Гетто Максим Андреевич Далин
        Макс Далин
        Гетто
        …Ну что ж ты, смелей! Нам нужно лететь!
        А ну - от винта! Все, все - от винта! Александр Башлачёв
        В этом районе города Славка никогда ещё не был - и никак не мог сообразить, где сейчас находится. Напрасно задремал в автобусе. Надо же было выскочить на чужой остановке! - да и автобус исчез непонятно как и неведомо куда, и остановки теперь, почему-то, не было видно.
        Славка озирался, рассматривая, вроде бы, историческую застройку. Между невесть как оказавшейся тут ратушей, украшенной громадными часами, симпатичной кафешкой и обшарпанным доходным домом, утыканным нелепыми балкончиками, вдруг обнаружился скверик с видом на ультрасовременный торговый центр - словно выход в другое измерение. Повернувшись к скверику спиной, Славка увидел узенькую грязную улочку, мощённую булыжником, средневековую какую-то, старше города - но у него под ногами булыжник резко переходил в асфальт. В проёме между неожиданными хрущёвками на другой стороне перекрёстка темнели деревья; был ли там парк или что-то другое, Славка не знал.
        И в этом странном месте проживала ещё более странная публика. Народу вокруг бродило не слишком много, и как-то особенно часто встречались фрики, одетые как ролевики или панки. Впрочем, Славке было неуютно по другой причине: буквально все встречные, неизвестно почему, окатывали Славку взглядами настолько недружелюбными, что он чувствовал себя нелегальным эмигрантом из горячей точки.
        Однако, надо было как-то выбираться отсюда и ехать домой. Славка попытался обратиться к тому, кто казался самым безобидным в поле зрения - добродушной с виду пожилой даме в длинном платье викторианского стиля и шляпке над седыми буклями:
        - Простите… - но дама не дала ему договорить.
        - Как вам не стыдно, молодой человек! - выдала она вдруг с прочувствованной горечью. - Мало того, что вы имели бесстыдство сюда прийти, у вас хватает бестактности ещё и заговаривать со мной! Я не могу не поражаться падению нынешних нравов! Как можно оскорблять порядочных людей - да, жестоко оскорблять, распускать грязные слухи, выдумывать небылицы - а потом подходить на улице?! Это просто уму непостижимо! Полагаете, я не знаю, что вы говорили о моём жильце?
        - Я? - поразился Славка. - Да я вас первый раз вижу!
        - Зато я вас запомнила, молодой человек, - продолжала дама. - У вас грязное воображение, да-да.
        Дама говорила громко и на них начали оглядываться. Несколько парней в очень достоверной форме вермахта времён Первой Мировой, которые мирно стояли и курили у дверей кафе, вдруг принялись пристально разглядывать Славку, а один из них, громила с пудовыми кулачищами, даже шагнул вперёд, набычившись и щуря злые глаза.
        Потрясённый Славка от греха дёрнул прочь и ретировался в скверик. Там было спокойно и почти безлюдно, только интеллигентного вида мужчина в бархатном пиджаке наблюдал поверх газеты за стайкой болтающих подростков. Очевидно, его внимание привлекла очень хорошенькая девочка, медно-рыжая, тоненькая, в застиранной футболке и юбчонке, слишком узкой и короткой. Просто удивительно, что такая красотка делала в компании чудноватого вида пацанят - толстяка, дёрганого очкарика и заики, который пытался донести на весь сквер, что «кк-кровь сс-смывается хх-холодной водой».
        Подростки не обратили на Славку внимания, зато мужчина взглянул с тенью любопытства.
        - Не скажете, как пройти к метро? - спросил Славка вежливо.
        Мужчина печально улыбнулся.
        - Меня уже давно не удивляет склонность вашего сорта в известность играющих молодых людей к чудовищно пошлым забавам, но «Метро» находится далеко за пределами любых представлений о пошлости. К тому же там небезопасно в вашем, и без того щекотливом положении. Я хочу сказать, что в районе «Метро» вам будут избыточно рады, как чрезмерно обрадуются любому, занятому самоупоённым сетевым словоблудием. Это же гетто.
        - Почему гетто? - удивился Славка, вспомнив парней в немецкой форме. - Что это за место вообще, я тут раньше не был!
        - Что не может не удивлять, если сопоставить вашу интеллектуальную невинность с родом ваших занятий, - кивнул мужчина. - По вашему отчуждённому и безмятежному тону я заключаю, что вы и не были в этом городе дальше гетто. Впрочем, каждый, конечно, выбирает себе любимое обольщение или извращение, утопая в сладостных иллюзиях и воображая изысканные недостижимости - неотъемлемое право бездельника, ласкающего лишь пластмассу клавиш. У меня нет личной причины для неприязни. Вы ведь не знаете меня?
        - Нет, конечно! - обрадовался понятному вопросу Славка, у которого от словесной мути, разводимой собеседником, зашёл ум за разум. - Я-то о вас ничего плохого не думаю!
        Мужчина разочарованно посмотрел вслед уходящим из скверика детям.
        - Ну, что ж, - сказал он рассеянно. - В таком случае советую вам держаться советской стороны.
        - Как это? - удивился Славка. - И почему?
        - Поставщики тюремных библиотек, разумеется, вряд могут тягаться с рождёнными на свободе в отношении затейливости прозы, - туманно пояснил мужчина, - зато их детища, скованные традиционной моралью, могут воздержаться хотя бы от убийства. Вот за немцев я не стал бы ручаться…
        Славка взглянул в направлении его взгляда.
        Компания немецких солдат вошла в сквер и решительно направлялась к беседующим. Славка с ужасом понял, что злость этих фашистов может не ограничиться мордобоем - один из них скинул с плеча винтовку со штыком.
        Славка попятился.
        - Куда же ты, подожди! - неожиданно крикнул по-русски симпатичный парень интеллигентно-арийского вида, но его тощий приятель с винтовкой злобно ухмыльнулся:
        - Кровавая месть - как кровяная колбаса!
        - Перевод Юрия Афонькина, - пренебрежительно повёл подбородком разговорчивый мужчина. - В оригинале это прозвучало бы значительно красочнее…
        Славка не выдержал и бросился бежать. Он понял.
        Фрицы бежали упруго и легко, и не мешали им ни винтовки, ни тяжеленные сапоги. Они нагоняли неумолимо, Славка подумал, что пропал, его сердце выпрыгивало в горло, пот заливал глаза, а ноги подгибались - но вдруг кончился асфальт под ногами, и Славка чуть не растянулся на булыжниковой мостовой.
        А немцы отстали.
        Что колбасникам надо-то, раздражённо подумал Славка, перейдя на шаг и пытаясь отдышаться. Не читал я вашего сопливого Ремарка и не собираюсь, придурки. И если кто-то с дайрей что-то такое про вас и написал, то нефиг было сюсюкаться друг с другом в своих засранных окопах! Боевое братство у них, подумаешь… я-то тут при чём?
        Нервное напряжение потихоньку спадало. Славка шёл по узенькой грязной улочке какого-то тропического городка, куда выскочил из Европы начала прошлого века, и мало-помалу успокаивался.
        Всегда он шлялся по этому городу в фантазиях - теперь вдруг попал сюда во плоти. Ну и что? Вся эта шушера - и викторианская тётка, и трепло в бархатном пиджаке, и фрицы - всего лишь выдумка. Они не настоящие. Их нет. Имел любой с фикбука или СИ любого из этих выдуманных перцев, куда хотел и как хотел. И вообще, скорее всего, это сон.
        О тяжёлом запахе казармы, застарелого пота и пороха, исходившем от солдат, думать не хотелось. Просто воображение разыгралось - и всё. Они могут пахнуть, разве что, типографской краской.
        На противоположной стороне улицы появилась очень хорошенькая девушка в кисейном светлом платьице и шляпке. Тёмные локоны, выбиваясь из-под шляпки, обрамляли умненькое и нежное личико. Славка засмотрелся - и упустил момент, чуть не столкнувшись с прохожим, шедшим навстречу.
        Стальное острие ткнулось чуть ниже шеи, в то самое место, где сходятся ключицы - больно.
        - Вы чего?! - возмутился Славка
        - Здравствуйте, Вячеслав, - вкрадчиво сказал высокий смуглый брюнет с ледяными синими глазами. - Какая неожиданная встреча!
        Он был весь в кружевах, бархате, плюмаже, позументах, шляпе и локонах, но значение имела не внешность этого средневекового, или какого там, пижона. Значение имела шпага, упёршаяся Славке под горло, и то, что этого хлыща он знал. Ближе, чем сейчас ему хотелось бы.
        И хлыщ оказался вовсе не таким, как Славке представлялось. Он не орал, не матерился, не пытался проткнуть Славкину шею насквозь, выглядел совершенно безмятежно - но от него исходила жестокая сила, сделавшая ватными Славкины ноги.
        - Ой, блин… Блад… - прошептал Славка, холодея.
        - К вашим услугам, - чуть поклонился Блад, и Славку затошнило от ужаса.
        - Это не я! - взмолился он, страстно желая провалиться сквозь землю. - Честно! Не я!
        - Нет? - удивился Блад, приподняв бровь. - Вот как?
        - Ну, сеньор! Мистер, сэр… не я… я ничего такого…
        - Совсем ничего? - ещё больше удивился Блад. - Неужели?
        - Я не хотел, - выдохнул Славка, чуть не плача. - Я только чуть-чуть. Только сюжет. Там вообще не вы, а так…
        - Но имя? - напомнил Блад.
        - Так это… однофамилец… совпадение… случайно… пожалуйста!
        - Совпадение? - улыбнулся Блад так, что всё, способное сжаться в славкином организме, сжалось в грецкий орех. - Имена Оггла и Питта, полагаю, тоже совпали случайно? И если мы с вами прогуляемся до порта и спросим моих людей, то они с вами согласятся?
        - Мистер Блад! - взмолился Славка. - Пожалуйста, не надо! Я больше никогда не буду! Ну, пожалуйста…
        - Вы ведь ещё и издали.
        - Не надо, пожалуйста!..
        - Невежливо отказываться, когда приглашают, - сказал Блад с лёгкой укоризной.
        Славка попытался представить, как его встретят в порту люди Блада, и решил, что уж лучше умереть прямо здесь. Блад, слава Богу, был не из его книжки, а из своей собственной, в смысле, из Сабатини - возможно, он просто приколол бы Славку на месте. Без особых изысков.
        Но чёртову пирату, похоже, хотелось отомстить по обычаям Тортуги.
        Славка сделал шаг, еле отрывая от мостовой свинцовые подошвы - и тут пришло спасение.
        К ним бежали двое мальчишек в поношенной одежонке, но с новёхонькими красными галстуками. За ними быстро шёл черномазый плотный мужчина средних лет, чурковатого вида - то ли узбек, то ли таджик, в форменной синей милицейской рубашке советского времени, но без кителя.
        - Тура Халматович, - выдохнул рыжеватый веснущатый мальчишка, - Товарищ начальник угро, вот он!
        «Мент… Неужели повяжет пирата?» - с облегчением подумал Славка.
        - Питер, уберите, пожалуйста, оружие, - спокойно сказал мент, подходя и вытаскивая на ходу удостоверение старого образца. - Не стоит того, уважаемый. Спасибо, Гена, отлично, Миша, идите, ребята. Молодцы.
        Пионеры заулыбались, кивнули, но не двинулись с места.
        - Но мистер Саматов, - возразил Блад, - у меня сугубо личное дело к этому молодому человеку.
        Саматов кивнул.
        - Я понимаю, даже сочувствую. Но куда вы денете труп, Питер? Океан - не арык в Урчашме: всплывёт, к тому же неизвестно, где именно. Не лучше ли дать делу законный ход?
        Блад ослепительно и весело улыбнулся, и убрал шпагу в ножны, изобразив изящным жестом, что умывает руки. Саматов кивнул ему с самым понимающим видом.
        - Теперь вы, - обратился он к Славке. - Не отрицаете, что являетесь писателем? Имя, псевдоним?
        - Э… - растерялся Славка. Черномазый Саматов на него не смотрел даже, а прицеливался - под тяжёлым испытывающим взглядом Славка ощущал себя пойманным с поличным карманным воришкой. - Я это… Курочкин Вячеслав… не, не писатель, какой писатель? Так…
        - Как оказались здесь?
        - Случайно, - пролепетал Славка, чуть снова не добавив «Я больше не буду».
        Пионеры-стукачи, наследнички Павлика Морозова, слушали и злорадно хихикали. Блад наблюдал с любопытством садиста. Саматов кивнул и достал блокнот. Перелистнул несколько страниц.
        - Случайно… Не только «Герои Карибского моря», издательство «Легион», твёрдый переплёт, тираж пятнадцать тысяч, бумага газетная, - сказал мент, поднимая глаза от блокнота на славкино лицо. - Ещё и «Под чёрным флагом», размер миди, статус «закончен», джен, экшн, ООС, насилие, нецензурная лексика?
        - Нет! - вырвалось у Славки. - Это не я! Фанфик - не моё! Аккаунт это… взламывали…
        Саматов усмехнулся.
        - Не волнуйтесь. Отпустите свою пуговицу, оторвёте. Писатель мог бы лгать и достовернее… Питер, вы можете быть свободны, мы разберёмся.
        - Я вас провожу, мистер Саматов, - сказал Блад. - На всякий случай, - и улыбнулся, как могла бы улыбнуться, умей она это делать, атакующая акула.
        - Ну, я же… джен ведь, - взмолился Славка. - Чего он? Другие про него вообще слэш пишут, а я всего-то…
        - Идите со мной, - приказал как отрезал Саматов. - Подробнее обсудим это в другом месте.
        Славка чуть не взвыл от досады и отчаяния. Похоже, спасение от общения с людьми Блада в порту оборачивалось не той стороной.
        - Куда это? - спросил он севшим голосом. - Надолго?
        - Надолго ли - суд решит, - пожал плечами Саматов. - Вы ведь и сами понимаете.
        - А в чём меня… это… обвиняют?
        Саматов усмехнулся, качнул головой.
        - А вы подумайте хорошенько.
        - Судить будет мистер Уоргрейв? - заинтересованно спросил Блад. - Или лорд Джефрейс?
        - Уоргрейв, - сказал Саматов. - Джейферса не назовёшь справедливым, а Уоргрейв - достойный человек, хоть и со странностями. Но это - если подозреваемый доживёт до суда. Следствие по делам писателей обычно поручается Найману. Не одобряю таких методов, но у нас нет выхода. Особый Отдел имени Вайнеров такими делами не занимается.
        - Но ведь вы, как я понимаю…
        Саматов вздохнул.
        - Задержание не входит в мои профессиональные обязанности. Я занимаюсь этим потому, что наверху считают меня сравнительно беспристрастным. Больше некому. Сыскари не могут: Владимиру никак не втолковать, что это не война и нельзя поставить гада к стенке на месте, а Глеб, кажется, понимает, но вы ведь знаете Глеба. Своим личным подчинённым я попросту не доверяю: у Пака личные счёты с наркоторговцами, Силантьев вспыльчив, а Алишер продажен, за хороший куш сдаст любому злодею из западной фэнтези.
        - О, да, - кивнул Блад. - Но кто их осудит! Таковы времена… Вы моложе меня, мистер Саматов, но, вероятно, и вы помните, что слово «писатель» не всегда звучало в Городе оскорблением, напротив - многих были счастливы видеть. А теперь жители города, даже мирные, готовы едва ли не драться за право вздёрнуть очередного писаку на рею - и право, не знаешь, смешно это или драматично.
        Тропический городишко непонятно как перетёк в советский административный центр: Славку вывели на площадь, посреди которой возвышался на высоком пьедестале бронзовый Ленин с указующей дланью, окружённый чахлым газоном. Над зданием за Лениным реял в жарком безветрии красный флаг.
        - Разрешите откланяться, - приподнял шляпу Блад. - Встретимся в суде, мистер Саматов.
        Славка с ненавистью смотрел на них. «Что я вам сделал-то, твари?! - думал он в отчаянии. - Пару фанфиков написал? Ну, да, взял пару идеек у Сабатини - подумаешь, преступление… Про пиратов кто только не пишет… ну, стебанулся малость… Но что ж ты на меня-то кидаешься, пиратская морда? Девки-то тебя под кого только не совали, а я всего-то и сочинил пяток новых приключений… И мент тоже хорош… Уголовника нашёл… Да я мента этого вообще впервые в жизни вижу!» Дико нелепо, глупо и смешно было вдруг провалиться во все выдуманные миры разом - и вместо того, чтобы стать там избранным, всеобщим любимцем и богом, загреметь в советскую тюрягу, да ещё, небось, сочинённую каким-нибудь диссидентом, зацикленным на репрессиях! Можно себе представить, как достоверно… зэки, небось, хуже орков… Хотелось думать, что всё это - сон или галлюцинация, тем более что мир тянул на бред своими зыбкими, растекающимися реалиями - но фигуры литературных героев были осязаемы до безобразия.
        Мучительно хотелось удрать - но Славка решительно не представлял себе, куда. А через площадь, между тем, шли несколько суровых мужчин, в форме и в штатском; побег не представлялся возможным.
        И вдруг его дёрнули чьи-то руки из пустоты.
        Миг - и он очутился в каком-то странном пространстве, не видя самого себя, но ощущая, как его тянут вперёд, прочь.
        Славка побежал, не видя собственных ног, спотыкаясь, чуть не падая, слыша, как за спиной вопят пионеры и матерят его в бога-душу-мать советские защитники правопорядка. И только за углом ближайшего дома - магазина «Графика-керамика», название которого было написано в два дурных яруса - «гра-кера» и «фика-мика» - он сообразил, что произошло.
        И скинул мантию-невидимку.
        Гарри Поттер подхватил её в воздухе и, судя по движениям, перекинул через локоть. Он выглядел уже не малышом, но и не старшеклассником, а так, примерно возраста «Ордена Феникса», но его лицо казалось непроницаемым, как у взрослого мужчины.
        - Ты?! - поразился Славка.
        - Ваша единственная надежда, - кивнул Гарри. - В Особом Отделе сейчас профессор Снейп и Люциус заявления пишут. Все ведь уже в курсе, что вы о нашем мире тоже фанфики сочиняли.
        - Что пишут-то? - с тоской спросил Славка, вытирая пот со лба.
        - Не хотят, чтобы ваше дело рассматривалось на советской стороне. Требуют, чтобы вас в Азкабан переправили. И очень может быть, что русские согласятся. Были прецеденты.
        - Неужели ты хочешь мне помочь? - поразился Славка. - Ты? С ума сойти. Никогда бы не подумал.
        - Или вы пойдёте со мной, или у вас нет шансов, - кивнул Гарри. - Вас убьют здесь, а в реальном мире вы от чего-нибудь умрёте. От тромба какого-нибудь - мало ли, от чего живые люди умирают. Но вам это будет не так и важно, правда?
        - Бр-рр… как это может быть?
        - Как у нас - от фанфиков, - сказал Гарри. - Идите за мной, не стойте. Это как кошмарный сон, в котором вы участвуете. Осознаёте себя, всё понимаете, но сделать ничего не можете. Только мы переживаем и живём дальше, мы же бессмертны, пока о нас читают наши настоящие книги - а вы умрёте. Накройтесь мантией, здесь у вас много врагов.
        Славка огляделся. За фасадом советского магазина оказалась узенькая кривая улочка декоративно-архаического вида - Поттер утащил Славку на территорию фэнтези. Немудрено, что менты потерялись. Гарри протянул мантию, раздвинув её двумя руками - и Славка снова нырнул в невидимость. Ощущения были не из приятных, но под защитой мантии Славка чувствовал себя в относительной безопасности.
        Вслед за Гарри Поттером он пробирался по фэнтезийному городу. Прохожие здесь казались смутно знакомыми, но Славка, не будучи фанатом ни Толкина, ни Сапковского, ни ещё кого-то в этом роде, не был уверен в том, что узнаёт наверняка. Вот, хоть тот, остроухий, в зелёном - он как, из «Властелина Колец» эльф или из какой-то эпигонской книжки? Чёрта с два разберёшься…
        - Здесь встречаются настоящие злодеи, - сказал Гарри. - Не то, что там, в советской прозе. Но нам придётся пройти через район фэнтези, иначе вам не выбраться.
        - Потрясающий ты парень, Гарри, - сказал Славка прочувствованно. - Настоящий мужик. Не помнишь зла?
        Гарри обернулся, будто мог разглядеть Славку под мантией. Он щурился под очками, шрам-молния казался очень тёмным на бледном лице.
        - Почему - не помню? - сказал он странным тоном. - Я всё помню. Я просто хочу, чтобы вы ушли. Отсюда ушли, насовсем. Чтобы не пачкали здесь.
        Славку передёрнуло. Он замолчал и стал пробираться вдоль стен, чтобы не наталкиваться на встречных - борясь с упорным чувством, что его видят и сквозь мантию-невидимку.
        Внезапно - как всё в этом городе, внезапно и нелогично - улица из сказочных домов, таверн и постоялых дворов с лошадьми и единорогами закончилась. Невообразимо громадная каменная стена уходила в бесконечность по обе стороны от Славки; высоту стены он определить не смог - то ли дым, то ли туман, то ли облака скрывали её где-то на уроне девятого этажа типового многоэтажного дома.
        Гарри протянул руку и стащил со Славки мантию.
        - Мы пришли, - сказал он.
        - Э… куда? - удивился Славка, оглядывая стену - и тут, прямо на его глазах, как в романе Толкина, в стене возникла массивная дверь. Гарри направил на неё волшебную палочку - дверь дрогнула и, скрипнув, приоткрылась.
        - Туда, что ли? - Славка подошёл к двери, нажал - и заглянул за неё.
        И увидал огромную толпу на той стороне.
        Больше всего это напоминало толпу зомби в ужастике, но обычно зомби - это полуразложившиеся мертвецы, а те, кто голодными глазами пожирал дверь, выглядели совершенно иначе. Некоторые напоминали ожившие манекены из дорогих магазинов, некоторые - силиконовых сексуальных кукол с арбузами громадных грудей, некоторые - плоских персонажей манги, некоторые - неудачные сетевые арты, с рогами, крыльями, электрическим светом из пустых глаз, кровавыми оскаленными пастями. Все они напряжённо, нетерпеливо ждали - когда Славка войдёт.
        Когда будет можно сожрать его мозг - или что похуже.
        Славка шарахнулся назад, захлопнул дверь и прижался к ней спиной. Он предпочёл бы обычных зомби.
        - Кто это? - прошептал он вмиг пересохшим ртом.
        Гарри Поттер стоял шагах в трёх, целясь в него из палочки, как из пистолета.
        - Ваши кадавры, - сказал он дрогнувшим от ненависти голосом. - То, что такие, как вы, наплодили за последние годы. Там их гетто, Неудачники мне сказали, что вы спрашивали туда дорогу. Вот и идите.
        - Я не хочу! - возмутился Славка и вдруг осознал, что Гарри уже не одинок.
        Фантастические создания стояли широким полукругом и смотрели: гномы и эльфы, Алиса, держащая за лапу Белого Кролика, хмурый Геральт с длинными бесцветными волосами, укутанный в чёрный плащ с кровавым подбоем Граф Дракула, Корвин, похожий на пикового валета из сувенирной колоды, кот Бегемот в обнимку с Коровьевым, огромный, полуголый, как культурист на соревнованиях, Конан-Варвар, ещё и ещё кто-то - и за спиной у Гарри Поттера оказались Гермиона и Рон с такими же застывшими, как у всех, непреклонно недобрыми лицами.
        - Идите, - сказал Гарри. - Идите туда, или будет хуже.
        Кто-то с задних рядов с сопением пытался протолкаться вперёд.
        - Один палец, а?! - взвыл женский бас. - Не надо с ноги, ладно - с руки мне дайте, и пусть идёт. В коллекцию, а?! Пальчики, пальчики - гадёнышей, которые неправильно продолжения кропают…
        - Не толкайтесь, миссис Уилкс, - раздражённо буркнул Красный Король с рыбьей головой и в багряном одеянии. - Нашли время трофеи собирать! Успеете.
        У Славки сдали нервы.
        «Ладно, - подумал он в отчаянии. - Там - свои. В конце концов, мои-то ведь тоже там… Может, удастся договориться со своими?»
        И рывком раскрыв дверь, зажмурившись, он перешагнул порог гетто.

* * *
        Ужасно было до спазмов в желудке: казалось, что сейчас накинется вся эта мерзкая толпа. Но нет, не накинулись - и столбняк мало-помалу отпустил.
        Славка огляделся внимательнее.
        Окружающий мир тонул в тумане. Из белёсой мути едва выступали тёмные силуэты каких-то строений: от одного взгляда на них коробило, а почему - Славка не понимал. Зомбаки, обитатели гетто, на этом фоне выглядели очень яркими, но как-то неестественно, как глянцевые картинки, наклеенные на кальку. И глаза у них были дикие, но, слегка успокоившись, Славка вдруг сообразил, что нападать на него - вот прямо сию секунду - похоже, никто не собирается.
        Не было силы в этих тварях. И у Славки вдруг мелькнула мысль, что они сами его боятся. Хотели бы сожрать живьём - а вот не смеют.
        Славка окончательно взял себя в руки. Принялся, превозмогая отвращение, разглядывать толпу.
        И его взгляд будто программу запустил в одном из зомбаков - лощёном мускулистом мужике с жеманной бабьей мордой, одетом, как кукла. Зомбак подошёл развинченной манерной походкой и протянул к лицу Славки холёную неживую руку.
        Славка отстранился.
        - Нервничаешь, мальчик? - процедил зомбак голосом как у телеведущего. - Не беспокойся, я сделаю тебе хорошо - тебе понравится…
        Окружающие жадно слушали, но не шевелились, стояли истуканами.
        - Да пошёл ты! - вырвалось у Славки раньше, чем он успел обдумать свои слова. - Убери лапы, педрила!
        - В чём дело, мальчик? - скривил губы зомбак. - Хватит ломаться, мы знакомы. Ты обо мне оч-чень хорошо отзывался, милый. «Отличный фик, живые герои», так, детка?
        Кровь хлынула к Славкиным щекам.
        - Ни хрена мы не знакомы! - рявкнул он. - Я даже не читал, ясно тебе, ушлёпок? Твоя авторица, наверное, мне лайкнула, я - ей, всего делов! Будто я знал, что она такую гниду описывает! Я слэш в принципе не читаю!
        - Хватит ломаться, мальчик, - повторил зомбак, как заезженная пластинка, не меняя интонации. - Я тебе оч-чень понравился, ты сам сказал…
        - Чмо тупое, - бросил Славка, содрогаясь от гадливости.
        Зомбак потянулся снова, и Славка яростно оттолкнул его от себя.
        Ощущение было чудовищным - словно не человека пихаешь, а мокрую жирную губку, которой только что мыли грязную сковороду. Славка инстинктивно вытер руку о джинсы - и тут сбоку, из тумана, из-за какого-то несуществующего угла возникла девка.
        Девка была - вылитая кукла Барби, только с бюстом раза в три побольше. Она покачивалась на длинных шатких ногах, обутых в босоножки на высоченной «шпильке», а её тело, гладкое и глянцевое, как пластмасса, еле прикрывали какие-то цветные лоскутки. Копна волос шевелилась за её спиной, как живая.
        «Мои прекрасные волосы развивались при каждом моём шаге», - вспомнил Славка и невольно ухмыльнулся.
        - Слышь, шалава, - сказал он облизывающей парафиновые губы девице, - даже не вздумай говорить, что нравишься мне или ещё что в таком духе. Тебя я помню, мерисьютина. И авторша твоя - коза, только что модератор и конкурс судила…
        - Ну, скажи ещё, пуся, что меня тоже по дружбе хвалил, - надулась, тут же нахмурилась и тут же приторно улыбнулась другая деваха, гламурный манекен с чудовищно подвижным, прямо-таки резиновым лицом.
        - А твоя - вообще работает в издательстве, - хмыкнул Славка. - Потому тебя и пропихнула. Я такую хрень не читаю, не воображай. Тебя на обложке нарисовали - вылитую, такое же чувырло…
        - Какой плохой мальчик, - проныл ушлёпок из слэшного фанфика, и пацанёнок анимешного стиля, глазастый и зарёванный, почти плоский, как тиснёная открытка, грустно сказал девчачьим голоском:
        - А обо мне ты правду сказал?
        - А за тебя твоему автору надо задницу надрать, - мрачно сказал Славка. - Ремнём с пряжкой. Я правду сказал: сильно вышло. Прямо чуть не блеванул на клаву. Но ты не обнадёживайся очень, всё равно ты картонный… Эй, уроды, а где мои-то? Хрен ли тут всё чужие?
        - Твои подходить стесняются, - глумливо хихикнула красноглазая девка, одетая в полный рыцарский доспех, грубо сделанный из чего-то, вроде крашеного пенопласта. - Боятся, что ты их сотрёшь к чёрту. А над нами твоей власти нет, сучёнок.
        Славка сплюнул под ноги.
        - Может, и нет, - сказал он. - Но и у вас, у картона, надо мной власти нет. Ни фига, никакой.
        Славка успокоился. Его тело помнило холодное твёрдое прикосновение острия шпаги и тяжёлую руку на плече. Живое присутствие тех, других. Он уже понял: тут не будет ничего подобного. Здешнее оружие погнётся об его реальную плоть, как пластилиновое, а если кто полезет с руками, руки ему Славка оборвёт. Буквально.
        Если над ним есть чья-то власть, то - тех, по другую сторону стены. Не этих.
        Но вдруг жарко захотелось увидеть своих - и захотелось никогда их не видеть - и потянуло в животе от странного чувства, то ли жалости, то ли стыда, то ли тоски.
        Когда захотелось - они подошли.
        Славка боялся увидеть Гарри Поттера и ещё кое-кого, кто был переписан уж вовсе лишь глума ради, но они, очевидно, так и не стали даже кадаврами, остались кошмарами обитателей Города, просто тенями. Но Пит явился. В Пита Славка вложил кое-что - хоть и мучила теперь нестерпимая досада на это «вы же издали». «Издали» - было как каинова печать, как тавро, выжженное прямо на лбу.
        У Пита - и у Славки.
        Не вырубишь топором. Уже разошёлся этот текст. Уже на виду, на слуху, уже писали отзывы и обсуждали. И приходилось защищать от некоторых особо требовательных читателей, как от жителей Города - кривя душой.
        Потому что было криво, Славка знал, что криво, уже знал даже, где криво - но ровно ничего нельзя было изменить. «Издали». Оставалось только блюсти хороший тон и изображать непризнанного гения.
        Даже наедине с собой.
        Теперь - наедине с Питом.
        На «настоящего» Пит не был похож вовсе. Не было в нём никакого небрежного шика, никакой холодной силы, от которой что-то сдвинулось бы внутри. И выглядел он нелепо, будто его одели в сэконд-хэнде по сходной цене - и там же нарисовали физию.
        Но Славка ждал, что Пит начнёт орать и материться, упрекать, размахивать шпагой - а он молчал. Смотрел глазами замученного пса и вид имел смертельно уставший. Жалкий и уставший.
        А за спиной у Пита маячили какой-то забытый и неузнаваемый фанерный дылда и силиконовая девица-кадавр. У фанерного не было выражения вообще, а девица выгодно отличалась от прочих здешних девиц одной малостью - молчала.
        - Ну чего, - пробормотал Славка. - Привет.
        И руку протянул, хоть и боялся до спазм, что Пит либо не пожмёт, либо окажется жирной губкой на ощупь. Но Пит ответил на рукопожатие - и не было гадко. Правда, не было и крепко, так - колыхнувшийся жаркий воздух.
        - Пошли к тебе, - приказал Славка, немного взяв себя в руки.
        Тут и идти не надо было. Не было за этой стеной ни расстояний, ни физического пространства, только дыры в тумане. В такую туманную дыру Пит и канул, а Славка - за ним, и оказался в бутафорской таверне.
        Собственно обстановка кабака была частью примитивно нарисована на фанере, частью - на холсте. Сравнительно настоящим был стол, за которым они сидели, и пластиковые стулья, но положения это не облегчало: нарисованный кабак выглядел «под старину», а стол и стулья - как из современной уличной кафешки. Хорошо, ещё, что реклама пива на них не наклеена.
        За окном без стекла виднелся берег чего-то, напоминающего большое озеро. На мелкой воде болталось хлипкое фанерное сооружение, похожее на плавучий ресторан. Вокруг не было ни души - не считать же «душой» маячившую где-то на периферии зрения силиконовую девицу. Посетителей изображали фанерные фигуры в человеческий рост, какие иногда ставят у входа в магазин. Пит сидел за столом, облокотясь и уперев подбородок в кулаки, и смотрел на Славку устало и хмуро. Молчание начало угнетать.
        - Чего молчишь? - не выдержал Славка.
        - Жду, чего ты, блин, скажешь, - огрызнулся Пит.
        - Как жизнь?
        - Какая, на хрен, жизнь?! - рявкнул Пит, грохнув по столу кулаком. - Это, на хрен, жизнь?! Ты зенки-то разуй, автор!
        - Истерику-то прекрати…
        - Как ты написал, так и я говорю, мудила, - буркнул Пит, взяв пониже. - Просто удивляюсь, блин: что это ты спрашиваешь? Когда, на хрен, ты о чём-нибудь спрашивал!
        - Вот, спрашиваю, - сказал Славка извиняющимся тоном. - Кто ж знал, что ты ответишь, если спрошу? Ты ж придуманный…
        - И чё? Ты кого, блин, писал, человека, блин, или дерьма кусок? - на туповатой физии Пита отразилось отчаяние. - Я, твою мать, даже говорить не могу нормально, врубаешься, нет? Словей, на хрен, не знаю таких, чтоб тебе объяснить…
        Славка вспомнил Блада из Города - и его бросило в пот.
        - Пит, - сказал он, глотая тяжёлый вздох, - ты не кирпичись. Видишь, я пришёл… слушать.
        - Не пришёл, а прилетел. Когда пенделя огрёб.
        - Ладно тебе. Чего тебе не так?
        - А что мне, на хрен, так?! Ты вокруг-то оглянись!
        - А чего так пусто-то здесь?
        - А кого, блин, ты тут прописал, чтоб было не пусто, придурок? - спросил Пит с тоской. - Это что, - он гулко грохнул кулаком в фанеру стены, и стена содрогнулась, - Тортуга, что ль? А вон там - там корабль, на хрен, или фиалка в проруби? За каким лядом ты гонишь, чего не представляешь ни хрена?! Ну за каким? - нотки в его голосе появились почти умоляющие. - Ты ж море видал только по ящику, двоечник, корабли - ведь только на картинках же, твою-то дивизию! И чё, я - пират, что ли? Я ж, как грёбанный Фукс, не знаю, где на этой лоханке грот, а где бизань, если они только есть на ней, обе! Да я вообще не шарю, как та бизань выглядит и с чем её жрут! Ты ж, писатель, блин, руками, из всех нужных слов знаешь только «на абордаж!» - а я?!
        Славка не знал, куда деть глаза. Он даже обидеться на Пита не мог: тот говорил ровно теми словами, какие ему и полагались. И смотреть на Пита было больно: его чёрную, явно китайского производства, куртейку украшал неожиданный бабский воротничок из вязаных кружев, похожий на недоделанную салфетку, а лицо Пита дёргалось вразнобой с речью, как у припадочного.
        Славка чувствовал нестерпимый стыд и жалость до боли, будто пришёл навестить собственного недоразвитого ребёнка, которого спихнул в интернат. Ответить было совершенно нечего.
        - А баба? - продолжал Пит, размахивая руками. - Вот ты бы стал это трахать, хрен ты моржовый? Вот это, которое то визжит, как резаное, то молчит и глазами лупает, а?! Ведь нет же - а мне за что? И на корабле она на кой? Ну, не возили они с собой всех этих грёбанных принцесс, бля буду! Ладно, команда картонная - либо пырится молча, либо ржёт, когда наберётся. Ничего больше не может…
        Славка заставлял себя смотреть и слушать, пытаясь разобраться в целом ворохе непривычных мыслей. В конце концов, сказал негромко:
        - Но ты-то не картонный… В тебе, вроде, есть что-то…
        - Конечно! - саркастически кивнул Пит. - До хера во мне есть. Матюги, анекдоты с Башорга - весь грёбаный типовой набор. Только всей этой морской лабуды там нет, бляха-то муха!
        - Пирата нет… а кто?
        - Не знаю я. Откуда мне знать-то? Да и что, тебе интересно, что ли, твою мать? Наплевать тебе и размазать, - безнадёжно сказал Пит. - Ты ж красовался, дерьмо ты коровье, аудитории своих дебилов понравиться хотел. Понравился? То-то из тебя пёрло то рубилово, то потрахушки. А драки-то ты, таракан-пацифист, где такие видал? Эти уроды - из них ведь даже опилки не сыпались, в них и крови-то не было ни капли. Чем они мне помешали, что их валить надо было, чем тебе помешали, чучела эти?
        Между тем, в Славкиной голове уже появились какие-то смутные проблески, какой-то солнечный зайчик ходил по тёмным лабиринтам воображения - светлый и неожиданный.
        Потому что - не надо было ничего чужого. Не надо было гротов, бизаней и таверн. Не надо было Тортуги, Властелина Колец и Гарри Поттера. Надо было - Пита. Слушать Пита - и делать то, что он скажет. Пит каким-то чудом был умнее Славки, и мерещилось в нём какое-то забитое матюгами и Башоргом грубоватое обаяние.
        Зачем ему эта вязаная салфетка на шее, печально подумал Славка. Ни к селу, ни к городу. Ничего в нём нет такого… соответствующего кружевам. И руки у него - не пижона совсем… что-нибудь другое в эти руки… не шпагу, не трость, а вообще другое…
        На столе перед Славкой лежал гаечный ключ.
        Славка моргнул, мотнул головой и посмотрел снова. Только что столешница была совершенно пустой - но факт оставался фактом: ключ возник на ней, сам по себе. Нормальный такой рабочий инструмент, уже далеко не новый, но и без ржавчины - в порядке. Только свежие следы масла на ручке…
        - Откуда? - спросил Славка, разглядывая это чудо явленное.
        - Мой, - сказал Пит. Ухмыльнулся, взял ключ со стола. Славка снова посмотрел на его руки - под ногти въелась смазка или машинное масло, тёмное пятнышко зажившего ожога на правой, между указательным и большим пальцем, мозоли…
        «Что ты делаешь этими руками… к парусам не имеет отношения, да и вообще - к парусникам не имеет, - подумал Славка почти умилённо. - Ты в моторе копаешься. Брызжет горячее масло…»
        Славка задумчиво постучал костяшками пальцев по дереву столешницы, тёмному и гладкому. В груди появилось странное тепло, стеснявшее дыхание - похожее на боль, но и на другое похожее - и Славке было страшно поднять на Пита глаза, да и вообще - страшно их поднять. Он просто пытался дышать - и вдыхал сигаретный дым, запах керосина, мазута, пива и ещё чего-то, чего пока не мог обозначить словом.
        - Пит, это не автомобиль, да? - спросил Славка шёпотом.
        - Нет, что тебе лопнуть, - так же шёпотом ответил Пит, и Славка услышал в его голосе улыбку, способную растопить лёд.
        «Не буду смотреть! - думал Славка в жаркой лихорадке, которой не знал названия. - Рано смотреть. Потом». Нечто внутри боялось спугнуть этот жар и эту боль, более сильные, чем оргазм - оно было страшно хрупким и нестойким, это состояние, в котором окружающий мир тёк и менялся, раздвигались горизонты, а жизнь обретала особый вкус. Славка вдруг почувствовал себя мембраной в телефонной трубке - а кто с кем говорит, он не понимал, да его пока и не интересовало. Он просто проводил сквозь себя настоящие слова - и даже дыхание.
        Порыв ветра ворвался в открытое окно - и, кроме запахов лётного поля, донёс стрекот мотора крохотного самолёта, заходящего на посадку. Славка не видел, но слышал лёгонький голенастый биплан, и похожий на те, начала авиационной эры, и отличающийся от них. Фанерную двукрылую стрекозку.
        - Люсия вернулась, - сказал Пит. - Ангел спорхнул на нашу грёбанную землю.
        «Почему - Люсия?» - удивился Славка и взглянул-таки Питу в лицо. И увидел, что улыбка у Пита обозначает ямочку на левой щеке, что в его синих глазах появился огонёк разума, что его комбез цвета хаки застёгнут под горло, а очки-«консервы» подняты на лоб.
        Бар был пуст. Совсем. Пропали даже идиотские картонные фигуры. Зато сквозь табачный дым постепенно проступали стены, оклеенные лётными картами, склеенные из реечек и папиросной бумаги модельки самолётиков и дирижаблей, подвешенные к потолку и шевелящиеся на сквозняке, простые табуреты, чёрного дерева стойка, ряды пёстрых бутылок за ней… Из-за стойки вдруг поднялся бармен - стаканы он там, что ли, протирал - и Славка явственно увидел его белоснежный пиджак, торчащий углами, и угловатую же унылую и обвисшую физиономию старого скептика… которому приходится ждать слишком часто и слишком многих.
        И на этой унылой плохо выбритой морде вдруг появилась нежная улыбка.
        Двери распахнулись со звоном, и в бар впорхнула девушка. Её фигурка выглядела мутно и расплывчато, как за волнистым матовым стеклом - узнавались только лёгонькие, невесомые формы.
        «Люсия», - подумал Славка, пытаясь навести на резкость сам себя и мучительно страдая от того, что резкость не наводится. Нужна была какая-то деталь, чёрточка, за которую можно было бы ухватиться, но их не было - и от этого душу тянуло и дёргало, как больной зуб.
        Девушка подходила, а Славка таращился на неё, как страшно близорукий человек, потерявший очки - щурясь, моргая, кляня про себя всё на свете - но видел лишь мутный абрис.
        И Пит молчал. Если бы он что-нибудь сказал, Славке сразу стало бы легче - и Славка взглянул на него умоляюще.
        - Что с личиком, птенец? - спросил Пит доброжелательно и тревожно.
        И на глаза Славки словно линзы опустились. Её тёмные волосы были подстрижены очень коротко - ёжиком, как у мальчишки. Её личико было обветренным и отчаянным. На её личике была тонкая яркая царапина - поперёк скулы, как стремительный штрих красной гелевой ручкой. Шлем она держала в руке.
        От девушки шёл сильный запах бензина и ветра - и еле заметный мандариновый запах духов.
        - Это пустяки, - быстро проговорила девушка - и замолкла на полувыдохе, замерла на полушаге. Она не знала, Пит не знал, Славка не знал - но уже обязан был узнать.
        Чтобы дать дышать Люсии, он должен был как-то догадаться, что произошло во время её полёта.
        Славку окружал туман бесконечных крохотных загадок, из которых вырастали огромные, почти на пределе понимания вопросы - и каждый, самый крохотный ответ высвечивал в этом тумане что-то живое. Это было - как пробираться на ощупь, и тяжелее, чем пробираться на ощупь. И мир выстраивался страшно медленно, но постепенно обретал не только зримую, но и все прочие виды реальности.
        Раньше писать было очень быстро. Славка мог написать роман на десять-пятнадцать авторских листов за месяц. Но невероятно медленно было нащупывать дорогу в тумане гетто, где время то останавливалось совсем, то неслось с невероятной скоростью и пропадало в никуда. Впрочем, времени просто не было. Была душа, превратившаяся в мембрану телефона, по которому Вселенная пыталась договориться с людьми - и всё.

* * *
        Сперва было несколько лет Облачного Патруля. Техник-инженер Пит Ле Сан, Славкин приятель и безнадёжный матерщинник, замолвил слово перед кем надо; Славка околачивался на аэродроме, запрокинув голову, наблюдая, как патрульные пилоты крутят бочки и перевороты через крыло на своих хрупких машинах - воздушная стража этого мира, форпост, ограждающий людей, мирно живущих там, внизу, от идущего с небес зла. За эти годы Славка успел увидеть и пережить чертовски много.
        Он видел, как «кляксы», возникнув из чистой просвеченной синевы, обхватывают щупальцами беззащитное серебряное тело медленного дирижабля - и как он пропадает в ослепительной вспышке и адском грохоте. Он видел, как Люсия и Август всаживают в «кляксу» лучи фотомётов на крутом вираже, и как «клякса», издыхая, осыпается клочьями, похожими на горелую бумагу. Он видел чёрные безжизненные руины уничтоженного «кляксами» города. Он видел, как Хельмут по прозвищу Чижик пытается выровнять машину, а огонь лижет плоскости и подбирается к мотору. Он видел, как Лэнни и Пит вытаскивают из разбитого самолёта тело Маленькой Ти - всё плыло перед глазами от слёз, а Люсия ещё пыталась прощупать пульс в мёртвой руке подруги. Прожектора шарили по ночному небу, нащупывая жадные комья хищной пустоты - и Славка стоял у фотомёта вместе с расчётом ПВО, до боли вглядываясь в бездонную темноту. Звёзды казались россыпью мелких проколов на громадном чёрном крыле небес…
        Ничто не имело значения, кроме патрульных, отчаянных, как все смертники, кроме любимой и уязвимой земли, кроме ночных тревог и трагедий, оставлявших рубцы на сердце. Внутреннее зрение обострилось настолько, что стало похоже на ясновидение; моментов, когда мир расплывается в мутной неопределённости, становилось всё меньше. Часто Славке было достаточно увидеть новенького, чтобы догадаться, на что он годится; он, случалось, предсказывал жизнь и смерть, случалось - ошибался. Порой мир изменялся вокруг него… но в такие минуты Славка остро чувствовал, что от него ничего не зависит.
        Не в Славке дело. Он окончательно превратился в мембрану, которую колеблет Судьба. Он даже не смог спасти Маленькую Ти, в которую был слегка влюблён, и чья смерть причинила ему жестокую боль - и так и болела внутри до сих пор. Хуже того: в тот день, когда была, наконец, испытана последняя модель фотопушки и забрезжила надежда на окончание бесконечной войны, Славка вдруг понял - время Облачного Патруля прошло. Больше ему не пить пиво с Питом после невыносимо тяжёлого дежурства в маленьком баре «Открытое Небо». Больше не помогать девушкам укладывать парашюты и не слушать, как Август и Лэнни травят анекдоты, дожидаясь вылета в бой. В довершение всего Славка узнал, что Люсия выходит замуж за Хельмута, как только тот выпишется из госпиталя.
        Славке больше нечего делать с ними.
        Это победа и потеря.
        Потерей было осознание того, что история закончена, закончена совсем - и надо отпустить её лететь дальше. Победой - то, что всё и все остались в нём, внутри, даже Маленькая Ти, которая умерла, но это странным образом не мешало ей претендовать на бессмертие.
        Каждое слово отпечаталось на душе - с того самого момента, как острый кусочек разбитого фонаря царапнул Люсии щёку. И Славка был горько счастлив - и фантастически независим.
        Когда гетто осталось где-то в другом пространстве, Славка не знал. Просто в один прекрасный день он пришёл в бар и застал там патрульных из третьей эскадрильи, пригласивших на пивко ремарковских фрицев - а тот самый арийского вида блондин дружески кивнул и улыбнулся:
        - Здравствуйте, господин писатель.
        После этого Славка уже не удивился ни Отто Кестеру, что-то обсуждавшему с Питом около ангара, ни Мересьеву, которого очарованно слушали молодые пилоты. Его ребята стали жителями Города. Славка просто поставил мысленную галочку против этого факта. До собственного статуса ему, в сущности, не было никакого дела.
        В это время он уже думал о паровых машинах, о големах, о киборгах и о галактической разведке, обнаружившей цивилизацию разумных пчёл. Славка был хронически занят: всё время, даже во сне, мембрана дрожала, и надо было всё время прислушиваться, чтобы ничего не упустить.
        И и надо было хранить хрупкое волшебство, раздвигающее границы миров.