Мифы русского народа и былинные сказы
        Народное творчество (Фольклор)
        В книге «Мифы русского народа и былинные сказы» собрано более двадцати русских народных сказок в пересказе А.Н.Толстого, К.Д.Ушинского, былинные сказы в пересказе А.Н.Нечаева, об Илье Муромце, Алёше Поповиче и Добрыне Никитиче и, конечно же, мифы русского народа в пересказе Г.Н.Науменко, раскрывающие всё разнообразие древних мифических существ, в которых в давние времена верили люди. Мифы, сказки и былинные сказы - источник народной мудрости и смекалки. Произведения входят в программу чтения в начальной школе.
        Для младшего школьного возраста.
        В ФОРМАТЕ PDF A4 СОХРАНЕН ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДИЗАЙН.

        Мифы русского народа и былинные сказы
        © АникинВ.П., пересказ
        © НауменкоГ.М., пересказ
        © НечаевА.Н., пересказ, насл.
        © ТолстойА.Н., пересказ, насл.
        © Состав., оформление. ООО Издательство «Родничок»
        

* * *

        Былинные сказы о богатырях

        Илья Муромец

        Болезнь и исцеление Ильи Муромца
        Возле города Мурома в пригородном селе Карачарове у крестьянина Ивана Тимофеевича да у жены его Ефросиньи Поликарповны родился долгожданный сын. Немолодые родители рады-радёхоньки. Собрали на крестины гостей со всех волостей, раздёрнули столы и завели угощенье - почестен пир. Назвали сына Ильёй. Илья, сын Иванович.
        Растёт Илья не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымается.
        Глядят на сына престарелые родители, радуются, беды-невзгоды не чувствуют. А беда нежданно-негаданно к ним пришла. Отнялись у Ильи ноги резвые, и парень-крепыш ходить перестал. Сиднем в избе сидит.
        Горюют родители, печалятся, на убогого сына глядят, слезами обливаются. Да чего станешь делать?


        Ни колдуны-ведуны, ни знахари недуга излечить не могут. Так год минул и другой прошёл. Время быстро идёт, как река течёт. Тридцать лет да ещё три года недвижимо Илья в избе просидел.
        В весеннюю пору ушли спозаранку родители пал палить[1 - Пал палить - сжигать срубленные деревья.], пенья-коренья корчевать, землю под новую пашню готовить, а Илья на лавке дубовой сидит, дом сторожит, как и раньше.
        Вдруг: стук-бряк. Что такое? Выглянул во двор, а там три старика - калики перехожие[2 - К?лики перехожие - странники.] стоят, клюками в стену постукивают:
        - Притомились мы в пути-дороге, и жажда нас томит, а люди сказывали, есть у вас в погребе брага пенная, холодная. Принеси-ка, Илеюшка, той браги нам жажду утолить да и сам на здоровье испей!
        - Есть у нас брага в погребе, да сходить-то некому. Недужный я, недвижимый. Резвы ноги меня не слушают, и я сиднем сижу тридцать три года, - отвечает Илья.
        - А ты встань, Илья, не раздумывай, - калики говорят.
        Сторожко Илья приподнялся на ноги и диву дался: ноги его слушаются. Шаг шагнул и другой шагнул… А потом схватил ендову[3 - Ендов? - широкий сосуд с отливом (открытым носком) для кваса, пива, вина.] полуведёрную и скорым-скоро нацедил в погребе браги. Вынес ендову на крыльцо и сам себе не верит: «Неужто я, как все люди, стал ногами владеть?»


        Пригубили калики перехожие из той ендовы и говорят:
        - А теперь, Илеюшка, сам испей!
        Испил Илья браги и почувствовал, как сила в нём наливается.
        - Пей, молодец, ещё, - говорят ему странники.
        Приложился к ендове Илья другой раз. Спрашивают калики перехожие:
        - Чуешь ли, Илья, перемену в себе?
        - Чую я в себе силу несметную, - отвечает Илья. - Такая во мне теперь сила-могучесть, что, коли был бы столб крепко вбитый, ухватился бы за него и перевернул бы землю-матушку. Вот какой силой налился я!
        Глянули калики перехожие друг на друга и промолвили:
        - Испей, Илеюшка, третий раз!
        Выпил Илья браги третий глоток. Спрашивают странники:
        - Чуешь ли какую перемену в себе?
        - Чую, силушки у меня стало вполовинушку! - отвечал Илья Иванович.
        - Коли не убавилось бы у тебя силы, - говорят странники, - не смогла бы тебя носить мать сыра земля. А и той силы, что есть, достанет с тебя. Станешь ты самым могучим богатырём на Руси, и в бою тебе смерть не писана. Купи у первого, кого завтра встретишь на торжище, косматенького неражего[4 - Нер?жий - здесь: невидный.] жеребёночка, и будет у тебя верный богатырский конь. Припаси по своей силе снаряженье богатырское и служи народу русскому верой и правдой.
        Попрощались с Ильёй калики перехожие и скрылись из глаз, будто их и не было.
        А Илья поспешает родителей порадовать. По рассказам знал, где работают. Старики пал спалили да и притомилися, легли отдохнуть. Сын будить, тревожить отца с матерью не стал. Все пенья-коренья сам повыворотил да в сторону перетаскал, землю разрыхлил, хоть сейчас паши да сей.
        Пробудились Иван с Ефросиньей и глазам не верят:
        - В одночасье наш пал от кореньев, от пеньев очистился, стал гладкий, ровный, хоть яйцо кати. А нам бы той работы на неделю стало!
        И пуще того удивились, когда сына Илью увидели: стоит перед ними добрый молодец, улыбается. Статный, дородный, светло-радостный. Смеются и плачут мать с отцом:
        - Вот-то радость нам, утешение! Поправился наш ясен сокол Илеюшка! Теперь есть кому нашу старость призреть!


        Рассказал Илья Иванович про исцеление, низко родителям поклонился и вымолвил:
        - Благословите, батюшка с матушкой, меня богатырскую службу нести! Поеду я в стольный Киев-град, а потом на заставу богатырскую нашу землю оборонять.
        Услышали старики такую речь, опечалились, пригорюнились. А потом сказал Иван Тимофеевич:
        - Не судьба, видно, нам глядеть на тебя да радоваться, коли выбрал ты себе долю воина, а не крестьянскую. Нелегко нам расставаться с тобой, да делать нечего. На хорошие дела, на службу народу верную мы с матерью даём тебе благословение, чтоб служил, не кривил душой!
        На другое утро раным-рано купил Илья жеребёнка, недолетка косматого, и принялся его выхаживать. Припас все доспехи богатырские, всю тяжёлую работу по хозяйству переделал.
        А неражий косматый жеребёночек той порой вырос, стал могучим богатырским конём.
        Оседлал Илья добра коня, снарядился сам в доспехи богатырские, распростился с отцом, с матерью и уехал из родного села Карачарова.
        Илья Муромец и Соловей-разбойник
        Раным-рано выехал Илья из Мурома, и хотелось ему к обеду попасть в стольный Киев-град. Его резвый конь поскакивает чуть пониже облака ходячего, повыше лесу стоячего. И скорым-скоро подъехал богатырь ко городу Чернигову. А под Черниговом стоит вражья сила несметная. Ни пешему проходу, ни конному проезду нет. Вражьи полчища ко крепостным стенам подбираются, помышляют Чернигов полонить-разорить. Подъехал Илья к несметной рати и принялся бить насильников-захватчиков, как траву косить. И мечом, и копьём, и тяжёлой палицей[5 - П?лица - боевая дубина.], а конь богатырский топчет врагов. И вскорости прибил, притоптал ту силу вражью, великую.
        Отворялись ворота в крепостной стене, выходили черниговцы, богатырю низко кланялись и звали его воеводой в Чернигов-град.
        - За честь вам, мужики-черниговцы, спасибо, да не с руки мне воеводой сидеть в Чернигове, - отвечал Илья Муромец. - Тороплюсь я в стольный[6 - Ст?льный град - главный город в княжестве, в государстве.] Киев-град. Укажите мне дорогу прямоезжую!
        - Избавитель ты наш, славный русский богатырь, заросла, замуравела прямоезжая дорога в Киев-град. Окольным путём теперь ходят пешие и ездят конные. Возле Чёрной Грязи, у реки Смородинки, поселился Соловей-разбойник, Одихмантьев сын. Сидит разбойник на двенадцати дубах. Свищет злодей по-соловьему, кричит по-звериному, и от посвиста соловьего да от крика звериного трава-мурава пожухла вся, лазоревые цветы осыпаются, тёмные леса к земле клонятся, а люди замертво лежат! Не езди той дорогой, славный богатырь!


        Не послушал Илья черниговцев, поехал дорогой прямоезжею. Подъезжает он к речке Смородинке да ко Грязи Чёрной. Приметил его Соловей-разбойник и стал свистать по-соловьему, закричал по-звериному, зашипел злодей по-змеиному. Пожухла трава, цветы осыпались, деревья к земле приклонились, конь под Ильёй спотыкаться стал.
        Рассердился богатырь, замахнулся на коня плёткой шелковой.
        - Что ты, волчья сыть[7 - Сыть - еда, корм.], травяной мешок, спотыкаться стал? Не слыхал, видно, посвисту соловьего, шипу змеиного да крику звериного?


        Сам схватил тугой лук разрывчатый и стрелял в Соловья-разбойника, поранил правый глаз да руку правую чудовища, и упал злодей на землю. Приторочил богатырь разбойника к седельной луке и повёз Соловья по чисту полю мимо логова соловьего. Увидали сыновья да дочери, как везут отца, привязана к седельной луке, схватили мечи да рогатины, побежали Соловья-разбойника выручать. А Илья их разметал, раскидал и, не мешкая, стал свой путь продолжать.
        Приехал Илья в стольный Киев-град, на широкий двор княжеский. А славный князь Владимир Красно Солнышко с князьями подколенными[8 - Подкол?нный - подначальный, подчинённый.], с боярами почётными да с богатырями могучими только что садились за обеденный стол.
        Илья поставил коня посреди двора, сам вошёл в палату столовую.
        Он крест клал по-писаному, поклонился на четыре стороны по-учёному, а самому князю великому во особицу.
        Стал князь Владимир выспрашивать:
        - Ты откуда, добрый молодец, как тебя по имени зовут, величают по отчеству?
        - Я из города Мурома, из пригородного села Карачарова, Илья Муромец.
        - Давно ли, добрый молодец, выехал из Мурома?
        - Рано утром выехал из Мурома, - отвечал Илья, - хотел было к обедне поспеть в Киев-град, да в дороге, в пути призамешкался. А ехал я дорогой прямоезжею мимо города Чернигова, мимо речки Смородинки да Чёрной Грязи.
        Насупился князь, нахмурился, глянул недобро:
        - Ты, мужик-деревенщина, в глаза над нами насмехаешься! Под Черниговом стоит вражья рать - сила несметная, и ни пешему, ни конному там ни проходу, ни проезду нет. А от Чернигова до Киева прямоезжая дорога давно заросла, замуравела. Возле речки Смородинки да Чёрной Грязи сидит на двенадцати дубах разбойник Соловей, Одихмантьев сын, и не пропускает ни пешего, ни конного. Там и птице-соколу не пролететь!


        Отвечает на те слова Илья Муромец:
        - Под Черниговом вражье войско всё побито-повоёвано лежит, а Соловей-разбойник на твоём дворе пораненный, к седлу притороченный.
        Из-за стола князь Владимир выскочил, накинул кунью шубу на одно плечо, шапку соболью на одно ушко, выбежал на красное крыльцо, увидел Соловья-разбойника, к седельной луке притороченного:
        - Засвищи-ка, Соловей, по-соловьему, закричи-ка, собака, по-звериному, зашипи, разбойник, по-змеиному!
        - Не ты меня, князь, полонил, победил. Победил, полонил меня Илья Муромец. И никого, кроме него, я не послушаюсь.
        - Прикажи, Илья Муромец, - говорит князь Владимир, - засвистать, закричать, зашипеть Соловью!
        Приказал Илья Муромец:
        - Засвищи-ка, Соловей, во полсвисту соловьего, закричи во полкрика звериного, зашипи во полшипа змеиного!
        - От раны кровавой, - Соловей говорит, - мой рот пересох. Ты вели налить мне чару зелена вина, не малую чару - в полтора ведра, и тогда я потешу князя Владимира.
        Поднесли Соловью-разбойнику чару зелена вина. Принимал злодей чару одной рукой, выпивал чару за единый дух. После того засвистал в полный свист по-соловьему, закричал в полный крик по-звериному, зашипел в полный шип по-змеиному.
        Тут маковки на теремах покривилися, а околенки[9 - Ок?ленки - оконная рама, оконный переплёт.] в теремах рассыпались, все люди, кто был на дворе, замертво лежат. Владимир-князь стольно-киевский куньей шубой укрывается да окарачь[10 - Кар?чь - на четвереньках.] ползёт. Рассердился Илья Муромец. Он садился на добра коня, вывез Соловья-разбойника во чисто поле.
        - Полно тебе, злодей, людей губить! - И отрубил Соловью буйну голову.
        Столько Соловей-разбойник и на свете жил. На том сказ о нём и окончился.
        Илья Муромец и Идолище поганое
        Уехал как-то раз Илья Муромец далеко от Киева в чисто поле, в широкое раздолье. Настрелял там гусей, лебедей да серых уточек. Повстречался ему в пути старчище Иванище - калика перехожий. Спрашивает Илья:
        - Давно ли ты из Киева?
        - Недавно я был в Киеве. Там беду бедует князь Владимир со Апраксией. Богатырей в городе не случилось, и приехал Идолище поганое. Ростом как сенная копна, глазищи как чашищи, в плечах косая сажень[11 - В плечах косая саж?нь - широкие плечи.]. Развалясь сидит в княжеских палатах, угощается, на князя с княгиней покрикивает: «То подай да это принеси!» И оборонить их некому.


        - Ох ты, старчище Иванище, - говорит Илья Муромец, - ведь ты дороднее да сильнее меня, только смелости да ухватки нет у тебя! Ты снимай платье каличье, поменяемся на время мы одёжею.
        Наряжается Илья в платье каличье, пришёл в Киев на княжий двор и вскричал громким голосом:
        - Подай, князь, милостыньку калике перехожему!
        - Чего горлопанишь, нищехлибина[12 - Нищехлиб?на - презрительное обращение к нищему.]?! Зайди в столовую горницу. Мне охота с тобой перемолвиться! - закричал в окно Идолище поганое.
        Вошёл богатырь в горницу, стал у притолоки. Князь и княгиня не узнали его.
        А Идолище, развалясь, за столом сидит, усмехается.
        - Видал ли ты, калика, богатыря Илюшку Муромца? Он ростом, дородством каков? Помногу ли ест и пьёт?


        - Ростом, дородством Илья Муромец совсем как я. Хлеба ест он по калачику в день. Зелена вина, пива стоялого выпивает по чарочке в день, тем и сыт бывает.
        - Какой же он богатырь? - засмеялся Идолище, ощерился. - Вот я богатырь - зараз съедаю жареного быка-трёхлетка, по бочке зелена вина выпиваю. Встречу Илейку, русского богатыря, на ладонь его положу, другой - прихлопну, и останется от него грязь да вода!
        На ту похвальбу отвечает калика перехожий:
        - У нашего попа тоже была свинья обжористая. Много ела, пила, покуда её не разорвало.
        Не слюбились те речи Идолищу. Метнул он в него аршинный[13 - Арш?нный - здесь: огромный. Аршин - старинная мера длины, равная примерно 72см.] булатный нож, а Илья Муромец увёртлив был, уклонился от ножа.
        Воткнулся нож в ободверину[14 - Ободв?рина - косяк, дверная колода.], ободверина с треском в сени вылетела.
        Тут Илья Муромец в лапоточках да в платье каличьем ухватил Идолища поганого, подымал его выше головы и бросал хвастуна-насильника о кирпичный пол. Столько Идолище и жив бывал. А могучему русскому богатырю славу поют веки-п?веки.
        Илья Муромец и Калин-царь
        Завёл князь Владимир почестен пир и не позвал Илью Муромца. Богатырь на князя обиделся; выходил он на улицу, тугой лук натягивал, стал стрелять по церковным маковкам серебряным, по крестам золочёным и кричал мужикам киевским: «Собирайте кресты золочёные и серебряные церковные маковки, несите в кружало - в питейный дом. Заведём свой пир-столованье на всех мужиков киевских!»
        Князь Владимир стольно-киевский разгневался, приказал посадить Илью Муромца в глубокий погреб на три года.
        А дочь Владимира велела сделать ключи от погреба и потайно от князя приказала кормить, поить славного богатыря.
        Много ли, мало ли прошло времени, прискакал в Киев гонец от царя Калина. Он настежь двери размахивал, без спросу вбегал в княжий терем, кидал Владимиру грамоту посыльную. А в грамоте написано: «Я велю тебе, князь Владимир, скоро-наскоро очистить улицы стрелецкие и большие дворы княженецкие да наставить по всем улицам и переулкам пива пенного, медов стоялых да зелена вина, чтобы было чем моему войску угощаться в Киеве. А не исполнишь приказа - пеняй на себя. Русь я огнём покачу, Киев-град в разор разорю и тебя со княгиней смерти предам. Сроку даю три дня».


        Прочитал князь Владимир грамоту, затужил, запечалился. Ходит по горнице, ронит слёзы горючие:
        - Ох, зачем я посадил Илью Муромца в погреб глубокий да приказал тот погреб засыпать жёлтым песком! Поди, нет теперь в живых нашего защитника? И других богатырей в Киеве нет теперь. И некому постоять за веру, за землю Русскую, некому стоять за стольный град, оборонить меня со княгиней да с дочерью!


        - Батюшка-князь стольно-киевский, не вели меня казнить, позволь слово вымолвить, - проговорила дочь Владимира. - Жив-здоров наш Илья Муромец. Я тайком от тебя поила, кормила его, обихаживала.
        - Умница ты, разумница, - похвалил дочь Владимир-князь.
        Схватил ключ от погреба и сам побежал за Ильёй Муромцем. Приводил его в палаты белокаменные, обнимал, целовал богатыря, угощал яствами сахарными, поил винами заморскими, говорил таковы слова:
        - Не серчай, Илья Муромец! Пусть, что было между нами, быльём порастёт. Пристигла нас беда-невзгода. Подошёл к стольному городу Киеву собака Калин-царь, привёл полчища несметные. Грозится Русь разорить, огнём покатить, Киев-город разорить, всех киевлян в полон полонить, а богатырей нынче нет никого. Все на заставах стоят да в разъезды разъехались. На одного тебя вся надежда у меня, богатырь Илья Муромец!
        Некогда Илье Муромцу прохлаждаться, угощаться за княжеским столом. Он скоро-скоро на свой двор пошёл. Конь, сытый, гладкий, ухоженный, радостно заржал, когда увидел хозяина.
        Паробку[15 - П?робок - оруженосец.] своему Илья Муромец сказал:
        - Спасибо тебе, что холил коня, обихаживал!
        И стал коня засёдлывать. Сперва накладывал потничек, а на потничек накладывал войлочек, на войлочек седло черкасское недержанное. Подтягивал двенадцать подпругов шелковых со шпенёчками булатными, с пряжками красна золота, не для красы, для угожества, ради крепости богатырской: шелковые подпруги тянутся, не рвутся, булат гнётся, не ломается, а пряжки красного золота не ржавеют.
        Снаряжался и сам Илья в боевые доспехи богатырские. Палица при нём булатная, копьё долгомерное, подпоясывал меч боевой, прихватил шалыгу[16 - Шал?га - посох с загнутой ручкой.] подорожную и выехал во чисто поле. Видит, силы татарской под Киевом много множество. От крика людского да от ржания лошадиного унывает сердце человеческое.
        Повыехал Илья Муромец, поднялся на высокий холм, посмотрел он в сторону восточную и увидал далеко-далече во чистом поле шатры белополотняные.
        Он направлял туда, понужал коня, приговаривал: «Видно, там стоят наши русские богатыри, о напасти-беде не ведают».
        И в скором времени подъехал к шатрам белополотняным, зашёл в шатёр набольшего[17 - Н?больший - самый главный.] богатыря Самсона Самойловича, своего крёстного. А богатыри в ту пору обедали. Проговорил Илья Муромец:
        - Хлеб да соль, богатыри святорусские!
        Отвечал Самсон Самойлович:
        - А поди-ка, пожалуй, наш славный богатырь Илья Муромец! Садись с нами хлеба-соли отведать!
        Тут вставали богатыри на ноги, с Ильёй Муромцем здоровались, обнимали его, за стол приглашали.
        - Спасибо, братья крестовые. Не обедать я сюда приехал, а привёз вести нерадостные, печальные, - вымолвил Илья Муромец. - Стоит под Киевом рать - сила несметная. Грозится собака Калин-царь наш стольный город взять да спалить, мужиков всех повырубить, жён, дочерей во полон угнать, церкви разорить, князя Владимира со Апраксией-княгиней злой смерти предать. И приехал к вам звать с ворогом ратиться[18 - Р?титься - бороться, биться, обороняться.]!
        На те речи отвечали богатыри:
        - Не станем мы, Илья Муромец, коней седлать, не поедем мы биться-ратиться за князя Владимира да за княгиню Апраксию. У них много ближних князей да бояр. Великий князь стольно-киевский поит-кормит их и жалует, а нам нет ничего от Владимира со Апраксией.
        Не по нраву Илье Муромцу те речи пришлись. Он сел на своего добра коня и подъехал к полчищам вражеским. Стал силу вражью конём топтать, копьём колоть, мечом рубить да бить шалыгой подорожною. Бьёт-поражает без устали. А конь богатырский под ним заговорил языком человеческим:
        - Не побить тебе, Илья Муромец, силы вражеской. Есть у царя Калина могучие богатыри и поленицы[19 - Пол?ницы - богатырки, наездницы.] удалые, а в чистом поле вырыты подкопы глубокие. Как просядем мы в подкопы - из первого подкопа я выскочу и из другого подкопа повыскочу и тебя, Илья, вынесу, а из третьего подкопа я хоть выскочу, а тебя мне не вынести.




        Те речи Илье не слюбилися. Поднял он плётку шелковую, стал бить коня по бедр?м, приговаривать:
        - Ах ты, волчье мясо, травяной мешок! Я кормлю, пою тебя, обихаживаю, а ты хочешь меня погубить!
        И тут просел конь с Ильёй в первый подкоп. Оттуда верный конь выскочил, богатыря вынес на себе. И опять принялся богатырь вражью силу бить, как траву косить. И в другой раз просел конь с Ильёй во глубокий подкоп. И из этого подкопа резвый конь вынес богатыря.
        Бьёт Илья Муромец татар, приговаривает:
        - Сами не ходите и своим детям-внукам закажите ходить воевать на Русь Великую веки-п?веки.
        В ту пору просели они с конём в третий глубокий подкоп. Его верный конь из подкопа выскочил, а Илью Муромца вынести не мог. Набежали татары коня ловить, да не дался верный конь, ускакал он далёко во чистое поле. Тогда десятки богатырей, сотни воинов напали в подкопе на Илью Муромца, связали, сковали ему руки-ноги и привели в шатёр к царю Калину. Встретил его Калин-царь ласково-приветливо:
        - Садись-ка, Илья Муромец, со мной, царём Калином, за единый стол, ешь, чего душа твоя пожелает, пей мои питьица медвяные. Я дам тебе одёжу драгоценную, дам, сколь надобно, золотой казны. Не служи ты князю Владимиру, а служи мне, царю Калину, и будешь ты моим ближним княжем-боярином!
        Взглянул Илья Муромец на царя Калина, усмехнулся недобро и вымолвил:
        - Не сяду я с тобой за единый стол, не буду есть твоих кушаньев, не стану пить твоих питьёв медвяных, не надо мне одёжи драгоценной, не надобно и бессчётной золотой казны. Я не стану служить тебе - собаке царю Калину! А и впредь буду верой и правдой защищать, оборонять Русь Великую, стоять за стольный Киев-град, за свой народ да за князя Владимира.


        Размахнул настежь дверь-занавесь ковровую да прочь из шатра выскочил. А там стражники, охранники царские тучей навалились на Илью Муромца: кто с оковами, кто с верёвками - ладятся связать-сковать безоружного.
        Да не тут-то было! Поднатужился могучий богатырь, поднапружился: раскидал-разметал басурман и проскочил сквозь вражью силу-рать в чистое поле, в широкое раздолье.
        Свистнул посвистом богатырским, и, откуда ни возьмись, прибежал его верный конь с доспехами, со снаряжением. Выехал Илья Муромец на высокий холм, натянул лук тугой и послал калену стрелу, сам приговаривал: «Ты лети, калена стрела, во бел шатёр, пади, стрела, на белу грудь моему крёстному, проскользни да сделай малую царапинку. Он поймёт: одному мне в бою худо можется».
        Угодила стрела в Самсонов шатёр. Самсон-богатырь пробудился, вскочил на резвы ноги и крикнул громким голосом:
        - Вставайте, богатыри могучие русские! Прилетела от крестника калена стрела - весть нерадостная: понадобилась ему подмога в бою с сарацинами. Понапрасну ведь он бы стрелу не послал. Вы седлайте, не мешкая, добрых коней, и поедем мы биться не ради князя Владимира, а ради народа русского да на выручку славному Илье Муромцу!
        В скором времени прискакали на подмогу двенадцать богатырей, а Илья Муромец с ними во тринадцатых. Накинулись они на полчища вражеские, прибили, притоптали конями всю несметную силу, самого царя Калина во полон взяли, привезли в палаты князя Владимира.


        И возговорил Калин-царь:
        - Не казни меня, князь Владимир стольно-киевский, я буду тебе дань платить и закажу своим детям, внукам и правнукам веки вечные на Русь с мечом не ходить, а с вами в мире жить. В том мы подпишем грамоту.
        Тут старина-былина и окончилась, синему морю на тишину, а добрым людям на послушание.
        Три поездки Ильи Муромца
        По чистому полю, по широкому раздолью ехал старый казак Илья Муромец и наехал на развилку трёх дорог. На развилке горюч-камень лежит, а на камне надпись написана: «Если прямо ехать - убиту быть, направо ехать - женату быть, а налево ехать - богатому стать». Прочитал Илья надпись и призадумался:
        - Мне, старому, в бою смерть не писана. Дай поеду, где убиту быть.
        Долго ли, коротко ли ехал он, выскочили на дорогу воры-разбойники. Три сотни т?тей-подорожников[20 - Тать - разбойник, грабитель.]. Горланят, шалыгами размахивают.
        - Убьём старика да ограбим!
        - Глупые люди, - говорит Илья Муромец, - не убив медведя, шкуру делите.
        И напустил на них своего коня верного. Сам копьём колол и мечом разил, и не осталось в живых ни единого душегуба-разбойника.


        Воротился на развилку и стёр надпись: «Если прямо ехать - убиту быть». Постоял возле камня и повернул коня направо:
        - Незачем мне, старому, женату быть, а поеду, погляжу, как люди женятся.
        Ехал час либо два и наехал на палаты белокаменные.
        Выбегала навстречу красна девица-душа. Брала Илью Муромца за руки, провела в столовую горницу. Кормила-поила богатыря, улещала:
        - После хлеба-соли ступай опочив держать[21 - Опоч?в держать - опочивать, спать, отдыхать.]. В дороге небось умаялся!
        Провела в особый покой, указала на перину пуховую.
        А Илья, он смекалист, сноровист был, заприметил неладное. Кинул девицу-красу на перину, а кровать повернулась, опрокинулась, и провалилась хозяйка в подземелье глубокое.
        Выбежал Илья Муромец из палат во двор, разыскал подземелье то глубокое, двери выломал и выпустил на белый свет сорок пленников, женихов незадачливых, а хозяйку - красну девицу - в тюрьму подземную запер крепко-накрепко.
        После того приехал на развилку и другую надпись стёр. И новую надпись написал на камени: «Две дорожки очищены старым казаком Ильёй Муромцем».
        - В третью сторону не поеду я. Зачем мне, старому, одинокому, богатым быть? Пусть кому-нибудь молодому богатство достанется.
        Повернул коня старый казак Илья Муромец и поехал в стольный Киев-град нести службу ратную, биться с ворогами, стоять за Русь Великую да за русский народ!
        На том сказ о славном, могучем богатыре Илье Муромце и окончился.


        Добрыня Никитич

        Добрыня
        Возьму гусли звонкие, яровчатые[22 - Г?сли яр?вчатые. Гусли - старинный музыкальный инструмент, яровчатые - сделанные из ?вора, белого клёна, растущего на юге.] да настрою гусли на старинный лад, заведу старину стародавнюю, бывальщину о деяньях славнорусского богатыря Добрыни Никитича. Синему морю на тишину, а добрым людям на посл?шанье.
        В славном городе было, во Рязани, жил муж честной Никита Романович со своей верной женой Афимьей Александровной. И на радость отцу с матерью у них рос-подрастал единый сын, молодёшенький Добрыня Никитич. Вот жил Никита Романович девяносто лет, жил-поживал, да преставился. Овдовела Афимья Александровна, сиротой остался Добрыня шести годов. А семи годов посадила сына Афимья Александровна грамоту учить. И скорым-скоро грамота ему в наук пошла: научился Добрыня бойко книги читать и орлиным пером того бойчее владеть.


        А двенадцати годов он на гуслях играл. На гуслях играл, песни складывал.
        Честн?я вдова Афимья Александровна на сына глядит, не нарадуется. Растёт Добрыня в плечах широк, тонок в поясе, брови чёрные вразлёт соболиные, глаза зоркие соколиные, кудри русые вьются кольцами, рассыпаются, с лица бел да румян, ровно маков цвет, а силой да ухваткой ему равных нет, и сам ласковый, обходительный.
        Добрыня и Змей
        И вот вырос Добрыня до полного возраста. Пробудились в нём ухватки богатырские. Стал Добрыня Никитич на добром коне в чисто поле поезживать да змеев резвым конём потаптывать.
        Говорила ему родна матушка, честн?я вдова Афимья Александровна:
        - Дитятко моё, Добрынюшка, не надо тебе купаться в Почай-реке. Почай-река сердитая, сердитая она, свирепая. Первая в реке струя как огонь сечёт, из другой струи искры сыплются, а из третьей струи дым столбом валит. И не надобно тебе ездить на дальнюю гору Сорочинскую да ходить там в норы-пещеры змеиные.
        Молоденький Добрыня Никитич своей матушки не послушался. Выходил он из палат белокаменных на широкий, на просторный двор, заходил в конюшню стоялую, выводил коня богатырского да стал засёдлывать: сперва накладывал потничек, а на потничек накладывал войлочек, а на войлочек - седёлышко черкасское, шелками, золотом украшенное, двенадцать подпругов шелк?вых затягивал. Пряжки у подпругов - чиста золота, а шпенёчки у пряжек - булатные, не ради басы-красы[23 - Бас?-крас? - украшение.], а ради крепости: как ведь шёлк-то не рвётся, булат[24 - Бул?т - сталь особой прочности.] не гнётся, красное золото не ржавеет, богатырь на коне сидит, не стареет.
        Потом приладил к седлу колчан со стрелами, взял тугой богатырский лук, взял тяжёлую палицу да копьё долгомерное. Зычным голосом кликнул паробка, велел ему в провожатых быть.
        Видно было, как на коня садился, а не видно, как со двора укатился, только пыльная курева[25 - Пыльная курев? - пыльное облако.] завилась столбом за богатырём.
        Ездил Добрыня с паробком по чисту полю. Ни гусей, ни лебедей, ни серых утушек им не встретилось.
        Тут подъехал богатырь ко Почай-реке. Конь под Добрыней изнурился, и сам он под пекучим солнцем приумаялся. Захотелось добру молодцу искупатися. Он слезал с коня, снимал одёжу дорожную, велел паробку коня вываживать да кормить шелк?вой травой-муравой, а сам в одной тоненькой полотняной рубашечке заплыл далече от берега.
        Плавает и совсем забыл, что матушка наказывала… А в ту пору как раз с восточной стороны лихая беда накатилася: налетел Змеинище-Горынище о трёх головах, о двенадцати хоботах, погаными крыльями солнце затмил. Углядел в реке безоружного, кинулся вниз, ощерился:
        - Ты теперь у меня в руках, Добрыня. Захочу - тебя огнём спалю, захочу - в полон живьём возьму, унесу тебя в горы Сорочинские, во глубокие норы во змеиные!
        Сыплет Змеинище-Горыныще искры, огнём палит, ладится хоботами добра молодца ухватить.
        А Добрыня проворный был, увёртливый, увернулся от хоботов змеиных да вглубь нырнул, а вынырнул у самого у берега. Повыскочил на жёлтый песок, а Змей за ним по пятам летит.
        Ищет молодец доспехи богатырские, чем ему со Змеем-чудовищем ратиться, и не нашёл ни паробка, ни коня, ни боевого снаряжения.
        Напугался паробок Змеинища-Горынища, сам убежал и коня с доспехами прочь угнал.


        Видит Добрыня: дело неладное, и некогда ему думать да гадать… Заметил на песке шляпу-колпак земли греческой да скорым-скоро набил шляпу жёлтым песком и метнул тот трёхпудовый колпак в супротивника. Упал Змей на сыру землю. Вскочил богатырь Змею на белу грудь, хочет порешить его. Тут поганое чудовище взмолилося:
        - Молоденький Добрынюшка Никитич! Ты не бей, не казни меня, отпусти живого, невредимого. Мы напишем с тобой записи промеж себя: не драться веки вечные, не ратиться. Не стану я на Русь летать, разорять сёла с присёлками, во полон людей не стану брать. А ты, мой старший брат, не езди в горы Сорочинские, не топчи резвым конём малых змеёнышей.


        Молоденький Добрыня, он доверчивый: льстивых речей послушался, отпустил Змея на волю-вольную, на все на четыре стороны, сам скорым-скоро нашёл паробка со своим конём, со снаряжением. После того воротился домой да своей матери низко кланялся:
        - Государыня матушка! Благослови меня на ратную[26 - Р?тную - боевую: вданном случае - военную.] службу богатырскую.
        Благословила его матушка, и поехал Добрыня в стольный Киев-град. Он приехал на княжеский двор, привязал коня к столбу точёному, ко тому ли кольцу золочёному, сам входил в палаты белокаменные, крест клал по-писаному, а поклоны вёл по-учёному: на все четыре стороны низко кланялся, а князю с княгинею во особицу. Приветливо князь Владимир гостя встречал да расспрашивал:
        - Ты откулешний, дородный добрый молодец, чьих родов, из каких городов? И как тебя по имени звать, величать по изотчине[27 - По из?тчине - по отчеству.]?
        - Я из славного города Рязани, сын Никиты Романовича и Афимьи Александровны - Добрыня, сын Никитич. Приехал к тебе, князь, на службу ратную.
        А в ту пору у князя Владимира столы были раздёрнуты, пировали князья, бояре и русские могучие богатыри. Посадил Владимир-князь Добрыню Никитича за стол на почётное место между Ильёй Муромцем да Алёшей Поповичем, подносил ему чару зелен? вина, не малую чару - полтора ведра. Принимал Добрыня чару одной рукой, выпивал чару за единый дух.
        А князь Владимир между тем по столовой горнице похаживал, пословечно государь выговаривал:
        - Ой вы гой еси, русские могучие богатыри, не в радости нынче я живу, во печали. Потерялась моя любимая племянница, молодая Забава Путятична. Гуляла она с мамками, с няньками в зелёном саду, а в ту пору летел над Киевом Змеинище-Горынище, ухватил он Забаву Путятичну, взвился выше лесу стоячего и унёс на горы Сорочинские, во пещеры глубокие змеиные. Нашёлся бы кто из вас, ребятушки: вы, князья подколенные, вы, бояре ближние, и вы, русские могучие богатыри, кто съездил бы на горы Сорочинские, выручил из полона змеиного, вызволил прекрасную Забавушку Путятичну и тем утешил бы меня и княгиню Апраксию!
        Все князья да бояре молчком молчат. Б?льший хоронится за среднего, средний за меньшего, а от меньшего и ответа нет.
        Тут и пало на ум Добрыне Никитичу: «А ведь нарушил Змей заповедь: на Русь не летать, во полон людей не брать, коли унёс, полонил Забаву Путятичну».
        Вышел из-за стола, поклонился князю Владимиру и сказал таковы слова:
        - Солнышко Владимир-князь стольно-киевский, ты накинь на меня эту службищу. Ведь Змей Горыныч меня братом признал и поклялся век не летать на землю Русскую и в полон не брать, да нарушил ту клятву-заповедь. Мне и ехать на горы Сорочинские, выручать Забаву Путятичну.


        Князь лицом просветлел и вымолвил:
        - Утешил ты нас, добрый молодец!
        А Добрыня низко кланялся на все четыре стороны, а князю с княгиней во особицу, потом вышел на широкий двор, сел на коня и поехал в Рязань-город.
        Там у матушки просил благословения ехать на горы Сорочинские, выручать из полона змеиного русских пленников.
        Говорила мать Афимья Александровна:
        - Поезжай, родное дитятко, и будет с тобой моё благословение!
        Потом подала плётку семи шелков, подала расшитый платок белополотняный и говорила сыну таковы слова:
        - Когда будешь ты со Змеем ратиться, твоя правая рука приустанет, приумашется, белый свет в глазах потеряется, ты платком утрись и коня утри. У тебя всю усталь как рукой снимет, и сила у тебя и у коня утроится, а над Змеем махни плёткой семишелк?вой - он приклонится ко сырой земле. Тут ты рви-руби все хоботы змеиные - вся сила истощится змеиная.
        Низко кланялся Добрыня своей матушке, честной вдове Афимье Александровне, потом сел на добра коня и поехал на горы Сорочинские.
        А поганый Змеинище-Горынище учуял Добрыню за полпоприща[28 - За полп?прища - здесь: за полпути.], налетел, стал огнём палить да биться-ратиться.
        Бьются они час и другой. Изнурился борзый конь, спотыкаться стал, и у Добрыни правая рука умахалась, в глазах свет померк.
        Тут и вспомнил богатырь материнский наказ. Сам утёрся расшитым платком белополотняным и коня утёр. Стал его верный конь поскакивать в три раза резвее прежнего. И у Добрыни вся усталость прошла, его сила утроилась. Улучил он время, махнул над Змеем плёткой семишелк?вой, и сила у Змея истощилася: приник-припал он к сырой земле.
        Рвал-рубил Добрыня хоботы змеиные, а под конец отрубил все головы у поганого чудовища, порубил мечом, потоптал конём всех змеёнышей и пошёл во глубокие норы змеиные, разрубил-разломал запоры крепкие, выпускал из полона народу множество, отпускал всех на волю-вольную.


        Вывел Забаву Путятичну на белый свет, посадил на коня и привёз в стольный Киев-град. Привёл в палаты княженецкие, там поклон вёл по-писаному: на все четыре стороны, а князю с княгиней во особицу, речь заводил по-учёному:
        - По твоему, князь, повелению ездил я на горы Сорочинские, разорил-повоевал змеиное логово. Самого Змеинища-Горынища и всех малых змеёнышей порешил, выпустил на волю народу тьму-тьмущую и вызволил твою любимую племянницу, молодую Забаву Путятичну.
        Князь Владимир был рад-радёшенек, крепко обнимал он Добрыню Никитича, целовал его в уста сахарные, сажал на место почётное, сам говорил таковы слова:
        - За твою службу великую жалую тебя городом с пригородками!
        На радостях завёл князь почестен пир-столование на всех князей-бояр, на всех богатырей могучих прославленных.
        И все на том пиру напивалися-наедалися, прославляли геройство и удаль богатыря Добрыни Никитича.
        Алёша Попович

        Алёша Попович-млад
        В славном городе во Ростове, у соборного попа отца Левонтия в утешенье да на радость родителям росло чадо единое - любимый сын Алёшенька.
        Парень рос, матерел не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымался, силой-крепостью наливался. На улицу он стал побегивать, с ребятами в игры поигрывать. Во всех ребячьих забавах-проказах заводилой-атаманом был: смелый, весёлый, отчаянный - буйная, удалая головушка!
        Иной раз соседи и жаловались:
        - Удержу в шалостях не знает! Уймите, пристрожьте сынка!
        А родители души в сыне не чаяли и в ответ говорили так:
        - Лихостью-строгостью ничего не поделаешь, а вот вырастет, возмужает он, и все шалости-проказы как рукой снимутся!


        Так и рос Алёша Попович-млад. И стал он на возрасте. На резвом коне поезживал, научился и мечом владеть. А потом пришёл к родителю, в ноги отцу кланялся и стал просить прощеньица-благословеньица:
        - Благослови меня, родитель-батюшка, ехать в стольный Киев-град, послужить князю Владимиру, на заставах богатырских стоять, от врагов нашу землю оборонять.
        - Не чаяли мы с матерью, что ты покинешь нас, что покоить нашу старость будет некому, но на роду, видно, так написано: тебе ратным делом труждатися. То доброе дело, а на добрые дела благословляем тебя!
        Тут пошёл Алёша на широкий двор, заходил во конюшню стоялую, выводил коня богатырского и принялся коня засёдлывать.
        Сперва накладывал потнички, на потнички клал войлочки, а на войлочки седёлышко черкасское, туго-натуго подпруги шелк?вы затягивал, золотые пряжки застёгивал, а у пряжек шпенёчки булатные. Всё не ради красы-басы, а ради крепости богатырской: как ведь шёлк не трётся, булат не гнётся, красное золото не ржавеет, богатырь сидит на коне, не стареет.
        На себя надевал латы кольчужные, застёгивал пуговки жемчужные. Сверх того надел нагрудник булатный на себя, взял доспехи все богатырские.
        В налучнике тугой лук разрывчатый да двенадцать стрелочек калёных, брал и палицу богатырскую да копьё долгомерное, мечом-кладенц?м перепоясался, не забыл взять и острый нож-кинжалище. Зычным голосом крикнул паробка:
        - Не отставай, Евдокимушка, следом правь за мной!
        И только видели удала добра молодца, как на коня садился, да не видели, как он со двора укатился. Только пыльная курева поднялась.
        Долго ли, коротко ли путь продолжался, много ли, мало ли времени длилась дорога, и приехал Алёша Попович со своим паробком Евдокимушкой в стольный Киев-град.
        Заезжали не дорогой, не воротами, а скакали через стены городовые, мимо башни наугольной на широкий на княжий двор. Тут соскакивал Алёша со добра коня, он входил в палаты княженецкие, крест клал по-писаному, а поклоны вёл по-учёному: на все четыре стороны низко кланялся, а князю Владимиру да княгине Апраксии во особицу.
        В ту пору у князя Владимира заводился почестен пир, и приказал он своим отрокам-слугам верным посадить Алёшу у запечного столба.
        Алёша Попович и Тугарин
        Славных русских богатырей в то время в Киеве не случилося.
        На пир съехались, сошлись князья с боярами, и все сидят невеселы, буйны головы повесили, утопили очи в дубовый пол…
        В ту пору, в то времечко с шумом-грохотом двери на пяту размахивал и входил в палату столовую Тугарин-собачище.
        Росту Тугарин страшенного, голова у него как пивной котёл, глазища как чашища, в плечах - косая сажень. Образам Тугарин не молился, с князьями, с боярами не здоровался. А князь Владимир со Апраксией ему низко кланялись, брали его п?д руки, посадили за стол во большой угол, на скамью дубовую, раззолоченную, дорогим пушистым ковром покрытую. Расселся-развалился на почётном месте Тугарин, сидит, во весь широкий рот ухмыляется, над князьями, боярами насмехается, над Владимиром-князем изгаляется. Ендовами пьёт зелен? вино, запивает медами стоялыми.


        Принесли на столы гусей-лебедей да серых утушек печёных, варёных, жареных. По ковриге хлеба за щеку Тугарин клал, по белому лебедю зараз глотал…
        Глядел Алёша из-за столба запечного на Тугарина-нахалища, да вымолвил:
        - У моего родителя была корова обжориста: по целой лохани пойло пила, покуда не разорвало!
        Тугарину те речи не в любовь пришли, показались обидными. Он метнул в Алёшу острым ножом-кинжалищем. Но Алёша - он увёртлив был - на лету ухватил рукой острый нож-кинжалище, а сам невредим сидит. И возговорил таковы слова:
        - Мы поедем, Тугарин, с тобой во чисто поле да испробуем силы богатырские.
        И вот сели на добрых коней и поехали в чистое поле, в широкое раздолье. Они бились там, рубились до вечера, красна солнышка до заката, никоторый никоторого не ранил. У Тугарина конь на крыльях огненных был. Взвился, поднялся Тугарин на крылатом коне под оболоки[29 - Обол?ки - облака.] и ладится время улучить, чтобы кречетом сверху на Алёшу ударить-упасть. Алёша стал просить, приговаривать:
        - Подымись, накатись, туча тёмная! Ты пролейся, туча, частым дождичком, залей, затуши у Тугарина коня крылья огненные!


        И, откуда ни возьмись, нанесло тучу тёмную. Пролилась туча частым дождичком, залила-потушила крылья огненные, и спускался Тугарин на коне из поднебесья на сыру землю.
        Тут Алёшенька Попович-млад закричал своим зычным голосом, как в трубу заиграл:
        - Оглянись-ко назад, басурман! Там ведь русские могучие богатыри стоят. На подмогу мне они приехали!
        Оглянулся Тугарин, а в ту пору, в то времечко подскочил к нему Алёшенька - он догадлив да сноровист был, - взмахнул богатырским мечом своим и отсёк Тугарину буйну голову.
        На том поединок с Тугарином и окончился.
        Бой с басурманской ратью под Киевом
        Повернул Алёша коня вещего и поехал в Киев-град. Настигает, догоняет он дружину малую - русских вершников[30 - В?ршники - верховые.]. Спрашивают дружинники:
        - Ты куда правишь путь, дородный добрый молодец, и как тебя по имени зовут, величают по отчине?
        Отвечает богатырь дружинникам:
        - Я - Алёша Попович. Бился-ратился во чистом поле с нахвальщиком[31 - Нахв?льщик - хвастун, нахал.] Тугарином, отсёк ему буйну голову да вот и еду в стольный Киев-град.
        Едет Алёша с дружинниками, и видят они: возле самого города Киева рать-сила стоит басурманская. Окружили, обложили стены город?вые со всех четырёх сторон.
        И столько силы той неверной нагнано, что от крику басурманского, от ржания конского да от скрипу от тележного шум стоит, будто гром по чисту полю разъезжает басурманский наездник-богатырь, громким голосом орёт, похваляется:
        - Киев-город мы с лица земли сотрём, все дома да божьи церкви огнём спалим, головнёй покатим, горожан всех повырубим, бояр да князя Владимира во полон возьмём и заставим у нас в орде в пастухах ходить, кобылиц доить!
        Как увидели Алёшины попутчики-дружинники несметную силу басурманскую да услышали хвастливые речи наездников-нахвальщиков, придержали ретивых коней, посмурнели, замешкались. А Алёша Попович горяч-напорист был. Где силой взять нельзя, он там наскоком брал. Закричал он громким голосом:
        - Уж ты гой-еси, дружина хоробрая! Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Краше буйну голову нам в бою сложить, чем славному стольному граду Киеву позор пережить! Мы напустимся на рать-силу несметную, освободим от напасти великий Киев-град, и заслуга наша не забудется, пройдёт, прокатится про нас слава громкая: услышит про нас и старый казак Илья Муромец, сын Иванович. За храбрость нашу он нам поклонится, - то ли не почёт, не слава нам!
        Напускался Алёша Попович-млад со своей дружиной храброю на несметные вражьи полчища. Они бьют басурман, как траву косят: когда мечом, когда копьём, когда тяжёлой боевой палицей. Самого главного богатыря-нахвальщика достал Алёша Попович острым мечом и рассёк-развалил его надвое. Тут ужас-страх напал на ворогов. Не устояли супротивники, разбежались куда глаза глядят. И очистилась дорога в стольный Киев-град.
        Князь Владимир про победу узнал и на радости пир-столование заводил, да не позвал на пир Алёшу Поповича. Обиделся Алёша на князя Владимира, повернул своего коня верного и поехал в Ростов-град, к своему родителю.
        Алёша, Илья и Добрыня
        Гостит Алёша у своего родителя, у соборного попа Левонтия ростовского, а в ту пору слава-молва катится, как река в половодье разливается. Знают в Киеве и в Чернигове, слух идёт в Литве, говорят в Орде, будто в трубу трубят в Новегороде, как Алёша Попович-млад побил-повоевал басурманскую рать-силу несметную да избавил от беды-невзгоды стольный Киев-град, расчистил дорогу прямоезжую…
        Залетела слава на заставу богатырскую. Прослышал о том и старый казак Илья Муромец и промолвил так:
        - Видно сокола по полёту, а добра молодца - по поездке. Народился у нас нынче Алёша Попович-млад, и не переведутся богатыри на Руси век по веку!
        Тут садился Илья на добра коня, на своего бурушку косматого и поехал дорогой прямоезжей в стольный Киев-град.
        На княжеском дворе слезал богатырь с коня, сам входил в палаты белокаменные. Тут поклоны вёл по-учёному: на все на четыре стороны в пояс кланялся, а князю с княгиней во особицу:
        - Уж ты здравствуешь, князь Владимир, на многие лета со своей княгиней со Апраксией! Поздравляю с великою победою. Хоть не случилось в ту пору богатырей в Киеве, а басурманскую рать-силу несметную одолели, повоевали, из беды-невзгоды стольный град вызволили, проторили дорогу к Киеву да очистили Русь от недругов. А в том вся заслуга Алёши Поповича - он годами молод, да смелостью и ухваткой взял. А ты, князь Владимир, не приметил, не воздал ему почести, не позвал в свои палаты княженецкие и тем обидел не одного Алёшу Поповича, а и всех русских богатырей. Ты послушайся меня, старого: заведи застолье - почестен пир для всех славных могучих русских богатырей, позови на пир молодого Алёшу Поповича да при всех нас воздай добру молодцу почести за заслуги перед Киевом, чтобы он на тебя не в обиде был да и впредь бы нёс службу ратную.
        Отвечает князь Владимир Красно Солнышко:
        - Я и пир заведу, и Алёшу на пир позову, да и честь ему воздам. Вот кого будет в послах послать, его на пир позвать? Разве что послать нам Добрыню Никитича. Он в послах бывал и посольскую службу справлял, многоучен да обходительный, знает, как себя держать, знает, что да как сказать.
        Приезжал Добрыня в Ростов-город. Он Алёше Поповичу низко кланялся, сам говорил таковы слова:
        - Поедем-ка, удалый добрый молодец, в стольный Киев-град ко ласкову князю Владимиру хлеба-соли есть, пива с мёдом пить, там князь тебя пожалует.
        Отвечает Алёша Попович-млад:
        - Был я недавно в Киеве, меня в гости не позвали, не употчевали, и ещё раз ехать мне туда незачем.
        Низко кланялся Добрыня во второй након[32 - Во второй нак?н - во второй раз.]:
        - Не держи в себе обиды-червоточины, а садись на коня, да поедем на почестен пир, там воздаст тебе князь Владимир почести, наградит дорогими подарками. Ещё кланялись тебе да звали на пир славные русские богатыри: первым звал тебя старый казак Илья Муромец, да звал и Василий Казимирович, звал Дунай Иванович, звал Потанюшка Хроменький и я, Добрыня, честь по чести зову. Не гневайся на князя на Владимира, а поедем на весёлую беседу, на почестен пир.
        - Коли бы князь Владимир позвал, я бы с места не встал да не поехал бы, а как сам Илья Муромец да славные могучие богатыри зовут, то честь для меня, - промолвил Алёша Попович-млад да садился на добра коня со своей дружинушкой хороброю, поехали они в стольный Киев-град. Заезжали не дорогой, не воротами, а скакали через стены городовые к тому ли ко двору ко княженецкому. Посреди двора соскакивали с ретивых коней.
        Старый казак Илья Муромец со князем Владимиром да с княгиней Апраксией выходили на красное крыльцо, с честью да с почётом гостя встретили, вели под руки в палату столовую, на большое место, в красный угол посадили Алёшу Поповича, рядом с Ильёй Муромцем да Добрыней Никитичем.
        А Владимир-князь по столовой по палате похаживает да приказывает:
        - Отроки, слуги верные, наливайте чару зелена вина да разбавьте медами стоялыми, не малую чашу - полтора ведра, подносите чару Алёше Поповичу, другу чару поднесите Илье Муромцу, а третью чару подавайте Добрынюшке Никитичу.
        Подымались богатыри на резвы ноги, выпивали чары за единый дух да меж собой побратались: старшим братом назвали Илью Муромца, средним - Добрыню Никитича, а младшим братом нарекли Алёшу Поповича. Они три раза обнимались да три раза поцеловалися.
        Тут князь Владимир да княгиня Апраксия принялись Алёшеньку чествовать, жаловать: отписали, пожаловали город с пригородками, наградили большим селом с присёлками.
        - Золоту казну держи понадобью[33 - Держали пон?добью - распоряжались по своему усмотрению, по своей надобности.], мы даём тебе одёжу драгоценную!
        Подымался, вставал млад Алёша на ноги да возговорил:
        - Не один я воевал басурманскую рать-силу несметную. Со мной бились-ратились дружинники. Вот их награждайте да и жалуйте, а мне не надо города с пригородками, мне не надо большого села с присёлками и не надобно одёжи драгоценной. За хлеб-соль да за почести благодарствую. А ты позволь-ко, князь Владимир стольно-киевский, мне с крестовыми братьями Ильёй Муромцем да Добрыней Никитичем безданно-беспошлинно погулять-повеселиться в Киеве, чтобы звон-трезвон было слышно в Ростове да в Чернигове, а потом мы поедем на заставе богатырской стоять, станем землю Русскую от недругов оборонять!
        Тут Алёшенька прихлопнул рукой да притопнул ногой:
        - Эхма! Не тужи, кума!
        Тут славные могучие богатыри Алёшу Поповича славили, и на том пир-столованье окончился.


        Мифы русского народа

        Кот Баюн

        Смеркается. На улице становится темно и пустынно. По городу идёт Кот Баюн. На хвосте у него два узелка висят. На спине два котёнка сидят. Подходит он к дому, отворяет окно и подаёт котёнка. Девочка увидала, обрадовалась и говорит:
        - Какой котёнок хорошенький, пригоженький! Возьму его себе!
        Забрала девочка котёнка, легла спать. Кот Баюн доволен. Развязал один узелок, выпустил сон и дрёму на волю и мурлыкает:
        - Мурр-мурр, усни! Мурр-мурр, усни!
        Девочку сладкий сон стал одолевать. Дрёма на глаза накатилась.
        И видится ей, что она белочка с золотым орешком, с ветки на ветку прыгает. Чудится, что она рыбка - серебряная спинка, по морю-океану плывёт и корабли обгоняет. Снится, что она жаворонок, над полем летает, песенки распевает и солнышко крылышками достаёт.


        Идёт дальше Кот Баюн. Отворяет в другом доме окно. Подаёт котёнка. Мальчик увидал и говорит:
        - Не люблю котят! Мучить буду рад!
        Кот Баюн не дал ему котёнка. Мальчик лёг спать. Кот Баюн недоволен, напустил сон-угомон, мурлыкает:
        - Мурр-мурр, усни! Мурр-мурр, усни!
        Мальчика сон стал одолевать, Угомон глаза закрывать.
        Видится мальчику, что он заяц и за ним волк гонится, вот-вот зубами схватит. Заяц споткнулся, через голову перевернулся, в голубя превратился и в небо полетел. Увидал голубя коршун, за ним погнался, так и хочет когтями вцепиться. Голубь в воду нырнул и превратился в карася. И в море поплыл. Увидала карася щука, пасть открыла, острые зубы показала, за ним погналась. Не хочется карасю от щуки смерть принимать. Выбросился он на берег и прямо к рыбаку в горшок попал.
        Рыбак увидал рыбу, поставил горшок на огонь и говорит:
        - Славная уха будет!
        Страшно и жутко стало мальчику, и он закричал:
        - Спасите! Я пропал!
        И тут проснулся, глаза открыл. Кот Баюн затворил окно и пошёл по городу дальше.
        Домовой




        Было это давным-давно, на зимние святки. Собрались в крещенский вечер к одной девушке подружки - о женихе гадать. Стали они через дом башмачки бросать, кому что сбудется - не минуется загадывать.
        Побросали башмачки и пошли смотреть, в какую сторону носок башмака указывает: всторону родного дома - в девках сидеть, в сторону чужого - замуж идти. Все подружки нашли свои башмачки, а одна девушка не нашла. Искала она, искала, ходила вокруг дома, ходила. Потом поглядела на небо и спрашивает:
        - Месяц - золотые рога, скажи: не видал ли ты моего башмачка?
        Месяц отвечает:
        - Меня чёрная туча закрыла, я не видал!
        Подошла девушка к воротам и спрашивает:
        - Ворота - дубовые верейки, не видали ли вы моего башмачка?
        А ворота скрипят:
        - Нас снег запорошил, мы не видали!
        Спрашивает она у печной трубы:
        - Печная труба, ты высоко торчишь, далеко глядишь, не видала ли ты моего башмачка?
        - Из меня дым повалил и меня закрыл, - отвечает печная труба, - я не видала!
        Пришла девушка в дом. Вдруг голос из-за печки говорит:
        - Девушка, девушка, я твой суженый-ряженый! Выходи за меня замуж.
        Испугалась девушка, а деваться-то некуда. Вот она спрашивает:
        - А ты кто такой?
        - Я домовой.
        - А ты молодой?
        - Я молодой домовой, мне всего тыща лет.
        - Нет, не пойду я за такого старика замуж!
        Тут из-за печки полетел её башмачок и на пол упал. Поняла девушка, кто его подобрал и унёс - домовой озорничал.
        Сидит мальчик дома один. Стал скучать. Думает: «С кем бы мне поиграть?» Вдруг слышит, за печной трубой кто-то стучит и гремит. Понял, что там домовой сидит. Поставил мальчик на полку водицы кружку и зовёт:
        - Домовой, домовой,
        Что сидишь ты за трубой?
        Выйди на минуточку,
        Поиграй со мной в игрушечку,
        Дам тебе за это воды кружечку!
        Не выходит домовой. Всё стучит, гремит за печной трубой. Положил мальчик на полку луковичку и опять зовёт:
        - Домовой, домовой,
        Что сидишь ты за трубой?
        Выйди на минуточку,
        Поиграй со мной в игрушечку,
        Дам тебе за это луковичку!
        Не выходит домовой. Всё стучит, гремит за печной трубой. Положил мальчик на полку булочку и снова зовёт:
        - Домовой, домовой,
        Что сидишь ты за трубой?
        Выйди на минуточку,
        Поиграй со мной в игрушечку,
        Дам тебе за это булочку!
        Скрипнула на полу половица. Мальчик обернулся - никого нет. Потом посмотрел на полку. Вдруг косматая, костоватая рука хвать с полки булочку и исчезла в одну секундочку.
        Пришли в избу старик со старухой. Мальчик говорит:
        - Бабушка, дедушка, я домового видал! Он с полки булочку взял, а со мной не поиграл!
        Они ему говорят:
        - Домового нет! А булку кот съел или мыши в норку утащили.
        Не поверили мальчику старик и старуха.
        Наступила ночь. Улеглись все в доме спать: мальчик - на кровать, старуха - на печку, старик - на полати. Стоит в избе тишина, только в щели сверчок поёт, в норке мышка скребётся, а под лавкой кот во сне мурлычет.
        Вдруг заскрипела дверь. Входит в избу тётка Лихорадка. Идёт к кроватке. Вышел из тёмного угла ей навстречу домовой. Грозно машет косматой, костоватой рукой. Спрашивает:
        - Ты зачем пришла?


        Тётка Лихорадка отвечает:
        - Иду к мальчику. Почешу ему пятку, напущу лихоманку.
        - Что же с мальчиком будет?
        - В лихоманке начнёт его трясти трясовица, знобить знобуха, ломать ломотуха, жаром изводить горячка, заберёт силы гнетуха, изведёт трепуха. Долго ему не жить.
        Разозлился домовой, толкает тётку Лихорадку рукой:
        - Не смей мальчика обижать! Он меня угощал булкой и звал к себе поиграть с игрушкой.
        Не уходит тётка Лихорадка. Принялся домовой её за косы трепать, из печки золу брать и в глаза бросать. Испугалась тётка Лихорадка. Бросилась из избы убегать. Ушла в другое место. О драчуне-домовом не забыла, больше в избу не приходила.


        Лесовик




        Собирает мальчик в лесу грибы - большие в корзинку кладёт, а маленькие башмаками мнёт. Увидал старик Лесовик грибника, рассердился. Напустил на него болотный туман. Мальчик сделался сморчком. Смотрит, вокруг него стоят опята-ребята, волнушки-старушки, груздички-мужички. Подходит гриб-боровик и спрашивает:
        - Ты кто?
        - Я - мальчик.
        - Нет, ты сморчок! - говорит гриб-боровик. - Прячься скорей!
        Сморчок побежал под куст. Навстречу колючий ёжик идёт. Увидал сморчка и говорит:
        - Какой грибок хорошенький, пригоженький! Возьму себе на обед.
        Бросил сморчок на спину, на иголки, и понёс в нору. Навстречу белка скачет-бежит. Увидала сморчок и говорит:
        - Какой грибок хорошенький, пригоженький! Пригодится на зимние запасы-припасы.
        Схватила у ёжика сморчок и на дерево прыгнула.
        Летит ворона. Увидала сморчок и говорит:
        - Какой грибок хорошенький, пригоженький! Возьму его, в гнездо отнесу.
        Ворона стала по веткам скакать, у белки сморчок отбирать. А белка от вороны убегать. Не удержала сморчок, уронила. Упал он на медвежью тропу. Идёт толстопятый медведь. Лапами траву к земле приминает, кусты ломает, кору с пней сдирает. Вот-вот на гриб наступит. Сморчок испугался, в сторону бросался. Прыгнул в яму и закричал:
        - Ма-ма!
        Болотный туман рассеялся, и сморчок превратился в мальчика.


        В чёрном-чёрном лесу, под высокой сосной сидит Лесовик, кафтан лыком зашивает, заплатки мхом кладёт. Прилетел воробей. Лесовик спрашивает:
        - Воробей, воробей, что ты видал?
        - Чив-чив! Мужик на телеге в лес за дровами приехал.
        - Не к добру приехал! Дерево упадёт и лошадь убьёт.
        Прилетела ворона. Лесовик спрашивает:
        - Ворона, ворона, что ты видала?
        - Карр-карр! Охотник с собакой в лес пришёл.
        - Не к добру пришёл! Медведь собаку задерёт.
        Прилетела кукушка. Лесовик спрашивает:
        - Кукушка, кукушка, что ты видала?
        - Ку-ку, ку-ку! Девочка с лукошком собирать морошку на болото пришла.
        - Не к добру пришла! Болотник девочку в топь-трясину утащит.
        - Ку-ку, ку-ку! А я девочке много лет накуковала.
        - Ну, рябая! Ни о чём не ведаешь, а кукуешь! Придётся девочку выручать.
        Пришёл Лесовик к болоту. Ногами по мху затопал, руками по воде заплескал-захлопал. И кричит:
        - Болотник, Болотник, не трогай девочку! Ей кукушка много лет накуковала!
        Болотнику не хочется от добычи отказываться. Высунул он зелёную бороду из воды и говорит:
        - А ну, коряжина-моряжина! Утопи Лесовика!
        Выскочила коряжина-моряжина из болота. Вокруг Лесовика закружила, за бороду схватила и в воду потащила. Лесовик головой завертел, страшным голосом загудел. Дятлы услыхали, из леса прилетали. Принялись коряжину-моряжину длинными носами долбить. Всю по щепочкам расклевали, по земле разбросали. Лесовик схватил Болотника за зелёные волосы и на берег из воды вытащил. Болотник испугался, просит:
        - Отпусти в болото! Не трону я девочку!
        Лесовик отпустил Болотника. А девочка собрала у болота морошки полное лукошко и домой пошла.


        Идолище




        Жил парень в одном селении, умел кудесить, был ловок и смел. Звали его Ивашка. Однажды появился в тех краях Идолище. Вызывает на бой поединщика. Грозится народ полонить, а дома по брёвнышку раскатить и огнём спалить. Собрался народ на великий сход. Поговорили, а потом порешили послать поединщиком Ивашку.
        Парень взял лук, топор и отправился в дорогу. Пробрался через густой чёрный лес и оказался в чистом поле, на широком раздолье. Вдруг видит, едет навстречу Идолище, кричит:
        - Не ты ли, земная букашка, со мной биться явился?! Берегись!
        Идолище взялся кудесничать, показывать своё волшебство. Голова у него сделалась с курган, рот - с горный распадок[34 - Расп?док - мелкая, плоская ложбина или узкая долина в горах.], глаза - словно два котла, уши - как два широких рукава. Рысит под ним быстроногий белый конь, из носа дым валит, между ушами козёл и баран, бодаясь, резвятся; на шее хорёк и горностай, взапуски бегая, шалят, на хребте перед седлом костёр разведён. Над костром котелок подвешен, в котелке вода кипит. На крестце растёт большой кедр, на кедре семьдесят разных птиц гнездятся, поют и порхают дивные птицы. На хвосте рысь с медведем борются. С задних ног огненная лава стекает, с передних ног ключи бьют, а в студёных ключах рыбы диковинные играют. Идолище, не слезая с коня, удит жирную рыбу, варит в котле и ест.
        Ивашка принялся кудесничать. Вытащил топор. Ударил им о бел-горюч камень, высек искры. Огненными языками они засверкали, разлетелись по ратному полю. Вздрогнул конь величиной с гору, испугался, изогнулся, сбросил с себя Идолище и умчался прочь.
        Ивашка взял в руки лук, прочёл заклинание и говорит:
        - Если суждено мне умереть, то лети, стрела, без цели и пропади без вести; аесли достоин я лучшей доли, то пробей насквозь широкую грудь Идолища, сделай рану величиной с дверь, чтобы через неё видно было как днём. Вырви вражье сердце, унеси за три холма и брось под ноги пёстрой сороке!
        С этими словами парень снял с плеча лук и выстрелил. Пропела, просвистела стрела и прошибла Идолищу грудь так, что сквозь рану солнечный свет хлынул. Пошатнулся Идолище, но удержался на ногах. Заткнул рану спереди камнем величиной с жеребёнка, а сзади - камнем величиной с барана. Загладил края раны большим пальцем и стал как прежде.
        Идолище разъярился, заскрежетал длинными зубами, засверкал жёлтыми глазами. Поднял над головой каменную булаву, на парня замахнулся. Ивашка увернулся. Идолище промахнулся, булаву о землю разбил. Ивашка укрылся в лесу.
        Идолище принялся с корнями деревья выворачивать. Взвился на месте поединка от земли до неба ярко-красный столб пыли. Заплутали в нём птицы, лишённые гнёзд; звери потеряли своих детёнышей; люди сбились с пути, не находя своих жилищ.


        Принялось чудище грозить:
        - Если ты, вредная букашка, отсюда не уберёшься, я сдую тебя с земли, и ты улетишь по воздуху на самое небо! Потом сброшу вниз, одно мокрое место от тебя останется!
        Идолище стал дуть, полетели у него изо рта раскалённые угли. Ивашка думает: «Как победить непобедимого, одолеть неодолимого?» Укрылся за холм. Собрался с силами. Бросился туда, где слышал раскаты громового голоса Идолища. Увидел его и устрашился. Вид злодея испугал бы кого угодно: одна губа у него была на земле, а другая - на небесах; язык же его касался звёзд.
        И не было человеку пути ни вперёд, ни в сторону - всё пространство перед ним занимала огромная пасть.
        Тут только понял Ивашка, что за опасность ему угрожает. «Великан проглотит меня, - думал он, - всё равно что мошку».
        Ивашка вспомнил слова стариков-мудрецов: «Только преодолев страх - можно победить». Ивашка не хотел отступать. Отчаяние добавило ему силы. Когда он взглянул на Идолище без страха, то понял, что это всего-навсего огромная пасть.
        - Больше не будет этой страшной пасти! - воскликнул богатырь и топором рассёк Идолище на части.
        Битва с тёмной силой закончилась победой Ивашки.
        Банник





        Однажды увидел бесёнок Потанька, как люди ходят париться в баньку. Надумал попробовать. Забрался Потанька ночью в баньку. Попарился - понравилось, да после мытья оставил в печурке две тлеющие чурки. Напустил Потанька чаду да дыму в баньке.
        Вылез из подпола Банник. Увидал в своей баньке непорядок. Разозлился и говорит:
        - Проучу я тебя, Потанька! Будешь знать, как чудить в моей баньке!
        Собрался опять Потанька париться в баньку.
        Пошёл за веником в лес. Ищет ветвистую, пушистую берёзу.
        Нашёл и принялся ветки ломать, веник вязать. Берёза говорит:
        - Берегись, Потанька! Не ходи ночью в баньку. Банник на тебя сердит, будет вредить!
        Не послушался берёзу Потанька, пошёл с веником в баньку.
        По дороге с липы надрал лыко, сделал мочалку. Липа говорит:
        - Берегись, Потанька! Не ходи ночью в баньку. Банник на тебя сердит, будет вредить!
        Не послушался липу Потанька, пошёл с веником и мочалкой в баньку. По дороге зачерпнул себе из ручья воды в лоханку. Ручей говорит:
        - Берегись, Потанька! Не ходи ночью в баньку. Банник на тебя сердит, будет вредить!
        Не послушался ручья Потанька, пришёл с веником, с мочалкой и водой в баньку. Принялся Потанька разогревать каменку в баньке. Тазом он гремит, веником шуршит, мочалкой скрипит. Услышал Банник. Из подпола вылез, трясунцы-пуганцы вынес, из рукава вытряс. В тёмный угол Банник встал, на Потаньку злыми глазами засверкал.


        Потанька париться стал, поддал в каменке жар да пар. Веник в пару помотал. Хвать - а с него дождь льёт, взглянул - а он весь в сосульках стал. Потанька говорит:
        - Банник, Банник! Верни в каменку жар да пар!
        Полез Потанька на полок в тазик с кипятком. А он покрылся весь льдом. Потанька говорит:
        - Банник, Банник! Верни кипяток в тазик!
        Бросился Потанька за мочалкой, а она примёрзла к лоханке. Потанька говорит:
        - Банник, Банник! Отморозь мочалку от лоханки! Не мешай париться в баньке!
        Вдруг в тёмном углу Банник зашевелился, через голову перевалился, страшным голосом закричал на всю баньку. Испугался Потанька, глаза закрыл. Принялся Банник страхи напускать.
        Потанька открыл глаза. Видит, он сидит в тазу и плывёт по воде - по кипятку. На пути огромная варёная щука встаёт. Открывает рот шире ворот. Потанька к ней в пасть плывёт. Щука кричит: «Схвачу! Проглочу!» Потанька глаза закрыл и щуке в рот проскочил.
        Потанька открыл глаза и видит вокруг небеса. По воздуху он на берёзовом венике летит. А над ним мочальная туча висит. Громом грохочет, сосульками убить хочет. Потанька испугался, руками от мочальной тучи закрывался.
        Потанька с веника свалился и под землю в пекло провалился. Видит, сидит он на калёных кирпичах, на горячих углях. Вокруг смола кипит в котлах. Под руки его кочерга с ухватом берут и париться в котёл с кипящей смолой ведут. Потанька вырывался, в сторону бросался. Упал в лоханку и вывалился в дверь из баньки.
        Очнулся Потанька за дверями в лоханке. «Дай, - думает, - погляжу, кто меня пугал в баньке». Заглянул в банное окошко. Глядит из баньки на него рожа - ни на кого не похожа: склыкастым ртом и длинным носищем, на голове волосищи до землищи, а на руках когтищи. Перепугался Потанька, больше не ходил по ночам париться в баньку.


        Русалка





        Жила одна девочка. Ранней весной собралась она идти в поле - собирать на проталинах прошлогоднюю бруснику. Только за порог ступила, рукавом дверь зацепила. И говорит:
        - Дверь, дверь! Ты что меня держишь, не пускаешь, за рукав хватаешь?
        Дверь отвечает:
        - Берегись, девочка! Не прыгай в поле через ручей. В снеговых ручьях, в чистых ключах снежные русалки водятся.
        Пошла девочка дальше. Только калитку отворила, рукавом плетень зацепила. И говорит:
        - Плетень, плетень! Ты что меня держишь, не пускаешь, за рукав хватаешь?
        Плетень отвечает:
        - Берегись, девочка! Не прыгай в поле через ручей. В снеговых ручьях, в чистых ключах снежные русалки водятся.
        Пошла девочка дальше. Идёт по дороге. На пути дерево стоит. Прутьём-витьём шумит, цепляет, идти мешает.
        Девочка говорит:
        - Дерево, дерево! Ты что меня держишь, не пускаешь, ветками цепляешь?
        А дерево отвечает:
        - Девочка, берегись! Не прыгай в поле через ручей. В снеговых ручьях, в чистых ключах снежные русалки водятся.
        Пошла девочка дальше. В поле пришла. Принялась на проталинах прошлогоднюю бруснику искать, рвать и в кувшинчик бросать. И видит: снеговой ручей протекает, а за ним видимо-невидимо брусники.
        Обрадовалась девочка. Побежала, через ручей перепрыгнула. И только ступила на другой берег, как вдруг схватила её холодная рука, обвила ледяная коса и держит.
        Обернулась девочка, посмотрела и ужаснулась. Держит её русалка - белая, как снег, с зелёными волосами, голубыми глазами. Испугалась девочка, кричит:
        - Русалка! Не загуби, отпусти!
        Выпустила её из холодных рук русалка. Приплыли к ней подружки. Принялись играть, резвиться.
        Выпрыгивают русалки из воды и снеговой порошей в воздухе рассыпаются, серебряными льдинками разлетаются. В воду падают и опять русалками становятся.
        Загляделась на них девочка, глаз оторвать не может. Куда снежные русалки по ручью плывут, туда и она идёт.
        Пришла за ними к реке. Одна русалка говорит:
        - Девочку защекочем!
        Другая говорит:
        - Девочку утопим!
        А третья говорит:
        - В тине схороним!
        Попрыгали русалки в реку. А на воде ещё крепкий лёд лежит. Стали русалки об лёд биться, выть и стонать, а к воде не могут пробиться.


        Солнце из-за облаков выглянуло. Принялось пригревать-припекать. Заплакали снежные русалки. Под жаркими лучами стали таять. Одни снеговые лужицы от них остались и ручейками в реку под лёд ушли.
        Опомнилась тут девочка и скорей домой побежала.
        Русалка на берегу сидит, хвост в речку опустила и зелёные волосы расчёсывает. Пришли дети купаться. Русалка говорит:
        - Дети, дети, уходите! Это моё место. Кто будет купаться, того защекочу и на дно утащу!
        Дети испугались и убежали.
        Пришли на речку рыбаки рыбу ловить. Русалка говорит:
        - Рыбаки, рыбаки, уходите! Это моё место. Кто будет рыбу ловить, того защекочу и на дно утащу!
        Рыбаки испугались и ушли.
        Прилетели лебеди и сели на воду. Русалка говорит:
        - Лебеди, лебеди, улетайте! Это моё место. А то перья повыщиплю и на дно утащу!
        Лебеди рассердились, вытянули шеи, зашипели. Схватили за зелёные волосы русалку и полетели. Понесли её над чёрными лесами, над высокими горами. Бросили в синее море и кричат:
        - Тут места всем хватит!
        Леший





        Одна девочка дома играла в куклы. Потом бросила их, выглянула в окно. Видит, на улице ходит кошечка - золотые серёжечки. Понравилась она девочке. Надумала её поймать, домой взять. Побежала на улицу. Только хочет её в руки взять, а кошечка - золотые серёжечки стала убегать. Не может её девочка поймать. В лес за ней прибежала, на руки хватала. Поглядела, а это она тень от болотной крысы поймала.
        Вдруг выходит из кустов Леший со страшной рожей, на чёрта похожий, одет в толстую рогожу. Посадил девочку в мешок и к себе домой поволок.
        Девочка стала у Лешего жить. Он велел ей за маленьким лешачонком следить. В люльке он лежит. Если его не качать, он всё время кричит. Вот девочка рядом сидит, качает, люлька скрипит, лешачонок спит.
        Прожила девочка у Лешего целое лето. И ей надоело. Надумала она Лешего обмануть, домой улизнуть. Говорит:
        - Слушай, Леший! Отнеси в селение подарки для родителей, а то они будут меня искать, охотников с собаками в лес посылать.
        Леший идти не хочет, да девочка просит. Согласился в селение идти. И говорит:
        - Смотри, девочка, не убегай из моего дома! А то когтищем заколю и ногами затопчу!
        Девочка приготовила мешок для подарков. Вырезала из тростниковой трубочки дудочку. Вставила в неё свою песенку. Села у люльки, принялась лешачонка укачивать:
        - Усни, усни, глазок,
        Усни, усни, другой.
        Не услышь, не услышь, ушко,
        Не услышь, не услышь, другое.
        Усыпила девочка лешачонка. Вставила ему в рот дудочку. Лешачонок лежит, сопит, а дудочка поёт: «Ту-ут! Ту-ут!..»
        Забралась девочка в мешок. Сверху поставила орехов и грибов коробок.
        Леший взвалил мешок с подарками для родителей на спину. Потащил в селение. Прошёл немного и думает: «Не убежала ли из дома девочка?» Вернулся к дому и кричит с порога:
        - Девочка, ты тут?!
        А дудочка поёт:
        - Ту-ут, ту-ут, ту-ут…
        Люлечка скрип, скрип,
        Лешачонок спит, спит!
        Успокоился Леший, пошёл дальше. По кусточкам идёт, по бугорочкам бредёт. Потом опять думает: «Не убежала ли девочка?»
        Увидал сороку и говорит:
        - Эй, сорока-стрекотуха, слетай ко мне под горушку в избушку. Узнай, дома ли девочка сидит.
        Прилетела сорока под горушку в избушку. Стучит клювом в дверь и спрашивает:
        - Девочка, ты тут?
        А дудочка поёт:
        - Ту-ут, ту-ут, ту-ут…
        Люлечка скрип, скрип,
        Лешачонок спит, спит!
        Вернулась сорока к Лешему и рассказывает:
        - Девочка в доме сидит, люлечка скрипит, лешачонок спит.
        Успокоился Леший, пошёл дальше. По кусточкам идёт, по бугорочкам бредёт. Снова ему тревожная мысль покою не даёт: «Не убежала ли девочка?» Увидел волка и говорит:
        - Эй, волк, облезлый хвост! Сбегай под горушку в мою избушку. Узнай, дома ли девочка сидит.
        Прибежал волк под горушку в избушку. Скребётся в дверь. Спрашивает:
        - Девочка, ты тут?
        А дудочка поёт:
        - Ту-ут, ту-ут, ту-ут…
        Люлечка скрип, скрип,
        Лешачонок спит, спит!


        Вернулся волк к Лешему и рассказывает:
        - Девочка в доме сидит, люлечка скрипит, лешачонок спит.
        Леший пошёл дальше. Выбрался из глухой чащи. Из леса к селению пришёл. Сел на бугорок. Думает: «Дай-ка посмотрю, что за подарки несу?» Полез в мешок. А девочка говорит:
        - Высоко сижу,
        Далеко гляжу.
        Охотники идут,
        Ружья несут,
        С ними собаки,
        Хотят драки.
        Услышал Леший про охотников и собак, испугался, растерялся, бросил мешок. Побежал в лесную чащу без оглядки, во все лопатки. Вылезла девочка из мешка, коробок с орехами и грибами взяла и домой пошла.
        Пришёл охотник в лес. Да лес словно вымер весь. Ни зверя, ни птицы охотник не встретил. Весь день ходил, ничего не добыл.
        Солнце за лес спряталось. Стало темно. До дома идти далеко. Решил охотник в лесу ночевать. Увидел на дереве большое дупло. Забрался в него.
        Охотник сидит, из дупла глядит. Видит, на пеньке сидит дед, как лунь сед. Охотник думает: «Сколько же ему лет?» А тот, словно его мысль угадал, говорит:
        - Мне тысяча лет!
        Понял охотник: сидит на пеньке не дед, а Леший из леса.
        Стал месяц за тучу прятаться. Леший из лыка плеть плетёт. А то остановится, поглядит на небо и приговаривает:
        - Месяц - золотые рожки,
        Выйди на дорожку,
        Посвети немножко.
        Я лыко беру
        И плеть плету.
        Выглянул месяц из-за тучи. Осветил землю. Идёт мимо Кикимора, спрашивает:
        - Что, братец, делаешь?


        Леший отвечает:
        - Плету плеть, чтоб охотника сечь. Плётка охотника коснётся, и он волком обернётся.
        Леший сплёл плеть. Встал на копыта. Идёт мимо Шишига, спрашивает:
        - Что, братец, делаешь?
        Леший отвечает:
        - Чую человеческий дух. Буду искать вокруг.


        Леший взялся обнюхивать вокруг землю. Испугался охотник, выбрался из дупла, побежал со всех ног из леса. За ним Леший бежит, копытами стучит, плетью о землю хлещет.
        Охотник добежал до опушки. Устал. Сел на пенёк отдохнуть. Пенёк зашевелился, охотник с него свалился. Ухватился за него сучок и держит за ремешок. А Леший близко, вот-вот копытами забьёт, плетью засечёт. Вырвался охотник. Встал. Еловая ветка курок зацепила. Ружьё выстрелило. Пуля в ель попала. Полетели с веток шишки да иголки. Лешему еловые шишки тумаков наколотили, иголки глаза засорили, ветки посекли и побили. Испугался Леший, убрался в свой чёрный лес побитый весь. А охотник выбрался на дорогу и домой пошёл.
        Приехал мужик в лес за дровами. Вытащил из-за пояса топор и стал дерево рубить. Услышали стук Леший, Кикимора и Шишига. Леший говорит:
        - Ну, мужик, берегись! В болото заведу, в трясине утоплю! Будешь знать, как в моём лесу хозяйничать!
        Кикимора говорит:
        - Ну, мужик, берегись! Лозиной обовью, хворостиной угощу! Будешь знать, как в моих владениях шуметь-греметь, топором звенеть!
        А Шишига говорит:
        - Ну, мужик, берегись! Под пенёк затопчу, колодой придавлю! Будешь знать, как моё добро разорять!
        Леший к мужику крадётся. Прячется то за осиной, то за елиной. Мужик ударил топором по дереву. Щепка отлетела и Лешему в глаз попала. Выбила ему глаз. Завыл, закричал Леший, по кустам поскакал и в чащобу убежал.
        Кикимора крадётся. Прячется - то в ямище, то в овражище. За спиной мужика встала. Вот-вот лозиной ухватит, хворостиной удавит. Мужик топором взмахнул и обухом Кикиморе в лоб попал. Страшным голосом Кикимора завыла, закричала и в болото убежала.
        Шишига крадётся, прячется то за пеньком, то за кустом. Мужик ударил топором по стволу, ударил ещё, дерево закачалось и упало. Шишигу придавило.
        Так Леший, Кикимора и Шишига не одолели мужика. Положил мужик дрова на воз и домой повёз.
        Баба-Яга




        Пришёл чёрт к людям и думает: «Взрослые меня боятся. Пойду к детям, посмотрю - боятся они меня или нет?» Пришёл чёрт к детям. Увидали они его и давай баловаться да играть - кто за хвост дёрнет, кто за бороду потреплет, кто на спину залезет и катается, кто за рога цепляется. Измучился чёрт, вырвался от детей и убежал. Позвал других чертей и говорит:
        - Дети нас не боятся! Давайте сделаем Бабу-ягу - пусть она детей пугает да нами стращает.
        Черти напихали в мешок самых злых-презлых старух, притащили в преисподнюю. Бросили в котёл и давай их варить-переваривать, из многих злых одну самую презлую делать. Три дня варили.


        Вот один чёрт принялся глядеть, что у них получилось. Приоткрыл крышку, склонился над котлом. А рука из котла хвать его за рога да за бороду и давай таскать да трепать, аж искры у нечистого из глаз полетели. Черти скорей растворили из преисподней ворота. Выскочила Баба-яга из котла, выхватила у чёрта из рук помело, вскочила в ступу и полетела на землю детей пугать.
        Жили старик и старуха. Не было у них детей. Однажды пошли они в огород. Пришли в горох. Стали его щипать. Нашли большой стручок. Принесли его домой. Разломили. В гороховом стручке - маленький мальчик. Головка у него с вершок, а сам он с локоток. Стал мальчик жить у старика и старухи. Вырос всего на один ноготок, так и остался маленьким. Прозвали его Заморышек. Утром и днём он старику и старухе по хозяйству помогает, а вечером в игрушки играет.
        Заморышек сделал себе новую игрушку - стрелку и лучок. Натянул тетиву и выпустил стрелу. Полетела она далеко. Упала в лесу. Пошёл Заморышек её искать и заблудился. Забрёл в глухую чащу. Вдруг видит, стоит на опушке косая избушка. «Дай-ка, - думает, - зайду, у хозяина дорогу домой спрошу».


        Заморышек зашёл в избушку. Посреди неё Баба-яга на лавке лежит. У неё нос в потолок врос. Увидала Баба-яга гостя. И говорит:
        - Мальчик хорошенький, добренький! Возьми на столе ножичек. Залезь ко мне на нос. Пока я спала, он в потолок врос. Ты ножичком потолок поскобли и мой нос освободи.
        Пожалел Заморышек старуху. Взял со стола ножичек. Забрался к ней на нос, на самый его конец. Поскоблил потолок. Освободил нос. Обрадовалась Баба-яга. На лавку села и говорит:
        - Ох, я три дня уже не ела, очень кушать захотела. Садись, мальчик, на сковородку. Я тебя поджарю и съем.


        Заморышек испугался и с носа не слезает. Баба-яга принялась длинным носом трясти. Заморышек не падает с него. Хочет рукой смахнуть, да не может до него дотянуться - такой длинный нос у неё. Решила мальчика в реке утопить. Вышла из избушки.
        Баба-яга пришла к реке. Сунула нос в воду. Заморышек стал тонуть. Видит, плывёт рыба налим. У неё хвост плоский, как блин. Заморышек за него руками ухватился. С рыбой уплыл. Выбрался из реки на другом берегу. Пошёл дорогу домой искать.


        Один мальчик пас в степи овец. Вдруг налетела неведомая огромная птица, схватила его в когти и унесла к себе в гнездо. Забралась на дерево змея. Принялась птица со змеёй бороться. Схватила её в когти и улетела. Мальчик выбрался из гнезда, слез с дерева и пошёл дорогу домой искать. Вышел из леса на дорогу. Долго ли, коротко ли шёл по пыльной дороге, наконец пришёл в такое место, где сразу четыре реки в одну сливаются и четыре горы в одну сходятся.
        У реки стоит деревня. Живёт в ней Баба-яга. Нос у неё шипом, подбородок крюком, волосы на голове колом стоят, глаза змеиными жалами из глубоких впадин мерцают. У Бабы-яги длинная-предлинная рука. Она ею детей хватает и съедает.
        Видит Баба-яга, по дороге мальчик идёт. Длинной рукой его схватила и в свой дом втащила. Говорит:
        - Будешь, мальчик, для меня рыбу в реке ловить и меня кормить. Вернёшься без улова - я тебя съем.
        Мальчик пошёл к реке, сел в лодку, отплыл от берега, забросил сеть и принялся ловить рыбу.
        Вечером он улов принёс в дом. Старухе хватило на один роток, на один зубок.
        Мальчик утром снова отправился за рыбой. Пришёл к реке, сел в лодку, отплыл от берега. Забросил сеть в воду, вытащил её и ни одной рыбы не поймал. Забросил в другой раз, вытащил - опять пусто. За весь день ничего не наловил, только рак медной клешнёй зацепился за сеть и в лодке оказался.


        Вдруг рак говорит:
        - Отпусти меня, мальчик, я помогу тебе убежать от злой старухи.
        Мальчик отпустил его обратно в реку. И кричит из лодки старухе:
        - Я не поймал ни одной рыбы и в дом не вернусь!


        Баба-яга разозлилась, на печи зашевелилась. Принялась в окно протягивать длинную руку. Вот-вот мальчика схватит. Вдруг из воды вылезла медная клешня и перекусила руку. Баба-яга страшно застонала, завыла. Хлынула из откушенной руки кровь на землю. Баба-яга взяла из очага золы, посыпала на рану, прочла заклинание, и кровь остановилась.
        Мальчик переплыл на другой берег, вылез из лодки и побежал спасаться. Баба-яга бросилась в погоню. Вот-вот схватит. Мальчик прибежал к болоту, видит, прыгает у водяной мельницы лягушонок.
        - Спаси меня, братец лягушонок, - просит мальчик. - Спрячь поскорей, а то Баба-яга догонит и съест.
        Лягушонок засунул мальчика в воду, а сам сел на кочку. Баба-яга прибежала, не может найти след беглеца. Спрашивает:
        - А ну, лягушонок, отвечай, куда мальчик побежал?
        А тот ей в ответ:
        - Ква-а-а! Ква-а-а!
        Не понимает речи лягушонка старуха. Принялась рыскать вокруг водяной мельницы, обнюхивает землю, ищет следы.
        Выбрался мальчик из воды, побежал дальше. Повстречался ему ёж. Сидит он у ветряной мельницы и дует на крылья.
        - Спаси меня, братец ёж, - просит мальчик. - Спрячь поскорей, а то Баба-яга догонит и съест.
        Ёж спрятал его за ракитовым кустом, под пеньком.
        Прибежала по следам Баба-яга. Кричит:
        - Отвечай скорей, ёж, а то мне кушать невтерпёж! Говори, куда мальчик побежал!
        Ёж молчит. Разъярилась Баба-яга и - хлюп! - проглотила его. Ёж свернулся в клубок, принялся вертеться, как волчок, и дырявить старухе живот. Дырявил, дырявил и вышел наружу. Баба-яга опять - хлюп! - проглотила его. Ёж продырявил в другом месте живот и вышел на свободу.
        Мальчик выбрался из-под пенька и побежал дальше. Баба-яга заткнула мхом дырки в животе, принялась искать следы. Нашла и бросилась догонять мальчика. Бежит - земля дрожит, несётся - земля трясётся. Мальчик видит, впереди глубокая лужа стоит. Воткнул он палку в землю, опираясь на неё, перепрыгнул лужу и исчез с глаз старухи. Прыгнула Баба-яга через лужу и не перескочила, упала в лужу. Попала вода через дырки ей в живот. Раздулась старуха, как пузырь, не может вылезти из лужи, сидит и тужит. Убежал от неё мальчик.


        Верлиока





        В лесу шумит, трещит - идёт Верлиока на одной ноге, в деревянном сапоге, костылём подпирается, страшно ухмыляется. На одном плече у него ворон сидит, на другом короб висит. Навстречу дети идут. Верлиока кричит:
        - Вы зачем тут?
        - Грибы собираем.
        - Я в лесу хозяин! Не дам грибы собирать!
        Верлиока затолкал детей в короб и дальше пошёл. Навстречу ему охотники. Верлиока кричит:
        - Вы зачем тут?
        - Зайцев стреляем.
        - Я в лесу хозяин! Не дам зайцев стрелять!
        Верлиока затолкал охотников в короб и дальше пошёл.
        Навстречу идут пастухи. Верлиока кричит:
        - Вы зачем тут?
        - Коров пасём.
        - Я в лесу хозяин! Не дам коров пасти!
        Верлиока затолкал пастухов в короб и дальше пошёл. В свою избушку пришёл. Навалил дров, разжёг огонь. Воду в котёл налил и на огонь поставил. Открыл короб и принялся считать:
        - Этого и этого - на завтрак, этого и этого - на обед…
        Огонь сказал:
        - Не буду дрова жечь!
        Котёл сказал:
        - Не буду воду греть!
        Вода сказала:
        - Не буду людей варить!
        Верлиока разозлился. Стал деревянным сапогом огонь топтать, костылём котёл с водой пинать. Костыль сломался, деревянный сапог загорелся. Испугался Верлиока огня и прыгнул в котёл с водой. Котёл крышкой его прихлопнул, а кипяток сварил. Не стало Верлиоки.


        Боровичок




        Собирала девочка в лесу грибы. Устала. Села под дерево, поставила рядом корзинку с грибами. И уснула. Из корзинки вылезли чернушки-червотушки и сказали:
        - Девочку утопим в ручье!
        Вылезли волнушки-гнилушки и сказали:
        - Девочку бросим в болотную трясину!
        Ложные опёнки сказали:
        - Девочку отнесём на медвежью тропу!
        Из корзинки выглянул Боровичок - лесной старичок, сам с вершок, на голове шляпка с лопушок, и закричал:
        - Пошли вон, гнилухи-червотухи! Пятой раздавлю, шляпкой в мох заколочу!
        Испугались гнилухи-червотухи и убежали. Девочка проснулась. Взяла корзинку с грибами и пошла домой.


        Водяной




        Взял мальчик удочку и отправился на речку ловить рыбу. Дедушка ему говорит:
        - Придёшь на речку, задобри Водяного: брось ему в воду понюшку табаку и щепотку соли.
        Мальчик не послушал дедушку. Пришёл на речку и не задобрил Водяного. Сел в лодку и отплыл от берега. Забросил удочку в воду и сидит ждёт, когда рыба клюнет.
        Вдруг из воды вылезла зелёная рука - вся коряжистая, шишковатистая. Схватилась рука за борт лодки и стала её раскачивать, вот-вот перевернёт. Мальчик ударил зелёную руку веслом. Рука исчезла, а из-под воды послышался голос:
        - У-ух, бо-о-льно! У-ух, дово-о-ольно!
        Поплавок задёргался. Мальчик подумал, что рыба клюнула. Вытащил удочку. А вместо рыбы на крючке старый башмак висит. Раскрыл он клыкастую пасть из гвоздей и стал лодку грызть. Прогрыз дыру. Хлынула вода, и лодка на дно пошла. Мальчик стал тонуть. На дне Водяной сидит и говорит:
        - Пожаловали ко мне гости! Будут на жаркое кости!
        Приползли раки. Хотят они драки. Говорят:
        - Мальчика клешнями щипать будем!
        Приплыли ерши. У них щетины что ножи. Говорят:
        - Мальчика колоть будем!
        Приплыл сом с длинным усом. Говорит:
        - Мальчика усом повяжу, под корягу утащу!
        Мальчик страшно испугался. Видит, карась плывёт, за ним большая щука гонится. Схватил он щуку за хвост. Щука вильнула хвостом и выбросила мальчика на берег. Так он жив остался.
        Сидит мальчик с удочкой на берегу реки и ловит рыбу. Поймает маленькую рыбу - на землю бросает, среднюю - коту отдаёт, большую на крючок ждёт, а она не идёт. Рассердились в реке рыбы. Поплыли с жалобой к Водяному:
        - Дедушка, дедушка, нас мальчик обижает! Одних рыб поймает - на землю бросает, а других - коту отдаёт…
        Выслушал их Водяной. Подумал-подумал и решил прогнать рыбака. Снял он с крючка червячка и повесил старый башмак. Мальчик потянул удочку и вытащил из воды старый башмак. Вдруг из него вылезли: зубастая щука, колючий ёрш и с клешнями рак. Зубастая щука сказала:
        - Укушу!
        Колючий ёрш сказал:
        - Уколю!
        С клешнями рак сказал:
        - Ущипну!


        Зубастая щука укусила мальчика за палец. Колючий ёрш уколол мальчика в бок. С клешнями рак ущипнул мальчика за ногу. Мальчик страшно испугался. Удочку бросил и побежал. За ним старый башмак поскакал. Пасть разинул и грозит:
        - Мальчик, берегись! Наскочу, проглочу!
        Навстречу из леса идут семь волков. Мальчик ещё больше испугался, на дерево забрался и притаился. Волки говорят:
        - Это что за напасть - зубастая пасть скачет?! Как бы нам в её пасть не попасть!
        Стал старый башмак волков глотать. Шесть проглотил, седьмым подавился. К реке поскакал и в воду нырял - брюхо промывать. Водяной взял старый башмак и обратно на ногу надел.
        Идут охотники. Слышат, кто-то на дереве пыхтит, листьями шуршит. Подумали - белка. Зарядили ружья, прицелились. Вдруг с дерева кто-то шлёпнулся на землю. Поглядели, а это мальчик. И живой.


        Объедало




        Жил-был мальчик Заморышек. Однажды взял он лукошко и пошёл в лес за морошкой. Искал и не нашёл. Забрёл на болото. Идти ему дальше нет охоты. Решил отдохнуть. Сел на кочку. Вдруг она стала подниматься вверх. Испугался Заморышек. Смотрит, сидит он не на кочке, а на огромном брюхе. Объедало на земле лежит и сопит. Не даёт ему толстое брюхо встать. Врос он телом в мох.
        Объедало воздух вдохнёт - брюхо вверх ползёт, выдохнет - вниз опускается. Только руки у него поднимаются, а вместо пальцев клешни болтаются. Что они хватают, всё Объедало в рот бросают, и он глотает.
        Объедало схватил Заморышка. Обернул в мышиную шкурку. Хотел проглотить, а потом решил отложить. И говорит:
        - Какой хороший получился пирожок с мясом, жалко его глотать разом. Немного подожду, а потом проглочу.
        Услышал эти слова болотный Трясник. Вытащил голову из трясины. Стряхнул с себя тину и говорит:
        - Давай, Объедало, меняться! Ты мне пирожок с мясом, а я тебе за него пять кадушек солёных лягушек.
        - Мало!
        - Ну, ещё дам в придачу пять банок угрей и пиявок.


        Согласился Объедало на такой обмен. Нырнул Трясник в болото за товаром. Прибежал из камышовых зарослей Камышник. И говорит:
        - Давай, Объедало, лучше со мной меняться! Ты мне пирожок с мясом, а я тебе пять мешков сушеных паучков.
        - Мало!
        - Ну, ещё прибавлю пять карманов сухих тараканов.
        Согласился Объедало на обмен. Убежал за товаром Камышник. Прибежал древесный Плесняк. И говорит:
        - Давай, Объедало, лучше со мной меняться! Я тебе за пирожок с мясом притащу пять коробов земляных червячков.
        - Мало!
        - Ну, ещё в придачу дам пять узелков сладких корешков.


        Согласился Объедало на такой обмен. Убежал за товаром древесный Плесняк. Радуется Объедало, ждёт вкусное кушанье, облизывается, слюнки пускает.
        Первым притащился менять свой товар на пирожок с мясом болотный Трясник. Схватил Объедало у него пять кадушек солёных лягушек и пять банок угрей и пиявок и проглотил.
        Камышник прибежал и принёс свой товар. Схватил Объедало пять мешков сушёных паучков и пять карманов сухих тараканов и проглотил.
        Древесный Плесняк притащил свой товар. Схватил Объедало пять коробов земляных червячков и пять узелков сладких корешков и проглотил.
        Принялись болотный Трясник, Камышник и древесный Плесняк драться за пирожок с мясом. Потом надумали спор мирно решить: кто из них бросит дальше палку, тому и достанется пирожок с мясом. На мху палка лежит. Первым бросать болотный Трясник спешит. Заморышек выбрался до пояса из мышиной шкурки и ухватился руками за конец палки. Болотный Трясник поднял её и бросил. Полетела палка в другой конец болота.
        Летит Заморышек по воздуху, за палку держится. Вдруг палка выскользнула из рук. Заморышек стал падать в воду. Свалился на утку. Испугалась она, замахала крыльями и полетела. Держится за серую шейку Заморышек и летит. Унесла его утка далеко от болота. Села на поляне. Слез с неё Заморышек. Пошёл по тёмному лесу дорогу домой искать.


        Перун




        Однажды бог Род отдал весь белый свет на земле Перуну и Святовиту. Известно, где два хозяина, там никогда порядка нет. Один посылает дождь, а другой - вёдро[35 - Вёдро - ясный, солнечный день.].
        Плачут тучи, не знают, что делать, кого слушать. Пойдёт дождь - Святовит ругается:
        - Что вы, мокрохвостки, делаете! Зачем мочите сено, люди же теперь косят!
        - Нам, - отвечают тучи, - Перун приказал.
        - Я вам покажу Перун! Перун работу начнёт, так завсегда гнилья разведёт!
        Не унимается гром, молния так блещет, что в глазах темно становится. Такой дождь лить начинает, что не только низины, но и холмы затопляет.
        Святовит ругает Перуна. А тот оправдывается:
        - Столько развелось гнилой сушины, что надо её громом побить, молнией спалить и золу от сушины водой с земли смыть. Не то места под пашню не будет.
        На другой год случилось то же, что и в прошлый. Зарядил изо дня в день дождь на землю. Святовит схватил метлу и принялся разгонять тучи по сторонам. Подмёл небо и давай сушить землю. Весь свет осветило ясное солнышко. Святовит доволен, сел под дерево в тень, да так устал, что сразу и задремал, а про землю забыл. Вот уже подходит время сеять рожь, а земля сухая, как горячая зола, - опять горесть-напасть! Беда, что нет дождя. Тут уж Перун начинает Святовита бранить.


        Не смотрят друг на друга Перун и Святовит, сердятся, боятся даже взглядом встретиться.
        Вот однажды вздумали они походить по земле, поспрашивать людей, кого те больше любят - Перуна или Святовита. Идут рядом и спорят: Святовит говорит, что его больше любят люди, а Перун говорит, что его.
        Видят они, человек сеет рожь. Спрашивают:
        - Скажи, добрый человек, кого вы больше любите - Перуна или Святовита?
        Мужик снял с плеча севалку, поставил её на землю, почесал затылок:
        - Перун и Святовит добрые да милостивые, мы их и любим.
        - А кого больше?
        - Пожалуй, Святовита!
        Перун разозлился и говорит Святовиту:
        - Спалю за это мужику ниву, ничего не уродит.
        - А я намочу и пошлю урожай, - говорит Святовит.
        - Коли так, я сделаю вот что: кто первый попробует с этой нивы лепёшку - подавится.
        Ухмыльнулся Святовит. Пошли они дальше.
        Выдалось в тот год на редкость доброе лето: днём солнышко, а ночью тёплая роса или небольшой дождик. Растёт всё как на дрожжах. Уродилась рожь по пояс. Набил мужик снопами гумно. Намолотил зерна, намолол. Напекла хозяйка свежих лепёшек.


        В ту пору приходят в деревню Перун со Святовитом. Заночевали у этого мужика. Перун его не узнал. Сели они ужинать. Хозяин говорит:
        - Слава тебе, батюшка Род, - уродилась нынче рожь, хватит хлеба на весь год! Попробуйте, дорогие гости, свежих лепёшек.
        Перун в тот день здорово проголодался. Взял лепёшку, принялся есть и тут же подавился. Он и туда, и сюда, и водою запивать, и кулаком его били в грудь и в спину - хоть бы что. Догадался он, что это пр?клятые им лепёшки. Давай просить прощения у мужика и Святовита. Насилу в себя пришёл. И говорит:
        - Буду посылать дождь, когда люди просят, а не когда люди косят!


        Морозко




        Идёт Морозко по улице. Из одного рукава снег потряхивает, из другого - холод-стужу напускает. Видит, в одном доме не тянется дым из печной трубы. Заглянул в окно. На холодной печке старик и старуха в тулупах, в валенках сидят. Обрадовался Морозко. В щель под порогом в дом пробрался. И разгулялся. По комнатам принялся ходить да воздух вымораживать, старика и старуху познабливать, за уши драть, за носы щипать, в валенки им снег натрясать, за ворот стужу надувать.
        Старик и старуха прозябли, сидят, зубами стучат, руками сучат. Кочерга у печки стоит и говорит:
        - Морозко, Морозко, берегись! На пол повалю!
        А Морозко ей:
        - Заморо-ожу-у!
        Самовар на столе стоит и говорит:
        - Морозко, Морозко, берегись! Кипятком обварю!
        А Морозко ему:
        - Заморо-ожу-у!
        Горшок с кашей говорит:
        - Морозко, Морозко, берегись! Глаза залеплю!
        А Морозко:
        - Заморо-ожу-у!
        Молодая хозяйка в дом пришла. Кочергой в печке угли разгребла, дрова разожгла, горшок с кашей на огне подогрела, самовар приготовила. От печки теплом повеяло, жар по углам пошёл. Старик и старуха отогрелись.
        Морозко от тепла вспотел, от жара угорел. По дому заметался. На кочергу наступил - пятку обжёг; упал да брюхом на самовар попал - кипятком обварился; опрокинул горшок - каша ему глаза залепила. Выскочил Морозко за порог, прыгнул в сугроб, отлежался в снегу и своей дорогой пошёл.
        Идёт Морозко по лесам, по полям. Дыханием своим стужу напускает. Усами пошевеливает - иней да порошу натрясает, снежные сугробы наметает, ледяную корку на реках куёт. Птицы от него подальше в глухую чащу улетают, звери от ледяной стужи убегают, прячутся, в норах отогреваются.
        Морозко думает: «Пожалуй, посильней я дедушки Мороза. Такого холода напускаю, что никто передо мной устоять не может». Решил Морозко в селение пойти, свою силу на людях испытать. Пробирается задворками, поёт:
        Снежок, лети,
        Позёмка, мети,
        Вьюга, гуди
        На моём пути!
        Стужа, ступай,
        Везде побывай,
        Путников щипай
        И не отпускай!


        Пробирается Морозко в селение. Видит, стоит человек. На нём шляпа набекрень, с заплатами сюртук. Руки в разные стороны вытянул. Дорогу не уступает. Разозлился Морозко. Решил его заморозить. Принялся на него дышать, холод-стужу напускать, инеем-порошей покрывать. А тому хоть бы что, стоит себе и убегать не собирается. Морозко закружил вокруг него, ещё больше холод напускает, снегом засыпает, ледяное крошево бросает. А тот с места не сойдёт. Ничего Морозко не может с ним сделать. Не заморозил. Затею эту бросил. Отступил от него. Ушёл в другое место, оставил огородное пугало.
        Решил Морозко больше не искушать судьбу, не испытывать свою силу ни на ком. Думает: «Всё-таки дедушка Мороз посильнее меня будет».
        По лесу ходит Морозко. Свои владения оглядывает, снеговые намёты, сугробы наваливает, холод-стужу напускает. Увидел Морозко молодую да красивую ёлку. Снял с неё снеговую шапчонку, причесал иголки. Надумал ёлку к новогоднему дню нарядить. Серебряным инеем и порошей её запорошил, снеговые жемчужные бусы нацепил, на ветки ледяные колокольчики навесил и ушёл в другое место вьюжить, холодить.
        Пришёл мужик в лес за дровами. Увидел на опушке красивую наряженную ёлку. И думает: «Возьму-ка ёлку детям на Новый год. Будет им хороший подарок в срок». Срубил её мужик и понёс домой.
        Морозко слышит, как ледяные колокольчики зазвенели, иней и пороша полетели. Пришёл на опушку, а наряженной ёлки там нет. Пурга замела следы. Разозлился Морозко. Поднял голову и спрашивает снежинок:
        - Сестрички, вы высоко летите, поднимите беленькие реснички! Поглядите, кто мою ёлку взял.
        Отвечают ему снежинки:
        - Мы высоко летим, далеко глядим: мужик твою ёлку взял.
        Морозко сел в ледяные сани. Покатили они по снегу сами. Приехал в поле. Увидал тётку Позёмку и спрашивает:
        - Уж ты тётушка Позёмушка! Ты быстро по снегу пробегаешь, везде бываешь, всё знаешь. Не видала ли, куда унёс мужик мою ёлку?
        Отвечает ему тётка Позёмка:
        - Мужик ёлку в селение принёс, на свой двор понёс.
        Мужик пришёл на свой двор. Открыл дверь в дом. Только занёс ёлку в сени и не успел закрыть двери - налетели Вьюга с Метелью. Закружились вокруг мужика. Запорошили снегом ему глаза. Помутилось у него в голове.
        Очнулся он в поле, сидит на замёрзшей кочке, а кругом снег - и никого нет! Вдруг пришли Снеговики, заковали мужика в ледяные кандалы. В дремучий лес потащили. На опушку приводили.


        Морозко сидит на белом сугробе, как на троне. Его седая борода на опушку легла. Грозным голосом спрашивает:
        - Мужик, во что тебя превратить: вснежный ком или в льдинку? Ты зачем унёс из леса мою наряженную ёлку?
        Мужик от страха дрожит, зубами стучит. Отвечает:
        - Взял ёлку на Новый год. Думал, что Морозко её детям на праздник принёс.
        - А почему меня на праздник в гости не позвал?


        Мужик думает, как бы ему выкрутиться, и Морозко не обидеть, и себя спасти. Придумал, что сказать:
        - Я бы рад пригласить, да у меня в доме старик Огневик гостит. В печурке сидит, жаром дышит, аж потолочины скрипят, половицы трещат, от тепла окна запотели. Мы уж его гнать из дома хотели, да не сумели. Не уходит он, говорит: на улице холода, стужи боится, снеговой пурги страшится.
        - Ну, мне нельзя со стариком Огневиком встречаться, - говорит Морозко. - Он мне бороду спалит, белый кафтан прожжёт, повредит.
        Морозко отпустил мужика, в льдинку не превратил, не заморозил. Пошёл мужик из леса протоптанной тропой к себе домой.


        Алконост




        На море-океане, на острове Буяне, в саду царском, на дереве райском сидит чудесная птица Алконост. Лик у неё женский, красоты небесной. Голос у птицы сладок; когда воспевает, нежностью пленяет, радостью и счастьем наполняет. Кто слушает песню, всё на свете забывает.
        Алконоста услышал Злодеище-лиходеище. Думает: «Пусть птица только мне воспевает, своим нежным голосом пленяет». Решил чудесную птицу поймать и в своём саду к дереву цепью приковать. Поймал Злодеище-лиходеище Алконоста и увёз к себе домой.
        На землю прилетела лебедицей богиня Лада. Увидала цепью прикованного к дереву Алконоста. Услышала мольбы о помощи. Велела покровительнице цветов Луговице найти одолень-траву и освободить чудесную птицу.
        Луговица пообещала исполнить поручение.
        Из светлого заоблачного царства по радуге сошла на землю Луговица. Сотканная из утренних лучей и цветочной пыльцы, принялась прозрачным облачком порхать над полем. Пролетает она над цветком, любуется им и тут же даёт ему название.
        От её крыльев веет лёгкий ветерок, коснулся он круглой пушистой головки одного цветка. Вдруг полетели по воздуху белые пушинки, словно снежинки.
        - Какой чувствительный цветок, - удивилась Луговица. - Ты будешь называться «одуванчик».


        Она устала порхать над полем и прилегла на траву-мураву. Неожиданно почувствовала ласковое прикосновение к себе какого-то цветка. Увидела нежные бархатные соцветия. Они были похожи на кошачьи лапки. Луговица промолвила:
        - Ты, розоватый цветок в густой щитовидной метёлке, будешь теперь называться «кошачья лапка».
        Луговица задремала. Разбудил её своим звонким голосом какой-то цветок. На тонком ветвистом стебельке, на голубом венчике сидел мотылёк и раскачивал его из стороны в сторону, а цветок так заливисто, звонко смеялся, что Луговица сказала:
        - Назову тебя «колокольчик». Только он имеет такой звонкий серебристый голос.
        Всем цветам Луговица дала имена, никого не обидела. Уже собралась вернуться по радуге на небо. Вдруг слышит за спиной слабый голосок:
        - Не забудь меня, Луговица! Дай мне какое-нибудь имя!
        Оглянулась она и никого не увидела. Стала уходить. Чуть слышный голосок повторился:
        - Не забудь меня! Не забудь меня!
        И тут только Луговица заметила в разнотравье, в луговом цветном узорочье, голубую капельку, словно бусинку. Маленький голубой цветок просил: «Не забудь!»
        - Хорошо, - сказала Луговица, - будь «незабудка»!
        Только Луговица произнесла это слово, как вспомнила, что пришла на землю отыскать одолень-траву. Нашла она пучок этой травы, вырвала из земли и бросила в ручей.
        Поплыла одолень-трава против течения. Потом попала в реку. Принесла река одолень-траву в бурный горный поток. Дух лёгкого ветерка Догода подхватил её и принёс к Злодеищу-лиходеищу в сад. Прикоснулся волшебной травой к цепи, и она словно нитка порвалась. Освободилась чудесная птица Алконост. Взмахнула крыльями, поднялась выше леса стоячего под облака ходячие и улетела. Впереди была свобода.


        Гремяха




        Из-под мусорной кучи вылез Гремяха злючий-презлючий. Обвешался с головы до ног банками, склянками, жестянками. Идёт по дороге, гремит и грозит:
        Восстал Гремяха
        Из мусорного праха
        Греметь-громыхать,
        Страх напускать!
        Пришёл в селение. Встал у ворот. Надумал пугать народ. Принялся греметь-тарахтеть. Услыхали Гремяху мыши, от страха забрались на крышу. Услыхали кошки, попрыгали в окошки. Услыхали собаки, забыли про драки, поджали хвосты, спрятались в кусты.


        Услыхали Гремяху старушки, заткнули ватой ушки. Услыхали старики, натянули на уши колпаки. Испугались маленькие дети, принялись ревети. Бабы с мужиками взялись их унимать, не могут уложить спать.
        Гремяха сел на хромую курицу, поскакал по улице. Во всю силу гремит-тарахтит, от него народ бежит. Коровы в хлеву мычат, галки и вороны в гнёздах галдят, ворота и калитки скрипят.
        В селении один пастух был на оба уха глух. Вышел на улицу, увидал Гремяху на хромой курице. Взял пастух кнутом о землю - бух!
        Вздрогнул Гремяха от страха. Испугался кнута, сбросил банки, склянки, жестянки с себя. Убежал, зарылся в мусорной куче и сидит там злючий-презлючий.
        Изгорбыш




        Отправился мальчик в поле за соломкой для коровёнки. Идёт по полю. Видит, у вороха соломы зайчик с серебряным колокольчиком сидит. Колокольчик серебряным перезвоном звенит, чудную музыку вызванивает, завораживает. Принялся мальчик его ловить. Зайчик в лес поскакал. Мальчик за ним побежал. Зайчик с серебряным колокольчиком на опушку в чёрную избушку прибежал. Заходит мальчик в чёрную избушку. На печи сидит Изгорбыш-старик, сердито сопит, голова у него что култышка, на голове шишка, на спине горб. Толстыми губами - шлёп-шлёп, говорит:
        - Вот тебя-то мне и надо! Будешь мне служить, за мной ходить. А соберёшься уходить - бородой засеку, на клочки разорву!
        Мальчик стал на старика работать, всё по хозяйству ворочать. Ночью надумал убежать. Только дверь открыл - зайчик в серебряный колокольчик зазвонил. Проснулся старик, скрипучим голосом заворчал, горбом замахал, колючей бородой зацепил, колотушкой погрозил.
        На другой день мальчик взял мякиш от хлеба и капустный листок. Зайчика накормил и серебряный колокольчик мякишем залепил. Ночью дверь открыл. Зайчик в серебряный колокольчик зазвонил. А колокольчик молчит, хлебный мякиш в нём торчит. Изгорбыш-старик на печи спит, во сне сердито сопит.
        Мальчик убежал из чёрной избушки домой.


        Вазила




        Идёт Вазила - огромный верзила по лесищу. Навстречу бежит зверище. Спрашивает Вазила:
        - Ты кто такой?
        Отвечает зверище:
        - Я серый волчище! Вот возьму тебя на зубище и утащу в кустище!
        Разозлился Вазила. Схватил за холку волчище, стал возить по землище. Возил, возил, все бока исколотил. Испугался волчище, вырвался и убежал из лесища.


        Идёт дальше Вазила по лесищу. Навстречу бежит другой зверище. Спрашивает Вазила:
        - Ты кто такой?
        Отвечает зверище:
        - Я кабанище! Вот возьму тебя на острые клычищи и утащу в норищу!
        Разозлился Вазила. Схватил кабанище в ручищи, стал возить по землище. Возил, возил, все бока исколотил. Испугался кабанище, вырвался и убежал из лесища.
        Идёт дальше Вазила по лесищу. Навстречу бредёт третий зверище. Спрашивает Вазила:
        - Ты кто такой?
        Отвечает зверище:
        - Я медведище! Вот возьму тебя в толстые лапищи и утащу под коренище!
        Разозлился Вазила. Хватил медвежище кулачищем, ухватил в ручищи, стал возить по землище. Возил, возил, все бока исколотил. Испугался медведище, вырвался и убежал из лесища.
        Идёт дальше Вазила по лесищу. А на осине в паутине паучище.
        Полез он с осины на кустище, свалился и упал Вазиле на бородищу. Увидал Вазила паучище. Испугался, закричал:
        - Уходи, страшный зверище! Отпусти бородищу!
        Свалился паучище с бородищи. Убежал Вазила от страшного зверища из лесища.
        Листовик




        Сидит Листовик под ворохом листьев, считает: «Этот лист - на штанишки, этот - на кафтанишко, этот - на пальтишко». Собрался обновки шить. Вдруг налетел холодный порывистый ветер, раздул-разметал листья по земле. А за ветром первый мороз пришёл, снеговым инеем землю сковал. Позаиндевело-заледенело всё кругом. От стужи не спрячешься под листом. Прибежал Листовик на луг и кричит:
        - Братец Травяник! Построй мне дом. Я спрячусь от холода в нём. А за работу дам тебе орехов и сладкой смолы ком.
        Собрал Травяник на лугу солому. Построил соломенный дом. Стал Листовик жить в нём. Вдруг выпал снег. Накрыл толстой шапкой соломенный дом. Он и развалился. Листовик на снегу сидит, головой поник. Стал его мороз щипать, холодом-стужей пробирать. Листовик прибежал под куст и кричит:
        - Братец Подкустовик! Построй мне дом. Я спрячусь от холода в нём. А за работу дам тебе орехов и сладкой смолы ком.
        Собрал Подкустовик в лесу хворост. Построил хворостяной дом. Стал Листовик жить в нём. Вдруг поднялась-разбушевалась сильная вьюга, разыгралась метель. Развалили хворостяной дом. Испугался Листовик, сидит на снегу, от холода дрожит. Прибежал в чащу и кричит:
        - Братец Корневик! Построй мне дом. Я спрячусь от холода в нём. А за работу дам тебе орехов и сладкой смолы ком.
        Надёргал Корневик из земли корешков. Построил из них дом. Стал Листовик жить в нём. Сидит, не выходит на мороз за порог. День сидит, два сидит, три сидит… Есть захотел. Да ничего в доме нет. Взял Листовик и выдернул из стены дома один корешок. Съел. Опять есть захотел. Отковырял от стены ещё один корешок. Показалось мало. Съел ещё пару. Так все корешки в брюшко и ушли. Ни одного не осталось. Сидит Листовик - сердит, что из корешков дом съел. Стало ему стыдно. Листом Листовик накрылся и под пенёк зарылся, спрятался. До тёплых дней не показывался.


        Жар-птица




        Прилетела в поле Жар-птица, села на берёзу и принялась хвалиться:
        - Я Жар-птица, рода царского, из сада райского! Не чета тебе, дереву!
        А ей белая берёза отвечает:
        - Я простого рода. Мой батюшка - ясен месяц, он ночью мне светит. Моя матушка - красное солнце, оно летом меня греет. Мой брат - соловей в лесу, он песни мне распевает. Моя сестра - ранняя заря, она росой меня питает.


        А Жар-птица опять хвалится:
        - Мои перья золотыми лучами сияют.
        А берёза ей:
        - Моей лучиной избу освещают.
        - Я вся огнём пылаю.
        - А я из печи жаром всех согреваю.
        - Мои перья царские одежды украшают.
        - А я в лапти всех обуваю, коробами и лукошками наделяю.
        - Мои яйца на царские столы подают.
        - Мой сок берут и пьют.
        - Я хвост веером распускаю.
        - Моим дёгтем в тележных колёсах скрип унимают.
        - Я Жар-птица! Моей красотой весь свет дивится!
        - А вокруг меня, белой берёзы, на Семик-Троицу девушки хоровод ведут, венки вьют, меня в песнях восхваляют, красавицей называют.
        Нечем стало Жар-птице больше хвалиться. Вспорхнула она и улетела. Вернулась в сады царские, на деревья райские - за тридевять земель. Только в сказках о ней и вспоминают.
        Масленица




        Жили-были старик и старуха. Понравилось им на Масленой неделе гулять да веселиться, пирогами и блинами объедаться, лакомиться. Не хочется поститься. Надумали они свою Масленицу сделать и ещё недельку-другую попировать.
        Вот старик из соломы Масленицу сделал, лапти ей на ноги сплёл. Старуха её в рогожку обрядила, заплела косу длинную, триаршинную из пакли да кудели, платок на голову повязала. Масленица получилась тоненькая, высоконькая, голова с лукошко, глаза - что плошки, нос картошкой. Радуются старик и старуха - гуляй теперь и веселись, сколько душа пожелает.
        Посадили они Масленицу за стол. Старик говорит:
        - Масленица-пожируха, пустое брюхо, съешь блинок!
        И старуха говорит:
        - Масленица-пожируха, пустое брюхо, съешь пирожок!
        Масленица сидит, молчит. Старик ей губы сметаной мажет, старуха в рот блин толкает.
        Вдруг Масленица ожила, зашевелилась, открыла рот, взяла и поглотала все блины и пироги со стола. На старика и старуху поглядывает, руки к ним протягивает. Испугались старик и старуха: старик в погреб забрался, а старуха на чердак поднялась и спряталась.
        Ходит Масленица-пожируха, пустое брюхо по избе, ищет, чем попотчеваться: щи повыхлебала, масло полизала, сало пожевала. Кошку поймала, хотела съесть, да кошка вырвалась и убежала в клеть. Видит, в печи каша в чугуне преет. Полезла Масленица в печь и в огонь рукавом попала. Пыхнула солома и сгорела.
        Вернулись старик и старуха, поглядели, а у печи лишь горсточка угольков лежит. Не стало Масленицы. Обрадовались старик и старуха: хоть и без блинов и пирогов оказались, да живы остались.


        Балбешка




        Жила одна девочка. Мать ей говорит:
        - Доченька, сходи на двор, принеси поленьев и разожги в печи огонь.
        Девочка пошла на двор, набрала из поленницы охапку поленьев. Принесла в дом. Разожгла в печи огонь. Все дрова сгорели, только одно полешко осталось лежать. Увидел его отец и выстругал из него игрушку - мальчика Балбешку.
        Понравилась девочке игрушка. Сшила она мальчику из лоскутков штанишки и кафтанчик, на головку колпачок, из лыка сплела маленькие лапоточки. Обрядила всего. Играет она с Балбешкой, не расстаётся, везде с собой носит.
        Однажды села девочка на скамейку во дворе. Принялась играть. Вдруг налетел сильный порывистый ветер, набежали чёрные тучи, хлынул дождь. Девочка в дом побежала. Балбешку оставила на скамейке.
        Смыла вода Балбешку со скамейки на землю, подхватил дождевой поток и понёс со двора.
        Попал Балбешка в ручей. Вынес быстрый ручей его в широкую реку. Плывёт Балбешка не зная куда. Вдруг видит, начинает его затягивать под водяное мельничное колесо. Ухватился он за лопасть. Подняло его мельничное колесо над водой и выбросило на берег.
        Балбешка встал на ноги. Зашёл на мельницу. На полу человечьи кости разбросаны, черепа горой лежат. Стоит с мешком мельник-людоед и приговаривает:
        Мели, жёрнов, кости,
        Придут за мукой гости.
        Водяные черти
        Съедят муку на месте.
        Схватил мельник-людоед Балбешку, хочет его съесть. Укусил, сломал зуб и кричит:
        - Ах ты, деревянный мальчишка! Толку от тебя нет, плохой из тебя обед! Под очаг тебя брошу, вместо дров сожгу.
        Мельник-людоед посадил Балбешку под очаг. Жене-людоедке велит:
        - Натаскай полный котёл воды.
        Людоедка ушла за водой, а мельник-людоед отправился за мукой. Балбешка увидел мышей и просит:
        - Мыши, принесите мне соломы, я сделаю лошадку и домой убегу.
        Мыши побежали на двор, надёргали из копны сена соломинки и принесли. Балбешка сплёл соломенную лошадку. Сел на неё и поскакал.
        Вернулся мельник-людоед. Видит, под очагом мальчика нет. Бросился в погоню. Бежит, земля дрожит, несётся, земля трясётся. Вот догоняет, догоняет. Засверкал глазами, высек искры. Попали они на соломенную лошадку, и она огнём полыхнула, сгорела. Мельник-людоед схватил Балбешку, принёс обратно в дом и под очаг посадил.
        Людоедка притащила воду. Налила полный котёл. Мельник-людоед ей велит:
        - Принеси из погреба мясо и в котёл брось.


        Людоедка ушла за мясом, а мельник-людоед полез в клеть за солью. Сидит Балбешка под очагом, придумывает, как ему убежать. Видит, на полке свечи горят. Просит:
        - Свечи, свечи, дайте мне воску, я сделаю лошадку и домой убегу.


        Свечи склонили вниз плечи, заплакали. Восковые слёзы упали на землю. Балбешка вылепил из них восковую лошадку. Сел на неё и поскакал домой.
        Вернулся мельник-людоед. Видит, мальчика под очагом нет. Бросился в погоню. Бежит, земля дрожит, несётся, земля трясётся. Вот догоняет, догоняет. Жаром в спину дышит. От его дыхания растаяла восковая лошадка. Мельник-людоед схватил Балбешку и обратно домой отнёс, под очаг посадил. Сидит Балбешка, ждёт своей горькой участи. Придумывает, как ему спастись. Увидел на потолке паучков и просит:
        - Паучки, славные ткачи, наплетите мне паутины, я сделаю лошадку и домой убегу.
        Пауки наплели паутины. Балбешка взял и сделал паутинную лошадку. Сел на неё и поскакал домой. Бросился мельник-людоед в погоню. Бежит, земля дрожит, несётся, земля трясётся. Вот догоняет, догоняет. Запыхался. От его дыхания паутинная лошадка, словно пушинка, вперёд отлетает. Не может её мельник-людоед схватить, чем ближе подбегает, тем дальше от его дыхания паутинная лошадка вперёд убегает. Вернулся он ни с чем на мельницу.
        Балбешка стал на паутинной лошадке речку переплывать. Паутина намокла и утонула. Не стало лошадки. Балбешка выбрался на берег и спрашивает:
        - Речка, ты вертишь водяное мельничное колесо?
        - Я верчу, - отвечает речка.
        - А ты знаешь, что на мельнице работает людоед? Мелет кости на обед?
        - Теперь знаю.
        Заволновалась река, нахлынула на берега. Поднялась высокая волна и мельничное водяное колесо на куски разнесла, разрушила мельницу людоеда. На другой день вышла девочка на двор. Ищет свою игрушку - мальчика Балбешку. Глядит, а он на прежнем месте, на скамейке сидит и совсем на неё не сердит.


        Юдище-чудище




        Идёт заяц по лесу и плачет, причитает:
        - Все меня обижают, трусишкой называют. Ни один зверь меня в лесу не боится…
        Надумал с горя заяц утопиться. Пришёл к речке. Приготовился прыгать в воду. Вдруг квакнула лягушка. Испугался заяц, прыгнул в сторону и свалился в яму со смолой, которой рыбаки лодки смолили.
        Выбрался заяц из ямы. Оказался весь в смоле. Думает: «Дай-ка по земле покатаюсь, смола сама с меня сойдёт».
        Принялся заяц по земле кататься, с боку на бок переваливаться. Начали к смоле листья, сучки и ветки цепляться, прилепляться. Поглядел заяц в речную воду на себя и не может узнать. Превратился неизвестно в кого. На нём во все стороны сучки, ветки торчат, листья висят и шуршат.


        Поскакал заяц по лесу. Увидал его дятел, от страха чуть не спятил. Увидала белка, испугалась, убежала по веткам. Видит заяц - его стали бояться. Обрадовался, расхрабрился. Идёт навстречу лиса. Увидала его, с испугу закрыла глаза. И спрашивает:
        - Ты кто?
        - Я юдище-чудище! - отвечает заяц.
        Лиса ушки к макушке прижала, пушистый рыжий хвост поджала. Бочком-бочком - и в кусты убежала. По всему лесу лиса весть о юдище-чудище разнесла. Испугались звери. Говорят медведю:
        - Ты, толстопятый, самый большой и сильный в лесу! Юдище-чудище прогони отсюда!


        Пошёл медведь. Принялся грозно реветь. «Дай, - думает, - сначала погляжу на юдище-чудище издалека». Забрался медведь на дуб. Увидал страшную картину - зверину-образину. Испугался, упал с дуба, разбил себе губы. Спрятался в кустах.
        Пришли звери к Лешему в глухую чащу. Просят помочь: юдище-чудище прогнать прочь.
        Пошёл Леший прогонять чудовище из леса. Идёт навстречу ему юдище-чудище. Увидал его Леший, от ужаса опешил. Такую зверину-образину никогда не видел. Испугался и к себе в глухую чащу поскорей убрался.
        Пришли звери на болото, говорят:
        - Ты, Болотник, до всякого злодейства охотник. Юдище-чудище в болото замани и в трясине утопи.
        Болотник Кикимору и Шишигу к себе позвал и на разведку послал. Они побежали, юдище-чудище увидали. От страха зарылись в мох под пень, просидели там весь день. Болотник под пнём их увидал, с испугу в трясину нырял. Больше не вылезал.
        Ходит заяц по лесу, шлепки да пинки всем раздаёт. Добычу отнимает и пугает. Волку намял холку. Ёжика порезал ножиком. С лося рога сбросил. У кабана оторвал половину хвоста.
        Устал заяц по лесу скакать, зверей пугать. Лёг на опушке отдыхать. Вышло солнышко из-за облачка. Принялось пригревать, жаркие лучи на землю опускать. Растопило смолу на зайце. Сошла она со шкуры, а вместе с ней листья, ветки и сучки.
        Проснулся заяц. Видит, рядом ворона сидит, каркает. Не боится его, не улетает. Побежал заяц к ручью, склонился над водой. Увидел прежнего зайчишку-трусишку. Хвост у него задрожал, ушки топориком поднялись. Испугался он, по опушке заметался.
        Опять заяц стал всех бояться, в стороны от каждого шороха бросаться.


        Житный дед

        Жил-был житный дед в поле. Сам с колосок, голова с колобок, зелёная борода в три аршина, на голове соломенная щетина. Сидит житный дед на меже, дивится своей бороде: «Ай да борода - вся василёчками повита!» Вдруг видит, прибежал хомяк. Ртом смяк-смяк. Набрал он зерна в поле, заложил за щёки. Отвисли они до земли. Рассердился житный дед, затопал ногами, замахал руками, затряс бородой, закачал головой и кричит:
        - Берегись, хомяк! Не воруй моего жита! А то будет твоя спина соломинкой бита!
        Хомяк испугался, за кочку бросался. Спрятался и молчит.


        Житный дед ждёт, когда хомяк зерно вернёт. А хомяк не отдаёт. Житный дед удивился, рассердился, затопал ногами, замахал руками, затряс бородой, закачал головой и кричит:
        - Не отдашь, хомяк, жита - будет твоя спина бита!
        Ещё больше испугался хомяк. Не знает, что делать.
        Житный дед удивился, что хомяк молчит. Ещё больше рассердился, затопал ногами, замахал руками, затряс бородой, замахал головой и кричит:
        - Отвечай, хомяк, зачем тебе мое жито?! А то будет спина бита!
        Хомяк вышел из-за кочки. Принялся до земли кланяться. Начал оправдываться. Как только рот открыл, посыпалось из-за щёк зерно на землю. Не осталось во рту ни одного зёрнышка. Ушёл хомяк с житного поля без добычи.
        Недолго поле дремало. Пришли жнеи, принялись жито жать. Загремело поле, от серпочков звон-перезвон. Золотые снопы всё поле облегли. Бегает житный дед по межам да бугоркам, прячется то за снопом, то за стожком. Потом забрался под кочку, потянулся, растянулся, на зелёную бороду положил голову и до нового лета уснул.


        Кикиморка

        Был мальчик в доме один. Родители уехали в город. Велели они ему в огород ходить, грядки полоть и поливать. Вышел мальчик из дома, из ворот. Пришёл в огород. Принялся грядки полоть. Видит, кто-то на грядке побывал, горох рвал-щипал. Решил выследить вора.
        Вечером мальчик пришёл в огород и спрятался. Наступила ночь. Стало темно и страшно. Загудел-завыл ветер. В лесу заухал филин. Вдруг огородное пугало говорит:
        - Мальчик, берегись! По лесной тропе пробирается Кикиморка, ищет твой огород. За горохом идёт. Она тебя найдёт, защиплет, защекочет до смерти.
        Не испугался мальчик. И не ушёл.
        Огородная грядка говорит:
        - Мальчик, берегись! Кикиморка выбралась из леса, идёт через поле. Ищет твой огород. За горохом идёт. Тебя найдёт, защиплет, защекочет до смерти.
        Не послушался мальчик. Не ушёл домой.
        Плетень говорит:
        - Мальчик, берегись! Кикиморка пришла с поля, нашла твой огород.
        Пришла Кикиморка в глухую полночь за горохом в огород. Увидала мальчика. Идёт к нему, хочет защипать, защекотать до смерти. Испугался мальчик, закрыл от страха глаза.
        Яблоня говорит:
        - Уходи, Кикиморка, в лес! Не нужна ты здесь! А то яблоками забросаю, поколочу!
        Шиповник говорит:
        - Уходи, Кикиморка! А то ветками посеку, колючками заколю!
        Горшок на плетне говорит:
        - Уходи, Кикиморка! А то с плетня соскочу, тебе на голову упаду.
        Кикиморка отвечает:
        - Мальчика защекочу! Горох заберу!
        Грядка взялась землёй в Кикиморку бросать. Глаза ей запорошила. Яблоня яблоками по спине ей наколотила.
        На плетне горшок сушился. Соскочил он с плетня, на голову Кикиморки упал. Шиповник ей в бок колючки вонзил.
        Кикиморка испугалась, страшным голосом завопила-закричала. Перескочила через плетень и в лес убежала. Больше не приходила в огород горох воровать.


        Русские народные сказки

        Иван-царевич и серый волк


        Жил-был царь Берендей, у него было три сына, младшего звали Иваном. И был у царя сад великолепный; росла в том саду яблоня с золотыми яблоками. Стал кто-то царский сад посещать, золотые яблоки воровать. Царю жалко стало свой сад. Посылает он туда караулы. Никакие караулы не могут уследить. Царь перестал и пить и есть, затосковал. Сыновья отца утешают:
        - Дорогой наш батюшка, не печалься, мы сами станем сад караулить.


        Старший сын говорит:
        - Сегодня моя очередь, пойду стеречь сад.
        Отправился старший сын. Сколько ни ходил с вечеру, никого не уследил, припал на мягкую траву и уснул. Утром царь его спрашивает:
        - Ну-ка, не обрадуешь ли меня: не видал ли ты похитника[36 - Пох?тник - похититель, вор (здесь и далее прим. ред.)]?
        - Нет, родимый батюшка, всю ночь не спал, глаз не смыкал, а никого не видал.
        На другую ночь пошёл средний сын караулить и тоже проспал всю ночь, а наутро сказал, что не видал похитника.
        Наступило время младшего брата идти стеречь. Пошёл Иван-царевич стеречь отцов сад и даже присесть боится, не то что прилечь. Как его сон задолит[37 - Задолц?ть (о сне) - здесь: осилить, сморить.], он росой с травы умоется, сон и прочь с глаз.
        Половина ночи прошла, ему и чудится: всаду свет. Светлее и светлее. Весь сад осветило. Он видит - на яблоню села Жар-птица и клюёт золотые яблоки.
        Иван-царевич тихонько подполз к яблоне и поймал птицу за хвост. Жар-птица встрепенулась и улетела, осталось у него в руке одно перо от её хвоста.
        Наутро приходит Иван-царевич к отцу.
        - Ну что, дорогой мой Ваня, не видал ли ты похитника?
        - Дорогой батюшка, поймать не поймал, а проследил, кто наш сад разоряет. Вот от похитника память вам принёс. Это, батюшка, Жар-птица.
        Царь взял это перо и с той поры стал пить, и есть, и печали не знать. Вот в одно прекрасное время ему и раздумалось об этой об Жар-птице.
        Позвал он сыновей и говорит им:
        - Дорогие мои дети, оседлали бы вы добрых коней, поездили бы по белу свету, места познавали, не напали бы где на Жар-птицу.
        Дети отцу поклонились, оседлали добрых коней и отправились в путь-дорогу: старший в одну сторону, средний в другую, а Иван-царевич в третью сторону.
        Ехал Иван-царевич долго ли, коротко ли. День был летний. Приустал Иван-царевич, слез с коня, спутал его, а сам свалился спать.
        Много ли, мало ли времени прошло, пробудился Иван-царевич, видит - коня нет. Пошёл его искать, ходил, ходил и нашёл своего коня - одни кости обглоданные. Запечалился Иван-царевич: куда без коня идти в такую даль?
        «Ну что же, - думает, - взялся - делать нечего». И пошёл пеший. Шёл, шёл, устал до смерточки. Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит. Откуда ни возьмись бежит к нему серый волк:
        - Что, Иван-царевич, сидишь пригорюнился, голову повесил?
        - Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня.
        - Это я, Иван-царевич, твоего коня съел… Жалко мне тебя! Расскажи, зачем в даль поехал, куда путь держишь?
        - Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу.
        - Фу, фу, тебе на своём добром коне в три года не доехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живёт. Так и быть - коня твоего съел, буду тебе служить верой-правдой. Садись на меня да держись крепче.


        Сел Иван-царевич на него верхом, серый волк и поскакал - синие леса мимо глаз пропускает, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до высокой крепости. Серый волк и говорит:
        - Слушай меня, Иван-царевич, запоминай: полезай через стену, не бойся - час удачный, все сторожа спят. Увидишь в тереме окошко, на окошке стоит золотая клетка, а в клетке сидит Жар-птица. Ты птицу возьми, за пазуху положи, да смотри клетки не трогай!
        Иван-царевич через стену перелез, увидел этот терем - на окошке стоит золотая клетка, в клетке сидит Жар-птица. Он птицу взял, за пазуху положил, да засмотрелся на клетку. Сердце его и разгорелось: «Ах, какая - золотая, драгоценная! Как такую не взять!» И забыл, что волк ему наказывал.
        Только дотронулся до клетки, пошёл по крепости звук: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа пробудились, схватили Ивана-царевича и повели его к царю Афрону.
        Царь Афрон разгневался и спрашивает:
        - Чей ты, откуда?
        - Я царя Берендея сын, Иван-царевич.
        - Ай, срам какой! Царский сын да пошёл воровать.
        - А что же, когда ваша птица летала, наш сад разоряла?
        - А ты бы пришёл ко мне, по совести попросил, я бы её так отдал, из уважения к твоему родителю, царю Берендею. А теперь по всем городам пущу нехорошую славу про вас… Ну да ладно, сослужишь мне службу, я тебя прощу. В таком-то царстве у царя Кусмана есть конь златогривый. Приведи его ко мне, тогда отдам тебе Жар-птицу с клеткой.
        Загорюнился Иван-царевич, идёт к серому волку. А волк ему:
        - Я же тебе говорил, не шевели клетку! Почему не слушал мой наказ?
        - Ну, прости же ты меня, прости, серый волк.
        - То-то, прости… Ладно, садись на меня. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.




        Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Долго ли, коротко ли, добегают они до той крепости, где стоит конь златогривый.
        - Полезай, Иван-царевич, через стену, сторожа спят, иди на конюшню, бери коня, да смотри уздечку не трогай!
        Иван-царевич перелез в крепость, там все сторожа спят, зашёл на конюшню, поймал коня златогривого, да позарился на уздечку - она золотом, дорогими камнями убрана; вней златогривому коню только и гулять.
        Иван-царевич дотронулся до уздечки, пошёл звук по всей крепости: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа проснулись, схватили Ивана-царевича и повели к царю Кусману.


        - Чей ты, откуда?
        - Я Иван-царевич.
        - Эка, за какие глупости взялся - коня воровать! На это простой мужик не согласится. Ну ладно, прощу тебя, Иван-царевич, если сослужишь мне службу. У царя Далмата есть дочь Елена Прекрасная. Похить её, привези ко мне, подарю тебе златогривого коня с уздечкой.
        Ещё пуще пригорюнился Иван-царевич, пошёл к серому волку.
        - Говорил я тебе, Иван-царевич, не трогай уздечку! Не послушал ты моего наказа.
        - Ну прости же меня, прости, серый волк.
        - То-то, прости… Да уж ладно, садись мне на спину.
        Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем.
        Добегают они до царя Далмата. У него в крепости в саду гуляет Елена Прекрасная с мамушками, нянюшками. Серый волк говорит:
        - В этот раз я тебя не пущу, сам пойду. А ты ступай обратно путём-дорогой, я тебя скоро нагоню.
        Иван-царевич пошёл обратно путём-дорогой, а серый волк перемахнул через стену - да в сад. Засел за куст и глядит: Елена Прекрасная вышла со своими мамушками, нянюшками. Гуляла, гуляла и только приотстала от мамушек и нянюшек, серый волк ухватил Елену Прекрасную, перекинул через спину - и наутёк.
        Иван-царевич идёт путём-дорогой, вдруг настигает его серый волк, на нём сидит Елена Прекрасная. Обрадовался Иван-царевич, а серый волк ему:
        - Садись на меня скорей, как бы за нами погони не было.
        Помчался серый волк с Иваном-царевичем, с Еленой Прекрасной обратной дорогой - синие леса мимо глаз пропускает, реки, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до царя Кусмана. Серый волк спрашивает:
        - Что, Иван-царевич, приумолк, пригорюнился?
        - Да как же мне, серый волк, не печалиться? Как расстанусь с такой красотой? Как Елену Прекрасную на коня буду менять?
        Серый волк отвечает:
        - Не разлучу я тебя с такой красотой - спрячем её где-нибудь, а я обернусь Еленой Прекрасной, ты и веди меня к царю.
        Тут они Елену Прекрасную спрятали в лесной избушке. Серый волк перевернулся через голову и сделался точь-в-точь Еленой Прекрасной. Повёл его Иван-царевич к царю Кусману. Царь обрадовался, стал его благодарить:
        - Спасибо тебе, Иван-царевич, что достал мне невесту. Получай златогривого коня с уздечкой.
        Иван-царевич сел на коня и поехал за Еленой Прекрасной. Взял её, посадил на коня, и едут они путём-дорогой.
        А царь Кусман устроил свадьбу, пировал весь день до вечера, а как надо было спать ложиться, отвёл он Елену Прекрасную в спальню, да только лёг с ней на кровать, глядит - волчья морда вместо молодой жены!
        Царь со страху свалился с кровати, а волк удрал прочь.
        Нагоняет серый волк Ивана-царевича и спрашивает:
        - О чём задумался, Иван-царевич?
        - Как же мне не думать? Жалко расставаться с таким сокровищем - конём златогривым, менять его на Жар-птицу.
        - Не печалься, я тебе помогу.
        Вот доезжают они до царя Афрона. Волк и говорит:
        - Этого коня и Елену Прекрасную ты спрячь, а я обернусь конём златогривым, ты меня и веди к царю Афрону.
        Спрятали они Елену Прекрасную и златогривого коня в лесу. Серый волк перекинулся через спину, обернулся златогривым конём. Иван-царевич повёл его к царю Афрону. Царь обрадовался и отдал ему Жар-птицу с золотой клеткой.
        Иван-царевич вернулся пеший в лес, посадил Елену Прекрасную на златогривого коня, взял золотую клетку с Жар-птицей и поехал путём-дорогой в родную сторону.
        А царь Афрон велел подвести к себе дарёного коня и только хотел сесть на него - конь обернулся серым волком. Царь со страху где стоял, там и упал, а серый волк пустился наутёк и скоро догнал Ивана-царевича.
        - Теперь прощай, мне дальше идти нельзя.
        Иван-царевич слез с коня и три раза поклонился до земли, с уважением отблагодарил серого волка. А тот говорит:
        - Не навек прощайся со мной, я ещё тебе пригожусь.


        Иван-царевич думает: «Куда же ты ещё пригодишься? Все желанья мои исполнены». Сел на златогривого коня, и опять поехали они с Еленой Прекрасной, с Жар-птицей. Доехали они до своих краёв, вздумалось ему пополдневать. Было у него с собой немного хлебушка. Ну, они поели, ключевой воды попили и легли отдыхать.
        Только Иван-царевич заснул, наезжают на него его братья. Ездили они по другим землям, искали Жар-птицу, вернулись с пустыми руками. Наехали и видят - у Ивана-царевича всё добыто. Вот они и сговорились:
        - Давай убьём брата, добыча вся будет наша.
        Решились и убили Ивана-царевича. Сели на златогривого коня, взяли Жар-птицу, посадили на коня Елену Прекрасную и устрашили её:
        - Дома не сказывай ничего!
        Лежит Иван-царевич мёртвый, над ним уже вороны летают. Откуда ни возьмись прибежал серый волк и схватил ворона с воронёнком.
        - Ты лети-ка, ворон, за живой и мёртвой водой. Принесёшь мне живой и мёртвой воды, тогда отпущу твоего воронёнка.
        Ворон, делать нечего, полетел, а волк держит его воронёнка. Долго ли ворон летал, коротко ли, принёс он живой и мёртвой воды. Серый волк спрыснул мёртвой водой раны Ивану-царевичу, раны зажили; спрыснул его живой водой - Иван-царевич ожил.
        - Ох, крепко же я спал!..
        - Крепко ты спал, - говорит серый волк. - Кабы не я, совсем бы не проснулся. Родные братья тебя убили и всю добычу твою увезли. Садись на меня скорей!
        Поскакали они в погоню и настигли обоих братьев. Тут их серый волк растерзал и клочки по полю разметал.
        Иван-царевич поклонился серому волку и простился с ним навечно.
        Вернулся Иван-царевич домой на коне златогривом, привёз отцу своему Жар-птицу, а себе - невесту, Елену Прекрасную.
        Царь Берендей обрадовался, стал сына спрашивать. Стал Иван-царевич рассказывать, как помог ему серый волк достать добычу, да как братья убили его сонного, да как серый волк их растерзал.
        Погоревал царь Берендей и скоро утешился. А Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, и стали они жить-поживать да горя не знать.


        Финист - ясный сокол


        Жил да был крестьянин. Умерла у него жена, осталось три дочки. Хотел старик нанять работницу - в хозяйстве помогать. Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала:
        - Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести.


        Ладно. Стала дочка Марьюшка хозяйство вести. Всё-то она умеет, всё-то у неё ладится. Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растёт.
        Из себя-то Марьюшка красавица писаная. А сёстры её завидущие да жаднющие; из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодницы - весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платье им - не платье, сапожки - не сапожки, платок - не платок.
        Собирается отец на базар и спрашивает дочек:
        - Что вам, дочки, купить, чем порадовать?
        И говорят старшая и средняя дочки:
        - Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.
        А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает её отец:
        - А что тебе, доченька, купить?
        - Купи мне, батюшка, пёрышко Финиста - ясна сокола.
        Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а пёрышка не нашёл.
        Поехал отец в другой раз на базар.
        - Ну, - говорит, - дочки, заказывайте подарки.
        Обрадовались старшая и средняя дочки:
        - Купи нам по сапожкам с серебряными подковками.


        А Марьюшка опять заказывает:
        - Купи мне, батюшка, пёрышко Финиста - ясна сокола.
        Ходил отец весь день, сапожки купил, а пёрышка не нашёл. Приехал без пёрышка.
        Ладно. Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят:
        - Купи нам по платью.
        А Марьюшка опять просит:
        - Батюшка, купи пёрышко Финиста - ясна сокола.
        Ходил отец весь день, а пёрышка не нашёл. Выехал из города, а навстречу старенький старичок.
        - Здорово, дедушка!
        - Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь?
        - К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить пёрышко Финиста - ясна сокола, а я не нашёл.
        - Есть у меня такое пёрышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам.
        Вынул дедушка пёрышко и подаёт, а оно самое обыкновенное. Едет крестьянин и думает: «Что в нём Марьюшка нашла хорошего?»
        Привёз старик подарки дочкам; старшая и средняя наряжаются да над Марьюшкой смеются:
        - Как была ты дурочка, так и есть. Нацепи своё пёрышко в волоса да красуйся!
        Промолчала Марьюшка, отошла в сторону; акогда все спать полегли, бросила Марьюшка пёрышко на пол и проговорила:
        - Любезный Финист - ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!
        И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.
        Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днём он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается доб-рым молодцем.
        На четвёртый день сёстры злые заметили - наговорили отцу на сестру.
        - Милые дочки, - говорит отец, - смотрите лучше за собой.
        «Ладно, - думают сёстры, - посмотрим, как будет дальше».
        Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят.
        Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился-бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол:
        - Кому я нужен, тот меня найдёт. Но это будет нелегко. Тогда меня найдёшь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвёшь.
        Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горькими слезами - смыла слёзками кровавый след и стала ещё краше.
        Пошла она к отцу и проговорила:
        - Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю. Жива буду - свидимся, умру - так, знать, на роду написано.
        Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.


        Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста - ясна сокола. Шла она чистым полем, шла тёмным лесом, высокими горами. Птички весёлыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса тёмные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть: волки серые, медведи, лисицы - все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.
        И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках - вертится. Говорит Марьюшка:
        - Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
        Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там Баба-яга - костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Увидела Баба-яга Марьюшку, зашумела:
        - Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь[38 - Лыт?ть - уклоняться от дела, праздно проводить время.]?
        - Ищу, бабушка, Финиста - ясна сокола.
        - О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придёшь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу - бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать - не продавай. Просись Финиста - ясна сокола повидать.


        Поблагодарила Марьюшка Бабу-ягу и пошла. Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал:
        - Не бойся, Марьюшка, иди вперёд. Будет ещё страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
        Потёрся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше. А лес стал ещё темней. Шла, шла Марьюшка, сапоги железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнём горит.
        Говорит Марьюшка:
        - Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
        Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом.
        Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там Баба-яга - костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Увидела Баба-яга Марьюшку, зашумела:
        - Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
        - Ищу, бабушка, Финиста - ясна сокола.
        - А у моей сестры была?
        - Была, бабушка.
        - Ладно, красавица, помогу тебе. Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать - не продавай. Просись Финиста - ясна сокола повидать.


        Поблагодарила Марьюшка Бабу-ягу и пошла. А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают. Страшно стало Марьюшке. Глядь, собака бежит:
        - Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди! Будет ещё страшнее, не оглядывайся.
        Сказала и была такова. Пошла Марьюшка, а лес стал ещё темнее. За ноги её цепляет, за рукава хватает… Идёт Марьюшка, идёт, назад не оглянется.
        Долго ли, коротко ли шла - башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнём горит…
        Говорит Марьюшка:
        - Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом!
        Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит Баба-яга - костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Сама чёрная, а во рту один клык торчит.
        Увидела Баба-яга Марьюшку, зашумела:
        - Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
        - Ищу, бабушка, Финиста - ясна сокола.
        - Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу. Вот тебе серебряное донце, золотое веретёнце. Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая.
        - Спасибо тебе, бабушка.
        - Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретёнце покупать - не продавай, а просись Финиста - ясна сокола повидать.
        Поблагодарила Марьюшка Бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел; поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли - да все на Марьюшку. И видит Марьюшка - бежит навстречу серый волк.
        - Не горюй, - говорит он, - а садись на меня и не оглядывайся.
        Села Марьюшка на серого волка, и только её и видели. Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются. А Марьюшка скачет и скачет.


        И вот перед Марьюшкой хрустальный терем. Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.
        - Ну, - говорит волк, - слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.
        Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу. Поклонилась Марьюшка царице и говорит:
        - Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница?
        Отвечает царица:
        - Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать.
        - Всё это я могу делать.
        - Тогда проходи и садись за работу.
        И стала Марьюшка работницей. День работает, а наступит ночь - возьмёт Марьюшка серебряное блюдечко и золотое яичко и скажет:
        - Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого.
        Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист - ясный сокол.
        Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается:
        - Финист мой, Финист - ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать!
        Подслушала царица её слова и говорит:
        - Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко.
        - Нет, - говорит Марьюшка, - они непродажные. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста - ясна сокола поглядеть.
        Подумала царица, подумала.
        - Ладно, - говорит, - так и быть. Ночью, как он уснёт, я тебе его покажу.
        Наступила ночь, и идёт Марьюшка в спальню к Финисту - ясну соколу. Видит она - спит её сердечный друг сном непробудным. Смотрит Марьюшка - не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, - спит, не пробудится сердечный друг.
        Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого.
        Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку. Сидит вышивает, сама приговаривает:
        - Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста - ясна сокола. Было бы чем ему по утрам вытираться.
        Подслушала царица и говорит:
        - Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку.
        - Я не продам, - говорит Марьюшка, - а так отдам, разреши только с Финистом - ясным соколом свидеться.
        Подумала та, подумала.
        - Ладно, - говорит, - так и быть, приходи ночью.
        Наступает ночь. Входит Марьюшка в спаленку к Финисту - ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
        - Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись!
        Спит Финист - ясный сокол крепким сном. Будила его Марьюшка - не добудилась.
        Наступает день. Сидит Марьюшка за работой, берёт в руки серебряное донце, золотое веретёнце. А царица увидела: продай да продай!
        - Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом - ясным соколом хоть часок побыть.
        - Ладно, - говорит та.
        А сама думает: «Всё равно не разбудит».
        Настала ночь. Входит Марьюшка в спальню к Финисту - ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
        - Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись!
        Спит Финист, не просыпается.
        Будила, будила - никак не может добудиться, а рассвет близко.
        Заплакала Марьюшка:
        - Любезный ты мой Финист - ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему её прижми!
        Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста - ясна сокола и обожгла.
        Очнулся Финист - ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку.
        Обнял её, поцеловал:
        - Неужели это ты, Марьюшка? Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистрепала и меня нашла! Поедем же теперь на родину.
        Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить.
        Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста - ясна сокола наказать.
        Тогда Финист - ясный сокол говорит:
        - Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продаёт да обманывает?
        Согласились все, что жена Финиста - ясна сокола - Марьюшка.
        И стали они жить-поживать да добра наживать. Поехали в своё государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.


        Царевна-лягушка


        В старые годы у одного царя было три сына. Вот, когда сыновья стали на возрасте, царь собрал их и говорит:
        - Сынки мои любезные, покуда я ещё не стар, мне охота бы вас женить, посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.
        Сыновья отцу отвечают:
        - Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?
        - Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.
        Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили. У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярская дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, подняла её купеческая дочь.
        А у младшего сына, Ивана-царевича, стрела поднялась и улетела, сам не знает куда. Вот он шёл, шёл, дошёл до болота, видит - сидит лягушка, подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:
        - Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
        А лягушка ему отвечает:
        - Возьми меня замуж!
        - Что ты, как я возьму себе в жёны лягушку?
        - Бери, знать, судьба твоя такая.
        Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принёс домой. Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, среднего - на купеческой, а Ивана-царевича - на лягушке.
        Вот царь позвал сыновей:
        - Хочу узнать, которая из ваших жён лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубашке.
        Сыновья поклонились отцу и пошли.
        Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу скачет, спрашивает его:
        - Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?
        - Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить.
        Лягушка отвечает:
        - Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.
        Иван-царевич лёг спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке не расскажешь.
        Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:
        - Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.
        Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а уж рубашка лежит на столе, завёрнута в полотенце.
        Обрадовался Иван-царевич, взял рубашку, понёс к отцу. Царь в это время принимал дары от б?льших сыновей. Старший сын развернул рубашку, царь принял её и сказал:
        - Эту рубашку в чёрной избе носить.
        Средний сын развернул рубашку, царь сказал:
        - В ней только в баню ходить.
        Иван-царевич развернул рубашку, изукрашенную златом-серебром, хитрыми узорами. Царь только взглянул:
        - Ну, вот это рубашка - в праздник её надевать.
        Пошли братья по домам - те двое - и судят между собой:
        - Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а какая-нибудь х?тра…[39 - Хитра - колдунья.]
        Царь опять позвал сыновей:
        - Пускай ваши жёны испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая лучше стряпает.
        Иван-царевич голову повесил, пришёл домой. Лягушка его спрашивает:
        - Что закручинился?


        Он отвечает:
        - Надо к завтрему испечь царю хлеб.
        - Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее.
        А те невестки сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали одну бабушку-задворенку посмотреть, как лягушка будет печь хлеб. Лягушка хитра, она это смекнула. Замесила квашню, печь сверху разломала да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка прибежала к царским невесткам, всё рассказала, и те так же стали делать. А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Премудрой, ударила в ладоши:
        - Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мягкий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела.
        Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами.
        Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в ширинку, понёс к отцу. А царь в то время принимал хлебы от больших сыновей. Их жёны-то поспускали тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна горелая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-царевич, царь сказал:
        - Вот это хлеб, только в праздник его есть.
        И приказал царь трём своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на пир вместе с жёнами.
        Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч голову повесил. Лягушка по полу скачет:
        - Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки слово неприветливое?
        - Лягушка, лягушка, как мне не горевать? Батюшка наказал, чтобы я пришёл с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?
        Лягушка отвечает:
        - Не тужи, Иван-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: «Это моя лягушонка в коробчонке едет».
        Иван-царевич и пошёл один. Вот старшие братья приехали с жёнами, разодетыми, разубранными, нарумяненными, насурьмлёнными. Стоят да над Иваном-царевичем смеются:
        - Что же ты без жены пришёл? Хоть бы в платочке её принёс. Где ты такую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.
        Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за скатерти браные - пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:
        - Не бойтесь, честн?е гости: это моя лягушонка в коробчонке приехала.


        Подлетела к царскому крыльцу золочёная карета о шести белых лошадях, и выходит оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье - частые звёзды, на голове - месяц ясный, такая красавица - ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Берёт она Ивана-царевича за руку и ведёт за столы дубовые, за скатерти браные.
        Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточки за правый рукав бросила. Жёны б?льших царевичей увидали её хитрости и давай то же делать. Попили, поели, настал черёд плясать. Василиса Премудрая подхватила Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась - всем на диво. Махнула левым рукавом - вдруг сделалось озеро, махнула правым рукавом - поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву дались.


        А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом - только гостей забрызгали, махнули другим - только кости разлетелись, одна кость царю в глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.
        В ту пору Иван-царевич отлучился потихоньку, побежал домой, нашёл там лягушечью кожу и бросил её в печь, сжёг на огне.
        Василиса Премудрая возвращается домой, хватилась - нет лягушечьей кожи. Села она на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:
        - Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты ещё только три дня подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного…
        Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно. Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошёл куда глаза глядят - искать жену, Василису Премудрую. Шёл он близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истёр, шапчонку дождик иссёк. Попадается ему навстречу старый старичок:
        - Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?
        Иван-царевич рассказал ему про своё несчастье. Старый старичок говорит ему:
        - Эх, Иван-царевич, зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе её было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года быть лягушкой. Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай за ним смело.
        Иван-царевич поблагодарил старого старичка и пошёл за клубочком. Клубок катится, он за ним идёт. В чистом поле попадается ему медведь. Иван-царевич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим голосом:
        - Не бей меня, Иван-царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.
        Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошёл дальше.
        Глядь, летит над ним селезень.
        Он нацелился, а селезень говорит ему человеческим голосом:
        - Не бей меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
        Он пожалел селезня и пошёл дальше. Бежит косой заяц. Иван-царевич опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим голосом:
        - Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
        Пожалел он зайца, пошёл дальше. Подходит к синему морю и видит - на берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:
        - Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море!
        Он бросил щуку в море, пошёл дальше берегом. Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу.
        Там стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
        - Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: клесу задом, ко мне передом.
        Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич взошёл в неё и видит: на печи лежит Баба-яга, костяная нога, зубы - на полке, а нос в потолок врос.
        - Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? - говорит ему Баба-яга. - Дело пытаешь или от дела лытаешь?
        Иван-царевич ей отвечает:
        - Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде напоила, накормила, в бане выпарила, тогда бы и спрашивала.
        Баба-яга его в бане выпарила, напоила, накормила, в постель уложила, и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Премудрую.
        - Знаю, знаю, - говорит ему Баба-яга, - твоя жена теперь у Кощея Бессмертного. Трудно её будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб Кощей Бессмертный как свой глаз бережёт.


        Иван-царевич у Бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где растёт высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошёл туда Иван-царевич, видит - стоит, шумит высокий дуб, на нём каменный сундук, а достать его трудно. Вдруг, откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц - и наутёк во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на неё селезень кинулся, как ударит её - утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море…
        Тут Иван-царевич залился горькими слезами - где же в море яйцо найти! Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у неё конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьётся, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею помереть.
        Иван-царевич пошёл в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Василисой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой старости.


        Белая уточка


        Один князь женился на прекрасной княжне и не успел ещё на неё наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел её наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть.
        Много плакала княгиня, много князь её уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться[40 - Ват?житься - водить компанию, дружить с кем-нибудь.], худых речей не слушаться. Княгиня обещала всё исполнить.


        Князь уехал; она заперлась в своём покое и не выходит.
        Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось - такая простая, сердечная!
        - Что, - говорит, - ты скучаешь? Хоть бы на божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
        Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала: по саду походить не беда, - и пошла. В саду разливалась ключевая хрустальная вода.
        - Что, - говорит женщина, - день такой жаркий, солнце палит, а водица студёная так и плещет, не искупаться ли нам здесь?
        - Нет, нет, не хочу! - а там подумала: ведь искупаться не беда!
        Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщина ударила её по спине:
        - Плыви ты, - говорит, - белою уточкой!
        И поплыла княгиня белой уточкой.
        Ведьма тотчас нарядилась в её платье, убралась, намалевалась и села ожидать князя.
        Только щенок вякнул, колокольчик звякнул, она уж бежит навстречу, бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал её.
        А белая уточка нанесла яичек, вывела деточек: двух хороших, а третьего - заморышка; идеточки её вышли - ребяточки.
        Она их вырастила, стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутики сбирать, кафтаники сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок.
        - Ох, не ходите туда, дети! - говорила мать.
        Дети не слушали; нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше, дальше - и забрались на княжий двор.


        Ведьма чутьём их узнала, зубами заскрипела. Вот она позвала деточек, накормила-напоила и спать уложила, а там велела разложить огня, навесить котлы, наточить ножи.
        Легли два братца и заснули; азаморышка, чтоб не застудить, приказала им мать в пазушке носить, - заморышек-то и не спит, всё слышит, всё видит.
        Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает:
        - Спите вы, детки, иль нет?
        Заморышек отвечает:
        - Мы спим - не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати; огни кладут калиновые, котлы высят кипучие, ножи точат булатные!
        - Не спят!
        Ведьма ушла, походила-походила, опять под дверь:
        - Спите, детки, или нет?
        Заморышек опять говорит то же:
        - Мы спим - не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати; огни кладут калиновые, котлы высят кипучие, ножи точат булатные!
        «Что же это всё один голос?» - подумала ведьма, отворила потихоньку дверь, видит: оба брата спят крепким сном. Тотчас обвела их мёртвой рукой - и они померли.
        Поутру белая уточка зовёт деток; детки нейдут. Зачуяло её сердце, встрепенулась она и полетела на княжий двор.
        На княжьем дворе, белы как платочки, холодны как пласточки, лежали братцы рядышком. Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
        Кря, кря, мои деточки!
        Кря, кря, голубяточки!
        Я нуждой вас выхаживала,
        Я слезой вас выпаивала,
        Тёмну ночь недосыпала,
        Сладок кус недоедала!
        - Жена, слышишь небывалое? Утка приговаривает.
        - Это тебе чудится! Велите утку со двора прогнать!
        Её прогонят, она облетит да опять к деткам:
        Кря, кря, мои деточки!
        Кря, кря, голубяточки!
        Погубила вас ведьма старая,
        Ведьма старая, змея лютая,
        Змея лютая, подколодная;
        Отняла у вас отца родного,
        Отца родного - моего мужа,
        Потопила нас в быстрой реченьке,
        Обратила нас в белых уточек,
        А сама живёт - величается!


        «Эге!» - подумал князь и закричал:
        - Поймайте мне белую уточку!
        Бросились все, а белая уточка летает и никому не даётся; выбежал князь сам, она к нему на руки пала. Взял он её за крылышко и говорит:
        - Стань белая берёза у меня позади, а красная девица впереди!
        Белая берёза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню.
        Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой - говорящей.
        Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящею водою - они встрепенулись, сбрызнули говорящею - они заговорили.
        И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добра наживать, худо забывать.
        А ведьму привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю: где оторвалась нога - там стала кочерга; где рука - там грабли; где голова - там куст да колода. Налетели птицы - мясо поклевали, поднялись ветры - кости разметали, и не осталось от ней ни следа, ни памяти!


        Солнце, Месяц и Ворон Воронович


        Жили-были старик да старуха, у них было три дочери. Старик пошёл в амбар крупку брать; взял крупку, понёс домой, а на мешке-то была дырка: крупа-то в неё сыплется да сыплется. Пришёл домой. Старуха спрашивает:
        - Где крупка?
        А крупка вся высыпалась. Пошёл старик собирать и говорит:
        - Кабы Солнышко обогрело, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупку собрать, за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца - среднюю, а за Ворона Вороновича - младшую!


        Стал старик собирать - Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать. Пришёл старик домой, сказал старшей дочери:
        - Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
        Она оделась, вышла на крылечко; Солнце и утащило её.
        Средней дочери также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла; Месяц схватил и утащил вторую дочь.
        И меньшой дочери сказал:
        - Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
        Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил её и унёс.
        Старик и говорит:
        - Идти разве в гости к зятю?
        Пошёл к Солнышку; вот и пришёл. Солнышко говорит:
        - Чем тебя потчевать?
        - Я ничего не хочу.
        Солнышко сказало жене, чтоб настряпала оладьев.
        Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковородку - и оладьи сжарились. Накормили старика.
        Пришёл старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковородку с оладьями.
        - Чего, на тебе испекутся?! - говорит старуха.
        - Ничего, - говорит, - ставь, испекутся.
        Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли.
        Нечего делать, поставила старуха сковородку в печь, испеклися оладьи, наелся старик.
        На другой день старик пошёл в гости к другому зятю, к Месяцу. Пришёл. Месяц говорит:
        - Чем тебя потчевать?
        - Я, - отвечает старик, - ничего не хочу.
        Месяц затопил про него баню. Старик говорит:
        - Темно в бане-то будет!
        А Месяц ему:
        - Нет, светло, ступай.
        Пошёл старик в баню, а Месяц запихал палец свой в дырочку, и оттого в бане светло-светло стало.
        Выпарился старик, пришёл домой и велит старухе топить баню ночью. Старуха истопила; он и посылает её туда париться. Старуха говорит:
        - Темно париться-то!
        - Ступай, светло будет.
        Пошла старуха, а старик видел, как светил ему Месяц, и сам туда ж - взял прорубил дыру в бане и запихал в неё свой палец. А в бане свету нисколько нет! Старуха знай кричит ему:
        - Темно!
        Делать нечего, пошла она, принесла лучины с огнём и выпарилась.
        На третий день старик пошёл к Ворону Вороновичу. Пришёл.
        - Чем тебя потчевать-то? - спрашивает Ворон Воронович.
        - Я, - говорит старик, - ничего не хочу.
        - Ну, пойдём хоть спать на седала[41 - Сед?ло - насест, жердь, на которой ночует домашняя птица.].
        Поставили лестницу, старик залез на седало. Ворон Воронович посадил его под крыло.
        Как стал старик засыпать, не удержался, упал и убился.


        Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что


        В некотором государстве жил-был царь, холост - не женат. Был у него на службе стрелок по имени Андрей. Пошёл раз Андрей-стрелок на охоту. Ходил, ходил целый день по лесу - не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идёт он обратно - кручинится. Видит - сидит на дереве горлица.
        «Дай, - думает, - стрельну хоть эту». Стрельнул и ранил её - свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял её Андрей, хотел свернуть ей голову, положить в сумку.
        А горлица говорит ему человеческим голосом:
        - Не губи меня, Андрей-стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри, как найдёт на меня дремота - в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь себе великое счастье.
        Удивился Андрей-стрелок: что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принёс он горлицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит дожидается.
        Прошло немного времени, горлица положила головку под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, ударил её правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать.
        Говорит Марья-царевна стрелку:
        - Сумел меня взять, умей и удержать - неспешным пирком да за свадебку. Буду тебе честной да весёлой женой.
        На том они и поладили.
        Женился Андрей-стрелок на Марье-царевне и живёт с молодой женой, потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идёт в лес, настреляет дичи и несёт на царскую кухню.


        Пожили они так недолго, Марья-царевна говорит:
        - Бедно живёшь ты, Андрей!
        - Да, как сама видишь.
        - Добудь-ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шёлку, я всё дело поправлю.


        Послушался Андрей, пошёл к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шёлку и принёс жене. Марья-царевна взяла шёлк и говорит:
        - Ложись спать, утро вечера мудренее.
        Андрей лёг спать, а Марья-царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковёр, какого в целом свете не видывали: на нём всё царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери на горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят… Наутро Марья-царевна отдаёт ковёр мужу:
        - Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри - своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери.
        Андрей взял ковёр, повесил на руку и пошёл по гостиным рядам.
        Подбегает к нему один купец:
        - Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь?
        - Ты торговый человек, ты и цену давай.
        Вот купец думал, думал - не может оценить ковра. Подскочил другой, за ним - ещё. Собралась купцов толпа великая, смотрят на ковёр, дивуются, а оценить не могут.
        В то время проезжал мимо рядов царский советник, и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вышел из кареты, насилу пропихался через великую толпу и спрашивает:
        - Здравствуйте, купцы, заморские гости! О чём речь у вас?
        - Так и так, ковра оценить не можем.
        Царский советник посмотрел на ковёр и сам дался диву:
        - Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковёр?
        - Так и так, моя жена вышила.
        - Сколько же тебе дать за него?
        - А я и сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше.
        - Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч.
        Андрей взял деньги, отдал ковёр и пошёл домой.
        А царский советник поехал к царю и показывает ему ковёр.
        Царь взглянул - на ковре всё его царство как на ладони. Он так и ахнул:
        - Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам!
        Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдаёт советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает: «Ничего, я себе другой, ещё лучше, закажу».
        Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал избушку, где живёт Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занёс, а другую не переносит, замолчал и про своё дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от неё не отвёл; всё бы смотрел да смотрел.
        Марья-царевна ждала, ждала ответа да повернула царского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплёлся домой. И с той поры и ест - не заест и пьёт - не запьёт: всё ему представляется стрелкова жена.
        Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая.


        Советник говорит царю:
        - Ах, видел я у одного стрелка жену, всё о ней думаю! И не запить это, не заесть, никаким зельем не заворожить.
        Пришла царю охота самому посмотреть стрелкову жену. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашёл избёнку, где жил Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занёс, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота.
        Марья-царевна ждала, ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла.
        Защемила царя сердечная зазноба. «Чего, - думает, - хожу холост, не женат? Вот бы жениться на этой красавице! Не стрельчихой ей быть, на роду ей написано быть царицей».
        Воротился царь во дворец и задумал думу нехорошую - отбить жену от живого мужа. Призывает он советника и говорит:
        - Надумай, как извести Андрея-стрелка. Хочу на его жене жениться. Придумаешь - награжу городами и деревнями и золотой казной, не придумаешь - сниму голову с плеч.
        Закручинился царский советник, пошёл и нос повесил. Как извести стрелка, не придумает. Да с горя и завернул в кабак винца испить.
        Подбегает к нему кабацкая теребень[42 - Тереб?нь - постоянный посетитель кабака, завсегдатай.] в рваном кафтанишке.
        - О чём, царский советник, пригорюнился, зачем нос повесил?
        - Поди прочь, кабацкая теребень!
        - А ты меня не гони, лучше стаканчик винца поднеси, я тебя на ум наведу.
        Поднёс ему царский советник стаканчик винца и рассказал про своё горе.
        Кабацкая теребень и говорит ему:
        - Извести Андрея-стрелка дело нехитрое - сам-то он прост, да жена у него больно хитра. Ну, да мы загадаем загадку такую, что ей не справиться. Воротись к царю и скажи: пускай он пошлёт Андрея-стрелка на тот свет узнать, как поживает покойный царь-батюшка. Андрей уйдёт и назад не вернётся.
        Царский советник поблагодарил кабацкую теребень - и бегом к царю:
        - Так и так, можно стрелка извести.
        И рассказал, куда нужно его послать и зачем. Царь обрадовался, велел позвать Андрея-стрелка.
        - Ну, Андрей, служил ты мне верой-правдой, сослужи ещё службу: сходи на тот свет, узнай, как поживает мой батюшка. Не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Андрей воротился домой, сел на лавку и голову повесил.
        Марья-царевна его спрашивает:
        - Что невесел? Или невзгода какая?
        Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу. Марья-царевна говорит:
        - Есть о чём горевать! Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее.


        Утром рано, только проснулся Андрей, Марья-царевна даёт ему мешок сухарей и золотое колечко.
        - Поди к царю и проси себе в товарищи царского советника, а то, скажи, тебе не поверят, что был ты на том свете. А как выйдешь с товарищем в путь-дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведёт.
        Андрей взял мешок сухарей и колечко, попрощался с женой и пошёл к царю просить себе дорожного товарища. Делать нечего, царь согласился, велел советнику идти с Андреем на тот свет.
        Вот они вдвоём и вышли в путь-дорогу. Андрей бросил колечко - оно катится, Андрей идёт за ним полями чистыми, мхами-болотами, реками-озёрами, а за Андреем царский советник тащится.
        Устанут идти, поедят сухарей - и опять в путь.
        Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в густой, дремучий лес, спустились в глубокий овраг, и тут колечко остановилось.
        Андрей и царский советник сели поесть сухарей. Глядь, мимо их на старом-престаром царе два чёрта дрова везут - большущий воз - и погоняют царя дубинками, один с правого бока, другой с левого.
        Андрей говорит:
        - Смотри: никак это наш покойный царь-батюшка?
        - Твоя правда, это он самый дрова везёт.
        Андрей и закричал чертям:
        - Эй, господа черти! Освободите мне этого покойничка хоть на малое время, мне нужно кой о чём его расспросить.
        Черти отвечают:
        - Есть нам время дожидаться! Сами, что ли, дрова повезём?
        - А вы возьмите у меня свежего человека на смену.
        Ну, черти отпрягли старого царя, на его место впрягли в воз царского советника и давай его с обеих сторон погонять дубинками - тот гнётся, а везёт.
        Андрей стал спрашивать старого царя про его житьё-бытьё.
        - Ах, Андрей-стрелок, - отвечает царь, - плохое моё житьё на том свете! Поклонись от меня сыну да скажи, что я накрепко заказываю людей не обижать, а то и с ним то же станется.
        Только успели они поговорить, черти уж назад едут с порожней телегой.
        Андрей попрощался со старым царём, взял у чертей царского советника, и пошли они в обратный путь.
        Приходят в своё царство, являются во дворец. Царь увидал стрелка и в сердцах накинулся на него:
        - Как ты смел назад воротиться?
        Андрей-стрелок отвечает:
        - Так и так, был я на том свете у вашего покойного родителя. Живёт он плохо, велел вам кланяться да накрепко наказывал людей не обижать.
        - А чем докажешь, что ходил на тот свет и моего родителя видел?
        - А тем я докажу, что у вашего советника на спине и теперь ещё знаки видны, как его черти дубинками погоняли.
        Тут царь уверился, делать нечего - отпустил Андрея домой. А сам говорит советнику:
        - Вздумай, как извести стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пошёл царский советник, ещё ниже нос повесил. Заходит в кабак, сел за стол, спросил вина. Подбегает к нему кабацкая теребень:
        - Что, царский советник, пригорюнился? Поднеси-ка мне стаканчик, я тебя на ум наведу.


        Советник поднёс ему стаканчик винца и рассказал про своё горе. Кабацкая теребень ему говорит:
        - Воротись назад и скажи царю, чтобы задал он стрелку вот какую службу - её не то что выполнить, трудно и выдумать: послал бы его за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота Баюна…
        Царский советник побежал к царю и рассказал, какую службу задать стрелку, чтобы он назад не вернулся. Царь посылает за Андреем.
        - Ну, Андрей, сослужил ты мне службу, сослужи другую: ступай в тридесятое царство и добудь мне кота Баюна. Не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пошёл Андрей домой, ниже плеч голову повесил и рассказывает жене, какую царь задал ему службу.
        - Есть о чём кручиниться! - говорит Марья-царевна. - Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее.
        Андрей лёг спать, а Марья-царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный.
        Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея:
        - Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Трёх верст не дойдёшь, станет одолевать тебя сильный сон - кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснёшь, кот Баюн убьёт тебя.
        И тут Марья-царевна научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу.
        Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - пришёл Андрей-стрелок в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногу волочит - идёт, а где и катком катится.
        Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба.
        Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову - один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сёк железным прутом; изломал железный, принялся угощать медным - и этот изломал и принялся бить оловянным.
        Оловянный прут гнётся, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьёт, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом.
        Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился:
        - Покинь меня, добрый человек! Что надо, всё тебе сделаю.
        - А пойдёшь со мной?
        - Куда хочешь пойду.
        Андрей пошёл в обратный путь и кота за собой повёл. Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю:
        - Так и так, службу выполнил, добыл вам кота Баюна.
        Царь удивился и говорит:
        - А ну, кот Баюн, покажи большую страсть.
        Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался:
        - Андрей-стрелок, уйми, пожалуйста, кота Баюна!
        Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошёл домой, к Марье-царевне. Живёт-поживает, тешится с молодой женой. А царя ещё пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал он советника:
        - Что хочешь придумай, изведи Андрея-стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Царский советник идёт прямо в кабак, нашёл там кабацкую теребень в рваном кафтанишке и просит его выручить, на ум навести. Кабацкая теребень стаканчик вина выпил, усы вытер.
        - Ступай, - говорит, - к царю и скажи: пусть пошлёт Андрея-стрелка туда - не знаю куда, принести то - не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернётся.
        Советник побежал к царю и всё ему доложил. Царь посылает за Андреем.
        - Сослужил ты мне две службы, сослужи третью: сходи туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. Сослужишь - награжу по-царски, а не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пришёл Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья-царевна его спрашивает:
        - Что, милый, невесел? Или ещё невзгода какая?
        - Эх, - говорит, - через твою красу все напасти несу! Велел мне царь идти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что.
        - Вот это служба так служба! Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее.
        Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась: про цареву загадку в книге ничего не сказано. Марья-царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и махнула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери.
        Марья-царевна их спрашивает:
        - Звери лесные, птицы поднебесные, - вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете, - не слыхали ль, как дойти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что?
        Звери и птицы ответили:
        - Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхивали.


        Марья-царевна махнула платочком - звери и птицы пропали, как не бывали. Махнула в другой раз - появились перед ней два великана:
        - Что угодно? Что надобно?
        - Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан-моря.
        Подхватили великаны Марью-царевну, отнесли на Океан-море и стали на середине, на самой пучине, - сами стоят, как столбы, а её на руках держат. Марья-царевна махнула платочком, и приплыли к ней все гады и рыбы морские.
        - Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете, не слыхали ль, как дойти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что?
        - Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхали.
        Закручинилась Марья-царевна и велела отнести себя домой. Великаны подхватили её, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца.
        Утром рано Марья-царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и вышитую ширинку[43 - Шир?нка - полотенце, утиральник.].
        - Брось клубок перед собой, - куда он покатится, туда и ты иди. Да смотри, куда бы ни пришёл, будешь умываться, чужой ширинкой не утирайся, а утирайся моей.
        Андрей попрощался с Марьей-царевной, поклонился на четыре стороны и пошёл за заставу. Бросил клубок перед собой, клубок покатился - катится да катится, Андрей идёт за ним следом.
        Скоро сказка сказывается, нескоро дело делается. Много царств и земель прошёл Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется. Стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге… Дошёл Андрей до леса, видит - стоит избушка на курьих ножках.
        - Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!


        Избушка повернулась, Андрей вошёл и видит - на лавке сидит седая старуха, прядёт кудель[44 - Куд?ль - пучок льна или шерсти, приготовленный для пряжи.].
        - Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл! Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь.
        Андрей отвечает старухе:
        - Что ты, старая Баба-яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и чёрен, ты наперёд баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь.
        Баба-яга истопила баньку. Андрей выпарился, вымылся, достал женину ширинку и стал ею утираться. Баба-яга спрашивает:
        - Откуда у тебя ширинка? Её моя дочь вышивала.
        - Твоя дочь мне жена, мне и ширинку дала.
        - Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать?
        Тут Баба-яга собрала ужин, наставила всяких кушаньев, вин и медов. Андрей не чванится - сел за стол, давай уплетать. Баба-яга села рядом. Он ест, она выспрашивает: как он на Марье-царевне женился да живут ли они хорошо? Андрей всё рассказал: как женился и как царь послал его туда - не знаю куда, добыть то - не знаю что.
        - Вот бы ты помогла мне, бабушка!
        - Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живёт она в болоте триста лет… Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее.


        Андрей лёг спать, а Баба-яга взяла два голика[45 - Гол?к - берёзовый веник без листьев.], полетела на болото и стала звать:
        - Бабушка, лягушка-скакушка, жива ли?
        - Жива.
        - Выдь ко мне из болота.
        Старая лягушка вышла из болота, Баба-яга её спрашивает:
        - Знаешь ли, где то - не знаю что?
        - Знаю.
        - Укажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда - не знаю куда, взять то - не знаю что.
        Лягушка отвечает:
        - Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесёт твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу.
        Баба-яга взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея:
        - Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке - лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезёт до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет.
        Андрей оделся, взял горшок, сел на коня бабы-яги.
        Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через неё ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит.
        Андрей слез с коня, лягушка ему говорит:
        - Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться.
        Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
        - Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину.
        - Что ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю.
        - Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче.
        Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась - сделалась словно копна сена.
        - Крепко ли держишься?
        - Крепко, бабушка.
        Опять лягушка дулась, дулась - сделалась ещё больше, словно стог сена.
        - Крепко ли держишься?
        - Крепко, бабушка.
        Опять она дулась, дулась - стала выше тёмного леса, да как скакнёт - и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой.
        - Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем - не терем, избу - не избу, сарай - не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдёшь то - не знаю что.
        Андрей пошёл по тропинке, видит: старая изба - не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он туда вошёл и спрятался за печью.
        Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет:
        - Эй, сват Наум, есть хочу!
        Только крикнул, откуда ни возьмись появляется стол накрытый, на нём бочонок пива да бык печёный, в боку нож точёный.
        Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точёный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать.
        Обработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива.
        - Эй, сват Наум, убери объедки!
        И вдруг стол пропал, как и не бывало, - ни костей, ни бочонка…
        Андрей дождался, когда уйдёт мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал:
        - Сват Наум, покорми меня…
        Только позвал, откуда ни возьмись появился стол, на нём разные кушанья, закуски и заедки, вина и мёды. Андрей сел за стол и говорит:
        - Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть-пить вместе.
        Отвечает ему невидимый голос:
        - Спасибо тебе, добрый человек! Столько лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил.
        Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метёлкой сметает, вина и мёды сами в рюмку наливаются - рюмка скок, скок да скок.
        Андрей просит:
        - Сват Наум, покажись мне!
        - Нет, меня никто не может видеть, я то - не знаю что.


        - Сват Наум, хочешь у меня служить?
        - Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый.
        Вот они поели. Андрей и говорит:
        - Ну, прибирай всё да и пойдём со мной.
        Пошёл Андрей из избёнки, оглянулся:
        - Сват Наум, ты здесь?
        - Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану.
        Дошёл Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка:
        - Добрый молодец, нашёл то - не знаю что?
        - Нашёл, бабушка.
        - Садись на меня.
        Андрей опять сел на неё, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку.
        Тут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошёл путём-дорогой в своё царство. Идёт, идёт, обернётся:
        - Сват Наум, ты здесь?
        - Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану.
        Шёл, шёл Андрей, дорога далека - прибились его резвые ноги, опустились его белые руки.
        - Эх, - говорит, - до чего же я уморился!
        А сват Наум ему:
        - Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил.
        Подхватил Андрея буйный вихрь и понёс - горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно.
        - Сват Наум, передохнуть бы!
        Сразу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море. Глядит - где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный…
        Сват Наум говорит Андрею:
        - Отдыхай, ешь, пей да на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько - у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки - не бойся, я к тебе назад вернусь.


        Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нём дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный.
        - Что за чудо? - говорят. - Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем!
        Три корабля бросили якоря, три купца-корабельщика сели на лёгкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает:
        - Пожалуйте, дорогие гости.
        Купцы-корабельщики идут дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают.
        - Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное?
        - Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил.
        Андрей повёл гостей в терем:
        - Эй, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть!
        Откуда ни возьмись явился накрытый стол, на нём - вина и кушанья, чего душа захочет. Купцы-корабельщики только ахают.
        - Давай, - говорят, - добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку.
        - Отчего ж не поменяться? А каковы будут ваши диковинки?
        Один купец вынимает из-за пазухи дубинку.
        - Ей только скажи: «Ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку!» - дубинка сама начнёт колотить, какому хочешь силачу обломает бока.
        Другой купец вынимает из-под полы топор. Повернул его обухом кверху - топор сам начал тяпать. Тяп да ляп - вышел корабль; тяп да ляп - ещё корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают.
        Повернул топор обухом вниз - сразу корабли пропали, словно их и не было.
        Третий купец вынул из кармана дудку. Задудел - войско появилось: иконница, и пехота с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка[46 - Муз?ка - здесь: музыкальные инструменты.] гремит, знамёна развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают.
        Купец задудел с другого конца в дудку - и нет ничего, всё пропало.
        Андрей-стрелок говорит:
        - Хороши ваши диковинки, да мой ст?ит дороже. Хотите меняться - отдавайте мне за моего слугу свата Наума, все три диковинки.
        - Не много ли будет?
        - Как знаете, иначе меняться не стану.
        Купцы думали, думали: «На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны».


        Отдали купцы-корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат:
        - Эй, сват Наум, мы тебя берём с собой! Будешь нам служить верой-правдой?
        Отвечает им невидимый голос:
        - Отчего не служить? Мне всё равно, у кого ни жить.
        Купцы-корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать - пьют, едят, знай покрикивают:
        - Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого!
        Перепились все допьяна, где сидели, там и спать повалились.
        А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился. «Эх, - думает, - где-то теперь мой верный слуга, сват Наум?»
        - Я здесь. Чего надобно?
        Андрей обрадовался:
        - Сват Наум, не пора ли нам на родную сторону, к молодой жене? Отнеси меня домой.
        Опять подхватил Андрея вихрь и понёс в его царство, на родную сторону.
        А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться:
        - Эй, сват Наум, собери-ка нам попить-поесть, живо поворачивайся!
        Сколько ни звали, ни кричали, всё нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны.
        Погоревали купцы-корабельщики: «Эх, надул нас недобрый человек!» - да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно.
        А Андрей-стрелок прилетел на родимую сторону, опустился возле своего домишки, смотрит: вместо домишки обгорелая труба торчит.
        Повесил он голову ниже плеч и пошёл из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит.
        Вдруг откуда ни возьмись прилетает сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой, Марьей-царевной.
        Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать.
        Марья-царевна рассказала:
        - С той поры как ты из дому ушёл, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли.
        Андрей говорит:
        - Сват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить?
        - Отчего нельзя? Сейчас будет исполнено.
        Не успели оглянуться - и дворец поспел, да такой славный, лучше царского, кругом зелёный сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут.
        Взошли Андрей-стрелок с Марьей-царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются. Живут, горя не знают и день, и другой, и третий.
        А царь в то время поехал на охоту, на синее море, и видит - на том месте, где ничего не было, стоит дворец.
        - Какой это невежа без спросу вздумал на моей земле строиться?




        Побежали гонцы, всё разведали и докладывают царю, что тот дворец поставлен Андреем-стрелком и живёт он в нём с молодой женой, Марьей-царевной.
        Ещё пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда - не знаю куда, принёс ли то - не знаю что.
        Побежали гонцы, разведали и докладывают:
        - Андрей-стрелок ходил туда - не знаю куда и добыл то - не знаю что.
        Тут царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дворец разорить дотла, а самого Андрея-стрельца и Марью-царевну предать лютой смерти.
        Увидал Андрей, что идёт на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху.
        Топор тяп да ляп - стоит на море корабль, опять тяп да ляп - стоит другой корабль. Сто раз тяпнул, сто кораблей поплыло по синему морю. Андрей вынул дудку, задудел - появилось войско: иконница, и пехота, с пушками, со знамёнами.
        Начальники скачут, приказа ждут. Андрей приказал начинать сражение. Музыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит царских солдат, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу.
        Царь видит, войско его бежит, кинулся сам к войску - останавливать.
        Тут Андрей вынул дубинку:
        - Ну-ка, дубинка, обломай бока этому царю!
        Дубинка сама пошла колесом, с конца на конец перекидывается по чистому полю; нагнала царя и ударила его в лоб, убила до смерти.
        Тут и сражению конец пришёл. Повалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтобы взял он в свои руки всё государство.
        Андрей спорить не стал. Устроил пир на весь мир и вместе с Марьей-царевной правил этим царством до глубокой старости.
        Морской царь и Василиса Премудрая


        За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею; детей у них не было. Поехал царь по чужим землям, по дальним сторонам; долгое время дома не бывал; на ту пору родила ему царица сына, Ивана-царевича, а царь про то и не ведает.
        Стал он держать путь в своё государство, стал подъезжать к своей земле, а день-то был жаркий-жаркий, солнце так и пекло! И напала на него жажда великая; что ни дать, только бы воды испить!


        Осмотрелся кругом и видит невдалеке большое озеро; подъехал к озеру, слез с коня, прилёг на брюхо и давай глотать студёную воду. Пьёт и не чует беды; ацарь морской ухватил его за бороду.
        - Пусти! - просит царь.
        - Не пущу, не смей пить без моего ведома!
        - Какой хочешь возьми откуп - только отпусти!
        - Давай то, чего дома не знаешь.
        Царь подумал-подумал - чего он дома не знает? Кажись, всё знает, всё ему ведомо, - и согласился. Попробовал - бороду никто не держит; встал с земли, сел на коня и поехал восвояси.
        Вот приезжает домой, царица встречает его с царевичем, такая радостная; аон как узнал про своё милое детище, так и залился горькими слезами. Рассказал царице, как и что с ним было, поплакали вместе, да ведь делать-то нечего, слезами дела не поправишь.
        Стали они жить по-старому; ацаревич растёт себе да растёт, словно тесто на опаре[47 - Оп?ра - тесто в квашне, заправленное дрожжами или закваской.] - не по дням, а по часам, и вырос большой.


        «Сколько ни держать при себе, - думает царь, - а отдавать надобно: дело неминучее!» Взял Ивана-царевича за руку, привёл прямо к озеру.
        - Поищи здесь, - говорит, - мой перстень; яненароком вчера обронил.
        Оставил одного царевича, а сам повернул домой. Стал царевич искать перстень, идёт по берегу, и попадается ему навстречу старушка.
        - Куда идёшь, Иван-царевич?
        - Отвяжись, не докучай, старая ведьма! И без тебя досадно.
        - Ну, оставайся с Богом!
        И пошла старушка в сторону.
        А Иван-царевич пораздумался: «За что обругал я старуху? Дай ворочу её; старые люди хитры и догадливы! Авось что и доброе скажет». И стал ворочать старушку:
        - Воротись, бабушка, да прости моё слово глупое! Ведь я с досады вымолвил: заставил меня отец перстень искать, хожу высматриваю, а перстня нет как нет!
        - Не за перстнем ты здесь; отдал тебя отец морскому царю: выйдет морской царь и возьмёт тебя с собою в подводное царство.
        Горько заплакал царевич.
        - Не тужи, Иван-царевич! Будет и на твоей улице праздник; только слушайся меня, старуху. Спрячься вон за тот куст смородины и притаись тихохонько. Прилетят сюда двенадцать голубиц - всё красных девиц, а вслед за ними и тринадцатая; станут в озере купаться; аты тем временем унеси у последней сорочку и до тех пор не отдавай, пока не подарит она тебе своего колечка. Если не сумеешь этого сделать, ты погиб навеки; уморского царя кругом всего дворца стоит частокол высокий, на целые на десять вёрст, и на каждой спице по голове воткнуто; только одна порожняя, не угоди на неё попасть!
        Иван-царевич поблагодарил старушку, спрятался за смородиновый куст и ждёт поры-времени.
        Вдруг прилетают двенадцать голубиц; ударились о сыру землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной: ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать! Поскидали платья и пустились в озеро: играют, плещутся, смеются, песни поют.
        Вслед за ними прилетела и тринадцатая голубица; ударилась о сыру землю, обернулась красной девицей, сбросила с белого тела сорочку и пошла купаться; ибыла она всех пригожее, всех красивее!
        Долго Иван-царевич не мог отвести очей своих, долго на неё заглядывался да припоминал, что говорила ему старуха, подкрался и унёс сорочку.
        Вышла из воды красная девица, хватилась - нет сорочки, унёс кто-то; бросились все искать, искали, искали - не видать нигде.
        - Не ищите, милые сестрицы! Улетайте домой; ясама виновата - недосмотрела, сама и отвечать буду.
        Сестрицы - красные девицы ударились о сыру землю, сделались голубицами, взмахнули крыльями и полетели прочь. Осталась одна девица, осмотрелась кругом и промолвила:
        - Кто бы ни был таков, у кого моя сорочка, выходи сюда; коли старый человек - будешь мне родной батюшка, коли средних лет - будешь братец любимый, коли ровня мне - будешь милый друг!


        Только сказала последнее слово, показался Иван-царевич. Подала она ему золотое колечко и говорит:
        - Ах, Иван-царевич! Что давно не приходил? Морской царь на тебя гневается. Вот дорога, что ведёт в подводное царство; ступай по ней смело! Там и меня найдёшь; ведь я дочь морского царя, Василиса Премудрая.
        Обернулась Василиса Премудрая голубкою и улетела от царевича.
        А Иван-царевич отправился в подводное царство; видит - и там свет такой же, как у нас, и там поля, и луга, и рощи зелёные, и солнышко греет.
        Приходит он к морскому царю. Закричал на него морской царь:
        - Что так долго не бывал? За вину твою вот тебе служба: есть у меня пустошь на тридцать вёрст и в длину и поперёк - одни рвы, буераки да каменье острое! Чтоб к завтрему было там, как ладонь, гладко, и была бы рожь посеяна, и выросла б к раннему утру так высока, чтобы в ней галка могла схорониться. Если того не сделаешь - голова твоя с плеч долой!
        Идёт Иван-царевич от морского царя, сам слезами обливается. Увидала его в окно из своего терема высокого Василиса Премудрая и спрашивает:
        - Здравствуй, Иван-царевич! Что слезами обливаешься?
        - Как же мне не плакать? - отвечает царевич. - Заставил меня царь морской за одну ночь сровнять рвы, буераки и каменье острое и засеять рожью, чтоб к утру она выросла и могла в ней галка спрятаться.
        - Это не беда, беда впереди будет. Ложись с Богом спать; утро вечера мудренее, всё будет готово!
        Лёг спать Иван-царевич, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и крикнула громким голосом:
        - Гей вы, слуги мои верные! Ровняйте-ка рвы глубокие, сносите каменье острое, засевайте рожью колосистою, чтоб к утру поспело.
        Проснулся на заре Иван-царевич, глянул - всё готово: нет ни рвов, ни буераков, стоит поле, как ладонь, гладкое, и красуется на нём рожь - столь высока, что галка схоронится.
        Пошёл к морскому царю с докладом.
        - Спасибо тебе, - говорит морской царь, - что сумел службу сослужить. Вот тебе другая работа: есть у меня триста скирдов, в каждом скирду по триста копен - всё пшеница белоярая; обмолоти мне к завтрему всю пшеницу чисто-начисто, до единого зёрнышка, а скирдов не ломай и снопов не разбивай. Если не сделаешь - голова твоя с плеч долой!
        - Слушаю, ваше величество! - сказал Иван-царевич.
        Опять идёт по двору да слезами обливается.
        - О чём горько плачешь? - спрашивает его Василиса Премудрая.
        - Как же мне не плакать? Приказал мне царь морской за одну ночь все скирды обмолотить, зерна не обронить, а скирдов не ломать и снопов не разбивать.
        - Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с Богом, утро вечера мудренее.
        Царевич лёг спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
        - Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть - все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.
        Поутру зовёт морской царь Ивана-царевича:
        - Сослужил ли службу?
        - Сослужил, ваше величество!
        - Пойдём посмотрим.
        Пришли на гумно - все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы - все закрома полнёхоньки зерном.
        - Спасибо тебе, брат! - сказал морской царь. - Сделай мне ещё церковь из чистого воску, чтобы к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.
        Опять идёт Иван-царевич по двору, слезами умывается.
        - О чём горько плачешь? - спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.
        - Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.
        - Ну, это ещё не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать, утро вечера мудренее.
        Царевич улёгся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:
        - Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть - все летите сюда и слепите из чистого воску церковь Божию, чтоб к утру была готова!


        Поутру встал Иван-царевич, глянул - стоит церковь из чистого воску, и пошёл к морскому царю с докладом.
        - Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня ни было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства сберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жёны.
        Иван-царевич выбрал Василису Премудрую, тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.
        Ни много ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.
        - Что так грустен, Иван-царевич?
        - Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь.
        - Вот это беда пришла! Если уйдём мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!
        Плюнула Василиса Премудрая в трёх углах, заперла двери в своём тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь.
        На другой день ранёхонько приходят посланные от морского царя - молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери:
        - Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовёт.
        - Ещё рано, мы не выспались, приходите после! - отвечает одна слюнка.
        Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:
        - Не пора-время спать, пора-время вставать!
        - Погодите немного: встанем, оденемся! - отвечает вторая слюнка.
        В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.
        - Сейчас будем! - отвечает третья слюнка.
        Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто.
        Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.
        А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.
        - Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя.
        Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
        - Слышу я людскую молвь и конский топ!
        - Это за нами гонят! - сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зелёным лугом, Ивана-царевича - старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.


        Наезжает погоня:
        - Эй, старичок! Не видал ли ты - не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?
        - Нет, люди добрые, не видал, - отвечает Иван-царевич. - Сорок лет, как пасу на этом месте, - ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
        Воротилась погоня назад:
        - Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видали только: пастух овечку пасёт.
        - Что ж не хватали? Ведь это они были! - закричал морской царь и послал новую погоню.
        А Иван-царевич с Василисою Премудрою давным-давно скачут на борзых конях.
        - Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя.
        Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
        - Слышу я людскую молвь и конский топ.
        - Это за нами гонят! - сказала Василиса Премудрая.
        Сама сделалась церковью, Ивана-царевича обратила стареньким попом, а лошадей - деревьями.
        Наезжает погоня:
        - Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?
        - Нет, люди добрые, не видал. Сорок лет тружусь в этой церкви - ни одна птица мимо не пролётывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!
        Повернула погоня назад:
        - Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха с овечкою; только в пути видели что церковь да попа-старика.
        - Что же вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! - закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою Премудрою.
        А они далеко уехали.
        Опять говорит Василиса Премудрая:
        - Иван-царевич! Припади к сырой земле - не слыхать ли погони?
        Слез Иван-царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:
        - Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.
        - Это сам царь скачет.
        Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича - селезнем, а сама сделалась уткою.
        Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень, ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху… вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнёт; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнёт!
        Бился, бился, так ничего и не смог сделать.
        Поскакал царь морской в своё подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.
        Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.
        - Подожди меня в этом лесочке, - говорит Иван-царевич Василисе Премудрой, - я пойду доложусь наперёд отцу, матери.
        - Ты меня забудешь, Иван-царевич!
        - Нет, не забуду.
        - Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, когда станут два голубка в окна биться!
        Пришёл Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его. На радостях позабыл Иван-царевич про Василису Премудрую.
        Живёт день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься к какой-то королевне.


        Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне[48 - Просв?рня - женщина при церкви, которая пекла просвиры - священный хлеб.] в работницы. Стали просвиры готовить. Василиса Премудрая взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.
        - Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?
        - А что будет? Съедим их - вот и всё!
        - Нет, не угадала!
        Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно - и в ту же минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь.
        Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашёл её у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привёл к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.


        Сказка о молодильных яблоках и живой воде


        В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Фёдором, второго Василием, а младшего Иваном. Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко - помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу - будет видеть.
        Царь собирает пир на весь мир, зовёт на пир князей и бояр и говорит им:
        - Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привёз бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
        Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит старший сын царевич Фёдор и говорит:
        - Неохота мне в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
        Пошёл Фёдор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, а ради крепости… Отправился Фёдор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился…


        Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трёх дорог.
        Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись написана:
        «Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть».
        Поразмыслил Фёдор-царевич: «Давай поеду, где женату быть».
        И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
        - Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
        - Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать. Мне надо вперёд двигаться.
        - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
        Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
        Только лёг Фёдор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую…
        Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир, зовёт князей и бояр и говорит им:
        - Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников - привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
        Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:
        - Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки.
        Идёт Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздаёт узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою.
        Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился… Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
        «Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть».
        Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
        - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого…
        Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
        Только Василий-царевич лёг к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье.
        А там спрашивают:
        - Кто летит?
        - Василий-царевич. А кто сидит?
        - Фёдор-царевич.
        - Вот, братан[49 - Брат?н - старший брат.], попали!
        Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает пир, зовёт князей и бояр:
        - Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
        Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит младший сын Иван-царевич и говорит:
        - Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство - поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать ещё моих братцев.
        Дал ему царь благословеньице. Пошёл Иван-царевич в конюший двор - выбрать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит - тот с ног валится…
        Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идёт, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка.
        - Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
        - Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу найти коня по разуму.
        - Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять - будет тебе конь по разуму.
        Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич - не шелохнётся. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил.
        И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, ради славушки молодецкой.
        Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился… Доехал он до росстаней и поразмыслил:
        «Направо ехать - коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать - женату быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать - коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня».


        И поворотил он по той дороге, где коня спасти - себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зелёным лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и наезжает на избушку.
        Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
        - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.


        Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашёл он в неё, а там сидит Баба-яга старых лет, шёлковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.
        - Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл.
        А Иван-царевич ей:
        - Ах ты, Баба-яга - костяная нога, не поймавши птицу - теребишь, не узнавши молодца - хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улёгся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать - чей да откуда.


        Вот Баба-яга это дело всё справила - Ивана-царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать:
        - Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
        - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озёр, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
        - Ну, дитя моё милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки - у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро…
        - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
        - Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезёт он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
        Иван-царевич поутру встаёт ранёхонько, умывается белёшенько. Благодарит Бабу-ягу за ночлег и поехал на её коне.
        Вдруг он и говорит коню:
        - Стой! Перчатку обронил.
        А конь отвечает:
        - В кою пору ты говорил, я уж двести вёрст проскакал…
        Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
        - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти.
        Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом. Вдруг слышно - конь заржал, и конь под Иваном-царевичем откликнулся.
        Кони-то были одностадные.
        Услышала это Баба-яга - ещё старее той - и говорит:
        - Приехала ко мне, видно, сестрица в гости.
        И выходит на крыльцо:
        - Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл.
        А Иван-царевич ей:
        - Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила…
        Баба-яга это дело всё справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постелю уложила - и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
        - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке…
        - Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
        - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
        - Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня научит, что делать.
        Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встаёт ранёхонько, умывается белёшенько. Благодарит Бабу-ягу за ночлег и поехал на её коне. А этот конь ещё бойчей того.
        Вдруг Иван-царевич говорит:
        - Стой! Перчатку обронил.
        А конь отвечает:
        - В кою пору ты говорил, я уж триста вёрст проскакал.
        Нескоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера - красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
        - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
        Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликнулся. Выходит на крыльцо Баба-яга, старых лет, ещё старее той. Поглядела - конь её сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный…


        Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят - ночлег каждому: ипешему и конному, и бедному и богатому.
        Баба-яга всё дело справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
        - Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
        - Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая богатырка. Вокруг её царства - стена три сажени[50 - Саж?нь - древнерусская мера длины, расстояние размаха рук от кончиков пальцев одной до кончиков пальцев другой.] вышины, сажень толщины, у ворот стража - тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моём добром коне. Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью нехлёстанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесёт.
        Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на её доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озёра хвостом заметает.
        Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит - тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьёт его плетью нехлёстанной. Конь осерчал и перемахнул через стену.
        Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит - стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней колодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.
        Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит.


        Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал её и вышел… Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом:
        - Не послушался ты, Иван-царевич, вошёл в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить.
        Иван-царевич бьёт коня плетью нехлёстанной.
        - Ах ты, конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять!
        Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об неё одной подковой - на стене струны запели и колокола зазвонили.
        Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу:
        - Вставайте, у нас покража большая!
        Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
        Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей Бабы-яги, а у неё уже конь выведенный, готовый.
        Он - со своего коня да на этого и опять вперёд погнал… Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у Бабы-яги:
        - Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
        - Нет, дитятко.
        - Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?


        - Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка.
        - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
        - Что ты, дитятко, живо справлюсь…
        Пошла Баба-яга доить корову - доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
        Доезжает Иван-царевич до середней Бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он - за дверь, а девица Синеглазка - в дверь:
        - Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезживал ли добрый молодец?
        - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков.
        - Да ты долго печь будешь.
        - Что ты, дитятко, живо справлю…
        Напекла Баба-яга блинков - печёт, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваном-царевичем.
        Он доезжает до младшей Бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он - за дверь, Синеглазка - в дверь и спрашивает у Бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
        - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
        - Да ты долго топить будешь.
        - Что ты, дитятко, живо справлю…
        Истопила Баба-яга баньку, всё изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон[51 - В суг?н - в погоню.]. Конь её с горки на горку поскакивает, реки, озёра хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать.
        Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:
        - Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл?
        А он ей:
        - Что же, давай разъедемся на три прыска[52 - Прыск (лошадиный) - мах, скок.] лошадиных, давай силу пробовать.
        Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили - не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
        Боролись с утра до вечера - красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу грудь.
        Иван-царевич и говорит ей:
        - Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
        Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатёр в чистом поле, на широком раздолье, на зелёных лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись.
        Девица Синеглазка ему говорит:
        - Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай… Через три года жди меня в своём царстве.
        Сели они на коней и разъехались… Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается, - доезжает Иван-царевич до росстаней, до трёх дорог, где плита-камень, и думает: «Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести».
        И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть… И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные…
        Иван-царевич взошёл на крыльцо, стукнул кольцом - маковки на тереме зашатались, оконницы покривились.
        Выбегает прекрасная девица.
        - Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
        Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьёт, сколько под стол льёт. Повела его прекрасная девица в спальню:
        - Ложись, Иван-царевич, спать-почивать.
        А Иван-царевич столкнул её на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую. Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
        - Кто там живой?
        А из ямы отвечают:
        - Фёдор-царевич да Василий-царевич.
        Он их из ямы вынул - они лицом черны, землёй уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой - стали они опять прежними.
        Сели они на коней и поехали… Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:
        - Покараульте моего коня, а я лягу отдохну.
        Лёг он на шёлковую траву и богатырским сном заснул. А Фёдор-царевич и говорит Василию-царевичу:
        - Вернёмся мы без живой воды, без молодильных яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлёт гусей пасти.
        Василий-царевич отвечает:
        - Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмём и отцу в руки отдадим.
        Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
        Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит - только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат - бьёт их непогода.
        Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.
        Унялась непогода, летит большая птица Нагай.
        Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
        - Детушки мои милые, не убила ли вас погодушка-ненастье?
        - Не кричи, мать, нас сберёг русский человек, своим кафтаном укрыл.
        Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
        - Для чего ты сюда попал, милый человек?
        - Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
        - Ты моих детей сберёг, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
        - Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону?


        Нагай-птица ему отвечает:
        - Достань мне два чана - пудов по двенадцати - мяса.
        Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагай-птице на правое плечо, а другой чан - на левое, сам сел ей на хребет.
        Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
        Она летит, а он ей подаёт да подаёт… Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
        Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
        - Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
        Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула:
        - Приставь на место.
        Иван-царевич приставил - мясо и приросло к костям.
        - Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
        Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошёл путём-дорогой на родную сторону.
        Пришёл он в столицу и узнаёт, что Фёдор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему здоровьем крепок и глазами зорок.
        Не пошёл Иван-царевич к отцу, к матери, а собрал он пьяниц, кабацкой голи и давай гулять по кабакам.
        В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро сказка сказывается, нескоро дело делается - прошло три года.
        Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича. Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зелёных лугах раскинула шатёр белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:
        - Царь, отдай царевича. Не отдашь - всё царство потопчу, пожгу, тебя в полон[53 - Пол?н - плен.] возьму.


        Царь испугался и посылает старшего - Фёдора-царевича. Идёт Фёдор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:
        - Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идёт?
        - Нет, детушки, это ваш дяденька.
        - А что прикажешь с ним делать?
        - А вы, детушки, угостите его хорошенько.
        Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Фёдора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унёс.
        А Синеглазка опять посылает к царю:
        - Отдай царевича…
        Пуще испугался царь и посылает середнего - Василия-царевича. Он приходит к шатру. Выбегают два мальчика:
        - Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идёт?
        - Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько.
        Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унёс. А Синеглазка в третий раз посылает к царю:
        - Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдёте - всё царство потопчу, пожгу.
        Царь ещё пуще испугался, посылает за Фёдором-царевичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича.


        Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблочки, а самого бросили в пропасть.
        Услышал это царь и залился слезами.
        А в ту пору Иван-царевич сам идёт к Синеглазке, и с ним идёт голь кабацкая. Они под ногами сукна рвут и в стороны мечут. Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика:
        - Матушка, матушка, к нам какой-то пьяница идёт с голью кабацкой!
        А Синеглазка им:
        - Возьмите его за белые руки, ведите в шатёр. Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал.
        Тут Ивана-царевича взяли за белые руки, ввели в шатёр. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нём сменила и спать уложила. А голи кабацкой по стаканчику поднесла, и они домой отправились.
        На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир - честным пирком да и за свадебку. Фёдору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде…
        Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в её девичье царство.
        Тут и сказке конец.
        Марья Моревна


        В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич. У него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна. Отец и мать у них померли. Умирая, они сыну наказывали:
        - Кто первый за сестёр станет свататься, за того и отдавай - при себе не держи долго.
        Царевич похоронил родителей и с горя пошёл с сёстрами во зелёный сад погулять.
        Вдруг находит на небо туча чёрная, встаёт гроза страшная.
        - Пойдёмте, сестрицы, домой, - говорит Иван-царевич.


        Только пришли во дворец - как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол. Ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:
        - Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришёл сватом: хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.
        - Коли люб ты сестрице, я её не держу - пусть идёт.
        Марья-царевна согласилась. Сокол женился и унёс её в своё царство.
        Дни идут за днями, часы бегут за часами - целого года как не бывало. Пошёл Иван-царевич с двумя сёстрами во зелёный сад погулять. Опять встаёт туча с вихрем, с молнией.
        - Пойдёмте, сестрицы, домой, - говорит царевич.
        Только пришли во дворец - как ударил гром, распалась крыша, раздвоился потолок, и влетел орёл. Ударился орёл об пол и сделался добрым молодцем.
        - Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ездил, а теперь пришёл сватом.
        И посватал Ольгу-царевну.
        Отвечает Иван-царевич:
        - Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идёт, я с неё воли не снимаю.
        Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж. Орёл подхватил её и унёс в своё царство.
        Прошёл ещё один год. Говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:
        - Пойдём, во зелёном саду погуляем.
        Погуляли немножко. Опять встаёт туча с вихрем, с молнией.
        - Вернёмся, сестрица, домой!
        Вернулись домой, не успели сесть - как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон. Ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем. Прежние были хороши собой, а этот ещё лучше.
        - Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришёл сватом: отдай за меня Анну-царевну.
        - Я с сестрицы воли не снимаю. Коли ты полюбился ей, пусть идёт за тебя.
        Вышла за ворона Анна-царевна, и унёс он её в своё государство.
        Остался Иван-царевич один. Целый год жил без сестёр, и сделалось ему скучно.
        - Пойду, - говорит, - искать сестриц.
        Собрался в дорогу, шёл, шёл и видит: лежит в поле рать - сила побитая. Спрашивает Иван-царевич:
        - Коли есть тут жив человек, отзовись: кто побил это войско великое?
        Отозвался ему жив человек:
        - Всё это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.


        Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна.
        - Здравствуй, царевич. Куда тебя бог несёт - по воле аль по неволе?
        Отвечает ей Иван-царевич:
        - Добрые молодцы по неволе не ездят.
        - Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.
        Иван-царевич тому и рад: две ночи в шатрах ночевал. Полюбился Марье Моревне и женился на ней.
        Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в своё государство. Пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться. Покидает она на Ивана-царевича всё хозяйство и приказывает:
        - Везде ходи, за всем присматривай, только в этот чулан не заглядывай.
        Он не вытерпел: как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул - а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.
        Просит Кощей у Ивана-царевича:
        - Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил - совсем в горле пересохло.
        Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и ещё запросил:
        - Мне одним ведром не залить жажды. Дай ещё!
        Царевич подал другое ведро. Кощей выпил и запросил третье; акак выпил третье ведро, взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.
        - Спасибо, Иван-царевич, - сказал Кощей Бессмертный, - теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих.
        И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил её и унёс к себе.
        А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошёл в путь-дорогу: «Что ни будет, а разыщу Марью Моревну».
        Идёт день, идёт другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец. У дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
        - Ах, шурин мой любезный!
        Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит:
        - Не могу у вас гостить долго: яиду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.
        - Трудно тебе сыскать её, - отвечает сокол. - Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на неё смотреть, про тебя вспоминать.
        Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошёл в дорогу.
        Шёл он день, шёл другой, на рассвете третьего видит дворец ещё лучше первого. Возле дворца дуб стоит, на дубу орёл сидит.
        Слетел орёл с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
        - Вставай, Ольга-царевна, милый наш братец идёт!
        Ольга-царевна тотчас прибежала, стала его целовать, обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.
        Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:
        - Дольше гостить мне некогда: яиду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.
        Отвечает орёл:
        - Трудно тебе сыскать её. Оставь у нас серебряную вилку: будем на неё смотреть, тебя вспоминать.
        Он оставил серебряную вилку и пошёл в дорогу.
        День шёл, другой шёл, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух. Возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит. Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
        - Анна-царевна, поскорей выходи, наш братец идёт!
        Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.
        Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:
        - Прощайте. Пойду жену искать, Марью Моревну, прекрасную королевну.
        Отвечает ворон:
        - Трудно тебе сыскать её. Оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на неё смотреть, тебя вспоминать.
        Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошёл в дорогу.
        День шёл, другой шёл, а на третий добрался до Марьи Моревны.
        Увидала она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:
        - Ах, Иван-царевич, зачем ты меня не послушался - посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного?
        - Прости, Марья Моревна, не поминай старого. Лучше поедем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного. Авось не догонит!
        Собрались и уехали. А Кощей на охоте был. К вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.


        - Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?
        Отвечает конь:
        - Иван-царевич приходил, Марью Моревну увёз.
        - А можно ли их догнать?
        - Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать её, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть да тогда вдогонь ехать - и то поспеем.
        Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.
        - Ну, - говорит, - первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил; ив другой раз прощу, а в третий берегись - на куски изрублю.


        Отнял у него Марью Моревну и увёз. А Иван-царевич сел на камень и заплакал.
        Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревной. Кощея Бессмертного дома не случилось.
        - Поедем, Марья Моревна!
        - Ах, Иван-царевич, он нас догонит!
        - Пускай догонит. Мы хоть часок-другой проведём вместе.
        Собрались и уехали.
        Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
        - Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?
        - Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.
        - А можно ли их догнать?
        - Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяну напиться, до отвалу наесться, выспаться да тогда вдогонь ехать - и то поспеем.
        Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:
        - Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!
        Отнял её и унёс к себе.
        Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревной. На ту пору Кощея дома не случилось.
        - Поедем, Марья Моревна!
        - Ах, Иван-царевич, ведь он догонит, тебя в куски изрубит!
        - Пускай изрубит, я без тебя жить не могу!
        Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
        - Что ты спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?
        - Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.
        Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоляную бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увёз.
        В то самое время у зятьёв Ивана-царевича серебро почернело.


        - Ах, - говорят они, - видно, беда приключилась!
        Орёл бросился на синее море, схватил и вытащил бочку на берег. Сокол полетел за живою водою, а ворон - за мёртвою.
        Слетелись все трое в одно место, разрубили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно.
        Ворон брызнул мёртвою водою - тело срослось, соединилось. Сокол брызнул живою водою - Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:
        - Ах, как я долго спал!
        - Ещё бы дольше проспал, если бы не мы, - отвечали зятья. - Пойдём теперь к нам в гости.
        - Нет, братцы, я пойду искать Марью Моревну.
        Приходит к ней и просит:
        - Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.
        Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Кощей сказал:
        - За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живёт Баба-яга. У ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у неё и других славных кобылиц. Я у неё три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то Баба-яга дала мне одного жеребёночка.
        - Как же ты через огненную реку переправился?
        - А у меня есть такой платок - как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост и огонь его не достанет.
        Марья Моревна выслушала, пересказала всё Ивану-царевичу. И платок унесла да ему отдала.
        Иван-царевич переправился через огненную реку и пошёл к Бабе-яге. Долго шёл он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит:
        - Съем-ка я одного цыплёночка!
        - Не ешь, Иван-царевич, - просит заморская птица. - В некоторое время я пригожусь тебе.
        Пошёл он дальше. Видит в лесу улей пчёл.
        - Возьму-ка я, - говорит, - сколько-нибудь медку.
        Пчелиная матка отзывается:
        - Не тронь моего мёду, Иван-царевич. В некоторое время я тебе пригожусь.
        Он не тронул и пошёл дальше. Попадается ему навстречу львица со львёнком.
        - Съем я хоть этого львёнка. Есть так хочется, ажно тошно стало.
        - Не тронь, Иван-царевич, - просит львица. - В некоторое время я тебе пригожусь.
        - Хорошо, пусть будет по-твоему.
        Побрёл голодный. Шёл, шёл - стоит дом Бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.
        - Здравствуй, бабушка!
        - Здравствуй, Иван-царевич. Пошто пришёл - по своей доброй воле аль по нужде?
        - Пришёл заслужить у тебя богатырского коня.
        - Изволь, царевич, у меня ведь не год служить, а всего-то три дня. Если упасёшь моих кобылиц - дам тебе богатырского коня, а нет - то не гневайся: торчать твоей голове на последнем шесте.
        Иван-царевич согласился. Баба-яга его накормила, напоила и велела за дело приниматься.
        Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались.
        Не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали.
        Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.
        Солнышко уж на закате, прилетела заморская птица и будит его:
        - Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома.
        Царевич встал, домой пошёл. А Баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
        - Зачем вы домой воротились?
        - Как же было нам не воротиться! Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.
        - Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.
        Переспал ночь Иван-царевич. Наутро Баба-яга ему говорит:
        - Смотри, царевич, если не упасёшь кобылиц, если хоть одну потеряешь - быть твоей буйной головушке на шесте!
        Погнал он кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам.
        Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул. Солнышко село за лес.
        Прибежала львица:
        - Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны.
        Иван-царевич встал и пошёл домой. Баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц:
        - Зачем домой воротились?
        - Как же нам было не воротиться! Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.
        - Ну, вы завтра забегите в сине море.
        Опять переспал ночь Иван-царевич. Наутро посылает его Баба-яга кобылиц пасти:
        - Если не упасёшь - быть твоей буйной головушке на шесте.
        Он погнал кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море, стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.
        Солнышко за лес село, прилетела пчёлка и говорит:
        - Вставай, царевич! Кобылицы все собраны. Да как воротишься домой, Бабе-яге на глаза не показывайся, поди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребёнок - в навозе валяется. Ты возьми его и в глухую полночь уходи из дому.
        Иван-царевич пробрался в конюшню, улёгся за яслями. Баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
        - Зачем воротились?
        - Как же нам было не воротиться! Налетело пчёл видимо-невидимо, со всего света, и давай нас со всех сторон жалить до крови.
        Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич взял у неё паршивого жеребёнка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону - и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост.
        Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза - остался через реку мост тоненьки Баба-яга - паршивого жеребёнка видом не видать.
        Бросилась в погоню. Во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.


        Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хорош мост».
        Поехала по мосту, только добралась до середины - мост обломился, и Баба-яга в реку свалилась. Тут ей и лютая смерть приключилась.
        Иван-царевич откормил жеребёнка в зелёных лугах; стал из него чудный конь.
        Приезжает царевич к Марье Моревне. Она выбежала, бросилась к нему на шею:
        - Как тебе удалось от смерти избавиться?
        - Так и так, - говорит, - поедем со мной.
        - Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену.
        - Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.
        Сели они на коня и поехали.
        Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.
        - Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Аль чуешь какую невзгоду?
        - Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увёз.
        - А можно ли их догнать?
        - Не знаю. Теперь у Ивана-царевича конь богатырский, лучше меня.
        - Нет, не утерплю, - говорит Кощей Бессмертный, - поеду в погоню!
        Долго ли, коротко ли - нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею. В те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал[54 - Докон?ть - погубить.] его палицей.
        После того накидал царевич груду дров, развёл огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру.


        Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:
        - Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть! Ну, недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать - другой не найти.
        Погостили они, попировали и поехали в своё царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.


        Сивка-бурка


        Жил-был старик, и было у него три сына: двое умных, а третий - Иванушка-дурачок; день и ночь дурачок на печи. Посеял старик пшеницу, и выросла пшеница богатая, да повадился ту пшеницу кто-то по ночам толочь и травить. Вот старик и говорит детям:
        - Милые мои дети, стерегите пшеницу каждую ночь поочерёдно, поймайте мне вора.
        Приходит первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать: он забрался на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит: всю ночь-де не спал, иззяб, а вора не видал.
        На вторую ночь пошёл средний сын и также всю ночку проспал на сеновале. На третью ночь приходит черёд дураку идти. Взял он аркан и пошёл. Пришёл на межу и сел на камень: сидит - не спит, вора дожидается.
        В самую полночь прискакал на пшеницу разношёрстный конь: одна шерстинка золотая, другая - серебряная; бежит - земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть: не столько ест, сколько топчет.
        Подкрался дурак на четвереньках к коню и разом накинул ему на шею аркан. Рванулся конь изо всех сил - не тут-то было. Дурак упёрся, аркан шею давит. И стал тут конь дурака молить:
        - Отпусти ты меня, Иванушка, а я тебе великую сослужу службу!
        - Хорошо, - отвечает Иванушка-дурачок. - Да как я тебя потом найду?
        - Выйди за околицу, - говорит конь, - свистни три раза и крикни: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» - я тут и буду.


        Отпустил коня Иванушка-дурачок и взял с него слово - пшеницы больше не есть и не топтать.
        - Ну что, дурак, видел? - спрашивают братья.
        - Поймал я, - говорит Иванушка, - разношёрстного коня. Пообещался он больше не ходить на пшеницу - вот я его и отпустил.
        Посмеялись вволю братья над дураком, только уж с этой ночи никто пшеницы не трогал. Скоро после этого стали по деревням и городам бирючи от царя ходить, клич кликать: собирайтесь-де, бояре и дворяне, купцы и мещане, и простые крестьяне, все к царю на праздник, на три дня; берите с собой лучших коней; икто на коне до царевнина терема доскочит и с царевниной руки перстень снимет, за того царь царевну замуж отдаст.
        Стали собираться на праздник и Иванушкины братья; не то чтобы уж самим скакать, а хоть на других посмотреть. Просится и Иванушка с ними.
        - Куда тебе, дурак! - говорят братья. - Людей, что ли, хочешь пугать? Сиди себе на печи да золу пересыпай.
        Уехали братья; аИванушка-дурачок взял у невесток лукошко и пошёл грибы брать. Вышел Иванушка в поле, лукошко бросил, свистнул три раза и крикнул: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» Конь бежит - земля дрожит, из ушей пламя, из ноздрей дым столбом валит. Прибежал - и стал конь перед Иванушкой как вкопанный.
        - Ну, - говорит, - влезай мне, Иванушка, в правое ухо, а в левое вылезай.
        Влез Иванушка к коню в правое ухо, а в левое вылез - и стал таким молодцем, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать.
        Сел тогда Иванушка на коня и поскакал на праздник к царю. Прискакал на площадь перед дворцом, видит - народу видимо-невидимо; ав высоком терему, у окна, царевна сидит: на руке перстень - цены нет, собою красавица из красавиц. Никто до неё скакать и не думает: никому нет охоты шею ломать.


        Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бёдрам, осерчал конь, прыгнул - только на три венца до царевнина окна недопрыгнул.
        Удивился народ, а Иванушка повернул коня и поскакал назад. Братья его не скоро посторонились, так он их шелковой плёткой хлестнул. Кричит народ: «Держи, держи его!» - а Иванушкин уж и след простыл.
        Выехал Иван из города, слез с коня, влез к нему в левое ухо, в правое вылез и стал опять прежним Иванушкой-дурачком. Отпустил Иванушка коня, набрал лукошко мухоморов и принёс домой.
        - Вот вам, хозяюшки, грибков, - говорит.
        Рассердились тут невестки на Ивана:
        - Что ты, дурак, за грибы принёс? Разве тебе одному их есть?
        Усмехнулся Иван и опять залёг на печь.
        Пришли братья домой и рассказывают отцу, как они в городе были и что видели; аИванушка лежит на печи да посмеивается.
        На другой день старшие братья опять на праздник поехали, а Иванушка взял лукошко и пошёл за грибами.
        Вышел в поле, свистнул, гаркнул: «Сивка-бурка, вещий каурка! Стань передо мной, как лист перед травой!» Прибежал конь и стал перед Иванушкой как вкопанный.
        Перерядился опять Иван и поскакал на площадь. Видит - на площади народу ещё больше прежнего; все на царевну любуются, а прыгать никто и не думает: кому охота шею ломать! Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бёдрам; осерчал конь, прыгнул - и только на два венца до царевнина окна не достал. Поворотил Иванушка коня, хлестнул братьев, чтоб посторонились, и ускакал.
        Приходят братья домой, а Иванушка уже на печи лежит, слушает, что братья рассказывают, и посмеивается.
        На третий день опять братья поехали на праздник, прискакал и Иванушка. Стегнул он своего коня плёткой. Осерчал конь пуще прежнего: прыгнул - и достал до окна. Иванушка поцеловал царевну в сахарные уста, схватил с её пальца перстень, повернул коня и ускакал, не позабывши братьев плёткой огреть.
        Тут уж и царь и царевна стали кричать: «Держи, держи его!» - а Иванушкин и след простыл.
        Пришёл Иванушка домой - одна рука тряпкой обмотана.
        - Что это у тебя такое? - спрашивают Ивана невестки.
        - Да вот, - говорит Иван, - искавши грибов, сучком накололся. - И полез на печь.
        Пришли братья, стали рассказывать, что и как было. А Иванушке на печи захотелось на перстенёк посмотреть: как приподнял он тряпку, избу всю так и осияло.


        - Перестань, дурак, с огнём баловать! - крикнули на него братья. - Ещё избу сожжёшь. Пора тебя, дурака, совсем из дому прогнать.
        Дня через три идёт от царя клич, чтобы весь народ, сколько ни есть в его царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться, а кто царским пиром побрезгует - тому голову с плеч.
        Нечего тут делать; пошёл на пир сам старик со всей семьёй. Пришли, за столы дубовые посадилися; пьют и едят, речь гуторят. В конце пира стала царевна мёдом из своих рук гостей обносить. Обошла всех, подходит к Иванушке последнему; ана дураке-то платьишко худое, весь в саже, волосы дыбом, одна рука грязной тряпкой завязана… просто страсть.
        - Зачем это у тебя, молодец, рука обвязана? - спрашивает царевна. - Развяжи-ка.
        Развязал Иванушка руку, а на пальце царевнин перстень - так всех и осиял.
        Взяла тогда царевна дурака за руку, подвела к отцу и говорит:
        - Вот, батюшка, мой суженый.
        Обмыли слуги Иванушку, причесали, одели в царское платье, и стал он таким молодцем, что отец и братья глядят - и глазам своим не верят.
        Сыграли свадьбу царевны с Иванушкой и сделали пир на весь мир. Я там был: мёд, пиво пил; по усам текло, а в рот не попало.
        Сказка о Василисе, золотой косе, непокрытой красе, и об Иване Горохе


        Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь. Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на неё царь с царицею, ещё мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал её лица, а царевна-краса называлась Василиса, Золотая коса; никуда она из терема не ходила, вольным воздухом не дышала. Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы её густые, златошёлковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; ицаревну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.
        Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.
        Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать; чтоб цари и царевичи съезжались-сбирались к нему пировать, а сам пошёл в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решётки золотой, на сад зелёный, лужок цветной, захотела она погулять; попросила её отпустить в сад - с девицами поиграть.
        - Государь-батюшка! - она говорила. - Я ещё свету божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться.
        Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зелёном лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо её было открыто, красота без покрова…


        Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал её вихорь! И унесло Василису, Золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвёртое, в область Змея Лютого.
        Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
        - Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унёс наше солнышко, Василису-красу, Золотую косу, и неведомо - куда.
        Всё рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
        Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?
        - Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю - куда.
        Рассказал всё, как было.
        Пошёл говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли её. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.


        Два царевича молодые, братья удалые Василисы, Золотой косы, видя слёзы отца-матери, стали просить родителей:
        - Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
        - Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда ж вы поедете?
        - Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем её!
        Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
        Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных:
        - Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, Золотая коса?
        И от встречных в ответ им:
        - Мы её не знали, где она - не слыхали.
        Дав ответ, идут в сторону.
        Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, Золотой косе, непокрытой красе?


        - Эх, дружки! - отвечал старик. - Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Змей Лютый запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронёс мимо города вихорь царевну прекрасную.
        Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.
        На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решётку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
        Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повёртываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
        - Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевёртывается. Скройтесь, братья!
        Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
        - Кто тут живой человек?
        - Мы, Змей Лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли.
        - А, это вы, молодцы! - вскрикнул Змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!
        И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мёртвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
        Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.
        - Змей Лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полёт, неужели тебе супротивника нет?
        - Ещё не пора, - молвил Змей, - на роду моём написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.


        Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали.
        Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струёю ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелёшенько; горошинка растёт да растёт, а царицу всё тягчит да гнетёт.
        Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растёт он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и всё прибывает в нём силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестёр, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унёс неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
        - Батюшка, матушка, - просится Иван Горох, - и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
        - Что ты, дитя моё! - в один голос сказали царь и царица. - Ты ещё зеленёхонек-молодёхонек; братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдёшь, пропадёшь.
        - Авось не пропаду! - сказал Иван Горох. - А братьев и сестры доискаться хочу.
        Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; впуть-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
        Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес тёмный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевёртывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
        - Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на неё, - стань к лесу задом, ко мне передом!
        И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
        - Кого Бог несёт?




        Иван поклонился, спросить торопился:
        - Не видала ли, бабушка, вихря залётного? В какую он сторону уносит красных девиц?
        - Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!
        - Как бы дойти к нему? - спросил Иван.
        - Что ты, мой свет, Змей проглотит тебя!
        - Авось не проглотит!
        - Смотри, богатырь, головы не спасти; аесли вернёшься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснёшься - помолодеешь! - примолвила она, через силу шевеля губами.
        - Добуду - принесу, бабушка! Слово даю.
        - Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдёшь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
        - Спасибо, бабушка!
        - Не на чем, батюшка!
        Вот Иван Горох пошёл в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошёл он три государства, дошёл и до змеиного царства.
        Перед городскими воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
        - Есть, да не велено сказывать, - отвечал ему нищий.
        Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошёл.
        На ту пору Василиса-краса, Золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нём пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
        Услышав, что пришёл Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.
        - Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро Змей будет, увидит - погубит!
        - Сестрица любезная! - ответил ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
        - Да разве ты - Горох, - спросила Василиса, коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?
        - Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шёл я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
        - Что же ты пьёшь, братец?
        - По ведру мёду сладкого, сестрица любезная!
        Василиса, коса золотая, велела принести ведро мёду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое. Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.
        - Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, а теперь поверю, что ты Иван Горох.
        - Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги.
        Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.
        - Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул Змея Лютого.
        - Ну, видно, я потяжелее, - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошёл на улицу, из палат в кузницу.
        И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пудов.
        Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут - едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой - бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся.




        Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадёт, стены прошибёт, людей передавит, а в море упадёт - море расплеснёт, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошёл, да только сказать велел, когда посох назад полетит.
        Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит. Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошёл во дворец.
        Вдруг послышался страшный свист - мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; свиду Змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, ещё за десять вёрст весь дворец начнёт повёртываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит - дворец с места не трогается. Видно, седок есть! Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь-вихорь тряхнул чёрною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.
        - Ого! - заревел Змей Лютый. - Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришёл богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут.
        - Увидим, как тут, - молвил Иван Горох.
        А Змей с вихря кричит:
        - Расходись, Горох, не катайся!
        - Лютый Змей, разъезжайся! - Иван отвечал, посох поднял.
        Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копьё - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся.
        - Теперь я тебя! - зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушёл через два в третье царство.
        Народ шапки вверх побросал, Ивана царём величал. Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
        - Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея.
        Иван добыл и живо-мёртвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
        - Долго спали мы; бог весть, что сделалось!
        - Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, - сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.
        Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, Золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвёртое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в путь провожала.
        Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослали во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая.
        В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.
        Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мёд рекой!
        Деды дедов там были, мёд пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державой, и в роды родов славилось имя царя Гороха.


        Кузьма Скоробогатый
        Жил-проживал Кузьма один-одинёшенек в тёмном лесу. Ни скинуть, ни надеть у него ничего не было, а постлать - и не заводил.
        Вот поставил он капкан. Утром пошёл посмотреть - попала лисица.
        - Ну, лисицу теперь продам, деньги возьму, на то и жениться буду.
        Лисица ему говорит:
        - Кузьма, отпусти меня, я тебе великое добро доспею, сделаю тебя Кузьмой Скоробогатым, только ты изжарь мне одну курочку с масличком - пожирнее.
        Кузьма согласился. Изжарил курочку.
        Лиса наелась мясца, побежала в царские заповедные луга и стала на тех заповедных лугах кататься.
        - У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела - пила и ела, завтра звали, опять пойду.
        Бежит волк и спрашивает:
        - Чего, кума, катаешься, лаешь?
        - Как мне не кататься, не лаять! У царя была в гостях, чего хотела - пила и ела, завтра звали, опять пойду.


        Волк и просит:
        - Лисанька, не сведешь ли меня к царю на обед?
        - Станет царь из-за одного тебя беспокоиться. Собирайтесь вы - сорок волков, тогда поведу вас в гости к царю.


        Волк стал по лесу бегать, волков собирать. Собрал сорок волков, привёл их к лисице, и лиса повела их к царю.
        Пришли к царю, лиса забежала вперёд и говорит:
        - Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока волками.
        Царь обрадовался, приказал всех волков загнать в ограду, запереть накрепко и сам думает: «Богатый человек Кузьма!»
        А лисица побежала к Кузьме. Велела изжарить ещё одну курочку с масличком - пожирнее, по-обедала сытно и пустилась на царские заповедные луга.
        Катается, валяется по заповедным лугам. Бежит медведь мимо, увидал лису и говорит:
        - Эк ведь, проклятая хвостомеля, как обтрескалась!
        А лиса ему:
        - У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела - пила и ела, завтра звали, опять пойду.
        Медведь стал просить:
        - Лиса, не сведёшь ли меня к царю на обед?


        - Для одного тебя царь и беспокоиться не захочет. Собери сорок чёрных медведей - поведу вас в гости к царю.
        Медведь побежал в дуброву, собрал сорок чёрных медведей, привёл их к лисе, и лисица привела их к царю. Сама забежала вперёд и говорит:
        - Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока медведями.
        Царь весьма тому обрадовался, приказал загнать медведей и запереть накрепко. Сам думает: «Вот какой богатый человек Кузьма!»
        А лисица опять прибежала к Кузьме. И велела зажарить курочку с петушком, с масличком - пожирнее. Скушала на здоровье - и давай кататься в царских заповедных лесах.
        Бежит мимо соболь с куницей:
        - Эк, лукавая лиса, где так жирно накушалась?
        - У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела - пила и ела, завтра звали, опять пойду.
        Соболь и куница стали упрашивать лису:
        - Кумушка, своди нас к царю. Мы хоть посмотрим, как пируют.
        Лиса им говорит:
        - Соберите сорок сороков соболей да куниц - поведу вас к царю.
        Согнали соболь и куница сорок сороков соболей и куниц. Лиса привела их к царю, сама забежала вперёд:
        - Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока сороками соболей да куниц.
        Царь не может надивиться богатству Кузьмы Скоробогатого. Велел и этих зверей загнать, запереть накрепко.
        «Вот, - думает, - беда, какой богач Кузьма!»
        На другой день лисица опять прибегает к царю:
        - Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый приказал тебе кланяться и просит ведро с обручами - мерять серебряные деньги. Свои-то вёдра у него золотом заняты.


        Царь без отказу дал лисе ведро с обручами. Лиса прибежала к Кузьме и велела мерять вёдрами песок, чтобы высветлить у ведра бочок.
        Как высветлило у ведра бочок, лиса заткнула за обруча сколько-то мелких денежек и понесла назад царю. Принесла и стала сватать у него прекрасную царевну за Кузьму Скоробогатого. Царь видит - денег много у Кузьмы: за обруча западали, он и не заметил. Царь не отказывает, велит Кузьме изготовиться и приезжать.
        Поехал Кузьма к царю. А лисица вперёд забежала и подговорила работников подпилить мостик.
        Кузьма только что въехал на мостик - он вместе с ним и рушился в воду.
        Лисица стала кричать:
        - Ахти! Пропал Кузьма Скоробогатый!
        Царь услыхал и тотчас послал людей перехватить Кузьму. Вот они перехватили его, а лиса кричит:
        - Ахти! Надо Кузьме одёжу дать - какую получше.
        Царь дал Кузьме свою одёжу праздничную.
        Приехал Кузьма к царю. А у царя ни пива варить, ни вина курить - всё готово.
        Обвенчался Кузьма с царевной и живёт у царя неделю, живёт другую.
        - Ну, - говорит царь, - поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости.


        Кузьме делать нечего, надо собираться. Запрягли лошадей и поехали. А лисица отправилась вперёд. Видит - пастухи стерегут стадо овец, она их спрашивает:
        - Пастухи, пастухи! Чьё стадо пасёте?
        - Змея Горыныча.
        - Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: коли не скажете им, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, они вас всех и с овцами-то сожгут и спалят!
        Пастухи видят, что дело неминучее, и обещали сказывать про Кузьму Скоробогатого, как лиса научила.
        А лиса пустилась вперёд. Видит - другие пастухи стерегут коров.
        - Пастухи, пастухи! Чьё стадо пасёте?
        - Змея Горыныча.
        - Сказывайте, что стадо это Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: они вас всех с коровами сожгут и спалят, коли станете поминать Змея Горыныча!
        Пастухи согласились. Лиса опять побежала вперёд. Добегает до конского табуна Змея Горыныча, велит пастухам сказывать, что этот табун Кузьмы Скоробогатого.
        - А то едут царь Огонь да царица Молоньица: они всех вас с конями сожгут и спалят.
        И эти пастухи согласились.
        Лиса бежит вперёд. Прибегает к Змею Горынычу прямо в белокаменные палаты:
        - Здравствуй, Змей Горыныч!
        - Что скажешь, лисанька?
        - Ну, Змей Горыныч, теперь тебе надо скоро-наскоро прятаться. Едет грозный царь Огонь да царица Молоньица, всё жгут и палят. Стада твои с пастухами прижгли и спалили. Я не стала мешкать - пустилась к тебе сказать, что сама чуть от дыма не задохлась.
        Змей Горыныч закручинился:
        - Ах, лисанька, куда же я подеваюсь?
        - Есть в твоём саду старый заповедный дуб, середина вся повыгнила; беги, схоронись в дупле, пока царь Огонь с царицей Молоньицей мимо не проедут.
        Змей Горыныч со страху спрятался в это дупло, как лиса научила.
        Кузьма Скоробогатый едет себе да едет с царём да с женой-царевной. Доезжают они до овечьего стада. Царевна спрашивает:
        - Пастушки, чьё стадо пасёте?
        - Кузьмы Скоробогатого.
        Царь тому и рад:
        - Ну, любезный зять, много же у тебя овец!
        Едут дальше, доезжают до коровьего стада.
        - Пастушки, чьё стадо пасёте?
        - Кузьмы Скоробогатого.
        - Ну, любезный зять, много же у тебя коров!
        Едут они дальше; пастухи лошадей пасут.
        - Чей табун?
        - Кузьмы Скоробогатого.
        - Ну, любезный зятюшка, много же у тебя коней!
        Вот приехали ко дворцу Змея Горыныча.
        Лиса встречает гостей, низко кланяется, вводит их в палаты белокаменные, сажает их за столы дубовые, за скатерти браные…


        Стали они пировать, пить-есть и веселиться. Пируют день, пируют другой, пируют они неделю.
        Лиса и говорит Кузьме:
        - Ну, Кузьма! Перестань гулять - надо дело исправлять. Ступай с царём в зелёный сад; втом саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит Змей Горыныч, он от вас спрятался. Расстреляй дуб на мелкие части.
        Кузьма пошёл с царём в зелёный сад. Увидели они старый заповедный дуб, и стали они в тот дуб стрелять. Тут Змею Горынычу и смерть пришла.
        Кузьма Скоробогатый стал жить-поживать с женой-царевной в палатах белокаменных и лисаньку всякий день угощать курочкой.


        Никита Кожемяка


        В старые годы появился невдалеке от Киева страшный змей. Много народа из Киева потаскал в свою берлогу, потаскал и поел. Утащил змей и царскую дочь, но не съел её, а крепко-накрепко запер в своей берлоге. Увязалась за царевной из дому маленькая собачонка. Как улетит змей на промысел, царевна напишет записочку к отцу, к матери, привяжет записочку собачонке на шею и пошлёт её домой. Собачонка записочку отнесёт и ответ принесёт.
        Вот раз царь и царица пишут царевне: узнай-де от змея, кто его сильней. Стала царевна от змея допытывать и допыталась.
        - Есть, - говорит змей, - в Киеве Никита Кожемяка - тот меня сильней.
        Как ушёл змей на промысел, царевна и написала к отцу, к матери записочку: есть-де в Киеве Никита Кожемяка, он один сильнее змея. Пошлите Никиту меня из неволи выручить.
        Сыскал царь Никиту и сам с царицею пошёл его просить выручить их дочку из тяжёлой неволи. В ту пору мял Кожемяка разом двенадцать воловьих кож. Как увидел Никита царя - испугался: руки у Никиты задрожали, и разорвал он разом все двенадцать кож. Рассердился тут Никита, что его испугали и ему убытку наделали, и, сколько ни упрашивали его царь и царица пойти выручить царевну, не пошёл.
        Вот и придумал царь с царицей собрать пять тысяч малолетних сирот - осиротил их лютый змей, - и послали их просить Кожемяку освободить всю русскую землю от великой беды. Сжалился Кожемяка на сиротские слёзы, сам прослезился. Взял он триста пудов пеньки, насмолил её смолою, весь пенькою обмотался и пошёл.
        Подходит Никита к змеиной берлоге, а змей заперся, брёвнами завалился и к нему не выходит.
        - Выходи лучше на чистое поле, а не то я всю твою берлогу размечу! - сказал Кожемяка и стал уже брёвна руками разбрасывать.
        Видит змей беду неминучую, некуда ему от Никиты спрятаться, вышел в чистое поле.


        Долго ли, коротко ли они билися, только Никита повалил змея на землю и хотел его душить. Стал тут змей молить Никиту:
        - Не бей меня, Никитушка, до смерти! Сильнее нас с тобой никого на свете нет. Разделим весь свет поровну: ты будешь владеть в одной половине, а я - в другой.
        - Хорошо, - сказал Никита. - Надо же прежде межу проложить, чтобы потом спору промеж нас не было.
        Сделал Никита соху в триста пудов, запряг в неё змея и стал от Киева межу прокладывать, борозду пропахивать; глубиной та борозда в две сажени с четвертью. Провёл Никита борозду от Киева до самого Чёрного моря и говорит змею:
        - Землю мы разделили - теперь давай море делить, чтобы о воде промеж нас спору не вышло.
        Стали воду делить - вогнал Никита змея в Чёрное море, да там его и утопил.
        Сделавши святое дело, воротился Никита в Киев, стал опять кожи мять, не взял за свой труд ничего. Царевна же воротилась к отцу, к матери.
        Борозда Никитина, говорят, и теперь кое-где по степи видна; стоит она валом сажени на две высотою. Кругом мужички пашут, а борозды не распахивают: оставляют её на память о Никите Кожемяке.
        Хитрая наука


        Жили себе дед да баба, был у них сын. Старик-то был бедный; хотелось ему отдать сына в науку, чтоб смолоду был родителям своим на утеху, под старость на перемену, да что станешь делать, коли достатку нет! Водил он его, водил по городам - авось возьмёт кто в ученье; нет, никто не взялся учить без денег.
        Воротился старик домой, поплакал-поплакал с бабою, потужил-погоревал о своей бедности и опять повёл сына в город.
        Только пришли они в город, попадается им навстречу человек и спрашивает деда:
        - Что, старичок, пригорюнился?
        - Как мне не пригорюниться! - сказал дед. - Вот водил, водил сына, никто не берёт без денег в науку, а денег нетути!
        - Ну так отдай его мне, - говорит встречный, - я его в три года выучу всем хитростям. А через три года, в этот самый день, в этот самый час, приходи за сыном; да смотри: коли не просрочишь, придёшь вовремя да узнаешь своего сына - возьмёшь его назад, а коли нет, так оставаться ему у меня.
        Дед так обрадовался и не спросил: кто такой встречный, где живёт и чему учить станет малого? Отдал ему сына и пошёл домой.
        Пришёл домой в радости, рассказал обо всем бабе; австречный-то был колдун.
        Вот прошли три года, а старик совсем позабыл, в какой день отдал сына в науку, и не знает, как ему быть.
        А сын за день до срока прилетел к нему малою птичкою, хлопнулся о завалинку и вошёл в избу добрым молодцем, поклонился отцу и говорит: завтра-де сровняется как раз три года, надо за ним приходить; ирассказал, куда за ним приходить и как его узнавать.
        - У хозяина моего не один я в науке. Есть, - говорит, - ещё одиннадцать работников, навсегда при нём остались оттого, что родители не смогли их признать; итолько ты меня не признаешь, так и я останусь при нём двенадцатым.


        Завтра, как придёшь ты за мною, хозяин всех нас двенадцать выпустит белыми голубями - перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны. Вот ты и смотри: все высоко станут летать, а я нет-нет да возьму повыше всех. Хозяин спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажь на того голубя, что повыше всех.
        После выведет он к тебе двенадцать жеребцов - все одной масти, гривы на одну сторону, и собой ровны; как станешь проходить мимо тех жеребцов, хорошенько примечай: янет-нет да правой ногою и топну. Хозяин опять спросит: узнал своего сына? Ты смело показывай на меня.
        После того выведет к тебе двенадцать добрых молодцев - рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо и одёжей ровны. Как станешь проходить мимо тех молодцев, примечай-ка: на правую щёку ко мне нет-нет да и сядет малая мушка. Хозяин опять-таки спросит: узнал ли своего сына? Ты и покажи на меня.
        Рассказал всё это, распростился с отцом и пошёл из дому, хлопнулся о завалинку, сделался птичкою и улетел к хозяину.
        Поутру дед встал, собрался и пошёл за сыном. Приходит к колдуну.


        - Ну, старик, - говорит колдун, - выучил твоего сына всем хитростям. Только если не признаешь его, оставаться ему при мне на веки вечные.
        После того выпустил он двенадцать белых голубей - перо в перо, хвост в хвост, голова в голову ровны - и говорит:
        - Узнавай, старик, своего сына!
        - Как узнавать-то, ишь все ровны!
        Смотрел, смотрел, да как поднялся один голубь повыше всех, указал на того голубя:
        - Кажись, это мой!
        - Узнал, узнал, дедушка! - сказывает колдун.
        В другой раз выпустил он двенадцать жеребцов - все как один, и гривы на одну сторону.
        Стал дед ходить вокруг жеребцов да приглядываться, а хозяин спрашивает:
        - Ну что, дедушка! Узнал своего сына?
        - Нет ещё, погоди маленько.
        Да как увидал, что один жеребец топнул правою ногою, сейчас показал на него:
        - Кажись, это мой!
        - Узнал, узнал, дедушка!
        В третий раз вышли двенадцать добрых молодцев - рост в рост, волос в волос, голос в голос, все на одно лицо, словно одна мать родила.
        Дед раз прошёл мимо молодцев - ничего не заприметил, в другой прошёл - тож ничего, а как проходил в третий раз - увидал у одного молодца на правой щеке муху и говорит:
        - Кажись, это мой!
        - Узнал, узнал, дедушка!


        Вот, делать нечего, отдал колдун старику сына, и пошли они себе домой.
        Шли, шли и видят: едет по дороге какой-то барин.
        - Батюшка, - говорит сын, - я сейчас сделаюсь собачкою. Барин станет покупать меня, а ты меня-то продай, а ошейника не продавай; не то я к тебе назад не ворочусь!
        Сказал так-то да и в ту ж минуту ударился оземь и оборотился собачкою.
        Барин увидал, что старик ведёт собачку, начал её торговать: не так ему собачка показалася, как ошейник хорош. Барин даёт за неё сто рублей, а дед просит триста; торговались, торговались и купил барин собачку за двести рублей. Только стал было дед снимать ошейник, - куда! - барин и слышать про то не хочет, упирается.
        - Я ошейника не продавал, - говорит дед, - я продал одну собачку.
        А барин:
        - Нет, врёшь! Кто купил собачку, тот купил и ошейник.
        Дед подумал-подумал (ведь и впрямь без ошейника нельзя купить собаку!) и отдал её с ошейником.
        Барин взял и посадил собачку к себе, а дед забрал деньги и пошёл домой.
        Вот барин едет себе да едет, вдруг, откуда ни возьмись, бежит навстречу заяц.


        «Что, - думает барин, - али выпустить собачку за зайцем да посмотреть её прыти?»
        Только выпустил, смотрит: заяц бежит в одну сторону, собака в другую - и убежала в лес.
        Ждал, ждал её барин, не дождался и поехал ни при чём.
        А собачка оборотилась добрым молодцем.
        Дед идёт дорогою, идёт широкою и думает: как домой глаза-то показать, как старухе сказать, куда сына девал! А сын уж нагнал его.
        - Эх, батюшка! - говорит. - Зачем с ошейником продавал? Ну, не повстречай мы зайца, я б не воротился, так бы и пропал ни за что!
        Воротились они домой и живут себе помаленьку. Много ли, мало ли прошло времени, в одно воскресенье говорит сын отцу:
        - Батюшка, я обернусь птичкою, понеси меня на базар и продай; только клетки не продавай, не то домой не ворочусь!
        Ударился оземь, сделался птичкою; старик посадил её в клетку и понёс продавать.
        Обступили старика люди, наперебой начали торговать птичку: так она всем показалася!
        Пришёл и колдун, тотчас признал деда и догадался, что у него за птица в клетке сидит. Тот даёт дорого, другой даёт дорого, а он дороже всех; продал ему старик птичку, а клетки не отдаёт; колдун туда-сюда, бился с ним, бился, ничего не берёт!


        Взял одну птичку, завернул в платок и понёс домой.
        - Ну, дочка, - говорит дома, - я купил нашего шельмеца!
        - Где же он?
        Колдун распахнул платок, а птички давно нет: улетела, сердешная!
        Настал опять воскресный день. Говорит сын отцу:
        - Батюшка! Я обернусь нынче лошадью; смотри же, лошадь продавай, а уздечки не моги продавать; не то домой не ворочусь.
        Хлопнулся о сырую землю и сделался лошадью; повёл её дед на базар продавать.
        Обступили старика торговые люди, все барышники: тот даёт дорого, другой даёт дорого, а колдун дороже всех.
        Дед продал ему сына, а уздечки не отдаёт.
        - Да как же я поведу лошадь-то? - спрашивает колдун. - Дай хоть до двора довести, а там, пожалуй, бери свою узду: мне она не в корысть!
        Тут все барышники на деда накинулись: так-де не водится! Продал лошадь - продал и узду.
        Что с ними поделаешь? Отдал дед уздечку.
        Колдун привёл коня на свой двор, поставил в конюшню, накрепко привязал к кольцу и высоко притянул ему голову: стоит конь на одних задних ногах, передние до земли не хватают.


        - Ну, дочка, - сказывает опять колдун, - вот когда купил так купил нашего шельмеца!
        - Где же он?
        - На конюшне стоит.
        Дочь побежала смотреть; жалко ей стало добра молодца, захотела подлинней отпустить повод, стала распутывать да развязывать, а конь тем временем вырвался и пошёл вёрсты отсчитывать.
        Бросилась дочь к отцу.
        - Батюшка, - говорит, - прости! Конь убежал!
        Колдун хлопнулся о сырую землю, сделался серым волком и пустился в погоню: вот близко, вот нагонит…
        Конь прибежал к реке, ударился оземь, оборотился ершом - и бултых в воду, а волк за ним щукою…
        Ёрш бежал, бежал водою, добрался к плотам, где красные девицы бельё моют, перекинулся золотым кольцом и подкатился купеческой дочери под ноги.
        Купеческая дочь подхватила колечко и спрятала. А колдун сделался по-прежнему человеком.
        - Отдай, - пристаёт к ней, - моё золотое кольцо.
        - Бери! - говорит девица и бросила кольцо наземь.
        Как ударилось оно, в ту же минуту рассыпалось мелкими зёрнами. Колдун обернулся петухом и бросился клевать; пока клевал, одно зерно обернулось ястребом, и плохо пришлось петуху: задрал его ястреб.
        Тем сказке конец, а мне мёду корец.


        Хрустальная гора


        В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; уцаря было три сына. Вот дети и говорят ему:
        - Милостивый государь-батюшка! Благослови нас, мы на охоту поедем.
        Отец благословил, и они поехали в разные стороны. Младший сын ездил, ездил и заплутался: выезжает на поляну, на поляне лежит палая лошадь, около этой падали собралось много всяких зверей, птиц и гадов.
        Поднялся сокол, прилетел к царевичу, сел ему на плечо и говорит:
        - Иван-царевич, раздели нам эту лошадь; лежит она здесь тридцать три года, а мы всё спорим, а как поделить - не придумаем.
        Царевич слез со своего доброго коня и разделил падаль: зверям - кости, птицам - мясо, кожа - гадам, а голова - муравьям.
        - Спасибо, Иван-царевич! - сказал сокол. - За эту услугу можешь ты обращаться ясным соколом и муравьём всякий раз, как захочешь.
        Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался ясным соколом, взвился и полетел в тридесятое государство; атого государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору.
        Прилетел прямо во дворец, оборотился добрым молодцем и спрашивает придворную стражу:
        - Не возьмёт ли ваш государь меня на службу к себе?
        - Отчего не взять такого молодца?
        Вот он поступил к тому царю на службу и живёт у него неделю, другую и третью. Стала просить царевна:
        - Государь мой батюшка! Позволь мне с Иваном-царевичем на хрустальной горе погулять.
        Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали.
        Подъезжают к хрустальной горе, вдруг откуда ни возьмись выскочила золотая коза.


        Царевич погнал за ней; скакал, скакал, козы не добыл, а воротился назад - и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?
        Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя; пришёл во дворец и говорит царю:
        - Ваше величество! Найми меня стадо пасти.
        - Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трёх головах - дай ему три коровы, коли о шести головах - дай шесть коров, а коли о двенадцати головах - то отсчитывай двенадцать коров.
        Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трёх головах:
        - Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму молодцу, а он стадо пасёт! Ну-ка, - говорит, - отгони мне трёх коров.
        - Не жирно ли будет? - отвечает царевич. - Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты трёх коров захотел… Нет тебе ни одной!
        Змей осерчал и вместо трёх захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой.
        - Что, дедушка, - спрашивает царь, - прилетал ли трёхглавый змей, дал ли ему трёх коров?
        - Нет, ваше величество, ни одной не дал!
        На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров.


        - Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!
        Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров; ацаревич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял у него шесть голов.
        Пригнал домой стадо; царь и спрашивает:
        - Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли моё стадо поубавилось?
        - Прилетать-то прилетал, но ничего не взял!
        Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещинку заполз в хрустальную гору; смотрит - в хрустальной горе сидит царевна.
        - Здравствуй, - говорит Иван-царевич, - как ты сюда попала?
        - Меня унёс змей о двенадцати головах; живёт он на батюшкином озере. В том змее сундук таится, в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яичко, в яичке - семечко; коли ты убьёшь его да достанешь это семечко, в те поры можно хрустальную гору извести и меня избавить.
        Иван-царевич вылез из той горы, снарядился пастухом и погнал стадо.
        Вдруг прилетает змей о двенадцати головах:
        - Эх, Иван-царевич! Не за своё ты дело взялся: чем бы тебе, доброму молодцу, сражаться, а ты стадо пасёшь… Ну-ка отсчитай мне двенадцать коров!
        - Жирно будет! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел!
        Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались - Иван-царевич победил змея о двенадцати головах, разрезал его туловище и на правой стороне нашёл сундук; всундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яйцо, в яйце - семечко.
        Взял он семечко, зажёг и поднёс к хрустальной горе - гора скоро растаяла.
        Иван-царевич вывел оттуда царевну и привез её к отцу; отец возрадовался и говорит царевичу:
        - Будь ты моим зятем!
        Тут их и обвенчали; на той свадьбе и я был, мёд-пиво пил, по бороде текло, в рот не попало.


        Окаменелое царство


        В некотором царстве, в некотором государстве жил-был солдат; служил он долго и безупречно, службу знал хорошо, на смотры, на ученья приходил чист и исправен. Стал последний год дослуживать - как на беду, невзлюбило его начальство, не только большое, да и малое: то и дело под палками отдувайся.
        Тяжело стало солдату, и задумал он бежать; ранец через плечо, ружьё на плечо и начал прощаться с товарищами, а те его спрашивать:
        - Куда идёшь? Аль батальонный требует?
        - Не спрашивайте, братцы! Подтяните-ка ранец покрепче да лихом не поминайте!


        И пошёл он, добрый молодец, куда глаза глядят. Много ли, мало ли шёл - оказался в ином государстве, усмотрел часового и спрашивает:
        - Нельзя ли где остановиться и отдохнуть?
        Часовой сказал ефрейтору, ефрейтор - офицеру, офицер - генералу, генерал доложил самому королю. Король приказал позвать служивого перед свои светлые очи.
        Вот явился солдат - как следует, при форме, сделал ружьём на караул и стал как вкопанный.
        Говорит ему король:
        - Скажи мне по совести, откуда и куда идёшь?
        - Ваше королевское величество, не велите казнить, велите слово вымолвить.
        Признался во всём королю по совести и стал на службу проситься.
        - Хорошо, - сказал король, - наймись у меня сад караулить. У меня теперь в саду неблагополучно - кто-то ломает мои любимые деревья, - так ты постарайся, сбереги его, а за труд дам тебе плату немалую.
        Солдат согласился, стал в саду караул держать.


        Год и два служит - всё у него исправно; вот и третий год на исходе, пошёл однажды сад оглядывать и видит: половина что ни есть лучших деревьев поломана.
        «Боже мой! - думает сам с собою. - Вот какая беда приключилася! Как заметит это король, сейчас велит схватить меня и повесить».
        Взял ружьё в руки, прислонился к дереву и крепко-крепко призадумался.
        Вдруг послышался треск и шум; очнулся добрый молодец, глядь - прилетела в сад огромная, страшная птица и ну валить деревья! Солдат выстрелил в неё из ружья, убить не убил, а только ранил её в правое крыло; выпало из того крыла три пера, а сама птица по земле наутёк пустилась. Солдат - за нею. Ноги у птицы быстрые, скорёхонько добежала до провалища[55 - Пр?валище - вход в подземелье.] и скрылась из глаз.
        Солдат не убоялся и вслед за нею кинулся в то провалище: упал в глубокую-глубокую пропасть, отшиб себе все печёнки и целые сутки лежал без памяти.
        После опомнился, встал, осмотрелся. Что же? И под землёй такой же свет.
        «Стало быть, - думает, - и здесь есть люди!»
        Шёл, шёл - перед ним большой город, у ворот караульня, при ней часовой; стал его спрашивать - часовой молчит, не движется; взял его за руку - а он совсем каменный!




        Вошёл солдат в караульню. Народу много - и стоят и сидят, - только все окаменелые; пустился бродить по улицам - везде то же самое: нет ни единой живой души человеческой, всё как есть камень! Вот и дворец - расписной, вырезной. Марш туда, смотрит - комнаты богатые, на столах закуски и напитки всякие, а кругом тихо и пусто.
        Солдат закусил, выпил, сел было отдохнуть, и послышалось ему, словно кто к крыльцу подъехал; он схватил ружьё и стал у дверей.
        Входит в палату прекрасная царевна с мамками, с няньками. Солдат отдал ей честь, а она ему ласково поклонилась.
        - Здравствуй, служивый! Расскажи, - говорит, - какими судьбами ты сюда попал?
        Солдат начал рассказывать:
        - Нанялся-де я царский сад караулить, и повадилась туда большая птица летать да деревья ломать. Вот я подстерёг её, выстрелил из ружья и выбил у ней из крыла три пера; бросился за ней в погоню и очутился здесь.
        - Эта птица - мне родная сестра; много она творит всякого зла и на моё царство беду наслала - весь народ мой окаменила. Слушай же: вот тебе книжка, становись вот тут и читай её с вечера до тех пор, пока петухи не запоют. Какие бы страсти тебе ни казалися, ты знай своё - читай книжку да держи её крепче, чтоб не вырвали, не то жив не будешь! Если простоишь три ночи, то выйду за тебя замуж.
        - Ладно! - отвечал солдат.
        Только стемнело, взял он книжку и начал читать.
        Вдруг застучало, загремело - явилось во дворец целое войско, подступили к солдату его прежние начальники и бранят его и грозят за побег смертью; вот уж и ружья заряжают, прицеливаются. Но солдат на то не смотрит, книгу из рук не выпускает, знай себе читает.
        Закричали петухи - и всё разом сгинуло!
        На другую ночь страшней было, а на третью и того пуще: прибежали палачи с пилами, топорами, молотами, хотят ему кости дробить, жилы тянуть, на огне его жечь, а сами только и думают, как бы книгу из рук выхватить.
        Такие страсти были, что едва солдат выдержал.
        Запели петухи - и наваждение сгинуло!
        В тот самый час всё царство ожило, по улицам и в домах народ засуетился, во дворец явилась царевна с генералами, со свитою, и стали все благодарствовать солдату и величать его своим государем.
        На другой день женился он на прекрасной царевне и зажил с нею в любви и радости.
        Елена Премудрая


        В стародревние годы в некоем царстве, не в нашем государстве случилось одному солдату у каменной башни на часах стоять; башня была на замок заперта и печатью запечатана, а дело-то было ночью.
        Ровно в двенадцать часов слышится солдату, что кто-то кричит из этой башни:
        - Эй, служивый!


        Солдат спрашивает:
        - Кто меня кличет?
        - Это я - чёрт, - отзывается голос из-за железной решётки, - тридцать лет как сижу здесь не пивши, не евши.
        - Что же тебе надо?
        - Выпусти меня на волю. Как будешь в нужде, тебе сам пригожусь; только помяни меня - и я в ту же минуту явлюсь к тебе на выручку.
        Солдат тотчас сорвал печать, разломал замок и отворил двери - чёрт выскочил из башни, взвился кверху и сгинул быстрее молнии.
        «Ну, - думает солдат, - наделал я дела; вся моя служба ни за грош пропала. Теперь засадят меня под арест, отдадут под военный суд и, чего доброго, заставят сквозь строй прогуляться; уж лучше убегу, пока время есть».
        Бросил ружьё и ранец на землю и пошёл куда глаза глядят. Шёл он день, и другой, и третий; разобрал его голод, а есть и пить нечего; сел на дороге, заплакал горькими слезами и раздумался:
        «Ну, не глуп ли я? Служил у царя десять лет, каждый день по три фунта хлеба получал. Так вот нет же! Убежал на волю, чтобы помереть голодною смертью. Эх, чёрт, всему ты виною!»
        Вдруг откуда ни взялся - стал перед ним нечистый и спрашивает:
        - Здравствуй, служивый! О чём горюешь?
        - Как мне не горевать, коли третий день с голоду пропадаю.
        - Не тужи, это дело поправное! - сказал чёрт.
        Туда-сюда бросился, притащил всяких вин и припасов, накормил-напоил солдата и зовёт его с собою:
        - В моём доме будет тебе житье привольное; пей, ешь и гуляй, сколько душа хочет, только присматривай за моими дочерьми - больше мне ничего не надобно.
        Солдат согласился. Чёрт подхватил его под руки, поднял высоко-высоко на воздух и принёс за тридевять земель, в тридесятое государство - в белокаменные палаты.
        У чёрта было три дочери - собой красавицы. Приказал он им слушаться того солдата и кормить и поить его вдоволь, а сам полетел творить пакости: известно - чёрт! На месте никогда не сидит, а всё по свету рыщет да людей смущает.
        Остался солдат с красными девицами, и такое ему житьё вышло, что и помирать не надо. Одно кручинит: каждую ночь уходят красные девицы из дому, а куда уходят - неведомо. Стал было их про то расспрашивать, так не сказывают, запираются.
        «Ладно же, - думает солдат, - буду целую ночь караулить, а уж усмотрю, куда вы таскаетесь».
        Вечером лёг солдат на постель, притворился, будто крепко спит, а сам ждёт не дождётся - что-то будет?
        Вот как пришла пора-время, подкрался он потихоньку к девичьей спальне, стал у дверей, нагнулся и смотрит в замочную скважину. Красные девицы принесли волшебный ковёр, разостлали по полу, ударились о тот ковёр и сделались голубками; встрепенулись и улетели в окошко.
        «Что за диво! - думает солдат. - Дай-ка я попробую».
        Вскочил в спальню, ударился о ковёр и обернулся малиновкой, вылетел в окно да за ними вдогонку. Голубки опустились на зелёный луг, а малиновка села под смородинов куст, укрылась за листьями и высматривает оттуда.
        На то место налетело голубиц видимо-невидимо, весь луг прикрыли; посредине стоял золотой трон.
        Немного погодя осияло и небо и землю - летит по воздуху золотая колесница, в упряжи шесть огненных змеев; на колеснице сидит королевна Елена Премудрая - такой красы неописанной, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать! Сошла она с колесницы, села на золотой трон; начала подзывать к себе голубок по очереди и учить их разным мудростям.
        Покончила ученье, вскочила на колесницу - и была такова!
        Тут все до единой голубки снялись с зелёного луга и полетели каждая в свою сторону. Птичка-малиновка вспорхнула вслед за тремя сёстрами и вместе с ними очутилась в спальне.
        Голубки ударились о ковёр - сделались красными девицами, а малиновка ударилась - обернулась солдатом.
        - Ты откуда? - спрашивают его девицы.
        - А я с вами на зелёном лугу был, видел прекрасную королевну на золотом троне и слышал, как учила вас королевна разным хитростям.
        - Ну, счастье твоё, что уцелел! Ведь эта королевна - Елена Премудрая, наша могучая повелительница. Если б при ней да была её волшебная книга, она тотчас бы тебя узнала - и тогда не миновать бы тебе злой смерти. Берегись, служивый! Не летай больше на зелёный луг, не дивись на Елену Премудрую, не то сложишь буйну голову.
        Солдат не унывает, те речи мимо ушей пропускает.
        Дождался другой ночи, ударился о ковёр и сделался птичкой-малиновкой. Прилетела малиновка на зелёный луг, спряталась под смородинов куст, смотрит на Елену Премудрую, любуется её красотой ненаглядною и думает: «Если бы такую жену добыть - ничего б в свете пожелать не осталося! Полечу-ка я следом за нею да узнаю, где она проживает».


        Вот сошла Елена Премудрая с золотого трона, села на свою колесницу и понеслась по воздуху к своему чудесному дворцу; следом за ней и малиновка полетела.
        Приехала королевна во дворец; выбежали к ней навстречу няньки и мамки, подхватили её под руки и увели в расписные палаты. А птичка-малиновка порхнула в сад, выбрала прекрасное дерево, что как раз стояло под окном королевниной спальни, уселась на веточке и начала петь так хорошо да жалобно, что королевна целую ночь и глаз не смыкала - всё слушала.
        Только взошло красное солнышко, закричала Елена Премудрая громким голосом:
        - Няньки, мамки, бегите скорее в сад; изловите мне птичку-малиновку!


        Няньки и мамки бросились в сад, стали ловить певчую пташку… Да куда им, старухам! Малиновка с кустика на кустик перепархивает, далеко не летит и в руки не даётся.
        Не стерпела королевна, выбежала в зелёный сад, хочет сама ловить птичку-малиновку; подходит к кустику - птичка с ветки не трогается, сидит, спустя крылышки, словно её дожидается.
        Обрадовалась королевна, взяла птичку в руки, принесла во дворец, посадила в золотую клетку и повесила в своей спальне.
        День прошёл, солнце закатилось, Елена Премудрая слетала на зелёный луг, воротилась, начала снимать уборы, разделась и легла в постель.
        Как только уснула королевна, птичка-малиновка обернулась мухою, вылетела из золотой клетки, ударилась об пол и сделалась добрым молодцем.
        Подошёл добрый молодец к королевниной кроватке, смотрел, смотрел на красавицу, не выдержал и поцеловал ее в уста сахарные. Видит - королевна просыпается, обернулся поскорей мухою, влетел в клетку и стал птичкой-малиновкой.
        Елена Премудрая раскрыла глаза, глянула кругом - нет никого. «Видно, - думает, - мне во сне это пригрезилось!» Повернулась на другой бок и опять заснула.
        А солдату крепко не терпится: попробовал в другой и в третий раз - чутко спит королевна, после всякого поцелуя пробуждается.
        На третий раз встала она с постели и говорит:
        - Тут что-нибудь да недаром: дай-ка посмотрю в волшебную книгу.
        Посмотрела в свою волшебную книгу и тотчас узнала, что сидит в золотой клетке не простая птичка-малиновка, а молодой солдат.
        - Ах ты! - закричала Елена Премудрая. - Выходи-ка из клетки. За твою неправду ты мне жизнью ответишь!
        Нечего делать - вылетела птичка-малиновка из золотой клетки, ударилась об пол и обернулась добрым молодцем.
        - Нет тебе прощения! - сказала Елена Премудрая и крикнула палача рубить солдату голову.
        Откуда ни взялся - стал перед ней великан с топором и с плахою, повалил солдата наземь, прижал его буйную голову к плахе и поднял топор. Вот махнёт королевна платком, и покатится молодецкая голова…
        - Смилуйся, прекрасная королевна, - сказал солдат со слезами, - позволь напоследок песню спеть.
        - Пой, да скорей!
        Солдат затянул песню, такую грустную, такую жалобную, что Елена Премудрая сама расплакалась; жалко ей стало доброго молодца, говорит она солдату:
        - Даю тебе сроку десять часов; если ты суме-ешь в это время так хитро спрятаться, что я тебя не найду, то выйду за тебя замуж; ане сумеешь этого дела сделать, велю рубить тебе голову.
        Вышел солдат из дворца, забрёл в дремучий лес, сел под кустик, задумался-закручинился:
        - Ах, дух нечистый! Всё из-за тебя пропадаю.
        В ту ж минуту явился к нему чёрт:
        - Что тебе, служивый, надобно?
        - Эх, - говорит, - смерть моя приходит! Куда я от Елены Премудрой спрячуся?
        Чёрт ударился о сырую землю и обернулся сизокрылым орлом:
        - Садись, служивый, ко мне на спину, я тебя занесу в поднебесье.
        Солдат сел на орла; орёл взвился кверху и залетел за облака-тучи чёрные.
        Прошло пять часов. Елена Премудрая взяла волшебную книгу, посмотрела - и всё словно на ладони увидела; возгласила она громким голосом:
        - Полно, орёл, летать по поднебесью; опускайся на низ - от меня ведь не укроешься.
        Орёл опустился наземь.
        Солдат пуще прежнего закручинился:
        - Что теперь делать? Куда спрятаться?
        - Постой, - говорит чёрт, - я тебе помогу.
        Подскочил к солдату, ударил его по щеке и оборотил булавкою, а сам сделался мышкою, схватил булавку в зубы, прокрался во дворец, нашёл волшебную книгу и воткнул в неё булавку.
        Прошли последние пять часов. Елена Премудрая развернула свою волшебную книгу, смотрела, смотрела - книга ничего не показывает; крепко рассердилась королевна и швырнула её в печь. Булавка выпала из книги, ударилась об пол и обернулась добрым молодцем.
        Елена Премудрая взяла его за руку.
        - Я, - говорит, - хитра, а ты и меня хитрей!
        Не стали они долго раздумывать, перевенчались и зажили себе припеваючи.
        Соль


        В некоем городе жил-был купец. У него было три сына: первый - Фёдор, другой - Василий, а третий - Иван. Жил тот купец богато, на своих кораблях ходил в чужие земли и торговал всякими товарами.
        В одно время нагрузил он два корабля дорогими товарами и отправил их за море с двумя старшими сыновьями. А меньшому сыну ничего не доверял по торговле.
        Вот как узнал меньшой сын, что его братья за море посланы, тотчас явился к отцу и стал у него проситься в иные земли - себя показать, людей посмотреть. Купец долго не соглашался:
        - Ты и головы домой не привезёшь!


        Но всё же и ему дал корабль с самым дешёвым грузом: сбрёвнами, тёсом и досками.
        Собрался Иван в путь-дорогу, отвалил от берега и скоро нагнал своих братьев.
        Плывут они вместе по синему морю день, другой и третий, а на четвёртый поднялись сильные ветры и забросили Иванов корабль в дальнее место, к одному неведомому острову.
        - Ну, ребята, - закричал Иван корабельным работникам, - приворачивайте к берегу!
        Пристали к берегу, он вылез на остров, приказал себя дожидаться, а сам пошёл по тропинке; шёл, шёл и добрался до превеликой горы, смотрит - в той горе не песок, не камень, а чистая русская соль.
        Вернулся назад к берегу, приказал работникам все брёвна и доски в воду покидать, а корабль нагрузить солью.
        Как скоро это сделано было, отвалил Иван от острова и поплыл дальше.
        Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли - приплыл корабль к большому богатому городу, остановился у пристани и якорь бросил.
        Иван - купеческий сын сошёл в город и отправился к тамошнему царю бить челом, чтобы позволил ему торговать по вольной цене; адля показу понёс узелок своего товару - русской соли.
        Тотчас доложили про его приход государю; царь его позвал и спрашивает:
        - Говори, в чём дело - какая нужда?
        - Так и этак, ваше величество! Позволь мне торговать в твоём городе по вольной цене.
        - А каким товаром торги ведёшь?
        - Русской солью, ваше величество!
        А царь про соль и не слыхивал: во всём его царстве без соли ели. Удивился он, что такой за новый, небывалый товар?
        - А ну, - говорит, - покажь!
        Иван - купеческий сын развернул платок; царь взглянул и подумал про себя: «Да это просто-напросто белый песок!» И говорит Ивану с усмешкою:
        - Ну, брат, этого добра у нас и без денег дают!
        Вышел Иван из царских палат весьма печален, и вздумалось ему: «Дай пойду в царскую кухню да посмотрю, как там повара кушанья готовят - какую они соль кладут».
        Пришёл на кухню, попросился отдохнуть маленько, сел на стул и приглядывается. Повара то и дело взад-вперёд бегают: кто варит, кто жарит, кто льёт, а кто на сковороде яйца бьёт.
        Видит Иван - купеческий сын, что повара и не думают солить кушанья; улучил минутку, как они все из кухни повыбрались, взял да и всыпал соли, сколько надобно, во все яствы и приправы.
        Наступило время обед подавать; принесли первое кушанье. Царь отведал, и оно ему так вкусно показалося, как никогда прежде; подали другое кушанье - это ещё больше понравилось.
        Призвал царь поваров и говорит им:
        - Сколько лет я царствую, а никогда так вкусно вы не готовили. Как вы это сделали?
        Отвечают повара:
        - Ваше величество! Мы готовили по-старому, ничего нового не прибавляли; асидит на кухне тот купец, что приходил вольного торгу просить, уж не он ли подложил чего?
        - Позвать его сюда!
        Привели Ивана - купеческого сына к царю.
        - Виноват, царь-государь! Я русскою солью все ествы и приправы сдобрил; так в нашей стороне водится.
        - А почём соль продаёшь?
        Иван смекнул, что дело на лад идёт, и отвечал:
        - Да не очень дорого: за две меры соли - мера серебра да мера золота.
        Царь согласился на эту цену и купил у него весь товар.
        Иван насыпал полон корабль серебром да золотом и стал дожидаться попутного ветра. А у того царя была дочь - прекрасная царевна, захотелось ей посмотреть на русский корабль, и просится она у своего родителя на корабельную пристань. Царь отпустил её.
        Вот она взяла с собой нянюшек, мамушек и красных девушек и поехала русский корабль смотреть.
        Иван - купеческий сын стал ей показывать, как и что называется: где паруса, где снасти, где нос, где корма, и завёл её в каюту; аработникам приказал - живо якоря отсечь, паруса поднять и в море выходить. И как было им большое поветрие, то они скоро ушли от того города на далёкое расстояние.




        Царевна вышла на палубу, глянула - кругом море. Иван - купеческий сын начал её утешать, уговаривать. Царевна скоро улыбнулась и перестала печалиться.
        Долго ли, коротко ли плыл Иван с царевною по морю, нагоняют его старшие братья; узнали про его удаль и счастье и крепко позавидовали; пришли к нему на корабль, схватили его за руки и бросили в море, а после кинули промеж себя жребий, и большой брат взял царевну, а средний - корабль с серебром и золотом.
        И случись на ту пору, как сбросили Ивана с корабля, плавало вблизи одно из тех брёвен, которые он сам же покидал в море. Иван ухватился за то бревно и долго носился с ним по морским глубинам; наконец прибило его к неведомому острову.
        Вышел он на землю и пошёл по берегу. Попадается ему навстречу великан с огромными усами, на усах - рукавицы-вачеги - висят: после дождя сушит.
        - Что тебе здесь надобно? - спрашивает великан.
        Иван рассказал ему всё, что случилося.
        - Хочешь, я тебя домой отнесу? Завтра твой старший брат на царевне женится; садись-ка ко мне на спину.
        Взял его, посадил на спину и побежал через море; тут у Ивана с головы шапка упала.
        - Ах, - говорит, - ведь я шапку сронил!
        - Ну, брат, далеко твоя шапка - вёрст с пятьсот позади осталась, - отвечал великан.
        Принёс он его на родину, спустил наземь и говорит:
        - Смотри же, никому не хвались, что ты на мне верхом ездил; апохвалишься - худо тебе будет.
        Иван - купеческий сын обещал не хвалиться, поблагодарил великана и пошёл домой.
        Приходит, а уж там все за свадебным столом сидят. Как увидала его прекрасная царевна, тотчас выскочила из-за стола, бросилась на шею.


        - Вот, - говорит, - мой жених, а не тот, что за столом сидит!
        - Что такое? - спрашивает отец.
        Иван ему рассказал про всё, как он солью торговал, как царевну увёз и как старшие братья его в море спихнули. Отец рассердился на больших сыновей, согнал их со двора долой, а Ивана женил на прекрасной царевне.
        Начался у них весёлый пир; на пиру гости подпили и стали хвастаться: кто силою, кто богатством, кто молодой женой.
        А Иван сидел, сидел да спьяна и сам похвастался:
        - Это что за похвальбы! Вот я так могу похвалиться: на великане через всё море верхом проехал!
        Только вымолвил - в ту же минуту является у ворот великан:
        - А, Иван - купеческий сын, я тебе приказывал не хвалиться мною, а ты что сделал?
        - Прости меня! - говорит Иван - купеческий сын. - То не я хвалился, то хмель хвалился.
        - А ну, покажи, какой-такой хмель?
        Иван приказал привезть сороковую[56 - Сорок?вая (о бочке) - большая, вместимостью в сорок вёдер.] бочку вина да сороковую бочку пива; великан выпил и вино и пиво, опьянел и пошёл всё, что ни попалось под руку, ломать и крушить. Много недоброго натворил: сады повалил, хоромы разметал! После и сам свалился и спал без просыпу трое суток.
        А как пробудился он, стали ему показывать, сколько он бед наделал; великан страх как удивился и говорит:
        - Ну, Иван - купеческий сын, узнал я, каков хмель; не пей, не хвались же ты мною отныне и довеку.


        Иван-царевич и Белый Полянин


        В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; уэтого царя было три дочери и один сын, Иван-царевич. Царь состарился и помер, а корону принял Иван-царевич. Как узнали про то соседние короли, сейчас собрали несчётные войска и пошли на него войною.
        Иван-царевич не знает, как ему быть; приходит к своим сёстрам и спрашивает:
        - Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Все короли поднялись на меня войною.
        - Ах ты, храбрый воин! Чего убоялся? Как же Белый Полянин воюет с Бабой-ягою - золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?
        Иван-царевич тотчас оседлал своего коня, надел сбрую ратную, взял меч-кладенец, копьё долгомерное и плётку шелковую и выехал против неприятеля.
        Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько мечом бьёт, сколько конём топчет; перебил всё воинство вражее, воротился в город, лёг спать и спал трое суток беспробудным сном.
        На четвёртые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле - короли больше того войск собрали и опять под самые стены подступили.
        Запечалился царевич, идёт к своим сёстрам:
        - Ах, сестрицы! Что мне делать? Одну силу истребил, другая под городом стоит, пуще прежнего грозит.
        - Какой же ты воин! Сутки воевал да трое суток без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с Бабой-ягою - золотой ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?
        Иван-царевич побежал в белокаменные конюшни, оседлал доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копьё долгомерное, в другую - плётку шелковую и выехал против неприятеля.


        Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и на серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько сам бьёт, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лёг спать и спал непробудным сном шесть суток.
        На седьмые сутки проснулся, вышел на балкон, глянул в чистое поле - короли больше того войск собрали и опять весь город обступили.
        Идёт Иван-царевич к сёстрам:
        - Любезные мои сестрицы! Что мне делать? Две силы истребил, третья под стенами стоит, ещё пуще грозит.
        - Ах ты, храбрый воин! Одни сутки воевал да шестеро без просыпа спал. Как же Белый Полянин воюет с Бабой-ягою - золотою ногою, тридцать лет с коня не слезает, роздыху не знает?
        Горько показалось то царевичу; побежал он в белокаменные конюшни, оседлал своего доброго коня богатырского, надел сбрую ратную, опоясал меч-кладенец, в одну руку взял копьё долгомерное, в другую - плётку шелковую и выехал против неприятеля.
        Не ясен сокол налетает на стадо гусей, лебедей и серых утиц, нападает Иван-царевич на войско вражее; не столько сам бьёт, сколько конь его топчет. Побил рать-силу великую, воротился домой, лёг спать и спал непробудным сном девять суток.
        На десятые сутки проснулся, призвал всех министров и сенаторов:
        - Господа мои министры и сенаторы! Вздумал я в чужие страны ехать, на Белого Полянина посмотреть; прошу вас судить и рядить, все дела разбирать по правде.
        Затем попрощался с сёстрами, сел на коня и поехал в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли - заехал он в тёмный лес; видит - избушка стоит, в той избушке стар человек живёт. Иван-царевич зашёл к нему:
        - Здравствуй, дедушка!
        - Здравствуй, русский царевич! Куда бог несёт?
        - Ищу Белого Полянина, не знаешь ли, где он?
        - Сам я не ведаю, а вот подожди, соберу своих верных слуг и спрошу у них.
        Старик выступил на крылечко, заиграл в серебряную трубу - и вдруг начали к нему со всех сторон птицы слетаться. Налетело их видимо-невидимо, чёрной тучею всё небо покрыли. Крикнул стар человек громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
        - Слуги мои верные, птицы перелётные! Не видали ль, не слыхали ль чего про Белого Полянина?
        - Нет, видом не видали, слыхом не слыхали.
        - Ну, Иван-царевич, - говорит стар человек, - ступай теперь к моему старшему брату - может, он тебе скажет. На, возьми клубочек, пусти перед собою: куда клубочек покатится, туда и коня направляй.
        Иван-царевич сел на своего доброго коня, покатил клубочек и поехал вслед за ним, а лес всё темней да темней. Приезжает царевич к избушке, входит в двери; визбушке старик сидит - седой, как лунь.
        - Здравствуй, дедушка!
        - Здравствуй, Иван-царевич! Куда путь держишь?
        - Ищу Белого Полянина, не знаешь ли, где он?
        - А вот погоди, соберу своих верных слуг и спрошу у них.
        Старик выступил на крылечко, заиграл в серебряную трубу - и вдруг собрались к нему со всех сторон разные звери. Крикнул им громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
        - Слуги мои верные, звери порыскучие! Не видали ль, не слыхали ль чего-про Белого Полянина?
        - Нет, - отвечают звери, - видом не видали, слыхом не слыхали.
        - А ну, рассчитайтесь промеж себя: может, не все пришли.
        Звери рассчитались - нет кривой волчицы. Старик послал искать её; тотчас побежали гонцы и привели её.
        - Сказывай, кривая волчица, не знаешь ли ты Белого Полянина?
        - Как мне его не знать, коли я при нём завсегда живу: он войска побивает, а я мёртвым трупом питаюсь.
        - Где же он теперь?
        - В чистом поле на большом кургане, в шатре спит. Воевал он с Бабой-ягою - золотой ногою, а после бою залёг на двенадцать суток спать.
        - Проводи туда Ивана-царевича.
        Волчица побежала, а вслед за нею поскакал царевич.
        Приезжает он к большому кургану, входит в шатёр - Белый Полянин крепким сном почивает.
        «Вот сёстры мои говорили, что Белый Полянин без роздыху воюет, а он на двенадцать суток спать залёг! Не заснуть ли и мне пока?» Подумал-подумал Иван-царевич и лёг с ним рядом.
        Тут прилетела в шатёр малая птичка, вьётся у самого изголовья и говорит таковые слова:
        - Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти Ивана-царевича, не то встанет - сам тебя убьёт!
        Иван-царевич вскочил, выгнал птичку из шатра и опять лёг возле Белого Полянина. Не успел заснуть, как прилетает другая птичка, вьётся у изголовья и говорит:
        - Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти Ивана-царевича: не то встанет - сам тебя убьёт!
        Иван-царевич вскочил, выгнал птичку из шатра и опять лёг на то же место. Вслед за тем прилетает третья птичка, вьётся у изголовья и говорит:
        - Встань-пробудись, Белый Полянин, и предай злой смерти Ивана-царевича: не то он встанет да тебя убьёт!
        Иван-царевич вскочил и выгнал птичку из шатра вон, а сам лёг и крепко заснул.
        Пришла пора - пробудился Белый Полянин, смотрит - рядом с ним незнамо какой богатырь лежит; схватился за острый меч и хотел было предать его злой смерти, да удержался вовремя. «Нет, - думает, - он наехал на меня на сонного, а меча не хотел кровавить; не честь, не хвала и мне, доброму молодцу, загубить его! Сонный что мёртвый! Лучше разбужу его».
        Разбудил Ивана-царевича и спрашивает:
        - Добрый ли, худой ли человек? Говори, как тебя по имени зовут и зачем сюда заехал.
        - Зовут меня Иваном-царевичем, а приехал на тебя посмотреть, твоей силы попытать.
        - Больно смел ты, царевич! Без спросу в шатёр вошёл, выспался, можно тебя за то смерти предать!
        - Эх, Белый Полянин! Не перескочил через ров, да хвастаешь; подожди - может, споткнёшься! У тебя две руки, да и меня мать не с одной родила.
        Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились, да так сильно, что их копья вдребезги разлетелись, а добрые кони на колени попадали.
        Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занёс над ним острый меч. Взмолился ему Белый Полянин:
        - Не дай мне смерти, дай мне живот! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду.
        Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом.
        - Слышал я, брат, что ты тридцать лет с Бабой-ягою - золотой ногою воюешь. За что у вас война?
        - Есть у неё полонянка-красавица, хочу добыть да жениться.
        - Ну, - сказал царевич, - коли дружбу водить, так в беде помогать! Поедем воевать вместе.
        Сели на коней, выехали в чистое поле; Баба-яга - золотая нога выставила рать-силу несметную. То не ясные соколы налетают на стадо голубиное, напускаются сильномогучие богатыри на войско вражее! Не столько мечами рубят, сколько конями топчут; прирубили, притоптали целые тысячи.


        Баба-яга наутёк бросилась, а Иван-царевич за ней вдогонку. Совсем было нагонять стал - как вдруг прибежала она к глубокой пропасти, подняла чугунную доску и скрылась под землёю.
        Иван-царевич и Белый Полянин накупили быков многое множество, начали их бить, кожи снимать да ремни резать; из тех ремней канат свили - да такой длинный, что один конец здесь, а другой на тот свет достанет. Говорит царевич Белому Полянину:
        - Опускай меня скорей в пропасть, да назад каната не вытаскивай, а жди: как я за канат дёрну, тогда и тащи!
        Белый Полянин опустил его в пропасть на самое дно. Иван-царевич осмотрелся кругом и пошёл искать Бабу-ягу. Шёл, шёл, смотрит - за решёткой портные сидят.
        - Что вы делаете?
        - А вот что, Иван-царевич: сидим да войско шьём для Бабы-яги - золотой ноги.
        - Как же вы шьёте?
        - Известно как: что кольнёшь иглою, то и казак с пикою, на лошадь садится, в строй становится и идёт войной на Белого Полянина.
        - Эх, братцы! Скоро вы делаете, да не крепко; становитесь-ка в ряд, я вас научу, как крепче шить.
        Они тотчас выстроились в один ряд, а Иван-царевич как махнёт мечом, так и полетели головы. Побил портных и пошёл дальше. Шёл, шёл, смотрит - за решёткою сапожники сидят.
        - Что вы тут делаете?
        - Сидим да войско готовим для Бабы-яги - золотой ноги.
        - Как же вы, братцы, войско готовите?
        - А вот как: что шилом кольнём, то и солдат с ружьём, на коня садится, в строй становится и идёт войной на Белого Полянина.
        - Эх, ребята! Скоро вы делаете, да не споро. Становитесь-ка в ряд, я вас получше научу.
        Вот они стали в ряд. Иван-царевич махнул мечом, и полетели головы. Побил сапожников - и опять в дорогу.
        Долго ли, коротко ли - добрался он до большого города; втом городе царские терема выстроены, в тех теремах сидит девица красоты неописанной.
        Увидала она в окно добра молодца, зазвала к себе, расспросила, куда и зачем идёт. Он ей сказал, что ищет Бабу-ягу - золотую ногу.
        - Ах, Иван-царевич, ведь это меня ищет Белый Полянин, а Баба-яга теперь спит непробудным сном, залегла на двенадцать суток.
        Иван-царевич пошёл к Бабе-яге - золотой ноге, застал её сонную, ударил мечом и отрубил ей голову. Голова покатилась и промолвила:
        - Бей ещё, Иван-царевич!
        - Богатырский удар и один хорош! - отвечал царевич, воротился в терема к красной девице, сел с нею за столы дубовые, за скатерти браные. Наелся-напился и стал её спрашивать:
        - Есть ли в свете краше тебя?
        - Ах, Иван-царевич! Что я за красавица! Вот как за тридевять земель, в тридесятом царстве живёт у царя-змея королевна, так та подлинно красота несказанная.
        Иван-царевич взял красную девицу за белую руку, привёл к тому месту, где канат висел, и подал знак Белому Полянину. Тот ухватился за канат и давай тянуть; тянул, тянул и вытащил царевича с красной девицей.
        - Здравствуй, Белый Полянин, - сказал Иван-царевич, - вот тебе невеста, живи, веселись, ни о чём не крушись! А я в змеиное царство поеду.
        Сел на своего богатырского коня, попрощался с Белым Полянином и его невестою и поскакал за тридевять земель.
        Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли - скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается - приехал он в царство змеиное, убил царя-змея, освободил из неволи прекрасную королевну и женился на ней; после того воротился домой и стал с молодой женою жить-поживать да добра наживать.
        Булат-молодец


        Жил-был царь, у него был один сын. Когда царевич был мал, то мамки и няньки его прибаюкивали:
        - Баю-баю, Иван-царевич! Вырастешь большой, найдёшь себе невесту: за тридевять земель, в тридесятом государстве сидит в башне Василиса Кирбитьевна - из косточки в косточку мозжечок переливается.
        Минуло царевичу пятнадцать лет, стал у отца проситься поехать поискать свою невесту.
        - Куда поедешь? Ты ещё слишком мал!
        - Нет, батюшка! Когда я мал был, мамки и няньки меня прибаюкивали и сказывали, где живёт моя невеста; атеперь я поеду её разыскивать.
        Отец благословил его и дал знать по всем государствам, что сын его Иван-царевич поехал за невестою.
        Вот приезжает царевич в один город, отдал убрать свою лошадь, а сам пошёл по улицам погулять. Идёт и видит - на площади человека кнутом наказывают.
        - За что, - спрашивает, - вы его кнутом бьёте?
        - А за то, - говорят, - что задолжал он одному именитому купцу десять тысяч да в срок не выплатил; акто его выкупит, у того Кощей Бессмертный жену унесёт.
        Вот царевич подумал-подумал и прочь пошёл. Погулял по городу, выходит опять на площадь, а того человека всё бьют; жалко стало Иван-царевичу, и решился он его выкупить.
        «У меня, - думает, - жены нету; отнять у меня некого».
        Заплатил десять тысяч и пошёл домой; вдруг бежит за ним тот самый человек, которого он выкупил, и кричит ему:
        - Спасибо, Иван-царевич! Если б ты меня не выкупил, ввек бы не достал своей невесты. А теперь я помогу; купи мне скорее лошадь и седло!
        Царевич купил ему и лошадь, и седло - и спрашивает:
        - А как твоё имя?
        - Меня зовут Булат-молодец.
        Сели они на коней и поехали в путь-дорогу; как только приехали в тридесятое государство, говорит Булат-молодец:
        - Ну, Иван-царевич, прикажи купить да нажарить кур, уток, гусей - чтоб всего было довольно! А я пойду твою невесту доставать. Да смотри: всякий раз, как я забегу к тебе, ты режь у любой птицы правое крылышко и подавай на тарелочке.
        Пошёл Булат-молодец прямо к высокой башне, где сидела Василиса Кирбитьевна; бросил полегоньку камушком и сломил у башни золочёный верх. Прибегает к Ивану-царевичу, говорит ему:
        - Что ты спишь? Подавай курицу.
        Тот отрезал правое крылышко и подал на тарелочке. Булат-молодец взял тарелочку, побежал к башне и закричал:
        - Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! Иван-царевич приказал кланяться и просил меня отдать вам эту курочку.
        Она испугалась, сидит - ничего не говорит; аон сам за неё отвечает:
        - Здравствуй, Булат-молодец! Здоров ли Иван-царевич?
        - Слава богу, здоров!
        - А что же ты, Булат-молодец, стоишь? Возьми ключик, отопри шкапчик, выпей рюмку водочки и ступай с богом.
        Прибегает Булат-молодец к Ивану-царевичу.
        - Что сидишь? - говорит. - Подавай утку.
        Тот отрезал правое крылышко, подал на тарелочке. Булат взял тарелочку и понёс к башне:
        - Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! Иван-царевич приказал кланяться и прислал вам эту уточку.
        Она сидит - ничего не говорит; аон сам за неё отвечает:
        - Здравствуй, Булат-молодец! Здоров ли царевич?
        - Слава богу, здоров!


        - А что же ты, Булат-молодец, стоишь? Возьми ключик, отопри шкапчик, выпей рюмочку и ступай с богом.
        Прибегает Булат-молодец домой и опять говорит Ивану-царевичу:
        - Что сидишь? Подавай гуся.
        Тот отрезал правое крылышко, положил на тарелочку и отдал ему. Булат-молодец взял и понёс к башне:
        - Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! Иван-царевич приказал кланяться и прислал вам гуся.
        Василиса Кирбитьевна тотчас берёт ключ, отпирает шкап и подаёт ему рюмку водочки. Булат-молодец не берётся за рюмку, а хватает девицу за правую руку; вывел её из башни, посадил к Ивану-царевичу на лошадь, и поскакали они, добрые молодцы, с душой красной девицей во всю конскую прыть.
        Поутру встаёт-просыпается царь Кирбит, видит, что у башни верх сломан, а дочь его похищена, сильно разгневался и приказал послать погоню по всем путям и дорогам.
        Много ли, мало ли ехали наши витязи - Булат-молодец снял со своей руки перстень, спрятал его и говорит:
        - Поезжай, Иван-царевич, а я назад ворочусь, поищу перстень.
        Василиса Кирбитьевна начала его упрашивать:
        - Не оставляй нас, Булат-молодец! Хочешь, я тебе свой перстень подарю?
        Он отвечает:
        - Никак нельзя, Василиса Кирбитьевна! Моему перстню цены нет - мне дала его родная матушка; как давала - приговаривала: «Носи - не теряй, мать не забывай!»
        Поскакал Булат-молодец назад и повстречал на дороге погоню; он тотчас всех перебил, оставил только единого человека, чтоб было кому царя повестить, а сам поспешил нагнать Ивана-царевича.
        Много ли, мало ли они ехали - Булат-молодец запрятал свой платок и говорит:
        - Ах, Иван-царевич, я платок потерял; поезжайте вы путём-дорогою, я вас скоро опять нагоню.
        Повернул назад, отъехал несколько вёрст и повстречал погоню вдвое больше; перебил всех и вернулся к Ивану-царевичу. Тот спрашивает:
        - Нашёл ли платок?
        - Нашёл.
        Настигла их тёмная ночь; раскинули они шатёр, Булат-молодец лёг спать, а Ивана-царевича на караул поставил и говорит ему:
        - Каков случай - разбуди меня!
        Тот стоял, стоял, утомился, начал клонить его сон, он присел у шатра и заснул.
        Откуда ни взялся Кощей Бессмертный - унёс Василису Кирбитьевну.
        На заре очнулся Иван-царевич; видит, что нет его невесты, и горько заплакал. Просыпается и Булат-молодец, спрашивает его:
        - О чём плачешь?
        - Как мне не плакать? Кто-то унёс Василису Кирбитьевну.
        - Я же тебе говорил - стой на карауле! Это дело Кощея Бессмертного; поедем искать.
        Долго-долго они ехали, смотрят - два пастуха стадо пасут.
        - Чьё это стадо?
        Пастухи отвечают:
        - Кощея Бессмертного.
        Булат-молодец и Иван-царевич расспросили пастухов: далеко ль Кощей живёт, как туда проехать, когда они со стадом домой ворочаются и куда его запирают? Потом слезли с лошадей, уговорились с пастухами, нарядились в их платье и погнали стадо домой; пригнали и стали у ворот.
        У Ивана-царевича был на руке золотой перстень - Василиса Кирбитьевна ему подарила; ау Василисы Кирбитьевны была коза - молоком от той козы она и утром и вечером умывалась. Прибежала девушка с чашкою, подоила козу и несёт молоко; аБулат-молодец взял у царевича перстень и бросил в чашку.
        - Э, голубчики, - говорит девушка, - вы озорничать стали!
        Приходит к Василисе Кирбитьевне и жалуется:
        - Нониче пастухи над нами насмехаются, бросили в молоко перстень!
        Та отвечает:
        - Оставь молоко, я сама процежу.
        Стала цедить, увидала свой перстень и велела послать к себе пастухов. Пастухи пришли.
        - Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! - говорит Булат-молодец.
        - Здравствуй, Булат-молодец! Здравствуй, царевич! Как вас бог сюда занёс?
        - За тобой, Василиса Кирбитьевна, приехали; нигде Кощей от нас не скроется: хоть на дне моря - и то отыщем!
        Она их за стол усадила, всякими яствами накормила и винами напоила. Говорит ей Булат-молодец:
        - Как приедет Кощей с охоты, расспроси, Василиса Кирбитьевна, где его смерть. А теперь не худо нам спрятаться.
        Только гости успели спрятаться, прилетает с охоты Кощей Бессмертный.
        - Фу-фу! - говорит. - Прежде русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а нониче русский дух воочью является, в уста бросается.
        Отвечает ему Василиса Кирбитьевна:
        - Сам ты по Руси налетался, русского духу нахватался, так он тебе и здесь чудится!
        Кощей пообедал и лёг отдыхать; пришла к нему Василиса Кирбитьевна, стала спрашивать:
        - Насилу дождалась тебя; уж не чаяла в живых увидать - думала, что тебя лютые звери съели!
        Кощей засмеялся:
        - Эх ты! Волос долог, да ум короток; разве могут меня лютые звери съесть?
        - Да где ж твоя смерть?
        - Смерть моя в голике, под порогом валяется.
        Улетел Кощей, Василиса Кирбитьевна побежала к Ивану-царевичу. Спрашивает её Булат-молодец:
        - Ну, где смерть Кощеева?
        - В голике, под порогом валяется.
        - Нет! Надо расспросить его получше.
        Василиса Кирбитьевна тотчас придумала: взяла голик, вызолотила, разными лентами украсила и положила на стол. Вот прилетел Кощей Бессмертный, увидал на столе вызолоченный голик и спрашивает, зачем это.
        - Как же можно, - отвечала Василиса Кирбитьевна, - чтоб твоя смерть под порогом валялась; пусть лучше на столе лежит!
        - Ха-ха-ха! Волос длинен, да ум короток; разве здесь моя смерть?
        - А где же?
        - Моя смерть в козле запрятана.
        Василиса Кирбитьевна, как только Кощей на охоту уехал, взяла убрала козла лентами да бубенчиками, а рога, ему вызолотила. Кощей увидал, опять рассмеялся:
        - Волос длинен, да ум короток; моя смерть далече: на море на океане есть остров, на том острове дуб стоит, под дубом сундук зарыт, в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яйцо, а в яйце - моя смерть!
        Сказал и улетел. Василиса Кирбитьевна пересказала всё это Булату-молодцу да Ивану-царевичу; они взяли с собой запасу и пошли отыскивать Кощееву смерть.
        Долго ли, коротко ли шли, запас весь приели и начали голодать. Попадается им собака со щенятами.
        - Я её убью, - говорит Булат-молодец, - нам есть больше нечего.
        - Не бей меня, - просит собака, - не делай моих деток сиротами; ятебе сама пригожусь!
        - Ну, бог с тобой!
        Идут дальше - сидит на дубу орёл с орлятами. Говорит Булат-молодец:
        - Я убью орла.
        Отвечает орёл:
        - Не бей меня, не делай моих деток сиротами: ятебе сам пригожусь!
        - Так и быть, живи на здоровье!
        Подходят к океан-морю широкому; на берегу рак ползёт. Говорит Булат-молодец:
        - Я его пришибу!
        А рак:
        - Не бей меня, добрый молодец! Во мне корысти не много, хоть съешь - сыт не будешь. Придёт время - я сам тебе пригожусь!
        - Ну, ползи с богом! - сказал Булат-молодец.
        Он посмотрел на море, увидал рыбака в лодке и крикнул:
        - Причаливай к берегу!
        Рыбак подал лодку. Иван-царевич да Булат-молодец сели и поехали к острову; добрались до острова и пошли к дубу. Булат-молодец ухватил дуб могучими руками и с корнем вырвал; достал из-под дуба сундук, открыл его - из сундука заяц выскочил и побежал что есть духу.


        - Ах, - вымолвил Иван-царевич, - если б да собака была, она б зайца поймала!
        Глядь - а собака уж тащит зайца. Булат-молодец взял его да и разорвал - из зайца вылетела утка и высоко поднялась в поднебесье.
        - Ах, - вымолвил Иван-царевич, - если б на эту пору да орёл был, он бы утку поймал!
        А орёл уж несёт утку. Булат-молодец разорвал утку - из утки выкатилось яйцо и упало в море.
        - Ах, - сказал царевич, - если б рак его вытащил!
        А рак уж ползёт, яйцо тащит. Взяли они яйцо, приехали к Кощею Бессмертному, ударили его тем яйцом в лоб - он тотчас растянулся и умер.
        Брал Иван-царевич Василису Кирбитьевну, и поехали в дорогу. Ехали, ехали, настигла их тёмная ночь; раскинули шатёр, Василиса Кирбитьевна спать легла. Говорит Булат-молодец:
        - Ложись и ты, царевич, а я буду на часах стоять.
        В глухую полночь прилетели двенадцать голубиц, ударились крыло в крыло и сделались двенадцать девиц:
        - Ну, Булат-молодец да Иван-царевич, убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну, не будет и вам добра: как приедет Иван-царевич домой, велит вывести свою собачку любимую; она вырвется у псаря и разорвёт царевича на мелкие части. А кто это слышит да ему скажет, тот по колена будет каменный!
        Поутру Булат-молодец разбудил царевича и Василису Кирбитьевну, собрались и поехали в путь-дорогу.
        Настигла их вторая ночь; раскинули шатёр в чистом поле. Опять говорит Булат-молодец:
        - Ложись спать, Иван-царевич, а я буду караулить.
        В глухую полночь прилетели двенадцать голубиц, ударились крыло в крыло, и стало двена-дцать девиц:
        - Ну, Булат-молодец да Иван-царевич, убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну, не будет и вам добра: как приедет Иван-царевич домой, велит вывести своего любимого коня, на котором сызмала привык кататься; конь вырвется у конюха и убьёт царевича до смерти. А кто это слышит да ему скажет, тот будет по пояс каменный!
        Настало утро, опять поехали.
        Настигла их третья ночь; разбили шатёр и остановились ночевать в чистом поле. Говорит Булат-молодец:
        - Ложись спать, Иван-царевич, а я караулить буду.
        В глухую полночь прилетели двенадцать голубиц, ударились крыло в крыло, и стало двена-дцать девиц:
        - Ну, Булат-молодец да Иван-царевич, убили вы нашего брата Кощея Бессмертного, увезли нашу невестушку Василису Кирбитьевну, да и вам добра не нажить: как приедет Иван-царевич домой, велит вывести свою любимую корову, от которой сызмала молочком питался; она вырвется у скотника и поднимет царевича на рога. А кто нас видит и слышит да ему скажет, тот весь будет каменный!
        Сказали, обернулись голубицами и улетели.
        Поутру проснулся Иван-царевич с Василисой Кирбитьевной и отправились в дорогу.
        Приехал царевич домой, женился на Василисе Кирбитьевне и спустя день или два говорит ей:
        - Хочешь, я покажу тебе мою любимую собачку? Когда я был маленький, всё с ней забавлялся.
        Булат-молодец взял свою саблю, наточил остро-остро и стал у крыльца.
        Вот ведут собачку; она вырвалась у псаря, прямо на крыльцо бежит, а Булат-молодец махнул саблею и разрубил её пополам.
        Иван-царевич на него разгневался, да за старую службу промолчал - ничего не сказал.
        На другой день приказал он вывесть своего любимого коня; конь перервал аркан, вырвался у конюха и скачет прямо на царевича. Булат-молодец отрубил коню голову.
        Иван-царевич ещё пуще разгневался, но Василиса Кирбитьевна сказала:
        - Если б не он, - говорит, - ты б меня никогда не достал!
        На третий день велел Иван-царевич вывесть свою любимую корову; она вырвалась у скотника и бежит прямо на царевича. Булат-молодец отрубил и ей голову.
        Тут Иван-царевич так озлобился, что никого и слушать не стал; приказал позвать палача и немедленно казнить Булата-молодца.
        - Ах, Иван-царевич! Коли ты хочешь меня палачом казнить, так лучше я сам умру. Позволь только три речи сказать…
        Рассказал Булат-молодец про первую ночь, как в чистом поле прилетали двенадцать голубиц и что ему говорили - и тотчас окаменел по колена; рассказал про другую ночь - и окаменел по пояс.
        Тут Иван-царевич начал его упрашивать, чтоб до конца не договаривал. Отвечает Булат-молодец:
        - Теперь всё равно - наполовину окаменел, так не стоит жить!
        Рассказал про третью ночь и оборотился весь в камень.
        Иван-царевич поставил его в особой палате и каждый день стал ходить туда с Василисой Кирбитьевной да горько плакаться.
        Много прошло годов; раз как-то плачет Иван-царевич над каменным Булатом-молодцом и слышит - из камня голос раздаётся:
        - Что ты плачешь? Мне и так тяжело!
        - Как мне не плакать? Ведь я тебя загубил.
        И тут пала горючая слеза Ивана-царевича на каменного Булата-молодца. Ожил он. Иван-царевич с Василисой Кирбитьевной обрадовались и на радостях задали пир на весь мир. На том пиру и я был, мёд и вино пил, по усам текло, в рот не попало, на душе пьяно и сытно стало.


        Два Ивана - солдатских сына


        В некотором царстве, в некотором государстве жил-был мужик. Пришло время - записали его в солдаты; оставляет он жену, стал с нею прощаться и говорит:
        - Смотри, жена, живи хорошенько, добрых людей не смеши, домишка не разори, хозяйничай да меня жди; авось назад приду. Вот тебе пятьдесят рублей. Дочку ли, сына ли родишь - всё равно сбереги деньги до возрасту: станешь дочь выдавать замуж - будет у неё приданое; аколи бог сына даст, да войдёт он в большие года - будет и ему в тех деньгах подспорье немалое.
        Попрощался с женою и пошёл в поход, куда было велено. Месяца три погодя родила жена двух близнецов-мальчиков и назвала их Иванами - солдатскими сыновьями.
        Пошли мальчики в рост; как пшеничное тесто на опаре, так кверху и тянутся. Стукнуло ребяткам десять лет, отдала их мать в науку; скоро они научились грамоте и боярских и купеческих детей за пояс заткнули - никто лучше их не сумеет ни прочитать, ни написать, ни ответу дать.
        Боярские и купеческие дети позавидовали и давай тех близнецов каждый день поколачивать да пощипывать. Говорит один брат другому:
        - Долго ли нас колотить да щипать будут? Матушка и то на нас платьица не нашьётся, шапочек не накупится; что ни наденем, всё товарищи в клочки изорвут! Давай-ка расправляться с ними по-своему.
        И согласились они друг за друга стоять, друг друга не выдавать. На другой день стали боярские и купеческие дети задирать их, а они - полно терпеть! - как пошли сдачу давать. Всем досталось! Тотчас прибежали караульные, связали добрых молодцев и посадили в острог.
        Дошло то дело до самого царя; он призвал тех мальчиков к себе, расспросил про всё и велел их выпустить.
        - Они, - говорит, - не виноваты: не зачинщики!
        Выросли два Ивана - солдатские дети и просят у матери:
        - Матушка, не осталось ли от нашего родителя каких денег? Коли остались, дай нам, мы пойдём в город на ярмарку, купим себе по доброму коню.
        Мать дала им пятьдесят рублей - по двадцати пяти на брата - и приказывает:
        - Слушайте, детушки! Как пойдёте в город, отдавайте поклон всякому встречному и поперечному.
        Вот отправились братья в город, пришли на конную, смотрят - лошадей много, а выбрать не из чего; все не под стать им, добрым молодцам!
        Говорит один брат другому:
        - Пойдём на другой конец площади; глядь-ка, что народу там толпится - видимо-невидимо!
        Пришли туда, протолкались вперёд - у дубовых столбов стоят два жеребца, на железных цепях прикованы: один на шести, другой - на двенадцати; рвутся кони с цепей, удила кусают, роют землю копытами. Никто подойти к ним близко не смеет.
        - Что твоим жеребцам цена будет? - спрашивает Иван - солдатский сын у хозяина.
        - Не с твоим, брат, носом соваться сюда! Есть товар, да не по тебе, нечего и спрашивать.
        - Почём знать, чего не ведаешь; может, и купим, надо только в зубы посмотреть.
        Хозяин усмехнулся:
        - Смотри, коли головы не жаль!
        Тотчас один брат подошёл к тому жеребцу, что на шести цепях был прикован, а другой брат - к тому, что на двенадцати цепях держался. Стали было в зубы смотреть - куда! Жеребцы поднялись на дыбы, так и храпят…
        Братья ударили их коленками в грудь - цепи разлетелись, жеребцы на пять сажен отскочили, на землю попадали.
        - Вот чем хвастался! Да мы этих клячей и даром не возьмём.
        Народ ахает, дивуется: что за сильные богатыри появилися! Хозяин чуть не плачет: жеребцы его поскакали за город и давай разгуливать по всему чистому полю; приступить к ним никто не решается, как поймать, никто не придумает.
        Сжалились над хозяином Иваны - солдатские дети, вышли в чистое поле, крикнули громким голосом, молодецким посвистом - жеребцы прибежали и стали на месте, словно вкопанные; тут надели на них добрые молодцы цепи железные, привели их к столбам дубовым и приковали крепко-накрепко. Справили это дело и пошли домой.
        Идут путём-дорогою, а навстречу им седой старичок. Позабыли они, что мать наказывала, и прошли мимо, не поклонились, да уж после один спохватился.
        - Ах, братец, что ж это мы наделали? Старичку поклона не отдали; давай нагоним его да поклонимся.
        Нагнали старичка, сняли шапочки, кланяются в пояс и говорят:
        - Прости нас, дедушка, что прошли не поздоровались. Нам матушка строго наказывала: кто б на пути ни встретился, всякому честь отдавать.
        - Спасибо, добрые молодцы! Куда ходили?
        - В город на ярмарку; хотели купить себе по доброму коню, да таких нет, чтоб нам пригодились.
        - Как же быть? Нешто подарить вам по лошадке?
        - Ах, дедушка, если подаришь, станем тебя вечно благодарить!
        - Ну пойдёмте!
        Привел их старик к большой горе, отворяет чугунную дверь и выводит богатырских коней:
        - Вот вам и кони, добрые молодцы! Ступайте с богом, владейте на здоровье!
        Они поблагодарили, сели верхом и поскакали домой. Приехали на двор, привязали коней к столбу и вошли в избу. Начала мать спрашивать:
        - Что, детушки, купили себе по лошадке?
        - Купить не купили, даром получили.
        - Куда же вы их дели?
        - Возле избы поставили.
        - Ах, детушки, смотрите, - не увёл бы кто!
        - Нет, матушка, не таковские кони: не то что увести - и подойти к ним нельзя!


        Мать вышла, посмотрела на богатырских коней и залилась слезами:
        - Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне.
        На другой день просятся сыновья у матери:
        - Отпусти нас в город, купим себе по сабельке.
        - Ступайте, родимые!
        Они собрались, пошли на кузницу; приходят к мастеру.
        - Сделай, - говорят, - нам по сабельке.
        - Зачем делать! Есть готовые, сколько угодно берите!
        - Нет, брат, нам такие сабли надобны, чтоб по триста пудов[57 - Пуд - старинная мера веса - 16кг.] весили.
        - Эх, что выдумали! Да кто ж этакую махину ворочать будет? Да и горна такого во всём свете не найдёшь!
        Нечего делать - пошли добрые молодцы домой и головы повесили.
        Идут путём-дорогою, а навстречу им опять тот же старичок попадается.
        - Здравствуйте, младые юноши!
        - Здравствуй, дедушка!
        - Куда ходили?
        - В город, на кузницу, хотели купить себе по сабельке, да таких нет, чтоб нам по руке пришлись.
        - Плохо дело! Нешто подарить вам по сабельке?
        - Ах, дедушка, коли подаришь, станем тебя вечно благодарить.
        Старичок привёл их к большой горе, отворил чугунную дверь и вынес две богатырские сабли. Они взяли сабли, поблагодарили старика, и радостно, весело у них на душе стало!
        Приходят домой, мать спрашивает:
        - Что, детушки, купили себе по сабельке?
        - Купить не купили, даром получили.
        - Куда же вы их дели?
        - Возле избы поставили.
        - Смотрите, как бы кто не унёс!
        - Нет, матушка, не то что унесть, увезти нельзя.
        Мать вышла на двор, глянула - две сабли тяжёлые, богатырские, к стене приставлены, едва избушка держится! Залилась слезами и говорит:
        - Ну, сынки, верно, вы не кормильцы мне.
        Наутро Иваны - солдатские дети оседлали своих добрых коней, взяли свои сабли богатырские, приходят в избу, с родной матерью прощаются:
        - Благослови нас, матушка, в путь-дорогу дальнюю.
        - Будь над вами, детушки, моё нерушимое родительское благословение! Поезжайте с богом, себя покажите, людей посмотрите; напрасно никого не обижайте, а злым ворогам[58 - В?рог - враг.] не уступайте.
        - Не бойся, матушка! У нас такова поговорка есть: еду - не свищу, а наеду - не спущу!
        Сели добрые молодцы на коней и поехали.
        Близко ли, далеко, долго ли, коротко - скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - приезжают они на распутье, и стоят там два столба. На одном столбу написано: «Кто вправо поедет, тот царём будет»; на другом столбу написано: «Кто влево поедет, тот убит будет».
        Остановились братья, прочитали надписи и призадумались: куда кому ехать? Коли обоим по правой дороге пуститься - не честь, не хвала богатырской их силе, молодецкой удали; ехать одному влево - никому помереть не хочется!
        Да делать-то нечего - говорит один из братьев другому:
        - Ну, братец, я посильнее тебя; давай я поеду влево да посмотрю, от чего может мне смерть приключиться. А ты поезжай направо: авось бог даст - царём сделаешься!
        Стали они прощаться, дали друг дружке по платочку и положили такой завет: ехать каждому своею дорогою, по дороге столбы ставить, на тех столбах про себя писать для знатья, для ведома; всякое утро утирать лицо братниным платком: если на платке кровь окажется - значит, брату смерть приключилася; при такой беде ехать мёртвого разыскивать.
        Разъехались добрые молодцы в разные стороны.
        Кто вправо коня пустил, тот добрался до славного царства. В этом царстве жил царь с царицею, у них была дочь царевна Настасья Прекрасная.
        Увидал царь Ивана - солдатского сына, полюбил его за удаль богатырскую и, долго не думая, отдал за него свою дочь в супружество, назвал его Иваном-царевичем и велел ему управлять всем царством. Живёт Иван-царевич в радости, своей женою любуется, в царстве порядок ведёт да звериной охотой тешится.
        В некое время стал он на охоту сбираться, на коня сбрую накладывать и нашёл в седле - два пузырька с целящей и живой водою зашито; посмотрел на те пузырьки и положил опять в седло. «Надо, - думает, - поберечь до поры до времени; не ровён час - понадобятся».
        А брат его Иван - солдатский сын, что левой дорогой поехал, день и ночь скакал без устали.
        Прошёл месяц, и другой, и третий, и прибыл он в незнакомое государство - прямо в столичный город.
        В том государстве печаль великая: дома чёрным сукном покрыты, люди, словно сонные, шатаются.
        Нанял он себе самую худую квартиру у бедной старушки и начал её выспрашивать:
        - Расскажи, бабушка, отчего так в вашем государстве весь народ припечалился и все дома чёрным сукном завешены?
        - Ах, добрый молодец! Великое горе нас обуяло: каждый день выходит из синего моря, из-за серого камня, двенадцатиглавый змей и поедает по человеку за единый раз, теперь дошла очередь до царя… Есть у него три прекрасные царевны; вот только сейчас повезли старшую на взморье - змею на съедение.
        Иван - солдатский сын сел на коня и поскакал к синему морю, к серому камню; на берегу стоит прекрасная царевна - на железной цепи прикована.
        Увидала она витязя и говорит ему:
        - Уходи отсюда, добрый молодец! Скоро придёт сюда двенадцатиглавый змей; япропаду, да и тебе не миновать смерти: съест тебя лютый змей!
        - Не бойся, красная девица, авось подавится.
        Подошёл к ней Иван - солдатский сын, ухватил цепь богатырской рукою и разорвал на мелкие части, словно гнилую бечёвку; после прилёг красной девице на колени.
        - Я посплю, а ты на море смотри: как только туча взойдёт, ветер зашумит, море всколыхается - тотчас разбуди меня, молодца.
        Красная девица послушалась, стала на море смотреть.
        Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхалося - из синя моря змей выходит, в гору подымается.
        Царевна разбудила Ивана - солдатского сына; он встал, только на коня вскочил, а уж змей летит:
        - Ты, Иванушка, зачем пожаловал? Ведь здесь моё место! Прощайся теперь с белым светом да полезай поскорее сам в мою глотку - тебе ж легче будет!
        - Врёшь, проклятый змей! Не проглотишь - подавишься, - ответил Иван, обнажил свою острую саблю, размахнулся, ударил и срубил у змея все двенадцать голов; поднял серый камень, головы положил под камень, туловище в море бросил, а сам воротился домой к старухе, наелся-напился, лёг спать и проспал трое суток.
        В то время призвал царь водовоза.
        - Ступай, - говорит, - на взморье, собери хоть царевнины косточки.
        Водовоз приехал к синему морю, видит - царевна жива, ни в чём невредима, посадил её на телегу и повёз в густой, дремучий лес; завёз в лес и давай нож точить.
        - Что ты делать собираешься? - спрашивает царевна.
        - Я нож точу, тебя резать хочу!
        Царевна заплакала:
        - Не режь меня, я тебе никакого худа не сделала.
        - Скажи отцу, что я тебя от змея избавил, так помилую!
        Нечего делать - согласилась. Приехала во дворец; царь обрадовался и пожаловал того водовоза полковником.
        Вот как проснулся Иван - солдатский сын, позвал старуху, даёт ей денег и просит:
        - Поди-ка, бабушка, на рынок, закупи что надобно, да послушай, что промеж людьми говорится.
        Старуха сбегала на рынок, закупила разных припасов, послушала людских вестей, воротилась назад и сказывает:
        - Идёт в народе такая молва: был-де у нашего царя большой обед, сидели за столом королевичи и посланники, бояре и люди именитые; вте поры прилетела в окно калёная стрела и упала посеред зала, к той стреле было письмо привязано от другого змея двенадцатиглавого. Пишет змей: коли не вышлешь ко мне среднюю царевну, я твоё царство огнём сожгу, пеплом развею. Нынче же повезут её, бедную, к синему морю, к серому камню.
        Иван - солдатский сын сейчас оседлал своего доброго коня, сел и поскакал на взморье. Говорит ему царевна:
        - Ты зачем, добрый молодец? Пущай моя очередь смерть принимать, горячую кровь проливать; атебе за что пропадать?
        - Не бойся, красная девица!
        Только успел сказать, летит на него лютый змей, огнём палит, смертью грозит.
        Богатырь ударил его острой саблею и отсёк все двенадцать голов; головы положил под камень, туловище в море кинул, а сам домой вернулся, наелся-напился и опять залёг спать на три дня, на три ночи.
        Приехал опять водовоз, увидал, что царевна жива, посадил её на телегу, повёз в дремучий лес и принялся нож точить. Спрашивает царевна:
        - Зачем ты нож точишь?
        - А я нож точу, тебя резать хочу. Присягни на том, что скажешь отцу, как мне надобно, так я тебя помилую.
        Царевна дала ему клятву, он привёз её во дворец; царь возрадовался и пожаловал водовоза генеральским чином.
        Иван - солдатский сын пробудился от сна на четвёртые сутки и велел старухе на рынок пойти да вестей послушать.
        Старуха сбегала на рынок, воротилась назад и сказывает:
        - Третий змей появился, прислал к царю письмо, а в письме требует: вывози-де меньшую царевну на съедение.
        Иван - солдатский сын оседлал своего доброго коня, сел и поскакал к синю морю. На берегу стоит прекрасная царевна, на железной цепи к камню прикована.
        Богатырь ухватил цепь, тряхнул и разорвал, словно гнилую бечёвку; после прилёг красной девице на колени:
        - Я посплю, а ты на море смотри: как только туча взойдёт, ветер зашумит, море всколыхнётся - тотчас разбуди меня, молодца.
        Царевна начала на море глядеть…
        Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхалося - из синя моря змей выходит, в гору подымается. Стала царевна будить Ивана - солдатского сына, толкала, толкала - нет, не просыпается, заплакала она слёзно, и капнула горячая слеза ему на щеку; оттого богатырь проснулся, подбежал к своему коню, а добрый конь уж на пол-аршина под собой земли выбил копытами.
        Летит двенадцатиглавый змей, огнём так и пышет; взглянул на богатыря и воскликнул:
        - Хорош ты, пригож ты, добрый молодец, да не быть тебе живому, съем тебя и с косточками!
        - Врёшь, проклятый змей, подавишься.


        Начали они биться смертным боем; Иван - солдатский сын так быстро и сильно махал своей саблею, что она докрасна раскалилась, нельзя в руках держать! Взмолился он царевне:
        - Спасай меня, красна девица! Сними с себя дорогой платочек, намочи в синем море и дай обернуть саблю.
        Царевна тотчас намочила свой платочек и подала доброму молодцу. Он обернул саблю и давай рубить змея; срубил ему все двенадцать голов, головы те под камень положил, туловище в море бросил, а сам домой поскакал, наелся-напился и залёг спать на трое суток.
        Царь посылает опять водовоза на взморье. Приехал водовоз, взял царевну и повёз в дремучий лес; вынул нож и стал точить.
        - Что ты делаешь? - спрашивает царевна.
        - Нож точу, тебя резать хочу! Скажи отцу, что я змея победил, так помилую.
        Устрашил красную девицу, поклялась говорить по его словам. А меньшая дочь была у царя любимая; как увидел её живою, ни в чём невредимую, он пуще прежнего возрадовался и захотел водовоза жаловать - выдать за него замуж меньшую царевну.
        Пошёл про то слух по всему государству. Узнал Иван - солдатский сын, что у царя свадьба затевается, и пошёл прямо во дворец, а там пир идёт, гости пьют и едят, всякими играми забавляются.
        Меньшая царевна глянула на Ивана - солдатского сына, увидала на его сабле свой дорогой платочек, выскочила из-за стола, взяла его за руку и говорит отцу:
        - Государь-батюшка! Вот кто избавил нас от змея лютого, от смерти напрасной; аводовоз только знал нож точить да приговаривать: я-де нож точу, тебя резать хочу!
        Царь разгневался, тут же приказал водовоза повесить, а царевну выдал замуж за Ивана - солдатского сына, и было у них веселье великое. Стали молодые жить-поживать да добра наживать.
        Пока всё это деялось с Иваном - солдатским сыном, с Иваном-царевичем вот что случилось. Поехал он раз на охоту, и попался ему олень быстроногий.
        Иван-царевич ударил по лошади и пустился за ним в погоню; мчался, мчался и выехал на широкий луг. Тут олень с глаз пропал. Смотрит царевич и думает, куда теперь путь направить. Глядь - на том лугу ручеёк протекает, на воде две серые утки плавают.
        Прицелился он из ружья, выстрелил и убил пару уток; вытащил их из воды, положил в сумку и поехал дальше.
        Ехал, ехал, увидал белокаменные палаты, слез с лошади, привязал её к столбу и пошёл в комнаты. Везде пусто - нет ни единого человека, только в одной комнате печь топится, на шестке[59 - Шест?к - площадка перед топкой у русской печи.] стоит сковородка, на столе прибор готов: тарелка, и вилка, и нож. Иван-царевич вынул из сумки уток, ощипал, вычистил, положил на сковородку и сунул в печку; зажарил, поставил на стол, режет да ест. Вдруг, откуда ни возьмись, является к нему красная девица - такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать, - и говорит ему:
        - Хлеб-соль, Иван-царевич!
        - Милости просим, красная девица! Садись со мной кушать.
        - Я бы села с тобой, да боюсь: утебя конь волшебный.
        - Нет, красная девица, не узнала! Мой волшебный конь дома остался, я на простом приехал.
        Как услыхала это красная девица, тотчас начала дуться, надулась и сделалась страшною львицей, разинула пасть и проглотила царевича целиком. Была то не простая девица, была то родная сестра трёх змеев, что побиты Иваном - солдатским сыном.
        Вздумал Иван - солдатский сын про своего брата; вынул платок из кармана, утёрся, смотрит - весь платок в крови. Сильно он запечалился:
        - Что за притча[60 - Пр?тча - здесь: непонятное, труднообъяснимое явление.]! Поехал мой брат в хорошую сторону, где бы ему царём быть, а он смерть получил!
        Отпросился у жены и тестя и поехал на своём богатырском коне разыскивать брата, Ивана-царевича.
        Близко ли, далеко, скоро ли, коротко ли - приезжает в то самое государство, где его брат проживал; расспросил про всё и узнал, что поехал-де царевич на охоту, да так и сгинул - назад не бывал.
        Иван - солдатский сын той же самой дорогою поехал охотиться; попадается и ему олень быстроногий. Пустился богатырь за ним в погоню. Выехал на широкий луг - олень с глаз пропал; смотрит - на лугу ручеёк протекает, на воде две утки плавают.
        Иван - солдатский сын застрелил уток, приехал в белокаменные палаты и вошёл в комнаты. Везде пусто, только в одной комнате печь топится, на шестке сковородка стоит. Он зажарил уток, вынес на двор, сел на крылечке, режет да ест.
        Вдруг является к нему красная девица:
        - Хлеб-соль, добрый молодец! Зачем на дворе ешь?
        Отвечает Иван - солдатский сын:
        - Да в горнице неохотно, на дворе веселей будет! Садись со мною, красная девица!
        - Я бы с радостью села, да боюсь твоего коня волшебного.
        - Полно, красавица! Я на простой лошадёнке приехал.
        Она и поверила и начала дуться, надулась страшною львицею и только хотела проглотить доброго молодца, как прибежал его волшебный конь и обхватил её богатырскими ногами. Иван - солдатский сын обнажил свою саблю острую и крикнул зычным голосом:
        - Стой, проклятая! Ты проглотила моего брата Ивана-царевича? Выкинь его назад, не то изрублю тебя на мелкие части.
        Львица и выкинула Ивана-царевича: сам-то он мёртвый. Тут Иван - солдатский сын вынул из седла два пузырька с водою целящею и живой; взбрызнул брата целящей водою - плоть-мясо срастается; взбрызнул живой водой - царевич встал и говорит:
        - Ах, как же долго я спал!
        Отвечает Иван - солдатский сын:
        - Век бы тебе спать, если б не я!
        Потом берёт свою саблю и хочет рубить львице голову: она обернулась душой-девицей, такою красавицей, что и рассказать нельзя, начала слёзно плакать и просить прощения. Глянул на её красу неописанную, смиловался Иван - солдатский сын и пустил её на волю вольную.
        Приехали братья во дворец, сотворили трёхдневный пир; после попрощались; Иван-царевич остался в своём государстве, а Иван - солдатский сын поехал к своей супруге и стал с нею поживать в любви и согласии.

        notes
        Сноски

        1
        Пал палить - сжигать срубленные деревья.
        2
        К?лики перехожие - странники.
        3
        Ендов? - широкий сосуд с отливом (открытым носком) для кваса, пива, вина.
        4
        Нер?жий - здесь: невидный.
        5
        П?лица - боевая дубина.
        6
        Ст?льный град - главный город в княжестве, в государстве.
        7
        Сыть - еда, корм.
        8
        Подкол?нный - подначальный, подчинённый.
        9
        Ок?ленки - оконная рама, оконный переплёт.
        10
        Кар?чь - на четвереньках.
        11
        В плечах косая саж?нь - широкие плечи.
        12
        Нищехлиб?на - презрительное обращение к нищему.
        13
        Арш?нный - здесь: огромный. Аршин - старинная мера длины, равная примерно 72см.
        14
        Ободв?рина - косяк, дверная колода.
        15
        П?робок - оруженосец.
        16
        Шал?га - посох с загнутой ручкой.
        17
        Н?больший - самый главный.
        18
        Р?титься - бороться, биться, обороняться.
        19
        Пол?ницы - богатырки, наездницы.
        20
        Тать - разбойник, грабитель.
        21
        Опоч?в держать - опочивать, спать, отдыхать.
        22
        Г?сли яр?вчатые. Гусли - старинный музыкальный инструмент, яровчатые - сделанные из ?вора, белого клёна, растущего на юге.
        23
        Бас?-крас? - украшение.
        24
        Бул?т - сталь особой прочности.
        25
        Пыльная курев? - пыльное облако.
        26
        Р?тную - боевую: вданном случае - военную.
        27
        По из?тчине - по отчеству.
        28
        За полп?прища - здесь: за полпути.
        29
        Обол?ки - облака.
        30
        В?ршники - верховые.
        31
        Нахв?льщик - хвастун, нахал.
        32
        Во второй нак?н - во второй раз.
        33
        Держали пон?добью - распоряжались по своему усмотрению, по своей надобности.
        34
        Расп?док - мелкая, плоская ложбина или узкая долина в горах.
        35
        Вёдро - ясный, солнечный день.
        36
        Пох?тник - похититель, вор (здесь и далее прим. ред.)
        37
        Задолц?ть (о сне) - здесь: осилить, сморить.
        38
        Лыт?ть - уклоняться от дела, праздно проводить время.
        39
        Хитра - колдунья.
        40
        Ват?житься - водить компанию, дружить с кем-нибудь.
        41
        Сед?ло - насест, жердь, на которой ночует домашняя птица.
        42
        Тереб?нь - постоянный посетитель кабака, завсегдатай.
        43
        Шир?нка - полотенце, утиральник.
        44
        Куд?ль - пучок льна или шерсти, приготовленный для пряжи.
        45
        Гол?к - берёзовый веник без листьев.
        46
        Муз?ка - здесь: музыкальные инструменты.
        47
        Оп?ра - тесто в квашне, заправленное дрожжами или закваской.
        48
        Просв?рня - женщина при церкви, которая пекла просвиры - священный хлеб.
        49
        Брат?н - старший брат.
        50
        Саж?нь - древнерусская мера длины, расстояние размаха рук от кончиков пальцев одной до кончиков пальцев другой.
        51
        В суг?н - в погоню.
        52
        Прыск (лошадиный) - мах, скок.
        53
        Пол?н - плен.
        54
        Докон?ть - погубить.
        55
        Пр?валище - вход в подземелье.
        56
        Сорок?вая (о бочке) - большая, вместимостью в сорок вёдер.
        57
        Пуд - старинная мера веса - 16кг.
        58
        В?рог - враг.
        59
        Шест?к - площадка перед топкой у русской печи.
        60
        Пр?тча - здесь: непонятное, труднообъяснимое явление.