем присутствии попросил военного министра маркиза де Лувуа оказать должное внимание и покровительство этому вопросу.

2
        Король Луи XIV все-таки почтил своим присутствием обед, на который лично пригласил иностранных послов и посланников. Но он опять-таки он появился к его самому завершению, чтобы пять минут посидеть за столом и понаблюдать за тем, как иностранцы поедают французские деликатесы, а сам так и к ничему не притронулся. К тому же король так и не произнес ни единого слова во время этого обеда, посидев немного с нами за обеденным столом, он сам вдруг приподнялся на ноги и вместе со своей свитой, молча, покинул обеденный зал. Тут же появился придворный камергер, главный распорядитель за королевским обеденным столом, еоторый негромким голосом объявил о том, что обед закончен. Этими словами камергер дал знать послам и посланникам, что им пора собираться и покидать Марли.
        Во внутреннем дворике нас уже ждали наши верховые лошади, по внешнему виду которых можно было бы понять, что и их вдоволь напоили и накормили хорошим овсом. Проверяя снаряжение своей верховой лошади, Конон Зотов вдруг обратил внимание на плохо затянутую подпругу седла. Он поднатужился, чтобы натягу подпруги довести до положенной степени, желая самостоятельно исправить ошибку королевского конюха. Но раздался негромкий хлопок и подпруга лопнула. Осмотрев ее очень внимательно, капитан-лейтенант обратил внимание на то, что эта подпруга была заранее надрезана ножом. Конон Зотов подозвал ближайшего придворного слугу и порванную подпругу сунул тому под нос.
        Слуга моментально сообразил, в чем проблема, громкими криками он подозвал одного из королевских конюхов и строгим голосом приказал ему устранить проблему. Тем временем, Конон подошел и к моей верховой лошадке и начал проверять и ее снаряжение. Но появившийся конюх так и не дал ему эту проверку довести до конца, он, молча, подошел к моей верховой лошадке, взял ее под уздцы и, вместе с верховым жеребцом Зотова, повел ее на конюшню.
        Послы и посланники небольшими группами или в полном и гордом одиночестве покидали марлийский королевский дворец и, выезжая на дорогу, ведущую в Париж, исчезали за ее поворотом. Вскоре на внутреннем дворике остался только я и капитан-лейтенант Конон Зотов. Вокруг нас с деловыми лицами сновали придворные слуги и королевские вельможи, все они куда-то спешили или торопились, но успевали бросать взгляды в нашу сторону. В конце концов, не выдержав долгого ожидания, я окликнул ближайшего слугу в придворной ливрее и строгим голосом потребовал, чтобы он сходил бы на королевскую конюшню и проверил, что же там происходит, когда мы получим обратно своих верховых лошадей?! Слушая меня, этот слуга почему-то краснел лицом, сжимал руки в кулаки, словно ими хотел меня треснуть по голове, но я ему не предоставил такой возможности, а назидательным голосом потребовал, чтобы он срочно исполнил бы мое поручение.
        Когда я замолчал, то этот слуга вдруг поднял голос и сухо произнес:
        - Мосье, вы, вероятно, ошиблись и приняли меня за простого слугу. Но я не придворный слуга. Все при королевском дворе и далеко за его пределами меня хорошо знают в лицо. Никто еще из французской знати не позволял себе в таком приказном тоне вести разговор с личным камердинером Его Величия Луи XIV. Меня зовут Луи-Доминик Бонтан, я камердинер, первый слуга и главный распорядитель дворцового комплекса Версаль. По своему положению при дворе я не могу выполнить вашего поручения, так как поручение мне может давать один только сам король и никто более. Вы же, как я вижу, не француз, а иностранец по происхождению, поэтому я вас прощаю, не буду преследовать за допущенную ошибку. Оставим ее между нами и на вашей совести, возможно, нам когда-нибудь придется встретиться и оказать друг другу какую-либо услугу! Поэтому прощайте, мосье незнакомец, а вашу просьбу о лошадях я передам на конюшню.
        Пока я стоял с разинутым языком и выслушивал нравоучительную нотацию от слуги, не все ли равно, кому этот слуга прислуживал - королю или дворянину, все равно он остается слугой, по поводу того, что своих врагов и друзей следует знать в лицо, за моей спиной Конон Зотов умирал от едва сдерживаемого хохота. Но я все-таки успел, правда, уже в спину королевского камердинера крикнуть, что буду рад с ним где-нибудь выпить на брудершафт по немецкому обычаю. Я не знаю, слышал ли или не слышал мосье Луи-Доминик Бонтан мои последние слова, но как только он исчез из нашего поля зрения, так я увидел, что королевские конюшие ведут обратно наших лошадей.
        Канон Зотов все-таки проверил упряжь наших верховых лошадок. Он огорченно покачал головой, когда заметил, что подпруга верхового седла была не заменена на новую подпругу. Она была лишь отремонтирована, оба ее порванных конца были просто сшиты вместе. Понимая, что бесполезно тратить свое время на эту ерунду, и спеша вернуться в Париж, мы вскочили в седла и отправились в недальнюю путь дорогу.
        Солнце пригревало не по-весеннему, а по-летнему так, что была июльская жара в сорок градусов тепла в тени. Поэтому мы вздохнули с удовольствием и облегчением, когда наша дорога нырнула в лес и заюлила по нему. В лесу было относительно прохладно, легко дышалось, мы с Зотовым скакали бок обок и вели неторопливый разговор о родине и о родичах. Я был северянин и родился под Архангельском, только триста пятьдесят лет спустя, а Конон Зотов был малороссом, но с детства жил и рос в Москве в усадьбе боярина Шувалова. Его тяга к наукам и новым знаниям позволили ему окончить сначала математическую, а затем навигацкую школы.
        Мы уже подъезжали к Парижу, вот-вот должны были показаться его окраины, как из кустов, улюлюкая своих лошадей, выскочили четыре всадника. Маски на их лицах и обнаженные наголо кавалеристские драгунские сабли в руках говорил о враждебных намерениях этих наездников. Первым не растерялся Конон Зотов, он выхватил из ножен татарскую саблю, которой недавно бахвалился передо мной. Ударил в шенкеля своего трехлетнего жеребца, стригуна, и тот практическим одним скачком пересек расстояние, разделявшее нас с неожиданно появившимся неприятелем. Жеребец был молодым, сильным и страстно желавшим подраться с кем-либо, он своим правом плечом ударил по кобыле одного из четырех всадников, который в это время пытался из кустарника выбраться на дорогу. Кобыла всадника, видимо, не ожидала такого яростного нападения, от этого почти встречного удара она опрокинулась на бок и укатилась в густой кустарник, едва не придавив собой своего наездника.
        Я еще только вытаскивал из ножен свой клинок, а Конон Зотов уже атаковал второго всадника. Он так яростно и ожесточенно махнул своей татарской сабелькой, что этого всадника ее острием полоснул по лицу, снес под корень правое ухо, которое в брызгах крови полетело на землю, а вместе с ухом и лицевая маска этого всадника. В мелькнувшем перед глазами лице я с громадным удивлением признал одного из слуг, которые сопровождали британского посла Джона Далримпла. Я не успел полностью осознать этого открытия, как был атакован третьим всадником из напавшей на нас четверки. Этот нападающий явно ожидал, что его атаку я буду отбивать своим обнаженным клинком, он даже в седле слегка сместился направо, чтобы ему было легче наискосок от плеча до поясницы рассекать мое бренное тело.
        Британец был великолепным кавалеристом, он уже заранее предвидел все мои защитные движения клинком. Поэтому свою атаку он рассчитал таким образом, чтобы это предусмотреть и обмануть меня своим клинком в самую последнюю минуту. Одним словом, мне предстояло погибнуть, так как спасения для меня не было, а Конон Зотов не мог мне вовремя прийти на помощь. Но и я не хотел умирать за просто так, я вдруг вспомнил о том, что моя лошадка очень любила вставать на дыбы. Она приходила в настоящее бешенство и так резко била по воздуху своими передними копытами, что мне становилось от этого просто страшно за себя. Но в данную минуту у меня не было никакого другого выхода. Когда британец был в двух лошадиных корпусах от меня, то я резко потянул на себя лошадиные удила.
        До крайности взбешенная моим предательским поведением, моя лошадка встала во весь рост на дыбы, начала так славно махать своими копытами, что в этот момент на нее было страшно смотреть. У британца не хватило времени и расстояния, чтобы уйти из-под удара копытом, моей верховой лошадки. Первый удар ему пришелся по плечу, именно в этот момент он сообразил, что погибает, и попытался уйти из-под второго удара, который пришелся по его затылку. Последовал кровяно-белесый всплеск, это в стороны брызнули капли его крови и серого вещества головного мозга. Британец мгновенно умер, так до конца и не осознав, что его погубила моя милая верховая лошадка, которая в мгновение ока снова превратилась в кроткое животное.
        Последний всадник из четверки внезапно понял, что изо всех своих друзей он остался в полном одиночестве. Он тут же прекратил так и не начавшуюся атаку, развернул свою лошадь и ударами шпор в бок животного послал его в галоп, пытаясь от нас оторваться и скрыться.
        - Ну, и что мы будем делать? Мне совершенно не хочется за кем-то гоняться и преследовать. Большего всего на свете мне хочется, так это вернуться на свое родное подворье, растопить баньку и вместе с Манькой попариться! - Нехорошо улыбаясь и вытирая клинок сабли об одежду убитых, вдруг заявил Конон Зотов.
        - А кто это такая Манька? - Не знаю, почему я вдруг поинтересовался.
        - Ну, ты, брат, даешь! Настоящего девственника из себя разыгрываешь?! Я недавно слышал байку о том, как ты одновременно двух девиц оприходовал! А Манька - это красивая холопка, которая своего барина должна прекрасною любовью ублажать. Я думаю, что ты немало девиц таких имеешь, так что не спрашивай и не томи воспоминаниями моего сердца!
        - Что касаемо баньки, то здесь нет проблем! Могу пригласить домой, там и хорошую баньку имею. А вот, что касаемо Маньки, если имеешь в Париже такую девицу, то можешь и ее с собой пригласить, но я лично в таком деле тебе поспособствовать не сумею!
        Подумав немного, капитан-лейтенант русского военно-морского флота Конон Зотов принял мое приглашение. Я же был искренне рад продолжению своего знакомства с таким замечательным русаком, как Конон Зотов.

3
        Наши отношения с монсеньором Филиппом II герцогом Орлеанским крепли день ото дня. Не то, чтобы нам стало невмочь жить друг без друга, а в том, что мы нашли друг в друге понимающих партнеров. Однажды Филипп мне сообщил о том, что один французский дворянин своей глупостью и настойчивостью достал его так, что при виде его он попросту лезет на стенку. Филипп имел аристократическое образование и по характеру он был слегка слабоват по отношению к женскому полу, а также умению за себя достойно постоять. Вместо того, чтобы этого дворянина отправить к палачу на эшафот, герцог Орлеанский выслушивал его рыдания и нытье и часто отваливал тому серебро и золото. Он надеялся, что, получив это серебро и золото, это француз забудет о его существовании. Но тот приходил к герцогу снова и снова, каждый раз с новой просьбой или проблемой.
        Но однажды этот французик вдруг исчез, он не появлялся одну неделю, затем вторую. Время шло, а этого злыдня не было видно и слышно. Тогда Филипп решил провести собственное расследование и выяснить, что же случилось с этим дворянином, куда он так неожиданно исчез? Вскоре к нему прибежали его доверенные люди, которым герцог поручил провести расследование, и сообщили о том, что этот француз, посетив русского графа Орлоффа, исчез и с тех пор уже больше нигде не появлялся.
        Филипп сначала растерялся, ему очень не хотелось своего нового русского друга относить к категории столь решительных людей, которые ради своих друзей готовы иди на экстремальные меры, убивать других людей. Почему герцог пришел к такой мысли, мне было совершенно непонятно, ведь я не давал повода для появления подобных мыслей у герцога в голове. Но Филипп думал именно таким и никаким иначе образом. Вскоре он сам себя убедил в том, что только настоящие друзья могут поступать подобным образом. В результате возросло его доверие в моем каком-то всемогуществе над простыми людьми. И герцог Орлеанский прямо-таки воспылал ко мне дружескими чувствами.
        Когда королевский камердинер Луи-Доминик Бонтан вдруг обратился к нему с просьбой составить ему протекцию и познакомить его со своим русским другом, то Филипп нисколько в этом вопросе не колебался. Он в тот же вечер заехал ко мне и лично передал просьбу обер королевского лакея. Разумеется, я не мог отказать в просьбе своему другу, в жилах которого текла королевская кровь, и назначил встречу через неделю в харчевне Буланже «У трех голубей». Время до встречи с Бонтаном пролетело быстро, с каждым днем количество парижских дел у меня увеличивалось, поэтому и время постоянно убыстряло свой ход.
        В принципе, я знал и был внутренне готов к обсуждению вопросов, которые королевский камердинер и управляющий Версалем, мосье Бонтан, вероятно, собирался поднять и обсудить в ходе нашей предстоящей встречи.
        Конон Зотов, после получения королевского одобрения на прием на службу во французский военно-морской флот гардемаринами русских юношей, почувствовал себя на взлете и развил активную деятельность по найму на работу в Московию зодчих, математиков, механиков и других знаменитых французских ремесленников. Предлагаемые им деньги за рабочий контракт были даже и для Парижа весьма значительными, поэтому французы охотно подписывали такие рабочие контракты с Кононом Зотовым. Но, чтобы подписавшие такой контракт работные люди могли бы уехать в Московию, снова требовалось королевское соизволение. Поэтому капитан-лейтенант Зотов снова стал моим частым гостем по парижским вечерам, он крутился вокруг меня в надежде на новый счастливый случай и положительное решение своих постоянно возникающих проблем.
        Когда я переступил порог харчевни Буланже, то прямо-таки ахнул от охватившего меня внутреннего удивления. Месяца два я не посещал этой харчевни и за это короткое время она сильно изменилась. Появился настоящий обеденный зал со столами и лавками. Хозяин харчевни теперь имел постоянное место за стойкой, отгороженной от зала, за которой он самолично разливал вино и получал деньги в качестве оплаты за питание и оказанные слуги. Появился обслуживающий персонал, чисто одетые ребята, которые у посетителей принимали заказ, а затем разносили его на подносах по столам. Время от времени один парнишка из этих будущих французских гарсонов выкрикивал меню, перечисляя сегодняшние блюда и их стоимость. Эти новаторские меры в ресторанном деле позволили харчевне «У трех голубей» процветать на общем фоне серых и грязных парижских таверн и харчевен.
        Увидев меня на пороге своего заведения, мосье Буланже выскочил из-за стойки, бросился меня обнимать и чуть ли не в губы целовать. Сейчас он выглядел, как истинный парижский буржуа, был неплохо одет, имел большой живот, который угрожающе перевисал через поясную перевязь. Я несколько осторожно устранился от его мужских поцелуев, но радостно жал руку старому другу и едва ли не в самое ухо мосье Буланже восторженно кричал о том, как я рад его видеть.
        Когда утихли наши первые страсти, то я объяснил мосье Буланже основную причину своего появления в его харчевне. Старик моментально ухватил суть моей проблемы и тут же пообещал нас обслужить на высшем уровне. Он выделил стол в дальнем углу обеденного зала и к нему приставил два удобных кресла. Над столом подвесил разноцветную и ароматную восковую свечу. Затем он переговорил со своими подносчиками и для обслуживания моего столика выделил мне двух лучших своих гарсонов.
        До появления мосье Бонтана у меня в запасе оставалось еще несколько минут, поэтому я заказал себе бокал немецкого пива, чем сильно удивил хозяина харчевни мосье Буланже. Но он, покорно и не переспрашивая, выполнил мой этот заказ, лично налил в пол-литровую кружку светлого пива, принес и поставил передо мной на стол. Лицо у мосье Буланже при этом имело очень недовольное выражение, французы не любили пива, предпочитая ему вино домашнего приготовления. Я успел сделать второй глоток этого замечательного немецкого напитка, как раскрылась входная дверь харчевни, на ее пороге появился сам мосье Луи-Доминик Бонтан.
        Увидев входящего мосье Бонтана, мосье Буланже тут же забросил все свои дела по хозяйству харчевни и бросился в ноги королевского камердинера и истово принялся целовать полу его камзола, при этом приговаривая:
        - Мосье Бонтан, спасибо, что вы посетили мое заведение!
        Управляющий Версалем мосье Луи-Доминик Бонтан поступил совсем как проповедник, он положил свою руку на лысину мосье Буланже и произнес:
        - Брат мой, поднимись на ноги! Ты не должен меня приветствовать подобный способом, ибо я ничем не отличаюсь от тебя!
        Слава богу, что это действие продолжалось не очень долго. Оба мосье были нормальными парижскими гражданами, будущими буржуа, поэтому вскоре прекратили свои сласловия. Мосье Бонтан с порога осмотрел обеденный зал харчевни Буланже и никого, за исключением меня, не увидел. Еще до его появления я потряс своей мошной, вспомнил одно старинное заклинание о не нарушении уединения, его прочитал, при этом пригладив свои волосы на голове. После того чтения заклинания об уединении ни один человек на улице не сможет найти двери харчевни «У трех голубей», чтобы в нее зайти.
        Между тем временем добродушная улыбка мосье Бонтана почему-то переросла в недоуменную улыбку, а затем я увидел, как лицо этого важного мосье начало принимать сконфуженное выражение. Королевский камердинер узнал меня и, видимо, вспомнил наш недавний и неприятный разговор в Марли. Но, тем не менее, он спустился со ступенек у входа и зашагал к моему столику. Уже присаживаясь, Луи-Доминик произнес:
        - Прошу меня извинить, граф Орлофф, за тот недавний разговор, но вы тогда вы были не правы, обратившись ко мне с вопросом не по адресу, который к тому же выеденного яйца не стоил. Сейчас же я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы нашли время и пришли ко мне на встречу.
        - Не стоит благодарности, мосье Бонтан! У нас, русских, на помощь друзьям принято приходить независимо от времени дня или ночи. Монсеньор Филипп II герцог Орлеанский намекнул мне, что вы его друг, а друзья герцога - это и мои друзья. Поэтому я предлагаю вам для начала заказать себе какую-нибудь еду, мосье Буланже замечательно готовит, а затем за едой мы можем спокойно поговорить о наших делах. Какая вам потребна помощь с моей стороны? Для вашей информации, я сделал так, чтобы нас никто из соседей по обеденному залу не услышал.
        - Благодарю вас, граф, за проявленную предосторожность, Я действительно буду говорить о делах, о которых было бы желательно и нам самим о них особо не распространяться. Вы, понимаете, я долго думал, прежде чем решиться отправиться на поиски помощи на стороне. Сегодня Франция находится в ужасном положении и в скором времени ей предстоят еще более трудные времена. Я не государственный чиновник, не вельможа и не очень богатый человек, но меня беспокоит будущее моей родины.
        - В чем же может выражаться такая угроза самому существованию Франции, она же великая европейская держава?
        - В нашем монархе Луи XIV, короле-Солнце, к которому я был приставлен служить со своего раннего детства. Наверное, с тех пор, как только самостоятельно встал на ноги. Все это время я, верно и преданно, ему служу.
        - Вы сказали «служил», не означает ли это, что теперь вы не намерено ему верно и преданно служить?
        - Вы правы и не правы одновременно, я любил и по-прежнему люблю своего короля Луи XIV, но в свое время король наделал немало глупостей, окружив себя людьми, которые, прежде всего, думают о своей собственной выгоде, а не о сохранении французского государства. Последнее время мой король все более и более чувствует себя отвратительно. Его придворный медик, мосье Флагон, утверждает, что, мол, с королевским здоровьем все в абсолютном порядке. Но я же каждый божий день общаюсь с Луи XIV и собственными глазами наблюдаю за тем, как он медленно, но верно угасает. Одним словом, граф Орлофф, мое сердце мне подсказывает, что не так уж много времени я еще послужу своему королю.
        - Вы хотите мне сказать, мосье Бонтан, что французский король Луи XIV умирает, а вы беспокоитесь о своем будущем, чем будете заниматься после смерти короля?
        - Нет, граф Орлофф, вы совершенно неправильно меня поняли в отношении того, что я пытаюсь до вас донести. Меня беспокоит не моя собственная судьба, а судьба моего государства, прекрасной Франции. Скажу вам прямо о том, что сегодня у моего Луи XIV нет прямых наследников. Правда, у него есть один единственный правнук герцог Анжуйский, которому вскоре исполнится только пять лет. А теперь, граф Орлофф, вы только на минуту себе представьте, что произойдет с Францией, если внезапно умрет и этот правнук, как внезапно и в одночасье умерли его родители, прямые наследники французского трона. Появится немало претендентов на монарший трон, которые будут драться до последней капли народной крови за высшую и абсолютную власть в нашем государстве. Может разразиться гражданская война и тогда может возникнуть возможность того, что Франция навсегда исчезнет с карты Европы.
        - Да, мосье Бонтан, вы рассказываете мне ужасные вещи! Я ведь тоже люблю это государство, правда, может быть, не так горячо, как свою родину, Московию. Но, тем не менее, считаю, что французы не заслуживают столь ужасного будущего! Поэтому я твердо говорю, что готов сделать все в моих силах, чтобы Франция существовала бы в веках.
        Глава 16

1
        Мосье Слюсар сильно нервничал и все время с каким-то немым вопросом в своих глазах поглядывал на меня. Я же продолжал стоять в сторонке, осматривался по сторонам, пытаясь определить, где же мы сейчас находимся?! Нам предстояла встреча с Картушем, или иными словами с мосье Луи-Домиником Бургиньоном! Но в этот момент мои мысли были далеки от этой встречи, которую я в свое время с таким нетерпением ожидал!
        Сегодня утром я проснулся позже обычного времени, вчерашний разговор с мосье Луи-Домиником Бонтаном, первым камердинером французского короля, затянулся далеко за полночь. В конце концов, мы с Луи-Домиником пришли к единому мнению в отношении наших совместных действий по охране юной жизни герцога Анжуйского и в установлении регентства Филиппа II герцога Орлеанского, на период взросления будущего Луи XV. Сейчас мосье Бонтан занимается решением некоторых щепетильных придворных вопросов с тем, чтобы драгуны плутонга вахмистра Епифаненко уже с сегодняшнего вечера могли бы приступить бы к несению службы по охране покоев и самого герцога Анжуйского в Версале. По этому вопросу мне еще предстояло в деталях переговорить с самим вахмистром Епифаненко, он должен был превратиться в настоящего французского гвардейца.
        Когда я проснулся, то прямо над собой увидел злобно-приятное лицо демона преисподней Марбаса или по нашему, по-людски, мосье Слюсара. Моей первой же мыслью стала мысль о том, что, мол, на ловца и зверь бежит. Я собирался сегодня утром, как только поднимусь с постели, устроить небольшое совещание. Пригласив на него своих ближайших друзей и соратников, мне требовалось с ними обсудить наше участие в тайном государственном перевороте, детали которого мы с Бонтаном вчера обговорили. Причем, Марбасу или по его новому образу, мосье Тессе, с его мадам де Ментенон отводилась большая организаторская роль в осуществлении этого тайного заговора. А мосье Слюсар, сколько же человеческих образов было в жизни у этого демона преисподней, от одного этого можно было вечность креститься!
        А сейчас он, не сказав, ни здрасьте тебе, ни доброго утра, сразу же лепит:
        - Картуш, или мосье Луи-Доминик Бургиньон готов с тобой встретиться сегодня в десять часов утра!
        - И где должна произойти эта встреча? - Помня готовность вахмистра Епифаненко своими драгунами окружить и заблокировать место нашей встречи с этим парижским бандитом во имя моей безопасности, с глупой улыбкой на лице поинтересовался я.
        - Это же нелегальная встреча! О месте встречи мне сообщат в самую последнюю минуту! - Хриплым и одновременно возмущенным голосом просипел мой друг демон. - Тебе пора вставать и одеваться!
        Приоткрылась дверь моей спальни и в ее щели показалась седая голова вахмистра Епифаненко.
        - Ваш благородь, услышал ваш зов, вот и пришел по вызову!
        Я перевел взгляд своих глаз на Марбаса и увидел черное бешенство в его черных, словно безлунная ночь, глазах!
        - Ты, что, Иван, этого солдафона обучил мыслеречи? Уж не рехнулся ты своим скудным умишком случайно, мой дорогой русский друг?
        В этот момент я откинул одеяло, и хотел было подниматься с постели, но вовремя успел заметить, что и эту ночь я спал без нижнего белья. Чертовая привычка, знаете, но сейчас как-то не стоило своим друзьям демонстрировать свою наготу, поэтому тут же снова одеяло накинул на себя. Принялся копаться в своей памяти, пытаясь вспомнить идиотское заклинание на скрытное одевание. Понимаете, в памяти встречались одни заклинания на раздевание, а на одевание я так и не нашел ни одного. Из-за этого копошения в своей памяти я забыл о вопросе, который только что мне задал Марбас и на него, разумеется, не ответил. Он, хоть и друг мне, но задавать друзьям такие гадкие вопросы бы не стоило. Вахмистр храбрый человек и драгун, он многого достоин!
        В таком состоянии я с большим трудом оделся, чтобы практически тут же вместе с Марбасом отправился на встречу с главарем парижских бандитов. Успев до ухода обменяться парой слов с вахмистром.
        Одним словом, очень скоро за мной и Марбасом пришли какие-то мрачные и подозрительные личности, они завязали чистыми платками, которые мы заранее заготовили, наши глаза и куда-то нас обоих повели.
        В тот момент и я, и Марбас от всей души веселились, надо быть полными идиотами, чтобы демону преисподней или магу простым платком завязать глаза, поверив в то, что они ничего не видят! Мы оба шли вслед за провожатыми и, молча, веселились, глазея по сторонам и узнавая знакомые парижские улицы. К тому же вслед за нами следовала половина плутонга Епифаненко на верховых лошадках и при оружии. Во время этого дурацкого прохода с, якобы, завязанными глазами я вдруг осознал, что каждая парижская улица имеет свой собственный запах, в котором смрад или зловоние имело различную насыщенность. Нам встречались даже и такие улицы, на которых можно было бы дышать и с платком у рта!
        Но я так и не успел углубиться и развить эту умную мысль, как нас вдруг остановили перед каким-то зданием на улице Железного горшка. Один из сопровождающих подошел к дверям этого здания и костяшками пальцев отстучал какой-то мотивчик. Двери тотчас же распахнулись и я, вместе с Марбасом, оказался во внутреннем вестибюле. Где нас какие-то богато одетые люди провели и усадили в клеть с диваном, которая через секунду медленно поплыла к потолку. Я мысленно связался с Епифаненко и попросил его биваком расположиться во внутреннем вестибюле этого здания и пока со своими драгунами не рваться на верхние этажи этого здания.
        Вскоре лифт достиг нужного этажа и на нем остановился. Сквозь двери подъемной клети мы увидели гостиную богатого придворного вельможи. Гостиная имела прекрасную мебель, много восковых свечей, зеркал. В этом зале ощущалась приятная прохлада и свободно дышалось.
        В дальнем от нас углу стоял громадный письменный стол бюро, за которым сидел человек и работал. Время от времени он бросал на нас взгляды и продолжал что-то писать, сидя за этим столом. В какой-то момент я вдруг заметил, что этот человек играет на публику. Лист бумаги, лежавший перед ними на столе, так и оставался чистым, он ничем не был исписан. Мосье Луи-Доминику Бургиньону, этот человек и был Курташом, почему-то страшно хотелось, чтобы именно мы его бы окликнули и первыми бы начали свой разговор. Но уж если честно признаваться, мне, по-прежнему, хотелось бы выяснить, кто же заказал это мое избиение, но острота этого вопроса покинула меня. Так, что я мог и немного подождать, особо не спешить, поднимая этот вопрос. Демону Марбасу же было все равно, мою просьбу он выполнил и встречу с Картушем устроил, а все остальное его не касалось. Я включил дальневидения и стал внимательно рассматривать этого своего героя. Мне даже показалось, что Картуш слегка нервничает, что он нас боится?!
        - Итак, мосье! - Первым не выдержал и подал голос Картуш. - Вы просили о встрече, я пошел навстречу и встретился с вами. Чего желаете со мной обсудить?
        Мы с Марбасом, по-прежнему, оставались в лифтовой клети, по всей очевидности, Картуш не собирался нас из этой клетки освобождать! Поэтому я щелкнул парой пальцев, после чего я вместе с Марбасом поднялся на ноги и, словно перед нами не было преград, через залу проследовали к столу этого парижского грабителя. Удобно расположились в кожаных креслах, стоявших перед его столом. По моему мнению, так было гораздо удобнее вести беседу, а то нам пришлось бы перекрикиваться через весь зал. Но это наше свободное передвижение почему-то совершенно не понравилось Курташу, он даже попытался сбежать от нас из этого зала. Но Марбас сложным движением своего верхнего копытца намертво пригвоздил разбойника к его же креслу.
        - Мосье Курташ, у нас к вам имеется несколько вопросов, поэтому не спешите нас покидать! Ответьте на вопросы, и вы свободны! Только, отвечая на вопросы, имейте в виду, что этот страшноватый мосье, в этот момент я подбородком указал на своего друга демона Марбаса, отлично различает, когда люди правдиво отвечают на наши вопросы, или когда они говорят не совсем полную правду?!
        Я хорошо видел, что Курташ снова и снова попытался подняться на ноги и бежать от нас, сломя голову, но каждый раз он убеждался в том, его зад намертво, то ли примерз, то ли приклеился к креслу. Я ожидал несколько иной, более дружественной, что ли, встречи с этим знаменитым парижским бандитом, но обстоятельства сложились несколько по-иному.
        - На днях несколько ваших разбойников, мосье Картуш, напали на меня и пытались меня лишить жизни?
        - Извините, граф Орлофф, но у меня не было подобного заказа! Никто не хотел вас убивать, а лишь хотели немного поколотить, именно поэтому я принял этот заказ на исполнение. Одна парижанка обратилась в мою контору с просьбой, в котором попросила вас хорошенько избить, и несколько попортить вашу смазливую мордочку! - Вежливо поправил меня Картуш. - Она хорошо заплатила и мы, будучи с вами в то время не знакомы, этот заказ приняли на исполнение. Правда, я не знаю почему, но вы убили двух моих солдат незримого фронта.
        В этот момент Марбас ржал, словно трехлетний жеребец стригунок на вызревшем овсяном поле, а ведь люди говорят, что демоны - мрачные, не умеющие веселиться исчадия ада. Они будто бы даже улыбаться не умеют!
        Но вернемся к разговору с Картушом, я почему-то сразу поверил в то, что в жизни этого вечного лгуна это был первый наичестнейший ответ на чей-то вопрос. У меня даже пропал интерес к дальнейшему с ним разговору, мне больше не хотелось задавать Картушу других вопросов. Мне даже не захотелось выяснять имя этой заказчицы, Чего бы между нами не случилось, но я не собирался мстить этой француженки! Но тут вдруг засуетился мой друг, демон Марбас, он, видимо, почувствовал запах жареного, он явно не хотел упустить возможности даром заполучить душу этого парижского разбойника и душегуба?!
        - Луи-Доминик, - демон по-дружески обратился к нашему собеседнику, - а что вы думаете по поводу увеличение своих доходов?!
        - Всегда положительно, мосье…, - и он вопросительно посмотрел мне в глаза.
        - Граф Тессе! - я коротко представил своего друга демона.
        Услышав это имя, Картуш страшно округлил свои глаза!
        Ведь, граф Тессе, всем парижанам был известен, как личный секретарь мадам де Ментенон, неофициальной королевской жены. У Картуша были наводчики и сообщники на различных ступенях иерархии монаршей власти, поэтому он хорошо знал, кто же это такой, граф Тессе. Такого уровня знакомства разбойник Картуш явно еще не имел!
        - Всегда положительно, граф! - Картуш приподнялся из кресла и низко поклонился моему другу. - Я готов выполнить все ваши поручения, монсеньор!
        - Ну, что ж?! Это именно то, зачем мы пришли сюда! Но нам нужно как-то юридически оформить наши отношения, если, разумеется, мы будем их поддерживать! Давайте, тогда мы подпишем договор о деловом сотрудничестве. И для того, чтобы быть уверенными в исполнении взаимных обязательств по этому договору, то мы его подпишем своей кровью.
        Я впервые присутствовал при таком чертовом таинстве и наблюдал за тем, как демон Марбас покупал душу человека, чтобы впоследствии получить полную власть над этим человеком. Честно говоря, этот процесс отдавал нехорошим душком, был не очень-то лицеприятен, но я в него не вмешивался и не пытался его прервать.
        Дело было в том, что этот парижский разбойник Картуш заслуживал гораздо более строгого божьего наказания только за то, что он безбожно душегубствовал, погубив или отправив в рабство тысячи и тысяч простых человеческих душ. Он заставлял молодых французских девчонок заниматься проституцией, деньгами развращал молодых и неопытных подростков, превращая их в разбойников и бандитов. Понимание коррупцию ввел в ряды королевских чиновников, тысячами скупая их души за сущие гроши. Он ускользал от королевских полицейских только потому, что сами же полицейские продавали ему информацию о том, где и когда будут проводиться их полицейские облавы.
        Марбас достал и положил на стол перед Картушем белый лист бумаги, а также гусиное перо и чернильцу с красными чернилами. В этот момент он ни на секунду не спускал с Картуша своего взгляда, а тот, словно робот манекен, взял перо в руки, обмакнул его в чернильницу, начал что-то писать под диктовку демона.

2
        Епифаненко спокойно меня выслушал, а затем задумался, вперив взгляд своих выцветившихся и почти стариковских глаз в пустоту перед собой. Вахмистр о чем-то долго думал, что-то просчитывал в своем уме! Все это время я сидел в своем кресле и почти не дышал, всеми своими силами стараясь не помешать этому процессу мышления! Наконец-то глаза вахмистра ожили, он всем телом повернулся в мою сторону и тихо произнес:
        - Ну, что ж, раз это нужно родине, то мы можем стать и французами!
        Несколько минут назад, я в подробностях объяснил этому старому русскому солдату, что сегодня нам потребуется от него самого и от его драгун. С сегодняшнего вечера целое отделение вахмистрского плутонга должно было превратиться в отделение солдат французского королевского гвардейского полка и в течение нескольких месяцев нести почетную службу по охране французского наследника, правнука Луи XIV герцога Анжуйского. В этой связи я собирался немного поработать над их обучением французского языка, придворным манерам, чтобы эти драгуны и их вахмистр ничем не отличались бы от гвардейцев короля, сегодня несущих службу в Версале. Сколь длительное время Епифаненко и его драгуны будут находиться в чужой шкуре, пока было неизвестно. В моей голове роились опасения в том, что они могут навсегда остаться этими французами лягушатниками, забыв о том, что это значит быть русскими солдатами?!
        На моих глазах появились слезы благодарности, а Бунга-Бунга, мой мажордом, навзрыд рыдал в одном из углов моей спальни, самого безопасного места во всем особняке. Этому французскому парню я полностью доверял и сегодня назначил его стать связным с нашими солдатами французами, которыми вскоре станут драгуны Епифаненко. Бунга-Бунга из-за того, что французская армия плохо кормила своих солдат, должен был заняться ежедневными поставками провианта и выпивки новым гвардейцам.
        Церемонию превращения русских во французов я провел на заднем дворе своего особняка. Отделение драгун вместе с вахмистром Епифаненко и своими верховыми лошадьми, которых держали под узду, выстроились одной шеренгой. Все они знали, Епифаненко с каждым переговорил лично с каждым своим драгуном, подсунув свой пудовый кулачок каждому из них под усы, что с ними сейчас произойдет. Эти пока еще русские парни оставались спокойными и выдержанными солдатами, глубоко верящими в православие, Московию и нашего государя Петра Алексеевича! Я несколько раз прошелся перед их строем, мысленным зондом проверяя наличие диссидентства или крамолы в этих горячих головах, но, как ни старался, ни единой мысли не обнаружил. Затем я выступил с краткой речью в которой описал перспективу того богатства, которое этих драгун ожидало, если они сумеют сохранить в неприкосновенности жизнь французского наследника! Только после этих слов я приступил к исполнению чародейских таинств.
        Я не прыгал и не скакал перед драгунами, а присел в специально приготовленное кресло и глубоко задумался, в мыслях перебирая имена драгун и предполагая, какими они будут, когда станут французскими Мишелями, Джастинами, Анатолями и Гильбертами. По мере это мышления изменялись, становились несколько другими и люди, стоявшие передо мной в шеренге во главе со своим вахмистром.
        Несколько затруднительными оказались мысли, касательно превращения самого вахмистра Епифаненко, чего мне только не лезло в голову по поводу нового образа вахмистра! Все это время я почему-то думал о нем, как о Гавроше Виктора Гюго. При этом, сколько бы не пытался, так и не мог избавиться от этой дурацкой мысли. А мой Епифаненко начинал молодеть на глазах и с каждой последующей минутой, через какую-то пару минут, он выглядел молодым и здоровым сорокалетним человеком, но, правда, у меня он так и не получился - ни солдатом и ни офицером! Душой понимая, что у меня с Епифаненко мало чего получается, я решил сначала закончить работу с превращениями его драгунов, а уж потом снова вернуться к вахмистру.
        Рядовые и капралы драгуны не противились моей работе над их новыми образами, но они реально мне в этом не помогали. Только на заключительной стадии своего нового образа они несколько оживали. Парни внимательно присматривались или прислушивались к своим новым образам, выражая одобрение полученным результатам или горестно вздыхая, когда эти результаты им не совсем нравились. Теперь вы понимаете, почему мне приходилось возвращаться, чтобы заново перерабатывать тот или иной образ, но уже так, чтобы он понравился своему хозяину.
        Таким образом, на свет рождался простолюдин Матис Дюран - второй сын богатого французского крестьянина, винодела, который пошел на службу во французскую армию для того, чтобы заработать немного денег, и после пятнадцати лет службы снова вернуться к земле. В прошлом этот Дюран был русским рядовым драгуном Василием Кольцовым. Этого француза и этого русского объединяло то, что они оба были молодыми парнями, которым было всего по двадцать три года, они были неженатыми и пока еще ничего не имели за своими душами. Все у них было впереди! Должен признаться в том, что было очень трудно подобным тщательным образом поработать с каждым из двенадцати русских драгун. Нельзя было забывать и об их лошадях, которых было нужно научить понимать французский язык и отзываться на новые клички! Закончив работу с одиннадцатью драгунами, я должен был снова вернуться разбитым и усталым к работе над образом Епифаненко.
        Мне страшно хотелось спать, но я пересилил самого себя, чтобы снова начать возиться в мозгах уже молодого вахмистра. Волосы на голове у него почернели, своей длиной они напоминали прическу некого гасконского мушкетера д'Артаньяна. От этого королевского мушкетера мои мысли сами собой перебрались на образ графа де ла Фер, небезызвестного мушкетера Атоса. В моей голове промелькнула мысль о том, что было бы совсем неплохо вахмистра Епифаненко перевоплотить в французского дворянина. Но сделать его графом де ла Фер было бы нежелательным, тот был всем известным дуэлянтом и погиб на одной из своих дуэлей. Я же совершенно не хотел своего друга вахмистра терять на дуэли с каким-то лягушатником! Поэтому я поднатужился, собрал последние свои внутренние силы и вернулся к мысли о том, кем должен был бы стать Епифаненко.
        Сам собой в моей голове сформировался образ, который очень подходил вахмистру, который стал графом Роже-Этьеном де Фуа, гвардейским лейтенантом.
        После такой усиленной работы своим серым веществом, я чуть ли не впал в обморок, но меня поддержала своим сладким поцелуем служанка Николь. Бунга-Бунга ей помог перенести меня из кресла, установленного во внутреннем дворике особняка, в мою постель в спальне. Перед тем, как закрыть глаза и заснуть, я попросил Бунга-Бунга сопроводить новоявленных французов в Версаль, чтобы помочь им расположиться в помещении, расположенным вблизи покоев герцога Анжуйского и его принять под охрану. Мажордом согласно кивнул головой и тут же исчез из моего поля зрения. Николь решительно задула единственную свечу, освещавшую мою спальню. В темноте послышалось шуршание ее одежды, видимо, девчонка решила окончательно покончить с недопониманием, последнее время, искусственно поддерживаемое мной, в наших сердечных отношениях. Когда откинулось одеяло и обнаженное чудесно-прекрасное девичье тело скользнуло на постель и ласково и нежно прильнуло к моей груди, то я уже глубоко спал.
        Поздно вечером, когда я очнулся после глубокого сна-обморока, то уже находился в полном одиночестве, остался только тонкий и зовущий запах духов, которые я в свое время подарил Николь. В спальне находилась Яна и, сидя с ногами в моем любимом кресле, над чем-то работала, эта польская стерва сильно изменилась в последние два месяца. Она перестала надо мной издеваться и вся ушла в работу с нелегальной и легальной агентурой. Заставила меня под угрозой прямого насилия ее обучить телепатии, теперь она сама выходила на ментальную связь с госсекретарем Макаровым и постоянно с ним о чем-то ворковала. Так, что я не удивлюсь тому, что в скором времени именно она станет русским резидентом в Париже, а меня назначат ее заместителем. Особенно после моего вовлечения в государственный заговор во Франции, видимо, из-за этого обстоятельства Санкт-Петербург резко сократил со мной обмен информации, он теперь только желал получать новости с моей стороны, а от себя мне ничего не слал.
        Рядышком с польской пани на каком-то угловатом стульчике пристроился демон Марбас. Он спал до того момента, как я проснулся и практически одновременно со мной поднял веки своих глаз. Какой-то момент мне пришлось-таки побарахтаться в этой трижды проклятой темноте преисподней его взгляда, пока я не нащупал твердого дна, чтобы удержаться на своих ногах.
        - Ну, слава богу, наш шалун проснулся и теперь его можно отшлепать по тощей и костлявой заднице! - Добродушно, но со злобой во взоре, прогудел мой друг демон.
        - Прекрати, Марбас! Ванька, своими деяниями заслужил гораздо большего! За вчерашние подвиги его нужно было бы повесить на первом же суку! Ни один человек в здравом уме не сможет такого придумать, чтобы на охрану французского наследника, да еще под видом французов на территории Франции, отправить целое русское войско! А наш Ванька придумал и у него эта авантюра получилась! Весь Санкт-Петербург сейчас на ушах стоит, а государь Петр Алексеевич даже поинтересовался, не может ли наш Ванька часть французского военного флота в Балтийское море прислать, чтобы наше войско на побережье Швеции десантом высадить?!
        - Да, но только мне пришлось мадам де Ментенон к разрешению конфликта с новым караулом по охране наследника подключать. Когда гвардейский лейтенант граф Роже-Этьен де ла Фуа со своим караулом появился в Версале, то первым делом он выкинул другой гвардейский караул из дворцового казарменного помещения и поставил своих часовых к дверям покоев герцога Анжуйского, то во дворце поднялась настоящая паника. Даже вмешательство королевского камердинера, Мосье Бонтана, не разрешило конфликта, вот и пришлось мне свою мадам де Ментенон привлекать. Она познакомилась с графом дела Фуа и, признав в нем наличие древней дворянской крови, позволила новому гвардейскому караулу принять под охрану наследного принца.
        - А кто это такой граф Роже-Этьен де ла Фуа? Новый Ванькин собутыльник, что ли?! - Сквозь зубы поинтересовалась Яна.
        Я, все еще лежа в своей постели и умиляясь запахами, оставленными Николь, тихо прошептал:
        - Граф Роже-Этьен де ла Фуа - это наш старый вахмистр Епифаненко!
        В помещении тут же наступила полнейшая тишина!

3
        Лето в Париже одна тысяча пятнадцатого года выдалось жарким до невозможности. Каждое утро я свой рабочий день начинал под контрастным душем, а прежде чем ложиться в постель снова отправлялся в душ. Старался, как можно более времени проводить в своем кондиционированном особняке и только изредка появляться на вонючих парижских улицах и общаться с французами, которые так сильно пахли, как в свое время созданный французскими парфюмерами мужской одеколон.
        Николь оказалась замечательной ночной служанкой, под ее внимательным женским оком моя спальня превратилась в настоящее райское местечко. Там стало так уютно и комфортно, что в иные времена мне не очень-то хотелось покидать прохладу и уют этого помещения.
        Но следует честно признать, что уж очень-то осложнилось мое личное положения в доме с появлением в спальне любимой служанки. С первого же момента своего появления в спальне Николь начала прилагать громадные усилия для того, чтобы окончательно сломить мое сопротивление ее попыткам навсегда забраться в мою постель. Она страстно стремилась занять, якобы, полагающееся ей местечко под моим боком в нашей, по ее словам, постельке, как она мне часто это говорила на ушко, его целуя и страстно прикусывая своими остренькими зубками. Эти поцелуи и прикусывания приводили меня в состояние полнейшей невменяемости. Ну, как можно было бы иначе реагировать на то, что она вытворяла, когда раздетой начинала тебя целовать сверху донизу, а ты для самоуспокоения накладывал на себя заклинание, обездвиживая свои руки, ноги и рот.
        Иногда, чтобы в этот или тот вечер случайно не перешагнуть последний барьер, разделяющий меня и Николь, я убегал куда-нибудь поспать на стороне, но на второй этаж к польке Яна никогда не поднимался. Утром же на людях показывался страшным престрашным, с всклокоченными волосами, синяками под глазами и трясущимися руками. Приходилось долго торчать в ванной комнате, чтобы более или менее привести себя в порядок, чтобы мне было бы можно показываться на людях. Среди прислуги сразу же пошли слухи о том, что французские женщины настоящий пуп земли и по ночам дают прикурить всяким там русским графам. Я начал подумывать о покупке какого-либо французского замка за пределами Парижа, чтобы мне было бы, куда бежать от своей любимой женщины!
        В один из таких дней меня неожиданно посетил мушкетерский лейтенант Бенин Довернь де Сен-Мар. Взвод мушкетеров этого лейтенанта я кормил на протяжении всей дороги от Руана до Парижа. Тогда лейтенант де Сен-Мар страстно хотел стать моим ближайшим другом, но по возвращению в Париж он куда-то запропастился и пропал из моего поля зрения. Видимо, какая-то нужда все-таки заставила этого француза вспомнить о существовании русского графа, и в этой связи он решил навестить своего попутчика.
        Когда я увидел Бенина де Сен-Мара, то внутренне удивился тому обстоятельству, что этот француз нисколько не изменился, как был, так и остался подвижным мальчишкой в форме королевского офицера мушкетера. Я протянул ему руку для рукопожатия, и он, горячо схватив ее, чуть ли не бросился ее расцеловывать. Это его сегодняшнее поведение совершенно не походило на его же поведение, когда мы с ним путешествовали по руанской дороге. Тогда этот француз мальчишка нисколько не испугался появления большого количества жандармов и с малой кучкой мушкетеров отказался выдать меня этим жандармам, а приготовился стоять и бороться на смерть с превосходящими силами жандармов. После рукопожатия я пригласил де Сен-Мара пройти в помещение, где было достаточно прохладно и где можно было бы выпить кофейку и прохладительных напитков.
        Там нам прислуживала моя Николь, которая без единого слова появилась перед нами и на маленький столик поставила две маленькие чашечки с настоящим латиноамериканским кофе, два бокала с холодной и кристально чистой водой, а также немного сладостей и выпечки. Но лейтенант был, видимо, настолько озабочен своими внутренними делами, что не обратил внимания ни на красоту Николь, ни на угощения, которые она выставила перед нами.
        Помешивая ложечкой кофе в чашечке, я не торопился задавать каких-либо вопросов, полагая, что лейтенанту требуется время на то, чтобы свои мысли привести в порядок, чтобы начать наш разговор. К слову сказать, де Сен-Мар быстро справился со всем этим, он поднял голову, посмотрел мне в глаза и тихим голосом произнес:
        - Граф, я пришел к вам за помощью в решение одного личного вопроса!
        - Что случилось, лейтенант? Вы совершенно на себя не похожи!
        - Я попал в очень сложную ситуацию! Вопрос стоит о моей жизни или смерти?! Причем, никто из моих знакомых не верит в то, что такое может случиться с простым человеком! Ведь я выходец из богатой, но крестьянской семьи и только недавно из рук короля получил право называть себя французским дворянином.
        Бенин де Сен-Мар замолчал, пустыми глазами он смотрел на свои сапоги со шпорами. На этот раз я решил немного подтолкнуть де Сен-Мара и как бы заставить его продолжить разговор, рассказать о своей проблеме.
        - Что же все-таки с вами случилось, Бенин? Давайте поступим так, вы расскажите мне свою историю до конца, а потом мы можем обсудить все обстоятельства, имеющие отношения к этой истории!
        - Хорошо, граф! Примерно, месяца два назад я познакомился с британским послом Джоном Далримплом. До своего назначения французским послом ему пришлось много повоевать, он был настоящим английским генералом. Именно его войска, которые подчинялись герцогу Мальборо, в последнюю войну за испанское наследство осаждали и брали наш французский город Лилль. Посол Джон Далримпл был отличным собеседником, с ним было о чем поговорить, интересно провести время. К тому же он был неплохим карточным игроком в баккару. У него в посольстве часто собирались карточные игроки, поиграть в баккару, причем, эта карточная игра довольно-таки часто продолжалась до самого утра. Я был очень неплохим игроком в баккару, поэтому я, то выигрывал небольшие суммы денег, то их начисто проигрывал! Честно говоря, я не обращал особого внимания на эту игру в карты, так мне нравилось само общение с людьми, французами и иностранцами, которые собирались в посольстве у Джона.
        Бенин де Сен-Мар сделал короткую паузу, чтобы попробовать немного кофе, а затем продолжал свои историю:
        - Примерно, месяц назад в британском посольстве объявился некий итальянец Джулио Альберони, который почему-то называл себя «послом Альберони». Он охотно присоединился к играющим в карты, показал себя среднего уровня карточным игроком, всегда оставался при своих деньгах, практически никогда их не проигрывал. Через две недели совершенно случайно я оказался за одним с ним столом. Весь вечер и ночь мы играли нормально, выигрывая и проигрывая, но под утро я вдруг заметил, что начал все чаще и чаще проигрывать. Хотел бы здесь сказать, что я никогда не был азартным карточным игроком, но в то утро со мной что-то произошло, я начал объявлять большие ставки, чего никогда не делал! В результате я проиграл целое состояние в триста тысяч луидоров, которых у меня никогда не было. Я прекратил игру, поднялся на ноги и своим партнерам честно объявил о том, что проиграл мосье Альберони огромную сумму денег, возместить которую у меня не было даже надежды.
        Здесь последовал новый глоток кофе и новая короткая пауза.
        - Присутствующие в посольстве люди и игроки, сидевшие со мной за столом, бросились меня успокаивать и говорить о том, что ничего страшного в моем проигрыше нет. Посол Альберони хранил молчание и с некоторой злобой на меня посматривал. Британский же посол Далримпл, видимо, чувствуя свою вину из-за моего проигрыша, вертелся вокруг меня, успокаивая. Когда же настало время для меня покидать британское посольство, то Джон подошел ко мне и потребовал, чтобы я написал соответствующую расписку, но почему-то на его имя. Я несколько удивился такой просьбе, но безропотно сел за стол и начал писать расписку, в которой точно указал свой карточный долг - в триста тысяч луидоров. Граф, вы не представляете, как изменилась моя жизнь после этого события, все дни вдруг стали мрачными и бесконечными по времени. Я не знал, куда себя девать, служба в мушкетерской роте стала не в радость, но каждый раз мои мысли снова и снова возвращались к карточному долгу. Впереди у меня не было никаких перспектив, оставалось только зарядить мушкетерский пистоль и пустить пулю в лоб, чтобы покончить со всеми делами на этом свете! Но
во время очередной и, разумеется, совершенно случайной встречи с британским послом, вдруг выяснилось, что я должен не триста тысяч луидоров, а три миллиона. Да и к тому же, в случае моей смерти, этот карточный долг переходит на моих родственников, на моего младшего брата!
        - Так, что я долго думал, граф, и решил с вами переговорить по этому поводу. Я прекрасно понимаю, что деньгами на такую громадную сумму вы не сможете помочь мне. Но мне дорог и сейчас нужен ваш совет, так как ситуация вокруг долга несколько обострилась. Вчера посол Далримпл заявился ко мне в казарму и потребовал, вы понимаете, этот британец потребовал, чтобы я похитил или убил бы наследника герцога Анжуйского или, по крайней мере, на тот свет отправил бы Филиппа II герцога Орлеанского. Одним словом, Джон Далримпл не оставил передо мной выбора, завтра я должен убить его, чтобы прекратить грязную возню, ведущуюся вокруг королевских особ, а после соответствующего расследования меня передадут в руки палача, чтобы лишить головы на королевском эшафоте.
        Я сидел напротив лейтенанта королевских мушкетеров Бенина де Сен-Мара, размышляя о том, насколько судьба решила поиграться с этим французом. Она поставила его на колени и полностью загнала в темный угол, приговорив к смерти. Какое бы он сейчас не принял бы решения, все равно его ожидал бы скорый королевский суд и королевский палач с топором на эшафоте! Но мне следовало бы учесть и принять во внимание одно важное обстоятельство, что Бенин де Сен-Мар только что принес мне очень нужную информацию о подлых замыслах британцев в отношении королевского наследника, а главное, он мне назвал имена главных исполнителей этих замыслов.
        - Лейтенант де Сен-Мар, можете ли вы денька два - три пожить в моем особняке, взяв отпуск на королевской службе?
        Бенин де Сен-Мар на секунду задумался, а затем утвердительно кивнул головой.
        - Тогда я вам дам двух телохранителей, с которыми вы на моем фаэтоне отправитесь в мушкетерские казармы и получите отпуск для решения внезапно возникших срочных дел. Затем вы срочно вернетесь в мой особняк и расположитесь в покоях, которые мы для вас подготовим. В моем доме вы будете в полной безопасности и не достижимы, ни для Джона Далримпла, ни для Джулио Альберони! За время, пока вы будете находиться в моем доме, мы обязательно что-нибудь вместе придумаем в отношении того, как решить ваши личные проблемы! Если вы согласны с моим предложением, то подождите секунду, а я вызову телохранителей для вашего похода в казарму.
        Я дождался момента, когда лейтенант мушкетеров Бенин де Сен-Мар вместе с двумя драгунами покинет мой дом и отправится в казарму, чтобы затем вызвать к себе Яну и у нее поинтересоваться:
        - Сможешь ли ты в течение двух дней сформировать штурмовую группу, в которую вошли бы пять наших драгунов в качестве унтер-офицерского состава и человек двадцать - двадцать пять молодых французов, служивших или служащих во французской армии, умеющих хорошо владеет холодным оружием?!
        Яна с громадным интересом в своих зеленых, кошачьих глазах на меня внимательно посмотрела и, разумеется, из-за своего вечного бабьего любопытства спросила:
        - Вань, а ты чего с этими парнями делать задумал?
        Отступать мне было некуда, а врать я не любил, врал только по острой необходимости, а сейчас такой необходимости не было, поэтому полячке честно ответил:
        - Брать штурмом британское посольство буду! Надо Джону Далриплу указать на то, что англичане Париж пока еще не захватили и его еще не оккупировали! Одним словом, хочу британцев поставить на место!
        - Вань, а ты не боишься вот такими своими лихими действиями международного скандала между нашими странами вызвать?
        - Каких-либо отношений между Московией и Францией пока не существует, поэтому нам такого скандала бояться нечего. Тем более, Аня, ты же прекрасно знаешь, что победитель всегда прав и его никогда не осудят!
        - Хорошо, граф Орлофф, я тебе помогу! Тут у меня один лихой французский капитан в полюбовники набивается. Он все время, когда мы встречаемся, утверждает, что готов для меня горы свернуть и луну с неба достать, если я с ним пересплю, разумеется! Что ж, давай, мы его для начала британским посольством проверим, посмотрим, что из него получится…!
        Глава 17

1
        С возможным избранником пани Яны я, оказывается, уже был знаком. Им был капитан Анри Бельгард, начальник охраны военного министра маркиза де Лувуа. При нашей первой встрече, это случилось, когда я с маркизом де Юксель рвался на встречу с де Лувуа, чтобы с ним объясниться, этот гвардейский капитан проявил приятную разумность, мне помог в этой встрече. Поэтому, когда пани Яна привела этого капитана в гостиную, то она, узнав о том, что мы уже знакомы, тут же проявила свой истинный хищнически-стервятнический характер. Яна хамски заявила, что ушла нам за кофе, а нас обоих бросила на произвол судьбы, мол, вам нужно, так и плывите сами, куда знаете!
        Кофе, разумеется, принесла нам Николь, а для того, чтобы, хотя бы немного растормошить капитана Анри Бельгарда, и вывести его из спячки влюбленности, я организовал и в качестве гида-экскурсовода познакомил его со своим особняком. Дом капитану явно понравился, но он все еще находился в состоянии отрешенности от мира сего и его ум был заполнен мечтаниями о прекрасной знакомке, польке Яне, поэтому поднимать с ним разговор о других вещах сейчас было полностью бесполезно. Требовалось в первую очередь самого капитана вывести из этого полукамотозного состояния и только затем переходить к серьезным вопросам. Я и так и эдак подходил к капитану Анри Бельгарду, пытаясь вывести его из состояния миросозерцания и влюбленности, но безуспешно. Во время осмотра особняка, мы посетили спортивный зал, в который я время от времени заходил, чтобы посмотреть, по месту ли разложены спортивные аксессуары, мячи там разные и гантели.
        Там я и увидел пару каких-то мешочков, очень похожих на боксерские перчатки, то в моей голове тут же родилась гениальная идея.
        Я тут же вежливо и галантно поинтересовался у французского капитана, как он относится к боксу, Анри Бельгард попросту не понял моего вопроса. Я забыл о том, что бокс был только что заново изобретен в Англии, а не во Франции, да и там он только-только начинал приобретать популярность. Но сама идея, заставить капитана Анри Бельгарда вернуться к жизни и вновь стать нормальным мужиком, меня уже увлекла, я уже не мог остановиться на полпути по ее претворению в жизнь. Не помню, каким образом, но я все же добился того, что в этом спортивном зале мы с капитаном разделись до пояса, натянули на руки перчатки и принялись друг друга колотить и дубасить по физиономиям.
        На первых же минутах боя, когда начал запыхаться, я сразу же сообразил, что зря последнее время не тренировался, не так часто посещал этот тренажерный зал. Мое сердце стучало и так сильно колотилось в грудной клетке, словно там вообще все поросло жиром, не было свободного пространства для его биения. Пока я отрабатывал свое дыхание, капитан Бельгард работал над моей физиономией. Ему было интересно, время от времени толкать вперед свои длинные руки, на которые были одеты какие-то мешочки, чтобы ими хлестать меня по сусалам и ланитам.
        В какой-то момент мне удалось-таки восстановить дыхание, и пару раз кулаками пройтись по лицу французского капитана. Видимо, Анри такие удары по его лицу совсем не понравились, он вдруг вспомнил то, чему его учили в армии в отношении того, как следует отражать вражеские атаки. Одну ногу он для упора отставил слегка назад, повернул туловище своего тела вполоборота для лучшего замаха правой рукой, сосредоточился и сжатым кулаком правой руки со всей своей силой бабахнул меня по носу. Широко и так красиво расставив руки и ноги в стороны, я следка подлетел вверх, а затем также красиво начал планировать падение спиной на деревянный пол спортивного зала. В момент такого элегантного и красивого планирования, когда я находился в процессе потери сознания, то вдруг услышал сварливый голос пани Яны.
        - Черт подери, Ванька, тебе нельзя даже на минуту доверить любимого человека. Ты тут же из него пытаешься сварганить себе боксерскую грушу… Ой, Ванечка, да это, оказывается, тебя бьют?!
        Одним словом, скоро я с подбитым глазом и громадным синяком под ним, эта чертова магия не работает, когда надо, сидел за столиком в гостиной комнате и наблюдал за тем, как Яна обхаживала своего капитана, целуя его и приговаривая:
        - Андрюша, ну, чего ты там ерепенился, ничего этому русскому графу не рассказал о том, что уже давно дал согласие на свое и своей роты участие в этой его проклятой авантюре, штурмом британское посольство в Париже брать. Ванька же полный идиот и бестолочь. Он ничего он в людях не понимает и не разбирается. Первоначально я ему должна была все это растолковать, а затем уже на пальцах показать и объяснить. Тебе, Андрюшенька, нужно было бы ему сказать, что все нормально, что вам нужно было только военные вопросы обсудить. Я же и ушла из-за того, чтобы это вы вдвоем и наедине между собой бы обговорили, единый план штурма посольства бы разработали. Неужели, мне, слабой женщине, придется за вас всем этим военным планированием заниматься?!
        Разумеется, планировать такое серьезное дело, как штурм иностранного посольства в чужой стране, мы каким-то там бабам не можем позволить. Как только Яна снова нас покинула, мы выпили по бокалу бренди и принялись за планирование, но тут же вдруг выяснилось, что у нас нет схем и планов расположения комнат и помещений в здании британского посольства. Поэтому единодушно решили разработку этих планов штурма перенести на завтра, когда к нам сможет присоединиться лейтенант мушкетеров де Сен-Мар. Он часто бывал в британском посольстве и должен был хорошо знать, как располагаются его внутренние помещения. А мы продолжили употреблять бренди и говорить о б…, пока наш покой снова не нарушила Яна.
        Войдя в гостиную, она тут же вопросительно на нас посмотрела, к ее приходу мы уже языков не вязали, но пока еще немного соображали. Поэтому я успел сымитировать, что будто бы схватил какую-то бумагу со стола и спрятал ее во внутренний карман камзола. А Анри даже попытался подняться на ноги и отрапортовать о том, что ее приказ выполнен, но его ноги подвели, он так и не смог подняться из кресла. Яна тут же через лакея вызвала Николь и недовольным голосом ее попросила забрать своего алкоголика. Чтобы она его в глаза не видела бы больше! Я так и не понял, о ком она это говорила! С большим любопытством я наблюдал за тем, как Яна подошла к Анри, взвалила его на свое правое плечо и куда-то понесла.
        Тогда я сделал вывод о том, что французские мужчины в сравнении с польскими женщинами, малы ростом и слабы!
        На следующий день, я, граф Орлофф, капитан французской гвардии Анри Бельгард и лейтенант мушкетеров Бенин де Сен-Мар, продолжили военный совет по обсуждению военных вопросов и организации штурма британского посольства в Париже. В своей предварительной речи капитан Бельгард напомнил мне о той работе, которую мы вместе проделали вчера, но, как я не пытался найти бумагу с результатами вчерашней работы, так и не смог ее разыскать. Но, тем не менее, в течение этого трехчасового совета мы разработали план-график по захвату британского посольства, который в детальнейших подробностях изложили на бумаге.
        Согласно этому военному плану, рота гвардейцев капитана Анри Бельгарда должна была окружить британское посольство и никого туда не впускать и никого оттуда не выпускать. На территории же посольства должны были действовать пять моих драгунов и пятнадцать сорвиголов капитана Бельгарда. Тут у нас возник небольшой спор из того, что мы никак не могли решить. Кто именно из нас будет командовать гвардейцами вне стен посольства и внутри самого британского посольства. Оказалось, что все мы трое имели абсолютно равные права на любое командование. Начали подумывать о том, как было бы наиболее разумным решить эту небольшую проблему. Следует сказать, что нам всем троим очень понравилась идея мушкетера де Сен-Мара, провести небольшой блицтурнир на шпагах, победитель которого возглавил бы штурмовой отряд в стенах посольства.
        К этому времени гостиная была забита народом, там был и Бунга-Бунга, маркиз де Юксель, Антуан де Монморанси, барон фон Руге. Не было только Филиппа II герцога Орлеанского, но и он прислал своего военного наблюдателя, который совал нос во все наши секретные дела. Я еще тогда удивился тому, что никак не мог найти демона Марбаса, мне на глаза все время попадался граф де Тессе со своей мадам де Ментенон, с которой он жался по углам и там целовал ее ушки. Одним словом, каждый присутствующий в гостиной француз лез в наши дела со своим советом или консультациями.
        Пани Яна ахнула на всю гостиную, когда перешагнула ее порог и увидела, что это помещение до упора забито каким-то не очень ей знакомым народом.
        Она решительно ступила в центр гостиной и тут же вызвала драгун капрала Яхроменко, который на время отсутствия заменил вахмистра Епифаненко. Он еще не знал, но я-то хорошо знал о том, что вахмистр Епифаненко уже никогда не вернется из служебной командировки. Ему теперь до конца жизни придется оставаться французом, графом Роже-Рене де Фуа, он станет богатейшим аристократом Франции, со временем умрет в Париже, а его семья во времена революции бежит из Парижа в Америку. Яна приказала капралу Яхроменко арестовать и посадить под крепкий запор всю эту толпу постороннего, по ее мнению, народа. А затем гневным взглядом осмотрела присутствовавших в гостиной людей и заявила о том, что сама решит, без всяких там глупых дуэлей, кто и где во время штурма посольства будет командовать.
        Но я проявил характер, первым же делом отменил ее приказ об аресте присутствующих, заявив, что доверяю всем своим друзьям и товарищам.
        Мадам де Ментенон чему-то всплакнула в своем углу, а затем радостно захлопала в ладоши! Граф Тессе ни на шаг не отходил от этой мадам.

2
        Британские ищейки, низшие клерки посольства Великобритании и агенты Сикрет Интеллидженс сервис, наводнили Париж и уже сегодня рыскали по парижским улицам в поисках дополнительной информации или свидетелей, что-либо слышавших о готовящемся нападении на британское посольство.
        Такое нападение, которое мы замыслили, на иностранные посольства еще не случалось в истории мировой дипломатии. Происходили, конечно, случаи нападений на посольства и притом неоднократные, когда возмущенные чем-либо, чаще всего ценами на иностранные товары, народные толпы громили иностранцев, их торговые лавки, представительства и посольства! Но народные погромы носили неорганизованный и случайный характер. Они явно организовывались и использовались для того, чтобы народ какого-нибудь государства излил бы свой справедливый гнев на иностранцах, оставляя собственных правителей в покое и у власти!
        Наши же военные планы предусматривали, чтобы за день до нападения на британское посольство слухи о возможном нападении достигли бы ушей британских дипломатов. Нам хотелось бы, чтобы во время нападения в британском посольстве было бы как можно меньше людей! Но британские дипломаты оказались настолько самоуверенными людьми, которые из-за всесилия своей владычицы морей, этим слухам не поверили. Правда, они, на всякий случай, разослали по всему Парижу своих шпионов и лазутчиков для выяснения достоверности таких слухов.
        Неудивительным оказалось и то, что множество британских шпионов и лазутчиков начали вертеться у ворот моего особняка. Видимо, посол Джон Далримпл довольно-таки всерьез принимал мое бренное существование и антибританский настрой. Переговорив по этому поводу с капралом Яхроменко и мажордомом Бунга-Бунга, я приказал, начать скрытую операцию по отлову британских разведчиков, их допросам и заточения в помывочную комнату. К стыду своему только сейчас выяснилось, что других помещений, где можно было содержать арестованных, в моем особняке не оказалось.
        Вскоре переодетые в гражданскую одежду драгуны и наиболее здоровые и сильные парни из прислуги, парами и тройками, начали покидать особняк и отправляться на улицу для охоты за британскими шпионами. А для нас наступило время ожидания! Лейтенант Бенин де Сен-Мар не находил себе места и не давал мне покоя, настаивая на том, чтобы ему выделили бы пару русских драгунов и он вместе с ними занялся бы отловом глупых британцев. Когда мне надоели эти мушкетерские заявления, то движением мизинца я приостановил метания лейтенанта по гостиной и своим взглядом заставил его заснуть до завтрашнего утра.
        Завтра в моем подчинении он будет отвечать за действия наших штурмовых групп на территории британского посольства. Я же нес личную ответственность за обнаружение местонахождения посла Далримпла, его допрос и захват секретных бумаг британского посольства. Капитану Анри Бельгарду досталось командовать своими же гвардейцами, которые окружат британское посольство. Он клюнул на наше объяснение в том, что, если он будет находиться за пределами посольства, то ни один человек не сможет его обвинить в том, что принимал участие в разбойном нападении. Появившиеся слуги забрали заснувшего де Сен-Мара, чтобы его тело отнести на его временную кровать.
        Наступило затишье и слуги, два здоровых французских крестьянина, которые работали конюхами на моей конюшне, практически на себе приволокли первого британского шпиона. Без всякой драмы я тут же залез в его сознание и в течение нескольких секунд выяснил его подноготную. Француз, работает младшим клерком в британском посольстве, в основном переписывает несекретные бумаги. Время от времени за небольшую дополнительную плату подрабатывает розыскной ищейкой, бегая по парижским улицам и выясняя, где проживает тот или иной парижский клошар. Этот француз-ищейка стал нашим первым заключенным. Но вскоре в помывочной комнате уже было три человека, один из которых был настоящим англичанином, даже не шотландцем. Но все эти борзые ищейки не располагали какой-либо ценной информацией и для меня не представляли какого-либо интереса.
        Честно говоря, я и не думал, что британцы будут так яростно сражаться за каждый метр территории своего посольства!
        В три часа пополудни рота гвардейцев капитана Анри Бельгарда окружила трехэтажное каменное здание, в котором проживал англичанин Джон Далримпл, посол Его Величества британского короля Георга I, которое одновременно являлось сосредоточием всего английского во Франции, британским посольством. Причем, гвардейцы окружили посольство таким образом, словно их интересовало не здание посла Далримпла, а соседнее здание, где якобы нашел укрытие государственный преступник. Несколько французских гвардейцев принялись обыскивать соседнее здание, но делали это очень медленно, так что дело могло затянуться на два-три часа. Под предлогом того, что это соседнее здание могло бы иметь ходы сообщения со зданием британского посла, то гвардейцы никого не выпускали и задерживали любого выходящего из британского посольства, ни единой души туда не пропускали.
        Британские дипломаты немного подергались по данному факту, но, признав разумность объяснений французских гвардейцев и их капитана Анри Бельгарда, на какое-то время смирились.
        Тем временем я вместе с лейтенантом Бенином де Сен-Маром, парой его друзей мушкетеров, и шестью смешанными тройками своих драгун и французских гвардейцев, подошел к черному входу в здание британского посольства.
        В этот момент меня несколько смущало одно небольшое обстоятельств, небольшое изменение, произошедшее в наших силах, которые должны были осуществить непосредственное нападение на британцев. А именно, поведение де Сен-Мара, который, как и большинство французов, перед друзьями и товарищами любил хвастаться своими невероятными подвигами. Вот он не удержался и во время последнего посещения своей роты пригласил пару своих товарищей по королевской службе немного повеселиться. Сегодня утром, когда двое его приятелей вооруженные до зубов внезапно объявились в моем особняке, только тогда этот лейтенант королевских мушкетеров признался мне в приглашении своих друзей.
        Мы немного подождали и, получив от Анри сообщение о том, что здание посольства окружено его гвардейцами, начали действовать, как и планировали.
        Первая тройка во главе с капралом Яхроменко через черный вход проникла в здание и по подвальному коридору, которым в основном пользовались слуги, начала продвигаться вовнутрь британского посольства. Для координации действий штурмовых троек я решился осуществить небольшой эксперимент. Каждого командира штурмовой тройки сделал телепатом, работу его разума настроил таким образом, чтобы они на бессознательном уровне поддерживали со мной ментальную связь. По установленному со мной ментальному каналу эти командиры троек должны были мне сообщать о том, что они видят, какой противник им в данный момент противостоит. Я же в свою очередь получил возможность их информировать о том, в каком направлении данной тройке следует продвигаться, какая тройка нуждается в срочной помощи или поддержке.
        Уже на десятой минуте нашего проникновения в здание британского посольства, когда его подвал и некоторые посольские слуги, которыми были одни только французы, оказались в наших руках, ко мне пришло сообщение одной из наших троек о том, что они, наконец-то, обнаружили и наблюдают английских стражников. Те по широкой лестнице спускались в подвальное помещение посольства, видимо, собираясь его обойти. Лейтенант Бенин де Сен-Мар тут же собрался атаковать и уничтожить этот британский патруль прямо на лестнице, но я его остановил. Такая атака тут же выдала бы наше присутствие в британском посольстве! Мы же еще не достигли первого этажа, где могли бы распределиться по трем этажам здания и на всех этажах атаковать британцев, создавая впечатление о нашем присутствии повсюду. Я практически за руку остановил этот порыв лейтенанта мушкетеров, шепотом разъяснив Бенину боевую диспозицию. Совершенно нехотя де Сен-Мар воспринял мою точку зрения и вместе со мной наблюдал за тем, как одна из наших троек взяла в кинжалы этот британский патруль.
        Три стражника патруля мгновенно умерли, а четвертый британец, который оказался вне атак, от охватившего его ужаса при виде того, как сумрачные тени убили его товарищей, бросился убегать по подвальному коридору. Но стражник оказался настолько испуганным, что побежал не к спасительной лестнице, а в противоположную от нее сторону, громко призывая о помощи. Его крик так и завершился на высокой ноте, когда боец другой тройки расчетливо ударил его своим кинжалом в открытую от доспехов шею. Британский стражник прервал свой крик, захлебнувшись собственной кровью, чтобы тут же безжизненно распростерся на полу коридора.
        Я внимательно прислушался, не привлек ли предсмертный крик стражника внимание кого-либо из людей на верхних этажах посольства. Какая-то потусторонняя сила останавливала меня от применения магического сканирования верхних этажей. Поэтому мне пришлось положиться на обыкновенные человеческие уши, пытаясь по звуку распознать, возникла или нет суета на верхних посольских этажах.
        В этот момент капрал Яхроменко сообщил, что его тройка достигла первого этажа, в помещениях посольства сохраняется деловая тишина, время от времени по коридору первого этажа проходят посольские клерки с какими-то бумагами в руках. Продолжая за руку удерживать де Сен-Мара, я отдал мысленный приказ тройкам выдвигать на позиции по этажам, как и было нами ранее запланировано. Когда мимо нас к лестнице проскользнули четыре штурмовых группы, я выпустил на свободу мушкетерского лейтенанта, успев ему посоветовать, чтобы он со своим друзьями мушкетерами навел бы порядок на третьем посольском этаже. Сам же отправился к двум штурмовым тройкам капрала Яхроменко, которые должны были зачищать первый этаж британского посольства. Добытая ранее де Сен-Маром информация говорила о том, что квартира посла Далримпла находилась на первом этаже. Из чего я пришел к выводу о том, что Джон Далримпл, наверняка, интересующую нас информацию хранил в своей квартире.
        К тому же посольские стражники в основном располагались на этом же первом этаже. Они имели караульное помещение на десять стражников. Но нельзя было забывать о том, что в том же парижском квартале, где располагалось британское посольство, неподалеку находилось еще одно здание, в котором проживал британский герцог, почему-то для своей особы содержал большую охрану из тех же британских стражников.

3
        Еще во время планирования нашего нападения на британское посольство я неоднократно говорил своим коллегам о том, что нам не следует в ходе нападения убивать всех подряд служащих британского посольства, которые будут встречаться на нашем пути в его коридорах и помещениях. Что на территории посольства действовать мы обязаны строго выборочно, невооруженных людей задерживать, затем отправляя их гвардейцам капитана Анри Бельгарда, а вооруженных дипломатов стараться обезоруживать и также отправлять в распоряжение Анри Бельгарда. Жестоко расправляться только со стражниками и британскими дипломатами, вступившими с нами в бой по своей собственной инициативе. Но, честно говоря, я и не думал о том, что британцы будут так ожесточенно сражаться за каждый метр территории своего посольства!
        Если клерки второго этажа британского посольства практически не оказали нам какого-либо сопротивления и благородно сдались бойцам двух штурмовых троек, то бои развернулись в основном на первом и на третьем этажах. На третьем этаже лейтенант де Сен-Мар и его бойцы нарвались на британского мага, который служил шифровальщиком и связным с британской метрополией. Они так и не смогли сломить его сопротивление, но загнали и не выпускали этого мага из изолированного помещения шифровальной комнаты. Я узнал о существовании такого британского мага, когда он мысленным каналом связался со своей метрополией и в британский форин офис начал слать паническую информацию о нападении на британское посольство. В тот момент я не мог воспрепятствовать или блокировать этот его ментальный канал.
        А сам продолжал сражаться с каким-то британским дипломатом, который, как оказалось, мастерски владел своей шпагой. Он встал посреди коридора и далее не пропускал бойцов штурмовых троек. Пришлось мне скрестить с ним шпагу, но я мгновенно догадался о том, что этот британец немного меня превосходит в искусстве боевого фехтования. Времени же у нас было слишком мало для того, чтобы бесцельно бренчать шпагами с сильным противником. Поэтому я шагнул в сторону и, описав круг шпагой в воздухе, создал боевого голема[24 - ГОЛЕМ - глиняный великан, которого по древней легенде праведный раввин Лев создал для защиты еврейского народа. В фантастических произведениях этот термин часто используется для названия боевых роботов.]. Голем немедленно вступил в бой с британским мастером фехтования и тут же загнал его в угол одного из помещений посольства, где стал его удерживать, не позволяя ему сделать хотя бы шаг в сторону.
        Но, пока я возился, с этим британским дипломатом коридор первого этажа заполнили стражники, которые толпой выскочили из своей караульной комнаты и, побросав на пол свои ненужные пики, выхватили из ножен мечи и устремились в бой с нами. Английских стражников оказалось слишком много, они сразу же заполнили пространство коридора и с боевыми криками попытались нас атаковать, чтобы своей массой выпихнуть нас на исходящие позиции. Но нам повезло в том, что мечи британских стражников оказались слишком длины для того, чтобы вести ими бой в узком пространстве посольского коридора. Этот факт британцами был осознан после того, когда от наших шпаг и кинжалов пали их три товарища.
        Но стражники все же оказались бывалыми воинами, они тут же свои длинные мечи побросали на пол и вооружились кинжалами, которые до этого момента висели у них на поясах. Тут же в живот был ранен один из бойцов штурмовой тройки капрала Яхроменко, тогда самому капралу пришлось вступить в бой со стражниками. Он так яростно атаковал противника, что заставил его отступить на шаг, тем временем третий боец его тройки сумел раненого товарища оттащить в укрытие. Капрал же был настолько разъярен, что британские стражники отступили еще на два шага.
        Это временное вражеское отступление предоставило мне время на то, чтобы более внимательно осмотреть поле боя и в среде стражников выделить одного, который явно руководил боем. К нему было невозможно незаметно подобраться, этот британец явно не шел в передовые ряды. Он придерживался задних рядов и оттуда подавал команды, благодаря которым его подчиненные стражники меняли позиции, но держали общий строй. Нас оказалось слишком мало для того, чтобы разбить иди силой оружия разъединить этот сплоченный отряд британских стражников.
        Но и много время на то, чтобы подавить сопротивление этого отряда у нас тоже не было! Я решился еще на один магический эксперимент, лишил языка главного британского стражника, позволив ему превратиться в телепата. Еще пару минут отряд стражников сохранял сплоченность и активно сопротивлялся, но вот произошла и первая накладка. Во время нашего очередного наскока они не успели вовремя отойти, в результате еще один стражник с перерезанным горлом упал на пол. Факт того, что убит еще один товарищ, а также вид фонтана крови, бьющего из горла умирающего человека, снова повлиял на настроение британских стражников. Но в этот раз они так и не услышали ни поддержки, ни команды своего командира на перестройку рядов сражающегося отряда.
        В тот момент их командир, беззвучно и словно рыба в воде, разевал рот, всеми силами он пытался вытолкнуть из самого себя хотя бы пару слов команды. Но ни единого звука так и не покинуло его рта, никто из его товарищей так и не слышал команд, подаваемых на ментальном уровне:
        - Подравнять ряды! Держать строй! Атака противника последует справа!
        Этот командный крик в ментальном диапазоне только болезненно воздействовал на умы и сознание британских стражников. Будучи не обучены искусству телепатии, эти стражники не понимали мыслеречи своего командира. Только из-за его крика в мысленном диапазоне у них появилась сильнейшая головная боль. В один момент строй британских стражников был сломлен, рассыпался, каждый из британцев пустился в бега и на поиски безопасного убежища. В конце концов, их сопротивление было полностью сломлено! Предоставив возможность капралу Яхроменко и его бойцам заниматься поиском и задержанием сотрудников посольства, я рванул в ту сторону, где должен был располагаться личный кабинет британского посла.
        От главного коридора первого этажа британского посольства несколько в сторону уходил небольшой коридорчик, в котором могли бы с трудом разминуться два человека. Этот небольшой коридорчик оканчивался двумя дверьми, одна из которых вела в приемную кабинета британского посла Джона Далримпла. Такой узкий проход к посольскому кабинету объяснялся очень простой причиной. Сам кабинет посла составлял естественное продолжение личных покоев Джона Далримпла. Они располагались в том же здании, что и британское посольство, но для удобства семьи посла имели совершенно отдельный вход и выход. В случае необходимости и для того, чтобы не обходить по улице посольское здание, Джон Далримпл приказал сохранить этот небольшой переход из своих покоев в посольство.
        Ударом ноги я открыл дверь, она оказалась не заперта, и мгновением позже я уже находился в приемной кабинета британского посла, в которой в этот момент не было ни единого человека. Но в эту посольскую приемную выходили еще четыре двери. Мне потребовалось одно мгновение для того, чтобы определиться, которая же из этих дверей вела непосредственно в кабинет Далримпла?! Лейтенант де Сен-Мар играл в карты в другой части британского посольства. Он никогда в этой части посольского здания не бывал, поэтому мы не обладали всей полнотой информации в отношении того, где и что располагается в частных покоях британского посла. Моя магия подсказала, что рабочий кабинет посла должен был быть расположен за крайней правой из этих четырех дверей.
        Слегка и, стараясь без скрипа, я приоткрыл эту дверь и просунул голову в образовавшуюся щель. Перед моими глазами возникло помещение с наглухо зашторенными окнами, застоявшимся смрадным запахом. По размещению и по чехлам, скрывавшим мебель, можно было бы догадаться о том, что это помещение и было кабинетом, но которым никто и никогда не пользовался. Я уже собрался вытащить голову и прикрыть эту дверь, как за моей спиной послышался скрип открываемой двери. Не задерживаясь ни на секунду, я вынужденно ввинтился в щель приоткрытой двери и оказался в этом странном помещении, которое сейчас более напоминало складское помещение, а не рабочий кабинет британского посла.
        Я вовремя успел прикрыть за собой дверь, продолжая у нее стоять. Прислушивался к голосам людей, которые слышались в приемной, которую я только что покинул. Они чего-то разыскивали, но не могли найти нужной вещи. Тогда я сообразил, что некоторое время не смогу покинуть этого складского помещения. Из-за этой дурацкой ситуации, в которой я неожиданно для себя оказался, я решил, не теряя зря времени, его тщательно. Но, разумеется, не принялся рыться в вещах, переставляя их с места на место. К поисковой работе подключил свое магическое зрение, чтобы квадрат за квадратом обследовать этим зрением.
        Прежде всего, я убедился в том, что это был все-таки не склад, а помещение, которое было очень походило на рабочий кабинет британского посла. По крайней мере, об этом говорило стол бюро и множество свечей для освещения пространства над столом для писания деловых бумаг. Смрад в кабинете поддерживалось искусственным образом, практически сразу мне удалось обнаружить источник зловония. Таким источником была инкрустированная табакерка, которая почему-то была раскрыта, а в ней хранился магический артефакт, который поддерживал этот тяжелый запах смрада в кабинете. Причем, как мне удалось выяснить, табакерка выполняла двойную функцию. Она была не только хранилищем артефакта зловония, но и служила неким датчиком тревоги. Как только кто-либо закрывал эту табакерку, чтобы прекратить выделение этого смрадного запаха, как где-то подавался сигнал тревоги.
        Я же не коснулся табакерки, а подошел к рабочему столу бюро, чтобы его внимательно рассмотреть своим магическим зрением. В одном из ящиков стола я обнаружил второе потаенное дно, в котором хранилось множество бумаг. Так и не прикасаясь руками к столу, я щелкнул пальцами, ящик самостоятельно выполз из пазов подстольной тумбы и моим глазам продемонстрировал кипу бумаг, заполненных разными почерками. Мне ничего не оставалось делать, как слегка нагнуться, чтобы бумаги забрать из ящика. Я наскоро пролистал эту кипу бумаг, обнаружив, что она состоит из посольских отчетов перед лондонским форин офис, записок британских агентов во Франции. Затем перед глазами мелькнула расписка лейтенанта де Сен-Мар в том, что он должен триста тысяч луидоров. Расписка была подписана де Сен-Маром, а вот кому он был должен не было указано, в этом месте был пропуск, в который было можно вписать любое имя или фамилию.
        Я успел только подумать о том, насколько лейтенант мушкетеров был пьян или находился под действием наркотиков, чтобы добровольно подписать такую бумагу! Но в этот момент в моих руках оказалась еще одна бумага, непримечательный меморандум, прочитав который я вздрогнул от полной неожиданности. В этом меморандуме предписывалось британскому послу Джону Далримплу предпринять немедленные меры для того, чтобы после смерти короля Луи XIV, монсеньор Филипп II герцог Орлеанский не имел бы возможности занять место Регента молодого герцога Анжуйского. Прочитав бумагу, я понял, что нашел именно то, что так надеялся найти. Теперь у меня было документальное подтверждение того, чтобы англичан можно было обличить в глазах королевской власти Франции.
        Бумаг оказалось очень много, но у меня не было времени все их просмотреть. Наступала пора мне, как можно быстрее, покинуть помещение кабинета британского посла. Я мог бы вернуться в само британское посольство обратной дорогой, но где-то внутри меня зрело подозрение в том, что британцы успели заблокировать этот путь моего возвращения, устроив засаду. Перед тем, как покинуть данное помещение я всем своим товарищам отдал общий мысленный приказ, прекратить нападение и, забрав убитых и раненых товарищей, покинуть все захваченные посольские помещения. Сам же подошел к единственному имевшемуся зеркалу в этом чужом кабинете и начал в него внимательно всматриваться, терпеливо ожидая, когда мое лицо приобретет черты лица британского посла Джона Далримпла!
        Глава 18

1
        Удивительное дело, но налет на британское посольство королевским правительством Франции был спущен как бы на тормозах, как будто бы его вообще не было. Правда, капитана Анри Бельгарда сняли с должности капитана роты королевских гвардейцев, снова вернули под руку военного министра маркиза Франсуа-Мишеля де Лувуа. Со мной же встретился, по душам переговорил маркиз Антуан де Монморанси, заместитель руководителя французской королевской службы разведки. Он же и забрал из моего дома лейтенанта мушкетеров Бенина де Сен-Мара, который после этого случая круто изменил свою жизнь. Лейтенант мушкетеров пошел по тюремной линии, для начала он стал директором тюрьмы где-то в провинции, чтобы вскоре взять под свое начало парижскую Бастилию.
        Вскоре мне стало известно, благодаря усилиям, предпринятым графом Тессе, личного секретаря мадам де Ментенон, о том, что король Луи XIV принимал британского посла Джона Далримпла по его просьбе и по этому вопросу, имел с ним пятиминутную беседу. В ходе этой беседы, видимо, самому королю захотелось из первых рук получить информацию о том, что же все-таки такого произошло в британском посольстве, но дипломат отделался невинными шутками. Я же прекрасно понимал нежелание посла Далримпла королю Франции поведать в деталях о своем великом конфузе. О том, как его же жена лично провожала «не его», а какого-то другого человека в его обличье, к ожидающей карете, она даже соизволила этого «не его» нежно поцеловать в щеку. Сам же посол в это время, извините меня за грубые выражения, находился в сортире. Он, видите ли, пожелал облегчиться перед выездом на встречу с британским сановником, только что прибывшего на отдых в Париж, и там немного задержался
        Одним словом, французы воспользовались этим непонятным нежеланием британского посла говорить по поводу имевшего места события, они не стали проводить обязательно требовавшегося в таких случаях полицейского расследования. Правда, начальник французской королевской полиции маркиз де Аржансон в рамках этого события проявил инициативу. Теперь по его распоряжению два полицейских ажана постоянно дежурили перед моим особняком, в любое время дня и ночи. Они при себе имели перо и бумагу, чтобы записывать точное время, когда я его покидал и когда возвращался домой.
        Капрал Яхроменко в свою очередь проявил солдатскую смекалку!
        Он перед нашим особняком выставил небольшой столик с чернильницей и бумажными принадлежностями, чтобы французским полицейским было бы удобнее строчить на меня доносы. К чернилам, бумаге и перу он добавил и двухлитровую бутылку легкого сидра, столь любимого всеми французами. Сначала эти мужики полицейские поломались, отказываясь от предлагаемых удобств и угощенья. Но июньская парижская жара в городе кого угодно с ума сведет, поэтому со временем гостевой сидр и чернила парижскими полицейскими стали поглощаться без зазрения совести и непомерными количествами.
        В моей личной жизни произошло большое событие, для осуществления которого я приложил столько усилий. Наконец-то, я стал доверенным лицом самого монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского. На следующий день после разборки с посольством британцев, ко мне курьером пришло официальное письмо приглашение от монсеньора. В своем письме герцог Орлеанский приглашал меня принять участие в его субботнем вечернем развлечении. Правда, если далее судить по оригинальному тексту письма, то меня приглашали на ужин с участием близких друзей монсеньора Филиппа. На этот раз я решил не отказываться, а поужинать с друзьями герцога Орлеанского.
        Фаэтон с Агостино на козлах и двумя сопровождающими драгунами доставил меня в Пале-Рояль, в один из дворцов дворцового комплекса Лувр, который с недавних пор стал постоянной резиденцией герцогов Орлеанских. Монсеньор Филипп занимал третий этаж этого дворца. У дворцовых ворот меня встретил его слуга, который провел меня мимо постов королевских гвардейцев, среди которых мне повстречались знакомые лица гвардейцев из роты капитана Анри Бельгарда. Мы поднялись на третий этаж, где сам герцог Филипп Орлеанский уже ожидал моего появления. Он по-дружески похлопал меня по плечу и сказал:
        - Привет, Иван, очень рад, наконец-то, видеть тебя у себя дома! Ты не очень-то здесь стесняйся и чувствуй себя так, словно находишься в гостиной своего особняка! Ужин начнется, примерно, через час, тогда я тебя и познакомлю со всеми своими греховодниками, которые собируться за столом. Жаль, однако, что ты пришел ко мне без своей жены, вы бы вдвоем хорошо бы смотрелись в моей компании!
        Меня сильно удивила последняя тирада герцога о жене?!
        Неужели, он пани Яну принимает за мою супругу?!
        Мы столько раз уже встречались на официальных и неофициальных королевских мероприятиях, столько раз мы говорили о нашей личной жизни, но во всех этих разговорах я ни единым словом не упоминал о том, что женат или что имею супругу! Ну, да ладно, черт с ними с этими французами, у которых в одно ухо влетает, а из другого вылетает только что полученная ими информация! Если монсеньор Филипп считает, что я женат, ну, я и так буду женатым, если ему этого так хочется! Поэтому я промолчал, не ответил на этот его как бы косвенно поставленный вопрос о том, сможет ли он когда-либо снова увидеть то прекрасное видение, которое случайно привиделось ему в моем особняке. Монсеньер Филипп, тем временем, продолжил высказывать свою мысль.
        - Так, что, мой дорогой друг, время до ужина ты можешь провести в одном из гостевых апартаментов! Затем мой слуга зайдет за тобой и проведет в обеденную залу. Только, пожалуйста, не удивляйся словам, шуткам и поведению моих друзей и приятелей! Некоторым людям они почему-то кажутся очень странными!
        С этими словами, монсеньор Филипп еще раз одобрительно похлопал меня по плечу, вскоре его фигура растворилась в полусумраке одного из дворцовых коридоров.
        - Его Сиятельство не любит, чтобы его повсюду сопровождала свита! По дворцу он предпочитает ходить в одиночестве! - Прокомментировал поведение монсеньора слуга, все это время простоявший и ожидавший меня в стороне. - Мосье, граф Орлофф, не были бы вы столь любезны, следовать за мной!
        Слуга, словно танцор балета, легко заскользил по навощенному дубовому паркету залы Пале-Рояля, мне же пришлось поспешить вслед за ним, чтобы самому не затеряться в путанице дворцовых переходов и коридоров. Моя комната оказалась большим и светлым помещением, в котором имелось достаточное количество мебели. Несмотря на жару, стоявшую за окном, в самой комнате из-за ее высоких потолков и мраморных стен сохранялась приятная прохлада. Слуга подошел к окну и с моего разрешения задернул его шторами, пояснив, что вскоре июньское солнце обязательно может заглянуть в это окно. Тогда это помещение нагреется до нежелательной жары. Я промолчал, никак не комментируя это замечание слуги, в тот момент я размышлял о том, какие же сюрпризы монсеньор Филипп для меня подготовил на этом ужине?!
        Оставшись в одиночестве, я первым делом еще раз осмотрел помещение, в котором меня разместили. Это было обыкновенная дворцовая зала, которая имела единственную дверь с внутренним засовом. Зала имела некоторые элементы домашнего уюта и семейного комфорта. Главным элементом семейного комфорта была, разумеется, громадная кровать под балдахином, которая чуть ли не всю площадь этого помещения. Она была сдвинута немного от центра, располагалась ближе к окну. Правда, даже и там это гигантское сооружение семейного благополучия производила неизгладимое впечатление своей монументальности, вечности жизни и страстей человеческих!
        Я давно уже слышал побасенки, тут и там бродившие по Парижу, о том, что в те времена французы прямо-таки обожествляли кровать в своем доме. Если семейство было богатым, то кровать глав семейства занимала центральное место во всем доме, вокруг нее вращалась жизнь этого семейства. Часто случалось и такое, что главы семейств, лежа на этом сооружении, принимали гостей и вели с ними светские беседы. Если же семейство ничего, кроме крыши над головой, не имело, то и в таком случае семейная кровать составляла центр жизни и этого семейства. В ней зачинались, рождались и росли члены семьи, в ней же вместе спали по ночам все члены того или иного семейства.
        По-видимому, я все же задремал, размышляя о значимости в семейной жизни французских кроватей, потому что проснулся от легкого прикосновения руки того же самого слуги, который меня довел меня до этой гостевой комнаты Пале-Рояля. Он стоял, согнувшись в глубоком поклоне, говорил о том, что мне пора подниматься и идти в обеденную залу, где меня уже ожидают.
        Переход из сумрака дворцового коридора в ярко освещенную почти тысячью свечей обеденную залу оказался несколько резковатым для моих глаз. Мне пришлось зажмуриться, а когда я снова раскрыл глаза, то уже стоял перед большим обеденным столом, за которым вальяжно расположились около двадцати французов.
        Рядом же со мной стоял, внимательно всматривался в мое лицо монсеньор Филипп II герцог Орлеанский. Ему, видимо, очень хотелось насладиться моей первой реакцией на то, что я только что увидел. Не желая терять своего лица перед монсеньором и его гостями, я мгновенным взглядом обежал лица людей, сидевших за столом, и улыбнулся им всем. За столом сидели: герцогиня Беррийская, дочь монсеньора Филиппа, Луи Франсуа дю Плесси герцог де Бронкас, Шарль Арман де Гонто герцог де Бирон, Жана де Монбуасье граф де Канийак, Бройль, маршал Вильруа. А также несколько мужчин непонятного рода и происхождения, весьма смахивающие на дворянский сброд, а также несколько женщин, которые были очень красивыми, но были мне совершенно незнакомы.
        Все эти лица с улыбками и без оных наблюдали за мной. В тот момент я вдруг ощутил самого себя, как будто стоящего на эшафоте! Передо мной расхаживал палач в красной рубахе, с острым топором в руках. Это было настолько необычным и одновременно болезненным ощущением, что я не знал, как себя повести в этом обществе паяцев и аристократов. Но мне на помощь пришел герцог Орлеанский, который выступил вперед и, дружески толкнув меня кулаком в плечо, обратился к собравшимся гостям за столом с небольшой речью:
        - Дорогие друзья, сегодня наша семья пополнится еще одним приятным нашему обществу человеком. Он в будущем, как и мы все, наверняка, станет истинным братом греховодником, по крайней мере, у него имеются для этого большие задатки. Прошу любить и жаловать, графа Ивана Орлоффа, первого иностранца в нашем сугубо французском сообществе. Граф, русский человек, но он уже успел себя зарекомендовать большим любимцем французских женщин. По слухам, постоянно циркулирующим в парижском обществе, граф Орлофф, оказался большим специалистом по зачатию детей мужского пола. Поэтому от парижских дам у него нет отбоя! Одним словом, я рекомендую вам, этого русского графа в друзья и приятели!
        - Слуги, - монсеньор Филипп II герцог Орлеанский обратился к прислуге, находившейся в обеденном зале, - проведите, пожалуйста, графа на его место, которое с этого момента становится его законным постоянным местом за столом, за которым собираются только мои друзья!
        Мое место находилось в нескольких шагах, по левую руку от герцогини Беррийской, полное имя которой до замужества было Мария Луиза Орлеанская. В пятнадцать лет она, будучи дочерью герцога Орлеанского, была выдана замуж за младшего сын
        Людовика Великого Дофина
        и
        Марии Анны Баварской
        А справа от меня сидел мосье, которого я еще не встречал, не много о нем слышал, при моем приближении он вежливо привстал, чтобы вполголоса произнести:
        - Позвольте представиться, сиятельный граф, маркиз де Аржансон к вашим услугам!
        От этих слов и от его колюче-пронзительного взгляда, у меня мурашки побежали по телу. Ну, как же сейчас мне приходится сидеть рука об руку, за одним столом вместе с генеральным инспектором французской полиции маркизом де Аржансоном! Не каждый день такое может случиться! Этот на первый взгляд, казалось бы, совсем старый человек в ежовых рукавицах держал криминалитет всего Парижа. Как генеральный инспектор полиции, он ввел немало толковых нововведений в управление и действия всей парижской полиции, от чего повысился эффективность ее работы! Но сами парижане, по-прежнему, страшно боялись полиции, не желали иметь дела с полицейскими, они смертельно ненавидели маркиза де Аржансона!
        Во время ужина я старался в одинаковой мере уделять внимание, как своей соседке, прекрасно сохранившейся сорокалетней красавицы, Алоизы де Куртине, сидевшей справа от меня, так и маркизе де Аржансон. Поддерживал с ними великосветские беседы, старался женщине подложить на тарелку еще какого-либо деликатеса, хотя основной работой по обслуживанию гостей занималась прислуга. Она внимательно следила за сменой блюд, а также за тем, что находилось на тарелках гостей. Эта же прислуга вовремя наполняла бокалы гостей вином, она работала быстро, неприметно и весьма эффективно. Гостям же оставалось только есть вкусные блюда, подаваемые прислугой, пить хорошие вина, а также поддерживать беседу с соседями по столу.
        Должен заметить, что разговоры за столом велись на весьма деликатные или пикантные темы. Но я бы сказал, что никто в моем присутствии не выходил за рамки общего приличия. Хотя по столице бродили упорные слухи о том, что о каком-либо приличии не было и речи в тех разговорах, которые велись за вечерним столом монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского! Парижане взахлеб рассказывали друг другу о том непотребстве, о фривольности, об оргиях и о вакханалиях, якобы, творимых за столом герцога Орлеанского.
        Пока я ничего подобного не замечал, разве что, женщины, которые сегодня присутствовали за столом, свои бокалы вина поднимали и тут же их опустошали несколько чаще, чем бы это позволялось приличиями?! Две или три из них после второго или третьего бокала вина начали поглядывать в мою сторону, изредка подмигивая бровью. Это было так интересно, так сексуально, что я не удержался и мило улыбнулся одной такой рыжеволосой бандитке, на что она немедленно продемонстрировала какую-то фигуру из трех пальцев.
        - Дорогой граф, вы зря заигрываете с мадам Шарлоттой Демар! Она уже давно любовница Филиппа! - Тут же пояснил мой полицейских сосед справа.

2
        Первый мой ужин в беспутной компании друзей монсеньора Филиппа прошел без каких-либо эксцессов или нарушений рамок приличий. Хотя, повторяю, я не раз сам слышал рассказы прямых очевидцев того, что происходило за столом в герцога Орлеанского во время ужина со своими друзьями. Мне же, разумеется, не хотелось выступать в роли пугала на таких ужинах, поэтому мне требовалась срочная и достоверная информация о том, что же в действительности происходило на этих таинственных ужинах герцога Орлеанского. Но повторяю, никаких оргий или вакханалий я так и не заметил в свой первый вечер, который я провел среди греховодников герцога Орлеанского. Некоторые его так называемые приятели пару нелицеприятно высказались по отношению международной политики, которую проводил король Луи XIV. Герцог Орлеанский притворился, что этих замечаний он не слышал!
        Тем более, что Санкт-Петербург требовал от меня действовать более решительно и более настойчиво в этом направлении. Госсекретарь Алексей Макаров в наших мысленных сеансах связи прямо-таки меня умолял о том, чтобы я старался всеми своими силами упрочить свое положение в окружении монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского!
        По его словам, Московия устала от Северной войны, от пятнадцати лет ведения боевых действий со своим северным соседом, Швецией. Наша родина была готова к решительным действиям на всех фронтах этой войны, чтобы покончить со шведами. Но государь Петр Алексеевич нуждался, хотя бы в словесных гарантиях, что хотя одна из европейских супердержав, Франция или Великобритания, поддержит его начинания, что она не потребует возвращения законным владельцам захваченных нами вражеских территорий.
        Великобритания всегда была государством себе на уме, уважала только силу оружия, всегда и во всем, чем только могла, препятствовала развитию нашего русского государства. Франция же, будучи в то время почти в разоренном состоянии, находилась от Московского государства настолько далеко, что ей было все равно, как там поживает царь Петр Алексеевич и его московское государство. Поэтому существовала вероятность того, что она не откажется и подпишет с нами союзный договор. Но такое действие могло бы произойти только в том случае, если произойдет смена королевской власти, так как король Луи XIV уже был не в состоянии прекратить проведение политики миролюбия и содружества со Швецией, проводимым его французским королевским правительством.
        Но дни Луи XIV были сочтены, он был стар, находился у власти семьдесят два года. Как мне сообщил Макаров, оракулы московской службы дознания и разведки уже предрекли, что в конце августа - начале сентября, французский король Луи XIV навсегда закроет свои глаза, а Регентом Франции при малолетнем короле Луи XV станет Филипп II герцог Орлеанский.
        Но, если судить по содержанию документов, обнаруженных в британском посольстве во время нашего на него нападения, то Великобритания решила воспрепятствовать подобному политическому раскладу, начинавшему уже складываться в Европе. Она всем сердцем не желала политического и военного союза Франции и Московии, поэтому британцы не хотели, чтобы герцог Орлеанский стал бы Регентом при малолетнем Луи XV. Великобритания также не желала, чтобы Франция вообще сохраняла бы свой статус великого государства Европы, она хотела быть единственной владычицей морской, единственным правителем Европы!
        Именно по этим причинам моя работа по организации охраны малолетнего Луи XV русскими была высоко оценена в Санкт-Петербурге. Теперь государь Петр Алексеевич изредка интересовался, чем же я конкретно занимаюсь в Париже. Со мной на связь в ментальном диапазоне начал выходить сам госсекретарь Макаров, а не какой-то там дьяк в его подчинении. Когда я Макарову рассказал о том, что вышел на деловой контакт с личным камердинером французского короля мосье Луи-Домиником Бонтаном, то первоначально мой начальник мне не поверил. Потом при непосредственном содействии французской разведки, лейтенант мушкетеров Бенин де Сен-Мар был давнишним агентом маркиза Антуана де Монморанси, я организовал и осуществил налет на британское посольство в Париже. Именно там мы нашли множество дипломатических документов, свидетельствующих об истинных намерениях британцев в связи с приближающейся смертью короля Луи XIV. Только после этих драматических событий мой начальник, Алексей Макаров, окончательно поверил в то, что Франция может стать союзницей Московии в войне со Швецией.
        С того времени, вместо того, что получать «спасибо» и «работайте далее в прежнем духе», я начал получать начальственные пинки под зад и частые напоминания о том, чтобы я работал более решительно и более целеустремленно. Я совершенно не обижался такому обхождению, видимо, таково была моя судьба, причем, я работал не во имя денег, а во имя и на благо своей родины, своего государя, Петра Алексеевича! Но, выслушивая начальственные нотация, я старался сохранять свой прежний стиль работы, не бросаться в воду, не изведав ее глубины. Вот и в отношения с герцогом Орлеанским я решил воздействовать давно испытанным методом, через женщину. Маркиз де Аржансон здорово помог мне, назвав имя рыжеволосой девицы, которая так сексуально подмигивала мне через стол.
        Шарлотта Демар была красивой дамой в возрасте тридцати трех лет. Она была талантливой актрисой, с восьмилетнего возраста выступала в придворном театре «Французские комедии». Этот театр в свое время был учрежден самим королем Луи XIV ради своего собственного удовольствия и увеселения. Первое время этот театр существовал в одном из дворцов Версаля, а на его спектакли могли попасть только сам король, его придворные вельможи и сановники.
        Мне не составило особого труда узнать, что уже завтра придворный театр «Французские комедии» дает очередное представление под названием «Три кузины», в котором Шарлотта Демар будет играть роль одной из кузин под именем Колетта. Я быстренько по ментальному каналу связался с графом де Тессе и по-дружески попросил его достать мне приглашение на этот спектакль. Демон Марбас был явно в плохом настроении, знаете, демоны не любят много работать. Мадам де Ментенон по своему характеру была трудоголиком, поэтому временами ее секретарю, графу де Тессе, приходилось работать с раннего утра до позднего времени, да и к тому же по вечерам и ночам ему приходилось греть постельку для мадам. Но Марбас мне все же не отказал, буркнул что-то непонятное и наш ментальный канал тотчас же разъединился.
        Но старая дружба - это единственно настоящая дружба, в которой ты всегда можешь положиться на своего старого дружбана!
        Вскоре посыльный из Версаля привез мне это самое приглашение на посещение придворного театра «Французские комедии», дававшего вечернее представление «Трех кузин» какого-то там Флорана Данкура[25 - ФЛОРАН КАРТОН ДАНКУР (1661 -1725) - французский драматург и актер.]. А под вечер следующего дня сильно переработавшийся граф де Тессе встречал меня в Версале. Мы шли с ним по коридорам дворца, а граф жаловался мне на свою ужасную судьбу, будто бы из-за меня ему приходилось много писать, а главное контролировать, как выполняются мысли и помыслы своей хозяйки, мадам де Ментенон.
        Будучи вежливым кавалером, я выражал искреннее сочувствие своему старому другу, но, в конце концов, устав от жалоб, вполголоса поинтересовался:
        - Уважаемый граф, ну, а как же король смотрит и оценивает вашу работу?
        Видимо, я затронул болезненное место, мой дружбан сразу же замолчал, начал на меня подозрительно посматривать?! Некоторое время граф де Тессе хранил молчание, не отвечал на мой вопрос. Вскоре мы подошли к какой-то дворцовой зале, в которой аккуратными полукругами были расставлены около ста пятидесяти кресел. Сбоку от кресел располагались нечто похожее на театральные ложи, которые сейчас были укрыты синими занавесками. По зале в тот момент расхаживало много слуг в дворцовой ливрее, некоторые из них протирали пыль, собирали мелкий мусор, но большинство с деловыми лицами носились из угла в угол, выполняя непонятную и невидимую для меня работу.
        - Ну, вот мой, дорогой друг, мы и пришли! Сейчас ты находишься в придворном театре «Французские комедии». Вскоре подойдут другие дамы и кавалеры, которые вместе с тобой и герцогом Орлеанским будут смотреть очередной шедевр нашего драматурга Флорана Данкура. Извини, забыл, как сегодняшний спектакль называется! - Пожаловался мне граф де Тессе, как-то потерянно потерев свой подбородок. - Ну, да ладно, через полчаса тебе о обо всем расскажут. А мне нужно спешить возвращаться на рабочее место. Моя мадам очень не любит и ругается, когда я долго отсутствую!
        С этими словами мой дружбан из преисподней, словно тень, растворился в дворцовых переходах, бросив меня на произвол судьбы. Я и в прежней жизни был не особо большим театралом любителем, время от времени и по желанию своей очередной знакомой ходил в театр. Вот сейчас в этот королевский придворный театр я пришел больше из-за потребности, получить информацию и кое-что выяснить. Но, чем больше я присматривался к тому, что творилось в этом зале дворцового комплекса Версаля, тем меньше понимал, что же здесь происходит. Никакой тебе сцены, театрального занавеса, никаких тебе осветительных приборов, только повсюду множество свечей.
        Тем не менее, время до начало спектакля пролетело незаметно. Вскоре кресла были заняты придворными дамами и кавалерами, которые несколько приглушенными голосами вели беседы. Время от времени в зале появлялись небольшие группки молодых людей, которые, скинув плащи и шляпы на руки дворцовой прислуги, старались занять удобные кресла, с которых хорошо бы просматривалась бы небольшая площадка, расположенная перед амфитеатром кресел. Я уже давно устроился в одном из кресел, из которого хорошо была видна сама театральная сцена, а также обе ложи бенуара.
        Монсеньор Филипп II герцог Орлеанский появился в сопровождении небольшой группы дворян, которые своей одеждой и своей внешностью более походили на парижских клошаров, а не на дворян из высшего света. Монсеньор занял левую ложу бенуара, вторая ложа так и осталась затянутой синей тканью. Она, видимо, принадлежала королю, который сегодняшний спектакль решил пропустить. Монсеньор Филипп встал у бортика ложи, рядом с ним стоял слуга с большим букетом роз. Филипп внимательно рассматривал лица присутствовавших в зале людей, занявших места в партере. Пару раз его взгляд скользнул по моему лицу, но ни на мгновение на мне его взгляд не задержался. Предвидя возможность появления в театральном зале монсеньора Филиппа, я слегка исказил черты своего лица, сегодня своим внешним обликом я более походил на графа де Тессе, чем на самого себя.
        Спектакль начался без дополнительного объявления, на площадке как-то сразу появились мужчины и женщины. Они, не обращая внимания на зрителей, были ли они готовы смотреть какую-либо сценку, принялись разыгрывать какую-то интермедию. Из-за сильного гула голосов, стоявшего в зале, я ничего не слышал из того, о чем те люди разговаривали между собой. Но потихоньку зал затихал, зрители свое внимание сосредотачивали на игре актеров и актрис, прислушиваясь к диалогам и монологам.
        Вскоре и я начал слышать голоса актеров, понимать, что театральное действие разыгрывается вокруг трех красивых женщин, которые неистово и с какой-то очаровательностью исполняли свои роли. Настоящей примой из этих трех актрис была одна из этих женщин, которая обладала шикарно скроенной фигурой, красивой внешностью. Прима так и искрилась весельем, исполняя свои монологи и диалоги, с изяществом и грацией передвигалась по театральной сцене, которой не существовало. Монологи этой актрисы чаще всего прерывались криками из зала зрителей «бис» и «браво», раздававшихся от зрителей.
        Я же про себя отметил, что актриса Шарлотта Демар на этот раз была жгучей брюнеткой, а не рыжеволосой бандиткой, какой она предстала передо мной на ужине у монсеньора Филиппа. Меня удивило, что, несмотря на изменение черт своего лица, актриса Шарлотта Демар меня явно узнала, видимо, она обладала отличным зрением, незаметным кивком головы она меня поприветствовала.

3
        Из-за специфики своей работы мне приходилась встречаться со многими женщинами различного возраста и национальностей. Но ни одну из этих женщин нельзя было сравнить с Шарлоттой Демар по ее методике секса, неограниченному знанию и изобретательности секса. Эта француженка обладала большой пылкостью, знанием таинств и тонкостей секса, того, как женщина способно заводить своего мужчину, партнера, чтобы тот мог вновь и вновь заниматься с ней этим самым сексом. Единственное, что мне хотелось бы отметить, что у меня с ней была не любовь, когда ты со своей любимой прямо-таки растворялся друг в друге, забыв об окружающем мире. То с ней секс превратился в работу, тяжелую работу по сексуальному удовлетворению потребностей женщины, хорошо разбиравшейся в сексуальных тонкостях. Свою первую и последнюю ночь с Шарлоттой Демар я провел, занимаясь сексом и одним только сексом, но ни в коем случае не любовью.
        Нам с ней не о чем было даже разговаривать, за все время я ей так и не задал ни единого вопроса. Но трудился в поте лица своего и так, как никогда этого не делал, стараясь партнерше не дать ни единой свободной минуты передышки. Мне нужно было бы добиться того, чтобы, в конце концов, Шарлотта бы расслабилась и заснула, только тогда бы ее сознание полностью раскрылось для моего мысленного щупа. Только тогда я смог бы получить требуемую мне информацию по герцогу Орлеанскому и его окружению. А француженке было хоть бы хны, она требовала только одного большего удовольствия и наслаждения. На первых минутах этой нашей встречи Шарлотта даже своих глаз не закрывала, она кричала мне, чтобы я не останавливался, подлаживался под ее ритмику движений, продолжал бы над ней трудиться столько времени, сколько мог бы выдержать!
        Только тогда я понял, почему ей удалось сломить мужскую силу монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского, так как ни один нормальный мужчина не выдержал бы ее темпа и того количества секса, которого Шарлотта требовала за одну только ночь от своего партнера. Но я все же был магом, к этому времени набрал немалый опыт в этом самом сексе, поэтому мне удавалось выдерживать этот бешеный темп и, работая не покладая рук, ни в чем не уступать этой профессиональной женщине в сексе! В конце концов, мадам Шарлотта Демар не выдержала своего темпа, она сдалась на милость победителя, усталой, утомленной и удовлетворенной заснула на моем плече, свернувшись клубочком.
        Лежа рядом с ней в постели своей спальни, я прислушивался к ее тихому и спокойному дыханию. Где-то внутри меня вдруг появилась, начал стремительно расти чувство того, что я семейный человек, а рядом со мной спит любящая супруга, положив свою голову мне на плечо. Разобравшись в источнике таких чувств, я сообразил, что натолкнулся на мысли спящей Шарлотты Демар, которая во сне мечтала о простом женском счастье! Шарлотта и в этом сне оставалась великой актрисой, сейчас она исполняла роль моей любящей жены и матери двух наших детей. Как и любая женщина мадам Демар была склонна к ворожбе, в данную минуту она излучала желание быть именно такой послушной и любящей супругой, а не развратной придворной актрисой!
        Но я-то хорошо знал о том, что это не совсем так!
        Что театральная сцена рано или поздно снова взыграет в крови великой актрисы Шарлотты Демар! Что она, забыв обо всем на свете, о любящем муже и о своих детях, она снова выйдет на сцену, чтобы купаться и наслаждаться глазами зрителей, прислушиваться к их крикам «браво» и «бис». А ночами кутить напропалую со всеми придворными кавалерами, требуя от них бесконечного секса, взамен тихой и размеренной супружеской любви! Шарлотта Демар Была рождена для сцены, но не для семейной жизни, я стал еще одном мелким камушком на ее жизненном пути.
        Поэтому, встречаясь с Шарлоттой Демар, я даже не думал о тихом семейным счастье с этой великой актрисой, хорошо понимал, что эта первая наша встреча в постели с мадам Демар станет и последней нашей встречей. Может быть, потому что завтра утром откроется дверь моей спальни, на ее пороге появиться благословенная Николь. Она придет ко мне для того, чтобы первой пожелать мне доброго утра, чтобы попытаться поцеловать меня в лоб в тот момент, когда я буду лобзать и упиваться от счастья, лаская ее непослушную девичью грудь! Строгим голосом Николь погонит меня из постели, но не для того, чтобы тотчас приняться за ее уборку, а для того, чтобы я еще раз перед ней пробежался совершенно голым от постели до гардероба, чтобы взять оттуда халат, который я должен был бы накинуть на свои плечи!
        От этого приятного воспоминания о Николь мне стало как-то нехорошо, словно я предал свою любовь. Я осторожно высвободил свое плечо из-под головы Шарлоты, сел на постель и глубоко задумался. Мне совершенно не хотелось, чтобы Николь увидела бы Шарлотту в моей постели. Я мысленным зондом проник в сознание мадам Демар, чтобы узнать, где же она все-таки живет или, по крайней мере, где и как она свои проводит ночи.
        Черт подери, лучше бы я этого не делал!
        Эта женщина, великая актриса, имела свой дом в Париже, где ее матушка присматривала за ее двумя детьми, прижитыми от герцога Орлеанского. Но там Шарлотта практически не появлялась и не ночевала, так забежит на минутку, чтобы оставить денег матери, поцелует детей и снова исчезает на дни или даже недели. Дни и ночи мадам Демар проводила в Версале. Днями репетировала театральные сценки из новых спектаклей со своими коллегами, вечерами выступала на сцене, получая почет и уважение от придворной зрительской аудитории. А ночами участвовала в дворцовых кутежах, на которых заставляла целовать свои ноги знатных особ и придворным аристократов, преклоняться перед ее остроумием и весельем. Даже принцы и герцоги королевской крови склоняли головы перед ней, упрашивая ее ночь провести в их постелях. Такая сумасшедшая жизнь нравилась, привлекала и тянула к себе Шарлотту Демар!
        Подумав немного над всеми эти обстоятельствами, я парой пассов рукой над головой еще более усыпил Шарлотту. Аккуратно собрал ее одежду, верхнее и нижнее платья, сложил их и вместе с мадам Демар завернул в несколько простыней. Затем прочитал пару заклинаний о направленной левитации, сделал пару танцевальных па и щелкнул двумя пальцами. Последовала неяркая вспышка, Шарлотта вместе со своей одеждой исчезла из моей спальни. Очень скоро она объявится в парижском доме своей матушки, она ничего не будет помнить о сегодняшней ночи и о встрече со мной.
        Вы не представляете, как бы я не любил заниматься колдовством, после которого в спальне надолго сохраняется запах сожженной серы. Отвратительным был, если признаться себе, этот запах, словно ты только что побывал в аду и, вернувшись оттуда, принес с собой этот запах, который ничем не выведешь, пока он сам не выветрится. На голые плечи я накинул теплое одеяло, включил кондиционеры на полную мощь, и присел на постель, облокотившись на подушки, которые Николь так любила встряхивать и перетрясать, пока я целовал ее плечи.
        Но я тут же мысль о Николь отодвинул подальше из своего сознания. Сейчас мне нужно было продумать и пересортировать информацию о монсеньоре Филиппе II герцоге Орлеанском, которую я нашел в сознании актрисы Шарлотты Демар.
        Прежде всего, Шарлотта была любовницей или, если более точно выражаться, содержанкой монсеньора Филиппа. Она родила от него девочку и мальчика. Монсеньор Филипп девочку официально признал своей дочерью, но сына официально признавать отказался, мотивируя свой отказ тем, что он неуверен из-за обилия других любовников у актрисы, что этот ребенок от него! Что касается Филиппа, как сексуального партнера, то Шарлотта полагала, что герцог Орлеанский очень слабый мужчина. Она поддерживала отношения с ним только из-за того, что на его средства она содержала свою семью, купила парижский дом и получала ежегодную ренту, достаточную для того, чтобы содержать в достатке матушку и воспитывать детей.
        Это была вся информация, что касается Филиппа, как мужчины! После этого я мог порыться в информации о герцоге Орлеанском, как о кандидате на регентство при новом короле Луи XV, которого сегодня охраняли мои драгуны под командованием лейтенанта графа Роже-Этьена де Фуа.
        Монсеньор Филипп II герцог Орлеанский родился в семье младшего брата Луи XIV, получил блестящее образование принца королевской крови, первое время он очень тщательно выполнял придворные обязанности при дворе своего коронованного дяди. Рано поднимался с постели, спешил заняться неотложными делами, встречался и подолгу беседовал с министрами королевского правительства, членами и председателями различных королевских советов. Это была положительная часть характеристики герцога в том, чтобы Луи XIV назначил своего племянника герцога Орлеанского Регентом до совершеннолетия своего правнука герцога Анжуйского, будущего короля Луи XV.
        Даже свои завтраки и обеды герцог Орлеанский посвящал деловым и государственным беседам, но вся его беда заключалась в том, что все его же благие намерения редко исполнялись. В основном это происходило из-за того, что вокруг герцога вилось множество придворных, которые явно препятствовали исполнению его желаний из-за зависти, из-за корысти, либо из-за сильного желания ему в чем-то угодить. Со временем, а также из-за вседозволенности Филипп перестал себя принуждать к работе. Он стал вести свободный образ жизни, по утрам вставал, когда хотел, но продолжал встречаться и беседовать с министрами и вельможными сановниками по придворным и государственным делам. Этот период жизни герцога Орлеанского можно было бы также положительно охарактеризовать, он многое делал для французского государства, его вины совершенно не было в том, что другие люди тормозили его новаторские идеи и начинания!
        Но продолжим рассматривать информацию о делах и поведении герцога Орлеанского с точки зрения французской женщины.
        Ежедневно в пять часов вечера герцог Орлеанский хлопал дверью своего рабочего кабинета, оставляя его до своего пробуждения следующим утром. С этого времени он забывал о придворных и государственных делах, занимаясь одними только своими личными делами и увеселениями в кампании близких друзей и приятелей. Однако, следует признать, что этот герцог королевской крови имел несколько слабый мужской характер. Он не мог или не хотел быть самостоятельным человеком, который, приняв какое-либо решение, отстаивал бы его до конца. Взамен монсеньор заводил и поддерживал знакомства с любым французским дворянином, который умел льстить бы ему по поводу и без какого-либо повода.
        Могу привести наглядный пример одного из таких знакомств монсеньора Филиппа, своим самим близким другом он считал маршала Франсуа Вильруа. Отец маршала был воспитателем Луи XIV, а сам Франсуа Вильруа в детстве воспитывался вместе с королем, поэтому он быстро продвигался в чинах. Франсуа Вильруа принимал участие во многих битвах и сражениях, но ни в одном из них не победил, а в сражении при Кьяри[26 - СРАЖЕНИЕ ПРИ КЬЯРИ - состоялось 1 сентября 1701 года у городка Кьяри в Северной Италии в ходе войны за испанское наследство. Французская армия под командованием маршала Вильруа атаковала австрийскую армию под командованием принца Евгения Савойского. Понеся в атаке сильные потери от ружейного и артиллерийского огня противника, французская армия позорно бежала с поля боя.] австрийский принц Евгений Савойский наголову разбил французское войско под его командованием. Но Франсуа Вильруа не понес за это никакого наказания, он не был даже понижен в воинском звании. Маршал Вильруа все же был вельможным сановником королевского двора, хотя и отвратительным полководцем. Помимо маршала Вильруа, вокруг монсеньора
Филиппа, по мнению Шарлотты Демар, крутились настоящие мошенники, пройдохи и обманщики, которым нельзя было ни на йоту верить.
        Глава 19

1
        Получив подробнейшую информацию по монсеньору Филиппу II герцогу Орлеанскому, его превосходительство Алексей Макаров надолго замолк и в течение более чем месяца не выходил со мной на ментальную связь. Я уж было начал волноваться по этому поводу, время проходит, со своей стороны я все сделал, что мог, а Санкт-Петербург все еще не шлет окончательного решения. В середине июля сам Макаров связался со мной, извиняющимся тоном он сообщил, что государь Петр Алексеевич выразил удовлетворение моей работой в Париже и подтвердил свое намерение лично посетить Париж в следующем году. Он также в присутствии секретаря Макарова вызвал своего ближнего друга и стольника Бориса Куракина, а также вице-канцлера Петра Шафирова и приказал им срочно приступить к составлению договора о мире и дружбе между Московией и Францией.
        Получив долго ожидаемую информацию с родины, я немедленно связался с капитаном французской гвардии графом Роже-Этьеном де Фуа и передал информацию о том, что ждать нам осталось совсем недолго. Мы с ним также договорились встретиться и пообедать в харчевне «У трех голубей» Буланже. В принципе, мы могли бы и не встречаться, дела у нас обоих шли в нормальном темпе, но ностальгия, тоска по родине заедала нас обоих. Епифаненко хорошо понимал, что он, волей божьей и проведением фортуны, навсегда стал французом и ему уже не суждено вернуться обратно в свои родные места, в деревушку на реке Белая. К тому же его родители, наверняка, уже отдали богу душу, а земельный надел отошел в пользу земской общины, ждать его возвращения было некому. Здесь же во Франции совершенно неожиданно для меня, а тем более для вахмистра у него оказалось множество знатных родственников, он даже оказался владельцем полуразрушенного замка в Фуа[27 - ФУА - город и замок в префектуре департамента Арьеж, Франция.].
        Поэтому капитан французской гвардии де Фуа с удовольствием согласился встретиться и провести со мной свое свободное время, вспоминая о далекой теперь родине.
        Мосье Буланже, я не видел его примерно месяца три, мало изменился за это время, по-прежнему, оставался подвижным и энергичным человеком. Когда же я перешагнул порог его харчевни, то на мгновение застыл на пороге, перед моими глазами открылся обновленный обеденный зал харчевни. Сегодня харчевня мосье Буланже имела несколько столов, искусно расставленных по всему залу. Причем, столы были ремесленного изготовления, а не ящиками, как ранее, на четырех ножках, за которыми на нормальных стульях могли сидеть от двух до шести посетителей. Видимо, из-за цен и нововведений изменился и контингент самих посетителей харчевни, за столами сидели зажиточные парижане, а не какой-то там уличный сброд, мясников с базара или разбойников с большой дороги.
        В этот момент мосье Буланже из-за своей раздаточной стойки смотрел в сторону входа в харчевню. Когда я вошел, то над дверями мелодично прозвенел колокольчик, оповестивший о появлении нового посетителя. Хозяин моментально признал меня и тут же мелкой рысью, ловко лавируя между столиков, потрусил ко мне. Мосье Буланже был сильно взволнован моим внезапным появлением, он все время говорил о том, что очень рад видеть своего благодетеля. Я же ему коротко объяснил, что хотел бы у него пообедать со своим старым другом, который вот-вот появится. Старина Буланже сам лично, вызывая этим большое удивление у своих разносчиц, повел меня к свободному столику, не переставая при этом тараторить о том, что у него сегодня нежная телятина в маринаде, замечательный луковый суп и свежие овощи с огорода. Все это время мосье Буланже с любопытством посматривал на меня снизу и вверх, но, в конце концов, не выдержал и поинтересовался:
        - Мосье Орлофф, а вы сегодня со своим другом, не собираетесь ли немного повеселиться, а то мне старая мебель харчевни совсем надоела?!
        - Что вы тогда имеете в виду, мосье Буланже? - По ходу я поинтересовался. - Вы, что же хотите попросить, чтобы я оплатил вашу новую мебель?
        - Нет, нет, уважаемый мосье Орлофф! Я совершенно этого не хочу! Мне ваши деньги и задаром не нужны! Просто всегда случается так, что, когда вы у меня обедаете или ужинаете, то каждый раз мне приходится из харчевни выносить мебель, разбитую в дребезги вами и вашими друзьями! А потом у меня появляются деньги на новую мебель! Так что я просто поинтересовался, не нужно ли мне сегодня составлять смету на новую мебель, старая-то мне совершенно надоела?!
        Но я не стал прямиком отвечать на этот вопрос старого лиса! Кто его знаете, какое сегодня настроение у Епифаненко? Может быть, ему захочется после пары бокалов бренди по старинке немного кулаки размять и пару раз пройтись по мордасам этих жиреющих парижских буржуа?!
        Столик, предложенный мосье Буланже занимал отличную боевую позицию. С этого места прекрасно просматривался вход в харчевню, и практически все столики с посетителями. Вот разве что, этот столик оказался самым большим из всех других столиков и был рассчитан на шесть человек. Первоначально мне этот факт не понравился, но поразмыслив немного, я одобрительно кивнул головой хозяину харчевни, нам с Епифаненко будет повод начать мордобой, если кто-либо решит к нам присоединиться!
        Капитан Роже-Этьен де Фуа появился в точно указанное время, что свидетельствовало о том, что он еще полностью офранцузился, французы никогда не приходили на встречи вовремя, всегда опаздывали. Но процесс натурализации вахмистра шел полным ходом, по-видимому, он уже стал немцем с их чертовской пунктуальностью, и вскоре после этого шага окончательно офранцузится. Вывод из всего этого означал, что Епифаненко уже перестал уже быть русским! Ведь, нам русским все равно, что сегодня, что завтра. Договорились о встрече на сегодня, а он возьми да приди завтра, а потом долго будет, чуть ли не с пеной на устах, доказывать о том, что мы договаривались на завтра.
        Ну, да ладно, граф де Фуа прошел в харчевню. На этот раз он был в гражданской одежде, но с боевой шпагой под камзолом. Положив рук на эфес шпаги, он ее держал таким образом, чтобы, проходя между столиками, концом ножен чуть ли не бить по физиономиям едоков. Те едва успевали уворачиваться, при этом роняя на пол ложку или вилку, а затем с нескрываемой злобой смотрели вслед этому нахальному молодому шевалье аристократу. В этот момент я подумал о том, что настроеньеце у моего старого друга, бывшего вахмистра Епифаненко, не очень-то хорошее. Нам, видимо, все-таки придется сегодня немного подраться. Я окинул обеденный зал своим взором, и предстоящие расходы оценил примерно в пятьдесят золотых луидоров. Подумав о том, что, мосье Буланже, настоящий скряга выжимальщик, что мне нужно было бы, когда он поднял разговор на эту тему, заранее с ним согласовать смету расходов!
        Мосье де Фуа грохнулся задом на ближайший ко мне стул, чуть его не поломав, и негромко, и зло мне буркнул:
        - Что другого трактира не мог найти? Там хоть люди помельче, погрязнее, бей их кулаками так, чтобы слюни и сопли в стороны бы летели! А здесь, кого не тронь, сразу же крик поднимут, что их бить нельзя, что они сами хозяева жизни.
        Не дожидаясь моего ответа, граф де Фуа слегка привстал, на весь обеденный зал таверны командным голосом проревел:
        - Хозяина харчевни ко мне! Подавать на стол все, что на кухне имеется! Да не забудьте для разогрева литра два бренди на мой стол подать!
        Мосье Буланже, на всякий случай вдали промелькнул, чтобы гости не думали, что он испугался, но к нашему столу не подошел, на всякий случай! Видимо, старик много о своем личике печься стал! Но пару наиболее симпатичных своих подносчиц с закусками и кувшином бренди к нашему столу послал. А я в этот момент горестно думал о том, что мои сегодняшние расходы еще возросли, по крайней мере, на пять луидоров. Да на такие деньжищи этот старый скряга еще пару харчевен откроет. Да, не зря люди говорят, делай то, что думается и хочется, а уж после разбираться будем! Договорился бы с мосье Буланже на тридцать золотых луидоров, бей и ломай в его харчевне все, что можешь! Тяжело вздохнув, я разлил бренди по двум бокалам, взял один бокал в руки, а второй протянул Роже-Этьену. Затем поднялся на ноги и произнес тост:
        - Давай, вахмистр, наш первый бокал мы поднимем за нашу милую родину, Московию! За наших родителей, которые нам подарили жизнь и вырастили! За государя нашего Петра Алексеевича, многих лет ему жизни!
        Граф Роже-Этьен де Фуа поднес бокал ко рту, его содержимое в мгновение ока исчезло в луженом графском желудке. Я тут же поддержал Епифаненко, горячая волна цунами пронеслась по моему нутру, мне сразу же стало хорошо и сладко, правда, не понятно, почему, но мне вдруг захотелось повторить эту сладкую волну цунами. Я задумчиво посмотрел на своего друга. Тот, видимо, сразу же догадался о значении задумчивости, появившейся в моем взгляде, поэтому утвердительно кивнул головой. Пока еще твердой рукой я разлил содержимое кувшина с бренди по двум бокалам, попытался подняться на ноги, но не смог. Этот чертов хозяин харчевни, Буланже, подал нам молодого, а не хорошо выдержанного бренди, которое поначалу било по ногам, а затем уже ударяло по мозгам.
        Одним словом, я так и не смог позже вспомнить, по какому поводу мы поднимали второй бокал, за кого мы с Епифаненко пили. Но, в принципе, должны были бы пить за женщин, так обычно бывает в чисто мужских компаниях. За что мы пили, я не помню, но, видимо, мы с графом пили много… очень много, мосье Буланже на следующий день мне счет прислал на сотню золотых. В приложении к счету он на десяти страницах педантично перечислял, что мы в его харчевне побили или повредили. Не верить ему я не мог, но вряд ли всего два человека могли бы его харчевню по бревнышку разнести?!
        Однако, маркиз де Аржансон, который много позже пытался провести со мной нравоучительную беседу, удивленно посматривал на меня и вспоминал о том, что только двадцать его полицейских, набросив на нас ловчие сети для птиц, едва смогли нас утихомирить. Они связали нас по рукам и ногам, правда, я этого почему-то не помню, но мне, помнится, сто чни при этом почему-то дико извинились за то, что им приходится творить насилие над нами. Графа де Фуа они сразу же и с почетом повезли в Версаль на службу, а меня отвезли в дом маркиза де Аржансона для предстоящей нравоучительной беседы. Но я подобного насилия над своей личностью не выдержал, заснув по дороге. Я проспал полтора дня, заставив прислугу Марка-Рене, это было имя маркиза де Аржансона, все это время на цыпочках ходить по дому.
        Первое время Марк-Рене де Аржансон в ходе воспитательной беседы интересовался деталями нашей с графом Фуа встречи, он никак не мог поверить в то, с графом Роже-Этьеном де Фуа мы не успели поговорить по душам, а только пили. Ни один европеец не сможет понять русских, когда они встречаются вместе и поднимают бокал за встречу! Затем маркиз поинтересовался, зачем и почему мы напали на английских солдат и здорово их поколотили. Семеро травмированных и раненых, один убит, - таков был печальный результат этой встречи, по словам Марка-Рене. Но я не мог подтвердить или опровергнуть эту информацию, так как ничего подобного не помнил
        На все вопросы полицейского начальника я отвечал только одной фразой «ничего не помню», а сам этим временем рылся в мозгах, пытаясь восстановить жизнеспособность своего организма. В доме Марка-Рене де Аржансона почему-то не оказалось рассола, этот французский маркиз ничего не знал и не слышал об этом чудодейственном лекарственном русском напитке, поэтому лечиться мне пришлось магией, а это в отличие от рассола долгий процесс!

2
        Близкое знакомство с главным королевским полицейским, Марком-Рене маркизом де Польми, маркизом де Аржансон, пошло мне на пользу, я бы даже сказал, что это пошло на очень большую пользу моему отечеству!
        Из первых рук я получил информацию о том, что король Луи XIV при смерти, что он сам об этом прекрасно осведомлен. Что Луи XIV знает и сильно огорчается тем, что у него, за исключением правнука, герцога Анжуйского, которому в ту пору было всего четыре годика, практически не осталось прямых наследников на французский престол. В этой связи король еще в прошлом году пошел на беспрецедентный шаг в истории своей династии, он узаконивает своего незаконнорожденного сына Луи-Оюста де Бурбон герцога Мэнского, приравнивая его к принцам крови. Такой королевский шаг открыл перед герцогом Мэнским[28 - ЛУИ-ОГЮСТ ДЕ БУРБОН, ГЕРЦОГ МЭНСКИЙ - внебрачный сын короля Франции Людовика xiv и Мадам де Монтеспан. С самого детства он воспитывался Франсуазой д'Обинье, маркизой Ментенон. В возрасте 4 лет получил звание генерал-полковника. После смерти Людовика XIV в 1715 году и прихода к власти регента Филиппа II Орлеанского, герцог Мэнский стал членом регентского совета и воспитателем малолетнего короля Людовика XV. Началась борьба между ним и Филиппом, в результате которой в 1718 году Луи-Огюст был лишён ранга принца крови
и приравнен к герцогам и пэрам Франции.] перспективу, в случае смерти всех прямых наследников короля Луи XIV, он мог бы претендовать на французский престол.
        Маркиз Марк-Рене де Аржансон, наблюдая со стороны за чередой смертей прямых наследников короля, специально вошел в компанию монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского, чтобы своим личным присутствием ограждать герцога от окружающих его смертельных опасностей.
        Но в последние дни до ушей маркиза стали доходить упорные придворные слухи о том, что герцог Мэнский в последнее время не выходит из королевских покоев, явно роя яму под ногами герцога Орлеанского. Особенно Марка-Рене де Аржансона насторожил один слух, в котором говорилось о том, что недавно короля Луи XIV посетил герцог Мэнский, который довольно-таки длительное время беседовал с королем. Затем в королевские покои были приглашены мадам де Ментенон, которая в свое время была воспитательницей герцога, а также канцлер Луи-Филиппо граф де Поншартрен, который приходил с письменными принадлежностями.
        Этот слух сильно огорчил и встревожил Марка-Рене де Аржансона, он встретился с графом де Поншартреном и попытался по этому поводу переговорить с ним. Но Луи-Филиппо Поншартрен, даже будучи другом Марка-Рене де Аржансона, уклонился от ответа на вопрос, заявив, что он сделал лишь небольшое изменение в королевском завещании. Но эти последние слова канцлера Франции еще более встревожили главного королевского полицейского чиновника. Он попытался по этому вопросу переговорить с герцогом Орлеанским, но Филипп отделался ничего не значащим замечанием, типа того, что богу удобно, то и произойдет!
        Маркиз де Аржансон на этом не успокоился, он еще и еще раз обдумывал ситуацию и приходил к выводу о том, что герцог Мэнский рвется к монаршей власти, заставляя коронованного отца вносить соответствующие изменения в свое совещание. К тому же королевский двор хорошо знал о том, что мадам де Ментенон питала нежные материнские чувства к герцогу Мэнскому, своему воспитаннику. Когда же она стала морганатической[29 - МОРГАНАТИЧЕСКИЙ БРАК - брак между лицами неравного положения, при котором супруг (или супруга) более низкого положения не получает такого же высокого социального положения. Морганатический брак является частным случаем мезальянса.] супругой короля, то при любом удобном случае всячески способствовала его придворной карьере. Постоянно обращала внимание Луи XIV на судьбу, дела и будущее своего внебрачного сына.
        После нескольких неудачных попыток, переговорить и заставить действовать друзей и приятелей герцога Орлеанского, стать на защиту его прав королевской крови, Марк-Рене де Аржансон, по-прежнему, пребывал в полном одиночестве. Именно в этот момент ему донесли о буйстве двух шевалье в харчевне «У трех голубей», известного всему королевскому двору капитана гвардии Роже-Этьена графа де Фуа и русского дворянина графа Орлоффа. Тогда маркиз и вспомнил о русском графе Орлоффе, который числился одним из ближайших и тайных друзей монсеньора Филиппа II герцога Орлеанского. Он приказал своим полицейским тихо, без особого шума и насилия утихомирить обоих шевалье. Графа де Фуа доставить в казармы Версальского дворца и уложить в постель, а русского графа Орлоффа доставить к нему в дом, якобы, для нравоучительной беседы.
        Маркиз де Аржансон многое знал, но в отношении меня ему очень хотелось получить достоверную информацию. Высший парижский свет только и говорил о моих чудачествах и бешеных тратах на подарки женщинам. Когда же я построил особняк, то у снобов и знати стало модным напроситься ко мне в гости и провести время, путешествуя в качестве гостя по удивительным местам и помещениям особняка. По Парижу бродили странные слухи о том, что русский граф шпион является любимчиком своего московского царя, и в этих целях на корню скупает сановных вельможей королевского двора. Правда, на этот слух бомонд мало обращал внимания, государство Московия была слишком далеко, в те времена французам это государство было неинтересно и непонятно.
        Так вот, воспользовавшись оказией, маркиз де Аржансон дождался-таки, когда я проснусь и завел со мной беседу. Сначала он произнес несколько фраз нравоучительного характера, но, когда почувствовал, что его гость начал соображать, перешел к разговору по сути дела. К слову сказать, я сразу же почувствовал перемену в настроении хозяина дома, куда меня занесла фортуна и его полицейские. Я очень внимательно вслушивался в то, что мне рассказывал этот главный французский полицейский. Когда Марк-Рене заговорил о встрече с герцогом Орлеанским и о его ответе, то с этого момента я понял, что маркиз меня не разыгрывает и не пытается меня перевербовать. Его действительно беспокоит судьба французской монархии, он обеспокоен тем, чтобы к власти не пришли бы люди со стороны, типа герцога Мэнского.
        Еще в присутствии маркиза де Аржансона я связался со своим лентяем другом, демоном Марбасом, и вежливым тоном мыслеобразов у него поинтересовался, почему он не спешит поделиться со мной столь важной информацией.
        - Ты, что имеешь в виду, Иван? - Тут же встрепенулся Марбас. - Что за важную информацию я пропустил, тебя о ней своевременно не известил!
        Вкратце, я ему рассказал о вчерашней встрече короля Луи XIV с герцогом Мэнским, канцлером Луи-Филиппо Поншартреном, на которой присутствовала мадам де Ментенон.
        - Но, Вань, - вдруг примирительно и совсем по-дружески заговорил Марбас, - информацию в письменном виде я нарочным лакеем отправил из Версаля в твой особняк еще вчера. Бунга-Бунга подтвердил, что информация принята!
        Черт меня подери, но вчера, по словам Марка-Рене де Аржансона, я же находился в полной отключке, и целый день проспал, не просыпаясь! Только сегодня утром я пришел в себя и начал соображать! Но не будешь же в этом проколе признаваться самому демону преисподней, даже если он твой близкий друг, поэтому я поблагодарил Марбаса за информацию и свой ментальный канал переключил на Бунга-Бунга.
        В этот момент мой мажордом успокаивал Николь и говорил ей, что со мной ничего не может случиться! Николь же стояла перед ним вся в слезах и требовала от Бунга-Бунга срочных мер по моему розыску и спасению, девчонку всю трясло, а ее голосок дрожал от обеспокоенности за мою участь.
        - Милая Николь, - говорил этот мерзавец, - С Иваном никогда и ничего не может произойти или случиться. Он умудряется сухим из воды выходить! Вот и сейчас поблудит по Парижу немножко и как ни в чем не бывало домой придет. Так, что ты не очень-то переживай! Вернется он, обязательно вернется!
        Я мысленно перебил речь Бунга-Бунга и, не здороваясь, потребовал, чтобы этот негодяй, которого я пригрел на своей груди, прочитал бы мне вчерашнюю секретную шифрограмму. Мажордом сразу же признал мою мыслеречь, с ним никто и никогда до меня подобным образом не общался, Бунга-Бунга нашел шифрограмму и тут же начал зачитывать ее содержание, которое звучало следующим образом;
        «Атланту от Зевса. Сегодня, 25 августа 1715 года, по требованию мадам де Ментенон Луи XIV внес небольшую коррекцию в королевское завещание. Согласно этой коррекции, король все без исключения цивильные и военные службы королевского двора подчинил непосредственно герцогу Мэнскому и находящемуся в непосредственном его подчинении маршалу Вильруа».
        Коротко и ясно, сегодня власть в Версальском дворце и в Париже теперь принадлежала Луи-Огюсту герцогу Мэнскому. Ему стали подчинятся два полка гвардии и две роты мушкетеров, все дворцовые службы, королевские покои и гардероб, дворцовая церковь, королевская кухня и стол, а также конюшни. Герцог Орлеанский лишился права вмешиваться в повседневную жизнь двора, в любую минуту он мог бы подвергнуться немедленному аресту и даже заключению в тюрьму.
        Действуя более по наитию, нежели по разумению, полученную информацию я изложил Марку-Рене де Аржансону, отчего его лицо почему-то приобрело синюшный оттенок. Было очень похоже на то, что этот старик полицейский, всю жизнь верой и честью прослуживший своему королю, душой и сердцем переживает за процесс передачи власти легитимным наследникам французского престола. В целом маркиз де Аржансон мне не очень-то нравился или привлекал к себе, полицейский, кем бы он ни был, французом, англичанином или русским, всегда остается полицейским, его работа в основном направлена на поддержание общественного порядка в своем государстве.
        И часто такая работа выполняется такими методами и средствами, что встречает ненависть со стороны народа. Марк-Рене де Аржансон ничем не отличался от себя подобных! Мне понравилось в этом маркизе то, что свое понимание поддержания общественного порядка в низах, он перенес и на высшую власть, исходя из предположения, что и королевская власть должна передаваться только легитимным путем, к прямым наследникам. По его мнению, Филипп II герцог Орлеанский имел, сын брата короля, гораздо больше прав на французский престол, чем герцог Мэнский, внебрачный сын короля.
        К этому время в моей голове совсем просветлело, мы с маркизом Марком-Рене де Аржансоном быстро договорились о совместных действиях в этом направлении. Таким образом, высший полицейский чин Франции на какое-то время стал моим союзником и в какой-то мере агентом Московии за ежегодную ренту в сто тысяч ливров.

3
        Дома меня встретили слезы Николь, которая, никого не стесняясь при моем появлении, бросилась мне на грудь, орошая батистовую рубашку невинными девичьими слезами. Бунга-Бунга отошел в сторонку, но по его глазам я видел, что он очень рад моему возвращению домой. Даже прислуга как-то повеселела и радостно кланялась мне, другие слуги кланялись, заметив меня издали.
        В этот момент капрал Яхроменко длинным кнутом своих драгун гонял по кругу на маленьком манеже, устроенном на задворках. С уходом Епифаненко в французы, жизнь драгунов изменилась в сплошное ничегонеделание. Прекратились уличные драки, в Париже не осталось ни одной уличной банды, которой мои удальцы не побили бы и не победили бы в поединках. Больше с ними уже никто не хотел драться!
        Вот они и растолстели, привыкли бренди ведрами хлестать, на одни только караулы выходить, одним словом, плохое всегда очень быстро входит в человеческий обиход. Тогда я встретился с капралом Яхроменко и ему приказал вернуть своим драгунам прежнюю военную выправку и боеготовность, а для этого построил им небольшой манеж. С тех пор капрал каждый божий день рано утром своих драгун поднимал с постелей, в течение часа с вместе ними бегал по парижским улицам, а затем драгун вместе с лошадьми по кругу кнутом гоняет, не жалея ни тех, ни других.
        Успокоив Николь нежным поцелуем, я отправился в душ, чтобы смыть и вчерашнее, и сегодняшнее похмелье. Побрился, переоделся в чистую одежду и направился в гостиную, которая в моем особняке выполняла многие функции. Была шифровальной комнатой, рабочим кабинетом, помещением для встреч с агентами, одним словом, была моей любимой комнатой. Когда я переступил ее порог, то сразу же заметил баронессу Береславскую, которая нагло со своими красивыми ногами устроилась в моем любимом кресле, изучая какие-то документы. Приблизившись к рабочему столу бюро, я заметил, что в этот момент пани Яна знакомилась с моей секретной перепиской. Позавчера уходя на встречу с графом де Фуа, я забыл убрать со стола все эти документы. Вот Яна и воспользовалась случаем, решив, ознакомится с общим состоянием дел парижской резидентуры.
        Пани Яна подняла глаза и поприветствовала меня своей мягкой улыбкой:
        - Ванечка, - сказала она, - через четыре месяца я тебя покину! Из Санкт-Петербурга поступил приказ, который я нашла у тебя в бумагах, о моем предстоящем переводе в ганноверскую резидентуру. А я так привыкла работать с тобой в Париже, что, если бы не приказ начальства, то я ни за что не покинула бы тебя. Я жизни не чаю без тебя и твоих закидонов, от которых кружится голова. Мне было так приятно помогать тебе, когда ты настоящий государственный заговор замыслил!
        Я собрался польской даме сделать настоящий выговор за то, без она спроса читает документы, которые не для ее внимания. Не забыв добавить при этом, что уже оспорил приказ Санкт-Петербурга о ее переводе в Ганновер. Но только я раскрыл рот, чтобы вслух выразить свое возмущение дамским поведением, как внезапно распахнулась дверь гостиной и запыхавшийся от бега слуга прямо с порога выкрикнул:
        - Его Высочество Филипп II герцог Орлеанский!
        Появившийся монсеньор Филипп, молча, рукой в перчатке отодвинул в сторону этого слугу и прошел в гостиную. Не обращая внимания на мое присутствие в гостиной и не здороваясь, он прошел к креслу баронессе Береславской, преклонил перед ней колено и твердым голосом произнес:
        - Наконец-то, я снова увидел вас, о божественное явление! Мадам, не желаете ли вы стать регентшей Франции?
        На что пани Яна, надо отдать ей должное, сказалась храброй женщиной, видимо, успевшей побывать во многих подобных переделках, она даже бровью не повела на это неожиданное заявление монсеньора. Полячка даже ноги не опустила с кресла. Она только оценивающим взглядом посмотрела на стоявшего перед колено преклонившего француза, и таким противно-капризным голоском произнесла:
        - Мосье, а что вы под этим имеете в виду?
        Эта польская стерва своим несносным языком обратилась к принцу королевской крови унизительным словом «мосье», как будто перед ней был простой француз. Его Высочество Филипп II герцог Орлеанский поднялся с колена и, склонив голову перед этой красивой полячкой, произнес:
        - Через несколько дней Его Величество Луи XIV предстанет перед нашим господом богом! Его наследником будет объявлен герцог Анжуйский, которому только-только исполнилось пять лет! Вчера Его Величество в одной из своих прощальных речей меня официально провозгласил регентом при короле Луи XV, в качестве которого буду пребывать до его совершеннолетия. Таким образом, я становлюсь правителем Франции еще, по крайней мере, на пятнадцать лет по причине того, что в моих жилах течет монаршая кровь. В этой связи, дорогая баронесса Береславская, я предлагаю вам этот срок сопровождать меня в качестве официальной супруги королевского Регента!
        Эта речь монсеньора Филиппа меня удивила тем, что я прекрасно знал о том, его супруга, герцогиня Орлеанская была властной женщиной и имела сильное влияние на своего супруга. Он ей ни в чем и никогда не отказывал, во всем потакал, а она в свою очередь закрывала глаза на его внебрачных детей, флирт и романы с другими женщинами. Но я не успел сформулировать и задать Филиппу вопрос по этому поводу, как меня снова своим языком опередила пани Яна.
        - Ваше Высочество, я не понимаю, как это можно с вашей стороны флиртовать с женщиной, когда на смертном одре находится ваш дядя, король Луи XIV. Ведь вы сейчас должны находиться в Версале и вместе со своими родственниками плакать и горевать по этому поводу.
        - Извините, баронесса, что вынужден вас прервать, но вы, видимо, плохо знаете нравы королевского дворца. В Версале умирает великий король, но он был и остается человеком, за спиной которого ведется постоянная яростная борьба за власть и будущие королевские привилегия. Герцог Анжуйский, будущий наш король Луи XV слишком юн, чтобы принимать участие или повлиять на ход этой закулисной борьбы. В борьбе за королевскую власть и свою выгоду сцепились такие придворные силы и такие влиятельные люди королевства, что никто не знает, каков будет конечный результат этой бескомпромиссной борьбы. Вы меня, баронесса, извините, к этому нашему разговору мы вернемся несколько позже, а сейчас я пришел поговорить не с вами, мадам, а с графом Орлоффом. Мне хотелось бы с ним срочно переговорить по очень важному для меня вопросу, но наедине!
        Пани Яна, баронесса Береславская, была действительно очень умной девушкой, она, ни слова не говоря, мгновенно поднялась на ноги, с достоинством поклонилась нам обоим и покинула гостиную.
        Я продолжал стоять у рабочего стола бюро, внимательно наблюдая за тем, как быстро на лице герцога менялись выражения, оно было то гневным, аж были видны, как лицевые мускулы сжимались и разжимались, то оно выражала полную беспомощность, а в глазах чуть ли не плескались слезы. Филипп стоял передо мной и, видимо, не знал, как или с чего ему следует начать свой рассказ.
        Тогда я несколькими словами пересказал ему суть информации, только что полученную от маркиза де Аржансона и от секретаря мадам де Ментенон. Я видел, как мгновенно полыхнули яростью, ненавистью и гневом глаза Его Высочества. Видимо, этим рассказом я задел чувствительную и весьма болезненную точку герцога Орлеанского.
        Вдвоем мы прошли в угол гостиной, где пристроились на диванчике на двоих, перед которым стоял небольшой столик. Я мысленно связался с Бунга-Бунга и попросил его принести кофе, чай, бренди и всяких там конфет и плюшек. Практически тотчас раскрылась дверь и на пороге появилась моя прекрасная Николь, которая на подносе принесла все мною запрошенное. Она подошла к столику и аккуратно расставила на нем кофейные чашки, кофейник, бренди, молоко, воду и конфеты и выпечку.
        Монсеньор Филипп был настолько углублен в свои мысли, что не обратил внимания на красоту, обворожительность и обаятельность моей любимой. Вскоре Николь покинула нас, но Филипп продолжал оставаться в своих мыслях, он, видимо, никак не мог вернуться в реальность, чтобы начать нашу беседу. Со своей стороны я решил его не будировать, пока герцог продолжал размышлять, я приготовил себе кофе с молоком, который со временем так полюбят североамериканцы, нация, которая тогда только зарождалась. Но именно в этот момент я услышал тихий голос Филиппа:
        - Граф, не были бы вы столь любезны, мне налить чашечку черного кофе, а то мои руки сильно дрожат от всего пережитого!
        Я немедля исполнил просьбу Филиппа, правда, в чашку кофе по своей инициативе добавил немного бренди. Герцог Орлеанский обеими руками взял чашечку кофе и сделал большой глоток, затем послышался его благодарный вздох облегчения. Я уже по опыту знал о том, что кофе с молодым французским коньяком всегда действует благотворным образом. На третьем глотке кофе Филипп начал свой рассказ.
        - Граф, мне тяжело говорить о своей семье и наших весьма перепутанных родственных связях, но вы должны набраться терпения и меня выслушать с тем, чтобы порекомендовать, что же мне дальше делать в сложившейся ситуации. Вы, наверняка, знаете, что я уже давно, с семнадцати лет, женат на Франсуазе-Марии де Бурбон, родной сестре герцога Луи-Огюста герцога Мэнского, которая, как и сам герцог, была младшей по возрасту внебрачной дочерью короля Луи XIV. Я также понимаю, вы, граф, слышали и знаете о том, что мадам де Ментенон в течение длительного времени была воспитательницей моей жены и братьев герцога Мэнского и Луи-Александра графа Тулузского[30 - ЛУИ-АЛЕКСАНДР ДЕ БУРБОН, ГРАФ ТУЛУЗСКИЙ - младший сын Луи xiv и маркизы де Монтеспан, пяти лет от роду мальчик получил звание адмирала Франции. Повзрослев, он принимал деятельное участие в войне за испанское наследство. В 1696 году был удостоен звания маршала Франции, став впоследствии одним из командующих королевской армией. В 1723 году граф Тулузский женился на Марии Виктории Софии де Ноай, которая родила ему единственного сына Луи Жана Марию де Бурбон,
герцога де Пентьевр, де Рамбуйе, де Омаль и др. Умер граф в 1737 году в своем имении Рамбуйе.]. Причем мадам де Ментенон всячески протежировала герцогу в течение всего времени, когда была неофициальной женой Луи XIV. Вчера окончательно выяснилось, что Луи-Огюст герцог Мэнский, мадам де Ментенон, Луи-Филиппо граф де Поншартрен, канцлер, плетут интриги за моей спиной с целью ограничить власть Регента при малолетнем короле. Иными словами, им хотелось бы, чтобы граф Мэнский заменил бы меня на французском престоле до момента совершеннолетия короля Луи XIV.
        Именно в этом месте Его Высочество Филипп II герцог Орлеанский сделал передышку в своем рассказе для того, чтобы сделать очередной глоток кофе с таким замечательным бренди. От удовольствия он снова глубоко и удовлетворенно вздохнул. Несколько мгновений герцог Орлеанский наслаждался этим моментом, а затем продолжил свой рассказ:
        - Мой коронованный дядя, король, оказался слабым человеком, что стало особенно заметно, когда он оказался на смертном одре! Он оказался не в состоянии сопротивляться просьбам и настояниям своей морганатической супруги мадам де Ментенон, тем более он не мог сопротивляться настояниям всей той команды, о которой я говорил выше. Король постоянно шел навстречу требованиям этой команды, делая уступку за уступкой, всячески урезая мою власть в качестве Регента. Дело дошло до того, что моя супруга Франсуаза-Мария де Бурбон герцогиня Орлеанская однажды встретилась со мной и жестко от меня потребовала, чтобы я встретился наедине с маршалом Франсуа Невилем де Вильруа и выслушал бы его внимательно. При этом она практически мне угрожала тем, что я не стану Регентом в том случае, если откажусь от такой встречи. Вынужденный подчиниться требованиям супруги, герцогине Орлеанской, я встретился с маршалом Франсуа де Невилем Вильруа. Насколько я помню, граф, то вам пришлось познакомиться с маршалом Франсуа де Вильруа на одном из моих ужинов с друзьями.
        - Так, вот маршал Франсуа де Невиль Вильруа потребовал, чтобы я, после прихода к власти Регентом, не препятствовал бы делам, задуманным и осуществляемым Луи-Огюстом герцогом Мэнским. Что на деле для меня бы означало, что именно герцог Мэнский являлся бы носителем и вершителем верховной власти. Я же становился бы призрачной фигурой, простым носителем имени французского Регента. Регентом без какого-либо права влиять на жизнь Франции. Разумеется, такая постановка дела мне не понравилась, но я не показал вида, храня в памяти череду внезапных смертей в королевской семье семисот четырнадцатого года, когда одним за другим по неизвестной причине умирали прямые наследники Луи XIV. Продолжая разговор с маршалом де Вильруа, мне удалось-таки перевести разговор на частные вопросы, я согласился на сохранение у власти канцлера и хранителя печати Даниэля-Франсуа Вуазена де ла Нуарей и министра финансов Николя Демаре. Граф, этими частными уступками мне удалось сохранить свое назначение Регентом при малолетнем Луи XV, но боюсь, что это временно. Вряд ли мои соперники остановятся на достигнутом, поэтому мне нужна
ваша поддержка, которую в свое время вы оказали молодому королю, взяв его под защиту своих драгун?!
        Глава 20

1
        В пятницу 30 августа 1715 года французскому королю Луи XIV стало совсем плохо! Он уже не вставал с постели из-за совершенно опухшей ноги, гангрена, случившаяся от ушиба на охоте в начале августа, захватила колено ноги и бедро. Боль от ноги была адская, от чего король часто впадал в забытье.
        Всего несколько дней королю оставалось до того дня, когда ему должно было бы исполниться семьдесят семь лет, из которых он царствовал вот уже долгих семьдесят два года.
        Король Луи XIV, который столько лет правил таким великим европейским государством, как Франция, сейчас превратился в беспомощного и умирающего человека. Он недвижно лежал на постели, боясь пошевелиться и потревожить свою больную ногу. Голова его покоилась на высоких атласных подушках, чтобы он, не приподнимаясь на локтях, мог видеть всех, кто находится в его спальне. В этот день Луи XIV большей частью находился в беспамятстве или, возможно, спал. Когда он приходил в сознание, то первым же делом взором своих мутных глаз осматривал спальню.
        Теперь в королевской спальне разрешалось находиться весьма ограниченному кругу придворных. В ней практически всегда можно было бы увидеть мадам де Ментенон, лейб-медиков Марешаля и Фагона, дежурных слуг внутренних королевских покоев. Довольно-таки часто к отцу заходил Лу-Огюст герцог Мэнский, изредка его сопровождал младший брат Луи-Александр граф Тулузский. Время от времени в королевской спальне накоротке появлялся племянник короля Филипп II герцог Орлеанский. Всех остальных придворных, которые по своему положению имели право на такое посещение с понедельника уже совсем не допускали в королевскую спальню, если того не потребовал сам король Луи XIV.
        В этом месте хотелось бы упомянуть одну деликатную вещь, а именно, ни в королевской спальне, ни в королевских покоях больше не появлялось ни одного министра правительства, ни председателя или членов различных королевских советов. В свое же время они оттуда не выходили по очень простой причине, король Луи XIV любил вникать во все, даже мелкие, государственные дела и принимать по ним решения. Теперь королевским министрам и председателям королевских советов свои дела приходилось вести через посредство мадам де Ментенон. Они вверяли ей суть того или иного дела, требующего королевского рассмотрения и решения. Мадам де Ментенон, пользуясь своей близостью к королю, а также возможностью свободного к нему прохода, эти государственные дела сверяла с королевским мнением, если считала такое необходимым и по своему усмотрению, разумеется, принимала решение. Таким образом, получалось, что вот уже неделю таким способом мадам де Ментенон полновластно правила всей Францией.
        Слуги внутренней службы королевских покоев время от времени осторожно меняли постельное белье, стараясь не потревожить больную ногу и самого короля, заново взбивали подушки в его изголовье.
        Надо признать, что мадам де Ментенон много времени проводила у короля, она сидела в своем кресле, установленном в королевской спальне, и наблюдала за тем, как ее морганатический супруг, король Луи XIV, постепенно отдавал господу богу свою душу, капля за каплей он отмерял господу богу свою жизнь. Она также внимательно наблюдала за тем, как совершенно ослабевшего супруга слуги с ложечки кормили различными желе и давали выпить немного воды. Одним словом, эта женщина была готова в любую минуту прийти на помощь к умирающему супругу и поддержать его в трудные минуты расставания с жизнью. Но в то же время мадам де Ментенон категорически отказывала лейб-хирургу Марешалю на проведение операции по ампутации гангренозной ноги монарха.
        Временами в королевские покои заходил Луи-Огюст герцог Мэнский, чтобы переговорить с отцом или чтобы постоять у его изголовья, всматриваясь в лицо умирающего отца. Он внимательно следил за тем, как дышит его коронованный отец, в этот момент находившегося в забытье или во сне. Когда же тот открывал глаза и осмысленно смотрел на сына, то герцог вел с ним беседу. Чаще всего он интересовался его самочувствием или выпрашивал для себя очередную королевскую милость или королевскую привилегию. Изредка старшего брата Луи-Огюста герцога Мэнского сопровождал его младший брат Луи Александр граф Тулузский, который практически не имел каких-либо просьб к своему отцу.
        Его Высочество Филипп II герцог Орлеанский большую часть времени проводил в своем рабочем кабинете Версальского дворца, два раза в день он заходил в королевские покои, интересуясь у врачей самочувствием короля Луи XIV, или перемолвиться парой слов с самим королем. А один раз в день герцог обязательно показывался в проеме дверей, ведущих из кабинета государственного совета в королевскую спальню, таким образом, чтобы король мог его увидеть с кровати.
        Первые дни королевской болезни герцога Орлеанского сопровождала большая группа придворных, но с каждым днем сопровождающих становилось все меньше и меньше. В последние дни жизни Луи XIV монсеньор Филипп визитировал покои короля уже в полном одиночестве, рядом с ним уже не было ни одного придворного. Слухи о его возможной опале и отставке росли и крепли, придворные на эти слухи отвечали своей приверженностью герцогу Орлеанскому, который явно проигрывал в придворной борьбе за регентскую власть Луи-Огюсту герцогу Мэнскому.
        В распространении таких слухов о будущем регенте немалую роль сыграла позиция мадам де Ментенон, которая явно благоволила и поддерживала своего воспитанника и своего ставленника Луи-Огюста герцога Мэнского, совершенно никчемного, канцлера и хранителя печати Даниэля-Франсуа Вуазена. Злые языки при королевском дворе утверждали, что мадам де Ментенон и канцлер Даниэль-Франсуа Вуазен сегодня правят Советом министров.
        В минуты просветления королевского сознания в покои Луи XIV заходил его духовный отец, иезуит ле Телье который заменил широко известно королевского духовника Пер Лашеза, но умершего в семьсот девятом году. Отец ле Телье толковал королю отдельные положения божьего писания, Луи XIV его внимательно выслушивал, а затем вместе с духовным отцом читал вслух молитвы. По ночам дежурные слуги часто слышали, как Луи XIV уже самостоятельно читал те же молитвы, складывал руки на груди и произносил «Confiteor»[31 - CONFITEOR (КОНФИТЕОР, ОТ ЛАТ. CONFМTEOR, «ИСПОВЕДУЮ») - краткая покаянная молитва, читаемая в Римско-католической церкви в начале мессы, а также в некоторых других случаях. Характерными особенностями данной молитвы является молитвенное обращение, как к святым, так и к другим стоящим в храме молящимся, а также троекратное биение себя в грудь в знак покаяния, сопровождающее произнесением слов «Mea culpa».], а затем трижды бил себя кулаком в грудь. Еще в начале своей болезни король часто говорил о том, что он умирает, веруя и будучи покорным слугой церкви! Что он огорчен, оставляя после себя дела церкви
в не очень хорошем состоянии, но Луи XIV всегда утверждал, что его совесть чиста перед богом.
        Я уже говорил о том, что вся проблема с болезней короля Луи XIV заключалась в том, что он сильно ушиб свою ногу во время охоты, на которую отправился девятого августа 1715 года. С того времени его нога сильно болела, а затем на ней появились явные признаки гангрены, которая началась со ступни и по голени ноги поползла вверх. Его лечащим врачом был лейб-медик Ги-Крессан Фагон, который был широко известен во Франции и в Европе, с ученым мнением которого считались все медицинские светила того времени. Так, вот этот научное светило медицины полагало, что ушибленную ногу короля, на которой появились явные признаки гангрены, можно и следует лечить промыванием желудка, рвотными средствами и кровопусканием. Это были три основных составляющих медицины того времени, которые применялись врачами в зависимости от состояния больного.
        Молодой королевский лейб-хирург Марешаль практически чуть ли не с самого начала появления и развития этой королевской болезни определил ее, как гангрена, и в этой связи предлагал провести срочную хирургическую операцию. Но Ги-Крессан Фагон, главный лейб-медик короля, категорически этому противился. Называя Марешаля неучем и нехристем, он упорно продолжал делать королю веносечения и давать ему сильные рвотные и слабительные препараты. Но эти лекарственные препараты даже не приостанавливали течения королевской болезни, у Луи XIV нога все более и более опухала, омертвение кожи все выше и выше поднималось по ноге, все больше и больше на королевской ноге появлялись язвочки, явные предвестники гангрены. Течение гангрены сопровождалось усилением боли, но Луи XIV терпел и, следуя указаниям своего придворного врача Фагона, усердно молился господу богу, испрашивая ослабление боли!
        Доведенный до отчаяния, лейб-хирург Марешаль дождался момента, когда он и мадам де Ментенон остались вдвоем в королевской спальне, он попросил у нее разрешения на то, чтобы лично с ней переговорить о болезни короля. Мадам де Ментенон была погружена в свои мысли, но она утвердительно кивнула головой, соглашаясь выслушать этого молодого человека, лейб-хирурга своего супруга. В тот момент Луи XIV находился в забытье и не слышал разговора придворного медика и своей супруги.
        Марешаль подробно рассказал о симптомах заболевания и об опасности, которое таит в себе это заболевание - гангрена королевской ноги. Мадам де Ментенон внимательно его выслушала, а затем поинтересовалась, что нужно было бы делать в таком случае, как следует лечить ногу короля?! Марешаль без какой-либо подготовки сказал старой даме о том, что если сейчас ампутировать ногу, то жизнь короля Луи XIV будет спасена! На краткий момент он забыл о том, что в те времена его любимая хирургия во Франции считалась ремеслом, а не медицинской наукой. Ею часто занимались простолюдины, которые будучи цирюльниками, брадобреями брали в руки хирургический ланцет, вскрывали людям опухоли, резали поврежденные конечности. Только через пятнадцать лет хирургия как отрасль медицины будет признана во Франции.
        Мадам де Ментенон очень внимательно выслушала все объяснения и пояснения Марешаля, а через некоторое время сильно вспылила и очень резко его отчитала. Она посчитала, что этот молодой хирург не может знать в медицине и разбираться в болезни короля больше, нежели такое светило медицинской науки, как Ги-Крессан Фагон. Напуганный таким нервным надрывом мадам де Ментенон, лейб-хирург Марешаль замолчал и больше не поднимал своего голоса о неправильности лечения короля Луи XIV. Таким образом, был не использован единственный шанс, излечить короля Луи XIV, позволить ему прожить еще несколько лет.
        К слову сказать, в пятницу 30 августа 1715 года, поздно вечером мадам де Ментенон совершенно неожиданно для присутствующих в королевской спальне слуг и медиков приказала подготовить и подать ее фаэтон к главному входу Версальского дворца. Затем она поднялась из своего кресла и стремительно покинула королевскую спальню, куда уже она больше никогда не вернется. Несколько позже ее секретарь и советник граф де Тессе, демон Марбас и мой друг, мне официально сообщил о том, что его госпожа устала от своей предстоящей участи безутешной вдовы, и уехала в Сен-Сир, чтобы немного отвести душу!
        С этого момента Марбас прекратил меня подробно информировать обо всем том, что происходило в Версале в конце августа 1715 года. Но я продолжал получать информацию из нескольких других источников, а также от королевского камердинера Луи-Доминика Бонтана, генерального инспектора полиции маркиза Марка-Рене де Аржансона и герцога Орлеанского.
        Все эти дни оказались для меня чрезвычайно утомительными, так как я был вынужден их проводить в своей постели. По мере поступления информации из Версаля, я входил в мысленный транс, чтобы передавать в Санкт-Петербург одну срочную депешу за другой о состоянии здоровья французского короля Луи XIV. Николя практически не покидала моей спальни, ухаживая за мной, словно за своим ребенком, за что я ей был глубоко признателен. Но, не смотря на постоянное нахождение рядом со мной моей дорогой Николь, мысль о судьбе герцога Орлеанского меня постоянно тревожила, я решил ее обговорить с пани Яной.

2
        - Вань, ну ты чего так шебаршишься и носишься с этим французским герцогом?! Если бы этот француз чаще мылся, навсегда избавился бы от вони изо рта из-за своих гнилых зубов, то я, может быть, и смогла бы с ним переспать, тогда в течение пары месяцев он бы был, как миленький. Делал бы все, что я ни захочу! - Мило прощебетала баронесса Береславская, переступая порог моей спальни.
        Я же в этот момент валялся без сил на постели, только что окончился очередной сеанс мысленной связи с Санкт-Петербургом, в котором госсекретарь Макаров крупно меня поимел. Он снова обвинил меня в растяпстве, лености и в неумении работать с представителями западной цивилизации!
        А все из-за этого Филиппа II герцога Орлеанского?!
        В своей последней информации я вынужден был обрисовать Макарову реальную ситуацию, сложившуюся на настоящий момент при королевском дворе Франции в связи с кознями мадам де Ментенон, которые она вела у одра своего умирающего супруга, венценосного Луи XIV. Эта некоронованная королева практически добилась того, чтобы король назначил герцога Мэнского Регентом при молодом Людовике XV. Король по ее настояниям внес несколько изменений в свое королевское завещание, благодаря которым перед Луи-Огюстом герцогом Мэнский открылась перспектива, возможность стать Регентом. Он был назначен ответственным за воспитание молодого короля и ему были подчинены королевские гвардейские полки и мушкетерские роты Версаля.
        Теперь герцогу Мэнскому оставалось сделать один и последний шаг - убрать с дороги Филиппа II герцога Орлеанского, который пока оставался основным претендентом на этот монарший пост, который по «Основному закону о престолонаследии» мог занимать только принц крови. Король Луи XIV, даже находясь на смертном одре, так и не решился пойти против этого закона и самому прямо, и открыто провозгласить герцога Мэнского Регентом своего правнука герцога Анжуйского, будущего короля Луи XV. Он почему-то это последнее решение оставил за Парижским Парламентом[32 - ПАРИЖСКИЙ ПАРЛАМЕНТ - высший судебный орган во Франции XVIII века.], который и должен был утвердить новый текст его королевского завещания.
        - Тебе, Ванька, только баб французских топтать, подобно тому, как петух в курятнике своих курей топчет, а не государственным делом заниматься! Ты вместо того, чтобы эту французскую мадаму в свою постель уложить, так ей своего друга, демона, подставил. А демону, что? Он свою политическую линию гнет и нет у него заботы о государстве московском?! Вот тебе и конечный результат, мадама хочет у власти остаться, а нашего герцога побоку, что ли?! А кто тогда с нами договор о дружбе подпишет?! Нет, мы такому не должны позволить случиться! Поэтому, Ванька, делай, что хочешь, но исправляй положение! Герцог Орлеанский должен быть Регентом Франции!
        В этот момент Яна встала, свое кресло вплотную пододвинула к моей постели! Она снова уселась в него, а свою правую руку так небрежно положила на постель рядом с моими коленями. Мол, ей так более удобно сидеть и разговаривать со мной, откинувшись своей спинкой на мою перину. Я же плотнее укутался в одеяло так, чтобы ничего моего не было видно! Жалобным и несчастным голосом пересказал польке ситуацию, которая на данный момент развивается при королевском дворе Франции. Яна всегда была блестящим аналитиком, поэтому Макаров и взял ее на работу к себе, а не отдал в распоряжение боярину Толстому. Яне хватило нескольких моих слов для того, чтобы разобраться в том, что на деле было бы выгодно московскому государству.
        - Одним словом, Ваня, ты проделал блестящую работу, строя заговоры при французском дворе, в чем достиг немалых успехов. Даже я должна признать, что кое-что у тебя действительно очень неплохо получилось! Будущий король Луи XV практически находится в руках твоих драгунов! Филипп - тоже твой человек, дружбан. Главный королевский камердинер, - опять-таки твой человек. Одним словом, куда не плюнешь, повсюду твои людишки! Откуда ты только, Ваня, столько денег достаешь, чтобы содержать эту камарилью?! Но следует признать, что построенная тобой пирамида власти сейчас находится на грани разрушения. Ты, Ванюша, казалось бы, явно проигрываешь положение с назначением Филиппа на пост Регента из-за придворных интриг, которые ведет мадам де Ментенон?! Поразмыслив немного, я пришла к выводу, что это не совсем так! Мадам де Ментенон все же сделала небольшую ошибку, она до конца не выполнила своей работы, так и не убедив своего супруга, чтобы тот своим прямым эдиктом, назначил бы ее протеже, герцога Мэнского, Регентом при малолетнем короле?!
        Я слабо несколько раз кивнул головой, словно марионетка, в такт произносимым баронессой словам, подтверждая правильность сделанного вывода этой чертовой полячкой. Одновременно удивляясь тому, почему сам не пришел к аналогичному выводу? Ведь, если этого не сделаешь ты сам, то это сделает некто другой! Иными словами, у меня имеется время для организации и осуществления очередной интриги, которой я мог бы обойти уже принятое кем-то решение! Итак, за дело, мосье, за дело! Пора покидать постель и начинать плести новую придворную интригу!
        Но правая рука полячки уже прошла большое расстояние и неумолимо приближалась к моим…, мне же отступать было совершенно некуда.
        Яна же продолжала разговор, делая блестящую аналитику! От одного вывода она переходила к другому, железно и логически размышляя, раскладывая ситуацию на отдельные эпизоды. После этих ее становилось и дураку понятно, что нужно делать в той или иной ситуации?! Да, и я сам догадался о том, что мне нужно было бы срочно смотаться в некий Парижский парламент, встретиться и переговорить с его председателем.
        Франция была сильным монархическим государством, в котором правили короли, принимая единоличные монархические решения по любому поводу и по всем сторонам жизни французского крестьянина, дворянина и знатного пэра. Но даже и в таком сильном монархическом государстве имелась маленькая демократическая прореха, в форме высшего судебного органа, Парижского парламента! В нем заседали королевские вассалы и прелаты, духовные отцы, которые, якобы, обсуждали и утверждали законность или не законность того или иного королевского указа или эдикта. Изменения, внесенные в королевское завещание, по которым перед Огюстом-Луи герцогом Мэнский открывалась дорогу к посту Регента Франции, также кое-что меняли в положениям «Основного закона о престолонаследии». Вот эти-то небольшие изменения требовали подтверждения своей законности Парижским Парламентом.
        Король Луи XIV и Парижский парламент несколько расходились во мнении о том, как можно было трактовать один параграф «Основного закона о престолонаследии», в котором говорилось о том, кто мог быть принцем крови, что давало ему право участвовать во французском престолонаследии. Парижский парламент в этом вопросе полагал, что принцами крови могут считаться только те дети, мать и отец которых были коронованные особы, в жилах которых текла королевская кровь. Король Луи XIV, по требованию мадам де Ментенон, изменил свое мнение по этому параграфу, теперь он полагал, что принцами крови могут быть и те дети, одного отца которых можно было отнести к коронованным монархам.
        В этот момент рука пани Яны, словно случайно, коснулась моего колена и поползла выше, она, видимо, хотела получить оплату за консультацию, но слегка просчиталась! Сначала вздрогнув, словно от полной неожиданности, я моментально откинул одеяло в сторону и птицей слетел с постели, чтобы, в чем мать родила, рвануть в ванную комнату. На этот рывок у меня ушла сотая доля секунды, но и этого времени польской соблазнительности хватило на то, чтобы холодно прокомментировать этот мой полет на свободу!
        - Вань, ну, чего ты так спешишь?! У нас есть время и на то, чтобы немного покувыркаться в твоей постельке?! А ты от меня бежишь без оглядки, словно я какая-то злыдня или дурнушка?! Вань, а твой зад смотрится вполне ничего!
        Но в этот момент я уже был в ванной комнате, где тут же принял холодный душ, чтобы слегка охладиться. Еще находясь под струями холодной воды, я мысленно связался с графом де Тессе, чтобы у него поинтересоваться:
        - Слушай, Марбасик, а чем ты сейчас занят?
        - Лежу и читаю книгу по истории черного колдовства…
        - А не хочешь ли со мной прогуляться?! Мне тут нужно кое с кем встретиться и переговорить по срочному делу. С твоим присутствием, это дело можно было бы гораздо быстрее решить!
        - Какой процент?
        - Что ты под этим процентом имеешь в виду, Марбасик?
        - Иван, не прикидывайся дураком? Какой процент я получу от твоего дела?
        - Но это же только разговоры, а начальный разговор всегда трудно оценить какой-либо суммой, чтобы вычислить процент?! К тому же, Марбасик, ты мой друг, а друзья всегда понимают друг друга с полуслова!
        - Вот и назови, Иван, процент, который ты мне заплатишь за мое присутствие на каких-то переговорах! Тогда у нас с тобой будет полное взаимопонимание! Можешь ли, по крайней мере, мне сказать, с кем хоть собираешься встречаться?
        - Да с неким Жаном Антуаном де Мемом графом де Аво, первым президентом Парижского парламента! У него на столе лежит королевское завещание, который Парижский парламент должен одобрить?!
        - Ну, и одобрит! Если не сегодня одобрит, так это обязательно сделает завтра! Граф де Аво является верным подданным короля и ярым приверженцем моей мадам де Ментенон! Теперь я понимаю цель твоего визита к этому мосье?! Он всеми фибрами души ненавидит герцога Орлеанского, из-за которого ты, Иван, зря так сильно беспокоишься! По мнению мадам де Ментенон, Филипп II герцог Орлеанский рвется к монаршей власти через трупы близких к нему и к королю людей. Мадам и многие придворные полагают, что именно герцог отправил на небеса трех ближайших родственников: Луи Великого дофина Франции, сына короля, Луи герцога Бургундского, внука короля, и Луи герцога Бретанского, первого правнука короля. Да, о самом президенте Парижского парламента Жан Антуане де Мемо графе де Аво могу только сказать, что граф де Аво - это человек себе на уме. К тому же он юрист, в любом законе найдет тебе любую лазейку, если ты хорошо заплатишь, разумеется. Так, что, Иван, возвращаюсь к нашим баранам, к своему первому вопросу! Какой процент от сделки с этим графом ты мне заплатишь?!
        Если уж честно самому себе признаваться, то я решительно не ожидал того, что этот мой разговор с демоном Марбасом или, как там его официально кличут, графом де Тессе, закончится столь тривиальным образом. К тому же неожиданно выясняется, что я многое знал о Филиппе II герцоге Орлеанском, но не все, чтобы мне следовало бы знать! Наш мир велик и одновременно он чрезвычайно тесен! Все в этом мире, даже агентам знать не положено! Но я все же не хотел, чтобы в этом моем мире большинство вопросов решалось бы одним меркантильным интересом, подкупом, кто и кому сколько заплатит?! Было бы замечательно, чтобы в подобных сделках принимались бы во внимание государственные интересы! Сегодня моей Московии требуется мир со Швецией, мы желали бы также сохранить за собой и те земли, за которые наши воины пролили кровь. Нам нужен договор с Францией, чтобы самоутвердиться в Европе и мы его получим, чего бы мне этого не стоило?!
        Размышляя обо всем этом, я не заметил, как заледенел, находясь под холодными струями душа. Пришлось долго встряхиваться и прыгать, чтобы хотя бы немного согреться. Я вышел из ванной комнаты разодетый в пух и прах, розовый, как младенец, и готовый отправляться в Парижский парламент. Но, переступив порог спальни, я снова увидел Яну, которая, по-прежнему сидела, в кресле, положив голову на руки, сложенные на моей постели. Это была бесподобная поза усталой, беззащитной и такой соблазнительной баронессы. Она была красива и обворожительна.
        Яна оторвала голову от моей постели, улыбнулась моему появлению, а затем мягко промурлыкала:
        - Ванечка, ты зря оделся! В одеянии Амура вы выглядел гораздо лучше и мужественнее! На, да что толку, все равно ты предан своей девчонке Николя. Забирай ее, уезжай из Франции и живи где-нибудь в медвежьем уголке своей Московии, занимаясь строганием детей. Поверь мне, твоей Николя это занятие ужасно понравится! Да ты и сам поуспокоишься, перестанешь метаться по Европам, заниматься строительством воздушных замков, а будешь накрепко привязан к земле, жене и детям! Это самое дорогое, что могут иметь мужчина или женщина!
        В этот момент наше уединение было нарушено, в спальню вошли Бунга-Бунга, который чему-то улыбался, и с деловым лицом граф де Тессе, мой Марбасик, который не привык зря время терять! Прямо от порога этот демон заговорил:
        - Иван, король Луи XIV на последнем издыхании, сегодня-завтра с ним будет все кончено! Наш король отдаст господу богу свою душу! Да, между прочим, по дороге к тебе мне встретился граф де Аво, мы с ним вкратце переговорили по твоему делу! Граф прямо сказал, что, если ты готов ему платить ежегодную ренту в сто тысяч золотых луидоров, то он охотно согласится решить твою проблему, Для этого вам даже не нужно встречаться, сделка может быть проведена и оформлена через нашу адскую канцелярию. На всякий случай я и туда заглянул и уже заполнил кое-какие документы! Так, что жду твоего согласия и твоей подписи на договоре!
        - Ты ждешь моего согласия, скрепленного моей же кровью? - С некоторым сарказмом в голосе я поинтересовался.
        - Зачем мне нужна твоя кровь, Иван. Кровь на договоре, это пережитки нашего далекого прошлого. Сегодня мне будет достаточно одного твоего слова, а после, если захочешь, то можешь и подписать этот документ?!
        - Я немного подумаю и скоро отвечу тебе!
        - Как пожелаешь, за нами никто не гонится. Мы можем и подождать!
        Бунга-Бунга стоял и, продолжая теперь уже глупо улыбаться, удивленный взгляд переводил с меня и на графа ле Тессе. Он не понимал того, что сейчас происходило на его глазах. Было очень похоже на то, что я должен был бы подписать сделку с самим дьяволом! Не понимал он и того, по какой причине друг другу в горло вцепились два лучших друга, граф Орлофф и граф де Тессе! Улыбка Бунга-Бунга пришлась мне не по вкусу, я вызверился на своего мажордома.
        - Ну, а ты, чего там лыбишься?! Чего смешного нашел в том, я ругаюсь с графом Тессе, своим другом?
        - Хозяин, я вам принес хорошую весть, от которой у вас, наверняка, поднимется настроение!
        - Бунга-Бунга, хватит темнить! Говори о своей хорошей новости!

3
        В ночь на 1-е сентября 1715 года король Людовик XIV, произнеся слова «Nunc et in hora mortis»[33 - Господи, поспеши мне на помощь, спаси меня, - пер. с латинского.], отдал Господу богу душу, после долгих мучений он скончался в четверть девятого утра. Вскрытие, проведенное первым лейб-хирургом двора Марешалем, показало, что внутренние органы короля не были нарушены, что он мог бы прожить и до ста лет, если бы не медицинские ошибки, совершенные при его лечении.
        В тот же день, 1-го сентября 1715 года, новым королем Франции был провозглашен пятилетний Людовик XV, бывший герцог Анжуйский и правнук умершего короля!
        2-го сентября 1715 года Парижский парламент, под председательством первого президента Жана Антуана де Мемо графа де Аво, объявил недействительными дополнения и изменения, внесенные в королевское заседание. Таким образом, Филипп II герцог Орлеанский был провозглашен Регентом при малолетнем короле Луи XV. На этом посту он находился до 1723 года, когда, как и его королевские родственники, скончался в одночасье.
        23-го апреля 1717 года государь Петр Алексеевич пересек границу Франции и в компании шестидесяти одного человека отправился в Париж, в который прибыл 26-го апреля. В течение сорока дней государь знакомился с французской экономикой, культурой, фабричным производством, а также устройством армии. Московская делегация покинула Париж 20-го июня 1717 года.
        4 августа 1717 года в Амстердаме после долгих переговоров, которые велись в глубокой тайне князем Борисом Куракиным и вице канцлером Петром Шафировым, был подписан русско-французский союзный договор. Этот документ получил название Амстердамского договора, к которому вскоре присоединилась и Пруссия. Он стал первым договором, когда-либо подписанный между Францией и Московией!
        notes
        Примечания
        1
        Пренебрежительное название бомжей, бродяг, бездомных и нищих в Париже.
        2
        По слухам «ТРЕЙСИ»являются инопланетной расой могущественных магов, чародеев и волшебников. Их сила и мощь в магии невозможно описать словами, они могут сделать все, но их магия строится на чтении заклинаний и пассов руками. О «трейси» известно очень немного, по тем же самым слухам «трейси» ненавидят человечество и свою жизнь посвящают борьбе с ним.
        3
        ШТАНЫ-РЕНГРАВЫ - часть мужского костюма, брюки, короткие были такими широкими, что очень напоминали женские юбки. Название такие широкие брюки получили по имени голландского посла в Париже Рейнграва и были модными во Франции и Голландии в XVII веке. Эти широкие присборенные или в складку брюки украшали декоративными бантами, лентами; надевали брюки поверх панталон или чулок. Ренгравы шили из полосок различных тканей, имели цветную подкладку с прокладкой. Для верха использовали бархат и шелк с золотой вышивкой. Мода на такие брюки продержалась 40 лет!
        4
        ДУАЙЕН - старший по времени пребывания в той или иной стране дипломатический представитель другой страны.
        5
        ДЕНЬЕ - французская разменная монета, которая была в обращении по всей Европе со времён Меровингов. Чеканилась в подражание римским денариям. 20 денье составляли один солид (соль). Самой мелкой монетой в те времена был обол, который был равенн 1/2 денье.
        6
        Сегодня эта улица называется УЛИЦЕЙ БОНАПАРТА.
        7
        О происхождении названия этой улицы спорят и по сию пору. Полагают, что название это всего-навсего искаженное Шасс-Миди (Chasse-Midi), а полное название улицы было RUE QUI VA DE LA CHASSE AU MIDI, то есть Улица, Что Идет К Югу От Охотничьего замка.
        8
        МОСЬЕ БУЛАНЖЕбыл дедом самого первого французского ресторатора, который свой первый ресторан Гранд-Таверн-де-Лондр открыл во второй половине XVIII века. При входе в помещение было написано: «приходите, и я восстановлю ваши силы», которые по-французски звучали, как слово «ресторан». К тому же внук Буланже ввел кулинарную рецептуру приготовления блюд, ресторанное меню, организованную смену блюд.
        9
        ПОРТШЕЗ - небольшие носилки, в форме стула, своего рода паланкин.
        10
        ЧЕТЫРНАДЦАТЬ АЛЫХ РОЗ - это признание мужчины в любви.
        11
        ФРАНСУА - МИШЕЛЬ ЛЕТЕЛЬЕ МАРКИЗ ДЕ ЛУВУА, ГРАФ ДЕ ТОННЕР - французский государственный деятель, государственный секретарь по военным делам (военный министр). Людовик XIV относился к нему с большим доверием; его советы оказывали громадное влияние на формирование внешней политики Франции.
        12
        В наше время ВЛАСЯНИЦА - это длинная рубашка из простой ткани, часть монашеского одеяния, которая в первую очередь надевается монахом во время монашеского пострига. В прошлом власяница ткалась из верблюжьего волоса или овечьей шерсти и надевалась на голое тело, причём жёсткая шерсть постоянно кололась, напоминая монаху о терпении и смирении.
        13
        СТАЛЬНАЯ РУКА - первый член банды Картуша. Этот могучий, неимоверной силы человек трепетал перед главарем банды и беспрекословно выполнял все его приказы. На стороне Картуша была удача, и это привлекло к нему на службу целую орду парижского отребья.
        14
        ЛУИ-ДОМИНИК БУРГИНЬОН - сын трактирщика, был главарем крупной шайки в Париже и его окрестностях. Имел большую сеть платной агентуры, которая информировала о делах и жизни парижской аристократии, представителей которых он только и грабил. Парижской полиции он был выдан одним из членов своей же шайки, который позарился на большие деньги за предательство, за свои деяния Картуш был колесован в 1721 году.
        15
        АЛЛЕМАНДА, БРАНЛЬ, БУРЕ, РИГОДОН, ГАВОТ - народные французские хороводные танцы, со временем ставшими танцами придворной аристократии.
        16
        МАРБАС - пятый дух, появляется, как лев, но по приказу вызывающего, приобретает облик человека. Знает правду обо всех скрытых вещах или секретах. Может насылать и излечивать болезни. Марбас обладает большой мудростью и знаниями в механике, может людей превращать в другие существа.
        17
        КОНЬЯКтолько что появился во Франции и сразу же получил большую популярность. Его попробовал французский король Луи XIV и остался им чрезвычайно доволен. После чего коньяк перешагнул границу Франции и начал стремительно распространяться по странам Европы.
        18
        ФИЛИПП II, ГЕРЦОГ ОРЛЕАНСКИЙ - регент Французского королевства при малолетнем короле Людовике XV с 1715 по 1723 годы, племянник Людовика XIV.
        19
        Государь Петр Алексеевич был большим любителем празднеств и увеселений, он внимательно наблюдал за поведением на таких празднествах своих ближних друзей и придворных сановников. Если государь замечал какое-либо небрежение к выпивке, в питейном усердии, то таким гостям он предлагал выпить «Кубок Великого Орла». Через короткое время гость, отведавший «Кубок Великого Орла», обычно валился под стол без чувств.
        20
        ГЕНЕРАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ВНЕШНЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ (DGSE - Direction Generale de la Securite Exterieure) отвечает за ведение разведки, а также сбор стратегической информации, электронную разведку и контрразведку за пределами Франции.
        21
        ВАХМИСТР - воинское звание унтер-офицерского состава кавалерии и артиллерии в армиях некоторых европейских стран, а также в русской армии - в кавалерии, и казачьих войсках, а также Отдельного корпуса жандармов до 1917 года.
        22
        БАРОН ПЕТР ПЕТРОВИЧ ЛЕФОРТ - племянник Франца Яковлевича Лефорта, генерал-адмирала и ближайшего соратника Петра Великого.
        23
        РУСОФОБ - человек, придерживающийся предвзятого, подозрительного, неприязненного, враждебного отношения к России или к русским, частный случай ксенофобии.
        24
        ГОЛЕМ - глиняный великан, которого по древней легенде праведный раввин Лев создал для защиты еврейского народа. В фантастических произведениях этот термин часто используется для названия боевых роботов.
        25
        ФЛОРАН КАРТОН ДАНКУР (1661 -1725) - французский драматург и актер.
        26
        СРАЖЕНИЕ ПРИ КЬЯРИ - состоялось 1 сентября 1701 года у городка Кьяри в Северной Италии в ходе войны за испанское наследство. Французская армия под командованием маршала Вильруа атаковала австрийскую армию под командованием принца Евгения Савойского. Понеся в атаке сильные потери от ружейного и артиллерийского огня противника, французская армия позорно бежала с поля боя.
        27
        ФУА - город и замок в префектуре департамента Арьеж, Франция.
        28
        ЛУИ-ОГЮСТ ДЕ БУРБОН, ГЕРЦОГ МЭНСКИЙ - внебрачный сын короля Франции Людовика xiv и Мадам де Монтеспан. С самого детства он воспитывался Франсуазой д'Обинье, маркизой Ментенон. В возрасте 4 лет получил звание генерал-полковника. После смерти Людовика XIV в 1715 году и прихода к власти регента Филиппа II Орлеанского, герцог Мэнский стал членом регентского совета и воспитателем малолетнего короля Людовика XV. Началась борьба между ним и Филиппом, в результате которой в 1718 году Луи-Огюст был лишён ранга принца крови и приравнен к герцогам и пэрам Франции.
        29
        МОРГАНАТИЧЕСКИЙ БРАК - брак между лицами неравного положения, при котором супруг (или супруга) более низкого положения не получает такого же высокого социального положения. Морганатический брак является частным случаем мезальянса.
        30
        ЛУИ-АЛЕКСАНДР ДЕ БУРБОН, ГРАФ ТУЛУЗСКИЙ - младший сын Луи xiv и маркизы де Монтеспан, пяти лет от роду мальчик получил звание адмирала Франции. Повзрослев, он принимал деятельное участие в войне за испанское наследство. В 1696 году был удостоен звания маршала Франции, став впоследствии одним из командующих королевской армией. В 1723 году граф Тулузский женился на Марии Виктории Софии де Ноай, которая родила ему единственного сына Луи Жана Марию де Бурбон, герцога де Пентьевр, де Рамбуйе, де Омаль и др. Умер граф в 1737 году в своем имении Рамбуйе.
        31
        CONFITEOR (КОНФИТЕОР, ОТ ЛАТ. CONFМTEOR, «ИСПОВЕДУЮ») - краткая покаянная молитва, читаемая в Римско-католической церкви в начале мессы, а также в некоторых других случаях. Характерными особенностями данной молитвы является молитвенное обращение, как к святым, так и к другим стоящим в храме молящимся, а также троекратное биение себя в грудь в знак покаяния, сопровождающее произнесением слов «Mea culpa».
        32
        ПАРИЖСКИЙ ПАРЛАМЕНТ - высший судебный орган во Франции XVIII века.
        33
        Господи, поспеши мне на помощь, спаси меня, - пер. с латинского.