Библиотека / Сказки И Мифы / _Народные Сказки : " Счастливая Соломинка " - читать онлайн

Сохранить .
Счастливая соломинка (сборник)
        Народное творчество (Фольклор)
        Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» впереводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр - философские и сатирические сказки-притчи.

        Народное творчество
        Счастливая соломинка (сборник)

        Жена из журавлиного гнезда
        Жил когда-то в хижине среди гор одинокий бедняк. Работал он не покладая рук, но не мог заработать даже себе на пропитание. Бывало, наступит ночь, а он все сидит и думает горькую думу, как ему дальше на свете жить.
        Как-то раз пошел бедняк, как всегда, работать к хозяину, у которого батрачил. Вернулся он затемно в свою хижину и лег спать. А ночью поднялась страшная буря. Проснулся бедняк и слышит, кричит кто-то неведомо где тонким голоском: «Помогите! На помощь!»
        Думает он: «Где бы это могло быть?» Тем временем начало светать. Встал он, пошел в горы за хворостом. И тут снова услышал тот же голосок: «Помогите! Спасите!» Пошел бедняк на зов, и что же он видит? Сломало бурей старое дерево, на котором было журавлиное гнездо, и прищемило птицу упавшим деревом. Жалобно кричит журавлиха, а издали кажется, будто кто-то зовет: «Помогите! Помогите!» Подошел бедняк ближе и увидел, что стонет журавлиха в смертной муке. Пожалел он птицу и освободил ее.
        - Ах ты, бедняжка, напугала ты меня своим криком! Ну, теперь ты свободна, а мне пора на работу. Прощай!
        Спаслась журавлиха от одной беды, да не спаслась от другой. Не может она взлететь! Захлопает крыльями и упадет на землю, захлопает крыльями и опять свалится. Взял бедняк ее на руки, стал гладить, жалеть, вправил журавлихе поврежденное крыло.
        - Ну, журавль-птица, пора мне на работу, а ты поправляйся и лети себе куда-нибудь в хорошее место!
        Пошел бедняк прочь, а журавлиха смотрит ему вслед, роняет слезы.
        Вскоре после этого выпал как-то дождливый день. Не пошел бедняк на работу, остался дома. В полдень небо прояснилось, и он отправился в горы за хворостом. Вдруг видит, собирает в лесу хворост женщина, на вид лет двадцати с небольшим, красоты небывалой. Удивился бедняк: «Откуда здесь такая?» А женщина заговаривает с ним, посмеивается:
        - Давно мне хотелось повстречаться с тобой!
        - Да кто же ты будешь?
        Она только смехом заливается.
        Из каких ты мест? Не отвечает красавица, только усерднее хворост собирает.
        Так они оба и работали в лесу до самого вечера.
        Когда стало смеркаться, бедняк сказал:
        - С меня хвороста хватит, я пошел домой.
        А красавица ему:
        - И я с тобой!
        Не отстает от него ни на шаг, идет за ним прямо в его хижину. Смутился бедняк:
        - Бедно я живу, стыдно мне принимать такую гостью!
        Красавица и бровью не повела.
        - Ничего, - говорит, - у меня своего дома нет. Пожалуйста, позволь мне здесь поселиться.
        Достала она бумажный сверточек из-за пазухи, высыпала оттуда два зернышка риса и просит бедняка дать ей котелок. Бросила красавица две рисинки в котелок, и наполнился он до краев отборным рисом. Наелись они досыта и легли спать.
        С тех пор вынимала она три раза в день по две рисинки из-за пазухи и варила их в котелке. И каждый раз они ели сколько хотели, да еще и оставалось.
        Сначала бедняк часто говорил красавице:
        - Я ведь последний бедняк в деревне! Скоро опротивеет тебе такая жизнь. Но я тебя не держу: уходи, если хочешь, туда, где тебе будет лучше! Зачем тебе со мной маяться?
        Но женщина не уходила. Она собирала с ним хворост в горах или оставалась дома и усердно ткала.
        Видит бедняк, что она не уходит, и думает: «Надо мне больше работать, пока у ней рисинки в бумажном свертке не кончились». С утра до ночи рубил он в лесу деревья, работал без устали.
        Стала красавица женой бедняка. Каждый день она оставалась дома и ткала, ткала не покладая рук. Только и слышался стук ткацкого станка: «Тинкара-канкара-тон-тон-тон!»
        Пришло время, и родилась у нее маленькая дочка. Зажили они втроем.
        Но вот, когда миновало три года, как-то раз жена говорит бедняку:
        - Снеси-ка в город мою работу и продай купцам.
        - Сколько может стоить эта пушистая, мягкая ткань? - спрашивает муж. А сам думает: «Еще удастся ли ее сбыть?»
        - Я вложила в мой труд всю душу, - молвила жена, - но, пожалуй, за триста рё[1 - Рё - старинная золотая монета.] эту ткань можно отдать.
        Не поверил муж. Триста рё - неслыханные деньги! Однако взял ткань и понес ее в город к самому богатому купцу.
        - Не купишь ли ты у меня эту ткань?
        - А сколько ты за нее просишь?
        - Уступлю за триста рё.
        - Так и быть, заплачу тебе триста рё и буду отныне беречь эту ткань, легче пера, мягче пуха, как самую большую семейную драгоценность.
        Отсчитал купец бедняку триста рё. С тех пор зажил бедняк со своей семьей в достатке.
        Но прошло еще немного времени, и вот однажды говорит жена мужу:
        - Подросла наша доченька, может уж готовить пищу и ухаживать за тобой. Я теперь за тебя спокойна. Пришла пора нашей разлуки.
        Удивился муж:
        - Что случилось? Отчего ты говоришь такие речи?
        - Много я трудилась для тебя, муженек, потратила все свои силы, и приходится мне принимать прежний образ. Знай: ята самая журавлиха, что ты спас когда-то. Хотела я отблагодарить тебя за твою доброту, но больше быть с тобой не могу. Зато у тебя останется дочка. А я, погляди, какою я стала! Ведь я все свои перья выщипала, чтобы сделать ту чудесную ткань!
        Обернулась она снова журавлихой, и увидел муж, что вся она общипана, бока у нее красные, голые, остались одни правильные перья. Взмахнула журавлиха крыльями, с трудом поднялась в воздух и медленно-медленно полетела в горы.
        Колпак «чуткие уши»
        Жил в одной деревне старик. Пошел он как-то в лес и нашел там старый красный колпак. Обрадовался старик находке: хоть и стар колпак, да ведь у негои такого не было.
        «Впору ли он мне?» - подумал старик и надел колпак на голову. И что же? Слышал он до того только щебет и крики птиц, а тут вдруг весь лес наполнился спорами и разговорами. Где мать детей кличет, где муж с женой спорит, а там слышны нежные любовные речи.
        Старик даже в сторону шарахнулся от испуга! Сбила ветка колпак у него с головы, и сразу стихли речи, снова зазвенел только птичий щебет. Поднял старик колпак с земли, надел на голову, и опять послышались разговоры и вверху, на ветках, и внизу, в кустах. Снял колпак - снова непонятный птичий щебет да шорох листьев. Надел колпак - опять разумные речи.
        - Вот оно что! - догадался старик. - Не простую вещь я нашел, а сокровище, колпак «чуткие уши». Кто его наденет, станет понимать язык всего живого на земле: птиц, зверей и растений. Слыхал я про него и раньше, да только не верил, что есть такой!
        Пошел старик дальше в лес, присел отдохнуть под большим деревом и задремал. Проснулся он от вороньего карканья.
        Что это я, соснул, кажется, - встрепенулся старик. Поднял голову и видит: прилетел откуда-то ворон и опустился на ветку того самого дерева, под которым он спал. Вскоре с другой стороны прилетел еще один ворон и сел на ветку рядом с первым.
        Поскорее надел старик свой красный колпак и стал слушать.
        Повели над ним два ворона разговор странными хриплыми голосами.
        - Давно мы с тобой не встречались, брат, - сказал один ворон. - Ты откуда путь держишь?
        - Был я на морском берегу, но пропала там рыба, нечем стало кормиться, вот я и прилетел сюда, - ответил другой ворон. - А ты где летал, брат?
        - Прилетел я из Арами; право, и там не легче. Всюду одно и то же! Лучше скажи, что на свете нового, небывалого?
        - Особых новостей нет. Хотя, постой, расскажу тебе, что случилось в моей стороне, на морском берегу. В одной деревне лет шесть назад строил богач кладовую. Стали настилать над ней крышу из дранки. И случилось так, что заползла в ту пору на крышу змея, ее и прибили гвоздем. Лежит змея, томится, полуживая, и все эти годы ее верная подруга носит ей пищу. Терзает их тяжкое горе, копится их обида на людей год от года. И поразила она дочку богача неизлечимой болезнью[2 - По японскому народному поверью, горе и обиды могут причинить тяжелую болезнь обидчику даже без воли и ведома обиженного.]. Если никто не догадается приподнять доску и освободить змею, то умрут и змея, и девушка. Много раз летал я над крышей и каркал об этом во все горло, да ведь люди не знают сострадания! Никто не внял моим речам.
        Другой ворон отвечал ему:
        - Правда твоя, непонятливы люди! Как громко ни каркай, им все невдомек.
        Наговорились вороны и разлетелись: один - на запад, другой - на восток.
        Услышал это старик и подумал:
        «Хорошо, что на мне был чудесный колпак! Надо скорей идти к богачу спасать девушку и змею. Но раньше выряжусь-ка я почудней, чтобы видели, что я не простой человек».
        Отыскал старик на окраине деревни брошенный старый улей, обклеил его бумагой и напялил на голову. В таком наряде приходит старик к дому богача и кричит у ворот:
        - Гадатель пришел, гадатель!
        Богач как раз сидел, голову ломал: чем ему больную дочь вылечить? Позвал он старика:
        - Эй, гадатель, не стой у ворот, зайди ко мне в дом, погадай!
        Зашел старик в дом, спросил:
        - О чем погадать нужно?
        - Дочь моя уж много лет болеет, вот-вот умрет. Погадай, с чего на нее болезнь напала и как ее вылечить.
        - Ведите меня к больной, - говорит старик.
        Сел он у изголовья больной девушки и забормотал непонятные заклинания:
        Стебельки кудзу[3 - Кудзу - дикое бобовое растение.]ползучие
        По горам ползут, смотри,
        Стелются на двадцать ри![4 - Ри - японская мера длины, равная 3,93 километра.]
        - Пробормотал он так, а потом рассказал все, что услышал от ворона. Правду говорит прорицатель, - воскликнул богач. - Как раз лет шесть назад строил я кладовую. Тогда, видно, и случилось такое дело. Надо скорее освободить змею.
        Тут же позвали плотника, что жил по соседству, и велели ему поднять дранку. В самом деле, оказалась под ней змея, вся высохшая, прозрачно-белая, еле живая.
        - Вот она, причина болезни! - сказал старик.
        Осторожно положили змею в корзинку, снесли с крыши вниз, поставили корзинку на берегу ручья и стали поить и кормить змею. А когда она оправилась, отпустили ее на волю.
        И стала болезнь девушки понемногу проходить. Вскоре она совсем поправилась.
        Богач, не помня себя от счастья, подарил старику триста рё.
        Вернулся старик домой, справил себе новую одежду и на радостях отправился странствовать.
        Однажды сел он отдохнуть под раскидистым деревом возле дороги. Глядь, снова прилетают два ворона - один с запада, другой - с востока. Уселись они на дереве и повели между собой разговор.
        - Тоскливо жить все в одном и том же городе, мало слышишь нового, - жалуется первый ворон, - поневоле улетишь в новые края.
        - Это правда, - отвечает второй ворон, - но вот в городе, где я жил, случилось небывалое дело. Тяжело заболел один богач, не сегодня завтра умрет. А все отчего? Лет шесть назад пристроил он к своему дому парадные покои и, чтобы расчистить для них место, велел срубить старое камфарное дерево. Пень этого дерева остался стоять под застрехой, и течет на него дождевая вода с крыши. Не погибли корни дерева, и, пока держится в них жизнь, дают они новые побеги. Да только их тут же обрезают. И жить дерево не живет, и умирать не умирает. Думает оно горькие думы, и от этих дум напала на богача тяжелая болезнь. Каждую ночь из горных лесов приходит множество деревьев навещать своего несчастного друга. Жалуется им камфарное дерево, а что они могут сделать! Уж дали бы ему жить на свободе или выкопали бы, чтоб сразу засохло и не мучилось дальше!
        Услышал старик рассказ ворона и отправился к богачу. Пришел и кричит у ворот:
        - Гадатель пришел, гадатель!
        Выбежали люди из покоев богача:
        Гадатель, зайди сюда, хозяин тебя приглашает. Ввели старика в такие богатые покои, каких он в жизни не видел. Огляделся старик и спрашивает:
        - О чем же вам погадать?
        - Много лет уже болеет хозяин этого дома, - отвечают ему. - Сколько мы ни призывали врачей и заклинателей, пользы от них никакой!
        - Не беспокойтесь! - говорит им старик важным голосом. - Я узнаю причину болезни и вылечу вашего хозяина.
        Забормотал старик свои заклинания:
        Стебельки кудзу ползучие
        По горам ползут, смотри,
        Стелются на двадцать ри!
        А потом стал говорить:
        - Строили вы лет шесть назад парадные покои возле дома…
        - Ах, прорицатель, откуда ты знаешь, что мы строили такие покои лет шесть назад? - спрашивают его домашние.
        - Это мне открыло мое гаданье. Поселите меня в тех покоях, и за три дня и три ночи я открою причину болезни вашего хозяина и изгоню ее.
        Отвели старика в те самые покои, где камфарное дерево мучилось. Первым делом он приказал:
        - Не входите ко мне, пока не позову!
        Настала ночь, но старик не лег спать, надел он свой колпак и слушает, что дальше будет.
        В полночь что-то зашелестело, снаружи зашуршало и послышался голос:
        - Эй, камфарное дерево, откликнись! Как нынче твое здоровье?
        В ответ послышался тихий-тихий голос, точно из-под земли:
        - Кто это говорит? Не дерево ли «наги» сгоры Роккауси? Ты ко мне приходишь каждую ночь издалека. Как мне благодарить тебя за твою заботу? Об одном только теперь я думаю, как бы мне поскорей умереть, но не приходит ко мне смерть, и нет конца моим мученьям.
        Стало дерево «наги» утешать друга:
        - Что ты, что ты, нельзя падать духом! Надейся!
        Так побеседовали они и расстались. Но не прошло и часа, как снова послышался шорох и чей-то голос спросил:
        - Эй, камфарное дерево, каково тебе сегодня?
        Отвечает камфарное дерево еле слышно:
        -Меня уже не спасти! Не знаю, как и благодарить вас, друзья, за то, что вы каждую ночь навещаете меня! Кто это говорит со мной? Уж не ползучая ли сосна с горы Хаятинэ?
        - Она самая.
        - Ты пришла издалека!..
        - Ничего! Просто я собралась погулять и зашла к тебе по дороге. Настанет весна, и ты непременно поправишься! Надейся!
        И снова послышалось: «Шурх-шурх!» Это уходила ползучая сосна.
        Старик в своем колпаке «чуткие уши» слышал все их речи и думал: «Поскорее бы рассветало!»
        И едва наступило утро, старик попросил проводить его к больному. Сел он у его изголовья и опять забормотал свои заклинания про ползучие побеги кудзу. А потом рассказал про горе лесных деревьев. Ведь не только камфарное дерево страдает - все деревья на высоких горах вокруг горюют о своем друге.
        - Надо скорее вырыть пень камфарного дерева, тогда и больной поправится! - сказал старик.
        Тотчас же вырыли пень камфарного дерева, поставили в саду, разукрасили, словно божество. И стала пропадать болезнь хозяина дома. Скоро он был уже совсем здоров.
        Все в доме не знали, как благодарить старика. Снова получил он триста рё и вернулся к себе домой. Решил он, что с него довольно, и бросил гаданье.
        Развел старик хороший сад, какого ни у кого больше в деревне не было. Поселились в нем из благодарности к старику самые красивые деревья со всей округи и цвели каждую весну небывалым цветом. И все звери и птицы тоже дружили со стариком, потому что он их понимал и жалел.
        Горбатый воробей
        В давние времена жила в одной деревне добрая старушка. Как-то раз весной, в яркий солнечный день пошла она в сад обирать там с цветов и листьев вредных гусениц. Вдруг откуда ни возьмись подлетает воробышек. Прыг-скок, прыг-скок - чирикает, корм себе ищет. А в это время за изгородью играл соседский мальчишка. Увидел он птицу и бросил в нее камнем. И вот несчастье: попал камень прямо в воробышка, перебил ему спину. Жалобно пищит воробышек, хочет взлететь и не может, только крыльями машет да кружится по земле. Тут заметила его большая ворона. Слетела с дерева, подступает ближе - вот-вот долбанет воробышка своим клювом!
        Увидала это добрая старушка, жалко ей стало воробышка.
        - Эх ты, бедняга!.. Ну, ничего, я тебя не оставлю.
        С этими словами отогнала она ворону, подобрала с земли воробышка и посадила себе на ладонь. А воробышек совсем ослаб, лежит на ладони и еле дышит: очень уж он вороны испугался. Подула на него старуха, отогрела своим дыханием, отнесла в дом. Потом натолкла рису и накормила. А на ночь, чтобы уберечь воробышка от кошек и крыс, устроила ему гнездышко в корзинке.
        Утром старушка, как только встала, нарезала мелко нежной зелени и дала воробышку вместе с зернами. Ухаживает старушка за птицей, как за больным ребенком, а сыновья и внуки бранят ее, насмехаются:
        - Ты что, бабка, совсем из ума выжила? Откармливает воробья, а к чему?
        Но старушка сносила все насмешки и по-прежнему заботилась о своем воробышке. Стал он поправляться, и хоть не совсем еще окреп, но уж по комнате мог перепархивать.
        Рад-радехонек воробышек, что жив остался! Полюбил он за это старушку. Да и она привязалась к своему воробышку: нужно ей отлучиться, так она обязательно наказывает домашним:
        - Вы уж тут присмотрите за воробышком, не забудьте его накормить.
        И так надоела она своими напоминаниями, что все в доме на нее ворчали. Но старушка в ответ только улыбалась и говорила:
        - Разве вам не жаль бедную птичку? Кому она мешает?
        Наконец, благодаря заботам старушки воробышек совсем окреп и начал летать. Однажды, как обычно, посадила его старуха на ладонь и вышла на веранду.
        - Ну как, полетишь? - спросила она воробышка. И воробышек расправил крылышки, вспорхнул с руки и взвился высоко в небо. Старушка растерянно смотрела ему вслед:
        - Значит, все-таки улетаешь? Скучно мне будет без тебя. О ком теперь заботиться? Но ты опять прилетай, слышишь?
        Так говорила старушка, а все смеялись:
        - Вы только послушайте, что она говорит! Совсем из ума выжила!
        Но и после этого не было часа, чтобы старушка не вспоминала о своем воробышке. Так прошло двадцать дней.
        И вот как-то утром перед ее окном громко зачирикал воробей.
        «Уж не мой ли воробышек прилетел?» - подумала старушка и вышла посмотреть. И в самом деле это был он.
        - Спасибо тебе, что не забыл! - приветствовала старушка своего знакомого.
        А воробышек, будто желая что-то сказать, заглянул ей в лицо, бросил на веранду небольшое семечко что принес в клюве, и снова улетел.
        - О, да он что-то оставил мне! - заметила старушка. Подошла и видит: лежит белое семечко тыквы.
        «Видно, неспроста он принес!» - подумала старушка. Осторожно подобрала она семечко и спрятала в парчовый мешочек.
        А дома все снова смеются:
        - Странная у нас бабка, носится с каким-то семечком, как с драгоценностью!
        - Это зерно не простое, его принес воробышек, - отвечала старушка. - Должно быть, хорошие тыквы вырастут!
        И она посадила семечко в саду.
        Наступила осень, и на самом деле из семечка выросли прекрасные тыквы: бесчисленное множество огромных плодов золотилось среди листвы.
        Обрадовалась старушка, накормила тыквами всех своих сыновей и внуков, угостила соседей, и еще осталось столько, что девать некуда. Оделила тогда старушка тыквами всю деревню, а семь-восемь самых больших подвесила на веранде сушить.
        Прошло около месяца. «Дай, - думает старушка, - посмотрю свои тыквы. Наверное, уже высохли».
        Спустила она их на пол и диву далась: стали тыквы не легче, а намного тяжелее.
        «Что за чудо?» - недоумевает старушка. Разрезала она одну тыкву, а из нее вдруг как посыплется белый отборный рис!
        Обрадовалась она, подставила пустую кадку. Кадка вмиг наполнилась, а рис все сыплется да сыплется. Пододвинула она большую лохань, не успела оглянуться - и лохань полна. А в тыкве зерна не убавляется. Проделала старушка отверстия в других тыквах, оказывается, и они до самого верха набиты рисом. Пересыпала старушка зерно, а они, как были, так и остались полными - прямо кубышки неисчерпаемые.
        Зажили в доме старушки припеваючи, и не было в деревне хозяйства богаче.
        А рядом жила другая старуха, скупая да жадная. Глядя на счастье соседей, старуха от зависти и досады места не находила. И вот однажды не вытерпела, пошла она к своей счастливой соседке и спрашивает:
        - Говорят, вам в дом счастье воробей принес. Правда ли это?
        - Правда, - отвечает соседка. - Воробей семечко тыквы принес, вот и зажили…
        Только скупая старуха не унимается, до самой сути докопаться хочет.
        «А зачем мне скрывать?» - подумала соседка. Взяла да и рассказала, как она спасла воробья, и все, что потом было.
        Но и этого мало скупой старухе.
        - Не дашь ли мне счастливое семечко? - попросила она.
        - Семечко воробей одно принес, - отвечала добрая старушка, - я его посадила, а больше у меня нет. Вот рисом могу поделиться.
        - Ну что ж, давай хоть рису! - недовольно пробурчала скупая, но мешок насыпала доверху и отправилась домой.
        После стала она думать да гадать, как найти ей горбатого воробья. Начала она каждый день радо утром вставать и ходить по саду, что за домом был. Смотрела, смотрела, но горбатого воробья так и не увидела. Рассердилась старуха, схватила она камень и бросила в воробьев, что прыгали неподалеку.
        Угодил камень в самую гущу стайки и подбил одного воробья. Поймала его старуха, изломала и без того искалеченной птице кости, да так, что та, бедняга, и сидеть не могла, а потом отнесла домой и корму насыпала.
        - Ну вот, наконец-то и у меня счастье в руках! - радовалась жестокая старуха. Но жадным все мало.
        - У соседки один воробей был, и вон ей какое богатство привалило! Значит, от трех-четырех птиц и счастья будет в три-четыре раза больше, - рассуждала она.
        Пошла старуха опять в сад, насыпала там рису и стала ждать. Как всегда, на зерно скоро налетели воробьи. А старуха набрала камней и ну швырять в них. Бросала-бросала - еще двух подбила. Стало у нее три воробья. Радуется старуха:
        - Теперь-то я заживу!
        Посадила она несчастных птиц в кадку, начала их кормить и ухаживать за ними.
        Прошел месяц, поправились воробьи. Выпустила их старуха на волю, взвились они и полетели. Смотрит им вслед старуха и думает:
        «Ну, теперь я спокойна! За такую доброту обязательно будет мне награда».
        А воробьи, конечно, страшно сердятся. Летят и клянут ее:
        - Эта старая ведьма нас покалечила да еще целый месяц в темной кадке продержала! Никогда такой беды с нами не случалось!
        С той поры стала старуха ждать, когда прилетят к ней воробьи и принесут свои семечки. Каждый день выходила она во двор и смотрела в небо - не летят ли? И вот на десятый день, вечером, наконец, прилетают три воробья, и у каждого в клюве по семечку тыквы. Бросили они их старухе и улетели.
        Поднялась в доме суматоха: «Вот и к нам бог счастья пожаловал!» А старуха подобрала семечки и поскорей посадила их у себя в саду.
        Прошло полгода, и выросли там три огромных тыквенных плети с пышными листьями. Но почему-то плодов на них было мало: всего семь-восемь штук, да и те какие-то сморщенные.
        Старуха и этому рада без памяти, ходит всюду и хвастается:
        - Вот теперь мы заживем получше соседей!
        Но вот беда: тыкв было мало, и скупая старуха, чтобы получить побольше риса, сама их не ела, а другим тем более не давала. Тогда стали ей говорить сыновья:
        - Будешь скупиться - не будет тебе счастья. Вон соседка наша и людей кормила и сама ела - оттого у ней и много всего.
        «И в самом деле! - подумала старуха. - Придется мне расщедриться».
        Созвала она всех своих родственников и с большой неохотой разрезала перед ними тыкву.
        Увидели гости, что старуха собирается потчевать их всего одной тыквой, рассердились и ушли домой. Остались только немногие, самые жадные. Принялись они было за тыкву, но она оказалась такой противной и горькой, что и не скажешь! Это бы еще полбеды, но потом начались у всех страшные боли в животе, будто кто ножом режет. Испугались гости:
        - И чем это нас таким накормили?
        Стали они все вместе ругать старуху, а старухе и ее домашним тоже не легче: ползают они вокруг стола, мучаются от тошноты и боли, места себе не находят. Дело едва не дошло до драки. Побранились гости, побранились и разошлись по домам. Только после еще три дня проболели.
        Но жадной старухе все это впрок не пошло. Через несколько дней позабыла она, как мучилась от воробьиных тыкв.
        - Из тыквы-то рис должен был получиться, а мы ее съели, - рассуждала старуха. - Вот и досталось нам по заслугам! Больше уж я никому их не дам!
        Связала она оставшиеся тыквы шнурком и повесила на гвоздь.
        Прошло еще около месяца. Ждет старуха не дождется, когда из тыкв рис посыплется. И вот однажды не вытерпела: «Пора, - думает, - снимать». Опустила она тыквы на пол, а рядом понаставила все пустые кадки, что в доме нашлись: рису-то много должно быть!..
        Взяла старуха одну тыкву, продырявила и опрокинула над кадкой. Ждет, что вот сейчас оттуда белой струйкой посыплется рис. Только вместо риса стали выползать из тыквы оводы, осы да разные ядовитые мухи. Набросились они на старуху, жалят, кусают ее куда попало. Смотреть и то страшно, а старуха от жадности словно ослепла: кажется ей, что это рис так сыплется. Отмахивается она от оводов и мух, разрезает тыкву за тыквой и приговаривает:
        - Воробьи, воробьи, не разбрасывайте рис, сыпьте потихоньку!
        Но как разрезала она седьмую тыкву, выползли оттуда ядовитые змеи и закусали жестокую жадную старуху насмерть.
        Иссумбоси
        В давние времена в провинции Сетцу, в деревне Нанива, жили-были муж с женой. Всего у них было вдоволь, только вот беда - детей они не имели. Стали они усердно молить божество Сумиёси, чтобы послало им хоть какое-нибудь дитя, пусть даже величиною с палец.
        И вот вскоре родился - у них маленький мальчик. Обрадовались муж с женою. Принялись растить сына, да только не растет малыш: как был, так и остается не больше пальца. Поэтому дали ему имя Иссумбоси[5 - Иссумбоси - «мальчик с пальчик».].
        Минуло Иссумбоси семь лет, а он все такой же. Едва выйдет на улицу, соседские дети кричат:
        - Смотрите, вон эта горошина катится! Осторожно, не наступите на него!
        А Иссумбоси только улыбается.
        Но вот исполнилось Иссумбоси шестнадцать лет. Пришел он однажды к родителям и просит:
        - Отпустите меня из дому.
        - Куда это ты собрался? - удивился отец.
        - Хочу в Киото поехать.
        - Что же ты будешь делать в Киото?
        - В столице Японии, в Киото, сам император живет, дело найдется. Хочу я испытать свою судьбу.
        - Ну что ж, ступай, - согласился отец.
        Обрадовался Иссумбоси и принялся за сборы в дорогу. Попросил он у матери швейную иглу, сделал для нее рукоять, смастерил ножны из соломинки - получился меч. Заткнул его Иссумбоси за пояс. Потом нашел маленькую деревянную чашку, приспособил ее под лодку, а из палочек для еды выстрогал весла.
        - Ну, прощай, отец, прощай, мать. Счастливо вам оставаться!
        Сел Иссумбоси в свою лодочку и поплыл вверх по реке Ёдогава. Плыл он медленно: чуть ветер набежит или дождь пойдет, того и гляди опрокинется лодочка-. В такую погоду одно оставалось Иссумбоси: прятаться в щель между прибрежных камней или сидеть под костом у свай; там он и отдыхал. Так плыл он месяц и, наконец, прибыл в местечко Тоба, а оттуда до Киото рукой подать.
        Много улиц в Киото. Пышные экипажи, толпы нарядных прохожих; вечный шум и оживление. Вот она, столица Японии!
        Растерялся Иссумбоси. Забыв обо всем на свете, бродил он по большому городу и незаметно для себя очутился перед дворцом с красивыми воротами.
        «Не иначе как живет здесь знатный вельможа, - подумал Иссумбоси. - Пойду служить к нему».
        И в самом деле принадлежал этот дворец Сандзё, первому министру императорского двора.
        Вошел Иссумбоси во дворец и что было мочи крикнул:
        - Здравствуйте, хозяева!.
        Случайно министр находился в передней и услышал возглас. Вышел он, посмотрел - никого нет. «Что за чудеса?» - думает вельможа. Стал он осматривать прихожую и вдруг внизу, где стояли в ряд асида[6 - Асида - японские деревянные сандалии на высоких подставках.], увидел маленького человечка величиной с палец.
        - Это ты кричал? - удивился министр.
        - Я.
        - Кто же ты такой?
        - Я из деревни Нанива, а зовут меня Иссумбоси.
        - И в самом деле Иссумбоси! Зачем же ты пришел ко мне?
        - Я приехал в Киото счастья искать. Возьмите меня во дворец, буду служить вам исправно.
        - Вот забавный малыш! Что ж, оставайся! - согласился министр.
        И стал служить Иссумбоси во дворце у министра. Хоть ростом он был невелик, но все поручения выполнял внимательно и усердно. В любом деле выказывал он ум и сообразительность, и вскоре все в доме его полюбили. Только и слышно было: «Иссумбоси! Иссумбоси!»
        Но больше всех любила его дочь министра, тринадцатилетняя красавица, Иссумбоси втайне вздыхал по ней, но ничего не говорил, боялся, что его засмеют и прогонят. Просто служил он ей верно, и были они неразлучны.
        И вот однажды пошла дочь министра на поклонение в храм богини милосердия. Как всегда, она взяла Иссумбоси с собой. На обратном пути к дому вдруг, откуда ни возьмись, выскочили на дорогу два огромных черта, преградили им путь и протягивают свои страшные лапы к девушке.
        Насмерть перепугалась девушка, пустилась бежать. А черти за ней, вот-вот догонят и схватят! Но тут под ноги чертям бросился Иссумбоси.
        - Эй, вы! Не видите разве, кто идет? - громко закричал он. - Это дочь Сандзё, первого министра императорского двора. Убирайтесь прочь! Дорогу!
        Удивились черти: откуда такой голосок слышится? Поглядели под ноги, видят: стоит маленький человечек в воинственной позе и размахивает иголкой, словно мечом.
        Громко захохотали черти:
        - Ха-ха-ха! Такая козявка и еще грозит нам! Да мы тебя проглотим со всеми потрохами!
        С этими словами схватил один из них Иссумбоси, сунул его в рот и проглотил. Попал Иссумбоси с мечом в руках прямо к черту в живот. Стал он там бегать да колоть иглой во все стороны. Не вытерпел черт. От резкой боли дыхание у него захватило, взвыл он, катается по земле. Наконец, вздохнул поглубже и вместе с воздухом выбросил Иссумбоси наружу.
        А Иссумбоси взмахнул своим мечом и опять на черта бросился.
        - Ах ты наглец! Вот я тебя! - закричал другой черт, схватил Иссумбоси и сунул себе в рот.
        А Иссумбоси пробрался через горло в ноздри, а из ноздрей в глаза и давай колоть черта в зрачки.
        От страшной боли подпрыгнул черт вверх, и от этого толчка вылетел Иссумбоси из его глаза на землю.
        Испуская дикие вопли, бросился черт бежать. А второй за ним следом.
        - Ну что, получили? - кричал им вслед Иссумбоси. - Эх вы, а еще чертями называетесь! Жалкие козявки, вот вы кто! Смотрите, в другой раз не попадайтесь!
        Вернулся он к перепутанной девушке, помог ей прийти в себя. Очнулась она и говорит:
        - Спасибо тебе! Спас ты меня от лютой смерти. Как придем домой, я обо всем расскажу отцу; он тебя щедро наградит.
        Весело направились они во дворец, но тут вдруг попалась им под ноги небольшая колотушка.
        - Откуда она здесь? - удивилась девушка. Должно быть, черти второпях обронили. - Поднял Иссумбоси колотушку, повертел, посмотрел.
        - Э-э! - говорит. - Кажется, это не простая колотушка, а волшебная. Стоит такой постучать, сбудется все, что ты пожелаешь. Вот я сейчас попробую настучать себе рост!
        Взмахнул он колотушкой и говорит:
        - Иссумбоси, стань большим! Стань таким, как все!
        Стукнул раз колотушкой - и сразу вырос на целый сяку[7 - Сяку - японская мера длины, около 30 сантиметров.].
        Стукнул другой - вырос еще на три сяку. Стукнул третий раз - и стал рослым красивым юношей.
        Несказанно обрадовался Иссумбоси, рада была и девушка. Пришли они домой, рассказали о случившемся. Все восхваляли подвиг Иссумбоси и изумлялись его чудесному превращению.
        Весть об этом дошла до императора. Позвал он к себе во дворец Иссумбоси, одарил его различными дарами и пожаловал ему чин военачальника. А спустя некоторое время отдал первый министр свою дочь Иссумбоси в жены. Приехали к Иссумбоси отец и мать из Нанива, и зажили они все вместе дружно и весело.
        Благодарность лисички
        Жил в одной, деревне бедный старик. Понадобилось ему как-то раз пойти в город. Вышел он за околицу и видит: поймали ребята лисичку, связали ей лапы веревкой и таскают по земле.
        Пожалел старик бедного зверька:
        - Ребята, продайте мне лисичку! Я вам за нее сто Мон[8 - Мон - старинная мелкая монета.] дам.
        Дети с радостью согласились.
        Взвалил старик лисичку на плечи, отнес в сосновую чашу и говорит:
        - Послушай, лисичка, ты больше среди бела дня с гор не спускайся, в деревню не забирайся. Попадешься снова, несдобровать тебе! Ну, а теперь беги, беги домой!
        Отпустил старик лисичку на свободу. А у нее от благодарности слезы так и льются, так и катятся. Побежала она в чашу, но, пока не скрылась из виду, все оглядывалась на старика.
        А надо сказать, что любил тот старик при случае выпить. И на этот раз выпил он в городе сакэ[9 - Сакэ - рисовая водка.] и бредет себе домой через сосновую чащу, покачивается да спотыкается.
        Вдруг выбежала на обочину дороги та самая лисичка, почтительно склонилась перед стариком и говорит:
        - Дедушка, дедушка, спас ты меня сегодня от верной смерти. Хочется мне тебя отблагодарить, да нечем; яведь только лисичка. Разве вот что! В деревне у настоятеля храма на днях котел разбился, не в чем мисо приготовить. Я обернусь котлом, а ты отнеси его настоятелю и продай. Так я тебе денег добуду.
        Обвила лисичка хвост вокруг себя кольцом, повернулась три раза кругом и пропала из глаз. Лежит вместо нее котел у дороги.
        Старик подумал:
        «Раз уж лисичка обернулась котлом, чтобы услужить мне, не годится бросать ее на дороге».
        Поднял он ее и отнес в храм. Вышел к нему настоятель.
        - Не нужен ли вам котел? - спрашивает старик.
        А тому без котла зарез. Сразу отсчитал настоятель деньги и взял котел. Обрадовался старик. Взял деньги и даже считать не стал - пошел поскорее домой.
        И настоятель тоже рад, что дешево купил такой большой и красивый котел. Задумал он приготовить в котле мисо сразу на целый год. Созвал на помощь людей, приказал служкам налить в котел воды, насыпать бобов и развести под котлом большой огонь.
        Но только огонь разгорелся, котел как запищит:
        - Ой, ой, служки, жжет, жжет!
        Да как ударится бежать с бобами вместе! Все кричат: «Держи его! Держи его!» Бросились за котлом, да - куда там! - не догнали.
        Пошел старик на другой день в горы за хворостом. Вдруг откуда ни возьмись опять перед ним лисичка.
        - Что, дедушка, хворост собираешь?
        Обрадовался старик:
        - Ты, верно, вчерашняя лисичка? Худо тебе пришлось, когда ты котлом была. Ох, думаю, что-то с ней станет? Но вижу, ты, к счастью, жива-здорова.
        А лисичка отвечает:
        - Служки в меня бобов насыпали, хотели мисо приготовить, да я убежала. Бобы отнесла тебе в подарок, а сама в горах спряталась. Только я еще не отблагодарила тебя сполна за твою доброту. На этот раз обернусь я в коня, а ты отведи меня к какому-нибудь богачу.
        Сказала так, обвила хвост вокруг себя кольцом, повернулась три раза кругом и стала прекрасным вороным конем.
        - Что ты, что ты! - замахал руками старик. - Не стоит так беспокоиться! Эх, раз уж ты обернулась конем, делать нечего!
        Взял старик коня под уздцы и отвел его в город к богачу-купцу. Залюбовался богач конем:
        - До чего же хорош! - И заплатил за него старику триста рё. Старик таких денег в жизни не видал. Пошел он домой не помня себя от радости.
        А богач думает: «Выгодно я коня купил! Статный конь, красивый, хорошо объезженный. В столице бы такой куда дороже стоил!»
        Вечером, едва разнуздали коня, он сразу же умчался в горы.
        Но пошел на другой день старик снова за хворостом, а лисичка опять его кличет:
        - Дедушка! Дедушка! Я нынче ночью убежала из конюшни. Слушай, у одного старого богача умерла жена. Хочет он жениться на молодой красавице. Отведи меня к нему!
        Сказала так лисичка и обернулась, красивой молодой женщиной.
        Отвел ее старик к богачу. Как увидел ее старый богач, сразу голову потерял. Отвалил он старику кучу денег и назначил свадьбу на следующий день. Только ночью лисичка от него убежала и вернулась в горы.
        С тех пор разбогател старик. Стали они с лисичкой неразлучными друзьями, и жила она у старика в почете до самой смерти.
        Флеитист Тохэи
        Жил когда-то флейтист по имени Тохэй. Больше всего на свете любил он играть на своей флейте. Так он играл и жил беспечно, пока не прожил все свое добро. Друзья его покинули, и остался он один со своею флейтой. А флейта у него была знаменитая, - таких во всей Японии только три. С нею исходил Тохэй всю страну, побывал даже в Китае и Индии. И везде его принимали с радостью, слушали его игру и хвалили его искусство.
        Так провел он в странствиях долгие годы и, наконец, стосковался по старикам родителям. Стал он думать:
        «Как-то живут они? Что теперь с ними стало?»
        Одолела его тревога, и вернулся Тохэй на родину. Видит, родной дом так обветшал, что узнать нельзя. Зашел он внутрь, глядит - нет никого! Стал расспрашивать соседей, а те ему и говорят:
        - Старики твои уже несколько лет как померли. Мать перед кончиной о тебе вспоминала и отец тоже.
        Все в точности пересказали ему, что говорили родители на смертном одре.
        В глубокой печали пошел Тохэй навестить могилу родителей. Не нашлось никого, кто бы поставил на, ней надгробный камень; увидел он на могиле только старое худое ведро. Целый день молился Тохэй на могиле родителей. А потом вернулся к себе и поселился в старом доме один-одинешенек. Только о бедных своих стариках он и думал и грустил целыми днями.
        Но вот однажды неизвестно откуда пришла к дому Тохэя незнакомая красавица. Смело приблизилась и спрашивает:
        - Не здесь ли живет Тохэй?
        - Здесь, - отвечает Тохэй.
        - Меня прислали твои родители, чтобы я была тебе верной женой. Позволь мне у тебя поселиться.
        Удивился Тохэй.
        - Не знаю, кто ты и откуда, но сама видишь, я последний бедняк, мне тебя и прокормить будет нечем. Нет, не могу я взять тебя в жены!
        А она ему отвечает:
        - Если ты меня прогонишь, останется мне только умереть от стыда. Ведь я даже домой не смогу вернуться!
        Смутился Тохэй, а что будешь делать? Пришлось ему согласиться.
        Вошла красавица в дом, видит, давно тут не метено, и сразу взялась за уборку. Вскоре весь дом так и засиял чистотой.
        На другой день достала молодая жена мешочек из-за пазухи, высыпала оттуда несколько монет и говорит мужу:
        - Купи на эти деньги ниток, а останутся лишние - купи рису.
        Тохэй пошел в город, купил ниток, и красавица стала ткать день и ночь. Выткала она картину небывалой красоты и говорит мужу:
        - Поди отнеси мою работу в город и продай за триста рё. Это мандара[10 - Мандара - священная буддийская картина.], а на ней изображена богиня Каннон в тридцати трех разных образах.
        Пошел Тохэй в город и стал выкликать:
        - Смотрите, смотрите, вот мандара, а на ней тридцать три лика богини Каннон.
        Сбежались горожане, просят:
        - А ну, покажи!
        Посмотрели и говорят:
        - Да, это подлинно диковинка! Невиданной красоты картина! Сколько за нее просишь?
        - Прошу триста рё, - отвечает Тохэй.
        Один богатый купец сразу выложил ему деньги и спрашивает:
        - Кто ты такой? Где добыл такое сокровище?
        - Я - бедный флейтист по имени Тохэй, а картину выткала моя жена.
        Слух о небывалом чуде разнесся по всему городу. Народ валом валил полюбоваться на прекрасную мандару. Дела купца сразу пошли в гору.
        Но вот дошло это дело до слуха самого владетельного князя. Князь и говорит своим приближенным:
        - Как это так - у бедного флейтиста такая мастерица жена? Она ему не ровня! Надо отвести ее в мой дворец. Придумайте какую-нибудь невыполнимую задачу, чтобы можно было отнять жену у Тохэя.
        Старший вассал отвечает:
        - Это дело нехитрое. Прикажите Тохэю, чтобы он свил тысячу мотков веревки из пепла. А если не сможет, пусть отдаст жену.
        - Хорошо придумано! - сказал князь и велел призвать к себе Тохэя.
        Тохэй встревожился: зачем он князю понадобился? Но делать нечего, пришел он во дворец. Тут князь ему и говорит:
        - Это твоя жена выткала мандару? Искусная она мастерица! Покажи и ты свое уменье: свей тысячу мотков веревки из пепла. И чтоб завтра была веревка готова! А не сможешь - значит, такая жена тебе не ровня! Приведешь ее ко мне!
        - Слушаюсь, - сказал Тохэй и пошел домой.
        «Как же быть? - думал он. - Что теперь делать?»
        А дома жена ждет его не дождется:
        - Зачем посылал за тобой князь?
        Рассказал он жене про свое горе.
        А она ему говорит:
        - Это дело нехитрое. Купи тысячу мотков веревки. Послушался Тохэй, принес веревки. Сложила жена веревки в ящик, густо-густо обсыпала солью и подожгла. Веревки прогорели, а соль осталась вверху твердой корочкой. Вот и готовы веревки из пепла!
        Наутро отнес Тохэй веревки из пепла во дворец. Подивился князь, но ничего не поделаешь, пришлось отпустить флейтиста. Однако прошло немного времени, и снова зовут Тохэя во дворец. Встревожился Тохэй: «Что теперь будет?»
        А князь ему новую задачу выдумал, похитрее первой.
        - Принеси, - говорит, - такой барабан, чтобы сам собой гудел!
        Грустный вернулся Тохэй домой. Дома жена ждет его не дождется:
        - Зачем тебя к князю призывали?
        - Велел мне князь достать такой барабан, чтоб сам собой гудел, а где я его достану?
        - Только-то и всего? - говорит жена. - Это проще простого. Ступай в город, купи старый барабан. А завтра утром спозаранок сходи в горы, отыщи там гнездо шершней и принеси мне.
        Тохэй так и сделал. Взяла жена гнездо шершней, положила в барабан, заклеила отверстие бумагой и велела мужу отнести барабан в княжеский дворец.
        Принес Тохэй барабан во дворец, поставил его перед князем и говорит:
        - Вот, по твоему княжескому повелению, принес я барабан-самогуд.
        Слушают князь и слуги его и диву даются: барабан сам собой гудит! Наверно, очень хитро он внутри устроен.
        Захотелось им посмотреть, что такое спрятано внутри барабана. Открыли его, а оттуда вылетел рой шершней и давай жалить всех без разбору! Князь и слуги перепутались, бросились врассыпную и попрятались кто куда. Да разве от шершней спрячешься! Летают они по всему дворцу, жалят без пощады и гудят, как сто барабанов сразу.
        Тем временем Тохэй благополучно выбрался из дворца и пошел домой.
        Немного времени прошло, и опять князь потребовал Тохэя к себе. Опечалился Тохэй и говорит:
        - Милая женушка, два раза ты меня выручала, но на этот раз не избежать нам беды. Придумает князь какую-нибудь невыполнимую задачу и заберет тебя силой. Пришел, видно, час нашей разлуки. А что поделаешь? Во дворец идти все равно надо…
        Грустный побрел Тохэй к князю. А князь уже новую задачу придумал:
        - Два раза исполнил ты мои повеленья, все тебе удается. На этот раз приведи-ка ты мне девять громовиков[11 - По японскому народному поверью, грозу вызывают «громовики», черти устрашающего вида. Живут они на небесах и бьют в огромные барабаны, а на земле в это время слышны раскаты грома.]. А если не можешь - отдавай жену!
        Испугался Тохэй, но делать нечего! Ответил князю: «Слушаюсь!» - и побрел домой. А дома жена поджидает его с нетерпением:
        - Какую задачу задал тебе князь сегодня?
        - Велел привести мне девять громовиков с неба. Пропал я совсем!
        - Это и мне сразу не исполнить, - говорит жена. - Ступай к князю, попроси у него неделю отсрочки.
        Пошел Тохэй к князю просить отсрочки. Подумал князь, согласился. Вернулся Тохэй домой, а жена ждет его на пороге, беспокоится:
        - Согласился ли князь на отсрочку?
        - Согласился.
        - Ну тогда, муженек, у меня есть время побывать на небе.
        Стала она на камень под застрехой, куда дождевая вода стекает, подняла глаза к небу и взмахнула лиловым веером. Вдруг тихо-тихо спустилось с неба лиловое облачко, и она на нем улетела легче птицы. Онемел Тохэй от удивления.
        Прошло несколько дней, и жена вернулась, да не одна: прилетели с ней на большом черном облаке девять громовиков. У каждого громовика большой барабан, мешок с дождем, мешок с молниями и кремень для высекания огня. Встали они в ряд и кричат:
        - Веди нас к князю!
        Повел Тохэй громовиков к князю. Пришел он во дворец и говорит:
        - Привел я, по твоему княжескому повелению, девять небесных громовиков. Они за дверями дожидаются.
        Не поверил князь:
        - Быть того не может!
        Вдруг за дверями как загрохочет гром! Пришлось князю поверить. Приказывает он:
        - Веди их сюда!
        Сел князь на возвышение в парадных покоях, справа и слева встали его приближенные. Велел князь громовикам поплясать.
        Что ж, попляшем, если хотите! - закричали громовики и давай стучать в свои огромные барабаны, хлопать по мешкам с ливнем и молниями, высекать огонь из кремней. Пустились громовики в пляс, стали вертеться и прыгать. Загудел ветер в княжеских покоях. Сдуло князя с его места, подняло, закрутило и швырнуло в колючий кустарник. А за ним и слуг разметало вихрем: кого ушибло, а кого насмерть расшибло. А потом ударило сразу девять молний, и княжеский дворец запылал.
        Взмолился князь еле слышным голосом, жалобней, чем цикада осенью:
        - Тохэй, Тохэй, виноват я перед тобой! Помилуй, отпусти меня живым, уйми своих громовиков! Я тебе целую деревню подарю…
        Посоветовался Тохэй с женой и говорит князю:
        - Хорошо, отпущу тебя живым. Но смотри, если снова будешь ко мне приставать, я к тебе опять громовиков приведу.
        Унял Тохэй громовиков, чтобы зря людей не пугали. Посадила их жена на белое облако и отослала обратно на небо.
        С того дня пошел по всей стране слух, что Тохэй породнился с громовиками. Князь поспешил послать ему богатые дары и больше никогда не осмеливался его тревожить. И жил Тохэй со своей мастерицей женой в мире и достатке, играя на флейте на радость себе и людям.
        Веер тэнгу
        [12 - Тэнгу - по японскому народному поверью, крылатое сказочное чудище, обитающее в лесах в глубине гор. У него смешной длинный нос. От взмахов волшебного веера тэнгу у человека тоже может вырасти нос невероятной длины.]
        Жил в одном городе игрок в кости. Проигрался он однажды в пух и прах. Но был он весельчак и шутник неисправимый: зашел он по дороге домой в какой-то храм, достал из-за пазухи игральные кости и давай их метать перед алтарем.
        - Ну-ка, посмотрим, как меня сейчас удастся обыграть? Повезет богу или нет?
        Увидел это тэнгу, прятавшийся в ветвях криптомерии возле храма.
        - Что там делает этот человек? Что-то бросает, а сам заливается смехом. Чудно!
        Спустился тэнгу на самую нижнюю ветку и вытаращил глаза. Ловкий игрок, привыкший не зевать, сразу приметил неуклюжего тэнгу, но виду не подал. Посматривает на него уголком глаза и думает:
        «Ха-ха, любопытный тэнгу глядит на меня и диву дается. Сейчас я его одурачу!»
        Встряхивает он рожок с игральными костями и приговаривает:
        - Ага, Эдо[13 - Эдо (Иеддо) - старое название Токио.] видать! А вон и Киото как на ладони. А вон Осака!
        Приговаривает так игрок, а сам делает вид, будто чем-то любуется.
        Не выдержал тэнгу, слез с дерева и вошел в храм.
        - Послушай, человек, что ты тут делаешь?
        Игрок поднял голову с притворным изумлением.
        - Что я вижу! Кажется, это тэнгу? Я сейчас любовался на Эдо, Киото и Осаку.
        Изумился тэнгу:
        - Хо-хо, да как же ты можешь отсюда видеть Эдо, Киото и Осаку?
        Игрок давай его подзадоривать:
        - Что вы говорите! Да ведь это же совсем просто! Стоит только бросить эти кости, и можно увидеть весь мир, не то что Эдо, Киото и Осаку. О них и говорить не стоит! Если кости лягут удачно, то можно повидать даже Индию и Китай!
        Захотелось тэнгу заполучить такую диковинку. Красное лицо его еще больше налилось кровью, длинный нос еще больше вытянулся. Стал он просить игрока:
        - Дай и мне попробовать!
        Игрок быстро спрятал кости за пазуху, как будто он очень испугался.
        - Что вы, что вы, и не просите! Разве можно давать вам в руки такое сокровище! Вы его схватите, да и улетите за облака, а мне останется только горевать и плакать. Разве вас догонишь? Нет уж, прошу меня извинить.
        Тэнгу еще больше захотелось получить волшебные игральные кости.
        - И что это вы, люди, так недоверчивы! Я же не даром прошу у тебя твое сокровище! Давай меняться. У меня тоже есть сокровище - красный веер. Хочешь его взамен? Гляди, если вот так взмахнуть этим веером, все сбудется по твоему слову. А кроме того, ты сможешь летать не хуже меня. С твоими игральными костями только увидишь Киото и Осаку, а с моим веером слетаешь, как на крыльях, и в Киото, и в Осаку. Давай меняться! Не прогадаешь.
        Обрадовался игрок, что надул глупого тэнгу, но для виду нахмурил брови, словно еще не знает, на что решиться. Наконец, игрок согласился:
        - Так и быть, только для вас. Давайте поменяемся.
        Тэнгу так и завертел носом от удовольствия. Боится только, как бы игрок не передумал. Скорей положил свой веер, схватил кости и был таков!
        Игрок его ждать не стал: взмахнул веером и полетел в Эдо. Опустился он перед чьим-то богатым домом и видит, вышла из дому красавица девушка поглядеть на прохожих. Украдкой помахал на нее игрок веером и шепчет:
        - Нос, расти скорей! Нос, тянись длинней!
        Вдруг нос красавицы стал расти и вытягиваться. Сделался он невиданной длины, как у тэнгу. Испугались родители красавицы и стали звать монахов-заклинателей. Шум в доме поднялся, все бегают, кричат:
        - Эй, врачи, скорей сюда! Заклинатели, сюда!
        Сбежались врачи и заклинатели, но, что они ни делали, нос девушки не стал ни на волос короче.
        Тогда повесили родители на воротах объявление:
        «Кто избавит девушку от длинного носа, тот получит ларец, полный золота». Игрок только этого и ждал. Сразу вошел в дом, взмахнул красным веером и шепчет:
        - Нос, укоротись! Нос, укоротись!
        Смотрят все, а нос становится все короче и короче, пока не сделался таким, каким был прежде.
        Получил игрок ларец с золотом. Снова взмахнул он веером и полетел в Киото. Опустился на землю перед роскошными покоями какого-то знатного человека и незаметно пробрался в дом. Видит он, сидит на парчовых подушках девушка, еще прекрасней прежней, и прическу перед зеркалом поправляет. Подкрался игрок и тихонько дотронулся до нее своим веером. И вдруг запел где-то в животе у девушки тонкий голосок:
        Звонко, звонко, с переливом
        Песня веера звучит!
        Никогда не замолчит!
        Всполошились все в доме. Заголосили:
        - Врачей сюда! Заклинателей сюда!
        А песенка все не умолкает. Плачет девушка, совестно ей людям на глаза показаться.
        Нечего делать, вывесили на воротах объявление:
        «Кто вылечит девушку, тот получит ее в жены».
        Десять тысяч врачей пробовали вылечить красавицу, но никто ничего не мог поделать с небывалой болезнью.
        Под конец явился игрок, взмахнул веером, и песенка сразу умолкла. Женился игрок на девушке, стал знатен и богат. А вот бросил ли свои плутни или нет, про это нам ничего не известно.
        Сабуро Битая Миска
        В старину жили три брата: старшего звали Таро, среднего Дзиро, а младшего Сабуро. Как-то раз говорят они друг другу:
        - Давайте, братья, научимся какому-нибудь искусству, чтобы порадовать нашего старика отца.
        Покинули они на три года родной дом, и каждый выбрал дело себе по сердцу.
        Все трое трудились не жалея сил и через три года стали искуснейшими мастерами. И тут пришла пора возвращаться домой.
        Первым вернулся старший сын, Таро.
        - Здравствуй, отец! Порадуйся за меня, я стал лучшим шапочником Японии. Я умею делать такие шапки, что они любому приходятся впору. Попросит у меня шапку чиновник или воин, не успеет договорить, а она уже готова! И не описать даже, как все радуются, когда мою шапку надевают! - расхвастался Таро.
        - Ну, тогда сделай шапку для нашего князя, - сказал отец. - Наш князь давно огорчается, что нет у него удобной шапки, чтобы красива была и сидела как следует.
        Последовал Таро совету отца, сделал шапку для князя. Обрадовался князь:
        - Хо-хо, красивая шапка! И как раз по голове пришлась. Отныне пусть все шапки в моем княжестве делает один Таро!
        С того дня шапочное дело Таро пошло в гору, и отец очень этому радовался.
        Второй сын, Дзиро, с самого детства больше всего на свете любил стрелять из лука.
        Постиг он все хитрости этого искусства, учась у самых знаменитых мастеров. Дошла слава о нем до слуха самого князя, и вот призвал его князь и велел ему сбить стрелой грушу в саду на расстоянии в сто кэнов[14 - Кэн - японская мера длины, равная 1,82 метра.].
        Дзиро с радостью согласился показать князю свое искусство. Выстрелил он и сбил грушу. Но, о чудо! Стрела полетела назад и упала у его ног. Всего тремя стрелами он сбил все груши с дерева, густо увешанного плодами. И его тоже отблагодарил князь: поручил он ему обучать стрельбе из лука всех своих воинов.
        А третий сын, Сабуро, изучил искусство подкрадываться незаметно. Услышав это, старик отец нахмурил брови и велел сыну держать свое уменье в тайне от людей. Но Сабуро стал уверять, что его искусство нельзя равнять с воровской сноровкой, и вот что поведал он своему отцу:
        - Шел я как-то нолем, сам не зная куда, и вдруг вижу: стоит вдали необыкновенный домик. Был он похож на круглую миску, перевернутую вверх дном, а вход в него напоминал отбитый край миски. Подошел я ближе, заглянул внутрь, и что же вижу? Навалены внутри деревянные миски целыми рудами. И сидит посреди домика дряхлая старушка. Поглядела она на меня с удивлением и спрашивает:
        - Откуда ты пожаловал?
        Я ей отвечаю: иду, мол, учиться какому-нибудь ремеслу.
        - Ну, если так, то ты попал как раз туда, куда тебе надо.
        Остался я у старушки, но в первый год и во второй год ничему она меня не учила. Прошел третий год, и попросил я старушку отпустить меня домой. Не стала она меня удерживать и только сказала:
        - Ты усердно служил мне, хотелось бы мне дать что-нибудь тебе на память, но видишь сам, у меня в доме только одни миски. Бери любую, какая понравится…
        Обидно мне это показалось.
        - Ах вот как, говорю, ты даешь мне миску в награду? Тогда для меня и эта хороша! - да и выбрал с досады никуда не годную, разбитую миску.
        Иду я по полю и думаю:
        «Ну и глупо же вышло! Три года усердно служил, а получил в награду одну разбитую миску!»
        Швырнул я ее на землю и пошел было прочь.
        И вдруг миска заговорила человеческим голосом:
        - Сабуро, зря бросил ты свое счастье! Знай, что я владею великим искусством незаметно подкрадываться. Меня тебе подарили нарочно, чтоб я тебя этому искусству обучила. Я за тобой повсюду пойду!
        И с этими словами запрыгала миска за мной по пятам. Откуда ни возьмись выросли вдруг у нее две ноги! Испугался я до полусмерти, до того мне это страшным показалось. Но ведь миска обещала принести мне счастье. Пошел я с ней вместе по горам и долинам назад к родному дому. По дороге разбитая миска научила меня искусству незаметно подкрадываться, теперь я тоже мастер в этом деле!
        Опечалился отец, что сын его выучился такому ремеслу, какое только для воров годится. Не хотел он, чтоб пошла об этом молва, и решил держать все в тайне. Но не тут-то было! Разнесся слух о таком диковинном ремесле Сабуро по всему княжеству и дошел до ушей самого князя. Призвал князь Сабуро к себе и приказал ему:
        - Есть в моем княжестве один жадный богач. Я скажу ему заранее, что ты берешься похитить у него всю казну. А ты незаметно подкрадись и укради все его богатство.
        Сабуро ему в ответ:
        - Я учился подкрадываться не для того, чтобы воровать. Эго военное искусство, оно может пригодиться нашей стране, если будут грозить ей враги. Не хочу я унижать свое дело.
        Но князь заупрямился.
        - Ну что ж, - говорит, - пусть твое искусство нужно для страны! Но раньше я хочу его испытать. Да и сам богач, уж на что он жаден, на этот раз расхрабрился. Говорит: «Я все сделаю, чтобы деньги мои устеречь. Но если все-таки этот Сабуро их украдет-так тому и быть! Только ничего у него не выйдет!» Так что смотри, не промахнись!
        Как ни отказывался Сабуро, пришлось ему подчиниться приказу князя.
        А в доме богача уже поднялась суматоха. Все ждали, что сегодня к ним прокрадется Сабуро, и были начеку. Сундуки с деньгами побоялись оставить в кладовой, вытащили их наверх и сложили горой в домашних покоях. Сам богач нес возле них стражу. А слугам и служанкам он приказал:
        - Как закричат: «Вор!» - сразу же зажигайте огонь и бегите сюда с фонарями.
        Каждому слуге дали кремни и палочку для зажигания огня.
        На конюшне тоже все были наготове. Слуги держали оседланных коней под уздцы - на случай погони - и стерегли их, чтобы вор не вздумал увезти на них сундуки с деньгами.
        Наступила ночь, полил сильный дождь. И вот явился Сабуро в дом богача. Пришел он открыто, не таясь, под большим зонтиком. Удивился богач и обрадовался.
        - Эй, поглядите-ка! - закричал он. - Наш мастер в искусстве подкрадываться явился под раскрытым зонтиком! Вон, вон он стоит у входа! Как же он теперь на глазах у всех украдет сундуки с деньгами? Ха-ха-ха!
        Слушает богач, как дождь стучит по зонту Сабуро, и заливается смехом. А в это время Сабуро Битая Миска оставил свой зонт у входа и пробрался в дом сквозь незапертые ставни. И пока все слуги бока надрывали от смеха, подменил он палочки для зажигания огня флейтами, а вместо кремней положил барабанчики. Потом в чашку, где был налит чай для богача, подмешал он снотворного зелья из своей битой миски и стал ждать.
        Вскоре богач выпил свой чай и вдруг почувствовал неладное! Глаза не видят, голова тяжелая! Завопил он из последних сил:
        - Это Сабуро здесь, Сабуро! Зажигайте скорее огонь, несите сюда фонари!
        Слуги, служанки - все бросились зажигать огонь. Поднялся страшный шум. Флейты пищат: «пи-ро-ро! пи-ро-ро!» Барабанчики гудят: «дон-дон! дон-дон-дон!»
        Богач в ярость пришел, вопит:
        - Дураки, огня, огня!
        А слуги совсем одурели с перепугу. Им в суматохе слышится:
        - Сундуки на коня!
        Они и давай сундуки с деньгами навьючивать на коней.
        Увидел это Сабуро Битая Миска и шепчет:
        - Вот теперь все в порядке.
        И, улучив момент, он отвел коней с сундуками к князю.
        Но не остался Сабуро на княжеской службе. Отправился он по свету искать такое место, где бы его искусство подкрадываться к врагу могло принести настоящую пользу.
        Лягушка и обезьяна
        Жили на одной горе лягушка и обезьяна. Вот однажды приходит обезьяна к лягушке и говорит:
        - Там внизу, в долине, есть заброшенное поле. Вот бы нам посеять рис! Уродится - вдвоем есть будем!..
        - Ну что ж, - согласилась лягушка. - Это можно. Давай вместе крестьянствовать. С завтрашнего дня и начнем.
        На том и порешили.
        На другой день заходит лягушка к обезьяне и говорит:
        - Сегодня погода хорошая. Пойдем наше поле мотыжить.
        А обезьяна ей отвечает:
        - Жаль, не могу сегодня - живот разболелся.
        Нечего делать, пошла лягушка мотыжить одна. Вскопала она поле и опять приходит к обезьяне.
        - Пойдем, - говорит, - сажать рис. Погода сегодня хорошая…
        Обезьяна скривила рожу и отвечает:
        - Ох, знаешь, сегодня так поясницу ломит, что терпенья нет. Уж ты уважь, поработай одна.
        - Что ж, ничего не поделаешь, - сказала лягушка и отправилась сажать рис.
        Посадила рис и опять приходит к обезьяне:
        - Пойдем на поле, сегодня полоть в самый раз.
        - Не могу, - отвечает обезьяна. - Вчера упала с дерева, руку себе повредила. Ты уж извини, ступай одна поработай.
        - Ах вот оно что? Ну, ничего не поделаешь.
        И пошла лягушка полоть одна.
        Уродился рис на славу. Лягушка снова приходит к обезьяне.
        - Ну, обезьяна, поспел наш рис. Пойдем жать.
        А обезьяна опять отказывается:
        - Ты уж извини, лягушка! Заболела моя тетка барсучиха, нужно сходить навестить ее.
        Так пришлось лягушке одной и жать рис, и сушить, и молотить, и в ступе обрушивать.
        Наконец, получилось чистое, отборное зерно.
        Пришла обезьяна, посмотрела и говорит:
        - Вот это рис! Только, знаешь, жаль его так есть. Давай вместе колобков наделаем.
        - Давай, давай, - согласилась лягушка.
        Наделали они колобков, а обезьяна опять свое:
        - Не годится нам так есть эти колобки. Давай пустим их под гору. Кто первый добежит до колобков, тот и будет их есть!
        Сказала она так, побросала все колобки вниз в долину и что было прыти пустилась за ними вслед.
        Сбежала она с горы, посмотрела, а колобков-то и нет.
        - Вот тебе и на!
        Полезла обезьяна назад. Идет и видит: все рисовые колобки, что она побросала с горы, застряли на полдороге в бамбуковых зарослях. Сидит возле них лягушка и уписывает колобки за обе щеки.
        Вероломный мышонок
        Жили две мыши, но вот пришла к ним старость: глаза стали плохо видеть, зубы притупились, да и сил у них поубавилось. Посоветовались мыши друг с другом и взяли себе в услужение молоденького мышонка по имени Тюскэ, что означает «верная помощь». Уговор был такой: старые мыши научат Тюскэ всем мышиным хитростям, а он им за это будет прислуживать.
        - Сегодня неплохо бы рыбки отведать, ступай на кухню, стащи потихоньку кусочек кеты! - попросили мыши нового слугу.
        - Слушаюсь, - ответил Тюскэ и побежал на кухню. Нашел он там рыбу и думает: «Чего ради я понесу весь кусок хозяевам? Съем-ка лучше сам, а старикам и рыбьей шелухи да костей хватит». Так и сделал.
        Посмотрели старые мыши, что принес им Тюскэ, и спрашивают:
        - А где же рыба?
        А он им в ответ:
        - Рыбу люди съели, вот я и принес что осталось.
        Ничего не поделаешь, принялись старые мыши за объедки. А хитрый Тюскэ только посмеивался над ними втихомолку. На другой вечер опять позвали мыши своего слугу.
        - Достань-ка нам теперь по яичку, - попросили они.
        - Слушаюсь, - отвечал Тюскэ. Забрался он в буфет и утащил оттуда большущее куриное яйцо. Выел сам всю середину, а скорлупу принес хозяевам.
        - Вот вам яйцо!
        - Спасибо тебе за труды, но ведь здесь только скорлупа.
        - Все люди съели, что осталось, то и принес.
        - Ну, ничего не поделаешь, - опять согласились старые мыши и принялись грызть невкусную яичную скорлупу.
        Так и повелось. Попросят старые мыши Тюскэ принести что-нибудь съестное, а он сам все съест и притащит хозяевам одни отбросы: если апельсин - то кожуру да семечки, если рисовый колобок - то одну только палочку.
        И вот однажды позвали старые мыши Тюскэ и говорят:
        - Хочется нам чего-нибудь сладкого. Пойди, может быть, найдешь рисовое печенье!
        Отправился Тюскэ на промысел. Забрался он на одну полку, а там лежит на бамбуковых листьях сладкий пирог с бобовой начинкой. Обрадовался Тюскэ такой находке и, как обычно, съел весь пирог сам. Но пирог был без костей и корки, а потому от него ничего не осталось. Взял тогда Тюскэ бамбуковый лист и потащил его к хозяевам. Приходит и говорит:
        - Пошел я за сладким для вас и нашел только это. Вот, посмотрите!
        Понюхали старые мыши лист бамбука, скривили испуганно мордочки и говорят:
        - О, это очень, очень опасно! К таким сладостям лучше не прикасаться!
        Сказали так старые мыши и отбежали подальше.
        Странным показалось Тюскэ поведение хозяев. Хотел он спросить у старой мыши, что случилось, но тут в глазах у него потемнело, перевернулся Тюскэ несколько раз и подох.
        А случилось то, что в пироге был мышиный яд. Так Тюскэ и поплатился за свое вероломство.
        Сова и ворон
        В старину сова летала днем где хотела и ничего не боялась. В те времена была она красильщиком. Прилетали к ней разные птицы, и она их красила, в какой только цвет они пожелают: вкрасный, синий, бирюзовый, желтый…
        Увидел это ворон и позавидовал. Был он большим щеголем, и хотелось ему, чтобы сова выкрасила его в самый красивый цвет. Полетел он к сове:
        - Госпожа сова! Госпожа сова! Выкрась меня, пожалуйста, в какой-нибудь особый, небывалый цвет, какого нет ни у какой другой птицы. Я хочу весь свет поразить своей кр-расотой!
        - У-гу, у-гу, хорошо! - согласилась сова. Долго ломала она себе голову, в какой же цвет ворона выкрасить! Наконец, посадила она ворона в горшок с самой лучшей черной-черной тушью. Потом вытащила сова ворона из горшка и говорит:
        - Ну, теперь нет тебе равного среди птиц!
        Обрадовался ворон, поспешил к зеркалу полюбоваться, в какой же цвет его выкрасили. Посмотрел, да так и ахнул. С головы и до самого кончика хвоста стал он черным-черным, и не разберешь даже, где глаза, где нос!
        Обозлился ворон:
        - В какой это ты цвет меня выкрасила, негодница?
        Стала сова оправдываться:
        - Ты же сам хотел, чтоб я тебя выкрасила в небывалый цвет, какого нет ни у одной птицы!
        - Погоди же, погоди! Теперь мы кровные враги! - злобно закаркал ворон. - Я тебе отомщу!
        С тех пор сова уже не летает при свете. Боится сова мести ворона, оттого и прячется днем.
        Верные друзья
        Жили когда-то муж с женой, и была у них маленькая дочка. Только вдруг занемогла жена и умерла. Остался вдовец вдвоем с дочкой. Трудно ему было без хозяйки, а тут нашлись сваты, и он женился снова.
        Невзлюбила мачеха падчерицу, бьет ее смертным боем без всякой вины. А девочка терпит несправедливые побои и все равно из послушания не выходит. Такая была разумная и хорошая, что все кругом ее жалели: «Бедная сиротка! За что ей такая мука?!»
        Как-то раз пошла девочка в поле пропалывать рис[15 - Рис обычно выращивается в воде на полях, огороженных особыми запрудами. В этой воде разводят рыбу, чаще всего вьюнов.]. Вдруг видит, ловят мальчишки сачками вьюна. Мечется бедный вьюн во все стороны, хочет, спрятаться, а некуда. Подумала падчерица, что и ее так же мучит мачеха-без всякой жалости и у нее такая же горькая доля. Подумала так и говорит:
        - Ах, как жестоко, братцы! Не мучьте рыбку, оставьте ее. Денег, правда, у меня нет, но я вам дам за вьюна новенький передник.
        - Хорошо, сестрица! - согласились ребята. - Так и быть, отпустим вьюна, если дашь за него свой новенький передник.
        Бросили они вьюна, взяли передник и убежали. А рыбка бьется на земле, так и подскакивает, вся израненная.
        - Смотри, вьюн, больше не попадайся ребятам, - говорит ему девочка. Подняла она осторожно рыбку с земли, положила в подол платья, отнесла к ручью возле своего родного дома и выпустила.
        - Живи в нашем ручье, тут тебя мальчишки не тронут, не бойся!
        Каждый день девочка собирала остатки риса, разбросанные возле нагаси[16 - Нагаси - утварь для мойки посуды с отверстием для стока воды.], шла к ручью и звала рыбку:
        - Вьюн, вьюн, где ты? Ждешь ли меня?
        Вьюн привык к девочке. Только тень ее упадет на воду, а он уже тут как тут, всплывет наверх и ловит зернышки риса, пока не наестся вволю.
        Заметила мачеха, что падчерица каждый день зачем-то ходит к ручью, и давай ее бранить:
        - Ты что это делаешь, негодная? Что ты в воду бросаешь?
        А вьюн, получая от девочки вдоволь корма, рос с каждым днем.
        Той порой дошел до мачехи слух, что в глубине гор есть домик, где собираются люди для любования цветами[17 - Любование цветами - японский народный обычай. Особенной славой пользуются цветущие вишни. Любование цветами носит характер увеселения и часто превращается в настоящий народный праздник.], а возле домика - глубокий омут. Кто к этому омуту близко подойдет, того схватит хозяин омута[18 - Хозяин омута - страшный змей или дракон, пожирающий людей.], затащит в воду и съест.
        Подумала мачеха: «Надо послать туда мою падчерицу!»
        Позвала она девочку и говорит ей так ласково:
        - Доченька, слыхала ты, что в глубине гор есть домик для любования цветами? Как там красиво! Все туда ходят полюбоваться на цветы да повеселиться. Вот бы и тебе туда сходить, а то ты все трудишься с утра до ночи и не видишь никакой радости. Сходи туда, повеселись вволю! Только помни: возле домика бьет чистый родник и растет возле него большое дерево. Слыхала я, что цветут там у самой воды цветы неслыханной красоты! Ты посиди под деревом, полюбуйся на прозрачный родник, дома все нам потом расскажешь. Да не забудь принести мне оттуда самый красивый цветок!
        Дала мачеха падчерице денег и ласково проводила в дорогу.
        Пошла девочка в горы. Дошла она до леса. Вдруг слышит, окликает ее охотник:
        - Эй, девочка, подожди, не ходи дальше! Вон там на дереве сидит обезьяна, хочу я ее подстрелить из ружья, да боюсь в тебя попасть. Обожди немного!
        Взглянула девочка туда, куда показывал охотник, и видит: сидит на дереве обезьяна, сложила с умоляющим видом лапки, точно хочет сказать: «Пощади меня!»
        Стала девочка просить:
        - Дядюшка, дядюшка, пожалуйста, не стреляй в обезьяну. Сколько бы тебе за нее дали?
        - Я - охотник, только тем и живу, что зверей бью, а потом продаю и покупаю себе рис и мясо. За эту обезьяну мне бы в городе триста монов дали. А на триста монов я с женой и детьми могу прожить три дня.
        - Дядюшка, мне моя матушка дала как раз триста монов. Вот они, возьми, только не стреляй, пожалуйста, в обезьяну!
        - Что ж, охотно! - говорит охотник. - Давай сюда деньги. - Взял он у девочки триста монов, а сам думает: «Неплохо вышло!
        Нынче я настреляю других зверей, а завтра убью и эту обезьяну, заработаю на ней вдвойне».
        Ушел он в другой лес, а девочка поманила к себе обезьяну. Обезьяна спустилась с дерева, сложила лапы на груди и давай кланяться.
        Говорит ей девочка:
        - Сегодня мне удалось тебя спасти, но тебе здесь оставаться дольше нельзя. Уходи-ка ты лучше в другие леса! Охотник вернется и подстрелит тебя. Будь осторожна, обезьяна, живи благополучно, а мне пора в путь.
        Выслушала обезьяна речь девочки, снова сложила лапки и поклонилась. Девочка пошла дальше, а обезьяна провожала ее глазами, пока та не скрылась из виду.
        Наконец, пришла девочка к тому месту, куда ее мачеха послала.
        Видит, стоит домик, а возле него - большой омут. Только вода в омуте не стоит спокойно, а крутит ее страшный водоворот.
        «Пойду-ка я в домик, попрошу разрешения отдохнуть немножко», - подумала девочка. Подошла она к домику и говорит:
        - Хозяева, отзовитесь!
        Выглянули из домика люди, увидели девочку и спрашивают:
        - Ты из каких мест?
        Рассказала им девочка про мачехин наказ.
        - Надо мне идти к омуту, заглянуть в его глубину.
        Опечалились люди:
        - Ах, какая жалость! Ведь если упадет твоя тень на воду, не бывать тебе в живых!
        - Но там, на берегу, растут цветы неслыханной красоты. Вон, вон они алеют! Я должна принести такой цветок в подарок моей мачехе.
        - Дошел и до нас слух о твоей мачехе, - говорят ей хозяева домика. - Знаем мы, какие муки ты от нее терпишь. Ах ты бедняжка! Жалко нам тебя! Пойдешь к омуту, пропадешь!
        Заплакала девочка:
        - Все равно придется мне пойти за цветами для мачехи, а то она меня забранит. Нельзя мне к мачехе без цветка возвращаться.
        Как ни отговаривали ее хозяева, девочка только плакала и твердила свое:
        - Надо идти, мачеха приказала!
        И вот пошла девочка к омуту. Ходит она вокруг дерева, высматривает, где бы сорвать цветок покрасивее. Наклонилась она к цветку, и упала ее тень на воду.
        Но вдруг откуда ни возьмись целая стайка вьюнов замелькала в воде. Пошла вся вода серебряной рябью, и водяной не увидел девочку. А в это время на дерево, на другом берегу, взобралась обезьяна и давай скакать по веткам! Засмотрелся на нее хозяин омута. А девочка тем временем сорвала самый алый цветок и отошла от берега.
        Но среди рыбок, что играли в воде, девочка успела узнать того самого вьюна, которого она выкупила у ребят и кормила каждый день в ручье возле дома: стех пор у него осталась отметинка на хвосте, там, где его мальчишки поранили.
        И обезьяна, прыгавшая по веткам, была той самой, что девочка спасла от охотника. Так отблагодарили ее верные друзья.
        Вернулась девочка домой благополучно и принесла мачехе в подарок алый цветок. Удивилась мачеха: ведь от страшного омута никто еще живым не возвращался! Отбросила цветок и спрашивает:
        - Ты ничего не видела необыкновенного в глубине гор?
        - Нет, - отвечает девочка, - ничего особенного я не заметила.
        И решила тогда мачеха отравить свою падчерицу. Когда отец отлучился из дома, испекла она мандзю[19 - Мандзю - пирожок из пшеничной муки, начиненный сладким бобовым тестом.], подложила в него яду и говорит:
        - Пойди, доченька, в горы, собери там разной зелени. Вот тебе на дорогу мандзю.
        Взяла девочка мандзю, пошла в горы и стала собирать зелень. Захотелось ей есть.
        «Спущусь-ка я вниз к ручейку, - подумала девочка. - Съем мандзю и воды напьюсь».
        Спустилась она вниз и видит: бежит по склону горы чистый, прозрачный поток. И плавает у самого берега вьюн, голову из воды выставляет, точно что-то сказать ей хочет. Присела девочка на бережку под ветвистым деревом, ест мандзю и водой запивает. Вдруг напал на нее неодолимый сон, глаза сами закрылись, и заснула она крепко-крепко.
        Проснулась девочка только тогда, когда вечерний ветер повеял на нее прохладой. «Надо скорее вставать!» - подумала она. Хочет поднять голову - и не может, хочет пошевельнуться - а сил нет, точно все ее тело сковано.
        Вдруг видит, закачались над ней с тихим шелестом ветки дерева, послышался серебряный звон и что-то ярко заблестело вокруг. Присмотрелась - а это золото рассыпано, так и горит огнем, так и сверкает. Ахнула она, и в ту же минуту прошло ее оцепенение. Поглядела наверх и видит: сидит на дереве обезьяна, трясет ветки, и сыплются, сыплются на траву золотые монеты…
        «Надо собрать вместо листьев золото»[20 - Листья некоторых видов папоротника употребляются японскими крестьянами в пищу.], - подумала девочка. Собрала она золото, взвалила мешок на плечи и понесла домой.
        Диву далась мачеха, что падчерица снова вернулась живой и невредимой.
        - Ты чего допоздна в горах пропадала? Какой зелени набрала?
        Вырвала она мешок из рук девочки, глянула, а он полон чистого золота!
        У мачехи глаза на лоб полезли от удивления.
        - Доченька, а там в горах еще осталось золото? Все ли ты собрала?
        - Там его еще много, - отвечает девочка.
        - А как тебе удалось найти его? - спрашивает мачеха.
        - Съела я мандзю, которое ты мне, матушка, дала, - рассказывает девочка, - и вдруг напал на меня неодолимый сон. Проснулась, вижу, крутом не трава, а золото рассыпано.
        - Тогда и я завтра в горы пойду, - говорит мачеха, - наберу золота побольше тебя!
        Испекла она снова мандзю с ядом и пошла с ним рано утром в горы, куда падчерица ей указала.
        Спустилась она в ту же долину, нашла тот же самый поток, намочила мандзю и съела. В самом деле напал на нее скоро неодолимый сон. Обрадовалась мачеха: «Вот хорошо!» Прилегла на бережку и заснула.
        Только больше мачеха уж не проснулась.
        Состязание в искусстве
        Давным-давно жил в одном городе плотник Хиданотакуми и художник Каванари. Оба слыли большими мастерами, любили похвастаться каждый своим уменьем и ни в чем друг другу не уступали. Слава о них шла повсюду. И действительно, трудно было судить, кто из них искуснее - Хиданотакуми или Каванари.
        И вот однажды приходит к Каванари от Хиданотакуми слуга с посланием, а в том послании говорится:
        «Построил я дом со стенами в один кэн. И кажется мне, что вышел дом на славу, да вот не знаю, понравится ли тебе. Приходи, посмотришь, а если понравится, прошу, распиши стены этого дома».
        «Гм, дом со стенами в один кэн… Что же тут удивительного?» - подумал художник. Но отказываться от приглашения не годилось, и он отправился к плотнику вместе с его слугою.
        Пришел Каванари и видит: стоит посреди двора невзрачная лачуга, с четырех сторон двери - и все закрыты. Возмутился Каванари:
        - Есть же предел для наглости! Где это видано, звать людей любоваться на такое убожество?
        Поворчал он, поворчал, да нечего делать, решил взглянуть, что там внутри дома.
        Как был в грязных башмаках, поднялся он на крыльцо с южной стороны, хотел открыть дверь, да не тут-то было: оттолкнула дверь Каванари и не пускает в дом.
        «Ладно, - думает художник, - зайду с другого края». Подошел он к восточному входу, но и здесь дверь плотно заперта, отталкивает Каванари, не дает войти. И в то же время видит он, что с южной стороны, где он только что был, дверь плавно растворилась.
        Рассердился Каванари, пошел к северному входу - и опять то же самое: открылась дверь, да не та, которую он толкал, а с восточной стороны, где он только что был.
        Совсем вышел из себя художник, побежал к последней, западной, двери и снова вернулся от нее ни с чем. А с северной стороны, как нарочно, дверь-плавно растворилась.
        Понял Каванари, что все это шутки плотника, и красный, как рак, от обиды без оглядки пустился в обратный путь.
        До изнеможения смеялся Хиданотакуми, видя, как ловко одурачил он художника. Но прошло три-четыре дня, и вот к плотнику приходит от Каванари слуга и передает такие слова хозяина:
        «На днях приходил посмотреть твой дом, да двери у него плохо устроены - не открываются. Так мне и не удалось заглянуть внутрь. Ты уж впредь будь повнимательней, делай двери такие, чтобы как толкнул, так и растворялись бы. Я тоже потрудился - получилась интересная картина. Хочу, чтобы ты пришел, посмотрел и сказал свое мнение».
        Слушает Хиданотакуми, а сам думает: «Знаю я этого Каванари! Отомстить мне хочет за мою шутку».
        Но и не пойти - значит трусом себя показать. И отправился Хиданотакуми к художнику вместе с его слугою. Подходят, а Каванари из окна выглядывает, гостя к себе зазывает:
        - Очень рад, что ты пришел! Заходи, пожалуйста!
        Ничего не подозревая, Хиданотакуми направился прямо в дом. Только хотел переступить порог, вдруг видит: прямо Перед ним с потолка свешивается распухший мертвец, зеленый, страшный, кажется, так и разит от него зловонием!
        - Ох! - вырвалось с перепуга у Хиданотакуми. Выскочил он из дома и, не оглядываясь, бросился прочь.
        А за окном Каванари хохочет:
        - Эй, куда это ты понесся? Ведь ничего страшного-то нет. Подойди посмотри получше.
        Услышал эти слова Хиданотакуми, вернулся назад. Пригляделся - а это не мертвец, а картина, искусно написанная на раздвижной перегородке.
        Хромая лисичка
        Жил когда-то на одной горе лис, старшин над всеми окрестными лисицами. Подстрелили его зимой из ружья, и пришлось ему отлеживаться в норе. Долго он проболел. Но к весне, наконец, поправился, и все что подвластные ему лисицы явились с приношениями его поздравить: кто фазана поймал, а кто даже зайца.
        Жила в глубине долины одна старая хромая лисичка. Подумала она: «Надо, и мне поздравить лиса с благополучным выздоровлением и принести ему что-нибудь в подарок».
        Долго бродила лисичка в горах, но ничего не могла поймать. Как завидят ее зайцы, так сразу и убегают. Не могла их настичь хромая лисичка, и пришлось ей в назначенный день идти на поклон к старшему лису с пустыми руками.
        Приходит она и видит: за спиной господина лиса навалена целая куча подарков от всех подвластных лисиц. Были там даже олени и барсуки, были украденные у людей куры и кошки, а про мелкую дичь и говорить нечего!
        Спрашивает старший лис хромую лисичку:
        - А ты мне что принесла?
        Сгорела бедная от стыда, мнется, не знает, что отвечать. Тут все подняли ее на смех и выгнали по приказу старшего лиса. Пошла хромая лисичка в свою нору, идет и плачет:
        - Горе мне, горе! Не будь я такой калекой, отнесла бы и я подарочек старшему лису. За что он меня опозорил? Разве я виновата!
        Забралась хромая лисичка в свою нору и льет горькие слезы. Вдруг слышит: возвращаются мимо ее норы лисицы, веселые, пьяные, и громко толкуют между собой:
        - В назначенный день женится наш старший лис на дочке богатого деда из нижней деревни. Все пойдем на свадьбу! Там будет славное угощение, наедимся вволю. А эту хромую калеку даже на сватовство не возьмем. Вот будет забавно, право, забавно!
        Подумала хромая лисичка:
        «Обидные речи я слышу! Только еще посмотрим, кто из нас позабавится!»
        - Эй, послушайте, дома ли дедушка?
        На другой день обернулась хромая лисичка в хромого старика и заковыляла к богачу в нижнюю деревню. Подошла к воротам, крикнула:
        Старик был дома, хлопотал по случаю свадьбы дочери. Удивился он:
        - Никогда я тебя, хромой старичок, не видел. Из каких мест ты будешь?
        Отвечает незнакомый путник:
        - По правде тебе сказать, я - лисица. Знай, что жених, который к тебе скоро явится, тоже не человек, а старый лис.
        Еще больше удивился старик:
        - Вот тебе и на! Что ты говоришь такое? Ведь к нам приходили важные сваты, и жених к нам едет из богатого и знатного дома.
        А хромая лисичка ему в ответ:
        - Все это только лисьи плутни! Но если ты думаешь, что я тебя обманываю, насыпь в день свадьбы бобов перед воротами. Увидишь тогда, как разряженный жених, сваты и гости набросятся на бобы и начнут их хватать! А еще поставь во всех четырех углах парадной комнаты по большому чану и в каждом чане спрячь по собаке. Жениха посади в чан для купанья и крышку гвоздями заколоти. Тогда сам увидишь, что все они - лисицы.
        Встревожился старик от таких речей. Решил он последовать совету. Приготовил четыре чана, привел собак, в день свадьбы насыпал бобов от дверей дома до самых ворот и стал ждать.
        В назначенный час явился жених со своими гостями. Все такие нарядные, такие важные, что, глядя на них, просто дух захватывает!
        Вдруг увидели гости рассыпанные бобы. Не стерпели и давай хватать их с земли да совать в рот.
        Ввели гостей в парадную комнату. А в это время у старика на кухне нарочно начали мышей жарить: по всему дому слышно, как они в масле шипят, и дух такой от этого жаркого, что спасенья нет!
        Не выдержали разряженные гости, забегали по комнате, поводя носами. Еще бы! Почуяли свое любимое кушанье! Стали у них носы вытягиваться, длинные-предлинные, ну в точности, как у лисиц!
        «Хо-хо! - думает старик. - Видно, это и в самом деле не люди!»
        Не стал он их ничем угощать, кинул только рыбьи кишки на стол, а сам позвал молодых парней из соседних домов, заранее предупрежденных на тот случай. Потом вернулся старик к гостям и говорит:
        - Послушайте, господа гости! Есть в наших местах обычай по случаю свадьбы плясать танец топоров. Вот поглядите-ка!
        Тут взмахнули здоровенные молодцы топорами и давай рубить гостей! С перепугу все гости сразу снова в лисиц превратились. Тогда выскочили из чанов собаки и начали их хватать.
        Тем временем жениха посадили в большой чан, будто бы для того, чтобы выкупать. Но едва открылось, что все это - лисьи плутни, накрыли жениха-лиса крышкой и сварили. Так все лисы попались. Только одна худая лиса успела выскочить из дома и убежать в горы.
        Прибежала она к хромой лисичке, которая сидела в своей норе, и рассказывает:
        - Вот что с нами случилось! Я одна спаслась!
        - Так им и надо! - говорит хромая лисичка в ответ. - Не будут больше людей морочить!
        - Что ты говоришь! Да я этим людям отомщу страшною местью!
        - Как же ты им отомстишь? - спрашивает хромая лисичка.
        А худая лиса в ответ:
        - Я знаю страшные чары. В пятнадцатую ночь первого месяца влезу я на крышу того дома и крикну три раза: «Танкорорин, танкорорин, танкорорин!» Все люди в доме сразу умрут.
        - Не делай этого! - говорит хромая лисичка. - Ведь, знаешь сама, если старик услышит шум, когда ты на крышу станешь взбираться, да если повесит он свою набедренную повязку на ключ и крикнет три раза: «Киндзикарэн, киндзикарэн, киндзикарэн!» - что тогда будет? Конец тебе!
        - Пустое! Откуда люди узнают эту тайну? Нет, мне бояться нечего!
        - Напрасно ты так думаешь, все может случиться! - сказала хромая лисичка.
        Но худая лиса ни о чем не хотела слышать и только ждала назначенной ночи. Увидела хромая лисичка, что ее не отговоришь, и предупредила обо всем старика.
        В пятнадцатую ночь первого месяца подкралась худая лиса к дому старика и тихонько взобралась на крышу. Услышал старик, как она зашуршала соломой: «шурх! шурх!» Поскорее снял он с себя набедренную повязку, повесил ее на ключ и как крикнет три раза: «Киндзикарэн, киндзикарэн, киндзикарэн!»
        Вдруг что-то покатилось по крыше, ударилось об землю, и все стихло. На другое утро встали люди, смотрят, лежит на снегу дохлая лиса, сама худая-прехудая, а морда злобно оскалена.
        Три сокровища
        У одного крестьянина было три сына. Старший был тихого и смирного нрава, и все в семье считали его простаком.
        Говорит как-то раз старик отец своим сыновьям:
        Годы мои уже преклонные, пора мне назначить наследника. Все вы мне равно дороги, не хочу я никого обижать. Ступайте искать счастья на чужой стороне. Каждому из вас я дам денег, и кто через три года наполнит мою кладовую самым лучшим товаром, тот и будет моим наследником.
        Оделил старик сыновей деньгами и отпустил на все четыре стороны.
        Младшие сыновья над старшим посмеиваются:
        - Что-То принесет наш простак домой!
        На первом перекрестке разошлись они в разные стороны. Младшие пошли в большие города, а старший - куда глаза глядят.
        Шел, шел, видит: глубокая речка, а моста через нее нет - снесло его разливом. Зеленеют за речкой луга и леса, но не служат они людям, потому что нет через реку переправы.
        И подумал тогда старший брат:
        «Надо мост починить, чтобы земля за рекою зря не пропадала. Пусть будет людям польза!»
        Стал он чинить мост и трудился так все три года. Издержал он все отцовские деньги, и осталось ему одно: возвращаться домой с пустыми руками. «Вот, - думает, - посмеются надо мной братья!» Но делать нечего. Лег он спать в последний раз на берегу. И тут во сне явился ему седобородый старец.
        - Хорошо ты послужил людям, - сказал старец. - А вот о себе позабыл. Но не останется твой труд без награды. Вот тебе удочка. Стань завтра посреди моста и три раза забрось ее в реку. Первый раз поймаешь кошелек. Не простой это кошелек! Стоит его тряхнуть, и посыплются золотые монеты. Второй раз поймаешь чудесный кувшинчик. Только наклонишь его, и польется вино неиссякаемой струей. Третий раз ты поймаешь метелку. На вид она проста, но есть у нее чудесное свойство. Сделана она из веток дерева, растущего на луне. От каждого удара этой метелкой старики молодеют. Только помни, два-три раза ударь, не больше.
        Наутро проснулся старший брат и думает:
        «Что за странный сон мне приснился! Привидится же такое!»
        Смотрит, а возле него и вправду удочка лежит. Понял тогда старший брат, что был это вещий сон. Встал посреди моста и закинул удочку в реку. Что-то мелькнуло в воде, удочка дрогнула, и он вытащил кошелек. Открыл его, встряхнул, посыпались золотые монеты, зазвенели на досках моста. Забросил он удочку во второй раз и поймал кувшинчик. Льется из кувшинчика небывало вкусное вино - никогда не доводилось ему пробовать такого.
        Стал забрасывать удочку в третий раз, а метелка уже сама по волнам плывет. Завязал он три сокровища в платок, надел узелок на палку и побрел домой.
        Видит, по дороге братья едут, и с каждым три воза добра. Подняли его младшие братья на смех:
        - Глядите, наш простак один тощий узелок несет! Так мы и думали! За три года ничего не наторговал, только прожил зря отцовские деньги.
        Старший брат молчал, только улыбался. Так и шли они до самого дома.
        Старик радостно встретил сыновей. Он уже приготовил каждому по кладовой. Все родичи и односельчане сошлись посмотреть, чем же наполнят кладовые сыновья старика.
        Открыли дверь первой кладовой, а она доверху полна отборного риса.
        - Хорошо, сын мой! - говорит отец. - Рис для крестьянина - первое дело.
        Открыли дверь второй кладовой, а она вся набита свертками шелка.
        - Молодец! - говорит отец. - Большое богатство нажил! - А третью кладовую он и смотреть не стал, повернул сразу к дому.
        - Что же, отец! - воскликнул старший сын. - В мою кладовую даже заглянуть не хочешь?
        - А зачем в нее заглядывать? - отвечает отец. - Только перед гостями срамиться. Ты ведь с одним узелком пришел!
        - Не обижай меня! Разве я тебе не такой же сын, как другие?
        Делать нечего. Нехотя отпер старик дверь третьей кладовой.
        И вдруг оттуда рекой хлынули золотые монеты. Все даже зажмурились - так ярко они сверкали.
        Стоят гости, и от удивления никто слова вымолвить не может. Тут старший сын и говорит им:
        - Берите все по горсти золота, прошу вас, не стесняйтесь! Там еще много останется! А после пойдемте к нам пировать!
        - Сели гости пировать. Старший сын налил всем чудесного вина, и - пошло веселье! Все хорошо, одно только жаль! - сетует отец. - Уж очень я стар! А то так и сплясал бы на радостях!
        - И от этого есть у меня лекарство, - сказал старший сын и ударил старика по спине метелкой раз-другой.
        - Что ты делаешь, непочтительный сын! - удивились гости. Только смотрят: старик отец из седого стал черноволосым бодрым мужчиной, - больше тридцати лет никак не дашь! Вскочил он и заплясал. Тут все старики и старухи давай просить, чтоб их тоже метелкой постегали. Дряхлая бабушка и та помолодела. Вслух она поблагодарила, но про себя ворчала:
        - Пожалел внучек метлы! Мог бы сделать меня и еще помоложе, чтобы выглядела я лет на двадцать или, еще лучше, на семнадцать.
        Все пустились тут в пляс, только бабушка не стала плясать: осталась она одна, а потом куда-то исчезла. Наконец, хватились ее, стали искать; глядь, а от метлы одни изломанные прутья остались! Рядом лежит на полу пустой бабушкин халат, и только в одном рукаве его барахтается какой-то грудной младенец, так и заливается плачем.
        Делать нечего, пришлось внукам нянчить собственную бабушку. А метла так и пропала. Вот почему теперь старики больше не молодеют.
        Бочар на небе
        Жил в одном месте бочар. Как-то раз делал он большую бочку. Только стал он набивать на нее обручи туго-туго, а один обруч вдруг как отскочит да как подбросит его на самое небо.
        Шел он, шел по небу и зашел в чертог, где жили громовики.
        Удивились громовики:
        - Откуда здесь взялся человек?
        - Я из Японии, - отвечает бочар.
        - Вот кстати пришел! Мы как раз собирались землю дождем полить, но некому за нами нести мешки с водой. Помоги-ка нам!
        - Хорошо, я послужу вам, - согласился бочар.
        Начали громовики бить в свои огромные барабаны, а бочар носится с ними на облаках и поливает землю из мешка струями дождя. Целый ливень устроил.
        А в нижнем-то мире такая поднялась сумятица! Там бабка хватает белье, что развесила на шестах просушиться, тут крестьяне со всех ног бегут на поля, боятся, как бы не смыло водой насыпи вокруг рисовых полей. Бочару все видать так ясно, точно на ладони.
        Увлекся он зрелищем, бегает по облакам, не помня себя, и вдруг, забыв про всякую осторожность, оступился и полетел в просвет между облаками вниз на землю вверх тормашками.
        Слетел он вниз и зацепился за ветки высокого дерева, росшего возле большого храма. Видит он, что не слезть ему оттуда и давай голосить: «Спасите! Помогите!»
        Вышел из храма отец настоятель, смотрит на верхушку дерева.
        Вышли из храма и другие монахи, говорят:
        - Что такое! Во время грозы человек с неба свалился!
        Сбежались все служки, собралась огромная толпа народа, окружили дерево со всех сторон, и поднялся такой шум и гомон!
        А с дерева слышится: «Спасите! Помогите!»
        Люди внизу советуются:
        - Надо что-то делать!
        Принесли сети, давай их на дерево забрасывать, думали сетями снять бочара с дерева, как птицу, да ничего не вышло.
        - Ну, тогда вот что сделаем! - решили люди. Принесли из храма огромный платок, схватили его за края, натянули и держат.
        - Эй, эй, человек на дереве! Прыгай сюда! Прыгай сюда!
        «Будь что будет!» - подумал бочар и прыгнул на платок: хлоп! От тяжести его платок прогнулся в середине, а державшие платок люди как столкнутся лбами, только треск пошел! Посыпались от удара искры, попали на дерево, оно и загорелось. С тех пор и стали называть его «деревом огня» - хиноки[21 - Хиноки - род кипариса.].
        Груши Нара
        Жили в одной деревне муж с женою. Было у них два сына, и должен был скоро родиться третий. Когда приблизилось время родов, захотелось жене поесть груш нара. Пошел муж искать их в горы.
        Шел он, шел и забрел в самую глушь. Вдруг видит: сидит на скале старушка.
        - Куда идешь, отец? - спрашивает она.
        - Иду я искать груши нара, да не знаю, где они растут.
        - Растут они здесь, в глубине гор, - говорит ему старушка. - Только кто за ними ни ходил, живым не возвращался. Оставь ты свою затею!
        - Нет, - говорит муж, - должен я их добыть во что бы то ни стало.
        - Ну, если так, делать нечего! Сверни с дороги на тропинку и увидишь три зеленых бамбуковых деревца. Если зашелестят они: «Гаса-гаса, иди, гаса-гаса, иди!», то смело ступай вперед. А если зашумят они: «Гаса-гаса, вернись, гаса-гаса, вернись!», то спеши назад. И еще вот что: как пойдешь ты мимо них дальше, увидишь: висит на ветке высокого дерева красивая тыква-горлянка. Если можно идти вперед, то она прозвенит: «Кара-кара, иди, кара-кара, иди!», а если беда тебя стережет, загудит она: «Кара-кара, вернись!» Слушайся ее непременно!
        Пошел муж вперед. В самом деле, свернул он с дороги на тропинку и видит: растут возле нее три зеленых бамбуковых деревца, как сказала старушка. Подул ветер, и зашелестели они: «Гаса-гаса, вернись, гаса-гаса, вернись!»
        Но не послушался муж и пошел дальше.
        Скоро увидел он на ветке высокого дерева красивую тыкву-горлянку. Загудела она: «Кара-кара, вернись, кара-кара, вернись!»
        Но муж все шел и шел дальше.
        Вдруг раскинулось перед ним болото, а посреди него страшный омут. Растут возле омута деревья пара, увешанные спелыми плодами. Обрадовался он, но только хотел их сорвать, как упало его отражение на воду омута. Появился из глубины страшный змей и проглотил мужа одним глотком.
        А дома сыновья ждут отца: вот сегодня вернется, вот завтра вернется! Но не дождались они, и пошел старший сын за грушами нара.
        Шел он, шел и забрел в самую глушь. Увидел он там на большой скале старушку, и сказала она юноше все то, что говорила его отцу.
        И снова три бамбуковых зеленых деревца прошелестели: «Гаса-гаса, вернись, гаса-гаса, вернись!» Не послушался старший сын и пошел дальше. Увидел он на ветке высокого дерева над самой тропинкой тыкву-горлянку. Тревожно загудела тыква: «Кара-кара, вернись, кара-кара, вернись!» Прошел он мимо нее, не слушая, и увидел большой омут. А кругом висят на деревьях спелые груши. Пригнул старший сын к себе ветку и только хотел сорвать грушу, как упало его отражение на воду омута. Появился вдруг из глубины страшный змей и проглотил старшего сына одним глотком.
        Ждал, ждал младший сын, - не возвращаются домой ни отец, ни брат! Настал и его черед идти в горы.
        Шел он, шел, зашел в самую глушь и видит: сидит на скале старушка. Стала она ему говорить все то же, что говорила его отцу и брату. И дала она ему нож:
        - Если появится из воды страшилище, бей его насмерть этим ножом!
        Взял младший сын нож, поклонился старушке и пошел вперед.
        Только свернул он с дороги на тесную тропинку, как увидел три зеленых бамбуковых деревца. Налетел порыв ветра, и зашелестели они: «Гаса-гаса, иди, гаса-гаса, иди!»
        Пошел младший сын дальше и видит: висит над самой тропинкой на ветке дерева тыква-горлянка. Качается она на ветру и звенит: «Кара-кара, иди, кара-кара, иди!»
        Прошел он еще немного и увидел прозрачный пруд. А на нем пляшет красный столик с тремя красными деревянными чашками: то нырнет, то вынырнет. Поймал младший сын столик с чашками и пошел дальше.
        Так дошел он до глубокого болота. Видит: посреди болота чернеет страшный омут, а по берегам омута растут груши, к самой воде склоняются.
        Схватил младший сын ветку дерева, притянул к себе и стал рвать груши. Вдруг закипела вода, вынырнул из нее змей и разинул страшную пасть, чтобы младшего сына одним глотком проглотить.
        - А, так это ты пожрал моего отца и брата! - вскричал в гневе младший сын. - Ну, постой!
        Ловко увернулся он от змея и вонзил ему острый нож между глаз по самую рукоять. Забился змей, выскочил из воды и подох.
        Тут вспорол ему юноша брюхо - а там старший брат лежит! Разрезал он брюхо змея дальше - а там и отец. Только оба они уже мертвые.
        Заплакал младший сын от горя. Потом зачерпнул большой красной чашкой воды и омыл тело отца. Из самой маленькой красной чашки омыл он его уста и влил в них несколько капель. Обмывает сын отца, а сам плачет, зовет:
        - Отец, отец, милый отец!
        Вдруг отец вздохнул, открыл глаза и ожил.
        Обрадовался младший сын. Поскорей зачерпнул воды в среднюю красную чашку, омыл тело брата, а из маленькой чашки влил ему в рот глоток. Потом наклонился к самому уху и закричал:
        - Брат, брат, очнись!
        Открыл старший брат глаза и ожил.
        Положили они груши нара на красный столик и, счастливые, пошли домой.
        - Матушка, матушка, мы принесли тебе груши нара, которых тебе так хотелось! Ешь на здоровье!
        Как обрадовалась мать, увидев их всех троих живыми и невредимыми! Поела она груш нара и благополучно разрешилась от бремени.
        С тех пор жили они счастливо и весело, а столик с красными чашками берегли, как святыню.
        Чертова смола
        В давние времена жил в одной приморской деревушке молодой рыбак по имени Ёдзиро.
        Глухое это было место: содной стороны - море, а с трех сторон - дремучие леса да дикие горы. Захочешь в город поехать - путь один, через чашу. Однажды повез Ёдзиро иваси[22 - Иваси - род сардин.] на базар. Едет он на лошади горной тропой и вдруг слышит, кто-то окликает его сзади: «Ёдзиро! Ёдзиро!» Обернулся Ёдзиро, посмотрел, и душа от страху в пятки ушла: гонится за ним огромный трехглазый черт. Не подал виду Ёдзиро, что испугался черта, и спрашивает:
        - Чего тебе надобно?
        - Отдай мне рыбу!
        - Э, чего захотел! Не для тебя наловлена!
        У черта от этих слов глаза так и загорелись злобой.
        - Не дашь, сам все заберу! - зарычал он. Догнал черт рыбака, протянул свои ручищи, вот-вот схватит.
        Пришлось Ёдзиро бросить на дорогу немного иваси.
        Черт тут же их проглотил и опять требует рыбы.
        - Не дашь, - говорит, - не только иваси, но и лошадь твою съем!
        Что было делать? Отдал Ёдзиро черту всю рыбу. Да только и это не помогло. Мигом проглотил черт иваси и требует у Ёдзиро теперь лошадь. «Ну, - думает рыбак, - пропал я! Съест черт лошадь, а потом и за меня примется!» Бросил он лошадь, а сам пустился бежать без оглядки. Добежал он до большого дерева, забрался на самую верхушку и притаился там.
        Вскоре пробежал черт мимо дерева: должно быть, лошадь уже сожрал и теперь искал Ёдзиро. Но рыбак спрятался так хорошо, что черт его не учуял и ушел в старую хижину, что стояла неподалеку от дерева.
        «Так вот он где поселился!» - подумал Ёдзиро. Немного успокоившись, он спустился с дерева и незаметно пробрался на чердак чертова логова. Решил Ёдзиро посмотреть, чем черт занимается у себя дома. Заглянул он вниз и видит: пошел черт в кладовую, принес оттуда целую груду рисовых лепешек и начал поджаривать их на жаровне-хибати. Потом опять отправился в кладовую: видно, что-то забыл. Тем временем Ёдзиро достал длинный бамбуковый шест, наколол на него все рисовые лепешки, что внизу лежали, и утащил их к себе на чердак.
        Вернулся черт из кладовой, принес мисо. Глядь, а лепешек и нет! Пробурчал черт что-то себе под нос и опять пошел в кладовую. А пока он ходил, Ёдзиро своим шестом утащил на чердак все мисо.
        Принес черт лепешки, смотрит: имисо не стало. Пошел он опять за мисо, а Ёдзиро снова утащил к себе лепешки. Так черт и ходил то за тем, то за другим, а Ёдзиро все утаскивал к себе на чердак.
        Устал черт от этой беготни.
        - А, ладно, - говорит, - обойдусь сегодня без лепешек! Лучше отдохну немного.
        Так он решил и стал гадать, где ему лучше улечься: на чердаке или в котле[23 - Здесь имеется в виду котел, вделанный в печь, которым японцы пользуются как ванной.].
        Услышал это Ёдзиро, забеспокоился. А что если черт в самом деле на чердак спать полезет?
        - В котле спать лягу, - проговорил, наконец, черт и направился на кухню. Забрался он там в огромный котел, а сверху закрыл себя крышкой.
        Обрадовался Ёдзиро, спустился быстро с чердака и наложил побольше тяжелых камней на крышку котла. Потом натаскал дров и стал высекать огонь кремнем.
        Слышит черт, как чикает кресало, и кажется ему, что это птицы чирикают.
        «Бо-бо-бо!» - загудело пламя под котлом. А черт думает: «Должно быть, это ветер в трубе так воет!»
        А Ёдзиро изо всех сил старается: раздувает огонь, подбавляет жару. Накалился котел, начало черта припекать. Хотел он выбраться наружу, да не тут-то было! Крышка тяжела - не пускает. Взмолился тогда черт:
        - Пощади меня, Ёдзиро, я тебе отдам и рыбу, и лошадь!
        - Ишь чего захотел. Нет уж, получай по заслугам, - ответил Ёдзиро и еще подкинул дров под котел. Так черт и зажарился.
        На другой день поднял Ёдзиро крышку, посмотрел, а котел до самых краев полон древесной смолы. Отвез он ее в город и нежданно-негаданно продал за большие деньги.
        Гриб-смехун
        Жили встарину в одной деревне три брата. Старший и средний были умные, а младший, Коскэ, слыл дурачком. Все в деревне его так и звали: Коскэ-дурачок.
        Вырос Коскэ-дурачок, настала для него пора идти по свету искать свое счастье.
        Покинул он вместе со старшими братьями родную деревню и пошел с ними сам не зная куда.
        Но не долго шли они вместе. По какому-то случаю отстал Коскэ-дурачок от своих братьев и забрел один-одинешенек далеко в горы. Закатилось солнце, пришлось Коскэ заночевать прямо в лесу. Постелью ему служили сухие листья, а изголовьем - корни деревьев.
        На рассвете Коскэ снова пустился в путь. Скоро вышел он на опушку леса и вдруг увидел возле старого пня множество грибов.
        Обрадовался голодный Коскэ, набрал их полный узелок. Потом насадил несколько грибов на палочку, кое-как поджарил на костре и съел.
        И тут охватило его такое веселье, что и описать невозможно! Захотелось ему смеяться, плясать, хохотать во все горло…
        «Странно! С чего бы это!» - подумал Коскэ, крепился он, крепился да как зальется безудержным смехом:
        - Ха-ха-ха! Ох-ха-ха-ха-ха!
        Смеясь, прихлопывая в ладоши, приплясывая и распевая песни, стал он спускаться в долину. Люди, что жили в деревне у подножья горы, смотрят на него и дивятся:
        - Смотрите, пожалуйста, какой весельчак! Просто зависть берет. Если бы он мог подарить хоть Десятую часть своей веселости нашему правителю, тот бы его озолотил!
        Так толковали крестьяне, провожая Коскэ завистливыми взглядами.
        Где и как он провел следующую ночь, Коскэ и сам не знал. Настал день, и только тут он очнулся и увидел, что сидит на ступеньке какого-то храма. Принялся Коскэ рассуждать сам с собой:
        - Где я? Что со мной? С чего это напало на меня такое веселье? Должно быть, причиной всему - вчерашние грибы! - И тут он увидел, что у него в узелке еще много таких грибов. Плюнул Коскэ, бросил их все до единого и снова пошел куда глаза глядят.
        Так дошел он до большого города. Вдруг видит, у городских ворот собралась толпа людей и все глядят на какое-то объявление, вывешенное на столбе.
        «Что там такое?» - подумал Коскэ и тоже вмешался в толпу.
        А в объявлении было написано, что принцесса, дочь правителя, ни разу даже не улыбнулась с самого дня своего рождения. Кто заставит ее рассмеяться, тот получит ее в жены.
        «Хо, вот забавно! - подумал Коскэ. - Попробую накормить ее грибом-смехуном!»
        Поспешил Коскэ назад к храму, где бросил свои грибы. И что же он видит? Грызет мышка его гриб, а несколько других мышей, не помня себя, уже пляшут и кружатся посреди сада. И тоненько-тоненько пищат, точно хихикают:
        - И-и-и!
        А рядом кружится кошка, не обращая на мышей внимания, и тоже смеется, но только более грубым голосом:
        - Ня-ня-ня!
        Забывшись, хлопнул Коскэ в ладоши, но тут вспомнил, что стоит перед храмом, и попросил у богов, чтобы они помогли ему рассмешить принцессу и получить ее в жены. Потом собрал Коскэ свои грибы, пришел во дворец правителя и говорит:
        - Я - лучший повар в мире. Кто отведает моих кушаний, тот от смеха не удержится! Разрешите мне приготовить для принцессы обед на пробу.
        А случилось так, что незадолго перед тем во дворец уже явились какие-то два молодца и попросили позволить им рассмешить принцессу. Как раз в это время они наперебой выкидывали перед принцессой разные забавные штуки, чтобы она рассмеялась. После них должна была наступить очередь Коскэ.
        Но вот что самое удивительное! Эти незнакомцы оказались родными братьями Коскэ-дурачка!
        Старший брат корчил смешные рожи, прыгал, кувыркался вовсю, но принцесса даже улыбнуться не захотела.
        Средний брат стал рассказывать забавные истории, но принцесса только досадливо хмурила брови. Даже уголки ее губ не дрогнули.
        Наконец, настала очередь Коскэ. Братья в душе потешались над ним: если они, умники, не смогли рассмешить прицессу, где уж там ему, дураку!
        Но Коскэ хорошо помнил, что с ним было вчера, и совсем не боялся. Он даже решил рассмешить заодно всех гостей. В каждое кушанье положил Коскэ немного приправы из гриба-смехуна.
        В первую очередь Коскэ почтительно поставил столик с кушаньями перед принцессой и сказал:
        - Отведайте, прошу вас!
        Съела принцесса кусочек гриба - и чуть-чуть улыбнулась. Проглотила другой - и вся расплылась в улыбке. А как поела все до конца, так и прыснула со смеху.
        А тут и другие гости, приглашенные к обеду, побросали свои палочки[24 - В Японии кладут пищу в рот при помощи двух палочек.] и принялись хохотать.
        Поднялся во дворце небывалый шум. Только и слышно со всех сторон:
        - Ха-ха-ха! О-хо-хо-хо! Хэ-хэ-хэ-хэ-э! Фу-фу-фу! Хи-хихи-хи-хи!
        А потом все пустились в пляс, заскакали, запрыгали, закружились… И принцесса тоже стала кружиться в пляске, заливаясь веселым смехом, только рукава в воздухе мелькают.
        Правитель, не помня себя от радости, крикнул Коскэ-дурачку:
        - Молодец! Получай мою дочку в жены! И-хи-хи-хи-хи!
        Не умолкая, раскатывался по всему дворцу громкий смех и веселые крики:
        - Поздравляем принцессу с помолвкой! А-ха-ха-ха! Желаем счастья! Э-хэ-хэ-хэ!! С таким мужем не соскучишься! Ох-хо-хо-хо-хо!
        Невеста обезьяны
        Давным-давно жил в горах крестьянин. И было у него три дочери, а сыновей - ни одного. Трудно крестьянину приходилось, - известное дело, какая от женщины помощь!
        А тут еще беда: поселилась в лесу по соседству обезьяна и начала озоровать. Едва уйдет крестьянин, она раскопает насыпь, которая воду на поле держит, вся вода и вытечет. Крестьянин насыпь починит, воду из ручья наносит, а обезьяна за ночь все снова испортит. Не мог крестьянин уследить за водой на своем поле. Вытекала вода, засыхал и рис.
        Что тут было делать! Стал крестьянин богов молить, чтобы те помогли ему удержать воду на поле, но вода по-прежнему уходила. Совсем загоревал крестьянин. И вот однажды в отчаянии он сказал:
        - Любую из трех дочерей отдал бы, только бы поле без воды не оставалось!
        Услышала обезьяна, что крестьянин готов свою дочь отдать тому, кто воду на поле сохранит, и обрадовалась.
        «Если на то пошло, я больше насыпь портить не стану!» - решила она. И с тех пор вода с поля крестьянина не уходила. Пришел крестьянин дня через три, посмотрел - все поле до самых краев залито водой. Радостно и спокойно стало у него па душе. Спустя еще несколько дней опять отправился он посмотреть на поле. Стоит вода, как стояла, ни капельки не спадает! И колосья риса уже наливаются. Совсем обрадовался крестьянин. «Ну, - Думает, - в этом году будем и мы с урожаем!»
        Так оно и вышло. Наступила осень, убрал крестьянин рис с поля и веселится с семьей дома.
        Вдруг нежданно-негаданно входит к нему в дом разодетая обезьяна.
        - Вот так образина! Тебе что здесь надо? - возмутился крестьянин.
        А обезьяна спокойно отвечает:
        - Я пришла за твоей дочерью. Помнишь, что ты обещал?
        Уселась обезьяна посреди комнаты, а крестьянин почесал затылок и думает: «Неужели эта обезьяна смотрела за моим полем? Знал бы, ни за что бы не давал такого обещания!»
        Пожалел крестьянин, да поздно: сказанного не воротишь.
        Пришлось крестьянину позвать старшую дочь. Стал он просить ее пойти замуж за обезьяну, да куда там! Убежала старшая дочь и слушать отца не захотела. Позвал он среднюю, но и та отказалась. Что тут было делать крестьянину! Позвал он младшую дочь, просит ее пойти замуж за обезьяну. Выслушала она отца и говорит:
        - Воля твоя, отец! Как прикажешь, так и будет.
        Обрадовалась обезьяна, взяла девушку за руку и увела с собой в горы.
        Нелегко жить девушке с обезьяной! Плачет она, места себе не находит, а что делать - не знает.
        Но вот однажды пришел к ним в горы из деревни человек и приглашает ее вместе с обезьяной пожаловать в гости к отцу на праздник.
        Позвала девушка обезьяну и говорит:
        - Мой отец очень любит рисовые лепешки. Давай напечем ему немного в подарок!
        Согласилась обезьяна. Взяла она каменную ступку, натолкла рису и напекла лепешек. Только хотела положить их в корзину, а девушка и говорит:
        - Положишь в корзину - лепешки будут корзиной пахнуть, отцу не понравятся. Неси их в ступке.
        Взвалила обезьяна ступку с лепешками на спину, взяла за руку девушку и пошла в деревню.
        - Прошли они немного, дошли до высокой скалы. Смотрит девушка, а на самой верхушке скалы красивый цветок распустился. Вот девушка и говорит обезьяне: Мой отец цветы очень любит. Ты бы сорвала вон тот, что на скале, в подарок ему.
        Согласилась обезьяна. Но только хотела опустить ступку на землю, чтобы не мешала, девушка замахала руками и говорит:
        - Что ты, что ты! Разве можно ставить на землю! Ведь лепешки землей пропахнут, отцу не понравятся. Лезь за цветком со ступкой!
        Нечего делать, полезла обезьяна на скалу с тяжелой ступкой за плечами. Добралась она до вершины, где цветок цвел. Тут бы и сорвать его, да вот беда - лапы коротки, никак достать не может!
        Стала обезьяна тянуться, наклонилась над краем пропасти, покачнулась. Хотела обратно шагнуть, да поздно - перетянула ее тяжелая ступка, и полетела обезьяна вниз. Там и конец свой нашла.
        Песня флейты
        Жил в старину в городе Сэндай юноша по имени Канноскэ. Родители лишили его наследства за мотовство и выгнали из дома.
        Отправился он в Эдо и стал там бродить по улицам, играя на флейте. Так добывал он жалкие гроши себе на пропитание и жил скудно, только что не умирал с голоду.
        Однажды играл он на своей флейте перед домом богатого торговца тканями. Дочка хозяина по имени Огин услышала его.
        «Как печально звучит флейта! - подумала она. - Но кто так чудесно играет?»
        Выбежала Огин из внутренних покоев и стала глядеть на улицу из-за синей занавески, что висела перед входом в лавку. Канноскэ тоже украдкой посматривал на ее прекрасное лицо из-под полей своей большой соломенной шляпы.
        Увидели они друг друга, и каждый подумал:
        «Ах, может ли быть на свете такой красавец?»
        «Ах, может ли быть на свете такая красавица?»
        С этого дня Канноскэ только и думал о прекрасной девушке. Он не подносил больше к губам свою любимую флейту, бродил целые дни напролет возле дома красавицы в надежде увидеть ее хоть на мгновение. Но она все не показывалась.
        Тогда пошел Канноскэ к одной старушке, что жила как раз напротив, и сказал ей:
        - Родители лишили меня наследства за мое своеволие. Пришлось мне покинуть родину и уйти в ваши края. Но здесь не могу я даже прокормиться. Помоги мне, прошу тебя! Найди мне какую-нибудь службу.
        - Ах ты бедняга! - пожалела его старушка. - Такой молодой, и такая грустная судьба! Послушай, мой муж служил у торговца тканями, что живет через улицу, выполнял в его доме всю грязную работу. Но моего старика сгубила внезапная болезнь, и теперь купец ищет кого-нибудь на его место. Пожалуй, я могла бы сходить к нему, замолвить за тебя словечко. Только вот не знаю, захочешь ли ты выполнять работу моего мужа?
        Канноскэ подумал: «Вот и паром для переправы к желанному берегу! Можно ли отказываться?»
        - Бабушка, бабушка, я буду делать все, что делал твой муж. Прошу тебя, устрой меня к этому купцу!
        Старуха согласилась.
        - Ну, если так, пойду сейчас поговорю с купцом, а ты обожди меня здесь.
        А купцу работник был нужен до зарезу.
        - Если есть у тебя кто на примете, веди его скорей сюда! - сказал купец.
        Старушка, очень довольная, поспешила к Канноскэ и рассказала ему о своей удаче.
        С этого дня Канноскэ из Сэндай стал служить у торговца тканями в Эдо. Он выполнял самую грязную работу на кухне и во дворе и не имел доступа во внутренние покои. Не удавалось ему даже одним глазком взглянуть на хозяйскую дочь. Так прожил он целых два года, изнывая от любви и мечтая когда-нибудь увидеть прекрасную девушку.
        Весь день Канноскэ убирал грязь в доме и на дворе, но когда наступал вечер, он мылся в ванне, правда после всех остальных, потом причесывался, прибирал свою каморку и садился за учение.
        Однажды ночью вышла Огин на двор и случайно заметила, что из чуланчика слуги пробивается луч света.
        «Что там, не пожар ли?» - подумала она и заглянула внутрь сквозь щелку в сёдзи[25 - Сёдзи - раздвижные рамы в окнах, заклеенные бумагой.].
        Что ж она видит? Сидит в чуланчике юноша необыкновенной красоты и учится чтению и. письму. Показалось ей, что она уже где-то его встречала. Вгляделась хорошенько: ах, да ведь это тот самый комусо[26 - Комусо - бродячий певец в шляпе, закрывающей все лицо. Обычно комусо становились прогнанные со службы самураи.], которого она, увидев однажды, не может с тех пор позабыть!
        Вернулась девушка в свои покои и загрустила. Напала на нее непонятная болезнь.
        Но вскоре наступила весна, и Огин как будто сделалось полегче. Однажды она сказала, что пойдет завтра любоваться на цветы вишни, и попросила приготовить ей с утра горячую ванну.
        Канноскэ встал ни свет ни заря, налил в ванну воды. Потом он взял палочку для зажигания огня и написал на ней: «Однажды, играя на флейте, увидел я твое лицо, прекрасное, как цветок, и полюбил тебя! Долгие годы я служу здесь, чтобы только видеть тебя хоть издали. Я самый последний слуга в твоем доме».
        Палочку с надписью Канноскэ опустил в ванну и удалился.
        Стала Огин принимать ванну и сразу заметила палочку. Она спрятала ее незаметно к себе в рукав, а когда вернулась в свои покои, прочла то, что было на ней написано.
        - Не пойду я любоваться на цветущие вишни! - сказала Огин и упала на постель с горьким плачем.
        Родители и все домашние перепугались. Призвали врачей, но никто не мог излечить Огин от тоски. Пригласили гадалку. Погадала она и говорит:
        - Это любовный недуг! Виновник его живет в вашем доме. Нет ли у вас на кого подозрения?
        Тогда родители объявили, что хотят всем домом пойти на праздник цветения вишни. Всем слугам, начиная от старшего приказчика и до последнего мальчика на побегушках, приказали они вымыться в ванне, причесаться и пройти мимо покоев Огин. Но девушка и головы не повернула.
        Не пошел только один слуга, что выполнял самую грязную работу.
        - Эй! - крикнули ему. - Иди и ты!
        - Зачем я пойду? - отвечает он. - От моего вида барышне еще хуже станет.
        - Все равно иди! - приказали хозяева.
        Тогда Канноскэ вымылся, причесался и прошел перед девушкой. И впервые за долгое время Огин улыбнулась. Родители обрадовались и не долго думая отдали свою дочь в жены Канноскэ.
        Зажили Огин и Канноскэ в радости и любви. Пришел срок, и родился у них сын.
        Как-то раз Канноскэ, держа своего сына за ручку, гулял с ним в саду. Поглядел он вдаль, на край неба, вспомнил свою родину, отца с матерью и затосковал.
        «Надо бы мне повидаться с ними, рассказать им про свое счастье», - решил Канноскэ. Простился он с молодой женой и отправился в путь. Но на родине заболел он и умер.
        А в Эдо ждут Канноскэ не дождутся. Вот сегодня приедет, вот завтра - только нет его и нет! Не выдержала Огин и отправилась в Сэндай искать своего мужа.
        Уже приходило к концу ее долгое путешествие, и Огин думала к вечеру добраться до города. Но солнце село, когда она еще брела одна среди пустынных полей.
        - «Ах, как же быть теперь?» - подумала она. Вдруг замигал вдали красный огонек. Пошла Огин на огонек и увидела перед собой маленький сельский храм. На ее зов вышел из храма молодой служка лет двадцати. Кто ты! - спрашивает. - Откуда идешь?
        - Зовут меня Огин. Родом я из Эдо…Иду искать моего мужа, но застала меня ночь в дороге.
        - Если так, заходи в храм, отдохни, - пригласил ее служка.
        Огин зашла в храм и присела. Вскоре вышел к ней настоятель и начал ее расспрашивать.
        - Я пришла издалека, из самого Эдо, чтобы найти моего мужа Канноскэ, - поведала ему Огин.
        Настоятель обрадовался:
        - Значит, ты жена Канноскэ? Он каждый вечер приходит сюда побеседовать со мной. Должно быть, и нынче придет. Что-то он задержался.
        Удивили Огин эти слова, но она радовалась, что скоро встретится с мужем. Вдруг вдали послышались звуки флейты. Песня флейты приближалась. Наконец, за дверью раздался голос Канноскэ, такой знакомый!
        - Это я, отец настоятель!
        Канноскэ вошел в храм и воскликнул:
        - Неужели это ты, моя далекая Огин? Неужели ты пришла, моя милая Огин?
        Долго беседовали они! Наконец, усталая Огин положила голову на колени мужа, как на подушку, и забылась сном.
        Очнулась она далеко за полдень. Посмотрела - что такое? Вокруг нее кладбище, под головой у нее могильный камень.
        «Что за чудо?» - думает Огин и вдруг видит: идет к ней вереница людей.
        - Глядите, глядите, у Канноскэ на могиле какая-то женщина! - говорят они между собой.
        Тут вышли из толпы старик и старуха в богатой одежде и спрашивают:
        - Откуда ты, женщина, и кто ты?
        - Я - Огин, родом из Эдо. Пришла издалека искать своего мужа Канноскэ. Провела я здесь эту ночь; ивот какое чудо со мной случилось.
        И Огин рассказала все как было.
        - Так, значит, ты наша невестка! - сказали старики. - Несчастная! Ведь Канноскэ, едва вернулся домой, тут же заболел и умер. Сегодня седьмой день со дня его смерти, и мы пришли навестить его могилу. Сон это или явь, что в такой день и в таком месте встретили мы нашу невестку из Эдо? Как же вы крепко любили друг друга, что даже смерть не может вас разлучить!
        Горько заплакали все трое: истарики, и невестка.
        Никуда не ушла Огин от могилы своего любимого Канноскэ. Осталась она со стариками и заботилась о них, как родная дочь.
        А торговый дом в Сэндай перешел в наследство ее сыну.
        Женщина-паук
        Как-то раз один бродячий торговец сбился с дороги и оказался под вечер в самой глубине гор.
        «Попал я беду! - подумал он. - Где тут найдешь пристанище на ночь?»
        Долго он бродил понапрасну, но, наконец, наткнулся, к своей радости, на старый храм. Входит в него путник и видит: заплела очаг паутина и кругом ни живой души. Принес он топлива и затопил очаг. Тем временем снаружи совсем стемнело.
        Вдруг торговец услышал шаги, словно кто-то спускается вниз по лестнице. С шумом отодвинулась фусума, и в комнату вошла с сямисэном[27 - Сямисэн - трехструнный музыкальный инструмент.] в руках такая красавица, что у торговца дух захватило от изумления.
        - Гость, я сыграю тебе на сямисэне! - С этими словами села красавица перед ним и начала перебирать струны.
        И вдруг - о диво! - обвилась вокруг шеи путника тонкая нить и стянула ее так, что не вздохнешь.
        В страхе выхватил торговец из ящика с товарами нож и обрезал нить.
        А красавица ему как ни в чем не бывало:
        - Слушай же, гость! Я сыграю тебе на сямисэне! - и снова тронула струны.
        Видит путник, снова тянется в воздухе тонкая нить, обвилась вокруг его шеи и душит. И снова он обрезал ее взмахом ножа. Долго-долго, до самой полуночи, играла красавица, а путник обрезал нить за нитью. Наконец, собрался он с духом и ударил женщину ножом.
        - Что ты делаешь, гость! - вскричала она и бросилась бежать вверх по лестнице.
        Путник в страхе не мог дождаться утра. Но вот, наконец, ночь прошла и забрезжил свет.
        «Что сталось с той красавицей, - подумал торговец, - жива ли она? Дай посмотрю!»
        Поднялся он по лестнице в комнату наверху. Никого нет!
        Вот тебе и раз! Что бы это значило? Стал он искать повсюду и видит: стонет в углу какое-то странное существо, длинноногое и круглое, точно пень с корнями. Вгляделся, а это огромный старый паук! Ударил путник его ножом и убил.
        Печень живой обезьяны
        На дне моря случилась беда - у морского дракона заболела дочка.
        Дракон был сильнее всех в море: страшный длинный хвост кольцами, из пасти огонь. Все его боялись: иакулы, и рыбы, и медузы.
        И вот у дракона заболела дочка. Собрал он у себя во дворце самых лучших лекарей. Лечили они драконову дочку на все лады, поили ее всякими лекарствами - ничего ей не помогало. Дочка всё худела и синела.
        Тогда дракон созвал своих подданных и спросил:
        - Что мне делать?
        - Са! - только ответили рыбы и склонили головы набок. А когда в Японии говорят «са», это значит: «сказать нечего».
        Тогда послали за каракатицей. Каракатица поплавала-поплавала вокруг больной и сказала:
        - Нужно достать печень живой обезьяны.
        Дракон рассердился:
        - Чтобы раздобыть печень живой обезьяны, надо сначала достать живую обезьяну! А где же найдешь ее здесь, на дне моря?
        - Не сердись! - сказала каракатица. Она была очень старая и всех знала. - Далеко на юге есть в море Обезьяний остров. Пошли туда кого-нибудь, тебе и привезут живую обезьяну.
        За таким большим делом не пошлешь кого попало. Стали думать, кого бы послать. Дракон говорит:
        - Пошлем акулу. Она зубастая.
        Каракатица замахала всеми своими восемью ногами:
        - Нет! Нет! Разве можно посылать акулу? Вдруг она проглотит обезьяну вместе с печенью!
        - Ну, тогда пошлем рыбу-пилу. Она юркая.
        - Нет! - опять сказала каракатица. - А вдруг рыба-пила по дороге перепилит обезьяну пополам!
        - Кого же тогда послать?
        - Вот что! - сказала каракатица. Она была старая и все знала. - Пошли медузу. Всем известно, что обезьяна живет на суше. Значит, чтоб достать ее, надо вылезть из воды. А это может только медуза. Медуза хвастается, что у нее четыре ноги и ей нипочем ходить по земле. Пусть же достанет обезьяну.
        - Слышишь, медуза? - спросил дракон.
        - Слышу, - сказала медуза. - Только мне никогда до сих пор не приходилось доставать обезьян. Обезьяна - какая она с виду?
        - У обезьяны красное лицо, красный зад и короткий хвост. Она любит лазить по деревьям и есть каштаны.
        - А-а, - сказала медуза. Она хотела уже отправиться в путь, но задумалась и опять спросила: - А как достают обезьян?
        - Конечно, тебе силой обезьяну не захватить. Ты маленькая, а она большая. Надо ее обмануть.
        - А-а, - второй раз сказала медуза и тронулась было в путь, но опять остановилась и спросила: - Как же я ее на себе довезу, если я маленькая, а она большая? Мне будет тяжело.
        - Что поделаешь! Придется тебе потерпеть.
        - А-а, - в третий раз сказала медуза, всплыла со дна моря наверх и поплыла по волнам далеко-далеко к югу.
        Всю дорогу медуза думала. Она думала о том, как бы ей обмануть обезьяну, и дорога показалась ей короткой. А плыла она целых три дня.
        Наконец далеко-далеко впереди на голубой воде показалась черная точка.
        «Вот и Обезьяний остров!» - подумала медуза.
        Она поплыла быстрей, добралась до берега, отряхнулась и вылезла на сушу. И сразу же она увидела дерево, а на дереве красный зад и короткий хвост.
        «Вот она, живая обезьяна!»
        - Здравствуй, обезьяна! - заговорила медуза. - Какая хорошая погода!
        - Здравствуй, не знаю, как тебя зовут. Погода хорошая, это правда, а кто ты такая и откуда взялась?
        - Я - медуза. Я живу на дне моря. Мне захотелось погреться на солнышке, и я всплыла наверх погулять. Нечаянно заплыла сюда и вылезла на берег. У меня, видишь ли, четыре ноги. Мне все равно, что по воде плавать, что по суше ходить. А славный у вас тут островок!
        - Лучший остров в мире, - сказала обезьяна. - Посмотри, какие у нас высокие деревья, сколько кругом орехов и каштанов. Тебе, верно, никогда еще не приходилось бывать в таком прекрасном месте.
        - Ну, как сказать! - ответила медуза. - Я похвалила твой остров потому, что я вежливая. Но ты сама должна понимать, что я видела на свете места и получше. Ведь я живу на дне моря!
        - Неужели? - удивилась обезьяна и перебралась на ветку пониже: отсюда ей было слышнее. - А разве там можно жить?
        - Что ты, неужели не знаешь? Неужели не слыхала про дворец морского дракона? Я живу около самого дворца.
        - Слыхать-то слыхала, а видеть не пришлось, - призналась обезьяна. - Разве только на картинках…
        - Ну, наше дно гораздо красивей, чем на картинках! - перебила медуза. - Ты даже не можешь себе представить, как там хорошо!
        - Что же там хорошего? - спросила обезьяна.
        Медуза хотела было сказать, что там густая соленая вода и много-много тины и слизней. Ведь для нее это было самое вкусное: Но она вовремя вспомнила, что ей велели обмануть обезьяну, и сказала:
        - Там очень высокие деревья, вдвое выше, чем у вас.
        - А есть ли на них каштаны? - спросила обезьяна и перебралась на самую нижнюю ветку.
        - Каштаны? Да сколько хочешь! Они растут у нас на всех деревьях. Не то что на каштановых, а даже и на соснах!
        - О! - удивилась обезьяна. Она совсем слезла с дерева и подошла к самой воде. - Как бы я хотела побывать у вас.
        Медуза обрадовалась, но притворилась, что ей все равно.
        - Если уж тебе так хочется побывать у нас, я могу тебе, пожалуй, показать дорогу, - сказала она.
        - Но ведь я не умею ходить по воде.
        - Не умеешь? Жалко. Ну, да уж раз тебе очень хочется, так и быть, я повезу тебя на своей спине.
        - Нет, как можно! Тебе будет тяжело.
        - Не беспокойся, я потерплю.
        - Ну, если ты так любезна, спасибо! Давай поедем.
        Медуза плюхнулась в воду, а любопытная обезьяна осторожно шагнула на ее широкую спину, уселась на корточки и длинными руками ухватилась за бока медузы.
        - Только потише, - сказала она. - Я боюсь свалиться в воду: спина и бока у тебя такие скользкие!
        - Ничего, держись покрепче!
        Медуза поплыла быстро-быстро. Дело было сделано: живая обезьяна сидела у нее на спине. Теперь медузе больше не о чем было думать. Ей даже стало скучно. К тому же она была болтлива и не любила молчать, когда есть с кем поговорить.
        - Скажи, пожалуйста, - спросила вдруг медуза, - у тебя есть печень?
        Обезьяна удивилась:
        - А зачем тебе это знать?
        - О, это очень важно!
        - Для чего же это важно?
        - Так. Не могу сказать.
        Обезьяна даже испугалась. Она сразу поняла, что против нее что-то затевают.
        - Нет, пожалуйста, скажи мне, - попросила она медузу. - А то вдруг окажется, что печень у меня совсем не такая, как тебе нужно.
        Тут уж и медуза испугалась. Она забыла, чему ее учили, и рассказала обезьяне всю правду:
        - Твоя печень нужна для дочки морского дракона. Она заболела, и ее никак не могут вылечить. Вот меня и послали за тобой. Когда я тебя привезу, у тебя возьмут печень, драконова дочка ее съест и будет здорова.
        Обезьяна так и задрожала от страха.
        Она чуть не соскочила со спины медузы, но кругом было море. Что ей было делать? Попросить, чтобы медуза отвезла ее обратно? Но ведь медуза ее не послушается. Обезьяна подумала немного и сказала самым спокойным голосом:
        - Конечно, я с удовольствием отдам свою печень. У меня их много. Неужели же я пожалею одну или две печенки, да еще для кого? Для дочки морского дракона! Не такая я обезьяна, чтобы жалеть. Но отчего же ты не сказала мне этого сразу? Ведь я, как нарочно, оставила все свои печени дома.
        - Как - оставила?
        - Да так и оставила! Утром я их выстирала и повесила на дерево сушить. Печени надо раз в неделю стирать, а то они делаются грязные.
        «Вот беда! - подумала медуза. - Хорошо еще, что я вовремя ее спросила».
        - Эй, ты! - сказала она обезьяне. - Чего же я тебя даром везу? На что ты мне без печени?
        - Верно, - ответила обезьяна. - Давай вернемся на остров за печенью.
        - А ты правду говоришь? Они и в самом деле висят там на дереве?
        - Вот увидишь! У меня там есть одна очень хорошая, жирная печень.
        - Так ты ее и возьми, самую жирную. Хорошо?
        - Непременно. Только поскорей довези меня до берега!
        Медуза повернулась и поплыла обратно к острову.
        Как только она очутилась у берега, обезьяна спрыгнула с ее спины на землю, в два скачка добралась до дерева и ухватилась за нижнюю ветку руками и ногами.
        - Что же ты так долго? - позвала ее медуза. - Скорей! Мы и так потеряли много времени.
        А обезьяна взобралась на самую верхушку дерева и показала медузе язык.
        - Невежа! - рассердилась медуза. - Слезай скорей!
        - И не подумаю! Спасибо за прогулку. Больше я на тебе не поеду.
        - А печень? Как же я без нее останусь? - заплакала медуза.
        - Как ты без нее останешься, мне все равно. А вот я без нее не хочу оставаться. Ты думаешь, мои печени и в самом деле висят на дереве? Нет, у меня всего одна печень, и та у меня внутри, где ей полагается. быть.
        - Так ты, значит, меня обманула? - рассердилась медуза. - Ведь это же бессовестно! Я на тебя пожалуюсь морскому дракону. Не боюсь я твоего морского дракона. А если тебе уж так хочется получить мою печень, полезай ко мне на дерево сама. У тебя ведь четыре ноги.
        Но лазить по деревьям медуза не умела.
        - Послушай, - сказала она тогда, - а как же дворец морского дракона? Ты ведь собиралась на него посмотреть. А каштаны на соснах?
        - Не нужны мне твои каштаны на соснах. Я люблю только каштаны с каштанов, - ответила обезьяна.
        Так и пришлось глупой медузе возвращаться ни с чем. Она опять поплыла по волнам далеко-далеко на север, домой. И опять дорога показалась ей короткой: она все время думала. Думала теперь она о том, отчего эта обезьяна больше не хочет поглядеть на подводное царство.
        А дома ее уже три дня ожидал дракон и все его подданные.
        - Где же обезьяна? - закричали рыбы, как только увидели медузу.
        - На дереве, - печально ответила медуза. - Сначала я ее обманула, а потом она меня. Я ей рассказала, что у нас на соснах растут каштаны. Обезьяне это понравилось. Она уселась ко мне на спину, и я ее повезла. Но потом по дороге обезьяна вспомнила, что оставила свою печень дома, и нам пришлось вернуться на остров. А на самом деле обезьяна меня обманула: печень была у нее с собой. Ей просто не хотелось ехать к нам в подводное царство. Она думает, что каштаны на соснах несладкие.
        Морской дракон послушал-послушал медузу, потом ударил хвостом по дну и закричал:
        - Бейте ее изо всей силы! Так бейте, чтобы все кости из нее выколотить! Такая дура и без костей проживет.
        Били медузу, били, били ее, били - и вправду все кости из нее выбили.
        С тех пор медуза и осталась без костей. И колышется она на волнах, как мягкий зыбкий комок.
        На что дураку кости?
        Шишка справа и шишка слева
        Давным-давно жил в деревне Асано старик. Звали его Гоэмон. Это был необыкновенный старик: на правой щеке у него торчала шишка. Большая круглая шишка, похожая на хорошее яблоко.
        Когда Гоэмон смотрел налево, он все видел. А когда смотрел направо, то видел только свою шишку. Это ему очень не нравилось. А вдобавок от тяжелой шишки голова у него свешивалась набок. Это тоже было неудобно.
        Старик только и думал, как бы ему избавиться от шишки.
        Вот раз пошел он в лес на гору нарубить себе дров. Вдруг началась гроза. Ударила молния, загремел гром, полил дождь.
        «Куда бы мне спрятаться?» - подумал старик и стал смотреть по сторонам. Неподалеку он увидел большое дуплистое дерево. Обрадовался старик, побежал к дереву и забрался в дупло.
        А уже стемнело. В горах не стучали больше топоры дровосеков. Было совсем тихо. Только ветер с воем проносился мимо дерева. Гоэмону стало страшно. Со страху он съежился на самом дне дупла, крепко зажмурился и стал бормотать про себя: «Кувабара, кувабара»[28 - Чур, меня!].
        В полночь, когда ветер утих и капли дождя стали падать все реже и реже, с горы раздался какой-то шум - громкий топот и голоса.
        Сидеть в дупле старику было так скучно, что он очень обрадовался голосам. Открыл глаза, поднялся во весь рост и осторожно высунул голову из дупла.
        Что же он увидел?
        С горы к дереву шли не люди, а горные чудища. Красные, синие, зеленые. У кого было три глаза, у кого два носа, у кого рог на лбу, у кого рот до ушей. А только такой шишки, как у Гоэмона, не было ни у одного чудища. Гоэмон еще больше испугался. Он присел в дупле и так съежился, что стал чуть ли не меньше своей собственной шишки.
        Тем временем чудища с воем и ревом подошли к самому дереву и стали рассаживаться на траве. Главное чудище село посредине, а по бокам полукругом уселись чудища поменьше. Потом все они достали из карманов фарфоровые чашечки, рисовую водку и стали угощать друг друга, совсем как люди. Сначала пили молча, потом хором запели песню, а потом вдруг одно маленькое чудище вскочило, выбежало на середину круга и пустилось плясать. За ним пошли в пляс и остальные. Одни плясали получше, другие похуже. Когда пляска кончилась, главное чудище одобрительно кивнуло головой и сказало:
        - Хорошо, очень хорошо! У нас сегодня весело. Но только вы все пляшете одинаково. Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому!
        Старик все это слышал. Он сначала сидел в дупле и боялся открыть глаза. Но потом понемногу его стало разбирать любопытство. Он осторожно приподнялся и чуть-чуть высунул голову наружу, так что только его левый глаз был над дуплом, а правый глаз, нос и шишка оставались в дупле. А когда Гоэмон увидел, как весело чудища пляшут, он совсем забыл про страх. Ноги у него так и заерзали. Но в дупле было тесно - там не то что плясать, а и пошевелиться нельзя было.
        И вдруг Гоэмон услышал, как главное чудище проговорило: «Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому!» Тут старику до смерти захотелось выскочить из дупла и поплясать на свободе. Нет, страшно! А вдруг съедят?
        Пока он так раздумывал, чудища принялись все разом хлопать в ладоши, да так дружно и весело, что Гоэмон больше не мог утерпеть.
        - Эх, чего бояться! Попляшу в последний раз, а там пускай едят!
        Он оперся рукой на край дупла, перекинул ногу и выскочил прямо на середину круга.
        Чудища даже перепугались. Повскакали с мест, всполошились:
        - Что такое?
        - Что случилось?
        - Человек!
        А старик, не слушая ничего, давай плясать! То подскочит, то пригнется, то сожмется, то вытянется, то направо забежит, то налево отойдет, то волчком завертится. Пляшет и покрякивает:
        - Э-э, коря, э, коря…
        Чудища засмотрелись на него, стали притопывать ногами, прищелкивать языком, бить в ладоши.
        - Здорово!
        - Ярэ!
        Когда Гоэмон наконец выбился из сил и остановился, главное чудище сказало:
        - Вот спасибо, старик! Мы сами любим поплясать, а такой пляски еще никогда не видели. Приходи завтра вечером, спляши нам еще раз.
        Гоэмон только улыбнулся:
        - Ладно! Я и без вашего зова приду. Сегодня, по правде говоря, я не собирался плясать, не приготовился. А уж к завтрашнему вечеру я припомню все, что плясал в молодости.
        Тут чудище, которое сидело справа от главного, сказало:
        - А может, старик задумал нас обмануть и не придет? Надо взять у него что-нибудь в залог.
        Главное чудище кивнуло головой:
        - В самом деле надо.
        - Но что же у него взять?
        Чудища зашумели. Одни кричали: «Шляпу!», другие: «Топор!»
        Но главное чудище подняло руку и, когда все замолкли, сказало:
        - Лучше всего взять у него шишку со щеки. Я видал людей и знаю, что такой шишки ни у кого нет. Наверно, это очень драгоценная вещь.
        У Гоэмона от радости задрожали руки и ноги. Но он притворился, что ему очень жаль своей шишки.
        - Лучше вырвите у меня глаз, - закричал он, - лучше выдерните язык, оторвите нос, уши, но только, пожалуйста, не трогайте шишку! Я столько лет ношу ее, я так берегу ее. Что я стану делать без шишки?
        Главное чудище, услыхав. это, сказало:
        - Поглядите, как он дорожит своей шишкой! Ну, если так, взять ее!
        Сейчас же самое маленькое чудище подскочило к старику и мигом открутило шишку с его щеки. Гоэмон даже ничего не почувствовал.
        В это время стало светать. Закаркали вороны.
        Чудища засуетились.
        - Ну, старик, приходи завтра! Получишь назад шишку.
        И вдруг все исчезли.
        Гоэмон оглянулся - никого нет. Потрогал щеку-гладко. Скосил глаза вправо - и сосну видит, и ветки, а шишку не видит.
        Нет больше шишки!
        - Вот счастье! Ну и чудеса бывают на свете!
        И старик побежал домой, чтобы поскорей обрадовать свою старуху.
        - Когда старуха увидала его без шишки, она всплеснула руками: Куда же ты девал свою шишку?
        - У меня ее черти взяли.
        - Ну-ну! - только и сказала старуха, и глаза у нее стали круглые.
        А в той же самой деревне жил другой старик. Звали его Буэмон. Он так был похож на Гоэмона, как будто один из них был настоящий, а другой вышел из зеркала. У Буэмона тоже была на щеке большая шишка, только не на правой, а на левой.
        Поэтому, когда он смотрел направо, то видел все, что хотел видеть, а когда смотрел налево, то видел не то, что хотел, а только свою шишку.
        И голова у него тоже свешивалась, только не направо, а налево.
        Шишка Буэмону давно надоела. Ему очень хотелось, чтобы у него не было шишки.
        Вот идет он по деревне и встречает своего соседа, Гоэмона. Смотрит, а у Гоэмона правая щека стала такая же гладкая, как и левая. Будто и не было у него шишки.
        - Слушай, - спросил он, - куда же девалась твоя шишка? Может, ее срезал какой-нибудь искусный лекарь? Скажи мне, пожалуйста, где он живет, и я сейчас же пойду к нему. Пусть он срежет и мою шишку.
        А Гоэмон отвечает:
        - Нет, это не лекарь снял мою шишку.
        - Не лекарь? А кто же?
        Тут Гоэмон рассказал Буэмону все, что с ним случилось в прошлую ночь.
        - Вот оно что! - сказал Буэмон. - Ну, плясать-то и я умею! Сегодня же пойду к чертям и спляшу. Скажи только, где это место, куда они приходят ночью.
        Гоэмон рассказал подробно, как найти дерево с дуплом, в котором он просидел ночь.
        Буэмон, конечно, обрадовался и сейчас же побежал в лес, нашел дерево, залез в дупло и стал ждать чудищ.
        Ровно в полночь сверху с горы послышался шум: громкий топот и голоса. К дереву с воем и ревом бежали красные, синие, зеленые чудища. Как и накануне, они расселись на траве перед деревом и начали пировать. Сперва выпили рисовой водки, потом запели хором песню.
        А старик, как только увидел чудищ, забился в дупло и зажмурил глаза. Со страху он даже забыл, зачем пришел. И вдруг он услышал, как главное чудище проревело:
        - Ну что, нет еще старика?
        Маленькое чудище запищало в ответ:
        - Где старик? Что же нет старика?
        Тут Буэмон вспомнил про свою шишку и подумал: «Ну, уж если пришел, надо вылезать. Так и быть, спляшу им!»
        И он кое-как выкарабкался из дупла.
        Самое маленькое чудище увидело его и завизжало во весь голос:
        - Пришел! Пришел! Вот он!
        Главное чудище обрадовалось:
        - А, пришел? Ну, молодец, старик! Ступай-ка сюда, попляши.
        Чудища захлопали в ладоши. А старик от страха чуть жив: поднял он правую ногу - левая подогнулась, чуть не упал. Поднял левую - правая подогнулась, опять чуть не свалился.
        Главное чудище смотрело-смотрело и вдруг рассердилось:
        - Что это за пляска! Ты сегодня так скверно пляшешь, что смотреть противно. Довольно! Убирайся! Эй, отдать ему залог!
        Сейчас же самое маленькое чудище подбежало к старику.
        - На, получай обратно!
        И шлеп! - прилепило ему шишку на правую щеку.
        Теперь у старика две шишки: справа шишка и слева шишка.
        Зато хоть голова не свешивается ни направо, ни налево, а держится прямо.
        Деревянный Будда и золотой Будда
        Жил когда-то один бедняк в услужении у богача. И был у этого богача великолепный Будда из чистого золота. День и ночь думал слуга:
        «Ах, если бы у меня был такой Будда! Может быть, он послал бы мне лучшую долю. Ведь мой хозяин всегда говорил, что нет на свете ничего сильнее золота».
        Но при его бедности это была пустая мечта.
        Как-то раз пошел слуга в горы рубить дрова и приметил чурбан, похожий на статую Будды. Принес он его в свою каморку, начал по три раза в день ставить перед ним столик с кушаньем.
        - Поешь, мой чурбанчик, а я тебе расскажу, как мне плохо живется.
        Так делал слуга многие годы, и все в доме потешались над ним, а хозяин больше всех.
        Бедняк был честным и работящим. Стал думать богач, как бы заставить его работать всю жизнь даром, и вдруг вспомнил про деревянного Будду.
        - Придумал! - обрадовался богач и зовет слугу: - Слушай, устроим сумо между твоим божком и моим золотым Буддой. Если чурбан будет побежден, то останешься ты у меня в услужении до конца своих дней, а если мой золотой Будда даст себя победить - я отдам тебе все мое богатство.
        Собрал богач всех слуг и служанок и торжественно поклялся перед ними, что сдержит свое обещание.
        Пошел бедняк в свою клетушку сам не свой и говорит чурбану:
        - Послушай, мой божок, какая беда над нами стряслась! Трудную задачу задал богач! Велит тебе победить его золотого Будду, а не то придется мне даром служить всю свою жизнь. Лучше я взвалю тебя на спину и убегу отсюда.
        Божок ему в ответ:
        - Полно, не тревожься, не падай духом! Ничего страшного нет. Я попробую одолеть золотого Будду. Неси меня к хозяину без страха.
        Торопит хозяин слугу скорее устроить сумо. Нечего делать, понес бедняк свой чурбан в парадные покои. Хозяин тоже принес туда своего золотого Будду. Слуг и служанок собралось там. видимо-невидимо.
        Обратился богач к божкам с такою речью:
        - Дал я клятву, что если ты, мой золотой Будда, победишь, то будет мне служить этот работник даром всю свою жизнь. Если же победишь ты, деревянный божок, то твой хозяин получит все мое богатство! Помните это! - И с этими словами он подал знак начинать борьбу, взмахнув своим веером.
        И - о диво! - оба Будды встали на ноги, отошли друг от друга и медленно, враскачку стали сходиться. Вот они схватились и стали бороться в обнимку. То один одолевает, то другой. Целых два долгих часа длилась борьба! Зрители кричали наперебой:
        - Ара! Ара![29 - Ара - восклицание, выражающее удивление.] Кто побеждает? Глядите! Глядите!
        Слуги и служанки старались подбодрить деревянного Будду:
        - Эй, чурбанчик, держись, не сдавайся! Не сдавайся! Не дай хозяину победить!
        У хозяина глаза налились кровью. Он тоже все время кричал охрипшим голосом:
        - Золотой Будда, не сдавайся! Золотой Будда, не уступай!
        С золотого Будды пот катился градом. Он стал двигаться все медленнее, с трудом и, наконец, зашатался в изнеможении.
        У хозяина тоже заструился пот по лицу, он побагровел и завопил:
        - Золотой Будда, не сдавайся! Держись! Тебе ли не воздавали почести в моем доме, тебе ли не поклонялись? Неужели ты поддашься простому чурбану, жалкой деревяшке? Покажи всем, что нет на свете ничего сильнее золота! Ах ты жалкий трус!
        И в гневе хозяин стал поносить золотого Будду бранными словами, но чем больше он бранился, тем больше слабел золотой Будда и, наконец, громко заплакал, застонал и повалился на пол.
        Обрадовались слуги и стали осыпать золотого божка насмешками. Потребовали они, чтобы сдержал богач свое обещание. Нечего делать, пришлось богачу убираться восвояси вместе со своим золотым Буддой. Досталось все его богатство бедняку. Щедро оделил бедняк всех остальных слуг, и пошло веселье в доме, где раньше лились одни слезы.
        Стал богач скитаться по свету. Скоро у него и медного гроша не осталось. Как-то раз заночевал он в открытом поле и начал со слезами упрекать золотого Будду:
        Эх, золотой божок, зачем ты дал себя побороть какому-то чурбану? Из-за твоего малодушия я с позором изгнан из дома, и хозяйничает в нем нищий оборвыш. А я-то на тебя понадеялся! Разве не отлил я тебя из чистого золота? Золотой Будда ему в ответ:
        - Напрасно ты меня винишь. Пеняй на самого себя! Вспомни, как ты кормил меня! Только два раза в год, по большим праздникам! А слуга делился всем, чем мог, со своим простым чурбаном. Вот и стал чурбан сильнее золота. Горькая моя судьба, что мне такой хозяин достался! Одно мне осталось утешение: стукать тебя по спине на каждой кочке. Узнаешь, сколько весит золото!
        Пришлось хозяину нищенствовать до скончания своих дней да еще таскать на спине тяжелого золотого Будду.
        Волк и собака
        Как-то раз подружились волк и собака и что ни день навещали друг друга. Однажды услышала собака, что хозяева говорят про нее:
        - Стара стала наша собака, никуда уже не годится. Как с ней быть? Просто выгнать или убить и содрать с нее шкуру?
        Перепугалась собака и побежала к волку.
        - Что мне делать? Вот что я слышала от своих хозяев. Не присоветуешь ли ты что-нибудь?
        Рассмеялся волк:
        - Я в горах столько лет разбойничаю и не такие угрозы слышал. Не тревожься! Я одну хитрость придумал.
        - Тогда хорошо! - говорит собака. - Только ты скажи мне, что ты придумал.
        - А вот что. Когда твои хозяева работают на своем горном поле, они всегда оставляют младенца поблизости. Завтра я украду ребенка, а ты беги за мной вдогонку с громким лаем. Я положу его на траву и убегу. Твои хозяева подумают, что ты совершил великий подвиг, и будут тебя кормить и беречь до конца твоих дней.
        Обрадовалась собака:
        - Хорошо ты придумал, волк. Спасибо тебе!
        На следующий день спозаранку отправились хозяева на свое горное поле, а младенца в колыбельке оставили поблизости, в тенистом месте. Вдруг выбегает из-за горы страшный волк и хватает младенца. Закричали люди, бросились за ним в погоню, да не догнали. А вот старая собака догнала волка, отняла ребенка и целым и невредимым принесла родителям.
        Удивились хозяева:
        - Не думали мы, что наш старый пес на такое способен. Волка не испугался, спас нашего ребенка!
        С тех пор пошло у собаки другое житье, попала она у хозяев в большую честь.
        Спустя немного времени приходит волк к собаке. Стала собака благодарить волка. А волк и говорит ей с гордым видом:
        - Ты теперь благодаря мне сытно живешь. Принеси-ка за это курочку, побольше да пожирнее!
        - Нельзя, куры-то ведь хозяйские, - отвечает честная собака.
        Разозлился волк. Он ведь и собаке-то помогал для того, чтобы после курятиной полакомиться. Но виду не подал и говорит:
        - Если так, приходи ко мне завтра в горы. Я придумал еще одну хитрую штуку.
        «Съест он меня!» - подумала собака. Но делать нечего, пришлось ей согласиться. На том они и расстались.
        Случайно их разговор подслушала кошка.
        «Попала в беду собака, - подумала кошка, - а ведь мы в одном доме живем, надо бы ей помочь!»
        Пошла она к собаке. Лежит собака и вздыхает.
        - Что это ты, собака, на себя не похожа? Что тебя тревожит? Уж не прибегала ли сюда с гор злая лисица? Не попала ли ты в какую беду?
        Рассказала собака кошке про свою заботу. Стала кошка ее утешать:
        - Не тревожься, я тебя не покину! Завтра пойдем в горы вместе.
        А волк тем временем тоже призвал себе на помощь своего приятеля черта. «Давай, говорит, вместе сожрем собаку!» Вот засели они вдвоем в горной лощинке.
        На рассвете отправились собака с кошкой вверх по склону горы.
        А волк с чертом давно уже их поджидают. Волк даже заснул, один черт лежит, прислушивается. Торчат из ложбины кончики его длинных ушей и так и шевелятся, так и шевелятся. Увидала их кошка и подумала: «Должно быть, мышь!»
        - Собака, а собака, позволь мне поймать эту мышь! Я ее съем, чтобы подкрепиться перед боем.
        Прыгнула она - и хвать черта за уши! Вцепилась когтями и зубами! Перепутался черт насмерть, завопил не своим голосом:
        - Волк, волк, беда! Терзает меня какое-то чудище! - Кое-как стряхнул кошку и взвился за облака.
        А волк спросонок перепутался еще больше. С воем убежал он в далекие горы, и больше его не видели.
        Ямори
        На краю деревни Тояма, почти у самого леса, жили старик со старухой. Однажды осенним вечером они сидели и грелись у печки. По крыше стучал дождь, В домике было холодно и сыро.
        - Кого ты боишься больше всего на свете? - спросила старуха старика.
        Старик подумал и ответил:
        - Конечно, тигра. Страшнее тигра нет никого на свете!
        Старуха покачала головой:
        - Это верно, тигр страшный зверь. Он нападает на овец, на коров и даже на лошадей. Но ведь у нас с тобой скота нет, что ж нам, беднякам, бояться тигра? Нет, я гораздо больше боюсь ямори, они такие противные, скользкие. Смотри, вон один уже ползет!
        И старуха показала на потолок: по потолку медленно полз ямори - маленькая серая ящерица.
        А за окном притаился в это время тигр. Это был молодой, глупый тигр. Он крался вдоль стен и хотел пробраться в домик, чтобы съесть старика и старуху.
        Слух у тигра острый. Стоя под окном, он услышал, что больше всего на свете старуха боится ямори.
        Тигр обиделся.
        «Что это за ямори? До сих пор я думал, что страшнее меня нет никого. А выходит, что ямори еще страшней. Хотел бы я посмотреть на этого зверя», - сказал про себя тигр.
        И он задумался о том, какая морда, какие клыки и лапы должны быть у ямори, которого люди боятся больше, чем самого тигра. В темноте ему представились самые страшные чудовища, какие только могут представиться молодому и глупому тигру ночью, в дождь, под чужим окном. И тигру стало страшно. Ему казалось, что ямори вот-вот выскочит из домика и набросится на него.
        Вдруг старик в домике крикнул:
        - Ай, ползет!
        Тут бедный тигр задрожал от ужаса и пустился бежать так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. Только добравшись до самого леса, тигр побежал тише.
        «Ну, теперь ямори далеко от меня, а я далеко от ямори», - подумал тигр.
        Он почти успокоился и хотел уже передохнуть, как вдруг опять задрожал от страха: что-то вскочило ему на спину.
        «Ямори!» - подумал тигр.
        На самом деле это был не ямори, а человек, деревенский конокрад. Он давно уже стоял под деревом на опушке леса и посматривал, не бродит ли где-нибудь поблизости отвязавшаяся лошадь. И вдруг он увидел, что к опушке леса бежит кто-то на четырех ногах. От жадности у вора зарябило в глазах: ему показалось, что это жеребенок. Конокрад изловчился, прыгнул на спину тигру и вцепился ему в шею. А тигр со страху не разобрал, кто на него вскочил, да он и не мог видеть, что делается у него на спине. Еще больше испугался тигр и пустился бежать во второй раз, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры. Конокрад еле держался у тигра на спине. Никогда до сих пор он не видел, чтобы жеребенок бегал так быстро. Испугался конокрад и еще крепче ухватился за шею своего «жеребенка». А тигру показалось, что это страшный ямори запустил в него свои когти. Он помчался еще быстрей. А чем быстрей он бежал, тем крепче цеплялся за его шею конокрад, а чем крепче цеплялся за его шею конокрад, тем быстрее бежал тигр. Так, пугая друг друга, неслись они в глубь леса.
        Тигр знал, что в лесу есть гора, а под горой глубокая яма. К этой яме он и бежал.
        «Надо сбросить ямори в яму! Если не сброшу, он меня съест», - думал тигр. Наконец он подбежал к самому краю ямы и что есть силы тряхнул головой. От толчка конокрад разжал руки, перекувырнулся и полетел вверх ногами в яму.
        Тут только тигр перевел дух и медленно поплелся прочь. Он очень устал за этот вечер. Хвост у него повис, морда опустилась, и все, что было на морде, тоже обвисло - и усы, и брови, только нос не обвис: нос у тигра плоский и поэтому висеть не может. Неподалеку от ямы сидела на дереве обезьяна. Когда тигр бежал мимо нее, она показала на него пальцем и засмеялась.
        - Отчего ты смеешься? - спросил тигр обиженно.
        - Уж очень у тебя смешной вид! Что с тобой?
        - О, что со мной! Я сейчас видел ямори! - сказал тигр.
        - А что это такое - ямори? - спросила обезьяна.
        - Это страшное чудовище! Оно кинулось на меня и вскочило мне на спину. Но я не испугался. Я побежал к яме и сбросил чудовище на дно.
        Обезьяна оскалила зубы и еще громче засмеялась:
        - Ах ты, дурак, дурак! Я видела, кого ты сбросил в яму. Это был вовсе не ямори, а человек.
        Тигр рассердился:
        - Обезьяна, а говоришь дерзости. Докажи, что это был не ямори, а человек!
        - Что ж тут доказывать? Пойди сам к яме да и посмотри!
        Тигр поежился. Очень ему не хотелось возвращаться к яме.
        Но и отказаться нельзя было - стыдно перед обезьяной. Он стоял на месте и переминался с ноги на ногу, а так как у него было целых четыре ноги, то это продолжалось очень долго. Обезьяна посмотрела на него и опять засмеялась:
        - Ну и трус же ты! Давай пойдем вместе.
        Обезьяна слезла с дерева и храбро зашагала к яме.
        Ничего не поделаешь, пришлось тигру пойти за обезьяной. Но до самой ямы он не дошел, а остановился недалеко от края, спрятался за деревом и стал ждать, что будет.
        Обезьяна подошла к яме и нагнулась.
        - Ну, что там? - спросил тигр из-за дерева.
        - Не знаю. В яме темно, ничего не видно. Как тут разберешь, кто сидит в яме?
        Обезьяна задумалась.
        А, придумала! Опущу-ка я туда хвост и пощупаю. А надо сказать, что дело это происходило давным-давно. Обезьяны были тогда не такие, как теперь. У них был длинный-длинный хвост, такой длинный, что обезьяна могла свободно закинуть его себе на плечо и обмотать несколько раз вокруг шеи, как шарф.
        Вот такой длинный хвост обезьяна и опустила в яму.
        А в яме барахтался конокрад. Он пробовал вскарабкаться по отвесной земляной стене наверх, но каждый раз земля обваливалась и он падал на дно.
        И вдруг он увидел, что в яму опускается какая-то длинная веревка.
        «Наконец-то пришли мне на помощь!» - обрадовался конокрад.
        Он подпрыгнул, крепко ухватился обеими руками за обезьяний хвост и повис на нем.
        Обезьяна сразу почувствовала, что за хвост кто-то уцепился. Она испугалась и дернула хвост кверху, но вытянуть его не могла, потому что конокрад был тяжелый и крепко держался за хвост.
        Тянула обезьяна, тянула, дергала-дергала, но так и не вытянула хвост. Только лицо у нее покраснело от натуги. А конокрад услышал, как она кряхтит, и подумал:
        «Вот как стараются добрые люди меня вытащить! Только бы мне не сорваться!»
        Подумал он это и еще крепче уцепился за хвост.
        Обезьяна так и завизжала от боли. Тигр услышал ее визг, осторожно выглянул из-за ствола и увидел, что обезьяна мечется по краю ямы, дергается изо всех сил, а отойти от ямы не может.
        «Вот беда! - подумал тигр. - Видно, ямори поймал обезьяну за хвост. Сейчас он взберется по хвосту наверх и выскочит!»
        Тигр зажмурился от страха и в третий раз пустился бежать, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.
        А обезьяна и не заметила, как он убежал. В последний раз собрала она все свои силы и выдернула хвост. Но тут ее длинный хвост оборвался и упал на дно, а у обезьяны остался только самый корешок хвоста.
        С той поры хвост у обезьяны короткий, а лицо красное.
        О настоятеле и служке
        Как-то раз настоятель одного маленького горного храма отлучился по своим делам, а храм оставил на попечение служки. Вдруг хлынул проливной дождь. Прибегает вымокший до нитки прихожанин и просит: Одолжите мне, пожалуйста, зонт! А то застал меня дождь в дороге.
        - Что ж, извольте! - отвечает ему служка. Взял и отдал прихожанину хороший зонтик. Настоятель его только что купил и даже обновить не успел.
        На другой день снова зовут настоятеля прочитать молитву над покойником. Как на грех, небо снова потемнело, нахмурилось, вот-вот польет дождь. Посматривает настоятель на тучи и говорит:
        - Служка, подай мне зонтик!
        Пришлось служке сознаться, что одолжил он зонтик одному прихожанину.
        - Кто ж так делает? Разве можно отдавать единственный в доме зонтик? В другой раз отговорись, скажи, что положил его на солнце сушиться, а тут откуда ни возьмись налетел вихрь, поломал ему все планки, изорвал в клочья всю бумагу, и валяется он теперь, никуда не годный, где-то в самом дальнем углу чулана.
        Ворча и бранясь, надел настоятель поверх своего капюшона большую плетеную шляпу, накинул старенький плащ и отправился в дорогу.
        Прошло немного времени, и в один погожий день заходит в храм крестьянин из тех мест. Заходит и говорит:
        - Солнечный нынче денек выдался! Собрался я навестить свою дочку, давно ее не видел. Только вот беда, идти мне далеко, через горы. Одолжите, будьте милостивы, вашу лошадь.
        Тут вспомнил служка, что наказывал ему настоятель, и отвечает:
        - Уж ты извини, приятель, но пустили мы недавно нашу лошадку пастись на солнышке, а тут налетел вдруг вихрь, изломал ей все ребра, изорвал всю шкуру, и валяется она теперь, никуда не годная, где-то в самом углу чулана.
        Крестьянин глаза вытаращил.
        - Да-а, - говорит, - вот небывалое происшествие!..
        И ушел, покачивая головой.
        Узнал про это настоятель и давай бранить служку пуще прежнего:
        - Кто ж так говорит? Разве можно лошадь равнять с зонтом? Надо было сказать, что лошадка наша на днях белены объелась и взбесилась. Так лягалась, так брыкалась, отбила себе и ноги, и спину! Лежит теперь в стойле, не встает…
        Дня через три после этого приходит в храм слуга из богатого дома и говорит:
        - Хозяин просит настоятеля пожаловать к нему в дом по случаю праздника.
        А догадливый служка ему в ответ:
        - Настоятель наш на днях белены объелся, совсем взбесился! Так лягался, так брыкался, что отбил себе ноги и поясницу. Лежит теперь в постели и не встает.
        Услышал эти слова настоятель, обомлел! Вскочил с постели, как ошпаренный, да как хлопнет служку, по голове:
        - В другой раз не станешь равнять настоятеля с клячей на посмешище прихожанам!
        Ивовая ветка
        Один монах достал где-то черенок ивы и посадил его у себя в саду.
        - Смотри хорошенько, чтобы не залезли дети и не сломали! - приказал он служке.
        Служка поставил свой столик на террасе и с этого дня стал заниматься чистописанием здесь. Пишет и за деревцем присматривает.
        Так прошло семь дней.
        Как-то монах, опять пришел в сад. Увидел он, что ивовая ветка на месте, и похвалил служку:
        - Молодец, служка, хорошо сторожишь!
        - Служка заулыбался от удовольствия. А монах продолжает: Только вот боюсь я, как бы ночью кто в сад не забрался! Теперь ночи темные…
        - Об этом я уже думал, - самодовольно ответил служка. - Какая польза сторожить ночью? Все равно ничего не увидишь! Так я каждый вечер, как только начинает темнеть, вытаскиваю вашу ветку и запираю в ящик.
        Старая лошадь
        Однажды крестьянин, ведя в поводу старую лошадь, пришел к лавке, где торговали жмыхами.
        - Ты, что же, сразу все двенадцать плиток хочешь увезти? Не много ли будет? Приезжай еще раз.
        - Все равно лошадь больше восьми не увезет, - сказал ему продавец.
        - Да, пожалуй, ты прав, - согласился крестьянин. - Моя лошадь стара, для нее и восьми плиток многовато. Давай я положу на нее только шесть.
        Приторочит он шесть плиток к седлу, а остальные шесть взвалил себе на спину. Покряхтел, подумал и сам уселся на лошадь верхом.
        - Но! - закричал он. - Поехали!
        Под такой поклажей бедная лошадь еле ноги переставляла. Сделает шаг и остановится, еще шагнет и снова остановится. Разве так доберешься до деревни? Рассердился крестьянин:
        - Эй ты, мертвая! Ведь и положил-то на тебя всего шесть плиток, остальные на себе несу, а ты все ни с места!
        Монах-чудотворец
        Однажды простудился старик крестьянин. Надо бы к врачу сходить, да где его взять в глухой горной деревушке? Пошел он к буддийскому монаху. Приходит и спрашивает:
        - Нет ли у тебя снадобья какого от простуды?
        Монах хоть и был человеком ученым, но в этом деле ничего не смыслил. Посмотрел он на старика и говорит наугад:
        - Отвари почки вистарии и пей. Все пройдет!
        Набрал крестьянин в лесу почек, отварил их, выпил, и - удивительное дело! - простуду как рукой сняло.
        «Молодец бонза[30 - Бонза - буддийский монах.], - думает крестьянин, - вылечил!»
        Прошло еще немного времени, и заболели у крестьянина глаза. Пришел он опять к монаху за помощью. Тот снова посмотрел на него и говорит:
        - Отвари почки вистарии и пей. Все пройдет!
        Крестьянин так и поступил. И опять чудо: выздоровели глаза, будто и не болели.
        Отправился крестьянин искать почки вистарии. А дело было зимой, где их найдешь? Все же пошел он в лес. Идет и вдруг слышит: влощине лошадь заржала. И таким знакомым показалось ему это ржание. Спустился крестьянин с горы и видит: пасется его лошадь как ни в чем не бывало.
        - Ну и монах! - в восхищении воскликнул крестьянин. - Настоящий чудотворец!
        - Ну и бонза у нас! - Восторженно рассказывал всем крестьянин. - Лекарь, каких поискать!
        Прошло еще немного времени, и пропала у крестьянина единственная лошадь. Опять побежал он к монаху:
        - Посоветуй, - говорит, - как лошадь найти?
        А монах опять твердит свое:
        - Отвари почки вистарии и пей…
        На что уж был прост крестьянин, а и то усомнился, как это можно лошадь отыскать с помощью какого-то питья?!
        «Но раз сказал сам бонза… - подумал он, - значит, так нужно»
        Лягушка из Киото и лягушка из Осаки
        Как-то раз выдалось лето особенно жаркое. Солнце пекло день за днем, а дождя все не было. Наступила жестокая засуха. Высох даже старый колодец в Киото, где жила одна лягушка. Думала она, думала, как ей быть, и решила переселиться в другое место.
        - Осака, говорят, оживленный город, и море там близко! Хочется мне посмотреть на море.
        И отправилась лягушка из Киото в Осаку.
        Но в Осаке тоже стояла такая же засуха. Вода даже в лотосовом пруду пересохла. Лягушка, что там жила, целыми днями смотрела на безоблачное небо и, наконец, сказала с досадой:
        - Нельзя больше оставаться в Осаке! Киото - столица Японии, в нем живет сам Сын Неба, наверно, там много интересного.
        И лягушка из Осаки отправилась в Киото.
        Между Киото и Осакой десять ри расстояния. Обе лягушки двинулись в путь рано утром в одно и то же время, словно сговорились: одна из Киото в Осаку, другая из Осаки в Киото. Быстро-быстро запрыгали они по дороге.
        Благополучно добрались лягушки до горы Тэннодзан, что стоит на полпути между Осакой и Киото.
        Они прыгали по дороге целый день, очень проголодались, поясницу у них разломило, и от усталости обе лягушки еле двигали лапками.
        Наконец, они достигли горного перевала и тут встретились.
        Окликнули лягушки друг друга, поздоровались и познакомились.
        Лягушка из Киото стала рассказывать лягушке из Осаки о столице. Лягушка из Осаки стала рассказывать столичной лягушке о своем городе. Лягушка из Киото была жестоко разочарована, узнав, что и в Осаке тоже нет дождя. Лягушка из Осаки страшно огорчилась, узнав, что и в столице засуха. Но обе не решались верить друг другу, пока не посмотрят собственными глазами.
        - Ну-ка, я посмотрю с вершины горы на Киото, - сказала лягушка из Осаки.
        - И я тоже посмотрю на Осаку. Мне так хочется увидеть море! - отозвалась лягушка из Киото.
        Тут обе лягушки поднялись на задние лапки, вытянулись, что было сил, и давай таращить свои большие глаза. Лягушка из Киото старалась получше рассмотреть Осаку, а лягушка из Осаки хотела увидеть столицу.
        Вдруг лягушка из Киото сердито крикнула:
        - Что такое! Этот самый хваленый город Осака похож на Киото, как. две капли воды! Болтали: «Там море, там море!» А его и не видать!
        Лягушка из Осаки тоже завопила:
        - Что такое! Какое безобразие! Болтали: «Ах, Киото, ах, столица!» Я и думала, что там красивые сады, чудесные здания, и что же! Киото просто вторая Осака.
        - Ну, если Киото так похож на Осаку, что же в нем интересного?
        - Ну, если Осака так похожа на Киото, что же в ней хорошего?
        Обе лягушки решили, что дальше идти не стоит. Лягушке из Киото надо идти в Киото, а лягушке из Осаки надо вернуться в Осаку. И крикнули лягушки друг другу «прощай» изапрыгали восвояси.
        Но на самом-то деле случилось вот что: лягушка из Киото увидела совсем не Осаку, а свой родной город, а лягушка из Осаки тоже увидела не столицу, а старые места. Потому что глаза у лягушек на спине, и когда они поднялись на задние лапки, то, конечно, стали смотреть не вперед, а назад.
        Вернулась лягушка из Киото домой в свой колодец и принялась рассказывать подружкам:
        - Никакого моря на свете нет! Все это пустая болтовня!
        А лягушка из Осаки снова поселилась в лотосовом пруду и с тех пор наставляла своих деток:
        Киото, что наша Осака! Одна слава, что столица, а на деле такой же пыльный городишко!
        Стойкий самурай
        С лучилось как-то раз одному самураю заночевать в простой крестьянской хижине. Постелил ему крестьянин постель и спрашивает:
        - Не прикажет ли господин прикрыть его чем-нибудь на ночь?
        Самурай ему гордо ответил:
        - Это вы, мужики, привыкли в тепле нежиться. А я - воин! Мне случалось ночевать и в поле в любую погоду. Мне ли бояться ночного холодка!
        Под утро ударили заморозки. Проснулся самурай, зуб на зуб не попадает. Терпел он, терпел, не вытерпел и спрашивает:
        - Хозяин, а хозяин! А вы, мужики, моете на ночь лапки мышам и крысам?
        - Нет, господин! У нас никто еще никогда так не делал!
        - Ах так! Тогда накрой меня поскорей - чем-нибудь, чтобы они не запачкали моей шелковой одежды!
        Важный спор
        Однажды отправились три паломника на поклонение в храмы Исэ[31 - Храмы в местности Исэ - древнейшие японские храмы, посвященные культу солнца.]. По дороге они заспорили:
        - Если мы найдем на дороге тридцать рё, - говорит один, - надо разделить деньги поровну, по десять рё на каждого.
        - Нет! - кричит другой. - Кто первый заметит, тот пусть и берет себе большую долю.
        - Несправедливо это! - возражает третий. - Надо делить поровну, чтобы никому не было обидно. Да ведь есть же такой обычай на оленьей охоте: кто первый попадет в оленя стрелой, тот и берет себе голову. И тут то же самое: кто первый заметит деньги, тот пусть и берет себе большую долю.
        Спорят паломники, ссорятся, кричат!
        Попался им навстречу торговец маслом, услышал их спор. Поставил он на обочину кувшин с маслом и взялся их рассудить:
        - Вот что, дорожные люди, надо сделать так. Прежде всего, положите сюда найденные деньги…
        А паломники тем временем уже драку затеяли. Посохи так и замелькали в воздухе. Тут и торговцу попало, и кувшин его опрокинулся, и все масло вытекло на дорогу.
        - Стойте, стойте! - кричит торговец. - Давайте сюда ваши тридцать рё! Вы мне масло разлили!
        - Какие тридцать рё? - удивились паломники. - Да ведь мы их еще не нашли!
        Отдышались они и пошли дальше.
        Закаялся торговец маслом наперед лезть в чужое дело, не разобравшись толком, о чем спор идет.
        Гомбэй-птицелов
        На самом севере Японии, на острове Хоккайдо, в деревне Инаги, жил крестьянин Гомбэй. Не было у него ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. И земли у него не было. Жил он один на самом краю деревни, в маленькой избушке, а промышлял охотой на диких уток.
        Каждый день Гомбэй поднимался до зари, шел к большому озеру неподалеку от деревни, расставлял ивовые силки и долго-долго стоял у воды, подстерегая уток. За день ему удавалось поймать когда трех, а когда двух уток. А бывало, что в силки к нему попадала всего одна утка, а то и вовсе ни одной.
        Вот как-то ранней весной Гомбэй три дня подряд приносил домой только по одной утке. На третий вечер, возвращаясь с охоты, он стал думать:
        «Ставлю я каждый день по три силка, просиживаю у озера с зари до зари, а ловлю всего-навсего по одной утке в день. Вот и завтра мне опять придется встать ни свет ни заря, а потом весь день мерзнуть на берегу. А что, если бы я поставил на озере сто силков? Наловил бы я тогда сразу столько уток, что мог бы целый месяц сидеть дома и греться у печки».
        На другое утро Гомбэй никуда не пошел, а сел плести из ивовых прутьев силки. Сплел сто силков, расставил их на озере, а сам на ночь ушел спать. Всю ночь ему снился один и тот же сон: будто со всего света слетаются утки и садятся прямо в его силки. Проснулся Гомбэй среди ночи, быстро оделся и побежал к озеру. Прибегает на берег, а никаких уток на озере нет. Как стояли силки с вечера, так и стоят. Все силки связаны веревкой, а конец веревки обмотан вокруг дерева.
        Гомбэй оглядел силки и притаился на берегу у дерева.
        Понемногу стало светать. И вдруг откуда-то в самом деле на-, летело много-много уток. Покружились они всей стаей над озером, а потом на воду села одна утка, за ней другая, третья, четвертая. И как только садилась утка на воду, так прямо и попадала в силки Гомбэя.
        Скоро во всех силках было по утке. Только один силок еще оставался пустым, а над озером летала последняя утка. Тут Гомбэй отвязал от дерева конец веревки и стал медленно наматывать ее себе на руку. Ему жаль было вытаскивать силки, пока хоть один силок оставался пустым.
        «Еще бы одну утку поймать, и у меня будет целых сто. Тогда я и вытащу силки». А тем временем уже совсем рассвело, и взошло солнце. Когда оно показалось из-за гребня гор, яркие лучи его упали на озеро, и вода в озере заблестела, засверкала. Утки на воде встрепенулись, замахали крыльями, и все девяносто девять с силками на ногах поднялись над озером. Гомбэй крепко натянул веревку. Но утки были сильнее его - их ведь было девяносто девять. Они поднимались все выше, а с ними вместе уходила веревка. Уже не Гомбэй тянул веревку, а веревка тянула Гомбэя. И вот он отделился от земли и поднялся в воздух. Чем выше летели утки, тем выше поднимался и Гомбэй. Он висел на конце веревки и крепко держался за нее обеими руками. Озеро осталось далеко внизу. Гомбэй только жмурился - он боялся посмотреть вниз. А утки летели все выше, все дальше, пролетели над озером, над деревней, над лесом, взвились над горой. И вдруг веревка, на которой висел Гомбэй, оборвалась. Утки улетели дальше, а Гомбэй повис в воздухе. Сердце у него замерло от страха.
        Тут бы Гомбэю и упасть, но он не падал. Удивился Гомбэй и осторожно открыл глаза. И что же? Он увидел, что по-прежнему летит по воздуху. Его подхватил ветер. Сильный ветер нес Гомбэя высоко над землей, над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко к югу. Летел Гомбэй день, летел другой, летел третий. На третий день ветер немного утих, и Гомбэй стал медленно-медленно спускаться на землю. Смотрит, а под ним крыши домов и кругом поле. На поле крестьяне сеют ячмень. Как раз посреди поля и опустился Гомбэй. Тут крестьяне бросили работу и со всех сторон побежали к нему. Гомбэй потопал ногами, помахал руками - от долгого полета он не чувствовал ни рук ни ног, - а потом вежливо поздоровался с крестьянами и спросил:
        - Что это за деревня? Куда я попал?
        - Это деревня Акано, - ответили крестьяне.
        - Никогда не слыхал про такую деревню. А вы-то сами японцы?
        - Конечно, мы японцы! А ты, верно, издалека, раз не знаешь деревни Акано?
        - Я с острова Хоккайдо, с самого севера Японии.
        - А деревня Акано - на острове Кюсю, на самом юге Японии. Как же ты попал к нам и почему свалился с неба?
        Тогда Гомбэй рассказал крестьянам, как его подняли в воздух утки, а потом три дня нес ветер.
        - Теперь тебе до дому не добраться, - сказали крестьяне, выслушав рассказ Гомбэя. - Для этого пришлось бы переплыть много проливов и морей и пройти пешком всю Японию с юга на север. Это тебе будет не по силам. Оставайся лучше с нами. Поселись у нас в деревне, помогай нам в работе, а мы тебя будем кормить.
        Гомбэй немного подумал и согласился.
        - На родине у меня никого и ничего не осталось. Отчего бы мне и не пожить у вас?
        Так Гомбэй и остался жить на острове Кюсю, в деревне Акано. Поселился он у крестьян, помогал им в работе, сеял с ними ячмень, вырывал сорняки. Время шло быстро, кончилась весна, а потом и лето. Ячмень вырос и созрел, настала пора жатвы.
        Однажды рано утром крестьяне пошли с серпами в поле и принялись за жатву. Гомбэй тоже усердно взялся за работу. Вдруг ему попался очень толстый, высокий колос. Гомбэй пригнул его к земле и хотел уже срезать серпом, как вдруг колос отпрянул обратно и ударил Гомбэя с такой силой, что подбросил его в воздух. Но Гомбэй не упал на землю. Его снова подхватил ветер и поднял высоко над полем.
        Гомбэй не удивился. Он сразу понял, в чем ело.
        - Это, верно, тот самый ветер, который принес меня на Кюсю! Теперь ветер возвращается обратно и, конечно, донесет меня домой.
        На этот раз Гомбэй устроился в воздухе поудобнее, чтобы у него опять не затекли руки и ноги.
        А ветер нес Гомбэя высоко над землей: над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко на север. Целый день несся по воздуху Гомбэй, но вот к вечеру ветер утих, и Гомбэй медленно-медленно опустился на землю.
        «Я летел нынче только день, а в тот раз летел три дня. Значит, я еще не прилетел на Хоккайдо», - подумал Гомбэй.
        Он огляделся. В самом деле: место было незнакомое. Кругом - пустынная равнина. Не то что жилья - даже деревца или кустика не было видно вдалеке.
        Гомбэю стало страшно. К тому же солнце уже село, и стало темнеть, и со всех сторон надвигались темные тучи.
        «Скоро дождь пойдет. Куда я укроюсь?» - подумал Гомбэй. И он быстро зашагал вперед, надеясь дойти до какого-нибудь жилья.
        Вдруг он наткнулся на большой белый гриб.
        «Вот какие удивительные грибы растут в этой стране!» - подумал Гомбэй. Но, нагнувшись, он увидел, что это вовсе не гриб, а широкая крестьянская шляпа, сплетенная из рисовой соломы.
        «Вот хорошо! - обрадовался Гомбэй. - В такой шляпе я и в дождь не промокну!»
        Он поднял шляпу и хотел надеть ее на голову. Но шляпа была ему мала. Долго тянул ее за широкие поля Гомбэй и наконец все-таки напялил ее себе на голову. А чтобы она не улетела, завязал под подбородком тесемками и зашагал дальше.
        Не прошел Гомбэй и сотни шагов, как в самом деле стал накрапывать дождь. Все небо застлали тучи. Ветер так и рвал шляпу с головы. Но шляпа плотно сидела на голове у Гомбэя, да и тесемки были завязаны крепко.
        Долго рвал ветер шляпу и наконец поднял ее в воздух вместе с Гомбэем, да так высоко, что Гомбэй уже не видел под собой земли - ни лесов, ни гор, ни моря, - а видел только облака под ногами.
        Первый раз в жизни Гомбэй видел облака так близко. Одни облака были курчавые, а другие гладкие, одни толстые и пушистые, а другие сплющенные и тонкие.
        Так летел он над облаками день, летел другой. А на третий день ветер утих, и Гомбэй стал опускаться на землю.
        «Куда-то теперь я попаду?» - подумал Гомбэй.
        Он посмотрел вниз и увидел, что опускается в большую деревню. Посреди деревни стояла высокая пятиэтажная пагода. Не успел Гомбэй ее как следует разглядеть, как очутился на самой ее вышке и ухватился руками за шпиль пагоды. Стоять так высоко было страшней, чем летать.
        Огляделся Гомбэй кругом, поискал, нет ли ступенек, но никакой лестницы не было. Тогда Гомбэй громко, во весь голос, закричал:
        - Помогите! Помогите!
        На крик изо всех домов выбежали люди. Вся деревня сбежалась к пагоде. Сначала никто не мог понять, откуда слышен голос. Вдруг один мальчик крикнул:
        - На пагоде человек!
        Тогда все столпились вокруг пагоды и задрали головы кверху. Снизу Гомбэй казался таким крошечным, что его трудно было даже разглядеть. А он смотрел вниз и кричал:
        - Помогите! Помогите!
        И вдруг у него закружилась голова. Гомбэй покачнулся, выпустил из рук шпиль и упал с пагоды прямо на столпившихся внизу крестьян. Крестьяне ахнули, бросились в стороны да так стукнулись лбами друг о друга, что у всех из глаз посыпались искры. От искр все кругом загорелось. И крестьяне сгорели. И пагода сгорела. И Гомбэй сгорел. И сказка вся тоже сгорела.
        Забывчивый клад
        Один скупой зарыл в землю клад и положил на него заклятье:
        - Явись чужому змеей, передо мной будь самим собой!
        Услышал эти слова один воришка. Только успел скупой уйти, как он выкопал клад и положил вместо него дохлую змею.
        Немного времени спустя вздумал скупой откопать свой клад. Проговорил заклинание:
        - Явись чужому змеей, а предо мной будь самим собой! Разрыл землю, глядь - лежит вместо денег змея. Испугался скупой:
        - Клад, а клад, не признал меня, что ли? Это я! Твой хозяин! Но сколько ни кричал скупой, клад его так и не признал. Рассердился скупой:
        До чего же ты забывчив! Не мог простого заклинания выучить!
        Лепешки Дайбуцу
        [32 - Дайбуцу - по-японски значит «большой Будда».]
        Один паломник пришел на поклонение к большой статуе Будды, что стоит в городе Нара. На обратном пути зашел он в лавку и купил несколько рисовых лепешек. Лепешки эти оказались такими тонкими и невзрачными, что паломник рассердился, это лепешки у вас такие маленькие? - спросил он торговца.
        - Где это видано, чтобы такими торговали!..
        - Что вы, что вы, наши лепешки нисколько не меньше обычных! - с невозмутимым видом возразил торговец. - Они вам просто кажутся маленькими, потому что вы пришли в лавку, насмотревшись на огромного Будду. Вам теперь все будет казаться в уменьшенном виде.
        - Должно быть, и в самом деле показалось, - пробормотал паломник. Сунул он лепешки за пазуху и вышел из лавки. Отошел немного, видит: спит на обочине дороги человечек со стриженой головой.
        - Ой, ой, бедняжка! Кто же тебя здесь бросил? Ишь как сладко спит, наверное, мамино молочко во сне видит!
        С этими словами взял паломник ребенка на руки и пошел дальше. Но скоро почувствовал он, что ноша его становится все тяжелее и, наконец, стала такой тяжелой, что казалось, руки вот-вот оторвутся. Невмоготу стало паломнику.
        «Ничего не поделаешь, подумал он, - придется отдохнуть немного».
        Опустил он ребенка на землю, посмотрел, да так и ахнул: оказывается, это была монахиня-нищенка.
        Родник молодости
        В давние времена в провинции Мино жили старик со старухой. Обоим перевалило уже за семьдесят.
        Старик ходил в лес за дровами, а старуха дома по хозяйству хлопотала. Так они и жили изо дня в день.
        Старик всегда возвращался домой к вечеру. Но однажды случилось так, что солнце давно уже село, а его все не было.
        Старуха забеспокоилась. То и дело выбегала за ворота смотреть, не идет ли?
        Но старик все не показывался. Только за полночь кто-то пришел. Старик не старик, на спине вязанка хворосту - будто он.
        Поднесла старуха свечу к его лицу, да так и ахнула: стоит перед ней ее муж, да только не старик, а юноша лет двадцати! Черные как смоль волосы так и блестят, на щеках румянец играет.
        От изумления старуха прямо рот разинула:
        - Ох, что с тобой, старик?…
        А старик ей в ответ говорит:
        - Чудное дело со мной приключилось. Вот послушай! Рублю я сегодня хворост в лесу и вдруг чувствую: откуда-то ветерок прохладный повеял. Посмотрел вверх, а над головой у меня птица крыльями машет - такой красивой я еще не видывал. Редкостная птица! Дай, думаю, поймаю. Погнался я за ней. Шел, шел и очутился в какой-то долине. Кругом цветы диковинные цветут, и родник бьет. А вода в роднике веселая, прозрачная. Пока я по горам бегал, в горле у меня совсем пересохло, а тут, как увидел воду, я и про птицу забыл. Спустился к роднику, зачерпнул и стал пить. Не вода, а вино - такая вкусная, что язык проглотишь! Весело стало у меня на душе, разлился хмель по телу. А потом закружилась голова, и повалился я на траву возле того родника. Просыпаюсь - луна еле светит, ночные птицы тоскливо кричат. Испугался я и пошел поскорее домой. Вот и пришел.
        Старуха, широко раскрыв глаза, слушала длинный рассказ старика. А когда он кончил, сказала:
        - Старик, а старик, я тоже схожу попью той чудесной водицы.
        - Ну, конечно, ступай. Не годится же мне одному молодому быть.
        И старик подробно объяснил ей, как найти дорогу к Чудесному роднику.
        На другой день с утра пораньше отправилась старуха искать родник молодости, а старика оставила дом сторожить. Целый день просидел старик дома, томясь от безделия. Каждый час выходил он к воротам, думал, вот-вот придет старуха, а ее все не было. Наступил вечер, потом ночь, но старуха так и не пришла.
        Еле дождавшись рассвета, отправился старик на поиски. С большим трудом в густом утреннем тумане добрался он, наконец, до того места, где бил родник. Посмотрел кругом - нет никого.
        «Ну, - думает, - съели мою старуху волки или медведи!»
        Опустился старик на землю и не знает, что делать. Вдруг сквозь журчанье родника до него донесся детский плач: уа-а! уа-а!..
        «Ой, кто ж это в такой глуши ребенка бросил?» - подумал старик и поспешил на голос. Подходит он и видит: белеется что-то в густой траве. Пригляделся - одежонка какая-то, и будто знакомая.
        - Ну, конечно, это же кимоно моей старухи! В нем она и ушла вчера из дому!
        Наклонился старик, а в кимоно грудной младенец копошится, заливается во все горло: уа-а! уа-а!
        - Вот тебе и на! Уж не моя ли это старуха!.. - вслух подумал старик.
        Тут младенец сморщил личико и закивал головой: мол, это я самая и есть, бери меня!..
        - Вот несчастье! Видно, хлебнула старуха лишнего из родника, пожадничала, вот и стала такой.
        Но делать нечего. Сунул старик младенца за пазуху и понес домой.
        А кимоно старухино тоже с собой прихватил - ей же на пеленки.
        Дух бедности
        Жил как-то один лентяй. Ничего он не делал, а потому всегда жил в бедности. О том, что бедность его от лени, ему и в голову не приходило, целыми днями он сидел дома и лениво раздумывал, почему это он живет в нищете!
        Наконец, однажды пришел он к богатому соседу и говорит:
        - Надоело мне терпеть нужду. Научи, как с бедой справиться.
        А тот ему отвечает:
        - Не иначе как поселился у тебя дух бедности, оттого и живешь так плохо. Хочешь справиться с бедой, избавься от этого духа. Другого выхода нет.
        - Как же мне от него избавиться?
        - Ну, это очень просто! В середине одиннадцатого месяца в день Быка, вечером, подмети хорошенько в доме, вокруг дома протяни соломенную веревку с бумажными полосками, а потом возвращайся в комнату, пляши да припевай:
        Счастье, приходи в мой дом!
        Стань, бедняк, богачом!
        Убирайся, нищета!
        Для тебя дверь заперта.
        Ярэ-корэ-то-то.
        Услышит дух бедности и обязательно уйдет из твоего дома, - объяснил сосед.
        Обрадовался лентяй, вернулся домой, ждет не дождется, когда подойдет день Быка. Наконец, долгожданный день пришел. Наступил вечер. Подмел лентяй пол, протянул вокруг дома соломенную веревку с бумажными полосками и принялся скакать и прыгать по всему дому, распевая во всю глотку:
        Счастье, приходи в мой дом!
        Стань, бедняк, богачом!
        Убирайся, нищета!
        Для тебя дверь заперта.
        Ярэ-корэ-то-то.
        Так носился он, пока совсем не стемнело, а когда стемнело, услыхал лентяй на кухне чьи-то шаги.
        Потом вдруг откуда-то явился перед ним страшный черт с черным сломанным веером в руках и маленькими, как шишки, рожками на голове. Черт направился к выходу, напевая:
        Счастье, приходи в мой дом!
        Стань, бедняк, богачом!..
        «Так это же дух бедности удирает!» - подумал лентяй, плясавший уже в исступлении.
        - Что, испугался? - крикнул он.
        Дух бедности обернулся и, осклабившись, сказал:
        - Почему? Просто ты так здорово пляшешь, что такого плясуна одному смотреть не годится. Вот я и решил позвать своих друзей, чтобы вместе с ними на тебя полюбоваться.
        У дурачка все невпопад
        Был у одной женщины сын дурачок. Как-то раз вышел он погулять по деревне. И случилось в ту пору, что умерла у деревенского богача дочка. Все в доме горюют, плачут навзрыд. Поглядел на них дурачок и захохотал во все горло:
        - Гляди! Гляди! Большие, а плачут, как маленькие! Рассердились люди, обругали дурачка, и пошел он домой со слезами.
        Говорит ему мать:
        - Опять ты вернулся в слезах! Что случилось?
        - Умерла у богача дочь, все плачут, точно маленькие. Мне смешно стало, а они давай меня бранить!
        - Настоящий ты дурень! - говорит ему мать в сердцах. - Разве можно над этим смеяться? Надо было сказать: «Посетило вас большое горе, как вас не пожалеть!»
        Пошел дурачок опять из дому и попал на деревенскую свадьбу. Вспомнил он, чему учила его мать, подошел к невесте с женихом и говорит:
        - Посетило вас большое горе, как не пожалеть!
        Набросились люди на дурачка, вытолкали взашей да еще по голове стукнули, чтобы он в другой раз не омрачал счастливый день неподобающими словами.
        Пошел дурачок домой со слезами.
        Мать встревожилась:
        - Опять ты плачешь! Что с тобой сегодня стряслось!
        Рассказал дурачок все как было.
        - Настоящий ты дурень! - закричала на него мать. - На свадьбе надо было поздравить новобрачных, сказать им: «Какой счастливый сегодня день! И погода выпала на славу!»
        Вскоре выдался погожий денек, и дурак пошел погулять в горы. Глядит, дерутся между собой рыжий бык и черный бык, бодают друг друга рогами, кровью обливаются.
        Дурачок сейчас же к ним подбежал:
        - Вот счастье-то! И погода выпала на славу!
        Рассердились быки да как подхватят его на рога!
        Вернулся дурачок домой, плачет в три ручья.
        - Опять ты приходишь со слезами, - сетует мать. - Что еще сегодня с тобой случилось?
        Рассказал дурачок все как было.
        - Настоящий ты дурень! Надо было влезть на дерево и кричать оттуда: «Бодай! Бодай! А ну, еще раз поддай!»
        «Вот это забавно!» - подумал дурачок и стал ждать следующего дня.
        На другой день попал он на пожар. Там суматоха, люди воду носят, огонь заливают. «Вот сейчас самое время так закричать, как мать учила», - думает дурачок. Залез он на высокое дерево и орет во всю глотку:
        - Бодай! Бодай! А ну, еще раз поддай!
        Рассердились люди: дом в огне, а тут еще дурак над ними смеется. Побили его и прогнали прочь.
        Идет он домой и ревет.
        - Опять ты вернулся со слезами? - удивилась мать. - Что ты сегодня натворил?
        Рассказал ей сын все как было.
        - Дурень ты, дурень! За дело тебе попало. На пожаре надо воду носить да голосить: «Ай-ай, вот беда! Ой-ой, вот беда!»
        На другой день случился в деревне храмовый праздник. Несут торжественно по улице микоси[33 - Микоси - паланкин или повозка со священной реликвией.], кругом народ толпится. Подумал дурачок: «Сейчас самое время сделать так, как мать учила». Вылил он на микоси ведро воды, испортил все нарядные украшения, а сам орет:
        - Ай-ай, вот беда! Ой-ой, вот беда!
        Тут уж вздули дурачка всем народом как следует, и пошел он домой, размазывая слезы. Увидела его мать и только вздохнула:
        - Больше не пущу тебя, дурня, со двора. Сиди лучше дома, раз все у тебя невпопад.
        Голуби услышат
        Однажды увидел крестьянин знакомого старика. Возится он на другом берегу реки, сажает что-то. Крикнул ему крестьянин через реку:
        - Дедушка, что сажаешь?
        Помялся старик и говорит:
        - Иди сюда, я тебе скажу.
        Удивился крестьянин, что за тайна? Любопытно ему стало. Кое-как перебрался он через реку вброд, подошел к старику. Тут старик и шепнул ему на ухо:
        - Я в этом году сажаю на своем огороде горох.
        - Только и всего? Почему же ты мне сразу не крикнул, когда я на том берегу был?
        - Что ты, что ты! Разве можно? Голуби услышат, горох склюют!
        Кувшин с амэ
        Был у одного князя фарфоровый кувшин, которым он очень дорожил. Говорили, что этот редкостный сосуд ему привезли из Китая. В кувшине князь хранил вкусные тянучки амэ. Горлышко у кувшина было узкое, так что туда с трудом пролезало несколько пальцев. Князь время от времени запускал в кувшин руку и лакомился конфетами.
        Жил в доме князя старый слуга по прозванию Дзия. Он стал служить князю, когда тот еще был ребенком. Теперь Дзия совсем состарился и поглупел.
        Однажды увидел Дзия, как князь достает из кувшина что-то, кладет в рот и жует, причмокивает.
        «Наверное, что-нибудь вкусное!» - подумал слуга и, не стесняясь, попросил князя угостить его.
        - Да это же пустяк, тянучки! - сказал князь, с неохотой передавая слуге кувшин.
        Дзия поблагодарил князя и поспешно сунул руку в горлышко кувшина. Потом он попытался вытащить руку обратно, но не тут-то было! Что случилось с кувшином - неизвестно, только он, казалось, втянул в себя руку и не отпускал.
        Бедный слуга, как ни силился, ничего не мог поделать. Казалось, чем больше он тянет руку, тем крепче кувшин ее держит.
        Князь испугался, позвал на помощь других слуг.
        Слуги схватились за кувшин и начали дергать все разом.
        - Ой, больно, больно! - закричал старик.
        - Но, несмотря на его вопли, слуги продолжали тянуть все сильнее. Наконец, кувшин с громким треском разлетелся на части.
        - Ах, мой кувшин!.. - побледнев, вскрикнул князь.
        - Хе-хе, зато руку спасли! - сказал старик. Все посмотрели: вруке у него было крепко зажато столько тянучек, что, конечно, пролезть сквозь горлышко кувшина рука уже не могла.
        Белена
        Однажды бродячий торговец шелком остановился на ночь в харчевне.
        Жена хозяина харчевни была женщина жадная да завистливая. Увидела она за спиной у торговца увесистый тюк и думает: «Хорошо бы он забыл у нас свою ношу, мы бы тогда поживились!»
        Посоветовалась она с мужем. А тот в жадности не уступал жене и к тому же слыл хитрецом. Вот он и говорит:
        - Нет лучшего средства, как накормить его беленой. От белены люди сразу глупеют и делаются забывчивыми.
        Сказано - сделано. Сбегала хозяйка в поле и нарвала там столько белены, что еле унесла в охапке. Потом она намешала этого зелья во все кушанья, даже рис с беленой сварила, и накормила постояльца. Торговец от всего этого совсем одурел и с раскрасневшимся лицом, тяжело отдуваясь, всю ночь пролежал в постели без сна. А наутро, чуть только забрезжил свет, он торопливо поднялся и ушел из харчевни.
        Хозяйка сразу бросилась в его комнату.
        «Ну, наверное, все нам оставил!» - подумала она и, заранее предвкушая находку, принялась неторопливо осматривать спальню торговца. Но, кроме постели, в ней ничего не оказалось.
        - Ведь сколько белены скормила, а толку никакого! - сетовала хозяйка.
        - Не может этого быть! - возразил ей муж. Он тоже вошел в спальню, осмотрел ее, но ничего не нашел. Некоторое время хозяин харчевни стоял, о чем-то раздумывая, и бормотал про себя: «Не может быть, чтобы он после белены чего-нибудь не забыл. Не может быть». Потом он вдруг хлопнул себя по коленям и закричал:
        - Ну, конечно! Забыл! Забыл!
        - Забыл?… Что же он забыл?
        Заплатить за ночлег!..
        Глупый зять
        Пришел глупый зять в гости к родственникам жены. Те его и тем и другим потчуют, а на закуску подали ему рисовых лепешек. И такие эти лепешки были вкусные - ну, прямо язык проглотишь!
        Ест зять, пальцы облизывает и думает: «В жизни такого не пробовал!»
        - Что это за кушанье такое чудесное? - спрашивает он.
        Рассмеялась теща и говорит ему:
        - Так ведь это данго[34 - Данго - рисовая лепешка.], неужели не знаешь?
        - Ах, данго!.. - смутился зять. - Знаю, конечно, знаю!
        А сам думает: «Как только вернусь домой, сразу же заставлю жену настряпать мне таких данго».
        Поблагодарил зять тещу за гостеприимство и отправился в обратный путь.
        Идет и, чтобы не забыть дорогой, все время твердит: «Данго, данго…»
        Попалась ему на пути глубокая канава. Разбежался он: «Эх, доккуисё!»[35 - Доккуисё - восклицание, по смыслу близкое к русскому «гоп!»] - и перепрыгнул. Да так и стал повторять: «Доккуисё, доккуисё», а слово «данго» забыл.
        Пришел он домой, и еще не переступил порога, а уже приказывает жене:
        - Сделай мне доккуисё! Понимаешь? Доккуисё!
        Испугалась жена: «Уж не случилось ли чего с мужем?»
        - Ну, как ты погостил, хорошо ли тебя встретили? - спрашивает она.
        А муж и слушать ни о чем не хочет.
        - Сперва доккуисё сделай, да побыстрее!
        - О чем ты говоришь? Какое доккуисё? Я такого не знаю.
        - Как не знаешь? Брось свои шутки, скорее принимайся за дело!
        - Но ты же глупости говоришь!
        - Глупости? Доккуисё, по-твоему, глупости? - окончательно вышел из себя муж. Набросился он на жену с кулаками и давай ее колотить.
        Не вытерпела жена, заплакала:
        - За что же ты меня бьешь? Посмотри, какую шишку на голове посадил, с данго будет!
        - Вот, вот, я и говорю - данго! Понимаешь? Данго! Уж очень они мне понравились! - радостно подхватил муж.
        Необычный суд
        Однажды обронил скупец кошелек. Было в нем сто золотых. Нашел этот кошелек честный человек и отдал его чиновнику. Приходит скупец в присутственное место заявить о своей потере, а чиновник показывает ему кошелек и спрашивает:
        - Не твой ли это?
        Обрадовался скупец, заулыбался.
        - Он самый! - говорит. Протянул было к кошельку руку, но чиновник остановил его.
        - Нет, погоди. Где это видано, чтобы потерянное возвращали даром? Ты должен отблагодарить того, кто нашел твои деньги.
        Не хотелось скупцу отдавать кому-то деньги. Заглянул он в кошелек и говорит:
        - Тут всего только сто золотых, а я потерял сто двадцать. Не иначе как этот человек уже взял себе двадцать золотых.
        - Что ты выдумываешь! - возмутился тот, кто нашел деньги. - В кошельке было ровно сто кобан[36 - Кобан - старинная золотая монета овальной формы.].
        - Нет, сто двадцать! - не унимался скупец.
        Спорили они, спорили, а конца спору и не видно. Что было делать чиновнику? Повел он их к правителю. Выслушал обоих правитель, а потом и спрашивает скупца:
        - Ты уверен, что у тебя в кошельке было сто двадцать золотых?
        Да, господин, я хорошо помню, было ровно сто двадцать. - Ну, тогда этот кошелек не твой. А раз он не твой, пусть деньги возьмет тот, кто их нашел. Тебе же лучше самому пойти поискать свои сто двадцать кобанов. Ищи лучше! Может быть, и найдешь!
        Рассеянный
        Жил в городе Сэмбоку один человек, на редкость рассеянный и суматошливый. Много раз попадал он из-за этого впросак.
        Как-то раз собрался он пойти в храм бога Инари на праздник и говорит своей жене:
        - Жена, завтра я пойду в храм бога Инари. Приготовь мне с вечера моти[37 - Моти - рисовое печенье.] на дорогу. Мне идти далеко.
        Утром он встал рано, до рассвета. Жена еще лежала в постели.
        - Жена, а жена! Где моти?
        - У окна.
        А ему послышалось: «У очага!»
        Пошарил он у очага и нашел круглый горшочек, в котором жена держала краску - зубы чернить[38 - Раньше в Японии замужние женщины чернили зубы.]. Впопыхах он решил, что отыскал моти.
        - Жена, а жена! Где платок - завязать моти?
        - На полочке.
        А ему послышалось: «На постели».
        Поискал он на постели, нашел широкий женин пояс и думает - платок. Завязал в него горшочек.
        - Жена, а жена! Где мой кинжал?
        - В ящике комода.
        Не нашел он в темноте комода, а нашел лоханку. Достал из нее пестик и засунул за пояс.
        - Жена, а жена! Где моя плетеная шляпа?
        - Поищи на кухне.
        Поискал он на кухне, нашел соломенную корзину и надел себе ее на голову.
        Потом стал обуваться. Один носок надел на ногу, другой на метлу. Правую ногу обул в соломенный сапог, а на левую надел сандалию с деревянной подошвой.
        Пошел рассеянный по дороге. Начал белый день заниматься. Дошел он до одной деревни, а там люди смеются:
        - Глядите! Глядите! Вон идет какой-то чудак с корзиной на голове. И откуда только у него такая невиданная шляпа!
        Он подумал:
        - Про кого это говорят?
        Оглянулся назад, никого нет.
        - Неужели про меня?
        Снял шляпу, взглянул - вот тебе и раз! Это не шляпа, а корзина. Забросил он ее подальше в траву.
        Шел, шел, и снова деревня на дороге. Опять люди смеются:
        - Смотрите, как этот прохожий обулся! С пьяных глаз, что ли? Носок один, да и обувь разная!
        Поглядел - правда. На одной ноге у него сапог, на другой - сандалия. Отошел он от деревни, разулся, забросил в траву сапог и сандалию и пошел босиком.
        Опять деревня на дороге. Люди на него показывают:
        - Смотрите, какое грозное оружие! Вот чудак, пестик за пояс заткнул!
        Посмотрел - и в самом деле у него за поясом деревянный пестик. Отошел он от деревни и забросил пестик в поле.
        Пришел рассеянный в храм, видит, у ворот храма амулетами торгуют. Было у него с собой сто мон. За амулет хотел отдать три мона, а на остальные выпить и погулять, да опять впопыхах ошибся. Три мона оставил себе, а девяносто семь бросил в ящик для сбора денег. Что будешь делать? Взять назад совестно, а на три мона не попируешь. Пошел он на горку позади храма, где народу не было. Развязал узелок с едой - глядь, а там вместо моти пустой горшочек.
        Схватил он горшочек и как швырнет его с досады! Покатился горшочек, ударился о камень и разбился.
        Стал рассеянный сворачивать платок, - что это! - длинные завязки болтаются. Посмотрел, а это не платок, а женин пояс. Бросил рассеянный пояс, точно обжегся. Смотрит, халат на нем надет шиворот-навыворот. Надел он его как следует и побежал с горки. А есть как на грех все больше хочется. Не до праздника ему стало, не пошел он на храмовое представление[39 - Во время храмовых праздников обычно устраиваются представления для привлечения народа.] и повернул домой.
        Попалась ему по дороге лавка. Выставлен перед ней белый валун, похожий на рисовую лепешку, в знак того, что здесь торгуют лепешками.
        Спросил рассеянный:
        - Почем лепешки?
        Ему говорят:
        - Три мона.
        «Куплю, - думает, - одну. У меня как раз три мона».
        Положил деньги, схватил камешек и пошел.
        Продавец удивился, закричал ему вслед:
        - Стой! Это не лепешка, а камень! Настоящую лепешку я тебе сейчас дам.
        Куда там! Рассеянный подумал, что с него еще денег требуют. Крикнул:
        - Я же положил тебе три мона! - и побежал со всех ног. Продавец хотел было догнать, да не смог.
        Отдышался рассеянный, положил лепешку в рот и - крак! - сломал зуб. Глядит, а это не лепешка, а белый камешек. Бросил рассеянный его в реку и еще скорей побежал домой. Бежит он, злой, голодный, и думает:
        «Жена во всем виновата! Не сумела собрать меня в дорогу как следует. Приду домой, я ей покажу!»
        Вбежал он в дом и кричит с порога:
        - Ах ты, негодница! Осрамила меня, на весь свет ославила!
        - Ты чего ругаешься, сосед? Чем я тебя осрамила?
        Глянул, а это не его жена, а соседка, и дом-то не его, а соседский.
        Выскочил он оттуда как ошпаренный. Побежал в лавочку, взял в долг чаю, чтобы с соседкой помириться, сделать ей подарочек. Пошел к ней опять, протягивает сверточек чаю:
        - Я сейчас нагрубил тебе. Прости, пожалуйста.
        А она в ответ:
        Как же ты рано вернулся! Никогда еще этого не бывало. Поглядел - а это его собственная жена! Делать нечего, отвечает рассеянный жене:
        - Да там ничего интересного не было. Не на что и глядеть. Решил я вместо выпивки тебя побаловать: видишь, подарочек принес. Завари-ка чаю!
        Дурак Ётаро
        В одной деревне жила женщина с сыном. Сына звали Ётаро. Он был тихий и послушный мальчик: не шалил, не проказил, старался всем услужить, но только был очень недогадлив.
        Однажды мать сказала ему:
        - Ётаро, я пойду на речку белье полоскать, а ты посмотри за рыбой. Она на кухне, а там сидит кот.
        Мать взяла корзину с бельем и пошла на речку. А Ётаро сейчас же побежал на кухню, посмотрел по сторонам и увидел на полке блюдо с рыбой.
        «Не могу я сидеть, задрав голову, и все время смотреть на полку! - подумал Ётаро. - Лучше поставлю блюдо на пол».
        Ётаро так и сделал: поставил блюдо с рыбой на пол, а сам уселся рядом и не моргая стал смотреть на рыбу. Про кота он и забыл. А кот в это время подкрадывайся к рыбе все ближе и ближе. Подобрался к самому блюду, ухватил лапой рыбью голову и стащил ее на пол. Ётаро и не пошевелился. Кот съел рыбью голову, стащил с блюда рыбий бок и тоже съел. Так понемногу он съел всю рыбу. На блюде остался один только рыбий хвост.
        Наевшись досыта, кот отошел в сторону, свернулся в клубок и уснул.
        «Вот теперь мне и смотреть не на что! - подумал Ётаро. - Рыбы на блюде больше нет. Пойду-ка я во двор, погуляю немножко».
        Ётаро выбежал из дому, а навстречу ему мать с бельем.
        - Етаро, что ты делаешь во дворе? - спросила мать. - Я же тебе велела смотреть за рыбой.
        - Я и смотрел.
        - Отчего же ты убежал из кухни?
        - А мне больше не на что было смотреть. От рыбы один хвост остался.
        - А где же вся рыба?
        - Кот съел.
        - А ты что делал?
        - А я на рыбу смотрел. Ты велела мне смотреть, я и смотрел.
        - Ах, какой ты у меня глупый! - сказала мать. - Как ты не догадался крикнуть коту «брысь». Кот бы убежал, и рыба осталась бы цела.
        - Верно, - сказал Ётаро. - В другой раз буду умнее.
        На другое утро мать сказала:
        - Ётаро, сходи на огород, посмотри, поспела ли редька. Да заодно погляди, не едят ли гусеницы капусту.
        Ётаро сейчас же побежал в огород. Видит, редька и в самом деле поспела. Уже кое-где из земли торчат белые головки. Зато капуста вся изъедена. На листьях ее сидят большие зеленые гусеницы.
        Ётаро посмотрел на гусениц и подумал:
        «Теперь-то я знаю, что мне делать. Надо прогнать гусениц с капусты».
        И он закричал во весь голос:
        - Брысь! Брысь!
        Гусеницы и не пошевелились.
        - Брысь! - еще громче крикнул Ётаро.
        Но, как он ни кричал, гусеницы спокойно сидели на листьях. Ётаро заплакал и побежал к матери.
        - Чего ты плачешь? - спросила мать.
        - Как же мне не плакать? Гусеницы едят нашу капусту. Я кричал им «брысь, брысь», а они не слушаются.
        - Какой ты глупый! - сказала мать. - Разве гусеница и кошка одно и то же? Надо было убить их, вот и все.
        - Верно, - сказал Ётаро. - В другой раз буду умнее.
        В тот же день после обеда Ётаро сказал матери:
        - Сегодня у нас в деревне представление - борцы приехали. Можно мне пойти посмотреть на них? Можно, - ответила мать. - Только не толкайся в толпе и веди себя повежливее.
        Ётаро обрадовался и побежал к деревенскому храму. Там во дворе уже шло представление. Посреди двора был выстроен дощатый помост, и на нем боролись два больших, толстых человека. Вокруг помоста толпились зрители. Вся деревня сбежалась на представление, и поэтому во дворе было очень тесно и жарко. У всех зрителей в руках были круглые бумажные веера, разукрашенные черными знаками. Веера тихо шелестели, и по всему двору проносился легкий ветерок.
        Ётаро пришел поздно и оказался в самом конце двора. Ему ничего не было видно, кроме затылков и спин зрителей. От нечего делать он стал рассматривать затылки. И тут он увидел розовую, блестящую, будто покрытую лаком, лысину. На самой ее середине на единственном волоске сидела большая черная муха.
        «Муха сидит на лысине совсем как гусеница на капусте, - подумал Ётаро. - Она съест последний волос старика. Надо ее поскорее убить. Это будет очень вежливо».
        Ётаро высоко поднял свой веер и хлопнул старика по затылку. Муха сейчас же перелетела на голову другого соседа. А старик охнул и обернулся. Увидев Ётаро, он сердито закричал:
        - Как ты смеешь драться, негодный мальчишка!
        И, размахнувшись, он больно ударил Ётаро по щеке.
        Ётаро заплакал, щека у него вздулась и покраснела. С плачем выбрался он из толпы и побежал домой к матери.
        - Что ты так рано вернулся? - удивилась мать.
        - Из-за моей вежливости меня побили, - сказал Ётаро. - Я хлопнул одного старика по голове веером, чтобы убить муху, а он рассердился и поколотил меня.
        - Ах, какой ты глупый! - сказала мать. - Зачем же ты хлопнул старика по голове? Надо было помахать веером, муха бы и улетела.
        - Верно, - сказал Ётаро. - В другой раз буду умнее.
        На другой день в деревне случился пожар. Ётаро никогда в жизни не видел пожара и побежал со всех ног смотреть, как го рит дом. Ещё издали он увидел желтое пламя в густом черном дыму. По всей улице бегали и суетились люди. Ётаро добежал до горящего дома и остановился на другой стороне улицы.
        Вдруг раздался грохот, и во все стороны полетели искры: это обвалилась горящая балка. Одна искра перелетела через улицу и упала на бумажное окно, у которого стоял Ётаро.
        - Ой, ой! - закричал Ётаро. - Надо прогнать искру, а то от нее загорится весь дом.
        Он вытащил из-за пояса веер и стал махать им изо всей силы. От этого искра еще сильнее разгорелась, и бумага начала тлеть.
        Люди, которые жили в доме, заметили, что бумага у них на окне дымится, испугались и выбежали на улицу.
        Тут они увидели Ётаро, который стоял у окна и раздувал веером огонь. Люди так рассердились на него, что вырвали у него из рук веер и хорошенько отколотили Ётаро. А загоревшуюся бумагу сейчас же залили водой.
        Испуганный и заплаканный, Ётаро поплёлся домой.
        - Что с тобой случилось? - спросила мать, увидев заплаканного сына.
        - Меня опять побили, - сказал Ётаро, плача. - Я хотел согнать искру с бумажного окна, чтобы не загорелся дом, и стал махать на нее веером, а у меня отняли веер и поколотили.
        - Ну и глупый же ты, - сказала мать. - Разве можно тушить искру веером? Огонь надо заливать водой.
        - Это верно, - ответил Ётаро. - В другой раз буду умнее.
        На следующий день утром Ётаро пошел погулять. Он дошел до самого края деревни. А на краю деревни стояла кузница. Дверь в нее всегда была открыта настежь, а внутри целый день полыхало пламя. Перед огнем раскачивались взад и вперед два парня. Они били по раскаленному железу молотами на длинных ручках. Когда молот ударял по железу, во все стороны сыпались искры.
        Ётаро остановился перед дверью и заглянул внутрь.
        - Опять пожар! - обрадовался Ётаро. - Ну, теперь я знаю, что делать.
        Он набрал полное ведро воды и вылил его в огонь.
        Кузнецы сначала только рты разинули. А когда вода в пламени зашипела, они набросились на Ётаро, надавали ему тумаков и вытолкали на улицу. С громким плачем побежал он домой.
        - Что опять случилось? - спросила мать.
        - Опять побили меня, - сказал Ётаро. - Я проходил мимо кузницы, а там горел огонь и сыпались искры, совсем как на пожаре. Я хотел залить огонь водой, как ты мне велела, а кузнецы рассердились и побили меня.
        - Ну и глупый же ты! - сказала мать. - Ведь в кузнице огонь нужен для работы. Разве ты не видел, как там кузнецы бьют молотами по железу? Уж если ты хотел им помочь, так делал бы то же, что и они.
        - Верно, - сказал Ётаро.
        - В другой раз буду умнее.
        Через два дня, когда царапины и синяки у Ётаро зажили, он пошел опять гулять. Только отошел он от дома, как увидел двух парней, которые колотили друг друга палками.
        «Надо им помочь!» - подумал Ётаро.
        Он поднял с земли толстую суковатую палку и что есть силы ударил сначала одного, потом другого парня по голове.
        Парни сейчас же перестали драться, и оба накинулись на Ётаро. Они были старше и сильнее его, да к тому же их было двое. Они так больно избили Ётаро, что он еле дотащился до дому.
        - Что с тобой? - спросила мать. - Опять тебя побили?
        - Опять, - сказал Ётаро. - Я увидел на улице двух парней. Они били друг друга палками. Я стал им помогать, а они оба вдруг набросились на меня и давай меня колотить.
        Мать только рукой махнула:
        - До чего же ты глуп, Ётаро! Ведь тут надо было не помогать, а разнимать.
        - Верно, - сказал Ётаро. - В другой раз буду умнее.
        Семь дней после этого сидел Ётаро дома, боялся показаться на улицу. Но на восьмой не утерпел и пошёл гулять.
        Вышел он на улицу и видит: посреди дороги грызутся две собаки.
        Ётаро остановился и закричал:
        - Перестаньте драться!
        Собаки его, конечно, не послушались. Тогда Ётаро подбежал к ним, ухватил их обеих за хвосты и стал растаскивать в разные стороны. Собаки еще больше рассвирепели, зарычали и вцепились бедному Ётаро в икры. Если бы прохожие не подоспели на помощь, собаки разорвали бы его в клочья.
        Едва живой вернулся Ётаро к матери.
        Мать посмотрела на него и ничего уж больше не сказала.
        Дурака учить - только время терять.
        Как три путника состязались в искусстве слагать песни
        Как-то раз настоятель буддийского храма, странствующий монах-ямабуси и крестьянин отправились втроем на поклонение в храмы Исэ. С утра они оодро шли по дороге, но когда взошло солнце, начал их томить летний зной.
        Вот монах-ямабуси и говорит:
        - Ну и жара сегодня! Далеко мы так не уйдем. Давайте сделаем вот что: пусть каждый сочинит по песне. Кто сочинит хуже всех, тот пусть и несет поклажу! - Сказал он так, а сам подмигивает настоятелю.
        Настоятель согласился:
        - Ловко ты придумал! Так и сделаем.
        А сам думает: «Придется нести нашу поклажу крестьянину! Разве он сочинит хорошо!»
        Первым должен был сложить песню настоятель. Он и говорит:
        Когда б голова моя стала,
        Как Япония, велика,
        Я мог бы надеть, пожалуй,
        Весь мир вместо шляпы моей…
        И то не закрыл бы ушей!
        Следом за ним стал слагать песню монах-ямабуси. Он решил тоже воспеть что-нибудь огромное, чтобы не уступить настоятелю.
        Когда б эта слива стала,
        Как Япония, велика,
        Тогда б на весь мир, пожалуй,
        На все чужие края,
        Прозвучала бы песнь соловья.
        Переглянулись оба с ухмылкой и говорят:
        - Ну-ка, крестьянин, теперь твоя очередь!
        - Что ж, раз так, я тоже сложу песню, - сказал крестьянин. И, посмеиваясь, пропел:
        Когда бы Японию нашу
        Одним проглотил я глотком,
        То бонзы, жрецы и монашки,
        Столь гордые силой ума,
        Все вышли бы кучей дерьма.

        Два лентяя
        Стоял знойный летний день. Лентяй из восточной деревни с самого раннего утра брел в западную деревню. К поясу ему привязали узелок с едой, чтобы не проголодался в дороге.
        Лентяй из западной деревни с самого раннего утра тащился в восточную деревню. На голову ему надели соломенную шляпу и, чтобы она не свалилась, подвязали шнурком под подбородком.
        Когда оба они добрели кое-как до середины пути между восточной и западной деревней, солнце уже стояло высоко в небе и пекло немилосердно.
        Тут лентяй из восточной деревни вдруг почувствовал голод, да такой, что у него даже в глазах потемнело. Но ведь для того, чтобы поесть, надо развязать узелок, вынуть лепешку да еще в рот ее положить! Поневоле призадумаешься! Хлопотливое это дело, такое хлопотливое, что уж лучше остаться голодным.
        Вдруг видит он, бредет навстречу ему по дороге человек в соломенной шляпе. Тащится, еле-еле ноги переставляет, а рот у него широко разинут.
        «Эге, да он, видно, тоже проголодался! - подумал лентяй из восточной деревни. - Вон как широко рот разевает, слюни так и бегут!».
        Подумал он так и говорит:
        - Эй, приятель, если ты голоден, я тебе дам половину лепешки. Только, будь добр, потрудись, отвяжи узелок у меня от пояса, достань оттуда лепешку, разломи пополам и положи половинку мне в рот.
        А лентяй из западной деревни ему отвечает:
        Хм, лучше сделаем вот что: затяни мне, пожалуйста, потуже шнурок под подбородком! А то с меня шляпа все время сваливается, и приходится мне брести с разинутым ртом!
        Отчего земляные черви не поют
        Встарину у змеи не было глаз. Поэтому стала она учиться искусству пения, выучилась и восхищала всех своим чудным голосом.
        В старину у земляного червя были зоркие глаза. Но он не мог никому рассказать о том, что видел, потому что был немым.
        Как-то в один весенний денек, когда змея разливалась сладкими трелями, прискакал к ней сверчок:
        - А, змея, ты уже проснулась после зимней спячки и выползла на солнышко!..
        - На солнышко-то я выползла, - ответила змея, - только что мне в этом за радость? Кругом, говорят, такая красота, а я ничего не вижу!
        - Знаешь что, змея, если б ты только решилась расстаться со своим прекрасным голосом, то могла бы увидеть все, что хочешь.
        - Радостную весть я слышу! Но как это сделать?
        - Случилось мне недавно повстречаться с земляным червем. Он сказал мне взглядом, что хотел бы обменять свои глаза на твой чудный голос.
        - Хм, тут надо подумать! Менять или нет песни на глаза? Глаза-то как будто лучше…И змея попросила сверчка быть посредником в обмене.
        Побежал сверчок к земляному червю:
        - Приятель, ты как будто хотел обменять свои глаза на песни змеи?
        Земляной червь подмигнул в знак согласия.
        - Я рассказал об этом змее. Змея говорит, что тоже согласна меняться.
        У земляного червя глаза так и заблестели. Это значило: «Прошу, очень прошу!»
        - Ну тогда я буду между вами посредником. А за это вы мне чем-нибудь заплатите. Мне бы вот хотелось самому спеть хоть одну-две песни… Скажи, земляной червь, когда ты обменяешься со змеей, не одолжишь ли ты мне ненадолго ее голос? Я тебе верну, как только потребуешь!
        Земляной червь сказал глазами, что согласен. И вот обмен совершился. Змея отдала ему свой голос, земляной червь получил от нее чудесные песни, но одолжил их на время сверчку, как было условлено.
        С этого дня сверчок стал прекрасным певцом и весело распевал: «Рю-рю-рю! Рю-рю-рю!»
        Но он не захотел возвращать такие чудесные песни земляному червю. Он ведь немой и не может потребовать их обратно!
        С тех пор земляной червь все ждет понапрасну, чтоб сверчок вернул ему свой долг, и всюду ползает за ним следом.
        Когда люди начинают копать землю возле канав и луж, они находят земляных червей и думают, что это земляные черви по, ют так красиво: «Рю-рю-рю!..» Но на самом деле земляной червь петь не может. У него украли его песни!
        Не прогадал
        Жили в одном селе муж с женою, а вместе с ними старушка - мать мужа. Жили они бедно, кое-как изо дня в день перебивались. А когда стало совсем невтерпеж, отправился муж в город на заработки. Проработал он там три года, получил у хозяина деньги и спешит домой. Дорогой остановился он в небольшом местечке. Видит: лавка с вывеской, а на вывеске написано: «Продаются изречения». Дай, думает, зайду!
        Зашел он, спросил, сколько стоит изречение. Оказывается, сто рё. Дорого, конечно, да неудобно уходить, ничего не купив. Отсчитал он хозяину сто рё из своих заработанных денег, и тот ему сказал изречение:
        «Не отдыхай там, где нет опоры для кровли».
        Только и всего! Денег отдал как будто много, а услышал пустяк какой-то!
        «Будь что будет! - думает работник. - Дай еще куплю!» Заплатил он опять сто рё и на этот раз услышал:
        «Не останавливайся на ночлег у людей льстивых».
        Тут дал он еще сто рё хозяину лавки, и тот ему сказал:
        «Истинное терпение есть такое терпение, когда терпеть не под силу».
        Потратил работник почти все свои деньги, что с трудом заработал за три года, а взамен услышал всего несколько слов.
        «Ну и дурак же я! - досадовал работник. - И за что только деньги отдал!» Но делать нечего, пошел он дальше. Идет по горам, устал - мочи нет! Вдруг видит, впереди большая пещера. Обрадовался человек, зашел в пещеру и уже было расположился отдохнуть под ее сводами, как вдруг вспомнил изречение: «Не отдыхай там, где нет опоры для кровли».
        «И в самом деле, - подумал он, - лучше уйти отсюда!»
        Только он вылез из пещеры, отошел на несколько шагов, - задрожала земля и пещера обрушилась.
        «Вот тебе и продавец изречений! Дешево я заплатил ему», - подумал человек и пошел дальше.
        Застала его ночь в пути. Зашел он на постоялый двор. Встретили постояльца необычайно ласково, все за ним ухаживают, стараются угодить. Лег он спать, а на душе неспокойно. Ворочался, ворочался с боку на бок, и тут припомнилось ему второе изречение, что слышал он днем в лавке: «Не останавливайся на ночлег у людей льстивых».
        «Э, да здесь ухо надо держать востро! - решил человек. - Уйду-ка я лучше отсюда».
        Вышел он на улицу и видит: крадутся к тому месту, где он спал, трое, в руках ножи поблескивают.
        «Вот как можно ни за грош погибнуть!»
        Поблагодарил он в душе продавца изречений и быстро зашагал домой. Пришел он к себе на двор, а его никто не встречает.
        - Эй, жена, где ты? - громко крикнул он. Но ответа не последовало.
        Рассердился муж, заглянул он в дом и видит: лежит жена возле его матери-старухи и спит. Совсем вышел из себя хозяин дома:
        - Ах вы лентяйки! Только и знаете что спать! Вот я вас!
        Схватил он палку, хотел было броситься на спящих, но вспомнил третье изречение, что слышал в лавке, и передумал. Разве истинное терпение не есть такое терпение, когда терпеть не под силу?
        Подошел он к жене, дотронулся до ее плеча и тихо сказал:
        - Жена, а жена, проснись! Я вернулся домой!
        Поднялась жена потихоньку с постели и говорит ему:
        - Как ты ушел из дому, стала мать о тебе беспокоиться и вести себя как-то странно. Ни за что не хочет одна ложиться. Вот я и укладываю ее каждый раз. Я слышала, как ты пришел, но боялась мать разбудить, потому и не откликалась. Ты уж прости меня.
        Рассказал ей муж, как купил он в лавке три изречения, и оба согласились, что стоили они недорого.
        Планы бондаря
        Жил на окраине большого города бондарь. Случилось так, что целую зиму над городом бушевал ураган. Маленькие ветхие лачуги сметал он с лица земли и даже огромные деревья выворачивал с корнем. Ветер повсюду срывал дощатые крыши; доски, подхваченные вихрем, взлетали высоко в воздух. Смотрел на все это бондарь, смотрел, да и говорит однажды жене:
        - Ну, жена, пришел и на нашу улицу праздник! Теперь мы разбогатеем! Давай поблагодарим богов.
        - На улице ураган не унимается, а ты говоришь: разбогатеем! С чего это ты взял? - удивилась жена.
        - В том-то и суть, что ураган! Эх, не зря, видно, говорят: увсех у вас, женщин, волос долог, да ум короток. Никакого от вас толку - одна помеха в деле.
        - Да какое ж тут дело в такой ветер?
        Бондарь громко откашлялся и принялся объяснять:
        - А дело вот какое. Дует сильный ветер - пыль поднимается, попадает в глаза, от этого людей с больными глазами становится больше. А нам это на руку.
        - Зачем же тебе нужно, чтобы у людей глаза болели?
        - Ну, разве я не прав был? Где тебе во всем разобраться. Будут у людей глаза болеть, прибавится и слепых. А слепым только одно остается: играть на сямисэне, петь да милостыню просить. Многие станут тогда покупать сямисэны, а нам только этого и нужно.
        - Зачем же тебе это?
        - Ты еще не догадываешься? Ведь на сямисэны кошачьи кожи идут! Станут все раскупать сямисэны - понадобится много кошек. Повсюду их переловят и перебьют. А нам только этого и нужно.
        - Какая тебе польза, если кошек не станет?
        - Так если переведутся кошки, мышам будет раздолье! Ну как ты не поймешь! Начнут мыши в домах хозяйничать, прогрызут все кадки да бочки - всем тогда новые кадки понадобятся. Нам, бондарям, работы будет хоть отбавляй! Тут мы с тобой и разбогатеем!
        Невестка и свекровь
        Жили в одном доме невестка со свекровью и вечно ссорились, словно обезьяна с собакой.
        Однажды свекровь заболела.
        «Ну теперь тебя я совсем со света сживу!» - обрадовалась невестка. Пошла она к лекарю, что жил рядом, и попросила яду.
        - Зачем тебе? - удивился лекарь.
        А невестка возьми да и скажи правду: так, мол, и так, хочу свекровь отравить.
        - Ну что ж, это дело хорошее, - говорит лекарь. - Дам я тебе сильного яду. Только он сразу не действует, а постепенно. Тебе как раз такой и нужен. А то, если вдруг умрет свекровь, чего доброго, догадаются люди - мы же с тобой будем в ответе. Так ты уж поосторожней с этим зельем. Для виду ухаживай за больной получше и давай ей каждый день с едой понемногу.
        Довольная, невестка вернулась домой.
        - Мама, а мама! - обратилась она к свекрови. - Я была сегодня у лекаря. Дал он мне для тебя дивное лекарство. На-ка, выпей!
        Удивилась свекровь такой необычной доброте невестки и со слезами благодарности приняла яд.
        «Все равно, не завтра, так послезавтра ты околеешь, противная!» - думала невестка и ухаживала за свекровью как могла лучше.
        А свекровь за правду все принимает. Увидит невестку, прощения у нее просит:
        - Ты уж прости меня, доченька! Не знала я, что у тебя такое доброе сердце.
        Крепилась невестка, крепилась и не вытерпела, стало ей жалко свекровь. Побежала она к лекарю и говорит:
        - Не хочу я убивать свекровь! Посоветуй, что мне дать ей против яда?
        А лекарь отвечает:
        - Ничего теперь не нужно. Она и так не умрет. Я дал тебе яд, но не такой, от которого человек погибает, а такой, от которого умерла жестокость в твоем сердце.
        Поблагодарила невестка лекаря и пошла домой. Стала она еще внимательнее ухаживать за больной. Поправилась свекровь, и зажили они вместе, да так дружно и весело, что с них только пример брать.
        Как собака с лисой путешествовали
        Как-то раз отправились собака с лисой путешествовать. Идет лиса и хвастается:
        - Я знаю, что делается за тысячу ри позади меня, я могу отгадать, что делается за две тысячи ри впереди меня. Все мне открыто! Я умею людей морочить, а ты - слуга у них на побегушках. Я всех умнее в этой стране! Мне всюду храмы построены!
        Досадно собаке, но молчит: отвечать-то нечего! Так добрались они до реки. Посмотрели: моста нигде не видно. Придется вброд переходить.
        Приказывает лиса:
        - Иди, собака, вперед!
        А собака ей в ответ:
        - О нет, ты ведь самая умная, тебе и переходить первой реку. Разве я посмею идти впереди тебя!
        Лиса давай отнекиваться. Спорили они, спорили, но кай увидела лиса, что у собаки вся-шерсть дыбом встает, сразу уступила.
        - Хорошо, я пойду через реку первой. Мой нос учует все на две тысячи ри вперед!
        Стала лиса реку переходить, а собака за нею. Зашла лиса вглубь. Вдруг как залает собака! Лиса с перепугу бултыхнулась в воду, только плеск пошел!
        А собака смеется:
        - Ну что, умница? Ты знаешь все, что делается за тысячу ри позади тебя, ты можешь отгадать все за две тысячи ри впереди себя, а вот что случится перед самым твоим носом, догадаться не смогла!
        Посмеялась собака и пошла дальше.
        «Епископ яма»
        В чужой рот дверь не вставишь, - говорят в народе. И правда: если уж люди захотят над кем посмеяться, им не запретишь. Любую кличку прилепят, и не отделаешься.
        Жил, к примеру, в городе Киото святой отец, по имени епископ Рёгаку. И случилось так, что перед его храмом росло дерево эноки. Люди и дали святому отцу кличку «Епископ Эноки». Никто в городе его иначе и не называл.
        Епископ был человек вспыльчивый:
        - Как они смеют меня звать епископом Эноки, когда у меня настоящее имя есть! Срубить это глупое дерево!
        Дерево эноки срубили.
        «Теперь все пойдет по-другому!» - подумал епископ Рёгаку. Но не тут-то было! От срубленного дерева остался пень, и все стали звать святого отца «Епископ Пень».
        Это его еще больше рассердило.
        - Выкопать пень! - заорал он.
        Выкопали пень, осталась большая яма.
        Теперь епископа Рёгаку стали звать «Епископом Яма». Так и осталась за ним эта кличка на всю жизнь.
        Ядовитые амэ
        Жил-был на свете один настоятель, жадина, каких мало. Все вкусное он всегда сам съедал, а служке и попробовать не давал. Досада брала служку. И решил он проучить настоятеля.
        Как-то раз получил настоятель в дар от одного прихожанина очень вкусные амэ, положил их в кувшин, спрятал кувшин под аналоем и лакомится ими потихоньку. Раз случилось ему куда-то отлучиться. Призвал он служку и говорит:
        - В кувшине под аналоем спрятано страшное снадобье! На вид точь-в-точь как амэ, а на самом деле это смертельный яд. Только в рот положишь, сразу умрешь. Не прикасайся к кувшину, если жизнь тебе дорога!
        Не успел настоятель выйти из дома, как служка достал кувшин и съел все амэ без остатка.
        Потом разбил он любимую чайную чашку настоятеля, накрылся с головой одеялом и давай стонать и охать, будто помирает.
        Вечером вернулся настоятель. Видит, огня в доме нет, темно. Закричал настоятель:
        - Эй, служка! Ты что делаешь?
        А служка ему отвечает из-под одеяла голосом тихим и слабым, как стрекотанье цикады в осеннюю пору:
        - Простите меня, настоятель! Пришел мой смертный час. Нет мне спасенья! Об одном прошу, прочтите после моей смерти по мне хоть одну молитву из сострадания…
        От таких нежданных слов настоятель перепугался:
        - Служка, служка, что с тобой случилось?
        - Мыл я сегодня вашу драгоценную чайную чашку. Вдруг котенок прыгнул ко мне, выскользнула чашка у меня из рук и разбилась на мелкие части. Как мне было на глаза вам показываться? Решил я умереть, вынул яд из кувшина и съел все без остатка. Разлился яд по телу огнем, приходит мне конец. Прошу вас, помолитесь о моей грешной душе… Ах, тяжко мне, так тяжко, что и сказать не могу!
        Удивительная змея
        Один человек любил все преувеличивать, как-то раз увидел он в лесу большую змею, пришел домой и рассказывает жене:
        - Ты знаешь, я сегодня встретил змею. Вот это змея! Никогда еще такой не видал. Страх, какая большая!
        «Ну, опять понес!» - подумала жена. Но виду не подала и спрашивает:
        - Какая же она большая?
        Муж и давай расписывать:
        - Да как тебе сказать, длиной, пожалуй, дзё[40 - Дзё - японская мера длины, равная 3,03 метра.] десять будет да в обхват целый дзё!
        А жена ему серьезно так говорит:
        - Полно, может ли змея быть такой длины?
        - Ну, не десять, а дзё семь - это точно.
        - Что ты, что ты! Такая длинная? - опять не согласилась жена.
        - Но уж три-то дзё было, - с неохотой поправился муж.
        - Да нет, должно быть поменьше. Посмотри, у нас на картине дракон и тот короче!
        Посмотрел враль на картину, совсем смутился и раздраженно проговорил:
        - Пусть так, но дзё в ней был, это уж наверняка!
        Ах вот как! - засмеялась жена. - И длиной дзё и толщиной дзё. Так это, видно, не змея была, а бочка!
        Флейта и забор
        Возвращался один человек с праздника домой. Вдруг захотелось ему на флейте поиграть. Зашел он в музыкальную лавку и стал подбирать себе флейту. И так приложится, и этак, все кажется ему не то, что нужно. Попал у него указательный палец левой руки в одно из отверстий флейты и застрял.
        Сколько он ни старался вытащить палец, ничего не получалось. Красный, как рак, от натуги, обливаясь потом, пытался он освободить руку, но от этого флейта впивалась в палец еще больнее.
        Делать нечего, заплатил он хозяину, сколько тот запросил, и купил флейту.
        «Ладно, - думает, - как-нибудь доберусь до дома, а там разобью флейту и выну палец».
        Так и побрел он по улице с этой флейтой.
        Прошел он немного и видит: стоит большой дом, а из дома дивные звуки несутся - кто-то на кото играет.
        Наш малый с флейтой был человек любознательный, забыл он сразу про свой больной палец, нашел щель в бамбуковом заборе, которым был обнесен дом, и заглянул во двор. Но ничего не увидел.
        Тогда он протиснул голову между бамбуковых прутьев как можно дальше. Наконец, голова его очутилась по ту сторону забора. Но тут звуки кото в доме смолкли, а на веранде опустили штору.
        - Вот тебе и на! Только собрался посмотреть, а они… Ну и люди!.. - недовольно бурчал человек, пытаясь вытащить голову обратно из щели. Но не тут-то было! Голова накрепко застряла в заборе.
        И так и этак крутился он, натер себе шею до крови, но освободиться от забора не смог. На шум прибежал хозяин дома.
        - Ты что здесь делаешь? - набросился он на человека. Тогда тот в замешательстве спросил:
        - Скажите, пожалуйста, за сколько вы продадите забор?

        Звезды
        У настоятеля синтоистского храма был сын дурак. Только, видно, пошел сын в отца. Сам настоятель не уступал сыну в глупости, а порой и превосходил его. Однажды был ясный летний вечер. Забрался сын настоятеля на крышу храма, посмотрел на небо, усеянное яркими звездами, и принялся размахивать шестом для сушки белья. Отец в это время отдыхал в беседке в саду.
        - Что ты там делаешь? - спросил он сына.
        - Да вот, видишь, звезд на небе много, и все такие красивые, - отвечает тот, - хочется сбить их оттуда!
        Настоятель громко расхохотался и говорит:
        - Ну и дурак же ты! Кто же таким коротким шестом звезды сшибает? Возьми подлиннее!..
        Безглазое чудище
        Много лет назад на горном перевале Татто жил трехглазый монах-великан… Изо рта у него торчали два клыка, и прыгал он на одной ноге. Встретишься с таким в горах - насмерть перепугает!
        Никто не решался в одиночку ходить через горы. Но один слепой не знал, что на перевале живет такое страшилище, и отправился в путь. Идет он, впереди себя палкой дорогу постукивает. Вдруг выскакивает из лесу великан. Увидел он путника, прискакал на середину дороги да как крикнет громовым голосом:
        - Эй ты, куда идешь? Я трехглазое чудище на одной ноге.
        Смотрит великан во все три глаза и гадает про себя: «Что прохожий со страху делать будет!» А слепому все равно, кто там перед ним. Пошарил он своей палкой впереди себя и говорит спокойно:
        - Это кто там еще на дороге? А ну, посторонись! Не видишь разве, что я безглазое чудище на трех ногах?
        Испугался великан и убежал в горы.
        Длинное имя
        Получилось так, что никто не знал настоящего имени Тена по прозвищу «Только-Тён». Его покойная мать хотела ему придумать какое-нибудь очень хорошее имя, чтобы жизнь у него была хорошая.
        Думала она три дня и три ночи, думала, думала, заболела и, умирая, успела только еле слышно прошептать:
        - Ах, наконец, придумала! Назовите его Тен…
        Но так и не договорила. Пришлось назвать мальчика только Тёном; ведь это все, что осталось от его имени.
        Много времени не прошло, отец Тёна взял в дом вторую жену, и родился у него еще один сын.
        Кто-то сказал матери, что, если ребенку дать короткое имя, у него и жизнь будет короткая. Чем длиннее имя у ребенка, тем и жизнь его будет длиннее. Захотелось ей дать своему сыну длинное, длинное имя, чтобы жил он подольше. Думала она, думала, долго ломала себе голову и, наконец, придумала вот какое имя:
        «Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-в-мошне-деньги-бряк, Бонза-просто-так, Бонза-не-знаю-дальше-как, Богач-разбогач, Богаче-самого-как-бишь-его, Чашка-да-чайник, Главный-начальник, Все-пьют-воду-сам-пью-чай, Чудо-герой, Серебро-горой, Звать-по-таковски, Звать-по-сяковски, И-эдак-и-так, И-пере-так-так-так, На-горе-храм, На-храме-крыша, Над-крышей-сосна, Над-сосной-луна, Эй-эй-расти-скорей-Эйске!»
        Стали братья подрастать, начали ссориться между собой. Младший брат досадит старшему, выкинет какую-нибудь злую шутку, а потом убежит подальше и дразнится:
        - Тён-Тён, Только-Тён! Тён-Тён, Только-Тён.
        Тёну станет обидно, захочет он отплатить брату тем же и начнет в насмешку выкрикивать скороговоркой его имя:
        - Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-бряк… Нет, не так! Бо-бонза… Бонза… Тьфу!
        Заплетался у него язык, и только еще досадней на душе - ну, никак не выговоришь. А за это время братец убежит так далеко, что его и не догнать.
        Да и отец тоже, если нужно что-нибудь сделать, все время звал Тёна, потому что его имя легче было выговорить:
        - Тён, сделай это! Тён, сделай то!
        Вся работа доставалась на долю одного Тёна.
        И за шалости Тену сразу же крепко попадало:
        - Эй, Тён, а ну-ка, поди сюда! Вот тебе, озорник!
        А если младший брат что-нибудь натворит, отец начнет его звать на расправу:
        - Бонза-болыной, Бонза-меныпой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-в-мошне-деньги-бряк… Уф! Да ну его совсем!
        Устанет и отстанет.
        А мать радуется:
        «Как хорошо, что я своему сыну такое длинное имя дала!»
        Как-то раз играл Только-Тён на дворе с ребятами и нечаянно угодил в колодец.
        Дети закричали:
        - Ай-ай, Тён упал в колодец! Ай-ай, Только-Тён упал в колодец!
        Все прибежали, кто с веревкой, кто с лестницей, и вытащили Тёна из колодца.
        А мачеха подумала:
        «Видно, правду говорили, что дети с короткими именами долго не живут. Ведь едва вытащили!»
        Дня через три опять затеяли дети игру на дворе.
        Эйске Длинное имя стал хвалиться:
        - Тён свалился в колодец потому, что у него имя короткое. А я буду делать что хочу и не упаду, потому что я счастливый, у меня имя длинное!
        Тут свесился он над колодцем и стал ловить ведро, да и полетел камнем в воду.
        Дети перепугались, бросились в дом, стали звать на помощь:
        - Сейчас Бонза-большой, Бонза-меньшой, Бонза-над-всеми-бонзами-бонза, Бонза-толстяк, Бонза-дурак… Нет, не то!.. Бонза-не-знаешь-дальше-как. Бонза-загребай-деньги-в-кошель… Так, что ли?… Богач-разбогач, Перебогаче-самого-перебогача… Нет, еще богаче! Забыли! Вот незадача! Миска-да-ложка? Сбились немножко! Подушка-да-одеяло? Не начать ли сначала? Ступка-да-пестик? Вспоминайте все вместе! Ага! Чашка-да-чайник! Сам-староста? Нет, нет! Главный-начальник! Пьет чай? Нет, не было сроду. Пьет-вино-как-воду. Кажется, так! А кто под горой? Старый-дед-под-горой! Да нет же, Толстый-дядя-горагорой! Звать-по-таковски, Не-знаем-по-каковски. Не-то-эдак, не-то-так, не вспомнить никак! Стоит-дом, На-крыше-дома-старая-солома. На-соломе-кот-мышку-ждет, кот-прыг-прыг, мышь-дрыг-дрыг, заплелся-язык… Эй-эй, бегите скорей! Эйске упал в колодец!
        - Ах, какое несчастье!
        Все бросились на помощь, но было слишком поздно: Эйске Длинное имя уже утонул.
        А где же я?
        Как-то раз взяли под стражу одного монаха, любившего поживиться чужим добром.
        - Связал его стражник и повел в тюрьму. По дороге попалась им харчевня.
        - Выпить бы в последний разок! - говорит монах. - Деньги у меня еще есть, а в тюрьме их все равно отберут. Соблазнился стражник.
        - Ну что ж, выпьем! Зачем зря деньгам пропадать!
        - Так-то так, только стыдно мне связанному в харчевню идти.
        - Что ж, развяжу, только не обмани меня. Поклянись, что не убежишь!
        Стал монах клясться всеми святыми. Развязал его стражник, и пошли они пить в харчевню.
        Напоил монах стражника до бесчувствия, вывел на большую дорогу, надел на него свою рясу, а себе взял его платье. Потом обрил ему голову[41 - Буддийские монахи бреют голову.] и бросил мертвецки пьяного на дороге.
        Очнулся стражник под вечер, вспомнил, что было, и обмер от страха.
        - Вдруг монах убежал, пока я тут спал?
        Увидел он на себе рясу, пощупал свою бритую голову и успокоился:
        - А-а, бонза здесь! Остается только узнать: где же я сам?
        Бог счастья
        Один богач любил устраивать праздники по всякому.
        Вот однажды под Новый год позвал он своего слугу Ёро и говорит ему:
        - Наступает большой праздник. Ступай отдохни, а завтра чуть свет приходи. Подойдешь к воротам, постучишь. А когда я спрошу: «Кто там?» - ты отвечай: «Бог счастья пришел». Ведь завтра - Новый год. Что может быть приятнее поздравления самого бога счастья?
        На другой день проснулся богач чуть свет, умылся быстро, надел новое платье, вышел во двор и ждет: вот-вот бог счастья пожалует. Слуга тоже не заставил себя долго ждать, пришел рано, как и было условлено. Подходит он к воротам, стучится.
        - Кто там? - спрашивает богач.
        И вдруг слышит в ответ:
        - Это я!
        «Ведь наказывал же ему, чтобы богом счастья назвался! Забыл, скотина!» - открывая ворота, в сердцах думал богач! Но слуге виду не подал.
        А Ёро и не заметил, что оплошал. Натаскал он воды, огонь развел, хлопочет у очага, новогоднее дзони[42 - Дзони - новогоднее блюдо.] готовит. Только видит он, хозяин не в духе: молчит и все хмурится.
        «С чего бы это?» - недоумевал слуга.
        Разлили праздничное сакэ, поели, повеселились. Потом Ёро стал убирать обеденные столики, и только тут вдруг вспомнил о боге счастья.
        - Что же я наделал! Забыл, совсем забыл!..
        С пустой бутылкой из-под сакэ и грязной посудой в руках остановился Ёро перед гостями и громко крикнул:
        - Здравствуйте, я - бог счастья! Спасибо за угощение. До свидания!
        И вышел из комнаты.
        Знатный покупатель
        Возвращался со службы один вельможа. Ехал он в карете по улице, и вдруг на глаза ему попалась лавочка старьевщика. В ней были выставлены рукояти старинных мечей. Подозвал вельможа слугу и приказал их купить.
        Слуга вошел в лавку.
        - Эй, послушай! - обратился он к продавцу. - Эти рукояти покупает мой господин. Назови цену.
        Хозяин лавки перепугался и поспешно, дрожащим голосом вымолвил:
        - Двадцать сэн[43 - Сэна - 0,01 иены, основной денежной единицы в Японии.], если угодно.
        - Ты что, не видишь, у тебя князь покупает! Подумай хорошенько и назови цену как надо.
        Старьевщик совсем перетрусил. Но делать нечего. Набрал он побольше воздуха да как завопит во всю глотку:
        - Двадцать сэн, пожалуйста!!!
        Монах и лиса
        Отслужил монах службу в храме и пошел себе домой. А в кустах у дороги лиса притаилась. Увидела она монаха, забежала вперед и оборотилась красавицей. Повстречались монах и лиса-«красавица». Улыбнулась лиса монаху обворожительной улыбкой и говорит певучим голосом:
        - Куда это ты, почтенный монах, путь держишь?
        А сама так вся и вьется перед ним.
        Посмотрел монах на «красавицу» иговорит:
        - Плохой из тебя оборотень, госпожа лиса. Сразу тебя насквозь видно.
        - А по чему ты меня распознал? - удивилась лиса.
        - Да я же сам старый лис, - отвечает монах. - Я-то умею в людей превращаться, а вот у тебя ничего не получается. Спереди ты еще похожа немного на человека, а посмотришь на тебя сзади - настоящая лиса. Вон даже хвост болтается и уши торчат.
        - И в самом деле! - вздохнула лиса. - Какая из меня девушка! А вот ты мастак! Никто и не заподозрит в тебе лиса. Ни дать ни взять - настоящий монах!
        Засмеялся монах и спрашивает:
        - А ты чем чары свои наводишь?
        - Да вот этим полотенцем. А ты?
        - А я вот этим колпаком.
        - Слушай, давай поменяемся! - предложила лиса. - Ты мне - колпак, а я тебе - полотенце.
        Стал монах нарочно упрямиться:
        - Ишь чего захотела! Так я тебе и отдам свой колпак!
        А лиса пуще прежнего пристает к нему: давай да давай меняться!
        Наконец, с недовольным видом, но в душе - с большой радостью, взял монах у лисы ее волшебное полотенце, а взамен отдал ей свой старый, поношенный колпак. Нахлобучил монах колпак лисе на голову и расхваливает:
        - Ах, как тебе идет! Вот теперь все хорошо!
        Потом повязал себе голову волшебным полотенцем и тут же превратился в красивую девушку.
        Поговорили они еще немного и разошлись: монах налево, лиса направо.
        И решили они испробовать каждый свою обновку: монах - волшебное полотенце, а лиса - старый колпак.
        На другой день собрались возле храма деревенские парни. Зовут монаха, а его нет и нет.
        Недоумевают все: «Что с нашим монахом?» Вдруг из храма выглянула красивая девушка. Увидели ее парни и диву дались: «Откуда такая красавица в храме?»
        Спрашивают красавицу:
        - Ты что, одна там? Монах ушел?
        - Да, я одна, - отвечает красавица.
        Обрадовались парни! Забежали в храм и давай гоняться за девушкой. А та убегает от них, смеется да глазки им строит. Гонялись, гонялись за ней, наконец поймали в главном приделе. Только хотел один парень ее обнять - глядь, а перед ним не девушка, а монах!
        Громко расхохотался монах: хорошо служит волшебное полотенце!
        А лиса с колпаком монаха пошла в город.
        Напялила старый колпак на голову и думает: «Теперь меня никто не узнает!» Но как увидели люди, что прогуливается по улице лиса в колпаке, погнались за ней с палками. Еле, бедняга, ноги унесла!
        С тех пор лиса как увидит монаха - сразу лезет в кусты от стыда.
        Самый ловкий враль
        В старину жили в городах Эдо, Осаке и Киото три знаменитых враля. Как соберутся все трое вместе, сразу начинают врать наперегонки. Один говорит:
        - Недавно я оторвал небо от земли и сунул их себе в ноздри. Что же вы думаете? Все равно в ноздрях пусто! Слышите - свистит!
        Другой говорит:
        - Ха, только и всего? А я так вчера для забавы щелчками подбрасывал небо и землю, да вдруг чихнул, их и сдуло без следа!
        А третий подхватывает:
        - Недавно солнце очень пекло, так я надел целый мир себе на голову, только так и укрылся в тень.
        Но решить, кто из них самый ловкий враль, они так и не могли.
        Как-то раз враль из Киото и враль из Эдо отправились в гости к вралю из Осаки.
        Выбегает им навстречу его маленький сынок и говорит:
        - Папы нет дома!
        - Куда же он пошел?
        - Папа сказал, что недавно ураганом гору Фудзи свернуло, она еле держится, того гляди упадет. Вот он и пошел подпереть ее двумя курительными палочками.
        - А мама твоя где?
        - Мама сказала, что вся Индийская земля изорвалась, взяла с собой три иголки для шитья и пошла ее залатать.
        Оба враля были совсем ошарашены. Хотели было бежать без оглядки, да досада их забрала, вернулись назад.
        - Эй, послушай, мальчуган, недавно ураганом у нас унесло большую каменную ступку, уж не залетела ли она к вам в дом?
        - Что ж, очень может быть, - отвечает мальчик. - Поглядите, не запуталась ли она в паутине над окном.
        Прикусили оба враля языки и поскорей удирать!
        Тут и отец домой вернулся. Сынок ему говорит:
        - Сейчас к нам приходили дяденька из Киото и дяденька из Эдо.
        - Хо, в самом деле? А что дальше?
        - Они меня спросили: «Где твой папа?» Я им говорю: гора Фудзи еле держится, ураганом ее подломило, вот ты и пошел туда - подпереть ее двумя курительными палочками. Они спросили: «Где твоя мама?» А я им говорю: Индийская земля изорвалась, мама взяла три иголки и пошла ее латать. Они ушли, да потом вдруг вернулись и спрашивают, не занесло ли к нам бурей их каменную ступку. Я говорю, посмотрите - может, она в паутине запуталась. Тут они сдались и убежали со стыдом.
        Ужаснулся отец, слушая этот рассказ!
        - Ты еще ребенок, а врешь так бессовестно! Не буду тебя дома держать, отнесу куда-нибудь.
        Посадил он мальчишку в мешок для угля, завязал мешок веревкой, взвалил на спину и пошел.
        Скоро попался ему по дороге питейный. дом. Потянуло оттуда винным духом. А отец любил выпить. Повесил он мешок с мальчишкой на ветку сосны и отправился пить вино.
        Тем временем маленький враль нашел в мешке дырку и стал смотреть наружу. Вдруг видит, ковыляет по дороге сгорбленный старичок. Тогда мальчуган затянул нараспев, словно молитву:
        - Старый, стань молодым! Старый, стань молодым!
        Подошел старичок к мешку, окликнул мальчишку:
        - Ты что там в мешке делаешь?
        - Да ведь это волшебный мешок! Если влезть в него и прочитать заклинание: «Старый, стань молодым! Старый, стань молодым!» - любой помолодеет. Я нынче утром был шестидесятилетним старцем, но вот влез в мешок и слишком долго читал заклинания. Теперь, как видишь, стал совсем недоростком.
        Старик от изумления глаза вытаращил.
        - Скажи пожалуйста, какой чудесный мешок! Я тоже хочу помолодеть! Пусти меня в него!
        - Что ж, можно, только даром я тебя не пущу.
        - Хочешь, я дам тебе эти вкусные мандзю?
        Мальчуган взял мандзю, посадил старика вместо себя в мешок и убежал домой.
        Вскоре старый враль вышел навеселе из питейного дома. Посмотрел - и глаза стал протирать от изумления: сидит в угольном мешке вместо его сынка незнакомый старик и голосит вовсю: «Старый, стань молодым! Старый, стань молодым!»
        Удивился отец, но когда узнал, в чем дело, вовсе голову потерял:
        - Ах он негодник! Это мой маленький сын, враль каких мало, вас обманул. Простите, пожалуйста. Извините великодушно! - И, рассыпаясь в извинениях, он освободил старика из мешка.
        Вернулся отец и видит: сынок давно уже дома, сидит и уплетает мандзю. Схватил старый лжец маленького враля за ворот и снова засунул в угольный мешок.
        - Ах ты негодяй этакий! На этот раз я тебя проучу!
        Пошел он с ним по другой дороге. Но и там тоже оказался питейный дом. Тянет из него винным духом - мимо пройти невозможно! Крепился, крепился отец и не выдержал; снова повесил мешок на ветку сосны и пошел пить вино.
        Выглянул мальчишка сквозь дырочку из мешка и видит, идет по дороге старушка подслеповатая. Подождал он, пока она подойдет поближе, и давай бормотать заклинания: «Очи, прозрейте! Очи, прозрейте!»
        Удивилась старушка, подошла к самому мешку и спрашивает:
        - Что ты там делаешь?
        Как что делаю? Сижу в волшебном мешке и читаю заклинания: «Очи, прозрейте! Очи, прозрейте!» Я уже с самого утра читаю эти заклинания - и вот прозрел. А раньше был совсем слепым.
        - Ах, какой удивительный мешок! Я очень плохо вижу, нельзя ли пустить меня в этот мешок хоть на минуточку, - просит старушка.
        - Отчего же нельзя, только даром я не пущу!
        - У меня есть хурма. Всю тебе отдам, только пусти меня в мешок.
        Дала она мальчишке целую корзинку хурмы, а он запрятал старуху в мешок и со всех ног пустился домой.
        Вскоре вышел отец из питейного дома в самом веселом расположении духа. Глядь - сидит в мешке незнакомая старуха, моргает глазами и причитает: «Очи, прозрейте! Очи, прозрейте!»
        Изумился отец, но, узнав, в чем дело, еще более диву дался:
        - Это все проделки моего негодного сынка, отъявленного враля! Простите, пожалуйста! - И, повторяя без конца извинения, он выпустил старуху из мешка.
        Вернулся отец домой, и что же он видит? Наелся его сынок хурмы до отвала и храпит себе, развалившись посреди комнаты.
        Ну что с таким будешь делать!
        С тех пор враль из Эдо, враль из Осаки и враль из Киото уже не спорили, кто самый ловкий.
        Хитроумный служка
        Как-то раз пошел один настоятель служить заупокойную требу, а служка остался храм сторожить. Сначала он читал сутры[44 - Сутры - буддийские молитвословия.], а потом надоело ему, и заснул он крепким сном. Вдруг слышит спросонок голос У входа, кто-то спрашивает: «Можно войти?»
        Вышел служка из храма, впопыхах протирая глаза, и видит, пришла соседская старуха с большим узлом.
        - Передай, - говорит, - настоятелю угощение ради праздника!
        Взял служка узел, а оттуда теплый пар идет. Да так вкусно пахнет!
        - Э, да она, кажется, данго принесла! Оставить их настоятелю, так он, по своей жадности, сам все съест, не даст и попробовать. Отведаю-ка сначала я сам!
        Развязал служка узел, а в нем ларчик, полный теплых свежих данго. Принялся служка уплетать их за обе щеки и сам не заметил, как все съел. Только тогда Спохватился служка:
        - Ай, ай, пропал я! Что теперь настоятелю скажу?
        Стал он думать, как из беды выпутаться. И придумал. Схватил служка ларчик из-под данго и поставил в алтаре перед статуей Амиды[45 - Амида (Амитаба) - буддийское божество.]. Потом собрал остатки угощения, прилипшие к ларчику, обмазал рот статуи и снова начал читать сутры.
        Вернулся настоятель и спрашивает:
        - Приходил без меня кто-нибудь?
        - Соседская старушка приходила, принесла ларчик с чем-то. Говорит, это вам по случаю праздника.
        - А где ларчик?
        - Я его в алтаре поставил перед статуей Амиды.
        - Молодец, хорошо сделал. Ну-ка, где он, этот ларчик?
        В самом деле, у подножья статуи Амиды стоял большой ларец. Открыл его настоятель, а в нем пусто.
        - Эй, служка, это ты все поел? - сердито закричал настоятель.
        А служка ему отвечает без тени смущения:
        - Что вы, неужели бы я осмелился? Как же можно?
        - Потом оглянулся по сторонам вокруг и воскликнул: А, вот оно что! Это Амида все слопал! Смотрите, у него весь рот измазан!
        Взглянул настоятель на статую:
        - Так и есть! Вот наглая статуя, как бесчестно поступает! - Да как хлопнет Амиду по голове ручкой опахала.
        Бронзовая статуя так и загудела:
        - Он-н! Он-н!
        - Ах, так? Ты еще и отпираешься, на другого сваливаешь? Вот же тебе за это!
        Снова стукнул настоятель статую по голове, и снова гул пошел:
        - Он-н! Он-н!
        Настоятель поглядел на служку и спрашивает угрожающе:
        - Слышишь? Амида говорит: «Он! Он!» Значит, все-таки ты угощение съел?
        - Да разве от одного битья статуя сознается? - отвечает служка. - Нужно устроить испытание кипятком!
        Нагрел он воды в большом котле да как плеснет на статую крутым кипятком.
        Повалил во все стороны пар, потекла вода, зашипела, забулькала, точно Амида признается:
        - С-с-слопал! С-с-слопал!
        Служка и говорит:
        Слышите, настоятель? Я же вам говорил! Вот он и сознался!
        Подарок девы озера
        Давным-давно, когда нынешний город Тоно был еще деревней, жил в тех местах крестьянин по имени Магосиро. Был он трудолюбив, работал не покладая рук, а все не выходил из горькой бедности. Вдобавок жена досталась ему бранчливая да сварливая. Недаром говорят: злая жена все равно что сто лет неурожая. В доме от нее житья не было, целый день ворчала она и бранилась.
        Одна была радость у Магосиро: косить траву на склоне горы Мономи. Бывало, еще только заря на небе разгорается, а он уже накосит столько, что иному и к вечеру не успеть. Значит, и отдохнуть можно. Положит Магосиро косу и любуется, как солнце над дальней горой восходит. За весь день не выпадало ему другой такой счастливой минуты.
        Как-то раз косил Магосиро траву на берегу горного озера. Вдруг словно бы кто-то его позвал:
        - Магосиро-доно! Магосиро-доно![46 - Доно - вежливая приставка к имени.]
        Поглядел он вокруг: никого! «Верно, померещилось», - решил он и снова начал махать косой.
        Но тут окликнули его второй раз:
        - Магосиро-доно! Магосиро-доно!
        Распрямил он спину и посмотрел в ту сторону, откуда слышался зов. Что за чудо! Только что здесь ни души не было, а теперь откуда ни возьмись явилась на берегу озера молодая девушка. Магосиро такие красавицы и во сне не снились!
        Девушка, ласково улыбаясь, поманила его рукой. И вдруг Магосиро почувствовал, что ноги сами несут его к озеру. «Ах, пропал я! Засосет меня озерная топь!» - в страхе подумал он, но не мог противиться невидимой силе. Шаг за шагом шел он к берегу, точно тянул его кто-то, и остановился перед девушкой.
        Склонилась она перед ним в вежливом поклоне и повела такую речь:
        - Магосиро-доно, у меня к тебе большая просьба. Слышала я, что твои односельчане собираются в скором времени идти на поклонение к храмам Исэ[47 - Самые древние в Японии синтоистские храмы.]. Пойдешь ли ты с ними?
        При этих словах у Магосиро отлегло от сердца.
        - Где уж мне, бедняку, откуда у меня деньги, - ответил он. Об этом не заботься, будут у тебя деньги. Только обещай мне исполнить одну мою просьбу.
        И девушка грустно поникла головой.
        - Сказать по правде, я - водяная дева, живу на дне этого озера. Тоскливо мне, одиноко… Еще в раннем детстве была я разлучена с моей любимой старшей сестрою. Живет она в озере Ко, далеко отсюда, возле города Осака. Давно нет у меня от нее вестей, и тревожусь, как она, что с ней. Очень бы мне хотелось, чтоб ты отнес ей письмо от меня, как пойдешь на поклонение в Исэ. Прошу тебя, не откажи мне.
        Добряк Магосиро готов был исполнить просьбу девушки, не спрашивая с нее никакой награды.
        - Что ж, пожалуй, отнесу письмо. Вот только отпустит ли жена… Она у меня несговорчивая.
        - Отпросись у нее и пойди непременно. Вся моя надежда - на доброту твою.
        Девушка достала из-за пазухи письмо и кошелек.
        - Вот тебе чудесный кошелек. В нем ровно сто монов. Потратишь все монеты, кроме последней, а к утру кошелек опять станет полон. Кошелек будет верно служить тебе, пока ты не вернешься домой. Не забудь же, последнюю монету тратить нельзя.
        Потом водяная дева рассказала, как найти озеро Ко и какой знак надо подать возле озера.
        - Прощай же, доброго пути! Но остерегись рассказывать кому-нибудь о том, что здесь видел и слышал.
        С этими словами дева озера вдруг пропала из глаз, словно никогда ее и не было. Только легкие круги побежали по воде и тихо заколебались на волнах белые утренние облака. Магосиро протер глаза, словно от сна очнулся.
        Кругом было пустынно, лишь две вороны с громким карканьем пролетели по небу. Но ведь в руках у него остались письмо и кошелек, - значит, это был не сон!
        Постоял-постоял Магосиро, постоял, но ведь пора и за работу браться. Неласково встретит его жена, если он запоздает. И Магосиро поспешно схватил косу в руки.
        Вскоре люди из его деревни собрались большой компанией идти на поклонение к храмам Исэ.
        Захотел и Магосиро пойти с ними. Услышала об этом жена и давай кричать:
        - Не дам тебе гроша медного! Дохни в дороге с голоду.
        Долго Магосиро уговаривал жену, и так и этак, насилу упросил отпустить его. Само собой, он не сказал жене, что дева озера дала ему чудесный кошелек.
        Не пришлось Магосиро заботиться в пути о деньгах. Потратит все монеты, кроме одной - последней, а к утру кошелек опять полон. Но Магосиро не только о себе думал. Многим путникам помог он в нужде, на каждом привале кормил голодных.
        Посетил Магосиро вместе со своими односельчанами храмы в Исэ, побывал с ними и в городе Осака, а уж оттуда пошел один к озеру Ко. Лежит оно к северо-западу от Осаки, у подножия горы Нагано.
        С давних пор ходили об этом озере страшные рассказы, живет-де в нем нечисть, и местные люди очень его боялись.
        Магосиро смело подошел к самому берегу и три раза громко хлопнул в ладоши, как водяная дева его учила.
        Вдруг в глубине озера что-то засверкало, и к берегу побежала золотая полоса. Разбилась она в золотые брызги, и очутилась перед Магосиро молодая девушка дивной красоты.
        Читает девушка письмо, радостными слезами заливается:
        - О, какое счастье! Благодаря тебе я получила весть от своей младшей сестры, с которой так давно разлучена. Не согласишься ли ты отнести ей мое ответное письмо? Как она была бы рада!
        Магосиро кивнул головой в знак согласия.
        - Тогда подожди немного, - сказала девушка и исчезла в волнах. Когда же она вновь вышла на берег, вслед за нею из глубины озера поднялось белое облако и побежало к берегу. Вдруг из воды с громким плеском выплыл конь, белый как снег.
        Девушка вручила Магосиро ответное письмо.
        - Прошу тебя, передай его моей сестре! Из-за меня ты отстал от своих односельчан, но на этом коне ты быстро их нагонишь. Только не открывай глаз, пока конь не остановится.
        Магосиро вскочил на коня, крепко ухватился за гриву и зажмурился. Конь громко заржал, сделал два-три скачка и вдруг птицею взвился в воздух. Магосиро чувствовал, что они летят высоко-высоко в небе, только ветер в ушах свистит.
        Наконец копыта громко застучали по земле, и конь стал как вкопанный. Магосиро открыл глаза. Перед ним был чайный домик на каком-то горном перевале.
        На шум из чайного домика выбежали люди. Это были дорожные товарищи Магосиро. Они забросали его вопросами:
        - Как ты сюда попал? Откуда ты? Словно с неба свалился…
        - Удивился и хозяин чайного домика: И правда, откуда ты? В той стороне лежат непроходимые горы. Нет через них пути. Как же ты один мог пройти там, где человеческая нога не ступала?
        Магосиро словно во сне бормотал что-то невнятное… Так и не добились от него толку.
        Вернувшись в свою деревню, он на другое же утро первым делом поспешил к озеру возле горы Мономи и три раза громко хлопнул в ладоши.
        Заходили по озеру волны, засверкала золотая пена, видит Магосиро: на берегу прекрасная девушка стоит.
        Поблагодарил Магосиро деву озера и передал ей письмо от сестры. Сильно обрадовалась водяная дева и в награду подарила Магосиро маленькую каменную мельницу. Но при этом сказала:
        - Каждый день клади в эту мельницу одно рисовое зернышко. Повернешь один раз жернов, и зернышко станет золотым. Но смотри не сыпь в ступку много рисовых зерен зараз и не поворачивай жернов два раза в один и тот же день.
        Магосиро поставил чудесную мельницу на божницу. Каждый день мельница дарила ему одно золотое зернышко. Понемногу он стал богатеть.
        Но злой жене все было мало. Известно, неблагодарный человек - что дырявое ведро.
        - Подумаешь, одно зернышко! Не умеет дурак намолоть побольше… Погоди же, я сама возьмусь за дело! - ворчала она.
        Однажды, когда Магосиро ушел из дому, жена всыпала в мельницу целую миску рисовых зерен и давай вертеть жернов, только грохот пошел!
        Вдруг мельница скатилась с божницы - и за дверь! Напрасно гналась за ней жена. Мельница быстро-быстро катилась с горки на горку и - плюх! - нырнула в озеро, только круги пошли.
        Так и пропала…
        Мальчик, который рисовал кошек
        Жил в старину мальчик, который больше всего на свете любил рисовать кошек. Целыми днями не выпускал он кисти из рук. Как ни бранили его родители, а он все свое. Нарисует одну кошку и начнет рисовать другую. Рассердились наконец родители, так рассердились, что лишили его наследства и выгнали вон из дому. Взял с собой мальчик тот рисунок кошки, который ему больше всех удался, и пошел куда глаза глядят.
        Вот шел он, шел, и начало смеркаться. Увидел перед собой мальчик сельский храм и подумал, что не худо бы попроситься туда на ночлег… Постучался он в ворота, да только никто ему не откликнулся.
        «Верно, это заброшенный храм», - подумал мальчик и стал расспрашивать про него людей в соседней деревне. А те отвечают:
        - Кто останется ночевать в этом храме, до утра не доживет. Проклятое место. Поселились в нем оборотни.
        Но мальчик был упрямого нрава. Лег он спать в пустом храме.
        В середине ночи вдруг что-то зашуршало, зашуршало… Послышались возня и писк. Но потом все утихло. Забелело утро, встал мальчик, и что же он увидел? Лежит на полу мертвой огромная крыса с несколькими хвостами. Кто-то загрыз ее насмерть. Поглядел он на свой любимый рисунок, - а у кошки мордочка кровью выпачкана.
        «Значит, она и убила крысу-оборотня», - подумал мальчик.
        Немного позже пришли в храм люди. Толкуют между собой:
        - Верно, этого мальчика уж и в живых нет… Жаль его, беднягу!
        Только смотрят: он здоров и весел, как ни в чем не бывало, а в углу храма страшная крыса валяется с множеством хвостов. Стали крестьяне хвалить мальчика:
        - Вот молодец! Герой! Какое чудовище убил!
        Говорит им мальчик на это:
        - Один я на свете. Отказались от меня мои родители. Позвольте мне поселиться в этом храме. Мне больше некуда идти.
        Обрадовались крестьяне, ведь никто в нем жить не хотел, все боялись нечистой силы.
        Так мальчик стал настоятелем храма Умпэндзи. Понемногу выучился он читать сутры. Как-то раз положил он свой рисунок кошки перед статуей Будды, а сам читает молитвы. Вдруг кошка зашевелилась, сошла с рисунка и стала настоящей кошкой. Стали они жить в храме вдвоем.
        Уйдет настоятель к кому-нибудь из прихожан, а кошка храм сторожит и хлопочет по хозяйству. Вернется он, а к его приходу все готово, и чайник на огне.
        Шли годы. Настоятель уже стал немолод, а кошка совсем постарела.
        Забросили прихожане храм Умпэндзи, перешли к священнику другого храма. Был он хитер и речист и убедил их в своей святости.
        Дошло до того, что старику-настоятелю и его кошке порой есть было нечего. Худое настало у них житье.
        Однажды настоятель вдруг заметил, что у кошки вместо одного хвоста сделалось несколько. Распушила она свои хвосты и подметает ими храм, словно метлой.
        - Неужели моя кошка превратилась в чудовище! - огорчился настоятель.
        - Не печалься, дедушка! - отвечает кошка. - Стала я от старости оборотнем и уйду доживать свой век в горы. Но раньше я хочу помочь тебе. Вот послушай! Через три дня в доме того богача, что живет у подножья горы, будут похороны. А я обращусь в огненную колесницу ада и сделаю вид, что хочу унести покойника. Ты ударь своими четками по гробу, и колесница тотчас исчезнет.
        Настоятель кивнул в знак согласия, и кошка ушла из храма неведомо куда.
        Через три дня пошел настоятель в деревню, что стояла у подножья горы. Собралось там множество народу по случаю похорон одного из родственников местного богача. Приглашен был и настоятель из другого храма. Но когда понесли гроб на кладбище, вдруг на небе показалась черная грозовая туча и потоками хлынул дождь. Засверкали молнии, спустилась с неба страшная огненная колесница, летит прямо к гробу, чтобы унести покойника в ад. Священник из другого храма только трясся от ужаса. Все бывшие там люди вопили и горевали, не зная, что делать.
        Но настоятель храма Умпэндзи подумал: «Это все проделки моей верной кошки!» Смело подошел он к гробу и ударил по нему раз-другой четками.
        И вдруг дождь кончился, небо прояснилось, и огненная колесница исчезла. Смотрят, а покойник по-прежнему мирно лежит в гробе. Все изумились. Велика святость настоятеля из храма Умпэндзи, если ему покорны силы ада!
        Все перепуганные грешники бросились за помощью к старому настоятелю, и у него снова стало много прихожан.
        Счастливая соломинка
        В старину, в далекую старину, жил один бедный юноша. За что он ни брался, во всем терпел неудачу.
        Пошел он помолиться богине Каннон[48 - Каннон - богиня милосеярди.] в тот ее храм, что находится в селенье Хасэ провинции Ямато.
        С утра до вечера и с вечера до самого утра просил он богиню: «Помоги мне, сжалься надо мною, пошли мне счастье в жизни!»
        Много ночей провел он в храме, но богиня ни разу не явилась ему во сне и не подала никакого знака.
        Но гоноша все не уходил. Кончилась у него еда, вышли все деньги. Приметили монахи, что он ничего не ест, и стали между собой совещаться: «Нехорошая слава про нас пойдет, если мы дадим человеку умереть на наших глазах. И храм будет осквернен». Начали они кормить юношу. Так прошло еще много дней.
        Однажды на рассвете юноша вдруг увидел желанный сон. Из глубины святилища вышла сама богиня и сказала ему:
        - Долго ли ты будешь, упрямец, докучать мне неотступными просьбами? Все вы, люди, одинаковы: просите себе готовое легкое счастье не по заслугам. Ты много грешил в своей прежней жизни, за это и терпишь. Напрасны все твои моленья. Но мне жаль тебя. Одно, самое маленькое счастье я все же вправе тебе послать. Упустишь его, пеняй на себя. Помни же: первая вещь, что тебе в руки попадется, когда ты выйдешь утром из храма, это и есть твое счастье. Другого не будет.
        Проснулся юноша и опрометью бросился из храма. Не терпится ему добыть свое счастье. Но впопыхах споткнулся он о камень у ворот и упал лицом в пыль. Встал юноша с земли и вдруг видит, что невзначай зажал в руке соломинку. Так вот он, дар богини Каннон! Сжалось сердце у юноши, но нравом был он упрям и соломинку все же не бросил.
        Подумал юноша, подумал и пошел в столицу[49 - Имеется в виду Киото.]. День стоял весенний, теплый. Откуда ни возьмись прилетел шмель, вьется над самой головой юноши. Чтобы как-нибудь рассеять свое горе, поймал он шмеля и привязал травинкой к соломинке. Гудит и бьется шмель, а юноша с соломинкой в руках идет себе дальше.
        Вдруг попалась ему навстречу богатая повозка, запряженная быком, а вокруг нее скачут конные слуги. Это ехала на богомолье знатная госпожа со своим маленьким сыном.
        Соскучился мальчик и выглянул из-за занавесок. Заметил он шмеля на соломинке и поднял крик:
        - А-а, хочу вон это, дайте, дайте, дайте!
        Тут один из конных слуг подскакал к юноше и говорит:
        - Нашему молодому господину понравилась твоя соломинка. Не подаришь ли ему на забаву?
        - Соломинка моя не простая, ее послала мне в дар сама богиня Каннон, - отвечает юноша. - Но не могу я отказать ребенку. Возьмите ее.
        Услышала эти слова госпожа.
        - Спасибо тебе, - говорит. - Но чем мне тебя отблагодарить? Вот разве что у тебя, может, в горле пересохло от пыли, так на, возьми.
        Завернула она в белую бумагу три апельсина и подала юноше. «Что ж, - думает он, - для начала неплохо. Много времени не прошло, а уж одна-единственная соломинка обратилась в три апельсина».
        Пошел юноша дальше по дороге, а солнце поднимается все выше и выше. Вдруг видит он: лежит у обочины молодая женщина. Возле нее растерянно слуги суетятся:
        - Вот ведь беда какая. Захотелось нашей госпоже пить, вконец сомлела. Эй, прохожий! Нет ли тут где-нибудь поблизости воды?
        - Как не быть, есть и колодец, и ручей, но до них еще далеко. Лучше возьмите эти три апельсина, пусть ваша госпожа освежится. Может, ей и полегчает.
        Выжали слуги сок из апельсинов и напоили женщину. Опомнилась она и говорит:
        - Великое тебе спасибо. Если б не ты, пришлось бы мне, верно, умереть на большой дороге. Вот возьми это в знак благодарности. Невелик подарок, но другого у меня ничего нет под рукой.
        Достала она из дорожного узла три свертка полотна и отдала юноше. Заткнул он свертки за пояс и пошел дальше, радостный. Начало смеркаться. Вдруг скачет ему навстречу самурай на великолепном коне, а сзади слуга трусит на лошадке.
        «Эх, бывают же на свете такие красавцы-кони!» - подумал юноша. Поравнялся с ним самурай, и в тот же миг могучий конь упал, как сраженный молнией. Сильно огорчился самурай. Пересел он на лошадь слуги, а ему велел остаться и присмотреть за конем. Скрылся господин вдалеке, а слуга присел на корточки возле коня и рассуждает сам с собой: «Беда какая! Не выдержал он дальнего пути… Продать, что ли, шкуру хоть за бесценок».
        Тут подошел к нему юноша.
        - Есть у меня с собой сверток хорошего полотна. Хочешь, возьми, ведь все лучше, чем ничего.
        Взял слуга полотно и пустился догонять своего господина.
        Обрадовался юноша: «Вот и день еще не кончился, а соломинка уже обратилась в великолепного коня. Теперь я верю в свое счастье! Конь непременно оживет».
        И правда, конь приоткрыл мутные глаза и шевельнулся. Смочил юноша ему голову водой и потянул за уздечку. Поднялся конь на ноги, дрожа всем телом.
        «Увидят меня с таким конем, - подумал юноша, - еще скажут, что украл». Завел он коня в чащу леса и привязал к дереву, а сам сбегал в соседнюю деревню и выменял остальные две штуки полотна на овес и сено да на самую плохонькую конскую сбрую.
        Три дня ухаживал юноша за конем, пока тот не оправился от болезни, а потом сел на него тайком и ускакал под покровом ночи.
        Рано утром на другой день приехал юноша в столицу. Увидел он, что возле одного большого дома в предместье идут дорожные сборы. Люди вьюки увязывают, зовут друг друга, суетятся. Видно, кто-то всей семьей отправляется в дальний путь.
        Остановил юноша своего коня у ворот:
        - Эй, хозяева! Не купите ли у меня мою лошадку?
        Вышел тут из дома хозяин и воскликнул:
        - Ах, что за конь! Что за красавец! Купил бы я его, да денег у меня в обрез. Но, если хочешь, возьми в промен рисовое поле да в придачу можешь жить в моем доме, пока я не вернусь. Он у меня пустым остался… А если что со мной случится в дороге, дом будет твой.
        Так и порешили. В тот же день уехал хозяин вместе со всей семьей в далекие края на Восток.
        Прошел год, и другой, и третий. Не вернулся хозяин с чужбины. Достались юноше и дом, и поле. С тех пор зажил он хорошо, усердно обрабатывая землю. А когда состарился, то не раз говорил внучатам: «Тому, кто верит в свое счастье, и простая соломинка поможет».
        Страна одноглазых
        В старину один человек искал легкого заработка. Одно дело казалось ему слишком трудным, другое - малоприбыльным. Наконец услышал он, что есть на свете остров, где живут одноглазые люди.
        «Вот поймать бы одноглазого человека - и показывать его за деньги! Каждый зритель будет платить мне по медной монете. Это получше, чем ходить с обезьяной. Большие деньги зашибить можно!» - подумал он.
        Сел этот человек в лодку и пустился в море искать страну одноглазых людей.
        Долго странствовал он и много испытал приключений, пока не причалил к какому-то неведомому острову.
        Вышел ему навстречу из чащи леса человек диковинного вида. Во лбу у него был только один глаз.
        Обрадовался странник. «Сейчас, - думает он, - заманю этого урода к себе в лодку». А одноглазый кричит:
        - Люди! Люди! Сюда, скорее! К нам приплыло из-за моря невиданное страшилище: двуглазый человек!
        Сбежались на крик одноглазые люди, схватили двуглазого путника. Подивились на него и стали возить по всей своей стране и показывать за деньги. И каждый зритель охотно платил по серебряной монете.
        Замок повелителя муравьев
        В старину это было, в далекую старину.
        Один человек торговал рыбой вразнос. Как-то раз полил сильный дождь. Вдруг разносчик заметил, что одного муравья вот-вот унесет потоком воды. Держится он лапками за сосновую иглу, а гибель подступает к нему все ближе.
        У разносчика сердце было доброе:
        - Эх, ты, бедняга, жаль мне тебя!
        Протянул он муравью конец своего коромысла и вызволил его из беды.
        На другой день опять идет разносчик этой же дорогой. Вдруг откуда ни возьмись вырос перед ним человек огромного роста и говорит:
        - Вчера ты спас муравья. Великое тебе спасибо! Мы хотим тебя отблагодарить. Следуй за мной!
        - А куда идти-то?
        - Я покажу тебе дорогу.
        Пошел великан вперед и вдруг остановился перед крошечной дыркой в земле. Показал он на нее рукой:
        - Полезай туда!
        Разносчик так и оторопел.
        - Куда, в эту махонькую дырку? Да как же в нее влезть?
        - А ты зажмурь глаза покрепче, остальное - не твоя забота.
        Послушался разносчик, зажмурил глаза. А когда открыл их, то показалось ему, что он в райском саду.
        Цветут кругом цветы всех четырех времен года, красные, белые, желтые, лиловые… Над цветами пестрые бабочки летают невиданной красоты. В воздухе разлит сладкий аромат. А поодаль сверкает сквозь легкое покрывало весенней дымки великолепный замок. Замер невольно на месте разносчик и спрашивает:
        - Чей это замок?
        - Я тебя провожу туда, - ответил великан. - Это замок Повелителя муравьев.
        В тот же миг очутились они в замке. Ласково принял разносчика Повелитель муравьев. Гостю подали роскошные яства, а девушки-муравьи позабавили его веселыми плясками.
        - Возьми эти дары в благодарность за спасение моего края, - молвил Повелитель муравьев разносчику и подарил ему великолепный наряд из шелка.
        - Стоит только махнуть рукавом этого халата - и получишь все, что пожелаешь. Но смотри никому его не показывай, не то лишится он своей чудесной силы.
        С той поры уже не надо было разносчику торговать рыбой. Стоило только махнуть рукавом чудесного халата и пожелать чего-нибудь, как все вдруг появлялось: иденьги, и платье, и вкусная еда. Богато зажил разносчик в новом прекрасном доме.
        Как-то раз, когда муж из дому ушел, стала жена разносчика прибирать в чулане и заметила какой-то ларец. Откуда только он взялся? Открыла она его, а в нем нарядный узорчатый халат. Взяла жену ревность.
        «Уж наверно, - думает она, - принес муж этот наряд из какого-нибудь дурного дома, вот и прячет от меня. Ну погоди же, я проучу тебя! Узнаешь, как ходить к продажным красоткам!»
        Бросила она драгоценный наряд в очаг. Но вдруг пламя ярко вспыхнуло и расстелилось по полу, как циновка. Все сразу занялось, запылало и сгорело дотла: новый хороший дом, одежда и утварь.
        Вернулся разносчик, а вместо дома - пепелище. Стоит жена возле дымящихся углей и горько плачет:
        - Большую беду натворила я, муж мой. Нечаянно, сама не знаю как, сожгла весь дом.
        - Как, неужели все сгорело дотла? Но хоть ларчик успела ты вынести из огня? Тот, что стоял в углу чулана?
        - Нет, он сгорел самым первым.
        Разносчик только вздохнул:
        Ну тогда все пропало! Не взмахнешь рукавом, которого нет.
        Полотно, выбеленное на лунном свету
        В давние годы у старосты одной деревни была дочь. Решил он выдать ее замуж за сына богача из соседней деревни. Не подумал только, по сердцу ли жених дочери.
        Сыграли свадьбу. Поселился муж в доме у тестя, но стали все примечать, что молодая жена и глядеть-то не хочет на своего мужа.
        В один прекрасный день пошла она к старой гадалке, что жила у самой околицы.
        - Совестно мне признаться, бабушка, но выдали меня замуж за нелюбимого. Опротивел мне мой муж, так опротивел, видеть его не могу! Нельзя ли помочь беде?
        Затрясла гадалка седыми космами, зажмурила глаза и быстро, невнятно забормотала себе что-то под нос. Потом уставилась на молодую жену пронзительным взглядом и говорит:
        - Сотки полотно лунной ночью, выбели его лунной ночью, сшей наряд лунной ночью и надень его на мужа лунной ночью.
        Так и сделала молодая жена. В лунную ночь соткала она полотно, выбелила его на лунном свету и сшила наряд для своего мужа в ночь полнолуния. Был этот наряд красивый, белый-белый и прозрачный, как лунный свет.
        Снова настала лунная ночь. Накинула молодая жена потихоньку белую одежду на плечи мужа.
        Вышел муж на веранду и молча, печально стал смотреть на луну. И вдруг он растаял, словно легкий дымок.
        Луна зашла, наступило утро, но муж так и не вернулся.
        Хоть и ненавистен был он жене, но тут и ей поневоле стало как-то не по себе. Побежала она снова к гадалке. Та и говорит:
        - Если хочешь вновь его увидеть, то ступай лунной ночью в самый глухой час на перекресток шести дорог. Стой там и жди.
        Стала молодая жена, как велено, на перекрестке шести дорог.
        Когда наступил самый глухой час ночи, вдруг показалась издали в сиянии луны какая-то белая тень. Она словно плыла по воздуху, не касаясь земли.
        У молодой жены по спине пробежал холодок.
        Видит она: это ее муж в наряде из полотна, выбеленном на лунном свету.
        Приблизился к ней муж, взглянул на нее с печалью и упреком и тихо прошептал плачущим голосом:
        В несчастный час я надел
        Платье из лунного света.
        Теперь я навеки стал
        Спутником бога ночи.
        Проплыла мимо белая тень и навсегда пропала в ночном мраке.
        Танцующий скелет
        Жили в старину два неразлучных друга. Одного звали Ками-Ситибэй, а другого Симо-Ситибэй. Как-то раз отправились они вдвоем в дальние края на заработки. Усердно трудился Симо-Ситибэй и скопил немало денег. А Ками-Ситибэй связался с компанией кутежников.
        Так прошло три года. Собрался Симо-Ситибэй в обратный путь на родину и зовет с собой друга. Тот ему в ответ:
        Я бы и рад идти домой, но надеть мне в дорогу нечего, Весь то я обносился…
        Подумал Симо-Ситибэй: «Вместе мы ушли, вместе надо и возвращаться в родную деревню. Не годится оставлять друга одного на чужбине». Подарил он Ками-Ситибэю и новое платье, и денег дал в придачу.
        Отправились они вдвоем в обратный путь. Но на безлюдном горном перевале убил Ками-Ситибэй своего друга, взял его деньги и вернулся в деревню один.
        А в деревне стал он рассказывать:
        - Как попали мы в чужие края, Симо-Ситибэя словно подменили. Пустился он во все тяжкие. За все это время не скопил он денег даже на обратную дорогу, потому и не вернулся со мной вместе.
        Не на пользу пошло Ками-Ситибэю награбленное добро. Стал он играть в кости и спустил мало-помалу все краденые деньги - до последнего гроша. Пришлось снова идти на заработки. Поднялся он на тот самый перевал, где убил когда-то своего друга, и вдруг слышит чей-то голос: «Ситибэй! Ками-Ситибэй!»
        «Кто это меня зовет?» - подумал он. Оглянулся - никого. «Наверно, мне почудилось», - решил Ками-Ситибэй и пошел дальше. Но вот опять раздался зов, громче прежнего: «Ситибэй! Ками-Ситибэй!»
        - Странные дела бывают на свете! - удивился он и стал прислушиваться. Голос шел из бамбуковых зарослей, что густели возле самой дороги. Заглянул Ками-Ситибэй в глубь бамбуковой чащи. Белеет там скелет, а череп зубы оскалил, словно смеется.
        Вдруг череп заговорил:
        - Здравствуй, старый приятель, давненько мы с тобой не виделись. Ведь я тот самый Симо-Ситибэй, кого убил ты три года назад, чьи кровные, трудом нажитые деньги ты украл и унес с собой. Каждый день с тех пор я поджидал тебя. Наконец сегодня исполнилось мое заветное желание: яснова вижу тебя. Нет на свете большей радости!
        Хотел было убежать испуганный Ками-Ситибэй, но скелет крепко схватил его костлявой рукой за полу.
        - Ты куда идешь? - спрашивает.
        - Вышли у меня все деньги, и я снова иду в чужие края на заработки. Отпусти же меня, я тороплюсь.
        - Вот оно что! И я при жизни, случалось, в деньгах нуждался. Этому горю можно помочь! Хочешь, я буду плясать, а ты меня будешь за деньги показывать? Много заработаешь, ничего не делая. Положи меня в дорожный ящик и возьми с собой. Я не пью, не ем, - не надо меня ни кормить, ни одевать. Где ты найдешь такого товарища? Но, может, ты сомневаешься, умею ли я плясать? Погляди сам, я покажу тебе свое искусство.
        И тут скелет вскочил и, гремя костями, пустился в пляс, руки. иноги так и замелькали. Он то подпрыгивал, то кружился волчком.
        - Ну, Ситибэй, видел? Я и еще лучше могу. Ты только хлопай в ладоши да подпевай. Мы с тобой вместе много денег наживем. Ради этого стоило и умереть, - уговаривал скелет своего прежнего друга.
        «В самом деле, - подумал тот. - Пожалуй, это не худо!» - и согласился.
        Стал Ками-Ситибэй повсюду показывать пляски скелета. Люди стекались толпами и дивились чуду. Пошла слава о танцующем скелете по городам и селеньям и наконец дошла до ушей владетельного князя.
        Позвали Ками-Ситибэя в княжеский дворец.
        Сидит князь в парадной зале своего замка и ждет представления, а Ками-Ситибэй достал скелет из ящика и велел ему: «Пляши!» Но тот не шелохнулся.
        Ками-Ситибэй то бледнеет, то краснеет. Уж он и в ладоши хлопал, и песни пел - ничего не помогает. Наконец пришел он в ярость и хлестнул скелет бичом.
        Тут поднялся мертвый остов на ноги, подошел к князю и сел перед ним.
        - Милостивый князь, - заговорил он, - я столько времени плясал лишь для того, чтобы попасть пред твои очи. Знай, что этот человек убил меня и ограбил на горном перевале.
        Изумился князь:
        - Каких только чудес на свете не бывает! Вяжите убийцу и сделайте розыск.
        Связали княжеские воины Ками-Ситибэя. Сознался он во всем и был распят на кресте.
        Вот что случилось в давнишние времена.
        Дворец королевы Коше
        У огневой горы Асао несколько вершин. Одна из них зовется Нэкодакэ - Кошачьей горой.
        В старину жила на ее склоне королева кошек. Каждый год в ночь накануне праздника Сэцубун[50 - Праздник весеннего солнцеворота.] собирались к ней с поздравлением все почтенные кошки из соседних селений. В это время повсюду на этой горе можно было услышать кошачье мяуканье. Иные даже видели торжественное шествие кошек.
        Как-то раз шел там по тропинке один запоздалый путник. Начало уже смеркаться. Как ни торопился он, а до конца пути еще было далеко. Кругом одни пустынные луга тянутся, сухой ковыль шуршит.
        Путник уже был не в силах ни повернуть назад, ни идти дальше, так он устал. Жутко у него было на душе, да и голод давал себя знать. Сел он на тропинке посреди высокого ковыля и начал растирать одеревеневшие от ходьбы ноги.
        - Ах, если бы где-нибудь здесь найти приют на ночь! - вздохнул путник.
        Солнце зашло за края гор, и вокруг сразу потемнело.
        Вдруг услышал он где-то над собой человеческие голоса.
        «Значит, тут неподалеку есть жилье», - подумал путник. С трудом поднялся он на ноги и заковылял в ту сторону, откуда слышались голоса. Вскоре увидел он высокие ворота, а за ними великолепный дом.
        «Кто бы мог подумать! Здесь - в такой глуши - и такие богатые палаты! - удивился он. - Может, пустят меня переночевать на одну ночь…»
        И путник смело вошел в ворота. У входа в дом он окликнул хозяев. Выглянула на его зов какая-то женщина, как видно, служанка.
        - Я сбился с пути, а на дворе уже темно. Позвольте мне переночевать здесь.
        - Милости просим, - ответила женщина тихим, ласковым голосом. - Заходите в дом, - и провела его во внутренние покои. Оставшись один, путник вытянул свои усталые ноги и снова начал растирать их. Голод все сильнее мучил его. Подождал он, подождал и снова позвал хозяев.
        Тут вышла к нему другая женщина и склонилась перед ним в таком низком поклоне, что спина у нее стала совсем круглая.
        - Простите меня, но я с самого утра ничего не ел. В глазах темно. Не найдется ли у вас поужинать?
        - Не извольте беспокоиться, сейчас подам. А может, тем временем хотите выкупаться? Горячая вода в чане готова, - услужливо предложила женщина. Указала она ему, как пройти в баню, и удалилась.
        Путник, очень довольный, встал с места, чтобы идти в баню. Вдруг вошла в комнату еще одна женщина, не первой молодости. Поглядела она ему в лицо и ахнула от изумления. Потом, с опаской оглядевшись по сторонам, дружески с ним заговорила:
        - Тебе, верно, не в догадку, кто я такая, но я-то тебя сразу признала. Скажи, как ты сюда попал?
        Странно это показалось путнику. Незнакомая женщина разговаривает с ним, словно старая приятельница! Начал он ей рассказывать, как заблудился в горах.
        Вдруг женщина шепнула ему:
        - Сюда вам, людям, ходить нельзя. Здесь для вас гиблое место. Беги отсюда без оглядки, не то пропадешь!
        - А что здесь может случиться со мной плохого? - удивился путник.
        Замялась женщина:
        - Не хочу я ничего дурного говорить про этот дом. Одно скажу: скорей убегай, спасайся! - повторила женщина, и так сердечно да ласково! Нельзя было ей не поверить.
        - Ну что ж, послушаюсь тебя, уйду, коли так. Но нельзя ли мне сначала хоть поужинать, ведь я с голоду умираю. Да не худо было бы отогреться в горячей воде, - начал было путник, но женщина еще больше встревожилась.
        Не должна бы я тебе ни слова говорить, но пять лет тому назад, когда я еще жила у своих хозяев, ты очень любил меня. Бывало, вечером вылезу я из-под плетня по дороге к себе домой, а ты меня и по головке погладишь, и посадишь на колени, и за ушком почешешь. Я не забыла твоей ласки. Ведь я та самая пестрая кошка, что, помнишь, жила у твоих соседей. А здесь дворец нашей королевы. Если ты поешь тут и выкупаешься, то все тело у тебя обрастет шерстью и превратишься ты в кота. Понял теперь? Вконец испугался путник. Поблагодарил он женщину от всей души и бросился опрометью вон, но, видно, успели пронюхать об этом в доме. Погнались за ним по пятам, три молодые девушки с ушатом воды.
        Бежит путник из последних сил, падая и спотыкаясь. Добежал он до крутого спуска в долину и оглянулся. Видит: вот-вот его настигнут. Не помня себя от страха помчался он стремглав вниз с горы. Тут схватила одна из девушек черпачок и плеснула на него сверху горячей водой. Но путник уже был далеко. Всего лишь несколько капель до него долетело. Одна упала ему на шею под самым ухом, а две-три на его голые икры.
        Наконец добрался путник до города, а оттуда благополучно вернулся к себе домой.
        Первым делом спросил он у соседей, куда делась их пестрая кошка. Ушла, говорят, из дому и не вернулась. Стали подсчитывать, когда она пропала. Оказалось, ровно пять лет назад.
        Скоро стал тот человек замечать, что растут у него клочки кошачьей шерсти на шее возле уха и на ногах, всюду, куда попали брызги воды. Часто он говаривал потом:
        - Помедли я еще немного, непременно попал бы в свиту королевы кошек.
        Ноппэрапон
        В прежние времена холм Хоккэдзакэ возле города Кумамото был тихим и пустынным местом. Как-то раз прошел слух, что там появляется ведьма-оборотень. На самой вершине холма и у его подножья стояли два чайных домика, очень похожих друг на друга.
        Каждый путник, раньше чем попасть в Кумамото, непременно заходил в чайный домик на вершине холма. Попивая горячий чай, радостный и веселый, он поглядывал вниз на город. А покидая Кумамото, путник непременно заходил в домик у подножья холма и за чашкой чая мысленно прощался с городом.
        Как-то раз один человек дал обет посетить тысячу храмов. После долгих скитаний шел он в Кумамото. На вершине холма паломник остановился и вздохнул с облегчением, увидев внизу крыши города. «Дай немного отдохну», - подумал он и зашел в чайный домик.
        Видит паломник: стоит спиной к нему в глубине дома какая-то женщина и трудится над чем-то. Попросил путник у нее, поправляя завязки на своих дорожных сандалиях:
        - Хозяйка, дай мне чего-нибудь горячего.
        - Сейчас, сейчас, - отозвалась женщина, не оборачиваясь.
        Захотелось паломнику с ней разговориться. Тут пришел ему на память один слышанный им в дороге рассказ.
        - Послушай, хозяйка, это ведь холм Хоккэдзакэ?
        - Да, как же, как же, он самый и есть.
        - Слышал я, что в прежнее время здесь ведьма-оборотень водилась. Ну, а теперь появляется она здесь?
        - Появляется, частенько ее видят!
        - Хо! Скажите! Ну, а какова она видом? - спрашивает любопытный паломник, поглядывая на хозяйку.
        - Ведьма-то? Какова она видом? А вот такая!
        И с этими словами круто повернулась к гостю. Взглянул он на нее и, завопив от ужаса, бросился вон из чайного домика, позабыв о своем дорожном мешке.
        У женщины вместо лица был, что называется, ноппэрапон - гладкий шар без единой отметины. Не было на нем ни глаз, ни бровей, ни рта, ни носа.
        Мчится паломник вниз по холму. Добежал до подножья и влетел почти без памяти в другой чайный домик. Задыхаясь, ухватился он за столб посреди домика, опомнился немного и кое-как добрел до скамейки. Смотрит: вчайном домике тоже стоит спиной к входу какая-то женщина и трудится над чем-то.
        Стал он ей рассказывать дрожащим голосом про то, что с ним случилось.
        - Ах, и набрался же я страху! Первый раз в жизни видел ведьму. А ты, хозяюшка, неужели не боишься жить в таком страшном месте?
        - Я-то? Вот уж нисколько, - отвечает женщина, не оборачиваясь.
        - Неужели! А я так чуть не умер от страха. Стоит вспомнить, так сразу холод пробирает.
        Вдруг женщина в глубине дома спросила:
        - А ведьма эта поди на меня похожа? - и повернулась к путнику. Взглянул он на хозяйку, а у нее тоже вместо лица - ноппэрапон - ни глаз, ни рта, ни носа, словно рыбий пузырь на шее качается.
        У путника от ужаса встали волосы дыбом. Трясясь всем телом, стуча зубами, выскочил он опрометью из чайного домика и помчался к городу, прочь от страшного холма.
        А вот что еще рассказывают в городе Кумамото. Возле храма Хоммедзи есть пустынная поляна. Как-то раз поздно ночью шел по ней один человек с фонарем в руках. И попался навстречу ему паломник.
        - Постой минутку, посвети мне фонарем, - просит паломник.
        - Зачем тебе?
        - Да у меня ноговицы спустились, надо их хорошенько подтянуть.
        - Что ж, посвечу, дело нетрудное.
        Поднес прохожий фонарь к самым ногам паломника, а у того на голых икрах множество страшных глаз так и сверкают. Уставились они все, не мигая, на него. Кинулся прохожий бежать. Бежал, бежал, вдруг увидел одинокий домик. То была харчевня, где по ночам лапшой торгуют. Бросился прохожий к хозяину харчевни, от страха так в него и вцепился.
        - Что с тобой стряслось? - спрашивает хозяин.
        - Ах, ужас такой, опомниться не могу! Встретил я сейчас паломника. Попросил он посветить ему фонарем. Дескать, ноговицы у него спустились. Посветил я ему, а у него на голых икрах всюду глаза, глаза, глаза… И все сразу на меня вытаращились! И не помню, как сюда добежал! - задыхаясь, рассказывает прохожий.
        - Вытаращились, говоришь? Вот так или еще сильнее?
        Тут хозяин обнажил свои ноги и показал их прохожему.
        Взглянул прохожий, а у хозяина на икрах тоже сверкают страшным светом множество глаз - еще страшнее, чем у паломника.
        Тут, говорят, подкосились у прохожего ноги. Упал он и только к утру опомнился.
        Вот что в старину бывало.
        Последнее щупальце осьминога
        Жил в прежние годы возле бухты Симоура один старый рыбак со своей женой. Заболел он ломотой в костях и слег в постель. Долго за ним ухаживала старуха, но ему все не становилось легче. Наконец говорит старик: - Мне на еду и глядеть-то противно. А вот осьминога я поел бы. Может, мне бы и полегчало…
        А пора стояла дождливая. Прикрылась старуха большим зонтом и пошла на берег моря. Заглядывает она в щели между камнями, где осьминоги прячутся. Но не увидела ни одного.
        Села старуха на скалу, закрыла глаза и молит:
        - Боги, милостивые боги, помогите мне поймать осьминога, чтобы могла я вылечить моего старика!
        Открыла она глаза и вдруг видит: показалось возле самых ее ног щупальце огромного осьминога.
        Вот радость! Отхватила она это щупальце ножом, отнесла домой и накормила старика.
        В первый раз за свою болезнь поел старый рыбак с охотой, и в самом деле стало ему немного полегче.
        На другой день пошла старуха к расселине между камнями, - и опять осьминог высунул из нее свое щупальце. Отрезала второе щупальце старуха и накормила своего мужа. На третий день случилось то же, и на четвертый, и на пятый… Приелось старику мясо осьминогов. Уж он и глядеть-то на него не хочет.
        Но старуху жадность одолела. Стала она носить мясо осьминога на базар и все считала, сколько у него щупальцев остается. Наконец осталось у осьминога одно последнее щупальце. Но ведь и за него можно деньги выручить!
        На восьмой день рано утром поспешила старуха к морю. Наклонилась она к расселине между скалами, смотрит в воду… Тут вдруг обвилось вокруг ее шеи крепким жгутом последнее щупальце осьминога. Потащил осьминог старуху в морские волны.
        Долго ждал ее старый рыбак и встревожился. Заковылял он на своих больных ногах к берегу, глядит по сторонам. Нигде старухи не видно. Наконец доплелся до прибрежных скал, заглянул в расселину…
        Стоит его старуха на дне моря и держит над собой раскрытый зонт.
        Завопил тут старик, не помня себя:
        - Старуха, старуха, что ты там делаешь?
        Кинулся он за нею в воду и утонул.
        Говорят, что и сейчас, если поглядеть в том месте со скалы во время самого большого весеннего отлива, можно увидеть на дне моря старухин зонт.
        Корабль-призрак
        Случилось это в годы Хорэки[51 - 1751 -1764 годы.]. Однажды в осеннюю пору от побережья Мацумаэ[52 - Старинное название о. Хоккайдо.] отплыл парусник. Было на нем семь человек команды во главе с кормчим Магоскэ. Они возвращались к себе на родину в Ниигата.
        На третий день стал уже маячить вдали остров Садо и влево от него родной берег, как вдруг налетела внезапная буря. Море закипело, как в водовороте. Казалось, вот-вот парусник опрокинется вверх килем. Матросы бросились убирать паруса. А море бушевало все сильнее. Крикнул кормчий Магоскэ:
        - Бросай груз за борт! Руби мачты!
        Но тут набежала волна, высотой до самого неба. С грохотом обрушилась она на корабль. Корма раскололась надвое, нос корабля разлетелся в щепы, и матросы пошли рыбам на корм. Один лишь Магоскэ успел ухватиться за какую-то доску.
        Море понесло его вдаль, словно обломок корабля. Дождь и ветер слепили его.
        Лишь иногда удавалось ему, поднявшись на гребень волны, поглядеть вдаль, не покажется ли где парус? День склонился к вечеру, начало темнеть. Одна за другой набегали волны, похожие на громадных китов, подымали его на спину и снова бросали в пучину.
        Магоскэ не мог понять, куда его несло течением, где берег, а где открытое море. Настает ночь, а навстречу ему не попалось ни одного корабля.
        В отчаянии Магоскэ то умолял бога Компира о спасении, то давал обеты богу Ияхико[53 - Компира - буддистское божество, охраняющее мореплавателей. Ияхико - бог синтоистского пантеона.]. Цепляясь за тонкую доску, он летел с гребня волны в пучину. Казалось ему, вот он, конец, пришел, но новый вал подхватывал его и выносил наверх.
        Магоскэ было уже совсем отчаялся, как вдруг услышал громкие крики:
        - Руби мачты! Бросай груз за борт! Держи руль!
        Прямо на него в ночном мраке несся какой-то корабль. Собрав последние силы, Магоскэ завопил:
        - Спаси-ите! Тону-у!
        Вдруг он совсем близко от себя увидел полуразбитый корабль. Человек десять команды цеплялись за него, крича во весь голос.
        Люди эти не походили на живых. Иссохшие, с синими лицами, они были видны, как смутные тени, в такой кромешной тьме, где, казалось, глаз ничего не мог бы различить. Весь корабль тоже выступил из мглы, не сливаясь с нею. Крик замер на губах Магоскэ. Корабль прошел справа от него и быстро стал удаляться.
        Вдруг послышался отчаянный вопль многих голосов: «А-а-а!» И в тот же миг корабль разбило в щепы, а цеплявшиеся за него люди словно растаяли. Крики их стихли, только страшно грохотали волны.
        - Корабль-призрак! - подумал Магоскэ; вспомнились тут ему все страшные рассказы об этом корабле. Теперь он был рад, что один остался.
        Но вдруг опять послышались крики:
        - Руби мачты! Груз за борт! Держи руль! Погибаем! - И корабль-призрак появился снова. И снова люди цеплялись за него, призывая на помощь. Набежала волна и разбила корабль в щепы… Раздался опять тот же самый дикий вопль - такой ужасный, что, казалось, никто не мог бы услышать его дважды и остаться в живых. Виденье исчезло, лишь страшно загудели волны.
        Не успел Магоскэ перевести дух, как снова ветер донес до него крики:
        - Руби мачты! Груз за борт! Держи руль!
        И все повторилось снова. Мольбы, призывы, проклятья, последний вопль погибающих… Неужели этому не будет конца? Сердце Магоскэ замирало, душа у него готова была расстаться с телом, но он не выпускал доски из рук и все-таки держался на воде.
        Наконец забелел рассвет. С первыми его лучами корабль-призрак исчез навсегда. Ветер и дождь стали утихать, волны немного улеглись. Три дня носился Магоскэ по волнам и вконец обессилел от усталости и голода. В глазах у него было темно, руки одеревенели… К чему было дольше надеяться? Жизнь уже покидала его, как вдруг в море что-то мелькнуло… На волнах качалась связка соломы. Магоскэ поймал ее. Внутри, в полотняном мешочке оказались две сухие плети со стручками красного перца. Магоскэ съел стручков десять - и воспрянул духом. А тут вскоре его заметили с корабля, вытащили из воды и благополучно доставили в залив Ниигата, назад к родным берегам.
        Чудо материнской любви
        В старину, в далекую старину, жили на самом краю одного маленького городка старик со старухой. Торговали они сладкими тянучками амэ.
        Однажды в темный зимний вечер постучалась в дверь их лавочки какая-то молодая женщина. Стоя за порогом, она робко протянула монету в три гроша.
        - Вот, дайте мне, пожалуйста, немного ваших амэ…
        - Что ж вы стоите на холодном ветру, госпожа? Заходите, обогрейтесь, пока мы завернем вам покупку.
        - Нет уж, я тут постою.
        Взяла молодая женщина сверток с лакомством и пропала во мраке.
        Пришла она и на другой вечер.
        Стали старики говорить между собой:
        - Кто она такая и почему приходит в такую позднюю пору? Неужели у нее другого времени нет?
        На третью ночь женщина пришла снова. А на четвертую старики спохватились: не монетку она им оставила, а сухой листок.
        - Ах, обманщица! - заголосила старуха. - Пойди, старик, за нею вслед, она еще не ушла далеко. Кабы у меня глаза были получше, она бы мне не подсунула листок вместо монеты.
        - Смотри, у порога комья красной глины… - удивлялся старик, зажигая фонарь. - И откуда только пришла эта женщина? По соседству у нас один белый песок.
        Побрел он в ту сторону, куда незнакомка скрылась. Смотрит: отпечатков ног на снегу не видно, только комки красной глины след показывают.
        «Да ведь здесь и домов-то нет, - думает старик. - Неужто она на кладбище пошла? Кругом одни могильные памятники».
        Вдруг услышал он плач младенца…
        «Верно, почудилось мне. Вот и стихло… Это ветер в ветвях свистит».
        Нет, опять послышался детский плач, жалобный и глухой, словно из-под земли.
        Подошел старик поближе. И верно, кто-то плачет под свежей насыпью могилы…
        «Дивное дело! - думает старик - Пойду-ка я разбужу настоятеля соседнего храма. Надо узнать, в чем тут тайна. Ужели в могиле живой похоронен?» Разбудил он настоятеля. Пошли они к могиле с заступом.
        - Вот эта, что ли? Здесь беременную женщину похоронили тому уж несколько дней, - воскликнул настоятель. - Умерла от какой-то болезни, не дождавшись родов. Да уж не почудилось ли тебе, старик?
        Вдруг снова глухо-глухо послышался у них под ногами детский плач.
        Стали они поспешно копать заступом. Вот показалась крышка нового гроба. Отвалили они крышку. Видят: лежит в гробу молодая женщина, будто спит, а на груди у мертвой матери живой младенец. И во рту у него сладкое амэ.
        - Так вот чем она его кормила! Теперь я все понял! - воскликнул старик. - Велико чудо материнской любви! Нет на свете ее сильнее! Бедняжка сперва давала мне те монеты, что ей, по обычаю, в гроб положили, а как кончились они, принесла сухой листок… Ах, несчастная, она и за гробом берегла своего Младенца.
        Тут пролили оба старика слезы над открытой могилой. Разжали они руки мертвой женщины, вынули из ее объятий младенца и отнесли его в храм.
        Там он и вырос, там и остался, чтобы всю жизнь заботиться о могиле своей матери, которая так сильно его любила.
        Пять танов земли
        [54 - Тан - единица измерения земельной площади. Пять танов - около половины гектара.]
        Некогда в селенье Оку деревни Окадзаки жил один великий богач. Владел он множеством рисовых полей, и было среди них одно величиной в пять танов. Называли его «полем без межей» - таким оно было широким.
        Каждый год в мае, когда наступало время высаживать рисовую рассаду, богач нанимал несметное число работников. Если успеют они за один день закончить всю работу, богач бывал очень этим доволен и горд. Правда, не всегда это удавалось. Но уж на «поле без межей» непременно надо было посадить все рисовые ростки до единого в один и тот же день до захода солнца. Таков был старинный обычай в семье богача.
        Однажды нанялась к нему в услужение молодая девушка тихого нрава и прекрасная собой. В крестьянских работах была она так сноровиста, что никто не мог за ней угнаться.
        Понравилась девушка богачу, и решил он выдать ее замуж за своего сына. Созвал он на совет всю свою родню. Но многие из его родичей воспротивились.
        - Как можно, чтоб наследник богатого дома женился на простой поденщице! Где это слыхано!
        Спорили, спорили и порешили вот на чем:
        - Если успеет она засадить «поле без межей» до захода солнца, - что ж, значит, так тому и быть! Пусть войдет в нашу семью как законная жена.
        Сказали об этом девушке. От радости она своим ушам не поверила.
        Вскоре был назначен день испытания. Девушка в то утро не могла дождаться, когда солнце взойдет. С первыми его лучами поспешила она в поле.
        Сажает девушка ростки так быстро, словно за ней зеленая дорожка сама бежит, по полю расстилается.
        Хоть и долгие в мае стоят дни, но одной засадить поле в пять танов - неслыханное дело! Вот и полдень настал, но девушка не дала себе роздыху, не подкрепила себя едой. Время дорого! Не поет она «песни посадки риса», не разогнет спины, не подымет головы. Скорее, скорее! Много собралось на поле народу. Все хвалят девушку за быстроту и ловкость да поторапливают: «Скорее! Скорее!»
        Но вот уже солнце клонится к западу. Растут тени. Вот солнце края горы достигло, вот уже скрылось наполовину за горой. А девушке всего только один последний ряд остался. В отчаянье сложила она молитвенно руки и крикнула солнцу:
        - Солнце, остановись! Остановись! Подожди еще немного…
        И вдруг в самом деле солнце воротилось вспять и снова всплыло над горою.
        Снова начала девушка высаживать ростки, еще скорее прежнего, не уследить даже. Закончила она последний ряд, и лишь тогда солнце скатилось за горы так быстро, как падает мяч.
        При виде этого чуда люди словно окаменели. Когда же пришли в себя, смотрят: девушка лежит ничком на поле, мертвая. Убил ее непосильный труд.
        С того часа одно за другим посыпались на богача несчастья, и скоро обнищал он вконец.
        Теперь в деревне давно уже ни у кого нет большого поля, а все по-прежнему место это зовется «Пять танов земли».
        Как впервые выпал снег
        В глубокой древности страна Аидзу не знала ни снега, ни зимнего холода. Круглый год там было тепло. Однажды пришел туда с севера какой-то бродячий монах. В одной руке у него был посох, а в другой - широкий зонт. Устал он и решил отдохнуть в чайном домике. А там народу полным-полно. Уже долгие часы совещаются между собой крестьяне этого села, а ничего придумать не могут, У всех тревога на лицах написана…
        Понял монах, что дело нешуточное, и захотелось ему помочь людям.
        - Вижу я, вы сильно чем-то озабочены. Скажите, что за беда у вас случилась?
        Отвечают ему крестьяне:
        - Получили мы бумагу, что прибудет завтра в нашу деревню с досмотром сам владетельный господин здешних земель. И содержится в этой бумаге вот какой строгий приказ: «Чисто-начисто все прибрать, чтобы, господин ни единой пылинки не заметил, ни по дороге в деревню, ни в самой деревне. Ничто не должно оскорбить его взора». А в других деревнях, мы знаем, не сумели выполнить этот приказ, и вот кого мечом насмерть зарубили, кого в темницу бросили, а кому оброк удвоили. Всюду плач и стоны, и у нас в деревне тоже великое смятение. Совсем мы голову потеряли, ведь времени-то на уборку почти не осталось… Что тут придумаешь!
        - Хо-хо, в самом деле, вот неожиданность, - улыбнулся монах, - словно птица из-под ног выпорхнула. Досадное дело!
        Поразмыслил он немного и сказал:
        - Не тревожьтесь, я придумал, как избыть беду. Прежде всего надо, чтоб завтра ударили сильные холода. Самый придирчивый господин скрючится тогда в глубине своего паланкина и даже носа наружу не высунет. А если все-таки выглянет, и тут я могу помочь. Знаете ли вы, что такое снег? Он холодный-холодный, но белый и красивый. Засыплет снег всю деревню, заметет поля и горы… Как господин ваш ни строг, но и ему будет не к чему придраться. Успокойтесь же, ничего худого с вами не случится.
        Он говорил так уверенно, с такой добротой, что крестьяне удивились и обрадовались. Успокоенные, разошлись они по домам, толкуя о том, что такое «снег» ина что он похож…На другой день все в деревне проснулись раньше обычного. Стали вставать крестьяне с постели, и вдруг их обдало небывалым холодом…
        Вот это был холод! Кожа на руках и ногах, того и гляди, потрескается… Вышли они из дому и ахнули! Неужели это снег, тот самый снег, о котором вчера рассказывал монах в чайном домике?
        И поля, и горы, и дома, и деревья, и дороги - все кругом белым-бело стало, а с неба все падают и падают белые хлопья…
        Вся деревня, и стар и млад, высыпала на улицу, позабыв о лютом холоде. Люди кричали и шумели, бегали и прыгали, ловили снежинки и дивились на них.
        А между тем прибыло известие, что господин сегодня с осмотром не приедет. Крестьяне на радостях побежали к дому старосты, где остановился на ночь бродячий монах.
        Но куда же он девался?
        Видят, постель его пуста, а сам он исчез бесследно. Так и не нашли.
        Говорят, это Снег и был. Впервые посетил он тогда Аидзу. С тех пор там привыкли к снегу и полюбили его. В краю Аидзу и родилась пословица: «Большие снега - хороший урожай».
        Морской рак и ворон
        В старину это было, в глубокую старину.
        Бродил из деревни в деревню один нищий монах. Зашел он однажды по дороге в чайный домик. Ест данго и чай попивает.
        Поел он, попил, а потом говорит:
        - Хозяйка, хочешь, я тебе нарисую картину?
        «Какую картину может нарисовать этот оборвыш?» - подумала хозяйка.
        А монах снял с одной ноги соломенную сандалию, обмакнул ее в тушь и сказал:
        - Пожалуй, так занятней рисовать, чем кистью! - и начертил на фусума большого ворона.
        Пошел дальше нищий монах. Стоит на склоне горы другой чайный домик. Отдохнул там монах, выпил чаю и говорит:
        - Хозяйка, хочешь, я тебе что-нибудь нарисую?
        Снял он сандалию с другой ноги, обмакнул в черную тушь и нарисовал на фусума морского рака.
        Рак был совсем как живой: он шевелил хвостом и клешнями.
        Множество людей приходило в чайный домик полюбоваться на морского рака. Деньги так и посыпались в кошель к хозяйке.
        Прошло время. На обратном пути завернул нищий монах в тот чайный домик, где нарисовал он морского рака.
        Стала хозяйка благодарить монаха:
        - Вот спасибо вам! Прекрасного рака вы нарисовали. Только больно черен. Сделайте его, пожалуйста, ярко-красным!
        - Что же, это дело простое! - ответил монах и выкрасил рака в красный цвет.
        «Вот хорошо-то, - с торжеством подумала хозяйка, - теперь я еще больше денег заработаю».
        Но красный рак был мертвый. Не шевелил он больше ни хвостом, ни клешнями. И никто уже не приходил на него любоваться.
        А нищий монах завернул по пути в тот чайный домик, где он ворона нарисовал.
        Хозяйка дома встретила его неласково, начала жаловаться:
        - Заляпал своим вороном мои чистые фусума, вконец испортил! Сотри свою картину, да и только!
        - Это дело простое, - улыбнулся монах. - Тебе не нравится этот ворон? Сейчас его не будет!
        Достал он из-за пазухи веер, раскрыл его и несколько раз взмахнул им в воздухе…
        И вдруг послышалось: «Кра-кра-кра!» Ворон ожил, расправил крылья и улетел.
        Онемела хозяйка от удивления, а нищий монах пошел дальше своим путем.
        Ваятель и ящерица
        Жил в старину один замечательный ваятель. Но имя его не было никому известно. Никак не мог он выбиться из нищеты.
        Как-то раз заметил он, что на большом камне в его саду играет ящерица, хвост у нее так и вьется, серебром на солнце отливает. Долго любовался ваятель ящерицей, глаз не мог отвести. Решил он изваять ее подобие. Вылепил форму и отлил ящерицу из серебра.
        «Сам вижу, что хорошо удалось!» - подумал он и снес серебряную ящерицу на продажу в лавку торговца разной утварью.
        Не прошло и дня, как ее купили. Скоро посыпались заказы: каждому хотелось иметь такую же.
        Прошла о серебряной ящерице громкая слава. Все называли ее дивным произведением искусства.
        Прославился ваятель и стал богатеть. Сколько ящериц ни отливал он из серебра, они и дня не лежали в лавке.
        Но вот что было удивительно. Каждый раз, когда он выходил в свой сад, зимой или летом, все та же самая ящерица всегда играла на том же камне, и в летнюю жару, и зимой, когда все вокруг было занесено снегом.
        Сначала ему невдомек это было, но потом приметил ваятель, что только он один и видит ящерицу, а другие ее не замечают. Жутко ему стало. Наконец он собрался с духом, взял камень - и убил ящерицу. Но с того самого часа его изделия потеряли прежнюю красоту. Никто больше не покупал серебряных ящериц. И за короткое время ваятель снова впал в безвестность и нищету.
        Жалобы кукол
        Много лет тому назад приезжал в горные селенья кукловод из театра Авадзи по имени Масаэмон. Повсюду шла о нем добрая молва. И в самом деле, он был мастером своего дела.
        Каждый год весною устраивал Масаэмон представления, а потом возвращался на остров Авадзи и жил там до следующей весны. Кукол своих он отдавал на сохранение кому-либо из местных крестьян или содержателю балагана, и лежали они, запертые в сундуке, долгие-долгие месяцы…
        Не могли куклы спокойно переносить эту обиду. Каждый вечер начинали они громко жаловаться.
        - Мы не простые бесчувственные куклы, - сердилась самая лучшая из них, игравшая роли самураев. - Нас наряжают в людские платья и выводят на сцену, чтобы мы людей изображали. В этом наше высокое признание. А нас свалили как попало в сундук, словно старую ненужную ветошь. О, жестокость! О, неблагодарность!
        И даже самые простенькие куклы на последних ролях тоже громко роптали:
        - Что у нас за жизнь! На тростях нас не водят, руки и ноги у нас повисли, как тряпки! Ведь этак можно и с тоски подохнуть!
        Потом доставали они со дна сундука гонги и барабаны и поднимали страшный шум: гантян, докодон!
        Остановится запоздалый прохожий и прислушается: где это идет такое веселье?
        Вначале жители села не особенно этому дивились. Думали они, что у хозяина кладовой, где стоял сундук с куклами, каждый вечер гости собираются. Но наконец пошли по селу толки и пересуды.
        Как-то раз вечером один прохожий - видно, он был любопытнее других - тихонько заглянул в кладовую. Видит он: вкладовой ни души, но кто-то разглагольствует в углу, как заправский самурай:
        - В былые времена не то что куклы, даже люди, проходя мимо меня, отдавали почтительный поклон, но ныне воцарились у нас невежество и грубость нравов!
        «Чудеса, да и только! Как попал туда самурай?» - подумал прохожий и стал всматриваться еще пристальнее. Удивительное дело! Голос доносился из большого сундука! Прохожий побежал к хозяину кладовой и рассказал ему обо всем. Поспешил хозяин в кладовую вместе со всеми своими домашними. А там стоит гомон многих голосов, гремят гонги, рокочут барабаны… И весь этот шум идет из сундука, который оставил на сохранение Масаэмон с острова Авадзи, но открыть сундук нельзя, ключа нет.
        Сейчас же послали гонца на остров Авадзи к Масаэмону. Приехал он. Отпер сундук, смотрит: лежат в нем куклы тихо и смирно, будто ничего не было.
        Как раз в это время остановился в том же селе проездом знаменитый сказитель дзерури из Эдо по имени Такэмото Гидаю. Дошел до него слух об этом необыкновенном случае, и захотел он посмотреть на кукол своими глазами. Заглянул в сундук и головой покачал.
        - То же самое случилось однажды и у нас в Эдо, - поведал Гидаю. - И по той же причине. Бросили кукол в кучу как попало и оставили лежать, словно старый хлам…
        - Что же теперь делать?
        - Это ведь куклы-актеры. Если уж приходится убрать их на время, то надо делать это бережно и уважительно, щадя их чувства, - говорит Гидаю так, словно он сам своими ушами слышал жалобы кукол.
        - Вот поэтому у нас в Эдо есть хороший обычай, - добавил он, - утром и вечером вынимать кукол из сундука и устраивать с ними торжественное шествие. И уж, во всяком случае, надо бережно убирать их после представления, иначе куклы обижаются, как люди… И каждый актер их поймет!
        С тех пор Масаэмон с острова Авадзи всегда следовал этому доброму совету, и куклы у него никогда больше не роптали на свою судьбу.
        Барсук-любитель стихов
        В старину под верандой дома Идзумия в городе Комацу жил один барсук.
        Хозяин этого дома очень любил хокку[55 - Хокку - жанр лирической, поэзии, очень популярный в XVII -XVIII веках. Состоит хокку из трех строк и главным образом посвящено природе.]. В ясные осенние ночи он, бывало, раздвинет рамы седзи в комнате для занятий. А комната эта глядела прямо в сад. Читает хозяин громким голосом любимые стихи, попивает вино и любуется светлой луной. А барсук притаится внизу и слушает, слушает…
        Как-то раз хозяин получил из Эдо от своего друга - поэта Сюка новое стихотворение:
        О цветы орхидей!
        Как торжественно-величаво
        Вы раскрылись в тиши.
        Хозяин переписал эти строки красивым почерком на тандзаку[56 - Тандзаку - полоска плотной цветной бумаги, на которой пишется стихотворение.] и несколько раз прочел вслух, но в это время его пригласили в гости, и, уходя, он забыл второпях листок со стихами на столе. Только хозяин ушел, как барсук пробрался в комнату, схватил тандзаку и побежал в сад. Положив драгоценный листок под сосной, барсук стал глядеть на полную луну.
        И вдруг, надув свой толстый живот, давай колотить от восторга по нему лапами, как по барабану, так что гул пошел крутом…
        На другое утро хватился хозяин, что листок со стихами пропал. Обыскал он и дом и сад, нет нигде, да и только! Вспыхнул он от гнева, как огонь:
        - Кто украл тандзаку с моего стола, сознавайтесь!
        Все домашние в один голос отвечали:
        - Не видели мы никакого тандзаку и знать ничего не знаем!
        А у хозяина был проказливый сынок.
        - Значит, это ты, и никто другой! - закричал на него отец. - Больше некому. И не смей отпираться, озорник! Сейчас же неси сюда тандзаку, а не то я так тебя проучу, что надолго запомнишь.
        И решил тогда мальчик подкараулить вора, чтобы оправдаться перед отцом. Каждый вечер он прятался в засаду возле веранды, но вор все не показывался.
        Так прошло несколько дней.
        Вдруг видит он: выбежала из кабинета какая-то черная тень и бросилась в сад. Выглянул мальчик из-за столба. Что за чудо, да ведь это барсук, и в зубах у него тандзаку. Вот, значит, кто стихи таскает.
        А барсук положил листок бумаги у подножья сосны и начал что-то бубнить себе под нос, словно трудные знаки разбирает. А потом давай надуваться, да как застучит по своему животу, будто по барабану!
        И сразу, как по команде, запели, зазвенели, застрекотали в саду все сверчки и цикады - ни дать ни взять целый оркестр заиграл.
        Мальчик позвал отца. Пришел отец и видит: барсук-то не первый попавшийся листок бумаги стащил, в тандзаку со стихами.
        - Значит, и барсук может любить стихи, - воскликнул хозяин. - Кто бы подумал! - И он оставил листок со стихами барсуку - любителю поэзии.
        Шепчущий мост
        Некогда в деревне Адзума жила юная девушка лет тринадцати по имени Оросу, прекрасная, как еще не раскрывшийся цветок вишни. Все молодые люди с ума по ней сходили.
        Но вот в лунные ночи стал появляться возле ее дома какой-то незнакомый юноша. Был он очень хорош собою. Вначале, бывало, Оросу вся закраснеется, когда его увидит, а потом незаметно проникла в ее сердце любовь к нему.
        Однажды ночью впервые заговорили они друг с другом.
        - Кто ты? - спросила Оросу незнакомца. - Зачем приходишь ты каждую ночь к моему дому?
        Родом я с севера. Всего лишь один раз увидел я тебя, но с тех пор твой образ всегда стоит перед моими глазами, словно выжженный огнем. Но вот что удивительно, - незнакомец приходил только по ночам и не называл своего имени. Хотелось Оросу узнать, кто он такой, и вот какую хитрость придумала девушка. Воткнула она в платье юноши иголку с длинной-длинной ниткой. На другое утро нитка привела ее к тысячелетней криптомерии. Иголка с ниткой вонзилась в ее кору.
        Глядит Оросу и глазам своим не верит. Значит, прекрасный юноша был духом старой криптомерии!
        Вернувшись домой, девушка со слезами рассказала родителям о своем горе. Сильно испугались люди в деревне и решили срубить старое дерево.
        Вот собралось несколько сот человек. Стали они рубить криптомерию. Но каждую ночь щепа и обрубленные ветки возвращались на свое место и снова прирастали к дереву. Наутро и следа топора нельзя было заметить на его стволе. Так прошло много дней.
        Все деревья в лесу были опечалены бедой, постигшей их властелина, и пошли навестить его. Явился и чернобыльник. Но могучая криптомерия сказала ему:
        - Ты ведь не дерево, а только жалкий кустарник. Не место тебе среди деревьев.
        Рассердился чернобыльник и сказал людям из деревни:
        - Бросайте в огонь все, что удастся отрубить от криптомерии.
        Не один десяток дней рубили они старое дерево, сжигая щепу и ветки, а в глубь ствола вбивали большие железные стрелы. Только так и удалось повалить криптомерию.
        Решили построить из нее мост к Фукусимскому замку. Но, как ни бились, не могли сдвинуть с места тяжелое дерево. Тогда призвали Оросу. Подошла она к криптомерии и что-то тихонько ей шепнула. И вдруг ствол дерева покачнулся точно кивнул, и легко-легко сдвинулся с места.
        Построили из него великолепный мост. Но люди боялись по нему ходить, потому что ночью он словно шептал что-то тихим и грустным голосом.
        По приказу владетеля замка снова привели Оросу, одетую в нарядное платье.
        Стала она переходить через мост, а у самой глаза полны слез. Сделает несколько шагов и прижмется щекой к перилам. Но вдруг дыханье отлетело от нее, и она упала посреди моста мертвая.
        С тех пор и прозвали его «Шепчущим мостом».
        Раскаленный колокол
        Давно, давно жил в стране Кии один богач. Пришел к нему как-то раз молодой монашек по имени Антин и говорит:
        - Здравствуйте, господин. Все это время не забывал я ваших прошлых благодеяний.
        - О, смотрите пожалуйста, каким ты стал молодцом! Дочка моя, Кие-химэ, обрадуется. Где ты теперь живешь? - ласково спросил богач.
        - Ныне живу я в храме Мангандзи, неподалеку от города Сиракава.
        Позвал богач свою дочку Кие-химэ. Радостно приветствовала она юного Антина, ведь они часто играли вместе в дни своего детства.
        Когда настала поздняя ночь, она вызвала Антина из дому:
        - Антин-сама, это я, Кие-химэ! Выйди ко мне в сад на минутку…
        Ночь была ясная. На небе светила полная луна.
        - Вспомни, милый, вспомни, как еще малыми детьми дали мы обет верности друг другу. Я никогда его не забывала. Возьми меня с собой… - стала просить Кие-химэ.
        - Нет, и не проси, невозможно это. Там, в дальнем краю, ждет меня моя любимая, - ответил Антин.
        При этих словах горько заплакала девушка. Но не могла она так легко отказаться от своей любви. Видит Антин, что девушка заупрямилась, и говорит:
        - Подожди, мне надо отлучиться, я возьму тебя с собой на обратном пути.
        На другой день Антин ушел в дальний путь, точно сердце его почувствовало недоброе. Он и не думал воротиться.
        А Кие-химэ, ничего про это не зная, день за днем ждала Антина. Однажды спросила она у прохожего монаха, не знает ли он, где сейчас Антин.
        - Я повстречал его недалеко от столицы, - отвечал монах.
        Кие-химэ сразу пустилась в погоню.
        Вот пришла девушка к широкой реке, но сколько она ни просила, ни молила, паромщик отказался ее переправить. Так велел паромщику Антин.
        - Вернись к себе домой, - сказал паромщик, - не нужна ты своему любимому, есть у него другая.
        Не вынесла обиды Кие-химэ и бросилась в воду. А на дне реки превратилась она в страшную змею. Погналась она вслед за юношей. Увидел ее Антин и обомлел от ужаса. Кинулся он искать спасения в храме Додзедзи, и спрятали его монахи под большим колоколом. Притаился там Антин, чуть дышит.
        Вползла огромная змея во двор храма и уставилась сверкающими глазами на колокол. Потом обвилась вокруг него кольцами и несколько раз ударила по нему хвостом. Жалобно загудел колокол, а у змеи из глаз кровавые слезы потекли.
        Наконец змея уползла. Смотрят, а колокол раскалился докрасна. Подняли его монахи с земли, когда он остыл, смотрят, а под ним лежит только горстка пепла - все, что осталось от молодого монаха.
        Последняя песня
        Давно, давно это было.
        На одном из островов Мацусима жил в сельском храме мальчик по имени Миятие. Тихий и задумчивый, нравом и лицом он был похож на девушку. Не манили его резвые игры сверстников. Больше всего на свете любил Миятие слагать стихи.
        Не раз посылал он свои танка[57 - Танка (короткая песня) - лирическое стихотворение из пяти строк.] в столицу, и самые прославленные поэты при дворе императора приходили от них в восторг:
        - Какие прекрасные песни! Сразу видно, идут они из глубины сердца.
        Только об одном мечтал Миятие, только одно не выходило у него из головы:
        - Ах, если бы мне попасть в столицу! Там поучился бы я поэтическому искусству.
        Но настоятель храма не соглашался отпустить мальчика в трудный путь:
        - Учиться поэзии - дело похвальное, но летами ты еще слишком мал. Не по силам тебе дальняя дорога. Нет, и не проси меня, я не дам своего согласия. Подожди, пока вырастешь.
        Не вытерпел Миятие и однажды потихоньку убежал из храма.
        На рыбачьей лодке переправился он через морские волны. Перед ним расстилались поля, высились горы, и даже с самой высокой горы нельзя было увидеть столицу… Но не испугался мальчик, а решил идти день и ночь.
        Вот миновал он большое селение Сиогама, оставил за собой высокие стены замка Тагадзе… Уже поздно вечером вышел он на равнину Миягино. Куда ни взглянешь - всюду голубые от лунного света высокие травы.
        И тут мальчик сложил начало танка. Легко-легко, словно сами собой, родились три первые строки:
        В небе луна одна,
        Но капли росы приютили
        Тысячи маленьких лун…
        Долго думал Миятие, как завершить танка. Он глядел то на небо, то на землю, но напрасно: вголове не рождалось ни одной мысли. Казалось, вдохновение улетело от него навсегда.
        Горько стало мальчику. Угасла в нем вера, что он станет поэтом. Усталость и тоска одолели его… Упал он на землю и умер. А умирая, все повторял слова своей неоконченной песни:
        - В небе луна одна…
        - Бедный мальчик, вот горемыка! - пожалели о нем крестьяне ближайшей деревни. Похоронили они его труп возле дороги и насыпали над ним невысокий холмик.
        Но с той поры на равнине начал появляться каждую ночь призрак мальчика. Голосом, печальным, как шелест сухого камыша, он повторял:
        В небе луна одна,
        Но капли росы приютили
        Тысячи маленьких лун…
        - О, стыд! О, горе! - И призрак со стоном исчезал во тьме.
        Слух об этом дошел до настоятеля храма. Он разыскал могилу мальчика и пролил над ней слезы.
        - О, зачем ты ослушался меня! Но я отпускаю тебе твой грех. Утешься же, твоя песня не останется незаконченной.
        И он громко произнес два последних стиха:
        Светом мне душу наполни,
        О равнина Миягино.
        После этого призрак мальчика перестал бродить по ночам. Его последняя песня была наконец завершена.
        Так говорит старинное предание.
        Старуха-ниточница
        Вот что рассказывают в городе Сэндай.
        У одного мастера, делавшего зонты на продажу, стояла в нише парадной комнаты глиняная фигурка старухи-ниточницы. Выла она так похоже вылеплена, как живая.
        Однажды мальчишка-ученик продевал нитки сквозь ребра зонтов. Дело у него не спорилось, все нитки спутались в клубок, не найдешь ни конца, ни начала, хоть плачь.
        - Старуха-ниточница, старуха-ниточница, старуха-ниточница, - жалобно позвал мальчик, - помоги мне нитки распутать.
        Вдруг спустилась старуха с полки и говорит:
        - Как не помочь такому славному мальчику! Давай, сынок, я живо сделаю.
        И распутала все нитки.
        А вот что случилось однажды вечером.
        Залез в лавку грабитель. Лицо полотенцем обмотано до самых глаз. Завязал в узел все самые лучшие зонты, а люди в доме храпят во все носовые завертки.
        - Чистая работа! Продам где-нибудь в дальней деревне.
        Радуется грабитель, что все так ловко получилось. Но когда захотел он взвалить узел на спину, то не мог его и с пола приподнять, тяжесть такая.
        - Это что за чертовщина!
        Напряг все свои силы и попробовал еще раз. Узелки с места.
        Тем временем пропели первые петухи, а там и вторые.
        - Вот незадача какая! Надо утекать отсюда!
        Бросил грабитель узел и убежал со всех ног. И тут послышался тихий смешок. Выскочила из узла глиняная старуха и быстро заковыляла к себе в нишу.
        А вот что случилось в другой раз. Маленькая дочь хозяина пошла к подругам поиграть в прятки. Начало смеркаться. Дома хватились, что девочки нет. Поднялась тревога:
        - Где она? Не стряслась ли с ней какая беда?
        Вдруг смотрят, бежит девочка домой.
        - Ты где была, зачем одна ходила?
        - И совсем я не одна, а с бабушкой.
        - С какой бабушкой?
        - Да с нашей, с ниточницей. Она меня всю дорогу за руку вела.
        Пошли поглядели на полку в нише. А старуха забилась в самый дальний уголок, и лицо у нее виноватое.
        Скоро о старухе-ниточнице пошла слава по всему городу.
        Как-то раз один сосед зашел в гости к зонтичному мастеру и, попивая чай, сказал:
        - У вас вот старуха, а у нас с давних времен стоит в нише глиняный старичок, славный такой.
        В тот же день старуха-ниточница пропала. Пошли искать, а она в соседнем доме на полке рядом со старичком стоит. Сколько раз ни приносили старуху домой - она все убегала. Так и отступились.
        И до сих пор в городе Сэндай стоят вместе две глиняные фигурки: старуха-ниточница и седобородый старичок.
        Луна на ветке
        На окраине города Мияти, возле храма Асо-дзиндзя находится «Роща старого бога». Там у самой дороги стоит высокое дерево - эноки[58 - Эноки - железное дерево из семейства вязовых.]. По ночам появлялся в том месте проказливый барсук и морочил людей. Умел он принимать разные образы, но больше всего славилось его искусство показывать полную луну на ветке.
        Влезал барсук на дерево-эноки, вытягивал вперед одну из своих лап, и она становилась раскидистой веткой. Этого мало! Сияла на ветке полная луна. Каждый, кто проходил мимо, останавливался и говорил: «Какая красота!» - а барсук себя не помнил от гордости.
        В темные и дождливые ночи призрачная луна разгоралась еще ярче, а прохожие изумлялись еще сильнее.
        Однажды в такую ночь, когда ни один луч не пробивался сквозь тучи, барсук решил, по своему обычаю, удивить прохожих. Шел мимо один человек и вдруг увидел раскидистую ветку, а над нею полную луну. Остановился он и залюбовался:
        - Ах, до чего красивая луна в «Роще старого бога»!
        Но в эту минуту выкатилась из-за облаков другая луна. Стало их сразу две.
        - Что за наваждение! - вскричал прохожий. - Две луны! Чудится мне, что ли?
        Тут барсук спохватился. Призрачная луна вдруг спряталась позади дерева.
        - Ах, вот одна исчезла! - подивился прохожий. - И как раз самая красивая.
        Обрадовался барсук похвале и снова показал луну из-за дерева.
        - То одна, то две! Непостижимо! Что-то здесь творится неладное. Нет, страшно здесь одному в такую пору!
        И прохожий убежал со всех ног.
        А вот что случилось в другой раз.
        Дождался барсук ночи потемнее, влез на дерево, вытянул вперед лапу-ветку с призрачной луной и поджидает путников.
        Вот наконец показался один на дороге. Увидел он призрачную луну и прошептал сквозь зубы:
        - Эге, господин барсук! Ты думаешь меня обморочить. Не выйдет! Я сам славно тебя проведу.
        Этот путник был человек бывалый и слышал не раз про барсучьи проказы. Барсук старался вовсю. Луна у него так и сверкала, так и горела над темной изогнутой веткой.
        Вдруг прохожий сказал:
        - Что-то здесь не ладно. Луна в это время должна стоять ниже.
        Барсук, услышав это, спохватился, и луна вдруг нырнула вниз.
        - И опять не то, - громко говорит прохожий. - Сейчас она стоит уж слишком низко. Отчего это, хотел бы я знать?
        Вдруг луна взлетела вверх.
        - Чудеса! А теперь съехала куда-то в сторону. Ведь она была правее…
        Еще больше растерялся барсук. Луна вдруг пошла вправо.
        - Ну и чудно! Теперь ветка стала короче. Ведь она куда больше торчала в сторону…
        Совсем голову потерял барсук. Вытянул он луну-ветку, сколько мог дальше, и не удержался, кувырком слетел с дерева.
        Убежал барсук опрометью в чащу, а прохожий, посмеиваясь, пошел опять своей дорогой.
        Странствия молодого Юривака
        В старину, в далекую старину это случилось, лет тысячу тому назад.
        У левого министра[59 - В древней Японии - самая главная должность после главного министра.] Сидзе - верховного правителя Девяти провинций был сын по имени Юривака. С юных лет отличался он умом и мужеством, а в искусстве владеть луком не знал себе соперников. Кто в Девяти провинциях не слышал о подвигах Юривака? Во всем улыбалось ему счастье: молодая жена его Касуга-химэ была добра и красива.
        Но вот в соседней стране Сираги[60 - Сираги - одно из древних царств Кореи.] разгорелась великая смута, случались набеги и на побережье Девяти провинций.
        По приказу из столицы должен был Юривака отплыть за море с большим войском, чтобы усмирить страну Сираги. Пришлось ему надолго разлучиться с любимой женой.
        - Прощай, Касуга-химэ, жди меня в добром здравии. Я непременно вернусь к тебе.
        - Прощай, супруг мой Юривака, береги и ты себя в дальнем пути. А я буду ждать тебя и хранить тебе верность.
        Прошло три года.
        После долгих и трудных боев усмирил Юривака непокорную страну Сираги и на многих кораблях отплыл вместе со своими воинами обратно к берегам Японии. Захотелось воинам отдохнуть по пути, и вот решили они пристать к маленькому острову в открытом море.
        Вышел Юривака и все его спутники на берег. Вечером устроен был пир в честь победы. Давно Юривака не брал в рот ни капли вина и с непривычки сильно захмелел. Уснул он крепким сном.
        Но были среди верного войска два брата - Каранака и Мотомаса. Втайне ненавидели они молодого Юривака. Хотелось им присвоить славу победы.
        Великое предательство задумали братья. Обманули они ловко сплетенной небылицей всех других воинов и отплыли на кораблях, покинув Юривака одного на пустынном берегу. А прибыв в Японию, братья объявили:
        - Предводитель наш Юривака убит в бою.
        Все почести достались братьям. В столице пожаловали им звание военачальников. Скоро Каранака и Мотомаса вошли в такую силу, что стали править всеми Девятью провинциями.
        Но велико было горе Касуга-химэ. Вспоминая прощальные слова Юривака, она заливалась горькими слезами. Дни и ночи тосковала Касуга-химэ.
        Но вот однажды явился к ней посол от Карднака и стал уговаривать ее выйти замуж за своего господина.
        А для Касуга-химэ это было хуже смерти. Не стала она и слушать посланного.
        - Я жена молодого Юривака. Не пойду за другого.
        Много раз засылал к ней сватов Каранака. Никак он не хотел оставить ее в покое. Под конец пришел он в страшный гнев и заточил непокорную Касуга-химэ в темницу.
        Крепко захмелел молодой Юривака. Всю ночь проспал он, а наутро видит: покинули его. Пустынно море, не белеет в нем ни одного паруса. Пусто на острове, нет на нем ни души, кроме Юривака!
        Но остались у Юривака его могучий лук и верный сокол. Звали этого сокола Футимару. Всюду он следовал за своим господином, не покинул его и теперь.
        - Футимару!.. Ты мой единственный друг. Я - прославленный стрелок Юривака - упал духом и не надеюсь, больше на спасение. Придется мне, видно, погибать одному на безлюдном острове.
        Словно понял сокол слова своего господина. Взмыл он кверху и начал с громким криком кружить над головой Юривака, как будто бы хотел ободрить его.
        К счастью, на острове росли плодовые деревья и не было недостатка ни в рыбе, ни в птице. Стал Юривака добывать себе пропитание охотой, стрелы его не знали промаха.
        А жена его Касуга-химэ вздыхала в дальней темнице. Не раз она думала: «Хоть бы умереть скорее… Наложить на себя руки - и конец!»
        Но каждый раз отгоняла эту мысль: «Рано отчаиваться! А вдруг Юривака жив?»
        Однажды услышала Касуга-химэ шум птичьих крыльев. Поглядела она сквозь решетку окна и увидела, что с неба, кружась, спускается сокол.
        - Ах, неужели это Футимару? Футимару… Значит, жив еще Юривака.
        Стала Касуга-химэ гладить сокола, а сердце у нее в груди так и бьется, так и трепещет.
        Написала она стихотворение на листке и привязала листок к ноге сокола.
        - Лети, Футимару, отнеси эту весточку твоему господину.
        Прочитал Юривака письмо своей жены и в лице переменился. Даже ее не пожалели враги! Захотел он написать ей стихотворение в ответ, да нечем было. Тут надрезал он палец и написал письмо кровью на обрывке полотна. Снова полетел верный сокол к Касуга-химэ с письмом от своего господина.
        Прочла Касуга-химэ стихотворение, написанное кровью, и полились у нее слезы. Взяла она кисть и тушечницу с тушью, завернула в платок и привязала к ноге Футимару. С трудом взлетел сокол и медленно-медленно полетел вдаль. Но слишком тяжело было ему лететь, и упал он в морские волны.
        Прошло несколько дней, и принесли волны труп верного сокола к берегу острова. Увидел его Юривака и похоронил на вершине горы. Теперь он остался совсем один.
        Каждый день поднимался Юривака на гору и зорко вглядывался в даль моря: не покажется ли парус? И вот однажды в самом деле приплыл к острову рыбачий челнок. «Уж не сон ли это?» - подумал Юривака.
        - Эй, рыбаки! - закричал он громким голосом. - Возьмите меня в ваш челнок. Зовут меня Юривака, родом я из страны Бунго…
        Но что это? Рыбаки должны были увидеть и услышать его, а между тем челнок вдруг поспешно повернул назад и стал удаляться.
        - Эй, эй, люди на челне! Я Юривака, в самом деле Юривака… Постойте, возьмите меня! Не чудище я, а живой человек.
        Но напрасно кричал он!
        Юривака оброс бородой до самых глаз, волосы у него висели длинными лохмами, платье изорвалось… Даже за человека не признали его рыбаки. Понял это Юривака и горько рассмеялся.
        Так пробыл он на острове два долгих года. Но наконец все же приняли его на какой-то корабль и доставили на родной берег.
        А в этот самый день было там по случаю большого праздника устроено состязание по стрельбе из лука.
        А ну, кто из вас сумеет выстрелить из этого лука? Если есть такой силач, выходи! - громко потешался Каранака, показывая пальцем на огромный железный лук. Думал он, никто не откликнется на его зов, но вдруг выходит из толпы неторопливым шагом молодой Юривака. Никто не признал его, так он изменился.
        - Ну что ж, незнакомец, попытай свое счастье! - усмехнулся Каранака. - Мы позабавимся!
        Наложил Юривака на тетиву длинную-длинную стрелу и легко натянул лук. Громко завизжала в воздухе стрела, полетела так быстро, что глазом не уследишь, и вонзилась в самую середину меты…
        А за ней вторая, третья… Одна стрела вонзается в другую.
        - О, да ведь это сам Юривака!
        - Смотрите, молодой Юривака!
        - Юривака вернулся! - зашумели люди. Тут уж и братья-предатели поняли, что перед ними сам Юривака, но было поздно! Четвертая стрела пробила грудь Каранака. Хотел было Мотомаса спастись бегством, но пятая стрела догнала его и пронзила насквозь.
        Так пали от руки Юривака братья-предатели, а сам он поспешил туда, где сидела в темнице жена его Касуга-химэ. Растворились перед ней двери, и вышла она, радостная, на свободу.
        И с тех пор в Девяти провинциях воцарились спокойствие и мир.
        Певец с оторванными ушами
        Случилось это в старину, в далекую старину, много веков тому назад. В селенье Акамагасэки был храм Амида, где молились за упокой всех погибших из рода Тайра. Настоятель этого храма очень любил слушать одного слепого певца по имени Хоити. Нищий Хоити бродил по окрестным деревням и под звуки цитры пел о падении и гибели могучего рода Тайра, о великих битвах прошлого.
        Настоятель приютил Хоити у себя в храме и стал заботиться о нем.
        Однажды летом, под самый вечер, позвали настоятеля в дом одного из прихожан совершить заупокойную службу. Вместе с ним пошли и служки. Хоити остался в храме один.
        Стояла душная жара, и слепцу не спалось. Сидя на веранде, он поджидал настоятеля.
        Вдруг подул прохладный ветерок, и со стороны ворот послышались чьи-то тяжелые шаги. Слепец прислушался. Наверно, это шел воин: влад шагам доспехи побрякивали. Воин остановился прямо перед слепцом и сказал:
        - Я слуга одного высокого лица. Мой господин сейчас находится в Акамагасэки. Узнал он, что есть здесь хороший певец, умеющий играть на цитре. Он хочет послушать тебя. Идем же со мной немедля.
        Слепцу показалось, что его влечет какая-то неотвратимая сила. Не мог он отказаться и взял свою цитру, а воин повел его куда-то за руку.
        Короткое время шли они по дороге неизвестно куда, а потом поднялись по ступеням лестницы, такой высокой, словно вела она во дворец. Удивился Хоити, он ведь знал, что поблизости никакого дворца не было. Но вот слышит он: ввели его в залу, полную знатных людей; шуршат шелка женских одежд, слышится вежливая речь придворных…
        - Господин наш соизволил пожелать, чтоб исполнил ты сказ про битву Данноура. Начинай же! - прозвучал властный, сухой голос. Так могла говорить только самая знатная госпожа.
        Повинуясь ей, Хоити заиграл на цитре и запел о гибельной битве. В зале все затихло, не слышно было ни звука.
        Но вот начал он сказ о том, как старая государыня Нии погрузилась в пучину моря вместе с юным императором Антоку.
        О, горе, горе!
        Великое горе!
        Смотрите,
        Как ветер внезапно развеял
        Весенний, едва лишь раскрывшийся цвет.
        О, печаль!
        О, рок беспощадный!
        Смотрите,
        В бурных волнах исчезает
        Прекрасный, как яшма, царственный лик.
        При этих словах вдруг послышались неистовые стоны и леденящий душу плач. Певец замолк, но рыдания долго не утихали.
        Наконец Хоити покинул дворец, удостоившись самых высоких похвал.
        - Наш господин восхищен твоей игрой на цитре. Еще шесть ночей подряд мы будем посылать за тобой. Смотри же непременно приходи, но никому об этом ни слова! - приказал певцу тот же самый повелительный женский голос.
        Хоити обещал молчать.
        На следующую ночь опять пришел за ним тот же воин и снова отвел слепца туда же, куда и прежде.
        Снова Хоити начал сказ о гибели рода Тайра. И снова еще громче прежнего раздались рыдания, возгласы: «О, горе нам, горе!», глухо зазвенело оружие… И раньше, бывало, люди плакали, слушая певца, но таких скорбных вздохов и стенаний он никогда еще не слышал.
        Незадолго до рассвета слуга отвел его назад в храм.
        Но настоятель заметил, что Хоити странным образом ушел куда-то поздней ночью, никому не сказавшись.
        - Послушай, Хоити! Куда это ты ходил в такой поздний час? - мягко спросил он слепца.
        Но Хоити, помня свое обещание, не проронил ни слова.
        Встревожился настоятель и велел служкам следить за слепцом. Когда ночью Хоити потихоньку вышел из храма, один из служек пошел за ним по пятам.
        Ночь была ненастная. Стояла непроглядная темь. Хоити шел вперед уверенным и быстрым шагом, как будто кто-то вел его за руку. Служка скоро потерял слеца из виду и хотел уже повернуть назад, как вдруг до него донеслись со стороны кладбища громкие звуки цитры.
        «Тут что-то неладно…» - насторожился служка и пошел поглядеть. Видит он: сидит Хоити перед усыпальницей Тайра, играет на цитре и поет о битве при Данноура, а вокруг него летают синие огоньки.
        Испуганный служка схватил слепого певца, силой потащил его оттуда и все рассказал настоятелю. Лишь тогда Хоити поневоле открыл свою тайну.
        - Страшное дело! - воскликнул настоятель. - Жаль мне тебя, Хоити, ты попал во власть мертвецов. Того, кто хоть раз говорил с мертвецами, они уже считают своим и ни за что не выпустят из-под своей власти. Ночь от ночи они будут все больше приходить в неистовство, пока не растерзают тебя. Беда нависла над тобой. Но попробую спасти тебя чудесной силой сутры, отгоняющей демонов.
        Тут, с помощью служки, раздел он Хоити донага и написал повсюду кистью на его теле священные знаки этой сутры.
        - Когда за тобой придут ночью, смотри - ни звука. Сиди неподвижно. Если пошевелишься, если подашь голос, тебя утащат силой, и тогда ты погиб, - сказал слепцу настоятель, и к вечеру он снова ушел. Хоити остался один.
        Настала глубокая ночь.
        Слепец, как всегда, сидел на веранде. Вдруг снова зазвучали знакомые шаги посланного воина. Он остановился перед слепцом и властно позвал:
        - Хоити!
        Но тот замер, затаив дыхание.
        - Хоити! - снова позвал посланный еще суровее прежнего.
        - Хоити! - крикнул он в третий раз, голосом, полным гнева.
        Но Хоити словно в камень обратился. Тогда воин тяжелыми шагами взошел на веранду, наверно, для того, чтобы потащить его силой, но вдруг застонал:
        - О-о-о! - и медленно попятился назад. - Кто это? Кто сидит здесь, весь покрытый священными письменами? Я не могу приблизиться. Страшно мне, страшно! Я не в силах подойти. Сотри эти письмена, скорее, скорее!
        Потом наступило молчание. Хоити почувствовал на себе пристальный взгляд.
        - А! - внезапно воскликнул воин. - Остались незащищенные места. Вижу твои уши! Я все-таки заставлю тебя пойти со мной.
        И он ухватил слепца за оба уха и с силой потащил за собой. Хоити почувствовал нестерпимую боль, но стиснул зубы и не издал ни звука и не сдвинулся с места. Воин еще раз рванул изо всех сил и оторвал ему оба уха напрочь. Кровь хлынула ручьями, но Хоити так и не пошевелился.
        - Покажу эти уши моему господину в знак того, что я приходил сюда! - воскликнул посланный. Шаги его начали удаляться и замерли вдали, а Хоити упал без памяти.
        Когда настоятель вернулся, он горько пожалел о том, что забыл написать священные знаки на ушах слепца. Из-за этого Хоити был на волосок от гибели…
        Слух об этом чудесном происшествии распространился повсюду. Все говорили о «певце с оторванными ушами». Народ стал собираться толпами, чтобы послушать Хоити. И вскоре безвестный до того певец стал славен по всей Японии.
        Горшок белых хризантем
        В старину, в далекую старину, жил один князь. Была у него законная жена, но он о ней и думать позабыл с тех пор, как взял себе молодую наложницу. Дни и ночи проводил князь в покоях своей возлюбленной, а покинутая жена обливалась слезами. Только и утехи ей было, что играть на цитре.
        Но вот однажды явился к супруге князя посланный от наложницы с просьбой дать на время цитру. Слова не сказала жена, отдала свою любимую цитру и стала играть на простом сямисэне. Хорошо она играла, заслушаешься.
        Узнала про это наложница и позавидовала. Послала она слугу за сямисэном. Отдала жена и сямисэн. Только и радости у нее осталось: горшок хризантем. Были эти хризантемы белее первого снега. Целый день любовалась на них покинутая жена, утирая слезы.
        Но вскоре явился посланный от соперницы: просит она отдать ей горшок хризантем. Отослала жена князя цветы вместе с таким стихотворением:
        Я цитру свою отдала,
        Я отдала сямисэн,
        Любимого отдала я.
        Так стану ли я жалеть Вас, белые хризантемы?
        Поняла наложница всю низость своей души, и стало ей стыдно. Покинув дом князя, скрылась она куда-то, а князь снова вернул свою любовь жене.
        Жрец, врач и канатный плясун в аду
        В старину это было.
        Как-то раз на празднике богини Каннон в деревне Мацуё один канатный плясун показывал свое искусство. Зрителей собралось великое множество. Но вдруг неведомо по какой причине упал канатный плясун с высоты и разбился насмерть.
        А в это самое время умер от простуды местный врач. Заодно с ним отправился на тот свет и старый жрец, подавившись рисовой лепешкой на празднике в честь бога - покровителя кухонного очага.
        Явились все трое на суд к владыке преисподней - князю Эмма[61 - Князь Эмма - буддистское божество, владыка преисподней.]. Первым взял слово канатный плясун:
        - Всемилостивый повелитель наш Эмма, в земном мире был я искусным акробатом и приносил радость людям. Пошли же меня за это в райскую обитель.
        - Нет, врешь, врешь, за всю свою жизнь ты ни одного нового фокуса не показал, работал по старинке, да и то нечисто… Даром только с людей деньги брал. Ступай же в преисподнюю.
        Вторым стал говорить врач:
        - Господин наш Эмма, когда я жил в земном мире, то сделал много добра. Я исцелял людей от болезней. Не было врача искуснее меня. Пошли же меня в светлый рай.
        - Лжешь, жалкий знахарь, - загремел князь Эмма. - Ты не умел правильно распознать ни одной болезни, назначал бесполезные лекарства. Сколько больных заморил! Даром только драл с людей деньги. Ступай же в ад кромешный!
        Настала очередь жреца:
        - Господин наш Эмма, я в бытность мою на земле беседовал с богами, услаждая их молитвами и празднествами. Внимая мне, боги дарили свою милость людям. Нет выше моей заслуги! Уж я-то, наверно, достоин рая!
        - Вот ты как раз самый худший из всех плутов и обманщиков! - в гневе закричал Эмма. - Всю жизнь ты людей обманывал. Учил их всяким глупостям: прикладываться к амулетам, читать разные заклинания, изгонять злых богов, насылающих болезни… И ты тоже даром брал с людей деньги. Проваливай в преисподнюю!
        Нечего делать, пришлось всем троим отправляться в ад. А там уж был получен приказ князя Эмма. Схватили черти всех троих и потащили к огромному котлу. А в котле горячая вода ключом бурлит, клокочет. Страшного вида черт заорал на них:
        - Эй вы, полезайте в котел. Сейчас вам крышка, сварю вас в кипятке.
        И в самом деле держит в руках большую крышку.
        Врач с канатным плясуном испугались:
        - Конец нам пришел! Что делать, как выпутаться из беды?
        - Успокойтесь и положитесь на меня, - отвечает жрец. - Есть у меня против огня и адского жара хорошее средство.
        И забормотал себе под нос заклинание от огня…
        Влезли все трое в котел, а вода начала остывать…
        - Вот здорово-то, вода сейчас в самую пору. Ух, как приятно! Эй ты, чертово рыло, подкинь еще дровец.
        Развеселились трое, нежатся в теплой водице. Стало чертям тошно от досады.
        - Ну, хватит! Вечно, что ли, вы собираетесь в этом котле прохлаждаться? Вылезайте, негодные грешники, не то раскаетесь.
        Видят черти: вода остыла, начали дров в огонь подбавлять. Носят дрова охапками. Сожгли все топливо в аду, а котел не закипает.
        Побежали черти с докладом к князю Эмма.
        - Ну, ладно же, - разгневался владыка преисподней. - Вытащите их из котла и отправьте на Гору мечей.
        Погнали черти троих нагишом к высокой горе. А эта гора от подножья до самой вершины острыми мечами утыкана. Сверкают клинки красным огнем, страшно глядеть.
        - Вот когда мы пропали! Ах, неужели нет средства спастись? - горюют жрец с врачом.
        - Есть, как не быть, - отвечает им канатный плясун. - Надейтесь на меня. Я вызволю вас из беды.
        Посадил он на правое плечо жреца, а на левое врача и затянул песню:
        Ёй-ёй-ёй, янасоса.
        На правом плече Несу жреца.
        На левом плече Несу врача.
        Ёй-ёй-ёй, ясаноса.
        Скачи, плясун,
        Ноша хороша.
        Стал канатный плясун через мечи перескакивать: прыг-скок, прыг-скок! Работенка для него привычная, легкая; быстро добрался до самой вершины. Сидят трое на горе и любуются! Ах, взгляните туда, как красиво! Нет, лучше вон туда поглядите, какой замечательный вид!
        Черти даже зубами от злости заскрипели, бегут к князю Эмма жаловаться.
        - Ну, погодите, узнают они меня, мерзавцы этакие! Тащите их ко мне, я с ними мигом расправлюсь.
        Схватили черти жреца, врача и канатного плясуна, приволокли силком к грозному князю Эмма.
        - Ах вы, подлецы, смеяться над нами задумали? Вот я вас сейчас проглочу, - заревел князь Эмма и разинул свою пасть, страшную, словно жерло вулкана.
        А врач - прыг в нее, легче лягушки. Не успел князь Эмма сжать свои острые зубы, как врач уже очутился у него в животе.
        «Ох, кажется, я его целиком проглотил», - подумал князь Эмма и снова разинул рот, а канатный плясун прыг к нему в глотку. Эмма только впустую зубами лязгнул. «Смотри ты, и этого целиком проглотил!» Но только Эмма раскрыл снова рот, как жрец проскользнул у него между зубов.
        Все трое вновь встретились в животе у князя Эмма.
        - Вот уж теперь мы совсем пропали! - приуныли жрец с канатным плясуном.
        - Вы два раза спасли меня, - говорит врач. - Теперь моя очередь. Не падайте духом, подбодритесь, я вас выручу.
        Достал он из коробочки пригоршню порошка и давай сыпать во все стороны. Поднялись у князя Эмма в животе колики, забурлили вихри. Раз - вылетел канатный плясун. Два - вылетел жрец. «Неужели я здесь один останусь!» - испугался врач и высыпал порошок весь до конца. Завопил князь Эмма. Разыгралась у него в животе сильная буря - и вылетел врач, легче пушинки.
        - Гоните их в шею вон из ада! - завопил Эмма чертям, - Пусть убираются назад на землю. Ты, канатный плясун, ступай опять кувыркаться на своем канате. Ты, жрец, иди в свой храм бормотать молитвы. А ты, врач, мори других. С меня хватит!
        Так они все трое - жрец, врач и канатный плясун - благополучно воротились из преисподней на землю.
        Удивительное путешествие ротозея Тораяна
        Жил некогда у нас в городе Осака, в квартале Тэмма один молодой парень по имени Тораян. По приказу своей матушки он готовил домбури[62 - Домбури - кушанье из жареных угрей с рисом.] из угрей на продажу. Тем и промышлял. Очень боялся сынок своей строгой матушки, но, что поделаешь, был он порядочный ротозей и часто попадал впросак.
        Как-то раз купил он большого жирного угря, положил на доску и хотел было ножом отхватить ему голову, да, по обыкновению, зазевался. Соскользнул угорь с доски, вильнул хвостом - и в канаву, оттуда в другую. А канава эта была длинная, вела прямо в поля.
        - Эй, куда ты, негодяй! Постой, милый, подожди!
        Бежал Тораян за угрем, расставив руки, но куда там! Разве поймаешь! Вот прибежал он на поле, где редька росла. Крикнул на него хозяин:
        - Эй ты, чего здесь бегаешь по моей земле?
        - Чего, чего! Ловлю сбежавшего угря, вот чего! Да уж, видно, не поймаю. Как же я теперь вернусь домой с пустыми руками? Мать забранит. Ах, несчастный я, лучше бы не родиться мне на свет. Домой идти боюсь. Куда я теперь пойду?
        - Ну, что разнюнился, - говорит ему крестьянин. - Слезами горю не поможешь. Если боишься домой идти, поступай ко мне в работники, поможешь редьку собирать.
        Обрадовался Тораян, взялся за работу. На беду, попалась ему большая редька с таким крепким корнем, ну никак не выдернешь. Понатужился Тораян, уперся ногами, тянет, потом обливается:
        - Унтокоса! Раз, два - взяли! Идет, идет, пошла!
        Как рванет изо всех сил, выскочила редька из земли, а самого Тораяна подбросило высоко-высоко, под самые небеса. Покрутился он в воздухе, как волчок, и хлоп! Упал посреди двора одного бочара на Улице бочаров.
        Онемел бочар от испуга:
        - Откуда ты? Вот уж, правда, с неба свалился!
        - Вытянул я из земли большую редьку. Как выскочит она, меня к вам и забросило, - со слезами стал рассказывать Тораян, потирая ушибленный зад. - А идти мне теперь некуда. Не приютишь ли ты меня, хозяин?
        - Вот оно, выходит, какое дело, - стал размышлять бочар. - Ну что ж, мне как раз нужен работник. Будешь ободья на бочки набивать.
        Начал Тораян набивать бамбуковый обод на бочку, но был он ротозей, на руку неприкладистый. Согнул обод в круг, да не удержал.
        Пин! - щелкнул обод, и полетел Тораян вверх, словно стрела, спущенная с тетивы. Хлоп! Упал он на землю во дворе одного зонтичных дел мастера на Улице зонтов.
        - Ай, ай, ай, больно! - закричал Тораян, подпрыгивая от боли и потирая свой дважды ушибленный зад.
        - Ты откуда такой взялся, с молотком в руке? - удивился хозяин. - Каким ветром тебя занесло?
        - Служил я у одного бочара, набивал ободья на бочку. А один обод так сильно щелкнул меня, что взлетел я под самые небеса… Стыдно мне теперь к бочару возвращаться, не приютишь ли ты меня, хозяин, у себя?
        - Что ж, хорошо! Натягивай бумагу на зонты, если сумеешь.
        Взялся Тораян за дело. Натянул бумагу на огромный зонт и понес его показывать хозяину. Вдруг откуда ни возьмись налетел вихрь. Не выпустил ротозей вовремя зонт из рук, и понес его ветер, закрутил, как пушинку. Все выше и выше летит Тораян сквозь облака и очутился на самом небе.
        Видит он: стоит какой-то дом. Позвал Тораян хозяев, и вышла к нему диковинного вида женщина. Глаза у нее так и сверкают. Зажмурился Тораян, а она говорит:
        - Ты как попал к нам сюда, человек? Это ведь дом громовиков, а я - Огненная зарница.
        Подкосились ноги у Тораяна. Насилу-то насилу сошло у него с языка:
        - Унес меня зонт на самое небо. Куда я теперь денусь? Пожалей меня, дай мне приют.
        Тут как раз идут огромные черти, стуча в барабаны. Это и были громовики. Рассказал им Тораян про свою беду.
        - Ну что ж, пожалуй, - говорят. - Поможешь нам. Как ударим мы в свои барабаны: горо-горо-горо-горо, ты сразу лей воду из кувшина.
        - Уж постараюсь.
        Стал Тораян служить громовикам. Они бьют в барабаны, а он льет воду из огромного кувшина. А как глянет вниз на землю, так смех его и разбирает:
        - Вот смех-то, веселая работенка! Ой, вот потеха!
        Льет Тораян, не жалеет воды, а на земле суматоха, люди бегают, как встревоженные муравьи, белье с шестов снимают, зонты раскрывают, прячутся кто куда. Загляделся Тораян, зазевался, раз! - и поскользнулся. Полетел с неба вверх тормашками, да и угодил в самую середину Осакского залива. Плюх! Пошли круги по воде.
        С большой высоты летел Тораян и в один миг очутился на дне.
        Стоит под водою дивный дворец, так и сверкает всеми цветами радуги.
        - Ой, что это? Никак, дворец Повелителя драконов?
        Вышла к Тораяну Отохймэ, прекрасная дочь морского царя, и проводила гостя в палаты. Подали ему богатое угощение, а потом начались во дворце веселые пляски. Развеселился Тораян, а Отохймэ ему наказывает:
        - Смотри же, гость, если спустится сверху какое-нибудь вкусное лакомство, не польстись на него - беда случится.
        Через некоторое время вышел Тораян в сад погулять. Вдруг спускается откуда-то сверху кусочек мяса, да такой на вид нежный и вкусный. Болтается он перед самым носом Тораяна. Был Тораян сыт до отвала, но тут не устоял, поймал приманку ртом, да как завопит:
        - Ай, колет, колет! Больно!
        Мясо-то было на рыболовный крючок насажено. Проколол крючок губу Тораяну. Чувствует Тораян, тащат его кверху. Как выставил он голову из воды, рыбаки на лодке крик подняли:
        - Чудище, чудище! Поймали мы на крючок чудище морское!
        Тораян им в ответ со слезами:
        - Да какое я чудище! Такой же человек, как и вы! Спасите, помогите!
        - И правда, как будто человек! Выходит, ребята, мы человека выудили!
        Таращатся рыбаки на Тораяна в изумлении.
        - Откуда ты взялся такой? Какого роду-племени? Где живешь?
        - Живу я в Тэмма, тут неподалеку.
        - Вот так штука, выходит, поймали мы на удочку парня из квартала Тэмма! Куда только наш брат не заберется!
        Взвалили они Тораяна на плечи и понесли его домой к строгой матушке на расправу.
        Треугольный сон
        В старину это случилось, в далекую старину.
        Жили в одном городке два приятеля: Тэппэйроку и Хатикоробэй. Раз в новогодний вечер сговорились они между собой рассказать друг другу, какой первый сон каждому приснится. За беседой и чаркой вина Хатикоробэй незаметно для себя вздремнул. Во сне разобрал его смех: хе-хе-хе, хи-хи-хи. Тэппэйроку поскорей растолкал приятеля:
        - Ага, Хатикоробэй, ты уже видел свой первый новогодний сон. И, уж наверное, любопытный! Скорей выкладывай, что тебе снилось.
        - А, глупости! Я, правда, немного клевал носом, но чтоб я спал! Да ни одной минутки!
        - Не ври, дрых вовсю и так громко хихикал, будто тебя щекочут. Значит, тебе сон привиделся. Ну, говори какой, мне не терпится узнать.
        - Не знаю, хихикал я или нет, но никакого сна я не видел. Что пристал? Мне-то лучше знать. Не видел - и все!
        - Нет, врешь, видел, видел. Зажилил сон, сквалыга!
        Тут закричали оба: ты видел сон; нет, я не видел. Слово за слово, закипел у них спор, а где спор, там и ссора: «Посулил мне сон, так выкладывай!» А после ссоры пошла у них тяжба. Потащил Тэппэйроку силком Хатикоробэя в суд.
        А судья стал требовать: сознайся да сознайся, что утаил новогодний сон. Но Хатикоробэй уперся на своем: не видел я сна, которого не видел. Разгневался судья и велел привязать Хатикоробэя к верхушке сосны на горе Готэн. Качает его там холодный ветер.
        Ночью вдруг прилетел тэнгу, кружась и порхая в воздухе, словно большая птица, и опустился на сосну.
        - Эй, кто тут? Отзовись!
        - Это я, Хатикоробэй.
        - А зачем ты здесь ночью на верхушке дерева?
        - Да вот принуждает меня судья сознаться, что я видел сон, которого не видел, и велел привязать меня к сосне.
        - Ах ты бедняга! Я развяжу тебя.
        - Спасибо тебе, господин тэнгу, от всей души спасибо. Но скажи мне вот что: как ты летаешь по воздуху? Верно, мудреное это дело?
        - И вовсе нет, наука здесь небольшая. Каждый может так летать, кто владеет сокровищем тэнгу.
        - А что это такое, сокровище тэнгу?
        - Вот оно, погляди. Видишь эту палку? На вид простая, но есть у нее чудесное свойство. Когда хочешь взлететь на небо, надо махнуть палкой и сказать: «Ситяракатянтян, ситяракатянтян». А надо тебе спуститься вниз, махни палкой и скажи: «Одзуйдзуйнодзуй, одзуйдзуйнодзуй». Только и всего. Но вот что я тебе скажу! Ты уверяешь, будто не видел сна, а на самом деле видел, да еще какой! Хочешь меняться со мной? Ты мне отдашь свой вещий сон, а я тебе - чудесную палку?
        - И правда, эта палка - чудо из чудес. Пожалуй, давай меняться. Но покажи наперед, какова-то она на деле.
        - На, попробуй, - сказал тэнгу и отдал чудесную палку.
        Хатикоробэй крикнул: «Ситяракатянтян, ситяракатянтян!» - взмахнул палкой и легко взлетел в небо. Понравилось ему, летает, летает, а назад не спускается. Ждал его тэнгу, ждал и завопил громким голосом:
        - Хатикоробэй, довольно, верни мне мое сокровище. Не надо мне твоего сна, только отдай палку.
        Но Хатикоробэй летел все дальше и дальше. Что мог поделать бедный тэнгу?
        Долго бы еще носился в воздухе Хатикоробэй, но есть захотелось. Надо было спускаться вниз. Сказал он: «Одзуйдзуйнодзуй, одзуйдзуйнодзуй», - взмахнул палкой и очутился на земле в городе Нумата.
        Смотрит Хатикоробэй по сторонам, где бы ему поесть. А неподалеку стоит дом, на нем треугольная вывеска с надписью: «Харчевня „Три угла“».
        «Вот тебе на, странная вывеска! Что бы это значило? - думает Хатикоробэй. - Зерна гречихи - треугольные: может, здесь гречневой лапшой кормят?»
        Постучал он в дверь.
        - Эй, кто тут хозяева! Нельзя ли поесть у вас гречневой лапши?
        На стук вышел хозяин с заячьей губой.
        - Пожалуйте в дом, вот сюда, вверх по лестнице.
        Поднялся Хатикоробэй в верхнее жилье и очутился в треугольной комнате.
        Спрашивают его:
        - Не угодно ли сначала в бане помыться?
        Пошел он в баню. Стоит там треугольный чан, а Заячья Губа огонь под ним разводит. Выкупался Хатикоробэй.
        Ну, теперь несите мне лапши, да побольше! Поставили перед ним столик. Глядит Хатикоробэй: истоликто диковинный - с тремя углами.
        - Э, видно, у них тут все на три угла.
        Начал Хатикоробэй уплетать за обе щеки лапшу. Вдруг откуда ни возьмись запрыгала по столу треугольная лягушка: шлеп, шлеп, шлеп. Только кончил он есть, как Заячья Губа подал счет. А денег у Хатикоробэя, как на грех, ни гроша.
        - Не стоит эта лапша денег, по ней лягушка прыгала. Не буду платить.
        - Вот еще, выдумал! На дармовщину поесть захотел. Давай деньги!
        Заспорил Заячья Губа с Хатикоробэем и схватился с ним врукопашную.
        Получил Хатикоробэй тумака и скатился с лестницы. Как ударился лбом о треугольный столб! Вскочила у него на лбу треугольная шишка. От боли Хатикоробэй охнул и открыл глаза… Какое счастье! Все было только сном!
        А приятель спрашивает:
        Так что же приснилось тебе в новогоднюю ночь?
        Старик, который любил загадки
        Жил некогда в одной деревне старик. Больше всего на свете любил он загадки отгадывать.
        Вот как-то раз под вечер идет мимо его дома запоздалый путник. Ног под собой не чует от усталости, проголодался. Увидел он хибарку старика и думает: «Попрошусь-ка переночевать, может, пустят». Постучался в дверь:
        - Эй, кто тут хозяева! Отоприте, пожалуйста!
        Высунулся из дверей старик:
        - Что тебе надо?
        - Я - дорожный человек, устал, а на дворе ночь. Пусти переночевать.
        - Пожалуй, пущу, но с уговором: загадай мне раньше загадку.
        - Загадку, говоришь?
        - Вот-вот, загадку, да почудней. А если не умеешь, лучше и не просись ко мне в дом. Ни за что не пущу, - усмехнулся старик.
        Не знал путник ни одной загадки. Но что было делать! В глазах у него было темно от голода, ноги, словно палки, не гнулись.
        - Загадаю, дедушка, непременно загадаю, только пусти меня к себе. Уж очень я утомился! - говорил спутник, присев на порог и растирая усталые ноги. Старику стало жаль его.
        - Ну, пожалуй, заходи, что ли!
        Ввел он путника в комнату для гостей и спрашивает, посмеиваясь:
        - Ну что, придумал уже загадку?
        - Нет еще, с голоду ничего что-то в голову нейдет. Память отшибло!
        - Эй, жена, готовь гостю ужин, - крикнул старик, повернувшись в сторону кухни. Жена принесла столик и поставила на него полные чашки.
        - Подкрепись-ка с дороги, кушай, - приглашает старик.
        Набросился голодный путник на еду и быстро все чашки опустошил. А старик на него наседает:
        - Ну как? Ну что? Пришла в голову хорошая загадка?
        Гостю податься некуда. Опустил он глаза от смущения и вдруг видит: порвалась на нем одежонка в дороге, голое тело сквозит!
        Вздохнул он:
        - Не худо положить бы заплату на эту дыру. Как ты сказал? - обрадовался старик. - Положить заплату. Ага, догадался! Нет уж, за плату гостей я не принимаю, хватит и того, что они мне загадки загадывают. Эта была хороша, но придумай лучше.
        Мнется путник.
        - Прозяб я, - говорит, - как бы на меня хворость какая не напала…
        - Хворость, говоришь? А, догадался! А ну-ка, жена, подложи хворосту, в очаг, пускай наш гость погреется хорошенько.
        - Вот спасибо, - сказал гость, придвигаясь к очагу. - Прохватило меня до костей холодным ветром, словно чайку на морских волнах.
        - Чайку на морских волнах? Понимаю, понимаю. Подай, хозяйка, чайку. О, да ты, как я вижу, на загадки мастак.
        «Ну, на этот раз пронесло!» - думает путник.
        Уложили путника спать. Проснулся он на другое утро еще до свету. Как подумал, что опять к нему хозяин с загадками пристанет, так весь и затрясся от страха. «Надо, думает, уносить отсюда ноги, пока хозяин не проснулся».
        Выбрался потихоньку за дверь и побежал. На беду, старик вставал всегда затемно.
        - Эй, эй, путник! - кричит он ему вдогонку. - Куда ты? Загадай мне еще одну загадку.
        Споткнулся путник от неожиданности. Уронил покупку, которую домой нес: клещи. Зазвенели тяжелые клещи о камень. Подобрал их путник и помчался дальше, не оглядываясь.
        - Это зачем же он мне клещи показал? - задумался старик. - К чему бы это? Ах, понял, понял! Верно, он хотел мне сказать: «Что ты, старый дурак, ко мне, как клещ, с утра прицепился со своими загадками!»
        Устыдился старик и с той поры перестал от своих гостей требовать, чтобы они ему загадки загадывали.
        Самурай неожиданно для себя
        В старину, в далекую старину, жил один крестьянин по имени Хатибэй.
        Как-то раз пошел он в горы собирать хворост и вдруг увидел: лежит на земле самурай, из глубоких рай кровь так и льется. Пожалел его Хатибэй, взвалил па спину, принес домой и начал за ним ухаживать. Но все было напрасно.
        Почувствовал самурай близкую смерть и сказал Хатибэю:
        - Возьми себе мою одежду, возьми и этот меч. Верно он мне служил, пусть теперь тебе послужит.
        Так Хатибэй нежданно-негаданно стал самураем. Нарядился он, вооружился и отправился в путь.
        В первом же городе вызвал Хатибэя на поединок какой-то забияка-самурай. Замерло у Хатибэя сердце от страха. Рад бы убежать, да совестно. Кругом любопытные толпятся… Впервые отроду обнажил он меч дрожащей рукой и начал рубить вслепую, как попало, и направо, и палево.
        Р-раз! Слетела голова у какого-то зеваки. Толпа врассыпную! Перепугался и противник Хатибэя, скрылся с поля боя.
        Стоит Хатибэй как потерянный. Вдруг торжественно подводят к нему великолепного коня. Оказалось, что в том городе бесчинствовала шайка разбойников. Никому от них житья не было. Переодетый главарь разбойников шатался в толпе, его-то Хатибэй нечаянно и зарубил!
        Обрадованные горожане подарили Хатибэю коня. Поехал он дальше верхом. Много времени не прошло, скачет навстречу самурай в доспехах:
        - Эй ты, стой! Сразимся не на жизнь, а на смерть.
        Повернул Хатибэй копя вспять и погнал что было силы. Летит конь, как ветер, унося своего хозяина подальше от врага, а самурай мчится сзади в погоню.
        - Стой, трус! Жалкий трус! Куда ты?
        Припал к шее коня Хатибэй, дух у него от ужаса перехватило. На перевале через гору полетел он вверх тормашками и со страху схватился за пучок травы.
        Вдруг у него в руках захлопал крыльями огромный фазан! Упал Хатибэй прямо на фазанье гнездо, а ухватился не за пучок травы, а за хвост фазана.
        - Увидел это противник Хатибэя и удивился его ловкости. Соскочил с коня: Сдаюсь, побежден, - и просит Хатибэя: - Согласись поступить на службу к нашему князю. Он всюду ищет таких молодцев-ловкачей!
        Услышал князь, что Хатибэй на скаку поймал фазана за хвост, и принял его в число своих воинов.
        Вдруг прошел слух, что появился в лесах страшный оборотень и на людей нападает. Целый край стонал от его проделок.
        Князь тотчас же призвал к себе Хатибэя и велел уничтожить чудовище.
        Хатибэй попробовал было отказаться:
        - Не хочу я марать свои руки зря… Лучше подожду, пока сыщется для меня настоящий противник, а пока пошлите какого-нибудь молодого воина, пусть отличится.
        Но и другие воины тоже отказались, никто не захотел сражаться с оборотнем.
        «Приходится, видно, прощаться с этим светом», - подумал Хатибэй. Взял он с собой мешочек со своим любимым кушаньем: мукой из поджаренных рисовых зерен и отправился в лес, оборотня искать.
        День прошел благополучно. Настали сумерки. Сел Хатибэй на поляне ужинать. Вдруг выскакивает из глубины леса прямо на Хатибэя невиданное страшилище: на голове рога в добрый локоть длиной. Свет затмился в глазах у Хатибэя, упал он на землю без памяти. А оборотень увидел мешок с едой и давай горстями муку в глотку себе запихивать.
        Очнулся Хатибэй и слышит, что оборотень стонет и от боли по земле катается. От жадности да с непривычки подавился он мукой!
        Выхватил Хатибэй меч, хватил им оборотня со всей силы и зарубил насмерть.
        Щедро наградил его князь и поставил начальником над своей воинской дружиной. Теперь уж Хатибэю незачем было самому за меч браться. Надо, так пошлют кого-нибудь другого. И все славили его небывалое воинское искусство.
        Желаю счастья, желаю счастья!
        Проказы Хикоити

        1.Как Хикоити продал князю живой зонт
        В старину, в далекую старину, жил один веселый шутник по имени Хикоити.
        Однажды Хикоити открыл в городе Яссиро лавку зонтов. На верхнем этаже он повесил пестрый большой зонт и всех уверял, что он живой. Чуть дождик закапает, зонт сразу раскроется, а минует непогода, сам закроется.
        Кто ни пройдет мимо лавки Хикоити, каждый поднимет голову и посмотрит на живой зонт. Толкуют между собой прохожие:
        - Да-а, диковинная штука! Вчера дождь еще только собирался, а этот зонт, смотрю, уже раскрылся.
        - А сегодня, гляди-ка, сам закрылся. Погода ведь стоит хорошая.
        Наконец дошел слух о живом зонте Хикоити до ушей самого князя. Удивился князь:
        - Живой зонт? Забавно! - и приказал своим молодым слугам: - Ступайте, проверьте, правда ли это.
        Пошли слуги в город Яссиро и стали будто ненароком расспрашивать про живой зонт. Все горожане твердили, как один:
        - Точно, есть у Хикоити живой зонт, живее и быть нельзя. Сам откроется, сам и закроется. Своими глазами видели.
        Вернулись посланные к князю и доложили, что молва не лжет. Все доподлинно верно.
        Князь велел одному из слуг:
        - Поди купи живой зонт. Я хочу иметь эту диковинку у себя.
        Пошел слуга в лавку Хикоити, передал ему слова князя. А тот сделал вид, что и слышать не хочет.
        - Этот зонт - священный талисман. Хранится он в моей семье как бесценное сокровище. Люди сотнями приходили ко мне, умоляли продать, - я и слышать не хотел! Не могу я уступить его никому, даже самому князю.
        А люди уж так созданы: им только того и хочется, чего не дают. Снова послал князь слугу к Хикоити с просьбой:
        - Назначь сам любую цену, только продай мне зонт.
        Этого Хикоити и добивался.
        - Ах, не расстался бы я ни за какие деньги с таким сокровищем. Нет ведь на свете ему подобного. Но воля князя для меня закон. Так и быть! Берите! - и назначил огромную цену.
        Принес слуга чудесный зонт. Все в замке - и первым сам князь - ахают, глядя на него:
        - Подумайте только, живой зонт! В погоде разбирается, ненастье чует. Ах, скорее бы дождь пошел!
        Наконец полил с неба долгожданный дождь.
        Все люди в замке высыпали на двор поглядеть на чудо: исам князь, и его советники, и знатные дамы, и воины. Всем хочется посмотреть, как зонт по своей воле раскроется.
        Вынесли зонт во двор. Дождь льет все сильнее и сильнее, а он и не думает раскрываться. Долго ожидал князь и наконец разгневался. Стал он бранить своих слуг.
        - Что вы мне наплели! Разве он живой! Дурачье!
        А они в испуге клянутся, что все в городе видели живой зонт у Хикоити. Был в его лавке такой, точно был.
        - Позвать сюда Хикоити!
        А тот, получив денежки, жил в эти дни в свое удовольствие, вино попивал да над князем посмеивался.
        Ловко он все подстроил: только завидит тучи на небе, сейчас прокрадется в верхнее жилье и незаметно раскроет зонт. Станет на небе ясно, Хикоити потихоньку закроет его. Вот и все чудо!
        Только Хикоити увидел княжеского слугу, тотчас понял: зовут его на суд и расправу! Но понадеялся на свою смекалку.
        Увидел князь Хикоити и гневно закричал:
        - А, обманщик! Ты уверял, что твой зонтик живой, и заломил за него несусветную цену. Все твои плутни! Смотри сам: дождь на дворе потоками льет, а зонт и не подумал раскрыться. И пальцем не пошевелил!
        Хикоити сделал вид, что призадумался:
        - Отчего бы это, сам удивляюсь. Такого еще с ним ни разу не случалось! Сколько раз я наказывал твоим слугам беречь этот зонт, ведь он - священный талисман, бесценное сокровище! А ну-ка, покажите мне его!
        Взял он зонт из рук слуги и начал со всех сторон разглядывать. Вдруг как закричит:
        - О, несчастье! Умер голодной смертью. Уморили! А был он такой крепкий и резвый. Видно, здесь, в замке, ни разу не дали ему поесть. Ведь каждую живую тварь надо кормить, об этом вы не подумали! Я - бедняк И то каждый день угощал его рыбкой и отменным вином. А здесь, в замке, никто о нем не позаботился! Ах, бедняга, сколько он мучений принял. Потерял я старого друга…
        И Хикоити зарыдал навзрыд.
        Ничего не сказали люди в замке, только переглянулись.
        2.Как Хикоити стал невидимкой
        Как-то раз услышал Хикоити, что у лесного тэнгу есть два бесценных сокровища: шляпа-невидимка и плащ-невидимка. Задумал он добыть их во что бы то ни стало.
        Взял Хикоити с собой старое сито и отправился в горы. Увидел его тэнгу с высокой сосны и спустился на землю.
        А Хикоити будто его не замечает. Посмотрел он вдаль сквозь сито и закричал:
        - Ай-ай, в селенье возле замка Мацуяма большой пожар! Ух, как занялось! Смотри ты, как полыхает!
        Подошел к нему тэнгу и спрашивает:
        - Разве с этой горы можно увидеть деревню у подножья замка?
        - Да что ты! - воскликнул Хикоити. - Она как на ладони. Сквозь это сито можно увидеть любой кустик за тысячу ри отсюда.
        - Неужели правда? - говорит тэнгу. - Ну, тогда давай меняться. Ты мне дашь свое чудесное сито, а я тебе шляпу-невидимку и плащ-невидимку.
        Поломался Хикоити для вида и согласился. Надел он на себя шляпу-невидимку и плащ-невидимку - и сразу пропал из глаз. А тэнгу давай глядеть вдаль сквозь сито. Уж он вертел его и так и этак, мигал, таращился, да нет! Не только что вдали, и вблизи то ничего не увидел. Понял тэнгу, что его провели, да поздно! Разве поймаешь невидимку!
        А Хикоити спустился с горы и пошел в соседнее село на базар. Там толклось множество народу. Хикоити хватил одного парня за нос. Тот завопил:
        - Ай, кто меня за нос дернул?
        Тогда Хикоити потянул за нос его соседа. Тут пошла между парнями перебранка, кричат они друг на друга, в драку лезут. А Хикоити шныряет в толпе: то одного за нос схватит, то другого. Скоро на базаре все передрались. Крик стоит, шум такой, что оглохнуть впору. А проказник Хикоити от смеха надрывается:
        - Вот потеха! Славную я штуку отколол.
        Посмеялся он, посмеялся и зашел в харчевню. Выбрал хороший кусок рыбы, съел и запил вином на даровщину. А; потом вернулся домой как ни в чем не бывало и спрятал шляпу-невидимку и плащ-невидимку в чулан.
        Как на грех, жена взялась прибирать дом к празднику. Стала она сметать копоть в чулане и видит, валяется в углу старый плащ из соломы да потрепанная шляпа из тростника. Сунула она их в топку и сожгла.
        Пошел Хикоити в чулан: нет ни плаща, ни шляпы! «Э, не иначе как жена их спалила», - догадался он и побежал скорей собирать пепел в топке.
        Вымазался Хикоити этим пеплом с головы до ног и снова стал невидимкой. Пошел он в харчевню, ухватил самую большую бутыль с вином и давай потягивать прямо из горлышка. Смыло вино пепел на губах, и вдруг показался рот, растянутый в улыбке, а человека не видно.
        Тут в харчевне поднялся переполох. Все кричат:
        - Смотрите, смотрите, здесь оборотень. Только рот у него и виден! Ловите его! - И бросились все на Хикоити. Пустился он бежать со всех ног. От быстрого бега пронял его пот, и вот - пупок показался.
        Люди кричат:
        - Теперь появился пупок-оборотень. Хватайте его, держите, бейте!
        Слышит Хикоити, что толпа гонится за ним по пятам. Все быстрее бежит он, потом обливается. Сначала показались у него ноги, потом руки, потом спина… Тут добежал он до реки и нырнул с головой.
        А когда вынырнул, то люди так и ахнули:
        Да ведь это наш Хикоити! Его проделки!
        3.Как Хикоити удил каппу
        Однажды Хикоити сидел на земляной плотине и удил рыбу в реке Тамама. А в это время проходил мимо князь. Окликнул он Хикоити:
        - Эй, рыбак, что ты удишь?
        Оглянулся Хикоити… Эге, да никак, сам князь перед ним!
        - Я-то думаю, кто это, ап, выходит, ваша милость!
        - Ну да, я, собственной персоной.
        Чуть было тут Хикоити не сказал, что рыбу удит, да вовремя спохватился.
        Говорит он князю:
        - Хочу вот каппу в реке поймать. С самого рассвета сижу с удочкой. Не клюет!
        - Что? Каппу, говоришь? А ну, дай мне поудить, - раззадорился князь.
        Думал Хикоити только позабавиться, а дело-то вышло нешуточное. До сих пор никому ведь не удавалось поймать каппу на крючок. Но как сказать это князю?
        - Да ведь не клюет. Нет у меня хорошей прим, анки. Каппу надо ловить на китовое мясо, - начал отговариваться Хикоити, а сам думает: «Китовое мясо легко не достанешь. Откажется князь от своей затеи».
        А князь вдруг говорит:
        - Ну, за этим дело не станет. Китового мяса у меня в замке вдоволь. Ты скажи, сколько тебе нужно.
        - Два каммэ[63 - Каммэ - старинная мера веса, равна 3,75 килограмма.], - с отчаяния сказал Хикоити первое, что в голову пришло. - Принесите мне под вечер два каммэ китового мяса. В темноте-то каппа лучше на удочку идет.
        - Хорошо, нынче же принесу.
        На этом они и расстались.
        Вечером принес князь два каммэ китового мяса. А Хикоити уже перестал унывать. Сели они с князем на плотине. Кругом темно-темно.
        Сделал Хикоити вид, будто хочет наживить приманку па крючок, и говорит князю:
        - Нужен кусок мяса весом в пятьдесят моммэ[64 - Моммэ - старинная мера веса, около 4 граммов.].
        Получил он его от князя и спрятал в полую трубку бамбука, а сам забросил удочку с пустым крючком в реку. Вот сидят они с князем рядышком, и оба молчат. Время идет, а удочка и не дрогнет. Надоело князю ждать. Спросил он:
        - Ну что, Хикоити, клюет?
        А Хикоити в ответ:
        - Какая досада! Нужно же было вам так громко заговорить. Спугнули каппу! Совсем было клюнул! Только я собирался подсечь! И приманку он унес, вот незадача.
        Показал он князю пустой крючок. Снова князь дал кусок китового мяса для наживки. Спрятал его Хикоити в трубку бамбука и опять закинул удочку. Посидели они, посидели молча, и снова князь не вытерпел:
        - Ну что, Хикоити, клюет?
        - Ах ты беда, спугнули! Ну разве можно так громко? - упрекает Хикоити князя. - Тут не то что каппа, ни одна рыба близко не подплывет.
        Опять дал князь мяса для наживки, и снова Хикоити забросил удочку без приманки. Сидят молча. Крепился князь, крепился, и вдруг прорвало его:
        - Ну что, Хикоити, клюет?
        - Ой, беда, опять спугнули!
        Выманил Хикоити у князя все китовое мясо кусок за куском и говорит:
        - Не поймать мне ни одного каппы, если ваша милость будет так громко кричать: «Ну, Хикоити, клюет?» Так дело у нас не двинется.
        Огорчился князь:
        - Ну, раз так, делать нечего. Иди завтра один каппу удить.
        Хикоити остался очень доволен. Значит, опять китовое мясо получит.
        - Жаль, жаль, - говорит. - Придется, видно, завтра удить одному.
        Следующий вечер был ясным и лунным. Пришел Хикоити на берег реки Тамама с удочкой. Хотел он рыбы наловить, а о каппе и не думает.
        Вдруг удочку так и рвануло из его рук.
        Показался из воды каппа и говорит:
        - Хикоити, давай поборемся! Узнаем, кто сильнее.
        Обомлел от удивления Хикоити. Вот уж не думал, не гадал!
        Однако согласился.
        Стали они с каппой бороться. Ударил Хикоити каппу по уху. А у каппы на самой маковке есть ямка, в ней вода хранится. Выплеснулась вода от удара. Сразу потерял каппа всю свою силу.
        Связал его веревкой Хикоити и вдруг видит: другой каппа из реки выплывает. И с тем было то же. Поймал Хикоити пятерых и наутро привел их в замок.
        - Уж простите меня, - говорит он князю. - Плохо вчера клевало, да и то попалась одна мелкота… Если б не кричали вы тогда: «Ну, Хикоити, клюет?» - я бы не столько наловил. А то теперь каппа пошел пуганый.
        Похвалил его князь:
        - Ты, Хикоити, я вижу, удить мастер. Никто в целом свете с тобой не сравнится.
        И верно, выудил Хикоити у князя немало золотых.
        4.Как Хикоити с лисицей состязался
        Возле города Яссиро есть Драконова гора. В прежние времена жила на ней лисица о-Сан, знаменитая своим уменьем принимать любой образ.
        Однажды Хикоити повстречался с этой лисицей на обочине дороги. А они с ней были давние знакомцы. Пошли возгласы: «А, это ты!»; «О, вот так встреча!»
        Говорит лисице Хикоити:
        - Давай с тобой состязаться, кто из нас лучше умеет показывать чудеса. Ты, говорят, мастерица показывать, да и я от тебя не отстану.
        - Я и не знала, что ты тоже смыслишь в этом деле, - удивилась о-Сан. - Ну, коли так, покажи свое уменье.
        - Хорошо, я начну первым. Пойди завтра на Ивовую насыпь, взберись там на высокую сосну и гляди хорошенько. Увидишь княжеское шествие, а это буду я. Я один стану и князем, и всей егосвитой. Где тебе со мной тягаться!
        Простился Хикоити с лисицей и пошел восвояси.
        На другой день забралась лисица на сосну.
        Всматривается она вдаль, вытянув шею, а сама думает: «Ничего Хикоити не понимает в искусстве превращений, а то не затеял бы невозможное. Вот-то посмеюсь я над ним!»
        Вдруг вдали засверкали копья. Сначала появились босоногие вестники. Потом прошли мимо в суровом молчании простые воины в соломенных сандалиях. Наконец показался великолепный паланкин князя. Впереди паланкина и позади него шли самураи в парадных одеяниях с двумя мечами, большим и малым.
        Сначала лисица глазам своим не поверила. Потом пришла в неописуемый восторг.
        - О-о, Хикоити, молодец! Ну и ловкач! Вот здорово! - закричала она с верхушки сосны.
        Шествие вдруг остановилось. Все в испуге подняли головы. И что же увидели? Сидит на ветке сосны лисица, лапы кверху подняла, - неизвестно чему радуется!
        - Дерзкая смутьянка! - Самураи с гневными криками окружили сосну. Замерла лисица от страха, прижалась к дереву.
        А внизу ее бранят:
        - Наглая тварь! Подлое отродье! Скверная лисица! Помешала шествию князя. Вот мы тебя проучим!
        Сбили самураи лисицу наземь концом копья и стали ее колотить: самураи-то были настоящие! Просто-напросто Хикоити знал заранее, когда князь той дорогой поедет. Убежала лисица домой вся избитая. А Хикоити притаился поблизости и все видел. И смешно-то ему стало, и жалко бедняжку. Не думал он, что ей так крепко достанется.
        Решил Хикоити навестить больную и понес ей сладкий пирожок.
        Пришел он к лисьей норе и спрашивает у входа:
        - Лисица о-Сан здесь живет?
        Выглянул из норы лисенок.
        - Матушка лежит в постели.
        - А как ее здоровье?
        - Худо ей, стонет она, видно, крепко поранили, - с тревогой отвечает лисенок.
        - Вот как! Жаль, очень жаль. На, отнеси матушке этот пирожок, - сказал Хикоити и подал лисенку пирожок.
        Лисенок взял его и, очень довольный, отнес своей матери:
        - Хикоити-сан зашел тебя проведать и принес тебе сладкий пирожок.
        Увидела пирожок больная лисица и затряслась всем телом:
        - Скорее выбрось эту дрянь, скорее! Хикоити первый на свете мастер отводить глаза. Это опять его чары! Не пирожок это, а, наверно, катышек навоза.
        Так и не поверила.
        Девушка с чашей на голове
        В старину, не слишком от нас отдаленную, жил в уезде Катано провинции Кавати некий человек по имени Санэтака, носивший звание Биттю-но ками, правителя округа Биттю, и владел он несметными богатствами. Было у него всего вдоволь, ни в чем не терпел он недостатка.
        Человек он был возвышенных мыслей: любил музыку и поэзию. Когда расцветали вишни, то под сенью их ветвей грустил он о том, что скоро осыплется непрочный вишневый цвет, слагал стихи и любовался спокойным весенним небом. Супруга его любила читать сборники стихов - Кокинсю, Манъёсю[65 - Знаменитые поэтические антологии древности.], повесть «Исэ-моногатари»[66 - Повесть X века.] и романы того времени. Глядя на полную луну, вздыхала она, что рассвет прогонит ночь. Ничто не омрачало их сердец. Жили они в полном согласии, неразлучные, как пара мандаринских уток.
        Одного только не хватало супругам для полного счастья: не было у них детей. День и ночь печалились они об этом, и вот наконец посетила их нежданная радость: родилась у них дочка. Не выразить словами, как обрадовались отец и мать. Безмерно берегли они ее и лелеяли. Утром и вечером молились богине Каннон, совершали паломничество в Хасэ, моля о благополучии и счастье своей дочери.
        Так безмятежно текли месяцы и годы. Но когда исполнилось химэгими[67 - Химэгими - титул знатной девушки или молодой женщины в старой Японии.] тринадцать лет, матушку ее посетила вдруг тяжелая болезнь. Чувствуя, что не сегодня-завтра покинет этот мир, призвала она к себе свою дочь и, поглаживая ее волосы, блестящие, нежные, как листья весною, вздохнула:
        - Увы, жестокая судьба! Не дождалась я, чтоб исполнилось тебе лет семнадцать-восемнадцать, не успела выдать тебя замуж… Тогда бы умерла я со спокойным сердцем… Да не сбылось это, оставляю я тебя, малолетнюю… - И при этих словах полились у нее слезы.
        Химэгими тоже заплакала вместе с матерью.
        Тогда мать глубоко-глубоко вздохнула, достала стоявший неподалеку ларчик и поставила его на голову дочери. Потом воткнула в волосы дочери гребень, наверно, самый тяжелый на свете, а сверху надела чашу-хати[68 - Хати (санскр. патра) - широкая чаша из камня, дерева или металла с плоским дном; вданном случае - деревянная. Буддийские монахи собирают в нее подаяния.], такую большую, что она закрыла голову девочки до самых плеч, и затем произнесла такие стихи:
        Я - слабая былинка,
        Но верю в помощь дивную твою,
        Богиня Каннон!
        Все совершила я в мой смертный час,
        Что некогда ты повелела мне.
        И с этими словами отошла в иной мир.
        Отец, пораженный горем, стал плакать и сетовать:
        - О, зачем покинула ты нашу юную дочь, зачем скрылась от нас неизвестно куда!
        Но что делать! Как ни грустна была последняя разлука, а пришлось предать умершую огню на погребальном костре. Там обратился в дым ее прекрасный образ, безжалостный ветер развеял лик, сиявший, подобно полной луне.
        Отец подошел к химэгими и попробовал было снять у нее с головы чашу, но не смог. Чаша словно приросла.
        - О, несчастье! Лишилась ты своей матери, так нет же! Злой судьбе этого показалось мало, наградила она тебя неслыханным уродством. Какое горе! - печалился он.
        Но еще того больше грустила осиротевшая дочь. Все время молилась она о душе матери. Образ ее всегда стоял перед глазами химэгими.
        Когда весною опустеют ветки сливы, растущей у застрехи дома, когда облетают вишни и остается на них лишь негустая листва, грустно становится на сердце. Но дождись новой весны, и цветы раскроются снова.
        Луна зайдет за гребни гор, ночной мрак поглотит ее, но на следующий вечер она появится вновь. Увы, милые образы ушедших от нас людей не являются нам с полной ясностью даже в сновидениях. И нет того дня, и нет того, вечера; инет того перекрестка дорог, на котором кто-нибудь хоть однажды повстречал наяву тех, кто ушел безвозвратно в иной мир. Кружатся мысли в голове, как колесо, вертящееся вхолостую, но нет сил остановить колесо судьбы.
        Через некоторое время собрались вместе родные и близкие отца химэгими и стали толковать, что не годится мужчине до конца своих дней оставаться одиноким:
        - Что пользы без конца печалиться, подстелив в изголовье влажный от слез рукав! Как бы ни была дорога сердцу та, что покинула наш мир, но пора унять свою скорбь.
        Санэтака ответил им, что, конечно, супруги ему уже не вернуть, а печаль вдовца слишком тяжела, и нет пользы в вечных жалобах, и что, словом, он последует их благому совету. Все, как один, очень обрадовались, стали искать ему подходящую невесту, и вскоре он вновь женился.
        Так изменив наш мир, а сердце человеческое непрочно, как вишневый цвет. Когда минула осень и облетели с веток алые листья клена, во всем доме лишь одна химэгими еще печалилась об умершей.
        А новая жена воскликнула при виде девушки:
        - Бывают же на свете такие отвратительные уроды!
        И с тех пор возненавидела свою падчерицу страшной ненавистью. А когда родилась у нее маленькая дочь, уж тогда мачеха не захотела ни видеть Хатикадзуки[69 - Хатикадзуки - буквально: «Носящая на голове чашу», презрительная кличка, вроде Золушки или Ослиной шкуры.], ни слышать о ней.
        Новая жена вечно взводила на свою падчерицу напраслину по каждому пустяку и все время чернила ее в глазах отца.
        Что оставалось делать Хатикадзуки? Уйдет она на могилу своей матери и сетует, обливаясь горькими слезами:
        - В нашем мире и без того полно печалей, разлучена я со своей матушкой, слезы мои льются рекою, но, увы! - зачем не могу я потонуть в пучине слез. Жизнь стала мне в тягость. Всем я противна, таким небывалым, неслыханным уродством наградила меня судьба. Мачеха меня возненавидела. Когда потеряла я родную мать, то думала, что, если уйду вслед за нею, отец мой будет обо мне печалиться, и жалела его. Но теперь родилась у него другая дочь, и он скоро обо мне и думать забудет. Раз мачеха меня невзлюбила, то и отец - моя последняя опора в жизни - не слишком обо мне будет печалиться. Пусть возродимся мы в едином лотосе[70 - Слова буддистской молитвы.], там успокоится мое сердце, - так сетовала девушка, ручьем проливая слезы, но не было ни одного человека на свете, который отнесся бы с сочувствием к ее печали.
        Мачеха, прослышав обо всем, стала говорить:
        - Эта Хатикадзуки ходит на могилу своей матери, чтобы проклинать своего отца и меня с моим ребенком. Страшное дело!
        Вот какое жестокое обвинение возвела мачеха на свою беззащитную падчерицу.
        Увы, мужское сердце изменчиво. Отец поверил своей новой жене и, призвав к себе дочь, сказал ей:
        - У тебя низкое сердце! Все жалели тебя за твое убожество, а ты проклинаешь ни в чем не повинных людей, и кого же! Свою вторую мать и маленькую сестрицу. Это чудовищно! Зачем мне терпеть в своем доме злого урода! Выгоните негодницу из дому, пусть идет куда хочет.
        Услышав эти слова, мачеха отвернулась в сторону, чтобы скрыть злорадный смех.
        О, жалость! Злая мачеха сорвала с Хатикадзуки ее наряд, надела на девушку одно тонкое холщовое платье, а потом вывела ее на перекресток дорог посреди поля, да там и оставила.
        «Как жесток наш мир!» - печалилась бедняжка, не зная, куда ей теперь идти. И чудилось ей, будто блуждает она ночью в глубоком мраке. Что могла она? Только лить слезы…
        Спустя немного времени она сказала:
        На перекрестке дорог,
        В далеком неведомом поле
        Я одиноко стою.
        Где мне приюта искать?
        Кто мне поможет, несчастной?
        И с этими словами она пошла куда глаза глядят, не выбирая дороги, пока наконец не достигла берега широкой реки.
        «Чем блуждать без пути и цели, - подумала Хатикадзуки, - лучше мне броситься в воду, тогда я соединюсь с моей дорогой матушкой». Но поглядела она в быстрые воды реки, и ее юное сердце содрогнулось.
        «Как сильно волны бьются о берег! - подумала девушка. - Как белая река кипит на перекатах! Куда ни глянешь - вода так страшна. Что же мне делать?»
        Однако, вспомнив о своей матушке, вдруг решилась она уйти из мира, но, прежде чем броситься в бурные воды, сложила такие стихи:
        Над пучиной реки
        Ветка свесилась ивы,
        Словно тонкая нить…
        Пусть, как тонкая нить,
        Жизнь моя оборвется…
        Кинулась она в реку, но деревянная чаша не позволила ей погрузиться в воду с головой. Поплыла девушка по течению.
        Рыбаки на лодке заметили ее: - Смотрите, плывет большая чаша! Ловите ее!
        Схватились они за чашу, потянули, вытащили ее из воды, смотрят - да это человек с чашей вместо головы! Рыбаки испугались:
        - Ой, что это! Что за диво такое? - и в страхе бросили девушку на берегу. Через некоторое время она очнулась, встала с земли и воскликнула:
        О, лучше бы волны реки
        Навеки меня поглотили,
        Как с ветки упавший плод!
        Зачем я выплыла вновь
        Из темной речной пучины?
        Оглянулась - кругом все пусто, ни живой души, а куда идти, неизвестно. Наконец поневоле побрела она куда ноги несут и вышла к людскому селению.
        Крестьяне, увидев ее, зашумели:
        - Что это за урод такой? Вместо головы - деревянная чаша, а руки-ноги человечьи. Видно, старая чаша стала оборотнем.
        Иные в страхе показывали на нее пальцем, другие потешались, а нашлись и такие, которые говорили:
        - Ну и пускай оборотень! Зато поглядите, какие у него руки и ноги красивые.
        А надо сказать, что теми местами ведал правитель по имени Ямакагэ-но самми-тюдзё[71 - Ямакагэ - фамилия; самми-тюдзё - звание: военачальник императорской гвардии третьего ранга. В старинной Японии было в обычае называть человека по его титулу.]. Как раз в это время прогуливался он по веранде своего дома. Залюбовавшись цветущими деревьями, правитель остановился в задумчивости.
        «Что прекраснее весеннего вечера! Показать бы сейчас своей любимой, как горят огни в далеких селениях, где жгут чернобыльник, чтобы отогнать москитов, как стелются прозрачные дымки по самому краю неба!..»
        Вдруг видит он: на дороге показалась девушка с чашей на голове.
        - Эй, позовите-ка ее сюда! - приказал правитель.
        Слуги бегом отправились выполнять приказ господина и привели к нему Хатикадзуки.
        - Откуда ты родом и кто такая? - спросил правитель.
        - Родилась я в Катано, - ответила Хатикадзуки. - Рано лишилась матери я и печалюсь о ней безмерно. Постигло меня и другое горе. По воле судьбы стала я неслыханным уродом, всем на свете я противна. Дошла я без пути и цели до берега Нанива, а отсюда пойду куда ноги меня несут, сама не знаю куда.
        Стало правителю жаль девушку, и приказал он снять с ее головы чашу. Но не тут-то было! Крепко чаша приросла к голове. Как ни бились слуги, не могли и на волос ее сдвинуть. Глядели на это люди и посмеивались:
        - Откуда только взялось такое страшилище!
        - Куда же ты направишь теперь свой путь, Хатикадзуки? - спросил девушку господин тюдзё.
        - Некуда мне идти, - ответила она, - потеряла я свою добрую мать, стала пугалом для людей, все боятся и взглянуть на меня, все гнушаются мной. А пожалеть меня некому.
        - Ну что же, я думаю, что занятно иметь у себя в доме такое удивительное существо, - сказал господин тюдзё и решил оставить девушку у себя в услужении.
        - В чем твое мастерство? Чему ты обучена? - спросил он ее.
        - Никакому полезному мастерству я не обучена. Вот только, пока матушка была жива и заботилась обо мне, научилась я играть на разных цитрах да на маленькой флейте, выучила наизусть стихи из Кокинсю, Манъёсю и Исэ-моногатари, все восемь свитков Сутры лотоса и многие другие молитвы. А больше я ничего не знаю.
        - Ну, если ты ничего другого не умеешь, то будешь истопницей при бане.
        Непривычная это работа была для девушки, но против судьбы не пойдешь! Пришлось ей топить печь и греть воду. Весь день с самого утра люди в доме издевались над нею, не давали ей проходу злыми шутками. Ни у кого не нашлось в душе хоть капли жалости. Только и слышала она:
        - Эй, Хатикадзуки! Горячую воду для господина!
        Не успеет еще окончиться третья и четвертая стража ночи[72 - Ночь от заката до восхода делилась на пять «страж», по два часа в каждой. Третья стража начиналась примерно в полночь.], еще не наступит рассвет во время пятой стражи, как ее уже будят и заставляют браться за работу. Не привык склоняться бамбук, а сгибается до самой земли под тяжестью снега. Печальная сидит Хатикадзуки перед огнем. Мысли ее горьки, как дым от валежника. Страшится девушка, что недобрая слава о ней расходится широко вокруг, словно этот горький дым!
        - Скорее нагрей воду! Подай горячей воды! - кричат на нее слуги.
        Только начнет смеркаться, как уже приказывают:
        - Подкидывай хворост! Нужна горячая вода омыть ноги господину. Эй, Хатикадзуки, живее!
        Подкладывая хворост в печь, грустно жаловалась усталая девушка на свою судьбу:
        Как трудно, как тяжело,
        Нежных рук не щадя,
        Ломать колючий валежник.,
        О, если б вечерним дымком
        Исчезнуть в далеком небе!
        «За какие грехи в прежних моих рождениях, - вздыхала Хатикадзуки, - послана мне эта злосчастная доля? Долго ли мне томиться в этом грустном мире? Печаль жжет меня, словно огонь в печи».
        Горой навалится на грудь горе, рукава так влажны, словно смочила их волна на морском побережье, слезы льются ключом, по нет ключа отпереть родные двери. Жизнь, словно росинка, повисшая на самом кончике лепестка, вот-вот исчезнет.
        Когда ж ты сметешь с небес,
        О ветер, шумящий в соснах,
        Угрюмые облака,
        И снова на ясном небе
        Сиянье луны разольется?
        Сложив такие стихи, девушка вновь торопилась нагреть воды.
        А надо сказать, что у господина тгодзё было четверо сыновей. Трое старших уже обзавелись своей семьею.
        Младший по имени Ондзоси, носивший звание сайсё[73 - Сайсё - государственный советник. Подобные звания бывали зачастую номинальными.], был очень хорош собою, приятен и мягок в обхождении, и все говорили, что напоминал он знаменитых красавцев древности: принца Гэндзи[74 - Гэндзи - герой знаменитого романа XI века.] и Аривара-но Нарихира[75 - Аривара-но Нарихира - прославленный поэт древности, красавец и любезник.].
        Юноша любил все прекрасное. Весной он проводил свои дни под сенью вишен в цвету, грустя о том, что так скоро они облетят. Летом влекли его сердце листья на дне прозрачного потока. Осенью он любовался садом, усыпанным алыми листьями клена, и всю. ночь до рассвета не сводил глаз с полной луны. Зимою печалился о мандаринских утках, глядя, как дремлют они неверным сном среди камышей на краю пруда, подернутого ледком.
        Но не было у него жены, некому было подстелить ему спой рукав в. изголовье. Одинокий, он следовал только прихотям своего сердца.
        Однажды случилось так, что госпожа и ее старшие сыновья давным-давно искупались в горячей воде, один лишь Ондзоси запоздал. Уже смеркалось, когда он прошел в баню. И вдруг услышал он нежный голос Хатикадзуки:
        - Я сейчас налью чистой воды для вашей милости.
        Когда же начала она наливать воду, удивительная красота ее рук и ног ослепила юношу. Ему казалось, что он видит чудо.
        - Послушай, Хатикадзуки, кругом ни души, стесняться некого. Помой мне спину, прошу тебя.
        Вспомнила девушка свое прошлое. Ей ли быть простой прислужницей в бане? Но как ослушаться приказа господина? Нехотя пришлось войти в баню.
        Увидев девушку, Ондзоси подумал:
        «Невелика, говорят, провинция Кавати, но женщин в ней много. Однако, сколько ни встречал я тамошних уроженок, ни одна из них не могла сравниться нежной прелестью с этой девушкой. Когда был я однажды в прекрасной нашей столице, видел я, как цветут вишневые сады возле храма Ниннадзи. Всегда там толпилось множество людей высокого звания, воинов, слуг и крестьян из соседних деревень, перед воротами храма был людный базар, но и там, среди всей этой толпы, не видел я ни одной девушки, подобной Хатикадзуки. Нет, нет, что б там ни было, а мне уж не найти в себе силы отказаться от нее».
        И он воскликнул:
        - Слушай, Хатикадзуки! Я полюбил тебя! Доверься мне. Наш союз будет так долговечен, как долго живут черепахи в заливе тысячелетних сосен. Отныне и на веки веков, Хатикадзуки, мы будем неразлучны, как соловей и слива в саду.
        Но девушка не дала ответа. Ондзоси стал говорить снова:
        - О, я ведь не река Тацута. Прочна и никогда не порвется парча моей любви. Сердце мое никогда не устанет любить тебя, если даже скажут твои уста «нет». Суровость твоя горька мне, но верю я: суровых гор камни - опора могучих сосен. Но кто знает, может быть, рука другого уже пробудила звуки в струнах забытой цитры. Если есть на свете такой счастливец, я погибну от мук неразделенной любви, но не буду роптать на тебя. Ответь же, ответь мне!
        Как молодой конь, вскормленный в открытом поле, страшится, даже повинуясь любимому господину, войти в стремнину Имосэ - «Реки Супружеского счастья», так и Хатикадзуки медлила в нерешительности. Она застыдилась, услышав слова о другом счастливце.
        - Порвались поющие струны, - наконец сказала она, - и никто не старается пробудить их к жизни. Печалюсь я в моей трудной доле о том, что безвременно умерла моя мать, а я еще живу. Обречена я жить в этом грустном мире, и даже не смогла я надеть черной монашеской рясы. Вот о чем скорблю я день и ночь.
        Услышав ее слова, сайсё подумал: «О, это прямой отказ!» - и начал уговаривать девушку нежнее прежнего:
        - Твоя правда! Твоя правда! Наша жизнь во власти многих карм и потому полна превратностей. Нет в ней ничего прочного. Забыв о том, что несчастье посылается нам в воздаяние за грехи в прежних рождениях, мы ропщем на богов и будд. Вот и ты, быть может, в прежней своей жизни сломала на краю дороги ветку молодого дерева или, кто знает, разлучила влюбленных и надломила их жизнь. За это и терпишь. Ты осиротела совсем юной. Ложе твое увлажнено рекою слез. А я вот дожил до двадцати лет, по нет у меня еще подруги жизни. Кладу свое изголовье там, где посетит меня сон, и томлюсь в печальном забытьи. Так, должно быть, случилось потому, что я был связан с тобой крепкими узами в прежнем рождении! Верно, не кончилось действие этой кармы. Вот ты и блуждала по земле, но все же пришла наконец сюда, и кончились мои поиски. Много на свете красавиц, но если нет среди них твоей суженой, то ни одна не очарует глаз. Видно, ты суждена мне, раз я так сильно полюбил тебя с первого взгляда. С самого того часа, как покинула ты родной кров, до нашей сегодняшней встречи, все совершалось по велению судьбы. Это сулит нам счастье
в будущем. Никогда, никогда не остынет наша любовь. Скорее изменится далекий остров в океане - пристанище китов, или дикое поле, где прячется тигр, или морское дно на глубине в тысячу хиро[76 - Хиро - мера глубины и длины, равна 1,82 метра.], скорее исчезнут пять путей вселенной, но которым вечно блуждает все сущее, шесть миров, четыре рождения… Скорее рухнут скалистые утесы над рекой Имосэ!.. Пусть будем мы неразлучны до самого берега Нирваны! - Такой крепкой клятвой поклялся юноша.
        Хатикадзуки замерла в нерешимости, словно лодка, что не может сдвинуться с места в бурном потоке, как ни налегают гребцы на весла. Но такая сила любви жила в словах юноши, что невольно ее сердце начало склоняться к нему.
        «Ах, - думала она, - что будет со мною, если склонюсь я нынче ночью, словно бамбук под ветром? Пусть он даст мне столько клятвенных обетов, сколько узлов в стебле бамбука, но, как знать, будет ли прочен узел нашего союза? Не лучше ли мне уйти отсюда куда глаза глядят, пока никто не прочитал тайны, скрытой в глубинах моего сердца?» - И Хатикадзуки залилась слезами.
        Сайсё стало жаль ее.
        - О, зачем, Хатикадзуки, ты так печалишься? Когда мы свыкнемся друг с другом, я все равно не позволю себе и тени небрежения к тебе. Жди меня, когда смеркнется, я приду.
        Даже днем Ондзоси несколько раз навестил Хатикадзуки. Он принес в ее хижину изголовье из дерева, прочного, как союз верных сердец, и свою любимую флейту.
        - Успокойся и не лей ты слез, - сказал он, - пусть звуки флейты утешат тебя!
        Девушка не знала, что ей делать, так сильно она застыдилась.
        «Сердце человека меняется иногда несколько раз в течение одной только ночи, словно глубины реки Асука. Ах, - была бы я такой, как другие люди! - думала она. - Тогда я могла бы любить, не требуя верности. Зачем я живу на свете? Как стыдно мне, что этот прекрасный юноша бросил на меня свой взгляд!» - Так плакала девушка, томясь стыдом и печалью.
        Поглядев на нее, Ондзоси подумал в изумлении: «С чем сравню я тебя, Хатикадзуки? С нежным ароматом цветов горного персика или дикой сливы? С полной луной, появившейся в разрыве облаков? Ты словно тонкие нити ивы, когда ранней весной волнует их ветер, словно гвоздика в саду, бессильно склонившаяся под тяжестью росы. В смущенье опускаешь ты глаза, но как прелестно твое лицо! Даже столь прославленные красавицы Яи Гуй-фэй и госпожа Ли[77 - Ян Гуй-фэй - знаменитая своей красотой наложница одного из китайских императоров. Госпожа Ли - китайская красавица древности.] не могли бы превзойти тебя очарованием своим!» И еще он подумал:
        «О, если б ты сняла чашу с головы и, не стыдясь, открыла бы свое прекрасное лицо! Тогда оно засияло бы, как луна пятнадцатой ночи, а не как ущербный месяц».
        Когда же юноша вышел из лачужки возле бани, то ему стало так грустно на душе, что даже цветущие ветви сливы, которыми он любовался на пути домой, не могли его утешить.
        «О, когда же наконец Хатикадзуки…» - думал он.
        С нетерпением дожидаясь вечерней темноты, он молил небо о том, чтобы юная сосенка, только начавшая расти на берегу Сумиёси, жила так долго, как тысячелетние сосны.
        А тем временем Хатикадзуки, не находя места, куда положить изголовье и флейту, в растерянности держала их в руках.
        Настала ночь любви и пролетела, как сон…
        Забелело небо на востоке, закричал петух, отворяющий заставу утренней заре. Еще не протянулись на востоке утренние облака, как раздался знакомый приказ:
        - Скорее готовь горячую воду, Хатикадзуки!
        - Вода уже греется. Прошу, возьмите! - Ломая и бросая в огонь дымный валежник, она вздохнула:
        О, если бы легким дымком
        Исчезнуть в далеком небе!
        Слуга услышал ее и подумал:
        «У этой Хатикадзуки лица не видать, но голос ее и смех так нежны, руки и ноги так прелестны! Наши другие служанки и в сравнение с ней не идут. Подойду к ней, попробую поухаживать». Заглянул слуга под чашу, но на лицо девушки падала такая густая тень, что он мог рассмотреть только рот и подбородок, а выше ничего не было видно. Побоялся он, что товарищи его засмеют, да и от девушки получил неожиданный отпор.
        Долгим показался весенний день, но и он наконец догорел, усталый. Алый цвет погас в сумерках, и раскрылся вечерний вьюнок, недолговечный, как любовь в человеческом сердце.
        Юный. Ондзоси, одетый наряднее обычного, тихонько приблизился к плетенной из тростника двери, которая вела в лачужку Хатикадзуки. А девушка, не зная об этом, думала: «Обещал он прийти, как только смеркнет, а между тем уже наступила ночь. Уже и псы в деревне лают на запоздалых прохожих. Нет, не придет он!»
        И, глядя на изголовье и флейту, девушка сложила такую песню:
        О том, что ты сегодня не придешь,
        Печально мне шепнуло изголовье:
        Оно прочнее сердца твоего.
        И как ни сладок голос этой флейты,
        Ее напевы - только звук пустой.
        Ондзоси стоявший за дверью, отозвался ей:
        Пускай минует тысяча веков,
        Но времени союз наш не страшится,
        Любовью нашей прочно он скреплен.
        Поет бамбук, поет на изголовье,
        Идет, поверь, от сердца каждый звук!
        И он поклялся не разлучаться с ней никогда. Так вместе летят две однокрылые птицы[78 - Птицы из древней китайской легенды, всегда летают парой.], так растут два дерева из одного корня.
        Но как ни скрывай любовную тайну, а, словно багряник в саду, не укроешь ее от людских глаз. В доме нашлось немало ненавистников, проведавших о союзе двух влюбленных и жестоко осуждавших девушку.
        - Наш господин сайсё ходит по ночам к Хатикадзуки. Вот мерзость! Какой низкий у него вкус. Конечно, женщина, будь она хоть знатного рода, будь хоть низкого рождения, заводит себе любовника, так уж исстари повелось. Но ведь всему же есть граница! Если молодому господину вдруг взбрело в голову навестить Хатикадзуки, то эта негодяйка должна была бы отказать ему. Не смею, мол, я любить вас! А она?
        Как-то раз в доме принимали гостей, и Хатикадзуки пришлось ждать своего возлюбленного до глубокой ночи. Погруженная в печальные мысли, глядела она на луну:
        Милого я жду.
        Улетает грустный взор
        К дальним небесам.
        Влажный от росы рукав
        Приютил лучи луны.
        Вот какое стихотворение сложила Хатикадзуки.
        Но юноша все нежнее любил ее, все нерушимей становился их союз. Ничто не могло бы заставить его покинуть возлюбленную.
        А слуги продолжали толковать:
        - Господин сайсё ни с кем на свете не считается, странные у него прихоти сердца!
        Так уж водится, что люди злословят о том, что их меньше всего касается.
        Наконец сплетни дошли до ушей матушки молодого сайсё.
        - Люди, наверно, болтают пустое. Спрошу-ка я кормилицу!
        Но кормилица подтвердила:
        - Это сущая правда!
        Изумились отец и мать, так изумились, что некоторое время не могли слова вымолвить. Наконец сказали они:
        - Расспроси его обо всем, кормилица. Усовести молодого господина, чтобы он больше и близко не подходил к этой Хатикадзуки.
        Кормилица пошла к юноше й осторожно завела с ним разговор:
        - Послушайте, наш юный господин! Хоть и нет в этом, может быть, ни слова правды, но матушке вашей наговорили, будто посещаете вы служанку Хатикадзуки, ту самую, которая греет воду в бане. Матушка ваша изволила молвить: «Ах, нет, не может этого быть! Но если правда, то надо выгнать Хатикадзуки из дому, пока супруг мой не узнал».
        Молодой господин ответил на это:
        - Давно ожидал я услышать такие речи. Но если двое расположатся на отдых под сенью одного дерева и зачерпнут воду из одного источника, то и тогда не случай в этом повинен, так предопределено было в прежнем рождении. Вот что гласит древняя мудрость. Супружеские узы разорвать нельзя, хотя пришлось бы лишиться отцовского наследства или погрузиться в глубину моря на тысячу локтей. Лишиться родительской любви и доверия - это поистине бездонный ад, но чего не стерплю я, лишь бы не расстаться с моей женой! Если даже отец мой в гневе убьет меня, что ж - ради Хатикадзуки мне и жизни не жаль! Никогда я ее не покину! Пусть даже выгонят меня из дому вместе с Хатикадзуки, я и не подумаю печалиться, хотя бы и пришлось мне ютиться в шалаше где-нибудь в пустынных полях или диких горах. Только бы моя любимая была со мной!
        Так сказал Ондзоси и, покинув свои великолепные покои, пошел в жалкий шалаш, возле которого были навалены вязанки хвороста. Раньше он в дневную пору прятался от людских взоров, но после разговора с кормилицей стал открыто проводить целые дни в хижине Хатикадзуки. Братья его рассердились и стали говорить, что не хотят больше жить с ним под одной кровлей, но юноша и слушать их не захотел.
        Матушка сказала:
        - Видно, эта Хатикадзуки не простой человек, а оборотень. Ах, погубит она моего сына. Что нам делать теперь, Рэндзэй? - спросила она кормилицу.
        - Раньше у молодого господина был застенчивый нрав, - отвечала та, - легко он смущался. Бывало, безделица вгоняла его в краску, а сейчас не видно на его лице и тени стыда. Не станет он слушать ничьих слов. А вы поступите вот как. Устройте смотрины всех ваших невесток, чтобы решить, которая лучше. Вот увидите, Хатикадзуки постыдится всем на глаза показаться и от позора сбежит куда-нибудь подальше. И понемногу молодой хозяин забудет ее!..
        Госпоже понравился совет кормилицы. В доме пошли оживленные толки:
        - Когда же, когда наконец смотрины невесток?
        Ондзоси вошел в хижину Хатикадзуки и сказал, роняя слезы:
        - Послушай, моя любимая! Чтобы выжить тебя из дому, затеяли они смотрины невесток. Как же нам теперь быть?
        Хатикадзуки тоже залилась слезами:
        - Из-за меня терпишь ты такие притеснения и тревоги. Убегу я куда глаза глядят.
        - О нет, вдали от тебя я и часу не проживу! - воскликнул Ондзоси. - Уйдем отсюда вместе!
        Горько плакала Хатикадзуки, не зная, что ему ответить. А между тем время шло. В канун дня смотрин Ондзоси и Хатикадзуки решились убежать из дому. Глубокой ночью начали они готовиться в путь. Едва только забрезжил рассвет, они привязали шнурами к ногам дорожные сандалии. Грустно было юноше покидать дом, где жили его отец и мать. Слезы затуманили его глаза. Ах, придется ли когда-нибудь свидеться вновь с родителями?
        А впереди дорога в безвестные дали… Но решимость его не поколебалась.
        - Что ж! - воскликнул он. - Видно, пришла пора разлучиться с родным домом!
        Увидев его печаль, Хатикадзуки воскликнула:
        - Ах, отпусти меня одну! Если этого хочет судьба, мы все равно увидимся снова!
        - Не говори таких жестоких слов. Я готов идти с тобой хоть на край света!
        С чем я сравнить могу
        Нахлынувшую в сердце
        Любовь мою к тебе?
        Так бьет из глуби скал
        Родник неудержимо.
        Хатикадзуки прошептала ему в ответ:
        Так, видно, суждено!
        В далеком поле стану
        Я - травкой луговой,
        Ты - капелькой росы.
        Погибнем мы, но вместе!..
        Ондзоси на это молвил со вздохом:
        На кончике листка
        Чуть держится росинка.
        Недолог ихсоюз.
        Нам радостью любви
        Недолго наслаждаться!
        Ондзоси медлил на пороге родного дома. Охваченный горестью разлуки, он не находил в себе силы уйти и не мог унять своих лившихся из глаз слез. Но нельзя было долее колебаться. Ночь сменилась рассветом. «Скорее в путь», - сказал он, но только что любящие собрались со слезами выйти в дальний путь, как вдруг чаша, которую Хатикадзуки носила на голове, скатилась на землю.
        Онемев от неожиданности, юноша поглядел долгим взором на лицо своей подруги. И что же! Если бы луна пятнадцатой ночи внезапно появилась в разрыве облаков, она не затмила бы красоту Хатикадзуки. Ничто на свете не могло бы сравниться с прелестью ее лица, осанки и длинных, до полу ниспадающих волос.
        Вне себя от радости юноша поднял упавшую на землю чашу. Под ней лежал маленький ларчик. Он открыл его - и что же оттуда вышло! Три золотых шара, несколько золотых чарок, серебряный ковш для вина, золотая ветка померанца с тремя плодами, ветка с плодами диких груш, отлитая из чистого серебра, двенадцать великолепных платьев, шаровары, окрашенные пурпуром тысячу раз… Не перечесть всех сокровищ!
        Взглянув на них, Хатикадзуки подумала: «Ах, это, верно, дар богини Каннон из храма Хасэ! Ведь она была покровительницей моей покойной матушки…» Стало у нее на душе грустно и в то же время весело. Слезы брызнули из ее глаз.
        Поглядел на нее Ондзоси и сказал:
        - Какое неслыханное счастье! Теперь нам не надо бежать отсюда.
        И они стали готовиться к смотринам невесток. Утро было уже в разгаре, и в доме воцарилась праздничная суматоха. Слуги злорадно посмеивались:
        - Видно, это пугало с чашей на голове собирается пожаловать в парадные покои! Как только ей не стыдно! Недостало ума скрыться потихоньку…
        Между тем три старшие невестки разоделись к смотринам как нельзя лучше. Жена старшего сына была наряжена самым изысканным образом, соответственно осеннему времени года. На вид ей было лет двадцать с небольшим. Поверх белого платья было на ней надето много цветных нарядов. Концы длинных алых шаровар тянулись за нею по земле. Столько драгоценных гребней сверкало в ее черных волосах, что кругом сияние разливалось. Слуги за нею несли богатые дары для свекра и свекрови, красиво уложенные на широкой крышке ларца: десять свертков узорчатого китайского шелка и десять праздничных нарядов.
        Жене второго сына было лет двадцать. Она превосходила всех прочих изяществом и благородством осанки. Гребни в ее волосах были не. столь высоки, как у старшей невестки. На ней поверх исподнего платья из прохладного шелка-сырца было надето платье, простроченное золотыми и серебряными нитями. Концы вышитых шаровар цвета алых лепестков сливы тянулись за ней по полу. От одежд ее веяло тончайшим ароматом. Она тоже принесла дары: тринадцать прекрасных праздничных нарядов.
        Жена третьего сына была самая прелестная из всех трех невесток, ей было всего восемнадцать лет. Гребни у нее были пониже, чем у других невесток, но она так сияла красотой, что ей могли бы позавидовать и луна, и вишневые цветы. На ней было нижнее платье багряного цвета, а сверху другие - из китайского узорчатого шелка. Она принесла в дар тринадцать свертков цветной шелковой ткани.
        Все три невестки вместе являли собой великолепное зрелище.
        В самом дальнем углу, там, где пол был пониже, приготовили место и для Хатикадзуки, расстелив на полу дырявую циновку. Служанки судачили между собой:
        - Какой будет жалкий вид у этой Хатикадзуки, когда она увидит остальных невесток. То-то мы посмеемся!
        В ожидании выхода Хатикадзуки служанки, можно сказать, оправляли на себе перышки, словно птицы на застрехе дома. Три старшие невестки тоже не помнили себя от нетерпения: когда же она появится!..
        Господин свекор вздохнул с грустью:
        - Значит, она никуда не ушла и сейчас покроет себя позором. Жаль мне ее, бедняжку! Ах, к чему было устраивать эти смотрины! Пусть бы жила себе в своей хижине, не появляясь никому на глаза.
        Уже не раз посылали слуг узнать, почему опаздывает Хатикадзуки. Наконец Ондзоси ответил:
        - Сейчас она придет.
        Слуги загалдели, переглядываясь и посмеиваясь.
        И вот - она вошла. С чем можно было сравнить ее? Так луна, дотоле чуть мерцавшая в туманной завесе, вдруг выплывает из-за облаков. Лицо Хатикадзуки сияло нежной возвышенной красотой, а осанка ее была изящна и благородна. Так в самом начале весны, тонкие, как нити, ветви прибрежной ивы, сплошь осыпанные росой, ослепительно сверкают в лучах утреннего солнца. Брови ее были чуть тронуты тушью, словно их затуманила легкая дымка. Пряди волос на висках трепетали, словно крылышки осенней цикады. Хатикадзуки шла грациозной, скользящей походкой, чуть покачиваясь на ходу. Она затмила бы весною вишневые цветы, а осенью - полную луну.
        Лет ей было всего пятнадцать-шестнадцать. Исподнее платье на ней было цвета лепестков чайной розы, а поверх него переливались красками другие наряды: алые, лиловые из узорчатой китайской парчи. Концы пурпурных шаровар тянулись за ней по полу через весь широкий покой. Драгоценные заколки трепетали в ее прическе, словно крылья чайки.
        Всем почудилось, что перед их взорами предстала небесная фея. Глаза у всех широко раскрылись, дыханье замерло… Того ли они ожидали? Сердце Ондзоси переполнилось радостью.
        Между тем Хатикадзуки, отдав низкий поклон родителям мужа, спустилась с возвышения, устроенного в парадном покое, с тем чтобы сесть на приготовленную для нее рваную циновку. Свекор ее, господин тюдзё, торопливо воскликнул:
        - Что же это? Такую красавицу, поистине небесную фею, и вдруг посадить ниже-всех! Разве это возможно?
        Вне себя от восторга он позвал ее и посадил на самое почетное место, по левую руку от хозяйки дома.
        Хатикадзуки поднесла господину свекру великолепные дары: золотые чарки на серебряной подставке, ветку с тремя золотыми померанцами, десять рё золота. На широкой подставке пестрела груда шелков: китайский узорчатый шелк, тринадцать полных нарядов для парадного выхода, десять свертков китайской парчи, пятнадцать свертков шелка, накрученных на узорные палочки.
        Госпоже свекрови Хатикадзуки поднесла золотые шары и литую из серебра ветку дикой груши на подставках из чистого золота, а также сто свертков цветного шелка.
        Люди, бывшие там, не знали, чему больше удивляться: красоте ли Хатикадзуки, наряду ее или великолепным дарам.
        Старшие братья до этого очень гордились своими женами, но по сравнению с Хатикадзуки жены их были все равно что демоны перед Буддой.
        - Поглядите, поглядите на нее! - восклицали старшие братья, не в силах отвести глаз от Хатикадзуки. Она освещала все вокруг своей красотой. Все были так поражены, что не находили слов, чтобы высказать свое восхищение.
        - Сама Ян Гуй-фэй, сама госпожа Ли - и то не могли бы затмить ее! Ах, провести с ней хотя бы одну ночь! Было бы что вспомнить, - с завистью шептали многие.
        Господин тюдзё подумал: «Не удивляюсь теперь, что сын мой влюблен в нее без памяти!»
        Между тем принесли чарки с вином и стали подносить по очереди всем невесткам. Дошел черед и до младшей. После этого чарки пошли по кругу.
        Трое старших невесток стали совещаться между собой:
        - В красоте она никому из нас не уступит. Устроим же состязание в игре на цитре. Лучше всего на японской цитре. Ведь на ней умеют играть только девушки из самых знатных семей. Пусть Ондзоси, примирившись с тем, что жена его из низкого рода, научит ее когда-нибудь играть на цитре, но за сегодняшний вечер он сделать этого не успеет. Так начнем же!
        Жена старшего брата начала играть на цитре-бива, жена второго-на цевнице. Сам господин свекор стал бить в барабан, а младшую невестку стали настойчиво просить, чтобы она играла на японской цитре.
        Хатикадзуки ответила отказом:
        - Я первый раз в жизни слышу такую чудесную музыку, где же мне играть самой!
        Ондзоси, взглянув на нее, подумал:
        «Настала пора показать этим людям, что перед ними знатная госпожа. Пусть же смело играет».
        Хатиказдуки между тем думала:
        «Они уговаривают меня, чтобы насмеяться надо мною. Не знают они, что матушка моя в бывалые дни учила меня музыке каждое утро и каждый вечер».
        - Ну что ж, попробую, - сказала она и, придвинув к себе лежавшую неподалеку цитру, сыграла одну за другой три прекрасные мелодии.
        Старшие невестки, смущенные успехом соперницы, снова стали совещаться между собой:
        - Устроим новое состязание, кто лучше всех сложит стихотворение и напишет его самым красивым почерком. Пусть господин сайсё когда-нибудь и научит свою замарашку этим мудреным искусствам! Вряд ли он успеет сделать это так скоро! Так давайте же заставим ее сложить стихи, да и высмеем хорошенько!
        - Послушайте, химэгими, - обратились они к ней, - вслед за Вишневым цветом распускаются цветы глициний, весна и лето - близкие соседи. Осенью же милее всего цветы хризантем. Вот на эту тему, химэгими, и сочините стихи.
        Химэгими ответила:
        - Ах, трудную работу вы мне задали! Служу я при бане и умею только качать воду при помощи водяного колеса. Вот и все мое искусство! Где же мне стихи сочинять, я об этом и понятия не имею. Покажите вы сначала, как это делается, а потом и я как-нибудь попробую!
        Но старшие невестки не отступились:
        - Нет, химэгими, сегодня вы здесь главная гостья, вам и подобает начать первой.
        Согласилась химэгими и, немного подумав, сложила вот какое танка:
        Вишня раскрывается весной.
        Летом зацветает померанец.
        Осень - это царство хризантем.
        Но для каждого цветка равно
        Тяжко бремя утренних росинок.
        Потом она взяла кисть.
        - Попытаюсь я написать «дрожащей кистью» встаринной манере Тофу[79 - Тофу - знаменитый каллиграф древности.], - и, начертив несколько письмен, изумила всех.
        - Уж не сама ли Тамамо[80 - Тамамо - легендарная красавица древности.] перед нами? - заговорили люди. - Нет, это не простой человек. Даже страх берет!
        Между тем снова были поданы чарки с вином. Господин свекор предложил младшей невестке первую чарку.
        - Прошу, закусите чем-нибудь, - сказал он и прибавил: - Есть у меня поместье величиной в две тысячи триста тё[81 - Тё - мера земельной площади, равна 0,992 гектара.]. Тысячу тё я дарю химэгими, еще одну тысячу младшему сыну моему сайсё-но кими. Остальные же триста тё поделю поровну между тремя старшими сыновьями, каждому по одной сотне тё. А если кому из них этого покажется мало, тот мне не сын.
        Старшие сыновья в глубине души сочли такое решение несправедливым, но принуждены были покориться. С тех пор стали они считать сайсё-но кими главным владетелем поместья.
        К химэгими приставили свиту из двадцати четырех служанок во главе с кормилицей Рэйдзэй и поселили ее в покоях молодого сайсё.
        Однажды сайсё сказал ей:
        - Не верится мне, чтобы ты была из простого рода. Открой мне свое имя.
        Химэгими смутилась, стала всячески отговариваться, но имени своего не открывала. Не хотелось ей позорить свою мачеху…
        Время шло. У химэгими родилось много сыновей. Она была счастлива, но не забывала свою матушку в поминальных молитвах.
        Захотелось ей повидать отца, чтобы он полюбовался на своих внучат.
        А между тем мачеха была так жадна и зла, что все слуги ее покинули, разбежались кто куда. Понемногу она впала в бедность и не могла найти жениха для своей единственной дочери. Мать и дочь возненавидели друг друга и постоянно ссорились между собой.
        «Что делать мне в этом злосчастном доме? Ничто больше не привязывает к нему моего сердца», - подумал отец и решил покинуть суетный мир и пойти молиться к святым местам. Вспоминая бывалые дни, печалился он об умершей супруге и о том, что нет у него любимой дочери. В таких мыслях дошел он до храма Хасэ и вознес там молитвы. Некогда по милости богини Каннон родилась у него прекрасная дочь, но потеряла она свою мать и обратилась в невиданного урода… Вдобавок мачеха оклеветала ее… Ах, как это горько, если мать лишь по имени мать! Горько он каялся в том, что поверил наветам второй жены и прогнал из дому свое родное детище. «А ведь она девушка нежного воспитания. Не привыкла она к голоду и холоду. Несчастная! На каком далеком берегу живет она теперь, какие бедствия терпит!» - Так думал он, терзаемый поздним раскаянием, и стал от всего сердца молиться!
        - Ах, если дочь моя Хатикадзуки еще живет на свете, дозволь мне увидеться с ней хоть раз в жизни.
        Случилось так, что молодой сайсё удостоился благоволения микадо и был поставлен верховным правителем трех провинций: Ямато, Кавати, Ига. Отправился он принести свою благодарность богине Каннон и взял с собою и всю свою семью. Дети весело шумели вокруг него, украшенные цветами, серебром и золотом.
        Тем временем отец молодой госпожи горячо молился перед статуей Каннон. Увидели его люди из свиты сайсё и выгнали из храма: «Эй ты, нищий паломник, ступай прочь, убирайся отсюда!» Старик отошел в сторону и, глядя на прекрасных детей, залился слезами.
        Люди стали его спрашивать:
        - Скажи, паломник, о чем ты так горько плачешь?
        Старик рассказал все, что с ним было, и назвал свое имя.
        - Увы, эти детки, осмелюсь сказать, так похожи на мою потерянную дочь!
        Услышала его слова химэгими и приказала:
        - Позовите ко мне этого паломника!
        Привели его на веранду возле храма.
        Поглядела на него химэгими. Старик страшно исхудал, вид у него был самый жалкий, но не постыдилась она признать в нем родного отца и вышла к нему навстречу:
        - Отец, взгляни на меня, ведь я дочь твоя, Хатикадзуки!
        Сайсё услышал ее слова:
        - Так, значит, химэгими - дочь господина Катано из Кавати? Я так и думал, что не простого она роду!
        Он пожаловал одному из своих сыновей и отцу химэгими богатые земли в провинции Кавати, чтобы старик жил в довольстве вместе со своим внуком. Сам же он поселился в провинции Ига, заботясь о благоденствии своего потомства.
        Так гласит старинное предание.
        Таро лежебока
        В селенье Атарасиного уезда Цукама, одного из десяти уездов провинции Синано, что находится на самой дальней окраине области Тосандо, жил некогда один удивительный человек. Звали его Моногуса Таро Хидзиикасу. Моногуса Таро - значит Таро Лежебока, и правда, не было в тех краях второго такого отъявленного ленивца.
        Но в чем он был величайший на свете мастер, так это строить в своих мечтах прекрасные дома.
        «С четырех сторон возвел бы я вокруг дома земляную ограду, - мечтал Таро Лежебока. - С трех сторон устроил бы в ней ворота. Озера я, бы выкопал и на восточной стороне сада, и на западной, и на северной, и на южной, чтобы видны были они отовсюду. На озерах устроил бы я островки и посадил на них сосны и криптомерии, а к островкам перекинул бы мосты. Перила на мостах украсил бы резными шишечками.
        Службы я построил бы длиной в двенадцать кэнов, крытые переходы - длиной в девять кэнов… Возвел бы павильоны для рыбной ловли и просто так, для отдыха. Разбил бы внутренние сады: сливовый сад, сад павлоний, сад, окруженный живой оградой из бамбука… В каждом - сотни разных цветов. Главный павильон я бы выстроил шириной в двенадцать кэнов, покрыл бы его корой кипарисового дерева, а потолок сделал бы из драгоценной парчи. Стропила кровли и настил для карниза скрепил бы я серебром с золотой чеканкой. Занавеси велел бы расшить драгоценной зернью, как ожерелья… Все строения, до самой последней конюшни, были бы у меня просторны и великолепны. Да, вот какой дом хочу я построить!»
        Но не то что прекрасный дворец, а и сколько-нибудь сносное жилье ему было построить не из чего. Поставил он четыре бамбуковых шеста и укрепил на них рогожу вместо кровли. Не защищал этот дырявый шалаш Таро Лежебоку ни от дождя, ни от солнца. Кожа на руках и ногах у него потрескалась, локти покрылись мхом, вши и блохи не давали ему покоя.
        Чтобы открыть торговлю, нужны деньги; чтобы заняться ремеслом, нужно умение. Оставалось только одно - лежать. Так и лежал он по четыре-пять дней кряду, не вставая с земли.
        Случалось иногда, что какой-нибудь сострадательный человек принесет ему штук пять моти, приготовленных к свадьбе, и скажет:
        - Что, бедняга, видно, нечего тебе есть.
        Но такое счастье выпадало редко. Таро Лежебока съест сразу четыре штуки, а последнее моти сбережет.
        - Если не съем его, будет мне еще надежда на будущее, а съем, не останется никакой надежды…
        И любуется на свое последнее моти, не спуская с него глаз. Думает он: «Буду беречь его, пока не подарят мне другое». Засыпая, клал его он себе на грудь. Когда понюхает, когда лизнет, а иной раз на голову себе положит. Вдруг однажды упало моти у него с головы, покатилось, покатилось и выкатилось на большую дорогу.
        Таро Лежебока проводил его грустным взглядом, но подумал: «Встать, что ли, с места, пойти за ним и поднять с земли? Так ведь лень. Должны же когда-нибудь люди мимо пройти. Вот я их и попрошу».
        Взял он бамбуковую палку, чтобы отгонять собак, и ждал три дня, но, как на грех, никто не показывался на дороге. Через три дня появился спутник, да не простой, а богатый владелец поместий по имени Атарасино Нобуёри, носивший чин советника Левого департамента охраны дворцовых ворот. Ехал он на соколиную охоту, и сопровождали его не менее полусотни ловчих и телохранителей.
        Увидев этого знатного господина, Таро Лежебока приподнял с земли голову и крикнул:
        - Эй, послушай! Вон там на дороге лежит моти. Подними-ка его и дай мне.
        Но никто и не оглянулся.
        «Ведь бывают же такие ленивцы! - подумал Таро Лежебока. - Как же он правит большими поместьями, если для него великий труд слезть с лошади и поднять одно моти! Оказывается, свет полон лентяев, а я-то думал, что я один такой уродился».
        Рассердился он и начал громко браниться:
        - Ах, бессердечный, ах, бессовестный!
        Местный владетель был человек вспыльчивый. Он тоже пришел в гнев и остановил своего коня.
        - Ты чего там, негодяй, ворчишь? Это ты - знаменитый на всю округу Таро Лежебока?
        - Понятно, я. Второго такого нет и быть не может.
        - Скажи мне, как же ты умудряешься жить не свете?
        - А вот как. Дадут мне что-нибудь люди - поем. А не дадут, так и лежу голодный, иной раз четыре-пять дней, а случается, и десять.
        - О, если так, жаль мне тебя! Постараюсь помочь тебе. Ведь говорят, если двое сошлись вместе и зачерпнули воду из одного ручья под сенью одной и той же ивы, неспроста это. Значит, связала их вместе карма в прежней жизни. Велики мои владенья, и, если я встретился с тобой, значит, так было определено в наших прежних рождениях. Отчего ты не трудишься? Обрабатывай землю, как другие.
        - Но у меня нет земли.
        - Я дам тебе хорошее поле.
        - Не хочу копать землю мотыгой, я ленив.
        - Тогда начни торговать.
        - Но у меня денег нет.
        - Я дам тебе денег.
        - Не умею я торговать, непривычное это для меня дело. Не научиться мне торговле.
        - Ведь родится же на свет такой урод! Так прощай же, видно, тебя не исправить.
        Взял местный правитель тушечницу, написал указ и повелел объявить его повсюду в своих землях:
        «Повелеваю давать Таро Лежебоке в день два раза по три мерки риса и один раз поить его вином. А кто ослушается моего приказа, того изгнать из моих владений».
        Поистине правду говорит пословица: приказ господина с разумом не дружит. Пришлось крестьянам поневоле кормить Таро Лежебоку.
        Так прошло два года.
        На третий год весною правитель тех мест дайнагон[82 - Дайнагон - важный придворный чин в древней Японии.] Арисуэ из рода Нидзё объявил, что от селения Атарасиного надлежит послать в столицу «долгосрочного служителя».
        Собрались крестьяне, потолковали между собой. Не случалось еще такого на их памяти. Никак не могли они уразуметь, кто кого должен назначить и зачем. Заохали крестьяне: «Как же теперь быть?»
        Один и говорил:
        - Вот что, давайте назначим на эту должность Таро Лежебоку.
        - Тоже скажешь! Об этом и думать нечего. Он даже не потрудится встать, чтобы подобрать моти с дороги.
        - Услышал это другой крестьянин и говорит: Что ж, если послать такого жалкого оборванца, то в этом есть своя выгода. Пойдем попробуем его уговорить.
        Вот собралось несколько самых старых и уважаемых сельчан и пошли к шалашу Таро Лежебоки.
        - Послушай, друг! Надо нам исправить одно дело государственной важности. Помоги нам.
        - А что такое? - говорит он.
        - Велели нам послать в столицу от деревни нашей «долгосрочного служителя».
        - Долгого, говорите? Может, длиной в несколько хиро? Трудное дело найти такого великана.
        - Да нет, речь идет не о великане. Должны мы избрать, из наших крестьян верного человека, который отправился бы в столицу на долгое время. Вот что такое «долгосрочный служитель». Мы кормили тебя три года. А теперь ты пойди в столицу послужить за нас.
        Но Таро Лежебока и слушать не захотел:
        - Так ведь кормили вы меня не по своей воле, а по приказу господина правителя.
        Тогда один старый крестьянин повел такую речь:
        - Да ведь и то сказать, мы для тебя тоже, дружок, стараемся. Сам ты знаешь, мужчина прилепляется сердцем к жене, а жена отдает сердце своему мужу. Сладко ли живется тебе одному в этом жалком шалаше? Неужели не хочешь ты найти жену себе по сердцу? А ведь говорят же, мужчина лишь три раза в жизни радуется всей душой: когда справляет он обряд гэмпуку[83 - Гэмпуку - обряд совершеннолетия, когда юноше впервые делали взрослую прическу и надевали на него шапку взрослого мужчины.], когда берет себе молодую жену и когда получает первый чин по службе. Но еще более открыто его. сердце для радости, когда пускается он в путь по жизненной дороге. А ведь жители столицы куда более чувствительны в любви, чем мы, простые мужланы. Прекрасные женщины вступают в. любовный союз, не пренебрегая никем, лишь по велению своего сердца, и возлюбленные почитают друг друга мужем и женой. Это там в обычае. Кто знает, может быть, в столице найдешь ты подругу с Любящей душой и сам привяжешься к ней всем сердцем.
        Так уговаривал Таро Лежебоку старик-крестьянин.
        - Что ж, это и правда было бы хорошо. Если так, то пошлите меня в столицу поскорее. - И стал готовиться в путь.
        Крестьяне очень обрадовались, собрали немного денег и отправили его в столицу.
        Пошел он по дороге, что идет по Восточным горам через Ямасина в Киото. Уж тут лениться ему не приходилось! Целый день проводил он в пути, а ночь где-нибудь на постоялом дворе. На седьмой день пришел он в Киото и доложил у ворот во дворец Дайнагона:
        - Я, «долгосрочный служитель» из провинции Синано, прибыл по повелению господина.
        Слуги подняли его на смех:
        - Ой, до чего же он черен лицом, какой грязный! Настоящее пугало!
        Услышал это дайнагон и сказал:
        - Как бы ни был он страшен на вид, я не поставлю этого ему в вину, лишь бы честно служил мне.
        Таро Лежебока нашел, что столица не в пример лучше его родной провинции Синано. Восточная, Западная гора, государев дворец, всевозможные храмы и пагоды, не описать даже, до чего они были прекрасны! Где уж тут было скучать и лениться!
        Вместо трех месяцев прослужил он семь. Никто в доме не мог сравниться с ним в усердии. Наконец господин освободил его от службы, пора было идти в обратный путь. Вернулся Таро Лежебока к хозяину того дома, где он жил, и крепко задумался над своей судьбой: «Когда собирался я в столицу, то посулили мне, Что непременно найду там жену себе по сердцу, а вот приходится возвращаться одному. Тоска берет за сердце! Поищу-ка я себе подругу!»
        И, решив так, он приступил к своему хозяину с просьбой:
        - Должен я воротиться в родные края, да одному не хочется. Не подыщете ли вы мне здесь жену?
        Хозяин засмеялся:
        - Кто же согласится пойти замуж за такого, как вы?
        Но Таро все продолжал просить его.
        - Посвататься-то легко, - сказал наконец хозяин, - да ведь брачный союз - это дело важное. А за вас кто же пойдет, разве что гулящая какая-нибудь.
        - Гулящая? Что это значит? - осведомился Таро Лежебока.
        - Так зовут одиноких женщин. Тех, что продают свою любовь за деньги.
        - Что ж, я согласен. Посватайте за меня хоть такую. На дорогу я припас двенадцать-тринадцать монов, вот отдайте ей.
        «Бывают же на свете такие простаки», - удивился в душе хозяин, а вслух сказал:
        - Если так, поищите на перекрестке уличную потаскушку.
        - А что это такое потаскушка?
        - Уличная потаскушка не имеет постоянного друга. Не ездит она по улицам ни в паланкине, ни в экипаже, а выходит на перекресток, чтобы привлечь прохожих своей красотой. Обычай им это дозволяет.
        - Ну что ж, пойду поглядеть на них.
        В это день был как раз большой праздник, и хозяин посоветовал пойти в храм Киёмидзу на Восточной горе. Таро Лежебока, не долго думая, отправился туда.
        Одет он был в свой старый халат из грубого холста. Халат этот служил ему круглый год и был заношен до того, что уже нельзя было различить, какого он цвета. Опоясался Таро Лежебока веревкой, на ноги обул дырявые соломенные сандалии, а вместо посоха взял с собой толстую бамбуковую палку.
        Был восемнадцатый день «месяца инея»[84 - «Месяц инея» - одиннадцатый месяц года по лунному календарю.], холодный ветер пронизывал до костей.
        Таро Лежебока стал, хлюпая носом, на холодном ветру перед главными воротами храма Киёмидзу, словно надгробный столбик из черного обожженного дерева на кладбище. Развел он широко руки в обе стороны и стал поджидать.
        Люди, увидев его, пугались.
        «Страх какой! Кого он там подстерегает?» - И обходили его стороной, стараясь держаться подальше от него.
        Не раз проходили мимо него молодые девушки, но он бросал на них только беглый взгляд. Так стоял он весь долгий день с самого утра до вечерних сумерек. За это время прошло мимо него столько женщин, что и не сосчитать.
        «Нет, эта нехороша, и та не слишком пригожа», - думал он каждый раз в нерешительности, но вдруг подошла к воротам молодая девушка, на вид лет семнадцати. Лицо ее было свежо и прелестно, как лепестки вишневых цветов весною. Волосы, искусно уложенные в прическу, отливали глянцем, словно крылья морской чайки. Пряди на висках трепетали, словно крылышки осенней цикады, брови были наведены на лбу темно-синей краской. В своем праздничном наряде напоминала она цветущее деревце вишни в дальних горах. Как у самого Будды было у нее тридцать два прекрасных лика и восемьдесят чудесных образов. Можно было подумать, что ожила вдруг статуя Будды, такой красотой сияла девушка!
        Одетая во множество разноцветных платьев и шаровары, тысячу раз окрашенные пурпуром, шла она гордой, уверенной походкой. На ножках ее были сандалии с тончайшей подошвой. Высокие шпильки в прическе благоухали ароматом цветущей сливы.
        Девушку сопровождала служанка, лишь немного уступавшая в красоте и роскоши наряда своей госпоже.
        Увидев девушку, Таро Лежебока подумал: «Вот она, моя будущая жена! О, радость! Ах, скорей подойди ко мне. Хочу обнять тебя, пить твое дыхание!»
        И, полный нетерпения, он раскрыл свои объятия.
        Девушка, взглянув на него, невольно попятилась и спросила свою служанку:
        - Это что за пугало?
        - Какой-то нищий человек, - ответила та.
        - До чего же он страшен! Я боюсь подойти к нему близко! - И девушка попробовала было пройти в храм другой дорогой.
        Таро Лежебока, увидев это, воскликнул:
        - О, беда! Она уходит! Надо спешить, пока не поздно, - и бросился к ней, широко расставив руки. Сунув свою голову под сень ее красивой шляпы, он приблизил лицо вплотную к самому личику девушки.
        - Послушай, красавица, - сказал он, обнимая рукой ее стан. Тем временем уже так стемнело, что не различить было, где восток, где запад.
        Девушка молчала, не отвечая ему ни звуком. Прохожие только восклицали:
        - Ах, какой ужас! Ах, бедняжка! - но спешили пройти мимо. Ни один не подошел ближе.
        Таро Лежебока прижался к девушке теснее и стал говорить так:
        - Послушай, красавица, я тебя люблю с давних пор. Много раз я видел тебя на разных торжествах и праздниках в Охара[85 - Следует длинный перечень храмов, городов и селений, славившихся своей красотой. Они расположены главным образом в городах Киото и Нара и их окрестностях.], Сидзухара и селенье Сэре, в храме Кодо, в Кавасаки, на горах Накаяма и Тёракудзи, в Сага, храме Хориндзи, в Удзумаса и Дайго, в Курусу, Каватаяма, Ёдо, Явата, Сумиёси, Курамадэра, в храме Тэндзин, что находится в Годзё, храме Мёдзин, что в Кибукэ, в Хиёси-санко, Гион, Китано, Ками, Касуга и еще во многих других местах, всего не упомнить. Так что же, раков будет твой ответ?
        Девушка подумала: «Это, видно, деревенский простак. Какой-нибудь столичный шутник подучил его выйти на перекресток с подобными речами. Нетрудно будет провести дурачка».
        - Верю тебе, - молвила она. - Но здесь сейчас слишком много чужих глаз. Над нами будут смеяться. А ты приходи ко мне потихоньку.
        - Куда же мне прийти? - спросил он.
        «Придумаю-ка я хитрую загадку, - решила девушка. - Пока он будет голову себе ломать, я убегу от него».
        - Живу я в таком селенье, где никогда тьмы не бывает, - сказала она. - Отгадай, коли сумеешь.
        - О! Так, верно, ты живешь в селенье Фонари возле Залива Огней! Что, угадал?
        «Вот удивительное дело! Чудо из чудес! Так сразу догадаться! Но, должно быть, слышал он эту загадку раньше… Попробую еще», - подумала девушка.
        - Нет, по правде сказать, я живу в той деревне, где солнце заходит.
        - О, я понял! Понял тебя с полуслова. Ты живешь на запад отсюда, в селенье Темное. Что, угадал я?
        - Угадал-то угадал. Родом я, в самом деле, оттуда, но теперь живу в деревне, где все люди робки и застенчивы.
        - Значит, в деревне Потайной, что, правда моя?
        - Правда-то правда, но я ушла оттуда, и надо искать меня на той улице, которую на себя надевают.
        Это, выходит, на Парчовой улице? Что, опять угадал?
        - Угадал, угадал. Но теперь живу я в таком поселке, который без всякой жалости жгут каждую ночь.
        - Значит, верно, на Улице светильного масла?
        - Но и оттуда я ушла. Живу теперь на улице сердечной радости.
        - О, значит, на Перекрестке встреч?
        - Ах, нет, ищи меня в селенье, где все жители только и делают, что любуются своей красотой.
        - Так ты живешь в Поселке зеркал?
        - Нет, приходи ко мне туда, где всегда стоит осень.
        - Выходит, в село Добрый урожай?
        - Нет, нет, и там я больше не живу. Ушла в ту деревню, где всем жителям по двадцать лет.
        - О, слышал про нее. Это село Молодое.
        Таро Лежебока отгадывал так быстро, что девушка никак не могла убежать.
        «Лучше я буду состязаться с ним в искусстве слагать стихи. Пусть-ка призадумается на минутку, я живо ускользну», - подумала девушка.
        И, поглядев на бамбуковую палку в руках Таро Лежебоки, сложила такое пятистишие:
        Посохом служит тебе
        Палка простого бамбука!
        Много коленьев на ней,
        Но до моих колен
        Ты, поверь, не коснешься.
        Таро Лежебока огорчился: «О, горе, не хочет она провести ночь со мной!» И молвил в ответ:
        Связаны крепким узлом
        Эти коленья бамбука.
        Нерасторжим их союз.
        Пусть же узлом любви
        Свяжет нас тайна ночная.
        «Ах, какой ужас! Этот мужлан хочет сказать, что разделит со мной ложе. Урод уродом, а знает толк в поэзии. Вот незадача», - подумала девушка и сказала:
        Отпусти меня.
        Я в густую сеть любви
        Поймана давно.
        О, молю тебя, молю:
        Руки расплети свои.
        Услышав это, Таро Лежебока подумал: «Она просит отпустить ее. Как мне быть?» - и сложил в ответ такое стихотворение:
        Поймана иль нет
        Ты в густую сеть любви,
        Что мне до того?
        Дай к губам твоим прильнуть,
        Руки разомкну свои.
        «Нельзя упускать удобной минуты», - решила девушка и говорит:
        Если любишь ты,
        Всюду путь ко мне отыщешь…
        Знай, стоит мой дом
        Позади ворот, лиловых,
        Что китайский померанец.
        Задумался Таро Лежебока над ее словами, а девушка выскользнула из его объятий и убежала со всех ног вместе со своей служанкой, бросив шляпу, накидку и даже сандалии.
        «О, горе! - подумал Таро, - упустил я свою нареченную», - и, перестав загораживать дорогу своим бамбуковым посохом, бросился вдогонку за беглянкой с воплем:
        - Стой, куда ты, куда?
        Девушка от страха подумала, что конец ей пришел, но она хорошо знала дорогу. На ту улицу свернет, в тот переулок нырнет, кружит, петляет… Легка она была на ногу. Так весной летят по ветру лепестки вишневых цветов.
        - Куда ты, любимая моя? - кричал Таро, гоняясь за ней по пятам, из одной улицы в другую… Долго преследовал он девушку, не давая ей ни минуты роздыху, но вдруг потерял ее их виду. Кинулся назад, помчался вперед - исчезла! Стал расспрашивать прохожих: «Нет, отвечают, такой не видели».
        Побежал он снова к храму Киёмидзу.
        «Вон там стояла она, вон тут разговаривала, но куда же, куда она скрылась?» - терялся в догадках бедный Таро Лежебока.
        Но вдруг вспомнил: «Ведь она сказала, что дом ее стоит позади ворот, лиловых, как китайский померанец. Попробую-ка их поискать».
        Вставил он сложенный в несколько раз белый листок бумаги в расщепленную бамбуковую палку и отправился с расспросами к каким-то службам:
        - Я - житель деревни, несу прошение, но не могу найти нужный мне дом. Говорили мне в деревне, что ворота перед домом окрашены в лиловый цвет китайского померанца. Это, мол, примета. Не скажете ли мне, где искать такой дом?
        - Дом с лиловыми воротами? Да ведь это дворец Будзэн-но ками[86 - Будзэн-но ками - правитель области Будзэн.]. Поищи его в конце Седьмого проспекта, - посоветовали слуги.
        Пошел Таро Лежебока разыскивать дворец. Видит: правду ему сказали. Обрадовался он бесконечно: «Значит, скоро увижу свою суженую».
        Зашел он на широкий двор усадьбы. Чем только люди не тешат себя: на скаку стреляют из лука в мишень, услаждают себя музыкой, играют в шашки и шахматы, слагают стихи в самом модном духе. Таро Лежебока бродил там и сям, заглядывал туда и сюда, но нигде не находил своей красавицы. Он спрятался под веранду в надежде, что она наконец покажется.
        Девушку звали Дзидзю-но цубонэ[87 - Дзидзю - имя девушки; цубонэ - почетный титул придворной дамы, имевшей во дворце собственные апартаменты.]. До поздних сумерек находилась она во дворце и уже собиралась было вернуться в свои покои, но остановилась на веранде и сказала своей служанке по имени Надэсико[88 - Надэсико - гвоздика.].
        - Луна еще не взошла. Но где сейчас тот человек из Киёмидзу? Ах, если я сейчас встречусь с ним лицом к лицу в этой темноте, я, кажется, умру от страха.
        - Да, вот правда уродина! Но зачем бы ему прийти сюда? Ах, не поминайте его, а то еще появится.
        Услышав их разговор, Таро Лежебока обрадовался в душе: «Пришла наконец моя любимая. Значит, и правда суждена она мне в жены», - и, выскочив из-под веранды, крикнул:
        - Вот ты где, моя дорогая! А я-то истомился по тебе, измучился в поисках…
        Поднялся он на веранду. А любимая его, нежная, как цветок «женская краса», так и обмерла от испуга. Сердце у нее точно оборвалось, ноги подкосились. Убежала она и спряталась позади сёдзи. Долго не могла она прийти в себя, так поразил ее неожиданный испуг. Словно в осеннюю ночь привиделся ей страшный сон, словно витает она где-то в пустоте неба…
        Понемногу очнувшись, стала она горько жаловаться служанке своей Надэсико:
        - Ах, как страшен этот человек своим упорством! Каким чудом разыскал он меня здесь! В столице множество мужчин. Надо же было случиться тому, что пленился мною, так сильно полюбил меня грязный, черный, неотесанный мужлан. Какая насмешка судьбы!
        Вдруг прибежали сторожа и подняли шум:
        - Кто-то чужой пробрался сюда. Псы залаяли…
        «Ах, новая беда! - подумала девушка. - Его убьют из-за меня. А ведь и без того женщина - существо грешное, суждены ей „пять преград“ и „три послушания“»[89 - «Три послушания» - женщины должны повиноваться отцу, мужу и сыну (всю жизнь).].
        И слезы полились у нее ручьями.
        - Ну что ж, если он проведет здесь одну только ночь, а с рассветом уйдет, то в этом нет большой беды. Постели для него старую циновку, - распорядилась Дзидзю. А служанка сказала Таро Лежебоке:
        - Как рассветет, уходи потихоньку, пока люди тебя не приметили.
        И постелила ему в уголок за дверью циновку с узорной каймой. Никогда ему еще не доводилось видеть такой нарядной циновки. Уселся на нее Таро Лежебока и думает: «Измучился я, бегая по всему городу, из сил выбился… Ах, поскорей дали бы мне поесть. Но что они принесут мне? Если каштаны, то ведь их надо сначала поджарить. Лучше бы хурму, груши или моти, их можно сразу есть, не дожидаясь ни минуточки. А если поднесут вина? Я мог бы выпить четырнадцать, пятнадцать чарок, а то и шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… Ах, да не все ли равно, лишь бы скорей…»
        Так ожидал он, теряясь в догадках, и вдруг несут ему в «бородатой корзине» всякие плоды: каштаны, хурму, дикие груши, а в придачу к ним соль и нож.
        Увидел это Таро Лежебока и воскликнул:
        - О, недобрый знак! Надлежало бы эти плоды поднести, разложив их на подносе или обернув в белую бумагу. А они лежат навалом в простой корзине, точно корм для коня или быка. Как это горько! Но здесь скрывается тайный намек. Верно, хочет она сказать: «В простую деревенскую корзину насыпаны простые плоды. Так и ты недостоин моей красоты: колюч, словно каштан, дик, словно дикая груша…» А если лежат здесь разные эти плоды без разбора, так это значит, что не подходим мы друг к другу, незачем нам сочетаться узами любви. Но почему положены вместе хурма и соль? Верно, велит она, чтоб я соединил их в песне.
        И он произнес:
        Соленый привкус на губах.
        Но оттого ли, что поспела
        Хурма на берегу морском,
        Иль оттого, что не поспел я
        Мою красавицу догнать?
        Услышала это девушка и сказала:
        - Какое нежное у тебя сердце! Словно чистый лотос в мутном пруду, как будто золото в грубой обертке из плетеной соломы… Вот возьми! - подала ему листов десять чистой бумаги.
        «Что это значит? - подумал он. - Одни чистые листки! Неужели хочет она, чтобы ответил я на письмо, в котором ничего не написано?»
        Только могучие боги
        Могут в сердцах прочитать
        Тайные помыслы наши.
        Иль за посланца богов
        Ты принимаешь меня?
        Услышав, что девушка воскликнула:
        - Ты победил! Вот возьми и надень на себя.
        С этими словами она вручила ему парадную накидку, широкие шаровары, шапку и меч.
        Таро Лежебока очень обрадовался:
        - Вот счастье так счастье!
        И драгоценные одежды, унаследованные девушкой еще от предков, он накрутил на свою бамбуковую палку.
        - Накидку мне, наверно, дали надеть на сегодняшний вечер, а я завтра в нее наряжусь. Не треплите ее, псы, не украдите, воры! - и засунул накидку под веранду. Потом захотел он надеть шаровары, а что это такое, не знает. То на голову наденет, то на плечи накинет, бьется с ними, мучится, а никак не сладит. Наконец служанка помогла ему надеть шаровары. Хотела она надеть на, него шапку, только смотрит: волосы у него полны пыли, грязи и вшей и так спутаны, точно за всю свою жизнь он ни разу гребня в руки не брал. Кое-как причесала она Таро Лежебоку и надела ему на голову шапку. Кончила Надэсико наряжать его и говорит:
        - Сюда, сюда, пожалуйте!
        Таро Лежебока в своем родном краю Синано ходил только в храм по крутым скалистым дорогам. Как ступил он на ровные, гладкие, смазанные маслом половицы, так ноги у него поехали, словно по льду. Кое-как ввела его Надэсико в покои к своей госпоже и удалилась.
        - Явился я по твоему зову, госпожа, - сказал он, поскользнулся и с размаху грянулся затылком о пол. И точно другого места не мог он выбрать! Свалился прямешенько на драгоценную цитру, носившую имя Тэхикимару. Госпожа Дзидзю считала эту цитру бесценным сокровищем и пылинке не давала на нее сесть.
        Увидев это, девушка воскликнула:
        - О, несчастье! Моя любимая цитра! Как же мне быть теперь!
        Слезы полились у нее из глаз, а щеки запылали, словно кленовые листья осенью.
        В горе воскликнула она:
        Цитра моя разбита!
        В чем я усладу найду?
        Порваны звонкие струны…
        Таро Лежебока, еще не успев подняться с пола, взглянул на девушку и, опечаленный до глубины души, сказал заключительные стихи танка:
        Можешь меня приструнить.
        Я покорюсь смирению.
        «Ах, какое нежное у него сердце! - снова подумала девушка. - Значит, он - моя судьба! Видно, крепка и нерасторжима была связь между нами в прежних рождениях. Не случайно он так крепко полюбил меня».
        И повела с ним сладкие любовные речи.
        Занялся рассвет. Хотел было Таро Лежебока уйти побыстрей, но девушка сказала ему:
        - Нечего делать! Раз уж суждено было нам встретиться, то союз наш, верно, продлится не только в одной этой жизни, но и в будущих рождениях. Если ты вправду меня любишь, оставайся здесь. И хоть я только дворцовая прислужница, но ты ни в чем не будешь знать недостатка.
        - Быть по-твоему, - сказал он и остался.
        После этого госпожа Дзидзю вместе со своей служанкой стали ухаживать за ним днем и ночью, причесывать его и купать в горячей ванне. На седьмой день он стал подобен прекрасной жемчужине. С каждым новым днем красота его сияла все ярче, так что получил он прозвище «Несравненного красавца». Перед ним померкли все прославленные любезники двора. Никто из них не мог бы сравниться с Таро Лежебокой в искусстве слагать рэнга[90 - Рэнга - «нанизанные строфы», особый поэтический жанр, очень популярный в средневековой Японии.] и танка.
        Супруга его была женщина умная, она стала обучать мужа правилам этикета. Он быстро выучился с бесподобным изяществом носить нарядную накиду, ходить в длинных шароварах и надевать шапку на убранные в прическу волосы, затмевая своим видом любого вельможу императорского дворца.
        Услышал про это Будзэн-но ками и призвал его пред свои очи. Явился он на зов в парадном платье и чинно сел перед господином.
        Поглядел на него господин.
        - И в самом деле «несравненный красавец». Но как твое настоящее имя?
        - Таро Лежебока, - ответил тот.
        - Чудесное имя! - воскликнул Будзэн-но ками и повелел именовать его «Саэмон Песня» за несравненное умение слагать песни.
        Спустя сколько-то времени дошел слух об этом необыкновенном человеке до государева дворца. Государь приказал Саэмону Песне немедля явиться во дворец. Тот стал было отнекиваться. Не тут-то было! Пришлось ему сесть в экипаж с занавесками, украшенными каймою, и отправиться во дворец. Там провели его в церемониальный зал. Государь повелел ему:
        - Поелику, говорят, ты весьма искушен в сложении стихов, то сочини две песни, приличные случаю.
        Стояла ранняя весна. На цветущей сливе порхали соловьи. Слушая их пенье, Саэмон Песня сочинил вот какое стихотворение:
        Всюду вокруг звенят
        Влажные от непролитых слез
        Соловьиные голоса.
        Брызжут сквозь ветки цветущих слив.
        Или это весенний дождь?
        Микадо спросил тогда:
        - А в твоем родном краю как называют сливу?
        Не успел Саэмон Песня услышать эти слова, как воскликнул:
        Пускай по-другому зовут,
        В деревне цветущую сливу,
        Лишь там она хороша,
        А то, что в столице цветет,
        Как и назвать, я не знаю…
        Микадо был тронут до глубины души.
        - Кто твои предки? - спросил он.
        - Не знаю. У меня именитых предков не было.
        - Узнайте в Синано, так ли это, - повелел государь.
        Правитель Синано справился в местных летописях, и что же оказалось!
        Некогда в Синано был сослан принц по имени Ниино тюдзё. Он приходился вторым сыном императору Ниммэй, который был пятьдесят третьим государем по счету со времени основания династии.
        Принц этот очень печалился, что долгое время не было у него детей. Однажды отправился он на поклонение в храм Дзэнкодзи и попросил Будду даровать ему детей. Будда ниспослал ему сына, но, когда ребенку было всего три года, лишился он обоих своих родителей. Потомки его смешались с сынами земли и стали людьми самого низкого звания. От них-то и происходил Таро Лежебока.
        Узнав об этом, микадо повелел:
        «Поскольку происходит он от принца императорской крови, то должен быть приближен ко двору».
        Пожаловали ему чин военачальника второго ранга и назначили верховным правителем двух провинций: Каи и Синано. Он торжественно отбыл на место своего назначения вместе с женой.
        Щедро наградил бывший Таро Лежебока всех, кто ему помогал в нищете. В благодарность за его доброту назначил он местного владетеля Атарасино Нобуёри правителем дел обеих провинций, а всех крестьян, кормивших его три года, наделил землею.
        Построил он дворец в селенье Цукама и поселился в нем со всей своей семьей, и служили ему люди высокого и низкого звания.
        Долго правил он в мире своими владениями, и были у него в изобилии все «семь драгоценностей»[91 - Согласно буддийскому учению, «семь драгоценностей» - золото, серебро, изумруды и т.д.]. Милостью богов и будд дожил он до ста двадцати лет и имел многочисленное потомство. И поныне почитают его как Великого светлого бога Огата, а жену его как воплощение Будды - богиню Утреннего солнца.
        Он соединял между собой людей, одаренных добродетелями. Мужчины и женщины, полюбившие друг друга, являлись к нему, и он благословлял их союз. Если замечал он в человеке низменный дух, то гневался, а если видел он на ком печать божества, то утихали его скорби, и он радовался.
        Таково человеческое сердце! И в ленивце может скрываться честная прямота.
        Давно, давно все это было, в царствование императора Мондоку[92 - 850 -858 годы.].
        Да будет наделен несметным богатством и великим счастьем тот, кто будет читать эту повесть каждый день по одному разу и расскажет ее другим! Пусть боги пошлют ему столько радостей, что и словами не пересказать.
        Запасная голова
        Как-то раз в старину отправился один князь на соколиную охоту. Несли его по горам в паланкине. Вдруг пролетел мимо ястреб и уронил свой помет на крышу паланкина.
        Сменить князю паланкин! - громовым голосом крикнул старший кэрай.
        - Сменить паланкин князя, подать сменный паланкин! - закричали слуги один другому.
        Пересадили князя в новый паланкин и тронулись дальше.
        Только вдруг летит по небу другой ястреб. Высунул, как на грех, князь свою руку из паланкина, и упал помет на край одежды.
        - Сменить князю одежду! - приказал старший кэрай.
        - Сменить одежду князя, подать сменную одежду! - кричит один слуга другому.
        Переодели князя в новые одежды и едут дальше.
        А тут выставил князь ногу из паланкина. И уронил пролетный ястреб ему помет на сандалию.
        - Сменить сандалии князю! - загремел старший кэрай.
        - Запасные сандалии, подать запасные сандалии! - кричат слуги.
        Переобули князя, едут дальше.
        Захотел князь посмотреть, какова погода.
        Высунул он голову из паланкина и посмотрел на небо, и упал ястребиный помет ему прямо на лоб.
        - Сменить голову князю! Скорее! - заорал старший кэрай.
        - Запасную голову, подать запасную голову князя, - пробежало по рядам.
        Принесли корзину с запасной головой и живо переменили князю голову. И снова чинно и важно поехал он дальше.
        Как жена из дому уходила
        Как-то раз приглянулась одному женатому человеку бойкая соседка.
        Стал он похаживать к соседке в гости. «Моя хозяйка с ней и в сравненье не идет, - думал он. - Чумазая уродина, глядеть противно».
        А жена у него была работящая. С самого раннего утра до позднего вечера, нечесаная, неубранная, ходила она в затрапезе. Никогда и в зеркало не посмотрится - все некогда!
        Однажды муж сказал ей:
        - Опротивела ты мне, видеть тебя больше не хочу, уходи из моего дома.
        Что ж оставалось делать бедняжке? Стала она готовиться в дорогу. Вещи свои связала в узел. Надела самое свое нарядное платье, красиво причесалась, набелилась, нарумянилась и стала куда пригожей соседки.
        Поглядел на нее муж, поглядел и раздумал с ней расставаться.
        Кончила жена свои сборы и, по обычаю, склонилась перед мужем в низком поклоне:
        - Прощайте, живите в добром здоровье. Спасибо вам за то, что так долго заботились обо мне. Простите, если чем досадила.
        Только собралась она выйти через черный ход из кухни, как муж загородил ей дорогу:
        - Не смей идти через кухню в таком наряде, это моя кухня. Ступай другим ходом.
        Хотела было жена выйти через спальню. Муж опять стал на дороге:
        - Не смей выходить через спальню. Это моя спальня.
        Что будешь делать! Жена пошла было через гостиную.
        - Куда идешь через гостиную, - закричал муж, - ты ведь не гостья, порядка не знаешь!
        Остановилась жена:
        - И отсюда нельзя, и оттуда нельзя! Тогда уж я и не знаю, как мне выйти из дому.
        - А не знаешь, как выйти из дому, дуреха, так и сиди дома.
        С тех пор перестал муж ходить к соседке.
        Верх бережливости
        Жил на свет один скопидом. Так и не сходило у него с языка: «Надо беречь добро. Надо хранить добро, на том хозяйство стоит».
        Как-то раз под вечер пришел к бережливому один приятель поглядеть, как он ведет хозяйство.
        В доме было темно, хоть глаза выколи.
        «Это он, видно, на масло для лампы скупится», - подумал гость, вошел в дом ощупью и увидел, что бережливый сидит на циновке посреди комнаты голым-голешенек.
        Приятель удивился:
        - Ты почему сидишь нагишом?
        - Одежда целее будет. Зачем зря ее изнашивать у себя-то дома?
        - Так-то оно так. Но ведь на дворе поздняя осень, долго ли простыть!
        - А мне не холодно! Я потом обливаюсь.
        - Отчего же это?
        - Погляди вверх, - говорит бережливый.
        Глянул гость наверх и увидел, что у бережливого над головой висит на тонком шнурке огромный булыжник.
        - Я все думаю: «Сейчас упадет! Сейчас мне на голову свалится». От страха меня то и дело в жар бросает.
        «В самом деле, ловко придумал!» - решил про себя приятель. Стал он слушать рассказы бережливого о том, как у него каждая вещь три срока служит, а сам с трепетом в душе поглядывает туда, где камень висит.
        Наконец попрощался гость и вышел, но в темноте никак не мог отыскать свою обувь, которую оставил у входа в дом.
        - Посвети мне, - попросил он. - Сандалии свои не разыщу. Бережливый вышел из кухни с поленом в руке да как хватит приятеля по голове: трах!
        - Ай, что ты делаешь? Из глаз искры снопом посыпались! - завопил гость. - Вот и ищи скорей свою обувь. А недавно вечером я сам себе под глазом такой фонарь засветил, что всю дорогу бегом бежал. Просто как днем было видно.
        Услышав это, приятель поспешил уйти, как был, разутым. Наступил Новый год. «Постой же, я проучу тебя, - подумал приятель. - Посмеюсь над тобой, скупердяй!»
        В первый день Нового года явился он к бережливому с поздравлением и принес ему, по обычаю, подарок.
        - Поздравляю, желаю счастья. Хочу тебя порадовать. В Новом году решился я жить, следуя твоему мудрому примеру. И первым делом подумал: зачем тратиться на дорогие подарки? Зачем сорить деньгами? Принес тебе эту длинную соломинку. Сделай себе из нее трубку.
        На другое утро бережливый явился к своему приятелю отдать долг благодарности. После обычных приветствий достал он из своей пазухи все ту же соломинку. Только теперь она стала наполовину короче.
        - Вот тебе к Новому году драгоценное снадобье. Всякий знает: солома - первое средство от ломоты в ногах.
        Подал соломинку бережливый и ушел, а приятель его так и остался сидеть с открытым ртом.
        Как «пионовые пирожки» влягушек превратились
        Жили в старину свекровь с невесткой. Вот как-то раз в праздничный день случились у них к ужину «пионовые пирожки»[93 - «Пионовые пирожки» рисовые лепешки - мати, завернутые в тесто из красного горошка.]. Съела каждая по одному, по два, и осталось еще несколько пирожков. Принялась старуха убирать их в ларец-дзюбако, и тут вдруг одолела ее жадность.
        «Утром-то, поди, „пионовые пирожки“ покажутся еще лучше… Вот не было печали такую вкусноту скормить ни за что ни про что этой негоднице невестке, этой ленивице!» - думает она.
        - Эй, послушайте, пирожки! Коли увидит вас невестка, обратитесь в лягушек. Смотрите не забудьте. Как только попадетесь ей на глаза, сейчас же прикиньтесь лягушками.
        Много раз повторила эти слова старуха, а потом запрятала ларец с пирожками в самую глубину шкафа. Но не знала она, что невестка все слышала. Утром встала невестка ранехонько, достала ларец и съела все пирожки, а потом наловила столько лягушек на рисовом поле, сколько пирожков было, да и посадила их в ларец.
        Проснулась наконец старуха, дожидается, чтобы невестка ушла в поле работать. Только та за дверь, как свекровь - шасть к ларцу. Открыла она крышку-и вдруг… Плюх, плюх, плюх! Стали из ящика выпрыгивать лягушки - и поскакали в разные стороны, одна туда, другая сюда.
        - Эй, эй, пирожки! Ослепли вы, что ли? Ведь это я! Это я! Не скачите как полоумные, горошек рассыплется! Начинку вытрясете!
        Гналась, гналась за ними старуха, расставив руки, да так и не поймала!
        И так и этак
        Жил в одной деревне человек по имени Сэйдзо. Как-то раз гулял-он с приятелями по горам. А в густых зарослях травы лежал заяц и спал мертвым сном, разомлев от дневной жары.
        Глядите, вон там дохлый заяц валяется! - крикнул один из приятелей.
        Сэйдзо сразу же заткнул себе нос:
        - То-то я давно уже чую, несет откуда-то падалью.
        Услышал заяц человеческие голоса, как подпрыгнет и дал стрекача.
        - Крепко же спал этот заяц, - засмеялся другой приятель.
        - То-то я уже давно приметил, как в траве длинные уши шевелятся, - подхватил Сэйдзо.
        С тех пор как начнет кто-нибудь поддакивать то одному, то другому, так про него говорят:
        «Ну, да у него, как у Сэйдзо-сана: заяц то живой, то дохлый».
        Стебелек одеяла
        В старину у одного бедняка даже постели не было. Стыдился он своей нищеты и потому строго наказал маленькому сыну:
        - Смотри не проговорись, что я на соломе сплю и соломой покрываюсь. При людях всегда называй солому одеялом.
        Вот пришли как-то раз к бедняку гости, мальчик и говорит:
        - Отец, эй, отец, у тебя в волосах застрял стебелек нашего одеяла!
        Что только люди ни скажут
        Как-то одна старуха пришла в знакомый дом. А у хозяйки была молоденькая дочь. Сидит девушка, слезами заливается.
        - Отчего ты плачешь? - спрашивает старуха. - Уж не обидел ли тебя кто?
        - Ах, бабушка, соседки у нас на язык такие злые. Говорят, будто я лицом черна.
        - Уж чего только люди не придумают! Как же ты лицом черна, если у тебя на лице белила в палец толщиной!
        - Говорят еще, будто у меня одна нога на вершок короче.
        - Которая? Эта нога? Скажут же! Да она на два вершка длиннее другой!
        Соперница в зеркале
        В старину, в далекую старину, восстали друг на друга два могучих рода: Минамото и Тайра. Род Минамото истребил своих врагов. Немногим из сторонников Тайра удалось спастись. Скрылись они в далеких северных горах и жили там, вдали от чужих глаз.
        Когда же потомки их стали наконец появляться открыто среди людей, то были они несведущи в самых простых делах. Поэтому случалось с ними немало смешного.
        Как-то раз один молодой человек из рода Тайра первый раз в своей жизни спустился в долину и попал в замковый город Кумамото. Там уже и следов былого не осталось. Но, проходя по одной из улиц, вдруг заметил он в лавке зеркал портрет своего умершего отца. Портрет был удивительно похож, но, как видно, нарисован давно, когда отец еще был молод.
        - О, какая радость! Я снова вижу моего отца!
        Не помня себя от счастья, молодой человек купил драгоценный портрет и бережно отнес домой. Дома он спрятал его в шкаф. Каждый день любовался он портретом, и тот улыбался ему, как живой.
        Но скоро жена приметила, что муж часто подходит к шкафу, открывает его и подолгу чем-то любуется. Разобрало ее любопытство. Выдвинула она ящик из шкафа, взглянула - и ах! Оттуда глядит на нее какая-то красотка.
        Побледнела жена, вся дрожит и рыдает в голос. Прибежала свекровь:
        - Что с тобой, дочка? Что случилось?
        - Ах, матушка, матушка! Муж разлюбил меня, привез какую-то городскую красавицу и прячет ее в нашем доме.
        - В своем ли ты уме! Где прячет? Покажи.
        - Здесь, в шкафу, смотрите сами.
        Поглядела свекровь и говорит:
        - Вот эта, что ли? Не плачь, доченька. И стара она, и дурна собой. Уж поверь мне, он ее скоро разлюбит.
        Пришла тут знакомая монашка. Услышала она, какая беда случилась в доме, и тоже захотела взглянуть на разлучницу.
        - Успокойтесь, не плачьте! Правда, на лице у нее написано, что была она большой негодяйкой, но зато теперь раскаялась и постриглась в монахини. Так что не о чем вам больше тревожиться.
        Солнце и жаворонок
        Как-то раз в один погожим весенний день опустился жаворонок отдохнуть на поле. Вдруг выглянул крот из норки и говорит:
        - Жаворонок, а жаворонок, исполни мою просьбу!
        - Что ж, охотно, коли только смогу, - отвечает жаворонок.
        - Вот видишь ли, одолжил я деньги солнцу. Уж с тех пор немало времени прошло, случилась у меня нужда в деньгах. Ты летаешь высоко. Попроси солнце, чтобы вернуло мне свой долг.
        Поверил жаворонок небылице хитрого крота, поднялся к самому солнцу и зазвенел:
        - День-день-день, солнце, верни деньги! День-день-день, солнце, верни деньги!
        Солнце так и вспыхнуло от гнева. Даже облака крутом загорелись.
        - Лжец! От кого я брало деньги, а ну отвечай! - загремело оно, да так страшно, что жаворонок камнем полетел вниз. Но потом набрался смелости и снова взмыл к самому солнцу:
        - День-день-день, солнце, верни кроту деньги! День-день-день, солнце, верни кроту деньги!
        - Погоди! Вот я тебе покажу! - сверкнуло очами солнце.
        Жаворонок снова полетел вниз.
        Так с тех пор и повелось.
        Крот давно на свет из-под земли не показывается. Боится, что спалит его своими лучами разгневанное солнце.
        А жаворонок, ничего про это не зная, и до сих пор весь долгий день звенит над облаками:
        День-день-день, солнце, верни деньги! День-день-день, солнце, верни деньги!
        Коршун, воробей, голубь и ворон
        В старину это было.
        Весною расцвели вишни в горах. Стали слетаться туда разные птицы.
        Первым прилетел коршун с криком «тонбироро», следом воробей, чирикая «тинтико-тинтико», за ним голубь, воркуя «хаттобо-хаттобо». А последним явился ворон, каркая «гао-гао».
        Стали они вчетвером между собой советоваться:
        - Какую бы нам придумать веселую затею, раз уж мы вместе собрались?
        - А вот что. Вишни цветут, погода на славу, нас тут целая компания. Устроим-ка пирушку.
        - Правда, правда, лучше не придумаешь.
        Порешили птицы, что кому делать.
        Коршун - мастер рыбу ловить. «Тонбироро, тонбироро» - полетел он к реке.
        Воробей - «тинтико-тинтико» - поспешил за вином в харчевню.
        Голубь - «хаттобо-хаттобо» - ножом стучит, закуску готовит. Ворон - «гао-гао» - полетел взять в долг столики и чашки. Вот началась пирушка. Сначала веселье не ладилось, ели, пили молча.
        - Что ж это за пирушка, когда никто не поет и не играет. Пусть каждый покажет свое уменье!
        Коршун сказал:
        - Я сыграю на флейте.
        Надел он накидку с гербами, достал из-за пояса флейту, покрытую красным лаком, и засвистел:
        «Тонбироро-тонбироро! Хёроро-хёроро!»
        - Ах, как чудесно, - похваливал воробей. - А я подыграю на сямисэне.
        Вычернил он себе зубы и затренькал на струнах: «Тинтико-тинтико, тинтикотин!»
        Настала очередь голубя:
        - Не могу я сидеть на месте, когда флейта свистит и сямисэн звенит. Пушусь в пляс.
        Повязал себе голову полотенцем в крупных горошинах и начал подыгрывать, крутиться и хлопать крыльями, припевая: «Хаттобо-хаттобо! Хаттобо!»
        А пока они играли и плясали, ворон, каркая «гао-гао, гаогао», кусок за куском отправил себе в глотку всю закуску.
        Опомнились остальные трое, глядят: вчашках пусто, ни вина, ни закуски, а ворона и след простыл.
        Сильно разгневался коршун. С тех пор где ни увидит ворона, сейчас за ним погонится. Все думает, как бы поймать и наказать обидчика.
        Как сороконожку за врачом посылали
        В старину, в далекую старину, как-то раз под вечер шло I у цикад большое веселье.
        Вдруг одна из них жалобно заверещала:
        - Ой, больно! Ой, не могу! Ой, в животе рези!
        Поднялся переполох. Видят цикады, что совсем плохо дело, и решили скорее послать за врачом. Тут заспорили они между собой: «Пошлем ту, нет, лучше эту…»
        А самая старая и мудрая цикада посоветовала:
        - Надо сороконожку послать. У нее ног много, она скорее всех добежит.
        Попросили цикады сороконожку сбегать за врачом, а сами стрекочут возле больной:
        - Потерпи немного, потерпи, потерпи!
        Время идет, больная стонет, а врача все нет как нет. Полетели цикады посмотреть, не вернулась ли сороконожка к себе домой. Видят они: сидит сороконожка, обливаясь потом, на пороге своего домика, а перед ней - ворох соломенных сандалий.
        Спросили ее цикады:
        - Что же врач так долго не идет?
        А сороконожка в ответ:
        - Не видите разве, я спешу изо всех сил. Как надену сандалии на все свои ноги, так сразу же и побегу за врачом.
        Тут только догадались цикады, что сороконожка еще обувается в дорогу.
        notes
        Сноски

        1
        Рё - старинная золотая монета.
        2
        По японскому народному поверью, горе и обиды могут причинить тяжелую болезнь обидчику даже без воли и ведома обиженного.
        3
        Кудзу - дикое бобовое растение.
        4
        Ри - японская мера длины, равная 3,93 километра.
        5
        Иссумбоси - «мальчик с пальчик».
        6
        Асида - японские деревянные сандалии на высоких подставках.
        7
        Сяку - японская мера длины, около 30 сантиметров.
        8
        Мон - старинная мелкая монета.
        9
        Сакэ - рисовая водка.
        10
        Мандара - священная буддийская картина.
        11
        По японскому народному поверью, грозу вызывают «громовики», черти устрашающего вида. Живут они на небесах и бьют в огромные барабаны, а на земле в это время слышны раскаты грома.
        12
        Тэнгу - по японскому народному поверью, крылатое сказочное чудище, обитающее в лесах в глубине гор. У него смешной длинный нос. От взмахов волшебного веера тэнгу у человека тоже может вырасти нос невероятной длины.
        13
        Эдо (Иеддо) - старое название Токио.
        14
        Кэн - японская мера длины, равная 1,82 метра.
        15
        Рис обычно выращивается в воде на полях, огороженных особыми запрудами. В этой воде разводят рыбу, чаще всего вьюнов.
        16
        Нагаси - утварь для мойки посуды с отверстием для стока воды.
        17
        Любование цветами - японский народный обычай. Особенной славой пользуются цветущие вишни. Любование цветами носит характер увеселения и часто превращается в настоящий народный праздник.
        18
        Хозяин омута - страшный змей или дракон, пожирающий людей.
        19
        Мандзю - пирожок из пшеничной муки, начиненный сладким бобовым тестом.
        20
        Листья некоторых видов папоротника употребляются японскими крестьянами в пищу.
        21
        Хиноки - род кипариса.
        22
        Иваси - род сардин.
        23
        Здесь имеется в виду котел, вделанный в печь, которым японцы пользуются как ванной.
        24
        В Японии кладут пищу в рот при помощи двух палочек.
        25
        Сёдзи - раздвижные рамы в окнах, заклеенные бумагой.
        26
        Комусо - бродячий певец в шляпе, закрывающей все лицо. Обычно комусо становились прогнанные со службы самураи.
        27
        Сямисэн - трехструнный музыкальный инструмент.
        28
        Чур, меня!
        29
        Ара - восклицание, выражающее удивление.
        30
        Бонза - буддийский монах.
        31
        Храмы в местности Исэ - древнейшие японские храмы, посвященные культу солнца.
        32
        Дайбуцу - по-японски значит «большой Будда».
        33
        Микоси - паланкин или повозка со священной реликвией.
        34
        Данго - рисовая лепешка.
        35
        Доккуисё - восклицание, по смыслу близкое к русскому «гоп!»
        36
        Кобан - старинная золотая монета овальной формы.
        37
        Моти - рисовое печенье.
        38
        Раньше в Японии замужние женщины чернили зубы.
        39
        Во время храмовых праздников обычно устраиваются представления для привлечения народа.
        40
        Дзё - японская мера длины, равная 3,03 метра.
        41
        Буддийские монахи бреют голову.
        42
        Дзони - новогоднее блюдо.
        43
        Сэна - 0,01 иены, основной денежной единицы в Японии.
        44
        Сутры - буддийские молитвословия.
        45
        Амида (Амитаба) - буддийское божество.
        46
        Доно - вежливая приставка к имени.
        47
        Самые древние в Японии синтоистские храмы.
        48
        Каннон - богиня милосеярди.
        49
        Имеется в виду Киото.
        50
        Праздник весеннего солнцеворота.
        51
        1751 -1764 годы.
        52
        Старинное название о. Хоккайдо.
        53
        Компира - буддистское божество, охраняющее мореплавателей. Ияхико - бог синтоистского пантеона.
        54
        Тан - единица измерения земельной площади. Пять танов - около половины гектара.
        55
        Хокку - жанр лирической, поэзии, очень популярный в XVII -XVIII веках. Состоит хокку из трех строк и главным образом посвящено природе.
        56
        Тандзаку - полоска плотной цветной бумаги, на которой пишется стихотворение.
        57
        Танка (короткая песня) - лирическое стихотворение из пяти строк.
        58
        Эноки - железное дерево из семейства вязовых.
        59
        В древней Японии - самая главная должность после главного министра.
        60
        Сираги - одно из древних царств Кореи.
        61
        Князь Эмма - буддистское божество, владыка преисподней.
        62
        Домбури - кушанье из жареных угрей с рисом.
        63
        Каммэ - старинная мера веса, равна 3,75 килограмма.
        64
        Моммэ - старинная мера веса, около 4 граммов.
        65
        Знаменитые поэтические антологии древности.
        66
        Повесть X века.
        67
        Химэгими - титул знатной девушки или молодой женщины в старой Японии.
        68
        Хати (санскр. патра) - широкая чаша из камня, дерева или металла с плоским дном; вданном случае - деревянная. Буддийские монахи собирают в нее подаяния.
        69
        Хатикадзуки - буквально: «Носящая на голове чашу», презрительная кличка, вроде Золушки или Ослиной шкуры.
        70
        Слова буддистской молитвы.
        71
        Ямакагэ - фамилия; самми-тюдзё - звание: военачальник императорской гвардии третьего ранга. В старинной Японии было в обычае называть человека по его титулу.
        72
        Ночь от заката до восхода делилась на пять «страж», по два часа в каждой. Третья стража начиналась примерно в полночь.
        73
        Сайсё - государственный советник. Подобные звания бывали зачастую номинальными.
        74
        Гэндзи - герой знаменитого романа XI века.
        75
        Аривара-но Нарихира - прославленный поэт древности, красавец и любезник.
        76
        Хиро - мера глубины и длины, равна 1,82 метра.
        77
        Ян Гуй-фэй - знаменитая своей красотой наложница одного из китайских императоров. Госпожа Ли - китайская красавица древности.
        78
        Птицы из древней китайской легенды, всегда летают парой.
        79
        Тофу - знаменитый каллиграф древности.
        80
        Тамамо - легендарная красавица древности.
        81
        Тё - мера земельной площади, равна 0,992 гектара.
        82
        Дайнагон - важный придворный чин в древней Японии.
        83
        Гэмпуку - обряд совершеннолетия, когда юноше впервые делали взрослую прическу и надевали на него шапку взрослого мужчины.
        84
        «Месяц инея» - одиннадцатый месяц года по лунному календарю.
        85
        Следует длинный перечень храмов, городов и селений, славившихся своей красотой. Они расположены главным образом в городах Киото и Нара и их окрестностях.
        86
        Будзэн-но ками - правитель области Будзэн.
        87
        Дзидзю - имя девушки; цубонэ - почетный титул придворной дамы, имевшей во дворце собственные апартаменты.
        88
        Надэсико - гвоздика.
        89
        «Три послушания» - женщины должны повиноваться отцу, мужу и сыну (всю жизнь).
        90
        Рэнга - «нанизанные строфы», особый поэтический жанр, очень популярный в средневековой Японии.
        91
        Согласно буддийскому учению, «семь драгоценностей» - золото, серебро, изумруды и т.д.
        92
        850 -858 годы.
        93
        «Пионовые пирожки» рисовые лепешки - мати, завернутые в тесто из красного горошка.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к