Олигарх на том свете Виталий Анатольевич Дунаев
        Период народившейся демократии (с 1991 года) был (и есть) достаточно труден для большинства населения России. Дай Бог, чтобы демократия не перешла в стадию победившей… В общем то, именно этот период и описан в моей книге. На основе жизненного опыта и с учётом региональных особенностей. Кто-то увидит в книге пародию на купленную где-то на мусорной свалке за огромные деньги новую систему управления металлургическим комбинатом. Другим будет приятно вспомнить места боевой юности. Третьих заинтересует специфика работы внутренних органов в указанный период… Кстати, об органах. УВД, прокуратура и следственный комитет проявили жгучий интерес к моему литературному творчеству, пытаясь посадить меня в тюрьму непонятно за что. В сейфе кабинета ст. следователя следственного комитета по г. Череповцу лежит несколько любовно переплетённых, зачитанных чуть не до дыр томов полного собрания моих сочинений. С цветными иллюстрациями, отпечатанными на лазерном принтере! Но это только для служебного пользования. Пришла пора ознакомиться с моим творчеством более широкому кругу читателей. Читайте и наслаждайтесь!
        Виталий Дунаев
        Олигарх на том свете
        Проза эпохи народившейся демократии
        "Епифан казался жадным,
        Хитрым, ушлым, плотоядным,
        Меры в женщинах и в пиве
        Он не знал и не хотел." Владимир Высоцкий.
        ВСТУПЛЕНИЕ
        Говорят, что невозможно придумать что-либо новое, всё уже или было в действительности, или сказано. С этим, конечно, следует согласиться, ведь думаем и поступаем мы на основе опыта предыдущих и своего поколений. Идея этой повести вертится у меня в голове давно, пора попробовать как-то её оформить, я думаю, не только мне интересно знать, из каких таких яиц вылупились наши олигархи. Заимствование из опыта предыдущего поколения очевидно: поэма Твардовского "Тёркин на том свете" не входила в число изучаемых в школе произведений, но при смене правителей (Брежнева на Андропова), видимо, было много хлопот, и цензура проморгала выпуск фирмой "Мелодия" винилового диска с этой поэмой в исполнении автора. Лучше Твардовского название не придумать, поэтому честно признаюсь: название и, частично, идею, я позаимствовал у него. Но действие происходит в наши дни и в ближайшем будущем - в безвременье эпохи народившейся демократии. Все события и действующие (а также бездействующие) лица вымышлены, все совпадения с реальностью (если таковые окажутся) случайны. Чтобы не запутаться в географических названиях, я взял
реально существующие, слегка их изменив, но это обстоятельство не отменяет приоритет предыдущего предложения.
        Глава 1. КОНЕЦ ОЛИГАРХА
        События, описываемые в этой главе, происходили в России летом то ли 2004, то ли 2005, то ли 2006, а может, и 2007 года, я уже точно не помню. Но не в этом суть: все три года относятся к эпохе народившейся (но ещё не победившей) демократии, со свойственными ей событиями: "быдло" в конец обнищало, а олигархи уже набили себе карманы и захватили власть в регионах, наплевав на Москву с её Конституцией, и теперь активно пытаются урвать, кто сколько сможет, власти федеральной, возомнив себя кукловодами, а Президента - куклой.
        Самолёт летел в Москву. Уставший экипаж в полном составе дремал, доверившись автопилоту. Это был старенький ЯК-40. Пару часов назад он, вернувшись в провинциальный городок с берега Чёрного моря, куда отвозил местных толстосумов, был поставлен на профилактику. Экипаж развезли по домам, но не дали даже уснуть: Епифан - местный олигарх - возвращался из Америк и пожелал сразу из Москвы прилететь домой. За экипажем был послан автобус, а техники быстренько привинтили обратно узлы, которые хотели заменить, и залили горючку аккурат к приезду экипажа. Начальник охраны торопил: Епифан не любил задержек, поэтому, наскоро проверив системы 40-го и прогрев двигатели, взлетели, набрали высоту, и, передав управление автопилоту, уставшие лётчики задремали, зная, что умный прибор через полчаса их разбудит.
        Охрана, сняв большую часть кресел, монтировала разборный Епифанов салон; перегородки, столы, кровать и прочее оборудование салона постоянно находилось в самолёте. Две стюардессы готовились к приёму на борт Епифана, одна готовила выпивку и закуски, вторая, как ни странно, по имени Жанна, тщательно приводила себя в порядок. А приводить в порядок было чего: Жанна, как и большая часть самолётной обслуги, жила в общаге на улице Мирной, в которую, по дешёвке купив у города аэропорт вместе со всем подвижным составом, к тому времени уже не летающим и еле ездящим, её поселил Епифан, уволив перед этим неразбежавшиеся в поисках работы, где платят зарплату, остатки прежней обслуги - из опасений провокаций. Епифан с детства боялся высоты. Выплатить долги по зарплате ему помешала жадность (чем богаче олигарх - тем он жаднее), и Епифан предпочёл набрать новую обслугу - из беженцев, которые и общаге были рады, и работать соглашались почти за так. Добавим, что на борту Яка было два парашюта - для Епифана и шефа охраны. Как ими пользоваться, - не знали ни тот, ни другой, поэтому один из командиров экипажа во время
дружеской пьянки на борту смеха ради поковырялся ножом внутри ранцев, представляя всю глубину Епифановых чувств в случае, если тот сиганёт за борт (ситуация, на пассажирском лайнере практически невозможная) и дёрнет кольцо. Весёлые ребята - беженцы…
        Вернёмся к Жанне. В её квартирке в общаге остался молодой и красивый, о котором она старалась сейчас не вспоминать. В обязанности Жанны входило обслуживание Епифана, когда тот находился на борту самолёта. И тщательность, с которой она приводила себя в порядок, была вполне объяснима: Жанна знала судьбу своих предшественниц, - надоев Епифану, они переводились из аэропорта либо в эстрадный (при наличии талантов), либо в газетно-издательский (при отсутствии оных) цех промышленной империи Епифана. А там и зарплата меньше, и работы (мужиков, которым надо отдаваться по десять раз на дню) больше. А конец карьеры у всех таких "стюардесс" одинаков: или в бордель, которых в городе развелось немало, или уборщицей на 1500 рублей в дальний цех, до которого добираться час с лишним. У стюардессы всё-таки раз в десять больше выходит, - двадцатилетняя Жанна старалась услужить Епифану, как могла, откладывая деньги не на старость даже, а на возраст 30-40 лет. В этом возрасте люди, имеющие квалификацию, зарабатывают и больше, но не проститутки - от них к этому времени сбегают клиенты, к тем, кто помоложе.
        Умный прибор разбудил лётчиков, подсказав, что пора переходить на ручное управление, и минут через десять самолёт благополучно сел в одном из аэропортов Москвы. Ждать долго не пришлось: спустя несколько минут Епифан уже поднимался в самолёт. Жанна обрадовалась: с первого взгляда она поняла, что Епифан шёл тоже на "автопилоте", поддерживаемый охранниками, по обыкновению хорошо накушавшись в Америках и во время перелёта в Москву, так что её услуги сегодня не потребуются.
        Епифан хорошо платил руководству московского аэропорта, задерживали любые другие рейсы, но не его, и экипаж тут же получил команду выруливать. Совсем уже обалдевшие без отдыха лётчики, взлетев и взяв нужный курс, опять включили автопилот и уже не задремали, - крепко заснули.
        Епифана мутило и рвало. Он стал лечиться, но никак не мог подобрать нужный напиток: напиток тут же вылетал обратно. Прилетевший встречать Епифана наместник забился в угол салона и прикрывал голову портфелем, но ему доставалось и там. Епифан усиленно продолжал поиск, перебирая водки и коньяки, и, наконец, ему повезло. После очередного стакана (рюмки-стопки Епифан не признавал) ему стало тепло и хорошо. Епифан попытался вспомнить детали отвальной, которую они устроили с мичиганским губернатором. Кому-то он надел на уши тарелку с непонравившимся супом. Кому же?.. Соседке по столу. "А кто была соседка? Вроде, губернаторская дочка… Ну и хрен с ней, сама виновата, надо было думать, куда садиться, приеду - откуплюсь" - подумал Епифан и задремал, плюнув в зашевелившегося в углу наместника, чтобы не мешал.
        Очнулся он от странной тишины, почему-то не был слышен гул моторов. Салон наполнился другими звуками, похожими на свист и рёв ветра. Когда после краткого состояния невесомости Епифан вылетел, выброшенный страшной силой, из кресла, он испугался, но ненадолго: от удара о стенку салона он потерял сознание. Ещё раз (последний на этом свете) придя в себя, Епифан увидел, как бы со стороны, своё туловище, летящее среди обломков самолёта. Из пищевода, чуть выступающего из шеи, изрыгались плохо прожёванные дольки солёных огурцов, а в районе ширинки расплывалось тёмное пятно.
        - Всю жизнь ты меня подводил: и детей наплодил, и тут вот костюм испортил. Давно надо было "Боинг" купить, - были последние мысли Епифана на этом свете.
        Глава 2. В ПРИЁМНОЙ. В ДУРИЛКЕ
        Епифану показалось, что он очнулся. Он не чувствовал ни рук, ни ног, ничего не видел и не слышал. Впрочем, такое бывало с ним и раньше. Епифан попытался вспомнить, где это он так вчера нажрался, но вспомнить ничего не смог…
        И тут он то ли увидел, вроде как в телевизоре, то ли услышал:
        - Вновь прибывший подаёт признаки сознательной деятельности.
        И уже обращённое к нему, Епифану:
        - Вы меня слышите, Епифан?
        - Да, - попытался сказать Епифан, подумав, что он, похоже, в больнице.
        - Прекрасно. У Вас полностью были разрушены тело и мозг, сейчас мы всё Вам восстанавливаем. Выполняйте наши указания.
        - Где я? - спросил Епифан. - И кто Вы?
        - Вопросы будете задавать потом. А сейчас отвечайте. Вы что-нибудь видите?
        - Нет.
        - А сейчас?
        - Нет.
        - А сейчас?
        - Какое-то зелёное пятно.
        После множества уточняющих вопросов Епифан увидел дерево, ветер трепал листья, летали птицы. Он не знал, как и что с ним делают, но спустя некоторое время стал слышать. Потом почувствовал тело. Ему предложили пошевелить рукой. Епифан не смог. Он чувствовал покалывание в руках, жжение, даже слабую боль, но никакое шевеление было невозможно по-прежнему.
        - Нам нужно знать, чем Вы занимались перед смертью. Подключаем Вас к Всеобщей Космической Памяти.
        Епифан через некоторое время почувствовал приятную крепость виски, которым угощал его мичиганский губернатор. И тут же испытал неприятное ощущение удара толстенным учебником по голове, сразу вспомнилась школа в провинциальном городе, - именно так отвечали все девочки на его робкие попытки заигрывания.
        - В дурилку алкоголика! - раздался голос в его голове.
        - Не надо в дурилку, я заплачу, у меня много денег, - взмолился Епифан, подумав, что его хотят перевести в дурдом. Ему показалось, что где-то рядом заржала лошадь.
        - Дурилка - не дурдом, а про свои деньги забудь, здесь их нет.
        Епифан хотел возразить, что он не в силах забыть о том, что было единственным смыслом его жизни, но его отключили. То есть, погрузили в глубокий сон…
        …Епифан, бывший олигарх, проснулся. Он помнил, как ему вернули зрение и слух. Епифан попытался пошевелиться и с радостью обнаружил, что может вертеть головой. Но руки и ноги по-прежнему не действовали. Посмотрев по сторонам, он обнаружил, что находится в большом помещении, заставленном койками, на которых лежат люди, большей частью неподвижные.
        - Ну и влип же я. Что это за больница - дурилкой называют? И почему от денег отказались? Ну, ничего, врач придёт - договорюсь о палате-люкс, сколько бы она ни стоила.
        Через какое-то время появилась то ли врач, то ли медсестра.
        - А сестричка ничего, - подумал Епифан, - я бы стал.
        - Драная курица тебе сестричка, Болван.
        - Почему Вы со мной так грубо разговариваете? Требую объяснений.
        - Ты, Болван, ещё пива потребуй. Слушай внимательно. В приёмной хотели закачать в твою, Болван, голову, информацию из Всеобщей Космической Памяти - всё, что ты пережил от момента рождения до момента смерти, чтобы восстановить мозг и тело, которые были полностью разрушены. А ты вспомнил, что перед смертью пил спиртное. Алкоголиков восстанавливаем здесь, в дурилке, но процесс восстановления идёт медленнее. Выполняй то, что велим и думай то, что надо, иначе можешь отправиться в Преисподнюю, а оттуда сюда дороги нет.
        - Сюда - это куда? Почему болван? И не могу ли я купить одноместную палату? - посыпались вопросы из ошарашенного Епифана.
        - Ты сейчас в лучшем из миров, Болван. Болван - это твоё имя здесь. Денег здесь нет. Ты можешь посетить тот мир, в котором жил, - но только тогда, когда осознаешь своё назначение здесь, примешь наши устои и ценности, в иной форме жизни и в иное время. Твоё поведение здесь и все твои мысли контролируются. Беспрекословное выполнение всех наших указаний ускорит твою адаптацию у нас. Повторяю: делай и думай правильно. Все бывшие люди здесь неподвижны, потому что тело восстанавливается после мозга. Процесс восстановления идёт, - "сестричка" отошла к другому бывшему человеку.
        Епифан, бывший олигарх, задумался.
        Он ещё не понимал, куда попал. Привыкнув в той жизни командовать и ни в чём себе не отказывать, беспрекословно повиноваться он не хотел, не мог, да и не умел. Единственным воспоминанием оставался приятный вкус виски на приёме у мичиганского губернатора, а что было дальше, - Епифан вспомнить не мог. Оставалось лежать и ждать.
        - Подключаем к Всеобщей Космической Памяти, - раздалось в голове Епифана, - Вспоминай всю свою жизнь с того момента, как себя помнишь.
        Епифан решил послушаться, подумав, что, обретя подвижность, он, богатый человек, как-нить отсюда выберется, а уж потом разнесёт енту дурилку к…
        И это было его ошибкой.
        - Отключить идиота! - и Епифана вновь усыпили.
        …Проснувшись, Епифан всё вспомнил.
        - Если они контролируют мысли, - надо думать, не думая. Делать, не подумавши, - в этом я спец, а вот как думать, не думая?
        - Правильно, Болван! Ты способный малый, других по тыще раз то подключим, то отключим, а у них всё одно на уме. Но наука это сложная - думать, не думая, это тебе не завод приватизировать. Подключаем тебя к Всеобщей Космической Памяти, вспоминай всё с детства.
        - Ни хрена себе, они и про заводы знают, - Епифан тут же прогнал эту мысль и старательно стал вспоминать. И у него это получилось.
        Надо сказать сразу, - отключений / подключений будет у Епифана ещё много, и при каждом подключении будут всплывать всё новые детали воспоминаний о жизни, в которой он стал олигархом, - та наука (думать не думая) и на самом деле весьма сложна.
        Любящие мама с папой звали его Пифой и не отказывали ему ни в чём, насколько это позволяли их зарплаты. Потому как обои работали, пятилетнего Пифу определили в детский сад. Пифа плохо усваивал навыки коллективизма. И, поскольку он начисто был лишён обычных для детей качеств одушевлять игрушки и любить животных (кошек и мелких собак он не пропускал: если никто не видел, он их пинал и издевался над ними, - и это, как мы ещё увидим, зачтётся ему на том свете), вёл себя поначалу в детсаду крайне неприлично. Приходя в группу, Пифа забирал себе все игрушки. Ему нравилась сама возможность владеть, пусть и временно, игрушками, и давать их поиграть только тем детям, кому он захочет. Поначалу это заканчивалось оторванными головами - руками - ногами - лапами кукол и зверюшек, Пифиной маме чуть не каждый день приходилось их пришивать. Но однажды детишки, словно сговорившись, устроили ему трёпку. Хорошую трёпку. Было не столько больно, сколько обидно. После этого случая Пифа интерес к игрушкам потерял.
        Кто ходил в детский сад, знает, как долго там тянется день. От скуки Пифа стал разглядывать картинки в книжках, и неожиданно для всех быстро выучился грамоте. Следующую серьёзную трёпку пришлось устроить Пифиному папе, когда он обнаружил в укромном уголке квартиры украденные сынулей из детсада книжки. Книжки в комплекте с небольшим подарком заведующей были возвращены в детский сад, дальнейшее пребывание Пифы в котором прошло без эксцессов.
        Обучение в школе шло вполне успешно, Пифе было просто скучно туда ходить. И, начиная с 6-го класса, он стал фарцевать у расположенной поблизости гостиницы, единственной в городе, где останавливались иностранцы. Поначалу - матрёшками. Обиженная тем, что у неё отбирают кусок масла, обслуга гостиницы изловила его с поличным и сдала в расположенный поблизости горотдел милиции. И неизвестно, стал ли бы Пифа олигархом, не засунь пришедший за ним папа в журнал сержанту двадцатипятирублёвую бумажку с портретом Ленина. Запись о приводе Пифы в милицию тут же была вымарана. Пифа молча снёс последовавшую трёпку с поучениями об облико морале строителя коммунизма и сдуру пообещал папе вернуть деньги, как только заработает. Папа хотел услышать совсем не эти слова, он тут же снял ремень и добавил. Следующие два дня Пифа в школу не ходил: он не мог сидеть на надранной жопе. Проведя их в размышлениях, а чего же надо было папане, Пифа этого так и не понял и решил искоренить причину: больше не попадаться. Он продолжал фарцевать и в школе, и в институте, и по окончании института, сколачивая группы из ребятишек
помельче, которые, попадаясь, брали вину на себя и исключались из комсомола, школы, института, садились в тюрьмы (это когда Пифино дело приняло крупные размеры, от матрёшек он постепенно переходил к всё более выгодным товарам - грампластинкам, джинсам в эпоху социализма, бартерным телевизорам и автомобилям в эпоху нарождающейся демократии и заводам в эпоху демократии народившейся, а поняв, что прибылью нужно делиться с властью, уже Епифан Александрович избавился и от таких потерь в руководимом им личном составе, хотя лет 15-20 назад всю его развесёлую компанию посадили бы только за травматизм на заводах Е. А.: для получения сверхприбыли Епифан экономил на всём, не давая денег для создания безопасных условий труда, и рабочие на его заводах гибли десятками).
        Одноклассницы Пифу не любили и не позволяли ему не только вон чего, но даже и простого флирта. И все девочки во дворе - тоже. За попытки флирта Пифа тут же получал по репе учебником. А учебники в те времена делали добротные, с толстыми обложками и из толстой же бумаги. Говорят, в страницы книг вложены мудрость и энергетика их авторов. Возможно, именно в такие моменты сотрясений Пифиной головы и застревали в ней сии субстанции, что также помогло Пифе стать олигархом. Поэтому мужчиной Пифа стал только в институте (в столичный вуз он поступил без проблем), где его совратила разбитная студентка, не потому, конечно, что разглядела в Пифе будущего олигарха, а потому, что просто хотелось. На всю прибыль от фарцовки Пифа закупал новые партии товара, на себя тратил мало. Доходило до того, что он стирал презервативы перед повторным использованием, эта жадность его и подвела: студентка залетела и рассказала в деканате, кто отец будущего ребёнка. Пифе пришлось жениться. Женитьба пошла только на пользу его фарцовочному бизнесу, но если бы Пифа знал, какую подножку жена подставит ему через десять лет, после
развода, - он бы не экономил на презервативах!
        Вот такая картина предстала на экране компьютера начальника смены дурилки, когда тот копался в восстанавливаемых Епифановых мозгах. Смеха ради нач. смены вскрыл первый попавшийся блок подсознания. На экране высветилась столичная пивная. В дупель пьяный Епифанов рыжий преп вопрошал заплетающимся голосом у своего ученика:
        - Ну что ты заладил, социализм, да социализм? Если в партию вступать собираешься - по кой хрен фарцуешь? Да не ссы, никому не скажу, хотя всё равно все знают. Примут. Ты вот скажи: а можна ли всё енто богатство народное взять, да и присвоить? Ну, не одному, конечно, такой трюк не пройдёт, человек на двадцать распределить? Нет? Чё? Ну какой в жопу народ, это быдло в расчёт не берём. А я думаю, можна. Заказывай ещё по две пива, спекулянт хренов.
        Начальник смены уже устал и разбираться в пьяных бреднях не хотел, поэтому, введя слово "трёпка" и нажав Enter, и увидев, как молодому ещё Епифану чистят функель его рабочие, а Епифанова охрана, побросав оружие, делает ноги, он подумал:
        - Поделом мураку. Хрен с ним, отправлю его в отстойник, если чё не так, - на доработку пришлют.
        - Дежурный по дурилке, Болвана - в отстойник!
        Глава 3. В ОТСТОЙНИКЕ. ВСТРЕЧА СО СВОИМИ
        Епифан, бывший олигарх, проснулся.
        - Чё за дерьмо - дурилка эта, то усыпят, то разбудят, - Епифан вспомнил, что его мысли контролируются.
        - До чего больница хороша - дурилка - в жизни лучше не видал.
        В ожидании дежурной Епифан обнаружил в себе множество новых воспоминаний. Зудила мысль, а что же произошло после пьянки с мичиганским губернатором?
        - Бракоделы хреновы, память за раз восстановить не могут… Ой, как хорошо здеся лечут, - я уже помню, как в школу ходил…
        - Молодец, Болван, вовремя одумался, - бывший олигарх не заметил подошедшей дежурной, - ну, ну, ещё раз так подумаешь - усыплю, петух ты драный. - Ты ещё не всё вспомнил, это у всех алкоголиков так. Поэтому приобщать тебя к нашим Знаниям рано. А сейчас мы тебя отправим к бывшим людям, которые жили в городе, в котором ты провёл большую часть своей жизни. Это место называется отстойник. Что-то они напомнят тебе, что-то - ты им. Вставай.
        - У меня не двигаются руки и ноги.
        - Мы включили тебе мышечное чувство, чувство равновесия, способность двигаться и боль. Остальное тебе пока не понадобится.
        Епифан попытался пошевелить руками. Получилось. Он сел на койку. Осторожно встал. Походил немного. При этом стараясь не думать ни о чём, кроме того, как он благодарен докторам. Бывший олигарх уже учился думать, не думая, загоняя свои мысли и чувства в подсознание.
        - Правильно думаешь. Тебя отнесут к своим.
        Появились два здоровых мужика с крыльями за спиной. Взяв Епифана под руки, они замахали крыльями и полетели. С высоты Епифан видел прямоугольники домов, улицы, ангелов, летающих поодиночке и перевозящих таких же, как он, бывших людей.
        - А если лягнуть одного? - подумал Епифан. - А если по жопе?
        - Не моги. - Раздался густой бас в голове Епифана. - Зараз отпустим, и опять начнёшь с приёмной.
        - Извините, - вежливо подумал Епифан. - Это я нечаянно, одумался.
        На самом деле его подсознание уже переполнялось матюгами в адрес дурилки, отстойника и просто так, безадресных, - это давала о себе знать привычка, приобретённая в той жизни. Переполнение выскочило из подсознания в сознание в виде сигнатуры "ётм, б". Тут же Епифан ощутил себя в свободном падении. Дома стремительно приближались. Епифан вроде бы что-то подобное уже ощущал, но сейчас было не до воспоминаний.
        - Дяденьки, простите маленького засранца, я нечаянно, не бросайте меня, - что было силы закричал бывший олигарх.
        - Больше так не думай, - ангелы подхватили Епифана. Опустили через минуту возле одного из домов. Открылась дверь, Епифан вошёл. Служитель провёл Епифана по длинному коридору, и, отперев одну из дверей, открыл её и впихнул бывшего олигарха внутрь.
        Епифан, бывший олигарх, оказался в помещении, напоминающем большую тюремную камеру. В прошлой жизни он видел тюрьму только по телевизору, но в последние месяцы жизни Епифан читал много литературы о тюрьмах и смотрел много фильмов на эту тему: дело шло к его, Епифана, посадке, один его коллега - олигарх сидел уже больше года, та же участь ждала и остальных. Слишком часто все они нарушали законы, притом, как говорится, в особо крупных размерах. Правда, здесь было почище, и не было непременных атрибутов земных тюрем: рукомойника и параши - на том свете эти предметы не требовались по определению, так как бывшие люди пищу употребляли только духовную… На койках в три яруса лежали бывшие люди, тоже, наверное, вспоминали недовспомненное.
        С десяток пар глаз уставились на новичка.
        - Здравствуйте, господа, - проявил вежливость Епифан.
        - Здорово, коли не шутишь, - бывший человек, сказавший это, показался Епифану знакомым, - Давай знакомиться. Степан, я здесь вроде старосты.
        - Епифан.
        - А тут написано по-другому, - сказал ближний мужик, указывая на бирку, висящую на груди Епифана.
        - Епифаном меня звали в прошлой жизни.
        - А сейчас?
        - Болван, - сказал бывший олигарх, слегка смущаясь.
        Ответом был дружный смех. Все проснулись, кроме одного мужика.
        - За что тебя здесь так окрестили? Обычно оставляют прежние имена. Это - Николай, это - Олег, - староста представил всех бывших людей. А спит - Пашка. Пусть спит, он здесь вроде как там - герой, за народ пострадал, жаль, до конца у него не получилось.
        - Дык заставили вспоминать, и я вспомнил, что перед прибытием сюда пьяный был.
        - Понятно. Ты здесь один такой. А мы здесь все - жертвы несчастных случаев. Все с одного завода. Кого чугуном залило, кого на валки намотало, кого углём засыпало. И все трезвёхонькие были перед смертью. Новый хозяин у нас жадный был, не только на зарплате, - на тросах экономил, не говоря уж о мелочах всяких-разных. Найдём его здесь - на куски разорвём.
        Епифану стало не по себе. Он вспомнил, почему лица этих бывших людей показались ему знакомыми: он иногда читал сводки по производственному травматизму на своих заводах. И про жадность Степан говорил сущую правду. Ему однажды попало от его рабочих в той жизни, и охрана не помогла. А здесь? При первой возможности надо договариваться со служителем, чтобы перевёл в другую камеру. А как? Даже в дурилке отдельную палату купить не смог. Что же делать? Ведь узнают - точно разорвут.
        - Ладно. Для начала, сынок, займись консалтингом, - Степан показал на метёлку и щётки.
        Епифану стало совсем не по себе. Это, в числе других, иноземное словечко, ввёл на своём заводе он, Епифан Александрович. Существовавшие уже в то время в городе консалтинговые фирмы крепко за это на него обиделись: стараниями Епифановых тупых директоров (Пифа был генеральным) обращавшиеся в эти фирмы клиенты просили то прибрать территорию, то выкрасить дом. С Пифиной подачи его тупые директора и ещё более тупые начальники цехов низвели понятие консалтинга до уборки - чистки - покраски оборудования. Мысль заставить рабочих упилькаться на работе так, чтобы, придя домой, они были не в состоянии задуматься над вопросом: а почему это производимый ими металл продаётся по мировым ценам, а вот зарплата их в десятки раз меньше, чем зарплата металлургов в других странах и даже на других российских металлургических заводах (ну, тут, конечно, не в десятки раз), - мысль эту скоммунизьдил Епифан на забугорных курсах повышения квалификации, а консалтингом обозвал спьяну, а когда протрезвел - документы были уже напечатаны и запущены в оборот. И не отобрать уже было жадно хапаемые директорами и руководителями
рангом пониже халявные премии за консалтинг. Так и осталось в обороте слово консалтинг, обозначающее совсем другое понятие. Единственное, что смог сделать Епифан, чтобы не прослыть идиотом (а дураком его считали все, даже те, кто присуждал Пифе престижные премии и награды, щедро им же, Пифой и оплаченные) - пристегнуть к этому слову прилагательное "производственный".
        Вот что вспомнил Епифан, работая щётками и метёлкой. Начальник смены дурилки попал в точку: бывший олигарх в компании земляков стал самостоятельно восстанавливать свои глупые мозги. Епифан заметил, что, в отличие от загаженных цехов его металлургического завода, на том свете было чисто, и щётками и метёлкой он водил вхолостую. За делом он вполне понял чувства своих рабочих по отношению к выдуманному им "консалтингу".
        А события принимали и вовсе хреновый оборот. Сокамерники скучковались и шептались о чём-то между собой. Епифан решил строить из себя дурака и ни в чём не признаваться: он надеялся, что заглянет служитель и вытащит его отсюда. Тем более, что такое строительство не требовало от него ни труда, ни особых актёрских талантов.
        - Болван, оставь в покое щётки. Скажи нам, в каком городе и кем ты работал в той жизни.
        - В Ульяновске, ларёчником, шмотки продавал, - соврал Епифан.
        Сокамерники - бывшие земляки - разбудили Пашку.
        - А-а, у нас новенький, - Пашка подошёл к Епифану, - Как зовут?
        - Болван.
        Пашка вмазал в рыло Епифану с левой.
        - Как?
        - Болван.
        Пашка повторил справа. У Епифана болела вся физиономия. И это от двух ударов. Бывший олигарх, не надеясь уже ни на что, ждал, что будет дальше.
        - Подожди, Пашка, - сказал Степан, - почитай, на нём бирка есть.
        - Надо же? - изумился Пашка, - А я подумал, это ты мне. Извини, Болван.
        Сокамерники оттащили Пашку в сторону и несколько минут что-то ему объясняли. Лицо Пашки потемнело.
        - Болван, а ну-ка скажи: консалтинг, реструктуризация, глобализация, - потребовал Пашка.
        Епифан повторил.
        - Говори, сука, был генеральным, а потом предом совета директоров…, - Пашка назвал известный на весь мир металлургический комбинат, - Был?!
        Епифан не решился соврать на этот раз.
        Бывшие земляки бросились к Епифану, однако Пашка задержал их.
        - Сначала объясним.
        И, обращаясь к Епифану:
        - Здесь все - твои жертвы. Этих четверых залило чугуном… А, чё там…
        Пашка отпустил сдерживаемых сокамерников. Епифана били ногами и руками, от души. От нестерпимой боли Епифан терял сознание.
        - Стойте, - приказал Пашка. - Оставьте мне.
        Как мы увидим дальше, у Пашки были свои счёты к бывшему олигарху. Работая ногами, он отделил от туловища Епифана голову, руки, ноги. Епифан уже не чувствовал боли, но странным образом видел со стороны своё разорванное тело. А потом и видеть перестал: это Степан вставил ему в глазки веточки, надёрганные из метёлки.
        Вошёл служитель. Усыпив Пашку, он сказал вошедшим следом четверым ангелам:
        - В ремонт. Обоих.
        В то время, как ангелы собирали в мешок то, что осталось от Епифана, громко заревела сирена.
        - К нам прибыл опасный бывший человек, - успокоил служитель остальных.
        Завыла другая сирена, громче и другой тональности. Служитель занервничал, быстро вывел ангелов в коридор и запер дверь.
        - Вот такой сирены я никогда здесь не слышал, - сказал Степан, - Наверное, случилось чё-нить.
        Итак, читатель, ты начал знакомиться с устройством того света. Впереди - много приключений героев повести. Пришло время познакомить тебя с земной жизнью Пашки.
        Народная память хранит имена Разина и Пугачева, а вот сопутствующих им правителей мало кто помнит. Скоро забудутся и нынешние, чего уж там об олигархах? Тщетны попытки этого ворья вписать себя в историю, как строителей новой России. Разрушители они, а не строители. Впрочем, жизнь покажет. Maybe, лет через 200 неродившийся ещё археолог откопает остатки древнего сервера и восстановит информацию с его винтов. Maybe, и моя повесть покажется ему интересной…
        Глава 4. ПАШКА
        Пашка родился в этом городе. Как и его отец с матерью. А вот дед с бабкой жили в деревне, расположенной в глухой тайге в полусотне вёрст от города. Перебраться в город им пришлось, когда стало разливаться рукотворное море, ставшее самым большим в Европе. Дом помогла разобрать, сплавить по большой воде и поставить в городе многочисленная родня. В 80-х все деревянные дома по Детской снесли, чтобы построить на этом месте многоэтажки. И Пашка с родителями перебрался в такую же многоэтажку, став полноценным городским жителем.
        Пашкин дед не мог жить без родных мест. Во дворе своего дома за два года он построил шестиметровую деревянную лодку. Поставил в неё шестисильный мотор от кинопередвижки. И от схода льда до ледостава жил в избушке близ своей деревни, приезжая в город несколько раз в месяц за хлебом и привозя домочадцам рыбы - дичи - ягод - грибов. Когда деревяшка сгнила, - уже Пашкин отец купил 5-ю "Казанку", на транец которой повесил 30-сильного "Вихря". "Вихрь" не в пример Л-6 жрал бензина до неприличия много, но позволял дюральке довезти своих пассажиров до берега в ветреную погоду: недостаточно мощный или некстати зачихавший мотор мог просто не вытащить лодку на волну, и тогда гребень волны, с которой лодка только что сошла, обрушивался в неё и заливал (остроскулая глиссирующая дюралька - не деревяшка, которая в такой ситуации лишь отчаянно раскачивалась), об участи пассажиров говорил список погибших на воде, вывешиваемый на лодочной станции, к концу сезона он доходил до десятков.
        Пашка сызмальства ездил с отцом, и в четырнадцатилетнем уже возрасте мог провести лодку в свежий ветер по ревущему морю. Управлять пятиметровой лодкой и тем ещё мотором, когда видимость ограничивается сотней метров срываемой ветром с гребней волн пеной, и надо ещё попасть из моря в реку, не проткнув при этом днище одним из многочисленных торчащих из воды деревьев (на дне моря раньше рос лес) - занятие для крепких духом людей, и поездки эти закалили Пашку на всю жизнь.
        В располагавшейся в старом доме близ церкви школе Пашка учился, в общем-то, неплохо. Прилегающий к историческому центру города район деревянной застройки, в котором он жил, считался самым шпанистым в городе, драки здесь были обычным явлением, и Пашке часто приходилось кулаками, а то и вырванным из забора колом доказывать своё право на существование, что очень пригодилось ему, когда пришло время служить. В отличники не стремился. Ему больше нравилось бродить по заморским лесам.
        В заморских деревнях давно уже никто не жил, неперевезённые дома сгнили, дороги заросли лесом, да и попасть туда можно было только на лодке по бывшим руслам рек, от материка те места отрезаны непроходимыми болотами, образовавшимися после заполнения водохранилища. Редких людей там можно было встретить лишь в пору большой воды - в мае, июне, начале июля. А когда созревали ягоды и грибы, - попасть туда могли лишь те, кто знал извилистые русла старых рек, Пашке эти знания перешли от отца и деда. Надо было петлять по километровой ширины разливу, чуть съехал с русла - оказался на мели. Так что все ягоды и грибы, а также вся дичь, ими кормящаяся, были Пашкиными.
        Отец научил его перебирать мотор, от надёжной работы которого зависела жизнь в неспокойном море. К такой работе относились со всей серьёзностью. Кому приходилось бывать во впадине между волнами, когда вместо неба и спереди, и сзади, и сбоку видны только стены воды, тот знает: мотор в такие моменты становится живым существом, и обращаются к нему, как к человеку: "Вывези, дружок. Только вывези…"
        Когда встал вопрос о выборе профессии, Пашка решил выучиться на слесаря. После восьмого класса он поступил в ПТУ, по окончании которого устроился слесарем на блюминг. Поваляв месяц дурака на блюминге, ушёл служить в армию.
        С его характером и умениями служба шла быстро. Вначале пытались доставать деды, и тут пригодился школьный опыт. С частью дедов он разобрался поодиночке. Остальные деды продолжали. Прекратились приставания к Пашке только тогда, когда из нужника был выловлен чуть живой, самый дедовитый из дедов. Так что почти все два года Пашка служил на благо Отчизны, а не дедов, наживая опыт в нравившемся ему слесарном деле.
        После армии вернулся на блюминг и через пять лет стал самым молодым бригадиром слесарей. Пашка женился, родил сына, и жил и работал в своё удовольствие, получая неплохую по тем временам зарплату.
        Перестройка была Пашке, живущему в цикле семья - работа - заморские леса, до фени. Газеты и ТВ стали, конечно, интереснее, но на чтиво и тем более телевизор у него почти не оставалось времени. Жизнь шла своим чередом, перестройка - своим. Много лет спустя, засунув компакт в щель, он поймёт, как был прав его земляк: "Позабыв, откуда, скачем кто куда. Ставили на чудо - выпала беда".
        Пашкин отец купил участок на Ягорбе, построил летний домик, баню, зарыл кессон и с весны до осени жил там, иной раз составляя Пашке кампанию в поездке за море. Очередь снабжать дарами заморских лесов семьи перешла к Пашке. Ничуть этим обстоятельством не смущаясь, Пашка повесил на транец второго "Вихря" - тридцатку и долетал теперь до своих заморских владений по спокойной воде меньше, чем за час, недоумевая, как это у его отца и деда хватало терпения тащиться на деревяшке пять часов в одну сторону.
        И вдруг такая спокойная, размеренная жизнь кончилась. Наступило безвременье - для таких вот работяг, как Пашка, для врачей, учителей, пенсионеров, - для подавляющего большинства жителей бывшего СССР. Эпоха торгашей и воров. Тотальный дефицит, потом свобода цен и приватизация. Тщательно спланированные на государственном уровне многомесячные задержки зарплаты, чтобы рабочие отдавали директорату перепавшие им акции почти задаром. Директорат делал вид, что выбивается из сил, пытаясь помочь своим рабочим. Продавал недорого получаемые якобы по бартеру сахар, сигареты, одежду - всем понемногу, а вот телевизоры, видики, холодильники получали немногие. Что-то надломилось в душе Пашки, когда один из конторских, у которого Пашка просил телевизор, предложил его за двойную цену. Автомобили и вовсе доставались одним и тем же, и тут же перепродавались, но уже по другой цене.
        А в городе творилось и вовсе непонятное. Рядом с церковью, с которой двумя веками раньше и начинался город, притом, что всякое строительство жилья в это смутное время прекратилось, заняв часть территории близлежащего стадиона и столетнего городского парка, как на дрожжах, рос сказочный городок из коттеджей, к которому срочно тянулись коммуникации. Судя по диаметру труб, укладываемых для воды и пара, жить в этом городке могло тысяч пятьдесят человек. Это несоответствие разъяснилось, когда коттеджи были построены: в квартирах прилегающих многоэтажек заметно похолодало, а из кранов исчезла вода. Потому, что к коттеджам прилегали бассейны, которые надо было наполнять водой и отапливать.
        Именно на эту тему и задал вопрос оператор поста управления на злополучном собрании на блюминге тогдашнему финансовому директору, мол, чё это за поле чудес такое в стране голодных дураков? Только что вернувшийся с забугорных курсов повышения квалификации, до этого бойко сыпавший иностранными словечками, финансовый вспылил и обозвал рабочих быдлом, которое ничего не понимает, и добавил: а кто не будет понимать, - тот быдло неисправимое, которое он с завода вскорости вышвырнет. Голодные рабочие, которых дома ждали голодные жёны и дети, окружили стол. Пытавшейся не допустить до тела охране попало, и она разбежалась, лишь один вытащил из кобуры пистолет, который тут же у него отобрали, вытащили из пистолета магазин с патронами и зашвырнули и то, и другое подальше, и в разные места. Тело малость побили, несильно, только чтобы поучить. С детства понимавший смысл приказа "Наших бьют" и научившийся автоматически реагировать на тот приказ в армии, приложился к холёной физиономии и Пашка.
        Финансовый, позже ставший генеральным, сдуру заявил, несколько десятков рабочих ходили по повесткам к следователю. Следствие зашло в тупик: кого садить, всех, что ли? И посоветовало финансовому заявление забрать взад. Финансовый заупрямился, он утроил охрану, вместо пистолетов у охранников появились автоматы, он с оглушительным воем ездил по городу в одном из бронированных джипов в сопровождении автомобилей ГАИ, спихивая на обочину не успевшие уступить дорогу легковушки, и решил, что теперь бояться некого. Чтобы завершить дело, следователь уговорил одного уже подавшего заявление на увольнение пенсионера взять всё на себя. Выторговав у обжимного начальства за такой поступок две машины досок, тот на суде показал, что чистил функель финансовому он один, в ответ на оскорбление, а остальные только смотрели. Получив год условно и пожизненную благодарность товарищей, пенсионер уехал жить в деревню: там прокормиться было легче, если на земле работать, конечно.
        Первые два ряда в зале суда занимали дюжие ребята из охраны финансового, правда, без оружия. А в здании суда и на улице ожидали коллегу две сотни голодных рабочих. Не удивительно, что дело слушалось всего десять минут. Недовольный решением суда финансовый, к тому же освистанный и оплёванный работягами при выходе из здания, сел в джип, включил сирену и с воем проехал двести метров от здания суда до своего дворца. А с остальными решил разобраться своими методами.
        И вот со всеми, побывавшими у следователя, стали случаться неприятности. То на проходной охрана оговорит, то (раньше такого не бывало) за появление в душевой за минуту до конца смены накажут, как за прогул. А за другими, не принимавшими участия в поучениях финансового, подобные грехи не замечали.
        А финансовый объявил блюминг убыточным цехом и пообещал вскоре закрыть. Блюминг работает и по сей день: требуемые мех. свойства многих пользующихся спросом марок стали получаются только после обжатия заготовки на блюминге, при прокатке литой заготовки их не достичь. А вот проходившие по тому делу рабочие, поняв причину гонений, стали увольняться, подыскав новые места работы. Пашка не стал: он был твёрдо убеждён в своей правоте, и человеком был, мало того, что знающим дело, - так ещё и дисциплинированным.
        Это не помогло. Однажды, когда он шёл через проходную один, охрана скрутила его, одела наручники и сунула в рот кляп. Предложила подписаться под заранее составленным протоколом. Пашка отказался. Выждав с полчаса, пока не прошла на работу смена, охранники кинули Пашку в бобик и свезли в наркологию. Там тоже был заранее составленный протокол, утверждающий, что Пашка, несколько месяцев не бравший в рот, пьян. Охрана поставила в обоих протоколах свои каракули и отпустила Пашку, запретив приближаться сегодня к забору.
        А на следующий день на работе Пашку уже ждал приказ об увольнении по обидной 33-й статье. Сдав инструмент и спецодежду, плюнув на порог так обошедшейся с ним конторы, Пашка поехал домой.
        Взяв по дороге бутылку водки, дома он помаленьку её опустошал, раздумывая, что же делать дальше. В суд он решил не обращаться: хотя у некоторых получалось, и они были восстановлены судом на работе, с оплатой вынужденного прогула. Но это растягивалось на месяцы: городской суд всегда признавал правоту администрации, надо было писать кассационную жалобу и ждать, когда придёт вызов из областного центра; облсуд отправлял дело в суд первой инстанции на пересмотр в ином составе судей, если решение было принято в пользу работника, - кассационную жалобу подавала уже администрация… - такую дистанцию проходили не все. И хотя в свободном профсоюзе (руководители которого увольнялись и судились с администрацией по многу раз, - так она не хотела допустить существования этого неподконтрольного ей органа) помогали составить исковые заявления и даже давали послушать кассеты с записями судебных заседаний, Пашка этот путь отверг: он не мог бросить свои ягорбские и заморские плантации. Он решил устроиться на другую работу, а с финансовым (читатель уже догадался, что финансовый директор, позже ставший генеральным, и
есть Епифан) поступить так же, как тот с ним: отомстить.
        А когда Пашка принимал решение, - он доводил его до конца, чего бы это ни стоило.
        Глава 5. НА ВОЙНЕ
        На новую работу Пашка устроился через неделю. В ремонтную организацию, обслуживающую тот самый завод, на котором с ним так нехорошо обошлись. Как раз начинался капитальный ремонт крупной доменной печи, кадров не хватало, огнеупорщиков привезли с Украины, сварщиков по броне собирали по всему бывшему СССР, и 33-я не стала помехой.
        Доменный цех поразил, вначале даже подавил Пашку своими размерами. Зато приятно удивила первая зарплата, оказавшаяся вдвое больше блюминговской, - рексам тогда платили неплохо. За доменным последовали аглоцеха с их вагоноопрокидывателями, шихтоподготовительные, с непривычки Пашка уставал и на время про задуманное забыл. Может, забыл бы и насовсем. Но года через полтора оказался на капитальном ремонте на блюминге. Видимо, кто-то стукнул. И через неделю охрана извлекла Пашку одного-единственного из вахтовой машины, полной рексов, остановив вахтовку по дороге из цеха в бытовки. Отработанный сценарий с проходной и наркологией повторился, и в Пашкиной трудовой появилась вторая 33-я статья.
        Как назло, случилось это зимой, и подходящей работы Пашке найти не удавалось. А семью нужно было кормить. И тут Пашке на глаза попалось объявление в газете, в котором отслужившим срочную предлагалась военная служба по контракту. Пашка дунул в военкомат. Там, посмотрев документы, грустно так сказали:
        - Можем предложить только Чечню, если пройдёшь медкомиссию.
        Медкомиссию Пашка прошёл без проблем, предлагаемая зарплата его устраивала, он написал заявление, чтобы подъёмные и (в случае чего) все остальные деньги выдали жене, и через две недели был в Чечне.
        В соответствии со своей военной специальностью Пашка обслуживал технику на базе, но пули, а бывало, и мины залетали и сюда. Работы было много, и всякой. Приходилось и отправлять на родину тела своих товарищей - дело это очень грустное. Ещё более грустные вещи говорили ребята, прибывающие из районов, где они проводили зачистки. Им приходилось слышать по рации на своей частоте угрозы расправиться с их семьями, шедшие из окружённой деревни, в которой засели боевики, при этом назывались имена и точные адреса. Пашка не удивился, когда на территории базы нашли штабного офицера с простреленной головой: шальная пуля, что поделаешь. Постепенно он понимал, что война, несущая горе и страдания простым людям, для политических и финансовых воротил является источником сверхприбылей, и поэтому не закончится никогда. Между этими двумя полюсами вертелись тысячи людей разных рангов, и каждый хотел урвать от войны свой кусочек прибыли.
        Теперь Пашка вспоминал финансового, ставшего уже генеральным, каждый день. Подходящего для его задумки оружия здесь было полно, и взять его можно было без проблем. Но вот как его переправить домой, - Пашка не знал. И ни у кого не спрашивал, зная, что любой прокол в этом деле надолго, если не насовсем, отсрочит его планы.
        Поэтому, когда штабной капитан подошёл к нему с пачкой долларов, за которую просил положить в гроб с одним из отвоевавшихся несколько картонных коробок, - Пашка согласился.
        После выполнения первого столь необычного приказа последовал и второй, и третий… И каждый раз Пашка получал гонорар. При очередной встрече с капитаном Пашка осторожно поинтересовался, не может ли тот помочь ему переправить домой базуку, автомат и боеприпасы к ним. Тот долго смотрел на Пашку, и, не спросив даже, зачем ему это добро, обещал помочь, если Пашка так же аккуратно и не болтая будет выполнять его дальнейшие поручения. Оба понимали, на что идут, лишних разговоров не было. Пашка знал, что, вздумай он отказаться или, того хуже, болтануть об этих поручениях - и ему не жить, отдал капитану все доллары, сказал адрес жены и попросил переправить. Получив от кэпа через неделю пришедшее явно не по почте письмо жены, содержащее и "зашифрованное" сообщение, что деньги ею получены, Пашка понял, что дело у капитана поставлено хорошо.
        Пашка выполнял поручения кэпа теперь ежедневно и думал свою думку. А поручения становились более сложными. Приходилось подниматься среди ночи, набивать гробы коробками и даже сопровождать груз, сначала - до аэродрома, а потом и в самолётах. Этими же самолётами, уже с другим грузом, Пашка прибывал обратно. Где он побывал, - он не знал: на военных аэродромах вывесок нет, а не спрашивать об этом у Пашки ума хватало.
        За месяц до окончания срока контракта капитан подошёл к Пашке. Сказав, что свою базуку, дюжину фугасных снарядов к ней и автомат с ящиком патронов Пашке привезут в его город, он попросил уточнить место назначения. Пашка нарисовал на листе бумаги, как проехать к его ягорбской даче. Кэп спросил, не нужно ли чего ещё. Пашка, вспомнив, что генеральный часто летает на самолёте, а аэродром находится рядом с его дачей, попросил пару стингеров. Кэп пообещал. Вспомнив, что с ентими хреновинами он не умеет обращаться, Пашка попросил краткий курс обучения. Забегая вперёд, скажем, что до отправки домой Пашка этот курс прошёл и даже сдал зачёт.
        С дембельским уже настроением Пашка продолжал обслуживать технику и дело капитана. Перед самой отправкой Паша получил от него ещё пачку долларов, подробные инструкции по получению своего добра и заманчивое предложение.
        За две поездки в год в одну из бывших союзных республик, граничащую с Россией, Пашка мог поиметь десять своих прежних годовых зарплат. Гарантировалась безопасность и сопровождение от и до железнодорожного вокзала на юге России, а дальше Пашка должен был справляться сам. И не выдавать своих, если загремит. Риск, конечно, был. И что именно он будет перевозить, - Пашка понимал. Проработав шестерёнкой в отлаженном и регулярно смазываемом механизме по переправке в Россию наркотиков и оружия около года, Пашка не заметил ни одного сбоя этого механизма и счёл риск адекватным предлагаемой зарплате. Пашка согласился, тем более, что всю жизнь он этой работой заниматься не собирался.
        Глава 6. НОВАЯ РАБОТА
        И вот Пашка дома. Радость от встречи с сыном и женой, с приятелями, с заморскими лесами прошла довольно быстро и сменилась чувством неуверенности. Таково было общее настроение в городе: на предприятиях задерживались выплаты зарплат. Пенсионеры дежурили у почтовых отделений сутками, привезённых к открытию денег хватало только первым пяти - десяти из них. Не все могли выдержать такое, те, у кого были дети, ещё как-то существовали, а одинокие тихо умирали в своих квартирах от голода, болезней и удушья. Молодыми они получили квартиры вблизи завода, на котором работал Пашка. Завод разросся и дымил так, что и молодые на улицах падали в обморок. Построенное вблизи завода жильё рассматривалось как временное. Долго строился и был наконец построен мост через реку, за которую и шагнул город, Москвой были выделены и деньги на строительство нового жилья (расположенное вблизи завода по генплану подлежало сносу), но в обстановке безвластия эти миллиарды долларов прилипли к загребущим рукам финансового, вполне заслуженно получившего прозвище Rusty King.
        По наивности, взяв с собой сумку, Пашка пошёл в военкомат за заработанными за год службы деньгами. Дали сто рублей… И сказали, что такие, как он, третий год уже не могут получить зарплату: Москва деньги им вроде бы переводит, но до них эти деньги почему-то не доходят. Но по стольнику в месяц на хлеб обещали выдавать. Тут-то и пригодились доллары, полученные от капитана.
        Пашка хотел встать на учёт в центр занятости, но там надо было ходить отмечаться каждые две недели. Пашка решил подождать весточки от капитана. Спиртного по его указанию Пашка в рот не брал.
        Чтобы не терять время, он оборудовал на ягорбской даче хранилище для заказанного в Чечне оружия, хотя до конца и не верил в то, что его привезут.
        На даче было два кессона. Старый, из полутораметрового диаметра трубы из нержавейки, - таких кессонов много было закопано на дачах в конце 70-х, когда завозилось оборудование для строящегося химзавода. И новый - кубик со стороной два метра, сваренный уже в конце 80-х одним из кооперативов. Над новым кессоном хозяйственный Пашка соорудил кирпичную надстройку, в нём и хранились зимой овощи, а лаз в старый кессон находился под домом. Пашка лишь наварил крючков на стенки трубы, прибрался, да замаскировал получше лаз, - и тайник для заказанного в Чечне был готов.
        Собрался уже красить дачный дом, но тут позвонил кэп. А через день появился сам, и не на шикарном джипе, а на обшарпанном "козлике". Съездили на дачу, кэп осмотрел тайник. Поинтересовался, зачем Пашке оружие. Пашка рассказал. Кэп взялся осуществить задуманное Пашкой чуть ли не задаром, Пашка был ему нужен, и он опасался Пашку потерять. Нахмурясь, Пашка ответил, что хочет разобраться с генеральным сам. Поняв, что спорить бесполезно, кэп предложил довести до конца задуманное Пашкой, если с ним, Пашкой, что-то случится, за небольшой процент от будущего гонорара. Подумав, Пашка согласился: мало ли что…
        Капитан выдал все инструкции для Пашки и его жены (по типу вопрос - ответ по телефону), проверил усвоение, велел ничего не забывать и не путать, а также соблюдать полную трезвость: первая поездка вот-вот ожидалась. И уехал.
        На следующий день на грузовике привезли всё заказанное. Пашка не удивился: отлаженный механизм не давал сбоев. Подумал: а почему не ночью, в кино, вроде, такие дела по ночам делаются, и обругал себя за дурость, ведь днём, в потоке машин, попробуй, заметь перевозящую нелегитимный груз, а ночью, бывает, останавливают на постах каждую, если не спят или не пьют, просто от нечего делать. Не удивился и предусмотрительности кэпа: к стингерам были приложены запасные аккумуляторы и инструкция по их замене и проверке системы. Разместив всё добро в кессоне и полив грядки, Пашка поехал домой - смотреть телевизор в ожидании звонка.
        Всё произошло как-то буднично. Позвонили, сообщили в зашифрованном виде место и время встречи в Москве, там вручили билет на поезд в один из южных российских городов, в который уже были вписаны паспортные данные. В южном городе встретили, отвезли на квартиру, покормили. Ближе к ночи в "козлике" перевезли через границу в бывшую союзную республику. Везли долго и не по самой хорошей дороге, с рассветом завязали глаза. Повязку сняли только в комнате деревенского с виду дома. На улице слышался незнакомый говор, мычание скотины. Кормили пару дней нехитрой едой. Никаких разговоров. Вручили большую сумку, и тем же манером отправили Пашку обратно, его привезли на вокзал за десять минут до отправления поезда на Питер.
        В поезде Пашка ел и пил мало, опасаясь за груз. В Питере сел на такси, сказал адрес. Зашёл в подъезд. Подошли, обменялись паролями, сели в машину. Отвезли на квартиру, взяли сумку, попросили пару часов подождать. И через означенное время вручили пачку долларов. Пашка попросил отвезти его на вокзал и попасти до посадки в поезд. Просьба была удовлетворена.
        Деньги Пашка пересчитал утром, у себя дома. Кэп не наврал: пять его прежних годовых зарплат за неделю. Едва Пашка лёг отдохнуть, позвонил и сам кэп, не без иронии спросил, понравилось ли? Сказал, что это ещё не вся зарплата. Велел быть в состоянии готовности: намечалась вторая поездка.
        И она состоялась. Продлилась чуть дольше первой, потому что груз пришлось везти в Сибирь. А в остальном всё было, как в первой поездке. Выходя из вагона в своём городе, Пашка удивился: на перроне его встречал улыбающийся капитан. На этот раз он приехал на старой "Волге". В машине Пашка продлил контракт ещё на год, получил окончательный расчёт за две поездки и добро на отдых, до весны кэп обещал его не тревожить. А сейчас была середина июля. Заходить в гости кэп не стал. Напоследок сказал, как ему передать весточку, если у Пашки вдруг возникнут большие проблемы, но попросил, чтобы лучше они не возникали. Обещал и продвижение по службе, если Пашка и дальше будет работать на него, но не скоро, пока Пашка нужен был ему только в качестве курьера. Пашка понял, почему, и глупых вопросов задавать не стал. Настроение было прекрасное: впереди почти год отдыха, без забот о заработке.
        Часть денег Пашка спрятал дома, часть - на даче, открыл долларовый счёт в банке, а жене настрого запретил болтать о его новой работе. Купил кой-чего из мебели, новый телевизор, компьютер сыну и определил жене сумму, которую она могла тратить каждую неделю. Так, чтобы можно было дожить до следующей зарплаты, и ещё осталось чё-нить - на всякий случай.
        Подходила пора урожая в заморских лесах. Ехать туда надо было надолго. Пашка решил всё же выкрасить дачный дом, пока погода хорошая. Помешал Его Величество Случай.
        Таща уже к автобусной остановке сумки с банками краски, он встретил знакомого, с которым не виделся года три. Знакомый работал в коммерческой фирме, где зарплату платили, и недавно он приобрёл новую "десятку". Предложил подвезти. Ехали не быстро, разговаривали о том, о сём. На перекрёстке со Сталеваров на красный выехала ГАИшная машина с включёнными мигалками. Приятель затормозил, но на метр выехал на поперечную дорогу. Пашка посмотрел направо. За ГАИшниками ехали несколько джипов - членовозов. Метрах в пяти от них первый джип взял чуть влево и подрихтовал "десятку" вровень с бордюрным камнем - на тот самый метр. Джипы ехали быстро, от сильного удара Пашка потерял сознание. Когда очнулся, приятель вытаскивал его через заднюю дверь. Джип напрочь свернул "десятке" морду, боковые двери заклинило. Вся голова и рубашка были в крови. Приятель наскоро перебинтовал Пашке голову.
        Сразу приехали ещё две ГАИшные машины (первые две продолжили конвоировать генерального, который в среднем джипе ехал из своего дворца на свой же завод). Одна осталась составлять протокол ДТП, во вторую посадили Пашку. Его мутило, кружилась голова. Вспомнив курсы перед Чечнёй, Пашка определил у себя контузию. Менты предложили Пашке стакан водки, дали закусить, спросили адрес. Пашка сказал. Отвезли до дома, дотащили плохо передвигавшего ноги Пашку до квартиры, помогли отпереть дверь, втолкнули Пашку в квартиру, и, бросив ключи внутрь, захлопнули дверь. До дивана Пашка полз уже на четвереньках…
        Глава 7. ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
        Вечером Пашку разбудила жена. Не слушая её причитаний, Пашка попросил снять бинты. Ощупал голову. Похоже, череп не был повреждён. Да и по Чечне Пашка знал, что, случись такое, - ему было бы намного хуже. А кожу на голове рассекло приоткрытым стеклом двери "десятки". Голову забинтовали. Пашка решил отлежаться дома.
        Зашёл приятель, принёс краску. Сказал, что в ДТП обвинили его: не пропустил спецтранспорт с включенным маячком. Но, поскольку фирма, в которой он работает, является по сути филиалом завода генерального, разбитую "десятку" пообещали заменить на новую. Очень интересовался Пашкиным самочувствием, намекал, что может пристроить в хорошую больницу, где вылечат за неделю. Пашка выпроводил его, сославшись на то, что хочет спать.
        Полежав три дня, Пашка начал приходить в себя. Снял повязку, помылся. Кровь не текла. Сходил в магазин, запасся едой. И, прихватив краску, поехал с утра на дачу красить дом. Донимало головокружение. Послал соседа за водкой. Выпили, стало легче. Ещё выпили. Ещё. И втянулись. Чтобы не бегать каждый раз за бутылкой, Пашка привёз ящик водки, и про еду не забыл.
        За три дня он в два слоя покрасил дом и отдыхал, думая, что делать дальше. То ли от полученной травмы, то ли от выпитой водки не спалось. От нечего делать слазил в кессон, проверил оружие. В голове чё-то заползало, мысля какая-то, наверное. Сам не зная зачем, Пашка вытащил наверх трубу базуки и три снаряда. Мысля доползла: надо бы опробовать. Встал вопрос, где? Мысли встали на четвереньки, потом на ноги, и, наконец, побежали. Отфильтровав неадекватные мысли, Пашка решил так: надо ехать собирать заморский урожай. Ехать за море можно только совершенно здоровым, помощи там ждать неоткуда. А сейчас он проверит, способен ли в темноте справиться с управлением лодкой. И попутно шмальнёт снаряд в сторону дворца генерального, раз уж достал енто хозяйство из кессона, чтобы тот наперёд честных людей не давил. Пашка понимал, что прицельного выстрела не получится, дворцы страны чудес стояли на горке и с реки не были видны. Но в том, что пущенный им по баллистической траектории снаряд упадёт внутри огороженного четырёхметровым забором пространства, - не сомневался. И для пущей вящести выставил на снаряде
максимальное замедление. И аккуратно вставил снаряд в трубу.
        Действовать по продуманной программе проще, чем её составлять. Пашка выпил полстакана, перекусил, собрал всё необходимое: еду, оставшиеся пять бутылок, заряженную базуку и два снаряда (не лезть же из-за них в кессон). Выкатил из гаража телегу с лодкой, спустил лодку на воду, телегу закатил обратно. Он не знал, в какую сторону поедет после выстрела, поэтому поставил в лодку пять канистр бензина. Перенёс в неё всё приготовленное.
        Стояла тёмная июльская ночь. Пашка запер дом, гараж, калитку, сел в лодку, завёл моторы. Оттолкнулся от берега, сделал несколько кругов, и, убедившись, что лодка его слушается, поехал вниз по реке. В районе Северного моста заметил, что что-то не так. Остановился. Вроде, огней было лишку. Пашка зажмурил глаз. Огней убавилось.
        - В глазах двоится, чтоб его…, давильщика хренова, - подумал Пашка и стал налаживать глаза, отпивая из горлышка по нескольку глотков, зажмуривая их по очереди и сравнивая изображения. Когда количество огней стало одинаковым при закрытом одном глазе и открытых обоих, Пашка поехал дальше. Проехал под железнодорожным мостом, потом под автомобильным, доехал да стенки судоремонтного. Не поддался желанию въехать в Шексну напрямик, поехал по правилам, оставив справа поворотный бакен. Дал полный газ, и через две минуты был у цели.
        А в это время по Октябрьскому проспекту к мосту ехал милицейский УАЗик. Глухой ночью на улице не было ни людей, ни машин.
        А на левом берегу, на песчаном обрыве у костра сидели три бомжа. Проведя день за добычей хлеба насущного, они отдыхали, предвкушая блаженство: удалось раздобыть ещё и бутылку водки. Обычно бомжи пили дешёвый одеколон, жидкость от пота, средства для мытья окон и тому подобные суррогаты. Водка же давала какой-то особый кайф, она позволяла некоторое время пожить в мире воспоминаний, когда у них было жильё, работа, любимые, дети… Стаканы, вымытые в реке, нехитрая закусь, добытая в мусорных баках, и сама бутылка были размещены у костра, даже с некоторым изяществом. По команде Атамана Учитель (на самом деле бывший учитель) встряхнул бутылку и розлил водку по стаканам, всем поровну. Встали, подняли стаканы. По заведённому обычаю, надо было дождаться, пока Атаман пукнет, сказать ему: "с облегчением" и хором выпить за здоровье Атамана. Атаман тужился…
        Метрах в семидесяти от моста Пашка съехал с судового хода. Заглушил моторы. Посмотрел на огни моста двумя глазами, потом одним. Количество огней было одинаковым. Пашка счёл себя готовым к стрельбе. Зная отдачу базуки, он встал на колени на сиденье (чтобы не оказаться за бортом при выстреле) и прицелился правее светящихся окон горбольницы, градусов на тридцать. Наощупь придал трубе наклон, обеспечивающий снаряду баллистическую траекторию. И попытался нажать спусковой крючок. Крючка не было. Пока Пашка думал, что бы это значило, палец сам прошёлся вперёд-назад и упёрся тыльной стороной в какой-то выступ. Тут же неведомая сила толкнула Пашку в спину; падая на живот, он услышал специфический хлопок и понял, как он облажался. Спьяна и впотьмах он выстрелил, взяв базуку задом наперёд! Ругать себя не было времени, надо было сматываться. Пашка завёл моторы и дал полный газ, не видя ещё, куда едет…
        Вытолкнутый из трубы пороховым зарядом, снаряд под острым углом коснулся воды, сделал "блинчика". Включился реактивный двигатель, и снаряд полетел параллельно поверхности воды, стремительно ускоряясь и раскручиваясь. Попав в обрыв, на котором горел костёр бомжей, углубился в песок метров на пять. Отработал замедлитель, и снаряд взорвался.
        Три бомжа взлетели в воздух и тут же рухнули вниз. Три тела сначала расплелись на дне воронки, а потом стали очищать забитые песком рты, носы, глаза, уши. Первым справился Учитель.
        - Ну ни хрена себе, ты бзднул, мы аж под землю провалились, и водку не успели выпить. Ищи где хошь новую бутылку, - орал он на Атамана.
        Тот был настолько озадачен происшедшим, что даже не отвесил обычной оплеухи обнаглевшему Учителю.
        Третий бомж, неразговоривый Серый, обдумывал, какую выгоду можно извлечь из неожиданно открывшейся, явно сверхъестественной способности Атамана. Если в магазине поставить Атамана задом к кассе… Размышления Серого прервал пришедший в себя Атаман.
        - Лезем вверх, - раздалась команда.
        Сидевший справа от водителя старший милицейского наряда заметил вспышку у реки. В голову пришла естественная мысль, что это балуются детишки. Но когда через несколько секунд УАЗика словно толкнуло, он понял, что это пришла ударная волна, а у реки был взрыв. Инструкция в таких случаях предписывала осмотреть место происшествия, и он скомандовал водителю ехать направо, к реке. Дорога быстро кончилась, и УАЗик затрясся по кочкам. Неизвестно, что их ждало там, у реки, и старший велел включить мигалку.
        Бомжи полезли было наверх, но песок осыпался под ногами, и они сползали обратно на дно воронки. Атаман упёрся ногами в дно, руками - в стенки воронки и сказал Серому, чтобы тот лез по нему, как по лестнице.
        - Ментовка едет. К нам. - донёсся сверху испуганный голос Серого. Атаман выбросил из воронки щуплого Учителя. Серый и Учитель помогли выбраться Атаману, и троица скатилась с обрыва к реке. На этом приключения не закончились. Прямо из реки со страшным рёвом на них вылетело нечто. Двое отскочили в стороны, Учителю оставалось подпрыгнуть на месте, чтобы это нечто не вдавило его в обрыв…
        Пашка решил сориентироваться по мосту. Посмотрел налево. Слева моста не оказалось. Посмотрел направо. Увидел насыпь. Пашка вывернул руль влево, но было поздно. Взревели моторы, когда винты вышли из воды в воздух, и лодка запрыгала по берегу, какие-то люди разбегались в стороны, один заскочил в лодку. Когда лодка остановилась, Пашка выскочил на берег, схватился за нос лодки и стал разворачивать лодку носом к реке. А потом сталкивать к воде. Лодка пошла неожиданно легко, это ещё трое помогали Пашке её толкать.
        - Слышь, мужик, - прохрипел один из помощников, - перевези нас в лес какой-нить, за нами менты гонятся.
        Пашка начал резко трезветь, увидев на насыпи сполохи мигалки. Он был готов сделать что угодно, лишь бы не оказаться задержанным с базукой и двумя снарядами. Решение пришло само.
        - Меняйте шпонки и заводите моторы, инструмент под задним сиденьем, я пока ментов задержу, - скомандовал Пашка, схватил базуку и снаряд, вылез на обрыв. УАЗик с мигалкой стоял метрах в пятидесяти, менты шли к берегу. Пашка опустил снаряд в трубу и выстрелил по машине, почти не целясь. Известно, что по пьянке обыкновенно происходят чудеса, и довольно часто. Так случилось и на этот раз. Фугасный снаряд попал в машину и разнёс её вдребезги, на месте машины горела лишь покорёженная рама. Менты залегли и открыли беспорядочную пальбу. Пашка скатился с обрыва. Его лодка стояла у берега с заведёнными моторами (Атаман умел и много чего другого). Пашка заскочил в лодку, сел на оставленное ему место водителя и дал полный газ. Он старался ни о чём не думать, ибо знал, что подсознательная память рук проведёт в темноте лодку так, как надо, а стоит подумать, туда ли едешь, - и сразу окажешься либо на берегу, либо на мели, а то ещё и столкнёшься с каким-нить плавающим предметом, которым может оказаться и теплоход. Бомжи, понимая серьёзность обстановки, молчали.
        Доехали до Южка. Пашка включил сознание. В Южок решил до рассвета не соваться, и, проехав ещё пару километров, осторожно подошёл к левому берегу, там был лес, Пашка это знал, хотя темень стояла абсолютная.
        Надо было проводить рекогносцировку. Прихватив фонарик и бомжа, Пашка стал исследовать берег. Он бывал в этих местах, но нечасто, и ночью сразу определиться не мог. Бомж всё время падал и матерился: берег был каменистый. Стоп! По трём характерно растущим деревьям Пашка понял, где находится. Рядом был то ли ручей, то ли просто канава, в которую можно было загнать лодку, так, что её не будет видно с реки. Велев бомжу мигать фонариком, когда лодка поедет мимо него, Пашка вернулся к неожиданным спутникам. Те молчали. Пашка завёл один мотор и поехал вдоль берега. Ориентируясь на мигающий фонарик, завёл лодку в канаву, заглушил и поднял мотор и стал загонять лодку дальше, отталкиваясь веслом. Атаман помог.
        - Ты, я вижу, неглупый парень, здесь нас с реки не видно, - похвалил Пашку Атаман, - а выпить у тебя есть?
        - Найдём. Но сначала подготовимся к ночлегу.
        Пашка объяснил спутникам, что ментам, да и вообще никакой машине сюда не проехать, потому что здесь нет дорог, можно смело жечь костёр, чтобы не мёрзнуть. Вчетвером быстро нарубили дров, развели костерок, приладили чайник. Пашка принёс бутылку. Спутники оживились. Выпили, познакомились. Пашка сбегал за второй. Хотел договориться: а чё делать завтра, но понял, что сейчас это не имеет смысла. После третьей бутылки Пашка уснул. Спал спокойно, даже безмятежно, с чувством выполненного долга.
        Проснувшись, спутников не обнаружил. Как, впрочем, и лодки. Пашке стало не по себе. У костра он заметил бутылку, полную ровно на четверть. Что-что, а глазомер у бомжей отличный. Опохмелился, и, раскинув мозгами, понял, что бояться ему нечего. Ну, попадутся те трое с его базукой и на его лодке. Так он скажет, что отдыхал здесь, а лодку угнали, и базука не его. И решил поспать ещё: а вдруг ночные попутчики вернутся?
        Где-то на том берегу бухнуло, с деревьев посыпались сухие листья. Пашке стало интересно. Он вышел на реку. Минут через пятнадцать на берег выехала легковушка, развернулась, из неё выскочили четверо и стали быстро откидывать ветки с куста. Кустом оказалась замаскированная ветками лодка. Его или нет - Пашка разглядеть с километрового расстояния не мог, но чувствовал, что его. Выгрузив из машины в лодку множество мешков, трое сели в лодку и поехали по направлению к Пашке. Машина уехала. Когда лодка подплыла поближе, Пашка узнал и свою лодку, и вчерашних спутников. Он подошёл к воде.
        - Извини, Пашка, не хотели тебя будить, уж очень сладко ты спал. Мы тут кой-чего взяли, выручай, спрячь нас получше. Товаром и рассчитаемся.
        - Где труба?
        - Вот она, - Атаман поднял и показал Пашке базуку, - давай, поехали, время не терпит.
        Пашка понял, что объясняться сейчас действительно не время. Заскочил в лодку, дал полный газ. Поехал в Южок, потом - в Судбицу. Вода уже упала, фарватер был очень сложен даже для мелкосидящей дюральки. Пашка, не сбавляя хода (сбавить ход означало застрять здесь на несколько часов, - на мелководье лодка не могла выскочить в глиссирующий режим, в котором осадка была минимальной) и прислушиваясь к моторам - при уменьшении глубины они садили обороты - каким-то чудом проскочил пару километров мелководья и заехал в хорошо знакомый ручей. Чуть не по пояс в грязи, с матюгами, перетащили лодку в озерко, ещё прокатились под мотором и поставили лодку в ручей.
        - Надёжное место? - осведомился Атаман.
        - Здесь точно никто не найдёт. Вокруг - болота, с воздуха из-за деревьев не видно, а по воде сам видел как… Доложил бы, чё вы там бабахнули.
        - Учитель расскажет, он это лучше умеет. Давай-ка, выпьем, ты отдыхал, а мы напарились.
        Выпили по стакану. Красноречивый Учитель рассказал, что, переплыв реку, они вышли на дорогу, ведущую в город. Стали тормозить "четвёрку". Та хотела проехать мимо, - перегородили собой дорогу и направили на машину базуку. Шофер тормознул, вышел и поднял руки вверх. Видно, знал, что это за труба за такая. Сели и велели ехать по дороге. Увидели ларёк. С запиской, что откроется в полдень. Железный и с серьёзными запорами. Атаман велел отъехать и из канавы выстрелил по ларьку прямой наводкой. Товару было много, и не весь побился. Погрузили в машину, отвезли к реке…
        - Еды - пойла у нас много. Погуляем здесь деньков пять, а потом подумаем, что дальше делать, - подытожил Атаман, - Винты я у тебя на всякий случай сниму.
        - Зачем? - искренне удивился Пашка, - мне же лодку отсюда без вас не вытащить.
        - А нам без тебя отсюда не выехать. Будем взаимно вежливы, - поставил точку Атаман.
        Нарубили дров, развели костёр. И началась пятидневная пьянка. Атаман следил за порядком, никаких эксцессов не было. А Пашка подчинился правилу, генетически присущему нормальному русскому человеку: "Если не можешь управлять обстоятельствами, - позволь им временно управлять собой".
        Оставим пока этих четверых, пусть отдыхают. Вернёмся во вчерашнюю ночь, где у реки полыхала развороченная рама милицейского УАЗика.
        Глава 8. НЕОПОЗНАННЫЕ ЛЕТАЮЩИЕ ОБЪЕКТЫ
        …Милицейский УАЗик с патрулем в составе: Васёк - старший, Серёга и Гриня - сержанты, и шофёр - пенсионер Петрович ехал по ночному пустынному проспекту к мосту. Васёк заметил справа, у реки, вспышку, через несколько секунд машину толкнуло. Васёк решил посмотреть, а чё это там взорвалось, и приказал Петровичу ехать к реке. Свернули направо и, проехав сотню метров по матуринской дороге, по плохому съезду дунули к реке. Дорога скоро кончилась. Включили цветомузыку. Машина, прыгая по кочкам, проехала между двух канав ещё полсотни метров и упёрлась в кучу мусора. Васёк велел шофёру чуть развернуть авто и светить фарами на реку. Менты перебрались через канаву и, скользя по глине, пошли к реке. Пахло чем-то палёным… Сзади раздался взрыв, ударная волна повалила ментов в грязь.
        Васёк, достав пистолет, оглянулся назад. Зрелище было ужасным: от их машины осталась лишь покорёженная рама. Горели остатки бензина на раме и вокруг неё. Первую мысль Васька, "Что с Петровичем, целы ли Серёга и Гриня?", прервали звуки выстрелов. Стреляли совсем рядом. И не было сомнения, что стреляли его подчинённые. Васёк, как мог, вжимался в грязь, чтобы случайно не подцепить пулю.
        Пальба прекратилась так же внезапно, как и началась.
        - Слава Богу, по магазину расстреляли, а больше у них нет, - подумал Васёк и скомандовал:
        - Прекратить стрельбу!
        - Дык патроны кончились, чем стрелять-то? И долго в луже-то будем лежать? - Гриня выполнял приказы с точностью до наоборот, Васёк к этому давно привык.
        - Идём к машине, посмотрим, что с Петровичем.
        Трое вымазанных глиной ментов пошли к обгорелой раме. Васёк заметил, что Серёга честно расстрелял все патроны, об этом свидетельствовал сдвинутый назад затвор, а вот у Грини как минимум один патрон остался в стволе. Это было опасно.
        - Гриша, разряди пистолет, - как можно миролюбивее попросил Васёк.
        Гриня повернулся к командиру. Вместе с пистолетом, и палец был на крючке. Ваську стало не по себе. Гриня поднял пистолет и с интересом посмотрел в дуло.
        - Да нет там патрона, я считал, восемь выстрелов было… Щас проверю.
        Гриня повернулся к канаве и нажал на крючок. Раздался выстрел. Из канавы послышался чей-то ленивый мат. Васёк прыгнул к канаве, по пути отвесив тумака Грине, лицо которого выражало крайнюю степень изумления. Пистолет отбирать не стал: затвор был сдвинут назад, патроны кончились. Включил фонарик. В канаве стоял почему-то голый ниже пояса Петрович и флегматично материл всех последних правителей, от Брежнева и до Путина, не забывая упомянуть и фамилию начальника УВД. Петрович тряс свои штаны, трусы валялись рядом.
        - Петрович, как ты, не ранен?
        - Да нет. Помоги вылезть отсюда.
        Васёк подал руку и вытащил Петровича из канавы.
        - Какая б… мне штаны прострелила?
        Осознавший свою ошибку Гриня не признавался, он уже спрятал пистолет в кобуру и преданно смотрел на Васька, всем своим видом выражая готовность выполнить любой приказ командира.
        Выяснилось, что, когда менты пошли к реке, Петрович спустился в канаву справить малую нужду. Наверху грохнуло. Так громко, что нужда большая справилась сама собой. Петрович снял штаны и стал вытряхивать из них нужду, и в это время в штаны попала шальная пуля.
        Оставив матерящегося Петровича у обгоревшей рамы, менты снова пошли к реке. Глина кончилась, но и по песку идти было тяжело: глина налипла на обувь. Обнаружили воронку. Вокруг воронки не было ничего, кроме камней. На дне воронки - тоже. И берег реки был пуст. Надо было докладывать дежурному, рация оставалась в машине, когда она ещё была машиной.
        - Гриша, дуй на проспект… Отставить. - У Грини хватило бы ума вернуться на проходящей транзитом фуре.
        - Сергей, беги на дорогу, тормози первую встречную машину, звони дежурному, скажи - на нас было совершено нападение, мы целы, но машина разбита, пусть пришлёт помощь.
        Серёга убежал.
        Через несколько минут, играя цветомузыку, лихо подкатил такой же патрульный УАЗик, какой полчаса назад был и у Васька. Из машины вывалились четверо ментов. Трое (кроме Серёги) зачесали репы: такого они ещё не видели.
        - Ложись, граната летит! - громко заорал, воспользовавшись ситуацией, Петрович.
        Шесть ментов брякнулись кто в грязь, а кто в канаву, где было ещё грязнее.
        - Где граната? - деловито поинтересовался командир подъехавшего экипажа, ещё не подозревая, как его наколол Петрович.
        - У тебя в…де, вот где! На хрена мне штаны прострелили?
        Васёк вскочил первым: Петровича могли поколотить за эту невинную шутку. Два экипажа слегка помахались между собой, стало лениво, завязали.
        - Вы машину на хрен пропили, а эту раму тут нашли, и теперь пытаетесь нам втюрить, - выдвинул версию второй командир, стряхивая с себя грязь.
        Васёк сводил его к воронке. Вернулись к машине. Пахло горелым. Второй командир потрогал то, что осталось от УАЗика. Рама была горячей.
        - Ничего не понял, дежурному сам докладывай.
        Васёк залез в машину, снял трубку рации и коротко доложил дежурному о происшедшем.
        - Какая воронка, что взорвалось, вы что, в дупель упились? Дай трубой хозяину. (Дежурный имел в виду командира второго патруля.)
        - Да, воронка на берегу. От машины только рама осталась. Все трезвые, - отвечал тот на вопросы дежурного.
        - Оставайтесь все там. Сейчас начальнику позвоню, пусть он решает, - заключил дежурный.
        Начальник горотдела (будем называть его Босс) не спал. Маялся. Обычно он хорошо засыпал после третьей, но вечером успел пропустить только две. Жена застукала, отобрала бутылку и заперла в сейф. Поэтому ночному звонку он даже обрадовался. Не выслушав даже, что говорит дежурный, бросил в трубу: "Еду", быстро оделся и вышел на улицу. Бэушный полицейский "Вольво", подаренный ему по бедности одним из местных промышленников (за этот подарок приходилось прощать вольности службы охраны этого богатея, которая частенько переходила границы своей зоны обслуживания, стреляя в городе по машинам, казавшимся ей подозрительными) быстро домчал его до горотдела. Кивнув дежурному, Босс поднялся в свой кабинет, выпил стопаря, надел кобуру, в которой лежала полная фляжка. Спустился, сел в машину.
        Сирена в его "Вольво" была второй по громкости в городе, первое место занимала сирена в машине того же промышленника. Вы уже догадались, что этим промышленником и был генеральный, мимо дворца которого Пашка пальнул из базуки. Менты, ожидавшие помощи за рекой, услышали, что к ним едет сам Босс, и стали прихорашиваться, соскребая с мундиров глину. Босс после принятого стопаря обрёл способность к мышлению и по рации выведывал у дежурного, а что там, за рекой, случилось. Такие ситуации бывали и раньше. Экипаж пропивал машину (позже она находилась у какого-нить дачника или фермера и отбиралась, без каких-либо компенсаций, разумеется) и утверждал, что машину угнали. За такой проступок Босс понижал провинившихся в звании. Оружие пропивалось редко: за это Босс открывал уголовное дело и давал ему ход.
        По пути Босс приложился к фляжке, и из машины выскочил, как молодой. Менты уже выстроились. Васёк доложил обстановку. Босс послал пятерых ментов поискать обломки от машины, а сам с Васьком пошёл к воронке. Менты приволокли покорёженную дверь, два колеса и сказали, что метрах в тридцати лежит ещё тёплый мотор.
        Боссу стало не по себе. Губернатор, который раньше жил здесь, в городе, предупредил всех милицейских начальников: чтобы никакого террора. И заявил по ТВ, что он надёжно закрыл область от террористов. Босс приказал дежурному прислать экспертов. Те приехали быстро, взяли образцы грунта и обломки от машины. Сказали, что на их оборудовании экспертизу не провести, надо отправлять в область. Босс подозвал главного.
        - Без экспертизы, что это было?
        - Воронку сделал, на 99%, - противотанковый или фугасный снаряд. Наш, российский. По запаху и характеру разрушений - фугасный. И в машину, похоже, такой же попал.
        - Чё накопали, - спрячьте в гараже. Без моего приказа никуда не отправлять. И скажи своим, чтоб молчали.
        - Сделаем.
        Босс связался с дежурным и велел к рассвету привезти на берег всех пятнадцатисуточников с лопатами и вёдрами, если их будет мало, - и клиентов вытрезвителя тоже. Воронку сравнять, обломки машины увезти. Ментов оставил охранять место события, а потом - рабочую силу, пообещал новую форму и машину. Велел всем молчать.
        Всё было исполнено.
        Босс прямо с места происшествия поехал домой. Тормознули у ларька, который в обмен на свободную продажу катаной водки снабжал босса настоящим коньяком, шофёр сбегал и принёс три бутылки и апельсинов на закусь. Коньяк был продегустирован, Босс поднялся домой и крепко уснул, без всякой маеты.
        Утренний телефонный звонок его не порадовал. Сменившийся дежурный, который о ночном происшествии ничего не знал, доложил, что на окраине города взорван ларёк. Пострадавших нет, товар растащен. Владелец ларька подал заявление. Эксперты уже выехали. Босс немного успокоился, узнав, что эксперты те же: они работали по графику "сутки через трои" и ещё не сменились. Приказал подать машину. Быстро, как мог, оделся. И с воем поехал прямо на место. Предусмотрительно оставленная в машине бутылка вернула Боссу способность к мышлению и некоторую бодрость. Проехали город, повернули к реке. Останки ларька являли собой зрелище жалкое. Покорёженные железные стены разбросало по сторонам, метров на пятнадцать всё вокруг было завалено битым стеклом, жестяными банками, обрывками упаковки и прочим мусором.
        - Образцы взяты, взрыв имел такой же характер, что и ночью, запах тот же, теперь совершенно точно говорю - фугас, - и эксперт перечислил несколько типов снарядов, которыми мог быть взорван ларёк.
        Босс подозвал патрульного.
        - Где хозяин?
        - Вон стоит. Привести? Ой, где же он?
        Послышался звук стартёра, одна из легковушек стала отъезжать.
        - Догнать!
        Догонять не пришлось: едва водитель включил мигалку и через матюгальник потребовал от легкового автомобиля вернуться, - тот остановился, развернулся и медленно подъехал к месту, где раньше стоял ларёк. Из авто вышел хозяин, поднял руки вверх и остался так стоять. Патрульный, похлопав его по телу, подвёл к Боссу.
        - Плохо досматривал, чё у него карман оттопыривается? - строго спросил у патрульного Босс.
        - Там мягкое. Согласно инструкции…
        - Ладно. Еврей, вынь мягкое из кармана и покажь нам.
        Еврей медлил. Патрульный пошёл к нему… Еврей выбрал меньшее из двух зол и вытащил из кармана толстую пачку долларов. Глаза Босса заблестели. "Не зря поехал. Хоть какой-то навар есть. А то вкалываешь, вкалываешь за так", - пронеслось в голове Босса.
        - Давай мне, пусть у меня полежат, чтобы ты больше не убегал.
        Еврей обречённо подал пачку денег Боссу.
        - Где заявление?
        Патрульный принёс из своей машины бумагу. Босс и Еврей пошли в патрульную машину на переговоры.
        Здесь надо пояснить, что Еврей (по паспорту Николай Иванович) уже лет пять кормил внутренние органы, открывая левые ларьки в самых неожиданных местах. А самой неожиданной находкой стал его левый ларёк, расположенный через дорогу от мэрии, и прояснилась левизна этого ларька только через несколько лет. За хитрость, изворотливость и заложенное в гены стремление всех обмануть, и получил он своё прозвище. Еврей уже лет 500 сидел бы в тюрьме, если бы с ним обходились по закону, но он предпочитал откупаться.
        Босс знал, что с конкурентами Еврей не конфликтует, но произнёс как можно более строго:
        - Мне надоели твои бандитские разборки, они мне всю статистику портят. Сейчас выйдем из машины, порвёшь у всех на виду заявление. А на уборку мусора даю два часа.
        Еврей обречённо кивнул, а чего ему оставалось делать?
        - Денег нет за грузовик заплатить, Вы все забрали, - только и смог пролепетать Еврей.
        - Босс достал отобранную у Еврея пачку, дал ему сто долларов.
        - Хватит?
        - Добавьте полтинничек.
        Босс подумал, дал Еврею ещё десятку, спрятал в карман деньги, открыл дверь.
        - Выходи.
        Еврей вышел, сказал, что заявление написал сгоряча и порвал бумагу. Сел в свою машину и поехал за рабочей силой и техникой. Босс, оставив наряд, чтобы проконтролировать процесс уборки, поехал домой. Босс устал, он сразу лёг спать.
        Проснувшись вечером и опохмелившись, он задумался. Больше взрывов не было, ему сообщили бы. Скорей всего, подумал он, кто-то раздобыл три гранаты, крепко принял для храбрости, решил применить их в деле. Первую кинули для пробы, но тут подвернулись менты, которых гранатомётчики задержали второй гранатой и успели убежать. А третья пошла в дело. Очень повезло, что никто при этом не пострадал. Босс по себе знал, что пьяным везёт. Но не бесконечно. Скорей всего, гранатомётчики сейчас затаились, и неизвестно, будут ли продолжать вообще. Но шум был, слухи поползут. Надо что-то ещё предпринять. Что?
        - Люба, - позвал Босс жену.
        - Что тебе, пьяница?
        - Не ругайся, мне тут пособие выдали, за безупречную службу, возьми. И посоветоваться надо.
        Жена удивилась и обрадовалась тысяче долларов, такие пособия Боссу выдавали нечасто. Достала из сейфа бутылку, сообразила закуси. Принесла мужу.
        - Что за проблемы, мой полковник?
        Выпивая и закусывая, Босс изложил жене всё случившееся за последние сутки. После третьей вспомнил и слово, которое давно искал.
        - Надо все эти дела как-то пропиарить.
        - Допивай и ложись спать, пропиарю, мой полковник!
        Жена ушла в свою комнату. Позвонила жёнам редакторов городских газет. Попросила, чтобы в ближайших номерах появились сообщения о летающих тарелках, виденных горожанами у моста через Шексну и в районе Ирдоматки. Позвонила и главврачу психбольницы. Тому заказала записи в медицинских картах, и лежащих в стационаре, и лечащихся амбулаторно, - на ту же тему. Получив заверения, что её просьбы будут выполнены, тоже легла спать, с мыслью, - мой муж бывает и хорошим, он - настоящий полковник, не у всех такие.
        Вернёмся к Пашке. Первый вечер он боялся всего и уже представлял себя в тюрьме. Но обилие водки и разговоры с бомжами, у которых был богатый опыт общения с милицией, развеяли страхи. А добил Пашкины страхи добродушный вопрос Атамана:
        - Ну чё ты ссышь? Сразу не поймали, - теперь вообще не поймают.
        Глава 9. ЧТО ДЕЛАТЬ?
        Безудержная пьянка продолжалась уже четвёртый день. Учитель ходил по лесу и разговаривал с деревьями. На полуслове под дерево падал и засыпал. Потом приползал к костру, выпивал стакан и снова шёл базарить с деревьями.
        - Наверное, он в школе детишкам ботанику преподавал, - подумал Пашка.
        Серый спал у костра и, не просыпаясь, выбулькивал в себя время от времени из бутылки, бутылку потом ставил в ямку. Когда бутылка кончалась, - Серый выкидывал её и ставил в ямку полную. А полные периодически подкладывал ему Атаман. Видно было, что вместе они бомжуют не первый год, и понимают друг друга с полубулька.
        Атаман вынюхивал, не Пашка ли взорвал их там, на берегу Шексны. Пашка не признавался. Атаман не стал спорить с Пашкой, хотя сам стрелял из вещдока - базуки. Он не обижался: если бы не Пашка, - где бы они ещё столько еды-пойла натырили?
        Пашка притащил из лодки китайскую мыльницу (тоже трофей из взорванного ларька) и слушал городское радио. В одной из сводок происшествий он услышал, что над городом летают НЛО, и когда один из объектов пролетал над милицейской машиной, та вдруг загорелась, пострадавших нет, так как наряд в это время находился вне машины. Атаман на это сказал: повезло, что никого из ментов не зацепило, а ихнюю драндулетку спишут, да и всё, чтобы статистику не портить. Из осторожности Пашка хотел всё же спрятать базуку в лесу, но как её потом забрать? Решил взять базуку с собой, но в город возвращаться кружным путём. Когда бомжи поедут обратно, не спрашивал, - и так было ясно: поедут, когда кончится водка и еда.
        Атаман уже подготовился к отъезду, набив мешок бутылками, консервами, сникерсами. Мешок он спрятал. Пашке было интересно, а как он приведёт в чувство тех двоих?
        К исходу шестого дня Атаман объявил: завтра утром уезжаем.
        Поутру он попросил Пашку вылить ведро воды на Серого. Тот зашевелился… Дальнейший процесс Пашка наблюдать не стал. Было много ругани, шлепков, пинков. Наконец, троица появилась у лодки. Учителя и Серого изрядно штормило, Атаман буквально закинул их в лодку. До выхода из озера добрались нормально. А вот попасть в Судбицу оказалось сложно. Вода упала, да и рабочая сила была не в форме. Пришлось Атаману опохмелять всех, чтобы появились силы перетащить лодку из озера в реку. В реке купались прямо в одежде, тёрли друг другу спины, чтобы смыть с одежды ил, которым увозились буквально по уши.
        Выжав одежду, сушить её не стали: на теле высохнет. Поехали дальше. Но далеко не уехали: в Южке Пашка сразу налетел на мель. Столкнули лодку, вернулись чуть назад, разогнались… Опять мель. Пашка поднял моторы, толкались вёслами, а где и, вылезая из лодки, толкали её вперёд. Тот же путь вместо пяти минут преодолели за три часа.
        - Да, парень, хорошо ты нас спрятал, - усмехаясь, изрёк тоже уставший Атаман. Учитель и Серый валялись на сланях и не шевелились. Вошли в Шексну.
        - Куда поехал? Налево надо.
        Пашка обматюгал Атамана, мало того, назвал ещё его недоумком.
        - Объяснись!
        - Мурило, я чё, с базукой мимо ментовки поеду? Не нравится - вылезайте на хрен и топайте пешком.
        Ещё вечером Пашка и Атаман договорились, что Пашка отвезёт бомжей на Ягорбу, за дачи, - там есть чем поживиться, да и свалка, на которой тоже в крайнем случае можно кормиться, недалеко.
        - Проедем Кономой в Пустынь, там есть канава на Колманское, а там и твоя Ягорба с дачами. Отдыхай: в канаве под мотором не пройти, придётся снова вёслами толкаться.
        - Разумно. Слыхал я про ту канаву, но проходить её не случалось. Найдёшь?
        - Найду.
        Показалось Шеломово, Пашка повернул в Коному. Пересекли Пустынское озеро. Канаву Пашка нашёл сразу, около неё был редкий в этом месте песчаный бережок. Видно было, что по канаве нынче никто не проходил, да и в предыдущие несколько лет - тоже: она густо заросла. Можно было попробовать пройти под мотором, дав средний газ и время от времени поднимая мотор, чтобы сбросить накрутившуюся на гребной вал и винт растительность. Но недолго: через пять минут такого режима либо выдавливало подшипник в редукторе, либо забивало травой систему охлаждения, в обоих случаях надо было разбирать мотор. Пашка не стал рисковать, он поднял моторы и сказал Атаману:
        - Бери весло.
        Канава шла по болоту, вёсла вязли. А грести не давала растительность. Повторилась каторжная работа: до Колманского озера добрались только к вечеру. Хотелось упасть на слани и не шевелиться. У Пашки дрожали руки и ноги. Даже Атаман сник. Из последних сил Пашка завёл моторы. Лодка понеслась по озеру. Странным образом вернулись силы и настроение.
        - Вот она, твоя Ягорба. К дачам или направо?
        - А ты бы куда поехал?
        - У дач дров нет, а если направо - там безлюдно и дрова. Решай.
        - Дуй направо, в мешке есть ещё кой-чего.
        Пашка остановил лодку у едиственного на Ягорбе места, где росли чахлые сосны и ёлки.
        - Здесь вам будет в самый раз. Топор оставлю.
        - Оставайся с нами.
        Пашка, помня, как бомжи угнали у него лодку, вежливо отказался, дела, мол, попил, да и будет. Хряпнули литр водки на посошок, попрощались, и через десять минут Пашка был у себя на даче.
        Разбудил вечно пьяного соседа, тот помог затащить лодку в гараж, выпили ещё бутылку, и Пашка крепко уснул, забыв даже про базуку в лодке, - так одолела его заросшая травой болотная канава.
        Утром Пашку разбудила жена. Выругала за пьянку, за неполитые грядки, оставила еды и ушла. Пашка попробовал поесть - кусок не лез в горло. За окном многозначительно покашливал сосед. Пашка вышел на улицу, поздоровался с ним, отпер гараж. Залез в лодку. В лодке был бардак. Грязи тоже хватало. Главное - базука лежала на месте. Пашка стал выкидывать на пол пустые мешки. В двух что-то было. То, что надо. Пашка сложил всё в один, не забыл запереть гараж и, проходя, мотнул головой соседу: заходи, мол.
        Опохмелились, появился аппетит. Поели. Пашка прогнал соседа, полил грядки. Опять стала одолевать слабость, и он лёг поспать до вечера.
        Вечером истопил баньку, попарился. Полегчало. Спрятал в кессон базуку, прибрался в лодке. Бензина хватало на поездку за море. Пашка лёг, но не спалось. Пришлось опять позвать соседа…
        В восемь утра Пашка уже был в магазине. Закупил провиант, отнёс на дачу. Хорошо упаковал и разместил в лодке. Положил третий мотор - лёгкий восьмисильный "Ветерок". Пашка имел хорошую привычку не жалеть о случившемся, он, в зависимости от случившегося, либо мотал на ус, чтобы больше не повторять ошибок, либо действовал. А сейчас он лишь с усмешкой вспомнил, как они упетались в болотной канаве, ка бы знал - взял бы с собой не только базуку, но и "Ветерка". Этот мотор был усовершенствован и предназначался специально для прополки канав. На гребной вал, между ступицей винта и корпусом редуктора, была одета шайба, водоросли и трава наматывались только на винт. К антикавитационной плите приделан нож, срубающий водоросли, наматывающиеся на винт. Штатные отверстия забора охлаждающей воды можно было закрыть, в этом случае забор воды производился через трубку с фильтром, из наименее засорённого травой места, за транцем.
        И около полудня, благополучно переехав море, уже у заморской канавы приладил "Ветерка" к выносному транцу, откинув "Вихри". Прополка канавы была делом нехитрым, но требующим сноровки. Когда на винт наматывалось много водорослей, мотор садил обороты, и Пашка специальной уздечкой поднимал мотор, чтобы винт вышел в воздух. Мотор, не имея сопротивления воды, резко набирал обороты, и водоросли срубались ножом. Секунд через пять той же уздечкой мотор опускался, и прополка канавы продолжалась. После двух прополок можно было идти по канаве под "Вихрями", на полном ходу. Со стороны такое зрелище казалось фантастическим: лодка на полном ходу из реки вылетала на луг и неслась по нему, постепенно скрываясь за кустами. Три километра канавы Пашка прополол за сорок минут.
        Пашка загнал лодку между кустов, так, чтобы её не было видно со стороны, нагрузился провиантом и потопал к избушке, которую в укромном месте поставил ещё его отец. Растопив печурку и поставив чайник, лёг отдохнуть. Потом подкрепился, взял вёдра и пошёл собирать чернику, к сумеркам оба ведра были полными. Вернулся в избушку, согрел чаю, поел.
        Стояла тёплая летняя ночь. Звуки леса были слышны и в избушке - тихие, умиротворяющие. Пашке не спалось. Он задумался…
        Конечно, по пьянке со стрельбой из базуки он наделал много глупостей. И каких - мог ведь убить кого-нибудь. А ему везло. И везло всё время. Пашка подумал, что кто-то там, на Небесах не даёт ему пропасть. Что это значит? Это значит, что задуманное им нужно Небесам, там выбрали именно его, Пашку для выполнения этой миссии. И так неудачно начатое дело нужно завершить. Завершить ему, Пашке, и никому другому.
        Тем более, что генеральный, так часто нарушающий заповеди Небес, оставив в городе наместника, подался в Москву, откуда и руководил своим бизнесом, значительно расширившимся. Оставив самые грязные производства в Пашкином городе, полуфабрикаты гнал за бугор. Экономил на экологии, на безопасности труда - тоже. Городу от его щедрот каждый год доставались сотни тысяч тонн выбросов его завода и десятки трупов погибших прямо в цехах от травм рабочих. Сотни рабочих ежегодно, не доживая до пенсии, погибали от заболеваний, спровоцированных вредными условиями труда в цехах. А счёт погибшим горожанам, задохнувшимся от накрывшего их, расположенные под трубами Епифанова завода, дома ядовитого облака, шёл на тысячи. Деньги на расселение расположенных под трубами домов, как трубили местные газеты, скупленные Епифаном, выделялись, и немалые - миллиарды долларов, но куда они уходили - неизвестно. Своё богатство Епифан особо не светил, но любопытные регулярно находили в прессе и Интернете сообщения о покупке им земельных участков, дворцов и прочей недвижимости по всему миру. Пашка подумал, что убивающий сотни людей
каждый год - не человек, и заповедь "Не убий" на него не распространяется.
        Что делать?
        Пашкин автомат мог сгодиться только на крайний случай, случись который, - автомата всё равно рядом не оказалось бы. Епифан появлялся на людях редко, в кольце охраны, а люди в штатском охраняли при епифановых явлениях территорию в радиусе полкилометра от явившегося, пронести автомат на дальность прицельной стрельбы возможности не было. Пашка подумал о снайперской винтовке, но и снайперу пришлось бы туго: ближние охранники всё время перемещались, и, пока летела пуля, могли оказаться между снайпером и целью. А во время выступлений между Епифаном и аудиторией устанавливался не дающий бликов при специальном освещении прозрачный экран, предназначенный для изменения траектории полёта пули, ну и для защиты от всяких мелочей, наподобие тухлых яиц, гнилых помидоров и пакетов сметаны. Такого экрана не было даже у Епифанового рыжего учителя, он долго смеялся, увидев в ящике разлившийся по рыжей репе своего учителя майонез, внизу суетилась охрана, не зная, кого хватать: метатель действовал профессионально и остался незамеченным.
        Стрельбу из базуки по кортежу Пашка сразу отверг: могли пострадать случайные прохожие, да и угадать, в какой машине едет цель, было невозможно, как и расстрелять все машины кортежа.
        В город Епифан прибывал на самолёте, аэродром находился недалеко от Пашкиной дачи. От стингера взлетающему или заходящему на посадку пассажирскому самолёту было не увернуться, если, конечно, правильно стрелять. Но в этом случае опять же пострадали бы невинные люди.
        И Пашка решил не горячиться, решив, что Небеса подскажут ему, как действовать.
        …Утром Пашка набрал ещё корзину черники, по пути наловил рыбы, и к вечеру был на даче. Поставил технику на место, ещё раз полил грядки, тормознул легковушку. Через полчаса звонил в дверь своей квартиры. Жена обрадовалась чернике, часть отдали родне, из остального сварили варенье…
        Потом пошли грибы, брусника, клюква. В одну из поездок Пашке захотелось ухи. Рыба не ловилась, и он поехал в Раменский залив, к городищенским рыбакам, - у них рыба была всегда. Гавинский и Раменский заливы сообщались ручьём, про который мало кто знал. Выезжая из этого ручья, Пашка удивился: у Змеиного острова стоял небольшой причал, наподобие дачных причалов для калош (так уже лет тридцать называют дачники стоместные теплоходики, развозящие их по Ягорбе). Зачем он на мелководье, куда не пройдёт ни калоша, ни иная лайба? Да ещё за морем, в которое речные калоши не совались: они попросту разломились бы на высокой волне.
        Меняя у рыбаков водку на рыбу, Пашка поинтересовался: что за хрень там, у Змеиного? Рыбаки ответили, что на Змеиный несколько раз приезжал отдыхать Епифан. Культурно отдыхать: с толпой охраны, слуг и танцовщиц. Пашка так удивился, что выронил рыбу: цель шла на ловца. И решил узнать всё, что можно:
        - Бросьте заливать, там же мелко.
        Рыбаки сказали, что Епифан купил в Германии катер на воздушной подушке. Толкаемый пропеллером, катер мог пройти и по ровному берегу, и по лугу, не говоря уж о мелководье. А причал - для того, чтобы танцовщицам в их нарядах удобнее было с катера сходить, а охране - удобнее грузить культурно отдохнувшего Епифана в катер.
        - А как их комары не сожрали в таких нарядах?
        - Охрана с вечера чем-то пол-острова опрыскивает, комаров нет ещё день после отдыхающих.
        Поев ухи, Пашка прилёг. Долго думал. Даже если отдыхающие ещё и приедут на Змеиный в сентябре, встретить их нечем. Из базуки он успеет сделать только один выстрел, потом его расстреляет охрана. А может, и один раз не пальнуть, надо сначала посмотреть, где располагаются посты. А вообще-то, это - знак Небес, и готовиться надо к будущему лету.
        Напротив причала, на берегу Гавинского острова Пашка не бывал. С виду, там было болото. И с полкилометра, почти до Змеиного, шёл чапарыжник - не упавшие ещё деревья того леса, который стоял здесь до затопления морем. Назавтра Пашка попытался подъехать к этому берегу, но не смог: вода уже здорово упала. Решил отложить исследование подходов до большой воды - до весны.
        Возвращался из этой поездки Пашка через Среднее: ему хотелось ещё раз осмотреть место будущих действий. На обнажившемся уже острове сиротливо стояла полуразрушенная Луковецкая церковь, летом она возвышалась прямо из воды. Церковь помнила ещё те времена, когда здесь жили люди, они ходили молиться, венчаться, крестить детей. Пашка и не подозревал, что видит её в последний раз. Церковь рухнула в тот самый день, когда Пашка осуществил задуманное.
        Следующий знак Небес Пашка получил зимой.
        Глава 10. ШИБЗДИК
        Как-то раз, уже зимой, Пашка оказался в центре города. Проходя мимо одной из забегаловок, увидел, что трое бьют одного. Пашке это не понравилось. Через полминуты трое, ничего не понимая, лежали в снегу, а Пашка волок за собой щупленького парня.
        - Пойдём, шибздик, отсюда, пока твои обидчики лежат.
        И проводил парня до дома. Тот предложил зайти. В квартире пахло травилкой, запах серной кислоты Пашка хорошо запомнил со времён ремонта в ЦХП. В кухне всё было заставлено банками, склянками, колбами. Шибздик разливал портвейн.
        - Чё это у тебя такое?
        - Вы никому не скажете?
        - Не скажу.
        - Взрывчатку делаю.
        - Зачем?
        - Может, продам кому.
        В голове Пашки мелькнул образ: радиоуправляемая лодка, начинённая взрывчаткой, мчится к причалу на Змеином острове, к которому швартуется катер с пропеллером…
        - Если взрывается, я куплю. А рецепт сам придумал?
        - Нет, - Шибздик показал на компьютер, - из Интернета скачал.
        - Дай почитать.
        Шибздик включил компьютер, открыл файл. Пашка с экрана монитора прочитал, что таким составом чеченцы взорвали дома в Москве. Пашка усомнился: в качестве действующего вещества упоминалась аммиачная селитра. По школе он помнил, что всякие-разные бомбочки они делали из смеси калийной селитры и угля. А для дымовух сплавляли ту же калийную селитру с сахарным песком, добавляя стыренную в лесмехе стружку магния для красоты. Подожженная в сортире на первом этаже дымовуха давала радость освобождения от уроков: учащихся эвакуировали, приезжали пожарные. Из-за таких шуток чуть не выгнали с работы Стасика, директора школы. Когда калийная селитра из магазинов пропала, попытались заменить её аммиачной, но толку не было никакого: бомбочки не взрывались, дымовухи не дымили.
        Ещё компьютер сказал Пашке, что для разрушения секции многоэтажки достаточно полтонны селитры, а если её полить соляркой и посыпать углём и алюминиевой пудрой, - в два раза меньше. Ну ладно, уголь - понятно, а причём тут пудра? Может, всё дело в детонаторе? Изготовление детонатора было делом более сложным. Несколько свободно продающихся веществ надо было в определённом порядке смешать, чтобы произошли некоторые химические реакции. В итоге из жидкости должен был выпасть осадок, который надо было прессовать в сломанном моторе, укладывая осадок в цилиндр и колотя по поршню кувалдой (бр-р-р).
        Выпили портвейна. Пашка спросил:
        - А ты пробовал?
        - Если делать, как написано, - только шипит и дымит. Но я подобрал требуемые вещества и пропорции. Вон, на батарее таблетка сушится. И то прессовал пассатижами.
        - Давай попробуем.
        - Страшно.
        Пашка достал из авоськи бутылку водки. Выпили, закусили.
        - Может, всё-таки попробуем?
        - А где, на улицу, что ли, идти?
        - У тебя балкон есть?
        - Лоджия.
        - Вот на лоджии и попробуем.
        - Ладно, давай.
        Шибздик вставил в углубление на таблетке лампочку от фонарика, с разбитым стеклом и припаянными проводками, засыпал её белым порошком и обмотал изолентой. Положил таблетку в пакет из-под молока.
        Вышел на лоджию, положил пакет в снег, протянул проводки в комнату и закрыл двери на лоджию. А потом подсоединил проводки к батарейке.
        К удивлению Пашки, на лоджии звонко щёлкнуло, в комнате стало темно от взметнувшегося снега. Эхо секунд несколько гоняло щелчок, отражающийся от стен соседних домов.
        Вышли на лоджию, чтобы забрать провода. Бетонный пол очистился от снега.
        Выпили ещё водки. Пашка спросил:
        - А ты можешь сделать, чтобы лодка по радио управлялась?
        - Смотря что за лодка.
        - Пятиметровая. В Заречье по мосту едешь, слева - лодочная, там много таких стоит.
        - Когда в школе учился, делал радиоуправляемые модели кораблей. На лодку надо сервомотор помощнее. И мощный источник питания для него.
        - А как управлять?
        Шибздик приволок коробочку с антенной, на которой были тублеры и кнопки, объяснил, что это передатчик, тумблеры нужны для включения питания, реверса двигателей, включения огней, а кнопки - для изменения курса: жмёшь левую - модель корабля идёт влево, жмёшь правую - вправо, если не нажата никакая - руль возвращается в исходное положение, и корабль идёт прямо.
        - Реверс, газ и огни нам не потребуются. Хотя, вместо огней кой-чего другое срабатывать будет. А далеко действует?
        - Этот комплект - на 500 метров.
        - А на пару километров?
        - Надо по другой схеме передатчик и приёмник спаять.
        - Мне сделаешь такую систему для лодки?
        - В принципе, могу. Надо лодку посмотреть, руль покрутить, замеры сделать. И деньги нужны. На детали, за работу.
        - Давай посчитаем, сколько.
        Договорились об этапах работы и цене каждого этапа. Шибздик получил аванс и задание понемногу, чтобы не привлекать внимания, закупать требуемые реактивы. Делать детонатор и испытывать его решили весной, у Пашки на даче, чтобы не закоптить квартиру.
        Назавтра съездили на дачу, Шибздик сделал все замеры, забрал с собой рулевое колесо, к нему надо было приварить зубчатый венец. А вертеть руль по командам с берега должен был обычный автомобильный стартер, относительно новый аккумулятор у Пашки был. Шибздик не задавал лишних вопросов, типа: "а зачем это вам", и Пашке это нравилось. Аккумулятор отвезли к Шибздику.
        Шибздик раз в неделю - две приезжал к Пашке, отчитывался, на что потратил деньги, вместе решали возникшие вопросы, в мореплавательных делах Шибздик был не силён. Пашка давал ему деньги на продолжение работ и платил зарплату.
        После Нового года позвонил кэп, сказал, что командировка намечается в мае, велел быть готовым. И Пашка впал в спячку. Спал днём и ночью, просыпаясь, только чтобы поесть, да поговорить с Шибздиком, когда тот приходил. Словно предчувствовал, что это последний в его жизни такой отдых.
        Проснулся в начале апреля - Шибздик разбудил, сказал, что у него всё готово. Пашка взял водки, поехали к Шибздику. На столе стоял закреплённый на кронштейне стартер, рядом с ним - две батарейки, коробка (как пояснил Шибздик, - приёмник), под столом - Пашкин аккумулятор.
        - Зачем батарейки? - удивился Пашка, - ведь аккумулятор есть.
        - Стартер садит напряжение на аккумуляторе, вот и нужны батарейки для отдельного питания приёмника, - пояснил Шибздик.
        Передатчик был собран в корпусе от старенького "ВЭФа". Шибздик надел на аккумулятор клемму, включил тумблер на передатчике, понажимал кнопки. Вал стартера с шестерёнкой на конце вращался то в одну, то в другую сторону.
        - Теперь я пойду на улицу, отойду на километр, а вы смотрите.
        Шибздик вышел, минут через десять стартер стал жужжать. А когда вернулся, показал двадцатилитровые бутыли с реактивами, стоящие в деревянных ящиках. Решили завтра перевезти всё на дачу, разобрали стенд, перенесли бутыли в коридор, поближе к дверям. Водку пить не стали.
        Наутро на заказанной "Газели" отвезли всё добро на дачу. Затопили печки в доме, бане, гараже. Поначалу смешали реактивы. Потом стали приделывать стартер к приборной панели лодки. Пашка ещё зимой сказал, что крепление должно быть универсальным и подходить к приборной панели любой лодки, на своей он планировал отступление. Шибздик оказался способным механиком. Всё работало. Шестерня стартера прижималась к зубчатому венцу руля сильной пружиной. Поэтому, если во время испытаний будет что-то не так, шестерни можно будет расцепить, и управлять лодкой рулём. Вечером опробовали систему в гараже. Стартер при нажатии кнопок передатчика вертел руль, вращались и моторы. От третьей кнопки зажигалась лампочка, она имитировала взрыватель.
        Утром Пашка сел в лодку сам, а Шибздика оставил на берегу, нажимать кнопки передатчика. Дал полный газ, и, проезжая мимо Шибздика, махнул рукой. И едва не вылетел из лодки. Шибздик нажал кнопку и не отпускал её. Лодка резко разворачивалась. Пашка сбросил газ и сорвал клемму с аккумулятора, он боялся, что волговский стартер оборвёт тросики рулевого управления. Потом расцепил шестерни стартера и руля, подвёл лодку к берегу.
        Шибздик стоял с виноватым видом, понимая, что сделал что-то не так. Пашка не стал его ругать. Он посадил Шибздика в лодку, показал, как включать реверс, прибавлять и убавлять газ, как остановить моторы. Объяснил, в каких случаях нужно обесточивать стартер, в каких - глушить моторы. Завёл моторы и вышел на берег. Шибздик включил реверс. Пашка покатал его взад-вперёд и махнул рукой: давай полный. Шибздик дал.
        Лодка с берега управлялась хорошо: при кратковременном нажатии кнопки меняла курс градусов на пять. После отпускания кнопки давление воды на подводные части моторов возвращало руль в исходное положение, и дальше лодка шла прямо. Пашка загнал лодку в заливчик, отрепетировал в нём развороты и повороты на 90 градусов, потом пригнал к себе и махнул рукой - сбрасывай газ. Вместо газа Шибздик сбросил клемму с аккумулятора, неуправляемая лодка выскочила на противоположный берег. Моторы взревели и заглохли…
        Пришлось надувать резиновую лодку и грести. Шибздика трясло, он заявил, что в лодку больше не сядет. Пашка решил отложить его обучение на потом, поменял шпонки, переехали реку. Выпили бутылку. Шибздик перестал трястись и обречённо сел в лодку. Пашка ещё с полчаса тренировался в управлении лодкой по радио. Он был доволен. Осталось определить дальность действия передатчика.
        Шибздик нажимал кнопки передатчика, а Пашка, с выведенными из зацепления шестернями стартера и руля, отъезжал от него. Стартер жужжал даже в трёх километрах от передатчика, этого было более, чем достаточно.
        Закончив испытания, закатили лодку в гараж. Посмотрели в бутыли: раствор был мутным. Легли отдохнуть. Вечером слили из бутылей сверху прозрачный раствор, Пашка вылил его в реку.
        От топившейся весь день печки дом просох, спалось хорошо. Утром слили прозрачный раствор, остатки взбулькали и перелили в трёхлитровые банки. Пашка снял со старого мотора картер, подшипниковые щиты, вытащил коленвал с поршнями, выбил пальцы, снял поршни. Мотор закрепил на чурбаке, вниз свечами. Слили остатки раствора из банок, ложкой наложили осадок до половины цилиндра. Пашка вставил поршень в цилиндр и взял кувалду…
        Шибздик, заткнув уши, залёг за баней. Пашка сначала потихоньку, а потом всё сильнее лупил кувалдой по поршню, из цилиндра летели брызги воды. Осадок спрессовался по высоте в три раза. Пришёл помогать осмелевший Шибздик. Добавляли и прессовали осадок до тех пор, пока не напрессовали полный цилиндр. Пашка положил блок цилиндров на бок, вывернул свечу, выбил прутком белый цилиндрик. Сразу просверлил в нём углубление для лампочки и положил сушиться на тёплую печь в бане. Всего получилось шесть таких цилиндриков.
        Два дня, пока сушились детонаторы, занимались хозяйственными работами: поправили забор, прибрались в доме и сарае. Не обошлось и без рыбалки и ухи, рыбы было много, она шла нереститься вверх по реке.
        Настало время испытать, что у них получилось. В углубление цилиндрика (теперь с ним обращались осторожно, боясь уронить) была вставлена разбитая лампочка, засыпана порошком, оставшимся после сверления, закреплена изолентой. А цилиндрик был завёрнут в несколько полиэтиленовых мешков.
        Чтобы не пропадало зря добро, Пашка решил испытать детонатор в реке, - авось, и рыбёшка какая всплывёт. Пакет поместили в молочную флягу с герметичной крышкой. Полсотни метров провода были аккуратно смотаны в бухту. Выплыли на русло, наложили во флягу камней и утопили. Провода протянули на берег и закопали в песок. Закатили лодку в гараж. Шибздика Пашка оставил с сачком и баком для рыбы у дачи, сам пошёл к закопанным проводам. Протянул провода на обрыв, лёг в ямку, и, глядя на реку, присоединил провода к батарейке.
        В реке образовалась яма: часть воды растолкало по сторонам, часть улетела вверх. Яма тут же схлопнулась, в небо взлетел султан воды. Сильно грохнуло. Пашка торопливо намотал провода на локоть и побежал к даче. Там Шибздик увлечённо вычерпывал сачком оглушённую рыбу. Схватили бачок с рыбой и торопливо скрылись в доме. Сидели, не зажигая свет.
        Увидели на реке синие сполохи мигалки: кто-то вызвал милицию. Поутру по берегу ходил любопытный рыбнадзор и опрашивал всех встречных, никто ничего не видел. Пашка с Шибздиком ели уху, а разделанная рыба лежала в кессоне.
        Шибздик получил приличное вознаграждение за труды. Поскольку Пашка не разбирался в радиотехнике, ему ничего не оставалось, как пригласить Шибздика на дело. Последний не стал ломаться. Обговорили и недодуманные прежде детали.
        Для точного наведения лодки на цель был нужен бинокль. И тут Шибздик дал дельный совет: купить видеокамеру с откидным экраном и штатив, - тогда будут свободны обе руки, и легче будет управлять лодкой. А рычажок зума будет крутить он, Шибздик, чтобы и лодка, и цель всё время были видны на экране. Поинтересовался, что собирается взрывать Пашка. Тот посмотрел на вопрошавшего ну очень строго. Шибздик понял, что сморозил глупость, и больше таких вопросов не задавал.
        Вместе продумали конструкцию взрывателя. А точнее, трёх. Контактный: закреплённая на носу лодки труба со штоком внутри, в штоке закреплялась деревянная палка с иглой на конце. При наезде на препятствие палка вдвигалась в трубу, а игла пробивала контакты и замыкала цепь детонатора. Второй - радиовзрыватель, - кнопка на передатчике. Третий должен был сработать при отказе мотора или передатчика через тридцать секунд после пропадания импульсов зажигания двигателя и предназначался для самоликвидации лодки. Все три должны иметь ручную блокировку: Пашка не исключал, что часть пути лодку - торпеду придётся вести ему самому и не хотел, чтобы лодка взорвалась, не дойдя до цели, если Шибздик нечаянно нажмёт не ту кнопку на передатчике. Нужно было включить три тумблера перед тем, как покинуть лодку.
        Ещё зимой Пашка осторожно выспросил у дружка с химзавода, взрывается ли аммиачная селитра. Тот ответил, - да, но нужен очень мощный детонатор, бывали случаи, когда сами по себе взрывались железнодорожные составы с этим удобрением, но почему - никто не узнал и не узнает никогда, потому что на месте насыпи и рельсов с таких случаях оставалась лишь глубокая яма. Аммофоска дороже, поэтому с такими случаями мирились, происходили они редко, но когда удобрение стали использовать для своей кровавой мести чеченцы-диверсанты, - заводы селитру выпускать перестали. Где найти селитру, Пашка знал, и решил посмотреть, а что будет, если пальнуть в мешок селитры из базуки.
        Эту затею пришлось на полтора месяца, пока Пашка ездил в командировки по заданию кэпа, отложить. Обеспечив себя и семью на год вперёд, Пашка дал Шибздику тысячу на видеокамеру, а сам продолжил подготовку к акту возмездия.
        Глава 11. ПОДГОТОВКА
        Пашка знал, что в деревнях на складах удобрений селитры полно. Расспрашивать, где она есть, было нельзя. Отдохнув после командировок, Пашка поехал вверх по Шексне, взяв с собой базуку, денег, водки. На всякий случай решил отъехать подальше, за шлюз. Проехав разлив, причалил возле небольшой деревеньки. Взял с собой водку и пошёл в деревню. На улицах было пусто, откуда-то доносилось пьяное пение. Пашка пошёл на звуки, постучал, вошёл в дом. Мужики хлебали самогон. Пашка поздоровался, представился дачником, выставил бутылку. Мужики оживились. Пашка спросил, нет ли у них минеральных удобрений, - селитры, например.
        - Дуй на склад, он в версте, как деревня кончится, у дороги.
        - А сколько можно взять?
        - А сколько отдолбишь, - столько и бери, - в голосе говорившего явственно чувствовалась ухмылка, хотя физиономия оставалась непроницаемой.
        Пашка дошёл до склада. На полу и стеллажах вдоль стен лежали мешки с удобрениями. Общая разруха, в которой находилась северная деревня, коснулась и склада. Бывшие колхозники перестали засевать поля, постепенно зарастающие лесом, и теперь лишь ковырялись на своих приусадебных участках, ловили рыбу в реке, да ходили в лес по грибы - ягоды, у кого ружьишко было - постреливали в том же лесу дичь. Рам со стёклами не было, сквозь прохудившуюся крышу на мешки лет десять лил дождь, мешки закаменели. По сохранившимся следам сделанных краской надписей Пашка нашёл селитру. В углу отыскался лом. Пашка размахнулся и хряпнул по мешку. Лом отскочил, как от камня, а на имевшей форму мешка окаменелости осталась лишь небольшая вмятинка.
        Подумав, Пашка вернулся в лодку, перегнал её ближе к складу, взял пустую канистру и ещё бутылку водки и снова зашёл в знакомый дом.
        - Ну чё, много надолбил? - усмехнулись мужики.
        - Ни хрена. Налейте солярки, говорят - размягчает, - Пашка поставил вторую бутылку.
        - Нет проблем, садись, выпей с нами, - главный послал мальчонку с канистрой к трактору, который стоял тут же, во дворе.
        Пашка выпил и стал прислушиваться к базару, - обсуждались цены на картошку на ближайших рынках. Вернулся пацан, сказал, что полная канистра во дворе. Пашка, получивший высказанные всё с той же ухмылкой пожелания успехов в деле добычи удобрений, взял канистру и пошёл к складу, возле которого паслась тощая коровёнка. Найдя ямку между окаменелостями, он вылил в неё солярку и пошёл в лодку перекусить.
        Через час упражнения с ломом повторились. Селитра отмокла и на сантиметр стала мягкой. А дальше - тот же камень. Пашка задумался. Чтобы размочить полтонны селитры, - нужно столько же солярки. И неизвестно: взорвётся потом, или нет. Чтобы не делать зряшную работу, Пашка решил произвести эксперимент на всём складе.
        Он вышел из склада. Осмотрелся. Метрах в двадцати от стены склада проходила глубокая канава - из неё Пашка и решил стрелять. Сходил до лодки, принёс заряженную базуку, положил в канаву. Отогнал на всякий случай коровёнку. Подошёл к стене склада, посмотрел. Сквозь трухлявые брёвна снаряд пройдёт, как сквозь лист бумаги - Пашка в этом не сомневался. Посмотрел в щель, в каком месте лежат мешки с селитрой, приставил к стене доску для прицеливания. Залёг в канаву, прицелился и нажал курок…
        Земля дрогнула и сдавила его. Слух пропал. Наступила полная темнота. Не понимая, что случилось, Пашка попытался подвигать руками-ногами. Одна нога шевелилась. Уже задыхаясь, Пашка стал толкать тело в ту сторону. Теряя сознание, почувствовал, что катится куда-то вниз и падает в воду. Пашка выплюнул песок изо рта, прочихался. Руки сами совершали плавательные движения, Пашку засасывало, как в болоте. Он наощупь промыл глаза, тут же захлебнулся, дёрнулся вверх, и, наконец, увидел свет Божий. Он находился на дне глубокой воронки, уже частично заполнившейся водой.
        Надо было выбираться, но Пашка скатывался вниз по сколькой глине, из стенок сочилась вода. Дело пошло, когда ему подвернулся камень. Камнем Пашка отколупывал куски глины, а в углубления ставил ноги. Пошёл суглинок, стало не так скользко. Пашка осмотрелся. Выше шёл песок, метрах в двух ниже края воронки виднелось тёмное отверстие, из которого, непонятно на чём держась, свешивалась его базука. Пашка понял, что раньше там была канава, из которой он стрелял, канаву завалило взрывом, а из этого отверстия он и выпал в воронку. Передохнув минутку, Пашка полез выше. В самый неподходящий момент, когда он держал равновесие на одной ноге, удар по голове поверг Пашку на дно воронки. Он сумел поймать на лету так не вовремя упавшую базуку и плюхнулся в воду, стараясь не замочить оружие. Пришлось проделывать весь путь заново. Море приучило Пашку не поддаваться панике и беречь силы в любой ситуации, минут через десять он выбрался наверх.
        Сколько на складе было селитры, и что там было ещё, Пашка не знал. Но результат впечатлил даже его: огромная воронка пятнадцатиметровой примерно глубины, вокруг которой молча нарезала круги тощая коровёнка. Дома в деревне стояли без крыш. Людей пока не было, в погреба попрятались, наверное. Пашка знал, что это ненадолго, а вот вылезут - ружья возьмут и пойдут посмотреть, а кто это им крыши поскидал. Надо было сматываться. Слух ещё не вернулся, и Пашка, как мог быстро, двинулся к лодке, по дороге выцарапывая из ушей песок.
        Внезапно Пашка почувствовал сильнейший удар в зад, от которого вернулся слух: он услышал мычание коровы. Летя и кувыркаясь, Пашка убедился: да, это его боднула корова, она, наклонив голову, бежала за летящим Пашкой, явно намереваясь боднуть ещё.
        Пашка сгруппировался, приземлился на ноги и что было мочи побежал к лодке. Оглянулся: коровёнка не отставала. Она догнала Пашку как раз у обрыва и долбанула рогами под жопу ещё раз.
        Второй полёт был более длительным. Пашка упал на спину на береговой песок, хорошо ещё, что не на камень. Очнувшись, он посмотрел на обрыв: коровёнка стояла наверху и, покачивая головой, укоризненно посматривала на него, мол, чё же ты так, пошто пастбище моё нарушил? Пришла боль, такая сильная, что не давала двигаться. Пашка дополз до лодки, упираясь плечом, столкнул её с берега, и, уже теряя от боли сознание, залез-таки на нос. Надо было отплывать на разу, нельзя было поддаваться боли. Превозмогая себя, Пашка прикрыл базуку брезентом, опустил моторы, завёл тот, что заводился от стартера и поехал домой, думая: как отшлюзоваться?
        В полубреду доехал до шлюза, его ворота были открыты, и Пашка под матюги диспетчера проскочил в шлюз. За "Волго-Доном" стояли две лодки. Пашка попросил мужиков помочь ему отшлюзоваться, сказав, что упал с дерева и повредил спину. Мужики без энтузиазма привязали Пашкину лодку к своей. Поплавок на стене шлюза то и дело застревал в полозьях, "Волго-Дон" мулил винтами, лодки вертело во все стороны, сверху текли струи грязной воды - шёл процесс шлюзования. Пашка уловил момент поспокойнее и попросил мужиков дать провожатого: сам вывести лодку из шлюза он был не в силах. Те, увидев две бутылки, ломаться не стали, а провожатого дали до города.
        Провожатый завёл оба мотора, через сорок минут были в городе. Мужик выключил реверс, подгрёб к посадочной, вышел, положил весло в лодку и оттолкнул её. Пашка включил реверс и потихоньку поехал на дачу. После широкой Шексны он чувствовал себя в Ягорбе, почти как дома. Боль не утихала. Пашка с разгону выскочил на берег у своей дачи, чтобы не унесло лодку, заглушил моторы и пополз к соседу. Тот спал богатырским пьяным сном. Пришлось его растолкать. Сосед долго врубался в ситуацию, но сделал всё, что от него требовалось: под присмотром Пашки (в лодке лежала базука) выкатил из гаража телегу, столкнул в воду, загнал на телегу лодку, закатил в гараж. Потом отнес Пашку в дом, положил на кровать.
        Боль не унималась, стали пить водку. После третьего стакана Пашке полегчало, он уснул. Утром Пашка не смог встать. К обеду приехала жена, поохала, поехала за костоправом. Пашка наказал ей заехать к Шибздику и пригласить его на дачу. Через два часа приехал костоправ, стал щупать спину. Пашка орал от нестерпимой боли. Костоправ, сказав, что обезболивающий укол не сочетается с водкой, велел выпить ещё поллитру. После этого долго мял спину, в спине что-то щёлкало. Не дождавшись окончания процедуры, Пашка уснул.
        А когда проснулся, рядом сидел Шибздик. Этот верный друг кормил-поил Пашку неделю, поливал грядки и даже выпалывал сорняки. И развлекал больного недавно купленной видеокамерой. Пашка тоже научился пользоваться дорогой игрушкой: предстоял угон катера, и сначала надо было заснять издалека, как его заводить - управлять, чтобы в час Х не допустить ошибки.
        Костоправ дело своё сделал профессионально: на третий день Пашка начал вставать, а через неделю спина болеть перестала.
        Однажды вечером на дороге остановился самосвал, шофёр ходил и спрашивал у всех, не нужен ли куряк. Пашка подошёл к забору.
        - Мне бы минеральных удобрений.
        - Бери куряк, - привезу, чего хошь.
        - А селитра есть?
        - Сколько угодно.
        - А тонну - на всю улицу - привезёшь?
        - Конечно.
        Сторговались о ценах на куряк и селитру, шофёр поднял кузов. Кидать куряк в ящик Пашка сам не стал - поосторожничал, и Шибздика пожалел. Лопатой на славу поработал сосед, за что получил две у. е. в хрустальной валюте.
        А назавтра двадцать мешков селитры по 50кг лежали у Пашки в сарайке. Видимо, эти мешки лежали в сухом складе и потому не слежались: в них было что-то сыпучее.
        Надо было ехать на разведку на Змеиный остров. Заодно Пашка решил научить Шибздика управляться с лодкой. Сначала заехали к рыбакам на Раменский, совершили бартерную сделку, поговорили. Епифан нынче уже дважды приезжал отдыхать на Змеиный, то ли с оркестром, то ли с балетом. Пашка, посадив Шибздика за руль, уехал той же дорогой, что и приехал - через канаву в Кондашку, но потом повернули влево, ещё раз влево, и через полчаса пробивались сквозь чапарыжник к Гавинскому острову, почти напротив причала на Змеином. Потратили два часа на расчистку въезда от упавших деревьев и другого мусора. Усталые, наварили ухи, поели и легли спать.
        Утром Пашка решил проверить, можно ли уйти на "материк", - на сам Гавинский, ведь они расположились на небольшом островке, поросшем кустами и чахлыми берёзами да соснами. Вырубив длинную жердь, пошли на край островка. Пашка раскатал броды и попытался пересечь болотину. Через десяток шагов его засосало. Пашка стал вылезать по жерди, но лишь притягивал к себе Шибздика, который держал жердь. Спасла берёзка, за которую Шибздик зацепил предусмотрительно оставленную на толстом конце жерди развилку. Стало ясно, что добраться сюда можно только по воде (вертолёта у Пашки не было). Это было хорошо: с тыла бояться было некого, но и плохо: отступление было возможно тоже только по воде. Подготовили место для временного хранения мешков: нарубили изрядно веток, чтобы мешки лежали не на земле и не отсыревали.
        В ту же неделю доставили за две ездки десять мешков селитры, укутали их плёнкой от дождя и росы и замаскировали ветками. Оставалось угнать лодку с мощным мотором и привезти детонаторы и систему радиоуправления.
        Пашка, взяв камеру, пошёл в другую разведку - в дом около причала, где стоял присмотренный катер. Катер катал воднолыжников, на его транце висела стосильная "Ямаха". Лёгкая, надёжная и экономичная, Пашка всю жизнь мечтал о таком моторе, ему хватило бы и "полусотки" - мотора мощностью 50 лошадиных сил.
        Пришлось отдать хозяину деревянного дома 500 рублей за право поупражняться с видеокамерой на чердаке. И не зря: чтобы завести мотор, надо было в определённой последовательности нажать кнопки, водило это делал быстро, и нужную комбинацию Пашка смог разглядеть и выучить только дома, подключив камеру к телевизору и просматривая запись в замедленном режиме.
        На следующий день Пашка отправил Шибздика на своей лодке на Каргач, наказав ему там ждать. Конечно, неплохо было бы иметь вариант отступления по воде, но на Шибздика пока положиться было нельзя. А сам с авоськой, в которой лежал кусок старой рыболовной сети с грузиками на концах и вплетёнными тонкими металлическими тросиками, залёг в кустах недалеко от причала. Катер катал лыжников. Выждав момент, когда с катера все пошли в вагончик, перекусить, наверное, Пашка бросился к катеру, столкнул его в воду, нажал требуемую комбинацию кнопок. Мотор завёлся. Из вагончика выскочили люди и побежали к реке. Но Пашку им было уже не догнать. Пашка выжал рукоятку газа до упора, он знал, что через два километра его попытаются перехватить. Сетка уже лежала у транца.
        И точно, из заливчика у водозаборных ЦВС наперерез ему выскочил катер. С людьми в пятнистой форме на борту. И более быстроходный, чем угнанный Пашкой. Пашка резко развернулся. Катер догонял, один из охранников навёл на Пашку автомат. Пашка не испугался: он знал, что этим тварям всё равно, во что стрелять - в него, Пашку, в любого другого, или в пустую бутылку, но дырявить Епифаново добро они не посмеют. Расстояние между катерами сократилось до десяти метров. Пашка поднял руки вверх и пошёл к мотору, делая вид, что не может его остановить. Склонившись к мотору, Пашка подождал, пока преследователи подойдут поближе, и бросил под нос их катера приготовленную сетку. Преследователи сразу отстали: сетка намоталась на винт, а металлические тросики сделали процедуру снятия намотавшегося длительной, если вообще возможной на воде. Пашка снова развернулся и через Рипища поехал на Каргач, где его должен был ждать Шибздик.
        Шибздик оказался умницей: он крутился в полукилометре от острова. Договорились встретиться в Совале, Пашка полетел дальше. В Совале заехал в чапарыжник, подождать друга. Шибздик, приехав, первым делом оторвал от клемм аккумулятора проводки радиомаяка, отломал все антенны и утопил сотовый, найденный в катере. Загнали катер в кусты, растущие в предварительно прополотой канаве, на своей лодке вернулись в реку. Надо было подождать пару дней: вдруг в катере осталась какая закладка с автономным питанием? Ночью, пройдя лесом и лугом, катер перекрасили в серый цвет. А через ночь перегнали его на Гавинский остров, напротив причала на Змеином. Замаскировали, чтобы катер не был виден ни с воды, ни с воздуха. Проверили бензин: его было полбака, - вполне достаточно для осуществления задуманного.
        Подумав, Пашка решил оставить друга здесь: он сам уже засветился, и Шибздика подставлять не хотел. Как и у всякого заядлого моремана, в лодке у него всегда был недельный запас пищи - на всякий случай. Договорились так: если через неделю Пашка не вернётся, - Шибздик заедет в ручей в Кондашке, спрячет там катер, потом доберётся до ближайшего причала и вернётся в город на "Заре". А если прихватят по дороге, - будет валить всё на неизвестного мужика, мол, ловил рыбу, а тут подъехал мужик, насильно посадил в катер, привёз на остров, заставил перекрасить катер и пропал, пришлось неделю разбираться, как ентот катер завести.
        Ночью Пашка дунул на ягорбскую дачу, идя на всякий случай под левым берегом Шексны. Днём приготовил всё недостающее, накупил еды, поспал, вечером сложил всё в лодку. И, когда стало относительно темно (ещё стояли белые ночи), с максимальной осторожностью поехал за море. Через час здоровался с обрадовавшимся другу Шибздиком. Этой же ночью сложили мешки в катер, а днём смонтировали систему радиоуправления. Проверили: всё работало. Заложили между мешками детонаторы, подключили провода. Оставалось ждать приезда Епифана. Пашка из разговоров с рыбаками знал, что за час до приезда над заливом летает вертолёт, а на Змеиный приплывает катер с охраной, охранники прочёсывают остров, выгоняют случайных рыбаков и расставляют посты.
        Глава 12. "БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ ПОЁМ МЫ СЛАВУ!"
        Ждать пришлось долго. Дни и ночи стояли тёплые, дождей не было. Мимо проезжали редкие лодки. Чтобы не светиться, костёр не разводили, еду готовили на примусе. Заменили увядшие ветки, маскирующие катер и лодку, на свеженарубленные. От нечего делать ловили удочками и спиннингом рыбу с берега, изредка выдёргивая редких окушков и щучек. Чтобы не посадить аккумулятор и батарейки, систему радиоуправления проверяли нечасто, раз в три дня. Всё работало.
        На восьмой день услышали гул вертолёта. Вертолёт минут десять полетал над заливами и островами. Со стороны Среднего появились два катера, подошли к причалу. Двое охранников остались на берегу и стали осматривать окрестности в бинокли, шестеро скрылись в лесу - пошли прочёсывать остров. Спустя полчаса двое вернулись к причалу, вытащили что-то из катера и пошли правей причала. Двое, что были слева от причала, установили треноги - упоры для снайперских винтовок. И присели покурить в ожидании охраняемого.
        Наконец, показался и большой катер на воздушной подушке, который и возил Епифана с его челядью. Пашка вылил две канистры солярки на мешки. Сбросили маскирующие ветки. Шибздик прикрепил камеру к штативу и стоял рядом, держа в руках передатчик. Пашка накинул клемму на аккумулятор.
        - Проверяй!
        Шибздик включил передатчик и стал нажимать кнопки. Стартер не жужжал. Пашка проверил, как держатся клеммы на аккумуляторе, махнул рукой. Шибздик ещё понажимал кнопки. Система радиоуправления не работала. А Епифанов катер уже сбросил скорость на подходе к причалу. Что делать? Решение пришло само.
        - Выключи передатчик! - Пашка боялся, что его друг не вовремя нажмёт кнопку дистанционного взрывателя.
        Паша вытолкал веслом катер на глубину, опустил и завёл мотор.
        - Куда ты? - одновременно с испугом и мольбой остаться, не бросать его здесь одного, заорал Шибздик.
        Пашка почувствовал испуг друга и попытался вселить в него уверенность, уже отъезжая, он спокойно сказал:
        - Иди к камере, снимай, как я выпрыгну и к тебе приплыву.
        Шибздик послушался. Пашка не был так уж уверен, что всё получится, но усилием воли подавил в себе все мысли, кроме одной: он ДОЛЖЕН навести катер на цель.
        Пашка вывел катер-торпеду из укрытия. Епифанов катер уже пришвартовался к причалу. До него было около километра - минута езды под "соткой". За минуту Епифан не успеет далеко отойти от катера, тем более, со свитой, которую, как и Епифана, Пашка за людей не считал. Пашка дал полный газ, выехал из чапарыжника и поехал по его кромке.
        Два охранника стояли слева от причала, метрах в тридцати друг от друга. Возле них стояли треноги - упоры для винтовок. Пашка предвидел такую ситуацию. В его пользу за спиной светило солнце, затрудняя прицеливание. Он не сомневался, что ещё два снайпера располагаются справа от причала, а в катере или на причале остался охранник с оружием куда более грозным, чем винтовка, и даже автомат, и что по движущейся прямо на него цели он не промахнётся. Оставалось метить в обрывистый берег, между двух охранников, которых слепило солнце, тогда и с причала попасть в катер-торпеду будет трудно.
        Чапарыжник дугой подходил к Змеиному острову, по прямой его отделяло от причала чуть больше ста метров - шесть-семь секунд езды. Делая вид, что хочет проехать мимо причала, Пашка всё же взял чуть влево. Место поворота стремительно приближалось. Как и всегда в критических ситуациях, секунды начали растягиваться в минуты. Звонко пела "сотка" на транце.
        - Хоть раз, да прокатился под "соткой", - усмехнулся Пашка, взял чуть вправо и резко вывернул руль влево. Катер повернул к острову "на пятке", берег стал быстро приближаться. Пашка щёлкнул тумблерами, разблокировав взрыватели. Он всё делал спокойно и сосредоточенно, гоня прочь эмоции - приподнятое настроение и радость, которые пришли почему-то именно сейчас.
        Шесть секунд. Пашка заметил, что охранники положили винтовки на упоры, и, видимо, начали стрелять. Надо было прыгать в воду, но Пашка для верности пошёл "змейкой".
        Пять секунд. Пашка выровнял лодку, направив её на последнего человека из свиты, который ещё стоял на обрыве, и заметил, что правый охранник, бросив винтовку, схватил автомат. Это уже было хуже.
        Четыре секунды. Пашка отпустил руль, убедился, что лодка идёт, куда надо, встал на середину лодки, чтобы не сбить её с курса при прыжке и напрягся, чтобы прыгнуть. Тем временем правый охранник, водя дулом автомата и стреляя в конус, в основании которого был катер, выпустил весь рожок. Одна пуля попала в Пашку. И он упал на спину на промоченные соляркой мешки селитры, успев заметить, какое оно синее и глубокое, наше северное небо…
        Катер вылетел на берег, взвизгнул мотор, подняв вышедшим из воды винтом облако брызг воды и песка. Катер, чуть наклонясь вправо, на киле и скуле проскользил десяток метров по песку и ткнулся носом в обрыв. Палка ушла в трубу, приделанную к носу катера, игла замкнула цепь взрывателя. На сотню метров вверх полетели сосны, тучи песка, обломки причала и катеров. Шибздик, держа катер в фокусе, не успел понять, что произошло, почему расплылось изображение, через пару секунд его повалила ударная волна, а страшный грохот лишил слуха…
        ….
        "БЕЗУМСТВУ ХРАБРЫХ ПОЁМ МЫ ПЕСНЮ!"
        "… И душам их дано ходить в цветах,
        Их голосам дано сливаться в такт,
        И с вечностью дышать в одно дыханье,
        И встретиться со вздохом на устах
        На узких переправах и мостах,
        На тесных перекрёстках мирозданья.
        Свежий ветер избранных пьянил,
        С ног сбивал, из мёртвых воскрешал…"
        ….
        Увы, Пашку не воскресить. Но не будем думать, что эта жертва была напрасной. Вспомним историю: всегда освободительные движения в России начинались с выступлений одиночек. Значит, подул уже свежий ветер, и, я надеюсь, недолго осталось нынешним оккупантам России, высасывающим из народа последние соки, топтать нашу землю. Скоро земля наша загорится у них под ногами, и разбегутся оккупанты из России - кто успеет.
        Всё ещё не понимая, что случилось, Шибздик вскочил, посмотрел на Змеиный. Сквозь дымку он увидел, что причала не стало, а на его месте появилась врезавшаяся в остров бухточка. Получилось! Шибздик прильнул к видоискателю камеры. Сквозь поредевший чапарыжник на максимальном зуме были видны поваленные сосны, далеко разбросанные взрывом горящие обломки катеров. Пашка, где Пашка? Ни через камеру, ни без камеры Пашку увидеть не удалось. Помня наказ не светиться, Шибздик схватил камеру вместе со штативом и спрятался в Пашкину лодку.
        Здесь он перемотал кассету и стал смотреть. Катер резко повернул, пошёл змейкой… И почти сразу изображение расфокусировалось. Это - взрыв. Шибздик снова перемотал кассету назад, посмотрел на половинной скорости. Он увидел, что Пашка приготовился к прыжку и, вроде бы упал в лодку. Не может быть! Щибздик включил режим покадрового просмотра, и тут всё понял. Из дула автомата охранника вырывалось пламя, Пашка напрягся перед прыжком и, пронзённый пулей, упал на спину, в катер, на мешки селитры.
        Эмоции взяли верх. Шибздик долго рыдал. Пашка, который стал ему больше, чем другом, Пашка, находящий выход из любой ситуации, человек, у которого Шибздик так многому научился, погиб у него на глазах. Шибздику было всё равно, что с ним будет дальше.
        *)В главе 12 использованы цитаты из произведений М. Горького и Вл. Высоцкого.
        Глава 13. ДО И ПОСЛЕ ВЗРЫВА
        Епифан очнулся в катере. Вчерашняя встреча с германским промышленником (Епифан хотел купить завод в Германии) закончилась, как обычно, грандиозной пьянкой. Последнее, что он помнил, - пляски с раздеванием его балета под грохот его же оркестра. А где он сейчас? А?… вроде хотели поехать на природу… Ага, уже везут. И немец тут, всё ещё в отрубоне. Епифан щёлкнул пальцами, поднесли поднос с лекарством и закуской.
        Лекарство частично вернуло память. Вчера какая-то плясунья из балета продала ему за пятьсот долларов и прибавку к зарплате свою пятнадцатилетнюю дочь, уверяя, что та - девственница. Епифан подозвал охранника, спросил, тот ответил - всё в порядке, невеста на борту. Епифан подлечился ещё и оживился: предстояло развлечение.
        Застонал немец. Епифан протянул ему стопку. Немец смог сделать только один глоток, после которого его стошнило. Прислуга вытерла. Немец залопотал чё-то на своём языке, можно было разобрать и русское слово - "алкоголики". Епифан усмехнулся. Что правда, то правда.
        Катер сбавил ход на подходе к причалу. По соображениям безопасности Епифан всегда выходил первым, а садился последним. В кольце охраны он поднялся на высокий берег, перстом указал, где накрывать стол, где - ставить свадебный шатёр. Челядь подтягивалась…
        Вдруг земля под ногами заходила ходуном, стало темно, в наступившем полумраке было видно, как синхронно согнулись сосны. Охранники повалили Епифана и прикрыли его собой. Сверху что-то падало, сыпался песок. В ушах стоял звон.
        Секунд через двадцать охранники поставили Епифана на ноги. Он посмотрел по сторонам. Челядь частью лежала, частью так же, как и Епифан, пялилась по сторонам, не понимая, что случилось. Охранник шепнул на ухо Епифану, что на него была произведена попытка покушения, для безопасности лучше пройти в глубь острова.
        Епифан приказал взять баллоны с водой (воду из-под крана, и тем более, из залива он не пил и даже не использовал для мытья - настолько она была отравлена отходами его завода) и костюм: ему требовалось подмыться и переодеться. Среди лежащих выделялось белое пятно. Это была его "невеста", одетая в свадебный наряд. На неё упала сосна. Сучок пробил грудь, на платье расплывалось красное пятно. Голубые глаза девчушки выражали боль и отчаяние.
        - Пятьсот долларов пропало, - Епифан сплюнул, перешагнул через девушку, и в кольце охраны пошёл в глубь острова.
        Сотовые телефоны в заливах не работали: вблизи не было ни одного ретранслятора. Обломки катера, в котором были средства связи, горели на берегу. Выручил немец: непонятно зачем, но очень кстати он взял на берег ноутбук со спутниковым телефоном, с которого удалось дозвониться до Епифановой конторы в Москве.
        Через сорок минут к острову подошли два катера - за Епифаном и охраной. Когда Епифан шёл к берегу, начальница балета стала просить его увезти хотя бы детей. Епифан посмотрел на неё. Потом на охрану. Понимавший его с полувзгляда охранник выдал ей зуботычину, чтобы заткнулась.
        Все остальные уехали через полтора часа. Ещё через два увезли трупы. Прибывший Епифанов спецназ до вечера ходил по берегу и по острову, собирая обломки и щёлкая фотоаппаратами. Вечером уехал и спецназ.
        Очнувшийся от забытья Шибздик снимал отъезд Епифана, пока не кончилась лента в кассете. Выждав час после отъезда катера со спецназом, он жердями столкал Пашкину лодку в воду, завёл моторы. Поехал направо, чтобы не столкнуться с Епифановой охраной. Проехал канавой в Гавинский залив, в Кондашку и взял курс на город. Теперь он вёл лодку спокойно и уверенно, как Пашка, ничего не боясь. В Глухой, на бывшем русле Шексны, на пятнадцатиметровой глубине утопил передатчик.
        На берегу возле Пашкиной дачи сидел, как обычно, пьяный сосед. Они были знакомы, и Шибздик сказал соседу, что Пашка просил поставить лодку в гараж, а он, Шибздик, не знает, от чего какой ключ. Шибздик потряс связкой ключей, найденной в лодке. Сосед, предчувствуя выпивку, помог, через полчаса лодка стояла в гараже.
        Было уже поздно, Шибздик решил переночевать на даче. Сосед отпер дом, подошёл к старинному сундуку на кухне и, показывая на сундук пальцем, вопросительно посмотрел на Шибздика. Шибздик поднял крышку. Полсундука было заставлено бутылками с водкой… На Шибздика опять накатили воспоминания и тоска. Он дал соседу четыре бутылки, велел отнести к себе и приходить сюда. Сосед не возражал. После литра тоска отошла, Шибздик лёг спать: утром надо было ехать к Татьяне - жене (теперь уже вдове) Пашки и всё рассказать.
        Татьяна на пороге почувствовала неладное.
        - Что с Павлом?
        - Не знаю. Вот… он уехал, а сам велел снимать, как он обратно приплывёт. Посмотрите сами.
        Шибздик подключил камеру к телевизору. Татьяна просмотрела всю кассету и впала в оцепенение. Шибздик молча забрал камеру и ушёл, захлопнув дверь. Дома опять накатила тоска. Как её прогнать, Шибздик уже знал.
        Очнувшись, Татьяна позвонила связному кэпа, сказала, что Павел пропал. Как и всё прочее, связь у кэпа была на уровне. Через десять минут он уже разговаривал с Татьяной. Почувствовал, что она что-то не договаривает. Надо было ехать в Пашкин город. Кэп был в Чечне. Он по-быстрому договорился с начальством об отлучке. Связался с аэродромом. Борт в сторону Пашкиного города уже прогревал двигатели. Кэп на него успел. Уже в воздухе уговорил командира имитировать неисправность и сесть на ближнем от Пашкиного города аэродроме. Там, предъявив удостоверение (их у кэпа было много, на все случаи жизни: работа требовала), попросил машину до областного центра. Пересел на такси, и во второй половине дня звонил в дверь Пашкиной квартиры.
        Татьяна сбивчиво рассказала, что Пашка пропал две недели назад, а сегодня утром приходил его друг и показывал кассету, запечатлевшую последние минуты жизни Пашки.
        - Это правда?
        Кэп не стал врать.
        - Не знаю. Дай адрес друга.
        Запомнив адрес, кэп сказал, что сегодня может не вернуться. Он дал Татьяне пластиковую карту, пообещав, что переводы на неё будет делать регулярно. Чтобы оставить Татьяне надежду, пообещал, что свяжется с ней, когда всё разузнает. И поехал к Шибздику.
        Кэп долго звонил в дверь, никто не открывал. Пришлось воспользоваться отмычкой. Пьяный Шибздик пускал сопли на диване. По телевизору шла местная программа, показывали рухнувший на сцену во время репетиции пролёт перекрытия Епифанова хоккейно-балетного зала. Кэп растолкал Шибздика, представился работодателем Пашки, сказал, что был у Татьяны, попросил показать кассету. Ему всё стало ясно. В то время, пока разламывал кассету и мял ленту, кэп расспросил Шибздика, чтобы выяснить некоторые детали.
        Надо было ехать на дачу, вместе с Шибздиком. Выкатив лодку, кэп напоил Шибздика и соседа до полного отрубона. В сумерках перетащил всё оставшееся в кессоне в лодку, поехал вверх по Ягорбе, и утопил оружие на вязком дне Колманского озера. Вернулся, вытащил лодку на берег, проверил Шибздика. И пошёл в город ловить такси.
        В поезде на Москву в деталях составил план действий, мысль о котором пришла ему в голову, когда смотрел уже не существующую кассету.
        Глава 14. АВИАКАТАСТРОФА
        Кэп ехал в поезде, идущем на Москву, и размышлял. Ему было жаль Пашку. Но, кроме эмоций, у кэпа было и дело. За последний год цены на наркотики упали. Оптовый рынок этого специфического товара давно был поделен, и кэп занимал в нём свою нишу. Падение цен означало только одно: на нём появился дерзкий новичок. Все следы вели в московский офис Епифана. Должна была состояться сходка наркодельцов: с новичка было что взять в качестве вступительных, размер которых, а также решение, кому новичка мочить, если он сдуру не согласится вступительные заплатить, и должно быть принято на сходке. Вот кэп и прикидывал, что ему будет, если авторитеты узнают, что он убрал Епифана без спроса. Сочинив правдоподобную легенду, кэп решил действовать.
        В СССРовские ещё времена, учась в академии, кэп принимал участие в разработке системы уничтожения террористов - захватчиков самолётов. В те годы в верхах вопрос был решён просто: ни один захваченный террористами самолёт не должен был уйти за границы СССР. В случае захвата он должен был упасть, вместе с террористами, пассажирами и экипажем, притом на обломках не должно быть обнаружено ничего, вызывающего подозрение, вроде следов взрывчатых веществ.
        Разработанная с участием кэпа система была жёстко встроена во все системы самолёта. По специальному радиоканалу из аэропорта или пункта слежения на самолёт мог быть подан сигнал, запускающий систему в требуемое время и в требуемом месте. И в нужный момент рули и тяга двигателей с максимально возможной скоростью приводились в такое положение, что самолёт входил в крутое пикирование. После этого закорачивались все бортовые источники питания, и обесточенный самолёт из пике выйти уже не мог, что бы ни пытался предпринять экипаж. Ни лётчики, ни аэродромная обслуга про существование такой бяки на борту не знали, обслуживали систему специалисты КГБ. Несколько раз, при попытках угона самолёта, система приводилась в действие, все самолёты разваливались на куски ещё в воздухе, при входе в пике: их конструкция не выдерживала возникающих при резком манёвре перегрузок. После распада СССР КГБ про систему забыл, а ФСБ не вспомнила.
        Кэпу нужно было найти человека, который ввёл бы нужные данные и привёл бы в действие передатчик в аэропорту, из которого вылетал Епифанов самолёт…
        А в это время в дверь Пашкиной квартиры звонил милиционер. Поинтересовался у открывшей дверь Татьяны, где муж.
        - Уехал на рыбалку.
        - Давно?
        - Уже две недели дома не было.
        - А где он лодку держит?
        - В гараже на даче. А в чём дело?
        - Обнаружена лодка, похожая на лодку Вашего мужа, без хозяина. Мы проверяем. Извините, что побеспокоил так поздно, - милиционер ушёл, выведав примерное расположение дачи.
        Если бы Татьяна знала, что это был не милиционер, а гестаповец, - так в народе называли сотрудников службы охраны Епифана. И что на даче сейчас спит пьяный Шибздик…
        Порыскав после взрыва по Змеиному острову и собрав обломки катеров, гестаповцы уехали в город, оставив на острове несколько видеокамер. И одна из камер зафиксировала отъезд Шибздика. Пока просмотрели записи, пока по номеру лодки установили её владельца, - прошли почти сутки. Теперь был нужен список членов и план садоводства.
        Председателя садоводства нашли дома, в дымину пьяного, привести его в чувство удалось, только выкупав в ванне с холодной водой. Поехали в правление. Взяли списки. Посвящать председателя было нельзя, - ему дали литр водки, которую тот сейчас и поглощал, а утром он вряд ли вспомнит, как оказался в правлении. В списках оказались две одинаковых, как у Пашки, фамилии. Посмотрели план, одна из принадлежащих этим людям дач располагалась на берегу реки. К ней и поехали на двух буханках гестаповцы.
        Шибздик и сосед спали. Очень крепко спали. Гестаповцы посветили фонариком, по фотографии опознали Шибздика. Нашли связку ключей, перерыли всё в гараже и в лодке. Ничего подозрительного не нашли. Шеф охраны позвонил Епифану и доложил обстановку.
        - Мне свидетели не нужны, - был приказ Епифана.
        Шеф отослал гестаповцев в машины. Оставшись один, перерезал кухонным ножом спящему Шибздику горло. Стал вкладывать нож в руку соседа, а тот в это время возьми, да и проснись. Пришлось резать и его, а потом растаскивать тела, переворачивать стол и бить посуду, имитируя пьяную ссору…
        В Москве Кэп заявился к другу - бывшему однокурснику. Объяснил суть дела. Тот точно не знал, работает ли система - антитеррор по сию пору. В аэропорту, из которого улетал Епифанов самолёт, у него был свой человек. Договорились, сколько и куда Кэп забросит денег, если дело выгорит…
        О гибели Епифана в авиакатастрофе сходка наркобаронов узнала из телевизионного выпуска новостей. Кэп присутствовал на сходке, и он не имел никакого отношения к происшедшему, - однозначно.

* * *
        Смена в дурилке подходила к концу (мы с тобой уже на том свете, друган читатель). Начальник смены в задумчивости чесал репу.
        - Чё это за город за такой? Из него всё какие-то Гитлеры, Ленины, да Троцкие прибывають и прибвывають, один за одним. А… У них там металлургический комбинат, экология шибко худая, надышутся гадостями всякими-разными, вот и делаются такими. Ладно. Болвана завтра в управление пошлю, он всё равно, кроме как мухлевать, ничего не умеет. А двух новеньких - в отстойник, к своим, к братьям по классу, своих-то на куски не разорвут.
        - Дежурный по дурилке, Шибздика и Соседа - в отстойник!
        Ангелы перенесли новеньких в отстойник. Открылась дверь, новенькие вошли. Их окружили земляки - бывшие люди.
        - Здарова, братан! - Шибздика хлопнули по плечу.
        Шибздик обрадовался: это был Пашка. Всю тусветошную ночь они делились впечатлениями и строили планы на будущее. Интересные планы.
        Соседу ощущение трезвости, последний раз в которой он был лет тридцать назад, показалось настолько непривычным, что он и думать-то не мог, а лишь постоянно крестился. Вернётся к нему способность думать, но - не сразу.
        Глава 15. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ЕПИФАНА
        Принтер уже печатал приказ о назначении Болвана-Епифана на должность посыльного Управления Того Света (УТС), когда пришёл сменщик начальника смены дурилки.
        - Как у нас Рыжий? - первым делом осведомился заступающий на смену.
        - Мозговая активность отсутствует.
        (Рыжий прибыл на тот свет после грандиозной пьянки, и в какой-то момент стал оживать - это бывает с алкоголиками - по этому поводу и звучала на том свете сирена в конце главы 3.)
        Заступающий на смену посмотрел на лист бумаги, выползающий из принтера.
        - Болван… знакомое имя… А… Я же ему в подсознание лазил, там они с Рыжим в одном кабаке бухали. А Болван ещё здесь?
        - Да.
        - Точно, вспомнил. Сейчас вместе посмотрим, подключай его к компу.
        Болвана подключили к компьютеру, ввели ключевое слово "кабак", нажали enter. Компьютер стал находить соответствующие ключевому слову эпизоды по сотне-полторы в секунду.
        - Да-а. Любил в той жизни Болванчик повеселиться… Ладно, иди, отдыхай, я за смену найду нужный эпизод. А приказ пока удали.
        Только к концу смены начальник смены дурилки отыскал нужный эпизод: Рыжий и Болван в кабаке обсуждали идеи грядущей приватизации.
        - Надо бы их - Болвана и Рыжего - сконнектить, может, Рыжий и проснётся, - устало подумал нач. смены, и записал это своё предложение в оперативный журнал.
        Очередной начальник смены дурилки оказался бывшим человеком осторожным: сам коннектить этих двоих бывших не стал, а доложил начальнику дурилки. Тот распорядился так: подождать ещё неделю, а потом, если Рыжий за это время не проснётся, - сконнектить его опилки с Болвановыми (так на жаргоне дурилки назывались мозги бывших людей).
        Результат коннекта превзошёл все ожидания. Рыжий резво вскочил и с воплем "Епифанушка" бросился обнимать спящего Болвана. Тот тоже проснулся, и объятия перешли в лобзания. Пришлось снова обоих усыпить. Рыжего отправили на доработку. Напечатали новый приказ о назначении Болвана на должность посыльного УТС. Болвана разбудили, выдали приказ и спецодежду и отправили в УТС.
        В УТС Болвана оформили посыльным, он весь день разносил документы, куда велели. А в конце рабочего дня напросился на приём к начальнику УТС. Находясь в хорошем настроении, тот Болвана принял. Болван протянул ему пять исписанных листов бумаги…
        - И когда написать успел, ведь весь день посыльным бегал? - удивился начальник.
        Удивление перешло в брезгливость, когда начальник стал читать Болвановы каракули. Болван предлагал создать при УТС дочернее предприятие "УТС-Инвест", с его, Болвановой долей в 77 долларов и акционировать УТС для улучшения его работы, а с вновь поступающих бывших людей брать деньги за услуги. За некоторые услуги, вроде предоставления отдельной палаты, сиделки и т. п…
        - И откуда такие дураки берутся?… - размышлял начальник УТС - Надо его усыпить, и надолго. А надолго можно только по собственному желанию… Надо сделать, чтобы захотел… Что там у него на Родине сейчас творится?
        Начальник УТС набрал на клавиатуре код города и уставился в монитор. Увиденное показалось ему достаточным для возникновения у Болвана собственного желания.
        - Болван, Вы подали ценное предложение. Оно будет рассмотрено. Не хотите ли посмотреть, как идут без Вас дела в Вашем родном городе?
        - Конечно, хочу.
        - Сегодня рабочий день уже закончился. Придите ко мне завтра за час до окончания рабочего дня.
        - Будет исполнено.
        Начальник УТС задумался. Инструкция предписывала перед усыплением по собственному желанию сохранить полный дамп памяти усыпляемого. Епифана усыпили ненадолго, подключили к его опилкам компьютер и сбросили в него дамп Епифановых опилок. После этого была запущена программа, преобразующая Епифанову память в зрительные и звуковые образы.
        Начальника УТС интересовало, как провинциальный финансист оказался в Москве, в окружении Президента. И он стал смотреть преобразованный дамп.
        … Так, женился ещё студентом… Поднажился на бартере… Начал прихватизировать завод под себя… Вот он, искомый эпизод.
        В Москве Епифану предложили: либо роднишься с будущим президентом, либо отдаёшь большую часть акций твоего завода, либо - на нары. В Епифановой репе вертелась песня перестроечных времён: "Или деньги всерьёз, или счастье всерьёз…". Епифан, для приличия немного подумав, выбрал первое.
        Он развёлся с женой и женился, на ком велели, сделать это было несложно: кандидатка в новые жёны олигарха уже была пристроена к нему в управление завода. Бывшая сдуру подала в суд на раздел имущества, требуя половину акций.
        Суды уже были куплены Епифаном, как и газеты с телевидением, и бывшая не получила ничего, кроме 650-долларовых алиментов. Случай получил огласку, а бывшая - пожизненное преследование: в каком бы городе она ни попыталась осесть, - тут же появлялись судебные приставы и арестовывали квартиру. Наверное, Епифан сделал бы ещё кое-что, но бывшая с сыном просочилась на НТВ, и сын грустно так сказал в объектив:
        - Папа сказал: "Если не прекратите - просто потеряет управление грузовик, и вас не будет".
        Новая жена оказалась способной, быстренько родила ему ещё двух сыновей, и уже после этого Епифан перебрался в Москву и стал покупать сначала дворцы, а потом и пароходы, порты, шахты, заводы по всему миру. Теперь, при дворе, он был неуязвим, а новый могущественный родственник, выпив, частенько обещал передать ему свою должность, не уточняя, правда, в каком именно году.
        В конце второго своего рабочего дня Болван-Епифан, как и было велено, вошёл в кабинет начальника УТС. Последний подавил клавиатуру, слева и справа от кресла, в котором Болван сидел, поднялись тумбы с джойстиками, перед креслом - руль, под ногами - педали. На стене замерцал большой экран. Начальник объяснил, что у Болвана будет полная иллюзия присутствия в городе, его же присутствие окружающим будет незаметно, одним словом, Болван будет бывшим человеком-невидимкой. Объяснил и то, как пользоваться рулём, педалями, джойстиками, показал и кнопку возврата, предупредив, что через час сработает автоматический возврат. Болван нажал кнопку "Старт". И оказался у дорожного указателя с надписью родного города, в автомобиле "Жигули".
        По правде сказать, он уже разучился управлять автомобилем: его давно возили надёжные водители. Через минуту на разбитой дороге Епифанов "жигуль" столкнулся со встречным "Камазом". Впрочем, столкновения как бы и не было: его машина - тоже невидимка - просто проехала "Камаз" насквозь, не причинив последнему никакого вреда. Епифан приободрился и уже не обращал внимания на встречные-попутные авто, "разъезжаясь" с ними тем же методом.
        Перед путепроводом над железной дорогой оказалась гигантская пробка, причём все машины почему-то стояли-ехали по Кириллке, не заезжая на путепровод. Епифан потянул ручку правого джойстика на себя. "Жигуль" поднялся в воздух метров на десять. Пролетая над путепроводом, Епифан понял, почему по нему никто не ездит: рухнул пролёт над железной дорогой. Обломки пролёта были оттащены в сторону, чтобы не мешать движению поездов.
        Епифан решил дунуть прямо на завод, в свой кабинет, но на пути стояло облако густого смога, которое пришлось облететь. Так Епифан оказался на улице Мирной. Он решил проехать по улице. Приземлился. Начиная с Ломоносова, придорожные тополя с левой стороны были спилены, на их месте стояла сплошная стена ларьков. Заводской забор был местами повален, Мирную пересекали толпы работяг, покупающие в ларьках какие-то бутылки и возвращающиеся через проломы в заборе обратно на завод.
        - Непорядок, - подумал Епифан и для забавы стал давить быдло, которое, впрочем, не обращало на это никакого внимания: ведь и автомобиль, и Епифан были невидимками. Доехав до здания управления, Епифан бросил у входа своё невидимое авто, прошёл мимо охраны и поднялся в свой кабинет.
        Там царила привычная обстановка: на диванах валялись голые девки, на столах и полу - бутылки и закусь, а за его рабочим столом играли в карты. А кто теперь хозяин кабинета и завода? Епифан вышел, прочитал табличку у дверей. Оказалось, его сын. Ну да, он же унаследовал акции. Епифан вернулся в кабинет, подошёл к столу… И ужаснулся: его сынуля уже проиграл доменный цех и мартен, а сейчас на кону стоял конвертерный. Через пару минут был проигран и конвертерный, и кому? Бывшему конкуренту! Епифан, желая прекратить это безобразие, заорал и застучал кулаком по столу. И никто не обратил на него никакого внимания. Ну да, он же забыл, что он - невидимка…
        Часы в автомобиле показывали, что до окончания экскурсии осталось двадцать пять минут. И Епифан решил съездить в свой дворец, - посмотреть, как там, дома… Десять минут ушло на дорогу. Пройдя мимо охраны, Епифан стал обходить комнату за комнатой в надежде встретить кого-нибудь из родни. И нашёл… В его спальне на его кровати спала его жена. И с кем… С мэром!
        Епифан понял, что здесь ему больше нечего ловить. Надо что-то сделать напоследок… Выпить, вот что. На столе в спальне стояли закуски. И пятилитровая бутыль вина. Епифан знал, что мэр пьёт какое-то особое вино. Взяв бутыль двумя руками, Епифан налил полный стакан. Поставил бутыль и повернул её этикеткой к себе, чтобы удовлетворить своё последнее любопытство: а что за вино пьёт мэр? "Антилёд"… Странное название. Епифан хотел выпить стакан залпом, но первый же глоток ожёг горло и напрочно там встал. В нос шибануло ароматом коксохима. Выплюнув, что смог, Епифан побрёл к выходу, сел в своё авто. Протянул руку к кнопке "возврат", потом налево, опустил стекло, деловито поблевал на порог бывшего своего дома, и потом уже нажал кнопку.
        И оказался в кресле перед начальником УТС, тумбы с джойстиками бесшумно уходили в пол.
        - Ну как, понравилось? - вежливо поинтересовался начальник.
        Болван закрыл лицо руками.
        - Я старался - старался, а они…
        - Реальность не совпала с ожидаемым?
        - "Не совпала"- не то слово. Епифан заплакал.
        - Не надо грустить. Здесь жизнь вечна, у Вас есть перспективы служебного роста… Советую Вам отдохнуть… Лет триста. Но для этого надо написать заявление.
        Епифан задумался. Что такое триста лет по сравнению с вечностью? И потом, сколько бы пришлось отсидеть ему в не лучшей из тюрем не лучшего из миров, если бы в том мире его за его деяния привлекли к ответственности в соответствии с законодательством? Хотя бывший финансист, а потом олигарх и гордился тем, что быстро считает в уме, безо всяких там калькуляторов, но на пятой тысяче лет он сбился со счёта…
        - Я согласен, - и Епифан написал заявление усыпить его на триста лет по собственному желанию, которое тут же было удовлетворено.
        Не грусти, читатель. И не жалей Епифана и ему подобных. Это они пропустили нас через перестройку, приватизацию, дефолты, монетизацию и обобрали до нитки. Епифан ещё легко отделался. Оставшимся епифаноподобным придётся тяжелее.
        Глава 16. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
        Тем временем три друга - Пашка, Шибздик и Сосед привыкали к новой жизни. Пашка вновь был назначен старостой отделения отстойника. Сосед занимался консалтингом, и ему это нравилось: поводил немного метёлкой, и делай, чё хошь. Сосед хотел выпивки, напрочь отсутствующей по новому месту службы… А Шибздика, знакомого с компьютерами, посадили оператором на терминал.
        Сразу после прибытия на тот свет друзья поставили цель: вернуться туда, откудова прибыли, и разобраться с теми, кто их на тот свет отправил. Выработали стратегию: Шибздик взламывает тотсветошную компьютерную сеть и находит способ возврата (между обитателями отстойника ходили разговоры, что за особые заслуги перед руководством последнее может устроить командировку в не лучший из миров, - взад, обратно, то есть, в заду же за такие заслуги устраивали обычно цацки - ордена и медали). А Пашка сообразит и, главное, сделает всё, чтобы этим способом воспользоваться.
        Терминал являл собой вмонтированные в стол монитор (даже не цветной) и клавиатуру. И всё. Работало единственное приложение: учёт вновь прибывших, очевидно, что набранные Шибздиком списки передавались по сети в комп более высокого уровня, в него-то Шибздик для начала и хотел залезть. Работы Шибздику хватало: Епифанов завод построил ещё несколько цехов и чадил так, что умирали не только старики и дети, но и люди в расцвете лет.
        Терминал не ломался и не разбирался. Шибздик перепробовал все сочетания клавиш, пытался давить их сразу двумя руками, как на "Спектруме", пытаясь выйти в отладчик или перезагрузить комп, - бесполезно. Оставалось устроить замыкание на шинах питания, но добраться до внутренностей терминала было невозможно.
        Соседа иногда привлекали к общеотстойному консалтингу, откуда он ухитрился спереть кусок провода и металлическую полоску, скромно утверждая, что их подарил ему вновь прибывший электрик. Шибздик постоянно держал эти бесценные предметы при себе. Что делать дальше, - сообразил Пашка, полоской разбивший лампу в светильнике. Вызвали электрика. Тотсветошный электрик пришёл с лампой и лестницей-стремянкой. Когда он залез на стремянку, его "нечаянно" уронили, - аккурат на терминал. Пока он, ругаясь, поднимался с пола, треснувший корпус клавиатуры разломили. Сделав свет, электрик ушёл, сказав, что пришлёт компьютерщика - заменить корпус клавиатуры.
        Шибздик ненадолго замкнул шины питания. Монитор погас, комп стал ребутиться. Тут-то и выскочила менюшка, в которой под цифрой "5" стояла надпись "ОТЛАДКА ПРИЛОЖЕНИЙ". Нажали "1" ("УЧЕТ ВНОВЬ ПРИБЫВШИХ"), комп перезагрузился, стали ждать компьютерщика.
        Шибздик внимательно наблюдал за тем, как компьютерщик меняет корпус клавиатуры. Оказалось, корпус фиксировался изнутри замком, позволяющим снять его при нажатии клавиш "2578".
        Назавтра, закончив ввод данных, Шибздик нажал эти клавиши, снял корпус, замкнул шины питания, отребутился, вошёл в отладчик. Конечно, там стояла не печально известная "WINDOWS", но за неделю Шибздик, привыкший со времён "Спектрума" патчить операционки (не были исключением и майкрософтовские творения), справился с новой для него операционной системой и стал лазить по тотсветошным сетям. В отличие от Интернета, тотсветошная сеть имела иерархическую структуру.
        - Хакеров, что ли, у них не было? - наивно подумал Шибздик, и вскоре убедился в обратном. На минуту его рабочее приложение исчезло, а весь экран заняла надпись "ПРЕКРАТИ ПОЛЗАТЬ ПО СЕТИ! Я ТАКОЙ ЖЕ, КАК И ТЫ, И ЕЛЕ УСПЕВАЮ ЗА ТОБОЙ ЧИСТИТЬ ЛОГИ. НА НЕДЕЛЕ НАВЕЩУ И ВСЁ ОБЪЯСНЮ. БОНИВУР. "
        Посоветовавшись с Пашкой, Шибздик решил послушаться неведомого Бонивура. И тот действительно вскоре явился. Бонивуром оказался уже лысеющий патлатый пожилой парень, похожий на хиппи. Он долго разговаривал с Шибздиком на компьютерные темы, Пашка и Сосед ничего не понимали. Потом поинтересовался, а чего хочет столь способный вновь прибывший? Ответил Пашка:
        - Вернуться туда, откудова прибыли.
        - Насовсем - невозможно, но на день-другой я могу устроить, если пообещаете больше не лазить по сетям. Контроль здесь жёсткий, даже мысли контролируются, думать о чём хошь можно только у терминала: его излучение забивает энергию мыслей, - ответил Бонивур.
        С его условием согласились. Бонивур поведал, что, вообще-то, оба света управляются из одного центра, и, если отправленный в командировку в не лучший из миров попытается сделать что-либо, не предусмотренное Высшим Разумом, - он мгновенно окажется в лучшем мире. Возможно сделать лишь то, что всё равно случилось бы: только то, что задумано Высшим Разумом, ход истории на Земле и в Космосе предопределён.
        Пашка спрятал ухмылку, он не верил в фатализм, но смолчал, чтобы задуманное не сорвалось.
        - Попить водки, переспать с бабой, - это получится всегда, - продолжал Бонивур (Сосед при этих словах аж подпрыгнул от предвкушения радости), - я это делаю регулярно.
        Договорились о месте и времени высадки: вернуться в не лучший из миров можно было только в определённое время, когда шёл энергообмен между тем и этим светом. А вот обратный (для нас с тобой, читатель, увы, прямой) процесс возможен в любое время.
        И вот однажды утром Пашка, Шибздик и Сосед оказались на Пашкиной даче, на берегу Ягорбы. И Пашкина, и Соседова дачи заросли полутораметровой травой, их никто не обрабатывал. Пашка достал из прятки ключи, отпер дом. Надо было проверить тайник. Выставив Соседу и Шибздику бутылку, чтобы не мешали, он спустился в кессон под домом. Увы: кессон был пуст, оружие исчезло. Пашка присоединился к компании, выпили, поговорили. Почему-то с железной дороги не был слышен шум проходящих поездов.
        Пошли в город. На автобусной остановке с десяток бабок обсуждали последние события. Друзья узнали, что Епифан разбился вместе с самолётом, его наследник пропил и проиграл в карты пол-завода. Последовали задержки зарплаты, увольнения, возродился профсоюз и организовал забастовку. В ответ буржуи перестали выдавать деньги с пластиковых карт, банком тоже владел наследник. Через неделю голодные рабочие разгромили заводскую контору, а потом настал черёд городских магазинов. Вся милиция и большая часть буржуйской охраны перешли на сторону рабочих, положение стало неуправляемым.
        В это время в стране случился очередной дефолт, золотовалютные запасы и средства стабилизационного фонда исчезли неизвестно куда, примеру Пашкиного города следовали другие, народные волнения постепенно распространялись на всю страну. Олигархи разом свалили за бугор, президент пока ещё нет. А из Пашкиного города, прихватив кто сколько может награбленного добра, буржуи сматываются автомобильным, железнодорожным, воздушным и водным транспортом. Сейчас железная дорога и проходящие через город шоссе уже перекрыты вооружёнными отрядами рабочих, в городе постоянно стреляют.
        Друзья вышли на железную дорогу и пошли по шпалам к вокзалу. На свалке у насыпи вооружились обрезками труб, арматуры. Шибздик зачем-то смотал в кольцо метров пять толстой стальной проволоки и взял с собой. Дошли до путепровода по Архангельской, решили подняться на него, чтобы оценить сверху обстановку.
        Метрах в пятистах по направлению к вокзалу стояли люди, вдоль насыпи и поперёк рельсов, больше ста человек. К ним медленно приближался поезд, состоящий из пассажирских и грузовых вагонов. Было и несколько платформ, по периметру заложенных мешками, в середине платформ виднелись вооружённые люди. Тащила поезд электровозная спарка.
        Пашка догадался: это буржуи с награбленным добром пытаются сбежать из города. Куда, интересно? На поезде-то?
        Не доехав до стоящих на рельсах людей метров двести, поезд остановился. Послышалось тявкание матюгальников, предлагающее освободить путь. Кто-то сбоку выпустил автоматную очередь по поезду.
        Состав стал разгоняться, и на приличной уже скорости электровоз сбросил людей с рельсов. Кто отлетел в стороны, кто - на рельсы, и по ним уже прогрохотал состав. С боков в поезд полетели камни и пули. Люди на платформах открыли пулемётный огонь в обе стороны. Уцелевшие пикетчики попрыгали с насыпи, прячась за ней от пуль.
        Пашка решил помочь пикетчикам. Друзья быстренько распрямили подобранную Шибздиком проволоку.
        - Диаметр 6, 5, - подумал Пашка, - то, что надо, такая не перегорит сразу.
        Засунув сначала один конец проволоки, а потом - другой в ограждение путепровода, Пашка загнул два крючка, во взаимно перпендикулярных плоскостях, первый крючок должен был лечь на контактный провод, а второй - зацепить пантограф электровоза и снести либо пантограф, либо контактный провод. От замыкания на землю могла сработать защита на тяговой подстанции, в любом случае, остановка буржуйского поезда была гарантирована.
        Прицелившись, Пашка набросил проволоку на контактный провод, крючок с щелчком и искрой лёг на него. Поезд быстро приближался.
        - Отойдём, сейчас здесь будет жарко, - Пашка увлёк друзей в сторону и велел повернуться к пути, по которому шёл поезд, спиной, чтобы не быть ослеплёнными дугой.
        Машинист электровоза заметил Пашкин сюрприз слишком поздно, и затормозить не успел. Когда электровоз приблизился к висящей проволоке, раздался грохот, пламя дуги охватило электровоз и путепровод. Дуга горела секунд пять. Когда треск дуги стих, Пашка посмотрел на результат и остался доволен: отключенный защитой контактный провод лопнул и лежал на крышах вагонов.
        - Это надолго, - подумал Пашка, - надо же, буржуи сглупили: не догадались на Епифановом заводе пару тепловозов позаимствовать.
        Прячась за насыпью, к остановившемуся поезду бежали пикетчики.
        - Справятся без нас, - сказал Пашка, - пошли в город.
        Друзья вышли на центральный зареченский проспект, спустились к Ягорбе, перешли мост, поднялись на площадь. У большого экрана стояли сотни людей, шла передача из Москвы. Образовавшийся Совет левых партий сообщал, что президент, правительство, Дума, олигархи бежали из России. Власть принял Совет. Армия и внутренние органы - на стороне Совета. Сейчас буржуи помельче бегут из страны, вывозя награбленное. Железнодорожные станции и морские порты на границах блокированы. Самолёты, не подчинившиеся приказу вернуться, сбиваются на границе. Совет призывал организовывать его отделения в регионах, на их основе образовывать органы местной власти и бить пытающихся сбежать буржуев.
        Люди обсуждали обращение Совета. Друзья услышали, что основная часть местных буржуев прячется в том самом городке чудес на Соборной горке, за стенами дворцов и метровой толщины заборами. Люди пошли на Соборку, к ним присоединились Пашка, Шибздик и Сосед.
        На площади Жертв Революции уже собрался народ. Люди стояли вокруг трёх КАМАЗов. С одного раздавали оружие - автоматы и гранаты, в кузовах двух других лежали тела участников неудавшейся попытки штурма. Площадь ещё раз оправдала своё название…
        Получасом ранее несколько десятков человек пытались, не взяв даже с собой автоматов, по приставным лестницам перелезть через забор, чтобы передать буржуям ультиматум. Они были хладнокровно расстреляны из окон дворцов, стрелявшие демонстративно не жалели патронов. Сейчас у очевидцев расстрела и подошедших недавно первая растерянность проходила, уступая место трезвому расчёту и жажде мести.
        Пашка активно присоединился к процессу. На удивление, у некоторых работали сотовые телефоны. Позвонили в стачком на бывший Епифанов завод, попросили несколько 60-тонных БЕЛАЗов, груженых железом, - с их помощью рассчитывали проломить забор. БЕЛАЗы пришли одновременно с милицейским БТРом. В автобусе приехало новое милицейское начальство со спецназом. Оно объявило, что в городе образованы новые органы управления и попросило непрофессионалов отойти в сторону, чтобы избежать ненужных жертв. Ответом на призыв сдаться была стрельба из окон дворцов. БТР развернулся, разогнался, и, сделав пролом в заборе, скрылся в городке чудес. Из окон по-прежнему стреляли. Под прикрытием БЕЛАЗов в городок проник спецназ, через десять минут стрельба прекратилась. В это время зазвонил сотовый, с которого час назад связывались со стачкомом.
        Стачком сообщил, что звонил их помощник с поста ГАИ на Кириллке: пост расстрелян, помощник уцелел только потому, что в это время отошёл в сторону, а по направлению к аэропорту проскочил автобус, сопровождаемый несколькими джипами с охраной. Пашка решил, что негоже отвлекать спецназ, у которого и здесь много работы. Друзья успели вооружиться ещё до приезда милиции, они вышли на Советский, тормознули невесть откуда взявшийся здесь "Мерседес", сели в него и велели водиле гнать в аэропорт. Возражений не последовало.
        Тела товарищей, лежащие у поста на Кириллке, придали друзьям решимости, а "Мерседесу" - скорости. В аэропорт приехали вовремя: самолёт начинал разбег. Выехав на взлётно-посадочную полосу, выскочили из машины и отправили водилу прочь. Пашка предупредил, что скорость у самолёта большая, и при стрельбе надо давать упреждение. Легли на спины. И выпустили три рожка в брюхо самолёта, когда он пролетал над ними на высоте нескольких десятков метров. Оглушённые рёвом двигателей, перевернулись и стали наблюдать. Самолёт продолжал набирать высоту. Вот за ним потянулся шлейф дыма… Самолёт стал заваливаться на крыло, всё сильнее и сильнее, и, наконец, упал. Взорвались топливные баки…
        - Как в кино, - подумал Пашка.
        Сосед что-то хотел сказать ему, но слух ещё не вернулся. Вышли с бетона полосы, сели на травку. Сосед открыл сумку, из сумки торчали горлышки бутылок… Вернулся слух, но в ушах ещё звенело. Невдалеке догорал буржуйский самолёт. Решили оставшееся время, отведённое им Бонивуром, провести на природе. А в городе и без них справятся…

* * *
        Вот такая повесть у меня получилась, с фаталистическим уклоном. Значит, так тому и быть. И будет ведь…
        Череповец, 2004-2005.
        Примечания к повести "ОЛИГАРХ НА ТОМ СВЕТЕ"
        После того, как с моей повестью "ОЛИГАРХ НА ТОМ СВЕТЕ" познакомились, судя по счётчикам, на двух моих сайтах около четырёх тысяч посетителей, по электронной почте пришло вот такое письмо:
        " - Нашел в книге Ветхого Завета такую строку!!
        "И вышел от них корень греха - Антиох Епифан, сын царя Антиоха, который был заложником в Риме, и воцарился в сто тридцать седьмом году царства Еллинского".
        Первая книга Маккавейская, гл. 1. стих 10.
        А Имя неслучайно ты выбрал для своего повествования…?"
        Имя я взял из песни Высоцкого, четверостишие из которой поставил эпиграфом к повести, - по чисто внешним проявлениям жизни олигарха. Случайно ли это имя попало в песню, - спросить уже не у кого. Скорей всего, случайно.
        Что за Епифан такой библейский был - следовало проверить. Набрав в строке поиска Апорта "Ветхий Завет&Епифан" (если будете искать, - набирайте без кавычек), я ушёл по одной из ссылок. Там целая книга, фрагменты из которой представлены ниже. Обратите внимание на цифры.
        Об остальных совпадениях - позже. Сейчас в который раз уже говорю: всё уже или было, или было сказано, история повторяется. А любое дело - царство ли, бизнес ли, - если они замешаны на крови и угнетении народа - разваливается, часто ещё при жизни основателей. Жаль, что цари и бизнесмены историю не изучают.
        Источник нижеприведённого: Толковая Библия или комментарий на все книги Священного Писания Ветхого и Нового Заветов. А. П. Лопухина. Книга пророка Даниила. Издание исправленное и дополненное, 2003 год. Интернет-версия под общей редакцией Его Преосвященства Александра (Милеанта), Епископа Буэнос-Айресского и Южно-Американского.
        Александр, - говорит автор первой Маккавейской книги, - царствовал 12 лет и умер. И владычествовали слуги его каждый в своем месте. И по смерти его все они возложили на себя венцы, а после них и сыновья их в течение многих лет; и умножили зло на земле. И вышел от них корень греха - Антиох Епифан. В те дни вышли из Израиля сыны беззаконные и убеждали многих, говоря: пойдем и заключим союз с народами, окружающими нас, ибо с тех пор, как мы отделились от них, постигли нас многие бедствия. И добрым показалось это слово в глазах их. Некоторые из народа изъявили желание и отправились к царю; и он дал им право исполнять установления языческие. И установили у себя необрезание и отступили от святого завета.
        Не довольствуясь истреблением евреев, Антиох Епифан вознесся на Вождя воинства небесного, что проявил в отнятии у него ежедневной жертвы и поругании места святыни Его. Выражая желание, чтобы все его подданные были одним народом и оставили свой прежний закон (религиозный), он, как говорится в 1 Маккавейской книге, предъявил подобное требование и евреям: запретил им приносить всесожжения и жертвы, совершать возлияния Иегове и праздновать субботы (1 Мак. 1:45), на месте разрушенных жертвенников строил капища и жертвенники идолам, заставляя израильтян приносить на них жертвы языческим богам (1 Мак. 1:47 -49). И приказание Антиоха было исполнено: в пятнадцатый день Хаслева устроил на жертвеннике мерзость запустения, и в городах Иудейских построили жертвенники (1 Мак. 1:54; ср. 2 Мак. 6:2 и д.).
        Продолжительность предания Антиоху на попрание и святилища и народа равняется, по словам Ангела, 2.300 вечеров и утр. И так как по библейскому словоупотребление, выражение "вечер и утро" обозначает особый, отдельный день (Быт. 1:5, 8, 13 и д.), то и в настоящем случае "2.300 вечеров и утр" должны быть понимаемы в смысле 2.300 полных дней, - суток. Конечным пунктом этого периода является время очищения святилища - "тогда святилище очистится, " т. е. восстановление истинного богослужения в храме в двадцать пятый день месяца Хаслева 148г. (1 Мак. 4:52 -53).
        Преемником Селевка Филопатора был брат его; сын Антиоха, Антиох Епифан (175 -164г.). Он характеризуется, как человек "презренный, " т. е. ничтожный по нравственному достоинству и недостойный по своим правам престола, почему "ему и не воздадут царских почестей, " а он "завладеет царством лестью. " И действительно, Антиох Епифан хитро устранил законного наследника престола - сына Селевка Димитрия, бывшего в это время заложником в Риме, и предотвратил происки на тот же престол государственного казначея Илиодора и своей сестры, египетской царицы Клеопатры, в пользу ее малолетнего сына, египетского царя Птоломея Филометора. С этим последним Антиох Епифан начал было войну, в которой "всепотопляющие полчища" египетские были им разбиты (1 Мак. 1:17 -19). Заключив затем с Филометором временный союз, Антиох прикрываясь родством, вошел в Мемфис и здесь под предлогом, что он берет на себя заботы о малолетнем племяннике-царе и о делах его правления, стал полновластно распоряжаться Египетским царством: вступил "в мирные и плодоносные страны" Египта и сильно разграбил их; думал о том, чтобы разрушать крепости
египетские и обессилить страну и затем окончательно овладеть южным царством.
        Под конец своего царствования Антиох с многочисленным войском вновь пошел против царя египетского и, пройдя области "южного царя", опустошил их. Разграблена была им и Иудея. Только владения идумеев, моавитян и аммонитян остались нетронутыми: он оставил их в покое, спеша против египетского царя, чтобы не дать ему времени усилиться. Распространившиеся слухи о возмущении против него в отдаленных владениях его царства на севере и востоке заставило Антиоха поторопиться возвращением домой (ср. 2 Мак. 5:11). Раздраженный царь двинулся к пределам своего царства и расположился станом между морем и Иерусалимом. Вскоре после этого, во время возвращения из похода в Персию, между Антиохией и Экбатанами Антиох скончался, пораженный Богом страшною болезнью (2 Мак. 9:1, 3, 5, 9, 28).