Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я"
        
        СКАЗКИ ДЛЯ"МАЛЕНЬКИХ" С САЙТА SKAZKI.ORG.RU

        Сказки для"маленьких"
        Часть2 - от"О" до "Я"

        О ВСЕМИРНОМ ПОТОПЕ
        Случился в давние времена потоп. Всех людей на земле затопил. Только двое остались - брат и сестра из одной семьи. Схоронились они на самой высокой вершине самой высокой горы. Такой же высокой, как Пэктусан*. А когда вода схлынула, спустились брат и сестра с горы, огляделись - нигде ни души. "Что же это будет? - думают. - Ведь так человеческий род на земле прекратится! Не могут же брат с сестрой пожениться!" Думали они, думали и решили Небесного владыку спросить, как им быть да что делать. Выслушал их Небесный владыка, ничего не сказал. Поняли брат с сестрой, что можно им пожениться. Так и сделали. Поэтому и не прекратился род людей на земле!
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        Одноглазка, двухглазка и трёглазка
        Жила на свете женщина, у которой были три дочери. Старшая из них называлась Одноглазка, потому что у ней был всего один глаз на середине лба. Средняя называлась Двуглазка, потому что у ней, как у всех людей, было два глаза. А младшая называлась Трехглазка, потому что у ней сверх двух глаз во лбу был третий.
        Двуглазку за то, что она походила на всех людей, ее сестры и мать ненавидели.
        Они говорили ей с презрением: "Ты со своими двумя глазами нимало не отличаешься от всех остальных людей, ты нам не пара".
        Они толкали ее то туда, то сюда, давали ей носить только самые дурные платья, кормили ее только своими объедками и причиняли ей всякое горе, какое могли.
        Случилось однажды, что Двуглазке приходилось идти в поле козу пасти, а она была очень голодна, потому что сестры очень мало дали ей поесть.
        И вот села она в поле на полосу и стала плакать, да так плакать, что из глаз ее ручьями слезы бежали. И когда она в таком горе своем глянула вверх, то увидела: стоит около нее какая-то женщина и спрашивает: "Чего ты, Двуглазка, плачешь?"
        Отвечала ей бедняжка: "Как мне не плакать? Из-за того, что у меня два глаза, как у других людей, мать и сестры меня ненавидят, толкают меня из угла в угол, дают носить только старое, а есть - одни объедки! Сегодня же так мало дали мне поесть, что я совсем голодна".
        Вот и сказала ей ведунья: "Двуглазочка, утри слезы! Скажу я тебе такое, что ты больше голодать не станешь. Стоит тебе только крикнуть своей козочке: Козочка, давай Столик накрывай! и явится перед тобою опрятно накрытый столик, и на нем всякое хорошее кушанье, какого ты пожелаешь, и вволю! А как насытишься и столик тебе не будет более нужен, ты только скажи:
        Козочка, давай
        Столик убирай! - и он тотчас исчезнет".
        И с этим ведунья скрылась. Двуглазка же подумала: "Я тотчас же должна испробовать, правду ли она мне говорила, потому что уж очень я проголодалась".
        И она тотчас проговорила:
        Козочка, давай
        Столик накрывай!
        И чуть только проговорила она эти слова, как явился перед ней столик с белой скатертью, а на нем тарелочка с ножом, вилкой и серебряной ложкой; а кругом стояли на столе лучшие кушанья, и пар от них шел, словно бы они тотчас из кухни на стол попали.
        Двуглазка наскоро прочла молитву перед обедом, подсела к столу - и давай уплетать! И когда насытилась, то сказала, как учила ее ведунья:
        Козочка, давай
        Столик убирай!
        И тотчас столик и все, что на нем было, исчезло бесследно. "Вот это настоящее дело!" - подумала Двуглазка и была очень весела и довольна.
        Вечерком, придя домой с козою, она нашла на столе глиняное блюдце с объедками, которые ей сестры оставили, и, конечно, не прикоснулась к этой еде.
        И на другое утро, уходя с козою в поле, она оставила нетронутыми те куски, которые были ей поданы.
        В первое время сестры не обратили на это внимания; но затем заметили это и стали говорить: "С Двуглазкой что-то не ладно! Она каждый раз оставляет еду нетронутой, а прежде, бывало, все приберет, что ни поставь ей! Видно, она нашла себе возможность откуда-нибудь пищу получать".
        И вот, чтобы дознаться правды. Одноглазка решилась с нею идти в поле за козой и наблюдать, что у ней там творится и не носит ли ей кто-нибудь в поле еду и питье.
        Когда Двуглазка опять собралась в поле. Одноглазка подошла к ней и сказала: "Я хочу с тобою идти в поле и тоже присмотреть, чтобы коза хорошо паслась и отъедалась".
        Но Двуглазка заметила, что у ее сестры на уме, и вогнала козу в высокую траву, а сама и говорит Одноглазке: "Пойдем, сестрица, сядем рядком, я тебе кое-что пропою".
        Одноглазка уселась, утомленная непривычной ходьбой и солнечным жаром, а Двуглазка и стала ей напевать все одно и то же:
        Одноглазочка, вздремни!
        Одноглазочка, усни!
        Тогда Одноглазка закрыла свой глаз и уснула; увидев это. Двуглазка сказала:
        Козочка, давай
        Столик накрывай! - и уселась за свой столик, и наелась, и напилась досыта, а затем опять сказала:
        Козочка, давай
        Столик убирай! - и все мигом исчезло.
        Тут Двухлазка разбудила сестру и говорит ей: "Одноглазочка, ты хочешь пасти, а сама и заснула; тем временем коза Бог весть куда могла уйти; пойдем-ка домой".
        Пошли они домой, а Двуглазка опять-таки своего блюдца не тронула.
        Одноглазка же не могла объяснить матери, почему та есть не хочет, и в извинение себе сказала: "Я там в поле приуснула".
        На другой день мать сказала Трехглазке: "На этот раз ты ступай и хорошенько высмотри, ест ли Двуглазка в поле и не носит ли ей кто-нибудь со стороны еду и питье. Надо думать, что ест она потихоньку".
        Вот Трехглазка и примазалась к Двуглазке, и говорит: "Хочу я с тобою пойти да посмотреть, хорошо ли ты козу пасешь, да даешь ли ты ей отъедаться".
        Но та заметила, что у сестры на уме, загнала козу в высокую траву, а ей и говорит: "Мы с тобою там усядемся, и я тебе кое-что пропою". Трехглазка уселась, порядком поуставши от ходьбы и солнечного жара. А Двуглазка опять затянула ту же песню:
        Трехглазочка, вздремни!
        Да вместо того, чтобы спеть:
        Трехглазочка, усни! - она по рассеянности спела:
        Двуглазочка, усни! Да все так и пела:
        Трехглазочка, вздремни!
        Двуглазочка, усни.
        И точно, от этой песни у Трехглазки два глаза уснули, а третий не уснул.
        Хотя она его тоже закрыла, но только из лукавства, прикидываясь спящей; однако же все-таки могла видеть.
        А когда Двуглазке показалось, что сестра ее спит, она, как всегда, сказала:
        Козочка, давай
        Столик накрывай!
        Попила и поела она вволю, а затем сказала:
        Козочка, давай
        Столик убирай!
        И Трехглазка все это видела.
        Потом пришла к ней Двуглазка и говорит: "Ну, сестрица, выспалась ли? Хорошо же ты коз пасешь! Пойдем-ка домой".
        И когда они домой вернулись. Двуглазка опять не ела, а Трехглазка сказала матери: "Знаю я теперь, почему эта гордая девчонка не ест!" - и рассказала матери все, что видела.
        Тогда это в матери возбудило зависть и досаду. "Так ты лучше нас есть хочешь! - подумала злая баба. - Постой же, я у тебя отобью охоту!"
        Схватила она нож и ткнула им козе в сердце, так что та разом пала мертвая.
        Как увидела это Двуглазка, так и залилась слезами; пошла в поле, села на полосу, сидит да плачет.
        Вот и явилась опять около нее вещая дева, и спрашивает: "Двуглазка, о чем ты плачешь?" - "Как мне не плакать? Матушка ту козочку убила, что меня так хорошо по вашему сказу кормила; теперь опять придется мне голодать да горевать".
        Сказала ей вещая дева: "Я тебе добрый совет дам: выпроси у сестер кишки от убитой козы и закопай их перед входной дверью в землю, это тебе на счастье будет".
        И скрылась.
        А Двуглазка пошла домой и сказала сестрам: "Дайте мне от моей козочки чего вам не жаль, дайте мне только ее кишочки". Сестры ее засмеялись и сказали: "Коли ничего другого не просишь, так на, возьми их".
        И взяла Двуглазка кишочки и вечерком втихомолочку зарыла их по совету вещей девы перед входной дверью.
        На другое утро, когда все в доме встали и подошли к двери, то увидели, что выросло там чудное дерево с серебряными листьями и с золотыми плодами, такое-то чудное, что ничего лучше и дороже того дерева и на свете не бывало.
        И никто, кроме Двуглазки, не знал, откуда это дерево взялось: только она заметила, что оно выросло из того самого места, где она кишки закопала.
        Вот и сказала мать Одноглазке: "Полезай на дерево, дитятко, да нарви нам с него плодов".
        Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у ней из рук: и это случалось каждый раз, когда она протягивала к яблокам руку, так что как она ни старалась, не могла сорвать ни одного яблочка...
        Тогда мать сказала: "Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка".
        Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи.
        Наконец, сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не могла.
        А Двуглазка сказала ей: "Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам".
        Сестры закричали: "Где уж тебе. Двуглазка!" Однако же Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки лезли, так что она их полон фартук нарвала.
        Мать взяла у ней эти яблоки, но вместо того, чтобы лучше с нею обходиться, стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки с дерева, и стали еще больше ей досаждать.
        Случилось, что однажды они все вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь. "Эй, Двуглазка, - крикнули обе сестры, - полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!"
        И как можно скорее накрыли они ее пустой бочкой, которая стояла около дерева, да и золотые яблоки, сорванные с дерева, туда же попрятали.
        Когда рыцарь поближе подъехал, он оказался красавцем; приостановил коня, полюбовался прекрасным деревом и сказал обеим сестрам: "Кому принадлежит это прекрасное дерево? Тот, кто мне дал бы с него веточку, мог бы от меня потребовать, что его душе угодно".
        Одноглазка и Трехглазка отвечали ему, что дерево им принадлежит и что они охотно сломят ему с дерева ветку.
        Но как ни трудились - и та и другая - ни ветви, ни яблоки не давались им в руки. "Странно! - сказал рыцарь. - Дерево вам принадлежит, а вы все же с него ни яблока, ни ветви сорвать не можете". Но обе сестры настаивали, что дерево принадлежит им. Тем временем Двуглазка, разгневанная тем, что сестры ее так лгали, выкатила из-под бочки парочку золотых яблок прямо к ногам рыцаря.
        Увидев яблоки, рыцарь удивился и спросил, откуда они взялись. Тогда злые сестры отвечали ему, что есть у них и еще одна сестренка, да та ему и показаться не смеет, потому у нее такие же два глаза, как и у всех других обыкновенных людей.
        Однако же рыцарь захотел ее увидеть и крикнул: "Двуглазка, выходи сюда!"
        Тогда Двуглазка преспокойно выглянула из-под бочки; рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал: "Ты, Двуглазка, уж, конечно, можешь мне сорвать ветку с этого дерева?" - "Да, - отвечала Двуглазка, - я это, конечно, могу, потому что дерево мне принадлежит".
        И влезла на дерево, и легко сорвала с него ветку с чудесными серебряными листьями и золотыми плодами, да и подала ее рыцарю.
        Тут рыцарь спросил у нее: "Двуглазка, что ж я тебе должен за эту ветку дать?" - "Ах, - отвечала бедняжка, - я терплю голод и жажду, печаль и невзгоду с раннего утра до позднего вечера: если бы вы могли меня взять с собою и избавить навсегда от этих всех бед, то я была бы очень счастлива".
        Тогда рыцарь посадил Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отческий замок: там он дал ей хорошее платье и еды, и питья вволю, и так как она ему полюбилась, то он с ней обвенчался и свадьбу отпраздновал превеселую.
        Когда красавец-рыцарь увез с собою Двуглазку, стали сестры завидовать ее счастью.
        "Ну, зато остается у нас дивное дерево, - подумали они, - хоть мы с него плодов снимать и не можем, а все же каждый, кто мимо поедет, перед ним остановится, зайдет к нам и его похвалит; может быть, еще и на нашей улице праздник будет?"
        Но на другое же утро дерево исчезло, а с ним вместе и их надежды рассеялись прахом.
        А Двуглазочка, как глянула из своей комнаты в окошечко, так и увидела, что дерево стоит перед ее окном, потому что оно за ней следом перешло.
        Долгие годы жила Двуглазка в довольстве.
        Однажды пришли к ней две нищенки. Заглянула она им в лицо и узнала сестер своих: Одноглазку и Трехглазку, которые впали в такую бедность, что должны были бродить по миру и выпрашивать себе кусок хлеба.
        А Двуглазка их обласкала и сделала им много всякого добра, и ухаживала за ними так, что те обе от всего сердца пожалели о зле, которого они так много причинили сестре своей в молодости.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        О ЖЕНЩИНЕ, ОКАЗАВШЕЙСЯ ЗЛЕЕ ЗМЕИ
        Была у одного человека жена - злющая баба, хуже змеи. Поедом ела мужа и такая была ехидна - все жалит его, жалит. Скажет он что-нибудь разумное, - она тотчас так вывернет его слова, что умное станет глупым. Купит он снеди какой или что другое для дома - жена все охает. Ну, а ругалась она каждый день и дралась постоянно.
        Не только муж страдал от нее. И соседей, видит бог, доводила до слез злая баба, извела всех от мала до велика.
        Измучился бедный муж, готов был схватить шапку в охапку и бежать на край света, чтоб его и сыскать не могли.
        Наконец дошло дело до того, что злющей бабе для ссор и криков дня уже не хватало, - она и ночами вопила, бранилась и честила мужа на все корки.
        Камень и тот бы не выдержал. Как-то раз дотерпел бедный муж до рассвета, да и сбежал. Бежит без оглядки. Очутился он утром в горах, и попался ему на глаза - на беду ли, на радость, кто знает! - глубокий колодец. "Вот где спасенье, - подумал бедняк. - Брошусь в колодец и навеки избавлюсь от злой жены".
        Собрался он с духом, подошел к колодцу, и вдруг пришла ему в голову мысль: "А не рано ли? (Жизнь-то все же и в горе мила!) Что за глупость? Брошусь я в колодец, а проклятая баба будет жить-поживать, заведет себе нового мужа, да и станет его мучить, как меня мучила. Заманю-ка я сюда ее и сброшу в колодец. Сам избавлюсь, да и другим, может, помогу, не позволю тиранить нового мужа".
        Вот рассудил он так и возвратился домой. Говорит жене:
        - Слушай, жена, счастье нам привалило! Нашел я в горах пересохший колодец, а там гнездится несметное множество голубей, откормленных, жирных, - таких, как ты любишь. Если хочешь, пойдем и наловим голубей, посадим в мешки, притащим домой: которых съедим, а которые пускай еще поживут, а потом мы их тоже зарежем.
        Поддалась на обман ненавистная баба - так уж, видно, суждено ей было - и пошла вместе с мужем к колодцу. А когда уж осталось идти недалеко, муж велел ей взять в руки передник: растяни, мол, его, да и держи наготове, - как только подойдем, сразу накрой передником колодец. Голуби в ловушке окажутся. И еще он велел ей идти тихонько-тихонько, да согнувшись, не то вспугнешь голубей прежде времени. Сам он крался за нею следом, и когда подошла она к краю колодца, схватил ее за ноги и сбросил вниз: "Получай по заслугам, змея подколодная, баба проклятая, пускай здесь кости твои истлеют".
        Пошел он, довольный, к себе домой. Только радоваться ему долго не довелось: дети кричат, одному хлебушка дай, другой по нужде просится, третий маму зовет, четвертому спать захотелось, пятый... Да мало ль хлопот с ребятишками!
        Вот какие дела! От одной беды избавишься, с другой спознаешься. Всю ночь мужик промаялся - детишки заснуть не дают, и жена из ума не выходит: каково-то ей в темном колодце!
        Ну, дождался он утра, взял побольше веревок и отправился в горы - жену вызволять. Коль жива, пусть домой возвращается, потому как отец не может детям мать заменить.
        Подошел он к колодцу, связал веревки, чтобы вышла одна подлиннее, и спустил в глубину. Подождал немного и потянул за веревку - проверить, ухватилась жена или нет. Чует, веревка натянулась, - значит, уцепилась жена. Стал он тянуть веревку, а когда вытянул почти до конца, заглянул в колодец, хотел жене пригрозить: обещай, мол, что переменишь свой нрав, а не то снова в колодец брошу. И что же он видит! На веревке змея, здоровенная, страшная! Испугался бедняк и хотел уж выпустить из рук веревку. А змея взмолилась:
        - Ради бога, братец, не кидай меня снова в колодец: там такая злая баба - со вчерашнего дня с ней воюю, еле-еле спаслась от ее когтей. Если вытащишь, золотом осыплю и на почести не поскуплюсь.
        Как услышал несчастный змеиные речи, у него сердце защемило: жена-то его злее змеи оказалась! Ну и вытащил он змею из колодца.
        - Спасибо тебе! - прошипела змея. - Спасибо за спасенье от проклятой злодейки, ведь она хотела меня задушить! Слушай, что я скажу: в колодце хранится несметный клад. Но спускаться туда я тебе запрещаю: там эта ведьма, она тебя тотчас задушит. Нет, мы сделаем вот как: приползу я нынче вечером в город, обовьюсь вокруг шеи царевны. А ты приходи во дворец и обещай царю, что избавишь царевну от змеи. Ты погладь меня и попроси, чтобы я ушла. Я тотчас сползу. Только прежде сторгуйся с царем о награде. А потом поползу я к другому царю, обовьюсь вокруг шеи царевича. Ненавижу царей, - ведь один царь и бросил меня в колодец, где я страдала столько лет. Тут уж ты не мешайся, во дворец не ходи, а не то я ужалю. Ну, иди себе, братец, домой, я же прогуляюсь немного вот по этой распрекрасной горе, по зеленому лесу, а под вечер к царю поползу потихоньку.
        Возвратился бедняга домой, промаялся целую ночь: опять дети покоя ему не давали. А наутро услышал - кричат глашатаи во всем городе: обвила, мол, царевнину шею змея. Ну, муж и сказал - была б, мол, награда хорошая, а избавить царевну от напасти труд невелик.
        И вот, от одного к другому, от одного к другому, понеслась эта весть и долетела до царя. Тотчас царь велел привести к нему избавителя.
        Пришел тот к царю, сторговались они. Подошел мужик к змее и погладил ее. Она с шеи царевны сползла и к другому царю во дворец потихоньку направилась.
        Ну, а первый-то царь как увидел, что дочь от смерти избавлена, заплатил парню вдвое больше обещанного, а уж как благодарен был - не рассказать!
        А немного погодя разнеслась молва по столице: приползла мол, змея прямо в горницу к сыну другого царя да вкруг шеи царевича и обвилась.
        Собрались отовсюду к царю знаменитые лекари, знахари да кудесники. Но змея никого не боится - сидит и сидит!
        Дошла до царя благодатная весть: мол, в соседнем государстве некий человек снял змею с шеи царевны. Отец царевича тотчас велел позвать того человека.
        Что тут делать! Он и не прочь бы пойти, да ведь змея сказала: "Не ходи ко второму царю, а придешь - так ужалю!"
        Вот беда-то! Пойдешь - змея загубит. Не пойдешь - так силой притащат! У силы-то разве есть справедливость? Хочешь не хочешь - иди!
        Ну, пошел он, а сам все раздумывает да прикидывает - как бы горю помочь. Наконец придумал. Вот пришел он к царю, сторговался с ним как полагается, а потом снял башмаки, взял шапку в охапку и вбежал как помешанный в хоромы, словно кто гнался за ним. Подбежал он к змее и шепнул:
        - Удирай! Проклятая баба, жена моя, вылезла из колодца и мигом проведала, что мы с тобой здесь. Бросилась следом за нами, хочет тебя задушить, да и меня сжить со света за то, что помог я тебе из колодца выбраться, от нее избавиться.
        Сказал он такие слова, повернул назад, глаза вытаращил, завопил во всю глотку и ну бежать, да все приговаривает:
        - Ах, спасайся, сестрица змея, а то совсем уж рядом проклятая баба! Удирай скорее, не то будет поздно!
        Кричит, а сам как безумный вкруг дома бегает - будто и впрямь от погони спасается. Услыхала те крики змея и поверила, поддалась на обман, соскользнула с шеи царевича, да и помчалась прочь без оглядки.
        Ну, а царь не знал уж, как и благодарить за спасение своего сына любимого, добром за добро заплатил, - дал денег толику немалую и с почетом домой проводил.
        Так избавился парень от злой жены, да еще и разбогател, а потом женился на другой, привел в дом хозяйку хорошую и сердцем добрую.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        О РЫБЕ И ПАУКЕ
        В одной из мексиканских семей столичного города Мехико затевалась помолвка славного парня по имени Рикардо с одной из самых известных в те времена городских красавиц, звали которую Исабель. Её чёрные кудри волнами сбегали со смуглых плеч, а в глазах её туманились мечты неутолённой девичьей страсти. Рикардо был крепок и коренаст и работал на молочном заводе, где каждое утро он ставил алюминиевые бидоны на грузовик, сам садился за руль и развозил молоко по магазинам. Небольшой,что и говорить, был у него на такой работе заработок, особенно если представить какой была красоткой Исабель. Но девушкой она выросла скромной и со всей силой первой чистой любви стремились друг к другу их горячие молодые сердца.
        В том же самом доме на первом этаже жил старый Хосе, индеец из Перу, о котором в округе ходили слухи, что он очень сильный и коварный шаман, который способен превращаться одновременно в нескольких разных животных. Рикардо же смеялся над этими слухами, считая их глупыми деревенскими предрассудками. Он всегда вежливо приветствовал старого Хосе, касаясь пальцами широких полей своей шляпы, и беседовал с ним негромко почтительно, а кроме того пригласил его к себе на помолвку, чтобы он вместе со всеми поел и выпил, имея при этом возможность оценить красоту и достоинство своей избранницы.
        Рикардо умел и любил готовить крупную морскую рыбу, поэтому в день помолвки он отправился с утра пораньше в рыбный магазин, где выбрал самого крупного в аквариуме тунца, положил его в корзину наполненную свежей крапивой, отнёс к себе домой, выпустил там до поры в ванную, а после отправился на молочный завод, чтобы побыстрее развезти молоко и приняться за подготовку к одному из самых счастливых событий в своей жизни.
        Тунец лежал всё это время в наполовину заполненной ванной, грустно дожидаясь последнего вечера своей жизни, пошевеливая изредка хвостом, отчего искажались его очертания видимые пауку, повисшему на паутинке у самой поверхности воды. Слышно было как играло радио за соседской стеной танцевальную музыку мамбо и под стремительный перекат виброфонов и согласный рёв духовых труб качался паук над полуприкрытым и сонным рыбьим глазом. Когда трубы за стеной напоследок рявкнули особенно громко и дружно, тунец раскрыл широко глаза и увидав прямо перед самым носом повисшее насекомое, тяжело приоткрыл рот, вспоминая свои резвые прыжки на вольной охоте в бескрайних морских просторах, но даже не смог чуть сдвинуться из-за недостатка свободного места и только откуда-то из-под него выскочил приставший воздушный пузырь, и, поднявшись к поверхности, лопнул. На всякий случай паук подглотнул в себя паутины и приподнялся над водою повыше. Закапал водопроводный кран и круги от капель побежали к стенкам ванной, обозначая торчащий над водой рыбий хвост рядами морщинок. Отчаянно извиясь, рыба ударила вдруг хвостом и
забилась, тщетно рванувшись за быстро поднимающимся вверх пауком, но при этом она задела кран, включился поток воды и стал наполнять до краёв ванну. Переполненная, она потекла, заливая первый этаж, и старый Хосе, как только закапали с потолка первые торопливые капли, меланхолически сжевал последний шарик пейота. Вскоре пределы его комнаты растворились, исчезла последовательность времён и весь мир преобразился в сплетения сияющих взаимосвязанных нитей. Словно женщина вяжет, перелетали пальцы его сбирая и распуская их пряди, увязывая узелки, загорающиеся пламенем солнц при свитах разноцветных планет на которых зарождались и угасали жизни мириадов существ, что переплетаясь и развиваясь, вытанцовывали ритм плещущейся в заточении рыбы. Лучась в электрическом свете лампочки под потолком, как раскалённый добела металлический шар, тунец взмыл над водою в клубах шипящего пара и уготавливаясь по себе сам на фарфоровом синем блюде, оказался на празднично убранном столе за которым держали руки сомкнув чернокудрая Исабель и коренастый Рикардо. Взбрызгивался звон приглашённых гитар и мягко стенал, устилая весь дом
сговорчивый воркотливый бас и плавно качались бёдра танцующих гостей при зажжённых множествах свечек, а брат суженой Альфонсо Хуарес подпалил на столе фейерверк и всхлопывались неожиданно снопики разноцветных искр; игрушечного пороха запах и поцелуй затянувшийся столь надолго, что мы, пожалуй, что и отвлечёмся на миг, чтобы плеснуть себе маленько винца, пригубить за молодых, а они же, не отрываясь взглядами друг от друга, истают в сумерках оплывших свечей, и да рассудит их Бог, но мы покинем сейчас этот дом. Гости придут и уйдут, на месте остаётся хозяин. Не зря всё-таки люди что только не говорят про этого Хосе.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        О ТОМ, КАК БУРЯ ПЕРЕВЕСИЛА ВЫВЕСКИ
        В старину, когда дедушка был еще совсем маленьким мальчиком и разгуливал в красных штанишках, красной курточке с кушаком и шапочке с пером
        - а надо вам сказать, что тогда детей именно так и одевали, ежели хотели их нарядить, - так вот, в те далекие, далекие времена все было совершенно иначе, чем теперь.
        Ведь какие, бывало, торжества устраивались на улицах! Нам с вами таких уже не видать: их давным-давно упразднили, они, видите ли, вышли из моды. Но до чего же занятно теперь послушать дедушкины рассказы об этом, вы и представить себе не можете!
        Что это было за великолепие, когда, скажем, сапожники меняли помещение цеха и переносили на новое место цеховую вывеску. Во главе процессии величественно колыхалось шелковое знамя с изображением большого сапога и двуглавого орла. Младшие подмастерья торжественно несли заздравный кубок и большой ларец, а на рукавах у них развевались по ветру красные и белые ленты. Старшие подмастерья держали в руках обнаженные шпаги с насаженными на острия лимонами. Музыка гремела так, что небо сотрясалось, и самым замечательным инструментом в оркестре была "птица" - так называл дедушка длинный шест, увенчанный полумесяцем и обвешанный всевозможными колокольчиками и бубенчиками, - настоящая турецкая музыка! Шест поднимали и раскачивали из стороны в сторону, колокольчики звенели и бренчали, а в глазах просто рябило от золота, серебра и меди, сверкавших на солнце.
        Впереди всех бежал арлекин в костюме из разноцветных лоскутков; лицо у него было вымазано сажей, а колпак украшен бубенчиками - ни дать ни взять лошадь, запряженная в сани! Он размахивал палкой направо и налево, но это была палка-хлопушка: она только громко хлопала и пугала людей, а вреда от нее никому не было. Люди толпились и толкались, стараясь протиснуться одни - вперед, другие - назад; мальчишки и девчонки спотыкались и летели прямо в канаву, а пожилые кумушки отчаянно работали локтями, сердито озирались по сторонам и бранились. Всюду слышались говор и смех. Люди стояли на лестницах, высовывались из окон, а иные даже забирались на крышу. На небе ярко светило солнышко. Правда, случалось, что на процессию попрыскает небольшой дождик, но ведь дождь крестьянину не помеха: пусть хоть весь город насквозь промокнет, зато урожай будет богаче!
        До чего хорошо рассказывал наш дедушка, просто заслушаешься! Ведь еще маленьким мальчиком он все это видел своими глазами. Старший цеховой подмастерье всегда залезал на помост, построенный под самой вывеской, и говорил речь - да не как-нибудь, а в стихах, словно по вдохновенью. Впрочем, тут и вправду не обходилось без вдохновенья: ведь речь он сочинял вместе с двумя друзьями, и работу они начинали с того, что осушали целую кружку пунша - для пользы дела, конечно. Народ встречал эту речь криками "ура". Но еще громче кричали "ура" арлекину, когда он тоже вылезал на помост и передразнивал оратора. Все хохотали до упаду, а он попивал себе мед из водочных рюмок и бросал рюмки в толпу, и люди ловили их на лету. У дедушки была такая рюмочка: ее поймал какой-то штукатур и подарил ему на память. Да, вот это было веселье так веселье! А вывеска, вся в цветах и зелени, красовалась на новом месте.
        - Такого праздника не забудешь, хоть до ста лет живи! - говорил дедушка.
        Да он и вправду ничего не забыл, хотя каких только не перевидал празднеств и торжеств на своем веку. Много коечего мог он порассказать, но забавнее всего рассказывал о том, как в одном большом городе переносили вывески.
        Дедушка был еще совсем маленьким, когда приехал с родителями в этот город, самый большой в стране. На улицах было полным-полно народа, и дедушка даже подумал, что здесь тоже будут торжественно переносить вывески, которых, к слову сказать, здесь оказалось великое множество, - сотни комнат можно было бы заполнить этими картинками, если бы их вешали не снаружи, а внутри дома. На вывеске портного было изображено разное платье, и если бы он захотел, то мог бы даже перекроить самого неказистого человека в самого красивого. А на вывеске торговца табаком - хорошенькие мальчики с сигарами в зубах, эдакие озорники! Были тут вывески с маслом и селедками, были вывески с пасторскими воротниками и гробами, а сколько всюду висело объявлений и афиш - видимо-невидимо! Ходи себе целый день взад и вперед по улицам да любуйся сколько душе угодно - ведь картинки. А заодно узнаешь и что за люди живут на улице - ведь они сами вывесили свои вывески.
        - К тому же, - говорил дедушка, - когда ты попал в большой город, полезно и поучительно знать, что кроется за толстыми каменными стенами домов.
        И надо же было, чтобы вся эта кутерьма с вывесками приключилась как раз в тот день, когда в город приехал дедушка. Он сам рассказывал об этом, и очень складно, хоть мама и уверяла, что он морочит мне голову. Нет, на этот раз дедушка говорил всерьез.
        В первую же ночь, когда он приехал в город, здесь разыгралась страшная буря, до того страшная, что такой ни в газетах никогда не описывали, ни старожилы не помнили. Ветер срывал черепицу с крыш, трещали и валились старые заборы, а одна тачка вдруг взяла да и покатилась по улице, чтобы убежать от бури. А буря бушевала все сильнее и сильнее, ветер дико завывал, ревел и стучал в ставни, стены и крыши. Вода в каналах вышла из берегов и теперь просто не знала, куда ей деваться. Буря неслась над городом, ломала и уносила трубы. А сколько старых высокомерных церковных шпилей согнулось в эту ночь - просто не сосчитать! И они так никогда и не выпрямились.
        Перед домом почтенного брандмайора, который прибывал на пожар, когда от строения оставались только головешки, стояла караульная будка. Так вот, буря почему-то захотела лишить его этого скромного символа пожарной доблести и, опрокинув будку, с грохотом покатила ее по улице. Как ни странно, будка остановилась перед домом бедного плотникатого самого, который во время последнего пожара вынес из огня трех человек, - да так и осталась там стоять, но, конечно, без всякого умысла.
        Вывеску цирюльника - большой медный таз - ветер забросил на подоконник дома советника юстиции. Вот это было сделано уж явно с целью, поговаривали соседи, ибо все-все, даже самые близкие приятельницы его жены, называли госпожу советницу "бритвой". Она была такая умная, такая умная, что знала о людях куда больше, чем они сами о себе знали.
        А вывеска с нарисованной на ней вяленой треской перелетела на дверь редактора одной газеты. Подумать только, какая нелепость! Буря, как видно, забыла, что с журналистом шутки плохи: ведь в своей газете он сам себе голова и никакой закон ему не писан.
        Флюгерный петух перелетел на крышу соседнего дома, да там и остался - с каким-то злым умыслом, конечно, говорили соседи. Бочка бондаря очутилась под вывеской "Дамские моды". Меню, висевшее у входа в кухмистерскую, ветер перенес к подъезду театра, в который редко кто захаживал. Ничего себе, забавная получилась афиша: "Суп из хрена и фаршированная капуста". Публика валом повалила в театр.
        Лисья шкурка с вывески скорняка повисла на шнурке колокольчика у дверей одного молодого человека, который исправно ходил в церковь, вел себя тише воды, ниже травы, стремился к истине и всем служил примером, по словам его тетки.
        Доска с надписью: "Высшее учебное заведение" оказалась на бильярдном клубе, а на питейном заведении появилась вывеска детского врача: "Здесь дети приучаются к бутылочке". И вовсе это было не остроумно, а просто невежливо! Но уж если буря захочет что-нибудь натворить, то натворит непременно, и ничего ты с ней не поделаешь.
        Да, ну и выдалась же погода! Наутро - только подумайте! - все вывески в городе поменялись местами, а кое-где получилось такое безобразие, что дедушка, уж как ни хотелось ему рассказать об этом, только помалкивал да посмеивался про себя - я это сразу заметил, - а значит, у него что-нибудь да было на уме.
        Каково же было жителям этого города, а особенно приезжим! Они совершенно сбились с толку и ходили как потерянные. Да иначе и быть не могло: ведь они привыкли искать дорогу по вывескам! Например, кто-нибудь хотел попасть на заседание деятелей, обсуждающих важнейшие государственные вопросы, а попадал в школу к мальчишкам, которые изо всех сил старались перекричать друг друга и только что не ходили на головах.
        А были и такие, что из-за вывески вместо церкви попадали - о ужас! - в театр.
        Теперь подобных бурь больше не бывает: такую только дедушке довелось повидать, и то тогда он был еще мальчишкой. Да и вряд ли такая буря повторится при нас; разве что при наших внуках. А мы дадим им благой совет: "Пока буря перевешивает вывески, сидите-ка лучше дома".
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        О ТОМ, КАК НАРОД ХОПИ ОБРЕЛ СВОЮ РОДИНУ.
        Говорят, что индейцы хопи - древнейшее племя Америки. Раньше, намного раньше других людей появился на свет этот народ и поселился там, где живет по сей день, - на Юго-Западе США. Вот как это случилось.
        В незапямятные времена Тайова, отец Вселенной, создал Первый Мир и поселил в нем людей. Им жилось так легко и привольно, что скоро люди забыли о своем благородном призвании. Низкие помыслы овладели ими, и начались раздоры и войны. И, видя несовершенство Первого Мира, Тайова потряс землю и уничтожил ее в огне. Потом он создал Второй Мир, но и в нем люди не сумели жить как им следует. И снова Тайова уничтожил землю в огне и создал Третий, а потом Четвертый, последний мир, в котором и живут теперь хопи.
        На пороге Четвертого Мира Тайова обратился к людям и сказал:
        - Этот мир не так красив и удобен для жизни, как первые. В нем есть высокие горы и болотистые низины, зной и стужа, красота и уродство, скудость и изобилие. Вы сможете выбирать, и от вашего выбора зависит, сумеете ли вы воплотить то, что заложено в вас мною, вашим Отцом.
        Не бродите по миру бесцельно в поисках своего пристанища. Пусть каждое племя совершит четыре долгих странствия на все четыре стороны света, а потом пусть племена встретятся у истоков пути. И тогда им откроется смысл этих странствий.
        Тайова покинул людей, а люди отправились в далекие странствия: на север, на юг, на восток и на запад. И центр огромного перекрестья их путешествий стал тем краем, где живет сейчас племя хопи.
        Много испытаний выпало на долю путешественников, много стойкости и мужества проявили они. Те, которые шли на север, взбираясь на высокую гору, взяли с собою двух кузнечиков Маху.
        Маху умели создавать тепло и грели людей в их долгом трудном пути. И еще играли им на своих маленьких флейтах. И вот наконец люди дошли до вершины и увидели на вершине Орла. Вышел вперед один Маху и спросил от имени людей у Орла:
        - Давно ты живешь здесь?
        - Да, - ответил Орел. - Я живу здесь с самого сотворения Четвертого Мира.
        Мы проделали большой путь, - продолжал Маху. - Позволь нам жить вместе с тобой.
        - Сначала я должен испытать вас, - сказал Орел, - есть ли у вас сила и мужество. Приблизьтесь!
        И оба Маху подошли к Орлу.
        - Сейчас я воткну тебе в глаз стрелу, - сказал Орел одному из них. - И если ты не закроешь глаз, те, кто идет за тобой, смогут остаться.
        И он внезапно приблизил стрелу к самому глазу Маху, но тот не зажмурился, не моргнул даже. И Орел сказал:
        - Вижу, что есть в вас сила и мужество. Но посмотрим, выдержите ли вы второе испытание. Оно потруднее первого.
        - Мы готовы, - сказали оба Маху.
        Орел достал лук, натянул тетиву и пустил стрелу прямо в одного из них. Но пронзенный стрелой Маху поднял флейту и заиграл тихую, нежную песню.
        - В вас больше мужества, чем я думал, - сказал Орел, снова натянул тетиву и выстрелил во второго Маху.
        Но и второй Маху поднял флейту и заиграл, и мелодия была так прекрасна, что оба Маху исцелились, и их пронзенные стрелами тела стали такими же, как прежде. И тогда Орел позволил людям занять его землю и сказал им:
        - Вы люди большой силы, но вы всего лишь люди. Я же воплощаю величие духа, у меня есть власть над Небом. Я могу донести ваши молитвы к Тайове, отцу Вселенной, и разрешаю вам брать для этого мои перья.
        И люди стали делать талисманы из перьев Орла и поклоняться кузнечику Маху. Они назвали его Горбатым Флейтистом: ведь в своем горбе он носит семена цветов и растений, а стрекотание его, так похожее на пение маленькой флейты, дарит тепло и уют. И если у индейцев болен ребенок, они поют над ним песни, зная, что сладкая власть музыки может его исцелить.
        В честь обоих Маху хопи назвали два своих рода: род Синей и Серой Флейты, и, где бы ни странствовали хопи, везде на скалах оставляли они изображение духа Кокопели - духа кузнечика Маху.
        Не менее тяжким был путь тех, кто пошел на юг. Род Барсука - так назвали себя эти люди в честь своего покровителя, который научил их лечить недуги и показал лечебные травы. Всю эту мудрость передал Барсук старейшине рода Салави.
        Шло время. Род Барсука быстро рос, вожди стали соперничать между собой, а Салави становился все немощнее. И вот настал час, когда он сказал:
        - Мы завершили странствие к четырем пределам земли. Пришло время остановится и ждать знака Тайовы. Он подскажет нам, что делать дальше.
        Люди выбрали красивый каньон с огромной пещерой на склоне и стали строить в ней жилища, хранилища для початков кукурузы и возводить тайные святилища. Но раздоры между людьми все продолжались. И тогда вдруг перестали идти дожди и падать снег, засохли стебли кукурузы, и убежали прочь дикие звери. Голод пришел в селение. И снова старый Салави собрал весь свой род.
        - Ваши раздоры принесли нам несчастья, - сказал он. - Мы должны уйти отсюда. Идите разными путями, в разные стороны. Сам я слишком слаб, чтобы вести вас. Возвращайтесь ровно через четыре года, возвращайтесь и ищите мои следы - у ручьев, в домах и святилищах. Если в ссорах ваших была и моя вина, вы не найдете ни меня, ни моих останков, ни памяти обо мне. Если же сердце мое было чистым, то вы найдете знак, который подскажет вам, как жить дальше.
        Люди покинули свои жилища и разошлись в разные стороны, а через назначенное время вернулись. И что же? У входа в селение снова бежал пересохший четыре года назад ручей, а рядом стояла елочка - ей тоже исполнилось ровно четыре года. Это Салави оставил своему роду знак, ибо сердце его было чистым, а дух великим. В свой смертный час спустился он к ручью и принял облик ели. С тех пор в роду Барсука прекратились раздоры: люди поняли, что им не прожить без поддержки друг друга.
        Так странствовали по земле люди. В этих долгих странствиях одни племена забыли наказ Тайовы, другие остановились, не совершив всех четырех странствий, и потеряли былую силу и мужество. Но те, кто упорно шел вперед, поняли наконец великое значение этих странствий: очищение человека от низких помыслов.
        Добавим от каких: от тех, что человек приобрел во времена Первого, Второго и Третьего мира. То есть от злых мыслей и пустых слов, от зависти и жадности, от грязных желаний и поступков.
        Человеку на роду написано познать, что такое настоящая любовь, бескорыстность и слово.
        ПЕРЕВОД А. ВАЩЕНКО
        О чем мечтала палка
        В одном из садов сельского поселка росла яблоня. Ах, какое это было прекрасное дерево: много листьев, а яблок еще больше. Все плоды висели на гибких ветвях, и любой, кто хотел, мог без труда сорвать и скушать вкусное и сочное яблоко. Дети так и поступали. Им нравилась яблоня, и они старались не только не повредить ее, но и ухаживали за ней, например, вскапывали весной землю, удобряли, поливали летом, убирали урожай осенью. Поэтому в сад часто наведывались хозяева, их гости, а также просто отдыхающие из города. Они, оказывается, также любили сидеть под ветками, защищавшими от солнца, пить чай, вести беседы, читать газеты.
        Но как-то мимо проходил мальчишка. Это был настоящий хулиган, о котором обычно говорят: а-а, это оболтус, не знающий, чем себя занять, у него ветер в голове. И это было видно с первого взгляда. Так вот, он хотел подразнить собак, но так как боялся близко к ним подойти, то решил взять палку. А поскольку рядом таковой не оказалось, мальчишка вздумал сломать ветку и помахать ею перед носом одной собаки, охранявшей соседний дом. И - хрясь! - в одно мгновение он лишил дерево одной плодоносной части. Он не слышал, как вздрогнула яблоня, как полились ее слезы. Ей было очень больно и обидно за то, как с ней нехорошо поступили.
        Но еще страшнее оказалось то, что ветку хотели использовать для хулиганства. Мальчишка при помощи перочинного ножика очистил ствол от листьев, выкинул недозревшие яблоки и повертел грозное оружие в руках.
        - Ага, сойдет, - решил он. И двинулся в сторону забора. Ветка, которая теперь стала просто палкой, пришла в ужас, что сейчас ею будут делать что-то плохое. Ее опасения оправдались. Мальчишка подошел к калитке и замяукал.
        С другой стороны раздался лай. Хулиган ухмыльнулся и стал вертеть палкой туда-сюда. Взбешенная собака вцепилась в палку и пыталась вырвать ее из рук мальчишки, а тот, наоборот, тянул ее к себе. Бедная палка, она чувствовала, как клыки оставляют на ней следы. В конце концов мальчишка сумел перетянуть палку, и она осталась у него в руках. Собака лаяла, прыгала на калитку, но ничего сделать не могла, до нее доносились только смех и улюлюканье. "Какая негодная палка, она делает только плохие дела!" - рявкнула на своем языке собака.
        Мальчишка не понимал язык животных, а вот палка догадалась, что собака во всем винит ее. И ей стало обидно. А в чем она виновата? Ведь это мальчишка использовал ее для хулиганского поступка.
        Следует сказать, что мальчишка на этом не остановился. Он пошел дальше, сшибая с кустов малину, с деревьев вишню, яблоки, груши, с лозы - виноград, одновременно разоряя птичьи гнезда и муравейники. Он также палкой разбил окно в доме одной бабушки, а еще сорвал белье с веревки, которое сушилось на солнце. Везде слышался его ехидный смех и ответные проклятия в адрес палки.
        Вот так все в округе стали считать палку нехорошей. И маленькие, и взрослые винили во всем не столько мальчишку, сколько палку, мол, если бы не она, то ничего плохого не происходило. А палке было обидно, Ведь совсем недавно она приносила пользу, яблоки, которые росли на ней, были вкусными и нравились всем людям. А теперь к ней такое пренебрежительное отношение... Даже родное дерево не хотело признавать палку своей когда-то веткой.
        - Эта палка - лишь мое плохое прошлое, - говорила яблоня своим соседкам - грушам, черешне и кустам малины и крыжовника. - Видимо, не зря мальчишка выбрал ее для хулиганства, потому что сама ветка была предрасположена к плохим поступкам.
        Сами понимаете, что это в итоге и обозлило палку. Она решила: "Ах, так, если вы меня считаете во всем виноватой, то тогда я стану плохой!" И она с ожесточением стала помогать мальчишке лучше хулиганить. Она не ломалась, когда оказывалась между спицами велосипедного колеса, и тот, кто сидел за рулем, естественно, падал и набивал себе шишки. Она не гнулась, когда ею разбивали кадушки с цветами. Она также продолжала злить всех собак в округе, пугать птиц, разоряла муравейники и пчелиные пасеки. И слава хулиганки закрепилась за ней окончательно. И никто больше не считал ее хорошей.
        А потом наступила осень, мальчишка бросил палку и уехал в город. Палка лежала на дороге, и никто ее не подбирал. Даже дедушки и бабушки, которым нужна трость, чтобы ходить, брезговали использовать ее для ходьбы. Слава помощницы хулигана достигла и их. Садовники не желали подпирать палкой поникшие деревья, плотники не хотели монтировать в мебель.
        Палка лежала и все больше злилась на окружающий мир. Она говорила, мол, вернется мальчишка - и вы все узнаете, на что я еще способна. Но если честно, так она рассуждала вслух, чтобы услышали собаки, птицы, насекомые, травы, деревья, а на самом деле она тосковала по прежней хорошей жизни. Ей хотелось доказать, что и палки могут приносить пользу, и не ее вина, что ее выбрали в качестве хулиганского орудия.
        Так она лежала до тех пор, пока не произошли некоторые события, разом изменившие ее жизнь. Оказывается, на страну напали враги, и возле поселка произошло сражение. Противников было много, они наступали на защитников отечества, которых, к сожалению, в живых осталось небольшое количество. У защитников упал дух, они не могли пойти в атаку, среди них были раненые, не хватало боеприпасов, да и флаг армии не реял над ними, символизируя единство и решимость. Дело в том, что знаменосца убили, древко, на котором крепилось полотнище, сломалось во время последнего боя. Сами понимаете, когда нет флага, то солдаты слабеют морально и физически.
        Командир никак не мог поднять в атаку своих бойцов, которые находились у поселка, сидели в окопах, боясь высунуться наружу. У них даже автоматы дрожали от страха. А враги зло хохотали, обещали не оставить камня на камне от домов и сооружений, они хотели срубить и сжечь все деревья, убить всех животных и птиц, чтобы ничего не напоминало о том, что здесь когда-то был прекрасный поселок с садами. И это угнетающе действовало на защитников.
        Тогда командир вызвал к себе сержанта.
        - Нам нужно поднять дух бойцов, а для этого вывесите наш флаг, - приказал он. - Тогда я сумею повести людей в атаку, и мы выбьем врага из страны.
        - Но, командир, у флага нет древка, оно сломалось, - растерянно произнес солдат.
        - Тогда замените поломанное древко, - рассердился командир. - Неужели это так трудно сделать?
        Сержант отдал честь и пошел выполнять приказ. Он понимал, что древко должно быть прямым, чтобы все видели знамя, крепким, чтобы выдержать напор атаки. И тут он увидел палку у дороги.
        - Ух, ты, вот это может подойти, - сказал он и поднял ее. С виду она подходила взамен сломанной. Палка хотела сказать, что она хулиганская, а не военная, но что-то остановило ее.
        - Я призываю эту палку на службу в армию, - добавил сержант. И теперь она должна послужить на благо родины.
        Деревья, которые заметили, как сержант поднял палку, стали шелестеть ветками, словно предупреждали, мол, не трогай эту палку, она плохая, совершает только хулиганские поступки. И хорошо, что солдат был занят и не услышал. Он взял палку с собой в окоп и там укрепил на ней продырявленный пулями и осколками гранат окровавленный стяг. Полотнище сначала с изумлением смотрело на палку, ведь это было не специальное древко, а просто какая-то ветка, вся в царапинах от клыков собак, порезов стекла, укусов пчел, даже не из благородного дерева. Такое соседство флагу вначале не очень нравилось, но не ему было выбирать. А сама палка не знала, что и сказать. Она понимала, что в ее жизни все опять меняется, возможно, в хорошую сторону. Только нужно для этого выдержать испытание. И палка захотела пройти через это.
        - Готово, - сказал сержант, показывая знамя командиру. Тот одобрил и приказал:
        - Ты теперь будешь знаменосцем! И наравне со мной пойдешь первым в атаку! Мы обязаны поднять дух наших солдат, повести их в бой.
        Сержант отдал честь и крепко взял в руки флаг. Он волновался: быть знаменосцем - ответственное дело, не каждому доверяют нести символ армии. Нужно признать, что волновалась и палка, ведь ей доверили большую честь и задачу.
        - Солдаты, за нашу родину - вперед! Ура-а! - закричал командир, поднимая пистолет и выбегая из окопа. Вслед за ним побежал и сержант. Его знамя гордо реяло на ветру, и ни разрывы снаряд, ни горячие пули, пронизывающие воздух подобно злым осам, не могли сломать палку. И враги издалека увидели, что у армии вновь появился стяг. Увидев свой символ, воспаряли духом и солдаты.
        Они вскочили и ринулись в атаку. Им стало ясно, что армия еще существует, раз существует ее боевое знамя. Раненые, уставшие, с малым количеством оружия и боеприпасов, однако полные решимости, солдаты с ожесточением сражались на поле. Деревья, животные и птицы были свидетелями, как знамя вело людей к подвигу. Они были поражены тем, что хулиганская палка сумела объединить солдат и командиров, подняла их дух. И сама палка чувствовала, что помогает им, и поэтому крепко держала стяг, не давая упасть знамени (ведь может получиться и так, что после этого упадут от отчаяния и защитники).
        И произошло чудо - враг испугался. Он не понял, что послужило причиной такой решительной перемены. Ведь час назад ему казалось, что защитники вот-вот сдадутся, у них нет сил больше обороняться. Вражеским генералам было невдомек, что палка, став частью флага, кардинально изменила ситуацию.
        А тем временем защитники шли и шли в атаку, рубили направо и налево саблями, стреляли из винтовок и автоматов, казалось, что их решимости победить нет предела. И враг бросился наутек, оставив на поле брани горящие танки, разбитые орудия, а также желание воевать.
        Вот так благодаря палке была освобождена страна от врага. Поле войны флаг поместили в самый главный музей, и теперь все желающие могли увидеть ее и узнать, какой подвиг был совершен солдатами. Пришел туда и хулиган-мальчишка, он сразу узнал свою палку и даже на какое-то время потерял дар речи. Ему казалось немыслимым, как это палка стала хорошей, более того, она превратилась в боевую. И тогда мальчишка решил сам измениться, не хулиганить, а хорошо учиться, быть прилежным и послушным. А когда станет большим, то пойти служить в армию и заслужить право быть знаменосцем. Чтоб вновь держать в руках свою палку. Но только в качестве знамени. И всегда быть на защите родины. Впрочем, так оно потом и было.
        А в поселке все с теплотой вспоминали палку. Никто не держал на нее обиды или зла, даже собаки говорили, что палка была хорошей. Но больше всех гордилась яблоня. Ведь из ее ветвей было сделано древко знаменитого флага. И по вечерам люди и животные собирались у яблони и слушали ее истории про палку...
        О ХВОСТАХ
        Было время, когда кошки ходили на двух лапах и без хвостов. Человек же, напротив, был хвостат и опирался на четыре конечности. Дней люди ещё не считали, потому что будущего у них не было. Всё тогда делали по готовности и словно кашу варили, пока не сварится. Кошки же, наоборот, вели календарь, отмечая в нём выходные и праздники красным цветом. У них было развитое хозяйство. В частности, разводили коров и коз, откармливали озёрных карпов и выращивали кукурузу. Люди же по ночам совершали набеги на кошачьи поля. Под покровом тьмы они шумно делили добычу, а затем тайком разводили костры и варили в огромных котлах кукурузу. Котлы, разумеется, тоже были выкрадены с кошачьих кухонь. Некоторые пытались выдаивать коров и коз, но для этого им недоставало терпения, что зачастую приводило к увечьям различной степени тяжести, вследствие ударов рогов и копыт. Разве что рыбу люди не трогали, да и то лишь по причине водобоязни. Невесть сколько такой порядок мог продолжаться, если бы не завелись мыши. Эти компактные и аппетитные зверьки пришлись по вкусу кошачьим. Охота на мышей стала их спортом и помогала
развитию слуха, зрения и координации. Что-то пришлось позаимствовать и у человека. В-основном, это коснулось перехода на четыре точки опоры и приобретения у людей хвостов по договорной цене. Правда, не все кошки пошли на подобную сделку и поэтому известны также и бесхвостые их породы. Кроме того, известно, что и не все люди ещё отказались от ношения хвостов, о чём свидетельствует обычай повсеместного ношения юбок и брюк, скрывающих от постороннего взгляда эту часть тела. Напрямую же спрашивать о хвостах в человеческом обращении не принято. От ведения собственного хозяйства кошкам пришлось отказаться, и, чтобы не умереть с голода, людям пришлось перехватить у них эту инициативу, равно как и необходимые для этого навыки прямохождения. Кроме того, людям пришлось перенять у кошек систему летосчисления, некоторую мягкость общения и ряд гигиенических навыков. Такова общепринятая точка зрения на сей счёт у большинства представителей рода кошачьих.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ОБЕЗЬЯНИЙ ДВОРЕЦ
        Жил на свете король, и было у него два сына-близнеца: Джовани и Антонио. Никто не знал, который из них появился на свет первым. При дворе кто думал так, кто этак, и король никак не мог решить, кого же сделать своим наследником.
        - Вот что, - сказал он наконец сыновьям. - Чтобы все было по справедливости, ступайте-ка вы странствовать по свету да поищите себе жен. Чья жена сделает мне лучший подарок, тому и корона достанется.
        Браться вскочили на коней и поскакали в разные стороны.
        Джовани через два дня доехал до большого города. Там встретил он дочь маркиза и рассказал ей про отцовский наказ. Приготовила она для которая запечатанный ларчик, и они обручились. Король не открывал ларчика, ждал, пока не получит подарка от жены Антонио.
        А тем временем Антонио скакал все дальше и дальше и не видел на своем пути никаких городов. Вот заехал он в непроходимый лес, которому конца-краю не было, и пришлось юноше прокладывать себе дорогу мечом. Вдруг впереди открылась поляна, а на поляне - мраморный дворец с хрустальными окнами.
        Постучал Антонио в дверь.
        И знаете кто ему открыл?
        Обезьяна! Да еще в ливрее! Она поклонилась Антонио и знаками предложила войти. Две другие обезьяны помогли Антонио спешиться, взяли коня под уздцы и отвели на конюшню.
        Антонио вошел во дворец и поднялся по мраморной лестнице, устланной коврами. На перилах сидели обезьяны и молча отвешивали ему поклоны.
        Вошел Антонио в залу, а там стоит карточный стол. Одна обезьяна пригласили его сесть, другие тоже уселись рядом, и пошла у них с принцем игра в карты. Потом обезьяны знаками спросила, не хочет ли Антонио поесть, и повели его в столовую. За накрытым столом сидели обезьяны, разодетые, в шляпах с перьями, и прислуживали тоже обезьяны, - на тех были передники. После ужина обезьяны с факелами проводили принца до спальни и оставили одного.
        Антонио очень удивился и даже испугался. Но усталость взяла свое, и вскоре он крепко уснул.
        В полночь его разбудил чей-то голос:
        - Антонио!
        - Кто здесь? - спросил он и сел на кровати.
        - Антонио, чего ты ищешь по свету?
        - Ищу жену, которая сделала бы моему отцу подарок, лучший, чем подарок жены моего брата Джовани. Тогда я стану наследником короля.
        - Женись на мне, Антонио, - сказал голос, - будет тебе и подарок и корона.
        - Ладно, женюсь на тебе, - прошептал Антонио.
        - Вот хорошо, сказал голос. - Завтра же отправь письмо своему отцу.
        Наутро Антонио написал отцу, что он жив-здоров и вскоре вернется с женой. Письмо отдали обезьяне, она резво поскакала с дерева на дерево и вскоре добралась до столицы. Король хоть и подивился диковинному гонцу, все же был рад доброй вести и оставил обезьяну у себя при дворе.
        На другую ночь принца снова разбудил тот же голос:
        - Антонио! Ты не передумал?
        Он в ответ:
        - Нет, не передумал.
        А голос говорит:
        - Вот и хорошо! Завтра пошли отцу еще одно письмо.
        Назавтра Антонио снова написал королю, что все хорошо, и отдал письмо другой обезьяне. И эту обезьяну король оставил при дворе.
        Так каждую ночь неизвестный голос спрашивал Антонио, не передумал ля он, и просил написать отцу. И каждый день к короля отправлялась обезьяна с письмом. Прошел месяц, и обезьян в столице стало видимо-невидимо, они были всюду - на деревьях, на крышах, на памятниках. Заколачивает сапожник гвозди в подметки, а на спине у него обезьяна корчит рожи; делает врач операцию, а у него из-под рук обезьяна тащит ножи и нитки, которыми сшивают кожу; идут дамы гулять, а обезьяны сидят у них на зонтиках. Король уже не знает что делать!
        Прошел месяц, и голос сказал Антонио:
        - Завтра мы поедем к королю и поженимся.
        Утром выходит Антонио из дворца, а у ворот стоит роскошная карета. На козлах обезьяна-кучер, а на запятках - два лакея, тоже обезьяны. А кто же сидит внутри, на бархатных подушках, в драгоценностях и в пышном уборе из страусовых перьев на голове?
        Обезьяна!
        Сел Антонио рядом с ней, и карета покатила.
        Приехали она в королевскую столицу. Люди толпой бежали вслед за диковинной каретой, а как увидели, кто в ней сидит, перепугались: ну и чудеса, принц Антонио обезьяну в жены берет! Народ глаз с короля не сводил, а тот поджидал сына на ступенях дворцовой лестницы. Всем хотелось посмотреть, какую он скорчит мину, как увидит невесту.
        Но король не даром был король: он и глазом не моргнул, словно жениться на обезьяне было самым обычным делом, и только сказал:
        - Антонио ее избрал - он на ней женится. Королевское слово твердое. - И принял от обезьяны запечатанный ларчик с подарком.
        Оба ларчика решили открыть назавтра - в день свадьбы. Обезьяну проводили в ее комнату, и она пожелала остаться одна.
        Утром Антонио пошел за невестой. Когда он вошел в комнату обезьяна стояла у зеркала и примеряла подвенечное платье.
        - А ну, посмотри, хороша ли я? - сказала она и обернулась.
        Антонио и слова не мог вымолвить от удивления: обезьяна превратилась в белокурую красавицу, высокую и стройную, - просто загляденье. Антонио стал протирать глаза и все никак не мог поверить чуду, а девушка говорит:
        - Да, да это я, твоя невеста!
        И они бросились друг другу в объятия.
        А у дворца тем временем собралась толпа поглазеть на свадьбу принца Антонио с обезьяной. Вдруг видят: выходит он рука об руку с писаной красавицей - все так и обомлели. Обезьяны тоже было неподалеку - на деревьях, на крышах, на карнизах и подоконниках. И когда молодая чета проходила мимо, они спускались, вертелись волчком и тут же превращались в людей: кто стал дамой в накидке и со шлейфом, кто - кавалером в шляпе с пером и при шпаге, кто - монахом, кто - крестьянином, кто - пажом. И все они двинулись вслед за женихом и невестой и проводили из к венцу.
        После свадьбы король открыл ларчики с подарками. В ларчике жены Джовани оказалась живая птичка; просто чудо, как она могла просидеть взаперти так долго. Птичка держала в клювике орешек, а из орешка торчало золотое перышко.
        Когда король открыл ларчик жены Антонио, оттуда тоже выпорхнула живая птичка. В клювике у нее была ящерка - и как только она там умещалась! А во рту у ящерки был орешек - и как только он туда попал! А внутри орешка лежало сто локтей узорчатого тюля!
        Король уже собирался объявить Антонио своим наследником, и Джовани стоял рядом, пригорюнившись, но тут Антонио и говорит:
        - Антонио не нужно отцовского королевства. Я приношу
        ему в приданное свое королевство: ведь он, когда женился на мне, избавил всех на с от колдовства!
        И весь обезьяний нард - теперь уж в человечьем обличье - радостно приветствовал своего короля Антонио. Джовани унаследовал королевство отца, и все они зажили в мире и согласии.
        Так и жили они без печали,
        А мне ничего не дали.
        ИТАЛЬЯНСКАЯ СКАЗКА
        ОБЕТ МОЛЧАНИЯ
        Однажды четверо монахов затворились в келье горного храма, дав обет промолчать семь дней. К ним имел доступ лишь мальчик-служка, приносивший все необходимое.
        С наступлением ночи в келье начал меркнуть светильник. Казалось вот-вот он угаснет. Один из монахов тот, что сидел к огню ближе других, не на шутку встревожился и воскликнул:
        - Мальчик, поправь же скорее фитиль!
        Услыхав это, монах, сидевший с ним рядом, сказал:
        - Кто же это говорит, когда дал обет молчания?! Сосед второго очень рассердился на обоих за нарушение обета и проговорил:
        - И что вы только за люди!
        Тогда старший монах, восседавший на главном месте, с важным видом изрек:
        - Только мне одному удалось промолчать!
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        Обещание Ангелов
        - Учитель, позвольте мне сойти на Землю! - говорил молодой Ангел, глядя в глаза Наставнику. - Я хочу помочь людям увидеть Красоту!
        Глаза Наставника излучали свет, легкая улыбка скользнула по его губам:
        - Ты еще молод, твои крылья едва оперились.
        - Я же лучший ученик в группе. Позвольте мне сойти!
        Желание Ангела было очень искренним.
        - Готов ли ты к трудностям? - голос Учителя стал серьезным. - Чем лучше ученик, тем труднее испытание. Таков закон - это неправильно, но так хотят, Те Кто Управляет Вселенной. Ты станешь Человеком и не вспомнишь про Небесную Страну. Родишься в муках, будешь жить в горестях и страданиях. Согласен?
        - Жизнь человека всего лишь миг. Если людям не сказать об этом, то они могут никогда не узнать о Небесной Стране! Я готов.
        - Да будет так!
        В сердце Учителя была легкая грусть, он понимал, что ученику одному будет тяжело в человеческом обществе. Наставник сделал легкий жест рукой. Ангел постарше подошел к Учителю.
        - Готов ли ты спуститься на Землю и напомнить Ангелу о его обещании? - Торжественно спросил Наставник.
        - Да!
        - Ты должен найти его. За время перерождений он забудет о своей Природе. Готов ли ты ему помочь? Те Кто Управляет Вселенной, могут потребовать твою жизнь.
        - Мы заботимся друг о друге. Я готов помочь.
        Соглашаясь на этот шаг, он знал, что Учитель ведет всех своих учеников и в минуту опасности не оставит в одиночестве. Даже, Те Кто Управляет Вселенной и создают испытания Ангелам, не могли в этом помешать Наставнику.
        В камере было темно и сыро. Было слышно как капли воды падали на каменный пол. В углу лежала женщина. Ее лицо было в крови, руки неестественно вывернуты и скованы наручниками, на ногах - кандалы. Со скрипом отворилась дверь. Зашли два охранника - один юный, еще стажер, второй - его начальник, старый и опытный.
        - Смотри, она все еще без сознания, - тихо сказал молодой - нелегко пришлось ей на допросе.
        - Принеси ведро воды, - грубо приказал начальник.
        Он закурил, медленно подошел к женщине, и пнул ее ногой.
        - Ну, что, все еще хочешь дарить людям красоту? - Его голос был похож на кваканье лягушки. Он с презрением добавил, - тоже мне добрый человек.
        Вернулся юный охранник с ведром воды.
        - Вылей на нее!
        - Вода же грязная и холодная, - сказал молодой.
        - Ты, что наслушался бредней этой… ты должен выполнять свою работу! А…а……
        Дай я сам. Понабирали слюнтяев, теперь делай все за них. - Начальник выхватил ведро и резким движением вылил воду.
        Женщина пришла в чувство и застонала.
        - Принеси лампу! Бегом!
        Под сводами тюрьмы гулко разносился стук сапог по каменному полу.
        - Сейчас ты у меня попляшешь! Я тебе покажу и Небеса и все остальное! - охранник вставил дубинку между наручниками и начал ее вращать. На запястьях женщины выступила кровь.
        - Ты думаешь, что от боли я перестану верить в Красоту? - почти шепотом произнесла она. Охранник замер.
        - Остановись! Небеса не простят тебе твоих дел, - так же тихо продолжала она. - Ты можешь стать совсем другим человеком - добрым и заботливым, ведь жизнь дана человеку, чтобы он совершал хорошие дела.
        - Кто это тебе сказал? - Визгливо заорал охранник. - Ты преступник, и Страна должна сделать из тебя добропорядочного гражданина.
        - Такого же, как и ты? - мягко спросила она. - Я не делала ничего плохого, - с улыбкой добавила женщина, звук ее голоса стал похож на журчание ручейка - просто рассказывала людям о доброте, честности и справедливости. Говорила, что люди пришли из Небесной Страны, где всегда весна. Там музыка и детский смех. Ты тоже пришел оттуда. Вспомни, пожалуйста,… У нас мало времени. Возьми меня за руки!
        Охранник, завороженный ее словами, достал ключи и снял наручники. Он взял окровавленные ладони женщины. Вдруг камера наполнила ярким светом. Охранник смотрел в глаза своей жертвы, и в памяти у него возникла картина: он - молодой Ангел, стоящий перед Наставником на коленях с просьбой спуститься в мир людей.
        Сердце старого охранника готово было разорваться от глубокой скорби и раскаяния. Тело женщины обмякло, она снова потеряла сознание. Он повторял:
        - Прости, прости, прости!
        Камера снова окунулась во тьму. Вдали послышались шаги. В скудном свете лампы перед молодым охранником предстала немая сцена. В центре камеры на спине лежала женщина, одна ее рука покоилась на груди в том месте, где находится сердце, сквозь пальцы пробивалось едва заметное золотое свечение. Рядом на коленях, с непокрытой головой, стоял начальник. Фуражка, оборванные погоны и форменные нашивки валялись вокруг. Слезы текли по его щекам.
        Юный охранник поразился перемене, произошедшей со стариком: глаза излучали свет, морщины разгладились, даже седые волосы снова стали черными, казалось, что за спиной этого человека выросли белые крылья.
        - Посвети, пожалуйста, - тихо произнес начальник, и с мольбой в голосе добавил, - Учитель, пожалуйста, не дайте ей умереть! Нам так много надо еще сделать!
        Он склонился над женщиной. Стажер подал ему лампу.
        - Она дышит, - радостно воскликнул начальник. Сняв свою шинель, он бережно обернул в нее женщину, потом взял на руки. Она едва слышно застонала.
        - Тише, тише, - как ребенка, стал убаюкивать ее тот, кто раньше был начальником. - Все уже закончилось, мы уходим отсюда. Ты поправишься, и мы выполним свое обещание и расскажем людям о Красоте!
        Молодой охранник шел впереди, освещая дорогу, но свет был им не нужен - они сами излучали его.
        Наставник с улыбкой смотрел на происходящее. Он видел, как двери тюрьмы открылись, никто не мог встать на пути Ангелов, даже, Те Кто Управляет Вселенной почтительно склонили головы перед таким Величием.
        ОБЛАКА
        Однажды гулял по небу Ветерок. День был солнечный, настроение чудесное. Ветерок летел, летел и попал в прекрасную горную страну. И увидел: на вершине горы растет деревце. Оно было удивительно красиво - все в маленьких белых листочках, и от него исходил такой аромат, что Ветерок зажмурился от удовольствия. Он подлетел к деревцу:
        - Здравствуйте, меня зовут Ветерок.
        - А я Яблоня - представилось деревце.
        - Как же вы выросли здесь? В таком пустынном месте? - удивился Ветерок.
        - О, это простая история. Однажды ураган занес сюда маленькое зернышко, и из него выросла я.
        - Но вам не скучно здесь, одной? - спросил Ветерок.
        - Иногда мне, действительно бывает одиноко, - вздохнула Яблоня
        - А можно, Я буду прилетать к вам, - предложил Ветерок, - мы могли бы дружить
        - С удовольствием - обрадовалась Яблоня, - Я очень хочу дружить!
        С этого дня Ветерок прилетал к Яблоне каждый день. Они подолгу разговаривали, Ветерок рассказывал обо всем, что видел, летая над землей, и Яблоня слушала его, затаив дыхание. Ветерок играл с маленькими зелеными листочками, а Яблоня весело смеялась. Ветерок пел Яблоне песни, он знал их очень много, и рассказывал сказки.
        Шло время. Яблоня подросла и стала еще красивее. А Ветерок набрался сил и стал быстрым и смелым, как взрослый ветер. И получилось так, что Ветерок нашу Яблоню полюбил. Всем сердцем, преданно и верно. Но он был очень робким, и никак не мог рассказать о своей любви.
        - Сейчас, сейчас, я все скажу - думал Ветерок, подлетая к Яблоне, но слова как будто сами отказывались выходить наружу.
        - Что с тобой, ты не заболел? - волновалась Яблоня
        - Нет, - вздыхал Ветерок, и расстроенный возвращался домой.
        Как - то раз Ветерок поделился своими печалями с мамой Бурей
        - Я знаю, что делать, - успокоила сына Буря (потому, что мамы всегда знают, что делать, а если не знают, то обязательно придумают), - напиши ей письмо. Вот бумага, сынок, действуй.
        Ветерок взял белые листы и начал писать. Он написал много - много писем о любви, он пишет их до сих пор. Они наполнены такими словами, что иногда хочется плакать. В них столько нежности, что даже вечно занятые люди, замирают, подняв головы и пытаются их запомнить. А где - то в горной стране их читает прекрасная Яблоня. И она счастлива.
        Посмотрите - по голубому небу плывут белые - белые письма. А вы думали, что это облака?
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ОБЛАКО В КОРЫТЕ
        Козленок Мармеладик пил из корыта воду.
        Смотрит: в корыте облако плавает. Белое такое, пушистое облако. Тронул его козленок копытцем - оно качнулось. Дунул на него козленок - оно заплясало. - Что ты делаешь в нашем корыте? - спросил Мармеладик у облака. - Неужели тебе неба мало? Но никто ему не ответил. Побежал козленок к щенку Тявке и кричит:
        - Пойдем, я тебе облако покажу?
        - Облаков я, что ли, не видел... - пробурчал щенок спросонья. - Вон их сколько разных?
        - Так это в небе? А то в корыте?
        - В корыте? Вот чудеса! В корыте я и вправду облаков не наблюдал? - сказал щенок.
        И они с козленком направились к деревянному корыту. Заглянул в него щенок, полюбовался красивым облаком и стал воду пить.
        - Прогони облако, Тявка? - попросил козленок щенка. - Я пробовал, но у меня не получается.
        - А зачем облако прогонять? Пусть себе купается в нашем корыте на здоровье? Оно такое белое, что мне кажется, будто я пью не воду, а вкусные сливки?
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ОБОРОТЕНЬ ИЗ СТАРОГО ХРАМА
        В давние, давние времена стоял в одной деревне старый храм. И все было бы ничего, если бы не поселился в том храме оборотень. Стали люди бояться к храму подходить: то покажется им, что ступени скрипят, а то вроде и смеется кто-то. Жуть, да и только!
        Вот как-то раз собрались жители деревни в доме у старейшины, думать стали, как оборотня усмирить. И так прикидывали, и эдак, а ничего решить не могли. Кто же по собственной воле ночью в храм пойдет?
        А в это самое время пришел в деревню торговец снадобьями. Звали его Тасукэ, был он молод, а потому ничего не боялся.
        - Да неужели никто с оборотнем справиться не может? - пожал плечами Тасукэ. - Ладно, помогу вам - сам в храм пойду.
        Дождался он ночи и в храм отправился. А осенью ночи тихие: ни звука кругом. Сидел Тасукэ в храме, сидел, скучно ему стало, он и зевнул. Да так громко! Запело эхо на всю округу, все вторит, вторит, остановиться не может.
        Наконец, стихло все. Видит Тасукэ - стоит перед ним оборотень, улыбается.
        - Ты кто такой? - спрашивает. - Смельчак, что ли? Один ко мне пришел?
        - Конечно, один. А то с кем же? - не понял Тасукэ и снова зевнул.
        Оторопел оборотень:
        - Так ты что же, меня не боишься?
        - Что значит бояться? - не понял Тасукэ.
        - Чудак ты, да и только! - захихикал оборотень. - Все люди на свете чего-нибудь боятся. Вот ты чего боишься?
        - Отстань от меня, - рассердился Тасукэ. - Не возьму в толк, о чем ты речь ведешь.
        Примостился оборотень рядом с Тасукэ и объяснять принялся:
        - Понимаешь, - говорит, - ты обязательно чего-нибудь бояться должен. Вот я, к примеру, оборотень. Меня все боятся, потому в храм не ходят.
        - Кто ты? Оборотень? - переспросил Тасукэ. - Никогда бы не поверил!
        - Да, я - оборотень, - гордо ответил тот. - Ты тоже меня должен бояться!
        - Ну вот еще! - ответил Тасукэ. - Дурак я что ли тебя бояться. Уж если я чего и боюсь, то это золотых монет. Как увижу - мурашки по коже.
        - Ну, я же говорил, говорил! - обрадовался оборотень. - Все на свете чего-нибудь боятся.
        - Все? - не поверил Тасукэ. - И ты тоже?
        - Я? - задумался оборотень. - По правде говоря, боюсь я вареных баклажанов. Запах у них противный, с ума меня сводит.
        Посмотрел оборотень в окошко, заторопился.
        - Светает уже, пора мне уходить, - говорит. - Приходи завтра - я тебя пугать буду!
        На следующую ночь Тасукэ снова отправился в храм. Захватил он с собой большой чан с крышкой и много-много баклажанов принес. Сварил их, крышкой закрыл и ждать стал, когда оборотень пожалует.
        В полночь явился оборотень. Идет, потом обливается. Присмотрелся Тасукэ получше, видит - несет оборотень большой мешок. Отдышался и говорит:
        - Ну, готовься, сейчас я тебя пугать буду!
        Вынул он из мешка горсть золотых монет и в Тасукэ швырнул.
        - Ну что, страшно тебе? - спрашивает. - Сейчас еще страшнее будет!
        Бросился Тасукэ от оборотня, бегает по храму и кричит:
        - Ой, боюсь! Ах, боюсь!
        Обрадовался оборотень.
        - Все чего-нибудь боятся! - кричит.
        Бегал Тасукэ по храму до тех пор, пока оборотень весь пол золотом не усьшал. А потом подбежал к чану, да крышку-то и открыл. Вырвался оттуда пар, и наполнился храм запахом вареных баклажанов.
        Поморщился оборотень, задергался весь, а потом опрометью из храма бросился. Выбежал в сад, да за дерево схватился, глядь - и в гриб превратился, большой-пребольшой.
        Обрадовались жители деревни, что от оборотня избавились. Накупили у Тасукэ в благодарность много-много трав и снадобий. А потом пошли в храм золотые монеты собирать. Смотрят - а это и не монеты вовсе. а грибочки. Так ни с чем они и ушли.
        А Тасукэ дальше отправился, и везде об оборотне из старого храма рассказывал.
        А что же стало с большим грибом? Он, говорят, до сих пор у храма стоит. Сначала его съесть хотели, да раздумали: может, он ядовитый, раз оборотнем раньше был?
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО
        Сказка в трех действиях. Сказка написана в 1954 г. Текст приведен по изданию: Евгений Шварц. Дракон. Клад. Тень. Два клена. Обыкновенное чудо и другие произведения. - М: Гудьял Пресс, 1998.
        ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
        Хозяин
        Хозяйка
        Медведь
        Король
        Принцесса
        Министр-администратор
        Первый министр
        Придворная дама
        Оринтия
        Аманда
        Трактирщик
        Охотник
        Ученик охотника
        Палач
        ПРОЛОГ
        Перед занавесом появляется человек, который говорит зрителям негромко и задумчиво:
        - "Обыкновенное чудо" - какое странное название! Если чудо - значит, необыкновенное! А если обыкновенное - следовательно, не чудо.
        Разгадка в том, что у нас - речь пойдет о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга - что обыкновенно. Ссорятся - что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, - что и удивительно и обыкновенно.
        О любви можно и говорить, и петь песни, а мы расскажем о ней сказку.
        В сказке очень удобно укладываются рядом обыкновенное и чудесное и легко понимаются, если смотреть на сказку как на сказку. Как в детстве. Не искать в ней скрытого смысла. Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь.
        Среди действующих лиц нашей сказки, более близких к "обыкновенному", узнаете вы людей, которых приходится встречать достаточно часто. Например, король. Вы легко угадаете в нем обыкновенного квартирного деспота, хилого тирана, ловко умеющего объяснять свои бесчинства соображениями принципиальными. Или дистрофией сердечной мышцы. Или психастенией. А то и наследственностью. В сказке сделан он королем, чтобы черты его характера дошли до своего естественного предела. Узнаете вы и министра-администратора, лихого снабженца. И заслуженного деятеля охоты. И некоторых других.
        Но герои сказки, более близкие к "чуду", лишены бытовых черт сегодняшнего дня. Таковы и волшебник, и его жена, и принцесса, и Медведь.
        Как уживаются столь разные люди в одной сказке? А очень просто. Как в жизни.
        И начинается наша сказка просто. Один волшебник женился, остепенился и занялся хозяйством. Но как ты волшебника ни корми - его все тянет к чудесам, превращениям и удивительным приключениям. И вот ввязался он в любовную историю тех самых молодых людей, о которых говорил я вначале. И все запуталось, перепуталось - и наконец распуталось так неожиданно, что сам волшебник, привыкший к чудесам, и тот всплеснул руками от удивления.
        Горем все окончилось для влюбленных или счастьем - узнаете вы в самом конце сказки. (Исчезает.)
        ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
        Усадьба в Карпатских горах. Большая комната, сияющая чистотой. На очаге - ослепительно сверкающий медный кофейник. Бородатый человек, огромного роста, широкоплечий, подметает комнату и разговаривает сам с собой во весь голос. Это хозяин усадьбы.
        Хозяин. Вот так! Вот славно! Работаю и работаю, как подобает хозяину, всякий глянет и похвалит, все у меня, как у людей. Не пою, не пляшу, не кувыркаюсь, как дикий зверь. Нельзя хозяину отличной усадьбы в горах реветь зубром, нет, нет! Работаю безо всяких вольностей... Ах! (Прислушивается, закрывает лицо руками.) Она идет! Она! Она! Ее шаги... Пятнадцать лет я женат, а влюблен до сих пор в жену свою, как мальчик, честное слово так! Идет! Она! (Хихикает застенчиво.) Вот пустяки какие, сердце бьется так, что даже больно... Здравствуй, жена!
        Входит хозяйка, еще молодая, очень привлекательная женщина.
        Здравствуй, жена, здравствуй! Давно ли мы расстались, часик всего назад, а рад я тебе, будто мы год не виделись, вот как я тебя люблю... (Пугается.) Что с тобой? Кто тебя посмел обидеть?
        Хозяйка. Ты.
        Хозяин. Да не может быть! Ах я грубиян! Бедная женщина, грустная такая стоит, головой качает... Вот беда-то! Что же я, окаянный, наделал?
        Хозяйка. Подумай.
        Хозяин. Да уж где тут думать... Говори, не томи...
        Хозяйка. Что ты натворил нынче утром в курятнике?
        Хозяин (хохочет). Так ведь это я любя!
        Хозяйка. Спасибо тебе за такую любовь. Открываю курятник, и вдруг - здравствуйте! У всех моих цыплят по четыре лапки...
        Хозяин. Ну что ж тут обидного?
        Хозяйка. А у курицы усы, как у солдата.
        Хозяин. Ха-ха-ха!
        Хозяйка. Кто обещал исправиться? Кто обещал жить, как все?
        Хозяин. Ну дорогая, ну милая, ну прости меня! Что уж тут поделаешь... Ведь все-таки я волшебник!
        Хозяйка. Мало ли что!
        Хозяин. Утро было веселое, небо ясное, прямо силы девать некуда, так хорошо. Захотелось пошалить...
        Хозяйка. Ну и сделал бы что-нибудь полезное для хозяйства. Вон песок привезли дорожки посыпать. Взял бы да превратил его в сахар.
        Хозяин. Ну какая же это шалость!
        Хозяйка. Или те камни, что сложены возле амбара, превратил бы в сыр.
        Хозяин. Не смешно!
        Хозяйка. Ну что мне с тобой делать? Бьюсь, бьюсь, а ты все тот же дикий охотник, горный волшебник, безумный бородач!
        Хозяин. Я стараюсь!
        Хозяйка. Так все идет славно, как у людей, и вдруг хлоп - гром, молния, чудеса, превращения, сказки, легенды там всякие... Бедняжка... (Целует его.) Ну, иди, родной!
        Хозяин. Куда?
        Хозяйка. В курятник.
        Хозяин. Зачем?
        Хозяйка. Исправь то, что там натворил.
        Хозяин. Не могу!
        Хозяйка. Ну пожалуйста!
        Хозяин. Не могу. Ты ведь сама знаешь, как повелось на свете. Иногда нашалишь - а потом все исправишь. А иной раз щелк - и нет пути назад! Уж я этих цыплят и волшебной палочкой колотил, и вихрем их завивал, и семь раз ударил молнией - все напрасно! Значит, уж тут сделанного не поправишь.
        Хозяйка. Ну что ж, ничего не поделаешь... Курицу я каждый день буду брить, а от цыплят отворачиваться. Ну а теперь перейдем к самому главному. Кого ты ждешь?
        Хозяин. Никого.
        Хозяйка. Посмотри мне в глаза.
        Хозяин. Смотрю.
        Хозяйка. Говори правду, что будет? Каких гостей нам сегодня принимать? Людей? Или привидения зайдут поиграть с тобой и кости? Да не бойся, говори. Если у нас появится призрак молодой монахини, то я даже рада буду. Она обещала захватить с того света выкройку кофточки с широкими рукавами, какие носили триста лет назад. Этот фасон опять в моде. Придет монашка?
        Хозяин. Нет.
        Хозяйка. Жаль. Так никого не будет? Нет? Неужели ты думаешь, что от жены можно скрыть правду? Ты себя скорей обманешь, чем меня. Вон, вон уши горят, из глаз искры сыплются...
        Хозяин. Неправда! Где?
        Хозяйка. Вон, вон они! Так и сверкают. Да ты не робей, ты признавайся! Ну? Разом!
        Хозяин. Ладно! Будут, будут у нас гости сегодня. Ты уж прости меня, я стараюсь. Домоседом стал. Но... Но просит душа чего-нибудь этакого... волшебного. Не обижайся!
        Хозяйка. Я знала, за кого иду замуж.
        Хозяин. Будут, будут гости! Вот, вот сейчас, сейчас!
        Хозяйка. Поправь воротник скорее. Одерни рукава!
        Хозяин (хохочет). Слышишь, слышишь? Едет.
        Приближающийся топот копыт.
        Это он, это он!
        Хозяйка. Кто?
        Хозяин. Тот самый юноша, из-за которого и начнутся у нас удивительные события. Вот радость-то! Вот приятно!
        Хозяйка. Это юноша как юноша?
        Хозяин. Да, да!
        Хозяйка. Вот и хорошо, у меня как раз кофе вскипел.
        Стук в дверь.
        Хозяин. Войди, войди, давно ждем! Очень рад!
        Входит Юноша. Одет изящно. Скромен, прост, задумчив. Молча кланяется хозяевам.
        (Обнимает его.) Здравствуй, здравствуй, сынок!
        Хозяйка. Садитесь к столу, пожалуйста, выпейте кофе, пожалуйста. Как вас зовут, сынок?
        Юноша. Медведь.
        Хозяйка. Как вы говорите?
        Юноша. Медведь.
        Хозяйка. Какое неподходящее прозвище!
        Юноша. Это вовсе не прозвище. Я и в самом деле Медведь.
        Хозяйка. Нет, что вы... Почему? Вы двигаетесь так ловко, говорите так мягко.
        Юноша. Видите ли... Меня семь лет назад превратил в человека ваш муж. И сделал он это прекрасно. Он у вас великолепный волшебник. У него золотые руки, хозяйка.
        Хозяин. Спасибо, сынок! (Пожимает Медведю руку.)
        Хозяйка. Это правда?
        Хозяин. Так ведь это когда было! Дорогая! Семь лет назад!
        Хозяйка. А почему ты мне сразу не признался в этом?
        Хозяин. Забыл! Просто-напросто забыл, и все тут! Шел, понимаешь, по лесу, вижу: молодой Медведь. Подросток еще. Голова лобастая, глаза умные. Разговорились мы, слово за слово, понравился он мне. Сорвал я ореховую веточку, сделал из нее волшебную палочку - раз, два, три - и этого... Ну чего тут сердиться, не понимаю. Погода была хорошая, небо ясное...
        Хозяйка. Замолчи! Терпеть не могу, когда для собственной забавы мучают животных. Слона заставляют танцевать в кисейной юбочке, соловья сажают в клетку, тигра учат качаться на качелях. Тебе трудно, сынок?
        Медведь. Да, хозяйка! Быть настоящим человеком - очень нелегко.
        Хозяйка. Бедный мальчик! (Мужу.) Чего ты хохочешь, бессердечный?
        Хозяин. Радуюсь! Любуюсь на свою работу. Человек из мертвого камня сделает статую - и гордится потом, если работа удалась. А поди-ка из живого сделай еще более живое. Вот это работа!
        Хозяйка. Какая там работа! Шалости и больше ничего. Ах, прости, сынок, он скрыл от меня, кто ты такой, и я подала сахару к кофе.
        Медведь. Это очень любезно с вашей стороны! Почему вы просите прошения?
        Хозяйка. Но вы должны любить мед...
        Медведь. Нет, я видеть его не могу! Он будит во мне воспоминания.
        Хозяйка. Сейчас же, сейчас же преврати его в медведя, если ты меня любишь! Отпусти его на свободу!
        Хозяин. Дорогая, дорогая, все будет отлично! Он для того и приехал к нам в гости, чтобы снова стать медведем.
        Хозяйка. Правда? Ну, я очень рада. Ты здесь будешь его превращать? Мне выйти из комнаты?
        Медведь. Не спешите, дорогая хозяйка. Увы, это случится не так скоро. Я стану вновь медведем только тогда, когда в меня влюбится принцесса и поцелует меня.
        Хозяйка. Когда, когда? Повтори-ка!
        Медведь. Когда какая-нибудь первая попавшаяся принцесса меня полюбит и поцелует - я разом превращусь в медведя и убегу в родные мои горы.
        Хозяйка. Боже мой, как это грустно!
        Хозяин. Вот здравствуйте! Опять не угодил... Почему?
        Хозяйка. А о принцессе-то вы я не подумали?
        Хозяин. Пустяки! Влюбляться полезно.
        Хозяйка. Бедная влюбленная девушка поцелует юношу, а он вдруг превратится в дикого зверя?
        Хозяин. Дело житейское, жена.
        Хозяйка. Но ведь он потом убежит в лес!
        Хозяин. И это бывает.
        Хозяйка. Сынок, сынок, ты бросишь влюбленную девушку?
        Медведь. Увидев, что я медведь, она меня сразу разлюбит, хозяйка.
        Хозяйка. Что ты знаешь о любви, мальчуган! (Отводит мужа в сторону. Тихо.) Я не хочу пугать мальчика, но опасную, опасную игру затеял ты, муж! Землетрясениями ты сбивал масло, молниями приколачивал гвозди, ураган таскал нам из города мебель, посуду, зеркала, перламутровые пуговицы. Я ко всему приучена, но теперь я боюсь.
        Хозяин. Чего?
        Хозяйка. Ураган, землетрясение, молнии - все это пустяки. Нам с людьми придется дело иметь. Да еще с молодыми. Да еще с влюбленными! Я чувствую, непременно, непременно случится то, чего мы совсем не ждем!
        Хозяин. Ну а что может случиться? Принцесса в него не влюбится? Глупости! Смотри, какой он славный...
        Хозяйка. А если...
        Гремят трубы.
        Хозяин. Поздно тут рассуждать, дорогая. Я сделал так, что один из королей, проезжающих по большой дороге, вдруг ужасно захотел свернуть к нам в усадьбу!
        Гремят трубы.
        И вот он едет сюда со свитой, министрами и принцессой, своей единственной дочкой. Беги, сынок! Мы их сами примем. Когда будет нужно, я позову тебя.
        Медведь убегает.
        Хозяйка. И тебе не стыдно будет смотреть в глаза королю?
        Хозяин. Ни капельки! Я королей, откровенно говоря, терпеть не могу!
        Хозяйка. Все-таки гость!
        Хозяин. Да ну его! У него в свите едет палач, а в багаже везут плаху.
        Хозяйка. Может, сплетни просто?
        Хозяин. Увидишь. Сейчас войдет грубиян, хам, начнет безобразничать, распоряжаться, требовать.
        Хозяйка. А вдруг нет! Ведь пропадем со стыда!
        Хозяин. Увидишь!
        Стук в дверь.
        Можно!
        Входит король.
        Король. Здравствуйте, любезные! Я король, дорогие мои.
        Хозяин. Добрый день, ваше величество.
        Король. Мне, сам не знаю почему, ужасно понравилась ваша усадьба. Едем по дороге, а меня так и тянет свернуть в горы, подняться к вам. Разрешите нам, пожалуйста, погостить у вас несколько дней!
        Хозяин. Боже мой... Ай - ай - ай!
        Король. Что с вами?
        Хозяин. Я думал, вы не такой. Не вежливый, не мягкий. А впрочем, это неважно! Чего-нибудь придумаем. Я всегда рад гостям.
        Король. Но мы беспокойные гости!
        Хозяин. Да это черт с ним! Дело не в этом... Садитесь, пожалуйста!
        Король. Вы мне нравитесь, хозяин. (Усаживается.)
        Хозяин. Фу ты черт!
        Король. И поэтому я объясню вам, почему мы беспокойные гости. Можно?
        Хозяин. Прошу вас, пожалуйста!
        Король. Я страшный человек!
        Хозяин (радостно). Ну да?
        Король. Очень страшный. Я тиран!
        Хозяин. Ха-ха-ха!
        Король. Деспот. А кроме того, я коварен, злопамятен, капризен.
        Хозяин. Вот видишь? Что я тебе говорил, жена?
        Король. И самое обидное, что не я в этом виноват...
        Хозяин. А кто же?
        Король. Предки. Прадеды, прабабки, внучатные дяди, тети разные, праотцы и праматери. Они вели себя при жизни как свиньи, а мне приходится отвечать. Паразиты они, вот что я вам скажу, простите невольную резкость выражения. Я по натуре добряк, умница, люблю музыку, рыбную ловлю, кошек. И вдруг такого натворю, что хоть плачь.
        Хозяйка. А удержаться никак не возможно?
        Король. Куда там! Я вместе с фамильными драгоценностями унаследовал все подлые фамильные черты. Представляете удовольствие? Сделаешь гадость - все ворчат, и никто не хочет понять, что это тетя виновата.
        Хозяин. Вы подумайте! (Хохочет.) С ума сойти! (Хохочет.)
        Король. Э, да вы тоже весельчак!
        Хозяин. Просто удержу нет, король.
        Король. Вот это славно! (Достает из сумки, висящей у него через плечо, пузатую плетеную флягу.) Хозяйка, три бокала!
        Хозяйка. Извольте, государь!
        Король. Это драгоценное, трехсотлетнее королевское вино. Нет, нет, не обижайте меня. Давайте, отпразднуем нашу встречу. (Разливает вино.) Цвет, цвет какой! Костюм бы сделать такого цвета - все другие короли лопнули бы от зависти! Ну, со свиданьицем! Пейте до дна!
        Хозяин. Не пей, жена.
        Король. То есть как это "не пей"?
        Хозяин. А очень просто!
        Король. Обидеть хотите?
        Хозяин. Не в том дело...
        Король. Обидеть? Гостя? (Хватается за шпагу.)
        Хозяин. Тише, тише, ты! Не дома.
        Король. Ты учить меня вздумал?! Да я только глазом моргну - и нет тебя. Мне плевать, дома я или не дома. Министры спишутся, я выражу сожаление. А ты так и останешься в сырой земле на веки веков. Дома, не дома... Наглец! Еще улыбается... Пей!
        Хозяин. Не стану!
        Король. Почему?
        Хозяин. Да потому, что вино-то отравленное, король!
        Король. Какое, какое?
        Хозяин. Отравленное, отравленное!
        Король. Подумайте, что выдумал!
        Хозяин. Пей ты первый! Пей, пей! (Хохочет.) То-то, брат! (Бросает в очаг все три бокала.)
        Король. Ну это уж глупо! Не хотел пить - я вылил бы зелье обратно в бутылку. Вещь в дороге необходимая! Легко ли на чужбине достать яду?
        Хозяйка. Стыдно, стыдно, ваше величество!
        Король. Не я виноват!
        Хозяйка. А кто?
        Король. Дядя! Он так же вот разговорится, бывало, с кем придется, наплетет о себе с три короба, а потом ему делается стыдно. И у него душа была тонкая, деликатная, легко уязвимая. И чтобы потом не мучиться, он, бывало, возьмет да и отравит собеседника.
        Хозяин. Подлец!
        Король. Скотина форменная! Оставил наследство, негодяй!
        Хозяин. Значит, дядя виноват?
        Король. Дядя, дядя, дядя! Нечего улыбаться! Я человек начитанный, совестливый. Другой свалил бы вину за свои подлости на товарищей, на начальство, на соседей, на жену. А я валю на предков, как на покойников. Им все равно, а мне полегче.
        Хозяин. А...
        Король. Молчи! Знаю, что ты скажешь! Отвечать самому, не сваливая вину на ближних, за все свои подлости глупости - выше человеческих сил! Я не гений какой-нибудь. Просто король, какими пруд пруди. Ну и довольно об этом! Все стало ясно. Вы меня знаете, я - вас: можно не притворяться, не ломаться. Чего же вы хмуритесь? Остались живы - здоровы, ну и слава богу... Чего там...
        Хозяйка. Скажите, пожалуйста, король, а принцесса тоже...
        Король (очень мягко). Ах, нет, нет, что вы! Она совсем другая.
        Хозяйка. Вот горе-то какое!
        Король. Не правда ли? Она очень добрая у меня. И славная. Ей трудно приходится...
        Хозяйка. Мать жива?
        Король. Умерла, когда принцессе было всего семь минут от роду. Уж вы не обижайте мою дочку.
        Хозяйка. Король!
        Король. Ах, я перестаю быть королем, когда вижу ее или думаю о ней. Друзья, друзья мои, какое счастье, что я так люблю только родную дочь! Чужой человек веревки из меня вил бы, и я скончался бы от этого. В бозе почил бы... Да... Так-то вот.
        Хозяин (достает из кармана яблоко). Скушайте яблочко!
        Король. Спасибо, не хочется.
        Хозяин. Хорошее. Не ядовитое!
        Король. Да я знаю. Вот что, друзья мои. Мне захотелось рассказать вам обо всех моих заботах и горестях. А раз уж захотелось - конец! Не удержаться. Я расскажу! А? Можно?
        Хозяин. Ну о чем тут спрашивать? Сядь, жена. Поуютней. Поближе к очагу. Вот и я сел. Так вам удобно? Воды принести? Не закрыть ли окна?
        Король. Нет, нет, спасибо.
        Хозяин. Мы слушаем, ваше величество! Рассказывайте!
        Король. Спасибо. Вы знаете, друзья мои, где расположена моя страна?
        Хозяин. Знаю.
        Король. Где?
        Хозяин. За тридевять земель.
        Король. Совершенно верно. И вот сейчас вы узнаете, почему мы поехали путешествовать и забрались так далеко. Она причиною этому.
        Хозяин. Принцесса?
        Король. Да! Она. Дело в том, друзья мои, что принцессе еще и пяти лет не было, когда я заметил, что она совсем не похожа на королевскую дочь. Сначала я ужаснулся. Даже заподозрил в измене свою бедную покойную жену. Стал выяснить, выспрашивать - и забросил следствие на полдороге. Испугался. Я успел так сильно привязаться к девочке! Мне стало даже нравиться, что она такая необыкновенная. Придешь в детскую - и вдруг, стыдно сказать, делаешься симпатичным. Х-хе. Прямо хоть от престола отказывайся... Это все между нами, господа!
        Хозяин. Ну еще бы! Конечно!
        Король. До смешного доходило. Подписываешь, бывало, кому-нибудь там смертный, приговор и хохочешь, вспоминая ее смешные шалости и словечки. Потеха, верно?
        Хозяин. Да нет, почему же!
        Король. Ну вот. Так мы и жили. Девочка умнеет, подрастает. Что сделал бы на моем месте настоящий добрый отец? Приучил бы дочь постепенно к житейской грубости, жестокости, коварству. А я, эгоист проклятый, так привык отдыхать возле нее душою, что стал, напротив того, охранять бедняжку от всего, что могло бы ее испортить. Подлость, верно?
        Хозяин. Да нет, отчего же!
        Король. Подлость, подлость! Согнал во дворец лучших людей со всего королевства. Приставил их к дочке. За стенкой такое делается, что самому бывает жутко. Знаете, небось, что такое королевский дворец?
        Хозяин. Ух!
        Король. Вот то-то и есть! За стеной люди давят друг друга, режут родных братьев, сестер душат... Словом, идет повседневная, будничная жизнь. А войдешь на половину принцессы - там музыка, разговоры о хороших людях, о поэзии, вечный праздник. Ну и рухнула эта стена из-за чистого пустяка. Помню как сейчас - дело было в субботу. Сижу я, работаю, проверяю донесения министров друг на дружку. Дочка сидит возле, вышивает мне шарф к именинам... Все тихо, мирно, птички поют. Вдруг церемониймейстер входит, докладывает: тетя приехала. Герцогиня. А я ее терпеть не мог. Визгливая баба. Я и говорю церемониймейстеру: скажи ей, что меня дома нет. Пустяк?
        Хозяин. Пустяк.
        Король. Это для нас с вами пустяк, потому что мы люди как люди. А бедная дочь моя, которую я вырастил как бы в теплице, упала в обморок!
        Хозяин. Ну да?
        Король. Честное слово. Ее, видите ли, поразило, что папа, ее папа может сказать неправду. Стала она скучать, задумываться, томиться, а я растерялся. Во мне вдруг проснулся дед с материнской стороны. Он был неженка. Он так боялся боли, что при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, а все надеялся на лучшее. Когда при нем душили его любимую жену, он стоял возле да уговаривал: потерпи, может быть, все обойдется! А когда ее хоронили, он шел за гробом да посвистывал. А потом упал да умер. Хорош мальчик?
        Хозяин. Куда уж лучше.
        Король. Вовремя проснулась наследственность? Понимаете, какая получилась трагедия? Принцесса бродит по дворцу, думает, глядит, слушает, а я сижу на троне сложа ручки да посвистываю. Принцесса вот-вот узнает обо мне такое, что убьет ее насмерть, а я беспомощно улыбаюсь. Но однажды ночью я вдруг очнулся. Вскочил. Приказал запрягать коней - и на рассвете мы уже мчались по дороге, милостиво отвечая на низкие поклоны наших любезных подданных.
        Хозяйка. Боже мой, как все это грустно!
        Король. У соседей мы не задерживались. Известно, что за сплетники соседи. Мы мчались все дальше и дальше, пока не добрались до Карпатских гор, где о нас никто никогда ничего и не слыхивал. Воздух тут чистый, горный. Разрешите погостить у вас, пока мы не построим замок со всеми удобствами, садом, темницей и площадками для игр...
        Хозяйка. Боюсь, что...
        Хозяин. Не бойся, пожалуйста! Прошу! Умоляю! Мне все это так нравится! Ну милая, ну дорогая! Идем, идем, ваше величество, я покажу вам комнаты.
        Король. Благодарю вас!
        Хозяин (пропускает короля вперед). Пожалуйста, сюда, ваше величество! Осторожней, здесь ступенька. Вот так. (Оборачивается к жене. Шепотом.) Дай ты мне хоть один денек пошалить! Влюбляться полезно! Не умрет, господи боже мой! (Убегает.)
        Хозяйка. Ну уж нет! Пошалить! Разве такая девушка перенесет, когда милый и ласковый юноша на ее глазах превратится в дикого зверя! Опытной женщине - и то стало бы жутко. Не позволю! Уговорю этого бедного медведя потерпеть еще немного, поискать другую принцессу, похуже. Вон, кстати, и конь его стоит нерасседланный, фыркает в овес - значит, сыт и отдохнул. Садись верхом да скачи за горы! Потом вернешься! (Зовет.) Сынок! Сынок! Где ты? (Уходит.)
        Голос ее слышен за сценой: "Где же ты? Сынок!". Вбегает Медведь.
        Медведь. Здесь я.
        Хозяйка (за сценой). Выйди ко мне в садик!
        Медведь. Бегу! Распахивает дверь. За дверью девушка с букетом в руках. Простите, я, кажется, толкнул вас, милая девушка?
        Девушка роняет цветы. Медведь поднимает их.
        Что с вами? Неужели я напугал вас?
        Девушка. Нет. Я только немножко растерялась. Видите ли, меня до сих пор никто не называл просто: милая девушка.
        Медведь. Я не хотел обидеть вас!
        Девушка. Да ведь я вовсе и не обиделась!
        . Ну, слава богу! Моя беда в том, что я ужасно правдив. Если я вижу, что девушка милая, то так прямо и говорю ей об этом.
        Голос Хозяйки. Сынок, сынок, я тебя жду!
        Девушка. Это вас зовут?
        Медведь. Меня.
        Девушка. Вы сын владельца этого дома?
        Медведь. Нет, я сирота.
        Девушка. Я тоже. То есть отец мой жив, а мать умерла, когда мне было всего семь минут от роду.
        Медведь. Но у вас, наверное, много друзей?
        Девушка. Почему вы думаете?
        Медведь. Не знаю... Мне кажется, что все должны вас любить.
        Девушка. За что же?
        Медведь. Очень уж вы нежная. Правда... Скажите, когда вы прячете лицо свое в цветы - это значит, что вы рассердились?
        Девушка. Нет.
        Медведь. Тогда я вам еще вот что скажу: вы красивы. Вы так красивы! Очень. Удивительно. Ужасно.
        Голос Хозяйки. Сынок, сынок, где же ты?
        Медведь. Не уходите, пожалуйста!
        Девушка. Но ведь вас зовут.
        Медведь. Да. Зовут. И вот что я еще скажу вам. Вы мне очень понравились. Ужасно. Сразу.
        Девушка хохочет.
        Я смешной?
        Девушка. Нет. Но... что же мне еще делать? Я не знаю. Ведь со мною так никто не разговаривал...
        Медведь. Я очень этому рад. Боже мой, что же это я делаю? Вы, наверное, устали с дороги, проголодались, а я все болтаю да болтаю. Садитесь, пожалуйста. Вот молоко. Парное. Пейте! Ну же! С хлебом, с хлебом!
        Девушка повинуется. Она пьет молоко и ест хлеб, не сводя глаз с Медведя.
        Девушка. Скажите, пожалуйста, вы не волшебник?
        Медведь. Нет, что вы!
        Девушка. А почему же тогда я так слушаюсь вас? Я очень сытно позавтракала всего пять минут назад - и вот опять пью молоко, да еще с хлебом. Вы честное слово не волшебник?
        Медведь. Честное слово.
        Девушка. А почему же, когда вы говорили... что я... понравилась вам, то... я почувствовала какую-то странную слабость в плечах и в руках и... Простите, что я у вас об этом спрашиваю, но кого же мне еще спросить? Мы так вдруг подружились! Верно?
        Медведь. Да, да!
        Девушка. Ничего не понимаю... Сегодня праздник?
        Медведь. Не знаю. Да. Праздник.
        Девушка. Я так и знала.
        Медведь. А скажите, пожалуйста, кто вы? Вы состоите в свите короля?
        Девушка. Нет.
        Медведь. Ах, понимаю! Вы из свиты принцессы?
        Девушка. А вдруг я и есть сама принцесса?
        Медведь. Нет, нет, не шутите со мной так жестоко!
        Девушка. Что с вами? Вы вдруг так побледнели! Что я такое сказала?
        Медведь. Нет, нет, вы не принцесса. Нет! Я долго бродил по свету и видел множество принцесс - вы на них совсем не похожи!
        Девушка. Но...
        Медведь. Нет, нет, не мучайте меня. Говорите о чем хотите, только не об этом.
        Девушка. Хорошо. Вы... Вы говорите, что много бродили по свету?
        Медведь. Да. Я все учился да учился, и в Сорбонне, и в Лейдене, и в Праге. Мне казалось, что человеку жить очень трудно, и я совсем загрустил. И тогда я стал учиться.
        Ну и как?
        Медведь. Не помогло.
        Девушка. Вы грустите по-прежнему?
        Медведь. Не все время, но грущу.
        Девушка. Как странно! А мне-то казалось, что вы такой спокойный, радостный, простой!
        Медведь. Это оттого, что я здоров, как Медведь. Что с вами? Почему вы вдруг покраснели?
        Девушка. Сама не знаю. Ведь я так изменилась за последние пять минут, что совсем не знаю себя. Сейчас попробую понять, в чем тут дело. Я... я испугалась!
        Медведь. Чего?
        Девушка. Вы сказали, что вы здоровы, как Медведь. Медведь... Шутка сказать. А я так беззащитна с этой своей волшебной покорностью. Вы не обидите меня?
        Медведь. Дайте мне руку.
        Девушка повинуется. Медведь становится на одно колено. Целует ей руку.
        Пусть меня гром убьет, если я когда-нибудь обижу вас. Куда вы пойдете - туда и я пойду, когда вы умрете - тогда и я умру.
        Гремят трубы.
        Девушка. Боже мой! Я совсем забыла о них. Свита добралась наконец до места. (Подходит к окну.) Какие вчерашние, домашние лица! Давайте спрячемся от них!
        Медведь. Да, да!
        Девушка. Бежим на речку!
        Убегают, взявшись за руки. Тотчас же в комнату входит хозяйка. Она улыбается сквозь слезы.
        Ах, боже мой, боже мой! Я слышала, стоя здесь под окном, весь их разговор от слова и до слова. А войти и разлучить их не посмела. Почему? Почему я и плачу и радуюсь, как дура? Ведь я понимаю, что ничем хорошим это кончиться не может, а на душе праздник. Ну вот и налетел ураган, любовь пришла. Бедные дети, счастливые дети!
        Робкий стук в дверь.
        Войдите!
        Входит очень тихий, небрежно одетый человек с узелком в руках.
        Человек. Здравствуйте, хозяюшка! Простите, что я врываюсь к вам. Может быть, я помешал? Может быть, мне уйти?
        Хозяйка. Нет, нет, что вы! Садитесь, пожалуйста!
        Человек. Можно положить узелок?
        Хозяйка. Конечно, прошу вас!
        Человек. Вы очень добры. Ах, какой славный, удобный очаг! И ручка для вертела! И крючок для чайника!
        Хозяйка. Вы королевский повар?
        Человек. Нет, хозяюшка, я первый министр короля.
        Хозяйка. Кто, кто?
        Министр. Первый министр его величества.
        Хозяйка. Ах, простите...
        Министр. Ничего, я не сержусь... Когда-то все угадывали с первого взгляда, что я министр. Я был сияющий, величественный такой. Знатоки утверждали, что трудно понять, кто держится важнее и достойнее - я или королевские кошки. А теперь... Сами видите...
        Хозяйка. Что же довело вас до такого состояния?
        Министр. Дорога, хозяюшка.
        Хозяйка. Дорога?
        Министр. В силу некоторых причин, мы, группа придворных, были вырваны из привычной обстановки и отправлены в чужие страны. Это само по себе мучительно, а тут еще этот тиран.
        Хозяйка. Король?
        Министр. Что вы, что вы! К его величеству мы давно привыкли. Тиран - это министр-администратор.
        Хозяйка. Но если вы первый министр, то он ваш подчиненный? Как же он может быть вашим тираном?
        Министр. Он забрал такую силу, что мы все дрожим перед ним.
        Хозяйка. Как же это удалось ему?
        Министр. Он единственный из всех нас умеет путешествовать. Он умеет достать лошадей на почтовой станции, добыть карету, накормить нас. Правда, все это он делает плохо, но мы и вовсе ничего такого не можем. Не говорите ему, что я жаловался, а то он меня оставит без сладкого.
        Хозяйка. А почему вы не пожалуетесь королю?
        Министр. Ах, короля он так хорошо... как это говорится на деловом языке... обслуживает и снабжает, что государь ничего не хочет слышать.
        Входят две фрейлины и придворная дама.
        Дама (говорит мягко, негромко, произносит каждое слово с аристократической отчетливостью). Черт его знает, когда это кончится! Мы тут запаршивеем к свиньям, пока этот ядовитый гад соблаговолит дать нам мыла. Здравствуйте, хозяйка, простите, что мы без стука. Мы в дороге одичали, как чертова мать.
        Министр. Да, вот она, дорога! Мужчины делаются тихими от ужаса, а женщины - грозными. Позвольте представить вам красу и гордость королевской свиты - первую кавалерственную даму.
        Дама. Боже мой, как давно не слышала я подобных слов! (Делает реверанс.) Очень рада, черт побери. (Представляет Хозяйке.) Фрейлины принцессы Оринтия и Аманда.
        Фрейлины приседают.
        Простите, хозяйка, но я вне себя! Его окаянное превосходительство министр-администратор не дал нам сегодня пудры, духов келькфлер и глицеринового мыла, смягчающего кожу и предохраняющего от обветривания. Я убеждена, что он продал все это туземцам. Поверите ли, когда мы выезжали из столицы, у него была всего только жалкая картонка из-под шляпы, в которой лежал бутерброд и его жалкие кальсоны. (Министру.) Не вздрагивайте, мой дорогой, то ли мы видели в дороге! Повторяю: кальсоны. А теперь у наглеца тридцать три ларца и двадцать два чемодана, не считая того, что он отправил домой с оказией.
        Оринтия. И самое ужасное, что говорить мы теперь можем только о завтраках, обедах и ужинах.
        Аманда. А разве для этого покинули мы родной дворец?
        Дама. Скотина не хочет понять, что главное в нашем путешествии тонкие чувства: чувства принцессы, чувства короля. Мы были взяты в свиту, как женщины деликатные, чувствительные, милые. Я готова страдать. Не спать ночами. Умереть даже согласна, чтобы помочь принцессе. Но зачем терпеть лишние, никому не нужные, унизительные мучения из-за потерявшего стыд верблюда?
        Хозяйка. Не угодно ли вам умыться с дороги, сударыни?
        Дама. Мыла нет у нас!
        Хозяйка. Я вам дам все, что требуется, и сколько угодно горячей воды.
        Дама. Вы святая! (Целует Хозяйку.) Мыться! Вспомнить оседлую жизнь! Какое счастье!
        Хозяйка. Идемте, идемте, я провожу вас. Присядьте, сударь! Я сейчас вернусь и угощу вас кофе.
        Уходит с придворной дамой и фрейлинами. Министр садится у очага. Входит министр-администратор. Первый министр вскакивает.
        Министр (робко). Здравствуйте!
        Администратор. А?
        Министр. Я сказал: здравствуйте!
        Администратор. Виделись!
        Министр. Ах, почему, почему вы так невежливы со мной?
        Администратор. Я не сказал вам ни одного нехорошего слова. (Достает из кармана записную книжку и углубляется в какие-то вычисления.)
        Министр. Простите... Где наши чемоданы?
        Администратор. Вот народец! Все о себе, все только о себе!
        Министр. Но я...
        Администратор. Будете мешать - оставлю без завтрака.
        Министр. Да нет, я ничего. Я так просто... Я сам пойду поищу его... чемоданчик-то. Боже мой, когда же все это кончится! (Уходит.)
        Администратор (бормочет, углубившись в книжку). Два фунта придворным, а четыре в уме... Три фунта королю, а полтора в уме. Фунт принцессе, а полфунта в уме. Итого в уме шесть фунтиков! За одно утро! Молодец. Умница.
        Входит хозяйка. Администратор подмигивает ей.
        Ровно в полночь!
        Хозяйка. Что в полночь?
        Администратор. Приходите к амбару. Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я привлекателен - чего же тут время терять? В полночь. У амбара. Жду. Не пожалеете.
        Хозяйка. Как вы смеете!
        Администратор. Да, дорогая моя, смею. Я и на принцессу, ха-ха, поглядываю многозначительно, но дурочка пока что ничего такого не понимает. Я своего не пропущу!
        Хозяйка. Вы сумасшедший?
        Администратор. Что вы, напротив! Я так нормален, что сам удивляюсь.
        Хозяйка. Ну, значит, вы просто негодяй.
        Администратор. Ах, дорогая, а кто хорош? Весь мир таков, что стесняться нечего. Сегодня, например, вижу: летит бабочка. Головка крошечная, безмозглая. Крыльями - бяк, бяк - дура дурой! Это зрелище на меня так подействовало, что я взял да украл у короля двести золотых. Чего тут стесняться, когда весь мир создан совершенно не на мой вкус. Береза - тупица, дуб - осел. Речка - идиотка. Облака - кретины. Люди - мошенники. Все! Даже грудные младенцы только об одном мечтают, как бы пожрать да поспать. Да ну его! Чего там в самом деле? Придете?
        Хозяйка. И не подумаю. Да еще мужу пожалуюсь, и он превратит вас в крысу.
        Администратор. Позвольте, он волшебник?
        Хозяйка. Да.
        Администратор. Предупреждать надо! В таком случаев - забудьте о моем наглом предложении. (Скороговоркой.) Считаю его безобразной ошибкой. Я крайне подлый человек. Раскаиваюсь, раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить. Все. Где же, однако, эти проклятые придворные!
        Хозяйка. За что вы их так ненавидите?
        Администратор. Сам не знаю. Но чем больше я на них наживаюсь, тем больше ненавижу.
        Хозяйка. Вернувшись домой, они вам все припомнят.
        Администратор. Глупости! Вернутся, умилятся, обрадуются, захлопочутся, все забудут.
        Трубит в трубу. Входят первый министр, придворная дама, фрейлины.
        Где вы шляетесь, господа? Не могу же я бегать за каждым в отдельности. Ах! (Придворной даме.) Вы умылись?
        Дама. Умылась, черт меня подери!
        Администратор. Предупреждаю: если вы будете умываться через мою голову, я снимаю с себя всякую ответственность. Должен быть известный порядок, господа. Тогда все делайте сами! Что такое, на самом деле... Министр. Тише! Его величество идет сюда!
        Входят король и хозяин. Придворные низко кланяются.
        Король. Честное слово, мне здесь очень нравится. Весь дом устроен так славно, с такой любовью, что взял бы да отнял! Хорошо все-таки, что я не у себя! Дома я не удержался бы и заточил бы вас в свинцовую башню на рыночной площади. Ужасное место! Днем жара, ночью холод. Узники до того мучаются, что даже тюремщики иногда плачут от жалости... Заточил бы я вас, а домик себе!
        Хозяин (хохочет). Вот изверг-то!
        Король. А вы как думали? Король - от темени до пят! Двенадцать поколений предков - и все изверги, один к одному! Сударыни, где моя дочь?
        Дама. Ваше величество! Принцесса приказала нам отстать. Их высочеству угодно было собирать цветы на прелестной поляне, возле шумного горного ручья в полном одиночестве.
        Король. Как осмелились вы бросить крошку одну! В траве могут быть змеи, от ручья дует!
        Хозяйка. Нет, король, нет! Не бойтесь за нее. (Указывает в окно.) Вон она идет, живехонька, здоровехонька! Король (бросается к окну). Правда! Да, да, верно, вон, вон идет дочка моя единственная. (Хохочет.) Засмеялась! (Хмурится.) А теперь задумалась... (Сияет.) А теперь улыбнулась. Да как нежно, как ласково! Что это за юноша с нею? Он ей нравится - значит, и мне тоже. Какого он происхождения?
        Хозяин. Волшебного!
        Король. Прекрасно. Родители живы?
        Хозяин. Умерли.
        Король. Великолепно! Братья, сестры есть?
        Хозяин. Нету.
        Король. Лучше и быть не может. Я пожалую ему титул, состояние, и пусть он путешествует с нами. Не может он быть плохим человеком, если так понравился нам. Хозяйка, он славный юноша?
        Хозяйка. Очень, но...
        Король. Никаких "но"! Сто лет человек не видел свою дочь радостной, а ему говорят "но"! Довольно, кончено! Я счастлив - и все тут! Буду сегодня кутить веселое добродушно, со всякими безобидными выходками, как мой двоюродный прадед, который утонул в аквариуме, пытаясь поймать зубами золотую рыбку. Откройте бочку вина! Две бочки! Три! Приготовьте тарелки - я их буду бить! Уберите хлеб из овина - я подожгу овин! И пошлите в город за стеклами и стекольщиком! Мы счастливы, мы веселы, все пойдет теперь, как в хорошем сне!
        Входят принцесса и Медведь
        Принцесса. Здравствуйте, господа!
        Придворные (хором). Здравствуйте, ваше королевское высочество!
        Медведь замирает в ужасе.
        Принцесса. Я, правда, видела уже вас всех сегодня, но мне кажется, что это было так давно! Господа, этот юноша - мой лучший друг.
        Король. Жалую ему титул принца!
        Придворные низко кланяются Медведю, он озирается с ужасом.
        Принцесса. Спасибо, папа! Господа! В детстве я завидовала девочкам, у которых есть братья. Мне казалось, что это очень интересно, когда дома возле живет такое непохожее на нас, отчаянное, суровое и веселое существо. И существо это любит вас, потому что вы ему родная сестра. А теперь я не жалею об этом. По-моему, он...
        Берет Медведя за руну. Тот вздрагивает.
        По-моему, он нравится мне больше даже, чем родной брат. С братьями ссорятся, а с ним я, по-моему, никогда не могла бы поссориться. Он любит то, что я люблю, понимает меня, даже когда я говорю непонятно, и мне с ним очень легко. Я его тоже понимаю, как самое себя. Видите, какой он сердитый. (Смеется.) Знаете почему? Я скрыла от него, что я принцесса, он их терпеть не может. Мне хотелось, чтобы он увидал, как непохожа я на других принцесс. Дорогой мой, да ведь я их тоже терпеть не могу! Нет, нет, пожалуйста, не смотрите на меня с таким ужасом! Ну, прошу вас! Ведь это я! Вспомните! Не сердитесь! Не пугайте меня! Не надо! Ну, хотите - я поцелую вас?
        Медведь (с ужасом). Ни за что!
        Принцесса. Я не понимаю!
        Медведь (тихо, с отчаянием). Прощайте, навсегда прощайте! (Убегает.)
        Пауза. Хозяйка плачет.
        Принцесса. Что я ему сделала? Он вернется?
        Отчаянный топот копыт.
        Король (у окна). Куда вы?! (Выбегает.)
        Придворные и хозяин за ним. Принцесса бросается к хозяйке.
        Принцесса. Вы его назвали - сынок. Вы его знаете. Что я ему сделала?
        Хозяйка. Ничего, родная. Ты ни в чем не виновата. Не качай головой, поверь мне!
        Принцесса. Нет, нет, я понимаю, все понимаю! Ему не понравилось, что я его взяла за руку при всех. Он так вздрогнул, когда я сделала это. И это... это еще... Я говорила о братьях ужасно нелепо... Я сказала: интересно, когда возле живет непохожее существо... Существо... Это так по-книжному, так глупо. Или... или... Боже мой! Как я могла забыть самое позорное! Я сказала ему, что поцелую его, а он...
        Входят король, хозяин, придворные.
        Король. Он ускакал не оглядываясь на своем сумасшедшем коне, прямо без дороги, в горы.
        Принцесса убегает.
        Куда ты? Что ты! (Мчится за него следом.)
        Слышно, как щелкает ключ в замке. Король возвращается. Он неузнаваем.
        Палач!
        Палач показывается в окне.
        Палач. Жду, государь.
        Король. Приготовься!
        Палач. Жду, государь!
        Глухой барабанный бой.
        Король. Господа придворные, молитесь! Принцесса заперлась в комнате и не пускает меня к себе. Вы все будете казнены!
        Администратор. Король!
        Король. Все! Эй, вы там. Песочные часы!
        Входит королевский слуга. Ставит на стол большие песочные часы.
        Помилую только того, кто, пока бежит песок в часах, объяснит мне все и научит, как помочь принцессе. Думайте, господа, думайте. Песок бежит быстро! Говорите по очереди, коротко и точно. Первый министр!
        Министр. Государь, по крайнему моему разумению, старшие не должны вмешиваться в любовные дела детей, если это хорошие дети, конечно.
        Король. Вы умрете первым, ваше превосходительство! (Придворной даме.) Говорите, сударыня!
        Дама. Много, много лет назад, государь, я стояла у окна, а юноша на черном коне мчался прочь от меня по горной дороге. Была тихая-тихая лунная ночь. Топот копыт все затихал и затихал вдали...
        АдМинистратор. Да говори ты скорей, окаянная! Песок-то сыплется!
        Король. Не мешайте!
        АдМинистратор. Ведь одна порция на всех. Нам что останется!
        Король. Продолжайте, сударыня.
        Дама (неторопливо, с торжеством глядя на администратора). От всей души благодарю вас, ваше королевское величество! Итак, была тихая-тихая лунная ночь. Топот копыт все затихал и затихал вдали и наконец умолк навеки... Ни разу с той поры не видела я бедного мальчика. И, как вы знаете, государь, я вышла замуж за другого - и вот жива, спокойна и верно служу вашему величеству.
        Король. А были вы счастливы после того, как он ускакал?
        Дама. Ни одной минуты за всю мою жизнь!
        Король. Вы тоже сложите свою голову на плахе, сударыня!
        Дама кланяется с достоинством.
        (Администратору.) Докладывайте!
        АдМинистратор. Самый лучший способ утешить принцессу - это выдать замуж за человека, доказавшего свою практичность, знание жизни, распорядительность и состоящего при короле.
        Король. Вы говорите о палаче?
        Администратор. Что вы, ваше величество! Я его с этой стороны и не знаю совсем...
        Король. Узнаете. Аманда!
        Аманда. Король, мы помолились и готовы к смерти.
        Король. И вы не посоветуете, как нам быть?
        Оринтия. Каждая девушка поступает по-своему в подобных случаях. Только сама принцесса может решить, что тут делать.
        Распахивается дверь. Принцесса появляется на пороге. Она в мужском платье, при шпаге, за поясом пистолеты.
        Хозяин. Ха-ха-ха! Отличная девушка! Молодчина!
        Король. Дочка! Что ты? Зачем ты пугаешь меня? Куда ты собралась?
        Принцесса. Этого я никому не скажу. Оседлать коня!
        Король. Да, да, едем, едем!
        Администратор. Прекрасно! Палач, уйдите, пожалуйста, родной. Там вас покормят. Убрать песочные часы! Придворные, в кареты!
        Принцесса. Замолчите! (Подходит к отцу.) Я очень тебя люблю, отец, не сердись на меня, но я уезжаю одна.
        Король. Нет!
        Принцесса. Клянусь, что убью каждого, кто последует за мной! Запомните это все.
        Король. Даже я?
        Принцесса. У меня теперь своя жизнь. Никто ничего не понимает, никому я ничего не скажу больше. Я одна, одна, и хочу быть одна! Прощайте! (Уходит.)
        Король стоит некоторое время неподвижно, ошеломленный. Топот копыт приводит его в себя. Он бросается к окну.
        Король. Скачет верхом! Без дороги! В горы! Она заблудится! Она простудится! Упадет с седла и запутается в стремени! За ней! Следом! Чего вы ждете?
        Администратор. Ваше величество! Принцесса изволила поклясться, что застрелит каждого, кто последует за ней!
        Король. Все равно! Я буду следить за ней издали. За камушками ползти. За кустами. В траве буду прятаться от родной дочери, но не брошу ее. За мной!
        Выбегает. Придворные за ним.
        Хозяйка. Ну? Ты доволен?
        Хозяин. Очень!
        Занавес
        ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
        Общая комната в трактире "Эмилия". Поздний вечер. Пылает огонь в камине. Светло. Уютно. Стены дрожат от отчаянных порывов ветра. За прилавком - трактирщик. Это маленький, быстрый, стройный, изящный в движениях человек.
        Трактирщик. Ну и погодка! Метель, буря, лавины, обвалы! Даже дикие козы испугались и прибежали ко мне во двор просить о помощи. Сколько лет живу здесь, на горной вершине, среди вечных снегов, а такого урагана не припомню. Хорошо, что трактир мой построен надежно, как хороший замок, кладовые полны, огонь пылает. Трактир "Эмилия"! Трактир "Эмилия"... Эмилия... Да, да... Проходят охотники, проезжают дровосеки, волокут волоком мачтовые сосны, странники бредут неведомо куда, неведомо откуда, и все они позвонят в колокол, постучат в дверь, зайдут отдохнуть, поговорить, посмеяться, пожаловаться. И каждый раз я, как дурак, надеюсь, что каким-то чудом она вдруг войдет сюда. Она уже седая теперь, наверное. Седая. Давно замужем... И все-таки - мечтаю хоть голос ее услышать. Эмилия, Эмилия...
        Звонит колокол.
        Боже мой!
        Стучат в дверь. Трактирщик бросается открывать.
        Войдите! Пожалуйста, войдите!
        Входят король, министры, придворные. Все они закутаны с головы до ног, занесены снегом.
        К огню, господа, к огню! Не плачьте, сударыни, прошу вас! Я понимаю, что трудно не обижаться, когда вас бьют по лицу, суют за шиворот снег, толкают в сугроб, но ведь буря это делает без всякой злобы, нечаянно. Буря только разыгралась - и все тут. Позвольте, я помогу вам. Вот так. Горячего вина, пожалуйста. Вот так!
        Министр. Какое прекрасное вино!
        Трактирщик. Благодарю вас! Я сам вырастил лозу, сам давил виноград, сам выдержал вино в своих подвалах и своими руками подаю его людям. Я все делаю сам. В молодости я ненавидел людей, но это так скучно! Ведь тогда ничего не хочется делать и тебя одолевают бесплодные, печальные мысли. И вот я стал служить людям и понемножку привязался к ним. Горячего молока, сударыни! Да, я служу людям и горжусь этим! Я считаю, что трактирщик выше, чем Александр Македонский. Тот людей убивал, а я их кормлю, веселю, прячу от непогоды. Конечно, я беру за это деньги, но и Македонский работал не бесплатно. Еще вина, пожалуйста! С кем имею честь говорить? Впрочем, как вам угодно. Я привык к тому, что странники скрывают свои имена.
        Король. Трактирщик, я король.
        Трактирщик. Добрый вечер, ваше величество!
        Король. Добрый вечер. Я очень несчастен, трактирщик!
        Трактирщик. Это случается, ваше величество.
        Король. Врешь, я беспримерно несчастен! Во время этой проклятой бури мне было полегчало. А теперь вот я согрелся, ожил и все мои тревоги и горести ожили вместе со мной. Безобразие какое! Дайте мне еще вина!
        Трактирщик. Сделайте одолжение!
        Король. У меня дочка пропала!
        Трактирщик. Ай - ай - ай!
        Король. Эти бездельники, эти дармоеды оставили ребенка без присмотра. Дочка влюбилась, поссорилась, переоделась мальчиком и скрылась. Она не забредала к вам?
        Трактирщик. Увы, нет, государь!
        Король. Кто живет в трактире?
        Трактирщик. Знаменитый охотник с двумя учениками.
        Король. Охотник? Позовите его! Он мог встретить мою дочку. Ведь охотники охотятся повсюду!
        Трактирщик. Увы, государь, этот охотник теперь совсем не охотится.
        Король. А чем же он занимается?
        Трактирщик. Борется за свою славу. Он добыл уже пятьдесят дипломов, подтверждающих, что он знаменит, и подстрелил шестьдесят хулителей своего таланта.
        Король. А здесь он что делает?
        Трактирщик. Отдыхает! Бороться за свою славу - что может быть утомительнее?
        Король. Ну, тогда черт с ним. Эй, вы там, приговоренные к смерти! В путь!
        Трактирщик. Куда вы, государь? Подумайте! Вы идете на верную гибель!
        Король. А вам-то что? Мне легче там, где лупят снегом по лицу и толкают в шею. Встать!
        Придворные встают.
        Трактирщик. Погодите, ваше величество! Не надо капризничать, не надо лезть назло судьбе к самому черту в лапы. Я понимаю, что когда приходит беда - трудно усидеть на месте...
        Король. Невозможно!
        Трактирщик. А приходится иногда! В такую ночь никого вы не разыщете, а только сами пропадете без вести.
        Король. Ну и пусть!
        Трактирщик. Нельзя же думать только о себе. Не мальчик, слава богу, отец семейства. Ну, ну, ну! Не надо гримасничать, кулаки сжимать, зубами скрипеть. Вы меня послушайте! Я дело говорю! Моя гостиница оборудована всем, что может принести пользу гостям. Слыхали вы, что люди научились теперь передавать мысли на расстояние?
        Король. Придворный ученый что-то пробовал мне рассказать об этом, да я уснул.
        Трактирщик. И напрасно! Сейчас я расспрошу соседей о бедной принцессе, не выходя из этой комнаты.
        Король. Честное слово?
        Трактирщик. Увидите. В пяти часах езды от нас - монастырь, где экономом работает мой лучший друг. Это самый любопытный монах на свете. Он знает все, что творится на сто верст вокруг. Сейчас я передам ему все, что требуется, и через несколько секунд получу ответ. Тише, тише, друзья мои, не шевелитесь, не вздыхайте так тяжело: мне надо сосредоточиться. Так. Передаю мысли на расстояние. "Ау! Ау! Гоп-гоп! Мужской монастырь, келья девять, отцу эконому. Отец эконом! Гоп-гоп! Ау! Горах заблудилась девушка мужском платье. Сообщи, где она. Целую. Трактирщик". Вот и все. Сударыни, не надо плакать. Я настраиваюсь на прием, а женские слезы расстраивают меня. Вот так. Благодарю вас. Тише. Перехожу на прием. Трактир "Эмилия". Трактирщику. Не знаю сожалению. Пришли монастырь две туши черных козлов". Все понятно! Отец эконом, к сожалению, не знает, где принцесса, и просит прислать для монастырской трапезы...
        Король. К черту трапезу! Спрашивайте других соседей!
        Трактирщик. Увы, государь, уж если отец эконом ничего не знает, то все другие тем более.
        Король. Я сейчас проглочу мешок пороху, ударю себя по животу и разорвусь в клочья!
        Трактирщик. Эти домашние средства никогда и ничему не помогают. (Берет связку ключей.) Я отведу вам самую большую комнату, государь!
        Король. Что я там буду делать?
        Трактирщик. Ходить из угла в угол. А на рассвете мы вместе отправимся на поиски. Верно говорю. Вот вам ключ. И вы, господа, получайте ключи от своих комнат. Это самое разумное из всего, что можно сделать сегодня. Отдохнуть надо, друзья мои! Набраться сил! Берите свечи. Вот так. Пожалуйте за мной!
        Уходит, сопровождаемый Королем и придворными. Тотчас же в комнату входит ученик знаменитого охотника. Оглядевшись осторожно, он кричит перепелом. Ему отвечает чириканье скворца, и в комнату заглядывает охотник.
        Ученик. Идите смело! Никого тут нету!
        Охотник. Если это охотники приехали сюда, то я застрелю тебя, как зайца.
        Ученик. Да я-то здесь при чем? Господи!
        Охотник. Молчи! Куда ни поеду отдыхать - везде толкутся окаянные охотники. Ненавижу! Да еще тут же охотничьи жены обсуждают охотничьи дела вкривь и вкось! Тьфу! Дурак ты!
        Ученик. Господи! Да я-то тут при чем?
        Охотник. Заруби себе на носу: если эти приезжие - охотники, то мы уезжаем немедленно. Болван! Убить тебя мало!
        Ученик. Да что же это такое? Да за что же вы меня, начальник, мучаете! Да я...
        Охотник. Молчи! Молчи, когда старшие сердятся! Ты чего хочешь? Чтобы я, настоящий охотник, тратил заряды даром? Нет, брат! Я для того и держу учеников, чтобы моя брань задевала хоть кого-нибудь. Семьи у меня нет, терпи ты. Письма отправил?
        Ученик. Отнес еще до бури. И когда шел обратно, то...
        Охотник. Помолчи! Все отправил? И то, что в большом конверте? Начальнику охоты?
        Ученик. Все, все! И когда шел обратно, следы видел. И заячьи, и лисьи.
        Охотник. К черту следы! Есть мне время заниматься глупостями, когда там внизу глупцы и завистники роют мне яму.
        Ученик. А может, не роют?
        Охотник. Роют, знаю я их!
        Ученик. Ну и пусть. А мы настреляли бы дичи целую гору - вот когда нас боялись бы... Они нам яму, а мы им добычу, ну и вышло, что мы молодцы, а они подлецы. Настрелять бы...
        Охотник. Осел! Настрелять бы... Как начнут они там внизу обсуждать каждый мой выстрел - с ума сойдешь! Лису, мол, он убил, как в прошлом году, ничего не внес нового в дело охоты. А если, чего доброго, промахнешься! Я, который до сих пор бил без промаха? Молчи! Убью! (Очень мягко). А где же мой новый ученик?
        Ученик. Чистит ружье.
        Охотник. Молодец!
        Ученик. Конечно! У вас кто новый, тот и молодец.
        Охотник. Ну и что? Во-первых, я его не знаю и могу ждать от него любых чудес. Во-вторых, он меня не знает и поэтому уважает без всяких оговорок и рассуждений. Не то, что ты!
        Звонит колокол.
        Батюшки мои! Приехал кто-то! В такую погоду! Честное слово, это какой-нибудь охотник. Нарочно вылез в бурю, чтобы потом хвастать...
        Стук в дверь.
        Открывай, дурак! Так бы и убил тебя!
        Ученик. Господи, да я-то здесь при чем?
        Отпирает дверь. Входит Медведь, занесенный снегом, ошеломленный. Отряхивается, оглядывается.
        Медведь. Куда это меня занесло?
        Охотник. Идите к огню, грейтесь.
        Медведь. Благодарю. Это гостиница?
        Охотник. Да. Хозяин сейчас выйдет. Вы охотник?
        Медведь. Что вы! Что вы!
        Охотник. Почему вы говорите с таким ужасом об этом?
        Медведь. Я не люблю охотников.
        Охотник. А вы их знаете, молодой человек?
        Медведь. Да, мы встречались.
        Охотник. Охотники - это самые достойные люди на земле! Это все честные, простые парни. Они любят свое дело. Они вязнут в болотах, взбираются на горные вершины, блуждают по такой чаще, где даже зверю приходится жутко. И делают они все это не из любви к наживе, не из честолюбия, нет, нет! Их ведет благородная страсть! Понял?
        Медведь. Нет, не понял. Но умоляю вас, не будем спорить! Я не знал, что вы так любите охотников!
        Охотник. Кто, я? Я просто терпеть не могу, когда их ругают посторонние.
        Медведь. Хорошо, я не буду их ругать. Мне не до этого.
        Охотник. Я сам охотник! Знаменитый!
        Медведь. Мне очень жаль.
        Охотник. Не считая мелкой дичи, я подстрелил на своем веку пятьсот оленей, пятьсот коз, четыреста волков и девяносто девять медведей.
        Медведь вскакивает.
        Чего вы вскочили?
        Медведь. Убивать медведей - все равно что детей убивать!
        Охотник. Хороши дети! Вы видели их когти?
        Медведь. Да. Они много короче, чем охотничьи кинжалы.
        Охотник. А сила медвежья?
        Медведь. Не надо было дразнить зверя.
        Охотник. Я так возмущен, что просто слов нет, придется стрелять. (Кричит.) Эй! Мальчуган! Принеси сюда ружье! Живо! Сейчас я вас убью, молодой человек.
        Медведь. Мне все равно.
        Охотник. Где же ты, мальчуган? Ружье, ружье мне.
        Вбегает принцесса. В руках у нее ружье. Медведь вскакивает.
        (Принцессе.) Гляди, ученик, и учись. Этот наглец и невежда сейчас будет убит. Не жалей его. Он не человек, так как ничего не понимает в искусстве. Подай мне ружье, мальчик. Что ты прижимаешь его к себе, как маленького ребенка?
        Вбегает трактирщик.
        Трактирщик. Что случилось? А, понимаю. Дай ему ружье, мальчик, не бойся. Пока господин знаменитый охотник отдыхал после обеда, я высыпал порох из всех зарядов. Я знаю привычки моего почтенного гостя!
        Охотник. Проклятье!
        Трактирщик. Вовсе не проклятье, дорогой друг. Вы - старые скандалисты, в глубине души бываете довольны, когда вас хватают за руки.
        Охотник. Нахал!
        Трактирщик. Ладно, ладно! Съешь лучше двойную порцию охотничьих сосисок.
        Охотник. Давай, черт с тобой. И охотничьей настойки двойную порцию.
        Трактирщик. Вот так-то лучше.
        Охотник (ученикам). Садитесь, мальчуганы. Завтра, когда погода станет потише, идем на охоту.
        Ученик. Ура!
        Охотник. В хлопотах и суете я забыл, какое это высокое, прекрасное искусство. Этот дурачок раззадорил меня.
        Трактирщик. Тише ты! (Отводит Медведя в дальний угол, усаживает за стол.) Садитесь, пожалуйста, сударь. Что с вами? Вы нездоровы? Сейчас я вас вылечу. У меня прекрасная аптечка для проезжающих... У вас жар?
        Медведь. Не знаю... (Шепотом.) Кто эта девушка?
        Трактирщик. Все понятно... Вы сходите с ума от несчастной любви. Тут, к сожалению, лекарства бессильны.
        Медведь. Кто эта девушка?
        Трактирщик. Здесь ее нет, бедняга!
        Медведь. Ну как же нет! Вон она шепчется с охотником.
        Трактирщик. Это вам все чудится! Это вовсе не она, это он. Это просто ученик знаменитого охотника. Вы понимаете меня?
        Медведь. Благодарю вас. Да.
        Охотник. Что вы там шепчетесь обо мне?
        Трактирщик. И вовсе не о тебе.
        Охотник. Все равно! Терпеть не могу, когда на меня глазеют. Отнеси ужин ко мне в комнату. Ученики, за мной!
        Трактирщик несет поднос с ужином. Охотник с учеником и принцессой идут следом. Медведь бросается за ними. Вдруг дверь распахивается, прежде чем Медведь успевает добежать до нее. На пороге принцесса. Некоторое время принцесса и Медведь молча смотрят друг на друга. Но вот принцесса обходит Медведя, идет к столу, за которым сидела, берет забытый там носовой платок и направляется к выходу, не глядя на Медведя.
        Медведь. Простите... У вас нет сестры?
        Принцесса отрицательно качает головой.
        Посидите со мной немного. Пожалуйста! Дело в том, что вы удивительно похожи на девушку, которую мне необходимо забыть как можно скорее. Куда же вы?
        Принцесса. Не хочу напоминать то, что необходимо забыть.
        Медведь. Боже мой! И голос ее!
        Принцесса. Вы бредите.
        Медведь. Очень может быть. Я как в тумане.
        Принцесса. Отчего?
        Медведь. Я ехал и ехал трое суток, без отдыха, без дороги. Поехал бы дальше, но мой конь заплакал, как ребенок, когда я хотел миновать эту гостиницу.
        Принцесса. Вы убили кого-нибудь?
        Медведь. Нет, что вы!
        Принцесса. От кого же бежали вы, как преступник?
        Медведь. От любви.
        Принцесса. Какая забавная история!
        Медведь. Не смейтесь. Я знаю: молодые люди - жестокий народ. Ведь они еще ничего не успели пережить. Я сам был таким всего три дня назад. Но с тех пор поумнел. Вы были когда-нибудь влюблены?
        Принцесса. Не верю я в эти глупости.
        Медведь. Я тоже не верил. А потом влюбился.
        Принцесса. В кого же это, позвольте узнать?
        Медведь. В ту самую девушку, которая так похожа на вас.
        Принцесса. Смотрите пожалуйста.
        Медведь. Умоляю вас, не улыбайтесь! Я очень серьезно влюбился!
        Принцесса. Да уж от легкого увлечения так далеко не убежишь.
        Медведь. Ах, вы не понимаете... Я влюбился и был счастлив. Недолго, но зато как никогда в жизни. А потом...
        Принцесса. Ну?
        Медведь. Потом я вдруг узнал об этой девушке нечто такое, что все перевернуло разом. И в довершение беды я вдруг увидел ясно, что и она влюбилась в меня тоже.
        Принцесса. Какой удар для влюбленного!
        Медведь. В этом случае страшный удар! А еще страшнее, страшнее всего мне стало, когда она сказала, что поцелует меня.
        Принцесса. Глупая девчонка!
        Медведь. Что?
        Принцесса. Презренная дура!
        Медведь. Не смей так говорить о ней!
        Принцесса. Она этого стоит.
        Медведь. Не тебе судить! Это прекрасная девушка. Простая и доверчивая, как... как... как я!
        Принцесса. Вы? Вы хитрец, хвастун и болтун.
        Медведь. Я?
        Принцесса. Да! Первому встречному с худо скрытым торжеством рассказываете вы о своих победах.
        Медведь. Так вот как ты понял меня?
        Принцесса. Да, именно так! Она глупа...
        Медведь. Изволь говорить о ней почтительно!
        Принцесса. Она глупа, глупа, глупа!
        Медведь. Довольно! Дерзких щенят наказывают! (Выхватывает шпагу.) Защищайся!
        Принцесса. К вашим услугам!
        Сражаются ожесточенно.
        Уже дважды я мог убить вас.
        Медведь. А я, мальчуган, ищу смерти!
        Принцесса. Почему вы не умерли без посторонней помощи?
        Медведь. Здоровье не позволяет.
        Делает выпад. Сбивает шляпу с головы принцессы. Ее тяжелые косы падают почти до земли. Медведь роняет шпагу.
        Принцесса! Вот счастье! Вот беда! Это вы! Вы! Зачем вы здесь?
        Принцесса. Три дня я гналась за вами. Только в бурю потеряла ваш след, встретила охотника и пошла к нему в ученики.
        Медведь. Вы три дня гнались за мной?
        Принцесса. Да! Чтобы сказать, как вы мне безразличны. Знайте, что вы для меня все равно что... все равно что бабушка, да еще чужая! И я не собираюсь вас целовать! И не думала я вовсе влюбляться в вас. Прощайте! (Уходит. Возвращается.) Вы так обидели меня, что я все равно отомщу вам! Я докажу вам, как вы мне безразличны. Умру, а докажу! (Уходит.)
        Медведь. Бежать, бежать скорее! Она сердилась и бранила меня, а я видел только ее губы и думал, думал об одном: вот сейчас я ее поцелую! Медведь проклятый! Бежать, бежать! А может быть, еще раз, всего только разик взглянуть на нее. Глаза у нее такие ясные! И она здесь, здесь, рядом, за стеной. Сделать несколько шагов и... (Смеется.) Подумать только - она в одном доме со мной! Вот счастье! Что я делаю! Я погублю ее и себя! Эй ты, зверь! Прочь отсюда! В путь!
        Входит трактирщик.
        Я уезжаю!
        Трактирщик. Это невозможно.
        Медведь. Я не боюсь урагана.
        Трактирщик. Конечно, конечно! Но вы разве не слышите, как стало тихо?
        Медведь. Верно. Почему это?
        Трактирщик. Я попробовал сейчас выйти во двор взглянуть, не снесло ли крышу нового амбара, и не мог.
        Медведь. Не могли?
        Трактирщик. Мы погребены под снегом. В последние полчаса не хлопья, а целые сугробы валились с неба. Мой старый друг, горный волшебник, женился и остепенился, а то я подумал бы, что это его шалости.
        Медведь. Если уехать нельзя, то заприте меня!
        Трактирщик. Запереть?
        Медведь. Да, да, на ключ?
        Трактирщик. Зачем?
        Медведь. Мне нельзя встречаться с ней! Я ее люблю!
        Трактирщик. Кого?
        Медведь. Принцессу!
        Трактирщик. Она здесь?
        Медведь. Здесь. Она переоделась в мужское платье. Я сразу узнал ее, а вы мне не поверили.
        Трактирщик. Так это и в самом деле была она?
        Медведь. Она! Боже мой... Только теперь, когда не вижу ее, я начинаю понимать, как оскорбила она меня!
        Трактирщик. Нет!
        Медведь. Как нет? Вы слышали, что она мне тут наговорила?
        Трактирщик. Не слышал, но это все равно. Я столько пережил, что все понимаю.
        Медведь. С открытой душой, по-дружески я жаловался ей на свою горькую судьбу, а она подслушала меня, как предатель.
        Трактирщик. Не понимаю. Она подслушала, как вы жаловались ей же?
        Медведь. Ах, ведь тогда я думал, что говорю с юношей, похожим на нее! Так понять меня! Все кончено! Больше я не скажу ей ни слова! Этого простить нельзя! Когда путь будет свободен, я только один разик молча взгляну на нее и уеду. Заприте, заприте меня!
        Трактирщик. Вот вам ключ. Ступайте. Вон ваша комната. Нет, нет, запирать я вас не стану. В дверях новенький замок, и мне будет жалко, если вы его сломаете. Спокойной ночи. Идите, идите же!
        Медведь. Спокойной ночи. (Уходит.)
        Трактирщик. Спокойной ночи. Только не найти его тебе, нигде не найти тебе покоя. Запрись в монастырь - одиночество напомнит о ней. Открой трактир при дороге - каждый стук двери напомнит тебе о ней.
        Входит придворная дама.
        Дама. Простите, но свеча у меня в комнате все время гаснет.
        Трактирщик. Эмилия! Ведь это верно? Ведь вас зовут Эмилия?
        Дама. Да, меня зовут так. Но, сударь...
        Трактирщик. Эмилия!
        Дама. Черт меня побери!
        Трактирщик. Вы узнаете меня?
        Дама. Эмиль...
        Трактирщик. Так звали юношу, которого жестокая девушка заставила бежать за тридевять земель, в горы, в вечные снега.
        Дама. Не смотрите на меня. Лицо обветрилось. Впрочем, к дьяволу все. Смотрите. Вот я какая. Смешно?
        Трактирщик. Я вижу вас такой, как двадцать пять лет назад.
        Дама. Проклятие!
        Трактирщик. На самых многолюдных маскарадах я узнавал вас под любой маской.
        Дама. Помню.
        Трактирщик. Что мне маска, которую надело на вас время!
        Дама. Но вы не сразу узнали меня!
        Трактирщик. Вы были так закутаны. Не смейтесь!
        Дама. Я разучилась плакать. Вы меня узнали, но вы не знаете меня. Я стала злобной. Особенно в последнее время. Трубки нет?
        Трактирщик. Трубки?
        Дама. Я курю в последнее время. Тайно. Матросский табак. Адское зелье. От этого табака свечка и гасла все время у меня в комнате. Я и пить пробовала. Не понравилось. Вот я какая теперь стала.
        Трактирщик. Вы всегда были такой.
        Дама. Я?
        Трактирщик. Да. Всегда у вас был упрямый и гордый нрав. Теперь он сказывается по-новому - вот и вся разница. Замужем были?
        Дама. Была.
        Трактирщик. За кем?
        Дама. Вы его не знали.
        Трактирщик. Он здесь?
        Дама. Умер.
        Трактирщик. А я думал, что этот юный паж стал вашим супругом.
        Дама. Он тоже умер.
        Трактирщик. Вот как? Отчего?
        Дама. Утонул, отправившись на поиски младшего сына, которого буря унесла в море. Юношу подобрал купеческий корабль, а отец утонул.
        Трактирщик. Так. Значит, юный паж...
        Дама. Стал седым ученым и умер, а вы все сердитесь на него.
        Трактирщик. Вы целовались с ним на балконе!
        Дама. А вы танцевали с дочкой генерала.
        Трактирщик. Танцевать прилично!
        Дама. Черт побери! Вы шептали ей что-то на ухо все время!
        Трактирщик. Я шептал ей: раз, два, три! Раз, два, три! Раз, два, три! Она все время сбивалась с такта.
        Дама. Смешно!
        Трактирщик. Ужасно смешно! До слез.
        Дама. С чего вы взяли, что мы были бы счастливы, поженившись?
        Трактирщик. А вы сомневаетесь в этом? Да? Что же вы молчите!
        Дама. Вечной любви не бывает.
        Трактирщик. У трактирной стойки я не то еще слышал о любви. А вам не подобает так говорить. Вы всегда были разумны и наблюдательны.
        Дама. Ладно. Ну простите меня, окаянную, за то, что я целовалась с этим мальчишкой. Дайте руку.
        Эмиль и Эмилия пожимают друг другу руки.
        Ну, вот и все. Жизнь не начнешь с начала.
        Трактирщик. Все равно. Я счастлив, что вижу вас.
        Дама. Я тоже. Тем глупее. Ладно. Плакать я теперь разучилась. Только смеюсь или бранюсь. Поговорим о другом, если вам не угодно, чтобы я ругалась, как кучер, или ржала, как лошадь.
        Трактирщик. Да, да. У нас есть о чем поговорить. У меня в доме двое влюбленных детей могут погибнуть без нашей помощи.
        Дама. Кто эти бедняги?
        Трактирщик. Принцесса и тот юноша, из-за которого она бежала из дому. Он приехал сюда вслед за вами.
        Дама. Они встретились?
        Трактирщик. Да. И успели поссориться.
        Дама. Бей в барабаны!
        Трактирщик. Что вы говорите?
        Дама. Труби в трубы!
        Трактирщик. В какие трубы?
        Дама. Не обращайте внимания. Дворцовая привычка. Так у нас командуют в случае пожара, наводнения, урагана. Караул, в ружье! Надо что-то немедленно предпринять. Пойду доложу королю. Дети погибают! Шпаги вон! К бою готовь! В штыки! (Убегает.)
        Трактирщик. Я все понял... Эмилия была замужем за дворцовым комендантом. Труби в трубы! Бей в барабаны! Шпаги вон! Курит. Чертыхается. Бедная, гордая, нежная Эмилия! Разве он понимал, на ком женат, проклятый грубиян, царство ему небесное!
        Вбегают король, первый министр, министр-администратор, фрейлины, придворная дама.
        Король. Вы ее видели?
        Трактирщик. Да.
        Король. Бледна, худа, еле держится на ногах?
        Трактирщик. Загорела, хорошо ест, бегает, как мальчик.
        Король. Ха-ха-ха! Молодец.
        Трактирщик. Спасибо.
        Король. Не вы молодец, она молодец. Впрочем, все равно, пользуйтесь. И он здесь?
        Трактирщик. Да.
        Король. Влюблен?
        Трактирщик. Очень.
        Король. Ха-ха-ха! То-то! Знай наших. Мучается?
        Трактирщик. Ужасно.
        Король. Так ему и надо! Ха-ха-ха! Он мучается, а она жива, здорова, спокойна, весела...
        Входит охотник, сопровождаемый учеником.
        Охотник. Дай капель!
        Трактирщик. Каких?
        Охотник. Почем я знаю? Ученик мой заскучал.
        Трактирщик. Этот?
        Ученик. Еще чего! Я умру - он и то не заметит.
        Охотник. Новенький мой заскучал, не ест, не пьет, невпопад отвечает.
        Король. Принцесса?
        Охотник. Кто, кто?
        Трактирщик. Твой новенький - переодетая принцесса.
        Ученик. Волк тебя заешь! А я ее чуть не стукнул по шее!
        Охотник (ученику). Негодяй! Болван! Мальчика от девочки не можешь отличить!
        Ученик. Вы тоже не отличили.
        Охотник. Есть мне время заниматься подобными пустяками!
        Король. Замолчи ты! Где принцесса?
        Охотник. Но, но, но, не ори, любезный! У меня работа тонкая, нервная. Я окриков не переношу. Пришибу тебя и отвечать не буду!
        Трактирщик. Это король!
        Охотник. Ой! (Кланяется низко.) Простите, ваше величество.
        Король. Где моя дочь?
        Охотник. Их высочество изволят сидеть у очага в нашей комнате. Сидят они и глядят на уголья.
        Король. Проводите меня к ней!
        Охотник. Рад служить, ваше величество! Сюда, пожалуйста, ваше величество. Я вас провожу, а вы мне диплом. Дескать, учил королевскую дочь благородному искусству охоты.
        Король. Ладно, потом.
        Охотник. Спасибо, ваше величество.
        Уходят. Администратор затыкает уши.
        Администратор. Сейчас, сейчас мы услышим пальбу!
        Трактирщик. Какую?
        Администратор. Принцесса дала слово, что застрелит каждого, кто последует за ней.
        Дама. Она не станет стрелять в родного отца.
        Администратор. Знаю я людей! Для честного словца не пожалеют и отца.
        Трактирщик. А я не догадался разрядить пистолеты учеников.
        Дама. Бежим туда! Уговорим ее!
        Министр. Тише! Государь возвращается. Он разгневан!
        Администратор. Опять начнет казнить! А я и так простужен! Нет работы вредней придворной.
        Входят король и охотник.
        Король (негромко и просто). Я в ужасном горе. Она сидит там у огня, тихая, несчастная. Одна - вы слышите? Одна! Ушла из дому, от забот моих ушла. И если я приведу целую армию и все королевское могущество отдам ей в руки - это ей не поможет. Как же это так? Что же мне делать? Я ее растил, берег, а теперь вдруг не могу ей помочь. Она за тридевять земель от меня. Подите к ней. Расспросите ее. Может быть, мы ей можем помочь все-таки? Ступайте же!
        Администратор. Она стрелять будет, ваше величество!
        Король. Ну так что? Вы все равно приговорены к смерти. Боже мой! Зачем все так меняется в твоем мире? Где моя маленькая дочка? Страстная, оскорбленная девушка сидит у опия. Да, да, оскорбленная. Я вижу. Мало ли я их оскорблял на своем веку. Спросите, что он ей сделал? Как мне поступить с ним? Казнить? Это я могу. Поговорить с ним? Берусь! Ну! Ступайте же!
        Трактирщик. Позвольте мне поговорить с принцессой, король.
        Король. Нельзя! Пусть к дочке пойдет кто-нибудь из своих.
        Трактирщик. Именно свои влюбленным кажутся особенно чужими. Все переменилось, а свои остались такими, как были.
        Король. Я не подумал об этом. Вы совершенно правы. Тем не менее приказания своего не отменю.
        Трактирщик. Почему?
        Король. Почему, почему... Самодур потому что. Во мне тетя родная проснулась, дура неисправимая. Шляпу мне!
        Министр подает королю шляпу.
        Бумаги мне.
        Трактирщик подает королю бумагу.
        Бросим жребий. Так. Так, готово. Тот, кто вынет бумажку с крестом, пойдет к принцессе.
        Дама. Позвольте мне без всяких крестов поговорить с принцессой, ваше величество. Мне есть что сказать ей.
        Король. Не позволю! Мне попала вожжа под мантию! Я - король или не король? Жребий, жребий! Первый министр! Вы первый! Министр тянет жребий, разворачивает бумажку.
        Министр. Увы, государь!
        Администратор. Слава богу!
        Министр. На бумаге нет креста!
        Администратор. Зачем же было кричать "увы", болван!
        Король. Тише! Ваша очередь, сударыня!
        Дама. Мне идти, государь.
        Администратор. От всей души поздравляю! Царствия вам небесного!
        Король. А ну, покажите мне бумажку, сударыня! (Выхватывает из рук придворной дамы ее жребий, рассматривает, качает головой.) Вы врунья, сударыня! Вот упрямый народ! Так и норовят одурачить бедного своего повелителя! Следующий! (Администратору.) Тяните жребий, сударь. Куда! Куда вы лезете! Откройте глаза, любезный! Вот, вот она, шляпа, перед вами.
        Администратор тянет жребий, смотрит.
        Администратор. Ха-ха-ха!
        Король. Что ха-ха-ха!
        Администратор. То есть я хотел сказать - увы! Вот честное слово, провалиться мне, я не вижу никакого креста. Ай - ай - ай, какая обида! Следующий!
        Король. Дайте мне ваш жребий!
        Администратор. Кого?
        Король. Бумажку! Живо! (Заглядывает в бумажку.) Нет креста?
        Администратор. Нет!
        Король. А это что?
        Администратор. Какой же это крест? Смешно, честное слово... Это скорее буква "х"!
        Король. Нет, любезный, это он и есть! Ступайте!
        Администратор. Люди, люди, опомнитесь! Что вы делаете? Мы бросили дела, забыли сан и звание, поскакали в горы по чертовым мостам, по козьим дорожкам. Что нас довело до этого?
        Дама. Любовь!
        Администратор. Давайте, господа, говорить серьезно! Нет никакой любви на свете!
        Трактирщик. Есть!
        Администратор. Уж вам-то стыдно притворяться! Человек коммерческий, имеете свое дело.
        Трактирщик. И все же я берусь доказать, что любовь существует на свете!
        Администратор. Нет ее! Людям я не верю, я слишком хорошо их знаю, а сам ни разу не влюблялся. Следовательно, нет любви! Следовательно, меня посылают на смерть из-за выдумки, предрассудка, пустого места!
        Король. Не задерживайте меня, любезный. Не будьте эгоистом.
        Администратор. Ладно, ваше величество, я не буду, только послушайте меня. Когда контрабандист ползет через пропасть по жердочке или купец плывет в маленьком суденышке по Великому океану - это почтенно, это понятно. Люди деньги зарабатывают. А во имя чего, извините, мне голову терять? То, что вы называете любовью, - это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно. При чем же тут смерть?
        Дама. Замолчите, презренный!
        Администратор. Ваше величество, не велите ей ругаться! Нечего, сударыня, нечего смотреть на меня так, будто вы и в самом деле думаете то, что говорите. Нечего, нечего! Все люди свиньи, только одни в этом признаются, а другие ломаются. Не я презренный, не я злодей, а все эти благородные страдальцы, странствующие проповедники, бродячие певцы, нищие музыканты, площадные болтуны. Я весь на виду, всякому понятно, чего я хочу. С каждого понемножку - и я уже не сержусь, веселею, успокаиваюсь, сижу себе да щелкаю на счетах. А эти раздуватели чувств, мучители душ человеческих - вот они воистину злодеи, убийцы непойманные. Это они лгут, будто совесть существует в природе, уверяют, что сострадание прекрасно, восхваляют верность, учат доблести и толкают на смерть обманутых дурачков! Это они выдумали любовь. Нет ее! Поверьте солидному, состоятельному мужчине!
        Король. А почему принцесса страдает?
        Администратор. По молодости лет, ваше величество!
        Король. Ладно. Сказал последнее слово приговоренного и хватит. Все равно не помилую! Ступай! Ни слова! Застрелю!
        Администратор уходит, пошатываясь.
        Экий дьявол! И зачем только я слушал его? Он разбудил во мне тетю, которую каждый мог убедить в чем угодно. Бедняжка была восемнадцать раз замужем, не считая легких увлечений. А ну как и в самом деле нет никакой любви на свете? Может быть, у принцессы просто ангина или бронхит, а я мучаюсь.
        Дама. Ваше величество...
        Король. Помолчите, сударыня! Вы женщина почтенная, верующая. Спросим молодежь. Аманда! Вы верите в любовь?
        Аманда. Нет, ваше величество!
        Король. Вот видите! А почему?
        Аманда. Я была влюблена в одного человека, и он оказался таким чудовищем, что я перестала верить в любовь. Я влюбляюсь теперь во всех, кому не лень. Все равно!
        Король. Вот видите! А вы что скажете о любви, Оринтия?
        Оринтия. Все, что вам угодно, кроме правды, ваше величество.
        Король. Почему?
        Оринтия. Говорить о любви правду так страшно и так трудно, что я разучилась это делать раз и навсегда. Я говорю о любви то, чего от меня ждут.
        Король. Вы мне скажите только одно - есть любовь на свете?
        Оринтия. Есть, ваше величество, если вам угодно. Я сама столько раз влюблялась!
        Король. А может, нет ее?
        Оринтия. Нет ее, если вам угодно, государь! Есть легкое, веселое безумие, которое всегда кончается пустяками.
        Выстрел.
        Король. Вот вам и пустяки!
        Охотник. Царствие ему небесное!
        Ученик. А может, он... она... они - промахнулись?
        Охотник. Наглец! Моя ученица - и вдруг...
        Ученик. Долго ли училась-то!
        Охотник. О ком говоришь! При ком говоришь! Очнись!
        Король. Тише вы! Не мешайте мне! Я радуюсь! Ха-ха-ха! Наконец-то, наконец вырвалась дочка моя из той проклятой теплицы, в которой я, старый дурак, ее вырастил. Теперь она поступает, как все нормальные люди: у нее неприятности - и вот она палит в кого попало. (Всхлипывает.) Растет дочка. Эй, трактирщик! Приберите там в коридоре!
        Входит Администратор. В руках у него дымящийся пистолет.
        Ученик. Промахнулась! Ха-ха-ха!
        Король. Это что такое? Почему вы живы, нахал?
        Администратор. Потому что это я стрелял, государь.
        Король. Вы?
        Администратор. Да, вот представьте себе.
        Король. В кого?
        Администратор. В кого, в кого... В принцессу! Она жива, жива, не пугайтесь!
        Король. Эй, вы там! Плаху, палача и рюмку водки. Водку мне, остальное ему. Живо!
        Администратор. Не торопитесь, любезный!
        Король. Кому это ты говоришь?
        Входит Медведь. Останавливается в дверях.
        Администратор. Вам, папаша, говорю. Не торопитесь! Принцесса - моя невеста.
        Придворная Дама. Бей в барабаны, труби в трубы, караул, в ружье!
        Первый Министр. Он сошел с ума?
        Трактирщик. О, если бы!
        Король. Рассказывай толком, а то убью!
        Администратор. Расскажу с удовольствием. Люблю рассказывать о делах, которые удались. Да вы садитесь, господа, чего там в самом деле, я разрешаю. Не хотите - как хотите. Ну вот, значит... Пошел я, как вы настаивали, к девушке... Пошел, значит. Хорошо. Приоткрываю дверь, а сам думаю: ох, убьет... Умирать хочется, как любому из присутствующих. Ну вот. А она обернулась на скрип двери и вскочила. Я, сами понимаете, ахнул. Выхватил, естественно, пистолет из кармана. И, как поступил бы на моем месте любой из присутствующих, выпалил из пистолета в девушку. А она и не заметила. Взяла меня за руку и говорит: я думала, думала, сидя тут у огня, да и поклялась выйти замуж за первого встречного. Ха-ха! Видите, как мне везет, как ловко вышло, что я промахнулся. Ай да я!
        Придворная Дама. Бедный ребенок!
        Администратор. Не перебивать! Я спрашиваю: значит, я ваш жених теперь? А она отвечает: что же делать, если вы подвернулись под руку. Гляжу - губки дрожат, пальчики вздрагивают, в глазах чувства, на шейке жилка бьется, то-се, пятое, десятое... (Захлебывается.) Ох ты, ух ты!
        Трактирщик подает водку королю. Администратор выхватывает рюмку, выпивает одним глотком.
        Ура! Обнял я ее, следовательно, чмокнул в самые губки.
        Медведь. Замолчи, убью!
        Администратор. Нечего, нечего. Убивали меня уже сегодня - и что вышло? На чем я остановился-то? Ах, да... Поцеловались мы, значит...
        Медведь. Замолчи!
        Администратор. Король! Распорядитесь, чтобы меня не перебивали! Неужели трудно? Поцеловались мы, а потом она говорит: ступайте, доложите обо всем папе, а я пока переоденусь девочкой. А я ей на это: разрешите помочь застегнуть то, другое, зашнуровать, затянуть, хе-хе... А она мне, кокетка такая, отвечает: вон отсюда! А я ей на это: до скорого свидания, ваше высочество, канашка, курочка. Ха-ха-ха!
        Король. Черт знает что... Эй, вы... Свита... Поищите там чего-нибудь в аптечке... Я потерял сознание, остались одни чувства... Тонкие... Едва определимые... То ли мне хочется музыки и цветов, то ли зарезать кого-нибудь. Чувствую, чувствую смутно-смутно - случилось что-то неладное, а взглянуть в лицо действительности - нечем...
        Входит принцесса. Бросается к отцу.
        Принцесса (отчаянно). Папа! Папа! (Замечает Медведя. Спокойно.) Добрый вечер, папа. А я замуж выхожу.
        Король. За кого, дочка?
        Принцесса (указывает на администратора кивком головы). Вот за этого. Подите сюда! Дайте мне руку.
        Администратор. С наслаждением! Хе-хе...
        Принцесса. Не смейте хихикать, а то я застрелю вас!
        Король. Молодец! Вот это по-нашему!
        Принцесса. Свадьбу я назначаю через час.
        Король. Через час? Отлично! Свадьба - во всяком случае радостное и веселое событие, а там видно будет. Хорошо! Что, в самом деле... Дочь нашлась, все живы, здоровы, вина вдоволь. Распаковать багаж! Надеть праздничные наряды! Зажечь все свечи! Потом разберемся!
        Медведь. Стойте!
        Король. Что такое? Ну, ну, ну! Говорите же!
        Медведь (обращается к Оринтии и Аманде, которые стоят обнявшись). Я прошу вашей руки. Будьте моей женой. Взгляните на меня - я молод, здоров, прост. Я добрый человек и никогда вас не обижу. Будьте моей женой!
        Принцесса. Не отвечайте ему!
        Медведь. Ах, вот как! Вам можно, а мне нет!
        Принцесса. Я поклялась выйти замуж за первого встречного.
        Медведь. Я тоже.
        Принцесса. Я... Впрочем, довольно, довольно, мне все равно! (Идет к выходу.) Дамы! За мной! Вы поможете мне надеть подвенечное платье.
        Король. Кавалеры, за мной! Вы мне поможете заказать свадебный ужин. Трактирщик, это и вас касается.
        Трактирщик. Ладно, ваше величество, ступайте, я вас догоню. (Придворной даме, шепотом.) Под любым предлогом заставьте принцессу вернуться сюда, в эту комнату.
        Придворная Дама. Силой приволоку, разрази меня нечистый!
        Все уходят, кроме Медведя и фрейлин, которые все стоят, обнявшись, у стены.
        Медведь (фрейлинам). Будьте моей женой!
        Аманда. Сударь, сударь! Кому из нас вы делаете предложение? Оринтия. Ведь нас двое.
        Медведь. Простите, я не заметил.
        Вбегает трактирщик.
        Трактирщик. Назад, иначе вы погибнете! Подходить слишком близко к влюбленным, когда они ссорятся, смертельно опасно! Бегите, пока не поздно!
        Медведь. Не уходите!
        Трактирщик. Замолчи, свяжу! Неужели вам не жалко этих бедных девушек?
        Медведь. Меня не жалели, и я не хочу никого жалеть!
        Трактирщик. Слышите? Скорее, скорее прочь!
        Оринтия и Аманда уходят, оглядываясь.
        Слушай, ты! Дурачок! Опомнись, прошу тебя, будь добр! Несколько разумных ласковых слов - и вот вы снова счастливы. Понял? Скажи ей: слушайте, принцесса, так, мол, и так, я виноват, простите, не губите, я больше не буду, я нечаянно. А потом возьми да и поцелуй ее.
        Медведь. Ни за что!
        Трактирщик. Не упрямься! Поцелуй, да только покрепче.
        Медведь. Нет!
        Трактирщик. Не теряй времени! До свадьбы осталось всего сорок пять минут. Вы едва успеете помириться. Скорее. Опомнись! Я слышу шаги, это Эмилия ведет сюда принцессу. Ну же! Выше голову!
        Распахивается дверь, и в комнату входит придворная дама в роскошном наряде. Ее сопровождают лакеи с зажженными канделябрами.
        Придворная Дама. Поздравляю вас, господа, с большой радостью!
        Трактирщик. Слышишь, сынок?
        Придворная Дама. Пришел конец всем нашим горестям и злоключениям.
        Трактирщик. Молодец, Эмилия!
        Придворная Дама. Согласно приказу принцессы, ее бракосочетание с господином министром, которое должно было состояться через сорок пять минут...
        Трактирщик. Умница! Ну, ну?
        Придворная Дама. Состоится немедленно!
        Трактирщик. Эмилия! Опомнитесь! Это несчастье, а вы улыбаетесь!
        Придворная Дама. Таков приказ. Не трогайте меня, я при исполнении служебных обязанностей, будь я проклята! (Сияя.) Пожалуйста, ваше величество, все готово. (Трактирщику.) Ну что я могла сделать! Она упряма, как, как... как мы с вами когда-то!
        Входит король в горностаевой мантии и в короне. Он ведет за руку принцессу в подвенечном платье. Далее следует министр-администратор. На всех его пальцах сверкают бриллиантовые кольца. Следом за ним - придворные в праздничных нарядах.
        Король. Ну что ж. Сейчас начнем венчать. (Смотрит на Медведя с надеждой.) Честное слово, сейчас начну. Без шуток. Раз! Два! Три! (Вздыхает.) Начинаю! (Торжественно.) Как почетный святой, почетный великомученик, почетный папа римский нашего королевства приступаю к совершению таинства брака. Жених и невеста! Дайте друг другу руки!
        Медведь. Нет!
        Король. Что нет? Ну же, ну! Говорите, не стесняйтесь!
        Медведь. Уйдите все отсюда! Мне поговорить с ней надо! Уходите же!
        Администратор (выступая вперед). Ах ты наглец!
        Медведь отталкивает его с такой силой, что министр-администратор летит в дверь.
        Придворная Дама. Ура! Простите, ваше величество...
        Король. Пожалуйста! Я сам рад. Отец все-таки.
        Медведь. Уйдите, умоляю! Оставьте нас одних!
        Трактирщик. Ваше величество, а ваше величество! Пойдемте! Неудобно...
        Король. Ну вот еще! Мне тоже небось хочется узнать, чем кончится их разговор!
        Придворная Дама. Государь!
        Король. Отстаньте! А впрочем, ладно. Я ведь могу подслушивать у замочной скважины. (Бежит на цыпочках.) Пойдемте, пойдемте, господа! Неудобно!
        Все убегают за ним, кроме принцессы и Медведя.
        Медведь. Принцесса, сейчас я признаюсь во всем. На беду мы встретились, на беду полюбили друг друга. Я... я... Если вы поцелуете меня - я превращусь в медведя.
        Принцесса закрывает лицо руками. Ему бы все шалить, а мы, бедные, вон как запутались. Поэтому я и бежал. Ведь я поклялся, что скорее умру, чем обижу вас. Простите! Это не я! Это он... Простите!
        Принцесса. Вы, вы - и вдруг превратитесь в медведя?
        Медведь. Да.
        Принцесса. Как только я вас поцелую?
        Медведь. Да.
        Принцесса. Вы, вы молча будете бродить взад-вперед по комнатам, как по клетке? Никогда не поговорите со мною по-человечески? А если я уж очень надоем вам своими разговорами - вы зарычите на меня, как зверь? Неужели так уныло кончатся все безумные радости и горести последних дней?
        Медведь. Да.
        Принцесса. Папа! Папа!
        Вбегает король, сопровождаемый всей свитой.
        Папа - он...
        Король. Да, да, я подслушал. Вот жалость-то какая!
        Принцесса. Уедем, уедем поскорее!
        Король. Дочка, дочка... Со мною происходит нечто ужасное... Доброе что-то - такой страх! - что-то доброе проснулось в моей душе. Давай подумаем - может быть, не стоит его прогонять. А? Живут же другие - и ничего! Подумаешь - медведь... Не хорек все-таки... Мы бы его причесывали, приручали. Он бы нам бы иногда плясал бы...
        Принцесса. Нет! Я его слишком люблю для этого.
        Медведь делает шаг вперед и останавливается, опустив голову.
        Прощай, навсегда прощай! (Убегает.)
        Все, кроме Медведя, - за нею. Вдруг начинает играть музыка. Окна распахиваются сами собой. Восходит солнце. Снега и в помине нет. На горных склонах выросла трава, качаются цветы. С хохотом врывается хозяин. За ним, улыбаясь, спешит хозяйка. Она взглядывает на медведя и сразу перестает улыбаться.
        Хозяин (вопит). Поздравляю! Поздравляю! Совет да любовь!
        Хозяйка. Замолчи, дурачок...
        Хозяин. Почему - дурачок?
        Хозяйка. Не то кричишь. Тут не свадьба, а горе...
        Хозяин. Что? Как? Не может быть! Я привел их в эту уютную гостиницу да завалил сугробами все входы и выходы. Я радовался своей выдумке, так радовался, что вечный снег и тот растаял и горные склоны зазеленели под солнышком. Ты не поцеловал ее?
        Медведь. Но ведь...
        Хозяин. Трус!
        Печальная музыка. На зеленую траву, на цветы падает снег. Опустив голову, ни на кого не глядя, проходит через комнату принцесса под руку с королем. За ними вся свита. Все это шествие проходит за окнами под падающим снегом. Выбегает трактирщик с чемоданом. Он потряхивает связкой ключей.
        Трактирщик. Господа, господа, гостиница закрывается. Я уезжаю, господа!
        Хозяин. Ладно! Давай мне ключи, я сам все запру.
        Трактирщик. Вот спасибо! Поторопи охотника. Он там укладывает свои дипломы.
        Хозяин. Ладно.
        Трактирщик (Медведю). Слушай, бедный мальчик...
        Хозяин. Ступай, я сам с ним поговорю. Поторопись, опоздаешь, отстанешь!
        Трактирщик. Боже избави! (Убегает.)
        Хозяин. Ты! Держи ответ! Как ты посмел не поцеловать ее?
        Медведь. Но ведь вы знаете, чем это кончилось бы!
        Хозяин. Нет, не знаю! Ты не любил девушку!
        Медведь. Неправда!
        Хозяин. Не любил, иначе волшебная сила безрассудства охватила бы тебя. Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты подпирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад - из любви к истине. Землю перестраивают из любви к прекрасному. А ты что сделал из любви к девушке?
        Медведь. Я отказался от нее.
        Хозяин. Великолепный поступок. А ты знаешь, что всего только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда все им удается. И ты прозевал свое счастье. Прощай. Я больше не буду тебе помогать. Нет! Мешать начну тебе изо всех сил. До чего довел... Я, весельчак и шалун, заговорил из-за тебя как проповедник. Пойдем, жена, закрывать ставни.
        Хозяйка. Идем, дурачок...
        Стук закрываемых ставень. Входят охотник и его ученик. В руках у них огромные папки.
        Медведь. Хотите убить сотого медведя?
        Охотник. Медведя? Сотого?
        Медведь. Да, да! Рано или поздно - я разыщу принцессу, поцелую ее и превращусь в медведя... И тут вы...
        Охотник. Понимаю! Ново. Заманчиво. Но мне, право, неловко пользоваться вашей любезностью...
        Медведь. Ничего, не стесняйтесь.
        Охотник. А как посмотрит на это ее королевское высочество?
        Медведь. Обрадуется!
        Охотник. Ну что же... Искусство требует жертв.
        Медведь. Спасибо, друг! Идем!
        Занавес
        ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
        Сад, уступами спускающийся к морю. Кипарисы, пальмы, пышная зелень, цветы. Широкая терраса, на перилах которой сидит трактирщик. Он одет по-летнему, в белом с головы до ног, посвежевший, помолодевший.
        Трактирщик. Ау! Ау-у-у! Гоп, гоп! Монастырь, а монастырь! Отзовись! Отец эконом, где же ты? У меня новости есть! Слышишь? Новости! Неужели и это не заставит тебя насторожить уши? Неужели ты совсем разучился обмениваться мыслями на расстоянии? Целый год я вызываю тебя - и все напрасно. Отец эконом! Ау-у-у - у! Гоп, гоп! (Вскакивает.) Ура! Гоп, гоп! Здравствуй, старик! Ну, наконец-то! Да не ори ты так, ушам больно! Мало ли что! Я тоже обрадовался, да не ору же. Что? Нет уж, сначала ты выкладывай все, старый сплетник, а потом я расскажу, что пережили мы за этот год. Да, да. Все новости расскажу, ничего не пропущу, не беспокойся. Ну ладно уж, перестань охать да причитать, переходи к делу. Так, так, понимаю. А ты что? А настоятель что? А она что? Ха-ха-ха! Вот шустрая бабенка! Понимаю. Ну а как там гостиница моя? Работает? Да ну? Как, как, повтори-ка. (Всхлипывает и сморкается). Приятно. Трогательно. Погоди, дай запишу. Тут нам угрожают разные беды и неприятности, так что полезно запастись утешительными новостями. Ну? Как говорят люди? Без него гостиница как тело без души? Это без меня, то есть?
Спасибо, старый козел, порадовал ты меня. Ну а еще что? В остальном, говоришь, все как было? Все по-прежнему? Вот чудеса-то!
        Меня там нет, а все идет по-прежнему! Подумать только! Ну ладно, теперь я примусь рассказывать. Сначала о себе. Я страдаю невыносимо. Ну сам посуди, вернулся я на родину. Так? Все вокруг прекрасно. Верно? Все цветет да радуется, как и в дни моей молодости, только я уже совсем не тот! Погубил я свое счастье, прозевал. Вот ужас, правда? Почему я говорю об этом так весело? Ну все-таки дома... Я, не глядя на мои невыносимые страдания, все-таки прибавился в весе на пять кило. Ничего не поделаешь. Живу. И кроме того, страдания страданиями, а все-таки женился же я. На ней, на ней. На Э! Э! Э! Чего тут не понимать! Э! А не называю имя ее полностью, потому что, женившись, я остался почтительным влюбленным. Не могу я орать на весь мир имя, священное для меня. Нечего ржать, демон, ты ничего не понимаешь в любви, ты монах. Чего? Ну какая же это любовь, старый бесстыдник! Вот то-то и есть. А? Как принцесса? Ох, брат, плохо. Грустно, брат. Расхворалась у нас принцесса. От того расхворалась, во что ты, козел, не веришь. Вот то-то и есть, что от любви. Доктор говорит, что принцесса может умереть, да мы не хотим
верить. Это было бы уж слишком несправедливо. Да не пришел он сюда, не пришел, понимаешь. Охотник пришел, а медведь пропадает неведомо где. По всей видимости, принц-администратор не пропускает его к нам всеми неправдами, какие есть на земле. Да, представь себе, администратор теперь принц, и силен, как бес. Деньги, брат. Он до того разбогател, что просто страх. Что хочет, то и делает. Волшебник не волшебник, а вроде того. Ну, довольно о нем. Противно. Охотник-то? Нет, не охотится. Книжку пытается написать по теории охоты. Когда выйдет книжка? Неизвестно. Он отрывки пока печатает, а потом перестреливается с товарищами по профессии из-за каждой запятой. Заведует у нас королевской охотой. Женился, между прочим. На фрейлине принцессы, Аманде. Девочка у них родилась. Назвали Мушка. А ученик охотника женился на Оринтии. У них мальчик. Назвали Мишень. Вот, брат. Принцесса страдает, болеет, а жизнь идет своим чередом. Что ты говоришь? Рыба тут дешевле, чем у вас, а говядина в одной цене. Что? Овощи, брат, такие, которые тебе и не снились. Тыквы сдают небогатым семьям под дачи. Дачники и живут в тыкве, и
питаются ею. И благодаря этому дача, чем дольше в ней живешь, тем становится просторнее. Вот, брат. Пробовали и арбузы сдавать, но в них жить сыровато. Ну, прощай, брат. Принцесса идет. Грустно, брат. Прощай, брат. Завтра в это время слушай меня. Ох-ох-ох, дела-делишки...
        Входит принцесса.
        Здравствуйте, принцесса!
        Принцесса. Здравствуйте, дорогой мой друг! Мы еще де виделись? А мне-то казалось, что я уже говорила вам, что сегодня умру.
        Трактирщик. Не может этого быть! Вы не умрете!
        Принцесса. Я и рада бы, но все так сложилось, что другого выхода не найти. Мне и дышать трудно, и глядеть - вот как я устала. Я никому этого не показываю, потому что привыкла с детства не плакать, когда ушибусь, но ведь вы свой, верно?
        Трактирщик. Я не хочу вам верить.
        Принцесса. А придется все-таки! Как умирают без хлеба, без воды, без воздуха, так и я умираю от того, что нет мне счастья, да и все тут.
        Трактирщик. Вы ошибаетесь!
        Принцесса. Нет! Как человек вдруг понимает, что влюблен, так же сразу он угадывает, когда смерть приходит за ним.
        Трактирщик. Принцесса, не надо, пожалуйста!
        Принцесса. Я знаю, что это грустно, но еще грустнее вам будет, если я оставлю вас, не попрощавшись. Сейчас я напишу письма, уложу вещи, а вы пока соберите друзей здесь, на террасе. А я потом выйду и попрощаюсь с вами. Хорошо? (Уходит.)
        Трактирщик. Вот горе-то, вот беда. Нет, нет, я не верю, что это может случиться! Она такая славная, такая нежная, никому ничего худого не сделала! Друзья, друзья мои! Скорее! Сюда! Принцесса зовет! Друзья, друзья мои!
        Входят хозяин и хозяйка.
        Вы! Вот счастье-то, вот радость! И вы услышали меня?
        Хозяин. Услышали, услышали!
        Трактирщик. Вы были возле?
        Хозяйка. Нет, мы сидели дома на крылечке. Но муж мой вдруг вскочил, закричал: "Пора, зовут", схватил меня на руки, взвился под облака, а оттуда вниз, прямо к вам. Здравствуйте, Эмиль!
        Трактирщик. Здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои! Вы знаете, что у нас тут творится! Помогите нам. Администратор стал принцем и не пускает медведя к бедной принцессе.
        Хозяйка. Ах, это совсем не администратор.
        Трактирщик. А кто же?
        Хозяйка. Мы.
        Трактирщик. Не верю! Вы клевещете на себя!
        Хозяин. Замолчи! Как ты смеешь причитать, ужасаться, надеяться на хороший конец там, где уже нет, нет пути назад. Избаловался! Изнежился! Раскис тут под пальмами. Женился и думает теперь, что все в мире должно идти ровненько да гладенько. Да, да! Это я не пускаю мальчишку сюда. Я!
        Трактирщик. А зачем?
        Хозяин. А затем, чтобы принцесса спокойно и с достоинством встретила свой конец.
        Трактирщик. Ох!
        Хозяин. Не охай!
        Трактирщик. А что, если чудом...
        Хозяин. Я когда-нибудь учил тебя управлять гостиницей или сохранять верность в любви? Нет? Ну и ты не смей говорить мне о чудесах. Чудеса подчинены таким же законам, как и все другие явления природы. Нет такой силы на свете, которая может помочь бедным детям. Ты чего хочешь? Чтобы он на наших глазах превратился в медведя и охотник застрелил бы его? Крик, безумие, безобразие вместо печального и тихого конца? Этого ты хочешь?
        Трактирщик. Нет.
        Хозяин. Ну и не будем об этом говорить.
        Трактирщик. А если все-таки мальчик проберется сюда...
        Хозяин. Ну уж нет! Самые тихие речки по моей просьбе выходят из берегов и преграждают ему путь, едва он подходит к броду. Горы, уж на что домоседы, но и те, скрипя камнями и шумя лесами, сходят с места, становятся на его дороге. Я уже не говорю об ураганах. Эти рады сбить человека с пути. Но это еще не все. Как ни было мне противно, но приказал я злым волшебникам делать ему зло. Только убивать его не разрешил.
        Хозяйка. И вредить его здоровью.
        Хозяин. А все остальное - позволил. И вот огромные лягушки опрокидывают его коня, выскочив из засады. Комары жалят его.
        Хозяйка. Только не малярийные.
        Хозяин. Но зато огромные, как пчелы. И его мучают сны до того страшные, что только такие здоровяки, как наш медведь, могут их досмотреть до конца, не проснувшись. Злые волшебники стараются изо всех сил, ведь они подчинены нам, добрым. Нет, нет! Все будет хорошо, все кончится печально. Зови, зови друзей прощаться с принцессой.
        Трактирщик. Друзья, друзья мои!
        Появляются Эмилия, первый министр, Оринтия, Аманда, ученик охотника.
        Друзья мои...
        Эмилия. Не надо, не говори, мы все слышали.
        Хозяин. А где же охотник?
        Ученик. Пошел к доктору за успокоительными каплями. Боится заболеть от беспокойства.
        Эмилия. Это смешно, но я не в силах смеяться. Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь все... (Всхлипывает.)
        Хозяин. Сударыня, сударыня! Будем держаться как взрослые люди. И в трагических концах есть свое величие.
        Эмилия. Какое?
        Хозяин. Они заставляют задуматься оставшихся в живых.
        Эмилия. Что же тут величественного? Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу. Поговорим о другом.
        Хозяин. Да, да, давайте. Где же бедняга король? Плачет небось!
        Эмилия. В карты играет, старый попрыгун!
        Первый Министр. Сударыня, не надо браниться! Это я виноват во всем. Министр обязан докладывать государю всю правду, а я боялся огорчить его величество. Надо, надо открыть королю глаза!
        Эмилия. Он и так все великолепно видит.
        Первый Министр. Нет, нет, не видит. Это принц-администратор плох, а король просто прелесть что такое. Я дал себе клятву, что при первой же встрече открою государю глаза. И король спасет свою дочь, а следовательно, и всех нас!
        Эмилия. А если не спасет?
        Первый Министр. Тогда и я взбунтуюсь, черт возьми!
        Эмилия. Король идет сюда. Действуйте. Я и над вами не в силах смеяться, господин первый министр.
        Входит король. Он очень весел.
        Король. Здравствуйте, здравствуйте! Какое прекрасное утро. Как дела, как принцесса? Впрочем, не надо мне отвечать, я и так понимаю, что все обстоит благополучно.
        Первый Министр. Ваше величество...
        Король. До свидания, до свидания!
        Первый Министр. Ваше величество, выслушайте меня.
        Король. Я спать хочу.
        Первый Министр. Коли вы не спасете свою дочь, то кто ее спасет? Вашу родную, вашу единственную дочь! Поглядите, что делается у нас! Мошенник, наглый деляга без сердца и разума захватил власть в королевстве. Все, все служит теперь одному - разбойничьему его кошельку. Всюду, всюду бродят его приказчики и таскают с места на место тюки с товарами, ни на что не глядя. Они врезываются в похоронные процессии, останавливают свадьбы, валят с ног детишек, толкают стариков. Прикажите прогнать принца-администратора - и принцессе легче станет дышать, и страшная свадьба не будет больше грозить бедняжке. Ваше величество!..
        Король. Ничего, ничего я не могу сделать!
        Первый Министр. Почему?
        Король. Потому что я вырождаюсь, дурак ты этакий! Книжки надо читать и не требовать от короля того, что он не в силах сделать. Принцесса умрет? Ну и пусть. Едва я увижу, что этот ужас в самом деле грозит мне, как покончу самоубийством. У меня и яд давно приготовлен. Я недавно попробовал это зелье на одном карточном партнере. Прелесть что такое. Тот помер и не заметил. Чего же кричать-то? Чего беспокоиться обо мне?
        Эмилия. Мы не о вас беспокоимся, а о принцессе.
        Король. Вы не беспокоитесь о своем короле?
        Первый Министр. Да, ваше превосходительство.
        Король. Ох! Как вы меня назвали?
        Первый Министр. Ваше превосходительство.
        Король. Меня, величайшего из королей, обозвали генеральским титулом? Да ведь это бунт!
        Первый Министр. Да! Я взбунтовался. Вы, вы, вы вовсе не величайший из королей, а просто выдающийся, да и только.
        Король. Ох!
        Первый Министр. Съел? Ха-ха, я пойду еще дальше. Слухи о вашей святости преувеличены, да, да! Вы вовсе не по заслугам именуетесь почетным святым. Вы простой аскет!
        Король. Ой!
        Первый Министр. Подвижник!
        Король. Ай!
        Первый Министр. Отшельник, но отнюдь не святой.
        Король. Воды!
        Эмилия. Не давайте ему воды, пусть слушает правду!
        Первый Министр. Почетный папа римский? Ха-ха! Вы не папа римский, не папа, поняли? Не папа, да и все тут!
        Король. Ну, это уж слишком! Палач!
        Эмилия. Он не придет, он работает в газете министра-администратора. Пишет стихи.
        Король. Министр, министр-администратор! Сюда! Обижают!
        Входит министр-администратор. Он держится теперь необыкновенно солидно. Говорит не спеша, вещает.
        Администратор. Но почему? Отчего? Кто смеет обижать нашего славного, нашего рубаху-парня, как я его называю, нашего королька?
        Король. Они ругают меня, велят, чтобы я вас прогнал!
        Администратор. Какие гнусные интриги, как я это называю.
        Король. Они меня пугают.
        Администратор. Чем?
        Король. Говорят, что принцесса умрет.
        Администратор. От чего?
        Король. От любви, что ли.
        Администратор. Это, я бы сказал, вздор. Бред, как я это называю. Наш общий врач, мой и королька, вчера только осматривал принцессу и докладывал мне о состоянии ее здоровья. Никаких болезней, приключающихся от любви, у принцессы не обнаружено. Это первое. А во-вторых, от любви приключаются болезни потешные, для анекдотов, как я это называю, и вполне излечимые, если их не запустить, конечно. При чем же тут смерть?
        Король. Вот видите! Я же вам говорил. Доктору лучше знать, в опасности принцесса или нет.
        Администратор. Доктор своей головой поручился мне, что принцесса вот-вот поправится. У нее просто предсвадебная лихорадка, как я это называю.
        Вбегает охотник.
        Охотник. Несчастье, несчастье! Доктор сбежал!
        Король. Почему?
        Администратор. Вы лжете!
        Охотник. Эй, ты! Я люблю министров, но только вежливых! Запамятовал? Я человек искусства, а не простой народ! Я стреляю без промаха!
        Администратор. Виноват, заработался.
        Король. Рассказывайте, рассказывайте, господин охотник! Прошу вас!
        Охотник. Слушаюсь, ваше величество. Прихожу я к доктору за успокоительными каплями - и вдруг вижу: комнаты отперты, ящики открыты, шкафы пусты, а на столе записка. Вот она!
        Король. Не смейте показывать ее мне! Я не желаю! Я боюсь! Что это такое? Палача отняли, жандармов отняли, пугают. Свиньи вы, а не верноподданные. Не смейте ходить за мною! Не слушаю, не слушаю, не слушаю! (Убегает, заткнув уши.)
        Администратор. Постарел королек...
        Эмилия. С вами постареешь.
        Администратор. Прекратим болтовню, как я это называю. Покажите, пожалуйста, записку, господин охотник.
        Эмилия. Прочтите ее нам всем вслух, господин охотник.
        Охотник. Извольте. Она очень проста. (Читает.) "Спасти принцессу может только чудо. Вы ее уморили, а винить будете меня. А доктор тоже человек, у него свои слабости, он жить хочет. Прощайте. Доктор."
        Администратор. Черт побери, как это некстати. Доктора, доктора! Верните его сейчас же и свалите на него все! Живо! (Убегает.)
        Принцесса появляется на террасе. Она одета по-дорожному.
        Принцесса. Нет, нет, не вставайте, не трогайтесь с места, друзья мои! И вы тут, друг мой волшебник, и вы. Как славно! Какой особенный день! Мне все так удается сегодня. Вещи, которые я считала пропавшими, находятся вдруг сами собой. Волосы послушно укладываются, когда я причесываюсь. А если я начинаю вспоминать прошлое, то ко мне приходят только радостные воспоминания. Жизнь улыбается мне на прощание. Вам сказали, что я сегодня умру?
        Хозяйка. Ох!
        Принцесса. Да, да, это гораздо страшнее, чем я думала. Смерть-то, оказывается, груба. Да еще и грязна. Она приходит с целым мешком отвратительных инструментов, похожих на докторские. Там у нее лежат необточенные серые каменные молотки для ударов, ржавые крючки для разрыва сердца и еще более безобразные приспособления, о которых не хочется говорить.
        Эмилия. Откуда вы это знаете, принцесса?
        Принцесса. Смерть подошла так близко, что мне видно все. И довольно об этом. Друзья мои, будьте со мною еще добрее, чем всегда. Не думайте о своем горе, а постарайтесь скрасить последние мои минуты.
        Эмиль. Приказывайте, принцесса! Мы все сделаем.
        Принцесса. Говорите со мною как ни в чем не бывало. Шутите, улыбайтесь. Рассказывайте что хотите. Только бы я не думала о том, что случится скоро со мной. Оринтия, Аманда, вы счастливы замужем?
        Аманда. Не так, как мы думали, но счастливы.
        Принцесса. Все время?
        Оринтия. Довольно часто.
        Принцесса. Вы хорошие жены?
        Охотник. Очень! Другие охотники просто лопаются от зависти.
        Принцесса. Нет, пусть жены ответят сами. Вы хорошие жены?
        Аманда. Не знаю, принцесса. Думаю, что ничего себе. Но только я так страшно люблю своего мужа и ребенка...
        Оринтия. И я тоже.
        Аманда. Что мне бывает иной раз трудно, невозможно сохранить разум.
        Оринтия. И мне тоже.
        Аманда. Давно ли удивлялись мы глупости, нерасчетливости, бесстыдной откровенности, с которой законные жены устраивают сцены своим мужьям...
        Оринтия. И вот теперь грешим тем же самым.
        Принцесса. Счастливицы! Сколько надо пережить, перечувствовать, чтобы так измениться! А я все тосковала, да и только. Жизнь, жизнь... Кто это? (Вглядывается в глубину сада.)
        Эмилия. Что вы, принцесса! Там никого нет.
        Принцесса. Шаги, шаги! Слышите?
        Охотник. Это... она?
        Принцесса. Нет, это он, это он!
        Входит Медведь. Общее движение.
        Вы... Вы ко мне?
        Медведь. Да. Здравствуйте! Почему вы плачете?
        Принцесса. От радости. Друзья мои... Где же они все?
        Медведь. Едва я вошел, как они вышли на цыпочках.
        Принцесса. Ну вот и хорошо. У меня теперь есть тайна, которую я не могла бы поведать даже самым близким людям. Только вам. Вот она: я люблю вас. Да, да! Правда, правда! Так люблю, что все прощу вам. Вам все можно. Вы хотите превратиться в медведя - хорошо. Пусть. Только не уходите. Я не могу больше пропадать тут одна. Почему вы так давно не приходили? Нет, нет, не отвечайте мне, не надо, я не спрашиваю. Если вы не приходили, значит, не могли. Я не упрекаю вас - видите, какая я стала смирная. Только не оставляйте меня.
        Медведь. Нет, нет.
        Принцесса. За мною смерть приходила сегодня.
        Медведь. Нет!
        Принцесса. Правда, правда. Но я ее не боюсь. Я просто рассказываю вам новости. Каждый раз, как только случалось что-нибудь печальное или просто примечательное, я думала: он придет - и я расскажу ему. Почему вы не шли так долго!
        Медведь. Нет, нет, я шел. Все время шел. Я думал только об одном: как приду к вам и скажу: "Не сердитесь. Вот я. Я не мог иначе! Я пришел". (Обнимает принцессу.) Не сердитесь! Я пришел!
        Принцесса. Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму. И никто не посмеет тронуть тебя. Пойдем, пойдем, я покажу тебе мою комнату, где я столько плакала, балкон, с которого я смотрела, не идешь ли ты, сто книг о медведях. Пойдем, пойдем.
        Уходят, и тотчас же входит хозяйка.
        Хозяйка. Боже мой, что делать, что делать мне, бедной! Я слышала, стоя здесь за деревом, каждое их слово и плакала, будто я на похоронах. Да так оно и есть! Бедные дети, бедные дети! Что может быть печальнее! Жених и невеста, которым не стать мужем и женой.
        Входит хозяин.
        Как грустно, правда?
        Хозяин. Правда.
        Хозяйка. Я люблю тебя, я не сержусь, но зачем, зачем затеял ты все это!
        Хозяин. Таким уж я на свет уродился. Не могу не затевать, дорогая моя, милая моя. Мне захотелось поговорить с тобой о любви. Но я волшебник. И я взял и собрал людей и перетасовал их, и все они стали жить так, чтобы ты смеялась и плакала. Вот как я тебя люблю. Одни, правда, работали лучше, другие хуже, но я уже успел привыкнуть к ним. Не зачеркивать же! Не слова - люди. Вот, например, Эмиль и Эмилия. Я надеялся, что они будут помогать молодым, помня свои минувшие горести. А они взяли да и обвенчались. Взяли да и обвенчались! Ха-ха-ха! Молодцы! Не вычеркивать же мне их за это. Взяли да и обвенчались, дурачки, ха-ха-ха! Взяли да и обвенчались!
        Садится рядом с женой. Обнимает ее за плечи. Говорит, тихонько покачивая ее, как бы убаюкивая.
        Взяли да и обвенчались, дурачки такие. И пусть, и пусть! Спи, родная моя, и пусть себе. Я, на свою беду, бессмертен. Мне предстоит пережить тебя и затосковать навеки. А пока - ты со мной, и я с тобой. С ума можно сойти от счастья. Ты со мной. Я с тобой. Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны, - смерть иной раз отступает от них. Отступает, ха-ха-ха! А вдруг ты и не умрешь, а превратишься в плющ, да и обовьешься вокруг меня, дурака. Ха-ха-ха! (Плачет.) А я, дурак, обращусь в дуб. Честное слово. С меня это станется. Вот никто и не умрет из нас, и все кончится благополучно. Ха-ха-ха! А ты сердишься. А ты ворчишь на меня. А я вон что придумал. Спи. Проснешься - смотришь, и уже пришло завтра. А все горести были вчера. Спи. Спи, родная.
        Входит охотник. В руках у него ружье. Входят его ученик, Оринтия, Аманда, Эмиль, Эмилия.
        Горюете, друзья?
        Эмиль. Да.
        Хозяин. Садитесь. Будем горевать вместе.
        Эмилия. Ах, как мне хотелось бы попасть в те удивительные страны, о которых рассказывают в романах. Небо там серое, часто идут дожди, ветер воет в трубах. И там вовсе нет этого окаянного слова "вдруг". Там одно вытекает из другого. Там люди, приходя в незнакомый дом, встречают именно то, чего ждали, и, возвращаясь, находят свой дом не изменившимся, и еще ропщут на это, неблагодарные. Необыкновенные события случаются там так редко, что люди не узнают их, когда они приходят все-таки наконец. Сама смерть там выглядит понятной. Особенно смерть чужих людей. И нет там ни волшебников, ни чудес. Юноши, поцеловав девушку, не превращаются в медведя, а если и превращаются, то никто не придает этому значения. Удивительный мир, счастливый мир... Впрочем, простите меня за то, что я строю фантастические замки.
        Хозяин. Да, да, не надо, не надо! Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны. Да, да, утешительные сны. Спите, спите, друзья мои. Спите. Пусть все кругом спят, а влюбленные прощаются друг с другом.
        Первый Министр. Удобно ли это?
        Хозяин. Разумеется.
        Первый Министр. Обязанности придворного...
        Хозяин. Окончились. На свете нет никого, кроме двух детей. Они прощаются друг с другом и никого не видят вокруг. Пусть так и будет. Спите, спите, друзья мои. Спите. Проснетесь - смотришь, уже и пришло завтра, а все горести были вчера. Спите. (Охотнику.) А ты что не спишь?
        Охотник. Слово дал. Я... Тише Спугнешь медведя!
        Входит принцесса. За ней Медведь.
        Медведь. Почему ты вдруг убежала от меня?
        Принцесса. Мне стало страшно.
        Медведь. Страшно? Не надо, пойдем обратно. Пойдем к тебе.
        Принцесса. Смотри: все вдруг уснули. И часовые на башнях. И отец на троне. И министр-администратор возле замочной скважины. Сейчас полдень, а вокруг тихо, как в полночь. Почему?
        Медведь. Потому, что я люблю тебя. Пойдем к тебе.
        Принцесса. Мы вдруг остались одни на свете. Подожди, не обижай меня.
        Медведь. Хорошо.
        Принцесса. Нет, нет, не сердись. (Обнимает Медведя.) Пусть будет, как ты хочешь. Боже мой, какое счастье, что я так решила. А я, дурочка, и не догадывалась, как это хорошо. Пусть будет, как ты хочешь. (Обнимает и целует его.)
        Полный мрак. Удар грома. Музыка. Вспыхивает свет. Принцесса и Медведь, взявшись за руки, глядят друг на друга.
        Хозяин. Глядите! Чудо, чудо! Он остался человеком!
        Отдаленный, очень печальный, постепенно замирающий звук бубенчиков.
        Ха-ха-ха! Слышите? Смерть уезжает на своей белой лошаденке, удирает несолоно хлебавши! Чудо, чудо! Принцесса поцеловала его - и он остался человеком, и смерть отступила от счастливых влюбленных.
        Охотник. Но я видел, видел, как он превратился в медведя!
        Хозяин. Ну, может быть, на несколько секунд, - со всяким это может случиться в подобных обстоятельствах. А потом что? Гляди: это человек, человек идет по дорожке со своей невестой и разговаривает с ней тихонько. Любовь так переплавила его, что не стать ему больше медведем. Просто прелесть, что я за дурак. Ха-ха-ха. Нет уж, извини, жена, но я сейчас же, сейчас же начну творить чудеса, чтобы не лопнуть от избытка сил. Раз! Вот вам гирлянды из живых цветов! Два! Вот вам гирлянды из живых котят! Не сердись, жена! Видишь: они тоже радуются и играют. Котенок ангорский, котенок сиамский и котенок сибирский, а кувыркаются, как родные братья, по случаю праздника! Славно!
        Хозяйка. Так-то оно так, но уж лучше бы сделал ты что-нибудь полезное для влюбленных. Ну, например, превратил бы администратора в крысу.
        Хозяин. Сделай одолжение! (Взмахивает руками.)
        Свист, дым, скрежет, писк.
        Готово! Слышишь, как он злится и пищит в подполье? Еще что прикажешь?
        Хозяйка. Хорошо бы и короля... подальше бы. Вот это был бы подарок. Избавиться от такого тестя!
        Хозяин. Какой он тесть! Он...
        Хозяйка. Посплетничай в праздник! Грех! Преврати, родной, короля в птичку. И не страшно, и вреда от него не будет.
        Хозяин. Сделай одолжение! В какую?
        Хозяйка. В колибри.
        Хозяин. Не влезет.
        Хозяйка. Ну тогда - в сороку.
        Хозяин. Вот это другое дело. (Взмахивает руками.)
        Сноп искр. Прозрачное облачко, тая, пролетает через сад.
        Ха-ха-ха! Он и на это не способен. Не превратился он в птицу, а растаял как облачко, будто его и не было.
        Хозяйка. И это славно. Но что с детьми? Они и не глядят на нас. Дочка! Скажи нам хоть слово!
        Принцесса. Здравствуйте! Я видела уже вас всех сегодня, но мне кажется, что это было так давно. Друзья мои, этот юноша - мой жених.
        Медведь. Это правда, чистая правда!
        Хозяин. Мы верим, верим. Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте - и вы будете так счастливы, что это просто чудо!
        Занавес
        ЕВГЕНИЙ ЛЬВОВИЧ ШВАРЦ
        ОГНЕВУШКА-ПОСКАКУШКА
        Сидели раз старатели круг огонька в лесу. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так восьми, не больше, Федюнькой его звали.
        Давно всем спать пора, да разговор занятный пришелся. В артелке, видишь, один старик был. Дедко Ефим. С молодых годов он из земли золотую крупку выбирал. Мало ли каких случаев у него бывало. Он и рассказывал, а старатели слушали.
        Отец уж сколько раз говорил Федюньке:
        - Ложился бы ты, Тюньша, спать!
        Парнишечку охота послушать.
        - Погоди, тятенька! Я маленечко еще посижу.
        Ну, вот... Кончил дедко Ефим рассказ. На месте костерка одни угольки остались, а старатели всё сидят да на эти угольки глядят.
        Вдруг из самой серединки вынырнула девчоночка махонька. Вроде кукленки, а живая. Волосенки рыженькие, сарафанчик голубенький и в руке платочек, тоже сголуба.
        Поглядела девчонка веселыми глазками, блеснула зубенками, подбоченилась, платочком махнула и пошла плясать. И так у ней легко да ловко выходит, что и сказать нельзя. У старателей дух захватило. Глядят - не наглядятся, а сами молчат, будто задумались.
        Девчонка сперва по уголькам круги давала, потом, - видно, ей тесно стало, - пошире пошла. Старатели отодвигаются, дорогу дают, а девчонка как круг пройдет, так и подрастет маленько. Старатели дальше отодвинутся. Она еще круг даст и опять подрастет. Когда вовсе далеко отодвинулись, девчонка по промежуткам в охват людей пошла, - с петлями у ней круги стали. Потом и вовсе за людей вышла и опять ровненько закружилась, а сама уже ростом с Федюньку. У большой сосны остановилась, топнула ножкой, зубенками блеснула, платочком махнула, как свистнула:
        - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
        Тут филин заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало.
        Кабы одни большие сидели, так, может, ничего бы дальше и не случилось. Каждый, видишь, подумал:
        “Вот до чего на огонь загляделся! В глазах зарябило... Неведомо что померещится с устатку-то!”
        Один Федюнька этого не подумал и спрашивает у отца:
        - Тятя, это кто?
        Отец отвечает:
        - Филин. Кому больше-то? Неуж не слыхал, как он ухает?
        - Да не про филина я! Его-то, поди-ка, знаю и ни капельки не боюсь. Ты мне про девчонку скажи.
        - Про какую девчонку?
        - А вот которая на углях плясала. Еще ты и все отодвигались, как она широким кругом пошла.
        Тут отец и другие старатели давай доспрашивать Федюньку, что он видел. Парнишечко рассказал. Один старатель еще спросил:
        - Ну-ко, скажи, какого она росту была?
        - Сперва-то не больше моей ладошки, а под конец чуть не с меня стала. Старатель тогда и говорит:
        - А ведь я, Тюньша, точь-в-точь такое же диво видел.
        Федюнькин отец и еще один старатель это же сказали. Один дед Ефим трубочку сосет и помалкивает. Старатели приступать к нему стали:
        - Ты, дедко Ефим, что скажешь?
        - А то и скажу, что это не видел, да думал - померещилось мне, а выходит - и впрямь Огневушка-Поскакушка приходила.
        - Какая Поскакушка?
        Дедко Ефим тогда и объяснил:
        - Слыхал, дескать, от стариков, что есть такой знак на золото - вроде маленькой девчонки, которая пляшет. Где такая Поскакушка покажется, там и золото. Не сильное золото, зато грудное, и не пластом лежит, а вроде редьки посажено. Сверху, значит, пошире круг, а дальше все меньше да меньше и на нет сойдет. Выроешь эту редьку золотого песку - и больше на том месте делать нечего. Только вот забыл, в котором месте ту редьку искать: то ли где Поскакушка вынырнет, то ли где она в землю уйдет.
        Старатели и говорят:
        - Это дело в наших руках. Завтра пробьем дудку сперва на месте костерка, а потом под сосной испробуем. Тогда и увидим, пустяшный твой разговор или всамделе что на пользу есть.
        С этим и спать легли. Федюнька тоже калачиком свернулся, а сам думает:
        “Над чем это филин хохотал?”
        Хотел у дедка Ефима спросить, да он уже похрапывать принялся.
        Проснулся Федюнька на другой день поздненько и видит - на вчерашнем огневище большая дудка вырыта, а старатели стоят у четырех больших сосен и все говорят одно:
        - На этом самом месте в землю ушла.
        Федюнька закричал:
        - Что вы! Что вы, дяденьки! Забыли, видно! Вовсе Поскакушка под этой вот сосной остановилась... Тут и ножкой притопнула.
        На старателей тут сомненье пришло. Пятый пробудился - пятое место говорит. Был бы десятый - десятое бы указал. Пустое, видать, дело.
        Бросить надо.
        Все ж таки на всех местах испытали, а удачи не вышло. Дедко Ефим и говорит Федюньке:
        - Обманное, видно, твое счастье.
        Федюньке это нелюбо показалось. Он и говорит:
        - Это, дедо, филин помешал. Он наше счастье обухал да обхохотал.
        Дед Ефим свое говорит:
        - Филин тут - не причина.
        - А вот и причина!
        - Нет, не причина!
        - А вот и причина!
        Спорят так-то вовсе без толку, а другие старатели над ними да и над собой смеются:
        - Старый да малый оба не знают, а мы, дураки, их слушаем да дни теряем.
        С той вот поры старика и прозвали Ефим Золотая Редька, а Федюньку - Тюнькой Поскакушкой.
        Ребятишки заводские узнали, проходу не дают. Как увидят на улице, так и заведут:
        - Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Про девчонку скажи! Скажи про девчонку!
        Старику от прозвища какая беда? Хоть горшком назови, только в печку не ставь. Ну, а Федюньке по малолетству обидно показалось. Он и дрался, и ругался, и ревел не раз, а ребятишки пуще того дразнят. Хоть домой с прииска не ходи. Тут еще перемена жизни у Федюньки вышла. Отец-то у него на второй женился. Мачеха попалась, прямо сказать, медведица. Федюньку и вовсе от дома отшибло.
        Дедко Ефим тоже не часто домой с прииска бегал. Намается за неделю, ему и неохота идти, старые ноги колотить. Да и не к кому было. Один жил.
        Вот у них и повелось. Как суббота, старатели домой, а дедко Ефим с Федюнькой на прииске останутся.
        Что делать-то? Разговаривают о том, о другом. Дедко Ефим рассказывал побывальщины разные, учил Федюньку, по каким логам золото искать и протча тако. Случалось, и про Поскакушку вспомнят. И все у них гладко да дружно. В одном сговориться не могут. Федюнька говорит, что филин всей неудаче причина, а дедко Ефим говорит - вовсе не причина.
        Раз так-то заспорили. Дело еще на свету было, при солнышке. У балагана все-таки огонек был - от комаров курево. Огонь чуть видно, а дыму много. Глядят - в дыму-то появилась махонькая девчонка. Точь-в-точь такая же, как тот раз, только сарафанчик потемнее и платок тоже. Поглядела веселыми глазками, зубенками блеснула, платочком махнула, ножкой притопнула и давай плясать.
        Сперва круги маленькие давала, потом больше да больше, и сама подрастать стала. Балаган на пути пришелся, только это ей не помеха. Идет, будто балагана и нет. Кружилась-кружилась, а как ростом с Федюньку стала, так и остановилась у большой сосны. Усмехнулась, ножкой притопнула, платочком махнула, как свистнула:
        - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
        И сейчас же филин заухал, захохотал. Дедко Ефим подивился:
        - Откуда филину быть, коли солнышко еще не закатилось?
        - Видишь вот! Опять филин наше счастье спугнул. Поскакушка-то, может, от этого филина и убежала.
        - А ты разве видел Поскакушку?
        - А ты разве не видел?
        Начали они тут друг дружку расспрашивать, кто что видел. Все сошлось, только место, где девчонка в землю ушла, у разных сосен указывают.
        Как до этого договорились, так дедко Ефим и вдохнул:
        - О-хо-хо! Видно, нет ничего. Одна это наша думка.
        Только сказал, а из-под дерна по балагану дым повалил. Кинулись, а там жердник под деревом затлел. По счастью, вода близко была. Живо залили. Все в сохранности осталось. Одне дедовы рукавицы обгорели. Схватил Федюнька рукавицы и видит - дырки на них, как следочки от маленьких ног. Показал это чудо дедке Ефиму и спрашивает:
        - Это, по-твоему, тоже думка?
        Ну, Ефиму податься некуда, сознался:
        - Правда твоя, Тюньша. Знак верный - Поскакушка была. Придется, видно, завтра опять ямы бить - счастье пытать.
        В воскресенье и занялись этим с утра. Три ямы вырыли - ничего не нашли. Дедко Ефим жаловаться стал:
        - Наше-то счастье - людям смех.
        Федюнька опять вину на филина кладет:
        - Это он, пучеглазик, наше счастье обухал да обхохотал. Вот бы его палкой!
        В понедельник старатели прибежали из заводу. Видят - свежие ямы у самого балагана. Сразу догадались, в чем дело. Смеются над стариком-то:
        - Редька редьку искал...
        Потом увидели, что в балагане пожар начинался, давай их ругать обоих. Федюнькин отец зверем на парнишку накинулся, чуть не поколотил, да дедко Ефим застоял:
        - Постыдился бы мальчонку строжить! Без того он у тебя боится домой ходить. Задразнили да загрызли парнишка. Да и какое его вина? Я, поди-ко, оставался - с меня и спрашивай, коли у тебя урон какой случился. Золу, видно, из трубки высыпал с огоньком - вот и загорелось. Моя оплошка - мой и ответ.
        Отчитал так-то Федюнькиного отца, потом и говорит парнишку, как никого из больших близко не было.
        - Эх, Тюньша, Тюньша! Смеется над нами Поскакушка. Другой раз случится увидеть, так ей в глаза надо плюнуть. Пускай людей с пути не сбивает да на смех не ставит!
        Федюнька свое заладил:
        - Дедо, она не со зла. Филин ей вредит.
        - Твое дело, - говорит Ефим, - а только я больше ямы бить не стану. Побаловался - и хватит. Немолодые мои годы - за Поскакушкой скакать.
        Ну, разворчался старик, а Федюньке все Поскакушки жаль.
        - Ты, дедо, не сердись на нее! Вон она какая веселая да хорошая. Счастье бы нам открыла, кабы не филин.
        Про филина дедко Ефим промолчал, а на Поскакушку все ворчит:
        - То-то она счастье тебе открыла! Хоть домой не ходи!
        Сколько ни ворчит дедко Ефим, а Федюнька свое:
        - А как она, дедо, ловко пляшет!
        - Пляшет-то ловко, да нам от этого ни жарко ни холодно, и глядеть неохота.
        - А я бы хоть сейчас поглядел! - вздохнул Федюнька. Потом и спрашивает: - А ты, дедо, отворотишься? И поглядеть тебе не любо?
        - Как - не любо? - проговорился дедко, да спохватился и давай опять строжить Федюньку: - Ох и упорный ты парнишко! Ох и упорный! Что в головенку попало, то и засело! Будешь вот, что мое же дело, - всю жизнь мыкаться, за счастьем гоняться, а его, может, вовсе и нету.
        - Как нету, коли я своими глазами видел.
        - Ну, как знаешь, а я тебе не попутчик! Набегался. Ноги заболели.
        Поспорили, а дружбу вести не перестали. Дедко Ефим по работе сноровлял Федюньке, показывал, а в свободный час о всяких случаях рассказывал. Учил, значит, как жить-то надо. И самые веселые у них те дни были, как они вдвоем на прииске оставались.
        Зима загнала старателей по домам. Рассовал их приказчик до весны по работам куда пришлось, а Федюнька по малолетству дома остался. Только ему дома-то несладко. Тут еще новая беда пришла: отца на заводе покалечило. В больничную казарму его унесли. Ни жив ни мертв лежит. Мачеха и вовсе медведицей стала, - загрызла Федюньку. Терпел он, терпел да и говорит:
        - Пойду, нето, я к дедку Ефиму жить.
        А мачехе что?
        - Провались ты, кричит, - хоть к Поскакушке своей!
        Надел тут Федюня пимишки, шубейку-ветродуйку покромкой покрепче затянул. Хотел отцовскую шапку надеть, да мачеха не дала. Натянул тогда свою, из которой давно вырос, и пошел.
        На улице первым делом парнишки налетели, дразниться стали:
        - Тюнька Поскакушка! Тюнька Поскакушка! Скажи про девчонку!
        Федюня, знай, идет своей дорогой. Только и сказал:
        - Эх, вы! Несмышленыши!
        Ребятам что-то стыдно стало. Они уж вовсе по-доброму спрашивают:
        - Ты куда это?
        - К дедку Ефиму.
        - К Золотой Редьке?
        - Кому Редька - мне дедко.
        - Далеко ведь! Еще заблудишься.
        - Знаю, поди-ко, дорогу.
        - Ну, замерзнешь. Вишь стужа какая, а у тебя и рукавиц нет.
        - Рукавиц нет, да руки есть, и рукава не отпали. Засуну руки в рукава - только и дела. Не догадались!
        Ребятам занятно показалось, как Федюнька разговаривает, они и стали спрашивать по-хорошему:
        - Тюньша! Ты правда Поскакушку в огне видел?
        - И в огне видел, и в дыму видел. Может, еще где увижу, да рассказывать недосуг, - сказал Федюнька да и зашагал дальше.
        Дедко Ефим то ли в Косом Броду, то ли в Северной жил. На самом выезде, сказывают, избушка стояла. Еще перед окошком сосна бортевая росла. Далеконько все ж таки, а время холодное - самая середина зимы. Подзамерз наш Федюнюшка. Ну, дошагал все ж таки. Только ему за дверную скобку взяться, вдруг слышит:
        - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
        Оглянулся - на дороге снежок крутится, а в нем чуть метлесит клубочек, и похож тот клубочек на Поскакушку. Побежал Федюня поближе разглядеть, а клубочек уж далеко. Федюня за ним, он того дальше. Бежал-бежал за клубочком да и забрался в незнакомое место. Глядит - пустоплесье какое-то, а кругом лес густой. Посередине пустоплесья береза старая, будто и вовсе не живая. Снегу около нее намело гора горой. Клубочек подкатился к этой березе да вокруг нее и кружится.
        Федюнька в азарте-то не поглядел, что тут и тропочки нет, полез по цельному снегу.
        “Сколько, - думает, - бежал, неуж спятиться?”
        Добрался-таки до березы, а клубочек и рассыпался. Снеговой пылью Федюньке в глаза брызнул.
        Чуть не заревел от обиды Федюнька. Вдруг у самой его ноги снег воронкой до земли протаял. Видит Федюнька - на дне-то воронки Поскакушка. Веселенько поглядела, усмехнулась ласково, платочком махнула и пошла плясать, а снег-то от нее бегом побежал. Где ей ножку поставить, там трава зеленая да цветы лесные.
        Обошла круг - тепло Федюньке стало, а Поскакушка шире да шире круг берет, сама подрастает, и полянка в снегу все больше да больше. На березе уж листочки зашумели. Поскакушка того больше старается, припевать стала:
        У меня тепло!
        У меня светло!
        Красно летичко!
        А сама волчком .да волчком - сарафанчик пузырем.
        Когда ростом с Федюнькой выровнялась, полянка в снегу вовсе большая стала, а на березе птички запели. Жарынь, как в самый горячий день летом. У Федюньки с носу пот каплет. Шапчонку свою Федюнька давно снял, хотел и шубенку сбросить, Поскакушка и говорит:
        - Ты, парень, побереги тепло-то! Лучше о том подумай, как назад выберешься! Федюнька на это и отвечает:
        - Сама завела - сама выведешь! Девчонка смеется:
        - Ловкий какой! А если мне недосуг?
        - Найдешь время! Я подожду!
        Девчонка тогда и говорит:
        - Возьми-ко лучше лопатку. Она тебя в снегу согреет и домой выведет.
        Поглядел Федюнька - у березы лопатка старая валяется. Изоржавела вся, и черенок расколотый.
        Взял Федюнька лопатку, а Поскакушка наказывает:
        - Гляди из рук не выпусти! Крепче держи! Да дорогу-то примечай! Назад тебя лопата не поведет. А ведь придешь весной-то?
        - А как же? Непременно прибежим с дедком Ефимом. Как весна - так мы и тут. Ты тоже приходи поплясать.
        - Не время мне. Сам уж пляши, а дедко Ефим пусть притопывает!
        - Какая у тебя работа?
        - Не видишь? Зимой лето делаю да таких, как ты, работничков забавляю. Думаешь - легко?
        Сама засмеялась, вертнулась волчком и платочком махнула, как свистнула:
        - Фи-т-ть! й-ю-ю-у...
        И девчонки нет, и полянки нет, и береза стоит голым-голешенька, как неживая. На вершине филин сидит. Кричать - не кричит, а башкой ворочает. Вокруг березы снегу намело гора горой. В снегу чуть не по горло провалился Федюнька и лопаткой на филина машет. От Поскакушкина лета только то и осталось, что черенок у Федюньки в руках вовсе теплый, даже горячий. А рукам тепло - и всему телу весело.
        Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снега выволокла. Сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло. Где пешком за лопатой идет, где волоком тащится. Забавно это Федюньке, а приметки ставить не забывает. Это ему тоже легонько далось. Чуть подумает засечку сделать, лопатка сейчас тюк-тюк - две ровнешеньких зарубочки готовы.
        Привела лопатка Федюню к деду Ефиму затемно. Старик уж на печь полез. Обрадовался, конечно, стал спрашивать, как да что. Рассказал Федюнька деду про случай, а старик не верит. Тогда Федюнька и говорит:
        - Посмотри вон лопатку-то! В сенках она поставлена.
        Принес дедко Ефим лопатку да и углядел - по ржавчине-то золотые таракашки посажены. Целых шесть штук.
        Тут дедко поверил маленько и спрашивает:
        - А место найдешь?
        - Как, - отвечает, - не найти, коли дорога замечена.
        На другой день дедко Ефим раздобыл лыжи у знакомого охотника.
        Сходили честь честью. По зарубкам-то ловко до места добрались. Вовсе повеселел дедко Ефим. Сдал он золотых таракашков тайному купцу, и прожили ту зиму безбедно.
        Как весна пришла, побежали к старой березе. Ну, и что? С первой лопатки такой песок пошел, что хоть не промывай, а прямо руками золотины выбирай. Дедко Ефим даже поплясал на радостях.
        Прихранить богатство не сумели, конечно. Федюнька - малолеток, а Ефим хоть старик, а тоже простота.
        Народ со всех сторон кинулся. Потом, понятно, всех согнали начисто, и барин за себя это место перевел. Недаром, видно, филин башкой-то ворочал.
        Все-таки дедко Ефим с Федюнькой хлебнули маленько из первого ковшичка. Годов с пяток в дотатке пожили. Вспоминали Поскакушку.
        - Еще бы показалась разок!
        Ну, не случалось больше. А прииск тот и посейчас зовется Поскакушкинский.
        ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ БАЖОВ
        ОГНИВО
        Шел солдат по дороге: раз-два! раз-два! Ранец за спиной, сабля на боку; он шел домой с войны. На дороге встретилась ему старая ведьма - безобразная, противная: нижняя губа висела у нее до самой груди.
        - Здорово, служивый! - сказала она. - Какая у тебя славная сабля! А ранец-то какой большой! Вот бравый солдат! Ну сейчас ты получишь денег, сколько твоей душе угодно.
        - Спасибо, старая ведьма! - сказал солдат.
        - Видишь вон то старое дерево? - сказала ведьма, показывая на дерево, которое стояло неподалеку. - Оно внутри пустое. Влезь наверх, там будет дупло, ты и спустись в него, в самый низ! А перед тем я обвяжу тебя веревкой вокруг пояса, ты мне крикни, и я тебя вытащу.
        - Зачем мне туда лезть? - спросил солдат.
        - За деньгами! - сказала ведьма. - Знай, что когда ты доберешься до самого низа, то увидишь большой подземный ход; в нем горит больше сотни ламп, и там совсем светло. Ты увидишь три двери; можешь отворить их, ключи торчат снаружи. Войди в первую комнату; посреди комнаты увидишь большой сундук, а на нем собаку: глаза у нее, словно чайные чашки! Но ты не бойся! Я дам тебе свой синий клетчатый передник, расстели его на полу, а сам живо подойди и схвати собаку, посади ее на передник, открой сундук и бери из него денег вволю. В этом сундуке одни медяки; захочешь серебра - ступай в другую комнату; там сидит собака с глазами, как мельничные колеса! Но ты не пугайся: сажай ее на передник и бери себе денежки. А захочешь, так достанешь и золота, сколько сможешь унести; пойди только в третью комнату. Но у собаки, что сидит там на деревянном сундуке, глаза - каждый с круглую башню. Вот это собака! Злющая-презлющая! Но ты ее не бойся: посади на мой передник, и она тебя не тронет, а ты бери себе золота, сколько хочешь!
        - Оно бы недурно! - сказал солдат. - Но что ты с меня за это возьмешь, старая ведьма? Ведь что-нибудь да тебе от меня нужно?
        - Я не возьму с тебя ни полушки! - сказала ведьма. - Только принеси мне старое огниво, его позабыла там моя бабушка, когда спускалась в последний раз.
        - Ну, обвязывай меня веревкой! - приказал солдат.
        - Готово! - сказала ведьма. - А вот и мой синий клетчатый передник!
        Солдат влез на дерево, спустился в дупло и очутился, как сказала ведьма, в большом проходе, где горели сотни ламп.
        Вот он открыл первую дверь. Ох! Там сидела собака с глазами, как чайные чашки, и таращилась на солдата.
        - Вот так молодец! - сказал солдат, посадил пса на ведьмин передник и набрал полный карман медных денег, потом закрыл сундук, опять посадил на него собаку и отправился в другую комнату. Ай-ай! Там сидела собака с глазами, как мельничные колеса.
        - Нечего тебе таращиться на меня, глаза заболят! - сказал солдат и посадил собаку на ведьмин передник. Увидев в сундуке огромную кучу серебра, он выбросил все медяки и набил оба кармана и ранец серебром. Затем солдат пошел в третью комнату. Фу ты пропасть! У этой собаки глаза были ни дать ни взять две круглые башни и вертелись, точно колеса.
        - Мое почтение! - сказал солдат и взял под козырек. Такой собаки он еще не видывал.
        Долго смотреть на нее он, впрочем, не стал, а взял да и посадил на передник и открыл сундук. Батюшки! Сколько тут было золота! Он мог бы купить на него весь Копенгаген, всех сахарных поросят у торговки сластями, всех оловянных солдатиков, всех деревянных лошадок и все кнутики на свете! На все хватило бы! Солдат повыбросил из карманов и ранца серебряные деньги и так набил карманы, ранец, шапку и сапоги золотом, что еле-еле мог двигаться. Ну, наконец-то он был с деньгами! Собаку он опять посадил на сундук, потом захлопнул дверь, поднял голову и закричал:
        - Тащи меня, старая ведьма!
        - Огниво взял? - спросила ведьма.
        - Ах черт, чуть не забыл! - сказал солдат, пошел и взял огниво.
        Ведьма вытащила его наверх, и он опять очутился на дороге, только теперь и карманы его, и сапоги, и ранец, и фуражка были набиты золотом.
        - Зачем тебе это огниво? - спросил солдат.
        - Не твое дело! - ответила ведьма. - Получил деньги, и хватит с тебя! Ну, отдай огниво!
        - Как бы не так! - сказал солдат. - Сейчас же говори, зачем тебе оно, не то вытащу саблю да отрублю тебе голову.
        - Не скажу! - уперлась ведьма.
        Солдат взял и отрубил ей голову. Ведьма повалилась мертвая, а он завязал все деньги в ее передник, взвалил узел на спину, сунул огниво в карман и зашагал прямо в город.
        Город был чудесный; солдат остановился на самом дорогом постоялом дворе, занял самые лучшие комнаты и потребовал все свои любимые блюда - теперь ведь он был богачом!
        Слуга, который чистил приезжим обувь, удивился, что у такого богатого господина такие плохие сапоги, но солдат еще не успел обзавестись новыми. Зато на другой день он купил себе и хорошие сапоги и богатое платье. Теперь солдат стал настоящим барином, и ему рассказали обо всех чудесах, какие были тут, в городе, и о короле, и о его прелестной дочери, принцессе.
        - Как бы ее увидать? - спросил солдат.
        - Этого никак нельзя! - сказали ему. - Она живет в огромном медном замке, за высокими стенами с башнями. Никто, кроме самого короля, не смеет ни войти туда, ни выйти оттуда, потому что королю предсказали, будто дочь его выйдет замуж за простого солдата, а короли этого не любят!
        "Вот бы на нее поглядеть!" - подумал солдат.
        Да кто бы ему позволил?!
        Теперь-то он зажил весело: ходил в театры, ездил кататься в королевский сад и много помогал бедным. И хорошо делал: он ведь по себе знал, как плохо сидеть без гроша в кармане! Теперь он был богат, прекрасно одевался и приобрел очень много друзей; все они называли его славным малым, настоящим кавалером, а ему это очень нравилось. Так он все тратил да тратил деньги, а вновь-то взять было неоткуда, и осталось у него в конце концов всего-навсего две денежки! Пришлось перебраться из хороших комнат в крошечную каморку под самой крышей, самому чистить себе сапоги и даже латать их; никто из друзей не навещал его, - уж очень высоко было к нему подниматься!
        Раз как-то, вечером, сидел солдат в своей каморке; совсем уже стемнело, и вспомнил про маленький огарочек в огниве, которое взял в подземелье, куда спускала его ведьма. Солдат достал огниво и огарок, но стоило ему ударить по кремню, как дверь распахнулась, и перед ним очутилась собака с глазами, точно чайные чашки, та самая, которую он видел в подземелье.
        - Что угодно, господин? - пролаяла она.
        - Вот так история! - сказал солдат. - Огниво-то, выходит, прелюбопытная вещица: я могу получить все, что захочу! Эй ты, добудь мне деньжонок! - сказал он собаке. Раз - ее уж и след простыл, два - она опять тут как тут, а в зубах у нее большой кошель, набитый медью! Тут солдат понял, что за чудное у него огниво. Ударишь по кремню раз - является собака, которая сидела на сундуке с медными деньгами; ударишь два - является та, которая сидела на серебре; ударишь три - прибегает собака, что сидела на золоте.
        Солдат опять перебрался в хорошие комнаты, стал ходить в щегольском платье, и все его друзья сейчас же узнали его и ужасно полюбили.
        Вот ему и приди в голову: "Как это глупо, что нельзя видеть принцессу. Такая красавица, говорят, а что толку? Ведь она век свой сидит в медном замке, за высокими стенами с башнями. Неужели мне так и не удастся поглядеть на нее хоть одним глазком? Ну-ка, где мое огниво?" И он ударил по кремню раз - в тот же миг перед ним стояла собака с глазами, точно чайные чашки.
        - Теперь, правда, уже ночь, - сказал солдат. - Но мне до смерти захотелось увидеть принцессу, хоть на одну минуточку!
        Собака сейчас же за дверь, и не успел солдат опомниться, как она явилась с принцессой. Принцесса сидела у собаки на спине и спала. Она была чудо как хороша; всякий сразу бы увидел, что это настоящая принцесса, и солдат не утерпел и поцеловал ее, - он ведь был бравый воин, настоящий солдат.
        Собака отнесла принцессу назад, и за утренним чаем принцесса рассказала королю с королевой, какой она видела сегодня ночью удивительный сон про собаку и солдата: будто она ехала верхом на собаке, а солдат поцеловал ее.
        - Вот так история! - сказала королева.
        И на следующую ночь к постели принцессы приставили старуху фрейлину - она должна была разузнать, был ли то в самом деле сон или что другое.
        А солдату опять до смерти захотелось увидеть прелестную принцессу. И вот ночью опять явилась собака, схватила принцессу и помчалась с ней во всю прыть, но старуха фрейлина надела непромокаемые сапоги и пустилась вдогонку. Увидав, что собака скрылась с принцессой в одном большом доме, фрейлина подумала: "Теперь я знаю, где их найти!", взяла кусок мела, поставила на воротах дома крест и отправилась домой спать. Но собака, когда понесла принцессу назад, увидала этот крест, тоже взяла кусок мела и наставила крестов на всех воротах в городе. Это было ловко придумано: теперь фрейлина не могла отыскать нужные ворота - повсюду белели кресты.
        Рано утром король с королевой, старуха фрейлина и все офицеры пошли посмотреть, куда это ездила принцесса ночью.
        - Вот куда! - сказал король, увидев первые ворота с крестом.
        - Нет, вот куда, муженек! - возразила королева, заметив крест на других воротах.
        - Да и здесь крест и здесь! - зашумели другие, увидев кресты на всех воротах. Тут все поняли, что толку им не добиться.
        Но королева была женщина умная, умела не только в каретах разъезжать. Взяла она большие золотые ножницы, изрезала на лоскутки штуку шелковой материи, сшила крошечный хорошенький мешочек, насыпала в него мелкой гречневой крупы, привязала его на спину принцессе и потом прорезала в мешочке дырочку, чтобы крупа могла сыпаться на дорогу, по которой ездила принцесса.
        Ночью собака явилась опять, посадила принцессу на спину и понесла к солдату; солдат так полюбил принцессу, что начал жалеть, отчего он не принц, - так хотелось ему жениться на ней. Собака и не заметила, что крупа сыпалась за нею по всей дороге, от самого дворца до окна солдата, куда она прыгнула с принцессой. Поутру король и королева сразу узнали, куда ездила принцесса, и солдата посадили в тюрьму.
        Как там было темно и скучно! Засадили его туда и сказали: "Завтра утром тебя повесят!" Очень было невесело услышать это, а огниво свое он позабыл дома, на постоялом дворе.
        Утром солдат подошел к маленькому окошку и стал смотреть сквозь железную решетку на улицу: народ толпами валил за город смотреть, как будут вешать солдата; били барабаны, проходили полки. Все спешили, бежали бегом. Бежал и мальчишка-сапожник в кожаном переднике и туфлях. Он мчался вприпрыжку, и одна туфля слетела у него с ноги и ударилась прямо о стену, у которой стоял солдат и глядел в окошко.
        - Эй ты, куда торопишься! - сказал мальчику солдат. - Без меня ведь дело не обойдется! А вот, если сбегаешь туда, где я жил, за моим огнивом, получишь четыре монеты. Только живо!
        Мальчишка был не прочь получить четыре монеты, он стрелой пустился за огнивом, отдал его солдату и... А вот теперь послушаем!
        За городом построили огромную виселицу, вокруг стояли солдаты и сотни тысяч народу. Король и королева сидели на роскошном троне прямо против судей и всего королевского совета.
        Солдат уже стоял на лестнице, и ему собирались накинуть веревку на шею, но он сказал, что, прежде чем казнить преступника, всегда исполняют какое-нибудь его желание. А ему бы очень хотелось выкурить трубочку, - это ведь будет последняя его трубочка на этом свете!
        Король не посмел отказать в этой просьбе, и солдат вытащил свое огниво. Ударил по кремню раз, два, три - и перед ним предстали все три собаки: собака с глазами, как чайные чашки, собака с глазами, как мельничные колеса, и собака с глазами, как круглая башня.
        - А ну помогите мне избавиться от петли! - приказал солдат.
        И собаки бросились на судей и на весь королевский совет: того за ноги, того за нос да кверху на несколько сажен, и все падали и разбивались вдребезги!
        - Не надо! - закричал король, но самая большая собака схватила его вместе с королевой и подбросила их вверх вслед за другими. Тогда солдаты испугались, а весь народ закричал:
        - Служивый, будь нашим королем и возьми за себя прекрасную принцессу!
        Солдата посадили в королевскую карету, и все три собаки танцевали перед ней и кричали "ура". Мальчишки свистели, засунув пальцы в рот, солдаты отдавали честь. Принцесса вышла из своего медного замка и сделалась королевой, чем была очень довольна. Свадебный пир продолжался целую неделю; собаки тоже сидели за столом и таращили глаза.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ОГРАНИЧЕННОСТЬ ДОГМЫ
        Однажды великий султан Махмуд, гуяля по улицам Газны - своей столицы, увидел бедного носильщика, который, изнемогая от усталости и чуть не падая с ног, тащил на спине огромный камень. Сострадая несчастному, султан в порыве благородных чувств воскликнул:
        - Брось камень, носильщик!
        И это прозвучало как царский приказ.
        Носильщик тут же сбросил с себя камень, и он упал посередине дороги. Никто не осмелился сдвинуть его в сторону, и с тех пор в течение нескольких лет камень так и оставался лежать на прежнем месте, доставляя пешеходам множество неудобств. Наконец, горожане обратились к правителю, умоляя его новым приказом позволить им убрать камень с дороги. Однако Махмуд, руководствующийся мудростью государственного уровня, ответил так:
        - То, что было сделано однажды по высочайшему повелению, нельзя отменить другим повелением, ибо люди не должны думать, что царские указы продиктованы случайной прихотью. Камень останется на прежнем месте.
        Итак, камень продолжал лежать там, где он однажды был брошен, и даже после смерти Махмуда, из уважения к авторитету царских указов, его не тронули.
        Эта история всем была хорошо известна, и каждый человек, в соответствии со своими способностями и пониманием, видел в ней одно из трех значений. Противники монархии считали, что этот случай лишний раз доказывает, до какой глупости может дойти авторитет, пытающийся утвердить себя. Люди, преклоняющиеся перед силой, относящиеся с великим почтением ко всем указам - даже самым нелепым, - понятно, не особенно утруждали себя размышлением и в этом случае. Те же, кто понимал, какими соображениями руководствовался царь в действительности, не обращали внимания на то, что на этот счет думают невнимательные.
        Ибо, приказав носильщику бросить камень в таком месте, где он всем будет мешать, а затем во всеуслышание объяснив, почему камень должен остаться на прежнем месте, Махмуд показал людям, способным понять его, что они должны подчиняться преходящей власти, но в то же время осознавать, что те, кто руководят, опираясь на неизменные догмы, не способны принести людям большой пользы.
        Те, кто усвоил этот урок, увеличили ряды искателей истины, а многие и пришли к истине таким путем.
        Эта история, но только без тонкого толкования, которое дано здесь, встречается в знаменитом классическом произведении Али Хусейн аль-Ваиз аль-Кашифи "Рашахат айн ал-хайат".
        Настоящий вариант рассказа составляет часть учения суфийского шейха Дауда из Кандагара, умершего в 1965 году. Он прекрасно изображает тот факт, что отношение людей к событиям зависит от их уровня понимания; их пониманием обусловлены их суждения о чем бы то ни было. Косвенный метод обучения, использованный султаном Махмудом, представляет собой классический суфийский прием, который выражен в следующей фразе: "Говори со стеной так, чтобы тебя могла услышать дверь".
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ОГРОМНАЯ ЗВЕРУШКА
        Про бегемота нашего, зоопарошного, рассказать тебе? Нет? Ну дак я тогда и не буду. А вот еще, сказывают, завелся у нас в Свердловске Канализационный Полоз. Вроде как ползает он везде по трубам, и где какой засор, али дырка в трубе — он все слесарям да ассенизаторам указыват. Только, говорят, не всем, а только которые с чистой душой да с добрым сердцем. А который слесарь со злом али с жадностью к канализации подходит — того полоз к себе в трубу засасыват… Потому у нас в Свердловске слесарей-то мало.
        КРАСНАЯ БУРДА
        ОДНАЖДЫ УТРОМ
        Утенок вечно куда-то спешил. И когда он быстро ковылял по зеленой траве, то со стороны всем казалось, что катится мячик. А так как этот мячик еще и крякал, то утенка назвали Крячиком. Очень не нравилось утенку по утрам умываться. Его, бывало, не то что к речке, а к обыкновенной луже силком не затащишь.
        - Долго ли ты еще у меня будешь неряхой? - укоряла утенка мама. - Вечно ты ходишь грязный да чумазый!
        - А я и так себя прекря-кря-крясно чувствуют - отвечал Крячик.
        Но однажды цыпленок Фью и щенок Тявка сговорились и решили проучить своего дружка. Вышел утром Крячик во двор, как всегда неумытый и заспанный, поздоровался с цыпленком Фью:
        - Крякcтвуй!
        Это у него так слово "здравствуй" получалось.
        А цыпленок говорит:
        - Кто ты? Я тебя не знаю.
        Тогда Крячик направился к щенку Тявке:
        - Крякствуй?
        - Я с незнакомыми птицами не здороваюсь! -сказал щенок.
        Обиделся утенок на своих друзей.
        "Что это с ними?-думает.-Почему они меня вдруг узнавать перестали?"
        Тут дождик начался. Звонкий такой дождик. Веселый. Теплый- претеплый.
        Не успел Крячик под крыльцо спрятаться - и дождик искупал его хорошенько. Щенок и цыпленок сами к утенку подбежали, говорят:
        - Здравствуй! Какой ты чистый и симпатичный?
        Крячик спрашивает его:
        - Почему же вы раньше со мной не здоровались, когда я сам к вам подходил?
        - Ко мне какой-то грязнуля подходил, а совсем не ты, - сказал Фью.
        - И ко мне тоже какой-то чумазый приставал, - сказал Тявка.
        - Так это же был я? - засмеялся утенок. - Только теперь меня дождик умыл.
        - Если хочешь, чтобы мы тебя всегда узнавали, то на дождик не надейся? - проворчал щенок Тявка.
        - Ведь дождик бывает не каждый день? - пригрозил крылышком цыпленок Фью.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ОДУВАНЧИК
        Рос в парке одуванчик. Старенький, седой совсем. Дунул ветер и полетели дети одуванчика на пушистых парашютиках в разные стороны. Кто тут же, рядом упал, кто подальше отлетел, а один парашютик выше всех поднялся. Так высоко, что едва разглядел облысевшую головку своего папы - старого одуванчика.
        - Вот так повезло! - Выше всех взлетел! - радовался он. - Эх! Прощай, родимая полянка!
        Носил его, ветер, носил и швырнул под ноги прохожим. Целый день лежал бедный парашютист под горячим солнцем на тротуаре. Парашютик давно смялся и отвалился. Осталось только маленькое, едва заметное семечко. Наступали на него ногами, чуть не втянула его носом собака, чуть не склевал его воробей. Страху- то натерпелся!
        Наутро вышел из подъезда усатый дворник с большой метлой. Засучил он рукава и давай двор мести. Заходила метла из стороны в сторону: чисто метет, ни соринки, ни пылинки не оставляет. Раз! - и семечко одуванчика провалилось в трещину в асфальте. Лежит, не дышит. «Где это я ?- думает, - как здесь жестко, неуютно. Но, что же делать - хорошо, что хоть не топчут тебя ногами. Можно и подремать, а там видно будет.»
        Так и пролежало оно всю зиму в своем убежище. Завалило его снегом, а под снегом так сладко спится! Спроси у любой травинки - она подтвердит.
        Но согрелась земля и зазвенели ручьи.
        - Кажется, я еще живу! - обрадовалось семечко. Потянуться после сна - первое дело. Но, что это хрустнуло? Ничего страшного - все в порядке: это семечко одуванчика проклюнулось.
        Рано утром вышел с метлой усатый дворник , и , как всегда, стал подметать двор.
        - Это еще что за безобразие? - сердито заворчал он. - Взял и вырос у всех под ногами. - Теперь начальник ЖЭКа заругается, скажет « Двор одуванчиками зарастает! Дворник ничего не делает! Гнать его надо." И выгонит...
        Только дворник хотел сшибить золотую головку, смять зеленые листики одуванчика, как выбежала из подъезда его внучка Зоечка.
        - Цветочек!Какой хорошенький! Не трогай его, деда. Пусть растет!
        Взяла она палочку и воткнула рядом с одуванчиком.
        Крякнул усатый дворник, но спорить с любимой внучкой Зоечкой не стал. Пошел он домой, сел у окна и стал чай пить, да в окно поглядывать.
        - Все одно - рассуждал он, вздыхая и прихлебывая чай из блюдечка - затопчут. Народу вон сколько через двор ходит, и до вечера не доживет глупый цветок. И поделом - не высовывайся!
        Вот идет через двор старушка с клюкой. Устала, видно. Еле-еле переступает. А тут перед ней на дороге одуванчик. Стоит , желтой головкой качает, будто кланяется.
        А одуванчик и правда, кланялся. Дворник не понял, а старушка сразу догадалась.
        -Здравствуй, здравствуй ! - улыбнулась старушка - добрая она была, - ишь, где тебе угораздило вырасти! Как бы тебя не затоптали.
        Вынула она из кармана веревочку и привязала одуванчик к палочке, к той самой , что внучка Зоечка в землю воткнула.
        Только бабушка за углом скрылась, а во двор уже грузовик въезжает.
        Шофер веселый баранку крутит, кепку на нос сдвинул.
        Видит - одуванчик на дороге растет.
        - Первый одуванчик! Желтый, пушистый! Улыбнулся шофер, взял, да и объехал цветок.
        Тут во двор прибежали ребята - Зоечкины друзья и подружки. Полили одуванчик из лужи, а потом натаскали со всей улицы камешков и уложили их вокруг цветка. Получилась посреди двора клумба. Маленькая, игрушечная, но усатый дворник уже не сердился. Ведь одуванчик теперь рос на клумбе, как и полагалось цветам по инструкции для дворников.
        А люди увидели из окон маленькую клумбочку, вынесли лопату, грабли, лейку и сделали из маленькой клумбы большую.
        - Какой я счастливый! - шелестел листиками одуванчик, раскрывая все новые и новые бутоны.
        А усатый дворник теперь каждое утро поливал его из шланга. И одуванчики цвели. Становились белыми пушистыми шариками, парашютики перелетали через крыши, заборы и разносились по всему городу. Весной на всех улицах и во всех дворах желтыми огоньками вспыхнули одуванчики. Дети бегали в венках из одуванчиков, плели из них длинные гирлянды и развешивали на заборах. И серый скучный город стал золотым и веселым.
        А одуванчик качал головкой и говорил своим желтеньким внучаткам:
        - Уж мне-то в жизни точно повезло! Я самый счастливый! Я самый счастливый одуванчик на свете!
        ГАЛИНА ЛЕБЕДЕВА
        ОЖИДАНИЕ ЧУДА
        Заброшенная железнодорожная станция оказалась не так пуста, как показалось на первый взгляд: из-за леса едва заметно мигал, прорываясь сквозь снегопад, фонарь обходчика. «Что ж, все, что приходит первым в голову, — то и верно», — решил мальчик и направился в сторону путей.
        За пазухой он нес кошку — маленькое черное создание с женскими глазами. Они познакомились полгода назад в маленьком южном городке, и мальчик знал, что на самом деле кошка — вовсе не кошка, а заколдованная девочка с черными вьющимися волосами и зелеными глазами. Мальчик любил кошку…
        — Кто это там идет? — удивленно закричал обходчик в ту сторону, откуда послышался звук шагов.
        — Я… — удивленно ответил мальчик.
        — А… Ну пошли, чаем, что ли, угощу.
        Обходчик был уже немолод. Он работал на этой станции уже двадцать с лишним лет, а после того как станцию закрыли, остался. Он жил на ней совершенно один уже второй год и потому был рад тому, что кто-то пришел.
        Обходчик поставил чайник на стол и разлил чай по кружкам. Мальчик почувствовал, что он здесь нужен, и даже вспомнил полузабытое ощущение дома. Кошка уснула на его коленях, и мальчик знал, что она тоже рада.
        — Куда ты идешь? — спросил обходчик.
        — Не знаю… Об этом я как-то не задумывался.
        — Но ты, наверное, ищешь чего-то?
        — Да, но то, что я ищу, само меня найдет. Я даже не знаю, как сказать-то… В общем, иногда случается так, что действительно необходимо, чтобы произошло чудо. Просто это — единственное, что может помочь нам как-то все изменить. Я не могу это объяснить словами…
        — Я понимаю, о чем ты. Я жду то же самое. Да, я уже много лет жду чуда… Как ты думаешь, оно придет?
        — Не знаю. Может придти, а, может, и нет. Я просто жду, и мне это уже помогает. Кто знает, может, когда придет чудо, будет не в силах помочь даже оно.
        — Я вот что думаю. Ты блуждаешь где-то, я сижу безвылазно здесь; так надо идти искать чудо или оставаться на месте?
        — Это, видимо, зависит от того, какое оно это чудо. И от нас тоже.
        — Тогда на этот вопрос нельзя ответить, — грустно сказал обходчик и посмотрел на дно чашки.
        — Не знаю, — ответил мальчик, — всегда думал, что ничего зря не происходит. Все события — цепочка взаимосвязей, ведущая нас к цели. Только мы редко это понимаем, потому что цели себе не ставим. Она как-то сама собой возникает.
        — Я думал раньше, что чем дольше ждешь, тем большее событие должно произойти. Но теперь мне кажется, что это не так. Теперь я боюсь его пропустить.
        — А разве чудо — это обязательно событие?
        — Конечно, нет. Это особое состояние, исходящее из наших душ, что-то вроде любви. Да, наверное, это любовь и, видимо, что-то еще, чему названия я никак не могу подобрать. Но это что-то переделывает мир!
        — И тогда уже видишь все иначе…
        — Да, конечно… Но что говорить о чуде, если мы сами толком не знаем, какое оно и существует ли вообще.
        — Но мы можем ждать и надеяться. Ведь это уже очень много!
        Обходчик налил еще чаю себе и мальчику.
        — Все начинается с любви… — задумчиво шептал он.
        Мальчик молчал. Ему было тепло и уютно, а кошка уже давно спала на его коленях, уткнувшись в полу куртки.
        За окном бушевала вьюга. Небо, связанное белыми бинтами снега, молчало и не двигалось. С Белого моря обрывками газет летела соленая тоска. Так из нескольких составляющих получалось такое Молчание, которое не поймешь и не выживешь. Кричишь — и крика нет. Стучишься в двери — и двери убегают от тебя. И в эти минуты понимаешь, что очень здорово спать на старой железной кровати в теплом доме рядом с любимым существом. А вокруг тебя на десятки километров — ни души.
        Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы чувствовать только ее. Она не была против, наоборот, сама вроде бы ждала ласки. Можно было смотреть в ее глаза, смотреть бесконечно и видеть всю свою жизнь. Она, казалось бы, не возражала и этому: не отводила глаз и, наверняка, видела намного больше, чем казалось со стороны. Можно было быть с ней всегда рядом — она нуждалась в заботе. Можно было беспрепятственно любить ее и быть при этом чертовски счастливым рядом с ней — уже этого было достаточно. Нельзя было лишь одного: услышать, узнать, любит ли она…
        «Обходчик прав. Все начинается с любви», — думал мальчик, гладя спящую на его коленях кошку, — «Но что же дальше?».
        Свет был неполон.
        Успеть запрыгнуть на товарную платформу уходящего поезда — не самая легкая задача и для взрослого человека. Мальчику, впрочем, это удалось, и теперь он ехал в сторону большой станции, как всегда со своей кошкой. Он еще не знал, зачем он едет, но уже знал, что за этим последует.
        С утреннего неба звонко покатилась звезда и замерла тоненько в воздухе между небом и горизонтом. Мальчик успокоился и заснул.
        Разбудил его ленивый окрик железнодорожных дел служащего.
        — Ты кто? Что здесь делаешь?
        Мальчик молчал. Ему не хотелось отвечать на какие-либо вопросы.
        — Где твои родители?
        Мальчик по-прежнему молчал, указывая при этом рукой куда-то вверх. Железнодорожник посмотрел на небо и обомлел: в ярком зимнем небе плыла, покачиваясь стая невероятных розовых птиц с оливковыми глазами. Фламинго летели в сторону севера, и в суровых беломорских краях смотрелись полной галлюцинацией.
        На лице железнодорожника отразилось смятение. Этого только мальчик и ждал. Замешательство служащего длилось лишь секунду, но куда там!
        — Стой! — разнесся его крик.
        На беду около диспетчерской курил сержант транспортной милиции…
        В камере предварительного заключения кроме мальчика сидел лишь один человек — пожилой мужчина, также пойманный на вокзале. Перед этим он несколько дней находился в федеральном розыске.
        — Меня посадят за поджог, — сетовал он, — да, за поджог. В мои-то годы…
        Он тяжело вздохнул.
        — Я родился в Ленинграде. Это сейчас он называется Петербургом, но родился я именно в Ленинграде. Всю жизнь работал в театре кукольным мастером. Я умел делать любые куклы — сначала простые, потом сложные. Я хотел добиться совершенства. Я мечтал о том, что наступит день, и куклы оживут. Мое искусство станет безграничным. И лишь недавно я случайно достиг цели. Представляешь, все эти куклы ожили! Они плакали и смеялись, играли свои роли как живые! Я был счастлив. Я считал, что получал все самое желанное, и теперь могу с легким сердцем умереть. Но однажды мне пришлось остаться в театре на ночную вахту. Я, как всегда после полуночи, прошел по зданию, проверяя, все ли в порядке. Когда я шел по коридору мимо своей мастерской, из-за двери послышался шум. Я открыл дверь и обомлел. Представляешь, эти куклы… мои куклы… они делали бомбы!
        Мастер остановился, чтобы перевести дух.
        — Вы мечтаете сейчас о чем-нибудь? — спросил мальчик.
        — Нет. Я сжег своих кукол, я сжег свою мастерскую. У меня нет прошлого. А как можно думать о будущем, не имея прошлого?
        — Вы устали…
        — Да, я устал! Мне страшно, потому что я тяну на себе всю свою жизнь!
        — Значит, вы все-таки кое-чего хотите. Вы хотите освободиться от всего, что у вас за спиной.
        — Это невозможно. Чудес не бывает.
        — Почему же? Бывают. Надо только их ждать.
        — Так почему же чуду не произойти сейчас? Пусть будет! — воскликнул кукольный мастер, и вдруг остановился, сам испугавшись неожиданного последствия своих слов.
        В тот же миг в воздухе растворилась сначала грязная камера, потом грязный вокзал, потом грязный пристанционный поселок и осталась только огромная поляна в разноцветных цветах, залитая золотым светом. Старый кукольный мастер неожиданно стал выглядеть моложе: черты лица его разгладились, усталость и злость покинули глаза.
        Изменился и мальчик. Он стал чувствовать себя словно взрослее и серьезней, но в то же время душу его переполняла радость: он знал, что дождался того, чего хотел. И радость эту он мог хранить в себе всегда, не ожидая каждый раз чего-то еще. Тогда лишь он осмелился перевести взгляд на кошку и обомлел.
        Перед ним стояла девочка — та самая, которую он себе представлял, только еще лучше: черные вьющиеся волосы, зеленые глаза, задорная улыбка. И тогда ему показалось, что нет никаких преград для чуда.
        — Здравствуй, — сказала девочка.
        — Здравствуй, — ответил мальчик.
        — Подожди! — успел крикнуть кукольный мастер до того, как мальчик и девочка подошли друг к другу близко-близко, и… Он хотел сказать, что они здесь на мгновение, они вышли его проводить… Но поздно. Едва рука коснулась руки, картина померкла, и вот снова все, как было раньше: грязный поселок, грязный вокзал, грязная камера.
        Не было лишь старого кукольного мастера.
        — А что было потом? — спросил обходчик, доливая чай себе и мальчику.
        — Потом я без особого труда отделался от милиции и доехал на платформе товарного поезда обратно. Это было уже проще… А еще я понял, что это было.
        — Что-то вроде чуда, произошедшего не с тобой?
        — Да, именно так. Это было самое настоящее чудо, происшедшее не с нами, но при нас! Потому оно нас и коснулось.
        — А куда ты провожал кукольного мастера?
        — Не знаю. Может быть, в мир его мечты. Но иногда мне кажется, что он слышит наш разговор, и если случится минута сомнения, то он подаст нам добрый знак.
        Обходчик задумался.
        — И что ты собираешься делать дальше?
        — Не знаю пока.
        — А я знаю, — ответил обходчик, — ты попьешь еще чаю.
        Надо было разогреть чайник снова, и обходчик пошел к плитке. Он думал о том, как хорошо, что чудо действительно можно дождаться, как дождался его кукольный мастер.
        А мальчик смотрел на кошку, спящую у него на коленях, и думал о том, о чем думал всегда. Можно было уткнуться лицом в нее, зарыться так, чтобы чувствовать только ее. Можно было смотреть в ее глаза и видеть всю свою жизнь. Нельзя было лишь одного: услышать, узнать, любит ли она его, как он любит ее…
        АЛЕКСЕЙ КАРАКОВСКИЙ
        ОЗЕРО БОГАТЫРЯ
        Лет двести тому назад жил в деревне Панчжан провинции Хванхэдо богатый и знатный янбан. И были у него сын да дочь. Дочь - умница и красавица, к тому же грамоту знала. Год от года все краше становится, все умнее. Сколько всяких наук постигла! Слава о ней далеко вокруг разлетелась. Пора замуж девушку выдавать, но где жениха достойного взять?
        Как-то тихим весенним вечером вышла девушка в сад, села книгу читать, после в поле пошла, а там цветы распустились. Наклонилась девушка, лепестки потрогала, стих прочла, вдруг слышит, будто эхо ей отвечает.
        Испугалась девушка, спрашивает:
        - Кто здесь?
        Никто не откликается. Огляделась - вокруг ни души. Кто же это стихом ей на стих ответил? Не почудилось же! Подобрала девушка подол, домой собралась, вдруг слышит:
        - Чжагын асси, это я, Ёнгир!
        - Ёнгир? Что ты здесь делаешь?
        Успокоилась девушка. А Ёнгир ее за руку взял. Отдернула девушка руку. Спору нет, Ёнгир и силен и красив, только не пара ей сын слуги. Не раз слышала девушка, как хвалят юношу ее отец с матерью. Говорят, укротил он однажды коня. Тот с привязи сорвался, а Ёнгир схватил его за задние ноги, на землю повалил, в конюшню водворил. В другой раз послали Ёнгира со срочным поручением в Сеул, к важному чиновнику. В путь он отправился утром, к ужину вернулся, тысячу ли пробежал за день. И еще говорят, будто крылья у него под мышками растут, чешуйчатые. А отец даже сказал, что будь Ёнгир сыном янбана, стал бы прославленным полководцем, да вот беда, не от янбана родился он - от слуги.
        Девушка лучше всех знала, какой парень Ёнгир, но волю чувствам не давала. Вот и сейчас, когда он взял ее за руку, сказала:
        - Не смей!
        - Вы уж не обессудьте, - говорит юноша, - но давно ведь известно: родится богатырь - родится и енма, волшебный конь-дракон; родится благородный - родится девушка, его достойная. Родился я, родились вы. И пусть я сын презренного раба, но кто мне запретит, к примеру, героем стать? Какой закон? Нет от рожденья ни короля, ни князя, чиновника или героя - все одинаковы. Вы ведь книги читаете, а там про это написано.
        Молчит девушка, голову опустила. Да и что тут скажешь?
        - Асси, я вас давно полюбил. Вы такая хорошая, добрая.
        Снова взял Ёнгир девушку за руку, а рука горячая - горит огнем. Испугалась девушка, дрожит. Стоят они, глядят друг на друга. Молчат. Только и слышно: тук-тук. Это стучат их сердца.
        - Иди-ка ты лучше домой, вдруг кто-нибудь увидит? Мы еще встретимся, - тихонько сказала девушка и побежала в сторону. Стоит Ёнгир, смотрит ей вслед, улыбается. После домой пошел.
        На следующий день, только завечерело, Ёнгир снова пришел в чходан. Смотрит - девушка навстречу идет. Поклялись юноша с девушкой вечно друг друга любить и стали встречаться тайком. По ночам. Но все тайное становится явным. Узнала мать девушки про их встречи. Мужу и сыну рассказала. Разгневались они. Сын говорит, надо Ёнгира убить, позор смыть. А отец ему:
        - Не так-то легко Ёнгира убить, сын мой! Ведь у него есть крылья, значит, он не простой человек, а богатырь чжанса. А чжансу не убьешь, пока не отрежешь у него крылья. Так в старину говорили.
        И вот созвал янбан своих слуг и повелел им отрезать у Ёнгира крылья, когда тот спать будет. Подкрались слуги к спящему юноше, связали, крылья отрезали. К ногам привязали камень тяжелый, в озеро юношу бросили. А юноша вышел из воды и говорит брату девушки:
        - Жить мне осталось недолго. Да и зачем она, такая жизнь? Только запомни: умру я - умрет и твоя сестра, брось тогда ее тело в озеро. Не бросишь - беда на твой дом обрушится.
        На другой день не нашла мать дочери в ее комнате. Во двор выбежала, смотрит: ее красавица дочь повесилась - за своим Ёнгиром пошла. А перед тем как повеситься, письмо написала:
        "Пусть тело мое в озеро бросят, где мой Ёнгир на дне лежит".
        Гневаются отец с матерью: как можно хоронить дочь янбана вместе с сыном раба! И похоронили дочь в другом месте.
        Родилось у янбана еще десять дочерей, в живых ни одной не осталось. Как сравняется девочке пятнадцать - сразу умирает.
        С тех пор и стали выдавать девушек раньше, пока пятнадцать лет не сравняется.
        И еще говорят, будто в старину, когда совершали обряд кут, появлялся дух Ёнгира и люди приносили ему жертву - бросали в озеро бычью ногу.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ОКОЛДОВАННЫЕ МАТРОСЫ
        Жил на берегу Тихого Океана один вождь индейский, глубокий старик; и вот, когда близок был он к смертному порогу, услыхал вождь впервые о Наполеоне Бонапарте, узнал, как тот врагов побеждает. Много толковали тогда об этом европейские моряки, чьи корабли в порт заходили. А старика как раз забота одна мучила: не знал он, кому передать талисман чудесный, что верно служил всем предкам его, помогал им недругов одолевать, — детей-то у старика не было, да и вообще потомства никакого. Вот и попросил вождь: пускай, дескать, как умрёт он, переправят этот талисман, малую кость змеиную, через всё широкое море, дабы мог Бонапарт, великий воитель, и дальше всегда войны свои выигрывать.
        А тут как раз и случай удобный представился. Зашёл в порт русский корабль, а на борту у него — двое французов пленных. Пустили пленников на берег, никто их не охраняет — ну, талисман-то им потихоньку и передали.
        А как пришло французам время обратно на корабль подыматься, тут вот и случилось такое, что все, кто на берегу в это время были, только глаза вытаращили да рты разинули: идут пленники по трапу, в руке у одного талисман зажат — ну, кость эта змеиная, которую Наполеону-то им передать ведено, когда во Франции снова окажутся, — а моряки русские на землю один за другим падают, от боли корчатся. Так что когда вышел корабль в море, стоял за штурвалом его француз — из этих двух бывших пленных.
        Да, вот какая приключилась тогда история... О ней теперь не забыли. Иначе откуда бы в наших краях меж двумя большими реками, меж Томпсоном и Фрейзером, который к океану течёт, взяться речке Бонапарт и озеру Бонапарт? Это как тогда они — и речка, значит, и озеро, куда она впадает, — названия свои получили, так их посейчас и зовут.
        ЛЕГЕНДЫ НОВОЙ ФРАНЦИИ
        ОЛЕ-ЛУКОЙЕ
        Никто на свете не знает столько историй, сколько Оле-Лукойе. Вот мастер рассказывать-то!
        Вечером, когда дети смирно сидят за столом или на своих скамеечках, является Оле-Лукойе. В одних чулках он подымается тихонько по лестнице, потом осторожно приотворит дверь, неслышно шагнет в комнату и слегка прыснет детям в глаза сладким молоком. Веки у детей начинают слипаться, и они уже не могут разглядеть Оле, а он подкрадывается к ним сзади и начинает легонько дуть им в затылок. Подует - и головки у них сейчас отяжелеют. Это совсем не больно - у Оле-Лукойе нет ведь злого умысла; он хочет только, чтобы дети угомонились, а для этого их непременно надо уложить в постель! Ну вот он и уложит их, а потом уж начинает рассказывать истории.
        Когда дети заснут, Оле-Лукойе присаживается к ним на постель. Одет он чудесно: на нем шелковый кафтан, только нельзя сказать, какого цвета, - он отливает то голубым, то зеленым, то красным, смотря по тому, в какую сторону повернется Оле. Под мышками у него по зонтику: один с картинками - его он раскрывает над хорошими детьми, и тогда им всю ночь снятся волшебные сказки, другой совсем простой, гладкий, - его он раскрывает над нехорошими детьми: ну, они и спят всю ночь как убитые, и поутру оказывается, что они ровно ничего не видали во сне!
        Послушаем же о том, как Оле-Лукойе навещал каждый вечер одного мальчика, Яльмара, и рассказывал ему истории! Это будет целых семь историй: в неделе ведь семь дней.
        ПОНЕДЕЛЬНИК
        - Ну вот, - сказал Оле-Лукойе, уложив Яльмара в постель, - теперь украсим комнату!
        И в один миг все комнатные цветы превратились в большие деревья, которые тянули свои длинные ветви вдоль стен к самому потолку, а вся комната превратилась в чудеснейшую беседку. Ветви деревьев были усеяны цветами; каждый цветок по красоте и запаху был лучше розы, а вкусом (если бы только вы захотели его попробовать) слаще варенья; плоды же блестели, как золотые. Еще на деревьях были пышки, которые чуть не лопались от изюмной начинки. Просто чудо что такое!
        Вдруг в ящике стола, где лежали учебные принадлежности Яльмара, поднялись ужасные стоны.
        - Что там такое? - сказал Оле-Лукойе, пошел и выдвинул ящик.
        Оказывается, это рвала и метала аспидная доска: в решение написанной на ней задачи вкралась ошибка, и все вычисления готовы были рассыпаться; грифель скакал и прыгал на своей веревочке, точно собачка: он очень хотел помочь делу, да не мог. Громко стонала и тетрадь Яльмара, слушать ее было просто ужасно! На каждой странице стояли большие буквы, а с ними рядом маленькие, и так целым столбцом одна под другой - это была пропись; сбоку же шли другие, воображавшие, что держатся так же твердо. Их писал Яльмар, и они, казалось, спотыкались об линейки, на которых должны были стоять.
        - Вот как надо держаться! - говорила пропись. - Вот так, с легким наклоном вправо!
        - Ах, мы бы и рады, - отвечали буквы Яльмара, - да не можем! Мы такие плохонькие!
        - Так вас надо немного подтянуть! - сказал Оле-Лукойе.
        - Ой, нет! - закричали они и выпрямились так, что любо было глядеть.
        - Ну, теперь нам не до историй! - сказал Оле-Лукойе. - Будем-ка упражняться! Раз-два! Раз-два!
        И он довел все буквы Яльмара так, что они стояли уже ровно и бодро, как твоя пропись. Но утром, когда Оле-Лукойе ушел и Яльмар проснулся, они выглядели такими же жалкими, как прежде.
        ВТОРНИК
        Как только Яльмар улегся, Оле-Лукойе дотронулся своею волшебной брызгалкой до мебели, и все вещи сейчас же начали болтать, и болтали они о себе все, кроме плевательницы; эта молчала и сердилась про себя на их тщеславие: говорят только о себе да о себе и даже не подумают о той, что так скромно стоит в углу и позволяет в себя плевать!
        Над комодом висела большая картина в золоченой раме; на ней была изображена красивая местность: высокие старые деревья, трава, цветы и широкая река, убегавшая мимо дворцов за лес, в далекое море.
        Оле-Лукойе дотронулся волшебной брызгалкой до картины, и нарисованные на ней птицы запели, ветви деревьев зашевелились, а облака понеслись по небу; видно было даже, как скользила по земле их тень.
        Затем Оле приподнял Яльмара к раме, и мальчик стал ногами прямо в высокую траву. Солнышко светило на него сквозь ветви деревьев, он побежал к воде и уселся в лодочку, которая колыхалась у берега. Лодочка была выкрашена в красное с белым, паруса блестели, как серебряные, и шесть лебедей с золотыми коронами на шеях и сияющими голубыми звездами на головах повлекли лодочку вдоль зеленых лесов, где деревья рассказывали о разбойниках и ведьмах, а цветы - о прелестных маленьких эльфах и о том, что они слышали от бабочек.
        Чудеснейшие рыбы с серебристою и золотистою чешуей плыли за лодкой, ныряли и плескали в воде хвостами; красные и голубые, большие и маленькие птицы летели за Яльмаром двумя длинными вереницами; комары танцевали, а майские жуки гудели:
        “Жуу! Жуу!”; всем хотелось провожать Яльмара, и у каждого была для него наготове история.
        Да, вот это было плавание!
        Леса то густели и темнели, то становились похожими на прекрасные сады, озаренные солнцем и усеянные цветами. По берегам реки возвышались большие хрустальные и мраморные дворцы; на балконах их стояли принцессы, и всё это были знакомые Яльмару девочки, с которыми он часто играл.
        Каждая держала в правой руке славного обсахаренного пряничного поросенка - такого редко купишь у торговки. Яльмар, проплывая мимо, хватался за один конец пряника, принцесса крепко держалась за другой, и пряник разламывался пополам; каждый получал свою долю: Яльмар - побольше, принцесса - поменьше. У всех дворцов стояли на часах маленькие принцы; они отдавали Яльмару честь золотыми саблями и осыпали его изюмом и оловянными солдатиками, - вот что значит настоящие-то принцы!
        Яльмар плыл через леса, через какие-то огромные залы и города... Проплыл он и через город, где жила его старая няня, которая носила его на руках, когда он был еще малюткой, и очень любила своего питомца. И вот он увидел ее: она кланялась, посылала ему рукою воздушные поцелуи и пела хорошенькую песенку, которую сама сложила и - прислала Яльмару:
        - Мой Яльмар, тебя вспоминаю
        Почти каждый день, каждый час!
        Сказать не могу, как желаю
        Тебя увидать вновь хоть раз!
        Тебя ведь я в люльке качала,
        Учила ходить, говорить
        И в щечки и в лоб целовала.
        Так как мне тебя не любить!
        И птички подпевали ей, цветы приплясывали, а старые ивы кивали, как будто Оле-Лукойе и им рассказывал историю.
        СРЕДА
        Ну и дождь лил! Яльмар слышал этот страшный шум даже во сне; когда же Оле-Лукойе открыл окно, оказалось, что вода стоит вровень с подоконником. Целое озеро! Зато к самому дому причалил великолепнейший корабль.
        - Хочешь прогуляться, Яльмар? - спросил Оле. - Побываешь ночью в чужих землях, а к утру - опять дома!
        И вот Яльмар, разодетый по-праздничному, очутился на корабле. Погода сейчас же прояснилась; они проплыли по улицам, мимо церкви, и оказались среди сплошного огромного озера. Наконец они уплыли так далеко, что земля совсем скрылась из глаз. По поднебесью неслась стая аистов; они тоже собрались в чужие теплые края и летели длинною вереницей, один за другим. Они были в пути уже много-много дней, и один из них так устал, что крылья отказывались ему служить. Он летел позади всех, потом отстал и начал опускаться на своих распущенных крыльях все ниже и ниже, вот взмахнул ими раз, другой, но напрасно... Скоро он задел за мачту корабля. скользнул по снастям и - бах! - упал прямо на палубу.
        Юнга подхватил его и посадил в птичник к курам, уткам и индейкам. Бедняга аист стоял и уныло озирался кругом.
        - Ишь какой! - сказали куры.
        А индейский петух надулся и спросил у аиста, кто он таков; утки же пятились, подталкивая друг друга крыльями, и крякали: “Дур-рак! Дур-рак!”
        Аист рассказал им про жаркую Африку, про пирамиды и страусов, которые носятся по пустыне с быстротой диких лошадей, но утки ничего не поняли и опять стали подталкивать одна другую:
        - Ну не дурак ли?
        - Конечно, дурак! - сказал индейский петух и сердито забормотал.
        Аист замолчал и стал думать о своей Африке.
        - Какие у вас чудесные тонкие ноги! - сказал индейский петух. - Почем аршин?
        - Кряк! Кряк! Кряк! - закрякали смешливые утки, но аист как будто и не слыхал.
        - Могли бы и вы посмеяться с нами! - сказал аисту индейский петух. - Очень забавно было сказано! Да куда там, для него это слишком низменно! И вообще нельзя сказать, чтобы он отличался понятливостью. Что ж, будем забавлять себя сами!
        И куры кудахтали, утки крякали, и это их ужасно забавляло.
        Но Яльмар подошел к птичнику, открыл дверцу, поманил аиста, и тот выпрыгнул к нему на палубу - он уже успел отдохнуть. Аист как будто поклонился Яльмару в знак благодарности, взмахнул широкими крыльями и полетел в теплые края. Куры закудахтали, утки закрякали, а индейский петух так надулся, что гребешок у него весь налился кровью.
        - Завтра из вас сварят суп! - сказал Яльмар и проснулся опять в своей маленькой кроватке.
        Славное путешествие проделали они ночью с Оле-Лукойе!
        ЧЕТВЕРГ
        - Знаешь что? - сказал Оле-Лукойе. - Только не пугайся! Я сейчас покажу тебе мышку! - И правда, в руке у него была хорошенькая мышка. - Она явилась пригласить тебя на свадьбу! Две мышки собираются сегодня ночью вступить в брак. Живут они под полом в кладовой твоей матери. Чудесное помещение, говорят!
        - А как же я пролезу сквозь маленькую дырочку в полу? - спросил Яльмар.
        - Уж положись на меня! - сказал Оле-Лукойе. Он дотронулся до мальчика своею волшебной брызгалкой, и Яльмар вдруг стал уменьшаться, уменьшаться и наконец сделался величиною с палец.
        - Теперь можно одолжить мундир у оловянного солдатика. По-моему, такой наряд тебе вполне подойдет: мундир ведь так красит, а ты идешь в гости!
        - Хорошо! - согласился Яльмар, переоделся и стал похож на образцового оловянного солдатика.
        - Не угодно ли вам сесть в наперсток вашей матушки? - сказала Яльмару мышка. - Я буду иметь честь отвезти вас.
        - Ах, какое беспокойство для фрекен! - сказал Яльмар, и они поехали на мышиную свадьбу.
        Проскользнув в дыру, прогрызенную мышами в полу, они попали сначала в длинный узкий коридор, здесь как раз только и можно было проехать в наперстке. Коридор был ярко освещен гнилушками.
        - Правда ведь, чудный запах? - спросила мышка-возница. - Весь коридор смазан салом! Что может быть лучше?
        Наконец добрались и до зала, где праздновалась свадьба. Направо, перешептываясь и пересмеиваясь, стояли мышки-дамы, налево, покручивая лапками усы, - мышки-кавалеры, а посередине, на выеденной корке сыра, возвышались сами жених с невестой и целовались на глазах у всех. Что ж, они ведь были обручены и готовились вступить в брак.
        А гости все прибывали да прибывали; мыши чуть не давили друг друга насмерть, и вот счастливую парочку оттеснили к самым дверям, так что никому больше нельзя было ни войти, ни выйти. Зал, как и коридор, был весь смазан салом, другого угощения и не было; а на десерт гостей обносили горошиной, на которой одна родственница новобрачных выгрызла их имена, то есть, конечно, всего-навсего первые буквы. Диво, да и только!
        Все мыши объявили, что свадьба была великолепна и что они очень приятно провели время.
        Яльмар поехал домой. Довелось ему побывать в знатном обществе, хоть и пришлось порядком съежиться и облечься в мундир оловянного солдатика.
        ПЯТНИЦА
        Просто не верится, сколько есть пожилых людей, которым страх как хочется залучить меня к себе! - сказал Оле-Лукойе. - Особенно желают этого те, кто сделал что-нибудь дурное. “Добренький, миленький Оле, - говорят они мне, - мы просто не можем сомкнуть глаз, лежим без сна всю ночь напролет и видим вокруг себя все свои дурные дела. Они, точно гадкие маленькие тролли, сидят по краям постели и брызжут на нас кипятком. Хоть бы ты пришел и прогнал их. Мы бы с удовольствием заплатили тебе, Оле! - добавляют они с глубоким вздохом. - Спокойной же ночи, Оле! Деньги на окне!” Да что мне деньги! Я ни к кому не прихожу за деньги!
        - А что мы будем делать сегодня ночью? - спросил Яльмар.
        - Не хочешь ли опять побывать на свадьбе? Только не на такой, как вчера. Большая кукла твоей сестры, та, что одета мальчиком и зовется Германом, хочет повенчаться с куклой Бертой; а еще сегодня день рождения куклы, и потому готовится много подарков!
        - Знаю, знаю! - сказал Яльмар. - Как только куклам понадобится новое платье, сестра сейчас празднует их рождение или свадьбу. Это уж: было сто раз!
        - Да, а сегодня ночью будет сто первый, и, значит, последний! Оттого и готовится нечто необыкновенное. Взгляни-ка!
        Яльмар взглянул на стол. Там стоял домик из картона: окна были освещены, и все оловянные солдатики держали ружья на караул. Жених с невестой задумчиво сидели на полу, прислонившись к ножке стола: да, им было о чем задуматься! Оле-Лукойе, нарядившись в бабушкину черную юбку, обвенчал их.
        Затем молодые получили подарки, но от угощения отказались: они были сыты своей любовью.
        - Что ж, поедем теперь на дачу или отправимся за границу? - спросил молодой.
        На совет пригласили опытную путешественницу ласточку и старую курицу, которая уже пять раз была наседкой. Ласточка рассказала о теплых краях, где зреют сочные, тяжелые кисти винограда, где воздух так мягок, а горы расцвечены такими красками, о каких здесь и понятия не имеют.
        - Зато там нет нашей кудрявой капусты! - сказала курица. - Раз я со всеми своими цыплятами провела лето в деревне; там была целая куча песку, в котором мы могли рыться и копаться сколько угодно! А еще нам был открыт вход в огород с капустой! Ах, какая она была зеленая! Не знаю. что может быть красивее!
        - Да ведь кочаны похожи как две капли воды! - сказала ласточка. - К тому же здесь так часто бывает дурная погода.
        - Ну, к этому можно привыкнуть! - сказала курица.
        - А какой тут холод! Того и гляди, замерзнешь! Ужасно холодно!
        - То-то и хорошо для капусты! - сказала курица. - Да, в конце-то концов, и у нас бывает тепло! Ведь четыре года тому назад лето стояло у нас целых пять недель! Да какая жарища-то была! Все задыхались! Кстати сказать, у нас нет ядовитых тварей, как у вас там! Нет и разбойников! Надо быть отщепенцем, чтобы не находить нашу страну самой лучшей в мире! Такой недостоин и жить в ней! - Тут курица заплакала. - Я ведь тоже путешествовала, как же! Целых двенадцать миль проехала в бочонке! И никакого удовольствия нет в путешествии!
        - Да, курица - особа вполне достойная! - сказала кукла Берта. - Мне тоже вовсе не нравится ездить по горам - то вверх, то вниз! Нет, мы переедем на дачу в деревню, где есть песочная куча, и будем гулять в огороде с капустой.
        На том и порешили.
        СУББОТА
        - А сегодня будешь рассказывать? - спросил Яльмар, как только Оле-Лукойе уложил его в постель.
        - Сегодня некогда! - ответил Оле и раскрыл над мальчиком свой красивый зонтик. - Погляди-ка вот на этих китайцев!
        Зонтик был похож на большую китайскую чашу, расписанную голубыми деревьями и узенькими мостиками, на которых стояли маленькие китайцы и кивали головами.
        - Сегодня надо будет принарядить к завтрашнему дню весь мир! - продолжал Оле. - Завтра ведь праздник, воскресенье! Мне надо пойти на колокольню - посмотреть, вычистили ли церковные карлики все колокола, не то они плохо будут звонить завтра; потом надо в поле - посмотреть, смел ли ветер пыль с травы и листьев. Самая же трудная работа еще впереди: надо снять с неба и перечистить все звезды. Я собираю их в свой передник, но приходится ведь нумеровать каждую звезду и каждую дырочку, где она сидела, чтобы потом каждую поставить на свое место, иначе они не будут держаться и посыплются с неба одна за другой!
        - Послушайте-ка вы, господин Оле-Лукойе! - сказал вдруг висевший на стене старый портрет. - Я прадедушка Яльмара и очень вам признателен за то, что вы рассказываете мальчику сказки; но вы не должны извращать его понятий. Звезды нельзя снимать с неба и чистить. Звезды - такие же небесные тела, как наша Земля, тем-то они и хороши!
        - Спасибо тебе, прадедушка! - отвечал Оле-Лукойе. - Спасибо! Ты - глава фамилии, родоначальник, но я все-таки постарше тебя! Я старый язычник; римляне и греки звали меня богом сновидений! Я имел и имею вход в знатнейшие дома и знаю, как обходиться и с большими и с малыми. Можешь теперь рассказывать сам!
        И Оле-Лукойе ушел, взяв под мышку свой зонтик.
        - Ну, уж нельзя и высказать своего мнения! - сказал старый портрет. Тут Яльмар проснулся.
        ВОСКРЕСЕНЬЕ
        - Добрый вечер! - сказал Оле-Лукойе. Яльмар кивнул ему, вскочил и повернул прадедушкин портрет лицом к стене, чтобы он опять не вмешался в разговор.
        - А теперь ты расскажи мне историю про пять зеленых горошин, родившихся в одном стручке, про петушиную ногу, которая ухаживала за куриной ногой, и про штопальную иглу, что воображала себя швейной иголкой.
        - Ну нет, хорошенького понемножку! - сказал Оле-Лукойе. - Я лучше покажу тебе кое-что. Я покажу тебе своего брата, его тоже зовут Оле-Лукойе. Но он знает только две сказки: одна бесподобно хороша, а другая так ужасна, что... да нет, невозможно даже и сказать как!
        Тут Оле-Лукойе приподнял Яльмара, поднес его к окну и сказал:
        - Сейчас ты увидишь моего брата, другого Оле-Лукойе. Кафтан на нем весь расшит серебром, что твой гусарский мундир; за плечами развевается черный бархатный плащ! Гляди, как он скачет!
        И Яльмар увидел, как мчался во весь опор другой Оле-Лукойе и сажал к себе на лошадь и старых и малых. Одних он сажал перед собою, других позади; но сначала каждого спрашивал:
        - Какие у тебя отметки за поведение?
        - Хорошие! - отвечали все.
        - Покажи-ка! - говорил он.
        Приходилось показывать; и вот тех, у кого были отличные или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им чудесную сказку, а тех, у кого были посредственные или плохие, - позади себя, и эти должны были слушать страшную сказку. Они тряслись от страха, плакали и хотели спрыгнуть с лошади, да не могли - они сразу крепко прирастали к седлу.
        - А я ничуть не боюсь его! - сказал Яльмар.
        - Да и нечего бояться! - сказал Оле. - Смотри только, чтобы у тебя всегда были хорошие отметки!
        - Вот это поучительно! - пробормотал прадедушкин портрет. - Все-таки, значит, не мешает иногда высказать свое мнение.
        Он был очень доволен.
        Вот и вся история об Оле-Лукойе! А вечером пусть он сам расскажет тебе еще что-нибудь.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ОЛЬХОВАЯ ЧУРКА
        Давным-давно жили старик со старухой. Некому было их старость покоить - не было у них ни сына, ни дочери. Пошел как-то старик в лес дрова рубить. А старуха и говорит:
        - Вытесал бы ты, старик, из ольховой чурки мне куклу. Я бы ее вместо ребенка в колыбели качала, коли своих детей качать мне не привелось.
        Пошел старик в лес и целый день тесал из ольховой чурки куклу. Принес старик куклу домой, сделал колыбельку. Старуха спеленала деревяшку, как ребенка, уложила в колыбель, стала качать и песни колыбельные ей петь.
        Три года качала старуха ольховую чурку. Однажды утром стала она хлебы печь. Слышит - колыбель сама закачалась - застучала по половицам. Оглянулась: в колыбели сидит трехлетний мальчик и раскачивается. Спрыгнул он на пол и говорит:
        - Испеки мне, мать, хлебец, я есть хочу!
        Старуха так обрадовалась, что не знает, куда сына и посадить, чем его накормить. Спрашивает сын: - А. где же отец? - Отец поле пашет. - Я пойду ему помогать, - говорит мальчик. Пришел на край поля, кричит:
        - Здравствуй, отец, я пришел тебе помогать!
        Старик остановил лошадь, посмотрел и говорит:
        - Кто меня отцом кличет? У нас же нет сына.
        - А я Ольховая Чурка, которую мать три года качала. Теперь я ваш сын. Скажи, что мне делать.
        Смотрит старик: перед ним стоит молодец, что ни в песне спеть, ни в сказке сказать!
        - Ну, коли ты мне сын, помогай. Надо сделать изгородь, чтобы медведи овес не травили.
        Пошел старик обедать, а Ольховая Чурка остался поле городить. Такую изгородь из толстых деревьев сделал, что зайцу под нее не пролезть, птице через нее не перелететь. А проход на поле не догадался оставить. Вернулся старик, увидел это, только головой покачал. А вечером старухе сказал:
        - Силы у парня много, а что толку: такую изгородь сделал, что теперь и на поле не попадешь.
        За всякую работу с охотой принимался Ольховая Чурка, но в полсилы работать не умел. Вот и выходило, что не столько пользы от его помощи, сколько хлопот.
        Ольховая Чурка и сам понял это. Однажды утром и говорит он старухе:
        - Испеки, мать, мне подорожников. Пойду по белу свету бродить, может, где моя сила и пригодится.
        Всплакнула старушка, а Ольховая Чурка взял с ее плеч красный платок, привязал к жерди под потолком и сказал:
        - Когда с этого платка кровь закапает, тогда и ищите меня.
        И пошел. Шел близко ли, далеко ли, видит: сидит на утесе, на берегу озера, человек и удит. Удилище - толстенная сосна, леска - якорная цепь, а заместо крючка - якорь.
        - Вот это силач так силач! - сказал Ольховая Чурка.
        - Что ты, добрый человек! Разве я силач? Говорят, есть на свете Ольховая Чурка - так тот всем силачам силач! - говорит Удильщик.
        Смолчал Ольховая Чурка, не сказал, кто он.
        - Пойдем вместе белый свет смотреть, - говорит он Удильщику.
        Пошли вдвоем. Шли близко ли, далеко ли, слышат грохот. Смотрят: стоит человек, высоко над головой скалу поднял. Как бросит скалу на скалу, так обе и разлетаются на куски.
        - Эй, добрый человек, что ты делаешь? - кричат ему Ольховая Чурка и Удильщик.
        - А я не знаю, куда силу девать - просто так тешусь.
        - Вот это силач так силач! - говорит Ольховая Чурка.
        - Что ты, разве я силач? Вот говорят есть на свете Ольховая Чурка - тот всем силачам силач! - отвечает Скалолом.
        Опять ничего не сказал Ольховая Чурка о себе.
        - Пошли вместе белый свет смотреть, - говорят Скалолому Ольховая Чурка и Удильщик.
        Идут втроем. Шли близко ли, далеко ли, стало вдруг смеркаться. И чем дальше идут, тем темнее становится. Удивились путники - ведь только что было утро, почему же среди бела дня ночь наступила? Идут они, идут - совсем темно стало, как в осеннюю ночь. Видят впереди что-то ровное, словно море, а на берегу не то город, не то крепость - в темноте-то не разобрать.
        У самой крепостной стены стоит бедная избушка, в которой жила старая вдова. Зашли в нее путники и спрашивают:
        - Что это за земля, где среди бела дня ночь наступает?
        - Ох, сыночки! Уже три года не видим мы ни солнца, ни месяца, ни зари. Один злой человек проклял солнышко, потому что жгло его сильно, вот девятиглавый змей и похитил солнце. Другой злодей месяц проклял, потому что мешал он ему воровать и темные дела творить. И шестиглавый змей похитил месяц. А третий дурной человек зарю утреннюю проклял: лентяй был, так заря, видишь ли, ему спать мешала по утрам. Трехглавый змей и унес зарю.
        - А нельзя ли этому горю помочь? - спросил Ольховая Чурка.
        - Ох, сынок, - говорит старая вдова, - три года ищут силачей, которые могли бы этих змеев одолеть, да нигде не могут найти. Есть у нашего царя такой волшебный напиток: слабые его и пить не могут - обжигает, как огонь. Вот если бы кто смог три чаши этого напитка выпить, тот освободил бы зарю, кто бы выпил шесть чаш - освободил бы месяц, а кто бы девять чаш осушил - тот и солнце бы освободил... Только нет таких силачей у нас.
        - А не попробовать ли нам? - говорит Ольховая Чурка. Пошли они к царю.
        А было у царя свое горе великое. Трехглавый змей, который зарю утреннюю на дно морское унес, потребовал старшую дочь царя на съедение.
        Принесли тот волшебный напиток огненный, налили первую чашу. Удильщик взял и выпил ее до дна - не поморщился. Налили другую чашу - выпил, и третью выпил. Скалолом шесть чаш выпил, а Ольховая Чурка - все девять до дна осушил, как будто это была вода. Разнеслась весть по округе: нашлись богатыри, которые могут зарю, месяц и солнце освободить!
        Попросили Удильщик, Скалолом и Ольховая Чурка им мечи сковать: первому трехпудовый, второму шестипудовый, а Ольховой Чурке девятипудовый меч. Взяли они мечи и пошли к той старой вдове, попросили у нее ночлега.
        Наступил вечер, когда трехглавый змей должен выйти из моря за старшей дочерью царя. Привели слуги девушку на берег и на камень усадили. Приходит Удильщик и говорит ей:
        - Смотри зорко на море и жди, а я тем временем посплю. Когда змей будет из моря выходить, разбуди меня.
        Положил он голову царевне на колени и крепко заснул. Прошло сколько-то времени, всколыхнулось море раз, другой, третий. Царевна начала Удильщика трясти, а он не просыпается. Вот уже голова змея показалась над водой. Тут у царевны от страха сил прибавилось, встряхнула она Удильщика что было силы! Он вскочил, схватил свой трехпудовый меч и пошел на змея. Увидел змей молодца и говорит:
        - Ху-ху, человечьим духом пахнет. Хотел одну съесть, а пришли двое.
        - Раньше времени не радуйся! Сперва поборемся, - говорит Удильщик.
        - Коли ты такой сильный, то выдохни, чтоб здесь железное поле было, где нам биться, - говорит змей.
        - Зачем тебе, толстобрюхому, железное поле? Я и на песке тебе головы отрублю.
        И стали они биться. Бились они, бились, снес Удильщик змею голову, другую, а третью никак отрубить не может. Крикнул молодец:
        - Смотри, дом твой горит!
        Оглянулся змей, тут Удильщик и третью голову отрубил. Царская дочь подарила ему свое именное кольцо и стала звать с собой в царский дворец, но молодец велел ей одной идти домой, а сам пошел к той старушке-вдове, где его ждали товарищи.
        А утром рано люди проснулись: на небе утренняя заря сияет.
        Но скоро опять потемнело. Пошел Ольховая Чурка с товарищами по городищу гулять, а народ уже не радуется, снова плачет! Узнали они, что шестиглавый змей, который месяц на дно морское унес, требует среднюю дочь царя.
        Настал вечер. Теперь пришел черед Скалолому идти со змеем биться. Приходит он на берег моря, а средняя дочь царя уже там сидит на камне, слезами заливается. Подходит к ней Скалолом и говорит:
        - Не горюй, девушка, авось все обойдется. Я тут немного посплю, а ты не спускай глаз с моря, жди, когда змей иудет подниматься. Тогда меня разбуди. Если не проснусь, то уколи меня булавкой.
        Положил Скалолом голову царевне на колени и заснул крепким сном. А царевна глаз не спускает с моря. Вот всколыхнулось море раз, другой, третий. Стала царская дочь тормошить Скалолома, а тот никак не просыпается. Вот уже море в четвертый раз всколыхнулось и в пятый, а царевна все не может разбудить своего спасителя. Вспомнила наконец о булавке, уколола руку Скалолома. Тот мигом вскочил на ноги и схватил свой шестипудовый меч.
        Всколыхнулось море в шестой раз, и вышел из воды шестиглавый змей. Увидел змей Скалолома и говорит:
        - Ху-ху! Человечьим духом пахнет. Хотел одну съесть, а пришли двое! То-то ужин добрый будет.
        - Раньше времени-то не хвались! Давай сперва силами померяемся, - говорит Скалолом.
        - Ну, коли ты такой сильный, так выдохни, чтобы здесь медное поле стало, где нам биться, - говорит змей.
        - Зачем тебе, толстобрюхому, медное поле? Я и на песке тебе головы поотрубаю.
        И пошел Скалолом на змея. Бились, бились они, отрубил молодец змею голову, вторую и третью, но змей не поддается. Уже четвертая, пятая голова скатилась на песок, а у змея будто и силы не убавилось. Никак не может Скалолом шестую, последнюю голову одолеть. Пошел на хитрость:
        - Смотри-ка, змей, дети твои на тебя дивуются, что ты безголовый стал! - кричит Скалолом.
        Змей оглянулся - и шестая голова на песок скатилась. И тут из моря выплыла луна, которую змей на дно морское упрятал. А царевна на радостях подарила своему спасителю именное кольцо и стала звать его с собой в царский дворец, но Скалолом пошел к старой вдове, где его дожидались Удильщик да Ольховая Чурка.
        Пошли утром три товарища по городищу гулять и видят: народ ликует, как в великий праздник.
        Но не успели люди вдоволь нарадоваться, как разнеслась молва: сам девятиглавый змей требует на съедение младшую дочь царя.
        Настал вечер, привели царские слуги младшую царевну на берег моря, на белый камень усадили. Сидит она на камне и горько плачет.
        Вдруг, откуда ни возьмись, очутился перед ней молодец с девятипудовым мечом (это был Ольховая Чурка) и говорит царевне:
        - Раньше времени девушка, не горюй! Я немного посплю, а ты не спускай с моря глаз и жди: как начнет змей выходить, меня разбуди. Если не добудишься, то вынь мой нож из ножен и ткни меня в руку - тут уж я вскочу.
        Положил голову на колени девушке и заснул. Мало ли, много ли времени прошло, всколыхнулось море раз, другой, третий... Царевна давай молодца будить, тормошить, а Ольховая Чурка все спит. Всколыхнулось море в четвертый, пятый раз, волны до неба взметнулись, а она все не может его разбудить. Вот уже в восьмой раз вздыбилось море, огненные полосы пробежали по гребням волн. Тут царевна вспомнила о ноже, схватила за рукоятку, вынула из ножен и ткнула острием Ольховую Чурку в руку. Когда море в девятый раз вздыбилось, он уже был на ногах. Вышел из воды девятиглавый змей, увидел Ольховую Чурку и говорит:
        - Ху-ху! Сам Ольховая Чурка ко мне на ужин пришел! Это как раз по мне! Слыхал я про Ольховую Чурку, но не надеялся, что он сам ко мне в пасть полезет.
        - Хвастливые речи только слабосильным говорить, - отвечает Ольховая Чурка. - Лучше без лишних слов к делу приступить!
        - Ну, коли таким сильным себя мнишь, так выдуй серебряное поле, где нам биться! - говорит змей.
        - Для чего тебе серебряное тюле? Твоим головам и на песке мягко будет лежать, - говорит молодец.
        И пошел Ольховая Чурка прямо на змея со своим девятипудовым мечом. Не успел змей опомниться, как полетели у него три головы с плеч. Уже четвертая, и пятая, и шестая головы на песок скатились, а змей все не поддается. Бились они долго, вот уже седьмую голову Ольховая Чурка отрубил, а последние две никак не может одолеть. Но вот и восьмая голова покатилась. Тут уж и Ольховая Чурка стал уставать. И не отрубить бы ему последней головы, если бы не придумал хитрость.
        - Смотри, змей, солнышко из моря выходит! - крикнул Ольховая Чурка.
        И правда, над морем уже заря занялась. Змей оглянулся. Тут Ольховая Чурка и девятую голову змею отрубил.
        Младшая царевна выбежала из-за камня, взяла Ольховую Чурку за руку и стала звать во дворец: хотелось ей отцу показать своего спасителя. Но он велел ей одной идти во дворец, а подарок ее - именное кольцо - спрятал в карман.
        Ольховая Чурка пошел к избушке старой вдовы и лег спать. Совсем немного удалось ему поспать, разбудили его радостные крики с улицы.
        - Почему там кричат, чему радуются? - спрашивает Ольховая Чурка.
        - Э, родимый, - отвечает старушка-вдова, - ты все спишь, и про то не ведаешь, что солнышко ясное встало. Три года мы солнца не видали - как же тут не радоваться! Один только Ольховая Чурка на свете мог убить девятиглавого змея и освободить солнце. Хоть бы одним глазом на него взглянуть!
        Удильщик и Скалолом поглядывают на своего товарища: может он и есть Ольховая Чурка?
        Вышли все трое из избушки, пошли по городищу гулять. Говорят люди трем товарищам:
        - По всему царству ищут трех силачей, которые освободили утреннюю зарю, месяц и солнышко ясное да еще избавили царство от страшных змеев. Царь обещал каждому из этих молодцев в жены ту царевну, которую тот спас. А еще обещал царь поделить между ними полцарства и половину сокровищ.
        Три дня прошло, а те молодцы никак не объявляются. На четвертый день приходят царские слуги в избушку старой вдовы и говорят:
        - У тебя какие-то три чужестранца живут. Вели им по приказу царя явиться во дворец.
        - Ну что ж, раз ведено, так надо идти, - говорит Ольховая Чурка. - Только надо нам нарядиться как следует. Нет ли у тебя, хозяйка, какой-нибудь рваной одежки, что от мужа покойного осталась?
        Принесла вдова из подклети рваную одежду, молодцы натянули ее на себя и стали похожи на нищих бродяг. Так и пошли в царский дворец. Не пускают их слуги - не место нищим в царских палатах. Тогда Ольховая Чурка и говорит:
        - Позовите сюда младшую дочь царя.
        Пришла царевна, Ольховая Чурка вынул из кармана ее именное кольцо и говорит:
        - Признаешь ли свое кольцо, царевна?
        Тут царевна вскрикнула от радости и бросилась Ольховой Чурке на шею. Слуги диву даются! А царевна отстранила слуг и сказала:
        - Они победили змеев!
        Пришли они в ту палату, где был царь с царицей и со своими дочерьми. Разгневался было царь - зачем впустили бродяг - но младшая дочь подошла к царю и все рассказала. Тут и Удильщик и Скалолом показали свои кольца, и старшие дочери царя признали в них своих спасителей.
        Что лее оставалось делать - хоть и не по вкусу пришлись царю женихи, а свадьбу надо справить: не к лицу царю изменять своему слову.
        Но тут заговорил Ольховая Чурка:
        - Не надо нам ни царства, ни дочерей твоих, царь. Об одном только просим: дай нам царь, добрых коней и немного припасов, чтобы доехать до родной стороны.
        Обрадовался царь и щедро наградил молодцев. Только младшая дочь царя опечалилась: по душе ей пришелся Ольховая Чурка.
        И отправились три товарища в обратный путь.
        Едут они, едут, вдруг видят - стоит в лесу, недалеко от дороги, избушка. Избушка как избушка, но какие-то странные голоса оттуда слышны. Слез Ольховая Чурка с коня и обернулся горностаям. Вскарабкался на поленницу дров, под самое гнездо избушки. Слышит голос:
        - Вот едут убийцы моих сыновей! Думают скоро дома быть. Да не уйти им от меня!
        Ольховая Чурка тут догадался, что это мать тех змеев, Сюоятар.
        - А что ты им сделаешь? - спрашивает другой голос.
        - А напущу на них такой голод, что они совсем сил лишатся. А возле дороги накрою столы со всякой едой. Но как только они присядут к тем столам, тотчас умрут. Откуда им знать, что стоит лишь ударить трижды мечами по столам, как исчезнут эти столы, а вместе с ними и голод.
        - А если они догадаются? - спрашивает кто-то.
        - Если на этот раз они спасутся, - говорит Сюоятар, - то я напущу на них такую жажду, что они от слабости с коней валиться будут. А возле дороги я наколдую озеро, и берестяные черпачки тут будут - только пей! Станут молодцы пить - тут им и смерть. А догадайся они мечами три раза по воде ударить, пропало бы озеро, и жажду их как рукой бы сняло. Ну а если они и на этот раз спасутся, то есть у меня про запас третья хитрость: напущу на них такой сон, что они с коней попадают. А у самого края дороги три кровати поставлю. Как улягутся на них молодцы, тут и сгорят. На этот раз и меч им не поможет. Хитрее всех Ольховая Чурка, но если он эту тайну вслух выскажет, то навеки с белым светом распрощается.
        Выслушал это Ольховая Чурка, побежал от избушки горностаем, потом обернулся снова человеком. Идет к своим товарищам, задумался крепко, опечалился. А Скалолом и Удильщик начали его расспрашивать, о чем в избушке говорили и что за люди там живут.
        - А, пустое дело, - говорит Ольховая Чурка. - Там какието женщины от нечего делать болтали всякое.
        Поехали они дальше. Проехали немного, и напал на них такой голод - хоть ложись и умирай. И тут же, откуда ни возьмись, появились у дороги столы со всякой едой. Не успели Скалолом и Удильщик руки протянуть, чтобы взять по куску, как Ольховая Чурка ударил своим мечом три раза по столам, и они пропали. Рассердились товарищи:
        - Не дал нам поесть! А еда такая хорошая была.
        Ничего не сказал Ольховая Чурка, но все вдруг заметили, что есть им уже вовсе не хочется.
        Едут дальше. Проехали сколько-то, и напала на них такая жажда, что прямо умирают они от слабости. А у самой дороги вдруг озеро появилось, и берестяные черпачки на берегу положены. Не успели товарищи Ольховой Чурки с коней слезть, чтобы напиться, как тот ударил по воде три раза мечом, и озера как не бывало. А у путников жажда прошла.
        Едут дальше. Напал на них такой сон, что вот-вот с коней свалятся. И показались у края дороги три кровати с перинами и подушками пуховыми - только спи, отсыпайся. Соскочили Скалолом и Удильщик с коней, хотели было броситься на кровати. Тут Ольховая Чурка, не помня себя, закричал:
        - Постойте! Если вы ляжете на эти кровати, то погибнете!
        Рассердились товарищи на Ольховую Чурку, разгневались не на шутку:
        - Что ты нам ни есть, ни пить, ни спать не даешь? - говорят они. - Ты как хочешь, а мы ляжем - нет сил больше ехать.
        Видит Ольховая Чурка, что не послушаются они, а как сделать, чтобы заколдованные кровати исчезли, не знает.
        - Погодите, послушайте, что я вам скажу, - говорит Ольховая Чурка. - Эти кровати Сюоятар наколдовала. Если вы ляжете на них, то сгорите. Вы бы давно пропали, если бы не я. Про это колдовство я от самой Сюоятар слышал, когда ходил к той избушке...
        Только успел сказать эти слова, как превратился в ольховый чурбан, который старик некогда вытесал. Погоревали тут Удильщик и Скалолом, погоревали, но что делать? Не оставаться же им тут на веки вечные. Поехали они дальше, своей дорогой. А сон с них так и слетел.
        В это самое время в доме старика и старухи с того красного платка, который Ольховая Чурка перед уходом к воронцу привязал, кровь закапала. Испугалась старуха, запричитала:
        - Беда случилась с моим ненаглядным сыночком, которого я три года в колыбели качала!
        Собралась старуха сына искать, из беды выручать. Старик уговаривает:
        - Куда ты, старая, пойдешь? И где ты его найдешь? Может, ему уже глаза вороны выклевали, кости звери лесные растаскали? Только сама пропадешь.
        Но не послушалась старая, собрала в кошель еды, кошель на плечи, посох в руки - и вышла на дорогу, еще до солнышка. Спрашивает старушка у зари утренней:
        - Золотая зоренька, скажи, не видела ли моего сына, Ольховую Чурку?
        - Нет, - говорит заря, - не видела. Спроси у моего братца месяца, он высоко в небо поднимается и всюду заглядывает, может, он видел.
        Идет старушка день до самой ночи. Взошла полная луна. Старушка спрашивает:
        - Месяц ясный, скажи, не видал ли сына моего, Ольховую Чурку?
        - Нет, - говорит месяц, - не видал. Я плохо в темных чащах вижу, а ты лучше спроси у старшего брата солнышка, оно во все уголки заглядывает, ничего от его глаз не скроется.
        Идет старушка всю ночь, утро, до самого полудня, когда солнце высоко поднялось. Спрашивает у солнца:
        - Солнышко светлое, скажи, не видало ли ты сына моего, Ольховую Чурку?
        - Знаю я, где Ольховая Чурка. Он меня от змея девятиглавого освободил, а я вот его беде помочь не могу.
        И рассказало солнышко, где и как найти Ольховую Чурку. Приходит старушка на ту лесную опушку, где Ольховая Чурка остался лежать, увидела деревянную куклу, узнала сразу - как не узнать, коли три года ее качала - припала к ней и запричитала:
        - Сынок мой единственный, ненаглядный, что с тобой приключилось? На кого ты меня, старую, покинул?
        Плачет старушка над Ольховой Чуркой. Упала слеза горячая на деревянную куклу - ожил Ольховая Чурка, вскочил на ноги - молодец молодцом, как и раньше был!
        - Долго же я спал! - говорит Ольховая Чурка.
        - Век бы спал, сыночек, если бы не я, - отвечает мать.
        Вернулись мать с сыном домой. Старик им сильно обрадовался. Стали они жить, не тужить. Может, и нынче еще Ольховая Чурка со стариком и старушкой живет, а может, опять пошел дело себе по плечу искать. Как знать?
        КАРЕЛЬСКАЯ СКАЗКА
        ОНГОРО, НЭНГОРО И НОРО
        Жили в старину старик и старуха. Они держали лавочку и занимались приготовлением и продажей тофу (Тофу- творог, приготовленные из соевых бобов.).
        Детей у них не было; одиночество стариков скрашивали пес Онгоро и кот Нэнгоро. Хозяева любили их, как своих детей.
        Однажды старик пошел на поле, где росли бобы, и увидел там еле живого ужа. Вид у ужа был такой жалкий, что старик подобрал его и отнес домой. Он дал ему кличку Норо.
        - Ну вот, наша семья и увеличилась,- сказал старик.- А вы, Онгоро и Нэнгоро, смотрите дружите с Норо!
        Хозяева заботливо ухаживали за своими питомцами, вдоволь кормили их. Норо быстро вырос и стал на диво большим ужом. Он отличался мирным нравом и никому не причинял зла, но соседи пугались огромной змеи и перестали ходить в лавочку. Дела у старика со старухой пошли из рук вон плохо. Посоветовавшись, они порешили, как ни жаль было, отнести Норо на прежнее место.
        На следующий день старик взял ужа и отправился на бобовое поле.
        - Норо, Норо, очень печально, что так получается, но ничего не поделаешь. Ползи куда хочешь и не поминай нас лихом!
        Старик разговаривал с Норо, как с человеком. А уж посмотрел на него, юркнул в яму и вытащил оттуда небольшую шкатулку.
        - Дедушка, дедушка, в благодарность за хлопоты, которые я вам доставил, примите от меня эту шкатулочку. Она даст вам все, что пожелаете,-сказал Норо и исчез под землей.
        Обрадованный старик вернулся домой.
        - Старуха, старуха, погляди, какую замечательную вещицу подарил нам Норо. Чего тебе сейчас хочется?
        - Я хочу рыбы с рисом.
        Не успела старуха договорить, как на столе появились горячий, прямо с пару, рис и вкусная вареная рыба.
        С тех пор стоило старикам чего-либо пожелать - ни в чем им не было отказа, и зажили они в свое удовольствие.
        Однажды старуха сказала старику:
        - Шкатулка, которую мы получили от Норо, принесла в наш дом достаток, но все равно нам тоскливо и одиноко, потому что у нас нет детей. Попроси, пусть шкатулка подарит нам сыночка и пусть ему будет сразу лет восемнадцать.
        - Что? Ты хочешь сына? - старик покачал головой.- Не надо желать слишком многого. И так у нас к обеду всегда всякие яства, даже еще теплые. Не довольно ли нам и этого?
        Но старуха слышать ничего не хотела и твердила свое:
        - Что бы ты ни говорил, все равно я не успокоюсь. Накрыла она шкатулку куском ткани и стала приговаривать:
        - Даруй нам сына-наследника!
        И что бы вы думали? Ткань заколыхалась, и в тот же миг перед ними явился восемнадцатилетний юноша. Старуха заплакала от радости:
        - О, спасибо, спасибо! Теперь я доживу жизнь спокойно.
        Но сын-то оказался совсем не таким, каким подобает быть хорошему сыну: ни разу не назвал стариков отцом и матерью, знай себе наедался до отвала вкусными кушаньями, которые доставляла шкатулка, бездельничал и никому не давал покоя. И все старики души в нем не чаяли.
        - Мы не можем заставлять его называть нас отцом и матерью - говорили они,- а остальное все уладится постепенно.
        Случилось так, что однажды старик со старухой оставили сына смотреть за домом, а сами отправились в город. Вернувшись домой, они не нашли ни сына, ни бесценной шкатулки.
        Ноги у обоих подкосились, они повалились на пол и даже плакать были не в силах. Онгоро и Нэнгоро не могли равнодушно смотреть на стариков, которые как-то сразу ослабели и одряхлели.
        "Конечно, чудесную шкатулку утащил этот негодник! Мы должны отыскать ее и этим отблагодарить хозяев за их заботы",- решили они и принялись за поиски.
        Днем их могли заметить, поэтому им приходилось выходить только по ночам. Сверкая светящимися в темноте глазами, они обыскали каждый дом в деревне, но ничего не нашли.
        Тогда Онгоро и Нэнгоро стали рыскать по зарослям камыша, по прибрежным отмелям, но все их старания оставались безуспешными.
        Тем временем начался период дождей. Онгоро и Нэнгоро, промокшие насквозь, дошли, продолжая поиски, до Носиро(Носиро - город в устье р. Енэсиро, в префектуре Акита (северная часть о. Хонсю).)
        Тут они заметили на другом берегу реки совсем новый дом.
        "Откуда он взялся? Странно!"-подумали они и ночью потихоньку переправились через реку.
        Этот новый дом принадлежал беглецу. На божнице стояла чудесная шкатулка, которую сторожила белая мышь. Нэнгоро набросился на мышь, а Онгоро схватил шкатулку и пустился наутек.
        Прибежав к берегу, они увидели, что дамбы прорваны и вода в реке с каждой минутой прибывает.
        - Онгоро, что нам делать?
        - Если будем мешкать, останемся без шкатулки. Смелее, вперед!
        И они, рискуя жизнью, кинулись в мутный поток и поплыли. Сильное течение сносило их, и была минута, когда им показалось, что пришел конец, но тут откуда ни возьмись появилась плывущая по реке крыша сарая. Они вскарабкались на нее, но в этот миг шкатулку, их сокровище, смыло волной.
        Несколько дней носились по волнам упавшие духом Онгоро и Нэнгоро. С огромным трудом нашли они потом дорогу домой.
        Тот день, когда они выбрались на сушу, был базарный. В стоявших рядами лавках шла бойкая торговля.
        - Онгоро, смотри-ка, какой большой карась лежит! Давай принесем его старикам в подарок!
        С этими словами Нэнгоро схватил рыбу и во весь дух пустился бежать. Пораженный его поступком, Онгоро помчался следом.
        Они добрались до дома, но там никого не было: старик со старухой куда-то вышли. Друзья подвесили рыбу на крюк около очага и, истомленные долгим странствием, заснули глубоким сном.
        Они не проснулись: когда возвратились старик со старухой, Онгоро и Нэнгоро были мертвы.
        - Наконец-то вы вернулись - и что же? Вернулись, чтобы умереть...
        С плачем похоронили старики Онгоро и Нэнгоро. А что было делать с принесенной в подарок рыбой? Старики решили ее съесть. Они сняли карася с крюка, вспороли ему брюхо - и оттуда вдруг выпала их драгоценная шкатулка!
        И зажили старики тихо и скромно. Шкатулка давала им каждый день столько риса, рыбы и приправы, сколько они хотели, а большего они и не просили.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ
        Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался - ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.
        Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжелую, темную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.
        - Холодно? - спросила у него Травинка.
        - Бр-р-р! - сказал Заяц.
        - Мне тоже, - сказала Травинка.
        - И мне! И мне!
        - Кто говорит? - спросил Заяц.
        - Это мы - трава. Заяц лег.
        - Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!
        - Погрей нас! И нас! И нас! Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет - и прильнет к земле.
        - Эй, Заяц! - крикнул с холма Медвежонок. - Ты что это делаешь?
        - Грею траву, - сказал Заяц.
        - Не слышу!
        - Грею траву! - крикнул Заяц. - Иди сюда, будем греть вместе!
        Медвежонок спустился с холма.
        - Согрей нас! Согрей! Согрей! - кричали травинки.
        - Видишь? - сказал Заяц. - Им холодно! - Снова прыгнул и лег.
        - К нам! К нам!
        - Сюда! Сюда! - кричали со всех сторон.
        - Что ж ты стоишь? - сказал Заяц. - Ложись! И Медвежонок лег.
        - Как тепло! Ух, как тепло!
        - И меня погрей, Медвежонок!
        - И нас! И нас!
        Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины - на бок, с бока - на живот.
        - Согрей! Согрей! Нам холодно! - кричала трава. Медвежонок катался.
        Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.
        - Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? - спросила первая травинка.
        - Пойте, - сказал Заяц.
        И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц - прыгать.
        - Эй! Что вы там делаете? - крикнул с холма Ежик.
        - Греем траву! - крикнул Заяц.
        -Что?
        - Греем траву! - крикнул Медвежонок.
        - Вы простудитесь! - закричал Ежик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.
        Пел весь луг над рекой.
        И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.
        И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, - все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        Осенний сон
        Разноцветный осенний лес был хорош как никогда. Могучие хозяева леса - деревья застыли в золотистых лучах пока ещё тёплого солнца. Лишь маленькая пушистая белочка, прыгая иногда с ветки на ветку, нарушала их царственный покой. На полянах ещё красовались поздние цветы, ещё прыгали кузнечики, порхали редкие уже бабочки, звенели своими слюдяными крылышками стрекозы. Тогда и произошла со мной эта странная история…
        В тот вечер я вернулся домой в хорошем настроении. У меня в небольших коробочках лежало с десяток красавиц бабочек, как будто одетых в воздушные голубые, жёлтые, розовые платьица. Одна бабочка краше другой! У каждой есть своя изюминка! Своё очарование, своя загадка! Но больше всех заворожила меня последняя, десятая бабочка - артемида.
        Казалось, что это крошечное тельце даже теперь не покинула жизнь. Ободки её хрупких крыльев светились тусклым лазурным светом, словно приглашая меня к сказочному полёту. А в самих крылышках, как в отражении зеркала, действительно продолжалась жизнь, но уже совершенно другая!
        Незаметно я заснул за столом и мне приснилось, что я вдруг оказался на уже чахлой осенней поляне, заросшей пожелтевшей травой и усеянной увядшими цветами с засохшими, почти облетевшими лепестками.
        На этой поляне по жухлой осенней траве шла плачущая девочка. Маленькой девочке казалось, что её маленькое горе - самое великое горе на свете. Девочка дошла до середины поляны и остановилась в изумлении. Сквозь пухлые детские пальчики, что прикрывали её заплаканные глазки, она увидела чудо! С одного поникшего цветка на другой, словно полупрозрачная фея, порхала прекрасная бабочка. К каким бы цветкам ни прикасалась эта крылатая волшебница, они сейчас же превращались в распустившиеся горделивые пионы, величавые фиолетовые ирисы или оживали изящными нежными лилиями…
        Девочка от восторга и восхищения (ведь ей ещё никогда не приходилось видеть настоящего чуда) забыла про своё большое несчастье. Горючие слёзки мигом испарились с её милого личика, уступая место прекрасной детской улыбке!
        На мгновение я почувствовал рядом с собой какое-то движение и, обернувшись, увидел лохматого, босого старичка. Его одежды были из листьев папоротника, а вокруг него бесконечным хороводом кружились сотни красивых бабочек.
        Он, улыбаясь, наблюдал за повеселевшей девчушкой, которая начала озорно бегать по цветущей зелёной поляне, ловить виновницу своего хорошего настроения - эту божественную бабочку! Наслаждаться ароматами полевых цветов…
        Лесной старичок тоже ощутил моё присутствие, обернулся, и, лукаво подмигнув мне на прощание, растворился в воздухе.
        Наутро, едва проснувшись, я увидел разложенных перед собой бабочек, всех… кроме одной, той самой, десятой. Она исчезла! Словно её кто-то оживил! - но кто?
        И в этот момент я, кажется, понял смысл моего странного сна. Я взял свой любимый сачок и без сожаления бросил его в чулан. С тех пор я больше не ловил бабочек, постоянно думая о том, что кто-то, живущий на этой планете, может быть, безутешно плачет и которого утешить, рассмешить сможет только маленькая прекрасная бабочка…
        ОСЕННЯЯ СКАЗКА
        Зазвенел яркий желто-красно-оранжевый будильник, и проснулась Осень-красавица. — Я не опоздала? — встревожилась она и выглянула в окно. — Меня уже ждут, наверное. Осень собралась быстро и, конечно, не забыла свою волшебную шаль. Золотая шаль была соткана из нитей грибного дождя и солнечных лучей, а если приглядеться, виделись в золоте разноцветные осенние листья, грибы и колосья, виноград и яблоки, и улетающие журавли, и еще столько всего, что даже сама Осень не могла запомнить. Явилась Осень к людям. А люди и не сразу заметили. Не до того им. Удивлены и расстроены люди. Крупные в садах яблоки выросли за лето, но кислые. На полях золотые колосья, красивые колосья, а зерна легкие, будто ненастоящие — не получится из них хорошей муки. А на виноградниках тяжелые гроздья. Видимо-невидимо их, но не сладкий виноград, не вкусный совсем. Вот люди и беспокоятся. А Осень не беспокоится. “Лето хорошо поработало, все подготовило, — огляделась она, — дело за мной”. И взлетела над садами, полями, виноградниками волшебная шаль Осени. Теперь людям только успевай! Яблоки сладкие: в ту корзину — желтые, в эту —
красные. Зерна тяжелые: из одних — мука для хлеба, из других, самых лучших, — для пирожков и пирожных. Виноград сладкий, сочный: и на сегодня, и на завтра, и еще хватит на соки для малышей до самой весны. Быстро собрали люди урожай и, похоже, были им очень довольны. И Осень рада. Как же иначе! Но вот посмотрели люди вокруг, и оказалось, что в садах их не осталось яблок; а поля вовсе не золотые, а черные; а виноградники, раньше желто-зеленые и фиолетовые, стали бледными, грустными, без единой яркой виноградинки. Переглянулись люди: — Осень? Уже? “Конечно, это я, — подумала Осень, — давно я. Наверное, люди были так заняты урожаем, что меня просто не сразу заметили. Неважно! Главное, что всего много и все вкусное”. И Осень улыбнулась — она была довольна. А люди не улыбнулись, они, кажется, уже не были довольны. — Да... — вздохнули люди. — Лето кончилось. Вот и осень. Да... — задумались они. — Осень... А что делать?.. А ничего не поделаешь. “Странно, — удивилась Осень, — люди мне будто и не рады. Быть не может”. И снова, теперь уже над лесами и перелесками, взлетела волшебная шаль Осени. И вот машина за
машиной, автобус за автобусом повезли людей в осенний лес. Долго гуляли люди по лесу и, кажется, были довольны. “Урожай понравился, лес мой понравился, значит, и я людям в радость”, — думала Осень. А люди будто снова недовольны чем-то, будто печальны даже. Несут люди полные корзинки грибов. И в рыжих, и в разных — красных, шоколадных, желтых — шапочках. А корзины с осенней ягодой — ярко-ярко-красной клюквой! А еще охапки разноцветных рябиновых, дубовых, кленовых листьев. Бережно несут люди домой это осеннее волшебство и вздыхают: — Осень... Да... Совсем осень. А что делать?.. А ничего не поделаешь... “А что, что нужно делать?! — Осень почти испугалась. — Почему печальны люди? Неужели они хотят прогнать меня? Неужели я все-таки им не нравлюсь?” И она решила удивить людей, дать им полюбоваться тем, что не увидишь ни в какое другое время года. В самое небо на этот раз взлетела волшебная шаль Осени. — Смотрите, смотрите, — звали друг друга люди, — быстрее, не успеете. Даже самые равнодушные долго не отрывали глаз от неба. И неудивительно. Летели птицы. Просто летели, и все. На юг. — Видишь? Это стая
ласточек. Маленьких, но очень смелых. — Да нет же — это ровная-преровная нить сказочных гусей-лебедей. — Тебе показалось! Это журавли. Это их стройный клин. Это они курлычат. Вот такое чудо подарила Осень людям. Долго смотрели люди в небо, вслед прекрасным разным птицам. А потом? — Да... Осень. Да, настоящая осень. А что делать? А ничего не поделаешь... Опустила Осень руки. Заплакала Осень. “Ничем людям не угодишь. Уйду!” Закуталась она в свою волшебную шаль и отправилась куда глаза глядят. Но вот беда — расстроенная, обиженная Осень нечаянно надела свою шаль наизнанку. А изнанка была... Совсем не золотой, совсем не красивой, совсем другой была изнанка. Так случается и не с волшебными вещами, а с волшебными тем более. Не красные яблоки, не з олотые листья, не крики журавлей несла с собой изнанка чудесной шали. Холодный долгий дождь и злой ветер вырвались из ее складок. Дует ветер, льет дождь, медленно бредет-уходит Осень вдаль по размокшей уже дороге. А что же люди? Люди смотрят в другую сторону. Там, в другой стороне, невидимая пока, на обочине дороги, чтобы в слякоть не ступить, стоит в белых своих
одеждах красавица Зима. Взмахнула Зима своей волшебной шалью, и полетели сначала редкие, потом все чаще снежинки. Удивительные, хрупкие, узорчатые, невесомые, прекрасные. Чудо? Радость? Да уж и не знаю... — Зима? Уже? — переглянулись люди. — Да... Осень прошла. Быстро как... Да... А жаль. Вот и зима. А что делать?.. А ничего не поделаешь... Интересный народ — люди. Жаль им Осень!.. Не ту, добрую, золотую. Сегодняшнюю — дождливую, печальную, некрасивую. А вот Зима со всеми чудесами, похоже, не ко времени им. Странные люди. Да... А что делать?.. А ничего не поделаешь.
        LIRIKA
        ОСКОЛКИ В ПОДАРОК
        А потом пройдут зеленые дожди, снег растает и из темной земли вылезут первые фыркающие травинки. Пройдет еще немного времени и появятся волосатые бабочки. Они будут щекотать стебельки мохнатыми животиками и изо всех сил тянуть их вверх, чтобы те росли быстрее. Строго говоря, это совсем не трава, да и бабочек можно назвать бабочками лишь условно. Но все равно - волосатые бабочки дергают травинки за уши вверх, а травинки смеются и старательно растут. Так оно все и происходит, на самом-то деле..
        * * *
        Настоящее муранское стекло делали из морской воды - зеленоватой и почти прозрачной. Искусство это было сродни магии или пению - если не вкладывать в него душу, ничего не получится. Это потом уже всякие шарлатаны придумали делать стекло из песка, но разве же это стекло? Песок всегда остается песком, а вода - водой. В настоящем стекле всегда живет тихий шепот морских волн, а в песчаном - только пыльный шелест песка.. Говорят, старый мастер, последний из знавших секрет морского стекла, долго стоял на башне и смотрел, как желтый африканский ветер дует над мостовыми из круглых морских камешков, еще помнящих поцелуи волн. А потом улыбнулся и рассказал свою тайну ветру. Ветер до сих пор хранит ее, но не очень-то и крепко. Потому что по миру все еще ходит клеймо старого мастера - маленькая черепашка, плывущая в зеленоватой толще настоящего муранского стекла..
        * * *
        Снег здесь соленый и пахнет тмином. Зимой им посыпают свежие рогалики с нежной хлебной корочкой. И утренний вопль "снег идет!" заставляет тебя вскакивать с кровати и бежать к окну, теряя тапки. И правда - снег. Нежные белые хлопья в прозрачном сероватом воздухе. И значит, через полчаса я пойду из маленькой пекарни по поскрипывающим тротуарам, прижимая к груди бумажный пакет с маленькими горячими рогаликами, посыпанными зябкими солеными снежинками. И как они не тают в горячей печи? - спрашиваю я раз за разом. а булочник молчит и улыбается в седые усы, припорошенные снегом..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        ОСКОЛОК ЛУНЫ НА ЧЕРЕПИЧНОЙ КРЫШЕ
        Как-то вечером щенок Тявка и кот Чернобурчик сидели на скамейке и рассказывали друг другу сказки.
        Вдруг Чернобурчик толкнул щенка лапкой в бок и шепнул прямо в ухо: - Посмотри на крышу соседнего дома...
        - Ну, смотрю. Обыкновенная крыша... Черепичная...
        - А ты еще посмотри.
        - Какая разница, сколько я буду смотреть? Крыша как крыша. И что на ней в темноте разглядишь?
        - Трубу видишь? - не унимался Чернобурчик.
        - Трубу-то я вижу. Вон она. И дым из трубы идет.
        - А рядом с трубой?
        - Ой! Светится что-то!
        - То-то и оно, что светится. А что?
        Тут они оба вскинули мордочки и увидели над крышей яркую, похожую на большущий лимон луну.
        - Послушай, Чернобурчик! Может, от луны отломился кусочек и упал на крышу? - размечтался щенок Тявка.
        - А почему бы и нет? - согласился Чернобурчик. - Наверно, это и вправду осколочек луны. Упал и светится...
        С тем и пошли приятели спать. А рано утром Чернобурчик проснулся, умылся и прямехонько отправился на соседскую крышу, чтобы на лунный камешек поглядеть.
        Взобрался он по лестнице на крышу, но ничего, кроме маленького стеклышка, не нашел. «Вот, значит, что вчера ночью светилось»,-подумал Чернобурчик.
        Но щенку он об этом не сказал. «Пускай Тявка по-прежнему мечтает, пускай верит, что мы видели вечером на черепичной крыше самый настоящий осколочек луны? - решил Чернобурчик. - Ведь это так грустно, если вдруг отнимают мечту»...
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ОСЛИНАЯ ШКУРА
        Жил да был удачливый в делах, сильный, смелый, добрый король со своей прекрасной женой королевой. Его подданные обожали его. Его соседи и соперники преклонялись перед ним. Его жена была очаровательна и нежна, а их любовь была глубока и искренна. У них была единственная дочь, красота которой равнялась добродетели.
        Король с королевой любили ее больше жизни.
        Роскошь и изобилие царили во дворце повсюду, советники короля были мудры, слуги - трудолюбивы и верны, конюшни были полны самыми породистыми лошадьми, подвалы - неисчислимыми запасами еды и питья.
        Но самое удивительное заключалось в том, что на самом видном месте, в конюшне, стоял обыкновенный серый длинноухий осел, которого обслуживали тысячи расторопных слуг. Это была не просто причуда короля. Дело заключалось в том, что вместо нечистот, которыми должна бы быть усеяна ослиная подстилка, каждое утро она была усыпана золотыми монетами, которые слуги ежедневно собирали. Так прекрасно шла жизнь в этом счастливом королевстве.
        И вот однажды королева заболела. Съехавшиеся со всего света ученые искусные доктора не могли вылечить ее. Она чувствовала, что приближается ее смертный час. Позвав короля, она сказала:
        - Я хочу, чтобы вы исполнили мое последнее желание. Когда после моей смерти вы женитесь...
        - Никогда! - отчаянно перебил ее впавший в горе король.
        Но королева, мягко остановив его жестом руки, продолжала твердым голосом:
        - Вы должны жениться вновь. Ваши министры правы, вы обязаны иметь наследника и должны обещать мне, что дадите согласие на брак только в том случае, если ваша избранница будет красивее и стройнее меня. Обещайте же мне это, и я умру спокойно.
        Король торжественно пообещал ей это, и королева скончалась с блаженной уверенностью, что нет на свете другой такой же красивой, как она.
        После ее смерти министры сразу же стали требовать, чтобы король женился вновь. Король не хотел и слышать об этом, горюя целыми днями об умершей жене. Но министры не отставали от него, и он, поведав им последнюю просьбу королевы, сказал, что женится, если найдется такая же красивая, как она.
        Министры стали подыскивать ему жену. Они навестили все семьи, где были дочки на выданье, но ни одна из них по красоте не могла сравниться с королевой.
        Однажды, сидя во дворце и горюя по умершей жене, король увидел в саду свою дочь, и мрак застил ему разум. Она была красивее своей матери, и обезумевший король решил жениться на ней.
        Он сообщил ей о своем решении, и она впала в отчаянье и слезы. Но ни что не могло изменить решение безумца.
        Ночью принцесса села в карету и отправилась к своей крестной матери Сирень-Волшебнице. Та успокоила ее и научила, что делать.
        - Выйти замуж за своего отца - большой грех, - сказала она, - поэтому мы сделаем так: ты не станешь ему перечить, но скажешь, что хочешь получить в подарок перед свадьбой платье цвета небосвода. Это невозможно сделать, он нигде не сможет найти такого наряда.
        Принцесса поблагодарила волшебницу и поехала домой.
        На следующий день она сказала королю, что согласится на брак с ним только после того, как он достанет ей платье, не уступающее по красоте небосводу. Король немедленно созвал всех самых искусных портных.
        - Срочно сшейте для моей дочери такое платье, в сравнении с которым померк бы голубой небесный свод, - приказал он. - Если вы не выполните мой приказ, то вас всех повесят.
        Вскоре портные принесли готовое платье. На фоне голубого небесного свода плыли легкие золотые облака. Платье было так прекрасно, что рядом с ним меркло все живое.
        Принцесса не знала, что делать. Она опять отправилась к Сирень-Волшебнице.
        - Потребуй платье цвета месяца, - сказала крестная.
        Король, услышав от дочери эту просьбу, опять немедленно созвал самых лучших мастеров и таким грозным голосом отдал им распоряжение, что они сшили платье буквально на следующий день. Это платье было еще лучше прежнего. Мягкий блеск серебра и каменьев, которыми оно было расшито, так расстроил принцессу, что она в слезах скрылась в своей комнате. Сирень-Волшебница опять пришла на помощь крестнице:
        - Теперь потребуй от него платье цвета солнца, - сказала она, - по крайней мере, это займет его, а мы тем временем придумаем что-нибудь.
        Влюбленный король, не колеблясь, отдал все бриллианты и рубины, чтобы украсить это платье. Когда портные принесли и развернули его, все придворные, видевшие его, сразу ослепли, так ярко оно сияло и переливалось. Принцесса, сказав, что от яркого блеска у нее разболелась голова, убежала в свою комнату. Появившаяся вслед за ней волшебница была крайне раздосадована и обескуражена.
        - Ну, а теперь, - сказала она, - наступила самая переломная минута в твоей судьбе. Попроси у отца шкуру его любимого знаменитого осла, который снабжает его золотом. Вперед, моя дорогая!
        Принцесса высказала королю свою просьбу, и тот, хотя понимал, что это безрассудный каприз, не колеблясь отдал распоряжение убить осла. Бедное животное убили, а его шкуру торжественно преподнесли онемевшей от горя принцессе. Стеная и рыдая, она бросилась в свою комнату, где ее ожидала волшебница.
        - Не плачь, дитя мое, - сказала она, - если ты будешь храброй, горе сменится радостью. Завернись в эту шкуру и уходи отсюда. Иди, пока идут твои ноги и тебя несет земля: Бог не оставляет добродетель. Если ты все сделаешь, как я велю, Господь даст тебе счастье. Ступай. Возьми мою волшебную палочку. Вся твоя одежда будет следовать за тобой под землей. Если ты захочешь что-нибудь надеть, стукни палочкой дважды по земле, и явится то, что тебе нужно. А теперь поспеши.
        Принцесса надела на себя безобразную ослиную шкуру, вымазалась печной сажей и, никем не замеченная, выскользнула из замка.
        Король был взбешен, когда обнаружил ее исчезновение. Он разослал во все стороны сто девяносто девять солдат и тысячу сто девяносто девять полицейских, чтобы отыскать принцессу. Но все было напрасно.
        Тем временем принцесса бежала и бежала все дальше, ища место для ночлега. Добрые люди давали ей еду, но она была такая грязная и страшная, что никто не хотел принять ее к себе в дом.
        Наконец она попала на большую ферму, где искали девочку, которая бы стирала грязные тряпки, мыла свиные корыта и выносила помои, словом, делала бы всю черную работу по дому. Увидев грязную безобразную девчонку, фермер предложил ей наняться к нему, считая, что это как раз ей подходит.
        Принцесса была очень рада, она усердно трудилась день-деньской среди овец, свиней и коров. И скоро, несмотря на ее уродство, фермер с женой полюбили ее за трудолюбие и усердие.
        Однажды, собирая в лесу хворост, она увидела в ручье свое отражение. Мерзкая ослиная шкура, надетая на нее, привела ее в ужас. Она быстро помылась и увидела, что ее прежняя красота вернулась к ней. Возвращаясь домой, она опять вынуждена была надеть противную ослиную шкуру.
        На следующий день был праздник. Оставшись одна в своей каморке, она достала волшебную палочку и, дважды стукнув ею по полу, вызвала к себе сундук с платьями. Вскоре, безукоризненно чистая, роскошная в своем платье цвета небосвода, вся в бриллиантах и кольцах, она любовалась собой в зеркале.
        В это же время королевский сын, которому принадлежала эта местность, поехал на охоту. На обратном пути, уставший, он решил остановиться отдохнуть на этой ферме. Он был молод, красив, прекрасно сложен и добр сердцем. Жена фермера приготовила ему обед. После еды он пошел осматривать ферму. Зайдя в длинный темный коридор, он увидел в глубине его маленькую запертую каморку и посмотрел в замочную скважину. Удивлению и восхищению его не было предела. Он увидел такую прекрасную и богато одетую девушку, какой не видел даже во сне. В ту же минуту он влюбился в нее и поспешил к фермеру узнать, кто эта прекрасная незнакомка. Ему ответили, что в каморке живет девушка Ослиная Шкура, названная так потому, что она грязная и мерзкая до такой степени, что никто даже не может смотреть на нее.
        Принц понял, что фермер и его жена ничего не знают об этой тайне и расспрашивать их бессмысленно. Он возвратился к себе домой в королевский дворец, но образ прекрасной божественной девушки постоянно терзал его воображение, не давая ни минуты покоя. От этого он занемог и слег в ужасной горячке. Доктора были бессильны ему помочь.
        - Возможно, - говорили они королеве, - вашего сына терзает какая-то ужасная тайна.
        Взволнованная королева поспешила к сыну и стала умолять его поведать ей причину его горести. Она пообещала исполнить любое его желание.
        - Матушка, - отвечал ей принц слабым голосом, - на ферме недалеко отсюда живет страшная дурнушка по прозвищу Ослиная Шкура. Я хочу, чтобы она лично приготовила мне пирог. Может быть, когда я отведаю его, мне станет легче.
        Удивленная королева стала расспрашивать своих придворных, кто такая Ослиная Шкура.
        - Ваше Величество, - объяснил ей один из придворных, который был однажды на этой дальней ферме. - Это ужасная, гнусная, чернокожая дурнушка, которая убирает навоз и кормит помоями свиней.
        - Неважно, какая она, - возразила ему королева, - может быть, это и странный каприз моего больного сына, но раз он хочет этого, пусть эта Ослиная Шкура самолично испечет для него пирог. Вы должны быстро доставить его сюда.
        Через несколько минут скороход доставил королевский приказ на ферму. Услышав это. Ослиная Шкура очень обрадовалась такому случаю. Счастливая, она поспешила в свою каморку, заперлась в ней и, умывшись и одевшись в красивую одежду, принялась готовить пирог. Взяв самую белую муку и самые свежие яйца с маслом, она начала месить тесто. И тут, случайно или нарочно (кто знает?), у нее с пальца соскользнуло кольцо и упало в тесто. Когда пирог был готов, она напялила свою уродливую засаленную ослиную шкуру и отдала пирог придворному скороходу, который поспешил с ним во дворец.
        Принц с жадностью начал есть пирог, и вдруг ему попалось маленькое золотое колечко с изумрудом. Теперь он знал, что все, что он увидел, не было сном. Колечко было такое маленькое, что могло налезть только на самый хорошенький пальчик на свете.
        Принц постоянно думал и мечтал об этой сказочной красавице, и его опять схватила горячка, да еще с гораздо большей силой, чем раньше. Как только король с королевой узнали, что их сын совсем тяжело заболел и нет надежды на его выздоровление, они в слезах прибежали к нему.
        - Мой дорогой сын! - вскричал опечаленный король. - Скажи нам, чего ты желаешь? Нет на свете такой вещи, которую бы мы не достали для тебя.
        - Мой любезный отец, - отвечал принц, - посмотрите на это колечко, оно даст мне выздоровление и исцелит меня от печали. Я хочу жениться на девушке, которой это колечко будет впору, и неважно кто она - принцесса или самая бедная крестьянка.
        Король бережно взял колечко. Тотчас он разослал сотню барабанщиков и глашатаев, чтобы всех оповестили о королевском указе: та девушка, на пальчик которой наденется золотое колечко, станет невестой принца.
        Сначала явились принцессы, потом пришли герцогини, баронессы и маркизы. Но никто из них не смог надеть кольцо. Крутили пальцами и старались напялить кольцо актрисы и белошвейки, но их пальцы были слишком толстыми. Затем дело дошло до горничных, кухарок и пастушек, но и их постигла неудача.
        Об этом доложили принцу.
        - А приходила ли примерять колечко Ослиная Шкура?
        Придворные захохотали и отвечали, что она слишком грязна, чтобы появиться во дворце.
        - Найдите ее и приведите сюда, - распорядился король, - колечко должны примерить все без исключения.
        Ослиная Шкура слышала бой барабанов и крики глашатаев и поняла, что это ее колечко вызвала такую суматоху.
        Как только она услышала, что в ее дверь стучат, она вымылась, причесалась и красиво оделась. Затем накинула на себя шкуру и открыла дверь. Посланные за ней придворные с хохотом повели ее во дворец к принцу.
        - Это вы живете в маленькой каморке в углу конюшни? - спросил он.
        - Да, Ваше Высочество, - ответила замарашка.
        - Покажите мне вашу руку, - попросил принц, испытывая небывалое прежде волнение. Но каково же было изумление короля с королевой и всех придворных, когда из-под грязной вонючей ослиной шкуры высунулась маленькая белая ручка, на пальчик которой без труда скользнуло золотое колечко, оказавшееся впору. Принц упал перед ней на колени. Бросившись поднимать его, замарашка наклонилась, ослиная шкура соскользнула с нее, и всем предстала девушка такой восхитительной красоты, которая бывает только в сказках. Одетая в платье цвета солнца, она вся блистала, ее щекам позавидовали бы самые лучшие розы королевского сада, а ее глаза цвета голубого неба блестели ярче самых крупных бриллиантов королевской казны. Король сиял. Королева захлопала в ладоши от радости. Они стали умолять ее выйти замуж за их сына.
        Не успела принцесса ответить, как с небес спустилась Сирень-Волшебница, расточая вокруг нежнейший аромат цветов. Она поведала всем историю Ослиной Шкуры. Король с королевой были безмерно счастливы, что их будущая невестка происходит из такого богатого и знатного рода, а принц, услышав о ее храбрости, влюбился в нее еще сильней.
        В разные страны полетели приглашения на свадьбу. Первому послали приглашение отцу принцессы, но не написали, кто невеста. И вот наступил день свадьбы. Со всех сторон съехались на нее короли и королевы, принцы и принцессы. Кто приехал в золоченых каретах, кто на огромных слонах, свирепых тиграх и львах, кто прилетел на быстрых орлах. Но самым богатым и могущественным явился отец принцессы. Он приехал со своей новой женой красивой вдовой королевой. С огромной нежностью и радостью он узнал свою дочь и тотчас благословил ее на этот брак. В качестве свадебного подарка он объявил, что его дочь с этого дня правит его королевством.
        Три месяца продолжалось это знаменитое пиршество. А любовь молодого принца с молодой принцессой продолжалась долго-долго.
        ШАРЛЬ ПЕРРО
        ОТВАЖНЫЙ ЗАЯЦ
        Жили-были в одной деревне старик крестьянин со своею старухой. Жили они дружно в трудах и заботах, но не было у них детей.
        В горах, поблизости от их хижины жил заяц. Старики полюбили его и относились к нему, как к родному сыну.
        Неподалеку от них поселился злой Енот, который постоянно вытаптывал поле стариков. И вот, в один прекрасный день енот попался!
        Старик крепко связал енота и отнес его домой. Там, он сказал жене: "Мне нужно еще поработать в поле. Приготовь из этого Енота суп, и жди меня, к ужину."
        Еноту слова старика очень не понравились. Когда тот ушел, а старушка принялась толочь в ступе ячмень для супа, Енот заплакал и взмолился: "Если уж суждено мне стать енотовым супом, то позволь хоть помочь тебе перед смертью. После того, как я потолку ячмень, ты сможешь меня опять связать."
        И доверчивая старушка развязала Енота, а он выхватил из ее рук тяжелый пестик и ударил старушку по голове. Убив ее Енот убежал в свою нору на холме.
        Когда дедушка вернулся с поля и увидел, что натворил злой Енот, он горько расплакался. Заяц, который видел, как все произошло, поклялся отомстить Еноту.
        На следующий день Заяц взял вязанку дров и лег на дороге, поджидая Енота. Когда же Енот появился на дороге, Заяц запричитал: "Ах, уважаемый Енот! Вы такой сильный, такой благородный! Помогите бедному Зайцу отнести вязанку вон на тот холм!" Хвастливый, падкий на лесть Енот схватил вязанку и взвалил себе на спину.
        Заяц стал высекать огонь, чтобы поджечь дрова. Енот, нагруженый большой вязанкой дров, спросил у него: "Что за скрип раздается?" "Это крики скрипучих птиц со скрипучей горы!" - ответил ему Заяц.
        Наконец он зежег дрова на спине Енота. Огонь быстро вспыхнул и дрова затрещали. "Что за треск раздается?" - спросил Енот. "Это крики трескучих птиц с трескучей горы!" - ответил ему Заяц.
        И вот, пламя дошло до спины енота. "Спасите! Помогите!" - не своим голосом заорал испуганный Енот и убежал. Только его и видели.
        Днем позже Заяц приготовил смесь из перца, горчицы и соли, переоделся доктором и пошел к дому, где жил Злой Енот. "Доктор из столицы лечит простуду, заживляет раны, избавляет от ожегов!" - нараспев повторял Заяц.
        Енот попросил знаменитого доктора вылечить его. Заяц, переодетый доктором, показал ему горшочек с ужасной смесью и сказал: "Это чудодейственное лекарство от ожегов. Подставляй спину." Затем быстро намазал спину Енота своим лекарством и убежал.
        Енот катался по земле выл, кричал и ругался и никто не пришел на помощь злому Еноту.
        Когда ожоги Енота совсем зажили, заяц вновь пришел к нему. На этот раз он переоделся рыбаком. "Пойдемте, мой друг, на рыбалку! " - позвал он Енота. "На рыбалку? Звучит заманчиво," - ответил Енот, - "но у меня нет лодки." Заяц ответил ему: "Так давайте сделаем две лодки: - я маленький и легкий - мне сделаем лодку бамбуковую, вы - сильный и большой, вам сделаем лодку глиняную." Глупый Енот сделал все, как сказал ему хитрый Заяц.
        Когда лодки были закончены, рыбаки сели в них и поплыли по реке. Заяц в бамбуковой лодке быстро выгреб на середину реки. Глиняная лодка Енота вскоре набрала воды, разбухла и стала разваливаться на куски. "Спасите! Помогите!" - закричал Енот. Но заяц и не думал спасать Енота. Он стучал веслом по лодке и приговаривал: "Это месть за убийство доброй старушки." И злой Енот утонул.
        Вот и все.
        KYOKO YAMADA
        ОТДАЙ ТО, ЧТО ДОМА НЕ ОСТАВИЛ
        Пошел один человек на охоту. Долго он бродил по лесам да болотам - ничего не убил. Наконец приметил на одном островке тура. Стоит он, красивый, как на картинке. Выстрелил охотник, тур прыгнул и помчался в кусты. Охотник за ним. Бежал, бежал и не заметил, как попал в трясину.
        Выбирается он из трясины изо всех сил, да где там! Затягивает его трясина, засасывает. Вот по самый пояс уже засосала... Видит охотник - смерть подошла. Стал он звать на помощь.
        Вдруг вырос перед ним щупленький седой дедок с длинной бородою, в лаптях в сажень длиною.
        - Спаси меня, человече! - просит его охотник.
        - Ладно, - говорит дедок, - я спасу тебя, да только не даром - отдай мне то, что ты дома не оставил.
        Думал-думал охотник - чего ж это он дома не оставил? Ничего припомнить не мог. А тут трясина уже чуть не по самую шею засосала: одна только голова да руки наверху. Ну что ж, торговаться не время...
        - Бери, - говорит, - себе то, что я дома не оставил, только скорее спасай!
        - Нет, это еще не все, - хихикает дедок. - Сейчас-то ты согласен, а лотом откажешься.
        - Не откажусь...
        - А чтоб не отказался, дай мне расписку. Вынул дедок из кармана кусок воловьей кожи и нож, подал охотнику;
        - Надрежь, - говорит, - мизинец да распишись кровью своей на этой коже. Так оно будет надежней.
        Расписался охотник на воловьей коже, дедок подхватил его да и вынес на сухое место, а сам исчез.
        Опамятовался охотник после лихой напасти, обтер с себя грязь и пошел домой. И так ему стало по пути на душе тревожно, хоть плачь: чует сердце беду.
        Только он переступил порог дома, а ему говорят :
        - Где ж ты так долго пропадал: жена вон сына тебе родила!
        Как услыхал об этом охотник, так и обомлел:
        голова закружилась, в глазах помутилось. Был он человек бездетный. А тут на тебе! Дождался наконец сына, да не себе, а черту лысому!
        Собрались гости на родины. Пьют, веселятся. А отец сидит, как туча черная, и все плачет. И кто ни спросит его, чего он плачет, - никому ничего не говорит. Поначалу думали, что это он от радости - понятно, сына дождался! А потом и спрашивать перестали.
        Тем временем растет хлопчик, как на дрожжах. И такой удался красивый, разумный! Звали его Янка. Отдали родители его в обучение. И он всех своих однолеток враз обогнал. Ко всему был способный - как к работе, так и к учению.
        Люди любуются, глядя на Янку, завидуют охотнику. А отец все смотрит на него и плачет.
        Вырос Янка, сделался стройным парнем, хоть жени его, а отец, чем дальше, тем все пуще печалится. Вот однажды сын и спрашивает его:
        - Скажи мне, тата, чего ты такой невеселый? Чего ты, глядючи на меня, все плачешь? Разве я не твой сын?
        Вытер отец слезы и отвечает:
        - Да, сынок, не мой ты... Вот из-за того я и плачу.
        И рассказал сыну, как запродал он его седому дедку.
        Выслушал сын и говорит:
        - Коли так, отец, то прощай! Или голову сложу, или расписку твою у нечистой силы назад отберу. Не хочу я, чтобы ты всю свою жизнь плакал!
        Собрался Янка, взял лук, стрелы, хлеб и двинулся в путь-дорогу.
        Долго ли, коротко он шел - добрался до речки. А места кругом такие красивые, что дальше и идти не хочется. “Ну что ж, отдохну здесь маленько, полюбуюсь”, - решил Янка. Прилег он на бережку, за кустом, вынул из торбы хлеб. И только он собрался поесть - вдруг летит стая уток: одиннадцать впереди, а двенадцатая изо всех сил их догоняет, а возле нее кружится коршун. Вот-вот ударит ее острым клювом.
        Схватил Янка лук и пустил стрелу в коршуна. Смотрит - камнем падает коршун в болото, перья рассыпает, а утка прямо к нему опускается.
        Опустилась утка возле Янки, ударилась о землю и стала перед ним девушкой, да такою красивой, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
        Поклонилась девица-красавица Янке и говорит:
        - Спасибо тебе, добрый молодец!
        - Не за что, - отвечает в смущении Янка.
        - Как так не за что? - удивляется девушка. - Ты ведь меня от смерти спас. Кто ты такой и куда идешь?
        Янка все рассказал ей о себе.
        Поглядела на него девушка с испугом и говорит:
        - Так это ты, видно, идешь к моему отцу.
        - А кто твой отец?
        - Колдун.
        - Нет, - говорит Янка, - отец запродал меня какому-то дедку с длинной бородою, в лаптях в сажень длиною...
        - Это он и есть! Мой отец в кого хочешь обернется. Теперь он паном ходит.
        Нахмурился Янка, а девушка и говорит:
        - Не горюй, милый! Ты без меня пропадешь, как не один уже пропал, а вместе мы что-нибудь да придумаем. Прощай!
        - Скажи, а как же тебя звать?
        - Кася.
        Обернулась девушка серою уткой, поднялась и полетела вслед за сестрами.
        Пошел Янка в ту сторону, куда полетели уточки, и вскорости подошел к панской усадьбе. Постучался в ворота.
        - Что тебе надо? - спрашивают слуги.
        - Хочу видеть хозяина.
        Вышел хозяин - толстый пан в дорогой заморской одежде.
        - Что скажешь?
        - Да вот, - говорит Янка, - ищу своего хозяина.
        - Какого?
        - Того, кому отец меня запродал, когда я только на свет родился.
        - Так это я и есть твой хозяин.
        - Прости, панок, - говорит Янка, - а есть ли у тебя расписка от моего отца?
        - А как же, имеется.
        - Так верни ее мне, пане, а то отец мой все горюет да плачет, что так плохо получилось. Я отнесу ему, вот он и успокоится.
        - Ишь ты, какой прыткий! - смеется пан. - Ты сперва отслужи у меня положенный срок, тогда и верну. А ежели не захочешь служить, то с живого кожу сдеру.
        - Так давай мне работу, - говорит Янка, - я буду служить. Работать мне не привыкать стать. Вынул пан из кармана наперсток, подал Янке:
        - Вычерпай к утру этим наперстком мое озеро за домом, рыбу всю выбери из него, а дно желтым песком посыпь. Это работа нетрудная.
        Пошел Янка к озеру, начал вычерпывать воду наперстком. Черпал-черпал до самого вечера, уморился, а толку никакого. Заплакал он с горя и пошел искать Касю, чтоб посоветоваться, как быть.
        Пришел на двор, походил - никого не видно. Зашел в самый конец двора. Глядь - стоит на отлете постройка: хатка - не хатка, хлевец - не хлевец... Подошел он к той хатке, вдруг слышит - зовет его через оконце голос знакомый:
        - Гей, Янка! Ты, вижу, совсем меня позабыл. Глянул он в оконце, а там Кася стоит! Вошел Янка в хатку, поздоровался и рассказал ей, какую немыслимую работу задал ему ее отец. А девушка и говорит:
        - Ничего, утро вечера мудреней. Ложись спать, а я что-нибудь да придумаю.
        Послушался Янка и лег спать.
        В полночь вышла Кася на крыльцо, махнула волшебным прутиком, и вмиг явились к ней тридцать хлопцев-молодцев - один в один.
        - Что прикажешь нам, панночка?
        - Вычерпайте к утру озеро, рыбу всю выберите да дно желтым песком посыпьте!
        - Ладно! - ответили хлопцы-молодцы и помчались скорей выполнять работу.
        Поутру девушка разбудила Янку.
        - Ступай, - говорит, - доложи отцу, что все, мол, сделано. Только не признавайся, что я тебе помогла, скажи: сам все, дескать, сделал.
        Пошел Янка, доложил пану. Тот посмотрел - и правда, все исполнено, как он приказал. И работа чистая - никакого изъяну не найдешь.
        - Молодчина! - похвалил пан. - Работник ты, я вижу, неплохой. Если будешь так стараться, то я тебе и расписку отдам и дочку за тебя замуж выдам. У меня их двенадцать, выбирай себе любую, какая приглянется. Вот только беда: нет у меня отдельного дворца для тебя с молодою женой. Но ты, я вижу, парень работящий. Так вот тебе и работа: построй за ночь такой дворец, чтоб было в нем столько комнат, сколько дней в году, и чтоб сиял потолок, как небо, и светили на нем солнце, месяц и звезды, а вокруг дворца чтоб река протекала, а над ней перекинут был мост - золотая мостовина, серебряная мостовина, и чтоб над мостом радуга висела и упиралась краями в воду...
        Словом, чтобы было приятно и самому поглядеть и людям показать. Построишь такой дворец - отдам тебе расписку и дочку в придачу, а не построишь - кожу сниму с живого. А теперь ступай.
        Понурил Янка голову. “И чтоб ты пропал, нечистая сила! - подумал он про себя. - Чем дальше, тем труднее задачи загадывает. Как же мне построить такой дворец? Видно, опять надо к Касе идти, может, она поможет?”
        Пришел он к девушке и рассказал ей, какую опять работу задал ему пан-колдун.
        - Работа эта, и правда, потяжелей первой, - говорит Кася, - но что-нибудь да придумаем. Ты ступай да походи пока по двору, будто для дворца место выбираешь, а как стемнеет - назад сюда возвращайся.
        Так он и сделал. Походил по двору, а когда завечерело, вернулся в хатку. Поужинал и спрашивает Касю:
        - Почему это все твои сестры живут с матерью во дворце, а ты в этой хатке на отшибе?
        - Потому, что у меня не мать, а мачеха. Она не хочет, чтобы я жила вместе с ее дочками.
        - А знаешь что, Кася, - сказал Янка, - твой отец посулил отдать мне в жены свою дочь, коль дворец построю... Так я попрошу, чтоб он отдал мне тебя. Что ты на это скажешь?
        Нахмурилась Кася, головой покачала:
        - Не знаешь ты, милый, моего отца! Он так просто меня не отдаст, а выстроит всех нас в ряд и предложит тебе выбрать, а ты меня не узнаешь...
        - Узнаю! - говорит Янка. - Как это так, чтоб я тебя не узнал?
        - Вряд ли! - вздохнула Кася. - Все мы сестры одна в одну - и волос в волос, и голос в голос. А если уж очень хочешь выбрать меня, то запомни примету: будет у меня в волосах белый цветочек. А если отец во второй раз предложит выбирать, то над моей головою будет муха летать, а в третий - будет зеленая ниточка завязана на моем правом пальце-мизинце. Запомнишь?
        - Да чего там! Хочу выбрать только тебя и никого больше.
        - А теперь, - говорит девушка, - ложись спать, а то ночь уже на дворе.
        Лег Янка в мягкую постель и уснул как убитый. А Кася вышла на крыльцо, махнула прутиком - и вмиг к ней явились тридцать хлопцев-молодцев.
        - Что велишь, панночка?
        - Постройте за ночь такой дворец, чтобы было в нем столько комнат, сколько дней в году, чтоб сиял потолок, как небо, а на нем светили бы солнце, месяц и звезды, а вокруг дворца протекала река, а над ней перекинут был мост - золотая мостовина, серебряная мостовина, и чтоб над мостом радуга висела и упиралась краями в воду...
        - Хорошо, - ответили молодцы и помчались скорей выполнять работу.
        Один пилит, другой тешет, третий строгает кипит работа!
        Вышел на другой день Янка на двор, глядь - стоит новый дворец, крышею небо подпирает. Над дворцом радуга сияет, над рекой серебряно-золотой мост блестит.
        Вошел Янка во дворец, глянул вверх, чуть не ослеп: солнце сияет, месяц светит, звезды сверкают...
        Стал Янка на мосту, ждет пана.
        Вышел пан, залюбовался новым дворцом.
        - Ну, - говорит Янке, - вижу, что ты мастер не хуже меня. Что ж, ничего не скажешь, ежели сам ты все это сделал.
        - Сам, - говорит Янка. - А кто ж за меня делал?
        - Хорошо, если сам. Постарался, да не для кого другого, а для себя самого. А пока свадьбу справлять, дам я тебе еще одну работу. Есть у меня конь, нету ему цены, да одна только беда: неезженый. Объезди-ка его до свадьбы...
        Янка повеселел:
        - Ладно, пане, завтра объезжу.
        А сам себе думает: “Ну, эта работа для меня самая легкая!”
        Тем временем вышла и мачеха со своими дочками поглядеть на новый дворец. Понравился он им. А как узнали дочки, что отец обещал выдать одну из них за такого знатного мастера, то все как одна захотели за него замуж.
        Поговорил Янка с паном и пошел себе, насвистывая, к Касе.
        Пришел он и хвалится, что скоро, мол, станет она его женой: теперь уж отец задал ему работу по его силам!
        - Нет, - говорит ему Кася, - не радуйся прежде времени. Ты думаешь, что отец даст тебе простого коня? Не такой уж он добрый! Это будет он сам, а не конь. Знаешь, отец не верит, что ты сам вычерпал озеро и построил дворец. Вот и хочет он тебя проверить.
        Подчесал Янка за ухом.
        - Так что же мне делать? Как его, черта, объездить?
        - Не горюй прежде времени, а ложись спать. Завтра видней будет, - успокоила его Кася. Поутру разбудила Кася Янку.
        - Иди, - говорит, - коня объезжать, раз согласился.
        - Боюсь, - мнется Янка, - напугала ты меня этим конем.
        - Ничего. Один ты с ним не справишься, а вдвоем мы сумеем.
        И подала ему Кася железный прут.
        - На, - говорит, - с ним ты не пропадешь. Как только конь станет артачиться - бей его со всей силы промеж ушей.
        Пришел Янка на конюшню. Стоит там конь в яблоках: глаза кровью налиты, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит - нельзя и подступиться!
        Подошел Янка к коню, хотел было вскочить ему на спину, а тот поднялся на дыбы, взвился до потолка и так заржал, что вся конюшня задрожала.
        - Эге, - говорит Янка, - значит, и вправду чертов ты конь! Хорошо ж. Есть у меня для тебя лекарство!
        Подкрался он к коню сбоку и хлестнул его прутом промеж ушей. Конь враз как сноп на колени упал. А Янка тем временем прыг на него! Конь опять на дыбы взвился - чуть Янку не сбросил. Но Янка изловчился и давай его из всех сил хлестать промеж ушей прутом. Храпит конь, пляшет под ним, как бешеный. А Янка все хлещет его.
        Крутился, вертелся конь по конюшне ужом, потом видит - ничего не поделаешь: вырвался на двор и помчался в чистое поле. Летит, чуть земли копытами касается и все норовит Янку сбросить, под себя подмять.
        Летал, летал конь по полям, по горам, выше лесу подымался, в глубокие яры спускался и наконец сдался: повернул назад и пошел шагом.
        Приехал Янка на конюшню, поставил коня, а сам, радостный, побежал к Касе.
        - Ну, - говорит Кася, - видно, хорошую баню задал ты моему отцу, ежели сам живой вернулся.
        - Верно! - смеется Янка. - Уж старался как мог. Чуть твой прутик не изломал.
        И, не поужинав, Янка, как сноп повалился в постель и заснул сном богатырским.
        Поутру Кася будит его.
        - Теперь ступай к отцу, проси его, чтобы отдал расписку.
        Позавтракал Янка да и пошел к пану. Приходит. Пан сидит в кресле, невеселый, с перевязанной головой. “Ага, - думает Янка, - будешь ты помнить Касин прутик!”
        - Что ж, - говорит пан, - я своему слову хозяин - как станешь моим зятем, тогда и расписку отдам.
        - Пусть будет так, - согласился Янка. - Показывай своих дочерей.
        Повел пан Янку в другую комнату. А там стоят двенадцать девушек, все на одно лицо, и голос в голос, и волос в волос, и росту одного. А сбоку старая пани похаживает..
        Обошел Янка девушек один раз, второй и приметил белый цветочек в волосах у крайней девушки. Подошел он к ней, взял ее за руку и подвел к отцу.
        - Вот, - говорит, - эта мне приглянулась.
        - Ну, эта так эта, - отвечает пан, - у меня все дочки одинаковы. Бери себе ту, которая приглянулась.
        А пани от злости так и позеленела: не родную ее дочь выбрал себе в жены знатный мастер, а нелюбимую падчерицу!
        - Нет, - затопала она ногами, - я так не согласна: пусть еще раз выбирает! Пан говорит:
        - Пусть будет по-твоему.
        Завязал он Янке глаза платком, а потом развязал и говорит:
        - Выбирай во второй раз!
        Обошел Янка девушек, видит - у одной из них муха над головою летает. “А-а, - вспомнил он Касины слова, - вот это она и есть!”
        Взял он ее за руку и подвел к пану.
        - Что ж, - говорит пан, - бери эту: у меня все одинаковы.
        А пани опять затопала, закричала:
        - Не согласна я! Пусть до трех раз выбирает! Завязал пан Янке глаза платочком, а потом развязал - и стоят перед ним опять двенадцать девушек, все как одна.
        Начал Янка приглядываться к рукам и заметил у одной из девушек зеленую ниточку на правом пальце-мизинце.
        - Пускай эта будет моею женой, - говорит он пану.
        Ничего не поделаешь - пришлось колдуну отдать ему расписку.
        - Завтра сыграем свадьбу, - говорит пан, - и будете вы жить в новом дворце.
        Пошли молодые в Касину хатку к свадьбе готовиться. Кася говорит Янке:
        - Свадьбу справлять будем не у моего отца, а у твоего.
        - Почему? - спрашивает Янка. - Ведь здесь наш дворец стоит!
        - Нам надо бежать отсюда, а то злая мачеха погубит нас, - говорит Кася.
        В полночь, только во дворце все крепко уснули, выскочили они из хатки и побежали к отцу-матери Янки.
        Наутро поднялись паны и панночки - ждут молодых: пора и свадьбу справлять. Да долго что-то спят молодые.
        Послали слуг будить их.
        Подошли слуги к хатке. Звали, звали - никто не откликается. Заглянули в хатку - пусто. Вернулись слуги и рассказали об этом пану.
        Пан разгневался, а пани как закричит:
        - Эй, гонцы, догоняйте их! Живых или мертвых, а назад верните!
        Вскочили гонцы на коней и помечались во весь дух. Летят лесами, летят борами - напали на след.
        - Ну, теперь они от нас не уйдут! - говорят гонцы.
        А Кася припала в это время к земле, послушала.
        - Земля гремит, ветер шумит, - говорит, - это за нами погоня летит...
        - Что ж нам делать? - спрашивает Янка.
        - Я обернусь овечкой, а ты пастушком будешь. Если спросят тебя, не видал ли ты на этой дороге хлопца с девушкой, скажи, мол, не видел.
        Махнула Кася прутиком, и все сделалось, как она задумала.
        Подлетают гонцы;
        - Эй, пастушок, а не видел ли ты на этой дороге хлопца с девушкой?
        - Нет, - отвечает пастушок, - я с самого утра здесь пасу, а никого не видал.
        Покрутились гонцы на месте - нету следа. Воротились они назад, говорят панам:
        - Никого не догнали. Только пастушка с овечкою повстречали. Спросили у него, а он говорит, что с самого утра, мол, пасет, а никого не видал.
        - Так это ж они! - закричала пани. - Скорей догоняйте!
        Бросились гонцы назад. “Ну, - думают, - уж теперь-то мы поймаем пастушка с овечкой как миленьких!”
        А Кася с Янкой бегут и бегут изо всех сил.
        И вот чуют они опять за собой погоню. Махнула Кася прутиком - и обернулась зеленым садом, а Янка - садовником.
        Подлетела погоня:
        - Эй, садовник, а не видел ли ты на этой дороге хлопца с девушкой?
        - Нет, - говорит садовник, - не видел. Вот уже десять лет я за садом ухаживаю, а хлопца с девушкой ни разу не видел.
        - А пастушка с овечкой?
        - Тоже не видел.
        Воротились гонцы назад.
        - Видно, - говорят, - с дороги мы сбились. Встретили по пути только садовника возле сада, но он сказал, что десять лет как за садом ухаживает, но ни хлопца с девушкой, ни пастушка с овечкою и в глаза не видывал.
        - Ах вы, негодники! - закричала пани. - Надо вам было порубить и сад и садовника - это ж были они! Нет, плохая на вас надежда, придется бежать нам самим в погоню.
        Обернулся пан волком, а пани волчицей, и побежали догонять беглецов. Мчатся, так пыль столбом и курит, аж ветер свистит.
        Заслышала Кася новую погоню и говорит:
        - Это летят мой отец с мачехой. А их нелегко обмануть. Но попробуем: разольюсь я глубоким озером, а ты будешь на нем селезнем. Плавай по озеру, да смотри не давайся никому в руки.
        Махнула она прутиком - и стала озером, а Янка - селезнем.
        Подбегают волк с волчицею к озеру.
        - Озеро - это она! - закричала волчица. - Теперь мы с ней ничего не поделаем. А селезня поймаем - ведь это сам Янка! Тогда и она за ним пойдет.
        Бросились волк с волчицею в озеро и давай ловить селезня. А он то нырнет, то высоко взлетит над водой...
        Гонялись, гонялись волк с волчицей за селезнем, утомились и пошли на дно. Тут и конец им пришел.
        А Янка с Касей стали опять такими, как были. Взялись за руки и пошли спокойно к отцу-матери Янки свадьбу справлять.
        Шумная была свадьба. Все пили, ели, и все веселились. А вместе со всеми веселился и отец Янки.
        Я на той свадьбе был, мед-вино пил, по усам текло, а в рот не попало. Дали мне там стеклянные сапожки, восковую шапку да бумажный кафтан. И пошел я, приплясывая, домой. Шел, шел да о камень споткнулся, а сапожки - дзинь, дзинь! - и разбились. Полил дождь - размок мой кафтан да с плеч свалился. А потом припекло солнце - и шапка растаяла. Пошел я домой с пустыми руками. Пришел, на завалинке сел и эту сказку вам рассказал.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ ЗВЕРИ, ПТИЦЫ И РЫБЫ
        Когда мать вселенной Эйнгана создала землю, она забыла сделать зверей, птиц и рыб. Сотворила долины и горы, леса и пустыни, моря и реки, людей, деревья и растения, но о зверях, птицах и рыбах не подумала.
        Еще сотворила Эйнгана дождь, чтобы он наполнял водой дно рек, и его братьев - молнию и гром.
        И любила их Эйнгана, как родных сыновей, а больше всех любила она Маррагона-молнию. Подарила она Маррагону много каменных топоров, чтобы дробил он скалы и крушил деревья. А брат Маррагона - гром - при этом страшно грохотал и гремел.
        Был у Маррагона-молнии сын, который еще ни разу не спускался на землю. И захотелось ему узнать, как живут люди на земле.
        Спустился он вниз и стал смотреть, как воины танцуют пляску праздника и войны.
        Увидал его старейшина племени и приказал взять в плен, чтобы отец его, Маррагон-молния, не причинял больше вреда племени новарнинг.
        Узнал об этом Маррагон-молния и ужасно рассердился.
        Своими каменными топорами расколол он скалы, за которыми попрятались люди племени, и разбил деревья, под которыми они стояли. Освободил
        Маррагон-молния своего сына, и тот тоже погнался за людьми.
        Страшно стало на земле. Побежали люди племени новарнинг во все стороны, ищут спасения от гнева Маррагона-молнии, и скоро превратились они в зверей, птиц и рыб. Звери спрятались в норы, птицы поднялись высоко в небо, а рыбы опустились на дно морей.
        А Маррагон-молния и его брат гром по-прежнему посещают землю. И люди, и звери, и птицы боятся их и прячутся от них.
        АВСТРАЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        ОТКУДА МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ ВЗЯЛСЯ?
        Жили давным-давно две звезды Кенну и Чинне. Солнцу прислуживали. Кенну пастухом был, стадо пас, а Чинне - ткачихой, холст ткала. Полюбили друг друга звезды. Разрешил им Небесный владыка пожениться. И зажили они счастливо. Всегда были вместе, ни на минуту не разлучались, и казалось, что счастью их не будет конца. Но вот перестал пастух Кенну печься о своем стаде, а ткачиха Чинне - холст ткать. Рассердился Небесный владыка, решил их наказать. Разлучил. Кенну отправил на западный берег реки Ынхасу, Чинне - на восточный. Приходилось теперь бедным звездам целые полгода идти, чтобы встретиться. Да и то пробыть вместе удавалось всего одну ночь. А задержись они - могут опоздать на ежегодный смотр, который Небесный владыка звездам устраивает. К тому же переправиться через Серебряную реку можно лишь по Сорочьему мосту, а сороки, как ни спешили, быстро построить его не могли. Уж очень долго ветки для моста искали. Всякий знает, какие бывают сороки плешивые в седьмом месяце года. Это оттого, что они ветки на голове носят для Сорочьего моста.
        Увидятся звезды - радости конца нет, но горько им расставаться. И плачут они, слезами обливаются. Землю обильным дождем орошают. А бывает, и слез нет, так велико их горе! И тогда приходит на землю засуха. Мучается земля от неутоленной жажды и вместе с влюбленными звездами стонет и жалуется.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ОТКУДА ПОШЛИ ПАНЫ НА ПОЛЕСЬЕ
        Давно это было. И старые люди того уж не помнят и рассказывают то, что от отцов и дедов слыхали.
        Ну так вот. Дремучими полесскими лесами пробирался раз вечером черт в свое болото. Был он хмурый-прехмурый: за целый день не удалось ему сделать людям никакого вреда. А какой же из него после этого черт? Теперь хоть и в ад не показывайся - засмеют его там!
        Тащится черт злющий-презлющий, невеселые думы его грызут. Вдруг видит - мчится по дороге пан из Варшавы. Впереди гайдуки едут, сзади тоже, а посередине пан в карете на мягких подушках сидит. Усы торчком, как у жука-короеда, шапка с тремя рогами, сапожки красного сафьяна, пояса со шнурами витыми, золоченые... Ну, словом на сто сажен паном несет!
        Загородил черт дорогу, вытаращил глаза, смотрит: ни разу на Полесье такого пугала не видывал!
        - Прочь с дороги, пся крев! - закричал пан на черта и грозно зашевелил усами. Черт ни с места.
        - Объедешь, - говорит, - коли надо тебе. Заносчив был пан, аж почернел от злости:
        - Эй, гайдуки, всыпьте ему двадесте пеньть!
        Защелкали гайдуки кнутами и кинулись к черту. А тот взял да и перескочил через них, ухватил пана за чуб и понес его над лесом, выскалив зубы...
        Летит черт и бьет паном об верхушки дерев. Где об дуб ударится пан - там вмиг вырастает пан Дембицкий, а за Дембицким - Дубицкий...
        О березу грохнется - является пан Бжезинский, а за ним - Бжезовский, а за Бжезовским - Березовский...
        Как грибы растут паны.
        Об сосну шарахнется пан - вырастает пан Сосновский, о граб - Грабовский, об ель - Ельский, о вербу - Вербицкий, о ясень - Ясенский, об осину - Осинский...
        Скакал-скакал черт с паном, прямо заморился. Поглядел, а от пана одни только кишки остались: ловко его пообтрепал!
        “Что ж с ним, - думает, - делать? Не нести ж его в ад?” Взял черт да и пораструсил панские кишки по земле. И пошли от них расти паны мелкие да подпанки - Кишки, Печенки...
        Так развелись паны на Полесье - сам черт посеял их на беду людям.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ОТКУДА У КОРОЛЕВЫ АНГЛИЙСКОЙ СТОЛЬКО ДЕНЕГ
        Как-то совещался султан со своим великим визирем и задал ему такой вопрос:
        - Скажи, есть ли кто-нибудь на свете богаче меня? Я даю каждому, кто приходит под мои окна милостыню просить, золотой дукат!
        - Есть и богаче, - ответил великий визирь. - Королева английская богаче тебя, потому что каждому, кто подходит к ее окнам и просит подаяния, она дает сто дукатов!
        Удивился султан и говорит:
        - Откуда у королевы английской столько денег?
        Визирь сказал откровенно, что не знает.
        - Изволь выяснить и мне доложить, - воскликнул султан, - иначе не сносить тебе головы!
        Великий визирь немедленно собрался в путь искать ответ на вопрос своего повелителя. Первым делом прибыл он ко дворцу английской королевы, встал под ее окном и заорал, что было мочи:
        - Подайте Христа ради!
        Королева выбросила ему из окна сто дукатов. За день великий визирь девяносто девять раз являлся под окна королевы просить милостыню и получил девять тысяч девятьсот дукатов. Королева приметила визиря, позвала к себе и спросила, зачем ему понадобилось столько денег, а он ей и говорит:
        - На бедность!
        - Ты на нищего не похож, и нечего тебе милостыню просить.
        - Ты права, королева, - молвил великий визирь, - но вот в чем дело. Однажды держал со мной совет султан, мой повелитель, и спрашивает: "Есть ли кто-нибудь на свете богаче меня? Ведь я каждому нищему подаю дукат!" Я ответил моему повелителю, что королева английская богаче, потому что она подает Христа ради сто дукатов. Удивился султан и спрашивает меня: "Откуда у королевы английской столько денег?" Я не знал, что ответить. "Изволь разузнать и мне доложить, - воскликнул султан, - иначе не сносить тебе головы!" Я и решил дознаться, откуда у тебя столько денег.
        - В сорока днях пути отсюда, - молвила в ответ королева английская, - в пустой лавчонке сидит парень. Перед ним стоит ступа, и в той ступе он толчет алмазы. Истолчет, высыплет порошок на ладонь, дунет - и нет ничего. Ступай туда, пусть этот парень растолкует тебе, зачем он это делает, тогда и я скажу тебе, откуда у меня столько денег берется.
        Великий визирь немедленно отправился в дорогу. Шел он сорок дней и наконец нашел в пустой лавчонке того самого парня, что сидел перед ступой. И как раз тут глашатай объявил, что продается алмаз; парень дал за алмаз тысячу дукатов, и камень достался ему. Получил он алмаз, бросил его в ступу, истолок в порошок, высыпал порошок на ладонь, дунул - и порошка не стало.
        Великий визирь подошел к парню и воскликнул:
        - Откуда у тебя столько денег, что ты их на ветер бросаешь?
        Отвечает ему парень:
        - В сорока днях ходьбы отсюда на перепутье всех дорог сидит слепой и дряхлый старик и безутешно плачет. Каждый, кто мимо проходит, дает деду две оплеухи, а взамен получает два гроша. Ступай к старику, пусть он тебе объяснит, что все это значит, тогда и я отвечу тебе на твой вопрос.
        Через сорок дней пути великий визирь вышел на перекресток и увидел слепого старика.
        - Дай мне две затрещины! - попросил его дед.
        - Я пришел сюда не для того, чтобы тебя бить, - говорит ему на то великий визирь. - Я пришел узнать, с какой это стати ты платишь деньги за колотушки?
        - Стукни и ты меня два раза, тогда я все расскажу.
        Что делать - влепил великий визирь две затрещины деду, а дед протянул ему два гроша с такими словами:
        - В сорока днях пути отсюда ты найдешь муэдзина. Он стирает свое белье и сто раз на дню взбегает на минарет и снова сбегает вниз. Пойди выведай у муэдзина, зачем он это делает, тогда и я отвечу тебе на твой вопрос.
        Великий визирь пустился в дорогу и через сорок дней нашел того самого муэдзина. Спрашивает великий визирь муэдзина, зачем ему понадобилось взбегать столько раз в день на минарет, а муэдзин ему и отвечает:
        - В сорока днях ходьбы отсюда живет старик сапожник. Когда наступает положенный срок, он два часа подряд плачет, а потом четыре часа подряд смеется. Пойди узнай, что с ним такое, тогда и я скажу, зачем мне нужно взбегать по сто раз в день на минарет.
        Сорок дней шел великий визирь и наконец добрался до старика сапожника. А тут как раз настал срок, и сапожник проплакал два часа кряду, а потом стал смеяться и хохотал ровно четыре часа. Спрашивает его великий визирь, по какой причине он плакал два часа подряд, а потом четыре часа подряд хохотал, а старик сапожник ему и отвечает:
        - Будешь ты идти сорок дней и придешь в пустыню, а в той пустыне обитает отшельник. Ему на плечи насели два льва, но отшельник и не думает от них избавляться. Ступай, пусть отшельник скажет тебе, что это значит, тогда и я тебе все объясню.
        Великий визирь двинулся в путь и скоро очутился в пустыне, нашел того отшельника, про которого рассказывал ему старик сапожник. Стал великий визирь расспрашивать отшельника, что он делает в пустыне, а тот и говорит:
        - И не спрашивай... Был я у одного ходжи в услужении. Тот ходжа отправился на поклонение святым местам. Меня оставил дом караулить и наказал: "Ни в чем ты, сынок, не будешь нуждаться, дом у меня - полная чаша. Пользуйся любой комнатой, но одну дверь не открывай ни в коем случае!" Ходжа - за порог, а в меня словно бес вселился и не дает покою: не устоял я и отпер запретную дверь; вошел в комнату - а там вода! Скинул я с себя одежду и выкупался в той воде. И что ж, братец мой, стоило мне окунуться, как перенесся я в пустыню, и вот уже сорок лет как живу я здесь, и, кроме тебя, ни единого человека я тут до сих пор не видал. Передай мою историю тому, кто тебя сюда послал, а теперь ступай с богом!
        Великий визирь простился с отшельником и заторопился обратно. Вернулся он к старику сапожнику, к тому самому, что два часа подряд плачет, а потом четыре часа хохочет. Рассказал ему, какая беда приключилась с отшельником, а сапожник и говорит:
        - В таком случае, и я тебе откроюсь. Однажды, когда я был молод, поехал я в Стамбул, влюбился в дочку султана, и султан обвенчал меня с ней. Жена заботливо ухаживала за мной, была смирна и покорна. Ни за что, бывало, не сядет вместе со мной за стол, а если я позову ее, молвит только: "Недостойна я с тобой за одним столом есть!" Через год родила она мне ребенка, а еще через год - второго. Вот как-то раз зашел я в кофейню и увидел там старца с белой бородой до самого пояса. Рассказал я ему про свою жену, а старец дал мне такой совет: "Проследи хорошенько, не отлучается ли она куда-нибудь ночью - утром все мне расскажешь!" С тем я и ушел домой. Наступил вечер, я поужинал и лег спать. Среди ночи поднялась моя жена и кольнула меня шилом в бедро, хотела, видишь ли, проверить, крепко ли я сплю. Я притворился спящим и ничем себя не выдал. Тогда жена встала с постели, отворила дверь и выскользнула вон из комнаты. Я тоже потихоньку поднялся и незаметно пошел за нею. Привела она меня на могилу. В ней был похоронен один юноша. Разрыла моя жена могилу, вытащила из мертвеца печенку, съела ее и снова его
закопала. А я поскорее домой воротился и лег спать. Через некоторое время явилась моя жена и легла подле меня. Утром отправился я в трактир поговорить с белобородым старцем, но напрасно искал я его - старца и след простыл. Близился полдень, и я пошел домой обедать. Пригласил жену разделить со мной трапезу, но она отказалась: недостойна, мол, есть со мной за одним столом. Говорю я ей: "Ты сыта, - знать, наелась ночью печенки того самого юноши, который недавно погиб!" Братцы мои, посмотрели бы вы, что тут с ней сделалось - вскочила она и кинулась на меня! Ногти у нее сделались словно крючья от безмена. Я бросился наутек, она - за мной. Бежал я сорок дней и сорок ночей, и вот теперь чиню здесь обувь. Только стоит мне вспомнить двух моих детишек, как заливаюсь я слезами два часа подряд, а придет на ум, как я от жены удирал, - смеюсь без устали четыре часа. А теперь ступай с богом и передай все это тому, кто прислал тебя ко мне.
        Через сорок дней великий визирь пришел к муэдзину и поведал ему все, что узнал от сапожника.
        - В таком случае, и я тебе расскажу про себя, - сказал муэдзин и вот что ему поведал: - Однажды в полдень поднялся я на минарет сзывать верующих к молитве, как вдруг откуда ни возьмись прилетела громадная птица, схватила меня, унесла на неведомый остров, да там и оставила. "В какую сторону пойти?" - думаю я. Тут взгляд мой упал на какой-то дом. Вошел я в дом и увидел двух девушек.
        - Вот радость-то! - вскричала одна из них, кинулась ко мне и взяла за руку. - Теперь у меня будет муж! Смотри только, - обратилась она ко мне, - не вспоминай никогда про свою родную сторону, и тогда заживешь здесь на славу!
        Прожил я с этой девушкой год на далеком острове и был несказанно счастлив. Но вот как-то раз сидели мы с ней у окна, а я и вздохнул: "Эх, кабы мне сейчас очутиться в родных краях, да сзывать правоверных к молитве с нашего минарета!" Едва сорвались с моих уст эти слова, как снова прилетела громадная птица, схватила меня и перенесла на наш минарет. С той поры взбегаю я на него по сто раз на день, все жду, не прилетит ли громадная птица, не отнесет ли на остров к прекрасной девушке, что дарила меня таким блаженством. А теперь ступай и передай все это тому, кто тебя послал сюда!
        Великий визирь припустил со всех ног к перекрестку, где сидел слепой старик, и пересказал ему все, что услышал от муэдзина.
        - Ладно, - воскликнул слепой, - коли он тебе открылся, откроюсь и я. Занимался я перепродажей скота, и было у меня двадцать четыре коня. Однажды повстречался мне в пути дервиш и спрашивает: "Эй, торговец! Не возьмешься ли перевезти кой-какую поклажу?" Я согласился и повернул за ним. Подъехали мы к пещере, а в нее ворота ведут. Дервиш вытащил из кармана книгу и читал ее до тех пор, пока ворота не распахнулись сами собой. "Давай сюда мешки!" - крикнул тогда дервиш. Я принес сорок восемь мешков, и мы наполнили их деньгами, а еще дервиш прихватил в пещере маленькое зеркальце. Навьючили мы мешки на коней и Двинулись дальше. Выбрались на дорогу, и тут я потребовал от дервиша два мешка денег, и он мне отдал их с большой охотой. Но мне такой платы показалось мало, и я стал просить еще один вьюк с деньгами - дервиш и тут уступил. А мне все мало, и я все тянул и тянул у дервиша деньги, пока наконец все двадцать четыре тюка, навьюченные на лошадей, не отошли ко мне.
        Тут мне взбрела в голову мысль, зачем дервиш прихватил с собой маленькое зеркальце? Наверно, оно стоит дороже, чем двадцать четыре тюка денег, и я сказал дервишу, что хочу получить в придачу и зеркальце. Дервиш ответил, что с удовольствием подарит мне зеркальце, но только я пожалею об этом. "Пусть я тотчас же раскаюсь в том, что принял от тебя в дар зеркальце, а все-таки отдай мне его, дервиш!" - попросил я. Дервиш протянул мне зеркальце. Глянул я в него - ослеп на правый глаз, глянул еще разок - ослеп на левый глаз. Вдруг какая-то неведомая сила подняла меня и вместе со всеми вьюками перенесла вот сюда на перекресток дорог. А теперь я даю по два гроша каждому, кто мимо меня проходит и награждает двумя оплеухами. И буду давать до тех пор, пока не иссякнут деньги, потому что раньше не умел я обуздать свою жадность, а потребовал еще и зеркальце у дервиша. Так и передай тому, кто тебя послал, а теперь ступай с богом!
        Великий визирь заторопился дальше и скоро добрался до того парня, что толок в ступе алмазы, и передал ему рассказ слепого старика.
        - Ну, коли старик рассказал тебе свою историю, отчего бы и мне не рассказать! - воскликнул парень. - Мой отец был дервиш. Однажды он тяжко разболелся и, почуяв близость смерти, позвал меня к себе и промолвил: "Сынок, оставляю я тебе вдосталь всякого добра, будь же рачительным хозяином. А если промотаешь все богатство, мною накопленное, - лучше тебе повеситься, лишить себя жизни. Я тебе и петлю приготовил в старом доме". Потом отец простился со мной и испустил дух. Отнес я его на кладбище и похоронил. Жаль мне было отца, и я заливался слезами, а когда посмотрел вокруг, увидел, что двадцать моих друзей тоже рыдают. "Бог мой! Неужели нет никакого средства забыться и осушить мои слезы?" - воскликнул я. "Есть! Бутыль с той водичкой, что хмельной ракией зовется. Утешает она страждущих, хоть и стоит пятьдесят один дукат".
        Я тотчас же вытащил кошелек, отсчитал пятьдесят один дукат, и бутыль с ракией была немедленно доставлена. Выцедили мы ее всю до последней капли. Печаль сразу как рукой сняло, и слез как не бывало. Позабыли мы обо всем на свете. Стали песни орать тут же на могиле моего отца. Велел я принести нам еще по бутыли на брата. Каждый опорожнил свою бутыль, и веселье закипело. Вызвали музыкантов с тамбурами, скрипками, зурной и барабаном. И до той поры плясали и пели на могиле моего отца, пока ночь не разогнала нас по домам. Утром я снова встретился с друзьями, снова пил ракию. Так и повелось изо дня в день, я все пил с друзьями, веселился, не работал и спустил все свое состояние. Тут, к великому удивлению своему, я обнаружил, что мои друзья пооткрывали собственные лавки, занялись торговлей, а от меня отвернулись.
        Загрустил я и часто повторял про себя: "Пропали деньги, пропали и друзья!" А знаешь, каким путем разбогатели мои приятели? Они покупали бутыль с огненной ракией за тридцать дукатов, а мне говорили, что заплатили пятьдесят один, - стало быть, на каждой бутылке наживали по двадцать одному дукату.
        Опостылела мне жизнь, и пошел я в старый дом, чтобы повеситься, как приказал мне покойный отец. Вошел в дом, отворил дверь в одну комнату и вижу - со стропил свисает веревочная петля. Подтянулся я, петлю на шею надел и повис. Вдруг стропила обломились, я полетел на пол, а со стропил посыпались алмазы. Взял я один алмаз, понес в город и продал. Накупил себе разной одежды, а в кармане у меня снова деньги завелись. Увидели мои друзья, что я разбогател, стали приглашать к себе в гости, но я на них даже и смотреть не захотел. А теперь что ни день я зову глашатая и даю ему алмаз на продажу. Стоит цене подскочить до тысячи, я забираю камень себе и толку его в порошок. Потом высыплю порошок на ладонь, дуну - и порошок разлетится. Так я буду делать до тех пор, пока двое последних моих приятелей не подохнут от зависти и мучений по примеру остальных. А сейчас ступай с богом и передай все это тому, кто тебя ко мне послал.
        Великий визирь с парнем простился и вскоре достиг дворца английской королевы. Рассказал он ей все, что услышал от парня. Тогда королева английская сказала великому визирю:
        - Ступай к своему султану и передай ему, что я обладаю тайной Соломона, и в ней источник моего богатства!
        И великий визирь, после долгого отсутствия, вернулся к султану и принес ответ, за который едва не поплатился головой.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ОТЛИЧНАЯ ИДЕЯ
        Один червяк вылез на вольный воздух после дождя и встретил там другого червяка, столь же ловко вывернувшегося из почвы.
        - Здорово, земляк! Как дела? - крикнул ему он, вопросительно изогнувшись.
        - Приветствую! Всё отлично! - ответил тот, выпрямившись восклицательно.
        - Что поделываешь? - далее гнул свою линию червяк.
        - Трудно сказать, толком ещё не разобрался. Наверное, отдыхаю, - отвечал на это другой червяк, извиваясь неопределённо.
        - Чего отдыхать, у червяка всегда дело должно быть! - при этих словах червяк даже чуть-чуть приподнял, то ли переднюю, то ли заднюю часть.
        - А что, есть какие-нибудь идеи? - спросил тот его, в сомнении смявшись почти что в гармошку.
        На это земляк его призадумался, а тот всё ждал, вытягиваясь, ответа, пока востроглазый мальчуган не подобрал их с земли, сунул в проржавленную жестянку, после чего все вместе они отправились на рыбалку.
        Чего тут думать-то, ведь это так клёво, тихо посидеть с удочкой на берегу, и это, что называется, без вопросов!
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ОТПРЫСК РАЙСКОГО РАСТЕНИЯ
        Высоко-высоко, в светлом, прозрачном воздушном пространстве, летел ангел с цветком из райского сада. Ангел крепко поцеловал цветок, и от него оторвался крошечный лепесток и упал на землю. Упал он среди леса на рыхлую, влажную почву и сейчас же пустил корни. Скоро между лесными растениями появилось новое.
        - Что это за чудной росток? - говорили те, и никто - даже чертополох и крапива - не хотел знаться с ним.
        - Это какое-то садовое растение! - говорили они и подымали его на смех.
        Но оно все росло да росло, раскидывая побеги во все стороны.
        - Куда ты лезешь? - говорил высокий чертополох, весь усеянный колючками. - Ишь ты, распыжился! У нас так не водится! Мы тебе не подпорки!
        Пришла зима, растение покрылось снегом, но от ветвей исходил такой блеск, что блестел и снег, словно освещенный снизу солнечными лучами. Весною растение зацвело; прелестнее его не было во всем лесу!
        И вот явился раз профессор ботаники, - так он и по бумагам значился. Он осмотрел растение, даже попробовал, каково оно на вкус. Нет, положительно оно не было известно в ботанике, и профессор так и не мог отнести его ни к какому классу.
        - Это какая-нибудь помесь! - сказал он. - Я не знаю его, оно не значится в таблицах.
        - Не значится в таблицах! - подхватили чертополох и крапива.
        Большие деревья, росшие кругом, слышали сказанное и тоже видели, что растение было не из их породы, но не проронили ни одного слова: ни дурного, ни хорошего. Да оно и лучше промолчать, если не отличаешься умом.
        Через лес проходила бедная невинная девушка.
        Сердце ее было чисто, ум возвышен; все ее достояние заключалось в старой Библии, но со страниц ее говорил с девушкой сам господь: "Станут обижать тебя, вспомни историю об Иосифе; ему тоже хотели сделать зло, но бог обратил зло в добро. Если же будут преследовать тебя, глумиться над тобою, вспомни о нем невиннейшем, лучшем из всех, над которым надругались, которого пригвоздили ко кресту и который все-таки молился: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают!"
        Девушка остановилась перед чудесным растением; зеленые листья его дышали таким сладким, живительным ароматом, цветы блестели на солнце радужными переливами, а из чашечек их лилась дивная мелодия, словно в каждой был неисчерпаемый родник чарующих созвучий. С благоговением смотрела девушка на дивное растение божье, потом наклонилась, чтобы поближе рассмотреть цветы, поглубже вдохнуть в себя их аромат, - и душа ее просветлела, на сердце стало так легко! Как ей хотелось сорвать хоть один цветочек, но она не посмела, - он ведь так скоро завял бы у нее. И она взяла себе лишь зеленый листик, принесла его домой и положила в Библию. Там он и лежал, все такой же свежий, благоухающий, неувядаемый.
        Да, он лежал в Библии, а сама Библия лежала под головою молодой девушки в гробу, - несколько недель спустя девушка умерла. На кротком лице ее застыло выражение торжественной, благоговейной серьезности, только оно и могло отпечататься на бренной земной оболочке души в то время, как сама душа стояла перед престолом всевышнего.
        А чудесное растение по-прежнему благоухало в лесу; скоро оно разрослось и стало словно дерево; перелетные птицы слетались к нему стаями и низко преклонялись перед ним; в особенности - ласточка и аист.
        - Иностранные кривляки! - говорили чертополох и крапива. - У нас это не принято! Такое ломанье нам не к лицу!
        И черные лесные улитки плевали на чудесное растение.
        Наконец пришел в лес свинопас надергать чертополоху и других растений, которые он жег, чтобы добыть себе золы, и выдернул в том числе со всеми корнями и чудесное растение. Оно тоже попало в его вязанку!
        - Пригодится и оно! - сказал свинопас, и дело было сделано.
        Между тем король той страны давно уже страдал глубокою меланхолией. Он прилежно работал - толку не было; ему читали самые ученые, мудреные книги, читали и самые легкие, веселые - ничего не помогало. Тогда явился посол от одного из первейших мудрецов на свете; к нему обращались за советом, и он отвечал через посланного, что есть одно верное средство облегчить и даже совсем исцелить больного.
        "В собственном государстве короля растет в лесу растение небесного происхождения, выглядит оно так-то и так - ошибиться нельзя". Тут следовало подробное описание растения, по которому его нетрудно было узнать. "Оно зеленеет и зиму и лето; поэтому пусть берут от него каждый вечер по свежему листочку и кладут на лоб короля: тогда мысли его прояснятся, и здоровый сон подкрепит его к следующему дню!"
        Яснее изложить дело было нельзя, и вот все доктора, с профессором ботаники во главе, отправились в лес. Но... куда же девалось растение?
        - Должно быть, попало ко мне в вязанку, - сказал свинопас, - и давным-давно стало золою. Мне и невдомек было, что оно может понадобиться!
        - Невдомек! - сказали все. - О, невежество, невежество, нет тебе границ!
        Свинопас должен был намотать эти слова себе на ус; свинопас, и никто больше, - думали остальные.
        Не нашлось даже ни единого листка небесного растения: уцелел ведь только один, да и тот лежал в гробу, и никто и не знал о нем.
        Сам король пришел в лес на то место, где росло небесное растение.
        - Вот где оно росло! - меланхолично сказал он. - Священное место!
        И место огородили вызолоченною решеткою и приставили сюда стражу: часовые ходили и день и ночь.
        Профессор ботаники написал целое исследование о небесном растении, и его за это всего озолотили - к большому его удовольствию. Позолота очень шла и к нему и ко всему его семейству, и вот это-то и есть самое радостное во всей истории: от небесного растения не осталось ведь и следа, и король по-прежнему ходил, повесив голову.
        - Ну, да он и прежде был таким! - сказала стража.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ОТЧЕГО У БЕЛОГО МЕДВЕДЯ НОС ЧЁРНЫЙ
        Белый медведь по зимней тундре идёт - его не заметишь. Со льдины на льдину перескакивает - будто ветер снегом кидается. На берегу станет - как кочка, снегом прикрытая. Но всё это только тогда, когда медвежьего носа не видно. Потому что нос у него - чёрный. Кругом всё бело, а чёрный мячик по льдине скачет - медведь бежит. Из-за носа своего остаётся очень часто ни с чем - все от него удрать успели!
        В давние времена, однако, медведь весь белым был. И нос у него белым был. Тогда он не только к моржу или нерпе легко подкрадывался, но и к человеку не боялся близко подходить. Охотники в тундру уйдут, а он к стойбищу подходит, женщин и детей пугает, еду крадёт. Надоело это людям, решили они медведя проучить. Охотники уехали из стойбища - медведь это видел. А вот как они тихо назад вернулись, он не заметил и вздумал, как всегда, сушёной рыбы у людей взять, детей напугать.
        Пришёл. Тут-то охотники и выбежали ему навстречу. У каждого в руке головешка от костра. Медведь бросился в одну сторону, в другую - всюду охотники, собаки, огонь. Вся шкура у него стала в чёрных пятнах. Но хуже всего медведю пришлось, когда один из охотников горящей головешкой его по носу ударил. И нос стал чёрным. Удрал медведь на самую дальнюю льдину, в океан. Целую зиму там сидел, пятна чёрные сводил. Шерсть новая отросла, белой стала. А нос так навсегда и остался чёрным. Сперва медведь не понял, в чём дело: никого поймать не может! Все от него убегают! Потом сообразил: звери его чёрный нос видят!
        Теперь, когда медведь к тюленям или нерпам крадётся, он нос лапой закрывает. Вот какой хитрый! А с людьми с той поры он встречаться не любит. Лучше от них прочь да подальше!
        ЮКАГИАРСКАЯ СКАЗКА
        ОТЧЕГО У КАЗУАРА СИНЯЯ ГОЛОВА
        Все знают, что храбрый Йонди отодвинул низко нависшее над землей небо палкой, которую он нашел в источнике будущего.
        Все знают, что палка эта изогнулась и стала бумерангом.
        Все знают, что появилась тогда на взлетевшем ввысь небе радуга и что разбилась она на тысячи и тысячи разноцветных кусочков, которые превратились в тысячи и тысячи красивых птиц. А что произошло с этими птицами?
        Они упали на землю и стали учиться летать. Одни птицы очень скоро научились летать, другие так и не научились. Очень смеялась над такими неудачниками птица-хохотунья Кукабурра, особенно над казуаром, у которого тогда еще не было синей головы.
        И разозлился казуар. Злился, что он некрасивого серого цвета, не такой яркий, как попугай, злился, что он глупее совы, злился, что не умеет летать и что птица-хохотунья Кукабурра смеется над ним, когда он пытается этому научиться.
        Возненавидел казуар всех птиц и решил поджечь лес, в котором они жили.
        Пошел к дереву огня, принес оттуда горящую головню и поджег лес.
        Те птицы, которые научились хорошо летать, улетели далеко-далеко и вернулись только тогда, когда пожар потух.
        Но многие и многие птицы еще не умели летать. Спасаясь от пламени, бросились они в воду рек, морей и озер.
        И произошло чудо. Превратились те птицы в рыб. Вот почему есть разные рыбы - большие и маленькие, круглые и плоские, разноцветные, золотистые и бесцветные, красивые и уродливые. Это все бывшие птицы, и каждая рыба немного похожа на птицу, от которой она произошла.
        А казуар был наказан за свое злодейство, Бог Байаме, создатель всего живого на земле, сделал так, что голова казуара стала синей. И теперь над казуаром смеется не только птица-хохотунья Кукабурра, но и все птицы и звери.
        АВСТРАЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        ОХОТНИКИ НА ТИГРОВ
        В провинции Хан-зондо, в городе Кильчу, лет двадцать назад существовало общество охотников на тигров. Членами общества были все очень богатые люди. Один бедный молодой человек напрасно старался проникнуть в это общество и стать его членом.
        - Куда ты лезешь? - сказал ему председатель. - Разве ты не знаешь, что бедный человек - не человек? Ступай прочь.
        Но тем не менее этот молодой человек, отказывая себе во всем, изготовил себе такое же прекрасное стальное копье, а может быть, и лучше, какое было у всех других охотников.
        И, когда они однажды отправились в горы на охоту за тиграми, пошел и он.
        На привале у оврага он подошел к ним и еще раз попросил их принять его.
        Но они весело проводили свое время, и им нечего было делать с бедным человеком; они опять, насмеявшись, прогнали его.
        - Ну, тогда, - сказал молодой человек, - вы себе пейте здесь и веселитесь, а я один пойду.
        - Иди, сумасшедший, - сказали ему, - если хочешь быть разорванным тиграми.
        - Смерть от тигра лучше, чем обида от вас.
        И он ушел в лес. Когда забрался он в чащу, он увидел громадного полосатого тигра. Тигр, как кошка, играл с ним: то прыгал ближе к нему, то отпрыгивал дальше, ложился и, смотря на него, весело качал из стороны в сторону своим громадным хвостом.
        Всё это продолжалось до тех пор, пока охотник, по обычаю, не крикнул презрительно тигру:
        - Да цхан подара (принимай мое копье)!
        И в то же мгновение тигр бросился на охотника и, встретив копье, зажал его в зубах. Но тут, с нечеловеческой силой, охотник просунул копье ему в горло, и тигр упал мертвый на землю.
        Это была тигрица, и тигр, ее муж, уже мчался на помощь к ней.
        Ему не надо было уже кричать: “Принимай копье”, он сам страшным прыжком, лишь только увидел охотника, бросился на него.
        Охотник и этому успел подставить свое копье и в свою очередь всадил ему его в горло.
        Двух мертвых тигров он стащил в кусты, а на дороге оставил их хвосты.
        А затем возвратился к пировавшим охотникам.
        - Ну что? Много набил тигров?
        - Я нашел двух, но не мог с ними справиться и пришел просить вашей помощи.
        - Это другое дело: веди и показывай.
        Они бросили пиршество и пошли за охотником. Дорогой они смеялись над ним:
        - Что, не захотелось умирать, за нами пришел...
        - Идите тише, - приказал бедный охотник, - тигры близко.
        Они должны были замолчать. Теперь он уже был старший между ними.
        - Вот тигры, - показал на хвосты тигров охотник. Тогда все выстроились и крикнули:
        - Принимай мое копье!
        Но мертвые тигры не двигались.
        Тогда бедный охотник сказал:
        - Они уже приняли одно копье, и теперь их надо только дотащить до города; возьмите их себе и тащите.
        НИКОЛАЙ ГЕОРГИЕВИЧ ГАРИН-МИХАЙЛОВСКИЙ
        ПАВЛИН-НАСМЕШНИК
        Как-то раз сидел в лесу павлин и горько сетовал на свое одиночество. Случилось, что мимо пробегал шакал. Увидел он павлина и спросил его:
        - Ты чего такой грустный, братец? Павлин сначала испугался шакала, но потом, набравшись храбрости, ответил со вздохом:
        - Ах братец! Хоть и живу я в таком большом лесу, но нет у меня никого, с кем я мог бы горе размыкать или радостью поделиться. Вот об этом я и тоскую.
        Услышав такие слова, шакал пожалел павлина и сказал:
        - Знаешь что, павлин, давай дружить! Даю тебе слово, что с сегодняшнего дня ничем тебя не обижу.
        Павлин обрадовался, и стали они дружить: целыми днями вместе прыгали, танцевали и пели. И так они друг друга полюбили, что даже ели вместе.
        Время шло. Как-то раз павлин нарвал крупной, сочной алычи, а шакал притащил молоденького ягненка. Уселись оба рядом и принялись каждый за свою еду. Съев алычу, павлин нарыл в земле ямок, одну возле другой, бросил в каждую из них алычевую косточку, засыпал ямки землей и, с важностью распустив хвост, сказал:
        - Всегда, когда я ем алычу, косточки зарываю в землю. В нашем роду павлинов издавна так повелось. Пройдет время, из косточки вырастет большое дерево, на нем появятся плоды. Мне, может быть, и не придется полакомиться этой алычой, но все-таки я рад: кто-нибудь другой съест алычу, поблагодарит меня, и душа моя возликует.
        Эти слова павлина пришлись шакалу не по вкусу. Он обиделся и, немного подумав, сказал:
        - Хотя наш род шакалов ест мясо, но и у нас уже давно существует обычай бросать в землю кости. Я всякий раз, как ем ягненка, бросаю его кости в землю.
        Сказав так, он нарыл в земле ямок, одну возле другой, бросил в каждую по косточке ягненка и засыпал землей.
        Потом оба они, шакал и павлин, весело приплясывая, отправились гулять. Дни бежали за днями. Однажды павлин сказал шакалу:
        - Пойдем, братец, посмотрим на поле, которое мы засеяли. А то как бы какой-нибудь зверь не попортил наши посадки.
        Шакал стал отговариваться, но павлин настоял на своем, и оба друга явились на место, где были зарыты косточки алычи и кости ягненка. Они увидели небольшой кустик, который вылез из земли. Это была алыча.
        - Посмотри-ка, как моя алыча раскачивается на ветру. Скоро она вырастет и даст плоды,- сказал павлин и посмотрел туда, где шакал зарыл кости ягненка. На том месте ничего не росло. В глазах павлина мелькнула насмешка. Шакал заметил это и сказал:
        - Кости ягненка так быстро не прорастают. Им нужно долго пролежать в земле, прежде чем пустить ростки.
        Павлин насмешливо улыбнулся, а шакал рассердился, но сдержался и сделал вид, что ничего не заметил.
        Прошло несколько месяцев. Павлин время от времени ходил на поле и приглашал с собою шакала. Шакалу очень не хотелось ходить туда, но ничего не поделаешь: нельзя было огорчать друга, и он не перечил павлину.
        Алыча выросла, зацвела, и павлин очень этому радовался. А шакал при виде костей, которые так и лежали в земле, как он их положил, отчаивался и горевал. Он хорошо знал, что кости ягненка не дадут всходов и что он солгал павлину. Но как иначе мог он поддержать честь своего рода? Поэтому, когда павлин с невинным видом спрашивал: "Послушай, друг, когда же наконец прорастут кости, которые ты посадил?" - шакал отвечал ему:
        - Кости так быстро не прорастают. Им нужно долго пролежать в земле, прежде чем пустить ростки.
        Павлин только смеялся в ответ, а шакал свирепел, но все-таки подавлял в себе гнев, чтобы поддержать дружбу.
        И вот наступил день, когда алыча покрылась крупными спелыми ягодами. Павлин нарвал их и принялся за еду. Шакал был тут же. На беду, охота не принесла ему удачи, и он молча сидел в сторонке. А павлин, увидев, что шакал печален и ничего не ест, стал над ним потешаться:
        - Видно, урожай твой созреет в будущем веке! Если б ты посадил алычу, то сейчас наслаждался бы спелыми ягодами!
        Шакал, удрученный, сидел и молчал, а павлин продолжал насмехаться над ним. Потом, съев алычу, он стал бросать косточки в такала и приговаривать:
        - Братец! Как мне тебя жаль! Возьми эти косточки, посади их, хоть на следующий год полакомишься!
        В душе шакала клокотала ярость. Он не мог больше сдерживаться - и набросился на павлина:
        - Пусть кости ягненка не дали всходов, зато я съем тебя и утолю свой голод!
        И он растерзал павлина и съел.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПАДИШАХ И ДОЧЬ КУЗНЕЦА
        Было или не было, а жил один падишах. Любил он собирать в свой дворец мудрых и бывалых людей. Любил задавать им вопросы и выслушивать их ответы. Очень любознательным был тот падишах.
        Однажды падишах гулял в саду и увидел двух дерущихся воробьев. Сначала воробьи дрались на толстой ветке большой чинары, потом упали на землю. И на земле они продолжали драку.
        Падишах остановился возле них, топнул ногой — хотел вспугнуть, но воробьи не улетели. Они дрались! Дрались и что-то громко выкрикивали при этом!
        Вернулся падишах во дворец и задал мудрым и бывалым людям такой вопрос:
        — Отчего дрались воробьи и что при этом кричали друг другу?
        Мудрые и бывалые не смогли сразу ответить на эти вопросы. Они испросили у падишаха три дня сроку для ответа и отправились по домам.
        У дороги, что вела от падишахского дворца, стоял дом кузнеца. Его дочь Адолятхон каждый день видела мудрецов и бывалых людей, которые шли во дворец и обратно. Увидела она их и на этот раз. Все шли опустив голову — опечаленные и задумчивые. И спросила тогда девушка у самого старого белобородого мудреца:
        — Что случилось, дедушка? В другие дни вы все весёлые и радостные возвращались из дворца падишаха, а сегодня такие удручённые!
        Старик тяжело вздохнул и рассказал девушке:
        — Сегодня падишах задал нам такой вопрос, на который у нас нет ответа. Он спросил у нас: почему дрались два воробья и что они при этом кричали друг другу. А откуда нам это знать? Мы тех воробьев не видели и не знаем, почему они дрались! Падишах дал нам три дня сроку для ответа. Если же мы не сможем ответить, нас казнят.
        И сказала мудрецу Адолятхон — дочь кузнеца:
        — Не печальтесь, дедушка! Если вы не найдёте ответа, я скажу вам, почему дрались воробьи и что они кричали друг другу.
        Рассердился мудрец:
        — Как смеешь ты, невежа, насмехаться над нами? Откуда тебе знать то, чего даже мы, мудрые и бывалые, не знаем!
        Три дня и три ночи думали-гадали мудрецы и бывалые люди, но не нашли ответа на вопрос падишаха. Делать нечего, решили они послать того старика-мудреца к дочери кузнеца.
        Пришёл мудрец в дом кузнеца и попросил Адолятхон подсказать ответ на вопрос падишаха.
        — Ступайте во дворец и спросите падишаха: сыну ли переходит имущество отца или к кому-нибудь другому? И пусть свой ответ падишах напишет вам на бумаге.
        Как сказала Адолятхон, так мудрец и сделал.
        И падишах написал: «Имущество отца переходит сыну».
        Прочитала эту бумагу дочь кузнеца, спрятала её и сказала:
        — Те два воробья дрались из-за гнезда. Одному из них то гнездо досталось от отца, другой воробей был чужаком и хотел силой отнять его у законного хозяина. Первый воробей кричал другому, что это его гнездо, а второй отвечал, что гнездо принадлежит тому, кто сильнее.
        Снова отправились во дворец мудрецы и бывалые люди. И передали падишаху ответ девушки. Но они не сказали владыке, что ответ подсказала им дочь кузнеца.
        — Этот ответ вы не сами придумали, — сказал им падишах. — Если бы сами придумали, то ответили бы мне ещё утром. Говорите, кто вам подсказал такой ответ?
        Делать нечего, сознались мудрецы да бывалые люди, что такой ответ им подсказала дочь кузнеца Адолятхон.
        И повелел падишах привести Адолятхон во дворец. Слуги тотчас исполнили его повеление, привели дочь кузнеца во дворец.
        — Ты умная девушка, — сказал ей падишах. — Скажи мне, откуда ты узнала, почему дрались воробьи и что кричали они друг другу во время драки?
        ответь мне на мой вопрос!
        — Я отвечу, — сказала девушка. — Вы видели двух воробьев, которые дрались из-за одного гнезда. Один кричал, что это гнездо досталось ему в наследство от отца, другой кричал, что он сильный и гнездо достанется ему! И большого ума не нужно, чтобы понять это.
        Ничего не ответил на это падишах. Он позвал своих визирей и сказал им:
        — Эта девушка всех нас осрамила! Что будем с ней делать?
        И отвечал падишаху визирь правой руки:
        — Вы возьмите её себе в жены. Став женой, она станет вашей рабой, тогда и делайте с ней что захотите!
        — А потом возьмите себе в жёны шахиню Малику, а дочь кузнеца сделайте её служанкой! — добавил визирь левой руки.|
        Шахиня Малика была очень красивой и умной. Слава о ней дошла до многих государей и правителей мира. Многие сватались к ней, но она объявила, что выйдет замуж только за того, кто ответит на все её вопросы и выполнит все её условия. А тот, кто не сможет ответить на вопросы и выполнить условий, станет рабом шахини.
        Многие прекрасные юноши из разных стран и государств стали рабами шахини Малики.
        Падишах послушался совета визиря правой руки и заслал сватов в дом кузнеца. Адолятхон не хотела идти за падишаха, но тот повелел верховному мулле совершить свадебный обряд. Делать нечего, пришлось дочери кузнеца переехать во дворец падишаха. Там падишах сказал ей:
        — Хоть ты умна и красива, но не нравишься ты мне. Ты женой мне не будешь. Женой мне будет шахиня Малика, а ты станешь её служанкой!
        — Выбрось из головы эти пустые мечты! — сказала Адолятхон. — Жениться на шахине Малике — дело не лёгкое! Тысячи тебе подобных стали рабами шахини.
        Сильно разгневался падишах, но не нашёл ответа на слова Адолятхон.
        Собрал падишах всех мудрецов и бывалых людей своего государства и отправился вместе с ними в страну шахини Малики.
        Прибыли они во дворец красавицы.
        Малика задала падишаху свои вопросы. Падишах просил совета у мудрецов, которые прибыли вместе с ним, но и они не смогли ответить на вопросы шахини Малики. И падишах стал рабом шахини. На него надели ярмо и послали на маслобойню. Тогда падишах написал своим визирям письмо, в котором просил вызволить его из неволи.
        Мудрецы падишаха вернулись в свою страну, пришли во дворец падишаха и отдали визирям его письмо. Визири показали письмо Адолятхон.
        Прочитала Адолятхон послание падишаха, переоделась в мужской халат, на голову надела телпак — шапку с меховым верхом, на ноги сапоги из цветной кожи. Взяла в руки меч, села на коня и отправилась в страну шахини Малики.
        Много дней ехала она и добралась наконец до страны красавицы. Подъехала ко дворцу и попросила стражу пропустить её во дворец. Посмотрели стражники на красивого, стройного юношу с умными глазами, и жалко им стало его.
        — О чужестранец! — сказали они Адолятхон. — Зачем тебе идти к нашей госпоже? Ещё никто не смог ответить на её вопросы. Разве тебе хочется надеть ярмо раба? Ступай лучше своей дорогой!
        — Проведите меня к шахине Малике! — твёрдо сказала Адолятхон.
        Стражники провели её в покой своей госпожи.
        Шахиня Малика посадила Адолятхон перед собой и начала задавать свои вопросы.
        — Чем жив человек? — спросила шахиня.
        — Надеждой, — ответила Адолятхон.
        — Каков признак старости?
        — Безнадёжность!
        — Какое намерение доброе, а какое дурное?
        — Если это намерение всего народа — оно доброе, а если это намерение одного человека и оно принесёт вред народу — оно дурное.
        — А как узнать, каково намерение того или другого человека?
        — По его глазам, по его словам, по его поведению, — отвечала дочь кузнеца.
        Шахиня Малика задала Адолятхон ещё несколько таких же вопросов, и на все дочь кузнеца нашла ответ.
        — Ты мудрый юноша, — сказала Малика, — на вопросы мои ты ответил. А теперь слушай моё условие. У моего отца был волшебный перстень, с помощью которого он подчинял себе трёх сестёр-ведьм. После смерти отца ведьмы украли перстень. Ты должен отыскать тот перстень. Если отыщешь, эти колдуньи покорятся мне. Это и есть моё условие.
        Адолятхон попросила у Малики сорок дней сроку и уехала из её дворца.
        Она объехала много гор, перевалов, степей и долин, но нигде не встретила ни одной ведьмы. Наступил сороковой день, и Адолятхон уже нужно было возвращаться во дворец шахини Малики. «Лучше мне умереть здесь, среди скал и камней, но остаться свободной, чем вернуться во дворец Малики и жить в рабстве!» — подумала Адолятхон. Подумала она так, спешилась с коня, сняла с него седло, подложила его под голову и легла спать в тени одинокой чинары. Немного погодя девушка проснулась и увидела перед собой письмо и саблю. В письме было написано вот что: «О дочь кузнеца! Намерения твои добрые, и потому этот старинный клинок поможет тебе разрешить твои трудности. Бери его и ступай за Чёрную гору».
        Адолятхон поцеловала саблю, приложила её к глазам, а потом заткнула за пояс, рядом со своим коротким мечом. Села она на коня и поехала за Чёрную гору. За Чёрной горой она увидела белый шатёр, а в шатре Белую ведьму.
        — Ассалам алейкум! — сказала девушка старухе.
        — Ваалейкум салам, мой лакомый кусок! Сейчас я сыта, а позже я тебя обязательно съем! — расхохоталась ведьма.
        Адолятхон вынула из-за пояса саблю и показала её ведьме.
        — Узнаёшь? — спросила она.
        — Это сабля старцев — покровителей людей, — ответила Белая ведьма.
        — Знаешь ли ты, что вот уже несколько дней над Самаркандом льют сильны дожди и все водостоки в домах у людей пришли в негодность? Так вот старцы-покровители решили помочь людам и послали меня нарезать ремней из твоей спины, чтобы люди из этих ремней сделали на крышах желоба.
        — Ой-ой! Как болит у меня спина! — задрожала ведьма. — Пощади меня! Пощади!
        — Я пощажу тебя, если укажешь, где спрятан перстень отца шахини Малики.
        — Выше по этой горе есть ещё один шатёр — красный, — сказала ведьма. — Там живёт моя средняя сестра. Она знает, где спрятан перстень отца шахини Малики.
        Адолятхон поднялась выше по горе и увидела там красный шатёр. В нём сидела Красная ведьма и расчёсывала свои волосы.
        — Ассалам алейкум! — сказала девушка.
        — Ваалейкум салам, мой лакомый кусок, сегодняшняя доля моя! Сейчас мне нездоровится, но потом я тебя обязательно съем! — отвечал Красная ведьма.
        Адолятхон показала старухе саблю и спросила:
        — Узнаёшь?
        — Да, это сабля старцев-покровителей! — отвечала ведьма.
        — Ты скажи мне, где спрятан перстень отца шахини Малики! Не скажешь, так я нарежу ремней из кожи твоей спины! — сказала Адолятхон.
        — Я не знаю, где спрятан перстень, — отвечала Красная ведьма. — Это знает наша старшая сестра. Она живёт ещё выше по горе — в чёрном шатре.
        Девушка поехала искать чёрный шатёр. Скоро она увидела тот чёрный шатёр. В нём сидела Чёрная ведьма и варила пищу. Очаг её дымил, и всё вокруг было черным-черно от чёрного дыма.
        — Ассалам алейкум! — сказала девушка.
        — Ваалейкум салам, мой лакомый кусочек! Как хорошо, что моя сегодняшняя еда сама ко мне пожаловала, на собственных ногах! — отвечала ей Чёрная ведьма.
        — Да, я пришёл сюда на собственных ногах. Пришёл за твоей душой! Если ты не отдашь мне перстень отца шахини Малики, я изрублю тебя вот этой самой саблей! — сказала ведьме Адолятхон.
        Увидела Чёрная ведьма саблю, задрожала и сказала:
        — О, обладатель сабли старцев-покровителей! Ты задал мне трудную задачу, ведь я спрятала тот перстень так глубоко в землю, чтобы ни один человек не нашёл его и не сделал бы нас — трёх сестёр-ведьм — своими рабынями! Но делать нечего, я отдам тебе тот перстень.
        Сказала так Чёрная ведьма, вышла из чёрного шатра и громко позвала своих сыновей.
        И вот с четырёх сторон — с гор и пригорков — спустились сорок Чёрных дэвов и встали перед матерью в ряд.
        — Сыновья мои, — обратилась к ним Чёрная ведьма, — разыщите перстень отца шахини Малики и принесите его мне!
        И сорок Чёрных дэвов-великанов принялись разгребать землю своими острыми когтями. Скоро они нашли перстень отца шахини Малики и отдали его матери.
        Чёрная ведьма надела на палец Адолятхон тот перстень и сказала:
        — Были мы свободными, теперь снова стали рабами! Что прикажешь?
        — Отнеси меня во дворец шахини Малики! — отвечала девушка.
        Чёрная ведьма схватила Адолятхон вместе с её конем и в один миг доставила во дворец шахини Малики.
        Адолятхон отдала шахине перстень её отца.
        Обрадовалась шахиня Малика. Накормила на радостях всех голодных, одела всех неодетых и объявила своим придворным, что она выходит замуж за юношу, который ответил на все её вопросы и выполнил её условие.
        И сказала тогда Адолятхон — дочь кузнеца:
        — О шахиня Малика! Прежде чем стать твоим мужем, я хочу осмотреть твой дворец.
        Шахиня Малика повела Адолятхон по своему дворцу и принялась показывать все свои богатства.
        Когда они осмотрели роскошный дворец. Адолятхон вдруг услышала шум маслобойки. Шум доносился из подземелья. Адолятхон захотела посмотреть и маслобойню. Спустились они в подземелье и увидели: быв¬ший падишах с ярмом на шее ходит вокруг маслобойки, а слуга шахини Малики ещё подхлёстывает его кнутом.
        И сказала тогда Адолятхон Малике, указывая на падишаха:
        — Пусть этот раб будет у нас конюхом. Согласилась Малика, и бывшего падишаха отправили на конюшню.
        Потом Адолятхон сказала шахине Малике:
        — Вели седлать двух коней. Мы сейчас отправимся в мою страну. Вели тому конюху ехать с нами, он будет присматривать в дороге за нашими конями.
        И отправились они в дорогу втроём. Ехали они, ехали и добрались до одинокого родника. Спешились там, напоили коней и сами сели отдохнуть.
        Потом Адолятхон отозвала в сторонку конюха-падишаха и сказала ему:
        — Я отдаю тебе шахиню Малику. Бери её и поезжай в свой дворец. А я поеду своей дорогой!
        Удивился падишах, но с радостью согласился.
        Адолятхон стегнула своего коня и поскакала ко дворцу падишаха другой, короткой дорогой.
        Вернулась она во дворец, переоделась в своё платье и стала поджидать падишаха и шахиню Малику. А визирей и других придворных выслала навстречу их повелителю.
        Скоро во дворец въехал сам падишах, рядом с ним шахиня Малика, а позади визири и все придворные.
        Увидав Адолятхон, падишах сказал ей:
        — Ты видишь, я взял себе в жёны шахиню Малику. Теперь ты не жена мне, я трижды объявляю тебе талак. Теперь ты — служанка шахини Малики. Ступай приготовь её покои.
        Адолятхон ушла. Надела снова на себя мужской халат, на голову — телпак, на ноги сапоги из цветной кожи, подпоясалась золотым поясом. А за пояс заткнула свой меч, саблю, подаренную старцами-покровителями, и снова вышла к падишаху.
        Изумился падишах, увидав в своём дворце юношу — жениха шахини Малики. А шахиня Малика обрадовалась. Юноша был умным и красивым, а падишах — глупым и безобразным. Ей совсем не хотелось идти замуж за этого падишаха.
        Посмотрела Адолятхон на падишаха и сказала:
        — Эх ты, глупый падишах, неблагодарный падишах! Посмотри на меня хорошенько, неужто не узнаёшь ту, которая вызволила тебя из рабства, ту, которая отдала тебе в жёны шахиню Малику. Я — дочь кузнеца Адолятхон.
        Тут и шахиня Малика разгневалась.
        — Пусть падёт проклятье на голову такого падишаха, — сказала она. — Пусть сгинет такой человек, который не дорожит столь умной и красивой женой! Я отправлюсь обратно в свою страну, в свой дворец!
        Сказала так шахиня Малика, сняла со своего пальца волшебный перстень и подарила его Адолятхон.
        — Возьми этот перстень, сестра моя Адолятхон, — сказала она. — Ты его добыла своим умом и храбростью, он принадлежит тебе по праву!
        Сказала так шахиня Малика, села на своего коня и ускакала в свою страну, в свой дворец.
        Дочь кузнеца — умная и красивая Адолятхон — вернулась в дом своего отца-кузнеца, а глупый и безобразный шах остался в своём дворце.
        ТАДЖИКСКАЯ СКАЗКА
        ПАН ГОЛОВА
        Один молодой шляхтич, благородный отпрыск старинного, но обедневшего рода, имел счастливую привычку ковырять спичкой в ухе. Ковыряя однажды по своему обыкновению в ухе спичкой, он вытащил из уха топаз, драгоценный камешек. Небольшой, но вполне пригодный, чтобы тут же отправиться с ним в ломбард. Несколько поправив таким образом положение дел, он продолжил свои изыскания и неоднократно прибегал к помощи спички, покуда не вернул своему роду былую славу. Потому что главнее всего голова, как правильно говорят старики. И когда у шляхтича спрашивают, как же это ему так быстро удалось разбогатеть и прославиться, он справедливо указывает пальцем на свою голову, говоря, что не в одном благородстве дело, надо ещё и тут как-то соответствовать. Пан Голова - такое теперь у него прозвище.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПАН И СКАЗОЧНИК
        Один богатый пан очень любил сказки слушать. Бывало, кто ему что ни наплетет, он все правдой считает.
        Захотелось этому пану такую сказку послушать, какой бы он не поверил. И объявил он повсюду: "Если кто расскажет мне такую сказку, чтобы я сказал: врешь, дам тому тарелку золота".
        Нашелся один такой сказочник. Звали его Янка. Приходит он к пану:
        — Ставь, пан, тарелку золота, буду сказывать сказку.
        Поставил пан на пол тарелку золота, а сам уселся в кресле и закурил трубку с длинным чубуком.
        — Ну, рассказывай. Только смотри, как бы вместо золота розог не получить.
        Присел Янка на корточки перед тарелкой и начал рассказывать:
        — И чего, панок, на свете-то не бывает! Вот какой случай со мной вышел однажды. Было это в то время, когда мой отец еще и на свет не родился. Жил я с дедом. Делать дома нечего, вот дед и отдал меня к одному хозяину пчел пасти. А было у того хозяина целых пятьдесят колод пчел. Надо каждый день поутру пересчитать их и на пастбище гнать. А вечером пригнать, опять пересчитать, подоить да в ульи загнать. И хозяин мне твердо сказал: “Ежели ты хоть одну пчелу потеряешь, то не заплачу тебе за целый год”. Вот какая была нелегкая работа!
        — Все может быть, — соглашается пан. Глянул Янка на тарелку золота и продолжает рассказывать:
        — Однажды пригнал я пчел с пастбища, пересчитал: нету одной пчелы... Батюшки-светы, быть беде! Я бегом назад — пчелу искать. А уже вечереть начало. Я туда, я сюда — нету пчелы. Вдруг слышу — где-то пчела ревет. Смотрю — за рекой семь волков напали на мою пчелу. А она, бедняжка, от них изо всех сил отбивается, не сдается. Бросился я на помощь пчеле. Прибежал к реке — нет переправы. Что делать? А тут вот-вот волки пчелу разорвут. Я, долго не раздумывая, схватил себя за чуб, раскачал — и гопля через реку! Но до другого берега не долетел — упал посреди реки и камнем пошел ко дну. Опамятовался кое-как и начал искать дорогу, чтобы наверх выбраться. А тут, как назло, на дне реки кто-то костер развел да такого дыму напустил, что прямо глаза ест, даже рыба носом сопит и дороги из-за дыма не видать. Иду это я ощупью, глядь — медведь стоит. Хотел я схватить его за хвост, да он ко мне головой повернулся. Я сунул ему руку в горло, добрался до хвоста и за него ухватился. Испугался медведь да как рванется наверх — ну, и вытащил меня. Сам бросился с перепугу в лес, а я на берегу остался, да не на том, что надо.
Тут схватил я себя опять за чуб, раскачал еще посильней, чем в первый раз, и — прыг на другой берег!
        — Мало ли чего на свете не бывает, — говорит пан. — Может, и правда.
        — Правда-то правда, пане, да, пожалуй, с изъяном. Ну так вот. Перескочил я на другой берег, да с разбегу так грохнулся оземь, что по самый пояс увяз. Я и туда, и сюда — не выбраться. Без лопаты, думаю, ничего не поделаешь. Побежал домой, схватил лопату — и назад. Откопал себя и бегу на помощь пчеле. Прибежал, отогнал волков, а пчела уже и ноги протянула: задрали ее волки, пока я туда да сюда бегал. Что делать? Прикрыл я пчелу веткой, чтоб волки не съели, а сам пошел к хозяину.
        "Беда", — говорю. "А что за беда?" — спрашивает хозяин. "Волки пчелу задрали". Как рассердился хозяин, как затопал на меня ногами: "Теперь не дам тебе ни гроша!" Молчу я. Виноват.
        Посердился хозяин и спрашивает: “А волки еще не съели пчелу?” — “Нет”. — “Ну, это хорошо, что хоть пчела-то цела. Поедем заберем”.
        Запрягли мы две пары волов, поехали. На лугу сняли шкуру с пчелы, порубили мясо на куски и привезли домой. Дома засолили — целых двенадцать бочек вышло. Весь год ели мы то мясо с хозяином.
        — Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан. — Может, и правда.
        — Ну, а как кончился год, хозяин прогнал меня и не заплатил и ломаного гроша. Только выпросил я у него кусок воску. Вылепил я из того воску лошаденку, сел на нее и поехал к деду, ведь отца-то у меня еще не было. Еду, еду — приехал в лес. А тут и есть захотелось. Потянул носом — чую, на елке жареным пахнет. Подъехал я к елке, а там в дупле жареные дятлы пищат. Ну, голод не тетка. Полез я в дупло за дятлами. Лезу рукой — не влез, лезу ногой — не влез, лезу головой — не влез, бросился всем туловищем — влез. Наелся там дятлов сколько хотел — и назад. Лезу рукой — не вылезу, лезу ногой — не вылезу, лезу головой — не вылезу, всем туловищем понатужился — тоже не вылез. Вспомнил я, что у хозяина за лавкой топор лежал. Побежал, взял топор, прорубил в дупле дырку побольше да и вылез.
        — Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан. — Может, и правда.
        — Вылез я, сел на лошадку, заткнул топорик за пояс и еду дальше. А топорик тяп да тяп, тяп да тяп... Вдруг лошадка стала — и ни с места. Оглянулся я — половины лошадки нету: обрубил ее топорик! Чтоб тебе пусто было! Вырезал я палку из ракиты, сшил лошадку да и еду опять. А ракита вдруг стала расти и расти — выросла до самого неба. Ну, думаю, полезу на небо, погляжу, что там делается.
        Пан перестал пыхтеть трубкой:
        — И что же ты там видел на небе?
        — Чего я там только не видел, пане! Иду я это по небу, а в одной хате святые вечеринку справляют: пьют, гуляют, веселые песни распевают. Хотелось мне к ним зайти, да нет, думаю, с пьяными лучше не связываться, а то еще тумаков надают. Иду дальше. В другой хате святой Микола храпит под столом, словно пшеницу на базаре продал. Видно, порядком хлебнул.
        — Мало ли чего на свете не бывает! Может, и правда, — говорит пан.
        — И верно, что правда! Своими глазами видал. Зашел я к Миколе, думал — может, чем поживлюсь. Да где там! Бутылки на столе пустые, хлеба ни крошки. Покрутился я, вижу — валяется возле хозяина золотая шапка. Возьму, думаю, хоть Миколину шапку. Зайду где-либо по дороге в корчму, меня за нее и накормят. Взял я шапку — и назад. А тут Микола проснулся, начал шапку искать. А ее нету. Наделал он крику-шуму... Надо, думаю, домой бежать, а то поймают — от беды не уйти. А тут никак не найду того места, где ракита на лошадке растет. Я и туда, и сюда — нету ракиты. Вдруг вижу — святые на току гречиху веют, мякина так по всему небу и рассыпается. Давай я ее ловить да веревку вить. Свил, привязал одним концом к небу и начал на землю спускаться. Спустился к другому концу веревки, а земли все не видать. Повис я меж землею и небом. Хорошо еще, что со мной топорец-то был. Возьму это я отрублю конец веревки, снизу подточаю и дальше спускаюсь.
        — Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан. — Может, и правда.
        — Точал я этак, точал, да и не приметил, как сквозь землю проскочил и в аду очутился. Иду по аду, разглядываю, как там и что. Вдруг вижу: ваш покойный батюшка — худой, босой, оборванный — свиней пасет.
        Вытаращил пан глаза, трубка изо рта выпала:
        — Врешь, хам! Не может этого быть, чтоб отец мой да свиней пас!
        А Янка хвать тарелку с золотом — и за двери!
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПАН ЛОПАТА
        Копался мужик на своём огороде с утра раннего пока не устал. Решил перекусить чем Бог послал, да жена в узелок завязала. Воткнул он лопату в землю, а на черенок свитку повесил - солнышко-то в зените уж припекало. Сидит мужик на грядке и свой хлеб с луком ест, а мимо панич идёт расфранчённый - нос выше головы дерёт. Увидал панич мужикову лопату со свиткой и не поймёт, что за диво такое выросло. Пристал к мужику с расспросом, - Эй, отвечай, что это у тебя за фрукт растёт?
        А мужик-то, не будь дураком, мигом сообразил, что перед ним за фря, ну и отвечает, - Дерева одёжного что ль не видали, ваше добродие?
        А панич кичится, - Мне ли дела, в грязи ковыряться, подумаешь, дерево.
        Мужик же свою правду гнёт, - Так ведь не просто дерево, любая вещь на нём растёт, лишь бы поливали его должно. Вот я, мужик простой, неотёсанный, только потом своим его поливаю, вот и растут свитки, да рубахи холщовые. А лил бы французские коньяки, то были бы у меня фраки, да сюртуки.
        - Ишь чего захотел болван, не положены тебе изящные туалеты, да напитки изысканные - у корыта со свиньями тебе место, - сказал так панич, а сам думает, что вот бы ему такое дерево, уж он бы знал чем полить, чтоб по моде последней приодеться. Говорит он мужику, - Покупаю у тебя это дерево, говори, что просишь.
        - Так что ж мне голым теперь ходить, ваш добродь? Извольте уплатить мне тогда за всю мою одежду вперёд до конца дней. А панич сообразил, что крестьянская-то одёжа уж всяко в тыщу и поболе раз дешевле будет и такую себе выгоду увидал, что глаза на лоб повылазили. Вот, думает, никогда больше портным не буду платить, да в долги выпрашивать. Буду теперь задарма самый модный, знай лишь вино покупай дорогое, да на корни плещи.
        Считали они с крестьянином пересчитали, вот, наконец, и сошлись по цене. Сбегал панич к ростовщику за кредитом и довольный обратно с лопатой пошёл. Крестьянин на эти деньги лошадь себе купил с плугом и зажил счастливо. А панич с той поры всё по шинкам пил и в какой не придёт, везде за собой ту лопату тащит - себе чарочку и ей тоже плеснёт под черенок. Называли его паном Лопатой. Ну, а кто эту сказку прочитал, тот будет счастливый, да богатый.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПАН ПИСАК
        Жил в городе Кракове ясновельможный пан Писак. Любил больше всего на свете этот пан поболтать вволю и письма строчить. Кончились однажды у него все чернила, да и перья поистрепались. Пошёл он тогда на рынок, чтобы запасы письменные пополнить, да и поговорить хоть с кем-нибудь про то да сё. Пришёл в ряды канцелярские пан Писак и вдоль прилавков ходит, приценивается. Видит среди торговцев мужик стоит с лотком, а на лотке этом ничего не лежит. Залюбопытствовал пан Писак, что за товар был такой ходкий, да и подошёл к мужику с вопросом: «Чем торговал-то?» А мужик ему отвечает: «Отчего ж торговал, я и сейчас торгую». Удивился пан: «Так ведь нет ничего уже». Мужик в ответ: «Как так ничего нет? Ещё кой-чего осталось. Забирайте пане, покудова не похватали остатков». Зачесал в затылке пан Писак, недоумевает: «Так чего ж брать-то? Что продаёшь сначала скажи». Пожал плечами мужик и говорит пану: «Как что? Понятное дело, - молчание. Такой товар нарасхват идёт, да и возьму с вас недорого». Любил пан Писак дармовщинку, загорелись у пана глаза: «А сколько ж ты просишь за всё?» Прикинул мужик в уме и назвал цифру:
«Триста шестдесят шесть злотых». Стал торговаться с ним пан. Упёрся мужик, ни в какую не уступает. Еле-еле пан Писак один злотый с него сторговал. Отсчитал мужику 365 злотых и спрашивает: «А как забирать-то?» Мужик ему: «А прямо в рот берите, так всего надёжней, да и пользоваться удобней. В день молчания на один злотый. А как слово какое-нибудь скажете или напишите - то в минусе на десяток». Сообразил пан Писак что к чему и рот мужику подставил. Поскрёб мужик по лотку совком и пану что-то невидимое в рот до крошки последней ссыпал. «Будьте счастливы, добрый пан», - сказал ему мужик на прощанье. А пан - не дурак, набрал молчания полон рот и не спешит тратить на пустую вежливость. Кивнул мужику головой и домой с покупкой отправился. Не стал он себе чернил выбирать, да перьев - только расходы теперь множить. Ходит теперь по городу Кракову пан Писак нем как рыба. Ни словечка не молвит. И ведь растянет на весь год свой запас молчания, вот увидите. Даром, что год високосный, а уж найдёт на чём сэкономить.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПАНУ НАУКА
        Ну так слушайте! Расскажу вам не сказку, а быль.
        Было это еще во время панщины. И злые же были паны! Не люди, а зверье. Попадешь к такому вот пану, и хоть ложись да помирай: ничем ему не угодишь. И правду говорят: “Черта нянчить - не унянчить”.
        Так вот и пан. Уж ты ему как стараешься и работаешь хорошо, а он все покрикивает: “Не так, негодяй, не так, оборванец, не так, пся крев!” и ест тебя поедом, издевается, презирает. А чуть что не угодишь, живьём шкуру сдерет.
        Ой, тяжко, как тяжко было жить при панах!
        Так вот. Был в одном поместье такой злой пан. И чего он только не вытворял! Как только над людьми не измывался. Не одного до смерти запорол. А своих крепостных и за людей вовсе не считал.
        Велел раз поганый этот пан, чтобы все, у кого были волы на продажу, приводили бы их только к нему на панский двор. Расставил по краям села стражу и не дозволял проезжать гуда ни одному купцу. А ежели приведет кто на панский двор вола на продажу, так пан посмотрит и скажет:
        - Ты что это привел, осел? Ведь это ж не вол, а козел!
        И заплатит, как за козла. А кто вздумает ему перечить - пошлет того на конюшню и всыплет розог.
        Долго мучились люди с таким поганым паном, долго терпели, да что поделаешь, кому пожалуешься? Ведь паны-то всюду тогда заседали - ив судах, и в поместьях.
        Но нашелся, наконец, один человек, что отплатил пану за все людские обиды да слезы.
        Был это смышленый да удалый парень, звали его Римша. Рано он осиротел, но и один кое-как обзавелся хозяйством. Гордый был парень Римша. Никто не отваживался его пальцем тронуть.
        Вот привел раз Римша на панский двор вола продавать. Вышел пан на крыльцо и говорит:
        - Что ж это ты привел, осел? Это же не вол, а козел!
        Оглянулся Рнмша, видит - никого кругом нету, показал пану хворостину и спрашивает:
        - Что это, пане: береза или лоза? Я же тебе привел вола, а не козла!
        И давай хлестать пана хворостиной. Бил, бил, пока рука не заболела.
        - Вот тебе, - говорит, - за то, что ты над людьми измываешься! Коль одужаешь, то дожидайся меня еще в гости. Сказал так Римша, оставил вола и в лес убежал. Нашли дворовые люди пана без памяти - так отлупил его Римша. Только на третий день опамятовался пан.
        - Поймать мне Римшу! - велел он слугам.
        Да где там! Его и след уж простыл. Были прежде леса дремучие, темные. Живи себе в них сколько хочешь, никто тебя не найдет.
        Идет день за днем, а пан никак одужить не может. Каких только докторов не звали - а толку никакого: видно, здорово-таки отбил ему Римша печенки.
        А тут вскоре приезжает в поместье новый доктор с целым сундуком разных лекарств. Позвал к себе - пан нового доктора, угощает его и просит, чтоб полечил его.
        - Хорошо, - говорит доктор, - я пана вылечу. Надо только баню натопить.
        Затопили слуги баню. Повел доктор пана в баню, посадил его на полок и велел за жердину держаться обеими руками. А сам стал натирать его разными мазями.
        Сидит пан, за жердину держится да только покряхтывает.
        Да недолго кряхтел он. Достал вскорости доктор из кармана сыромятный ремень, привязал им к перекладине панские руки и заткнул ему кляпом рот. Потом взял хворостину и говорит:
        - Что это, пане: береза или лоза? Я же продал тебе вола, а не козла!
        Видит пан, что это сам Римша, а не доктор, и хотел было закричать, да не может - во рту кляп!
        Вертится пан, как вьюн на горячей сковородке, а Римша лупит его по чем попало. Чуть было всю кожу с пана не содрал. Потом сел на коня и поехал. Только его и видели.
        Долго хворал пан. Все думали, что уже конец ему. Да злого-то и смерть не берет: по весне пан одужал и задумал за границу, на воды, ехать. Начал он собираться, а тут как раз денег не хватает. Вот и порешил пан продать лес. Объявил о том, и стали купцы наезжать, лес смотреть. Рядились-рядились, да никак не могут в цене сойтись: пан, вишь, скупой был и больно дорожился.
        Приехал однажды в поместье какой-то очень на вид богатый купец. Повел его пан лес осматривать. Пан хвалит лес, хочет подороже взять с купца, а тот все поддакивает ему и ведет его дальше в гущину. Забрались они в такие дебри, что и свету белого не видать. Вот купец и давай руками сосны обхватывать, саженем толщину мерить. Обхватил и пан одну сосну.
        - Вот смотри, - говорит, - какое бревнище! Прямо золото, а не лес.
        А купец вынул из кармана ремень да и привязал пана к сосне. Потом вытащил из-под полы хворостину, показал пану и спрашивает:
        - А что это, пане: береза или лоза? Я же тебе продал вола, а не козла!
        И начал пана лупить... Бил, бил, сколько влезло, да так и бросил его к сосне привязанного.
        Весь день простоял пан у дерева, пока не нашли его там дворовые люди.
        С год, почитай, после того провалялся пан, а все никак не одужает.
        Опять советуют ему доктора на воды ехать. Продал пан лес, зерно, скот. Набрал много денег и собрался за границу ехать, на воды.
        А Римша все за паном следит. Доведался он, по какой дороге пан будет ехать, и устроил на него засаду: расставил на три гона один от одного двух верхоконных с хворостинами.
        Подъезжает пан к первому хлопцу, а тот тряхнул издали хворостиной и кричит:
        - Что это, пане: береза или лоза?
        - Держи его, держи! - кричит пан кучеру. - Это ведь Римша!
        Кучер хвать ножом по постромкам, сел на пристяжную и погнался за хлопцем.
        Только он скрылся из глаз, подъезжает к панской карете другой такой же хлопец. Замахнулся издали хворостиной и говорит:
        - Что это, пане: береза или лоза?
        - Хватай его, хватай, негодяя! - кричит пан лакею. - Это ведь Римша.
        Вскочил лакей на вторую лошадь и помчался за хлопцем. Остался пан в карете один. Вдруг откуда ни возьмись перед ним Римша. Вынул он из-под полы хворостину, тряхнул ею и спрашивает:
        - Что это, пане: береза или лоза? Я же продал тебе вола, а не козла!
        Избил Римша пана, забрал у него деньги и ушел в лес, в свою землянку.
        Много добра потом сделал Римша бедным людям: и деньгами им помогал, и от злых панов выручал.
        Еще и поныне в дремучем лесу между Запольем и Новоселками стоит гора. Называют ее Римшиной горою. Говорят, там и жил гордый и смелый парень Римша.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПАПИНА СКАЗКА
        I
        Как-то в полдень после чая,
        Отдыхая и скучая,
        Посмотрел в газете строчки.
        Тут ко мне мои две дочки,
        Подошли едва, легонько,
        Стали сбоку потихоньку.
        Видно все переиграли
        И везде уже прибрали,
        Тоже начали скучать.
        Я не смог их не понять.
        « Расскажи нам, что ни будь,
        Про большой и трудный путь,
        Про дремучие леса,
        Волшебство и чудеса.
        Да диковинных существ
        И загадочных естеств.
        Про прекрасную принцессу
        И про нечистей из леса,
        И смешно бы чтоб
        И грустно,
        Страшно, весело, искусно…»
        Разошлись, блистают глазки,
        Очень любят дочки сказки.
        Сколько их перечитали,
        Сколько их еще прочтут?
        И усевшись со мной рядом
        С нетерпеньем сказку ждут.
        Что же? Сказку, значить сказку.
        Да и что мне отступать -
        Я подумал минут пять:
        «Ту читали, эту знают,
        Значить нужно, удивить
        Самому и сочинить.
        Испокон веков ведется
        Сказка так не подается.
        Нужно присказку сказать
        А уж после начинать.
        Где-то ветер свищет в поле.
        Где-то девица в неволе.
        Страшный Камень - Скалозуб,
        У ручья столетний дуб.
        Спит медведь в своей берлоге,
        Волки рыщут у дороги,
        Месяц ходит небесами,
        Дым струится над избами.
        Кот Баюн едва мурлычет,
        Соловей-Разбойник свищет.
        Леший с путником играет,
        Пес бродячий громко лает.
        Это присказка, сейчас
        Сказке время - самый раз.
        1
        Далеко, в лесу густом,
        Дом стоял - без окон дом.
        И крыльцо там не простое
        Перекошено, кривое.
        Мхом покрытый к дому путь,
        Смрад болот - не продохнуть.
        Паутина на углах.
        Жили в доме Трус и Страх.
        Трус всегда всего боялся.
        Страх за Трусом увивался,
        Где один там и другой
        В общем, не разлей водой.
        Друг без друга никуда
        И от них одна беда.
        Только Трус к кому приткнется,
        Так в том Страх и заведется.
        В домике вдвоем и жили-
        Лес, дорогу сторожили
        А по этой по дороге не езжай-
        Протянешь ноги.
        Силой были темной, мрачной,
        Коль творили зло удачно
        Начинали пировать,
        Волю мерзости давать.
        Если дела не случалось
        Им ужасно тосковалось.
        Вот почти уж две недели
        Злыдни сиднями сидели.
        В лес никто не заезжал
        Царство их не посещал.
        Тишь да гладь по всем болотам
        Нету для братьёв работы.
        Как же горе братьям быть?
        Порешили - ворожить.
        На другом краю лесочка,
        У крапивы у кусточка,
        Дочка ведьмина жила.
        Злой-презлой она была.
        Ворожбою промышляла,
        Сплетни - козни распускала.
        На проезжую дорогу
        Не показывала ногу.
        Кто задумал зло,
        Те сами, приходили,
        Под кустами
        Слушали гадалки речь
        Да не смели, ей перечь.
        Запасались сильным ядом,
        Благо змеи были рядом.
        Узнавали что и где,
        Как быстрей помочь беде…
        Трус и Страх под вечер вместе,
        К этой чертовой невесте
        Подались, чтоб разузнать,
        Где да как им зло справлять.
        Их приветила колдунья,
        Чернокнижница-ведунья.
        Заварила Лихо-зелье,
        И пошло у них веселье…
        Волчьи ягоды вкусила,
        Вспомнив черта, забубнила:
        « Муки - злюки, Бесы - глюки.
        Есть спасение от скуки!
        В царстве, что за дальним лесом
        Люд живет, не зная беса.
        Дружно трудятся храня,
        Веру в бога и царя.
        Все течет спокойно, ладно.
        На душе всегда отрадно…
        Счастье нужно их развеять
        В душах страх у них посеять,
        Злобу, зависть и тоску.
        Я вам в этом помогу.
        Дам чертовской скуки смесь.
        Капли злобы тоже есть.
        Зависти, отвар, зеленой,
        Враз удушит смех хваленный.
        Так что можно злыдни смело
        Взяться вам за это дело».
        Долго, коротко ль, собрались,
        Не прибавлю ни чуть-чуть.
        Утром солнца не дождались.
        Не молились сразу в путь.
        2
        Лишь появиться зоренька ясная,
        Значить скоро и солнышко красное.
        Новый день, славный день начинается,
        Ранним утром Земля просыпается.
        Над рекою туман легкий стелется,
        У запруд новый хлеб перемелется.
        А у кузниц дымки поднимаются,
        Пастухи на поля собираются.
        И обозы купцов прямо к городу
        На жнивье мужики ладят борону.
        Благовест, купола золоченные
        И к заутрени - люди крещенные.
        Мастер дела по всей стране славиться,
        Девки, как не смотри, все красавицы.
        Молодцы без ленцы - работящие
        В общем, нет никого, чтоб пропащие.
        Коли праздник гуляют отменно.
        Пить да есть, поплясать непременно.
        Песни петь, да и силушку мерить,
        Так живут. Можно верить, не верить.
        Это было отступленье
        В царство дивное введенье,
        А теперь пора опять
        Нашу сказку продолжать.
        Правил царь народом этим
        И при этом, мы заметим,
        Был на редкость добрый, щедрый
        И народ его не бедный
        Почитал царя и знал.
        Он в обиду не давал.
        Ну, так вот у государя
        Дочь была - царевна Марья.
        Нрава кроткого девица
        В рукоделье - мастерица
        Неописуема с лица
        Добротою вся в отца.
        Царь-отец ее любил
        Но, вздыхая, говорил:
        «Заневестилася дочь
        Кабы кто сумел помочь.
        Год семнадцатый ступил
        До сих пор ни кто не мил.
        Сватались царевичи,
        Купцы и королевичи,
        Бояре и дворяне,
        Рыцари, крестьяне.
        Разный приезжал народ.
        Всем царевна - отворот.
        Чем я прогневил творца?
        Не доходит до венца.
        То, конечно, что она
        Не пробудет век одна,
        Но время катится вперед
        Эх! Да кто меня поймет».
        Так примерно рассуждая
        Царь по терему ходил
        От забот таких вздыхая,
        Сам с собою говорил.
        3
        В это время у причала
        Свита царская сновала
        У царевны-молодицы
        Есть желанье, прокатится
        Вдоль высоких берегов,
        До прекрасных, до лугов.
        На ладью она ступила
        И, дав знак рукой, поплыла.
        С нею все ее подружки -
        Веселицы - хохотушки.
        Лодка по воде скользит,
        Песня над водой летит.
        Так выводит хор девичий,
        Что смолкает даже птичий.
        Песня за душу берет
        И летит, летит вперед.
        Ещё не кошены луга,
        Ещё не собранны в стога.
        И аромат налитых трав
        Доноситься и до дубрав.
        Земной ковер, благоуханный,
        Пока не тронут, первозданный,
        Но скоро пение косы,
        С началом утренней росы
        Нарушит девственный покой
        И лягут травы за рекой.
        Всё это скоро, а пока
        Легко, играючи , река
        Несла ладью, вода сверкала
        В себе высь неба отражала.
        Купаясь в пене чистых волн
        К лугам пристал девичий челн.
        Там, средь пьянящего простора,
        Вдали от суетности дел.
        Средь песен, смеха, разговоров,
        День незаметно пролетел.
        Время к вечеру стремиться
        И уставшие девицы
        С луга на ладью ступили,
        Всю цветами обложили,
        А на головах венки
        Полевые в них цветки.
        Дело в сумерках вершилось,
        Тут беда и приключилась.
        Злыдни, на ладью пробрались,
        Да невидимыми стались.
        И поплыли по воде
        Не к добру видать, к беде.
        Вот в палатах гаснут свечи -
        Уже очень поздний вечер.
        Все с молитвой на устах.
        Ночи ждали Трус и Страх.
        Ночью зло вершить сподручно.
        Ночью нечисти не скучно
        И до третьих петухов
        Много натворят грехов.
        Тихо. Все кругом уснули.
        Трус и Страх из тьмы шагнули.
        Развязали узелки,
        Где хранились бутыльки.
        В воду зависть подмешали,
        Скуки смесь в хлеба всыпали,
        Что им хлеб, им все равно.
        Капли злобы те в вино,
        И, вдвоем, решив вселиться
        В дочь царя, они к девице
        Пробрались и у постели
        Нерешительно присели.
        Крест на шее у царицы
        Им пришлось остановиться.
        Трус да страх хоть и не бесы,
        Но вот от такой завесы,
        Что царевну бережет
        Знали, им не повезет.
        Как вселиться коли крест?
        Нет ни как! Их злоба ест.
        Они так и эдак ходят
        Колдовство свое наводят.
        Это ль помогло, не знаю,
        Но красавица младая,
        Ручкою шнурок задела,
        Что-то об пол зазвенело
        Видят злыдни, то распятье,
        Вмиг, послав ему проклятье,
        Овладев душой царицы
        Порешили - затаиться.
        Утро ранее в столице.
        День воскресный!
        Помолится
        И отвлечься от забот
        Должен праведный народ.
        Только что-то там не ладно,
        Так не так,
        А все ж не складно.
        Бить пора колоколам
        Да не слышно - тихо там.
        Может, тучка налетела?
        Солнце слишком рано село?
        Город стал мрачнее ночи.
        Блеск окон не режет очи.
        Люди в теремах таятся.
        Выйти во дворы бояться.
        Нет на ярмарке веселья.
        Дела нет, одно безделье.
        Псы по площади гуляют
        На прохожих редких лают.
        В общем, страшный кавардак.
        Не столица, просто так.
        В государевых палатах
        В раз поблекших не богатых,
        В спальне вся, дрожа от страха,
        Личико - белая рубаха.
        Дочь царя рыдает в голос.
        Разметался дивный волос,
        Кто в палату не войдет
        Дева в обморок падет.
        Чуть очнется, снова плачет,
        Юркий лекарь рядом скачет,
        То предложит порошок,
        То с настойкой туесок.
        Ничего не помогает,
        Так же плачет и рыдает…
        До обеда гомонилась
        После тяжким сном забылась.
        Отойдя от всяких дел
        Царь задумчивый сидел.
        «Что же это за напасть
        И откуда хворь взялась?
        Вот уж месяц, как в столице,
        Небывалое твориться.
        Да приносят весть извне,
        Что неладно и в стране.
        Стал завистливым народ.
        Зло во всех домах живет.
        Не работают, скучают,
        Пьют вино, «права качают».
        Все о боге позабыли.
        В церковь, как и не ходили.
        На дорогах тати злые-
        Всё разбойники лихие.
        Грабят всех!
        Простых, богатых.
        Бьют слепых, хромых, горбатых.
        Как же это всё снести?
        Как порядок навести?
        Дочь избавить от недуга,
        Где найти такого друга,
        Кто бы смог в беде помочь?»
        День прошёл - настала ночь.
        Ночь темна, звезда искрится.
        Неспокойно спит столица
        И тревожен сон царя,
        Знать тревога та не зря.
        Государю сниться сон:
        Словно где-то в поле он
        Свет, вдруг сверху заструился,
        Ангел с облаком спустился
        И такую молвил речь:
        «Чтоб страну тебе сберечь
        И от хвори дочь избавить,
        К господу тебе направить
        Человека нужно будет.
        Бог его не позабудет.
        Человека не простого,
        Вовсе даже не любого,
        А того, кто добровольно
        И не дай бог подневольно,
        Вызовется сам помочь.
        Он узнает и про дочь,
        И про козни сатаны,
        Про спасение страны.
        И про то…»
        Тут царь проснулся
        На другой бок повернулся
        Не даёт спать вещий сказ -
        Утром был издан указ.
        В тот же час, гонцов собрали,
        Да в дорогу снаряжали.
        Быстрых выдали коней,
        Чтоб смогли до всех людей
        Донести цареву волю.
        Час прошел, по чисту полю
        Всадники, лихую весть,
        Что поделать? Так уж есть.
        В сумках, подорожных, пряча,
        Да пошлет им бог удачу.
        Понеслись, траву сминая,
        К конским гривам припадая.
        Серпом месяц повернулся,
        Вот один гонец вернулся,
        Молча на крыльцо ступил,
        Очи в землю опустил:
        «Нету по указу люда!
        Да и где им быть, откуда.
        Все почти перепились,
        Меж собой передрались…"
        Между тем деньки летели
        День прошёл восьмой недели.
        II
        Где река брала начало,
        Деревенька там стояла.
        В той деревне, семь дворов,
        Семь домов и семь коров.
        При дворе по семь свиней,
        Семь курей и семь гусей.
        В семи домах по семь детей,
        В общем семь больших семей.
        В семи верстах наискосок
        От деревни хуторок.
        Там в избушке под пригорком
        Жил старик с внучком Егоркой.
        Поле, пес, одна лошадка
        Не сказать, что жили сладко.
        Промыслом, охотой, жили.
        В лес ходили, кожи шили
        Господа не забывали
        Жизнь спокойно коротали.
        Уж минуло двадцать лет.
        С давних пор, как старый дед,
        С маленьким внучком остался
        Поперва и растерялся,
        Но время - это ветер с гор
        Подрастал внучек Егор.
        Дед не мог не нахвалиться,
        Да и всякий удивиться.
        Внук понятлив и умен
        К разным мастерствам склонен.
        Деду в старость утешенье.
        И в хозяйстве подкрепленье.
        Чист душой и крепок телом
        Был веселым, статным, смелым.
        Старших чинно уважал
        Зла на сердце не держал.
        Как-то, мимо хуторка,
        Бог послал им седока.
        Весь в пыли, коня копыта
        И истерты и избиты
        От усталости валиться.
        Спешился воды напиться.
        Дед и внук его приняли,
        Напоили, обласкали.
        О коне не позабыли -
        Сеном и овсом кормили.
        Разнуздали, подковали
        Сбрую кое-где справляли.
        Спал, проезжий, ночи две.
        Всё ворочался в избе.
        Часто вскрикивал сквозь сон,
        Так видать был утомлен.
        Третий вечер наступал,
        Гость нежданный спал да спал.
        Солнышко еще не скрылось,
        В небе зоренька светилась.
        Дед с Егоркою сидели
        Молча на закат смотрели.
        Дверь открылась, потихоньку
        На крыльцо, ступив легонько,
        Встал, проснувшись,
        Путник странный.
        «Как спалось, гость наш желанный?»
        Дед отбив поклон спросил.
        От удивленья тот застыл.
        «Кто вы? Люди или духи
        Не дошли сюда, что ль слухи
        О беде, что в нашем царстве
        Столь огромном государстве.
        И не слышали ничуть?
        Что ж скажу, а после в путь».
        И поведал молодец -
        Царский этот был гонец.
        О беде царевой дочки
        И о вещей царской ночке.
        И о том, как зло творится
        В государстве и столице.
        Щедро их благодарил.
        На коня и след простыл.
        Ходят, хмуры дед и внук
        Что не взять, валиться с рук.
        Думы не дают покоя.
        Почему вокруг такое?
        Сколько лет прекрасно жили
        Чем же бога прогневили?
        В думах третий день проходит
        Всё покоя не находят.
        Солнце лишь зашло за гору
        Молвил старый дед Егору.
        «Собирайся внук мой в путь,
        Да не просто, как ни будь.
        Долог, будет путь не гладок,
        Так что приведи в порядок
        Все, что нужно для дороги,
        Лошадь стара, ну да ноги,
        Чай приведут тебя к столице.
        Дальше там оно решиться.
        Ведь не зря растил я внука
        Будет ворогу наука,
        Как Отечество стращать
        Злые козни распущать.
        Я тебя благословляю
        И с надеждой отпускаю».
        Занялся рассвет чуть-чуть
        И Егор собрался в путь.
        На иконы помолился,
        Деду в пояс поклонился.
        Час с восхода не прошел
        Он далёко уж ушел.
        1
        Вдаль дороженька стремиться
        По дороге пыль клубиться.
        Не видать конца пути
        Долго молодцу идти.
        К вечеру, устав с дороги,
        Натрудив порядком ноги,
        Подошел к реке Егор.
        Забрался на косогор.
        У стожка перекусил
        В сене место смастерил.
        Хороша копна- кровать
        Стал Егорка засыпать.
        Сон в дороге чуткий очень,
        Только-только сомкнул очи,
        Только дрема подобралась.
        Чу, Егору показалось.
        Кто-то как под бок толкнул.
        И Егор уж не уснул.
        Видно так угодно богу,
        Что на эту же дорогу
        У постель-копны Егора,
        В эту ночь для разговора,
        Собрались воры лихие
        Всё разбойнички лесные.
        Затаился он, не дышит
        И такой вот говор слышит.
        1-вор
        Ох, намаялся я братья
        Было б чудно отдохнуть.
        В тридевятом государстве
        Пришлось дудку умыкнуть.
        Этой дудочке послушен
        Гад наземный и морской
        Я, бежав, с краев далеких
        Прихватил её с собой.
        И гнались за мною слуги,
        На диковинных зверях,
        Носоруких, толстоногих,
        На индийских, на слонах.
        Этой дудочкою очень
        Царь заморский дорожил
        Я же подкупом обманом
        Эту штуку раздобыл.
        2-вор
        -Да, хорошая добыча
        Тут конечно спору нет.
        Но и я не лыком шитый-
        Голос прозвучал в ответ.
        -Был в стране сырой, туманной
        Есть колдун там старый дед.
        У него чудесный камень,
        А у камня есть секрет.
        Кто им, где не постучит,
        Там и путь ему открыт.
        Сквозь огонь ли, воду, горы,
        Сквозь дремучие леса.
        Проскользнешь без разговоров.
        Вот такие чудеса.
        Долго я в стране крутился
        Дед колдун его хранил,
        Но я всё же изловчился
        Взял его и след простыл.
        3-вор
        Да, чудес на белом свете-
        Третий голосок приметил.
        -Вот, к примеру, эта мазь.
        С виду, ну как будто грязь.
        Но намажься только ей,
        После ну чем хочешь бей.
        Хошь копьём, стрелой, мечом.
        Всё оружье не почём.
        В дальних странах я скитался.
        О чудесной мази знал.
        Было трудно, ну а всё же
        Я её сюда достал.
        Что ж с таким товаром, братцы
        К ведьме можно появляться.
        Уж она сполна заплатит
        Нам на век тех денег хватит.
        -Только есть ещё вопрос-
        Голос первый произнес.
        -Мы так долго все скитались.
        Изорвались, истаскались.
        И перед ведьмою царицей
        В таком виде появится?
        Нам не след, я полагаю,
        Пару дней не помешает
        Отдохнуть и облачиться.
        А уж после к ней явиться.
        И пока мы отдыхаем,
        Что добыли, закопаем
        Вот под этою копной,
        А второй ему - постой.
        Вдруг товары пропадут
        Или люди их найдут?
        - Это вряд ли - молвил третий
        - Здесь никто их не приметит.
        Так они и порешили.
        Все, сложив в сундук, зарыли.
        Хранить тайну поклялись
        Да на том и разошлись.
        Утром встал Егорка рано
        За работу взялся рьяно
        Выкопав злодеев клад
        Был и рад он и не рад.
        Дело вроде и простое
        Спас добро, а всё ж чужое.
        Ну да ладно, видно будет,
        Что из этого прибудет.
        А пока что наш Егор
        К полосе далёких гор
        Время, меряя шагами,
        Шел дорожными верстами.
        2
        «Колосится в поле рожь,
        Чуть качается.
        Колос к колосу стоит -
        Наливается.
        Но не слышно трели птиц -
        Не доносится.
        Опустевшая изба -
        Углом косится.
        Хутор, брошенный в степи,
        Запустение.
        Во хлевах скотины нет,
        Разорение.
        Витязей, былая стать,
        Куда делась?
        Да в невестах ни одна
        Засиделась.
        У границ чужая рать
        Собирается.
        Молода жена слезой
        Умывается.
        Стон и плач, ведут в полон
        На чужбинушку.
        Ой, да там пропадать,
        Согнув спинушку».
        Думы черные тревожат
        Егора.
        Был неделю в пути -
        Рядом горы.
        Снег, ледник, перевал
        Да низинушка.
        Притомился в пути
        Наш детинушка.
        3
        В каплях, радугой играя,
        С ледников начавший путь,
        Водопад - ручей сверкая,
        Жажду камня утоляя,
        По низине тек чуть-чуть.
        Там у озерка, избушка,
        Мхом поросшая была,
        Где жила-была старушка,
        Волшебство и травы знала
        Да знахаркою слыла.
        Красно солнце - за вершины.
        Вечереет. День прошел.
        Кругом сосны исполины,
        С ношей, тяжкой от кручины
        К дому витязь подошел.
        Вышла на крыльцо хозяйка
        С нею кошки по крыльцу.
        На земной поклон Егора,
        В продолженье разговора,
        Отвечала молодцу:
        «Не кручинься молодец
        Долог у пути конец.
        Ночь уж скоро, оставайся,
        Чай устал? Располагайся!
        Отдых путнику - венец!»
        Отдохнувши у старушки,
        Что жила в глухой избушке,
        Ей, поведав, что он ищет,
        Отчего по свету рыщет.
        Попросил у ней подмогу,
        Указать ему дорогу,
        Где и как теперь идти,
        Путь до Господа найти.
        Бабушка ему в ответ:
        « Прожила я много лет.
        Путь дорогу я не знаю,
        Но скажу, кто даст ответ.
        За рекой, что у границы
        Есть курган, лихие птицы,
        Кружат над могилой зорко,
        Есть там тайный ход, Егорка.
        В подземелии глубоком,
        Тайной стражей окружен,
        С давних лет, времен далеких,
        Сумрачный живет дракон.
        Видел сотворенье мира,
        Знает множество чудес.
        Знаю, путь тебе укажет
        До заоблачных небес.
        Но не нужно торопиться,
        Путь тебе лежит в столицу.
        Я, стара, уж очень стала,
        Мне в дорогу не пристало.
        Для царевны молодой
        Дам тебе воды живой.
        Нет, она не исцелиться,
        Сможет лишь во сне забыться,
        А уж как там дальше будет,
        Только наш Господь рассудит».
        4
        Долго был в пути Егор
        После тех далеких гор,
        Но конец пути настал -
        Пред столицей парень стал.
        Он глядит - врата открыты,
        Окна в теремах побиты,
        Грязь на улицах кругом,
        Постучался в первый дом.
        А ему в ответ ни звука
        Нет ни шороха, ни стука,
        Так пол дня ходил Егор
        И попал на царский двор.
        Что за жуткая картина?
        Во светлицах паутина,
        Нет прислуги во дворце
        Царь скучает на крыльце,
        Рядом дочь царевна плачет
        С жутким страхом на лице.
        И поведал царь Егору,
        Как ему приснился сон,
        Что никто не исполняет
        Царем изданный закон.
        Нет, охотников не сыщешь,
        Чтобы к господу послать,
        Знать придется в разорении
        Век свой царский доживать.
        Наш герой его послушал
        И сказал, как дед учил,
        Чтоб ему, царь непременно,
        Это дело поручил:
        « За Отчизну, за родную,
        за свободный наш народ,
        Коль доверишь честь такую,
        Знай, Егор не подведет!
        А пока в пути я буду,
        Чтобы не было беды
        Дай-ка, царь, испить царевне
        Этой вот живой воды.
        Сном спокойным будет спать
        Нам придется только ждать».
        -Ты обрадовал меня -
        Молвил царь, - седлай коня,
        Выбирай, что хочешь в царстве,
        Все не жалко для тебя.
        Береги себя в пути,
        Больше некому идти.
        Ранним утром отправляйся,
        Ну, Господь, тебя храни.
        III
        Среди поля - холм высокий,
        На холме дубовый крест.
        На кресте колчан пробитый
        И не всадника окрест.
        Черный ворон на могиле
        Чистит черное крыло,
        Только он один и знает,
        Сколько войнов здесь легло.
        В ожидании поживы,
        Собирались стаи птиц.
        За рекою слышен топот,
        Ржанье диких кобылиц.
        Не табун свободный в поле,
        Скакунов лихая стать,
        Собиралась у границы,
        Ворога, чужая рать.
        Дым костров,
        Блистают сабли,
        Скрип доносится телег.
        На коне своем гарцует
        Дикий воин - печенег.
        Пересек леса и горы,
        Долог видно к богу путь,
        У реки остановился,
        Дал коню передохнуть,
        Да и сам, затекши ноги
        Порешил Егор размять,
        Шум, услышав бивуачный
        Нет, не время отдыхать.
        В ковыле - траве высокой
        Вороги стоят стеной,
        А у нашего героя
        Лишь Отчизна за спиной.
        Он не робкого десятка -
        Конь ссучит ногами вспять.
        Не пристало, а придется
        Перед силой отступать.
        К счастью, вспомнил он о кладе,
        Мазь заветну достает,
        Сам себя, коня обмазал
        Ну, теперь пусть враг идет.
        Долго будут степные предания,
        Донесут этот сказ и до гор,
        Как отбил у врага всю охоту
        На чужую землицу Егор.
        После битвы, отдохнувши,
        Продолжает он свой путь.
        Ну а нам опять к столице
        Нужно будет повернуть.
        1
        Под раскидистой сосною,
        Ведьма с дочкою своей,
        За чубы воров таскала,
        Словом бранным попрекала
        Провинившихся друзей.
        Те, пред ними пресмыкаясь,
        Их помиловать просили,
        Чтоб они своею службой,
        Пусть в последний раз поверят,
        Прегрешенье искупили:
        «Обойдем леса и горы
        И отыщем мы Егора.
        Отберем чудесный клад.
        Он у нас не будет рад.
        Расстараемся, сей час,
        Только не губите нас!»
        « Что ж ступайте,
        Да смотрите,
        Хуже дел не натворите!»
        Покачали головой,
        Воры быстро -
        С глаз долой.
        2
        Быстро сказка говорится,
        Время катится вперед.
        Отыскал возле кургана,
        Наш Егор подземный ход.
        В подземелье мрачно, сыро
        Видно чуть, едва-едва.
        Позаброшено кострище,
        Паутины бахрома.
        Раскопал в столетнем хламе
        Пару - тройку факелов,
        Помолился, покрестился,
        Да и в путь опять готов.
        В лабиринтах подземелья,
        Сколько он плутал, не знаю.
        На исходе третьей ночи -
        Перед ним стена глухая.
        Как ни бился молодец,
        Видно здесь пути конец.
        Отблеск факела на стенах
        Танец танцевал теней,
        Затупился меч булатный,
        Сколь ты им стену не бей.
        Озареньем промелькнула,
        Мысль и витязь был ей рад.
        В эту трудную минуту
        Снова вспомнил он про клад.
        Краем камня прикоснулся -
        Задрожал стены гранит,
        Под ногами пол качнулся -
        Путь вперед открыт лежит.
        3
        Что за диво, диво странное?
        Нам не описать пером.
        И мы тоже за Егорушкой
        Потихонечку пойдем.
        Не темно, а легки сумерки
        Ой, да с переливом свет.
        По стенам вкрапленный камушек.
        Бирюзовый самоцвет.
        А тропинка дальше стелится
        Словно приглашает в путь.
        Чу, откуда шум доносится,
        Либо это эха суть?
        Впереди темнеет пропастью,
        Подземелия провал.
        Нитью тонкою из жердочек
        Мост подземный представал.
        Пред мостом, из глыбы - каменный,
        Великан - ужасный страж.
        Машет палицей хрустальною,
        В боевой вошедши раж.
        Да не долго битва длилась,
        Одолел его герой.
        Он играючи расправился
        С этою живой скалой.
        Скок-поскок по шатким жердочкам,
        А в руке булатный меч.
        Чья еще слетит головушка,
        Буйная, с широких плеч?
        Новый зал в подземном городе,
        Малахитовых колонн.
        Стрел каленых песнопение
        Да кольчуги перезвон.
        Снова бой и вражьи лучники -
        Не натяну тетиву.
        И не пустят больше стрелочку
        Во Егора не одну.
        Трон гранитный разукрашенный,
        Самоцветами - не счесть.
        И предстать перед хозяином,
        Выпала Егору честь.
        Перед ним дракон - громадина
        Царственно махнул крылом.
        Витязь страха не показывал-
        С головы снимал шелом.
        Говорил чинно и праведно,
        Что хотел то и спросил.
        Своей храбростью отчаянной
        Несказанно удивил.
        «Хорошо, за удаль ратную,
        За отвагу за твою,
        Расскажу про путь к Создателю
        И подарок подарю.
        Но не думай, испытанию,
        Не пришел еще конец.
        Загадаю три загадочки-
        Отгадаешь - молодец!
        Коли нет, на веки вечные
        Оставаться под землей,
        Вот и первая загадка,
        Для тебя Егор-герой:
        «Что всего быстрей на свете,
        Что нельзя никак догнать?»
        Повернул часы песочные,
        Время выйдет - отвечать.
        Еще времечко не кончилось,
        А Егор дает ответ:
        «Мысль быстрее всех на свете
        И ее быстрее нет!
        Чуть подумал я о Родине -
        На крылечке старый дед
        Пруд искрится за околицей…
        Вот тебе и весь ответ!»
        Сполохом блеснули камни,
        Перед троном сундучок,
        А на троне восседает
        Суховатый старичок.
        -Мягче что всего на свете, -
        Глаз лукаво подмигнул
        И, рукой своей костлявой,
        Снова часики крутнул.
        Золотой песок струится
        Сполох каменный горит.
        И Егор, собравшись с духом,
        Речь такую говорит:
        «Мягче всех, как говориться,
        Где я только не лежу.
        Это вот своя десница,
        Всё под голову ложу!
        Пусть подушка, хоть из пуха
        И перинная кровать.
        Ложем мы ладонь под щеку,
        Чтобы слаще засыпать.
        Свет камней сильней струиться,
        Да незримый хор поет.
        Перед ним стоит девица
        Его за руку берет.
        «Ты ответь мне витязь доблестный,
        Что всего, всего милей?»
        И да часики песочные
        Повернула поскорей.
        Но Егор на деву красную,
        Не минуты не глядит,
        Он задумчиво в смущении,
        Опустив глаза, стоит.
        Время - времечко кончается
        Струйкою песка течет.
        Дева перед ним красуется,
        Парню думать не дает.
        На последней, на песчиночке,
        Оторвав от пола взор.
        Распрямив, могуче спинушку
        Отвечает ей Егор:
        «Мне всего милее Родина,
        Да еще милее Жизнь.
        Да родимая сторонушка,
        Да еще Свободы мысль.
        Коль ответил я не правильно,
        Это мой последний бой.
        Но глядишь, что с божьей помощью,
        Может, справлюсь я с тобой.
        Не досуг мне в подземелии,
        В этом страшном вековать!»
        И закончив речь горячую,
        Начал меч свой доставать.
        Полыхнуло белым пламенем,
        Ба! Вот это чудеса!
        Во поле стоит детинушка
        Да синеют небеса.
        Перед ним сундук загадочный,
        Голос слышится с небес:
        «Далека твоя дороженька
        Впереди волшебный лес.
        Там в лесу, сосна высокая,
        Аж до неба достает,
        Вот подарок - светлячочек,
        Он до места доведет!»
        А дорога лентой стелется
        К лесу чудному бежит,
        Конь летит, слегка играючи
        И под ним земля дрожит.
        4
        Лес стоит стеною мрачной -
        Весь порос травой невзрачной
        И тропинки не найти,
        Как же путнику идти?
        Но волшебный светлячок,
        Заточенный в сундучок,
        Пред Егором появился -
        Ярким светом засветился,
        Приглашает за собой,
        Быстро спешившись, герой,
        Скарб не хитрый собирает
        Да за светлячком шагает.
        А деревья - ветви-руки,
        До земли, спустив от скуки,
        Путь-дорогу преграждают
        В свое царство не пускают.
        Вот пол дня уже прошло,
        Солнце высоко взошло
        И, волшебный светлячок
        Опустился на пенек.
        Изумрудный свет струится,
        Звонкий слышен голосок:
        «Скоро путь твой завершится
        Не кручинься, выйдет срок.
        Мне нельзя уже далече,
        Ты, Егорушка, под вечер,
        Сто шагов иди на юг,
        Там увидишь сонный луг.
        На лугу остановись
        И три раза обернись.
        Не сомлей в оковах сна -
        К ночи явиться сосна.
        Ты же витязь не теряйся
        Вверх по той сосне взбирайся!»
        Изумрудный свет погас,
        Завершился дивный сказ.
        Путь Егора по сосне,
        Долог, будет мы же все,
        Над лесами пронесемся,
        Выше облаков взовьемся,
        В царстве Божьем - благодать,
        Там героя будем ждать.
        На небесном, на просторе,
        Где никто не знает горя,
        Дивны ангелы, живут -
        Славу Господу поют!
        Перед Царствием Егор,
        Опустивши в землю взор,
        У ворот остановился,
        На колени опустился:
        «Отче наш, отец родной!
        Вот я здесь перед тобой.
        По твоей пришел я воле,
        Помоги в великом горе,
        Вразуми, ты грешных нас!»
        И услышал Божий глас:
        «Слушай витязь-молодец,
        Лишь Любовь, Добро и Смелость,
        Смогут положить конец,
        Злу, которое твориться
        В Государстве и Столице.
        Для царевны - чудный плод,
        Хворь мгновенно отведет!»
        И воздав молитвой Богу
        Снова в дальнюю дорогу
        Отправляется Егор,
        Помня божий приговор.
        5
        К дому путь всегда короче
        И к исходу пятой ночи,
        Возле леса у пригорка,
        Расседлал коня Егорка.
        Если наперед бы знал -
        Никогда бы здесь не стал,
        Но умаявшись, дорогой,
        Растянув блажено ноги
        Позевав, перекрестился,
        Богатырским сном забылся.
        Красно солнце выходило -
        Землю ото сна будило.
        Лишь Егор спал беспробудно,
        Но его понять не трудно.
        Сколько был без сна,
        И к стати,
        Сладко спал, как на полати.
        В голове сумма лежала,
        Чудный плод в себе держала.
        Воры к ней подкрались ловко,
        Знать была у них сноровка,
        Да, пока её тащили,
        Плод в болото уронили,
        И от страха, так бежали -
        Чудны вещи растеряли.
        Недосуг теперь искать.
        Нужно головы спасать.
        С них теперь и взятки - гладки,
        Да намазав салом пятки,
        Так помчались с этих мест -
        Только шум стоял окрест.
        Пусть теперь колдуньи рыщут,
        Днем с огнем нигде не сыщут.
        Так что зря их ведьмы ждали,
        Бранным словом вспоминали,
        В бешенстве глодали кости -
        Да и лопнули от злости.
        Обнаруживши пропажу,
        Наш Егор опешил даже,
        Буйну голову повесил
        И побрел, совсем не весел.
        Под уздцы ведет коня,
        Сам себя в душе кляня.
        Вдруг за кочкой видит дудку.
        Взял, поднял и вроде в шутку,
        Дунул в дудку он три раза,
        Мы, для продолженья сказа,
        Скажем так, как повелось:
        «Тут такое началось!..»
        У корней огромной ели,
        Будто веки тут сидели,
        Собрались, ползучи гады,
        И не требуя награды,
        Перед ним остановились,
        Головою преклонились:
        «Ну, поведай свое горе, -
        После, как собрались вскоре,
        Полоз царственный спросил, -
        Что ли белый свет не мил?
        Или нужно что-то очень,
        Все исполним, между прочим!»
        И припомнил тут Егор,
        Ночных татей разговор.
        Порешил он - будь что будет,
        Что пропало - не убудет.
        Рассказал, как клад добыл,
        Как его не сохранил,
        Что царю и деду скажет,
        Как себя он им покажет…
        Полоз царственный в ответ:
        «Да велик урон, слов нет,
        Только думаю, что вскоре,
        Мы исправим это горе.
        Дай лишь срок,
        Часам к пяти, постараемся найти!»
        И, сверкнув холодным взглядом,
        Приказал он тотчас гадам:
        «Нынче будет вам работа,
        Вы обшарьте все болота,
        Тот, кто этот плод найдет,
        Сей же час сюда несет!»
        Время к сроку не настало,
        Как к ним жаба прискакала,
        Широко раскрыла рот,
        А во рту небесный плод.
        Их Егор благодарил,
        Чудо-дудку им дарил.
        Помолившись на дорогу,
        Спрятав дар чудесный Бога,
        Снова путник наш в пути.
        Сколько же еще идти?
        6
        Быстро только говорится,
        Через двадцать дней столица,
        Показалась вдалеке,
        Конь, как будто налегке,
        Шаг прибавил и, Егор,
        Въехал вновь на царский двор.
        Слез с коня, седло снимает
        И, в палаты поспешает.
        Царь на встречу сам идет
        За руки его берет
        И, Егорка тоже час,
        Начинает свой рассказ.
        Ничего не утая,
        Слово данное храня,
        Отдает подарок бога,
        Просит, чтоб ему в дорогу
        Сплели, лапти поновей,
        Дали пару калачей.
        Дед видать его заждался,
        С этим встал и распрощался.
        Царь растрогался до слез,
        Речь такую произнес:
        «Слушай молодец меня,
        Бери злато и коня,
        Только выполни немного,
        Одну просьбу, а в дорогу
        Соберешься, только лишь,
        Эту просьбу сотворишь.
        Будь со мной для утешенья -
        Марьюшки выздоровленья.
        Я хочу с тобой дождаться
        После можешь отправляться!»
        Не противился Егор,
        Так закончив разговор,
        Чудный плод, держа в руках
        И с молитвой на устах
        В горницу вошли к девице.
        Та все так же всех боится,
        Вся трясется и дрожит.
        Царь - отец ей говорит:
        «Не пугайся это я,
        Лучше радость ты моя,
        Дар отведай расчудесный
        Не простой он, а небесный.
        В нем спасение таится
        И, оставили девицу.
        За окном уже смеркалось,
        А царевна не решалась
        В руки взять небесный дар,
        Вдруг грозы ночной удар,
        Створ окна раскрыл резной,
        Плод чудесный наливной,
        Покачнулся, покатился
        И, в ладони очутился.
        Затворив, плотней окошко
        И, тихонько словно кошка,
        Вышла в сад, чуть побледнела,
        Плод волшебный быстро съела.
        Полыхнула вновь зарница
        И, лишилась чувств девица.
        Заря - утро начинает.
        Отблеск в куполах играет.
        Утром молодцу не спится,
        Вышел в сад, а там девица,
        Белой лебедью плывет
        За руку его берет:
        «Благодарствую, герой!» -
        Он молчит, как не живой.
        Омут синих глаз бездонный -
        Он стоит завороженный.
        Так царевна приглянулась,
        В груди сердце - всколыхнулось.
        Дрожь, уняв, её спросил:
        «А тебе кто светик мил?!»
        Марьюшка, слегка вздохнула
        И, к его груди прильнула.
        Тотчас колокольный звон,
        Слышан, стал со всех сторон.
        Снова смех по всей столице,
        Люд гуляет, веселиться.
        Царь-отец на целый мир,
        Праведный устроил пир.
        Стало всем известно вскоре
        И о битве в чистом поле
        И о доблести Егора
        И о злыднях, что у бора…
        Все на пир спешили очень,
        Там и я был, между прочим.
        Яствами столы накрыли,
        Знатные там блюда были,
        Был севрюжий холодец,
        Тут и сказочке - конец!
        ПАРОЧКА
        Молодчик-кубарь и барышня-мячик лежали рядком в ящике с игрушками, и кубарь сказал соседке:
        - Не пожениться ли нам? Мы ведь лежим в одном ящике.
        Но мячик - сафьянового происхождения и воображавший о себе не меньше, чем любая барышня, - гордо промолчал.
        На другой день пришел мальчик, хозяин игрушек, и выкрасил кубарь в красный с желтым цвет, а в самую серединку вбил медный гвоздик. Вот-то красиво было, когда кубарь завертелся!
        - Посмотрите-ка на меня! - сказал он мячику. - Что вы скажете теперь? Не пожениться ли нам? Чем мы не пара? Вы прыгаете, а я танцую. Поискать такой славной парочки!
        - Вы думаете? - сказал мячик. - Вы, должно быть, не знаете, что я веду свое происхождение от сафьяновых туфель и что внутри у меня пробка?
        - А я из красного дерева, - сказал кубарь. - И меня выточил сам городской судья! У него свой собственный токарный станок, и он с таким удовольствием занимался мной!
        - Так ли? - усомнился мячик.
        - Пусть больше не коснется меня кнутик, если я лгу! - сказал кубарь.
        - Вы очень красноречивы, - сказал мячик. - Но я все-таки не могу. Я уж почти невеста!
        Стоит мне взлететь на воздух, как из гнезда высовывается стриж и все спрашивает: "Согласны? Согласны?" Мысленно я всякий раз говорю: "Да", значит дело почти слажено. Но я обещаю вам никогда вас не забывать!
        - Вот еще! Очень нужно! - сказал кубарь, и они перестали говорить друг с другом.
        На другой день мячик вынули из ящика. Кубарь смотрел, как он, точно птица, взвивался в воздух все выше, выше... и наконец совсем исчезал из глаз, потом опять падал и, коснувшись земли, снова взлетал кверху; потому ли, что его влекло туда, или потому, что внутри у него сидела пробка - неизвестно. В девятый раз мячик взлетел и - поминай как звали! Мальчик искал, искал - нет нигде, да и только!
        - Я знаю, где мячик! - вздохнул кубарь. - В стрижином гнезде, замужем за стрижом!
        И чем больше думал кубарь о мячике, тем больше влюблялся. Сказать правду, так он потому все сильнее влюблялся, что не мог жениться на своей возлюбленной, подумать только - она предпочла ему другого!
        Кубарь плясал и пел, но не переставал думать о мячике, который представлялся ему все прекраснее и прекраснее.
        Так прошло много лет; любовь кубаря стала уже старой любовью. Да и сам кубарь был немолод... Раз его взяли и вызолотили. То-то было великолепие! Он весь стал золотой и кружился и жужжал так, что любо! Да уж, нечего сказать! Вдруг он подпрыгнул повыше и - пропал!
        Искали, искали, даже в погреб слазили, - нет, нет и нет!
        Куда же он попал?
        В помойное ведро! Оно стояло как раз под водосточным желобом и было полно разной дряни: обгрызенных кочерыжек, щепок, сора.
        - Угодил, нечего сказать! - вздохнул кубарь. - Тут вся позолота разом сойдет! И что за дрянь тут вокруг?
        И он покосился на длинную обгрызенную кочерыжку и еще на какую-то странную круглую вещь, вроде старого яблока. Но это было не яблоко, а старая барышня-мячик, который застрял когда-то в водосточном желобе, пролежал там много лет, весь промок и наконец упал в ведро.
        - Слава богу! Наконец-то хоть кто-нибудь из нашего круга, с кем можно поговорить! - сказал мячик, посмотрев на вызолоченный кубарь. - Я ведь, в сущности, из сафьяна и сшита девичьими ручками, а внутри у меня пробка! А кто это скажет, глядя на меня? Я чуть не вышла замуж за стрижа, да вот попала в водосточный желоб и пролежала там целых пять лет! Это не шутка! Особенно для девицы!
        Кубарь молчал; он думал о своей старой возлюбленной и все больше и больше убеждался, что это она.
        Пришла служанка, чтобы опорожнить ведро.
        - А, вот где наш кубарь! - сказала она.
        И кубарь опять попал в комнаты и в честь, а о мячике не было и помину. Сам кубарь никогда больше и не заикался о своей старой любви: любовь как рукой снимет, если предмет ее пролежит пять лет в водосточном желобе, да еще встретится вам в помойном ведре! Тут его и не узнаешь!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПАРТНЕРЫ
        Больше всего на свете Ваня любил футбол. Играл в него даже зимой, на снегу. Он и секции занимался. Тренер говорил, что Ваня подает надежды. На день рождения родители подарили Ване очень красивый и дорогой футбольный мяч. Кожаный. Ваня был счастлив, всегда носил мяч с собой. Любил его очень.
        Однажды тренер собрал ребят и сказал, что тренировки теперь будут долгими и частыми, так как впереди ответственные игры. Ваня обрадовался. Он обожал тренироваться. Утром Ваня пришел на поле первым и стал разминаться. Удивительно, но мяч вел себя как-то странно. Будто Ваню не слушался. На следующей тренировке ситуация повторилась. Ваня был озадачен. Как-то раз, мимо футбольного поля проходила маленькая девочка с мамой. Увидев, как Ваня пытается отправить мяч в ворота, девочка спросила: «Мама, мячику больно?» Что ответила мама, Ваня не расслышал. Он задумался. Вдруг, правда!
        Ваня взял мяч в руки, погладил его и спросил: «Тебе больно?»
        Мяч пошевелился и вздохнул: «Не в этом дело, я просто не умею».
        «Что?» - удивился Ваня.
        «Играть в футбол»- ответил мяч и заплакал.
        Ваня обнял мячик и прижал к себе: « Ну, пожалуйста, не плач. Это совсем не сложно, я тебя научу».
        Весь вечер Ваня объяснял мячу правила игры, чертил на тетрадном листочке футбольное поле. Когда время близилось к полуночи, мяч сказал: «Все, Вань! Больше не могу. Спать хочу. Давай остальное завтра». Ваня взял зевающего друга, и они отправились спать.
        После школы Ваня продолжил занятие. «Запомни - говорил он мячу - мы партнеры!»
        Где, границы, за них лучше не улетать, где ворота, где какая линия. Потом мальчик аккуратно положил мяч на траву и спросил: «Ты готов?» «Да!» - ответил мяч, он очень волновался. Ваня подбежал и несильно ударил по мячу ногой. Мяч покатился быстро и точно. «Ура!- закричал Ваня - получилось!»
        Мяч учился очень быстро. Скоро он уже советовал Ване, как лучше сыграть. Они вместе смотрели футбол по телевизору. Перед матчем, всегда обсуждали, возможный ход игры. «Не беспокойся - говорил Ваня - у нас все получится». «Конечно - отзывался мяч - мы же партнеры!»
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ПАСТУХ И ТРИ РУСАЛКИ
        Пас молодой пастух свое стадо у речки, на зеленом лугу меж дубравами. И вот видит он - в речке купаются три прекрасные девушки. Загляделся на них пастух, глаз не мог оторвать. "Был бы я к ним поближе, - подумал он, - так схватил бы одну из красавиц, да и взял себе в жены!"
        А девицы искупались, быстро сорочки надели - и скрылись.
        На другой день, еще до рассвета, пастух погнал стадо на ту же лужайку. Овцы стали пастись, а пастух притаился на опушке дубравы - все хотелось ему оказаться поближе к реке и получше рассмотреть купальщиц. Ну что ж, как солнце взошло, появились три девушки, в воду вошли. А пастух не посмел приблизиться к ним, побоялся спугнуть.
        Третье утро настало. Пастух снова спрятался в кустарнике у самой воды. Солнце встало, и девушки вновь у реки показались. Молодые, веселые, словно ясные звездочки. Быстро разделись и в речку вошли. А пастух думает, как бы ему изловить хоть одну из юных красавиц! И решил он похитить у них одежду.
        Сказано - сделано! Вышел пастух из засады и сорочки украл. Увидели это девушки, всполошились, стали просить пастуха, чтоб вернул им одежду, - большую награду сулили. А пастух уже понял, что девицы исполнят любое его повеленье, и молвил:
        - Пусть одна из вас станет моею женою! А откажете - тотчас костер разведу и сорочки спалю, так и знайте. В чем хотите тогда добирайтесь до дома!
        - Все понятно нам, парень, да только и ты должен знать, что мы - сестры-русалки. Коли женишься, люди начнут издеваться, вот, мол, какая жена у тебя - водяница!
        - Да хоть ведьма! - сказал паренек. - Что за важность! Хочу - и женюсь! Соглашайтесь, а не то спалю сорочки.
        Увидали сестры, что он не шутит.
        - Ну что ж, скажи нам, какая тебе приглянулась, да верни поскорее рубашки, нам пора домой возвращаться, живем-то мы далеко!
        - Отдайте мне младшую! - ответил парень.
        Тогда старшие сестры отвели его в сторонку и сказали:
        - Помни! Как станет сестрица твоею женой - не давай ты ей рубашку, а не то - убежит. Та рубашка - волшебная, в ней вся русалочья сила.
        Запомнил пастух тот совет, отдал старшим сестрам-русалкам рубашки, и они исчезли. А младшая поздним вечером нагой вошла в дом пастуха. Справил пастух ей подвенечное платье и вскоре женился на ней. Стал жить он с женой-русалкой, на всем свете не было женщины красивее ее.
        Долго ли, быстро ли - год пролетел. И вот пригласили пастуха с женой на свадьбу к кому-то из родичей. На свадьбе женщины стали водить хоровод, одна лишь жена пастуха отказалась. Все стали ее уговаривать. Она отвечала:
        - По-вашему - я не умею, а вот по-русалочьи - можно. Да только наряд не годится. Попросите моего супруга, чтоб отдал мне хоть на минуту русалочью сорочку. Вот тогда я покажу наши пляски.
        Ну, женщины стали просить пастуха. А тот ни в какую - нельзя, да и только. Женщины пуще пристали, проклятые, просят! Пастух уступил им, сходил домой, достал из укромного места рубашку, на свадьбу принес, велел затворить все окна и двери и отдал жене сорочку.
        Оделась она, вошла в хоровод и стала плясать по-русалочьи. Все, кто там был, не могли налюбоваться красавицей. Но лишь только музыка смолкла, русалка подбежала к мужу, взяла его за руку, молвила:
        - Ну, а теперь - будь здоров, господин мой!
        И была такова - улетела. Парень как бешеный выскочил тут же из дома - и крикнул ей вслед:
        - Жена, дорогая жена! За что ты меня покидаешь! Скажи мне хоть слово, скажи, где искать мне тебя, чтоб хоть раз повидаться!
        - Ищи меня в краю далеком, в селе Кушкундалеве, муж дорогой! - сказала она и исчезла.
        Вскоре отправился пастух в путь разыскивать это село. Долго-долго бродил он да спрашивал всюду, не знает ли кто, как добраться до того места. Но все лишь дивились такому названью, - мол, и слыхом о нем не слыхали! Объездив все села и все города, отправился паренек на поиски в горы и пустыни. Однажды встретил он в горах старика, стоявшего с палкой в руке у столетнего дуба.
        - Да как же ты, сыночек, забрел в мою глухомань? - удивился старик. - Ведь здесь и петух не поет, и люди сюда не заходят!
        - Беда загнала меня, дедушка, - молвил пастух. - Прошу тебя, будь мне другом, помоги - не знаешь ли, где есть такое село - Кушкундалево? Может быть, в этих горах затаилось?
        - Не слышал я, сыночек, чтоб в наших краях было такое село, - отвечал старик. - Лет двести я здесь живу, а такого названья не слышал. А что тебе нужно там, парень?
        Пастух рассказал ему все, что случилось. Подумал старик, покряхтел - и ответил:
        - Не слышал, сынок. Только ты не кручинься, иди себе дальше. Дойдешь через месяц до других гор - и встретишься со вторым стариком, моим братом, таким же, как я. Передай ему привет от меня, ведь он еще старше, чем я, ему триста лет, и он над всеми зверями царь. Попроси его хорошенько, он и поможет.
        Пошел парень дальше. И впрямь - через месяц повстречался с другим стариком. Сидел тот старик у ручья, думу думал. Парень к нему подошел, поздоровался учтиво, все рассказал по порядку.
        - Ну что ж, ты здесь посиди, - отвечал старик, - а я всех зверей соберу, спрошу у них, - может, они знают.
        И послал он гонцов во все стороны. Вскоре собрались все звери, поднялись на задние лапы, старику поклонились. А старик говорит:
        - Эй вы, львы и медведи, лисицы и волки и все звери лесные, хочу кое о чем вас спросить. Часто вы мимо сел пробегаете - может быть, и село Кушкундалево знаете?
        - Не слыхали такого мы, батюшка царь! - отвечали все звери.
        - Ну вот видишь? - сказал старичок пастуху. - Нет такого села на земле! Только ты не печалься и, если не лень тебе, - иди дальше. Добредешь через месяц до новых гор, увидишь там третьего старца, он повелитель всех птиц. Птицы повсюду летают, так они, может, знают, где твое село!
        Вновь пастух отправился в путь. Через месяц и впрямь встретился он с третьим старцем, повелителем птиц. Поклонился ему пастух, передал привет от двух старцев, ну, а потом о своей беде рассказал - все как есть, без утайки. Послал старичок быстрокрылых гонцов за своими пернатыми слугами. Сутки только прошли - и собралась громадная стая - все птицы слетелись к царю!
        - А скажите-ка мне, орлы и вороны, большие и малые птицы, не знает ли кто, где село Кушкундалево?
        - Государь, не слыхали! - ответили птицы.
        - Да... Наверное, и нет его, парень, - сказал старичок пастуху. - Даже птицы такого не знают, а они ведь повсюду летают! Да и я не слыхал, хоть живу на свете уже четыреста лет.
        И как раз в ту минуту к царю подлетела хромая сорока. Увидал ее царь и спросил:
        - Это что же такое? Отчего ты так опоздала? Позднее всех птиц прилетела. Разве это порядок, сорока?
        - Да ведь я хромая, государь! - отвечала сорока. И лететь мне всех дальше, - я живу далеко, в самом Кушкундалеве, батюшка, - там, где русалки живут! Как услышала я, что ты кличешь, - уже совсем собралась, да ведь я у русалок в служанках. Вот злая хозяйка взяла да и стукнула меня по ноге. Я от боли-то еле летела, ты прости уж меня, светлый царь!
        - Слыхал, паренек, что сказала сорока? - спросил старик пастуха. - Ну, садись-ка верхом на орла, а сорока дорогу покажет.
        - Вот спасибо тебе, государь, вовек тебя не забуду! - ответил пастух.
        А старик приказал одному из орлов - тому, что сильнее всех прочих, - отнести пастуха в Кушкундалево. Сорока вперед полетела, а за нею - пастух на орле. Прилетели в село рано утром, слез наш парень с орла и вошел в первый двор, расспросить, где живут три сестрицы. По счастью, попал прямо к ним. Вмиг узнали его обе старшие русалки. "Ай-ай-ай! Как измучился бедный зятек, по горам и долинам скитаясь, - подумали сестры. - Значит, любит жену не на шутку, а раз так, то нужно ему помочь!" Вышли из дому старшие сестры, спросили - как же это случилось, что он их совету не внял и отдал волшебную рубашку? Рассказал паренек по порядку, как беда приключилась, и стал упрашивать двух сестер, чтоб супругу ему вернули.
        - Не тревожься! Жена твоя - здесь, в нашем доме, - ответили сестры. - Ты возьми-ка вот это седло и ступай вслед за нами. Жена твоя спит еще. Мы ее сонную свяжем, да к седлу и привяжем. Ты сядешь с ней рядом, и взовьется седло выше гор. Только помни: как взлетите, проснется сестрица и крикнет, коня своего позовет. Ты старайся, зятек, добраться к тому времени до трех заветных гор. Коли минуешь их, все хорошо будет, если ж нет - настигнет тебя конь и на куски разорвет: он волшебный!
        Поверил двум сестрам пастух, привязал жену к седлу, сам сел, взлетел, и помчались они словно вихрь. Миновали три горы, и тут вдруг Проснулась русалка, поняла, что случилось, стала кликать коня. Помчался конь по небу, да как только достиг он гор, вмиг исчезла его волшебная сила, и пришлось ему воротиться назад. А пастух добрался до родного села, снял с жены рубашку и сжег, чтоб исчезла русалочья сила. Ну, и стал он жить-поживать с молодою женой-русалкой. А она родила ему дочек - красивых-красивых.
        Вот от этих-то дочек и повелись все красавицы, что есть на свете.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ПАСТУХ И ЦАРЕВИЧ
        Жили на свете два друга- пастух и царевич. Однажды царевич поклялся: когда он станет раджей - сделает своего друга-пастуха министром. “Прекрасно”,- ответил на это пастух.
        В мире и согласии текли их дни. Пастух приходил на луг пасти коров, и друзья, обнявшись, усаживались под .деревом. Пастух играл на флейте, царевич слушал. Так безмятежно проводили они свои дни.
        Пришло время - и царевич стал раджей. В жены себе он взял рани (Рани - царица.)
        Канчонмалу - истинную жемчужину страны. Не до пастуха было теперь царевичу. Совсем забыл он своего друга.
        Как-то раз пастух пришел во дворец и остановился у входа в царские покои - он-де не видел еще рани своего друга!
        - Вон, вон отсюда! - закричал на него привратник.
        Пастух обиделся и ушел, и никто не знал, куда он девался.
        На следующее утро проснулся раджа, а глаз открыть не может. Глядит на него рани, глядят придворные, а у раджи все лицо, вплоть до волос на голове, все тело покрыто иголками. Что за наваждение? Во дворце поднялся плач.
        Раджа перестал есть, спать, говорить. Сердцем он понял, что нарушил обет, данный другу-пастуху, и теперь расплачивается за свой дурной поступок. Но сказать об этом он никому не решился.
        Совсем расстроились дела бедного раджи, от горя поникла его голова. Управлять царством стала опечаленная рани Канчонмала.
        Как-то раз рани отправилась на реку искупаться. Вдруг подходит к ней неизвестная красавица и говорит:
        - Если рани желает купить служанку, этой служанкой могла бы быть я.
        - Если бы ты могла избавить моего мужа от иголок, я купила бы тебя в услужение,- ответила рани.
        Красавица взялась исполнить это условие, и рани за браслет купила ее.
        Тогда служанка сказала:
        - Рани-ма( Ма - ласковое обращение к женщине.), уж очень ты ослабела. Кто знает, сколько дней ты как следует не ела, не купалась?! Украшения болтаются на твоем исхудалом теле, волосы на твоей голове спутались. Сними-ка ты свои украшения да вымойся хорошенько поташом.
        - Нет, ма, к чему мыться - пусть все остается как. есть,- ответила рани.
        А служанка словно ничего не слышала: она сняла с рани украшения и, натерев ее поташом, сказала:
        - Теперь, ма, попробуй окунись.
        Рани послушалась, вошла по горло в воду и окунулась. А служанка вмиг накинула на себя сари рани, надела ее украшения и, встав на берегу, начала приговаривать:
        Эй, прислуга Панко (П а н к о - название водоплавающей птицы.),
        Слышишь, ты служанкой стала,
        Ждет тебя на берегу реки Канконмала,
        Ждет красавица тебя, что ты там пропала?
        Хватит мыться, госпожа выйти приказала !
        Оглянулась рани и видит - перед ней стоит не служанка, а госпожа.
        Во дворце Канконмала подняла всех на ноги. Министру она выговаривала: “Почему ты не приготовил слонов и лошадей, раз я возвращаюсь с купанья?” Дворецкого она допрашивала: “Почему нет свиты и паланкина, когда я возвращаюсь с купанья домой?”
        И того, и другого казнили.
        Все пришли в смятение, никто ничего не мог понять, никто от страха не смел вымолвить слова.
        Таким-то образом Канконмала стала рани, а Канчонмала - служанкой. Но раджа ни о чем не догадывался.
        И вот сидит Канчонмала на грязном дворе, чистит рыбу и причитает:
        За ручной браслет себе я служанку нанимала,
        Но служанкой стала я, а служанка рани стала,
        За какие же грехи пострадала Канчонмала?
        О, раджа, за что, за что нас судьба так покарала?
        Горькими слезами заливается рани. Но и страданиям раджи нет предела: впиваются в его кожу мухи, от игл огнем горят его лицо и тело. Некому овеять раджу опахалом, некому подать ему лекарства.
        Однажды отправилась Канчонмала на берег стирать белье. Видит - сидит под деревом человек, а возле него мотки пряжи. Человек этот приговаривает:
        Если б получил я тысячу иголок -
        Я себе тогда бы мог арбуз купить;
        Если б я пять тысяч получил иголок -
        Я б тогда на ярмарке мог бы походить;
        Если б я сто тысяч получил иголок,
        Я бы царский трон сумел соорудить!
        Услышав такие слова, Канчонмала осторожно подошла к человеку и сказала:
        - Если ты хочешь иметь иглы, я могу дать их тебе. Только сможешь ли ты их вытащить?
        В ответ на это человек молча поднял мотки с пряжей и пошел за рани.
        По дороге Канчонмала поведала незнакомцу о своем несчастье. Он выслушал ее и произнес: “Прекрасно!”
        Когда они пришли во дворец, незнакомец сказал Канчонмале:
        - Рани-ма, рани-ма, сегодня день молочного поста, и потому всем в царстве надо раздавать пирожки. Я пойду покрашу пряжу в красный и синий цвета, а вы идите нарисуйте во дворе альпона (Альпона- рисунок, наносимый рисовой пастой на полу или стене по случаю праздника.) и приготовьте все для пиршества. Пусть вам поможет Канконмала.
        - Что ж, пусть и Канконмала делает пирожки,- согласилась Канчонмала.
        И они вдвоем отправились стряпать.
        О ма! Пирожки, которые испекла Канчонмала, походили скорее на плоские, жесткие лепешки. Зато пирожки Канконмалы были сделаны очень искусно: один - в форме полумесяца, другие - в виде флейты, третьи - трубочек, четвертые - листьев сандала.
        И незнакомцу стало ясно, кто служанка, а кто настоящая рани.
        Покончив с пирожками, женщины принялись за альпона. Размолов целый ман (М а н - мера веса; бенгальский ман равен 37,3 кг риса,) Канчонмала вылила в него сразу семь кувшинов воды и, макая в эту жижу помазок из конопли, перепачкала им весь двор.
        Канконмала же сначала выбрала во дворе уголок, чисто его вымела, потом взяла немножко риса, размолола, подлила в него воды и, обмакнув кусочек тряпочки, осторожно стала рисовать лотосы и лианы, семь золотых кувшинов, а под кувшинами - корону с гирляндами из рисовых стеблей по обеим сторонам. Она нарисовала также павлина, богов и след золотой стопы матери-Лакшми (Лакшми- богиня благосостояния и красоты у индусов)
        Тогда незнакомец позвал Канконмалу и сказал ей:
        - Не отпирайся - это ты служанка! И как ты осмелилась с таким лицом выдавать себя за рани?! Негодная служанка, купленная за ручной браслет, ты стала рани, а рани сделалась служанкой. Отвечай мне, разве я не прав?
        Вспыхнула Канконмала - мнимая рани и закричала диким голосом:
        - Это что за негодяй?! Вон отсюда!
        Она кликнула палача и приказала:
        - Отруби-ка голову служанке и этому неведомому человеку! Не буду я Канконмала, если не искупаюсь в их крови.
        Палач схватил Канчонмалу и незнакомца. Но незнакомец вынул моток ниток и проговорил:
        Нитка, нитка с узелком,
        У раджи вверх дном весь дом.
        Нитка, нитка, ты свяжи -ка
        Палача кругом.
        И вмиг палач был с ног до головы опутан нитками. А незнакомец спросил:
        - Нитка, ты чья?
        - Кому принадлежит моток - тому и я,- ответила нитка.
        - Нитка, нитка, если ты служишь мне, отправляйся на нос Канконмалы,-сказал незнакомец.
        Два моточка ниток взобрались на нос Канконмалы. Испуганная Канконмала побежала в дом с криком:
        - Двери! Закрывайте двери! Он полоумный! Служанка привела полоумного!
        А незнакомец тем временем приговаривал:
        Нитка, нитка тонкая, где твой дом, скажи?
        Ты проденься в иглы бедного раджи!
        Не успел незнакомец обернуться, как сто тысяч ниток проделись в сто тысяч иголок на теле раджи. И иголки заговорили:
        - Нитки пролезли в нас. Что нам зашить? Незнакомец отвечал:
        - Глаза и рот негодной служанки.
        Сто тысяч иголок с тела раджи тотчас же устремились к глазам и рту Канконмалы. Забегала, заметалась Канконмала!
        А раджа тем временем прозрел и увидел, что перед ним - его друг-пастух. Старые друзья обнялись и пролили море радостных слез.
        - Друг, не вини меня,- сказал раджа,- будь уверен, что даже в ста рождениях моих я не найду такого, как ты, друга. С сегодняшнего дня ты будешь моим министром. Столько несчастий произошло со мной после того, как я покинул тебя! Больше мы не расстанемся.
        - Хорошо,- ответил пастух,- но я потерял твою флейту. Тебе придется подарить мне новую.
        Раджа тотчас приказал изготовить для своего друга золотую флейту.
        А Канконмалу день и ночь кололи иголки, и она вскоре умерла. Несчастья Канчонмалы кончились.
        Пастух же днем выполнял обязанности министра, а ночью, когда лунный свет заливал небосклон, вместе с раджей отправлялся на берег реки и там, усевшись под деревом, играл на золотой флейте. Обняв друга-министра, раджа слушал его чудесные песни.
        С тех пор жизнь раджи, Канчонмалы и пастуха потекла счастливо.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПАСТУШКА И ТРУБОЧИСТ
        Видали вы когда-нибудь старинный-старинный шкаф, почерневший от времени и украшенный резными завитушками и листьями? Такой вот шкаф - прабабушкино наследство - стоял в гостиной. Он был весь покрыт резьбой - розами, тюльпанами и самыми затейливыми завитушками. Между ними выглядывали оленьи головки с ветвистыми рогами, а на самой середке был вырезан во весь рост человечек. На него нельзя было глядеть без смеха, да и сам он ухмылялся от уха до уха - улыбкой такую гримасу никак не назовешь. У него были козлиные ноги, маленькие рожки на лбу и длинная борода. Дети звали его обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног, потому что выговорить такое имя трудно и дается такой титул не многим. Зато и вырезать такую фигуру не легко, ну да все-таки вырезали. Человечек все время смотрел на подзеркальный столик, где стояла хорошенькая фарфоровая пастушка. Позолоченные башмаки, юбочка, грациозно подколотая пунцовой розой, позолоченная шляпа на головке и пастуший посох в руке - ну разве не красота!
        Рядом с нею стоял маленький трубочист, черный, как уголь, но тоже из фарфора и такой же чистенький и милый, как все иные прочие. Он ведь только изображал трубочиста, и мастер точно так же мог бы сделать его принцем - все равно!
        Он стоял грациозно, с лестницей в руках, и лицо у него было бело-розовое, словно у девочки, и это было немножко неправильно, он мог бы быть и почумазей. Стоял он совсем рядом с пастушкой - как их поставили, так они и стояли. А раз так, они взяли да обручились. Парочка вышла хоть куда: оба молоды, оба из одного и того же фарфора и оба одинаково хрупкие.
        Тут же рядом стояла еще одна кукла, втрое больше их ростом, - старый китаец, умевший кивать головой. Он был тоже фарфоровый и называл себя дедушкой маленькой пастушки, вот только доказательств у него не хватало. Он утверждал, что она должна его слушаться, и потому кивал головою обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанту Козлоногу, который сватался за пастушку.
        - Хороший у тебя будет муж! - сказал старый китаец. - Похоже, даже из красного дерева. С ним ты будешь обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержантшей. У него целый шкаф серебра, не говоря уж о том, что лежит в потайных ящиках.
        - Не хочу в темный шкаф! - отвечала пастушка. - Говорят, у него там одиннадцать фарфоровых жен!
        - Ну так будешь двенадцатой! - сказал китаец. - Ночью, как только старый шкаф закряхтит, сыграем вашу свадьбу, иначе не быть мне китайцем!
        Тут он кивнул головой и заснул.
        А пастушка расплакалась и, глядя на своего милого фарфорового трубочиста, сказала:
        - Прошу тебя, убежим со мной куда глаза глядят. Тут нам нельзя оставаться.
        - Ради тебя я готов на все! - отвечал трубочист. - Уйдем сейчас же! Уж наверное, я сумею прокормить тебя своим ремеслом.
        - Только бы спуститься со столика! - сказала она. - Я не вздохну свободно, пока мы не будем далеко-далеко!
        Трубочист успокаивал ее и показывал, куда ей лучше ступать своей фарфоровой ножкой, на какой выступ или золоченую завитушку. Его лестница также сослужила им добрую службу, и в конце концов они благополучно спустились на пол. Но, взглянув на старый шкаф, они увидели там страшный переполох. Резные олени вытянули вперед головы, выставили рога и вертели ими во все стороны, а обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног высоко подпрыгнул и крикнул старому китайцу:
        - Они убегают! Убегают!
        Пастушка и трубочист испугались и шмыгнули в подоконный ящик. Тут лежали разрозненные колоды карт, был кое-как установлен кукольный театр. На сцене шло представление.
        Все дамы - бубновые и червонные, трефовые и пиковые - сидели в первом ряду и обмахивались тюльпанами, а за ними стояли валеты и старались показать, что и они о двух головах, как все фигуры в картах. В пьесе изображались страдания влюбленной парочки, которую разлучали, и пастушка заплакала: это так напомнило ее собственную судьбу.
        - Сил моих больше нет! - сказала она трубочисту. - Уйдем отсюда!
        Но когда они очутились на полу и взглянули на свой столик, они увидели, что старый китаец проснулся и раскачивается всем телом - ведь внутри него перекатывался свинцовый шарик.
        - Ай, старый китаец гонится за нами! - вскрикнула пастушка и в отчаянии упала на свои фарфоровые. колени.
        - Стой! Придумал! - сказал трубочист. - Видишь вон там, в углу, большую вазу с сушеными душистыми травами и цветами? Спрячемся в нее! Ляжем там на розовые и лавандовые лепестки, и если китаец доберется до нас, засыплем ему глаза солью [В старину в комнатах ставили для запаха вазы с сухими цветами и травами; смесь эта посыпалась солью, чтобы сильнее пахла].
        - Ничего из этого не выйдет! - сказала пастушка. - Я знаю, китаец и ваза были когда-то помолвлены, а от старой дружбы всегда что-нибудь да остается. Нет, нам одна дорога - пуститься по белу свету!
        - А у тебя хватит на это духу? - спросил трубочист. - Ты подумала о том, как велик свет? О том, что нам уж никогда не вернуться назад?
        - Да, да! - отвечала она.
        Трубочист пристально посмотрел на нее и сказал:
        - Мой путь ведет через дымовую трубу! Хватит ли у тебя мужества залезть со мной в печку, а потом в дымовую трубу? Там-то уж я знаю, что делать! Мы поднимемся так высоко, что до нас и не доберутся. Там, на самом верху, есть дыра, через нее можно выбраться на белый свет!
        И он повел ее к печке.
        - Как тут черно! - сказала она, но все-таки полезла за ним и в печку, и в дымоход, где было темно хоть глаз выколи.
        - Ну вот мы и в трубе! - сказал трубочист. - Смотри, смотри! Прямо над нами сияет чудесная звездочка!
        На небе и в самом деле сияла звезда, словно указывая им путь. А они лезли, карабкались ужасной дорогой все выше и выше. Но трубочист поддерживал пастушку и подсказывал, куда ей удобнее ставить свои фарфоровые ножки. Наконец они добрались до самого верха и присели отдохнуть на край трубы-они очень устали, и немудрено.
        Нам ними было усеянное звездами небо, под ними все крыши города, а кругом на все стороны, и вширь и вдаль, распахнулся вольный мир. Бедная пастушка никак не думала, что свет так велик. Она склонилась головкой к плечу трубочиста и заплакала так горько, что слезы смыли всю позолоту с ее пояса.
        - Это для меня слишком! - сказала пастушка. - Этого мне не вынести! Свет слишком велик! Ах, как мне хочется обратно на подзеркальный столик! Не будет у меня ни минуты спокойной, пока я туда не вернусь! Я ведь пошла за тобой на край света, а теперь ты проводи меня обратно домой, если любишь меня!
        Трубочист стал ее вразумлять, напоминал о старом китайце и обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержанте Козлоноге, но она только рыдала безутешно да целовала своего трубочиста. Делать нечего, пришлось уступить ей, хоть это и было неразумно.
        И вот они спустились обратно вниз по трубе. Не легко это было! Оказавшись опять в темной печи, они сначала постояли у дверцы, прислушиваясь к тому, что делается в комнате. Все было тихо, и они выглянули из печи. Ах, старый китаец валялся на полу: погнавшись за ними, он свалился со столика и разбился на три части. Спина отлетела начисто, голова закатилась в угол. Обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант стоял, как всегда, на своем месте и раздумывал.
        - Какой ужас! - воскликнула пастушка. - Старый дедушка разбился, и виною этому мы! Ах, я этого не переживу!
        И она заломила свои крошечные ручки.
        - Его еще можно починить! - сказал трубочист. - Его отлично можно починить! Только не волнуйся! Ему приклеят спину, а в затылок вгонят хорошую заклепку, и он опять будет совсем как новый и сможет наговорить нам кучу неприятных вещей!
        - Ты думаешь? - сказала пастушка.
        И они снова вскарабкались на свой столик.
        - Далеко же мы с тобою ушли! - сказал трубочист. - Не стоило и трудов!
        - Только бы дедушку починили! - сказала пастушка. - Или это очень дорого обойдется?..
        Дедушку починили: приклеили ему спину и вогнали в затылок хорошую заклепку. Он стал как новый, только головой кивать перестал.
        - Вы что-то загордились с тех пор, как разбились! - сказал ему обер-унтер-генерал-кригскомиссар-сержант Козлоног. - Только с чего бы это? Ну так как, отдадите за меня внучку?
        Трубочист и пастушка с мольбой взглянули на старого китайца: они так боялись, что он кивнет. Но кивать он уже больше не мог, а объяснять посторонним, что у тебя в затылке заклепка, тоже радости мало. Так и осталась фарфоровая парочка неразлучна. Пастушка и трубочист благословляли дедушкину заклепку и любили друг друга, пока не разбились.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПАСТУШОК
        Однажды в Истрии, у самого берега моря, пастушок пас стадо. Было за полдень, и солнце палило землю.
        Вдруг пастушок увидел, что на мягкой мураве спят три девицы. То были волшебницы, которых в здешних местах называют вилами. Все три - раскрасавицы и до того друг на дружку похожие, что и не различишь. Лежат не шелохнувшись, будто и впрямь спят сладким сном. Мальчику и невдомек, кто они такие; он думал, обычные девушки утомились, гуляя, и задремали.
        "А ведь солнце обожжет девушкам лица! - подумал мальчик. - Жаль! Дай-ка я пособлю им!"
        Нарвал пастушок кудрявых липовых веток, воткнул их в землю возле спящих, и девушки очутились в тени.
        Скоро вилы проснулись. Увидели они ветки, удивились и стали спрашивать друг друга, кто же укрыл их от солнечных лучей. На самом-то деле вилы отлично видели, кто о них позаботился, - ведь волшебницы никогда не спят, а лишь притворяются, будто спят. Спрашивали же они друг друга затем, что хотели проверить, отзовется ли мальчик.
        Но пастушок и не думал признаваться вилам - пустился он наутек, потому что не мог смотреть на их волосы: они сверкали, словно чистое золото! Однако в тот же миг все три вилы были уже возле него. Спросили красавицы, что он хочет в награду за то, что укрыл их от жаркого солнца.
        Мальчик ничего не посмел попросить. Вилы решили подарить ему волшебный кошелек - в нем никогда не переводятся цехины. Но золотые монеты не понравились пастушку: он не знал, что такое деньги. А играть желтыми кружочками и любоваться на них ему вовсе не хотелось - куда занятнее возиться с живыми телятами, коровами да овцами...
        Тогда сказали вилы:
        - Когда ты под вечер погонишь стадо к селу, за твоей спиной зазвенят колокольчики. Смотри же, не вздумай оглянуться, пока не подойдешь к самому дому.
        Сказали так и сразу исчезли.
        Тут только догадался мальчик, что перед ним были не простые девушки, а волшебницы.
        Солнце все ниже клонилось к закату, и пастушок погнал стадо домой. Чем ближе он подходил к селу, тем сильнее становился перезвон колокольчиков за его спиной. Мальчик позабыл о том, что наказали ему вилы, и как раз на середине пути обернулся посмотреть, кто же гонит за ним столько скота. И увидел, как из моря выходят овцы, коровы и козы и бредут за его маленьким стадом. Но лишь только мальчик обернулся, скот перестал выходить из моря на сушу. Пастушок пригнал домой только тех, что успели выйти на берег.
        А послушайся он волшебниц, стадо его стало б гораздо больше. Но пастушку и того было довольно. Не обидел мальчик и соседей - со всеми поделился скотом и стал жить-поживать безбедно да богато.
        СЛОВЕНСКАЯ СКАЗКА
        ПАСТУШОНОК И ТРОЕ КУПЦОВ
        Проезжали трое купцов мимо одной деревни и решили сделать привал на полянке, дать лошади роздых и самим немножко передохнуть. А на той поляне деревенские ребятишки пасли коров и телят. Веселились парнишки, шумели. Лишь один сидел в стороне, не участвовал в общих забавах.
        Проезжий купец и говорит своим сотоварищам:
        - Видите, сидит паренек, подперев рукой голову, и о чем-то задумался?
        - Видим, - ответили они. - А что ж тут удивительного? Задумался парнишка и сидит, подперев голову рукою.
        - Сдается мне, что тот паренек немалого разума, негоже ему оставаться простым пастушонком. Ему бы стать крупным купцом, а то и царем.
        Подозвали они паренька, расспросили, откуда он родом, живы ли у него мать и отец. Мальчуган отвечал, что в семье у них бедность великая, живет при нем мать-старушка, все хозяйство в упадке, а поправить его невозможно: в пастушьем кошельке денег не густо. Вот о чем он думал, сидя ото всех в сторонке.
        - Ну, не прав ли я был? Не зря я похвалил паренька? - сказал купец. - Нынче под вечер зайдем к нему домой, поговорим с матерью - пусть отдаст его к нам в ученье. А уж мы бы о нем позаботились, человеком бы сделали. Просто грех, чтобы такой умный парнишка весь век оставался пастухом.
        Согласились с ним оба его товарища, попросили парнишку свести их к нему домой. Тот с охотой повел их.
        На пороге встретила гостей мать пастушонка.
        - Добрый вечер, почтенная, - молвили купцы. - Не позволишь ли быть нам сегодня твоими гостями?
        - Что же, милости просим, сыночки, будьте как дома. Только уж не обессудьте: нечем мне вас попотчевать. Нет у нас даже хлеба на ужин.
        - Разреши нам остаться, матушка, а об ужине не беспокойся, - ответили проезжие.
        Ну, вошли они в дом, пареньку дали денег, велели купить всякой снеди на ужин. А поужинав сытно и вкусно, завели разговор со старухой: не отдаст ли сына в ученье - к ним в лавку. Обещали помочь ему выбиться в люди, а ей самой дали денег, чтоб могла она жить безбедно целый год, и еще обещали прислать, когда срок подоспеет. Увидав столько денег в руках у купцов, согласилась старуха. Не хотелось ей, правда, отдавать паренька в незнакомые руки, да, видно, деньги бывают иной раз дороже родного сына.
        Провели ночь купцы под старухиным кровом, а наутро забрали ее паренька и отправились в город, - путь не малый, ехать пришлось часов шесть. А был тот город столицей, царь там жил.
        Поселили купцы паренька при лавке, стали грамоте обучать. Паренек все ученье постиг быстро. А когда начал он понемножку торговать в лавке, на него нарадоваться не могли. Все, кто видел, дивились его сноровке. Покупатели валом валили, выручка пошла большая.
        А другие купцы завидовать стали - ведь у них-то самих торговля захирела. Просят они царя: пусть велит, чтобы хозяева парнишки лавку свою открывали не раньше полудня.
        Царь внял их челобитью. Стала лавка троих купцов начинать торговлю только после обеда. Ну и что ж, покупатели стали ждать обеда, а к другим не идут!
        Что тут делать? Пошли все торговцы еще раз к царю и пожаловались: нет, мол, сладу с тремя купцами, а пуще всего - с их приказчиком. Пусть царь прогонит их совсем из города.
        Царь не знал, что ответить на этакую просьбу. Думал, думал и решил наконец по-другому избавиться от удачливых купцов. Призвал он их к себе и говорит:
        - Вот послушайте... Вижу, вас трое. Народ вы толковый... Дайте дельный совет: где мне найти жену, чтобы всем - и лицом, и умом - была схожа с покойной царицей. Даю вам три дня на раздумье. Не ответите - головы с плеч.
        Поклонились купцы и в слезах побрели в свою лавку. Увидал паренек, что хозяева плачут, - спросил, почему они так загрустили.
        - О, конец нам пришел, парень! - отвечали купцы. - Требует царь, чтобы мы отыскали супругу ему, на покойную жену его в точности похожую.
        - Так зачем же плакать?! - сказал паренек. - Отведите меня через три дня к царю, жив не буду - а отвечу ему на вопрос.
        Услыхали те речи купцы и вздохнули свободнее. А как пришел третий день, отвели паренька к самому царю.
        - Государь! - говорит паренек. - Дозволь мне прежде кое о чем тебя самого спросить, а потом я отвечу на твой вопрос.
        - Ну, послушаем, что ты скажешь! - ответствовал царь.
        - Только прошу тебя, пресветлый царь, рассуди справедливо, по законам страны. Вот о чем я хочу спросить: если есть у кого-нибудь сад, полный дивных цветов, а среди цветов есть один, самый дивный и самый прекрасный, то скажи мне, можно ли хозяину сорвать тот дивный цветок и внести его в дом свой, чтобы там любоваться им, упиваясь его ароматом?
        - По закону - возможно вполне, - сказал царь, а советники, рядом стоявшие, слова его подтвердили.
        - Но тогда ведь и ты, ваше величество, можешь выбрать лучшую среди самых прекрасных - родную дочь - и сделать ее своей супругой. Ведь только она, только дочь твоя, и похожа во всем на покойную царицу!
        Услыхал это царь, изумился. Но и он и советники одобрили рассуждение: уж так повернул паренек, что, мол, по законам страны всяк своим добром волен распоряжаться, как ему вздумается. Порешили, издали указ и, как подобает, скрепили печатями - должен, дескать, царь взять в жены родимую дочь. А невесте приказ написали, чтоб готовилась к свадьбе. Пареньку же большую награду отвалили и домой отпустили. Стало быть, спас он купцов от лютой смерти, и они от радости уж себя не помнили, не знали, как ему угодить.
        Как узнала царевна, что вздумал отец с ней вскорости повенчаться, - и жизнь ей не мила стала. Руки хотела на себя наложить, да опомнилась, решила с отцом побороться. И придумала она, как избавиться от страшной участи. Потихоньку сходила к искусному мастеру (он всякое убранство делал для царских палат), дала ему денег и велела скорехонько изготовить сундук, да такой, чтоб в нем долгое время прожить было можно и чтоб изнутри запирался, да был бы легким - весил бы с грузом столько, сколько обычно весят пустые сундуки. Взял сундучник плату, смастерил сундук и отнес его в терем к царевне. Получила царевна сундук, положила в него много золота и драгоценностей разных, прихватила с собой и большую печать государеву. Да еще взяла в сундук и еды и питья, а перед тем как самой в сундуке спрятаться, позвала верного слугу и велела отнести сундук на базар и продать кому-нибудь за бесценок.
        Заперлась она в сундуке, а слуга на плечо его поднял и в город понес. Вот ходил он, ходил, думал, думал - кому бы продать! И вспомнил подручного трех купцов, - он часто в их лавке покупал всякие товары. Давно полюбился ему молодой приказчик за то, что умел и товар продать, и разумное слово сказать, и собою был молодец пригожий.
        А царевна, когда бежать собралась, написала на том сундуке: "Кто купит - раскается. И кто не купит - раскается".
        Многие приценивались к сундуку, пока слуга шел по базару к той лавке, где сидел паренек, да как видели царевнину надпись: "Кто купит - раскается. И кто не купит - раскается" - сразу отступались. Так его и не продал слуга, принес в лавку.
        Поглядел паренек на сундук, сразу надпись заметил. Понял он, что сундук - особый, с какою-то хитростью, только вот на добро ли, на зло ли - неведомо. Начал он торговаться. Ну, выторговал наконец сундучок и отнес к себе в комнату.
        Ночь миновала. А утром, когда парень ушел в лавку, вмиг царевна сундук открыла, вышла в комнату да убрала ее так, что глядеть любо-дорого. Возвратился домой паренек поздно вечером, удивился. Захотелось ему поскорее открыть сундучок - да куда там! Как ни бился, ничего у него не вышло. А сломать - замок пожалел, да и боязно было, как надпись-то вспомнил... В руки взял - сундучок совсем легкий. Думал, думал, что делать, да так ничего и не придумал.
        А вернулся на второй день к вечеру, видит, опять убрано красиво в его комнате. Что за чудо! На третий день решил он оставить котел с похлебкой на огне, чтобы она помаленьку варилась. Едва он ушел, как царевна открыла сундук, наготовила кушаний разных и снова схоронилась. К вечеру возвратился домой паренек, увидал стол, накрытый для ужина, и понял: нет, не пуст сундучок, кто-то в нем сидит!
        Наутро спрятался он и ждет - что-то будет!
        Прождал он недолго. Поднялась крышка, и вышла на волю царевна. Тут предстал перед ней паренек, за руку взял, расспросил - чья она, кто такая и зачем в сундук забралась.
        Рассказала девица:
        - Знай, я царская дочь. Отец хочет взять меня в жены. А я не желаю. Вот и спряталась здесь, а теперь в твои руки попалась. Ты придумай, как скрыться нам вместе с тобой да тайком повенчаться. О деньгах не заботься, денег много - ведь я у отца полказны унесла.
        - Ты правильно поступила, - ответил ей парень. - Что ж, давай убежим, я согласен. Сделаем вот как: сперва я отправлю тебя к своей матери, там ты поживи недолго - пока я рассчитаюсь с купцами и сдам им лавку.
        Царевна дала согласье. И тотчас же парень отправил ее к своей матери: дал в провожатые односельчанина, верного своего друга, тот и доставил сундук прямо в дом жениха.
        Ну, вышла царевна из сундучка, нарядилась в мужскую одежду - представилась сыном старухи. Потом сговорилась с искусными мастерами, и они построили ей красивый дворец на морском берегу.
        Захотелось царевне посмотреть, как пойдет ей к лицу подвенечное платье. Оделась она, а в окошко случайно увидал ее злой лодочник и тотчас догадался, что это не парень, а девушка.. Ударил он себя в грудь кулаком и поклялся украсть ее, как только представится случай.
        Через несколько дней решила царевна сообщить жениху, что дворец уже выстроен и нужно скорей повенчаться. Взяла у нее мать жениха письмецо и отправилась к морю, на пристань, поискать, кто поехал бы в город и доставил письмо. На грех, подвернулся тот самый лодочник. Дал он слово доставить письмо, а сам распечатал его, прочитал да взамен сочинил другое, подложное, как будто от матери к сыну: "Ну и девушку ты мне прислал, сынок! Сущая потаскушка! Только разве что со псами не путается! Приезжай поскорее да расправься с распутницей, ведь такого позора и мне не стерпеть, не то что тебе, милый сын!"
        Много всяких пакостей написал жениху тот лодочник, и все от имени матери. И отвез он то письмо с наветами в город. Прочитал парень, стукнул себя по лбу, а потом по колену: "Ох я, горемыка! Ну что за несчастье! Мне, честному парню, взять в жены такую развратницу! Эх ты, царская дочь! Пропади же ты пропадом, раз ты такая. Нужно съездить домой да швырнуть ее в море - и вся недолга!"
        Рассчитался с купцами, простился и вернулся домой. Ничего не спросил ни у матери, ни у царевны, а позвал красавицу вечером будто погулять по берегу моря. Подошли они к краю обрыва, и столкнул парень девицу прямо в морскую пучину, да и кинулся домой.
        А проклятый лодочник был уже тут как тут, тайком сторожил, сидя в лодке. Любовался, как мучилась бедная девушка, как пыталась спастись из бушующих волн. Наконец схватил ее за руку, втащил к себе в лодку, привез в свое логово, да и запер на девять запоров: дверь за дверью и каждая - на замке. А через несколько дней, лишь царевна оправилась, - решил не мешкая взять ее в жены. На завтрашний день уж и свадьбу назначил. Да, по счастью, отыскала царевна в своем заточенье небольшую пилу; все замки, все запоры из дверей быстро выпилила - и бежать! Услышал лодочник, вслед помчался, ну - совсем уж было поймал, да царевна сказала: "Проклятый лодочник! Да лучше я утоплюсь!" - и кинулась в море. И вмиг унесли ее волны куда-то далеко-далеко.
        Случилось так, что трое парней как-то забросили невод и вместо рыбы выловили царевну. Как взглянули они на девицу - тотчас поссорились: каждый хотел взять ее в жены!
        Пока они спорили, времени много прошло. Очнулась царевна - и ну умолять их! Говорила, что она уже замужем, - да куда там! Еще пуще парни заспорили, чьей она будет женою.
        А на ту пору проезжал поблизости на коне витязь - с ружьем да с пистолетами. Услыхал он, как ссорятся трое парней из-за девушки, заметил, что девушка собою пригожа, подскочил, схватил ее за руку, поднял в седло и за спину к себе посадил, лошадь пришпорил, и поминай как звали! Попала несчастная царская дочь из огня да в полымя.
        Вот привез ее в лес богатырь, снял с коня и сказал: "Будь моею женою".
        - Хорошо! - отвечала лукавая девушка. - Хочешь на мне жениться? Согласна. Но сначала купи мне мужскую одежду, коня - хоть такого, как твой, дай оружье, а потом веди под венец, так и быть.
        - Ладно, пусть - будет по-твоему! - отвечал богатырь. - Если хочешь, надень мое платье, и оружье возьми, и коня. Прогуляйся немного: я хочу посмотреть, как пойдет тебе мужской наряд.
        А царевне только того и надо! Вмиг оделась, села верхом на коня, покаталась немного и назад воротилась; а потом вскочила в седло еще раз, отъехала подальше, на прощанье махнула рукой - и была такова.
        Доскакала она до ближайшего города и поселилась там на постоялом дворе. А через несколько дней заказала себе богатое платье паши, нарядилась в него, написала фирман и поставила на нем царскую печать, а потом отправилась к паше и показала ему фирман: пусть паша оставит свое место и уезжает. Как увидел паша на фирмане печать самого царя - подчинился немедленно. А пашой стала царская дочь.
        Немного спустя повелела царевна одному живописцу написать ее в женском наряде, а портрет поставить на перекрестке, у чешмы. У чешмы же поставила караульного и велела внимательно слушать, что прохожие будут говорить о портрете. И если кто что о нем скажет - сейчас же доставить того во дворец.
        Случилось на грех, что первым подошел тот самый лодочник. Едва увидал он портрет, ударил себя кулаком в грудь и воскликнул:
        - Ай, да не твой ли уж это портрет, проклятая!
        Караульный мигом схватил его и привел к паше. Велела царевна тотчас же надеть на злодея цепи и бросить в тюрьму.
        А через несколько дней шли мимо этого места трое парней-рыбаков. Как увидели девушку на портрете, тотчас ее признали.
        - Смотри-ка, ведь это та самая, что к нам в сети попалась!
        Ну, караульный, понятно, и их отвел во дворец паши. Царевна усадила их в одной из комнат и угостила на славу.
        Немного погодя проходил мимо чешмы витязь, увидел портрет и печально вздохнул. Ну что ж, и его повели во дворец. Царевна его тоже посадила в отдельную комнату, дала и еды и питья.
        И наконец прошел мимо чешмы жених царевны. Увидел портрет и даже заплакал. Схватил его караульный, отправил к паше во дворец. Его тоже посадили в отдельной горнице и угостили как следует.
        Вот так и собрались в палатах паши все друзья и враги молодой царевны, и стала она их допрашивать. Сначала спросила жениха:
        - Зачем ты столкнул меня в море?
        Тот рассказал ей о подложном письме лодочника и тут же свидетельство матери всем объявил: "Девица себя соблюдала честно". Допросили лодочника. Тому некуда деваться - признался во всем.
        Тогда обратилась царевна ко всем, кто сидел перед нею:
        - Скажите, кто из вас познал ту девицу, чей образ висел у чешмы?
        Никто не стал лгать. Все отреклись.
        - Слышишь? - сказала царевна жениху. - Я верна тебе, а ты по злому навету в море меня, неповинную, бросил. Ну, видишь теперь, правда-то тяжелее золота, а из пучины выплывет!
        Приказала она палачам привязать камень к шее лодочника, да и сбросить преступника в море. Остальным же дала много денег и отправила их восвояси. А потом надела царевна белый наряд, обвенчалась с любимым и вернулась с ним вместе в его село. Увидала их старая мать и уж так обрадовалась, что и сказать невозможно.
        Ну, а вскоре скончался царь, и стал править страной супруг молодой царевны, потому что умнее его не нашлось никого во всем государстве.
        Вот как может порой и пастух сделаться царем!
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ПАСТУШЬЯ ДУДОЧКА
        Жили в одном селе старик да старуха, бедные - пребедные, и был у них сын Иванушка. С малых лет любил он на дудочке играть. И так - то он хорошо играл, что все слушали - наслушаться не могли. Заиграет Иванушка грустную песню - все пригорюнятся, у всех слезы катятся. Заиграет плясовую - все в пляс идут, удержаться не могут.
        Подрос Иванушка и говорит отцу да матери:
        - Пойду я, батюшка и матушка, в работники наниматься. Сколько заработаю - все вам принесу. Попрощался и пошел. Пришел в одну деревню - никто не нанимает. В другую пошел - и там работники не нужны. Пошел Иванушка дальше. Шел - шел и пришел в дальнее село. Ходит от избы к избе, спрашивает:
        - Не нужен ли кому работник?
        Вышел из одной избы мужик и говорит:
        - Не наймешься ли ты овец пасти?
        - Наймусь, дело не хитрое!
        - Не хитрое оно, это так. Только у меня такое условие: если хорошо пасти будешь - двойное жалованье заплачу. А если хоть одну овечку из моего стада потеряешь - ничего не получишь, прогоню без денег!
        - Авось не потеряю! - отвечает Иванушка.
        - То - то, смотри!
        Уговорились они, и стал Иванушка стадо пасти. Утром чуть свет уйдет со двора, а возвращается, когда солнце сядет.
        Как идет он с пастбища, хозяин с хозяйкой уже у ворот стоят, овец считают: - Одна, две, три... десять... двадцать... сорок... пятьдесят... Все овцы целы!
        Так и месяц прошел, и другой, и третий. Скоро надо с пастухом рассчитываться, жалованье ему платить.
        "Что это? - думает хозяин. - Как это пастух всех овец сберегает? В прошлые годы всегда овцы пропадали: то волк задерет, то сами куда забредут, потеряются... Неспроста это. Надо посмотреть, что пастух на пастбище делает".
        Под утро, когда еще все спали, взял хозяин овчинный тулуп, выворотил его шерстью наружу, напялил на себя и пробрался в хлев. Стал среди овец на четвереньки. Стоит дожидается, когда пастух погонит стадо на пастбище.
        Как солнышко взошло, Иванушка поднялся и погнал овец. Заблеяли овцы и побежали. А хозяину хоть и трудно, только не отстает - бежит вместе с овцами, покрикивает:
        - Бя - бя - бя! Бя - бя - бя!
        А сам думает:
        "Теперь - то я все узнаю, выведаю!"
        Думал он, что Иванушка его не заметит. А Иванушка зорким был, сразу его увидел, только виду не подал - гонит овец, а сам нет - нет и стегнет их кнутом. Да все метит прямо хозяина по спине! Пригнал овец на опушку леса, сел под кусток и стал краюху жевать.
        Ходят овцы по полянке, щиплют травку. А Иванушка за ними посматривает. Как увидит, что какая овца хочет в лес забежать, сейчас на дудочке заиграет. Все овцы к нему бегут. А хозяин все на четвереньках ходит, головой в землю тычется, будто травку щиплет.
        Устал, утомился, - а показаться стыдно: расскажет пастух соседям - сраму не оберешься!
        Как наелись овцы, Иванушка и говорит им:
        - Ну, сыты вы, довольны вы, теперь и поплясать можно!
        Да и заиграл на дудочке плясовую. Принялись овцы скакать да плясать, копытцами постукивать! И хозяин туда же: хоть и не сыт и не доволен, а выскочил из середины стада и давай плясать вприсядку. Пляшет, пляшет, ногами разные штуки выделывает, удержаться не может!
        Иванушка все быстрее да быстрее играет. А за ним и овцы и хозяин быстрее пляшут. Уморился хозяин. Пот с него градом так и катится. Красный весь, волосы растрепались... Не выдержал, закричал:
        - О, батрак, перестань ты играть!.. Мочи моей нет!
        А Иванушка будто не слышит - играет да играет! Остановился он наконец и говорит:
        - Ой, хозяин! Ты ли это?
        - Я...
        - Да как же ты сюда попал?
        - Да так, забрел невзначай...
        - А тулуп зачем надел?
        - Да холодно с утра показалось...
        А сам за кусты, да и был таков. Приплелся домой и говорит жене:
        - Ну, жена, надо нам поскорее батрака выпроводить подобру - поздорову, надо ему жалованье отдать...
        - Что так? Никому не отдавали, а ему вдруг отдадим...
        - Нельзя не отдать. Он так нас осрамит, что и людям не сможем показаться.
        И рассказал ей, как пастух заставил его плясать, чуть до смерти не уморил.
        Выслушала хозяйка и говорит:
        - Настоящий ты дурень! Нужно же тебе было плясать! Меня - то он не заставит! Как придет, велю ему играть. Посмотришь, что будет.
        Стал хозяин просить жену:
        - Коли ты такое дело затеяла, посади меня в сундук да привяжи на чердаке за перекладину, чтоб мне вместе с тобой не заплясать... Будет с меня! Наплясался я утром, чуть жив хожу.
        Хозяйка так и сделала. Посадила мужа в большой сундук и привязала на чердаке за перекладину. А сама ждет не дождется, когда вернется батрак с поля. Вечером, только Иванушка пригнал стадо, хозяйка и говорит ему:
        - Правда ли, что у тебя такая дудка есть, под которую все пляшут?
        - Правда.
        - Ну - ка поиграй! Если и я запляшу - отдадим тебе жалованье, а не запляшу - так прогоним.
        - Хорошо, - говорит Иванушка, - будь по - твоему. Вынул он дудочку и стал плясовую наигрывать. А хозяйка в это время тесто месила. Не удержалась она и пошла плясать. Пляшет, а сама переваливает тесто с руки на руку.
        А Иванушка все быстрее да быстрее, все громче да громче играет.
        И хозяйка все быстрее да быстрее пляшет. Услыхал дудочку и хозяин на чердаке. Стал в своем сундуке руками да ногами шевелить, поплясывать.
        Д.. о а тесно ему там, - все головой о крышку стукается. Возился, возился да сорвался с перекладины вместе с сундуком. Прошиб головой крышку, выскочил из сундука и давай по чердаку вприсядку плясать! С чердака скатился, в избу ввалился. Стал там вместе с женой плясать, руками да ногами размахивать!
        А Иванушка вышел на крылечко, сел на ступеньку, все играет, не умолкает.
        Хозяин с хозяйкой за ним во двор выскочили и ну плясать да скакать перед крыльцом.
        Устали оба, еле дышат, а остановиться не могут. А глядя на них, и куры заплясали, и овцы, и коровы, и собака у будки.
        Тут Иванушка встал с крыльца да, поигрывая, к воротам пошел. А за ним и все потянулись. Видит хозяйка - дело плохо. Стала упрашивать Иванушку:
        - Ой, батрак, перестань, не играй больше! Не выходи со двора! Не позорь перед людьми! По - честному с тобой рассчитаемся! По уговору жалованье отдадим!
        - Ну нет! - говорит Иванушка. - Пусть на вас добрые люди посмотрят, пусть посмеются!
        Вышел он за ворота - еще громче заиграл. А хозяин с хозяйкой со всеми коровами, овцами да курами еще быстрее заплясали. И крутятся, и вертятся, и приседают, и подпрыгивают!
        Сбежалась тут вся деревня - и старые и малые, смеются, пальцами показывают...
        До самого вечера играл Иванушка. Утром получил жалованье и ушел к отцу, к матери. А хозяин с хозяйкой в избу спрятались. Сидят и показаться людям на глаза не смеют.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПАУК И ЛИС
        Однажды охотился Паук в прерии. Был у него с собой полный колчан стрел из травинок, а самая гибкая травинка служила луком. Во время охоты повстречал он Лиса.
        - Здравствуй, братец Лис, - сказал Паук. - Как поживаешь?
        - Да какой же я Лис, - изумился тот. - Еще вчера братец Бизон превратил меня в Бизона, чтобы я смог пожевать немного травы. Я пожаловался ему, что год нынче голодный.
        - Верно, - вздохнул Паук, - год нынче голодный. Слушай, Лис, а не можешь ли ты меня превратить в Бизона, тогда бы я тоже пожевал немного травы. - Отчего же, могу, - отозвался Лис. - Я видел, как делал это Бизон. Заберись на тот холм, а я разбегусь и через тебя перепрыгну.
        Взобрался Паук на холм. Но едва увидел, как Лис, прижав уши, со всех ног мчится на него, перепугался и отскочил в сторону.
        - Братец Паук, - рассердился Лис, - я и не знал, что ты такой трус. Никогда не быть тебе Бизоном.
        - Давай попробуем еще раз, - сказал Паук.
        Снова разбежался Лис, перепрыгнул на этот раз через Паука, но перепрыгнул так неловко, что кувырнулся несколько раз и шлепнулся.
        Не только Паука не превратил в Бизона - сам из Бизона опять превратился в Лиса.
        Увидел это Паук и чуть не лопнул от смеха. А бедняга Лис поскорее скрылся в прерии.
        Верно говорят: не умеешь - не берись.
        СКАЗКА ИНДЕЙЦЕВ ДАКОТА
        ПАУКИ В БАНКЕ
        В одном дворе на солнышке стоял сарай. Возле него росло дерево, ветви которого касались крыши сарая. У самой крыши была большая дыра. Внутри, у самой дыры была полка, на которой стояла пустая жестяная банка. В ней жило несколько пауков.
        Когда-то, один из пауков собрал несколько пауков, и они назвались коллекти-вом. Чтобы вместе ловить мух. Сначала они плели паутину каждый для себя. Но это мало что давало. Тогда они решили создать общую большую паутину. После этого дело пошло веселее, и пауки стали быстро наедать брюшки. Они ходили друг к другу в гости. Когда они беседовали, то рассказывали друг другу всякие веселые истории и весело смеялись. Они все вместе отмечали дни рождения каждого паука и дарили букеты цветов.
        Однажды хозяйка увидела банку и большую паутину, которую сплели пауки. Она хотела выбросить банку, а паутину смести, но увидев на паутине как толстые пауки расправляются с мухами, которых она терпеть не могла, подумала:
        -Пускай себе живут. Тоже, ведь, божьи твари. Да и польза от них - мух ловят.
        Но время шло и лето подходило к концу. Мух становилось меньше и пауки сплели паутину еще больше - от крыши до ветвей дерева. Мух стало попадать в сеть немного больше.
        Но тут хозяин засыпал помойную яму, которая располагалась рядом с сараем. Лето кончилось и пришла осень. Осенний ветер порвал во многих местах паучью сеть. Мухи стали попадаться совсем редко. У пауков стали спадать брюшки. Они много раз пытались починить свою паутину. Но прежней пользы от нее уже не было. Тогда каждый решил, что будет сам ловить мух. Некоторым это удавалось и их брюшки снова стали округляться. Пауки у кого получалось хуже завидовали им. Пришла пора когда мухи пропали совсем. Те, которым в последнее время с охо-той везло меньше, быстро худели и теряли силы. Кто был посильнее стали поглядывать на своих слабеющих товарищей думая про себя:
        -Ему все равно умирать, а я, если съем его, смогу дожить до другого лета.
        Но так это были их товарищи, то они считали нехорошо говорить об этом вслух.
        Время шло и есть хотелось все сильнее.
        Однажды один, еще довольно хорошо выглядевший паук, подошел к своему ослабевшему товарищу и сказал:
        -Кажется он умирает.
        Все остальные пауки быстро подбежали и стали смотреть на своего слабого товарища. Но никто из них не решился сказать:
        -Давите его съедим.
        Тогда самый хитрый сказал:
        - Вот он умрет и без всякой пользы для нашего общего дела. Жаль что он не му-ха, а то мы съели бы его и смогли прожить до следующего лета. Другой сказал:
        -Мне говорили раньше, что пауки также питательны, как и мухи. После этого пауки надолго замолчали. Потому, что это знали все пауки. Каждый только и думал как бы его скорее съесть. И при этом не выглядеть плохим пауком. Наконец самый голодный паук обратился к ослабевшему товарищу:
        -Слушай, ты все равно скоро умрешь, а мы еще имеем силы и если ты согласится во имя нас, твоих товарищей, с которыми ты ловил летом мух, праздновал свои и наши дни рождения, весело смеялся, чтобы мы тебя съели, тогда ты поступишь очень благородно!
        Но лежащий так был слаб, что не мог отвечать. Он только слегка повернул го-лову.
        -Он согласен - закричал самый хитрый!
        И все пауки набросились на своего товарища и быстро съели его. Когда они поели и стали расходиться по свом углам, один из них подумал:
        -Все - таки нехорошо мы поступили.
        -Но он сам согласился - подумал другой.
        -Как он благородно поступил, что дал себя съесть - сказал третий.
        -А то умер бы без всякой пользы для общего дела - поддержал третьего четвертый паук.
        При этом каждый в тайне посматривал - нет ли еще какого ослабевшего товарища. Через некоторое время съели еще одного паука, потом еще одного. Затем пауки стали пожирать друг друга, уже не заботясь об оправданиях.
        Наконец в банке остался только один паук. У него еще было много силы и он надеялся дожить до будущего лета.
        Но тут в сарай снова пришла хозяйка. Она увидела остатки паутины. Мух больше не было.
        -Надо бы выбросить эту ненужную банку - подумала она, сметая паутину и заглядывая в банку. Там она увидела одного живого паука и остатки от его съеденных товарищей,
        -Да, - сказала хозяйка - не всякое собрание коллектив.
        И понесла выкидывать банку. Паук испугался от того, что банка стала так трястись и хотел выскочить из банки. Хозяйка испугалась, что паук ее укусит, и бросила банку на землю. Паук вывалился из нее на землю и хотел убежать. Но хозяйка его тотчас растоптала.
        ВЛАДИМИР ДОБКИН
        ПЕЙТЕР, ПЕТЕР И ПЕР
        Удивительно, как хорошо разбираются во всем нынешние дети! Трудно сказать, чего только они не знают! Старую сказку о том, как аист нашел их в колодце или в мельничном пруду и принес папе с мамой, они и слушать не хотят, а между тем сказка эта - истинная правда.
        Вот только вопрос - откуда дети берутся в колодцах или в мельничных прудах? Не всякий на это ответит, но кое-кому и это известно. Если ты внимательно глядел на небо в звездную ночь, то, конечно, видел множество падающих звезд. Кажется, будто звезды скатываются с неба и исчезают. Самые ученые люди не могут объяснить того, чего не понимают, но если знаешь, в чем дело, объяснить нетрудно. Звезды падают с неба, как маленькие елочные свечки, и гаснут; это искры божьи, что летят вниз, на землю. Как только они попадают в наш густой, плотный воздух, сияние их меркнет, и наши глаза перестают различать их, потому что они нежнее и воздушнее самого воздуха. Теперь это уже не звезда, не искра, а небесное дитя, маленький ангел без крыльев, которому предстоит превратиться в человека. Тихо скользит он по воздуху, ветер подхватывает его и опускает в чашечку цветка - то в ночную фиалку, то в одуванчик, то в розу, а то в гвоздику. Там дитя лежит и набирается сил. Оно такое легкое и воздушное, что муха может унести его на своих крыльях, а пчела и подавно. И те и другие так и вьются над цветком в поисках сладкого
нектара. Если воздушное дитя им и мешает, то столкнуть его на землю они все равно не решаются, а переносят его на большие круглые листья кувшинок и оставляют лежать на солнышке. Малыш потихоньку сползает с листа в воду, дремлет там и все растет, растет, пока не станет таким большим, что аист увидит его, выловит и принесет людям, в какую-нибудь семью, где уже давно мечтают иметь такого милого ребенка. Вот только будет он милым или нет, зависит от воды. Хорошо, если вода в колодце, где он лежал, была чистая, но бывает, что малютка наглотается тины и грязи, и тогда добра не жди, Аист ведь хватает первого, кто попадет на глаза, не разбирая. И разносит детей, куда придется: один может попасть в хорошую семью, к безупречным родителям, другой - к людям грубым и таким несчастным, что лучше бы аист вовсе не вытаскивал малыша из пруда.
        Дети больше не помнят, как они дремали под листом кувшинки, как лягушки по вечерам пели им хором «Ква-ква-ква!», что по-нашему означает: «Спите крепко, пусть вам приснятся хорошие сны!» Не помнят дети и о цветке, в который упали с неба, не помнят даже его запаха, и все-таки, когда они становятся взрослыми, что-то заставляет их выбирать себе любимый цветок, как раз тот, где они лежали, прилетев на землю.
        Аист живет до глубокой старости, но не забывает о малышах, которых приносил людям, он следит за ними, узнает, как им живется. Правда, изменить их жизнь не в его власти, да и помочь им он ничем не может - у него и со своими детьми забот хватает. Но из головы его эти малыши не выходят.
        Я знаком с одним старым, умудренным опытом аистом, очень почтенным. Он наносил людям уже множество детей, о каждом из них может рассказать целую историю, и в каждой будет немного тины и грязи из мельничного пруда. Я попросил его рассказать хоть об одном из этих младенцев, а он преподнес мне не одну, а целых три истории, и все о семье Петерсенов.
        Прекрасное это было семейство. Глава семьи был одним из тридцати двух отцов города, а это большая честь. И самому ему как раз исполнилось тридцать два. Тут-то и появился аист и принес маленького Пейтера - так назвали мальчика. На следующий год аист принес еще одного ребенка, ему дали имя Петер, а когда аист прилетел с третьим, его нарекли Пером, потому что имена Пейтер, Петер и Пер очень подходят к фамилии Петерсен.
        Вот и стали расти три брата, три небесные искры. Каждый из них вырос в своем цветке, каждый дремал под своим листом кувшинки в мельничном пруду, пока аист не принес его в семью Петерсенов, что живет на углу. Ну, да ты и сам прекрасно знаешь их дом.
        Братья росли, умнели и мечтали сделаться кем-нибудь поважнее, чем их отец.
        Пейтер мечтал стать разбойником. Он посмотрел в театре «Фра-Дьяволо» и решил, что разбойничье дело самое приятное на свете. Петер хотел стать жестянщиком и целый день греметь железом: то-то будет музыка! А Пер был примерный, тихий мальчик, пухлый и румяный. Он, правда, грыз ногти, но это был его единственный недостаток. Пер мечтал сделаться «как папа». Так они все отвечали, когда их кто-нибудь спрашивал, кем они собираются стать, когда вырастут.
        Пошли они в школу. Один стал первым учеником, другой - последним, а третий - середка на половинку. Но разве в отметках дело? Все равно все трое были умными, прекрасными мальчиками - так по крайней мере утверждали их весьма образованные родители.
        Братья ходили на детские праздники, покуривали, когда никто не видел, набирались ума-разума.
        Пейтер с малолетства был упрям, как и подобает будущему разбойнику. Он был ужасно непослушный, но мать говорила, что это от глистов, которые его мучают. У всех непослушных детей глисты, виной тому тина в желудке! Скоро мать испытала на своем новом платье, до чего он строптив и непокорен.
        - Не толкни стол, ягненочек! - сказала она. - Опрокинешь сливки и посадишь пятно на мое новое платье.
        Тут «ягненочек» спокойно поднял молочник и преспокойно вылил сливки прямо матери на колени. Она только приговаривала:
        - Ягненочек, милый, что с тобой? Опомнись!
        Но ей пришлось признать, что у ребенка есть воля. А воля свидетельствует о твердости характера, что очень приятно для матери.
        Пейтер вполне мог стать разбойником, но получилось не совсем так. С виду-то он был настоящий разбойник: волосы длинные, лохматые, шея голая, шляпа нахлобучена на самый нос. Так одеваются художники, он и хотел стать художником, только дальше костюма дело не пошло. Все, кого он рисовал, выходили похожими на мальву, такие же длинные, тощие. Он и сам был в точности мальва. Понятно, что он так любил этот цветок, сказал аист, ведь мальва была его колыбелью.
        Петера же нашли в цветке масличного дерева. Губы у него так и блестели, как намасленные, желтая кожа лоснилась; казалось, ущипни его за щеку, масло так и брызнет. Ему бы торговать маслом, сам себе служил бы рекламой. Но в душе он как был, так и остался жестянщиком: один из всего семейства Петерсенов он пошел по музыкальной части.
        - И слава богу, что один старается за всех, - говорили соседи.
        За неделю он мог состряпать семнадцать полек, а из них слатать оперу с лязгом и скрежетом. Опера получалась хоть куда!
        Пер был белолиц и розовощек, ростом невелик и ничем не выделялся - ведь его баюкала скромная ромашка. Если его били другие мальчишки, он никогда не давал сдачи. Он говорил, что он самый разумный, а разумные всегда уступают. Сначала он коллекционировал грифели, потом почтовые штемпели, а потом обзавелся уголком натуралиста, где хранился скелет корюшки, три слепых крысенка в банке со спиртом и чучело крота. Пера влекло к наукам, да и природу он чувствовал. А как это было приятно и ему самому и его родителям! Пер охотнее ходил в лес, чем в школу, предпочитал естественность строгому воспитанию. Его братья уже были помолвлены, а он все еще мечтал только об одном, как бы довести до совершенства свою коллекцию - он собирал яйца водоплавающих птиц. Животных он знал гораздо лучше, чем людей, и даже считал, что звери далеко опередили человека в самом святом - в любви. Пер заметил, что пока соловьиха-мать сидит на яйцах, соловей-отец всю ночь напролет поет для своей любимой подруги, и какие трели выводит! Перу ни за что бы так не спеть, и пробовать не стоит. А аисты? Когда аистиха с аистятами сидит в гнезде,
аист-отец всю ночь охраняет их, стоя на одной ноге. Да Перу так и часу не простоять! А после того, как он однажды хорошенько рассмотрел паутину, сплетенную пауком, он навсегда оставил мысли о браке. Господин паук без устали трудится над своей паутиной, ловит в нее беззаботных мух, молодых и старых, тощих и налитых кровью. Он для того и живет, чтобы плести свои сети и обеспечивать семейство пропитанием. А мадам паучиха живет только для дорогого мужа. Она так любит супруга, что. пожирает его живьем, с головой, сердцем и желудком, только длинные, тонкие ноги остаются торчать в паутине, которую он плел на радость своей семье. Вот вам правдивая история из жизни животных! Пер понаблюдал все это и решил: «Вот это любовь! Как надо страстно любить, чтобы проглотить собственного мужа со всеми потрохами! Нет, люди так далеко не заходят, да и нужно ли это?»
        И Пер дал себе слово никогда не жениться, никогда никого не целовать и самому не получать поцелуев, ведь поцелуй - это первый шаг к брачным узам. И все же одного поцелуя ему избежать не удалось, он достается нам всем рано или поздно - долгий поцелуй смерти. Поживет человек на земле, и смерть получает приказ: «Поцелуй его!» - и человек погиб. С неба блеснет луч света, да такой яркий, что у человека темнеет в глазах. И душа человека, некогда звездочкой упавшая на землю, снова устремляется вверх, на небо. Больше ей не качаться в чашечке цветка, не дремать под листом кувшинки. Ее ждут дела поважней. Она уносится в великую страну вечности. А какова эта страна, где она и что в ней, никто не знает. Никто ее не видел, даже аист, хоть у него глаза зоркие и он знает все на свете. Поэтому и о Пере ему больше ничего не известно, а вот о Пейтере и Петере он мог бы порассказать, но я о них вдоволь наслушался, да и ты, наверно, тоже. И я вежливо поблагодарил аиста и сказал, что на этот раз с меня хватит. А он за эту короткую историю, в которой к тому же нет ничего особенного, требует с меня трех лягушек и одного
ужонка. Он, видите ли, принимает плату съестными припасами. Ну как, ты согласен с ним расплатиться? Я - нет! У меня нет ни ужей, ни лягушек.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПЕРВОЕ МЩЕНИЕ ХИТРОГО ПЕТРЕ
        Возвращался с ярмарки хитрый Петре и снова встретил троих завистников. Они втихомолку злорадствовали. Петре скрыл свою ярость, притворился, будто очень благодарен им за услугу: обкорнал, мол, корову и сразу же продал ее гораздо дороже, чем если б она была в обычном своем естестве. И вот хочет он за то угостить своих благодетелей.
        Жили дома у хитрого Петре два зайца. Перед тем как принять у себя троих обманщиков, взял наш Петре зайчонка и в поле ушел, недалеко от дома - так, чтобы оттуда слышать, что в селе творится. И строго жене приказал, чтоб она, как только появятся гости, взяла бы второго зайчонка, погладила ласково и тут же велела быстрехонько сбегать в поле, кликнуть хозяина.
        Ну, гости пришли. Жена пригласила их сесть, а сама из плетенки достала зайчишку, погладила ласково и велела быстрехонько сбегать за Петре. Помчался зайчишка, собаки деревенские за ним погнались, подняли лай. Услыхал хитрый Петре собачий хор и тотчас прибежал домой. Удивились гости, спрашивают:
        - Кто так быстро тебе сказал, что мы пришли?
        - Как кто? - удивился Петре. - А зайчонок на что?
        Тут он из-за пазухи первого зайчонка вынул и показал гостям (второй-то зайчишка небось был уже далеко!). Удивились гости, спросили, не продаст ли им Петре ученого зайца. Петре для вида поломался сначала, а потом, будто в угоду гостям, и согласился. Запросил он за зайца громадные деньги - за корову, пожалуй, меньше бы получил.
        Гости деньги ему отсчитали, взяли зайца, ушли. А ведь было их трое, вот и начали спорить, кому же из них зайцем владеть. Порешили так - сначала у первого пусть поживет два-три дня, потом - у второго, а после - у третьего, чтобы никому не обидно было.
        Захотелось завистникам позабавиться зайцем. Разошлись они в разные стороны. Первый взял зайчонка в руки, приласкал, осторожно на землю спустил и послал с порученьем к другому. А зайчонок испугался и побежал без оглядки к родимому лесу.
        Так-то вот и случилось: и зайца потеряли, и денег уйму отдали - сторицей возместили лукавому Петре убыток. А Петре ухмыльнулся и тихонько молвил:
        - Друзья, это только цветочки, а ягодки - впереди. То ли еще будет!
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ПЕРВЫЕ БАБОЧКИ
        Однажды Великий Дух сидел и смотрел, как играют дети. Они пели и смеялись, но на душе у Великого Духа было печально.
        - Пройдет время, и эти дети состарятся, - вздохнул он. - Знаю: у самого удачливого охотника руки с годами перестают слушаться, волосы седеют, глаза слепнут. И звери стареют, и чудные, прекрасные цветы теряют яркие краски и опадают.
        Дело было осенью, поэтому и мысли Великого Духа были такими печальными. Он думал о грядущей зиме с ее холодом и голодом.
        Но пока было тепло, солнце светило вовсю. Поглядел Великий Дух на игру солнечных лучей на листьях - эти листья то и дело взметал ветерок, поглядел на синее небо, на белизну кукурузной муки, которую толкли женщины, и улыбнулся:
        - Нужно сохранить все эти краски для услады человеческого сердца.
        Достал Великий Дух свою сумку и стал складывать в нее разные вещи: пятнышко солнечного света, пригоршню небесной синевы, белизну кукурузной муки, тень играющих детей, вороновый отлив волос у девочек, желтизну опадающей листвы, зелень сосновых игл, оранжевые блики луговых цветов. Потом подумал и добавил туда же песни птиц.
        После этого Великий Дух направился на поляну, где играли дети.
        - Смотрите, что я принес вам. - И протянул им свою сумку. - Откройте ее: там спрятано что-то очень хорошее.
        Открыли дети сумку, и вылетели наружу сотни ярких бабочек. Бабочки весело плясали, а ребятишки смотрели на них как завороженные.
        Неожиданно бабочки запели, и дети вовсе заслушались.
        Вдруг, откуда ни возьмись, прилетела певчая птичка и уселась на плечо Великого Духа.
        - Зачем ты отдал наши песни этим прелестным созданиям? Ты же обещал, что петь будут только птицы! Разве мало, что ты одарил их всеми цветами радуги? - спросила птичка. - Ты права, - проговорил Великий Дух.
        И Великий Дух отобрал песни у бабочек, поэтому они молчат и поныне. Ведь они и так очень хороши.
        СКАЗКА ИНДЕЙЦЕВ СЕВЕРНОЙ АМЕРИКИ
        ПЕРВЫЙ СНЕГ
        Высоко-высоко в небесах у пушистой снежной тучи родились снежинки. Огромное множество крошечных белых девчонок. Все они были разные, каждая имела свой узор, и не было ни одной, похожей на другую. Несколько дней новорожденные только и делали, что с криками и визгом носились по маме-туче. Они играли в салочки, в чехарду, в дочки матери и просто валяли дурака. Но каждая с самого рождения знала, что обязательно станет балериной. Самой лучшей.
        Снежинки подросли, и к ним пришел учитель танцев - старый ветер. Он был строг, но большой мастер своего дела. Начались уроки. Девочки очень старались. Они разучивали быстрые танцы и медленные, кружились на одной ножке и подпрыгивали высоко-высоко. Иногда одно и то же движение приходилось повторять сотню раз. Бывало, что кто-нибудь уставал, расстраивался до слез и отказывался заниматься. Но старый ветер любил повторять пословицу: «Самые лучшие вещи труднее всего сделать». Ученица вытирала слезы и начинала сначала. Наконец, настал день, когда учитель остался ими доволен. Девочки выросли, окрепли и многое умели. Теперь им предстояло станцевать свой самый главный танец. Они летели на землю.
        Волновались ужасно. Снежинки надели балетные пачки, расшитые блестками и новые пуанты. Построились. Учитель танцев набрал побольше воздуха и изо всех сил дунул. Подхваченные ветром снежинки пустились в пляс. Сначала они водили большой хоровод, потом разделились и каждая, летя на землю, исполняла свой собственный, особенный танец. Старый учитель наблюдал за ними сверху и улыбался. Он был очень горд.
        На земле, далеко внизу, поздний ноябрьский вечер раскрасился множеством танцующих белых звезд. Люди прильнули к окнам и радовались: «Первый снег!»
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ПЕРЕМЕНКИН
        Был пасмурный осенний день. Ох, елки - палки, как же не хочется учиться! Вот было бы здорово, если бы летние каникулы плавно перетекали в осенние, те в зимние, в весенние и, снова летние. Смысл в том, что целый год - каникулы. Я считаю, что взрослые - самые счастливые люди на земле. Потому, что им не надо ходить в школу. А после их не мучают домашними заданиями. В сто раз лучше работать. Пришел, отсидел свои часы, и свободен, как ветер. А тут, вся жизнь подчинена урокам, сначала сегодняшним, потом завтрашним.
        Учительница объясняла биологию. За окном дождь. Я почувствовал, что если сейчас не подвигаюсь, хоть немножечко, точно усну. Поэтому я попросился в туалет.
        Коридор был пуст. Я прошелся туда - сюда. Сел на подоконник. Стал считать капельки дождя.
        Хочу домой.
        И тут я услышал шаги. Вскочил. Смотрю: по коридору, шаркая ботинками, идет маленький человечек в широких штанах и бейсболке, надетой козырьком назад. Лениво так идет, обречено даже. Я покашлял: «Хм, хм» Человечек увидел меня, помахал рукой и побрел ко мне. Подошел и говорит:
        - Здравствуй, Ваня. Не идет наука в голову?
        - Здрасти - ответил я.
        - И погода, какая, сонная. Сейчас бы домой, да на диванчик, - продолжал человечек, усаживаясь рядом со мной.
        Я был растерян. Изумлен.
        - А-э-э - мямлил я - а вы кто?
        - Переменкин - ответил человечек. И увидев, как отвисла моя челюсть, добавил - вроде домового, но только в школе. Понимаешь разницу?
        Я кивнул. Хотя понимал я мало. Точнее, ничего не понимал.
        А Переменкин болтал ногами, сидя на подоконнике и говорил:
        - Вот такая жизнь, Иван, ничего не поделаешь, надо учиться. Раньше десять лет учились, теперь одиннадцать, но все равно, никуда не деться. Я долго, знаешь, привыкнуть не мог. Дети в большинстве своем в школу ходить не любят, приходят грустные такие, знаешь, как на мучение. А я настроения очень тонко чувствую. Такая у меня душевная организация. Поэтому тоскую, Ваня, грущу. Работа вредная. Атмосфера тяжелая. Я бы лучше лешим был в лесу, но нет, нельзя. У нас так: где родился, там и служи! И, вот что замечаю, Ваня, пока тут по коридорам хожу. Интересные вещи иногда рассказывают. Я уж столько за всю жизнь слышал, а все равно, порой оторваться не могу. Ты послушай, Ваня, попробуй. Все одно сидишь.
        Человечек слез с подоконника. Протянул мне руку:
        - Ну ладно. Счастливо, Ваня. Звонок скоро, пойду я.
        Мы пожали друг другу руки, и Переменкин ушел. Я смотрел ему вслед, и мне было его очень жалко. Он был весь какой-то несчастный. Мне еще хорошо, я хоть домой ухожу, а он все время в школе.
        Нельзя сказать, что бы я полюбил учиться. Нет, этого совсем нельзя сказать. Но, просто подходя к школе в дурном утреннем расположении, я вспоминаю маленького Переменкина, который тонко чувствует настроения. Пусть когда он почувствует мое, ему будет приятно. Я вспоминаю о чем- нибудь хорошем, улыбаюсь и захожу.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        Перо и пушка
        В одном доме жили Перо и Пушка, одно из гусиного пера, а другая из чугуна. Сказать, что они жили дружно, нельзя, так как Пушка считала себя самой главной.
        - Я - артиллерия, у меня - сила! - говорила она. - Я стреляю по врагу и защищаю всех жителей страны. И если бы не я, то враги давно бы поработили нас.
        Перо скромно молчало. Действительно, что оно могло противопоставить, так как умело только писать. Но разве это геройство - чертить цифры и буквы на листе?
        - Поэтому меня должны все уважать! - так считала Пушка. - Как только я выстрелю - все в страхе разбегутся.
        И, конечно, Перо уважало соседку.
        Однажды в страну ворвался враг. Он был жестоким и беспощадным. Пушка, как полагается, встала на защиту. Целый день она палила по танкам, машинам, солдатам, однако враг не только не испугался, но и не сдавался. Наоборот, он все яростнее нападал. Казалось, что нет конца и края его войскам и оружию.
        И Пушка начала уставать. У нее раскалился ствол от постоянных выстрелов, засорились от гари, копоти и пыли механизмы, заканчивались снаряды. Дальше воевать ей было тяжело.
        - Уф, я больше не могу! - призналась Пушка. - Сил моих нет. Мне не остановить врага.
        Тогда Перо решило помочь. Оно понимало, что не только Пушка одна должна защищать родную землю. Ему пришлось написать воззвание к жителям страны. В нем были прекрасные строки о том, что родина бывает одна, и что когда приходит опасность, все обязаны встать перед врагом и не пустить его в дом. И только общими силами можно отстоять независимость и остаться свободными.
        Эти слова прочитали и услышали тысячи и тысячи людей. Они рассказали об этом другим, и вскоре вся страна, вдохновленная прекрасным призывом, взялась за оружие. Атака на врага следовала одна за другой, и настал тот час, когда неприятель позорно бежал из страны. Больше он никогда не думал о повторном походе.
        После этого Пушка вынуждена была признать:
        - Оказывается, и перо бывает сильнее снаряда, крепче брони, а слово делает порой больше, чем артиллерия.
        Вот так перо приравняли к оружию. Поэтому человек, который пишет, может сделать для страны то же самое, что и солдат - отстоять независимость и свободу страны.
        ПЕРО И ЧЕРНИЛЬНИЦА
        Кто-то сказал однажды, глядя на чернильницу, стоявшую на письменном столе в кабинете поэта: «Удивительно, чего-чего только не выходит из этой чернильницы! А что-то выйдет из нее на этот раз?.. Да, поистине удивительно!»
        - Именно! Это просто непостижимо! Я сама всегда это говорила! - обратилась чернильница к гусиному перу и другим предметам на столе, которые могли ее слышать. - Замечательно, чего только не выходит из меня! Просто невероятно даже! Я и сама, право, не знаю, что выйдет, когда человек опять начнет черпать из меня! Одной моей капли достаточно, чтобы исписать полстраницы, и чего-чего только не уместится на ней! Да, я нечто замечательное! Из меня выходят всевозможные поэтические творения! Все эти живые люди, которых узнают читатели, эти искренние чувства, юмор, дивные описания природы! Я и сама не возьму в толк - я ведь совсем не знаю природы, - как все это вмещается во мне? Однако же это так! Из меня вышли и выходят все эти воздушные, грациозные девичьи образы, отважные рыцари на фыркающих конях и кто там еще? Уверяю вас, все это получается совершенно бессознательно!
        - Правильно! - сказало гусиное перо. - Если бы вы отнеслись к делу сознательно, вы бы поняли, что вы только сосуд с жидкостью. Вы смачиваете меня, чтобы я могло высказать и выложить на бумагу то, что ношу в себе! Пишет перо! В этом не сомневается ни единый человек, а полагаю, что большинство людей понимают в поэзии не меньше старой чернильницы!
        - Вы слишком неопытны! - возразила чернильница. - Сколько вы служите? И недели-то нет, а уж почти совсем износились. Так вы воображаете, что это вы творите? Вы только слуга, и много вас у меня перебывало - и гусиных и английских стальных! Да, я отлично знакома и с гусиными перьями и со стальными! И много вас еще перебывает у меня в услужении, пока человек будет продолжать записывать то, что почерпнет из меня!
        - Чернильная бочка! - сказало перо.
        Поздно вечером вернулся домой поэт; он пришел с концерта скрипача-виртуоза и весь был еще под впечатлением его бесподобной игры. В скрипке, казалось, был неисчерпаемый источник звуков: то как будто катились, звеня, словно жемчужины, капли воды, то щебетали птички, то ревела буря в сосновом бору. Поэту чудилось, что он слышит плач собственного сердца, выливавшийся в мелодии, похожей на гармоничный женский голос. Звучали, казалось, не только струны скрипки, но и все ее составные части. Удивительно, необычайно! Трудна была задача скрипача, и все же искусство его выглядело игрою, смычок словно сам порхал по струнам; всякий, казалось, мог сделать то же самое. Скрипка пела сама, смычок играл сам, вся суть как будто была в них, о мастере же, управлявшем ими, вложившем в них жизнь и душу, попросту забывали. Забывали все, но не забыл о нем поэт и написал вот что:
        «Как безрассудно было бы со стороны смычка и скрипки кичиться своим искусством. А как часто делаем это мы, люди - поэты, художники, ученые, изобретатели, полководцы! Мы кичимся, а ведь все мы - только инструменты в руках создателя. Ему одному честь и хвала! А нам гордиться нечем!»
        Так вот что написал поэт и озаглавил свою притчу «Мастер и инструменты».
        - Что, дождались, сударыня? - сказало перо чернильнице, когда они остались одни. - Слышали, как он прочел вслух то, что я написало?
        - То есть то, что вы извлекли из меня! - сказала чернильница. - Вы вполне заслужили этот щелчок своею спесью! И вы даже не понимаете, что над вами посмеялись! Я дала вам этот щелчок из собственного нутра. Уж позвольте мне узнать свою собственную сатиру!
        - Чернильная душа! - сказало перо.
        - Гусь лапчатый! - ответила чернильница.
        И каждый решил, что ответил хорошо, а сознавать это приятно; с таким сознанием можно спать спокойно, они и заснули. Но поэт не спал; мысли волновались в нем, как звуки скрипки, катились жемчужинами, шумели, как буря в лесу, и он слышал в них голос собственного сердца, ощущал дыхание Великого мастера...
        Ему одному честь и хвала!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПЕРОМ ФАНТАЗИИ КРЫЛА МИРЫ ВОЛШЕБНЫЕ ТВОРЮ.
        Писали ли Вы в детстве сказки? А истории сочиняли? Наверняка хоть раз, да пробовали… А может, даже грезили о писательской стезе? Мне кажется, что почти каждый человек прошел через это. Не все, конечно, стали писателями, но ведь никто и не требует чтобы каждый, кто хоть раз взял в руку перо и положил перед собой девственно белый лист бумаги, становился известным и популярным писателем. Хотя это вовсе не отменяет желания "пером фантазии крыла творить волшебные миры". Вот на этом я и хочу заострить внимание читателя этого текста. Итак, начнем!
        Солнце лениво вставало над горизонтом, высвечивая город из призрачной утренней дымки. Солнечные лучи, тут и там озорливо плясавшие на стенах домов, будили мирно спящий город и озаряли комнату Кристиана ярко-желтыми оттенками солнечных бликов. Но отнюдь не солнце, так бесцеремонно ворвавшееся в его комнату, было причиной того, что Кристиан сегодня встал раньше обычного. Сегодня он встал рано потому, что ждал гостя, и гостем этим, как Вы, наверное, могли догадаться, был я. Утренняя иллюминация застала его на кухне, где он, готовясь к приему гостя, готовил легкий утренний завтрак.
        Встав спозаранку и выпив наспех чашечку кофе, я вышел из дому. Свежий утренний воздух окончательно взбодрил меня, и я легкой поступью шел по пустынным, расцвеченным янтарными тонами утренним улицам.
        Солнце сияющим диском все выше и выше поднималось над крышами домов, заглядывало в щели зашторенных окон, ярким узором калейдоскопа просачивалось сквозь витражи витрин.
        - Еще пара часов, и начнет припекать, - думал я, приближаясь к дому своего друга, - это лето так необычайно жарко для этих мест.
        Путь мой был недалек - вон уже показалась резная калитка, а за ней - небольшой двухэтажный домик, в котором вот уже много лет проживает лучший друг нашей семьи, чудесный человек и замечательный писатель.
        Подойдя к дому, я вытер ноги о плетеный коврик и негромко постучал - Кристиан обладал поистине удивительным слухом: тихого стука в дверь было достаточно для того, чтобы он услышал его, даже находясь в кабинете на втором этаже. Вскоре за дверью послышались шаги, затем зашуршал поворачиваемый в замочной скважине ключ и, наконец, дверь предо мной открылась.
        - Доброе утро. - сказал я, пожимая другу руку.
        - И Вам доброго, друг мой. - видя что я, будучи взволнованным, совсем позабыл цель своего визита, Кристиан добавил, - прошу, пойдемте в кабинет… Не стоять же нам в дверях?
        Я собрался с духом и последовал за ним. Кристиан, войдя в комнату, придвинул к камину два кресла и небольшой столик, предложил мне сесть. На столике уже благоухала изумительная на вид и запах яичница с не менее изумительным беконом, которую так искусно приготовил мой друг к моему приходу. Недолго думая, мы приступили к трапезе.
        - Вы, смотрю, в нетерпении… - спросил он вдруг и пристально посмотрел мне в глаза, - вижу, Вы припасли для меня очередной заковыристый вопросик?
        - Да, угадали. - сказал я, усаживаясь в кресло, - Я давно хочу спросить, как у Вас получается писать такие замечательные книги. Вам наверняка известно, что вашими сказками зачитывается весь мир. Мне кажется, Вам известен секрет писательской популярности.
        - Секрет? - переспросил Кристиан, садясь в кресло напротив, - Никакого секрета нет. У меня просто есть все, что необходимо настоящему писателю. Вот, смотрите, - он указал в сторону стоящего у окна стола, - там лежит мое перо и бумага.
        - И они, наверное, волшебные? - шутливо спросил я.
        - Нет. Самые обыкновенные. Перо и бумагу я купил в соседней лавочке. - Кристиан улыбнулся и добавил, - Не думаю, что там продают что-то волшебное, да и лавочник не очень-то похож на волшебника.
        - Но как же?.. Неужели это все?
        - А что еще надо? Остальное - терпение, желание и фантазия - есть у каждого человека. Главное - ни на секунду не забывать об этом.
        - Еще талант, наверное.
        - А что такое талант? Талант - это труд. Желание, труд и терпение.
        - Значит, я тоже могу писать так же, как и Вы?
        - А почему бы и нет? Не сразу, конечно, будет получаться, но Вы вполне можете попробовать…
        - А можно сейчас? С вашего позволения, я хотел бы попробовать написать что-нибудь вашим пером. Мне думается, что оно все-таки немножко волшебное.
        - Разумеется, друг мой. Прошу, садитесь и берите перо. Бумага, если Вам не хватит той, что есть, лежит в верхнем ящике стола.
        Покончив с завтраком, я уселся за стол и, положив перед собой бумагу, стал думать. Раз за разом я осматривал комнату, пытаясь зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет и тем самым обнаружить начальную ниточку будущего рассказа. Наконец мой взор остановился на камине. Решено. Он будет героем моего рассказа. Камин был действительно достоин описания. Меня привлекла его красивая золоченая резьба, изящно-гибкие бронзовые драконьи головы, витиеватый узор мозаики, прочность и белизна мрамора.
        "Должен быть еще один герой, - подумал я, - и пускай им будет кот. Кошки - частые герои многих сказок, почему бы коту не стать героем моей? Главным героем!"
        Разработав в голове линию повествования, я приступил к письму.
        Наступил вечер. За окном, пронзая сгущавшиеся сумерки серебряными лучами, взошла луна. Люди возвращаются домой с работы. Тут и там в окнах загорается свет, и - в какой ни загляни дом - увидишь, как в кухнях и кухоньках, среди благоухающих съестным кастрюлек, суетятся кухарки. В любом доме сейчас суетливо: готовится множество яств, достаются из темноты погребов бутылки вина и накрываются столы; стоит обыкновенная предпраздничная суета, все с нетерпением ждут прихода Рождества.
        Вечер будто призвал в город добрую рождественскую сказку. На небе праздничными гирляндами загорались и перемигивались звезды; снегопад устилал толстым белым покрывалом дороги и крыши домов, а ветер, словно потакая капризу зимы, закручивал и пускал по земле снежные буранчики.
        "Тут самое время появится коту, - думал я, - пускай он появится неожиданно, как, впрочем, и подобает появляться кошкам."
        Кот, как и подобает кошкам, не заставил себя долго ждать:
        - Суета, суета, кругом суета… - ворчал кот, забираясь на балкон. Он нагулялся за день и теперь возвращался домой, чтобы поесть и отогреться.
        Важной поступью прошел он по каменным перилам балкона и, спрыгнув вниз, подошел к
        стеклянной двери, ведущей в комнату - дверь оказалась заперта. Кот отряхнул с шерстки снег, поскреб когтями о стекло, пару раз громко мявкнул. Нужный результат достигнут - хозяйка впускает его в дом. Кот, не нарушая чинности шага, вошел в комнату, прошелся по ней и заглянул в каждый угол и в малейшую щелочку. Не найдя ничего достойного внимания, он вернулся к окну, запрыгнул на подоконник и глянул сквозь стекло - вверх и вниз. Там тоже ничего примечательного не обнаружилось: все было, как обычно - шумные толпы людей прогуливались по улицам, ярко-желтым глазом светила с небес луна, крупными хлопьями валил снег.
        - Суетливые существа эти люди. - заключил кот, закончив осмотр, - не то, что кошки. Вот кошки никогда не учинили бы такой суеты.
        Устроившись поудобней и осмотрев еще раз комнату (теперь уже сверху), кот увидел стоящую на столике свечу.
        - Так вот кто светит тут во мраке, - шутливо сказал кот, обращаясь к свечке.
        - Да, это я свечу. - отвечал ему огонек, - я сын большого огня в камине, сегодня вечером хозяин зажег меня, вот я и родился, чтобы побеждать тьму.
        Кот не ответил, а лишь смотрел на огонь - переводя взгляд, сравнивал трепещущий огонек свечи с мощным пламенем, бушующим в камине, смотрел на пляшущие на стенах алые отблески пламени и думал. Думалось ему о том, как все-таки схож с огнем характер у кошек: тут - добрый и ласково-теплый, а через мгновение - разрушительно-обжигающий.
        - Все-таки нет, - сказал кот, - нет в тебе того, что присуще всем кошкам: суетливое ты существо, огонь, как и люди, которым ты служишь.
        - Я молод и люблю жизнь! - отвечал огонек коту, - Мне нравится жить и освещать людям путь. Неужели это плохо - знать свое призвание и следовать ему до конца жизни?
        Кот вновь не ответил - он думал, вспоминая свою жизнь.
        - Огонек, а огонек, ты умеешь рассказывать сказки? Пожалуйста, расскажи мне хотя бы одну, - попросил вдруг кот у свечи.
        - Я? - удивился огонек, - Я не умею, ведь я еще слишком мало жил и видел. Попроси огонь в камине - он стар и мудр и наверняка знает много чудесных историй.
        Кот спрыгнул с подоконника и медленно подошел к камину; подошел близко-близко - так, как никогда не позволял себе ранее.
        - Огонь, расскажи мне сказку, - сказал кот, осторожно приблизившись, - свечка сказала, что ты знаешь много чудных историй.
        - Да, я знаю много сказок, - ответил огонь, - какую именно ты хотел бы услышать?
        - Выбери сам - пускай для меня это будет сюрпризом.
        - Что же, - сказал огонь, - я расскажу тебе историю, которую слышал много лет назад в этом доме, сказку, которую рассказывала своей дочери мать - я хорошо запомнил ее. Женщина говорила, что ее ей рассказал огонь - участник этих событий.
        Кот лег на пол, обернувшись своим пушистым хвостом, положил голову на лапы и приготовился слушать. Немного выждав, огонь начал свой рассказ:
        "Было когда-то двадцать пять оловянных солдатиков, родных братьев по матери - старой оловянной ложке; ружье на плече, голова прямо, красный с синим мундир - ну прелесть, что за солдаты!.."
        Кот лежал у камина, слушал сказку и мечтательно смотрел на пляшущий на поленьях огонь. Иногда, в особо трогавшие его моменты, огонь останавливался, щелкал, разбрасывая вокруг искры. Желто-алыми стрелками падали они на настил у камина и медленно гасли, оставляя на красной меди настила черные точечки угольков. Успокоившись, огонь вновь продолжал:
        "И они сделали из газетной бумаги лодочку, посадили туда оловянного солдатика и пустили в канаву. Сами мальчишки бежали рядом и хлопали в ладоши. Ну и ну! Вот так волны ходили по канавке! Течение так и несло, - немудрено, после такого-то ливня!.."
        - тут огонь ярко вспыхнул, быстро перекинулся с одного полена на другое, полыхнул, опалив коту кончики усов.
        - Прошу прошения, уважаемый кот, - извинился огонь, - я, кажется, излишне распереживался. Надеюсь, я не причинил Вам вреда?
        Кот возмущаться не стал, поняв, что любое упоминание о воде рождало в душе огня не самые приятные чувства, и поэтому простил ему даже подпорченные ненароком усы.
        Огонь продолжил рассказ, а кот внимательно слушал - история все больше и больше захватывала его:
        "Вдруг дверь в комнате распахнулась, ветер подхватил танцовщицу, и она как сильфида порхнула прямо в печку к оловянному солдатику, вспыхнула разом и - конец! А оловянный солдатик растаял и сплавился в комочек. На другой день горничная нашла маленькое оловянное сердечко; от танцовщицы же осталась одна розетка, да и та вся обгорела и почернела, как уголь…"
        Сказка была окончена, и в этот момент коту показалось, что, умей огонь плакать - он залился бы слезами и сам потушил бы себя.
        Но огонь плакать не умел и поэтому лишь нервно подрагивал в камине.
        - Спасибо тебе, - поблагодарил рассказчика кот, - ты рассказал мне хорошую сказку, никогда раньше мне не доводилось слышать таких.
        Часы на стене пробили полночь, и из-за двери донеслись радостные возгласы и звон бокалов - это в дом пришла пора волшебной рождественской сказки.
        Наступил вечер. За окном, пронзая сгущавшиеся сумерки серебряными лучами, взошла луна. Отложив в сторону последний лист, я огляделся. На столике, за которым мы завтракали, подрагивая, горела свечка, в углу, треща угольями, горел камин, а Кристиан мирно дремал в кресле. Я и не заметил, как за письмом прошел день, а ведь мне казалось, что прошло не более часа. Теперь я понимал своего друга - не зря он говорил, что писательство почти не оставляет времени на какие-либо иные занятия.
        - Ну вот, вроде бы, все, - про себя сказал я.
        Кристиан проснулся и, подойдя ко мне, спросил:
        - Как успехи, мой друг?.. Уже закончили… Что ж, давайте посмотрим, что у Вас получилось.
        - Не думаю, что у меня вышло что-то путевое, - сказал я, отдавая другу исписанные листы.
        Кристиан погрузился в чтение, а я стал внимательно следить за выражением его лица. Мои надежды не оправдались - прочитать по лицу моего друга мнение о написанном мне так и не удалось.
        - Отнюдь, мой друг, отнюдь… - приговаривал Кристиан, перелистывая один лист за другим.
        Положив на стол мой рассказ, он улыбнулся и указал рукой в сторону окна:
        - Посмотрите вон туда. Видите?
        Я посмотрел в указанную сторону: удивлению моему не было предела. На подоконнике лежал большой черный кот и увлеченно следил за всполохами стоящей на журнальном столике свечи.
        - Кристиан, у Вас разве есть кот? - удивленно спросил я.
        - Теперь есть, мой друг… Теперь есть… И посмотрите, какой замечательный! - сказал Кристиан и, подхватив кота на руки, стал чесать ему за ухом. Кот довольно заурчал. Писатель улыбался.
        АНДРЕЙ ЛИНКС
        ПЕРСТЕНЬ СУЛЕЙМАНА
        Было это или не было - кроме Бога никого не было. Однажды в одном городе брел по улице юноша. Вдруг он слышит, кричит какой-то дервиш:
        - Тот, кто купит эту скатерть за сто дирхемов, никогда не обнищает!
        А у юноши всего и было-то сто дирхемов в кармане. Но ему очень хотелось купить скатерть, и он пошел к дервишу. Поздоровался он с ним, а дервиш ему говорит:
        - Стоит лишь хозяину скатерти расстелить ее, как появятся любые яства, каких только ему захочется: и плов, и челов, и суп, и шашлык.
        Юноша заплатил дервишу сто дирхемов, взял скатерть и пошел домой. Дома он расстелил скатерть, так как был голоден и хотел есть. Но каково же было его удивление, когда там оказались кошка и мышь!
        - Надо оставить их, - решил он. - Когда-нибудь пригодятся.
        Потом он сел и стал есть такие яства, которые ему раньше и во сне не снились. Наевшись, он свернул скатерть и стал размышлять: "Хорошо бы постранствовать!"
        И он вышел через городские ворота и пошел бролить по свету, пока не остановился на берегу какой-то реки. Здесь он расстелил скатерть и сел подкрепиться. Тут откуда ни возьмись появился какой-то дервиш и стал предлагать юноше обменять скатерть на перстень. Юноша спросил о тайне перстня, а дервиш говорит:
        - Если ты потрешь этот перстень, появятся четыре раба и исполнят любое желание.
        Понравилось это юноше, и обменял он свою скатерть на перстень. Только отошел дервиш на какую-то сотню шагов, юноша взял перстень - а это был перстень Сулеймана - и провел по нему пальцем: тотчас предстали перед ним четыре белолицых раба. Юноша приказал им немедленно отобрать у дервиша скатерть. Они повиновались и силой отняли скатерть. Юноша бросил перстень в карман, взял скатерть под мышку, но тут дервиш снова подошел к нему и предложил:
        - Хоть ты и отнял у меня скатерть, ты мне нравишься, и я предлагаю тебе поменять скатерть на мой брусок.
        Юноша спросил о тайне бруска, и дервиш ответил:
        - Ударишь им оземь и сейчас же вырастет на этом месте высокий дом с богатым убранством.
        Юноша согласился и поменял скатерть на брусок. Не прошел дервиш и ста шагов, как юноша взял перстень потер по нему пальцем. Перед ним тут же предстали четыре раба, и юноша приказал им немедлено отобрать у дервиша скатерть. Рабы не заставили себя долго ждать, отняли у бедняги скатерть и принесли юноше.
        И вот юноша снова пустился в путь, пока не остановился в местности, где прохладный воздух и журчали ручьи. Стукнул юноша о землю бруском, и тотчас же возник перед ним прекрасный дворец, какого еще никто не видел. Он вошел внутрь и потер свой перстень. Тут же четыре раба явились к его услугам. Потом раскинул скатерть и наелся досыта, а наевшись, приказал рабам отправиться к падишаху той страны и пригласить его вместе с придворными на пир. Рабы повиновались и пригласили падишаха со свитой.
        Падишах был человек добрый и согласился. И вот однажды, когда стояла хорошая погода, выехал он со свитой ит придворными в степь и еще ихздали увидел высокий дворец. Шах и его везиры вошли внутрь и остолбенели, так как никогда не видели ничего подобного.
        Юноша расстелил скатерть, и на ней появились вские яства, какие только можно представить. Шах удивился еще больше. Рабы между тем обслуживали гостей. После обеда шах и спутники распрощались с юношей и покинули дворец.
        Шах был проницательный человек, и догадался, что все богатства этого юноши от перстня. И стал он думать, как похитить у него этот перстень.
        А у шахского везира была дочь, очень красивая собой. Решил он познакомить ее с юношей. И вот везир говорит однажды дочери:
        - Пойди и укради перстень, когда он заснет.
        - Хорошо, - ответила дочь и отправилась во дворец юноши.
        А девушка эта очень нравилась ему. Легли они спать. Однако, вскоре девушка проснулась, вытащила из его кармана перстень и вернулась домой.
        Проснулся юноша, а девушки рядом нет. Сунул руку в карман, чтобы вызвать рабов, а перстня след простыл. Огорчился он и опечалился, сел в уголок и голову повесил. Но тут из свернутой скатерти выскочила кошка, подбежала к нему и говорит тихим голосом:
        - Я научу тебя, послушаешь меня - получишь снова свой перстень.
        - Хорошо, я буду следовать твоим советам, - ответил юноша.
        - В полночь, - начала кошка, - насыпь мыши на хвост перцу и пошли ее в дом везира. Дочь везира кладет перстень на ночь в рот, чтобы никто не мог его похитить. Пусть мышь поднесет ей к носу хвост: девушка чихнет от перца, перстень и вылетит изо рта. А мышь принесет его тебе.
        Обрадовался юноша, поцеловал кошку. Ночью он насыпал мыши на хвост перцу и отправил ее в дом везира. Мышь украдкой пробралась в комнату девушки. Видит, девушка, прекрасная, как букет цветов, лежит в постели. Приблизилась она к ней, поднесла хвост к ее носу. Девушка вдруг громко чихнула и перстень выпал у нее изо рта. А мышь тотчас схватила его, побежала во дворец юноши и отдала ему.
        Юноша себя не помнил от радости. Потер он пальцем перстень Сулеймана, и перед ним появились четыре белолицых раба.
        - Пойдите и немедленно приведите сюда дочь везира, - приказал он.
        Тут же девушка оказалась перед ним. Юноша повернулся к ней и спрашивает:
        - Что это ты натворила?
        Зарыдала девушка и стала просить прощения. Юноша поцеловал ее и простил. Обнял ее, и стала она его женой, а он ее мужем.
        Так же, как исполнились желания юноши, пусть исполнятся и ваши.
        ПЕРСИДСКАЯ СКАЗКА
        ПЕРЧИК
        Жили некогда со своими родителями три брата и три сестры. Когда дети подросли, отец вдруг тяжело заболел и, почувствовав приближение смерти, позвал свою жену, сыновей и дочерей, чтобы проститься с ними. Отец поручил дочерей заботам братьев и наказал, не откладывая дела в долгий ящик, выдать их замуж за первого, кто придет свататься. И, сказав это, скончался.
        Прошел год после смерти отца, и вот однажды вечером кто-то постучался в дверь к сиротам. Братья отворили дверь, в дом вошел незнакомец - никто его до тех пор и в глаза не видел - и попросил отдать ему в жены старшую сестру. Братья вспомнили приказ покойного отца и, не прекословя, согласились. Пришелец сразу же увел старшую сестру, а куда, в какую сторону, - неизвестно. На следующий вечер снова явился человек и посватался к средней сестре. Братья отдали и эту сестру, хоть и не знали, кто их зять и откуда. На третий вечер пришел жених и за младшей сестрой. Братья и ее отдали в жены чужому человеку.
        Проходит год, про сестер ни слуху ни духу. И вот снарядились братья в дорогу на поиски пропавших сестер. Долго блуждали они по свету и очутились наконец на пустынном холме, - видят, на нем замок стоит. Братья - туда, а навстречу им - кто бы вы думали? - три сестры. Обнялись они, поцеловались и,
        спросив друг друга про здоровье, сели отдохнуть. Стали братья расспрашивать сестер, как очутились они в замке, и сестры признались, что вышли замуж за великанов-волшебников. Только проговорили они эти слова, как вдруг кто-то ударил палицей в дверь - бух!
        - Что там такое? - испугались братья.
        - Да ничего, не бойтесь. Просто великан возвратился.
        В тот же миг в комнату вошел великан и, увидев трех братьев, страшно удивился. Но женщины объяснили ему, что братья пришли-де проведать их: ведь не видались они со дня свадьбы.
        - Ну, ладно. Кто же разведет огонь в очаге, а кто на охоту пойдет? - спрашивает великан братьев.
        Братья и говорят, мы, мол, огонь в очаге разведем. Великан отвечает:
        - Если я возвращусь с охоты раньше, чем вы огонь разведете, - знайте, прикую вас вот к этому столбу. Если же к моему приходу в очаге будет пылать огонь - вы меня прикуете!
        Великан оставил братьям свинцовую палицу, стальное огниво и свинцовый кремень и отправился охотиться.
        Бились бедные братья, бились, - все понапрасну! Разве из свинца высечешь искру? А тут и великан из лесу подоспел. Увидел, что в очаге нет огня, швырнул добычу на пол, схватил братьев и всех троих приковал к столбу. Сидят братья, к столбу прикованные, с места двинуться не могут, сестры их кормят, поят, обшивают да обмывают.
        Так пролетело три года. Несчастная мать все ждет своих сыновей, уж и надежду потеряла увидеть их - исчезли сыновья, не подают о себе весточки. Старой женщине тяжко в одиночестве жить. Вот как-то раз попалось ей на глаза зернышко перца, и она, вздохнув, промолвила:
        - Ах, кабы господь послал мне дитя, пусть хоть с это малюсенькое зернышко, все было бы мне с кем словом перемолвиться!
        Бог услышал ее молитву, и скоро женщина почувствовала у себя под сердцем ребенка, хоть и была она немолода и давно уже без мужа жила. В положенный срок родилось у нее дитя величиной с зернышко перца. Не успел ребенок на свет появиться - говорит не наговорится, а проглотил кусочек - вскочил на ноги. Назвала мать своего малютку Перчик, не нарадуется на него, а уж бережет как зеницу ока.
        Вырос Перчик, совсем взрослым стал, и вот однажды спрашивает он свою мать:
        - Скажи мне, милая матушка, неужели у тебя и всего-то родных что я один?
        - Было у меня раньше три дочери и три сына, а теперь только ты один остался!
        И мать рассказала Перчику, как его сестры вышли замуж, да и сгинули, как братья отправились в долгий путь разыскивать их. Выслушал Перчик старушку и объявил ей, что хоть полмира обойдет, а непременно их отыщет. Уж как отговаривала его мать, как молила не покидать ее - ничего не помогло!
        Собрался Перчик в дорогу. Долго скитался он по свету. И вот однажды повстречалась ему упряжка из двадцати волов, волокли они в гору огромную железную болванку. Запуталась болванка в древесных корнях, никак люди не могут сдвинуть с места волов. Подскочил к ним Перчик, взвалил болванку себе на плечи, втащил ее в гору, оглянулся назад - ни людей нет, ни волов: исчезли бесследно! Перчик отнес железную болванку кузнецу и велел выковать из нее палицу. Кузнец сделал ему громадную палицу. Перчик закинул ее за облака и подставил спину, ожидая, когда она упадет обратно. Палица шлепнулась ему на спину - Перчику показалось, будто блоха его укусила. "Не годится! Больно уж легка", - подумал он.
        Решил он вернуться домой и узнать у матери, не осталось ли в доме после отца какого-нибудь железа. Мать сказала, что на чердаке валяется какой-то лом. Перчик полез на чердак и разом притащил оттуда триста килограммов железной рухляди. Принес он кузнецу всю эту груду железа и велел смастерить ему палицу. Удивился кузнец и спрашивает Перчика:
        - Неужели все это железо на палицу пустить? Может, тебе из него и саблю выковать?
        - Нет, сабля мне не нужна, была бы только палица подходящая! - возразил Перчик.
        Вот закончил кузнец свою работу. Перчик схватил палицу, закинул ее под облака и снова подставил спину. Палица шмякнулась ему на спину, и Перчик упал на колени. "Вот эта палица будет хороша!" - подумал он и пошел своей дорогой.
        Долго бродил он по свету и зашел далеко в горы. Среди гор стоял замок, и Перчик завернул туда. И каково же было его удивление, когда он узнал, что в замке заточены трое юношей, - прикованы цепями к столбу, а три женщины за узниками ходят да кормят их. Перчик присел у них отдохнуть, а палицу свою бросил у входа. Тут вернулся великан и - бах, швырнул палицу в открытую дверь. Перчик поймал ее на лету и запустил обратно, великан размахнулся и снова метнул Перчику, - трижды перекинулись они палицей. Великан смекнул, что в дом к нему забрел кто-то чужой и, как видно, сильнее хозяина, а уж это вовсе ему не понравилось. Но ничего не поделаешь, пришлось взвалить палицу на плечо и порог переступить. Как увидел он незваного гостя, заорал:
        - Эй, Перчик, да, никак, это ты?
        - Угадал, красавец, я самый! - ответил Перчик.
        - Слушай, Перчик, если я первый справлюсь со своим делом - я тебя прикую к столбу точно так же, как и трех братьев, если же ты управишься раньше - ты меня прикуешь.
        На том и порешили. Перчик остался дома разводить огонь, а великан отправился на охоту, оставив Перчику палицу, огниво и кремень - все из свинца. Попробовал было Перчик высечь искру, да скоро понял, что пустое это занятие. Мигом выхватил из-за широкого кожаного пояса свой кремень и огниво и быстро развел огонь. А великан все не идет. Огонь в очаге уже вовсю пылает, а хозяина нет. Наконец явился он с тремя сернами за плечами. Замер великан, увидев огонь в очаге, и только было открыл рот, хотел слово молвить, как Перчик хвать его палицей по голове!
        - Помилуй! - взревел великан. - Не губи меня, а уж я буду твоим рабом до гробовой доски!
        Перчик даровал ему жизнь, и стал великан его рабом.
        На следующий день утром отправились они вдвоем на охоту. Только в лес зашли, как Перчик увидел великана с двумя головами - бежит куда-то, а на каждой ноге у него насажено по жернову. Перчик спрашивает двухголового великана, куда он так торопится, а тот ему и говорит:
        - Да вот, дошел до меня слух, что объявился какой-то Перчик и сделал тот Перчик моего брата своим рабом! Я и бегу расправиться с ним. В порошок сотру!
        Отвечает Перчик:
        - Ну, вот он я. Что же дальше?
        Великан ринулся на него, словно баран, Перчик треснул его палицей по обеим головам, и великан взмолился:
        - Пощади, Перчик, смилуйся надо мной, а уж я буду твоим рабом до гробовой доски!
        Перчик даровал великану жизнь и взял его с собой охотиться. Только успели они разбрестись в разные стороны, как Перчик завидел великана с тремя головами. Великан несется куда-то, и в руках у него копье величиной с вековую сосну. Перчик и спрашивает трехголового великана, куда, мол, бежишь, а тот отвечает:
        - Слышал я, будто в наш замок проник некий Перчик и захватил в плен обоих моих братьев. Вот я и кинулся со всех ног - хочу искрошить его на мелкие куски!
        Говорит ему Перчик:
        - Это я и есть. Что тебе от меня надо?
        Великан рванулся к нему, точно баран, а Перчик саданул его по головам палицей, и страшилище запросило пощады:
        - Смилуйся надо мной, Перчик, а уж я буду твоим рабом до гробовой доски!
        Перчик пощадил великана и взял его с собой в горы за добычей. Стали они охотиться вчетвером. Поймали четырех серн, развели костер и нарядили одного из великанов жарить их на вертеле, а сами снова на промысел отправились. Великан смастерил вертел и принялся переворачивать на нем туши. Мало-помалу зажарил всех четырех серн и прислонил их к сосне. Вдруг откуда ни возьмись карлик - и прямо к великану.
        - Дай отведать мясца, по всему видать, что оно у тебя прекрасно зажарилось!
        - Проваливай к дьяволу, и без тебя едоки найдутся! - отмахнулся великан.
        Тут карлик подскочил к великану и закатил ему такую оплеуху, что тот кубарем покатился на землю. Карлик в один присест умял все четыре туши и - давай бог ноги.
        Едва великан очнулся после затрещины, как из лесу показались трое охотников. Они принесли еще четырех серн.
        - А где же твое жаркое, горе-повар? - удивились охотники.
        Великан рассказал, как маленький карлик уничтожил все их припасы. Тогда двухголовый великан вызвался зажарить принесенную добычу, а остальные снова пошли на охоту. Едва успел двухголовый великан снять с огня четвертую тушу, как является тот самый карлик.
        - Дай отведать мясца, по всему видно, что ты его славно приготовил!
        - Проваливай к дьяволу, и без тебя едоки найдутся! - отрезал великан.
        Подскочил карлик к великану и закатил ему такую затрещину, что тот покатился кубарем на землю. А карлик накинулся на мясо и мигом расправился со всеми четырьмя тушами.
        Едва двухголовый великан очнулся после затрещины, как из лесу показались охотники. Они несли еще четырех серн и были голодны как волки.
        - Где же твое жаркое, горе-повар? Может, и у тебя карлик его языком слизнул? - воскликнули охотники.
        Великан рассказал им, как было дело. Остался тогда у костра трехголовый великан, но и у него карлик съел все мясо. Возвратились охотники из лесу и сразу догадались, что случилось. А есть им до смерти хочется, от голода уж еле ноги переставляют. Настала очередь Перчику с мясом возиться, а великаны снова отправились за добычей. Зажарил Перчик все четыре туши, но не успел прислонить к сосне последнюю, как перед ним очутился карлик.
        - Дай отведать мясца, по всему видать, очень уж оно вкусное!
        - Проваливай к дьяволу, ты уж и так наелся до отвала, ничего больше не получишь!
        Карлик бросился на Перчика, но тот сгреб его в охапку и понес. Нес, нес и принес к большущему буку. Расщепил Перчик дерево, зажал в расщепке бороду карлика и бросил его возле бука, а сам вернулся к своему жаркому. Тут подоспели и великаны с добычей - каждый тащил по серне. Как увидели голодные великаны, что жаркое целехонько, обрадовались, им уже не до расспросов: сразу засели за еду. Заморили они червячка, и Перчик рассказал им, как расправился с карликом. Кинулись они к буку. А карлика словно и не бывало, исчез карлик, - только борода в расщепке торчит да дерево все искорежено. Тут заметили они кровавый след и пошли по нему. Шли, шли и очутились у края пропасти. Здесь кровавый след обрывался.
        - Стало быть, карлик в пропасть спустился, - решили они и стали договариваться, кому в пропасть лезть. Великаны оробели, а Перчик и говорит:
        - Я бы и полез, да боюсь, как бы вы меня не надули!
        - Мы тебя никогда не подведем, ей-богу! - побожились великаны и спустили Перчика в пропасть.
        Очутился Перчик в поле, - тянется оно далеко, далеко, конца ему не видать. А в поле стоит дом, Перчик пошел прямо к нему. Вошел, а в доме четыре комнаты. Открыл он дверь в первую комнату - и увидел девушку, да такую красавицу, что век бы глядел - не нагляделся! Девушка сидела за ткацким станком из чистого золота и ткала золотое полотно. Отворил Перчик дверь во вторую комнату - и увидел девушку еще краше первой, а подле нее золотая наседка квохчет над цыплятами. Распахнул дверь в третью комнату - и увидел девушку еще моложе и краше второй, а рядом с ней золотое стадо. Отворил Перчик дверь в четвертую комнату - и что же? Увидел он девушку раскрасавицу - и молодостью и прелестью невиданной затмила она всех трех красавиц. Она сидела за пяльцами чистого золота и выводила узор золотыми нитками.
        "Эге! - подумал Перчик про себя. - Вот кого я возьму себе в жены, а тех трех прихвачу для моих рабов!"
        Стала Перчика расспрашивать юная красавица, кто он и откуда. Перчик объяснил ей, что ищет здесь карлика и спустился за ним с верхнего света.
        - Это наш брат. Если ты хочешь убить его - возьми вот эту деревянную саблю, она рассечет карлика пополам, да еще на семь пядей в землю войдет. А теперь ступай в сад, он там под кустами спит.
        Взглянул Перчик на деревянную сабельку я не знает, как быть - стоит ли брать ее с собой. Все-таки смеха ради снял деревянную сабельку со стены и вышел в сад. Нашел Перчик спящего карлика. Занес было над ним сразу две сабли - деревянную и свою, хотел зарубить карлика прямо во сне. А потом передумал - стыдно нападать на спящего, надо разбудить его, чтобы он знал, от чьей руки погибает. Растолкал Перчик карлика и, не дав ему опомниться, выхватил оружие и обрушил на голову карлика удар и саблей и своей палицей. И вот чудо - палица даже царапины на карлике не оставила, а деревянная сабля рассекла пополам, да еще и в землю на семь пядей вошла. Перчик вернулся в дом, взял четырех сестер и повел их к тому месту, где наверху поджидали его великаны. Приказал Перчик своим рабам вытащить наверх сначала девушек, а потом и его самого. Великаны подняли одну за другой трех сестер. Наступила очередь четвертой сестры, и говорит она Перчику:
        - Вперед ты поднимайся, а не то великаны оставят тебя здесь.
        Да куда там! Перчик не послушался девушку, - раз великаны дали ему клятву, значит, не подведут. Великаны между тем подняли младшую сестру и отправились с девушками домой, а веревку бросили Перчику в пропасть - выбирайся как знаешь!
        Растерялся Перчик от такой измены, а потом стал раздумывать, как ему дальше быть. Очень раскаивался он, что не послушался девушку, но от судьбы, видать, не уйдешь. И зашагал Перчик через поле, и до тех пор шагал, пока вдали не показался город. Пошел он к нему. Неподалеку от города возвышалась гора, а на горе что-то чернело. Подошел Перчик ближе, и что же он видит? - сидит на вершине горы девушка, завернулась в черную шаль, а платок от слез мокрый. Под горой народу собралось видимо-невидимо, кто с баклагой, кто с большим кувшином, кто с медным жбаном.
        Перчик взобрался на вершину горы к девушке. Поздоровался и спросил, отчего она плачет.
        - Беги отсюда, незнакомый юнак, - сквозь слезы проговорила девушка, - пока и ты не сложил свою голову вместе со мною, бедной, обреченной во цвете лет погибнуть. Беги, юнак, а я все равно должна смерть принять!
        Перчик в изумлении уставился на девушку. И давай ее расспрашивать, почему да отчего должна она умереть. Поведала она ему свое горе:
        - Живет здесь поблизости дракон. Наложил дракон запрет на воду и никому ни капли не дает, пока не получит дань - каждый день по девушке. Проглотит девушку, тогда пускает воду. Потому-то и собралась под горой такая уйма народу, - держат люди сосуды и ждут, когда смогут воды набрать. Жители города установили, кто когда должен дань дракону платить. Сегодня настал черед царской дочери. Вот я и ожидаю здесь свой смертный час! Сейчас прилетит дракон и проглотит меня. Скорей беги отсюда, пока и тебя не постигла та же участь!
        Расхохотался Перчик в ответ и сказал, что страшит его не лихая смерть, а худая жизнь, и, пододвинув к себе палицу, присел подле девушки. А там приник Перчик к ее коленям и попросил поискать у него в голове. Царская дочка стала искать в голове у Перчика, и вскоре юнак захрапел богатырским храпом. А царская дочка вплела ему в волосы перстень со своей печаткой. Вдруг гора ходуном заходила. Девушка вспомнила о своем несчастье и заплакала в три ручья, слезы закапали Перчику на лицо. Он разом проснулся и закричал:
        - Что такое?
        - Не видишь, что ли, - проронила девушка, и Перчик в мгновение ока схватился за свою палицу. Дракон хотел проглотить их обоих, уже обдал их своим дыханием, но не тут-то было. Раскрыл дракон вторую пасть, раскрыл третью, а Перчик всадил свою палицу прямо в глотку чудовищу, потом выхватил саблю и отсек ему все три головы. Затем отрубил уши и сунул их в карман.
        В тот же миг откуда ни возьмись примчался на гору Арап, подобрал три отрубленные головы дракона и помчался к царю получать награду за то, что дракона убил и царскую дочку от смерти спас. Возликовал царь от такого известия и велел немедленно устроить пир на весь город, Арапу же обещал отдать свою дочь в жены.
        Перчик между тем затерялся в толпе и побрел в город, а придя туда, направился в корчму. Бросил палицу у входа и зашел передохнуть. Из корчмы Перчик зашагал прямиком во дворец и доложил царю, что разделался с драконом и вызволил его дочь из беды. Царь вперил в Перчика глаза и воскликнул:
        - Вот избавитель моей дочери, он первый принес мне добрую весть! - и указал на Арапа.
        - Где уж такому Перчику с драконом справиться? - вскинулся тут Арап. - Да у него и оружия-то нет!
        - Мое оружие осталось в корчме, - говорит Перчик. - Если не веришь, сходи принеси его сюда!
        Арап вскочил и помчался в корчму. Обшарил все углы - никакого оружия нет, а на палицу, что у дверей валялась, и внимания не обратил. Не помня себя от радости, прибежал Арап к царю и сообщил, что оружия в корчме не нашлось, а без оружия человек все равно что без рук.
        - Подожди же, сейчас я тебе покажу свое оружие, - крикнул Перчик, мигом слетал в корчму, схватил палицу - и к царю. Удивился царь, увидев такую огромную палицу, но все на своем стоит:
        - Палицей дракона не зарубишь! Да и чем ты докажешь, что зарубил дракона? Арап вот принес мне кое-что...
        - Что же он принес? - вскричал Перчик.
        Показали ему головы, а Перчик сунул руку в карман, вытащил оттуда драконовы уши и бросил все шесть штук к ногам царя.
        - У Арапа головы, у меня уши - решай теперь, кто из нас дракона убил?
        В тот же миг в комнату вошла царская дочь, перебрала волосы Перчика, отыскала перстень со своей печаткой и объявила царю, что это и есть тот самый юнак, который ее от гибели спас. Тут уж царю нельзя не поверить, велел он Арапа казнить, а Перчика обнял и поцеловал, словно сына родного. Стал царь сватать свою дочку Перчику в жены, но юнак поблагодарил царя и сказал, что никакой ему награды не нужно - пусть только поднимет его на верхний свет. Изумился царь, глянул на Перчика и говорит ему:
        - Проси у меня что угодно, а это не в моей власти!
        Но Перчик заявил, что не желает ничего другого. Задумался тогда царь и сказал:
        - В двух часах ходьбы отсюда живет громадная птица, величиной с дракона: она каждый год высиживает двух птенчиков - крошки, что буйволы, но птице ни разу не удалось выкормить своих детей. Какой-то дьявол уничтожает их, а кто и как - птица сама не ведает. Ступай, сбереги потомство птицы; и уж если она не вынесет тебя на верхний свет, - значит, никто не вынесет. Поторопись же. А как только условишься с птицей, возвращайся ко мне, я дам тебе все, что она потребует.
        Перчик вскинул свою палицу на плечо и двинулся в путь. Вот приходит он к необъятной вербе, а на вербе гнездо висит, величиной с два больших гумна; в гнезде два птенца, словно два буйвола. Мать их куда-то улетела, и птенцы остались одни. Увидели Перчика птенцы, запищали, будто их что-то кольнуло, и метнулись к другому краю гнезда. Верба закачалась, птенцы к Перчику слетели. Огляделся он вокруг: вот так чудо - огромный дракон выгнул голову, еще минута - и он сожрет птенцов. Раскрыл дракон одну пасть - не проглотить, раскрыл вторую - опять не смог захватить птенцов. Вытянул тогда дракон третью голову, разверз пасть - вот-вот в ней исчезнут и верба, и птенцы, и смелый юнак. Но Перчик всадил свою палицу дракону в челюсть, выхватил саблю и отсек чудовищу все три головы. Хлынула из дракона кровь рекою, небо нахмурилось. Но птенцы прикрыли Перчика своими крыльями. А тут и птица вернулась. Подлетела птица к своему гнезду, защебетала, призывая своих птенцов, но птенцы не тронулись с места. Защебетала мать второй раз и третий - птенцы вспорхнули на ее зов. Увидела птица Перчика и воскликнула:
        - Эге, лиса, добрехалась наконец! Так вот кто душит моих птенцов!
        Тут птенцы рассказали матери все, как было. Обрадовалась птица и говорит Перчику:
        - Ты спас моих детей! Проси теперь у меня любую награду!
        Перчик ответил птице, что есть у него одно заветное желание - выбраться на верхний свет. Глянула на него птица с любопытством и говорит:
        - Тебя еще, может быть, я бы и попробовала поднять на верхний свет, но твою палицу - ни за что!
        - А я без палицы - ни на шаг! - возразил Перчик.
        Тогда птица молвила:
        - Корми меня сорок дней до отвала. Каждый день приноси по барану - всего, стало быть, потребуется мне сорок баранов. Да в дорогу с собой приготовь сорок баранов, сорок лепешек и сорок бурдюков с водой. Сначала погрузишь мне на спину свою палицу, потом садись и сам, и двинемся мы с божьей помощью в путь. В полете следи за мной: как поверну я голову вправо - скорми мне барана и лепешку, налево поверну голову - водой из бурдюка напои. Если удастся тебе собрать столько припасов, сколько я сказала, - может быть, и выберемся мы с тобой на верхний свет.
        Перчик пообещал птице достать все, что она сказала, немедленно возвратился к царю и передал ему, о чем с птицей договорился. Царь подарил Перчику сорок баранов, и юнак пошел откармливать птицу. На исходе сорокового дня Перчик получил от царя еще сорок баранов, сорок лепешек и сорок бурдюков с водой. Погрузил он все припасы на птицу, сверху палицу положил, вскочил и сам ей на спину, и птица взлетела. Обернет птица голову через правое плечо - Перчик подает ей барана и лепешку, обернет через левое - бурдюк с водой. Мало-помалу все ей скормил - еще немного, и они окажутся на верхнем свете. Оглянулась птица в последний раз, а у Перчика все запасы вышли, отхватил он тогда кусок от своего бедра и протянул птице. Зажала она в клюве тот кусок, догадалась, что получила она от Перчика не простое мясо, и не стала его есть, а под язык положила. Потом рванулась из последних сил и взлетела ввысь.
        Понял Перчик, что перед ними верхний свет, и уж как он обрадовался! Птица села на землю, но Перчик не мог на ноги встать, потому что отрезал от своего бедра немалый кусок. Пролежал он семь дней, и птица рядом с ним отдыхала. Потом птица ему и говорит:
        - Пришла пора нам расставаться, но перед тем как проститься, напиши, пожалуйста, царю нашему фирман, что я тебя живым-здоровым на верхний свет доставила. Без фирмана не смею я царю на глаза показаться.
        Перчик дал птице письмо. А она велела ему домой идти.
        - До того я устал, что не могу подняться на ноги! - ответил Перчик.
        Птица и давай допытываться, чем он ее в последний раз накормил. Уж Перчик и так и этак отговаривался, а потом сознался, что он наделал.
        - Так вот почему не можешь ты на ноги подняться! - воскликнула птица, выплюнула тот кусок мяса, что под языком держала, и прилепила его к бедру юнака. В тот же миг Перчик, словно олень, вскочил на резвые ноги, попрощался с птицей и зашагал через леса к замку великанов. Едва завидели Перчика великаны, бросились к нему навстречу и все, как один, попадали на землю мертвыми.
        А Перчик освободил закованных юношей и, прихватив с собой жен великанов да красавиц из нижнего света, двинулся домой. Увидела своих детей мать, и себя не помнит от счастья, кинулась обнимать старших сыновей. Перчик удивился и говорит ей:
        - Бог с тобой, матушка, что это ты бросилась обнимать чужих, а родного сына будто и не замечаешь!
        - Так ведь это же мои старшие сыновья, а с ними мои дочери! - воскликнула старушка. - Ты привел своих кровных братьев и сестер. Ведь ты же их и разыскивал по всему свету! Неужели ты до сих пор их не узнал?
        Обрадовался Перчик и уж не жалел, что пришлось ему испытать столько всяких невзгод. Рассказал он матери, где странствовал и какие дела совершил. Не забыл про великанов помянуть, да и про карлика тоже, - трех сестер его Перчик отдал в жены своим братьям, а на младшей сам женился. И стали они все вместе жить да поживать в довольстве и счастье.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПЁС И ВОРОБЕЙ
        У одной собаки-овчарки хозяин был недобрый человек, и потому ей приходилось немало терпеть от голода. Будучи не в силах выносить этот голод, собака в конце концов ушла от него, совсем опечаленная.
        На дороге повстречался с ней воробей и сказал: "А скажи-ка ты мне, песик-братик, отчего ты так закручинился?" Пес отвечал: "Я мучусь от голода, а поесть мне нечего". И воробей сказал: "Братец, пойдем в город, там я тебя накормлю досыта".
        Вот и пошли они вместе в город, и когда подошли к мясной лавке, воробей сказал: "Постой здесь, я тебе сейчас кусок мясца с прилавка сцапаю".
        И точно: уселся на прилавок, оглянулся во все стороны, увидел, что никто за ним не примечает, и до тех пор поклевывал, потаскивал и поволакивал кусок говядины, лежавший на краю прилавка, пока кусок не свалился на пол. Пес его тотчас подхватил, побежал в укромный уголок и съел.
        Тогда воробей сказал: "Пойдем к другой лавке, я тебе там еще один кусок с прилавка скину, чтобы ты мог насытиться".
        Когда же пес и второй кусок съел, воробей спросил у него: "Песик-братик, сыт ли ты теперь?" - "Да, говядинки я поел досыта, - отвечал пес, - а вот хлеба-то у меня еще и во рту не было". Воробей сказал: "И это тебе добудем, ступай за мной".
        И повел его к лавке хлебника, и до тех пор поклевывал и подталкивал два небольших хлебца, пока они не свалились с прилавка, и когда пес еще хлеба захотел, повел его к другому хлебнику и там тоже добыл ему хлеба.
        Когда все это было съедено, воробей сказал: "Песик-братик, сыт ли ты теперь?" - "Да, - отвечал пес, - и теперь мы можем сделать маленькую прогулку за город".
        Вот и вышли они вместе на большую дорогу. Погода была теплая, и пес сказал: "Устал я, и недурно бы мне поспать маленько". - "Да! Да! Усни, - отвечал воробей, - а я тем временем усядусь на ветке". Пес раскинулся на дороге и заснул.
        Лежит он и спит, а по дороге едет ломовой извозчик и везет в повозке две бочки вина на тройке лошадей. Воробей увидел, что он не хочет сворачивать с дороги и едет по той колее, поперек которой лежал, растянувшись, пес, и закричал: "Извозчик, сверни маленько в сторону, не то я тебя разорю". Извозчик проворчал себе под нос: "Посмотрим, как это ты меня разоришь?" - защелкал бичом и перекатил повозку через пса, так что тот остался мертвым на месте.
        Тогда воробей крикнул ему: "Ты задавил моего песика-братика, так знай же: это будет тебе стоить телеги и лошадей!" - "Вот еще, телеги и лошадей! - сказал извозчик. - Посмотрел бы я, как это ты мне повредить можешь". И поехал далее.
        Тогда воробей подобрался под брезент, которым телега была прикрыта, и давай расклевывать дырку бочки настолько, что затычка из нее выскочила; и вытекло из бочки все вино, а извозчик того и не заметил. Когда же он как-то оглянулся назад и увидел, что с телеги каплет, то стал осматривать бочки и тут только убедился, что одна из бочек пуста. "Ах я, несчастный!" - воскликнул он. "Недостаточно еще несчастлив!" - сказал ему воробей и, взлетев одной из лошадей на голову, выклевал ей глаза.
        Увидев это, извозчик вытащил из-за пояса свой крюк и швырнул им в воробья; но воробей взвился вверх, а крюк угодил лошади в голову и убил ее насмерть. "Ах я, несчастный!" - воскликнул он. "Недостаточно еще несчастлив!" - сказал воробей, и когда извозчик потащился далее на своей паре лошадей, воробей опять забрался под брезент, выклевал и из другой бочки затычку и выпустил из нее все вино.
        Когда извозчик это увидел, он опять воскликнул: "Ах я, несчастный! ", - но воробей по-прежнему отвечал ему: "Недостаточно еще несчастлив!" - сел второй лошади на голову и той тоже выклевал глаза.
        Извозчик подбежал и набросился на него с крюком, но воробей взвился вверх, крюком попало лошади по голове да так, что она осталась на месте. "Ах я, несчастный!" - "Недостаточно еще несчастлив!" - сказал воробей, сел и третьей лошади на голову и стал ей клевать глаза.
        Извозчик в ярости опять набросился на воробья с крюком, но воробей от него улетел, а он и третью свою лошадь убил на месте. "Ах я, несчастный!" - воскликнул он. "Недостаточно еще несчастный! - отвечал воробей.
        - Теперь я полечу вперед и дома все у тебя разорю!" - и, точно, полетел вперед.
        Извозчик должен был бросить телегу на дороге и побрел домой пешком, гневный и озлобленный.
        "Ах, - сказал он жене, придя домой, - сколько бед на меня обрушилось: и вино-то у меня из бочек повытекло, и все три лошади пали!" - "Ах, муженек! Да что это за злая птичка к нам в дом прилетела! Она со всего света птиц созвала, и все они набросились на нашу пшеницу и поедают ее взапуски".
        Поднялся извозчик на верх дома, чтобы взглянуть на свое поле, и увидел, что тысячи и тысячи птиц сидят на том поле и пшеницу всю уж склевали, и воробей тут же, между птицами. Тут закричал извозчик: "Ах я, несчастный!" - "Недостаточно еще несчастлив! - отвечал воробей. - Ты мне, извозчик, еще и жизнью поплатишься!" - и улетел прочь.
        Извозчик, потерявший в тот день разом все свое достояние, сошел вниз в комнату и сел на печку, озлобленный и разъяренный.
        А воробей тем временем присел на подоконник и крикнул: "Извозчик, ты мне еще жизнью поплатишься!" Тогда извозчик ухватился за крюк и бросился к воробью, но только стекла в окне перебил, а по воробью не попал.
        А воробей и в дом влетел, и на печку сел, и крикнул: "Извозчик, ты мне еще жизнью поплатишься!" Извозчик, совсем обезумевший и ослепленный яростью, бросился к печи и разбил ее вдребезги, и метался вслед за воробьем, куда бы тот ни присаживался, и перебил всю домашнюю утварь, зеркальце, скамьи, стол, даже стены своего дома, а воробей все от него увертывался.
        Наконец-таки удалось ему ухватить воробья рукой. "Не прикажешь ли убить его?" - спросила извозчика жена. "Не-е-т! - воскликнул он. - Убить его мало! Надо его уморить мучительной смертью - я проглочу его живьем!" Взял да разом и проглотил воробья.
        А воробей-то начал у него в желудке летать да попархивать и наконец опять взлетел извозчику в самую глотку, а оттуда в рот, выставил изо рта голову и крикнул: "Извозчик, а ты все же поплатишься мне жизнью!"
        Тогда извозчик подал жене своей крюк и сказал: "Жена, убей ты воробья у меня во рту!" Жена крюком ударила, да маленько промахнулась и угодила мужу крюком по голове, убив его наповал. А воробей тем временем изо рта его выпорхнул и улетел.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        ПЕСЕНКА ДЛЯ КАРНАВАЛА
        Задумали звери карнавал устроить. Веселый. С музыкой. С танцами. С песнями. - А что, если мы свою песенку сочиним для карнавала? - предложил тигренок Полосатик слоненку Лусу.
        - Это было бы замечательно! - ответил слоненок. - Но как это сделать?
        - Я сочиню музыку, а ты напишешь стихи - вот и получится песенка! - сказал Полосатик. - Попробуем?
        - Попробуем, - согласился Лус. Сел тигренок за пианино и начал по клавишам лапой стучать и напевать негромко:
        - До... до... ре... ре... соль...
        Через полчаса он позвал слоненка Луса :
        - Послушай, какая у меня прекрасная мелодия получилась. Сейчас я тебе по нотам спою. И Полосатик запел:
        До-ре-ми, до-ре-ми,
        До-ре-ми-фа-соль!
        До-ре-ми, до-ре-ми,
        Соль-фа-ми-ре-до!
        Слоненок слушал, слушал, слушал, стучал, стучал, стучал в такт музыке лапой и раскачивал, раскачивал, раскачивал хоботом.
        - Ну, как? - спросил Полосатик, взяв последнюю ноту.
        - Превосходно? Мне очень нравится? - похвалил слоненок Лус.
        - А ты запомнил мелодию?
        - Мне в детстве никто из родственников на ухо не наступал! - обиделся слоненок.
        - Что ж, тогда попробуй сочинить текст на эту музыку.
        - Я еще ни разу в жизни этого не делал, - простодушно признался слоненок.
        - Не волнуйся - и все будет в порядке, - успокоил Полосатик.
        И слоненок Лус пошел домой, напевая по дороге запомнившуюся мелодию:
        До-ре-ми, до-ре-ми,
        До-ре-ми-фа-соль...
        Он не спал дочти всю ночь, мучился, подбирал рифмы. К утру текст песни был готов.
        Слоненок Лус напечатал его на пишущей машинке и понес Полосатику. Полосатик поставил листок с текстом на пианино, и они вместе со слоненком весело запели:
        Нам беда - не беда,
        Если есть друзья.
        Никогда, да, да, да,
        Ссориться нельзя!
        Тигренок потрепал Луса за ухо и сказал:
        - Это то, что надо! Для начинающего неплохо. Во время карнавала на концертную эстраду вышел конферансье и объявил:
        - А сейчас вы услышите песенку, написанную специально для нашего карнавала. Музыка тигренка Полосатика, слова слоненка Луса. Исполняют авторы!
        И все звери дружно стали подпевать слоненку Лусу и тигренку Полосатику. А потом аплодировали целых три часа по местному звериному времени.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ПЕСЧАНЫЕ МАЧТЫ
        Случилось это в давние времена. Отправил китайский император королю Кореи гонца и велел передать: "Всю воду реки Хан немедля погрузить на судно и переслать в Китай".
        Созвал король всех своих сановников и министров, и стали они думать, как быть да что делать. Думали, думали, ничего не придумали. Тогда выступил вперед премьер-министр Хван Хи и говорит:
        - Вот что, ваше величество, следует ответить китайскому императору: "Король Кореи с великим удовольствием погрузит на судно всю воду реки Хан и отправит в Китай. Но для этого нужны песчаные мачты. В Корее песка мало, зато на севере Китая, как мне известно, его великое множество. Не соблаговолите ли прислать нам песчаные мачты высотой в триста футов".
        С той поры, говорят, китайский император никогда больше не посылал в Корею гонца с подобными поручениями.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ПЕСЧИНКА
        Далеко- далеко на дне океана в уютной прочной раковине жила устрица. Жизнь ее текла неспешно, и каждый день, с тех пор, как устрица себя помнила, был похож на предъидущий. Но устрица была всем довольна.
        Однажды морское течение занесло в раковину устрице песчинку. Устрица совсем не хотела компании, поэтому предложила песчинке плыть себе дальше.
        - К сожалению, я не могу - ответила растерянная песчинка, ей было неприятно чувствовать себя незваным гостем, - у меня нет ни плавников, ни рук, ни ног, ни щупалец. Я совершенно не умею двигаться сама. Вот если бы вы немножечко помогли мне, подтолкнули меня, тогда, возможно я и выбралась из Вашей раковины. Извините!
        Легко сказать «Помогли»! Устрица никак не могла этого сделать. Она попыталась, было, но песчинка для ее нежного тела была слишком твердой и тяжелой.
        - Мне очень жаль - сказала песчинка, - что Вам приходиться меня терпеть.
        - Это какое-то вторжение! Вы не имеете права! - возмутилась Устрица.
        - Но я же не виновата - плакала песчинка, - я не заплывала к вам специально.
        Несколько дней Устрица бушевала, негодовала и ругалась, а песчинка, молчала, плакала и старалась сделаться как можно меньше.
        - Видите ли - говорила Устрица, пылая злобой - мой дом не рассчитан на гостей. Он создан для меня! Специально! Только для меня одной! Понятно Вам?!!!
        - Ну что же мне делать? - всхлипывала песчинка - Если бы я могла, я, конечно, оставила бы Ваше жилище. Но я не могу.
        Наконец, устрица стала успокаиваться. Что толку шуметь и скандалить, если это все равно ничего не изменит. Устрица устала. Она пыталась игнорировать песчинку, но это было невозможно. Раковина была такой тесной, что им приходилось все время соприкасаться. Для устрицы это было мучительно - песчинка царапалась.
        Прошло время. Бока устрицы саднили от мелких ран. Она уже выплеснула всю свою злость и ненависть, все возмущение. Настал день, когда Устрица сказала:
        - Похоже на то, что нам лучше научиться жить вдвоем.
        Песчинка робко согласилась.
        Для начала они начали разговаривать. Оказалось, что совсем неплохо, когда есть с кем перемолвиться словечком. Песчинка много путешествовала раньше и знала массу занимательных историй. Ее было интересно слушать. Устрица заметила, что острые бока гостьи, с которыми она чаще соприкасается, постепенно становятся глаже. И хоть это было неприятно сначала, Устрица решила потерпеть ради спокойного будущего, и, обволакивая своим телом, полировала песчинку. Это дало результат. Песчинка царапалась меньше.
        Шло время.
        Много- много времени прошло. Соседки подружились. Устрица уже забыла, что когда-то жила одна. Это было так давно, как будто в другой жизни. Они привыкли друг к другу, и уже не замечали перемен. Но все - таки однажды утром Устрица присмотревшись к подруге по внимательней, удивленно воскликнула:
        - Слушай! Ты стала другая!
        - Конечно - улыбнулась песчинка - я стала старше.
        - Да нет, я не об этом. Ты выглядишь по-другому. Смотри! Ты появилась здесь острой и коричневой. А теперь гладкая и белая. Ты совсем не царапаешься. И, ух ты! Какая ты красивая!
        Песчинка ничего не могла сказать, так как ни раньше, ни теперь не имела представления о своей внешности.
        Она и не подозревала, что теперь она - жемчужина.
        - Наверное, это сделала я - решила устрица. Подумала и добавила - это было нелегко, но я постаралась. Отличная работа, я молодец! Жаль, что больше к нам никто не заплывает!
        Хвастаться нехорошо, но устрице, и, правда, было чем гордиться. У нее получилась редкая жемчужина, самая красивая на всем океанском дне.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ПЕТУХ И ЛИСА
        Однажды на пригорке за селом лисица застала врасплох петуха. Взгромоздился петух на дерево и песни распевает.
        - Что это ты здесь делаешь? - спрашивает лиса.
        - Да пою, - отвечает петух.
        - А ну, кончай петь, - говорит лиса. - Спускайся ко мне, давай аллаху помолимся вместе!
        Понял петух, что задумала лиса неладное, и закричал:
        - Подожди! Пока я пою, другие правоверные подоспеют, вот тогда и помолимся!
        - А что, разве еще кто должен сюда прийти? - спрашивает лиса.
        - Да вон уж, смотри-ка, идут! - И петух махнул крылом в сторону села.
        Глянула туда лиса и видит - поднимается на пригорок охотник с двумя здоровенными псами.
        Лиса обомлела от страха и крикнула петуху:
        - Вы начинайте без меня молиться, а я быстрехонько к вам подоспею. Позабыла я, видишь ли, свой тазик для омовения. А ведь перед молитвой омыться надо, - и стремглав кинулась в лес.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПЕТУХ, НАРИСОВАННЫЙ НА СВИТКЕ
        Случилось это давным-давно. Жил в одной деревне старейшина. Очень любил он разные диковинные вещицы покупать. Были у него сосуды красоты невиданной, тарелки, серебром отливающие, а уж картин и свитков и вовсе не счесть. Одним словом, богач.
        Приехал как-то раз в ту деревню заморский торговец. Издалека приехал, товару привез видимо-невидимо. Позвал его богач в гости. Вот сидят они, беседу ведут.
        - Слышал я, - говорит торговец, - что очень ты богат, и хранится у тебя много разных чудес.
        - Да что ты! - махнул рукой старейшина. - Какие это чудеса? Ты вот, небось, по свету столько всего повидал, что тебя ничем не удивишь.
        - Что правда, то правда, - согласился торговец. - Много на свете невиданного. Да вот хотя бы это. Достал он маленькую шкатулочку и богачу протянул. Открыл ее богач, видит - лежит в шкатулке рыболовный крючок.
        - Что это? - удивился он.
        - Не простой это крючок, - объяснил торговец, - а тот самый, который боги в руках держали - он ведь помогает спуститься в подводное царство.
        - Вот чудеса! - воскликнул богач. - Неужто тот самый?
        - А у тебя есть что-нибудь необычное? - спросил его торговец.
        - Есть, - кивнул богач. - Купил я удивительный свиток. На нем петух нарисован. Посмотришь - ни дать, ни взять - живой! Но вот чудо так чудо - каждое утро, чуть рассветет, кукарекает петух, заливается!
        - Быть того не может! - не поверил торговец. - Где ж это видано, чтоб нарисованные петухи кукарекали?
        - На свете и не такое бывает! - засмеялся богач.
        - Надо же, - не переставал удивляться торговец, - сколько на свете живу, а такого не слышал. Что-то не верится мне. Давай поспорим. Если и вправду твой петух на рассвете запоет, отдам я тебе весь свой товар, а если нет, то ты мне столько добра отдашь, сколько мои лошади унести смогут.
        - Да зачем спорить-то? - не понял богач. - Все равно ты проиграешь - петух каждое утро поет.
        - Не верю! - заупрямился торговец. - Давай поспорим!
        - Ладно, - согласился богач, - давай.
        А до рассвета уж недолго осталось. Только заря заниматься стала, поднял петух на свитке голову, да как закричит: коккэко! коккэко! коккэко!
        Чего только на свете не бывает!
        - Поет! Поет! - воскликнул торговец. - Вот невидаль-то!
        Отдал он богачу свой товар и в тот же день домой отправился. Вернулся он и всем в своем краю рассказал о петухе со свитка.
        - Что же ты за дурень такой! - стали над ним смеяться. - За одно "коккэко" весь товар отдал! "И то правда, - подумал торговец, - несправедливо это".
        Стало торговцу жалко своего товара и очень захотелось во что бы то ни стало обратно его вернуть.
        "Петух, конечно, сокровище чудесное, - думает, - да товар-то лучше, за него большие деньги получить можно".
        Собрался он в дорогу и снова в ту деревню поехал, где старейшина жил. Обрадовался богач, его увидев:
        - Заходи, - приглашает, - очень я тебе рад.
        - Понравился мне твой петух, - говорит торговец. - Всем я в своем краю о нем рассказал. Да только не верят люди! "Не бывает такого!" - говорят.
        - Как же не бывает? - удивился богач. - Ты же своими глазами моего петуха видел, да и пение его слышал!
        - Вот то-то и оно, - покачал головой торговец. - Понимаешь, сомнение ко мне закралось: вроде слышал я твоего петуха, а вроде и нет. Уж и не знаю, приснилось мне его пение, что ли...
        - Как приснилось? - не понял богач. - Мы же вместе петуха слушали.
        - Не знаю... не знаю... - замялся торговец и предложил: - Давай его опять на рассвете послушаем. Только вот снова спорить придется. Если запоет петух, мой товар у себя оставишь, а если не запоет, я его домой заберу. Идет?
        - Странно все это, - пожал плечами богач. - Но ты мой гость, пусть будет, как ты хочешь. Согласен!
        Лег он спать и крепко-крепко заснул. А торговец не спит: недоброе дело задумал. Встал он тихонько, к свитку подошел, постоял немного, а потом из-за пазухи достал что-то и рукой петуха коснулся.
        Скоро и светать стало. Запели в деревне первые петухи, а за ними и остальные. Только петух на свитке богача молчит.
        Подошел богач к свитку, понять не может, почему его петух голоса не подает.
        - Что случилось? Что за беда стряслась?
        - Так я и думал, - зевнул торговец, - приснилось мне тогда, что петух твой кукарекал. Правду люди говорили: не может нарисованный петух во все горло кричать.
        - Как же не может? - заплакал богач. - Сколько дней он меня своим пением радовал.
        - Раз петух утром не запел, проиграл ты наш спор, - сказал торговец, - Отдавай мне скорее мой товар.
        Ничего не ответил ему богач. Погрузил торговец свои мешки на лошадей и в путь двинулся. А богач места себе не находит: "Не заболел ли мой петушок?" - думает. Подошел он к свитку поближе, глядь - торчит у петуха в горле тот самый крючок, который торговец ему показывал! - Вот до чего жадность доводит! - рассердился богач. - Ради своих мешков чудо-петушка не пожалел. Вынул он крючок, петушка лечить стал. Да только голос к нему не вернулся. Никто больше не слышал, как нарисованный петух поет.
        А торговец домой радостный ехал. "Так тебе и надо, - думает, - пусть ни у кого такого петуха не будет!". Ехал, ехал, да и не заметил, как лошадь оступилась. Упали мешки торговца в лужу, и сам он вместе с ними упал. Так и остался в грязи сидеть.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ПЕТУШОК - ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕШОК
        Жил да был себе старик со старухою, бедные - бедные! Хлеба - то у них не было; вот они поехали в лес, набрали желудей, привезли домой и начали есть. Долго ли, коротко ли они ели, только старуха уронила один желудь в подполье. Пустил желудь росток и в небольшое время дорос до полу. Старуха заприметила и говорит:
        - Старик! Надобно пол - то прорубить; пускай дуб растет выше; как вырастет, не станем в лес за желудями ездить, станем в избе рвать.
        Старик прорубил пол; деревцо росло, росло и выросло до потолка. Старик разобрал и потолок, а после и крышу снял. Деревцо все растет да растет и доросло до самого неба. Не стало у старика со старухой желудей, взял он мешок и полез на дуб.
        Лез - лез и взобрался на небо. Ходил, ходил, по небу, увидал: сидит кочеток - золотой гребешок, масляная головка, и стоят жерновцы. Старик долго не думал, захватил с собою и кочетка и жерновцы и спустился в избу. Спустился и говорит:
        - Как нам, старуха, быть, что нам есть? - Постой, - молвила старуха, - я попробую жерновцы.
        Взяла жерновцы и стала молоть; ан блин да пирог, блин да пирог! Что ни повернет - все блин да пирог!.. И накормила старика. Ехал мимо какой - то боярин и заехал к старику со старушкой в хату.
        - Нет ли, - спрашивает, - чего - нибудь поесть?
        Старуха говорит:
        - Чего тебе, родимый, дать поесть, разве блинков? Взяла жерновцы и намолола: нападали блинки да пирожки. Приезжий поел и говорит:
        - Продай мне, бабушка, твои жерновцы.
        - Нет, - говорит старушка, - продать нельзя. Он взял да и украл у ней жерновцы. Как увидали старик со старухою, что украдены жерновцы, стали горе горевать.
        - Постой, - говорит кочеток - золотой гребешок, - я полечу, догоню!
        Прилетел он к боярским хоромам, сел на ворота и кричит:
        - Кукареку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!
        Как услыхал боярин, сейчас приказывает:
        - Эй, малый! Возьми, брось его в воду.
        Поймали кочетка, бросили в колодезь; он и стал приговаривать:
        - Носик, носик, пей воду! Ротик, ротик, пей воду! - и выпил всю воду. Выпил всю воду и полетел к боярским хоромам; уселся на балкон и опять кричит:
        - Кукареку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!
        Боярин велел повару бросить его в горячую печь. Поймали кочетка, бросили в горячую печь - прямо в огонь; он и стал приговаривать:
        - Носик, носик, лей воду! Ротик, ротик, лей воду!
        И залил весь жар в печи. Вспорхнул, влетел в боярскую горницу и опять кричит:
        - Кукареку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!
        В то же самое время боярин гостей принимал. Гости услыхали, что кричит кочеток и тотчас же побежали вон из дому. Хозяин бросился догонять их а кочеток - золотой гребешок подхватил жерновцы и улетел с ними к старику и старухе.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПЕТЮНЬКИН ЯЗЫЧОК
        Сидели раз наши северские старатели круг сцены в ночном клубе. Четверо больших, а пятый парнишечко. Лет так двадцати пяти. Не больше. Петюнькой его звали. А остальных — неважно как.
        Отец уж сколь раз говорил Петюньке:
        — Шел бы ты, Петюньша, спать!
        А парнишечку охота поглядеть.
        — Погоди, тятенька! Я маленечко ишшо посижу.
        Вдруг на занавесе круг яркий загорелся, ровно как из прожектора, а из круга, из самой середки вынырнула Огневушка-Поскакушка. Глаза горят, туловом, слышь-ко, вся тоненька, и сразу к шесту. И ну вкруг его отплясывать — и по-матросски, и с пятки на носок, да платочком-то все туда-сюда помахиват. Али лифчиком — не поймешь. А одежка у ей, и без того едва на прикрытие годная, во все стороны так и летит. Вот уж и грудь у ей голая, вот уж и подштанников на ей нету!.. Нашим-то заводским никогда так не сплясать, они таких кадрилев сроду не делали.
        У самого шеста остановилась Огневушка, топнула ножкой, присвистнула. Тут оркестр заухал, захохотал, и никакой девчонки не стало.
        А старатели как сидели, так и сидят, точно окаменели. Каждый, вишь, подумал про себя: “Ишь ты, до чего допился!.. Ишь чего мерещится! Ну-ка, посижу еще, может, опять чего покажется…”
        Посидели эдак-то до закрытия клуба, да и по домам поехали. А женам своим ничего про Поскакушку не сказали. Боялись, засмеют.
        Только Петюнька наутро, как за стол сели, спрашивает:
        — Тятя, а что это была за тетя?
        У петюнькиной мамаши уши, понятно дело, домиком.
        — Кака еще тетя?
        — А вот та, которая на сцене голяком плясала. Тятя ишшо очки одел.
        Осерчала мамаша, взяла спички, керосину, на лошаденку влезла и верхи к ночному клубу. Пришла туда, а там уже головешки одни. Плюнула мамаша с досады, а головешки-то и зашипели. Не без этого, конечно.
        КРАСНАЯ БУРДА
        ПЕЧЕНЬ ЖИВОЙ ОБЕЗЬЯНЫ
        На дне моря случилась беда - у морского дракона заболела дочка. Дракон был сильнее всех в море: страшный длинный хвост кольцами, из пасти огонь. Все его боялись: и акулы, и рыбы, и медузы. И вот у дракона заболела дочка. Собрал он у себя во дворце самых лучших лекарей. Лечили они драконову дочку на все лады, поили её всякими лекарствами - ничего ей не помогало. Дочка всё худела и синела. Тогда дракон созвал своих подданных и спросил:
        - Что мне делать?
        - Са! - только ответили рыбы и склонили головы набок. А когда в Японии говорят “са”, это значит: “сказать нечего”.
        Тогда послали за каракатицей. Каракатица поплавала-поплавала вокруг больной и сказала:
        - Нужно достать печень живой обезьяны.
        Дракон рассердился:
        - Чтобы раздобыть печень живой обезьяны, надо сначала достать живую обезьяну! А где же найдёшь её здесь, на дне моря?
        - Не сердись! - сказала каракатица. Она была очень старая и всё знала. - Далеко на юге есть в море Обезьяний остров. Пошли туда кого-нибудь, тебе и привезут живую обезьяну.
        За таким большим делом не пошлёшь кого попало. Стали думать, кого бы послать. Дракон говорит:
        - Пошлём акулу. Она зубастая.
        Каракатица замахала всеми своими восемью ногами:
        - Нет! Нет! Разве можно посылать акулу? Вдруг она проглотит обезьяну вместе с печенью!
        - Ну, тогда пошлём рыбу-пилу. Она юркая.
        - Нет! - опять сказала каракатица. - А вдруг рыба-пила по дороге перепилит обезьяну пополам!
        - Кого же тогда послать?
        - Вот что! - сказала каракатица. Она была старая и всё знала. - Пошли медузу. Всем известно, что обезьяна живёт на суше. Значит, чтоб достать её, надо вылезть из воды. А это может только медуза. Медуза хвастается, что у неё четыре ноги и ей нипочём ходить по земле. Пусть же достанет обезьяну.
        - Слышишь, медуза? - спросил дракон.
        - Слышу, - сказала медуза. - Только мне никогда до сих пор не приходилось доставать обезьян. Обезьяна - какая она с виду?
        - У обезьяны красное лицо, красный зад и короткий хвост. Она любит лазить по деревьям и есть каштаны.
        - А-а, - сказала медуза. Она хотела уже отправиться в путь, но задумалась и опять спросила: - А как достают обезьян?
        - Конечно, тебе силой обезьяну не захватить. Ты маленькая, а она большая. Надо её обмануть.
        - А-а, - второй раз сказала медуза и тронулась было в путь, но опять остановилась и спросила: - Как же я её на себе довезу, если я маленькая, а она большая? Мне будет тяжело.
        - Что поделаешь! Придётся тебе потерпеть.
        - А-а, - в третий раз сказала медуза, всплыла со дна моря наверх и поплыла по волнам далеко-далеко к югу.
        Всю дорогу медуза думала. Она думала о том, как бы ей обмануть обезьяну, и дорога показалась ей короткой. А плыла она целых три дня.
        Наконец далеко-далеко впереди на голубой воде показалась чёрная точка.
        “Вот и Обезьяний остров!” - подумала медуза.
        Она поплыла быстрей, добралась до берега, отряхнулась и вылезла на сушу. И сразу же она увидела дерево, а на дереве красный зад и короткий хвост.
        “Вот она, живая обезьяна!”
        - Здравствуй, обезьяна! - заговорила медуза. - Какая хорошая погода!
        - Здравствуй, не знаю, как тебя зовут. Погода хорошая, это правда, а кто ты такая и откуда взялась?
        - Я - медуза. Я живу на дне моря. Мне захотелось погреться на солнышке, и я всплыла наверх погулять.
        Нечаянно заплыла сюда и вылезла на берег. У меня, видишь ли, четыре ноги. Мне все равно, что по воде плавать, что по суше ходить. А славный у вас тут островок!
        - Лучший остров в мире, - сказала обезьяна. - Посмотри, какие у нас высокие деревья, сколько кругом орехов и каштанов. Тебе, верно, никогда ещё не приходилось бывать в таком прекрасном месте.
        - Ну, как сказать! - ответила медуза. - Я похвалила твой остров потому, что я вежливая. Но ты сама должна понимать, что я видела на свете места и получше. Ведь я живу на дне моря!
        - Неужели? - удивилась обезьяна и перебралась на ветку пониже: отсюда ей было слышнее. - А разве там можно жить?
        - Что ты, неужели не знаешь? Неужели не слыхала про дворец морского дракона? Я живу около самого дворца.
        - Слыхать-то слыхала, а видеть не пришлось, - призналась обезьяна. - Разве только на картинках...
        - Ну, наше дно гораздо красивей, чем на картинках! - перебила медуза. - Ты даже не можешь себе представить, как там хорошо!
        - Что же там хорошего? - спросила обезьяна. Медуза хотела было сказать, что там густая солёная вода и много-много тины и слизней. Ведь для неё это было самое вкусное. Но она вовремя вспомнила, что ей велели обмануть обезьяну, и сказала:
        - Там очень высокие деревья, вдвое выше, чем у вас.
        - А есть ли на них каштаны? - спросила обезьяна и перебралась на самую нижнюю ветку.
        - Каштаны? Да сколько хочешь! Они растут у нас на всех деревьях. Не то что на каштановых, а даже и на соснах!
        - О! - удивилась обезьяна. Она совсем слезла с дерева и подошла к самой воде. - Как бы я хотела побывать у вас. Медуза обрадовалась, но притворилась, что ей всё равно.
        - Если уж тебе так хочется побывать у нас, я могу тебе, пожалуй, показать дорогу, - сказала она.
        - Но ведь я не умею ходить по воде.
        - Не умеешь? Жалко. Ну, да уж раз тебе очень хочется, так и быть, я повезу тебя на своей спине.
        -- Нет, как можно! Тебе будет тяжело.
        - Не беспокойся, я потерплю.
        - Ну, если ты так любезна, спасибо! Давай поедем. Медуза плюхнулась в воду, а любопытная обезьяна осторожно шагнула на её широкую спину, уселась на корточки и длинными
        Руками ухватилась за бока медузы.
        - Только потише,- сказала она.- Я боюсь свалиться в воду: спина и бока у тебя такие скользкие!
        - Ничего, держись покрепче!
        Медуза поплыла быстро-быстро. Дело было сделано: живая обезьяна сидела у неё на спине. Теперь медузе больше не о чем было думать. Ей даже стало скучно. К тому же она была болтлива и не любила молчать, когда есть с кем поговорить.
        - Скажи, пожалуйста, - спросила вдруг медуза, - у тебя есть печень? Обезьяна удивилась:
        - А зачем тебе это знать?
        - О, это очень важно!
        - Для чего же это важно?
        - Так. Не могу сказать. Обезьяна даже испугалась. Она сразу поняла, что против неё что-то затевают.
        - Нет, пожалуйста, скажи мне, - попросила она медузу .- А то вдруг окажется, что печень у меня совсем не такая, как тебе нужно.
        Тут уж и медуза испугалась. Она забыла, чему её учили, и рассказала обезьяне всю правду:
        - Твоя печень нужна для дочки морского дракона. Она заболела, и её никак не могут вылечить. Вот меня и послали за тобой. Когда я тебя привезу, у тебя возьмут печень, драконова дочка её съест и будет здорова.
        Обезьяна так и задрожала от страха.
        Она чуть не соскочила со спины медузы, но кругом было море. Что ей было делать? Попросить, чтобы медуза отвезла её обратно? Но ведь медуза её не послушается.
        Обезьяна подумала немного и сказала самым спокойным голосом:
        - Конечно, я с удовольствием отдам свою печень. У меня их много. Неужели же я пожалею одну или две печёнки, да ещё для кого? Для дочки морского дракона! Не такая я обезьяна, чтобы жалеть. Но отчего же ты не сказала мне этого сразу? Ведь я, как нарочно, оставила все свои печени дома.
        - Как - оставила?
        - Да так и оставила! Утром я их выстирала и повесила на дерево сушить. Печени надо раз в неделю стирать, а то они делаются грязные.
        “Вот беда! - подумала медуза. - Хорошо ещё, что я вовремя её спросила”.
        - Эй, ты! - сказала она обезьяне. - Чего же я тебя даром везу? На что ты мне без печени?
        - Верно, - ответила обезьяна. - Давай вернёмся на остров за печенью.
        - А ты правду говоришь? Они и в самом деле висят там на дереве?
        - Вот увидишь! У меня там есть одна очень хорошая, жирная печень.
        - Так ты её и возьми, самую жирную. Хорошо?
        - Непременно. Только поскорей довези меня до берега!
        Медуза повернулась и поплыла обратно к острову.
        Как только она очутилась у берега, обезьяна спрыгнула с её
        Спины на землю, в два скачка добралась до дерева и ухватилась
        За нижнюю ветку руками и ногами.
        - Что же ты так долго? - позвала её медуза. - Скорей! Мы и так потеряли много времени.
        А обезьяна взобралась на самую верхушку дерева и показала медузе язык.
        - Невежа! - рассердилась медуза. - Слезай скорей!
        - И не подумаю! Спасибо за прогулку. Больше я на тебе не поеду.
        - А печень? Как же я без неё останусь? - заплакала медуза.
        - Как ты без неё останешься, мне всё равно. А вот я без неё не хочу оставаться. Ты думаешь, мои печени и в самом деле висят на дереве? Нет, у меня всего одна печень, и та у меня внутри, где ей и полагается быть.
        - Так ты, значит, меня обманула? - Рассердилась медуза. - Ведь это же бессовестно! Я на тебя пожалуюсь морскому дракону.
        - Не боюсь я твоего морского дракона. А если тебе уж так хочется получить мою печень, полезай ко мне на дерево сама. У тебя ведь четыре ноги.
        Но лазить по деревьям медуза не умела.
        - Послушай, - сказала она тогда, - а как же дворец морского дракона? Ты ведь собиралась на него посмотреть. А каштаны на соснах?
        - Не нужны мне твои каштаны на соснах. Я люблю только каштаны с каштанов, - ответила обезьяна.
        Так и пришлось глупой медузе возвращаться ни с чем. Она опять поплыла по волнам далеко-далеко на север, домой. И опять дорога показалась ей короткой: она всё время думала. Думала теперь она о том, отчего это обезьяна больше не хочет поглядеть на подводное царство.
        А дома её уже три дня ожидал дракон и все его подданные.
        - Где же обезьяна? - закричали рыбы, как только увидели медузу.
        - На дереве, - печально ответила медуза. - Сначала я её обманула, а
        Потом она меня. Я ей рассказала, что у нас на соснах растут каштаны. Обезьяне это понравилось. Она уселась ко мне на спину, и я её повезла. Но потом по дороге обезьяна вспомнила, что оставила свою печень дома, и нам пришлось вернуться на остров. А на самом деле обезьяна меня обманула: печень была у неё с собой. Ей просто не хотелось ехать к нам в подводное царство. Она думает, что каштаны на соснах не сладкие.
        Морской дракон послушал-послушал медузу, потом ударил хвостом по дну и закричал: - Бейте её изо всей силы! Так бейте, чтобы все кости из неё выколотить! Такая дура и без костей проживёт.
        Били медузу, били, били её, били - и вправду все кости из неё выбили.
        С тех пор медуза и осталась без костей. И колышется она на волнах, как мягкий зыбкий комок.
        На что дураку кости?
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ПЕЩЕРА МАСИПКУЛЬ
        Есть в провинции Северная Хванхэдо, в уезде Суан, деревушка Тохари. Стоит за этой деревней не то гора, не то скала, на ширму похожа. В скале - пещера. Называют ее жители окрестных деревень пещерой Масипкуль. Входишь в нее - даже высокому можно не пригибаться. Дальше пойдешь - не только согнешься, ползком поползешь. Никому еще не удавалось до конца эту пещеру пройти. Растянулась она, говорят, на целых полсотни ли. Потому и называют ее еще Пещерой Осимни - пятидесяти ли.
        Вот что рассказывают про эту пещеру люди. Давным-давно жили в деревне Тохари муж и жена. Бедные, бедней некуда. Добрым был муж, простодушным. Чтобы обидеть кого - такое ему и во сне не могло присниться. И прозвали его за то Масип-дурачок.
        Не обижался Масип. Когда пришла пора ему жениться, стали старики судить да рядить.
        Одни говорят:
        - Кто за него пойдет?
        Другие возражают:
        - Отчего же не пойти, душа у него добрая.
        Третьи спрашивают:
        - Кого, интересно, он в жены возьмет?
        А был Масип высокий да плечистый. И силы ему не занимать. Кого хочешь одолеет. И в работе равных ему нет. Знают Масипа не только в родной деревне, но и в окрестных. Не каждый, может, видел Масипа-дурачка, зато слышали о нем все. А о девушках и говорить не приходится. Очень им хотелось на него поглядеть!
        Идет, бывало, Масип по деревне, и мальчишки ему кричат вслед:
        - Эй, Масип! Ты кого в жены возьмешь?
        - Самую красивую девушку на свете, - добродушно отвечает Масип. А мальчишки хохочут:
        - Вы только послушайте, что говорит этот простофиля! Да какая красавица за тебя, дурня, пойдет?
        И вдруг прошел слух, что Масип жену себе взял из соседней деревни. Заговорили все, зашумели:
        - Что за девушка за него замуж пошла?
        - Кто такая?
        - Рябая небось или хромая.
        А надобно вам сказать, что взял себе Масип в жены редкой красоты девушку. Лицо - белый снег, белее цветов тыквы-горлянки. Так и светится! Сама статная! И хоть бедно одета, а хороша - глаз не отведешь. Живут молодые, с травы на воду перебиваются, а любят друг друга - как мандаринские уточки-неразлучницы. Думали поначалу односельчане - неровня они, а как увидали, до чего дружно живут, то сами завидовать стали. Опять пошли толки да пересуды.
        - Как же это случилось - такая красавица из всех парней дурака выбрала? - говорили одни.
        - Да, много непонятного творится на свете, - подхватывали другие.
        Жена Масипа вела себя скромно и ничуть не гордилась своей красотой.
        И вот однажды, дело было зимой, пришла в дом беда. Горы стояли в снегу, лишь на солнечной стороне - там, где снег местами растаял, - виднелись темные пятна. Солнце пригревало, но ветер по-зимнему бесновался. Пошел Масип в горы за хворостом. Вдруг смотрит - юноша на снегу лежит.
        "Странно, как он сюда попал?" - думает Масип. Окликнул он юношу:
        - Кто вы?
        Молчит юноша.
        Подошел Масип ближе, рукою юношу потрогал, снова окликнул:
        - Послушайте!
        Лежит юноша, не шелохнется. Приложил Масип руку к его груди: теплый еще. Взвалил Масип юношу на спину и домой понес.
        - Ты кого принес? - спрашивает жена.
        - Не знаю. Он в горах на снегу лежал. Охотник, наверное. Приготовь ему поскорее рисового отвара.
        Ушла жена на кухню отвар готовить, а Масип отнес юношу в теплую комнату, принялся руки и ноги ему растирать. Выпил юноша отвар, глаза открыл. И по лицу и по одежде видно, что не бедняк.
        Заговорил наконец юноша:
        - Не знаю, кто вы, но благодарю за спасение. В долгу не останусь, сторицей отплачу.
        - Стоит ли об этом говорить, - отвечает Масип. - Слава Богу, вы живы, а ведь могла случиться беда. Где дом ваш? Как вы попали в наши края?
        - Я - сын здешнего правителя. Вышел поохотиться и отстал от своих. Долго блуждал, ослабел от голода и свалился на землю.
        - Сын правителя? - прошептали Масип с женой и в испуге переглянулись. Что и говорить, познакомиться с сыном самого правителя - честь немалая. Однако на душе у них было тревожно. Вспомнил тут Масип, что люди о новом правителе говорят. Недаром гласит пословица: "Убежал от волка - наскочил на тигра". Новый правитель хуже прежнего оказался. Так что добра от него ждать не приходится. Говорят, большой он охотник до вдов. К тому же коварный и жадный. Только приехал, начал народ обирать. Над вдовами измываться. И очень скоро дурная слава о нем разнеслась во всей стране. Вспомнил Масип все, что о правителе ему говорили. А в сыне вот ничего не приметил.
        Приняли Масип с женой сына правителя как самого дорогого гостя. И пекутся о нем, и кусок подают самый лучший, хоть и бедны. Живет юноша у Масипа день, живет другой, целых десять дней прожил, выздоровел, а уходить не собирается.
        Удивляются Масип с женой, не поймут, в чем тут дело. Но ведь не выгонишь человека из дому. А дело было вот в чем: приглянулась юноше жена Масипа.
        Никогда еще никто так не пекся о нем, не ухаживал. Видит юноша, что женщина на его любовь не отвечает, и из себя выходит, злость его разбирает. Вначале стеснялся, ведь Масип жизнь ему спас, а потом и думать об этом забыл. Саму мысль о благодарности прочь отбросил, как старые туфли. Недаром он сын правителя! Чего захочет, того и добьется.
        Видит юноша, что жена у Масипа верная и ума ей не занимать, и решил богатством ее прельстить, а Масипа-дурака припугнуть хорошенько.
        Отлучился как-то Масип из дома, а сын правителя и говорит его жене:
        - Ты - цветка краше. Зачем же тебе в нужде-бедности жить? Я полюбил тебя. Пойдем ко мне!
        Растерялась женщина поначалу. Обидно ей, что выходила такого неблагодарного, глядеть на него тошно. Только виду не подала и как ни в чем не бывало ответила:
        - Так издавна повелось, что не бывает у добродетельной женщины двух мужей сразу. Как же я могу выйти за вас, если у меня муж есть?
        Смутился было сын правителя, но тут же подумал, что это - уловка, начиталась жена Масипа книг, вот и хитрит.
        Схватил сын правителя женщину за руку и опять за свое:
        - Душа у тебя так же прекрасна, как и лицо. За это я тебя еще больше люблю!
        - И не стыдно вам к чужой жене приставать, - отвечает женщина. - Вы ведь из благородных!
        Задумался сын правителя, а после опять говорит:
        - Зря ты отказываешься! Осыплю я тебя золотом, будешь в роскоши жить.
        Не выдержала тут женщина и крикнула:
        - Не желаю я слушать подобных речей! Убирайтесь вон!
        Не мог сын правителя такого позора стерпеть, выбежал, разъяренный, из дому, решил жене Масипа отомстить.
        Через несколько дней привел стражников. Не успел Масип опомниться, как его связали, а на жену покрывало набросили и унесли. Видит, как бесчинствуют стражники, а заступиться не может. Приметил тут Масип в толпе стражников сына правителя и закричал:
        - Где это видано, чтобы у человека жену отнимали? За что вы обидели меня? В чем мое преступление?
        - В том, презренный раб и дурак, что у тебя жена - красавица!
        - Да ведь это разбой! Я тебя от смерти спас! Так-то ты меня благодаришь?
        - Не пара она тебе!
        Попробовал Масип веревку разорвать, не смог и опять закричал.
        - Так и быть, отпущу я твою жену! - рассмеялся сын правителя. - Только при одном условии: проруби пещеру длиной в пятьдесят ли вон в той скале!
        - Это правда? - переспросил Масип. - Если я прорублю пещеру в пятьдесят ли длиной, ты вернешь мне жену?
        - У янбана слова не расходятся с делом! - отвечает сын правителя, про себя же усмехается: - "Вот уж дурак так дурак: пещеру в пятьдесят ли прорубить собрался!"
        Ушел сын правителя со своими стражниками. Развязали люди Масипа, говорить стали:
        - Эх, парень, парень! Чересчур уж ты добрый. Такого негодяя от смерти спас. Он тебе за добро злом отплатил. О бессердечное Небо, пусть сразит молния этих злодеев!
        И вот взял Масип зубило и молоток. К скале пошел, пещеру стал прорубать. Не прорубит - не видать ему больше жены!
        Трудится Масип день, трудится ночь. Стали односельчане его отговаривать:
        - Не за дело ты взялся, Масип. Ведь и за тысячу лет не прорубить пещеру в пятьдесят ли!
        Не слушается Масип односельчан. Еще усерднее рубит и рубит. Верит, что настанет день и труд его принесет плоды.
        Увидели люди такое его упорство, подбадривать стали:
        - Может, смилостивится над тобой Небо, поможет за сто дней прорубить пещеру.
        Услышал это Масип, воспрянул духом и спрашивает:
        - За сто дней, говорите? Неужто правда?
        - Правда, правда, - зашумели в ответ люди.
        Стал теперь Масип на скале каждый день отмечать меткой особой. Идут дни за днями, то дождь льет, то ветер дует. И с каждым днем пещера все глубже становится. Только все равно конца ее не видно. Тут не то что за сто дней, за сто лет пещеру не прорубить. Жизни не хватит. А Масип все трудится и трудится. Вот и девяносто девятый день наступил. Потом сотый. Вдруг, будто живую, увидал перед собой Масип жену, а рядом - врага лютого, сына правителя. Как закричит Масип:
        - Это ты, негодяй, у меня жену отнял, - и, не понимая, что делает, изо всех сил стукнул правителя в грудь зубилом. Зубило легко вошло в камень. И почудилось Масипу, будто он и вправду сразил правителя... Смотрит Масип: дыра здоровенная в скале, очнулся, ступил шаг, другой, а впереди пещера, да такая длинная, что и конца не видать. Уж пятьдесят ли точно будет!
        Обрадовался Масип. "Что за диво, - думает. - Не иначе как само Небо мне помогло!" Побежал вперед. Бежит, бежит, вдруг - каменная стена. Поднатужился, толкнул стену, она и рухнула, и в тот же миг ему в глаза ударил яркий солнечный свет. Вывела Масипа пещера прямо в сад правителя. А жена его как раз в это время погулять вышла. Гуляет, а сама Небо молит, чтобы помогло ей встретиться с мужем. Увидел Масип жену, подбежал, обнял ее.
        Кинулась она к мужу, плачет от радости. Принялся Масип ее утешать.
        - Не плачь, - говорит, - пойдем скорее домой.
        Повел он жену в пещеру и как закричит:
        - Эй ты, негодяй, я выполнил твое условие и теперь забираю жену.
        Услышали это слуги правителя, в пещеру за Масипом кинулись. Тут на них камни градом обрушились, придавили. Прибежал сын правителя, приказывает слугам догнать Масипа с женой, сам на коня вскочил и тоже помчался в погоню. Остановился у противоположного конца пещеры, ждет, когда беглецы появятся. Много дней ждал, не дождался. Не вышли Масип с женой из пещеры. Разгневался сын правителя, велел дым напустить в пещеру. Нарубили слуги хворосту, перед входом в пещеру сложили и подожгли. Только пополз дым в пещеру, оттуда вода хлынула и унесла хворост в лощину. А сын правителя вместе со слугами в потоке утонул.
        Рассказывают, что неподалеку от деревни Тохари течет маленькая речка по тому самому руслу, которое когда-то проложил могучий поток. А в самой пещере до сих пор видны черные пятна от огня. И еще следы зубила Масипа.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ПИЛИПКА-СЫНОК
        Жили муж и жена. А детей у них не было. Горюет жена: некого поколыхать, некого утешить...
        Пошел однажды муж в лес, вырубил из ольхи полено, принес домой и говорит жене:
        - На, поколыхай.
        Положила жена полено в колыбель и давай колыхать, песенки напевать.
        - Люли-люли, сынок, с белыми плечами, с черными очами...
        Колыхала день, колыхала второй, а на третий глядь - лежит в колыбели мальчик!
        Обрадовались муж с женой, назвали сынка Пилипкой и стали за ним ухаживать.
        Подрос Пилипка и говорит отцу:
        - Сделай мне, тата, золотой челнок, серебряное веслышко - хочу рыбу ловить.
        Сделал ему отец золотой челнок, серебряное веслышко и отправил на озеро рыбу ловить.
        А сынок - уж если ловить, так ловить - день-деньской ловит и ночь ловит. Даже домой не идет: уж больно хорошо рыба ловится! Мать ему сама и обед носила. Принесет к озеру и кличет:
        - Пилипка-сынок, выходи на бережок, съешь пирожок!
        Подплывет Пилипка к берегу, выбросит из челна рыбу, а сам съест пирожок и опять на озеро.
        Проведала старая ведьма баба Яга - костяная нога, как мать кличет Пилипку, и порешила его со свету сжить.
        Взяла она мешок и кочергу, подошла к озеру и начала кликать:
        - Пилипка-сынок, выходи на бережок, съешь пирожок!
        Пилипка подумал, что это мать, и подплыл. А баба Яга подцепила кочергой челнок, вытащила на берег, схватила Пилипку и - в мешок.
        - Ага, - говорит,- больше не будешь ты рыбку ловить!
        Закинула мешок за плечи и понесла к себе, в чащу лесную.
        Долго она несла, уморилась, села отдохнуть и уснула. А Пилипка тем временем выбрался из мешка, наложил в него тяжелых камней и вернулся опять к озеру.
        Проснулась баба Яга, схватила мешок с камнями и, кряхтя, понесла домой.
        Принесла и говорит своей дочке:
        - Изжарь мне на обед этого рыбака. Вытряхнула баба Яга мешок на пол, а там одни только камни...
        Разозлилась баба Яга, как закричит на всю хату:
        - Я тебе покажу, как меня обманывать! Побежала она опять на берег озера и давай звать Пилипку:
        - Пилипка-сынок, выходи на бережок, съешь пирожок!
        Услыхал это Пилипка:
        - Нет,- говорит, - ты не моя мать, а ведьма, баба Яга: я тебя знаю! У моей мамы голос потоньше.
        Как ни звала баба Яга, а Пилипка ее не послушался.
        “Ладно, - подумала баба Яга, - сделаю я себе голос потоньше”.
        Побежала она к кузнецу и говорит:
        - Кузнец, кузнец, наточи мне язык, чтобы был потоньше.
        - Ладно,- говорит кузнец,- наточу. Клади на наковальню.
        Положила баба Яга свой длинный язык на наковальню.
        Взял кузнец молот и начал клепать язык. Выклепал так, что он совсем тонким сделался.
        Побежала баба Яга к озеру и кличет Пилипку тоненьким голоском:
        - Пилипка-сынок, выходи на бережок, съешь пирожок!
        Услыхал Пилипка и подумал, что это мать его кличет. Подплыл он к берегу, а баба Яга цап его да в мешок!
        - Теперь ты меня не обманешь! - радуется баба Яга.
        И, не отдыхая, принесла она его прямо домой. Вытряхнула из мешка и говорит дочке:
        - Вот он, обманщик! Топи печь, изжарь его. Чтоб был к обеду готов.
        Сказала, а сама куда-то ушла. Растопила дочка печь, принесла лопату и говорит Пилипке:
        - Ложись на лопату, я тебя в печь посажу. Лег Пилипка и поднял ноги вверх.
        - Не так! - кричит ведьмина дочка.- Этак я тебя в печь не всажу.
        Пилипка свесил ноги вниз.
        - Не так! - опять кричит ведьмина дочка.
        - А как же? - спрашивает Пилипка.- Покажи сама.
        - Глупый ты! - выругала его ведьмина дочка.- Вот как надо. Смотри.
        Легла она сама на лопату, протянулась. А Пилипка за лопату да в печь! И заслонкой ее прикрыл и покрепче ведьминой ступой прижал, чтоб не выскочила из горячей печи.
        Только он выбежал из хаты, видит - идет баба Яга.
        Прыгнул Пилипка на высокий густой явор и спрятался в ветках.
        Вошла баба Яга в хату, понюхала - жареным пахнет. Достала из печи жаркое, наелась мяса, кости на двор выбросила и начала на них покатываться, приговаривая:
        - Поваляюсь, покатаюсь, Пилипкиного мясца наевшись, крови напившись.
        А Пилипка в ответ ей с явора:
        - Поваляйся, покатайся, дочкиного мясца наевшись, дочкиной крови напившись.
        Услыхала это ведьма, так и почернела от злости.
        Побежала к явору и давай его зубами подгрызать. Грызла-грызла, зубы поломала, а крепкий явор стоит, как стоял.
        Побежала тогда баба Яга к кузнецу:
        - Кузнец, кузнец, выкуй мне стальной топор, а не то я твоих детей съем.
        Испугался кузнец, выковал ей топор. Прибежала баба Яга к явору, стала его рубить.
        А Пилипка говорит:
        - Не в явор, а в камень! А ведьма свое:
        - Не в камень, а в явор! А Пилипка свое:
        - Не в явор, а в камень!
        Тут топор как стукнется о камень - весь выщербился.
        Взвыла от злости ведьма, схватила топор и побежала к кузнецу точить.
        Видит Пилипка - начал явор покачиваться. Подрубила его ведьма. Надо спасаться, пока не поздно.
        Летит стадо гусей. Пилипка к ним:
        - Гуси, гуси, сбросьте мне по перышку! Я с вами к отцу-матери полечу, там вам заплачу. Гуси сбросили ему по перышку. Сделал Пилипка из этих перьев только полкрыла. Летит вторая стая гусей. Пилипка просит:
        - Гуси, гуси, сбросьте мне по перышку! Я с вами к отцу-матери полечу, там вам заплачу...
        И вторая стая сбросила ему по перышку.
        Потом прилетела третья и четвертая. И все гуси сбросили Пилипке по перышку.
        Сделал себе Пилипка крылья и полетел вслед за гусями.
        Прибежала ведьма от кузнеца, рубит явор, так щепки и летят.
        Рубила, рубила, а явор - бух! - упал на ведьму и задушил ее.
        А Пилипка прилетел с гусями домой. Обрадовались отец с матерью, что Пилипка вернулся, усадили его за стол, начали потчевать.
        А гусям дали овса. Вот и сказка вся.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПИНГВИН И МЫ
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        ПИСЬМО
        «Здравствуй, Ваня, дорогой мой друг!
        Шлёт привет тебе из Антарктиды пингвин Михильсон. Пишу и мысленно лью слезы! В этот раз я не смогу приехать к тебе в гости на твои зимние каникулы. В этот раз у меня нет денег на билеты, потому что все свои деньги я потратил на приобретение бананов для моей племянницы. Ты еще не знаешь! У моей сестры Алёны родилась дочь! Она родилась и сразу сказала: «Хочу бананы!» Откуда она узнала о бананах, нам неизвестно, но купить пришлось (не каждый же день рождаются племянницы).
        И вот я совсем без денег! И рыдаю уже не мысленно, а взаправду! Ваня, ты должен меня понять и простить!
        Погода у нас хорошая. Вот.
        Твой Михильсон-Залётный»
        Я дочитал письмо и чуть не расплакался. Мой друг, который уже несколько лет приезжает ко мне в гости каждую зиму, в этот раз не приедет!
        Я пошёл к папе и дал ему письмо. Папа прочел и сказал:
        - Да-а…
        Понятно. Папе трудно говорить, ведь он, как и я, и моя мама, очень любит пингвина.
        - Ну… кгхм, - папа прокашлялся. - Ну, ты не расстраивайся!.. Что-нибудь придумаем!
        Не расстраивайся! Легко сказать! Я ждал друга с таким нетерпением!
        Настроение мое, конечно, упало и с грохотом разбилось. Осколки разлетелись по всему дому. Ничего не оставалось делать, как лечь на диван и смотреть в потолок.
        Так я пролежал целый день, пытаясь поднять настроение, но всех осколков было уже не собрать! Когда в комнате потемнело и в окно стали видны звёзды и луна, я всё-таки уснул… Папа что-нибудь придумает…
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        ПАПА МЕНЯ РАДУЕТ. ВСТРЕЧА.
        Утром, во время завтрака, папа сказал:
        - Вот что, Ваня, я всю ночь не спал. Думал. И решил, что мы можем отправить тебя на каникулы в Антарктиду. Не всё ж Михильсону сюда ездить, деньги тратить! Поговори с Кочерябовым, может, он составит тебе компанию.
        Я так обрадовался, что и сказать-то ничего не смог, просто закричал, что есть силы. Папа зажал ладонями уши, а когда увидел, что я закрыл рот, произнёс:
        - Звони Кочерябову.
        Сашка Кочерябов - мой друг и одноклассник. Он хороший парень, он тоже любит пингвина. Вообще-то с большей радостью он бы поехал в Америку! Он всё время читает книжки про индейцев, но и в Антарктиду съездить наверняка не откажется.
        Я позвонил ему и всё рассказал: и про письмо, и про то, что придумал папа. Сашка сказал, что согласен и сейчас же пойдет собираться. Я тоже пошёл собирать всё необходимое для поездки. Вечером мама принесла два детских билета до Антарктиды. Мама не хотела, чтобы я ехал один, но папа её убедил. Он сказал, что парень я уже большой, и еду я не один, а с Кочерябовым. А там мы попадем в хорошие руки, то есть в крылья, то есть к Михильсону!
        Мама всё равно переживала. Чтобы скрыть свое волнение, она пошла на кухню и стала печь разные сладкие штучки нам с Кочерябовым в дорогу.
        Когда я проснулся на следующий день, то увидел, что штучек у меня целых две сумки. А когда я встретился с Кочерябовым, то выяснилось, что и его мама так за него переживала, что напекла ему целый рюкзак разных пирожных и пирогов.
        В аэропорту мы попрощались с родителями и, когда объявили посадку, сели в самолёт. Кроме нас в самолёте летела научная экспедиция из семи человек. Больше лететь в Антарктиду желающих не нашлось.
        Всю дорогу мы глядели в окошки и ели то, что нам напекли. А в Африке, на мысе Доброй Надежды, мы пересели на вертолёт, потому что самолёт не может приземлиться в стране вечных льдов: он будет скользить по льду, пока не проскользит всю Антарктиду и не свалится в океан. А вертолёт спокойненько себе сядет на какой-нибудь ледышке - и всё. Он ведь с вертикальным взлётом! И посадкой.
        Так он и сделал. Когда мы вышли из вертолёта (Кочерябов тут же упал), нас встретил Михильсон. Он радовался до слёз. Я тоже всплакнул, а Кочерябов упал снова!
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        САШКИНА СУЩНОСТЬ
        Михильсон жил в небольшой ледяной юрте - так у них там дома называются. Рядом с юртой находился парник, в котором трудолюбивый пингвин выращивал помидоры и хранил целую тонну бананов.
        Внутри юрты было тесно, но уютно. Втроём жить можно. Как говорится, в тесноте, да не в обиде!
        На столе уже стояли три порции мороженого и три больших помидора. Мороженое мы с Кочерябовым съели с удовольствием, а помидоры съели из вежливости.
        - Да-а, - сказал Кочерябов, - вкусный обед! Да-а. А бананы где?
        Меня аж перекосило от такой наглости - я ж ему давал письмо читать! А он такое говорит!
        Михильсон смутился и тихо сказал:
        - Ребята, вы меня извините, бананы я купил для племянницы. Но, если вы хотите…
        - Да что ты, Михильсон! - как можно жизнерадостней сказал я. - Сашка шутит! Скажи, Сашка?!
        - Да… я, это… ну, да, я пошутил!
        - Вот видишь!
        - Угу, - ответил пингвин, стараясь улыбнуться. Он не очень поверил, что это была шутка. Я ткнул Сашку кулаком в плечо.
        После обеда мы решили поспать до утра - очень устали с дороги. Михильсон ушёл в парник, и мы с Сашкой остались вдвоем. Я сказал:
        - Ну ты, Сашка, и дурак!
        - Это почему?
        - Потому что культуры у тебя - ноль! Сказать такое!
        - Какое «такое»?
        - Я бы тебя вообще кормить после этого перестал!
        - Да в чём дело-то?
        - А в том! С чего это пингвин должен тебя бананами кормить? Он на них все деньги потратил, чтобы родную племянницу порадовать, а тут приезжает какой-то Кочерябов и говорит: дай бананов!
        - Ну и что?
        - Ничего-то ты, Сашенька, не понимаешь! Видно, что-то твои родители упустили в твоём воспитании!
        - Ничего они не упустили, - обиделся Сашка. - Уж и пошутить нельзя.
        - За такими шутками, Саша, вся твоя сущность гнилая видна!
        - Это почему же она гнилая?
        - Потому что ты жмот! И нахал! И я это в тебе давно заметил! Вот!
        Сашка ничего не ответил. Я понял, что он раскаивается. И тогда я сказал примирительно:
        - Ладно, не дуйся. Вообще-то ты хороший парень, но иногда не очень.
        - Я не хотел его обидеть, - выдавил Кочерябов.
        - Я знаю, - ответил я и подумал, что не очень хорошо мы начали свои каникулы в Антарктиде.
        Размышление к третьей главе
        Очень плохо, что рассказывать про Сашкину сущность приходится в самом начале этой истории! Это так портит настроение! Он мог бы потерпеть и раскрыть её немного позднее, хотя бы в главе седьмой!
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        ЖИГИ-ЖИГИ
        Утром, когда мы проснулись, Сашка сразу пошёл открывать дверь, чтобы немного проветрить юрту. Свежий воздух - это очень полезно!
        Открыв дверь, Сашка увидел маленького пингвина, который тут же крикнул:
        - Давай бананы!
        От неожиданности мой друг негостеприимно закрыл дверь перед самым клювом пингвина.
        Вы бы видели Сашкино лицо в этот момент! Я чуть не умер со смеху! Но он скоро опомнился и снова открыл дверь. Пингвин зашёл в юрту как хозяин.
        - А, это… ты кто? - спросил Сашка.
        - Да, - подтвердил я законный Сашкин вопрос.
        - Я Жиги-Жиги! - сказал пингвин так, будто все знают, кто это.
        - А-а-а, - протянул Сашка.
        - Да, - добавил я, потому что не знал, что сказать.
        - Давайте бананы!
        И тут до меня дошло! Меня словно ошпарило - ведь это никакой не пингвин! Это же пингвиниха! Та самая племянница Михильсона, о которой он писал в своём письме и на которую потратил все свои деньги!
        Я сказал:
        - Ты, значит, племянница Михильсона.
        - Ага.
        - И хочешь бананов.
        - Ага.
        - Мда, - сказал Кочерябов. Не всякий на его месте и «мда» сказать сумел бы!
        - Михильсона пока что-то не видно, а без его разрешения мы тебе дать бананы не можем.
        - Мда, - сказала теперь Жиги-Жиги. - Что же делать?
        - Съешь пока мороженого. Кочерябов дарит тебе свою порцию. Он настоящий друг!
        - Спасибо!
        - Минуточку, - взволнованно сказал Сашка, - Ваня ошибается! Он хотел предложить свою порцию!
        - Чего это? - поинтересовался я.
        - А того это! Это ты настоящий друг!
        - А ты, значит, не настоящий, да?
        - Я тоже настоящий, но не так!
        - А как?
        - Да не так - и всё тут!..
        - Спасибо, ребята! Мороженое было очень вкусным!
        Мы посмотрели на Жиги-Жиги. Она стояла у стола и вытирала губы, то есть клюв. Мороженого на столе не было.
        - Что же ещё?
        - В каком смысле? - не поняли мы с Сашкой.
        - Ну, пока дяди Михильсона не будет, что вы ещё мне предложите?
        - Хочешь, в шахматы сыграем? - нашёлся Кочерябов.
        - А это кушать можно? - спросила племянница Михильсона. А я подумал, что у Кочерябова появился достойный соперник по поеданию пищи. Сашка страшный любитель всяческой еды, ну, а Жиги-Жиги, видно, любитель пострашнее!
        А ещё я подумал, что нужно срочно найти Михильсона, пока его племянница не съела нас вместе с шахматами. И я выскочил из юрты и отправился на его поиски.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        МОИ ПОИСКИ УВЕНЧАЛИСЬ УСПЕХОМ
        Я и десяти шагов не успел сделать, как повстречал пингвина. Он нёс три банана.
        - А мы тебя уж заждались, - язвительно сказал я.
        - Что - ОНА уже в юрте? - ужаснулся Михильсон.
        - В юрте, в юрте, - ответил я и кинулся вслед за ним в юрту.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        "ОБЪЕКТ"
        Прошло несколько дней. В юрте тепло и уютно. За юртой - лед. Кочерябов так сдружился с Жиги-Жиги, что их теперь водой не разлить и огнем не расплавить. Они, конечно, бойцы! Они кушают за десятерых! Вы не поверите, но я стал прятать от них свои порции мороженого, потому что глазом моргнуть не успеешь, а эти двое уже облизываются и животы свои упругие поглаживают.
        Казалось бы, мороженое - тьфу! Чего его жалеть? Но. Но, во-первых, другого из пищи (кроме помидоров) здесь ничего нет, а во-вторых, мороженое-то здесь НАСТОЯЩЕЕ! Вкуснющее! Да что там говорить!
        Одно хорошо - не ссоримся мы из-за мороженого! Мороженое - хорошо, дружба - лучше! Вчетвером (я, Михильсон, Кочерябов и Жиги-Жиги) мы весело проводим время.
        И вот идем мы проводить время к самим берегам Антарктиды. Посмотреть на океан, задуматься о чём-либо высоком, ну и ещё чего.
        Подошли к берегу. Глядим. Но не успел я задуматься, как:
        - Айсберг!
        - Айсберг мороженого!
        Недалеко от берега (видно только что отломился) плывёт айсберг. Весь он покрыт и утыкан различным мороженым. Я вам скажу: это - зрелище!
        Вдруг: плюх! Жиги-Жиги плывёт к айсбергу. Плюх! Михильсон нырнул спасать Жиги-Жиги. Я аж рот открыл, переживаю! А Кочерябов орёт не своим голосом:
        - Давай, Жиги! Еще чуть-чуть!.. Давай!..
        Жиги-Жиги толкает перед собой айсберг, Михильсон поддерживает Жиги-Жиги и толкает айсберг одновременно. Глыба с мороженым стремительно приближается к берегу. Кочерябов стал синим от напряжения и счастья.
        И вот! Стыковка! Ура! Айсберг крепко примёрз к Антарктиде, и Кочерябов первым делом отхватил порцию мороженого. Жиги-Жиги шла к нам тоже с мороженым, даже Михильсон не удержался и взял порцию. Ну, а я не суперчеловек, да, я тоже отломил себе сто грамм.
        Мы улыбались друг другу и поедали мороженое с большим удовольствием, а вокруг нас был вековой лед Антарктиды да этот холодный океан. Вот это каникулы!
        Мы кушали мороженое и не заметили, что нас стало на семь человек больше! Рядом с нами оказались учёные из экспедиции, с которыми мы летели из Киева. На их лицах были такие же счастливые улыбки, как и на наших. И учёные ели мороженое с не меньшим удовольствием, чем мы. Но…
        - Минуточку! - сказал Кочерябов. - Вы это чего? По какому праву? Это мы, рискуя жизнью, выловили айсберг!
        - Спасибо вам! - продолжали улыбаться ученые.
        - Что значит «спасибо»?
        - А то, что мы вам очень благодарны за ваш героический поступок! Мы уж, было, подумали, что упустили объект, а тут вы.
        - Да уж, мы такое не упустим! Ну и что?
        - А то, что мы ж, так сказать, не успели посадить в него, - учёный без бороды (остальные были бородатые) показал на айсберг, - сопровождающего. А без сопровождающего куда? В неизвестность! Да-да, в неизвестность! А у нас опыты!
        - Что-то я ничего не пойму, - сказал я.
        - А переживать не надо! Мы вас в награду, так сказать, приглашаем к нам на экскурсию! На огонек, так сказать. А айсберг, а-а-а, забирайте на здоровье!
        - Спасибо, - сказали мы в четыре голоса.
        - Значит, договорились? Завтра утром мы вас ждём у сигнального флажка. До встречи!
        - Ага, - опять в четыре голоса сказали мы, отломили ещё по триста грамм мороженого и пошли в юрту дожидаться утра.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        ЭКСКУРСИЯ
        Антарктида - это такое здоровенное поле (ну и холмы, конечно, разные есть). Здо-ро-вен-ное поле! Белое. Такой большой кусок сала без прожилок. Ну, а если на этом куске что-нибудь чернеет, то это наверняка какой-нибудь пингвин, слоняющийся без дела. Или по делу. А если что-нибудь краснеет, то это - сигнальный флажок учёных из экспедиции, которые пообещали нам экскурсию.
        У флажка ещё чернел вчерашний безбородый учёный. Когда мы подошли ближе, то увидели на его лице улыбку до ушей.
        - Приветствую вас, дорогие друзья! - выкрикнул он. - Кстати, мы вчера не представились друг другу. Меня зовут Ираклий Савельевич Дашковский.
        Мы по очереди назвали свои имена.
        - Вообще-то обычно я с бородой, но у нас здесь все бородатые, а я, так сказать, как начальник сбрил всё богатство. Чтоб немного отличаться.
        - А без бороды холоднее? - спросил Кочерябов.
        - Да. Но я уже привык… Но что же мы стоим? Спускайтесь, дорогие гости, спускайтесь!
        Сперва я и не понял, куда спускаться-то? Кругом лед. Но когда Ираклий Савельевич подтолкнул Михильсона и Жиги-Жиги, и они стали исчезать, я догадался, что лестница тоже изо льда и поэтому сливается с остальными глыбами.
        Спускались мы около семи с половиной минут (я засёк время). В это время безбородый Дашковский объяснял нам, что к чему.
        - Мы трудимся над очень серьёзным и полезным проектом. Работа наша секретная, поэтому мы работаем под толстым слоем льда! Но вам, в виде исключения и за особые заслуги, так сказать, за спасение утопающего, мы решили показать наш труд. А суть проекта заключается в том, что мы готовим грузовой айсберг, наполняем НАСТОЯЩИМ мороженым и с одним сопровождающим отправляем в северные страны. По океану, разумеется. Антарктида - это большой кусок мороженого! И наша задача - поделиться этим мороженым с детьми всех континентов! Когда айсберг попадает на место, у детей появляется возможность попробовать истинное мороженое, а не слабые подделки, которыми вас пичкают в Киеве.
        - Что-то я ни разу не ел «истинное» мороженое ни в Киеве, ни в Одессе, ни в Жмеринке, - возмутился Кочерябов.
        - А это потому, - с грустью ответил наш экскурсовод, - что пока ещё ни один айсберг не уплыл дальше экватора. В основном все айсберги тают в его границах…
        Тем временем мы спустились в помещение, где люди в белых шубах занимались разными делами: кто таскал мороженое, кто крутил разные штучки на всяких приборах. Многие просто бегали по залу, но на самом деле у них, наверное, были какие-то поручения.
        Мы ходили от аппарата к аппарату, от агрегата к агрегату.
        - Ни один айсберг, - говорил учёный, - не плавает по океану просто так! Айсберг как природное явление не существует! Все эти глыбы - это наши посылки. Когда-нибудь мы сделаем такие айсберги, которые будут не только везти мороженое на материки, но и возвращаться назад с другим грузом! Скажем, с бананами!
        При слове «бананы» Жиги-Жиги оживилась, и глаза её заблестели.
        - А там, наверху, видите? Отопительная батарея вместо люстры, видите?
        - Да, - ответили мы. К потолку была прикреплена огромная зелёная батарея.
        - Эта батарея находится прямо под парником уважаемого Михильсона! Мы её туда специально, так сказать, присобачили, чтобы ваши помидоры, - безбородый обернулся к Михильсону, - росли с большей уверенностью в своём будущем!
        - Спасибо вам! - растроганно проговорил Михильсон и достал из кармана большой помидор. - Это вам!
        - Благодарю!.. Вообще работа у нас интересная, дел, так сказать, по самое горло. Но вы не стесняйтесь, заходите к нам. Мы вам всегда рады!
        Мы и не заметили, как снова поднялись на поверхность!
        - Одно плохо! Из-за нашей секретности к нам никогда не приезжают эстрадные исполнители и рок-группы. Вы же знаете: по телевизору совсем не тот эффект.
        Уж я-то знал точно! Ведь мой папа - музыкант. Я сказал:
        - Ну, не переживайте, пожалуйста! Мы что-нибудь придумаем!
        - Будем только рады! До свидания!
        Мы тоже сказали «до свидания» и пошли в юрту делиться впечатлениями.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        СЕМЕЙНОЕ КАЧЕСТВО
        Мы сидели у негреющего электрического камина (чтоб не растопить Антарктиду!) и обсуждали экскурсию.
        И вот поднимается со своего места Жиги-Жиги и говорит:
        - А сейчас я прочту вам стихотворение собственного сочинения! Оно называется «Про льдинку»!
        И стала читать:
        Мы смотрели через льдинку.
        Через льдинку на Луну.
        Льдинка выпала из крыльев,
        Как теперь её найти?
        С фонарем её искали -
        Не нашли.
        Вот и всё стихотворение
        Моё!
        Кочерябов встал, обнял Жиги-Жиги и сказал:
        - Это у вас семейное качество.
        Кочерябов имел в виду поэзию. Михильсон уже давно сочиняет стихи, у него очень хорошо получается. Три месяца назад у него даже вышла книжка стихов под названием «Он любит».
        А теперь и его племянница выдала нам такое!
        Я, конечно, сказал:
        - Здорово!
        А Михильсон предложил:
        - Давайте для учёных устроим поэтический вечер!
        Целый вечер слушать стихи?! Ну, уж нет! Я хотел уже сказать это вслух, но тут меня осенило:
        - Давайте лучше организуем музыкальный ансамбль и устроим настоящий концерт!
        У меня тоже есть семейное качество - музыка!
        - Ура! - крикнули все.
        Решили, что Кочерябов будет стучать на барабане (вместо барабана установим круглую льдину). Я буду играть на расчёске, как на губной гармошке. Михильсон будет хлопать крыльями и танцевать. А Жиги-Жиги петь и притоптывать.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        "ТОЛЬКО ОДИН КОНЦЕРТ!"
        Наш ансамбль мы назвали «Папа и мама не имеют ничего против». Это название придумал Кочерябов. Его родители ничего не знали про нашу затею, поэтому, наверняка, ничего против и не имели.
        Концерт у ученых удался на славу! Все так хлопали, что звон в ушах стоял после этого ещё час. А главный учёный Дашковский подарил нам странную книгу. Там было полно географических карт, на которых были прорисованы какие-то линии. Линии всё портили. Мы посчитали, что нам подарили неудачную книгу, но вслух, конечно, этого не сказали.
        Хранение книги мы поручили Михильсону. И он всюду с ней таскался. Мы даже стали жалеть о данном поручении.
        На следующий день после концерта на адрес Михильсона пришла телеграмма. Она была от моего папы. Папа сообщал нам, что его группа «Птицы идут только лесом» завтра выступает на главной концертной площадке Антарктиды «Ледяное поле». Папа просил, чтобы мы нашли какой-нибудь местный ансамбль для разогрева. Так делают все известные музыканты: перед своим концертом они выпускают неизвестных исполнителей, чтобы публика начала танцевать. Тогда знаменитости выходят к разгоряченной публике, и всё идет нормально.
        Мы все обрадовались папиной телеграмме. Особенно я. Честно сказать, я уже соскучился по папе и маме.
        А ансамбль для разогрева мы искать не стали. Мы решили, что выступим сами!
        Всюду на лёд были наклеены афиши:
        СПЕШИТЕ!
        ТОЛЬКО ОДИН КОНЦЕРТ!
        АНСАМБЛИ
        «ПАПА И МАМА НЕ ИМЕЮТ НИЧЕГО ПРОТИВ»
        и «ПТИЦЫ ИДУТ ТОЛЬКО ЛЕСОМ»!
        Когда папа приехал, он был удивлён, что разогревать публику будем МЫ. Но когда он послушал нас, то сказал, что мы очень даже ничего. Ха! Да мы лучше, чем «очень даже ничего»! Мы «ого-го» и «будь здоров»!
        И вот наступил час грандиозного концерта. На «Ледяном поле» собралось столько пингвинов, что в глазах потемнело! Учёные на концерт, конечно, не пришли. Они же очень секретные.
        Ведущий объявил наш выход. Мы сперва волновались, но пингвины так захлопали в крылья, что мы позабыли о всяком волнении.
        В нашем репертуаре были песни в основном на зимнюю тематику: «Лёд и ветер», «Юля скользит по льду», «Антарктический блюз» и другие.
        Хлопанье крыльев перешло в такой гул, что нас было уже просто не слышно. Публика разогрелась!
        Папин ансамбль вихрем вылетел на сцену. Прозвучала первая песня и… хлопанье прекратилось! Папа сочиняет очень хорошие песни. Очень. Но все они про весну, лето и осень. А такие произведения народу Антарктиды непонятны.
        Я переживал за папу. Но Жиги-Жиги сказала:
        - Нужно выручать ансамбль Ваниного папы! - и выскочила на сцену. За ней выскочили и мы.
        Увидев на сцене нас, пингвины запрыгали и снова захлопали в крылья. А мы заплясали под музыку папиной группы и стали подпевать.
        Это был НАСТОЯЩИЙ КОНЦЕРТ!
        Я, Михильсон, Кочерябов и Жиги-Жиги взялись за руки и начали прыгать, как на уроке физкультуры! А лёд под нами дал трещину, и… мы вчетвером провалились в глубоченный колодец!
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        ДОМА
        Мы скользили, скользили, скользили. Казалось, конца не будет этому скольжению. Эх, такие бы ледяные горки в Киев!
        Но вот, наконец, мы остановились. Перед нами было два туннеля. И всё. Что делать?
        Кочерябов, например, заплакал. А мы посмотрели на Кочерябова и заплакали тоже.
        Михильсон поднял крылья, чтобы утереть слёзы. Из-под его левого крыла выпала книга, подаренная нам учеными. От нечего делать мы стали её просматривать. Сплошные карты! Сплошные схемы! Вот Киев, от него идет полоса к самой Антарктиде. Вот крупная карта Антарктиды, она вся расчерчена линиями, какими-то ходами…
        Ходы! Вот оно! Я закричал:
        - Эти линии - это же подземные ходы! Это же туннели! Ура!
        - Ура!!! - поддержали меня друзья.
        - Давайте, - сказал Михильсон, - отыщем на карте то место, где мы провалились. Тогда мы сможем проследить, куда ведут эти два туннеля!
        Мы нашли на карте «Ледовое поле» и линию под ним. Потом мы нашли, где эта линия раздваивается. Сперва мы посмотрели, куда ведёт правая линия. Она привела в Австралию. Мы решили, что в Австралии нам делать нечего.
        Теперь мы посмотрели, куда ведёт левая линия. Левая линия - о, чудо! - вела прямо в Киев!
        Такое совпадение даже в сказках не часто встретишь!
        Мы настроились серьёзно и вошли в левый туннель. На картах этот туннель в длину был сантиметров десять. Взаправду он был, конечно, гораздо длиннее.
        Часа через три туннель очень сузился, и нам пришлось пробираться дальше ползком. Первым полз я.
        Мы проползли так ещё около часа, и я столкнулся… с замороженной курицей! За курицей был тупик. Я сильно испугался и толкнул курицу вперед. Курица стукнулась о стенку тупика, и стенка поддалась! Образовалось прямоугольное отверстие! Я подполз ближе и увидел, что это выход в какое-то помещение. Вот стол и стулья. Вот шкафчик и газовая плита. Всё это мне что-то ужасно напоминало! А когда в помещение вошла моя мама, я с радостным криком вывалился из… холодильника! Да-да, туннель привел нас в холодильник, который стоит в нашей кухне, в нашей родной киевской кухне!
        Мама сперва очень испугалась, но когда следом за мной из холодильника появился Михильсон, она радостно сказала:
        - А я уж и не надеялась, что ты, Михильсон, приедешь к нам этой зимой!
        Появились Кочерябов и Жиги-Жиги.
        - Знакомьтесь! Это моя племянница Жиги-Жиги, - сказал Михильсон.
        - Очень приятно! Вы появились очень вовремя, я как раз испекла яблочный пирог.
        Мы довольные уселись за стол и стали глотать пирог, не прожёвывая (просто мы очень проголодались!). Когда пили кофе, Кочерябов сказал:
        - Так вот чем, оказывается, занимаются наши учёные! Они ведут холод в холодильники всего мира! Вот их ОСНОВНАЯ работа!
        Я согласно кивнул, а Жиги-Жиги добавила:
        - А я думаю, что основная работа у них - мороженое! А холод - это так, просто…
        «А ещё, - подумал я, - туннели сокращают расстояние».
        * * *
        Михильсон и Жиги-Жиги погостили у нас только один день. Михильсон очень волновался за свой парник, поэтому они, как только отдохнули, влезли в холодильник и исчезли.
        А ещё через день прибыл папа со своим ансамблем. Они добрались вплавь. Во время концерта, когда мы провалились, сцена, на которой остались папа и его друзья, откололась от Антарктиды и поплыла.
        Это был первый айсберг, который не растаял на экваторе! И это был первый айсберг, который по Днепру доплыл до Киева! Это было великолепно! И это была отличная СЕНСАЦИЯ!
        А про туннели мы никому не рассказали! Это секрет.
        Конец
        CАША
        ПЛАМЕЧКО
        Жила - была Свечка. И у нее был сынок - маленькое Пламечко. Он был озорник и проказник, и ему очень хотелось иметь друга.
        -Давай дружить! - крикнул Пламечко Паучку, который жил в углу
        - Давай - ответил Паучок
        - Поиграем в салки - предложил Пламечко
        - С удовольствием - откликнулся Паучок. Но только он попытался осалить Пламечко, как, конечно же, обжег себе лапку.
        - Извини, Пламечко - сказал Паучок - но я, пожалуй, не смогу дружить с тобой.
        -Давай дружить! - крикнул Пламечко маленькой девочке, которая жила в их доме.
        - Мама учила меня держаться подальше от огня - ответила девочка и ушла в другую комнату.
        - Солнышко, Солнышко! Давай дружить!
        - Ты слишком далеко от меня, дружок. Слишком далеко.
        Пламечко огорчился. Ему стало грустно. И вдруг налетел Ветерок.
        -Пламечко, - сказал оп, - я умею играть на дудочке. Хочешь послушать?
        - Хочу! - обрадовался Пламечко.
        Ветерок заиграл, а Пламечко слушал, слушал и стал тихонечко танцевать.
        -Ты прекрасно танцуешь - похвалил его Ветерок.
        - А ты красиво играешь на дудочке. Поиграй еще!
        С тех пор Пламечко и Ветерок стали друзьями. Вы, конечно, видели, как танцует Пламечко. И если вы очень - очень прислушаетесь, то услышите, как играет Ветерок.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ПЛЕЯДЫ И СОЗВЕЗДИЕ ОРИОНА
        Как-то заигрались семь девушек-сестер, которые жили в небе, и спустились с синего неба на высокие горы внизу, на земле.
        На такие горы они спустились, где ледяные реки с шумом падают в бездну. Давно это было.
        Долго жили те девушки в горах и очень тосковали и плакали, потому что не знали, как попасть обратно в свой небесный дом. И были те сестры прекрасны и холодны, как была прекрасна и холодна вода, струившаяся из ущелья.
        Один человек, по имени Вурунна, поймал двух из семи этих девушек. И заставил их жить в своей хижине и сидеть с ним у костра. Стали эти сестры блекнуть и чахнуть, Но как-то посмотрели они в небо и увидели там опять своих сестер, которые указывали им на высокое дерево.
        Подбежали те две девушки к дереву и стали умолять его помочь им попасть домой. Сжалилось дерево и начало быстро расти. Росло, росло и уперлось верхушкой в небо.
        Вернулись обе девушки в свой небесный дом, и опять все семеро сестер были вместе. Правда, несчастные пленницы теперь были не такими яркими, как их сестры, а тусклыми и бледными. Так появилось созвездие Плеяды.
        Печально смотрели на семь небесных звезд семь земных юношей племени Берай-Берай, любившие их на земле. Стало этим юношам горько и одиноко.
        Но доброе дерево помогло и им. Поднялись юноши на небо и превратились в созвездие Ориона.
        Каждую ночь смотрят они на своих возлюбленных и слушают их тихое пение.
        АВСТРАЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПЛОТИНА
        Жила-была вдова с пятью маленькими сыновьями. Ей принадлежал небольшой клочок земли, орошаемый арыком. Скудного урожая с этого надела им едва хватало, чтобы не умереть с голоду. Но вот однажды жестокий тиран, владелец соседних земель, не посчитавшись с их законным правом пользоваться водой арыка, перекрыл арык плотиной и обрек семью на полную нищету.
        Старший сын не раз пытался сломать плотину, но безуспешно: ему одному это было не под силу, а его братья были совсем еще детьми. И хотя мальчик понимал, что богачу ничего не стоит заново восстановить плотину, детская гордость не позволяла ему отказаться от этих отчаянных и бесплодных попыток.
        Однажды в видении он увидел своего покойного отца, который дал ему наставления, укрепившие надежду в его сердце. Вскоре после этого тиран, взбешенный независимым поведением "маленького упрямца", оклеветал его на всю округу и восстановил против него всех соседей.
        Пришлось мальчику покинуть родной дом и отправиться в далекий город. Там он нанялся слугой к одному купцу и проработал у него в течение многих лет. Почти весь свой заработок старший брат отсылал домой через путешествующих купцов. Чтобы у этих людей не возникало неприятное чувство, что он навязывается им со своими поручениями - да и для них самих было небезопасно помогать семье, находящейся в опале, - он просил их передавать деньги его братьям как плату за мелкие услуги, которые они могут оказать путешественникам.
        Спустя много лет пришло время старшему брату возвратиться в родные края. Годы так изменили его, что когда он подошел к дому и назвал себя братьям, только один из них узнал его, но и сам не был в этом уверен вполне.
        - У нашего старшего брата волосы были черные, - сказал самый младший.
        - Но ведь я постарел, - ответил старший брат.
        - И по вашей речи, и по одежде сразу видно, что вы - из купцов, - сказал другой брат, - а в нашей семье никогда не было купцов. Тогда старший брат рассказал им свою историю, но не смог рассеять их сомнения.
        - Я помню, как ухаживал за вами, когда вы были еще совсем детьми, и как вас манила стремительно бегущая вода, остановленная плотиной, - стал вспоминать пришелец.
        - Мы не помним этого, - сказали братья, ибо их детские годы почти полностью стерлись из их памяти.
        - Но ведь я посылал вам деньги, на которые вы и жили с тех пор, как пересох наш арык.
        - Мы не знаем никаких денег. Мы получали только то, что зарабатывали, оказывая различные услуги путешественникам.
        - Опиши нашу мать, - предложил один из братьев, все еще желая получить какие-то доказательства.
        Старший брат стал описывать мать, но так как она умерла очень давно, и братья плохо ее помнили, в его рассказе они увидели множество неточностей.
        - Но даже если ты наш брат, чего ты хочешь от нас? - спросили они.
        - Тот тиран умер, - сказал старший брат, - его солдаты разбрелись по свету искать новых хозяев, поэтому нам сейчас самое время объединиться и общими усилиями оживить эту землю.
        - Я не помню никакого тирана, - заявил самый младший из братьев.
        - Земля была всегда такой, как сейчас, - сказал другой.
        - И почему это мы должны делать то, что ты нам велишь?! - воскликнул третий.
        - Мне бы хотелось тебе помочь, - сказал четвертый, - но я не понимаю, о чем ты говоришь.
        - Кроме того, - заговорил первый брат снова, - мне не нужна вода. Я собираю хворост и разжигаю по ночам костры. Приезжие купцы останавливаются погреться у них, просят меня о различных услугах и платят мне за это.
        - Если пустить сюда воду, - сказал второй, - она зальет прудик, в котором я развожу декоративных карпов. Приезжие купцы останавливаются полюбоваться на них и одаривают меня от своей щедрости.
        - Я сам не против того, чтобы пустить воду, но не уверен, сможет ли она оживить эту землю, - сказал третий брат.
        Четвертый брат промолчал.
        - Отбросьте все ваши сомнения и скорее примемся за работу.
        - Нет уж, мы лучше обождем, пока придут купцы.
        - Купцы больше не придут, ведь это я их присылал сюда.
        Но братья не верили старшему брату и продолжали с ним спорить. А было это как раз зимой, когда купцы не проезжали через их края, так как все дороги, ведущие к ним, были завалены снегом. И прежде, чем весна вошла в свои права, и по Шелковому Пути вновь потянулись торговые караваны, новый тиран, который был безжалостнее первого, вторгся в их земли. Так как этот разбойник был еще не совсем уверен в своих силах, он искал для захвата заброшенные земли. Никому не принадлежащий канал, перегороженный плотиной, разбудил в его сердце алчные надежды, и он присоединил его к своим владениям и даже задумал в ближайшем будущем, как только укрепит свою власть, обратить братьев в своих рабов. Пока же ему приходилось с ними считаться, потому что они все были сильными людьми, не исключая и самого старшего.
        А братья по-прежнему спорят, и теперь вряд ли что-нибудь помешает тирану осуществить свой коварный план.
        Авторство этой знаменитой истории, используемой на пути Мастеров ("Тарика-и-Хаджаган"), прослеживается к Абу Али Мухаммеду, сыну аль-Касима аль-Рудбари.
        История иллюстрирует загадочное происхождение суфийского учения, которое приходит из одного места, хотя кажется, что оно приходит совсем из другого. Это объясняется тем, что человеческий ум, подобно братьям из сказки, не способен постигнуть "истинный источник".
        Рудбари вел "линию преемственности учения" от Шибли и Абу Йазида ан-Бистами.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ПЛОТНИК И ДЕМОН ОНИРОКУ
        В давние-предавние времена стояла на берегу большой реки одна деревушка. Весело и богато жили там люди. Только вот была у них одна беда: построят через реку мост - прочный, красивый, - а как дождь пойдет или ветер задует, разлетится мост на мелкие щепки и вниз по течению уплывет. Сколько ни строили люди мосты, а такого, чтоб дождь или бурю выдержать мог, никак построить не могли. Собрались они однажды, совет держать стали: как такой мост построить, чтоб вечно стоял? Думали, думали и решили в соседнюю деревню сходить - плотника позвать. Был тот плотник мастером хоть куда, со всей округи к нему люди шли помощи просить.
        Пришли крестьяне к плотнику, в поклоне низком склонились и говорят:
        - Просим тебя, почтенный мастер, построить в нашей деревне мост.
        - Хорошо, - согласился плотник. - Будет вам новый мост!
        - Ну и славно! - обрадовались крестьяне.
        Вернулись они домой и ждать стали, когда же плотник новый мост выстроит.
        А у плотника на душе неспокойно. "Взялся я за дело сгоряча, - думает. - Неспроста в той деревне мосты на щепки разлетаются". Да и жена ворчать стала:
        - Зря ты за это дело взялся. А вдруг и твой мост под дождем не устоит? Вот стыд-то будет!
        Ну, делать нечего - раз обещание дано, выполнять его надо. Собрался плотник и на берег реки отправился - осмотреть то место, где мост строить будет. Пришел он на берег, видит - разлилась река от дождей, бурлит-клокочет.
        - Да, непростое это дело - через бурную реку мост построить, - пробормотал плотник. - Надо бы его вот так строить ..., а может ... и вот эдак ...
        Долго он на берегу стоял, все никак решить не мог: как же этот мост строить. Вдруг ни с того, ни с сего поднялись в реке высокие волны, закрутился водоворот и появился из воды огромный демон.
        - Ха-ха-ха! А вот и я! - загрохотал он. - Ну что, плотник, придумал, как через нашу реку мост строить будешь?
        - Да вот, думаю... - отвечает демону плотник. - Очень мне хочется людям помочь и мост хороший построить.
        - Ничего у тебя не выйдет, и не старайся, - засмеялся демон. - Силенок не хватит. Никто из людей этот мост построить не сможет. Не по человеческим силам эта работа. Правда, знаю я, как тебе помочь...
        - Знаешь? - обрадовался плотник. - Тогда дай мне совет, ничего для тебя не пожалею.
        Наклонился демон к плотнику поближе и говорит:
        - Ничего не пожалеешь, значит? Да ты не бойся, я дорого не возьму. Давай так сделаем: я мост построю, а ты мне свой глаз отдашь. Идет?
        Обомлел плотник:
        - Мой глаз? Зачем он тебе? - спрашивает.
        - Ну вот, ты и испугался! - покачал головой демон. - Это же не больно! Зато мост через реку века стоять будет! А люди решат, что это ты его построил.
        - Не знаю, что тебе и ответить... - растерялся плотник.
        - А ты подумай, - сказал демон, - до завтра подумай.
        И в пучину погрузился.
        Стоит плотник на берегу, рукой двинуть от страха не может. "Может, приснилось мне все это? - думает. - Дождусь утра, а там посмотрим, что будет". На следующее утро, еще затемно, отправился плотник на берег реки. Только к воде подошел, да как вко-панный и остановился: высится над рекой половина моста, да как ладно срубленная!
        - Эй, плотник, - услышал он, - нравится тебе мой мост? Я же говорил, что хороший мост будет!
        Поднял плотник голову, видит - сидит на краю моста демон, улыбается.
        - Неужто ты один за ночь полмоста построить успел? - удивился плотник.
        - Конечно, один! - с гордостью ответил демон. - Это вам, людям, подмога нужна, а мне - ни к чему. Потер демон руки от удовольствия, что похвалили его, и спрашивает:
        - Отдашь свой глаз за мой мост?
        - Не решил еще, - ответил плотник. - Вот достроишь, тогда и говорить будем.
        - Хорошо, - согласился демон. - Завтра утром, значит, и поговорим.
        Совсем опечалился плотник, что делать, не знает: и мост хорош, и глаз отдавать жалко. Проснулся он наутро, слышит: грохочет в небе гром и дождь льет как из ведра.
        Обрадовался плотник: "Ну, теперь разлетится демонов мост на щепки, и не надо мне будет ему свой глаз отдавать!"
        Собрался он и на берег побежал. Видит - достроил демон за ночь мост, да такой красивый! И вот чудо: дождь хлещет, волны вздымаются, а мост стоит себе, как стоял, не шелохнется даже!
        Испугался плотник не на шутку:
        "Погибель моя пришла, - думает, - не отвертеться мне теперь, придется глаз демону отдавать". А тут как раз и демон из воды выглянул.
        - Видишь, какой славный мост я построил! - хвалится. - За такую красоту и глаза не жалко! Давай сюда глаз!
        - Подожди еще немного, - взмолился плотник. - Надо, чтоб все по чести было. Вижу я, что не сломили твой мост дождь и ветер, а вот выдержит ли он бурю?
        - Конечно, выдержит! - засмеялся демон. - Да ты, я вижу, время тянешь, должок отдавать не хочешь. Нехорошо это!
        - Послушай, - сказал плотник. - Ну, что ты к моему глазу прицепился? Может, я как-нибудь по-другому с тобой рассчитаюсь?
        - По-другому? - удивился демон. - А что с тебя еще-то взять можно?
        Думал он, думал, наконец, и говорит:
        - Ладно, загадаю я тебе загадку. Отгадаешь - мост тебе подарю, не отгадаешь - глаз отдашь.
        - Загадывай свою загадку, - согласился плотник.
        - Ишь ты, как осмелел! - захихикал демон. - Думаешь, я тебе легкую загадаю? А ну-ка, узнай к утру, как меня зовут!
        - Как тебя зовут?! - оторопел плотник. - Кто же мне это скажет, кто знает?
        - Не узнаешь - глаз отдашь! - крикнул на прощанье демон и в воду ушел.
        Побрел плотник домой печальный-препечальный. Лег спать, да не идет к нему сон. "Как демона звать могут?" - думает. Слышит плотник - заплакал в соседней комнате ребенок, подошла к нему жена, успокоила, да песенку напевать стала:
        -Спи, малыш мой, засыпай! Демону имени не называй! А не то Онироку придет, И глазок твой возьмет!
        - Что за странная песня! - удивился плотник. - Онироку какой-то придет... "Глазок твой возьмет..." Ой, да это про моего демона песня! - осенило его.
        Вскочил плотник и давай по комнате бегать и кричать:
        - Онироку! Онироку! Онироку!
        Вернулись к плотнику спокойствие и радость. Посмотрел он в окно: а там луна яркая светит, улыбается. На следующее утро чуть свет побежал плотник к реке. А демон уже на мосту сидит - его поджидает.
        - Ну что, плотник, узнал мое имя? - спрашивает.
        А плотника прямо так и распирает имя демоново сказать. Но решил он сначала демона подурачить. Медлит с ответом.
        - Вижу я, не знаешь ты моего имени, - сказал демон. - Отдавай глаз!
        - Нет, нет, подожди! - закричал плотник. - Тебя зовут... Онитаро!
        - Ха-ха-ха! - засмеялся демон и даже подпрыгнул от радости. - Не отгадал, не отгадал! Давай сюда глаз!
        - Сейчас, сейчас скажу, - снова сделал вид, что задумался, плотник. - Теперь не ошибусь. Тебя зовут... Онихати!
        - Неверно, неверно! - завизжал от восторга демон. - Не знаешь, все равно не знаешь! Отдай глаз! Выскочил он из воды, подбежал к плотнику, вот-вот глаз вырвет.
        - Вспомнил! Вспомнил! - заорал что было мочи плотник. - Тебя зовут Онироку! Тебя зовут Онироку! Наш мост построил Онироку!
        Вытаращил демон глаза. Постоял так с минуту, а потом как в воду бросится - и исчез.
        - Подожди, Онироку, не уходи! - закричал плотник. - Я хочу, чтобы все знали, что это ты мост через реку построил!
        Звал плотник демона, звал, да все без толку. Не появился больше Онироку. Никто его с той поры так и не видел. А мост, демоном построенный, много-много лет людей радовал, и никакие бури и дожди ему не страшны были.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ПО КОПЕЙКЕ БЛЕСТКА
        Вошёл солдат в избу:
        — Накорми чем бог послал, бабка!
        А бабка была жадная:
        — Изволь, служивый, да не обижайся: только и еды у меня, что пустые щи.
        — Как — пустые?
        — Из одной капустки.
        — Неужто без маслица?
        — Что ты, служивый, маслице-то нынче дорого.
        — А как дорого?
        — Да по копейке блёстка.
        — Ничего, — говорит солдат, — давай маслица, заплачу.
        Налила бабка солдату тарелку щей, достала с печи горшочек топлёного масла и капнула одну каплю в тарелку.
        Заиграла во щах золотая блёстка.
        А солдат говорит:
        — Давай ещё!
        Капнула бабка ещё каплю. Заиграла во щах другая блёстка.
        Солдат говорит:
        — Давай ещё!
        Капнула бабка третью каплю.
        А солдату всё мало. Взял он у бабки из рук горшочек да разом его в тарелку и выплеснул. Заиграли тут блёстки во щах — пять... десять... двадцать - не сосчитаешь. И слились все в одну большую блёстку. Солдат бабке одну копейку и заплатил.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПО ОДЕЖКЕ ПРОТЯГИВАЙ НОЖКИ
        Однажды царь вызвал к себе всех портных своей страны и приказал сшить ему одеяло по его росту: не длинно и не коротко. Никто из портных не мог исполнить желания царя, и он велел отрубить всем им головы.
        После этого пришел к нему еще один портной.
        — Царь, — сказал он, — я сошью тебе одеяло, и оно тебе будет впору: не длинно и не коротко. Прикажи — возьмусь за работу.
        — Ладно, шей, — ответил царь, — но смотри, предупреждаю заранее, если оно будет хоть немного длинно или коротко, прикажу отрубить тебе голову!
        — Согласен, — ответил портной.
        Он взялся за работу, сшил одеяло нарочно немного покороче, принес и положил перед царем; сам же под фартуком спрятал хлыст.
        — Царь, долгой жизни тебе! — сказал портной. — Я принес одеяло, какое ты хотел. Посмотри, хорошо ли.
        — Дай-ка погляжу, впору ли оно.
        Царь лег, натянул на себя одеяло, но ноги его остались непокрытыми. Тогда портной достал из-под фартука хлыст и стегнул им по голым пяткам царя. Царь сейчас же спрятал ноги под одеяло.
        — Держи ноги по длине своего одеяла! — сказал портной. Услышав эти умные слова, царь ничего не сказал портному, щедро вознаградил его и отпустил с миром.
        Недаром говорит пословица: «По одежке протягивай ножки».
        Ремесло дороже золота
        ил некогда богатый царь. Он часто тайком от назиров и везиров одевался в рубище нищего и ходил странствовать по городам и селам, послушать, что о нем говорит народ.
        Как-то раз в одном селе царь встретил девушку, такую красивую, что кто бы ни видел ее — говорил: ни пить, ни есть, на нее смотреть.
        Царь вернулся к себе во дворец и сказал своим назирам и везирам:
        — В такой-то деревне живет прекрасная девушка. Пойдите к ней и скажите, что царь хочет на ней жениться.
        Назиры и везиры отправились в ту деревню, нашли дом девушки и тоже восхитились ее красотой. Сказали они отцу и матери девушки, что царь очарован их дочерью и хочет на ней жениться.
        Отец девушки был бедный крестьянин. Не поверил он, что царь удостоил его дочь такой чести. Но люди царя убедили его, и тогда он сказал:
        — Мы слуги царя, как он прикажет, так и будет. — И обратился к дочери: — Дочь моя, царь послал своих назиров-везиров свататься за тебя. Что им ответить?
        Девушка спросила:
        — А какое у царя ремесло?
        — Что ты, дочь моя, ума лишилась?! Какое у царя может быть ремесло? Он владеет миром, что захочет — сделает, а мы все — его слуги.
        — Нет, мой муж должен владеть каким-нибудь ремеслом, иначе я за него замуж не пойду.
        Пошли назиры-везиры, передали царю ответ девушки. Удивился царь, но ничего не поделаешь, ради девушки решил выучиться ремеслу.
        Выбрал он самое легкое ремесло — стал учиться ткать ковры.
        Овладев этим ремеслом, царь соткал для своей невесты красивый ковер.
        Распрощалась она с отцом и матерью и с назирами и везирами отправилась в царский дворец.
        Царь семь дней и семь ночей свадьбу справлял. Поженились они и стали жить в почестях и славе.
        Прошел не то год, не то два, и снова царь в одежде нищего стал обходить свои города и села, решив узнать, что о нем говорит народ.
        Вот раз во время одного из таких странствий царь попал в руки разбойников, которые, узнав о его ремесле, не убили его, а продали богатому купцу.
        Купец запер царя в темную каморку, дал ему шерсти, чтобы он ее растрепал и соткал ковер. Царь соткал ковер, да такой красивый, подобного которому не было во всем мире.
        Увидев этот ковер, жена купца сказала мужу:
        — Пусть он выткет большой ковер. Отнесешь его в подарок царю, а он авось в долгу не останется.
        Купец пошел в каморку к ткачу и сказал ему:
        — Хочу сделать царю подарок. Вытки ковер, да только смотри, чтобы в целом свете такого не было. И чтоб он был величиной с царский зал, ни на волос не больше и не меньше. Не снести тебе головы, если не выполнишь моих условий. Царь, услышав это, очень обрадовался, а длину и ширину своего зала он хорошо знал. И соткал он такой ковер, какой требовал хозяин. А в углу ковра выткал буквы (так чтоб только одна царица могла прочитать), что попал он в беду и просит освободить его.
        Купец остался доволен работой и понес ковер в царский дворец.
        Назиры и везиры дали знать царице о принесенном подарке. Царица расстелила ковер, увидела, что он ни на волос не больше и не меньше комнаты, удивилась очень, осмотрела весь ковер и в одном углу увидела буквы. Прочитав надпись и узнав, что случилось е ее мужем, царица побледнела. Царь и прежде ходил по стране недели, месяцы и годы, но никогда ему и в голову не приходило, что может его постигнуть такая участь. Царица тотчас повелела привести того, кто соткал этот ко- вер, целым и невредимым во дворец.
        Назиры и везиры отправились с купцом к нему домой, зашли в темную каморку, но царь очень изменился, и они его не узнали. Ткача повели в баню, искупали, нарядили в новые одежды и отвели в царский дворец. А купец наставлял его, как вести себя во дворце, как стоять и кланяться.
        Когда царь вошел в палату, царица тотчас же бросилась к нему. Обнялись они, поцеловались.
        — Правду говорят, жена, — сказал царь, — что ремесло дороже золота.
        АРМЯНСКАЯ СКАЗКА
        ПО СЛЕДАМ ЗОЛОТОГО КЛЮЧИКА
        Посвящается нашей дочери Варе, которой так полюбились герои сказки А.Толстого, что она ни за что не хотела с ними расставаться…
        Виктория и Алексей Варгины
        (г.Севастополь)
        ПО СЛЕДАМ ЗОЛОТОГО КЛЮЧИКА, ИЛИ НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО
        К Карабасу Барабасу
        приходят незваные гости
        Карабас Барабас пребывал в самом дурном расположении духа. В очаге у него было пусто, а в комнате неуютно и холодно. Неожиданно в дверь постучали.
        - Кого еще принесло? - прорычал Карабас.
        - Это мы, - послышалось из-за двери, - ваши друзья.
        - К черту и к дьяволу всех друзей! - отозвался бывший директор кукольного театра.
        - Синьор, - настаивали снаружи, - впустите нас - и вы не пожалеете.
        Карабас Барабас нехотя открыл дверь. На пороге стояли лиса Алиса и кот Базилио.
        - Ах, это вы, мошенники! - рявкнул Карабас Барабас. - Да как вы смели явиться сюда?!
        - Не горячитесь, синьор, - смиренно проговорила лиса. - Дело, с которым мы пришли, касается золотого ключика.
        И не успел Карабас опомниться, как незваные гости прошмыгнули в комнату.
        - Куда? - побагровел Карабас и угрожающе двинулся на них. - Совсем обнаглели, прохвосты?
        - Дело в том, - заторопилась Алиса, - что золотой ключик открывает не только потайную дверь в каморке папы Карло…
        - Что? - выпучил глаза Карабас Барабас.
        - Не только в каморке папы Карло, - поддакнул кот Базилио.
        Карабас стукнул тяжелым кулаком по столу:
        - А ну говорите!
        - Синьор, - сладко пропела лиса, - у нас есть книга, в которой говорится еще об одной тайне золотого ключика.
        - Ну?! - взревел Карабас Барабас.
        Лиса Алиса облизнулась:
        - Каких-нибудь сто золотых, синьор, - и книга будет ваша.
        Мало-помалу в голове у доктора кукольных наук стало проясняться.
        - Где же вы нашли такую книгу, жулики? - усмехнулся он.
        - В Стране Дураков. Если бы достопочтенный синьор знал, как приятно иметь дело с дураками…
        - Ну а сами вы почему не воспользовались ею? - с подозрением спросил Карабас. - Почему принесли мне?
        - Волшебство - хлопотное занятие, синьор, - кротко ответила Алиса. - Особенно если не умеешь читать. А мы ведь с котом безграмотные. Для нас лучше иметь дело с золотыми монетами.
        - Да-да, - подхватил Базилио, - вот считать мы умеем. И как раз до ста.
        - Ага, - сказал Карабас, задумавшись. - А на черта мне книга, если у меня нет ключика?
        - Пока нет, синьор, - поправила его Алиса. - Еще сто золотых - и ключик будет у вас. Но сначала давайте договоримся о книге.
        В лапах у кота, как по волшебству, возник старый фолиант, с медными застежками и золотыми буквами. Карабас Барабас жадно схватил книгу и углубился в чтение. Лиса и кот перемигнулись.
        - Откуда вы знаете, о чем эта книга? - ворчливо спросил Карабас, не отрываясь от чтения.
        - Дураки болтливы, синьор, - уклончиво ответила Алиса. - И к тому же так доверчивы…
        - Черт побери, - не выдержал Карабас Барабас, - эта книга стоит сто золотых. Я покупаю ее!
        - Вы поступаете очень разумно, синьор, - одобрительно заметила лиса.
        Хозяин балагана на минуту удалился и вернулся с тяжелым кошельком в руках. Кот и лиса одновременно протянули лапы. Однако Карабас Барабас медлил, взвешивая кошелек на своей ладони.
        - А может, повременить с расплатой? - спросил он не то у своих гостей, не то у себя самого. - Принесете ключик - получите все сразу…
        Кот Базилио не сдержался и злобно зашипел. Лиса Алиса оставалась спокойной.
        - Синьор, как вы думаете, отчего мы предложили эту книгу вам, а не Буратино? - невозмутимо спросила она.
        Карабас Барабас выкатил на нее глаза и промычал что-то невнятное.
        - Оттого, что мы всегда относились к вам с уважением, - значительно ответила лиса и тоже уставилась на Карабаса Барабаса.
        Тот молча сунул кошелек ей в лапы.
        …Выйдя из балагана, Алиса рассмеялась:
        - Базилио, кажется, у нас все получается. А что стоило этому бородатому бочонку просто отобрать книгу и вытолкать нас взашей!
        - Но тогда мы не принесем ему ключик! - осклабился кот.
        - А он у тебя есть? - хохотнула лиса. - Достанем мы его или нет, еще неизвестно. А сто золотых - вот они. Даже если мы отдадим бывшему владельцу книги обещанную половину, нам останется приличный куш.
        - Но мы же не отдадим? - забеспокоился Базилио.
        - Конечно, не отдадим! - фыркнула Алиса, и мошенники покатились со смеху по траве. - Как замечательно, что дураки не переводятся на свете!
        Буратино обнаруживает
        пропажу золотого ключика
        У Буратино теперь было много друзей. Утром все учились в школе, а по вечерам репетировали в своем кукольном театре «Молния» или давали представления. Куклы сами писали пьесы и сами же их разыгрывали.
        Хозяйственной частью в новом театре заведовал бывший шарманщик папа Карло. Он распоряжался деньгами, покупал все необходимое, а кроме того, готовил для маленьких артистов прекрасные обеды. Особенно хорошо получалась у него баранья похлебка с чесноком. Пуделю Артемону при этом доставалась вкусная мозговая косточка. С Артемоном, кстати, произошла странная неожиданность: он вдруг совсем перестал говорить. Пес и раньше-то разговаривал крайне редко, а вскоре после поединка с полицейскими бульдогами и вовсе замолчал. Хотя по-прежнему оставался бесстрашным и верным другом.
        Артемон охранял новый театр. Ему Буратино доверил и сохранность золотого ключика, которым очень дорожил. Он верил, что ключик приносит ему удачу.
        И вдруг… золотой ключик исчез. Однажды вечером Буратино открыл шкатулку, где он хранил свой талисман, и в смятении закричал:
        - Артемон! Пьеро! Арлекин!..
        - Кто же мог украсть ключик? - горестно спрашивал Буратино у сбежавшихся на крик друзей.
        Артемон взволнованно повизгивал, заглядывая Буратино в глаза, и даже подпрыгивал на месте, как будто хотел что-то сказать.
        - А знаете, тут сегодня летучая мышь все крутилась… - вспомнил Арлекин.
        - Мышь?! - воскликнул Буратино. - Вот оно что… Тогда я догадываюсь, чьих лап это дело!
        - Чьих? - спросил папа Карло.
        - Лисы Алисы и кота Базилио!
        - А ты не ошибаешься, сынок? - нахмурился папа Карло.
        - Ни чуточки, - ответил Буратино, - если это та самая мышь, которая привела меня в Страну Дураков. Но тогда получается, что кот и лиса были где-то рядом. Артемон! След воришек найдешь?
        - Гав! - с готовностью ответил пудель и метнулся к двери.
        - Буратино, - с тревогой сказал папа Карло, - на улице уже темно, подождите до завтра!
        - Завтра будет поздно! - крикнул Буратино, выскакивая на улицу вслед за Артемоном. Он так и не научился слушать мудрые советы старших.
        Пьеро и Арлекин сунулись было за ним, но тут вмешалась Мальвина:
        - Мальчики, вам же сказали: уже ночь! Быстро чистить зубы и ложиться спать!
        Пьеро подчинился беспрекословно, а Арлекин в нерешительности потоптался на месте, а затем скорчил за спиной Мальвины гнусную рожу.
        …Пес бежал уверенно, несмотря на то что ночь была темной, хоть глаз выколи. Чтобы не потеряться, Буратино ухватился за собачий хвост. Вот уже и уснувший город остался за спиной, а пес все бежал и бежал. Наконец впереди мелькнул огонек: это светилось окно в харчевне «Трех пескарей».
        Мальчик заглянул в окошко.
        - Здесь они, обжираются, как всегда, - сообщил он вполголоса. - Только не слышно ничего… Что будем делать? Пес тихонько заскулил.
        - Что ж, - согласился Буратино, - ты прав: будем ждать.
        Ждать пришлось недолго, вскорости лиса и кот возникли на пороге. Артемон и Буратино притаились у крыльца.
        - Нет, это ты здорово придумала, - утробно мурлыкал кот.
        - Вот-вот, - бахвалилась лиса, - что бы ты без меня делал, старый облезлый хвост?
        - А ты без меня? - кот сверкнул зелеными глазами. - Ведь летучая мышь Фрида - моя приятельница.
        - Ладно, - согласилась Алиса, - по части мышей ты у нас молодец! Ну, хватит болтать, пора за работу! Поспешим к мастеру, в Страну Дураков. До утра мы должны обтяпать это дельце.
        - Поспешим, - хихикнул кот. - Ну, Карабас Барабас, готовь еще сто золотых!
        И злоумышленники растворились в темноте.
        - Артемон, беги за ними, - приказал Буратино, - узнай, куда они пошли, и возвращайся домой.
        - Гав! - ответил понятливый пес и припустил вдогонку за котом и лисой.
        Буратино остался один и повернул назад. Он вдруг почувствовал себя очень одиноким. Привычный шум моря не доносился сюда, родной городок не светил своими огнями. Кругом чернели лес и скалы.
        - Сюда, сюда!.. - внезапно послышалось над его головой. Буратино узнал голос ночной птицы Сплюшки. - За мной, за мной!..
        Буратино вспомнил, как Сплюшка когда-то предупреждала его об опасности, и поспешил за ней, как за другом.
        Через некоторое время до него донеслись чьи-то голоса. Буратино прислушался и с удивлением узнал в говорящих Карабаса Барабаса и Дуремара.
        - Что-то я не пойму, - говорил Дуремар, - зачем вам этот ключик, если потайная дверь в каморке уже открыта. Какой от него прок?
        - Не твое дело, - рычал Карабас. - Я же не спрашиваю тебя, зачем ты продаешь пиявок, от которых с души воротит. А толку от них никакого.
        - Готов поспорить с вами, синьор! - возразил продавец пиявок. - Правда, они почти не приносят мне дохода…
        - Вот именно. А я тебе предлагаю стоящее дело. И если у нас все получится, - внушительно сказал Карабас, - возьму тебя к себе в помощники. Пора тебе уже подумать о спокойной и сытой старости.
        - Давно пора, синьор! - задребезжал Дуремар. - Я принимаю ваше предложение. Но скажите, что вы хотели найти в харчевне «Трех пескарей»?
        - Я надеялся повстречать там наших старых знакомых, но немного опоздал. Они обещали принести золотой ключик. Дело в том… - и Карабас, понизив голос, что-то забубнил на ухо Дуремару.
        Как ни старался Буратино, разобрать он ничего не смог.
        Так они шли втроем до самого города: Карабас с Дуремаром впереди, Буратино, крадучись, - за ними. В городе Карабас Барабас сразу же свернул к своему неприветливому балагану. Буратино поспешил домой - в театр «Молния». А Дуремар подевался неизвестно куда.
        Буратино и Пьеро
        наносят Карабасу неожиданный визит
        Буратино поджидал Артемона у себя в комнате. Итак, мальчик уже знал, что ключик у него стащили кот и лиса и сделали они это для Карабаса Барабаса. В деревянной голове Буратино так и вертелись вопросы: зачем Карабасу понадобился золотой ключик, что они затевают с Дуремаром, кто такой мастер, к которому отправились кот и лиса, и выследил ли их Артемон?
        Наконец пудель вернулся и звонко пролаял с порога.
        - Молодчина! - похвалил его Буратино. - Ну, теперь не время спать. Я чувствую, нас опять ожидают страшные опасности и головокружительные приключения!
        Через минуту Буратино безжалостно тормошил спящего Пьеро. Тому как раз снился сон, что он снова в театре Карабаса Барабаса и тот требует его к себе.
        - А? - испуганно вскинулся Пьеро.
        - Вставай, идем к Карабасу Барабасу! - прозвучало из темноты.
        Пьеро задрожал так, что его маленькая кроватка начала подпрыгивать.
        - Пощадите меня, я ни в чем не виноват!.. - взмолился он. Буратино схватил Пьеро за шиворот и бесцеремонно потряс его:
        - Да просыпайся же ты и не мели чепуху!
        Пьеро потихоньку начал приходить в себя.
        - Это ты, Буратино? Куда ты меня тащишь?
        - Золотой ключик украден по приказу Карабаса Барабаса!
        - Зачем? - не понимал полусонный Пьеро.
        - А вот это и нужно узнать, - ответил Буратино. - Поэтому одевайся скорее и бежим.
        К этому времени на небо выплыла большая круглая луна и осветила город мертвым светом. Было так тихо, что Пьеро вздрагивал от звука собственных шагов.
        - Если мы погибнем, - обреченно вздыхал он, - Мальвина умрет от горя. Бедняжка…
        Как всегда в минуты волнения, Пьеро некстати потянуло на стихи. Он понуро тащился за Буратино и бормотал себе под нос:
        - Мальвина осталась в кроватке лежать,
        Как жаль, никогда не сумеет узнать,
        Что два храбреца в эту ночь за нее
        Отважно сломали их жизни копье!
        - Чего-чего сломали? - не расслышал Буратино. - Ну, это ты хватил! Стану я из-за Мальвины чего-то ломать!
        Тут впереди показался темный театр Карабаса Барабаса. Мальчики притихли и стали осторожно подкрадываться к единственному светлому окошку.
        - Артемон, будь начеку, - велел Буратино. - Если что - подашь голос.
        Прильнув к стеклу, мальчики увидели Карабаса перед горящим очагом. Он читал какую-то книгу.
        - Странно, - прошептал Пьеро, - я никогда не видел, чтобы он читал. И книга какая-то чудная, наверное, очень старая.
        - Пьеро, - решившись, сказал Буратино, - а можно ли попасть в дом, минуя двери?
        - На чердаке есть кошачий лаз, - шепотом ответил Пьеро. - Мы можем пролезть в него.
        - Ты полезешь один, - распорядился Буратино, - и посмотришь, что это за книга. А я в это время буду отвлекать Карабаса.
        - Я боюсь, - пролепетал Пьеро.
        - Не бойся, ты всегда успеешь улизнуть.
        - Я за тебя боюсь, - Пьеро шмыгнул носом. - Карабас схватит тебя и бросит в огонь.
        - Не бросит, вот увидишь, - нетерпеливо ответил Буратино.
        Он проводил взглядом Пьеро, а затем громко постучал в дверь.
        - Иду-иду, открываю, - на удивление вежливо отозвался Карабас. Отворив дверь, он ошалело заморгал, словно не веря своим глазам.
        - Ты?! - задохнулся Карабас Барабас.
        - Да, это я, - с вызовом ответил Буратино. - Только не вздумайте с порога меня давить, жечь в очаге и резать перочинным ножичком.
        - Да ты еще… издеваться?!
        От возмущения доктор кукольных наук затряс длинной бородой.
        - Синьор, - уверенно продолжал Буратино, - мне известно, что кот и лиса пообещали вам принести золотой ключик. Ведь так?
        Карабас Барабас вытаращился на него.
        - Но они не принесут его вам. Потому что я узнал обо всем и надежно спрятал ключик.
        Бывший директор кукольного театра пожевал толстыми губами.
        - Значит, ты все знаешь? - с досадой спросил он.
        - Я знаю, что вам нужен мой ключик и вы даете за него кучу золотых.(Карабас облегченно выдохнул.) Вот я и подумал: почему бы мне самому не продать вам ключик? Зачем нам посредники?
        - Действительно, зачем? - обрадовался Барабас.
        Доктор кукольных наук был взволнован и даже растроган. Его круглые щеки раскраснелись, глаза заблестели. Заметив это, Буратино с воодушевлением продолжал:
        - Давайте забудем старые обиды, синьор! И тогда не позднее завтрашнего утра вы получите золотой ключик.
        - Не позднее утра, не позднее утра… - повторял Карабас Барабас как завороженный. - Я согласен! Неси ключик - и сто, нет, двести золотых будут твои!
        - Договорились, - с достоинством ответил Буратино. - Только вот какое дело: я хотел бы получить задаток, ну, хотя бы пятьдесят монет.
        - Само собой, само собой, - сразу согласился Карабас и поспешил за деньгами.
        …А Пьеро уже с нетерпением поджидал Буратино на улице. Он быстро прочитал все, что было в книге Карабаса Барабаса, поскольку текста в ней было совсем немного, а буквы очень большие.
        - В ней говорится про клад, - возбужденно рассказывал Пьеро, когда мальчики встретились. - Описывается, где он находится и как открывается с помощью золотого ключика.
        - Вот оно что! - воскликнул Буратино. - Ну, тогда все понятно! Интересно, где Карабас взял такую книгу?.. Пьеро, у нас мало времени!
        Тот вскинул брови:
        - А что нужно делать?
        - Отправляться в Страну Дураков к таинственному мастеру, - ответил Буратино. - Артемон знает, где его искать.
        Услышав свое имя, пес мгновенно появился из темноты.
        - Вперед! - приказал мальчик. - В Страну Дураков!
        У золотого ключика
        появляются «близнецы»
        В Стране Дураков в это время, как обычно, никто не спал. Повсюду кипела жизнь, так что Буратино с Пьеро зашли к мастеру как раз вовремя.
        Им оказался почтенный шимпанзе в клетчатом жилете, с золотыми очками на приплюснутом носу.
        - Что желают юные синьоры? - визгливо спросил он. Буратино выложил перед мастером золотой.
        - Сегодня вас навестили лиса Алиса и кот Базилио. Скажите, зачем они приходили?
        Мастер взял золотой и, словно невзначай, уронил его в карман жилетки.
        - Они спросили, сумею ли я сделать копию с золотого ключика? Я, конечно, ответил - да.
        Буратино и Пьеро переглянулись. Второй золотой лег перед опытным ювелиром.
        - Они оставили вам золотой ключик?
        - Разумеется, - и вторая монета тоже исчезла. - Я сделал копию с него, как обещал.
        - И что же дальше?
        Мастер выжидающе молчал. Буратино достал третий золотой.
        - С минуты на минуту они должны прийти за своим заказом, - бесстрастно ответил шимпанзе.
        Пьеро так и подскочил на месте:
        - Надо бежать!
        - Погоди, - остановил его Буратино и снова обратился к мастеру:
        - Так у вас сейчас два ключика?
        - Обязательно, - спокойно ответил тот.
        - А сколько вы хотите за настоящий?
        - Пятьдесят золотых, - не задумываясь, ответил ювелир.
        - Договорились! - обрадовался Буратино и выложил на прилавок кошелек с золотом. Шимпанзе аккуратно пересчитал монеты.
        - Не хватает трех!
        - Так вы же их уже получили! - с невинным видом ответил Буратино. Шимпанзе часто замигал маленькими глазками, затем шумно вздохнул и выложил на прилавок два одинаковых золотых ключа.
        - Выбирайте!
        - Где же здесь настоящий? - опешил Буратино.
        - Этого не сумею определить даже я сам! - гордо ответил мастер. - Работа высочайшего класса!
        Буратино почесал в затылке, он лихорадочно соображал.
        - Я заберу оба, - сказал он в итоге.
        - Нельзя, - возразил шимпанзе. - Что я скажу лисе и коту? А так с оставшегося ключика я сделаю еще копию.
        - Это нечестно! - возмутился Буратино. - Я заплатил вам за настоящий ключик, а если мне достанется подделка?
        - У ваших конкурентов точно такие же шансы, - философски изрек владелец мастерской.
        - Что ты хочешь, это же Страна Дураков, - негромко напомнил Пьеро, беспокойно оглядываясь на дверь. - Бери любой и бежим!
        Буратино хмыкнул и проговорил, поочередно тыкая пальцем то в один, то в другой ключик:
        - Камба, рамба, дерибамба,
        Фокус, покус, перверокус,
        Чикус, брикус, камарикус,
        Бемс!
        Затем он схватил ключ, на который пришлось слово «бемс», и бросился на улицу.
        Через пять минут дверь в мастерскую снова отворилась, на пороге обозначились лиса Алиса и кот Базилио.
        - Мы пришли, мастер, - объявила лиса. - Как наш заказ?
        - Готов, - ответил тот и выложил перед заказчиками два одинаковых ключа.
        - Какая прелесть! - всплеснула лапами Алиса. - Они совершенно одинаковые! Посмотри, Базилио!
        Кот придирчиво оглядел оба ключика.
        - И какой же настоящий? - спросил он.
        - Этого не знаю даже я! - ответствовал шимпанзе. - Работа высочайшего класса!
        - Как?! - подпрыгнул Базилио. - Что же теперь делать?
        - Ровным счетом ничего. Поверьте старому потомственному ювелиру: ключи одинаковы не только на вид, они и в замке будут вести себя, как близнецы. Для беспокойства нет причин, - авторитетно сказал мастер.
        …На улице кот Базилио дал волю своей злости.
        - Я умная, я хитрая! - истошно орал он, передразнивая лису. - А предупредить мастера, чтобы не спутал ключи, не догадалась!
        - А ты, ты сам?! - отбивалась Алиса. - Мы оба виноваты!.. Мы забыли, что находимся в Стране Дураков. И вообще, Базилио, а какая нам с тобой разница? Один ключ мы продадим толстяку Барабасу, другой - тому же Буратино. А уж где настоящий, а где поддельный - это пусть они сами разбираются, - и лиса залилась тоненьким смехом. Ухмыльнулся и кот:
        - Пусть сами разбираются, пусть сами…
        А в это время шимпанзе у себя в мастерской пересчитывал вырученные золотые:
        - Однако, это ловко получилось, что я на всякий случай сделал не один, а два ключа. Оба ушли очень выгодно. Жаль, что я не смастерил третий: ключ пользуется спросом…
        Джузеппе рассказывает легенду
        о Долине привидений
        Утром Пьеро снова не удалось выспаться. Чуть свет Буратино ворвался в его комнату и затормошил спящего.
        - Я спать хочу!.. - слабо протестовал тот. - Я устал ночью, и сегодня воскресенье!..
        - Какой сон, какое еще воскресенье! Кот и лиса могут продать золотой ключик Карабасу в любой момент, и тот сразу побежит за сокровищами!
        - И пусть себе бежит, - замученно отвечал Пьеро, пряча голову под подушку.
        - Но он отыщет наш клад! - не на шутку рассердился Буратино.
        - А почему наш? - глухо спросил Пьеро из-под подушки. - Да у него и ключик может быть ненастоящий…
        - А может быть и настоящий, - не отступал Буратино, сдергивая с Пьеро подушку. - Вставай, нас ждет загадочная Долина привидений.
        - Но мы даже не знаем, где она находится, - Пьеро сделал последнюю попытку остаться в кровати.
        - Мы спросим у папы Карло, - живо ответил Буратино. - Хотя нет, папа Карло будет понапрасну переживать за нас. Пойдем лучше к столяру Джузеппе. Он наверняка знает, и уж он-то не станет волноваться. А если Сизый Нос успел принять свой воскресный утренний стаканчик, то с удовольствием поболтает с нами.
        У порога друзей остановила Мальвина.
        - Мальчики, - строго сказала она, - быстро мыть руки, чистить зубы и завтракать!
        - Начинается, - недовольно буркнул Буратино. - А ты посмотри, какие белые и крепкие зубы у Артемона. Думаешь, он их когда-нибудь чистил? И не умывается он каждый день…
        - Вы, как всегда, говорите глупости, Буратино, - ровным голосом ответила Мальвина. - Вы тоже можете не умываться и не чистить зубы, но тогда есть вы будете не за столом со всеми, а с Артемоном на полу.
        Буратино больше не препирался: он давно понял, что с занудами спорить бесполезно. Пришлось идти умываться. Еще несколько замечаний Буратино получил за столом и мужественно промолчал. Но, сделав последний глоток какао, он с грохотом поставил чашку на стол и пулей вылетел из столовой. Пьеро сунул в карман недоеденное пирожное и поспешил за другом.
        …Старый Джузеппе внимательно выслушал Буратино.
        - Я хорошо знаю эту долину, - проговорил он, причем язык его слегка заплетался. - Это даже не долина, а просто ущелье в горах. Я бы мог проводить вас туда, но… мне нужно закончить одно дело, - столяр покосился на недопитую бутылку вина. - А мы, ребятки, сделаем так: ступайте в харчевню «Трех пескарей» и спросите у хозяина мою дорожную палку. Я вчера немного перебрал и оставил ее там. Этот посох я вырезал из дерева, что росло в Долине привидений. Он всегда стремится вернуться к себе на родину. Ему не надо только мешать.
        - А почему ущелье называется так странно? - спросил Буратино. Джузеппе обрадовался возможности поговорить.
        - Давным-давно, - начал он, - в этом месте несколько смельчаков нашли волшебный клад. Они все сделали правильно, как говорилось в магической книге, и потому сокровища открылись им. Но вид золота помрачил их разум, и, уходя, новоявленные богачи забыли произнести последнее волшебное слово… Тогда горы дрогнули и началось землетрясение. Испуганные кладоискатели бросились врассыпную да так на бегу и окаменели. И до сих пор стоят эти каменные изваяния, очень похожие на привидения. Отсюда и название долины. Ну, ступайте, ребятки… Эй, постойте, а зачем вам понадобилось это дьявольское место?
        - Да так… - ответил Буратино, - мы тоже хотим отыскать старинный клад.
        И друзья поспешили из дома Джузеппе, оставив онемевшего от изумления старика.
        - Буратино, - опасливо спросил Пьеро по дороге к харчевне, - а что, если и мы превратимся в камни?
        Буратино рассмеялся:
        - Ну, тогда Долина привидений украсится еще тремя каменными скульптурами - Буратино, Пьеро и Артемона.
        …В харчевне «Трех пескарей» было пусто, хотя на вертеле уже жарился аппетитный барашек. Хозяин, как всегда, любезно расшаркался перед гостями и пригласил их к столу. Буратино вежливо отказался.
        - Мы за посохом Джузеппе, - объяснил он, - сам старик… немного ослаб.
        - Вон его палка, у двери стоит, - указал хозяин. - А может быть, все-таки перекусите?
        Но друзьям было не до еды. Они покинули харчевню и отдались на волю посоха, который и в самом деле ощутимо тянул за собой куда-то в горы.
        Буратино и Пьеро
        отправляются на поиски клада
        По извилистой тропинке Буратино и Пьеро все выше поднимались в горы. Их сопровождал Артемон. Иногда путники оглядывались и замирали от восторга - с высоты им открывались бескрайние просторы Средиземного моря.
        - А ты никогда не хотел быть капитаном, Пьеро? - неожиданно спросил Буратино.
        - Нет, - простодушно ответил тот, - я всегда хотел жениться на Мальвине.
        Буратино аж хрюкнул:
        - Ну и дурак!.. Хотя меня это не касается. Вот отыщем клад, станем богатыми-пребогатыми, и женись себе на здоровье.
        - Но Мальвина ведь может и не согласиться!.. - заволновался Пьеро.
        - Глупости, - рассмеялся Буратино, - у тебя будет столько денег, что любая кукла согласится стать твоей женой.
        - Так неужели счастье зависит от денег? - печально промолвил Пьеро.
        Буратино не ответил, он и сам не знал, от чего зависит счастье. Жизнь казалась ему яркой и захватывающей, когда он шел навстречу приключениям. Вот и сейчас его манили не столько сокровища, сколько увлекательная погоня за ними.
        Наконец тропинка привела друзей в Долину привидений, которую легко было узнать по причудливым каменным статуям, в самом деле напоминавшим человеческие фигуры. Ущелье было почти голым, деревца и кустарники попадались лишь изредка. А в остальном - горы и камни.
        - Довольно мрачноватое местечко, - вынужден был признать Буратино. - Однако подходящее, чтобы хранить клады.
        - Мы должны найти скалу Верблюд, - подсказал Пьеро. - Она двугорбая, и в ней находится пещера, а в пещере - вход в сокровищницу…
        Буратино на секунду задумался.
        - Мы сделаем так, - сказал он своим спутникам. - Вы идите туда, а я поищу Верблюда в этой стороне. Кто отыщет, крикнет погромче.
        Оставшись один, Буратино начал проворно карабкаться на высокую скалу поблизости. Он совсем не боялся высоты. Вот уже и вся Долина привидений была как на ладони, и узенькая ленточка тропинки, которая привела их сюда. На ней Буратино различил две крохотные фигурки. Он пригляделся.
        - Карабас Барабас и Дуремар… И конечно, с золотым ключиком. Нам надо торопиться!
        Буратино еще поискал глазами и увидел Пьеро и Артемона, тщетно пытавшихся найти скалу Верблюд.
        - Да вот же она! - в следующее мгновение вскрикнул Буратино, так как заметил невдалеке двугорбую скалу.
        Он стал быстро спускаться вниз.
        Лиса Алиса признается
        в своей великой хитрости
        Получив от Карабаса Барабаса сто золотых за ключик, лиса и кот отправились в харчевню «Трех пескарей» и устроили царское пиршенство. Они были наверху блаженства.
        - Алиса, - самозабвенно чавкал Базилио, - а ведь без меня ты не сумела бы обстряпать это дельце. Вспомни, кто первым узнал о волшебной книге сказочника?
        - Ты, ты, - миролюбиво соглашалась Алиса, с удовольствием обгладывая хорошо прожаренную баранью ногу.
        - А летучая мышь Фрида чья подруга? - не унимался кот, приналегая на своих любимых карасей.
        - Твоя, твоя, - рассеянно кивала лиса. - А что ты всем этим хочешь сказать, драное ухо?
        - Да вот думаю, не слишком ли мало я за это получил?
        Лиса вдруг от души расхохоталась. Кот удивленно воззрился на нее.
        - Ты чего это? - спросил он. За много лет их знакомства Базилио так и не привык к непредсказуемым выходкам Алисы. Успокоившись, лиса сказала:
        - Ты скорее лопай, нам предстоит настоящее дело, не какой-нибудь пустяк за двести золотых. Понял?
        Базилио шумно поперхнулся.
        - Чего сказала? - прохрипел он.
        - Сейчас поймешь, - и лиса сыто откинулась на спинку стула. - Поймешь, что без меня ты просто никчемный облезлый хвост. Ты думаешь, что второй золотой ключик достанется Буратино?
        Базилио во все глаза смотрел на Алису.
        - Как бы не так! - отрезала лиса. - Я придумала такое, что сделает нас с тобой самыми богатыми и уважаемыми жителями этого паршивого городишка! А ты попрекаешь меня какими-то жалкими грошами… Неблагодарный котяра!..
        - Погоди-погоди, - испугался Базилио, - я же пошутил, Алиса. Ты же знаешь меня, я шутник…
        - Ты не шутник, - презрительно сказала лиса, - ты дурак. И твое место в Стране Дураков. Ешь скорее, тебе говорят, вот-вот здесь появится Карабас Барабас.
        - Ну и что? - все-таки Базилио соображал туго.
        Алиса придвинулась к нему поближе.
        - Бывший кукольник должен встретиться в харчевне с Дуремаром, - задышала она в кошачье ухо. - Понятно, зачем?
        - Наверное, они пойдут за кладом, раз ключик у Карабаса, - догадался кот.
        - Наконец-то ты начал хоть что-то соображать, - смягчилась лиса. - Так вот, мы с тобой незаметно прокрадемся за ними и подсмотрим, где скрыто сокровище…
        - Алиса… - заныл Базилио, - я опять ничего не понимаю. Какая нам польза от того, что мы увидим, как Карабас откроет клад?
        - Болван! - не сдержалась Алиса. - Да никогда он его не откроет, потому что настоящий ключ у меня!
        - Как? Ведь мастер…
        - К черту мастера, - отмахнулась лиса. - Я давно решила, что клад будет наш, и потому пометила волшебный ключик…
        У Базилио голова пошла кругом:
        - А зачем тогда мы продали книгу Карабасу Барабасу?
        Лиса фыркнула:
        - А ты что, умеешь читать?
        - Издеваешься? - оскорбился кот.
        - И я не умею. А Карабас Барабас может. Но без ключика он бы не пошел за сокровищем. Вот и пришлось подсунуть ему фальшивку.
        Кот потянулся обнять Алису, но она вдруг спрыгнула со стула и приникла к окну.
        - Стой, идет! Идет Дуремар! Значит, скоро появится и Карабас. Пора нам уносить ноги… Эй, хозяин, счет нам, да поскорее!
        Таинственная дверь в пещере
        не хочет открываться
        Буратино подбежал к Пьеро и Артемону.
        - Вот же она! - показал он на невысокую двугорбую скалу. - Похоже на верблюда?
        Пьеро пригляделся.
        - Ну, если этот верблюдище разлегся и спит… Пещера должна быть слева.
        С помощью Артемона друзья обнаружили в указанном месте отверстие в скале, не слишком заметное для обычного взгляда. Буратино заглянул в него: впереди проход расширялся.
        - За мной! - крикнул Буратино. - Путь открыт!
        Они быстро миновали каменный коридор и оказались в просторной, полутемной пещере. Рассеянный свет, проникавший сюда откуда-то сверху, был очень на руку маленьким кладоискателям: ни Буратино, ни Пьеро не догадались взять с собой хотя бы свечи.
        Буратино вытащил золотой ключик и стал осматривать стены пещеры.
        - Пьеро, - проговорил он как бы между прочим, - нам нужно спешить: сюда идут Карабас Барабас и Дуремар.
        Пьеро подпрыгнул как ужаленный.
        - Бежим отсюда! - закричал он. - Зачем мы сюда залезли?
        - А посмотри, что я нашел, - поманил его Буратино.
        Пьеро увидел в стене скрытую нишу, где при желании могли укрыться собака и две куклы.
        - Давайте скорее прятаться! - заторопился он.
        - Полезайте, а я поищу вход в тайник, - сказал Буратино. Скоро он радостно крикнул:
        - Нашел! Тут на камне нарисован ключик, а под ним есть замочная скважина. Я попробую открыть.
        - Буратино, - подал голос Пьеро, - не надо поворачивать ключик в замке! Просто повтори три раза слово «Каборум» - и дверь откроется.
        - Я помню! - ответил Буратино и трижды произнес слово-заклинание.
        - Ну что? - с нетерпением спросил Пьеро.
        - Не открывается, - упавшим голосом промолвил Буратино. - Ты правильно запомнил волшебное слово?
        - Ну еще бы! - обиженно ответил Пьеро. - Попробуй еще раз.
        Но сделать это Буратино не удалось: в каменном коридоре послышались громкие голоса. Буратино нырнул в спасительную нишу и прошептал:
        - Нам достался поддельный ключ. Посмотрим, что будет дальше.
        - Чертова щель! - пропыхтел Карабас, втаскивая в пещеру свое тучное тело. - Чуть не застрял в ней. Тебе, Дуремар, хорошо, ты худой, как жердь.
        Дуремар сморщил желтое лицо:
        - Все от бедности, синьор, все от бедности…
        - Ерунда, - загудел Карабас Барабас, - откроем клад, и больше тебе незачем будет прибедняться. Я щедро плачу тем, кто мне верно служит.
        - Не сомневайтесь в моей преданности, синьор, - заверил Дуремар.
        - Ладно, зажигай факел.
        И Карабас начал внимательно осматривать стены пещеры, освещая ее темные углы. Буратино, Пьеро и Артемон замерли в своем укрытии и почти перестали дышать.
        - Вот оно! Нашел! - громогласно закричал Карабас Барабас, увидев рисунок на стене.
        - Скорее, скорее открывайте, синьор, - засуетился Дуремар.
        Карабас вынул из кармана золотой ключик и сунул его в замочную скважину. Руки у него заметно дрожали.
        - Каборум, каборум, каборум! - срывающимся голосом произнес он. Буратино едва не вывалился из ниши от волнения.
        - Что за черт! - выругался Карабас. - Дверь не открывается!
        - Может, вы что-то не так сделали? - несмело предположил Дуремар.
        - Как это не так! - Карабас Барабас достал старинную книгу и перелистал ее. - Все, как написано!
        Он повторил заклинание, но пещера оставалась в полном равнодушии к его стараниям. Карабас с самым мрачным видом сел на каменный пол и погрузился в раздумья. Неожиданно его лицо налилось кровью, а глаза грозно засверкали.
        - Ну, лиса, ну, кот, берегитесь! - трубным голосом заревел он. - Я из вас чучела сделаю!
        И никто, кроме Артемона, не знал, что в этот самый момент лиса Алиса преспокойно стояла в темном проходе и наблюдала всю сцену. Ее не было видно, но пес чуял хорошо знакомый ему лисий запах. Однако Артемон не мог ничего сказать.
        Карабас Барабас еще долго бушевал и неистово ругался, грозил и Алисе с Базилио, и Буратино с папой Карло, и даже старой черепахе Тортиле. Дуремар терпеливо слушал излияния Карабаса и вдруг огорошил его вопросом:
        - А если с золотого ключика сделали копию?
        У Карабаса Барабаса отвисла челюсть.
        - А ведь верно, - клацнув зубами, сказал он, - это на них похоже. Только зачем им ключ, если они не знают, как найти клад?..
        - А почему не знают? - вытянул длинную шею Дуремар.
        - Канальи не умеют читать!
        - Вы в этом уверены?
        Карабас застонал и сильно треснул кулаком себя по лбу. Потом он вскочил и заметался по пещере. Дуремар, прижавшись к стене, молча наблюдал за ним. В его маленькой, словно высушенной, голове шла какая-то работа.
        - И все-таки зачем вы им понадобились? - разжал свои тонкие губы продавец пиявок. - Что-то здесь не так.
        Доктор кукольных наук прекратил свою бессмысленную беготню.
        - А вот поймаем негодяев и узнаем, что не так! - он угрожающе сжал огромные кулаки. - Они мне дорого заплатят за обман! Идем скорее!
        И разъяренный Карабас Барабас затопал к выходу. Дуремар семенил за ним.
        - Вот так дела! - воскликнул Буратино. - У Карабаса тоже поддельный ключ! Мастер и впрямь сделал третий, а это значит, что волшебный ключик у лисы и кота!
        Буратино хотел вылезти из убежища, но Артемон схватил зубами его штанину и не отпускал.
        - Ты что? - удивился мальчик, и в этот момент до его слуха долетели чьи-то голоса.
        - Тихо!.. - Буратино приложил палец к губам. - Кажется, сюда опять кто-то идет.
        В пещеру скользнули две тени и здесь оформились в лису Алису и кота Базилио.
        - Базилио! - нараспев произнесла лиса. - Через пять минут ты станешь самым богатым котом на всем Средиземноморье! Ты хоть понимаешь это? Что ты сделаешь со своими деньгами?
        Кот проурчал что-то непонятное. Лиса звонко рассмеялась:
        - Какой же ты неинтересный, даже помечтать не умеешь! Наверняка поселишься в харчевне «Трех пескарей» и будешь с утра до вечера трескать свою рыбу.
        Кот взглянул на Алису с неприязнью:
        - Чего болтаешь, открывай скорее.
        Алиса с жалостью посмотрела на него:
        - Ну, хорошо.
        Она достала золотой ключик и сунула его в замочную скважину:
        - Каборум, каборум, каборум!
        Буратино высунул из ниши свой длинный нос, но в пещере опять не произошло ровным счетом ничего.
        - Не может быть! - вскричала лиса. - Базилио, она почему-то не открывается!
        Кот сунулся мордой в замочную скважину.
        - А ты повернула ключ?
        Алиса снова приступила к двери.
        - Каборум, каборум, каборум! - пролаяла она. - Ничего не получается!..
        - А говорила, ключ настоящий, я метку сделала, - прошипел кот. - Ничего себе пометила!
        - А у кого тогда настоящий? - обозлилась лиса. - Карабас Барабас тоже не сумел открыть дверь…
        Алиса вдруг осеклась.
        - Базилио! Если оба ключа ненастоящие, значит, настоящий остался у мастера! Старая очкастая обезьяна! Вот кто во всем виноват!
        - Зачем ему было делать два ключа? - проворчал Базилио.
        - Затем, чтобы загрести побольше денег, -уверенно ответила лиса. - Это еще хорошо, если он сделал их только два. А если пять или десять?
        - Я ему глаза выцарапаю! - дурным голосом завопил кот. - Мошенник, негодяй!..
        Лиса скептически усмехнулась:
        - Базилио, если бы мошенникам выцарапывали глаза, мы давно были бы слепыми. И не понарошку, как ты…
        - Все равно выцарапаю ему глаза, - уже поспокойнее ответил кот.
        - Брось, - серьезно посоветовала Алиса, - вчера мы кого-то надули, сегодня надули нас - это же игра.
        Базилио насупился, но возражать больше не стал. Вместо этого он спросил:
        - А может, это сказочник? Может, это у него книга ненастоящая?
        - Ну, ты совсем!.. - лиса даже отшатнулась. - А долина, а пещера, а этот знак на камне - их для тебя тоже кто-то подделал?
        Базилио молча покрутил головой на толстой шее.
        - Нет уж, поверь мне, дорогуша, все дело тут в мастере, - заключила лиса.
        - Ну так идем к нему быстрее!
        - Погоди, - остановила кота Алиса, - не забывай, что нас разыскивают Карабас с Дуремаром. До темноты лучше не рисковать. Осторожно доберемся до нашего логова и переждем день.
        - И то верно, - согласился Базилио, - зачем нам рисковать?..
        И они покинули пещеру в полном согласии друг с другом. Буратино и Пьеро еще немного подождали, пока Артемон не поднялся и первым не выпрыгнул из ниши.
        - Вы что-нибудь понимаете? - озадаченно спросил Буратино. - Где же настоящий, где наш золотой ключик?
        - А может, пойдем домой? - предложил Пьеро. - Пообедаем… Устал я совсем в этой дурацкой пещере.
        - Пойдем, - ответил Буратино. - Пообедать мы успеем.
        - Успеем до чего? - насторожился Пьеро.
        Буратино сочувственно посмотрел на друга.
        - Понимаешь, Алиса ведь права: нужно идти к мастеру. Но мы должны опередить кота и лису.
        Говорящий Сверчок
        дает Буратино хороший совет
        До вечера еще оставалось время. Пьеро после обеда отсыпался, а Буратино помогал папе Карло чинить старую шарманку, с которой тот никак не желал расставаться.
        - Папа Карло, - говорил Буратино, - если ты не хочешь новую шарманку, давай купим тебе какой-нибудь другой инструмент. Например, клавесин.
        - Ни к чему это, сынок, - отвечал старый шарманщик, - мне уже поздно учиться…
        - И ничего не поздно! - не отступал Буратино. - Ты у нас такой талантливый! Быстренько выучишься играть на клавесине, и будет у нас в театре чудесная музыка.
        - Давать советы, Буратино, - самое неблагодарное дело, - послышался вдруг тихий, скрипучий голос сверху. На шкафу сидел знакомый Говорящий Сверчок. - Я однажды дал тебе хороший совет, и что из этого получилось?
        Буратино обрадовался Сверчку.
        - А что? - засмеялся он. - Все получилось прекрасно!
        - Да-а, все кончилось благополучно, - признал папа Карло. - Но похоже, мой мальчуган опять соскучился по приключениям…
        - Ой, послушай, Сверчок, - спохватился Буратино, - не дашь ли ты мне еще один мудрый совет?
        - Если ты просишь, я, конечно, помогу. Это совсем другое дело, - проскрипел Говорящий Сверчок.
        Буратино метнул быстрый взгляд на папу Карло и заерзал на месте.
        - Папа Карло, - сказал он, - по-моему, у тебя пригорает ужин.
        Папа Карло повел носом и снисходительно усмехнулся: он разгадал хитрость Буратино.
        - Ты посоветуй ему прилежнее учиться в школе, а не гоняться за котом и лисой, - попросил он мудрого Сверчка, покидая комнату.
        …Буратино рассказал своему старинному знакомому всю историю про волшебную книгу, спрятанный клад и фальшивые ключи.
        - Крри-кри, - призадумался Сверчок. - Вот что я тебе скажу, Буратино, дело тут не в ключике. И идти нужно не к мастеру, а к сказочнику, которому принадлежала волшебная книга. Думаю, он один знает, почему не открылась дверь в пещере.
        - Где же мне его искать? - растерянно спросил Буратино.
        - В Стране Дураков, конечно. Именно там происходит все самое несуразное, самое смешное, но и самое удивительное. Только там могла появиться волшебная книга. Наверняка и золотой ключик - порождение этой страны.
        - А как же дверь в каморке папы Карло? - резонно спросил Буратино.
        - Я живу здесь уже более ста лет, - вздохнул Говорящий Сверчок, - и хорошо помню то время, когда и этот город принадлежал Стране Дураков. В ней живет странный народ, на первый взгляд, доверчивый и глуповатый, позволяющий тиранить себя жестоким правителям. Но если ты хочешь найти настоящего друга, ищи его опять же в Стране Дураков. И не спрашивай меня, почему так!
        Сверчок умолк.
        - Спасибо, - сказал Буратино, - ты и вправду великий мудрец. Я очень сожалею, что когда-то швырнул в тебя молотком.
        Буратино подошел и осторожно погладил Сверчка пальчиком.
        - Как же мне найти этого сказочника? - задумался он вслух.
        - Да это проще простого, - ответил Сверчок. - Зайди в любую лавчонку и скажи, что тебе нужен сказочник, чтобы вернуть ему старый долг. В Стране Дураков никто никогда не отдает долгов, и потому ты несказанно удивишь лавочника. А дальше все произойдет само собой.
        …Буратино долго сомневался: будить ему Пьеро или нет? В конце концов он решил идти к сказочнику один. Пусть Пьеро отдыхает от пережитых волнений.
        Как только солнце стало клониться к горизонту, Буратино отправился в Страну Дураков.
        Буратино знакомится
        с дядюшкой Роу
        В Стране Дураков жизнь только просыпалась.
        Буратино выбрал для своей цели лавочку старьевщика. Ее хозяином оказался словоохотливый старичок. Однако он не знал, кто такой сказочник.
        - А зачем он тебе, деревянный человечек? - полюбопытствовал старьевщик.
        - Хочу вернуть ему долг, - громко и четко ответил Буратино.
        - Долг вернуть?! - изумился старичок. - Да неужели есть люди, которые возвращают долги? Эй, Полкан, поди сюда!
        В лавочку вбежала грязная облезлая дворняга.
        - А ну, быстро беги и разнюхай, где живет сказочник, - приказал старичок. - Тут ему долг принесли. Подумать только!..
        Пес присел на задние лапы, наверное, тоже от удивления, а затем со всех ног понесся на улицу.
        - Мигом разыщет и тебя проводит, - похвалил собаку старик. - Эх, неужели что-то меняется в людях? Может, и мне когда-нибудь вернут долги?..
        …Оказалось, что сказочник живет в маленьком обветшалом домике, который сиротливо смотрел на улицу своим единственным окошком. Буратино постучал в низенькую дверь.
        Через минуту перед ним появился хозяин с зажженной свечой в руке. Был он еще не старый, высокого роста и худой, с длинными седеющими волосами и умным взглядом синих глаз. От него веяло покоем и добротой.
        - Это вы сказочник? - задрав голову, спросил Буратино.
        - Я, - ответил тот приятным глубоким голосом.
        - Я к вам по делу. Не так давно лиса Алиса и кот Базилио взяли у вас одну старинную книгу…
        Хозяин утвердительно кивнул головой и распахнул дверь пошире:
        - Пожалуйте в дом, молодой человек.
        Жилище сказочника состояло из одной-единственной комнаты, в которой повсюду были книги: они стояли на полках, в шкафу, в беспорядке теснились на столе, на кровати и даже на полу. На столе, кроме этого, лежала еще кипа бумаг и возвышалась чернильница с гусиным пером.
        Перехватив взгляд Буратино, хозяин пояснил:
        - Я действительно сказочник, сочиняю занятные истории для детей. Зовут меня дядюшка Роу. А как твое имя?
        - Буратино.
        - Ты интересовался старинной книгой, - напомнил дядюшка Роу.
        - Да-да, - встрепенулся Буратино. - Я пришел, чтобы узнать секрет волшебной книги. Дело в том, что золотой ключик принадлежал мне. Но кот и лиса выкрали его и вместе с вашей книгой продали очень плохому и злому человеку…
        Дядюшка Роу нахмурился.
        - Я подозревал, что все так и будет, - промолвил он. - Но видишь ли, у меня была книга и не было ключика. Поэтому я обратился за помощью к самым известным проходимцам.
        Буратино тщетно пытался понять логику его слов.
        - Зачем? - в замешательстве спросил он.
        - У отъявленных мошенников есть одно похвальное качество: они быстро находят то, что им нужно. Не прошло и недели, как ко мне пожаловал хозяин золотого ключика. А завтра, глядишь, я буду иметь и сам ключ.
        - Ох, дядюшка Роу, ключей-то ведь стало три, а может, и того больше, - пожаловался Буратино. - И ни один не открывает дверь в пещере.
        И он подробно, уже во второй раз за сегодняшний вечер, рассказал про события последних дней. Буратино не предполагал, что он так легко доверится первому встречному. Но, увидев дядюшку Роу, почувствовал необъяснимую симпатию к этому мягкому и добродушному человеку.
        А умудренный жизнью дядюшка Роу тоже понял, кто перед ним. И тоже не стал таиться.
        - Буратино, кота и лису я обманул, - весело засмеялся он. - Надеюсь, ты не осудишь меня за это?
        - Еще бы! - с азартом воскликнул Буратино. - Выходит, что и книга поддельная?
        - Да нет, книга как раз настоящая. Я подделал в ней только одно слово «Каборум». Теперь ты понимаешь, почему дверь не открывается?
        Буратино с восхищением смотрел на своего нового друга, а дядюшка Роу продолжал:
        - Эту книгу я приобрел давно. В ней были всякие любопытные притчи, и я с пользой для себя почитывал их. Но недавно я случайно подогрел на свече страницу книги, и прежний текст пропал, а на его месте появились странные обрывки слов. Заинтересовавшись, я прогрел все страницы и таким образом узнал о пещере, сокровищах и волшебном золотом ключике.
        Мои книги давно уже никто не печатает: хорошие, добрые сказки нынче не в моде. Денег у меня совсем не осталось, и я зарабатывал гроши самой грубой работой: колол соседям дрова, таскал мешки в лавочках… А когда и этой работы не было, опускался до того, что писал всякую чепуху для богатых.
        И вдруг я узнаю о несметных сокровищах! Я побывал в Долине привидений, нашел скалу Верблюд и осмотрел пещеру. Оставалось найти золотой ключик. Тогда я и придумал свою хитрость…
        - А какое настоящее волшебное слово? - не удержался Буратино.
        - Ты узнаешь его, - успокоил мальчика дядюшка Роу, - когда мы вместе пойдем за сокровищами. Согласен?
        - Согласен! - с восторгом воскликнул Буратино. - Только… у меня есть друг Пьеро. Можно нам взять его с собой?
        - Возьмем и Пьеро, раз он твой друг, - светло улыбнулся хозяин дома. - Друзья обязательно должны быть рядом в трудные минуты. Жаль, что я не могу взять своих…
        - Почему? - удивился Буратино.
        - Видишь ли, - смутился дядюшка Роу, - я всю жизнь считал, что лучшие друзья - это книги. Вон сколько их у меня. Я бы мог продать их и жить безбедно: это очень ценные книги. Но друзей, если ты знаешь, не продают… Наверное, в благодарность за эту мою преданность книги и открыли мне тайну клада.
        - Замечательно! - воскликнул Буратино. - Значит, завтра с утра мы отправляемся в Долину привидений!
        - Договорились, - ответил дядюшка Роу.
        Кот и лиса объединяются
        с Карабасом и Дуремаром
        Как только стемнело, кот и лиса выбрались из своего логова и поспешили в Страну Дураков.
        Старый шимпанзе нисколько не удивился их приходу. Он как будто даже обрадовался.
        - Желаете заказать еще ключ? - спросил он, поблескивая из-за очков маленькими черными глазками.
        Базилио оскалил зубы и выпустил острые когти.
        - Мы желаем знать, почему оба ключика, полученные от вас, не открывают дверь?!
        Старому мастеру показалось, что он ослышался.
        - Что? Не открывают? Не может быть… - залопотал он. - Работа высочайшего класса…
        - Это мы уже слышали! - завопил Базилио. - Говори, сколько сделал ключей? Где настоящий?!
        Однако мастер уже пришел в себя и принял свой обычный меланхолический вид, тупо уставившись в пустой прилавок.
        Лиса Алиса оттеснила кота.
        - Базилио, - укоризненно сказала она, - ну разве так поступают деловые люди? Извините его, мастер. И, будьте любезны, расскажите о золотых ключиках то, что не известно нам.
        С этими словами Алиса выложила перед хозяином мастерской десять золотых. Шимпанзе с самым равнодушным видом смахнул их в карман.
        - Я на всякий случай изготовил два ключа, - признался он, - и всего их стало три.
        - Где третий? - ринулся через прилавок кот Базилио.
        Шимпанзе попятился.
        - Третий купил деревянный мальчишка с длинным носом…
        - Буратино!!! - в один голос вскричали пройдохи.
        Они вывалились из мастерской, совершенно оглушенные последней новостью, и не сразу увидели двух доберман-пинчеров, неутомимых и неподкупных сыщиков Страны Дураков. Зато сыщики сходу заметили знаменитых мошенников. Схватив кота и лису за шкирку, доберман-пинчеры поволокли их в полицейское отделение.
        Там прибывших ждали дежурный бульдог, Карабас Барабас и Дуремар.
        - Попались, голубчики! - радостно потер руки Карабас.
        - Сейчас вы узнаете, как обманывать почтенных граждан, - ввернул Дуремар.
        - Нас самих обманули! - задыхаясь, протявкала лиса. - Базилио, скажи…
        - Мяу!.. - выдавил перепуганный кот.
        - А вот мы проверим.
        Бульдог тяжело поднялся и виртуозно обыскал карманы задержанных. На его стол посыпались золотые, а минутой позже к ним присоединился и знакомый ключик.
        - Это он! - с торжеством закричал Карабас Барабас. - Мой золотой ключик!
        - Наш золотой ключик!.. - благоговейно пролепетал Дуремар.
        - А деньги? - алчно прорычал дежурный.
        - Деньги можете оставить себе, - отмахнулся доктор кукольных наук, - мне нужен только ключ.
        Бульдог прикрыл кучу золота протоколом и сердито засопел на кота и лису:
        - Вы совершили три преступления, негодяи: вы беспаспортные, безработные и к тому же обворовываете почтенных граждан нашей страны. Отвести их за город и утопить в пруду!
        - Тяф! - ревностно ответили преданные сыщики.
        - Постойте! - не своим голосом завизжала лиса. - Синьор Карабас Барабас, этот ключик тоже не открыл дверь в пещере Верблюжьей скалы! Но мы знаем почему!..
        Карабас ошарашенно уставился на бродяг. Сказанное лисой не укладывалось в его голове. В конце концов он вытащил из кармана кошелек с деньгами.
        - Господин дежурный, - сказал Карабас, бросая кошель полицейскому, - я вношу задаток за этих проходимцев и забираю их с собой.
        Бульдог натренированным движением поймал кошелек.
        - Забир-райте! И чтобы духа их здесь не было!
        …На улице кот и лиса слезно повинились во всем перед Карабасом Барабасом, рассказали ему историю про поддельные ключики и поклялись выкрасть у Буратино настоящий.
        - Как же я могу вам верить, презренные, если вы все время врете! - выходил из себя Карабас.
        - Ну, синьор, поверьте в последний раз, - Алиса уронила слезу на землю. - Мы вам больше пригодимся как союзники…
        Карабас Барабас пристально поглядел на лису.
        - Хорошо, - решился он после тяжелого раздумья, - союзники так союзники. Но если вы опять вздумаете хитрить!..
        - Синьор, - расцвела лиса, - мы будем сама преданность!
        - Сама преданность! - эхом подхватил кот.
        - Ну, смотрите! - Карабас Барабас устрашающе надул щеки. - Моя семихвостая плетка давно не знает работы.
        - Синьор, - деловито сказала Алиса, - я думаю, нужно установить слежку за Буратино: он что-то задумал, а вот что…
        - Отлично! - гаркнул Карабас. - За работу, бездельники!
        В пещере Верблюжьей скалы
        встречаются заклятые враги
        На рассвете следующего дня Буратино разбудил Пьеро.
        - Надо улизнуть из дома, пока все спят, - озабоченно сказал он.
        - А в школу? - спросонок пробормотал Пьеро.
        Буратино едва не потерял дар речи:
        - Клад идет к нам в руки, а он собрался в школу! Ну ты подумай, зачем богатому учиться?
        Пьеро разлепил сонные глаза:
        - Ты что, нашел настоящий ключик?
        - Не нашел, и не надо: тут дело совсем в другом. Собирайся и не забудь свой ранец, а книги выложи. Ранцы нам понадобятся для золота…
        Мальчики так спешили, что даже забыли про Артемона. И только за городом Буратино заметил это.
        - Жаль, - огорчился он. - Артемон - верный товарищ и всегда начеку.
        …Сентябрьское утро выдалось ясным. Было еще не жарко, природа только просыпалась, и в низинках кое-где клубился сиреневый туман. С моря нежно веяло прохладой, кругом царила тишина. Лишь птицы по временам нарушали ее.
        Дядюшка Роу ждал мальчиков неподалеку от харчевни «Трех пескарей». У его ног стоял туго набитый мешок.
        - А что у вас там? - спросил Буратино.
        Дядюшка Роу взвалил на плечи свою ношу.
        - Я никогда не бывал в пещерах, - сказал он, - но кое-что знаю о них из книг. Вот и прихватил самое необходимое, например факелы. А как вы собираетесь идти по темным проходам? На ощупь, что ли? Ведь в пещере темнее, чем в самую темную ночь на земле.
        - Почему? - снова спросил любопытный Буратино.
        - Видишь ли, по ночам звезды или облака хоть немного, но освещают землю, - разъяснял дядюшка Роу. - Под землей же абсолютная темнота. Но это еще полбеды, - продолжал он, - пещеры таят много опасного…
        Пьеро слушал сказочника вполуха и думал о своем: еще вчера он обещал Мальвине не ввязываться в опасные приключения. И вот пожалуйста - удрал из дома и спешит навстречу неизвестности. Да еще вместо школьных занятий…
        И Пьеро раскаянно подвывал:
        - Я опять не спросясь убежал,
        Свое слово опять не сдержал.
        А Мальвина проснется в слезах
        И воскликнет, печальная: «Ах!»
        Буратино от смеха схватился за живот:
        - Зато она не скажет: «Мальчики, быстро мыть руки!»
        - Тебе легко говорить, - стушевался Пьеро, - ты не любишь Мальвину…
        - Ну и ты не люби! - резвился Буратино.
        - Я не могу, - печально ответил Пьеро, - это от меня не зависит…
        Дядюшка Роу добродушно улыбался, не вмешиваясь в этот разговор. Он бодро поднимался по тропке, с наслаждением вдыхая свежий горный воздух, перемешанный с запахами моря. Иногда он оглядывался, словно высматривая кого-то, но кругом по-прежнему было безлюдно и тихо.
        Буратино же вспомнил легенду, услышанную от столяра Джузеппе, и пересказал ее дядюшке Роу.
        - Я слышал эту историю, - ответил тот, - и даже написал сказку с похожим сюжетом.
        - Ну да! - Буратино аж споткнулся. - И ваши герои тоже превращаются в камень от жадности?
        - Нет, они превращаются в камень от того, что в их сердцах слишком мало любви.
        - Это как же? - не понял Буратино. - При чем тут любовь?
        - Очень даже при чем, - серьезно сказал дядюшка Роу, - ведь любовь и жизнь это одно и то же. Чем меньше любви, тем ближе к смерти.
        - Ой, как это верно! - горячо воскликнул Пьеро. - Я всегда это чувствовал!
        Буратино промолчал, ломая голову над словами сказочника.
        Его размышления прервались, когда за очередным поворотом тропинки выросла скала Верблюд.
        Дядюшка Роу в последний раз оглянулся и поспешил к незаметной расщелине вслед за Буратино и Пьеро.
        В пещере сказочник снял со спины свой тяжелый мешок, поставил его на каменный пол и уселся сверху с видом человека, который выполнил свою работу и больше никуда не спешит. Буратино же не терпелось поскорее открыть заветную дверь.
        - Ну, чего же вы? Скорее сюда! - позвал он, вставив золотой ключик в замочную скважину. - Какое слово нужно сказать?
        - Иди сюда, малыш, - ласково позвал дядюшка Роу, - эта дверь не откроется.
        - Что? - голос у Буратино дрогнул. - Почему не откроется?
        - А разве ты забыл, что настоящий ключ с меткой у лисы? Ты же сам рассказывал мне об этом…
        Буратино готов был заплакать от досады.
        - А зачем же мы сюда пришли? - спросил Пьеро.
        - Наберитесь терпения, мои дорогие, - проговорил сказочник. - Скоро в этой пещере соберутся все три ключика. Иначе я бы просто не потащил с собой такую тяжесть.
        - Вы хотите сказать…
        - Да, ребятки, очень скоро здесь появятся Карабас с Дуремаром и кот с лисой.
        Глаза у Пьеро округлились от страха.
        - Бежим отсюда! - он дернул дядюшку Роу за рукав.
        - Не нужно бояться, Пьеро, ничего они нам не сделают.
        Впрочем, бежать все равно уже было поздно: в каменном коридоре гулко зазвучали шаги и голоса. В пещеру ввалился разъяренный Карабас Барабас, за ним прошмыгнула лиса Алиса, возник тощий Дуремар и, сверкая глазищами, показался кот Базилио.
        - Вот они! Это они!!! - закричали все хором, и в этом многоголосье резко прозвучал свист знаменитой семихвостой плетки.
        Буратино отпрянул. Пьеро упал на четвереньки и пополз к спасительной нише в стене. Только дядюшка Роу оставался спокойным.
        - Синьоры… и синьорита! - громко провозгласил он, перекрывая общий шум, и в пещере повисла растерянная тишина.
        - Не понимаю вашего волнения, - невозмутимо продолжал сказочник. - Конечно, это мы. И совершенно естественно, что мы находимся здесь. Золотой ключик по праву принадлежит Буратино, волшебная книга - мне. Не так ли? - и дядюшка Роу обвел всех четверых ясным и твердым взглядом.
        Карабас набычился и, не зная, что ответить, сердито зыркал на лису. Та вытолкнула вперед взъерошенного кота Базилио. Дуремар некстати глупо ухмыльнулся. Дядюшка Роу выдержал паузу.
        - А сейчас, когда вы успокоились, - сказал он, - я должен вам кое-что сообщить. Эту дверь не открыл ни один из трех ключей, потому что я намеренно изменил в книге волшебное слово. Настоящее знаю только я.
        Услышав это, Барабас и его компания застыли, словно каменные статуи Долины привидений. Пьеро вылез из своего убежища и отряхнулся. Буратино победно улыбался во весь рот.
        - А теперь ответьте, почему мы поджидали вас, вместо того, чтобы без помех проникнуть в сокровищницу? - спросил дядюшка Роу.
        Карабас молча хлопал глазами, вопрос был явно не для его мозгов. Кот и лиса не торопились подсказать ему правильный ответ.
        - У вас просто нет настоящего ключика, - брякнул Дуремар и поспешно ретировался за спину Карабаса Барабаса.
        - Правильно, - ответил сказочник, - он у лисы.
        - У меня! - Карабас наконец-то обрел дар речи. - Настоящий ключик у меня!
        - Пусть так, - махнул рукой дядюшка Роу. - Главная причина не в этом.
        - А в чем?!
        - Вы невнимательно читаете, синьоры. А ведь в волшебной книге написано: «несметные богатства», «сколько сможете унести…» Поэтому сокровищ хватит на всех, кто волей судьбы стал причастен к этой тайне, - дядюшка Роу повысил голос, - то есть на всех нас. И незачем тут враждовать и ссориться. Когда откроется эта волшебная дверь, уж поверьте старому сказочнику, нам потребуются общие усилия, помощь и взаимовыручка, чтобы добраться до сокровищ и вернуться назад живыми… Вот поэтому мы и поджидали вас!
        В пещере снова воцарилась тишина, а затем вперед выступила лиса.
        - Я согласна со сказочником, нам надо объединиться! - заявила она.
        - Конечно, объединиться, я - с Алисой, - подхватил кот Базилио.
        - Несметные, говоришь, - процедил сквозь зубы Карабас Барабас. - Ну, тогда другое дело!
        - А я как все, а я как все, - суетливо закивал головой Дуремар.
        Дядюшка Роу встал.
        - Тогда за дело! Все ключи сюда! - распорядился он. - И мою книгу, кстати, тоже!
        Он взял три золотых ключика, свою волшебную книгу и подошел к двери. Вокруг все замерло, и в полнейшей тишине отчетливо прозвучало волшебное слово:
        - Сиборим, сиборим, сиборим!
        Скала дрогнула и загудела. Каменная глыба с нарисованным ключиком на ней медленно поползла в сторону…
        Кладоискатели отправляются
        по пещерным лабиринтам
        в поисках сокровищ
        Из темного каменного зева потянуло сыростью и холодом. Вход был открыт, однако никто не трогался с места.
        - Вы наверняка представляли себе нечто совсем другое, - улыбнулся дядюшка Роу. - А нам, кажется, предстоят нелегкие испытания… Но это не повод, чтобы отступать. Итак, в путь! Факелы, теплая одежда есть у всех?
        Оказалось, что о факелах и еде позаботился только Карабас Барабас. Об одежде и прочем - никто. Кот с лисой вообще пришли как на прогулку, правда, мешки для золота и драгоценностей взять не позабыли.
        - Мы не замерзнем, - заявила Алиса, - мы с Базилио привычные.
        - Почему бы этим сокровищам не лежать прямо здесь, за дверью? - недовольно проворчал кот.
        Дядюшка Роу достал и зажег два факела, Карабас - один. Вслед за ними путешественники медленно двинулись вперед. Перед ними раскинулся огромный пещерный зал, дальние края которого терялись во тьме. Но там, куда проникал свет, пещера являла поразительные чудеса.
        На какое-то мгновение путникам показалось, что они уже окружены бесчисленными сверкающими сокровищами, и все ошеломленно закрутили головами. Прямо с потолка пещеры свисали огромные, завораживающие взгляд сосульки сталактитов, а с пола навстречу им поднимались еще более причудливые сталагмиты. Они как бы тянулись друг к другу, и некоторые счастливо соединялись в вечном поцелуе, образуя величественный сталагнат - пещерный столб от пола до потолка.
        Тишину нарушила Алиса:
        - Удивительно! - очарованно выдохнула она. - Никогда бы не подумала, что под землей может быть так красиво!
        Карабас Барабас поднял свой факел над головой и помахал им. По пещере побежали фантастические тени, заиграли цвета - от бордового до нежно-сиреневого. Буратино это напомнило феерическое театральное представление.
        - Вот это да! - он протянул руку. - Дайте и мне, я тоже хочу так!
        - Я тебе что, играюсь тут? - рыкнул на него Карабас. - Я смотрю, куда идти дальше.
        Сказочник вручил один факел лисе Алисе, и кот сразу придвинулся к своей подружке.
        Осторожно ступая, кладоискатели принялись осматривать огромную каменную залу. Вскоре они обнаружили несколько проходов, ведущих куда-то вниз в разных направлениях.
        - Перед нами подземный лабиринт, - объявил дядюшка Роу, - это обычное дело в пещерах. Нам следует разбиться хотя бы на три группы - так мы быстрее отыщем клад. Но хочу предупредить: здесь очень просто заблудиться и остаться навсегда…
        - Как это навсегда? - струхнул кот Базилио. - Я не хочу здесь оставаться!..
        Не взглянув на него, сказочник продолжал:
        - У меня есть три мотка бечевки, поэтому я и говорю о трех группах. Бечевка не позволит потерять дорогу назад. Как видите, она тонкая, будьте осторожны, и, разумеется, не бесконечная. Если веревка кончится, возвращайтесь назад, ищите другую дорогу.
        Голос дядюшки Роу под пещерными сводами звучал гулко и сурово:
        - А если по какой-то причине вы станете продвигаться без веревки, используйте правило левой руки: всякий раз выбирайте крайний левый проход. А возвращаясь - крайний правый. Так вы не рискуете заблудиться.
        - Алиса, - зашептал кот, - ты что-нибудь поняла?
        Та шикнула на него:
        - Не мешай! Тут дают очень дельные советы. Естественно, не для дураков.
        В другое время Базилио наверняка обиделся бы, но сейчас ему было не до этого.
        - А что делать тому, кто найдет сокровища? - пискляво спросил Дуремар.
        - Нашедшие сокровища вернутся сюда и здесь будут ждать остальных, - ответил дядюшка Роу. - А чтобы не потерять дорогу к кладу, каждый возьмет с собой еще кусочек мела, об этом я позаботился. Мелом легко обозначить нужный путь. Все ясно?
        Наступила тишина: каждый в молчании обдумывал услышанное. И только капли воды, срываясь откуда-то сверху, звонко пели, ударяясь о камни подземелья:
        - Дзинь-дзинь-дзинь, - словно звоночек, который торопил и напоминал: пора, пора спешить…
        - Как будем делиться? - заговорил Карабас Барабас.
        - Я пойду с дядюшкой Роу! - отчеканил Буратино. - Пьеро с нами.
        - А я с вами, синьор Карабас, - поспешил сделать заявку Дуремар.
        Сказочник повернулся к лисе с котом:
        - Ну что ж, все правильно. Третью группу образуете вы, милейшие. С факелами обращаться умеете?
        Алиса фыркнула.
        - В своей бродячей жизни мы легко учимся всему. Справимся и с факелом, верно, Базилио? - повернулась она к коту. Тот молча поежился.
        Тем временем дядюшка Роу уже раздавал кому одежду, кому факелы и веревку… Затем он тщательно проверил готовность каждой группы и закрепил концы всех трех бечевок, прибегнув к помощи толстого сталагмита.
        - Все! - сказал он на прощание. - Каждому - счастливого пути!
        Карабас Барабас, подхватив свою бороду, первым устремился в темный проход. За ним потрусил Дуремар. Алиса тронула лапой оцепеневшего кота:
        - Базилио, очнись, нам пора!
        - Я хочу нести факел! - заявил Буратино.
        - Что ж, неси, - согласился дядюшка Роу. - Только не забывай, что деревянному человечку нужно быть вдвойне осторожным с огнем.
        …Через минуту огромный пещерный зал вновь погрузился в кромешную мглу и тишину. Только срывающиеся капли воды продолжали свою бесконечную песню. Но вот в этой тишине снова послышался гул, чем-то напоминающий отдаленный обвал в горах, - это закрывался вход в сокровищницу. Впрочем, кладоискатели его уже не слышали…
        Карабас Барабас уходит
        в зеленый туман
        Карабас Барабас держал факел высоко над головой и тяжелой поступью продвигался вперед. Проход то суживался, то раздавался вширь и в высоту, вилял направо и налево, явно чувствовались то подъем, то спуск. При этом постоянно попадались разветвления, и тогда Карабас принимал решения, приводившие в беспокойство семенившего за ним Дуремара: он выбирал то левый проход, то правый. Бечевка на их катушке все разматывалась и разматывалась, а сокровищ не было и в помине.
        - Послушайте, синьор Карабас, - решился заговорить Дуремар, - а если мы найдем клад, что будем делать?
        - Что-что… Возьмем, сколько нужно, и вернемся назад.
        - Ну а путь-то мелом помечать станем? - допытывался продавец пиявок.
        - А как же, - удивился вопросу Карабас. Он остановился и пристально взглянул в бегающие глазки Дуремара. - Это почему ты так спросил?
        - Но ведь можно пометить так… хе-хе, что будет понятно только вам да мне… - и Дуремар затрясся от беззвучного смеха.
        Карабас Барабас поднес факел прямо к сморщенному лицу продавца пиявок.
        - Хитер… - медленно проговорил он, рассматривая это лицо так, словно видел его впервые. - Хочешь все заграбастать сам? Сколько же тебе нужно денег, болотная гнилушка, а?
        - Что вы, синьор!.. - извивался Дуремар под страшным взглядом Карабаса. - Я думал только о вас!.. О вашем благополучии… Ну зачем, скажите на милость, богатство этим безродным бродягам коту и лисе? У кукольных мальчишек денег и без того куры не клюют… А сказочник… пускай лучше сочиняет свои сказки!..
        По заросшему лицу Карабаса Барабаса прошла судорога, и он оттолкнул Дуремара от себя.
        - Эх ты, мелкая слякотная душонка! И зачем только я опять связался с тобой!.. За жалкий сольдо ты продашь меня еще охотнее, чем остальных. Ну и поделом мне, старому дураку…
        Продавец пиявок понял, что допустил оплошность, и не знал, как ему вернуть расположение Карабаса. «Я мелкая душонка, а ты, значит, благородный герой», - думал он, злобно взглядывая на своего патрона.
        Однако Дуремар быстро сообразил, что свои истинные чувства ему лучше держать при себе. Он ссутулился и опять одел привычную маску угодливости и подобострастия.
        - Ох, синьор, зачем мне вообще деньги!.. - осторожно проговорил он, крадучись за Карабасом Барабасом по узкому коридору. - Мне и нужно-то в этой жизни совсем немного: крыша над головой в дождливый день да кусок свинины со стаканчиком вина на ужин… А вся моя радость - в услужении вам…
        Вдруг он осекся: в боковом проходе что-то мерцало. Карабас из-за света факела не заметил слабого сияния и прошел мимо.
        - Синьор, синьор! - в волнении закричал Дуремар. - Там что-то светится!
        Карабас поспешно вернулся, отвел в сторону факел. Теперь и он увидел, как из прохода, на который указывал Дуремар, лился странный, похожий на лунный свет.
        - Гм-м, - промычал доктор кукольных наук, - там что-то есть…
        - Сокровища, это сокровища! - затрепетал продавец пиявок. - Скорее туда!
        И он первым кинулся в проход. Карабас последовал за ним. Скоро они оказались в пещере, которая освещалась бледным и рассеянным, чуть зеленоватым светом. Он исходил от туманной дымки, скрывающей дальнюю стену.
        - Зеленый туман, - остановился Карабас Барабас, - светящийся зеленый туман.
        Он потушил не нужный здесь факел, положил его и прочие вещи на каменный пол и стал приближаться к мерцающему облаку. Бечевку он автоматически продолжал тянуть за собой.
        Подойдя вплотную, Карабас зачем-то принюхался, а затем сунул в туман руку и тут же резко отдернул ее. Внимательно следивший за ним Дуремар вздрогнул. Но Карабас Барабас, видимо, не пострадал: он помедлил, словно прислушивался к чему-то, а затем сделал большой шаг вперед… и пропал из глаз. Из фосфорического облака тумана торчала только натянутая бечевка, которую Карабас так и не выпустил из рук.
        - Синьор! - крикнул Дуремар. - Где вы, синьор?
        Ответом ему была мертвая тишина, и эта тишина давила на Дуремара сильнее, чем вся каменная толща над его головой. Ему сделалось трудно дышать.
        - Эй! - еще громче закричал продавец пиявок. - Карабас, отзовитесь!
        Дуремар подбежал к стене тумана и прислушался, но не уловил ни звука. Он схватил бечевку и потянул на себя. Бечевка не подавалась: она словно приросла к чему-то в этой колдовской зеленой дымке. В отчаянье Дуремар схватил попавшийся под руку камень и запустил им в облако. Камень легко ушел в туман, но звука падения не произвел.
        Дуремар покрылся липким потом. С трудом соображая, что делает, он, как и Карабас, сунул руку в призрачное облако.
        - Иди сюда-а-а… - не то послышалось, не то померещилось Дуремару. Он судорожно отдернул руку и не помня себя рванулся назад. Случайно он споткнулся о вещи Карабаса и растянулся на каменном полу. Сознание покинуло его.
        Когда Дуремар пришел в себя, в пещере было по-прежнему тихо. Зловещий зеленый туман неотрывно следил за Дуремаром. Неестественно натянутая бечева напоминала о разыгравшейся здесь трагедии.
        Холодная тяжелая капля упала Дуремару на щеку и обожгла ужасом.
        - А-а-а!.. - закричал он…
        Кот и лиса едва не погибают
        под обвалом
        - Алиса, - окликнул лису кот Базилио, - а ты уверена, что мы не заблудимся?
        - Поаккуратней разматывай бечевку да смотри не порви, вот и не заблудимся, - отозвалась Алиса, старательно освещая себе дорогу.
        Базилио мог бы обойтись и без факела, он и так хорошо видел в темноте. Продвигаясь за лисой, кот о чем-то усиленно размышлял.
        - Алиса, - снова не вытерпел он, - а если не мы отыщем клад?
        Лиса остановилась.
        - Дурак! - тявкнула она. - Тебе же ясно сказали: сокровища несметные! Их даже семерым не унести… Неужто кто-то станет при этом шельмовать? Какой резон?
        - Резон есть, - муркнул кот. - За сокровищами можно не раз вернуться, ведь ни гора, ни пещера никуда не денутся. А волшебное слово мы знаем…
        - А ключик? Ключика-то у нас больше нет!..
        - Вот черт! - выругался Базилио. - Я и забыл, что ключик у проклятого сказочника!.. Если они найдут клад, мы запросто можем остаться ни с чем…
        - Базилио! - теряя терпение, прикрикнула на него лиса. - Не все же умеют подличать так, как ты! И вообще помолчи.
        Кот уязвленно умолк, но ненадолго.
        - Алиса, - затянул он через минуту, - почему ты всегда выбираешь самый плохой проход? Ну зачем нам лезть в эту щель, когда рядом просторный тоннель?
        - Чтобы не заблудиться! - бросила лиса.
        - Я ничего не понимаю, - захныкал Базилио. - Я с тобой пропаду!..
        Алиса окончательно вышла из себя.
        - Ах ты безмозглая животина! - накинулась она на кота. - Ты что, не слышал про правило левой руки?! Я все время выбираю крайний левый проход! Тогда, даже если наша веревка порвется, мы сможем выбраться назад! Это подстраховка, понятно?
        - Понятно, - смиренно ответил Базилио. - Но все-таки давай пойдем по широкому тоннелю.
        - Иди куда хочешь, идиот! - взорвалась Алиса. - Мне даже твоей веревки не нужно!
        - А мне твоего дурацкого факела! - обозлился кот. - Я и так хорошо вижу!
        - Вот и скатертью дорога!
        - Вот и хорошо!
        И неразлучные прежде приятели разбежались в разные стороны.
        «У меня веревка, - успокаивал себя кот, переваливаясь по выбранному им просторному коридору, - я не потеряюсь». Но, несмотря на это, ему было страшно. Привыкнув всегда следовать за Алисой, Базилио почувствовал себя совершенно беспомощным и беззащитным перед опасностями подземелья. Он уже горько жалел о своем опрометчивом поступке, но не знал, что ему делать: бежать назад или просто заорать во всю глотку…
        Однако ему повезло: первой закричала Алиса.
        «Ага!» - обрадовался Базилио и большими прыжками помчался на ее крик.
        - Давно бы так! - запыхавшись, сказал он своей подружке. - Что, страшно стало без меня?
        Лиса посмотрела на его перекошенную морду и от души расхохоталась, а отсмеявшись, осветила факелом каменный пол.
        - Смотри!
        По полу тянулась бечевка, точь-в-точь такая же, какая была у них.
        - Получается, что наши пути с кем-то пересеклись, - проговорила Алиса. Кот хищно оскалился:
        - Давай перегрызем им шнур, и черт с ними! Нам больше достанется!
        - Ты что, совсем рехнулся?! А если нам кто… перегрызет?
        Кот упрямо гнул свое:
        - Мы все равно выберемся с этой твоей подстраховкой. А они пускай пропадают. Тебе что, жалко их?
        - А если они найдут сокровища, - в упор спросила лиса, - что тогда?
        - А то!.. - ощерился кот. - Если найдут, все равно нас обманут. А тут мы их…
        Алиса молчала и по-прежнему пристально смотрела на Базилио. Тот не мог понять, что заключалось в этом немигающем взгляде, но ему сделалось неуютно. Базилио решил, что лиса просто боится.
        - Трусиха, - сказал он, - а я вот возьму и перегрызу…
        Но в этот момент в горе что-то загудело, задрожало, и сверху посыпался песок, а затем покатились камни.
        Кот и лиса шарахнулись в сторону какого-то низкого прохода и поползли на брюхе, бросив и факел, и бечевку, и мешки. Позади них грохотало и ухало, каменный свод угрожающе трещал над головами.
        - Это обвал! - проскулила Алиса. - Быстрее, Базилио, быстрее, если шкура тебе дорога…
        На их счастье, проход расширился, и кот с лисой, вскочив на лапы, отчаянно побежали вперед. Они остановились только тогда, когда все кругом затихло.
        - Фу-у, спаслись, - перевел дыхание кот.
        - Это еще неизвестно, - озабоченно проронила лиса. - Ясно одно, что путь назад нам закрыт. Как и тем, другим, что прошли где-то рядом… Думаю, это Карабас с Дуремаром.
        - Почему? - спросил Базилио, и лишь после этого до него дошел смысл сказанного Алисой. Кот почувствовал, как от страха у него холодеют и отнимаются лапы.
        - Да потому что мы невезучие: и ты, и я, и Дуремар, и Карабас… А сокровища достанутся Буратино…
        - Что ты несешь, что несешь?! - благим матом заорал Базилио. - Я не хочу! Ты же говорила, что выведешь!..
        - Дурак! - холодно усмехнулась Алиса. - Как я тебя выведу? Сзади обвал. У нас одна дорога - вперед. Вот только куда она приведет?..
        Буратино, Пьеро и дядюшка Роу
        оказываются в плену
        у подземного озера
        Последними тронулись в путь Буратино, Пьеро и дядюшка Роу. Сказочник посетовал было, что мальчики одеты слишком легко, но Буратино прыснул:
        - Да я же деревянный, а Пьеро гуттаперчивый, нам не бывает холодно.
        Дядюшка Роу хлопнул себя по лбу.
        - Эх, а еще старый сказочник!.. Хлопочу о теплой одежде для кукольных человечков! - шутливо пожурил он сам себя.
        …Факел в руке Буратино был бессилен как следует осветить мрачный ход подземного лабиринта, и Пьеро робко жался к дядюшке Роу. Буратино же бесстрашно вышагивал впереди. Его длинный нос задорно торчал кверху.
        - Наконец-то запахло настоящими приключениями! - удовлетворенно сказал он. - Дядюшка Роу, как вы думаете, а что нас ждет впереди?
        - Разве ты забыл? - удивился тот. - Нас ждут сокровища.
        - Да я не об этом. Здесь за каждым поворотом должно скрываться что-то ужасно интересное и смертельно опасное. Вот сейчас мы завернем за угол и…
        - Буратино, перестань! - взмолился Пьеро. - Мне и так страшно!..
        - Ну, если тебе так страшно, держи факел! Крепче! А хочешь - покачай им. Видишь, какие тени! Вон там, смотри, как будто чудовище притаилось… И шевелит шупальцами… А подними-ка факел повыше…
        От советов Буратино у Пьеро мурашки бежали по телу. Ему было вовсе не до подземных красот. Пьеро шарахался от каждой тени, а у развилки нерешительно остановился.
        - Куда идти, вправо или влево? - спросил он.
        - Пока у нас есть бечевка, это все равно, - сказал дядюшка Роу, разматывая клубок.
        - Как же так, - оторопел Пьеро, - а если я пойду не по той дороге? Тогда мы не найдем сокровища…
        - А ты иди по той, - подначивал его Буратино.
        - Если бы я знал, какая она, - вздохнул несчастный Пьеро. - Пожалуйста, Буратино, иди первым, ведь если я ошибусь, это будет угнетать меня до конца дней…
        Маленький отряд кладоискателей опять возглавил Буратино. Он не боялся принимать решения и делал это легко, даже не задумываясь. Кроме того, он успевал полюбоваться то сталактитом на своем пути, то камнем необычной формы, или просто послушать тишину подземного царства. Но постепенно замкнутое пространство лабиринта угнетающе подействовало и на него. Буратино умолк, и в тишине подземелья раздавались лишь шаги да потрескивание горящего факела.
        - Мне кажется, что мы спускаемся все ниже и ниже, уже очень сыро, - заметил дядюшка Роу. - И бечевка у нас почти закончилась. А сокровищ все нет… Может быть, нам не дано отыскать их…
        - А кому же дано? - искренне удивился Буратино.
        - Другим, - пожал плечами сказочник.
        - Может, их найдут кот и лиса? Или Карабас Барабас? Вот интересно, что они станут делать… Уж наверное не побегут за нами… Да, дядюшка Роу?
        Сказочник ответил не сразу.
        - В сложных ситуациях мы меняемся, - сказал он затем. - Тогда пробуждается наше истинное Я, которое зачастую не похоже на нас в повседневной жизни. Поэтому трудно предположить, как поведут себя и лиса, и кот, и тот же Дуремар…
        - И тот же Карабас, - с иронией досказал Буратино. - Вы, дядюшка Роу, их плохо знаете, а уж я-то очень хорошо! Нагребут они сокровищ - и без оглядки домой, вот попомните!..
        - Поверь чутью старого сказочника, эта пещера просто так не выпустит никого! - мягко возразил дядюшка Роу.
        - Ой!.. - обмер Пьеро. - Что вы такое говорите!..
        - Вы думаете, что легенда про каменные изваяния - это правда? - изумился Буратино.
        - Я не думаю, я знаю, - с глубокой убежденностью ответил дядюшка Роу. - Легенды и сказки всегда несут в себе истину, и порой более глубокую, чем самые правдивые истории. Читайте сказки, мальчики, и вы будете знать о мире больше, чем кто-либо. Люди, не любящие сказок, - несчастные создания…
        - Стойте! - неожиданно прервал его Буратино. - Смотрите, какой зал! Наш свет не достигает ни стен, ни потолка!..
        - Эге-ге-гей! - прокричал дядюшка Роу, сложив ладони рупором. Его голос разнесся по пещере и вернулся приглушенным эхом, подтвердив ее огромные размеры. - Ну что же, пойдем вперед. Посвети-ка мне, Буратино, я закреплю закончившуюся бечевку и поставлю мелом крестик.
        Они тронулись дальше, но путь внезапно преградила вода, и свет факела искрящейся дорожкой побежал по ее черной поверхности.
        - Подземное озеро, - определил дядюшка Роу, - я читал об этом. Здесь может быть и подземная река, потому что вода в озере неспокойная, видите?
        Буратино и Пьеро не отвечали, глубоко разочарованные. Преграда казалась им непреодолимой. В это время где-то наверху послышался грохот, нарастающий с каждой секундой. Мальчики испуганно посмотрели на сказочника.
        - Обвал! - прокричал им дядюшка Роу и, схватив обоих, бросил на пол и накрыл собой.
        Достигнув предела, шум падающих камней стал понемногу затихать. Когда он смолк совсем, дядюшка Роу приподнялся, из-под него выкарабкались помятые, оглушенные Буратино и Пьеро.
        - Не придавил я вас, ребятки, в этой свистопляске? - обеспокоенно спросил сказочник.
        - Что вы, дядюшка Роу, - проохал Буратино, почесывая свои бока, - по сравнению с этим обвалом вы нас просто приласкали…
        - Как бы с другими беды не стряслось, - с тревогой проговорил сказочник. - Ведь там мог быть кто-нибудь из наших…
        Он взял факел и, высоко подняв над головой, огляделся. Кругом, даже там, откуда они пришли, теперь чернела вода. Путники находились на небольшой возвышенности, которую жадно облизывали маленькие волны.
        - Вот это да! - Буратино не верил своим глазам. - Мы, кажется, на острове! Как же это получилось?
        - Наверное, виноват обвал, - дядюшка Роу озабоченно всматривался в плещущие рядом волны. - И похоже, вода прибывает…
        Пьеро издал какой-то долгий горестный крик, в котором ясно послышалось имя девочки с голубыми волосами.
        Буратино сжал зубы:
        - Что же делать, дядюшка Роу, что делать?
        - Плыть, - ответил сказочник, обретая прежнее спокойствие.
        - Я не умею плавать, - еле слышно прошептал Пьеро.
        - Ерунда! Ты поплывешь на моих плечах, - ободрил его дядюшка Роу и добавил: - Я же говорил вам, что пещера просто так никого не выпустит…
        - Вы… знали об этом, еще когда шли сюда? - дрогнувшим голосом спросил Пьеро.
        - Я это чувствовал, - сказал старый сказочник.
        - Тогда зачем же…
        Дядюшка Роу с любовью погладил Пьеро по темной голове.
        - Я чувствовал и другое, - улыбнулся он, - что все кончится хорошо!
        - Конечно! - подхватил Буратино. - Я тоже это чувствую. Не вешай носа, Пьеро!..
        Дуремар в одиночестве
        продолжает путешествие по пещере
        Перепуганный насмерть продавец пиявок охрип от крика и, захлебнувшись, умолк. Он боялся пошевелиться и остановившимися глазами смотрел на зеленый туман. В воображении Дуремара проносились самые ужасные картины неминуемой гибели. Но время шло, а ничего страшного в пещере больше не происходило. Капли воды по-прежнему срывались сверху и со звоном падали в изваянную самой природой подземелья каменную чашу на полу.
        Понемногу Дуремар начал успокаиваться. Он бочком приблизился к чаше и осторожно хлебнул холодной, как лед, воды.
        Затем Дуремар рассмотрел то, что осталось от Карабаса Барабаса. Это были три факела с коробком спичек, жареный цыпленок, немного хлеба, семихвостая плетка и отличный нож. Больше в сумке исчезнувшего Карабаса ничего не было. Дуремар закинул сумку за плечо, предварительно вынув из нее нож, на цыпочках подобрался к туго натянутой бечевке, уходившей в зеленое облако, и с размаху перерубил путеводную нить. По ней продавец пиявок бросился назад.
        Темнота лабиринта заставила его зажечь факел, и пугающе неправдоподобные, немые тени заплясали вокруг Дуремара. Он как-то отчетливо понял вдруг, что остался совсем один в этой затхлой глубине с ее смертельными ловушками, что никто не придет к нему на помощь, случись что-либо.
        Другим краешком сознания Дуремар понимал, что попадись на его пути сокровища - и ему не придется больше унижаться перед кем бы то ни было. Он будет свободен и баснословно богат. Дуремар разрывался противоречиями.
        «Что же делать? - в который раз спрашивал себя продавец пиявок. - Где искать эти чертовы сокровища и сколько придется их искать? Ведь бродить по этим однообразным переходам можно вечно…»
        После долгих размышлений Дуремар решил вернуться к выходу, а там уж… «Там уж я посмотрю, что делать…» - неопределенно подумал он. Он устало плелся, сматывая бечевку, и мысли его устремлялись то к сказочнику, то к лисе и коту, но чаще всего к Буратино.
        - Гадкая деревяшка, - хрипел Дуремар. - Мало ему своего театра!.. Так нет, подавай еще сокровища! Сейчас наверняка гребет золото в свои карманы… А я всю жизнь должен киснуть в вонючем болоте с пиявками и пресмыкаться перед каждым тупоголовым денежным мешком… И сегодня я едва не погиб, а за что?..
        Вдруг сердце у Дуремара бешено заколотилось и оборвалось: он услышал чьи-то шаги за своей спиной. Язык продавца пиявок моментально прилип к гортани.
        «Может, это Карабас? - мелькнула у него шальная мысль, которая испугала Дуремара донельзя. - Только бы не он!.. Кто он или что он теперь, после того зеленого тумана?!»
        Дуремар прижался к стене и прислушался: кругом было тихо. Но стоило ему сделать несколько робких шагов, как его преследователь тоже затопал следом. Дуремар помимо своей воли резко обернулся - ему показалось, что чья-то огромная тень скользнула за поворот.
        Продавец пиявок потащился дальше, с трудом переставляя ватные ноги, - ему казалось, что оставаться на месте еще хуже. «Здесь никого нет, - услышал Дуремар голос где-то глубоко внутри себя. - У страха глаза велики, а уши востры». И в этот момент кто-то с омерзительным писком набросился на него сверху. Факел выпал из рук продавца пиявок, он душераздирающе заголосил и сломя голову побежал.
        В панике Дуремар позабыл и про бечевку, и про все правила левой и правой руки, он несся, натыкаясь в темноте на стены, и громко стонал, изнемогая от ужаса. Даже тогда, когда внутренний голос подсказал Дуремару, что он удирает от стаи летучих мышей, продавец пиявок не нашел в себе сил остановиться.
        Его сумасшедший бег прервала пропасть, оказавшаяся на пути Дуремара, в которую тот и полетел с разбегу. «Ну вот, сходил за сокровищами», - пронеслось в его голове.
        …Продавца пиявок обожгло холодом, и над ним с хлюпаньем сомкнулись воды подземной реки. Дуремар судорожно забился, вынырнул и, не переводя дыхания, замолотил по воде. Он даже не сразу почувствовал, как его куда-то стремительно тащит потоком. Смерть не торопилась разделаться с Дуремаром, однако он не знал, радоваться этому или плакать. Стуча зубами от холода и кое-как удерживаясь на воде, продавец пиявок плыл по течению в неведомое.
        По какому-то странному капризу судьбы Дуремар вспомнил, как некогда он ловил пиявок в старом пруду черепахи Тортилы, и этот заглохший, заросший тиной пруд показался ему таким родным, что на глазах Дуремара выступили слезы. Сейчас он отдал бы все сокровища на свете, лишь бы очутиться на знакомом берегу в самый ненастный осенний день!..
        Дуремар чувствовал, как убывают его силы. Он попытался оглядеться и вдруг увидел в темноте желтые нечеловеческие глаза, которые плыли прямо к нему.
        Руки и ноги у бедного Дуремара онемели, и он понял, что тонет.
        - Помогите-е!.. - в последнем порыве отчаяния крикнул бывший продавец пиявок.
        Кот и лиса попадают
        в заколдованный круг
        - Идем, некогда рассиживать, - сказала лиса Алиса своему перепуганному спутнику. - Нам нужно искать выход отсюда, иначе мы не то что сокровища не найдем, - сами останемся здесь на веки вечные… Между прочим, я тоже неплохо вижу без факела.
        У первой же развилки лиса поставила на камне крестик мелом, который один только и остался от их бывшего снаряжения.
        - Зачем? - вяло и тупо спросил Базилио.
        - Так нужно, - ответила Алиса. - Нас с тобой может спасти теперь или счастливый случай, или крайняя предусмотрительность.
        - Алиса! - взвыл Базилио. - Вытащи меня из этой могилы!.. Я не хочу никаких сокровищ! Хватит нам и того, что мы заработаем попрошайничеством…
        - Перестань, - оборвала его лиса. - Ты рано раскис, драный хвост. Еще ничего не потеряно. Вперед, гвардейцы трущоб и помоек!
        Какое-то время они шли вперед, пока не уперлись в каменную стену. «Самая настоящая могила», - подумала Алиса.
        - Тупик, - нарочито бодро сказала она вслух. - Но это ничего, Базилио, поищем другой путь. Тут проходов много…
        Горе-кладоискатели повернули назад. У развилки лиса опять сделала пометку мелом. Базилио двигался за Алисой как во сне, вручив ей свою судьбу и отрешившись от всего. Лисе приходилось действовать за двоих: прислушиваться, присматриваться, выбирать дорогу и помечать ее мелом. Порою ей хотелось в сердцах тяпнуть Базилио острыми зубами, но всякий раз Алису удерживала жалость.
        Однако мало-помалу и она стала уставать от нескончаемого однообразия подземных ходов и тупиков. Было похоже, что с каждым поворотом лиса все больше теряет интерес к затянувшемуся путешествию. Наконец она тяжело опустилась на камень. Кот плюхнулся рядом.
        - Базилио, - негромко сказала Алиса. - А что бы ты в самом деле стал делать, если бы получил огромное богатство?
        Кот недоверчиво покосился на свою подружку, но та и не думала смеяться над ним.
        - Будто бы не знаешь… - хлюпнул носом Базилио. - Я бы снял комнату в харчевне «Трех пескарей», хозяин там держит номера… Припозднившихся на дороге хватает, и для них всегда готовы уютные комнаты.
        Базилио прижмурил глаза, как видно, представляя теплое гостиничное жилье.
        - Поселился бы я в таком райском уголке и зажил как король. Поутру мне в постель подавали бы молоко и сливки, - кот пустил слюну. - А спал бы я на пуховой перине. И еще…
        - Что? - с интересом спросила лиса.
        - Еще я нанял бы слугу, чтобы он перед сном поглаживал мне живот и чесал за ухом… А в остальное время ловил блох у меня в шерсти… Ну а ты? Ты-то что стала бы делать со своей долей?
        - Раздала нищим, - бесстрастно ответила Алиса.
        - Я с тобой откровенно, а ты… - обиделся кот и отвернулся.
        - А может, я тоже откровенно, - словно в раздумье, промолвила лиса. - Мечтать о богатстве - это еще интересно, искать его - тоже куда ни шло, а вот тащить потом на себе… Боюсь, тоска это смертная, Базилио.
        Кот завозился на месте. Как всегда, когда он не мог понять Алису, Базилио почувствовал неуверенность и раздражение. «А вдруг она сошла с ума? - пронзила его мысль. - Раздать сокровища нищим!.. Ну, конечно, сошла с ума! Батюшки, что же со мной будет?!»
        - А что это мы опять сидим, Алисонька? - вкрадчиво и льстиво спросил Базилио. - Этак мы выход не найдем…
        - А мы его и так не найдем, - спокойно ответила Алиса. - Мы с тобой уже битый час ходим по кругу.
        - Ты что! По какому кругу? Ты, сумасшедшая!..
        - По заколдованному, - так же невозмутимо ответила лиса. - Сколько бы мы ни меняли направление, мы почему-то всегда попадаем или в тупик, или в эту пещеру. Посмотри, сколько меток я уже поставила на стене.
        Базилио посмотрел и зашатался.
        - Не может быть! Ты их только что поставила!.. Нарочно!.. У-у-у-у!..
        Алиса молча наблюдала, как беснуется кот.
        - А старый сказочник-то был прав: как просто остаться здесь навсегда… - подумала она вслух.
        - Проклятый сказочник! - исступленно заорал Базилио. - Это он завел нас сюда! У-у-у… Разорву на кусочки!.. Я не хочу остаться здесь навсегда!.. Алиса!
        - Да я тоже не хочу, - лиса подавила глубокий вздох. - Ладно, вставай, хватит убиваться. Попробуем еще раз.
        Теперь Алиса почти стлалась по земле, как на охоте за добычей. Она подолгу осматривала каждую стену, обнюхивала каждую расщелинку…
        - Есть! - вдруг закричала она. - Новый лаз! Правда, он совсем узкий, но я попытаюсь.
        - Я с тобой! - Базилио вцепился в лисий хвост.
        Они поползли вперед, обдираясь в кровь и оставляя клочки шерсти на острых выступах камня. Вдруг Алиса остановилась так резко, что кот ткнулся мордой в ее пыльный хвост.
        - Ты чего? - сдавленно спросил он. - Ползи дальше.
        - Приползли, - глухо ответила лиса, - там внизу пропасть.
        - Так может, спрыгнем? - предложил Базилио, изумляясь собственной смелости.
        Алиса нашарила лапой камушек и, столкнув его вниз, вся обратилась в слух.
        - Глубоко, - сказала она, - но, знаешь, внизу вода. Пожалуй, я рискну, Базилио, все равно обратной дороги нет…
        - А я? Я и плавать-то толком не умею, я утону, Алиса!..
        - Я помогу тебе плыть. Решайся, Базилио, - настаивала лиса. - Неужели ты хочешь остаться в этом склепе?
        Базилио содрогнулся.
        - Нет, я с тобой.
        - Тогда вперед! Делай побольше прыжок, - и Алиса с силой оттолкнулась от края пропасти. Следом за ней в воздухе оказался кот, и двойной всплеск воды огласил тишину подземелья.
        - Базилио, - отфыркиваясь и отыскивая глазами своего приятеля, крикнула Алиса, - а ведь мы вырвались из заколдованного круга! И эта река нас обязательно куда-нибудь вынесет!..
        Кот шумно дышал, не в силах ответить, и таращил по сторонам желтые глаза. Он различил мелькающую в волнах голову и кое-как погреб к ней, но в следующую минуту снова чуть не ушел под воду от страха: перед ним покачивалась голова Дуремара. Голова выкатила побелевшие глаза и замогильным голосом прокричала:
        - Помоги-ите!
        - Кто это тут? - заплескалась рядом Алиса. - Неужели Дуремар? Ну, не ори, не ори. Это ведь мы, кот и лиса. А где же Карабас?
        Продавец пиявок узнал голос Алисы и зарыдал, хлебая речную воду:
        - Карабас пропал!.. Меня чуть не съело чудовище… Я тону, я ничего не вижу…
        - Зато я вижу, - ответила лиса. - Там, впереди, горит огонь.
        - Огонь! - бешено завопил Базилио. - Значит, там берег!
        - Я тоже вижу! - поднимая вокруг себя фонтаны брызг, закричал Дуремар.
        - Правим на огонь, - дала команду Алиса.
        Кладоискатели собираются
        в Фиолетовой пещере
        Дядюшка Роу раздевался, готовясь плыть.
        - Здесь есть течение, ребятки, - приговаривал он, - оно обязательно куда-нибудь да вынесет нас. Мешок у меня непромокаемый, я закреплю его на плечах. Ты, Пьеро, сядешь на мешок и будешь держать в руках факел.
        - А я? - спросил Буратино.
        - А ты поплывешь рядом, - ответил сказочник. - Или ты тоже не умеешь плавать?
        - Еще чего! - возмутился Буратино. - Да я могу плыть хоть целый год.
        - Надеюсь, так долго плыть нам не придется, - улыбнулся дядюшка Роу. - Раздевайтесь. Все вещи - в мешок.
        Осторожно, боясь оступиться, сказочник зашел по грудь в озеро и неспеша поплыл по течению. Рядом беззвучно скользил по поверхности воды легкий Буратино. Довольно скоро течение вынесло их в русло подземной реки, и над головами пловцов кристаллически заблестел каменный свод. Буратино перевернулся и поплыл на спине, чтобы рассмотреть то немногое, что выхватывал из темноты свет факела.
        - Красиво все-таки, - умиротворенно сказал он. - Жалко, что никто не видит эту красоту. Если мы вернемся домой, обязательно расскажу папе Карло обо всем, что видел здесь…
        - Почему же «если», малыш? - откликнулся дядюшка Роу. - Мы обязательно вернемся, и ты поделишься своими впечатлениями и с папой Карло, и с друзьями, а Пьеро расскажет Мальвине об испытаниях, которые мы отважно прошли.
        А у Пьеро не было сил даже сочинять свои стишки. Вцепившись одной рукой в длинные волосы сказочника, а другой сжимая факел, он думал только о том, чтобы не упасть в воду и не уронить доверенный ему огонь. Однако именно Пьеро первым заметил угрожающую им опасность.
        - Дядюшка Роу, смотрите, как понижается свод! Скоро он опустится к самой воде!
        - Если это случится, нашему плаванию конец, - ответил сказочник. - Посмотри, не видно ли где-нибудь мало-мальски пригодного берега, чтобы нам высадиться.
        Пьеро изо всех сил всматривался во мрак.
        - Есть! - ликующе крикнул он. - Я вижу пологий берег с правой стороны! И там же, кажется, какая-то пещера!
        - Ты слышишь, Буратино, греби вправо, - с надеждой сказал дядюшка Роу и повернул к берегу. Буратино усиленно заработал руками, поплыв наперерез течению.
        Выйдя из воды, дядюшка Роу аккуратно ссадил с себя Пьеро, снял свой походный мешок и, прерывисто дыша, опустился на него. Только тут мальчики поняли, как устал старый сказочник.
        - Куда же это мы приплыли? - с любопытством спросил Буратино.
        - Одевайся и посмотрим, - ответил ему дядюшка Роу.
        Он оделся сам и зажег новый факел вместо старого, почти сгоревшего. Прежде чем исследовать новую пещеру, сказочник счел нужным предупредить:
        - Путь вперед по реке нам отрезан. Назад, против течения, мы тоже не выплывем. Так что будем надеяться на сушу. Будьте внимательны, ребятки, будьте очень внимательны.
        Пещера, в которую вступили путешественники, была не похожа на все виденные ранее. Освещенные огнем, ее пол, потолок и стены начинали играть фиолетовым цветом - десятками фиолетовых оттенков.
        - Фиолетовая пещера!.. - восхищенно промолвил дядюшка Роу.
        - Вот это да! - открыл рот Буратино. - А может быть, тут есть красная пещера? Или желтая, или голубая?
        - А почему бы нет? - поддержал дядюшка Роу. - Чудеса подземного мира неисчерпаемы. А ты как думаешь, Пьеро?
        Пьеро рассеянно кивнул головой. Он был совершенно очарован. Как всегда при соприкосновении с красотой, он благоговейно молчал, чувствуя, что любое слово в эти высшие мгновения прозвучит грубо и неуместно. Дядюшка Роу повнимательнее взглянул на него и понял, что происходит в душе мальчика. Глаза доброго сказочника увлажнились слезами.
        - Милые мои ребятки, - вполголоса пробормотал он. - Неужели кто-нибудь может называть вас просто куклами, сделанными для потехи публики?..
        Фиолетовая пещера
        открывает свои тайны
        Фиолетовая пещера долго изумляла путников своими красотами, но не открывала главного - спасительного выхода из нее. Плавно закругляясь, фиолетовая стена, вдоль которой шагали путешественники, снова привела их на берег подземной реки.
        Дядюшка Роу и мальчики в молчании сели у воды. Они испробовали все средства перехитрить грозный лабиринт - спаслись от обвала в горах, смело пустились вплавь по незнакомой реке, тщательно обследовали пещеры на своем пути… Однако коварный лабиринт приготовил для них западню, из которой, казалось, не было выхода.
        - Эх, неужели я обманулся в своих предположениях? - с горечью проговорил дядюшка Роу. - Ведь я был уверен в успехе… Иначе я бы никогда не повел вас с собой. Вот это-то и есть самое плохое, мои дорогие… Я уже старый, мне погибать не страшно, а вы совсем еще малыши…
        В голосе сказочника было столько боли, что Пьеро и Буратино, не сговариваясь, обняли его с двух сторон.
        - Не думайте об этом, дядюшка Роу, - попросил Буратино. - Пока мы живы, не будем отчаиваться!
        Сказочник с нежностью прижал к себе мальчиков, и его губы тронула едва заметная улыбка.
        - Может быть, это прозвучит смешно, но мне кажется, что мы, как никогда, близки к своей цели. Остается сделать последний шаг…
        - Смотрите! - дернул его за рукав Пьеро. - Кто-то плывет по реке!
        - Верно, - дядюшка Роу вскочил на ноги и громко крикнул: - Эй! Кто это?
        - Кто-кто, привидения с того света! - послышался жалобный голос лисы Алисы. - Вытаскивайте нас скорее, а то утонем возле самого берега!..
        Дядюшка Роу прямо в одежде кинулся в воду. Он протянул руку Алисе, но та мотнула головой в сторону своих спутников и сама выползла на берег. Зато в руку сказочника впился когтями Базилио, а на другой повис Дуремар, хотя вода доходила ему лишь до пояса.
        В конце концов вся троица оказалась на суше. Дуремар сразу как подкошенный упал на камни и не подавал признаков жизни. Кот никак не хотел отпустить руку сказочника и при каждой попытке того освободиться только глубже запускал когти. Лиса Алиса старательно выжимала свой хвост.
        - Если бы не ваш факел, нам крышка, - призналась она своим спасителям. - Ох и не хотелось же идти на дно этой паршивой реки!..
        - А где Карабас Барабас? - спросил дядюшка Роу, успокаивающе поглаживая мокрого кота.
        - Мы сами не знаем, - ответила Алиса и толкнула лапой неподвижного продавца пиявок. - Эй, приятель, куда все-таки подевался твой босс?
        Дуремар слабо зашевелился, пытаясь что-то сказать, но опять уронил голову. Дядюшка Роу свободной рукой развязал свой мешок и вытащил из него походную фляжку.
        - Синьор Дуремар, подкрепитесь вином, - предложил он, - это вас согреет и успокоит.
        Продавец пиявок дрожащей рукой принял угощение и жадно присосался к фляжке.
        - Не худо бы и нам подкрепиться, - решил дядюшка Роу и снова зашарил в мешке. - Специально для этого похода я приобрел немного ветчины… А это хлеб, его вполне достаточно.
        При слове «ветчина» кот Базилио ослабил свою хватку, и сказочник спустил его на землю. Затем он поровну разделил свои припасы и пригласил всех «к столу». К этому времени очухался Дуремар и со всеми кошмарными подробностями стал рассказывать про зеленый туман, про то, как канул в него бывший директор кукольного театра, как застряла в туманном облаке их бечевка. При этом продавец пиявок не забывал прихлебывать из фляжки и становился все красноречивее и смелее.
        - А на обратном пути меня подстерегло громадное чудовище, - живописал Дуремар, - и мне пришлось сразиться с ним.
        Далее последовало описание жестокой схватки, в которой победил несгибаемый продавец пиявок, а поверженное чудовище убралось к себе в преисподнюю.
        Мальчики принимали все за чистую монету, а Буратино даже завидовал Дуремару: надо же, в одиночку одолеть кровожадное чудовище! И как только они с дядюшкой Роу дали маху, разминувшись со страшилищем!
        Лиса Алиса, слушая Дуремара, презрительно щурила глаза и с трудом удерживалась от смеха. Пару раз она пихнула в бок Базилио, но кот торопливо насыщался и будто бы оглох.
        Дядюшка Роу тоже пропустил мимо ушей рассказ о подвигах Дуремара. Он весь ушел в размышления о зеленом тумане.
        - Как это интересно - зеленый туман, - мечтательно вздыхал дядюшка Роу. - Ни о чем похожем я никогда не читал. Как жаль, что вы, Дуремар, не отметили туда дорогу…
        - Какую еще дорогу! - чуть не подавился тот. - Говорят вам, на меня напало чудовище! В тех местах вообще опасно появляться…
        - Ну почему этот туман не попался нам? - совсем как Буратино, сокрушался сказочник.
        А сам деревянный человечек вдруг заявил:
        - Зато у нас есть Фиолетовая пещера…
        Буратино просто стало обидно, что самые захватывающие приключения пришлись на долю продавца пиявок.
        - А что такое эта ваша Фиолетовая пещера? Куда она ведет? - пыжился Дуремар. - Может, в ней водятся чудовища?
        - Не ведет… И не водятся, - еще пуще обиделся Буратино. - Зато это покрасивее, чем ваш зеленый туман.
        - Так значит, мы опять в тупике? - спросила лиса.
        - Не будем торопиться с выводами, - ответил дядюшка Роу. - Пещеру мы осмотрели бегло, а сейчас все вместе продолжим поиски. Придется снова разделиться: вы втроем ступайте налево, а мы пойдем вправо.
        Сказочник зажег еще один факел и доверил его лисе.
        - Вы помните расщелину в скале Верблюд? - спросил он.
        - Ну и что? - не понял Базилио.
        - А то, что там и при солнечном свете не сразу распознаешь проход. Вот и здесь вполне может скрываться выход, нужно внимательно осматривать каждый дюйм стены. Если что-нибудь найдете, машите факелом, кричите.
        Не прошло и получаса, как по пещере разнесся пронзительный крик лисы Алисы:
        - Сюда, сюда, скорее!
        Сказочник с ребятами со всех ног помчались на ее зов.
        - Смотрите, здесь на стене нарисован Буратино! - потрясенно вскричала лиса.
        - Он самый, Буратино, - поддакнул кот, а Дуремар молча пялил глаза на изображение мальчика с длинным носом, в остроконечном колпачке. В руке мальчик держал золотой ключик.
        Буратино с замиранием сердца разглядывал свой портрет.
        - Точно такой же был нарисован на двери в каморке папы Карло, - прошептал он.
        - По-моему, это то, что мы так упорно искали, - торжественно сказал дядюшка Роу.
        - Выход? - просиял Пьеро.
        - Сокровища? - осевшим голосом просипел Дуремар.
        - Я надеюсь, что за этой дверью нас ждет и то, и другое, - ответил дядюшка Роу.
        - Но с чего вы взяли, что это дверь, синьор? - с сомнением спросила лиса.
        Вместо ответа старый сказочник достал золотой ключик и вставил его в неприметную замочную скважину, на которую никто не обратил внимания.
        - Иди сюда, Буратино, - волнуясь, позвал он. - Эту дверь должен открыть именно ты. Ну же, смелей, малыш!..
        - Один момент, - Буратино выступил вперед и обеими руками взялся за ключик. - Поворачиваем…
        …Заиграла удивительно приятная, уже где-то слышанная раньше мелодия, и каменная дверь плавно отъехала в сторону.
        Подземные сокровища открываются
        во всем своем великолепии
        - О-о-о!.. - в один голос воскликнули кладоискатели и зажмурились, ослепленные блеском открывшихся им сокровищ. Даже кукольные глаза Буратино и Пьеро не выдержали сверкания бесчисленных самоцветов.
        - Вот это да! - закричал первым опомнившийся Буратино. - Здесь даже стены из драгоценных камней!
        - Даже колонны!.. - поразилась лиса.
        - Сокровища, сокровища, это же все сокровища… - с полоумным видом твердил Дуремар и вдруг захохотал так, что остальных мороз по коже продрал.
        - Что с ним? - испугался Пьеро.
        - Ничего особенного, - ответила за Дуремара лиса Алиса. - Это он так радуется. Может же человек порадоваться так, как ему хочется? Правда, Дуремарчик?
        - А? - вздрогнул продавец пиявок, словно лунатик, которого неожиданно разбудили. Он пригнул голову, широко расставил руки и пошел в наступление на сокровища. За ним, расфуфырив хвост, метнулся кот Базилио.
        - Ну, кто еще посмеет сказать, что волшебные книги врут? - весело спросил дядюшка Роу. - Разве это не несметные богатства? Берите, мальчики, свои ранцы - и за дело.
        - Уа-а-а-у!.. - раздался внезапно отчаянный вопль кота Базилио. - Алиса! Мы потеряли свои мешки!.. Куда складывать сокровища?!
        Дуремар злорадно захихикал.
        - А ты в карманы, в карманы… У нищих-то, известно, карманы бездонные, - ехидно посоветовал он. Сам продавец пиявок невесть откуда вытащил и развернул неимоверно огромную суму и без разбора набивал ее всем, что попадалось под руку, - самоцветами, бриллиантами, золотом… Базилио позеленел от зависти и злости.
        - Чтоб твоя кошелка лопнула, болотная крыса! - с ненавистью пожелал он. - Чтоб ты надорвался!..
        Дуремар вытянул морщины на своем лице в гаденькую самодовольную ухмылку.
        - Уж я-то не надорвусь. Могу даже на твою долю захватить пару камушков, облезлая образина! - издевался продавец пиявок. - Хватит тебе шастать по помойкам да попрошайничать в черных очках. «Пода-айте слепому коту на пропитание!..» - гнусаво передразнил он кота.
        - Ах ты… кащей бессмертный! - взвился Базилио. - Да ты в тысячу раз хуже любого нищего! Вонючая болотная поганка!..
        - Ай-я-яй! Не хочешь от меня подарочек? Ну, собирай сам. Кармашки-то без дырок? - продолжал глумиться Дуремар, покуда кот окончательно не осатанел.
        - Глаза выцарапаю! - дурным голосом заорал он и подобрался для прыжка.
        - Погоди, Базилио, - остановила кота Алиса. - А ты, Дуремарчик, в самом деле не слишком большую сумку припас?
        - А тебе какое дело? - продавец пиявок втянул голову в плечи, он побаивался Алису.
        - Да никакого, - миролюбиво ответила лиса. - Только как же ты с ней назад пробьешься? По речке поплывешь?
        - А тебе какое дело? - снова повторил Дуремар, скривившись как от зубной боли.
        - Вниз ты с ней поплывешь, на самое дно. И чем больше нахапаешь, тем быстрее приплывешь, - назидательно сказала лиса. - А если и выберешься на сушу, так тебя не то что твое чудовище - клопы по дороге сожрать успеют.
        - Да какое тебе… тьфу! - не выдержал Дуремар и, повернувшись к лисе тощим задом, снова принялся грести драгоценности в свою суму.
        Буратино покатывался со смеху, слушая этот разговор, даже про свой ранец забыл. А вот лиса помнила о главном. Она не стала печалиться о пропаже мешков. Алиса нашла бриллиантовую диадему невиданной красоты и увенчала ею свою голову. На шею она одела ожерелье с изумрудами, на лапы - золотые браслеты с рубинами. В этом убранстве Алиса казалась царицей какого-то древнего, давно исчезнувшего и овеянного мифами государства. Наверное, она и сама почувствовала это, потому что вдруг приняла величественную царскую осанку и с гордо поднятой головой взирала, как суетятся вокруг неугомонные кладоискатели.
        Пьеро последним принялся собирать драгоценности. Он долго не решался прикоснуться к застывшей в камнях и металле несказанной красоте, но потом какая-то мысль подтолкнула его открыть ранец. Пьеро выбирал самые прекрасные, самые изящные украшения и долго любовался ими, прежде чем опустить в ранец. При этом он испытывал острое приятное волнение - нечто сродни поэтическому вдохновению. И Пьеро незаметно для себя тихонько заговорил стихами:
        - Здесь алмазы, изумруды,
        И не горсточки, а груды.
        Россыпь чудных самоцветов…
        Жаль, моей Мальвины нету!..
        - А куда подевался дядюшка Роу? - вдруг спросил Буратино. - Он ведь только что был здесь… Сказал, чтобы я не брал золото, что вот эти камушки во сто крат дороже…
        - Во сколько дороже? - вынырнул из кучи золота Дуремар и тут же стал суматошно перетряхивать свою суму.
        - Сказочник пошел туда, - указала лапой Алиса. - Я заметила краем глаза, что он исчез вон за той алмазной колонной…
        Буратино поспешил к сияющему столпу.
        - Тут лестница! - громко сообщил он. - И она ведет куда-то вверх!
        Лицо Пьеро озарилось радостью:
        - Да ведь это наверняка выход!..
        И, подхватив ранец, Пьеро помчался к лестнице.
        - Стой, там же темно! - крикнул Буратино. Он забросил свой ранец за спину, схватил факел и побежал вдогонку за Пьеро. Следом за мальчиками решительно направилась лиса.
        - Алиса, не уходи!.. - запричитал кот. - Не оставляй меня, я еще ничего не взял!..
        - Так бери же быстрее! - повелительно сказала лиса. - Или у тебя и впрямь бездонные карманы?
        …Винтовая лестница с каменными ступенями вела все выше и выше, так что даже легкий на ногу Буратино запыхался, поднимаясь по ней.
        - Ух! - выдохнул он, когда все трое очутились на ровной площадке. - Вот это подъем!..
        - Сто двадцать пять ступенек, - уточнил Пьеро. - А где же дядюшка Роу?
        - Я здесь! - откликнулся сказочник.
        Пьеро подался к нему:
        - Вы нашли выход?
        - Найти-то я нашел… А где же наши главные кладоискатели? Где кот и Дуремар?
        - Один никак не набьет суму, - хмыкнула Алиса, - а другой никак ее не найдет…
        - Подумать только, - вздохнул сказочник. - А ведь там любой, один-единственный камень - это целое состояние. Достаточно одеть перстень на палец…
        - Или ожерелье на шею, - выкатила грудь лиса.
        - Или серьгу в ухо, - засмеялся Буратино.
        - Или браслет на руку, - загадочно улыбнулся Пьеро.
        - Ну что ж, подождем этих неразумных, - сказал дядюшка Роу, - а потом я вам кое-что расскажу.
        - Что? - одновременно спросили Пьеро и Буратино.
        - Сказку, конечно же, сказку, - ответил дядюшка Роу. - Ведь я же сказочник…
        Старый сказочник
        предупреждает о последней
        и главной опасности
        Ждать пришлось довольно долго. Когда Базилио и Дуремар все же забрались наверх, вид у них был глупее некуда. Продавец пиявок сгибался пополам под тяжестью своей ноши, его вечно прячущиеся глазки вылезали из орбит… Кот, свесив язык, волоком тащил за собой небольшой кованый сундучок.
        - Хороши, один лучше другого! - развеселилась лиса. - Ну как, ничего не забыли?
        - Где выход? - задавленно пискнул Дуремар.
        - Отдохните, любезные, - предложил дядюшка Роу. - Мне всем вам нужно кое-что рассказать.
        Базилио сразу свалился возле своего сундучка, не выпуская его из лап. Дуремар продолжал шататься под тяжестью сумы.
        - Возможно, вы слышали, откуда взялось название у Долины привидений, - повел речь сказочник. - Впрочем, кто слышал, тому не вредно послушать еще. Тем более, что я расскажу эту историю более подробно.
        - Некогда нам тут сказки слушать… - начал было Дуремар, но Буратино не дал ему закончить:
        - Кому некогда, пусть проваливает, если, конечно, он знает, куда и как!
        Дуремар с величайшей неохотой опустил свое добро и уселся сверху. Руки его с длинными крючковатыми пальцами беспокойно забегали по клади, как большие бледные пауки.
        - Я начну с того момента, который в настоящее время переживаем и мы, - говорил между тем дядюшка Роу. - Так вот. Легендарные кладоискатели нашли сокровища в подземной пещере, и каждый взял столько, сколько мог унести. Затем они поднялись по винтовой лестнице, и здесь старший из них попросил слова.
        - Выслушайте меня, братья! - сказал он. - Я должен сообщить вам важную и скорбную весть. Я не собираюсь ни поучать, ни запугивать вас. Выслушав меня, каждый волен поступить, как ему заблагорассудится. И я не обижусь, если кто-то сочтет меня за сумасшедшего, - это дело его. Но предупредить вас я обязан. Как предупредили и меня.
        В последнюю ночь у себя дома я видел вещий сон. Мне показали сокровищницу и все ее богатства. Мне показали также опасности, которые поджидали нас на пути, вот почему я знал о них и вовремя предупреждал вас. Но в этом же сне я получил предостережение. Вынести сокровища из пещеры сможет только человек, чистый душой и сердцем. Кто не уверен в своей чистоте, пусть оставит драгоценности и золото здесь. Иначе, выйдя с ними на свет божий, он превратится в камень.
        - Ты в самом деле спятил, атаман! - набросились на него кладоискатели. - Не для того мы проделали такой тяжелый путь, вынесли столько страхов и мучений, были от смерти на волоске, чтобы уйти ни с чем. Почему ты утром не рассказал нам про свой сон?
        - Мне запретили это делать, - ответил атаман. - А если говорить о смерти, то на краю гибели мы находимся именно сейчас. Здесь есть шахта, в которую можно высыпать драгоценности, и они попадут обратно в сокровищницу. И еще, чтобы вы поверили, я покажу вам треугольный камень, повернув который, мы можем выйти на свободу. Его я тоже увидел во сне…
        Однако и увидев камень, никто не подумал расставаться с сокровищами. Ослепленные золотом, люди только крепче прижимали его к себе. Тогда сам атаман подошел к шахте и у всех на глазах швырнул вниз свой мешок с драгоценностями. Его примеру последовал лишь один, самый молодой кладоискатель, почти мальчик.
        - Дурак! - обозвали его товарищи и добавили: - Молодой еще, глупый…
        Старший подошел к серому, треугольной формы камню и повернул его. Гора загудела, открывая проход на волю. Но и после этого никто не бросил свою добычу.
        Когда же люди покинули пещеру, земля под их ногами дрогнула и зашаталась. От страха кладоискатели бросились кто куда, но вскоре застыли на месте, превратившись в каменные изваяния. Уцелели только двое - атаман да юноша.
        - Видит Бог, я предупреждал их, - сказал атаман и осмотрелся. - Странная картина получилась… Что ж, пусть эта долина отныне станет для нас, мальчик, Долиной несбывшихся надежд.
        - Пусть будет так, - согласился юноша, и они пошли прочь - не обремененные никаким грузом и свободные, словно ветер.
        …Прошли годы, и это название умерло вместе с состарившимися кладоискателями, а люди… Люди окрестили это место Долиной привидений…
        …Дядюшка Роу умолк. Никто долго не решался произнести ни слова. Первым не утерпел Базилио:
        - Я что-то не понял… Зачем это вы нам все рассказывали? На что это вы намекаете?
        - Вот именно, - поддержал кота Дуремар, - какая-то дурацкая сказка.
        - Конечно, сказка, - подтвердил дядюшка Роу. - Более того, я сочинил ее сам по мотивам старой легенды. Но вот в чем дело: я ведь когда сочиняю, то вижу и слышу все то, о чем пишу.
        - Как это? - спросил Буратино.
        - Это сложно объяснить, - дядюшка Роу задумался, подыскивая слова. - Я как будто сам попадаю туда, где происходят события. Так, я слышал, что говорит атаман, видел шахту, в которую он опустил свое золото, и хорошо запомнил тот треугольный камень, который открывает выход.
        - Ну и что? - пренебрежительно бросил Дуремар.
        Старый сказочник поднялся и прошел к дальней стене комнаты.
        - Видите ли, эта площадка во всем похожа на ту, в которой атаман рассказывал свой вещий сон. А вот и шахта, куда можно ссыпать драгоценности… Но главное - здесь находится треугольный камень, который откроет нам путь на свободу. Судите же сами, насколько все это сказка.
        - Я сокровища не брошу! - ужаснулся кот, до которого полностью дошел смысл сказанного. - Я лучше умру вместе с ними!..
        - Вот дурачок! - встревожилась лиса. - Ты же сам три часа назад кричал, что тебе не надо никаких сокровищ, и мечтал остаться в живых.
        Базилио сделал вид, что он не слышит, и еще крепче прижался к кованому сундучку. Дуремар оторвался от своей неподъемной сумы, заглянул в шахту, потом прошлепал к треугольному камню и недоверчиво осмотрел его со всех сторон.
        - Это еще неизвестно, откроет он проход или не откроет… Морочишь нас своими сказочками!.. - вдруг окрысился он на дядюшку Роу. - Наверняка есть еще и другой выход!
        - Другого нет, - ответил дядюшка Роу. - Можно, конечно, спуститься вниз и попробовать вернуться по реке. Но против течения… в темноте, неизвестно куда да еще с сокровищами… Кроме всего прочего, где-то там произошел обвал. А еще и чудовище… Так ведь, Дуремар?
        - Нет там никакого чудовища! - огрызнулся тот. - Поворачивай свой чертов камень!
        Дядюшка Роу пожал плечами, подошел к камню и повернул его по часовой стрелке.
        Скала вздрогнула и зарокотала, каменная темница медленно отворилась.
        - Солнце! - во все горло закричал Буратино. - Ура-а!
        - Ура! Мы спасены! - вторил ему Пьеро.
        - Батюшки! Выходит, все это чистая правда?! - ахнула Алиса. - Ну, знаете, я не хочу погибать из-за каких-то побрякушек, пусть даже и очень красивых!
        Не раздумывая, она приблизилась к шахте и, сняв с себя ожерелье и браслеты, бросила их вниз. Потом сняла с головы диадему и, не удержавшись, поцеловала ее.
        - Прощай, бриллиантовое чудо! - произнесла Алиса и выпустила украшение из лап.
        К шахте подошел Буратино.
        - Я тоже не возьму свою долю, - заявил он. - Не такой уж я хороший, чтоб надеяться на спасение. Продал свою азбуку и вместо школы пошел в театр… Потом и вовсе без спроса отправился в Страну Дураков… В этот раз тоже… Одним словом, пускай мое золото полежит здесь. До лучших времен…
        И Буратино высыпал в шахту содержимое своего ранца. Его примеру последовал Пьеро, с той разницей, что он никак не объяснил свой поступок. Базилио и Дуремар выжидающе смотрели на сказочника. Дядюшка Роу усмехнулся и очистил над шахтой свои карманы.
        - А я не стану бросать драгоценности! - уперся Базилио и поволок свой сундук к выходу. Бывший продавец пиявок тоже взвалил на плечи свою сумищу.
        - Я за всю жизнь не сделал никому ничего плохого, - зачем-то сказал он. - И совесть у меня чиста…
        - И у меня чиста! - в унисон мяукнул кот.
        - Базилио, одумайся! Что ты делаешь! - с мольбой крикнула лиса, но кот даже не обернулся.
        Выскочив на волю, Буратино принялся прыгать от радости, а потом сорвал с головы полосатый колпачок и подбросил его высоко в воздух.
        - Посмотрите, как далеко отсюда скала Верблюд! - указал рукой Пьеро. - Сколько же мы проплутали под землей!..
        Его слова заглушил раскатистый гул - скала закрывала свой тайник. Дуремар озирался по сторонам, намереваясь запомнить место. Базилио поглядывал на всех с нескрываемым торжеством.
        Но вот скала сомкнулась, и земля под ногами путников пришла в движение, по ней прошла гигантская судорога.
        - Что это?! - зашелся криком кот Базилио.
        - Не-ет!.. - заверещал Дуремар, силясь удержать роковую ношу.
        - Кажется, наступает финал нашей сказки, - побледнев, сказал дядюшка Роу. - Мальчики, быстрее ко мне, будем держаться вместе!
        - А-а-а!.. - надсаживался Базилио.
        - О-о-о!.. - корчился Дуремар.
        Все остальные с ужасом наблюдали, как несчастные превращаются в мертвые каменные изваяния.
        …Постепенно гул растревоженной земли утих, почва под ногами успокоилась. Ласково светило солнце, щебетали птицы. Все было как прежде, не считая уродливого каменного столба, напоминающего согбенную человеческую фигуру, да серого валуна в виде дугою выгнувшегося кота.
        - Вот так штука! Посмотрите, во что превратились драгоценности! - Буратино подбежал к новоявленным истуканам и пнул продолговатые камни возле них. - Вот все, что осталось от кота, Дуремара и их сокровищ, - камни, простые камни…
        Папа Карло вновь обретает
        своего непослушного сына
        - Нет, уж на что лучше быть нищей да живой! - прочувствованно сказала лиса Алиса, упиваясь чистым горным воздухом.
        - А сокровищница-то… прямо мышеловка какая-то, - посетовал Буратино. - Столько добра, а вынести ничего нельзя…
        - Почему нельзя? - возразил сказочник. - Ты же слышал, человек с чистой душой…
        - Э-э, где этот человек с чистой душой? - протянул Буратино. - Он, может, и не родился еще. А нормальные люди не станут рисковать жизнью ради золота. Только такие тронутые, как этот Дуремар с котом…
        - Жалко Базилио, - всхлипнула лиса. - Где уж ему было остаться с золотом в живых!.. Ведь он воришка, обманщик… и вообще… А все равно жалко. Совсем свихнулся от этих сокровищ…
        - Да, - с грустью согласился дядюшка Роу, - у иных золото отнимает последний разум. Но оно же показывает истинную цену человека. Дуремар был уверен, что никому не сделал зла. Однако зависть и жадность разъели его душу, как ржавчина. Не делать зла - этого недостаточно, чтобы сохранить чистым свое сердце…
        - Выходит, Буратино прав и никому не удастся вынести сокровища из-под земли? - спросила Алиса.
        И тогда старый сказочник сунул руку за пазуху и вынул перстень с бриллиантом, который ослепительно вспыхнул в солнечных лучах.
        - Вот вам ответ, - промолвил он.
        - Ура! - что есть сил закричал Буратино. - Ура - чистому сердцу!
        - Синьор! - с глубоким почтением сказала лиса. - Зачем же вы высыпали остальные драгоценности?
        - Я надеялся, что этим помогу Базилио и Дуремару, - просто ответил дядюшка Роу. - Но, к сожалению, не помог.
        - Как жаль! - расстроился Буратино. - Вы стали бы самым богатым человеком на всем побережье.
        - Вы заслужили это, дядюшка Роу, - присоединился Пьеро.
        - Мои милые друзья, все получилось так, как нужно. К чему мне больше золота, когда одно это кольцо - целое состояние! Я ведь не зря говорил об этом в пещере.
        - Но неужели вам нисколечко не было страшно? - допытывался Буратино.
        Старый сказочник рассмеялся.
        - Когда-нибудь я расскажу вам об этом, - пообещал он.
        - Почему когда-нибудь?
        - Да потому что я вижу пожилого мужчину и с ним каких-то кукол. Не иначе это твой папа Карло и твои друзья.
        Буратино вскочил.
        - Так и есть! - крикнул он. - Папа Карло! А с ним Артемон, Арлекин и даже…
        - Мальвина! - без памяти от радости воскликнул Пьеро.
        - Сдается мне, мальчики, что вы убежали из дома без спроса, - прищурился дядюшка Роу.
        Буратино лукаво улыбнулся.
        - А кто бы это отпустил нас в подземную пещеру?
        …В это время и Артемон заметил путешественников и с радостным лаем кинулся к ним. За ним поспешили папа Карло и куклы. Кладоискатели побежали к ним навстречу.
        - Буратино! - еще издали закричал Арлекин. - Мы ищем вас с самого утра! Хорошо, что Артемон привел нас сюда. Что вы тут делали?
        - Искали сокровища. Что же еще тут можно делать?
        Подоспевший следом папа Карло подозрительно покосился на лису Алису и напустился на мальчиков:
        - Безобразники вы, безобразники! - бранился он. - Удрали из дома! Чему вас только в школе учат?
        - В школе нас не учат, - ответил Буратино, - в школе нас мучают.
        Пьеро, боясь поднять глаза на Мальвину, пролепетал, что он хотел написать ей письмо, да в спешке забыл.
        - Ты и про обещание забыл? - сухо спросила Мальвина, и Пьеро совсем сник.
        Но тут за мальчиков вступился старый сказочник.
        - Не ругайте их строго, - попросил он. - Ребятки действительно отправились на поиски сокровищ. Это редкий шанс, который нельзя было упустить и о котором никому не говорят заранее - можно сглазить.
        - И где же ваши сокровища? - поинтересовался Арлекин.
        - Сокровища пришлось оставить в пещере. Но это случилось уже в конце. А до этого…
        И Буратино, усевшись на теплую землю, повел удивительный рассказ о приключениях и опасностях, пережитых в волшебном лабиринте. Арлекин, изнывая от зависти, сто раз успел показать ему кулак, а Мальвина не сводила восторженных глаз с Пьеро.
        - Я, конечно, повидал чудеса, благодаря тебе, сынок, - сказал папа Карло, - но в то, что ты рассказал, даже мне поверить трудно… Может, ты кое-что присочинил? Скажем, про кота и Дуремара?
        - Да? А вон тех каменных красавцев ты видел? - и Буратино ткнул пальцем в сторону серых статуй. - Можешь подойти поближе и познакомиться. Все остальное тоже чистая правда, верно, дядюшка Роу? Покажите-ка, кстати, моему папе перстень из тайника, пусть он перестанет сомневаться.
        Сказочник во второй раз вынул дорогую добычу.
        - Ну и ну! - только и сумел сказать папа Карло.
        - Ничего себе штучка! - присвистнул Арлекин.
        А Мальвина осторожно, точно боясь обжечься, дотронулась пальчиком до сверкающего бриллианта.
        - Ах, какая прелесть, - чуть слышно прошептали ее губы, - какая прелесть…
        И тут произошло то, чего не ожидал и не мог предположить никто, даже умудренный сказочным опытом дядюшка Роу: Пьеро полез в свой карман и, достав оттуда драгоценный браслет, неловко протянул его Мальвине.
        - Я взял его для тебя… - густо покраснев, сказал он.
        - Как, значит, ты тоже!.. - воскликнул Буратино, у которого глаза на лоб полезли от изумления. - И ты не побоялся?!
        - Еще как боялся, - признался Пьеро. - Но мне так хотелось сделать подарок Мальвине…
        А девочка с голубыми волосами одела на руку маленький, словно нарочно для нее сделанный, браслет и с благодарностью, при всех, поцеловала Пьеро.
        Дядюшка Роу смахнул слезы с глаз.
        - Как это прекрасно, - сказал он, - как это прекрасно!.. Какие чудеса может совершать настоящая любовь!.. Я всегда это знал, я всю жизнь об этом писал, а вот свидетелем стал впервые… Поистине это самое великое чудо из всех чудес этого волшебного дня…
        - …который, кстати говоря, уже кончается, - напомнил присутствующим папа Карло. - Время обеда давно прошло, и все мы голодны. Пора возвращаться домой.
        - С удовольствием, папочка! - послушно ответил Буратино.
        - Знаете, еще час назад я был расстроен и озабочен, - говорил папа Карло, - а сейчас чувствую какой-то необыкновенный, праздничный подъем духа. Пойдемте-ка все к нам, я накрою по такому случаю королевский стол. Синьор сказочник, буду счастлив видеть вас у себя в гостях. Я так благодарен вам за заботу о моих сорванцах!.. Алиса, не стой в стороне, как бедная сиротка, я приглашаю и тебя!
        Лиса Алиса с признательностью посмотрела на папу Карло и присоединилась к веселой компании.
        Но больше всех ликовал Буратино.
        - Ура-а! - закричал он. - Идемте все к нам! Дядюшка Роу, а почему бы вам вообще не остаться в театре «Молния»? Вы станете писать пьесы для наших спектаклей и будете режиссером, а в остальное время сочиняйте свои любимые сказки!
        - Синьор сказочник, а ведь малыш говорит дело, - подключился папа Карло. - На старости лет не годится оставаться одному.
        - Согласен с вами, - ответил дядюшка Роу. - Я с удовольствием буду писать для вашего театра, но… у меня есть одно условие.
        - Какое? - выпалил Буратино.
        - У вашего театра не самое удачное название. Я стану в нем работать, если он будет переименован.
        - Но как? - озадаченно спросил мальчик.
        - Пусть он называется «Буратино». Кукольный театр «Буратино»! Надеюсь, это не пойдет во вред твоей скромности?
        - Надеюсь, что нет, синьор! - счастливо засмеялся Буратино.
        Кукольный театр «Буратино»
        дает сказочное представление
        …Прошло не так много времени, и кукольный театр, который теперь носил имя Буратино, давал новое сказочное представление под названием «По следам золотого ключика, или Новые приключения деревянного человечка и его друзей». Это была история захватывающих похождений Буратино.
        Дядюшка Роу сумел написать и поставить эту пьесу очень необычно и безумно увлекательно. К этому стремится каждый режиссер, а дядюшка Роу оказался талантливейшим из них.
        Когда заиграли трубы и занавес поднялся, переполненный зал взорвался аплодисментами: на сцене появились любимые герои публики.
        Роль Буратино играл, разумеется, сам Буратино. Папа Карло сыграл и себя, и, чудесным образом перевоплотившись, бородатого Карабаса Барабаса. По мере того как действие спектакля разворачивалось, на сцене появились кот Базилио и лиса Алиса. Незадачливого кота играл Арлекин, одетый в потертую серую шкуру, а хитрую лису… сама лиса Алиса собственной персоной. Да-да, приглашенная в театр «Буратино», Алиса с радостью покончила с бродячей жизнью и проявила такой артистический талант, который сулил ей блестящее будущее театральной примы. В новом спектакле лиса Алиса, помимо своей роли, непревзойденно сыграла черепаху Тортилу.
        Пьеро и Мальвина представляли собой влюбленную пару, их счастье было таким светлым и полным, что публика в зале затаенно вздыхала.
        Дядюшка Роу не обделил ролями и себя. Он с одинаковым мастерством изображал столяра Джузеппе и, конечно, старого, мудрого сочинителя сказок.
        А в первом, почетном ряду зрительного зала сидел настоящий Джузеппе, приглашенный совершенно бесплатно, и все приговаривал:
        - И какой же я был дурак - отдал такое полено! Какой же я болван!..
        …Во втором действии герои спектакля отправились на поиски сокровищ и в конце долгого, тернистого пути нашли заветный клад. Зал следил за происходящим затаив дыхание, и никому даже в голову не приходило, что многое из увиденного случилось с Буратино, его друзьями и недругами в реальной жизни.
        В самый напряженный момент, когда на пути к выходу решалась судьба героев, какой-то мальчик в пятом ряду звонко крикнул:
        - Не бросай сокровища, Буратино! У тебя же самое отважное и чистое сердце на свете!
        Буратино смутился и растерялся, но вовремя вспомнил, что действие пьесы нельзя изменять произвольно, и выбросил драгоценности, к большому разочарованию зрителей. Они никак не хотели смириться с тем, что их любимый герой остался без награды, и награждали Буратино громом аплодисментов и оваций.
        …За премьерой последовало второе представление, и третье, и четвертое… Спектакли шли каждый вечер уже более месяца, а зрителей по-прежнему было так много, что на всех не хватало билетов. К тому же многие приходили в театр по нескольку раз - так понравилась им сказочная пьеса дядюшки Роу в исполнении талантливых актеров.
        Это был настоящий и даже какой-то затянувшийся триумф, но дядюшка Роу стал замечать, что радость на лице Буратино как-то тускнеет день ото дня.
        - Что с тобой, дружок? - однажды спросил он. - Тебе надоело играть наш спектакль? Не расстраивайся, скоро я напишу что-нибудь новенькое, вот увидишь!
        - Это хорошо, - ответил Буратино, - но меня угнетает совсем другое. Я никак не могу забыть о зеленом тумане, в котором растворился Карабас Барабас. Всякий раз, когда папа Карло, переодетый Карабасом, исчезает на сцене за зеленым флером, я думаю: жив ли бедный доктор кукольных наук? И что скрывается в пещере за этим туманом?
        - У тебя доброе сердце, Буратино, - похвалил его дядюшка Роу, - доброе и чуткое. И скажу тебе: оно не случайно томится. Видишь ли, на днях я опять просматривал волшебную книгу и вдруг…
        - Что?! - выкрикнул Буратино.
        - Я обратил внимание на первую, заглавную, страницу, которую я не принимал в расчет и потому не прогревал ее.
        - И что же, что?! - у Буратино от волнения даже закружилась деревянная голова.
        - Когда я прогрел и прочитал первую страницу, я понял, что твои приключения, малыш, еще далеко не кончились. Вот слушай, о чем повествует книга:
        «И найдено будет волшебное полено, и выструган из него деревянный человечек, по имени Буратино. Будет Буратино добр и отважен, и откроются перед ним волшебные двери, ибо за зеленым туманом его ждет Страна Счастливых Снов».
        Буратино долго смотрел на старого сказочника, не в силах вымолвить ни слова.
        - Выходит, мне предстоит отыскать зеленый туман? - наконец спросил он. - И уйти в него, как ушел Карабас?
        - Выходит так, - ответил дядюшка Роу. - И даже я, старый сказочник, не могу представить, что ожидает тебя там. Но зато я хорошо знаю, что от своей судьбы не уйти. А Страна Счастливых Снов, судя по всему, твоя судьба, Буратино. Ты не боишься?
        - Нисколечко! - воскликнул Буратино. - Я готов идти прямо сейчас!
        Дядюшка Роу покачал головой.
        - Подожди чуток, - сказал он. - Перед большим и, судя по всему, нелегким путешествием всегда следует сделать паузу и сказать: «На сегодня все, остальное - будет завтра!»
        - Я понял, понял! - подхватил Буратино. - Это как в театре: «Уважаемые зрители, занавес закрывается. До новой встречи, друзья!..»
        А далее следует новая сказка «Страна Счастливых Снов, или Приключения Буратино продолжаются»
        ВИКТОРИЯ И АЛЕКСЕЙ ВАРГИНЫ
        ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ
        В одной деревне жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий - дурачок Емеля.
        Старшие братья работают, а Емеля целый день на печке лежит и ничего не делает.
        Вот однажды уехали братья на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
        - Сходи, Емеля, за водой. А он им с печки:
        - Неохота...
        - Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
        - Ну ладно.
        Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
        Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку:
        - Вот уха будет сладка!
        Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
        - Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь.
        А Емеля смеется:
        - На что ты мне пригодишься? Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка. Щука взмолилась опять:
        - Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
        - Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
        Щука его спрашивает:
        - Емеля, Емеля, скажи - чего ты сейчас хочешь?
        - Хочу, чтобы ведра сами пошли домой и вода бы не расплескалась...
        Щука ему говорит:
        - Запомни мои слова: когда что тебе захочется - скажи только: "По щучьему веленью, по моему хотенью."
        Емеля и говорит:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - ступайте, ведра, сами домой...
        Только сказал - ведра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами. Идут ведра по деревне, народ дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается...
        Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
        Прошло много ли, мало ли времени - невестки говорят ему:
        - Емеля, что ты лежишь? Пошел бы дров нарубил.
        - Неохота...
        - Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
        Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - поди, топор, наколи дров, а дрова - сами в избу ступайте и в печь кладитесь...
        Топор выскочил из-под лавки - и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут. Много ли, мало ли времени прошло - невестки опять говорят:
        - Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби.
        А он им с печки:
        - Да вы-то на что?
        - Как мы на что?.. Разве наше дело в лес за дровами ездить?
        - Мне неохота...
        - Ну, не будет тебе подарков.
        Делать нечего. Слез Емеля с печи, обулся, оделся. Взял веревку и топор, вышел на двор и сел в сани:
        - Бабы, отворяйте ворота!
        Невестки ему говорят:
        - Что ж ты, дурень, сел в сани, а лошадь не запряг?
        - Не надо мне лошади.
        Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - ступайте, сани, в лес сами...
        Сани сами и поехали в ворота, да так быстро - на лошади не догнать.
        А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: "Держи его! Лови его!", а он знай сани погоняет. Приехал в лес:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами валитесь в сани, сами вяжитесь...
        Топор начал рубить, колоть сухие дерева, а дровишки сами в сани валятся и веревкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе дубинку - такую, чтобы насилу поднять. Сел на воз:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - поезжайте, сани, домой...
        Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют.
        Видит он, что плохо дело, и потихоньку:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - ну-ка, дубинка, обломай им бока.
        Дубинка выскочила - давай колотить. Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь. Долго ли, коротко ли - услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним офицера: его найти и привезти во дворец.
        Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живет, и спрашивает:
        - Ты - дурак Емеля?
        А он с печки:
        - А тебе на что?
        - Одевайся скорее, я повезу тебя к царю.
        - А мне неохота...
        Рассердился офицер и ударил его по щеке.
        А Емеля говорит потихоньку:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - дубинка, обломай ему бока...
        Дубинка выскочила - и давай колотить офицера, насилу он ноги унес. Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и посылает самого набольшего вельможу:
        - Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч сниму. Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту деревню, вошел в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля.
        - Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, - тогда он все сделает, что ни попросишь.
        Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит:
        - Емеля, Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю.
        - Мне и тут тепло...
        - Емеля, Емеля, у царя тебя будут хорошо кормить-поить, - пожалуйста, поедем.
        - А мне неохота...
        - Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги.
        Емеля подумал-подумал:
        - Ну ладно, ступай ты вперед, а я за тобой вслед буду.
        Уехал вельможа, а Емеля полежал еще и говорит:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - ну-ка, печь, поезжай к царю...
        Тут в избе углы затрещали, крыша зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю.
        Царь глядит в окно, дивится:
        - Это что за чудо?
        Набольший вельможа ему отвечает:
        - А это Емеля на печи к тебе едет.
        Вышел царь на крыльцо:
        - Что-то, Емеля, на тебя много жалоб! Ты много народу подавил.
        - А зачем они под сани лезли?
        В это время в окно на него глядела царская дочь - Марья-царевна. Емеля увидал ее в окошке и говорит потихоньку:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - пускай царская дочь меня полюбит...
        И сказал еще:
        - Ступай, печь, домой...
        Печь повернулась и пошла домой, зашла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полеживает.
        А у царя во дворце крик да слезы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить без него, просит отца, чтобы выдал он ее за Емелю замуж. Тут царь забедовал, затужил и говорит опять набольшему вельможе.
        - Ступай, приведи ко мне Емелю живого или мертвого, а то голову - с плеч сниму.
        Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок, поехал в ту деревню, вошел в ту избу и начал Емелю потчевать.
        Емеля напился, наелся, захмелел и лег спать. А вельможа положил его в повозку и повез к царю. Царь тотчас велел прикатить большую бочку с железными обручами. В нее посадили Емелю и Марью-царевну, засмолили и бочку в море бросили. Долго ли, коротко ли - проснулся Емеля; видит - темно, тесно.
        - Где же это я?
        А ему отвечают:
        - Скучно и тошно, Емелюшка! Нас в бочку засмолили, бросили в синее море.
        - А ты кто?
        - Я - Марья-царевна.
        Емеля говорит:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на желтый песок...
        Ветры буйные подули. Море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на желтый песок. Емеля и Марья-царевна вышли из нее.
        - Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку.
        - А мне неохота... Тут она стала его еще пуще просить, он и говорит:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - выстройся каменный дворец с золотой крышей... Только он сказал - появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом - зеленый сад: цветы цветут и птицы поют.
        Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.
        - Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать?
        Тут Емеля недолго думал:
        - По щучьему веленью, по моему хотенью - стать мне добрым молодцем, писаным красавцем... И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
        А в ту пору царь ехал на охоту и видит - стоит дворец, где раньше ничего не было.
        - Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец построил?
        И послал узнать-спросить: "Кто такие?"
        Послы побежали, стали под окошком, спрашивают. Емеля им отвечает:
        - Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу. Царь приехал к нему в гости. Емеля его встречает, ведет во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест, пьет и не надивится:
        - Кто же ты такой, добрый молодец?
        - А помнишь дурачка Емелю - как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить, в море бросить? Я - тот самый Емеля. Захочу - все твое царство пожгу и разорю.
        Царь сильно испугался, стал прощенья просить:
        - Женись на моей дочери, Емелюшка, бери мое царство, только не губи меня!
        Устроили они пир на весь мир. Емеля женился на Марье-царевне и стал управлять царством.
        Тут и сказке конец.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПОБЕДА НАД ПЫЛЬЮ
        Забравшись со страху в самый угол дивана, Светочка сидела одна, без мамы, в пустой и гулкой комнате. В дальнем конце, за шкафом, обитал волосан Владимир - мелкое и гадкое существо, питающееся выпавшими волосами, отстриженными ногтями и пылью. Светочка ни разу не видела его целиком, но тем не менее представляла себе как он выглядит. Дело в том, что Владимир выставлял из-под шкафа то одну, то другую часть своего грязного тела. Всегда неожиданно. Каждый раз Светочка вскрикивала в сжатые кулачки, но всё же смотрела, опасаясь нападения исподтишка. К тому же, высовывающиеся части на глазах завораживающе менялись; и мохнатая, коричневая с проседью лапка оборачивалась серой грабелькой, а то и сросшимися пальцами - мокрыми, липкими.
        Ни о каких заигрываниях с его стороны и речи быть не могло, если рядом была мама. А сейчас Светочка сидела со сморщенным личиком и, нахмурив лобик, ждала, что он на этот раз выставит. Решалась его судьба. Светочка придумала считалку, от которой ему рассыпаться и умереть.
        Промедлив больше обычного, видимо подозревая недоброе, Владимир всё же не удержался и для начала выбросил наружу хвостик извалянный в паутине. Хвостик свернулся колечиком, вильнул, но Светочка решила подождать более существенных проявлений. Кокетливый волосан, убрав хвостик, помедлил и высунул мордочку с висящими от налипшей пыли усами, показал редкие жёлтенькие зубки.
        Светочка, не чувствуя, рвала и щипала щёки, кусая пальцы. Повторяла в пятый, последний и решающий раз: "Мохнатый Вовка, вонючая морковка, под шкафом умри, рассыпься на три". Она набрала воздуха и крикнула: "Один! Два! Три!"
        На следующий день, в понедельник, когда Светочку отвели в детский садик, мама решила хорошенько прибраться в её комнате. Она немного удивилась, когда под шкафом, куда всё никак не доходили руки во время уборок, не оказалось ни единой пылинки.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПОБРАТИМЫ
        Мы только что сделали маленькое путешествие и опять пустились в новое, более далекое. Куда? В Спарту! В Микены! В Дельфы! Там тысячи мест, при одном названии которых сердце вспыхивает желанием путешествовать. Там приходится пробираться верхом, взбираться по горным тропинкам, продираться сквозь кустарники и ездить не иначе, как целым караваном. Сам едешь верхом рядом с проводником, затем идет вьючная лошадь с чемоданом, палаткой и провизией и, наконец, для прикрытия, двое солдат.
        Там уж нечего надеяться отдохнуть после утомительного дневного перехода в гостинице; кровом путнику должна служить его собственная палатка; проводник готовит к ужину пилав; тысячи комаров жужжат вокруг палатки; какой уж тут сон! А наутро предстоит переезжать вброд широко разлившиеся речки; тогда крепче держись в седле - как раз снесет!
        Какая же награда за все эти мытарства? Огромная, драгоценнейшая! Природа предстает здесь перед человеком во всем своем величии; с каждым местом связаны бессмертные исторические воспоминания - глазам и мыслям полное раздолье! Поэт может воспеть эти чудные картины природы, художник - перенести их на полотно, но самого обаяния действительности, которое навеки запечатлевается в душе всякого, видевшего их воочию, не в силах передать ни тот, ни другой.
        Одинокий пастух, обитатель диких гор, расскажет путешественнику что-нибудь из своей жизни, и его простой, бесхитростный рассказ представит, пожалуй, в нескольких живых штрихах страну эллинов куда живее и лучше любого путеводителя.
        Так пусть же он рассказывает! Пусть расскажет нам о прекрасном обычае побратимства.
        - Мы жили в глиняной мазанке; вместо дверных косяков были рубчатые мраморные колонны, найденные отцом. Покатая крыша спускалась чуть не до земли; я помню ее уже некрасивою, почерневшею, но когда жилье крыли, для нее принесли с гор цветущие олеандры и свежие лавровые деревья. Мазанка была стиснута голыми серыми отвесными, как стена, скалами. На вершинах скал зачастую покоились, словно какие-то живые белые фигуры, облака. Никогда не слыхал я здесь ни пения птиц, ни музыкальных звуков волынки, не видал веселых плясок молодежи; зато самое место было освящено преданиями старины; имя его само говорит за себя: Дельфы! Темные, угрюмые горы покрыты снегами; самая высокая гора, вершина которой дольше всех блестит под лучами заходящего солнца, зовется Парнасом. Источник, журчавший как раз позади нашей хижины, тоже слыл в старину священным; теперь его мутят своими ногами ослы, но быстрая струя мчится без отдыха и опять становится прозрачной. Как знакомо мне тут каждое местечко, как сжился я с этим глубоким священным уединением! Посреди мазанки разводили огонь, и когда от костра оставалась только горячая зола,
в ней пекли хлебы. Если мазанку нашу заносило снегом, мать моя становилась веселее, брала меня за голову обеими руками, целовала в лоб и пела те песни, которых в другое время петь не смела: их не любили наши властители турки. Она пела: "На вершине Олимпа, в сосновом лесу, старый плакал олень, плакал горько, рыдал неутешно, и зеленые, синие, красные слезы лилися на землю ручьями, а мимо тут лань проходила. "Что плачешь, олень, что роняешь зеленые, синие, красные слезы?" - "В наш город нагрянули турки толпой, а с ними собак кровожадных стаи!" - "Я их погоню по лесам, по горам, прямо в синего моря бездонную глубь!" - Так лань говорила, но вечер настал - ах, лань уж убита и загнан олень!"
        Тут на глазах матери навертывались слезы и повисали на длинных ресницах, но она смахивала их и переворачивала пекшиеся в золе черные хлебы на другую сторону. Тогда я сжимал кулаки и говорил:
        "Мы убьем этих турок!" Но мать повторяла слова песни:
        "Я их погоню по лесам, по горам, прямо в синего моря бездонную глубь!" - Так лань говорила, но вечер настал - ах, лань уж убита и загнан олень!"
        Много ночей и дней проводили мы одни-одинешеньки с матерью; но вот приходил отец. Я знал, что он принесет мне раковин из залива Лепанто или, может быть, острый блестящий нож. Но раз он принес нам ребенка, маленькую нагую девочку, которую нес завернутую в козью шкуру под своим овчинным тулупом. Он положил ее матери на колени, и когда ее развернули, оказалось, что на ней нет ничего, кроме трех серебряных монет, вплетенных в ее черные волосы. Отец рассказал нам, что турки убили родителей девочки, рассказал и еще много другого, так что я целую ночь бредил во сне. Мой отец и сам был ранен; мать перевязала ему плечо; рана была глубока, толстая овчина вся пропиталась кровью. Девочка должна была стать моею сестрою. Она была премиленькая, с нежною, прозрачною кожей, и даже глаза моей матери не были добрее и нежнее глаз Анастасии - так звали девочку. Она должна была стать моею сестрой, потому что отец ее был побратимом моего; они побратались еще в юности, согласно древнему, сохраняющемуся у нас обычаю. Мне много раз рассказывали об этом прекрасном обычае; покровительницей такого братского союза избирается
всегда самая прекрасная и добродетельная девушка в округе.
        И вот малютка стала моею сестрой; я качал, ее на своих коленях, приносил ей цветы и птичьи перышки; мы пили вместе с ней из Парнасского источника, спали рядышком под лавровой крышей нашей мазанки и много зим подряд слушали песню матери об олене, плакавшем зелеными, синими и красными слезами; но тогда я еще не понимал, что в этих слезах отражались скорби моего народа.
        Раз пришли к нам трое иноземцев, одетых совсем не так, как мы; они привезли с собою на лошадях палатки и постели. Их сопровождало более двадцати турок, вооруженных саблями и ружьями, - иноземцы были друзьями паши и имели от него письмо. Они прибыли только для того, чтобы посмотреть на наши горы, потом взобраться к снегам и облакам на вершину Парнаса и наконец увидать причудливые черные отвесные сколы вокруг нашей мазанки. Всем им нельзя было уместиться в ней на ночь, да они и не переносили дыма, подымавшегося от костра к потолку и медленно пробиравшегося в низенькую дверь. Они раскинули свои палатки на узкой площадке перед мазанкой, стали жарить баранов и птиц и пили сладкое вино; турки же не смели его пить.
        Когда они уезжали, я проводил их недалеко; сестричка Анастасия висела у меня за спиной в мешке из козлиной шкуры. Один из иноземных гостей поставил меня к скале и срисовал меня и сестричку; мы вышли как живые и казались одним существом. Мне- то это и в голову не приходило, а оно и в самом деле выходило так, что мы с Анастасией были как бы одним существом, - вечно лежала она у меня на коленях или висела за спиной, а если я спал, так снилась мне во сне.
        Две ночи спустя в нашей хижине появились другие гости. Они были вооружены ножами и ружьями; то бы ли албанцы, храбрый народ, как говорила мать. Недолго они пробыли у нас. Сестрица Анастасия сидела у одного из них на коленях, и когда он ушел, в волосах у нее остались только две серебряных монетки. Албанцы свертывали из бумаги трубочки, наполняли их табаком и курили; самый старший все толковал о том, по какой дороге им лучше отправиться, и ни на что не мог решиться.
        - Плюну вверх - угожу себе в лицо, - говорил он - плюну вниз - угожу себе в бороду!
        Но как-никак, а надо было выбрать какую-нибудь дорогу!
        Они ушли, и мой отец с ними. Немного спустя, мы услышали выстрелы, потом еще и еще; в мазанку к нам явились солдаты и забрали нас всех; и мать, и Анастасию, и меня. Разбойники нашли в нашем доме пристанище, говорили солдаты, мой отец был с ними заодно, по этому надо забрать и нас.
        Я увидал трупы разбойников, труп моего отца и плакал, пока не уснул. Проснулся я уже в темнице, но тюремное помещение наше было не хуже нашей мазанки, мне дали луку и налили отзывавшего смолой вина, но и оно было не хуже домашнего, тоже хранившегося в осмоленных мешках.
        Как долго пробыли мы в темнице - не знаю, помню только, что прошло много дней и ночей. Когда мы вышли оттуда, был праздник святой пасхи; я тащил на спине Анастасию, - мать была больна и еле-еле двигалась. Не скоро дошли мы до моря; это был залив Лепанто. Мы во шли в церковь, всю сиявшую образами, написанными на золотом фоне. Святые лики были ангельски прекрасны, но мне все-таки казалось, что моя малютка сестрица не хуже их. Посреди церкви стояла гробница, наполненная розами; в образе чудесных цветов лежал сам господь наш Иисус Христос - так сказала мне мать. Священник провозгласил: "Христос воскресе!" - и все стали целоваться друг с другом. У всех в руках были зажженные свечи; дали по свечке и нам с малюткой Анастасией.
        Потом загудели волынки, люди взялись за руки и, приплясывая, вышли из церкви. Женщины жарили под открытым небом пасхальных агнцев; нас пригласили присесть к огню, и я сел рядом с мальчиком постарше меня, который меня обнял и поцеловал со словами: "Христос воскресе!" Так мы встретились: Афтанидес и я.
        Мать умела плести рыболовные сети; тут возле моря, это давало хороший заработок, и мы долго жили на берегу чудного моря, которое отзывало на вкус слезами, а игрою красок напоминало слезы оленя: то оно было красное, то зеленое, то снова синее.
        Афтанидес умел грести, и мы с Анастасией часто садились к нему в лодку, которая скользила по заливу, как облачко по небу. На закате горы окрашивались в темно- голубой цвет; с залива было видно много горных цепей, выглядывавших одна из-за другой; виден был вдали и Парнас с его снегами. Вершина его горела, как раскаленное железо, и казалось, что весь этот блеск и свет исходят изнутри ее самой, так как она продолжала блестеть в голубом сияющем воздухе еще долго после того, как скрывалось солнце. Белые чайки задевали крыльями за поверхность воды; на воде же обыкновенно стояла такая тишь, как в Дельфах между темными скалами. Я лежал в лодке на спине, Анастасия сидела у меня на груди, а звезды над нами блестели ярче церковных лампад. Это были те же звезды, и стояли они над моей головой как раз так же, как тогда, когда я, бывало, сидел под открытым небом возле нашей мазанки в Дельфах. Под конец мне стало грезиться, что я все еще там... Вдруг набежала волна, и лодку качнуло. Я громко вскрикнул - Анастасия упала в воду! Но Афтанидес, быстрый как молния, вытащил ее и передал мне. Мы сняли с нее платье,
выжали и потом опять одели ее. То же сделал Афтанидес, и мы оставались на воде до тех пор, пока мокрые платья не высохли. Никто и не узнал, какого страха мы натерпелись, Афтанидес же с этих пор тоже получил некоторые права на жизнь Анастасии.
        Настало лето. Солнце так и пекло, листья на деревьях поблекли от жары, и я вспоминал о наших прохладных горах, о свежем источнике. Мать тоже томилась, и вот однажды вечером мы пустились в обратный путь. Что за тишина была вокруг! Мы шли по полям, заросшим тмином, который все еще благоухал, хотя солнце почти со- всем спалило его. Нам не попадалось навстречу ни пастуха, ни мазанки. Безлюдно, мертвенно-тихо было вокруг, только падучие звезды говорили, что там, в высоте, была жизнь. Не знаю, сам ли светился прозрачный голубой воздух или это сияние шло от звезд, но мы хорошо различали все очертания гор. Мать развела огонь, под- жарила лук, которым запаслась в дорогу, и мы с сестрицей Анастасией заснули на тмине, нимало не боясь ни гадкого Смидраки (1). из пасти которого пышет огонь, ни волков, ни шакалов: мать была с нами, и для меня этого было довольно.
        Наконец мы добрались до нашего старого жилья, но от мазанки оставалась только куча мусору; пришлось делать новую. Несколько женщин помогли матери, и скоро новые стены были подведены под крышу из ветвей олеандров. Мать стала плести из ремешков и корь; плетенки для бутылок, а я взялся пасти маленькое стадо священника; (2) товарищами моими были Анастасия да маленькие черепахи.
        Раз навестил нас милый Афтанидес. Он сильно соскучился по нас, сказал он, и пришел повидаться с нами. Целых два дня пробыл он у нас.
        Через месяц он пришел опять и рассказал нам, что поступает на корабль и уезжает на острова Патрос и Корфу, оттого и пришел проститься с нами. Матери он принес в подарок большую рыбу. Он знал столько разных историй, так много рассказывал нам, и не только о рыбах, что водятся в заливе Лепанто, но и о героях, и о царях, правивших Грецией в былые времена, как турки теперь.
        Я не раз видел, как на розовом кусте появляется бутон и как он через несколько дней или недель распускается в чудный цветок; но бутон обыкновенно становился цветком, прежде чем я успевал подумать о том, как хорош, велик и зрел самый бутон. То же самое вышло и с Анастасией. И вот она стала взрослой девушкой; я давно был сильным парнем. Постели моей матери и Анастасии были покрыты волчьими шкурами, которые я содрал собственными руками с убитых мною зверей. Годы шли.
        Раз вечером явился Афтанидес, стройный, крепкий и загорелый. Он расцеловал нас и принялся рассказывать о море, об укреплениях Мальты, о диковинных гробницах Египта. Рассказы его были так чудесны, точно легенды, что мы слышали от священника. Я смотрел на Афтанидеса с каким-то почтением.
        - Как много ты всего знаешь, сколько у тебя рассказов сказал я ему.
        - Ты однажды рассказал мне кое-что получше! - отвечал он. - И рассказ твой не идет у меня из головы. Ты рассказывал мне как-то о прекрасном старом обычае побратимства! Вот этому-то обычаю я хотел бы последовать! Станем же братьями, как твой отец с отцом Анастасии! Пойдем в церковь, и пусть прекраснейшая и добродетельнейшая из девушек Анастасия скрепит наш союз и будет сестрой нам обоим! Ни у одного народа нет более прекрасного обычая, чем у нас, греков, побратимство!
        Анастасия покраснела, как свежий розовый лепесток, а мать поцеловала Афтанидеса.
        На расстоянии часа ходьбы от нашего жилья, там, где скалы покрыты черноземом, стоит, в тени небольшой купы дерев, маленькая церковь; перед алтарем висит серебряная лампада.
        Я надел самое лучшее свое платье: вокруг бедер богатыми складками легла белая фустанелла; стан плотно охватила красная куртка; на феске красовалась серебряная кисть, а за поясом - нож и пистолеты. На Афтанидесе был голубой наряд греческих моряков; на груди у него висел серебряный образок божьей матери, стан был опоясан драгоценным шарфом, какие носят знатные господа. Всякий сразу увидал бы, что мы готовились к какому-то торжеству. Мы вошли в маленькую пустую церковь, всю залитую лучами вечернего солнца, игравшими на лампаде и на золотом фоне образов. Мы преклонили колена на ступенях перед алтарем; Анастасия стала повыше, обернувшись к нам лицом. Длинное белое платье легко и свободно облегало ее стройный стан; на белой шее и груди красовались мониста из древних и новых монет. Черные волосы ее были связаны на затылке в узел и придерживались убором из золотых и серебряных монет, найденных при раскопках старых храмов; богатейшего убора не могло быть ни у одной гречанки. Лицо ее сияло, глаза горели, как звезды.
        Все мы сотворили про себя молитву, и Анастасия спросила нас:
        - Хотите ли вы быть друзьями на жизнь и на смерть?
        - Да! - ответили мы.
        - Будет ли каждый из вас помнить всегда и всюду, что бы с ним ни случилось: "Брат мой - часть меня самого, моя святынь - его святыня, мое счастье - его счастье, я должен жертвовать для него всем и стоять за него, как за самого себя".
        И мы повторили: "Да!"
        Тогда она соединила наши руки, поцеловала каждого из нас в лоб, и все мы опять прошептали молитву. Из алтаря вышел священник и благословил нас, а в самом алтаре раздалось пение других святых отцов. Вечный братский союз был заключен. Когда мы вышли из церкви, я увидал мою мать, плакавшую от умиления.
        Как стало весело в нашей мазанке у Дельфийского источника! Вечером накануне того дня, как Афтанидес должен был оставить нас, мы задумчиво сидели с ним на склоне горы. Его рука обвивала мой стан, моя - его шею. Мы говорили о бедствиях Греции и о людях, на которых она могла бы опереться. Наши мысли и сердца были открыты друг другу. И вот я схватил его за руку.
        - Одного еще не знаешь ты - того, что было известно до сих пор лишь богу да мне! Моя душа горит любовью! И эта любовь сильнее моей любви к матери, сильнее любви к тебе!..
        - Кого же любишь ты? - спросил Афтанидес, краснея.
        - Анастасию! - сказал я.
        И рука друга задрожала в моей, а лицо его покрылось смертною бледностью. Я заметил это и понял все! Я думаю, что и моя рука задрожала, когда я нагнулся к нему, поцеловал его в лоб и прошептал:
        - Я еще не говорил ей об этом! Может быть, она и не любит меня... Брат, вспомни: я видел ее ежедневно, она выросла на моих глазах и вросла в мою душу!
        - И она будет твоей! - сказал он. - Твоей! Я не могу и не хочу украсть ее у тебя! Я тоже люблю ее, но... завтра я уйду отсюда! Увидимся через год, когда вы будете уже мужем и женою, не правда ли?.. У меня есть кое-какие деньги - они твои! Ты должен взять, ты возьмешь их!
        Тихо поднялись мы на гору; уже свечерело, когда мы остановились у дверей мазанки.
        Анастасия посветила нам при входе; матери моей не было дома. Анастасия печально посмотрела на Афтанидеса и сказала:
        - Завтра ты покинешь нас! Как это меня огорчает!
        - Огорчает тебя! - сказал он, и мне послышалась в его голосе такая же боль, какая жгла и мое сердце. Я не мог вымолвить ни слова, а он взял Анастасию за руку и сказал:
        - Брат наш любит тебя, а ты его? В его молчании - его любовь!
        И Анастасия затрепетала и залилась слезами. Тогда все мои мысли обратились к ней, я видел и помнил одну ее, рука моя обняла ее стан, и я сказал ей:
        - Да, я люблю тебя!
        И уста ее прижались к моим устам, а руки обвились вокруг моей шеи... Но тут лампа упала на пол, и в хижине воцарилась такая же темнота, как в сердце бедного Афтанидеса.
        На заре он крепко поцеловал нас всех и ушел. Матери моей он оставил для меня все свои деньги. Анастасия сделалась моею невестой, а несколько дней спустя и женой.
        
        1) - Смидраки - по поверим греков, чудовище, образующееся из неразрезанных и брошенных в поле желудков убитых овец. (Примечание Андерсена.)
        2) - Священником зачастую становится первый грамотный крестьянин, но простолюдины зовут его святейшим отцом и падают при встрече с ним ниц.
        (Примечание Андерсена.)
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПОВАР ОЛИВЬЁВ
        Это такой повар был знаменитый. Не было повара в мире другого лучше. В самом Санкт-Петербурге, в царском дворце, ему всякую пищу заказывали. Даже боялись часто заказывать - слишком уж большое от его еды объедение. По всем странам об нём большая слава была. Шведский король к нему за рецептом посылал, а самого повара ему не по карману было позвать, такой дорогой он был повар - все зубы золотые и пальцы в брильянтовых кольцах. На него поварят человек триста вкалывало и кухонных мужиков с полтыщи, - такое обширное угощение каждый день готовилось и был всякий тому угощению рад, конечно, смотря кому по карману.
        Приезжал к нашему царю английский король со свитой. Фрейлин одних при нём четыре десятка, все в пудре по самые уши обсыпаны, - такой был любвеобильный. А по этому полюбовному делу ещё и в гостях покушать любил. Посадил английского короля наш царь у себя за стол и всяких яств к нему подвигает. А король уже был наслышан про повара знаменитого Оливьёва, и вышел у него поэтому с царём спор, - Пусть твой Оливьёв такого бы мне кушанья принёс, о котором я б и подумать не мог, что скушаю. По случаю приёма важных особ, сам Оливьёв сегодня на кухне командовал и потому вызвали его к царю и сказали, что сейчас от него честь державы зависит. Если он приготовит немыслимое блюдо для английского короля, то будет как поварской генерал пожалован, а нет, - уж не обессудь, - велика Сибирь.
        Кивнул головой Оливьёв и пошёл на кухню, как ни в чём не бывало. Прихватил в прихожей по пути королевские перчатки, да такой им салат учинил, - волоса тоньше. Построгал туда в миску овощей, мясца покрошил с колбаской и соусом белым покрыл. Перемешал это дело как следует и несёт на одном пальце. Входит и объявляет зычно и на французский манер, - Салат Оливье, ваши величества! Не слыхивал никто до той поры о таком блюде. Разложили его всем по тарелкам, вилками постучали, да и съели по порции. Ещё запросили, а король английский даже большим пальцем показал, как здорово, мол, побольше клади. Наелись, сидят довольные, да тут английский король портить всем начал, - Подумаешь, салат французский, чего в нём такого особенного, овощи да мясное под соусом. Встал из-за стола и пошёл в прихожую собираться. Ищет везде, а перчаток нет нигде, уж везде обыскался. - Где, - спрашивает, - мои перчатки? А Оливьёв говорит спокойно ему, - А Вы их съели, вот, извольте в доказательство взглянуть на пуговки. Король и верить не хотел. Так он спор царю нашему и проиграл, не соврёшь ведь, что привык перчатки свои в салатах
кушать. Повару чин дали генеральский, а салат его с той поры по всему миру знаменитым сделался под фамилией Оливье. Только нет, говорят, теперь в нём того знаменитого вкуса. Ещё бы, где ж на всех королевских перчаток напасёшься?
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПОГОВОРИЛИ
        Жил-был голубой зонтик. Голубой-голубой. Даже в самую ненастную серую погоду — а другой погоды зонтик и не знал — он казался ярким и веселым. Зонтик очень любил свою работу зонтика. Каким бы сильным ни был дождь, ни одной самой маленькой дождинке не удавалось
        упасть на хозяйку зонтика. Он не позволял. Вернувшись домой, зонтик любил посушиться, погреться у батареи. А потом его закрывали, прятали в шелковый чехол, и он спал до следующего дождя.
        Однажды, когда зонтик сушился, к нему подошла кошка. Она долго смотрела на мокрый зонтик, а потом сказала:
        — Странный у тебя вкус. Гулять под дождем. Каждый знает, что нет ничего лучше солнца.
        — Я не просто гуляю, — зонтик покачался на своих растопыренных спицах. — я провожаю хозяйку. Я не боюсь дождя. А вот это... Как ты сказала? Солнце, что ли? Как это? Я его не знаю. '
        — Как?! — Кошка широко раскрыла зеленые с желтыми крапинками глаза. — Как?! Ты не знаешь солнца? — Кошка чуть не задохнулась.
        — Нет, — спокойно ответил зонтик, — никогда не встречались.
        — Да ты что! — Кошка вытянула шею, задергала хвостом. Она чуть из себя не вылезла. — Ты что! Ты куда же смотришь, когда гуляешь?!
        — Ну... — ничуть не смущаясь, принялся объяснять зонтик. — Иногда в небо, иногда в луже свое отражение рассматриваю.
        — Вот! — обрадовалась кошка. — Вот, вот. Смотришь в небо. А в не- бе, голубом-голубом...
        — Постой, — перебил ее зонтик, — с чего ты взяла, что небо голубое? Небо серое.
        И поскольку кошка совсем онемела от растерянности, продолжал:
        — Ну, да. Серое. Совсем как ты.
        — Ты?.. — зашипела кошка. — Что такое! — Она аж закашлялась от возмущения. — Что такое говоришь?! Голубое оно! Голубое! Как ты.
        Оба помолчали. Раздумывали о чем-то. Потом кошка вздохнула и попыталась начать сначала.
        — Так вот, — мягко заговорила она, — в небе живет солнце. Оно знаешь какое?! Оно... Оно такое... Оно... Ну... Светит! — Кошка наклонила голову набок. Она не была уверена, что объяснила понятно. Но кажется, ошиблась. Зонтик все понял. Как мог.
        — Ясно, — кивнул он, — теперь я все понял. Только ты неправильно говоришь. Это называется не солнце, это называется фонарь. А точнее, фонари. Их много, — просто и уверенно сказал зонтик. Так уверенно, что кошка смогла только шепотом ахнуть и, пятясь, уйти.
        «Странная она, — подумал зонтик, — так все перепутать...» А кошка сидела на своем коврике и пыталась хоть что-нибудь понять. Может быть, и поняла.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        ПОДАРКИ ДЛЯ КРАСАВИЦЫ
        У самого Восточного моря, в Долине роз, возле города Вонсана, жила умная и красивая девушка. Звали ее Ан Ран Дю. Полюбили ее трое друзей.
        Ан Ран Дю долго думала, за кого же выходить ей замуж. Пошла она к старому мудрецу, что жил на перевале Черного дракона. Мудрец дал ей три золотые монеты и велел дать их юношам. Пусть они купят ей подарки, и чей подарок будет лучше, тот и станет ее избранником.
        Так и сделала Ан Ран Дю, сказав:
        - Купите свадебные подарки. Чей будет лучше, за того я выйду замуж. Возвратиться все вы должны через год.
        Ушли они все трое далеко - за Великую Китайскую стену, за монгольские пустыни и степи.
        Один купил чудесное зеркало. Если посмотришь в зеркало - в тот же миг увидишь кого хочешь и узнаешь, что он делает.
        «Всегда буду видеть Ан Ран Дю, а потом и она будет всегда видеть меня, где бы я ни находился», - подумал юноша.
        Другой друг купил волшебного верблюда. Стоит только тебе сесть на этого верблюда - сразу очутишься там, где пожелаешь. Юноша решил, что лучшего подарка ему и не нужно искать, - ведь стоит только пожелать, как тут же будешь около красавицы Ан Ран Дю.
        А третий юноша купил волшебное яблоко. Если заболеешь - съешь это яблоко и сразу будешь здоров.
        «Вдруг заболеет Ан Ран Дю, - подумал он. - Тогда и пригодится подарок».
        Через год собрались все юноши в условленном месте, рассказали друг другу о своих подарках. Все они очень тосковали о красавице и решили поглядеть в зеркало, чтоб увидеть ее.
        Посмотрели и побледнели: Ан Ран Дю умирала. Сели они все трое на верблюда и в тот же миг очутились у дома Ан Ран Дю. Вошли в дом и стали у ее постели. Слезы потекли из глаз Ан Ран Дю, когда она увидела юношей.
        - Принесли подарки, а зачем они мне теперь? - сказала она.
        Тогда третий юноша подал ей яблоко и попросил, чтобы она его съела. Ан Ран Дю съела яблоко и сразу выздоровела. Попросила она каждого рас-сказать о своем подарке. Выслушала рассказы и спросила юношей:
        - За кого же мне выходить замуж? Все вы одинаково помогли мне своими подарками. Решайте сами.
        Три дня и три ночи думали юноши. И так ничего и не решили. Ведь не будь яблока, как бы они спасли жизнь любимой? Но не будь зеркала, как бы они узнали о болезни Ан Ран Дю? А не будь чудесного верблюда, как бы они успели вовремя?
        Тогда Ан Ран Дю решила сама.
        - Если я сделаю выбор правильно, - сказала она, - то древний колокол, в который всегда звонили, когда надо было решать важное дело, зазвонит сам. Вы настоящие товарищи и верные друзья, вы доказали это своими подарками, и лишь вместе вы смогли спасти меня. Но я выйду за того, кто подарил мне волшебное яблоко. Вы, выбирая подарки, думали о себе, а владелец чудесного яблока думал только обо мне. Ваши подарки остались у вас, а он утратил свое яблоко. И я должна выйти за него.
        В тот же миг послышался в воздухе звон древнего колокола. И красавица Ан Ран Дю вышла замуж за юношу, подарившего ей яблоко.
        КИТАЙСКАЯ СКАЗКА
        ПОДАРКИ ФЕИ
        Жила когда-то на свете вдова, и были у нее две дочери. Старшая - вылитая мать: то же лицо, тот же характер. Смотришь на дочку, а кажется, что видишь перед собой матушку. Обе, и старшая дочь, и мать, были до того грубы, спесивы, заносчивы, злы, что все люди, и знакомые и незнакомые, старались держаться от них подальше.
        А младшая дочка была вся в покойного отца - добрая, приветливая, кроткая, да к тому же еще красавица, каких мало.
        Обычно люди любят тех, кто на них похож. Поэтому-то мать без ума любила старшую дочку и терпеть не могла младшую. Она заставляла ее работать с утра до ночи, а кормила на кухне.
        Кроме всех прочих дел, младшая дочка должна была по два раза в день ходить к источнику, который был, по крайней мере, в двух часах ходьбы, и приносить оттуда большой, полный доверху кувшин воды.
        Как-то раз, когда девушка брала воду, к ней подошла какая-то бедная женщина и попросила напиться.
        - Пейте на здоровье, тетушка, - сказала добрая девушка.
        Сполоснув поскорее свой кувшин, она зачерпнула воды в самом глубоком и чистом месте и подала женщине, придерживая кувшин так, чтоб удобнее было пить.
        Женщина отпила несколько глотков воды и сказала девушке:
        - Ты так хороша, так добра и приветлива, что мне хочется подарить тебе что-нибудь на память. (Дело в том, что это была фея, которая нарочно приняла вид простой деревенской женщины, чтобы посмотреть, так ли эта девушка мила и учтива, как про нее рассказывают.) Вот что я подарю тебе: с нынешнего дня каждое слово, которое ты промолвишь, упадет с твоих губ либо цветком, либо драгоценным камнем. Прощай!
        Когда девушка пришла домой, мать стала бранить ее за то, что она замешкалась у источника.
        - Простите, матушка, - сказала бедная девушка. - Я нынче и вправду запоздала.
        Но едва только она проронила эти слова, как с губ ее упали несколько роз, две жемчужины и два крупных алмаза.
        - Смотрите-ка! - сказала мать, широко раскрыв глаза от удивления. - Мне кажется, вместо слов она роняет алмазы и жемчуга... Что это с тобой приключилось, дочка? (Первый раз в жизни она назвала свою меньшую тоже дочкой.)
        Девушка попросту, не таясь и не хвалясь, рассказала матери обо всем, что с ней случилось у источника. А цветы и алмазы так и сыпались при этом с ее уст.
        - Ну, если так, - сказала мать, - надо мне послать к источнику и старшую дочку... А ну-ка, Фаншон, посмотри, что сыплется с губ твоей сестры, чуть только она заговорит! Неужели тебе не хочется получить такой же удивительный дар? И ведь нужно для этого всего-навсего сходить к источнику и, когда бедная женщина попросит у тебя воды, вежливо подать ей напиться.
        - Ну вот еще! Охота мне тащиться в этакую даль! - отвечала злючка.
        - А я хочу, чтобы ты пошла! - прикрикнула на нее мать. - И сию же минуту, без разговоров!
        Девушка нехотя послушалась и пошла, так и не переставая ворчать. На всякий случай она захватила с собой серебряный кувшинчик, самый красивый, какой был у них в доме.
        Едва успела она подойти к источнику, как навстречу ей из лесу вышла нарядно одетая дама и попросила глоток воды. (Это была та же самая фея, но только на этот раз она приняла облик принцессы, чтобы испытать, так ли груба и зла старшая сестра, как о ней рассказывают.)
        - Уж не думаете ли вы, что я притащилась сюда, чтобы дать вам напиться? - сказала девушка дерзко. - Ну конечно, только для этого! Я и серебряный кувшинчик нарочно захватила, чтобы поднести воду вашей милости!.. А впрочем, мне все равно. Пейте, если хотите...
        - Однако вы не очень-то любезны, - сказала спокойно фея. - Ну что ж, какова услуга, такова и награда. С нынешнего дня каждое слово, которое сорвется с ваших губ, превратится в змею или жабу. Прощайте!
        Как только девушка вернулась домой, мать кинулась к ней навстречу:
        - Это ты, доченька? Ну как?
        - А вот так, матушка! - буркнула в ответ дочка, и в то же мгновение две гадюки и две жабы плюхнулись на порог.
        - Ах, боже мой! - вскрикнула мать. - Да что же это такое? Откуда?.. А, знаю! Это твоя сестра во всем виновата. Ну, поплатится же она у меня!.. - И она кинулась на младшую дочку с кулаками.
        Бедняжка в страхе бросилась бежать и укрылась в соседнем лесу.
        Там и встретил ее молодой принц, сын короля этой страны.
        Возвращаясь с охоты, он нашел в чаще прекрасную девушку и, подивившись ее красоте, спросил, что она делает в лесу совсем одна и о чем так горько плачет.
        - Ах, сударь, - ответила красавица, - матушка прогнала меня из дому!..
        Королевский сын заметил, что с каждым словом девушка роняет из уст цветок, жемчужину или алмаз. Он изумился и попросил объяснить, что это за чудо. И тут девушка рассказала ему всю свою историю.
        Королевский сын влюбился в нее. К тому же он рассудил, что дар, которым фея наделила красавицу, стоит дороже любого приданого, какое могла бы принести ему другая невеста. Он увез девушку во дворец, к своему отцу, и женился на ней.
        Ну, а старшая сестра с каждым днем становилась все противнее и несноснее. В конце концов, даже собственная мать не выдержала и прогнала ее из дому. Несчастная нигде и ни у кого не могла найти пристанища и умерла, отвергнутая всеми.
        ШАРЛЬ ПЕРРО
        ПОДАРОК
        Маленькая елка стояла в углу. Кошка Багира ходила вокруг и смотрела на деревце с удивлением. Потому что елки дома не растут. Сверчок выглянул из-за печки.
        - Пахнет изумительно - сказал сверчок - празднично пахнет. Скоро Новый год.
        Багира повела носом. Действительно, пахнет.
        - Зачем елку принесли? - спросила Багира. Она была еще маленькая кошка, и никогда не видела Новый год.
        - Такой обычай. Под нее кладут подарки. Ты, к примеру, что мне подаришь?
        Багира задумалась. Подарка для сверчка у нее не было, но признаваться в этом не хотелось.
        - Я тебе бантик подарю - решила Багира.- Бумажный. Красивый, до невозможности.
        - Ладно - согласился сверчок - а я тебе платочек беленький. У меня есть за печкой.
        - Сложим под елкой - предложила Багира - а когда найдем, то удивимся.
        - Давай - сказал сверчок и исчез за печкой.
        Багира еще походила вокруг, а потом забралась под елку и свернулась клубком. Там было сумрачно и уютно, как в домике, над головой мохнатые, душистые ветки, и казалось Багире, что она сама - подарок.
        А за окном шел снег, и луна светила ярко-ярко.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ПОДАРОК ГОЛУБЯ
        На краю маленькой деревеньки жил крестьянин Кижаван. Он был очень беден и не имел никаких родственников, даже дальних. Но Кижаван не горевал: он дружил со всеми лесными жителями - зверями и птицами. А у кого много друзей, тот разве скучает когда-нибудь?! Кижаван хорошо знал язык зверей и птиц. Встретит он кого-либо из лесных обитателей, поговорит с ним - и легко станет у него на душе. Птицы, завидев Кижавана, всегда приветствовали его радостным щебетом. Жил Кижаван в маленькой лачуге. Однажды он сильно проголодался, но дома ничего съестного не оказалось. Кижаван взял палку и пошел в лес. Бродил-бродил он там, ничего не нашел и повернул обратно к дому.
        - Помоги мне! - вдруг услышал он. Кижаван обернулся и увидел, что на дороге стоит нахохлившийся голубь.
        - Я не могу летать. Спаси меня! - попросил он с мольбой в голосе.
        Жаль стало Кижавану беззащитного голубя. Он поднял его с земли, ласково прижал к себе и пошел дальше. Дома он осторожно посадил птицу на постель.
        - Пока не выздоровеешь - будешь жить у меня. Не бойся, я никому не позволю обидеть тебя и помогу всем, чем смогу. Беда только, что сейчас-то мне нечем тебя покормить. У меня совсем ничего нет,- с горечью проговорил Кижаван.
        - Не печалься,-утешил его голубь,-в лесу растет большое дерево манго. В его дупле лежит рис. Пойди туда и возьми этот рис.
        Кижаван не мешкая отправился в лес искать дерево манго. Шел он, шел, но дерева все не встречал.
        Наконец Кижаван устал и присел па бугорок. Смотрит - а дерево манго растет прямо перед ним. Заглянул Кижаван в дупло и увидел, что там лежит горстка риса, а вокруг все сверкает и искрится от бриллиантов и других драгоценных камней. Равнодушно посмотрел Кижаван на сокровище.
        “Зачем мне эти камни? Ведь украшать себя я не собираюсь”, - подумал он.
        Он взял только рис, вернулся в деревню, поднялся на свое крыльцо и у порога увидел второго голубя. Едва он отворил дверь, как голубь впорхнул внутрь и оказался возле своего больного друга. Птицы радостно заворковали. Кижаван отдал им весь рис, и они проворно заработали клювами. А крестьянин сидел возле них и любовался.
        - Что же ты себе не оставил рису? - спросил его второй голубь.
        - Да ведь там и оставлять-то было нечего. Только и хватило, чтобы вам насытиться. Ничего, я потерплю, не умру,- спокойно ответил Кижаван.
        Голубь вылетел из лачуги и скоро вернулся, неся что-то в клюве. Подлетев к Кижавану, он положил свою ношу к его ногам. Это оказалось золотое кольцо.
        - Возьми этот перстень. Пока ты не снимешь его с руки, у тебя будет все, что ни пожелаешь,-сказал голубь.
        - Если это правда, то спасибо тебе, - поблагодарил его Кижаван. - Мне бы только немного хлеба да молока, а больше ничего не надо.
        Не успел он это проговорить, как на столе появилась маленькая тарелочка со свежим, аппетитно пахнущим хлебом и рядом - чашка с молоком. Кижаван выпил молоко, съел кусочек хлеба, а остатки искрошил голубям.
        С тех пор Кижаван живет счастливо. Все, что нужно для жизни, дает ему перстень - подарок его друга-голубя.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПОДБИТЫЙ СТАРШИНА
        Однажды милиционеру захотелось птицею стать. С чего бы такое желание? А вот с чего.
        Погнался он как-то раз за нарушиелем малолетним, совершавшем в неположенный час променад. Он ему: "Ко мне!", а тот - от него, лишь пыль столбом. Догнал было, да махнул паренёк сквозь ограду, а милиционер был широк - вот и застрял. Ни туда ему, ни сюда - стоит бедняга и мечтает: "вот был бы я кречет или хоть вороной какой - враз бы голубчика прикогтил, да в отделение отволок, а оттуда пусть его родители выкупают".
        Да не дано человеку вручную над землёю парить, так и простоял он, пока помощь не подоспела. Но мысль эта засела в нём крепко, и он, когда уж совсем невмоготу от мечтаний становилось, начинал по бокам своим руками хлопать.
        Шло время, и вот как-то раз он почувствовал, что немного от земли отрывается. Глянул руки, а те уж чёрным пером пошли, да пухом серым. Сбылось, значит. День за ночь цеплялся, стал он уже потихоньку по делам службы летать. Заприметило начальство, что куда ни пошлёшь его - везде поспевает. Даже странно как-то. Повестку пошлёшь, а он уж расписку несёт. Призывников тех, так чуть не охапками грёб, будто слово какое петушиное знает.
        Решило начальство за ним последить и увидело - что ни утро, парит старшина в облацех, а как приметит кого к задержанию, так прямо камнем вниз рушится. Задумались начальники; с одной стороны, конечно, - плюс явный: ничто из-под его ока не скроется, да и выручкою всегда первый и делится ей смиренно, а с другой - уж больно вид дикий и в городе шепчутся: "ишь, опять этот нетопырь-карлсон кружит - ох, не к добру". Как быть? Не знают.
        Случился как-то о ту пору кортеж президентский. Всех кто был - на службу вытолкали. Вот и пришла кому-то из чинов высших несчастливая в голову мысль: перед Самим отличиться, мол, в нашей провинции при всей скудости, а хоть и голь, да хитра на выдумки - высокие сферы чтит. Решили они этого летуна в небо выпустить, а для парада пущего прицепить ему флаг-триколор за спину.
        Одели старшину в новое, велели чтоб крылья пёрышко в пёрышко и чтоб пьянство - ни-ни. И вот настал этот час, и взмыл бедолага сей, а за ним полотнище развернулось. Ахнула толпа, а президент спросил: "То есть?" Ответ был: "Олицетворение государственности". Летит милиционер над крышами, руками-крыльями машет и флаг-триколор на ветру полощется. Заглядение.
        Но видать крепко насолил он мальчишкам, так что какой-то сорванец, увидав в поднебесье сего тирана, вложил в рогатку солидную гайку и пустил ей столь метко, что угодил тому как раз в то самое место, кое мужчинами оберегается пуще прочих - то-то и пришлось ему на нём руки сложить, а вслед за ними и голову чуть не. Срам-конфуз вышел из инициативы.
        Президент в сём знак дурной увидел и велел назавтра губернатору от винта - мол, ему и было то предзнаменование, ну а за ним и по остальным новой метлою прошлись.
        А милиционер этот, хоть и расшибся, но малость (всё ж невысокого полёта птица), - на службу ходит и имеет определённые успехи, поскольку полагается теперь не на природную аномалию, а на собственную смекалку.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПОДВИГ КРЕСТЬЯНСКОЙ ДЕВУШКИ
        В начале тринадцатого века на Корею напало вражеское войско. Все города, все селения на борьбу поднялись. Только не смогли врагов удержать. Дошли до самой западной столицы - Пхеньяна, окружили и стали обстреливать. А после всей страной завладели. Сколько героев погибло в мужественной борьбе, и сказать трудно. Варвары убивали людей, народное добро грабили, всех злодеяний и не перечесть.
        Жила в ту пору в Пхеньяне дочь одного крестьянина, бежать не успела и оказалась в осажденном городе. До того хороша - глаз не отведешь, настоящая красавица. Приметили ее враги и заставили своему полководцу прислуживать.
        А надобно вам сказать, что была та девушка единственной дочерью. И так ее отец горевал, так сокрушался! И решил во что бы то ни стало разыскать дочь. Пробрался за крепостную стену, долго ходил по городу и наконец узнал от людей, что дочь его в прислугах у вражеского начальника. Не знает отец, как с дочерью встретиться, думал, думал и придумал. Раздобыл денег, подошел к стражнику и сказал, зачем пришел. А стражник его схватил и давай допрашивать.
        "Недаром говорят: от одной шишки хотел избавиться, вторую заработал", - с грустью думал старик. Стал он стражнику объяснять, да так вежливо, что ничего ему не надо, только с доченькой свидеться.
        Смотрит - подобрел стражник. Вытащил тут старик деньги и стражнику сунул.
        Говорит ему стражник:
        - Наш командир, как только завечереет, посылает твою дочь к колодцу, холодненькой воды ему принести. Пока не выпьет водицы - спать не ложится. Ступай незаметно к колодцу и жди. Придет твоя дочь.
        Пробрался старик к колодцу, стал дожидаться. Уже где-то к полуночи дверь опочивальни командира открылась, девушка из двери вышла, к колодцу пошла. Окликнул старик дочку, а у самого голос дрожит.
        Увидела девушка родного отца, на шею ему бросилась, плачет.
        - Абади, как вы здесь очутились? - спрашивает.
        Стоят они, молчат, от счастья слова не вымолвят. Говорит дочка:
        - Жди меня здесь, отец!
        Пошла она обратно в опочивальню, вдруг видит старик - снова идет, маленькую шкатулку несет. Принесла и так старику сказала:
        - Думала, так и умру, не увижусь с тобой. А увиделась - ничего мне теперь не страшно.
        Отдала она шкатулку отцу, в ней драгоценности да бумаги казенные, велела быстрее домой возвращаться, шкатулку корейскому военачальнику передать.
        Невмоготу старику с дочерью расставаться, но ничего не поделаешь, крепко обнял он дочь на прощанье, поспешил за ворота.
        Поднялся утром переполох во вражеском стане: у командира шкатулка пропала с драгоценностями и казенными бумагами, а прислуга-красавица утонула в колодце. Наверняка это дело рук разведки Коре, решили враги. Они не только шкатулку похитили, но и прислугу утопили в колодце. После поняли враги, что это простая крестьянская девушка на подвиг пошла. Весь народ Коре подняла против завоевателей.
        Испугались враги, сняли осаду с Пхеньяна, отступили на север.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ПОДИ ТУДА - НЕ ЗНАЮ КУДА, ПРИНЕСИ ТО - НЕ ЗНАЮ ЧТО.
        Жил-был царь. Был он холост, не женат. И был у него на службе стрелок по имени Андрей.
        Пошел раз Андрей-стрелок на охоту. Ходил, ходил целый день по лесу - не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идет он обратно - кручинится. Видит - сидит на дереве горлица. "Дай, - думает, - стрельну хоть эту". Стрельнул и ранил ее - свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял ее Андрей, хотел свернуть ей голову, положить в сумку.
        А горлица говорит ему человеческим голосом:
        - Не губи меня, Андрей-стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри, как найдет на меня дремота - в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь великое счастье.
        Удивился Андрей-стрелок: что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принес горлицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит дожидается.
        Прошло немного времени, горлица положила голову под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, ударил ее правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать.
        Говорит Марья-царевна стрелку:
        - Сумел меня взять, умей и удержать - неспешным пирком да за свадебку. Буду тебе местной да веселой женой.
        На том и поладили. Женился Андрей-стрелок на Марье-царевне и живет с молодой женой, потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идет в лес, настреляет дичи и несет на царскую кухню. Пожили они так недолго, Марья-царевна говорит:
        - Бедно живешь ты, Андрей!
        - Да, как сама видишь.
        - Добудь-ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шелку, я все дело поправлю.
        Послушался Андрей, пошел к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шелку и принес жене. Марья-царевна взяла шелк и говорит:
        - Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья-царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковер, какого в целом свете не видывали: на нем все царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери в горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят...
        Наутро Марья-царевна отдает ковер мужу:
        - Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри - своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери.
        Андрей взял ковер, повесил на руку и пошел по гостиным рядам.
        Подбегает к нему один купец:
        - Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь?
        - Ты торговый человек, ты и цену давай.
        Вот купец думал, думал - не может оценить ковра. Подскочил другой, за ним - еще. Собралась купцов толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут.
        В то время проезжал мимо рядов царский советник, и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вышел из кареты, насилу пропихался через великую толпу и спрашивает:
        - Здравствуйте, купцы, заморские гости! О чем речь у вас?
        - Так и так, ковра оценить не можем. Царский советник посмотрел на ковер и сам дался диву:
        - Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковер?
        - Так и так, моя жена вышила.
        - Сколько же тебе дать за него?
        - А я и сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше.
        - Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч. Андрей взял деньги, отдал ковер и пошел домой. А царский советник поехал к царю и показывает ему ковер. Царь взглянул - на ковре все его царство как на ладони. Он так и ахнул:
        - Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам!
        Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдает советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает. "Ничего, я себе другой, еще лучше, закажу". Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал избушку, где живет Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занес, а другую не переносит, замолчал и про свое дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от нее не отвел, все бы смотрел да смотрел.
        Марья-царевна ждала, ждала ответа да повернула царского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплелся домой. И с той поры и ест - не заест и пьет - не запьет: все ему представляется стрелкова жена.
        Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая.
        Советник говорит царю:
        - Ах, видел я у одного стрелка жену, все о ней думаю! И не запить это, не заесть, никаким зельем не заворожить.
        Пришла царю охота самому посмотреть стрелкову жену. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашел избенку, где живет Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занес, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота. Марья-царевна ждала, ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла.
        Защемила царя сердечная зазноба. "Чего, - думает, - хожу холост, не женат? Вот бы жениться на этой красавице! Не стрельчихой ей быть, на роду ей написано быть царицей".
        Воротился царь во дворец и задумал думу нехорошую - отбить жену от живого мужа. Призывает он советника и говорит:
        - Надумай, как извести Андрея-стрелка. Хочу на его жене жениться. Придумаешь - награжу городами и деревнями и золотой казной, не придумаешь - сниму голову с плеч.
        Закручинился царский советник, пошел и нос повесил. Как извести стрелка, не придумает. Да с горя и завернул в кабак винца испить.
        Подбегает к нему кабацкая теребень (теребень - постоянный посетитель кабака) в рваном кафтанишке:
        - О чем, царский советник, пригорюнился, зачем нос повесил?
        - Поди прочь, кабацкая теребень!
        - А ты меня не гони, лучше стаканчик винца поднеси, я тебя на ум наведу. Поднес ему царский советник стаканчик винца и рассказал про свое горе.
        Кабацкая теребень и говорит ему:
        - Извести Андрея-стрелка дело нехитрое - сам-то он прост, да жена у него больно хитра. Ну, да мы загадаем загадку такую, что ей не справиться. Воротись к царю и скажи: пускай он пошлет Андрея-стрелка на тот свет узнать, как поживает покойный царь-батюшка. Андрей уйдет и назад не вернется. Царский советник поблагодарил кабацкую теребень - и бегом к царю:
        - Так и так, можно стрелка извести. И рассказал, куда нужно его послать и зачем. Царь обрадовался, велел позвать Андрея-стрелка.
        - Ну, Андрей, служил ты мне верой-правдой, сослужи еще службу: сходи на тот свет, узнай, как поживает мой батюшка. Не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Андрей воротился домой, сел на лавку и голову повесил.
        Марья-царевна его спрашивает:
        - Что невесел? Или невзгода какая?
        Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу.
        Марья-царевна говорит:
        - Есть о чем горевать! Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее.
        Утром рано, только проснулся Андрей, Марья-царевна дает ему мешок сухарей и золотое колечко.
        - Поди к царю и проси себе в товарищи царского советника, а то, скажи, тебе не поверят, что был ты на том свете. А как выйдешь с товарищем в путь-дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведет. Андрей взял мешок сухарей и колечко, попрощался с женой и пошел к царю просить себе дорожного товарища. Делать нечего, царь согласился, велел советнику идти с Андреем на тот свет.
        Вот они вдвоем и вышли в путь-дорогу. Андрей бросил колечко - оно катится, Андрей идет за ним полями чистыми, мхами-болотами, реками-озерами, а за Андреем царский советник тащится.
        Устанут идти, поедят сухарей - и опять в путь. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в густой, дремучий лес, спустились в глубокий овраг, и тут колечко остановилось. Андрей и царский советник сели поесть сухарей. Глядь, мимо их на старом-престаром царе два черта дрова везут - большущий воз - и погоняют царя дубинками, один с правого бока, другой с левого. Андрей говорит:
        - Смотри: никак, это наш покойный царь-батюшка?
        - Твоя правда, это он самый дрова везет. Андрей и закричал чертям:
        - Эй, господа черти! Освободите мне этого покойничка хоть на малое время, мне нужно кой о чем его расспросить.
        Черти отвечают:
        - Есть нам время дожидаться! Сами, что ли, дрова повезем?
        - А вы возьмите у меня свежего человека на смену.
        Ну, черти отпрягли старого царя, на его место впрягли в воз царского советника и давай его с обеих сторон погонять дубинками - тот гнется, а везет. Андрей стал спрашивать старого царя про его житье-бытье.
        - Ах, Андрей-стрелок, - отвечает царь, - плохое мое житье на том свете! Поклонись от меня сыну да скажи, что я накрепко заказываю людей не обижать, а то и с ним то же станется.
        Только успели они поговорить, черти уж назад едут с порожней телегой. Андрей попрощался со старым царем, взял у чертей царского советника, и пошли они в обратный путь.
        Приходят в свое царство, являются во дворец. Царь увидал стрелка и в сердцах накинулся на него:
        - Как ты смел назад воротиться?
        Андрей-стрелок отвечает:
        - Так и так, был я на том свете у вашего покойного родителя. Живет он плохо, велел вам кланяться да накрепко наказывал людей не обижать.
        - А чем докажешь, что ходил на тот свет и моего родителя видел?
        - А тем докажу, что у вашего советника на спине и теперь еще знаки видны, как его черти дубинками погоняли.
        Тут царь уверился, делать нечего - отпустил Андрея домой. А сам говорит советнику:
        - Вздумай, как извести стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пошел царский советник, еще ниже нос повесил. Заходит в кабак, сел за стол, спросил вина. Подбегает к нему кабацкая теребень:
        - Что пригорюнился? Поднеси-ка мне стаканчик, я тебя на ум наведу.
        Советник поднес ему стаканчик винца и рассказал про свое горе. Кабацкая теребень ему и говорит:
        - Воротись назад и скажи царю, чтобы задал он стрелку вот какую службу - ее не то что выполнить, трудно и выдумать: послал бы его за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота Баюна... Царский советник побежал к царю и рассказал, какую службу задать стрелку, чтобы он назад не вернулся.
        Царь посылает за Андреем.
        - Ну, Андрей, сослужил ты мне службу, сослужи другую: ступай в тридесятое царство и добудь мне кота Баюна. Не то мой меч - твоя голова с плеч. Пошел Андрей домой, ниже плеч голову повесил и рассказывает жене, какую царь задал ему службу.
        - Есть о чем кручиниться! - Марья-царевна говорит. - Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья-царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный.
        Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея:
        - Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое государство. Трех верст не дойдешь, станет одолевать тебя сильный сон - кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснешь, кот Баюн убьет тебя.
        И тут Марья-царевна научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу.
        Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - пришел Андрей-стрелец в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногу волочит - идет, а где и катком катится. Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба.
        Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову - один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сек железным прутом; изломал железный, принялся угощать медным - и этот изломал и принялся бить оловянным.
        Оловянный прут гнется, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьет, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился:
        - Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю.
        - А пойдешь со мной?
        - Куда хочешь пойду.
        Андрей пошел в обратный путь и кота за собой повел.
        Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю:
        - Так и так службу выполнил, добыл вам кота Баюна.
        Царь удивился и говорит:
        - А ну, кот Баюн, покажи большую страсть. Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался:
        - Андрей-стрелок, уйми кота Баюна!
        Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошел домой, к Марье-царевне. Живет поживает, - тешится с молодой женой. А царя еще пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал советника:
        - Что хочешь придумай, изведи Андрея-стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Царский советник идет прямо в кабак, нашел там кабацкую теребень в рваном кафтанишке и просит его выручить, на ум навести. Кабацкая теребень стаканчик вина выпил, усы вытер.
        - Ступай, - говорит, к царю и скажи: пусть пошлет Андрея-стрелка туда - не знаю куда, принести то - не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернется.
        Советник побежал к царю и все ему доложил. Царь посылает за Андреем.
        - Сослужил ты мне две верные службы, сослужи третью: сходи туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. Сослужишь - награжу по-царски, а не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пришел Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья-царевна его спрашивает:
        - Что, милый, невесел? Или еще невзгода какая?
        - Эх, - говорит, - через твою красу все напасти несу! Велел мне царь идти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что.
        - Вот это служба так служба! Ну ничего ложись спать, утро вечера мудренее.
        Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась: про цареву загадку в книге ничего не сказано. Марья-царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и махнула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери.
        Марья-царевна их спрашивает:
        - Звери лесные, птицы поднебесные, вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете, - не слыхали ль, как дойти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что?
        Звери и птицы ответили:
        - Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхивали.
        Марья-царевна махнула платочком - звери и птицы пропали, как не бывали. Махнула в другой раз - появились перед ней два великана:
        - Что угодно? Что надобно?
        - Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан-моря.
        Подхватили великаны Марью-царевну, отнесли на Океан-море и стали на середине на самой пучине, - сами стоят, как столбы, а ее на руках держат. Марья-царевна махнула платочком и приплыли к ней все гады и рыбы морские.
        - Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете, не слыхали ль, как дойти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что?
        - Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхали.
        Закручинилась Марья-царевна и велела отнести себя домой. Великаны подхватили ее, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца.
        Утром рано Марья-царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и вышитую ширинку (ширинка - полотенце).
        - Брось клубок перед собой - куда он покатится, туда и иди. Да смотри, куда бы ты ни пришел, будешь умываться, чужой ширинкой не утирайся, а утирайся моей.
        Андрей попрощался с Марьей-царевной, поклонился на все четыре стороны и пошел на заставу. Бросил клубок перед собой, клубок покатился - катится да катится, Андрей идет за ним следом.
        Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Много царств и земель прошел Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется. Стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге.
        Дошел Андрей до леса, видит стоит избушка на курьих ножках.
        - Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!
        Избушка повернулась, Андрей вошел и видит - на лавке сидит седая старуха, прядет кудель.
        - Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел! Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь.
        Андрей отвечает старухе:
        - Что ты, старая баба-яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и черен, ты наперед баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь.
        Баба-яга истопила баньку. Андрей выпарился, вымылся, достал женину ширинку и стал ею утираться. Баба-яга спрашивает:
        - Откуда у тебя ширинка? Ее моя дочь вышивала.
        - Твоя дочь мне жена, мне и ширинку дала.
        - Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать?
        Тут баба-яга собрала ужин, наставила всяких кушаньев и медов. Андрей не чванится - сел за стол, давай уплетать. Баба-яга села рядом. Он ест, она выспрашивает: как он на Марье-царевне женился да живут ли они хорошо?
        Андрей все рассказал: как женился и как царь послал его туда - не знаю куда, добыть то - не знаю что.
        - Вот бы ты помогла мне, бабушка!
        - Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живет она в болоте триста лет... Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее.
        Андрей лег спать, а баба-яга взяла два голика (голик - березовый веник без листьев), полетела на болото и стала звать:
        - Бабушка, лягушка-скакушка, жива ли?
        - Жива.
        - Выдь ко мне из болота. Старая лягушка вышла из болота, баба-яга ее спрашивает:
        - Знаешь ли, где то - не знаю что?
        - Знаю.
        - Укажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда - не знаю куда, взять то - не знаю что. Лягушка отвечает:
        - Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесет твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу.
        Баба-яга взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея:
        - Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке - лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезет до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет. Андрей оделся, взял горшок, сел на коня бабы-яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через нее ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит.
        Андрей слез с коня, лягушка ему говорит:
        - Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться.
        Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
        - Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину.
        - Что ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю.
        - Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче.
        Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась - сделалась словно копна сена.
        - Крепко ли держишься?
        - Крепко, бабушка.
        Опять лягушка дулась, дулась - стала выше темного леса, да как скакнет - и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой.
        - Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем - не терем, избу - не избу, сарай - не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдешь то - не знаю что.
        Андрей пошел по тропинке, видит: старая изба - не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он вошел и спрятался за печью.
        Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет:
        - Эй, сват Наум, есть хочу!
        Только крикнул - откуда ни возьмись, появляется стол накрытый, на нем бочонок пива да бык печеный, в боку нож точеный. Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точеный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать.
        Обработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива.
        - Эй, сват Наум, убери объедки!
        И вдруг стол пропал, как и не бывало, - ни костей, ни бочонка... Андрей дождался, когда уйдет мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал:
        - Сват Наум, покорми меня...
        Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нем разные кушанья, закуски и заедки, и меды. Андрей сел за стол и говорит:
        - Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть пить вместе.
        Отвечает ему невидимый голос:
        - Спасибо тебе, добрый человек! Сто лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил.
        Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метелкой сметает, пиво и меды сами в ковш наливаются - и скок, скок да скок. Андрей просит:
        - Сват Наум, покажись мне!
        - Нет, меня никто не может видеть, я то - не знаю что.
        - Сват Наум, хочешь у меня служить?
        - Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый. Вот они поели. Андрей и говорит:
        - Ну, прибирай все да пойдем со мной.
        Пошел Андрей из избенки, оглянулся:
        - Сват Наум, ты здесь?
        - Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану.
        Дошел Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка:
        - Добрый молодец, нашел то - не знаю что?
        - Нашел, бабушка.
        - Садись на меня.
        Андрей опять сел на нее, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку.
        Тут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошел путем-дорогой в свое царство. Идет, идет, обернется:
        - Сват Наум, ты здесь?
        - Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Шел, шел Андрей, дорога далека - прибились его резвые ноги, опустились его белые руки.
        - Эх, - говорит, - до чего же я уморился!
        А сват Наум ему:
        - Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил.
        Подхватил Андрея буйный вихрь и понес - горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно.
        - Сват Наум, передохнуть бы!
        Сразу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море. Глядит - где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный... Сват Наум говорит Андрею:
        - Отдыхай, ешь, пей да и на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько - у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки; не бойся, я к тебе назад вернусь.
        Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нем дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный.
        - Что за чудо? - говорят. - Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем!
        Три корабля бросили якоря, три купца-корабельщика сели на легкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает:
        - Пожалуйте, дорогие гости. Купцы-корабельщики идут дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревах птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают.
        - Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное?
        - Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил. Андрей повел гостей в терем:
        - Эй, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть!
        Откуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нем - кушанья, чего душа захочет. Купцы-корабельщики только ахают.
        - Давай, - говорят, - добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку.
        - Отчего ж не поменяться? А каковы будут ваши диковинки?
        Один купец вынимает из-за пазухи дубинку. Ей только скажи: "Ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку!" - дубинка сама начнет колотить, какому хочешь силачу обломает бока.
        Другой купец вынимает из-под полы топор, повернул его обухом кверху - топор сам начал тяпать: тяп да ляп - вышел корабль; тяп да ляп - еще корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают.
        Повернул топор обухом вниз - сразу корабли пропали, словно их и не было.
        Третий купец вынул из кармана дудку, задудел - войско появилось: и конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамена развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с другого конца в дудку - нет ничего, все пропало.
        Андрей-стрелок говорит:
        - Хороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хотите меняться - отдайте мне за моего слугу, свата Наума, все три диковинки.
        - Не много ли будет?
        - Как знаете, иначе меняться не стану.
        Купцы думали, думали: "На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны".
        Отдали купцы-корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат:
        - Эй, сват Наум, мы тебя берем с собой! Будешь нам служить верой-правдой?
        Отвечает им невидимый голос:
        - Отчего не служить? Мне все равно, у кого ни жить.
        Купцы-корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать - пьют, едят, знай покрикивают:
        - Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого!
        Перепились все допьяна, где сидели, там и спать повалились.
        А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился. "Ох, - думает, - где-то теперь мои верный слуга, сват Наум?"
        - Я здесь, чего надобно?
        Андрей обрадовался:
        - Сват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой.
        Опять подхватил Андрея вихрь и понес в его царство, на родную сторону.
        А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться:
        - Эй, сват Наум, собери-ка нам попить - поесть, живо поворачивайся! Сколько ни звали, ни кричали, все нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны.
        Погоревали купцы-корабельщики: "Эх, надул нас недобрый человек!" - да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно.
        А Андрей-стрелок прилетел на родимую сторону, опустился возле своего домишки, смотрит: вместо домишки обгорелая труба торчит.
        Повесил он голову ниже плеч и пошел из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетает сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой, Марьей-царевной.
        Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать.
        Марья-царевна рассказала:
        - С той поры как ты из дому ушел, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли. Андрей говорит:
        - Сват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить?
        - Отчего нельзя? Сейчас будет исполнено. Не успели оглянуться - и дворец поспел, да такой славный, лучше царского, кругом зеленый сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут. Взошли Андрей-стрелок с Марьей-царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются. Живут, горя не знают, и день, и другой, и третий.
        А царь в то время поехал на охоту, на синее море, и видит - на том месте, где ничего не было, стоит дворец.
        - Какой невежа без спросу вздумал на моей земле строиться?
        Побежали гонцы, все разведали и докладывают царю, что тот дворец поставлен Андреем-стрелком и живет он в нем с молодой женой, Марьей-царевной. Еще пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда - не знаю куда, принес ли то - не знаю что.
        Побежали гонцы, разведали и докладывают:
        - Андрей-стрелец ходил туда - не знаю куда и добыл то - не знаю что. Тут Царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дворец разорить дотла, а самого Андрея-стрелка и Марью-царевну предать лютой смерти.
        Увидал Андрей, что идет на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху. Топор тяп да ляп - стоит на море корабль, опять тяп да ляп - стоит другой корабль. Сто раз тяпнул, сто кораблей поплыло по синему морю. Андрей вынул дудку, задудел - появилось войско: и конница, и пехота, с пушками, со знаменами.
        Начальники приказа ждут. Андрей приказал начинать сражение. Музыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит солдат, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу.
        Царь видит, войско его бежит, кинулся сам к войску - останавливать. Тут Андрей вынул дубинку:
        - Ну-ка, дубинка, обломай бока этому царю!
        Дубинка сама пошла колесом, с конца на конец перекидывается по чистому полю; нагнала царя и ударила его в лоб, убила до смерти.
        Тут и сражению конец пришел. Повалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтобы он стал царем.
        Андрей согласился и сделался царем, а жена его - царицею.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПОДУШКА
        Была на свете Подушка. Жила она в просторном доме, в детской кроватке. Простынь на той кроватке белая льняная, одеяло красное-атласное. Сама Подушка пуховая, наволочка на ней шелковая с кисточками. Кисти как ушки очень нравились Подушке.
        Как-то раз за эти ушки подвесила хозяйка Подушку, на тугую верёвку посушиться и проветриться за одно.
        Подушка висит - на белый свет глядит: ласточки в небе снуют, сокол в вышине парит, воробьи по веткам скачут. А подушка чуть не плачет, завидно ей и обидно.
        «Всю жизнь на кровати лежу, господам-хозяевам служу. Меня ли не били - не взбивали! Теребить-теребили и за уши таскали! Горе мне, а не житьё! Пора бежать и птицей стать. И у меня пух и у меня перья», - подумала так Подушка, и прыг на землю.
        «Оставлю себе две кисти - ушки, а две другие пусть будут - ножки», - рассудила она и затопала по дорожке. Шагает, а про себя думает: «Ходить, что воду лить - проще простого, сама смогла - научу теперь любого. Взлететь бы птицей соловьем или синицей.
        Подпрыгнула Подушка от мыслей своих радостных. Распушила всё, что смогла. Сейчас взлетит!
        Да не тут-то было, на землю - бряк!
        Рановато ещё летать нам, подушкам, думает, и пошла в лес. У птиц лесных полёт воздушный перенимать.
        Идет она, идет к тёмному бору, изгордилась измечталась вся: «Мне ли пуховой - шелковой под человечьим ухом лежать, детский сон ублажать? До небес долечу, месяц за хвост ухвачу!»
        Ей на встречу Лисица. Что, мол, голубушка Подушка - подружка на воле гуляешь, а не сны в ладошки сгребаешь? Языком спрашивать-спрашивает, а носом нюхать-нюхает. Ах, какой запах нежный! Тут тебе и курятинка, и гусятинка, и белый лебедок.
        Не выдержала рыжая зверюшка - хвать Подушку за ушко! И ну её трепать, пух-перо ветру отдавать. Ветер - жадный мужичок, чужого добра нахватал и усвистел-улетел. А Лиса поплевалась пухом с пером и поняла, что запах не всегда мясо. Обругала свою лисью породу последними словами, и убежала восвояси.
        От Подушки одна шелковая наволочка и осталась. Шелку много - толку мало.
        Каждому своё - кому подушкой лежать, кому птицей летать! Обеим бы не ухитриться встретиться с лисицей.
        СВЕТЛАНА СКРЯБИНА
        ПОЙДИ ТУДА - НЕ ЗНАЮ КУДА, ПРИНЕСИ ТО - НЕ ЗНАЮ ЧТО
        В некотором государстве жил - был царь, холост - не женат. Был у него на службе стрелок по имени Андрей.
        Пошел раз Андрей - стрелок на охоту. Ходил, ходил целый день по лесу - не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идет он обратно - кручинится. Видит - сидит на дереве горлица. "Дай, - думает, - стрельну хоть эту". Стрельнул и ранил ее - свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял ее Андрей, хотел свернуть ей голову, положить в сумку.
        А горлица говорит ему человеческим голосом:
        - Не губи меня, Андрей - стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри, как найдет на меня дремота - в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь великое счастье.
        Удивился Андрей - стрелок: что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принес горлицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит дожидается.
        Прошло немного времени, горлица положила голову под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, ударил ее правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей - царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать.
        Говорит Марья - царевна стрелку:
        - Сумел меня взять, умей и удержать - неспешным пирком да за свадебку. Буду тебе местной да веселой женой.
        На том и поладили. Женился Андрей - стрелок на Марье - царевне и живет с молодой женой, потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идет в лес, настреляет дичи и несет на царскую кухню. Пожили они так недолго, Марья - царевна говорит:
        - Бедно живешь ты, Андрей!
        - Да, как сама видишь.
        - Добудь - ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шелку, я все дело поправлю.
        Послушался Андрей, пошел к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шелку и принес жене. Марья - царевна взяла шелк и говорит:
        - Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья - царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковер, какого в целом свете не видывали: на нем все царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери в горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят...
        Наутро Марья - царевна отдает ковер мужу:
        - Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри - своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери.
        Андрей взял ковер, повесил на руку и пошел по гостиным рядам.
        Подбегает к нему один купец:
        - Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь?
        - Ты торговый человек, ты и цену давай. Вот купец думал, думал - не может оценить ковра. Подскочил другой, за ним - еще. Собралась купцов толпа великая, смотрят на ковер, дивуются, а оценить не могут.
        В то время проезжал мимо рядов царский советник, и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вышел из кареты, насилу пропихался через великую толпу и спрашивает:
        - Здравствуйте, купцы, заморские гости! О чем речь у вас?
        - Так и так, ковра оценить не можем. Царский советник посмотрел на ковер и сам дался диву:
        - Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковер?
        - Так и так, моя жена вышила.
        - Сколько же тебе дать за него?
        - А я и сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше.
        - Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч. Андрей взял деньги, отдал ковер и пошел домой. А царский советник поехал к царю и показывает ему ковер. Царь взглянул - на ковре все его царство как на ладони. Он так и ахнул:
        - Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам!
        Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдает советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает. "Ничего, я себе другой, еще лучше, закажу". Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал избушку, где живет Андрей - стрелок, и стучится в дверь. Марья - царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занес, а другую не переносит, замолчал и про свое дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от нее не отвел, все бы смотрел да смотрел.
        Марья - царевна ждала, ждала ответа да повернула царского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплелся домой. И с той поры и ест - не заест и пьет - не запьет: все ему представляется стрелкова жена.
        Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая.
        Советник говорит царю:
        - Ах, видел я у одного стрелка жену, все о ней думаю! И не запить это, не заесть, никаким зельем не заворожить.
        Пришла царю охота самому посмотреть стрелкову жену. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашел избенку, где живет Андрей - стрелок, и стучится в дверь. Марья - царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занес, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота. Марья - царевна ждала, ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла.
        Защемила царя сердечная зазноба. "Чего, - думает, - хожу холост, не женат? Вот бы жениться на этой красавице! Не стрельчихой ей быть, на роду ей написано быть царицей".
        Воротился царь во дворец и задумал думу нехорошую - отбить жену от живого мужа. Призывает он советника и говорит:
        - Надумай, как извести Андрея - стрелка. Хочу на его жене жениться. Придумаешь - награжу городами и деревнями и золотой казной, не придумаешь - сниму голову с плеч.
        Закручинился царский советник, пошел и нос повесил. Как извести стрелка, не придумает. Да с горя и завернул в кабак винца испить.
        Подбегает к нему кабацкая теребень в рваном кафтанишке:
        - О чем, царский советник, пригорюнился, зачем нос повесил?
        - Поди прочь, кабацкая теребень!
        - А ты меня не гони, лучше стаканчик винца поднеси, я тебя на ум наведу. Поднес ему царский советник стаканчик винца и рассказал про свое горе.
        Кабацкая теребень и говорит ему:
        - Извести Андрея - стрелка дело нехитрое - сам - то он прост, да жена у него больно хитра. Ну, да мы загадаем загадку такую, что ей не справиться. Воротись к царю и скажи: пускай он пошлет Андрея - стрелка на тот свет узнать, как поживает покойный царь батюшка. Андрей уйдет и назад не вернется. Царский советник поблагодарил кабацкую теребень - и бегом к царю:
        - Так и так, можно стрелка извести. И рассказал, куда нужно его послать и зачем. Царь обрадовался, велел позвать Андрея - стрелка.
        - Ну, Андрей, служил ты мне верой - правдой, сослужи еще службу: сходи на тот свет, узнай, как поживает мой батюшка. Не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Андрей воротился домой, сел на лавку и голову повесил.
        Марья - царевна его спрашивает:
        - Что невесел? Или невзгода какая?
        Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу.
        Марья - царевна говорит:
        - Есть о чем горевать! Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее.
        Утром рано, только проснулся Андрей, Марья - царевна дает ему мешок сухарей и золотое колечко.
        - Поди к царю и проси себе в товарищи царского советника, а то, скажи, тебе не поверят, что был ты на том свете. А как выйдешь с товарищем в путь - дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведет. Андрей взял мешок сухарей и колечко, попрощался с женой и пошел к царю просить себе дорожного товарища. Делать нечего, царь согласился, велел советнику идти с Андреем на тот свет.
        Вот они вдвоем и вышли в путь - дорогу. Андрей бросил колечко - оно катится, Андрей идет за ним полями чистыми, мхами - болотами, реками - озерами, а за Андреем царский советник тащится.
        Устанут идти, поедят сухарей - и опять в путь. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в густой, дремучий лес, спустились в глубокий" овраг, и тут колечко остановилось. Андрей и царский советник сели поесть сухарей. Глядь, мимо их на старом - престаром царе два черта дрова везут - большущий воз - и погоняют царя дубинками, один с правого бока, другой с левого. Андрей говорит:
        - Смотри: никак, это наш покойный царь - батюшка?
        - Твоя правда, это он самый дрова везет. Андрей и закричал чертям:
        - Эй, господа черти! Освободите мне этого покойничка хоть на малое время, мне нужно кой о чем его расспросить.
        Черти отвечают:
        - Есть нам время дожидаться! Сами, что ли, дрова повезем?
        - А вы возьмите у меня свежего человека на смену.
        Ну, черти отпрягли старого царя, на его место впрягли в воз царского советника и давай его с обеих сторон погонять дубинками - тот гнется, а везет. Андрей стал спрашивать старого царя про его житье - бытье.
        - Ах, Андрей - стрелок, - отвечает царь, - плохое мое житье на том свете! Поклонись от меня сыну да скажи, что я накрепко заказываю людей не обижать, а то и с ним то же станется.
        Только успели они поговорить, черти уж назад едут с порожней телегой. Андрей попрощался со старым царем, взял у чертей царского советника, и пошли они в обратный путь.
        Приходят в свое царство, являются во дворец. Царь увидал стрелка и в сердцах накинулся на него:
        - Как ты смел назад воротиться?
        Андрей - стрелок отвечает:
        - Так и так, был я на том свете у вашего покойного родителя. Живет он плохо, велел вам кланяться да накрепко наказывал людей не обижать.
        - А чем докажешь, что ходил на тот свет и моего родителя видел?
        - А тем докажу, что у вашего советника на спине и теперь еще знаки видны, как его черти дубинками погоняли.
        Тут царь уверился, делать нечего - отпустил Андрея домой. А сам говорит советнику:
        - Вздумай, как извести стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пошел царский советник, еще ниже нос повесил. Заходит в кабак, сел за стол, спросил вина. Подбегает к нему кабацкая теребень:
        - Что пригорюнился? Поднеси - ка мне стаканчик, я тебя на ум наведу.
        Советник поднес ему стаканчик винца и рассказал про свое горе. Кабацкая теребень ему и говорит:
        - Воротись назад и скажи царю, чтобы задал он стрелку вот какую службу - ее не то что выполнить, трудно и выдумать: послал бы его за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота Баюна... Царский советник побежал к царю и рассказал, какую службу задать стрелку, чтобы он назад не вернулся.
        Царь посылает за Андреем.
        - Ну, Андрей, сослужил ты мне службу, сослужи другую: ступай в тридесятое царство и добудь мне кота Баюна. Не то мой меч - твоя голова с плеч. Пошел Андрей домой, ниже плеч голову повесил и рассказывает жене, какую царь задал ему службу.
        - Есть о чем кручиниться! - Марья - царевна говорит. - Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее. Андрей лег спать, а Марья - царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный.
        Утром рано Марья - царевна разбудила Андрея:
        - Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое государство.
        Трех верст не дойдешь, станет одолевать тебя сильный сон - кот Баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснешь, кот Баюн убьет тебя. И тут Марья - царевна научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу.
        Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - пришел Андрей - стрелец в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногу волочит - идет, а где и катком катится. Кое - как выдержал дремоту и очутился у высокого столба.
        Кот Баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову - один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей - стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сек железным прутом; изломал железный, принялся угощать медным - и этот изломал и принялся бить оловянным.
        Оловянный прут гнется, не ломится, вокруг хребта обвивается. Андрей бьет, а кот Баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился:
        - Покинь меня, добрый человек! Что надо, все тебе сделаю.
        - А пойдешь со мной?
        - Куда хочешь пойду.
        Андрей пошел в обратный путь и кота за собой повел. Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю:
        - Так и так службу выполнил, добыл вам кота Баюна.
        Царь удивился и говорит:
        - А ну, кот Баюн, покажи большую страсть. Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать. Царь испугался:
        - Андрей - стрелок, уйми кота Баюна!
        Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошел домой, к Марье - царевне. Живет поживает, - тешится с молодой женой. А царя еще пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал советника:
        - Что хочешь придумай, изведи Андрея - стрелка, не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Царский советник идет прямо в кабак, нашел там кабацкую теребень в рваном кафтанишке и просит его выручить, на ум навести. Кабацкая теребень стаканчик вина выпил, усы вытер.
        - Ступай, - говорит, к царю и скажи: пусть пошлет Андрея - стрелка туда - не знаю куда, принести то - не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернется.
        Советник побежал к царю и все ему доложил. Царь посылает за Андреем.
        - Сослужил ты мне две верные службы, сослужи третью: сходи туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что. Сослужишь - награжу по - царски, а не то мой меч - твоя голова с плеч.
        Пришел Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья - царевна его спрашивает:
        - Что, милый, невесел? Или еще невзгода какая?
        - Эх, - говорит, - через твою красу все напасти несу! Велел мне царь идти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что.
        - Вот это служба так служба! Ну ничего ложись спать, утро вечера мудренее.
        Марья - царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась: про цареву загадку в книге ничего не сказано. Марья - царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и махнула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери.
        Марья - царевна их спрашивает:
        - Звери лесные, птицы поднебесные, вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете, - не слыхали ль, как дойти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что?
        Звери и птицы ответили:
        - Нет, Марья - царевна, мы про то не слыхивали. Марья - царевна махнула платочком - звери и птицы пропали, как не бывали. Махнула в другой раз - появились перед ней два великана:
        - Что угодно? Что надобно?
        - Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан - моря.
        Подхватили великаны Марью - царевну, отнесли на Океан - море и стали на середине на самой пучине, - сами стоят, как столбы, а ее на руках держат. Марья - царевна махнула платочком и приплыли к ней все гады и рыбы морские.
        - Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете, не слыхали ль, как дойти туда - не знаю куда, принести то - не знаю что?
        - Нет, Марья - царевна, мы про то не слыхали. Закручинилась Марья - царевна и велела отнести себя домой. Великаны подхватили ее, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца.
        Утром рано Марья - царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и вышитую ширин.
        - Брось клубок перед собой - куда он покатится, туда и иди. Да смотри, куда бы ты ни пришел, будешь умываться, чужой ширинкой не утирайся, а утирайся моей.
        Андрей попрощался с Марьей - царевной, поклонился на все четыре стороны и пошел на заставу. Бросил клубок перед собой, клубок покатился - катится да катится, Андрей идет за ним следом.
        Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Много царств и земель прошел Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется. Стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге.
        Дошел Андрей до леса, видит стоит избушка на курьих ножках.
        - Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!
        Избушка повернулась, Андрей вошел и видит - на лавке сидит седая старуха, прядет кудель.
        - Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел! Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь. Андрей отвечает старухе:
        - Что ты, старая баба - яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и черен, ты наперед баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь.
        Баба - яга истопила баньку. Андрей выпарился, вымылся, достал женину ширинку и стал ею утираться. Баба - яга спрашивает:
        - Откуда у тебя ширинка? Ее моя дочь вышивала.
        - Твоя дочь мне жена, мне и ширинку дала.
        - Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать?
        Тут баба - яга собрала ужин, наставила всяких кушаньев и медов. Андрей не чванится - сел за стол, давай уплетать. Баба - яга села рядом. Он ест, она выспрашивает: как он на Марье - царевне женился да живут ли они хорошо? Андрей все рассказал: как женился и как царь послал его туда - не знаю куда, добыть то - не знаю что.
        - Вот бы ты помогла мне, бабушка!
        - Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живет она в болоте триста лет... Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудренее.
        Андрей лег спать, а баба - яга взяла два голика, полетела на болото и стала звать:
        - Бабушка, лягушка - скакушка, жива ли?
        - Жива.
        - Выдь ко мне из болота. Старая лягушка вышла из болота, баба - яга ее спрашивает:
        - Знаешь ли, где то - не знаю что?
        - Знаю.
        - Укажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда - не знаю куда, взять то - не знаю что. Лягушка отвечает:
        - Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесет твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу.
        Баба - яга взяла лягушку - скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея:
        - Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке - лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезет до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет. Андрей оделся, взял горшок, сел на коня бабы - яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через нее ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит.
        Андрей слез с коня, лягушка ему говорит:
        - Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться.
        Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
        - Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину.
        - Что ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю.
        - Не бойся, не задавишь. Садись да держись крепче.
        Андрей сел на лягушку - скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась - сделалась словно копна сена.
        - Крепко ли держишься?
        - Крепко, бабушка.
        Опять лягушка дулась, дулась - стала выше темного леса, да как скакнет - и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой.
        - Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем - не терем, избу - не избу, сарай - не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдешь то - не знаю что.
        Андрей пошел по тропинке, видит: старая изба - не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он вошел и спрятался за печью.
        Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет:
        - Эй, сват Наум, есть хочу!
        Только крикнул, откуда ни возьмись, появляется стол накрытый, на нем бочонок пива да бык печеный, в боку нож точеный. Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точеный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать.
        Обработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива.
        - Эй, сват Наум, убери объедки!
        И вдруг стол пропал, как и не бывало, - ни костей, ни бочонка... Андрей дождался, когда уйдет мужичок с ноготок, вышел из - за печки, набрался смелости и позвал:
        - Сват Наум, покорми меня... Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нем разные кушанья, закуски и заедки, и меды. Андрей сел за стол и говорит:
        - Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть пить вместе.
        Отвечает ему невидимый голос:
        - Спасибо тебе, добрый человек! Сто лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил.
        Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метелкой сметает, пиво и меды сами в ковш наливаются - и скок, скок да скок. Андрей просит:
        - Сват Наум, покажись мне!
        - Нет, меня никто не может видеть, я то - не знаю что.
        - Сват Наум, хочешь у меня служить?
        - Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый. Вот они поели. Андрей и говорит:
        - Ну, прибирай все да пойдем со мной.
        Пошел Андрей из избенки, оглянулся:
        - Сват Наум, ты здесь?
        - Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Дошел Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка:
        - Добрый молодец, нашел то - не знаю что?
        - Нашел, бабушка.
        - Садись на меня. Андрей опять сел на нее, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку.
        Тут он лягушку - скакушку поблагодарил и пошел путем - дорогой в свое царство. Идет, идет, обернется:
        - Сват Наум, ты здесь?
        - Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану. Шел, шел Андрей, дорога далека - прибились его резвые ноги, опустились его белые руки.
        - Эх, - говорит, - до чего же я уморился!
        А сват Наум ему:
        - Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил.
        Подхватил Андрея буйный вихрь и понес - горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно.
        - Сват Наум, передохнуть бы!
        Сразу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море. Глядит - где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный... Сват Наум говорит Андрею:
        - Отдыхай, ешь, пей да и на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько - у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки; не бойся, я к тебе назад вернусь.
        Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нем дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный.
        - Что за чудо? - говорят. - Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем!
        Три корабля бросили якоря, три купца - корабельщика сели на легкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей - стрелок их встречает:
        - Пожалуйте, дорогие гости. Купцы - корабельщики идут дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревах птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают.
        - Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное?
        - Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил. Андрей повел гостей в терем:
        - Эй, сват Наум, собери - ка нам попить, поесть!
        Откуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нем - кушанья, чего душа захочет. Купцы - корабельщики только ахают.
        - Давай, - говорят, - добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку.
        - Отчего ж не поменяться? А каковы будут ваши диковинки?
        Один купец вынимает из - за пазухи дубинку. Ей только скажи: "Ну - ка, дубинка, обломай бока этому человеку!" - дубинка сама начнет колотить, какому хочешь силачу обломает бока.
        Другой купец вынимает из - под полы топор, повернул его обухом кверху - топор сам начал тяпать: тяп да ляп - вышел корабль; тяп да ляп - еще корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают.
        Повернул топор обухом вниз - сразу корабли пропали, словно их и не было.
        Третий купец вынул из кармана дудку, задудел - войско появилось: и конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамена развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с другого конца в дудку - нет ничего, все пропало.
        Андрей - стрелок говорит:
        - Хороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хотите меняться - отдайте мне за моего слугу, свата Наума, все три диковинки.
        - Не много ли будет?
        - Как знаете, иначе меняться не стану.
        Купцы думали, думали: "На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны".
        Отдали купцы - корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат:
        - Эй, сват Наум, мы тебя берем с собой! Будешь нам служить верой - правдой?
        Отвечает им невидимый голос:
        - Отчего не служить? Мне все равно, у кого ни жить.
        Купцы - корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать - пьют, едят, знай покрикивают:
        - Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого!
        Перепились все допьяна, где сидели, там и спать повалились.
        А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился. "Ох, - думает, - где - то теперь мои верный слуга, сват Наум?"
        - Я здесь, чего надобно?
        Андрей обрадовался:
        - Сват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой.
        Опять подхватил Андрея вихрь и понес в его царство, на родную сторону.
        А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться:
        - Эй, сват Наум, собери - ка нам попить - поесть, живо поворачивайся! Сколько ни звали, ни кричали, все нет толку. Глядят, и острова нет: на месте его шумят одни синие волны.
        Погоревали купцы - корабельщики: "Эх, надул нас недобрый человек!" - да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно.
        А Андрей - стрелок прилетел на родимую сторону, опустился возле своего домишки, смотрит: вместо домишки обгорелая труба торчит.
        Повесил он голову ниже плеч и пошел из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетает сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой, Марьей - царевной.
        Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать.
        Марья - царевна рассказала:
        - С той поры как ты из дому ушел, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли. Андрей говорит:
        - Сват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить?
        - Отчего нельзя? Сейчас будет исполнено. Не успели оглянуться - и дворец поспел, да такой славный, лучше царского, кругом зеленый сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут. Взошли Андрей - стрелок с Марьей - царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются. Живут, горя не знают, и день, и другой, и третий.
        А царь в то время поехал на охоту, на синее море, и видит - на том месте, где ничего не было, стоит дворец.
        - Какой невежа без спросу вздумал на моей земле строиться?
        Побежали гонцы, все разведали и докладывают царю, что тот дворец поставлен Андреем - стрелком и живет он в нем с молодой женой, Марьей - царевной. Еще пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда - не знаю куда, принес ли то - не знаю что.
        Побежали гонцы, разведали и докладывают:
        - Андрей - стрелец ходил туда - не знаю куда и добыл то - не знаю что. Тут Царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дворец разорить дотла, а самого Андрея - стрелка и Марью - царевну предать лютой смерти.
        Увидал Андрей, что идет на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху. Топор тяп да ляп - стоит на море корабль, опять тяп да ляп - стоит другой корабль. Сто раз тяпнул, сто кораблей поплыло по синему морю. Андрей вынул дудку, задудел - появилось войско: и конница, и пехота, с пушками, со знаменами.
        Начальники приказа ждут. Андрей приказал начинать сражение. Музыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит солдат, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу.
        Царь видит, войско его бежит, кинулся сам к войску - останавливать. Тут Андрей вынул дубинку:
        - Ну - ка, дубинка, обломай бока этому царю!
        Дубинка сама пошла колесом, с конца на конец перекидывается по чистому полю; нагнала царя и ударила его в лоб, убила до смерти.
        Тут и сражению конец пришел. Повалил из города народ и стал просить Андрея - стрелка, чтобы взял он в свои руки все государство.
        Андрей спорить не стал. Устроил пир на весь мир и вместе с Марьей - царевной правил он этим царством до глубокой старости.
        НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПОКАТИГОРОШЕК
        Жили дед с бабой. Было у них два сына и дочка Палаша. Красивые выросли сыновья - высокие да стройные. А дочка, та еще краше.
        Сыновья землю пахали, хлеб сеяли, хозяйством занимались, этим вот и жили.
        Однажды управились они до срока с работой, все с поля убрали, свезли и обмолотили.
        Поглядел отец на неполные закрома да и говорит:
        - А хлеб-то, сыны мои милые, нонешним летом скупо уродился. Не пойти ли вам к чужим людям на заработки? Запас беды не чинит.
        Подумали братья - что ж, и правда: не мешало бы иметь лишний грош в хозяйстве. За него весной можно будет хлеба прикупить, коль своего не хватит. Да вот куда на заработки пойти? Кругом всё бедные люди живут.
        - Сходите за пущу, - советует отец. - Может, вас там кто и наймет.
        Набрали братья харчей по торбе и говорят:
        - Если через неделю не вернемся, то пусть Палаша принесет нам свежего хлеба.
        - А как же я узнаю, куда вам его нести? - спрашивает Палаша.
        - А мы возьмем с собой куль соломы и будем по дороге бросать по соломинке - вот след этот и приведет тебя к нам.
        - Раз так, то мне нетрудно вас будет найти,- согласилась сестра.
        Собрались братья и пошли.
        Идут да по соломинке вслед за собой бросают.
        Прошли они поле, вошли в дремучую пущу. А в пуще той жил страшный Смок с железным языком. Увидел он, что братья след за собой оставляют, взял да и перебросил соломинки на другую стежку. А вела та стежка прямиком к костяному дворцу.
        Прошла неделя. Не вернулись братья. Радуется отец:
        - Видно, нашли они там подходящую работу. Отнеси им, дочка, свежего хлеба.
        Взяла Палаша хлеба да еще к хлебу кое-чего и двинулась в путь-дорогу. Идет и все к соломинкам присматривается. Вдруг видит перед собой дворец - из костей человечьих построенный, черепами человечьими крытый...
        Испугалась девушка: “Куда это я попала?” - думает.
        А тут и сам хозяин из дворца выходит - пугало поганое.
        - А-а, - ухмыляется он, - попалась ты ко мне в руки! Давно я на тебя заглядывался, забрать в свой дворец собирался. А вот ты и сама явилась ко мне. Ну что ж, теперь отца-мать забывай, ко мне ступай. Будешь жить в моем дворце наймичкой. А не захочешь - заброшу и твой череп к себе на крышу.
        Залилась Палаша горькими слезами, да что делать... Не смилостивится поганый Смок.
        А тем временем Папашины братья и правда нашли себе у одного богатого человека хорошую работу. Порядились работать на своих харчах. Проработали неделю, а потом видят, что харчи уже вышли. Ждали они, ждали сестру - да так и не дождались.
        Приходят братья домой и спрашивают:
        - А чего ж ты нам, батька, еды не прислал?
        - Как не прислал? - удивляется отец.- Ведь Палаша понесла вам и хлеба и к хлебу...
        - Нет, - говорят братья, - мы ее и видеть не видели.
        Испугались отец с матерью, горюют: “А не пропала ли где дочка?”
        - Я пойду ее искать, - говорит старший брат.
        - Иди, сынок, - согласились отец с матерью. Собрался он и пошел. Идет пущей-лесом, видит - соломинки совсем в другую сторону повели. Пошел он по той стежке, куда соломинки вели, и пришел к костяному дворцу.
        Увидала его Палаша из окна, выбежала навстречу.
        - Ах, братец, родной мой! - плачет сестра.- Несчастная я теперь, невольница горемычная...
        И рассказала она брату, как в неволю к поганому Смоку попала.
        - Не плачь, сестрица, - утешает ее брат, - я тебя вызволю.
        - Нет, братец, не знаешь ты, с кем дело имеешь. Ступай-ка лучше скорее назад, а то Смок убьет тебя. Он за сто верст людской дух чует.
        - Смерти я не боюсь, - отвечает брат. - А вот давай-ка лучше подумаем, как твоего хозяина обмануть, как тебя отсюда к отцу-матери вернуть.
        Говорит сестра:
        - Подожди ты тут, а я пойду спрошу у хозяина, пустит ли он тебя к себе во дворец. А там мы что-нибудь да придумаем.
        Пошла она к Смоку.
        - Что бы ты, - говорит, - хозяин, сделал, если бы сюда мой брат пришел проведать меня?
        - Как гостя бы принял, - ухмыльнулся Смок. Поверила ему Палаша и привела брата во дворец.
        Усадил Смок гостя за стол и говорит Палаше:
        - Принеси нам железных бобов. Принесла Палаша котел железных бобов.
        - Давай, гостюшка, пополуднуем, - говорит Смок. И стал загребать из котла пригоршнями.
        Взял и гость один бобок, подержал во рту да и выплюнул.
        Смок скривился.
        - Ты, видать, гость, не больно голодный?..
        - Благодарствую, - говорит гость, - есть мне и правда не хочется...
        - Ну, так пойдем посмотрим мои богатства. Обошли они все покои, все подвалы -г- добра у Смока и не счесть: и золото, и серебро, и меха драгоценные.
        Повел Смок гостя на конюшню. А стояло там двенадцать жеребцов, и каждый жеребец на двенадцати цепях к железным столбам прикован.
        - Ну что, гость, кто из нас побогаче: ты или я? - хвалится хозяин.
        - Да где уже мне с тобой равняться, - говорит гость. - У меня и сотой доли того нету.
        - А теперь я тебе покажу еще одну штуку. Привел его Смок к колоде - в четыре сажени толщиной, в двенадцать длиной.
        - Видишь эту колоду?
        - Вижу, - отвечает гость.
        - Так вот: если ты без топора перерубишь ее, без огня сожжешь, тогда вернешься домой живым. А не то смерть тебе!
        Гость говорит:
        - Хоть убей меня на месте, а сделать этого я не могу.
        - Не можешь! - закричал Смок. - Чего ж ты ко мне в гости явился? Ты ведь со мной, с самим царем лесным, подружить задумал!
        Убил Смок гостя, глаза выколол, а самого в конюшне на перекладине повесил.
        Прошел день, другой, не вернулся домой старший брат.
        Говорит тогда младший брат отцу-матери:
        - Пойду я сестру искать.
        Жаль отцу-матери отпускать его в неведомую дорогу, последний ведь он у них остался. Начали они его отговаривать.
        - Нет, - говорит младший брат, - пойду, Собрался и пошел.
        Ну, понятно, и с ним случилось то же, что и со старшим.
        Проведала о том Палаша, громко заголосила;
        - Ах, хозяин! Зачем сжил моих родных братьев со свету? Одни теперь старики, отец с матерью, у меня остались. Раз так, то убей и меня и повесь в своей конюшне заодно с братьями...
        - Нет, - ухмыляется Смок, - тебя убивать я не буду. А вот ежели отца и мать поймаю, так сразу убью, чтоб ты больше о них и не думала.
        Трудно стало жить отцу-матери без детей. Сидят они, горюют: кто на старости лет присмотрит за ними, кто похоронит...
        Пошла однажды баба за водой. Глядь - катится по дороге горошинка. Подняла она ту горошинку и съела.
        А вскорости родился у них мальчик. Да такой пригожий - полный, кудрявый, с русыми волосами. И дали ему отец с матерью имя Покатигорошек.
        Растет мальчик не по дням, а по часам. Радуются отец с матерью, любуются - будет им в старости помощь. Одна только беда: притронется к кому-нибудь из детей, играючи, Покатигорошек, а дитя так и валится, как сноп. Каждый день приходят к старику со старухой соседи жаловаться, что Покатигорошек, мол, детей их обижает.
        Так вот и рос он.
        Однажды стал Покатигорошек расспрашивать у матери:
        - Почему я у вас один? Почему нет у меня ни сестер, ни братьев?
        Мать утерла углом платка глаза и говорит:
        - Были у тебя, сынок, и братья и сестрица...
        - А где же они? Коль поумирали, то я ничего поделать не в силах, а коль в неволю попали, то пойду их вызволять.
        Рассказала мать, что знала про своих детей.
        На другой день вышел Покатигорошек на улицу погулять. Нашел там старый какой-то гвоздик, принес домой и говорит:
        - Отнеси, тата, гвоздик этот к кузнецу да скажи ему, чтобы выковал из него булаву на двенадцать пудов.
        Отец ничего ему не сказал, а про себя подумал:
        “Вот дитятко-то какое у меня народилось, не такое, как у людей. Еще мал, а уже над отцом смеется. Где ж это видано, чтоб из гвоздика двенадцатипудовую булаву выковать?”
        Закинул отец гвоздик на полку, а сам поехал к кузнецу и заказал ему двенадцатипудовую булаву.
        Вечером привозит булаву домой. Взял Покатигорошек булаву, вышел на огород, размахнулся и кинул ее в небо. А сам вернулся в хату и лег спать.
        Наутро поднялся Покатигорошек, припал правым ухом к земле, слышит: гудит земля!
        - Тата! - кличет сын. - Ступай-ка послушай, булава-то назад с неба летит.
        Подставил он колено, булава ударилась о колено и переломилась надвое. Посмотрел на нее Покатигорошек и говорит:
        - Ты мне, тата, сделал булаву не из того железа, что я тебе дал. Скажи кузнецу, чтобы сделал из того гвоздика!
        Почесал отец затылок и поехал опять к кузнецу, на этот раз уже с гвоздиком.
        Удивляется кузнец - как это можно из гвоздика да двенадцатипудовую булаву выковать! Но все же принялся за работу. Бросил гвоздик в огонь, а тот и давай расти, как на дрожжах. Растет и растет.
        Выковал кузнец из гвоздика двенадцатипудовую булаву, да еще вон сколько железа осталось...
        Привез отец булаву домой. Сын поглядел на нее и спрашивает:
        - Из чего кузнец ковал булаву? Может, опять не из гвоздика?
        - Нет, теперь, - говорит отец,- сделано все, как ты и просил.
        Вскинул Покатигорошек булаву на плечо, простился с отцом-матерью и пошел по белу свету искать сестру и братьев.
        Долго ли коротко шел он, пришел-таки к Смокову дворцу. На дворе встретила его сестра Палаша.
        - Кто ты такой? - спрашивает. - И зачем явился сюда? Ведь тут страшный-престрашный Смок живет...
        Рассказал ей Покатигорошек, кто он и куда идет.
        - Нет, - говорит Палаша, - неправда это: было у меня двое братьев, да поганый Смок поубивал их, на перекладине в конюшне повесил. А ты не мой брат.
        И не поверила она.
        - Так дозволь хоть переночевать у вас! - попросил Покатигорошек. Пошла Палаша к Смоку.
        - Ты чего так запечалилась? - спрашивает ее Смок.
        - Да вот пришел хлопец какой-то и говорит, что он мой брат. Просится переночевать с дороги.
        Взял Смок свою волшебную книгу, развернул ее, поглядел и говорит:
        - Да, у тебя еще будет один брат... Но не этот... Этот обманывает. Позови-ка его сюда, я с ним сам поговорю.
        Вошел Покатигорошек к Смоку и сказал:
        - Добрый день, хозяин!
        - Добрый день, гость!
        Поставил Смок на стол угощение - железные бобы.
        - Садись, - показал он Покатигорошку на железное кресло.
        И только Покатигорошек сел, так кресло и рухнуло.
        - Э-э, хозяин, - удивляется Покатигорошек. - И непрочные же у тебя кресла! Разве нет хороших мастеров, чтобы сделали покрепче?
        Испугался Смок. Принес другое кресло, покрепче.
        Сел Покатигорошек за стол. Смок подсунул ему котел.
        - Угощайся.
        - Да я и правда за долгую дорогу проголодался, - говорит Покатигорошек.
        И начали они есть. Смок всыплет горсть в свой ртище, а Покатигорошек - две. Ест, аж за ушами трещит.
        Опорожнили весь котел.
        - Ну что, наелся? - спрашивает Смок.
        - Не очень. Только червячка заморил. Видит Смок: в еде не справиться ему с этим хлопцем!
        - Так пойдем посмотрим на мои богатства, - говорит Смок.
        Показал Смок Покатигорошку все свои богатства.
        - У кого больше добра, - ухмыляется Смок,- У тебя или у меня?
        - Я не богат, - говорит Покатигорошек, - но и тебе-то хвастаться нечем. Разозлился Смок.
        - Ты смеешься надо мной! Пойдем, я покажу тебе одну штуку.
        Привел он Покатигорошка к той же колоде, к какой и братьев его водил.
        - Если без топора перерубишь ее, без огня сожжешь, то отпущу тебя домой. А нет - будешь там, где и братья твои...
        - Ну, это мы еще посмотрим! - смеется Покатигорошек.- Не пугай сокола вороной!
        Притронулся он пальцем-мизинцем к колоде, а та враз и рассыпалась на мелкие щепки. А потом как дохнул, так от щепок ничего и не осталось.
        Видит Смок - не простой гость попался.
        - Пойдем теперь поборемся, - говорит Смок. - Посмотрим, кто из нас посильней.
        - Зачем сразу бороться. Давай сперва на руках попробуем: я твою руку сожму, а ты мою.
        - Да где уж тебе, молокососу, со мной на руках тягаться! - стал горячиться Смок.
        - Ничего, давай!
        Разозлился Смок не на шутку:
        - Ну, давай!
        Схватились. Покатигорошкова рука только посинела, а Смокова аж почернела.
        - Нет, - говорит Смок, - так бороться я не согласен. Давай лучше по-другому.
        Дохнул он - сделался медный ток. Дохнул Покатигорошек - сделался серебряный.
        Начали биться. Дохнул Смок - вогнал Покатигорошка в серебряный ток по щиколотки. Стукнул Покатигорошек Смока булавой - ушел Смок в медный ток по колени. Второй раз дохнул Смок - вогнал Покатигорошка в серебряный ток по колени.
        А Покатигорошек как стукнул Смока булавой - ушел Смок в медный ток по самую грудь. Смок запросился:
        - Погоди, гость: давай передохнем.
        - Да не больно мы и устали, - усмехается Покатигорошек.- Я с дальней дороги и то чувствую себя ничего. А ты целыми днями вылеживаешься себе как пан.
        Подумал Смок, покрутил головой и говорит:
        - Видно, хлопче, убьешь ты меня.
        - Для того и пришел я!
        - Оставь мне хоть полжизни, - завопил Смок. - Забирай все мои богатства, только до смерти не убивай.
        - Нет, нечистая сила, хватит! Ты .обозвал меня молокососом, обесславил, а теперь еще милости просишь. Нету тебе пощады!
        Вырвался Покатигорошек из серебряного тока и давай бить булавой Смока. Бил, бил и вогнал его в медный ток по самые уши.
        Тут Смоку и конец пришел.
        Отдохнул немного Покатигорошек и пошел в Смокову конюшню. Вывел одного жеребца в поле, снял с него шкуру мешком и залез сам в тот мешок. Сидит там и ждет. Прилетает ворон с вороненком. Стали шкуру клевать. А Покатигорошек хвать вороненка за ногу.
        Увидел это старый ворон, заговорил голосом человечьим :
        - Кто тут?
        - Я, Покатигорошек.
        - Отдай мое дитя.
        - Добудь целящей и живящей воды - отдам.
        - Хорошо, - согласился ворон. - Добуду.
        Взял он две фляжки и полетел за тридевять земель, в тридесятое царство. А в том царстве бил из-под одной горы родник с водою целящей, а из-под другой - с водою живящей. Набрал ворон воды и той и другой и назад воротился.
        - На, - говорит Покатигорошку, - тебе воду, только верни мне дитя.
        Тут вмиг Покатигорошек разорвал вороненка надвое.
        - Ай-яй! - заголосил старый ворон. - Что ты наделал?
        - Ничего, - говорит Покатигорошек. - Это я, чтоб попробовать.
        Окропил он вороненка целящей водой - сделался он целым, покропил живящей - ожил вороненок.
        - Ну вот видишь, - радуется Покатигорошек, - теперь я знаю, какая это вода.
        Поблагодарил он старого ворона, а сам пошел на конюшню, к мертвым братьям. Окропил их живящей водой - ожили братья, покропил целящей - прозрели глаза.
        - Ой, - говорят братья, - и как же мы долго спали!..
        - Спать бы вам тут веки вечные, если б не я,- отвечает Покатигорошек.
        Братья протерли глаза, вглядываются.
        - Кто ты такой? - спрашивают Покатигорошка.
        - Ваш брат.
        - Нет, - заспорил младший брат, - братьев у нас больше не было. Ты обманываешь. А старший брат говорит:
        - Ну что ж: кто бы ты ни был, а коли нас из беды вызволил, ты нам и брат.
        Обняли братья Покатигорошка, поблагодарили его. Потом сожгли Смоков костяной дворец, забрали сестру и все вместе домой вернулись.
        И пошел там пир на весь мир. И я у них был. Мед, вино пил. По бороде текло, а в рот не попало.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПОЛЕ РОМАШЕК
        Однажды, весенним солнечным деньком прохаживался у поля, вдоль живой изгороди молодой паренек по имени Том Фитцпатрик. Вдруг слышит он - откуда-то с самой земли за изгородью раздается тихо: «тук-тук», «тук-тук», «тук-тук», будто птичка-каменка щелкает.
        Любопытен был Том Фитцпатрик, и захотел он посмотреть, правда ли это каменка раньше времени запела. Подошел Том тихонько к изгороди, раздвинул кусты. И вместо маленькой птички увидел огромный глиняный кувшин. А рядом с этим большим кувшином сидел маленький старичок в кожаном фартучке, в маленькой шапочке. Сидел и, весело посвистывая, прибивал каблук к кожаному башмаку: «тук-тук», «тук-тук». Вот эти-то звуки и слышал Том!
        «Вот так случай! - подумал Том Фитцпатрик. - Это ж лепрекон!»
        А лепреконы, ежели ты не знаешь, это ирландские эльфы-сапожники. Говорят, в Ирландии они до сих пор живут. Рассказывают про них, что они умеют шить башмаки только на одну ногу - или на правую, или на левую. А еще говорят, что лепреконам ведомы все клады, зарытые в окрестностях. Вот и решил Том Фитцпатрик использовать случайную встречу и выведать у малютки-сапожника хотя бы про один кувшин с золотом.
        Подкрался парень поближе к лепрекону. А тот сидит, посвистывает, молоточком работает. Потом встал на маленькую скамеечку, зачерпнул маленьким кувшинчиком из большого кувшина, выпил, а снова принялся за работу.
        Тут-то Том Фитцпатрик и выглянул из-за кустов.
        - Бог вам в помощь, милый сосед, - говорит, а сам уже руку протянул, чтобы лепрекона схватить.
        - Ну, спасибо на добром слове, - ответил маленький сапожник.
        - А не будете ли вы так любезны сказать, что у вас в этом кувшине?
        - А с чего это вам, молодой человек, вздумалось приставать с глупыми вопросами к честным людям? - нахмурился старичок с ноготок. - Но уж ежели вам это нужно, то скажу: в этом кувшине у меня превосходное пиво, которое я сам сварил! И сам пью! А вы, молодой бездельник, лучше бы поберегли отцовское добро! Оглянись-ка: пока ты тут со мной беседуешь, весь твой овес коровы потоптали! - и лепрекон показал рукой на что-то у Тома за спиной.
        От неожиданности Том чуть было не обернулся. Да только вовремя спохватился и успел-таки схватить малютку-лепрекона за ворот его курточки.
        - Ну что ж, разговоры разговорами, а где же вы прячете свое золото, соседушка? - спросил Том.
        Лепрекон, попробовал вывернуться из рук Тома. Но Том Фитцпатрик крепко держал своего пленника. Поняв, что ему не вырваться, старичок притворился испуганным и сказал:
        - Недалеко отсюда, на ромашковом поле. Делать нечего, раз уж так вышло, я покажу тебе где.
        И Том, не выпуская воротник курточки лепрекона, пошел за ним через поле. Хитрый эльф легко перепрыгивал через канавы, пролезал через изгороди, так что Том еле поспевал за ним, но из рук лепрекона так и не выпустил и не спустил с него глаз ни на секунду!
        Ну, наконец добрались они и до ромашкового поля. Лепрекон остановился у одной из ромашек и сказал, вздохнув:
        - Копай здесь. Под этим кустом зарыт кувшин, а в нем - золотые гинеи!
        В том, что лепрекон не лжет, Том был уверен: любой ирландский мальчишка знает, что если поймать эльфа или лепрекона и спросить про клад, то они всегда говорят правду: так уж у них заведено. Но вот беда: у Тома не было с собой лопаты! Нужно бежать домой!
        Но перед этим, чтобы не ошибиться, где потом копать, Том достал из кармана красную ленточку и обвязал ею стебель ромашки. И сказал лепрекону:
        - Поклянись, что не снимешь мою ленточку с этой ромашки!
        Лепрекон поклялся, что даже пальцем не тронет эту ленточку - и у Тома не было никаких оснований ему не верить, ведь лепреконы не лгут! Том побежал к дому.
        - Будь здоров, Том Фитцпатрик, - крикнул ему на прощание малютка-сапожник. - Пусть на пользу пойдет тебе мое золото, если ты его откопаешь.
        А Том кинулся со всех ног, нашел лопату и вернулся тут же на ромашковое поле.
        Но что это? Что увидел он, вернувшись на поле?
        Ну-ка, догадайся сам, как же лепрекон провел Тома.
        ИРЛАНДСКАЯ СКАЗКА
        ПОЛЕЗНЫЙ И БЕСПОЛЕЗНЫЙ
        Однажды один царь сказал своему советнику: "Правильное мышление опирается на исследование альтернатив. Скажи мне, что лучше: увеличить знание моих подданных или дать им больше еды? И то, и другое будет для них полезным".
        Суфий ответил: "Ваше величество, нет смысла давать знание тем, кто неспособен его воспринять, точно так же, как давать пищу тем, кто не может понять ваших побуждений. Поэтому неправильно говорить, что "то, и другое будет для них полезным". Если они не смогут переварить пищу, или если они подумают, что вы даете ее им только для того, чтобы подкупить их, или что они могли бы получить больше, - вы не добьетесь своей цели. Если они не смогут понять того, что вы даете им знание, или не смогут узнать, действительно ли это - знание, или нет; или если они даже не поймут, почему вы даете его им, - знание окажется для них бесполезным. Поэтому ответить на ваш вопрос сразу нельзя, его нужно разбирать по частям. Прежде всего примите во внимание такое соображение: "Самый полезный человек - бесполезен, самый никчемный - ценен".
        - Я тебя не понимаю, приведи пример, - сказал царь.
        Тогда суфий позвал главу афганских дервишей, и тот явился во дворец.
        - Если бы ты мог действовать в соответствии со своим разумением, что бы ты хотел, чтобы кто-нибудь сделал в Кабуле? - спросил он руководителя дервишей.
        Глава дервишей, знавший внутреннюю связь событий, ответил:
        - Здесь, в Кабуле есть торговец, который мог бы, если бы он знал об этом, осчастливить себя, принести пользу всему государству и послужить Пути; и для этого он должен всего лишь дать фунт вишен одному нуждающемуся человеку.
        Весьма взволнованный услышанным - ибо суфии обычно не открывают таких вещей - царь воскликнул:
        - Приведите этого торговца, и мы его заставим это сделать.
        Но суфий жестами остановил его.
        - Нет, - сказал суфий. - Он должен сделать это по доброй воле, и никак иначе.
        Итак, переодевшись в обычные одежды, чтобы не смутить торговца и не повлиять на его решение, царь и суфии отправились на базар. Без тюрбана и халата, глава суфиев теперь ничем не выделялся среди других горожан.
        - Я возьму на себя роль посредника, - прошептал он своим спутникам, когда они подходили к прилавку с фруктами.
        И вот суфий приблизился к торговцу и, поприветствовав его, сказал: "Я знаю одного бедного человек. Не пожертвуешь ли ты ему фунт вишен?"
        Торговец громко захохотал.
        - Видывал я всяких хитрецов, но впервые встречаю человека, который вымаливает вишни, как подаяние.
        - Теперь вы понимаете, что я имел в виду? - обратился советник к королю. - Самому полезному человеку только что на наших глазах сделали самое полезное предложение; но оно оказалось совершенно бесполезным для того, кто мог бы воспользоваться этим предложением.
        - Но что означает "самый никчемный человек полезен"?
        Оба дервиша поклонились ему и попросили следовать за ними. Подойдя к реке Кабул, суфии вдруг схватили царя и бросили его в воду. Царь не умел плавать, поэтому, наглотавшись воды, он стал тонуть. Но тут на помощь ему бросился известный всему городу юродивый по прозвищу Кака Диван - Безумный Дядя, как раз в этот момент случайно оказавшийся рядом. Он подхватил царя и вытащил его на берег. Другие горожане - более сильные и здравомыслящие люди, тоже видели, как царь беспомощно барахтался в воде, но даже не сдвинулись с места.
        Когда царь пришел в себя, оба дервиша в один голос сказали:
        - Самый никчемный человек оказался полезен.
        Вот так царь возвратился к своему старому традиционному обычаю: помогать в меру своих возможностей тем, кого он признавал наиболее заслуживающим этой помощи - шла ли речь об образовании или о чем бы то ни было другом.
        Суфий Абдул-Хамид Хан из Кандагара, который умер в 1962 году, был мастером афганской чеканки и знатоком дервишской древности. Это одна из многих обучающих историй, приписываемых ему.
        Случай, о котором сообщается здесь, говорят, произошел с последним Надир-Шахом Афганистана. Среди его придворных были суфии. Он умер в 1933 году. Правда, такие же события, и в той же последовательности описаны в старинном сказании, но этот царь, по всей видимости, его не знал.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ПОЛЕНО
        В углу двора была аккуратно сложена поленница. В поленнице жили дрова, заготовленные загодя, еще летом. Некоторые поленья гладкие, без сучков и оттопыривающихся щепок, очень гордились своим совершенством, презирая уродство других - корявых, с сучковатыми бородавками, торчащими во все стороны.
        Время от времени приходил хозяин и уносил несколько поленьев в дом, где складывал их подле, горевшего ярким пламенем, очага. Одно за другим поленья оказывались в огне и жарко сгорали, быстро превращаясь в седую, невесомую золу, причем, и совершенные и уродливые горели абсолютно одинаково, с одинаковой скоростью превращаясь в ничто.
        Посредине зимы ударили сильные морозы. В самом нижнем ряду одно из поленьев очень страдало от холода и завидовало тем, кто был сверху, ведь они совсем скоро, возможно уже сегодня, окажутся в доме и согреются в очаге.
        - Как бы я хотело оказаться на вашем месте, - плакало это полено, - Судьба так несправедлива ко мне. Я оказалось среди неудачников, в самом низу, где мне суждено сгинуть от зимней стужи или утонуть в грязной луже, когда начнется оттепель.
        Но, вот однажды, на двор вышел хозяин со своим соседом, шарманщиком Джузеппе. Они подошли к поленнице и задумчиво стояли подле неё, долго рассматривая поленья.
        - Если ты не против, я возьму вот это? - наконец произнес шарманщик и выдернул из нижнего ряда то самое, несчастное полено. Любезно поблагодарив доброго соседа, Джузеппе взял полено подмышку и, поспешил по заснеженной улице к своему другу Карло, жившему неподалеку.
        Что стало с поленом дальше, вы, по-видимому, догадываетесь. Да, да, именно из этого полена Карло смастерил неслуха Буратино. Так вот. Не следует торопиться сгореть в очаге, даже тогда, когда вы чувствуете себя несчастным, замерзшим или никчемным. Кто знает, может и из вас получится что-нибудь путное, как из того самого полена?
        ВАЛЕРИЙ ЯКОВЛЕВ
        ПОЛЕЩУКИ И ПОЛЕВИКИ
        Было у отца двенадцать сыновей, все хлопцы рослые да удалые.
        Жили они на большой поляне, среди дремучего леса. Занимались хозяйством, охотились на диких зверей и птиц.
        Старик-отец, как голубь седой, сидел и летом в кожушке и только распоряжался. И были в семье лад да любовь.
        Оженились сыновья, пошли у них свои дети. Большая выросла семья. Все слушались старика-отца, и каждый делал свою работу.
        Но вот спустя некоторое время умер отец. И пошли в семье нелады. Ссорятся жены братьев, одна другую поедом едят, нету согласья. И такая пошла между ними свара, что и мужья ничего поделать не могут. Кричат жены, хотят делиться.
        “Ну что ж, - думают братья, - надо делиться”. Начали делиться. Да дело оно не такое и легкое, как им казалось. Кое-как с криком да зыком поделили добро и скот. А как дело дошло до земли, то чуть друг друга не поубивали: никак не могут поделить свою полянку, чтоб никому не было обидно. Перессорились братья из-за земли и стали один другому врагами.
        Только два младшие брата жили между собой в большом согласии: куда один, туда и другой. Не захотели они биться с братьями за землю, покинули отцову хату и пошли по свету искать другого пристанища.
        Сделали братья из двух дубов большие сани, запрягли в них шесть пар волов, положили добро, посадили жен с детьми и двинулись в путь на санях по песку. А коровы и мелкий скот пошли за ними.
        Протащили волы по песку дубовые сани немного да и стали как вкопанные. А колес-то у братьев не было, и ничего о них не знали они. Ведь никуда из своего леса не только летом, но и зимою не ездили.
        Начали братья отпиливать круглые колодки и подкладывать их под полозья. Катятся колодки, н сани вперед ползут. Надоело младшему брату подкладывать под полозья колодки, вот и говорит он старшему:
        - Давай сделаем так, чтоб колодки сами под полозьями крутились.
        И сделали они первые в тех краях колеса. Легче пошли теперь волы, так что братья и сами сели на воз. Едут и дивуются, как это они до сих пор без колес обходились.
        Ехали они, ехали, доехали до большой реки. Осмотрели реку - всюду она глубокая, нигде нету удобного места, чтоб переехать вброд. А тут такая буря поднялась, что лес, словно зверь, ревет. Ломает буря деревья, как соломинки, и бросает в реку. Плывут они по реке целыми грудами.
        Посмотрел на них младший брат, подумал и догадался, как перебраться через реку.
        Наловили они с братом деревьев, очистили их от веток, связали бревна одно с другим и сделали крепкий плот. А когда буря утихла, втащили свой воз на плот. Сами стоят на плоту, управляют длинными жердями - баграми, и плывет себе плот, как корабль.
        Увидели коровы, что волы поплыли на другой берег, кинулись в реку за ними вдогонку. Только свиньи да овцы побоялись прыгнуть в воду. Стоят на берегу, хрюкают, блеют. Вернулись братья с плотом назад и забрали их.
        Так переправились все через широкую и глубокую реку.
        Поехали они дальше и забрались в такую пущу, что и конца ей нету.
        Начали братья прорубать в пуще просеки да гребли мостить. Да куда там! Чем дальше, тем лес все гуще и гуще, а в нем такие провалья, что и выбраться нельзя.
        Старший брат заморился, ослаб.
        - Останусь, - говорит он младшему брату, - я здесь, ведь силы не хватит из этого лесу выбраться.
        И остался жить со своею семьей в лесу. С той поры и его самого и весь его род стали называть поле-щуками.
        А младший брат не захотел в лесу оставаться. Был он силен, как тур, и надеялся на свою силу. Он один прокладывал просеки, гатил гребли и ехал дальше.
        И до наших времен остались еще на Полесье те просеки да гати, что понаделал младший брат.
        Долго ли он так выбирался из дремучего леса, или недолго, но вот наконец стали попадаться прогалины да песчаные поляны. Поселился младший брат на этих полянах, стал их распахивать да сеять хлеб.
        И с той поры прозвали его и весь его род полевиками.
        А потом расселились полещуки и полевики, заняли и другие леса и поля, стали добрыми соседями.
        Так живут они и теперь.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПОЛУШУБОЧЕК
        Жил на свете крестьянин. У него были жена и дочь. Однажды пришел к ним на смотрины молодой парень со своим дружком.
        Поставили им доброе угощение: курицу, пироги. А хозяин даже послал дочку в погреб за вином. Девушка спустилась в погреб и стала приглядываться, какая бочка больше всех — отец велел ей нацедить вина из самой большей бочки. Пока она выбирала бочку, вдруг приметила бревно, прислоненное к стене погреба. Как увидела его девушка, так и призадумалась: вот, дескать, пришли к ней свататься, выйдет она теперь замуж, будет у нее сынок, она купит ему на ярмарке полушубочек, а мальчик невзначай заберется в погреб, станет там прыгать возле бревна, бревно свалится, убьет мальчика, и кому же тогда останется полушубочек? Как подумала об этом девушка, такое ее отчаяние взяло, что села она на приступочку и заплакала.
        А в доме ждали, ждали ее и никак дождаться не могли. Тогда отец послал в погреб жену.
        — Мать, пойди посмотри, куда девка запропастилась?! Что это она там возится так долго в погребе? Может, вино у ней вытекло и она не смеет подняться наверх?
        Спустилась хозяйка в погреб и увидела: сидит дочка на приступочке, плачет.
        — Да что с тобой сталось, доченька, что ты так горько плачешь?
        — А как же, матушка, не плакать, когда мне вся моя будущая жизнь представилась.
        И она рассказала матери о том, что ей представилось. А та как услыхала о полушубочке, да о внучонке, да о том, как он в погреб проберется, да возле бревна прыгать станет, да как его этим бревном убьет... Как услыхала мать, так и села рядом с дочкой и, тоже заплакала.
        А хозяин сидит с гостями в горнице и никак вина не дождется. Рассердился, разгневался, даже браниться стал:
        — Эх, разини, видно, все вино повылили. Пойду-ка сам погляжу, куда они там запропастились.
        Спустился он в погреб и видит: сидят обе» старая и молодая, слезы льют в три ручья, а бочки целы, вином полны.
        Никак не может хозяин в толк взять, что это с ними случилось.
        — Будет вам ревмя-то реветь! Говорите, что приключилось!
        А они сквозь слезы:
        — Ой, отец, да как же нам не плакать, не рыдать, коли такая печальная дума нам в голову запала?
        И поведали они ему обо всем. И так они растравили его душу, что он присел на приступочку рядышком и в один голос с ними заплакал.
        Ждал, ждал жених, дождаться не мог. Поднялся и пошел за хозяевами в погреб. Пришел, глядит — все трое плачут-заливаются, один другого пуще. Смотрит жених и никак не поймет, чего же они так горько плачут. Спросил их, они ему все рассказали. Тут жених как покатится со смеху, даже бочки и те ходуном заходили.
        — Ну, — сказал жених, — таких чудаков я еще не видывал. Пусть уж лучше судьба решит, жениться мне или не жениться. Я сейчас же отправлюсь в путь и буду странствовать до тех пор, пока не встречу еще трех таких же чудаков, как вы. Не встречу — так не обессудьте! А ежели встречу, то вернусь и возьму в жены вашу дочь. Уж как судьба укажет!
        И пустился в путь. А невесту да родителей ее оставил в погребе. Дескать, пусть уж наплачутся вволю.
        Только парень прошел семью семь стран, как увидел там человека, занятого странным делом: перед ним на земле грудой лежали орехи, и он пытался эти орехи забросить вилами на чердак.
        Парень подошел к человеку поближе и спросил:
        — Хозяин, что это вы надумали с орехами делать?
        — Да я тут покоя не знаю, — ответил ему человек. — Вот уже полгода тружусь, все кидаю и кидаю эти орехи и никак не заброшу на чердак. Хоть я и бедный человек, но готов сто форинтов дать тому, кто эти орехи перебросает на чердак.
        — Ладно, я это сделаю, —сказал парень.
        Он взял меру и за полчаса перетаскал на чердак все орехи. Получил тут же сто форинтов и пошел дальше.
        "Да, — подумал про себя парень, — одного чудака я уже встретил".
        Шел, шел, и опять повстречался ему человек. Смотрел, смотрел на него парень и никак не мог уразуметь, что тот делает. В руках незнакомец держал корыто и с ним то вбегал в домик, то выбегал обратно. А в домике — чудно даже — не было окон, а вместо двери зияла дыра.
        Подошел парень, поздоровался и спросил:
        — Добрый день, земляк! Над чем это ты трудишься?
        — Да вот, парень, весной уже год будет, как я построил этот дом и не знаю, отчего это в нем так темно. Гляжу, в других домах светло, а хозяева никакого труда к этому не прикладывают. Я же как построил свой дом, так с тех пор корытом все таскаю и таскаю свет в него. Вот и сейчас, сам видишь, маюсь. Сто форинтов дам тому, кто сделает мой дом светлым.
        — Ну, это дело по моим силам, — сказал парень.
        Он взял топор, прорубил два окна, и в доме сразу стало светло.
        Парень получил сто форинтов и пошел дальше.
        "Да, — подумал он, — вот и второй чудак!"
        Шел, шел парень и вдруг видит: какая-то женщина силком запихивает цыплят под наседку. Парень окликнул ее:
        — Хозяюшка, ты что это делаешь?
        — Да вот хочу цыплят посадить под наседку, — ответила женщина. — Боюсь, что они разбегутся по сторонам и коршун их схватит. А никак толку не добьюсь: посажу под одно крыло, а они из-под другого вылезают. Посажу под другое крыло, они из-под того вылезают. Сто форинтов готова дать тому, кто научит меня, что с ними делать!
        Парень сказал:
        — Ладно, я научу вас. Не тревожьтесь и не беспокойтесь, хозяюшка, и никогда силком цыплят под курицу не подсовывайте. Только наседка завидит коршуна, она сама спрячет цыплят под крылья.
        Хозяйка обрадовалась доброму совету и сразу же отдала парню сто форинтов. Парень тоже обрадовался и пошел обратно.
        Про себя же подумал:
        "Ну вот я и нашел трех чудаков".
        Он вернулся домой, тут же обручился с девушкой, и через две недели они сыграли свадьбу. А больше я о них ничего не слыхал, разве только то, что у них родился сын, купили они ему полушубочек, а бревном его не придавило. И по сей день они живут, ежели не померли.
        ВЕНГЕРСКАЯ СКАЗКА
        ПОЛЬЗА ОБРАЗОВАНИЯ
        Как-то правитель Йемена издал указ:
        Надо, чтобы в его стране больше было образованных людей. Чтобы не только читать, писать или считать умели, но и в науках - богословии, красноречии, философии были не хуже, чем в других странах. И чтобы не было его государство отсталым.
        А у одного шейха в племени Хамдан был взрослый сын. И захотел он учиться - раз вышел такой указ!
        Отец, человек простой, но уважаемый, решил ни власти ни сыну не перечить: отпустил его в столицу и как мог, помогал ему, хотя и не видел в "этой учебе" большого смысла.
        (Вот владеть кинжалом и мушкетом, скакать на верблюде и выращивать кофе - это мужское дело...)
        Через три года вернулся сын в родную деревню ученым человеком. Отец встретил его у порога, проводил в главную комнату для почетных гостей - а там на подносе дымится румяная жареная курица!...
        - Ну, рассказывай, сын, - спрашивает отец, - что за науку ты постиг?
        - Я стал философом! - отвечает сын. - Хочешь, я покажу тебе свое искусство: сейчас начну говорить - и на подносе будет не одна курица, а две...
        - Что ж, - сказал отец. - Начинай! А как закончишь - я съем вот эту курицу, а ты - другую!...
        ЙЕМЕНСКАЯ СКАЗКА
        ПОЛЬЗА ОТ ЗНАНИЙ
        Жил в одном городе богатый купец. Был у него сын, паренек рассудительный, умный, и очень ему хотелось учиться. Все бы ладно, да вот ведь беда: купчина был жаден и упрям. Не желал он, чтобы сын занимался науками, не давал ему ни читать, ни писать, ни на дудке играть. Только увидит сынка с книгой, кричит:
        - Книга тебя не накормит, сыночек! И дудка богатства не даст! Нужно, милый, работать, работать, работать. Понял иль нет?
        Так вот и донимал паренька, - деньги богатею свет застили, видно! Не давал сыну учиться, да и все тут!
        В ту пору открылась поблизости ярмарка. "Пусть-ка сынок делом займется", - рассудил купец и отправил парня на ярмарку, надавал ему всяких поручений и велел закупить товары. Ну, а сын заниматься торговлей не стал, отправился прямо к учителю, захотел обучиться письму. Паренек был толковый, усердный и быстро всю премудрость постиг. Возвратился домой хоть и с пустыми руками, да умнее, чем ушел. Отец рассердился:
        - Где так долго гулял? Почему задержался? Где товары? Может, забравшись в чужие края, ты решил отцовскую мошну растрясти?
        - Не привез я товаров, отец, - ответил ему сын, - зато купил ума и полезных знаний. Даст бог, я потом накуплю все, что ты пожелаешь!
        - Ишь хитрый какой! - усмехнулся отец. - А ты слышал пословицу: "Пока трава вырастет, конь ледащий издохнуть успеет"? Столько денег пустил на пустые затеи и снова уйти норовишь? Нет, любезный, знаю теперь, какой ты добытчик!
        Прошел год, снова открылась ярмарка. Снова дал купец сыну много денег и снарядил в путь, - авось, думает, исправится! А чтоб парень с пустыми руками назад не вернулся - прочел ему на прощанье строгое наставление. Уж он ему грозил, грозил. Только все попусту. Добрался купеческий сын до ярмарки, на товары и не взглянул. Тотчас же отыскал бродячих музыкантов и пошел к ним учиться. Учился упорно и скоро своих учителей превзошел. А потом возвратился домой с пустыми руками. Как увидел отец, что сынок натворил, весь затрясся, от злобы позеленел, чуть не помер. Уж кричал он, кричал, уж ругался, ругался! Да, спасибо, жена понемножку утихомирила, сына-то ей было жалко!
        Еще год прошел, вновь открылась ярмарка. Просит парень, чтоб отец послал его за товарами. И если, мол, растратит он деньги, пусть отец его самого продаст на покрытие убытков. Ну, и мать стала просить: отпусти его, муженек.
        - Вот пристали! - ответил купец. - Ну, ладно, доверю ему деньги, но только, сыночек, держись! Промотаешь - и вправду продам тебя, помни! Не надейся на то, что ты у меня единственный. Дорог сын, а деньги дороже! Да и ты, жена, не посетуй тогда, не проси за него, не плачь и меня не вини!
        - Дай ему денег, хозяин, а после делай что хочешь! - ответила мать.
        Вынул деньги купец, отсчитал, отдал сыну, и тот отправился на ярмарку. Стал малый прохаживаться по торговым рядам, приценяться к товарам, а как устал, пошел в кофейню. Смотрит: люди в карты играют на деньги! Подошел он поближе, и страх как захотелось ему научиться! Сел за стол и начал играть. Все спустил, зато игроком стал заправским и теперь обыграл бы любого, если б деньги остались.
        Изучил он все тонкости картежной игры, да и собрался домой. Как явился к отцу без товаров, без денег - рассвирепел купец, сделался злее ядовитой змеи: ужалила бы его в этот час гадюка - сама бы отравилась. И кричал купец, и ругался, даже плакал; пустил, мол, сынок по ветру отцово богатство. А потом ухватил сына за руку и повел на базар продавать. Жена просила, молила, лила горькие слезы: пощади, мол, что люди-то скажут, плоть и кровь ведь свою продаешь! Не послушал купец ни жены, ни сына, не поверил его обещаньям заработать во сто раз больше, чем он денег истратил. Привел он сына на базар и начал кричать:
        - Эй, люди! Промотал мой сын большие деньги, я за это его продаю. Сколько денег он взял у меня, столько я за него взять хочу. Покупайте его, кто желает!
        А сынок тоже начал кричать:
        - Эй, люди! Это правда, что отец, прогневавшись, хочет продать меня, своего сына! Только помните: кто меня купит - раскается. И кто не купит - раскается!
        Торговались с купцом очень многие, а как услышат, что парень кричит: "Кто меня купит - раскается!" - отходят в сторонку. Тем бы дело и кончилось, да приехал на рынок какой-то столичный купец. Услыхал он: "Кто меня купит - раскается", - разозлился и тут же к отцу паренька подошел, стал отсчитывать деньги. "Эй, берегись, купец, - раскаешься!" - пригрозил ему парень. Но купец был богат да кичлив: был он правой рукой у царя, вот и важничал. "Покажу тебе, как я раскаюсь! Будешь ты у меня за гусями ходить!" - ответил он с усмешкой и тотчас же кликнул слугу, велел свести парня на постоялый двор, где приезжие люди живут, да запереть в чулане. Ну, а вечером сел он на том постоялом дворе за стол и написал письмо дражайшей супруге: "Так и так, мол, жена, здесь, на базаре, я купил молодого парня, за такую-то цену. Посылаю его к тебе - пусть работает. Ты давай ему хлеба раз в сутки, посели его в птичнике, вместе с гусями. Пусть ходит за птицей. Да вели ему выгребную яму вычистить, за помойкой следить - словом, всюду его посылай, где работа грязна, трудна и противна. Да, кстати, передай царю: через месяц
приеду. Пусть встречает салютом из пушек".
        Посадил он затем паренька на корабль, а письмо передал главному корабельщику - хозяину. Попросил его за парнем следить и посланье супруге доставить.
        На корабле плыло множество людей. Путь по морю небыстрый, а дел - никаких! Стали в карты играть, поначалу - без денег, а потом надоело. Сговорились: пусть каждый поставит хотя бы немного, ну, скажем, по пяти пара. А потом разохотились, давай ставить все больше и больше. Ведь картежная игра - прилипчивая штука! Коли сядет за карты человек, трудно отстать. Сел играть и хозяин корабля. Он был неумелый игрок, обобрали его, как ребенка, все, что имел, живо спустил, даже корабль проиграл. Что тут делать! Подошел к нему проданный купеческий сын и шепнул: "Дай мне немного деньжат, может, я отыграю хоть часть твоего состояния!" Корабельщик поверил и дал. Сел парень играть и в какой-нибудь час обчистил всех, получил немалый выигрыш и отдал его корабельщику. "Получай, говорит, а в награду дай мне то письмо, что тебе передал мой хозяин. Хочу посмотреть, что он пишет. Прочту и верну тебе".
        Корабельщик, не помня себя от радости, охотно передал ему письмо. Парень мигом его распечатал, прочел, взял бу-маги и написал тем же почерком: "Будь здорова, дорогая хозяюшка! Это письмо принесет тебе молодой парень, самый богатый и самый разумный из всех, кого я узнал в новом городе. Я хочу, чтобы он был нашим зятем. Явится он - наряди его в самое лучшее платье, дай ему мой перстень драгоценный, позови всех попов и владыку, и тотчас пусть идет парень под венец с нашей дочкой. А вернусь, попируем на свадьбе, так отпразднуем, что и царю не приснится. Пусть и стар и млад подивуются - где, мол, они отыскали такого разумного парня! Смотри, жена, сделай все так, как я велю, ни в чем не отступай от моей воли. Если обидится парень, чем тогда оправдаешься?" Написал он письмо, сложил точно так же, как и первое, запечатал и тут же вернул корабельщику.
        Ну, приплыли они в стольный город. Корабельщик взял парня с собой, отвел его, как уговорено было, к супруге купца. Прочитала она письмо - заморгала, прослезилась, заохала, удивилась несказанно. Да ведь жена должна слушаться мужа! Тут же дочку и парня одели в роскошное платье, обвенчали их, как полагается, и хозяйка вручила зятю все ключи от амбаров, и складов, и от всех сундуков. Стал он в доме настоящим хозяином.
        Как-то утром сидел паренек у окна. Глядь, в царском дворце окошко открылось. У окошка - сам царь, в златотканом наряде, на макушке - корона, а лицом невесел, тихо поет заунывную песню. "Подыграть ему, что ли, на скрипочке? - вздумалось вдруг пареньку. - Пусть послушает да подивится!" Как провел он смычком по струнам, - диво! - каждый, кто мимо шел, назад вернулся, рот разинул и слушает. А царь и совсем обомлел. Только кончил парень играть, царь его уже к себе призывает: "Никогда не слышал подобной игры, поиграй еще хоть немножко!" До того увлекся, что забыл все свои царские дела, с утра до вечера слушать бы готов. И так полюбил музыканта, что сделал его первой особой во всем государстве. Большую власть получил парень, даже казни отменял, от петли спасал осужденных. Стоит ему попросить, царь тотчас помилует. Вот как сильно любил его царь!
        А тот богач, что купил парня, через месяц поехал домой. Перед отъездом жене и царю написал по письму, чтобы встречали его, как положено. Очень уж он возомнил о себе, очень хвастался: "Я самый главный при царе вельможа, и, когда возвращаюсь домой, в мою честь пушки с крепости палят".
        - Ну вот, милый друг, твой тесть приезжает! - говорит пареньку царь. - Пишет, чтоб я в его честь из пушек стрелял. Это правда, не спорю, был он первым моим приближенным, да теперь уж не он, а ты стал первым!.. Что же делать-то, а?
        - Государь! - отвечал ему парень. - Докажи мне, что я для тебя всех дороже, встреть его без пушечной пальбы!
        - Добро! Так и будет! - ответил царь.
        Ну, вскоре приплыл богач на своем собственном корабле. Ждет салюта, а его нет! Понял купец, что царь не хочет его уважить, и рассердился (привередлив он был не в меру!). Как только сошел с корабля, сразу же отправился во дворец сказать про свою обиду. Пришел он к царю, а тот его даже сесть не пригласил: новый-то любимец рядом сидел, и царь хотел ему угодить - показать, что теперь купец ему, государю, что прошлогодний снег. Понял богач, что царь не хочет его отличить, поклонился и уныло поплелся домой. "Что случилось? - думал он. - Какой такой парень сидел с государем рядом? Вот ведь чудно: он похож, как близнец, на того промотавшегося парня, которого я месяц назад на базаре купил! Коль и вправду он, так это уж просто чудеса, сказка какая-то! Но почему же царь отличить меня не хотел, в мою честь из пушек не стрелял и возле себя не посадил? Значит, все это козни того проклятущего парня. Ведь недаром он сказал тогда, на базаре: "Кто меня купит - раскается!" Вот я и раскаиваюсь. Но как же он мог подружиться с царем в столь короткое время? Вот доберусь домой, все узнаю!"
        Размышляя, шел купчина домой. Только он калитку открыл, а навстречу ему жена с дочкой. Дочка, как положено, низко отцу поклонилась. Купец видит, что дочка одета как мужняя жена. Удивился он, ну а потом догадался: опять, верно, козни проклятого проныры.
        - Иди-ка сюда, дорогая женушка! - сказал купец своей супруге. - Почему ты дочку нарядила в этакое платье? Кто тот пес, что тебя обманул, а меня опозорил, убей тебя бог?!
        - Ну, а я-то при чем? - удивилась жена. - Что дурного я сделала? В толк не возьму! Вот твое письмо... Ведь ты сам прислал мне с корабельщиком паренька и письмо. Как ты велел, так я и поступила. Вот прочитай - убедишься, что я в точности исполнила все твои приказанья!
        Взял письмо богатей, прочитал, и небо ему с овчинку показалось. Как же это случилось? Ведь он велел, чтобы парня послали гусей пасти, а вышло так, что тот в зятья к нему пролез! А письмо-то!.. Правда, почерк до тонкости схож, да писал-то он совсем иное!
        Три часа размышлял купец, а потом - что же делать! - признал, что паренек верно сказал: "Кто меня купит - раскается. И кто не купит - раскается!"
        - Совсем не то я писал тебе, женушка: не приказывал я дочь отдать за прощелыгу, а велел тебе послать его гусиное стадо пасти и всякую черную работу делать! Да, видно, не зря старые люди твердят: "Сделал дома расчет, а на рынке просчет. Загадаешь одно, да не вышло оно!" Ну, а зятю незваному я только одно скажу: "Молодец, раз гиблое дело сумел на пользу себе обратить". А знаешь, жена, - когда я покупал его, он мне молвил: "Кто меня купит - раскается. И кто не купит - раскается!" Ну, а я из упрямства купил: увидим, мол, как твоя угроза исполнится. Вот и увидел! Как он сказал, так и вышло. Каюсь, что купил его и что стал он нам зятем, - и не каюсь: уж больно умен парень. И с царем сидит рядом, и в короткое время заслужил почету больше, чем я за всю свою жизнь. Что ж, дочка, иди, поцелуй меня в щеку, а потом к руке приложись, по обычаю, чтобы дал я тебе свое отчее благословенье. И давайте устроим сегодня же свадебный пир, да такой, чтобы дым коромыслом стоял.
        Тут вернулся и зять из царского дворца. Богач, как увидел его, вскочил, подбежал к нему, обнял, в лоб его поцеловал, - с почетом принял и ни слова упрека не вымолвил. Ну, и зять промолчал, не открылся, как он всех вокруг пальца обвел.
        Тотчас парень снарядил гонца за отцом и за матерью, а тестю сказал:
        - Вот приедут родители, тогда и сыграем свадьбу!
        Услыхали родители нежданную новость, тут же в путь собрались и вскорости прибыли.
        - Ну что, видишь, отец? Раздобыл я куда больше денег, чем на ученье истратил!
        - Вижу, вижу, сынок, - и отец прослезился. - Долгих лет тебе жизни и великого счастья! Уж прости меня!
        - Забудем старое, - отвечал сын. - Я не сержусь! Я ведь знаю: нет худа без добра. О чем нынче плачешь, тому завтра радуешься.
        И вот пригласили они отовсюду гостей, сыграли веселую свадьбу. Целый месяц пировали по-царски. А потом стали жить в почете, в довольстве и славе. Говорят, и теперь еще где-то живут. Только люди никак той страны не найдут. Ходят, ищут, плутают, а дороги не знают.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ПОМЕЩИК И СТАРОСТА
        Помещик приезжает в свою усадьбу-имение и кричит:
        - Эй, староста! Да ты где в это время находился?
        - В овине сушился, ваше шкабродие.
        - Ну, если бы овин загорелся.
        - А я бы вышел бы да погрелся.
        - А хорошо ли мои крестьяне живут?
        - Хорошо, ваше шкабродие: у семи дворов один топор, и тот без обуха, и трое вороти все на огород, и одни не запираются, а другие не затворяются, а третьи чорт знает где валяются.
        - А хорошо ли мои крестьяне едят?
        - Хорошо, ваше шкабродие: душу не морят, кашу не варят, горшок у кого постучится, у того круп-то не случится.
        - Говорят в моем имении много скота?
        - Много, ваше шкабродие: кто любит ветчинку, кто солонинку, кто баранинку, спорят, спорят, да ничего и не сварят, да все порожны чаны.
        - А все говорят, что в моем имении хлеба много?
        - Много, ваше шкабродие: я сам семь скирдов намолотил и склал на полатях, а кот-Васька хвостом махнул да все к чорту смахнул.
        - Говорят в моем имении кони хороши? Приведи-ка парочку, чтобы в дышла ходили.
        - Хороши, ваше шкабродие: двое под узцы, чтобы не плясали, четверо с боков, чтобы не упали.
        - А собрал ли мне оброк с моих крестьян?
        - Собрал: с Фомки да с Еремки по две копейки, а с Валейки одну копейку.
        - А почему с Валейки одну копейку?
        - А потому, ваше шкабродие, что он беден, как бес, - по три дня хлеба не есть, да он обижается, велика семья, да и барин-то свинья.
        - Давай деньги, давай деньги!
        - Ваше шкабродие, я шел улицей Ордынкой, зашел тепло в кабачок, выпил винца на пятачок, на копеечку закусил и на денежку табачку купил. На-ко барин, понюхай!
        - Прочь, негодяй! Что же мне остается сделать?
        - Да не больше, не меньше, как умирать. Да и то: наша жизнь - сказка, а смерть - развязка, а гроб - коляска и ехать не тряско.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ПОМОЩНИК
        - Помоги мне, ослик, дом построить? - попросил кролик Кочерыжка. - Вместе работать и быстрей, и веселей? - Я тебе в другой раз помогу.
        А сейчас у меня голова болит, - ответил, притворно вздыхая, ослик по имени Алфавит, которому почему-то из всех букв нравились всего две - и он все время повторял поэтому; «И-А... И-А... И-А...»
        Ничего не сказал больше кролик и принялся за дело. Надел он передник и рукавицы - и давай из кирпичей стены класть.
        А на обед ему крольчиха супу наварила - вкусного, душистого, аппетитного.
        Учуял ослик запах супа - даже слюнки у него потекли. Пришел он к своему приятелю кролику и говорит:
        - Помнишь, Кочерыжка, я тебе обещал, что в другой раз помогу?
        - Помню.
        - Вот я и пришел, чтобы помочь тебе суп есть. Вместе-то мы с ним живо управимся!
        - Спасибо за помощь, - сказал кролик. - Только я сейчас и без тебя обойдусь!
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ПОПОВСКИЕ ПОУЧЕНИЯ
        Как-то раз в воскресенье поп сказал с амвона:
        - Коль есть у тебя две рубашки - отдай ближнему лучшую, себе ж оставь худшую. - И еще много подобных наставлений давал.
        Попадья была у обедни, слыхала его проповедь. Вернулась домой и мужнину рубашку отдала нищему.
        Прошла неделя. Поп все ждет - когда же попадья рубашку ему чистую даст переодеться. А рубашки все нет и нет! На третью неделю спросил:
        - Что ж ты рубашку мне чистую не даешь?
        - Да нету, батюшка!
        - Как - нету? А где же вторая рубашка?
        - Да ты же сам сказал: "Коли есть у тебя две рубашки, - отдай". Вот я и отдала.
        - Ах, дура ты, дура! Ведь я не тебе говорил, а другим!
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ПОПУЛЯРНАЯ ПЕСЕНКА
        Жил у нас в заводе, слышь-ко, парень неприметный. Бутусычем звать. Другие еще его Кормильцем звали, но это по незнанию. И вот, полюбил этот Бутусыч девку одну. Ой, шибко полюбил. А она возьми да и помри. Тут-то парень умишком и подвинулся.
        Поначалу Бутусыч все в подвале хоронился, занимался там кожным промыслом — резал ремни, для чахотошных, али для тех, у кого грудь слабая, продавал их и тем жил. А по ночам орал на весь поселок, мол, я хочу быть с тобой, мол, я так хочу быть с тобой, а под утро грозился, мол, как хошь, но я буду с тобой!
        Ну, люди-то видят, как Бутусыч по мертвой девке убивается, послали к ему спервоначалу дохтура. (Был у нас один немец-лекарь, на наших рудниках сифилис изучал). А доктор-скотина как всегда напился как скотина и только все дело спортил. Умерла, говорит, твоя девка, ее больше нет. А тут еще пожарник местный, собутыльник дохтуровый, поддакиват — да, мол, дом-от ее сгорел, третьего дня тушили, я могу и справку выдать.
        Ну, Бутусыч выслушал их, вроде успокоился, а ночью-то опять как давай орать — все равно я хочу быть с тобой, да буду с тобой…
        Тогда бабы, чтобы его как-то успокоить, понесли ему какого ни на есть шоколаду. Да только Бутусыч весь тот шоколад рукой поломал, только схрупало.
        Потом постоял маненько, взял ножик сапожный и за пальцы свои принялся, режет их один за другим, вроде как за то, что они ту девку потрогать не могут. Ну сам подумай — пальцы-то тут при чем?!
        Видят люди — неладно дело. Приташшили Бутусычу какой ни на есть манитофонишко, чтобы, значица, выговорился бедолага. И что ты думаешь — помогло!
        Выплеснул парень свою муку на пленку и сильно ему полегчало. Девку свою реже поминать стал. Сменил батарейки в манитофоне, чтобы, говорит, музыка вечной стала, да засобирался в Америку. Выучил, как в Америке той здоровкаются — “Гудбай, Америка, о!”,
        Сказал всем поселковым “Хелло!”, да с тем и отбыл.
        Больше никто Бутусыча в поселке у нас не видал, только сказывают люди, что не добрался он до Америки-то, а, дескать, видали его в Питербурхе, голова налысо побрита, видать в армию завербовался, али в лечебницу.
        Вишь, что любовь с человеком делает, а ты говоришь “давай одеколону выпьем”…
        КРАСНАЯ БУРДА
        ПОРА СПАТЬ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Засыпает один глазок у Аленушки, засыпает другое ушко у Аленушки...
        - Папа, ты здесь?
        - Здесь, деточка...
        - Знаешь что, папа... Я хочу быть царицей...
        Заснула Аленушка и улыбается во сне.
        Ах, как много цветов! И все они тоже улыбаются. Обступили кругом Аленушкину кроватку, шепчутся и смеются тоненькими голосками. Алые цветочки, синие цветочки, желтые цветочки, голубые, розовые, красные, белые, - точно на землю упала радуга и рассыпалась живыми искрами, разноцветными огоньками и веселыми детскими глазками.
        - Аленушка хочет быть царицей! - весело звенели полевые Колокольчики, качаясь на тоненьких зеленых ножках.
        - Ах, какая она смешная! - шептали скромные Незабудки.
        - Господа, это дело нужно серьезно обсудить, - задорно вмешался желтый Одуванчик. - Я по крайней мере никак этого не ожидал...
        - Что такое значит - быть царицей? - спрашивал синий полевой Василек. - Я вырос в поле и не понимаю ваших городских порядков.
        - Очень просто... - вмешалась розовая Гвоздика. - Это так просто, что и объяснять не нужно. Царица - это... это... Вы все-таки ничего не понимаете? Ах, какие вы странные... Царица - это, когда цветок розовый, как я. Другими словами: Аленушка хочет быть гвоздикой. Кажется, понятно?
        Все весело засмеялись. Молчали только одни Розы. Они считали себя обиженными. Кто же не знает, что царица всех цветов - одна Роза, нежная, благоухающая, чудная? И вдруг какая-то Гвоздика называет себя царицей... Это ни на что не похоже. Наконец, одна Роза рассердилась, сделалась совсем пунцовой и проговорила:
        - Нет, извините, Аленушка хочет быть розой... да! Роза потому царица, что все ее любят.
        - Вот это мило! - рассердился Одуванчик. - А за кого же в таком случае вы меня принимаете?
        - Одуванчик, не сердитесь, пожалуйста, - уговаривали его лесные Колокольчики. - Это портит характер, и притом некрасиво. Вот мы молчим о том, что Аленушка хочет быть лесным колокольчиком, потому что это ясно само собой.
        II
        Цветов было много, и они так смешно спорили. Полевые цветочки были такие скромные - как ландыши, фиалки, незабудки, колокольчики, васильки, полевая гвоздика; а цветы, выращенные в оранжереях, немного важничали - розы, тюльпаны, лилии, нарциссы, левкои, точно разодетые по-праздничному богатые дети. Аленушка больше любила скромные полевые цветочки, из которых делала букеты и плела веночки. Какие все они славные!
        - Аленушка нас очень любит, - шептали Фиалки. - Ведь мы весной являемся первыми. Только снег стает - мы и тут.
        - И мы тоже, - говорили Ландыши. - Мы тоже весенние цветочки... Мы неприхотливы и растем прямо в лесу.
        - А чем же мы виноваты, что нам холодно расти прямо в поле? - жаловались душистые кудрявые Левкои и Гиацинты. - Мы здесь только гости, а наша родина далеко, там, где так тепло и совсем не бывает зимы. Ах, как там хорошо, и мы постоянно тоскуем по своей милой родине... У вас, на севере, так холодно. Нас Аленушка тоже любит, и даже очень...
        - И у нас тоже хорошо, - спорили полевые цветы. - Конечно, бывает иногда очень холодно, но это здорово... А потом холод убивает наших злейших врагов, как червячки, мошки и разные букашки. Если бы не холод, нам пришлось бы плохо.
        - Мы тоже любим холод, - прибавили от себя Розы.
        То же сказали Азалии и Камелии. Все они любили холод, когда набирали цвет.
        - Вот что, господа, будемте рассказывать о своей родине, - предложил белый Нарцисс. - Это очень интересно... Аленушка нас послушает. Ведь она и нас любит...
        Тут заговорили все разом. Розы со слезами вспоминали благословенные долины Шираза, Гиацинты - Палестину, Азалии - Америку, Лилии - Египет... Цветы собрались сюда со всех сторон света, и каждый мог рассказать так много. Больше всего цветов пришло с юга, где так много солнца и нет зимы. Как там хорошо!.. Да, вечное лето! Какие громадные деревья там растут, какие чудные птицы, сколько красавиц бабочек, похожих на летающие цветы, - и цветов, похожих на бабочек...
        - Мы на севере только гости, нам холодно, - шептали все эти южные растения.
        Родные полевые цветочки даже пожалели их. В самом деле, нужно иметь большое терпение, когда дует холодный северный ветер, льет холодный дождь и падает снег. Положим, весенний снежок скоро тает, но все-таки снег.
        - У вас есть громадный недостаток, - объяснил Василек, наслушавшись этих рассказов. - Не спорю, вы, пожалуй, красивее иногда всех нас, простых полевых цветочков, - я это охотно допускаю... Да... Одним словом, вы - наши дорогие гости, а ваш главный недостаток в том, что вы растете только для богатых людей, а мы растем для всех. Мы гораздо добрее. Вот я, например, - меня вы увидите в руках у каждого деревенского ребенка. Сколько радости доставляю я всем бедным детям!.. За меня не нужно платить денег, а только стоит выйти в поле. Я расту вместе с пшеницей, рожью, овсом...
        III
        Аленушка слушала всё, о чем рассказывали ей цветочки, и удивлялась. Ей ужасно захотелось посмотреть всё самой, все те удивительные страны, о которых сейчас говорили.
        - Если бы я была ласточкой, то сейчас же полетела бы, - проговорила она наконец. - Отчего у меня нет крылышек? Ах, как хорошо быть птичкой...
        Она не успела еще договорить, как к ней подползла божья Коровка, настоящая божья Коровка, такая красненькая, с черными пятнышками, с черной головкой и такими тоненькими черными усиками и черными тоненькими ножками.
        - Аленушка, полетим! - шепнула божья Коровка, шевеля усиками.
        - У меня нет крылышек, божья Коровка!
        - Садись на меня...
        - Как же я сяду, когда ты маленькая?
        - А вот, смотри...
        Аленушка начала смотреть и удивлялась всё больше и больше. Божья Коровка расправила верхние жесткие крылья и увеличилась вдвое, потом распустила тонкие, как паутина, нижние крылышки, и сделалась еще больше. Она росла на глазах у Аленушки, пока не превратилась в большую-большую, в такую большую, что Аленушка могла свободно сесть к ней на спинку, между красными крылышками. Это было очень удобно.
        - Тебе хорошо, Аленушка? - спрашивала божья Коровка.
        - Очень.
        - Ну, держись теперь крепче...
        В первое мгновение, когда они полетели, Аленушка даже закрыла глаза от страха. Ей показалось, что летит не она, а летит всё под ней - города, леса, реки, горы. Потом ей начало казаться, что она сделалась такая маленькая-маленькая, с булавочную головку, и притом легкая, как пушинка с одуванчика. А божья Коровка летела быстро-быстро, так, что только свистел воздух между крылышками.
        - Смотри, что там внизу... - говорила ей божья Коровка.
        Аленушка посмотрела вниз и даже всплеснула ручонками.
        - Ах, сколько роз... красные, желтые, белые, розовые!..
        Земля была точно покрыта живым ковром из роз.
        - Спустимся на землю, - просила она божью Коровку.
        Они спустились, причем Аленушка сделалась опять большой, какой была раньше, а божья Коровка сделалась маленькой.
        Аленушка долго бегала по розовому полю и нарвала громадный букет цветов. Какие они красивые, эти розы; и от их аромата кружится голова. Если бы всё это розовое поле перенести туда, на север, где розы являются только дорогими гостями!..
        - Ну, теперь летим дальше, - сказала божья Коровка, расправляя свои крылышки.
        Она опять сделалась большой-большой, а Аленушка - маленькой-маленькой.
        IV
        Они опять полетели.
        Как было хорошо кругом! Небо было такое синее, а внизу еще синее - море. Они летели над крутым и скалистым берегом.
        - Неужели мы полетим через море? - спрашивала Аленушка.
        - Да... только сиди смирно и держись крепче:
        Сначала Аленушке было даже страшно, а потом - ничего. Кроме неба и воды, ничего не осталось. А по морю неслись, как большие птицы с белыми крыльями, корабли... Маленькие суда походили на мух. Ах, как красиво, как хорошо!.. А впереди уже виднеется морской берег - низкий, желтый и песчаный, устье какой-то громадной реки, какой-то совсем белый город, точно он выстроен из сахара. А дальше виднелась мертвая пустыня, где стояли одни пирамиды. Божья Коровка опустилась на берегу реки. Здесь росли зеленые папирусы и лилии, чудные нежные лилии.
        - Как хорошо здесь у вас, - заговорила с ними Аленушка. - Это у вас не бывает зимы?
        - А что такое зима? - удивлялись Лилии.
        - Зима - это когда, идет снег...
        - А что такое снег?
        Лилии даже засмеялись. Они думали, что маленькая северная девочка шутит над ними. Правда, что с севера каждую осень прилетали сюда громадные стаи птиц и тоже рассказывали о зиме, но сами они ее не видали, а говорили с чужих слов. Аленушка тоже не верила, что не бывает зимы. Значит, и шубки не нужно и валенок?
        Полетели дальше. Но Аленушка больше не удивлялась ни синему морю, ни горам, ни обожженной солнцем пустыне, где росли гиацинты.
        - Мне жарко... - жаловалась она. - Знаешь, божья Коровка, это даже нехорошо, когда стоит вечное лето.
        - Кто как привык, Аленушка.
        Они летели к высоким горам, на вершинах которых лежал вечный снег. Здесь было не так жарко. За горами начались непроходимые леса. Под сводом деревьев было темно, потому что солнечный свет не проникал сюда сквозь густые вершины деревьев. По ветвям прыгали обезьяны. А сколько было птиц - зеленых, красных, желтых, синих... Но всего удивительнее были цветы, выросшие прямо на древесных стволах. Были цветы совсем огненного цвета, были пестрые; были цветы, походившие на маленьких птичек и на больших бабочек, - весь лес точно горел разноцветными живыми огоньками.
        - Это - орхидеи, - объяснила божья Коровка. Ходить здесь было невозможно - так всё переплелось. Они полетели дальше. Вот разлилась среди зеленых берегов громадная река. Божья Коровка опустилась прямо на большой белый цветок, росший в воде. Таких больших цветов Аленушка еще не видала.
        - Это - священный цветок, - объяснила божья Коровка. - Он называется лотосом.
        V
        Аленушка так много видела, что, наконец, устала. Ей захотелось домой: все-таки дома лучше.
        - Я люблю снежок, - говорила Аленушка. - Без зимы нехорошо...
        Опять они полетели, и чем поднимались выше, тем делалось холоднее. Скоро внизу показались снежные поляны. Зеленел только один хвойный лес. Аленушка ужасно обрадовалась, когда увидела первую елочку:
        - Елочка, елочка! - крикнула она.
        - Здравствуй, Аленушка! - крикнула ей снизу зеленая Елочка.
        Это была настоящая рождественская елочка, - Аленушка сразу ее узнала. Ах, какая милая елочка!.. Аленушка наклонилась, чтобы сказать ей, какая она милая, и вдруг полетела вниз. Ух, как страшно!.. Она перевернулась несколько раз в воздухе и упала прямо в мягкий снег. Со страха Аленушка закрыла глаза и не знала, жива ли она или умерла.
        - Ты это как сюда попала, крошка? - спросил ее кто-то.
        Аленушка открыла глаза и увидела седого-седого, сгорбленного старика. Она его тоже узнала сразу. Это был тот самый старик, который приносит умным деткам святочные елки, золотые звезды, коробочки с бомбошками и самые удивительные игрушки. О, он такой добрый, этот старик!.. Он сейчас же взял ее на руки, прикрыл своей шубой и опять спросил:
        - Как ты сюда попала, маленькая девочка?
        - Я путешествовала на божьей Коровке... Ах, сколько я видела, дедушка!..
        - Так, так...
        - А я тебя знаю, дедушка! Ты приносишь деткам елки...
        - Так, так... И сейчас я устраиваю тоже елку.
        Он показал ей длинный шест, который совсем уж не походил на елку.
        - Какая же это елка, дедушка? Это просто - большая палка...
        - А вот увидишь...
        Старик понес Аленушку в маленькую деревушку, совсем засыпанную снегом. Выставлялись из-под снега одни крыши да трубы. Старика уж ждали деревенские дети. Они прыгали и кричали:
        - Елка! Елка!..
        Они пришли к первой избе. Старик достал необмолоченный сноп овса, привязал его к концу шеста, а шест поднял на крышу. Сейчас же налетели со всех сторон маленькие птички, которые на зиму никуда не улетают: воробышки, кузьки, овсянки, - и принялись клевать зерно.
        - Это наша елка! - кричали они.
        Аленушке вдруг сделалось очень весело. Она в первый раз видела, как устраивают елку для птичек зимой. Ах, как весело!.. Ах, какой добрый старичок! Один воробышек, суетившийся больше всех, сразу узнал Аленушку и крикнул:
        - Да ведь это Аленушка! Я ее отлично знаю... Она меня не один раз кормила крошками. Да...
        И другие воробышки тоже узнали ее и страшно запищали от радости.
        Прилетел еще один воробей, оказавшийся страшным забиякой. Он начал всех расталкивать и выхватывать лучшие зерна. Это был тот самый воробей, который дрался с ершом. Аленушка его узнала.
        - Здравствуй, воробышек!..
        - Ах, это ты, Аленушка? Здравствуй!..
        Забияка воробей попрыгал на одной ножке, лукаво подмигнул одним глазом и сказал доброму святочному старику:
        - А ведь она, Аленушка, хочет быть царицей... Да, я давеча слышал сам, как она это говорила.
        - Ты хочешь быть царицей, крошка? - спросил старик.
        - Очень хочу, дедушка!
        - Отлично. Нет ничего проще: всякая царица - женщина, и всякая женщина - царица... Теперь ступай домой и скажи это всем другим маленьким девочкам.
        Божья Коровка была рада убраться поскорее отсюда, пока какой-нибудь озорник воробей не съел. Они полетели домой быстро-быстро... А там уж ждут Аленушку все цветочки. Они всё время спорили о том, что такое царица.
        Баю-баю-баю...
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Все теперь собрались около Аленушкиной кроватки: и храбрый Заяц, и Медведко, и забияка Петух, и Воробей, и Воронушка - черная головушка, и Ерш Ершович, и маленькая-маленькая Козявочка. Все тут, все у Аленушки.
        - Папа, я всех люблю... - шепчет Аленушка. - Я и черных тараканов, папа, люблю...
        Закрылся другой глазок, заснуло другое ушко... А около Аленушкиной кроватки зеленеет весело весенняя травка, улыбаются цветочки, - много цветочков: голубые, розовые, желтые, синие, красные. Наклонилась над самой кроваткой зеленая березка и шепчет что-то так ласково-ласково. И солнышко светит, и песочек желтеет, и зовет к себе Аленушку синяя морская волна...
        - Спи, Аленушка! Набирайся силушки... Баю-баю-баю...
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        Пора спать
        Было это четыре тысячи лет назад, а может, и раньше...
        Наши предки, охотники, стали мало-помалу осваивать плодородные земли или уходили в те края, где потеплее, где ярче светит солнце. Охоту, правда, они не бросили. Вспашут землю, засеют, а потом с луком и стрелами уходят в горы охотиться.
        В лесах кишмя кишат тигры, медведи, волки, шакалы, на полях разгуливают косули, бегают ондатры, зайцы. В небе стаями летают фениксы.
        И вот что тогда случилось.
        Жил в небесном королевстве дух по имени Хван Ум с сыном Хван Уном. Неизвестно почему, но никак не мог Хван Ун привыкнуть к небесной обители отца, с самого детства тянуло его в мир людей.
        Отец знал об этом. И вот однажды позвал он к себе сына и говорит:
        - Неужто, сын мой, ты хочешь жить в мире людей?
        - Вы, батюшка, поистине ясновидец, - не раздумывая ответил Хван Ун. - Все мои помыслы об этом.
        Возрадовался отец и вскричал:
        - Не буду твоему желанию противиться. Отныне живи в мире людей, станешь правителем. Об одном лишь прошу: сделай счастливыми своих подданных.
        И повелел отец сыну стать правителем между горой Кувольсан и нынешней горой Мехяньсан, дал ему круглую печать, символ посланца Неба, и три тысячи верноподданных.
        Взял Хван Ун верноподданных, сел в волшебную колесницу, запряженную пятеркой коней, и отправился в путь.
        Остановился Хван Ун на горе Тхэбэксан, в тени сандала, одиноко стоявшего на холме, основал там столицу.
        Учредил в своем королевстве Хван Ун триста шестьдесят должностей - министра Ветров, министра Дождей, министра Облаков. И еще много всяких министров. Так было создано королевство людей, и правил им небесный король Хван Ун. Жили в те времена на горе Тхэбэксан тигр и медведь, старые-престарые, с давних пор мечтали они превратиться в людей.
        Прослышали звери о том, что с неба спустился сын небесного духа Хван Ун, прибежали, стали плакать и умолять:
        - О, небесный король, мы родились и выросли на земле, жить нам осталось недолго, сделай так, чтобы мы превратились в людей, и сбудется тогда наша заветная мечта.
        Пожалел их Хван Ун, дал каждому по пучку травы, по двадцать головок чеснока и говорит:
        - Возвращайтесь домой и сто дней не ешьте ничего, только траву и чеснок, и не выходите из своего логова на свет божий. Сделаете, как я сказал, и превратитесь в людей.
        - Спасибо тебе, небесный король, - в один голос промолвили тигр и медведь и ушли. Съели они траву и чеснок, ждут не дождутся, когда пройдут сто дней.
        Не выдержал тигр.
        "Хорошо, конечно, быть человеком, - думает, только вряд ли я до этого доживу, умру с голоду, если целых сто дней не буду есть мясо. Так стоит ли рисковать?" Подумал так тигр и выскочил из своего логова.
        А медведь выдержал испытание и превратился в человека, только не в мужчину, а в женщину. Стало женщине скучно одной, захотелось ей мужа.
        Маялась, маялась и решила снова пойти на поклон Хван Уну, чтобы мужа нашел. И так просила она его, так умоляла, что сжалился король и сам взял ее в жены. Через десять лунных месяцев родился у них сын, и назвали его Тан Гуном.
        Вырос Тан Гун и основал государство Чосон со столицей Пхеньян.
        Со временем Тан Гун перенес столицу на Тхэбэксан, где росло сандаловое дерево.
        Он правил страной полторы тысячи лет, а всего прожил на свете полторы тысячи и еще восемь лет.
        ПОРОСЯТИНА И МЕДОВЫЕ СОТЫ
        На другое утро сидел лис Миккель на камне у болота. Вдруг видит — старый Бамсе плетется и жирного поросенка тащит.
        — День добрый, дедуля, — говорит лис. — Что это ты тащишь?
        — Да вот хочу поросятинкой полакомиться, — отвечает медведь.
        — И у меня кой-чего вкусненького припасено, — говорит лис.
        — А что? — спрашивает медведь.
        — Медовые соты; да такие, каких я никогда еще не видывал.
        У медведя аж слюнки потекли, до того захотелось ему свежего медку отведать.
        — Может, поменяемся? — предлагает он Миккелю.
        — И не подумаю! — говорит лис.
        И придумал Миккель такую игру — кто из них быстрее три дерева назовет. Если медведь выиграет — даст ему лис меда отведать, а если лис выиграет — получит он от медведя кусок поросятины.
        — Ну, — говорит Миккель медведю, — начинай!
        Подумал медведь, почесал лапой в затылке и медленно затянул:
        — Бе-ре-за, о-си-на, ря-би-на!
        А лис, не долго думая, скороговоркой выпалил:
        — Дуб, вяз, клен!
        Стало быть, выиграл Миккель у старого Бамсе. Схватил он самый лакомый кусок поросятинки и помчался в лес со всех ног. Заревел медведь от злости и пустился вдогонку за лисом. Догнал его и ну трепать да тузить!
        — Не бей меня, дедуля! — взмолился лис. — Коли отпустишь меня, — я тебе медовые соты отдам!
        Отпустил медведь Миккеля, а тот отдал ему медовые соты и говорит:
        — Они листьями прикрыты. Ты листья сними и медком вволю полакомишься.
        Заурчал медведь от радости, утащил добычу в кусты, улегся поудобнее и лапой листья откинул. Только это вовсе не медовые соты были, а осиное гнездо. Как откинул медведь листья, так все осы из гнезда и вылетели и давай старого Бамсе жалить — и в нос, и в глаза, и в уши, и в шею! Скулит медведь от боли, лапой от ос отбивается, а хитрый Миккель сидит на камне и хохочет-заливается! С той поры все медведи стали ос пуще огня бояться.
        НОРВЕЖСКАЯ СКАЗКА
        ПОРОСЯЧЬИ ХВОСТИКИ
        Жил-был королевский Повар. Уж такой мастер, такой выдумщик, что известен был далеко за пределами королевства. Король им очень гордился. Обед или прием важных гостей, его величество и придворные с нетерпением ждут: что-то сегодня будет! Чем удивит королевский повар?
        В прошлый раз к чаю вынесли торт с кремовыми розами. И пока этот торт изволили кушать придворные дамы, розовые бутоны сами собой раскрывались. Всем на удивленье на месте съеденных появлялись новые аппетитные розочки, и все распускались и распускались. Дамы совершенно забыли о диете. Так было весело!
        - Да-а-а!- говорили все, кто пробовал его кушанья, - повар-то, действительно, королевский!
        А у Короля была дочка, Маленькая Принцесса. Она терпеть не могла, когда при ней кого-нибудь хвалили. Особенно Повара. Вот сядет она за стол обедать, увидит суп и сразу же: - у-у-у! Подадут кашу, она - фу! А молоко - бя- я- я! Не люблю, не хочу, не буду! Бросит ложку и убежит из-за стола.
        - Куда же вы, ваше высочество, скушайте за маму, за папу, за киску, за птичку. А она спрячется за кустик в парке и есть не идет. Няньки Королю докладывают: Принцесса к обеду не притронулась. А кто виноват? Конечно повар. Король его наругает хорошенько и прикажет в библиотеке запереть одного на недельку-другую, чтобы кулинарные книги читал, ума-разума набирался.
        Вот Повара выпустят, он сразу же - на кухню. Запрется там и снова что-то придумывает. А поварята носятся туда- суда: сливки взбивают, орешки лущат, сахарной пудрой посыпают: ароматы такие из кухни плывут, что все носами так и поводят: ах, какое чудо наш Повар готовит. Король своих министров созывает: во дворце праздничный обед. Гости еле сдерживаются, чтобы не нарушить приличия: ведут умные беседы, прохаживаются взад и вперед, а самим только бы дождаться, когда к столу пригласят, уж очень любопытно, что на этот раз придумал королевский Повар. В прошлый раз шоколадная пушка стреляла мармеладными шариками, точно попадая каждому гостю в разинутый от удивления рот. Что-то будет на этот раз!
        Праздничный пир удавался наславу. Гости объедались, но Принцесса ковыряла золотой вилочкой очередной шедевр кулинарии и морщилась: “Бяка! Так и с голоду помереть можно!”
        - Придумай же что-нибудь! - тряс Король Повара, - наследница с голоду помирает. В последний раз приказываю.
        И опять Повара на отсидку. Только теперь уже в подвал, на кучу соломы.
        -Угораздило ж меня стать поваром!- невесело думал несчастный, почесывая синяки и шишки.- Надо было на министра учиться. Им хорошо, министрам, ничего не делают, зато и ничего им за это не бывает: знай кланяйся пониже, да улыбайся пошире. А мне-то, небось, и головы не сносить, если не угожу Маленькой Принцессе. И так горько вздохнул бедняга, что паутина в углу закачалась.
        - Это кто тут так тяжко страдает? - услышал он чей-то тоненький голосок. Присмотрелся, а прямо перед ним мышка сидит, в шерстяной платок кутается.
        - Это я, королевский повар.
        - За что тебя? - ее глазки сверкнули любопытством, и она поплотнее стянула платок, приготовясь выслушать интересную историю.
        - А ни за что. Сижу- думаю, что на свете самое вкусное.
        Маленькая Принцесса кушать ничего не хочет - а я отвечай!
        - И думать нечего.- захихикала Мышка.- Самое вкусное на
        свете - это жареный поросячий хвостик.
        - Как, просто поросячий хвостик?! - не поверил Повар.
        - Проще не бывает. И вкуснее тоже.
        - А как готовить?
        - Поджаришь с лучком и перчиком…Только надо соблюдать условие: Больше одного поросячьего хвостика в день жарить нельзя. А то будет большая беда. Вот об этом ты скажи самому Королю. И еще: вкуснее поросячьего хвостика, все же, обыкновенная черствая корочка. Только ты об этом пока забудь и никому не говори. Это ты только для себя прибереги.
        - Да ты-то откуда это все знаешь? - не поверил Повар.
        - А я, молодой, человек, на свете уже очень давно живу, - улыбнулась Мышка, - и если что говорю - то знаю. Иди, проверь, если не веришь.
        Выпустили Повара, он сразу на кухню, проверять Мышкины слова. Приготовил поросячий хвостик - поставил перед Принцессой. Ну, думает, что-то будет. А Маленькая Принцесса - хрум-хрум-хрум!- и съела сразу же все до крошечки. И даже хлебушком тарелочку обтерла, что противоречило дворцовому этикету. От такого моветона гувернантки в обморок попадали.
        - Еще хочу! - сказала, облизываясь, Маленькая Принцесса.
        - Еще, еще! - захлопал в ладоши Король.- сейчас прикажем! Сделаем еще!
        -Еще никак нельзя, - стал упираться Повар, - Только один хвостик в день, а то большая беда стрясется.
        - Какая еще беда? - махнул ручкой Король. - Свиней у нас предостаточно. Я издам указ, чтоб поросячьи хвостики никто не смел есть кроме царственных особ. Ни один житель королевства под страхом казни.
        Утром указ был зачитан на всех площадях.
        Сначала поросячьими хвостиками лакомилась только Маленькая Принцесса. Но вскоре рядышком присел и папа Король, а еще через день- Королева- мама. Не смотря на указ Короля придворные потихоньку на своих кухнях, закрыв поплотнее двери и шторы жарили поросячьи хвостики.
        - Вы пробовали? - многозначительно подмигивая спрашивали
        друг у друга особы приближенные к Королю.
        - Угу.
        - Ну и как?
        Ответом был восторженный стон и очи поднятые к люстре.
        Не попробовать поросячьих хвостиков стало считаться делом трусливым, стыдным и не достойным знатного господина. А еще через недельку-другую уже дым столбом стоял над всеми жаровнями королевства.
        Цены на свиней с хвостиками стали расти неудержимо. Свинья с хвостом в королевстве стала большой редкостью. На дорогах и в темном лесу появились разбойники. Они не требовали золота у своих пленников, а рычали устрашающе: “Жизнь или поросячьи хвостики!”
        - Доченька!- стоял Король на коленях перед Маленькой Принцессой. - Мы разорены. Мы все алмазные копи и золотые прииски отдали в обмен на поросячьи хвостики. Ну, неужели ты не можешь есть суп, как все дети в мире?
        - Не хочу и все. Хвостиков и только хвостиков!
        Разведка донесла Королю, что у северных соседей многочисленные стада отличных свиней. Но северяне не захотели их продавать из-за своих убеждений.
        - Ах, так!- подумал Король,- вот вам! И объявил северному соседу войну. Пушки, танки, самолеты, пехота - все это разом двинулось вперед на завоевание поросячьих хвостиков. “За хвостики! За нашу победу!” - шли в бой солдаты и оставались навсегда лежать в траве.
        Повар на королевской кухне жарил трофейные поросячьи хвостики и ему помогали проворные поварята, а в банкетных залах не переставали пировать победители.
        - Однажды Повар увидел маленькую серую Мышку, свою старую знакомую. Она вылезла из своей норки со всем семейством. Все были одеты по-походному: с чемоданами, с рюкзаками.
        - Мы уходим. Скоро здесь будет пустыня. Я предупреждала тебя. - сказала она. Уходи и ты. Тебе здесь нечего делать. Здесь уже не нужно твое мастерство - поварята отлично управляются сами.”
        Повар снял фартук, потихоньку вышел из кухни и закрыл за собой дверь. Он пошел куда глаза глядят. А глядели они в поле, где гулял свежий ветер и качались белые ромашки. Он шел и шел, посвистывая.
        - Хорошо - то как, Господи! И чего это я раньше не догадался! Всего-то: открыть дверь, переступить порог и закрыть за собой. В кармане он нащупал сухую хлебную корку. И теперь, грызя ее, он вспомнил мышкины слова: “Обыкновенная хлебная корочка, все же вкуснее всего.”
        ГАЛИНА ЛЕБЕДЕВА
        ПОРТНОЙ И ЦАРЬ
        Жил царь, жадный и жестокий.Однажды он приказал созвать во дворец всех портных, ткачей, вышивальщиков и сказал им: - Слушайте, мастера! Что согревает нас в холодные зимние ночи? Одеяло. Что укрывает нас от зноя? Одеяло. Скажу коротко: человек без одеяла - что конь без седла. Так вот: кто сошьёт одеяло точно по нашему царскому росту, получит в награду руку нашей дочери, царевны Рачии Огнеглазой и полцарства в придачу. Но тот, кто принесёт слишком длинное или слишком короткое одеяло, станет нашим рабом. Мы всё сказали, о люди, и наше царское слово дороже золота, крепче алмаза.
        Ткачи, портные и вышивальщики принялись за работу. Одни из них стегали одеяла на вате и на пуху, мягкие и тёплые, как шерсть горной козы; другие ткали одеяла из сверкающих шёлковых нитей, лёгкие, как облако; третьи, растянув на пяльцах бархат, вышивали по нему золотом и серебром тончайшие узоры. Они украшали одеяла яркими кистями, обшивали мехом и подбивали парчой. Но ни один из них не мог угодить царю.
        Если ему приносили длинное одеяло, он нарочно накрывался им не вдоль, а поперёк и ворчал:
        - Гляди, твоё куцее одеяло не покрывает даже моих ног!
        Если же одеяло было коротким, он сжимался в комок и кричал на весь дворец:
        - Глупый, ты сшил одеяло на великана. Не видишь, я тону в его складках!
        И никто не смел перечить царю.
        Тысячи несчастных, проклиная судьбу, становились рабами жадного царя. Закованные в цепи, они работали день и ночь в глубине горных пещер, не видя солнца и не зная отдыха.
        Слух о злодеяниях царя дошёл до одного портного. Этот портной был стар, беден и хром. Он ходил опираясь на палку и никогда не помышлял о царевне Рачии Огнеглазой. Но у старого портного было доброе сердце. Он сказал своей жене:
        - Клянусь папахой, или я умру или выручу этих несчастных. Пусть будет, что будет!
        Из обрезков ситца он сшил одеяло точно по росту царя, взял на дорогу горсть чортана - сухого творога - и пошёл во дворец, опираясь на свою суковатую палку.
        В горах, где гуляют тучи и сверкает вечный снег на вершинах, ястребиным гнездом высился царский замок, окружённый зубчатыми стенами, укреплённый бойницами и украшенный изображениями каменного вишапа - дракона, разевающего свою страшную пасть.
        Портной смело подошёл к окованным железом воротам и попросил доложить о себе царю.
        Царские слуги взглянули на лоскутное одеяло и подняли портного на смех:
        - На что ты надеешься, хромой безумец! Царь и глядеть не станет на твои лохмотья!
        - Я надеюсь на верного помощника, с которым много лет не расстаюсь, - ответил, усмехаясь, портной.
        Слуги не поняли его слов, но, помня строгий приказ, ввели портного в покои царя.
        Царь взглянул на портного и поморщился, потому что портной был стар, худ и хром. От такого работника нельзя было ждать большой прибыли. Но он не захотел при слугах нарушить своего царского слова и сказал:
        - Вах!.. Хвалился ишак конём стать, да уши помешали? Самые искусные мастера не сумели сшить одеяла по моему росту, а этот нищий оборванец надеется угодить мне? . .
        - Не было бы ишака, пришлось бы коню возить на себе хворост, - ответил портной. - Примерь моё одеяло, о царь, и пусть я потеряю папаху, если оно не придётся тебе точно по мерке.
        - Накройте меня ветошью, которую этот урод осмеливается называть одеялом, - приказал царь.
        Царские слуги накинули на царя одеяло, и оно покрыло его с головы до ног.
        Но царь в один миг перевернул одеяло поперёк, и все увидели, что царские ноги в алых бархатных туфлях торчат наружу.
        - Наденьте на этого безумца собачий ошейник и посадите его на цепь посреди двора? - сказал царь. - Пусть он по ночам пугает лаем летучих мышей?..
        Услышав слова царя, слуги стали смеяться над бедным портным.
        - Умный человек смеётся после всех, - сказал мастер и ударил царя по ногам своей суковатой палкой.
        Царь взвыл, как буйвол, и спрятал ноги под одеяло, а слуги так и замерли с открытыми ртами, поражённые дерзостью портного.
        - Немедленно казните дерзкого? - крикнул царь.
        - О царь, - остановил его портной, - одеяло-то пришлось тебе точно по росту, а я слышал, что твоё царское слово дороже золота, крепче алмаза.
        Крик гнева застрял у царя в горле; он вспомнил старую поговорку: “Кто обманул сегодня, - тому не поверят завтра”. Дрожа от бессильной злобы, царь ответил:
        - Ты прав, портной. Моё слово дороже золота, крепче алмаза. Я отдам тебе полцарства и царевну Рачию, но только в том случае, если ты поклянёшься молчать о том, что ударил царя.
        - О царь! - ответил портной. - Мне не нужно царства, и я не достоин даже глядеть на Рачию Огнеглазую. Выпусти из горных пещер несчастных рабов, и я уйду, отвешивая тебе низкие поклоны.
        Попав в капкан, лисица сама себе отгрызает лапу. Вместе с портным пришлось царю отпустить всех рабов, да ещё пожелать им добра на дорогу.
        АРМЯНСКАЯ СКАЗКА
        ПОСВЯЩЕНИЕ МАЛИКА ДИНАРА
        После многолетнего изучения философских доктрин Малик Динар, наконец, почувствовал, что теперь пора ему отправляться на поиски знания.
        - Я иду искать Скрытого Учителя, - сказал он сам себе, - который, как говорят, находится в моем совершенном "я".
        Захватив с собой немного фиников, Малик вышел из дому и отправился в путь. Вскоре он увидел впереди себя дервиша, устало бредущего по пыльной дороге. Ускорив шаг, он поравнялся со стариком и некоторое время они шли рядом, не говоря друг другу ни слова. Первым нарушил молчание дервиш.
        - Кто ты и куда направляешься? - спросил он.
        - Меня зовут Динар, - ответил Малик. - Я иду искать Скрытого учителя.
        - А я - эль-Малик эль-Фатих, и я пойду с тобой, - сказал дервиш.
        - Можешь ли ты помочь мне разыскать Учителя? - спросил Динар.
        - Могу ли я помочь тебе, можешь ли ты помочь мне? - спросил Фатих в нарочито грубой манере дервишей, как они обычно говорят; затем он продолжал: - Скрытый Учитель, говорят, пребывает в самом человеке; находит его человек или нет, зависит от того, как он применяет свой опыт. А это есть нечто такое, что только частично может быть передано другому человеку.
        Вскоре они подошли к дереву, которое раскачивалось и скрипело. Дервиш остановился, с минуту помолчал, а затем сказал: "Дерево говорит: что-то причиняет мне боль, остановитесь и избавьте меня от страданий".
        - Я тороплюсь, - сказал Динар, - и вообще, как может дерево говорить?
        И они отправились дальше.
        Когда они отошли от дерева на несколько миль, дервиш сказал:
        - Когда мы стояли возле дерева, мне почудился запах меда. Может быть, в его дупле гнездо диких пчел?
        - Тогда нам нужно скорее вернуться назад, - воскликнул Динар, - если нам посчастливится найти мед, мы немного оставим себе, а остальное продадим по дороге.
        - Пусть будет по-твоему, - ответил дервиш, - и они повернули назад. Но, возвратившись к дереву, Динар и дервиш увидели, что другие путешественники опередили их и достали из дупла очень много меда.
        - Какую нужду мы терпели, - сказали эти люди Динару и Фатиху, - а этого меда хватит, чтобы накормить целый город. Мы, бедные странники, можем теперь стать купцами; отныне мы ни в чем не будем нуждаться. Динар и дервиш продолжили свой путь.
        Через некоторое время они подошли к огромной муравьиной куче, от которой доносилось приглушенное гудение. Дервиш прижался ухом к земле, вслушиваясь во что-то, затем поднялся и сказал:
        - Эти муравьи строят колонию. Своим гудением они молят о помощи. Они говорят на муравьином языке: "Помогите нам. Мы натолкнулись на странную преграду, мешающую нам рыть дальше. Помогите ее убрать". Ну что, поможем им или тебе некогда?
        - Брат, нам нет дела до муравьев и их преграды, - сказал Малик. - Лично я должен искать своего Учителя.
        - Как знаешь, - ответил дервиш, - но они еще говорят, что все вещи взаимосвязаны, и этот случай может иметь некоторое отношение к нам. Но Динар не обратил внимания на замечание старика и устремился вперед.
        Вечером, когда они остановились на ночлег, Динар обнаружил, что потерял свой нож.
        - Наверное, я обронил его у муравейника, - сказал он. На следующее утро путники повернули в обратный путь.
        Ножа они так и не нашли, но, подойдя к муравейнику, увидели несколько людей, в перепачканных одеждах, которые сидели прямо на земле перед грудой золотых монет.
        - Это, - объяснили они Динару, - клад. Мы его только что выкопали. Мы шли по дороге, как вдруг нас окликнул какой-то старый, совсем дряхлый дервиш. "Ройте здесь, - сказал он, - и вы найдете то, что для одних преграда, а для других золото".
        Динар проклинал себя за нетерпение.
        - Если бы мы задержались здесь прошлой ночью, о дервиш, ты и я сделались бы богачами, - сетовал он.
        - Этот дервиш, - сказал вдруг один из счастливцев, показывая на Фатиха, - очень похож на того старца, который остановил нас.
        - Все дервиши похожи друг на друга, - ответил Фатих, и они с Динаром пошли дальше.
        Спустя несколько дней путники подошли к реке. Они уселись на берегу, поджидая перевозчика и любуясь живописной местностью.
        Вдруг из воды вынырнула огромная рыба и уставилась на них.
        - Рыба обращается к нам, - промолвил дервиш. - Она говорит: "Я проглотила камень. Выловите меня и дайте мне целебной травы, тогда я его выплюну и не буду больше мучаться. О, странники, проявите ко мне сострадание!"
        Тут к берегу пристала лодка с перевозчиком, и нетерпеливый Динар втолкнул в нее Фатиха. Перебравшись на другой берег, они заплатили лодочнику медную монету и направились на ночлег в чайхану, которую специально для странников построил когда-то на берегу один добрый человек.
        Утром, неспеша потягивая чай, Динар и дервиш увидели, как в чайхану вошел знакомый им лодочник.
        - Вчерашний вечер оказался для меня счастливым, - объяснил он с порога. - Странники принесли мне удачу.
        Поцеловав руку почтенному дервишу, он попросил его благословения.
        - Ты заслужил все это, сын мой, - сказал Фатих.
        Лодочник рассказал, что этой ночью он разбогател, и вот как это случилось: с наступлением темноты он, как обычно, хотел закончить работу и отправиться домой, но заметил на другом берегу двух путников и решил задержаться, чтобы перевезти их. Сделал он это не ради денег, ибо увидел, что путники бедно одеты, а ради "бараки", милости, которой удостаиваются те, кто помогает странникам. И вот когда он, переправив их через реку, стал привязывать лодку к причалу, из воды выбросилась рыба и, забив хвостом по земле, попыталась ухватить ртом листок с прибрежного куста. Лодочник сорвал листок и положил ей в рот. Рыба тут же выплюнула камень и плюхнулась в воду. Камень оказался огромным сверкающим алмазом неисчислимой стоимости.
        - Ты сущий дьявол, - воскликнул пораженный Динар, повернувшись к Фатиху. - Ты заранее знал обо всех трех сокровищах благодаря какому-то внутреннему восприятию, но не сказал об этом мне. Разве настоящее сотрудничество в этом? И прежде я терпел множество неудач, но без тебя я никогда бы не узнал, что скрывается в дереве, муравейнике и рыбе!
        Только он произнес это, как вдруг словно бы могучий порыв ворвался в его душу и Малик Динар осознал, что истина противоположна тому, что он сказал.
        Фатих, чье имя означает Победоносный Король, слегка коснулся плеча Динара и улыбнулся.
        - Сейчас, брат, - промолвил он, - ты поймешь, что можно учиться через опыт. Я тот, кто послан тебе Скрытым Учителем. Когда Малик Динар, наконец, осмелился поднять глаза, он увидел своего учителя, идущего по дороге с небольшой группой путешественников, которые обсуждали трудности предстоящего пути.
        Сегодня имя Малика Динара упоминают среди имен наиболее выдающихся дервишей, его называют спутником, образцом, достигшим. Малик Динар - один из ранних классических мастеров.
        Победоносный Король в этой истории олицетворяет "высшую функцию ума", называемую Руми "человеческим духом"; эту функцию человек должен воспитывать в себе, чтобы достичь просветления. В настоящем варианте сказание принадлежит эмиру аль-Арифину.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ПОСЛЕДНИЙ СОН СТАРОГО ДУБА (РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА)
        В лесу, высоко на круче, на открытом берегу моря стоял старый-престарый дуб, и было ему ровно триста шестьдесят пять лет, - срок немалый, ну а для дерева это все равно что для нас, людей, столько же суток. Мы бодрствуем днем, спим и видим сны ночью. С деревом дело обстоит иначе: дерево бодрствует три времени года и засыпает только к зиме. Зима - время его сна, его ночь после долгого дня - весны, лета и осени.
        В теплые летние дни вокруг его кроны плясали мухиподенки; они жили, порхали и были счастливы, а когда одно из этих крошечных созданий в тихом блаженстве опускалось отдохнуть на большой свежий лист, дуб всякий раз говорил:
        - Бедняжка! Вся твоя жизнь - один-единственный день! Такая короткая... Как печально!
        - Печально? - отвечала поденка. - О чем это ты? Кругом так светло, тепло и чудесно! Я так рада!
        - Да ведь всего один день - и конец!
        - Конец? - говорила поденка. - Чему конец? И тебе тоже?
        - Нет, я-то, может, проживу тысячи твоих дней, мой день тянется целые времена года! Ты даже и сосчитать не можешь, как это долго!
        - Нет, не понимаю я тебя! У тебя тысячи моих дней, а у меня тысячи мгновений, и в каждом радость и счастье! Ну, а разве с твоей смертью умрет и вся краса мира?
        - Нет, - отвечал дуб. - Мир будет существовать куда дольше, бесконечно, я и представить себе не могу, как долго!
        - Так, значит, нам с тобой дано поровну, только считаем мы по-разному!
        И поденка плясала и кружилась в воздухе, радовалась своим нежным, изящным, прозрачно-бархатистым крылышкам, радовалась теплому воздуху, напоенному запахом клевера, шиповника, бузины и жимолости. А как пахли ясменник, примулы и мята! Воздух был такой душистый, что впору было захмелеть от него. Что за долгий и чудный был день, полный радости и сладостных ощущений! А когда солнце садилось, мушка чувствовала такую приятную усталость, крылья отказывались ее носить, она тихо опускалась на мягкую колеблющуюся былинку, сникала головой и сладко засыпала. Это была смерть.
        - Бедняжки! - говорил дуб. - Уж слишком короткая у них жизнь!
        И каждый летний день повторялась та же пляска, тот же разговор, ответ и засыпание; так повторялось с целыми поколениями поденок, и все они были одинаково веселы, одинаково счастливы.
        Дуб бодрствовал свое утро - весну, свой полдень - лето и свой вечер - осень, наступала пора засыпать и ему, приближалась его ночь - зима.
        Вот запели бури: "Покойной ночи! Покойной ночи! Тут лист упал, там лист упал! Мы их обрываем, мы их обрываем! Постарайся заснуть! Мы тебя убаюкаем, мы тебя укачаем! Не правда ли, как хорошо твоим старым ветвям? Их так и ломит от удовольствия! Спи сладко, спи сладко! Это твоя триста шестьдесят пятая ночь, ведь ты еще все равно что годовалый малыш! Спи сладко! Облака сыплют снег, он ляжет простыней, мягким покрывалом вокруг твоих ног! Спи сладко, приятных тебе снов!"
        И дуб сбросил с себя листву, собравшись на покой, готовясь уснуть, провести в грезах всю долгую зиму, видеть во сне картины пережитого, как видят их во сне люди.
        Он тоже был когда-то маленьким, и колыбелью ему был желудь. По человеческому счету он был теперь на сороковом десятке. Больше, великолепнее его не было дерева в лесу. Вершина его высоко возносилась над всеми деревьями и была видна с моря издалека, служила приметой для моряков. А дуб и не знал о том, сколько глаз искало его. В его зеленой кроне гнездились лесные голуби, куковала кукушка, а осенью, когда листья его казались выкованными из меди, на ветви присаживались перелетные птицы, отдохнуть перед тем, как пуститься через море. Но сейчас, зимой, дуб стоял без листьев, и видно было, какие у него изгибистые, узловатые сучья; вороны и галки по очереди садились на них и говорили о том, какая тяжелая настала пора, как трудно будет зимой добывать прокорм.
        В ночь под рождество дубу приснился самый чудный сон его жизни. Послушаем же!
        Он как будто чувствовал, что время настало праздничное, ему слышался вокруг звон колоколов, грезился теплый тихий летний день. Он широко раскинул свою могучую зеленую крону; между его ветвями и листьями играли солнечные лучи, воздух был напоен ароматом трав и кустов; пестрые бабочки гонялись друг за другом; мухи-поденки плясали, как будто все только и существовало для их пляски и веселья. Все, что из года в год переживал и видел вокруг себя дуб, проходило теперь перед ним словно в праздничном шествии. Ему виделись конные рыцари и дамы прошлых времен, с перьями на шляпах и соколами на руке. Они проезжали через лес, трубил охотничий рог, лаяли собаки. Ему виделись вражеские солдаты в блестящих латах и пестрых одеждах, с пиками и алебардами; они разбивали палатки, а затем снимали их. Пылали бивачные костры, люди пели и спали под широко раскинувшимися ветвями дуба. Ему виделись счастливые влюбленные, они встречались здесь в лунном свете и вырезали первую букву своих имен на его иссера-зеленой коре. Веселые странствующие подмастерья, бывало, - с тех пор прошло много, много лет, - развешивали на его
ветвях цитры и эоловы арфы, и теперь они висели опять и звучали опять так призывно. Лесные голуби ворковали, словно хотели рассказать, что чувствовало при этом дерево, кукушка куковала, сколько летних дней ему еще осталось жить.
        И вот словно новый поток жизни заструился в нем от самых маленьких корешков до самых высоких ветвей и листьев. И чудилось ему, что он потягивается, чуялась жизнь и тепло в корнях там, под землей, чуялось, как прибывают силы. Он рос все выше и выше, ствол быстро, безостановочно тянулся ввысь, крона становилась все гуще, все пышнее, все раскидистее. И чем больше вырастало дерево, тем больше росла в нем радостная жажда вырасти еще выше, подняться к самому солнцу, сверкающему и горячему.
        Вершина дуба уже поднялась над облаками, которые неслись внизу, как стаи перелетных птиц или белых лебедей.
        Дуб видел каждым листком своим, словно у каждого были глаза. Он видел и звезды среди дня, и были они такие большие, блестящие! Каждая светилась, словно пара ясных, кротких очей, напоминая о других знакомых глазах - глазах детей и влюбленных, которые встречались под его кроной.
        Дуб переживал чудные, блаженные мгновенья. И все-таки ему недоставало его лесных друзей... Ему так хотелось, чтобы и все другие деревья, все кусты, травы и цветы поднялись вместе с ним, ощутили ту же радость, увидели тот же блеск, что и он. Могучий дуб даже и в эти минуты блаженного сна не был вполне счастлив: ему хотелось разделить свое счастье со всеми
        - и малыми и большими, и чувство это трепетало в каждой его ветке, каждом листке страстно и горячо, словно в человеческой груди.
        Крона дуба шевелилась, словно искала чего-то, словно ей чего-то недоставало; он поглядел вниз и вдруг услышал запах ясменника, а потом и еще более сильный запах жимолости и фиалок, и ему показалось даже, что он слышит кукушку.
        И вот сквозь облака проглянули зеленые верхушки леса. Дуб увидал под собой другие деревья, они тоже росли и тянулись вверх; кусты и травы тоже. Некоторые даже вырывались из земли с корнями, чтобы лететь быстрее. Впереди всех была береза; словно белая молния, устремлялся вверх ее стройный ствол, ветви развевались, как зеленые покрывала и знамена. Все лесные растения, даже коричневые султаны тростника, поднимались к облакам; птицы с песнями летели за ними, а на былинке, зыбившейся на ветру, как длинная зеленая лента, сидел кузнечик и наигрывал крылышком на своей тонкой ножке. Гудели майские жуки, жужжали пчелы, заливались во все горло птицы; все в поднебесье пело и ликовало.
        "А где же красный водяной цветок? Пусть и он будет с нами! - сказал дуб. - И голубой колокольчик, и малютка маргаритка!"
        Дуб всех хотел видеть возле себя.
        "Мы тут, мы тут!" - раздалось со всех сторон.
        "А красивый прошлогодний ясменник? А ковер ландышей, что расстилался здесь год назад? А чудесная дикая яблонька и все те, кто украшал лес много, много лет? Если б они дожили до этого мгновенья, они были бы с нами!"
        "Мы тут, мы тут!" - раздалось в вышине, будто отвечавшие пролетели как раз над ним.
        "Нет, до чего же хорошо, просто не верится! - ликовал старый дуб. - Они все тут со мной, и малые и большие! Ни один не забыт! Возможно ли такое счастье?"
        "Все возможно!" - прозвучало в ответ.
        И старый дуб, не перестававший расти, почувствовал вдруг, что совсем отделяется от земли.
        "Ничего не может быть лучше! - сказал он. - Теперь меня не удерживают никакие узы! Я могу взлететь к самому источнику света и блеска! И все мои дорогие друзья со мною! И малые и большие - все!"
        "Все!"
        Вот что снилось старому дубу. И пока он грезил, над землей и морем бушевала страшная буря - это было в рождественскую ночь. Море накатывало на берег тяжелые валы, дуб скрипел и трещал и был вырван с корнями в ту самую минуту, когда ему снилось, что он отделяется от земли. Дуб рухнул... Триста шестьдесят пять лет его жизни стали теперь как один день для мухи-поденки.
        В рождественское утро, когда взошло солнце, буря утихла. Празднично звонили колокола, изо всех труб, даже из трубы самой бедной хижины, вился голубой дымок, словно жертвенный фимиам в праздник друидов. Море все более успокаивалось, и на большом корабле, выдержавшем ночную бурю, подняли нарядные рождественские флаги.
        - А дерева-то нет больше! Ночная буря сокрушила старый дуб, нашу примету на берегу! - сказали моряки. - Кто нам его заменит? Никто!
        Вот какою надгробною речью, краткою, но сказанною от чистого сердца, почтили моряки старый дуб, поверженный бурей на снежный покров. Донеслась до дуба и старинная песнь, пропетая моряками. Они пели о рождестве, и звуки песни возносились высоко-высоко к небу, как возносился к нему в своем последнем сне старый дуб.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        Последнее солнце
        Уже и морозы ночами леденили лужи, уже и все птицы улетели на юг, а солнце всё не кончалось. Каждое утро Ёжик просыпался и, отдёрнув занавеску, со страхом глядел, не нагнало ли туч, не спряталось ли навсегда солнце. Но солнце не кончалось.
        — Ну ещё день, ну ещё! — шептал Ёжик.
        И солнце будто слышало, как его просят, и являлось вновь.
        — Не уходи, Солнце, не пропадай! — ложась спать, шептал Ёжик. — Я так тебя люблю!
        — Ты просишь солнышко не пропадать? — как-то спросил он Медвежонка.
        — А как же! — сказал Медвежонок. — Я перед сном обязательно говорю: «Пожалуйста, приди!»
        — Правильно, — сказал Ёжик. — Потому оно и не пропадает.
        Но однажды утром Ёжик выглянул из окна и увидел, что солнца нет.
        Он выбежал на крыльцо:
        — Солнце, где же ты?
        Хмурые тучи ползли над лесом. Серые мохнатые тучи закрыли небо.
        — Тучи! — крикнул Ёжик. — Ну что вы столпились? Зачем вы здесь?
        Тучи молча плыли, задевая верхушки деревьев.
        — Ветер! — позвал Ёжик. — Ветер!..
        Ветер летал где-то высоко и не слышал его.
        — Медвежонок! — крикнул Ёжик.
        Но Медвежонок был далеко за горой и тоже не услышал Ёжика.
        «Осень. Не каждый же день светить солнцу. Но почему мне именно сегодня так тяжело?» — думал Ёжик.
        Почему мне сегодня так тяжело? — спросил он у Медвежонка, когда тот наконец пришёл из-за горы.
        — Потому что ты боишься, что солнце никогда уже не придёт, до весны, — сказал Медвежонок.
        Но тут тучи разорвало, блеснул луч солнца, и Ёжик с Медвежонком так обрадовались, как не радовались никогда в жизни.
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        ПОСЛЕДНЯЯ ЖЕМЧУЖИНА
        То был богатый, счастливый дом! Все в доме - и господа, и слуги, и друзья дома - радовались и веселились: в семье родился наследник - сын. И мать и дитя были здоровы.
        Лампа, висевшая в уютной спальне, была задернута с одной стороны занавеской; тяжелые, дорогие шелковые гардины плотно закрывали окна; пол был устлан толстым, мягким, как мох, ковром; все располагало к сладкой дремоте, ко сну, к отдыху. Не мудрено, что сиделка заснула; да и пусть себе - все обстояло благополучно. Гений домашнего очага стоял у изголовья кровати; головку ребенка, прильнувшего к груди матери, окружал словно венчик из ярких звезд; каждая была жемчужиной счастья. Все добрые феи принесли новорожденному свои дары; в венце блестели жемчужины: здоровья, богатства, счастья, любви - словом, всех благ земных, каких только может пожелать себе человек.
        - Все дано ему! - сказал гений.
        - Нет! - раздался близ него чей-то голос. То говорил ангел-хранитель ребенка. - Одна фея еще не принесла своего дара, но принесет его со временем, хотя, может быть, и не скоро. В венце недостает последней жемчужины!
        - Недостает! Этого не должно быть! Если же это так, нам надо отыскать могущественную фею, пойти к ней сейчас же!
        - Она явится в свое время и принесет свою жемчужину, которая должна замкнуть венец!
        - Где же обитает эта фея? Где ее жилище? Скажи мне, и я пойду за жемчужиной!
        - Хорошо! - сказал ангел-хранитель ребенка. - Я сам провожу тебя к ней, все равно, где бы ни пришлось нам искать ее! У нее нет ведь постоянного жилища! Она появляется и в королевском дворце и в жалкой крестьянской хижине! Она не обойдет ни одного человека, каждому принесет свой дар - будь то целый мир или пустяк! И к этому ребенку она придет в свое время! Но, по-твоему, выжидание не всегда впрок, - хорошо, поспешим же отправиться за жемчужиной, последнею жемчужиной, которой недостает в этом великолепном венце!
        И они рука об руку полетели туда, где пребывала в тот час фея.
        Они очутились в большом доме, но в коридорах было темно, в комнатах пусто и необыкновенно тихо; длинный ряд окон стоял отворенным, чтобы впустить в комнаты свежий воздух; длинные белые занавеси были спущены и колыхались от ветра.
        Посреди комнаты стоял открытый гроб; в нем покоилась женщина в расцвете лет. Покойница вся была усыпана розами, виднелись лишь тонкие, сложенные на груди руки да лицо, хранившее светлое и в то же время серьезное, торжественное выражение.
        У гроба стояли муж покойной и дети. Самого младшего отец держал на руках; они подошли проститься с умершею. Муж поцеловал ее пожелтевшую, сухую, как увядший лист, руку, которая еще недавно была такою сильною, крепкою, с такою любовью вела хозяйство и дом. Горькие слезы падали на пол, но никто не проронил ни слова. В этом молчании был целый мир скорби. Молча, подавляя рыдания, вышли все из комнаты.
        В комнате горела свеча; пламя ее колебалось от ветра и вспыхивало длинными красными языками. Вошли чужие люди, закрыли гроб и стали забивать крышку гвоздями. Гулко раздавались удары молота в каждом уголке дома, ударяя по сердцам, обливавшимся кровью.
        - Куда ты привел меня? - спросил гений домашнего очага. - Тут нет фей, чей дар, жемчужина, принадлежал бы к лучшим благам жизни!
        - Она тут! - сказал ангел-хранитель и указал на фигуру, сидевшую в углу. На том самом месте, где сиживала, бывало, при жизни мать семейства, окруженная цветами и картинами, откуда она, как благодетельная фея домашнего очага, ласково улыбалась мужу, детям и друзьям, откуда она, ясное солнышко, душа всего дома, разливала вокруг свет и радость - там сидела теперь чужая женщина в длинном одеянии. То была скорбь; теперь она была госпожой в доме, она заняла место умершей. По щеке ее скатилась жгучая слеза и превратилась в жемчужину, отливавшую всеми цветами радуги. Ангел-хранитель подхватил ее, и она засияла яркою семицветною звездою.
        - Вот она, жемчужина скорби, последняя жемчужина, без которой не полон венец земных благ! Она еще ярче оттеняет блеск и красоту других. Видишь в ней сияние радуги - моста, соединяющего землю с небом? Теряя близкое, дорогое лицо здесь, на земле, мы приобретаем друга на небе, по которому будем тосковать. И в тихие звездные ночи мы невольно обращаем взор к небу, к звездам, где ждет нас иная, совершенная жизнь. Взгляни на жемчужину скорби: в ней скрыты крылья Психеи, которые уносят нас из этого мира!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПОСПЕШИШЬ - ЛЮДЕЙ НАСМЕШИШЬ
        Задумала тетушка Черепаха пироги печь. Хватилась - нет дрожжей.
        - Проснись-ка, Черепахович, полно тебе спать! Сбегай к куме Зайчихе, попроси дрожжей.
        Черепахович проворчал что-то спросонья, приоткрыл заспанные глаза и недовольно спросил:
        - Чего тебе?
        - Сбегай, говорю, к куме Зайчихе за дрожжами...
        - Сроду никуда я не бегал. Вот сходить могу, - пробормотал Черепахович.
        Сел, подумал, почесал поясницу и, кряхтя, осторожно полез с печи.
        - Ты бы поживей, горе мое черепашье! - торопила тетушка Черепаха.
        - К чему такая спешка? Недаром говорят: "Поспешишь - людей насмешишь".
        Пока он слезал, пока сунул ноги в валенки, пока надел зипун да напялил на голову шапку, недели как не бывало.
        - И чего ты топчешься! Шел бы скорее, время-то не ждет.
        - Да вот кушак засунул куда-то, не найду никак.
        - Так и знала! - воскликнула тетушка Черепаха и вместе с Черепаховичем принялась искать пропажу.
        А черепашья суета известна: пока искали - еще неделя миновала. Черепахович поднял воротник, занес ногу через порог, за ней другую... Дело на лад пошло.
        - Смотри, не мешкай, гостей ведь на пироги позвала!
        - Знаю, знаю...
        - А посудину ты захватил?
        - Эх, совсем из ума вышло... Подай-ка сюда, неохота возвращаться.
        - Вот был бы тут Заяц, он бы живо обернулся! А ты все топчешься на месте, как медведь у пасеки, - сказала тетушка Черепаха, протягивая посудину для дрожжей.
        - Подумаешь, невидаль какая - Заяц! Прыг-шмыг - вот и вся доблесть. А я как-никак хозяин с достатком: куда ни приду, всюду своя крыша над головой. Это понимать надо!
        Приладив поудобнее посудину за пазухой, Черепахович надвинул шапку на самые глаза и отправился к Зайчихе.
        Ушел, а тетушка Черепаха радуется: поедят гости вдоволь пирогов вкусных, поджаристых, с капустой, с лучком да с грибками! И занялась приготовлением начинки.
        Совсем стемнело, пора бы уж воротиться Черепаховичу, а его нет как нет. Так и не пришлось званым гостям отведать черепашьих пирогов. Вот и день прошел, другой настал - нет ни дрожжей, ни Черепаховича. Год прошел, другой и третий. Сгинул Черепахович, как топор в проруби.
        "И куда-то он запропал? Хоть бы далеко послала, а то - рукой подать..." - раздумывала тетушка Черепаха.
        Прошло еще четыре года.
        "Дай-ка, - думает тетушка Черепаха, - сбегаю на околицу, посмотрю". Накинула платок, к двери двинулась - глядь, Черепахович по улице идет, спешит-торопится, дрожжи в посудине глиняной несет, крепко к груди прижимает - не уронить бы.
        - Ну, наконец-то! Обрадовалась тетушка Черепаха.
        Не прошло и часу, завернул Черепахович в свой двор, подошел к двери, у порога остановился передохнуть.
        Отдышавшись, стал перелезать через порог. Одну ногу перетащил благополучно, да рваным валенком зацепился и растянулся во весь рост. Голова в избе, а ноги за дверью. Посудина вдребезги разбилась, дрожжи по избе потекли.
        - Эх ты, скороход! Семь лет нес, до избы не донес! Зря только время потерял!
        - Да-а-а... - заворчал Черепахович. - Говорил я тебе - не торопи, хуже будет. Так оно и вышло! Не зря говорится: "Поспешишь - людей насмешишь".
        ПОЛЬСКАЯ СКАЗКА
        ПОСТОРОНИСЬ С ДОРОГИ
        В горных селениях Андалузии улицы так узки и дома стоят так близко друг к другу, что жители могут поздороваться за руку, не выходя из дому. Прохожий, встретив осла с поклажей, непременно должен уступить дорогу, а большие корзины, навьюченные на животных, задевают даже стены домов. К тому же горцы — народ горячий и терпеть не могут, если скотина плетется шагом. Куда там — им надобно непременно скакать во всю прыть, а от этого случается немало несчастий.
        Вот почему старый алькальд, староста и судья одного из таких селений, издал строгий приказ, повелевавший каждому, кто гонит скотину по улицам, еще издали кричать: "Посторонись с дороги!" — и кричать так громко, чтобы даже глухой услышал.
        -Это знал и крестьянин Санчо. Каждый день он гонял своих двух ослов на базар в город и не скупился на палочные удары. Его ослы мчались, как скаковые кони, но зато и Санчо умел кричать громче всех. Он заливался, как соловей, и прохожие, еще за версту услыхав его громкое: "Постор-р-ронись с дор-р-роги!", успевали заблаговременно отойти в сторону и укрыться в безопасном месте.
        Однажды вечером Санчо возвращался с базара со своими ослами и вдруг увидел на пути двух женщин. Крестьянки в широких юбках и нарядных кружевных накидках-мантильях, наверное, собрались в гости, но, повстречавшись случайно, вступили в беседу, и беседа была очень горячей. Это была уже не беседа, а настоящий спор, потому что крестьянки размахивали руками и изо всех сил старались перекричать друг друга. Тогда Санчо ударил своих ослов палкой и крикнул так громко, как только мог:
        — Постор-р-ронись с дор-р-роги!
        Но женщинам было уже не до него. Спор зашел так далеко, что они вцепились друг другу в волосы и не слыхали окриков Санчо.
        Погонщик понял, что дело плохо: еще минута — и случится беда. Тогда закричал он еще раз и крикнул так громко, что, кажется, его услыхали бы даже в Севилье. Но и это не помогло. Что должно было случиться, то и случилось. Ослы с разбегу налетели на спорщиц, сбили их с ног и втоптали в дорожную пыль их нарядные кружевные мантильи. Конечно, крестьянки тотчас же вскочили. Позабыв вражду, они набросились на ни в чем не повинного Санчо.
        — Бессовестный! — закричали обе разом. — Куда ты гонишь своих ослов? Заставит тебя алькальд расплачиваться за наши платья и кружевные мантильи.
        Не теряя времени, они пустились к дому старого алькальда. Но Санчо тоже не стал зевать.
        "Если они прибегут раньше меня, то я окажусь виноватым. Если же я поспею первым, то смогу еще оправдаться", — так рассудил Санчо. Он бросил ослов в первом же попавшемся дворе и прямиком, через чужие сады и заборы, помчался к алькальду. Он успел прибежать раньше крестьянок и чистосердечно рассказал судье все, как было.
        Алькальд выслушал крестьянина и, подумав, сказал:
        — Помочь тебе не легко, потому что никто не может доказать, что ты действительно предупредил этих женщин криком, и я могу посоветовать тебе только одно: что бы ни говорили тебе, в чем бы ни обвиняли — молчи. Если даже я сам стану несправедливо винить тебя — тоже молчи. Даже если я прикажу отвести тебя в тюрьму, не говори ни слова. Я хочу, чтобы эти женщины приняли тебя за глухонемого. В этом одном твое спасение.
        Так сказал алькальд. Он вызвал двух стражников-альгвасилов и приказал отвести крестьянина в подвал, где ожидали суда провинившиеся.
        Он сделал это как раз вовремя, потому что тотчас же в дом ворвались разгневанные женщины. Они закричали наперебой, что два осла сбили их с ног, порвали платья и потоптали нарядные кружевные накидки. А третий осел даже не потрудился предупредить их криком; он нарушил приказ алькальда и должен купить им новые мантильи.
        Алькальд ударил в ладоши, и альгвасилы ввели печального Санчо.
        — Крестьянин Санчо, разве ты не знаешь моего строгого приказа? Почему ты не кричал: "Посторонись с дороги!", когда гнал своих ослов через селение? — строго спросил алькальд.
        Но Санчо не вымолвил в ответ ни слова — он молчал.
        — Отвечай же!
        Но крестьянин продолжал молчать.
        Алькальд пригрозил:
        — Если ты будешь насмехаться надо мной, я отправлю тебя в тюрьму!
        Но и на эти грозные слова крестьянин ничего не ответил.
        Тогда алькальд взял лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу, будто бы собираясь писать приговор, но, подумав, отложил бумагу в сторону. Пожав плечами, он сказал жалобщицам:
        — Почтенные женщины, мне кажется, что я не могу судить этого человека. Вы видите — он глухонемой и за поступки свои не отвечает.
        Такое решение очень не понравилось крестьянкам. Они поняли, что не получат с "глухонемого" ни песеты за свои порванные мантильи, и закричали разом:
        — Это он-то глухонемой? Да этот плут просто смеется над вами, ваша милость! Небось у него хватило глотки, чтобы орать на всю улицу: "Посторонись с дороги! Посторонись с дороги!", и он кричал так громко, что дай бог всякому!
        Тогда алькальд рассмеялся:
        — Ступайте-ка по домам, красавицы. Вы поняли, что вы только что мне сказали? Вы показали сами, что Санчо выполнил мой приказ и предупреждал вас криком, да таким, что дай бог всякому! Придется уж вам самим чинить ваши нарядные кружевные мантильи.
        Пристыженные женщины удалились, а судья приказал альгвасилам отпустить крестьянина.
        ИСПАНСКАЯ СКАЗКА
        ПОСТОЯНСТВО
        Постоянство однажды загордилось: - Ко мне стремятся все люди, потому что я даю им стабильность, надежность, уверенность в завтрашнем дне!
        Перемены возражали: - Люди любят нас, новые впечатления, путешествия, бурные чувства, загадки и новые тайны…
        А люди обычно редко анализировали качество состояния своих Желаний и постоянство их изменений… хотя имели одну главную Цель.
        ФЕАНО
        ПОТЕРЯННОЕ СЛОВО
        Женился парень. Взял девушку в жёны не из своей деревни, а из дальнего села. Пожили они, мало ли, много ли, жена и говорит мужу:
        - Съездил бы ты, Иванка, мою матушку навестить.
        Запряг Иванка лошадь и поехал.
        Хорошо его тёща встретила. Картошку на стол поставила, грибочков солёных, пирогов с рыбой. А потом налила в миску такое, чего он никогда не ел. И кислое оно, и сладкое, не густое, не жидкое, не холодное, не горячее. Вкусное! Ел бы да ел! Две миски Иванка съел. И спрашивает тёщу:
        - Это что же вы такое наварили?
        - Кисель это овсяный! Неужели не знаешь?
        - Не знаю! А Параска моя умеет его варить?
        - Отчего ж не уметь? Умеет!
        Погостил ещё немного Иванка у тёщи и домой отправился.
        Едет и твердит: “Кисель, кисель, кисель...”
        А навстречу прохожий. Поздоровались они. Только Иванка сказал “добрый день”, вылетело у него из головы слово. Никак не может вспомнить!
        Почесал Иванка затылок и повернул обратно к тёще. Хорошо ещё, что недалеко отъехал.
        Приехал и спрашивает:
        - Как та еда называется, которой вы меня угощали?
        - Кисель, овсяный кисель! Иванка снял шапку и проговорил в неё три раза: “Кисель! Кисель! Кисель!” Потом надел шапку и сказал:
        - Теперь-то уж не забуду!
        Полпути проехал, с барином встретился. Свернул коня прямо в лужу, чтобы барину дорогу уступить, шапку по обычаю снял. Да как закричит:
        - Ой, потерял! Ой, потерял!
        - Что ты потерял? - спрашивает барин.
        А Иванка чуть не плачет:
        - Такую штуку потерял, что ни за какие деньги не купишь!
        - Давай вместе искать, - говорит барин, - я тебе помогу!
        Засучили они рукава, стали в луже потерю искать. Барин осторожно ищет, чтобы руки в грязи не испачкать. А Иванка опустил руки в лужу по локоть, по дну шарит.
        - Что же ты делаешь? - говорит барин. - Разве так найдёшь? Всю грязь перемешал. Не лужа, а кисель!
        Иванка как закричит:
        - Спасибо тебе, барин! Отыскал ты мою потерю!
        Вскочил на телегу и хлестнул коня.
        Барин так и остался на дороге с растопыренными руками. Потом покрутил головой и поехал куда ехал.
        А Иванка уже к дому подъезжает. Выбежала жена ворота раскрыть, а он ей с телеги кричит:
        - Параска! Ты кисель умеешь варить?
        - Умею!
        - Так беги скорее вари! А то я опять забуду, как он называется.
        Наварила Параска киселя, созвали гостей, всех угостили. С тех пор в той деревне научились кисель варить.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПОТЕРЯННЫЙ КОШЕЛЕК
        Жил в Алемтежу богатый купец. Чем больше денег он откладывал в сундук, тем скупей становился. Целыми днями только о том и думал, как бы нажиться и бросить в сундук еще одну горсть золотых монеток.
        Однажды он купил гурт овец и продал его с большим барышом. Веселый, с тугим кошельком в кармане, купец возвращался домой с базара. И как было ему не веселиться! В кошельке позванивали четыреста золотых эскудо.
        "На эти четыреста я опять куплю овец и продам их за восемьсот. Куплю новых и опять продам вдвое дороже..." — думал жадный купец и так размечтался, что выронил кошелек из кармана.
        Только дома он обнаружил пропажу и вместе с тугим кошельком чуть не потерял рассудок. Всю ночь он не спал, вздыхал и охал, а утром отправился к властителю города, великому герцогу, и, низко кланяясь, стал просить его:
        — О великий герцог, заступник несчастных и покровитель всех честных людей! Выручи меня из беды, прикажи объявить указ: если кто-нибудь найдет кошелек с четырьмястами эскудо, пускай принесет к тебе и из четырехсот получит в награду сорок.
        Герцог пожалел купца и в тот же день велел объявить на площади о потере и об обещанной щедрой награде. А через три дня к герцогу пришла бедная женщина и вручила ему кошелек с четырьмястами эскудо.
        — Твоя честность достойна награды, — сказал великий герцог и приказал позвать купца.
        Увидев свой кошелек, купец высыпал деньги на стол и с жадностью принялся пересчитывать золотые.
        Их было ровно четыреста.
        Но теперь купцу не захотелось расставаться с десятой долей денег.
        — О женщина! — воскликнул мошенник. — Здесь не все деньги! Кроме этих вот четырехсот эскудо я положил в кошелек еще четыре венецианских золотых!
        Женщина спокойно ответила:
        — Сеньор купец, если бы я хотела присвоить себе ваши деньги, я взяла бы весь кошелек и не принесла бы его сеньору герцогу.
        Все поняли, что она говорит правду, но купец продолжал кричать и бранить женщину.
        Конечно, герцог догадался, что жадный купец попросту не хочет платить обещанной награды, и приказал ему:
        — Подойди ко мне и дай сюда кошелек.
        Купец выполнил приказание.
        Герцог спросил:
        — Ты утверждаешь, что в твоем кошельке были еще четыре венецианские монеты?
        — Да, сеньор герцог.
        — Почему же ты не сказал мне об этом раньше? Или ты хочешь присвоить чужое?
        И, возвысив голос, сказал:
        — Этот кошелек не принадлежит купцу. Я тоже на днях потерял кошелек, и в нем было как раз столько же золотых эскудо, но не было ни одной венецианской монеты. Значит, этот кошелек мой.
        Затем, обратившись к женщине, герцог прибавил:
        — Почтенная сеньора, дарит не тот, кто богат, а тот, кто добр, — так говорят у нас в народе. Потому-то ты и принесла сюда этот кошелек. Возьми же его себе в награду за доброту.
        И отдал женщине кошелек со всеми эскудо.
        А жадный купец ушел ни с чем и стал надолго посмешищем для всего Алемтежу.
        ПОРТУГАЛЬСКАЯ СКАЗКА
        ПОЧЕМУ БАРСУК И ЛИСА В НОРАХ ЖИВУТ
        Когда-то, рассказывают, не было у зверей и скота хвостов. Только один царь звериный - лев - имел хвост.
        Плохо жилось зверям без хвостов. Зимой еще кое-как, а подойдет лето - нету спасения от мух да мошкары. Чем их отгонишь? Не одного, бывало, за лето до смерти заедали оводы да слепни. Хоть караул кричи, коль нападут.
        Доведался про такую беду звериный царь и дал указ, чтоб все звери шли к нему хвосты получать.
        Кинулись царские гонцы во все концы зверей созывать. Летят, в трубы трубят, в барабаны бьют, никому спать не дают. Увидали волка - передали ему царский указ. Увидали быка, барсука - тоже позвали. Лисице, кунице, зайцу, лосю, дикому кабану - всем сказали, что надо.
        Остался один лишь медведь. Долго искали его гонцы, нашли наконец сонного в берлоге. Разбудили, растолкали и велели, чтоб за хвостом поспешал.
        Да когда ж оно было, чтоб медведь да торопился. Бредет себе потихоньку, помаленьку - топ, топ, все кругом разглядывает, нюхом мед выискивает. Видит - пчелиное дупло на липе. “Дорога-то к царю долгая, - думает, - надобно подкрепиться”.
        Взобрался медведь на дерево, а там, в дупле, меду полным-полно. Забормотал он на радостях да и стал дупло выдирать, мед загребать, за обе щеки уплетать. Наелся, глянул на себя, а шуба-то вся в меду да в трухе!.. “Как же, - думает, - в таком виде пред царские очи являться?”
        Пошел медведь на речку, вымыл шубу да и прилег на пригорке сушиться. А солнышко так припекло, что не успел Мишка и оглянуться, как уже сладко захрапел.
        Тем временем стали звери к царю собираться. Первой прибежала лиса. Огляделась по сторонам, а перед царским дворцом целая куча хвостов: и длинные, и короткие, и голые, и пушистые...
        Поклонилась лиса царю и говорит:
        - Ясновельможный господин царь! Я первая откликнулась на твой царский указ. Дозволь же мне за это выбрать себе хвост какой захочется...
        Ну, царю-то все равно, какой хвост дать лисе.
        - Ладно, - говорит, - выбирай себе хвост по вкусу.
        Разворошила хитрая лиса всю кучу хвостов, выбрала самый красивый - длинный, пушистый - и помчалась назад, пока царь не передумал.
        За лисой прискакала белка, выбрала себе хвост тоже красивый, да только поменьше, чем у лисы. За нею - куница. И она с хорошим хвостом назад побежала.
        Лось, тот выбрал себе хвост самый длинный, с густою метелкой на конце, чтоб было чем от оводов да слепней отмахиваться. А барсук схватил хвост широкий да толстый.
        Лошадь взяла себе хвост из сплошного волоса. Прицепила, махнула по правому боку, по левому - хорошо бьет. “Теперь мухам смерть!” - заржала она на радостях и поскакала на свой луг.
        Последним прибежал зайчик.
        - Где же ты был? - говорит царь. - Видишь, у меня один только маленький хвостик остался.
        - А мне и этого хватит! - обрадовался зайчик. - Оно и лучше, чтоб налегке от волка и собаки убежать.
        Прицепил себе зайчишка коротенький хвостишко куда полагается, скакнул раз, другой и побежал веселый домой. А звериный царь, все хвосты раздав, пошел спать.
        Только под вечер проснулся медведь. Вспомнил, что надо ведь к царю за хвостом торопиться. Глянул, а солнце-то уже за лес катится. Кинулся он со всех ног галопом. Бежал, бежал, аж вспотел бедняга. Прибегает к царскому дворцу, а там - ни хвостов, ни зверей... “Что ж теперь делать? - думает медведь. - Все будут с хвостами, один я без хвоста...”
        Повернул Мишка назад и злой-презлой потопал в свой лес. Идет он, вдруг видит - на пне барсук вертится, ладным своим хвостом любуется.
        - Послушай, барсук, -говорит медведь, -зачем тебе хвост? Отдай его мне!
        - И что ты, дядька медведь, выдумал! - удивляется барсук. - Разве можно такого красивого хвоста лишиться?
        - А не дашь по доброй воле, силой отберу, - буркнул медведь и положил свою тяжелую лапу на барсука.
        - Не дам!.. - закричал барсук и рванулся изо всех сил бежать.
        Смотрит медведь, а у него в когтях кусок барсучьей шкуры остался да кончик хвоста. Бросил он шкуру прочь, а кончик хвоста себе прицепил и двинулся в дупле мед доедать.
        А барсук от страха места себе не найдет. Куда ни спрячется, все ему мерещится, что вот-вот придет медведь, остаток хвоста отберет. Вырыл он тогда в земле большую нору, там и поселился. Рана на спине зажила, а осталась зато темная полоска. Так до сих пор она и не посветлела.
        Бежит раз лиса, глядь - нора, а в ней кто-то храпит, словно подвыпил. Забралась она в нору, видит, там барсук спит.
        - Что это тебе, соседушко, наверху тесно, что ты под землю забрался? - удивляется лиса.
        - Да-а, лисичка, - вздохнул барсук, - правда твоя - тесно. Если б не еду искать, то и ночью бы не выходил отсюда.
        И рассказал барсук лисе, отчего ему на земле тесно. “Э-э, - подумала лиса, - коль медведь на барсучий хвост позарился, то мой ведь во сто раз краше...”
        И побежала она искать от медведя убежища. Пробегала целую ночь, нигде спрятаться не может. Наконец под утро вырыла себе нору, такую же, как у барсука, залезла в нее, прикрылась своим пушистым хвостом и спокойно уснула.
        С той поры барсук и лиса живут в норах, а медведь так без хорошего хвоста и остался.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПОЧЕМУ ВЕРБЛЮД ОГЛЯДЫВАЕТСЯ, КОГДА ПЬЕТ
        Раньше верблюд был красавцем. У него были ветвистые рога и длинный густой хвост. Однажды пришел он к речке напиться. Пьет и любуется собой. Вдруг к нему подбегает олень:
        — Милый верблюд, мне надо сегодня в гости сходить. Дай мне твои рога на один вечер!
        Верблюд отдал оленю рога.
        Конь в те времена был бесхвостый. Подбежал он к верблюду и попросил на один день черный шелковистый хвост. Верблюд отдал ему хвост.
        Прошло много времени. Не отдают верблюду его рога и хвост. Когда он напомнил оленю о долге, тот насмешливо ответил:
        — Я отдам рога, когда хвост у тебя вырастет до земли.
        А конь сказал:
        — Я отдам хвост, когда у тебя вырастут рога.
        С тех пор верблюд, когда пьет в реке, всегда оглядывается. Это он ждет своих должников.
        КАЗАХСКАЯ СКАЗКА
        ПОЧЕМУ ВОЛКИ КОЛОКОЛЬЧИКА БОЯТСЯ
        Служила у станового лиса и службу свою старательно исполняла. Правда, неизвестно, кем и как она служила, - может, кур ему к обеду поставляла либо еще что.
        Однажды становой говорит лисе:
        - Проси у меня чего хочешь за свою службу. Что ни попросишь - все тебе дам!
        Думала, думала лиса, чего бы попросить, и надумала.
        - Дайте мне,- говорит,- свой колокольчик, чтобы, когда я где пройду, все меня боялись, как самого господина станового.
        Становой согласился. Дал ей свой'колокольчик, да и говорит:
        - Гляди же не потеряй его! А потеряешь или отдашь кому, я с тебя шкуру спущу!
        Побожилась лиса, что никому не отдаст и не потеряет, и пошла себе гулять по белу свету. Кто только ни заслышит колокольчик-все пугаются и дают лисе все, что она ни скажет.
        Проведал волк про то, что лиса добыла себе у станового колокольчик и что всякий ее боится и дает ей все, чего она только ни пожелает.
        Вот приходит он к лисе и просит хоть на часок этот колокольчик. Не хотела лиса давать, да уж очень волк стал ее просить.
        - Ну уж ладно, кум, - согласилась лиса, - на, бери, если потеряешь, поплачешь тогда. Становой-то за этот колокольчик с нас обоих шкуру сдерет!
        Взял волк колокольчик, да и побежал скорее раздобыть себе чего-нибудь. Прибежал он в поле к пастухам.
        - Меня, - говорит, - становой прислал, чтобы вы ему дали лучшего барана, а не дадите, так он сам сейчас приедет и вас в холодную посадит!
        Не поверили ему пастухи и давай его бить. Натравили на него собак, били, били и колокольчик отняли. Пропал колокольчик.
        Заплакал волк, пошел к лисе и рассказывает ей, так, дескать, и так.
        Заплакала и лисица, да что уж тут поделаешь? Поминай как звали колокольчик станового.
        С того времени, как только волк заслышит колокольчик, думает, что это становой едет его искать. И, чуть живой от страха, бежит куда глаза глядят.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПОЧЕМУ ГЛИНЯНЫЕ ПТИЦЫ ВЗЛЕТЕЛИ
        Однажды Иисус, сын Марии, будучи еще ребенком, вылепил из глины маленьких птиц. Увидев это, другие дети, не умевшие лепить птиц, побежали к взрослым и пожаловались на него.
        Взрослые сказали:
        - Непозволительно заниматься такими делами в святой день, - ибо это было в субботу.
        И они направились к луже, у которой играл Иисус, и, подойдя к нему, спросили, где вылепленные им птицы.
        В ответ Иисус указал на глиняных птиц, и в тот же миг птицы взлетели в воздух и улетели прочь.
        - Сделать летающих птиц невозможно, а значит, он не нарушил субботы, - сказал один из взрослых.
        - Я хотел бы овладеть этим искусством, - сказал другой.
        - Это не искусство, - возразил третий, - обыкновенный трюк, зрительный обман и ничего больше.
        Итак, суббота не была нарушена, волшебное искусство так и осталось никому не известным; а что касается обмана, то взрослые, как и их дети, обманули сами себя, потому что не ведали, с какой целью были вылеплены птицы.
        То, что в субботу запрещалось чем бы то ни было заниматься, имело свою причину, но она была давно позабыта. Взрослые не обладали знанием того, как отличить ложь от истины. Происхождение волшебного искусства, равно как и цель сотворенного чуда, были им совершенно неведомы. Потому все это не имело для них никаких последствий. Так же было и с вытягиванием деревянной доски.
        Рассказывают, что однажды Иисус помогал Иосифу-плотнику в его мастерской.
        Одна доска оказалась слишком короткой, и тогда Иисус каким-то образом вытянул ее до требуемой величины.
        Когда эту историю рассказали людям, один сказал: "Но это же настоящее чудо, этот мальчик непременно станет святым".
        Другие сказали: "Мы не поверим в это до тех пор, пока не увидим все своими глазами".
        "Этого не может быть, - сказали третьи, - потому что этого не может быть никогда. Эту историю надо исключить из книг".
        Все они, с их различными мнениями, отнеслись к этому преданию совершенно одинаково - потому что им были неизвестны цель и смысл утверждения "он растянул доску".
        Суфийские авторы часто ссылаются на Иисуса как на мастера пути. Существует, кроме того, невообразимое множество устных преданий о нем, популярных на Среднем Востоке, которые еще ожидают собирателя.
        В несколько измененном виде эту историю можно встретить во многих дервишских коллекциях. Суфии говорят, что "сын плотника" и другие названия евангельских персонажей по роду профессии представляют собой термины посвятительного значения и не всегда указывают на социальное занятие человека.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ПОЧЕМУ КУКУРУЗА И ФАСОЛЬ РАСТУТ ВМЕСТЕ
        Жил Одинокий. Стало ему скучно одному, и пошел он искать себе невесту. Идет и поет:
        - Кто выйдет за меня замуж? Кто выйдет за меня замуж?
        Отвечает Сова:
        - Я выйду.
        Одинокий спрашивает:
        - А чем ты будешь меня кормить?
        Сова говорит:
        - Ящерицами и мышами.
        - Э, нет, так не пойдет. Эта еда не по мне.
        - Как хочешь, - обиделась Сова, взмахнула крыльями и улетела. Пошел Одинокий дальше и опять поет:
        - Кто выйдет за меня замуж? Кто выйдет за меня замуж?
        Ему отвечает Лягушка:
        - Я пойду за тебя замуж.
        - А чем ты будешь меня кормить?
        - Мошками и червяками.
        - И эта еда не по мне, - отвечает ей Одинокий и снова идет дальше. В третий раз завел он свою песню:
        - Кто выйдет за меня замуж? Кто выйдет за меня замуж?
        - Я выйду, - послышался чей-то голос.
        - А чем ты будешь меня кормить? - озираясь, спрашивает Одинокий. - Кукурузными лепешками и вареной кукурузой.
        - Эта еда как раз по мне, - обрадовался Одинокий. - Я на тебе женюсь. И поскорее обнял свою невесту. Так они нашли друг друга. Невесту звали Кукуруза, а жениха - Фасоль.
        Вот почему индейцы сажают с тех пор кукурузу и фасоль всегда вместе.
        СКАЗКА ИНДЕЙЦЕВ ОНЕЙДА
        ПОЧЕМУ ПЛЕМЕНА ГОВОРЯТ НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ
        Было время, когда все племена говорили на одном языке. Даже чужие понимали друг друга, и никто не спотыкался на незнакомых словах, никого не считали глупым, как считают теперь, если человек не может объясниться с другим человеком и оба молчат.
        Племен было много, а говорили все они на одном языке, и поэтому люди легко делились друг с другом своей мудростью и все племена жили в дружбе.
        Но брачные законы запрещали мужчинам одного племени жениться на женщинах другого племени, и люди были недовольны такими порядками, и потому собрались старики всех племен и решили, что каждый может жениться, на ком он хочет. Мужчина из племени Динго может взять себе в жены женщину из племени Ящерицы, женщина Кенгуру может выйти замуж за мужчину Эму -так постановили для всех племен.
        Но нашлись племена, которым новый закон не понравился. Они отточили копья и сговорились стоять на своем.
        И больше всех гневались племена Черепахи, Лягушки и Ворона.
        Тогда старики созвали все племена, чтобы вместе решить этот спор.
        Племена, которые стояли за новый закон, не верили, что спор можно решить мирно. Они опасались, как бы племена Черепахи, Лягушки и Ворона не напали на них, - уж больно воинственные это были племена. Поэтому все захватили с собой бумеранги, копья и стали ждать, что будет.
        Но воины Черепахи, Лягушки и Ворона понимали, что других племен больше, и они придумали, как перессорить тех, кому нравится новый закон, чтобы они передрались и перебили друг друга.
        Когда в назначенный день все люди собрались вместе, племена Черепахи, Лягушки и Ворона начали плясать и петь. Чуть кто-нибудь уставал, на его место тут же становился другой. Они топали и кричали и не останавливались даже тогда, когда, по обычаю, все садились за еду.
        А другие племена стояли вокруг и глядели на них. Но уходить во время пения и плясок не полагалось: это навлекло бы на племя несчастья и бедствия.
        Так люди стояли и смотрели на пляски, и голод все больше и больше мучил их, и ноги у них подкашивались, и глаза закрывались от усталости.
        Три дня плясали и пели племена Черепахи, Ворона и Лягушки, а на третий день от голода и усталости людей других племен охватила злоба, и речь их стала дерзкой и оскорбительной. Все сердились и толкали друг друга.
        А так как все племена говорили на одном языке, каждый понимал, что сосед его оскорбляет, и люди настолько разъярились, что вскочили на ноги и начали драться.
        Драка между друзьями страшнее драки врагов. Многие пали в этой схватке, и племена разошлись в ненависти.
        С тех самых пор и решило каждое племя говорить не так, как говорят другие племена. Каждое племя придумало себе свой собственный язык, чтобы только соплеменники понимали друг друга.
        Вот так, как сейчас.
        АВСТРАЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        Почему рака называют отшельником
        Вы слышали про рака-отшельника? Ага, значит, слышали. А знаете, почему его так назвали? Нет? Тогда я вам скажу: он избегает всех, прячется. Ведь ему стыдно. За свое хвастовство и трусость.
        Дело в том, что давным-давно в море жили крабы, раки, рыбы, медузы, тюлени и другие водоплавающие, которые редко ссорились между собой. Жили все в дружбе и радовались солнечным лучам, которые пробивались сквозь воду и согревали дно с водорослями. Среди прочих существ, шустро бегающих по песку, был рак. Хвастунишка, нужно сказать, он был отменный.
        - Я самый сильный и красивый! - говорил он дельфинам, а те смеялись в ответ, думая, что рак просто шутит. Но рак говорил всерьез и очень злился, что ему не верят.
        - Я самый храбрый и никого не боюсь! - твердил он, обращаясь к улиткам и морским конькам. - Смотрите, какие у меня клешни. Кто против них устоит? Любой бросится прочь от меня, едва увидит издалека мой грозный вид.
        Следует признать, что мелкие рыбы и животные относились к нему с уважением. Потому что ни у кого, действительно, не было таких клешней. И поэтому всегда кружились вокруг рака, сопровождали его в любом походе. Считали, что так они под надежной защитой.
        Увидев рака с такой свитой, другие рыбы и моллюски начинали также уважительно относиться к носителю грозных клешней. Они даже приносили ему вкусные водоросли, ловили в песке червячков и другую вкуснятину, лишь бы удостоиться его внимания. И рак одобрительно иногда похлопывал их по плавникам, отчего рыбы от радости взлетали, да с такой скоростью, что выпрыгивали из воды.
        И допрыгались. Потому что их увидели птицы, которые, как вы знаете, часто летают над морем. Их было много, среди них были утки, гагары, гуси, орлы, лебеди, буревестники, цапли и многие другие.
        - Ух, ты! - кричали они, смотря, как из воды появляются рыбы. - Если там так хорошо, что морская живность радуется, то и нам следует жить в подводном мире. Да и еды там, наверное, так много, что у нас не будет забот.
        И птицы, посоветовавшись, решили переселиться в подводный мир. Они нырнули в воду и увидели, как там красиво и хорошо. К ним подплыли рыбы и медузы, весьма удивленные тем, что орлы и пеликаны решились опуститься на морское дно.
        - О-о-о, - сказали птицы, хорошенько оглядевшись. - Как здесь здорово! Теперь мы - владыки этого мира! И вы должны нам служить! - заявили они рыбам. - А если откажетесь, то мы вас всех съедим!
        Тут рыбы испугались. Приуныли и заплакали. Потому что им стало страшно. Но тут одна из них - золотистая рыбка - вспомнила, что среди них живет рак, который может прогнать врагов при помощи клешней. «Ведь он - самый сильный и храбрый!» - крикнула она. И все жители моря встрепенулись. В них проснулась надежда на спасение.
        - Да-да, рак заступится за нас, он прогонит этих птиц! - поддержали они золотистую рыбку. И они отправились просить помощи у рака, героя моря.
        В это время рак сидел на камне и ел червячков, которых принесли ему морские ежи, и твердил, что благодаря ему в море сплошная благодать. Тут к нему подплыла золотистая рыбка:
        - Птицы хотят захватить наш мир! Выручай! Спасай!
        Рак перестал есть и с удивлением посмотрел на нее. Ему не понравилось, что его отвлекли от еды. Но тут вспомнил, что он - герой и самый главный в этом подводном мире, и грозно крикнул:
        - Ну, эти птицы у меня попляшут! Вот я им покажу! Будут они знать, где раки зимуют! Здесь только я - самый настоящий герой!
        И он в окружении рыб зашагал по дну туда, где находились непрошеные гости. А те уже решали, где будут жить - в норе, на коралловых рифах или у водорослей. И требовали у прежних жителей быстрей освободить место. Иначе всех проглотят. Рыбки, осьминожки, змеи в страхе убегали отсюда.
        - Эй вы, наглецы! - храбро крикнул рак, подойдя к птицам. - А ну-ка, вон отсюда! Иначе я своими клешнями вас разрежу на части.
        Но гагары, филины и орлы не испугались его. Они подплыли к нему и, махая крыльями и грозно стуча клювами, закричали:
        - Вот сейчас мы тебя заклюем! И панцирь не спасет! Сейчас скрутим тебя лапами и крыльями исхлестаем! Будешь знать, как против нас выступать!
        И знаете, что произошло? Думаете, начался бой рака с птицами? Как бы не так! Наш морской герой струсил. Он подумал, что его действительно могут побить. И решил, что следует спасать свой панцирь. Изумленные обитатели моря увидели, как смельчак, которого они боготворили, удрал, бросив их на произвол судьбы.
        - Эй, куда ты? - изумленно кричали медузы. - Ты же хотел нас защитить!
        - В море каждый сам за себя! - крикнул им в ответ рак. Он боялся, что сейчас птицы настигнут его и заклюют. И он искал место, где может укрыться от них, от их крепких клюв и цепких лап. Тут он увидел кем-то забытую раковину. Она была пустой. Рак быстро спрятался внутри нее.
        Птицы смеялись:
        - Ха-ха, вот это герой! Уморили нас! Мы думали, что этот рак нас напугает, да он сам трусишка!
        А потом захватчики сказали рыбам:
        - Вы поняли, какие мы смелые? И не вздумайте сопротивляться нам! Теперь будете нашими слугами.
        Рыбы заплакали. Но тут золотистая рыбка смело крикнула:
        - Эй вы, жители моря! Чего вы боитесь? Нас много, а птиц - мало. Это наш мир, и нам следует его защищать! И никакой герой-рак нас не спасет, если мы сами себе не поможем!
        - Да, правильно! - согласились медузы и скаты. - Веди нас, золотистая рыбка, на подвиги! Теперь ты - наш вожак!
        - В атаку! - закричала золотистая рыбка. И все морские жители кинулись на опешивших от неожиданности птиц. Рыбы кусали их за крылья, коньки царапали глаза, а медузы оплетали лапы своими щупальцами. Но это еще не все: скаты били электрическим током, а акулы щелкали острыми зубами, осьминоги пускали чернила, от которых птицы не видели нападавших. Разве мог кто-нибудь устоять против такого массового нападения? И птицы, испугавшись, кинулись наутек. Они выплыли на поверхность и поклялись, что больше никогда не опустятся под воду.
        - Там такой ужас! - кричали они, летя к деревьям, где жили раньше. - Нет, наш мир нам кажется лучше.
        Тем временем под водой жители праздновали победу. Они танцевали, пели песни, радовались. И тут рак вылез из раковины.
        - Ну, птицы убрались восвояси? - спросил он, готовый в любую секунду нырнуть обратно в спасительную раковину. Заметив, что врагов нет, сразу осмелел: - Ага, это они меня испугались! Я на них навел такого страху, что теперь они сюда клюва не сунут! Слава мне! Слава моим грозным клешням!
        - Да это трусишка-рак вылез из своей раковины, куда он спрятался от птиц! - засмеялись медузы. - Теперь хочет показать, что без него мы не смогли бы справиться с птицами! Забыл, как удрал с поля боя?
        - Теперь мы знаем, какой ты герой! - добавили рыбы. - Ты просто хвастунишка!
        - И совсем не храбрец! - согласились морские ежи.
        Рак, покраснев от стыда, полез обратно в раковину. С тех пор он оттуда редко выходит. Он ни с кем не дружит, и никто не хочет с ним дружить. Кому нужен хвастунишка и трус, который бросает друзей в трудную минуту?
        Вот так рак стал отшельником. Он всегда носит с собой раковину. Потому что когда видит кого-либо, то сразу прячется в ней от укоризненного и насмешливого взгляда или крика «Трус!».
        Так что, дети, из героя стать трусом можно в одну минуту. Но как трудно найти потом друга. Кто этого не поймет, станет отшельником, как этот рак.
        ПОЧЕМУ СОБАКИ С ЛЮДЬМИ СТАЛИ ЖИТЬ
        Очень это давно было. Наверное, когда первые шишки с ёлок ещё не упали. Лиса уже тогда при медведе лесным хозяйством заведовала, так что хоть шаром покати. Прошёлся как-то голодный медведь по владениям и увидал что всё пусто, куда ни кинь.
        - Лиса! - рычит, - куда всё подевалось? Даю тебе времени до рассвета на полный отчёт, а не то собакам скормлю.
        А собаки в ту пору в лесу жили, по норам и дуплам. Подумала лиса про собак и прикинула ближайшую перспективу. Села на пень, голову лапой подперла и задумчиво на луну смотреть стала, которая как раз полным кругом взошла. Смотрела-смотрела, да как начнёт облизываться и слюнки пускать. Увидали это собаки, да тоже слюни подраспустили, тоскуют и на лису огрызаются,
        - Чего это ты, лисица, слюни пускаешь, когда жрать нечего.
        - Эх, слепые, - лиса говорит, - ничего не видите, а на луне-то быка жарят.
        Задрали собаки головы, действительно, что-то похожее там и вроде бы даже запах доносится.
        - У-у-у, - взвыли собаки, - как бы туда попасть?
        - Ничего проще, луна вон там где-то на землю сядет, вот и бегите туда поскорей, - сказала лиса, махнув лапой вдаль.
        Убежали собаки в ту ночь из леса и за луной по лугам и болотам гонялись, пока из сил не выбились. Следы свои так запутали, что и дороги обратно в лес не нашли. Вот они в конце концов к людям и прибились, почуя в них ту же тягу к несбыточному. Теперь, что ни полнолуние, вой с лаем на всю деревню.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ПОЧЕМУ СТАРИКАМ ПОЧЕТ
        Один жестокий царь издал такой закон: всех старых людей убивать.
        — Старики не могут ни жать, ни пахать, ни деревья рубить, —говорил он. —Только дома сидят, хлеб даром едят да под ногами путаются.
        И вот царские палачи засучили рукава и взяли топоры в руки. Всех стариков переказнили. Остался на той земле только один старик — отец некоего боярина. Пожалел боярин старика отца, не выдал его палачам, а спрятал в тайнике и там кормил. Никто про него знать не знал, ведать не ведал.
        У жестокого царя был вороной конь, да такой норовистый, каких свет не видывал. Не то что объездить его, но и подойти к нему никто не смел. Жила в царском дворце одна знахарка, хитрая баба. Раз спросил ее царь, как объездить коня. А она ему в ответ:
        — Как объездить? А прикажи, государь, своим боярам свить аркан из песка. Заарканишь своего вороного коня песочным арканом, станет он смирней овечки.
        Созвал царь всех бояр и объявил свою волю:
        — Завтра же доставьте мне аркан из песка. А если явитесь во дворец без аркана, я вас всех до единого переказню.
        Разошлись бояре, повесив головы. Никто не понимал, как это можно свить аркан из песка. Среди бояр был и тот, кто спас от казни своего отца. Вернулся он домой, а старик его и спрашивает:
        — Что закручинился, сынок?
        Боярин рассказал, чего требует царь.
        — Только и всего? — говорит старик. — Ну, тебе бояться нечего. Завтра утром, когда вы все соберетесь во дворце, царь вас спросит: "Где аркан?", а ты ему ответь: "Царь-государь, мы готовы свить аркан из песка, да не знаем, какой тебе надобен — толстый ли, тонкий ли. Дай нам образец".
        Сын исполнил отцовский совет. На другой день выслушал царь умную отговорку, наклонил голову и говорит:
        — Что правда, то правда, надо бы вам дать образец, да только негде его взять.
        И не стал царь бояр казнить.
        В то лето случилась великая засуха, какой на земле еще никогда не бывало. Все выгорело — и травы и хлеба. Житницы опустели, ни зерна не осталось на семена. Испугались люди — не умереть бы с голоду! Царю тоже забота немалая. Призвал он опять своих бояр и приказывает:
        — Слушайте царское слово! Завтра же явитесь во дворец и доложите мне, где взять зерна на посев. А не то я с вас всех головы поснимаю.
        Вышли от царя бояре сами не свои. Как быть? Нигде ни зерна — хоть шаром покати! И вот видит старик — тот, что жил в тайнике, — сын его опять закручинился. Стал он сына расспрашивать, а тот ему в ответ:
        — Ну, отец, на сей раз и ты мне не поможешь.
        — Почему?
        — Да потому, что во всей нашей земле нет ни зернышка, а царь велел нам, боярам, завтра же доложить ему, где найти семена на посев.
        — Не бойся, сынок. Вот вы завтра придете к царю, а ты и присоветуй ему, чтоб он приказал крестьянам разрыть все муравейники, какие только есть в нашем царстве. Там найдут зерно, что муравьями собрано.
        На другой день крестьяне разрыли муравейники и в каждом набрали по мешочку крупного зерна. Тогда царь милостиво обошелся с боярином и спросил:
        — Скажи, кто дал тебе такой мудрый совет?
        — Не смею, государь. Скажу — прикажешь меня повесить.
        — Говори! Ни волоса не упадет с твоей головы.
        Тут уж боярин признался, что спрятал своего отца, а старик научил его отговориться от песочного аркана и указал, где найти скрытое зерно.
        И тогда издали новый закон: никто не смеет обижать старых людей, и, когда они идут по улице, каждый должен уступать им дорогу.
        БОЛГАРСКАЯ СКАЗКА
        ПОЧЕМУ У ЗАЙЦА ГУБА РАССЕЧЕНА
        Как-то собрались зайцы под высокой сосной и стали на свою горькую судьбу жаловаться.
        А самый старший слушал, слушал, потом вышел вперед и сказал:
        - Милые мои братья! Плохо бедным зайцам живется на свете. В кустах зверь зашуршит - зайке страшно; лист слетит с дерева - у зайца душа в пятки уходит. Как завидит кто нашего брата, так и кричит: "Улю-лю его, улю-лю!" Всех мы боимся, а нас и комар не испугается. Пойдем лучше к морю и утопимся с горя. Все равно рано или поздно помирать надо.
        Послушались зайцы своего старшего. Побежали к морю топиться. А у моря на лугу паслось большое стадо овец. Увидела одна овца столько зайцев, испугалась, заблеяла и побежала. И все стадо за ней. Бегут овцы, сами не знают куда, сами не знают от кого. Хвостики у них дрожат, копытца стучат.
        А за овцами собаки несутся, лают, надрываются. Пастухи кричат, палками машут. Шуму-то, крику!
        Смешно стало зайцам. Присели они на задние лапы и давай хохотать. До того смеялись, что губа у них лопнула.
        - Нет, не так уж нам, зайцам, плохо на свете! И мы сильны, когда вместе!
        И не стали топиться. Только вот с того времени у всех зайцев верхняя губа надвое рассечена.
        ЭСТОНСКАЯ СКАЗКА
        ПОЧЕМУ У МЕСЯЦА НЕТ ПЛАТЬЯ
        Решил месяц сшить себе платье.
        Снял с него портной мерку и сел за работу. В назначенный срок пришел месяц за работу. В назначенный срок пришел месяц за платьем.
        А платье-то узко и коротко.
        - Видно, я ошибся, - говорит портной. И снова сел за работу.
        В назначенный срок пришел месяц за платьем.
        Опять платье мало.
        - Видно, и теперь я ошибся, - сказал портной.
        И снова стал кроить и шить.
        В третий раз месяц пришел к портному.
        Увидел портной: идет по небу круглый месяц - не месяц, а луна целая, да вдвое шире, чем платье, которое он только что сшил. Что было делать портному? Бросился он бежать. Искал его месяц, искал, да не нашел.
        Так и остался месяц без платья.
        СЕРБСКАЯ СКАЗКА
        ПРАВЕДНЫЙ СУДЬЯ
        Один алжирский царь Бауакас захотел сам узнать, правду ли ему говорили, что в одном из его городов есть праведный судья, что он сразу узнает правду и что от него ни один плут не может укрыться. Бауакас переоделся в купца и поехал верхом на лошади в тот город, где жил судья. У въезда в город к Бауакасу подошел калека и стал просить милостыню. Бауакас подал ему и хотел ехать дальше, но калека уцепился ему за платье.
        - Что тебе нужно? - спросил Бауакас. - Разве я не дал тебе милостыню?
        - Милостыню ты дал, - сказал калека, - но еще сделай милость - довези меня на своей лошади до площади, а то лошади и верблюды как бы не раздавили меня.
        Бауакас посадил калеку сзади себя и довез его до площади. На площади Бауакас остановил лошадь. Но нищий не слезал.
        Бауакас сказал:
        - Что ж сидишь, слезай, мы приехали.
        А нищий сказал:
        - Зачем слезать, - лошадь моя; а не хочешь добром отдать лошадь, пойдем к судье.
        Народ собрался вокруг них и слушал, как они спорили; все закричали:
        - Ступайте к судье, он вас рассудит.
        Бауакас с калекой пошли к судье. В суде был народ, и судья вызывал по очереди тех, кого судил. Прежде чем черед дошел Бауакаса, судья вызвал ученого и мужика: они судились за жену. Мужик говорил, что это его жена, а ученый говорил, что его жена. Судья выслушал их, помолчал и сказал:
        - Оставьте женщину у меня, а сами приходите завтра.
        Когда эти ушли, вошли мясник и масленик. Мясник был весь в крови, а масленик в масле. Мясник держал в руке деньги, масленик - руку мясника.
        Мясник сказал:
        - Я купил у этого человека масло и вынул кошелек, чтобы расплатиться, а он схватил меня за руку и хотел отнять деньги. Так мы и пришли к тебе, - я держу в руке кошелек, а он держит меня за руку. Но деньги мои, а он - вор.
        А масленик сказал:
        - Это неправда. Мясник пришел ко мне покупать масло. Когда я налил ему полный кувшин, он просил меня разменять ему золотой. Я достал деньги и положил их на лавку, а он взял их и хотел бежать. Я поймал его за руку и привел сюда.
        Судья помолчал и сказал:
        - Оставьте деньги здесь и приходите завтра.
        Когда очередь дошла до Бауакаса и до калеки, Бауакас рассказал, как было дело. Судья выслушал его и спросил нищего. Нищий сказал:
        - Это все неправда. Я ехал верхом через город, а он сидел на земле и просил меня подвезти его. Я посадил его на лошадь и довез, куда ему нужно было; но он не хотел слезать и сказал, что лошадь его. Это неправда.
        Судья подумал и сказал:
        - Оставьте лошадь у меня и приходите завтра.
        На другой день собралось много народа слушать, как рассудит судья.
        Первые подошли ученый и мужик.
        - Возьми свою жену, - сказал судья ученому, - а мужику дать пятьдесят палок.
        Ученый взял свою жену, а мужика тут же наказали. Потом судья вызвал мясника.
        - Деньги твои, - сказал он мяснику; потом он указал на масленика сказал: - А ему дать пятьдесят палок.
        Тогда позвали Бауакаса и калеку.
        - Узнаешь ты свою лошадь из двадцати других? - спросил судья Бауакаса.
        - Узнаю.
        - А ты?
        - И я узнаю, - сказал калека.
        - Иди за мною, - сказал судья Бауакасу.
        Они пошли в конюшню. Бауакас сейчас же промеж других двадцати лошадей показал на свою.
        Потом судья вызвал калеку в конюшню и тоже велел ему указать на лошадь. Калека признал лошадь и показал ее.
        Тогда судья сел на свое место и сказал Бауакасу:
        - Лошадь твоя; возьми ее. А калеке дать пятьдесят палок. После суда судья пошел домой, а Бауакас пошел за ним.
        - Что же ты, или недоволен моим решением? - спросил судья.
        - Нет, я доволен, - сказал Бауакас. - Только хотелось бы мне знать, почему ты узнал, что жена была ученого, а не мужика, что деньги были мясниковы, а не маслениковы и что лошадь была моя, а не нищего?
        - Про женщину я узнал вот как: позвал ее утром к себе и сказал ей: «Налей чернил в мою чернильницу». Она взяла чернильницу, вымыла ее скоро и ловко и налила чернил. Стало быть, она привыкла это делать. Будь она жена мужика, она не сумела бы этого сделать. Выходит, что ученый был прав. Про деньги я узнал вот как: положил деньги в чашку с водой и сегодня утром посмотрел - всплыло ли на воде масло. Если бы деньги были маслениковы, то они были бы запачканы его маслеными руками. На воде масла не было, стало быть, мясник говорит правду. Про лошадь узнать было труднее. Калека так же, как и ты, из двадцати лошадей сейчас же указал на лошадь. Да я не для того приводил вас обоих в конюшню, чтобы видеть, узнаете ли вы лошадь, а для того, чтобы видеть - кого из вас двоих узнает лошадь. Когда ты подошел к ней, она обернула голову, потянулась к тебе; а когда калека тронул ее, она прижала уши и подняла ногу. По этому я узнал, что ты настоящий хозяин лошади. Тогда Бауакас сказал:
        - Я не купец, а царь Бауакас. Я приехал сюда, чтобы видеть, правда ли то, что говорят про тебя. Я вижу теперь, что ты мудрый судья.
        Л. ТОЛСТОЙ
        Правдивая история о садовнике
        Много-премного лет назад жил маленькии-пре-маленький удивительный городок. В нем вокруг каждого дома рос сад: яблоневый, или черешневый, или грушевый, или персиковый, или еще какой-нибудь.
        Жители городка очень любили навещать и приглашать друг друга к себе. По делам и просто так. Каждый день они писали письма: «Уважаемый сосед (в маленьком городке все соседи)! Вы давно не заходили в черешневый дом!» Или «Дорогой друг (в городке все были друзьями)! Вас ждут хозяева в яблоневом саду». А почтальону говорили:
        — Будьте добры, пожалуйста, отнесите письмо тому-то или тому-то. Почтальон ничего не путал, ведь городок совсем маленький. Но однажды случилась неприятность. Почтальон нес три очень важные записки с просьбой зайти: пекарю — к хозяйке яблоневого сада, гончару — в дом вишневый, аптекарю — в персиковый.
        И вдруг налетел ветер. А у ветра было в тот день озорное, почти разбойничье настроение.
        Вырвал ветер у почтальона записки-приглашения, перемешал и унес. Полетели письма, а потом ветер осторожно опустил их в сад... садовника. Так уж захотел ветер.
        Садовник уже очень давно выращивал цветы. Разные. Красивые.
        Некрасивых цветов не бывает. Цвели в саду садовника желтые и белые нарциссы, красные розы, белые и розовые маргаритки...
        Когда у кого-нибудь из горожан был день рождения, или другое торжество, или просто хорошее настроение — каждый мог прийти к садовнику и для каждого он подбирал цветы.
        А калитка сада, увитая крупными голубыми вьюнами, с удовольствием пропускала всех-всех. Сам садовник никогда цветов не разносил. Даже в гости ни к кому не ходил. Потому что каждому самому было приятно зайти в его чудесный сад, единственный в городе цветочный сад.
        Оттого и удивился садовник, когда к нему прилетели просьбы-приглашения зайти к хозяевам яблоневого, вишневого и персикового садов. Откуда было знать садовнику, что не его ждали, а пекаря, гончара и аптекаря. Ведь письма начинались словами: «Уважаемый сосед...»
        Садовник приготовил несколько разных букетов, потому что не знал, какие цветы нужны, и осторожно уложил букеты в корзину. Сначала он решил зайти в яблоневый дом.
        Радостно, но удивленно встретила хозяйка садовника.
        — Ах, какая приятная неожиданность! Сейчас должен прийти наш уважаемый пекарь. Я собиралась заказать ему шесть булок с маком, потому что я жду в гости дорогих тетушек.
        Теперь удивился садовник и показал случайно попавшую к нему записку, предназначенную пекарю.
        — Ах, — всплеснула руками хозяйка, — я, конечно, очень рада вам, достопочтимый садовник. Но как же быть с булочками для тетушек?
        — Да, — сказал садовник, — кажется, произошла большая неловкость. Я, право, сожалею, но я, право, не виноват. А булочки... Может быть, это в какой-то степени заменит вашим тетушкам булочки?
        И садовник вынул из своей корзины большущий букет золотых шаров. Их золотые шапочки немного походили на золотистые булочки.
        Сейчас самое время сказать, что «цветы были волшебные, а потому незамедлительно превратились в булочки», но я рассказываю не сказку, а правдивую' историю, и потому цветы остались просто цветами.
        А садовник поднял свою корзину с цветами и отправился в вишне-, вый сад. Но там, как ты знаешь, ждали гончара. Потому что у главного кувшина в доме, у кувшина для молока, отбилась ручка. Потому хоть и рады были садовнику, но...
        Красные обыкновенные тюльпаны, которые подарил садовник хозяйке сада, не превратились в новый, такой нужный кувшин. Просто цветы не умели превращаться в полезные вещи.
        А вот и персиковый сад. Его хозяева с нетерпением ждали аптекаря, потому что у их дочери очень болела голова. Не было у садовника целебной настойки, а потому лучшее, что он мог подарить девочке, был букет светло-лиловых фиалок.
        ...И вот вечер. Грустит садовник в своем чудесном саду. Кажется,
        что подвел он хозяев и яблоневого сада, и вишневого, и особенно персикового...
        Вдруг скрипнула калитка, задрожали граммофончики вьюна. И в сад вошла хозяйка сада яблоневого. Женщина держала в руках огромное расписное блюдо, полное чудесных красных и желтых яблок.
        — Милый садовник, — сказала она, — большое-пребольшое спасибо, а эти яблоки шлют вам мои тетушки. Им так понравились ваши золотые шары, что они решили поселиться в нашем городе насовсем.
        Садовник очень обрадовался и очень удивился.
        И вновь задрожали голубые вьюнки на калитке. Пришла хозяйка вишневого сада. Она принесла красивый пирог с вишнями.
        — Милый садовник, — сказала она, — кувшин для молока — вещь, конечно, незаменимая и необходимая, но, когда мы поставили в кувшин с отбитой ручкой ваши красные тюльпаны, нам стало ясно, совершенно ясно, что для молока нужен просто другой кувшин.
        Доволен садовник, что и говорить.
        И снова задрожали голубые вьюны на калитке. Прибежала девочка из персикового сада. Прибежала, высыпала в траву из своего передника розовые персики.
        — Ах, садовник! Уважаемый садовник! Голова у меня не болит! Совсем! Эти фиалки! Ваши фиалки! Разрешите мне завтра, и послезавтра, и потом, и каждый день приходить к вам за фиалками.
        И убежала. Один остался садовник. Задумался. Не понимал он, как сумел заменить и уважаемого пекаря, и умелого гончара, и почтенного аптекаря. Ведь он просто садовник, просто цветы выращивает.
        Одной простой вещи не знал садовник: не бывает цветов просто. Все цветы чудесные. Все цветы волшебные.
        Не веришь? А ты поверь. Я не сказку рассказываю, а правдивую историю.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        ПРЕДАНИЕ О ЧЕСТНОМ ОСА
        Был у богача Тоха, правителя округа, сын Торен. Шестнадцать ему сравнялось. Послушнее да почтительней во всей округе не сыщешь. Неподалеку жила Чхун Хян. И красотой, и честностью, и скромностью - всем взяла, да разве позволит важный правитель сыну взять в жены простую танцовщицу? Но так любили молодые люди друг друга, что решили тайком пожениться.
        - Вот сдам экзамен на должность, - сказал Торен девушке, - признаюсь во всем отцу, и станем мы с тобой жить не таясь.
        Сказано - сделано, поженились Торен с Чхун Хян.
        И надо же такому случиться, чтобы король призвал в столицу отца Торена, казначеем королевским его сделал. Поспешил Торен к любимой с печальной вестью.
        - Милая моя, Цветущая весна! Поеду я с отцом в столицу, сдам экзамен и тотчас ворочусь.
        Горюют молодые - разлука хуже смерти.
        Уехал отец Торена, жену с сыном увез, а на его место другой правитель приехал. Злой, несправедливый. Только и знает что праздность да разгул. А народ от поборов стонет. Услыхал он про красоту Чхун Хян, захотел ее в жены взять, а Чхун Хян говорит:
        - Не пойду я за тебя, я мужа своего люблю, Торена.
        Велел правитель бросить ее в тюрьму, в цепи заковать.
        Томится бедная в темнице, сколько дней, сколько месяцев - не знает. Цепи ей руки-ноги изранили, горло сдавили - дышать не дают. Уже и сил не осталось - ноги не держат.
        Жалеет ее тюремщик, чем может - поможет. Мать к ней приходит, просит-молит правителю покориться, от смерти верной спастись. Чхун Хян и слышать не хочет.
        А Торен в это время науку постигал, к экзамену готовился. С нетерпением ждал, когда наконец король призовет молодых людей на испытание. И вот наступил долгожданный день. Со всех концов страны потянулись в столицу юноши. С трудом разместились на постоялых дворах. У кого знакомые были в столице, те у знакомых остановились.
        Экзамены обычно проходят на невысоком холме за королевским садом. Для короля строят богато убранную беседку, вокруг беседки - забор, на заборе - ковры да циновки, чтобы юношам короля не было видно. Напишет экзаменующийся сочинение, свернет свиток и через забор перебросит. Солдаты соберут свитки, королю несут. Королевские помощники их прямо тут и читают. Пройдет несколько часов, и молодые корейские чиновники готовы. Так и поныне.
        Торен первым написал сочинение, за забор бросил. Королю сочинение понравилось. Он призвал юношу, похвалил, велел поднести ему три кубка вина.
        - За здоровье короля! - воскликнул Торен. Король улыбнулся и протянул ему букет цветов.
        Победившему на экзаменах надевали мандаринскую шапочку в виде крыльев.
        Это означало, что любое приказание короля следует исполнять с быстротой полета птицы. Чиновники по сей день носят такие шапочки. Затем надели на Торена шелковое одеяние, до того яркое, что глазам больно, и с музыкой повели по городу. Через три дня пошел Торен короля благодарить за милость.
        Спрашивает король:
        - Какую ты хочешь должность?
        - Любую, только бы служить вам, - отвечает Торен. - А лучше всего пожалуйте мне должность оса. Нынче богатый урожай, как бы не обложили народ непосильными поборами, ведь для казны от этого пользы никакой.
        По душе пришлись королю такие речи. Приказал он пожаловать Торену должность оса и приказ скрепить королевской печатью. Переоделся Торен нищим, спрятал бумагу с королевской печатью подальше за пазуху и отправился в путь - теперь он узнает, как живет народ, услышит жалобы на бесчестных, несправедливых чиновников, королю обо всем доложит. Слуг Торен вперед послал, в те края, где жила его Чхун Хян.
        Наступила весна. Зазеленели деревья. Началась пахота. Подошел Торен к старику пахарю, с ним разговор завел, как живется, хорош ли правитель.
        - О народе правитель наш не печется, только и знает, что обирать, а деньги пропивать. А до чего жестокий, безжалостный! Заточил красавицу Чхун Хян в темницу за то, что верность мужу хранит, а муж, негодяй, ее бросил.
        Того и гляди умрет, бедная!
        Будто ножом в самое сердце ударили Торена эти слова.
        Мигом добежал до деревни. Вот и дом Чхун Хян. Ничего в доме нет. Все продала старуха, чтобы помочь дочери. Вошел юноша и говорит:
        - Я Торен.
        Заплакала старуха и отвечает:
        - О горе, горе! Ты нищий! А нищий не может спасти мою дочь! О горе, горе...
        Ничего не сказал Торен старухе, да и что скажешь, пока дело не сделано. Расспросил только, где та тюрьма, и пошел туда. Не пустили его к любимой, так он по стене влез, до окна добрался.
        Увидела Чхун Хян мужа, заплакала, "бедный ты мой", говорит и мать позвала:
        - Мама, мама! Там еще осталось одно мое украшение, продай его, купи Торену одежонку... Не суждено, видно, нам счастье, так пусть хоть одежонку носит, пока не износит, меня вспоминает. Приюти его, матушка, накорми, обогрей!
        Слушает Торен и сам чуть не плачет, а сказать правду не может, с бесчестным правителем надо ему рассчитаться, в дурных делах его разобраться.
        Услышал Торен, что пир устраивает правитель, и решил прямо к его дому пойти. А там с самого утра народу собралось видимо-невидимо. Правитель уже захмелел, да и гости тоже.
        - Пустите нищего на пир! - крикнул Торен. - Таков обычай.
        Тут правитель как заорет:
        - Убирайся вон!
        А гости просят:
        - Пусть останется! Потешимся вволю!
        Говорит тогда правитель:
        - Ладно, садись в углу, ешь.
        - С какой стати я в угол пойду? Ты с гостями меня посади!
        Как засмеялись тут гости! Как стали над нищим глумиться! Долго терпел Торен, а потом сказал:
        - Доводилось ли вам, богачам, выслушать нищего?
        - Пока не доводилось. Что же, говори!
        - Вот что я вам скажу: слезы бедных для правителя-лихоимца то же масло, которым он приправляет еду.
        - Схватить негодяя! - крикнул правитель. - Кнутом его отстегать... бросить в темницу!
        Бросилась стража к Торену, а он высочайший указ развернул, с королевской печатью.
        Так и ахнули все, насмерть перепугались. Шепчут:
        - За каждым ведь грех водится!
        А Торен облачился в одежды, приличествующие его сану, велел препроводить правителя в столипу под конвоем, на королевский суд, на его место назначил другого чиновника, а за бедной Чхун Хян послал паланкин. Увидела Чхун Хян мужа, глазам своим не верит, без памяти упала.
        Управился Торен с делами, в столицу воротился с красавицей женой, свадьбу сыграли.
        Пожаловал король Торену еще более высокую должность, не обошел своей милостью и жену его. Любят Торена подчиненные за честность его и справедливость. Не нахвалятся теперь родители Торена невесткой. Прожили Торен с Чхун Хян до глубокой старости. А детей сколько народили! И не счесть.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ПРЕДСКАЗАНИЕ КРЕСТЬЯНИНА
        Жили когда-то король и крестьянин, и крестьянские луга и поля были так близко от королевского дворца, что хозяину приходилось каждый раз по пути на свои земли проходить через двор королевского замка. Как-то раз отправился крестьянин на лошади за веном. Когда он возвращался с лугов через королевский двор, случилось королю быть во дворе своего замка, и стал он ругать крестьянина.
        - Как ты смеешь, болван, проезжать со своим сеном через мой двор, неужели тебе не стыдно?!
        - Извини, милостивый король, - ответил крестьянин. - Но дело в том, что скоро будет гроза, начнется ливень, и если бы я поехал по длинной окружной дороге, то не успел бы раньше, чем польет дождь, и сено мое намокло бы. Поэтому я и спешил с сеном напрямик.
        - Ну, - сказал король. - и откуда же ты это знаешь?
        - Великий государь! - ответил крестьянин. - Я знаю по хвосту моей кобылы. Посмотрите, как оводы лезут под хвост - а это верная примета, что будет ненастье.
        - Вот как... - сказал король и разрешил крестьянину проехать.
        После этого пошел король в башню дворцового звездочета и спросил у предсказателя, будет ли сегодня дождь. Звездочет взял подзорную трубу, посмотрел на небо и сказал:
        - Нет, господин король, не будет ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра ни единой слезинки, но потом, может, и будет.
        - Понятно, - молвил король и спустился из башни, чтобы направиться в свои покои. Но по дороге во дворец настигли короля такой проливной дождь и страшная гроза, что король промок до нитки. Наконец добрался он, весь перепачканный, до своего дворца и сразу же позвал к себе предсказателя.
        - Придется тебе, горе-звездочет, освобождать место, раз ты ничего не понимаешь в погоде, в то время, как глупый и неотесанный крестьянин, глядя на хвост своей кобылы, видит - когда будет дождь, а когда ведро, - сказал ему король и уволил с должности, послав на конюшню навоз убирать.
        А крестьянина король вызвал к себе и отдал ему во владение башню звездочета и надлежащий титул, положив такое же жалование, какое получал прежний предсказатель. Так стал крестьянин благодаря слепням да оводом другом короля, на зависть всем придворным.
        Вот такая сказка.
        ФИНСКАЯ СКАЗКА
        ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНАЯ ЧЕРЕПАХА
        Решила однажды Черепаха погреться на солнышке, выползла из воды, разлеглась на бревне. Лежит, греется и все на небо посматривает. Вдруг видит, небо заволокло дождевыми тучами.
        “Этак нетрудно и промокнуть”, - подумала Черепаха и поскорей спряталась в воду.
        СКАЗКА ИНДЕЙЦЕВ МУСКОГОВ
        ПРЕКРАСНАЯ ДЖЕНЕТ И ТЭМ ЛИН
        Прекрасная Дженет, дочь могущественного графа Марча, сидела у окна замка и шила. Ее подруги, напевая песню, так старались, вышивая шелками и золотом богатые одеяния... А Дженет было не до того. Взгляд ее то и дело мечтательно убегал за ограду замка - туда, где шумели высокие деревья. Ах, ей так хотелось хоть одним глазком заглянуть в темный Картехогский лес, подступавший к дубовым воротам замка!
        Но девушкам было строго-настрого запрещено подходить к этому лесу. Там, поговаривали, охотились рыцари самой королевы эльфов. А людям опасно водиться с эльфами да и с их рыцарями. Так говорили все.
        Но Дженет ли могла испугаться этого? Кто угодно, только не она!
        И вот уже она бежит к Картехогскому лесу, ускользнув от внимания подруг и нянюшки.
        Под зеленой кроной Картехогского леса на зеленой поляне пасся конь. Да, таких коней Дженет не видывала в конюшнях графа Марча! Белоснежный скакун с блестевшей на солнце золотой уздечкой и под зеленой попоной спокойно щипал травку рядом с прекрасным розовым кустом. Таких роз Дженет тоже не видывала в садах графа Марча! Но только Дженет протянула руку, чтобы сорвать цветок, как вдруг перед ней будто по волшебству появился статный и пригожий юноша в зеленом камзоле. Он был рассержен.
        - Зачем ты рвешь мои розы, прекрасная Дженет? - спросил юноша. - И кто позволил тебе гулять по Картехогскому лесу?
        - Я графская дочь и рву цветы там, где мне заблагорассудится! - голос Дженет зазвенел гневом. - И не подумаю просить у тебя разрешения!
        Но юноша не рассердился, а засмеялся, да так весело, что, казалось, все птицы на деревьях ответили ему щебетом. Он сам сорвал розу и протянул ее Дженет.
        - Рви сколько пожелаешь. Для такой прекрасной девушки мне не жаль и всех роз Картехогского леса!
        И весь длинный летний день - до самого заката солнца - Дженет провела с юношей, которого звали Тэм Лин. Они бродили по лесу, танцевали на солнечных полянах, а лес будто пел для них волшебные песни.
        Но на закате Дженет во весь дух побежала к замку и, когда послед- ний луч солнца скользнул по камням, вошла в ворота.
        Казалось бы, никто - ни подруги, ни челядь - не заметил отсутствия графской дочери. Только старая нянюшка пристально вгляделась в счастливое лицо девушки и тревожно спросила:
        - Что с тобой, милая Дженет? Уж не побывала ли ты в зеленой стране эльфов? Только несдобровать всем нам, если об этом узнает сам граф!
        - Ах, какая чепуха!
        Дженет обняла нянюшку и попробовала было улыбнуться, но тревога закралась ей в душу. Поняла она, что права нянюшка: не похож на простых людей Тэм Лин. Он рыцарь королевы эльфов. А людям опасно водиться с эльфами. Так говорили все. Но Дженет ли могла испугаться этого?
        И вот опять она входит в Картехогский лес. Только нет на ее пути ни белого коня, ни его хозяина. Уже хотела было прекрасная Дженет повернуть назад, как вдруг перед ней будто по волшебству вырос Тэм Лин в изумрудно-зеленом плаще.
        - Скажи мне правду, кто ты, Тэм Лин? - спросила Дженет. - Неужели я отдала свое сердце рыцарю королевы эльфов?
        - Да, я страж этого леса, - ответил юноша. - Но родился и вырос я среди людей. Еще когда я был мальчиком, меня похитила королева эльфов и наложила заклинание. И с тех пор вот уже много лет днем я охраняю волшебный Картехогский лес, а ночи провожу на зеленых холмах эльфов, в стране вечной юности и лета. Эльфы танцуют всю ночь напролет, летают под луной, и это чудесно... Я и не думал о том, чтобы покинуть эльфов, пока... пока не встретил тебя. А теперь я хочу вернуться к людям.
        - Как можно помочь тебе? - спросила Дженет.
        - Знай, есть только одна-единственная ночь в году, когда заклятье королевы эльфов может быть разрушено. Такая ночь наступит как раз завтра. Но найдешь ли ты в себе силы, нежная дочь графа, чтобы выдержать трудные испытания и помочь мне?
        Дженет только сжала губы и кивнула головой.
        Тэм Лин взял ее за руку и сказал:
        - Выйди в полночь на перекресток четырех дорог и жди там. Сначала проскачут рыцари на вороных конях, потом на рыжих, а потом на белых. Среди них и буду я. Чтобы ты узнала меня, я сниму с руки перчатку. Ты должна подойти к моему коню и вырвать из моих рук поводья. Я упаду с коня, и королева эльфов воскликнет: «Верного Тэм Лина похитили!» И тут начнется самое трудное. Обними меня крепко и, что бы со мною ни произошло, - не отпускай. Только так можно снять заклятие королевы эльфов.
        ...Страшно ночью в Картехогском лесу, еще страшнее на перекрестке четырех дорог.
        Но вот Дженет увидела, как появилась из леса кавалькада призрачных рыцарей. Вот скачут всадники на черных как ночь конях, за ними несутся кони рыжие как закат, приближаются рыцари на белоснежных скакунах...
        Сердце Дженет часто забилось, и она, бросившись навстречу всаднику, на руке которого не было перчатки, схватила коня за уздечку. А когда Тэм Лин, будто неживой упал на землю, изо всех сил прижала его к себе.
        И тут вскричала королева эльфов:
        - Верного Тэм Лина похитили!
        Но Дженет только еще крепче обняла своего любимого. Тогда повелительница эльфов прошептала заклинание, и Тэм Лин превратился в юркую ящерицу. Дженет прижала ящерицу к сердцу, но та обернулась холодной змеей, которая обвилась вокруг ее шеи. Дженет схватила змею - а та в ее руках превратилась в брусок раскаленного железа. О, как было больно! Слезы выступили на глазах Дженет, но она все равно сжимала в руках Тэм Лина.
        И тогда поняла королева эльфов, что Тэм Лин уходит от нее в мир людей. Она снова превратила его в человека и сказала:
        - Прощай, верный мой Тэм Лин! Ты был бы лучшим рыцарем в стране эльфов. Но у тебя живое человеческое сердце, которое может любить...
        С этими словами королева тронула коня, и вся призрачная кавалькада эльфов скрылась в лесу. А прекрасная Дженет обняла своего любимого и отправилась с ним в замок своего отца.
        АНГЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        Привязчивая песенка
        Ты знаешь, где кончается север и начинается юг? Если крутишь головой, то значит, не знаешь. Вот и Жужа не знала до поры до времени. Она просто летела, куда глаза глядят. А уж куда они только не глядят!
        Иногда они глядят в сторону кухни, откуда вкусно пахнет пирожками с повидлом. Иногда, в сторону Майского Сада, где сочиняет стихи Май. А сегодня глаза глядели в сторону прихожей, потому что оттуда доносился очень странный шум. Вот туда-то и летела Жужа, насвистывая себе под нос «Пуговку»:
        Болтается на ниточке
        Коричневый кружок…
        Не сказать, чтобы эта песня Жуже так уж нравилась. Ей были куда милей «Шагом Марш» и «Букашки спрятались». Но почему-то именно «Пуговка» с утра засела в голове и крутилась не переставая:
        Болтается на ниточке…
        - Тьфу! Вот, привязалась!
        Тут то её и обогнала стайка катящихся пуговиц.
        «Любопытно!» - подумала Жужа. (Давно известно, что любопытней жуж бывают только летние мухи да замочные скважины.)
        - Эй, четырёхглазые, вы куда? - окликнула их Жужа.
        Но пуговицы даже не обратили на неё внимания. Они торопились попасть на тумбочку, туда, где уже толпилось множество пуговиц всех цветов и фасонов.
        Каких пуговиц тут только не было! И с двумя дырочками, и с четырьмя, и с петельками, и без, костяные, медные, деревянные. На любой вкус! И каждая старалась показать себя с наилучшей стороны, то есть с лицевой. Перед ними важно вышагивали Ножницы, а рядом лежала пухлая Подушечка-игольница и две Катушки-хохотушки.
        - Поглядите! Вон та, перламутровая, с жёлтым ободком! - каталась по тумбочке жёлтая Катушка - Ой, держите меня, а то помру со смеху!
        - Брось ты, - перебила её розовая сестра, - Погляди на ту, с розочкой. Ей на пальто так хочется, что любой ухохочется!
        Так они и скатились бы с Тумбочки, если б их не остановили строгие Ножницы:
        - Это вам не Конкурс Красоты! Мы ведь собирались подыскать замену пропавшей Пуговке. Взгляните на наше уважаемое Пальто! Как оно покажется на улице в таком виде?
        Только теперь Жужа заметила, что на пальто действительно не хватало одной пуговицы. Из пустой петельки печально свисала нитка. Оставшиеся пуговицы выглядели уныло. Вы спрашиваете, почему? Да очень просто: в таких случаях все оставшиеся пуговицы срезают, а на их место пришивают новые. В жизни нередко бывает так, что от одного зависит судьба всех остальных!
        ПРИКЛЮЧЕНИЯ АЛИСЫ В СТРАНЕ ЧУДЕС
        ГЛАВА I. Вниз по кроличьей норе.
        Алиса притомилась от безделья. Она сидела на берегу реки, иногда заглядывая в книгу, которую читала сестра, но в ней не было картинок. "А что это за книжка, если в ней нет картинок?" - подумала Алиса. Она стала рассуждать про себя (в той мере в какой это позволял сделать жаркий день, приведший ее в сонное и несколько отупелое состояние) - оправдает ли удовольствие от плетение венка из маргариток тяготы, связанные с вставанием на ноги и собиранием цветов. Но тут Белый Кролик с розовыми глазами прошмыгнул у ее ног.
        В этом не было НИЧЕГО особенного. И Алиса не нашла ничего особенного в том, что услышала как Кролик пробормотал себе под нос: "Ай-яй-яй! Я опаздываю". (Когда она думала об этом впоследствии, то понимала, что ей надо бы было этому удивиться, но тогда ей все показалось совершенно естественным). Но, когда Кролик ВЫНУЛ ЧАСЫ ИЗ ЖИЛЕТНОГО КАРМАНА, посмотрел на них и после этого прибавил ходу, Алиса вскочила на ноги, потому что до нее дошло, что она никогда раньше не видела кроликов ни с жилетными карманами, ни вынимающих оттуда часы, и, сгорая от любопытства, побежала по лужайке вслед за ним и, к счастью, успела вовремя, увидев, как он лезет в большую кроличью нору под изгородью.
        Алиса тут же полезла вслед за ним, не подумав о том, как ей удастся потом выбраться наружу. Кроличья нора сначала шла прямо, как туннель, а потом неожиданно нырнула вниз, так неожиданно, что Алиса не успела ни о чем подумать, только почувствовала что падает вниз с огромной высоты.
        То ли потому что падение было очень долгим, то ли она падала очень медленно, но у нее оказалось достаточно времени, чтобы осмотреться и порассуждать о том, что может произойти дальше.
        Сначала она попыталась посмотреть вниз и выяснить куда она летит, но в такой темноте ничего не было видно. Потом она посмотрела на стенки колодца и увидела, что они заставлены шкафами с посудой и книжными полками. И повсюду были развешаны картины и географические карты. Ей удалось прихватить кувшин с одной из полок, когда она пролетала мимо. На нем была надпись "Апельсиновый мармелад ", но к ее величайшему разочарованию, он был пуст. Она побоялась бросить кувшин вниз, чтобы не попасть им кому-нибудь в голову и изловчилась поставить его в один из шкафов с посудой, когда пролетала мимо него.
        - Ну и ну! - подумала Алиса, - после такого падения пересчитать ступеньки на лестнице у нас дома просто детская забава! И какой смелой все будут считать меня! Впрочем, я не сказала бы им ничего, даже если бы свалилась с крыши( и это была чистая правда).
        А полет продолжался и продолжался.
        - Он, что, НИКОГДА не кончится? Интересно, сколько миль я уже пролетела? - громко сказала Алиса втайне надеясь, что кто-нибудь услышит ее стенания. - Я должно быть уже где-то около центра Земли. Сейчас подсчитаем. Так, это, я думаю, около четырех тысяч миль ( как видите, Алиса кое-что извлекла из школьных уроков, и хотя это было НЕ САМОЕ лучшее время для демонстрации своих знаний, хотя бы потому что некому было ее слушать, все же в этом была какая-то польза) - да, это, наверно, так и есть, но, вот еще что - на какой ШИРОТЕ и ДОЛГОТЕ я нахожусь? (Алиса понятия не имела что такое широта, впрочем, также как и долгота, но они казались ей очень значительными словами и ей приятно было произносить их вслух).
        Вскоре она снова принялась болтать сама с собой.
        - Здорово будет, если я упаду прямо СКВОЗЬ землю! Как интересно будет, наверно, оказаться среди людей, которые ходят вниз головой. Среди Антипатов, кажется? [AK1]( - на этот раз она была рада, что здесь не было НИКОГО, кто мог ее услышать, потому что ей показалось, что этих людей звали все же несколько по-другому.
        - Но я, ведь, должна буду спросить их, как называется их страна. "Скажите, мадам, это Новая Зеландия или Австралия?" - и она попыталась сделать реверанс. Представьте себя, делающей реверанс в воздухе. Как вы думаете, вам это удастся?
        - Но тогда она может подумать, что ее спрашивает невежественная маленькая девочка?! Ну, нет, спрашивать нельзя... может быть там где-нибудь будет написано название?
        А падение все продолжалось и продолжалось. Делать все равно было больше нечего и Алиса вскоре снова начала болтать.
        - Пожалуй, сегодня вечером Дине будет очень не хватать меня (Диной звали ее кошку). Надеюсь, они не забудут налить ей в блюдце молока, когда сядут пить чай. Моя дорогая Дина! Как бы я хотела, чтобы ты упала вместе со мной! Конечно, обычные мышки по воздуху не летают, но ты могла бы поймать летучую мышь, а это почти тоже самое. Интересно, едят ли кошки летучих мышей?
        И тут Алиса начала засыпать, продолжая бормотать заплетающимся языком: "Едят ли кошки летучих мышей? Едят ли кошки летучих мышей?", а иногда : "Едят ли летучие мыши кошек? "- но, поскольку ни на тот, ни на другой вопрос она не могла ответить, не имело большого значения, что, собственно, она имела ввиду.
        Она поняла, что засыпает на лету и уже видела во сне как идет, взявшись за руки(или лапы?) с Диной и проникновенно спрашивает ее: "Диночка, скажи честно - ты когда-нибудь ела летучих мышек?", - но тут вдруг она свалилась на кучу хвороста и сухих листьев и на этом ее падение прекратилось.
        Алиса совсем не ударилась и тут же вскочила на ноги. Она посмотрела вверх, но там было совсем темно. Перед ней был другой длинный туннель и было видно как Белый Кролик стремительно бежит по нему вниз. Нельзя было терять ни секунды, Алиса помчалась быстрее ветра и успела услышать, как только повернула за угол: "Клянусь ушами и усами, слишком поздно!", но самого Кролика уже не было видно.
        Она оказалась в длинном, низком зале, освещенном чередой светильников, свешивающихся с потолка. Повсюду в зале были двери, но они были закрыты. Обойдя зал и попробовав открыть все двери, она в унынии остановилась посредине, растерянно думая, как же ей выйти отсюда.
        Неожиданно она увидела маленький столик на трех ножках, весь сделанный из толстого стекла. На нем не было ничего - только крошечный золотой ключ, и Алиса сразу подумала, что он мог бы подойти к одной из дверей в зале. Но, увы, то ли замки были слишком большие, то ли ключ был слишком мал, как бы там ни было, но он не смог отпереть ни одной двери. Однако, обходя зал во второй раз, она наткнулась на маленькую ширму, которую не заметила раньше, а за ней была дверца высотой около пятнадцати дюймов. Она попробовала вставить в замок маленький золотой ключ и к ее великой радости он подошел!
        Алиса открыла дверь и обнаружила, что она ведет в маленький коридор, не больше крысиной норы. Она опустилась на колени и увидела в конце его самый прекрасный сад, который только можно себе представить. Как же ей захотелось выбраться из полутемного зала и побродить среди этих клумб ярких цветов, среди этих прохладных фонтанов! Но она не смогла протиснуть в дверной проем даже голову.
        - И даже если бы моя голова пролезла туда, - подумала несчастная Алиса, - куда бы она пошла без всего остального? Ох, как бы я хотела сложиться как подзорная труба! Я бы смогла, если бы знала с чего начать.
        Как видите, за последнее время произошло столько невероятных событий, что Алиса решила, что осталось не так уж много того, что действительно невозможно.
        Было бессмысленно торчать у двери, поэтому она вернулась к столику, втайне надеясь найти на нем другой ключ или хотя бы инструкцию о том, как складывать людей вроде подзорных труб. Вместо этого она увидела на нем пузырек ("Его определенно здесь раньше не было" - подумала Алиса) с привязанной к горлышку этикеткой, на которой было напечатано большими буквами " ВЫПЕЙ МЕНЯ!"
        Легко сказать: " Выпей меня", но мудрая Алиса не стала делать это ВТОРОПЯХ. "Нет, сначала я посмотрю," - сказала она - "не написано ли где-нибудь здесь "Яд" ", - потому что она прочла несколько веселеньких историй, рассказывающих о детях, которые сгорели, были съедены дикими зверями и о других неприятных вещах, и все ПОТОМУ что они забыли простые правила, которым их учили: например, что раскаленная добела кочерга обожжет, если вы будете держать ее слишком долго, и что если вы порежете ножом палец ОЧЕНЬ глубоко, из него обычно идет кровь. И она никогда не забывала про то, что если выпить слишком много из пузырька, на котором написано "яд", почти наверняка вам это не доставит удовольствия.
        Но на ЭТОМ пузырьке не было надписи "Яд", и Алиса отважилась попробовать его содержимое. Оно было очень вкусное (еще бы, ведь у него был смешанный вкус вишневого торта, заварного крема, ананаса, жареной индейки, ириски и хлеба с маслом) и очень скоро закончилось.
        - Какое интересное ощущение! - сказала Алиса. - Кажется, я складываюсь как подзорная труба.
        Так оно и было - она стала всего десяти дюймов ростом, и ее лицо расцвело от мысли, что теперь она сможет пройти через маленькую дверь в прекрасный сад.
        Но сначала она подождала несколько минут, чтобы посмотреть не будет ли она и дальше сжиматься - ее это слегка нервировало.
        - Возможно, дело движется к концу, - обратилась Алиса к самой себе. - И я погасну как пламя свечи... Интересно, как я тогда буду выглядеть? - и она попыталась представить себе на что похоже пламя свечи после того как свеча погаснет, но так и не смогла припомнить, чтобы ей когда-нибудь довелось на самом деле видеть такое зрелище.
        Наконец, поняв, что больше ничего не произойдет, она решила немедленно идти в сад, но к огорчению бедной Алисы, когда она подошла к двери, то обнаружила, что забыла маленький золотой ключ, а когда она вернулась к столику, то поняла, что не может его достать. Она прекрасно видела его через стекло и сделала все возможное, чтобы вскарабкаться вверх по одной из ножек стола, но они были такие скользкие! И когда она пришла в изнеможение от этих попыток, бедная малютка присела и заплакала.
        - Ну, хватит без толку хныкать! - довольно резко обратилась Алиса к самой себе. - Я советую тебе прекратить сейчас же! - Обычно она давала себе очень хорошие советы(хотя очень редко следовала им), а иногда отчитывала себя так строго, что у нее на глазах наворачивались слезы. И она даже пыталась как-то раз, закрыв глаза, обмануть саму себя, когда одна играла в крокет. Это занятное дитя очень любило притворяться сразу двумя людьми одновременно.
        - Но сейчас бесполезно, - подумала бедная Алиса, - притворяться что нас двое. Пожалуй, меня не наберется даже и на одного нормального человека! - тут ее взгляд упал на маленькую стеклянную коробочку, которая лежала под столом. Она открыла ее и нашла крошечные пирожные, на которых слова " СЪЕШЬ МЕНЯ!" были красиво выложены смородинами.
        - Хорошо, я съем их, - сказала Алиса, - к тому же если они сделают меня больше, я смогу достать ключ, а если они сделают меня еще меньше, я смогу проползти под дверью, таким образом в любом случае я попаду в сад и будь что будет!
        Она откусила кусочек и с тревогой спросила себя: "Больше или меньше" - ощупывая макушку, чтобы узнать в какую сторону она изменяется и была сильно удивлена, обнаружив что осталась того же самого размера - вообще-то так обычно и бывает, когда кто-нибудь ест пирожное, но Алисе, которая теперь все время ожидала что произойдет нечто из ряда вон выходящее, стало казаться что обычная жизнь тускла и неинтересна. Она принялась за работу и очень скоро прикончила пирожные...
        ГЛАВА II. Лужа слез.
        - Странновее! Странновее!- закричала Алиса(она была так удивлена, что на секунду совершенно забыла как правильно говорить по-английски), - сейчас я раскроюсь как самый большой в мире телескоп! Прощайте, мои ножки!(это потому что она посмотрела вниз себе на ноги, которые уже скрылись за линией горизонта).
        - Ах, мои бедные маленькие ножки, кто же теперь будет надевать на вас туфли и чулки. Дорогие вы мои! Я-то уж точно не смогу. Я буду слишком далеко, чтобы заботиться о вас. Вам придется управляться самим. "Но я должна быть добра с ними," - подумала Алиса. - " А то они не пойдут туда куда мне будет нужно. Вот что - я буду дарить им новую пару туфель на каждое рождество."
        И она продолжила строить планы на будущее:
        - А переставлять их будут подъемным краном, -подумала она. - И как приятно будет посылать подарки собственным ногам! И как эксцентрично будет выглядеть письмо! :
        "Глубокоуважаемой Правой Ноге Алисы!
        Коврик.
        У каминной решетки.
        С любовью Алиса."
        - Ах, боже мой! Какие глупости приходят мне в голову! - И она тут же стукнулась головой о потолок - да и то сказать, ведь теперь в ней было ни много ни мало, а девять футов росту. Она тут же схватила маленький золотой ключ и поспешила к двери в сад.
        Бедная Алиса! Она пыталась как могла, она ложилась на бок, чтобы посмотреть в сад хоть одним глазком, но пройти через дверь стало еще более безнадежным делом, чем раньше. Она села и заплакала.
        - Как стыдно! - сказала Алиса. - Такая большая девочка (теперь она имела полное право сказать это) - и так плачет. Прекрати сейчас же!.
        Но она продолжала плакать, проливая слезы целыми ведрами, до тех пор пока вокруг нее не натекла огромная лужа около четырех дюймов глубиной и не залила половину зала.
        Потом вдалеке раздался легкий шум шагов, и она торопливо вытерла глаза, чтобы увидеть что происходит.
        Это был Белый Кролик. Он вернулся, превосходно одетый, с парой белых лайковых перчаток в одной руке и большим веером в другой. Он шел довольно быстро и по мере того как приближался можно было различить в его бормотании такие слова: " О! Герцогиня! Герцогиня! О! Она будет вне себя, если я заставлю ее ждать."
        Алиса была в таком отчаянии, что была готова попросить о помощи кого угодно, поэтому когда Кролик проходил рядом с ей, она произнесла тихим робким голоском: "Разрешите, сэр..."
        Кролик подпрыгнул на месте, обронил веер и белые лайковые перчатки и скрылся в темноте с невероятной быстротой.
        Алиса подняла перчатки и веер, так как в зале было очень жарко и стала обмахиваться им, одновременно продолжая разговаривать сама с собой: "Ах, ах! Как странно все сегодня! А вот вчера все шло как обычно. Интересно, не подменили ли меня этой ночью? Дайте-ка подумать? Была ли я той же самой, когда встала утром? Пожалуй, я чувствовала себя несколько иначе. Но если я не та же самая, следующий вопрос: "Кто же я тогда? Вот в ЧЕМ вопрос!" - И она принялась перебирать всех знакомых сверстников, чтобы убедиться могла ли она стать кем-нибудь из них.
        - Я уверена, что я не Ада, - сказала она. - Потому что ее волосы завиваются в такие длинные локоны, а мои вообще не вьются. И я уверена, что я не могу быть Мэйбл, так как я все знаю. А она, ах!, она знает так мало. К тому же... Она это она, а Я это я, и... Ух, как это все непонятно! Так , посмотрим, знаю ли я все, что знала раньше. Пятью четыре - двенадцать, а шестью четыре - тринадцать, а семь на четыре это... ах! Я так никогда не доберусь до двадцати. К тому же таблица умножения не имеет никакого значения. Попробуем географию. Лондон столица Парижа, а Париж столица Рима, а Рим ... - нет, это ВСЕ неправильно, я уверена. Меня переделали в Мэйбл!
        - Так, сейчас я скажу: - Когда зеленый... - и она скрестила руки на коленях, как она всегда делала, отвечая уроки, но ее голос звучал хрипло и странно, а слова получались не такими как всегда:
        Когда зеленый милый крокодил,
        Начистив гуталином хвост,
        Глядит как катит воды Нил
        Через покрытый снегом мост,
        То чтобы с голодухи не пропасть,
        Он быстро выпускает когти
        И, широко разинув пасть,
        Улыбкой зазывает рыбок в гости.
        - Это совершенно неправильные слова, - сказала бедная Алиса и ее глаза снова наполнились слезами, когда она продолжила: "Я точно стала Мэйбл и мне придется жить в этом убогом маленьком домишке, и у меня не будет игрушек и, ох! Мне придется учить столько уроков! Ну, уж нет! Если Я - Мэйбл, то я остаюсь здесь. Пусть они себе заглядывают сюда и уговаривают: " Поднимись наверх, дорогуша!" Я только взгляну на них и спрошу: " Кто это "я"? Сначала ответьте мне, а уж потом, если я действительно являюсь данным лицом, я поднимусь, а если нет, я останусь здесь, внизу, до тех пор пока не стану кем-нибудь еще" - но боже мой, - зарыдала Алиса - мне ХОЧЕТСЯ, чтобы они заглянули сюда. Мне ТАК надоело быть здесь одной!
        Сказав это, она посмотрела себе на руки и с удивлением увидела, что во время разговора ее с самой собой, она надела одну из белых лайковых перчаток Кролика.
        - КАК я смогла сделать это? - подумала она. - Значит, я снова уменьшилась? - Она встала и подошла к столику, чтобы определиться на местности, и обнаружила, что насколько она может судить, сейчас в ней около двух футов, и она продолжает быстро сжиматься - вскоре она поняла, что это происходит из-за веера, который она держала в руках, и она торопливо бросила его, как раз вовремя, чтобы не исчезнуть совсем.
        - Это было спасением по счастливой случайности! - сказала Алиса, сильно испуганная внезапным превращением, но очень довольная тем, что все находится в наличии.
        - А теперь в сад! - и она на всех парах помчалась назад к маленькой дверце, но увы, маленькая дверь снова была закрыта, а маленький золотой ключ лежал на стеклянном столике, как и раньше.
        - Все еще хуже, чем обычно, - подумал бедный ребенок, - ведь я никогда еще не была такой маленькой, никогда! Похоже, что хуже не бывает.
        Пока она это говорила, ее нога поскользнулась и в следующее мгновение она очутилась по шею в соленой воде. Первой мыслью посетившей ее голову было то, что она каким-то образом свалилась в море.
        - Поэтому я смогу вернуться домой по железной дороге, - сказала она самой себе (Алиса была на взморье один раз в жизни, и пришла к основательному заключению, что куда бы вы не поехали на побережье Англии, вы встретите множество пароходов в море, детей, копающихся в песке деревянными лопаточками, шеренги пансионатов, а за ними будет стоять вокзал). Впрочем, вскоре до нее дошло, что она в луже слез, которые сама же пролила, когда была девяти футов росту.
        - Лучше бы я столько не плакала! - сказала Алиса, барахтаясь в воде. - Похоже, в искупление своих грехов, я теперь должна утонуть в собственных слезах! Конечно, это будет весьма странным происшествием, но ведь сегодня все выглядит странным?
        Тут она услышала всплеск в луже неподалеку и подплыла поближе, чтобы узнать, что это было - сначала она подумала, что это должен быть морж или бегемот, но потом вспомнила какая она сейчас маленькая и вскоре увидела, что это всего лишь мышка, которая поскользнулась также как и она сама.
        Имеет ли смысл обращаться к мыши? Здесь внизу все настолько из ряда вон выходящее, что вполне возможно допустить, что она может разговаривать, во всяком случае, попытка не пытка.
        В связи с вышеизложенным, она начала так: "О, Мышь! Знаете ли вы путь, выводящий из лужи? Я очень устала плавать туда-сюда, о, Мышь!" (Алиса предположила, что именно так нужно разговаривать с мышами. Она никогда не делала этого раньше, но вспомнила, что видела в латинской грамматике своего брата нечто подобное: "Мышь - мышью -мыше - мышь - о мыши"). Мышь посмотрела на нее с некоторым любопытством, и Алисе даже показалось, что она подмигнула ей одним маленьким глазом, но так ничего и не сказала в ответ.
        - Возможно, она не понимает по-английски, - подумала Алиса. - Осмелюсь предположить, что это французская мышь, прибывшая с Вильгельмом Завоевателем( несмотря на все ее знание истории, у Алисы не было четкого представления о том, как давно происходили различные исторические события). Итак, она начала с новыми силами: "Ou est ma chatte?"( - это было первое предложение в ее учебнике французского языка.
        Мышь внезапно выпрыгнула из воды и забилась в судорогах.
        -Ах, прошу прощения! - поспешно закричала Алиса, боясь что оскорбила несчастное животное. - Я совершенно забыла, что вы не любите кошек.
        - Не люблю кошек! - вскричала Мышь пронзительным и страстным голосом. - А ВЫ ЛЮБИЛИ бы кошек, если бы были мною?
        - Ну, возможно, нет, - сказала Алиса, успокаивающим тоном. - Не сердитесь, пожалуйста. И все же мне жаль, что я не могу показать вам нашу кошку Дину, думаю, что вы изменили бы свое мнение о кошках, если бы увидели ее. Она такая ласковая и тихая, - продолжала Алиса, обращаясь наполовину к самой себе, в тоже время продолжая лениво плавать по луже. - И она так прелестно мурлычит, пристроившись у камина, облизывая лапки и умывая мордочку, и ее так приятно гладить, а как она ловит мышей! О, прошу прощения! - снова закричала Алиса, потому что услышав ее слова Мышь вся ощетинилась и на этот раз Алиса поняла, что по-настоящему оскорбила ее.
        -Мы больше не будем говорить о ней, раз вам это неприятно!
        -Еще бы! - закричала Мышь, которую пробирала дрожь до кончика хвоста. -Не хватало мне вести об этом разговор! Наш род всегда НЕНАВИДЕЛ кошек - мерзкие, низкие, вульгарные создания! Прошу не произносить больше в моем присутствии это слово!
        - Не буду1 - вскричала Алиса, судорожно пытаясь сменить тему разговора. - А ... вы любите... э-э... собак?
        Мышь не ответила и Алиса быстро продолжила: " У нас есть такой хорошенький маленький песик, он живет рядом с нашим домом, мне бы хотелось вам его показать! Маленький терьер с умными глазками и у него, знаете ли, такая вот длинная кудрявая шерстка! И он приносит вам вещи, которые вы бросаете ему, и он делает стойку и просит покормить его, ах, это так изумительно - я не могу припомнить и половины из того, что он умеет делать - его хозяин, фермер, вы не поверите, говорит, что он приносит ему столько пользы - прямо на сотни фунтов. Еще он говорит, что песик уничтожает всех крыс и ... ах, боже мой! - вскрикнула Алиса и подумала испуганно: " Боюсь, что опять оскорбила ее!" - потому что Мышь уплывала прочь от нее со всей возможной скоростью и создавая этим настоящие волнение в водоеме.
        Алиса ласково взывала к ней: " Милая Мышь! Прошу вас, вернитесь, и мы не будем говорить ни о кошках, ни о собаках, раз они вам не нравятся".
        Когда Мышь услышала это, она перевернулась и медленно поплыла назад. Ее лицо было очень бледным("От чувств", - подумала Алиса) и она сказала тихим дрожащим голосом: "Давайте доберемся до берега, а потом я расскажу вам мою историю и вы поймете почему я так ненавижу кошек и собак".
        Выбираться и в самом деле было пора, потому что лужа уже просто-таки кишела птицами и другими животными, упавшими в нее: тут были и утенок Дак и вымершая птица Дронт и попугай Лори и орленок Игл и еще несколько странных созданий.
        Алиса показала пример и вся партия поплыла к берегу.
        ГЛАВА III. Партийные гонки и Длинная История.
        Они и в самом деле выглядели подозрительной партией, те кто собрались на берегу - птицы с грязными перьями, звери со свалявшейся шерстью, и все насквозь мокрые, раздраженные и чувствующие себя очень неловко.
        Первым вопросом в повестке дня, конечно, был вопрос о том как обсохнуть. Они провели консультации и через несколько минут Алисе казалось вполне естественным разговаривать с ними как со старыми знакомыми. В самом деле, у нее вышел довольно длинный спор с попугаем Лори, который в конце концов пришел в довольно мрачное настроение и постоянно твердил: "Я старше вас и лучше знаю жизнь".
        И тут уж Алиса ничего не могла поделать, потому что не знала сколько ему лет, а поскольку Лори упорно отказывался раскрыть свой возраст, говорить больше было не о чем.
        Наконец, Мышь, которая кажется пользовалась у них влиянием, призвала: "Садитесь все и слушайте! Я быстро вас высушу!"
        Они тут же уселись в большой круг, с мышью посередине. Алиса с волнением уставилась на нее, так как чувствовала, что схватит сильную простуду, если не обсохнет как можно скорее.
        - Мгм! - солидно сказала Мышь. - Все готовы? Это самая иссушающая вещица, которую я знаю. Тихо все, пожалуйста! "Вильгельм Завоеватель, чье дело было одобрено римским папой, был скоро представлен англичанам, которые жаждали вождей и которые издавна привыкли к узурпациям и завоеваниям. Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии..."
        - У-у!- сказал Лори с дрожью.
        - Прошу прощения, - сказала Мышь, нахмурясь, но очень вежливо. - Вы что-то сказали?
        - Это не я! - быстро ответил Лори.
        - Думаю, это были вы, - сказала Мышь. - Я продолжаю. "Эдвин и Моркар, графы Мерсии и Нортумбрии, присягнули ему и даже Стиганд, патриот и архиепископ Кентерберийский, нашел это желательным...
        - Нашел ЧТО? - спросил утенок Дак.
        - Нашел ЭТО, - ответила Мышь с некоторым раздражением, - и вы, конечно, знаете, что значит "это".
        - Конечно, я знаю, что значит "это", когда я нахожу его, - сказал Дак. - Обычно это лягушка или червяк. Вопрос в том, что нашел архиепископ?
        Мышь сделала вид, что не слышала этого вопроса и быстро продолжила. "...нашел это желательным и отправился с Эдгаром Ателингом, чтобы встретить Вильгельма и предложить ему корону. Поведение Вильгельма вначале было здравым. Но дерзость его норманнов..." Как вы теперь себя чувствуете, милочка? - спросила она повернувшись к Алисе.
        - Сыро как никогда, - ответила Алиса меланхолично. - Похоже меня это совсем не сушит.
        - В таком случае, - сказал Додо торжественно, поднимаясь на ноги. - Предлагаю прервать заседание для незамедлительного принятия более энергичных мер...
        - Говорите по-английски, - сказал орленок Игл. - Я не понимаю и половины этих длинных слов, но хуже всего то, что я уверен - вы тоже! - И Игл наклонил голову, чтобы скрыть улыбку, а некоторые из птиц захихикали.
        - Я всего лишь хотел сказать, -ответил Додо оскорбленно, - что самым лучшим способом для просушки являются партийные гонки.
        - Что это такое - партийные гонки? - спросила Алиса. Не то чтобы ей так уж хотелось знать, но Додо сделал паузу как будто ожидая, что КТО-НИБУДЬ что-нибудь скажет, а было похоже на то, что никто не собирался его ни о чем спрашивать.
        - Ну, - сказал Додо. - Лучше всего понимаешь, когда сам делаешь(И если вы любите все испытывать на себе, в какой-нибудь зимний день я объясню вам как Додо это делает).
        Сначала он обозначил трассу, похожую на круг("Точная форма не имеет значения", сказал он), а потом вся партия была размещена по трассе там и сям. Никто не командовал: "Раз, два, три - старт!" Каждый начинал бежать, когда ему хотелось и останавливался, когда захотел, так что было непросто понять, когда гонки закончились. Тем не менее, когда они побегали с полчаса и высохли, Додо вдруг провозгласил: "Гонки закончены!" и все столпились вокруг него, задыхаясь и спрашивая: "А кто выиграл-то?"
        На этот вопрос Додо не мог ответить без предварительного размышления и долго сидел уткнув палец в лоб( в таком виде часто изображают Шекспира на портретах) в то время как остальные застыли в почтительном молчании.
        Наконец, Додо сказал: "Все выиграли. И все должны получить призы".
        - Но кто же будет вручать призы? - спросили все в один голос.
        - Ну, ОНА, конечно, - сказал Додо, указывая пальцем на Алису, и вся партия сразу столпилась вокруг нее, выкрикивая приводящие в замешательство Алису слова: "Призы! Призы!"
        Алиса не знала, что делать и в отчаянии сунула руку в карман, достав оттуда коробочку засахаренных фруктов( к счастью в нее не попала соленая вода) и раздала всем в качестве призов. Каждому досталось как раз по одной штучке.
        - Но ведь и она должна получить приз, разве нет? - сказала Мышь.
        - Само собой, - очень серьезно ответил Додо, дожевывая свой кусочек. - Что еще есть у вас в кармане? - спросил он, повернувшись к Алисе.
        - Только наперсток, - печально ответила Алиса.
        - Так вручим же его! - сказал Додо.
        Они опять окружили ее и Додо, торжественно вздымая наперсток, сказал: "Мы просим принять вас этот изящный наперсток", - и когда он закончил свою короткую речь, все зааплодировали.
        Алиса подумала, что все происходящее довольно глупо, но они смотрели так серьезно, что она не посмела рассмеяться, а так как она не знала, что сказать в ответ, то просто поклонилась и взяла наперсток, стараясь принять настолько торжественный вид, какой могла.
        Затем надо было съесть засахаренные фрукты, что вызвало некоторый шум и замешательство, так как большие птицы жаловались, что не распробовали их, а у маленьких они застряли в горле и их пришлось бить по спине. Однако, все проходит, и они снова расселись в кружок и попросили Мышь рассказать им что-нибудь еще.
        - Вы ведь обещали рассказать мне вашу историю, - сказала Алиса,- и почему вы так ненавидите... "К" и "С", - добавила она шепотом, опасаясь что это снова будет воспринято как оскорбление.
        - Это длинный и печальный рассказ, - начала Мышь, но на слове рассказ она закашлялась и издала какие-то нечленораздельные звуки, которые Алисе показались похожими на слово "хвост".
        - Это и вправду длинный хвост, - сказала Алиса, с удивлением разглядывая мышиный хвост, - но почему вы называете его печальным? - и она стала ломать себе голову над этим вопросом, в то время как Мышь, не обратив ни малейшего внимания на ее замечание, начала свой рассказ.
        Вкратце ее история такова:
        "Старая ведьма
        поймала в доме
        мышь и строго
        ей сказала: " А ну-ка
        марш на суд!"
        А мышь кричит
        в ответ:" Пошли"
        Пусть знают
        Все, что
        Я ни в чем
        Не виновата!"
        И вот они
        пришли на
        суд, но
        что же
        тут за
        Суд? При-
        сяжных
        нет, и ад-
        воката
        нет, нет
        даже про-
        курора!
        А кто ж
        судья?
        Цепной
        Барбос!
        А ведьма
        тут ска-
        зала:"Ты,
        Мышка,
        не волнуйся,
        я отработаю
        за всех -
        за суд и
        проку-
        рора.
        И спра-
        ведливый
        приговор
        получишь
        ты немед-
        ля - при-
        ворю
        тебя я
        к сме-
        рти!"
        - Вы не слушаете, - строго сказала Мышь Алисе. - О чем вы думаете?
        - Прошу прощения, - ответила Алиса с подобострастием. - Вы кажется приближаетесь к пятому изгибу?
        - Да нет же! - сердито закричала мышь. дергая хвостиком, - вы просто связываете мне руки!
        Увидев как Мышь дергает хвостом и в тоже время говорит о каком связывании, Алиса решила, что каким-то образом на ее длинном и печальном хвосте образовался узел.
        -Узел! - вскричала Алиса, всегда готовая помочь ближнему, с тревогой глядя на Мышь. - Ах, позвольте мне помочь вам развязать его!
        - Я не собираюсь делать ничего подобного, - гордо сказала Мышь, вставая и удаляясь. - Вы оскорбляете меня, обращаясь с такими глупостями.
        - Я совсем не это имела ввиду! - попыталась защищаться бедная Алиса. - Но вас, знаете ли, так легко обидеть!
        От избытка чувств Мышь в бешенстве зарычала.
        - Прошу вас, вернитесь и доскажите вашу историю, - закричала Алиса ей вдогонку, и остальные присутствующие хором поддержали: "Да уж, пожалуйста!" - но Мышь только тряхнула головой и прибавила ходу.
        - Как жалко, что она не осталась, - заметил Лори как только она спрыгнула в воду.
        А старый Краб воспользовался случаем, чтобы сказать дочке:" Ах, дорогуша! Пусть это станет для вас уроком - никогда НЕ ВЫХОДИТЕ из себя!"
        - Попридержите язык, папаша! - ответила юная леди с легким раздражением. - Вы даже устрицу заставите вылезти из раковины своим ворчанием!
        - Если бы Дина была здесь, - мечтательно сказала Алиса, не обращаясь ни к кому конкретно. - Она бы живо привела ее назад!
        - А кто такая Дина, позвольте спросить? - полюбопытствовал Лори.
        Алиса охотно ответила, потому что всегда была готова поговорить о своей питомице: "Дина это наша кошка. И она так здорово ловит мышей, вы себе представить не можете! А уж как она ловит птиц! Буквально проглатывает их!"
        Эта речь произвела значительное впечатление. Кое-кто из птиц тут же исчез. Одна старая Сорока начала осторожно оглядываться по сторонам, приговаривая: " Мне нужно побыстрее добраться до дома, ночной воздух может повредить моим голосовым связкам!", а канарейка стала дрожащим голосом созывать птенцов: "Собирайтесь, мои милые! Вам давно пора спать!" Под различными предлогами все разбежались и вскоре Алиса осталась одна.
        -Лучше бы я не вспоминала про Дину! - печально сказала она самой себе. - Кажется, ее никто здесь внизу не любит, а ведь я знаю, что она лучшая кошка в мире! Ах, моя дорогая Дина! Увижу ли я тебя снова! - И тут несчастная Алиса снова начала плакать, потому что она почувствовала себя такой одинокой и ей стало очень грустно.
        Однако вскоре она снова услышала вдали звуки шагов и стала оглядываться, втайне надеясь, что Мышь переменила намерения и возвращается назад, чтобы досказать свою историю.
        ГЛАВА IV. Кролик посылает малыша Билла.
        Это был Белый Кролик, возвращавшийся неторопливой рысью и в тоже время тревожно оглядывавшийся по сторонам, как будто он что-то потерял. Алиса услышала как он бормотал себе под нос: "Герцогиня! Герцогиня! О, мои лапки! О, моя шерстка и усики! Она казнит меня, это также верно, что ослы это ослы! Где же я их обронил?"
        Алиса сразу поняла, что он ищет веер и пару белых лайковых перчаток, и она попыталась найти их, но их нигде не было видно - похоже было, что все изменилось с тех пор, как она плавала в луже - большой зал со стеклянным столиком и маленькой дверцей, исчезли. Очень быстро Кролик заметил Алису, которая рыскала в поисках потери и обратился к ней довольно сердито: "Ага, Мэри-Энн, что это вы ЗДЕСЬ делаете? Немедленно бегите домой и сейчас же принесите мне веер и перчатки!"
        И Алиса так испугалась, что сразу побежала в указанном направлении, даже не пытаясь объяснить ему, какую ошибку он совершает.
        - Он принял меня за свою горничную, - говорила она себе на бегу. - То-то он удивится, когда поймет, кто я такая! Но лучше уж я принесу ему этот веер и перчатки... да, если их найду, - в это время она подбежала к маленькому опрятному домику, на двери которого сияла медная табличка с выгравированной на ней надписью: "Б. Кролик".
        Она вошла в него без стука и поднялась наверх, опасаясь встретить настоящую Мэри-Энн, которая выставит ее из дома раньше, чем она найдет веер и перчатки.
        - Как это странно, - подумала Алиса, - выполнять поручения кролика! В следующий раз, пожалуй, и Дина пошлет меня за чем-нибудь! - И она попыталась представить себе как это будет выглядеть: "Мисс Алиса! Подойдите сюда и слушайте внимательно!" или "Немедленно подойдите сюда, милая! Я вижу, что вы до сих пор еще не поймали ни одной мышки!" - Впрочем, я думаю, что Дину выгнали бы из дома, если бы она стала обращаться с людьми в таком духе!
        В это время она обнаружила аккуратно прибранную маленькую комнату со столиком у окна, на котором(как она и ожидала) лежали веер и две или три пары крошечных белых лайковых перчаток. Она взяла веер и пару перчаток и уже собралась покинуть комнату, когда ее взгляд упал на маленькую бутылочку, которая стояла рядом с зеркалом. На этот раз на ней не было этикетки с надписью "Выпей меня", но несмотря на это она откупорила ее и поднесла к губам. "Знаю, что должно случиться что-то ИНТЕРЕСНОЕ как только я съем или выпью что-нибудь", сказала она вслух. "Я только посмотрю, что делает эта бутылочка. Надеюсь, что она снова сделает меня большой, потому что мне ужасно надоело оставаться такой крохотулькой."
        Так и произошло, причем гораздо быстрее, чем она думала - прежде чем она выпила полбутылки, ее голова уперлась в потолок и ей пришлось наклониться, чтобы не сломать шею. Она торопливо поставила назад бутылочку, говоря себе:" Вполне достаточно, надеюсь я больше не буду расти. К тому же я не могу выйти в дверь. Лучше бы я не пила так много!"
        Увы! Было слишком поздно. Она продолжала расти и очень скоро ей пришлось опуститься на колени. Через минуту она уже не помещалась в комнате. Алиса попробовала лечь на пол, уперев локоть в дверь, а другую руку положив под голову, но процесс все продолжался и в качестве последнего выхода она высунула одну руку в окно, а ногу в дымоход, произнеся историческую фразу(Алиса где-то слышала что в особенно трудную минуту все великие люди произносили исторические фразы):" Я сделала все что в моих силах, будь что будет!" а потом добавила жалобно: " А что со мной будет?"
        К счастью для Алисы, маленькая волшебная бутылочка уже полностью исчерпала свои возможности, и она перестала расти. Все же ей было неудобно лежать в таком скрюченном положении и так как похоже не оставалось никакой надежды выбраться из этой комнаты, неудивительно, что она чувствовала себя несчастной.
        - Дома намного лучше, - думала бедная Алиса, - там никто не растет и не уменьшается, а мыши и кролики не раздают приказы направо и налево. Я почти жалею, что полезла в эту кроличью нору - и все же, все же - это довольно забавно, знаете ли, жить вот так. Мне интересно, что ЕЩЕ случится со мною! Когда я читала сказки, то думала что со мной такого никогда не случится, а теперь я в самой гуще событий! Обо мне стоило бы написать книгу. Непременно! И когда я вырасту, я ее напишу! Но я уже и так выросла, - сказала она с печалью в голосе, - по крайней мере ЗДЕСЬ расти больше некуда.
        - Но тогда, - подумала Алиса, - я уже не стану старше? С одной стороны это приятно - никогда не превратиться в старуху, но с другой - вечно ходить в школу! Б-рр! Нет, мне ЭТО не по душе!
        - Ты - дурочка, Алиса, - ответила она самой себе. - Как же ты можешь здесь ходить в школу? Ведь ты едва сама помещаешься в этой комнате, а куда девать учебники?
        Так она рассуждала, рассматривая то одну сторону проблемы, то другую, а потом и всю ее в целом. Но через несколько минут она услышала снаружи голос и замолчала, чтобы послушать.
        - Мэри-Энн! Мэри-Энн! - позвал голос. - Принесите же мои перчатки сейчас же! - после этого на лестнице послышались шаги.
        Алиса поняла что это Кролик идет искать ее и задрожала так, что дом заходил ходуном. Она совсем забыла, что сейчас, наверное, в тысячу раз больше Кролика и у нее нет причин опасаться его.
        А Кролик уже подошел к двери и пытался открыть ее, но так как дверь открывалась внутрь, а локоть Алисы подпирал ее, то его попытки провалились.
        Алиса слышала как он пробормотал:
        - Придется идти вокруг и лезть в окно.
        - Не стоило бы тебе ЭТОГО делать, - подумала Алиса, и пока представляла себе, что может произойти, услышала, что Кролик уже под окном. Алиса высунула руку наружу и помахала ей в воздухе. Она ничего не ухватила, но услышала слабый вопль, звуки падения и звон разбитого стекла, из чего заключила, что скорее всего он упал на теплицу или еще куда-нибудь.
        Послышался сердитый голос - голос Кролика: "Пэт, Пэт! Где вы?" И вслед за этим она услышала голос, который был ей еще незнаком:" Здесь, конечно! Окапываю яблони, ваша милость!"
        - Окапываете яблони, прекрасно! - сказал Кролик со злостью. - Сюда! Идите сюда и помогите мне выбраться ОТСЮДА!" (Звуки разбивающегося стекла).
        - А теперь скажите мне, Пэт, что это такое в окне?
        - Рука, само собой, ваша милость! ( Он говорил: "р-рука").
        - Рука, паршивец! Да разве бывают руки таких размеров? Ведь она еле в окно пролазит!
        - Это уж точно, ваша милость, да только рука она рука и есть.
        - Ладно, я не собираюсь с тобой спорить, болван - иди и убери ее прочь!
        Последовало длительное молчание, и затем Алиса могла расслышать только обрывки разговора, например:
        - Нет уж, ваша милость, мне это совсем не нравится!
        - Делай что тебе говорят, трус!
        И в конце концов она высунула руку и опять помахала ею. На этот раз послышалось два пронзительных вопля и еще больше звуков разбивающихся стекол.
        "Сколько же у них там теплиц-то", - подумала Алиса. " Интересно, что они будут делать дальше? Что касается вытаскивания меня из окна, я сопротивляться НЕ БУДУ! Мне совсем не хочется оставаться здесь и дальше!"
        Некоторое время она ждала, не слыша больше никаких звуков, но потом, наконец, донесся скрип колес тележки и голоса переговаривающиеся между собой.
        - Где другая лестница?
        - Ну, я-то одну принес, а другая у Билла.
        - Билл! Тащи ее сюда, болван!
        - Сюда ставь, на угол.
        - Нет, поначалу свяжи их вместе - они же и до половины не достают.
        - Эй, в самый раз, не боись!
        - Сюда, Билл. Хватайся за эту веревку.
        - Крыша-то выдержит? Там одной черепицы не хватает.
        - Ух, ты! Она заваливается! Поберегись!(Сильный удар).
        - Ну, кто это сделал?
        - Билл, точно!
        - Кто полезет в дымоход?
        - Ну, нет!
        - ТЫ полезешь!
        - Не полезу!
        - Слышь, Билл, хозяин сказал - тебе лезть в дымоход.
        - Ага, стало быть Биллу придется лезть в дымоход? - подумала Алиса. - Похоже, они все валят на Билла! Не хотелось бы мне оказаться на его месте - камин довольно-таки узкий, но я думаю, что легкий пинок у меня получится!
        Она подтянула ногу вниз в дымоходе вниз насколько смогла и ждала пока не услышала как маленькое существо (она не могла разобрать какое именно) царапается и карабкается в дымоходе прямо над ней, потом сказав себе "Ну, Билл!", она резко выпрямила ногу и стала ждать, что за этим последует.
        Первое, что она услышала, был дружный возглас: " Билл пошел!"
        Потом в тишине раздался голос Кролика: " Да ловите же его, болваны! Эй, вы, там у ограды!"
        Затем снова наступила тишина и потом шум голосов: " Держите ему голову. Бренди лейте. Не придушите его. Ну, как ты, приятель? Что случилось-то? Давай выкладывай!".
        Послышался слабый писк ( " ЭТО Билл", - подумала Алиса).
        - Ну, я не знаю... хватит уже, спасибочки. Мне уже лучше - но дело паршивое, доложу я вам - помню только как что-то вроде черта из табакерки шарахнуло меня, и я полетел прямо как ракета.
        - Так оно и было, приятель, - подтвердили остальные.
        - Надо сжечь дом дотла! - сказал голос Кролика и Алиса закричала:" Если вы это сделаете, я напущу на вас Дину!"
        Воцарилась мертвая тишина и Алиса подумала: "Интересно, ЧТО они теперь будут делать? Если они хоть чуточку соображают, им надо снять кровлю."
        Через минуту-другую снова началось какое-то движение, и Алиса услышала как Кролик сказал:
        - Для начала нужна полная тачка.
        - Полная тачка с чем? - подумала Алиса, но она не долго мучилась сомнениями, так как в следующее мгновение град маленьких камешков застучал в окно и некоторые из них попали ей в лицо.
        - Я положу этому конец, - подумала она и крикнула: "Лучше не делайте этого больше!", что вызвало вторую мертвую тишину.
        Алиса заметила с некоторым удивлением, что все камешки лежавшие на полу превратились в маленькие пирожные и ей в голову пришла гениальная мысль:
        - Если я съем одно из этих пирожных, - подумала она- это должно вызвать какое-то изменение в моих РАЗМЕРАХ. И поскольку вряд ли меня можно сделать еще больше, оно должно сделать меня меньше... я надеюсь.
        И она проглотила одно пирожное и с радостью обнаружила, что действительно уменьшается. Как только она стала такой маленькой, чтобы пройти в дверь, она выбежала из дома и столкнулась с целой толпой маленьких зверьков и птиц, ожидавших ее снаружи.
        Бедная маленькая ящерица Билл стоял в середине, поддерживаемый двумя морскими свинками, подносившими ему что-то в бутылке.
        Все они бросились на Алису как только она появилась, но она убегала изо всех сил и вскоре оказалась одна в густом лесу.
        - Первое что я должна сделать, - сказала Алиса самой себе, бродя по лесу, - Вырасти до моего настоящего размера, а во-вторых - найти путь в тот прекрасный сад. Думаю, что лучшего плана никто не придумает.
        План и вправду был хорош. Вне всяких сомнений. Очень точный и простой. Единственная трудность была в том, что она абсолютно не знала как его выполнить.
        И в то время как она с тревогой оглядывалась среди деревьев, пронзительный лай прямо у нее над головой заставил ее в испуге посмотреть вверх.
        Огромный щенок смотрел на нее большими круглыми глазами и неуверенно протягивал лапу пытаясь коснуться ее.
        -Бедняжка! - сказала Алиса успокаивающим тоном, и попробовала свистнуть ему, но ей все время было жутко при мысли, что он может быть голодным, и в этом случае ему больше придется по душе она сама, чем ее уговоры.
        С трудом соображая, что делает, она подняла маленькую палку и протянула ее щенку, в то же мгновение щенок прыгнул вперед сразу всеми четырьмя лапами, с радостным визгом набросился на палку и сделал вид, что боится ее, затем Алиса спряталась за большим лопухом, чтобы ее не затоптали, и в ту же секунду, когда она появилась с другой стороны, щенок снова бросился на палку и прыгал как сумасшедший, пытаясь побыстрее вцепиться в нее. Затем Алиса, решив, что это очень похоже на игру в салки с паровозом, и каждую секунду ожидая, что ее могут затоптать, снова побежала вокруг лопуха. Тогда щенок предпринял новую серию попыток достать палку - он бежал вперед каждый раз и убегал далеко прочь, он носился взад-вперед как сумасшедший, и все время хрипло лаял, пока не повалился без сил, задыхающийся, с вывалившимся языком и с наполовину закрытыми огромными глазами.
        Алиса решила, что это хорошая возможность спастись, что она тут же и сделала, и бежала пока совсем не выбилась из сил и не стала задыхаться, и пока лай щенка не стал едва слышен.
        - И все же какой он милый, этот щеночек! - сказала Алиса, прислонившись к лютику, чтобы отдохнуть и обмахиваясь одним из его лепестков.
        - Как бы мне хотелось обучить его разным штукам, если бы... если бы только я была правильного размера. Ах, боже мой! Я чуть не забыла, что мне нужно снова вырасти. Надо подумать КАК же это сделать! Неплохо бы было съесть или попить чего-нибудь, вот только весь вопрос в том как это сделать.
        Это и в самом деле был большой вопрос. Алиса посмотрела вокруг, на цветы и травинки, но не увидела ничего такого, что в данных обстоятельствах она могла бы съесть или выпить.
        Рядом с ней стоял большой гриб, ростом с нее саму и когда она осмотрела его со всех сторон, она решила, что для полноты картины нужно посмотреть что у него на макушке. Она встала на цыпочки, посмотрела на шляпку гриба и обнаружила там огромную гусеницу, сидевшую наверху, сложив руки на груди и спокойно покуривовавшую кальян и не обращавшую ни малейшего внимания ни на нее, ни на все остальное.
        ГЛАВА V. Совет гусеницы
        Какое-то время Гусеница и Алиса молча смотрели друг на друга. Наконец, Гусеница вытащила кальян изо рта и обратилась к ней вялым сонным голосом.
        - Кто ВЫ? - спросила Гусеница.
        Начало было не слишком ободряющим.
        Алиса ответила несколько застенчиво:
        - Вообще-то, мадам, я и сама сейчас не понимаю. Я знаю наверняка кем я БЫЛА, когда проснулась сегодня утором, но с тех пор я несколько раз менялась.
        - Что вы хотите этим сказать? - серьезно спросила Гусеница. - Опишите себя!
        - К сожалению, мадам, я не умею писать, к тому же, видите ли, я это уже не я.
        - Я плохо вижу, - сказала Гусеница.
        - Боюсь что не смогу объяснить это, - ответила Алиса очень вежливо, - потому что не знаю с чего начать. Понимаете, примерив столько разных фасонов за один день, поневоле окажешься в затруднительном положении.
        - Вовсе нет, - возразила Гусеница.
        - Ну, для вас это может быть и не так, -ответила ей Алиса, - но ведь и вы, когда превратитесь в куколку- а ведь когда-нибудь это случится, вы же понимаете, а после этого в бабочку, думаю даже вам будет немного не по себе, да?
        - Нисколько, - упрямо возразила Гусеница.
        - Ну, возможно, вы из другого теста, -сказала Алиса, - но мне это совсем не понравилось.
        - ТЫ! - сказала Гусеница высокомерно. - Кто ТЫ?
        Это вернуло их в исходное положение.
        Алиса была слегка раздосадована манерой Гусеницы отвечать в телеграфном стиле и сказала очень веско:
        - Думаю, ВАМ следует представиться первой!
        - Это еще почему? - спросила Гусеница.
        Возразить было нечего, к тому же с головой у Гусеницы явно было НЕ ВСЕ в порядке и Алиса решила уйти.
        - Вернись! - закричала ей вслед Гусеница. - Я должна сказать тебе что-то очень важное!
        Это прозвучало заманчиво, и Алиса вернулась назад.
        - Держи себя в руках, - сказала Гусеница.
        - И это все? - спросила Алиса, держа себя в руках изо всех сил.
        - Нет, - ответила Гусеница.
        Поскольку торопиться все равно было некуда, Алиса решила потерпеть, вдруг Гусеница и в самом деле скажет ей в конце концов что-нибудь стоящее.
        Несколько минут она молча пускала дым, но в конце концов снова вытащила кальян изо рта и спросила:
        - Итак, вы думаете, что изменились, да?
        - Боюсь, что да, мадам, - сказала Алиса. - Я плохо помню то, что раньше хорошо знала и каждые десять минут меняю размеры.
        - Вы не помните., ЧТО именно вы не помните? - спросила Гусеница.
        - Ну, я пыталась рассказать стишок про маленькую пчелку, но ничего не получилось! - печально ответила Алиса.
        Повторяй за мной: "Привет, папаша Вильям", сказала Гусеница.
        Алиса взяла себя в руки и начала:
        - Привет, папаша Вильям, -
        Сказал сынок.
        - Ты очень стар и поседел
        Но несмотря на это
        Стоишь на голове,
        Того гляди сойдешь с ума.
        - Когда я молод был, -
        Ответил старый Вильям сыну
        Боялся ум свой повредить
        Теперь мне это не грозит.
        - Ты стар, - сказал юнец,
        - Как я уже сказал.
        Ты стал ужасно толст,
        А кувыркаешься как мяч,
        Так черт возьми, зачем!
        - Когда я молод был, -
        Сказал отец, пригладив седину,
        Суставы мазал я себе
        Вот этим эликсиром -
        Бутылочка за шиллинг!
        Не хочешь ли купить такой?
        - Ты стар, - сказал юнец,
        - Беззубым ртом своим
        Не можешь ты жевать
        И все же ты умял гуся
        Как смог ты это сделать?
        - Когда я молод был. - сказал отец,
        - Я обо всем болтал с женой
        И мышцы челюстей окрепли у меня.
        - Ты стар, - сказал юнец
        - И еле видишь
        И все же ложку
        Мимо рта едва ли пронесешь,
        Как удается все тебе?
        - На три вопроса дал ответ! -
        Сказал отец. - Довольно попусту болтать!
        Молчи! А то по лестнице спущу!
        - Пожалуй, это не совсем правильно рассказано, - сказала Гусеница.
        - Да, боюсь, не совсем, - ответила Алиса с робостью. - Некоторые слова изменились.
        - Все неправильно от начала до конца! - сказала Гусеница решительно, и они замолчали на несколько минут.
        Гусеница заговорила первой.
        - Какого размера ты хотела бы быть? - спросила она.
        - Ах, вообще-то размер не имеет для меня большого значения, - торопливо ответила Алиса, - но, честно говоря, вряд ли кто захочет менять размеры так часто.
        - Я ЭТОГО не знаю, - сказала Гусеница.
        Алиса не смогла ничего возразить - никогда раньше не бывала она в таком затруднительном положении и чувствовала, что с трудом держит себя в руках.
        - Нынешнее положение вас устраивает? - спросила гусеница.
        - Ну-у... мне хотелось бы стать немножечко побольше, мадам, если вы не против, - ответила Алиса. - Три дюйма мне все же маловато.
        - Это отличный рост! - сказала гусеница сердито и встала (в ней оказалось ровно три дюйма).
        - Но я раньше не была такой! - умоляюще сказала несчастная Алиса. И подумала про себя:" Почему они все так легко обижаются?"
        -Ты к нему быстро привыкнешь, - утешила Гусеница, сунула кальян в рот и снова погрузилась в оцепенение.
        На этот раз Алиса терпеливо дожидалась пока она снова соизволит заговорить.
        Через пару минут Гусеница вынула кальян, зевнула и встряхнулась. После этого она сползла с гриба и уползла в траву, пробормотав на прощанье: "Одна сторона сделает тебя больше, а другая сторона сделает тебя меньше".
        - Одна сторона ЧЕГО? Другая сторона ЧЕГО? - подумала про себя Алиса.
        - Гриба, - ответила Гусеница, как будто Алиса произнесла это вслух, и тут же пропала из виду.
        Алиса с минуту глубокомысленно разглядывала гриб, пытаясь понять где у него две стороны. Но так как он был совершенно круглый, это оказалось не так просто. Однако в конце концов, она обхватила его руками насколько смогла и отломила по кусочку с каждой стороны.
        - Кто же из них какой? - спросила она саму себя и отгрызла немножко от кусочка в правой руке, чтобы испытать его действие и тут же ощутила сильный удар в челюсть - она ударилась о собственную ногу!
        Она была очень испугана таким стремительным изменением. Но сразу поняла, что на растерянность у нее просто нет времени - она сжималась с катастрофической быстротой.
        Поэтому она тут же принялась за другой кусок.
        Ее подбородок уже так сильно прижался к ногам, что ей с трудом удалось приоткрыть рот, но все же она это сделала и ей удалось отправить в рот кусочек из левой руки.
        Наконец-то моя голова на свободе, - сказала Алиса с восхищением, которое сразу же сменилось тревогой, когда она обнаружила, что не может найти свои плечи. Все что она видела, когда смотрела вниз это невероятной длины шею, которая возвышалась подобно стеблю над морем зеленых листьев, лежавших далеко внизу.
        - Чем может быть вся эта зелень? - сказала Алиса. - И куда подевались мои плечи? И, ах, мои бедные рученьки, почему я вас не вижу?
        Она вертела ими во все стороны, но это ни к чему не привело, кроме легкого колыханья листьев далеко внизу.
        Так как похоже было на то, что ей не удастся поднять руки к голове, она попыталась опустить к ним голову и с радостью обнаружила, что ее шея прекрасно сгибается в любом направлении как у змеи. Она едва успела изогнуть ее вниз изящным зигзагом и уже собиралась нырнуть под листья, которые оказались ничем иным как кронами деревьев, под которыми она недавно бродила, когда резкий свист заставил ее быстро выпрямиться - огромный голубь налетел на нее и стал яростно бить крыльями по лицу.
        - Змея! - кричал Голубь.
        - Я НЕ змея! - сказала Алиса с негодованием. - Оставьте меня в покое!
        - А я говорю - змея! - повторил Голубь, но уже потише и добавил дрожащим от сдерживаемых рыданий голосом: "Чего я только не делал, а им все мало!"
        - Не имею ни малейшего понятия о чем вы, - сказала Алиса.
        - Корни деревьев, берега рек, изгороди, - продолжал Голубь, не обращая на нее внимания, - но эти змеи! Им все мало!
        Алиса недоумевала все больше и больше, но решила, что нет смысла что-нибудь говорить до тех пор, пока Голубь не закончит.
        - Как будто мне мало забот с высиживанием яиц, - сказал Голубь, - но я еще должен сторожить их от змей день и ночь напролет! Я уже три недели не смыкал глаз!
        - Мне очень жаль, что вас довели до такого состояния, - сказала Алиса, которая начала догадываться в чем дело.
        - И даже когда я выбрал самое высокое дерево в лесу, - продолжал Голубь, срываясь на крик, - и уже думал, что наконец-то избавился от них, они ползут прямо с неба! У-у! ЗМЕЯ!
        - Но, послушайте, я НЕ змея! - сказала Алиса. - Я...я-а...
        - Да? И КТО же вы? - спросил Голубь. - Похоже вы просто пытаетесь вывернуться.
        - Я...Я - маленькая девочка, - ответила Алиса в некотором замешательстве, ведь она помнила сколько раз за день она изменялась.
        - Да уж! - сказал Голубь с величайшим презрением. - Немало я повидал на своем веку маленьких девочек, но с ТАКОЙ шеей ни разу! Нет, и еще раз нет! Вы змея, и бессмысленно отпираться. Скажите еще, что вы никогда не пробовали яиц!
        - Конечно, я ела яйца, - сказала Алиса, которая была очень правдивым ребенком, - но к вашему сведению маленькие девочки едят не меньше яиц, чем змеи.
        - Я в это не верю, - сказал Голубь. - Но даже если так, то они всего-навсего такие же змеи, доложу я вам.
        Эта мысль так поразила Алису, что она замолчала на одну или две минуты, что позволило Голубю добавить:
        - Вы ищете яйца, я отлично ЭТО знаю, и не все ли равно, кто вы - маленькая девочка или змея?
        - Мне это совсем не все равно, - быстро ответила Алиса, - и я вовсе не ищу яйца, а если бы и искала, то не ВАШИ - я не люблю их в сыром виде.
        - Ладно, в таком случае, убирайся, - угрюмо сказал Голубь, устраиваясь у себя в гнезде.
        Алиса стала заглядывать под деревья, но ее шея постоянно запутывалась в ветках и ей все время приходилось останавливаться и выпутывать ее. Наконец, она вспомнила, что все еще держит кусочки гриба, и она осторожно принялась за дело, откусывая то от одного, то от другого кусочка и становясь то ниже, то выше, пока ей не удалось уменьшиться до своего обычного размера.
        С тех пор как она была хотя бы приблизительно своего обычного размера прошло так много времени, что она первое время чувствовала себя как-то странно. Но через несколько минут она освоилась и начала разговаривать сама с собой как всегда:" Прекрасно, половина моего плана выполнена! Как удивительны все эти изменения! Никогда не знаешь что будет дальше, буквально ежеминутно! Но теперь, когда я восстановила свои размеры - я должна попасть в прекрасный сад - вот только КАК я это сделаю, хотелось бы мне знать?"
        Сказав это, она вдруг оказалась на поляне, посреди которой стоял маленький домик, не больше четырех футов высотой.
        - Кто бы здесь мог жить? - подумала Алиса. - Не годится встречаться с ними в таких больших количествах - я могу испугать их до умопомрачения! - И она принялась грызть кусочек в правой руке и не подходила к дому до тех пор пока не уменьшила свой рост до девяти дюймов
        ГЛАВА VI. Свинья и Перец.
        Пару минут она стояла, разглядывая дом и не решаясь ничего предпринять, но вдруг из леса выбежал ливрейный лакей(она решила, что это лакей, потому что он был в ливрее - иначе, если бы она принимала решение только по впечатлению от его лица, она назвала бы его рыбой) - и громко застучал в дверь кулаками. Ему открыл другой ливрейный лакей, с круглым лицом и глазами большими, как у лягушки. Оба лакея, как заметила Алиса, были в напудренных париках. Она сгорала от любопытства и потихоньку подкралась поближе.
        Рыбообразный лакей начал с того, что достал из под мышки огромный пакет, размером едва ли не с самого себя и передал его другому, произнеся торжественным тоном: "Герцогине! Приглашение от Королевы на крокет."
        Лягушка повторил, таким же торжественным тоном, но слегка изменив порядок слов: " От Королевы! Приглашение Герцогине на крокет."
        После чего они оба низко поклонились, запутавшись в своих париках.
        Алису это так рассмешило, что она убежала назад в лес, испугавшись как бы они ее не услышали.
        Когда она снова приступила к наблюдению, Рыбообразный уже ушел, а второй сидел на земле перед дверью, тупо уставившись в небо.
        Алиса робко приблизилась к двери и постучала.
        - Стучать совершенно бесполезно, - сказал Лакей, - по двум причинам. Во-первых, потому что я с той же стороны от двери, что и вы. А во-вторых, потому что внутри стоит такой шум, что вас все равно никто не слышит.
        И действительно, изнутри доносился невероятный шум - беспрерывные стоны и чихание, сопровождавшиеся ужасным грохотом, похожим на звуки разбивающейся вдребезги посуды.
        - Извините, - сказала Алиса. - Но как же мне попасть внутрь?
        - В вашем стуке был бы какой-то смысл, - продолжал Лакей, не обращая внимания на ее слова, - если бы между нами была дверь. К примеру, если вы ВНУТРИ, вы можете постучать, а я могу выпустить вас наружу. - Он смотрел в небо все время пока говорил, и Алисе это показалось чрезвычайно невежливым.
        - Но, возможно, он не виноват, - подумала она, - ведь у него глаза почти на макушке. Да, но в любом случае он мог бы отвечать на вопросы.
        - Как мне попасть внутрь? - повторила она погромче. В это мгновение дверь дома отворилась и большое блюдо полетело наружу, прямо лакею в голову - оно задело его по носу и разбилось об одно из деревьев.
        - Или может быть, на следующий день, - продолжил Лакей тем же голосом, как будто ничего не произошло.
        - Как мне войти! - снова спросила Алиса, еще громче.
        - Вы все еще хотите войти? - спросил Лакей. - Это важный вопрос, уверяю вас.
        В этом не было никаких сомнений, но Алиса не любила, когда с ней так разговаривали. - Потрясающе, - пробормотала она - они постоянно спорят. С ума можно сойти!
        Лакей похоже решил, что наступил благоприятный момент, чтобы повторить свою ремарку, с некоторыми изменениями. - Я буду сидеть здесь, - сказал он, - не вставая, день и ночь напролет.
        - Но как же мне войти? - спросила Алиса.
        - Как вам это понравится? - спросил Лакей и стал насвистывать.
        -Ах, с ним бесполезно разговаривать, - в отчаянии сказала Алиса, - он просто идиот! - С этими словами она открыла дверь и вошла. Дверь вела прямо в большую кухню, полную дыма. Герцогиня сидела на колченогом стуле посредине, укачивая ребенка. Повариха склонилась над очагом, помешивая в большом котле, где, похоже, варился суп.
        - В этом супе, пожалуй, слишком много перца! - смогла сказать себе Алиса в перерыве между чиханьем.
        В воздухе и правда было слишком много перца. Даже Герцогиня время от времени чихала, а уж ребенок просто вопил и протяжно чихал одновременно. Единственными на кухне, кто не чихал были повариха и большой кот, сидевший на камине и широко улыбавшийся.
        - Извините. Не могли бы вы мне объяснить, - застенчиво спросила Алиса, так как не была уверена вежливо ли начинать разговор первой. - Почему ваш кот так улыбается?
        - Это Чеширский кот, - сказала Герцогиня, - вот почему...Свинья! - Она произнесла последнее слово с такой злостью, что Алиса подскочила на месте. Но тут же поняла, что оно предназначалось ребенку, а не ей, и набравшись смелости, продолжила:
        - Я не знала, что чеширские коты всегда улыбаются. Я даже не знала, что коты вообще МОГУТ улыбаться.
        -Могут, - сказала Герцогиня. - А большинство из них так и делают.
        - Я этого не замечала, - сказала Алиса, очень вежливо, весьма довольная тем, что ей удалось завязать беседу.
        - Вы многого не знаете, - сказала Герцогиня. - В этом все дело.
        Алисе не понравился тон, которым было сделано это замечание, и она подумала, что было бы неплохо сменить тему. Пока она пыталась ее найти, повариха сняла котел с супом с огня и тут же принялась швырять все до чего могла дотянуться в Герцогиню и ребенка - первыми полетели каминные щипцы, за ними последовал град кастрюль, блюд и мисок. Герцогиня не обращала на них никакого внимания, даже когда они в нее попадали, а ребенок и без того орал так громко, что было невозможно определить попадает в него что-нибудь или нет.
        - Одумайтесь! Что вы делаете! - закричала Алиса, заходясь от ужаса. - Ах, она летит ему прямо в носик - закричала она, когда необъятная кастрюля пролетела рядом и едва не снесла ребенку нос.
        - Если бы каждый занимался своим делом, - хрипло зарычала Герцогиня, - мир вертелся бы намного быстрее.
        - Но вряд ли он стал бы от этого лучше, - возразила Алиса, которая была рада, что может показать глубину своих знаний. - Вы только подумайте сколько всего можно переделать за день и за ночь! Ведь Земля оборачивается за двадцать четыре часа вокруг своей оси и если разобраться...
        - Разобраться?! Эй, разберитесь с ней и отрубите-ка ей голову! - тут же сказала Герцогиня.
        Алиса с некоторым беспокойством взглянула на повариху, чтобы посмотреть поняла ли она намек, но та продолжала деловито помешивать суп и похоже ничего не слышала, и она продолжила:
        - Кажется, за двадцать четыре часа или за двенадцать? Я...
        - Ах, ради бога! - сказала Герцогиня - Я терпеть не могу цифр! - И с этими словами она вновь стала укачивать ребенка, одновременно напевая ему своего рода колыбельную и сильно встряхивая его в конце каждой строки:
        Говорите грубо с вашим маленьким мальчиком
        И бейте его, когда он чихает,
        Он делает это чтобы раздражать вас,
        Потому что он знает, что дразнит вас.
        (В этом месте присоединились повариха и ребенок)
        - Ау! Ау! Ау!
        Пока Герцогиня пела второй куплет песни, она яростно швыряла младенца вверх и бедняжка так завывал, что Алиса едва могла разобрать слова:
        Я разговариваю строго с моим мальчиком
        Я бью его когда он чихает,
        Ведь он постоянно может наслаждаться
        Перцем, когда ему захочется!
        -Ау! Ау! Ау!
        - Эй! Ты можешь понянчить его, если хочешь! - сказала Герцогиня Алисе, бросая в нее ребенка. - Мне нужно идти готовиться к крокету с Королевой, - и она выпорхнула из комнаты.
        Повариха запустила в нее сковородой, но промахнулась.
        Алиса подхватила ребенка с некоторой опаской, так как это было довольно странное создание, разбрасывавшее руки и ноги во все стороны.
        - Прямо морская звезда какая-то, - подумала Алиса.
        Бедняжка пыхтел как паровоз, когда оказался у нее на руках. Он попеременно то складывался вдвое, то снова распрямлялся. Так продолжалось с минуту - именно в течение этого времени она смогла удерживать его.
        Как только она научилась обращаться с ним (его нужно было сначала как бы завязать узлом, а потом крепко держать за правое ухо и левую ногу, чтобы дать ему развязаться), она вынесла его на поляну.
        - Если я не заберу этого ребенка с собой, - подумала Алиса, - они не сегодня так завтра прикончат его - было бы преступлением оставлять его здесь! - Последние слова она произнесла вслух и малыш хрюкнул в ответ (к этому времени он уже перестал чихать).
        - Не хрюкай, - сказала Алиса, - воспитанные дети так себя не ведут.
        Ребенок снова хрюкнул, и Алиса с тревогой взглянула ему в лицо, чтобы узнать, что с ним происходит.
        У него без всякого сомнения был чересчур курносый нос, скорее пятачок, чем настоящий нос, кроме того глазки у него были слишком маленькие - в общем Алисе он не очень понравился.
        - Может быть это потому что он плачет? - подумала она и присмотрелась к нему повнимательнее, стараясь обнаружить слезы. Но слез явно не было.
        - Если вы, дорогуша, собираетесь превратиться в поросенка, - сказала Алиса серьезно, - я с вами нянчиться не собираюсь. Учтите!
        Бедняжка снова всхлипнул (или хрюкнул - разобрать было невозможно) и затем на некоторое время воцарилась тишина.
        Алиса как раз принялась обдумывать, что она будет делать с этим непонятным существом, когда принесет его домой, как оно снова хрюкнуло, причем с такой яростью, что Алиса посмотрела на него в некоторой панике. Больше не оставалось никаких сомнений - это было ничем иным как поросенком, и она поняла, что нести его и дальше было бы совершенной глупостью.
        Поэтому она положила его на землю, после чего с огромным облегчением увидела как он припустил в лес.
        - Если бы он вырос, - заметила она про себя, - он стал бы ужасно уродливым ребенком, но как свинья, я думаю, он будет довольно привлекателен.
        И она принялась вспоминать других знакомых детей, которые часто вели себя по-свински, и только она сказала себе: "Если бы кто-нибудь знал способ изменить их в лучшую сторону..." - как с некоторым замешательством обнаружила, что в нескольких ярдах от нее на ветке сидит Чеширский Кот.
        Кот лишь ухмыльнулся, увидев Алису.
        Она решила, что вид у него добродушный, но такие длинные когти и столько зубов, что с ним стоит обращаться повежливее.
        - Чеширский Котик, - начала она довольно робко, так как не имела никакого понятия, является ли это его именем. Он, однако, расплылся в еще более широкой улыбке.
        - Пожалуй, я ему угодила, - подумала Алиса и продолжила. - Скажите, пожалуйста, как бы мне отсюда выбраться?
        - Это в значительной степени зависит от того, куда ты хочешь попасть, - ответил Кот.
        - Мне, пожалуй, все равно куда, - сказала Алиса.
        - В таком случае не имеет значения куда ты попадешь, - сказал Кот.
        - ...лишь бы добраться куда-нибудь, - добавила Алиса в качестве пояснения своих намерений.
        - Ну, ты обязательно придешь куда-нибудь, - заметил Кот, - если будешь идти достаточно долго.
        Возразить против этого было трудно, и Алиса попыталась зайти с другого конца.
        - Что за люди здесь живут?
        - Там, - сказал Кот, махнув правой лапой, - живет Шляпник, а там, - он махнул другой лапой, - живет Мартовский Заяц, Можешь пойти к любому из них - они оба чокнутые.
        - Но мне совсем не хочется попасть к сумасшедшим, - сказала Алиса.
        - Ну, тут уж ты ничего не сможешь изменить - мы тут все сумасшедшие -и я, и ты.
        - Почему вы решили, что я помешанная? - спросила Алиса.
        - Иначе ты бы сюда не пришла.
        Алисе этот довод не показался достаточно веским, тем не менее она продолжала:
        - А откуда вы знаете, что вы безумны?
        - Предположим, - сказал Кот, - что собака не сумасшедшая. Вы можете себе это представить?
        - Думаю, что да, - сказала Алиса.
        - Ну, вот, вы же знаете, собака рычит когда злится и вертит хвостом, когда довольна. А я рычу, когда доволен и верчу хвостом, когда сердит. Следовательно, я безумен.
        - Это называется мурлыканье, а не рычание, - возразила Алиса.
        - Называйте как хотите, - сказал Кот. - Вы сегодня играете в крокет с Королевой?
        - Мне бы очень хотелось, - сказала Алиса, - но я не была приглашена.
        - Вы меня там увидите, - сказал Чеширский Кот и исчез.
        Алису это не очень удивило, она уже стала привыкать к происходящим здесь чудесам. Пока она смотрела туда, где он только что сидел, Кот вдруг появился снова.
        - Кстати, что с ребенком? - спросил Кот. - Я чуть не забыл спросить о нем.
        - Он превратился в свинью, - спокойно ответила Алиса, как будто Кот вернулся назад обычным способом.
        - Я так и думал, - сказал Кот и снова исчез.
        Алиса постояла немного, в слабой надежде, что он снова появится, но этого не произошло и через пару минут она пошла туда, где как было ей сказано жил Мартовский Заяц.
        - Шляпников я и раньше видела, - сказала она самой себе, - Мартовский Заяц будет поинтересней. И, возможно, ведь сейчас май, он не будет нести бред, по крайней мере такой же как в марте., - говоря это она посмотрела вверх и снова увидела Кота, сидящего на ветке.
        - Вы сказали "свинья" или "бадья"?
        - Я сказала "свинья", - ответила Алиса, - и было бы неплохо, если бы вы перестали появляться и исчезать так неожиданно - это вызывает у меня головокружение.
        - Согласен, - сказал Кот и на этот раз он исчезал очень медленно, начав с кончика хвоста и закончив улыбкой, которую было видно и после того как все остальное исчезло.
        - Ну и ну! Я часто видела котов без улыбки, - подумала Алиса, - но улыбка без кота! Это самая несуразная вещь, которую можно вообразить.
        Ей пришлось идти не очень долго, чтобы увидеть дом Мартовского Зайца. Она решила, что это тот самый дом, на который ей указал Чеширский Кот, потому что дымоходы были похожи на заячьи уши, а крыша покрыта не соломой, а мехом.
        Дом был такой большой, что она решилась подойти к нему только, когда откусила от кусочка гриба, зажатого в левой руке и не подросла примерно до двух футов. Но даже после этого ей было страшно подходить к нему, и она говорила себе: " Неужели он и вправду сумасшедший? Может быть стоило пойти к Шляпнику?"
        ГЛАВА VII. Безумное чаепитие.
        У самого дома под деревом стоял стол, и Мартовский Заяц и Шляпник пили за ним чай. Соня сидел между ними, крепко уснув, а эти двое использовали его как подушку, опираясь на него локтями и переговариваясь через его голову.
        - Не очень-то это приятно для Сони, - подумала Алиса, - хотя, раз уж он спит, вряд ли это имеет значение.
        Стол был большой, но все трое расположились с одной стороны.
        - Мест нет! Мест нет! - закричали они, увидев Алису.
        - Тут полно места! - сказала Алиса с негодованием и уселась в большое кресло с другой стороны стола.
        - Выпейте вина, - предложил Мартовский Заяц ободряющим тоном.
        Алиса посмотрела на стол, но на нем не было ничего кроме чая.
        - Я не вижу здесь никакого вина, - заметила она.
        - А его тут и нет, - ответил Мартовский Заяц.
        - В таком случае с вашей стороны не очень вежливо предлагать его, - сердито сказала Алиса.
        - Это с вашей стороны не очень вежливо усаживаться за стол без приглашения, - сказал Мартовский Заяц.
        - Я не знала, что это ВАШ стол, - сказала Алиса, - он накрыт явно не на троих.
        - Вам нужно подстричься, - сказал Шляпник. Он давно уже рассматривал Алису с большой заинтересованностью и это было первое что он сказал.
        - Вам стоило бы знать, что такие замечания неприличны, - сказала Алиса довольно сурово.
        Шляпник широко раскрыл глаза, услышав это, и высказался:
        - Чем ворон похож на грифельную доску?
        - Ага, сейчас мы повеселимся! - подумала Алиса. - Хорошо, что они решили играть в загадки. - Уж я-то сумею это разгадать, - добавила она вслух.
        - Не хотите ли вы сказать, что можете ответить на этот вопрос? - спросил Мартовский Заяц.
        - Конечно, - ответила Алиса.
        - В таком случае вы должны объясниться, - продолжал Мартовский Заяц.
        - Сейчас, - торопливо сказала Алиса. - Ну... ну, это значит,... это значит, что они одинаковые, знаете ли.
        - Они вовсе не одинаковые! - сказал Шляпник. - Вы можете с таким же успехом сказать, что "я вижу что ем" тоже самое, что "я ем, что вижу"!
        - Или, - добавил Мартовский Заяц. - "Мне нравится, что я беру" тоже самое, что "я беру, что мне нравится"!
        - Скажите еще, - добавил Соня, который похоже так и разговаривал во сне, - что "я дышу, когда сплю" тоже самое, что "я сплю, когда дышу"!
        - То-то же! - сказал Шляпник и беседа прервалась, так как общество на минуту замолчало, а Алиса попыталась вспомнить то немногое, что знала о воронах и грифельных досках.
        Первым нарушил молчание Шляпник.
        - Какое сегодня число? - спросил он, повернувшись к Алисе. Он достал часы из кармана и с тревогой разглядывал их, время от времени встряхивая и поднося к уху.
        - Четвертое.
        - Отстали на два дня, - заметил Шляпник. - Я же тебе говорил, что маслом можно испортить кашу! - добавил он, сердито глядя на Мартовского Зайца.
        - Это было ЛУЧШЕЕ сливочное масло, - кротко ответил Мартовский Заяц.
        - Да, но все же крошки могли туда попасть, - проворчал Шляпник, - вам не следовало намазывать его столовым ножом.
        Мартовский Заяц взял часы, с задумчивым видом макнул их в чашку с чаем и уныло посмотрел на них снова - но так и не нашел ничего лучше как повторить свое замечание: "Это, знаете ли, было лучшее сливочное масло!"
        Алиса с любопытством заглянула ему через плечо.
        - Какие интересные часики, - сказала она. - Показывают не часы, а дни!
        - Как это? - пробормотал Шляпник. - А ваши часы что - показывают год?
        - Нет, конечно, - охотно ответила Алиса, - но это потому что они стоят с прошлого года.
        - С моими тоже самое, - сказал Шляпник.
        Алиса была жутко заинтригована. Замечание Шляпника было совершенно бессмысленным, но рассуждал он вполне здраво.
        - Я вас не совсем поняла, - сказала она так вежливо, что ей показалось будто рот у нее наполнился сахарным сиропом.
        - Соня опять уснул, - сообщил Шляпник и капнул ему на нос горячего чая. Соня тряхнул головой и произнес, не открывая глаз, загадочную фразу: "Да-да, я, как раз собирался это отметить".
        - Ну, так как, вы разгадали загадку? - спросил Шляпник, поворачиваясь к Алисе.
        - Нет, я отказываюсь разгадывать вашу загадку. Подходит вам такой ответ?
        - Понятия не имею, - сказал Шляпник.
        - Я тоже, - добавил Мартовский Заяц.
        Алиса устало вздохнула:
        - Надеюсь, со ВРЕМЕНЕМ вы найдете себе более приличное занятие, чем убивать его загадыванием загадок, у которых нет ответа.
        - Если бы вы были знакомы со ВРЕМЕНЕМ также хорошо, как я, - сказал Шляпник, - вы бы не стали говорить, что мы убиваем его... Потому что это ОНА!
        - Я не понимаю о чем вы говорите, - сказала Алиса.
        - Ну, еще бы! - сказал Шляпник, гордо задирая подбородок. - Вы, милая, никогда не разговаривали со Временем!
        - Может быть, - осторожно ответила Алиса, - но я всегда отбиваю время в такте, когда учусь музыке.
        - Ага! Это все объясняет, - сказал Шляпник. - Она не переносит грубости. Но, если вы ведете себя вежливо, она сделает все что угодно. Например, допустим было девять часов утра, как раз время начала уроков - стоит вам только шепнуть ЕЙ и часы полетят один за другим. Раз - и уже половина второго, время обедать!
        - Я бы не отказался перекусить, - пробормотал себе под нос Мартовский Заяц.
        - Да, это было бы замечательно, - с глубокомысленным видом сказала Алиса. - Я...но, вы знаете, вообще-то я не бываю голодна к этому времени.
        - Это поначалу, - сказал Шляпник, - но вы можете растянуть время до половины второго как вам заблагорассудится!
        - Вы так и делаете? - спросила Алиса.
        Шляпник мрачно покачал головой.
        - Нет! Мы поссорились в марте прошлого года, как раз перед тем как ОН спятил(он указал чайной ложкой на Мартовского Зайца) - это произошло на грандиозном концерте, устроенном Червовой Королевой, и мне пришлось спеть:
        Кышь, кышь, маленькая мышь!
        Откуда ж ты взялась?
        - Ну, вы знаете...- И Шляпник вопросительно посмотрел на нее.
        - Кажется, я слышала нечто подобное, - ответила Алиса.
        - Дальше там таким манером, - продолжил Шляпник:
        Ты летаешь над миром
        Как чайник в облаках,
        Кышь, кышь!
        В этом месте Соня встрепенулся и стал подпевать во сне:
        -Кышь, кышь, кышь, кышь, - и делал это так долго, что им пришлось ущипнуть его.
        - Так вот, едва я закончил первый куплет, - сказал Шляпник, - как Королева подпрыгнула и завопила:
        - Он убивает время! Отрубите ему голову!
        - Какая жестокость! - воскликнула Алиса.
        - И с тех пор, - продолжал Шляпник скорбно, - ОНА не делает то, что я прошу. Теперь постоянно шесть часов вечера.
        Алиса хлопнула себя ладошкой по лбу:
        - Так вот почему на столе столько посуды!
        - Вот именно, - подтвердил Шляпник, тяжело вздохнув, - шесть часов вечера - время пить чай и у нас нет времени помыть посуду.
        - Вот почему вы пересаживаетесь вокруг стола по часовой стрелке! - сказала Алиса.
        - Совершенно верно, - сказал Шляпник, - как только используем очередную партию посуды.
        - А что происходит, когда вы возвращаетесь к точке отсчета? - осторожно спросила Алиса.
        - Может быть сменим тему? - прервал их Мартовский Заяц, зевнув. - Надоело. Пусть лучше мадемуазель расскажет нам сказку.
        - Боюсь, что я не смогу этого сделать, - сказала Алиса, застигнутая врасплох этим предложением.
        - Соня сможет! Проснись Соня! - заорали они как сумасшедшие и пихнули его сразу с двух сторон.
        Соня нехотя открыл глаза.
        - Да я не сплю, - сказал он хрипло. - Я слышал все, что вы тут наговорили, парни.
        - Рассказывай! - сказал Мартовский Заяц.
        - Пожалуйста! - умоляюще сказала Алиса.
        - И побыстрей, - добавил Шляпник, - а то уснешь раньше, чем закончишь.
        - Жили-были три маленьких сестрички, - торопливо начал Соня, - и звали их Элси, Лейси и Тилли, а жили они на дне колодца...
        - А чем они питались? - спросила Алиса, которую всегда глубоко занимали вопросы еды и питья.
        - Патокой, - ответил Соня, подумав минуту или две.
        - Это, извините, невозможно, - мягко заметила Алиса, - они бы заболели.
        - Точно, - сказал Соня. - Они и заболели. Очень.
        Алиса попыталась представить себе такой странный образ жизни, но это оказалось настолько затруднительно, что она спросила:
        - Но почему они жили на дне колодца?
        - Чайку еще попейте, - с чувством сказал Мартовский Заяц Алисе.
        - Да у меня его и не было, - обиженно ответила Алиса. - как же я могу выпить его ЕЩЕ?
        - Вы хотите сказать, что не можете выпить меньше, - сказал Шляпник, ведь взять чего-то побольше легче, чем взять НИЧЕГО.
        - А вас никто не спрашивал, - сказала Алиса.
        - Ну, и кто же тут переходит на личности? - торжествующе спросил Шляпник.
        Алиса не нашлась что ответить, поэтому молча налила себе чая, намазала бутерброд сливочным маслом и только после этого повернулась к Соне и повторила вопрос:
        - Почему они жили на дне колодца?
        Соня опять взял одно или двухминутный перерыв на раздумье и потом сказал:
        - Это был колодец с патокой.
        - Такого не бывает! - начала было возмущаться Алиса, но Шляпник и Мартовский Заяц дружно зашикали, а Соня, надувшись, заметил:
        - Если вы так невоспитанны, можете сами досказывать сказку.
        - Нет, пожалуйста, продолжайте, - сказала Алиса смиренно, - я больше не буду вас прерывать. Такой колодец вполне мог быть.
        - Да уж, мог, - с негодованием воскликнул Соня, однако согласился продолжать рассказ.
        - И вот, значит, эти три сестрички, они учились, знаете ли, наливать...
        - Наливать, ЧТО? - спросила Алиса, забыв о своем обещании.
        - Патоку, - ответил Соня, стараясь показать что он ее игнорирует.
        - Мне нужна чистая чашка, - прервал его Шляпник. - Давайте все пересядем на очередные места. Говоря это он пересел и Соня последовал за ним, Мартовский Заяц занял место Сони, а Алиса довольно неохотно пересела на его место.
        Шляпник оказался единственным кто извлек выгоду из этого перемещения. Алиса, наоборот, оказалась в худшем положении, так как Мартовский Заяц только что опрокинул кувшин с молоком.
        Алиса не хотела снова оскорблять Соню, поэтому она начала очень осторожно:
        - Мне все же непонятно - откуда они наливали патоку?
        - Можно налить воды из колодца с водой, - сказал Шляпник, -значит, можно налить и патоки из колодца с патокой, ясно теперь, тупица?!
        - Но они УЖЕ в колодце, - сказала Алиса Соне, решив сделать вид что не слышала последнего замечания Шляпника.
        - Ну, да, - сказал Соня, - прямо в энтом самом.
        Этот ответ так смутил бедную Алису, что Соня смог некоторое время беспрепятственно продолжать.
        - Они учились наливать, - начал он снова, зевая и протирая глаза, чтобы не уснуть, - и они наливали все, что под руку подвернется - все, что начиналось с буквы П...
        - Почему с П? - спросила Алиса.
        - А почему бы и нет? - резонно заметил Мартовский Заяц.
        Алиса промолчала.
        Тем временем Соня закрыл глаза и задремал, но от тычка Шляпника он проснулся с легким визгом и продолжил:
        - ...которые начинались с буквы П, вроде порошка, пара, памяти и порожнего - знаете как говорят, что вы переливаете из пустого в порожнее...Вы когда-нибудь видели как наливают из пустого в порожнее?
        - Ну, вот теперь вы меня спрашиваете, - сказала Алиса, она была явно в затруднении. - Я не думаю...
        - Раз вы не можете думать, то и сказать вам нечего, - сказал Шляпник.
        Такой грубости Алиса снести не могла - она вскочила в негодовании и пошла прочь. Соня тут же уснул, а остальные не обратили на ее уход никакого внимания, хотя она оглянулась назад раз или два, в слабой надежде, что они позовут ее. Оглянувшись в последний раз, она увидела, что они пытаются затолкать Соню в чайник.
        - Я ни за что не вернусь сюда! - сказала Алиса, продираясь сквозь чащу. - Это самое идиотское чаепитие, в котором я участвовала за всю свою жизнь. - Не успев сказать это, она увидела в одном из деревьев дверь, ведущую прямо внутрь него.
        - Вот это да! - подумала она. - Впрочем я сегодня еще и не такое видела. Пожалуй, стоит туда зайти.
        И она зашла.
        И тут же оказалась в длинном зале с маленьким стеклянным столом.
        - Ну, теперь-то уж, я знаю, что делать, - сказала она про себя и, взяв маленький золотой ключ, открыла дверцу, ведущую в сад. После этого она стала усердно вгрызаться в гриб, кусочек которого сохранила, пока не стала около фута выстой. Пройдя короткий переход она оказалась НАКОНЕЦ-ТО в прекрасном саду, среди ярких клумб и прохладных фонтанов.
        ГЛАВА VIII. Правила Королевского Крокета.
        У входа в сад рос большой розовый куст. Розы на нем были белые, но бывшие тут же три садовника старательно перекрашивали их в красный цвет.
        Алиса решила, что это весьма необычно и подошла поближе, чтобы лучше видеть. Оказавшись рядом она услышала, как один из них говорит: " Эй, Пятерка! Хватит капать на меня краской!"
        - Я тут ни при чем, - мрачно ответил Пятерка. - Семерка толкнул меня.
        Услышав это Семерка сказал:
        - Правильно, Пятерка! Всегда вали на другого!
        - Ты бы помолчал! - сказал Пятерка. - Я слышал как Королева еще вчера обещала отрубить тебе голову.
        - За что? - спросил тот, что заговорил первым.
        - А это не твое дело, Двойка! - сказал Семерка.
        - Да, это ЕГО забота! - сказал Пятерка. - И ему-то я скажу - за то, что он принес повару луковицы тюльпанов вместо лука.
        Семерка бросил на землю свою кисточку и только начал говорить: "Эх, из всех несправедливостей..." - как его взгляд упал на Алису, глазеющую на него, и он сразу замолчал. Остальные тоже оглянулись и тут же склонились в низком поклоне.
        - Не могли бы вы, - сказала Алиса, слегка оробев, - объяснить, зачем вы перекрашиваете розы?
        Пятерка и Семерка молча посмотрели на Двойку и тот сказал, понизив голос:
        - Признаюсь вам, Госпожа, здесь должен был расти куст КРАСНЫХ роз, а мы по ошибке посадили белые. Если Королева узнает об этом, нам как пить дать всем отрубят головы. Так что, Госпожа, мы стараемся изо всех сил, чтобы закончить до ее прихода, иначе... - В это мгновение Пятерка, с тревогой вглядывавшийся в глубину сада, оповестил их:
        - Королева! Королева! - И три садовника сразу бросились ничком на землю.
        Послышались шаги, и Алиса обернулась, сгорая от желания увидеть Королеву.
        Первыми шли десять солдат, вооруженные дубинами, они были очень похожи на садовников, такие же продолговатые и плоские, с руками и ногами по углам, за ними десяток придворных, они были увешаны бриллиантами и шли по двое как и солдаты. Следом шли королевские дети, их было десять. Малыши шли весело, вприпрыжку, держа друг друга за руки, парами. Все они были украшены червовой мастью. Затем шли гости, главным образом короли и королевы, и среди них Алиса узнала Белого Кролика - он разговаривал быстро и несколько нервно, улыбаясь всему, что бы ни было сказано и проследовал дальше, не заметив ее.
        Затем шел Червовый Валет, несший корону Короля на темно-красной бархатной подушке, и, наконец, замыкая эту великолепную процессию, шли червовые Король и Королева.
        Алиса была в затруднении - она не знала нужно ли и ей ложиться на землю лицом вниз как три садовника или нет. К тому же она никогда не слышала, что так надо делать при появлении королевской процессии.
        - И что толку от вида процессии, если ее никто не видит? - подумала она и осталась стоять.
        Когда шествие поравнялось с Алисой, все остановились и уставились на нее. Королева строго спросила:
        - Кто это такая?
        Она обращалась к Червовому Валету, но он в ответ только глупо улыбался, кланялся и снова улыбался.
        - Болван, - сказала Королева, резко вскинув голову, и, повернувшись к Алисе, продолжила:
        - Как твое имя, дитя?
        - Меня зовут Алиса, с вашего позволения, ваше величество, - очень вежливо ответила Алиса, но про себя добавила: - Ведь это всего лишь колода карт. Что они могут мне сделать?
        - А кто ЭТИ?- спросила Королева, указывая на трех садовников, лежавших вокруг куста роз.
        Поскольку они лежали лицом вниз, а узор на их спинах был такой же как у всей колоды, она не могла понять, где садовники, а где солдаты, где придворные. а где ее собственные дети.
        - Откуда же мне знать? - сказала Алиса, удивляясь собственной смелости. - Это вовсе не мое дело.
        Королева побагровела от ярости и впившись на мгновение в нее взглядом как дикий зверь, закричала:
        - Голову с плеч! От...
        - Чушь! - сказала Алиса звонким решительным голосом и Королева остолбенела.
        Король взял ее за руку и робко заметил:
        - Дорогая, она ведь всего лишь ребенок!
        Королева сердито выдернула руку и сказала Валету:
        - Перевернуть их!
        Валет так и сделал, он осторожно перевернул карты ногой.
        - Встать! - сказала Королева громким, пронзительным голосом, и три садовника тут же вскочили на ноги и стали кланяться Королю, Королеве, королевским детям и всем остальным.
        - Вы это бросьте! - воскликнула Королева. - У меня от вас голова кружится, - а затем, повернувшись к кусту роз, спросила:
        - Что это вы тут делали?
        - Как вам будет угодно, Ваше Величество, - сказал Двойка смиренно, падая на колени, - мы пытались...
        - Ага! - сказала Королева, которая в это время обследовала розы. - Отрубить им головы! - и процессия пошла дальше. Трое солдат остались, чтобы обезглавить несчастных садовников, которые бросились к Алисе просить о защите.
        - Вас не казнят! - сказала Алиса и положила их в большой цветочный горшок. Трое солдат несколько минут стояли, выпучив глаза, а потом потихоньку замаршировали за остальными.
        - Отрубили им головы? - закричала Королева.
        - Голов нет, если вам это будет угодно, ваше величество, - заорали в ответ солдаты.
        - Отлично, - закричала Королева. - Вы играете в крокет?
        Солдаты молчали и смотрели на Алису, сочтя, что вопрос обращен к ней.
        - Да! - закричала Алиса.
        - Тогда идем! - закричала Королева, и Алиса присоединилась к процессии, пытаясь представить себе чем же это все кончится.
        - Славный денек! - сказал робкий голос откуда-то сбоку.
        Она, оказывается, шла рядом с Белым Кроликом, который сейчас с тревогой заглядывал ей в глаза.
        - Весьма, - ответила Алиса, - а что Герцогиня?
        - Тише, тише! - быстро прервал ее Кролик шепотом. Он с опаской заглянул ей через плечо, а потом поднялся на цыпочки и зашептал прямо в ухо: " Она приговорена к смерти".
        - За что? - спросила Алиса.
        - Вы сказали - "какая жалость"? - переспросил Кролик.
        - Нет, - сказала Алиса. - Я совсем не думаю, что это такая уж жалость. Я просто спросила: "За что?"
        - Она дала Королеве по уху... - начал Кролик, и Алиса всхлипнула от смеха.
        - О, тише! - зашептал Кролик испуганно. - Королева может вас услышать! Она, знаете ли, опоздала, а Королева сказала...
        - По местам! -закричала Королева громоподобным голосом и все начали бегать туда-сюда, сталкиваясь друг с другом. Однако через минуту-другую они угомонились и игра началась.
        Алиса подумала, что никогда еще не видела более странной площадки для игры в крокет - везде были грядки и канавы, шарами служили живые ежи, а молотками фламинго. А солдатам пришлось согнуться в три погибели и упираясь в землю руками, изображать ворота.
        Самым трудным для Алисы поначалу оказалось управлять своим фламинго - ей удалось умять его так, чтобы взять в руку, оставив свободными его ноги, но в целом как только удавалось выпрямить ему шею, и она уже была готова наподдать ежа его головой, фламинго начинал вертеть головой во все стороны и заглядывать ей в лицо с таким обалдевшим видом, что она не могла удержаться от смеха, и когда она наклоняла ему голову вниз и пыталась начать все сначала, она с досадой обнаруживала, что ежик уже остановился сам по себе и вовсю улепетывает прочь. Кроме всего прочего, везде были грядки и канавы, куда бы она ни хотела покатить ежа, а ворота из солдат постоянно поднимались и уходили в другие места площадки, и Алиса скоро пришла к заключению, что это и в самом деле слишком трудная игра.
        Все играли одновременно, не ожидая своей очереди, все время спорили и дрались из-за ежей. Очень скоро Королева пришла в ярость, стала топать ногами и кричать:
        - Отрубить ему голову!
        Или
        - Отрубить ей голову! - примерно раз в минуту.
        Алиса почувствовала себя не в своей тарелке - пока что она не переходила дорогу Королеве, но это могло случиться в любую минуту. "И тогда, - подумала она, - что со мной будет? Они тут как сумасшедшие рубят друг другу головы, я удивляюсь, что здесь еще не все потеряли голову!"
        Она стала высматривать пути к отступлению и прикидывать удастся ли ей ускользнуть незамеченной, когда обратила внимание на необычное атмосферное явление. Оно сначала ее очень озадачило, но присмотревшись, она поняла, что это улыбка и сказала себе:
        - Это Чеширский Кот - наконец-то хоть поговорить с кем будет.
        - Как дела? - спросил Кот, как только его рот обрисовался настолько, что им можно было пользоваться по прямому назначению.
        Алиса подождала когда покажутся глаза и кивнула.
        - Нет смысла разговаривать с ним, - подумала она, - пока не появятся уши, хотя бы одно.
        В следующее мгновение появилась вся голова целиком, Алиса отпустила своего фламинго и стала подсчитывать очки. Она была очень довольна, что есть кому послушать ее.
        Кот похоже счел, что его появилось достаточно и остановился на этом.
        - Мне кажется, что они играют нечестно, - начала Алиса недовольно, - и они все так кричат, что не слышат друг друга, кроме того, я думаю, что у них и правил-то нет, но даже если они и есть, никто их не соблюдает, и вы не представляете, как это трудно, когда спортивный инвентарь живой!!! Вот например, ворота на другом краю площадки, мне нужно их пройти - я должна отбить Королевского ежа прямо сейчас, а он убегает как только видит меня.
        - Как вам нравится Королева? - тихо спросил Чеширский Кот.
        - Совсем не нравится, - сказала Алиса. - Она так... - произнося эти слова, она вдруг увидела прямо перед собой внимательно прислушивающуюся Королеву, и закончила:
        - ...хорошо играет, что нет никаких сомнений в ее победе.
        Королева расплылась в улыбке и прошествовала дальше.
        - С кем вы разговариваете? - спросил Король, подходя к Алисе и разглядывая голову Кота с неподдельным любопытством.
        - Это мой друг - Чеширский Кот, - сказала Алиса, - позвольте мне представить его вам.
        - Мне не нравится как он выглядит, - сказал Король. - Тем не менее я разрешаю ему поцеловать мне руку, если ему хочется.
        - Вообще-то совсем не хочется, - заметил Кот.
        - Не дерзите, - сказал Король, - и не смотрите на меня так! - И он спрятался за Алису.
        - Даже кошка может смотреть на короля, - выпалила Алиса неожиданно даже для самой себя. - Я читала это в книге, только не помню в какой.
        - Нет, его нужно прогнать, - сказал Король решительно и позвал Королеву, которая как раз проходила мимо.
        - Дорогая! Я желаю чтобы вы прогнали этого кота!
        У Королевы был только один способ разрешения всех проблем, как больших, так и малых.
        - Голову с плеч! - Сказала она, даже не оглянувшись.
        - Я сам приведу палача, - с нетерпением сказал Король и заспешил прочь.
        Алиса решила, что может вернуться к остальным и посмотреть как идет игра, так как слышала вдалеке голос Королевы, раздираемой страстями.
        Она услышала ее приказ казнить трех игроков, пропустивших свою очередь на удар и ей совсем не нравилось происходящее, когда игра была такая странная, что она никогда не могла понять - ее сейчас очередь бить или нет. Поэтому она пошла искать своего ежа.
        Еж был поглощен борьбой с другим ежом, что представило Алисе превосходную возможность ударить сразу двумя шарами, единственная загвоздка состояла в том, что ее фламинго сбежал на другую сторону сада и, как заметила Алиса, безуспешно пытался взлететь на дерево.
        Когда она поймала фламинго и притащила его, схватка закончилась и оба ежа скрылись из виду.
        - Какое это имеет значение, - подумала Алиса, - если все ворота столпились на одной стороне площадки.
        Сунув фламинго под мышку, чтобы он снова не убежал, она решила продолжить беседу со своим другом. Когда она подошла к тому месту, где покинула Чеширского Кота, ее удивила собравшаяся вокруг него огромная толпа. Шел спор между палачом, Королем и Королевой, кричавшими одновременно, в то время как остальные замерли и выглядели очень испуганно.
        Едва она появилась, все трое тут же обратились к ней с просьбой уладить их спор и стали повторять свои доводы, правда, говорили все разом, так что ей было очень трудно разобрать кто что сказал.
        Палач доказывал, что нельзя отрубить голову, если она не соединена с телом, от которого должна быть отделена - он ТАКОГО никогда не делал и не собирается начинать в ТАКОМ возрасте.
        Король утверждал, что все, что имеет голову может быть обезглавлено и нечего молоть чушь.
        Довод Королевы был очень прост: если кто-нибудь немедленно не выполнит ее приказ, она казнит всех( Именно это замечание Королевы навеяло на окружающих такое похоронное настроение).
        Алиса не смогла придумать ничего лучше как сказать:
        - Он принадлежит Герцогине, вам следовало бы спросить ЕЕ об этом.
        - Она в темнице, - ответила Королева и сказала палачу: " Сходите за ней".
        Палач стрелой понесся выполнять приказ.
        Голова Кота начала исчезать в тот момент как палач пропал из виду и вскоре исчезла совсем. И пока Король прыгал как безумный, пытаясь разглядеть то, чего уже не было, остальные вернулись к игре.
        ГЛАВА IX. История Мнимой Черепахи.
        - Ты не можешь себе представить, как я рада тебя видеть, старушка! - воскликнула Герцогиня, беря Алису под руку и уходя вместе с ней в сторону.
        Алиса была рада, что она в таком отличном расположении духа и подумала про себя, что, возможно, все дело в перце, который и делал ее такой вспыльчивой, когда они встретились на кухне.
        - Когда я буду герцогиней, - сказала она самой себе (впрочем, не слишком уверенно), - у меня на кухне не будет никакого перца. Суп хорош и без него. Кстати, не перец ли делает людей такими вспыльчивыми, - продолжала она, входя во вкус, - а уксус делает их кислыми, а ромашка едкими, а... а сладости делают детей послушными, вот. Ах, если бы взрослые это знали, они бы завалили нас конфетами...
        Она совсем забыла про Герцогиню и слегка оторопела, услышав рядом ее голос.
        - Вы задумались о чем-то, моя дорогая и забыли о нашем разговоре. Я не могу сразу сказать в чем мораль этой истории, но могу легко ее вспомнить.
        - Возможно никакой морали тут нет, - осмелилась возразить Алиса.
        - Что ты, детка, - сказала Герцогиня. - Во всем есть мораль, главное суметь ее отыскать, - и она прижалась к Алисе.
        Алисе это не понравилось, во-первых, потому что Герцогиня была ОЧЕНЬ уродлива, и во-вторых, она положила подбородок прямо на плечо Алисе, а он был у нее ужасно острый. Но ей не хотелось быть грубой, поэтому она пыталась терпеть это как могла.
        - Игра пошла гораздо лучше, - заметила Алиса, пытаясь поддержать светскую беседу.
        - Именно так, - сказала Герцогиня, - и мораль такова: " О, любовь, любовь! Вот что движет миром!"
        - Кто-то сказал, - пробормотала Алиса, - что каждый должен заниматься своим делом.
        - Правильно! Я как раз это и имела ввиду, - сказала Герцогиня, закапывая свой подбородок в Алисино плечо, и добавила:
        - А мораль этого - "заботься о смысле, а слова сами о себе позаботятся".
        - Она везде находит мораль! - подумала про себя Алиса.
        - Вы, милая, наверно, удивляетесь, почему я не обнимаю вас за талию, - сказала Герцогиня, - дело в том, что меня несколько смущает ваш фламинго. - Разрешите я все же попробую?
        - Он может ударить в нос, - вежливо сообщила Алиса, которой вовсе не хотелось проводить этот эксперимент.
        - Совершенно верно, - сказала Герцогиня. - Фламинго и горчица ударяют в нос. А мораль тут такова: "Рыбак рыбака видит издалека".
        - Но горчица вовсе не птица, - заметила Алиса.
        - Вы как всегда правы, - воскликнула Герцогиня, - Какой у вас ясный ум!
        - Я думаю, это полезное ископаемое, - сказала Алиса.
        - Именно! - сказала Герцогиня, которая казалось, была готова согласиться со всем, что скажет Алиса. - Тут совсем рядом есть горчичная шахта! А мораль тут вот в чем: " Чем больше у меня, тем меньше у тебя".
        - Нет, знаю! - воскликнула Алиса, не обратившая внимания на последнее замечание Герцогини. - Она - овощ! Она непохожа на них, но так оно и есть.
        - Я совершенно согласна с вами, - заявила Герцогиня, - а мораль тут такова:" Будь тем, чем хочешь казаться" или говоря по простому:" Никогда не воображай себя никем иным как тем, чем можешь показаться другим, когда был или мог бы быть несмотря на то, что ты был, а быть ты мог, так что хотя и не для них."
        - Думаю, я поняла бы это получше, - очень вежливо сказала Алиса, - если бы вы представили это в письменном виде, а так мне очень трудно уследить за полетом ваших мыслей.
        - Я еще и не такое могла бы сказать, - довольно ответила Герцогиня.
        - Прошу вас, не затрудняйтесь! Этого вполне достаточно, - быстро сказала Алиса.
        - О, не говорите о трудностях! - ответила Герцогиня. - Я дарю вам все, что сказала!
        - Не слишком дорогой подарок! - подумала Алиса. - Надеюсь, здесь не дарят их на дни рожденья! - но не решилась сказать это вслух.
        - Опять задумались? - спросила Герцогиня, снова втыкаясь ей в плечо своим острым подбородком.
        - Я имею право думать. - резко ответила Алиса, потому что ей все это начинало надоедать.
        - Почти также как и свиньи летать, - заявила Герцогиня. - А мо...
        Но тут к великому удивлению Алисы, голос Герцогини куда-то упал, прямо посреди ее любимого слова "мораль", а ее рука задрожала.
        Алиса подняла глаза и увидела перед собой Королеву, стоявшую со сложенными на груди руками и смотревшую мрачнее тучи.
        - Прекрасная погода, ваше величество! - начала Герцогиня тихим, слабым голосом.
        - Я делаю вам последнее предупреждение, - закричала Королева и топнула ногой. - Либо вы, либо ваша голова должны убраться отсюда и без промедленья! Выбирайте!
        Герцогиня сделала свой выбор, в тоже мгновение исчезнув с глаз долой.
        - Продолжим игру, - сказала Королева Алисе, а та была настолько испугана происшедшим, что безропотно побрела за ней на игровое поле.
        В это время, воспользовавшись отсутствием Королевы, остальные игроки решили отдохнуть в тени, но увидев ее, они в тоже мгновение бросились играть, и Королева меланхолично заметила, что это мгновение спасло им жизнь.
        Всю игру Королева не переставала препираться с другими игроками и кричать:
        - Отрубить ему голову!
        Или
        - Отрубить ей голову!
        Тех, к кому это относилось, тут же хватали солдаты, которым естественно, приходилось переставать изображать ворота, так что через полчаса исчезли и ворота и игроки, кроме Короля, Королевы и Алисы.
        Тогда Королева остановилась, совершенно выбившись из сил и сказала Алисе:
        - Вы еще не видели Мнимую Черепаху?
        - Нет, - ответила Алиса. - Я даже не знаю, что это такое.
        - Это то из чего делают мнимочерепаховый суп, - объяснила Королева.
        - Никогда ничего подобного не видела и даже не слышала, - сказала Алиса.
        - Тогда, пошли, - предложила Королева Алисе, - она расскажет вам свою историю.
        Пока они шли Алиса услышала как Король тихо сказал, обращаясь ко всем сразу: " Вы все помилованы."
        - Вот и отлично! - подумала она, так как ей было не по себе от количества казней, которые приказала совершить Королева.
        Вскоре они наткнулись на Грифона, который крепко спал, развалившись на солнышке (если вы не знаете кто такой Грифон, посмотрите на картинку).
        - Встать, лентяй! - сказала Королева. - Отведите эту молодую даму к Мнимой Черепахе, пусть она услышит ее историю. А я должна вернуться и проследить за казнями, - и она ушла. оставив Алису наедине с Грифоном.
        Он не внушал Алисе большого доверия, но она решила, что, пожалуй, оставаться рядом с ним не более опасно, чем с кровожадной Королевой. И она стала ждать.
        Грифон сел и протер глаза, потом подождал пока Королева отойдет подальше и захихикал:
        - Вот потеха! - сказал Грифон то ли себе, то ли Алисе.
        - Что именно? - спросила Алиса.
        - Она, конечно. - ответил Грифон. - Это все ее фантазии - они никогда никого не казнят. Пошли!
        -Тут все говорят "пошли!" - подумала Алиса, медленно идя за ним. - Мне за всю мою жизнь столько не приказывали!
        Пройдя совсем немного, они увидели вдалеке Мнимую Черепаху. Она сидела печальная и одинокая на небольшом выступе скалы и когда они подошли поближе, Алиса услышала, что она вздыхает так, словно у нее разрывается сердце. И ей стало ее очень жаль.
        - О чем она так горюет? - спросила она Грифона, на что Грифон ответил, почти теми же словами, что и раньше
        - Это все ее фантазии, ей не о чем горевать. Пошли!
        Они приблизились к Мнимой Черепахе, которая смотрела на них огромными глазами, полными слез и молчала.
        - Это, значит, молодая дама, - сказал Грифон. - Ей, стало быть, желательно знать твою историю.
        - Я расскажу ей ее, - ответила Мнимая Черепаха басом, - садитесь, оба. И ни слова пока я не закончу.
        Они сели и молчали несколько минут. Алиса подумала: " Не пойму, как она может кончить, если не начинает? - но продолжала терпеливо ждать.
        - Когда-то, - сказала наконец Мнимая Черепаха с глубоким вздохом. - я была действительной черепахой.
        За этими словами последовала долгая пауза, которую нарушали только редкие восклицания: "Гх-гм!" - Грифона и непрекращающиеся рыдания Мнимой Черепахи.
        Алиса уже собиралась встать и сказать: "Спасибо мадам, за ваш интересный рассказ", но она не могла расстаться с мыслью, что должно же последовать что-нибудь еще, поэтому продолжала сидеть и молчать.
        - Когда мы были детьми, - Мнимая Черепаха наконец заговорила более спокойно, хотя иногда не могла сдержать рыданий. - Мы ходили в школу. В глубине моря... Учителем был старик, мы звали его Сухопутной Черепахой...
        - Почему же вы звали его сухопутной черепахой, если он жил в море? - спросила Алиса.
        - Мы называли его Сухопутной Черепахой, потому что он учил нас, - сердито ответила Мнимая Черепаха, - ты что, совсем тупая?
        - Как тебе не стыдно задавать такие наивные вопросы? - присоединился к ней Грифон, после чего они оба молча сидели и смотрели на бедную Алису, которой хотелось от стыда провалиться сквозь землю.
        Наконец, Грифон сказал Мнимой Черепахе: " Гони дальше, старина! Не торчать же нам тут весь день! - и она снова заговорила:
        - Да, мы ходили в школу в море, хотя вы и не верите в это...
        - Я этого не говорила, - вставила неутомимая Алиса.
        - Нет, говорила, - сказала Мнимая Черепаха упрямо.
        - Попридержи язык! - предупредил Алису Грифон, и она промолчала.
        Мнимая Черепаха продолжила.
        - Мы получали прекрасное образование - ведь мы ходили в школу каждый день...
        - Я тоже ходила в дневную школу, - сказала Алиса, - что тут особенного?
        - С отдельно оплачиваемыми предметами? - спросила Мнимая Черепаха с некоторым беспокойством.
        - Да, - сказала Алиса. - Мы учили французский язык и музыку.
        - А умывание? -спросила Мнимая Черепаха.
        - Конечно, нет! - с негодованием ответила Алиса.
        - Ага! Значит твоя школа была не такая уж хорошая, - сказала Мнимая Черепаха с чувством огромного облегчения. - А вот в нашей в конце счета писали:" Французский, музыка и УМЫВАНИЕ - дополнительно."
        - Вряд ли вам это было так уж нужно на дне-то моря, - заметила Алиса.
        - Мне не удалось пройти весь курс, - вздохнула Мнимая Черепаха, - Только азы.
        - Что это значит? - спросила Алиса.
        - Качка. И судороги, конечно, для начала, - ответила Мнимая Черепаха, - и некоторые разделы Арифметики - Честолюбие, Рассеянность, Обезображивание и Осмеяние.
        - Никогда не слышала об "Обезображивании", - осмелилась заметить Алиса. - Что это такое?
        Грифон от изумления всплеснул обеими лапами: "Что?! Не знать об обезображивании? - воскликнул он. - Надеюсь, ты знаешь, что такое "украшать"?
        - Да, - ответила Алиса с некоторым сомнением, - это значит...ну... делать что-то более нарядным.
        - В таком случае, - продолжал Грифон, - если ты не знаешь, что значит обезображивать, ты сущая простушка.
        У Алисы пропало желание дальше обсуждать эту тему и она повернулась к Мнимой Черепахе с вопросом:
        - Что еще вам пришлось изучать?
        - Ну, например, Таинства, - ответила Мнимая Черепаха, отсчитывая предметы на ластах. - Таинства древние и современные с Мореграфией, потом Тягучая Болтовня - Болтуном у нас был старый угорь, он приползал обычно раз в неделю и учил нас Тягучей Болтовне, Растягиванию и Наворачиванию -на - Катушку.
        - Как это? - спросила Алиса
        - Ну, я сама не могу тебе этого показать, - сказала мнимая Черепаха. - Я слишком жесткая, а Грифон никогда этому не учился.
        - Не было времени, - заявил Грифон. - Я и так учился у выдающегося специалиста. Это был старый краб. Бедняга.
        - Мне не довелось, - вздохнула Мнимая Черепаха. - Он, говорят, учил Смеху и Слезам?
        - Так оно и было, - теперь уже вздохнул Грифон, и оба прикрыли лица лапами, погрузившись в воспоминания о золотом детстве.
        - А сколько часов в день вы делали уроки? - быстро спросила Алиса, пытаясь отвлечь собеседников от грустных воспоминаний по давно прошедшему детству.
        - Десять часов в первый день, - ответила Мнимая Черепаха, - девять на следующий и так далее.
        - Как интересно! - воскликнула Алиса.
        - Так ведь поэтому они и называются уроками, - заметил Грифон. - Потому что урочное время с каждым днем уменьшается.
        Для Алисы это была большая новость, и она некоторое время переваривала ее, прежде чем сделать следующее замечание.
        - Значит, на одиннадцатый день у вас должны были быть каникулы?
        - Ясное дело, - сказала Мнимая Черепаха.
        - А что было на двенадцатый? - нетерпеливо допытывалась Алиса.
        - Ну, хватит об уроках, - прервал Грифон решительным тоном, - расскажи ей теперь что-нибудь про игры.
        ГЛАВА X. Кадриль дядюшки Омара.
        Мнимая Черепаха тяжело вздохнула и приложила козырьком к глазам ласту. Она смотрела на Алису и пыталась что-то сказать, но несколько минут рыдания не давали ей сказать ни слова.
        - Похоже у нее кость в горле застряла, - предположил Грифон и не медля ни секунды принялся колотить ее по спине. Наконец, Мнимая Черепаха справилась с обуревающими ее чувствами и, со слезами, бегущими по щекам, снова начала свой рассказ.
        - Возможно, вы не жили долго под водой...-("Нет". - сказала Алиса)- вы, может быть даже не были представлены омару (Алиса сказала: "Один раз я хотела попробовать..." но быстро опомнилась и сказала: "Нет, никогда") - так что вы и представить себе не можете какое это восхитительное зрелище - "Кадриль Омара"!
        - Нет, не могу, - согласилась Алиса, - А что это за танец?
        - Ну, - сказал Грифон, - сначала вы становитесь в ряд на берегу моря...
        - В два ряда! - закричала Мнимая Черепаха. - Тюлени, черепахи, лососи и остальные, потом, когда вы уберете с дороги всех медуз... (- Обычно это продолжается довольно долго, - заметил Грифон), - ... вы делаете два "па"...
        - Каждый танцует с Омаром! - закричал Грифон.
        - Да, - сказала Мнимая Черепаха, - делаете два "па", возвращаетесь к партнерам, ("Меняете омаров и уходите в том же порядке", - сказал Грифон). - Потом, знаете ли, - продолжила Мнимая Черепаха, - вы бросаете...
        - Омаров! - заорал Грифон, подпрыгивая от нетерпения.
        - ... в море так далеко, как только сможете...
        - И плывете за ними! - снова заорал Грифон.
        - Возвращаетесь на берег, и на этом кончается первая часть танца, - закончила Мнимая Черепаха, внезапно осевшим голосом и два существа, которые только что прыгали как безумные, снова сидели очень печальные и тихие, уставившись на Алису.
        - Это, должно быть, замечательный танец, - робко сказала Алиса.
        - Не хотите посмотреть кусочек? - спросила Мнимая Черепаха.
        - Да, очень хочу, - сказала Алиса
        - Тогда попробуем изобразить первую фигуру, - обратилась Мнимая Черепаха к Грифону. - Мы можем обойтись и без омаров. Кто будет петь?
        - Пой ты, - сказал Грифон. - Я слова забыл.
        И они стали с важным видом танцевать вокруг Алисы, постоянно наступая ей на ноги и отбивая ритм передними лапами, а Мнимая Черепаха еще и пела, очень медленно и печально:
        Ты не могла бы идти побыстрее, -сказал Хек Улитке
        Следом идет морская свинка и наступает мне на хвост.
        Смотри как быстро омары и черепахи умчались вперед!
        Они ждут нас на берегу - пойдем потанцуем?
        Пошли, пойдем, пошли, пойдем,
        Пошли потанцуем?
        Пошли, пойдем, пошли, пойдем,
        Пошли потанцуем?
        Ты не поймешь как это прекрасно
        Когда они берут нас и бросают
        В море вместе с омарами!
        Но Улитка сказала:" Слишком далеко, слишком далеко!" -
        И посмотрела искоса
        И поблагодарила Хека любезно,
        Но танцевать не пошла.
        Не пошла, не смогла, не пошла, не смогла
        Не пошла танцевать.
        Не пошла, не смогла, не пошла, не смогла,
        Не пошла танцевать.
        - Какая разница как это далеко?
        Ответил ей чешуйчатый друг.
        - Есть и другой берег.
        Знаешь, на той стороне.
        Подальше от Англии, поближе к Франции.
        Ты не бледней, любимая улитка,
        А приходи и присоединяйся к танцу.
        Да, нет, да, нет,
        Будешь танцевать?
        Да, нет, да, нет,
        Будешь танцевать?
        - Большое спасибо, было очень интересно посмотреть этот танец, - сказала Алиса, радуясь, что он наконец закончился. - а уж как мне понравилась эта песенка про хека!
        - О, что до рыб, - сказала Мнимая Черепаха, - они.. вы ведь видели их, конечно?
        - Да, - сказала Алиса. - Я часто видела их за обе..., - она успела прикусить язык.
        - Не представляю, где находится этот "Обе", - сказала Мнимая Черепаха, - но если вы их так часто видели, то несомненно знаете, на что они похожи.
        - Надеюсь, - глубокомысленно ответила Алиса. - У них хвосты во рту... и они все обсыпаны сухарями.
        - Вы не правы насчет сухарей, - сказала Мнимая Черепаха. - Сухари смыло бы в море. Но у них действительно, хвосты во рту, и вот почему...
        Тут Мнимая Черепаха зевнула и закрыла глаза.
        - Расскажи об этом и обо всем остальном, - пробормотала она Грифону.
        - Дело в том, - начал Грифон. - что им надо идти танцевать с омарами. Поэтому их швыряют в море. Поэтому они быстро хватают хвосты себе в рот. Чтобы их не могли вытащить назад. Такие дела.
        - Спасибо, - сказала Алиса. - Это очень познавательно. Никогда раньше не узнавала столько о хеке.
        - Я мог бы рассказать тебе и больше, если хочешь, - предложил Грифон. - Знаешь, почему их зовут хеками?
        - Я никогда об этом не думала. Почему? - спросила Алиса.
        - Потому что ими отделывают ботинки и туфли, - торжественно ответил Грифон.
        Алиса не знала что и сказать.
        - Отделывают ботинки и туфли? - повторила она удивленно.
        - Смотри, как отделаны твои туфли? - спросил Грифон. - Я хочу сказать, что делает их такими блестящими?
        Алиса посмотрела на ноги и немного подумала, прежде чем ответить:
        - Я думаю, потому что они начищены.
        - Ботинки и туфли под водой, - продолжал Грифон торжественно, - чистят рыбьим жиром. Теперь и ты это знаешь!
        - А из чего его делают? - спросила сильно озадаченная Алиса.
        - Из палтусов и угрей, конечно, - ответил Грифон с некоторым раздражением. - Любая креветка это знает.
        - Если бы я была рыбой, - сказала Алиса, чьи мысли перескочили на слова песни, - я бы сказала морской свинке: " Возвращайся назад, мы обойдемся без тебя!"
        - Они не могли так поступить, - сказала Мнимая Черепаха. - Ни одна уважающая себя рыба никогда не поплывет без морской свинки.
        - Неужели? - удивилась Алиса.
        - Именно так, - сказала Мнимая Черепаха. - Подумай, если рыба придет ко мне и скажет, что отправляется в путешествие, я обязательно спрошу: с какой морской свинкой?
        - Вы хотите сказать: " кто подложил им такую свинью?"? - спросила Алиса.
        - Я сказала именно то, что хотела, - оскорбленно ответила Мнимая Черепаха. А Грифон добавил:
        -Давай, расскажи что-нибудь о себе.
        - Я могу рассказать вам о своих приключениях - начиная с сегодняшнего утра, - довольно робко предложила Алиса, - но вряд ли есть смысл возвращаться во вчера, потому что тогда я была совсем другим человеком.
        - Что-то я не поняла, - сказала Мнимая Черепаха.
        - Нет, нет! Сначала пусть расскажет о приключениях, - нетерпеливо закричал Грифон. - Все эти объяснения занимают слишком много времени.
        И Алиса поведала им о своих приключениях с того момента как она впервые увидела Белого Кролика.
        Сначала она немного нервничала, потому что оба существа были очень близко. Они сидели по одному с каждой стороны, раскрыв свои глаза и пасти ТАК широко! Но она собрала всю свою храбрость и продолжала. Ее слушатели сидели тише воды ниже травы до тех пор пока она не дошла до того места, где рассказывала Гусенице "Привет, папаша Вильям", а все слова оказались другими, и тут Мнимая Черепаха протяжно вздохнула и сказала:
        - Это очень странно.
        - Да уж, чуднее не бывает, - поддержал ее Грифон.
        - Все слова изменились!? - глубокомысленно повторила Мнимая Черепаха. - По-моему ей стоит попытаться еще раз. Скажи ей, - и она посмотрела на Грифона, так как очевидно почему-то думала, что тот имеет какие-то права на Алису.
        - Встань и повторяй: "Это голос бездельника", - сказал Грифон.
        - Как же они любят командовать, - подумала Алиса. - Лучше бы я сейчас сидела в школе..
        Однако она встала и начала повторять, но голова ее была так переполнена впечатлениями от Кадрили Омара, что она с трудом понимала, что говорит, а слова и вправду были не совсем те:
        Это голос Омара. Я слышал как он объявил:
        Вы зажарили меня дочерна
        Я должен посыпать пудрой волосы.
        Куда конь с копытом туда и рак с клешней.
        Он приводит в порядок пояс и кнопки
        И выворачивает носом носки туфель.
        - Это непохоже на то, что я говорил, когда был ребенком, - сказал Грифон.
        - Ну, я такого тоже никогда раньше не слышала, - согласилась Мнимая Черепаха, - но звучит как полная ерунда.
        Алиса молча опустилась на землю и закрыла лицо руками:
        Неужели мир для нее никогда не станет таким, каким был раньше, думала она.
        - Я бы хотела пояснить, - сказала Мнимая Черепаха.
        - Это вряд ли, - пробормотал Грифон и попросил Алису:
        - Начинайте следующую строфу.
        - А как же с носком? - упорствовала Мнимая Черепаха. - Как, позвольте узнать, мог он вывернуть носок носом?
        - Это первый пируэт танца, - сказала Алиса. Она была так огорчена происшедшим, что пыталась как-то сменить тему разговора.
        - Начинайте следующую строфу, - нетерпеливо повторил Грифон, - со слов: "Я шла через садочек."
        Алиса не посмела спорить, хотя была уверена, что все будет по-прежнему неправильно и начала дрожащим голосом:
        Я шла через садочек
        И заметила одним глазочком
        Как Сова и Пантера делили пирожочек
        И на этом закончился балет.
        - Зачем повторять весь материал, - прервала Мнимая Черепаха, - если вы все равно ничего не объясняете! Это самая запутанная вещь, которую я когда либо слышала!
        - Да. Пожалуй, вам лучше перестать, - поддержал ее Грифон.
        Алиса была только рада сделать это.
        - Посмотрим следующие "па" кадрили Омара? - спросил Грифон. - Или вам больше нравится как поет Мнимая Черепаха?
        - Да, песню, пожалуйста, если мадам будет столь любезна, - ответила Алиса с таким нетерпением, что Грифон сказал несколько обиженным тоном:
        - Гм! О вкусах не спорят! Споешь ей "Черепаховый Суп", дружище?
        Мнимая Черепаха глубоко вздохнула и затянула, содрогаясь от рыданий:
        Прекрасный суп, такой жирный и зеленый
        Покоится в горячем блюде!
        Кто откажется от такого лакомства?
        Вечерний суп, прекрасный суп!
        Вечерний суп, прекрасный суп!
        Пре-кра-аасный су-уп (всхлип) суп!
        Вечерний су-уп (всхлип) суп
        Прекрасный, прекрасный суп!
        Прекрасный суп! Кто думает о рыбе, дичи и других?
        Кто не даст два пенни за прекрасный суп?
        Два пенни за прекрасный суп!
        Пре-кра-асный су-уп (всхлип) суп
        Пре-кра-асный су-уп (всхлип) суп
        Вечерний су-уп (всхлип)-суп
        Прекрасный, прекра-аа-асный суп!
        - Припев! ( "Боже мой, неужели будет еще и припев", - с внутренним содроганием подумала Алиса.) - заорал Грифон и едва Мнимая Черепаха начала повторять его, как они услышали душераздирающий крик: "Суд идет!"
        - Вперед! - закричал Грифон, и схватив Алису за руку, побежал, не дожидаясь окончания песни.
        - Какой суд? - задыхаясь от бега, спросила Алиса, но Грифон отвечал:
        - Вперед! - и бежал еще быстрее, в то время как подхваченные легким ветерком, до них все слабее доносились печальные слова:
        Вечерний су-уу-у-уп!
        Прекрасный, прекрасный суп!
        ГЛАВА ХI. Кто украл пироги?
        Когда они прибежали, Король и Королева восседали на троне, окруженные огромной толпой птиц и зверей и всей колодой карт. Валет стоял перед ними в цепях под охраной двух солдат, а около Короля был Белый Кролик с горном в одной руке и свитком пергамента в другой. В самом центре судилища стоял стол с огромным блюдом пирогов. Они выглядели так заманчиво, что у Алисы потекли слюнки.
        - Поскорее бы закончился процесс, - подумала она, - и они начали раздавать еду.
        Но на это было непохоже, и она стала разглядывать окружающих, чтобы убить время.
        Алиса никогда раньше не была в суде, но читала об этом в книжках и была очень довольна, убедившись, что знает названия всему, что здесь происходит
        - Это судья, - сказала она про себя, - потому что на нем большущий парик.
        Между тем, судьей был сам Король, а так как он надел корону поверх парика (посмотрите на фронтиспис, если хотите увидеть как он это сделал) выглядел он не очень довольным. И так как это действительно не шло ему, то вид у него был довольно нелепый.
        - А это скамья присяжных, - подумала Алиса, - а те двенадцать...существ (ей пришлось назвать их так, потому что некоторые из них были зверями, а другие птицами) я полагаю - присяжные заседатели. - Она повторила про себя эти слова раза три, испытывая некоторую гордость, так как думала, и весьма справедливо, что немного маленьких девочек знают это.
        Двенадцать присяжных все как один что-то деловито записывали на грифельных досках.
        - Что они делают? - шепнула Алиса Грифону. - Ведь им же нельзя ничего писать пока не начался процесс?
        - Они записывают свои имена, - прошептал в ответ Грифон, - потому что боятся, что забудут их до конца суда.
        - Тупицы! - начала было Алиса громким возмущенным голосом, но тут же замолчала, так как Белый Кролик закричал: " Тишина в суде!", а Король одел очки и с тревогой оглядывался вокруг, чтобы увидеть возмутителя спокойствия.
        Алиса видела, насколько можно было заглянуть за их плечи, что все члены жюри написали "Тупицы!" на своих грифельных досках, и она смогла даже понять, что один из них не знает как правильно писать это слово и просит соседа подсказать ему.
        - Какую еще ерунду они напишут на своих грифельных досках пока начнется процесс? - подумала Алиса.
        У одного из присяжных был карандаш, который ужасно скрипел. Этого Алиса уже не смогла вынести, она обошла площадку на которой начинался суд, встала за ним и изловчившись стащила карандаш. Она сделала это так быстро, что бедный крошка-присяжный (это был ящерка Билл) никак не мог понять, куда он подевался. Порыскав туда-сюда, он бросил это дело и все оставшееся время без толку водил пальцем по грифельной доске.
        - Глашатай, читай обвинение! - приказал Кроль.
        Белый Кролик три раза погудел в рожок, развернул пергамент и прочитал:
        Червовая Королева испекла пирог
        В летний день.
        Червовый Валет, украл пироги
        И унес через плетень!
        - Каков ваш приговор? - спросил Король присяжных.
        - Нет, нет! - торопясь, прервал его Кролик. - До этого еще далеко!
        - Вызовите первого свидетеля, - сказал Король и Белый Кролик снова три раза дунул в рожок и закричал: "Первый свидетель!"
        Первым свидетелем был Шляпник. Он пришел с чашкой чая в одной руке и куском хлеба с маслом в другой.
        - Я прошу прощения, ваше величество, - сказал он, - за то, что принес это. Но я как раз пил чай, когда за мной пришли.
        - Пора бы закончить, - ответил Король. - Когда вы начали?
        Шляпник посмотрел на Мартовского Зайца, который шел сзади, рука об руку с Соней.
        - Четырнадцатого марта, я полагаю, - сказал он.
        - Пятнадцатого, - возразил Мартовский Заяц.
        - Шестнадцатого, - внес свою лепту Соня.
        - Занесите в протокол, - сказал Король присяжным, и они поспешили занести на свои скрижали все три даты, потом сложили и перевели ответ в шиллинги и пенсы.
        - Почему вы не сняли вашу шляпу?, - обратился Король к Шляпнику.
        - Это не моя шляпа, - ответил Шляпник.
        -Шляпа украдена! - азартно воскликнул Король, поворачиваясь к присяжным, которые немедленно оприходовали сей факт.
        - Я держу их на продажу, - попытался объясниться Шляпник. - Они не мои, я ведь шляпник.
        Тут уже Королева нацепила очки и уставилась на Шляпника, побледневшего от волнения.
        - Докажите, - сказал Король, - и перестаньте дрожать или я прикажу казнить вас на месте.
        Это заявление почему-то не приободрило свидетеля - он переминался с ноги на ногу, обеспокоенно поглядывая на Королеву и в замешательстве откусил кусочек от чашки вместо бутерброда.
        Как раз в это время у Алисы появилось очень странное ощущение, и она долго не могла понять в чем дело, пока не догадалась, что снова начала расти. Первой ее мыслью было, что ей следует подняться и покинуть судебное заседание, но потом она решила остаться, раз уж она здесь пока помещается
        - Нельзя ли полегче? - сказал Соня, сидевший рядом с ней. - Я едва дышу.
        - Ничем не могу помочь, - кротко ответила Алиса. - Я расту.
        - Вы не имеете никакого права расти здесь, - сказал Соня.
        - Не говорите ерунды, - сказала Алиса уже не так кротко. - Вы, между прочим, тоже растете.
        - Да, но я расту с приемлемой скоростью, - возразил Соня, - а не так как вы. - Он встал, надувшись, и перешел на другую сторону зала.
        Все это время Королева не переставала разглядывать Шляпника, и как раз когда Соня пересек зал суда, она сказала одному из приставов:
        - Принесите мне список певцов на последнем концерте! - от чего несчастный Шляпник затрясся так, что у него слетели с ног туфли.
        - Представьте доказательства, - сердито повторил Король, - или я прикажу вас казнить, независимо от того дрожите вы или нет.
        - Я бедняк, ваше величество, - начал Шляпник дрожащим голосом - ... и я не пил чаю... неделю или даже больше... а что до бутерброда, то он такой тонкий, а мерцание чая...
        - Мерцание чего? - переспросил Король.
        - Все началось с м...э. - ответил Шляпник.
        - Конечно, "мерцание" начинается с "мэ", - резко ответил Король. - Вы что тупицей меня считаете? Продолжайте!
        - Я бедняк, - продолжал Шляпник. - А многие вещи после этого мерцают - даже Мартовский Заяц сказал...
        - Ничего я не говорил! - крикнул Мартовский Заяц.
        - Согласен, - сказал Король, - присяжные, не учитывайте это заявление.
        - Хорошо, но во всяком случае, Соня говорил, - продолжил Шляпник, с тревогой озираясь по сторонам - не оспорит ли кто-нибудь и это его заявление, но Соня ничего не оспаривал - он сладко спал.
        - После этого, - сказал Шляпник, - я отрезал кусок хлеба.
        - Да, но что же сказал Соня? - спросил один из присяжных.
        - Этого я не помню, - ответил Шляпник.
        - Или вы вспомните, - заметил Король, - или я прикажу вас казнить.
        Бедный Шляпник выронил чашку и бутерброд и встал на одно колено.
        - Я бедный человек, ваше величество, - начал он.
        - И к тому же у вас очень бедный словарный запас, - сказал Король.
        Тут одна из морских свинок зааплодировала. Это выступление было немедленно подавлено судебными приставами( Хотя это довольно сложно, я все же попытаюсь объяснить вам как это происходит. У них был большой холщовый мешок с завязками, туда они и затолкали морскую свинку, головой вперед, а затем придавили, усевшись сверху).
        - Наконец-то, я вижу это собственными глазами, - подумала Алиса. - Я так часто читала в газетах, в описаниях судебных заседаний: "Имели место попытки аплодисментов, которые были немедленно подавлены приставами", - но до сих пор я не понимала, что это значит.
        - Если это все, что вы знаете по существу дела, вы можете оставить место свидетеля, - разрешил Король.
        - Где, ваше величество?
        - Я имел ввиду, вы можете сесть, - проворчал Король.
        Тут еще одна морская свинка зааплодировала. Но также была подавлена.
        - С морскими свинками покончено! - подумала Алиса. - Теперь дело пойдет быстрее.
        - Я лучше допью чай, - сказал Шляпник с беспокойством глядя на Королеву, читавшую список певцов.
        - Вы можете идти, - разрешил Король и Шляпник спешно покинул зал суда, даже не надев своих туфель.
        - Не забудьте отрубить ему голову, как только он выйдет, - присовокупила Королева, обращаясь к одному из приставов, но Шляпник пропал из виду прежде чем пристав успел добежать до дверей.
        - Вызовете следующего свидетеля! - приказал Король.
        Следующим свидетелем оказалась повариха Герцогини. Она держала в руке перечницу, и Алиса узнала ее прежде чем она появилась в суде, тем более что народ, сидевший рядом с дверью, стал хором чихать.
        - Говорите, - сказал Король.
        - Не буду, - заявила повариха.
        Король с недоумением посмотрел на Белого Кролика, который тихо подсказал ему: "Вашему величеству надо провести перекрестный допрос этого свидетеля".
        - Ну, раз надо, значит надо, - меланхолично ответил Король и, СКРЕСТИВ руки, нахмурясь уставился на повариху пока его глаза едва не выкатились из орбит и сказал глухим голосом:
        - Из чего сделаны пироги?
        - Из перца, в основном, - ответила повариха.
        - Из патоки, - возразил сонный голос сзади.
        - За холку его! - завизжала Королева. - Обезглавить этого Соню! Вышвырнуть из зала! Подавить! Сцапать! По мордасам!
        Несколько минут весь зал пребывал в смятении - вышвыривали Соню, а когда все снова расселись по своим местам оказалось, что повариха улизнула.
        - Не беда! - сказал Король с чувством огромного облегчения.
        - Вызовите следующего свидетеля, - и он тихо добавил, обращаясь к Королеве: " Пожалуй, дорогая тебе надо провести перекрестный допрос следующего свидетеля. У меня от них уже голова раскалывается!"
        Алиса наблюдала за тем, как Белый Кролик вертит в руках пергамент, не находя следующего свидетеля и думала про себя: " Не очень-то они продвинулись".
        Каково же было ее изумление, когда Белый Кролик прочитал, срываясь от напряжения на писк: " Алиса!"
        ГЛАВА XII. Показания Алисы.
        - Здесь! - крикнула Алиса, совершенно забыв от волнения какой огромной она стала за последние несколько минут и встала так резко, что накрыла юбкой всю скамью присяжных и сбросила самих присяжных на головы сидевших вокруг. То, как они барахтались, очень живо напомнило Алисе как неделю назад она опрокинула аквариум с золотыми рыбками.
        - Ах, простите меня, пожалуйста! - воскликнула она в тревоге и стала быстро поднимать их, так как происшествие с золотыми рыбками не выходило у нее из головы. И она почему-то вообразила, что надо немедленно водворить присяжных назад на скамью, иначе они уснут.
        - Процесс не может быть продолжен, - веско сказал Король. - До тех пор пока все присяжные не займут подобающее им положение, - добавил он весьма выразительно глядя на Алису.
        Алиса посмотрела на скамью присяжных и увидела, что в спешке она усадила ящерку Билла вниз головой и бедняга уныло машет хвостиком во все стороны, не в силах двинуться с места. Она быстро перевела его в правильную позицию.
        - Вряд ли это так уж сильно повлияло бы на ход процесса, - подумала она про себя. - По-моему, от него в любом положении мало толку.
        Как только жюри слегка оправилось от шока, вызванного опрокидыванием его стройных рядов и были найдены и вручены им их грифельные доски и карандаши, они тут же принялись заносить на скрижали происшедший с ними инцидент. Все, кроме ящерки, который похоже не мог уже делать ничего больше как только сидеть с открытым ртом, уставившись в потолок зала суда.
        -Что вам известно о сути дела? - спросил Король Алису.
        - Ничего, - ответила Алиса.
        - Совсем ничего? - упорствовал Король.
        - Ничего совсем, - не отступила Алиса.
        - Это очень важно, - сказал Король, поворачиваясь к присяжным. Они тут же принялись записывать его слова, но тут вступил Белый Кролик:
        - Ваше величество, разумеется, имел ввиду "неважно", - сказал он очень почтительно, но лицо его явно выражало неодобрение.
        - Неважно, конечно, именно так, - торопливо сказал Король, и продолжил бормотать вполголоса: "Важно... неважно...важно...неважно", - как будто пытался понять, какое из этих слов звучит лучше.
        Кто-то из присяжных записал "важно", а кто-то "неважно".
        Алисе это было видно так как она была достаточно близко, чтобы заглянуть в их дощечки.
        - Все равно это не имеет никакого значения, - подумала она про себя.
        В этот момент Король, который деловито заносил что-то в свою записную книжку, гордо как петух с изгороди возвестил: " Тихо!" и прочитал: "Правило сорок второе. Лица, высотой более мили, обязаны покинуть суд."
        Все посмотрели на Алису.
        - Во мне нет мили, - сказала Алиса.
        - Есть, - сказал Король.
        - Около двух миль высоты, - поддержала Королева.
        - Я все равно не уйду, - сказала Алиса, - потому что это неправильное правило - вы придумали его прямо сейчас.
        - Это самое древнее правило в моей записной книжке, - сказал Король.
        - Тогда оно должно быть под номером "один", - возразила Алиса.
        Король побледнел и быстро закрыл свою записную книжку.
        - Каков приговор? - спросил он у присяжных тихим, дрожащим голосом.
        - У нас есть еще множество свидетелей, с вашего разрешения, ваше величество, - сказал Белый Кролик, подпрыгивая на месте от нетерпения. - Вот этот листок только что подбросили.
        - Что в нем? - спросила Королева.
        - Я его еще не читал, - ответил Белый Кролик. - но это похоже на письмо, написанное заключенным ...э... кому-то.
        - Так оно и сесть, - сказал Король, - хоть оно никому не адресовано, что не совсем обычно... знаете ли ...
        - Кому оно адресовано? - спросил один из присяжных.
        - Оно не адресовано, - сказал Белый Кролик. - Вообще, снаружи на нем ничего не написано
        Он развернул листок и добавил:
        - К тому же это не письмо. Тут стихи.
        - Они написаны почерком заключенного? - спросил другой присяжный.
        - Нет, - ответил Белый Кролик, - и это самое подозрительное. (Жюри присяжных было озадачено).
        - Значит, он подделал чужой почерк, - сказал Король. (Жюри снова расцвело).
        - Умоляю, ваше величество! - сказал Валет. - Я не писал этого и они не могут обвинить меня - там нет моей подписи.
        - Если вы его не подписали, это только усугубляет вашу вину. Значит замышляли что-то преступное, иначе бы честно и открыто поставили свою подпись.
        В этом месте раздались бурные аплодисменты - впервые Король сказал нечто дельное.
        - Это ДОКАЗЫВАЕТ его вину, - сказала Королева.
        - Ничего это НЕ доказывает! - заявила Алиса. - Ведь вы даже не знаете о чем они!
        - Зачитайте, - сказал Король.
        Белый Кролик одел очки.
        - С чего начать, позвольте спросить, ваше величество, -спросил он.
        - Начните с начала, - важно сказал Король, снова нарвавшись на аплодисменты. - И продолжайте пока не дойдете до конца - там остановитесь.
        Простота и вместе с тем гениальность данного заявления вызвали бурные продолжительные аплодисменты, но подавлять никого не стали.
        Вот стихи, которые прочитал Белый Кролик:
        Мне сказали, что вы ходили к ней
        И рассказали им обо мне.
        Она говорила хорошо обо мне,
        Но сказала, что я не умею плавать.
        Она сказала им, что я не убегал
        Вы знаете, что это правда:
        Если она так поставила вопрос
        Что будет с вами?
        Я дал ей один, она дала ему два,
        Вы дали нам три или больше.
        И все они вернулись от него к вам,
        Хотя они раньше были моими.
        Если я или она были бы
        Вовлечены в это дело
        Они доверили бы вам освободить их
        Точно так как мы.
        Я думал, что слова,
        Прежде чем у нее начнется истерика
        Воспрепятствуют
        И нам и вам.
        Не позволяйте ему узнать, что она
        Любит их больше всех,
        Так как это должно быть
        Секретом, который хранят от всех
        Между вами и мной.
        - Это самое важное свидетельство из всего, что мы слышали до этого, - сказал Король, потирая руки. - Итак, теперь пусть присяжные....
        - Если они смогут объяснить это, - сказала Алиса ( она так выросла за последние несколько минут, что нисколько не боялась прерывать его), - я дам им шесть пенсов. Я считаю, что эти слова ничего не значат.
        Присяжные тут же записали на свои доски: "Она считает, что эти слова ничего не значат", но никто из них не попытался объяснить стихи.
        - Если это ничего не значит, тем лучше, ведь тогда нам и искать-то ничего не надо. И все же я не знаю... - продолжал Король, расправляя листок со стихами на колене и разглядывая его, прищурив один глаз.
        - Кажется, я все-таки кое-что здесь усматриваю. "Сказала, что я не могу плавать", вы не умеете плавать, так? - спросил он у Валета.
        Валет грустно покачал головой.
        - Разве по мне не видно? - спросил он( Это действительно было видно, ведь он был сделан из картона).
        - Ну, что ж, - сказал Король, продолжая бормотать себе под нос стихи. - "Вы знаете что это правда" - тут речь, конечно, идет о присяжных,. "Я дал ей один, она дали ему два", - ну, это понятно, тут речь само собой , о том что он сделал с...
        - Но ведь дальше сказано: "И все они вернулись от него к вам", - возразила Алиса.
        - Ну, да, вот же они! - торжествующе сказал Король, указывая на пироги на столе. - Ясней не скажешь. И еще: "Прежде чем у нее начнется истерика" - у вас никогда не было истерики, дорогая? - обратился он к Королеве.
        - Никогда! - гневно отрезала Королева, швыряя чернильницу в ящерку Билла. (Несчастный малыш Билли давно перестал писать на доске пальцем, обнаружив, что он не оставляет на ней никаких следов, но теперь он вновь торопливо принялся за это дело, используя чернила, капавшие с его щек.)
        - Стало быть, слова не могут вызвать у вас истерику, - сказал Король с улыбкой оглядывая зал.
        На судебное заседание опустилась мертвая тишина.
        - Это шутка! - обиженно пояснил Король и все засмеялись. - Пусть присяжные вынесут решение, - сказал Король, наверное, уже в десятый раз за этот день.
        - Нет, нет! - вскричала Королева. - Сначала приговор, а потом решение присяжных.
        - Чушь и чепуха! - громко сказала Алиса. - Как можно сначала выносить приговор?
        - Попридержи язык! - сказала Королева, багровея.
        - Ну, уж нет! - ответила Алиса.
        - Отрубить ей голову! - изо всех сил закричала Королева. Но никто не двинулся с места.
        - Кому вы нужны? - спросила Алиса ( к этому времени она подросла до своих прежних размеров). - Вы ведь всего лишь колода карт!
        При этих словах все карты взлетели в воздух и посыпались на нее сверху. Она тихо вскрикнула, наполовину от испуга, наполовину от гнева, попыталась сбросить их с себя и вдруг поняла, что лежит на берегу реки, головой на коленях сестры, которая тихонько отмахивалась от осенних листьев, которые падали с деревьев на лицо ее маленькой сестренки.
        - Алиса, милая, просыпайся! - сказала сестра. - Ну, и соня же ты!
        - Ах, я видела такой странный сон! - ответила Алиса и рассказала ей(насколько смогла вспомнить) обо всех тех загадочных приключениях, которые вы только что прочитали. Когда она закончила, сестра поцеловала ее и сказала:
        - Это и в самом деле, был странный сон, малышка, а теперь, давай, поторопись, чтобы не опоздать к чаю, уже темнеет.
        Алиса вскочила и вприпрыжку помчалась домой, размышляя на бегу о своем чудесном сне.
        А ее сестра продолжала сидеть, подперев лицо рукой, наблюдая заход солнца и думая о маленькой Алисе и ее чудесных Приключениях, пока и сама не задремала и не увидела сон.
        Сначала ей приснилась Алиса и вновь ее маленькие ручонки лежали у нее на коленях и лучистые, горящие восторгом глаза доверчиво смотрели на нее - она слышала каждый перелив ее голоса и видела каждое легкое движение ее головки, которым она старалась откинуть назад ее чудесные волосы, которые так и норовили упасть на глаза - и пока она слушала ее или ей казалось, что слушает, все вокруг нее заполнили ожившие странные существа из сна ее маленькой сестры. Высокая трава зашелестела у ее ног, потому что Белый Кролик куда-то спешил, испуганная Мышь с тихим плеском перебиралась через соседний пруд. Она слышала как звенят чашки во время бесконечного чаепития Мартовского Зайца и его друзей, и пронзительный голос Королевы, приказывал казнить ее несчастных гостей, и поросенок снова чихал на коленях Герцогини, а миски и блюда разлетались вдребезги рядом с ними, и снова раздавался вопль Грифона. Скрип карандаша по грифельной доске ящерки Билла, и кряхтенье подавляемой морской свинки наполняли воздух, мешаясь с отдаленными рыданьями несчастной Мнимой Черепахи.
        Она сидела с закрытыми глазами и почти верила, что оказалась в Стране Чудес, хотя понимала, что если откроет глаза, то все вернется к прежней унылой действительности - трава будет шелестеть от ветра, а в пруду заскрипит тростник, звон чайных чашек сменится на колокольчики овец, а пронзительные крики Королевы на голос пастуха - и чихающий младенец, вопль Грифона и все остальное превратится ( она это знала) в обескураживающе обыденный шум фермерского двора - и мычание коров вдалеке заменит тяжкие всхлипывания Мнимой Черепахи. Потом она представила себе как со временем ее маленькая сестра превратится во взрослую женщину, и как она сохранит на всю жизнь простое и любящее сердечко своего детства, и как она будет собирать вокруг себя детей, и как ИХ глаза будут сверкать от восторга, слушая многие странные истории, может быть даже сон о Стране Чудес, приснившийся ей давным-давно, и как она будет сочувствовать их детским печалям и находить радость во всех их детских проказах, вспоминая собственное детство и счастливые летние дни.
        ЛЬЮИС КЭРРОЛ
        ПРИКЛЮЧЕНИЯ ВАСИ
        В одной волшебной стране жил мальчик по имени Вася. Он был отличником. И в этой -же школе учился сын злой волшебницы. Он был худшим учеником школы. Все ребята получали хорошие отметки. А он только плохие. Злая волшебница хотела, что-бы её сын был лучшим в школе. И волшебница применила волшебство, заколдовав школу и учеников. Все стали учиться как сын волшебницы. Но волшебнице этого было мало. И она заколдовала всех учителей школы так, что её сыну начали ставить только отличные оценки. Вася никак не мог понять, что случилось с ним и учениками. Как бы они не старался учиться хорошо, у них ничего не получалось.
        И однажды Вася понял, что их заколдовали. Он пошел к доброй волшебнице. Но она не смогла снять чары. Волшебница сказала мальчику, что только тот может снять колдовство, кто его наложил. И пошёл Вася к злой волшебнице. Долго шёл мальчик. И наконец пришёл к высокой скале на которой стоял замок злой колдуньи. И он начал подниматься к замку. Долго поднимался Вася по отвесной скале и наконец-то поднялся на площадку. Его уже ждала там колдунья.
        -Я знаю зачем ты сюда пришёл. Ты хочешь что-бы я расколдоавла тебя и твоих товарищей- сказала волшебница.
        - Да - ответил Вася
        -Пройди три испытания, которые я тебе назначу.
        -Согласен- ответил мальчик. - Но ты меня можешь обмануть.
        И волшебница поклялась волшебной клятвой, что если она нарушит договор, то умрет страшной смертью (ведь злая волшебница была уверена в том, что мальчик не справится с её испытаниями).
        -Первое испытание- разобрать эту груду камней и сложить их в две одинаковые кучи по количеству камней.
        Вася еле- еле уложился в то время, которое ему было отведено.
        - Второе испытание - перейти через этот канатный мост над пропастью соблюдая равновесие, пока два огромных факела не пережгут веревки подвесного моста.
        Вася несколько раз чуть-чуть не свалился в пропасть но успел пройти по мосту.
        -Третье испытание - раскопай глубокую яму, и там будет две двери, закрытые коваными пудовыми замками. За последней дверью будет пещера и отыщи там книгу с заклинаниями. Принеси эту книгу мне.
        Книга была найдена и принесена волшебнице, но она не хотела расколдовывать школу, учителей и Васю, потому что знала, что после произнесения заклятия её царство рухнет.
        Но договор нельзя было нарушить. И она расколдовала мальчика, школу и учителей. Злые чары рухнули и Вася опять стал лучшим учеником школы. Его товарищи тоже стали хорошо учиться. А о злой волшебнице и её сыне никто и никогда уже больше не слышал.
        В одной волшебной стране жил мальчик по имени Вася. Он был отличником. И в этой -же школе учился сын злой волшебницы. Он был худшим учеником школы. Все ребята получали хорошие отметки. А он только плохие. Злая волшебница хотела, что-бы её сын был лучшим в школе. И волшебница применила волшебство, заколдовав школу и учеников. Все стали учиться как сын волшебницы. Но волшебнице этого было мало. И она заколдовала всех учителей школы так, что её сыну начали ставить только отличные оценки. Вася никак не мог понять, что случилось с ним и учениками. Как бы они не старался учиться хорошо, у них ничего не получалось.
        И однажды Вася понял, что их заколдовали. Он пошел к доброй волшебнице. Но она не смогла снять чары. Волшебница сказала мальчику, что только тот может снять колдовство, кто его наложил. И пошёл Вася к злой волшебнице. Долго шёл мальчик. И наконец пришёл к высокой скале на которой стоял замок злой колдуньи. И он начал подниматься к замку. Долго поднимался Вася по отвесной скале и наконец-то поднялся на площадку. Его уже ждала там колдунья.
        -Я знаю зачем ты сюда пришёл. Ты хочешь что-бы я расколдоавла тебя и твоих товарищей- сказала волшебница.
        - Да - ответил Вася
        -Пройди три испытания, которые я тебе назначу.
        -Согласен- ответил мальчик. - Но ты меня можешь обмануть.
        И волшебница поклялась волшебной клятвой, что если она нарушит договор, то умрет страшной смертью (ведь злая волшебница была уверена в том, что мальчик не справится с её испытаниями).
        -Первое испытание- разобрать эту груду камней и сложить их в две одинаковые кучи по количеству камней.
        Вася еле- еле уложился в то время, которое ему было отведено.
        - Второе испытание - перейти через этот канатный мост над пропастью соблюдая равновесие, пока два огромных факела не пережгут веревки подвесного моста.
        Вася несколько раз чуть-чуть не свалился в пропасть но успел пройти по мосту.
        -Третье испытание - раскопай глубокую яму, и там будет две двери, закрытые коваными пудовыми замками. За последней дверью будет пещера и отыщи там книгу с заклинаниями. Принеси эту книгу мне.
        Книга была найдена и принесена волшебнице, но она не хотела расколдовывать школу, учителей и Васю, потому что знала, что после произнесения заклятия её царство рухнет.
        Но договор нельзя было нарушить. И она расколдовала мальчика, школу и учителей. Злые чары рухнули и Вася опять стал лучшим учеником школы. Его товарищи тоже стали хорошо учиться. А о злой волшебнице и её сыне никто и никогда уже больше не слышал.
        КОХАНОВ БОГДАН
        Приключения огуречной лошадки
        Тетка Полина сидела на грядке и рвала огурцы, надвинув шляпку с бантом на самый нос, чтобы не слепило солнце. Медленно разгибая онемевшую спину, Тетка Полина поднялась. Да так и осталась стоять, разинув рот, потому что увидела чудо. Путаясь в огуречной ботве и высоко поднимая тонкие зеленые ноги, на дорогу выбирался большой огурец, похожий на лошадку: зеленное туловище, такая же огуречная голова, огуречный хвостик-огрызочек... Лошадка никого не боялась. Она вскинула голову и залилась восторженным ржаньем. Блеснули на солнце белые зубки-зернышки, и звонкое эхо отозвалось на чердаке дачи.
        Тетка Полина, осторожно переступая через путаницу огуречных листьев и цветов, вышла на дорожку и на цыпочках покралась за огуречной лошадкой. Та скакнула, высоко подкинув огуречный задик, и исчезла в зарослях малины.
        - Померещилось, солнышком голову напекло, - решила старушка, и до самого порога она все кивала головой и разводила руками: что за привидение? В доме послышались охи, вздохи, и звон посуды. Вскоре она вынесла большой эмалированный таз, из которого поднимался нежный пар. Полина шла к своей любимой козе Алексашеньке.
        Натянув струной длинную веревку, коза ждала. Она чутко шевелила ноздрями, предвкушая обед.
        Ласточка ты моя, рыбонька,- улыбалась Полина , приближаясь к козе. - Заждалась, бедная, голодненькая моя! Сейчас я, сейчас, деточка, вот гляди чего принесла! Полина подсунула козе таз, а сама уже прилаживалась доить. Как вдруг, Алексашенька взбрыкнула, закрутила башкой и заверещала:
        - Отстань! Не дамся!
        -Чегой-то ты?- испугалась Тетка Полина, - не дури, молоко нынче дорогое. Тому - литр, другому - литр...глядишь, тысчонка в кармане.
        - Во-во! Карманы от денег трещат, а меня голодом моришь! Суешь объедки какие-то. А мандаринку или бананчик там, или еще чего-нибудь, так это - фигушки... Жлобиха! Киви хочу, ки-в-и-и-и-и! -завыла она. Вон по телеку показывают какие сласти бывают! А что я вижу? Капусту, очистки, огрызки! Не дам молока! Надоело! Весь день на веревке как циркуль кручусь!!! Вот удавлюсь - тогда будешь знать! Поплачешь!
        - Что ты, что ты, что ты! И не вздумай! - Полина бросилась на шею Алексашеньке.
        - Ну, дай молочка -то чуть - чуть! Хоть маленькую баночку... А я тебе за это дам... Она торопливо рылась в карманах. -Во! Нашла! Жвачку! Попробуй, -надувная! Пожуешь, пожуешь - надуешь! Пожуешь, пожуешь, - надуешь!
        Коза усмирилась: жмурясь от удовольствия, она жевала. Тетка Полина не теряла времени даром. В ведерко звонко цикали молочные струйки.
        - Это надо же, а? Фрукты, паршивка не ест. Сама себе того не готовлю, что ей: то салатик, то компотик... В красивом новом тазу подаешь ей, стерве рогатой! - ворчала она. Нет, все ей не так!
        -От твоей шляпы одной молоко пропадает! - насмешливо вставила свое словечко Алексашенька, и надувшийся пузырь звонко щелкнул. Жвачка пришлась ей по вкусу.-Завтра ещё такую жувачку принесёшь! Я жувачку люблю. А шляпу свою на пугало надень. Она из моды вышла... -бе-е-е, б-е-е, бесвкусица-а-а!
        -Ну, это уж фигушки! Учи учёного, съешь яблочка моченого решительно сказала Полина, -ты говори, да не заговаривайся! Опять молока на донышке... что я соседу понесу?! Скоро совсем доиться перестанешь?! Держись у меня- я тебе рога-то обломаю!!!
        Тётка Полина поднялась. Забрав полный таз и почти пустое ведёрко, она собралась уходить. Тут ее будто громом поразило. Она остановилась, разинув рот. На дороге появилась та самая лошадка, которую она видела в огороде.
        Батюшки! Не померещилось!!!
        Лошадка была не одна. На спине у нее сидела соседская девчонка Катя. Они ехали шагом и весело болтали. Им было так интересно и хорошо, что тетку Полину они даже не заметили и продолжали путь к лесу. А тетка Полина прибежала домой, перелила молоко в банку, и, накрыв ее чистой марлечкой, поспешила к соседу на его двухэтажную дачу.
        Проходя мимо этой дачи, все жители поселка удивлялись: вот так дачка! Калитка железная, забор колючей проволокой обтянут, и каждая штакетина заканчивается гвоздем. Это чтобы кто-нибудь не вздумал через забор перелезть. Ровные грядки клубники тянулись от самой загородки до гаража. Ни детям, ни собакам, ни всяким прочим кошкам сунуться сюда было невозможно. И даже птицам не разрешалось садиться на вишни и смородину. За порядком в саду следило пугало. А на крыше торчал лес антенн, электропугалок и ветровых хлопушек, чтоб гонять ласточек, синицу и воробьев. Маленькие и большие вертушки и флюгера так сильно трещали на ветру, что казалось, дача вот-вот поднимется над поселком, как вертолет.
        Молочнице пришлось долго ждать у калитки, прежде, чем хозяин услышит трели звонков и нажмет на кнопку, открывающую все замки. А их было больше десятка и все разные. Наконец-то калитка отворилась. Подходя к дому, Тетка Полина прислушалась. На чердаке разговаривали.
        -Ну, так и есть, приятель пожаловал, Повар, - расслышав голоса, пробормотала Тетка Полина, - принесла его нелегкая! Теперь трепаться будут, словечка не вставишь... Не то, чтоб новость рассказать, да разузнать самой, что слышно.
        Приятели стояли у чердачного окна и наперебой хвалились друг перед дружкой.
        -Все сам, своими руками сделал, - говорил хозяин дачи. - Всю жизнь возле самолетов провел. Как муравей по соломинке свой дом строит, так и я, по винтику, по гвоздочку... Вон, какие стены отгрохал! И он довольно потер свои здоровенные ручищи.
        - И я, и я тоже! - Перебивал его повар. - По крупиночке, по крошечке натащил. Все в дом, все в дом. Вот и создал, обратите внимание. Во-о-о-н он, отсюда сверху очень хорошо видно: игрушка! Все есть: кладовки, сушилки, коптильня, банька, погреб, парник, холодильников - два! Один на веранде, другой на чердаке.
        -Господи! И зачем столько одному? - изумилась Тетка Полина, -Ведь бобыль -бобылем: ни жены, ни детей, хоть бы кошку завел, или щенка бездомного подобрал.
        - Зачем, зачем... Надо! Вот зачем...Чтоб было. - Сказал Повар, и посмотрел на нее, как на тупую. - Прилезла - и стой тихо.
        -А я летчиком хотел стать. - Перебил его сосед. Хорошо летчикам платят. Но за эти деньги летать надо, а я высоты боюсь. Высоты боюсь!!! Еще упадешь - костей не соберешь. Подумал я подумал, да и раздумал. Да ну его, ей богу. И решил я изобресть чего-нибудь, чтоб сразу прославиться.
        -Ишь ты... Размечтался... - хихикнула в кулачок тетка Полина. - Ты новую вертушку изобрети на крышу. - И никакой ты не изобретатель. Дачник -Неудачник, - вот ты кто, - ворчала себе под нос тетка Полина, -тебя и в поселке все так зовут. А то сам не знает.
        На минуту разговор затих. Теперь приятели внимательно смотрели: один в бинокль, другой в подзорную трубу. Тетка Полина не выдержала и тоже высунулась в окно: что там такое?
        -Тэк-тэк-тэк...- волнуясь, водил трубой Повар. Первый раз вижу огурец такой дивной формы и таких гигантских размеров!
        -И на нем девчонка верхом едет, - изумился Дачник-Неудачник.
        Тетка Полина оттерла от подзорной трубы Повара и прильнула к ней. - Ну да, это она! Моя, зеленая эта! С моего огорода!..
        -Что значит "моя"? Сразу же "моя"! - опустив бинокль, возмутился Дачник - Неудачник.
        - Вы что, ее купили? - поддакнул Повар, - и отодвинул тетку в сторону. Они снова замолчали и следили за Огуречной Лошадкой, пока та не скрылась за деревьями.
        - Надо же - бегает! Биоробот что ли?
        - Это же мечта, а не огурец! Но почему он живой? - недоумевал Повар.
        Больше они не разговаривали, но каждый думал о своем. Дачник-Неудачник думал вот что: "Поймать бы ее, измерить, потом по ней чертежик сделать. И - заявочку на изобретение - раз! Мол, вот вам чудо техники! Поди, докажи, что, мол, не я ее изобрел. А если станут спрашивать на каком горючем она работает, скажу - на огуречном рассоле! Ха-ха-ха! Весь свет смотреть сбежится."
        "Это чудо, а не огурец!" - думал Повар, - "какое необыкновенное кушанье я из него приготовлю. С чесноком, с подливочкой! Сразу же прославлюсь, стану лучшим поваром в мире! Интервью, поездки, слава! Всемирная известность! А в Книге Гиннеса мой рецепт напечатают."
        - Поймаем? - предложил он, - я вас на торжественный обед приглашу! Главным блюдом будет эта огуречная... коза или лошадь... неважно... запечённая в духовке!
        - Только попробуй! - рявкнул Дачник-Неудачник. - Только руки протяни - протянешь ноги! И огромный волосатый кулак изобретателя возник перед носом Повара. - Мне она нужна самому, но для более возвышенной цели. Для науки!
        - Ишь ты!.. Разлетелись на чужое добро! - наступала на них тетка Полина, потрясая кулаками, тоже довольно крепкими. - Моя она, моя! Моя! На моей огуречной грядке выросла! Моей козе Алексашеньке подружка будет! Вместе они и поедят, и поиграют... Может она, моя Алексашенька, капризничать перестанет, доиться лучше будет. Тетка Полина заплакала, сморкаясь в краешек фартука, - И что же вы, ироды ,меня сироту обижаете ? Ишь сколько нахапали добра! И все мало?! - голосила она на весь поселок.
        - Да тихо ты! Тихо! - бросился зажимать ей рот Повар .-Договоримся, договоримся... мирно, полюбовно. Он полез в карман и достал огромный кожаный кошелек. Когда он раскрыл его, у тетки Полины остановилось на миг сердце, а потом забилось так сильно, что запрыгала шляпка на макушке.
        Столько деньжищ она никогда не видала. Не успела она сообразить, что ей говорить, что делать, как Дачник-Неудачник вынул из нагрудного кармана своей кожанки еще более увесистый бумажник и покачал его на ладони перед ее носом.
        - Ну, что теперь скажешь? - усмехнулся он.
        А ничего! - сказала Тетка Полина. - Я согласна! Продаю!
        Она быстро цапнула кошелек Повара, а заодно прихватила бумажник его соседа. В два прыжка она выскочила за дверь. Тра-та-та... прогрохотали ее башмаки по самолетному трапу вниз. Хлопнула калитка... И наступила тишина.
        -Ну, теперь - то мы договоримся? - сказал Повар. -По- интеллигентному?
        -И договариваться нечего. Не уступлю и все! - сказал Дачник Неудачник.
        -Во всяком случае, я на нее тоже имею право: я отдал свой кошелек.
        -Ха-ха-ха! Тоже мне, кошелек! Туда же! Да разве это деньги? - хохотал он. - Вот у меня кошелек - это да! И денег я отдал в сто раз больше! Ясно!? Так что разговор окончен: она - моя! Нет моя! - не уступал Повар.
        - Моя!
        Соседи спорили до ночи и разошлись врагами.
        ***
        Весело подпрыгивая на прохладной спине Огуречной Лошадки, Катя ехала лесом, потом лугом ,а потом они помчались по чистому полю. Катя размахивала руками, и ветер, пропахший ромашками и клевером, развевал её волосы,сарафан, врывался в нос, в поющий рот.
        -Поскачем, полетим, понесемся!
        -Поскачем, полетим, понесемся !
        Лошадка, пригнув огуречную голову, вся вытянувшись в стремительном полете, неслась над полем, и колоски сперва ударяли Катю по лицу, потом по груди, потом по коленкам, и уже щекотно струились по ее загорелым лодыжкам. Лошадка оторвалась от земли и взлетела, все набирая и набирая скорость. Катя, щурясь от сильного ветра,летящего навстречу, обняла ее прохладную шею, взглянула из-под локтя на убегающие назад домики поселка, на пруд с крошечными гусями, и счастливо засмеялась: -Летим!
        Стайкой серых рыбок метнулись воробьи, исчезнув с дороги, а стриж чиркнул крылом по Катиной щеке. Но она успела увидеть его .озорной черный глаз.
        -Давай! Давай! Давай! - кричала Катя . -Обгони!
        -Держись крепче! -крикнула в ответ Лошадка. Стриж, свистнув, остался далеко позади, и они помчались еще быстрей.
        Над полем неподвижно висел жаворонок.Так быстро трепетали его крылышки, что казалось, будто их нет вовсе. Так исчезают спицы в колесах при большой скорости. Жаворонок поднимал свою песенку к самому солнцу, и тогда его трель становилась тонкой-тонкой. Он исчезал высоко в небе и тут же возвращался на землю, чтобы взлететь с новой силой.
        Быстрей за ним! - крикнула Катя Лошадке. И они пошли спиралью вверх. Выше, выше!
        Осторожно! Не сбейте меня ! - пискнул жаворонок возле самого уха,- держитесь правей!
        От неожиданности Огуречная Лошадка сразу же затормозила , а в полете этого делать никак нельзя: тут же свалишься!Но у самой земли Лошадка собралась с силами и, сделав плавный круг , села на верхушку старого дуба.
        Хорошо, что Катя не растерялась, и держала подол своего сарафана так, что получился красный парашют с белыми горошками.
        - Уф! Приехали! - усаживаясь поудобнее на ветке рядом с Катей и улыбаясь всеми зубками-зернышками, сказала Лошадка. -Ну и летать с тобой! Ногами дрыгаешь! За шею чуть не удушила! И советами замучила: то правей, то левей, то обгони, то тормози А на вираже набок сваливаешься. Больше не буду катать.
        - А-а- а! Не честно! - прищурилась Катя. - А кто парашют придумал, когда мы чуть не свалились с неба!?
        Лошадка смущенно посмотрела на Катю и тихонько засмеялась Если бы не ты - пропали! Ну ладно, прощаю! Давай-ка подумаем, как на землю слезть.
        Они сидели на ветке, а вокруг них сияло солнце. Будто шелковые и бархатные лоскутки, летали над поляной бабочки. Стрекозы трещали сухими крыльями над фиолетовыми стрелами кипрея. Хотелось лечь в траву, раскинуть руки и смотреть, смотреть в небо, на бабочек, на жаворонка, оставшегося далеко, вверху, над облаками.
        Катя уже пошевелила ногой, отыскивая сук потолще, чтобы слезть, как вдруг из-за кустов вышел Дачник-Неудачник и устало свалился прямо под дерево.
        - Весь день я за этим огурцом по кочкам прыгаю! Он, оказывается, ещё и летает!
        И тут Дачник-Неудачник прямо перед своим носом увидел две качающиеся ноги, а ещё выше румяную глазастую рожицу и лохматую чёлку с репьем. Там, на суку, сидела девчонка, а рядом с ней - Огуречная Лошадка. Она смотрела прямо на него и покачивала копытцем.
        -Вот она! Нашёл! - вскочил на ноги Дачник-Неудачник, не помня себя от радости.
        - Сейчас я тебя, голубушку сцапаю! Слезайте! Слезайте! Я тебя, девочка, знаю: ты с Привокзальной улицы? Да?
        -Да, - кивнула Катя.
        -Я и твою маму знаю! Иди ко мне, я тебя ссажу.
        Катя испуганно поджала ноги и сказала:
        -Нет-нет, зачем же, я тут посижу.
        -Деточка, а кто это рядом с тобой? - не унимался дядька.
        - Это моя подружка , -терпеливо отвечала Катя.
        - А где живет твоя подружка ?
        - Не знаю,- пожала плечами девочка.
        Она действительно не знала где живет Огуречная Лошадка. Утром они встречались, а вечером расставались. Стоило Кате сорвать острую травинку, поднести к губам и, сильно натянув ее, как струну, дунуть - травинка издавала звук, высокий и ликующий, как пенье петуха, и Лошадка тут же прибегала.
        -Кто же ее хозяин? - все приставал Дачник-Неудачник.
        -Вдруг она кусается? А что, если у нее чумка? А справка у нее есть, что ей разрешается играть с детьми? А ну, слезайте сейчас же!
        Кате не хотелось слезать. Лошадке тоже. Так было хорошо! И вот тебе пожалуйста: с дерева снимают, вопросы всякие задают...
        -Не слезем. И, вообще. С незнакомыми я не разговариваю! - ответила Катя и, на всякий случай, перебралась на ветку повыше.
        Ну что ты испугалась? - Как можно ласковее сказал Дачник-Неудачник.
        -Я же хороший. Я просто хочу пригласить вас с подружкой в гости. У меня интересно. Есть бинокль. Если в него смотреть с балкона, - можно даже узнать привезли в магазин пиво или нет, и продается ли мороженое. Видно, какое кино будет в клубе .Даже на луну смотреть можно: видно все: и моря и кратеры и горы. Только я не смотрю. Страшно, вдруг лунатиком станешь... У меня еще есть настоящий летный шлем, самолетное кресло с ремнями. И еще... - он задумался : что же у него еще есть?
        Катя сидела на суку, слушала, разинув рот, и не верила своим ушам.
        -А если на луне космонавты ходят,- то в бинокль видно?
        - Еще бы, конечно! Как раз сегодня там высадились новые космонавты!
        -Здорово! - Катя повернулась к Лошадке. - Может съездим к нему? Только посмотрим на луну разочек и вернемся. Ладно? -
        -А разве тебе мама разрешает ходить по чужим домам? - спросила Лошадка и принялась разглядывать дубовый листок, будто все, что происходило, ее не касалось, но все же не нравилось. Она даже стала тихонько подсвистывать себе под нос. Потом нетерпеливо сказала:
        -Давай все же слезать, а то я уже ногу отсидела.
        -Так как же, придете? - не отставал Дачник - Неудачник - Я ждать буду, вишен нарву...
        - Ладно, завтра... - чтобы отвязаться от назойливого дядьки, сказала Катя.
        -Честно, без обмана ? - обрадовался он, - мой дом с флюгерами! И, довольный, быстро пошел по тропинке к поселку. На повороте он еще раз оглянулся, дружески помахал ручкой и скрылся в березняке.
        Тут Катю что-то легонько щелкнуло по макушке. Коричневый желудь, сверкнув на лету, упал в траву. А за ним посыпались еще и еще...
        - Ой-ой-ой! - поежилась Катя. А по спине Огуречной лошадки желуди барабанили, как град по крыше. Откуда столько? Внезапно на ветке, прямо перед Катей появилась белка. В лапках она держала заплатанный мешок и огорченно рассматривала новую дырку.
        - Ох. Простите, простите! - причитала она. - Такое несчастье на вашу голову! Она запыхалась и часто дышала. Ожерелье из рябиновых ягод так и ходило на ее груди.
        - Мы ведь желуди не особенно любим, - вздохнула она, сворачивая рваный мешок, но поговаривают, зима будет голодной, а грибов нынче мало. Вот я и запасаюсь желудями...С утра собирала. А мешок-то и не выдержал - расползся. Уж не сердитесь... Пойдемте ко мне в гости! Чайку попьем!
        Белка радушно разводила лапками, и кисточки ее ушек светились на солнце.
        У нас дупло здесь, только подняться чуть-чуть повыше.
        Кате очень захотелось в гости к Белке. Поддерживая лошадку, она перелезла на два сука выше и сразу нащупала ногами маленькие сухие ступеньки , которые вели вверх по стволу дуба. Катя ухватилась за крошечные перильца, отполированные до блеска, и пошла вверх по винтовой лесенке. Следом за ней топала Лошадка.
        На дощечке под кнопкой звонка было написано: " Профессор Хвостатов. Просьба с утра не беспокоить". В дупле было тепло. Топился камин. Горели свечи, многократно отражаясь в чашках и рюмочках на длинных дубовых полках. От огня казались красными корешки книжных переплетов. В углу висели часы. Через каждые пять минут из окошечка высовывалась старушка с длинным носом и кивала головой, приговаривая: " И- раз, и- два, и- три ...". Потом сердито грозила пальцем и пряталась, захлопнув дверцу.
        Катя переступила порог, едва не задев за низкую притолоку. За нею - Огуречная Лошадка. Она аккуратно потопталась на коврике
        из еловых веточек, чтобы стряхнуть с копытцев пыль, и присела возле Катиной ноги слева, как это всегда делают хорошо воспитанные собаки.
        Старый профессор Хвостатов поспешил к ним. Поредевшие кисточки на его ушах слегка покачивались. Он протянул Кате черненькую с блестящими коготками лапку:
        -Милости прошу, гости дорогие! - Он почтительно пожал Катины пальчики. При этом он поклонился, и кисточки его ушей слегка мазнули Катю по носу. Так же учтиво поздоровался он и с Лошадкой. А Лошадка, будто только и делала, что ходила по гостям
        ,не растерялась. Она согнула передние ножки и поклонилась , как цирковая лошадь .
        -Добрый день , господин Хвостатов! Как поживаете? Хорошая погода, не правда ли?
        Профессор удивленно улыбался, и Кате очень нравилось, что его рыжий, местами полинявший хвост, изящно повиливает от избытка доброжелательности. А пышный лиловый бант на шее очень идет к бордовой бархатной куртке.
        - Будьте, как дома! Проходите, усаживайтесь на диван, пожалуйста! Я, видите ли, занят... я сочиняю музыку... я сейчас ... - и он сел за фортепьяно.
        - Это будет...-он немного помедлил. подыскивая слова. -Это будет песенка без слов из детского сна для одной солнечной струны и птичьего голоса. Можно в полной тишине, можно с оркестром кузнечиков. И он засмеялся, показав свои острые редкие зубки. И Катя вспомнила ну конечно, именно эту мелодию выводил там, над полем , жаворонок.
        Прибежала Белка. Захлопотала, захлопотала...Запахло самоваром, крепким чаем, пончиками и медом. И пока хозяйка носилась вокруг стола. Катя с Лошадкой сидели на плюшевом диване, тесно прижавшись друг к дружке, и рассматривали картинки в необыкновенных сказочных книжках, которые одну за другой снимал с полки хозяин и раскладывал перед ними на диване. Катя не дыша рассматривала прекрасных фей, принцев и ведьм. Стоило только подуть на папиросную бумагу, накрывавшую картинку, как они оживали.
        Они были такие настоящие, что Катя слышала шелест шелковых и парчовых одежд, вдыхала ароматы чудесных садов, различала голоса людей. Птиц и зверей. Таких книг она еще никогда не видела, хотя ей покупали отличные книжки в ярких лаковых переплетах.
        -Это волшебные книги...Они еще не написаны... -доверительным шепотом сообщил профессор Хвостатов, они еще только зреют в умах писателей и художников. Это те книги, которые снятся им во сне. Правда, наутро они почти ничего не могут вспомнить.
        - Почему? - огорчилась Катя.
        - Потому, что в жизни волшебство трудно удержать,- грустно покачал головой Профессор, - все ускользает, и мало кому это удается.
        - Смотри, смотри.! - Зашептала вдруг Огуречная Лошадка, - эта книга про меня!
        Она вытащила из груды книг самую большую и толстую. На обложке была нарисована Огуречная Лошадка. " Удивительные приключения и веселые похождения Огуречной Лошадки" - прочитала Катя. Она с любопытством листала книгу. Отдувая папиросную бумагу с оживающих картинок. Удивительное дело: на картинках она узнавала себя. Вот она верхом на Огуречной Лошадке летит над облаками...
        Вот они вместе сидят в высоких ромашках на лесной опушке. А вот они уже у Белок в их дупле пьют чай и весело смеются.
        Лошадка рассматривала картинки через Катино плечо, и Катя чувствовала на щеке ее легкое дыхание. Будто пахло свежими огурчиками.
        - Листай дальше, - нетерпеливо шептала Лошадка, - что там случиться с нами дальше? Но дальше шли чистые листы.
        - Нет-нет. Друзья, новые страницы в этой книге появляются не раньше, чем с ее героями произойдет что-нибудь новенькое. Последняя страница в нашей книге будет о нашей с вами встрече.
        Хвостатов осторожно закрыл книгу и поставил ее на верхнюю полку.
        Блестящий пузатый самовар занял почетное место посреди стола. Его окружили тарелочки с орехами, печеньем и вазочки с вареньем: и клубничным, и смородинным, и крыжовенным, из бананов, из лепестков роз, из душистого горошка.
        Катя тут же принялась все пробовать. А профессор Хвостатов и Огуречная Лошадка уселись рядом и угощались из маленькой черной бутылочки рябиновой настойкой. Это им понравилось больше всего,из того,что было на столе.
        На огонек прилетел Дятел. Он повесил на гвоздь свой красный картузик, одернул черную жилетку и протянул хозяйке букет ромашек. Потом подсел поближе к самовару и стал громко колоть сахар клювом.
        - Помню, как мы учились в лесной школе... - поглядывал он на Профессора. - По художественному свисту у меня всегда были двойки...
        -Зато, на уроке труда ты лучше всех делал дырки в табуретках!
        После чая Дятел выстукивал на краешке стола марш собственного сочинения, а профессор подыгрывал ему на фортепиано. Кате очень понравился марш: - Трах- трах-трах! Стук-стук- стук !Бах-бах- бах! Тук-тук- тук!.. Блямс! Блямс!- ударяла Белочка ложкой по самовару.
        Вдруг в потолок нервно и быстро забарабанили. Белки разом замерли. Улыбки на их лицах погасли, а Дятел замер, вытянув нос.
        - Соседи. - Виновато сказал профессор, - Две Вороны. Им рано вставать на работу.
        Дятел откланялся и молча нырнул из дупла в сумерки. Тут только Катя увидела, что наступает ночь. И месяц встает из-за леса, и коростель скрипит во ржи.
        - Скорее домой!
        ***
        Утром Катя быстро съела яичко, выпила какао и, чмокнув бабушку в щёчку, побежала гулять.
        - Как позову, чтоб сразу же домой, - строго наказала бабушка,- чтоб я тебя по всем дворам не искала!
        - Ладно! - крикнула Катя, запирая калитку. Она сорвала травинку, и петушиный крик взлетел над поселком. Из пыльных лопухов в канаве поднялась голова Огуречной Лошадки
        - С добрым утром ,- зевнула она.
        Катя засмеялась, глядя, как она старательно валяется по росистой траве. Когда бока Огуречной Лошадки стали чистыми и блестящими, а хвостик весело вздернулся вверх, Катя уселась на нее верхом.
        - Поскачем! Полетим! Понесемся!? - крикнула Катя .
        - Давай лучше сегодня никуда не поскачем, а полежим в тенечке ,- попросила Огуречная Лошадка.
        - А как же чудеса? Сама же обещала, что все время будут чудеса, а теперь в тенечек?
        - Совсем не обязательно летать, чтобы были чудеса, - зевая ответила Лошадка. - Можно просто растянуться в траве и смотреть в небо...Меня всю ночь кусали комары...я не выспалась. Они улеглись рядышком на травке, и Катя стала прилежно смотреть на облака. Лошадка положив голову Кате на колени уснула.
        Сначала все было обыкновенно: облака, как облака. Потом они превратились в бело-розовых овец. Их гнал совсем седой старик верхом на ослике. Потом пришел караван белых верблюдов .На их горбах сидели погонщики в чалмах и легких покрывалах. Они лизали эскимо на палочках. Вслед за ними , тяжело раздувая серые бока, спешил огромный слон. Он торопился- легкая попона развевалась на ветру. Он свивал кольцами и снова разворачивал темный хобот. И сразу побежало, сгрудилось овечье стадо. Старик на ослике затерялся среди овец. Столпились и закружились на месте верблюды. Отнимая у ветра свои легкие одежды, склонились к их шеям погонщики. И слон, раздуваясь на глазах, закрыл всех своим огромным сизым брюхом. Вскинув хобот, он затрубил, затопал - рев и гул докатились до земли. Верблюды побежали. Из тюков на их спинах посыпались сверкая жемчужины. Они сыпались на поляну, барабанили по лопухам, по стволам деревьев, прыгали по дорожке, и, едва коснувшись земли, превращались в градины и в дождевые капли. Но дождь, едва начавшись, прошел стороной...
        Катя, обняв Лошадку сидела под деревом и не верила своим глазам: ведь только что все было волшебной восточной сказкой и вдруг превратилось в грозу. Она хотела спросить у Лошадки как это все получилось, но та спала, уткнувшись носом в Катины коленки. Катя сидела, не шевелясь, чтобы не разбудить ее, и осторожно оглядывалась. Лошадка сказала, что чудеса - везде, просто ,надо уметь видеть.
        И тут она увидела, как на травинку сели две стрекозы - большая и маленькая: мать и дочка, а ,может быть, бабушка и внучка.
        - Носить очки совсем не стыдно! - говорила большая стрекоза, протирая кончиком крылышка толстые стекла своих очков .- Я ,например, в очках родилась, и ничуть не жалею! А ты все упрямишься. Ну, хорошо, не хочешь с голубыми стеклами, давай закажем с желтыми!.. И они , затрещав крылышками, полетели заказывать очки.
        А мимо Катиной ноги промчалась команда жуков-пожарников. Машины, жужжа, одна за другой ныряли под корень, мостиком изогнувшийся над дорогой, и, выскочив из тоннеля, мчались дальше. Катя не успела опомниться и сообразить куда они мчаться и где пожар, как совсем рядом увидела муравья. Он был в матросской тельняшке и в кепке козырьком назад. Изо всех сил упираясь в бок крупной земляничины, муравей катил ее куда-то.
        - И - раз! И- два! И - три! - командовал он сам себе. Сочная ягода тяжело поворачивалась и переваливалась, оставляя за собой красный сиропный след. Тельняшка его была в пятнах земляничного сока. Упершись в Катину коленку, муравей остановился. Он присвистнул и повернул кепку козырьком вперед:
        _ Ух ты! Через какую гору лезть надо! Ладно, сперва искупаюсь! - И он направился к листку подорожника, в котором, как в чайной ложечке, дрожала дождевая вода.
        - Ух ты! - он нырнул, и, выскочив на середине листа, поплыл. Катя сидела не дыша. Лошадка сладко спала, и будить ее было жаль. Вот бы они посмеялись вместе! Муравей искупался. Тельняшка на нем сама собой выстиралась. Он снова подбежал к земляничине. Катя осторожно отодвинула ногу, и муравей увидел, что гора, которую он собирался штурмовать, исчезла.
        - Чудеса! - обрадовался он и опять навалился на ягоду. Катя следила за ним не дыша, чтобы не спугнуть.
        Едва муравей скрылся, как на поляну высыпала ватага мухоморов, и маслята, оттесненные к елкам, подняли шум. Это наше место! Пищали окруженные маслята, - мы с утра здесь стоим!
        - А ну, мелкота, рассыпься! - напирали мухоморы. Их красные шляпы были лихо сдвинуты набекрень. Из под елки выглянули три сыроежки в фиолетовых юбках.
        - А юбки-то все: плиссе-гофре! - ахнула Катя.
        - А вот и мы!
        Покружившись, они остановились посреди поляны. Мухоморы расступились и замерли:
        - Вот так красотки!
        - Подумаешь! Балетницы! Воображалы! Сплетницы!_ Крикнул самый маленький мухоморчик.
        Но старый мухомор отвесил ему такой подзатыльник, что у того шляпа съехала на нос.
        Катя не выдержала, и засмеялась. А грибы, как были, так и замерли посреди поляны : три сыроежки, окруженные мухоморами , и маслята, оттесненные к самым корням дремучих елей. Только что они бегали, ссорились и шумели, и вдруг наступила тишина. И в тишине одиноко постукивал дятел.
        Смех разбудил Лошадку. Она вяло села и тяжело мотая головой сказала:
        - Это кошмар какой-то. Никак не могу выспаться!
        - Я же не нарочно... Я нечаянно...-оправдывалась Катя.- И вообще...Мне надоело тихо сидеть. Тебе хочется - ну и спи, а я пойду гулять одна. Выспишься,-прибежишь!
        И, стряхнув соринки с подола, она перепрыгнула через Лошадку и скрылась в кустах.
        ***
        Повар варил обед. Облако муки окутывало его. На раскаленной сковородке подпрыгивали шкварки, а на кастрюльках подпрыгивали крышки. Пробуя вытянутыми губами бульон из дымящейся поварешки, Повар нечаянно взглянул в окно. Там, в его саду, спокойно паслась Огуречная Лошадка.
        Не отрывая глаз от Лошадки, Повар бочком-бочком пошел к двери, в два прыжка сбежал со ступенек и , будто хотел поймать бабочку, стал подкрадываться. Не чуя опасности, Лошадка ходила от цветка к цветку. Цап! - и Повар схватил ее за огрызочек хвоста. Лошадка рванулась, взбрыкнула ножками, кинулась вправо-влево, но Повар уже крепко прижал ее к животу и бегом понес домой.
        -Тихо, тихо, не бейся так,- нежно поглаживая, уговаривал он ее. Лошадка мотала головой, силясь освободиться. Издалека долетел петушиный зов. Это Катя ждала ее в лопухах. Лошадка откликнулась, но Повар проворно зажал пятерней ее морду , и вместо звучного "И-го-го!" послышалось приглушенное мычанье.
        -Все кончено, - закрыла глаза Лошадка. - Прощай, Катя.
        А Катя возвращалась из гостей. В кармане у неё был крыжовник. Она рассеянно ела ягоду за ягодой, дожидаясь, когда прибежит Огуречная Лошадка.
        У Дачника-Неудачника ей понравилось. Понравилось сидеть в самолетном кресле и смотреть в бинокль, понравилось есть горстями малину из решета. Катя пообещала в следующий раз привести с собой Лошадку, и хозяин, прощаясь, насыпал ей в подол спелого крыжовника.
        -Ничего себе дяденька, добрый, - размышляла Катя, - все про здоровье Лошадки спрашивал. Такой заботливый. Зря Лошадка заупрямилась и не пошла к нему.
        Дойдя до переулка, в котором жила тетка Полина со своей козой Алексашенькой, Катя остановилась. Тетка Полина стояла у своей калитки. Наверно она собралась на базар - у ног ее стояла большая корзина с огурцами и зеленью. У калитки не было задвижки, и тетка Полина привязывала ее тесемкой. Пока она возилась с калиткой, Алексашенька бесшумно подобралась сбоку и сунула морду в корзину.
        Глаза ее были мстительно сощурены. Быстро работали узкие челюсти, перетирая огурцы. Когда тетка Полина повернулась к своей корзине, Алексашенька гоняла по донышку последний огурец.
        Батюшки! Караул! - так и взвыла она и накинулась на свою мучительницу. Но, та мотнула рогами и, волоча за собой веревку, медленно затрусила прочь. Катя перестала есть крыжовник и подбежала к тетке Полине.
        -Тетенька! Не плачьте! - тянула она ее за рукав. - Не расстраивайтесь так!
        Тетка Полина перестала реветь, утерлась рукавом и решительно надвинула шляпку на глаза.
        -Ну, все! Теперь конец моим мученьям! Сегодня же продам тебя, злыдня!
        Она погрозила кулаком, уходящей к лесу козе. - Вот подою в последний раз, и все! Постепенно злость с нее сошла. Она посмотрела на Катю внимательно вдруг радостно улыбнулась.
        - Деточка! Это ты!? А где твоя Лошадка ?
        - Не знаю, - пожала плечами Катя, - что-то не идет.
        - Ты ее лучше ищи, лучше... Такую хорошую Лошадку. Ты позови ее по-своему, ладно?
        Катя послушно отдала свой крыжовник и сорвала травинку. Петушиный крик трижды прозвучал в тишине. Тетка Полина замерла, поглядывая на кусты. Огуречная лошадка не отзывалась.
        Она в это время стояла, привязанная полотенцем к ручке двери. Повар гладил ее, хлопал по спине, по бокам. Заглянул в темную глубину уха- листочка, раздвинул челюсти и осмотрел просвечивающееся бледно -зеленое горло, потрогал пальцем прохладные чистые зубки-зернышки.
        -Тек-тек-тек -... задумался он. - Сделаем вот что! Он с грохотом приволок из сарая детскую ванночку.
        -Сперва тебя надо искупать в уксусе...
        Не успела Лошадка и хвостом махнуть, как уже очутилась в ванночке, и на спину ей полилось что-то едкое и кислое. Защипало глаза и стало трудно дышать.
        -Потом посолить ... - бормотал Повар, щедро натирая зеленые бока солью, - ... и поперчить. Тут же в глаза, в ноздри начала набиваться едкая красная пыль. Лошадка больше не могла терпеть. Она заметалась, забилась. Но полотенце крепко держало ее за шею. Повар в задумчивости остановился, и, почесав затылок, полез в поваренную книгу.
        -Тек-тек-тек... - он нашел нужное и, водя по строчкам пальцем, начал читать:
        -Вымочить в уксусе...вымочили. Дать потомиться два часа, затем, аккуратно срезать то место, где находится хвостик, и ложкой вытащить все зернышки. Вместо них положить жареный лук, помидоры и мясной фарш. Запекать в духовке полчаса, поливая сметаной и белым вином.
        Лошадка, закрыв глаза, слушала что ее ожидает. От уксуса с перцем бока горели так, будто она сидела в муравейнике.
        - Послушайте, все это вы зря делаете, - слабым голосом сказала она. -Куда лучше сейчас скакать по полю, прямо по ромашкам и колокольчикам, хотите!? А то полетаем! С дерева на дерево. Это очень весело! Заглянем в гости к Белкам я знаю, где они живут, я вас познакомлю.
        - Некогда мне! - размешивая в кастрюле подливку, - поморщился Повар, - а по деревьям я уже не лазил лет тридцать... Да-а... летит времечко...летит. Повар вздохнул , грустно покачал головой и снова быстро заработал ложкой.
        - Эх, заботы-заботы... Только и счастлив был, пока мальчонкой бегал... А потом - всё!
        -Соглашайтесь скорее! Я снова вас сделаю счастливым. Мы поскачем, полетим, понесемся куда только захотим! Я постараюсь! Не надо в меня запихивать помидоры с луком.
        А я сам стану счастливым. Завтра же! Я такое блюдо из тебя приготовлю - пальчики оближешь!
        Лошадка стояла, закрыв глаза и привалившись боком к холодной стенке цинковой ванночки. По её огуречным щекам текли слёзы.
        - Катя, Катя, где же ты? Почему не идёшь спасать меня?
        - Та-а-а-к!- Потирал руки Повар, - вот...уже начала давать сок!
        Он поставил будильник на звонок, отсчитал два часа и пошёл на станцию пить пиво.
        - Козя, козя, козя!.. Тетка Полина лазила по бурьяну за огородами, то и дело оступаясь и садясь на кочки. Подол ее платья облепили колючки. Шляпка съехала на ухо. Ну, погоди! Поймаю - все тогда... продам, -один конец! - ругалась она, выдирая репей из рукава.
        Алексашенька и не думала уходить далеко. Она стояла в двух шагах за кустами и тихонько хихикала. Тугое вымя тяжело тянуло вниз. Алексашенька жалобно мекнула. Тетка Полина вскочила и бросилась на шею своей любимице.
        -У-у-у, вредная, у-у-у, мучительница, идем домой, подою! И чего не живется тебе, как всем козам? И чего привередничаешь?
        Скучно мне-е-е! Ныла Алексашенька. - На веревке держишь! Весь день по кругу бегаю - измоталась!
        Привязав Козу к забору, Полина бегом сбегала за подойником. Не забыла, прихватила булочку с изюмом. Коза смиренно начала жевать.
        - Ну, ладно, ладно, не серчай. Я тут тебе подружку приглядела...
        -Какую еще подружку? Коз я что ли не видела? Только и разговоров у них, что о козлятах да молоке.
        - Да не коза это... Не видела, а говоришь, отозвалась Тетка Полина, - чудная такая, на козу немного похожа, а больше на огурец....
        -Живая?! - выронив булочку от удивления, спросила Алексашенька.
        - Бегает, ушами шевелит ...Стало быть, живая.
        Тетка Полина дожимала последнее молоко, когда к забору подлетела Катя. Она плакала.
        - Пойдемте со мной, теть Полин! Там моя Лошадка погибает совсем...
        - Где?! - Тетка Полина вскочила и, схватив ведро, побежала за Катей.
        - Ой, погоди! Ой не беги так, молоко мое расплескается!
        - Скорее, тетенька, там она, во дворе, а я собаку боюсь.
        Тетка Полина поставила ведро у калитки и, пошарив рукой, отодвинула задвижку. Шарик бросился было к ним с лаем, но, узнав молочницу, завилял хвостом.
        Катя вбежала на терраску. Огуречная Лошадка лежала в ванночке, закрыв глаза. Катя с трудом развязала узел полотенца, схватила Лошадку и потащила ее на улицу.
        - Попить!.. - Услышала Катя свистящий шепот. Она сунулась туда - сюда, но ничего, кроме ведра с молоком не нашла. Не успела Тетка Полина и ахнуть, как все молоко Катя вылила на спину Лошадке. Тетка Полина оторопела, потом махнула рукой, "Пропадай все на свете!", И они вдвоем потащили Лошадку к калитке.
        Шарик тревожно привстал, и даже зарычал на всякий случай, но тут же успокоился.
        В это время Повар возвращался домой.
        -Тэк-тэк-тэк, - посматривая на часы, мурлыкал он. - Сейчас разогрею духовочку пожарче и распотрошу чудо - огуречик!
        Он сшиб головку ромашки прутиком и протарахтел им по забору до самого конца. Здесь он свернул на узкую тропинку, которая вела к его калитке.
        Тетка Полина и Катя уже вынесли Лошадку за изгородь к колодцу, поили и поливали ее водой. Лошадка понемногу оживала.
        Повар ахнул и, мгновенно скинув пиджак и кепку, бросился на злодеев.
        - Беги, Лошадка! - крикнула Катя и, раскинув руки, побежала навстречу Повару.
        Тетка Полина быстро сделала из пояса ошейник и , всунув в петлю голову Огуречной Лошадки, повела ее к себе на огород. Катя краешком глаза увидела, что они скрылись за поворотом, и в этот миг они столкнулись с Поваром. Удар был сильный. Катя, как перышко, перелетела через канаву и шлепнулась на кучу сена. Потирая локоть, она хотела заплакать, но Повару было еще хуже: разлетевшись со всех ног, не в силах остановиться, он пробил головой дырку в собственном заборе и застрял в щели. Шарик, радостно виляя хвостом и повизгивая, лизал лысину хозяина.
        Катя вскочила и помчалась догонять Лошадку. Кругом было тихо-тихо. Даже слышно было, как шелестит золотая шелуха на стволе сосны. Катя подняла голову. Там, на сухом сучке, сидел Дятел. Он смотрел на Катю и смеялся. Потом снял красный картузик и поклонился. Катя помахала ему рукой. Дятел кивнул и, прицелившись, так дал носом по стволу, что вздрогнуло все дерево: Др-р-р-р! А поселок дремал в полуденной тишине. На улице никого не было.
        В сарайчике, где жила коза Алексашенька, было сумрачно. Сквозь щели розовел закат. Коза лежала на подстилке и жевала. Для огуречной Лошадки тетка Полина поставила ведро и бросила в угол охапку сена.
        Алексашенька молчала. Изредка она вздыхала и снова принималась жевать. Огуречная Лошадка вежливо поздоровалась, едва переступила порог. Алексашенька только дернула хвостиком и, повернувшись к ней задом, улеглась на свое место.
        - Простите, что я стесняю вас...- начала извиняться Огуречная Лошадка. - Я, возможно, завтра уйду... Коза зашевелилась и покосилась на нее высокомерно:
        - Куда уйдешь- то? Полина замок повесила. Сиди теперь. Зовут -то тебя как?
        - Катя зовет меня "Огуречная Лошадка"...
        - Имя чудное, не наше имя...- задумчиво пожевывая, заметила Алексашенька. - Так кто же ты? Живой огурец что ли?
        - А я не знаю... Я помню, что открыла глаза на огуречной грядке, среди маленьких огурчиков и больших желтых цветов. Помню, что когда я встала на ноги, хвостик мой хрупнул и отделился от толстой зеленой плети, на которой висело еще два крупных огурца.
        - Значит, ты огурец и тебя можно съесть? - в глазах Алексашеньки загорелись желтые огоньки. Огуречная Лошадка отодвинулась в дальний угол:
        - Я не очень в этом уверена, -сказала она рассеянно, - давайте лучше побеседуем. Алексашенька перестала жевать и с удивлением вытянула морду:
        - А вымя у тебя есть?
        - Нет, кажется, этого у меня нет.
        - Так, значит, молока ты не даешь?
        - Нет, этого я не умею.
        - Ну, а козленочек, или кто там у вас бывает... детки у тебя есть?
        - Нет, и деток пока нет...
        - Так... тогда какая же от тебя польза?
        - Кто со мной подружится, тот будет счастлив...вот и все!
        - Моя старуха мечтает клад найти. Говорит, вот счастье бы привалило. Может, ты знаешь, где искать?
        -Нет, покачала головой Лошадка. - Правда, я знаю одну бриллиантовую поляну. На ней живет мой знакомый паучок с бархатной спинкой. Он сторожит сокровища всего леса. Но их нельзя трогать руками. На них можно только любоваться рано утром и после дождя.
        - Ну-у-у..., а я -то думала...- захихикала Коза ,- и это все !? -Нет. У меня много друзей, таких, как этот паучок. Еще у меня есть знакомые человечки- мухоморчики. У них красные в горошек шляпки. Нужно видеть, как они весело пляшут на поляне, или просто сидят и греются на солнышке. Стоит только постоять среди них и послушать о чем они болтают -обязательно расхохочешься. А если у тебя какие-нибудь неприятности, то сразу же о них забудешь и тебе станет весело и беспечно.
        -А мы когда с моей бабкой гуляем, то сшибаем их ногами. Раз их есть нельзя, то нечего им и расти...
        Коза помолчала, наморщив свой узкий лобик.
        -Кто ты все-таки? Есть тебя нельзя. Шерсти на тебе нет, мяса тоже. Молоко давать ты не умеешь... Выходит, что ты бесполезная тварь.
        -Это грубо и несправедливо, - обиделась Лошадка, - приносить радость - это значит приносить пользу. Я еще забыла сказать, что умею летать, если разгонюсь хорошенько и при этом у меня будет хорошее настроение. А уж если удастся взлететь, то я прямиком попадаю в сказочную историю. Да... счастлив тот, с кем я подружусь. Она замолчала, с достоинством опустив глазки, не желая продолжать этот нудный разговор. Наступила тишина, которую нарушал стрекот кузнечиков.
        -Ох-ох-ох! - вздохнула Коза. - Я что-то пока не испытываю особенного счастья...- И повозившись, задремала.
        Устало положив голову на передние ножки. Огуречная Лошадка молчала. Весь этот день, страшный день, проплыл перед ее глазами. Когда тетка Полина увела ее из ужасного дома Повара, она совсем было поверила в свое освобождение. Как вдруг на ее шее вместо пояска появилась шершавая веревка, и тетка Полина, ласково приговаривая: - Ну вот, живи теперь у меня, располагайся,..- втолкнула ее в сарай к своей козе.
        Незаметно наступила ночь. Сквозь щели дуло и в самый широкий просвет виднелась большая мокрая звезда. Задремывая в своем углу, Огуречная Лошадка слышала, как по траве прошуршали чьи-то ноги: ближе, ближе... Потом в щелку просунулся палец и потрогал ее спину.
        -Тут сидит, - пробурчала сонным голосом тетка Полина. - Вот ведь скотина какая : ни шерсти, ни мяса - визг один. Свезу-ка я ее утречком на базар. Продам на зло соседям. Хи-хи-хи! - Она шумно зевнула. Шаги ее стихли в глубине сада.
        - Лошадка, ты здесь? - тут же раздался звонкий Катин голос за стеной. Лошадка так обрадовалась, что вскочила и прижалась мордочкой к щелке, где блестел знакомый темный глаз и слышалось частое дыхание.
        - Послушай, Лошадка. - зашептала Катя, - ты не спи, мы тебя сейчас спасем! Со мной наши друзья : Дятел, Белки и Кроты.
        Если бы Лошадка могла хорошенько рассмотреть, что творилось за стеной!.. Профессор Хвостатов, сдвинув шляпу на макушку и поблескивая золотым пенсне, светил перед собой большим старинным фонарем. Его жена Белочка . закутавшись в шаль, жгла спичку за спичкой, осматривая стенку сарая, за которой сидела Огуречная лошадка. Она нервничала и то и дело посматривала на часики: -Сейчас, сейчас должны все придти! Дятел сидел на ветке и зорко поглядывал, чтобы не появился кто-нибудь посторонний. И, действительно, как только совсем стемнело, на тропинке затопало, зашуршало - и показались Кроты. Они шли молча, позевывая, поеживаясь, с лопатами, привычно закинутыми за плечо.
        - Где копать?- сонным голосом спросил старший, подслеповато щурясь на фонарь, качающийся в поднятой лапке профессора.
        - Думаю, надо начинать отсюда, - сказал Хвостатов, посветив фонарем себе под ноги. - С научной точки зрения ..
        Кроты поплевали на лапы, и первые комья земли зашуршали под лопатами. Алексашенька проснулась и взмекнула. Она подняла голову и прислушалась. За стенкой шла упорная работа. Коза оцепенело смотрела, как расширяется щель под узкой дощатой стенкой. И туда осыпается земля. Потом она сипло заблеяла и вскочила на ноги.
        - Это волк! Во - о - о- лк ! Огуречная Лошадка пыталась ее успокоить, но Алексашенька бесновалась все больше.
        -Тебе-то что! Тебя не тронут! Кому ты нужна, огуречная ! А вот меня-то и съедят как раз!
        Тетка Полина никак не могла нашарить спросонок туфли. Наконец она зажгла свет, и, накинув на плечи пальтишко. Побежала в сарай, где истошно вопила ее Алексашенька.
        -Батюшки, Батюшки. - приговаривала она. Продираясь напрямик через высокую крапиву с тяпкой наперевес. Огуречная Лошадка как раз в это время вылезала из ямы, выкопанной под стенкой сарая.
        Профессор Хвостатов сказал каждому кроту: "Спасибо, спасибо" и пожал дружески лапу. А Белочка выдала каждому по блестящей монете. И довольные кроты исчезли в темноте.
        - Теперь бегом! -скомандовал Дятел. - тетка Полина близко!
        Катя схватила Огуречную Лошадку за обрывок веревки, и, пригнувшись, они нырнули в кусты. Возле сарая воцарилась полная тишина.
        Тетка Полина, размахивая тяпкой, выскочила из зарослей крапивы и... и тут же угодила в яму, вырытую кротами. Алексашенька, просунув рогатую башку в зияющую дыру, молча смотрела на хозяйку. Над поселком медленно всходила большая луна. Как ни в чем не бывало стрекотали кузнечики...
        А у Дачника-Неудачника в гараже горел свет. Здесь шла ночная работа.
        -Трум-трум-тру-ля-ля! - сосредоточенно вычисляя что-то на калькуляторе пел Дачник - Неудачник. Летный шлем был лихо сдвинут на затылок. - Восемь пишем, пять - в уме, восемь пишем - пять в уме, а потом прибавим здесь и разделим пополам. Трум- трум- трум!
        Довольный своими расчетами он бросил на чертеж карандаш и с хрустом потянулся:
        - Хорошенький получается флюгерочек! Пожалуй, никто до меня не изобретал такого! Он присел несколько раз. Выбрасывая вперед руки, и, выйдя из гаража, встал на пороге. Его тень выросла над садом, сломалась на кустах и вытянулась на дорожке до самой калитки, в щелочку которой притаившись смотрела Катя.
        -Не бойся, этот дяденька хороший, - обнимая за шею Огуречную Лошадку, уговаривала она. - Он меня на летном кресле катал и в бинокль давал посмотреть.
        - Пойдем лучше к тебе.. а?- попросила Огуречная Лошадка.
        - Что ты,- испугалась Катя, - Мама думает, что я уже давно сплю. Она сама меня укладывала... и вдруг мы явимся : здравствуйте - пожалуйста! Знаешь как мне тогда влетит! И , потом, я ей вообще о тебе ничего не говорила. Вдруг она рассердится и не разрешит мне тебя. Она уже сколько раз вышвыривала моих котят и щенков...
        Лошадка горестно помолчала. Все верно. Она сама советовала девочке никому не рассказывать о себе. Ведь, известно , что как только взрослые узнают про какую-нибудь тайну, так почему-то она сразу исчезает и становится скучно , неинтересно... обыкновенно.
        Они сидели, обнявшись, и больше ничего не говорили. Каждый думал о своем.
        - А хорошо иметь свой дом...- сказала Огуречная Лошадка,- такой как у Белок, да? У меня почему-то никогда не было своего дома... Я родилась на грядке в ботве, и теперь живу где придется. Сплю в траве, во мху, в лопухах...
        -А почему же ты не сделала себе домик?- задумчиво спросила Катя.
        - Потому что мне некогда было: мы же с тобой то и дело бегали в гости к Белкам, летали над полями, скакали по лесу. Не успеешь оглянуться - день уже кончился, и тебе домой пора. Катя задумалась и осторожно спросила:
        - А когда мне было пора домой, ты куда шла?
        - Никуда... я ждала, когда наступит утро , чтобы ты меня опять позвала.
        - Значит, ты ночью мерзла в траве, а я спала себе в теплой постели по одеялом, - ахнула Катя. Хорошо ,что была ночь, а то бы Огуречная Лошадка увидела, как Катя покраснела. - Ты мерзла и скучала, а я о тебе и не думала.
        - Нет, что ты, ночи такие теплые и короткие. Не успеет солнышко сесть, как тут же снова рассветет.
        - Не успокаивай... Теперь я знаю ,что это я во всем виновата...- заплакала Катя, - и как только ты меня прощаешь? Ну, ничего, сейчас мы все устроим. У тебя будет хороший дом. Ты только стой рядом и не мешай мне.
        Лошадка тревожно жалась к Кате и переступала копытцами. Ей очень не хотелось в гости. Но, делать было нечего - они уже стояли перед калиткой, утыканной поверху гвоздями. Там , в саду белел жасмин и дымил самовар у крыльца. Дачник-Неудачник подошел к самой калитке и нюхал цветы, притягивая к лицу сразу несколько веток.
        - Ухм- ухм -ухм! Блаженство! Кого еще там принесло на ночь глядя?- удивился он, услышав стук.- Ба-а-! Катенька!- сразу повеселел он, узнав свою утреннюю гостью. - Ой! И Лошадка!? Добро пожаловать! Я рад! Р-рад!
        Он торопливо отпирал замки, любезно улыбаясь при этом. .Вскоре Катя и Лошадка сидели в гараже и пили чай с вишневым вареньем. Здесь было очень интересно: в каждом углу прилажены жестянки из - под консервов, куда Катя и Лошадка с удовольствием стреляли косточками, а хозяин бросал окурки и горелые спички. Все было на своих местах и все было для чего-нибудь приспособлено. Даже в старом умывальнике рос кактус. Даже сучок, торчащий из доски, был тщательно оструган, и на нем висело полотенце. А книга, раскрытая на нужной странице, была закреплена бельевой прищепкой.
        - Почему вы живете не в доме, а в гараже? - удивилась Катя.
        - Это мой кабинет! - С удовлетворением оглядывая стенки , увешанные инструментами, ответил хозяин. Я здесь изобретаю.
        - А где же машина, которая должна здесь стоять? - не унималась Катя.
        - А я ее разобрал. Ездить-то я все равно не умею. - Дачник- Неудачник на миг смутился... - Зато я сделал из ее деталей много удивительных вещей. Вот четыре пепельницы...узнаешь?! А раньше это были автомобильные фары. Здорово!? А вот колеса. Положил их на пеньки и получились табуретки! Правда, замечательно!? Ведь никто до этого еще не додумался. У меня ничего не пропадает! У каждой железки, у каждой вещи есть свое предназначение и место.
        - А если нет места? - осторожно спросила Огуречная Лошадка.- Предназначение есть, а места нет.
        - Так не бывает. - Перестав хвалиться, убежденно сказал хозяин.
        - Бывает, - горько вздохнула Катя, - Вот у моей Лошадки, например, нет места... Ей даже ночевать негде.
        - Ночуй у меня! - обрадовался Дачник-Неудачник.
        Не успела Катя и глазом моргнуть, как он вскочил и, вынув из шкафа гамак, тут же подвесил его, зацепив за крючья. В гамак полетела пестрая подушка и меховая подкладка от зимнего пальто.
        - Алле-гоп! - сказал он. - Гостю место! Уютнее ничего не бывает.
        - А знаете. Я вас побаивалась сначала.- Призналась Лошадка, - но теперь вижу, что кажется ошиблась - вы хороший... добрый.
        - Конечно, я хороший... конечно, я добрый... - Покачиваясь с носков на пятки, подтвердил хозяин и пожелал Лошадке спокойной ночи.
        - Вы меня не будете солить? И уксусом не будете поливать? - тревожно открыв сонные глазки, спросила Огуречная Лошадка.
        - Нет. Конечно, - пообещал Дачник - Неудачник и пошел провожать Катю.
        Всю дорогу до калитки он заверял ее, что Лошадка может оставаться у него сколько угодно, что ей ничего не грозит, и что об их тайне не узнает ни одна душа.
        Лошадка проснулась среди ночи от странного ощущения, будто по ней ползает что-то скользкое. Каково же было ее изумление, когда она обнаружила, что это хозяин гаража прикладывает к ней прохладную ленту портновского сантиметра. При этом он торопливо делал записи в блокноте и диктовал сам себе:
        - Длина от кончика хвоста до кончика уха - восемьдесят сантиметров, от кончика копытца до кончика уха - шестьдесят сантиметров, окружность талии... Талии у ней нет... Окружность бедер - бедер тоже нет. Окружность груди - пятьдесят сантиметров, окружность хвостика - один сантиметр...
        - Послушайте, мне холодно и щекотно!- возмутилась Лошадка, - и вы обещали, что не будете ничего такого делать...
        - Я же не поливаю тебя уксусом и не солю, - возразил он, садясь на пол, и вешая сантиметр на шею. - Я просто хотел узнать, что у тебя внутри. И все!
        Лошадка с трудом выпуталась из гамака, шлепнулась на пол, но тут же вскочила на ножки и приняла независимый вид.
        - Вот бы вас взять да измерить. А потом еще и проверить, что у вас там внутри...
        - Хо-хо-хо! - сколько раз проверяли в поликлинике. И не капельки не страшно, - смеялся Дачник - Неудачник.
        - А все - таки, зачем вы меня измеряли?
        Дачник-Неудачник вдруг стал серьезным и даже сердитым.
        - Мне надо узнать, почему ты бегаешь. Почему летаешь? Какой у тебя внутри двигатель, скажи!?
        Лошадка покачала головой :
        - Я не знаю. Никакого двигателя у меня нет. Все просто: когда кого-нибудь любишь, то становится весело и легко, и если разбежаться посильнее - то взлетишь. Нам с Катей так хорошо... Вот и летаю ... иногда.
        -Не бывает так! - стукнул кулаком по столу Дачник - Неудачник. - А вдруг ты с другой планеты, и никто об этом не догадывается, а я первый , первый догадался !
        - Да нет же. Я с грядки - простая Огуречная Лошадка, ничего особенного. Отпустите меня пожалуйста . Лучше я пойду к Кате.
        - Ну на что тебе Катя?! А без меня ты пропадешь. И никто о тебе никогда не узнает. Со мной объездишь весь свет! Все будут о тебе говорить, все будут тобой восхищаться! Толпы народа будут ходить за тобой. Лишь бы дотронуться до твоего хвостика!
        - Это не интересно. - Сказала Лошадка. - Я от этого сразу завяну.
        - Давай я тебя разберу, хорошенько посмотрю, как ты там устроена, а потом снова соберу и сделаю себе такую же точно лошадку. А тебя отпущу. Лошадка поежилась. Ей вдруг вспомнилась жестяная ванночка в доме Повара.
        - У вас так душно, - как можно спокойней и вежливей сказала она. Мне очень хочется на свежий воздух.
        - Свежий воздух? Пожалуйста! - он распахнул ворота гаража и встал в них, широко расставив ноги. - Только насчет сбежать - ничего не выйдет. У меня все продумано: загородка, прожектора, сигнальная система. Дыши сколько хочешь!
        Огуречная Лошадка снова увидела огромную тень человека, стоящего на пороге. Она процокала по утрамбованному полу гаража от стены до ворот и обратно. - Там, в поле, - размышляла она, - я могла взлетать даже с Катей на спине, но тогда у меня было такое хорошее настроение, такая легкость на сердце... а сейчас я вряд ли перескочу забор... Она постояла еще немного. Потом, отчаянно зажмурясь, повернула к выходу из гаража и, проскочив между длинных ног Дачника-Неудачника, помчалась по дорожке сада, набирая скорость.
        -Поскачем, полетим, понесемся! Поскачем, полетим, понесемся!- Ей вспомнился жаворонок, поющий возле самого солнца. Лошадка рванулась вверх. Острые зубья забора остались позади. Не приземляясь, она рванулась еще и еще выше. Там ее подхватил мягкий ночной ветер, рекою текущий над спящей землей.
        Утром дружные трели будильников грянули разом во всех концах поселка. И, перекрывая их сухой назойливый треск, над садами взлетел чистый петушиный голос Катиной травинки. Девочка бежала к своей Лошадке.
        - Кто это хулиганит с утра пораньше? - высовывались из окна сонные лица. Пробираясь через влажные от росы лопухи, Катя звала, но Лошадки нигде не было. Катя рвала травинку за травинкой, и переливистый острый звук возникал у речки, за поворотом дороги, возле магазина...
        Дачник - Неудачник уже сидел на крыше своего дома в летном шлеме и прилаживал новый флюгер - фигурную ножку от стола. Вместо стрелки была любовно вырезанная из жести и отполированная до сияния рука с указательным пальцем. Увидев Катю, он сел верхом на конек крыши. Отогнув наушники шлема, чтобы лучше слышать, крикнул:
        - Твоя Лошадка сбежала! У меня ее нет!
        - Отдайте мою Лошадку- не уходила Катя ,- вы сказали, что у вас ей будет хорошо. Вы обещали, что с ней ничего не случится... А сами...
        Катя заплакала.
        - А я при чем? Я не виноват. Раз она сама от меня убежала...
        Дачник - Неудачник еще что-то говорил, но Катя различала только обрывки слов, долетавшие сверху. Потом он снова натянул шлем до бровей, застегнул кнопку у подбородка и сразу оглох.
        Катя побежала к дому татки Полины. Та тянула за рога козу Алексашеньку, пытаясь вытащить ее из сарая. Обе злились и смотрели друг на друга ненавидящими глазами.
        - Ходят тут всякие, - заворчала старуха, увидев Катю. Житья нет! Вон. Гляди, какую канаву прорыли ночью, - указала она на яму под стеной сарая. - Хулиганье! Жулики! Чуть мою козу не украли! Хорошо - рогами зацепилась... А твою- то взяли. Ищи теперь - свищи !
        Катя побежала дальше.
        Навстречу ей открывались калитки и двери. Первыми на улице появились торговки зеленью. Они спешили на базар с охапками цветов и корзинами овощей. Вслед за ними стали выходить те, кому надо было на работу. Солнце поднималось все выше, а Катя бегала от дома к дому, разыскивая свою Лошадку. Люди шли молча, сосредоточенно, не обращая внимания на девочку, у которой пропала лошадь. Всем было некогда. Все почему-то читали газеты.
        -Какую лошадку тебе, деточка? На тебе лучше шоколадку... Некоторые гладили ее по головке и тут же пробегали мимо.
        - Огуречную? - останавливался кто-нибудь недоуменно- Нет. Такой никогда не видели. - И шел дальше.
        Катя стояла посреди дороги. Ее задевали сумками, портфелями, локтями...
        Лошадка отозвалась только к вечеру, когда Катя, исходив весь поселок и ближние поля, и перелески устав плакать и звать, вдруг неожиданно услышала ее слабое ржанье.
        Она лежала на боку в пыльной канаве. Любопытные гуси, гогоча и вытягивая шеи, топтались возле, пытаясь ущипнуть за хвостик. Девочка отважно бросилась на гусака, размахивая палкой и белая стая с шумом разлетелась.
        Катя помогла ей встать на ножки, обняла, потихоньку они спустились к ручью под горкой.
        Катя поила ее из горстей водой,и только сейчас она заметила, как изменилась Лошадка. Бока уже не звенели от ласковых шлепков. Они пожелтели и сморщились. Огрызочек хвоста, еще недавно так задорно торчавший вверх, совсем высох. И ножки, такие резвые, такие веселые, теперь подгибались, и, чтобы не упасть, Лошадка все время ложилась.
        - Это все Повар! С его уксусом... - плакала Катя.
        -Они сидели в траве у ручья. По воде плыли редкие желтые листики.
        -Скорее всего это потому, что осень скоро...- провожая их глазами, сказала Лошадка. - Сегодня мы с тобой расстанемся.
        -Я не хочу! Не уходи! Я теперь всегда буду о тебе заботиться! - замотала головой Катя.
        -Ты смешная девочка... Ведь солнцу ты не говоришь: "Не уходи" - Лошадка положила голову на вытянутые ножки и закрыла глаза, потом продолжала. Голос ее тоже стал сухим, будто она говорила шепотом:
        - Надо спокойно встречать ночь и ждать утра. Надо спокойно встречать холода и ждать лета. Надо весело проститься со мной и...
        - ... и ждать тебя снова! - закончила , улыбаясь сквозь слезы Катя.
        - Да. Правда, это не совсем так... Она встала на ножки и Катя услышала, что внутри у нее, как в погремушке, что-то зашуршало, загремело, пересыпаясь.
        -Что там? - настороженно притихла Катя.
        -Там зернышки. - Лошадка помолчала, прислушиваясь к себе, --Сейчас я в последний раз, но уже без тебя, буду скакать и бегать, а ты собирай их.
        Она вздохнула и близко-близко посмотрела девочке в глаза:
        - Дождись весны и посади их на грядку. И тогда у тебя будет целый табун Огуречных Лошадок.
        -Мне не надо табун. Мне нужна только ты одна!
        -Ты выберешь из них лучшую! - крикнула на прощанье Огуречная Лошадка. - И это буду снова я... и уже не я.
        Она пригнула голову и помчалась по дороге. Все набирая скорость и уменьшаясь, пока не превратилась в золотую точку над горизонтом:
        - Поскачем! Полетим! Понесемся!
        - Поскачем! Полетим! Понесемся!

        Часть 2
        Тетка Полина шла по темной улице. Моросил дождь. Осенний ветер трепал ее юбку, а этой негодяйки Алексашеньки и след простыл. Споткнувшись о корень, Тетка Полина едва удержалась на ногах. Она уцепилась за мокрый ствол дерева, шляпка съехала ей на глаза и она остановилась, чтобы отдышаться.
        - И где эту оторву носит! - ругалась она, - Ночь на дворе, а она опять где-то рыщет. Какие это дела у нее на стороне? Гимнастику стала делать по утрам... Перед зеркалом вертится... Уж не завела ль себе какого-нибудь козлика рогатого?
        Так невесело рассуждая брела она от дома к дому. Поселок спал. Один -единственный фонарь качался на ветру и тени голых веток шевелились на земле. Тетка Полина остановилась напротив дачи соседа и прислушалась. Из гаража доносилось пение: "Трум, трум, тру-ля-ля!" - пел Дачник-Неудачник. В ночной тишине хорошо было слышно его довольное мурлыкание.
        - Изобретает что-то! - догадалась Тетка Полина. -Интересно, что?
        Маленькое окошко было под самой крышей. На забор ей влезть не удалось. Тетка Полина попрыгала, покрутилась, и задрав юбку быстро вскарабкалась на развесистую липу. Толстый сук как раз нависал над крышей гаража и Тетка Полина, растянувшись на нем, приникла щекой к мокрому стеклу. Дождь усилился. С шляпки капало на нос, но Тетка Полина, забыв обо всем, вела наблюдение. Вот, что она увидела.
        Дачник-Неудачник делал из железок какую-то машину-немашину, а непонятное что-то: к жестяному бочонку на четырех кривых ножках он прилаживал самоварную трубу, загнутую наподобие морды. На морде мигали глазки-лампочки. Труба качалась, не хотела прилаживаться. Изобретатель кряхтел, сопел но все же винтики вошли в нужные дырочки. И Тетка Полина вдруг у видела в этой железяке что-то похожее на свою козу, только без рогов и хвоста.
        - Вот ты где! - услышала она ехидное блеяние Алексашеньки. - Ночь - полночь, я все копыта сбила, тебя разыскивая, а ты по деревьям лазишь да в чужие окна бе-е-льма пялишь!
        Тетка Полина от неожиданности соскользнула с мокрого дерева и полетела во тьму.
        В толстом махровом халате и теплых шерстяных носках Повар уютно покачивался в кресле-качалке. Дождь за окном, а у него тепло. На плите шкворчит сковорода, закипает чайник, а на коленях мурчит кот. Но самое приятное было не это, а вот что: Повар читал свой любимый журнальчик "Чудеса и приключения". Инотересна-а-а! И чего только не бывает на свете! И обо всем пишут, пишут, пишут! А на последней странице призывают писать всех, кто был свидетелем какого-нибудь чуда.
        - И напишу! И еще как напишу! - заволновался Повар. - Огурец-то этот ходячий - чудо? Еще какое! Может, и меня напечатают.
        Повар согнал на пол кота, выпил большую кружку крепкого чаю и достал с полки толстую чистую тетрадь.
        Только в марте, когда почернели и осели сугробы, Дачник- Неудачник выкатил из гаража свой мотоцикл, и, веером разбрызгивая весеннюю грязь, умчался в город. Вслед за ним и Повар с большим кожаным портфелем поехал в редакцию журнала "Чудеса и приключения". А вернулись с целой толпой журналистов, ученых, студентов, астрологов и прочих деловых людей.
        И вскоре все телевизоры во всех квартирах всех стран и континентов заговорили об одном и том же чуде - об Огуречной Лошадке.
        Наступила весна. Катя приехала на дачу и бегом, раньше всех ворвалась в дом.
        - Зернышки! Как же я забыла! Там, в кармашке красного платьица..."Посади!" Ведь, Лошадка сказала ясно: "Посади, и у тебя будет целый табун огуречных лошадок..." Открыв дверцу скрипучего гардероба она сразу же увидела свое платьице, - красное в горошек. Катя сунула руку в карман и нащупала крепко завязанный узелком носовой платок.
        - Вот они! Целы! Надо сейчас же их посадить, - решила Катя и побежала в сад. Она нашла возле сарая лопату и уже собиралась устроить грядочку, как вдруг у ее ног зашевелилась трава и черный гладенький крот открыл дверку своей норки.
        - И как это я не заметила ее раньше? - ахнула Катя,- вот же, у самой ноги не кочка, а зеленая крыша, и не сучечек, а труба торчит. Такая маленькая, и фонарик у входа.
        Крот деловито вытащил на свет лопату, маленькую тачку и подслеповато прищурился на девочку: опасно или нет, может, сбежать?
        - Не бойся, - шепнула Катя, - я...
        Она не успела сказать, что любит кротиков и рада его видеть, как вдруг Крот моментально дал задний ход: фьють - и нет его вместе с тачкой.
        - Он тебя не знает, вот и испугался! - сказал кто-то очень тоненьким, скрипучим голоском. Это был Муравей.
        В полосатой тельняшечке, в кепочке набочок, он сидел на еловой шишке и болтал ножками.
        - Привет! Узнаешь старых друзей?
        - Конечно! Здравствуй, Муравей. Катя не верила своим глазам: все снова, как раньше. Продолжается!
        Муравей свистнул, и из травы вылезли муравьята, очень похожие на папу: девочки и мальчики. Мальчики в трусиках, девочки в юбочках и с куколками в лапках.
        - Вот, знакомься, - моя семья. И приобнял жену Муравьиху. -Уходим мы отсюда,- доверительно сказал он. - Житья не стало: дым, чад...Кроты уже перебрались поближе к лесу. Вон, последние уходят, и муравей кивнул вслед Кроту, который снова вытащил свою тачку из норы и торопливо покатил ее, виляя между камешками на дороге.
        - И нам пора! Увидимся! - крикнул Муравей и исчез в траве.
        Странно это все, странно, как во сне, подумала Катя.
        - Катя! - крикнула из дома бабушка, - помоги мне сумки разобрать! Куда ты подевалась?
        Катя сунула платок с семечками в карман и улизнула на улицу.
        Оглядываясь по сторонам, она шла и не узнавала родной поселок. Везде как-то все суетилось. Спешно мели и подчищали дорожки в садах, перекрашивали заборы меняли названия улиц и переулков. Катя помнила., что улица, по которой шла, прошлой весной называлась " Ул.Пер.див." то есть "Улица Перекопской дивизии". Теперь же на табличке значилось: " Ул.Ог.Лош." то есть " Улица Огуречной Лошадки". И на маленькой площадке перед входом в парк раньше посреди клумбы бил фонтанчик из разинутого ротика золотой рыбки. А теперь, посреди розочек стояла на постаменте бронзовая Огуречная Лошадка. Будто остановившись и присев на задних ногах перед прыжком, она вскинула вверх передние копытца. А на спине у нее сидела девочка, тоже бронзовая, в ромашковом венке, и ее голые пятки весело торчали вверх. " Это, кажется, я." - остановилась Катя.
        Возле памятника толпились иностранцы. Три группы. И экскурсоводы на трех языках: украинском, карабахском и удмуртском объясняли что к чему и почему.
        - И когда это все успело сделаться? Может, она где-то здесь? Ведь, говорят же о ней все: на базаре, на станции, в магазине. Спросить бы у кого, узнать! Думала Катя, бродя по дорожкам парка. Может быть, она не пропала? Надо позвать ее. Катя оглядывалась, ища глазами, где бы сорвать травинку, - узкую и остренькую, чтобы натянуть ее струной в ладонях и дунуть хорошенько. Вдруг она появится!
        Но травы, высокой сочной травы не было. Там где мощно кустились репейники и осот, там, где еще в прошлом году было ослепительно много одуванчиков, теперь щетинилась побритая под машинку жесткая травка. Газончики, газончики, а на них белые столы и стулья под пестрыми зонтами: кафе, бистро и реклама, реклама.
        Вдруг, она увидела разноцветные ветряки и вертушки над крышей знакомого дома. Вот кто мне нужен - Дачник - Неудачник. Он всегда интересовался Лошадкой больше всех.
        Дачник-Неудачник давал интервью иностранцам. Седые фрау и герры щелкали фотоаппаратами направо и налево, жужжали кинокамерами, заглядывая в каждый закоулок невероятно интересной дачи. Вот когда пробил звездный час Дачника-Неудачника. Он ходил большими шагами вокруг своего сарая-мастерской. Размахивал руками, объясняя, откуда Огуречная Лошадка разбегалась и как взлетала над забором. Он давал автографы и принимал красивые позы на фоне памятного монумента, сооруженного им посреди двора. Это была конструкция! Маленький бочонок из под пива с самоварной трубой вместо головы.
        Катя, удивляясь все больше и больше, вошла в калитку, раскрытую настежь. Хозяин, не переставая улыбаться иностранцам, распахнул свои объятия Кате навстречу.
        - Да вот же она! Эта чудесная девочка, подружка моей Огуречной Лошадки! - и, притянув Катю к себе, он широко улыбнулся сразу во все видеокамеры и фотоаппараты.
        - Пустите меня! - Катя вырвалась и пустилась бежать.
        Дом Повара сиял, как новогодняя елка, вспыхивая зеленым и красным неоновым светом. Нож и вилка, торчащие из рекламной курицы над входом давали понять, что здесь вам подадут много и вкусно. Жирный дух шашлыка поднимался к небесам, заглушая запах скошенной травы.
        Повар, все такой же тощий, у раскрытого окна своей кухни деловито стучал ножом и на весь переулок пахло жареным. Заметив Катю, он заулыбался и замахал руками, приглашая ее зайти.
        Во дворе у Повара толпились туристы. Он угощал их рассольником и огуречным салатом "Лучший друг". При этом он успевал помешивать поварешкой в большом котле и раздавать автографы. В витрине посреди закусок красовалась его новая книга - бестселлер "Зеленый пришелец." На обложке Катя узнала себя верхом на Огуречной Лошадке. Бежать отсюда! Немедленно!
        Дорога привела ее к старому заброшенному аэродрому. Здесь они с Огуречной Лошадкой много раз скакали, разгоняясь прежде чем взлететь. Только здесь пока еще ничего не изменилось. В плотно пригнанных друг к другу каменных плитах по швам прорастала гусиная травка и подорожник. Катя сорвала травинку. Зажала ее ладонями так, что она натянулась зеленой стрункой, и дунула. Раздался переливчатый долгий звук. Катя засмеялась и вдруг: - Ту - дух-, ту-дух,-ту-дух! - К ней мчалась, закинув рогатую башку, Коза Алексашенька.
        -Все...все...все... не могу ...не..не могу больше... - тяжело, поводя боками проблеяла она, валясь с копыт. Некоторое время она лежала, будто в обмороке, потом засучила ногами, дернула хвостиком и поднялась.
        - От кого это ты так удирала? - спросила Катя. Алексашенька перевела дух.
        - Ни от кого. Я тренируюсь.
        - Зачем?
        -Зачем- зачем....-все-то тебе расскажи... Полина говорит, что мы с Огуречной лошадкой сестры, что мы с ней родные по матери, только отцы у нас разные. А так - и происхождение и воспитание. И даже внешность у нас, как у близнецов.
        Катя от удивления не могла вымолвить ни слова. Коза поняла, что круто загнула и начала смягчать сказанное.
        - Ну да. Ну да... Вымя и рога.. Ну, еще шерсть и все такое прочее - мямлила она, - всем этим я пошла в отцовскую родню, но вот четыре ноги, копытца, зеленые глаза и кроткий нрав- это нам с Огуречной досталось от мамочки. Фу, как я заболталась, а мне надо работать над собой. Все, вроде, получается: и скорость есть и резвость.. вот только полетности нет. Но, это дается тренировкой. Коза уже присела, чтобы скакнуть и умчаться, но вдруг передумала.
        - Слушай, хочешь прокатиться? Садись, садись, - подставила она спину. - Я еще никого не катала.
        Катя потопталась нерешительно.
        - Да садись же, не стесняйся! - пританцовывала от нетерпения Алексашенька. И Катя села.
        - Ну, как?
        - Нормально. - вежливо ответила Катя, чтобы не обидеть Козу. Ей было жестко, тряско, она уже пожалела, что согласилась кататься, а Коза все не унималась.
        - Еще немного и я буду летать. Главное- секрет разгадать, как это делать. Ты ведь, наверно, знаешь? - скосила она на Катю желтый глаз. Научить можешь? Ты не думай, я отблагодарю! Я ведь как мыслю, - доверительно рассуждала она, - я ведь знаю, что настоящей-то твоей Лошадки нет. А я - вот она! Ее, прежнюю-то, кто видел? Ты, Полина, Повар да этот вот еще горе-изобретатель. - труся по аэродрому болтала Коза.
        - Полина - за меня всегда. Это точно. Испытано. А эти два недоумка ничего не докажут. Да и кто их слушать станет?
        - Как бы соскочить? - думала Катя. Ей стало как-то стыдно. Она тут же пожалела, что согласилась прокатиться на этой проклятой Козе. И спина у нее какая-то колкая и костлявая, и воняет от нее чем-то... Зеленкой, что ли?
        - Теперь я - Огуречная Лошадка! Я!- вопила радостно Коза, набирая мощи и дьявольской скорости. Катя изо всех сил держалась за рога. Ее трясло и мотало просто ужас как!
        - Сто-о-о-й! Стой!- кричала она, но Коза ничего не слышала. Выпучив желтые глазищи Алексашенька орала перекрывая ветер:
        - Береги-и-ись! Разойди-и-и-сь! Задавлю-ю-у-у!
        Вдруг где-то у Козы под мышкой запищал телефон. Коза тормознула, подняв тучи пыли и заблеяла в мобильник.
        - Да! Я. Я. Порядок... Понято... Забиваем стрелку через час. О"кей!
        Катя уже совсем было сползла с ее тощей спины, но Коза почувствовала ее намерение удрать, и ловко подкинула ее задом, чтобы не съезжала, и радостно затараторила:
        - Ты мне нужна. У меня теперь есть спонсор, такое шоу закрутим! "Девочка и Огуречная Лошадка!" В общем, соглашайся! Я - Огуречная лошадка, а ты моя девочка.
        Они уже подъезжали к опушке леса. Над деревьями высоко поднимался единственный дуб. Старый знакомый. Здесь была мягкая гусиная травка, и Катя приготовилась падать. Она отпустила рога и кубарем полетела в кусты.
        На ветке дуба сидел Дятел. Да-да! Все в том же, но теперь слегка потертом черном жилете и в красном, немного полинявшем картузике.
        - Дятел! Здравствуй, Дятел!
        Дятел церемонно поклонился и шаркнул ножкой.
        - С мягкой посадкой. Ты что, с дуба свалилась?
        - Да нет, это я с Козы Алексашеньки.- вставая и отряхивая платье засмеялась Катя.
        - А она здесь все время тренируется. Пойдем ко мне в гости, - приплясывал Дятел на ветке. - Потолкуем, чайку попьем, славно проведем вечерок. Я - признаюсь- старый сплетник, очень люблю всякие новости!
        - А что Белки?! Как они? Живы - здоровы? - спрашивала Катя, ставя ногу на нижнюю ступеньку знакомой лесенки, иссушенной солнцем и ветрами.
        - О! Профессор Хвостатов пережил большое горе. Белочка заболела от простуды и умерла в феврале, когда были сильные ветры и морозы. Он очень плакал. Но пришла весна и он снова женился. И, знаете, Катенька, кажется опять очень удачно. Его новая жена - Кротиха. Да-да! Надо же, совершенно противоположные натуры, абсолютно разные характеры. И вот тебе на! Дятел пожимал плечами, крутил носом, и не понятно было рад он за Профессора или осуждает его. Он открыл маленькую круглую дверцу и пропустил гостью в свое гнездо.
        - А я, знаете ли, убежденный холостяк. - вздохнул Дятел. - Живу один. Была у меня тоже жена Дятлиха - настырная, носатая, упрямая!!! Упрется в свое и долбит, и долбит... Но я ее передолбил, и она меня бросила. Вот теперь один.
        Кате было все это удивительно и немного смешно, но она боялась, что дятел перестанет рассказывать ей свои трогательные истории и слушала не сводя с него глаз.
        - А вчера я влюбился в синицу - радостно блестя глазами продолжал он почему-то шепотом. - Умница! Красавица! Певица!.. но разве она пойдет за меня, дурака старого...
        Бедняга сокрушённо вздохнул.
        Катя с любопытством оглядывалась. По стенам развешено множество полочек, слаженных из каких-то сучочков и щепочек. Они были набиты всякой всячиной: журналами, растрепанными книжечками. Как-то бочком в угол входил маленький письменный стол, к которому были привернуты черные тисочки. Лежали отвертки, молоточки, лупа, а в выдвинутых ящиках, в коробочках и баночках, теснились мелкие винтики - шурупчики и прочая мелочь.
        - Вот так и живу. Чиню магнитофоны, часы, телевизоры.... На этом же столе стояла сковородка с жареными семечками и закопченный заварочный чайник.
        Самодельный деревянный абажурчик бросал полосатые тени на потолок и на потертый коврик на полу. Катя почувствовала себя очень уютно. Она с удовольствием уселась в старое плюшевое кресло, такое продавленное, что напоминало гнездо.
        - С ножками, с ножками! - подсказал Дятел - залезай без церемоний. И Катя, скинув босоножки, поджала под себя ноги. Маленький, чуть больше спичечного коробка, телевизор мерцал в углу. Знакомые дикторы вели свои передачи и нахальная реклама все время перебивала их.
        "Огуречный лосьон", " Огуречный крем"," Огуречный шампунь" и везде на банках, пузырьках и этикетках красовалась ее Огуречная Лошадка и она сама в ромашковом венке у нее на спине. Что за чудеса! - изумлялась Катя.
        - Ну, поняла теперь, почему тут все с ума посходили, -рассмеялся Дятел. Он налил Кате чаю в большую синюю чашку и присел рядышком сам с такой же большой кружкой. Когда был выпит весь чайник, Катя знала все секреты всех жителей леса. И Дятел тоже узнал один секрет - Катин. Про заветный узелочек с семечками от Огуречной Лошадки.
        Поклявшись страшной клятвой "Чтоб мне остаться без носа, если проболтаюсь!" Дятел попрощался с Катей до завтра.
        - Осторожней! Не упади, держись за перила, - заботливо напомнил он, высунув нос из-за двери. С соседней ветки шарахнулись две вороны. Они, как всегда, подслушивали.
        Тетка Полина примчалась с рынка на велосипеде, приткнула руль к забору, нацепила очки, и выхватив из корзины на багажнике газету, принялась читать. Потом, забегала по дому, чертыхаясь и ахая :
        - Это что ж это делается -то! Ай-ай-ай! Вот знать бы... соломки бы подстелить... В руках, можно сказать, миллионы держала и упустила! - бормотала она, направляясь в огород к огуречной грядке.
        -Вот! Вот это место! - бормотала она. - Здесь она, моя ласточка, моя тютюлечка и родилась! Я, можно сказать, мать ее родная, поливала ее, подкармливала! А теперь, выходит, я одна остаюсь не при чем!
        И решительно развернувшись, Полина понеслась назад к дому. С полчаса там царила тишина, старательное сопение и бормотание. Наконец она вынесла доску, на которой обычно раскатывала лапшу. Теперь на ней, хотя и криво. Но ярко, цветными фломастерами было написано "Здесь родилась Огуречная Лошадка!" Полюбовавшись своей работой Полина приколотила доску над калиткой и принялась наводить чистоту и красоту.
        - И у меня все о,кей! Культур-мультур не хуже чем у людей.
        Она выдирала бурьян, расчищая дорожку от огуречной грядки к калитке, посыпая ее песочком, ровняя, притаптывая.
        С этим огуречным бумом Полине было не до Козы, а та где-то пропадала, с кем-то встречалась...Совершенно от рук отбилась.
        - Ну, вернись только. Я тебя выдою и выдеру.
        Коза вернулась на другой день к вечеру и не одна. Возле нее похаживал и по-деловому осматривал потолок, стены, крышу, окидывал взором усадебный участок какой-то элегантный старичок с хризантемой в кармашке сиреневого пиджака.
        - Проходите. Это моя домработница. - кивнула она на Полину. Бедная старушка попятилась и села мимо стула. У ее козы не было рогов! Хвостик был теперь похож не на кисточку для бритья, а остреньким шильцем торчал вверх. Куда-то делось вымя, вся она была гладко выбрита. И это еще не все. Она была зеленая и отлакированная до блеска!
        И начался суровый разговор.
        - Какое тебе молоко копеечное! - топала ногами Коза. Я такое дело раскручиваю! Сама ж говорила: похожа, похожа, а теперь опять за свое!? Молоко ей подавай! У меня уже все получается. Я, может, завтра взлечу!
        - Да будет тебе!.. Взлетела одна такая...- махнула рукой бабка, - где взлетишь, там и сядешь.
        -Завтра у меня встреча с испанцами, послезавтра- с итальянцами. - Я уезжаю на гастроли в Америку! - Болтая, Коза раскладывала по столу, кровати и подоконнику фотографии.
        - Узнаешь? То-то!
        Яркие снимки изображали Алексашеньку в виде Огуречной Лошадки. Вот она резвится с детьми на песчаном острове среди пальм и фламинго. Вот она летит с девочкой на спине над морями -океанами, а вот- скачет по горам, по долам.
        Ахая и близоруко щурясь, Полина рассматривала фото.
        - Вроде...ты. Или не ты?.. -недоумевала она. -И когда успела -то, море, горы. Разве ты где дальше этого леса была?
        -Ой! Вооще! Вот серость! Это ж современная техника! Компьютерная графика! - блеяла Алексашенька, выкатывая свои зеленые глазищи. - Как, похожа я на Огуречную?! - победно наступала она на Полину. -Вот то-то и оно, что похожа!"
        - А я-то теперь как же? - взмолилась Полина.
        - Со мной не пропадешь. Будешь у меня по хозяйству. Не реви, не реви. Лучше делом займись - грязищу развела, ступить некуда! Да пошевеливайся! А я в косметический кабинет. Массаж да макияж... оттуда сразу на вернисаж. Вернусь, как освобожусь, ближе к ночи.
        За калиткой раздался нетерпеливый автомобильный гудок. Коза чмокнула Полину в щечку и, виляя задом, процокала по лестнице.
        - Гуд бай!
        - И на кого ж ты меня бросаешь! Завыла Полина, -Как же... За что же?! Она заголосила на весь поселок и выбежала за калитку, но ее Алексашеньки и след простыл. Только пыль долго стояла туманом, оседая на серых сиренях.
        Наутро к Кате прибежал Повар.
        - Их надо немедленно разделить поровну.
        -Что? Что такое? Я ничего не понимаю! - отбивалась от него Катя.
        - Я имею ввиду волшебные семечки! Вот! Вот же они! В твоем кармане!
        - Подлетели две Вороны - Не зажимай! Мы знаем! Они у тебя! Мы все слышали!
        - Вот - вот! Весь поселок знает, а она не знает! - не отставал Повар. - Я протестую! Семечки общие! Это народное добро! И нечего присваивать! Это грабёж! Подсудное дело! Я требую конфисковать и посеять! Повар разгорячился, стал красным и размахивал руками, призывая к себе свидетелей. Зеваки собирались, толпились вокруг него. Воодушевленный их поддержкой, он влез на перевернутый мусорный ящик и заговорил громко, на весь поселок.
        - Товарищи! Граждане! Дамы и господа! Семечки волшебные! Посев взойдет немедленно. И тогда, вы представляете, вырастет целый эскадрон Огуречных Лошадок. Это будет грандиозно. В наших лесах будут пастись табуны Огуречных Лошадок. Они будут размножаться на лужайках и полянах. И наш лес станет знаменитым. Ничуть не хуже африканского заповедника. Львы, носороги, слоны, бегемоты - это всё старо и не модно! Это пройденный этап. И охота на них никого нынче не удивляет. А тут такое невиданное чудо. И где!? В нашем скромном ничем не знаменитом лесопарке! На нас с завистью оглянется весь мир. Все туристы сразу ринутся сюда. Тут такое развернется! Такое завертится - закрутится! Рестораны, кафе, бистро, пивные, чайные, торговля с лотков! И везде угощения будут готовится по рецептам моей фирмы. Огуречные лошадки во фритюре! С подливкой! Жареные, соленые, печеные... Бесконечное количество вариантов. И на всех этикетках мой портрет в обнимку с Огуречной Лошадкой. А если вы выберете меня президентом фирмы, я сделаю каждого из вас счастливым. Это однозначно!
        Но Повара уже сталкивали с мусорного ящика и пробившийся сквозь толпу Дачник-Неудачник размахивал шлемом, зажатым в кулаке:
        -Граждане, соотечественники, помогите убедить девочку! Девочка! Ну что ты упрямишься? Почему не хочешь дать дорогу прогрессу? Ведь это же свинство: зажимать семечки. Как собака на сене, честное слово... Ну, не хочешь поделится по-честному - продай. По доллару за штучку. Ну, по два.. ну по десять! В конце-то концов! Мы скинемся! Соглашайся. Не то - худо будет. Силой возьмем!
        Катя еле выдралась из толпы. За ней побежали все желающие иметь во что бы то ни стало свою собственную Огуречную Лошадку. Несли наскоро намалеванные плакаты: "Огуречную Лошадь- каждому!"
        -Дятел- предатель! Дятел -предатель! - твердила Катя, и слезы мешали ей смотреть под ноги.
        -Я не виноват! - раздалось у нее над головой. Дятел взъерошенный и несчастный, в съехавшем на макушку картузике летел рядом с ней и кричал налету:
        - Я не виноват! Поверь! Нас подслушали! Мои соседки- вороны. Это они разболтали! Я не предатель.
        Катя свернула в первый же переулок и...налетела на тетку Полину. Она поймала её в крепкие объятия:
        - Детка! Да кто за тобой гонится? Пойдем ко мне. У меня отсидишься. Отдохнешь. Молочка попьёшь! Не плачь, детка, молчи, молчи... Будто напевая, убаюкивая вела она ее к дому.
        Катя понемногу успокаивалась, а Тетка уже взбивала подушки.
        - Вот и хорошо. И ложись на постельку, и засыпай, - пела, разувая ее и укладывая поудобнее Полина, - спи глазок, спи другой....Баю-бай! Баю- бай!
        Сквозь сон Катя слышала, как Дятел стучал клювом в стекло, будто предупреждая ее об опасности, но не в силах была оторвать голову от подушки.
        А Полина, не теряя времени, обшаривала ее.
        - Что-то получится у моей Алексашеньки - еще не известно. А у меня - вот оно! Свое! - подкинула она на ладони украденный узелочек с семенами. - Посажу и озолочусь! И ни от кого не завишу.
        Катя проснулась только под вечер. Сунула руку в карман. Узелочка не было. На форточке сидел Дятел и стучал клювом в стекло. А над ним радостно орали вороны:
        - Обокрали! Обокрали! Обманули дурака на четыре кулака!
        - Горе-то, горе...Плачь, не плачь - не вернешь. Дятел только качал головой, - пойдем-ка к профессору Хвостатову. Он умный. А Кротиха у него еще умней.
        Профессор мыл посуду. Кисточки его ушей и хвост еще больше поредели. Но глазки светились тихой радостью.
        - Кротя! Кто к нам пришел! - воскликнул он, снимая фартук. И бросился обнимать Катю. Дятел смущенно и радостно улыбаясь, топтался рядом.
        Кротиха, в бархатном коричневом халате, в золотых очках, выплыла из своей спаленки с журналом в толстой лапе.
        - Мивый! Постафь сяйнисек. А то у меня стой-то гоевка боит...
        - Да что там! Мы сейчас поможем! - отозвался Дятел. И быстренько вдвоём с профессором они собрали угощение. Дятел открыл клювом банку сардин . Хвостатов - чик-чик-чик- нарезал хлебушка. Катя заварила чай.
        -Вот и снова вместе! - потирая сухонькие лапки и улыбаясь, сказал профессор.
        - А мы по делу, сходу начал Дятел. Катя и моргнуть не успела, как он все рассказал. Профессор слушал, качая головой, и кисточки его ушей тоже мерно покачивались. Он не знал, что делать. Зато Кротиха, оторвавшись от своего журнала и глядя поверх золотых очков, вдруг сказала:
        -А сто вы войнуетесь-то. Подумаес, деёв-то. Пускай себе сазают семеськи. А уязай мы снимем. И фсе. И ясатки- насы!
        -А как? - почесал Дятел в затылке.
        -А вот как: мои етственники зывут в огоеде у Тетки Полины, и у этого изобьетателя дуяцкого, и у этого дуяка Повая. Сказу им, стоб стаязыли, а как поспеет уязай - съязу собияли. Нотью. Когда темно. Вот и все! И все в поядке! Насы все ясатки! - и Кротя засмеялась так, что ее бархатное брюшко заколыхалось.
        -А что! - Дятел подпрыгнул и посмотрел на всех одобрительно, - нам больше ничего не остается делать. От радости, что еще все можно спасти, и Хвостатов, и Катя, и Дятел развеселились. Хвостатов подсел к своему фортепиано и сыграл веселую полечку. Кротя слезла с дивана, и, навалившись на плечо дорогого муженька, запела каким-то невероятно тоненьким голоском:
        -Сю-сю-сю, довогой, сю-сю-сю!
        Я тебя один аз укусю!
        Усю зызынь свою погубью,
        Потому, сто тебя я юбью.
        А вороны все носились над поселком орали: "Кража века! Кра-кража века! " Повар и Дачник Неудачник решили не тратить время зря, и в окружении сочувствующей толпы еще выше подняли с вои транспаранты и пошли на штурм Полининой дачи.
        Полина в это время спешила в огород, чтобы немедленно посадить семечки. Повар и Дачник-Неудачник крепко схватили ее и принялись качать. "Да здравствует наша лучшая молочница!" - ревела толпа, и радостно вопя "Ура!", подбрасывала ее до тех пор, пока из нее вместе со шпильками и мелочью не вылетел узелочек с семенами. Повар упал на него животом, но Дачник-Неудачник успел упредить его, наступив на платочек сапогом. Через минуту они уже катались по земле, отнимая его друг у друга. Опомнившись, тетка Полина кинулась сверху и крепко вцепилась зубами в орден на жирной груди Дачника-Неудачника, а цепкие пальцы запустила Повару за шиворот. Оба завизжали. Один от оскорбления, другой от щекотки, и все трое покатились по земле. Вырываемый друг у друга жадными руками узелочек вдруг развязался и семечки рассыпались.
        - Чур мои! -Толкаясь, они стали сгребать горстями землю вместе с окурками и мусором и рассовывать ее по карманам. Ну и свалка была! К ним кинулись со всех сторон сочувствующие представители из толпы. Кому удалось схватить одно-два зернышка , считались счастливчиками. Они поскорее выдирались из кучи-малы и бежали домой, сажать. А другие, вздыхая и сетуя, что им , как всегда не повезло, расходились по домам.
        Полина вернулась домой лохматая, без пуговиц и в одном башмаке. Разжав кулак, она высыпала на ступеньку лестницы горсточку пыли с двумя окурками и подсолнечной лузгой. Огуречных семечек- ни одного. Бедная тетка заплакала. Потом тяжело встала, доковыляла до угла дома, умылась дождевой водой из бочки: - Ну и ладно! Не больно-то и хотелось. Тьфу на них!
        Дачник - Неудачник не торопился сеять драгоценные семена Их было всего пять. Он тщательно очистил их от пыли, положил на блюдечко на мокрую тряпочку и накрыл стаканом. А сам поспешил в сад, где уже давно ждала посадки специально возделанная грядочка. Земля здесь была просеяна через сито, удобрена и разровнена частыми грабельками. Он обошел ее кругом, полил хорошенько из лейки и вернулся на террасу.
        Стакан торчал над столом. Огромные стебли как пять пальцев, поднимали стакан все выше и выше. Семечки дали могучие побеги. Мгновенно! Дачник - Неудачник схватил блюдце и, придерживая качающиеся хрупкие ростки, понес его осторожно к грядке.
        Не успел он опустить корешки в землю и примять ее вокруг, как бледно-зеленые семядоли раздвоились, развалились надвое и превратились в пропеллеры. Они завертелись на ветерке. От удивления бывший авиатор остолбенел, онемел:
        - Схожу с ума, - теряя сознание, повалился он в смородиновый куст.
        Очнулся он, когда процесс развития волшебных семян уже шел полным ходом. Из грядки наполовину вылезли хорошенькие фюзеляжики, выпрастывались жестко поблескивающие алюминием крылья. Еще мгновение, и один за другим в небо вырвались пять блестящих самолетиков. Они сверкнули на солнце серебряными рыбками и растаяли в вечернем небе. Все. Будто и ничего не было. Бедняга остался сидеть под смородиновым кустом в полном недоумении.
        Наконец он поднялся. Тяжело ступая, подошел к умывальнику, долго смотрел на себя в зеркало. Умылся, на всякий случай.
        - Чудеса! - потряс он головой. Интересно, что у Повара получилось? И он, почему - то крадучись, на цыпочках подбежал к забору и сквозь щели в штакетнике стал высматривать что там и как.
        У Повара было все замечательно. Уже зеленели огуречные листочки. Они увеличивались прямо на глазах, разрастались, из -под них высовывались желтые длинные бутоны, и, тут же лопаясь, раскрывались в большие желтые цветы. Они были величиной с настоящие граммофонные трубы. Повар довольно потирал ручки. Вот сейчас что-то произойдет и эти гигантские душистые граммофоны превратятся в Огуречных Лошадок!
        В ожидании необыкновенного зрелища, на забор со всех сторон мало помалу влезали зрители. Правда, сначала они только скромно заглядывали в щели и через штакетник, но потом, подпираемые любопытствующей толпой, поднимались все выше и выше. И, наконец, без зазрения совести, почти по - пояс перевесились через забор.
        - Вот это да! Ну и ну! - ахали со всех сторон.
        -Кыш! Куда вы!? - спохватился Повар. Но, забор затрещал и со скрипом повалился на кусты крыжовника и малины. А раз забора нет, то чего уж теперь... Чего стесняться - то!
        И все, сгорая от любопытства, полезли вперед. Повар, не в силах сдержать оголтелую толпу, растопырив руки, бегал вокруг грядки, где набирая силу, мощно цвели гигантские цветы.
        - Эй! Передние! Встаньте пошире! Присядьте! Пригнитесь! - кричали, напирая вновь прибывшие ротозеи.
        Повар со слезами на глазах умолял разойтись, не лезть и наконец заорал в отчаянии: "Караул! Милиция !" Да где там. Какая милиция. Когда все милиционеры сами давным-давно свешивались со столбов и деревьев. Обнимая их крепкими ручищами и коленками.
        Когда приехали корреспонденты и попытались с камерами и фотоаппаратами пробиться к месту происшествия, снимать было нечего. Грядку сровняли с землей. Усталые, но довольные, что все увидели своими глазами, очевидцы расходились, волоча ногами обрывки желто-зеленой ботвы. А вдоль по проселочной дороге машина скорой помощи увозила похохатывающего Дачника-Неудачника.
        Муравей тащил семечко. Оно елозило по спине, сползало то на один, то на другой бок. Но он спотыкаясь и покачиваясь, все же шел и шел по лесной дороге, огибая огромные сосновые шишки, взбираясь на скрюченные корни, как на горные вершины и спускаясь вниз. Перелезая через толстый сук, преградивший ему дорогу, Муравей потерял равновесие и кубарем полетел вниз, но и прощаясь с жизнью . не выпустил добычу, а еще крепче вцепился в нее лапками.
        Куда его занесло!? Он открыл глаза: темно. "Нора, что ли, чья-нибудь? "- рассуждал он, вытряхивая песок из карманов. Темно-то как. У норы должен быть выход - быстренько сообразил он . значит где-то должен быть свет. А тут глухо. Он испугался. Тараща глаза в темноту, он вертел головой. Тыкался туда - сюда, но вокруг осыпалась и уплотнялась вокруг него земля. Все. Не выбраться. Муравей снял майку, кепочку и принялся изо всей мочи работать лапками. Еще не все. Еще не все... Поборемся! Он сучил и сучил лапками, пока совсем не выбился из сил. Тогда он затих. Лег на семечко, как на матрасик. Закрыл глаза и стал тихо вспоминать. Что хорошего было в его жизни.
        А хорошего было много. Ну, конечно. Друзья-муравьи. Как вкалывали на заготовке сосновых иголок. Как потом, вечером возвращались в свой мауравейник к муравьихам и муравьятам. И жаль ему стало маленькой жизни, большеглазую муравьиху с мягким брюшком, вечно с муравьиным яичком на спине. И заплакал он горько, утирая усики смятой кепкой.
        Он не помнил сколько прошло времени. Может, уже и не часы шли, а дни. Как он сидит здесь, засыпанный землей навеки. Он еще немного поплакал, потом вздохнул, надел майку. Заправил ее в штанишки, надел кепку набочок и решил, что должен выглядеть достойно, если его, дохлого, вдруг откопают. Но тут семечко пол ним стало шевелиться. Намокнув от муравьиных слез, оно разбухло, треснуло, и зеленый росток полез вверх. Муравей вцепился в него изо всех сил и, закрыв глаза, замер. Он чувствовал, как вместе с ростком буравит землю, протискиваясь через шершавые песчинки и камешки.
        Наконец, яркий свет брызнул Муравью в глаза, и он зажмурился и вздохнул радостно и свободно. Он твердо стоял на земле. Он был спасён. Муравей отряхнулся, посмотрел на стебелёк, который спас его, и очень удивился: "Никогда не видел, чтобы что-нибудь так быстро росло!"
        Огуречная лоза, быстро, как в мультфильме, ползла по стволу тонкой березки, выбрасывая длинные завитушки усов и цепляясь ими за все на своем пути. Бутоны набирали силу и с хрустом лопались, превращаясь в огромные цветы. Пчелы и бабочки тут же слетались на пир.
        Муравей заглянул в один из цветков. Там, в глубине душистого тоннеля зеленела шишечка завязи. Вдруг лепестки отпали сами собой и эта зелёная шишечка сначала превратилась в маленький огурчик. Муравей всё внимательней всматривался в него.
        - Это какой-то странный огурчик: уж очень похож на что-то живое. Вот чудо! Кому рассказать - не поверят!
        Один из бутонов закачался, лепестки зашевелились и из него пыхтя вылез шмель.
        - Ну что там? Что там внутри? - затормошил его Муравей.
        - Ф-ф-ф-у! Пыльцы много, а так ничего особенного! - сказал Шмель, и тяжело поднявшись, улетел.
        - Нет, не полезу, - решил Муравей, - хватит с меня, и так чудом жив остался. Надо скорее позвать кого - нибудь поумнее! Кого? Профессор Хвостатов! Вот кто нужен!- решил он и со всех ног бросился бежать из лесу к большому дубу на опушке.
        Чудесная Лошадка продолжала расти: вот огуречное брюшко,
        головка с ушками - листиками, свёрнутыми в трубочкой. Она буд-то просыпаясь, потянулась, открыла глазки и встала на тонкие ноги.
        А в это время на кухне у профессора Хвостатова Дятел днлился последними новостями.
        - Ни у кого ничего не выросло! Ничего!
        - И не могьё нисево выясти...- авторитетно глядя на него сквозь золотые очки, говорила Кротиха. - Это зе абсюйд - из огуецного семеська мозет поютиться тойко огуец. Закон пьиёды!
        Хвостатов согласно кивал, сидя за своим фортепиано, и, будто вспоминая что-то далёкое и счастливое, перебирал клавиши. Музыка была та самая, которую он часто играл, когда в гости прибегали Огуречная Лошадка с Катей. Дятел грустно опустив нос, вздыхал заплетал косички из бахромы скатерти.
        Телевизор, забытый всеми, продолжал светиться. Дятел машинально смотрел на экран, и, вдруг, подскочил к нему и прибавил громкость. На экране была Коза Алексашенька, как две капли воды похожая на Огуречную Лошадку. Репортёры, толкаясь, просовывали к ее морде микрофоны. Коза таращила нахальные глазищи в телекамеры и блеяла:
        - Дружба со мной - это райское наслаждение! Кто со мной подружится обретёт уверенность в себе! Мня часто спрашивают, как я пришла к успеху? Очень просто: мой девиз - открой себя, не дай себе засохнуть!
        - Каковы Ваши планы?
        - Я улетаю на гастроли по стране, а после этого в Голливуд. Меня пригласили сниматься в сериале, где я сыграю сама себя. Под конец Коза передала привет своей подружке Кате и всем, всем, всем кто помог ей подняться на вершину славы.
        - Узас, какая дезинфоймация, - отозвалась из кресла Тетя Кротя и снова уткнулась в журнальчик.
        - Вот враньё так враньё!- возмущался профессор.
        -Наглость какая! Что она себе позволяет, эта Коза? - возмутился Дятел. - Теперь все будут думать, что эта зелёная уродка и есть Огуречная Лошадка! Не могу больше!- и выключил телевизор. - Пойду к себе, забудусь... Фу, гадость какая!
        - Ку-ку!- прокуковала старушка и погрозила пальчиком из окошка деревянных часов.
        - Ой! Мне пора... меня бабушка ждёт,- сказала Катя. - Только, можно мне заглянуть в волшебную книгу еще разочек?
        -Да, конечно! - Хвостатов потянул на себя с полки за корешок толстый том. - Вот она. Совсем запылилась. - Я как-то о ней и забыл, давно не доставал. Знаешь что? Давай, я тебе её подарю? Откроешь и твоя Лошадка оживёт. Кротя сдвинула чашки в сторону и, Катя тут же, пристроив книгу на краешке стола, стала осторожно перелистывать страницы. Картинки оживали и появлялись новые, которых в прошлом году не было. Муравей с семечком на спине проваливается в яму... а вот он выбирается на поверхность, вцепившись в зеленый росток... А вот цветущая огуречная плеть обвила березку... А потом - еще картинка: только что родившаяся Огуречная Лошадка выбирается из огуречной ботвы на дорогу.
        - Живая! - воскликнули все разом.
        - Да сто мы пейезываем, расстйяиваемся!..- всдруг радостно воскликнула Тётя Кротя.- Да пусть их, пусть усе думают, сто это тюдо-юда истинная Огуецная Ясядка. Пусть себе забьюздаюца! Наса-то, наса-то вот она!
        Дачник -Неудачник звонил в это время Повару и орал в трубку:
        - Они надули нас! Это полинина Коза, а вовсе не Огуречная Лошадка!
        - Аферистки!!- вопил в ответ Повар, прыгая у своего телевизора.- Это ж надо, звезда нашлась, коза безрогая! Мы их выведем на чистую воду!
        Дачник - Неудачник выкатил свой мотоцикл из гаража. Повар прыгнул в коляску и они помчались на телецентр в Останкино.
        - Ах, ты! Какие шустрые! Ишь, разоблачители! Я вам разоблачу! - погрозила им вслед Полина. - У меня тоже, небось, транспорт свой есть: велосипед! И она, оседлав дребезжащий драндулет покатила за ними - защищать родную Алексашеньку.
        Но серебристый самолет, описав круг над поселком, и, качнув приветливо крылом над крышей тетки Полины, взял курс на закат.
        А Лошадка, весело переступая ножками, бегала там, в глубине картинки, вокруг старого дуба, на котором они все сейчас сидели.
        - Она здесь! Ищет меня! - догадалась Катя и, захлопнув книгу, выскочила за порог.
        - Я здесь! Я здесь!- кричала Катя, бегом спускаясь по винтовой лесенке. Скорее, скорее! Главное подать сигнал! Лошадка услышит, должна узнать. Катя сорвала травинку, натянула ее в ладонях зеленой стрункой, дунула раз, другой. Раздался переливчатый долгий звук. Она повторила его еще и еще раз. Тишина. Только ветер свистит в ветвях дуба.
        - Какая я глупая - девочка стояла в тишине и грустно размышляла. - ведь это сказочная книга и картинки сказочные. Значит, ничего нельзя вернуть. " Надо спокойно проститься... спокойно проститься и ждать..." - вспомнила она прощальные слова своей Огуречной Лошадки. Она присела на ступеньку лестницы. "Кого ждать?" - спросила она сама себя.
        - Меня! - Сказал кто-то рядом. Катя осмотрелась и увидела своего старого знакомого, Муравья, в лихо сбитой набок кепке и полосатой тельняшке.
        - Пойдем, что я тебе покажу! Удивишься! - Катя посадила Муравья на ладошку, и они пошли в чащу леса.
        И тут Катя услышала, как по тропинке дробно застучали копытца и лес огласился звонким ржанием. К ней бежала Огуречная Лошадка!
        - Эй! Я здесь! - закричала Катя.
        - Здравствуй, девочка. Как тебя зовут? Блестящие зернышки-глазки смотрели весело, дружелюбно, но Лошадка явно не узнавала ее.
        - Ты же меня знаешь! Я - Катя! Это я, я! Ты что же, меня забыла? Лошадка потопталась смущенно.
        - Я только что родилась, вон там. - И она кивнула головой в сторону смятой огуречной ботвы под березой. Вот он подтвердит, он видел.
        Муравей кивнул.
        - Но я никому не скажу! Прощайте! - подмигнул он, взмахнул кепкой и скрылся в густой траве.
        - Ты тоже никому не говори, - сказала Огуречная Лошадка, - а то я сразу завяну, как только обо мне узнают. Приходи сюда, к дубу. Сорви травинку, натяни ее потуже в ладонях и дунь три раза. Попробуй, получится, - будто петух кричит.
        Катя сорвала травинку, удивляясь, что Лошадка учит ее, словно она и так не умеет.
        - Дуй сильней! - командовала Лошадка.
        Переливчатый звонкий звук разнесся по лесу.
        - Ну? Садись скорее!
        Катя ловко вспрыгнула на звонкую спину. Копытца застучали по лесной тропинке все быстрее, и вот уже хлещет по коленкам высокая трава, и ромашковый луг несется навстречу!
        В лицо ударила свежая волна ветра и Катя сильнее обняла свою Лошадку:
        - Поскачем, полетим, понесемся!
        Поскачем, полетим, понесемся!
        ГАЛИНА ЛЕБЕДЕВА
        ПРИЛЕПИ, МАХАДЕО!
        Жил-был юноша. Родители нашли для него невесту, женили, и вот родственники жены позвали его в гости. Узнав о приглашении, юноша попросил отца:
        - Пошли со мной кого-нибудь. Одному мне идти как-то неловко.
        Отец позвал брадобрея из той же деревни и попросил его пойти вместе с сыном. Но брадобрей ответил, что у него сейчас много дел, и отказался. А юноша ни за что не хотел идти один. Тогда отец снова позвал брадобрея и спросил:
        - Может быть, ты все-таки согласишься пойти с моим сыном?
        - Ну хорошо,-подумав, ответил брадобрей,-я пойду. Только с одним условием: пусть для меня сошьют такую же одежду, как у него.
        Отец согласился. Им сшили одинаковую одежду, и они, собравшись, двинулись в путь.
        Когда юноша и брадобрей были уже недалеко от той деревни, куда они направлялись, брадобрей сказал:
        - Я пойду вперед и дам знать о твоем приходе. А ты посиди пока здесь с вещами.
        Доверчивый юноша согласился.
        Брадобрей подошел к дому, где жили новые родственники юноши. Там уже давно ждали зятя. При виде нарядного брадобрея все подумали, что это и есть зять, и приняли его с большим почетом. У него спросили, как полагается, о здоровье отца с матерью. Брадобрей ответил, что они здоровы, а потом, будто только что вспомнив о своем спутнике, воскликнул:
        - Ох, совсем забыл! Пошлите-ка кого-нибудь за деревню. Со мной пришел парень из касты брадобреев. Он остался на дороге с поклажей. Надо помочь ему донести сюда вещи.
        Никто из хозяев и подумать не мог об обмане, а в лицо своего зятя они не знали. Слуга пошел за деревню и помог юноше донести вещи. Так и стал брадобрей зятем, а зять - брадобреем.
        Для брадобрея постелили мягкую постель, а бедняге-зятю пришлось пристроиться в углу на рваной циновке. Сидит он, горюет. Никому до него дела нет, а брадобрей нежится в свое удовольствие на мягкой постели. Все наперебой ухаживают за ним, а бедный зять от стыда готов сквозь землю провалиться, но по робости ничего не смеет сказать.
        Брадобрею и этого показалось мало. Он решил еще сильнее унизить робкого юношу и сказал хозяевам;
        - Мой брадобрей болен. Он не может есть ничего, кроме кхичри (Кхичри- каша из риса с горохом или бобами. из риса с горохом.)
        Настало время еды. Перед брадобреем расставили множество самых лучших и самых вкусных кушаний, а бедняге-зятю дали жидкое кхичри, которое пальцами и захватить-то нельзя" Юноша опечалился еще больше, но от робости по-прежнему сказать ничего не мог.
        На следующий день утром на кухне начали готовить пищу. Дрова оказались сырыми - дымят, а не загораются. Брадобрей увидел это и сказал:
        - Зачем класть в печку сырые дрова? Велите моему брадобрею сходить в лес, пусть принесет сухих.
        Хозяевам понравилось, что зять у них такой заботливый. Послали они беднягу-юношу в лес за дровами. Настоящий зять и на этот раз не посмел ничего сказать.
        Он набрал в лесу сухих сучьев и тут вдруг спохватился, что забыл взять веревку. Связать дрова ему было нечем. Бедный юноша совсем пал духом, сел на землю и стал оплакивать свою горькую судьбу.
        Случилось так, что мимо проходили бог Махадео и его супруга Парвати. Парвати увидела плачущего юношу и обратилась к Махадео:
        - Махарадж! Кто этот юноша? О чем он плачет?
        - Не обращай на него внимания, Парвати! - ответил Махадео.- Таков уж человеческий мир. Среди людей всегда так: одни плачут, другие смеются. Какое тебе до него дело?
        Но Парвати снова сказала:
        - О мой владыка! Кажется, его кто-то обидел. Надо утешить его.
        Махадео хотел отговорить Парвати, но безуспешно. Тогда он подошел к юноше, расспросил, что с ним случилось, и посоветовал ему:
        - Ты скажи дровам: "Прилепи, Махадео!"-и они слипнутся вместе. И с нынешнего дня, кому бы ты эти слова ни сказал, все будут слипаться. Если же ты захочешь разделить слипшееся, скажи: "Отпусти, Махадео!" - и все будет по-твоему.
        Махадео и Парвати пошли дальше.
        Юноша обрадовался. Он поглядел на дрова и произнес:
        - Прилепи, Махадео!
        И в тот же миг сучья слиплись. Юноша поднял вязанку на голову и понес в деревню.
        Теперь он стал ждать случая расквитаться с брадобреем. Вечером его свояченица принесла брадобрею чашку молока. Едва лишь тот поднес чашку ко рту, зять в своем углу тихонько сказал:
        - Прилепи, Махадео!
        И тотчас же рука и губы брадобрея прилипли к чашке. Свояченица ждала, когда зять вернет ей чашку. Стояла-стояла и не выдержала.
        - Неужто так трудно выпить чашку молока? - спросила она.
        Молчит брадобрей. Свояченица подождала еще, потом подумала: "Погляжу-ка я, что случилось?"
        Смотрит - чашка прилипла к губам зятя. Протянула она руку, чтобы взять ее, а юноша опять шепчет из угла:
        - Прилепи, Махадео!
        Тут и у свояченицы рука прилипла к чашке. Стоят испуганные брадобрей и свояченица, не двигаются с места, молчат.
        Прошло немного времени, и теща забеспокоилась: "Пошла младшая дочь зятя угощать молоком и до сих пор не идет обратно. Уж не случилось ли чего?" Она вошла, увидела зятя с дочерью и подумала, что они поссорились из-за молока. Ей показалось, будто дочь вырывает чашку у зятя и не дает ему пить.
        Подбежала теща, чтобы оттолкнуть дочь, а юноша снова тихонько сказал:
        - Прилепи, Махадео!
        И теща тоже прилипла к чашке. Закричала теща, и на ее крик стали сбегаться соседи. Смотрят - теща со свояченицей не дают зятю пить из чашки! Виданное ли это дело? На шум прибежал тесть и страшно рассердился:
        - Почему вы не даете ему пить? Отойдите прочь!
        Бросился он к жене и дочери, хотел оттащить их от чашки, но вдруг и сам прилип к ней, потому что юноша снова произнес свое заклинание. Тут и другие поспешили на помощь, но, кто ни подходил к чашке, все тотчас к ней прилипали.
        Соседи испугались такого колдовства и бросились бежать. Но стоило зятю еще раз повторить свое заклинание, как все сразу приросли к своим местам: и те, кто стоял у порога, и те, кто убегал без оглядки. Бежавшие так и застыли: одна нога впереди, другая позади. В дом из дверей заглядывали молодые женщины, которым любопытно было поглядеть на гостя; как стояли они вдоль стены, прячась друг за друга от смущения, так и прилипли к ней.
        Удивительное это было зрелище! Все кричали, а сдвинуться с места не могли! Больше никто из деревни не осмеливался близко подойти к этому дому. Люди дивились, но держались подальше: страшно было. Ведь столько людей с места сдвинуться не могут! Один лишь юноша-брадобрей расхаживает между ними как ни в чем не бывало.
        Стали все думать, как быть дальше. И вспомнили, что неподалеку от деревни живет махатма (Махатма- благочестивый человек, почитаемый святым.) , который, как говорили, был сведущ в колдовстве. Решили позвать этого махатму. Но кому пойти за ним? Вся родня хозяина дома и все соседи не могли сдвинуться с места. А остальным не хотелось вмешиваться: долго ли до беды? Тогда люди стали упрашивать юношу, которого принимали за брадобрея:
        - Братец, возьмись-ка ты за это дело, приведи махатму. Здесь недалеко, поезжай на верблюдице. Уговори святого человека помочь нам в беде.
        Юноша согласился. Он сел на верблюдицу и поехал. Разыскал махатму, рассказал, зачем его зовут в деревню. Махатма решил помочь людям и отправился с юношей в деревню.
        На полпути махатма захотел пить. Он слез с верблюдицы и напился у ручья. Увидев, что махатма возвращается, юноша схватился за поводья, заставил верблюдицу подняться на ноги и стал дергать за поводья, поворачивая ее то в одну сторону, то в другую. Можно было подумать, что верблюдица заартачилась и не слушается сидящего на ее спине юношу. Юноша начал кричать:
        - Спаси меня, почтенный махатма! Спаси! Махатма поспешил на помощь. Он догнал верблюдицу, изловчился и схватил ее за хвост.
        - Прилепи, Махадео! - сказал тихонько юноша.
        И рука махатмы тотчас прилипла к верблюжьему хвосту. Верблюдица испугалась и бросилась бежать. А махатма болтается у нее на хвосте, стукается о верблюжьи ноги. От испуга верблюдица поскакала еще быстрее.
        Так домчались они до деревни. Люди еще издали завидели верблюдицу и обрадовались. Но когда она подбежала ближе, все перепугались. Посылая за махатмой, они надеялись, что он поможет им в беде. А оказалось, что тот, от кого они ожидали спасения, сам прилепился к верблюжьему хвосту! К тому же верблюдица на бегу так отколотила его задними ногами, что бедняга махатма еле дышал.
        "Что за напасть такая?" -горестно думали люди.
        И тут вдруг кто-то обратил внимание на то, что все люди прилипли и лишь один юноша ходит между ними без всякой опаски. Уж не он ли все натворил? Да и дрова-то он принес без веревки!
        Этот человек рассказал о своем подозрении другим. "Верно!"-подумали люди. И стали уговаривать юношу освободить прилипших, упрашивать, чтобы он простил их, если те его чем-нибудь нечаянно обидели.
        Тогда юноша рассказал о проделках брадобрея и о своей встрече с Махадео и Парвати. Поняли люди в чем тут дело и рассердились на обманщика-брадобрея. Снова стали просить они юношу освободить их:
        - Увидишь сам, как мы разделаемся с обманщиком! Юноша сжалился над ними.
        - Отпусти, Махадео! - проговорил он.
        В тот же миг все прилипшие получили свободу. Понял брадобрей, что ему грозит беда. Он пустился было бежать, но его схватили и отколотили как следует.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПРИНЦ И ДОЧЬ ВЕЛИКАНА
        Давным-давно, когда на земле еще не перевелись великаны, в Тетертауне правил король, и был у него сын Айен. Как-то раз королевич пошел на охоту. Вдруг видит - на дереве змея. Подкралась к ворону и вот-вот укусит его. Айен схватил свою пращу, запустил в змею камнем, и она мертвая свалилась на землю. А ворон в тот же миг превратился в красивого юношу с черными блестящими волосами и темными глазами. Он с благодарностью посмотрел на своего спасителя и сказал:
        - Тысячу раз благодарю тебя, королевич, за то, что ты меня расколдовал, и я из ворона стал опять человеком. Вот возьми этот узелок и ступай своей дорогой, - тут юноша протянул Айену какой-то предмет с острыми углами, завернутый в тряпку. - Но помни: узелок развяжи только там, где тебе больше всего хотелось бы жить.
        И юноша скрылся из виду за гребнем горы.
        Королевич пошел домой, но ему не терпелось узнать, какой подарок он получил. Узелок был очень тяжелый, и когда Айен подошел к густому темному лесу, что рос за несколько миль от его отчего дома, он решил присесть и отдохнуть.
        "Ну теперь уж, наверное, ничего страшного не случится, если я только загляну в узелок и посмотрю, что там такое", - подумал королевич.
        Не утерпел и развязал узелок. И вдруг перед Айеном возник огромнейший замок, какого он в жизни не видывал. Башенки замка вздымались выше самых высоких деревьев, а вокруг него раскинулись пышные цветники и зеленые сады.
        Айен прямо залюбовался этим замком. Но вдруг сообразил, какую глупость сделал, что не поборол любопытства.
        "Надо мне было подождать до той красивой зеленой лощины, что напротив нашего дома, - сокрушался он. - Ведь больше всего мне хотелось бы жить там. Эх, если б можно было опять завернуть замок в тряпку и отнести туда!"
        И вдруг послышались чьи-то шаги, да такие тяжелые, что даже деревья в лесу закачались. Ветви их трепетали, земля тряслась, и вот уже вдали показался громадный великан с огненно-рыжими волосами и бородой.
        - Напрасно ты построил себе дом здесь, королевич, - заревел он. - Ведь эта земля моя!
        - А мне вовсе и не хочется, чтобы дом мой стоял здесь, - молвил Айен - Да только не могу я опять завернуть его в тряпку и унести.
        Тут великан ухмыльнулся в свою рыжую бороду и сказал:
        - Какую награду дашь ты мне, королевич, если я сам заверну твой замок в тряпку?
        - А какой награды ты просишь? - спросил Айен.
        - Отдай мне своего первенца, когда ему исполнится семь лет, - ответил великан.
        У Айена пока не было ни жены, ни детей, и он охотно согласился:
        - Только-то? Пожалуйста! Первенца моего ты получишь.
        Великан тотчас схватил замок вместе с пышными цветниками и зелеными садами и завернул все это в тряпку, а королевич взял узелок и отправился домой.
        Как только Айен дошел до красивой зеленой лощины, что была перед его отчим домом и где ему так хотелось жить, он тотчас развязал узелок. И вот в лощине возник замок, а вокруг него раскинулись пышные цветники и зеленые сады. Айен очень обрадовался. Распахнул огромную дверь замка и вошел в большой зал. В зале стояла красивая девушка с ясными глазами. Она улыбнулась Айену и сказала:
        - Подойди ко мне, королевич! Все здесь к твоим услугам, если ты согласен жениться на мне сегодня же вечером.
        Королевич был рад жениться на такой красавице. Их тут же обвенчали, и они мирно и счастливо зажили в своем новом замке, а когда старый король скончался, Айен стал правителем Тетертауна. Вскоре у королевской четы родился сын, но Айен и думать позабыл о своем опрометчивом обещании великану.
        Прошло семь лет и один день. И вдруг деревья в зеленых садах закачались, земля затряслась, и великан с огненно-рыжими волосами и бородой подошел к замку требовать своей награды.
        Королева выглянула в окошко, увидела великана и спросила короля:
        - Милый мой муж, что ему здесь нужно, этому страшному рыжему великану?
        - Горе мне! - ответил Айен. - Он пришел за нашим первенцем.
        И, сокрушенный, он поведал жене про свою встречу с великаном семь лет назад.
        - Позволь мне уладить дело, - сказала королева. - Я придумала, как помочь горю.
        Между тем великан ревел все громче, требуя обещанного, и Айен крикнул ему в ответ:
        - Сейчас пришлю тебе своего сына. Мать одевает его в дорогу.
        А королева приказала привести сынишку повара. Он был ровесник маленького принца, и она решила отдать великану этого мальчика вместо своего сына. Ведь она думала, что великана обмануть не трудно.
        Она одела сынишку повара в платье принца и отвела к великану. Великан ушел вместе с мальчиком, но еще не успел далеко отойти, как подумал: "А вдруг этот мальчишка вовсе не маленький принц?" И вот он отломил от орехового куста толстый прут, подал его сыну повара и спросил:
        - Что сделает твой отец с этим прутом, если возьмет его в руки?
        - Должно быть, отгонит собак и кошек, что подбираются к мясу на королевской кухне, - ответил мальчик.
        Так великан узнал, что этот мальчик не королевский сын, и в страшном гневе повернул обратно к замку. Король с королевой увидели великана и догадались, что им не удалось его обмануть. Но королева все-таки не сдалась. Она позвала сынишку дворецкого, тоже семилетнего мальчика. Пока великан нетерпеливо ждал на дворе, королева одела сынишку дворецкого в платье принца и отослала его великану вместо своего сына.
        Великан увел мальчика, но еще не успел отойти далеко, как снова решил узнать, правда ли ему отдали маленького принца, а не кого-то другого. Он опять отломил прут от орехового куста, подал его мальчику и спросил:
        - Что сделает твой отец с этим прутом, если возьмет его в руки?
        - Должно быть, отгонит кошек и собак, если те близко подойдут к королевским бутылкам и стаканам, - ответил сын дворецкого.
        Так великан узнал, что и этот мальчик не королевский сын, и повернул назад к замку в еще более страшном гневе.
        - Давайте мне своего сына! - заревел он, да так громко, что затряслись самые высокие башенки. - А если и на сей раз не отдадите, - камня на камне не останется от вашего замка!
        Делать нечего. Как ни горько было королеве, она знала, что в третий раз ей великана не перехитрить.
        В это время маленький принц играл со своим щенком во дворе. Королева, заливаясь слезами, позвала его и отвела к великану. А тот, как завидел мальчика, сразу узнал, что он королевский сын, - очень уж он был красивый и держался гордо.
        Вместе они прошли длинный путь от королевского замка до великанова дома. Дом этот стоял на берегу озера с темной водой. Здесь принца радушно встретили, и здесь он остался жить.
        Проходили годы, принц вырос, стал сильным, красивым юношей.
        Как-то раз утром он пошел в горы на охоту, а когда возвращался, услышал, подходя к дому, тихое пение. Он поднял голову и увидел в самом верхнем окошке красивую девушку с золотисто-рыжими волосами.
        - Прекрасная девушка, кто ты? - спросил он, и в душе его сразу вспыхнула любовь к ней.
        - Я младшая дочь великана, - ответила она, - и часто на тебя любовалась, когда ты проходил по дому моего отца.
        Принц, не долго думая, признался ей в любви, и дочь великана ответила, что для нее нет большей радости, чем стать его женой.
        - Но слушай внимательно, что я тебе скажу. От этого зависит наше будущее счастье, - молвила она. - Завтра отец предложит тебе жениться на одной из моих двух старших сестер. А ты откажись и скажи, что хочешь жениться на его младшей дочери. Отец разгневается, но я дело улажу, и все будет хорошо.
        И правда, на другой же день великан позвал принца и предложил ему выбрать себе в жены одну из его двух старших дочерей. Но принц не забыл наказа красавицы и сказал великану:
        - Я хочу жениться на твоей младшей дочери.
        Великан страшно разгневался - ведь младшая дочь была его самым дорогим сокровищем и он прочил ее за могущественного короля, что правил соседним королевством. И он сразу придумал, как отомстить принцу за столь дерзкую просьбу.
        - Многого ты просишь, принц, - сказал он и хитро ухмыльнулся в свою рыжую бороду. - Такое сокровище, как моя младшая дочь, даром не получишь. Если хочешь на ней жениться, сперва сделай три дела, какие я тебе поручу. А не сумеешь, потеряешь не только мою дочь, но и жизнь свою. Ну, что скажешь? Согласен ты рискнуть жизнью ради своей прихоти?
        - Охотно, - ответил принц. - Ведь без этой прихоти, как ты говоришь, жизнь моя будет все равно что потухший очаг.
        На другой день великан ушел на охоту, а перед уходом задал принцу первую задачу - велел ему вычистить громадный хлев во дворе. В этом хлеву стояло сто коров, и его не чистили семь лет.
        - Я вернусь вечером, - сказал великан. - К тому времени хлев у тебя должен быть таким чистым, что покати по нему золотое яблоко - из конца в конец прокатится, ни за что не зацепится. А не вычистишь, уж я попью твоей кровушки!
        Принц выслушал эти слова, и сердце у него упало. Однако наутро он встал рано, пошел в хлев и принялся за работу, хоть и видел, что ее не закончить. Но как только великан вышел из дому и скрылся за горами, младшая его дочь прибежала к принцу и стала его утешать.
        - Не горюй! - говорит. - Я же тебе сказала, что все будет хорошо. И не тревожься! Приляг вон там за дверью, под тенистым деревом и спи себе.
        Принц послушался. Лег под тенистым деревом и, хоть и был неспокоен, крепко заснул. Проснулся он уже в сумерках. Посмотрел - девушки и след простыл. Но хлев был вычищен, да так хорошо, что покати по нему золотое яблоко - и оно из конца в конец прокатится, ни за что не зацепится.
        Немного погодя великан вернулся, увидел, что принц выполнил первое его поручение, и в досаде нахмурил свои рыжие лохматые брови.
        - Как тебе это удалось, не знаю, - говорит, - Но раз дело сделано, придется мне задать тебе вторую задачу.
        И он приказал принцу:
        - Завтра покрой этот хлев кровлей из птичьих перьев. Все они должны быть разных цветов - так, чтобы даже двух одинаковых не было. На это уйдет тысяча тысяч разных птиц. А не сумеешь, я, как вернусь, вволю попью твоей кровушки.
        Наутро солнце взошло рано, а принц еще раньше взял лук и стрелы и отправился на торфяные болота, чтобы настрелять птиц и набрать перьев для кровли. Но он не надеялся на удачу. Да ему и не повезло - к полудню он подстрелил только двух черных дроздов, но перья у них были одинакового цвета. И вдруг к нему подошла младшая дочь великана и говорит:
        - Не горюй! Я же тебе говорила, что все будет хорошо. И не тревожься. Приляг вон там, на душистый вереск и спи себе.
        Принц послушался, хоть и подумал, что как проснется он, так ему и конец придет. Он лег на вереск и заснул крепким сном. Когда он проснулся, сумерки уже спускались на болото, а великановой дочери и след простыл. Тогда принц вернулся домой и прямо диву дался, увидев, что хлев уже покрыт кровлей из птичьих перьев. Тысяча тысяч разных перьев сверкали там, отливая всеми цветами радуги. Тысяча тысяч разных птиц ушло на эту кровлю.
        Великан увидел, что и второе его поручение выполнено, и разгневался пуще прежнего.
        - Как ты сделал это, не знаю, - сказал он. - Но раз уж дело сделано, придется задать тебе третью задачу. Завтра принеси мне к обеду пять сорочьих яиц, что лежат в гнезде на верхушке ели у озера. Принесешь, я в тот же вечер задам пышный свадебный пир.
        Наутро принц пошел к озеру, когда предрассветный туман еще лежал на воде. Ель была такая могучая, что верхние ее ветви упирались в облака. Высоко-высоко на этих ветвях виднелся маленький комочек - сорочье гнездо. От земли до нижних ветвей ели было футов пятьсот.
        Как ни старался принц забраться на дерево по стволу - не смог. Только выбился из сил да ободрал себе руки о шершавую кору. В полдень он все еще стоял на земле под деревом и в отчаянии глядел на свои окровавленные ладони, как вдруг к нему подбежала младшая дочь великана. Но на этот раз она не велела принцу ложиться спать.
        Она один за другим обломала свои пальчики и понатыкала их в щели на стволе дерева, так, чтобы принцу было за что ухватиться руками и на что ступить ногой. И вот принц начал карабкаться на ель - быстро, как только мог. Наконец добрался до самой верхушки и стал на тонкий гибкий сук. А сук прогнулся под его тяжестью - вот-вот переломится. Но принц уже протянул руку к сорочьему гнезду.
        - Ох, скорей, скорей! - крикнула ему снизу дочь великана. - Отец домой идет! Его дыхание мне спину жжет.
        Принц быстро схватил гнездо и поспешил спуститься на землю с пятью сорочьими яйцами, целыми и невредимыми. По дороге он вынимал из щелей пальчики девушки, но так торопился, что позабыл на верхушке дерева мизинчик с ее левой руки.
        - Ну, теперь скорей снеси яйца моему отцу, - сказала дочь великана. - И нынче же вечером я стану твоей женой, если только ты сумеешь узнать меня. Отец прикажет мне и сестрам одеться одинаково и закрыть лицо плотными покрывалами. И вот когда свадебный пир кончится, отец скажет тебе: "Ступай к своей жене, королевский сын!" А ты выбери из нас троих ту, что без мизинчика на левой руке.
        Принц обрадовался, что все три дела уже сделаны, и поспешил отнести великану пять сорочьих яиц. Увидел их великан и пришел в страшную ярость, но постарался ее скрыть и велел готовиться к пышному свадебному пиру. А принцу сказал:
        - Нынче вечером получишь, чего желал. Если только... - и он хитро ухмыльнулся в свою рыжую бороду, - если только ты узнаешь свою невесту.
        И вот когда в зале отпировали и блюда с мясом были опорожнены, а сосуды, полные зля, осушены, великан повел принца в небольшую комнату, где их ждали все три великановы дочери. Они были одеты совершенно одинаково в длинные платья из белоснежной шерстяной ткани, а лица их были закрыты плотными покрывалами, так что рассмотреть их было невозможно.
        - Ну, королевский сын, теперь подойди к своей жене, - сказал великан.
        Принц подошел к трем девушкам и, не колеблясь, стал рядом с той, у которой не было мизинца на левой руке. Тут великан увидел, что все его козни не привели ни к чему - принц добился-таки его младшей дочери. И великан так разгневался, как еще никогда не гневался. Но пока что делать было нечего. Пришлось ему позволить молодым удалиться в брачный покой.
        Как только принц и дочь великана остались одни, она сказала:
        - Смотри не засни, а не то погибнешь! Надо нам бежать, пока отец тебя не убил.
        И вот она взяла яблоко и разрезала его на девять ломтиков. Два ломтика она положила в изголовье кровати, два - в ногах. Потом вывела принца из дома и положила два ломтика яблока у первой двери и два у второй. Последний ломтик она оставила за воротами, что вели во двор. Затем молодые пошли в конюшню, сняли путы с молодой сивой кобылицы, сели на нее верхом и помчались прочь на крыльях ветра.
        А великан думал, что молодые все еще в брачном покое. Немного погодя он крикнул им:
        - Вы спите?
        И два ломтика яблока, что лежали в изголовье кровати, ответили:
        - Нет еще!
        Великану не терпелось, чтобы молодые поскорее заснули, - тогда он пошел бы в их спальню и убил бы принца. И вот он опять крикнул:
        - Вы спите?
        И два ломтика в ногах кровати ответили:
        - Нет еще!
        В третий раз великану ответили те два ломтика, что лежали у первой двери, а в четвертый раз - те, что лежали у второй. Тут великан заподозрил неладное и нахмурился.
        - Должно быть, вы сбежать хотите, - сказал он.
        Наконец он в пятый раз спросил:
        - Вы спите? - и ломтик яблока, что остался за воротами, ответил:
        - Нет еще! - но голосок у него был такой тихий, что великан сразу обо всем догадался. Он вскочил на ноги и заревел:
        - Вы сбежали!
        Тут он ринулся вон из дома, в страшном гневе на дочь за то, что она его обманула, и погнался за беглецами. А те все летели вперед на сивой кобылице.
        Наутро, чуть забрезжило, дочь великана сказала мужу:
        - Слышишь, как земля дрожит? Это отец нас нагоняет - его дыхание мне спину жжет.
        - Ох! Что же нам делать? - вскричал принц. - Как нам от него спастись?
        - Сунь руку в ухо сивой кобылице, - сказала дочь великана, - и что найдешь там, то брось назад, да так, чтобы это упало поперек дороги отцу.
        Принц сунул пальцы в ухо сивой кобылице и вынул оттуда сучок с колючками. Он бросил сучок назад через плечо, и на дороге выросли и разрослись на двадцать миль заросли терновника, такие густые, что даже маленький зверек ласка и тот не мог бы пробраться сквозь эту непроходимую чащу.
        Как увидел великан преграду на своем пути, выругался страшным ругательством.
        - Все равно нагоню! - зарычал он и быстро повернул домой, чтобы взять свой острый топор и нож, каким сучья обрезают.
        Вскоре он вернулся и быстро прорубил себе дорогу в чаще. И вот в полдень, когда солнце высоко стояло на небе, дочь великана снова крикнула мужу:
        - Отец нагоняет! Его дыхание мне спину жжет!
        И она опять велела принцу сунуть пальцы в ухо сивой кобылице и потом бросить на дорогу то, что он оттуда вынет. На сей раз принц вынул обломок серого камня и бросил его назад через плечо. И как только камешек упал на дорогу, позади беглецов выросли отвесные скалы и загромоздили равнину на двадцать миль в длину и двадцать в ширину.
        Великан увидел перед собой эти неприступные горы и заревел:
        - Меня не остановишь! Все равно нагоню!
        Он бегом бросился назад, и земля тряслась под его ногами. А как прибежал домой, схватил свой толстенный лом и громадную кирку. Уже темнело, когда он, наконец, пробил себе дорогу в скалах. Но вот взошла луна, и дочь великана крикнула мужу в третий раз:
        - Отец нагоняет! Его дыхание мне спину жжет!
        Принц не стал дожидаться ее приказаний - сам в третий раз сунул пальцы в ухо сивой кобылице и вытащил маленький пузырек с водой. И едва он бросил его назад через плечо, бездонное озеро в двадцать миль длиной и двадцать шириной разлилось позади беглецов. А великан гнался за ними до того быстро, что не смог остановиться, когда озеро вдруг разлилось у его ног. Полетел вниз головой прямо в темную воду и утонул. И ни дочь его, ни принц и никто другой на свете никогда уже больше его не видели.
        Верная сивая кобылица перешла на ровную рысь. Луна поднялась высоко и осветила все вокруг. И тут принц вдруг узнал свои родные места.
        - Гляди! Мы подъезжаем к моему отчему дому! - сказал он молодой жене. - Вот те самые поля, где я играл ребенком.
        И он возрадовался великой радостью, что наконец-то вернулся на родину.
        Немного погодя они подъехали к старому каменному колодцу и спешились, чтобы немного отдохнуть. Когда же принц встал и собрался ехать домой, дочь великана сказала:
        - Лучше поезжай к отцу один и подготовь его к моему приходу. А я подожду тебя здесь.
        Принц согласился, и когда он вскочил в седло, жена стала ему наказывать:
        - Милый мой, не позволяй никому - ни человеку, ни зверю - дотронуться до тебя губами, пока ты далеко от меня. А если позволишь, найдет на тебя помрачение, и ты навсегда меня позабудешь.
        - Да разве могу я позабыть! - возразил принц. Но все-таки обещал выполнить наказ жены.
        Он ускакал и вскоре подъехал к своему богатому отчему дому, что стоял в красивой зеленой лощине. И хотя принцу было только семь лет, когда за ним пришел великан, он сразу вспомнил и эти высокие башенки, и пышные цветники, и зеленые сады, что окружали замок. Он оставил во дворе свою сивую кобылицу и вошел в огромный зал. Родители его сидели за главным столом, и когда увидели перед собой красивого стройного юношу, узнали в нем своего сына. Они бросились его обнимать, но принц помнил наказ жены и отстранился, когда родители попытались поцеловать его в щеку.
        Ему очень хотелось поскорее вернуться за женой, и он сразу же принялся рассказывать родителям про все, что с ним приключилось. Но вдруг зашуршал камыш, которым был устлан пол, и стройная борзая собака с радостным лаем выскочила из-под стола. Это была собака принца, и с ней он играл, когда она была маленьким щенком.
        Собака бросилась к принцу и ткнулась мордой прямо ему в губы, а он не успел ей помешать. И вот горе! Принц сразу же забыл дочь великана. Отец стал было просить сына продолжать рассказ.
        - Ты начал говорить нам про одну прекрасную девушку, сын мой, - молвил король.
        Но принц даже не понял отца, - только посмотрел на него и сказал:
        - Про какую девушку? Никакой девушки я не встречал, отец мой.
        Между тем дочь великана ждала его там, где он с нею расстался, - у старого каменного колодца. Время шло, а принц все не возвращался, и она поняла, что случилось то, чего она так боялась: он ее позабыл.
        Поблизости не было никакого человеческого жилья, и дочь великана влезла на дерево, что росло у колодца. Она опасалась, как бы на нее не напали волки, и решила там подождать, пока кто-нибудь не подойдет.
        Не успела она усесться на суку с развилиной, как послышались чьи-то шаги, и к колодцу подошла старая женщина с ведром в руке. Это была жена сапожника, что жил неподалеку, и он послал ее по воду. Старуха наклонилась над колодцем, чтобы опустить в него ведро, и вдруг отшатнулась, словно в испуге, она увидела, что в воде отражается прекрасное женское лицо. Это было лицо великановой дочери, но жена сапожника была придурковата и подумала, что это ее собственное лицо отразилось в воде. - Ох, да какая же красавица! - вскричала она и погладила свои морщинистые щеки. - Да разве пристало таким красоткам, как я, носить воду для какого-то неуклюжего старого мужлана-сапожника!
        Она бросила свое ведро и ушла домой. А бедный сапожник прямо диву дался, когда его жена вернулась домой без ведра, да еще прихорашиваться стала. Он пожал плечами и сам пошел по воду, а когда подошел к колодцу, дочь великана окликнула его с дерева и спросила, нельзя ли ей где-нибудь переночевать. Сапожник, как только увидел ее прекрасное лицо, сразу догадался, что это ее отражение старуха приняла за свое.
        Он пригласил красавицу переночевать в его доме и отвел ее туда. Тут жена сапожника уразумела, что ошиблась, и сама над собой посмеялась. Старики уговорили гостью пожить у них, пока она сама не решит, куда ей идти. А дочь великана все это время обдумывала, как ей вернуть мужа.
        Как-то раз старый сапожник пришел домой в большом волнении.
        - В королевском замке скоро будут играть свадьбу, - сказал он. - И мне заказали обувь для жениха и всех домочадцев.
        Дочь великана спросила его, кто женится, и сапожник ответил:
        - Сам молодой принц женится на дочери какого-то богатого лорда.
        С того дня по всей округе только и разговоров было, что о пышной свадьбе в королевском замке. И когда настал день свадьбы, дочь великана, наконец, придумала, что ей делать.
        Перед самым венчанием король задал пир на весь мир. Пригласили всех, кто жил в окрестностях замка. На пир пошел и сапожник с женой. Пошла с ними и дочь великана. Их усадили за один из тех длинных столов, что были накрыты в большом зале, и они стали пить и есть досыта и веселиться всласть.
        Многие гости заметили дочь великана. Они говорили между собой про ее красоту и спрашивали, кто она такая. Принц сидел с невестой и всей родней за главным столом, и он тоже заметил красавицу с золотисто-рыжими волосами. Тут что-то промелькнуло у него в голове, но сразу же позабылось. И вот когда веселье было в самом разгаре, король предложил гостям выпить за здоровье и счастье его сына. Все гости поднялись и пожелали счастья прекрасному юному принцу.
        Дочь великана тоже подняла кубок, чтобы выпить за счастье своего мужа, но еще не успела поднести его к губам, как вдруг в кубке вспыхнуло и взвилось яркое пламя. Все в огромном зале примолкли, когда увидели это чудо. Но вот из пламени вылетели два голубя. У первого голубя крылья светились золотым светом и грудка была как расплавленное золото. У другого голубя перья сияли, словно кованое серебро. Обе птицы вместе сделали круг в воздухе и опустились на главный стол прямо против принца. Он глядел на них и дивился. И тут голуби заговорили с ним человеческим голосом.
        - О королевский сын, - сказал золотой голубь, - ты помнишь, кто вычистил хлев во дворе великана и кто рассеял твою тревогу?
        - О сын короля, - сказал серебряный голубь, - или ты забыл, как тот хлев покрывали кровлей из перьев тысяч птиц?
        А потом они заговорили вместе:
        - О королевич, или ты не помнишь, как для тебя добыли сорочьи яйца, что лежали в гнезде на верхушке ели у озера? Когда ты доставал их, твоя верная возлюбленная потеряла свой мизинчик, и нет у нее этого мизинчика до сих пор.
        Тут принц вскочил и схватился за голову. Он вспомнил, какие задачи задавал ему великан и кто выполнял эти задачи. Вспомнил он и прекрасную девушку, что стала его женой.
        И вот он оглядел все длинные столы в зале и встретился глазами с дочерью великана. С криком радости он подбежал к ней и взял ее за руку. Так, наконец, к ним вернулось счастье.
        Свадебные гости пировали много дней, и если еще не кончили, значит, и сейчас пируют.
        ШОТЛАНДСКАЯ СКАЗКА
        ПРИНЦ И МАГ
        Жил однажды на свете принц, который верил во все, кроме трех вещей, в которые он не верил. Он не верил в принцесс, он не верил в острова, и он не верил в Бога. Отец принца, король, сказал ему, что таких вещей на свете не существует. Так, во владениях отца не было ни принцесс, ни островов и никаких признаков Бога; и принц верил своему отцу.
        Но вот однажды принц сбежал из дворца и оказался в другой стране. И в этой стране он с любого места побережья мог видеть острова, а на этих островах странные, вызывающие восление в крови, существа, называть которые у него не хватило духу. В то время, как он был занят поисками лодки, к нему подошел человек в вечернем наряде.
        - Это настоящие острова? - спросил юный принц.
        - Разумеется, это настоящие острова, - ответил ему человек в вечернем платье.
        - А эти странные волнующие существа?
        - Это самые настоящие, самые подлинные принцессы.
        - Тогда Бог тоже должен существовать! - воскликнул принц.
        - Я и есть Бог, - ответил ему человек в вечернем наряде и поклонился.
        Юный принц изо всех сил поспешил к себе домой.
        - Итак, ты вернулся, - приветствовал его король-отец.
        - И я видел острова, видел принцесс и я видел Бога, - заметил ему принц с упреком.
        Король отвечал непреклонно:
        - На самом деле не существует ни островов, ни принцесс, ни Бога.
        - Но я видел их!
        - Скажи мне, во что был одет Бог?
        - Он был в вечернем наряде.
        - Были ли закатаны рукава его пиджака ? Принц вспомнил, что рукава были закатаны. Король улыбнулся.
        - Это обычная одежда мага, тебя обманули.
        Тогда принц вернулся в другую страну, пошел на тот же берег и снова встретил человека в вечернем наряде.
        - Король, мой отец, рассказал мне, кто вы такой, - заявил ему принц с возмущением. - Прошлый раз вы обманули меня, но на этот раз этого не пройдет. Теперь я знаю, что это ненастоящие острова и ненастоящие принцессы, потому что вы сами - всего лишь маг.
        Человек на берегу улыбнулся в ответ:
        - Ты сам обманут, мальчик мой. В королевстве твоего отца множество островов и принцесс. Но отец подчинил тебя своим чарам, и ты не можешь увидеть их.
        В раздумье принц вернулся к себе домой. Увидев отца, он взглянул ему прямо в глаза.
        - Отец, правда, что ты не настоящий король, а всего лишь маг ?
        - Да сын мой, я всего лишь маг.
        - Значит, человек на берегу был Богом?
        - Человек на берегу - другой маг.
        - Я должен знать истину, истину, которая лежит за магией!
        - За магией нет никакой истины, - заявил король.
        Принцу стало очень грустно. Он сказал "Я убью себя". С помощью магии король вызвал смерть.
        Смерть стала в дверях и знаками подзывала к себе принца.
        Принц содрогнулся. Он вспомнил о прекрасных, но ненастоящих принцессах и о ненастоящих, но прекрасных островах...
        - Подожди,- сказал принц, - Ты, знаешь отец, мне кажется, я могу с этим примириться...
        Король щелкнул пальцами и Смерть исчезла.
        - Ну вот, мой сын, вот и ты становишься Магом!
        ДЖ. ФАУЛЗ
        ПРИНЦ ЧИСТОЗОЛОТО
        Жил на свете бедняк, голь перекатная, кое-как перебивался он в хибарке, из худых досок сколоченной, смерти своей каждый день дожидался. Хранился у бедняка в сенях бурдюк с мукой. Да, на беду, повадилась к нему лиса муку таскать. Выследил бедняк лису и стал умом раскидывать, как бы ее поймать. Нищета проклятая до того горемыку довела, что не мог он и плохонького замочка себе купить. А лиса меж тем что ни ночь, то в сени заглядывает, и мука в бурдюке все тает да тает. Решил тогда бедняк на дверь щеколду навесить - авось да и попадется лисица. Так оно и вышло.
        Однажды утром просыпается бедняк, глядь, а лиса по сеням прогуливается, - значит, попалась, воровка. Вышел бедняк в сени, изловил лису, связал ее, выволок во двор и притащил заостренный кол, хочет ее убить. (Топора и того не было у бедняка.)
        Видит лиса, что не сносить ей головы, и ну человека упрашивать:
        - Пощади меня, выпусти! Я тебя за это на царской дочери женю.
        "Вот еще глупости какие! - подумал было бедняк. - Знать, решила лиса меня облапошить!" А потом так рассудил: "Ладно. Ну убью я ее, а какая мне от того корысть? Если же выпустить лису на волю, небось не посмеет она больше и носа сюда сунуть. Отпущу-ка я ее на все четыре стороны".
        Так и сделал. Только развязал лису, а она давай бог ноги и в лес удрала. "Ну, видно, не дождаться благодарности от воровки", - подумал бедняк и закричал вдогонку:
        - Куда это ты, тетушка, кинулась?
        А лиса ему в ответ:
        - Иду сватать царскую дочь.
        - Брось ты свою затею! - говорит бедняк. - Если бы тебе и удалось высватать царскую дочку, все равно мне ее привести некуда.
        Но лиса лишь хвостом махнула:
        - Не твоя забота!
        Сказала и скрылась в лесу.
        Лиса от своего слова не отступилась. Побежала она прямиком к царскому дворцу и вскоре благополучно добралась до места. Осмотрелась и без дальних околичностей к страже.
        - Бог в помощь!
        А стража отвечает:
        - Спасибо, тетушка.
        - Нельзя ли мне повидать высокочтимого царя? - спрашивает лисица.
        - Подожди немного, сперва узнать надо, пожелает ли царь принять тебя.
        Пошли стражники к царю и говорят, так, мол, и так, пожаловала ко дворцу тетушка-лиса и просит допустить ее к вашему величеству по какому-то делу. Царь велел привести к себе лису. Слуги передали лисе приглашение, и лиса вмиг предстала перед царскими очами:
        - Бог в помощь, высокочтимый царь!
        - Спасибо, тетушка, - отвечает царь. - Какое несчастье привело тебя ко мне?
        Говорит лиса:
        - Высокочтимый царь! Не случилось со мной ничего худого, а если дозволишь, я тебе скажу кое-что...
        Отвечает царь лисице:
        - Перед моим троном каждый волен говорить и просить, о чем пожелает. Или тебе, лиса, сие неведомо? Ежели есть у тебя что-нибудь на душе, сказывай без стеснения!
        А лиса, что баба, - ей только дай языком почесать, - и пошла и пошла.
        - Высокочтимый царь! Слышала я, что у тебя есть дочь, красой своей прославленная на весь белый свет. А у меня есть принц - не принц, а чистое золото. Люди про него говорят, да и я скажу - не совру, что он в сто девять раз прекрасней твоей дочери. Теперь скажи - не хочешь ли ты отдать свою дочь за мое Чистозолото?
        - Да как же я ее отдам! А ну как дитятко не согласно за твое Чистозолото замуж идти! Ведь кровь не вода, девке не прикажешь!
        - Давай тогда спросим царевну, - говорит лиса, - посмотрим, что она ответит.
        Тотчас царь приказал позвать к нему дочку. Не успела царевна порог переступить, как царь рассказал ей все напрямик и закончил так:
        - Так-то вот, милое мое дитятко! Если хочешь за лисицыного принца идти, откройся нам, а нет - пусть тетка убирается восвояси!
        Выслушала его царевна, очи потупила и молчит. А лису будто ветром подхватило - подлетела к царевне и давай божиться:
        - Клянусь, царевна, куриным насестом, мой принц - чистое золото! Прекраснее тебя в сто девять раз и в десять раз богаче отца твоего! Тут и раздумывать нечего - соглашайся сразу, не пожалеешь!
        Видит царевна, что отец тоже не противится, дала свое согласие и вышла вон. Тут и говорит царь лисице:
        - Ну, тетка! Теперь ты ответ наш знаешь, и ничего тебе другого не остается, как забирать мою дочь к себе. Только раньше чем через полгода ты за ней и не думай являться, - до тех пор приданое не будет готово. Да смотри приводи не меньше чем пятьсот человек сватов, а ежели больше наберешь, и того лучше.
        Лисица тут же покинула царский дворец и единым духом махнула к своему Чистозолоту. Увидел бедняк тетушку, и повеселело на душе - он ведь и не чаял повстречаться с лисою. А как узнал, что лиса высватала за него царскую дочку и через полгода должен он ехать за царевной со сватами, - затосковал пуще прежнего. Взмолился принц Чистозолото:
        - Скажи, ради бога, что же нам делать? Гол я как сокол. Сама видишь, негде мне гостей принять, некуда царскую дочку привезти!
        - Ничего, не бойся! - утешает его лиса. - Ни о чем не беспокойся! Положись на меня.
        День за днем проходит, пора уж за невестой ехать. Лиса между тем и знать не знает, где сватов достать. А принц Чистозолото и совсем закручинился, все думает, что с ним станется.
        Наконец настал день отъезда. Говорит лиса своему принцу:
        - Пора в путь!
        Запричитал бедняк:
        - Откуда нам сватов взять? Где платье нарядное для меня раздобыть?
        А лиса свое твердит:
        - Твое дело маленькое - знай за мной поспешай!
        Видит принц Чистозолото, что так и этак пропадать, и очертя голову бросился вслед за лисой. Вот вдали показался царский дворец, и принц Чистозолото снова лису тормошит:
        - Что же нам делать, тетка, говори, ради бога!
        А лиса свое заладила:
        - Ни о чем, сынок, не беспокойся.
        Возле самого царского дворца набрели они на большущую лужу. Увидела лужу лиса и давай по воде с боку на бок перекатываться. И принцу своему велела то же самое делать. "Ну, - думает бедняк, - раз я ее до сих пор слушался, и теперь послушаюсь". И вывалялся в грязи. Посмотрели бы вы, что за славная парочка вылезла из лужи! Лисица еле хвост волочит, а принц Чистозолото бредет по дороге да комья грязи с себя стряхивает, чтобы от тяжелого груза немного избавиться. А тут и пора наступила во дворец идти - ждут уж там жениха.
        Лиса без промедления - к страже, давно уж ей дворцовые ворота не преграда. И велит доложить царю, что к нему пожаловала лиса с принцем Чистозолото. Стража побежала к начальнику узнать, кто из них самый расторопный, кто мигом слетает к царю с Лисицыным поручением. Лиса-то, видишь ли, велела страже поторопиться. Понял тут начальник, что дело спешное, снял своего деда с караула и послал к царю. Старикашка приналег на свою палку и со всех ног припустился. Прибежал во дворец и говорит:
        - Так, мол, и так, высокочтимый царь, у ворот дожидается лиса и принц Чистозолото. Спрашивает лиса, можно ли к тебе войти.
        Молвил царь:
        - Пусть войдут!
        Дед затрусил к воротам, передал лисе, что может она пройти к царю. Взяла лиса своего принца за руку, привела в царские покои и промолвила такие слова:
        - Бог в помощь, царь!
        - Спасибо, тетка! - ответил царь.
        - Вот я пришла к тебе! - говорит лиса.
        - А где же твой принц? - спрашивает царь.
        - Да вот он, рядом со мной стоит, - отвечает лиса.
        Удивился царь:
        - Что же это вы оба такие грязные?
        - Уж и не спрашивай, высокочтимый царь! - затараторила лиса. - Стряслась с нами в пути беда. Пришлось нам по мосту болото переходить, только вступили мы на мост - я, да мой принц, да свита, - как вдруг, на наше несчастье, мост обрушился и все утонули. Только нам с принцем удалось из трясины выкарабкаться, поэтому-то мы к тебе и явились такие чумазые. У принца нет с собой перемены. Не можешь ли ты по такому случаю дать ему платье, если не насовсем, так хоть взаймы?
        - Не печалься, лиса, будет твоему принцу платье, - ответил царь и тут же приказал слугам принести самые красивые наряды, какие только найдутся в его сундуках.
        А лиса не унимается:
        - Сам посуди, высокочтимый царь, какая беда ужасная потерять разом всех сватов. Стыдно нам вернуться домой в одиночку и снова тратить деньги на снаряжение свиты. Не можешь ли ты дать нам пять сотен сватов и все, что в дорогу потребуется.
        - Будь по-вашему, любезные мои детки, - отвечает царь, - с каждым может такое несчастье приключиться, и со мной тоже! Ни о чем не беспокойтесь.
        Кликнул тут царь своих слуг и повелел им сзывать всех вельмож - царь, мол, приглашает их сватами к своей дочери, и если вельможи согласны, пусть явятся ко дворцу.
        Скоро и вечер наступил. Царь с принцем отправились ужинать в трапезную, а лиса осталась у очага обгладывать куриные косточки. Поужинав, принц пошел спать в свою комнату, а с ним и тетушка-лиса. Принц улегся в кровать на перину, а тетка за печкой примостилась.
        Утром поднялся с постели царь и все домочадцы. Проснулся и принц Чистозолото, оделся и крикнул лисе, чтобы и она вставала. К обеду собрались во дворец все сваты и, перед тем как отправиться в путь, сели за стол вместе с царем и принцем Чистозолото. В середине обеда позвал царь свою дочь, дал наставление:
        - Вот тебе, дочь дорогая, суженый твой, будь с ним счастлива до гробовой доски. А тебе, зять, отдаю свою дочку, единственное мое дитя! Никому другому я бы ее не отдал, а тебе вот отдаю! Береги ее хорошенько и будь с ней счастлив!
        - Аминь! - закричали сваты.
        Тут и обед кончился, грянули пушки, сваты песню затянули, а у принца кошки черные на сердце скребутся. Что-то с бедной его головушкой станется? Ведь сватов-то некуда вести! Стоит ему остаться наедине с лисою, всплеснет он руками и давай вздыхать:
        - Скажи, ради бога, как же мне теперь быть?
        А лиса твердит:
        - Твое дело - сторона.
        Расселись гости в повозки - по двое, а то и по трое; в одну повозку усадили царевну со свахою, а в другую - принца с тетушкой-лисой. Повозка катит по дороге, принц покоя себе не находит, вертится, словно грешник на сковородке, лиса же знай приговаривает - не бойся да не бойся.
        Проехали половину пути, тут лиса и говорит принцу:
        - Я напрямик через поле побегу, а ты езжай по дороге. Да только смотри - в свою лачугу гостей не зови, а как будешь от нее неподалеку, прислушайся внимательно - я тебе голос подам. Вот на мой голос ты сватов и веди.
        С этими словами выскочила лиса из повозки и - в лес. Вскоре перед ней выросли стены огромного дворца. В нем жили великаны. Лиса - во дворец, а великаны ее спрашивают:
        - Что там такое на дороге грохочет, тетушка?
        - Братцы мои! Голубчики! - заохала лиса. - Весь божий свет на вас ополчился, хотят перебить! А я прибежала упредить: убирайтесь скорее, а не то не сносить вам головы.
        - Милая тетушка, куда же нам бежать теперь? - перепугались великаны.
        - Полезайте вот туда, под солому, - отвечает лиса.
        Великаны и рады стараться - забились в солому, а лиса подожгла омет, и все великаны сгорели. То-то счастье лисе привалило!
        Тем временем принц Чистозолото едет дорогой и сам себя ругает: "Дурак я, дурак! И зачем только я тут остался! Надо было и мне убежать с лисою!" За этими думами не заметил, как очутился возле своей хибарки. Прислушался принц, слышит - тетка из лесу голос ему подает. Принц повернул в ту сторону, откуда голос доносился. Приезжают - и что же перед ними! Поднялись дворцы под самые облака, лестницы к ним ведут из белого мрамора. Сваты любуются не налюбуются на такую красоту! А у принца одно на уме: кто хозяин этих прекрасных дворцов? Будь у него такие хоромы, не совестно было бы в них сватов принять. Вдруг на крыльцо выходит лиса и говорит:
        - Ну, вот и приехали! Вылезайте из карет!
        А принц со страха дрожит, словно лист на ветру, все думает, как-то их встретит хозяин прекрасного дворца. Но тетушка-лиса улучила минутку и рассказала ему, как было дело. Принц от радости прямо голову потерял!
        Вскоре подали ужин, гости ели, гости пили - всех на славу накормили! Сваты выпивали за здоровье друг друга и радовались счастью царской дочери, - никто ведь не ожидал, что Лисицын принц окажется таким богатым. Сваты пировали ровно три недели, а на четвертой с песнями и ружейной пальбой отправились домой. Доложили они царю, как свадьбу молодые справили, и царь остался доволен.
        А принц Чистозолото со своей красавицей и до сих пор живет себе счастливо во дворце, если только не умер.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПРИНЦЕССА КЛЕЙ-ДЛЯ-СЕРДЕЦ
        Жил когда-то король, и была у него дочь, прекрасная, как цветущая гуайява, - не девушка, а просто чудо. Когда какой-нибудь юноша имел несчастье увидеть ее лицо, он не мог оторвать от него глаз, и поэтому принцессу прозвали Клей-для-сердец. Клей этот был такой прочный, что у птицы, увязшей в нем, уже не было надежды освободиться.
        Двести или триста королей из разных стран просили у отца принцессы ее руки, однако отец не хотел навязывать ей свою волю. Он говорил:
        - Пусть Клей-для-сердец сама выбирает. Ей выходить замуж, не мне. Договаривайтесь с ней сами; если она скажет “да”, я не стану говорить “нет”. Когда голубка ищет мужа, не дрозд устраивает гнездо.
        Слыша такие речи, Клей-для-сердец бросалась к отцу на шею, целовала его и говорила:
        - Какой хороший у меня отец!
        Король был очень добродушен, и за это его прозвали король Пирог.
        И вот однажды, когда Клей-для-сердец выехала на прогулку в карете, лошади понесли. Кучер попытался остановить их, но не смог. Река была рядом, еще мгновение - и карета бы в нее упала. Клей-для-сердец уже приготовилась выпрыгнуть из кареты, когда услышала чей-то крик:
        - Не прыгайте, я вам помогу!
        Из зарослей выскочил какой-то юноша и бросился к лошадям. Став перед ними, он преградил им путь, и лошади остановились.
        Тогда Клей-для-сердец вышла из кареты и сказала юноше:
        - Большое вам спасибо, сударь, вы спасли мне жизнь. Надеюсь, эти своенравные лошади не причинили вам зла?
        - Что вы, госпожа! Мне выпало счастье не дать им сбросить вас в реку, а вы спрашиваете, не причинили ли они мне зла! Добро, а не зло принесли мне эти своенравные лошади!
        Клей-для-сердец покраснела, как повернутая к солнцу сторона плода личжи, посмотрела на юношу и опустила глаза. Тем временем кучер вывел карету с лошадьми на середину дороги. Осмотрел он сбрую, колеса. Остальное - все цело. Клей-для-сердец снова села в карету, а следом за ней туда сел юноша. Он сказал принцессе:
        - Я никогда больше не оставлю вас на милость этих лошадей, - разве можно полагаться на такого никудышнего кучера? Со мной вы можете ничего не бояться - ведь меня зовут принц Без-страха.
        Принцесса Клей-для-сердец и принц Без-страха стали разговаривать. Говорили-говорили они и никак не могли наговориться. Когда же они прибыли во дворец короля Пирога, Клей-для-сердец крепко обняла отца, рассказала обо всем, что случилось, и добавила:
        - Отец, мою жизнь спас принц Без-страха! Это благодаря ему ты не плачешь сейчас над телом своей любимой дочери. Как нам отблагодарить его, отец, за то, что он для нас сделал?
        Посмотрел на них король. А потом рассмеялся и сказал дочери:
        - Может быть, дитя мое, я найду способ отблагодарить его, дай-ка попробую.
        Он взял руку дочери. Взял руку принца, соединил их и сказал:
        - Не так ли, дети? Не хороший ли это способ все уладить? Говорите же!
        Клей-для-сердец стала красной, как зрелый плод манго, спрятала лицо у отца на груди, а потом зашептала ему что-то так тихо, что никто не мог расслышать. Но принц Без-страха закричал:
        - Гип-гип-ура! До чего же вы умны, отец, и благородны!
        Тут же назначили день свадьбы. Без-страха всех торопил. Множество швей усадили за работу - шить платья, рубашки, пеньюары, постельное белье и другие нужные вещи. Принц Без-страха целые дни проводил около мастериц, не переставая их торопить:
        - Работайте, девушки, работайте! Хватит греться на солнце - беритесь лучше за иголки!
        Настал день свадьбы. Клей-для-сердец плохо спала эту ночь, и у нее заболела голова. Встав рано утром, она поднялась на крышу, чтобы подышать свежим воздухом. Побыв там, она решила спуститься вниз и пойти одеваться (ей приготовили роскошное подвенечное платье), как вдруг услышала над головой гром. Она подняла голову и увидела: из облака над ней прыгнуло на крышу какое-то огромное чудовище. Оно схватило Клей-для-сердец, топнуло ногой, взлетело, как воздушный шар, вошло в облако, из которого спустилось, и исчезло в нем со своей добычей. Служанка принцессы, которая вместе с нею была на крыше, хотела закричать, но от ужаса у нее словно язык отнялся.
        Служанка вернулась во дворец и рассказал о том, что случилось с принцессой, принцу и королю. Нет слов, чтобы описать их горе! Они стали кричать, плакать. Рвать на себе волосы и одежду, - но что тут можно было поделать, чем помочь?
        Без-страха поднялся на высокую гору и стал смотреть оттуда во все стороны, не появится ли облако. Раза два или три облако подплывало совсем близко, но как ни всматривался принц, он не смог увидеть, что внутри облака, - оно было слишком плотное.
        Велико было горе принца. Только одно утешение было у него - охота, которую он очень любил. И вот однажды, охотясь в дремучем лесу, он увидел несколько деревьев путешественника и услыхал за ними какой-то шум. “Может, это олень?” - подумал он и стал тихо пробираться между деревьев. Когда деревья путешественника остались позади, он увидел: большой лев и огромный попугай дерутся из-за только что убитой лани. Без-страха вытащил нож, разрезал лань на две равные части и сказал:
        - Из-за чего вы деретесь? Ведь этой лани хватит на вас двоих. Я разрезал ее точно пополам, и пусть каждый из вас возьмет себе половину.
        Довольные, лев и попугай сказали принцу:
        - Спорить было не из-за чего, ты прав. И за то, что ты разрешил наш спор, мы хотим кое-что тебе подарить. Наши подарки помогут спасти Клей-для-сердец от лулу, заточившего его в облаке.
        После этого лев вырвал из гривы волос, дал его принцу и сказал:
        - Когда ты захочешь превратиться в большого красивого льва вроде меня, достань этот волос и скажи: “Волос, делай свое дело!” - и ты сразу превратишься в льва. Когда же ты захочешь снова стать человеком, тебе надо только сказать: “Волос, сделай все как было!”. Ты понял, что я сказал? Постарайся запомнить - это совсем не трудно.
        Без-страха горячо поблагодарил льва, и тут попугай вырвал из крыла перо, дал его принцу и сказал:
        - Когда ты захочешь стать попугаем вроде меня и летать куда тебе угодно, надо только взять это перо и сказать: “Перо, делай свое дело!” - и ты превратишься в попугая. Когда же ты захочешь снова стать человеком, тебе надо только сказать: “Перо, сделай все как было!” Смотри же. Запомни мои слова”!
        Принц поблагодарил попугая, и все трое разошлись в разные стороны.
        Вернувшись во дворец, Без-страха поспешил к королю Пирогу, чтобы рассказать ему о своей встрече со львом о попугаем. Бедный старый король лежал на диване около открытого окна. Целые дни, с раннего утра до темноты лежал он здесь, уставив взгляд в небо: не появится ли там облако, укравшее его дочь?
        Вбежав в комнату, принц Без-страха воскликнул:
        - Сейчас не время горевать, отец, - я отправляюсь спасать принцессу! Бог наконец сжалился над нами. Напишите ей письмо, и я сам отнесу его!
        И он подробно рассказал королю Пирогу про свою встречу с попугаем и львом.
        Старик бросился к своему столу, схватил перо и бумагу и написал: “Ах, моя дочь, какое горе меня постигло! Словно камень лег на мое сердце. Если бог услышит мои молитвы, он еще раз даст мне обнять тебя, я молюсь об этом днем и ночью. Это письмо тебе вручит принц Без-страха. Делай все, как он тебе скажет; если не считать твоего старого отца, нет никого, кто любил бы тебя так же сильно, как он”.
        Поставив внизу свою подпись, король отдал письмо принцу и сказал:
        - Возвращайся скорей с хорошими вестями! Ведь ты знаешь - если мое горе еще продлится, я не вынесу его и умру!
        Оставив несчастного старика, принц Без-страха поднялся на гору и увидел оттуда приближающееся облако. Оно плыло по небу, как большой белый корабль, и, подгоняемое ветром, постепенно подплывало ближе и ближе. Принц Без-страха достал перо попугая и сказал ему:
        - Перо, делай свое дело!
        В один миг тело принца изменилось, на месте рук появились крылья, нос превратился в клюв, а одежда - в перья. Принц Без-страха стал большим серым попугаем. Облако было уже совсем близко. И он поднялся и полетел к нему навстречу. Достигнув облака, Без-страха вошел в него и увидел, что внутри это облако как настоящий дом. Там были комнаты, коридоры, лестницы, двери и окна, но все это было не деревянное, как в домах на земле, а вырезано в самом облаке. Все было словно из ваты, легкой, как дым, и принц Без-страха, увидев это, остолбенел от изумления.
        Он вошел в переднюю - там пусто, никого нет. Перед ним была лестница. И принц Без-страха по ней поднялся. Наверху он увидел длинный-длинный коридор с множеством дверей, но все двери были заперты. Где же Клей-для-сердец? Без-страха приложил ухо к одной из дверей, прислушался - ничего не слышно, приложил ухо к другой - ни звука, подошел к третьей - и услышал оттуда какой-то храп. Это была комната лулу. Большой нос лулу от насморка был заложен, и он поэтому спал с открытым ртом. У тех, кто живет в облаках, всегда насморк, - спросите у жителей Кюрпипа, они подтвердят. Без страха отошел от двери лулу и, стараясь не шуметь, двинулся дальше. Вдруг он остановился: из-за одной двери слышались плач и жалобы. “Не иначе как принцесса!” - подумал он и, открыв клювом дверь, вошел. И правда, в комнате была Клей-для-сердец.
        Увидев попугая, принцесса подумала, что это лулу, наверное, прислал к ней птицу, чтобы скрасить ее одиночество. Но разве могла она принять подарок от лулу? Принцесса оттолкнула попугая и сказала:
        - Твоего хозяина я ненавижу, так неужели полюблю тебя? Уходи прочь, я хочу плакать в одиночестве!
        Тогда Без-страха достал перо и сказал ему:
        - Перо, сделай все как было!
        Не успел он договорить, как превратился в человека. Увидела его Клей-для-сердец, вскрикнула и бросилась обнимать и целовать его. Когда они наконец смогли говорить, Без-страха отдал принцессе письмо короля Пирога. Принцесса прочитала его и сказала:
        - Ну конечно, я буду делать все, что ты мне скажешь! Я и сама, без совета отца знаю, что жена должна во всем слушаться своего мужа!
        Принц Без-страха спросил, что за существо этот лулу, укравший ее. Клей-для-сердец ему ответила:
        - Он похож на человека, но не человек. Его лицо - не человеческое лицо, глаза - не человеческие глаза, рот - не человеческий рот, тело - не человеческое тело. Я не знаю, кто он, может быть, дух? Я спрашивала у него, как его зовут, и он сказал, что его зовут Тело-без-души и мне никогда от него не вырваться, потому что никому не под силу его убить. Разрежь его на мелкие кусочки - с ним и тогда ничего не будет, потому что кусочки снова соединятся. Убить его можно только зная, где спрятана его душа. Душа его в яйце, яйцо в голубе, голубь в красном тигре, а красный тигр в большом белом тигре. Сначала нужно убить белого тигра. Когда он издохнет, из него выскочит и бросится на тебя, уже усталого, красный тигр. Его тоже надо убить. Из него вылетит голубь; этого голубя надо поймать и убить, а потом вынуть из него яйцо. А чтобы покончить с Телом-без-души, яйцо это надо разбить о его голову, и тогда он сразу упадет мертвый. Но разве человек может сделать все это?
        - Ты спрашиваешь, может ли человек убить твоего лулу, но, видно, ты забыла мое имя, Клей-для-сердец, а ведь меня зовут принц Без-страха! Собирайся в обратный путь - не пройдет и трех дней, как я вернусь с этим яйцом и сделаю на голове у лулу яичницу. Так собирайся же, а сейчас не будем терять времени, я должен идти.
        Они крепко обнялись на прощание, а потом, снова превратившись в попугая, принц спустился на землю.
        Там он рассказал обо всем бедному старому королю Пирогу и отправился на поиски белого тигра.
        А тигр этот жил в пещере огромной горы, стоявшей посреди широкой равнины. Никто не отваживался пройти мимо этой пещеры - все далеко обходили это место, боясь попасться на глаза тигру. Вся земля вокруг пещеры была белой от костей съеденных тигром животных.
        Без-страха снова превратился в попугая и полетел к пещере. Там он сел на высокое дерево тамбалакок, которое перед ней росло. Он тихо спустился с дерева, достал волос, который ему дал лев, и сказал:
        - А ну, волос, делай свое дело!
        И он превратился в огромного-преогромного льва - второго такого в стране Маврикии никогда не было. Он зарычал, и рычание его было подобно грому - даже гора задрожала, и с нее покатились вниз на равнину большие камни.
        Тигр в это время спал в пещере. Услышав рычание, он проснулся и выскочил наружу. Лев его ждал и, как только тигр появился, сразу же бросился на него. И стали они драться не на жизнь, а на смерть. Из пасти у того и другого падала пена, из ран текла кровь, но ни лев, ни тигр этого не замечали - они так вцепились друг в друга, что казалось, они склеились. Вдруг тигр сжал челюстями лапу льва. Голова тигра была теперь внизу, и лев, ухватившись за его загривок, стал трясти голову тигра. Тигр выпустил лапу льва, и тогда лев прыгнул ему на спину и, прижав тигра к земле, сломал ему хребет.
        Но бедный лев сам был изранен и совсем обессилел. Начал он лизать рану на лапе и тут увидел, что из убитого белого тигра вылезает наружу красный тигр. Еще мгновение - и красный тигр бросится на него. Но принц Без-страха был не только смел, но и умен, - он тут же превратился в попугая, взлетел с земли и сел отдохнуть на дерево тамбалакок. Красный тигр, ошеломленный, так и остался стоять под деревом, а попугай сверху ему крикнул:
        - Подожди, я отдохну немножко, а там посмотрим.
        В это время лулу в облаке почувствовал себя хуже обычного и сказал:
        - Не знаю, что это со мной - как-то мне не по себе.
        А как же принц Без-страха? Когда он почувствовал, что силы к нему вернулись, он снова превратился в льва и бросился на красного тигра. Красный тигр был меньше белого - ведь он вмещался в него целиком - и стоило льву ударить этого тигра лапой три или четыре раза, как тигр повалился. Лев воскликнул:
        - Да разве это тигр? Это не тигр, а дикая кошка!
        И последним ударом лапы лев вспорол тигру брюхо. Красный тигр сразу умер, и лев осторожно стал копаться в его внутренностях.
        Лулу в облаке пришлось лечь - ему стало совсем плохо. Лев осторожно доставал из тигра внутренности, боясь, как бы не упустить голубя, когда голубь вдруг вылетел из пасти тигра, взмыл высоко и полетел. Лев со всех ног бросился за ним по земле, но разве может четвероногое угнаться за птицей? Голубь удалялся от него все дальше и дальше. Казалось, еще мгновение и он совсем исчезнет из виду. Но тут Без-страха опять превратился в попугая и стал, чтобы видеть дальше, подниматься выше и выше, как большой змей, подхваченный ветром.
        Услышав его приближение, голубь напряг последние силы. Ах-уах - попугай уже у него над головой!
        Попугай бросился на голубя сверху и вцепился в него. Клюнул один раз - и голубь потерял равновесие, попробовал лечь на одно крыло, потом на другое, но не смог и камнем упал вниз. Попугай распорол голубю живот и достал яйцо. Взяв яйцо в клюв, он полетел с ним на гору и стал ждать облака. Наконец оно появилось и, подгоняемое ветром, медленно поплыло к горе. Взмахнул крыльями попугай и полетел в нему навстречу. Он знал теперь, с какой стороны вход, и сразу проник в комнату принцессы. Очутившись там, он сказал:
        - Вот я и вот яйцо! Следуй за мной - времени на разговоры у нас нет!
        И он поспешил в комнату Тела-без-души. Лулу лежал в постели и часто-часто дышал, как собака, только что загнавшая зайца. Попугай разбил яйцо о его голову - и тело лулу начало таять, превращаться в воду. Вода потекла, и из облака пошел дождь. Облако стало таять у них под ногами. Попугай едва успел крикнуть Клею-для-сердец:
        - Хватай меня за лапы и держись крепче! Облако редело, и попугай взмахнул крыльями и полетел с него прочь. Когда они спустились на гору, падал мелкий дождик - все, что еще осталось от облака. Без-страха сказал перу:
        - А ну, перо, сделай все как было!
        Как только принц снова стал человеком, он заключил принцессу в свои объятия. Немало времени прошло, прежде чем они спустились с горы.
        Когда король Пирог увидел горячо любимую дочь, радость его была безгранична. Он целовал ее без конца и не мог нацеловаться. Наконец Без-страха засмеялся и сказал, освобождая жену из объятий короля:
        - Отец, вы оставите ее без щек - а ведь это все-таки щеки моей жены!
        И они позвали повара, чтобы заказать праздничный обед. Не сосчитать блюд, которые им подали, - столько всякой всячины, что можно было умереть от обжорства.
        МАВРИКАНСКАЯ СКАЗКА
        ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ
        Жил-был принц, он хотел взять себе в жены принцессу, да только настоящую принцессу. Вот он и объехал весь свет, искал такую, да повсюду было что-то не то: принцесс было полно, а вот настоящие ли они, этого он никак не мог распознать до конца, всегда с ними было что-то не в порядке. Вот и воротился он домой и очень горевал: уж так ему хотелось настоящую принцессу.
        Как-то к вечеру разыгралась страшная буря; сверкала молния, гремел гром, дождь лил как из ведра, ужас что такое! И вдруг в городские ворота постучали, и старый король пошел отворять.
        У ворот стояла принцесса. Боже мой, на кого она была похожа от дождя и непогоды! Вода стекала с ее волос и платья, стекала прямо в носки башмаков и вытекала из пяток, а она говорила, что она настоящая принцесса.
        "Ну, это мы разузнаем!" - подумала старая королева, но ничего не сказала, а пошла в опочивальню, сняла с кровати все тюфяки и подушки и положила на доски горошину, а потом взяла двадцать тюфяков и положила их на горошину, а на тюфяки еще двадцать перин из гагачьего пуха.
        На этой постели и уложили на ночь принцессу.
        Утром ее спросили, как ей спалось.
        - Ах, ужасно плохо! - отвечала принцесса. - Я всю ночь не сомкнула глаз. Бог знает, что там у меня было в постели! Я лежала на чем-то твердом, и теперь у меня все тело в синяках! Это просто ужас что такое!
        Тут все поняли, что перед ними настоящая принцесса. Еще бы, она почувствовала горошину через двадцать тюфяков и двадцать перин из гагачьего пуха! Такой нежной может быть только настоящая принцесса.
        Принц взял ее в жены, ведь теперь-то он знал, что берет за себя настоящую принцессу, а горошина попала в кунсткамеру, где ее можно видеть и поныне, если только никто ее не стащил.
        Знайте, что это правдивая история!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПРИНЦ-КРАБ
        Жила-была принцесса... Нет, не так! Жил-был король... Опять не так! Вот! Жил-был бедный рыбак. Однажды, закинув сеть, почувствовал он, что в сети - что-то очень большое и тяжелое. Еле вытащил. Видит - шевелится в сетях огромный краб, такой, какого он никогда раньше и не видел. Обрадовался он и сказал себе: такого краба только королю можно продать - уж больно большой и красивый. Сказано - сделано. Принес он краба в королевский дворец.
        - Ваше Величество, - говорит, - купите у меня этого краба.
        - На что мне твой краб? Продай его еще кому-нибудь, - ответил король. Он был в тот день не в духе. И тут бы и кончилась наша сказка, но в этот самый момент вошла в королевские покои... думаешь, старая нянька короля? или придворная дама? Вовсе нет, хотя и придворные дамы, и нянька в нашей сказке будут!
        - Принцесса!
        А принцесса в том королевстве была большой любительницей рыбы. Что ты, что ты, она ее не ела, а просто очень любила наблюдать за золотыми и серебряными рыбками, которые жили в королевском бассейне в саду.
        - Ах, какой дивный краб! Папочка, дорогой, купи краба, прошу тебя! Мы его пустим в бассейн к кефалям и золотым рыбкам!
        Ну как король мог отказать своей любимой дочери?
        И вскоре ко всеобщему удовольствию рыбак получил увесистый кошелек с монетами, а краб был выпущен в бассейн к рыбкам. (Правда, сначала принцесса перевязала ему одну клешню голубой ленточкой из своей косы, в знак того, что он - любимый ее краб. Не знаю, было ли крабу удобно, но принцесса этим тоже не интересовалась.)
        Теперь принцесса целыми днями не отходила от бассейна - все наблюдала за повадками краба. И правильно делала! Потому что не будь она такой наблюдательной, наша сказка могла бы кончиться на этом самом месте.
        Вскоре принцесса заметила, что ровно в полдень краб куда-то исчезает. Осиротелые рыбки плавали в бассейне, а краба - и след простыл!
        А однажды случилось вот что. У старой няньки, которая нянчила короля, когда он был маленьким, а потом и королевскую дочку, был сын-лодочник.
        Как-то вечером, расчесывая принцессе волосы, нянька проговорила:
        - Знаешь, голубушка, мой Джованни рассказывает, что на побережье за городом он видел недавно в полдень огромного краба с голубой ленточкой на клешне. Вот удивительно - ведь такого большого краба да еще и с ленточкой нету ни у кого больше!
        Тут принцесса вспомнила, что именно в полдень ее краб куда-то исчезает, и попросила няньку, чтобы ее сын отвез ее на тот берег.
        Понятно, что если принцесса чего-то пожелает, то долго ждать она не будет. И поэтому уже следующим утром принцесса вместе с лодочником Джованни была на побережье около маленького морского грота. Она попросила лодочника вернуться за нею вечером, а сама спряталась в зарослях кустарника.
        И вот ровно в полдень из воды вылез - тут принцесса просто ахнула от изумления - ее краб с голубой ленточкой на клешне! Но это было не самое удивительное! На спине краба сидела русалка! Краб заполз в грот, а принцесса, подождав несколько секунд, прокралась вслед за ним.
        И что же она увидела?
        Посреди прекрасного подземного зала стоял великолепно накрытый стол с кушаньями. Русалка дотронулась до краба волшебной палочкой, и в тот же миг из его панциря вышел красивый юноша и сел за стол. Когда юноша поел, он снова вошел в панцирь краба. Русалка села крабу на спину, и они стали двигаться к выходу из пещеры. А наша принцесса едва успела убежать.
        Потом, когда краб с русалкой скрылись под водой, она вернулась в пещеру и взяла со стола один пирожок. Она ведь так проголодалась! Но она не успела съесть кушанье, как на берегу послышался встревоженный голос лодочника: «Ваше Высочество! Где Вы?» Принцесса быстро сунула пирожок в карман и бросилась к лодке.
        Конечно, она никому не рассказала о своих приключениях - даже нянюшке. Во-первых, потому, что ее стали бы ругать, а во-вторых, потому, что она - может, ты уже сам догадался? - влюбилась в юношу-краба! Она вспоминала его и понимала, что юноши прекраснее никогда в своей жизни не видала, хоть и была знакома, наверное, с целой дюжиной принцев и королевичей!
        На следующее утро принцесса сидела у бассейна, смотрела, как лениво поводя клешнями, плавает краб. И тут ей пришла в голову мысль. Она достала из кармана пирожок, который взяла в волшебной пещере и протянула его крабу. Сначала краб как будто даже и не заметил угощения - но ведь всем известно, что крабы довольно медлительны, - но потом заговорил человеческим голосом!
        - Никому и никогда, о моя принцесса, не рассказывай о том, что ты вчера видела, - сказал он, - если русалка узнает о том, что ты видела нас, она погубит меня, ведь я пленник ее колдовства!
        - Мне хочется освободить тебя от злых чар, - прошептала в ответ девушка. - Скажи, как я могу тебе помочь?
        - Вряд ли ты сумеешь мне помочь. От злых чар меня сможет избавить только девушка, которая полюбит меня больше жизни.
        - Я готова на все, - промолвила принцесса.
        И тогда принц - а это, конечно же, был настоящий принц - сказал своей возлюбленной:
        - Ступай на берег моря, поднимись на большую скалу и пой и играй на скрипке, пока к тебе на подплывет русалка - она обожает музыку. Русалка покажется из воды и скажет: “Играй, красавица, мне так хорошо!” А ты ответь: “Ладно, я буду играть, если дашь мне цветок, который у тебя в волосах”. Когда этот цветок попадет в твои руки, я буду свободен: в нем мое спасение. Больше я не могу разговаривать с тобою, это опасно, - и с этими словами краб бултыхнулся в голубую воду бассейна.
        Принцесса ласково кивнула ему, но тоска сжала ее сердце. Дело в том, что наша принцесса - только никому не говори! - совсем, ну просто совершенно не умела ни играть на скрипке, ни петь...
        На следующее утро девушка пошла к своему отцу-королю и сказала, что желает учиться музыке и пению. Ну как король мог отказать своей любимой дочери? Он тут же велел позвать певцов и музыкантов...
        Ах, сколько смычков было сломано в королевским покоях! Ах, сколько учителей музыки дрожали, боясь попасть в тюрьму! Ах, сколько раз принцесса готова была отказаться от своего решения! Дело в том, что учение давалось ей ужасно трудно. И наша сказка не раз могла бы кончиться, если бы у принцессы не был такой упорный характер.
        Но вот в один прекрасный день сразу после урока музыки принцесса пришла к королю и сказала:
        - Я хочу пойти к морю и там, на большой скале, поиграть на скрипке.
        - На скале, на берегу моря? Ты с ума сошла! - воскликнул король.
        Но как всегда, не стал противиться ее желанию. И даже отпустил свою ненаглядную девочку почти одну - ну разве только послал вместе с ней восемь фрейлин и отряд воинов, велев не спускать с принцессы глаз.
        Принцесса поднялась на большую скалу, а восемь фрейлин встали на восьми скалах вокруг нее.
        Едва раздались звуки скрипки, как в волнах появилась русалка.
        - Какая изумительная музыка! - прокричала русалка. И это была правда, играла принцесса и в самом деле чудесно. - Играй, играй, мне так хорошо!
        - Я буду играть, только подари мне цветок, который у тебя в волосах, - сказала принцесса, как ее учил краб.
        - Достанешь цветок оттуда, куда я его заброшу, и он твой.
        - Хорошо, - сказала принцесса и снова стала петь и играть.
        А когда кончила, русалка кинула цветок далеко в море и громко крикнула:
        - Держи!
        И принцесса бросилась в воду и поплыла туда, где на волнах покачивался прекрасный цветок. Надо вам сказать, что и плавала она тоже неважно. Но она забыла про это, когда поняла, что сейчас решается судьба ее любимого.
        - Принцесса! Принцесса! - закричали все восемь фрейлин со своих скал.
        Ветер развевал их белые одеяния. Они протянули к морю руки и звали принцессу, но она все плыла и плыла, то исчезая, то вновь показываясь среди волн. А когда силы уже покидали ее, набежавшая волна принесла ей цветок прямо в руки.
        А из-под воды донесся голос:
        - Ты спасла меня и теперь станешь моей женой. Ничего не бойся, я помогу тебе выйти на берег.
        Когда краб вынес принцессу на берег, он прошептал ей:
        - Я только порадую своих родителей, а завтра приду просить у короля твоей руки, - проговорил краб и поплыл с принцессой к берегу.
        Дома принцесса сказала королю, что было очень весело, и ни слова больше.
        А на другое утро перед королевским дворцом послышался стук копыт, раздались звуки труб и грохот барабанов. И королю доложили, что из соседнего государства прибыл принц.
        Принц попросил у короля руки его дочери и тут же рассказал все как было. Король сначала было разгневался, что от него все скрыли, приказал позвать дочь. Принцесса явилась и бросилась в объятия принца.
        - Ах, мой возлюбленный!
        Ну как король мог отказать своей любимой дочери? И он понял, что ничего другого не остается, как сыграть свадьбу.
        ИТАЛЬЯНСКАЯ СКАЗКА
        ПРИТЧА О ЖАДНЫХ СЫНОВЬЯХ
        Жил когда-то трудолюбивый и щедрый крестьянин, у которого были ленивые и жадные сыновья. Перед смертью он собрал своих синовей и сказал им, что если они будут копать на таком-то и таком-то поле, они найдут зарытые там сокровища.
        Только крестьянин умер, его сыновья пошли на поле и стали усердно и внимательно перекапывать его вдоль и поперек, но никаких сокровищ так и не обнаружили.
        Не найдя в земле ни единой монеты, они решили, что отец, по-видимому, по своей щедрости раздал все золото, но забыл об этом, - и прекратили поиски. Но внезапно их осенило: раз уж земля вскопана, на ней ведь можно что-то посадить. Братья засеяли поле пшеницей и спустя несколько месяцев собрали богатый урожай.
        Продав пшеницу, они целый год жили в достатке.
        Однако когда урожай был собран, у них снова появилась мысль о большом богатстве, которое они могли проглядеть, и братья заново перекопали поле, - но с тем же успехом.
        Так за несколько лет эти люди привыкли к труду и научились различать времена года, о чем прежде не имели никакого представления. Тут-то они и поняли, почему их отец применил к ним такой метод воспитания, и стали честными и зажиточными крестьянами. Вскоре они обнаружили, что обладают достаточным богатством и совсем перестали думать о скрытых сокровищах. Так же обстоят дела и с изучением науки о человеческой судьбе и смысле жизни: учитель, сталкивающийся с нетерпеливостью, смятением и жадностью учеников, должен побудить их совершать действия, которые, как он знает, помогут им развиться, но истинная функция и цель этих действий самим ученикам часто остается неизвестной из-за их незрелости.
        Эта история, подчеркивающая, что в человеке могут развиваться какие-то определенные способности, хотя он сам пытается развить совершенно другое, чрезвычайно широко известна. Ее популярность можно объяснить предпосылаемой ей обычно преамбулой: "Те, кто повторяют этот рассказ, приобретут больше, чем могут предположить".
        История эта публиковалась францисканцем Роджером Бэконом (у которого можно найти ссылки на суфийскую философию и который преподавал в Оксфорде, откуда был удален по приказу Папы) и химиком XVII столетия Беэрхааве. Настоящая версия рассказа приписывается суфию Хасану из Басры, жившему около 12 столетий назад.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ПРИТЧА О МОЛОЧКЕ, ОВСЯНОЙ КАШКЕ И СЕРОМ КОТИШКЕ МУРКЕ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Как хотите, а это было удивительно! А удивительнее всего было то, что это повторялось каждый день. Да, как поставят на плиту в кухне горшочек с молоком и глиняную кастрюльку с овсяной кашей, так и начнется. Сначала стоят как будто и ничего, а потом и начинается разговор:
        - Я - Молочко...
        - А я - овсяная Кашка...
        Сначала разговор идет тихонько, шепотом, а потом Кашка и Молочко начинают постепенно горячиться.
        - Я - Молочко!
        - А я - овсяная Кашка!
        Кашку прикрывали сверху глиняной крышкой, и она ворчала в своей кастрюле, как старушка. А когда начинала сердиться, то всплывал наверху пузырь, лопался и говорил:
        - А я все-таки овсяная Кашка... пум!
        Молочку это хвастовство казалось ужасно обидным. Скажите, пожалуйста, какая невидаль - какая-то овсяная каша! Молочко начинало горячиться, поднималось пеной и старалось вылезти из своего горшочка. Чуть кухарка не досмотрит, глядит - Молочко и полилось на горячую плиту.
        - Ах, уж это мне Молочко! - жаловалась каждый раз кухарка. - Чуть-чуть не досмотришь, - оно и убежит.
        - Что же мне делать, если у меня такой вспыльчивый характер! - оправдывалось Молочко. - Я и само не радо, когда сержусь. А тут еще Кашка постоянно хвастается: я - Кашка, я - Кашка, я - Кашка... Сидит у себя в кастрюльке и ворчит; ну, я и рассержусь.
        Дело иногда доходило до того, что и Кашка убегала из кастрюльки, несмотря на свою крышку, - так и поползет на плиту, а сама всё повторяет:
        - А я - Кашка! Кашка! Кашка... шшш! Правда, что это случалось не часто, но все-таки случалось, и кухарка в отчаянии повторяла который раз:
        - Уж эта мне Кашка!.. И что ей не сидится в кастрюльке, просто удивительно!..
        II
        Кухарка вообще довольно часто волновалась. Да и было достаточно разных причин для такого волнения... Например, чего стоил один кот Мурка! Заметьте, что это был очень красивый кот, и кухарка его очень любила. Каждое утро начиналось с того, что Мурка ходил по пятам за кухаркой и мяукал таким жалобным голосом, что, кажется, не выдержало бы каменное сердце.
        - Вот-то ненасытная утроба! - удивлялась кухарка, отгоняя кота. - Сколько вчера ты одной печенки съел?
        - Так ведь то было вчера! - удивлялся, в свою очередь, Мурка. - А сегодня я опять хочу есть... Мяу-у!..
        - Ловил бы мышей и ел, лентяй.
        - Да, хорошо это говорить, а попробовала бы сама поймать хоть одну мышь, - оправдывался Мурка. - Впрочем, кажется, я достаточно стараюсь... Например, на прошлой неделе кто поймал мышонка? А от кого у меня по всему носу царапина? Вот какую было крысу поймал, а она сама мне в нос вцепилась... Ведь это только легко говорить: лови мышей!
        Наевшись печенки, Мурка усаживался где-нибудь у печки, где было потеплее, закрывал глаза и сладко дремал.
        - Видишь, до чего наелся! - удивлялась кухарка. - И глаза зажмурил, лежебок... И всё подавай ему мяса!
        - Ведь я не монах, чтобы не есть мяса, - оправдывался Мурка, открывая всего один глаз. - Потом я и рыбки люблю покушать... Даже очень приятно съесть рыбку. Я до сих пор не могу сказать, что лучше: печенка или рыба. Из вежливости я ем то и другое... Если бы я был человеком, то непременно был бы рыбаком или разносчиком, который нам носит печенку. Я кормил бы до отвала всех котов на свете и сам бы был всегда сыт...
        Наевшись, Мурка любил заняться разными посторонними предметами, для собственного развлечения. Отчего, например, не посидеть часика два на окне, где висела клетка со скворцом? Очень приятно посмотреть, как прыгает глупая птица.
        - Я тебя знаю, старый плут! - кричит Скворец сверху. - Нечего смотреть на меня...
        - А если мне хочется познакомиться с тобой?
        - Знаю я, как ты знакомишься... Кто недавно съел настоящего, живого воробышка? У, противный!..
        - Нисколько не противный, - даже наоборот. Меня все любят... Иди ко мне, я сказочку расскажу.
        - Ах, плут... Нечего сказать, хороший сказочник! Я видел, как ты рассказывал свои сказочки жареному цыпленку, которого стащил в кухне. Хорош!
        - Как знаешь, а я для твоего же удовольствия говорю. Что касается жареного цыпленка, то я его действительно съел; но ведь он уже никуда всё равно не годился.
        III
        Между прочим, Мурка каждое утро садился у топившейся плиты и терпеливо слушал, как ссорятся Молочко и Кашка. Он никак не мог понять, в чем тут дело, и только моргал.
        - Я - Молочко.
        - Я - Кашка! Кашка-Кашка-кашшшш...
        - Нет, не понимаю! Решительно ничего не понимаю, - говорил Мурка. - Из-за чего сердятся? Например, если я буду повторять: я - кот, я - кот, кот, кот... Разве кому-нибудь будет обидно?.. Нет, не понимаю... Впрочем, должен сознаться, что я предпочитаю молочко, особенно когда оно не сердится.
        Как-то Молочко и Кашка особенно горячо ссорились; ссорились до того, что наполовину вылились на плиту, причем поднялся ужасный чад. Прибежала кухарка и только всплеснула руками.
        - Ну, что я теперь буду делать? - жаловалась она, отставляя с плиты Молочко и Кашку. - Нельзя отвернуться...
        Отставив Молочко и Кашку, кухарка ушла на рынок за провизией. Мурка этим сейчас же воспользовался. Он подсел к Молочку, подул на него и проговорил:
        - Пожалуйста, не сердитесь. Молочко...
        Молочко заметно начало успокаиваться. Мурка обошел его кругом, еще раз подул, расправил усы и проговорил совсем ласково:
        - Вот что, господа... Ссориться вообще нехорошо. Да. Выберите меня мировым судьей, и я сейчас же разберу ваше дело...
        Сидевший в щели черный Таракан даже поперхнулся от смеха: «Вот так мировой судья... Ха-ха! Ах, старый плут, что только и придумает!..» Но Молочко и Кашка были рады, что их ссору, наконец, разберут. Они сами даже не умели рассказать, в чем дело и из-за чего они спорили.
        - Хорошо, хорошо, я всё разберу, - говорил кот Мурка. - Я уж не покривлю душой... Ну, начнем с Молочка.
        Он обошел несколько раз горшочек с Молочком, попробовал его лапкой, подул на Молочко сверху и начал лакать.
        - Батюшки! Караул! - закричал Таракан. - Он всё молоко вылакает, а подумают на меня.
        Когда вернулась с рынка кухарка и хватилась молока, - горшочек был пуст. Кот Мурка спал у самой печки сладким сном как ни в чем не бывало.
        - Ах ты, негодный! - бранила его кухарка, хватая за ухо. - Кто выпил молоко, сказывай?
        Как ни было больно, но Мурка притворился, что ничего не понимает и не умеет говорить. Когда его выбросили за дверь, он встряхнулся, облизал помятую шерсть, расправил хвост и проговорил:
        - Если бы я был кухаркой, так все коты с утра до ночи только бы и делали, что пили молоко. Впрочем, я не сержусь на свою кухарку, потому что она этого не понимает...
        Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 - 1912), русский писатель.
        Притча о Молочке, овсяной Кашке и сером котишке Мурке.
        Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.
        Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей - М.: Детская литература, 1980.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        ПРИТЧА О ТРЕХ СТЕПЕНЯХ
        Жизнь отдельного индивидуума и жизнь человеческих сообществ в целом представляет собой нечто весьма отличное от того, чем она кажется. В действительности она следует образцу, очевидному для одних и скрытому от других. Более того, развиваясь во времени, она следует даже не одному образцу, а нескольким. Люди, однако, знают обычно лишь какую-нибудь часть одной из моделей, и на этой основе они пытаются воссоздать целое. Они неизменно находят лишь то, что ожидают, а не то, что существует на самом деле.
        Рассмотрим для примера три вещи: пшеницу в поле, воду в источнике и соль в шахте. Таково естественное (природное) состояние человека. Он представляет собой существо, с одной стороны, цельное и завершенное, с другой - обладающее способностями и возможностью для дальнейшего прогресса.
        Каждый из трех вышеназванных элементов (пшеница, вода, соль) представляет собой одну из трех субстанций в состоянии потенциальности. Они могут остаться такими, какие есть, или же, при известных обстоятельствах, а если говорить о человеке - то при наличии усилий, могут измениться.
        Такова первая степень - природное состояние.
        Вторая степень выступает как стадия, на которой происходит нечто большее. Пшеницу, посредством определенного усилия и знания, собирают и превращают в муку. Воду берут из источника и запасают для дальнейшего употребления. Соль добывают из шахты и очищают. Эта степень отличается от первой активностью: предыдущая стадия содержала в себе только возможность к изменению. Во второй степени имеющееся знание применяется на практике. В третью степень можно вступить только после того, как три составных элемента в соответствующих количествах и в точной пропорции объединятся в определенном месте и в определенное время: соль, вода и мука соединяются и превращаются в тесто. С добавлением в тесто дрожжей в нашу смесь внесен жизненный элемент; тогда для выпечки хлеба подготавливается печь. Этот процесс настолько же зависит от "вдохновения", насколько и от собранного знания.
        Все вещи ведут себя согласно своей собственной ситуации, а эта ситуация соответствует степени, в которой они в данный момент пребывают.
        Если цель - испечь хлеб, зачем говорить о производстве соли?
        Эта история, известная от сармунских суфиев, поясняет учение Газали о том, что невежественный человек не может составить себе правильного представления о науке ученых. И точно так же ученый-схоласт не может понять знания просветленных.
        Кроме того, она подчеркивает дервишское убеждение, что традиционная религия, а также метафизические или философские школы продолжают "толочь воду в ступе" и не могут развиться дальше, потому что для этого необходимо присутствие людей высшего понимания, которые являются большой редкостью.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        Про боевой барабан
        В одном полку служил Барабан. Безусловно, это был не простой барабан - военный. Весь такой большой, красный, с крепкими ремнями, кисточками, золотистыми клепками и тугой натянутой кожей. Когда палочки стучали по нему, то получался очень громкий звук: там-тара-рам, там-тара-рам, там-тара-рам! Он звучал тогда, когда солдаты маршировали на плацу, или шли в поход, бросались в атаку, строились перед генералом, принимали присягу перед флагом, или нужно было произвести выстрел из ружей и пушек. Без звуков барабана практически не выполнялась ни одна команда, ни одно движение. Порой казалось, что солдаты больше слушаются Барабана, чем приказов офицеров - настолько сильно оказывалось его влияние.
        Не будем скрывать, это нравилось ему, получалось так, что Барабан - важная персона в полку. Конечно, вместе со всеми он не раз бывал в переделках. Поэтому на нем остались следы от вражеских пуль и зазубрины от сабель, заплатки и трещины, зашитые по много раз ремни, была заклеена кожа, согнуты скобы и потускнели заклепки, а ударные палочки не раз чинили мастера. Барабан вел людей и в холод, и в жару, в горы и в воду, днем и ночью, в бой и на отдых. Он по праву считался солдатом, и все, кто получал награды за подвиги, говорили, что это они сделали благодаря и барабану - его звуки поднимали их силу воли и снимали усталость, укрепляли решимость и дух.
        - У нас два начальника, - заявляли солдаты. - Это наш генерал и полковой барабан. Сами понимаете, что Барабан являлся таким же символом полка, как знамя, таким же орудием, как пушка или ружье, такой же боевой единицей, как солдат. Иногда офицеры в шутку замечали, что нужно обращаться к нему со словами: "Господин полковник Барабан!.." И здесь тоже была определенная правда - Барабан дослужился до высоких военных званий.
        Увы, не все вечно на этом свете, в том числе и армия. Войны прекратились, нужда в полку отпала. Солдаты демобилизовались, офицеры ушли работать по другим специальностям, а генерала отправили на пенсию. Все пушки и ружья отправили на переплавку. Знамя полка сдали в музей боевой славы. И остался только один Барабан. И над ним склонились чиновники из Министерства разоружения.
        - Что же нам с ним делать? - задумались они. - Может, на свалку?.. Э-э, не годится, это символ наших успехов и побед, а их не отправляют на свалку. В музей? Но там он придет в негодность, ведь барабаны должны всегда действовать... Вот незадача - решать судьбу полкового инструмента...
        - Слушайте, ведь он музыкальный инструмент! - воскликнул один из чиновников. - Значит, его можно отправить в какой-нибудь музыкальный коллектив, например, в филармонию, консерваторию, ансамбль. И там ему найдут работу!
        - Правильно! - согласились остальные. Так и поступили. Нельзя сказать, что это понравилось Барабану. Его, боевого барабана в какую-то филармонию простым инструментом?! "Хотя, впрочем, это лучше, чем гнить в музее или быть переработанным на свалке", - решил Барабан.
        Через несколько дней его доставили в ближайший театр оперы и балета. И тут Барабан впервые увидел другие инструменты - виолончель, скрипку, альт, трубу, рояль, контрабас, саксофон - и услышал, какие звуки они издают. "Гм, вообще-то неплохо, - рассудил он. - Конечно, солдат этими звуками в атаку не поведешь, но усыпить можно... Э-э, нет, солдаты привыкли засыпать под жесткие командные удары барабана".
        В свою очередь музыкальные инструменты тоже с любопытством разглядывали новичка. Они слышали, что это военный инструмент, и прониклись к нему уважением. "Да, немало он побывал в боях, видел ужасы, слышал свист пуль и крики сраженных, но стойко пережил все невзгоды, выйдя победителем", - считали они. После таких слов все ждали от Барабана самых совершенных звуков, от которых у людей замерло бы сердце и чувства хлынули наружу.
        "Ничего, мы себя покажем, - хмыкнул Барабан. Он считал, что его военная выучка, твердость и решимость найдут применение везде. - Вот сейчас начнется спектакль, и я вступлю в действие, тогда все будут ошеломлены моим умением управлять ситуацией. Люди и инструменты поймут, что такое подчиняться командам".
        Начался балет. Нежно заиграли инструменты. Тонкие звуки издавала скрипка, ей подыгрывала виолончель, потом рояль вступил в партию. Инструменты повиновались палочке дирижера. Барабан не стал дожидаться своей очереди, он решил, что солистам, которые танцуют, нужно на самом деле маршировать, а не плавно двигаться по сцене, и как начал стучать!
        - Там-тара-рам! Там-тара-рам! Там-тара-рам! - словно гром среди ясного неба послышался его резкий и громкий звук. Солисты споткнулись от неожиданности и упали. Инструменты замерли в ужасе. Дирижер чуть не подавился собственным языком. Зрители были ошеломлены. В театре словно остановилось время.
        Но не для Барабана, торжественно продолжающегося стучать:
        - Там-тара-рам! Там-тара-рам! Там-тара-рам!
        От таких звуков даже жившие в подвале крысы - вечные враги инструментов - в страхе разбежались. Ой, какой начался переполох в зале! Зрители решили, что началась война, и стали пробираться к выходу. Дирижер упал без чувств. Инструменты стали играть сами по себе, словно сошли с ума. Солисты поползли на четвереньках за кулисы. Спектакль был сорван...
        На следующий день к Барабану пришли режиссер и директор театра, профессоры из консерватории, знаменитые балетмейстеры и стали уговаривать, чтобы он больше не пугал никого. Оказывается, дирижера отправили в больницу с сердечным приступом, а среди многих зрителей был нервный шок и душевное потрясение.
        - Но я ведь боевой инструмент! - возмущался тот. - Я играю так, как должен, то есть четко, громко, а ритм соблюдать такой, чтобы под него подстраивались люди - маршировать или идти в бой. И все в театре должны подчиняться моим командам - такова моя суть! Меня слушались и солдаты, и офицеры. Меня даже прозвали "Господин полковник Барабан"!
        - Но поймите, ведь театр - это не полк, - уверял его директор. - Сейчас нет войны. Поэтому нужно играть нежно, совсем иначе, и только тогда, когда подаст сигнал дирижер.
        Но Барабан не хотел слушаться гражданских - он, будучи военным, ставил себя выше всех их. Он продолжал отбивать дробь и на последующих спектаклях, словно поднимал людей в атаку или сообщал о наступлении неприятеля. Конечно, другие инструменты стали побаиваться его и даже ненавидеть. Из-за такой «музыки» люди перестали приходить в театр, солисты перебрались в другие учреждения культуры, а музыканты во всем винили свои инструменты. Сами понимаете, о театре балета пошли дурные слухи. В отчаянии, не зная, как успокоить Барабан, директор приказал отнести его в подвал, к крысам, мол, пускай там успокоится.
        И уже там, лежа на соломе среди старых вещей, принадлежавших театру, Барабан недоумевал: а что плохого я сделал? Ведь он действовал так, как его учили. Барабан считал, что все инструменты должны служить в армии и играть только по-военному. "Если бы не мы - боевые барабаны, враг давно бы захватил нашу страну, - говорил сам себе Барабан. - И поэтому наша музыка - самая мужественная, героическая, правильная..."
        Сами понимаете, как ему было обидно, что его не поняли, более того, отделили от всех и бросили в вонючий подвал как самую ненужную вещь.
        Но прошло немного времени, и Барабан стал рассуждать несколько иначе. Дело в том, что в театре потихоньку все восстановилось: вернулись солисты и зрители, инструменты играли так, как требовалось по сценарию. Даже дирижер работал с большим упоением - неизвестно, чему он радовался больше: своему выздоровлению или уходу из театра Барабану. И сквозь толстые стены подвала проникала чарующая мелодия балета. Барабан вначале не хотел ее воспринимать, отказывался слушать, но не мог сопротивляться так долго. Эта музыка все больше охватывала барабанную душу. В итоге он признался себе: да, и это тоже прекрасно, может, даже лучше, чем командный тарарам!
        Барабану теперь хотелось играть так, как это делают другие инструменты, - нежно, чарующе, мелодично. Он не хотел выделяться своей грубостью. Ему казалось, что командные звуки только мешают понимать прекрасное. А искусство, оказывается, может вдохновлять человека на героические поступки, вести к самопожертвованию - ну, совсем так, как это делал военный барабан в полку. "Возьмите меня обратно! - звал он. - Я теперь буду другим, и играть буду иначе!" Но никто не спускался вниз за ним. Видимо, о Барабане все забыли или... не хотели вспоминать. Ведь он натворил здесь такое!..
        Прошло много времени, и Барабан загрустил окончательно. Он так сожалел, что вел себя плохо в театре, и готов был плакать. Лишь военная выправка и стойкость удерживали его. Постепенно он стал покрываться плесенью и паутиной.
        Но все изменилось в один прекрасный день. Хотя, честно говоря, трудно этот день назвать прекрасным. Потому что кое-кто планировал сделать плохое. А дело было так: крысам, обитавшим в подвале, надоела музыка, которая доходила до них со сцены. И они решили ночью пробраться в комнату, где хранились музыкальные инструменты, и все испортить. А вы знаете, что у этих грызунов острые клыки, крепкие зубы и сильные лапы с когтями - ими можно разорвать любую жертву.
        - Хватит нас мучить глупой мелодией! - вопила самая главная крыса по имени Беляна. - У нас нервы уже попортились, не говоря уже о характере. Эти музыкальные инструменты издают такие звуки, от которых у нас просыпается совесть, появляются добрые чувства, мы начинаем жалеть других, дружить со всеми. А крысы не должны быть такими - они злые, коварные и беспощадные!
        Барабан все это слышал и осознавал, какая опасность угрожает инструментам.
        А тем временем крысы, собравшись вместе, кричали:
        - Долой музыку! Ненавидим светлые чувства! Смерть инструментам!
        Крысы решили выступить через несколько часов, когда люди уйдут из театра. Барабан понял, что нельзя терять ни минуты, ведь тогда никто не остановит полчища хищниц. И он, как полагается полковнику, принял решение: опередить врага. Он вспомнил, какую команду подавал при опасности и взмахнул палочками:
        - Там-тара-рам!!! Там-тара-рам!!! Там-тара-рам!!! Тревога!!! Там-тара-рам!!! Всем в ружье!!! Там-тара-рам!!! Враг угрожает!!! - по всему подвалу слышались удары боевого инструмента. Стены зашатались, загудели водопроводные трубы, на сцене был остановлен спектакль. Зрители поняли, что случилась какая-то беда. Люди в панике забегали по всему зданию.
        А ошеломленные крысы кружились на месте и не знали, что делать. Звуки барабана били им в головы, мутили сознание, от таких ударов у них шерсть вставала дыбом. Беляна, поджав хвост, пищала от страха. Ведь никогда им не приходилось слышать, как бьет боевой барабан. И это показалось им ужасным. Еще бы! Ведь многие армии бежали с поля боя, едва вступал в дело барабан. Поэтому считалось: где он - там победа!
        Работники театра тем временем спустились в подвал и увидели оцепеневших крыс. И, конечно, заметили, как бил тревогу Барабан. Им стало ясно, кто предупредил их об опасности, и они были благодарны спасителю. Тотчас прибыли санитарные врачи и пожарные, которые общими усилиями загнали всех крыс в клетки и увезли. Туда, откуда они не смогут вырваться и вернуться обратно, чтобы творить плохие дела.
        Вот так театр был очищен от хищниц, которые, если честно, уже порядком надоели администрации и музыкантам. Ведь они поедали не только костюмы и бутафорию, декорации и инструменты, но и одежду зрителей, оставленную в гардеробе, а также разносили болезни. А теперь благодаря Барабану проблема была решена.
        Конечно, все благодарили Барабана, просили оказать честь поработать в оркестре с другими инструментами. Виолончель сыграла в честь господина полковника новую сюиту, а скрипка объявила, что напишет композицию, где опишет подвиги военного Барабана. Конечно же, тот был польщен.
        В свою очередь, Барабан извинился перед инструментами, что, появившись здесь в первый раз, испортил всем карьеру и чуть не подорвал музыкальный авторитет театра оперы и балета среди поклонников и специалистов. Барабан заявил, что его военная карьера закончилась, и он хочет начать новую, связанную с высоким искусством. Поэтому просит все инструменты помочь ему в этом. И, естественно, эта просьба была принята благосклонно. Все опять зауважали Барабана.
        Вот так сложилась дальнейшая судьба военного инструмента. И хотя он теперь исполнял классическую мелодию и у него были свои поклонники, его все равно продолжали именовать "Господин полковник Барабан".
        ПРО БОЛЬНОГО ВОЛКА
        У старого волка живот разболелся. Идёт, бедный, по лесу, ноет и мается. К доктору, думает, идти надо, а заплатить чем? Попробую-ка я в долг у него подлечиться, скажу, мол, когда выздоровею, заработаю и отдам. Ничего мысль, да и других-то нету на этот счёт, в-общем. С тем и пришёл он к врачебному кабинету. Ну, а там, конечно, толпа толпится, кто с чем, вся ветеринарная энциклопедия, наверно, представлена. Медведь от жадности головой в бочке застрял и еле с ней доволокся. Лиса уж себя саму по хитрости превзошла, и наизнанку вывернулась несколько раз, и вот её уже санитары за деньги шиворот-навыворот крутят. У ежа - аномалия, твёрдый хвост начал расти двойной, словно у сколопендры, ему теперь разве что землю пахать задним ходом, и его инструктора обучают бодаться для собственной безопасности. Белка в колесе до того закрутилась, что замкнулась, пошла колесом, и теперь платная медсестра её в обратную сторону крутит, говорят, - ещё две недели будет крутить. Барсук грибами какими-то весь оброс, глаз не видно, а из пупка мухомор кашляет, что и вовсе врачебную комиссию дезориентирует. Много пришло
животных, никому неизвестных; то ли с жалобами на здоровье, то ли зарегистрироваться по новому месту жительства, это - вообще не понятно по причине языкового барьера. Много животных записалось на приём без указания вида, как состоящие из разных частей, видимо перепутанных в общей какой-то суматохе; лесной кот с рыбьим хвостом и вороньими крылышками, к примеру. То есть не на одну неделю такая очередь, да и недуги у всех, куда как головоломней, чем просто больной живот. Почесал волк за ухом, сплюнул и шумно высморкался напоследок, думая себе, что тут даже и поживиться-то нечем, схватишь ещё какую-нибудь заразу, или, скажем, вон тем винторогим зайцем брюхо насквозь пропорешь. Ушёл волк восвояси, какой уж тут в долг подлечиться, да и по-правде сказать, значительно ему полегчало, на чужие болячки глядя. Что поделаешь, природа в этом смысле цинична.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        Про ведьму Гелию и лягушку Марион
        В одной горной пещере вдали от населенных пунктов жила-была вредная и злая волшебница Гелия. Никто не знал, сколько ей лет, может, все две тысячи. Она жила одна, поскольку никого терпеть не могла - ни человека, ни животных, ни птиц, ни рыб, даже червей и то давила ногой. Ей не нравились деревья и кустарники, поэтому она давно вырубила их по всей округе. Себя считала первой красавицей, при этом говорила, мол, все завидуют ей, строят козни против нее, но лишь благодаря своей магии она защищается. Однако местные жители ее называли не иначе как ведьма Крючковатый Нос, так как она могла напугать любого только одним своим страшным носом. А про крючковатые пальцы с длинными ногтями, дикие, налитые злобой глаза, острые клыки, толстый язык, сухие уши и длинные грязные волосы даже говорить не приходится - любой, кто увидит эту "красоту", тотчас упадет в обморок. В общем, эта женщина представляла собой самые темные стороны мира.
        Конечно, ведьма была далеко не безобидным созданием, если вы думаете, что пугала только своим видом. Гелия не могла заснуть, пока не сделает какую-нибудь гадость. Так, например, она вечером брала всякие зелья, привороты, порошки, разводила их в вонючей воде, читала заклинания из своей книги у костра, и тотчас на ближайшие поселки обрушивался град льдин величиной с кирпич, которые наносили ущерб домам, растениям, урожаю и, естественно, здоровью людей. После этого не каждый мог придти в себя, многие не успевали залатать пробоины в крыше или восстановить забор, ибо на это требовались значительные деньги и материалы. Были и такие, кто попадал в больницы с переломанными ногами и руками. Только это была не одна беда: уже на следующий день Гелия посылала стужу, да такую, от чего замерзали даже камни. Третий день знаменовался тем, что ведьма устраивала страшную засуху, от высокой температуры сами по себе жарились яйца в курятниках, кипела вода в озерах, возгорались дома. Не успевали жители потушить пламя, как их ожидало страшное землетрясение. Дома ходили ходуном, словно танцевали, после чего рушились,
погребая под собой жителей. А потом песчаная буря, нашествие саранчи, бурный рост сорняков... Короче, задавала всем жару эта злая волшебница. Каждый раз она придумывала все новые и новые беды. Впрочем, не придумывала, а вычитывала из книги, которая имела пять тысяч страниц, а на каждой странице - по десять чародейств.
        Но никто не мог остановить Гелию - боялись, причем страшнее смерти. Ибо с любым, кто придет в пещеру, она расправлялась очень жестоко. Одного путника, случайно забредшего к ней, она превратила в головастика, а крестьянина, который пришел попросить не мучить его семью и дать воду на поля, она превратила в кукурузный початок, сказав: "Теперь ты растение и сам заботься о себе, хи-хи-хи". Говорят, что она заколдовала где-то один город, и там люди стоят как мраморные статуи уже сотню лет, а одну страну вообще утопила в болоте. Сами понимаете, что смельчаков против нее нигде не находилось. Жители писали письма в другие государства, просили тамошних рыцарей приехать и наказать ведьму, только никто не откликался. Вот и приходилось людям и животным мучиться не один десяток лет.
        Но в один прекрасный день это надоело... нет, не человеку, а простой лягушке. Ее звали Марион. Она жила у речки, по вечерам пела свои песни, а в этот момент Гелия, как назло, творила свои гадости. Складывалось впечатление, что лягушка специально вызывала очередное проклятие. Между тем, она пела, потому что в период заката к ней приходило вдохновение. Только как это объяснить окружающим, которые просили ее помолчать. Короче, Марион долго терпела выходки этой ведьмы. Только всему есть предел. И однажды , когда Гелия своим заклинанием вызвала смерч, который засосал практически всех лягушек в реке и затем сбросил их на город в виде дождя, то Марион квакнула:
        - Ква-ква, надоело! Хватит терпеть эти издевательства, ква-ква! Сейчас же пойду, ква-ква, и разберусь с этой колдуньей!
        Рыбы испугались и зашептали:
        - Тише, тише, ты что говоришь! Молчи, а то нам хуже будет!
        - Да куда уже хуже, ква-ква! - гневалась лягушка, становясь красной, словно ее варили. - Всех моих сородичей унесло куда-то смерчем! Совсем со свету решила изжить нас эта гадкая Гелия, ква-ква. Нет, пора ставить точку!
        Тут из-за камня появился краб:
        - И что же ты будешь делать? Как думаешь победить ведьму? Своим пением?
        Марион подумала, а потом ляпнула:
        - А я пойду служить ей, ква-ква...
        - Что, что? - ошеломленно переспросили все, думая, что Марион спятила. А лягушка в ответ:
        - Нужно узнать, ква-ква, откуда эта ведьма черпает свою силу. Если узнаю, то поверну эту силу против нее. Тогда посмотрим, ква-ква, кто останется на бобах!
        - Где, где? - не поняли последней фразы рыбы. Но Марион не стала объяснять, а просто прыгнула на камень и сказала:
        - Прощайте, друзья! Ждите меня с хорошими вестями! - и запрыгала в сторону гор. Обитатели речки смотрели на нее со страхом и удивлением вперемежку, были и такие, кто восхищался этой лягушкой.
        Честно говоря, Марион не имела четкого плана, она хотела все решить прямо уже на месте. И когда явилась к ведьме, то еще не знала, что скажет, какую причину своего визита назовет. Пещера Гелии производила гнетущее впечатление: чадящие факелы, паутина, запах старых вещей, везде черепа, бутылки и горшки с настоями, засушенными травами, органами, чучела разных животных, в основном, это были крокодилы и змеи. А в углу на большой подставке хранилась книга чародейств. Это толстая и тяжелая книга вмещала в себя практически все заклинания, которые знали волшебники на Земле.
        Гелия в это время занималась сушкой кузнечиков и скорпионов - из них она затем собиралась сделать болезни, вызывающие у людей и животных рвоту и температуру. "Сегодня я нашлю на этих человечков очередную эпидемию, и они еще больше станут меня бояться!" - вопила она в глухой пещере. На ней была фиолетовая остроконечная шляпа с большими полями, длинное синее платье и красные башмачки с серебряными застежками - типичная одежда ведьмы. На потолке висела метла, на которой Гелия иногда летала на Лысую гору, где собирались колдуньи, тролли, эльфы, ведьмы, циклопы и прочая нечисть. Именно там они хвастались друг перед другом проделанными гадостями и пакостями в отношении людей.
        Гелия была так увлечена, что не сразу заметила Марион.
        - Ква-ква, здравствуй, Гелия! - проквакала лягушка, стараясь обратить на себя внимание.
        Ведьма подскочила как ужаленная. Во-первых, испугалась, подумала, что все-таки нашелся герой, желающий расквитаться с ней. А во-вторых, решила, что сюда проник шпион - никто не должен был знать секретов ее колдовства. Но когда заметила маленькую лягушку, то рассвирепела:
        - Да как ты, зеленая тварь, посмела явиться сюда и помешать мне! Вот сейчас я с тобой разделаюсь!
        - И что же ты сделаешь? - спокойным голосом, даже зевая, осведомилась Марион.
        Ведьма осеклась: никто еще не разговаривал с ней таким образом.
        - Как что? Превращу тебя в лягушку!..
        - Так я уже лягушка.
        Старушка тут почесала страшный нос и заявила:
        - Э-э, тогда - в червя!..
        Однако Марион резонно произнесла:
        - Хватит ерунду говорить, ты же - ведьма! А у каждой ведьмы есть помощник. И тебе не стыдно не иметь такого? Наверное, все колдуньи над тобой потешаются, мол, даже в помощь себе никого не завела...
        Гелия призадумалась. Действительно, все ее подруги-ведьмы имели таких помощников. Например, у чернокнижницы Изет был филин, знающий много языков, а у чародейки Вильны - змея, яд которой был сладок и смертелен. Баба Яга всегда приводила с собой кота-баюна, усыпляющего любого своим взглядом, а волшебница Джумая - осьминога, который оплетал жертву щупальцами и высасывал кровь. И все эти животные помогали в поиске и приготовлении колдовского зелья, следили, чтобы весь ритуал заклятия проходил по правилам, они же шпионили и доносили хозяевам, какой результат от колдовства достигнут, сколько пострадало людей, зверей и птиц. Сама же Гелия толком не знала, много ли урона она нанесла, так ли часто ее проклинают жертвы. Искать травы и камни ей стало тяжело - старая уже. Приготовлять снадобье и порошки - тоже трудоемкий процесс. И поэтому пришла к выводу: да, помощник ей нужен.
        - Хорошо, ты права, - проскрипела ведьма, стуча посохом по каменному полу. - Но почему именно ты хочешь быть моей помощницей?
        - Потому что к тебе никто не придет - это во-первых, ква-ква, - сказала Марион. - Во-вторых, у тебя должен быть такой зверь, птица или рыба, ква-ква, которого нет у другого, а лягушки ни у кого нет, ква-ква, - это я знаю точно. Ну, ква-ква, а в третьих, я - самая нехорошая лягушка на свете - все так считают...
        - Почему?
        - Потому что когда я пою, ква-ква, то происходят всякие происшествия - наводнения, оползни, торнадо, ливни, засуха, и все считают, что я, ква-ква, - предвестник несчастья, - пояснила Марион. - Поэтому меня все боятся. И из-за этого я решила пойти к тебе в услужение.
        Гелия обрадовалась такому помощнику. Конечно, предвестник несчастья - это самое лучшее доказательство того, что она, как ведьма, самая отвратительная и ужасная. Ведь ни у кого нет такого животного. А коты-баюны, скорпионы, крокодилы, змеи, совы - это несерьезно...
        - Ладно, уговорила, - прокряхтела Гелия. - Тогда сейчас найди себе место в пещере, покушай всякой гадости, а чуть позже, когда зайдет солнце, начнем колдовать. Ты мне будешь помогать.
        Лягушка запрыгала внутрь пещеры, оглядываясь по сторонам. Тут она заметила книгу чародейства и сразу поняла, откуда черпает свою силу, знания и рецепты ведьма. Пока Гелия смешивала всякие там порошки, потроха, камни, лягушка тихо прошлепала к книге и открыла ее на очередном колдовстве, которое должно было осуществиться сегодня. Марион внимательно прочитала его и выучила наизусть. Ей пришла идея повернуть колдовство в другую сторону.
        Вечером Гелия развела огонь в очаге, налила в котел воду из болота, стала бросать туда разные снадобья из горшков. Когда корешки и листочки, сушеные кузнечики и лапки пауков падали в котел, то вода начинала бурлить, разлетались в разные стороны разноцветные искры, поднимались желтые облачка. После этого ведьма стала листать книгу и читать заклинание:
        - Мукурасу-букурасу, диди-бубу, уауалаааа! Бирибимпе ракурару эрирура... - ее голос звучал страшно в тишине пещеры. Марион даже стало жутко, ей захотелось убежать, однако она пересилила в себе страх и осталась на месте. "Ква-ква, мне нужно быть смелой", - подумала она.
        - Марион, принеси мне вон тот горшочек! - приказала ей в этот момент Гелия, показывая на полку. Лягушка принесла ей горшок. Ведьма достала оттуда синий порошок и бросила в воду: из котла стал подниматься небольшой смерч.
        - А теперь вон тот горшок! - не поворачивая головы и не отрываясь от книги, сказала ведьма. Лягушка подошла к полке и... взяла другой горшок, который принесла хозяйке. В этот момент она сильно волновалась, боялась, что ведьма увидит подмену и разозлится на нее, и тогда уж точно ей не сдобровать. Однако та ничего не заметила и высыпала красные камешки в воду. Произошла бурная реакция, тотчас смерч вырвался из котла, стал раскручиваться быстрее и затем вылетел из пещеры, словно выпущенный из пращи.
        - Румусо-банано, киви-дыняно, куркуру-бибиту! - кричала вслед своему грозному оружию магические слова Гелия. Смерч взревел еще сильнее и рванул в долину, туда, где были леса, реки, поляны, поселки. Марион закрыла глаза лапками от ужаса, представляя, что там может твориться...
        - Теперь, Марион, людишки и зверушки узнают, что такое болезнь от Гелии, ха-ха-ха! - веселилась злая колдунья, потирая руки от удовольствия. Затем, шаркая башмаками, пошла спать. - Завтра сходи вниз, узнай, много ли я горя и страданий принесла! - сказала она напоследок и рухнула на кровать. Уже через минуту в пещере раздался ее ужасный, оглушающий храп. Казалось, что это урчит желудок дракона.
        Смерч тем временем несся по долине, разбрасывая во все стороны... нет, не отраву, от которой заболеть должны были все, кто вдохнет, попробует на язык или тронет ее рукой, а конфеты, шоколад, мармелад, печенья. Удивленные люди и звери поднимали их с земли, пробовали и говорили:
        - Ой, что это? Неужели сладости? Как вкусно, м-м-м! Кто же угостил нас таким лакомством? Что за добрый волшебник появился у нас? - спрашивали они друг у друга, но никто не мог догадаться, что это дело рук злой ведьмы и... лягушки Марион. Еще бы, разве от Гелии можно было ожидать такое?
        Тут в деревнях и городах начался праздник. Дети и взрослые ели подарки Гелии, танцевали, пели песни, было много игр и театрализованных представлений. И так продолжалось всю ночь. Так было впервые, ведь обычно в это время у них случались несчастья, и люди готовились плакать и страдать. Но сегодня было иначе.
        Марион очень обрадовалась, когда увидела последствия заклятия Гелии. Она поняла, что сделала все правильно, и теперь будет и дальше строить козни ведьме, мешать ей творить черные дела. Конечно, она не рассказала хозяйке, что на самом деле произошло, едва та поднялась на рассвете.
        - Рассказывай! - приказала Гелия, начав завтракать. Кушала она, естественно, не бутерброды, а жареных тараканов, пиявок, сушеные мухоморы и поганки. От такой еды нормального человека давно было скрутило.
        - Ква-ква, ужас в долине! - подняв лапки к небу, произнесла лягушка. Она постаралась придать голосу страдальческий оттенок. - Везде я слышала крики, плач и проклятия в ваш адрес, ква-ква! Люди говорили, что Крючковатый Нос, ква-ква, заразила их страшной болезнью, теперь их тошнит, ква-ква, они кушать ничего не могут. Все лежат голодные, температурят. В общем, эпидемия, ква-ква!
        - А-а-а! - страшным голосом закричала ведьма, упиваясь чаем из лишайников. - Значит, боятся меня эти жалкие людишки! Это хорошо! А что у зверей, птиц, рыб?
        - Тоже плохо, ква-ква, - развела лапками Марион. - Птицы не летают, рыбы утонули, а звери попрятались по норам - болеют, ква-ква...
        - Х-хорошо, - хищно улыбнулась Гелия. - А сегодня я устрою им новый страх и ужас. А ну-ка, Марион, посмотри очередное заклятие на странице номер одна тысяча двести три... О чем там?
        Марион подпрыгнула к книге, открыла нужную страницу и, прочитав, сказала:
        - Ква-ква, как превратить одежду людей в лохмотья, их каменные дома - в соломенные, а еду - в гнилое месиво...
        - Ого-го, хорошее заклятие! - восхитилась ведьма. - Давай начнем готовиться к нему.
        И они приступили к подготовке соответствующих материалов. Конечно, Марион меняла снадобья, порошки, делала совершенно другие растворы, например, в ступе толкла не жуков-рогачей, а ромашки и лилии, вместо кислоты наливала лимонад, мешала не палкой - золотой ложкой. Сами понимаете, что такое волшебное вещество имело совсем другие свойства, а результат применения был совершенно иным, чем предусматривалось в книге чародейства.
        Так оно и оказалось. После заката Гелия целый час варила заклятия, кричала волшебные слова из текста, представляя, как сейчас плохо людям. Она даже не подозревала, что на самом деле там, вдали от горы происходит. Смерч, который должен был нанести урон, сделал совсем иное.
        А происходило вот что: рваная и заштопанная одежда превращалась в богатые и красивые одеяния, пуговицы становились золотыми, застежки - серебряными, обувь выглядела как новенькая, у шляп появлялись новые перья. Люди останавливались на улице и с радостью смотрели, как меняется их одежда. Но еще больше радовались тому, что прошедший смерч на их глазах поднимал из руин дома, превращал деревянные избы в каменные дворцы, где были все удобства, соединял берега мостами. После этого жители городов и деревень стали говорить, что где-то поселился добрый чародей, который не дает Крючковатому Носу творить зло.
        Марион все это слышала, только рассказывала Гелии совсем другие истории:
        - Ква-ква, сегодня вообще проклинали вас, хозяйка. Говорили, что ходят голыми, им негде жить, так как соломенные дома разнесло ветром, ква-ква...
        - У-у-у! - ликовала Гелия. Рассказы лягушки ласкали ей слух. И чтобы укрепить свои злые чары, она говорила:
        - Марион, вечером опять натворим гадостей! Просмотри снова книгу, что там?
        Лягушка читала заклинание и говорила:
        - Ква-ква, хозяйка, сегодня нужно готовить волшебные камни: они обрушатся на головы людей и зверей, превращая волосатых в лысых, умных - в глупых, красивых - в уродов, ква-ква!.. Хорошее проклятие, ква-ква...
        - Да, Марион, это - хорошее заклинание! - соглашалась Гелия, и они снова приступали к коварному замыслу. Только опять вышло не так, как хотела ведьма. Смерч пронесся как обычно над землями и водами, лесами и городами, разбрасывая... игрушки. Да, обычные игрушки для детей и взрослых. Вот уж радовались такому подарку люди и звери. Малыши не хотели спать, играли до утра, даже взрослые позволили себе вспомнить детство.
        И конечно, это колдовство убедило людей в том, что где-то живет добрый волшебник. О Гелии стали даже забывать. А она этого и не знала. Каждый вечер ведьма устраивала кошмар, который благодаря Марион превращался в добрый поступок. Сами понимаете, что в стране воцарили мир и благополучие, пришли радость и веселье.
        А однажды Гелия сказала:
        - Сегодня у меня, кхе-кхе, день рождения. Мне исполняется ровно две тысячи лет. По этому поводу, кхе-кхе, приготовь мне напиток, от которого я стану еще злее, коварнее и безжалостнее! Рецепт найдешь в моей книге. Поняла, моя верная помощница?
        - Конечно, Ваше коварство! - склонила голову лягушка. - Ква-ква, можете не беспокоиться!
        Она прочитала рецепт, только, как вы догадались, совершенно другой. Быстро приготовила зелье, использовав для этого самые прекрасные вещи на земле, и вечером дала выпить хозяйке.
        - Я сейчас проглочу это, - сказала ведьма, держа в руках сосуд. Она не знала, что на самом деле в нем. - А потом начнем громить всю землю, ха-ха-ха! Сегодня я себе устрою праздник! - и она разом проглотила все зелье.
        Тут же ударил гром, сверкнула молния, затряслась земля. Это злой дух вышел из тела Гелии. А вместо нее появилась добрая душа. Ведьма стала превращаться в красивую девушку. Одновременно пещера стала преображаться в хрустальный грот. Исчезли чучела страшных животных, испарились горшки со ядовитыми снадобьями, втянулся под землю котел с вонючей водой и факелы, вместо них появились большие зеркала, мягкие ковры, фарфоровые вазы, хрустальные люстры, красивая мебель. Такому убранству мог позавидовать любой король.
        - Боже, что я творила, когда была ведьмой! - воскликнула Гелия, оглядываясь вокруг. Сами понимаете, она стала другим человеком - добрым, отзывчивым, честным. А такой не может творить зло. И конечно, бывшей ведьме было стыдно за себя, за свои черные дела.
        Гелия села на стул и заплакала.
        - Меня никто не любит! Меня никто не простит! - укоряла она себя. - Какая же я нехорошая! Как теперь мне жить?
        В это время к ней подпрыгнула Марион:
        - Ква-ква, хозяйка, не расстраивайтесь. В последнее время, ква-ква, вы совершали только хорошие дела! Вам не в чем раскаиваться...
        - Как? - удивилась Гелия. - Этого не может быть! Меня проклинают и ненавидят все живые существа!..
        - А вы станьте невидимой и слетайте к людям, зверям, послушайте, что они говорят.
        Гелии это предложение понравилось, и она, надев шапку-невидимку, села на ковер-самолет. Вместе с лягушкой теперь уже добрая волшебница летала над городами и лесами, слушая, как хвалят жители страны того, кто творит для них хорошие дела. И Гелия видела, какой красивый мир был под нею.
        - Но ведь это не я! - воскликнула Гелия. - Они упоминают какого-то другого чародея, а не меня.
        - Они не знают, ква-ква, что добрые поступки творили вы, - улыбнулась Марион. И она рассказала, что меняла все в заклинании и рецептах, от чего злые заклятия не получались. И поэтому получалось все наоборот.
        - Ой, как здорово! - хлопнула в ладоши Гелия. - Ты, Марион, просто молодец! Спасибо тебе, лягушка! Ты спасла мир от злой Гелии, а меня - от плохих дел. Теперь мы с тобой будем творить только хорошее. Ты согласна быть и дальше моей помощницей? Обещаю заботиться о тебе как о сестре...
        Конечно, Марион согласилась. Они стали подружками и колдовали вместе, сами понимаете, только на радость миру.
        Только это, извините, другая сказка. И вам ее расскажет другой сказочник.
        ПРО ВЕЛИКОГО ПОЛОЗА
        Жил в заводе мужик один. Левонтьем его звали. Старательный такой мужичок, безответный. Смолоду его в горе держали, на Гумешках то есть. Медь добывал. Так под землей все молодые годы и провел. Как червяк в земле копался. Свету не видел, позеленел весь. Ну, дело известное, - гора. Сырость, потемки, дух тяжелый. Ослаб человек. Приказчик видит - мало от его толку, и удобрился перевести Левонтия на другую работу - на Поскакуху отправил, на казенный прииск золотой. Стал, значит, Левонтий на прииске робить. Только это мало делу помогло. Шибко уж он нездоровый стал. Приказчик поглядел-поглядел да и говорит:
        - Вот что, Левонтий, старательный ты мужик, говорил я о тебе барину, а он и придумал наградить тебя. Пускай, говорит, на себя старается. Отпустить его на вольные работы, без оброку.
        Это в ту пору так делывали. Изробится человек, никуда его не надо, ну, и отпустят на вольную работу.
        Вот и остался Левонтий на вольных работах. Ну, пить-есть надо, да и семья того требует, чтобы где-нибудь кусок добыть. А чем добудешь, коли у тебя ни хозяйства, ничего такого нет. Подумал-подумал, пошел стараться, золото добывать. Привычное дело с землей-то, струмент тоже не ахти какой надо. Расстарался, добыл и говорит ребятишкам:
        - Ну, ребятушки, пойдем, видно, со мной золото добывать. Может, на ваше ребячье счастье и расстараемся, проживем без милостины.
        А ребятишки у него вовсе еще маленькие были. Чуть побольше десятка годов им.
        Вот и пошли наши вольные старатели. Отец еле ноги передвигает, а ребятишки - мал мала меньше - за ним поспешают.
        Тогда, слышь-ко, по Рябиновке верховое золото сильно попадать стало. Вот туда и Левонтий заявку сделал. В конторе тогда на этот счет просто было. Только скажи да золото сдавай. Ну конечно, и мошенство было. Как без этого. Замечали конторски, куда народ бросается, и за сдачей следили. Увидят - ладно пошло, сейчас то место под свою лапу. Сами, говорят, тут добывать будем, а вы ступайте куда в другое место. Заместо разведки старатели-то у них были. Те, конечно, опять свою выгоду соблюдали. Старались золото не оказывать. В контору сдавали только, чтобы сдачу отметить, а сами все больше тайным купцам стуряли (скупщикам золота сдавали. - Ред.). Много их было, этих купцов-то. До того, слышь-ко, исхитрились, что никакия стража их уличить не могла. Так, значит, и катался обман-от шариком. Контора старателей обвести хотела, а те опять ее. Вот какие порядки были. Про золото стороной дознаться только можно было.
        Левонтию, однако, не потаили - сказали честь честью. Видят, какой уж он добытчик. Пускай хоть перед смертью потешится.
        Пришел это Левонтий на Рябиновку, облюбовал место и начал работать. Только силы у него мало. Живо намахался, еле жив сидит, отдышаться не может. Ну, а ребятишки, какие они работники? Все ж таки стараются. Поробили так-то с неделю либо больше, видит Левонтий - пустяк дело, на хлеб не сходится. Как быть? А самому все хуже да хуже. Исчах совсем, но неохота по миру идти и на ребятишек сумки надевать. Пошел в субботу сдать в контору золотишко, какое намыл, а ребятам сказал:
        - Вы тут побудьте, струмент покараульте, а то таскаться-то взад-вперед ни к чему нам.
        Остались, значит, ребята караульщиками у шалашика. Сбегал один на Чусову-реку. Близко она тут. Порыбачил маленько. Надергал пескозобишков (пескарей. - Ред.), окунишков, и давай они ушку себе гоношить (готовить. - Ред.). Костер запалили, а дело к вечеру. Боязно ребятам стало.
        Только видят - идет старик, заводской же. Семенычем его звали, а как по фамилии - не упомню. Старик этот из солдат был. Раньше-то, сказывают, самолучшим кричным (не только профессия, но и атлетическое телосложение. - Ред.) мастером значился, да согрубил что-то приказчику, тот его и велел в пожарную отправить - пороть, значит. А этот Семеныч не стал даваться, рожи которым покорябал, как он сильно проворный был. Известно, кричный мастер. Ну, все ж таки обломали. Пожарники-то тогда здоровущие подбирались. Выпороли, значит, Семеныча и за буйство в солдаты сдали. Через двадцать пять годов он и пришел в завод-от вовсе стариком, а домашние у него за это время все примерли, избушка заколочена стояла. Хотели уж ее разбирать. Шибко некорыстна была. Тут он и объявился. Подправил свою избушку и живет потихоньку, один-одинешенек. Только стали соседи замечать - неспроста дело. Книжки какие-то у него. И каждый вечер он над ими сидит. Думали, - может, умеет людей лечить. Стали с этим подбегать. Отказал. "Не знаю, - говорит, - этого дела. И какое тут может леченье быть, коли такая ваша работа". Думали, - может,
веры какой особой. Также не видно. В церкву ходит о пасхе да о рождестве, как обыкновенно мужики, а приверженности не оказывает. И тому опять дивятся - работы нет, а чем-то живет. Огородишко, конечно, у него был. Ружьишко немудрящее имел, рыболовную снасть тоже. Только разве этим проживешь? А деньжонки, промежду прочим, у него были. Бывало, кое-кому и давал. И чудно этак. Иной просит-просит, заклад дает, набавку, какую хошь, обещает, а не даст. К другому сам придет:
        - Возьми-ка, Иван или там Михайло, на корову. Ребятишки у тебя маленькие, а подняться, видать, не можешь. - Однем словом, чудной старик. Чертознаем его считали. Это больше за книжки-то.
        Вот подошел этот Семеныч, поздоровался. Ребята радехоньки, зовут его к себе:
        - Садись, дедушко, похлебай ушки с нами.
        Он не посупорствовал, сел. Попробовал ушки и давай похваливать - до чего навариста да скусна. Сам из сумы хлебушка мяконького достал, ломоточками порушал и перед ребятами грудкой положил. Те видят - старику ушка поглянулась, давай уплетать хлебушко-от, а Семеныч одно свое - ушку нахваливает, давно, дескать, так-то не едал. Ребята под этот разговор и наелись как следует. Чуть не весь стариков хлеб съели. А тот, знай, похмыкивает:
        - Давно так-то не едал.
        Ну, наелись ребята, старик и стал их спрашивать про их дела. Ребята обсказали ему все по порядку, как отцу от заводской работы отказали и на волю перевели, как они тут работали. Семеныч только головой покачивает да повздыхивает: охо-хо да охо-хо. Под конец спросил:
        - Сколь намыли?
        Ребята говорят:
        - Золотник, а может, поболе, - так тятенька сказывал.
        Старик встал и говорит:
        - Ну ладно, ребята, надо вам помогчи. Только вы уж помалкивайте. Чтоб ни-ни. Ни одной душе живой, а то... - И Семеныч так на ребят поглядел, что им страшно стало. Ровно вовсе не Семеныч это. Потом опять усмехнулся и говорит:
        - Вот что, ребята, вы тут сидите у костерка и меня дожидайтесь, а я схожу - покучусь (попрошу. - Ред.) кому надо. Может, он вам поможет. Только, чур, не бояться, а то все дело пропадет. Помните это хорошенько.
        И ушел старик в лес, а ребята остались. Друг на друга поглядывают и ничего не говорят. Потом старший насмелился и говорит тихонько:
        - Смотри, братко, не забудь, чтобы не бояться, - а у самого губы побелели и зубы чакают. Младший на это отвечает:
        - Я, братко, не боюсь, - а сам помучнел весь. Вот сидят так-то, дожидаются, а ночь уж совсем, и тихо в лесу стало. Слышно, как вода в Рябиновке шумит. Прошло довольно дивно времечка, а никого нет, у ребят испуг отбежал. Навалили они в костер хвои, еще веселее стало. Вдруг слышат - в лесу разговаривают. Ну, думают, какие-то идут. Откуда в экое время? Опять страшно стало.
        И вот подходят к огню двое. Один-то Семеныч, а другой с ним незнакомый какой-то и одет не по-нашенски. Кафтан это на ем, штаны - все желтое, из золотой, слышь-ко, поповской парчи, а поверх кафтана широкий пояс с узорами и кистями, также из парчи, только с зеленью. Шапка желтая, а справа и слева красные зазорины, и сапожки тоже красные. Лицо желтое, в окладистой бороде, а борода вся в тугие кольца завилась. Так и видно, не разогнешь их. Только глаза зеленые и светят, как у кошки. А смотрят по-хорошему, ласково. Мужик такого же росту, как Семеныч, и не толстый, а видать, грузный. На котором месте стал, под ногами у него земля вдавилась. Ребятам все это занятно, они и бояться забыли, смотрят на того человека, а он и говорит Семенычу шуткой так:
        - Это вольны-то старатели? Что найдут, все заберут? Никому не оставят?
        Потом прихмурился и говорит Семенычу, как советует с им:
        -А не испортим мы с тобой этих ребятишек?
        Семеныч стал сказывать, что ребята не балованные, хорошие, а тот опять свое:
        - Все люди на одну колодку. Пока в нужде да в бедности, ровно бы и ничего, а как за мое охвостье поймаются, так откуда только на их всякой погани налипнет.
        Постоял, помолчал и говорит:
        - Ну ладно, попытаем. Малолетки, может, лучше окажутся. А так ребятки ладненьки, жалко будет, ежели испортим. Меньшенький-то вон тонкогубик. Как бы жадный не оказался. Ты уж понастуй (понаблюдай. - Ред.) сам, Семеныч. Отец-то у них не жилец. Знаю я его. На ладан дышит, а тоже старается сам кусок заработать. Самостоятельный мужик. А вот дай ему богатство - тоже испортится.
        Разговаривает так-то с Семенычем, будто ребят тут и нет. Потом посмотрел на них и говорит:
        - Теперь, ребятушки, смотрите хорошенько. Замечайте, куда след пойдет. По тому следу сверху и копайте. Глубоко не лезьте, ни к чему это.
        И вот видят ребята - человека того уж нет. Которое место до пояса - все это голова стала, а от пояса шея. Голова точь-в-точь такая, как была, только большая, глаза ровно по гусиному яйцу стали, а шея змеиная. И вот из-под земли стало выкатываться тулово преогромного змея. Голова поднялась выше леса. Потом тулово выгнулось прямо на костер, вытянулось по земле, и поползло это чудо к Рябиновке, а из земли всё кольца выходят да выходят. Ровно им и конца нет. И то диво, костер-то потух, а на полянке светло стало. Только свет не такой, как от солнышка, а какой-то другой, и холодом потянуло. Дошел змей до Рябиновки и полез в воду, а вода сразу и замерзла по ту и по другую сторону. Змей перешел на другой берег, дотянулся до старой березы, которая тут стояла, и кричит:
        - Заметили? Тут вот и копайте! Хватит вам по сиротскому делу. Чур, не жадничайте!
        Сказал так-то и ровно растаял. Вода в Рябиновке опять зашумела, и костерок оттаял и загорелся, только трава будто все еще озябла, как иней ее прихватил. Семеныч и объясняет ребятам:
        - Это есть Великий Полоз. Все золото в его власти. Где он пройдет - туда оно и подбежит. А ходить он может и по земле и под землей, как ему надо, и места может окружить, сколько хочет. Оттого вот и бывает - найдут, например, люди хорошую жилку, и случится у них какой обман, либо драка, а то и смертоубийство, и жилка потеряется. Это, значит, Полоз побывал тут и отвел золото. А то вот еще... Найдут старатели хорошее, россыпное золото, ну, и питаются. А контора вдруг объявит - уходите, мол, за казну это место берем, сами добывать будем. Навезут это машин, народу нагонят, а золота-то и нету. И вглубь бьют и во все стороны лезут - нету, будто вовсе не бывало. Это Полоз окружил все то место да пролежал так-то ночку, золото и стянулось все по его-то кольцу. Попробуй найди, где он лежал.
        Не любит, вишь, он, чтобы около золота обман да мошенство были, а пуще того, чтобы один человек другого утеснял. Ну, а если для себя стараются, тем ничего, поможет еще когда, вот как вам. Только вы смотрите, молчок про эти дела, а то все испортите. И о том старайтесь, чтобы золото не рвать. Не на то он вам его указал, чтобы жадничали. Слышали, что говорил-то? Это не забывайте первым делом. Ну, а теперь спать ступайте, а я посижу тут у костерка.
        Ребята послушались, ушли в шалашик, и сразу на их сон навалился. Проснулись поздно. Другие старатели уж давно работают. Посмотрели ребята один на другого и спрашивают:
        - Ты, братко, видел вчера что-нибудь?
        Другой ему:
        - А ты видел?
        Договорились все ж таки. Заклялись, забожились, чтобы никому про то дело не сказывать и не жадничать, и стали место выбирать, где дудку бить. Тут у них маленько спор вышел. Старший парнишечко говорит:
        - Надо за Рябиновкой у березы начинать. На том самом месте, с коего Полоз последнее слово сказал. Младший уговаривает:
        - Не годится так-то, братко. Тайность живо наружу выскочит, потому - другие старатели сразу набегут полюбопытствовать, какой, дескать, песок пошел за Рябиновкой. Тут все и откроется.
        Поспорили так-то, пожалели, что Семеныча нет, посоветовать не с кем, да углядели - как раз по середке вчерашнего огневища воткнут березовый колышек. "Не иначе, это Семеныч нам знак оставил", - подумали ребята и стали на том месте копать.
        И сразу, слышь-ко, две золотые жужелки (мелкие самородки золота. - Ред.) залетели, да и песок пошел не такой, как раньше. Совсем хорошо у них дело сперва направилось. Ну, потом свихнулось, конечно. Только это уж другой сказ будет.
        Впервые опубликован в 1936 г. в журнале "Красная новь" и в сборнике "Дореволюционный фольклор на Урале". Открывает цикл сказов, таких как "Змеиный след", "Огневушка-поскакушка", "Жабреев ходок, "Голубая змейка", в которых действуют новые фантастические персонажи: хозяин золота Полоз, его дочери Змеевки, Огневушка. С помощью этих сказочных образов уральские горняки поясняли загадочные явления природы.
        ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ БАЖОВ
        Про воздушный пузырь
        В одном парке отмечали праздник. И сами понимаете, там продавали мороженое, пирожное, игрушки, а также разноцветные шары, наполненные газом. Одна девочка попросила маму купить ей такой пузырь. Мама подошла к продавцу, державшему связку шаров, рвущихся в небо, и выбрала ей один - оранжевого цвета.
        - Смотри, - сказала она. - Он такой же, как солнце, - и протянула его дочери.
        - Ой, я буду нести солнышко! - обрадовалась девочка и захлопала в ладошки. Услышав это, пузырь сразу загордился. Конечно, оказывается, по цвету и размеру он является почти солнышком, а об этом он раньше даже и не думал. Есть чем хвастаться перед другими шарами... А может, и не только шарами...
        - Эй, ты! - чванливо сказал он девочке. - Неси меня осторожно, ведь я старший брат солнца! Ко мне следует относиться с почтением и уважением.
        Удивленная девочка подняла голову, чтобы посмотреть наверх, кто это с ней разговаривает, и в этот момент споткнулась. Чтобы удержать равновесие и не упасть, ей пришлось отпустить нитку. И шар мгновенно взмыл в небо.
        - Ой, мамочка, он улетел! - вскричала огорченная девочка. Но мама ее успокоила, сказав, что купит новый.
        А тем временем пузырь летел и кричал:
        - О-о! Я лечу к своему братишке! Ему следует подготовиться к встрече родственника!
        Пролетавшая мимо сорока с удивлением спросила:
        - Эй, а ты кто?
        - Как кто? - возмутился самодовольный шар. - Я - старший брат солнца! Разве не видишь?
        Сорока смотрит: действительно, пузырь такого же цвета, что и солнце, такой же круглый и вроде бы размер не меньше. Наверное, это такое же светило, что она видит каждый день в небе. Значит, нужно быть ближе к пузырю, ведь это такой защитник, такая важная персона. И поэтому сорока поинтересовалась:
        - Ой, а мне с тобой можно полетать?
        Пузырь свысока посмотрел на птицу, а затем произнес:
        - Кхе, кхе, ладно, лети!
        Так уж получилось, что тут летела стая гусей, и сорока рассказала им о пузыре. Тем тоже захотелось присоединиться к старшему брату солнца, а вдруг и им перепадет что-то от такой дружбы. Например, другие птицы станут уважать, орлы не будут обижать, тучи не станут поливать водой, а ветер сбивать с дороги.
        - Вы можете стать нашим предводителем? - спросил вожак стаи.
        Пузырь, немного подумав, согласился. И обрадованные птицы полетели вслед за шаром, которого нес куда-то ветер. Но они боялись спросить у пузыря, мол, а когда они достигнут его младшего брата - солнца, которое скоро начнет садиться за горизонт, уж больно долго они летят.
        Пузырь в это время кричал:
        - Эй вы, создания небесные, земные и водные, теперь должны слушаться меня, самого главного и великого! Я - старший брат солнца! Я - самый могучий и сильный! Смотрите, какой я круглый, оранжевый и большой! Все вы подчиняйтесь мне и присоединяйтесь! А кто ослушается, тот потом пожалеет об этом!
        Конечно, животные, птицы и растения с испугом смотрели на самозванца и верили ему. Никто не хотел навлечь на себя гнев пузыря. Так уж получилось, что следом за ним по небу летели орлы, лебеди, вороны, ласточки, по земле ползли змеи, шли львы, слоны, верблюды, по воде плыли киты, моллюски, осьминоги. Деревья и травы, сами понимаете, двигаться не могли, и они только качали ветвями и шелестели листьями в знак уважения.
        - Я - высшее создание этого мира! - продолжал истерично вопить пузырь. - Я, если захочу, навлеку на всех беды, а захочу - сделаю всех счастливыми!
        В это время мимо по своим мелким делам летел воробей. Он ничего не знал о старшем брате солнца, не успел затормозить и врезался прямо в пузыря. Так уж получилось, что клювом проколол резиновую оболочку, и шар лопнул:
        - Бах! - и куски резины упали вниз.
        Растерянные птицы оглядывались: а где их вождь - старший брат солнца? Поняв, что их одурачили, они полетели обратно. К себе домой, естественно, поползли и животные, поплыли рыбы. Им стало ясно, что не каждый, кто цветом, размером и формой похож на солнце, им является.
        Про воробья чирика, полосатый носочек и злую лису Алису
        Вы знаете воробья по имени Чирик? Да, да, именно того воробья, который живет на поляне у леса и целыми днями прыгает - прыг-скок, прыг-скок, выискивая жучков и червячков в траве. Веселый этот мальчишка Чирик. Потому что любит играть и веселить всех жителей поляны.
        Но больше всего Чирик любит общаться с кроликом по имени Стик, который всегда приходит на поляну с морковкой. Он угощает воробья, но ведь воробьи не любят морковку. Зато кролики не едят жучков и червячков. Но все равно это не мешает им быть хорошими друзьями.
        Но на поляне часто бывала и лисица по имени Алиса - хитрая и коварная. Она мечтала слопать кролика, потому что считала, что Стик - самый вкусный. Уж не знаю, почему она так решила. Впрочем, ведь все лисы - хищники и едят хороших зверей.
        Однажды Алиса спряталась в траве и ждала, когда на поляну придет играть кролик. Едва длинные уши Стика появились в поле ее зрения, лиса с криком «Ага, попался!» кинулась на них. Но кролик был всегда внимательным, он был готов к неожиданностям и успел отпрыгнуть.
        Началась погоня. Алиса была отличным охотником, но и кролик Стик занимался спортом, всегда прыгал и бегал. Поэтому они кружили по поляне, пока не стали уставать. И тут лиса настигла бы жертву, но в дело вмешался Чирик.
        Он в это время прилетел с дальнего поля, где клевал зернышки, и увидел погоню. Воробей страшно возмутился, что за его другом охотится Алиса. И очень взволновался, увидев, что коварная хищница вот-вот настигнет его друга. Чирик решил вступить в бой.
        Он стал летать у носа Алисы, мешал ей бегать, закрывал дорогу, от чего лиса страшно злилась. Она щелкала зубами, махала лапами и хлестала хвостом, но не могла сбить проворного Чирика. Рыжая хищница отвлеклась от погони, и за это время кролик успел убежать далеко и спрятался в глубокую нору, куда лиса не могла проникнуть.
        - Ах ты, дрянной мальчишка! - крикнула Алиса. - Ты лишил меня вкусного обеда! Ты мне за это ответишь!
        - Не трогай моего друга! - возмущенно крикнул Чирик. - Иди и ешь капусту!
        Тут лиса прыгнула и успела укусить воробья за крылышко. Чирику было больно, но он не упал, а сумел отлететь в сторону. Теперь он не мог хорошо летать, и Алиса это заметила. Она стала кружить вокруг дерева, на ветке которого сидел воробей.
        - Ха, - сказала она. - Вот тебя-то я и съем. Ты от меня не сумеешь уйти.
        Чирик, еле махая раненым крылом, перелетел на другое дерево, но Алиса последовала за ним. Куда бы бедняжка ни направлялся, лиса не отставала. Она ждала, что Чирик промахнется и упадет на землю. Тогда уж она его точно съест.
        - Ну, дружок, ты лишил меня крольчатины, зато я полакомлюсь воробьятиной, - шипела от радости лиса.
        Чирик загрустил. Он сидел на ветке, и ему было страшно. Потому что сейчас он был один. У него болело крыло. И ему хотелось есть.
        Стояла поздняя осень. С деревьев падали листья, часто шли дожди. Червячки уползли глубоко под землю, а жучки легли спать. Чирик сидел на ветке и боялся спуститься вниз. Потому что на земле отдыхала лиса. Она ждала, когда воробей совсем обессилеет и упадет. Тогда она его вмиг слопает.
        Кролик Стик видел, как Алиса дежурит у дерева, но не мог подойти и помочь другу. Ведь лиса тогда опять начала бы за ним охотиться. И Стику было грустно и обидно. Ему хотелось плакать, потому что он не знал, как можно спасти Чирика.
        Однажды Стик вылез из норы и увидел что-то полосатое и длинное, которое лежало на желтой сухой траве.
        - Ой, это, наверное, змея! - испугался кролик.
        - Сам ты змея, - обиженно ответило что-то полосатое. - Я - левый носок по имени Полосатик.
        - А как ты сюда попал? - удивился кролик.
        - Меня забыла девочка по имени Зарина, которая вместе с папой, мамой и сестрой Азизой отдыхала на поляне, - мрачно ответил Полосатик. - Она намочила ножки, и родители решили поменять ей носки. Меня сняли и забыли положить в сумку. Теперь я один и никому не нужен...
        Полосатику хотелось плакать от обиды. Но Стик уговорил его не отчаиваться. Он предложил подружиться, и Полосатик согласился.
        - А ты почему такой грустный? - в свою очередь спросил носок.
        Стик с грустью поведал, что его близкий друг находится в опасности. И он не знает, как спасти Чирика.
        И тут Полосатика осенило.
        - Слушай, дружище, - сказал он. - Ты принял меня за змею. Значит, я могу напугать лису Алису. Она уберется восвояси, и воробей будет свободен.
        - Правильно! - обрадовался кролик.
        И они решили действовать незамедлительно.
        Лиса лежала на траве и лениво смотрела на ветку, где сидел уже худенький Чирик.
        - Ну, когда ты упадешь? - спрашивала она. - Мой желудок так и ждет тебя в гости. Давай быстрее падай, потому что я не люблю кушать худых птичек.
        - Не дождешься, - отвечал Чирик, который не спал и не ел уже много дней.
        Лиса хотела что-то сказать, но тут услышала странный звук. Она настороженно навострила уши.
        - Кто здесь? - спросила она. - А ну, отвечай!
        Раздалось шипение. И тут Алиса увидела, как из травы ползет что-то полосатое и длинное. «Змея!» - мелькнула мысль у лисы. Нужно сказать, что все лисы боятся змей и поэтому держатся в стороне от болот, камней, где обычно водятся эти рептилии. А тут змея ползла прямо на лису.
        - Ш-ш-ш, проваливай, лиса, а то укушу, - шипел Полосатик. Конечно, вы догадались, что это был носок. Но Алиса поверила, что на нее ползет настоящая змея, уж больно правдоподобно играл свою роль носочек. - Ш-ш-ш, это мой воробей. Не смей его больше трогать!.. Ш-ш-ш… Поняла?
        - Поняла, поняла, госпожа змея! - испуганно пролепетала лиса, поджав хвост. - До свидания! Я не буду больше трогать Чирика!
        - Не трогай также и кролика, ш-ш-ш, - продолжал шипеть Полосатик. - Иначе я тебя укушу, ш-ш-ш…
        - Да, да, - поспешно ответила лиса и кинулась бежать. Ей казалось, что змея готова прыгнуть на нее и вонзить свои ядовитые зубки. Она не слышала, как вслед ей смеялись Полосатик и Стик. В ее голове была одна мысль: никогда больше не возвращаться сюда.
        Тем временем Кролик позвал вниз Чирика. Воробей, увидев друга, страшно обрадовался. Он еле сумел спланировать вниз - крыло еще продолжало болеть.
        - Бедняжка, Алиса ранила тебя, - сказал Стик, глядя лапкой раненого друга. - Спасибо тебе за то, что спас меня.
        - Ты же мой друг, - ответил Чирик. - А друзей всегда нужно выручать.
        - Правильно, - согласился кролик и спохватился: - Кстати, у нас новый друг - носок Полосатик. Это он отогнал Алису.
        - Спасибо тебе, Полосатик, - поблагодарил воробей. - Ты спас меня.
        Носок засмущался. Тут он заметил, что воробью холодно и предложил его согреть. Дело в том, что Полосатик был шерстяным. Чирик залез в него и почувствовал, как ему становится тепло и уютно. Кролик принес ему пшена, и вскоре Чирик наелся и согрелся.
        Нужно сказать, что Полосатик согревал воробья всю зиму. Своим видом он отпугивал не только лисиц, но и других хищников, например, волков и медведей. А кролик носил раненому еду. Чирик даже научился кушать морковку и капусту, хотя птицы не едят овощи.
        А весной Чирик выздоровел. И теперь на поляне он играл с Полосатиком и Стиком. С ними подружились и другие птички и зверята, которые приходили сюда, услышав веселый смех.
        Вот сказке и конец.
        ПРО ЗЛЫДНЕЙ
        Жил в каком-то селе мужик, такой бедный, что часто, бывало, и поесть нечего и маленьким его детям, и ему с женой. Работать он не ленился, трудился с самого утра до позднего вечера, а все что-то не ладилось. Бьется он как рыба об лед, никак из нужды вылезти не может.
        "Что за причина? Почему я никак из нужды не вылезу?" — думает бедняк.
        А причина этому была такая: поселились у него в хате под печкой злыдни и во всем ему мешали.
        За что мужик ни возьмется — все злыдни портят, всякие пакости придумывают, всякий вред ему наносят: то пшеницу сгноят, то волов уморят, то в огород чужих свиней впустят.
        Как-то раз под праздник раздобыл бедняк кусок сала да краюшку хлеба и стал кормить своих ребят.
        А был он музыкант — любил на скрипке играть. И так хорошо играл, что заслушаться было можно.
        Вот после ужина взял он скрипку и стал играть. Как услышали дети музыку, вскочили все — руки в боки и давай танцевать!
        Танцуют дети, а отец смотрит на них, радуется. Глядь — вместе с ними танцуют какие-то человечки: уродливые, маленькие, ручки длинные, шейки тоненькие, мордочки гадкие, злобные. И так их много, что и не сочтешь.
        Догадался бедняк, что это злыдни. Отложил он скрипку в сторону, а злыдни всей гурьбой бросились под печку. Толкались, толкались —спрятались.
        Вот бедняк и догадался сразу, как от них избавиться. Как забрались злыдни под печь, он и спрашивает их:
        — Может, вам под печью тесно, неудобно сидеть?
        А злыдни ему в ответ:
        — Нет, не плохо! Нам хорошо! Удобно! Мы всюду можем поместиться!
        Достал бедняк свой рожок, понюхал табаку да и говорит:
        — А в этот рожок поместитесь?
        — Поместимся! — отзываются злыдни.
        — А ну посмотрим, как вы поместитесь! — сказал мужик да и опустил открытый рожок пониже.
        — Ну, где вы все?
        А голоса уж из рожка слышатся:
        — Вот мы все в твоем рожке!
        — А под печкой остался кто?
        — Никого нет! Все в рожке! Все!
        А мужику только того и надо. Закрыл он покрепче свой рожок, потом пошел к заброшенной мельнице и засунул рожок под тяжелый жернов:
        — Оставайтесь тут навсегда, не нужны вы мне!
        Да и вернулся домой.
        И с того дня сразу стало бедняку хорошо: что ни задумает — все ему удается, во всем ему удача. Появился у него достаток, перестали его дети голодать. Завел он волов, свиней. Смотрят на него люди, сами дивятся.
        А в том же селе жил другой мужик, богатый — богаче его во всем селе никого не было. И был он такой завистливый, что второго такого и не сыщешь! Очень ему было досадно, если кто другой не нуждался, на поклон к нему не шел.
        Проведал он, что бедняк от нужды избавился, ровней ему стал, и так озлобился, что и не расскажешь!
        Долго богатей отгадывал да раздумывал, как это разжился мужик-горемыка, но не мог отгадать, не мог додуматься.
        Вот пошел он как-то к бедняку и стал с разными шутками да прибаутками выведывать у него, отчего тот стал в таком достатке жить.
        — Да вот работаю рук не покладая, оттого и живу хорошо!
        — Ну, а прежде разве меньше работал?
        — Не меньше, да злыдни мешали: в избе у меня поселились, все дела портили, во все лезли. Хорошо, догадался я избавиться от них!
        — Как догадался-то? Как избавился?
        — Да вот заманил их в рожок, закрыл крепко-накрепко и засунул этот рожок со злыднями под жернов на заброшенной мельнице.
        — Вот оно что! — говорит богатый. — Ну, прощай, мне домой пора!
        Попрощался и ушел. Да не домой пошел, а прямо на ту заброшенную мельницу. Пришел, нашел жернов, под который бедняк свой рожок засунул, приподнял его и достал рожок. Открыл крышку и говорит:
        — А ну, злыдни, выходите на волю! Идите к своему хозяину! Он по вас соскучился.
        Думал богач, что злыдни так и бросятся назад к бедняку.
        А злыдни пищат:
        — Ну нет! Не пойдем мы к нему! Боимся. Он опять какую-нибудь хитрость придумает. Того и гляди, совсем нас погубит, со свету сживет!.. Ты нас избавил, ты нас на волю выпустил — к тебе в хату и пойдем: ты добрый!
        — Э! — закричал богач. — На что вы мне нужны! Не хочу!.. Не возьму вас к себе в хату! Прочь от меня убирайтесь!
        Куда там! Все злыдни разом кинулись к богатею-завистнику, обхватили его крепко со всех сторон, уцепились — и не оторвешь! Скидывал он злыдней, скидывал, да не мог скинуть, не мог освободиться — так и пошел со злыднями домой.
        Вошел в хату — злыдни соскочили с него и разбежались, спрятались кто куда. Да так спрятались, что и не найдешь! И стали злыдни с того дня жить у богатого. И пропало все его богатство: волы да коровы стали дохнуть, коней украли, пропали овцы и свиньи, хлеб перестал родиться. А потом сгорела у него и хата, и двор сгорел. И стал завистливый богач нищим.
        УКРАИНСКАЯ СКАЗКА
        ПРО КОЛЮЧКИ
        Жил-был кактус. Он жил на подоконнике в красивом горшке. Раз в год кактус расцветал. Один-единственный раз в году на макушке у него распускался один-единственный цветок. Прекрасный! Красно- бело- желто- розовый со множеством лепестков!
        Весь остальной год у кактуса были иголки — вся головка в иголочках. Вместе с кактусом жили взрослые люди, маленькие дети, и еще жил-был веселый котенок.
        Котенок очень уважал кактус. А все почему? А потому, что у него, у котенка, никогда, ну ни разу в жизни, не расцветал на макушке такой замечательный цветок, как у кактуса. Даже самая простая ромашка не распускалась на макушке котенка. А ему так хотелось! Но ничего не поделаешь — придется любоваться чужими цветами. Самое интересное, «то котенок знал о цветах кактуса только по рассказам взрослых. А сам пока не видел. Ведь он маленький. И вот, когда наконец распустился необыкновенный цветок, котенку очень захотелось не только рассмотреть его, но и понюхать.
        Котенок осторожно прыгнул на подоконник, подошел к цветущему кактусу, восхищенно захлопал зелеными глазами.
        — Какой! Красивый! У вас! Цветок! — почти задохнулся котенок от восторга.
        — Да, — серьезно ответил кактус. Кактусы всегда серьезны. — Да, котенок, ты прав.
        — А можно, — робко спросил котенок, — я понюхаю ваш цветок? Раз он такой красивый, наверное, он очень ароматный.
        Кактус не стал объяснять котенку, что его цветы никогда не пахнут. Котенок зажмурился, вытянул шейку, потянулся к цветку и... вдруг отпрыгнул в самый угол подоконника, к стеклу прижался.
        — Ой, ой! Нос уколол! Вы что же когти не убираете?
        — Когти? — удивился кактус. — Какие когти?
        — Ну те, что на вас растут. Я же свои убираю. — Котенок показал мягкую лапку. — Вот! А могу выпустить. Вот так. Ну я же прячу! А вы царапаетесь! Зачем?
        — Ах, вот ты о чем, — отозвался кактус, — это не когти, это иглы.
        — Не важно, когти или иглы! Важно, они колются!!! Ну так почему же вы не убираете их?
        — Иглы — это вещь нужная. Тебе же бывают нужны твои когти?
        — Мне когти нужны, — ответил котенок, — на всякий случай. Я могу выпустить когти и царапаться, если, например, придет волк. Или кто-то еще злой. И потом, когти мне нужны для того, чтобы лазить по деревьям. Я же все-таки котенок. А вы просто царапаетесь. Непонятно, почему царапаетесь?
        — Понятно. Очень понятно, — ответил кактус, — царапаюсь, потому что колючий.
        — Так зачем? Зачем же вы колючий? Я никак не понимаю? Может быть, вы цветок охраняете?
        — Нет, не охраняю. Я всегда колючий. И без цветка. Так лучше.
        — Лучше?! — возмутился котенок. — Я вот нос уколол. Что в этом хорошего?
        — Я, знаешь ли, не хотел тебя колоть, — равнодушно ответил кактус, — случайно вышло.
        — Нет, не случайно, а потому, что вы колючий.
        — Ну да, — согласился кактус, — я колючий. Я не злой. Я просто привык быть колючим. Привык, и все. Понимаешь? Понимаешь, я спрашиваю? Ну, что ты молчишь? — почему-то растерялся кактус. — Ладно. Подойди поближе. Посмотри цветок. Может, вдруг да и не уколешься.
        — Спасибо, — грустно ответил котенок, — я отсюда хорошо вижу. У вас очень, очень, очень красивый цветок. Просто необыкновенный. Но я лучше пойду. С вами как-то... как-то не так с вами.
        Котенок мягко спрыгнул с подоконника. Посидел, погрустил о чем-то. Посмотрел на свою лапку со спрятанными коготками. И решил, что ни за что не согласился бы быть таким колючим-царапучим, как этот кактус. Царапучим просто так. Колючим по привычке. Ни за что бы не согласился! Даже за самый красивый цветок.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        Про ключик и замочек
        В одном царстве жили-были мальчик Ключик и девочка Замочек. Они были друзьями, вместе игрались, учили уроки, смотрели на звезды и мечтали. Вот так весело они проводили время, что им завидовали многие жители царства. Прошло время, и они повзрослели. Но однажды Замочек повесили на дверь, сказав, что она должна охранять что-то важное, но что именно - не уточнили. А Ключика, снарядив как следует, отправили в путешествие искать тоже что-то важное, но что именно - говорить другим ему не разрешили.
        Вот так они расстались. Однако все время, находясь далеко, продолжали думать друг о друге, вспоминали детство и надеялись на скорую встречу...
        И в это время по царству пошел слух, что Замочек охраняет свои богатства, и они достанутся тому, кто женится на ней. Что тут началось! Желающих просить руки и сердца Замочка оказалось так много, что вскоре у двери собралось множество ключей, причем все из знати: графы, маркизы, бароны и даже герцоги. Они толкались, ругались и галдели, ожидая своей очереди, и радовались, если следующий претендент уходил ни с чем. Ведь каждый считал, что только ему благоволит Замочек, потому что он самый красивый, или самый сильный, или богатый, или родословный, или сделан из серебра и золота, или его вытачивал на станке сам король… Сами понимаете, что простых ключей среди них не было.
        А Замочек скучала и сердито встречала нового жениха. Нужно сказать, что они порядком ей надоели. Ибо никто ей не нужен был, кроме друга. Только приходилось играть в навязанную игру, и тут ничего не поделаешь.
        - Ну, что вам угодно, маркиз? - недовольно спрашивала она, едва перед ней галантно раскланивался некий ключик де Барофа, весь изящный и статный, весь в резьбе и позолоте, инкрустирован драгоценными камнями. Было видно, что его изготавливал мастер тонкой работы.
        - О-о, конечно ваших богатств... э-э, простите, вашей руки! - отвечал, запинаясь, маркиз. - Я - самый богатый из края Солнечных пирамид. Наш род Барофа известен всему царству и даже за границей. Мы владеем сотнями тысяч акров земель, у нас огромное число лакеев и крепостных. Поэтому не откажите мне в любезности стать вашим мужем и хозяином тех богатств, которые скрыты за этой дверью!
        На это Замочек хитро прищуривалась и говорила:
        - Хорошо, я не против. Но сначала попытайтесь меня открыть. Посмотрим, подойдет ли ключик к замку. И тогда все, что за этой дверью, - ваше!
        Важный маркиз пытался открыть замок, но его резьба никак не подходила. Он мучился, кряхтел, пытался повернуться то туда, то сюда, но не механизм упорно не хотел срабатывать. Во все стороны летели драгоценные камни, гнулись металлические загогульки, сыпалась позолота, и все было напрасно. В итоге сломался сам ключик, и маркиз де Барофа, хромая, уполз от дверей. Он не видел, как грустно ухмылялась ему вслед Замочек.
        Но через минуту перед ней появлялся очередной ключ, только тяжелый и огромный, пыхтя от собственной тяжести. Судя по всему, он был амбарным, малоподвижным, солидным.
        - А вы кто?
        - Я? Да я - купец первой гильдии ключ Толстосум. Я веду торговлю с десятью островами и сорока государствами! - важничал ключ, теребя бороду. - В моих амбарах есть хлопок, текстиль, обувь, стекло, фарфор, металл. Всем известна купеческая гильдия Толстосума. И поэтому я пришел сюда, зная, что вы не устоите перед моими богатствами и станете моей женой. А я умножу свои богатства, приложив к ним то, что вы охраняете за этой дверью.
        На что Замочек отвечала:
        - Хорошо, я не против. Но сначала откройте меня.
        - Ха, да это мы запросто! - насмешливо заявлял Толстосум. - Я веду большую торговлю, и что для меня открыть замок?
        Он пытался влезть в замочную скважину, но ничего у него не получалось. Толстосум сердился, пыхтел, что-то недовольно бормотал в бороду. Но толстый стержень явно не подходил, и в итоге Замочек его с гневом прогнала:
        - Уходите от меня, купец! Вы поцарапаете меня! Разве не видите, что мы совершенно разной системы?
        И Толстосум, ругаясь, уходил. Вместо него, естественно, появлялся следующий проситель руки и сердца. Это был рыцарский ключ, весь в царапинах и ржавчине, которые он получил в военных походах. Он склонялся перед Замочком, клал перед ней меч и говорил:
        - О-о, моя принцесса. Я - генерал Щит, известен всем своими подвигами и геройством. Я захватил двадцать королевств, и все они мне платят дань. Поэтому я уверен, что вы не устоите перед моими подвигами и сдадитесь мне без боя.
        - О-о, благородный рыцарь, конечно, мне трудно устоять перед вашими военными успехами. Но попробуйте взять очередную крепость! - предлагала Замочек.
        - А что я должен сделать? - настороженно вопрошал генерал.
        - Откройте меня, и все, что за моей спиной, будет считаться вашим.
        Щит ухмылялся: что за чепуховые условия предлагают ему. Разве он, победивший не одно государство, не справится с замочным механизмом? И он вразвалку подходил к Замочку, пытался ее открыть прямо с ходу. Скрежет, визг металла разносился по всему царству, но все усилия рыцаря были напрасными. Вся его сила оказалась бесполезной и беспомощной перед Замочком. И ему пришлось уходить ни с чем.
        Тут появлялся ключ Мозгоум, известный философ и алхимик. Говорят, он прочитал все книги, разгадал все тайны природы и знал все об окружающем мире. Его длинная седая борода свидетельствовала о его глубоком уме и широком мировоззрении.
        - Я, уважаемая Замочек, самый мудрый и самый умный ключ на свете! - поднимая трость, говорил Мозгоум. - Мои богатства - это знания. Но к ним следует приложить те богатства, которые вы скрываете за дверью. Отдайте мне их.
        - А меня замуж взять не хотите? - насмешливо интересовалась Замочек.
        - Э-э, конечно. Будьте одновременно и моей суженной.
        - Тогда ваш ум поможет открыть меня и отворить ворота! - зевая, говорила Замочек. Она все время думала о своем друге Ключе.
        Мозгоум величаво и торжественно подходил к Замочку и пытался разгадать ее механизм. Он читал заклинания, сыпал волшебной пылью, вызывал гром и молнию, даже ураган. Но Замочек устояла перед всеми его чарами, и мудрому ключу пришлось признать свое поражение.
        - Это не просто Замочек! Это какая-то ведьма! - закричал он. Его услышали другие ключи, которые стояли в очереди и проявляли признаки недовольства и возмущения. Почему-то они считали, что игнорировались их богатства, знатность и величавость.
        - Да-да, это коварная ведьма, которая издевается над нами! - завопили они. - Посмотрите, она отказала всем, никому не открылась и никого не впустила за дверь. А ведь к ней с поклоном приходили не простые, а самые великие ключи мира. Она унизила нас своим отказом и непокорностью. Значит, она служит дьяволу!
        И тут, раззадоренные собственными словами, ключи решили:
        - Ах, так! Тогда мы засыплем ее механизм песком, изуродуем на ней пластинки и сорвем с дверей. И тогда все охраняемые Замочком богатства станут нашими! - и толпа пошла в атаку. Замочек со страхом смотрела на них, понимая, что пришел ее последний час.
        И тут послышалось:
        - А ну, стойте, негодники! А то плохо будет!
        Все ключи с изумлением обернулись: кто посмел им угрожать и перечить? Подняла глаза и Замочек и... ее сердце радостно затрепетало. Потому что это был он - ее друг Ключик. Он возмужал, стал сильным и красивым. Оказывается, ему пришлось пройти все страны и острова, познакомиться и завести дружбу со многими ключами и замками. Он изучал разные науки и языки, а также защищал слабых от произвола сильных, помогал старым и поддерживал молодых. Поэтому о себе он оставил только добрую память.
        Ключик услышал, что к его подружке наведываются разные проходимцы, которые хотят заполучить ее и все, что сокрыто за дверью. Конечно, Ключик поспешил обратно домой. И успел. Потому что еще одна минута - и милый ему Замочек сломали бы.
        - А ты кто? - с недоумением спросили его ключи-купцы, рыцари, вельможи, ученые, банкиры. Они видели, что перед ними - обычный ключ, из простого железа. На нем даже ни одной золотой пуговицы или алмазного глазка нет.
        - Я - друг Замочка! - гордо ответил Ключик. - Уходите отсюда по-хорошему! И больше никогда не приходите к Замочку!
        Эти слова, наоборот, разъярили толпу.
        - Ах ты, простолюдин! Да как ты посмел нам угрожать! - закричали ключи. - Убить наглеца!
        Нужно сказать, что не зря путешествовал Ключик. Потому что ему достался от доброго чародея Бубена волшебный меч. Сами понимаете, что такое оружие дается только за подвиги, совершенные для добрых дел, а Ключик совершил их более чем достаточно. И сейчас он обнажил свой меч и поднял его над головой, готовый ринуться в атаку.
        И тут все увидели, что за меч держит Ключик. Солнечные лучи играли на его клинке, и трудно было не почувствовать мощь этого оружия.
        - Караул, это же меч чародея Бубена! - испуганно забормотали знатные ключи. Даже генералы и рыцари не хотели сейчас спорить с Ключиком. - Лучше нам убираться подобру-поздорову. Как бы не лишиться головы и других частей тела!
        Но Ключик остановил их:
        - Я отпущу вас тогда, когда вы извинитесь перед Замочком!
        Конечно, графы, герцоги, алхимики, офицеры не стали спорить и извинились, причем каждый старался выглядеть самым лучшим извиняющимся, говорить красивее, умнее, длиннее. Это надоело Замочку, и она сказала:
        - Дорогой Ключик, оставь их. Пускай убираются отсюда. Я думаю, они больше не потревожат нас!
        - Да, да, мы больше сюда не придем, - поспешно согласились женихи и бросились наутек. Уж больно боялись они гнева Ключика и его мощного меча.
        - Я скучала по тебе, Ключик! - призналась Замочек, когда исчез последний настырный ключ и можно было разговаривать свободно.
        - А я - по тебе! - в свою очередь признался Ключик, пряча меч в ножны.
        - Ты где так долго был?
        - Мне поручили найти счастье, - вздохнул Ключик.
        - И ты его нашел? - встрепыхнулась Замочек.
        - Увы, нет. Я обошел всю землю, но не нашел счастья. А ты что тут делаешь?
        - А мне поручили охранять что-то важное, но я не знаю, что там за дверью. Эти женихи думали, что там богатство, и поэтому досаждали меня своими визитами и предложениями выйти за них замуж, - отвечала Замочек.
        Тут любопытство охватило и Ключика, и он предложил:
        - А давай посмотрим, что там...
        - Нужен ключик, который бы смог отворить меня...
        - Может, я подойду? - тихо спросил Ключик, чувствуя какой-то душевный порыв.
        Замочку эта идея понравилась, и она согласилась. И чудо произошло! Ключик вставился в замочную скважину, сделал несколько оборотов - и механизм открылся. Вслед за ним открылись двери. Взявшись за руки, Ключик и Замочек вошли внутрь и обнаружили, что там все это время жило... счастье. Да, да, именно там оно находилось, пока Ключик путешествовал по странам, а Замочек ожидала его здесь.
        Вот так они приобрели счастье и жили долго-долго и больше не разлучались...
        ПРО КРОЛИКА, КОТОРЫЙ ГРЫЗ БОТИНКИ
        В одно солнечное зимнее утро у крольчихи родился ребенок. Малыш был очень симпатичный: весь цвета кофе с молоком, а ушки, мордочка и лапки черные. Он жил со своей мамой, подрастал и набирался сил. Но вот настало время, когда маленький кролик вырос, окреп, и ему стали подыскивать нового хозяина. Однажды пришел человек в ботинках и забрал кролика в новый дом. Конечно, очень грустно расставаться с мягкой и теплой мамой, но у домашних животных так заведено. Итак, кролик попал в новый дом. Его хозяйкой стала маленькая девочка. Кроме кролика у девочки были родители, два брата и попугаиха Клара. Это был очень шумный дом. Кролик привыкал. Но была одна неприятность: кролик грыз ботинки. Он их просто ненавидел, и сгрызал их до такой степени, что их уже нельзя было носить. Родители сердились, и уже стали разговаривать о том, что бы отдать кролика в живой уголок, но дети не соглашались. Однажды попугаиха Клара спросила кролика:
        - Зачем ты грызешь эту жуткую грязную кожу? Тебя же кормят!
        - Это враги. Они унесли меня от мамы, а теперь могут унести опять. А я не хочу!
        - Глупый - захихикала попугаиха - ботинки сами по себе не ходят!
        - Ходят - возразил кролик,- я сам видел!
        Клара только посмеялась над кроликом, а между тем он не врал. Ведь, когда его забирали от мамы, он был очень маленький, и видел только, что за ним пришли ботинки (выше он тогда даже не взглянул).
        Неизвестно, как чем бы все закончилось, если бы не случай. Девочка пришла из детского садика, сняла у двери сапожки и забыла убрать. Кролик подошел, понюхал, заглянул внутрь, и увидел там сверкающую бусинку. Очень красивую. Кролику захотелось взять бусинку, он забрался в сапог, но достать не получилось. Тогда он стал пробираться дальше. Это было совсем не просто, но кролик полз. И вдруг он почувствовал, что дальше двигаться не может. «Ну ладно!»- с досадой подумал кролик и хотел выбираться, но и вылезти назад тоже не получилось. Он застрял. Было страшно. Через какое-то время стало душно. Потом совсем не осталось воздуха. Кролик приготовился умереть. Теряя сознание, кролик услышал, как отворилась входная дверь - пришел младший мальчик. «Кто дома?» - крикнул он и споткнулся о сапожки сестры. Кролик почувствовал, как маленькие сильные руки крепко взяли его и вытащили наружу. Кролик так обессилел, что у него не было сил что бы обрадоваться. Девочка принесла ему водички, и весь вечер носила на руках. С тех пор кролик обходил стороной сапоги, и на всякий случай, другую обувь тоже.
        НИКИТА РОДЗЕВИЧ
        Про кита и свирепую подлодку
        В морях и океанах плавала подводная лодка, которую люди называли Свирепая. Почему так? Обычно морские суда называют добрыми именами: "Бесстрашный", "Смелый", "Отважный", "Самоотверженный", "Патриот", таким образом показывая их роль в защите родины, спасении жизней, оказании помощи бедствующим. Однако Свирепая была другой. Это был самый жестокий и бессердечный корабль, построенный исключительно для нападений и тайных операций, например, диверсий, разжигания войн, нанесения предательских ударов, обмана и шантажа. Поэтому у этой подлодки был коварный и скверный характер, на все она смотрела с подозрением и ненавистью. И хотя войны давно закончились, но только не для нее: Свирепая продолжала рыскать под водой, преследуя любую цель - яхту, круизный лайнер, шхуну, танкер, крейсер или авианосец. Ей все равно было кого топить - мирное или боевое судно, ведь она считала, что весь боезапас, имеющийся на борту, следует истратить по назначению. А сама была напичкана вооружением как тыква семечками: ракеты, торпеды, мины, пулеметы, пушки, металлические сетки. Конечно, она представляла серьезную угрозу.
        Вот, к примеру, выходит Свирепая на перископную глубину и начинает рассматривать горизонт. И видит белый дым - это плывет корабль, сухогруз, который везет товары и продукты из одной страны в другую. Сами понимаете, что это хороший корабль, но для подлодки нет такого понятия "хороший", она принимает решение его уничтожить и выпускает торпеду. Через пять минут раздается взрыв, и сухогруз, накренившись набок, начинает быстро уходить под воду. Сигнал "SOS" слышится по всем радиочастотам. Свирепая веселится, смотря, как на поверхности моря барахтается экипаж в жилетах, едва успев спастись. "Ого-го, как правильно я сделала, пустив на дно этот вражеский корабль!" - самодовольно произносит Свирепая и начинает новый поиск - торпед и мин у нее еще много, хватит на несколько лет такой скрытой войны. А жертву найти не сложно.
        Или плывет под парусами спортивная яхта - она совершает кругосветную регату. Но Свирепой все равно, что яхта хочет установить новый мировой рекорд, для нее это - враг. Подлодка решает, что на такое маленькое судно жалко потратить торпеду и поэтому стреляет из пушки. Бах! Бах! Бах! - корпус разлетается в щепки, а мачта с продырявленным парусом скрывается под водой. "Охо-хо-хо, как прекрасно!" - радуется подлодка. На ее счету еще одна смерть.
        Вот так жило это механическое чудовище, пугая живых, а дурная слава преследовала ее повсюду. Конечно, за Свирепой охотились другие корабли, да только ничего сделать они не могли. Подлодка умело скрывалась и уходила от любой погони. И однажды, когда Свирепая протаранила какой-то корабль, рядом плывшая акула сказала:
        - Ух, ты, Свирепая, ты потопила китобоец! - акулы, как известно, хищные существа и такие же беспощадные, как Свирепая. Они часто сопровождали подлодку, ибо после ее атаки в воде оказывается много жертв, которых акулы поедают. И они всегда восторгались Свирепой.
        - А что это? - равнодушно спросила подлодка.
        - Как что? - удивилась акула. - Это корабль, который убивает китов.
        - А кто такие киты?
        - Киты - это самые большие рыбы на свете. Они больше чем ты, Свирепая. Они считаются самыми сильными, смелыми, гордыми и опасными. Даже мы, акулы, их боимся, - призналась акула.
        "Это интересно, - подумала Свирепая. - Значит, на этой планете есть существа, которые опаснее и больше меня? И за ними тоже охотятся? Гм, это очень интересно и важно для меня. Надо мне найти кита и познакомиться. Может, мы вместе будет воевать, станем самыми непобедимыми, и тогда нас станут еще больше бояться и ненавидеть". И эта мысль так ее увлекла, что она даже остановила винты и зависла посреди океана.
        - А где сейчас этот кит?
        - Зачем тебе кит? - нервно спросила акула. - Лучше с нами дружи, мы восхищаемся тобой. Ты - наш лучший друг.
        - Вы, акулы, для меня мелочь пузатая, а кит - он большой, он станет моим другом, - высокомерно ответила подлодка и стала набирать ход. Попытавшись ее догнать, акула вскоре устала и отстала. А Свирепая стала сканировать локатором пространство, пытаясь найти кита. И быстро его обнаружила, поскольку его массу засечь было несложно. Еще полчаса подводного плавания, и кит уже рядом.
        Это действительно было огромное существо голубого цвета, которое по размерам и весу ничем не уступало Свирепой, только было из мяса, костей и кожи, а не металла. Оно медленно и элегантно плыло, двигая телом, плавниками, а когда всплывало на поверхность, то шумно дышало и выпускало из головы фонтан. Для охоты на него в самом деле нужен был большой корабль. И подлодка, чувствуя уважение, сказала:
        - Привет! Ты - кит?
        - Да, - важно ответил кит, не останавливаясь и рассматривая незнакомца. - Меня зовут Фрюхтик. А ты кто?
        - А я Свирепая - подлодка, - сказала Свирепая. - Давай дружить.
        - Гм, давай, - согласился Фрюхтик. Он ничего не знал об этой коварной подлодке и думал, что Свирепая тоже большая рыба. - А что ты умеешь делать?
        - Быстро плавать.
        Киту это понравилось, и он предложил соревнование: кто первым доплывет до острова. И, конечно, началась гонка. Фрюхтик быстро двигал плавниками и хвостом, однако и подлодка включила на полную мощь моторы, ее винты вращались с бешенной скоростью, рассекая воду, и поэтому Свирепая не отставала от соперника. В итоге через час они одновременно достигли острова. И Фрюхтик, тяжело дыша, признал:
        - Да, ты - интересный друг. Умеешь быстро плавать, как я. Только ты не устаешь! Что ты за рыба?
        - Я механическая рыба, - гордо сказала Свирепая. - Меня все боятся, потому что я большая и грозная.
        Киту было непонятно, как это большая и грозная?
        - Почему? Что ты еще умеешь, что тебя боятся?
        - Охотиться, - призналась Свирепая.
        - Интересно, - оживился кит, поскольку сам никогда не охотился. Ведь киты - добрые существа, они никого не обижают, всегда живут со всеми в мире, а питаются планктоном - рачками, моллюсками, которыми полны океаны.
        - Вот мы с тобой самые большие и самые сильные, - продолжала Свирепая. - И почему нам не охотиться на других? Тогда все будут нас бояться...
        - Бояться? - удивился Фрюхтик. - Зачем нас бояться? Наоборот, нам нужно жить со всеми в мире!
        - Чепуха! - хмыкнула Свирепая. - Тех, кто дружит, никто не боиться, а значит, не уважает. А начнем охотиться, так сразу зауважают!
        - Но я никогда не охотился, - расстерянно произнес кит. - Я даже не знаю, что это такое!
        Подлодка была удивлена: такой большой, а не умеет убивать. "Это неправильно", - подумала она.
        - Я тебя научу, - сказала Свирепая. - Вот, смотри, как начинают поиск жертвы, - и она выдвинула локатор и стала сканировать океан. И сразу засекла корабль, который перевозил людей. - Видишь цель?
        - Вижу корабль, - ответил кит, который без труда опознал пассажирский лайнер. Такие здесь плавали часто, и все они, когда видели Фрюхтика, гудели, приветствуя. В ответ кит выпускал фонтан - так он здоровался.
        - Вот на него и будем охотиться! - Свирепая предложила киту уйти на глубину. Фрюхтик, думая, что это игра, согласился. Ему казалось интересным охотиться, особенно с новым другом. Такого с ним никогда раньше не было. И они, стараясь не шуметь, подплыли под пассажирский лайнер. Конечно, их никто не заметил.
        Даже под водой было видно, что на корабле люди веселятся, поют, танцуют, отдыхают. Шум музыки доносился до кита и подлодки, только первый стал в такт сам танцевать, потому что ему понравился ритм, а вторая настроила мину, включила детонатор и выпустила ее из торпедного аппарата. Пшик! - вместе с воздухом из нутра Свирепой выплыл круглый шар, утыканный шипами - взрывателями.
        Мина засекла цель по издаваемому шуму и устремилась к кораблю. Кит хотел было ее догнать, думая, что это игрушка, но Свирепая его остановила:
        - Не торопись, сейчас будет самое интересное...
        - А что именно? - восторженно спросил кит, ожидая сюрприза. Ему казалось, что сейчас будет какое-то чудо.
        В ответ раздался взрыв! Во все стороны полетели куски металла, ударная волна всколыхнула воду, хлопок оглушил рыб и даже кита, который в ужасе задрожал. Огромная пробоина появилась на корпусе корабля. Люди на его борту в страхе закричали, запаниковали. Было видно, как они бегают, пытаясь спастись.
        - Ха-ха-ха! - засмеялась Свирепая. - Смотри, Фрюхтик, как я подбила лайнер. Сейчас он пойдет ко дну, а люди погибнут, ха-ха-ха! - и действительно, через пробоину в корабль стала поступать вода, и судно стало погружаться.
        - Это ты называешь охотой? - изумленно спросил кит, не веря своим глазам. Существо, назвавшееся его другом, топило корабль, который ничего им плохого не сделал. Фрюхтик не слышал, чтобы так кто-то поступал. Но он сразу понял, что это подло, страшно, коварно. И это вовсе не игра...
        - Конечно! - гордо сказала Свирепая. - Ведь мы, большие, должны охотиться на всех, кто плавает в океанах и морях, и убивать их. Поэтому нас так боятся и уважают! Вот сейчас приплывут акулы, и они съедят тех, кто упадет в воду!
        - Убивать? Поедать? - поразился кит. - Ну, нет! Я этого делать не буду! И акулы мне вовсе не друзья - я их не люблю!
        - Будешь! - зло произнесла подлодка. - Если ты мой друг, то будешь поступать со всеми так, как я это делаю! И с акулами тоже будешь дружить - они наши помощники!
        - Тогда ты мне не друг! - Фрюхтик развернулся и встал напротив Свирепой. Ненависть охватывала его к металлической рыбе. - Ты поступаешь плохо, а я не люблю тех, кто приносит горе другим!
        Свирепая, в свою очередь, разозлилась и приняла решение:
        - Ах, так! Тогда я тебя уничтожу! - и выпустила торпеды.
        Но Фрюхтик ловко увернулся от несшихся на него маленьких железных рыб и в свою очередь головой врезался в подлодку. Как бы крепка ни была броня, но выдержать удар кита она не могла. Свирепая клюнула носом, у нее вышли из строя гидролокаторы и торпедные аппараты, а без этих устройств она теряла силу. Тем временем Фрюхлик поддал еще хвостом, и корпус подводного корабля сразу помялся, тотчас остановились моторы. От четвертого удара детонировали все боеприпасы, и внутри Свирепой произошел мощный взрыв.
        Ударной волной кита отбросило в сторону, и он на некоторое время потерял сознание. Он не видел, как остатки Свирепой стремительно пошли ко дну и вскоре скрылись в мрачной глубине. Но крики о помощи привели в чувство Фрюхтика.
        Он встрепенулся и ринулся к лайнеру, который уже наполовину был наполнен водой. Кит видел, как молились и плакали люди, и чувство сострадания заполнило его огромное доброе сердце. Он понимал, что здесь доля и его вины - вовремя не остановил коварную подлодку, не разгадал ее злой замысел. "Что же делать? Как помочь?" - лихорадочно думал Фрюхтик, понимая, что важна каждая секунда. И тогда он поступил так, как поступают киты и дельфины, если кто-то из сородичей начинает тонуть, - подставил свою спину и стал удерживать корабль. Люди, почувствовав, что больше не тонут, изумленно смотрели под воду: они видели большое тело, но не могли понять, кто это. Но в любом случае благодарили спасителя и просили не бросать в беде.
        Фрюхтик все это слышал. Конечно, долго так удерживать корабль он не мог, как силен ни был. Ведь корабль весил тысячи тонн, а Фрюхтик начал уставать, у него заболела спина, судороги пошли по телу. Потом, без воздуха ему и самому было нельзя, ведь у китов нет жабр, они дышат, всплывая на поверхность. Но для этого нужно было бросить корабль, чего сделать он никак не мог. И тогда ему в голову пришла идея толкать лайнер к острову, который находился, кстати, совсем рядом. И, собравшись с последними силами, кит потащил судно. Люди криками поддерживали его.
        И уже совсем у берега силы покинули Фрюхтика. Он толкнул корабль к песку, но и сам застрял. Вернуться в океан у него не хватило сил. Его глаза закрылись, и он не видел, как радостные люди выпрыгивали на землю и бежали к нему, гладили, говорили горячие и нежные слова, целовали. Они понимали, что, спасая их, кит сам попал в беду. Только - увы, их сил было явно недостаточно, чтобы столкнуть Фрюхтика в воду, а без воды никакая рыба долго жить не может...
        Эта сказка закончилась печально. Мне жаль Фрюхтика - этого доброго, наивного и веселого кита. Но в памяти людей он остался героем, пожертвовавшим собой ради других. О нем слагали стихи, пели песни, даже кино снимали. А про Свирепую никто даже говорить не хотел. Лишь вздохнули свободнее: моря и океаны теперь стали безопасными для судоходства.
        Но каждый должен сделать вывод из истории Фрюхтика: умей выбирать друга! Ибо не каждый, кто предлагает дружбу, преследует хорошие цели.
        Про льва-шалунишку
        В далекой-далекой стране Германии был музей. Впрочем, в Германии много музеев, но этот отличался тем, что его охраняли два льва. Не живые, естественно, а каменные. Они сидели у входа и внимательно следили за тем, чтобы был порядок и никто не хулиганил.
        Один лев был серьезным, воспитанным, а вот второй отличался несносным характером. Он очень любил пошалить, поэтому все называли его Шалунишка.
        Однажды один посетитель - важный толстяк - выходил из музея, а лев-шалунишка его лизнул. Сами понимаете, что у живого льва язык мягкий, теплый и шершавый, а у каменного - жесткий. И это толстяку не понравилось.
        - Что за безобразие! - воскликнул он - Я что вам - конфета «Чупа-Чупс»?
        Лев еще раз его лизнул, разодрав бедному кожу. Толстяк рассерженный ушел.
        На следующий день, когда в музей входила женщина, Шалунишка не удержался и лизнул ее.
        - Ой! - испугалась женщина, выронив сумочку. - Что это такое?
        Лев ничего не ответил, а только опять лизнул ее. Женщина испугалась и убежала. Второй лев, серьезный, укоризненно посмотрел на собрата и сделал ему замечание, что нельзя так поступать с людьми. Но Шалунишке хотелось играть. И он стал лизать всех входящих и выходящих людей.
        Те побежали жаловаться директору музея - профессору. Тот, конечно, стал извиняться:
        - О, простите моего льва. Он просто шалунишка. Любит поиграть. Ведь ему скучно.
        - Но нам не нравится, что нас лижут, как конфеты или мороженое, - отвечали посетители. - Прекратите это безобразие!
        Директор задумался. Ему не хотелось ругать льва. Ведь Шалунишка мог обидеться и уйти из музея. А кто тогда будет охранять здание? Ведь львы - тоже украшение музея.
        И тут директора осенило:
        - О-о-о, придумал. Если Шалунишка любит лизать лицо, тогда мы намажем лица помидорами. Посмотрим, как ему это понравится…
        Идея пришлась по вкусу посетителям. Они побежали в столовую, где повар раздал каждому по помидору. Директор первым раздавил овощ и размазал его по лицу. Вмиг оно стало красным-прекрасным. Остальные последовали его примеру.
        Потом все пошли к выходу, где их уже поджидал лев. Едва первый посетитель прошел мимо него, как Шалунишка лизнул… и сплюнул:
        - Фу, что это такое?
        Он лизнул второго посетителя и опять сплюнул:
        - Да это же помидор! Оу-у, как я не люблю помидоры, фу!
        Тут Шалунишка заметил, что у всех людей лица в помидорах. Лев очень разозлился и решил больше никого не лизать. А посетители вышли на улицу и там вытерлись платками. Теперь они могли спокойно заходить в музей.
        Про паровозик, который мечтал…
        В одной стране, где много удивительных вещей из железа, жил да был Паровозик. Вы, дети, представляете, какой бывает настоящий паровоз: огромный котел, большая труба со свистком, прожектор, колеса, которые вращаются при помощи поршня, кабина машиниста, прицеп для угля. Так вот, Паровозик был таким, только от взрослых он отличался тем, что был маленьким, его еще называли узкоколейным. И жил он в железнодорожном депо, где кроме него находилось еще множество других транспортных машин: локомотивов, электровозов, тепловозов, которые были большими и тяжелыми. В свою очередь, они Паровозика ласково называли «наш малыш», имея в виду его размеры и детские фантазии.
        Ведь было и второе отличие, за которое над ним иногда надсмехались механические собратья. Дело в том, что Паровозик мечтал о том, что обычно было ему недоступно, например, он хотел летать как птица, расправив крылья, в голубом небе, ощущая силу ветра и мягкие кучевые облака. Паровозик смотрел на «железных птиц» - самолеты и завидовал им. Ведь они, жужжа винтами, ежедневно взмывали в небо, неся в себе сотни людей и грузов. Они не боялись ничего на свете, гордились тем, что близки к солнцу, звездам, и свысока смотрели на всех, особенно на паровозы, которые коптили небо своим черным дымом.
        - Фу, как это некрасиво! - фыркали самолеты, когда попадали под такую паровозную струю. - Эти тяжеловесы могут только топтать землю, пачкать воздух дымом, и не знают, как прекрасен мир. Ж-ж-ж-ж… Да, рожденный ползать - летать не может!.. Ж-ж-ж-ж…
        И Паровозику было грустно, особенно когда оставался один. Он целыми днями развозил туда-сюда уголь, цемент, камни, бетон, станки, иногда людей, и ничего не видел, кроме одних и тех же скал, полянок, лесов, ручьев, мостов на дороге. И в стужу, и в снег, и в жару, и в дождь Паровозик трудился не покладая колес - таково было его предназначение. Он проезжал сотни километров, везя составы, но при этом продолжал мечтать. Почему-то ему казалось, что жизнь локомотива - это скучная и серая обыденность, не то что у других... Дело в том, что он хотел взлететь как самолет, окунуться в облака, пощекотать солнышко, поболтать на радуге с мудрым орлом. Но чаще всего ему снились далекие страны, куда он мог улететь. Однако дальше своей рельсовой дороги Паровозик уйти не мог. Вот теперь вы понимаете, почему ему было грустно.
        Но этого не понимали его старшие собратья из депо.
        - Это безобразие, это стыд и позор! - говорили ему локомотивы, брезгливо смотря на небо и пролетающие лайнеры. - Мы - солидные машины, мы перевозим тысячи тонн груза, чего не могут сделать самолеты. Мы всегда твердо стоим на колесах, тогда как самолеты - эти беспечные механические птицы - вертятся под облаками, визжат сверху как какие-то мухи. Они - слабаки и не чета нам. Поэтому тебе, Паровозик, нечего думать о таких глупостях. Делай свою работу и гордись тем, что ты в семействе железнодорожных машин.
        Паровозик только молчал в ответ. Что он мог ответить на такие, казалось бы, правильные слова? Ведь он мечтал не только летать, но и… плавать как рыба в океанских просторах. Когда он проезжал по берегу моря, то видел белоснежные корабли - яхты, пароходы, крейсера, которые тоже были железными, однако такими прекрасными, что у Паровозика от волнения перекипала вода в котле. Ему тоже хотелось ощутить воду, поймать ветер в паруса, увидеть коралловые острова и дельфинов, узнать, каково это - быть «морским волком». Паровозик им с берега гудел: ду-ду-ду-ду! - старался привлечь внимание: мол, я тоже железный, я тоже имею большую трубу, посмотрите на меня, ведь мы же братья, пускай разного размера. Но корабли, как и самолеты, игнорировали его. Им тоже не хотелось иметь ничего общего с земными «червяками» - так они называли паровозы и тепловозы.
        - Гууууу! - говорили они между собой. - Нам надоело видеть эти паровозы, которые снуют по земле как муравьи. Они не знают настоящего шторма, они не боролись с отливами и приливами, не запутывались в водорослях. Им не поднять такой тяжести, что перевозим мы - танкеровозы, сухогрузы и авианосцы. Разве железнодорожные машины из нашего рода-племени? Да никогда! Мы - самые, самые, самые лучшие на свете машины!..
        И корабли гордо проплывали мимо. А Паровозику хотелось плакать. Иногда его в таком виде заставали мимо проезжавшие локомотивы и начинали укорять:
        - Ты опять за свое, малыш? Опять мечтаешь о глупостях? Хватит думать о том, что нам непозволительно. Не отвлекайся! Паровозы не умеют и не должны плавать, и тем более летать. Их дело - возить по земле грузы и людей. Так что, малыш, отворачивайся поскорее от моря, не смотри на небо - и вперед!
        И Паровозик, набирая ход, покидал берег. Он старался теперь больше думать о работе, о том, какую пользу приносит людям, и что его окружают такие же, как он, железные братья, готовые всегда помочь. И все равно, когда был перерыв, образы моря и неба снова всплывали в его сознании, и тут Паровозик ничего поделать не мог.
        И так было долго, пока однажды в страну не пришла зима. Повалил снег, стало очень холодно, солнце теперь редко поднималось, а его лучи уже не могли согреть землю. От холода замерзало все: и вода, и земля, и даже воздух казался твердым. Животные спрятались на зимнюю спячку, птицы улетели на юг. Остались только люди и машины, которым, если честно, было тяжело работать, однако они гордо и упорно преодолевали трудности, ведь именно для этого и создал их человек. И Паровозик пыхтел, стараясь не отставать от других собратьев. Он понимал, что очень важен и нужен.
        Вы, дети, знаете, что в это время всем правит злой волшебник Снеговик. Именно он делает так, чтобы всем было плохо. Он постоянно обходит свои владения, воя и улюлюкая, и магической тростью замораживает то, что забыл сделать в прошлый раз. И встречаться с ним опасно. Сам Паровозик как-то видел Снеговика, но тот сделал вид, что его не интересуют механические существа.
        Как-то вечером пришла тревожная весть: по приказу Снеговика с вершин гор сошла лавина, которая накрыла долину и поселок глубоким снегом. Были снесены дома, много людей пострадало. Им требовалась помощь.
        - Ха-ха-ха! - смеялся Снеговик. - Как я здорово наказал людишек! Будут они теперь меня уважать и признавать. Начнут передо мной преклоняться. Пусть знают, какой я могущественный.
        Но в депо, аэропорту и гавани стоял шум: машины спорили, как они могут помочь людям.
        - Мы это сделаем, все нам по крылу, ж-ж-ж-ж! - прожужжали самолеты. - Мы самые быстроходные. Мы быстро доставим в поселок лекарства и теплую одежду, продукты. Мы спасем наших создателей!
        Самолеты постарались загрузиться на полную катушку. Они надеялись на мощь своих моторов. Разбежавшись по взлетной полосе, несколько самолетов поднялись в небо. И тут их заметил Снеговик.
        - А-а-а! - страшным голосом заорал он. - Захотели меня обмануть и людям помочь! Не получится! Вот я вам сейчас покажу, кто здесь хозяин!
        И наслал он страшную бурю. Ветры схватили «железных птиц» в свои объятия и стали кидать из стороны в сторону, ломать им крылья, глушить моторы. Один за другим самолеты попадали на землю. Они не смогли противостоять силе Снеговика.
        Паровозик это видел, и ему стало страшно. Но, увидев рядом стоящих «взрослых», он ободрился.
        - Гуууу, тогда мы спасем людей! - прогудели пароходы. Они забили трюмы необходимым грузом и вышли в открытое море. Штурманы уже прокладывали курс к долине, когда их обнаружил Снеговик.
        - Ну, нет, и вам я не позволю спасти людей! - еще больше рассвирепев, прокричал он. - Сейчас вы узнаете грозную силу мою! Держитесь, консервные банки, ууууу!
        И он наслал на море стужу. Все сразу покрылось льдом, и в нем застряли корабли. Кроме того, огромные айсберги окружили тех, кого льды не успели раздавить, таранили их и топили. Один за другим корабли пошли ко дну.
        Паровозик это видел, и вновь ему стало страшно. Но тут его собратья задудели:
        - Дууу-дуу-ду! Теперь наш черед пришел! Мы спасем людей!
        Они подцепили вагоны с грузом и помчались к долине. Только Снеговик и это предвидел. Он так завалил все снегом, что локомотивы не могли пробиться. Более того, он разрушил железные дороги и мосты так, что теперь вообще стало невозможным добраться до поселка. И пришлось паровозам и тепловозам возвращаться в депо. Вслед им зло хохотал Снеговик.
        - Так что и не думайте вернуться сюда! - кричал он. - Здесь мое царство. Что хочу, то и творю!
        Униженные машины собрались в депо, их котлы остыли, дым не валил, а прожектора погасли.
        - Да, - грустно произнес самый старый локомотив. - Нам не помочь людям. Мы бессильны перед Снеговиком.
        Но Паровозик был не согласен. Он весь горел желанием спасти своих хозяев, его поршни бешено вращались, лучи фонаря метались по депо, стараясь привлечь внимание взрослых.
        - Ну что тебе, малыш? - наконец-то заметили его. - Что ты хочешь сказать?
        - Я могу помочь! Позвольте мне!
        Взрослые машины с сомнением посмотрели на него:
        - Да ты что, Паровозик! Самолеты не смогли, корабли спасовали, мы не выдержали силу Снеговика, а ты как хочешь противостоять ему? Как собираешься добраться до долины?
        - Я же маленький и шустрый! - пояснил Паровозик. - Снеговик меня не заметит, а если и заметит, то не угонится.
        - Гм, действительно, - покачали трубами паровозы. - А ведь малыш прав. Наверное, он сумеет добраться до поселка.
        И они решили отправить Паровозика в путь. Он быстро подцепил к себе несколько вагонов и платформ с грузом, в котором нуждались люди.
        Нужно сказать, что Снеговик был очень своенравным, самоуверенным и чванливым, ему казалось, что теперь никто не посмеет отправиться в долину, и поэтому спокойно расхаживал по своему зимнему царству. И, конечно, он не углядел, как Паровозик выскочил из депо и, петляя между глыбами льда, помчался вперед. Его так и распирало выпустить пар через свисток, прогудеть, как это он делал раньше, но он понимал, что нельзя привлекать внимание злого волшебника. Ведь от него зависели судьбы людей.
        И так ему незамеченным удалось проехать немалое расстояние. Когда, казалось, уже все хорошо, осталось немного, чуть-чуть, вот там, за поворотом уже безопасность, как одна коварная снежинка подлетела к Снеговику и пропищала:
        - Ага, вот ты ходишь-бродишь, морковкой своей не водишь, ведром не трясешь, а мимо тебя проскользнул лазутчик…
        - А-а, ерунда, - зевая, отмахнулся Снеговик. - Мимо меня никто не может проскользнуть, даже мышь!..
        - Мышь, может, и не может, а вот Паровозик пронесся на всех парах, - пропищала снежинка. - Я сама лично видела.
        Снеговик вскричал:
        - Как?! Как он посмел?! Где он? - и злой волшебник стал осматривать свое царство, и, естественно, своими стеклянными глазами узрел мчащийся в снежном поле Паровозик. Снеговик его сразу узнал. Он не мог поверить, что какой-то маленький железнодорожный состав не подчинился ему, тогда как авторитетные самолеты, корабли и тепловозы признали поражение. Нужно сказать, что он никогда не считал Паровозик каким-то особенным и, тем более, что его можно опасаться.
        Это вызвало в нем взрыв ярости.
        - Я покажу тебе, Паровозик, как не слушаться меня! - закричал злобный Снеговик и дунул изо всех сил. Сразу поднялась пурга, тонны снега обрушились на Паровозик, однако тот был очень ловким, юрким, он ускользал в сторону, и поэтому Снеговик все время промахивался. Естественно, это еще больше злило зимнего волшебника.
        - А-а! - заорал он и приказал обрушиться горам, чтобы закрыть вход для железной дороги. Тысячи камней и льда скатились вниз и образовали огромную стену, через которую никто бы не смог пробиться. Конечно, если бы он был большим, например, как корабль, самолет или локомотив. Но Паровозик был маленьким, он сразу увидел среди камней проход и нырнул в него. Через минуту он был уже на другой стороне.
        - Ах, ты вот как! Значит, решил меня обхитрить! Ну, тогда я тебя заморожу холодным воздухом! - и дунул еще сильнее. Пурга стала неистовее, словно это бесился раненый зверь.
        Паровозик понимал, что ему трудно тягаться со злым волшебником. Но он верил, что доброта - это тоже волшебное чувство. И мечты - это тоже сила. Паровозик ощущал, как ветер сметает его, что вот-вот - и он опрокинется. И тут он представил, что у него есть крылья.
        И они у него появились. Такие воздушные, почти прозрачные, но настоящие крылья - их создали мечты. Ветер поднял Паровозик и понес с огромной скоростью к долине. У Снеговика глаза полезли на ведро, когда он увидел летящий паровоз. Ведь это было невозможно. Железнодорожный состав не умеет летать, он только передвигается по рельсам!
        Ошарашен был и сам Паровозик. Он понял, что его мечта осуществилась - он летел. И ему было хорошо. Он любовался замечательным зимним пейзажем. Он ощущал красоту полета, чувствовал, насколько это прекрасно - быть птицей.
        - Ду-ду! - задудел Паровозик, радуясь своим ощущениям. И его услышали все: и в депо, и в порту, и в гавани. Они очень удивились, когда заметили на горизонте летящий Паровозик. Самолеты зажужжали, но не столько от изумления, сколько от радости за Паровозик. Теперь они тревожились за своего сухопутного железного братишку. И конечно, желали ему удачи.
        - Ну, нет, помогать тебе летать я не стану! - вскипел Снеговик и перестал дуть. Ветер стих, и Паровозик, лишившись подъемной силы, стал падать прямо… в реку.
        Плюх! - он упал на лед, проломил его, но не пошел ко дну. Так как у него появился спасательный круг - тоже из мечтаний. Именно он помог Паровозику удержаться на поверхности. Его колеса вращались, как винт двигателя, и придали скорость всему составу. Казалось со стороны, что это странный, но очень симпатичный корабль плывет среди айсбергов и торосов. И теперь пришлось удивляться кораблям, которые в это время были стиснуты льдами и ждали, когда придет весна и они освободятся из плена.
        - Молодец, Паровозик! Так держать! - кричали они вслед железному малышу. И тоже желали собрату удачи.
        Снеговик вообще расстроился:
        - Ну, это нечестно, взять и победить меня! Я еще не все силы истратил. Так что держись, Паровозик, я тебя застужу.
        И он прыгнул на Паровозик, обхватил его своими ледяными руками, стал дышать на него, чтобы покрыть инеем окна и фонарь, превратить в лед воду в котле, заморозить смазку и этим самым остановить движение состава. Но внутри Паровозика горели не просто угли, там пылали его мечты - горячие, настоящие и честные. Разве зло могло победить такие чувства? Конечно, нет. Ибо добро всегда сильнее.
        Наоборот, Паровозик еще больше разогрелся. Он раскалился докрасна, и вдруг… Снеговик стал таять.
        - Ой-ой-ой! - закричал злой волшебник. - Я таю! Но это невозможно! Я ведь самый сильный на свете!
        - Нет, ты слабее, потому что обижаешь тех, кого считаешь слабым и кого не хочешь любить и уважать! - ответил Паровозик. - Поэтому тебе нас не победить, - и он поддал еще угольку. От такой температуры Снеговик вообще растаял, от него остались стеклянные глаза, морковка, ведро - и все.
        Вот было-то радости! Паровозик дудел в трубу, сообщая людям и своим друзьям о том, что помощь пришла и теперь ничто не угрожает их стране. Стало значительно теплее, растаяли льды в морях, и корабли стали свободными, могли плавать, сколько им вздумается и куда они хотят. Улеглась метель, и самолеты взмыли в небо, вновь открывая для себя далекие страны. Локомотивы гордились своим малышом, ведь он показал всем железным собратьям, что и маленькие паровозы чего-то стоят на этой земле.
        Конечно, больше всего радовались люди, которые получили помощь от Паровозика. Они его благодарили, а тот краснел… нет, не от раскаленного угля, а от скромности. Ведь Паровозик был застенчивым.
        Но самое главное - осуществились его мечты. Он научился летать и плавать. И самолеты, и корабли почтительно жужжали и гудели ему, когда он вез по рельсам очередной груз.
        ПРО ПОПА КИРИЛУ И ЕГО РАБОТНИКА ГАВРИЛУ
        Попу Кириле никак не везло на работников. Сколько ни нанимал он их, ни один не жил больше месяца. Кто в том виноват? Поп жалуется, что работники-де виноваты. А работники - что поп: работать заставляет, а кормить не желает.
        Так ли оно, или не так, но вот поехал однажды поп Кирила опять нового работника искать. Отъехал немного от дому, глядь - идет хлопец навстречу. С палкой в руке, с торбой за плечами.
        Придержал поп лошадь.
        - Куда идешь, паренек?
        - Да куда глаза глядят.
        - Чего так?
        - Да может кто на работу наймет. Пригляделся поп к прохожему. “Чем не работник? - думает. - Росток, правда, не вышел, да зато дюж и плечист”.
        - Так нанимайся ко мне, - говорит поп.
        - Чего ж не наняться, наймусь.
        - А какую плату хочешь?
        - Да никакой, - отвечает хлопец. - Коль отслужу у тебя год, дам разок по спине кулаком тебе и разок матушке. А коли нет - вы дадите мне по разу кулаком по спине да со двора прогоните. Вот и вся плата.
        Ну, попу такой работник больно понравился. “Что ж, - подумал он про себя, - дадим мы ему с матушкой пару кулаков и спустя месяц-другой прогоним. А пока лучшего работника нету, - пусть этот побудет”.
        - Ладно, - говорит поп. - Я согласен. А как тебя звать?
        - Гаврила.
        - Ну так садись, Гаврила, на воз.
        Сел хлопец на воз, и поехал поп назад довольный. Проехали с полдороги - лошадь заморилась. Аж мокрая вся, в мыле. Бока так ходуном и ходят, отдышаться не может.
        - Что это с лошадью? -удивляется поп. - Едем налегке, а она больше замылилась, чем с поклажей.
        - Видно, батюшка, ты ей овса жалеешь, - посмеивается хлопец.
        Поп подумал: может, и правду Гаврила говорит. А того и не знал он, что новый его работник такой тяжелый.
        Добрались кое-как домой. Поп дает работнику' топор в руки:
        - Ступай, - говорит, - Гаврила, дрова рубить.
        - Да на что мне топор, - отказывается работник, - я и без него обойдусь.
        Поп думает: “И глупый какой-то парень попался на этот раз! Как это можно дрова без топора рубить? ”
        А Гаврила подошел к поленнице, взял самое большое полено, размахнулся и гак оземь! Полено так на мелкие куски и разлетелось. Стукнул другим - и то раскололось в щепки.
        Смотрит поп из окна, радуется: подходящего работничка нанял! Наутро посылает поп Гаврилу в поле. Запряг Гаврила лошадь в соху и начал пахать. Лошадь так бегом и бежит и вовсе не устает, ведь пахарь-то сам соху подталкивает.
        Принес поп обед в полдень.
        - Хватит тебе пахать, - говорит работнику, - обедать ступай!
        Выпряг Гаврила лошадь и хлоп ее ладонью по крупу. Тут лошадь и рухнула со всех четырех копыт наземь.
        Поп глаза вытаращил:
        - Чего это лошадь упала?
        - Да это она поваляться захотела, - отвечает работник.
        Пообедал Гаврила и говорит попу:
        - Пускай лошадь передохнет маленько, мы сами пахать будем.
        Взялся поп за соху, Гаврила за дышло, и пошли пахать. Поп поднял полы, еле за работником поспевает: такую он ему запарку задал!
        Пахали, пахали, пока и солнце зашло.
        Приехали домой и спать улеглись. Вот поп и хвалится попадье:
        - Ну и работник же у нас! Такого поискать - не найдешь. Ест что попало, а сила как у вола. Нынче как стукнул лошадь кулаком по крупу, так мой буланый и копыта задрал.
        Выслушала матушка и говорит:
        - Глупый ты, Кирила. И нашел чему радоваться! Если работник кулаком лошадь свалил, так что же с нами-то будет...
        - И правда, - схватился поп за спину. - А я-то про уговор и забыл. Что же нам делать, матушка?
        - Вот что мы сделаем, - советует попадья. - В наш овес медведи ходить повадились. Так ты разбуди его да скажи: “Ступай, Гаврила, коров из овса выгони. А если какую поймаешь, то домой гони”. Ну, медведь его там и задерет...
        Поп так и сделал. Разбудил работника и послал его в поле коров из овса выгонять.
        Взял Гаврила кнут и веревку и пошел. Видит - в овсе медведи пасутся. Тут как закричит он на все поле:
        - Э-гей, гей!..
        Испугались медведи и - кто куда. Один с перепугу прет прямиком на Гаврилу. А Гаврила хвать его за уши, связал веревкой, перетянул раз-другой кнутом и потащил на попов двор. Медведь упирается, лапами землю роет, целый ров прорыл.
        Притащил его кое-как Гаврила на двор.
        - Батюшка, а где корову поставить? - кричит. Поп спросонья не разобрал и отвечает:
        - Да в коровник загони! Сказал и опять на весь дом захрапел. А Гаврила потащил медведя в коровник. Тут медведь пуще прежнего разошелся. Весь двор изрыл, все столбы повалил. Еле загнал его Гаврила в коровник.
        Пошла утром матушка коров доить, глядь - одни только объедки от них валяются, а в углу медведь храпит. Попадья с перепугу еле жива домой прибежала.
        - Пошли ты своего работника ночью на мельницу! - кричит попу. - Пусть его там черти задушат...
        Позвал поп под вечер работника и говорит:
        - Завтра надо опару ставить, а муки у нас в доме ни жмени. Поезжай-ка, Гаврила, на мельницу.
        Делать нечего. Правду говорят: нанялся, что продался. Запряг Гаврила лошадь, положил на воз мешки с зерном и поехал на мельницу.
        А на мельнице той черти водились, и никто из людей ночью там не молол.
        Вот приехал Гаврила в самую полночь, подошел к двери:
        - Отворяй, мельник!
        Черти молчат, думают, кого бы это послать дверь открыть.
        Тут Гаврила трах ногой в дверь, враз ее высадил, Увидели это черти и врассыпную - кто в кусты, кто в болото...
        - Эй, мельники! Куда это вы? - кричит Гаврила.
        Схватил одного за загривок:
        - Стой! Мели!
        Черт и так и этак - никак вырваться не может. Крепко держит его Гаврила.
        Начал он молоть вместо мельника.
        Навалил Гаврила полон воз мешков, а всё мука из лотка сыплется.
        - Ну, хватит, - говорит Гаврила мельнику, - а то лошадь не довезет.
        Взвалил он мешки с мукой на телегу, и правда, не сдвинет лошадь такого воза. Что тут делать? Схватил Гаврила черта за рога, поставил его в припряжку и - айда! Дома пустил черта в хлев, а сам спать улегся.
        Наутро видит поп - в хлеву черт скачет. Испугался поп, замахал крестом и бегом к попадье.
        - Что делать, матушка? Нашего-то Гаврилу и черти не забрали...
        Матушка развела руками.
        - Что ж, - говорит, - одно остается сделать. Напиши ему бумагу да пошли к царю, чтоб пенсию тебе за три года выхлопотал... А пока он будет в дороге, мы уложим свое добро да выедем в другое место. Вернется Гаврила назад, а нас и нету...
        Поп так и сделал. Кликнул Гаврилу и говорит:
        - На тебе вот эту бумагу. Бери лошадь и повозку да поезжай к царю, выхлопочи мне пенсию за три года.
        Взял Гаврила старую телегу, на которой сено возили, запряг медведя, черта в пристяжку и покатил к царю. Едет, только гром гремит, только пыль курит.
        Приезжает он в столицу и катит прямо на царский двор. Часовые испугались, доложили царю:
        “Так, мол, и так, ваше величество, какой-то незнакомый хлопец из неведомого царства на медведе и черте к тебе приехал”.
        Царь испугался, за трон забился.
        - А спросите, - говорит, - что он от меня хочет?
        Вернулись часовые, спросили. Гаврила достал из-за пазухи бумагу и подает часовым. Те опять к царю - с бумагою.
        А никакой пенсии царь попам не платил. Пенсию попы от архиерея получали. Но чтоб не иметь дела с чертом, отсчитал царь тыщу рублей и говорит часовым:
        - Отдайте их попову посланцу, да только пусть поскорее назад едет.
        Получил Гаврила тыщу рублей, повернул телегу и назад. Приезжает домой. Видит - на дворе два воза стоят, а на них все поповы пожитки. “Эге! - думает Гаврила. - Видно, хозяева куда-то перебираются. Кому ж я тогда служить буду?”
        Спрятал он в хлеву медведя и черта, а сам распорол на одном возу мешок, высыпал сухари, залез в него и лежит.
        Тем временем вернулись из комнат хозяева. Поп сел на один воз, попадья на другой - и поехали.
        А надо сказать, что была попадья пудов на десять весом. Как уселась она на мешке, где лежал Гаврила, так работник и закряхтел. Прислушалась попадья - что-то под нею трещит...
        - Батюшка!.. - кричит она попу. - На моем возу ось трещит. Боюсь, как бы не сломалась.
        Подошел поп к возу, посмотрел - ось цела и колеса целы.
        - Это ты, матушка, на сухари села, вот они и трещат.
        - Да нет, Кирила, сухари твердые, а я на мягком мешке сижу!
        - Сухари, тебе говорю, сухари! - заспорил поп. - Я же их сам на этот воз клал.
        Поднялась матушка, глядь в мешок, а там - их работник Гаврила!.. У попа с попадьей так глаза на лоб и полезли.
        - Так это ты здесь, Гаврила? - говорит поп.
        - А где же мне быть? - смеется Гаврила. - Где хозяин, там и работник должен быть.
        Что тут делать попу? Сел он с матушкой на передний воз и - поехали.
        А работник едет следом за ними на другом возу.
        Поп едет да все спину почесывает:
        - Что нам делать, матушка? Как от Гаврилы избавиться?
        - Ничего, - говорит попадья, - избавимся! Ты только меня слушайся.
        Наступил вечер. А тут как раз хорошие места пошли - озеро с крутым берегом да кусты.
        - Давай, - говорит матушка попу, - тут заночуем. Мы ляжем с тобой рядом, а Гаврилу положим в стороне, к воде поближе. И только он уснет, возьмем да и бросим его в озеро.
        - Хорошо, - обрадовался поп, - так мы и сделаем!
        А работник все это слышал: поп был глуховат и матушка ему на ухо громко говорила.
        Остановились путники на берегу озера. Поужинали и легли спать. Поп с попадьей за дорогу устали и сразу уснули как убитые. А работник пошел в кусты, разложил костер, сидит себе да греется.
        Проснулась в ночи попадья и, не разобрав спросонья, бросила батюшку в озеро. Поп плюхнулся, как мешок, и пошел ко дну...
        Наутро Гаврила приготовил поесть и будит матушку :
        - Пора, матушка, завтракать. Протерла попадья глаза, видит - перед ней работник Гаврила здоров и живёхонек!..
        - Ты что... с того свету вернулся? - дивуется попадья.
        - Так и есть, матушка, вернулся, - говорит работник.
        - Ну, как там?
        - Очень хорошо.
        - А где ж батюшка? - оглянулась попадья.
        - Да он там, где и я был, - говорит работник.
        - На том свете?
        - Ага. Ему там уж так понравилось, что сказывал - другую попадью себе найдет и сюда больше не вернется.
        - Как так другую?! - вскрикнула попадья. - А я-то с кем буду! Нет, старый черт, я тебе все патлы повырву за этакие речи! Ишь ты, другую попадью захотел...
        И как стояла, так и бухнулась попадья в озеро попа Кирилу на том свете искать.
        А Гаврила запряг лошадей да и поехал своей дорогой.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ПРО РЕПКУ
        СОВРЕМЕННАЯ ВЕРСИЯ НАРОДНОЙ СКАЗКИ В РИФМОВАННОМ ВИДЕ
        В позабытой деревушке,
        В покосившейся избушке,
        Вместе вот уже сто лет
        Жили бабушка и дед.
        Поразъехались их дети,
        В мир иной ушли соседи,
        Кот с собакою одни
        Скрашивали старым дни,
        Да ещё порой бывало
        Внучка в гости заезжала
        И на радость старикам
        Помогала тут да там.
        Жили весело и дружно
        Так и всем нам жить бы нужно,
        Есть такой закон людей -
        Вместе мы всегда сильней!
        Но вернёмся для порядка
        Мы обратно к деду с бабкой,
        Чтобы было им не скучно,
        Чтобы жизнь была получше,
        Дед, как водится в народе,
        Летом занят в огороде,
        Бабушка не отстаёт
        Или вяжет, или шьёт,
        К пенсии, довольно скромной
        Небольшой, да всё доход!
        Не беда, что старики -
        А в работе всё ловки,
        Честный труд не раз спасал их
        От болезней и тоски!
        Посадил весною дедка
        В огороде семя репки,
        Поливал и удобрял,
        Днём от зноя укрывал
        И случилось с репкой чудо -
        Вроде бы из ниоткуда,
        Из мельчайшего зерна
        С гору выросла она !
        Дед же роздыха не знал -
        Холил овощ, удобрял,
        И с собакой днём и ночью
        Чудо-репку охранял.
        Вот уж осень. Дни короче,
        Силу их съедают ночи
        Солнца стало не хватать
        Стала репка увядать.
        "Ну, пора тебе, родная,
        В погреб, тот что за сараем
        От мороза убежать
        И застолья дожидать".
        Ухватился тотчас дедка
        За ботву огромной репки
        Дёрнул сильно раз, другой,
        В бок упёрся ей ногой,
        Землю малость подкопал,
        Снизу жёрдочкой поджал,
        Обвязал вокруг верёвкой,
        Чтоб держаться было ловко,
        Дёргал репку так и сяк,
        Сил запас вконец иссяк...
        Пот покрыл чело рябое -
        Дело, вот ведь, непростое,
        Самому никак не взять
        И придётся помощь звать.
        Кликнул он из дома бабку
        И подвёл к любимой грядке :
        "Вот, давай-ка урожай
        Убирать мне помогай !
        Стар я стал совсем и слаб
        Скинуть десять лет хотя б
        Справился тогда бы сам !
        Нынче ж труд не по годам"...
        "О-о-о, пожалуй это дело !
        Репка душу мне согрела -
        Умножаю я в уме
        На два наш запас к зиме !"
        Ухватился дед за репку,
        Сзади бабка крепко-крепко
        Тянут, тянут удалую
        Та ни с места. Ни в какую...
        "Видно нужно внучку звать
        Старым людям помогать."
        Позвонили. Пригласили.
        Поспешить её просили.
        Внучку долго ль нужно ждать?
        Вот и свиделись опять -
        Старики ужасно рады
        Каждый раз её встречать!
        "Здравствуй, милая-родная !
        Нам не сладить с урожаем,
        Репка слишком велика -
        Не осилить старикам"...
        "Ну, давайте помогу,
        С репкой я люблю рагу!-
        Отвечает бабке с дедом -
        Время-то уже к обеду,
        Хватит долго говорить,
        Репку надобно тащить!"
        "Яйца курицу не учат!
        За меня держись получше,
        Я за деда, он за овощ
        И потянем, дай Бог помощь."
        Ухватились. Тащат, тащат.
        Дед от горя чуть не плачет -
        "Ох, с уборкою беда -
        Нет ведь прока от труда..."
        Сели. Горестно вздыхают -
        Что поделать размышляют,
        Что втроём не сладить с репкой
        Без подсказки понимают...
        "Посмотри-ка, наша Жучка -
        В сторону кивает внучка -
        А давайте позовём?
        Может сладим вчетвером?
        Жучка, Жучка, к нам беги!
        И скорее помоги!"
        "Что, хозяева, грустите?
        Репкой лучше угостите!
        Стерегла её всё лето.
        Получу ли что за это?"
        "И не только угостим,
        А ещё с собой дадим!
        С урожаем-то удача,
        Да с уборкой незадача...
        Видишь - репка как гора,
        Нам тащить её пора.
        Но не справимся втроём
        Потому тебя зовём."
        "Гав! Хорошая идея -
        Вместе сладим мы ловчее!
        Говорите поскорей -
        За кого хвататься мне?"
        "Ты вставай, давай, за внучкой
        И тяни сильнее Жучка!"
        Дед за репку, сзади бабка,
        Внучка с Жучкой по порядку
        Тянут, тянут что есть мочи!
        Репка вылезать не хочет...
        Что же делать? Как же быть?
        Как проблему разрешить?
        Солнце-то идёт к закату,
        А беду не победить...
        Всё бы было ничего -
        Только рядом никого,
        Некого на помощь звать
        Корнеплод одолевать...
        Жучка носом повертев
        Молвит - "Кошку, как на грех,
        Чует мой собачий нос...
        Мурку звать?" "Какой вопрос!
        Ну конечно нужно звать!
        Может станет помогать?"
        "Кис-кис-кис - вскричала внучка -
        К нам иди. Не бойся Жучку!
        Будем вместе, впятером,
        Добывать запасы в дом!"
        Мурка что ж, пришла, коль звали -
        Чем одной сидеть в подвале,
        Ждать - покормят, или нет,
        Лучше уж добыть обед!
        "Я готова Вам помочь,
        Только быстро - скоро ночь!"
        Ухватился дед за овощ,
        Сзади бабка, внучка в помощь,
        Следом Жучка, Мурка тут же,
        Тянут и кряхтят натужно -
        "Фу-у-у-ф, не вытащить опять..."
        Что ещё бы предпринять?
        Пригорюнились. Сидят.
        Да по сторонам глядят -
        Может кто пройдёт случайно
        Из ребят или девчат?..
        Вдруг кошачий зоркий глаз
        Увидал как в ржавый таз,
        Что лежал неподалёку
        Мышка прошмыгнула ловко -
        "Мышку будем в помощь звать?
        Если да - что обещать?"
        Дед, как старший, вмиг ответил -
        "Мышь наградою отметим!"
        "Эй, там, серая, беги!
        Репку вынуть помоги!
        Да не бойся нас, глупышка,
        Мы тебе ведь не враги!"
        "Что хотите? Что позвали?
        Вам помочь смогу едва ли -
        Даром, что я так ловка -
        Сила-то невелика...
        Да с утра почти не ела...
        Ох, усталость одолела..."
        "Мышка, не печалься очень -
        Капля ведь и камень точит!
        Вдруг твоей мышиной силы
        Нам всего и не хватило?
        Помогай, жалеть не будешь -
        На зиму еды добудешь,
        Мы поделимся с тобой
        Нашей репкою большой!"
        "Что ж, попытка ведь не пытка!
        Пусть и не сильна я шибко,
        Но помочь в беде готова!
        Где вставать-то, право слово?"
        "Вслед за Муркой становись,
        Крепче за неё держись,
        И тяни, что будет сил!" -
        Мышку дед благословил.
        Встали вновь порядком старым
        Не беда, что все устали -
        Сил жалеть никто не стал!
        И внезапно дед вскричал -
        "Потяни сильней, ребята!
        Репка дрогнула!" Куда там...
        Лишь слегка пошевелилась
        И опять остановилась...
        Вновь понуро сели рядом -
        Отдохнуть немного надо.
        Сил нисколько не осталось -
        Подкосила всех усталость...
        Дед задумался опять -
        "Может корень подкопать?
        Да ещё бы подпилить,
        Или мышку попросить,
        Чтоб подгрызла корешок -
        Может и пойдёт вершок?"
        "Мышка! Есть одна идея!
        Репку одолеть сумеем -
        Я копаю, ты грызёшь.
        Сладим?" "Испытаем, что ж!
        Пусть другие отдохнут,
        Мы же им облегчим труд!"
        Справились за семь минут,
        Остальных у грядки ждут.
        Вдруг вскочила резво внучка -
        "Эй Вы - дедка, бабка, Жучка,
        Мурка, мышка, поднажмите -
        Репку вытащить спешите!
        Если часики не лгут -
        Мультик через пять минут!"
        Загалдели, встрепенулись
        К репке дружно подтянулись -
        "Раз-два, тянем! Раз-два, дружно!
        На мультфильм успеть нам нужно!"
        "Вместе сможем одолеть
        То, что порознь не суметь!"
        Каждый тянет, что есть сил,
        Общий труд и победил!
        Так и вышло, как хотели -
        Репку вытащить сумели!
        Прикрутил тотчас же дед
        К тачке свой велосипед,
        Овощ в тачку загрузили,
        Быстро к дому подкатили,
        В погреб репку положили
        И на мультик поспешили.
        А назавтра пир-горой!
        Пригласят и нас с тобой,
        Будем репкой угощаться,
        Веселиться, развлекаться,
        Будем петь и танцевать,
        В игры разные играть.
        А как вечер к нам придёт,
        И усталость нас найдёт,
        Все пойдём в свои кроватки -
        До утра уснём там сладко!
        P.S. Баю-баю, баю-бай,
        Спи, мой зайка, засыпай...
        МИТЯ ГАЛИН
        Про сапоги-путешественники
        В швейцарском городе Волкетсвиль жил-был когда-то сапожник Матиас. Очень хороший сапожник, о которых обычно говорят "мастер золотые руки". И у него, естественно, всегда были клиенты. Он шил сапоги для мушкетеров, рыбаков, спортсменов, принцев, вельмож, фермеров, школьников, для всех, кто обращался к нему с просьбой изготовить такую обувь, которая соответствовала бы их статусу и профессии. И люди были довольны его работой и платили щедро.
        Однажды в сапожную мастерскую пришел необычный посетитель. Судя по внешнему виду не бедный, хотя и богатым его назвать было нельзя. Просто одет он был странновато, словно смешал костюмы и наряды разных народов и времен: украинские шаровары, мексиканское сомбреро, индейские мокасины, персидский халат, дамасский кинжал, английский пистолет, сибирские перчатки, узбекский пояс, китайский мешок, и еще много чего, что сразу понять было сложно. Впрочем, сапожник и не особенно разглядывал посетителя - это было неприлично.
        - Я - путешественник Бесник, - произнес гость. - Исходил немало миль, встречал разных людей, побывал во многих странах и островах, жил в различных городах. Многое узнал о белом свете, написал несколько книг по географии. И все же понял, что еще мало знаю о нашей земле. Поэтому намерен путешествовать и дальше. Только у меня одна проблема: я быстро изнашиваю обувь. Пройду немного по горам, а уже каблуки ломаются, в пустыне кожа ботинок от горячего песка трескается, за полярным кругом подошва лопается от мороза. В связи с этим мне нужны такие сапоги, которые выдерживали бы все трудности похода. Сможете сделать?
        Матиас ответил:
        - Конечно, уважаемый Бесник, я для вас изготовлю такую обувь, что вы в ней обойдете вокруг Земли, не испытывая неудобств, и сапоги будут выглядеть как новые.
        Путешественник заранее заплатил за работу, и они договорились, к какому сроку сапоги будут готовы. Едва он ушел, сапожник тут же принялся за работу. Он долго выбирал кожу, потому что она должна была быть прочной и устойчивой к ненастной погоде, потом долго оттачивал подошву и каблуки, добавляя металлические подковки, придавал обуви удобную форму и шил самыми крепкими нитями, укреплял при помощи нержавеющих гвоздей и нерастворимого клея. Короче говоря, сапоги получились очень красивыми и универсальными: им были не страшны ни холод, ни жара, ни песок, ни вода, ни камень, ни ядовитая трава. Их не могла прокусить змея или ужалить скорпион, да и волк сломал бы зубы, если захотел оттяпать ногу путешественнику. В них было тепло зимой и прохладно летом.
        Когда Матиас закончил, то внимательно и придирчиво оглядел свое творение, а затем крякнул от удовольствия - это была самая лучшая его работа. Так уж получилось, что в это время мимо проезжал царский сановник Баходур-Мусяй - его все знали как злого и свирепого человека, этот самодур многим местным жителям попортил нервы и жизнь. Он, увидев вывеску сапожника у входа в мастерскую, решил заказать себе самую красивую обувь. "При этом она должна быть прочной, ведь я буду пинать тех, кто мне не понравится", - думал Баходур.
        Сановник вошел, и тут ему на глаза попались те самые сапоги.
        - Ух, ты, вот именно это мне и нужно! - вскричал он. - Вы, сапожник, словно знали, что я зайду и закажу именно такую обувь!
        Сапожник смутился:
        - Извините, Ваше сиятельство, только эти сапоги я изготовил для одного знаменитого путешественника...
        - Ерунда! - зло сказал Баходур-Мусяй. Он не терпел, когда ему перечили или пытались оправдаться. - Это мои сапоги! Я их забираю!
        Но Матиас был непреклонен. Он дорожил не только своим искусством в ремесле, но и порядочностью, иначе кто к нему обращался бы, кто бы уважал?
        - Я сказал вам, эти сапоги не продаются, - настаивал он на своем. - Они предназначены для другого человека...
        Договорить сапожник не успел, так как Баходур-Мусяй так ударил его по голове своей тростью, что у того в глазах потемнело. Баходур-Мусяй закричал своим слугам:
        - Эй, вы, а ну-ка отнимите у этого мужичины мои сапоги! Поколотите его хорошенько, чтобы в следующий раз знал, как следует разговаривать с царскими сановниками!
        Слуги бросились исполнять приказ злого хозяина. Ох, и досталось же бедному Матиасу, живого места на теле не было. Пнув напоследок почти бесчувственного сапожника, слуги взяли сапоги со стола и протянули их Баходуру-Мусяю. Тот сиял такой радостью, что мог затмить солнце.
        - Отнесите мне в карету, - сказал он довольным голосом. Ему нравилось, когда страдали другие. Он часто у себя дома порол слуг, горожан и всех тех, кто просто попадался под горячую руку. Крики, визги, мольбы как бальзам лились на его злое сердце. Следует заметить, что его слуги мало чем отличались от сановника.
        После этого незваные посетители покинули мастерскую, оставив на полу избитого Матиаса. Вскоре сапожник очнулся, встал, осмотрелся и заметил, что сановник все же забрал сапоги. "Ох, что же я скажу Беснику? Ведь за оставшееся время я не успею изготовить новую обувь", - застонал он, беспокоясь не столько об ушибах и ранах, сколько о своих обязательствах перед клиентом.
        Однако путешественник Бесник оказался весьма сердобольным и понимающим человеком. Он выслушал объяснения сапожника, когда пришел за сапогами, вздохнул и сказал:
        - Не расстраивайтесь, уважаемый Матиас, вашей вины здесь нет. На белом свете много непорядочных людей, и с этим нам приходится мириться. Не утруждайте себя новой работой - изготовить мне сапоги. Не успеете. Я сейчас уезжаю в далекую Индию. И денег не возвращайте - вы же все-таки изготовили сапоги. А сапоги сами знают, кому они принадлежат, и не думаю, что зловредный Баходур-Мусяй долго в них проходит...
        Попрощавшись с добрым сапожником, Бесник ушел. Он торопился на корабль, который уже поднял паруса и ждал своего последнего пассажира...
        А тем временем Баходур-Мусяй вернулся к себе домой. Первым делом он потребовал принести ему ужин. Прислуга быстро накрыла стол. Ой, чего только там ни было, каких блюд и напитков, одних салатов штук двадцать, а про мясные, мучные и рыбные изделия говорить не приходится. Даже царь не всегда ел то, что было у его злого сановника. Во время этого пиршества перед Баходуром-Мусяем танцевали самые лучшие танцовщицы страны - так они услаждали его взор. А музыканты старались играть как можно лучше, иначе их ждала очередная порка.
        Плотно поев и похлопав себя по пузу, сановник откинулся на подушки. И тут он вспомнил про сапоги.
        - Эй, вы, идиоты, принесите мне новые сапоги, я хочу их примерить!
        Через секунду сапоги были перед ним. Вы понимаете, что это были не простые сапоги, а специально сшитые для путешественника, и они отказывались подчиняться другому. И сейчас сапоги решили наказать сановника за его проступки. Едва Баходур-Мусяй натянул их на свои кривые ноги, как сапоги сильно сжались. Хрустнули кости, кровь застыла в сосудах. От боли сановник закричал:
        - Ой, ой! Помогите мне! Спасите! Больно!
        Слуги пытались снять сапоги, только они сжимались еще сильнее. Он нестерпимой боли Баходур-Мусяй ударил ногами слуг, вскочил и стал бегать по комнате, раскидывая вещи. Только это мало помогало. Тем временем сапоги начали колоть его гвоздями на подошве, кожа согрелась до такой степени, что ступни сановника были как на раскаленной сковороде. А потом сапоги стали остывать, и вскоре ноги покрылись инеем. "Мы устроим тебе несладкую жизнь, ты пожалеешь о том часе, когда обидел мастера Матиаса и отнял нас у путешественника Бесника", - говорили они. Сапоги заставили сановника сильно побить тех слуг, которые отличались особой свирепостью и всегда сами били других людей по приказу Баходура-Мусяя. Те взвыли и уползли в свои каморки.
        Тем временем Баходур-Мусяй выбежал из дома и помчался по улице, совершенно обезумев от боли. Вслед ему неслись хохот и улюлюканье тех, кого он обижал, а таких в городе было много. У ручья сановник остановился и пытался снять обувь, но ему это не удалось - она, казалось, приросла к коже. "Нас отдерешь от себя только со своими ногами!" - кричали сапоги, и они так они мучили сановника целую ночь.
        Наконец бедняга взмолился:
        - Пожалуйста, перестаньте! Сжальтесь надо мной!
        Сапоги немного расслабились:
        - Мы освободим тебя, если ты перестанешь быть негодяем и исправишься!
        Баходур-Мусяй сказал:
        - Что я должен для этого сделать?
        - Прежде всего, пойти к Матиасу и извиниться перед ним, заплатить за его лечение, починить мастерскую. Отпустить слуг и раздать все свои богатства бедным людям. Потом попросить прощения у всех, кого обидел.
        - И это все?
        - Нет. Дальше ты пойдешь в ученики к Матиасу, станешь сапожником. Из тебя вышел плохой сановник, ты не годишься для государственной службы, может, сапожник из тебя получится - это тоже достойное ремесло!..
        - Ну нет, - начал было Баходур-Мусяй, возмущенный таким поворотом дела. Ему, знатному человеку идти в сапожники? Ну нет! Тогда сапоги опять сжались, и сановник взвыл:
        - Ой, ой, я согласен!
        Но сапоги сказали:
        - Не думай, что мы сразу же тебя отпустим. Мы вместе пойдем и будем смотреть, как ты исполняешь наши указания. Если начнешь мухлевать, то накажем! Понял?
        - Понял, - едва сдерживая стон, произнес Баходур-Мусяй. Он встал и, покачиваясь, побрел в сторону города. Но сапоги заставили его идти быстрее, так как Матиасу нужна была помощь.
        Нельзя сказать, что сапожник обрадовался, увидев перед собой злого сановника. Уж слишком сильно болело все тело после визита этого жестокого человека. Бедный Матиас лежал на кровати весь перебинтованный, а рядом сидела Марион - известная целительница, которая готовила разные лечебные снадобья.
        Прямо с порога Баходур-Мусяй упал на колени и пополз на четвереньках к опешившему Матиасу и обалдевшей Марион.
        - О-о, дорогой Матиас, извини меня! Я совершил много плохого и теперь несу наказание за это!
        - Как это? - изумился сапожник, поднимаясь с кровати.
        - Твои сапоги мучают меня, - плача, произнес сановник. - Они сказали, что я должен измениться, стать хорошим и... пойти к тебе в ученики... Если я не сделаю этого, то мои ноги отсохнут в сапогах, и я умру в страшных муках...
        - Гм, идея неплохая - пойти мне в услужение, может, я научу тебя быть хорошим человеком, - задумался Матиас и, мигнув целительнице, сказал. - Хорошо, я согласен. Итак, для начала уберись в мастерской, наведи порядок, помой полы, смажь инструменты маслом...
        Баходур-Мусяй хотел было оскорбиться, но сапоги быстро остудили его пыл - сами понимаете, как. Скривившись, сановник приступил к работе. Конечно, делал это неумело, ведь никогда в жизни не занимался подобным трудом. Он умел только приказывать и наказывать. Но сапоги жали безжалостно, если сановник пытался не довести до конца работу, например, не выжимал тряпку для швабры или веником не подметал углы, небрежно обращался с сапожным инструментом.
        Жители с изумлением смотрели, как злой сановник выносит из мастерской мусор, а потом идет на рынок за продуктами, чтобы приготовить обед. Они не знали, что произошло, и с чего это вдруг изменился Баходур-Мусяй, и недоумевали. Сановник просил у каждого встречного прощения, давал деньги из своего толстого кошелька. Но увидев на его ногах чужие сапоги, люди понимали, что чудесное превращение сановника происходит под влиянием этой волшебной обуви.
        Когда сановник вернулся к себе домой, он распустил всех слуг, щедро заплатив им за работу. Только, конечно, ничего не дал злым слугам. А потом отдал свой роскошный дом под детский приют, раздал вещи беднякам. Сам же в простой одежде вернулся к Матиасу и стал работать у него учеником.
        Так прошло полгода. За это время сапожник поправился. Его новый ученик, как ни странно, оказался способным и вскоре шил прекрасные сапоги, туфли, ботинки. К нему приходили люди из других стран, так как слава двух мастеров достигла и их границ. Изменился и характер у Баходура-Мусяя - он стал добрее, отзывчивее, его стали уважать за благородный труд. Тогда вот Матиас и предложил ему открыть цех под названием "Сапожная компания Матиаса и Баходура-Мусяя". И вскоре их изделия стали выходить под этой маркой.
        Убедившись, что бывший сановник изменился в лучшую сторону, сапоги сказали:
        - А теперь можешь нас снять. Мы прощаем тебя.
        - Спасибо вам, сапоги, - поклонился им Баходур-Мусяй. - Вы сделали из меня человека. Но я так привык к вам, что не хочу отказываться от вас...
        - Ты сошьешь себе другую обувь, - заявили сапоги. - Не забывай, что мы предназначались путешественнику Беснику, и должны быть его собственностью.
        - Но как? Ведь Бесник в Индии! Неизвестно, когда он вернется домой!
        На это сапоги ответили:
        - Мы сами его разыщем! Ведь мы сапоги путешественника и, значит, знаем, как путешествовать.
        И сапоги вышли из мастерской, оставив Баходура-Мусяя и Матиса. Как они жили и работали дальше - это уже другая сказка.
        Сапоги шли по дороге, пересекая много стран и государств, благо они были незаметными, маленькими, и никто с них не требовал паспортов и виз. Они шли через глухие леса, где водилось много хищников, знойные пустыни, где обитали пауки и змеи, проходили по болотам, кишащим жабами и лишайниками, взбирались на высочайшие горы мира, откуда до облаков рукой подать. Немало опасностей подстерегало их. Злые скорпионы, поджидавшие жертву на барханах, хотели закусать путешественников, но сапоги сами их растоптали, от чего те бросились наутек. В лесу на сапоги напали не менее свирепые осы, которые решили, что сумеют до смерти закусать бесстрашных одиночек, однако и у них ничего не вышло. В ледниках сапоги встретились с медведями, но и от них сумели уйти, так как бегали быстрее. Даже змеи на болотах не сумели остановить сапоги, которые все шли и шли к Индии, где должен был находиться их настоящий хозяин Бесник.
        А Бесник в это время был в сложном положении. Дело в том, что он вместе с караваном передвигался по пустыне, когда на них напали местные разбойники во главе с атаманом Хусан-бахом. Это была жестокая банда, не жалевшая никого и потому имевшая дурную славу. Разбойники перебили стражу, сопровождавшую купцов и путешественников, пленили всех, захватили весь ценный груз, состоявший из тканей, пряностей, изделий из кости, камня, металла, драгоценностей. Конечно, в рабство попал и Бесник. Он мужественно защищался, перебил немало врагов, и это даже вызвало восхищение у Хусан-баха. "Я не буду тебя убивать, - сказал он знаменитому путешественнику, когда того, окровавленного, привели к атаману. - Лучше повезу тебя на Восток, может, в Египет, и продам очень дорого. Такие храбрецы стоят немало денег, ха-ха".
        И вот уже много дней Бесник томился в плену, закованный в наручники и цепи. Его охраняли два здоровых и свирепых молодца, причем никогда не спускали с него глаз - таково было поручение атамана. Когда один спал, второй следил за пленником. И, естественно, убежать было трудно. Да и куда бежать - кругом пустыня и камни! Кроме того, разбойники сняли с него обувь, чтобы тот, если и попытается убежать, обжег ноги на горячем песке или его укусила бы кобра...
        Лежа на подстилках, Бесник смотрел на звезды и мечтал о свободе. Он все равно думал о побеге и строил планы, как это лучше сделать. Единственное, что его еще останавливало от такого шага, так это отсутствие сапог - без них опасно ходить по пустыне. Бесник поглядывал на обувь охранников, но она по размеру никак не походила, да и противно было бы носить обноски разбойников.
        Но все изменилось в один вечер. Бесник сидел у камня, глядя, как веселятся разбойники, пришедшие с нового удачного похода, как кто-то сзади его толкнул. Он обернулся и увидел сапоги. Сами понимаете, как неслыханно удивился пленник - в пустыне увидеть то, о чем мечтаешь.
        - Ба! - только и сумел произнести он. - А это что?
        - Мы - твои сапоги, - ответили сапоги. - Ты нас узнаешь?
        - Вроде бы нет... А почему вы решили, что я ваш хозяин? - недоумевал Бесник, одновременно с опаской поглядывая на охранявших его молодчиков.
        - Посмотри на нас внимательно, может, вспомнишь...
        Бесник склонился и стал разглядывать сапоги. Изделие показалось ему знакомым по рисункам, форме, материалу, ведь каждый мастер оригинален и отличителен в своей работе. "Что-то подобное я видел, - прикусив губу, сказал путешественник. - Даже совсем недавно..." Тут он заметил на коже клеймо Матиаса и вспомнил:
        - Боже, да вы - обувь сапожника Матиаса из Волкетсвиля! Наверное, это он послал вас ко мне...
        - Да, мы те сапоги, которые заказал ты и которые отнял у Матиаса сановник Баходур-Мусяй, помнишь? - сказали сапоги. - Мы проучили Баходура-Мусяя, он исправился, стал хорошим. А мы решили найти тебя и служить тебе верой и правдой. Долго нам пришлось тебя искать, но мы же по природе путешественники, знаем, как искать нашего хозяина. И как видишь, нашли...
        - Ой, как хорошо! - обрадовался Бесник. - А то разбойники отняли у меня обувь, а идти босиком по пустыне - сами понимаете - подвергать себя смертельному риску.
        - Хозяин, тебя обидели разбойники? - удивились сапоги, ибо еще ничего не знали о беде путешественника. Бесник рассказал им, как попал в плен, и сапоги очень разозлись из-за этого и готовы были наказать банду Хусан-баха. - Мы тебя спасем, - сказали они.
        Однако Бесник предложил им план бегства. Сапогам он понравился, после чего они стали готовиться к действиям. Когда стемнело, сапоги потопали к лошадям, которые были привязаны и спали, и изо всех сил стали пинать их. Лошади испугались, сорвались с места и убежали в пустыню. Половина банды побежала ловить их. Понятно, что без этих животных они мало что смогут сделать, во всяком случае, долго преследовать лошадей они не могли.
        Потом сапоги прошлись по лагерю, обрывая веревки, которые придерживали шатры, и все падало на тех, кто сидел внутри и кушал. Оттуда послышались ругань и крики проклятий. Но сапоги не успокоились, они затоптали всю одежду, поломали оружие, потушили костры, от чего в лагере разбойников стало темно. Поднялся большой шум и началась неразбериха. Сильнее всех кричал атаман, потому что ничего не соображал после двух бочек вина, и думал, что наступил конец света. Разбойники бегали как угорелые, махая саблями и только раня друг друга. Казалось, что теперь в такой суматохе можно убегать.
        Но не совсем так. Ведь два молодца не спускали глаз с Бесника - он был ценной добычей. Они не обращали внимание на суматоху, сидели и смотрели на пленника, держа мечи наготове. В это время сапоги незаметно подошли к ним. Левый пнул одного, а правый - другого. Разбойники стали озираться, только никого не заметили. Ну, не будут же они думать, что валявшаяся на земле чья-то обувь такое может сделать. Поэтому решили, что это один из них строит козни против другого, и стали драться между собой. Таковы уж их обычаи - бить того, на кого упадет подозрение.
        Тем временем сапоги сломали замок, который удерживал цепи и наручники Бесника, и освободили путешественника. Потом он надел обувь и вскочил, словно пружина. Бесник почувствовал, какая сила заключена в обуви Матиаса. Практически это были сапоги-скороходы. Мгновение - и Бесник помчался по пустыне, поднимая пыль, словно смерч. Его ноги неслись сами, точнее, это так быстро передвигались сапоги. Изумленные разбойники так и не поняли сразу, что это было, однако позже обнаружили исчезновение пленника. "Ой, Хусан-бах нас накажет!" - вопили два молодца и бросились в погоню. Только куда им было угнаться за Бесником. По сравнению с ним они тащились как черепахи по льду.
        А Бесник тем временем прибежал в ближайший город и сообщил полицейским о том, что в пустыне прячется банда Хусан-баха. Полиция давно искала этого разбойника и очень обрадовалась этой новости. Тотчас был снаряжен специальный отряд, который в короткое время обнаружил банду. Не один час продолжалось сражение, и бандиты пали, не выдержав натиска. Хусан-бах защищался отчаянно, понимал, что его посадят в тюрьму за преступления, однако Бесник, который при помощи сапог передвигался с огромной скоростью и практически мельтешил перед глазами, заколол его шпагой, сказав: "Это тебе за тех, кто безвинно погиб от твоей руки". После этого ни у одного из разбойников не было желания сопротивляться и делать плохое кому-либо. Купцов освободили, им вернули их ценности. И все благодарили Бесника за такое спасение.
        - Не меня благодарите, - признался он. - А мои сапоги...
        - Сапоги? - изумились все. Ведь они не знали всей истории, всей правды их спасения.
        - Да, да, именно сапоги. Их сделал сапожник Матиас - знаменитый мастер Волкетсвиля. И именно он навел переполох среди бандитов, освободил меня, а я сумел сбежать и сообщить все полиции, - сказал Бесник, демонстрируя обувь.
        Конечно, все стали благодарить сапоги, которые смущались и просили не преувеличивать их роль в этом деле. Спасенные и полицейские решили написать благодарственное письмо Матиасу, где рассказали бы о подвиге, совершенном его изделием.
        А Бесник, поклонившись, сказал:
        - С моими новыми сапогами я могу передвигаться быстрее, и открою новые земли, страны, расскажу о них людям. Поэтому я покидаю вас и направляюсь в Индию.
        Купцы и полицейские попрощались с путешественником, а тот, хлопнув по сапогам рукой, помчался так быстро, что скоро исчез за горизонтом. Безусловно, он достиг Индии и других государств, которые есть на этом свете.
        Только это уже другая сказка.
        ПРО СЕРДЦЕ
        Жили-были в огромном царстве-государстве добрые друзья - маленькие сердечки. Собрались они как-то осенним вечерком вместе у самовара, да и решили - почему бы нам не собрать все сердечки мира в одном месте, чтобы любое живое существо нашего царства-государства могло в это место прийти и подобрать под свою душу сердце.
        Недолго думали-гадали, да и придумали такое волшебное место, где любой житель сможет найти сердечко на свой вкус. Так появилась «Сердечная лавка». В ней поселились все сердечки мира - русские , японские, африканские, корейские, украинские , финские и другие. Сердечки на любой вкус и на любой возраст.
        И стали в лавке появляться все чаще разные посетители. Для льва нашлось храброе сердце, лисице пришлось хитрое и коварное, медведю - доброе и сильное.
        И не было ни одного посетителя, для которого не нашлось подходящего сердечка. А какое сердце у тебя внутри ?????
        ВОЛОДЯ
        ПРО СОВУ
        В одном городке, конечно, волшебном, в том самом городке, что далеко-далеко за лесом и речкой, жили-были... кто только не жил! В домике с красной крышей жила мама зайчиха со своим зайчиком. В доме с крышей зеленой жила тетушка коза с козленком. В самом маленьком
        домике с ярко-желтой крышей жил дедушка еж с ежатами. Еще было много разных домиков с разными жильцами.
        И вот в одном доме жила-была сова. Это была очень серьезная птица. И красивая. Ее мягкие серые перышки отливали коричневым блеском. А большие-пребольшие желтые-прежелтые круглые глаза были добрыми и очень внимательными.
        Вокруг совиного домика-пирамидки росли красивые красные цветы. Сова заботливо ухаживала за своим маленьким садиком. Рано утром, пока лучи солнца были не жаркими, сова брала лейку и поливала каждый цветок. Сова любила свои цветы, но охотно дарила их соседям, знакомым. Если ей нужно было с кем-то повидаться, кому-то что-то сказать, она обязательно срывала самый красивый цветок, сначала преподносила его, а уже потом сообщала новость.
        Вот такая жила-была сова. И красивая, и умная, и не жадная.
        А вот, представьте себе, не любили ее. И мама зайчиха, и тетушка коза, и дедушка еж, да и остальные жители волшебного городка.
        И не то чтобы не любили сову: ничего плохого она никому не сделала. А просто никто никогда ей не радовался. Даже наоборот. Вот видит кто-то. летит сова, в клюве прекрасный цветок держит, видит кто-то и думает:
        «Только бы не ко мне! Только бы не ко мне!!»
        Почему же так? Почему же боялись сову? А потому, что сова раньше всех о плохом узнавала, раньше всех плохие новости сообщала.
        И откуда узнавала она все?! Дело в том, что добрые ярко-желтые глаза совы были очень внимательны. «Добрые?! — скажешь ты. — Какие же они добрые, если все плохое замечают?!» А ты послушай сказку дальше и решай — добрые глаза у совы или нет. Да и сама сова добрая? Нет ли?
        ...Рано утром польет сова свои красивые красные цветы, и нет у нее больше дел. Взлетает она на мягких сильных крыльях на самый верхний, кстати фиолетовый, этаж своего разноцветного домика-пирамидки и са-иггся у окна. То дремлет, то по сторонам поглядывает. А глаза большие. зоркие. Как тут не увидеть! Что?
        Например, вот что. Выбегают из своего маленького домика ежата. Дедушка еж провожает колючих внучат на прогулку и следит за тем, чтобы каждый ежонок был обут в сапожки. Ведь только что прошел дождь, и на улице видимо-невидимо лужиц. Но только дедушка еж скрылся в домике, как непослушные ежата сбросили свои крохотные сапожки со всех лапок и босиком зашлепали по маленьким лужицам. Ежатам было очень весело оттого, что лужицы так смешно разбрызгивались. Весело-то весело, но что будет, если по лужам бегать босиком? Простуда! Или даже ангина! Все взрослые, конечно же, об этом знали. Знала и сова. Только все были заняты делами — кто по дому, кто в огороде, — никто ничего не видел. А сова сидела у своего окошка и все видела. Вот она и узнавала раньше всех, когда непослушные ежата наверняка схватят простуду. Ну, скажи, могла ли сова, серьезная птица, не предупредить дедушку ежа? Предупредить, чтобы дедушка заранее купил лекарство для своих ежат. Права сова?
        А бывало так. Уйдут по делам мама зайчиха и тетушка коза, а зайчонок и козленок заберутся в огород. Огород у зайчихи и козы общий: обе выращивают морковь, репу, капусту. Если бы зайчонок и козленок без разрешения лакомились только капустой и морковью, еще бы ладно. Но вот видит сова — съели маленькие разбойники по половинке репы. Разве можно! Ведь репа еще не созрела, еще зеленая! У козленка и зайчонка животы заболят. Сова очень разволновалась. Она решила, что необходимо срочно рассказать обо всем маме зайчихе и тетушке козе, чтобы они побыстрее записали своих малышей к врачу. Права сова?
        Права не права, как увидит что-нибудь тревожное, так спешит предупредить. А чтобы как-то смягчить неприятную новость, сова сначала дарит соседке один из своих прекрасных красных цветов, а уже потом веж-ливо-превежливо огорчает. А что ей остается?
        Вот и сейчас сорвала сова три цветка и полетела предупреждать дедушку ежа, маму зайчиху и тетушку козу.
        — Ух, ух, ух! Уважаемый дедушка еж! Почтительно прошу вас любезно принять мой цветок, а также предупреждение: ваши ежата должны заболеть ангиной, потому что бегали босиком по лужам. Ух, ух, ух! Прошу простить, но вам нужно быстрее бежать за лекарством. Ух, ух, ух!
        Огорчился дедушка еж, очень огорчился, но уже знал, точно знал, что ежатам нужно принять таблетки от ангины.
        А сова летит дальше.
        — Ух, ух, ух! Многоуважаемые мама зайчиха и тетушка коза! Будьте добры, примите мои скромные цветы и тревожное предупреждение! Ух! Ух! Ух!
        Что сказала сова дальше, ты, конечно, знаешь.
        Встревожились мама зайчиха и тетушка коза. Очень встревожились, но немедленно отвели своих малышей к врачу. Он тут же дал им таблетки от живота, и зайчонок с козленком даже не успели заболеть.
        Вот такую историю о сове рассказал мне волшебник. О сове, что жила-была в волшебном городке. Все видела, все знала. Так добрая она? Или нет? Скажешь: «Нет. Ведь она огорчала всех».
        Или скажешь: «Да. Ведь она о неприятностях предупреждала, значит, помогала с ними справляться». Подумай, тогда разберешься. Может быть, зря не любят сову жители волшебного городка?
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        Про слона Мотю и девочку Айю
        Папа и мама уже выходили из магазина, когда Айя вспомнила: "Вы обещали игрушку». Пришлось возвращаться назад. Айя проходила между рядов, но ничего интересного не видела, почти все это было у нее дома.
        В самом углу, на второй полке между телепузиком и чебурашкой, примостился серенький тряпичный слоненок с красным бантиком на шее. И вдруг, она увидела, что слоненок ей подмигнул.
        «Хочу слоненка», - воскликнула Айя. Родители пытались уговорить ее, что ничего интересного в нем нет, но бесполезно.
        Она настаивала, и пришлось купить его. Но он больше не подмигивал.
        Вечером Айя легла спать и положила слоненка рядом с собой.
        Когда потушили свет, и они остались одни, она услышала шепот: «Аичка, меня зовут Мотя, я из страны Агадаи, у меня тяжело болен отец и он попросил меня найти девочку по имени Айя, только она может его спасти. Путь в мою страну очень трудный, ты можешь подумать до завтра, прежде чем дашь согласие пойти.
        На следующий день, когда все легли спать, слоник спросил:
        "Ну, что?»
        "Я согласна», - ответила Айя.
        "Тогда покрути три раза мой хвостик".
        Айя выполнила его просьбу, и они тотчас оказались на берегу не очень широкого озера, причем слоник стал ростом с Айю и был настоящим. У берега плавала небольшая лодочка, и в ней было весло, на траве лежала длинная веревка и был вбит колышек.
        «Нам нужно переправиться на другой берег, - сказал Мотя, - но в лодке может поместиться только кто-нибудь один, или я, или ты. Справа и слева непроходимые болота, как нам быть?"
        Айя привязала веревку к лодке и к колышку, Мотя забрался в лодочку взял хоботом весло и погреб к другому берегу. Там он вышел, а Айя подтянула лодку назад, отвязала веревку и стала переправляться.
        На середине озера лодка наткнулась на что-то острое и стала наполняться водой, но Айя не растерялась и вплавь добралась до берега т.к. она очень хорошо плавала.
        Они развели костер и нагрели гамбургеры, которые были у Моти в сумке, висевшей на боку. Они перекусили, отдохнули и пошли дальше.
        Вдруг послышалось жужжание, вокруг появились пчелы, Айя с Мотей увидели небольшой домик и заскочили в него.
        В доме жила злая ведьма Немуза, она очень обрадовалась, закрыла дверь на замок и стала разжигать огонь в очаге. "Ужин пришел", торжественно заявила она и поставила огромный котел на огонь.
        В углу комнаты Айя увидела старенькое пианино, покрытое пылью и паутиной. Мотя попросил: "Айя сыграй что-нибудь, чтобы не так страшно было.
        Айя откинула крышку и начала играть, у старухи вдруг потекли слезы, она стала уменьшаться и исчезла вместе с домиком.
        Пчел уже не было и по лесной тропинке Айя и Мотя пошли дальше, лес стал расступаться, и появилась асфальтированная дорога, вдали виднелись дома.
        Они увидели девочку с лукошком собирающую грибы, предупредившую их, что в городе живут плохие мальчишки, которые обижают всех прохожих, дерутся и кидают камни.
        Мотя достал из своей необъятной сумки две пары отличных роликов, они обули их и помчались по дороге. Мальчишки даже глазом не успели моргнуть, только рты пооткрывали от удивления.
        А потом, дорога кончилась и начался песок. Вдали виднелась небольшая пальмовая роща. Нестерпимо пекло солнце, высунув языки, они еле-еле добрались до тени.
        В глубине расположилось небольшое озеро. На берегу возвышалась какая-то гора. Когда они подошли поближе, то увидели сидящего на траве слона с огромным животом, который непрерывно жевал, отламывая кусочки от гигантского шоколадного зайца.
        И тогда Мотя рассказал Айе следующую историю: Два года назад в наших краях был певец Пьер- Нарцисс и он подарил моему папе волшебного шоколадного зайца.
        Он предупредил, что если от зайца откусывать один маленький кусочек раз в неделю, он будет оставаться все время целым и будет петь песенки.
        Но отец не послушался и стал откусывать каждый день и теперь он уже не может двигаться и чем больше ест, тем больше хочется, а заяц все время растет.
        Пьер сказал мне по телефону, что спасти отца может девочка, которая очень любит шоколад, но выполнит его условия.
        Айя сказала Мотиному папе, что согласна взять зайца, который тут же стал опять маленьким, а у отца пропал живот и он начал ходить.
        Айя взяла зайчика, и они с Мотей сели в корзинку, которая была привязана к большому воздушному шарику. Мотя выбросил из корзинки мешок с песком и шарик стал подниматься вверх.
        Поздно вечером они благополучно приземлились во дворе у Айи. Слоник опять стал маленьким. Айя взяла слоника и зайца и зашла в свою спальню, там она услышала, как запел заяц:
        "Понарошку, счастья крошку на ладошку положу.
        Аккуратно с красным бантом я обёртку развяжу.
        Аппетитно, очень сытно, эта форма всех влечёт.
        Ароматный и приятный получаю я "зачёт".
        Про снежную бабу
        Снежная баба любила зиму, вьюгу. Любила белые деревья в саду, красное морозное солнце и красногрудых снегирей. А вот сосульки ей не нравились - они напоминали ей о весне.
        Но зима все же кончилась. Снежные крепости и горки, снежные человечки в парках и во дворах растаяли и превратились в ручьи.
        И только одна Снежная Баба не хотела верить, что зима ушла. «Это оттепель, - думала она. - Так уже было и в январе, и в феврале... Завтра подморозит и снова выпадет чистый снег".
        И она продолжала стоять в саду как ни в чем не бывало. Задумчиво склонив голову, она вспоминала свой самый счастливый день - день своего рожденья. Тогда ребятишки вылепили ее из снега и оставили в саду. Всю ночь над ней кружилась метель и пела ей свои песни, укрывая снегом. Снежная баба вспоминала снегопад. Тогда ее замело по самые плечи и ей было уютно и мягко стоять и дремать в сугробе.
        Она так глубоко задумалась, что не заметила как пришел май. Вокруг нее пышно цвели и осыпали лепестки яблони, И ветер поднимал белую метель над садом.
        - Это снегопад. Снегопад... - упрямо твердила Снежная Баба, глядя на осыпающийся яблоневый цвет.
        - Ер-р-рунда! - каркнула ворона на заборе. - Все ваши давно растаяли, испарились и летят белыми облаками высоко над землей. А кое-кто уже опять выпал снегом где-нибудь на Чукотке и их снова превратили в снежных баб и снеговиков. Одна ты здесь ни за грош пропадаешь.
        Снежная баба вздохнула, поправила ведро на голове и ничего не ответила. "Растаять-то дело нехитрое", - думала она, - "И лететь над землей, и снова стать снегом... Но ветер! Ведь можно промахнуться и не попасть снова в этот садик. И, потом, даже если тебя снова слепят дети, вдруг это будешь уже не ты? Нет. Лучше я подожду. Ведь, трава ждет под снегом весну и не погибает.
        Прилетел ветер, поднял над одуванчиками белые облачка парашютиков.
        - Это снегопад... Снегопад… - еле слышно шептала Снежная Баба и едва заметно плакала. Солнышко грело все сильней.
        На нее приходили посмотреть, как на чудо: август на дворе, а тут снег! С глухим стуком падали яблоки. По утрам туманы окутывали сад, и, окунаясь в их свежесть, Снежная Баба вздыхала облегченно.
        - Все стоишь!? - изумлялась Ворона, прилетая к Снежной Бабе посидеть в прохладе. - Ну ты даешь!
        Любил захаживать в сад седой мороженщик с белым сундучком на плече. Он садился на лавочку в тенечке и открывал крышку: из сундучка поднимался сухой морозный пар. Мороженщик доставал эскимо на палочке и протягивал его Снежной Бабе.
        - Ах ты, бедняга! - говорил он, сокрушенно качая головой. - Все ждешь? Ну, надейся, надейся!
        Мороженщик разговаривал с ней, будто она была живым человеком. Он доказывал, чертя палочкой на песке, что Северный полюс, на самом деле, находится здесь, аккурат под Снежной Бабой. Поэтому-то она и не тает.
        Снежная Баба ела эскимо и улыбалась. И в эти минуты жизнь казалась ей прекрасной, а зима близкой.
        - Все равно до зимы не дотянешь! - каркала Ворона, - Истаешь, слезами изойдешь... Ишь как похудела - талия появилась. А личико-то! Одни глаза остались.
        Но Снежная Баба только пристальнее смотрела в небо: там, где-то далеко, должно быть уже кружатся холодные ветры, сгоняют облака в большие темные тучи.
        Однажды ворона прилетела и громко прокаркала: "Журавли на юг собираются!"
        - Это к зиме! - Обрадовалась Снежная Баба. - Уж и не жарко, как раньше, а без снежку-то как тяжко...
        - Недолго ждать осталось! Скоро вздохнешь! - подбадривала ее Ворона. По утрам на ее хвосте и крыльях все чаще появлялась тонкая каемочка инея.
        Как-то ночью Снежная Баба проснулась от тихого шелеста. Он не переставал, а все усиливался. По саду летали белые лепестки. Она вдыхала их холодный аромат и не могла понять, откуда они слетают на нее. «Снег. Снег! Это первый снег!!!» - вдруг поняла она. И тут поднялся ледяной ветер и начисто вымел из города последние осенние листья.
        - Вот оно! Наконец-то! - радовалась Снежная Баба, вдыхая морозный воздух. Снег падал всю ночь.
        Наступило утро. Взошло красное солнце, и снегири расселись на белых ветках. Проснулась Старая Ворона. За ночь ее совсем засыпало снегом. - Фр-р-р! - встряхнулась она, хлопая крыльями. Увидела Снежную Бабу и разинула клюв от удивления:
        - Глаза-то, глаза! Синие! Так и сияют! И коса! Белая! До пояса! Вот чудо!
        А когда поднялось солнце, в домах проснулись дети, и запрыгали:
        - Ура! Зима-а-а! Скоро Новый год! У нас в саду Снегурочка!!!
        ГАЛИНА ЛЕБЕДЕВА
        ПРО ЧУВСТВА И ПОРОКИ
        Говорят, что однажды собрались в одном уголке земли вместе все человеческие чувства и качества.
        Когда СКУКА зевнула уже в третий раз, СУМАСШЕСТВИЕ предложило: А давайте играть в прятки!
        ИНТРИГА приподняла бровь: Прятки? Что это за игра? - и СУМАСШЕСТВИЕ объяснило, что один из них, например, оно, водит - закрывает глаза исчитает до миллиона, в то время как остальные прячутся. Тот, кто будет найден последним, станет водить в следующий раз и так далее.
        ЭНТУЗИАЗМ затанцевал с ЭЙФОРИЕЙ, РАДОСТЬ так прыгала, что убедила СОМНЕНИЕ, вот только АПАТИЯ, которую никогда ничего не интересовало, отказалась участвовать в игре. ПРАВДА предпочла не прятаться, потому что в конце концов ее всегда находят, ГОРДОСТЬ сказала, что это совершенно дурацкая игра (ее ничего кроме себя самой не волновало), ТРУСОСТИ очень не хотелось рисковать.
        - Раз, два, три, - начало счет СУМАСШЕСТВИЕ.
        Первой спряталась ЛЕНЬ, она укрылась за ближайшем камнем на дороге, ВЕРА поднялась на небеса, а ЗАВИСТЬ спряталась в тени ТРИУМФА, который собственными силами умудрился взобраться на верхушку самого высокого дерева. БЛАГОРОДСТВО очень долго не могло спрятаться, так как каждое место, которое оно находило казалось идеальным для его друзей: Кристально чистое озеро - для КРАСОТЫ.
        Расщелина дерева? - Так это для СТРАХА. Крыло бабочки - для СЛАДОСТРАСТИЯ. Дуновение ветерка - ведь это для СВОБОДЫ!
        Итак, оно замаскировалось в лучике солнца.ЭГОИЗМ, напротив, нашел только для себя теплое и уютное местечко. ЛОЖЬ спряталась на глубине океана (на самом деле она укрылась в радуге), а СТРАСТЬ и ЖЕЛАНИЕ затаились в жерле вулкана. ЗАБЫВЧИВОСТЬ, даже не помню,где она спряталась, но это не важно.
        Когда СУМАСШЕСТВИЕ досчитало до 999999, ЛЮБОВЬ все еще искала, где бы ей спрятаться, но все уже было занято. Но вдруг она увидела дивный розовый куст и решила укрыться среди его цветов.
        - Миллион, - сосчитало СУМАСШЕСТВИЕ и принялось искать.
        Первой оно, конечно же, нашло лень. Потом услышало как ВЕРА спорит с Богом, а о СТРАСТИ и ЖЕЛАНИИ оно узнало по тому, как дрожит вулкан, затем СУМАСШЕСТВИЕ увидело ЗАВИСТЬ и догадалось где прячется ТРИУМФ.
        ЭГОИЗМ и искать было не нужно, потому что местом, где он прятался оказался улей пчел, которые решили выгнать непрошеного гостя. В поисках СУМАСШЕСТВИЕ подошло напиться к ручью и увидело КРАСОТУ. СОМНЕНИЕ сидело у забора, решая, с какой же стороны ему спрятаться.
        Итак все были найдены:
        ТАЛАНТ - в свежей и сочной траве, ПЕЧАЛЬ - в темной пещере, ЛОЖЬ - в радуге (если честно, то она пряталась на дне океана). Вот только ЛЮБОВЬ найти не могли.
        СУМАСШЕСТВИЕ искало за каждым деревом, в каждом ручейке, на вершине каждой горы и, наконец, он решило посмотреть в розовых кустах, и когда раздвигало ветки, услышало крик. Острые шипы роз поранили ЛЮБВИ глаза.
        СУМАСШЕСТВИЕ не знало что и делать, принялось извиняться, плакало, молило, просило прощения и, в искупление своей вины, пообещало ЛЮБВИ стать ее поводырем.
        И вот с тех пор, когда впервые на земле играли в прятки......
        ЛЮБОВЬ слепа и СУМАСШЕСТВИЕ водит её за руку...
        BESA
        ПРОДЕЛКИ ЗЛОЙ ОТМЕТКИ ЕДИНИЦЫ
        Жила на свете злая отметка Единица. Много лет прожила, а ума не набралась. И такая она была надоедливая: заберется в тетрадь к нерадивому ученику - никак от нее не избавишься.
        Но вот однажды отличница Оля задумала выжить Единицу из их класса. Попросила она своих товарищей помочь лентяю, с которым крепко подружилась Единица. Товарищи, конечно, согласились. Вскоре тот отстающий ученик стал успевать по всем предметам. А Единицу Оля вытянула из его портфеля да и выбросила в открытую форточку.
        Упала Единица в сугроб, выбралась из снега, сжала кулачки и пропищала:
        - Ну гляди, Олька, я тебе отомщу!
        Стала Единица думать, как бы своей обидчице какую-нибудь неприятность причинить. Думала, думала - ничего придумать не сумела. А тут вдруг случай сам представился.
        Приближался Новый год. Лесные обитатели решили устроить у себя новогодний карнавал. Дедушка-Мороз и Снегурочка пригласили самых лучших учеников. Ну и конечно - Олю.
        Узнала про это Единица и в тот самый день, когда Оля отправилась на лесной праздник, вышла из-за угла ей навстречу, поклонилась и притворно ласково спросила:
        - Куда это ты спешишь?
        - На лесной карнавал.
        - Скажи пожалуйста! И я туда же.
        Удивилась Оля:
        - Ты?
        - Ну да. Ведь я теперь уже не злая отметка, а Единица арифметическая и приношу только пользу.
        Обрадовалась Оля:
        - Вот хорошо!
        А Единица возьми да предложи ей:
        - Давай дружить!
        - Давай, - согласилась Оля.
        - Тогда пойдем, я поведу тебя самой короткой дорогой.
        Взялись они за руки и отправились вместе. В лес вошли в удивительный: запорошенные деревья сверкают инеем на солнце, будто бриллиантами осыпаны.
        Любуется Оля, глаз оторвать не может. А Единица ничего не замечает. Только и думает, как бы Олю в самую что ни на есть глухомань завести да там и оставить. Пусть замерзает! Небось из глухой чащи сама не выберется.
        Вот Единица и говорит Оле:
        - Смотри получше под ноги, а то собьешься с пути, тропинка-то вон какая узенькая стала. Иди ты впереди, а я сзади.
        Идет Оля, смотрит себе под ноги. Шли они, шли, и вдруг Оле показалось, будто не слышны сзади шаги Единицы. Обернулась - так и есть. Исчезла куда-то ее спутница. Подняла Оля глаза да так и ахнула: вокруг дубы мощно сплелись стволами, встали непроходимой стеной. Точно в ловушку попала. А тут вдруг вьюга протяжно завыла и темнеть начало.
        Но Оля о себе не думает, ей за Единицу страшно: "Отстала, бедненькая, сбилась с пути и, видно, заблудилась".
        Начала Оля аукать да звать Единицу - куда там! Ветер с такой силой на нее набросился, что Оля сама своего голоса не услышала. Попыталась она из страшного места выбраться. Заметит между стволами просвет, кинется, а едва добежит - там кол будто из-под земли вырастает.
        Устала Оля. Села на пенек передохнуть, и очень ей спать захотелось. Да вовремя вспомнила бабушкин наказ: "Заснешь на морозе - не проснешься". Вскочила на ноги, снова стала свободное место между стволами искать. Увидит, а пока подбежит - глядь, снова там непроходимая стена. Так и не смогла из той чащобы выбраться. Совсем из сил выбилась. Опустилась на пенек и не заметила, как глаза сами собой закрылись…
        А Единица за деревьями стояла и зло посмеивалась. Это она в просветы между дубами вставала, дорогу Оле загораживала.
        Обрадовалась Единица тому, что Оля уснула:
        - Поделом тебе, противная девчонка. Вот и замерзай в лесу!
        Заторопилась Единица на лесную поляну, где стояла разукрашенная елка, чтобы подарок забрать, предназначенный для Оли. Побежала изо всех сил. И вдруг остановилась.
        - Что это я, право. Страшно ведь самой в мешок с подарками лезть. А если кто увидит?
        Стала Единица думать, кого бы из лесных обитателей попросить помочь ей.
        "Может быть, ежика? - И тут же сама себе ответила: - Нет, ежик больно уж честный: все лето на своих иголках грибы да ягоды таскает, на зиму запасы делает. Ежик чужое взять не согласится.
        А может быть, белку? Нет, и белку не уговоришь. Она тоже все лето работает, в свое дупло орешки носит - на долгую зиму запасает".
        Призадумалась Единица. И вдруг вспомнила про лису. Та любит чужое утащить. Немало кур в свою норку потаскала из колхозного птичника. Но где ее найти? Думала, думала Единица и надумала: стала кукарекать. Лиса тут как тут. Носиком поводит, во все стороны смотрит. Вышла к ней Единица и посмеивается:
        - Не ищи петушка, это я тебя вызвала.
        Рассердилась лиса:
        - Что за шутки неуместные?
        - А ты не гневайся раньше времени. Есть у меня один секрет для тебя.
        Обрадовалась Лиса. Она очень любила секреты.
        - Говори поскорее!
        - Э, нет, - остановила ее Единица. - Скоро только сказка сказывается, а дело делается подольше. Веди меня в свою нору, там и поговорим.
        Повела лиса Единицу к себе. Вошли в норку, а в ней тепло, уютно, пуховая перинка на постели. И так вдруг Единице вроде бы спать захотелось, вот она и говорить:
        - Ох, отдохнула бы я. А ты, лисонька, не хочешь ли новогодний подарок получить?
        - Кто же от подарков отказывается!
        - Только, чур, подарок пополам поделим, согласна?
        - Согласна, - отвечает лиса, а сама думает: "Так я тебе и отдала половину, держи карман шире". Сказала же она совсем другое:
        - Меня Дед-Мороз в этом году оставил без подарка за то, что я много кур перетаскала в свою норку из колхозного птичника, так я буду рада и половинке.
        - Вот и отлично, - говорит Единица. - Иди скорее на поляну, где стоит украшенная елка. Под ней мешок с новогодними подарками. Отыщи сверток, где написано "Для Оли", и неси сюда.
        Лиса даже испугалась:
        - Что ты, что ты! А как же Оля без подарка останется?
        Засмеялась Единица:
        - Оля на праздники не ходит. Она дома с отстающими учениками занимается.
        Обрадовалась лиса:
        - Тогда другое дело. Я мигом.
        Побежала лиса на лесную полянку. Видит, под разукрашенной елкой мешок большой-пребольшой лежит.
        Подошла поближе, огляделась - никого. Стала в подарках лапками рыться. Нашла сверток с надписью "Для Оли!, схватила и спряталась в кусты.
        Только успела спрятаться, смотрит, Дед-Мороз идет, Снегурочка да звери лесные с гостями.
        А птицы с ветки на ветку перепархивают.
        Начал Дед-Мороз решил исполнить желание каждого своего гостя и посылал он своих снежинок узнать, кто что хочет получить.
        Когда снежинки кружились в открытой Олиной форточке, она говорила своей бабушке:
        - Вот была бы у меня волшебная собачка… ну, такая, чтоб Единицу на расстоянии чуяла и в класс не пускала.
        Снежинки рассказали об этом Дедушке-Морозу, и он приготовил Оле в подарок именно такую собачку. Но лиса-то про это понятия не имела. Развязала она пакет, выскочила оттуда собачка да как вцепится в лисий хвост: ведь от лисы Единицыным духом пахло. Лиса от боли так и взвыла. И туда кинется, и сюда - никак не может от собачьих зубов освободиться. Пришлось бежать к Деду-Морозу. Упала лиса перед ним на передние лапки и повинилась: так, мол, и так - взяла я самовольно Олин подарок, потому что сама она на праздник не придет, с отстающими учениками занимается.
        Ну, Дед-Мороз, конечно, лису освободил и послал за Олей быстроногого оленя.
        Вернулся олень, докладывает: так, мол, и так - Оли дома нет, а сорока-белобока видела, как Оля вместе с отметкой Единицей в лес ушла.
        Рассердился Дед-Мороз на лису:
        - Видно, не все ты мне рассказала. Говори, где Оля, где Единица?
        Испугалась лиса: знает, с Дедом-Морозом шутки плохи:
        - Олю я в глаза не видела, а Единица, точно, в моей норке спит. Это она мне сказала, что Оля дома с отстающими учениками занимается.
        - Тут что-то неладное, - проговорил Дед-Мороз. - Надо идти к лисьей норе, допытаться у Единицы, где она Олю оставила.
        И пошли все звери и все гости с Дедом-Морозом и Снегурочкой к лисьей норе. И птицы опять над их головами с ветки на ветку перепархивали.
        А Единица в это время сладко спала на мягкой перинке. Вдруг услышала она сквозь сон голос Деда-Мороза:
        - А ну, выходи, Единица, на расправу! Ответ держать будешь за Олю-отличницу.
        Испугалась Единица, вскочила и стала новый выход из норки искать. Ей это было нетрудно: ведь Единица тонкая, будто палка.
        Просверлила в другом конце дыру, выскочила и помчалась прочь.
        Надоело Деду-Морозу ждать Единицу, велел он лисе из норы ее вытащить. Шмыгнула лиса в норку и тотчас увидела новый ход, похожий на окошко. Пролезть в него - не пролезешь, только холод идет. Да и куда лиса за Единицей погонится? Все равно ее не догнать. И в какую сторону она убежала - неизвестно.
        Вылезла лиса из норы, о том, что видела, Деду-Морозу рассказала.
        - От нас не уйдет, - ответил Дед-Мороз. Подозвал волшебную собачку и приказал ей:
        - А ну-ка, вперед, за Единицей!
        Собачка сразу же взяла след и побежала. Все - за ней. А птицы поверху перепархивали с ветки на ветку.
        Единица тем временем далеко убежала, да утомилась и решила отдохнуть. Легла на проталину - слышит, шум какой-то. Приложила ухо к земле - так и есть, погоня. Помчалась быстрее прежнего. Вот и асфальтовое шоссе. Лес позади остался. Дай, думает Единица, послушаю, не отстала ли погоня. Приложила ухо к земле, а топот уже совсем близко. Что делать? Видит, столбик с указателем стоит, а на нем цифра 22. Взобралась по столбику, встала впереди и оказалось на указателе 122.
        А тут собачка волшебная прибежала, а за ней Дед-Мороз, Снегурочка, гости и лесные обитатели. Стала собачка на указатель лаять, а Снегурочка говорит:
        - Дедушка, убери собачку в карман, видно, она след потеряла, зря лает.
        Положил Дед-Мороз собачку в карман, и побежали они дальше. А Единица спрыгнула со столбика, засмеялась и помчалась в другую сторону.
        Вот бегут наши преследователи, а собачка в кармане у Деда-Мороза все лает да лает, ну прямо надрывается.
        Тогда опять Снегурочка не выдержала и говорит:
        - Дедушка, а может, мы напрасно у того указателя не остановились, не поискали Единицу. Ведь попусту волшебная собачка так лаять не станет.
        - Не станет, - согласился Дедушка-Мороз. - Пожалуй, я и впрямь зря тебя послушал.
        И повернули они все обратно. Прибежали к столбику, смотрят, а на указателе только 22 осталось. Тут они и догадались, как ловко провела их Единица.
        Выпустил Дед-Мороз из кармана волшебную собачку, и она сразу же бросилась совсем в другую сторону.
        А Единица тем временем опять далеко убежала. И рада-радешенька: "Ай да я! Как ловко всех обманула!"
        Тут вроде бы и отдохнуть можно, только снова до ее слуха шум какой-то донесся. Погоня! Что делать? Вокруг - ни деревца, ни кустика, один особнячок неподалеку стоит. Бросилась Единица к домику, видит, форточка открыта. Шмыг в нее. Ну, думает, спряталась я от погони…
        А в этом особнячке работал большой ученый. Он только что закончил трудный чертеж. Проверил все цифры и собрался ехать домой Новый год встречать. Только успел одеться, как стук в дверь раздался. Открыл ученый дверь, смотрит и глазам своим не верит: стоят Дед-Мороз, Снегурочка, звери лесные, а с ними - девочки и мальчики.
        Дед-Мороз поздоровался с ученым и говорит:
        - К вам в форточку злая отметка Единица прыгнула. Она завела в лес Олю-отличницу и бросила там. Нужно отыскать ее как можно быстрее, а без Единицы мы не найдем.
        - Что ж, - отвечает ученый, - пойдемте посмотрим.
        Прошли они все в кабинет, взглянул ученый на чертеж и сразу же увидел Единицу. Она как в форточку прыгнула, так на лист с цифрами и попала. Заметила нолик, столкнула, а сама встала на его место.
        - Выходи, самозванка! - прикрикнул на нее ученый. - Не то резинкой сотру!
        Испугалась Единица. Сошла с чертежа.
        - Веди нас туда, где Олю оставила, - приказал Дед-Мороз.
        Пришлось вести, ничего не поделаешь. Вышли все из домика, а ученый и говорит:
        - И я с вами. Какая тут встреча Нового года, когда человек в опасности.
        Идет Единица впереди, все за ней. Долго шли. В такое глухое место забрели, что даже Дед-Мороз удивился:
        - Не знал я про эту чащобу, а сказали бы - не поверил.
        Пошли они дальше, а идти с каждым шагом становилось все труднее и труднее. Ноги в сугробах вязли. Стволы деревьев путь преграждали. А тут еще Единица куда-то исчезла. Никто и не заметил, как она в сугроб нарочно провалилась, чтобы спрятаться.
        Поохали, поахали, повозмущались и решили все без Единицы путь продолжать, Олю искать.
        Шли они так, шли - еще гуще стала чащоба. Еще больше удивился Дед-Мороз:
        - Вспомню про такое - себе самому не поверю…
        А потом пришли они в такое страшное место, будто в ловушку попали. Стволы вековых дубов со всех сторон стеной встали, сухие ветви звезды и месяц закрыли. Темным-темно вокруг, в двух шагах ничего не видно, а тут еще вьюга протяжно завыла.
        И вдруг Снегурочка наткнулась на пенек, где Оля сидела. Снежок ее засыпал - не то спит, не то замерзла.
        Стали Олю тормошить. Открыла она глаза, смотрит, ничего не поймет.
        - Ой, - говорит, - а где Единица? Она, бедненькая, потерялась в лесу.
        - Не вспоминай ты про злодейку Единицу, - сказал Дед-Мороз. Ведь это она тебя нарочно в такую глухомань завела, да и бросила, чтобы ты замерзла. Ну да ладно, что о ней говорить! Новый год через несколько минут наступит. Не дойти нам до той поляны, где украшенная елка стоит. Далеко. Давайте-ка выбираться отсюда.
        Вышли все из этой западни, сразу звездное небо с золотым месяцем открылось. Видят - небольшая поляна лесная. На поляне - елка зеленая. Пушистая, высокая. Подошел к ней Дед-Мороз, простер над ней руки и попросил:
        - Небо звездное, небо щедрое, сбрось на эту елочку несколько звездочек.
        И посыпался звездный дождь. Украсил он елку, да так красиво, что куда той, прежней, что вдалеке наряженная осталась.
        Встали тут все в хоровод, новогоднюю песню запели. А Единица вылезла из снега и глядит на них с завистью из-за сугроба. Вдруг она почувствовала, что сзади кто-то стоит. Оглянулась, а это нолик.
        - Ты зачем здесь?
        - А я один не могу. Я всегда при ком-нибудь должен находиться. Вот я за тобой и катился все время. Не надо было меня с чертежа сталкивать и на мое место вставать. Зато теперь ты уже не Единица, а вместе со мной стала десяткой.
        Рассердилась Единица:
        - Не хочу быть десяткой! Хочу оставаться Единице, чтобы зло ребятам делать.
        Отыскала она глазами ученого - и к нему:
        - Уважаемый ученый, разделите, пожалуйста, меня с ноликом.
        - Изволь.
        Взял ученый десятку и разделил ее пополам. Запрыгала веселая, жизнерадостная пятерка. А Единицы как не бывало.
        В это время лесные часы пробили двенадцать раз, и наступил Новый год.
        АЛЛА КИРИЛЛОВА
        ПРОНИЦАТЕЛЬНОСТЬ БЕДУИНА
        Один араб потерял в пустыне своего товарища с верблюдом. Целый день искал он его и не мог найти, а вечером повстречал бедуина. Араб обрадовался и начал расспрашивать о своем пропавшем товарище и его верблюде.
        - Товарищ твой толстый и хромой? - спросил бедуин.
        - Да. Где он? - воскликнул араб,
        - Я не знаю, где он. Но, скажи мне, в руках у него была палка? А верблюд его был одноглазый и вез финики, да?
        Человек обрадовался еще больше и закричал поспешно:
        - Да, да! Это мой товарищ и его верблюд. Но меня одолела усталость. Как я буду искать их в такую жару?! Когда ты видел их? Куда они пошли?
        Бедуин ответил:
        - Я не видел их и вообще со вчерашнего дня никого, кроме тебя, не встречал.
        - Ты что, смеешься надо мной?! -гневно прервал его араб.- Как ты хочешь обмануть меня, если только что подробно описал моего товарища и его верблюда?
        - Да, я не видел его,- спокойно повторил бедуин.- И все же я знаю, что он долго отдыхал под этой пальмой, а потом отправился по направлению к Сирии. И все это было три часа тому назад.
        - Откуда же ты знаешь все это, если ты не видел его?! - воскликнул араб.
        - Я не видел его,- ответил бедуин.- Но я узнал о нем по его следам.
        Он взял араба за руку, подвел его к отпечаткам следов на песке и сказал:
        - Посмотри на эти следы. Это - следы ступни человека, это - след верблюжьего копыта, а это - отпечаток палки. Посмотри на следы человека. Видишь, отпечаток левой ноги глубже и больше, чем правой? Не говорит ли это о том, что человек, проходивший здесь,- хромой? Теперь сравни его следы и мои - он оставил более глубокие отпечатки, чем оставляю я. Разве это не значит, что он более тучный, чем я?
        Араб удивился и сказал:
        - Все это очень хорошо. Но скажи, как ты узнал, что у верблюда один глаз? Ведь глазом-то он не касался песка.
        - Это верно,- засмеялся бедуин.- Глаз его не касался земли. И все-таки он оставил на ней свой след. Разве ты не видишь, что верблюд щипал траву только с правой стороны? И разве это не говорит о том, что у верблюда один глаз и поэтому он видит только одну сторону дороги?
        Еще больше изумился араб и спросил:
        - А какой след оставили финики?
        Бедуин прошел вперед шагов двадцать и сказал:
        - Посмотри на этих муравьев, которые собрались здесь. Разве ты не видишь, что их привлек сок фиников?
        Араб долго молчал, потом спросил наконец:
        - А время? Как ты мог определить время?
        Бедуин указал на пальму и сказал:
        - Посмотри сюда. Неужели ты не видишь, что твой товарищ отдыхал здесь со своим верблюдом?
        - Но как же ты догадался, что это было три часа тому назад?
        Бедуин снова рассмеялся и объяснил:
        - Посмотри на тень от пальмы. Ведь не думаешь же ты, что человек откажется от прохлады и сядет отдыхать на солнце? Конечно, твой товарищ отдыхал в тени. Я кочевник и знаю, что нужно около трех часов, чтобы тень от места его привала переместилась на то место, где она сейчас.
        АРАБСКАЯ СКАЗКА
        ПРОПАВШИЙ МАЛЬЧИК
        Жил-был когда-то давно один пан, очень богатый. Но что проку с богатства?
        Не было у него детей, а значит, и счастья не было. Был пан уже немолод, и надежд у него почти не осталось. Вот пошел он однажды к ведунье - узнать свою судьбу, а та сказала ему: «Будет у тебя сын, только если не хочешь потерять его, не позволяй мальчику до двенадцати лет касаться ногой земли. Иначе случится большое горе». Вскоре жена сказала пану, что у них будет ребенок. Понял он, что не лгала ведунья.
        И вот родился мальчик, пригожий, как день ясный. Отец нанял сразу девять нянек, чтобы те по очереди приглядывали за младенцем. Строгий наказ дал нянькам пан: «Сын мой не должен касаться земли!»
        Няньки приказ пана честно выполняли. Уж несколько дней оставалось ему до двенадцати лет, а его все время то в серебряной колыбели качали, то на руках носили.
        Пан, радуясь, что страшное предсказание не сбылось, а срок почти прошел, начал уже к праздничному пиру готовиться. И вдруг услышал он крики и плач. Вбежал в комнату сына - и обомлел: мальчика в комнате не было!
        Оказалось, что молодая нянька, чья очередь была мальчика на руках носить, загляделась из окна на пригожего купца, а чтоб удобнее было в окно выглядывать, опустила ребенка на пол. Повернулась она обратно - и мальчика нет как нет! Хотел было пан наказать девушку - да что толку...
        Горевал пан ужасно. Во все стороны слуг посылал - сына искать. Награды сулил, золото раздавал как сор. А мальчик будто в воду канул.
        Несколько лет прошло... И вот однажды доложили пану, что в одной из комнат его дома каждую полночь какой-то странный шум раздается. Пошел и сам пан послушать. И слышит, будто плачет кто-то, горько жалуется, только слов не разобрать. Не решился старый пан зайти в комнату, а сердце у него дрогнуло: вдруг это сын его пропавший?
        И тогда пан посулил триста монет в награду тому, кто решится провести ночь в той комнате. Поначалу немало смельчаков приходило к пану. Говорили они, что готовы с любым чудовищем сразиться. Но как только приближалась полночь, от храбрости их ничего не оставалось. Так и не смог старый пан разгадать эту тайну.
        Неподалеку от панского двора жила с тремя дочерьми бедная мельничиха. И вот слухи о задаче, какую задает пан, дошли и до их маленького домика. Старшая дочь мельничихи сказала матери:
        - Матушка, отпусти меня к пану! Покараулю одну ночь, может быть, что-нибудь и узнаю. Ведь триста монет для нас - целое богатство!
        Не очень понравилась матери эта затея, но все же разрешила она дочке пойти к пану.
        Пришла девушка к старому пану. Сказала, что согласна пробыть ночь в комнате. Только попросила, чтобы дали ей на ночь немного снеди, да дров, да свечку восковую. Пан тотчас приказал, чтобы слуги принесли ей все.
        Взяла тогда девушка все необходимое, свечку зажгла и пошла в комнату, где должна была провести ночь. Развела она огонь в печи, стала варить ужин, стол накрывать, постель стелить. Пока всеми этими делами занималась - время и прошло. А тут и полночь пробило.
        И вдруг в комнате раздался странный шум. Испугалась девушка, во все углы заглянула - никого. Совсем она оробела, но шум смолк, а перед девушкой как из-под земли появился пригожий юноша. Улыбнулся ей и спрашивает:
        - Для кого же ты это готовишь, красавица?
        - Для себя, - ответила ему девушка.
        Опечалился юноша, но чуть погодя еще спросил:
        - А стол ты для кого накрыла?
        - Для себя! - все так же отвечает девушка.
        Еще больше опечалился пригожий юноша от такого ответа, голову печально опустил.
        - А постель ты кому постелила? - спрашивает.
        - Себе! - опять ответила мельничихина дочка.
        Тут показались слезы на глазах юноши, заплакал он горько и исчез.
        Наутро девушка рассказала пану все, что она ночью видела и слышала. Но об одном промолчала: о том, что ответы ее расстроили молодого красавца. Пан так обрадовался, что хоть что-то узнал, с радостью заплатил ей триста монет.
        На следующую ночь караулить отправилась средняя сестра, а старшая научила ее, что делать и как отвечать. И та сделала все, как ее учили. Как и сестра, получила девушка триста монет.
        На третий день сказала младшая дочь, Богданка:
        - Не попытать ли и мне счастья, матушка? Коли сестрам так повезло, может, и ко мне судьба будет благосклонна?
        Ну что ж, делать нечего. Вздохнула мать и разрешила пойти и ей.
        Придя в дом пана, Богданка, как и сестры, взяла с собой еды, свечку и пошла в комнату. Прибралась там, огонь в печи развела, ужин вариться поставила. Потом стол накрыла, постель постелила. За делами и не заметила, как часы пробили полночь. Вдруг перед ней как из-под земли вырос пригожий юноша. Красив он был как день ясный, только лицо - печальное, грустное. Юноша спросил Богданку приветливо:
        - Для кого же ты это готовишь, красавица?
        Вспомнила Богданка, как сестры ее учили, но уж так красив и печален был юноша, что ответила она по-другому:
        - Для себя… но если ты голоден, то и для тебя.
        Прояснилось лицо юноши.
        - А стол ты для кого накрыла, милая?
        - Для себя… Но если и ты за стол хочешь сесть, то и для тебя.
        Улыбнулся гость, по душе ему пришелся ответ Богданки.
        - А постель ты кому постелила? - спросил он напоследок.
        - Себе… но если ты захочешь спать, то и тебе.
        Тут обрадовался юноша, захлопал в ладоши и говорит:
        - Ах, как славно, что все это ты и для меня приготовила! Скоро мы с тобой сядем за стол, только чуть погоди. Я еще должен проститься с друзьями, которые помогали мне все это время.
        И тут как будто ветерок повеял в комнате, а прямо посреди зала в полу появилась лестница, ведущая куда-то вниз. Юноша стал спускаться по ней. А Богданка так испугалась, что он исчезнет, и так интересно ей стало, куда он направился, что она незаметно взяла его за полу кафтана и спустилась за ним следом. И попала в незнакомое чудесное место. Вокруг деревья шумят, речка бежит, цветы на лугу цветут. Все как на земле, да только все - из чистого золота!
        Юноша быстро пошел вперед, а за ним Богданка еле успевает. Гладит юноша кору деревьев, до цветов ласково до-трагивается, шепчет им что-то.
        Из леса навстречу ему птицы вылетели, на плечи сели, песни поют, кружатся. Юноша с ними разговаривает, по перышкам их гладит.
        А Богданка тем временем отломила золотую веточку с дерева - на память об этом чудесном месте, да и чтобы сестры поверили, когда она обо всех чудесах, что с ней приключились, рассказывать будет.
        Потом дальше пошли они. И пришли к другому лесу. Богданка оглянулась - и обомлела, такая красота вокруг! Деревья ветвями машут, озерцо блестит, трава под ветром колышется. Да только все это - из чистого серебра!
        Из серебряного леса к юноше множесто зверей вышло - и все вокруг него столпились. Олени рога склоняют, зайцы на радостях скачут, волки поближе подходят, чтоб их погладили. Всем юноша приветливое слово сказал, каждого погладил и приласкал.
        А Богданка снова веточку с дерева сорвала и в карман положила.
        Простившись со всеми, юноша пошел обратно, а за ним потихоньку шла Богданка. Вот они у лестницы, по которой спускались в это чудесное место. Богданка снова схватилась за полу кафтана и вместе с юношей поднялась в комнату. Тут же пол за ними сомкнулся.
        Юноша обратился к Богданке, которая успела сесть за стол и сидела как ни в чем не бывало, будто здесь его и ждала все время.
        - Вот я и попрощался с моими друзьями. Теперь можно и за стол сесть, - сказал он, и Богданка стала доставать из печи кушанья.
        Сели они за стол, начали разговаривать, смеяться, шутить. И таким любезным оказался юноша, что не заметила Богданка, как пролетело время, вот уже и заря за окнами занялась...
        А старый пан тем временем в нетерпении ходил по дому. Стал он уже бояться, что с девушкой случилось что-то плохое, и решил пойти посмотреть, что же творится в той комнате. Открыл дверь пан - и обомлел: за столом рядом с дочкой мельничихи сидит его сын, звонко смеется.
        Обнял пан своего найденного сына, Богданку поблагодарил. А сын его тут же объявил, что полюбилась ему Богданка - его спасительница и хочет он немедля свадьбу сыграть.
        Пан на радостях стал созывать соседей на пир, а Богданка вынула из кармана веточки и показала их своему жениху.
        Взял их юноша и говорит:
        - Вот славно! Из этих двух веточек пусть станут для нас два замка - золотой и серебряный.
        Взял веточки и бросил в окно. И в ту же минуту появились два чудесных замка, в которых и жили до самой смерти Богданка со своим мужем.
        СЛОВАЦКАЯ СКАЗКА
        ПРОПАЩАЯ
        Городской судья стоял у открытого окна; на нем была крахмальная рубашка, в манишке красовалась дорогая булавка, выбрит он был безукоризненно - сам всегда брился. На этот раз он, впрочем, как-то порезался, и царапинка была заклеена клочком газетной бумаги.
        - Эй ты, малый! - закричал он.
        "Малый" был не кто иной, как прачкин сынишка; он проходил мимо, но тут остановился и почтительно снял фуражку с переломанным козырьком, - тем удобнее было совать ее в карман. Одет мальчуган был бедно, но чисто; на все дыры были аккуратно наложены заплатки; обут он был в тяжелые деревянные башмаки и стоял перед городским судьей навытяжку, словно перед самим королем.
        - Ты славный мальчик! - сказал городской судья. - Почтительный мальчик! Мать, верно, полощет белье на речке, а ты тащишь ей кое-что? Вишь, торчит из кармана! Скверная привычка у твоей матери! Сколько у тебя там?
        - Полкосушки,- ответил мальчик тихо, испуганно.
        - Да утром ты отнес ей столько же? - продолжал городской судья.
        - Нет, это вчера! - сказал мальчуган.
        - Две полкосушки - вот уже и целая! Пропащая она женщина! Просто беда с этим народом! Скажи своей матери, что стыдно ей! Да гляди, сам не сделайся пьяницей! Впрочем, что и говорить; конечно, сделаешься! Бедный ребенок... Ну, ступай!
        Мальчик пошел; фуражка так и осталась у него в руках, и ветер развевал его длинные белокурые волосы. Вот он прошел улицу, свернул в переулок и дошел до реки. Мать его стояла в воде и колотила вальком разложенное на деревянной скамье мокрое, тяжелое белье. Течение было сильное; мельничные шлюзы были открыты - простыню, которую женщина полоскала, так и рвало у нее из рук, скамья тоже грозила опрокинуться, и прачка просто из сил выбивалась.
        - Я чуть-чуть не уплыла сама! - сказала она. - Хорошо, что ты пришел, надо мне подкрепиться маленько. Вода холодная-прехолодная, а я вот уже шесть часов стою тут! Принес ты что-нибудь?
        Мальчик вытащил бутылочку; мать приложила ее ко рту и хлебнула.
        - Как славно! Сразу согреешься, точно поешь чего-нибудь горяченького, а стоит-то куда дешевле! Хлебни и ты, мальчуган! Ишь ты, какой бледный! Холодно тебе в легоньком платьишке! Осень ведь на дворе! У! Вода прехолодная! Только бы мне не захворать! Дай-ка мне еще глотнуть, да глотни и сам, только чуть-чуть! Тебе не надо привыкать к этому, бедняжка мой!
        И она обошла мостки, на которых стоял мальчуган, и вышла на берег. Вода бежала с рогожки, которою она обвязалась вокруг пояса, текла с подола юбки.
        - Я работаю изо всех сил, кровь чуть не брызжет у меня из-под ногтей!.. Да пусть, только бы удалось вывести в люди тебя, мой голубчик!
        В это время к ним подошла бедно одетая старуха; она прихрамывала па одну ногу, и один глаз у нее был прикрыт большим локоном, отчего изъян был еще заметнее. Старуха была дружна с прачкой, а звали ее соседи "хромою Марен с локоном".
        - Бедняжка, вот как приходится тебе работать! Стоишь по колено в холодной воде! Как тут не глотнуть разок-другой, чтобы согреться! А люди-то считают каждый твой глоток!
        И она пересказала прачке слова городского судьи. Марен слышала, что он говорил мальчику, и очень рассердилась на него, - можно ли говорить так с ребенком о его же собственной матери да считать всякий ее глоток, когда сам задаешь званый обед, где вино будет литься рекою, и вино-то дорогое, крепкое! Небось сами пьют - не считают, и все-таки они не пьяницы, люди достойные, а ты вот "пропащая"!
        - Так он и сказал тебе, сынок? - спросила прачка, и, губы ее задрожали. - Мать твоя - пропащая! Что ж, может быть, он и прав! Но не следовало бы говорить этого ребенку!.. Да, не впервой терпеть мне от этого семейства!
        - Правда, вы ведь служили еще у родителей судьи! Давненько это было, много пудов соли съедено с тех пор, не мудрено, что и пить хочется! - И Марен рассмеялась. - Сегодня у городского судьи назначен званый обед; хотел было отменить, да уж поздно было, все было готово. Я от дворника все это узнала. С час тому назад пришло письмо, что младший брат судьи умер в Копенгагене.
        - Умер! - проговорила прачка и побледнела как смерть.
        - Что с вами? - спросила Марен. - Неужто вы так близко принимаете это к сердцу? Ах да, ведь вы знавали его!
        - Так он умер!.. Лучше, добрее его не было человека на свете! Не много у господа бога таких, как он! - И слезы потекли по ее щекам. - О господи, голова так и кружится! Это оттого, что я выпила всю бутылку! Не следовало бы! Мне так скверно! И она схватилась за забор.
        - Ох, да вы совсем больны, матушка! - сказала Марен. - Ну, ну, придите же в себя!.. Нет, вам и взаправду плохо! Сведу-ка я вас лучше домой!
        - А белье-то!
        - Ну, я возьмусь за него!.. Держитесь за меня! Мальчуган пусть покараулит тут, пока я вернусь и дополощу. Сущая безделица осталась!
        Ноги у прачки подкашивались.
        - Я слишком долго стояла в холодной воде! И с самого утра у меня не было во рту ни крошки! Лихорадка так и бьет! Господи Иисусе! Хоть бы до дому-то добраться! Бедный мой мальчик!
        И она заплакала.
        Мальчик тоже заплакал и остался у реки стеречь белье. Женщины продвигались вперед шаг за шагом, прачка едва тащилась, прошли переулок, улицу, но перед домом судьи больная вдруг свалилась на мостовую. Вокруг нее собралась толпа. Хромая Марен побежала во двор за помощью. Судья со своими гостями смотрел из окна.
        - Это прачка! - сказал он. - Хлебнула лишнее! Пропащая женщина! Жаль только славного мальчугана, сынишку ее! А мать-то пропащая!
        Прачку привели в себя, отнесли домой в ее жалкую каморку и уложили в постель. Марен приготовила для больной питье - теплое пиво с маслом и с сахаром, лучшее средство, какое она только знала, а потом отправилась дополаскивать белье. Выполоскала она его очень плохо, зато от доброго сердца; собственно говоря, она только повытаскала мокрое белье на берег и уложила в корзину.
        Вечером Марен опять сидела в жалкой каморке возле прачки. Кухарка городского судьи дала ей для больной славный кусок ветчины и немножко жареного картофеля; все это пошло самой Марен и мальчику, а больная наслаждалась одним запахом.
        - Он такой питательный! - говорила она.
        Мальчик улегся на ту же самую постель, на которой лежала и мать; он лег у нее в ногах, поперек кровати, и покрылся старым половиком, собранным из голубых и красных лоскутков.
        Прачке стало немножко полегче; горячее пиво подкрепило ее, а запах теплого кушанья подбодрил.
        - Спасибо тебе, добрая душа! - сказала она Марен. - Когда мальчик уснет, я расскажу тебе все! Да он уж и спит, кажется! Взгляни, какой он славный, хорошенький с закрытыми глазками! Он и не знает, каково приходится его бедной матери, да, бог даст, и никогда не узнает!.. Я служила у советника и советницы, родителей судьи, и вот, случись, что самый младший из сыновей приехал на побывку домой; студент он был. Я в ту пору была еще молоденькою, шустрою, но честною девушкой, - вот как перед богом говорю! И студент-то был такой веселый, славный, а уж честнее, благороднее его не нашлось бы человека во всем свете! Он был хозяйский сын, а я простая служанка, но мы все-таки полюбили друг друга... честно и благородно! Поцеловаться разок-другой ведь не грех, если любишь друг друга всем сердцем. Он во всем признался матери; он так уважал и почитал ее, чуть не молился на нее! И она была такая умная, ласковая, добрая. Он уехал, но перед отъездом надел мне на палец золотое кольцо. Как уехал он, меня и призывает сама госпожа и начинает говорить со мною так серьезно и вместе с тем так ласково, как ангел небесный. Она
объяснила мне, какое между мною и им расстояние по уму и образованию. "Теперь он глядит лишь на твое личико, но красота ведь пройдет, а ты не так воспитана, не так образована, как он. Неровня вы - вот в чем вся беда! Я уважаю бедных, и в царствии небесном они, может быть, займут первые места, но тут-то, на земле, нельзя заезжать в чужую колею, если хочешь ехать вперед - и экипаж сломается, и вы оба вывалитесь! Я знаю, что за тебя сватался один честный, хороший работник, Эрик-перчаточник. Он бездетный вдовец, человек дельный и не бедный, - подумай же хорошенько!" Каждое ее слово резало меня, как ножом, но она говорила правду, вот это-то и мучило меня! Я поцеловала у нее руку и заплакала... Еще горше плакала я в своей каморке, лежа на постели... Один бог знает, что за ночку я провела, как я страдала и боролась с собою! Утром - это было в воскресенье - я отправилась к причастию в надежде, что бог просветит мой ум. И вот он точно послал мне свое знамение: иду из церкви, а навстречу мне Эрик. Тут уж я перестала и колебаться - и впрямь, ведь мы были парой, хоть он и был человеком зажиточным. Вот я и подошла
к нему, взяла его за руку и сказала:
        "Ты все еще любишь меня по-прежнему?" "Люблю и буду любить вечно!" - отвечал он. "А хочешь ли ты взять за себя девушку, которая уважает тебя, но не любит, хотя, может быть, и полюбит со временем?"
        "Полюбит непременно!" - сказал он, и мы подали друг другу руки. Я вернулась домой к госпоже. Золотое кольцо, что дал мне студент, я носила на груди, - я не смела надевать его на палец днем и надевала только по вечерам, когда ложилась спать. Я поцеловала кольцо так крепко, что кровь брызнула у меня из губ, потом отдала его госпоже и сказала, что на следующей неделе в церкви будет оглашение, - я выхожу за Эрика. Госпожа обняла меня и поцеловала... Она вот не говорила, что я "пропащая". Но, может статься, я в те времена, и правда, была лучше, хоть и не испытала еще столько горя! Сыграли свадьбу, и первый год дела у нас шли отлично; мы держали подмастерья и мальчика, да ты, Марен, служила у нас...
        - И какою славною хозяюшкою были вы! - сказала Марен. - Оба вы с мужем были такие добрые! Век не забуду!..
        - Да, ты жила у нас в хорошие годы! Детей у нас тогда еще не было... Студента я больше не видала... Ах нет, видела раз, но он-то меня не видел! Он приезжал на похороны матери. Я видела его у ее могилы. Какой он был бледный, печальный! Понятно - горевал по матери. Когда же умер его отец, был в чужих краях и не приезжал, да и после не бывал ни разу. Он так и не женился! Кажется, он сделался адвокатом. Обо мне он и не вспоминал, и если бы даже увидел меня, не узнал бы - такою я стала безобразною. Да так оно и лучше.
        Потом она стала рассказывать про тяжелые дни, когда одна беда валилась на них за другою. У них было пятьсот талеров, а в их улице продавался дом за двести; выгодно было купить его да сломать и построить на том же месте новый. Вот они и купили. Каменщики и плотники сделали смету, и вышло, что постройка будет стоить тысячу двадцать риксдалеров. Эрик имел кредит, и ему ссудили эту сумму из Копенгагена, но шкипер, который вез ее, погиб в море, а с ним и деньги.
        - Тогда-то вот и родился мой милый сынок! А отец впал в тяжелую, долгую болезнь; девять месяцев пришлось мне одевать и раздевать его, как малого ребенка. Все пошло у нас прахом, задолжали мы кругом, все прожили; наконец умер и муж. Я из сил выбивалась, чтобы прокормиться с ребенком, мыла лестницы, стирала белье, и грубое и тонкое, но нужда одолевала нас все больше и больше... Так, видно, богу угодно!.. Но когда-нибудь да он сжалится надо мною, освободит меня и призрит мальчугана!
        И она уснула.
        Утром она чувствовала себя бодрее и решила, что может идти на работу. Но едва она ступила в холодную воду, с ней сделался озноб, и силы оставили ее. Судорожно взмахнула она рукой, сделала шаг вперед и упала. Голова попала на сухое место, на землю, а ноги остались в воде; деревянные башмаки ее с соломенною подстилкой поплыли по течению. Тут ее и нашла Марен, которая принесла ей кофе.
        А от судьи пришли в это время сказать прачке, чтобы она сейчас же шла к нему; ему надо было что-то сообщить ей. Поздно! Послали было за цирюльником, чтобы пустить ей кровь, но прачка уже умерла.
        - Опилась! - сказал судья.
        А в письме, принесшем известие о смерти младшего брата, было сообщено и о его завещании. Оказалось, что он отказал вдове перчаточника, служившей когда-то его родителям, шестьсот риксдалеров. Деньги эти могли быть выданы сразу или понемножку - как найдут лучшим - ей и ее сыну.
        - Значит, у нее были кое-какие дела с братцем! - сказал судья. - Хорошо, что ее нет больше в живых! Теперь мальчик получит все, и я постараюсь отдать его в хорошие руки, чтобы из него вышел дельный работник.
        Судья призвал к себе мальчика и обещал заботиться о нем, а мать, дескать, отлично сделала, что умерла, - пропащая была!
        Прачку похоронили на кладбище для бедных. Марен посадила на могиле розовый куст; мальчик стоял тут же.
        - Мамочка! - сказал он и заплакал. - Правда ли, что она была пропащая?
        - Неправда! - сказала старуха и взглянула на небо. - Я успела узнать ее, особенно за последнюю ночь! Хорошая она была женщина! И господь бог скажет то же самое, когда примет ее в царство небесное! А люди пусть себе называют ее пропащею!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПРОХОР
        Давно то было, мхом поросло, в трясину затянуто да ряской покрылось. В сказаниях воспоминания и остались лишь, а знания те необходимы для семи палат ума своего.
        В тридевятом болоте, в тридесятом торфянике жили себе, поживали, комаров глотали да о горе только по рассказам наслышаны были Лягух-Кваколевич да Лягушка-Кваколевна. И дела их грешные, междукочковые обстояли очень даже подобающе: мошкары больше, чем проглотишь, а цаплям их болото не подошло чем-то. Без лиха, с животами раздутыми, пребывавшие в лепоте квакари наплодили одной весной - не слишком-то жаркой, но и без холода - прямо-таки целое болото головастиков.
        Да и сами Лягух-Кваколевич с Лягушкой-Кваколевной свою благородную икру в семейной ряске отложили. И, поплававши головастиками, ума понабравшись, явились миру к концу лета три квадевицы-красавицы - лягушачьи принцессы. Ту, которая первой из икры проклюнулась, старшую, то бишь, звали Квалена, вторую величали Ядрена, а третью, меньшенькую - Анфиса, в честь прабабки, знатной квакалки. Квадевицы вышли статные да ладные. Любуясь молодками, лягушачий выпученный взгляд так и радовался. Стало быть, замуж зеленых чудинок выдать сам квабог велел и приказывал.
        И вот в один из лучших деньков, когда дождичек накрапывал да солнышко за тучами спряталось, сели Квалена, Ядрена да Анфиса на большой лист кувшинки у протоки. И начали по дедо-прадедовскому обычаю женихов себе выискивать. А обряд тот старинный знатный был да ладный - истинно лягушачий, но токмо исключительно для особ кваколевских кровей.
        Состояло действо то в метании соломинок заточенных куда подалее, с целью поиска особ мужеска наполнения для серьезных отношений годных.
        Первою закружилась-завертелась Квалена на листе кувшинки да и метнула соломинку куда душой велено. Упала соломинка в тривосьмом болоте прямо-таки рядом с осокой, где Головач, сын дьяка тамошнего комарам счет вёл. Вот и ладненько - справный жених для старшей принцессы.
        Тогда Ядрена тож завертелась-закружилась да соломинку-гадалку метнула всю мощь лягушачью вложив. И упала соломинка в триседьмую трясину, угодила на обеденный стол Ногача, сына купца местного, в иных краях не менее известного. А чем Ногач не жених? Очень даже хороший и пригожий.
        Обрадовались Лягух-Кваколевич с Лягухой-Кваколевной, что дочери старшие их счастье надежное суженое да ряженое обрели. И отправили жаб быстроходных за женихами - в путь-дороженьку собирать да гостей на пир приглашать. Квакание по всему тридевятому болоту распространилось - обсуждение событий предстоящих знатных, для ума и сердца более чем приятных.
        Тут уж и Анфисе, младшенькой, очередь соломинку метать подошла. Ох уж и постаралась квадевица-зелена завертеться-покружиться, чтобы жениха себе выискать знатного-презнатного, всем на зависть, а себе на самую что ни на есть радость.
        Паче бяшут, Анфиса свою соломинку метнула так метнула. И сама не поняла, где тростинка заветная упала, да и никто не углядел. За болота, за леса, за облака плакучие, лягушачьи глаза радующие, соломинка улетела, так, что и не сыскать.
        Говорить просто, а делать-то что? Замуж квалягушке положено выходить только за того, на кого заветная соломинка укажет. А потому, пока старшие сестры женихов своих наилюбимейших привечали да с ними знакомились, отправилась Анфиса в дорогу дальнюю, путь неблизкий.
        Поскакала-попрыгала квадевица-красавица лесами дремучими, оврагами потаенными, полянами заветными да дорогами тележными опасными. Чуяло сердечко малое и не горячее совсем, где соломинку-гадалку искать, где суженого-ряженого выискивать. И привело её чутье хладнокровное, безошибочное в город каменный, человеческий. А там - в замок на горе да в палаты царские.
        Скачет Анфиса по палатам великолепным, чует - соломинка близко совсем, а суженого-ряженого, единственного навеки, судьбой веленого, не видно нигде.
        И вот припрыгала Анфиса в залу какую-то своими размерами лепую да и убранством тоже. Глянула - лежит соломинка заветная рядом с огромными сафьяновыми сапогами. А суженый-ряженый, судьбой назначенный, где?
        И тут голос грубый, человечий, раздавшийся откуда-то сверху оглушил слегка и напугал немного даже квадевицу бесстрашную. Мол, здравствуй моя ненаглядная Анфисушка, давно, дескать, тебя ожидаю. Души в твоей зеленой красоте не чаю, соединены мы с тобой соломинкой в печали и радости до самого смертного гроба.
        Посмотрела квадевица, откуда голос идет - от хозяина сафьяновых сапог, оказалось. Пригорюнилась немного, да делать-то нечего: от добра добра не ищут, стала знакомиться.
        Оказалось, Прохором парня зовут, сын он единственный местного царя-короля, а больше рассказать о нем и нечего. Про его успехи на охоте да про подвиги ратные, как он десять полков басурманских в землю сыру положил разве только можно словечко замолвить. Да то ведь - скука-скукотищей и народу не понять болотному.
        Далее глаголится: вкратце узнав подробности взаимные - а Анфисины у Прохора восхищение вызвали - отправились парень с квадевицей-красавицей в путь-дороженьку к родному торфянику.
        А чтоб побыстрее дойти - разместилась квацаревна с опаскою в огромной ладони своего суженого. Впрочем, добрались полюбовники до родных краев без окаянных приключений и лихих людей не встретили.
        Только в болоте им не обрадовались: человек, может, и не цапля, а тоже птица залетная.
        Скромно так, без особого квакания сыграли Лягух-Кваколевич и Лягуха-Кваколевна свадьбу доченьки младшенькой с Прохором-человеком. Да и поселились молодые на самом отшибе болотном и зажили совсем по-лягушачьи. Лакомился Прохор-человек комарами, мошкарой да мальками и хватало.
        Удивлялась Анфиса, мыслила: в ночи ходит тайком суженый дополнительную трапезу выискивать: грибы, ягоды, свежатинку всякую. Днем-то Прохор в болоте сидел да квакал, как старинным обрядом заведено. Только в ночи и мог желания свои нелягушачьи исполнить.
        И иное начала примечать Анфиса, неладное что-то, да не к худшему, а к лучшему. Никогда над болотом столько крупных комаров не вилось, а от мошки и вовсе воздух дрожал. Лепота! И стала тогда квадевица зеленая за муженьком своим ночью приглядывать.
        Вот настало время тьмы новое, квабогом веленое, Анфиса притворилась спящей, а на муженька глазок один скосила. Прохор же из болота вылез, о землю ударился да в лягуха превратился. Только одежа по траве разлеглась. Сам же Прохор-лягух страсть как хорош да пригож: глазки выпученные, лапки длинные, шкурка лягушачья блестит. Анфиса и раньше в муже своем много привлекательного находила, несмотря на диковинность его, а теперь и вовсе залюбовалась.
        Прохор-лягух же поскакал к болоту да и поплыл быстро-быстро. А Анфиса, думая недолго, велению сердца поддавшись, взяла камешки острые да веточки колючие и всю человечью одежу мужнину на кусочки порвала.
        Вернулся Прохор, увидел неладное - опечалился. Встретился со взглядом Анфисы выпученным и говорит, мол, что ж ты натворила, женушка моя ненаглядная. Заклятье на меня, мол, наложено, так бы я к лету навсегда обратился в лягушку, а теперь беды жди, и немалой совсем.
        Так оно и вышло. Налетели на болото аисты, подхватили Прохора да и унесли куда-то в небеса дальние. Тут бы Анфисе и тризну по мужу съеденному справить, да только чуяло сердечко её лягушачье - живой ненаглядный суженый.
        И отправилась квадевица зеленая в путь-дороженьку неблизкую - единственного на всю жизнь долгую, соломинкой веленого, из беды выручать. Сколько дней да ночей странствие длилось - и самой неведомо. Захолодало, лес желтым листом покрылся.
        Умаялась совсем квацаревна: по сухой земле скакала да сонными мухами редкими перебивалась. Но чуяла любовью неистовой Анфиса, куда путь держать - прискакала в местность холмистую, где аисты злые гнездо свили.
        Увидела главного и заквакала грозно, мол, возвращайте моего мужа немедленно и целехоньким! Рассмеялся старый аист и отвечает, дескать, за наглость твою я тебя прощаю, а то съел бы. Мол, возвращайся в свое болото подобру-поздорову, а Прохор у нас останется - он у птенцов в прислужниках.
        Но не отступилась Анфиса, а вызов бросила. Мол, выходи на бой аист окаянный. Рассердилась птица вражья, залетала-закружила над квадевицей зеленой. Только и Анфиса не сплоховала: квакнула. Зело лепо квакнула - от квакания с птицы окаянной все перья облетели. Остальные же аисты в страхе разлетелись кто куда. Тут и Прохор из гнезда выпрыгнул. Обрадовалась Анфиса на него глядючи - уж больно блестящ да пригож её ненаглядный.
        Обратно до болота быстро доскакали - с легким сердцем любой путь недлинный. А по дороге рассказал Прохор Анфисе тайну свою: мать его Лягушкой-Царевной была. Заклятье её на сына передалось.
        Как же до торфяника добрались, устроили пир радостный да благостный: мальков, мошки, улиток без счету - всё болото просто обквакалось.
        Тут и квасказке конец, всем, кто дослушал - большого комара в рот.
        А ежели кто считает, что лягушкой быть хуже, чем человеком, - я с вами не квакаю.
        РАШИД ПОЛУХИН
        ПРЫГАЮЩИЙ ДОМИК
        На переменке в звериной школе первоклашки знакомиться стали. Каждый из них о себе рассказывал: где живет, что любит. - Я в поле живу, - сказал Кролик. - Больше всего на свете люблю маму и... морковку.
        - А моя квартира -на ветках кокосовой пальмы, - сказала Обезьянка. - И мне очень нравятся бананы.
        Потом говорили Слоненок и Мышонок, Ежик и Лягушонок. Только Кенгуренок молчал, будто воды в рот набрал.
        - А где ты живешь? - спросил его Кролик. - Может, ты... бездомный?
        - Я не бездомный. Я живу... у мамы... в сумке... - обиделся Кенгуренок.
        - В сумке? - недоверчиво покачал головой Слоненок. - А когда твоя мама прыгает-скачет, ты тоже там сидишь? - Конечно? Я в этой сумке сплю? - ответил Кенгуренок.
        - Значит, ты живешь в... прыгающем домике? Вот здорово? - крикнул Ежик.
        - Кваквая преквасная ква -квартира ? - проквакал Лягушонок. И все звери-первоклашки с этим согласились.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ПРЫГУНЫ
        Блоха, кузнечик и гусек-скакунок вздумали раз посмотреть, кто из них выше прыгнет, и пригласили прийти полюбоваться на такое диво весь свет - всех, кто захочет. И вот три изрядных прыгуна сошлись вместе в одной комнате.
        - Я выдам свою дочку за того, кто прыгнет выше всех! - сказал король.
        Обидно было бы таким молодцам прыгать задаром!
        Сначала вышла блоха. Она держалась в высшей степени мило и раскланялась на все стороны: в жилах ее текла голубая кровь, и она вообще привыкла иметь дело только с людьми, а ведь это что-нибудь да значит!
        Потом вышел кузнечик. Он был, конечно, потяжелее весом, но тоже очень приличен на вид и одет в зеленый мундир - он и родился в мундире. Кузнечик говорил, что происходит из очень древнего рода, из Египта, а потому в большой чести в здешних местах; его взяли прямо с поля и посадили в трехэтажный карточный домик, который был сделан из одних фигурных карт, обращенных лицом вовнутрь. А окна и двери в нем были прорезаны в туловище червонной дамы.
        - Я пою, - сказал кузнечик, - да так, что шестнадцать здешних сверчков, которые трещат с самого рожденья и всетаки не удостоились карточного домика, послушали меня да и похудели с досады!
        Таким образом, и блоха и кузнечик полагали, что достаточно зарекомендовали себя в качестве приличной партии для принцессы.
        Гусек-скакунок не сказал ничего, но о нем шел слух, что зато он много думает. Придворный пес, как только обнюхал его, сказал, что он из очень хорошего семейства. А старый придворный советник, который получил три ордена за умение молчать, уверял, что гусек-скакунок наделен пророческим даром: по его спине можно узнать, мягкая или суровая будет зима, а этого нельзя узнать даже по спине самого составителя календарей.
        - Я пока ничего не скажу! - сказал старый король. - Но у меня есть свои соображения!
        Теперь оставалось прыгать.
        Блоха прыгнула, да так высоко, что никто и не уследил, и потому все стали говорить, что она вовсе и не прыгала. Только это было нечестно.
        Кузнечик прыгнул вдвое ниже и угодил королю прямо в лицо, и тот сказал, что это очень скверно.
        Гусек-скакунок долго стоял и думал, и в конце концов все решили, что он вовсе не умеет прыгать.
        - Только бы ему не сделалось дурно! - сказал придворный пес и снова принялся обнюхивать его.
        Прыг! И гусек-скакунок маленьким прыжком наискосок очутился прямо на коленях у принцессы, которая сидела на низенькой золотой скамейке.
        И тогда король сказал:
        - Выше всего - допрыгнуть до моей дочери, вот в чем суть. Но чтобы додуматься до этого, нужна голова, и гусекскакунок доказал, что она у него есть. И притом с мозгами!
        И принцесса досталась гуську-скакунку.
        - А все-таки я прыгнула выше всех! - сказала блоха. - Но все равно, пусть остается при своем дурацком гуське с палочкой и смолой! Я прыгнула выше всех, но на этом свете надо иметь фигуру, только тогда тебя заметят!
        И блоха поступила добровольцем в чужеземное войско и, говорят, нашла там свою смерть.
        Кузнечик возвратился в канаву и стал думать о том, как устроен свет. Он тоже сказал:
        - Фигуру, фигуру надо иметь!
        И он затянул песенку о своей печальной доле. Из его песни мы и взяли эту историю. Впрочем, она, наверно, выдумана, хоть и напечатана.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        Прятки
        Серому как Туман Серому.
        Каждую осень, а иногда и весной, Дождь и Туман играли в прятки. Где бы ни прятался Туман, Дождь его всегда находил. В дупле старого клёна, в траве возле дома, и даже вокруг фонарного столба. Вот и сейчас - только Туман спрятался под скамейку в парке, а Дождь тут как тут.
        --А я тебя нашёл! От меня не спрячешься!
        --Эх...-- вздохнул Туман, --Так играть неинтересно. Ты меня всегда находишь.
        --Не огорчайся! -- стал утешать его Дождь, -- Может, в следующий раз повезёт...
        Но Туман уже отвлёкся, глядя на проезжающие сквозь него машины:
        --Красиво.
        --Ага. И фонари... -- согласился Дождь.
        На следующее утро Туман встал пораньше, и долго бродил по улицам, думая, где бы спрятаться на этот раз. Можно, конечно, забраться в мышиные норки, но это будет не по правилам. Так ничего и не придумав, Туман вернулся в Зелёный переулок, где друзья договорились встретиться.
        --Может, не стоит сегодня в прятки? -- спросил Дождь: -- Ты опять быстро найдёшься и огорчишься из-за этого... Давай, может, просто побродим.
        -- Не волнуйся. Сегодня я спрячусь так, что ты и за неделю не найдёшь...
        Дождь закрыл глаза и стал считать до ста. «Вокруг столба? Это уже было. На дереве? И там я недавно прятался.» Туман огляделся и увидел приоткрытое окно на первом этаже. «Странно...» -- подумал Туман. «Люди обычно закрывают все окна и двери, когда мы идём гулять...» И он заглянул в комнату.
        Мягко горела лампа, а за столом сидела девочка и что-то рисовала. «Здесь меня Дождь ни за что не найдет» -- решил Туман, и тихонько пробрался в комнату.
        -- А почему ты не закрываешь окно?
        -- Я люблю туман и дождь. -- Ответила девочка. -- А ты кто?
        -- Я Туман. -- Улыбнулся Туман. -- Можно у тебя спрятаться?
        -- Конечно, прячься. А от кого?
        -- От Дождя. Нет, ты не думай ..., просто мы в прятки играем, только он меня всегда находит.
        -- Не волнуйся. -- Успокоила Туман девочка: -- Здесь не найдёт... Наверное, интересно быть туманом?
        -- Да, -- согласился Туман, -- особенно когда с дождем. И если ещё фонари...
        -- Ага. И фары машин... -- Согласилась девочка.
        -- А хочешь, я тебя с Дождем познакомлю? Вместе побродим...
        -- Здорово... -- Улыбнулась девочка. -- А я вас рисовать научу. Хочешь?
        -- Конечно!.
        Они ещё немного поболтали.., а потом Туман зевнул и сладко потянулся:
        -- Ты не обидишься, если я немного вздремну?
        -- Тебе одеяло принести?
        -- Нет, спасибо, я так. Мы, туманы, сами себе как одеяла. Ты разбуди меня, пожалуйста, через час...
        -- Хорошо. -- Кивнула девочка, и склонилась над рисунком.
        Не прошло и минуты, а Туман уже сладко спал, свернувшись калачиком в кресле. Девочка укрыла его одеялом - так, на всякий случай, чтобы не простудился - и тихонечко села рядом читать книжку. Час прошел, девочка стала будить Туман, но тот только ворочался и тихонько ворчал. «Ничего» -- подумала девочка: «Пусть ещё полчасика подремлет.»
        Тем временем Дождь исходил вдоль и поперёк все улицы, заглядывал даже в собачьи будки, но нигде не нашел Тумана, и уже начал беспокоиться, не случилось ли чего... Но тут выглянуло солнце, и Дождь поспешно нырнул под навес. «Как же я теперь вернусь домой без Тумана?» Он растерянно оглянулся, и увидел в окне девочку, которая махала ему рукой:
        --Ты наверное Дождь?
        Дождь согласно кивнул.
        --Может это и не по правилам, но у тебя было такое грустное лицо, что я не выдержала. Туман у меня в гостях, и с ним все в порядке. Он просто сладко спит. Устал, наверно...
        --Ура! -- обрадовался Дождь: -- Нашелся!
        И тихонечко забарабанил по подоконнику. От радости.
        А Туман спал и думал: «Это не страшно, что Дождь меня не нашел. Зато мы нашли нового друга...» И он легонько улыбнулся во сне.
        ПСИХЕЯ
        В маленькой, узенькой улице стоял старый дом, бывший некогда храмом. В доме этом жил молодой ваятель, бедный, безызвестный... Он хотел воплотить в мраморе то чувство, которое стремилось из глубины его души вознестись к вечному и бесконечному. Но как воссоздать его, в каком образе? Мягкая глина послушно принимала под его пальцами прекрасные формы, но на другой день он, как и всегда, уничтожал созданное им накануне.
        - Ты мечтатель! - говорили ему друзья. - И в этом твое несчастье! Происходит же все это оттого, что ты еще не жил по-настоящему, не вкусил жизни, не пил жадными глотками жизненный нектар.
        Однажды он проходил мимо одного из многочисленных римских палаццо и увидал внутри двора садик, полный душистых роз. Перед ним промелькнуло видение - молодая девушка, дочь хозяина дома. Как она была нежна, воздушна, прелестна! Никогда в жизни не видывал он такой девушки! Ах, нет, видел в одном из римских палаццо на картине Рафаэля, в образе Психеи. Там она была написана красками, здесь явилась ему живая.
        Она ярко запечатлелась в его сердце и мыслях; вернувшись в свою бедную мастерскую, он принялся лепить из глины Психею - знатную молодую римлянку, и впервые остался доволен своею работою. В ней чувствовалась жизнь, это была она!
        Друзья, увидав статую, громко возликовали: в этой работе талант его выразился необычайно ярко; до сих пор его признавали только одни они, теперь его признает весь свет!
        Глина прекрасно создает ощущение живого, тёплого тела, но не обладает белизной и прочностью мрамора. Психея должна была ожить в мраморе, и у художника даже имелся этот драгоценный материал…
        Словно новая эра настала в бедной мастерской; в ней закипела жизнь, веселье, работа. Сияющая утренняя звезда созерцала, как работа продвигалась вперед. Сама глина, казалось, ожила и послушно принимала под рукою художника желаемые формы, передавала знакомые черты. Скоро они засияли высшею, совершеннейшею красотою.
        - Теперь я знаю, что такое жить! - ликовал художник. Это значит - любить, увлекаться возвышенным, восхищаться прекрасным! То же, что называют жизнью мои товарищи, - обман, пузыри, вскакивающие на бродящей гуще, а не чистый, небесный напиток, приобщающий человека к истинной жизни!
        Мраморная глыба была поднята на подставку, от нее начали откалывать кусок за куском, и мало-помалу грубая работа была выполнена, камень стал принимать формы живого тела, очертания божественно-прекрасного образа молодой девушки. Тяжелый камень превратился в воздушную, порхающую прелестную Психею, улыбающуюся небесною улыбкою, навеки запечатлевшуюся в сердце молодого ваятеля.
        Звезда, сиявшая на румяном утреннем небе, видела все это и, право, поняла, что творилось в душе молодого человека, поняла и краску, вспыхивающую на его щеках, и блеск его глаз в то время, когда он воплощал в мраморе создание божье.
        - Ты мастер, какие жили во времена древних греков! - говорили ему восхищенные друзья. - Скоро весь свет будет дивиться твоей Психее!
        - Моей Психее! - повторил он. - Моей! Да, она и должна быть моею! И я такой же художник, как мои великие предшественники. Милосердный Господь даровал Мне талант, превознёс меня, как своего избранника!
        И он упал на колени и со слезами благодарил Бога, потом опять забывал его ради нее, ради ее мраморного изображения, ради Психеи, словно вылепленной из снега и разрумяненной утренним солнцем...
        Прошли столетия. Яркая звезда светила по-прежнему, все такая же светлая, крупная, какою была тысячелетия...
        Однажды в саду рыли могилу; умерла молодая монахиня, и в это утро ее хотели похоронить. Вдруг заступ наткнулся на камень, сверкавший ослепительною белизною. Стали действовать заступом осторожнее, и из земли показалась женская голова, руки, ноги... Из могилы, куда хотели зарыть тело молодой монахини, извлекли при свете розовой утренней зари чудную статую Психеи, изваянную из белого мрамора. “Как она прелестна! Какое совершенство! Памятник искусства лучших времен! - говорили люди. - Кто создал ее?” Никто не знал этого, никто, кроме сияющей тысячелетия утренней звезды. Она одна знала земную жизнь творца Психеи, его испытания, его слабость и веру в человеческое достоинство. Бренная оболочка его распалась в прах, как и должно, но результат его стремлений, воплощение таившейся в нем искры божьей - Психея - осталась!.. И она никогда не умрет, она переживет самую память о своем творце, будет служить здесь на земле, проблеском его бессмертной души! И вот ее нашли, оценили и полюбили!
        Ясная утренняя звезда, горевшая на румяном небе, обливала своим дрожащим светом Психею и освещала блаженно улыбавшиеся уста и глаза зрителей, созерцавших в немом восторге душу, изваянную из мрамора.
        Всё земное истлевает, рассыпается в прах, забывается. Помнит о нем лишь звезда, свидетельница бесконечных времен; все же небесное само сияет и живет в памяти. Но и эта память может угаснуть, однако Психея живет вечно!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПТИЦА
        Все лето Заяц плел веревку, и к осени она у него стала длиной до неба.
        «Приделаю крючок, - думал Заяц, - заброшу на звезду и…»
        Прибежала Белка:
        - Ты что делаешь, Заяц?
        - Веревку сплел, - сказал Заяц.
        - А зачем?
        - Залезу на небо, - сказал Заяц.. - Хочешь, тебя возьму с собой?
        - Возьми, - сказала Белка. Ночью высы-пали звезды.
        Заяц забросил крючок на самую большую звезду, и веревка тонкой паутинкой протянулась от земли до неба.
        - Лезь, - сказал Заяц.
        - А ты?
        - Я за тобой.
        И Белка побежала на небо.
        Заяц полез следом, но он не умел лазать по веревке, и поэтому сильно отс-тал.
        - Ты где? Лезь скорее! - кричала Белка из темноты. А Заяц лез и лез и уже стал уставать.
        - Где же ты? - торопила Белка. Она давно забралась на звезду и ждала Зайца. А Заяц раскачивался посередке, между небом и землей, и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься на землю.
        - Ну что ты там? - спросила из темноты Белка.
        - Сил нет. Не могу, - сказал Заяц.
        - Ты - как по веточке, как по веточке, - сказала Белка.
        Заяц раскачивался во тьме, уши его трепал ночной ветерок, он видел далеко внизу родной лес, а вверху - большую звезду и понимал, что сейчас разожмет лапы и упадет.
        «Все лето плел веревку, - горестно думал Заяц, - и вот…»
        - Эй! - вдруг услышал он знакомый голос с земли. - Кто там висит? И другой знакомый голос ответил:
        - Далеко. Не видно.
        - Как ты думаешь, Ежик, кто там может быть?
        - Птица, - сказал Ежик.
        - Какая же птица висит посреди неба? «Редкая», - хотел сказать Заяц. Но про-молчал.
        - Это Заяц! - крикнула со звезды Белка. - Полез на небо и вот застрял.
        - Медвежонок, его надо спасать!
        - Спасите меня, - тихо сказал Заяц.
        - С каких это пор Зайцы стали лазать по небу? - проворчал Медвежонок и дернул за веревку.
        - Ой, - тихо сказал Заяц.
        - Как будем спасать? - спросил Ежик.
        - Сейчас, - сказал Медвежонок. И убежал.
        - Заяц! - крикнул Ежик. - Это ты?
        - Я, - тихо сказал Заяц.
        - Не слышу!
        - Я, - погромче сказал Заяц, потому что, если бы он крикнул совсем громко, он бы упал.
        - Это он, он! - крикнула со звезды Белка.
        - Держись, Заяц! - крикнул Ежик. - Медвежонок что-то придумал! И тут вер-нулся Медвежонок с простыней.
        - Держи, - сказал он. И дал два конца Ежику. - Заяц! - закричал в темноту Мед-вежонок. - Прямо под тобой мы растя-нули простыню, слышишь? Прыгай!
        - Я боюсь, - сказал Заяц.
        - Он боится! - крикнула Белка. Ей со звезды было слышнее.
        - Прыгай, кому говорят! - еще громче крикнул Медвежонок, и, откинувшись назад, они с Ежиком, как могли, растя-нули простыню. - Ну!
        - Прыгай! - крикнула Белка. Заяц разжал лапы и полетел, полетел, поле-тел, только черный ночной ветер зас-вистал между ушами.
        «Где ж простыня? Где же земля?» - думал Заяц и не знал, что он, как большая птица с широкими крыльями, летит над землей и уже не может упасть.
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        ПТИЦА И ЯЙЦО
        Жила-была птица, которая не умела летать. Подобно бескрылым созданиям, она ходила по земле - хотя и знала, что некоторые птицы летают.
        Однажды в ее гнездо случайно попало яйцо летающей птицы, и она высидела его вместе со своими яйцами. Вылупившийся птенец стал расти и развиваться, но присущая ему способность летать никак не проявлялась.
        Иногда он спрашивал свою приемную мать: "Когда же я полечу?" И птица, привязанная к земле, отвечала: "Чтобы взлететь, ты должен быть настойчив в своем стремлении, как все птицы".
        Она ведь не умела преподать оперившемуся птенцу урок полета; она даже не знала, как вытолкнуть его из гнезда, чтобы он мог убедиться в своих силах.
        Странно, но птенец не замечал этого; чувство благодарности к приемной матери не позволяло ему осознать свое положение.
        - Если бы не она, - рассуждал он сам с собой, - я до сих пор оставался бы в яйце.
        А иногда он говорил себе так:
        - Тот, кому я обязан своим появлением на свет, конечно, научит меня летать. Это только вопрос времени или, возможно, все зависит от моих собственных усилий; а может быть, для этого надо обладать какой-то высшей мудростью - других причин не существует. В один прекрасный день птица, которая привела меня к моему теперешнему состоянию, поднимет меня на следующую ступень.
        Эта сказка в том или ином виде появляется в различных вариантах "Авариф ал-Наариф" - произведения Сухраварди, написанного в ХII веке. Сказка несет в себе много значений. Говорят, что ученик может истолковать ее интуитивно, соответственно тому уровню сознания, которого он достиг. На обычном, поверхностном уровне она, несомненно, представляет собой историю поучительного характера, иллюстрирующую, помимо всего прочего, саму подоплеку современной цивилизации. В связи с этим в ней необходимо выделить две идеи.
        Первая идея: предположение, что одно обязательно вытекает из другого, может оказаться абсурдным и помешать дальнейшему прогрессу.
        Вторая: если человек может справиться с какой-нибудь одной задачей, это еще не значит, что он может справиться и с другой тоже.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ПТИЦА ФЕНИКС
        В райском саду под деревом познания цвел розовый куст; в первой же распустившейся на нем розе родилась птица; перья ее отливали чудными красками, полет ее был - сиянием, пение - дивной гармонией.
        Но вот Ева вкусила от дерева познания, и ее вместе с Адамом изгнали из рая, а от пламенного меча ангела возмездия упала в гнездо одна искра. Гнездо вспыхнуло, и птица сгорела, но из раскаленного яйца вылетела новая, единственная, всегда единственная в мире птица феникс. Мифы говорят, что она вьет себе гнездо в Аравии и каждые сто лет сама сжигает себя в гнезде, но из раскаленного яйца вылетает новый феникс, опять единственный в мире.
        Быстрая, как луч света, блистая чудною окраской перьев, чаруя своим дивным пением, летает вокруг нас дивная птица.
        Мать сидит у колыбели ребенка, а птица витает над его изголовьем, и от веяния ее крыл вокруг головки ребенка образуется сияние. Залетает птица и в скромную хижину труженика, и тогда луч солнца озаряет хижину, а жалкий деревянный сундук начинает благоухать фиалками.
        Птица феникс не вечно остается в Аравии. Она парит вместе с северным сиянием и над ледяными равнинами Лапландии, порхает между желтыми цветами, питомцами короткого лета, и в Гренландии. В глубине Фалунских рудников и в угольных шахтах Англии вьется она напудренною молью над молитвенником в руках благочестивого рабочего; в цветке лотоса плавает по священным водам Ганга, и глаза молодой индийской девушки загораются при виде ее огнем восторга!
        Птица феникс! Разве ты не знаешь ее, этой райской птицы, священного лебедя песнопений? На колеснице Фесписа [Феспис (жил в Аттике около 550 г. до н.э.), согласно преданиям, был отцом трагедии и разъезжал по стране во главе странствующей труппы актеров; сценой им служила их же повозка] сидела она болтливым вороном, хлопая черными крыльями; по струнам арфы исландского скальда звонко ударяла красным клювом лебедя; на плечо Шекспира опускалась вороном Одина и шептала ему на ухо: "Тебя ждет бессмертие"; в праздник певцов порхала в рыцарской зале Вартбурга.
        Птица феникс! Разве ты не знаешь ее? Это она ведь пропела тебе марсельезу, и ты целовал перо, выпавшее из ее крыла; она являлась тебе в небесном сиянии, а ты, может быть, отворачивался от нее к воробьям с крыльями, раззолоченными сусальным золотом!..
        Райская птица, каждое столетие погибающая в пламени и вновь возрождающаяся из пепла, твои золотые изображения висят в роскошных чертогах богачей, сама же ты часто блуждаешь бесприютная, одинокая!.. Птица феникс, обитающая в Аравии, - только миф!
        В райском саду родилась ты под деревом познания, в первой распустившейся розе, и творец отметил тебя своим поцелуем и дал тебе настоящее имя - Поэзия!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ПТИЧИЙ КОРОЛЬ
        Однажды в давние времена сговорились птицы собраться на большом ровном лугу и выбрать короля. Были тут и орел, и аист, и дрозд, и трясогузка, и лебедь, и жаворонок, и воробей, и еще одна, самая маленькая птичка.
        Каждая птица хотела стать королем, только не смела вылезти вперед. Долго они галдели, покуда аист, зная, что крылья у него сильные, надумал: кто выше всех поднимется, тому и быть птичьим королем. Все птицы с ним согласились.
        Только аист щелкнул клювом, дал знак, и взмыли птицы тучей. Куропатка сразу шлепнулась наземь, курица тоже стала спускаться и чуть ногу не вывихнула. Другие птицы полетали, сколько было сил, да одна за другой скоро устали, начали спускаться.
        Только аист с орлом залетели так высоко, что еле их видно было. Под конец и аист притомился. Орел остался один и заклекотал:
        — Я король! Я король! Кто взлетит выше меня?
        — Я! — пискнула у него под ухом птичка и поднялась выше орла. — Я король!
        А это птица-крошка уселась орлу на спину и все ждала, когда он устанет. Попытался было орел птичку обогнать, да где там! Разве догнать усталому отдохнувшего.
        Так птичка-крошка всех перехитрила и стала королем. Только стыдно ей стало своего обмана, и с той поры она по кустам прячется; все птицы, как завидят ее, кричат:
        — Королек-крошка! Королек-крошка!
        ЛИТОВСКАЯ СКАЗКА
        ПТИЧИЙ ЯЗЫК
        В одном городе жил купец с купчихою, и родился у них сын не по годам смышленый, назвали его Василием.
        Раз как - то обедали они втроем; а над столом висел в клетке соловей и так жалобно пел, что купец не вытерпел и проговорил:
        - Если б сыскался такой человек, который отгадал бы мне, что соловей распевает и какую судьбу предвещает, - кажись, при жизни бы отдал ему половину имения, да и по смерти отказал много добра. А мальчик - ему было лет шесть тогда - посмотрел отцу с матерью в глаза и сказал:
        - Я знаю, что соловей поет, да сказать боюсь.
        - Говори без утайки! - пристали к нему отец с матерью.
        И Вася со слезами вымолвил:
        - Соловей предвещает, что придет пора - время, будете вы мне служить: отец станет воду подавать, а мать полотенце - лицо, руки утирать.
        Слова эти больно огорчили купца с купчихою, и решились они сбыть свое детище; построили небольшую лодочку, в темную ночь положили в нее сонного мальчика и пустили в открытое море. На ту пору вылетел из клетки соловей - вещун, прилетел в лодку и сел мальчику на плечо.
        Вот плывет лодка по морю, а навстречу ей корабль на всех парусах летит. Увидал корабельщик мальчика, жалко ему стало, взял его к себе, расспросил про все и обещал держать и любить его, как родного сына. На другой день говорит мальчик новому отцу:
        - Соловей напевает, что подымется буря, поломает мачты, прорвет паруса; надо поворотить в становище. Но корабельщик не послушался. И впрямь поднялась буря, поломала мачты, оборвала паруса.
        Делать нечего, прошлого не воротишь; поставили новые мачты, поправили паруса и поплыли дальше. А Вася опять говорит:
        - Соловей напевает, что навстречу идут двенадцать кораблей, все разбойничьих, во полон нас возьмут!
        На тот раз корабельщик послушался, приворотил к острову и видел, как те двенадцать кораблей, все разбойничьих, пробежали мимо. Выждал корабельщик сколько надобно и поплыл дальше.
        Ни мало, ни много прошло времени, пристал корабль к городу Хвалынску; а у короля тех мест уже несколько годов перед дворцовыми окнами летают и кричат ворон с воронихою и вороненком, ни днем, ни ночью никому угомону не дают.
        Что ни делали, никакими хитростями не могут их от окошек отжить. И приказано было от короля прибить на всех перекрестках и пристанях такову грамоту: ежели кто сможет отжить от дворцовых окошек ворона с воронихою, тому король отдаст в награду полцарства своего и меньшую королевну в жены; а кто возьмется за такое дело, а дела не сделает, тому отрублена будет голова.
        Много было охотников породниться с королем, да все головы свои под топор положили.
        Узнал про то Вася, стал проситься у корабельщика:
        - Позволь пойти к королю - отогнать ворона воронихою.
        Сколько ни уговаривал его корабельщик, никак не мог удержать.
        - Ну, ступай, - говорит, - да если что недоброе случится, на себя пеняй!
        Пришел Вася во дворец, сказал королю и велел открыть то самое окно, возле которого воронье летало. Послушал птичьего крику и говорит королю:
        - Ваше величество, сами видите, что летают здесь трое: ворон, жена его ворониха и сын их вороненок; ворон с воронихою спорят, кому принадлежит сын - отцу или матери, и просят рассудить их. Ваше величество! Скажите, кому принадлежит сын?
        Король говорит:
        - Отцу.
        Только сказал король это слово, ворон с вороненком полетели вправо, а ворониха - влево. После того король взял мальчика к себе, и жил он при нем в большой милости и чести; вырос и стал молодец молодцом, женился на королевне и взял в приданое полцарства.
        Вздумалось ему как - то поездить по разным местам, по чужим землям, людей посмотреть и себя показать; собрался и поехал странствовать.
        В одном городе остановился он ночевать; переночевал, встал поутру и велит, чтобы подали ему умываться.
        Хозяин принес ему воду, а хозяйка подала полотенце; поразговорился с ними королевич и узнал, что то были отец его и мать, заплакал от радости и упал к их ногам родительским; а после взял их с собою в город Хвалынск, и стали они все вместе жить - поживать да добра наживать.
        НАРОДНАЯ СКАЗКА
        Путешествия ежика и стрекозы в страну сладких плодов
        В одном маленьком лесу жила семья ежей во главе с папой-ежиком по имени Колючка. Это был хороший папа, потому что он заботился о своих детишках, каждый раз принося им яблоки, грибы, орешки, чему они очень радовались. А поскольку ежат у Колючки было семеро, то еда для них вряд ли могла поместиться в одной корзинке, и для этого папа использовал свои иглы на спине и голове. Вы же все знаете, что ежи - колючие создания, и именно на своих иглах-рапирах они носят полезные вещи точно так же, как, например, мама-кенгуру в сумке своих кенгурят.
        Однажды мама-ежиха Ресничка сказала Колючке:
        - Дорогой, скоро у наших детишек день рождения. Им нужно будет принести что-то вкусное, но такое, чего они раньше никогда не пробовали.
        - Милая, но что можно найти нового в нашем лесу? - удивился папа-еж. - Я обошел его весь, но ничего кроме грибов, орехов и яблок здесь не найти. Малина, земляника, черешня - все это уже отцвело…
        Ресничка вздохнула и развела руками:
        - Я не знаю, просто так хотелось удивить и обрадовать детей.
        - Ладно, я что-нибудь придумаю, - начал успокаивать ее папа-еж. - Сейчас я пойду на поляну и, может, найду то, что раньше не приносил.
        Колючка не любил откладывать свои дела на дальнюю полку. Он оделся, взял посох - походную палочку, собрал рюкзачок и вышел из дома. Вслед ему весело кричали детишки, и махала платком Ресничка. Папа-еж улыбнулся и зашагал по тропинке, предвкушая найти диковинные вещи, которых раньше его семья не видела.
        Долго ли, коротко ли шел он, однако вскоре устал и присел на пенек отдохнуть. Чем больше он думал о подарках детям, тем грустнее ему становилось. Ведь он хорошо понимал, что в его лесу трудно найти то, что ему раньше не встречалось. И тут услышал:
        - Тррр-тррртттт, привет, Колючка! Как дела?
        Папа-еж поднял глаза и увидел стрекозу. И очень обрадовался, так как это была его подружка - знаменитая путешественница Крылышко. Она облетела много лесов, полей, озер, и поговаривали, что она была даже за далекими горами, там, где никто из местных зверей никогда не бывал. Последний раз Колючка видел ее прошлым летом, и она рассказывала ему много интересных историй из своих приключений.
        - Ой, Крылышко, как я рад тебя видеть! - воскликнул папа-еж. - Давно ты не прилетала к нам, мы с Ресничкой и детишками по тебе соскучились. Я каждый вечер малышам пересказываю твои истории, и они мечтают стать такими же путешественниками, как ты.
        - Трррттт, спасибо, Колючка, трррр, ты - верный друг, - сказала, треща крыльями, стрекоза. - Но почему ты такой грустный? Что случилось?
        Колючка вздохнул:
        - Ох, подружка, у моих малышей скоро день рождения, и мы с Ресничкой хотели им подарить то, что раньше они никогда не видели и не пробовали. Но разве в нашем лесу что-то новое можно найти?
        - Гм, может, в нашем лесу и не найдешь, но зато, трррттт, попробуй поискать в другом, - предложила Крылышко. - Например, за теми горами лежит поляна, затем есть озеро, а за озером - Страна сладких плодов, где растут чудо-деревья. Я видела там замечательные фрукты, такие вкусные-превкусные, что язык можно проглотить.
        Папа-еж оживился при этих словах.
        - Я сама, трррртт, ела бананы, инжир, виноград, груши, апельсины, и могу сказать, что это, тррррр, не только вкусно, но и очень полезно. В этих плодах много витаминов, которые полезны для детей и взрослых, трррр, - трещала стрекоза.
        Колючка представил себе эти плоды, и у него самого чуть слюнки не потекли. Ему страшно захотелось принести такой подарок семье, и он даже вскочил… и тут сел обратно на пенек.
        - Спасибо, Крылышко, за совет. Но ведь я не знаю дороги туда, как же я найду это волшебное место? - опечалился он. Было понятно, что дорога туда займет очень много времени, а до праздника малышей осталось совсем немного.
        Но не зря же Крылышко была другом ежей, она возмущенно затрещала:
        - Эй, это что еще такое, трррртт! Почему меня не имеешь в виду? Тррр, ведь я там была и хорошо знаю самый короткий путь! Мне тоже хочется сделать что-нибудь приятное твоим детишкам. Так что, трррртт, не будем терять времени и отправимся путешествовать!
        - Уррааа! - обрадовался папа-еж. Он вскочил и, махая посохом, пошел вслед за стрекозой, которая летела впереди, искала самые удобные тропинки, где было меньше колючек, острых камней, глубоких рвов, быстрых рек и других опасностей.
        Безусловно, идти вдвоем было интересно и весело. Крылышко к тому же без устали болтала, и Колючка узнал последние новости, например, что волк Клык разозлился на всех жителей леса и теперь их обижает, или что филин Бяшка предсказывает погоду, но все время путается и поэтому никогда не угадывает, или что рыба Троглодит пиратствует в озере, и туда теперь никто не ходит. В свою очередь, еж сообщил о том, что зайчишка Белибончик недавно вырастил в огороде большую морковку, чем удивил всех зверей и птиц, о нем даже газета «Лесные вести» напечатала статью.
        Так они шли весь день и уже к заходу солнца пришли к горам. Это были большие и, казалось, неприступные горы. У ежика аж дыхание перехватило, когда он увидел скрывающиеся в облаках вершины. Но отступать было не в его правилах. И друзья решили здесь переночевать. Колючка ничего не боялся, так как его иглы надежно защищали от врагов. Но вот Крылышко была беззащитна. Поэтому папа-еж предложил ей быть рядом. И правильно сделал. Так как ночью возле гор много летучих мышей, а они любят питаться насекомыми.
        И вот одна такая мышь заметила спящую стрекозу и спикировала на нее. Хорошо, что Колючка обладал хорошим слухом, он мгновенно вскочил и треснул посохом по лбу летающего врага, да так, что во все стороны посыпались искры. Мышь жалобно запищала и недовольно улетела обратно, сообщив всей стае, что опасно приближаться к ежику и стрекозе. Естественно, после такого боя никто не решился напасть на друзей.
        Как только рассвело, ежик проснулся и разбудил подружку. Они умылись росой, почистили зубки, позавтракали припасенными в рюкзаке продуктами и двинулись дальше. Второй день был также труден, ведь им пришлось переходить через горы, покрытые снежными шапками. Здесь было холодно, дул сильный ветер, и Крылышко могло унести далеко-далеко, но Колючка привязал ее к себе веревками, и они вдвоем преодолевали трудности. Нужно сказать, что стрекоза хорошо ориентировалась в горах - ведь у нее были бо-ольшие глаза, которые могли видеть и в тумане.
        Среди гор им повстречался волк Клык, известный забияка и задира. Он не жил теперь в лесу, а предпочитал охотиться здесь, куда редко заглядывали звери и птицы. Увидев друзей, волк обрадовался:
        - Гы-гы-гы, вот и пища идет! А я как раз, гы-гы-гы, проголодался. И первым я съем стрекозу, а потом закушу ежом, гы-гы-гы.
        Но Колючку было трудно испугать - папы не должны быть трусами, это всем известно. И еж, не дожидаясь нападения, сам кинулся в атаку. Он расставил свои иглы и больно уколол волка. У того аж глаза полезли на лоб.
        - Ой-ой-ой! - взвыл он, отпрыгивая назад. - Это что за безобразие! Ежи не должны бить сильных и больших зверей! Это неправильно! А ну-ка, прекрати!..
        Но еж не слушал его, он еще несколько раз уколол Клыка, ударил его по зубам посохом, от чего тот прокусил собственный язык. Тут и Крылышко не дремала, она села на нос волку и стала царапать лапками, при этом треща крыльями прямо в уши, чем совсем оглушила противника. Такого унижения хищник перенести не мог и кинулся бежать, считая, что нечего связываться с какими-то ненормальными ежами и стрекозами. Разве умные и слабые звери решаться обидеть злого волка?
        Когда его куцый хвост скрылся за скалой, друзья рассмеялись.
        - Ха-ха-ха, как здорово мы проучили серого, - смеялась Крылышко. - Теперь он не будет обижать маленьких!
        - Да, подружка, ты права, - согласился еж.
        Друзья пошли дальше, преодолевая склоны и пропасти, и уже к закату солнца они спустились с гор к зеленой поляне. Нужно заметить, что это было одно из прекраснейших мест, которые когда-либо видел еж. Стрекоза предложила остановиться на ночлег под дубом у маленького ручья, и Колючка согласился. Едва они устроились, как над ними раздалось уханье:
        - Ухх, уххх!
        - Кто это? - вскочил Колючка, схватив посох. Из листвы на него уставились два больших горящих глаза. Еж приготовился к драке, но его остановила подружка.
        - Не беспокойся, это филин Бяшка, - сказала, зевая, стрекоза. - Эта птица спит днем, а ночью гуляет.
        И Крылышка закрыла глаза - уж больно сильно устала. Но Колючке стало интересно. Он поднялся по веткам наверх и поздоровался с филином:
        - Доброй ночи, Бяшка!
        - Здравствуй, Колючка, - ответил филин, который отличался добропорядочностью и всегда любил с кем-нибудь поговорить. - Как у тебя дела? Что ты делаешь так далеко от родного леса? Неужели тебе не жалко бросать своих детишек?
        Папа-еж объяснил, зачем он забрался так далеко. Филин, немного подумав, сказал:
        - Ты хорошо придумал - угостить детей необычными плодами. Завтра будет ясная и солнечная погода, тебе повезло. Такая погода - как раз для хорошей прогулки.
        - Это точно? - спросил Колючка, почесав лоб. Его память говорила об обратном.
        - Конечно, точно, - обиделся Бяшка. - Я всегда правильно предсказываю погоду.
        Еж поблагодарил и спустился вниз. Только что-то смущало его в разговоре с Бяшкой. Он долго думал над словами филина, вспомнил рассказ стрекозы и решил сделать зонт и сапожки из бересты. Так, на всякий случай. Будучи мастером на все лапки, Колючка быстро справился с делом. Работал он тихо, чтобы не разбудить подружку. А, закончив, и сам заснул.
        Утром, когда друзья проснулись, еж понял, насколько был прав в своих догадках: по небу бегали серые тучи, вспыхивали молнии, доносился гром. Даже солнце не решалось выглянуть из облаков. Стрекоза затарахтела:
        - Ой-ой, будет ливень, тррррттт! Как мы теперь, тррр, дальше пойдем?
        - Я об этом позаботился, - улыбнулся Колючка. Он надел сапожки, открыл зонт, под который спрятался вместе с Крылышком. Теперь они не боялись промокнуть, и смело пошли вперед. Дождь лил как из ведра, но друзья смеялись, пели песни, чем удивляли всех животных, спрятавшихся от воды в норах, в дуплах деревьев, под грибами и широкими листьями. Ну, конечно, они не знали, что еж и стрекоза торопились, и им нельзя было просто сидеть и ждать, как говорится, у моря погоды. Так они добрались до озера.
        Его они переплыли уже на третий день. Для этого Колючка соорудил плот. Парусом служили крылья стрекозы. Она их так раскрыла, что ветер подхватил их и понес плот на другой берег. Конечно, плыть здесь было непросто и тем более опасно, так как рыба Троглодит, которая наводила ужас в озере, увидела их, всплыла и уже открыла пасть, чтобы проглотить друзей, но Колючка вставил в челюсти посох.
        - Эээ, - только сумел произнести Троглодит, поскольку не мог шевелить челюстями. Палка мешала ему говорить и тем более кушать. Еж к тому же уколол рыбу, и та, испугавшись, нырнула на глубину. Увидев хищницу в таком виде, многие раки, морские коньки, рыбы, медузы и угри засмеялись, теперь они не боялись этого пирата.
        Вот так друзья преодолели опасности и вскоре приплыли в Страну сладких плодов. Ой, чего там только не росло: и манго, и бананы, и кокосы, и виноград, и мандарины, и груши, и киви, а также многое другое, что растет в тропиках. Конечно, здесь было жарко, солнце пекло так сильно, что Колючке пришлось снять с себя курточку и рюкзак. Но друзья не собирались загорать здесь. Они сразу принялись за работу.
        Стрекоза летала с дерева на дерево, сшибала плоды, а еж их собирал, складывал в рюкзак, а когда там места не осталось, он стал насиживать их на свои колючки. Вскоре все иглы были утыканы сочными фруктами. У самого Колючки аж в носу защекотало, и он попробовал вкуснятину.
        - Ой, как вкусно! - обрадовался он. - Спасибо тебе, Крылышко, за то, что открыла мне эту великолепную страну!
        - Ну, что ты, Колючка, мы же друзья! - засмущалась подружка.
        Покушав, они собрались в обратную дорогу. Естественно, назад идти было труднее, так как у них был большой груз. Друзья с трудом взобрались на плот, который качался под тяжестью и вот-вот мог опрокинуться. У Колючки сжалось сердце от тревоги, ведь он мог утонуть вместе с плодами.
        Но тут из воды показалась знакомая морда.
        - Троглодит! - воскликнул еж и замер. Он понял, что теперь ему не спастись, ведь палки у него не было, а на иглах были фрукты. Защищаться оказалось нечем.
        - Ээээ, - только сумел произнести Троглодит, ведь посох до сих пор находился у него в пасти. И тут друзья увидели, что из глаз рыбы текут слезы. Оказывается, морской пират плакал!
        Стрекозе стало жалко Троглодита. Она подумала, что тот раскаивается, и поэтому предложила:
        - Колючка, давай выручим его, может, он больше не станет никого обижать, а?
        Папа-еж почесал нос в задумчивости, посмотрел на молящие глаза рыбы и согласился. Он достал из ее пасти свой посох. Щелк! - челюсти захлопнулись.
        - Ох, спасибо! - радостно вздохнул Троглодит, шевеля плавниками. - Вы проучили меня, и я понял, как плохо себя вел. Простите меня, пожалуйста.
        - Ладно, ладно, прощаем, - улыбнулись путешественники.
        - Тогда разрешите мне вас покатать на своей спине! Я умею быстро плыть, и вы увидите, какое это прекрасное озеро.
        Но стрекоза сказала:
        - Нет, Троглодит, спасибо за предложение. Только мы торопимся - скоро у детей Колючки день рождения, и мы должны успеть принести подарки.
        - О-о-о, - уважительно произнес Троглодит. - Конечно, вы должны поспешить на такое важное мероприятие. Тогда я вас перевезу на другой берег, - и он подставил свой плавник.
        Друзья бесстрашно перешли с плота на спину рыбы. Троглодит сдержал слово, он плыл так быстро, но при этом очень осторожно, чтобы не опрокинуть пассажиров, что вскоре доставил их на другую сторону озера. Там Крылышко и Колючка угостили его плодами, и Троглодит был очень доволен:
        - Ого-го, оказывается, на деревьях растут такие вкусные плоды! И чего это я раньше ел всяких там червячков, медуз, раков? Мне больше нравятся бананы и апельсины.
        - Тогда подружись с кем-нибудь, например, с птицами, и они будут приносить тебе фрукты, - посоветовал Колючка. Затем путешественники попрощались с новым другом и пошли дальше.
        Долго они идти не могли, так как наступила ночь. Еж и стрекоза сели под дубом и вдруг услышали знакомое:
        - Уххх, уххх.
        - А-а, это филин, который неправильно предсказывает погоду, - произнес Колючка.
        - Ухх, я же не виноват, что у меня все получатся наоборот, ухх, - обиделся Бяшка. - Я раньше говорил правильно, но однажды спутал соленую рыбу с медом, и теперь не могу отличить соль от сахара. И с тех пор все пошло шиворот-навыворот, особенно с предсказанием погоды. И это меня угнетает.
        Папе-ежу сталь жаль этого филина, и он решил помочь. Он снял с иглы апельсин и подал Бяшке.
        - Вот, попробуй это.
        Филин не дал себя долго уговаривать, он очистил кожуру и стал клевать яркие и сочные дольки. Во все стороны брызнули сладкие капли.
        - Ухх, как вкусно! - с удовольствием произнес Бяшка. - И что же это было?
        - Это был сладкий апельсин, - пояснил еж. После этого птице стало ясно, как отличить сладкое от соленого, и теперь ему легче будет определять погоду.
        - Большое спасибо, друзья, - сказал он. - А куда вы идете с таким большим количеством плодов?
        Друзья объяснили ему причину путешествия, и Бяшка решил им подсобить.
        - Знаете, ведь я - ночная птица. Вы ночью спите, а я - летаю. Так что сейчас для вас я буду самолетом. Пока вы будете спать у меня на спине, я доставлю вас поближе к дому, хорошо?
        Такое предложение пришлось по душе друзьям. Они согласились и через минуту летели в сторону гор. Летучие мыши, заметив филина, прятались среди камней - они уж точно опасались Бяшку. Так что еж и стрекоза были в безопасности с новым другом, и так они за ночь перелетели горы.
        Но едва наступило утро, как филин приземлился на поляну. При свете солнца Бяшка не мог ориентироваться, и ему страшно хотелось спать. Поэтому он выбрал место в темном дупле дуба, который рос у подножья гор.
        - Большое тебе спасибо, Бяшка, - сказали ему Колючка и Крылышко, сойдя со спины филина. Они также ему предложили подружиться с Троглодитом и срывать для него плоды с деревьев.
        - Ухх, хорошо, - сказал филин, закрыл глаза и уснул. Со стороны показалось, что в дупле погасло два огонька.
        Папа-еж и стрекоза продолжили путь самостоятельно. Им следовало торопиться, так как до дня рождения малышей-ежат осталось совсем немного времени. Но долго уйти друзьям не удалось, ибо навстречу им шел волк. Увидев странную процессию (а еж напоминал новогоднюю елку, обвешанную разноцветными игрушками), Клык остановился:
        - Это что такое? Это очень интересное и… - тут волк принюхался и почувствовал сладкий аромат. - И даже очень вкусное…
        - Но-но, волк, даже и не думай, - погрозил ему посохом Колючка. И только сейчас Клык заметил ежа.
        - Ой, ой, опять эти ненормальные звери, и чего это они мне попадаются! - трусливо завизжал хищник. - Пора мне сматываться отсюда.
        Но тут стрекоза замелькала у него перед глазами:
        - Тррртт, слушай, серый, тррр, хочешь попробовать бананы? Те, что мы привезли из Страны сладких плодов…
        Волк боязливо посмотрел на плоды у ежа и кивнул:
        - Хочу…
        - Тогда отвези Колючку домой и получишь в качестве платы сладкие фрукты.
        Предложение было принято. Волк бегал так быстро, что уже к вечеру Колючка был дома. Вначале семья испугалась, увидев у дверей Клыка, но когда они услышали голос папы, то страшно обрадовались. Детишки как мячики выкатились наружу, затем стали прыгать вокруг Колючки и спрашивать:
        - Папа, а что у тебя в рюкзаке и на спине? Какие странные плоды!
        - Это вам подарки на день рождения! - ответил еж.
        Волк умиленно смотрел на эту сцену, у него аж екнуло внутри, и он обещал больше никогда не обижать зверей, птиц и рыб. А когда Ресничка предложила ему вкусный суп, волк решил стать верным другом семьи ежей.
        На следующий день у детишек-ежат отмечали день рождения, и на него пригласили всех жителей леса. Пришел, конечно, Клык, прилетел Бяшка (только он спал), в гости пожаловал и зайчишка Белибончик, который принес свою знаменитую морковку. Только бананы и груши ему больше понравились, и он решил вырастить эти плоды у себя в огороде. Только это уже другая сказка.
        ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОБЛАКЕ
        Далеко, далеко, в Лапландии, в заснеженной деревне троллей жил-был маленький Пум. Он любил кататься на санках, запряженных оленем, и холодными зимними вечерами читать сказки своим маленьким друзьям.
        Мама никогда не разрешала маленькому Пуму уезжать дальше опушки леса, но Пум не послушался, и уехал на санях в лес, а потом в поле, все дальше и дальше от дома.
        «Северный олень никогда не потеряет дорогу и всегда привезет меня домой» - думал Пум.
        Но однажды Пум засмотрелся на далекую звезду и упал с саней в сугроб. Он стал звать "Северный олень, северный олень, вернись ко мне!" Но бубенцы оленя звенели звонко, не услышал олень Пума и убежал далеко-далеко.
        Так малыш остался один. Он шел и думал: "Вот бы выпить горячего молока и найти свою маму" но вокруг было только заснеженное поле. Пум шел, как мог, своими маленькими ножками через глубокие сугробы и очень хотел поскорей добраться до тепла, и вернуться домой. Пум шел день за днем, но вокруг не было не души. Он уже почти загрустил, сел на сугроб и стал думать, что больше уже никогда не увидит свою маму.
        И тут его увидел маленький медвежонок в синем колпачке. «Какой странный снеговичек!»- сказал он. "Я не снеговичок, я маленький Пум из Лапландии, я потерялся и замерз».
        «А я сонный медвежонок, спешу рассыпать по небу первые звезды, хочешь попрыгать со мной по облакам?»
        Сонный медвежонок очень расстроился, когда узнал, что Пум не умеет прыгать по облакам и ему опять придется одному рассыпать все звезды, но медвежонок понял, что Пуму нужно помочь и позвал своих друзей: розового Львенка и Бегемотика Славика.
        У бегемотика Славика была маленькая дудочка, через которую он выдувал пушистые облака, а Львенок держал ведерко с розовой краской, которой он раскрашивал эти облака на рассвете и закате. Новые друзья решили помочь Пуму вернуться домой: бегемот Славик выдул облако в форме маленькой лошадки, розовый львенок нарисовал на ней седло. Лошадка была всем хороша, но Пум не мог на ней сидеть! Ведь лошадка была из облака! И тогда медвежонок подарил Пуму фляжку с сонным газом, от которого все малыши сладко засыпали и им снились только хорошие сны. « Во сне ты сможешь путешествовать на облаке, пока ты будешь спать, лошадка довезет тебя до дому».
        Когда Пум добрался до деревни троллей, сонный газ кончился, и он отпустил волшебную лошадку. Подбегая к дому, Пумик думал, что нет счастливее его на свете, но он ошибался, счастливее его была Пуми-мама, которая ждала его на крыльце.
        КУЛИК
        ПУТНИК И ДЕРЕВО МАНГО
        Однажды путник по имени Кадирвелъ шел из одной деревни в другую. Пройдя полпути, он увидел красивую рощицу. Посреди рощицы росло пышное, широко раскинувшее ветви дерево манго. Ветки и листья его так густо переплелись, что ни один луч палящего солнца не проникал сквозь эту живую завесу.
        После долгого пути Кадирвель устал и, хотя у него не было лишнего времени, не смог удержаться, чтобы не передохнуть немного под зеленым покровом. Оказавшись под кроной великана-манго, он присел у его ствола.
        Как хорошо было здесь! Слышались нежные трели птичек, спрятавшихся в листве от полуденного зноя; время от времени набегал прохладный ветерок, лаская и освежая тело.
        Кадирвелю захотелось немного полежать на спине. Он лег на травяной ковер, закинул руки за голову и стал рассматривать шатер манго. Сначала взгляд его коснулся ветвей.
        "Да,- подумал он,- как они чудесны! Как приятно смотреть на них! А эти крошечные плоды! Они тоже прекрасны! Наверное, тот, кто создавал это дерево, предназначал их нарочно для пташек, которых здесь такое множество. Да, творец, видно, был неглуп".
        Кадирвель вытянул ноги, потянулся всем телом и опять задумался. "Но вот если бы мне, например, поручили это дело, я бы сделал не так,- продолжал он рассуждать.- Такое огромное дерево и такие малюсенькие плоды! Ведь они по величине почти такие же, как яблоки. Вообще-то чувствуется, что творец здесь что-то не доделал. Вот, например, кокосовая пальма. Она хоть и высокая, но по сравнению с этим гигантом кажется маленькой. А тень у нее такая крошечная, что в ней нельзя укрыться даже и одному человеку. И в то же время орехи у пальмы огромные, чуть не с голову человека. Или тыква: стебелек у нее совсем тоненький, слабенький, а плод - чуть не с дом. Да-а, творец, видно, все же неважно соображает!"
        Вот к какому выводу в конце концов пришел Кадирвель. Довольный своим умом и тем, что нашел нелепость в самой природе, он ухмыльнулся и сладко заснул.
        Вдруг что-то больно ударило его по лбу. Он вздрогнул, открыл глаза и вскочил. Возле него лежал плод манго. Ничего особенного не случилось: просто этот плод сорвался с ветки и свалился ему на голову.
        Кадирвель почесал ушибленное место, положил плод на ладонь и благодарно воззрился на него.
        "Как хорошо, что он такой маленький! А что было бы, если бы он оказался величиной с кокосовый орех?! Не сидеть бы мне больше здесь, не любоваться красотами природы. Нет, видно, природа все-таки знает, что делает!" - подумал он.
        Он встал, отряхнулся, еще раз взглянул на маленький плод манго и зашагал своей дорогой.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ПУШИНКА
        Пушинка летела легко и свободно, она парила среди кустов, подгоняемая изредка налетающим легким ветерком. Она была белая и гордилась этим. Особенно ее белизна была заметна на фоне темной травы и пожухлой листвы. Она летела и напевала песенку - так здорово ей было.
        Очередной порыв ветра заставил шелестеть листья и Пушинка прислушалась к их шепоту.
        - Ах, какая она легкая! - шептал темно-зеленый листик, - Как грациозно она парит в воздухе!
        - И какая она свободная! - восхищенно вторил ему другой, с желтыми прожилками.
        Пушинке было лестно и приятно слышать такие отзывы о себе.
        - Бедняжка! - вдруг услышала она от травинки. - Она же совсем одинока! Да, она свободна, но… Как ей должно быть тяжело от того, что она никуда не привязана! Какой ужас! Ни дома, ни семьи!..
        Это высказывание немного покоробило Пушинку и даже заставило сбиться с пути, хотя как такового, пути у нее не было. Она просто летела. Летела, гонимая ветром и любопытством. Ей было интересно все на свете. И то, что находится там, за углом дома, и то, что скрывается за тем деревом. Тем не менее она прислушалась к своим ощущениям. Но нет, тот факт, что она была одинока, не мешал ей себя чувствовать легкой и свободной и лететь куда угодно.
        «Я знаю, я теперь не просто Пушинка, - подумала, я теперь Одинокая Пушинка!»
        И с гордостью полетела дальше. Тепло от земли поднимало ее все выше и выше и вот уже ей стали видны верхушки деревьев.
        - Ха! Да она просто глупая! - прочирикала воробьиха, на мгновение оторвавшись от своего гнезда. - Она же - запоздалая! - и снова занялась уютом собственного дома.
        - Простите, - поинтересовалась у воробьихи Одинокая Пушинка, - а что значит: «Запоздалая»?
        Воробьиха, видно сочтя общение с такой мелочью ниже собственного достоинства, только фыркнула в ответ и показала одинокой Пушинке хвост.
        - Но, извините!.. - хотела настаивать Одинокая Пушинка, но в этот момент подул ветер и отнес ее на приличное расстояние от воробьиного гнезда.
        - Что значит «Запоздалая»? Я должна знать! Скажите мне! - приставала она к проносящимся мимо листьям, веткам и шишкам.
        Те то ли не слышали ее, потому что голос ее, как и подобает всем пушинкам, был очень тих, то ли не хотели ее слышать, не отвечали.
        -Ха-ха —ха-ха! - прострекотала сорока, проносясь мимо.
        Она задела крылом Одинокую Пушинку и ту завертело, закружило…
        - Ах! - только и успела прошептать Одинокая Пушинка и зацепилась за желудь, висящий на раскидистом дубе.
        - Гм?! - удивленно кашлянул Желудь.
        - Простите, я нечаянно… - извинилась Одинокая Пушинка.
        - Ничего, ничего, висите себе на здоровье, - великодушно разрешил Желудь.
        - Как мило с Вашей стороны! Я Вам не мешаю? - осведомилась Одинокая Пушинка.
        - Нет, что Вы! Мне даже приятно! - приосанился Желудь. - Вы меня прикрыли от Солнца. Еще немного и я совсем бы созрел! Но, раз мы стали так близки, почему бы нам не познакомиться?
        - С удовольствием, - согласилась Одинокая Пушинка и представилась.
        - Гм! А я - Желудь. И позвольте узнать, милая барышня, Вы давно одиноки?
        - Не знаю… наверное, давно… Я не помню…
        - А как же семья? Привязанности? Корни Ваши, в конце концов? - и многозначительно добавил: - Без корней нельзя!
        - Я, право, и не знаю, что Вам ответить… - совсем стушевалась Одинокая Пушинка, - я в самом деле не знаю, ничего не знаю о корнях!
        - Корни - очень важная вещь! Желудь внезапно ощутил в себе потребность дать наставление этой глупышке, невесть откуда свалившейся на него. - От корней происходит все - и рождение и жизнь! Без корней нельзя! - повторил он важно.
        А потом внимательней посмотрел на одинокую Пушинку. «Почему бы и нет?» - подумал он, а вслух произнес:
        - Ну, если, милая барышня, у Вас нет собственных корней, я могу предложить Вам свои… Нельзя же без них, пропадете Вы так…
        - Ах, это было бы очень любезно с Вашей стороны… Но я, право, не знаю, удобно ли? - Одинокой Пушинке не хотелось стеснять этого милого желудя своим присутствием.
        - Удобно, удобно, - мягко сказал Желудь. - Только подвиньтесь немного правее, а то Солнце опять начинает припекать…
        - Я бы с удовольствием, но у меня пока не получается самостоятельно двигаться, - виновато сказала Одинокая Пушинка. - Мне для этого нужен ветер. Если Вы не против, подождем его немного?
        Желудь не возражал. Он с удовольствием ловил завистливые взгляды других желудей и слышал, как они перешептываются с листьями.
        - Ну, надо же! Как ему повезло! Такую красивую пушинку подцепил на старости!
        Его распирало от гордости и счастья. Он уже откровенно любовался Пушинкой. «Своей Пушинкой» - как он назвал ее про себя.
        Тут Одинокая Пушинка вспомнила нечто важное, что давно ее волновало.
        - А Вы, случайно, не знаете, что такое «Запоздалая»? - решилась спросить она у Желудя после недолгой паузы.
        - Запоздалая?… - задумчиво переспросил ее Желудь. - А зачем Вам?
        - Да меня кто-то назвал запоздалой и я думаю: а вдруг это что-то важное, а я и не знаю?..
        - Ну, милочка, этот термин к Вам не подходит. Нет, совершенно не подходит! - тоном профессора начал Желудь. - Какая же Вы запоздалая, если Вы - такая юная? - и, подумав, добавил. - Да и «Одинокой» Вам теперь зваться вроде бы ни к чему - Вы же теперь со мной!
        - Да? Так я теперь - просто Пушинка?
        - Ну почему «просто»? Вы - Красивая Пушинка! Вы - Восхитительная Пушинка!
        Он уже не обращал внимания на припекающее Солнце. Благодаря Пушинке, Желудь сам себя ощущал легким, воздушным, помолодевшим и полным сил.
        - И за что ему такое счастье? - вздыхали другие желуди. - Чем мы хуже него? У нас - тоже корни!
        - Да она из него все соки выпьет, а потом улетит с той же легкостью, с какой прилетела! - злобно прокаркала невесть откуда взявшаяся ворона.
        - Эти пушинки, - продолжила она, - просто красивые пустышки! Ни корней, ни дома, ни семьи!
        Этой вороне надо было заботиться о своем гнезде и домашние дела ее угнетали. А тут еще - такой наглядный пример свободы от всех забот!
        - Я, может, тоже хотела бы лететь, куда глаза глядят, - добавила она. - Но надо же долг знать!
        - Не слушайте ее , милая! - прошептал Желудь, взбешенный своим бессилием заткнуть этой вороне рот. - Она просто завидует Вашей молодости, легкости и красоте!
        Он уже не просил Пушинку закрыть его от Солнца, теперь ему самому хотелось ее спрятать от палящих лучей. Да и от недобрых взглядов заодно. Неожиданно для себя он проникся такой нежностью к этой малышке, что даже забыл про значимость корней. Все, что раньше ему казалось важным и незыблемым, теряло смысл рядом с Нею, Его Пушинкой, Его Восхитительно Легкой Пушинкой…
        - Смотрите, вот старый дурак! - шелестели листья. - Он аж светится весь! Даже про корни забыл!
        - Зато как он счастлив!.. - мечтательно прошептала незабудка, росшая под дубом.
        - Ну да… - проскрипела ветка, и что она в нем нашла?
        В это время Солнце спряталось за облачко и налетел ветерок. Пушинку, задремавшую было, подхватило и …
        - Прощайте! - только и успела сказать она Желудю.
        - Куда?!- воскликнул он в отчаяньи. - Куда Вы? Так нельзя! Я Вас полюбил!, - и, как последний аргумент, добавил: - А как же корни?
        Но Пушинка, которая опять стала Одинокой, была уже далеко. Ей было немного горько, что ее вот так, грубо, оторвали от Желудя. Она тоже успела привязаться к нему…
        - Ну вот! - злорадно закаркала Ворона. - А я что говорила? Полнейшая безответственность, никакого чувства долга, признательности!
        - А мы что говорили? - завторили ей листья и желуди. - Так и бывает, когда нет корней!
        - В самом деле, я чуть было не забыл про корни… - прошептал Желудь, хотя думал о другом. Ему так хотелось полететь вслед за Его Пушинкой!
        Ветер подул сильнее и он, оторвавшись от ветки, полетел… вниз.
        - Без корней нельзя! - заключил он и затерялся в траве.
        Гонимая ветром, Одинокая Пушинка летела все выше и выше. Она видела облака на небе и думала, что они - такие же пушинки, как и она.
        - Вот, доберусь до них и не буду больше одинокой, - мечтала она.
        - Пора домой! - крикнула Синица, стремительно пролетая мимо.
        - Домой! Домой! - засуетились бабочки и мухи.
        - Домой? - удивилась Одинокая Пушинка. - А это - куда? Где мой дом?
        - У каждого должен быть свой дом! - прожужжала оса.
        - А у меня, наверное, нет дома… Можно к Вам? - попросил Одинокая Пушинка.
        - У каждого должен быть СВОЙ дом! - и оса полетела дальше.
        Солнце уже садилось, когда Одинокая Пушинка, спустившись пониже, задела собой паутину. В тот же миг к ней подбежал Паук, деловито ее обследовал и, убедившись, что она несъедобна, раздраженно пропыхтел:
        - Летают тут, с толку только сбивают! Трудишься, трудишься, не покладая лап, а потом всякая ерунда цепляется!
        - Я - не ерунда! Я - одинокая Пушинка! - возразила та. - К сожалению, я не в силах Вас покинуть прямо сейчас, извините!
        Паук, все еще недовольно фырча, убежал куда-то и спрятался под листик.
        Наступила ночь. Одинокая Пушинка висела на паутине. Ей вдруг стало очень горько от того, что у нее не было ни дома, ни семьи, ни корней… Ничего у нее не было…
        Сквозь листву деревьев проглядывало небо, все усыпанное звездами.
        «Ночные Пушинки», - подумала Одинокая Пушинка, - «может, и я - тоже Ночная? Наверное, это и имела в виду та воробьиха, которая назвала меня Запоздалой?»
        - Угу! - словно соглашаясь с ней, прокричала где-то вдалеке, ночная птица. - Угу, угу!
        Налетел ветерок и Одинокая Пушинка задрожала всем телом, еще больше путаясь в паутине. Сразу же прибежал рассерженный паук.
        - Это опять - Вы? Как Вы только не понимаете, что мешаете мне? Ворвались в мою паутину, дрожите здесь, как какая-нибудь муха! Это меня нервирует! Улетайте прочь!
        - Извините, но я не могу… Вы не поможете мне?… - Одинокой Пушинке было очень неловко.
        Пауку ничего другого не оставалось, как освободить Одинокую Пушинку от паутины. Он при этом сокрушенно вздыхал:
        - Собственными лапками крушу свое творение!
        Наконец, Одинокая Пушинка была свободна и , подхваченная ветром, она опять полетела куда-то, не разбирая дороги, мимо травинок, потом выше - мимо кустов и деревьев.
        «Мне непременно надо туда, наверх, - думала она, - к Ночным Пушинкам!»
        - Угу! - уже ближе прокричала ночная птица.
        Теперь в ее голосе Одинокая Пушинка слышала одобрение.
        Кто может сказать, сколько она летела? И зачем? Она просто летела вверх, подгоняемая ветром надежд. Несбывшихся надежд. ВСЕХ НЕСБЫВШИХСЯ НАДЕЖД…
        Ласковое солнце, встающее утром на востоке, застало ее, летящую сквозь деревья и немного обожгло ее.
        - Зачем? - прошептала пожухлая трава. - Зачем ты летишь:
        Одинокая Пушинка не знала, зачем она летит. Никогда доселе ей никому не приходилось объяснять, куда и зачем она летит. Она просто летела и ей казалось, что самого этого факта достаточно для объяснений. И еще, может быть для того, чтобы ее любили…
        - А за что бы тебя любили? - спросил ее Василек. - За что?
        - За что? - удивилась Одинокая Пушинка. - За что?… А разве любят за что-то? - ответила она вопросом на вопрос. - Ведь любят ни за что и ни почему…
        - Как это должно быть здорово! - восхищенно сказал один из цветков, росших на кустарнике.
        - Что - здорово? - удивились другие цветы.
        - Вот так, лететь, как мотылек, свободно и легко! - объяснил он.
        - Ну и что же в этом хорошего? - удивились все: и трава, и цветы, и ветки. - Не имея корней, забыв семью! Это, по крайней мере, неприлично! Что же получится, если все вдруг забудут свои обязанности и полетят?! Просто безобразие! Форменное безобразие!
        Голоса вокруг уже звучали возмущенно.
        - Но, позвольте! - Одинокая Пушинка решила вступить в спор и приблизилась к кусту. - Что же плохого в свободе?
        - Да какая же это свобода, милочка? - снисходительным тоном великосветской дамы заметила Ель. - Вас же ветер несет, куда ЕМУ заблагорассудится! А сами Вы, извините, ничего выбрать не можете!
        - Ах, бедняжка! - проскрипела ветка. - Ей, может быть, очень хочется иметь семью и корни, но ветер не дает ей этого сделать, злодей этакий!
        Все вокруг начали оживленно предлагать свои гипотезы жизни и желаний Одинокой Пушинки.
        - Как бы ей хотелось осесть где-нибудь в тихом местечке, закрепиться на земле! - говорили одни.
        - И уверенно себя чувствовать! - вторили другие.
        - А ей, несчастной, приходится лететь все время куда-то, неизвестно зачем!. - жалели ее третьи.
        - Да нет, вы не понимаете! - сказала Одинокая Пушинка, приблизившись к первому цветку на кусте, который восхищался ее полетом. - Я не хочу нигде оседать, мне нравится лететь! И потом, - добавила она, - у меня есть цель!
        - Ха! Да какая же у тебя может быть цель? - куст задрожал от смеха. - Неизвестно, к чему стремиться? Ой, держите меня! У нее есть цель!
        - Да она не в себе! Она - ненормальная! - вновь послышались голоса. - Она тяжело больна!
        Тем временем Одинокая Пушинка зацепилась за тот самый цветок, который она про себя окрестила, как Романтик. Он один не участвовал в общем споре и только восхищенно смотрел на Одинокую Пушинку.
        Как ему хотелось ее защитить от всего - и от ветра, и от злых слов, которые, казалось, мучили его больше, чем саму Одинокую Пушинку! Он шепнул ей:
        - Не слушайте их, они просто завидуют Вам. Им не понять Вашего полета.
        Одинокая Пушинка почувствовала тепло, шедшее от него. Ей вдруг ужасно, до слез, захотелось никогда с ним не расставаться.
        «Ах, если бы он мог полететь со мной, к Ночным Пушинкам!» - подумала она и затрепетала от одной этой мысли.
        Цветок-Романтик тоже не хотел расставаться с Одинокой Пушинкой.
        - Не улетайте, пожалуйста! - с мольбой произнес он. - Мне так хорошо с Вами! Мне еще никогда в жизни не было так хорошо! Если Вы улетите - я умру сей же час!
        - Понимаете, я не могу остаться. Я должна лететь наверх, к Ночным Пушинкам. Там мое место. - С горечью сказала Одинокая Пушинка. - Но мне тоже очень-очень не хочется расставаться с Вами!
        И она крепче прижалась к Цветку-Романтику.
        Они не обращали внимания на насмешки и возмущенные возгласы, которые их окружали. Казалось, в целом мире не существовало больше никого. Только они вдвоем - Цветок-Романтик и Одинокая Пушинка.
        - Ах, если бы Вы могли задержаться здесь на пару дней! - сказал Цветок-Романтик, я бы смог оторваться от куста и попробовал бы полететь с Вами, если не возражаете…
        Он понимал, что никогда не сможет полететь так же легко, как Одинокая Пушинка. НИКОГДА… Но ему очень хотелось все же на это надеяться. Каждый раз, когда он видел свободно порхающих вокруг мотыльков, как ему хотелось так же, как они, взмыть вверх и парить, парить над землей… Но вместе с тем, он часто видел, как другие цветы, оторвавшись от куста, только падали рядом. Он знал, что его ждет та же судьба. И тем не менее, он ухватился за надежду, что у него будет все по другому. «А вдруг?…» - подумал он. «А вдруг?..» - подумала Одинокая Пушинка.
        - Конечно же, я не против! - сказала она Цветку-Романтику. - Разумеется, я подожду!
        На всей Земле в этот миг не было счастливее существа, чем Цветок-Романтик! Ему захотелось обнять ее всеми лепестками сразу, поглотить ее и раствориться в ней одновременно. Но, конечно, он не мог себе этого позволить, потому что боялся помять Одинокую Пушинку, а меньше всего на свете ему хотелось причинить ей боль. Он лишь нежно ей прошептал:
        - Спасибо…
        Они болтали ни о чем и обо всем одновременно. Он рассказывал ей о своей жизни, полной красок, о мотыльках, о листьях, о травах. Она ему поведала свою историю. Как она познакомилась с Желудем и как побывала в паутине. И еще они мечтали. Мечтали о том, как однажды полетят ввысь, держась друг за друга, не расставаясь ни на миг. Они оба были счастливы.
        - Нет, вы только посмотрите ни них! - насмешливо проскрипела ветка. - Тоже мне, летуны!
        - А он-то! Он-то! - куст не мог удержаться от смеха. - «Полетим ввысь!». Плюс-минус метр, да и то - не вверх, а в сторону! Мечтать не вредно!
        - Бедняжки! - вздохнула Ель, повидавшая много на своем веку. - Как тяжело им будет расстаться со своими мечтами…
        Но ни Одинокая Пушинка, ни Цветок-Романтик ничего этого не слышали. Они спешили напиться друг другом. Они вдруг поняли, как коротка их жизнь и как много им надо успеть за это время.
        Прошло два дня, а они не могли ни наговориться, ни налюбоваться друг на друга. С легким щелчком Цветок-Романтик оторвался от куста и они вдвоем, не замечая этого, стали подниматься выше и выше, подгоняемые легким ветерком, наперекор всем законам природы. Они летели, не обращая внимания ни на что вокруг. Они не видели красот, открывавшихся им с высоты, ни птиц, ни облаков, ни звезд, засиявших ночью. Им было, что рассказать друг другу и было, о чем помолчать.
        - Как?! Как они это делают? - вопили шишки и ветки, листья и травы, цветы и желуди. - Да как он посмел?!
        Даже если бы Цветок-Романтик услышал их, он не смог бы им ответить. Он просто ОЧЕНЬ ХОТЕЛ быть с Одинокой Пушинкой, а Одинокая Пушинка ОЧЕНЬ ХОТЕЛА быть рядом с Цветком - Романтиком.
        Само Счастье несло их вдаль и вверх и никакая сила не могла их ни разлучить, ни заставить упасть.
        ЕКАТЕРИНА КОРНЕЕВА
        ПЯТЕРО ИЗ ОДНОГО СТРУЧКА
        В стручке сидело пять горошин; сами они были зелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали, что и весь мир зелёный; так и должно было быть! Стручок рос, росли и горошины; они приноравливались к помещению и сидели все в ряд. Солнышко освещало и пригревало стручок, дождик поливал его, и он делался все чище, прозрачнее; горошинам было хорошо и уютно, светло днём и темно ночью, как и следует. Они всё росли да росли и всё больше думали, сидя в стручке, что пора им что-то предпринять.
        - Век, что ли, сидеть нам тут? - говорили они. - Как бы нам не засохнуть от такого сидения!.. Сдаётся нам, есть что-то и вне нашего стручка! Уж такое у нас предчувствие!
        Прошло несколько недель; горошины пожелтели, стручок тоже пожелтел.
        - Весь мир желтеет! - сказали они, и кто бы им помешал говорить так?
        Вдруг они почувствовали сильный толчок; стручок сорвала человеческая рука и сунула в карман, к другим стручкам.
        - Ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! - сказали горошины и стали ждать.
        - А хотелось бы мне знать, кто из нас сойдет дальше всех! - сказала самая маленькая. - Впрочем, скоро увидим!
        - Будь что будет - сказала самая большая.
        - Крак! - стручок лопнул, и все пять горошин выкатились на яркое солнце. Они лежали на детской ладони; маленький мальчик разглядывал их и говорил, что они как раз пригодятся ему для стрельбы из бузинной трубочки. И вот одна горошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул, и она вылетела.
        - Лечу, лечу, куда хочу! Лови, кто может! - закричала она, и след её простыл.
        - А я полечу прямо на солнце; вот настоящий-то стручок! Как раз по мне! - сказала другая. Простыл и её след.
        - А мы куда придем, там и заснём! - сказали две следующие. - Но мы все же до чего-нибудь докатимся! - Они и правда покатились по полу, прежде чем попасть в бузинную трубочку, но всё-таки попали в нее. - Мы дальше всех пойдем!
        - Будь что будет! - сказала последняя, взлетела кверху, попала на старую деревянную крышу и закатилась в щель как раз под окошком чердачной каморки. В щели был мох и рыхлая земля, мох укрыл горошину; так она и осталась там, скрытая, но не забытая господом богом.
        - Будь что будет! - говорила она.
        А в каморке жила бедная женщина. Она ходила на поденную работу: чистила печи, пилила дрова, словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неё было довольно, охоты работать тоже не занимать стать, но из нужды она всё-таки не выбивалась! Дома оставалась у неё единственная дочка, подросток. Она была такая худенькая, тщедушная; целый год уж лежала в постели: не жила и не умирала.
        - Она уйдет к сестренке! - говорила мать. - У меня ведь их две было. Тяжело было мне кормить двоих; ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взял одну к себе! Другую-то мне хотелось бы сохранить, да он, видно, не хочет разлучать сестёр! Заберёт и эту!
        Но больная девочка всё не умирала; терпеливо, смирно лежала она день-деньской в постели, пока мать была на работе.
        Дело было весною, рано утром, перед самым уходом матери на работу. Солнышко светило через маленькое окошечко прямо на пол. Больная девочка долго не отводила глаз от окна.
        - Что это там зеленеет за окном? Так и колышется от ветра! Мать подошла к окну и приотворила его.
        - Ишь ты! - сказала она. - Да это горошинка пустила ростки! И как она попала сюда в щель? Ну, вот у тебя теперь будет свой садик!
        Придвинув кроватку поближе к окну, чтобы девочка могла полюбоваться зелёным ростком, мать ушла на работу.
        - Мама, я думаю, что поправлюсь! - сказала девочка вечером. - Солнышко сегодня так пригрело меня. Горошинка, видишь, как славно растёт на солнышке? Я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду на солнышко.
        - Дай-то бог! - сказала мать, но не верила, что это сбудется. Однако она подперла зелёный росток, подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобы не сломался от ветра; потом взяла тоненькую верёвочку и один конец её прикрепила к крыше, а другой привязала к верхнему краю оконной рамы. За эту верёвочку побеги горошины смогут цепляться, когда станут подрастать. Так и вышло: побеги заметно росли и ползли вверх по верёвочке.
        - Смотри-ка, да она скоро зацветёт! - сказала женщина однажды утром и с этой минуты тоже стала надеяться и верить, что больная дочка её поправится.
        Ей припомнилось, что девочка в последнее время говорила как будто живее, по утрам сама приподнималась на постели и долго сидела, любуясь своим садиком, где росла одна-единственная горошина. А как блестели при этом её глазки! Через неделю больная в первый раз встала с постели на целый час. Как счастлива она была посидеть на солнышке! Окошко было отворено, а за окном покачивался распустившийся бело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошко и нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот был для неё настоящим праздником.
        - Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобы ободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и меня тоже! - сказала счастливая мать и улыбнулась цветочку, как ангелу небесному.
        Ну, а другие-то горошины? Та, что летела, куда хотела, - лови, дескать, кто может, - попала в водосточный жёлоб, а оттуда в голубиный зоб и лежала там, как Иона во чреве кита. Две ленивицы ушли не дальше - их тоже проглотили голуби, значит, и они принесли немалую пользу. А четвёртая, что собиралась залететь на солнце, упала в канаву и пролежала несколько недель в затхлой воде, пока не разбухла.
        - Как я славно раздобрела! - говорила горошина. - Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, не сумела достичь ни одна горошина. Я самая замечательная из всех пяти!
        Канава была с нею вполне согласна.
        А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка с сияющими глазами, румяная и здоровая; она сложила руки и благодарила бога за цветочек гороха.
        - А я всё-таки стою за мою горошину! - сказала канава.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        РАДОСТЬ И ПЕЧАЛЬ
        Решил Владыка Жизни помочь людям: создать столь совершенный образ, чтобы люди, глядя на него, и сами становились лучше. Долго трудился он, не покладая рук, и, наконец, вылепил чудесную скульптуру и вдохнул в неё жизнь. Но как ни вглядывался в неё Владыка Жизни, не смог уловить в великолепных чертах и малейшего оттенка чувств: так спокойно и невозмутимо было его творение в своём совершенстве.
        Стал Владыка взвешивать на волшебных весах чувства, которые вложил в скульптуру, и увидел он, что ни одно не перевешивает, и глубоко задумался. Ни убрать, ни добавить ничего нельзя: пропадёт совершенство.
        Тогда взял Владыка свой волшебный жезл и разделил своё творение на две части. Одну из них назвал Радостью, другую - Печалью. Одел их в белые одежды.
        И тут произошло чудо! Одежды Радости вдруг начали розоветь, наполняться всеми оттенками алого, рубинового, пурпурного и, наконец, вспыхнули золотыми огнями. Мантия стала удлиняться и заблестела, сотканная из прозрачных алмазных нитей, переливавшихся всеми цветами радуги. Огромные, полные радостного удивления глаза взглянули на своего Создателя, и с полуоткрытых уст сорвался вздох восхищения:
        - О, как прекрасна жизнь!
        «Что ж, - подумал Владыка, - пусть в твоём лице, милое дитя, и нет полного совершенства, но ты - прекрасно».
        Раздавшийся рядом страдальческий стон прервал его размышления. Владыка посмотрел в сторону Печали и увидел, что её одежда приобрела тусклый серый оттенок, а по подолу проступили чёрные, коричневые и грязно-зелёные пятна. Только кое-где в складках платья проглядывали полосы, сотканные светлыми нитями. На сутулых плечах понуро висела неопределённого цвета накидка, как ненужный в безветренную погоду парус. От унылого лица с потухшим взглядом веяло такой печалью и тоской, что невольно хотелось плакать.
        - Дети мои, - обратился Владыка Жизни к Радости и Печали, - помните, что вы созданы для помощи людям, чтобы через радость и печаль могли познавать они законы Вечной Жизни и становиться лучше. Идите же в мир!
        И обе фигуры отправились в путь.
        Долго летали над землёю Радость и Печаль, заглядывая в сердца людей. Встретились однажды, разговорились.
        - Бедные люди, как тяжело им жить, - удручённо вздохнула Печаль. - Сколько вокруг несправедливости, нищеты и болезней. Даже природа и та насылает на них то наводнения, то землетрясения. Очень печально жить на свете.
        - Напротив, - возразила с улыбкою Радость, - жизнь - прекрасна! Посмотри, красота во всём: в расписном крыле бабочки и в таинственном свете звёзд, в нежных звуках скрипки и в изящных линиях храмов. Я - в основе любого творения Природы и Человека.
        - Нет, нет, во всём - я, - заспорила Печаль. - Сколько я видела на земле слёз и горя. И после этого ты утверждаешь, что во всём можно найти тебя?
        - Именно так! - торжественно произнесла Радость. - И когда-нибудь наступит такой день, в котором не останется страданий, а будет только звучащая Радость.
        - Ну, уж этому не бывать, - горько усмехнулась Печаль. - Люди во всём привыкли видеть плохое, и они совершенно правы. Мало радости, например, в одиночестве, болезни или старости. Разве не так?
        Ненадолго задумавшись, Радость вдруг широко улыбнулась и предложила:
        - Давай обратимся к самим людям. Пусть они рассудят наш спор.
        - Хорошо, - согласилась Печаль. - Начнём, пожалуй, с дома, где поселилось одиночество.
        Невидимые в сумерках, летели Радость и Печаль над освещённой улицей. И с той стороны, где пролетала Радость, прохожие приветливо улыбались друг другу или мечтательно глядели на звёзды. На противоположной стороне улицы, ближе к которой двигалась Печаль, прохожие угрюмо кутались в воротники и бросали недовольные взгляды на скользкую дорогу.
        - Вот мы и на месте, - произнесла Печаль, подлетая к одному из освещённых окон. - С тех пор, как два года назад в этом доме случилось большое горе, я частенько наведываюсь сюда.
        В комнате за письменным столом сидела молодая женщина. Свет настольной лампы падал на её миловидное лицо с большими грустными глазами и резкой складкой на лбу. Она держала в руках фотографию и обращалась к тому, кто был на снимке:
        - Уже два года, как ты погиб. Почему я тогда осталась жива? Мы были бы сейчас с тобою вместе. Ты хочешь сказать, что мы по-прежнему близки. И всё же мне тебя очень не хватает, и моё сердце опять разрывается от тоски и печали.
        Печаль торжествующе взглянула в сторону Радости.
        - Подожди, - улыбнулась та, - сейчас от тебя здесь не останется и следа.
        Вдруг женщина встрепенулась, услышав лёгкий топоток, и поспешно поставила фотографию на место. На пороге комнаты появилась детская фигурка.
        - Мамочка! - раздался звонкий голосок. - Посмотри, какого я нарисовал слона!
        Малыш лет четырёх бросился в объятия женщины, размахивая листом бумаги с причудливым существом малинового цвета.
        - Радость моя, - засмеялась женщина, обнимая сына. - Где же ты видел слона с двумя хоботами?
        - Это он взял ещё один хобот у друга, чтобы принести тебе много подарков, - серьёзно объяснил мальчик.
        - У меня уже есть подарок. Это ты, - сказала женщина, нежно гладя русую головку ребёнка.
        Она совершенно преобразилась: складка исчезла со лба, как будто её и не было вовсе. Глаза, с любовью смотревшие на сына, излучали радость и покой.
        Печаль отвернулась от окна и молча полетела вдоль улицы.
        - Ты куда? - крикнула ей вдогонку Радость.
        - Полетим в больницу, - буркнула Печаль.
        Многоэтажное здание городской больницы выглядело неуютным. На многих окнах не было штор, и сквозь них виднелись однообразно окрашенные стены и потолки и голые, без плафонов лампочки. Печаль устремилась к крайнему окну на третьем этаже.
        - Здесь лежит мой недавний знакомец, - пояснила она. - Он всегда был большим жизнелюбом. Но несколько дней назад поскользнулся и сломал ногу. Посмотрим, так ли уж радостно ему сейчас.
        В палате, куда заглянули Печаль и Радость, стояло пять кроватей, но заняты были только две. На одной лежал человек с огромной белой гипсовой ногой. Напротив него сидел больной с загипсованной согнутой на уровне груди рукой, как будто её хозяин хотел от кого-то защититься.
        - О-хо-хо, - вздохнул сидевший. - Ну и жизнь! Я уже две недели здесь торчу, а рука ноет до сих пор. Да и скучища! Вы уж сильно не горюйте, что попали сюда, - решил он приободрить соседа. - Со всяким может случиться.
        - Что вы, что вы, друг мой! - воскликнул, улыбаясь, лежавший. - Я даже рад такой перемене в своей жизни!
        Заметив, как от удивления округлились глаза соседа, жизнелюб громко рассмеялся.
        - Посудите сами, - продолжал он, - я так завертелся в суете будней, что у меня ни на что не хватало времени. А теперь у меня масса свободного времени: есть, над чем подумать, почитать любимые книги, написать письма друзьям и коллегам. А завтра жена принесёт нам шашки и шахматы, и мы проведём здесь грандиозный турнир!
        Глаза говорившего сияли неподдельной радостью, так что даже его сосед разулыбался.
        - Всё-таки странно, - пожал плечами сосед, - послушать вас, болезнь - это благо. А ваша жена тоже так думает? - с сомнением спросил он.
        - Жена говорит, что болезнь открывает ей глаза и сердце, - ответил жизнелюб.
        Оба замолчали. Один обдумывал непонятные слова, а другой, углубившись на минуту в воспоминания, заговорил снова:
        - Когда в прошлом году жена попала в больницу, именно в дни её болезни я понял, как сильно её люблю. И хотя я разрывался между больницей, домом и работой, я чувствовал себя таким счастливым!
        Печаль за окном тяжело вздохнула, а Радость весело засмеялась.
        - Давай сделаем ещё одну попытку, - предложила Радость, увидев, как расстроилась Печаль.
        Они высоко летели над засыпающим городом. Его освещённые улицы стали тихи и безлюдны. Промелькнули последние многоэтажные дома, за которыми сразу, без перехода сгрудились маленькие деревянные домики, похожие сверху на игрушечный город.
        Они приземлились на одной из улочек и вошли в аккуратный бревенчатый домик, в окошке которого слабо теплился оранжевый свет ночника.
        Внутри было очень тихо. На кровати лежал седой старик с закрытыми глазами. Лицо его было спокойно и торжественно. Но вот веки его затрепетали, глаза открылись и, увидев странных гостей, наполнились радостью.
        - Благодарю вас, добрые ангелы, что пришли за мной. Знаю, вы поведёте меня в иной, прекрасный мир. Я готов.
        - Неужели без печали ты покидаешь этот мир? - спросила Печаль.
        - Я сделал в этой жизни всё, что мог, - ответил старик. - О чём же мне печалиться?
        - Хотя бы о том, что умираешь один-одинёшенек, и некому будет закрыть твои глаза, - не сдавалась Печаль.
        - Мои дети и внуки живут в разных концах страны, и они меня не забывают. Я не стал их созывать. Соберутся сами, узнав о моей смерти.
        - Неужели ты не боишься умирать? - изумилась Печаль.
        - Умрёт лишь моё тело, - отвечал старик. - А душа будет жить в ином мире. Мне и там найдётся работа.
        При этих словах старик улыбнулся и, протянув руку в направлении Радости, обратился к ней:
        - О прекрасный дух! Дай мне руку твою! В радости хочу покинуть этот мир.
        Радость протянула руку старику, он легко встал с постели, весь сияющий и полный сил, и они устремились ввысь, наслаждаясь полётом. На кровати осталось тёмное безжизненное тело, возле которого понуро стояла Печаль.
        - Ты победила, - грустно молвила Печаль, когда снова встретилась с Радостью.
        - Радуйся! - воскликнула Радость.
        - Не могу, - уныло вздохнула Печаль. - Это выше моих сил.
        И она медленно полетела прочь, опустив понуро голову.
        - Мы ещё встретимся, - крикнула Радость ей вслед.
        - Мама, расскажи ещё.
        - Пора спать, родные. Завтра будет другая сказка.
        - Нет, ты расскажи эту до конца.
        - О чём же?
        - О том, как Печаль научилась улыбаться и стала Радостью.
        - А вот эту сказку, мои дорогие, вы расскажете уже сами. В своей жизни.
        ИЗ КНИГИ "СКАЗКИ ДЛЯ ЛЮБИМЫХ"
        РАДЖА, КОТОРЫЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ДАВАЛ СЕБЯ ЖАРИТЬ.
        Было это давно, очень давно. Жил один грозный и могущественный царь по имени Каран, и этот царь дал себе клятву ежедневно раздавать нищим по десять пудов золота и без этого не есть и не пить.
        И вот каждый день за полчаса до того, как раджа Каран садился за трапезу, выходили из дворца царские слуги с большой корзиной и пригоршнями разбрасывали золотые монеты собравшейся толпе бедного люда. Нечего и говорить, что приглашенные ни разу не заставили себя ждать и с раннего утра толпились у ворот дворца.
        Они толкались и спорили, и шумели, и волновались, а когда последняя монета была поймана, раджа Каран мирно садился за трапезу и ел с приятным чувством выполненного долга.
        Смотрел народ на такую небывалую щедрость и тихонько покачивал головою. Ведь должна же была рано или поздно истощиться царская казна? А тогда радже придется, пожалуй, умирать голодной смертью: он, по-видимому, не такой человек, чтоб нарушить клятву. Однако, месяцы и годы проходили, и каждый день слуги щедро наделяли звонкой монетой собравшуюся толпу. А когда народ расходился, всякий мог видеть как великодушный повелитель спокойно и весело усаживался за трапезу и ел, по-видимому, с большим аппетитом.
        Надо сказать, что дело было не так просто, как казалось на первый взгляд. Царь Каран заключил договор с одним очень благочестивым, но вечно голодным факиром, поселившимся на вершине соседнего холма; договор был такого рода:
        раджа обязался давать себя ежедневно жарить и съедать, а за это получал от факира, тоже ежедневно, по десять пудов чистого золота.
        Будь факир простой смертный, договор оказался слишком невыгодным для раджи, но это был совсем особенный факир! Он с наслаждением съедал царя, даже косточки все обгладывал, а затем бережно собирал их, складывал, произносил два-три заклинания, и... готово! Раджа Каран вновь стоял перед ним весёлый и бодрый, как всегда. Факиру, конечно, ничего не стоило всё это проделать, но радже, в сущности, не могло доставить особого удовольствия бросаться ежедневно живьём на огромную раскаленную сковороду с кипящим маслом, и он с полным сознанием мог сказать, что честно зарабатывает свои десять пудов золота. Положим, со временем он привык к своему положению и спокойно шёл каждое утро к домику благочестивого голодного старца, где уже над священным огнём висела и шипела огромнейшая сковорода. Тут он любезно сообщал факиру, какое время, чтоб тот не мог упрекнуть его в неаккуратности, и беззаботно погружался в кипящую масляную ванну. Как он славно потрескивал там и шипел! Факир выжидал, пока он хорошенько прожарится и подрумянится, не спеша съедал свое особенное жаркое, обгладывал косточки, складывал их аккуратно,
пел своё заклинание, а затем выносил ожидавшему его радже спой старый засаленный халат и тряс его, пока не натрясёт обещанной кучи золота.
        Так ежедневно выручал раджа Карая свою щедрую милостыню, и надо согласиться, что способ заработка был не совсем обыкновенный.
        Далеко-далеко оттуда лежала чудная страна, а в ней великое озеро Мансарабор. На этом озере водились диковинные птицы, вроде диких лебедей, и питались они исключительно жемчужными зернами. Случился у них голод, жемчуг стал вдруг настолько редок, что одна пара этих птиц решила попытать счастья в другом месте и покинула родной край. Пролетали они над садами великого раджи Бикрамаджиты и спустились отдохнуть. Увидел их дворцовый садовник, ему очень понравились белоснежные птицы, и он стал приманивать их зернами. Но напрасно бросал он им всевозможные зерна и другой корм: птицы ни к чему не прикасались. Тогда садовник отправился во дворец и доложил радже, что в саду появились диковинные птицы, которые не идут ни на какой корм.
        Раджа Бикрамаджита сам вышел посмотреть на них, а так как он умел говорить по-птичьи, он спросил залетных гостей, отчего они не хотят отведать предложенного зерна?
        — Мы не можем есть ни зерна, ни плодов, — отвечали птицы, — мы едим только чистый неотделанный жемчуг.
        Тогда раджа велел немедленно принести корзину жемчуга и с тех пор каждый день ходил в сад кормить птиц из собственных рук.
        Раз среди жемчужин попалась одна проткнутая, птицы тотчас же заметили ее и решили, что, вероятно, у раджи начинается истощаться запас жемчуга и что пора им покинуть его. Как ни упрашивал их раджа, птицы настояли на своем, распростерли свои широкие белые крылья, вытянули гибкие шеи по направлению к родному краю и исчезли в синеве небес. Но все время, поднимаясь, они громко пели и славили великодушного Бикрамаджиту.
        Пролетали они над дворцом раджи Карана. Тот как раз в это время сидел на террасе и поджидал своих слуг с золотыми монетами. Он услышал над собой громкое пение:
        “Хвала Бикрамаджите! Хвала Бикрамаджите!” — “Кто это такой, кого даже птицы славят? Я даю себя жарить и съедать каждый день, чтоб иметь возможность ежедневно раздавать милостыню, а меня, однако, ни одна птица не славит!”
        Он тотчас же приказал поймать птиц и посадить их в клетку. Приказание было исполнено, и клетка повешена во дворце. Раджа разложил перед птицами всевозможный корм, но птицы тоскливо поникли белоснежными головами и пропели: “Хвала Бикрамаджите! Он кормил нас чистым жемчугом!”.
        Раджа Каран не хотел, чтоб кто-нибудь оказался щедрее его, и послал за жемчугом но гордые птицы презрительно отвернулись.
        — Это еще что такое! — гневно воскликнул раджа, —разве Бикрамаджита щедрее меня? Тогда поднялась самка и гордо сказала:
        — Ты называешь себя раджою, а какой ты раджа? Раджа не сажает в тюрьму невинных. Раджа не ведет войны с женщинами. Будь Бикрамаджита здесь, он во что бы то ни стало освободил меня!
        — Так лети же на свободу, строптивое созданье! — промолвил Каран, открывая клетку. Ему не хотелось уступить в великодушии Бикрамаджите.
        И птица взмахнула широкими крыльями, полетела обратно к Бикрамаджите и сообщила радже, что милый супруг ее томится в плену у грозного раджи Карана.
        Бикрамаджита, великодушный из раджей, тотчас же решил освободить несчастную птицу, но он знал, что просьбами не уговорить упрямого Карана. Он решил действовать хитростью. С этой целью он уговорил птицу вернуться к супругу и там ждать его, а сам нарядился слугою и отправился в государство раджи Карана.
        Там он под именем Бикру поступил на службу к царю и стал наравне с другими носить корзины с золотою казною.
        Скоро он убедился, что тут кроется какая-то тайна, и стал следить за раджою. Однажды, спрятавшись в засаду, он видел, как раджа Каран входил в домик факира, видел, как он погружался в кипящее масло, как он шипел там и зарумянивался; видел, как голодный факир набросился на жаркое и обгладывал косточки, а затем видел, как тот же раджа Каран жив и невредим спускался с холма со своей драгоценной Ношей.
        Тут он сразу сообразил, что ему следует делать. На следующий день он встал с зарею, взял кухонный нож, сделал себе несколько глубоких надрезов, затем взял перцу, соли, разных пряностей, толченых гранатовых зерен и гороховой муки; замесил из этого род сои и усердно натерся ею по всем направлениям, несмотря на жгучую боль. В таком виде незаметно прокрался он в домик факира и улегся на приготовленную сковороду. Факир еще спал, но шипение и потрескивание жаркого скоро разбудило его. Он стянулся и повел носом: “О, боги! Как необыкновенно вкусно пахнет сегодня раджа!”
        Действительно, запах был так соблазните, что факир не мог дождаться, когда жаркое зарумянится, и накинулся на него с такою жадностью, словно век ничего не ел. И немудрено: после пресной пищи, к которой привык факир, раджа под приправою показался ему чем-то совсем необыкновенным. Он чисто-чисто обглодал и обсосал все косточки, и, пожалуй, готов был бы съесть и их, да побоялся убить курочку с золотыми яйцами! Когда все было готово, а раджа вновь здрав и невредим встал перед ним, факир нежно посмотрел на него:
        — Что за пир устроил ты мне сегодня! Что за запах, что за вкус! Как это ты ухитрился? Объясни, я дам тебе все, что пожелаешь.
        Бикру объяснил, как было дело, и обещал еще раз проделать то же, если факир отдаст ему свой старый халат.
        — Видишь ли, особого удовольствия, право, нет в том, чтоб жариться! А мне еще вдобавок приходится таскать на себе по десять пудов золота. Отдай мне халат, я и сам сумею его трясти.
        Факир согласился, и Бикру ушел, унося с собою халат.
        Тем временем раджа Каран не спеша подымался по холму. Каково же было его удивление, когда, войдя в домик факира, он нашел огонь потушенным, сковороду опрокинутой, а самого факира как всегда погруженного в благочестие, но ничуть не голодного.
        — Что тут такое? —прогремел раджа.
        — А?.. Кто тут? —спросил кротко факир. Он был всегда близорук, а тут его еще клонило ко сну после сытного обеда.
        — Кто? Да это я, раджа Каран, пришел, чтоб сжариться! Тебе разве не нужен завтрак сегодня?
        — Я уже завтракал! —и факир вздохнул с сожалением. —Ты страшно был вкусен сегодня... право, с приправой куда лучше.
        — С какой приправой? Я век свой ничем не приправлялся, ты, верно, кого-нибудь другого съел!
        — А ведь, пожалуй, что так, —сонно пробормотал факир, —я и сам, было, думал... не может быть... чтоб одна приправа... так... — Дальше нельзя было разобрать: факир уже храпел.
        — Эй, ты! —кричал раджа, яростно тормоша факира. —Ешь и меня!
        — Не могу! —бормотал удовлетворенный факир. —Никак не могу! Ни чуточки... нет... нет, благодарю!
        — Так давай мне золото! — ревел раджа Каран. —Ты обязан его дать: я свое условие готов выполнить!
        — Право, жаль... не могу... тот черт, тот другой... убежал с халатом!
        Раджа Каран в отчаянии пошел домой и приказал царскому казначею выдать ему требуемое количество золота, после чего, по-обыкновению, сел за трапезу.
        Прошел день, другой, раджа по-прежнему раздавал золото и обедал, но сердце его было печально и взор темнее ночи.
        Настал, наконец, третий день; на террасу явился царский казначей, бледный и трепещущий и пал ниц перед раджою.
        — О, государь! Будь милостив! Нет ни одной пылинки золота во всем государстве.
        Тогда раджа медленно встал и заперся в своей опочивальне, а толпа, прождав несколько часов у закрытых ворот дворца, разошлась по домам, громко негодуя, что как не совестно обманывать так честной народ!
        На следующий день раджа Каран заметно осунулся, но твердо решил не нарушать своей клятвы. Напрасно уговаривал его Бикру вкусить чего-нибудь, раджа печально покачал головой и отвернулся лицом к стене.
        Тогда Бикру или Бикрамаджита вынес волшебный халат и, потряхивая им перед царем, сказал:
        — Возьми свое золото, друг мой, а лучше всего возьми себе халат, только отпусти на свободу ту птицу, что ты держишь в неволе.
        Пораженный раджа тотчас же приказал выпустить птиц, и они взвились и понеслись к родному озеру Мансарабор, и долго звучала в воздухе их радостная песнь: “Хвала тебе Бикрамаджита! Хвала тебе, великодушнейший из раджей!”
        А раджа Каран задумчиво понурил голову и подумал про себя: “Правы божественные птицы! Не равняться мне с Бикрамаджитою. Я давал себя жарить ради золота и собственного обеда, а он решился собственноручно нашпиковать себя, чтобы вернуть свободу одной единственной птице”.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        РАДУГА
        Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.
        За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
        Сначала Медвежонок думал обо всем сразу, и это "все сразу" было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
        Муравей сидел на пеньке, выпучив черные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
        - Да слышишь ты меня? - наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. - Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
        Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал еще громче.
        - Лень, вот что тебя погубит!
        "Чего он ко мне пристал? - подумал
        Медвежонок. - Я и не помню такого Муравья вовсе".
        - Совсем обленились! - кричал Муравей. - Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
        - Гуляем, - вслух сказал Медвежонок у печки. - Так лето же.
        - Лето! - взвился Муравей. - А кто работать будет?
        - Мы и работаем.
        - Что же вы сделали?
        - Мало ли, - сказал Медвежонок. И еще тесней прижался к печному боку.
        - Нет, ты мне говори - что?
        - Скворечник.
        - Еще?
        - Камелек сложили.
        - Где?
        - У реки.
        - Зачем?
        - По вечерам сидеть. Огонь разведешь - и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ежиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног.
        И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
        - Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
        - А соломинку ты за меня понесешь? - спросил Муравей.
        - Я, - сказал Медвежонок.
        - А шесть сосновых иголок?
        - Я, - сказал Медвежонок.
        - А две шишки и четыре птичьих пера?
        - Все отнесу, - сказал Медвежонок. - Только иди сюда, сядь к печке, а?
        - Нет, ты погоди, - сказал Муравей. - Трудиться - обязанность каждого.
        - Он поднял лапку. - Каждый день...
        - Стой! - крикнул Медвежонок. - Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
        И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
        Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
        - Ты посиди, - сказал Медвежонок Муравью, - а придет Ежик, напои его чаем.
        И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.
        - Эй! - крикнул Муравей в лето. - А кто обещал работать?
        - Погоди! - сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
        - Обязанность каждого - трудиться, - говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. - Каждый день...
        "Заладил, - подумал Медвежонок. - Ну как он не понимает, что это - лето, что оно - короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в
        лапах сверкает радуга".
        - Муравей! - крикнул из своего лета Медвежонок. - Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
        И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        РАДУГА
        Небо голубое с солнцем золотым — это здорово! Весело и красиво. И белые облака тоже хороши. А золотые крапинки звезд? А сверкающий дождь? А мягкий нежный туман? Чудеса, да и только! Мы-то, конечно, не считаем, что это чудеса. Привыкли. Знаем, что и дождь прольется, и звезды замигают, и солнце непременно встанет вовремя.
        Правда, иногда мы все-таки удивляемся и даже восхищаемся. Тем восхищаемся, тому удивляемся, что не часто видим. Вот радуга. От края до края света встала яркая разноцветная дуга. Семь полос, семь лент светятся, сияют. Красная, оранжевая, желтая, зеленая, голубая, синяя, фиолетовая. Увидев такую радугу, мы зовем друг друга, даже загадываем желания. Но это редко бывает. Чаще радуга показывается нам маленьким обрывком разноцветной, но не яркой ленточки. Мы и этому рады. Потому что забыли те давние-давние времена, когда каждое утро начиналось с того, что зажигалась яркая, во все небо радуга.
        Раньше солнца вставала радуга. До позднего вечера вместе с солнцем светила людям. Привыкли люди к радуге. Наверное, чересчур привыкли. А потому, когда у нее случилась беда, люди ничего и не заметили.
        А произошло вот что. Жил-был один человек. Обыкновенный человек. Его красивый дом стоял в чудесном саду. Человек жил хорошо, всем был доволен. Но вот однажды утром зазвонил его телефон и сказал что-то очень обидное. Хотя нет. Телефон не звонил. Ведь дело-то давнее. Телефонов тогда не было. Скорее всего, обидные слова принесла телеграмма. Но вряд ли. Телеграфа тогда тоже не было. Обида нашла человека как-то проще. Он что-то вспомнил. Или что-то ему показалось. Или в словах кого-то из близких почудилось то, чего и в помине не было. Так или иначе, стало человеку обидно и горько. Казалось, случилось что-то непоправимое.
        Вышел человек в сад. И встретили его, как и вчера, и позавчера, и раньше, красные розы, оранжевые ноготки, желтые золотые шары, зеленая трава, голубые незабудки, синие колокольчики, фиолетовые тюльпаны. Цветы радостно повернулись к человеку. Но человек был не совсем тот, что вчера. А скорее, совсем не тот. Обида затуманила ему глаза, а раздражение разбудило несправедливость и злые слова.
        Необыкновенно яркие красные розы услышали от человека, что он так старательно за ними ухаживает, что просто стыдно им быть такими бледными. Оранжевым ноготкам человек сказал, что они слишком оранжевые, что маленьким цветкам неприлично быть яркими. А желтые золотые шары оказались виноваты в том, что сколько их ни тряси, не упадет ни одной золотой монетки. Только зря называются золотыми. Зеленую траву человек упрекнул в том, что она лохматая-косматая, хотя раньше считалось, что трава просто густая и пышная. Голубым незабудкам человек сказал, что скромность — это хорошо, но не до такой степени, чтобы разглядеть было трудно. Синие колокольчики оказались виноваты в том, что не умеют звенеть так же, как серебряные колокольчики-звоночки на дверях дома. Фиолетовым тюльпанам человек сказал, что, сажая их луковицы, хотел, чтобы выросли белые цветы, а потому, оказавшись фиолетовыми, тюльпаны очень огорчили, а может, даже обманули его.
        В общем, для всех цветов неизвестно откуда взялись у человека недобрые слова. В конце концов, окинув взглядом цветы, человек сказал еще несколько слов:
        — Да и какая от всех от вас польза? Выполоть вас! С корнем вырвать надо, а двор асфальтом залить!
        Человек и сам зажмурился, услышав собственные страшные слова. А цветы... Цветы и трава так испугались, что мгновенно потеряли свои яркие чудесные краски и стали серого цвета. Цвета серых мышей или даже крыс.
        Солнце вздрогнуло, увидев, что случилось, вздрогнули легкие облака, застыло небо, радуга качнулась. Ты ведь помнишь, что в те давние времена радуга каждый день сияла.
        Нужно было что-то делать. И быстро! Пока зажмурившийся человек не открыл глаза. Пока не увидел, что серыми стали цветы. Людям нельзя видеть серые цветы — это очень, очень опасно...
        И тогда семицветная радуга в один миг бросила свои яркие ленты цветам: розам — красную, ноготкам — оранжевую, золотым шарам — желтую, траве — зеленую, незабудкам — голубую, колокольчикам — синюю, тюльпанам — фиолетовую.
        Цветы стали еще прекраснее. А человек, уже, конечно, открывший глаза, стал прежним. Таким, как вчера, позавчера, раньше. Его собственные злые слова будто окатили его ледяной водой, в которой растворилась обида и несправедливость. Осталась, правда, легкая головная боль. Но она скоро пройдет. Человек попросил у цветов прощения.
        — Ах, что вы! Ах, о чем вы! — сказали добрые цветы. — Все бывает.
        И человек снова стал жить хорошо...
        А как радуга? Плохо... Чуть заметны бледные полосы — следы от подаренных цветам ярких лент. Почти весь свой цвет потеряла радуга. И заболела. Ведь сила радуги в ее цвете. Как больной человек сжимается в комочек под одеялом, так заболевшая радуга сжалась в маленькую бледно-цветную ленточку и спряталась в облаках.
        Люди ничего не заметили. Ведь у них остались солнце и луна, звезды и дождь, туман и северное сияние, облака и еще столько чудес, что не счесть.
        ...Прошло много лет, очень много времени. А время, говорят, все лечит. Радуга стала поправляться. Когда чувствует себя получше, встает дугой, высокой, яркой. Когда сил поменьше, появляется ленточка маленькая. Ненадолго, но все-таки старается показаться людям. Ведь поняли люди наконец, что радуга им очень нужна.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        РАДУЖКА И СЛОН
        Жила-была рыба. Эта рыба была словно радуга, которая радует своим светом родителей. Поэтому друзья, знакомые и недруги называли ее Радужкой, или просто Рыбенком. Рыбенок была беспечной и счастливой рыбкой. Своей улыбкой и звонким смехом маленькая рыбка успокаивала вредных, противных и злых акул, от ее доброты на зеленых водорослях расцветали солнечные зайчики, а морские волны тихим шепотом рассказывали друг другу об улыбке необычной рыбы. Как маленькой Радужке удавалось совершать такое чудо - создавать вокруг себя отличное настроение, а всем вокруг казалось, что они встретились с чудом! У Радужки на шкурке были нарисованы разноцветные полоски, ровно семь штук. Она любила свои полосочки и иногда просила солнышко посильнее светить, чтобы ее полосочки отражали лимоны, которые радужка обожала. Она была необычной, эта рыба. Поэтому можно предположить, что любимым цветом Радужки был Желтый. Лимон похож на солнце, лимон похож на цветок, рыбка рисовала лимоны своими плавничками каждый день, большие и маленькие, какие захочет!
        Еще у Рыбенка были зубки - белые, острые, симпатичные. Каждый из зубиков Рыбенка, как клавиша на пианино, как дудочка, поющая в воде, играл свою особенную мелодию. Иногда зубки Рыбенка брали неверную ноту, фальшивили, но несмотря на это, проплывающие мимо стаи дельфинов и рыб улыбались и останавливались, чтобы послушать песенку веселой рыбки.
        Однажды Радужка резвилась с морскими волнами и вдруг, сквозь синеву морской воды, увидела у берега одинокого серого слона. Он стоял понурив голову, помахивал ушами и своим длинным хоботом осторожно расплескивал волны у своих ног. Он казался издали настолько большим, сильным, даже громадным и настолько одиноким, что Рыбенок не смогла не подплыть к этому серому слону и не предложить свою помощь. Какую помощь маленькая рыбка могла оказать большому слонику? Рыбенок об этом не думала, а рассекая волны своими красивыми плавничками, быстро поплыла к берегу.
        - Здравствуй, слон! - радостно прокричала рыбка, подплыв ближе к слону. - Я рада видеть тебя у нашего прекрасного океана! Ты так грустен, я очень хочу тебе чем-нибудь помочь!
        Но нет! Серый слон (видимо, грусть и уныние предавали его шкуре такой цвет) не мог услышать ни одного слова доброй рыбы. Слон поднял голову, посмотрел на рыбу и увидел только, как она беззвучно открывает и закрывает рот. Он вздохнул, помахал ушами и снова опустил голову. Слон потер хоботом свою толстокожую ногу, поморгал глазами и предался своим размышлениям…
        - Я не могу быть спокойной, - подумала Рыбенок, - пока хоть немного не развеселю этого симпатичного слона. Почему он грустен? Почему стоит здесь, один? Где его стадо? Где его родные и друзья?
        Но как слон может услышать то, что говорит рыба? Рыбенок нырнула в волны и поплыла на дно моря. У нее созрел план. В своей маленькой и уютной норке на дне морском, Рыбенок хранила свои сокровища, все то, что находила в необъятных просторах моря. Из под плоского камня рыба вытащила свое самое любимое сокровище - желтенький маленький карандашик, который светился золотым светом в ночном мраке, а днем издавал мелодичное пение, когда им рисовали.
        - Я напишу слонику записку, - решила Рыбенок, - он прочитает ее и, возможно, его грусть улетучится! Я напишу ему самые бодрые и веселые слова, какие только знаю!
        И рыба принялась за работу. Она взяла плавничком карандашик, написала первую букву и … О, чудо! Карандашик сам принялся быстро писать и рисовать, так искусно и красиво, что рыба была поражена. Да, этот карандашик был волшебным, он умел читать добрые мысли и записывать их на чем угодно - на камне, на бумаге, на цветочном лепестке и даже на скользкой и извивающейся водоросли. Когда Рыбенок поставила точку и закончила писать записку слону, желтенький карандашик издал звук, будто прозвенел колокольчик. Послание для слона было готово!
        Рыбенок схватила губами широкую водоросль с записями, стремительно выплыла из своей норки и поплыла к тому месту, где видела слона. Рыбенок плыла так быстро, что не заметила своего друга Дельфина, на которого налетела со всего размаха.
        - Ой! - воскликнул Дельфин, - привет! Какая спешка!
        - Да, да, привет, друг, - ответила Рыбенок, - но я и правда спешу, я несу маленькую бодрящую записочку для одного незнакомца, которому сейчас очень грустно. Я хочу ему помочь. Поговорим позже…
        - Кто этот грустный незнакомец? - полюбопытствовал Дельфин.
        - Это слон. - просто ответила рыба и заспешила дальше. Она уже не могла увидеть недоумевающие глаза Дельфина и его растерянное выражение лица. Утешать слона?! Странно…
        А маленькая рыба не хотела потерять ни одной секунды и изо всех сил спешила к морскому берегу. Слон стоял на том же месте и казался еще более грустным, чем прежде. Рыбенок стала махать плавничками, кричать, прыгать по волнам, чтобы привлечь внимание слона. Не получалось.
        - Все напрасно, - подумала рыба и заплакала, - он меня никогда не заметит…
        Записка выпала у нее изо рта и поплыла по течению. Ветер и волны, которые видели усилия рыбы, решили ей помочь. Волна подхватила записку и понесла ее к берегу, прямо к слону, ветер подгонял волну, чтобы она быстрее донесла записку до грустящего слона. Слон не заметил ничего, он машинально плескал хоботом в воде, машинально подцепил широкую водоросль, машинально и не замечая, что делает, отправил водоросль в рот, и съел ее. Слон съел водоросль с волшебной запиской! Он стал медленно пережевывать ее, и вдруг над его головой возникла радуга, пошел дождь, засияли звезды, запели птицы, засветило солнце. И все это стало происходить одновременно… Слон помотал головой, затрубил в хобот и неожиданно улыбнулся! Он даже стал приплясывать на месте, грусть улетучилась. Слон выглядел довольным и счастливым, он почувствовал, что он не одинок, почувствовал значимость, любовь, участие , доброжелательность и доброту всего мира, он почувствовал себя нужным и сильным и пожелал, чтобы эти чувства не покидали его никогда. Слон улыбался, улыбался и плакал, но теперь уже от счастья!
        - Почему он раньше грустил? Кто его обидел? - подумала Рыбенок.
        А слон, будто услышав ее вопрос, протрубил:
        - Я вожак стаи. Я стар и одинок, после себя я должен оставить преемника, который сможет мудро и справедливо руководить нашим стадом. Но я не вижу вокруг себя никого, кто способен справиться с моими обязанностями и стать умным и достойным правителем… Но сейчас на меня снизошло озарение, я почувствовал ход и движение жизни, и понял, что еще найду себе замену. Все будет хорошо. - и слон опять улыбнулся и победоносно затрубил в хобот.
        Рыба помахала ему плавником, хотя понимала, что слон ее никогда не увидит и не поймет, и нырнула в пучину моря. Она была счастлива.
        РОМАНОВА ОЛЬГА
        РАЗБОЙНИКИ
        Жил-был поп с попадьей; у них была дочка Алёнушка. Вот этого попа позвали на свадьбу; он собрался ехать с женою, а дочь оставляет домоседкою.
        - Матушка! Я боюсь оставаться одна! - говорит Алёнушка матери.
        - А ты собери подружек на посиделки и будешь не одна. Поп и попадья уехали, а Алёнушка собрала подружек: много сошлось их с работою: кто вяжет, кто плетёт, а кто и прядёт.
        Одна девица уронила невзначай веретено; оно покатилось и упало в трещину, прямо в погреб. Вот она полезла за веретеном в погреб, сошла туда, смотрит, а там за кадушкою сидит разбойник и грозит ей пальцем.
        - Смотри, - говорит он, - не рассказывай никому, что я здесь, а то не быть тебе живой!
        Вот вылезла она из погреба бледная-бледная, рассказала всё шёпотом одной подружке, та другой, а эта третьей, и все, перепуганные, стали собираться домой.
        - Куда вы? - уговаривает их Алёнушка. - Постойте, ещё рано.
        Кто говорит, что надо по воду идти, кто говорит, что ей надо отнести к соседу холст, - и все ушли. Осталась одна Алёнушка.
        Разбойник услыхал, что всё приутихло, вышел из погреба и говорит ей:
        - Здравствуй, красная девица, пирожная мастерица!
        - Здравствуй, - отвечает Алёнушка.
        Разбойник осмотрел всё в избе и вышел посмотреть ещё на двор, а Алёнушка тем временем поскорей двери заперла и огонь потушила. Разбойник стучится в избу:
        - Пусти меня, а то я тебя зарежу!
        - Не пущу; коли хочешь, полезай в окно! - А сама приготовила топор.
        Только разбойник просунул в окно голову, она тотчас ударила топором и отрубила ему голову, а сама думает: скоро приедут другие разбойники, его товарищи; что мне делать? Взяла отрубленную голову и завязала в мешок; после притащила убитого разбойника, разрубила его на куски и поклала их в разные мешки и горшки.
        Прошло ни много ни мало, приехали разбойники и спрашивают:
        - Справился ли?
        Они думали, что товарищ их жив.
        - Справился, - говорит Алёнушка голосом разбойника, - вот два мешка денег, вот крынка масла, вот ветчина! - и подаёт приготовленные мешки и горшки в окно.
        Разбойники забрали всё это - да на воз.
        - Ну, поедем! - говорят они.
        - Поезжайте, - говорит Алёнушка, - а я посмотрю, нет ли ещё чего.
        Те и уехали.
        Рассвело. Поп с попадьей воротились со свадьбы. Она и рассказала им всё, как было:
        - Так и так, сама разбойников победила. А разбойники приехали домой, да как поглядели в мешки и в горшки, так и ахнули:
        - Ах она такая-сякая! Хорошо же, мы её сгубим! Вот принарядились они хорошо-хорошо и приехали к попу свататься за Алёнушку, а в женихи ей выбрали дурачка, нарядили и его.
        Алёнушка узнала их по голосу и говорит отцу:
        - Батюшка, это не сваты, это те же разбойники, что прежде приезжали.
        - Что ты врёшь? - говорит поп. - Они такие нарядные. А сам-то рад, что такие хорошие люди приехали свататься за его дочь и приданого не берут. Алёнушка плакать - ничего не помогает.
        - Мы тебя из дому прогоним, коли не пойдёшь теперь замуж! - говорят поп с попадьей.
        И просватали её за разбойника, и сыграли свадьбу. Свадьба была самая богатая.
        Привезли разбойники Алёнушку к себе и только въехали в лес - говорят:
        - Что ж, здесь станем её казнить? А дурачок и говорит:
        - Хоть бы она денёчек прожила, я бы на неё поглядел.
        - Ну, что тебе, дураку, смотреть?
        - Пожалуйста, братцы!
        Разбойники согласились с дураком, поехали и привезли Алёнушку к себе, пили-пили, гуляли-гуляли; потом снова говорят:
        - Что ж, теперь пора её казнить? А дурачок:
        - Хоть бы мне одну ноченьку с нею переночевать.
        - Ну, дурак, она, пожалуй, ещё уйдёт.
        - Пожалуйста, братцы!
        Разбойники согласились на его просьбу и оставили их в особой клети.
        Вот Алёнушка и говорит мужу:
        - Пусти меня на двор - я простужусь.
        - А ну как наши-то услышат?
        - Я потихонечку; пусти хоть в окошко.
        - Я бы пустил, а ну как ты уйдёшь.
        - Да ты привяжи меня; у меня есть славный холст, от матушки достался; обвяжи меня холстом и выпусти, а когда потянешь - я опять влезу в окно.
        Дурачок обвязал её холстом. Вот она спустилась, поскорей отвязалась, а заместо себя привязала за рога козу и немного погодя говорит:
        - Тащи меня! - а сама убежала. Дурачок потащил, а коза - мекеке-мекеке! Что ни потянет, коза всё - мекеке да мекеке!
        - Что ты мекекекаешь? - говорит молодой. - Наши услышат, сейчас же тебя изгубят.
        Притащил - хвать, - а за холст привязана коза. Дурачок испугался и не знает, что сделать:
        - Ах она, проклятая! Ведь обманула. Поутру входят к нему разбойники.
        - Где молодая? - спрашивают его.
        - Ушла.
        - Ах ты, дурак, дурак. Ведь мы ж тебе говорили, так нет! Сели верхами и поскакали нагонять Алёнушку; едут с собаками, хлопают да свищут - такая страсть!
        Алёнушка услышала погоню и влезла в дупло сухого дуба и сидит там ни жива ни мертва, а вокруг этого дуба собаки так и вьются.
        - Нет ли там её? - говорит один разбойник другому. - Ткни-ка, брат, туда ножом.
        Тот ткнул ножом в дупло и попал Алёнушке в коленку. Только Алёнушка была догадлива, схватила платок и обтёрла нож.
        Посмотрел разбойник на свой нож и говорит:
        - Нет, ничего не видать!
        И опять они поскакали, засвистали и захлопали.
        Когда всё стихло, Алёнушка вылезла из дупла и побежала; бежала, бежала - и слышит опять погоню. А по дороге, видит она, едет мужик с корытами и лотками.
        - Дяденька, спрячь меня под корыто! - просит она.
        - Эка ты какая нарядная! Ты вся вымараешься.
        - Пожалуйста, спрячь! За мной разбойники гонятся. Мужик раскидал корыта, положил её под самое нижнее и опять сложил. Только что успел кончить, как наехали разбойники.
        - Что, мужик, не видал ли такой-то женщины?
        - Не видал, родимые!
        - Врешь! Сваливай корыта.
        Вот он стал сбрасывать корыта и побросал уже все, кроме последнего.
        - Нечего, братцы, здесь искать; поедемте дальше! - сказали разбойники и поскакали с гамом, свистом и хлопаньем.
        Когда всё стихло, Алёнушка и просит:
        - Дяденька, пусти меня!
        Мужик выпустил её, и она опять побежала; бежала, бежала и слышит - опять погоня. А по дороге, видит она, едет мужик - везет кожи.
        - Дяденька, - молит она, - спрячь меня под кожи! За мной разбойники гонятся!
        - Эка, вишь, ты какая нарядная! Под кожами ты вся вымараешься.
        - Ничего, только спрячь.
        Мужик раскидал кожи, положил её под самую нижнюю и опять сложил всё по-прежнему. Только что успел кончить, как наехали разбойники.
        - Что, мужик, не видал ли такой-то женщины?
        - Не видал, родимые!
        - Врёшь! Сваливай кожи.
        - Да зачем, родимые, стану я разбрасывать свое добро? Разбойники стали сами сбрасывать кожи и побросали, почитай, все кожи; только две-три осталось.
        - Нечего, братцы, здесь искать; поедемте дальше! - сказали они и поскакали с гамом, свистом, хлопаньем.
        Когда не стало слышно ни стуку этого, ни грому, Алёнушка и просит:
        - Дяденька, пусти меня!
        Мужик выпустил её, и она опять побежала; бежала, бежала и пришла домой в полночь, да и легла в стог сена, закопалась туда вся и заснула.
        Рассвело. Поп пошёл давать коровам сена и только воткнул вилами в стог - Алёнушка и схватилась руками за вилы. Поп оробел, крестится и говорит:
        - С нами крестная сила! Господи помилуй! Потом уж спросил:
        - Кто там?
        Алёнушка узнала отца и вылезла из сена.
        - Как ты сюды попала?
        - Так и так, вы отдали меня разбойникам; они хотели меня убить, да я убежала. - И рассказывает все страсти.
        Немного погодя приезжают к попу разбойники, а он Алёнушку спрятал.
        Поп спрашивает:
        - Жива ли, здорова дочка моя?
        - Слава богу! Она осталась дома хозяйничать, - говорят разбойники.
        И сели они как бы в гостях; а поп тем временем собрал солдат, а потом вывел дочь и говорит:
        - А это кто?
        Тут разбойников похватали, связали - да в тюрьму.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        РАЗНОЦВЕТНЫЕ ЗВЕРЯТА
        На опушке леса, примостившись на пеньке, сидел лягушонок Прыг-Скок и рисовал кигточкой на холсте бабочку, которая покачивалась на ромашке. Рисовал и пел.
        Услыхал песенку лягушонка Зайчонок, выглянул из-за березки и выбежал на опушку. Высунул из кустов мордочку Медвежонок - и тоже заковылял к лягушонку.
        - Как красивое - вздохнул Медвежонок, взглянув на картину. - Я так не умею.
        - А ты, лягушонок, где-нибудь учился... на художника? - поинтересовался Медвежонок.
        - Нет. Я такой родился, - ответил лягушонок. - А вам нравится... бабочка на моей картине?
        - Она... такая... розовая... И поэтому красивая... - сказал Зайчонок. - Вот если бы я был таким розовым, то меня бы, наверно, тоже считали самым красивым Зайчонком на свете!
        - А я бы хотел быть... наполовину зеленым, а наполовину - синим, - мечтательно произнес Медвежонок. - Тогда бы я тоже сделался самым знаменитым Медвежонком в нашем лесу?
        - Вот квак? - удивился лягушонок. - Если все дело только в этом, то я согласен вам помочь. Кисточки у меня есть, краски тоже найдутся.
        Лягушонок взял в лапки две кисточки и принялся за работу.
        - До чего же ты розовый? - ахнул Медвежонок и погладил Зайчонка по головке.
        - А ты тоже... до чего же... зелено-синий... Ну, просто совсем... сине-зелененький? - похвалил Зайчонок и погладил Медвежонка по спине.
        Когда Медвежонок заглянул в свою берлогу, то мама Медведица, которая варила обед, даже поварежку от испуга на пол уронила.
        - Это что еще за зверь такой? - зарычала она.
        - Я не зверь... я же... Медвежонок... - послышался жалобный ответ.
        - Мой сынок... буренький, а не такой... разноцветный! Убирррайся пока цел! - погрозила Медведица кочергой.
        Убежал Медвежонок и встретил в лесу грустного Зайчонка.
        - Мама не узнала меня? - захныкал Зайчонок.
        - И меня... тоже... - махнул лапой Медвежонок. Над лесом, верхом на облаке, выкатилось солнышко. Оно зевнуло, взбило облако, как подушку, закрыло глаза - и улеглось спать. Сразу стало темно и страшно.
        - Что будем делать? - спросил Зайчонок.
        - Спа-а-ать... - зевнул Медвежонок и улегся калачиком под березку. Улегся - и захрапел сразу.
        Зайчонок положил в изголовье охапку рыжих листьев и стал смотреть сквозь длинные ветки, как веселый желтый месяц дергает серебряные ниточки, свисающие с погашенных звезд. Потянет месяц за нитку - звездочка зазвонит и вспыхнет... Смотрел-смотрел Зайчонок - и уснул.
        Утром Зайчонок с Медвежонком проснулись и побежали к ручью умываться. Видят: мостик через ручей сломан.
        - Давай починим мостик, - предложил Медвежонок.
        - А разве мы его сломали? - спросил Зайчонок.
        - Это неважно. Мы его починим - и он кому-нибудь пригодится.
        - Я и не возражаю... Я - как ты... - согласился Зайчонок.
        Пока они чинили мостик, пока возились в ручье, вся краска отмылась - и побежал по лесу разноцветный ручеек.
        Проскакал по мостику лягушонок и похвалил:
        - Какой прекрасный мостик!
        Следом за ним протопала по мостику Медведица и пробасила :
        - Пр-р-ревосходный мостик!
        - Это я... Это я... Это мы... его починили! - радостно закричал Медвежонок и бросился в объятия мамы Медведицы.
        Мама Медведица приласкала Медвежонка:
        - Умница!
        - А я? - спросил Зайчонок.
        - И ты... молодец!-сказал лягушонок и пожал Зайчонку лапку.
        - Мама, а как ты меня сегодня узнала? Ведь я же сине-золе... нет, зелено -Си. . . - удивился Медвежонок.
        - Ты обыкновенный... буренький, - улыбнулась мама.
        - И вправду, - почесал затылок Зайчонок. - Ты совершенно бурый...
        - А ты... совсем не розовый, а... серый... - заметил Медвежонок, взглянув на Зайчонка.
        - Вас ручей отмыл! - пояснил лягушонок Прыг-Скок. А мама Медведица сказала:
        -*- Теперь вы стали знаменитыми на весь наш лес... Когда кто-нибудь пройдет по этому мостику, то обязательно скажет спасибо Зайчонку и Медвежонку, которые его починили...
        - Вот видите, для того чтобы прославиться, не обязательно быть... разноцветными! - добавил лягушонок, - Приходите ко мне в гости, и я непременно вас нарисую!
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        РАЗРЕШИТЕ С ВАМИ ПОСУМЕРНИЧАТЬ
        - Заяц просится посумерничать.
        - Пускай сумерничает, - сказал Ежик и вынес на крыльцо еще одно плетеное кресло.
        - Можно войти? - спросил Заяц.
        Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ежиком.
        - Входи, - сказал Ежик.
        Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
        - Три-три! - сказал Медвежонок. - Ежик любит, чтобы было чисто.
        - Можно сесть? - спросил Заяц.
        - Садись, - сказал Медвежонок.
        И Ежик с Медвежонком тоже сели.
        - А как мы будем сумерничать? - спросил Заяц.
        Ежик промолчал.
        - Сиди в сумерках и молчи, - сказал Медвежонок.
        - А разговаривать можно? - спросил Заяц.
        Ежик опять промолчал.
        - Говори, - сказал Медвежонок.
        - Я в первый раз сумерничаю, - сказал Заяц, - поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
        - Мы не сердимся, - сказал Ежик.
        - Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ежик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу...
        - И чего? - спросил Медвежонок.
        - А ничего. Темно стало, - сказал Заяц.
        - Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ежиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
        - Угу, - сказал Медвежонок.
        - А мы уже сумерничаем? - спросил Заяц.
        Ежик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.
        - А можно, сумерничая, петь? - спросил Заяц.
        Ежик промолчал.
        - Пой, - сказал Медвежонок.
        - А что? Никто ему не ответил.
        - А можно веселое?
        Давайте я веселое спою, а то зябко как-то?
        - Пой, - сказал Медвежонок.
        - Ля-ля! Ля-ля! - завопил Заяц.
        И Ежику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ежиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
        - Ля-ля-лю-лю! - вопил Медвежонок.
        - Ля-ля! Ля-ля! - пел Заяц.
        А сумерки сгущались, и Ежику просто больно было все это слышать.
        - Давайте помолчим, - сказал Ежик. - Послушайте, как тихо!
        Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
        - А что, - шепотом спросил Заяц, - теперь делать?
        - Шшш! - сказал Медвежонок.
        - Это мы сумерничаем? - прошептал Заяц.
        Медвежонок кивнул.
        - До темноты - молчать?..
        Стало совсем темно, и над самыми верхушками елок показалась золотая долька луны. От этого Ежику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        РАЗУМНАЯ ДОЧЬ
        Жил один бедняк с женой. Родилась у них дочь. Надо справлять родины, а у него ни хлеба, ни к хлебу. Чем гостей угощать?
        Пошел бедняк за водою на речку. Набрал полные ведра, назад возвращается. Глядь — лежит в кустах телочка. Да такая слабая, плохенькая, что сама и не подымется.
        Принес бедняк домой воду и рассказал жене о телочке.
        — Так возьми ее, — говорит жена.
        Вернулся он на речку, взял телочку и домой принес.
        — Давай, — говорит жене, — зарежем ее: будет чем гостей угостить.
        Понравилась жене телочка — такая пестренькая, белолобая.
        — Нет, — говорит она, — пускай растет.
        — Да она ведь совсем слабенькая. Видно, кто-то ее бросил, чтоб в коровнике не околела.
        — Ничего, может, и выходим ее. Подрастет дочка — будет ей молоко.
        Послушался муж жену, и стали они телочку выхаживать.
        Окрепла телочка, растет как на дрожжах. И дочка тоже как на дрожжах растет. Да такая умница вышла, что и старики охотно ее слушаются.
        Выкормилась из пестренькой, белолобой телочки славная корова.
        Подросла девочка, исполнилось ей семь лет, стала сама корову пасти.
        Засмотрелся однажды богатый сосед на бедняцкую корову.
        — Откуда она у тебя? — спрашивает. Бедняк и рассказал ему все как было.
        — Эге, — говорит богатей, — так это ж моя телочка! Это я ее выбросил — не думал, что она на ноги подымется. Нет, тогда я заберу свою корову назад...
        Запечалился бедняк.
        — Ведь я ж ее выкормил, — говорит он. — Теперь она моя.
        Не соглашается богатей:
        — Не отдашь по-хорошему — пойдем к пану судиться.
        Что делать? Пошли судиться к пану. Богатей подал пану руку, поздоровался: известно, богатый с богатым свои люди. Пан ему говорит :
        — Садись.
        Сел богатей в кресло, а бедняк у порога стоит, снял шапку. Пан на него и не смотрит.
        — Ну, что скажешь? — спрашивает он богатого.
        — Да вот, пане, какое дело вышло, — начал жаловаться богатый. — Семь лет назад забрал этот человек мою телку, а теперь не отдает.
        Выслушал пан и бедняка, а потом говорит им:
        — Хорошо. Суд мой будет таков. Задам я вам три загадки: “Что на свете жирнее всего?”, “Что на свете слаще всего?”, “Что на свете быстрее всего?” Кто отгадает, у того и корова останется. А теперь ступайте домой, пораздумайте. Завтра приходите с отгадками.
        Вернулся бедняк домой, сел и плачет.
        — Чего ты, тата, плачешь? — спрашивает дочка.
        — Да вот хочет богатый сосед корову у нас отобрать, — отвечает отец. — Пошли мы с ним к пану на суд, а тот задал нам три загадки. Кто из нас отгадает, у того и корова останется. Да где ж мне отгадать те загадки!
        — А какие, тата, загадки? — спрашивает дочка.
        Отец сказал.
        — Ничего, тата, не печалься, — говорит дочка. — Ложись спать. Утро вечера мудренее: завтра что-нибудь да придумаем.
        А богатый пришел домой и радуется.
        — Ну, баба, — говорит он жене, — будет корова наша! Только нам надо с тобой отгадать три загадки: что на свете жирнее всего, что слаще всего и что быстрее всего?
        Подумала жена и говорит:
        — Вот диво! Да .тут отгадывать-то нечего. Нет ничего на свете жирнее моего рябого борова, слаще липового меда наших пчел, а быстрее нашего гнедого жеребца никто бежать не может: ведь он как помчится, так и ветер его не догонит!
        — Правда, — согласился муж, — я так пану и скажу.
        Наутро приходят богатый с бедным к пану.
        — Ну что, отгадали мои загадки? — спрашивает пан.
        Богатый вышел вперед:
        — Да тут и отгадывать-то нечего: нету на свете никого и ничего жирнее моего рябого борова, слаще липового меда моих пчел и быстрее моего гнедого жеребца.
        — А ты, — спрашивает пан у бедняка, — отгадал?
        — Отгадал, пане: нет ничего жирнее земли — ведь она нас всех кормит; нет ничего слаще сна — хоть какое случилось горе, а уснешь, все позабудется, и нет ничего быстрее людских мыслей: ведь сам ты еще здесь, а мысли уже далеко-далеко.
        Правильно отгадал бедняк! И пришлось пану присудить ему корову.
        — Кто это тебя научил так отгадывать мои загадки? — спрашивает он у бедняка.
        — Моя дочка-семилетка, — говорит бедняк. Удивился пан: не может быть, чтоб какая-то малолетняя бедняцкая дочь отгадывала его загадки! Решил он посмотреть на умную девочку. Приехал однажды к бедняку, а тот как раз в это время был в поле. Встретила пана дочь-семилетка.
        — Девочка, — спрашивает пан, — к чему мне лошадей привязать?
        Посмотрела девочка на сани и на повозку, что стояли на дворе, и говорит:
        — Можешь к зиме привязать, а можешь и к лету.
        Пан так глаза и вытаращил: как это можно привязать лошадей к зиме или к лету? Смеется, видно, над ним девчонка!
        — Ну, хоть к саням привяжи, хоть к повозке, — пояснила девочка недогадливому пану.
        Видит пан, бедняцкая дочка и вправду очень разумная. Обидно это пану. Услышат люди, что она умнее его, тогда хоть беги из поместья.
        Поговорил пан с девочкой и поехал, а ей сказал, чтоб отец пришел к нему вечером.
        Пришел бедняк вечером к пану.
        — Что ж, — говорит пан, — умна твоя дочка. А я все же умнее ее.
        Дал пан бедняку решето с яйцами:
        — На, отнеси это дочке да скажи, чтоб она посадила на них наседку и вывела мне к утру цыплят на завтрак. А не выполнит этого — велю бить кнутом.
        Пришел бедняк домой пригорюнясь. Сел на лавку и плачет.
        — Ты чего, тата, плачешь? — спрашивает дочка.
        — Да вот, доченька, какая беда; задал тебе пан новую загадку.
        — Какую?
        Показал отец решето с яйцами:
        — Сказал, чтоб ты посадила на эти яйца наседку и вывела ему к утру цыплят на завтрак. А разве можно это сделать?
        Дочка подумала и говорит:
        — Ничего, тата, завтра что-нибудь да придумаем. А пока что возьми, мама, эти яйца да изжарь на ужин яичницу.
        Утром говорит дочка отцу:
        — На тебе, тата, горшок, ступай к пану. Скажи, чтоб он за день ляду вырубил, выкорчевал да вспахал, просо посеял, сжал и обмолотил да в этот горшок насыпал — цыплят кормить.
        Пошел отец к пану, подал ему пустой горшок и сказал все, что дочка велела. Подкрутил пан усы и говорит:
        — Умная ж у тебя дочка, а я все же ее умней.
        Взял он три льняных стебля, подал их бедняку:
        — Скажи дочке, чтоб она к утру этот лен вытеребила, спряла, соткала и сшила бы мне из него рубашку.
        Вернулся отец домой пригорюнившись. Дочка спрашивает:
        — Что сказал тебе пан?
        Подал отец ей три льняных стебля и рассказал, что пан загадал.
        — Ничего, — отвечает дочка, — ложись, тата, спать: завтра что-нибудь да придумаем.
        Наутро дает дочка отцу три кленовые палки и говорит:
        — Отнеси их пану да попроси его посадить их, за одну ночь вырастить и сделать из них станок для тканья, чтоб было на чем полотно ему на рубашку наткать.
        Пошел бедняк к пану, подал три палки и сказал так, как дочь научила.
        Покраснел пан и говорит:
        — Умная ж у тебя дочка — ничего не скажешь. А я все же умнее ее! Так вот передай ей, чтоб она не пешком пришла ко мне, не на лошади приехала, не голая, не одетая и принесла б мне подарок, да такой, чтоб я не мог принять его. Если она все это сделает, то приму ее в дочери — вырастет, паньею будет! А не сделает — плохо ей придется...
        Вернулся отец домой пуще прежнего запе-чаленный.
        — Ну, что ж тебе, тата, пан сказал? — спрашивает дочка.
        — Да вот, доченька, наделала ты беды и нам и себе своими отгадками...
        И рассказал ей отец, что пан загадал. Засмеялась дочка:
        — Ничего, тата! Как-нибудь обманем пана и на этот раз. Только поймай мне живого зайца.
        Пошел отец в лес, поставил капкан и поймал зайца.
        Дочка сняла рубашку, набросила на себя вместо платья рыбачью сеть, села верхом на палочку и поехала с зайцем к пану.
        Пан стоит на крыльце, видит — опять перехитрила его бедняцкая дочка! Разозлился он и натравил на нее собак — думал, что они разорвут умницу. А девочка выпустила из рук зайца — собаки и кинулись за ним в лес.
        Подошла она к пану.
        — Лови, — говорит, — мой подарок: вон он в лес убежал...
        Пришлось пану взять умную девочку в дочери. Поехал пан вскоре за границу, а девочке сказал:
        — Смотри ж без меня не суди людей моих, а то плохо тебе придется.
        Осталась девочка одна в усадьбе. И случилось в то время такое дело. Пошли два мужика на ярмарку. Один купил телегу, а другой кобылу. Запрягли кобылу в телегу и домой поехали. По дороге остановились отдохнуть. Легли и уснули. А проснулись, глядь — бегает у телеги молодой жеребеночек. Дядьки заспорили. Тот, чья телега была, говорит: “Жеребенок мой — это моя телега ожеребилась!” А тот, чья кобыла, на своем настаивает: “Нет, жеребенок мой — это моя кобыла ожеребилась!”
        Спорили, спорили и порешили ехать к пану на суд.
        Приехали, а пана нет дома.
        — Рассуди хоть ты нас, — просят дядьки приемную панскую дочку.
        Узнала девочка, какое у них дело, и говорит:
        — Пусть тот из вас, чья кобыла, выпряжет ее из телеги и поведет под уздцы, а тот, чья телега, пускай тащит ее на себе в другую сторону.
        За кем жеребенок побежит, тот и будет его хозяином.
        Так дядьки и сделали. Жеребенок побежал за кобылою, на том спор у них и окончился.
        Вернулся пан из-за границы и узнал, что умная девочка без него судила. Рассердился он, поднял крик:
        — Что ж ты меня не послушалась? Теперь ты мне не дочка. Возьми себе из поместья что пожелаешь и ступай домой, чтоб я тебя больше не видел!
        — Хорошо, — говорит девочка. — Но мне хочется на прощанье тебя вином угостить.
        — Угости, — буркнул пан. — Только поскорей. Напоила его девочка вином, пан и уснул без памяти. Тогда велела она слугам запрячь лошадей, положила пана- в Карету и повезла домой. Дома с отцом вынесла его из кареты и перенесла в сени на кучу гороховины.
        — Вот тебе, — говорит, — постель вместо перины. Отлеживайся себе.
        Проснулся наутро пан, по сторонам озирается: где же это он? Увидал свою приемную дочку и спрашивает:
        — Почему я тут, в грязной мужицкой хате лежу?
        — Ты сам так захотел, — смеется девочка. — Ты мне сказал: “Бери себе из поместья что пожелаешь и ступай домой”. Я и взяла тебя. Вставай, бери топор и мотыгу да иди вместо отца панщину отбывать. Ты мужик крепкий, будет работник из тебя неплохой.
        Услыхал это пан, вскочил на ноги и так махнул назад в свое поместье, что только его и видели. Даже от лошадей с каретой отказался.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        РАЙСКАЯ ВОДА
        Бедуин Харис и его жена Нафиса кочевали от стоянки к стоянке, разбивая свою потрепанную палатку в тех местах, где им попадались хотя бы несколько финиковых деревьев, колючий кустарник для их верблюда или родничок солоноватой воды. Так они жили в течение многих лет. Все дни Хариса были похожи один на другой, и редко что-нибудь нарушало их привычное течение; он ловил обитающих в пустыне зверьков ради их шкурок и плел веревки из пальмовых волокон для продажи встречным караванам.
        Но вот однажды Харис нашел в песках новый источник. Он зачерпнул в ладони немного воды и попробовал ее. Вода настолько отличалась от обычной, которую он привык находить в пустыне, что показалась ему райской. Нам эта вода показалась бы отвратительной и соленой, но бедуин был от нее в восторге.
        - Эту воду, - сказал он себе, - я должен отнести тому, кто оценит ее по достоинству.
        И Харис тут же поспешил в Багдад ко двору Гарун аль-Рашида, наполнив водой два бурдюка, - один для себя, другой для халифа. Днем и ночью он гнал без устали своего верблюда, останавливаясь лишь затем, чтобы подкрепиться сухими финиками. Очутившись в Багдаде, бедуин направился прямо к дворцу повелителя. Стражники у ворот выслушали его и только потому, что так было заведено при дворе Халифа, провели его в тронный зал.
        - О повелитель правоверных, - обратился Харис к Халифу, - я, нищий бедуин, хорошо знаю все источники в пустыне, хотя и мало что смыслю в чем-нибудь другом. Я нашел источник райской воды и подумал, что вода его достойна такого великого мужа, как ты. Не откажись же принять мое подношение.
        С этими словами он передал Гаруну аль-Рашиду бурдюк с водой. Гарун Справедливый попробовал воду и, поняв в чем дело - ибо он хорошо знал свой народ, - приказал страже увести Хариса, и не отпускать его до тех пор, пока он не вынесет решение.
        Затем Халиф вызвал к себе начальника дворцовой стражи и сказал ему: "То, что для нас пустяк, для него - все. Выведи этого бедуина под покровом ночи из дворца, чтобы он не увидел могучей реки Тигр, и не отходи от него ни на шаг, пока вы не доберетесь до его стоянки. Он ни в коем случае не должен испробовать сладкой речной воды. Когда вы окажетесь на месте, поблагодари его от моего имени и передай ему в подарок от меня тысячу золотых. Скажи ему, что он назначается хранителем источника райской воды и во имя повелителя правоверных может снабжать этой водой каждого путешественника".
        Это сказание известно также и под другим названием: "Рассказ о двух мирах". Его автором считается Абу аль-Атахийа из племени Аниза, современник Гарун аль-Рашида. Он основал дервишское братство Масихара ("Бражники"), название которого увековечено в западных языках словом маскарад. Последователей аль-Атахийи можно найти в Испании, Франции и других странах.
        Аль-Атахийю называют "отцом арабской священной поэзии". Он умер в 828 году.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        РАЙСКАЯ ПИЩА
        Юнус, сын Адама, решил однажды не взвешивать больше свою жизнь на весах судьбы, но узнать: как и почему необходимые вещи приходят к человеку.
        - Я, - сказал он себе, - человек. И, как таковой, я ежедневно получаю свою долю от всех вещей мира. Доля эта приходит ко мне, благодаря моим собственным усилиям, вместе с усилиями других. Упростив этот процесс, я найду способ, которым пища достигает людей и узнаю кое-что о "как и почему". Итак, я стану на путь религии, который предуказывает человеку в целях поддержания самого себя полагаться на всемогущего Бога. Чем жить беспорядочно в мире, где пища и прочие вещи явно проходят через посредство общества, отдам я себя непосредственной поддержке Силы, управляющей всем. Вот ведь даже нищие зависят от посредников - от милосердия: люди ведь подают пищу или деньги потому, что их научили так делать. Не стану я принимать таких опосредованных даяний.
        Сказав так, он вышел за город и отдал себя поддержке сил невидимых с тою же решительностью, с какой принимал поддержку сил видимых, будучи школьным учителем.
        С наступлением ночи Юнус улегся прямо на землю с верой, что Аллах всецело позаботится о его интересах - так же, как птицы и звери получают свою долю заботы в его царстве.
        На рассвете его разбудил птичий хор. Первое время сын Адама лежал неподвижно, ожидая появления поддержки. Однако вскоре он осознал, что, несмотря на его доверие невидимой силе и уверенность в том, что он сможет разобраться в ней, когда она начнет действовать в его новом положении, одно только теоретическое размышление в этой необычной ситуации не очень-то помогает.
        Так он и провел весь день, лежа на берегу, созерцая природу, наблюдая рыб в воде и повторяя свои молитвы. Время от времени мимо него проезжали богатые могущественные люди в великолепных одеждах, сопровождаемые верховыми на превосходных лошадях. Повелительно звенели колокольчики, извещая об их абсолютном праве на путь; при виде почетного тюрбана Юнуса, они лишь выкрикивали приветствия. Группы паломников отанавливались около него и жевали свой сухой хлеб с сухим сыром, что только разжигало его аппетит к скудной пище.
        - Это всего-навсего испытание. Скоро все будет хорошо, - думал Юнус, творя пятую молитву за этот день и погружаясь в медитацию способом, которому его научил один дервиш, достигший высокого развития сознания.
        Миновала еще одна ночь.
        Спустя пять часов после рассвета на второй день, в то самое время, как Юнус сидел, глядя на отражающиеся в могучем Тигре лучи солнца, внимание его привлек какой-то шорох в камышах. Это оказался пакет, завернутый в листья и перевязанный пальмовым лыком. Юнус, сын Адама, вошел в реку и стал владельцем неизвестного груза.
        Пакет весил около трех четвертей фунта. Когда Юнус развязал лыко, в нос ему ударил восхитительный аромат. В свертке оказалось изрядное количество багдадской халвы. Такая халва, приготовляемая из миндальной пасты, розовой воды, меда, орехов и других драгоценных элементов, очень ценилась, благодаря своему вкусу и питательности. Из-за ее приятного вкуса красавицы гарема вкушали ее маленькими кусочками, из-за ее укрепляющей силы воины брали ее с собой в сражения. Она пользовалась также большим спросом как целебное средство от сотен болезней.
        - Моя вера оправдалась! - воскликнул Юнус. - А теперь проверим, будет ли вода каждый день или через другие промежутки времени приносить мне столько же халвы или нечто подобное; тем самым я узнаю средство, предопределенное провидением для моего поддержания. Тогда мне останется употребить свой разум на поиски его источника.
        В течение трех последующих дней, ровно в тот же час, пакет с халвой приплывал в руки Юнуса. Тогда он решил, что его открытие имеет первостепенное значение: упрощай свои обстоятельства, и природа поступит примерно так же. Он чувствовал себя обязанным разделить его с остальным миром. Ибо разве не сказано: "Когда ты знаешь, ты должен учить"?
        Однако затем он понял, что еще не знает, но только испытал. Было очевидно, что следующим шагом должно быть - идти по пути следования халвы вверх по течению, пока не отыщется ее источник. Тогда он поймет не только ее происхождение, но и то, почему она дается именно ему.
        Много дней шел Юнус вверх по течению реки. Каждый день с той же регулярностью, но соответственно во все более раннее время появлялась халва, и он съедал ее.
        Наконец Юнус увидел, что река, вместо того, чтобы сузиться - как можно было бы ожидать в верхнем течении, - значительно расширилась, и посреди широкого водного пространства возвышается живописный остров, на котором расположен величественный и, одновременно, удивительно изящный замок. Именно оттуда и происходит райская пища, решил Юнус.
        Обдумывая следующий свой шаг, Юнус заметил высокого неопрятного дервиша со спутанными волосами - отшельника в плаще из разноцветных лоскутьев.
        - Мир тебе, баба (отец)! - приветствовал его Юнус.
        - Ишк, Ху! - воскликнул отшельник. - Ты что тут делаешь?
        - Я следую священному обету, - объяснил сын Адама, - и в своем поиске я должен достичь вон того замка. Не подскажешь ли ты мне, как это возможно осуществить?
        - Поскольку, невзирая на свой особый интерес, ты ничего об этом замке не знаешь, - отвечал дервиш, - я расскажу тебе о нем. Здесь в изгнании и заточении живет дочь царя; прислуживают ей ногочисленные прекрасные слуги, которые и охраняют ее. Ей никак не вырваться оттуда: человек, который похитил ее и поместил туда за то, что она отказалась выйти за него замуж , воздвиг вокруг замка могучие необъяснимые преграды, невидимые обычным глазом. Чтобы попасть в замок и достичь своей цели, тебе придется преодолеть их.
        - Можешь ли ты помочь мне в этом?
        - Сам я сейчас отправляюсь в особое посвятительное путешествие.
        Однако я знаю некое слово и упражнение - вазифа, которое, если ты достоин, поможет тебе вызвать невидимые силы - благожелательных джинов и огненные создания, которые одни только могут победить волшебные силы, охраняющие замок. Мир тебе!
        И, повторив на прощание странные звуки, он удалился, передвигаясь с легкостью и проворством, поистине изумительными в человеке столь почтенного возраста.
        День за днем сидел Юнус, исполняя свое вазифа и следя за появлением халвы. И вот однажды вечером, глядя на заходящее солнце, сиявшее на башне замка, он увидел необычайное зрелище. Там, блистая неземной красотой, стояла дева, которая, бесспорно, могла быть только принцессой. Она постояла мгновение, устремив взгляд на солнце, а затем бросила в волны, бившиеся о скалы далеко внизу, что-то, что поплыло мимо башни, где она стояла. Это был пакет с халвой.
        - Так вот, где, оказывается, непосредственный источник щедрых подарков, источник райской пищи! - вскричал Юнус. Теперь он почти на самом пороге истины: рано или поздно явится повелитель джиннов, которого он вызывает дервишским вазифа, и даст ему возможность достигнуть замка, принцессы и истины.
        Лишь только он об этом подумал, как что-то вдруг подхватило его и понесло... И он очутился на небесах, и пред ним предстало эфирное царство со множеством дворцов, от красоты которых дух захватывало. Сын Адама взошел в один из них и увидел там создание, похожее на человека, которое,
        однако, не было человеком, на вид прекрасное и мудрое и, каким-то образом, далекое от всякого возраста.
        - Я, - проговорило видение, - повелитель джиннов, и я принес тебя сюда в ответ на твой призыв и повторение священных имен, которые были даны тебе великим дервишем. Что я могу для тебя сделать?
        - О могучий повелитель джиннов, - дрожащим голосом проговорил Юнус, - я ищу истину, и найти ее я могу только в заколдованном замке, возле которого я стоял, когда ты вызвал меня сюда. Молю тебя, дай мне силу войти в этот замок и поговорить с заключенной там принцессой.
        - Да будет так! - прогремел повелитель. - Но помни: человек получает ответ на свои вопросы в соответствии с его способностью к пониманию и его подготовкой.
        - Истина есть истина, - сказал Юнус. - И я обрету ее - вне зависимости от того, чем она может оказаться. Подари же мне это благо.
        Вскоре сын Адама уже мчался в бестелесной форме (благодаря волшебству джинна) обратно на землю, сопровождаемый небольшим отрядом слуг джинна, которым их повелителем было приказано применить свои особые силы, дабы помочь этому человеческому существу в его поиске. В руке Юнус сжимал специальный зеркальный камень, который, как научил его глава джиннов, нужно направлять на замок, чтобы иметь возможность заметить невидимую защиту.
        И вот с помощью этого камня сын Адама обнаружил, что замок защищает от нападения строй гигантов, невидимых и грозных, поражающих всякого, кто приблизится к замку. Те из джиннов, которые подходили для этой задачи, убрали гигантов. Затем он увидел, что над всем замком простирается нечто, похожее на невидимую паутину или сеть. Эта сеть также была разрушена джиннами, обладавшими необходимой хитростью. Наконец, пространство от берега реки до самого замка заполняла невидимая, как бы каменная толща, ничем не выдававшая своего присутствия. Преодолев и эту преграду, джинны отсалютовали Юнусу и стремительно, как свет, улетели в свое царство.
        Юнус взглянул и увидел, что из речного берега сам собою вырос мост, и он, даже не замочив подошв, прошел по нему к самому замку. Страж врат тут же отвел его к принцессе, которая вблизи оказалась еще прекрасней, чем тогда, когда она явилась ему на башне впервые.
        - Мы благодарны тебе за то, что ты сокрушил защиту, делавшую эту темницу неприступной, - сказала она. - Теперь я могу наконец вернуться к моему отцу. Но прежде мне бы хотелось вознаградить тебя за твои труды. Говори, и ты получишь все, что пожелаешь.
        - Несравненная жемчужина, - начал Юнус, - лишь одного я ищу, и это одно - Истина. И так как долг всех, обладающих истиной, давать ее тем, кто может ее воспринять, я заклинаю вас, Ваше Величество, дайте мне истину, которой я так жажду.
        - Что ж, говори, и любая истина, которую только возможно дать, без промедления будет тебе дана и будет твоей.
        - Прекрасно, Ваше Величество. Скажите, как и в силу каких причин райской пище, чудесной халве, которую вы бросали для меня каждый день, предопределено было попадать ко мне таким образом?
        - Юнус, сын Адама! - воскликнула принцесса. - Эту халву, как ты ее называешь, я бросала каждый день потому, что в действительности это остаток косметических средств, которыми я ежедневно натираюсь после купания в ослином молоке.
        - Наконец-то я узнал, - сказал Юнус, - что понимание человека обусловлено его способностью понимать. Для вас это отходы ежедневного туалета, для меня - райская пища.
        Лишь очень немногие из суфийских сказаний, согласно Халкави (автору "Райской пищи"), могут читаться любым в любое время и, тем не менее, конструктивно воздействовать на его "внутреннее сознание".
        Почти все истории, говорит он, способны проявлять свое влияние лишь в зависимости от того, где, когда и как они изучаются. Отсюда большинство людей найдет в них только то, что они ожидают, - развлечение, загадку, аллегорию.
        Этот знаменитый учитель Школы Накшбандийа часто вызывал недоумение многих своих последователей, самых различных вер и происхождений, ибо о нем ходили рассказы, связанные со странными явлениями. Говорили, что он являлся людям в снах, сообщая им важные вещи, что его видели во многих местах сразу, что то, что он говорит, идет на пользу слушающему всегда. Но, встречаясь с ним лицом к лицу, люди не могли найти в нем ничего необычного.
        Юнус, сын Адама, был сирийцем и умер в 1670 году. Он обладал замечательными целительными силами и был изобретателем.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        РАЙСКИЙ САД
        Жил-был принц; ни у кого не было столько хороших книг, как у него; он мог прочесть в них обо всем на свете, обо всех странах и народах, и все было изображено в них на чудесных картинках. Об одном только не было сказано ни слова: о том, где находится Райский сад, а вот это-то как раз больше всего и интересовало принца.
        Когда он был еще ребенком и только что принимался за азбуку, бабушка рассказывала ему, что каждый цветок в Райском саду - сладкое пирожное, а тычинки налиты тончайшим вином; в одних цветах лежит история, в других - география или таблица умножения; стоило съесть такой цветок-пирожное - и урок выучивался сам собой. Чем больше, значит, кто-нибудь ел пирожных, тем больше узнавал из истории, географии и арифметики!
        В то время принц еще верил всем таким рассказам, но по мере того как подрастал, учился и делался умнее, стал понимать, что в Райском саду должны быть совсем другие прелести.
        - Ах, зачем Ева послушалась змия! Зачем Адам вкусил запретного плода! Будь на их месте я, никогда бы этого не случилось, никогда бы грех не проник в мир!
        Так говорил он не раз и повторял то же самое теперь, когда ему было уже семнадцать лет; Райский сад заполнял все его мысли.
        Раз пошел он в лес один-одинешенек, - он очень любил гулять один. Дело было к вечеру; набежали облака, и полил такой дождь, точно небо было одною сплошною плотиной, которую вдруг прорвало и из которой зараз хлынула вся вода; настала такая тьма, какая бывает разве только ночью на дне самого глубокого колодца. Принц то скользил по мокрой траве, то спотыкался о голые камни, торчавшие из скалистой почвы; вода лила с него ручьями; на нем не оставалось сухой нитки. То и дело приходилось ему перебираться через огромные глыбы, обросшие мхом, из которого сочилась вода. Он уже чуть не падал от усталости, как вдруг услыхал какой-то странный свист и увидел перед собой большую освещенную пещеру. Посреди пещеры был разведен огонь, над которым можно было изжарить целого оленя, да так оно и было: на вертеле, укрепленном между двумя срубленными соснами, жарился огромный олень с большими ветвистыми рогами. У костра сидела пожилая женщина, такая крепкая и высокая, словно это был переодетый мужчина, и подбрасывала в огонь одно полено за другим.
        - Войди, - сказала она. - Сядь у огня и обсушись.
        - Здесь ужасный сквозняк, - сказал принц, подсев к костру.
        - Ужо, как вернутся мои сыновья, еще хуже будет! - отвечала женщина, - Ты ведь в пещере ветров; мои четверо сыновей - ветры. Понимаешь?
        - А где твои сыновья?
        - На глупые вопросы не легко отвечать! - сказала женщина. - Мои сыновья не на помочах ходят! Играют, верно, в лапту облаками, там, в большой зале!
        И она указала пальцем на небо.
        - Вот как! - сказал принц. - Вы выражаетесь несколько резко, не так, как женщины нашего круга, к которым я привык.
        - Да тем, верно, и делать-то больше нечего! А мне приходится быть резкой и суровой, если хочу держать в повиновении моих сыновей! А я держу их в руках, даром что они у меня упрямые головы! Видишь вон те четыре мешка, что висят на стене? Сыновья мои боятся их так же, как ты, бывало, боялся пучка розог, заткнутого за зеркало! Я гну их в три погибели и сажаю в мешок без всяких церемоний! Они и сидят там, пока я не смилуюсь! Но вот один уж пожаловал!
        Это был Северный ветер. Он внес с собой в пещеру леденящий холод, поднялась метель, и по земле запрыгал град. Одет он был в медвежьи штаны и куртку; на уши спускалась шапка из тюленьей шкуры; на бороде висели ледяные сосульки, а с воротника куртки скатывались градины.
        - Не подходите сразу к огню! - сказал принц. - Вы отморозите себе лицо и руки!
        - Отморожу! - сказал Северный ветер и громко захохотал. - Отморожу! Да лучше мороза, по мне, нет ничего на свете! А ты что за кислятина? Как ты попал я пещеру ветров?
        - Он мой гость! - сказала старуха, - А если тебе этого объяснения мало, можешь отправляться в мешок! Понимаешь?
        Угроза подействовала, и Северный ветер рассказал, откуда он явился и где пробыл почти целый месяц.
        - Я прямо с Ледовитого океана! - сказал он. - Был на Медвежьем острове, охотился на моржей с русскими промышленниками. Я сидел и спал на руле, когда они отплывали с Нордкапа; просыпаясь время от времени, я видел, как под ногами у меня шныряли буревестники. Презабавная птица! Ударит раз крыльями, а потом распластает их, да так и держится на них в воздухе долго-долго!..
        - Нельзя ли покороче! - сказала мать. - Ты, значит, был на Медвежьем острове, что же дальше?
        - Да, был. Там чудесно! Вот так пол для пляски! Ровный, гладкий, как тарелка! Повсюду рыхлый снег пополам со мхом, острые камни да остовы моржей и белых медведей, покрытые зеленой плесенью, - ну, словно кости великанов! Солнце, право, туда никогда, кажется, и не заглядывало. Я слегка подул и разогнал туман, чтобы рассмотреть какой-то сарай; оказалось, что это было жилье, построенное из корабельных обломков и покрытое моржовыми шкурами, вывернутыми наизнанку; на крыше сидел белый медведь и ворчал. Потом я пошел на берег, видел там птичьи гнезда, а в них голых птенцов; они пищали и разевали рты; я взял да и дунул в эти бесчисленные глотки - небось живо отучились смотреть разинув рот! У самого моря играли, будто живые кишки или исполинские черви с свиными головами и аршинными клыками, моржи!
        - Славно рассказываешь, сынок! - сказала мать. - Просто слюнки текут, как послушаешь!
        - Ну, а потом началась ловля! Как всадят гарпун моржу в грудь, так кровь и брызнет фонтаном на лед? Тогда и я задумал себя потешить, завел свою музыку и велел моим кораблям - ледяным горам - сдавить лодки промышленников. У! Вот пошел свист и крик, да меня не пересвистишь! Пришлось им выбрасывать убитых моржей, ящики и снасти на льдины? А я вытряхнул на них целый ворох снежных хлопьев и погнал их стиснутые льдами суда к югу - пусть похлебают солененькой водицы! Не вернуться им на Медвежий остров!
        - Так ты порядком набедокурил! - сказала мать.
        - О добрых делах моих пусть расскажут другие! - сказал он. - А вот и брат мой с запада! Его я люблю больше всех: он пахнет морем и дышит благодатным холодком.
        - Так это маленький зефир? - спросил принц.
        - Зефир-то зефир, только не из маленьких! - сказала старуха. - В старину и он был красивым мальчуганом, ну, а теперь не то!
        Западный ветер выглядел дикарем; на нем была мягкая, толстая, предохраняющая голову от ударов и ушибов шапка, а в руках палица из красного дерева, срубленного в американских лесах, на другую он бы не согласился.
        - Где был? - спросила его мать.
        - В девственных лесах, где между деревьями повисли целые изгороди из колючих лиан, а во влажной траве лежат огромные ядовитые змеи и где, кажется, нет никакой надобности в человеке! - отвечал он.
        - Что ж ты там делал?
        - Смотрел, как низвергается со скалы большая, глубокая река, как поднимается от нее к облакам водяная пыль, служащая подпорой радуге. Смотрел, как переплывал реку дикий буйвол; течение увлекало его с собой, и он плыл вниз по реке вместе со стаей диких уток, но те вспорхнули перед самым водопадом, а буйволу пришлось полететь головой вниз; это мне понравилось, и я учинил такую бурю, что вековые деревья поплыли по воде и превратились в щепки.
        - И это все? - спросила старуха.
        - Еще я кувыркался в саваннах, гладил диких лошадей и рвал кокосовые орехи! О, у меня много о чем найдется порассказать, но не все же говорить, что знаешь. Так- то, старая!
        И он так поцеловал мать, что та чуть не опрокинулась навзничь; такой уж он был необузданный парень.
        Затем явился Южный ветер в чалме и развевающемся плаще бедуинов.
        - Экая у вас тут стужа! - сказал он и подбросил в костер дров. - Видно, что Северный первым успел пожаловать!
        - Здесь такая жарища, что можно изжарить белого медведя! - возразил тот.
        - Сам-то ты белый медведь! - сказал Южный.
        - Что, в мешок захотели? - спросила старуха. - Садись-ка вот тут на камень да рассказывай, откуда ты.
        - Из Африки, матушка, из земли кафров! - отвечал Южный ветер, - Охотился на львов с готтентотами! Какая трава растет там на равнинах! Чудесного оливкового цвета! Сколько там антилоп и страусов! Антилопы плясали, а страусы бегали со мной наперегонки, да я побыстрее их на ногу! Я дошел и до желтых песков пустыни - она похожа на морское дно. Там настиг я караван. Люди зарезали последнего своего верблюда, чтобы из его желудка добыть воды для питья, да немногим пришлось им поживиться! Солнце пекло их сверху, а песок поджаривал снизу. Конца не было безграничной пустыне! А я принялся валяться по мелкому, мягкому песку и крутить его огромными столбами; вот так пляска пошла! Посмотрела бы ты, как столпились в кучу дромадеры, а купец накинул на голову капюшон и упал передо мною ниц, точно перед своим аллахом. Теперь все они погребены под высокой пирамидой из песка. Если мне когда-нибудь вздумается смести ее прочь, солнце выбелит их кости, и другие путники по крайней мере увидят, что тут бывали люди, а то трудно и поверить этому, глядя на голую пустыню!
        - Ты, значит, только и делал одно зло! - сказала мать, - Марш в мешок!
        И не успел Южный ветер опомниться, как мать схватила его за пояс и упрятала в мешок; он было принялся кататься в мешке по полу, но она уселась на него, и ему пришлось лежать смирно.
        - Бойкие же у тебя сыновья! - сказал принц.
        - Ничего себе! - отвечала она. - Да я умею управляться с ними! А вот и четвертый!
        Это был Восточный ветер, одетый китайцем.
        - А, ты оттуда! - сказала мать, - Я думала, что ты был в Райском саду.
        - Туда я полечу завтра! - сказал Восточный ветер. - Завтра будет ведь ровно сто лет, как я не был там! Теперь же я прямо из Китая, плясал на фарфоровой башне, так что все колокольчики звенели! Внизу, на улице, наказывали чиновников; бамбуковые трости так и гуляли у них по плечам, а это все были мандарины от первой до девятой степени! Они кричали: "Великое спасибо тебе, отец и благодетель!" - про себя же думали совсем другое. А я в это время звонил в колокольчики и припевал: "Тзинг, тзанг, тзу!"
        - Шалун! - сказала старуха. - Я рада, что ты завтра отправляешься в Райский сад, это путешествие всегда приносит тебе большую пользу. Напейся там из источника Мудрости, да зачерпни из него полную бутылку водицы и для меня!
        - Хорошо, - сказал Восточный ветер. - Но за что ты посадила в мешок брата Южного? Выпусти его! Он мне расскажет про птицу Феникс, о которой все спрашивает принцесса Райского сада. Развяжи мешок, милая, дорогая мамаша, а я подарю тебе целых два кармана, зеленого свежего чаю, только что с куста!
        - Ну, разве за чай, да еще за то, что ты мой любимчик, так и быть, развяжу его!
        И она развязала мешок; Южный ветер вылез оттуда с видом мокрой курицы: еще бы, чужой принц видел, как его наказали.
        - Вот тебе для твоей принцессы пальмовый лист! - сказал он Восточному. - Я получил его от старой птицы Феникс, единственной в мире; она начертила на нем клювом историю своей столетней земной жизни. Теперь принцесса может прочесть обо всем, что ей захотелось бы знать. Птица Феникс на моих глазах сама подожгла свое гнездо и была охвачена пламенем, как индийская вдова! Как затрещали сухие ветки, какие: пошли от них дым и благоухание! Наконец пламя пожрало все, и старая птица Феникс превратилась в пепел, но снесенное ею яйцо, горевшее в пламени, как жар, вдруг лопнуло с сильным треском, и оттуда вылетел молодой Феникс. Он проклюнул на этом пальмовом листе дырочку: это его поклон принцессе!
        - Ну, теперь пора нам подкрепиться немножко! - сказала мать ветров.
        Все уселись и принялись за оленя. Принц сидел рядом с Восточным ветром, и они скоро стали, друзьями.
        - Скажи-ка ты мне, - спросил принц у соседа, - что это за принцесса, про которую вы столько говорили, и где находится Райский сад?
        - Ого! - сказал Восточный ветер. - Коли хочешь побывать там, полетим завтра вместе! Но я должен тебе сказать, что со времен Адама и Евы там не бывало ни единой человеческой души! А что было с ними, ты, наверное, уж знаешь?
        - Знаю! - сказал принц.
        - После того как они были изгнаны, - продолжал Восточный, - Райский сад ушел в землю, но в нем царит прежнее великолепие, по-прежнему светит солнце и в воздухе разлиты необыкновенные свежесть и аромат! Теперь в нем обитает королева фей. Там же находится чудно-прекрасный остров Блаженства, куда никогда на заглядывает Смерть! Сядешь мне завтра на спину, и я снесу тебя туда. Я думаю, что это удастся. А теперь не болтай больше, я хочу спать!
        И все заснули.
        На заре принц проснулся, и ему сразу стало жутко: оказалось, что он уже летит высоко-высоко под облаками! Он сидел на спине у Восточного ветра, и тот добросовестно держал его, но принцу все-таки было боязно: они неслись так высоко над землею, что леса, поля, реки и моря казались нарисованными на огромной раскрашенной карте.
        - Здравствуй, - сказал принцу Восточный ветер. - Ты мог бы еще поспать, смотреть-то пока не на что. Разве церкви вздумаешь считать! Видишь, сколько их? Стоят, точно меловые точки на зеленой доске!
        Зеленою доской он называл поля и луга.
        - Как это вышло невежливо, что я не простился с твоею матерью и твоими братьями! - сказал принц.
        - Сонному приходится извинить! - сказал Восточный ветер, а они полетели еще быстрее; это было заметно по тому, как шумели под ними верхушки лесных деревьев, как вздымались морские волны я как глубоко ныряли в них грудью, точно лебеди, корабли.
        Под вечер, когда стемнело, было очень забавно смотреть на большие города, в которых то там, то сям вспыхивали огоньки, - казалось, это перебегают по зажженной бумаге мелкие искорки, словно дети бегут домой из школы. И принц, глядя на это зрелище, захлопал в ладошки, но Восточный ветер попросил его вести себя потише да держаться покрепче - не мудрено ведь было и свалиться да повиснуть на каком-нибудь башенном шпиле.
        Быстро и легко несся на своих могучих крыльях дикий орел, но Восточный ветер несся еще легче, еще быстрее; по равнине вихрем мчался казак на своей маленькой лошадке, да куда ему было угнаться за принцем!
        - Ну, вот тебе и Гималаи! - сказал Восточный ветер, - Это высочайшая горная цепь в Азии, скоро мы доберемся и до Райского сада!
        Они свернули к югу, и вот в воздухе разлились сильный пряный аромат и благоухание цветов. Финики, гранаты и виноград с синими и красными ягодами росли здесь. Восточный ветер спустился с принцем на землю, и оба улеглись отдохнуть в мягкую траву, где росло множество цветов, кивавших им головками, как бы говоря: "Милости просим!"
        - Мы уже в Райском саду? - спросил принц.
        - Ну что ты! - отвечал Восточный ветер, - Но скоро попадем и туда! Видишь эту отвесную, как стена, скалу и в ней большую пещеру, над входом которой спускаются, будто зеленый занавес, виноградные дозы? Мы должны пройти через эту пещеру! Завернись хорошенько в плащ: тут палит солнце, но один шаг - и нас охватит мороз. У птицы, пролетающей мимо пещеры, одно крыло чувствует летнее тепло, а другое - зимний холод!
        - Так вот она, дорога в Райский сад! - сказал принц.
        И они вошли в пещеру. Брр... как им стало холодно! Но, к счастью, ненадолго.
        Восточный ветер распростер свои крылья, и от них разлился свет, точно от яркого пламени. Нет, что это была за пещера! Над головами путников нависали огромные, имевшие самые причудливые формы каменные глыбы, с которых капала вода. Порой проход так суживался, что им приходилось пробираться ползком, иногда же своды пещеры опять поднимались на недосягаемую высоту, и путники шли точно на вольном просторе под открытым небом. Пещера казалась какою-то гигантскою усыпальницей с немыми органными трубами и знаменами, выточенными из камня.
        - Мы идем в Райский сад дорогой смерти! - сказал принц, но Восточный ветер не ответил ни слова и указал перед собою рукою: навстречу им струился чудный голубой свет; каменные глыбы мало-помалу стали редеть, таять и превращаться в какой-то туман. Туман становился все более и более прозрачным, пока наконец не стал походить на пушистое белое облачко, сквозь которое просвечивает месяц. Тут они вышли на вольный воздух - чудный, мягкий воздух, свежий, как на горной вершине, и благоуханный, как в долине роз.
        Тут же струилась река; вода в ней спорила прозрачностью с самим воздухом. А в реке плавали золотые и серебряные рыбки, и пурпурово-красные угри сверкали при каждом движении голубыми искрами; огромные листья кувшинок пестрели всеми цветами радуги, а чашечки их горели желто-красным пламенем, поддерживаемым чистою водой, как пламя лампады поддерживается маслом. Через реку был переброшен мраморный мост такой тонкой и искусной работы, что, казалось, был сделан из кружев и бус; мост вел на остров Блаженства, на котором находился сам Райский сад.
        Восточный ветер взял принца на руки и перенес его через мост. Цветы и листья пели чудесные песни, которые принц слышал еще в детстве, но теперь они звучали такою дивною музыкой, какой не может передать человеческий голос.
        А это что? Пальмы или гигантские папоротники? Таких сочных, могучих деревьев принц никогда еще не видывал. Диковинные ползучие растения обвивали их, спускались вниз, переплетались и образовывали самые причудливые, отливавшие по краям золотом и яркими красками гирлянды; такие гирлянды можно встретить разве только в заставках и начальных буквах старинных книг. Тут были и яркие цветы, и птицы, и самые затейливые завитушки. В траве сидела, блестя распущенными хвостами, целая стая павлинов.
        Да павлинов ли? Конечно павлинов! То-то что нет: принц потрогал их, и оказалось, что это вовсе не птицы, а растения, огромные кусты репейника, блестевшего самыми яркими красками! Между зелеными благоухающими кустами дрыгали, точно гибкие кошки, львы, тигры; кусты пахли оливками, а звери были совсем ручные; дикая лесная голубка, с жемчужным отливом на перьях, хлопала льва крылышками по гриве, а антилопа, вообще такая робкая и пугливая, стояла возле них и кивала головой, словно давая знать, что и она не прочь поиграть с ними.
        Но вот появилась сама фея; одежды ее сверкали, как солнце, а лицо сияло такою лаской и приветливою улыбкой, как лицо матери, радующейся на своего ребенка. Она была молода и чудо как хороша собой; ее окружали красавицы девушки с блестящими звездами в волосах.
        Восточный ветер подал ей послание птицы Феникс, и глаза феи заблистали от радости. Она взяла принца за руку и повела его в свой замок; стены замка были похожи на лепестки тюльпана, если их держать против солнца, ж потолок был блестящим цветком, опрокинутым вниз чашечкой, углублявшейся тем больше, чем дольше в него всматривались. Принц подошел к одному из окон, поглядел в стекло, и ему показалось, что он видит дерево познания добра и зла; в ветвях его пряталась змея, а возле стояли Адам и Ева.
        - Разве они не изгнаны? - спросил принц.
        Фея улыбнулась и объяснила ему, что на каждом стекле время начертало неизгладимую картину, озаренную жизнью: листья дерева шевелились, а люди двигались, - ну вот как бывает с отражениями в зеркале! Принц подошел к другому окну и увидал на стекле сон Иакова: с неба спускалась лестница, а по ней сходили и восходили ангелы с большими крыльями за плечами. Да, все, что было или совершилось когда-то на свете, по-прежнему жило и двигалось на оконных стеклах замка; такие чудесные картины могло начертать своим неизгладимым резцом лишь время.
        Фея, улыбаясь, ввела принца в огромный, высокий покой, со стенами из прозрачных картин, - из них повсюду выглядывали головки, одна прелестнее другой. Это были сонмы блаженных духов; они улыбались и пели; голоса их сливались в одну дивную гармонию; самые верхние из них были меньше бутонов розы, если их нарисовать на бумаге в виде крошечных точек. Посреди этого покоя стояло могучее дерево, покрытое зеленью, в которой сверкали большие и маленькие золотистые, как апельсины, яблоки. То было дерево познания добра и зла, плодов которого вкусили когда-то Адам и Ева. С каждого листика капала блестящая красная роса, - дерево точно плакало кровавыми слезами.
        - Сядем теперь в лодку! - сказала фея. - Нас ждет там такое угощенье, что чудо! Представь, лодка только покачивается на волнах, но не двигается, а все страны света сами проходят мимо!
        И в самом деле, это было поразительное зрелище; лодка стояла, а берега двигались! Вот показались высокие снежные Альпы с облаками и темными сосновыми лесами на вершинах, протяжно-жалобно прозвучал рог, и раздалась, звучная песня горного пастуха. Вот над лодкой свесились, длинные гибкие листья бананов; поплыли стаи черных как смоль лебедей; показались удивительнейшие животные и цветы, а вдали поднялись голубые горы; это была Новая Голландия, пятая часть света. Вот послышалось пение жрецов, и под звуки барабанов и костяных флейт закружились в бешеной пляске толпы дикарей. Мимо проплыли вздымавшиеся к облакам египетские пирамиды, низверженные колонны и сфинксы, наполовину погребенные в песке. Вот осветились северным сиянием потухшие вулканы севера. Да, кто бы мог устроить подобный фейерверк? Принц был вне себя от восторга: еще бы, он-то видел ведь во сто раз больше, чем мы тут рассказываем.
        - И я могу здесь остаться навсегда? - спросил он.
        - Это зависит от тебя самого! - отвечала фея. - Если ты не станешь добиваться запрещенного, как твой прародитель Адам, то можешь остаться здесь навеки!
        - Я не дотронусь до плодов познания добра и зла! - сказал принц. - Тут ведь тысячи других прекрасных плодов!
        - Испытай себя, и если борьба покажется тебе слишком тяжелою, улетай обратно с Восточным ветром, который вернется сюда опять через сто лет! Сто лет пролетят для тебя, как сто часов, но это довольно долгий срок, если дело идет о борьбе с греховным соблазном. Каждый вечер, расставаясь с тобой, - буду я звать тебя: "Ко мне, ко мне!" Стану манить тебя рукой, но ты не трогайся с места, не иди на мой зов; с каждым шагом тоска желания будет в тебе усиливаться и наконец увлечет тебя в тот покой, где стоит дерево познания добра и зла. Я буду спать под его благоухающими пышными ветвями, и ты наклонишься, чтобы рассмотреть меня поближе; я улыбнусь тебе, и ты поцелуешь меня... Тогда Райский сад уйдет в землю еще глубже и будет для тебя потерян. Резкий ветер будет пронизывать тебя до костей, холодный дождь - мочить твою голову; горе и бедствия будут твоим уделом!
        - Я остаюсь! - сказал принц.
        Восточный ветер поцеловал принца в лоб и сказал:
        - Будь тверд, и мы свидимся опять через сто лет! Прощай, прощай!
        И Восточный ветер взмахнул своими большими крылами, блеснувшими, как зарница во тьме осенней ночи пли как северное сияние во мраке полярной зимы.
        - Прощай! Прощай! - запели все цветы и деревья. Стаи аистов и пеликанов полетели, точно развевающиеся ленты, проводить Восточного ветра до границ сада.
        - Теперь начнутся танцы! - сказала фея. - Но на закате солнца, танцуя с тобой, я начну манить тебя рукой и звать: "Ко мне! Ко мне!" Не слушай же меня! В продолжение ста лет каждый вечер будет повторяться то же самое, но ты с каждым днем будешь становиться все сильнее и сильнее и под конец перестанешь даже обращать на мой зов внимание. Сегодня вечером тебе предстоит выдержать первое испытание! Теперь ты предупрежден!
        И фея повела его в обширный покой из белых прозрачных лилий с маленькими, игравшими сами собою, золотыми арфами вместо тычинок. Прелестные стройные девушки в прозрачных одеждах понеслись в воздушной пляске и запели о радостях и блаженстве бессмертной жизни в вечно цветущем Райском саду.
        Но вот солнце село, небо засияло, как расплавленное золото, и на лилии упал розовый отблеск. Принц выпил пенистого вина, поднесенного ему девушками, и почувствовал прилив несказанного блаженства. Вдруг задняя стена покоя раскрылась, и принц увидел дерево познания добра и зла, окруженное ослепительным сиянием, из-за дерева неслась тихая, ласкающая слух песня; ему почудился голос его матери, певшей: "Дитя мое! Мое милое, дорогое дитя!"
        И фея стала манить его рукой и звать нежным голосом: "Ко мне, ко мне!" Он двинулся за нею, забыв свое обещание в первый же вечер! А она все манила его и улыбалась... Пряный аромат, разлитый в воздухе, становился все сильнее; арфы звучали все слаще; казалось, что это пели хором сами блаженные духи: "Все нужно знать! Все надо изведать! Человек - царь природы!" Принцу показалось, что с дерева уже не капала больше кровь, а сыпались красные блестящие звездочки. "Ко мне! Ко мне!" - звучала воздушная мелодия, и с каждым шагом щеки принца разгорались, а кровь волновалась все сильнее и сильнее.
        - Я должен идти! - говорил он. - В этом ведь нет и не может быть греха! Зачем убегать от красоты и наслаждения? Я только полюбуюсь, посмотрю на нее спящую! Я ведь не поцелую ее! Я достаточно тверд и сумею совладать с собой!
        Сверкающий плащ упал с плеч феи; она раздвинула ветви дерева и в одно мгновение скрылась за ним.
        - Я еще не нарушил обещания! - сказал принц. - И не хочу его нарушать!
        С этими словами он раздвинул ветви... Фея спала такая прелестная, какою может быть только фея Райского сада. Улыбка играла на ее устах, но на длинных ресницах дрожали слезинки.
        - Ты плачешь из-за меня? - прошептал он. - Не плачь, очаровательная фея! Теперь только я понял райское блаженство, оно течет огнем в моей крови, воспламеняет мысли, я чувствую неземную силу и мощь во всем своем существе!.. Пусть же настанет для меня потом вечная ночь - одна такая минута дороже всего в мире!
        И он поцеловал слезы, дрожавшие на ее ресницах, уста его прикоснулись к ее устам.
        Раздался страшный удар грома, какого не слыхал еще никогда никто, и все смешалось в глазах принца; фея исчезла, цветущий Райский сад ушел глубоко в землю. Принц видел, как он исчезал во тьме непроглядной ночи, и вот от него осталась только маленькая сверкающая вдали звездочка. Смертный холод сковал его члены, глаза закрылись, и он упал как мертвый.
        Холодный дождь мочил ему лицо, резкий ветер леденил голову, и он очнулся.
        - Что я сделал! - вздохнул он. - Я нарушил свой обет, как Адам, и вот Райский сад ушел глубоко в землю!
        Он открыл глаза; вдали еще мерцала звездочка, последний след исчезнувшего рая. Это сияла на небе утренняя звезда.
        Принц встал; он был опять в том же лесу, у пещеры ветров; возле него сидела мать ветров. Она сердито посмотрела на него и грозно подняла руку.
        - В первый же вечер! - сказала она, - Так я и думала! Да, будь ты моим сыном, сидел бы ты теперь в мешке!
        - Он еще попадет туда! - сказала Смерть, - это был крепкий старик с косой в руке и большими черными крыльями за спиной. - И он уляжется в гроб, хоть и не сейчас. Я лишь отмечу его и дам ему время постранствовать по белу свету и искупить свой грех добрыми делами! Потом я приду за ним в тот час, когда он меньше всего будет ожидать меня, упрячу его в черный гроб, поставлю себе на голову и отнесу его вон на ту звезду, где тоже цветет Райский сад; если он окажется добрым и благочестивым, он вступит туда, если же его мысли и сердце будут по-прежнему полны греха, гроб опустится с ним еще глубже, чем опустился Райский сад. Но каждую тысячу лет я буду приходить за ним, для того чтобы он погрузился еще глубже, или остался бы навеки на сияющей небесной звезде!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        РАСТЯГИВАЮЩИЙСЯ КОНЬ
        Март ещё только стоял — а на господской мельнице работа вовсю кипела: воды в шлюзе довольно, жернова крутятся. Да и не мудрено: ливень, не переставая, хлестал почти всю неделю. Такой возможности жители Бопора, понятно, упускать не желали — и с утра до вечера мололи своё зерно. Шум, гам, суета, кто лошадей запрягает, кто распрягает, ребятишки веселятся, на мешках с пшеницею скачут, жернова, как в аду, грохочут. А под кровлей мельницы, в большой зале, что ни день — толпа народу: всяк помола своего дожидается.
        Ну вот, а как пришла пятница, надумала молодёжь, что в зале-то этой собралась, устроить там назавтра вечеринку с танцами. Мельник сперва не соглашался, поломался малость, да потом всё же позволил. Так что в субботу вечером, уж не сомневайтесь, были там музыканты — и даже больше, чем обычно на праздники на такие зовут. Только одни приустанут — враз другие играть примутся. И такое там стояло веселье, и столько там было выпито, что лишь под утро удалось мельнику избавиться от гуляк, — вытолкал он их, боясь греха, за дверь: нельзя же так себя вести, когда день воскресный вот-вот займётся.
        Ну что ж, выбралась, стало быть, вся честная компания на Королевскую дорогу, расходиться стала в разные стороны, кому куда надо. А музыканты, которые прибыли на пирушку аж с Орлеанского острова — чтобы веселей плясалось да скакалось ребятам Бопорта, — побрели себе к берегу Святого Лаврентия: лодка их там была привязана, домой плыть. Ну, допили они первым делом вино, которое с вечеринки, «на посошок», захватили, да и поплелись потихоньку, еле ноги переставляют. Только слышат они вдруг: вроде где-то неподалёку конь несётся, копыта гремят. И всё, будто, ближе да ближе. А в скором времени и впрямь лошадь на них из темноты выскочила. Да чудная какая-то: спина длинная- предлинная, никогда такой не видали. Растерялись сперва музыканты, не по себе им как-то, а потом видят: стоит лошадь смирно, тихо, не шарахается... Они и надумали: дай-ка на неё сядем, пусть до берега нас довезёт, где лодка наша привязана. Ну и полезли ей все на спину, один за другим: и скрипачи, и баянисты, и кто на гармошке губной играет, и кто на ложках... Забрались на длинную лошадь, уселись верхом, друг за дружкой устроились —
довольны.
        А лошадь-то вдруг, вместо того, чтобы по земле бежать, как в воздух взовьётся да как помчит сквозь облака — только у седоков ветер в ушах свистит; и неслись они так по поднебесью несколько минут, а потом конь их вниз стремглав полетел — да только не на берег стал, а в реку врезался, в воду прямо. И стало тут тулово лошадиное стягиваться, всё короче да меньше делаться — так что очутились бедняги музыканты, один за другим, в воде. Хорошо ещё, не утонул никто. А конь, только от седоков избавился, снова к тучам взвился; летит себе — да во всю глотку хохочет.
        ЛЕГЕНДЫ НОВОЙ ФРАНЦИИ
        РЕБЯЧЬЯ БОЛТОВНЯ
        У богатого купца был детский вечер; приглашены были все дети богатых и знатных родителей. Дела купца шли отлично; сам он был человек образованный, даже в свое время окончил гимназию. На этом настоял его почтенный отец, который был сначала простым прасолом, но человеком честным и трудолюбивым и сумел составить себе капиталец, а сын еще приумножил его.
        Купец был человек умный и добрый, хотя люди говорили не столько об этих качествах, сколько о его богатстве.
        Он вел знакомство и с аристократами крови и, что называется, с аристократами ума, а также с аристократами и крови и ума вместе и, наконец, с теми, которые не могли похвалиться ни тем, ни другим.
        Так вот, большое общество собралось у него в доме, только исключительно детское; дети болтали без умолку - у них, как известно, что на уме, то и на языке. В числе детей была одна прелестная маленькая девочка, только ужасно спесивая. Спесь в нее не вбили, а "вцеловали", и не родители, а слугиродители были для этого слишком разумны. Отец малютки был камер-юнкером, и она знала, что это нечто "ужасно важное".
        - Я камер-юнкерская дочка! - сказала она.
        Она точно так же могла быть дочкой лавочника - от человека не зависит, кем он рождается. И вот она рассказывала другим детям, что она "урожденная" такая-то, а кто не "урожденный", из того ничего и не выйдет. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но, если ты не "урожденная", толку не выйдет.
        - А уж из тех, чье имя кончается на "сен", - прибавила она, - никогда ничего путного не выйдет. Тут уж упрись руками в бока да держись подальше от всех этих "сенов"!
        И она уперлась прелестными ручонками в бока и выставила острые локотки, чтобы показать, как надо держаться. Славные у нее были ручонки, да и сама она была премиленькая!
        Но дочка купца обиделась: фамилия ее отца была Мадсен, стало быть, тоже оканчивалась на "сен", и вот она гордо закинула головку и сказала:
        - Зато мой папа может купить леденцов на целых сто риксдалеров и разбросать их народу! А твой может?
        - Ну, а мой папа, - сказала дочка писателя, - может и твоего папу, и твоего, и всех пап на свете пропечатать в газете! Все его боятся, говорит мама: ведь это он распоряжается газетой!
        И девочка гордо закинула головку - ни дать ни взять, принцесса крови!
        А за полуотворенною дверью стоял бедный мальчик и поглядывал на детей в щелочку; мальчуган не смел войти в комнату: куда такому бедняку соваться к богатым и знатным детям! Он поворачивал на кухне для кухарки вертел, и теперь ему позволили поглядеть на разряженных, веселящихся детей в щелку; и уже одно это было для него огромным счастьем.
        "Во: бы мне на их место!" - думалось ему. Он слышал болтовню девочек, а слушая ее, можно было пасть духом. Ведь у родителей его не было в копилке ни гроша; у них не было средств даже выписать газету, а не то что самим издавать ее. Ну, а хуже всего было то, что фамилия его отца, а значит, и его собственная, как раз кончалась на "сен"! Из него никогда не выйдет ничего путного! Вот горе-то! Но родился он, казалось ему, не хуже других; иначе и быть не могло.
        Вот какой был этот вечер!
        Прошло много лет, дети стали взрослыми людьми.
        В том же городе стоял великолепный дом, полный сокровищ. Всем хотелось видеть его; для этого приезжали даже из других городов. Кто же из тех детей, о которых мы говорили, мог назвать этот дом своим? Скажете, это легко угадать? Нет, не легко! Дом принадлежал бедному мальчугану. Из него всетаки вышло кое-что, хоть фамилия его и кончалась на "сен"Торвальдсен.
        Ну, а другие дети? Дети кровной, денежной и умственной спеси, из них что вышло? Да, все они друг друга стоили, все они были дети как дети! Вышло из них одно хорошее: задатки-то в них были хорошие. Мысли же и разговоры их в тот вечер были так, ребячья болтовня!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        РЕПА
        Давно это было. Жил в одной деревне старик-крестьянин. Как-то посеял он на своем поле репу, а поле его находилось по соседству с домом помещика. Однажды вечером помещик выпустил на поле крестьянина стадо овец и свиней. Овцы поели нежные золеные листки репы, а свиньи разрыли землю и обгрызли корни.
        Бог знает, каким чудом уцелел на поле один-единственный росток. Бедный крестьянин принялся заботливо ухаживать за ним. Каждый день он щедро поливал его водой, раз в неделю удобрял землю.
        Пришла зима. Ударили морозы. Но крестьянину и в голову не приходило пойти выкопать репу. Наконец, когда наступила весна, он выкопал ее. Репа выросла на диво большая. Она была такая огромная, что за нее, как за стол, свободно могло усесться десять человек!
        Случилось, что через деревню проезжал судья той округи со своей свитой. Паланкин, в котором он возлежал, несли восемь человек. Когда судья увидел репу, лежащую на дворе у крестьянина, на лице его отобразилось величайшее изумление.
        - Поразительно! -воскликнул он, не отрывая глаз от огромной репы.
        - Удивительно! - хором подхватила свита.
        - Поистине это какое-то чудо! - присоединился к ним и подоспевший помещик.
        - Ты должен послать это чудо нашему махарадже! - обратился судья к старому крестьянину.
        - Ваша милость считает, что мне следует отдать репу? - недовольно возразил тот.- А что я буду есть?
        - Как?! Этакая деревенщина собирается съесть эту чудесную огромную репу? Не смей и помышлять об этом! Поспеши поднести репу махарадже, а не то я сделаю это вместо тебя!
        И судья написал махарадже послание:
        "Государь мой!
        Благодаря Вашему милосердию, под сенью закона и справедливости, в Вашем государстве уродилась репа невиданных размеров. Ни один из Ваших подданных не достоин того, чтобы обладать этим чудом. А посему велите человеку, вырастившему репу, преподнести ее Вашей милости".
        Прочтя послание судьи, махараджа был весьма польщен, хотя и не совсем хорошо понимал, что он будет делать с такой огромной репой. Но подарок он все же принял. Судья был повышен в должности, а старого крестьянина одарили драгоценностями. Слуги махараджи забрали у него репу и удалились во дворец. А старик-крестьянин с горечью глядел на драгоценности, лежавшие на его ладони. Съесть их он не мог и продать также. Ведь это был подарок махараджи!
        А помещик был погружен в размышления иного рода.
        "Какой счастливец этот старик!-думал он.-Такое огромное богатство получил за какую-то репу! О, если б я мог преподнести махарадже какую-нибудь диковинную вещь!"
        Ни днем, ни ночью не знал он покоя от своих тяжелых дум; он так сокрушался, что даже заболел и чуть не умер.
        Но вдруг его озарила счастливая мысль. Он отправился к судье, который стал еще более важным и знаменитым человеком в их округе, дал ему денег и попросил написать от своего имени послание махарадже.
        Когда махараджа прочел это новое послание, он вспомнил о репе и подумал, что напрасно принял такой подарок. Какая от репы польза? Только место лишнее занимает!
        И махараджа решил, что его и на этот раз хотят провести.
        Когда помещик предстал перед своим господином, тот спросил его сурово:
        - Ну, говори, с чем ты явился ко мне?
        - О господин мой, я привел в подарок вашей милости свою дочь,- сказал помещик, склоняясь в почтительном поклоне.
        Махараджа пришел в восторг при виде прелестной молодой девушки, которая плакала, прижавшись к отцу. Он распорядился немедленно препроводить ее на женскую половину дворца.
        - А тебе я подарю дорогую и редкостную вещь. Ей цены нет,- сказал он помещику.
        И прежде чем тот смог догадаться, какая его ждет награда, слуги притащили огромную репу и положили ее перед помещиком. Как он мог проявить хотя бы малейшее недовольство! Пришлось ему забрать репу с собой. Вернувшись домой, он выбросил ее во двор.
        Когда старый крестьянин узнал, что репа его гниет на помещичьем дворе, он воскликнул:
        - О, как глупы все эти раджи, махараджи и помещики! Не знают даже, на что годится репа!
        И он принялся еще усерднее трудиться на своем поле.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        РЕПКА
        ПЬЕСА ДЛЯ ЯПОНСКОГО ТЕАТРА "КАБУКИ"
        Декорации: торчащая прямо из сцены большая зелёная ботва.
        Реквизит: японский меч.
        На сцену выбегает Дедка с висящим на поясе японским мечом и застывает в эффектной позе.
        Дедка: - Ага! Ты выросла! Пора тебя рубить! И императору отдать твою листву!
        Мелкими японскими шагами выходит Бабка.
        Бабка: - Зачем листву? А что там в глубине?
        Дедка: - Там в глубине лишь океан.
        Бабка: - А выше?
        Дедка: - А выше - только небо!
        Бабка: - Мне всё ясно. Опять ты перебрал сакэ!
        Дедка: - Не брал я! Не суй свой нос в нунчаки нинзи, гейша!
        Бабка: - Клянусь Тойотой! Ниже, под листвою, есть спелый плод, что репой мы зовём!
        Дедка: - Зовёте репой вы лицо мужское!
        Бабка: - Тогда лишь, если спит мужчина в хе!
        Дедка: - Так что ж за репа, если не мужская?
        Бабка: - То спелый плод, дающий пропитанье для всей семьи.
        Дедка: - А как же император?
        Бабка: - А императору мы отдадим вершки. Возьми же и достань за листья репу.
        Дедка берётся за листья, по-японски тужится, но не может выдернуть репу.
        Дедка: - А ну-ка сзади обхвати меня!
        Бабка: - С тобой мы так не делали ни разу!
        Пытаются вытянуть репу.
        Дедка: - Вот это репа!
        Бабка: - Сзади мне не видно.
        Дедка: - Потянем!
        Бабка: - Нет, давай наоборот. Ты встанешь сзади, боком к Фудзияме.
        Тянут, но ничего не получается.
        Дедка: - А ну зови детей!
        Бабка: - У нас их нет!
        Дедка: - А внуки?
        Бабка: - Внучка есть. И жучка с кошкой.
        Дедка: - Зови их всех. Не зря же мы их кормим!
        Бабка: - (кричит) Скорее все сюда! (прикладывая ухо к земле) Уже идут.
        Входят Внучка, Жучка и Кошка.
        Дедка: - А кто из вас тут кто?
        Внучка: - Я - ваша внучка!
        Дедка: - (к Жучке) А это - кошка?
        Жучка: - (язвительно) Нет, я тамагочи!
        Дедка: - Оно и видно. Батарейка села.
        Кошка: - Ну а чего же ждать от "Дюраселла"?
        Дедка: - Отставить разговоры! Дело есть! Хватайте-ка меня…
        Внучка: - За что?
        Дедка: - За дело! Взялись за дело! (ВНУЧКЕ) Ты берись за бабку!
        Втроём пытаются вытащить репу, но безуспешно.
        Бабка: - Зачем я трёх звала? Чтоб два смотрели, как мы тут враскоряку тянем репу?
        Дедка: - Эй, тамагочи! Ухвати-ка внучку!
        Жучка: - Я - Жучка!
        Бабка: - Хорошо, что не Сердючка!
        Дедка: - Потянем!
        Тянут вчетвером - безрезультатно.
        Внучка: - Потянули - толку нету!
        Дедка: - Та-ак! Что-то здесь неладно!
        Кошка: - Что-то с репой?
        Бабка: - Ага! Вот ты и выдала себя! Давай вставай-ка Жучке в хвост…
        Внучка: - И в гриву!
        Жучка: - А внучка остроумная у вас!
        Дедка: - Готовы все?
        Кошка: - Смотря к чему…
        Бабка: - Готовы!
        Дедка: - Тогда потянем!
        Тянут впятером. Никакого эффекта.
        Дедка: - Эх, ещё чуть-чуть бы! Кого-нибудь ещё!
        Бабка: - Шестого - нету!
        Внучка: - Что, нет совсем? В Японии нас пять?
        Кошка: - Есть император…
        Жучка: - Он не согласится.
        Бабка: - Хотя ботву отдать ему хотели.
        Дедка: - Ботва всё это! В смысле - всё ему!
        Бабка: - А ну-ка, дай мне саблю, мой супруг!
        Дедка оторопело отдаёт БАБКЕ саблю.
        Кошка: - О, мяу!
        Жучка: - Нет, гав-гав!
        Внучка: - Не надо, баба!
        Бабка одним взмахом срубает ботву репы.
        Дедка: - Сошла с ума ты, клуша… то есть, гейша! Я харакири всем с перитонитом сейчас устрою! Как теперь мы репу добудем нам на пропитанье всем?
        Бабка: - Чего орёшь, как нинзя из якудзы? Нам стоит подождать землетрясенья, которые бывают здесь нередко…
        Кошка и Жучка шепчутся между собой.
        Кошка: - А я не помню…
        Жучка: - Как? А Нагасаки?
        Бабка: - Разверзнется земля. Потом сожмётся, и нашу репу выдавит наверх!
        Внучка: - Поймаем мы её?
        Бабка: - И в дом оттащим!
        Дедка: - Вначале - императору ботву!
        ЮРИЙ ИСАКОВ
        РЕПКА
        Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая. Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может!
        Позвал дед бабку:
        бабка за дедку,
        дедка за репку -
        тянут-потянут, вытянуть не могут!
        Позвала бабка внучку:
        внучка за бабку,
        бабка за дедку,
        дедка за репку -
        тянут-потянут, вытянуть не могут!
        Позвала внучка Жучку:
        Жучка за внучку,
        внучка за бабку,
        бабка за дедку,
        дедка за репку -
        тянут-потянут, вытянуть не могут!
        Позвала Жучка кошку:
        кошка за Жучку,
        Жучка за внучку,
        внучка за бабку,
        бабка за дедку,
        дедка за репку -
        тянут-потянут, вытянуть не могут!
        Позвала кошка мышку:
        мышка за кошку,
        кошка за Жучку,
        Жучка за внучку,
        внучка за бабку,
        бабка за дедку,
        дедка за репку -
        тянут-потянут, - вытянули репку!
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        РЕПКА НАОБОРОТ
        Нашла Мышка маленькое семечко. Закопала его в землю. И выросла у нее репка. Да большая-пребольшая. Стала Мышка репку дергать. Тянет-потянет, вытянуть не может.
        Посмотрела по сторонам. Видит - Кошка на солнышке греется. Вот Мышка ей и говорит:
        - Слушай, Кошка, ты меня вчера чуть не сцапала, так что я на тебя в обиде, но гоняться ты за мной будешь потом. А сейчас помоги мне репку вытянуть. Кошка открыла один глаз, посмотрела на Мышку и говорит:
        - А на что мне твоя репка? Я репку не ем.
        - Да, ведь, и я ее не ем, мы ее Корове отнесем, Корова нам молочка нальет. Вот и будет и тебе и мне хорошо.
        Согласилась Кошка. Ухватилась она за Мышку, Мышка уцепилась за Репку: тянут- потянут, а вытянуть не могут. Посмотрела Кошка по сторонам: видит- Жучка на крылечке кость грызёт. Кошка ей и говорит:
        - Мы с тобой вчера подрались, ты меня на крышу загнала. Так что, я на тебя в обиде. Но давай додерёмся завтра, а сегодня помоги нам с Мышкой репку вытянуть. А Жучка покрутила носом и говорит:
        - А на кой мне репка? Я репку- то не ем.
        - Да и я ее не ем, и Мышка не ест, мы её Корове отнесем. Она репку любит - молочка нам даст, сметанки. Вот и будет нам всем хорошо.
        Согласилась Жучка.
        Ухватилась она за Кошку, Кошка за Мышку, Мышка за репку - тянут- потянут, вытянуть не могут.
        Вот Жучка и говорит:
        - Надо Внучку позвать. Правда я на её кровать вчера с грязными лапами залезла, а она меня оттуда веником... Мы с ней в ссоре, да видно, придется мириться.
        Подошла Жучка к Внучке и говорит.
        - Эх, не пр-р-р-ава я была, что пр-рям так вот с гр-р-рязными лапами... Ты уж меня пр-р-рости. Чем обижаться друг на др-р-ружку, пойдем, лучше вместе р-р-репку тянуть. У нас уже целая команда собр-р-ралась! Я, Кошка, Мышка, но без тебя нам никак не спр-р-равиться!
        Вот, привела Жучка Внучку. Взялись все вместе. Внучка - за Жучку, Жучка - за Кошку, Кошка - за Мышку, Мышка за репку - тянут - потянут, - вытянуть не могут.
        Без Бабки не вытащим, - говорит Внучка, - пойду, позову. Правда, она меня утром наругала, за то что я в ее очках перед зеркалом кривлялась. Я ей еще и язык показала. Пойду прощения просить, все равно, рано или поздно - мириться придется.
        Подошла Внучка к Бабке, а та на нее и не смотрит, обиделась - сидит, картошку чистит.
        - Баб, а Баб, я больше не буду. Ты уж меня прости. Мы там репку тянем, без тебя не получается. Пойдем вместе!
        Вот, привела Внучка Бабку. Взялись они дружно: Бабка за Внучку, Внучка за Жучку, Жучка за Кошку, Кошка за Мышку, Мышка за репку. Тянут - потянут - вытянуть не могут!
        - Уф! Никак. - сказала Бабка, - Ну и репка! В таком деле без мужика не обойтись. Пойду, Деда позову. Вон он на крылечке сидит, на меня обижается. Я ему в доме дымить не разрешаю, курилке этакому.
        - Дед! А Дед! Давай что ль, помиримся! - крикнула Бабка
        - Давай. А что делать - то надо?!
        - Репу тянуть! Ишь вымахала, вшестером и то не вытащить!
        - Это я завсегда с удовольствием. - обрадовался Дед.
        Ухватился он за свою Бабку покрепче, а Бабка взялась за Внучку, Внучка - за Жучку, Жучка - за Кошку, Кошка - за Мышку, Мышка за репку.. Раз, два - взяли! Ещё раз - взяли! Тянем - потянем! И вытянули репку.
        - М-да. Вытянули. И куда ее такую? Бабк, да ты ж её меньше! - засмеялся Дед.
        - И даже ты! - развела руками Бабка.
        - Да что тут рассуждать, Дед, тащи тачку! - сказала Внучка.
        - Ну-ка, дружно навались! - подскочила Жучка.
        - Под ногами не вертись! - подоспела Кошка.
        - Приготовились! Давай! - скомандовала Мышка!
        Взвалили репку на тачку и повезли в дом. Дед на тачке репку везет, Бабка с одной стороны поддерживает, Внучка- с другой. Жучка впереди бежит, с дороги палочки и камешки убирает. А Кошка и Мышка на репке сидят, на дорогу глядят.
        Ехали, ехали - домой приехали.
        А в воротах Корова стоит, их встречает, головой качает.
        - Репку везу-у-ут! Я репку люблю-у-у! - вы мне репки- я вам молочка налью!
        Взяла Бабка ножик, отрезала кусочек Деду, кусочек - себе, кусочек- Внучке, а остальное Корове отдала.
        Съела Корова репку, надоила Бабка молока. Всем налила: Деду в стакан, Бабе- в чашку, Внучке - в кружечку. А Жучке, Кошке и Мышке в плошечки.
        ЛЕБЕДЕВА ГАЛИНА
        РИКЕ С ХОХОЛКОМ
        Жила когда-то королева, у которой родился сын, такой безобразный, что долгое время сомневались — человек ли он. Волшебница, присутствовавшая при его рождении, уверяла, что все обернется к лучшему, так как он будет весьма умен; она даже прибавила, что благодаря особому дару, полученному им от нее, он сможет наделить всем своим умом ту особу, которую полюбит более всего на свете.
        Это несколько утешило бедную королеву, которая весьма была огорчена тем, что родила на свет такого гадкого малыша. Правда, как только этот ребенок научился лепетать, он сразу же стал говорить премилые вещи, а во всех его поступках было столько ума, что нельзя было не восхищаться. Я забыл сказать, что родился он с маленьким хохолком на голове, а потому его и прозвали: Рике с хохолком. Рике было имя всего его рода.
        Лет через семь или восемь у королевы одной из соседних стран родились две дочери. Та из них, что первой явилась на свет, была прекрасна, как день; королеве это было столь приятно, что окружающие опасались, как бы ей от слишком сильной радости не стало худо. Та самая волшебница, которая присутствовала при рождении Рике с хохолком, находилась и при ней и, дабы ослабить ее радость, объявила, что у маленькой принцессы вовсе не будет ума и что насколько она красива, настолько она будет глупа. Это очень огорчило королеву, но несколько минут спустя она испытала огорчение еще большее: она родила вторую дочь, и та оказалась чрезвычайно некрасивой.
        — Не убивайтесь так, сударыня, — сказала ей волшебница, — ваша дочь будет вознаграждена иными качествами, и будет у ней столько ума, что люди не заметят в ней недостатка красоты.
        — Дай бог, — ответила королева, — но нельзя ли сделать так, чтобы старшая, такая красивая, стала немного поумнее?
        — Что до ума, сударыня, я ничего не могу для нее сделать, — сказала волшебница, — но я все могу, когда дело идет о красоте, а так как нет такой вещи, которой я бы не сделала для вас, то она получит от меня дар — наделять красотой того, кто ей понравится.
        По мере того как обе принцессы подрастали, умножались и их совершенства, и повсюду только и было речи, что о красоте старшей и об уме младшей. Правда и то, что с годами весьма усиливались и их недостатки. Младшая дурнела прямо на глазах, а старшая с каждым днем становилась все глупее. Она или ничего не отвечала, когда ее о чем-либо спрашивали, или говорила глупости. К тому же она была такая неловкая, что если переставляла на камине какие-нибудь фарфоровые вещицы, то одну из них непременно разбивала, а когда пила воду, то половину стакана всегда выливала себе на платье.
        Хотя красота — великое достоинство в молодой особе, все же младшая дочь всегда имела больший успех, чем старшая. Сперва все устремлялись к красавице, чтоб поглядеть на нее, полюбоваться ею, но вскоре уже все шли к той, которая была умна, потому что ее приятно было слушать; можно было только удивляться, что уже через четверть часа, даже раньше, никого не оставалось подле старшей, а все гости окружали младшую. Старшая, хоть и была весьма глупа, замечала это и не пожалела бы отдать всю свою красоту, лишь бы наполовину быть такой умной, как ее сестра. Королева, как ни была разумна, все же порой не могла удержаться, чтоб не попрекнуть дочь ее глупостью, и бедная принцесса чуть не умирала от этого с горя.
        Как-то раз в лесу, куда она пошла поплакать о своей беде, к ней подошел человек очень уродливой и неприятной наружности, одетый, впрочем, весьма пышно. Это был молодой принц Рике с хохолком: влюбившись в нее по портретам, которые распространены были во всем мире, он оставил королевство своего отца ради удовольствия повидать ее и поговорить с нею. В восторге от того, что встретил ее здесь совсем одну, он подошел к ней и представился как только мог почтительнее и учтивее. Он приветствовал ее, как подобает, и тут, заметив, что принцесса очень печальна, сказал ей:
        — Не понимаю, сударыня, отчего это особа столь прекрасная, как вы, может быть столь печальна? Хоть я и могу похвалиться. что видел множество прекрасных особ, все же, надо сказать, не видел ни одной, чья красота напоминала бы вашу.
        — Вы так любезны, сударь, — ответила ему принцесса и больше ничего не могла придумать.
        — Красота, — продолжал Рике с хохолком, — столь великое благо, что она все остальное может нам заменить, а когда обладаешь ею, то, мне кажется, ничто уже не может особенно печалить нас.
        — Я бы предпочла, — сказала принцесса, — быть столь же уродливой, как вы, но быть умной, вместо того чтобы быть такой красивой, но такой глупой.
        — Ничто, сударыня, не служит столь верным признаком ума, как мысль об его отсутствии, и такова уж его природа, что чем больше его имеешь, тем больше его недостает.
        — Не знаю, — сказала принцесса, — знаю только, что я очень глупа, оттого-то и убивает меня печаль.
        — Если только это огорчает вас, сударыня, я легко могу положить конец вашей печали.
        — А как вы это сделаете? — спросила принцесса.
        — В моей власти, сударыня, — сказал Рике с хохолком, — наделить всем моим умом ту особу, которую я полюблю более всего на свете. А так как эта особа — вы, сударыня, то теперь от вас одной зависит стать умной, лишь бы вы согласились выйти замуж за меня.
        Принцесса была совсем озадачена и ничего не ответила.
        — Вижу, — сказал Рике с хохолком, — что это предложение смущает вас, но я не удивляюсь и даю вам сроку целый год, чтобы вы могли принять решение.
        Принцессе настолько не хватало ума, и в то же время ей так сильно хотелось иметь его, что она вообразила, будто этому году никогда не будет конца, — и вот она приняла сделанное ей предложение. Не успела она пообещать Рике, что выйдет за него замуж ровно через год, как почувствовала себя совсем иною, нежели раньше. Теперь она с поразительной легкостью могла говорить все, что хотела, и говорить умно, непринужденно и естественно. В ту же минуту она начала с принцем Рике любезный и легкий разговор и с таким блеском проявила в нем свой ум, что Рике с хохолком подумал, не дал ли он ей больше ума, чем оставил себе самому.
        Когда она вернулась во дворец, весь двор не знал, что и подумать о таком внезапном и необыкновенном превращении: насколько прежде все привыкли слышать от нее одни только глупости, настолько теперь удивлялись ее здравым и бесконечно остроумным речам. Весь двор был так обрадован, что и представить себе нельзя; только младшая сестра осталась не очень довольна, потому что, уже не превосходя теперь умом сестру, она рядом с нею казалась всего лишь противным уродом.
        Король стал слушаться советов старшей дочери и нередко в ее покоях совещался о делах. Так как слух об этой перемене распространился повсюду, то молодые принцы из всех соседних королевств стали пытаться заслужить ее любовь, и почти все просили ее руки; но ни один из них не казался ей достаточно умным, и она выслушивала их, никому ничего не обещая. Но вот к ней явился принц столь могущественный, столь богатый, столь умный и столь красивый, что принцесса не могла не почувствовать к нему расположения. Отец ее, заметив это, сказал, что предоставляет ей выбрать жениха и что решение зависит только от нее. Чем умнее человек, тем труднее принять решение в таком деле, а потому, поблагодарив отца, она попросила дать ей время на размышление.
        Случайно она пошла гулять в тот самый лес, где встретила принца Рике, чтобы на свободе подумать о том, что ей предпринять. Гуляя там в глубокой задумчивости, она вдруг услышала глухой шум под ногами, как будто какие-то люди ходят, бегают, суетятся. Внимательно прислушавшись, она разобрала слова. Кто-то говорил: "Принеси мне этот котелок!" А кто-то другой: "Подай мне тот котелок". А третий: "Подложи дров в огонь". В тот же миг земля разверзлась, и у себя под ногами принцесса увидела большую кухню, которую наполняли повара, поварята и все прочие, без кого никак не приготовить роскошного пира. От них отделилась толпа человек в двадцать или тридцать; то были вертельщики, они направились в одну из аллей, расположились там вокруг длинного стола и, со шпиговальными иглами в руках, в шапках с лисьими хвостиками на головах, дружно принялись за работу, напевая благозвучную песню. Принцесса, удивленная этим зрелищем, спросила их, для кого они трудятся.
        — Это, сударыня, — отвечал самый видный из них, — для принца Рике, завтра его свадьба.
        Принцесса удивилась еще больше и, вспомнив вдруг, что сегодня исполнился ровно год с того дня, как она обещала выйти замуж за принца Рике, еле устояла на ногах. Не помнила она об этом оттого, что, давая обещание, была еще глупой, и, получив от принца ум, который он ей подарил, забыла все свои глупости.
        Она продолжала свою прогулку, но не успела пройти и тридцати шагов, как пред ней предстал Рике с хохолком, исполненный отваги, в великолепном наряде, ну, словом, как принц, готовящийся к свадьбе.
        — Вы видите, сударыня, — сказал он, — я свято сдержал слово и не сомневаюсь, что вы тоже пришли сюда затем, чтобы исполнить ваше обещание и сделать меня самым счастливым среди людей, отдав мне вашу руку.
        — Признаюсь вам откровенно, — ответила принцесса, — я еще не приняла решения, какое хотелось бы вам, и не думаю, чтобы когда-нибудь приняла.
        — Вы удивляете меня, сударыня! — сказал ей Рике с хохолком.
        — Верю, — ответила принцесса, — и конечно уж, если бы я имела дело с человеком грубым или глупым, то была бы в великом затруднении. "Слово принцессы свято, — сказал бы он мне, — и вы должны выйти за меня замуж, раз вы мне обещали!" Но я говорю с человеком самым умным во всем мире, а потому уверена, что вас удастся убедить. Вы знаете, что, когда я еще была глупой, я все-таки и тогда не решалась выйти за вас замуж, — так как же вы хотите, чтобы теперь, обладая умом, который вы мне дали и от которого я стала еще разборчивее, чем была прежде, я приняла решение, какое не смогла принять даже в ту пору? Если вы и вправду собирались на мне жениться, то напрасно вы избавили меня от моей глупости и научили во всем разбираться.
        — Если глупому человеку, как вы только что сказали, — возразил Рике с хохолком, — было бы позволено попрекать вас изменой вашему слову, то почему же мне, сударыня, вы не разрешаете поступить так же, когда дело идет о счастье моей жизни? Какой смысл в том, чтобы люди умные оказывались в худшем положении, чем те, у которых вовсе нет ума? Вы ли это говорите, вы, у которой столько ума и которая так хотела поумнеть? Но давайте вернемся к делу. Если не считать моего уродства, что не нравится вам во мне? Вы недовольны моим родом, моим умом, моим нравом, моим поведением?
        — Ничуть, — отвечала принцесса, — мне нравится в вас все, что вы перечислили сейчас.
        — Если так, — сказал Рике с хохолком, — я очень рад, потому что вы можете сделать меня самым счастливым из смертных.
        — Как же это может быть? — удивилась принцесса.
        — Так будет, — ответил принц Рике, — если вы полюбите меня настолько, что пожелаете этого, а чтобы вы, сударыня, не сомневались, знайте: от той самой волшебницы, что в день моего рождения наградила меня волшебным даром и позволила мне наделить умом любого человека, какого мне заблагорассудится, вы тоже получили дар — вы можете сделать красавцем того, кого полюбите и кого захотите удостоить этой милости.
        — Если так, — сказала принцесса, — я от души желаю, чтоб вы стали самым прекрасным и самым любезным принцем на всей земле, и, насколько это в моих силах, приношу вам в дар красоту.
        Не успела принцесса произнести эти слова, как принц Рике уже превратился в самого красивого, самого стройного и самого любезного человека, какого мне случалось видеть.
        Иные уверяют, что чары волшебницы здесь были ни при чем, что только любовь произвела это превращение. Они говорят, что принцесса, поразмыслив о постоянстве своего поклонника, о его скромности и обо всех прекрасных свойствах его ума и души, перестала замечать, как уродливо его тело, как безобразно его лицо: горб его стал теперь придавать ему некую особую важность, в его ужасной хромоте она теперь видела лишь манеру склоняться чуть набок, и эта манера приводила ее в восторг. Говорят даже, будто глаза его казались ей теперь даже более блестящими оттого, что были косы, будто в них она видела выражение страстной любви, а его большой красный нос приобрел для нее какие-то таинственные, даже героические черты.
        Как бы то ни было, принцесса обещала Рике тотчас же выйти за него замуж, лишь бы он получил согласие ее отца. Король, узнав, сколь высоко его дочь ставит принца Рике, который к тому же был ему известен как принц весьма умный и рассудительный, был рад увидеть в нем своего зятя. Свадьбу отпраздновали на другой день, как и предвидел Рике с хохолком, и в полном согласии с приказаниями, которые он успел дать задолго до того.
        ШАРЛЬ ПЕРРО
        РИКЭ-ХОХОЛОК
        Много лет тому назад жили-были король с королевой. У них родился такой безобразный ребёнок, что все, кто видел новорождённого, долго сомневались, человек ли это. Королева-мать была очень огорчена уродством своего сына и часто плакала, глядя на него.
        Однажды, когда она сидела у его колыбели, в комнату явилась добрая волшебница. Она посмотрела на маленького уродца и сказала:
        - Не горюйте так сильно, королева: мальчик, правда, очень уродлив, но это вовсе не помешает ему быть добрым и привлекательным. Кроме того, он будет умнее всех людей в королевстве и может сделать умным того, кого полюбит больше всех.
        Все были очень обрадованы пророчеством доброй волшебницы, но больше всех была рада королева. Она хотела поблагодарить волшебницу, но та исчезла так же незаметно, как и появилась.
        Предсказание волшебницы сбылось. Как только ребёнок научился произносить первые слова, он стал говорить так умно и складно, что все приходили в восторг и восклицали:
        - Ах, как умён маленький королевич!
        Я забыл сказать, что королевич родился с хохолком на голове. Поэтому его так и прозвали - Рикэ-Хохолок.
        В это же время у соседней королевы родилась дочь. Она была прекрасна, как летний день. Королева чуть не сошла с ума от радости, увидав, как красива её дочь. Но та же самая волшебница, которая была при рождении маленького Рикэ, сказала ей:
        - Не радуйтесь так, королева: маленькая принцесса будет настолько же глупа, насколько красива.
        Это предсказание очень огорчило королеву. Она заплакала и стала просить волшебницу, чтобы та дала хоть немного ума её маленькой дочери.
        - Этого я не могу сделать, - сказала волшебница, - но я могу сделать так, что тот, кого принцесса полюбит, станет таким же красивым, как она.
        Сказав это, волшебница исчезла.
        Принцесса подрастала и с каждым годом становилась всё красивее и красивее. Но вместе с красотой увеличивалась её глупость.
        Она ничего не отвечала, когда её спрашивали, или отвечала так глупо, что все затыкали уши. Кроме того, она была такая разиня, что не могла на стол поставить чашку, не разбив её, а когда пила воду, половину проливала себе на платье. И поэтому, несмотря на всю свою красоту, она никому не нравилась.
        Когда во дворце собирались гости, все сначала подходили к красавице поглядеть на неё, полюбоваться нею; но скоро уходили от неё, услышав её глупые речи.
        Это очень огорчало бедную принцессу. Она без сожаления готова была бы отдать всю свою красоту за самую маленькую капельку ума.
        Королева, как ни любила дочь, всё же не могла удержаться, чтобы не упрекать её глупостью. Это заставляло принцессу ещё больше страдать.
        Однажды она ушла в лес погоревать о своём несчастье. Гуляя по лесу, она увидала маленького горбатого человечка, очень некрасивого, но роскошно одетого. Человечек шёл прямо к ней.
        Это был молодой принц Рикэ-Хохолок. Он увидал портрет красавицы принцессы и влюбился в неё. Покинув своё королевство, он пришёл сюда, чтобы попросить принцессу стать его женой.
        Рикэ очень обрадовался, встретив красавицу. Он поздоровался с нею и, заметив, что принцесса очень печальна, сказал ей:
        -- Почему вы, принцесса, так печальны? Ведь вы так молоды и прекрасны! Я видел много красивых принцесс, но такой красавицы никогда не встречал.
        - Вы очень добры, принц, - отвечала ему красавица, да на том и остановилась, потому что по глупости своей не могла ничего больше прибавить.
        - Можно ли грустить тому, кто так красив? - продолжал Рикэ-Хохолок.
        - Я скорее согласилась бы, - сказала принцесса, - быть такой же уродливой, как вы, чем быть такой красивой и такой глупой.
        - Вы вовсе не так глупы, принцесса, если считаете себя глупой. Кто по-настоящему глуп, тот ни за что не признается в этом.
        - Этого я не знаю, - сказала принцесса, - я знаю только, что я очень глупа, оттого я так горюю.
        - Ну, если вы так горюете только из-за этого, я могу помочь вам в вашем горе.
        - Как же вы это сделаете? - спросила принцесса.
        - Я могу, - сказал Рикэ-Хохолок, - сделать умной ту девушку, которую полюблю больше всех. А так как я люблю вас больше всех на свете, то я могу вам передать столько ума, сколько вы захотите, если только вы согласитесь выйти за меня замуж.
        Принцесса смутилась и ничего не ответила.
        - Вижу, что моё предложение огорчило вас, - сказал Рикэ-Хохолок, - но я не удивляюсь этому. Я даю вам целый год на раздумье. Через год я приду за ответом.
        Принцесса вообразила, что год будет тянуться без конца, и согласилась.
        И как только она обещала Рикэ-Хохолку выйти за него замуж, так сейчас же почувствовала себя совсем другой. Она в ту же минуту начала складно и хорошо разговаривать с Рикэ-Хохолком и говорила так разумно, что Рикэ-Хохолок подумал: уж не передал ли он ей ума больше, чем оставил себе.
        Когда принцесса вернулась во дворец, придворные не знали, что и подумать о чудесной и быстрой перемене, которая произошла в ней. Принцесса ушла в лес совершенно глупой, а вернулась необыкновенно умной и рассудительной.
        Король стал обращаться к принцессе за советами и даже решал иногда в её комнате важные государственные дела.
        Слух об этой необыкновенной перемене распространился повсюду. Из всех соседних королевств стали съезжаться молодые принцы. Каждый старался понравиться принцессе и просил её выйти за него замуж. Но принцесса находила их недостаточно умными и не соглашалась выходить замуж ни за кого из них.
        Наконец однажды явился очень богатый, очень умный и очень стройный королевич. Он сразу же понравился принцессе.
        Король заметил это и сказал, что она может выйти замуж за этого королевича, если хочет.
        Желая получше обдумать, как ей поступить, принцесса пошла прогуляться и совершенно случайно забрела в тот лес, где год назад встретилась с Рикэ-Хохолком.
        Гуляя по лесу и раздумывая, принцесса услышала под землёй какой-то шум. Казалось, что там взад и вперёд бегали и суетились люди.
        Принцесса остановилась и, прислушавшись внимательнее, услышала крики:
        - Подай мне котёл!
        - Подбрось дров в огонь!..
        В ту же минуту земля расступилась, и принцесса увидела у своих ног большую подземную кухню, полную поваров, поварят и всякой прислуги. Целая толпа поваров в белых колпаках и фартуках, с огромными ножами в руках вышла из этой подземной кухни. Они отправились на одну из лесных полянок, уселись вокруг длинного стола и принялись рубить мясо, распевая при этом весёлые песенки.
        Удивлённая принцесса спросила у них, для кого они готовят такой богатый пир.
        - Для принца Рикэ-Хохолка - отвечал ей самый толстый повар. - Завтра он празднует свою свадьбу.
        Тут принцесса вспомнила, что ровно год назад, в тот же самый день, она обещала выйти замуж за маленького уродца, и чуть не упала в обморок.
        Оправившись от волнения, принцесса пошла дальше, но не сделала и тридцати шагов, как перед ней явился Рикэ-Хохолок, весёлый, здоровый; великолепно одетый, как и полагается жениху.
        - Вы видите, принцесса, я верен своему слову, - сказал он, - Думаю, что и вы пришли сюда, чтобы сдержать ваше слово и сделать меня самым счастливым человеком в мире.
        - Нет, - отвечала принцесса, я ещё не решилась, да, наверно, никогда и не решусь выйти за вас замуж.
        - Но почему же? - спросил Рикэ-Хохолок.- Неужели вы не хотите выти за меня замуж из-за моего безобразия? Может быть, вам не нравится мой ум или мой характер?
        - Нет, - отвечала принцесса, - мне нравится и ваш ум и ваш характер...
        - Значит, вас пугает только моё безобразие? - сказал Рикэ Хохолок. - Но это поправимое дело, потому что вы можете сделать меня очень красивым человеком!
        - Как же сделать это? - спросила принцесса.
        - Очень просто, - отвечал Рикэ Хохолок. - Если вы полюбите меня и захотите, чтобы я стал красивым, я и стану красивым. Волшебница дала мне ум и способность сделать умной ту девушку, которую я полюблю. И та же самая волшебница дала вам способность сделать красивым того, кого вы полюбите.
        - Если это так, - сказала принцесса, то я всем сердцем хочу, чтобы вы сделались самым красивым на свете!
        И не успела принцесса произнести эти слова, как Рикэ-Хохолок показался ей самым красивым и самым стройным человеком, какого она когда-нибудь видела.
        Говорят, что волшебницы и их волшебство здесь вовсе ни при чём. Просто принцесса, полюбив Рикэ-Хохолка, перестала замечать его безобразие.
        То, что прежде ей казалось в нём безобразным, стало казаться красивым и привлекательным.
        Так или иначе, но принцесса тут же согласилась выйти за него замуж, и на следующий же день они отпраздновали свадьбу.
        ШАРЛЬ ПЕРРО
        РОЗА С МОГИЛЫ ГОМЕРА
        Все восточные сказания говорят о любви соловья к розе: в тихие звездные ночи несется к благоухающему цветку серенада крылатого певца.
        Недалеко от Смирны, возле дороги, окаймленной высокими платанами, видел я цветущий розовый куст. Мимо него проходят, гордо выпрямляя свои длинные шеи и неуклюже ступая по священной земле тонкими ногами, навьюченные верблюды. В ветвях платанов гнездятся дикие голуби, и крылья их блещут на солнце перламутром.
        На этом розовом кусте особенно хороша была одна роза; к ней-то и неслась песня соловья; он пел страданиях любви, но роза молчала; ни капли росы не блестело на ее лепестках слезою сострадания; она клонилась вместе с ветвями к лежащему под кустом большому камню.
        - Тут покоится величайший из певцов земных! - говорила роза. - Лишь над его могилой буду я благоухать, на нее буду ронять свои лепестки, оборванные ветром! Прах творца “Илиады” смешался с землею, и из этой земли выросла я! Я, роза с могилы Гомера, слишком священна, чтобы цвести для какого-то бедного соловья!
        И соловей пел, пел, пока не умер.
        Проходил караван; за начальником каравана шли навьюченные верблюды и черные рабы. Маленький сын его нашел мертвую птицу, и крошечного певца зарыли в могиле великого Гомера, над которою качалась от дуновения ветра роза.
        Настал вечер; роза плотнее свернула лепестки и заснула. И снился ей чудный солнечный день; на поклонение к могиле Гомера пришла толпа чужеземцев-франков; между ними был певец из страны туманов и северного сияния. Он сорвал розу, вложил ее в книгу и увез с собою в другую часть света, на свою далекую родину. И роза увяла от тоски, а певец, вернувшись домой, открыл книгу и сказал:
        - Это роза с могилы Гомера!
        Вот что снилось розе; проснувшись, она вся затрепетала от сильного порыва ветра. Капля росы упала с ее лепестков на могилу певца, но вот встало солнце, и роза расцвела пышнее прежнего, - она все еще была ведь в своей теплой Азии.
        Послышались шаги, явились чужеземцы-франки, которых видела роза во сне, и между ними был один поэт, уроженец севера. Он сорвал розу, запечатлел на ее свежих устах свой поцелуй и увез ее в страну туманов и северного сияния. Как мумия покоится она теперь в его “Илиаде” и, словно сквозь сон, слышит. Как он говорит, открывая книгу:
        - Вот роза с могилы Гомера.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        РОЗИНА В ПЕЧИ
        У одного бедняка умерла жена и оставила ему хорошенькую дочку по имени Розина. Бедняк с утра до ночи работал, а присматривать за девочкой было некому. Вот он и решил снова жениться. Вторая жена тоже родила ему дочку, и назвали ее Ассунтой. Была она дурнушкой и скверного нрава. Девочки вместе росли, вместе ходили в школу, но всякий раз Ассунта возвращалась домой злая-презлая.
        — Мама, — говорила она, — не хочу я больше ходить с Розиной! Кто нас ни встретит, всяк только ее и хвалит: и красивая она, и приветливая, а мне говорят, что я бука и черна, как головешка.
        Мать души в Ассунте не чаяла. Видит, что она от зависти чуть не лопается, и спрашивает однажды:
        — Ну как же мне помочь твоему горю?
        — Пошлите Розину пасти коров, — отвечает Ассунта. — И велите ей спрясть моток пеньковой кудели. А если вернется она домой без пряжи да с голодными коровами, надавайте ей колотушек. Сегодня колотушки .завтра колотушки — этак она живо подурнеет и приветливость с нее слетит.
        Мать уступила капризам дочери, позвала Розину и говорит:
        — Не смей больше ходить с Ассунтой. Будешь теперь пасти коров и запасать для них траву, а еще будешь прясть в день по мотку кудели. Смотри у меня, если вечером вернешься без пряжи, а коров пригонишь голодными, задам тебе хорошую трепку. Мое слово твердое.
        Розина от удивления и слова не могла вымолвить, но мачеха уже схватилась за палку, и девушке пришлось покориться.
        Взяла она пряслице, полное кудели, и погнала коров в поле. Идет и приговаривает:
        — Коровушки вы мои, коровушки! Как запасу я вам травы, когда мне надо прясть кудель? Хоть бы кто мне помог!
        Тут самая старая корова и говорит ей:
        — Не печалься, Розина. Иди за травой, а мы тебе кудель спрядем и смотаем. Ты только скажи:
        — Коровушка-коровка,
        Пряди мою кудельку,
        Рогами помогай,
        В клубок пряжу намотай!
        Под вечер коровы напаслись вволю. Розина пригнала их домой и поставила в стойло. На голове она принесла большую охапку травы, а в руке держала клубок пряжи.
        Как увидела это Ассунта, от злости чуть не задохнулась. Говорит она матери:
        — Завтра опять пошлите Розину коров пасти, но дайте ей два мотка кудели, а если она не спрядет всего, пусть отведает палки.
        Но и на этот раз довольно было Розине сказать:
        — Коровушка-коровка,
        Пряди мою кудельку,
        Рогами помогай,
        В клубок пряжу намотай! —
        и вечером коровы были сыты, трава запасена, и два мотка кудели спрядены и смотаны в клубки. Ассунта вся позеленела от злости:
        — Как это ты все успеваешь сделать за один день?
        — А так, — отвечает Розина. — Есть ведь добрые сердца на свете. Мне помогают мои коровушки. Ассунта скорей бегом к матери.
        — Мама, пусть завтра Розина сидит дома и хозяйничает, а я с коровами пойду. Дайте и мне кудели.
        Вот поутру Ассунта погнала пасти стадо. В руке она держала хворостину и хлестала коров что было сил. Как дошли они до луга, Ассунта навила кудель на рога коровам. А коровы стоят себе не шелохнутся.
        — Вы что! Прясть не хотите? — закричала Ассунта. — Вот я вас!
        И давай хлестать их хворостиной пуще прежнего.
        Коровы замотали головами и вмиг спутали всю кудель. Остался от нее ком пакли. Неймется Ассунте. Вот и говорит она матери однажды вечером:
        — Мама, что-то мне редьки захотелось. Пусть Розина надергает ее у соседа в огороде.
        Чтобы угодить дочери, мать велела Розине пойти за редькой в соседский огород.
        — Да что же это? — взмолилась Розина. — Неужто вы хотите, чтобы я воровала? Никогда я такого не делала! Ведь если сосед увидит, что к нему ночью через забор лезут, убьет!
        А Ассунте только того и надо. Стала она теперь сама в доме командовать и говорит сестре:
        — Иди, иди, не то палкой угощу!
        Побрела в темноте бедная Розина, перелезла через забор в чужой огород, но вместо редьки ухватила репу. Тянет-потянет она репу, наконец вытащила; шарит, а под ней кротовая норка, а в норке пять прехорошеньких маленьких кротов.
        — Ой, какие миленькие! — сказала Розина и стала собирать их в передник.
        Но тут ненароком уронила она одного кротенка на землю, и он зашиб себе лапку.
        — Ох, прости меня, миленький, я ведь нечаянно, — сказала Розина.
        И стала она кротовое семейство ласкать и гладить. Понравилась Розина тем четырем кротам, что сидели у нее в переднике, они и говорят:
        — Милая девушка, ты такая добрая и ласковая, мы хотим сделать тебе подарок. Станешь ты прекраснее всех на свете и будешь сиять, как солнышко. Так тому и быть.
        Но охромевший крот проворчал:
        — Какая уж ласковая, я из-за нее чуть ноги не лишился! Пусть же, как только упадет на нее луч солнца, превратится она в змею, а человеком вновь станет, только когда попадет в горящую печь.
        Вернулась Розина домой, было ей и радостно и боязно. А вокруг нее, хоть и ночь была, стало светло как днем — так ярко сияла ее краса. Глянули на нее мачеха и сестра, такую прекрасную и сверкающую, как солнце, да только рты разинули. Розина рассказала им все, что случилось на огороде.
        — Нет здесь моей вины, — говорит она. — Только сжальтесь надо мной, не посылайте на солнце, не то я змеей стану.
        С тех пор Розина выходила из дому только вечером или в пасмурный день. Она проводила все время в тени у окошка, работала и пела. А из окошка расходилось сияние далеко-далеко.
        Однажды проезжал мимо королевич. Сияние озарило его, он поднял голову и увидел Розину. "Откуда такая красавица в крестьянской лачуге?" — подумал королевич и вошел в дом.
        Так они и познакомились. Розина рассказала принцу свою историю, рассказала и о заклятии, что нависло над ее головой.
        Королевич и говорит:
        — Будь что будет. Нечего такой красавице оставаться в лачуге. Вы станете моей женой — я так решил, и мое слово твердое.
        Тут вмешалась мачеха:
        — Ваше величество, будьте осторожны, а то в беду попадете. Сами посудите: как упадет на Розину луч солнца, она сразу превратится в змею.
        — Это уж мое дело, — отвечает королевич. — Сдается мне, что не любите вы эту девушку. Приказываю отправить ее во дворец. А чтобы солнце не осветило ее по дороге, я пришлю закрытую карету. Смотрите, чтобы все было исполнено. А теперь — счастливо оставаться!
        Мачеха с Ассунтой не посмели ослушаться королевича и стали собирать Розину в дорогу. Но в душе затаили злобу.
        Наконец прикатила карета — старинная, совсем закрытая, только маленький глазок наверху, а на запятках слуга, весь в лентах, в шляпе с пером и со шпагой на перевязи.
        Розина вошла в карету, и мачеха села вместе с ней — проводить во дворец. Но прежде отвела она слугу в сторонку и говорит ему:
        — Добрый человек, если хочешь заработать на чай, открой в карете глазок, когда солнце будет над головой.
        — Хорошо, синьора, — ответил слуга. — Как прикажете!
        И карета покатила. А в полдень, когда солнце стояло прямо над головой, слуга, не ведая тайны и злого умысла, открыл в карете глазок, и солнечный луч упал на голову Розины. В тот же миг девушка обратилась в змею и с шипеньем уползла в лес.
        Распахнул королевич дверцу кареты у ворот своего замка, а Розины там нет1 Как услышал он, что случилось, заплакал, закричал и чуть не убил мачеху. Но тут все наперебой стали говорить ему, что такова уж, видно, судьба Розины: не случись этого несчастья теперь, оно произошло бы позже. Перестал королевич убиваться, но остался грустен и безутешен.
        А тем временем повара на королевской кухне давно пекли, варили и жарили в печах, на плитах и на вертелах кушанья для свадебного пира, и гости уже сидели за столом. Узнали они, что невеста исчезла, и рассудили так: "Раз уж мы здесь, попируем". И слугам было велено разогреть кушанья.
        Тут из лесу принесли вязанку хвороста, и один из поваров бросил ее в горящую печь. Вдруг видит, в вязанке-то змея! Не успел он ее вытащить — хворост так и вспыхнул! Стал повар смотреть в печь, как сгорит змея, вдруг из пламени прыг на пол девушка, румяная, как роза, и сияет ярче солнца.
        Повар просто онемел, а потом как закричит:
        — Сюда! Сюда! Из печи девушка выскочила!
        На крик прибежал королевич, а за ним и все придворные. Узнал принц свою Розину и крепко обнял ее.
        Тут же отпраздновали свадьбу. Розина зажила счастливо, и ее уже никто не обижал.
        ИТАЛЬЯНСКАЯ СКАЗКА
        РОЗОВЫЙ ПОРОСЁНОЧЕК
        Вот бабушка моя, она так скотину любила - говорила даже с ними, с тварями бессловесными, будто с людьми. Бывало, пойдёт на птичий двор или ещё там куда - сразу за ней зверьё всякое увяжется, обязательно уж кто у ног трётся, кто рядом бежит, кто следом поспешает.
        Ну и раз, было дело, возвращалась она с дедом моим вместе из церкви, которая в Гогама-то, значит; служба там двое суток длилась — искупительные молитвы... Да, так едут они, стало быть, домой, сидят себе в повозке. А бабушка вдруг и приметила: на обочине-то дороги — поросёнок, славный такой, розовый. Ну вот, бабушка деду и говорит: «Стой, нельзя его так оставить, ты же видишь — потерялся он».
        Ну, дедушка что же? Взял он поросёнка, на колени ей положил, снова в повозку залез, дальше едут. Только стал вдруг поросёнок расти, всё больше делается да больше; куда там на коленях его держать, скоро уж и места-то в повозке не осталось, пришлось деду вылезти да лошади на спину забраться. Ну, бабушке, понятно, не по себе стало: Велела она деду остановиться, да и говорит: «Выпусти-ка ты его от греха подальше, жутко мне с ним». А поросёнок — да какой там поросёнок, кабан уже целый — и отвечает: «Не быть тому; вези меня туда, откуда взял».
        Ну что же, с веприщем таким особенно, конечно, не поспоришь, да и вообще ясно было: с этим — шутки плохи. Поехали они назад. И чем ближе они к месту, где нашли поросёнка-то, тем он всё меньше становится да меньше. Такой уж маленький сделался — того гляди, меж столбиками проскочит, это на которых перила-то держались вокруг повозки дедовой. Только бабушка моя сообразила: вытащила она из волос булавку большую — шиньон свой ею, бывало, прикалывала, — да поросёнка ей как кольнёт! Пустила, значит, кровь оборотню. Тот — раз, да человеком и сделался. И видят они, дед мой с бабкой: сидит перед ними, голый весь, со стыда места себе не найдёт, знакомый их добрый; сколько лет его знают — сосед ведь, земли рядом.
        ЛЕГЕНДЫ НОВОЙ ФРАНЦИИ
        РОЗОЧКА И УЛИТКА
        По мотивам сказки Г. Х. Андерсена «Улитка и розы».
        Жила-была рыженькая розочка, не желтая и не нежно-пастельная, а именно рыженькая, потому что она дружила с солнышком. Розочка росла-росла и в один прекрасный, наполненный солнцем день, превратилась в роскошный розовый куст, точь-в-точь как в сказке Андерсена. И также, как в сказке, он пускал нежные бутоны и расцветал множеством ослепительных роз, таких, что ослепляют своей красотой и дарят тепло, как солнце. Надо признать, что в саду были и другие розы более изящные в своей утонченности и более редкие по своему сорту-происхождению, но почему-то у этого куста чаще останавливались люди, а хозяйка дома, молодая красивая женщина, украшала свой дом только его цветами. Наверное, поэтому лица домочадцев очень часто озарялись солнечными улыбками, а хозяин ласково называл свою жену «мое солнышко».
        Но однажды куст заболел. То ли почва была не столь благодатной, то ли климат был не столь благоприятным, то ли сыграла свою роль чрезмерная забота и опека со стороны непросвещенной хозяйки, которая считала, что частая поливка только приносит пользу растениям....Но куст стал чахнуть и день ото дня уменьшался прямо на глазах пока не превратился в маленькую улитку. Правда, не точь-в-точь, как в вышеупомянутой сказке. Улитка хотя и была отшельницей-ворчуньей, она, в отличие от сказочного персонажа, была доброй. Она сидела в своей раковине не потому, что была обозлена на мир и плевала на него, просто в своем убежище ей было безопаснее и комфортнее после перенесенной болезни. Маленькое создание за долгие годы затворничества создало свой собственный мир и напрочь забыло о существовании другого. Но в один из однообразных размеренных дней (или ночей?), да впрочем какая собственно разница, улитка вдруг почувствовала своим брюшком необыкновенное тепло и услышала странные ни на что непохожие звуки, которые так заманчиво ласкали ее ушки. Вне сомнения что-то интересное происходило снаружи. Она долго боролась с
собственным любопытством - страх, неизвестность и чувство собственной безопасности сдерживали ее от желания выползти наружу. Но, в конце концов, улитка все-таки решилась явить белому свету свои рожки. Она осторожно высунула головку и ,вдруг, ей показалось, что снаружи, прямо на пороге ее раковины плещется целый океан (она помнила его еще по прежней жизни розочки). Наша героиня быстро отпрянула назад, но любопытство вновь пересилило чувство страха, и она решила опять выглянуть наружу. Но в этот раз она увидела, что это был вовсе не океан, а два огромных глаза Человека, который держал ее в руке и что-то нежно ей говорил. Он улыбнулся ей, и маленькая затворница тоже улыбнулась, впервые за долгие годы.
        Теперь героиня нашего рассказа жила в просторном красивом доме Человека. Он целыми днями разговаривал с ней, смеялся, шутил, даже смотрел с ней любимые фильмы и ставил ей любимые диски, трапезничали они тоже вместе в уютном патио, сплошь усаженном диковинными цветами. И ей захотелось вновь стать розовым кустом, чтобы дарить свой нежный аромат Человеку, чтобы согревать его своими лепестками - лучиками. Она сопровождала его повсюду: на работе, в спортзале, на корте, на пляже, даже в длительные деловые поездки Человек брал ее с собой, ибо места она занимала совсем немного, и ее не надо было сдавать в багаж. Улитка уже не запиралась в своей раковине, она заползала туда только затем, чтобы поспать, или при длинных авиаперелетах, когда сильно закладывало ушки.
        Однажды, рано утром, когда наша героиня все еще спала в своей раковине, она почувствовала сильный толчок и услышала непонятный скрежет, и проснулась. Улитка увидела, как в окошке ее домика промелькнули яркие экзотические цветы. “Наверное, Человек идет в патио на завтрак и взял ее с собой в качестве компаньонки как обычно”. - решила она. Но вдруг скрежет о стенки домика повторился снова и с большей силой, чем раньше, потом все полетело куда-то кувырком, и раздался ужасный грохот, как ей показалось. Улитка зажмурилась от страха, сердечко бухнуло и бешено застучало. Вдруг все затихло. Она открыла глазки и прислушалась. Все было спокойно, даже было слышно мерное движение стрелки старинных настенных часов. Потом послышались чьи-то приближающиеся шаги. Одни были тяжелые и уверенные, они принадлежали Человеку, а другие - легкие и звонкие от каблучков. Она разобрала два голоса. Улитка высунулась наружу - любопытство разбирало ее, и за те безмятежные дни, проведенные рядом с Человеком, она перестала всего бояться. Наша героиня увидела Человека и необычайной красоты Женщину. “Ах, какая красавица! Настоящая
принцесса!» - чуть было не воскликнула вслух она. Они разговаривали, смеялись, и Человек ни на миг не сводил с Красавицы своих глаз. Он взял ее руку в свою и наклонился, чтобы поцеловать ее изящные пальчики. И, вдруг, улитка увидела на ноготках Принцессы те самые яркие цветы, что промелькнули в отверстии ее убежища. Это были именно они! Улитка высунулась наружу побольше и обнаружила, что она находится не на прикроватном столике, где она обычно ночевала, а на полу под кроватью. Сердечко ее пронзила черная догадка - она поняла происхождение этого скрежета и звуков. Маленькая героиня заползла поглубже в свою раковину и затаилась. Прошло несколько дней, а Человек так ни разу и не вспомнил о ней, только домработница нашла ее и положила в аквариум, так что ее совсем не стало заметно. Новое окружение улитки ни сколько не интересовало ее. Она думала о Человеке, ей было неприятно видеть сквозь призму аквариума его светящиеся глаза, обращенные на Красавицу. Однажды ей показалось, что в аквариум добавили морскую воду, такой соленой она не была прежде. Но потом она поняла, что просто плачет, впервые за долгие
годы. Сердечку было невыносимо больно, оно не знало, что бывает так больно. Никто бы не осмелился любить, если бы знал, что будет так страдать... И улитка решила уйти из этого дома и ушла. Путь ее был очень долог и не так уж прост. А Человек за все это время так и не вспомнил о ней - он был так очарован Красавицей, что даже не заметил, как ушла маленькая грустная улитка.
        Наша героиня теперь живет в саду. И все прожитое ей кажется сном, одним из многочисленных снов, что видит она в своей раковине. Улитка слышала, как Человек много раз выбегал в сад, искал и звал ее, но она не откликнулась. Просто она не хочет вновь нырнуть в океан и больше не верит, что сможет, как прежде стать розовым кустом.
        NADINE
        РОМАШКА
        Вот послушайте-ка!
        За городом, у самой дороги, стояла дача. Вы, верно, видели ее? Перед ней еще небольшой садик, обнесенный крашеною деревянною решеткой.
        Неподалеку от дачи, у самой канавы, росла в мягкой зеленой траве ромашка. Солнечные лучи грели и ласкали ее наравне с роскошными цветами, которые цвели в саду перед дачей, и наша ромашка росла не по дням, а по часам. В одно прекрасное утро она распустилась совсем - желтое, круглое, как солнышко, сердечко ее было окружено сиянием ослепительно белых мелких лучей-лепестков. Ромашку ничуть не заботило, что она такой бедненький, простенький цветочек, которого никто не видит и не замечает в густой траве; нет, она была довольна всем, жадно тянулась к солнцу, любовалась им и слушала, как поет где-то высоко- высоко в небе жаворонок.
        Ромашка была так весела и счастлива, точно сегодня было воскресенье, а на самом- то деле был всего только понедельник; все дети смирно сидели на школьных скамейках и учились у своих наставников; наша ромашка тоже смирно сидела на своем стебельке и училась у ясного солнышка и у всей окружающей природы, училась познавать благость божью. Ромашка слушала пение жаворонка, и ей казалось, что в его громких, звучных песнях звучит как раз то, что таится у нее на сердце; поэтому ромашка смотрела на счастливую порхающую певунью птичку с каким-то особым почтением, но ничуть не завидовала ей и не печалилась, что сама не может ни летать, ни петь. "Я ведь вижу и слышу все! - думала она. - Солнышко меня ласкает, ветерок целует! Как я счастлива!"
        В садике цвело множество пышных, гордых цветов, и чем меньше они благоухали, тем больше важничали. Пионы так и раздували щеки - им все хотелось стать побольше роз; да разве в величине дело? Пестрее, наряднее тюльпанов никого не было, они отлично знали это и старались держаться возможно прямее, чтобы больше бросаться в глаза. Никто из гордых цветов не замечал маленькой ромашки, росшей где-то у канавы. Зато ромашка часто заглядывалась на них и думала "Какие они нарядные, красивые! К ним непременно прилетит в гости прелестная певунья птичка! Слава богу, что я расту так близко - увижу все, налюбуюсь вдоволь!" Вдруг раздалось "квир-квир-вит!", и жаворонок спустился... не в сад к пионам и тюльпанам, а прямехонько в траву, к скромной ромашке! Ромашка совсем растерялась от радости и просто не знала, что ей думать, как быть!
        Птичка прыгала вокруг ромашки и распевала. "Ах, какая славная мягкая травка! Какой миленький цветочек в серебряном платьице, с золотым сердечком!"
        Желтое сердечко ромашки и в самом деле сияло, как золотое, а ослепительно белые лепестки отливали серебром.
        Ромашка была так счастлива, так рада, что и сказать нельзя. Птичка поцеловала ее, спела ей песенку и опять взвилась к синему небу. Прошла добрая четверть часа, пока ромашка опомнилась от такого счастья. Радостно-застенчиво глянула она на пышные цветы - они ведь видели, какое счастье выпало ей на долю, кому же и оценить его, как не им! Но тюльпаны вытянулись, надулись и покраснели с досады, а пионы прямо готовы были лопнуть! Хорошо, что они не умели говорить - досталось бы от них ромашке' Бедняжка сразу поняла, что они не в духе, и очень огорчилась.
        В это время в садике показалась девушка с острым блестящим ножом в руках. Она подошла прямо к тюльпанам и принялась срезать их один за другим. Ромашка так и ахнула. "Какой ужас! Теперь им конец!" Срезав цветы, девушка ушла, а ромашка порадовалась, что росла в густой траве, где ее никто не видел и не замечал. Солнце село, она свернула лепестки и заснула, но и во сне все видела милую птичку и красное солнышко.
        Утром цветок опять расправил лепестки и протянул их, как дитя ручонки, к светлому солнышку. В ту же минуту послышался голос жаворонка; птичка пела, но как грустно! Бедняжка попалась в западню и сидела теперь в клетке, висевшей у раскрытого окна. Жаворонок пел о просторе неба, о свежей зелени полей, о том, как хорошо и привольно было летать на свободе! Тяжело-тяжело было у бедной птички на сердце - она была в плену!
        Ромашке всей душой хотелось помочь пленнице, но чем? И ромашка забыла и думать о том, как хорошо было вокруг, как славно грело солнышко, как блестели ее серебряные лепестки; ее мучила мысль, что она ничем не могла помочь бедной птичке.
        Вдруг из садика вышли два мальчугана; у одного из них в руках был такой же большой и острый нож, как тот, которым девушка срезала тюльпаны. Мальчики подошли прямо к ромашке, которая никак не могла понять, что им было тут нужно.
        - Вот здесь можно вырезать славный кусок дерна для нашего жаворонка! - сказал один из мальчиков и, глубоко запустив нож в землю, начал вырезать четырехугольный кусок дерна; ромашка очутилась как раз в середине его.
        - Давай вырвем цветок! - сказал другой мальчик, и ромашка затрепетала от страха: если ее сорвут, она умрет, а ей так хотелось жить! Теперь она могла ведь попасть к бедному пленнику!
        - Нет, пусть лучше останется! - сказал первый из мальчиков. - Так красивее!
        И ромашка попала в клетку к жаворонку. Бедняжка громко жаловался на свою неволю, метался и бился о железные прутья клетки. А бедная ромашка не умела говорить и не могла утешить его ни словечком. А уж как ей хотелось! Так прошло все утро.
        - Тут нет воды! - жаловался жаворонок. - Они забыли дать мне напиться, ушли и не оставили мне ни глоточка воды! У меня совсем пересохло в горлышке! Я весь горю, и меня знобит! Здесь такая духота! Ах, я умру, не видать мне больше ни красного солнышка, ни свежей зелени, ни всего божьего мира!
        Чтобы хоть сколько-нибудь освежиться, жаворонок глубоко вонзил клюв в свежий, прохладный дерн, увидал ромашку, кивнул ей головой, поцеловал и сказал:
        - И ты завянешь здесь, бедный цветок! Тебя да этот клочок зеленого дерна - вот что они дали мне взамен всего мира! Каждая травинка должна быть для меня теперь зеленым деревом, каждый твой лепесток - благоухающим цветком. Увы! Ты только напоминаешь мне, чего я лишился!
        "Ах, чем бы мне утешить его!" - думала ромашка, но не могла шевельнуть ни листочком и только все сильнее и сильнее благоухала. Жаворонок заметил это и не тронул цветка, хотя повыщипал от жажды всю траву.
        Вот и вечер пришел, а никто так и не принес бедной птичке воды. Тогда она распустила свои коротенькие крылышки, судорожно затрепетала ими и еще несколько раз жалобно пропищала:
        - Пить! Пить!
        Потом головка ее склонилась набок и сердечко разорвалось от тоски и муки.
        Ромашка также не могла больше свернуть своих лепестков и заснуть, как накануне: она была совсем больна и стояла, грустно повесив головку.
        Только на другое утро пришли мальчики и, увидав мертвого жаворонка, горько- горько заплакали, потом вырыли ему могилку и всю украсили ее цветами, а самого жаворонка положили в красивую красненькую коробочку - его хотели похоронить по- царски! Бедная птичка! Пока она жила и пела, они забывали о ней, оставили ее умирать в клетке от жажды, а теперь устраивали ей пышные похороны и проливали над ее могилкой горькие слезы!
        Дерн с ромашкой был выброшен на пыльную дорогу; никто и не подумал о той, которая все-таки больше всех любила бедную птичку и всем сердцем желала ее утешить.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        РОМАШКИ В ЯНВАРЕ
        Щенок Тявка и утенок Крячик смотрели, как на дворе кружатся снежинки, и ежились от мороза. - Холодно? - клацнул зубами щенок.
        - Летом, конечно, теплей...-сказал утенок и спрятал клюв под крылышко.
        - А ты хочешь, чтобы сейчас лето наступило? - спросил Танка.
        - Сейчас? Сразу?
        - Конечно?
        - Хочу. Но так не бывает...
        Щенок достал листок бумаги и коробку с разноцветными карандашами. Через несколько минут он показал свой рисунок продрогшему Крячику.
        На листке зеленела трава и повсюду светились маленькие солнышки ромашек. А над ними в углу рисунка сверкало настоящее летнее солнце.
        - Это ты хорошо придумал? - похвалил Тявку утенок. - Я никогда еще не видел ромашек... в январе?
        На землю по-прежнему падал снег. Щенок и утенок глядели на веселые цветы, и казалось им, что наступило доброе ромашковое лето. И стало им обоим очень тепло.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        РУСАЛОЧКА
        Далеко в море вода синяя-синяя, как лепестки самых красивых васильков, и прозрачная-прозрачная, как самое чистое стекло, только очень глубока, так глубока, что никакого якорного каната не хватит. Много колоколен надо поставить одну на другую, тогда только верхняя выглянет на поверхность. Там на дне живет подводный народ.
        Только не подумайте, что дно голое, один только белый песок. Нет, там растут невиданные деревья и цветы с такими гибкими стеблями и листьями, что они шевелятся, словно живые, от малейшего движения воды. А между ветвями снуют рыбы, большие и маленькие, совсем как птицы в воздухе у нас наверху. В самом глубоком месте стоит дворец морского царя - стены его из кораллов, высокие стрельчатые окна из самого чистого янтаря, а крыша сплошь раковины; они то открываются, то закрываются, смотря по тому, прилив или отлив, и это очень красиво, ведь в каждой лежат сияющие жемчужины и любая была бы великим украшением в короне самой королевы.
        Царь морской давным-давно овдовел, и хозяйством у него заправляла старуха мать, женщина умная, только больно уж гордившаяся своей родовитостью: на хвосте она носила целых двенадцать устриц, тогда как прочим вельможам полагалось только шесть. В остальном же она заслуживала всяческой похвалы, особенно потому, что души не чаяла в своих маленьких внучках - принцессах. Их было шестеро, все прехорошенькие, но милее всех самая младшая, с кожей чистой и нежной, как лепесток розы, с глазами синими и глубокими, как море. Только у нее, как, впрочем, и у остальных, ног не было, а вместо них был хвост, как у рыб.
        День-деньской играли принцессы во дворце, в просторных палатах, где из стен росли живые цветы. Раскрывались большие янтарные окна, и внутрь вплывали рыбы, совсем как у нас ласточки влетают в дом, когда окна стоят настежь, только рыбы подплывали прямо к маленьким принцессам, брали из их рук еду и позволяли себя гладить.
        Перед дворцом был большой сад, в нем росли огненно-красные и темно-синие деревья, плоды их сверкали золотом, цветы - горячим огнем, а стебли и листья непрестанно колыхались. Земля была сплошь мелкий песок, только голубоватый, как серное пламя. Все там внизу отдавало в какую-то особенную синеву, - впору было подумать, будто стоишь не на дне морском, а в воздушной вышине, и небо у тебя не только над головой, но и под ногами, В безветрие со дна видно было солнце, оно казалось пурпурным цветком, из чаши которого льется свет.
        У каждой принцессы было в саду свое местечко, здесь они могли копать и сажать что угодно. Одна устроила себе цветочную грядку в виде кита, другой вздумалось, чтобы ее грядка гляделась русалкой, а самая младшая сделала себе грядку, круглую, как солнце, и цветы на ней сажала такие же алые, как оно само. Странное дитя была эта русалочка, тихое, задумчивое. Другие сестры украшали себя разными разностями, которые находили на потонувших кораблях, а она только и любила, что цветы ярко-красные, как солнце, там, наверху, да еще красивую мраморную статую. Это был прекрасный мальчик, высеченный из чистого белого камня и спустившийся на дно морское после кораблекрушения. Возле статуи русалочка посадила розовую плакучую иву, она пышно разрослась и свешивала свои ветви над статуей к голубому песчаному дну, где получалась фиолетовая тень, зыблющаяся в лад колыханию ветвей, и от этого казалось, будто верхушка и корни ластятся друг к другу.
        Больше всего русалочка любила слушать рассказы о мире людей там, наверху. Старой бабушке пришлось рассказать ей все, что она знала о кораблях и городах, о людях и животных. Особенно чудесным и удивительным казалось русалочке то, что цветы на земле пахнут, - не то что здесь, на морском дне, - леса там зеленые, а рыбы среди ветвей поют так громко и красиво, что просто заслушаешься. Рыбами бабушка называла птиц, иначе внучки не поняли бы ее: они ведь сроду не видывали птиц.
        - Когда вам исполнится пятнадцать лет, - говорила бабушка, - вам дозволят всплывать на поверхность, сидеть в лунном свете на скалах и смотреть на плывущие мимо огромные корабли, на лесами города!
        В этот год старшей принцессе как раз исполнялось пятнадцать лет, но сестры были погодки, и выходило так, что только через пять лет самая младшая сможет подняться со дна морского и увидеть, как живется нам здесь, наверху. Но каждая обещала рассказать остальным, что она увидела и что ей больше всего понравилось в первый день, - рассказов бабушки им было мало, хотелось знать побольше.
        Ни одну из сестер не тянуло так на поверхность, как самую младшую, тихую, задумчивую русалочку, которой приходилось ждать дольше всех. Ночь за ночью проводила она у открытого окна и все смотрела наверх сквозь темно-синюю воду, в которой плескали хвостами и плавниками рыбы. Месяц и звезды виделись ей, и хоть светили они совсем бледно, зато казались сквозь воду много больше, чем нам. А если под ними скользило как бы темное облако, знала она, что это либо кит проплывает, либо корабль, а на нем много людей, и, уж конечно, им и в голову не приходило, что внизу под ними хорошенькая русалочка тянется к кораблю своими белыми руками.
        И вот старшей принцессе исполнилось пятнадцать лет, и ей позволили всплыть на поверхность.
        Сколько было рассказов, когда она вернулась назад! Ну, а лучше всего, рассказывала она, было лежать в лунном свете на отмели, когда море спокойно, и рассматривать большой город на берегу: точно сотни звезд, там мерцали огни, слышалась музыка, шум экипажей, говор людей, виднелись колокольни и шпили, звонили колокола. И как раз потому, что туда ей было нельзя, туда и тянуло ее больше всего.
        Как жадно внимала ее рассказам самая младшая сестра! А потом, вечером, стояла у открытого окна и смотрела наверх сквозь темно-синюю воду и думала о большом городе, шумном и оживленном, и ей казалось даже, что она слышит звон колоколов.
        Через год и второй сестре позволили подняться на поверхность и плыть куда угодно. Она вынырнула из воды как раз в ту минуту, когда солнце садилось, и решила, что прекраснее зрелища нет на свете. Небо было сплошь золотое, сказала она, а облака - ах, у нее просто нет слов описать, как они красивы! Красные и фиолетовые, плыли они по небу, но еще быстрее неслась к солнцу, точно длинная белая вуаль, стая диких лебедей. Она тоже поплыла к солнцу, но оно погрузилось в воду, и розовый отсвет на море и облаках погас.
        Еще через год поднялась на поверхность третья сестра. Эта была смелее всех и проплыла в широкую реку, которая впадала в море. Она увидела там зеленые холмы с виноградниками, а из чащи чудесного леса выглядывали дворцы и усадьбы. Она слышала, как поют птицы, а солнце пригревало так сильно, что ей не раз приходилось нырять в воду, чтобы остудить свое пылающее лицо. В бухте ей попалась целая стая маленьких человеческих детей, они бегали нагишом и плескались в воде. Ей захотелось поиграть с ними, но они испугались ее и убежали, а вместо них явился какой-то черный зверек - это была собака, только ведь ей еще ни разу не доводилось видеть собаку - и залаял на нее так страшно, что она перепугалась и уплыла назад в море. Но никогда не забыть ей чудесного леса, зеленых холмов и прелестных детей, которые умеют плавать, хоть и нет у них рыбьего хвоста.
        Четвертая сестра не была такой смелой, она держалась в открытом море и считала, что там-то и было лучше всего: море видно вокруг на много-много миль, небо над головой как огромный стеклянный купол. Видела она и корабли, только совсем издалека, и выглядели они совсем как чайки, а еще в море кувыркались резвые дельфины и киты пускали из ноздрей воду, так что казалось, будто вокруг били сотни фонтанов.
        Дошла очередь и до пятой сестры. Ее день рождения был зимой, и поэтому она увидела то, чего не удалось увидеть другим. Море было совсем зеленое, рассказывала она, повсюду плавали огромные ледяные горы, каждая ни дать ни взять жемчужина, только куда выше любой колокольни, построенной людьми. Они были самого причудливого вида и сверкали, словно алмазы. Она уселась на самую большую из них, ветер развевал ее длинные волосы, и моряки испуганно обходили это место подальше. К вечеру небо заволоклось тучами, засверкали молнии, загремел гром, почерневшее море вздымало ввысь огромные ледяные глыбы, озаряемые вспышками молний. На кораблях убирали паруса, вокруг был страх и ужас, а она как ни в чем не бывало плыла на своей ледяной горе и смотрела, как молнии синими зигзагами ударяют в море.
        Так вот и шло: выплывает какая-нибудь из сестер первый раз на поверхность, восхищается всем новым и красивым, ну, а потом, когда взрослой девушкой может подниматься наверх в любую минуту, все становится ей неинтересно и она стремится домой и уже месяц спустя говорит, что у них внизу лучше всего, только здесь и чувствуешь себя дома.
        Часто по вечерам, обнявшись, всплывали пять сестер на поверхность. У всех были дивные голоса, как ни у кого из людей, и когда собиралась буря, грозившая гибелью кораблям, они плыли перед кораблями и пели так сладко о том, как хорошо на морском дне, уговаривали моряков без боязни спуститься вниз. Только моряки не могли разобрать слов, им казалось, что это просто шумит буря, да и не довелось бы им увидеть на дне никаких чудес - когда корабль тонул, люди захлебывались и попадали во дворец морского царя уже мертвыми.
        Младшая же русалочка, когда сестры ее всплывали вот так на поверхность, оставалась одна-одинешенька и смотрела им вслед, и ей впору было заплакать, да только русалкам не дано слез, и от этого ей было еще горше.
        - Ах, когда же мне будет пятнадцать лет! - говорила она. - Я знаю, что очень полюблю тот мир и людей, которые там живут!
        Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.
        - Ну вот, вырастили и тебя! - сказала бабушка, вдовствующая королева. - Поди-ка сюда, я украшу тебя, как остальных сестер!
        И она надела русалочке на голову венок из белых лилий, только каждый лепесток был половинкой жемчужины, а потом нацепила ей на хвост восемь устриц в знак ее высокого сана.
        - Да это больно! - сказала русалочка.
        - Чтоб быть красивой, можно и потерпеть! - сказала бабушка.
        Ах, как охотно скинула бы русалочка все это великолепие и тяжелый венок! Красные цветы с ее грядки пошли бы ей куда больше, но ничего не поделаешь.
        - Прощайте! - сказала она и легко и плавно, словно пузырек воздуха, поднялась на поверхность.
        Когда она подняла голову над водой, солнце только что село, но облака еще отсвечивали розовым и золотым, а в бледно-красном небе уже зажглись ясные вечерние звезды; воздух был мягкий и свежий, море спокойно. Неподалеку стоял трехмачтовый корабль всего лишь с одним поднятым парусом - не было ни малейшего ветерка. Повсюду на снастях и реях сидели матросы. С палубы раздавалась музыка и пение, а когда совсем стемнело, корабль осветился сотнями разноцветных фонариков и в воздухе словно бы замелькали флаги всех наций. Русалочка подплыла прямо к окну каюты, и всякий раз, как ее приподымало волной, она могла заглянуть внутрь сквозь прозрачные стекла. Там было множество нарядно одетых людей, но красивее всех был молодой принц с большими черными глазами. Ему, наверное, было не больше шестнадцати лет. Праздновался его день рождения, оттого-то на корабле и шло такое веселье. Матросы плясали на палубе, а когда вышел туда молодой принц, в небо взмыли сотни ракет, и стало светло, как днем, так что русалочка совсем перепугалась и нырнула в воду, но. тут же опять высунула голову, и казалось, будто все звезды с
неба падают к ней в море. Никогда еще не видала она такого фейерверка. Вертелись колесом огромные солнца, взлетали в синюю высь чудесные огненные рыбы, и все это отражалось в тихой, ясной воде. На самом корабле было так светло, что можно было различить каждый канат, а людей и подавно. Ах, как хорош был молодой принц! Он пожимал всем руки, улыбался и смеялся, а музыка все гремела и гремела в чудной ночи.
        Уже поздно было, а русалочка все не могла глаз оторвать от корабля и от прекрасного принца. Погасли разноцветные фонарики, не взлетали больше ракеты, не гремели пушки, зато загудело и заворчало в глуби морской. Русалочка качалась на волнах и все заглядывала в каюту, а корабль стал набирать ход, один за другим распускались паруса, все выше вздымались волны, собирались тучи, вдали засверкали молнии.
        Надвигалась буря, матросы принялись убирать паруса. Корабль, раскачиваясь, летел по разбушевавшемуся морю, волны вздымались огромными черными горами, норовя перекатиться через мачту, а корабль нырял, словно лебедь, между высоченными валами и вновь возносился на гребень громоздящейся волны. Русалочке все это казалось приятной прогулкой, но не матросам. Корабль стонал и трещал; вот подалась под ударами волн толстая обшивка бортов, волны захлестнули корабль, переломилась пополам, как тростинка, мачта, корабль лег на бок, и вода хлынула в трюм. Тут уж русалочка поняла, какая опасность угрожает людям, - ей и самой приходилось увертываться от бревен и обломков, носившихся по волнам. На минуту стало темно, хоть глаз выколи, но вот блеснула молния, и русалочка опять увидела людей на корабле. Каждый спасался, как мог. Она искала глазами принца и увидела, как он упал в воду, когда корабль развалился на части. Сперва она очень обрадовалась - ведь он попадет теперь к ней на дно, но тут же вспомнила, что люди не могут жить в воде и он приплывет во дворец ее отца только мертвым. Нет, нет, он не должен умереть!
И она поплыла между бревнами и досками, совсем не думая о том, что они могут ее раздавить. Она то ныряла глубоко, то взлетала на волну и наконец доплыла до юного принца. Он почти уже совсем выбился из сил и плыть по бурному морю не мог. Руки и ноги отказывались ему служить, прекрасные глаза закрылись, и он утонул бы, не явись ему на помощь русалочка. Она приподняла над водой его голову и предоставила волнам нести их обоих куда угодно...
        К утру буря стихла. От корабля не осталось и щепки. Опять засверкало над водой солнце и как будто вернуло краски щекам принца, но глаза его все еще были закрыты.
        Русалочка откинула со лба принца волосы, поцеловала его в высокий красивый лоб, и ей показалось, что он похож на мраморного мальчика, который стоит у нее в саду. Она поцеловала его еще раз и пожелала, чтобы он остался жив.
        Наконец она завидела сушу, высокие синие горы, на вершинах которых, точно стаи лебедей, белели снега. У самого берега зеленели чудесные леса, а перед ними стояла не то церковь, не то монастырь - она не могла сказать точно, знала только, что это было здание. В саду росли апельсинные и лимонные деревья, а у самых ворот высокие пальмы. Море вдавалось здесь в берег небольшим заливом, тихим, но очень глубоким, с утесом, у которого море намыло мелкий белый песок. Сюда-то и приплыла русалочка с принцем и положила его на песок так, чтобы голова его была повыше на солнце.
        Тут в высоком белом здании зазвонили колокола, и в сад высыпала целая толпа молодых девушек. Русалочка отплыла подальше за высокие камни, торчавшие из воды, покрыла свои волосы и грудь морскою пеной, так что теперь никто не различил бы ее лица, и стала ждать, не придет ли кто на помощь бедному принцу.
        Вскоре к утесу подошла молодая девушка и поначалу очень испугалась, но тут же собралась с духом и позвала других людей, и русалочка увидела, что принц ожил и улыбнулся всем, кто был возле него. А ей он не улыбнулся, он даже не знал, что она спасла ему жизнь. Грустно стало русалочке, и, когда принца увели в большое здание, она печально нырнула в воду и уплыла домой.
        Теперь она стала еще тише, еще задумчивее, чем прежде. Сестры спрашивали ее, что она видела в первый раз на поверхности моря, но она ничего им не рассказала.
        Часто по утрам и вечерам приплывала она к тому месту, где оставила принца. Она видела, как созревали в саду плоды, как их потом собирали, видела, как стаял снег на высоких горах, но принца так больше и не видала и возвращалась домой каждый раз все печальнее. Единственной отрадой было для нее сидеть в своем садике, обвив руками красивую мраморную статую, похожую на принца, но за своими цветами она больше не ухаживала. Они одичали и разрослись по дорожкам, переплелись стеблями и листьями с ветвями деревьев, и в садике стало совсем темно.
        Наконец она не выдержала и рассказала обо всем одной из сестер. За ней узнали и остальные сестры, но больше никто, разве что еще две-три русалки да их самые близкие подруги. Одна из них тоже знала о принце, видела празднество на корабле и даже знала, откуда принц родом и где его королевство.
        - Поплыли вместе, сестрица! - сказали русалочке сестры и, обнявшись, поднялись на поверхность моря близ того места, где стоял дворец принца.
        Дворец был из светло-желтого блестящего камня, с большими мраморными лестницам; одна из них спускалась прямо к морю. Великолепные позолоченные купола высились над крышей, а между колоннами, окружавшими здание, стояли мраморные статуи, совсем как живые люди. Сквозь высокие зеркальные окна виднелись роскошные покои; всюду висели дорогие шелковые занавеси, были разостланы ковры, а стены украшали большие картины. Загляденье, да и только! Посреди самой большой залы журчал фонтан; струи воды били высоко-высоко под стеклянный купол потолка, через который воду и диковинные растения, росшие по краям бассейна, озаряло солнце.
        Теперь русалочка знала, где живет принц, и стала приплывать ко дворцу почти каждый вечер или каждую ночь. Ни одна из сестер не осмеливалась подплывать к земле так близко, ну а она заплывала даже в узкий канал, который проходил как раз под мраморным балконом, бросавшим на воду длинную тень. Тут она останавливалась и подолгу смотрела на юного принца, а он-то думал, что гуляет при свете месяца один-одинешенек.
        Много раз видела она, как он катался с музыкантами на своей нарядной лодке, украшенной развевающимися флагами. Русалочка выглядывала из зеленого тростника, и если люди иногда замечали, как полощется по ветру ее длинная серебристо-белая вуаль, им казалось, что это плещет крыльями лебедь.
        Много раз слышала она, как говорили о принце рыбаки, ловившие по ночам с факелом рыбу, они рассказывали о нем много хорошего, и русалочка радовалась, что спасла ему жизнь, когда его, полумертвого, носило по волнам; она вспоминала, как его голова покоилась на ее груди и как нежно поцеловала она его тогда. А он-то ничего не знал о ней, она ему и присниться не могла!
        Все больше и больше начинала русалочка любить людей, все сильнее тянуло ее к ним; их земной мир казался ей куда больше, чем ее подводный; они могли ведь переплывать на своих кораблях море, взбираться на высокие горы выше облаков, а их страны с лесами и полями раскинулись так широко, что и глазом не охватишь! Очень хотелось русалочке побольше узнать о людях, о их жизни, но сестры не могли ответить на все ее вопросы, и она обращалась к бабушке: старуха хорошо знала “высший свет”, как она справедливо называла землю, лежавшую над морем.
        - Если люди не тонут, - спрашивала русалочка, - тогда они живут вечно, не умирают, как мы?
        - Ну что ты! - отвечала старуха. - Они тоже умирают, их век даже короче нашего. Мы живем триста лет; только когда мы перестаем быть, нас не хоронят, у нас даже нет могил, мы просто превращаемся в морскую пену.
        - Я бы отдала все свои сотни лет за один день человеческой жизни,-проговорила русалочка.
        - Вздор! Нечего и думать об этом! - сказала старуха. - Нам тут живется куда лучше, чем людям на земле!
        - Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать музыку волн, не увижу ни чудесных цветов, ни красного солнца! Неужели я никак не могу пожить среди людей?
        - Можешь, - сказала бабушка, - пусть только кто-нибудь из людей полюбит тебя так, что ты станешь ему дороже отца и матери, пусть отдастся он тебе всем своим сердцем и всеми помыслами, сделает тебя своей женой и поклянется в вечной верности. Но этому не бывать никогда! Ведь то, что у нас считается красивым - твой рыбий хвост, например, - люди находят безобразным. Они ничего не смыслят в красоте; по их мнению, чтобы быть красивым, надо непременно иметь две неуклюжие подпорки, или ноги, как они их называют.
        Русалочка глубоко вздохнула и печально посмотрела на свой рыбий хвост.
        - Будем жить - не тужить! - сказала старуха. - Повеселимся вволю, триста лет - срок немалый... Сегодня вечером у нас во дворце бал!
        Вот было великолепие, какого не увидишь на земле! Стены и потолок танцевальной залы были из толстого, но прозрачного стекла; вдоль стен рядами лежали сотни огромных пурпурных и травянисто-зеленых раковин с голубыми огоньками в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через стеклянные стены - и море вокруг. Видно было, как к стенам подплывают стаи больших и маленьких рыб, и чешуя их переливается золотом, серебром, пурпуром.
        Посреди залы вода бежала широким потоком, и в нем танцевали под свое чудное пение водяные и русалки. Таких прекрасных голосов не бывает у людей. Русалочка пела лучше всех, и все хлопали ей в ладоши. На минуту ей было сделалось весело при мысли о том, что ни у кого и нигде, ни в море, ни на земле, нет такого чудесного голоса, как у нее; но потом она опять стала думать о надводном мире, о прекрасном принце, и ей стало грустно. Незаметно выскользнула она из дворца и, пока там пели и веселились, печально сидела в своем садике. Вдруг сверху донеслись звуки валторн, и она подумала: “Вот он опять катается на лодке! Как я люблю его! Больше, чем отца и мать! Я принадлежу ему всем сердцем, всеми своими помыслами, ему я бы охотно вручила счастье всей моей жизни! На все бы я пошла - только бы мне быть с ним. Пока сестры танцуют в отцовском дворце, поплыву-ка я к морской ведьме. Я всегда боялась ее, но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь поможет мне!”
        И русалочка поплыла из своего садика к бурным водоворотам, за которыми жила ведьма. Еще ни разу не доводилось ей проплывать этой дорогой; тут не росли ни цветы, ни даже трава - кругом был только голый серый песок; вода за ним бурлила и шумела, как под мельничным колесом, и увлекала за собой в пучину все, что только встречала на своем пути. Как раз между такими бурлящими водоворотами и пришлось плыть русалочке, чтобы попасть в тот край, где владычила ведьма. Дальше путь лежал через горячий пузырящийся ил, это место ведьма называла своим торфяным болотом. А там уж было рукой подать до ее жилья, окруженного диковинным лесом: вместо деревьев и кустов в нем росли полипы - полуживотные-полурастения, похожие на стоглавых змей, выраставших прямо из песка; ветви их были подобны длинным осклизлым рукам с пальцами, извивающимися, как черви; полипы ни на минуту не переставали шевелиться от корня до самой верхушки и хватали гибкими пальцами все, что только им попадалось, и уж: больше не выпускали. Русалочка в испуге остановилась, сердечко ее забилось от страха, она готова была вернуться, но вспомнила о принце
и собралась с духом: крепко обвязала вокруг головы свои длинные волосы, чтобы в них не вцепились полипы, скрестила на груди руки и, как рыба, поплыла между омерзительными полипами, которые тянулись к ней своими извивающимися руками. Она видела, как крепко, точно железными клещами, держали они своими пальцами все, что удалось им схватить: белые скелеты утонувших людей, корабельные рули, ящики, кости животных, даже одну русалочку. Полипы поймали и задушили ее. Это было страшнее всего!
        Но вот она очутилась на скользкой лесной поляне, где кувыркались, показывая противное желтоватое брюхо, большие, жирные водяные ужи. Посреди поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же сидела сама морская ведьма и кормила изо рта жабу, как люди кормят сахаром маленьких канареек. Омерзительных ужей она звала своими цыплятками и позволяла им ползать по своей большой, ноздреватой, как губка, груди.
        - Знаю, знаю, зачем ты пришла! - сказала русалочке морская ведьма. - Глупости ты затеваешь, ну да я все-таки помогу тебе - на твою же беду, моя красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо него две подпорки, чтобы ходить, как люди. Хочешь, чтобы юный принц полюбил тебя.
        И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с нее и шлепнулись на песок.
        - Ну ладно, ты пришла в самое время! - продолжала ведьма. - Приди ты завтра поутру, было бы поздно, и я не могла бы помочь тебе раньше будущего года. Я изготовлю тебе питье, ты возьмешь его, поплывешь с ним к берегу еще до восхода солнца, сядешь там и выпьешь все до капли; тогда твой хвост раздвоится и превратится в пару стройных, как сказали бы люди, ножек. Но тебе будет так больно, как будто тебя пронзят острым мечом. Зато все, кто тебя увидит, скажут, что такой прелестной девушки они ещё не встречали! Ты сохранишь свою плавную походку - ни одна танцовщица не сравнится с тобой, но помни: ты будешь ступать как по острым ножам, и твои ноги будут кровоточить. Вытерпишь все это? Тогда я помогу тебе.
        - Да! - сказала русалочка дрожащим голосом, подумав о принце.
        - Помни, - сказала ведьма, - раз ты примешь человеческий облик, тебе уж не сделаться вновь русалкой! Не видать тебе ни морского дна, ни отцовского дома, ни сестер! А если принц не полюбит тебя так, что забудет ради тебя и отца и мать, не отдастся тебе всем сердцем и не сделает тебя своей женой, ты погибнешь; с первой же зарей после его женитьбы на другой твое сердце разорвется на части, и ты станешь пеной морской.
        - Пусть! - сказала русалочка и побледнела как смерть.
        - А еще ты должна заплатить мне за помощь, - сказала ведьма. - И я недешево возьму! У тебя чудный голос, им ты и думаешь обворожить принца, но ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой бесценный напиток самое лучшее, что есть у тебя: ведь я должна примешать к напитку свою собственную кровь, чтобы он стал остер, как лезвие меча.
        - Если ты возьмешь мой голос, что же останется мне? - спросила русалочка.
        - Твое прелестное лицо, твоя плавная походка и твои говорящие глаза - этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце! Ну полно, не бойся: высунешь язычок, и я отрежу его в уплату за волшебный напиток!
        - Хорошо! - сказала русалочка, и ведьма поставила на огонь котел, чтобы сварить питье.
        - Чистота - лучшая красота! - сказала она и обтерла котел связкой живых ужей.
        Потом она расцарапала себе грудь; в котел закапала черная кровь, и скоро стали подыматься клубы пара, принимавшие такие причудливые формы, что просто страх брал. Ведьма поминутно подбавляла в котел новых и новых снадобий, и; когда питье закипело, оно забулькало так, будто плакал крокодил. Наконец напиток был готов, на вид он казался прозрачнейшей ключевой водой.
        - Бери! - сказала ведьма, отдавая русалочке напиток.
        Потом отрезала ей язык, и русалочка стала немая - не могла больше ни петь, ни говорить.
        - Схватят тебя полипы, когда поплывешь назад, - напутствовала ведьма, - брызни на них каплю питья, и их руки и пальцы разлетятся на тысячу кусочков.
        Но русалочке не пришлось этого делать - полипы с ужасом отворачивались при одном виде напитка, сверкавшего в ее руках, как яркая звезда. Быстро проплыла она лес, миновала болото и бурлящие водовороты.
        Вот и отцовский дворец; огни в танцевальной зале потушены, все спят. Русалочка не посмела больше войти туда - ведь она была немая и собиралась покинуть отцовский дом навсегда. Сердце ее готово было разорваться от тоски. Она проскользнула в сад, взяла по цветку с грядки у каждой сестры, послала родным тысячи воздушных поцелуев и поднялась на темно-голубую поверхность моря.
        Солнце еще не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца и присела на широкую мраморную лестницу. Месяц озарял ее своим чудесным голубым сиянием. Русалочка выпила обжигающий напиток, и ей показалось, будто ее пронзили обоюдоострым мечом; она потеряла сознание и упала замертво. Когда она очнулась, над морем уже сияло солнце; во всем теле она чувствовала жгучую боль. Перед ней стоял прекрасный принц и с удивлением рассматривал ее. Она потупилась и увидела, что рыбий хвост исчез, а вместо него у нее появились две маленькие беленькие ножки. Но она была совсем нагая и потому закуталась в свои длинные, густые волосы. Принц спросил, кто она и как сюда попала, но она только кротко и грустно смотрела на него своими темно-синими глазами: говорить ведь она не могла. Тогда он взял ее за руку и повел во дворец. Правду сказала ведьма: каждый шаг причинял русалочке такую боль, будто она ступала по острым ножам и иголкам; но она терпеливо переносила боль и шла рука об руку с принцем легко, точно по воздуху. Принц и его свита только дивились ее чудной, плавной походке.
        Русалочку нарядили в шелк и муслин, и она стала первой красавицей при дворе, но оставалась по-прежнему немой, не могла ни петь, ни говорить. Как-то раз к принцу и его царственным родителям позвали девушек-рабынь, разодетых в шелк и золото. Они стали петь, одна из них пела особенно хорошо, и принц хлопал в ладоши и улыбался ей. Грустно стало русалочке: когда-то и она могла петь, и несравненно лучше! “Ах, если бы он знал, что я навсегда рассталась со своим голосом, только чтобы быть возле него!”
        Потом девушки стали танцевать под звуки чудеснейшей музыки; тут и русалочка подняла свои белые прекрасные руки, встала на цыпочки и понеслась в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто! Каждое движение подчеркивало ее красоту, а глаза ее говорили сердцу больше, чем пение рабынь.
        Все были в восхищении, особенно принц; он назвал русалочку своим маленьким найденышем, а русалочка все танцевала и танцевала, хотя каждый раз, как ноги ее касались земли, ей было так больно, будто она ступала по острым ножам. Принц сказал, что" она всегда должна быть возле него, и ей было позволено спать на бархатной подушке перед дверями его комнаты.
        Он велел сшить ей мужской костюм, чтобы она могла сопровождать его верхом. Они ездили по благоухающим лесам, где в свежей листве пели птицы, а зеленые ветви касались ее плеч. Они взбирались на высокие горы, и хотя из ее ног сочилась кровь и все видели это, она смеялась, и продолжала следовать за принцем на самые вершины; там они любовались на облака, плывшие у их ног, точно стаи птиц, улетающих в чужие страны.
        А ночью во дворце у принца, когда все спали, русалочка спускалась по мраморной лестнице, ставила пылающие, как в огне, ноги в холодную воду и думала о родном доме и о дне морском.
        Раз ночью всплыли из воды рука об руку ее сестры и запели печальную песню; она кивнула им, они узнали ее и рассказали ей, как огорчила она их всех. С тех пор они навещали ее каждую ночь, а один раз она увидала вдали даже свою старую бабушку, которая уже много лет не подымалась из воды, и самого царя морского с короной на голове, они простирали к ней руки, но не смели подплыть к земле так близко, как сестры.
        День ото дня принц привязывался к русалочке все сильнее и сильнее, но он любил ее только как милое, доброе дитя, сделать же ее своей женой и принцессой ему и в голову не приходило, а между тем ей надо было стать его женой, иначе, если бы он отдал свое сердце и руку другой, она стала бы пеной морской.
        “Любишь ли ты меня больше всех на свете?” - казалось, спрашивали глаза русалочки, когда принц обнимал ее и целовал в лоб.
        - Да, я люблю тебя! - говорил принц. - У тебя доброе сердце, ты предана мне больше всех и похожа на молодую девушку, которую я видел однажды и, верно, больше уж не увижу! Я плыл на корабле, корабль затонул, волны выбросили меня на берег вблизи какого-то храма, где служат богу молодые девушки; самая младшая из них нашла меня на берегу и спасла мне жизнь; я видел ее всего два раза, но только ее одну в целом мире мог бы я полюбить! Ты похожа на нее и почти вытеснила из моего сердца ее образ. Она принадлежит святому храму, и вот моя счастливая звезда послала мне тебя; никогда я не расстанусь с тобой!
        “Увы! Он не знает, что это я спасла ему жизнь! - думала русалочка. - Я вынесла его из волн морских на берег и положила в роще, возле храма, а сама спряталась в морской пене и смотрела, не придет ли кто-нибудь к нему на помощь. Я видела эту красивую девушку, которую он любит больше, чем меня! - И русалочка глубоко вздыхала, плакать она не могла. - Но та девушка принадлежит храму, никогда не вернется в мир, и они никогда не встретятся! Я же нахожусь возле него, вижу его каждый день, могу ухаживать за ним, любить его, отдать за него жизнь!”
        Но вот стали поговаривать, что принц женится на прелестной дочери соседнего короля и потому снаряжает свой великолепный корабль в плавание. Принц поедет к соседнему королю как будто для того, чтобы ознакомиться с его страной, а на самом-то деле, чтобы увидеть принцессу; с ним едет большая свита. Русалочка на все эти речи только покачивала головой и смеялась - она ведь лучше всех знала мысли принца.
        - Я должен ехать! - говорил он ей. - Мне надо посмотреть прекрасную принцессу; этого требуют мои родители, но они не станут принуждать меня жениться на ней, а я никогда не полюблю ее! Она ведь не похожа на ту красавицу, на которую похожа ты. Если уж мне придется наконец избрать себе невесту, так я лучше выберу тебя, мой немой найденыш с говорящими глазами!
        И он целовал ее в розовые губы, играл ее длинными волосами и клал свою голову на ее грудь, где билось сердце, жаждавшее человеческого счастья и любви.
        - Ты ведь не боишься моря, моя немая крошка? - говорил он, когда они уже стояли на корабле, который должен был отвезти их в страну соседнего короля.
        И принц стал рассказывать ей о бурях и о штиле, о диковинных рыбах, что живут в пучине, и о том, что видели там ныряльщики, а она только улыбалась, слушая его рассказы, - она-то лучше всех знала, что есть на дне морском.
        В ясную лунную ночь, когда все, кроме рулевого, спади, она села у самого борта и стала смотреть в прозрачные волны, и ей показалось, что она видит отцовский дворец; старая бабушка в серебряной короне стояла на вышке и смотрела сквозь волнующиеся струи воды на киль корабля. Затем на поверхность моря всплыли ее сестры; они печально смотрели на нее и протягивали к ней свои белые руки, а она кивнула им головой, улыбнулась и хотела рассказать о том, как ей хорошо здесь, но тут к ней подошел корабельный юнга, и сестры нырнули в воду, а юнга подумал, что это мелькнула в волнах белая морская пена.
        Наутро корабль вошел в гавань нарядной столицы соседнего королевства. В городе зазвонили в колокола, с высоких башен раздались звуки рогов; на площадях стояли полки солдат с блестящими штыками и развевающимися знаменами. Начались празднества, балы следовали за балами, но принцессы еще не было - она воспитывалась где-то далеко в монастыре, куда ее отдали учиться всем королевским добродетелям. Наконец прибыла и она.
        Русалочка жадно смотрела на нее и не могла не признать, что лица милее и прекраснее она еще не видала. Кожа на лице принцессы была такая нежная, прозрачная, а из-за длинных темных ресниц улыбались синие кроткие глаза.
        - Это ты! - сказал принц. - Ты спасла мне жизнь, когда я полумертвый лежал на берегу моря!
        И он крепко прижал к сердцу свою зардевшуюся невесту.
        - Ах, я так счастлив! - сказал он русалочке. - То, о чем я не смел и мечтать, сбылось! Ты порадуешься моему счастью, ты ведь так любишь меня.
        Русалочка поцеловала ему руку, а сердце ее, казалось, вот-вот разорвется от боли: его свадьба должна ведь убить ее, превратить в пену морскую.
        В тот же вечер принц с молодой женой должны были отплыть на родину принца; пушки палили, флаги развевались, на палубе был раскинут шатер из золота и пурпура, устланный мягкими подушками; в шатре они должны были провести эту тихую, прохладную ночь.
        Паруса надулись от ветра, корабль легко и плавно заскользил по волнам и понесся в открытое море.
        Как только смерклось, на корабле зажглись разноцветные фонарики, а матросы стали весело плясать на палубе. Русалочка вспомнила, как она впервые поднялась на поверхность моря и увидела такое же веселье на корабле. И вот она понеслась в быстром воздушном танце, точно ласточка, преследуемая коршуном. Все были в восторге: никогда еще не танцевала она так чудесно! Ее нежные ножки резало как ножами, но этой боли она не чувствовала - сердцу ее было еще больнее. Она знала, что один лишь вечер осталось ей пробыть с тем, ради кого она оставила родных и отцовский дом, отдала свой чудный голос и терпела невыносимые мучения, о которых принц и не догадывался. Лишь одну ночь оставалось ей дышать одним воздухом с ним, видеть синее море и звездное небо, а там наступит для нее вечная ночь, без мыслей, без сновидений. Далеко за полночь продолжались на корабле танцы и музыка, и русалочка смеялась и танцевала со смертельной мукой на сердце; принц же целовал красавицу жену, а она играла его черными кудрями; наконец рука об руку они удалились в свой великолепный шатер.
        На корабле всё стихло, только рулевой остался у руля. Русалочка оперлась о поручни и, повернувшись лицом к востоку, стала ждать первого луча солнца, который, она знала, должен был убить ее. И вдруг она увидела, как из моря поднялись ее сестры; они были бледны, как и она, но их длинные роскошные волосы не развевались больше по ветру - они были обрезаны.
        - Мы отдали найти волосы ведьме, чтобы она помогла нам избавить тебя от смерти! А она дала нам вот этот нож - видишь, какой он острый? Прежде чем взойдет солнце, ты должна вонзить его в сердце принца, и когда теплая кровь его брызнет тебе на ноги, они опять срастутся в рыбий хвост и ты опять станешь русалкой, спустишься к нам в море и проживешь свои триста лет, прежде чем превратишься в соленую пену морскую. Но спеши! Или он, или ты - один из вас должен умереть до восхода солнца. Убей принца и вернись к нам! Поспеши. Видишь, на небе показалась красная полоска? Скоро взойдет солнце, и ты умрешь!
        С этими словами они глубоко вздохнули и погрузились в море.
        Русалочка приподняла пурпуровую занавесь шатра и увидела, что головка молодой жены покоится на груди принца. Русалочка наклонилась и поцеловала его в прекрасный лоб, посмотрела на небо, где разгоралась утренняя заря, потом посмотрела на острый нож и опять устремила взор на принца, который во сне произнес имя своей жены - она одна была у него в мыслях! - и нож дрогнул в руках у русалочки. Еще минута - и она бросила его в волны, и они покраснели, как будто в том месте, где он упал, из моря выступили капли крови.
        В последний раз взглянула она на принца полуугасшим взором, бросилась с корабля в море и почувствовала, как тело ее расплывается пеной.
        Над морем поднялось солнце; лучи его любовно согревали мертвенно-холодную морскую пену, и русалочка не чувствовала смерти; она видела ясное солнце и какие-то прозрачные, чудные создания, сотнями реявшие над ней. Она видела сквозь них белые паруса корабля и розовые облака в небе; голос их звучал как музыка, но такая возвышенная, что человеческое ухо не расслышало бы ее, так же как человеческие глаза не видели их самих. У них не было крыльев, но они носились в воздухе, легкие и прозрачные. Русалочка заметила, что и она стала такой же, оторвавшись от морской пены.
        - К кому я иду? - спросила она, поднимаясь в воздухе, и ее голос звучал такою же дивною музыкой.
        - К дочерям воздуха! - ответили ей воздушные создания. - Мы летаем повсюду и всем стараемся приносить радость. В жарких странах, где люди гибнут от знойного, зачумленного воздуха, мы навеваем прохладу. Мы распространяем в воздухе благоухание цветов и несем людям исцеление и отраду... Летим с нами в заоблачный мир! Там ты обретешь любовь и счастье, каких не нашла на земле.
        И русалочка протянула свои прозрачные руки к солнцу и в первый раз почувствовала у себя на глазах слезы.
        На корабле за это время все опять пришло в движение, и русалочка увидела, как принц с молодой женой ищут ее. Печально смотрели они на волнующуюся морскую пену, точно знали, что русалочка бросилась в волны. Невидимая, поцеловала русалочка красавицу в лоб, улыбнулась принцу и вознеслась вместе с другими детьми воздуха к розовым облакам, плававшим в небе.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        РУСЛАН И ЛЮДМИЛА
        ПОСВЯЩЕНИЕ.
        Для вас, души моей царицы,
        Красавицы, для вас одних
        Времен минувших небылицы,
        В часы досугов золотых,
        Под шопот старины болтливой,
        Рукою верной я писал;
        Примите ж вы мой труд игривый!
        Ничьих не требуя похвал,
        Счастлив уж я надеждой сладкой,
        Что дева с трепетом любви
        Посмотрит, может быть, украдкой
        На песни грешные мои.
        ПЕСНЬ ПЕРВАЯ.
        У лукоморья дуб зеленый,
        Златая цепь на дубе том:
        И днем и ночью кот ученый
        Всё ходит по цепи кругом;
        Идет направо - песнь заводит,
        Налево - сказку говорит.
        Там чудеса: там леший бродит,
        Русалка на ветвях сидит;
        Там на неведомых дорожках
        Следы невиданных зверей;
        Избушка там на курьих ножках
        Стоит без окон, без дверей;
        Там лес и дол видений полны;
        Там о заре прихлынут волны
        На брег песчаный и пустой,
        И тридцать витязей прекрасных;
        Чредой из вод выходят ясных,
        И с ними дядька их морской;
        Там королевич мимоходом
        Пленяет грозного царя;
        Там в облаках перед народом
        Через леса, через моря
        Колдун несет богатыря;
        В темнице там царевна тужит,
        А бурый волк ей верно служит;
        Там ступа с Бабою Ягой
        Идет, бредет сама собой;
        Там царь Кащей над златом чахнет;
        Там русской дух... там Русью пахнет!
        И там я был, и мед я пил;
        У моря видел дуб зеленый;
        Под ним сидел, и кот ученый
        Свои мне сказки говорил.
        Одну я помню: сказку эту
        Поведаю теперь я свету...
        Дела давно минувших дней,
        Преданья старины глубокой.
        В толпе могучих сыновей,
        С друзьями, в гриднице высокой
        Владимир-солнце пировал;
        Меньшую дочь он выдавал
        За князя храброго Руслана
        И мед из тяжкого стакана
        За их здоровье выпивал.
        Не скоро ели предки наши,
        Не скоро двигались кругом
        Ковши, серебряные чаши
        С кипящим пивом и вином.
        Они веселье в сердце лили,
        Шипела пена по краям,
        Их важно чашники носили
        И низко кланялись гостям.
        Слилися речи в шум невнятный:
        Жужжит гостей веселый круг;
        Но вдруг раздался глас приятный
        И звонких гуслей беглый звук;
        Все смолкли, слушают Баяна:
        И славит сладостный певец
        Людмилу-прелесть и Руслана
        И Лелем свитый им венец.
        Но, страстью пылкой утомленный,
        Не ест, не пьет Руслан влюбленный;
        На друга милого глядит,
        Вздыхает, сердится, горит
        И, щипля ус от нетерпенья,
        Считает каждые мгновенья.
        В уныньи, с пасмурным челом,
        За шумным, свадебным столом
        Сидят три витязя младые;
        Безмолвны, за ковшом пустым,
        Забыли кубки круговые,
        И брашна неприятны им;
        Не слышат вещего Баяна;
        Потупили смущенный взгляд:
        То три соперника Руслана;
        В душе несчастные таят
        Любви и ненависти яд.
        Один - Рогдай, воитель смелый,
        Мечом раздвинувший пределы
        Богатых киевских полей;
        Другой - Фарлаф, крикун надменный,
        В пирах никем не побежденный,
        Но воин скромный средь мечей;
        Последний, полный страстной думы,
        Младой хазарский хан Ратмир:
        Все трое бледны и угрюмы,
        И пир веселый им не в пир.
        Вот кончен он; встают рядами,
        Смешались шумными толпами,
        И все глядят на молодых:
        Невеста очи опустила,
        Как будто сердцем приуныла,
        И светел радостный жених.
        Но тень объемлет всю природу,
        Уж близко к полночи глухой;
        Бояре, задремав от меду,
        С поклоном убрались домой.
        Жених в восторге, в упоенье:
        Ласкает он в воображенье
        Стыдливой девы красоту;
        Но с тайным, грустным умиленьем
        Великий князь благословеньем
        Дарует юную чету.
        И вот невесту молодую
        Ведут на брачную постель;
        Огни погасли... и ночную
        Лампаду зажигает Лель.
        Свершились милые надежды,
        Любви готовятся дары;
        Падут ревнивые одежды
        На цареградские ковры...
        Вы слышите ль влюбленный шопот
        И поцелуев сладкий звук
        И прерывающийся ропот
        Последней робости?... Супруг
        Восторги чувствует заране;
        И вот они настали... Вдруг
        Гром грянул, свет блеснул в тумане,
        Лампада гаснет, дым бежит,
        Кругом всё смерклось, всё дрожит,
        И замерла душа в Руслане. . .
        Всё смолкло. В грозной тишине
        Раздался дважды голос странный,
        И кто-то в дымной глубине
        Взвился чернее мглы туманной.
        И снова терем пуст и тих;
        Встает испуганный жених,
        С лица катится пот остылый;
        Трепеща, хладною рукой
        Он вопрошает мрак немой...
        О горе: нет подруги милой!
        Хватает воздух он пустой;
        Людмилы нет во тьме густой,
        Похищена безвестной силой.
        Ах, если мученик любви
        Страдает страстью безнадежно;
        Хоть грустно жить, друзья мои,
        Однако жить еще возможно.
        Но после долгих, долгих лет
        Обнять влюбленную подругу,
        Желаний, слез, тоски предмет,
        И вдруг минутную супругу
        Навек утратить... о друзья,
        Конечно лучше б умер я!
        Однако жив Руслан несчастный.
        Но что сказал великий князь?
        Сраженный вдруг молвой ужасной,
        На зятя гневом распалясь,
        Его и двор он созывает:
        "Где, где Людмила?" - вопрошает
        С ужасным, пламенным челом.
        Руслан не слышит. "Дети, други!
        Я помню прежние заслуги:
        О, сжальтесь вы над стариком!
        Скажите, кто из вас согласен
        Скакать за дочерью моей?
        Чей подвиг будет не напрасен,
        Тому - терзайся, плачь, злодей!
        Не мог сберечь жены своей! -
        Тому я дам ее в супруги
        С полцарством прадедов моих.
        Кто ж вызовется, дети, други?.."
        "Я", - молвил горестный жених.
        "Я! я!" - воскликнули с Рогдаем
        Фарлаф и радостный Ратмир:
        "Сейчас коней своих седлаем;
        Мы рады весь изъездить мир.
        Отец наш, не продлим разлуки;
        Не бойся: едем за княжной".
        И с благодарностью немой
        В слезах к ним простирает руки
        Старик, измученный тоской.
        Все четверо выходят вместе;
        Руслан уныньем как убит;
        Мысль о потерянной невесте
        Его терзает и мертвит.
        Садятся на коней ретивых;
        Вдоль берегов Днепра счастливых
        Летят в клубящейся пыли;
        Уже скрываются вдали;
        Уж всадников не видно боле...
        Но долго всё еще глядит
        Великий князь в пустое поле
        И думой им вослед летит.
        Руслан томился молчаливо,
        И смысл и память потеряв.
        Через плечо глядя спесиво
        И важно подбочась, Фарлаф
        Надувшись ехал за Русланом.
        Он говорит: "насилу я
        На волю вырвался, друзья!
        Ну, скоро ль встречусь с великаном?
        Уж то-то крови будет течь,
        Уж то-то жертв любви ревнивой!
        Повеселись, мой верный меч,
        Повеселись, мой конь ретивый!"
        Хазарский хан, в уме своем
        Уже Людмилу обнимая,
        Едва не пляшет над седлом;
        В нем кровь играет молодая
        Огня надежды полон взор;
        То скачет он во весь опор,
        То дразнит бегуна лихого,
        Кружит, подъемлет на дыбы,
        Иль дерзко мчит на холмы снова.
        Рогдай угрюм, молчит - ни слова...
        Страшась неведомой судьбы
        И мучась ревностью напрасной,
        Всех больше беспокоен он,
        И часто взор его ужасный
        На князя мрачно устремлен.
        Соперники одной дорогой
        Все вместе едут целый день.
        Днепра стал темен брег отлогой;
        С востока льется ночи тень;
        Туманы над Днепром глубоким;
        Пора коням их отдохнуть.
        Вот под горой путем широким
        Широкий пересекся путь.
        "Разъедемся, пopa! - сказали,
        Безвестной вверимся судьбе".
        И каждый конь, не чуя стали,
        По воле путь избрал себе.
        Что делаешь, Руслан несчастный,
        Один в пустынной тишине?
        Людмилу, свадьбы день ужасный,
        Всё, мнится, видел ты во сне.
        На брови медный шлем надвинув,
        Из мощных рук узду покинув,
        Ты шагом едешь меж полей,
        И медленно в душе твоей
        Надежда гибнет, гаснет вера.
        Но вдруг пред витязем пещера;
        В пещере свет. Он прямо к ней
        Идет под дремлющие своды,
        Ровесники самой природы.
        Вошел с уныньем: что же зрит?
        В пещере старец; ясный вид,
        Спокойный взор, брада седая;
        Лампада перед ним горит;
        За древней книгой он сидит,
        Ее внимательно читая.
        "Добро пожаловать, мой сын! -
        Сказал с улыбкой он Руслану:
        Уж двадцать лет я здесь один
        Во мраке старой жизни вяну;
        Но наконец дождался дня,
        Давно предвиденного мною.
        Мы вместе сведены судьбою;
        Садись и выслушай меня.
        Руслан, лишился ты Людмилы;
        Твой твердый дух теряет силы;
        Но зла промчится быстрый миг:
        На время рок тебя постиг.
        С надеждой, верою веселой
        Иди на всё, не унывай;
        Вперед! мечом и грудью смелой
        Свой путь на полночь пробивай.
        Узнай, Руслан: твой оскорбитель
        Волшебник страшный Черномор,
        Красавиц давний похититель,
        Полнощных обладатель гор.
        Еще ничей в его обитель
        Не проникал доныне взор;
        Но ты, злых козней истребитель,
        В нее ты вступишь, и злодей
        Погибнет от руки твоей.
        Тебе сказать не должен боле:
        Судьба твоих грядущих дней,
        Мой сын, в твоей отныне воле".
        Наш витязь старцу пал к ногам
        И в радости лобзает руку.
        Светлеет мир его очам,
        И сердце позабыло муку.
        Вновь ожил он; и вдруг опять
        На вспыхнувшем лице кручина...
        "Ясна тоски твоей причина;
        Но грусть не трудно разогнать, -
        Сказал старик: тебе ужасна
        Любовь седого колдуна;
        Спокойся, знай: она напрасна
        И юной деве не страшна.
        Он звезды сводит с небосклона,
        Он свистнет - задрожит луна;
        Но против времени закона
        Его наука не сильна.
        Ревнивый, трепетный хранитель
        Замков безжалостных дверей,
        Он только немощный мучитель
        Прелестной пленницы своей.
        Вокруг нее он молча бродит,
        Клянет жестокий жребий свой...
        Но, добрый витязь, день проходит,
        А нужен для тебя покой".
        Руслан на мягкий мох ложится
        Пред умирающим огнем;
        Он ищет позабыться сном,
        Вздыхает, медленно вертится..
        Напрасно! Витязь наконец:
        "Не спится что-то, мой отец!
        Что делать: болен я душою,
        И сон не в сон, как тошно жить.
        Позволь мне сердце освежить
        Твоей беседою святою.
        Прости мне дерзостный вопрос,
        Откройся: кто ты, благодатный
        Судьбы наперсник непонятный
        В пустыню кто тебя занес?"
        Вздохнув с улыбкою печальной,
        Старик в ответ: "любезный сын,
        Уж я забыл отчизны дальной
        Угрюмый край. Природный финн,
        В долинах, нам одним известных,
        Гоняя стадо сел окрестных,
        В беспечной юности я знал
        Одни дремучие дубравы,
        Ручьи, пещеры наших скал
        Да дикой бедности забавы.
        Но жить в отрадной тишине
        Дано не долго было мне.
        Тогда близ нашего селенья,
        Как милый цвет уединенья,
        Жила Наина. Меж подруг
        Она гремела красотою.
        Однажды утренней порою
        Свои стада на темный луг
        Я гнал, волынку надувая;
        Передо мной шумел поток.
        Одна, красавица младая
        На берегу плела венок.
        Меня влекла моя судьбина...
        Ах, витязь, то была Наина!
        Я к ней - и пламень роковой
        За дерзкий взор мне был наградой,
        И я любовь узнал душой
        С ее небесною отрадой,
        С ее мучительной тоской.
        Умчалась года половина;
        Я с трепетом открылся ей,
        Сказал: люблю тебя, Наина.
        Но робкой горести моей
        Наина с гордостью внимала,
        Лишь прелести свои любя,
        И равнодушно отвечала:
        "Пастух, я не люблю тебя!"
        И всё мне дико, мрачно стало:
        Родная куща, тень дубров,
        Веселы игры пастухов -
        Ничто тоски не утешало.
        В уныньи сердце сохло, вяло.
        И наконец задумал я
        Оставить финские поля;
        Морей неверные пучины
        С дружиной братской переплыть,
        И бранной славой заслужить
        Вниманье гордое Наины.
        Я вызвал смелых рыбаков
        Искать опасностей и злата.
        Впервые тихий край отцов
        Услышал бранный звук булата
        И шум немирных челноков.
        Я вдаль уплыл, надежды полный,
        С толпой бесстрашных земляков;
        Мы десять лет снега и волны
        Багрили кровию врагов.
        Молва неслась: цари чужбины
        Страшились дерзости моей;
        Их горделивые дружины
        Бежали северных мечей.
        Мы весело, мы грозно бились,
        Делили дани и дары,
        И с побежденными садились
        За дружелюбные пиры.
        Но сердце, полное Наиной,
        Под шумом битвы и пиров,
        Томилось тайною кручиной,
        Искало финских берегов.
        Пора домой, сказал я, други!
        Повесим праздные кольчуги
        Под сенью хижины родной.
        Сказал - и весла зашумели;
        И, страх оставя за собой,
        В залив отчизны дорогой
        Мы с гордой радостью влетели.
        Сбылись давнишние мечты,
        Сбылися пылкие желанья!
        Минута сладкого свиданья,
        И для меня блеснула ты!
        К ногам красавицы надменной
        Принес я меч окровавленный,
        Кораллы, злато и жемчуг;
        Пред нею, страстью упоенный,
        Безмолвным роем окруженный
        Ее завистливых подруг,
        Стоял я пленником послушным;
        Но дева скрылась от меня,
        Примолвя с видом равнодушным:
        "Герой, я не люблю тебя!"
        К чему рассказывать, мой сын,
        Чего пересказать нет силы?
        Ах, и теперь один, один,
        Душой уснув, в дверях могилы,
        Я помню горесть, и порой,
        Как о минувшем мысль родится,
        По бороде моей седой
        Слеза тяжелая катится.
        Но слушай: в родине моей
        Между пустынных рыбарей
        Наука дивная таится.
        Под кровом вечной тишины,
        Среди лесов, в глуши далекой
        Живут седые колдуны;
        К предметам мудрости высокой
        Все мысли их устремлены;
        Всё слышит голос их ужасный,
        Что было и что будет вновь,
        И грозной воле их подвластны
        И гроб и самая любовь.
        И я, любви искатель жадный,
        Решился в грусти безотрадной
        Наину чарами привлечь
        И в гордом сердце девы хладной
        Любовь волшебствами зажечь.
        Спешил в объятия свободы,
        В уединенный мрак лесов;
        И там, в ученьи колдунов,
        Провел невидимые годы.
        Настал давно желанный миг,
        И тайну страшную природы
        Я светлой мыслию постиг:
        Узнал я силу заклинаньям.
        Венец любви, венец желаньям!
        Теперь, Наина, ты моя!
        Победа наша, думал я.
        Но в самом деле победитель
        Был рок, упорный мой гонитель.
        В мечтах надежды молодой,
        В восторге пылкого желанья,
        Творю поспешно заклинанья,
        Зову духов - и в тьме лесной
        Стрела промчалась громовая,
        Волшебный вихорь поднял вой,
        Земля вздрогнула под ногой...
        И вдруг сидит передо мной
        Старушка дряхлая, седая,
        Глазами впалыми сверкая,
        С горбом, с трясучей головой,
        Печальной ветхости картина.
        Ах, витязь, то была Наина!..
        Я ужаснулся и молчал,
        Глазами страшный призрак мерил,
        В сомненьи всё еще не верил
        И вдруг заплакал, закричал:
        Возможно ль! ах, Наина, ты ли!
        Наина, где твоя краса?
        Скажи, ужели небеса
        Тебя так страшно изменили?
        Скажи, давно ль, оставя свет,
        Расстался я с душой и с милой?
        Давно ли?.. "Ровно сорок лет, -
        Был девы роковой ответ: -
        Сегодня семьдесят мне било.
        Что делать, - мне пищит она, -
        Толпою годы пролетели,
        Прошла моя, твоя весна -
        Мы оба постареть успели.
        Но, друг, послушай: не беда
        Неверной младости утрата.
        Конечно, я теперь седа,
        Немножко, может быть, горбата;
        Не то, что встарину была,
        Не так жива, не так мила;
        Зато (прибавила болтунья)
        Открою тайну: я колдунья!"
        И было в самом деле так.
        Немой, недвижный перед нею,
        Я совершенный был дурак
        Со всей премудростью моею.
        Но вот ужасно: колдовство
        Вполне свершилось по несчастью.
        Мое седое божество
        Ко мне пылало новой страстью.
        Скривив улыбкой страшный рот,
        Могильным голосом урод
        Бормочет мне любви признанье.
        Вообрази мое страданье!
        Я трепетал, потупя взор;
        Она сквозь кашель продолжала
        Тяжелый, страстный разговор:
        "Так, сердце я теперь узнала;
        Я вижу, верный друг, оно
        Для нежной страсти рождено;
        Проснулись чувства, я сгораю
        Томлюсь желаньями любви...
        Приди в объятия мои...
        О милый, милый! умираю..."
        И между тем она, Руслан,
        Мигала томными глазами;
        И между тем за мой кафтан
        Держалась тощими руками;
        И между тем - я обмирал,
        От ужаса, зажмуря очи;
        И вдруг терпеть не стало мочи;
        Я с криком вырвался, бежал.
        Она вослед: "о, недостойный!
        Ты возмутил мой век спокойный,
        Невинной девы ясны дни!
        Добился ты любви Наины,
        И презираешь - вот мужчины!
        Изменой дышат все они!
        Увы, сама себя вини;
        Он обольстил меня, несчастный!
        Я отдалась любови страстной...
        Изменник, изверг! о позор!
        Но трепещи, девичий вор!"
        Так мы расстались. С этих пор
        Живу в моем уединенье
        С разочарованной душой;
        И в мире старцу утешенье
        Природа, мудрость и покой.
        Уже зовет меня могила;
        Но чувства прежние свои
        Еще старушка не забыла
        И пламя поздное любви
        С досады в злобу превратила.
        Душою черной зло любя,
        Колдунья старая конечно
        Возненавидит и тебя;
        Но горе на земле не вечно".
        Наш витязь с жадностью внимал
        Рассказы старца: ясны очи
        Дремотой легкой не смыкал
        И тихого полета ночи
        В глубокой думе не слыхал.
        Но день блистает лучезарный...
        Со вздохом витязь благодарный
        Объемлет старца-колдуна;
        Душа надеждою полна;
        Выходит вон. Ногами стиснул
        Руслан заржавшего коня,
        В седле оправился, присвистнул.
        "Отец мой, не оставь меня".
        И скачет по пустому лугу.
        Седой мудрец младому другу
        Кричит вослед: "счастливый путь!
        Прости, люби свою супругу,
        Советов старца не забудь!"
        ПЕСНЬ ВТОРАЯ.
        Соперники в искусстве брани,
        Не знайте мира меж собой;
        Несите мрачной славе дани,
        И упивайтеся враждой!
        Пусть мир пред вами цепенеет,
        Дивяся грозным торжествам:
        Никто о вас не пожалеет,
        Никто не помешает вам.
        Соперники другого рода,
        Вы, рыцари парнасских гор,
        Старайтесь не смешить народа
        Нескромным шумом ваших ссор;
        Бранитесь - только осторожно.
        Но вы, соперники в любви,
        Живите дружно, если можно!
        Поверьте мне, друзья мои:
        Кому судьбою непременной
        Девичье сердце суждено,
        Тот будет мил на зло вселенной;
        Сердиться глупо и грешно.
        Когда Рогдай неукротимый,
        Глухим предчувствием томимый,
        Оставя спутников своих,
        Пустился в край уединенный
        И ехал меж пустынь лесных,
        В глубоку думу погруженный.
        Злой дух тревожил и смущал
        Его тоскующую душу,
        И витязь пасмурный шептал:
        "Убью!.. преграды все разрушу...
        Руслан!.. узнаешь ты меня...
        Теперь-то девица поплачет..."
        И вдруг, поворотив коня,
        Во весь опор назад он скачет.
        В то время доблестный Фарлаф,
        Всё утро сладко продремав,
        Укрывшись от лучей полдневных,
        У ручейка, наедине,
        Для подкрепленья сил душевных,
        Обедал в мирной тишине.
        Как вдруг, он видит: кто-то в поле,
        Как буря, мчится на коне;
        И, времени не тратя боле,
        Фарлаф, покинув свой обед,
        Копье, кольчугу, шлем, перчатки
        Вскочил в седло и без оглядки
        Летит - а тот за ним вослед.
        "Остановись, беглец бесчестный! -
        Кричит Фарлафу неизвестный. -
        Презренный, дай себя догнать!
        Дай голову с тебя сорвать!"
        Фарлаф, узнавши глас Рогдая,
        Со страха скорчась, обмирал,
        И, верной смерти ожидая,
        Коня еще быстрее гнал.
        Так точно заяц торопливый,
        Прижавши уши боязливо,
        По кочкам, полем, сквозь леса
        Скачками мчится ото пса.
        На месте славного побега
        Весной растопленного снега
        Потоки мутные текли
        И рыли влажну грудь земли.
        Ко рву примчался конь ретивый,
        Взмахнул хвостом и белой гривой,
        Бразды стальные закусил
        И через ров перескочил;
        Но робкий всадник вверх ногами
        Свалился тяжко в грязный ров,
        Земли не взвидел с небесами
        И смерть принять уж был готов.
        Рогдай к оврагу подлетает;
        Жестокий меч уж занесен;
        "Погибни, трус! умри!" вещает...
        Вдруг узнает Фарлафа он;
        Глядит, и руки опустились;
        Досада, изумленье, гнев
        В его чертах изобразились;
        Скрипя зубами, онемев,
        Герой, с поникшею главою
        Скорей отъехав ото рва,
        Бесился... но едва, едва
        Сам не смеялся над собою.
        Тогда он встретил под горой
        Старушечку чуть-чуть живую,
        Горбатую, совсем седую.
        Она дорожною клюкой
        Ему на север указала.
        "Ты там найдешь его", сказала.
        Рогдай весельем закипел
        И к верной смерти полетел.
        А наш Фарлаф? Во рву остался,
        Дохнуть не смея; про себя
        Он, лежа, думал: жив ли я?
        Куда соперник злой девался?
        Вдруг слышит прямо над собой
        Старухи голос гробовой:
        "Встань, молодец: все тихо в поле,
        Ты никого не встретишь боле;
        Я привела тебе коня;
        Вставай, послушайся меня".
        Смущенный витязь поневоле
        Ползком оставил грязный ров;
        Окрестность робко озирая,
        Вздохнул и молвил оживая:
        "Ну, слава богу, я здоров!"
        "Поверь! - старуха продолжала: -
        Людмилу мудрено сыскать;
        Она далеко забежала;
        Не нам с тобой ее достать.
        Опасно разъезжать по свету;
        Ты, право, будешь сам не рад.
        Последуй моему совету,
        Ступай тихохонько назад.
        Под Киевом, в уединенье,
        В своем наследственном селенье
        Останься лучше без забот:
        От нас Людмила не уйдет".
        Сказав, исчезла. В нетерпенье
        Благоразумный наш герой
        Тотчас отправился домой,
        Сердечно позабыв о славе
        И даже о княжне младой;
        И шум малейший по дубраве
        Полет синицы, ропот вод
        Его бросали в жар и в пот.
        Меж тем Руслан далеко мчится;
        В глуши лесов, в глуши полей
        Привычной думою стремится
        К Людмиле, радости своей,
        И говорит: "найду ли друга?
        Где ты, души моей супруга?
        Увижу ль я твой светлый взор?
        Услышу ль нежный разговор?
        Иль суждено, чтоб чародея
        Ты вечной пленницей была
        И, скорбной девою старея,
        В темнице мрачной отцвела?
        Или соперник дерзновенный
        Придет?.. Нет, нет, мой друг бесценный:
        Еще при мне мой верный меч,
        Еще глава не пала с плеч".
        Однажды, темною порою,
        По камням берегом крутым
        Наш витязь ехал над рекою.
        Всё утихало. Вдруг за ним
        Стрелы мгновенное жужжанье,
        Кольчуги звон и крик и ржанье
        И топот по полю глухой.
        "Стой!" грянул голос громовой.
        Он оглянулся: в поле чистом,
        Подняв копье, летит со свистом
        Свирепый всадник, и грозой
        Помчался князь ему навстречу.
        "Aгa! догнал тебя! постой! -
        Кричит наездник удалой: -
        Готовься, друг, на смертну сечу;
        Теперь ложись средь здешних мест;
        А там ищи своих невест".
        Руслан вспылал, вздрогнул от гнева;
        Он узнает сей буйный глас...
        Друзья мои! а наша дева?
        Оставим витязей на час;
        О них опять я вспомню вскоре.
        А то давно пора бы мне
        Подумать о младой княжне
        И об ужасном Черноморе.
        Моей причудливой мечты
        Наперсник иногда нескромный
        Я рассказал, как ночью темной
        Людмилы нежной красоты
        От воспаленного Руслана
        Сокрылись вдруг среди тумана.
        Несчастная! когда злодей,
        Рукою мощною своей
        Тебя сорвав с постели брачной,
        Взвился, как вихорь, к облакам
        Сквозь тяжкий дым и воздух мрачный
        И вдруг умчал к своим горам -
        Ты чувств и памяти лишилась
        И в страшном замке колдуна,
        Безмолвна, трепетна, бледна,
        В одно мгновенье очутилась.
        С порога хижины моей
        Так видел я, средь летних дней,
        Когда за курицей трусливой
        Султан курятника спесивый,
        Петух мой по двору бежал
        И сладострастными крылами
        Уже подругу обнимал;
        Над ними хитрыми кругами
        Цыплят селенья старый вор,
        Прияв губительные меры,
        Носился, плавал коршун серый
        И пал как молния на двор.
        Взвился, летит. В когтях ужасных
        Во тьму расселин безопасных
        Уносит бедную злодей.
        Напрасно, горестью своей
        И хладным страхом пораженный
        Зовет любовницу петух...
        Он видит лишь летучий пух,
        Летучим ветром занесенный.
        До утра юная княжна
        Лежала, тягостным забвеньем,
        Как будто страшным сновиденьем,
        Объята - наконец она
        Очнулась, пламенным волненьем
        И смутным ужасом полна;
        Душой летит за наслажденьем,
        Кого-то ищет с упоеньем;
        "Где ж милый, - шепчет, - где супруг?"
        Зовет и помертвела вдруг.
        Глядит с боязнию вокруг.
        Людмила, где твоя светлица?
        Лежит несчастная девица
        Среди подушек пуховых,
        Под гордой сенью балдахина;
        Завесы, пышная перина
        В кистях, в узорах дорогих;
        Повсюду ткани парчевые;
        Играют яхонты, как жар;
        Кругом курильницы златые
        Подъемлют ароматный пар;
        Довольно... благо мне не надо
        Описывать волшебный дом;
        Уже давно Шехеразада
        Меня предупредила в том.
        Но светлый терем не отрада,
        Когда не видим друга в нем.
        Три девы, красоты чудесной,
        В одежде легкой и прелестной
        Княжне явились, подошли
        И поклонились до земли.
        Тогда неслышными шагами
        Одна поближе подошла;
        Княжне воздушными перстами
        Златую косу заплела
        С искусством, в наши дни не новым,
        И обвила венцом перловым
        Окружность бледного чела.
        За нею, скромно взор склоняя,
        Потом приближилась другая;
        Лазурный, пышный сарафан
        Одел Людмилы стройный стан;
        Покрылись кудри золотые,
        И грудь, и плечи молодые
        Фатой, прозрачной, как туман.
        Покров завистливый лобзает
        Красы, достойные небес,
        И обувь легкая сжимает
        Две ножки, чудо из чудес.
        Княжне последняя девица
        Жемчужный пояс подает.
        Меж тем незримая певица
        Веселы песни ей поет.
        Увы, ни камни ожерелья,
        Ни сарафан, ни перлов ряд,
        Ни песни лести и веселья
        Ее души не веселят;
        Напрасно зеркало рисует
        Ее красы, ее наряд;
        Потупя неподвижный взгляд,
        Она молчит, она тоскует.
        Те, кои, правду возлюбя,
        На темном сердца дне читали,
        Конечно знают про себя,
        Что если женщина в печали
        Сквозь слез, украдкой, как-нибудь,
        На зло привычке и рассудку,
        Забудет в зеркало взглянуть -
        То грустно ей уж не на шутку.
        Но вот Людмила вновь одна.
        Не зная, что начать, она
        К окну решетчату подходит,
        И взор ее печально бродит
        В пространстве пасмурной дали.
        Всё мертво. Снежные равнины
        Коврами яркими легли;
        Стоят угрюмых гор вершины
        В однообразной белизне
        И дремлют в вечной тишине;
        Кругом не видно дымной кровли,
        Не видно путника в снегах,
        И звонкий рог веселой ловли
        В пустынных не трубит горах;
        Лишь изредка с унылым свистом
        Бунтует вихорь в поле чистом
        И на краю седых небес
        Качает обнаженный лес.
        В слезах отчаянья, Людмила
        От ужаса лицо закрыла.
        Увы, что ждет ее теперь!
        Бежит в серебряную дверь;
        Она с музыкой отворилась,
        И наша дева очутилась
        В саду. Пленительный предел:
        Прекраснее садов Армиды
        И тех, которыми владел
        Царь Соломон иль князь Тавриды.
        Пред нею зыблются, шумят
        Великолепные дубровы;
        Аллеи пальм и лес лавровый,
        И благовонных миртов ряд,
        И кедров гордые вершины,
        И золотые апельсины
        Зерцалом вод отражены;
        Пригорки, рощи и долины
        Весны огнем оживлены;
        С прохладой вьется ветер майский
        Средь очарованных полей,
        И свищет соловей китайский
        Во мраке трепетных ветвей;
        Летят алмазные фонтаны
        С веселым шумом к облакам;
        Под ними блещут истуканы
        И, мнится, живы; Фидий сам,
        Питомец Феба и Паллады,
        Любуясь ими, наконец,
        Свой очарованный резец
        Из рук бы выронил с досады.
        Дробясь о мраморны преграды,
        Жемчужной, огненной дугой
        Валятся, плещут водопады;
        И ручейки в тени лесной
        Чуть вьются сонною волной.
        Приют покоя и прохлады,
        Сквозь вечну зелень здесь и там
        Мелькают светлые беседки;
        Повсюду роз живые ветки
        Цветут и дышат по тропам.
        Но безутешная Людмила
        Идет, идет и не глядит;
        Волшебства роскошь ей постыла,
        Ей грустен неги светлый вид;
        Куда, сама не зная, бродит,
        Волшебный сад кругом обходит,
        Свободу горьким дав слезам,
        И взоры мрачные возводит
        К неумолимым небесам.
        Вдруг осветился взор прекрасный;
        К устам она прижала перст;
        Казалось, умысел ужасный
        Рождался... Страшный путь отверст:
        Высокий мостик над потоком
        Пред ней висит на двух скалах;
        В уныньи тяжком и глубоком
        Она подходит - и в слезах
        На воды шумные взглянула,
        Ударила, рыдая, в грудь,
        В волнах решилась утонуть
        Однако в воды не прыгнула
        И дале продолжала путь.
        Моя прекрасная Людмила,
        По солнцу бегая с утра,
        Устала, слезы осушила,
        В душе подумала: пора!
        На травку села, оглянулась -
        И вдруг над нею сень шатра,
        Шумя, с прохладой развернула
        Обед роскошный перед ней;
        Прибор из яркого кристалла:
        И в тишине из-за ветвей
        Незрима арфа заиграла.
        Дивится пленная княжна,
        Но втайне думает она:
        "Вдали от милого, в неволе,
        Зачем мне жить на свете боле?
        О ты, чья гибельная страсть
        Меня терзает и лелеет,
        Мне не страшна злодея власть
        Людмила умереть умеет!
        Не нужно мне твоих шатров,
        Ни скучных песен, ни пиров -
        Не стану есть, не буду слушать,
        Умру среди твоих садов!"
        Подумала - и стала кушать.
        Княжна встает, и вмиг шатер,
        И пышной роскоши прибор,
        И звуки арфы... все пропало;
        Попрежнему все тихо стало;
        Людмила вновь одна в садах
        Скитается из рощи в рощи;
        Меж тем в лазурных небесах
        Плывет луна, царица нощи,
        Находит мгла со всех сторон
        И тихо на холмах почила;
        Княжну невольно клонит сон,
        И вдруг неведомая сила
        Нежней, чем вешний ветерок,
        Ее на воздух поднимает,
        Несет по воздуху в чертог
        И осторожно опускает
        Сквозь фимиам вечерних роз
        На ложе грусти, ложе слез.
        Три девы вмиг опять явились
        И вкруг нее засуетились,
        Чтоб на ночь пышный снять;
        Но их унылый, смутный взор
        И принужденное молчанье
        Являли втайне состраданье
        И немощный судьбам укор.
        Но поспешим: рукой их нежной
        Раздета сонная княжна;
        Прелестна прелестью небрежной,
        В одной сорочке белоснежной
        Ложится почивать она.
        Со вздохом девы поклонились,
        Скорей как можно удалились
        И тихо притворили дверь.
        Что ж наша пленница теперь!
        Дрожит как лист, дохнуть не смеет;
        Хладеют перси, взор темнеет;
        Мгновенный сон от глаз бежит;
        Не спит, удвоила вниманье,
        Недвижно в темноту глядит...
        Всё мрачно, мертвое молчанье!
        Лишь сердца слышит трепетанье...
        И мнится... шепчет тишина;
        Идут - идут к ее постеле;
        В подушки прячется княжна -
        И вдруг... о страх!.. и в самом деле
        Раздался шум; озарена
        Мгновенным блеском тьма ночная,
        Мгновенно дверь отворена;
        Безмолвно, гордо выступая,
        Нагими саблями сверкая,
        Арапов длинный ряд идет
        Попарно, чинно, сколь возможно,
        И на подушках осторожно
        Седую бороду несет;
        И входит с важностью за нею,
        Подъяв величественно шею,
        Горбатый карлик из дверей:
        Его-то голове обритой,
        Высоким колпаком покрытой,
        Принадлежала борода.
        Уж он приближился: тогда
        Княжна с постели соскочила,
        Седого карлу за колпак
        Рукою быстрой ухватила,
        Дрожащий занесла кулак
        И в страхе завизжала так,
        Что всех арапов оглушила.
        Трепеща, скорчился бедняк,
        Княжны испуганной бледнее;
        Зажавши уши поскорее,
        Хотел бежать, но в бороде
        Запутался, упал и бьется;
        Встает, упал; такой беде
        Арапов черный рой мятется,
        Шумят, толкаются, бегут,
        Хватают колдуна в охапку
        И вон распутывать несут,
        Оставя у Людмилы шапку.
        Но что-то добрый витязь наш?
        Вы помните ль неждану встречу?
        Бери свой быстрый карандаш,
        Рисуй, Орловский, ночь и сечу!
        При свете трепетном луны,
        Сразились витязи жестоко;
        Сердца их гневом стеснены,
        Уж копья брошены далеко,
        Уже мечи раздроблены,
        Кольчуги кровию покрыты,
        Щиты трещат, в куски разбиты...
        Они схватились на конях;
        Взрывая к небу черный прах,
        Под ними борзы кони бьются;
        Борцы, недвижно сплетены,
        Друг друга стиснув, остаются,
        Как бы к седлу пригвождены;
        Их члены злобой сведены;
        Переплелись и костенеют;
        По жилам быстрый огнь бежит;
        На вражьей груди грудь дрожит -
        И вот колеблются, слабеют -
        Кому-то пасть... вдруг витязь мой,
        Вскипев, железною рукой
        С седла наездника срывает,
        Подъемлет, держит над собой
        И в волны с берега бросает.
        "Погибни! - грозно восклицает; -
        Умри, завистник злобный мой!"
        Ты догадался, мой читатель,
        С кем бился доблестный Руслан:
        То был кровавых битв искатель,
        Рогдай, надежда киевлян,
        Людмилы мрачный обожатель.
        Он вдоль днепровских берегов
        Искал соперника следов;
        Нашел, настиг, но прежня сила
        Питомцу битвы изменила,
        И Руси древний удалец
        В пустыне свой нашел конец.
        И слышно было, что Рогдая
        Тех вод русалка молодая
        На хладны перси приняла
        И, жадно витязя лобзая,
        На дно со смехом увлекла,
        И долго после, ночью темной,
        Бродя близ тихих берегов,
        Богатыря призрак огромный
        Пугал пустынных рыбаков.
        ПЕСНЬ ТРЕТИЯ.
        Напрасно вы в тени таились
        Для мирных, счастливых друзей,
        Стихи мои! Вы не сокрылись
        От гневных зависти очей.
        Уж бледный критик, ей в услугу,
        Вопрос мне сделал роковой:
        Зачем Русланову подругу,
        Как бы на смех ее супругу,
        Зову и девой и княжной?
        Ты видишь, добрый мой читатель,
        Тут злобы черную печать!
        Скажи, Зоил, скажи, предатель,
        Ну как и что мне отвечать?
        Красней, несчастный, бог с тобою!
        Красней, я спорить не хочу;
        Довольный тем, что прав душою,
        В смиренной кротости молчу.
        Но ты поймешь меня, Климена,
        Потупишь томные глаза,
        Ты, жертва скучного Гимена...
        Я вижу: тайная слеза
        Падет на стих мой, сердцу внятный;
        Ты покраснела, взор погас;
        Вздохнула молча... вздох понятный!
        Ревнивец: бойся, близок час;
        Амур с Досадой своенравной
        Вступили в смелый заговор,
        И для главы твоей бесславной
        Готов уж мстительный убор.
        Уж утро хладное сияло
        На темени полнощных гор;
        Но в дивном замке всё молчало.
        В досаде скрытой Черномор,
        Без шапки, в утреннем халате,
        Зевал сердито на кровати.
        Вокруг брады его седой
        Рабы толпились молчаливы,
        И нежно гребень костяной
        Расчесывал ее извивы;
        Меж тем, для пользы и красы,
        На бесконечные усы
        Лились восточны ароматы,
        И кудри хитрые вились;
        Как вдруг, откуда ни возьмись,
        В окно влетает змий крылатый:
        Гремя железной чешуей,
        Он в кольца быстрые согнулся
        И вдруг Наиной обернулся
        Пред изумленною толпой.
        "Приветствую тебя, - сказала, -
        Собрат, издавна чтимый мной!
        Досель я Черномора знала
        Одною громкою молвой;
        Но тайный рок соединяет
        Теперь нас общею враждой;
        Тебе опасность угрожает,
        Нависла туча над тобой;
        И голос оскорбленной чести
        Меня к отмщению зовет".
        Со взором, полным хитрой лести
        Ей карла руку подает,
        Вещая: "дивная Наина!
        Мне драгоценен твой союз.
        Мы посрамим коварство Финна;
        Но мрачных козней не боюсь;
        Противник слабый мне не страшен;
        Узнай чудесный жребий мой:
        Сей благодатной бородой
        Недаром Черномор украшен.
        Доколь власов ее седых
        Враждебный меч не перерубит,
        Никто из витязей лихих,
        Никто из смертных не погубит
        Малейших замыслов моих;
        Моею будет век Людмила,
        Руслан же гробу обречен!"
        И мрачно ведьма повторила:
        "Погибнет он! погибнет он!"
        Потом три раза прошипела,
        Три раза топнула ногой
        И черным змием улетела.
        Блистая в ризе парчевой,
        Колдун, колдуньей ободренный,
        Развеселясь, решился вновь
        Нести к ногам девицы пленной
        Усы, покорность и любовь.
        Разряжен карлик бородатый,
        Опять идет в ее палаты;
        Проходит длинный комнат ряд:
        Княжны в них нет. Он дале, в сад,
        В лавровый лес, к решетке сада,
        Вдоль озера, вкруг водопада,
        Под мостики, в беседки... нет!
        Княжна ушла, пропал и след!
        Кто выразит его смущенье,
        И рев, и трепет исступленья?
        С досады дня не взвидел он.
        Раздался карлы дикий стон:
        "Сюда, невольники, бегите!
        Сюда, надеюсь я на вас!
        Сейчас Людмилу мне сыщите!
        Скорее, слышите ль? сейчас!
        Не то - шутите вы со мною -
        Всех удавлю вас бородою!"
        Читатель, расскажу ль тебе,
        Куда красавица девалась?
        Всю ночь она своей судьбе
        В слезах дивилась и - смеялась.
        Ее пугала борода,
        Но Черномор уж был известен,
        И был смешон, а никогда
        Со смехом ужас несовместен.
        Навстречу утренним лучам
        Постель оставила Людмила
        И взор невольный обратила
        К высоким, чистым зеркалам;
        Невольно кудри золотые
        С лилейных плеч приподняла;
        Невольно волосы густые
        Рукой небрежной заплела;
        Свои вчерашние наряды
        Нечаянно в углу нашла;
        Вздохнув, оделась и с досады
        Тихонько плакать начала;
        Однако с верного стекла
        Вздыхая не сводила взора,
        И девице пришло на ум,
        В волненьи своенравных дум,
        Примерить шапку Черномора.
        Всё тихо, никого здесь нет;
        Никто на девушку не взглянет...
        А девушке в семнадцать лет
        Какая шапка не пристанет!
        Рядиться никогда не лень!
        Людмила шапкой завертела;
        На брови, прямо, набекрень,
        И задом наперед надела.
        И что ж? о чудо старых дней!
        Людмила в зеркале пропала;
        Перевернула - перед ней
        Людмила прежняя предстала;
        Назад надела - снова нет;
        Сняла - я в зеркале! "Прекрасно!
        Добро, колдун, добро, мой свет!
        Теперь мне здесь уж безопасно;
        Теперь избавлюсь от хлопот!"
        И шапку старого злодея
        Княжна, от радости краснея,
        Надела задом наперед.
        Но возвратимся же к герою.
        Не стыдно ль заниматься нам
        Так долго шапкой, бородою,
        Руслана поруча судьбам?
        Свершив с Рогдаем бой жестокий,
        Проехал он дремучий лес;
        Пред ним открылся дол широкий
        При блеске утренних небес.
        Трепещет витязь поневоле:
        Он видит старой битвы поле.
        Вдали всё пусто; здесь и там
        Желтеют кости; по холмам
        Разбросаны колчаны, латы;
        Где сбруя, где заржавый щит;
        В костях руки здесь меч лежит;
        Травой оброс там шлем косматый,
        И старый череп тлеет в нем;
        Богатыря там остов целый
        С его поверженным конем
        Лежит недвижный; копья, стрелы
        В сырую землю вонзены,
        И мирный плющ их обвивает...
        Ничто безмолвной тишины
        Пустыни сей не возмущает,
        И солнце с ясной вышины
        Долину смерти озаряет.
        Со вздохом витязь вкруг себя
        Взирает грустными очами.
        "О поле, поле, кто тебя
        Усеял мертвыми костями?
        Чей борзый конь тебя топтал
        В последний час кровавой битвы?
        Кто на тебе со славой пал?
        Чьи небо слышало молитвы?
        Зачем же, поле, смолкло ты
        И поросло травой забвенья?..
        Времен от вечной темноты,
        Быть может, нет и мне спасенья!
        Быть может, на холме немом
        Поставят тихий гроб Русланов,
        И струны громкие Баянов
        Не будут говорить о нем!"
        Но вскоре вспомнил витязь мой,
        Что добрый меч герою нужен
        И даже панцирь; а герой
        С последней битвы безоружен.
        Обходит поле он вокруг;
        В кустах, среди костей забвенных,
        В громаде тлеющих кольчуг,
        Мечей и шлемов раздробленных
        Себе доспехов ищет он.
        Проснулись гул и степь немая,
        Поднялся в поле треск и звон;
        Он поднял щит, не выбирая,
        Нашел и шлем и звонкий рог;
        Но лишь меча сыскать не мог.
        Долину брани объезжая,
        Он видит множество мечей,
        Но все легки, да слишком малы,
        А князь красавец был не вялый,
        Не то, что витязь наших дней.
        Чтоб чем-нибудь играть от скуки,
        Копье стальное взял он в руки,
        Кольчугу он надел на грудь
        И далее пустился в путь.
        Уж побледнел закат румяный
        Над усыпленною землей;
        Дымятся синие туманы
        И всходит месяц золотой;
        Померкла степь. Тропою темной
        Задумчив едет наш Руслан
        И видит: сквозь ночной туман
        Вдали чернеет холм огромный
        И что-то страшное храпит.
        Он ближе к холму, ближе - слышит:
        Чудесный холм как будто дышит.
        Руслан внимает и глядит
        Бестрепетно, с покойным духом;
        Но, шевеля пугливым ухом,
        Конь упирается, дрожит,
        Трясет упрямой головою,
        И грива дыбом поднялась.
        Вдруг холм, безоблачной луною
        В тумане бледно озарясь,
        Яснеет; смотрит храбрый князь -
        И чудо видит пред собою.
        Найду ли краски и слова?
        Пред ним живая голова.
        Огромны очи сном объяты;
        Храпит, качая шлем пернатый,
        И перья в темной высоте,
        Как тени, ходят, развеваясь.
        В своей ужасной красоте
        Над мрачной степью возвышаясь,
        Безмолвием окружена,
        Пустыни сторож безымянной,
        Руслану предстоит она
        Громадой грозной и туманной.
        В недоуменьи хочет он
        Таинственный разрушить сон.
        Вблизи осматривая диво,
        Объехал голову кругом
        И стал пред носом молчаливо;
        Щекотит ноздри копием,
        И, сморщась, голова зевнула,
        Глаза открыла и чихнула...
        Поднялся вихорь, степь дрогнула,
        Взвилася пыль; с ресниц, с усов,
        С бровей слетела стая сов;
        Проснулись рощи молчаливы,
        Чихнуло эхо - конь ретивый
        Заржал, запрыгал, отлетел,
        Едва сам витязь усидел,
        И вслед раздался голос шумный:
        "Куда ты, витязь неразумный?
        Ступай назад, я не шучу!
        Как раз нахала проглочу!"
        Руслан с презреньем оглянулся,
        Браздами удержал коня
        И с гордым видом усмехнулся.
        "Чего ты хочешь от меня? -
        Нахмурясь, голова вскричала. -
        Вот гостя мне судьба послала!
        Послушай, убирайся прочь!
        Я спать хочу, теперь уж ночь,
        Прощай!" Но витязь знаменитый,
        Услыша грубые слова,
        Воскликнул с важностью сердитой:
        "Молчи, пустая голова!
        Слыхал я истину бывало:
        Хоть лоб широк, да мозгу мало!
        Я еду, еду, не свищу,
        А как наеду, не спущу!"
        Тогда, от ярости немея,
        Стесненной злобой пламенея,
        Надулась голова; как жар,
        Кровавы очи засверкали;
        Напенясь, губы задрожали,
        Из уст, ушей поднялся пар -
        И вдруг она, что было мочи,
        Навстречу князю стала дуть;
        Напрасно конь, зажмуря очи,
        Склонив главу, натужа грудь,
        Сквозь вихорь, дождь и сумрак ночи
        Неверный продолжает путь;
        Объятый страхом, ослепленный,
        Он мчится вновь, изнеможенный,
        Далече в поле отдохнуть.
        Вновь обратиться витязь хочет -
        Вновь отражен, надежды нет!
        А голова ему вослед,
        Как сумасшедшая, хохочет,
        Гремит: "ай, витязь! ай герой!
        Куда ты? тише, тише, стой!
        Эй, витязь, шею сломишь даром;
        Не трусь, наездник, и меня
        Порадуй хоть одним ударом,
        Пока не заморил коня".
        И между тем она героя
        Дразнила страшным языком.
        Руслан, досаду в сердце кроя;
        Грозит ей молча копием,
        Трясет его рукой свободной,
        И, задрожав, булат холодный
        Вонзился в дерзостный язык.
        И кровь из бешеного зева
        Рекою побежала вмиг.
        От удивленья, боли, гнева,
        В минуту дерзости лишась,
        На князя голова глядела,
        Железо грызла и бледнела.
        В спокойном духе горячась,
        Так иногда средь нашей сцены
        Плохой питомец Мельпомены,
        Внезапным свистом оглушен,
        Уж ничего не видит он,
        Бледнеет, ролю забывает,
        Дрожит, поникнув головой,
        И заикаясь умолкает
        Перед насмешливой толпой.
        Счастливым пользуясь мгновеньем,
        К объятой голове смущеньем,
        Как ястреб богатырь летит
        С подъятой, грозною десницей
        И в щеку тяжкой рукавицей
        С размаха голову разит;
        И степь ударом огласилась;
        Кругом росистая трава
        Кровавой пеной обагрилась,
        И, зашатавшись, голова
        Перевернулась, покатилась,
        И шлем чугунный застучал.
        Тогда на месте опустелом
        Меч богатырский засверкал.
        Наш витязь в трепете веселом
        Его схватил и к голове
        По окровавленной траве
        Бежит с намереньем жестоким
        Ей нос и уши обрубить;
        Уже Руслан готов разить,
        Уже взмахнул мечом широким -
        Вдруг, изумленный, внемлет он
        Главы молящей жалкий стон...
        И тихо меч он опускает,
        В нем гнев свирепый умирает,
        И мщенье бурное падет
        В душе, моленьем усмиренной:
        Так на долине тает лед,
        Лучом полудня пораженный.
        "Ты вразумил меня, герой, -
        Со вздохом голова сказала: -
        Твоя десница доказала,
        Что я виновен пред тобой;
        Отныне я тебе послушен;
        Но, витязь, будь великодушен!
        Достоин плача жребий мой.
        И я был витязь удалой!
        В кровавых битвах супостата
        Себе я равного не зрел;
        Счастлив, когда бы не имел
        Соперником меньшого брата!
        Коварный, злобный Черномор,
        Ты, ты всех бед моих виною!
        Семейства нашего позор,
        Рожденный карлой, с бородою,
        Мой дивный рост от юных дней
        Не мог он без досады видеть
        И стал за то в душе своей
        Меня, жестокий, ненавидеть.
        Я был всегда немного прост,
        Хотя высок; а сей несчастный,
        Имея самый глупый рост,
        Умен как бес - и зол ужасно.
        Притом же, знай, к моей беде,
        В его чудесной бороде
        Таится сила роковая,
        И, всё на свете презирая,
        Доколе борода цела -
        Изменник не страшится зла.
        Вот он однажды с видом дружбы
        "Послушай, - хитро мне сказал, -
        Не откажись от важной службы:
        Я в черных книгах отыскал,
        Что за восточными горами
        На тихих моря берегах,
        В глухом подвале, под замками
        Хранится меч - и что же? страх!
        Я разобрал во тьме волшебной,
        Что волею судьбы враждебной
        Сей меч известен будет нам;
        Что нас он обоих погубит:
        Мне бороду мою отрубит,
        Тебе главу; суди же сам,
        Сколь важно нам приобретенье
        Сего созданья злых духов!"
        "Ну, что же? где тут затрудненье? -
        Сказал я карле, - я готов;
        Иду, хоть за пределы света".
        И сосну на плечо взвалил,
        А на другое для совета
        Злодея брата посадил;
        Пустился в дальную дорогу,
        Шагал, шагал и, слава богу,
        Как бы пророчеству на зло,
        Всё счастливо сначало шло.
        За отдаленными горами
        Нашли мы роковой подвал;
        Я разметал его руками
        И потаенный меч достал.
        Но нет! судьба того хотела:
        Меж нами ссора закипела -
        И было, признаюсь, о чем!
        Вопрос: кому владеть мечом?
        Я спорил, карла горячился;
        Бранились долго; наконец
        Уловку выдумал хитрец,
        Притих и будто бы смягчился.
        "Оставим бесполезный спор, -
        Сказал мне важно Черномор: -
        Мы тем союз наш обесславим;
        Рассудок в мире жить велит;
        Судьбе решить мы предоставим,
        Кому сей меч принадлежит.
        К земле приникнем ухом оба
        (Чего не выдумает злоба!),
        И кто услышит первый звон,
        Тот и владей мечом до гроба".
        Сказал и лег на землю он.
        Я сдуру также растянулся;
        Лежу, не слышу ничего,
        Смекая: обману его!
        Но сам жестоко обманулся.
        Злодей в глубокой тишине,
        Привстав, на цыпочках ко мне
        Подкрался сзади, размахнулся;
        Как вихорь свистнул острый меч,
        И прежде, чем я оглянулся,
        Уж голова слетела с плеч -
        И сверхъестественная сила
        В ней жизни дух остановила.
        Мой остов тернием оброс;
        Вдали, в стране, людьми забвенной,
        Истлел мой прах непогребенный;
        Но злобный карла перенес
        Меня в сей край уединенный,
        Где вечно должен был стеречь
        Тобой сегодня взятый меч.
        О витязь! Ты храним судьбою,
        Возьми его, и бог с тобою!
        Быть может, на своем пути
        Ты карлу-чародея встретишь -
        Ах, если ты его заметишь,
        Коварству, злобе отомсти!
        И наконец я счастлив буду,
        Спокойно мир оставлю сей -
        И в благодарности моей
        Твою пощечину забуду".
        ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
        Я каждый день, восстав от сна,
        Благодарю сердечно бога
        За то, что в наши времена
        Волшебников не так уж много.
        К тому же - честь и слава им! -
        Женитьбы наши безопасны...
        Их замыслы не так ужасны
        Мужьям, девицам молодым.
        Но есть волшебники другие,
        Которых ненавижу я:
        Улыбка, очи голубые
        И голос милый - о друзья!
        Не верьте им: они лукавы!
        Страшитесь, подражая мне,
        Их упоительной отравы,
        И почивайте в тишине.
        Поэзии чудесный гений,
        Певец таинственных видений,
        Любви, мечтаний и чертей,
        Могил и рая верный житель,
        И музы ветреной моей
        Наперсник, пестун и хранитель!
        Прости мне, северный Орфей,
        Что в повести моей забавной
        Теперь вослед тебе лечу
        И лиру музы своенравной
        Во лжи прелестной обличу.
        Друзья мои, вы все слыхали,
        Как бесу в древни дни злодей
        Предал сперва себя с печали,
        А там и души дочерей;
        Как после щедрым подаяньем,
        Молитвой, верой, и постом,
        И непритворным покаяньем
        Снискал заступника в святом;
        Как умер он и как заснули
        Его двенадцать дочерей:
        И нас пленили, ужаснули
        Картины тайных сих ночей,
        Сии чудесные виденья,
        Сей мрачный бес, сей божий гнев,
        Живые грешника мученья
        И прелесть непорочных дев.
        Мы с ними плакали, бродили
        Вокруг зубчатых замка стен,
        И сердцем тронутым любили
        Их тихий сон, их тихий плен;
        Душой Вадима призывали,
        И пробужденье зрели их,
        И часто инокинь святых
        На гроб отцовский провожали.
        И что ж, возможно ль?.. нам солгали!
        Но правду возвещу ли я?
        Младой Ратмир, направя к югу
        Нетерпеливый бег коня,
        Уж думал пред закатом дня
        Нагнать Русланову супругу.
        Но день багряный вечерел;
        Напрасно витязь пред собою
        В туманы дальние смотрел:
        Всё было пусто над рекою.
        Зари последний луч горел
        Над ярко-позлащенным бором.
        Наш витязь мимо черных скал
        Тихонько проезжал и взором
        Ночлега меж дерев искал.
        Он на долину выезжает
        И видит: замок на скалах
        Зубчаты стены возвышает;
        Чернеют башни на углах;
        И дева по стене высокой,
        Как в море лебедь одинокой,
        Идет, зарей освещена;
        И девы песнь едва слышна
        Долины в тишине глубокой.
        "Ложится в поле мрак ночной;
        От волн поднялся ветер хладный.
        Уж поздно, путник молодой!
        Укройся в терем наш отрадный.
        "Здесь ночью нега и покой,
        А днем и шум и пированье.
        Приди на дружное признанье,
        Приди, о путник молодой!
        "У нас найдешь красавиц рой;
        Их нежны речи и лобзанье.
        Приди на тайное призванье,
        Приди, о путник молодой!
        "Тебе мы с утренней зарей
        Наполним кубок на прощанье.
        Приди на мирное призванье,
        Приди, о путник молодой!
        "Ложится в поле мрак ночной;
        От волн поднялся ветер хладный.
        Уж поздно, путник молодой!
        Укройся в терем наш отрадный".
        Она манит, она поет;
        И юный хан уж под стеною:
        Его встречают у ворот
        Девицы красные толпою;
        При шуме ласковых речей
        Он окружен; с него не сводят
        Они пленительных очей;
        Две девицы коня уводят;
        В чертоги входит хан младой,
        За ним отшельниц милых рой;
        Одна снимает шлем крылатый,
        Другая кованые латы,
        Та меч берет, та пыльный щит;
        Одежда неги заменит
        Железные доспехи брани.
        Но прежде юношу ведут
        К великолепной русской бани.
        Уж волны дымные текут
        В ее серебряные чаны,
        И брызжут хладные фонтаны;
        Разостлан роскошью ковер;
        На нем усталый хан ложится;
        Прозрачный пар над ним клубится
        Потупя неги полный взор,
        Прелестные, полунагие,
        В заботе нежной и немой,
        Вкруг хана девы молодые
        Теснятся резвою толпой.
        Над рыцарем иная машет
        Ветвями молодых берез,
        И жар от них душистый пашет;
        Другая соком вешних роз
        Усталы члены прохлаждает
        И в ароматах потопляет
        Темнокудрявые власы.
        Восторгом витязь упоенный
        Уже забыл Людмилы пленной
        Недавно милые красы;
        Томится сладостным желаньем;
        Бродящий взор его блестит,
        И, полный страстным ожиданьем,
        Он тает сердцем, он горит.
        Но вот выходит он из бани.
        Одетый в бархатные ткани,
        В кругу прелестных дев, Ратмир
        Садится за богатый пир.
        Я не Омер: в стихах высоких
        Он может воспевать один
        Обеды греческих дружин
        И звон и пену чаш глубоких.
        Милее, по следам Парни,
        Мне славить лирою небрежной
        И наготу в ночной тени,
        И поцелуй любови нежной!
        Луною замок озарен;
        Я вижу терем отдаленный,
        Где витязь томный, воспаленный
        Вкушает одинокий сон;
        Его чело, его ланиты
        Мгновенным пламенем горят;
        Его уста полуоткрыты
        Лобзанье тайное манят;
        Он страстно, медленно вздыхает,
        Он видит их - и в пылком сне
        Покровы к сердцу прижимает.
        Но вот в глубокой тишине
        Дверь отворилась: пол ревнивый
        Скрыпит под ножкой торопливой,
        И при серебряной луне
        Мелькнула дева. Сны крылаты,
        Сокройтесь, отлетите прочь!
        Проснись - твоя настала ночь!
        Проснися - дорог миг утраты!..
        Она подходит, он лежит
        И в сладострастной неге дремлет;
        Покров его с одра скользит,
        И жаркий пух чело объемлет.
        В молчаньи дева перед ним
        Стоит недвижно, бездыханна,
        Как лицемерная Диана
        Пред милым пастырем своим;
        И вот она, на ложе хана
        Коленом опершись одним,
        Вздохнув, лицо к нему склоняет
        С томленьем, с трепетом живым,
        И сон счастливца прерывает
        Лобзаньем страстным и немым...
        Но, други, девственная лира
        Умолкла под моей рукой;
        Слабеет робкий голос мой -
        Оставим юного Ратмира;
        Не смею песней продолжать:
        Руслан нас должен занимать,
        Руслан, сей витязь беспримерный,
        В душе герой, любовник верный.
        Упорным боем утомлен,
        Под богатырской головою
        Он сладостный вкушает сон.
        Но вот уж раннею зарею
        Сияет тихий небосклон;
        Всё ясно; утра луч игривый
        Главы косматый лоб златит.
        Руслан встает, и конь ретивый
        Уж витязя стрелою мчит.
        И дни бегут; желтеют нивы;
        С дерев спадает дряхлый лист;
        В лесах осенний ветра свист
        Певиц пернатых заглушает;
        Тяжелый, пасмурный туман
        Нагие холмы обвивает;
        Зима приближилась - Руслан
        Свой путь отважно продолжает
        На дальный север; с каждым днем
        Преграды новые встречает:
        То бьется он с богатырем,
        То с ведьмою, то с великаном,
        То лунной ночью видит он,
        Как будто сквозь волшебный сон,
        Окружены седым туманом,
        Русалки, тихо на ветвях
        Качаясь, витязя младого
        С улыбкой хитрой на устах
        Манят, не говоря ни слова...
        Но тайным промыслом храним,
        Бесстрашный витязь невредим;
        В его душе желанье дремлет,
        Он их не видит, им не внемлет,
        Одна Людмила всюду с ним.
        Но между тем, никем не зрима,
        От нападений колдуна
        Волшебной шапкою хранима,
        Что делает моя княжна,
        Моя прекрасная Людмила?
        Она, безмолвна и уныла,
        Одна гуляет по садам,
        О друге мыслит и вздыхает,
        Иль, волю дав своим мечтам,
        К родимым киевским полям
        В забвеньи сердца улетает;
        Отца и братьев обнимает,
        Подружек видит молодых
        И старых мамушек своих -
        Забыты плен и разлученье!
        Но вскоре бедная княжна
        Свое теряет заблужденье
        И вновь уныла и одна.
        Рабы влюбленного злодея,
        И день и ночь, сидеть не смея,
        Меж тем по замку, по садам
        Прелестной пленницы искали,
        Метались, громко призывали,
        Однако всё по пустякам.
        Людмила ими забавлялась:
        В волшебных рощах иногда
        Без шапки вдруг она являлась
        И кликала: "сюда, сюда!"
        И все бросались к ней толпою;
        Но в сторону - незрима вдруг -
        Она неслышною стопою
        От хищных убегала рук.
        Везде всечасно замечали
        Ее минутные следы:
        То позлащенные плоды
        На шумных ветвях исчезали,
        То капли ключевой воды
        На луг измятый упадали:
        Тогда наверно в замке знали,
        Что пьет иль кушает княжна.
        На ветвях кедра иль березы
        Скрываясь по ночам, она
        Минутного искала сна -
        Но только проливала слезы,
        Звала супруга и покой,
        Томилась грустью и зевотой,
        И редко, редко пред зарей,
        Склонясь ко древу головой,
        Дремала тонкою дремотой;
        Едва редела ночи мгла,
        Людмила к водопаду шла
        Умыться хладною струею:
        Сам карла утренней порою
        Однажды видел из палат,
        Как под невидимой рукою
        Плескал и брызгал водопад.
        С своей обычною тоскою
        До новой ночи, здесь и там,
        Она бродила по садам;
        Нередко под вечер слыхали
        Ее приятный голосок;
        Нередко в рощах поднимали
        Иль ею брошенный венок,
        Или клочки персидской шали,
        Или заплаканный платок.
        Жестокой страстью уязвленный,
        Досадой, злобой омраченный,
        Колдун решился наконец
        Поймать Людмилу непременно.
        Так Лемноса хромой кузнец,
        Прияв супружеский венец
        Из рук прелестной Цитереи,
        Раскинул сеть ее красам,
        Открыв насмешливым богам
        Киприды нежные затеи...
        Скучая, бедная княжна
        В прохладе мраморной беседки
        Сидела тихо близ окна
        И сквозь колеблемые ветки
        Смотрела на цветущий луг.
        Вдруг слышит - кличут: "милый друг!"
        И видит верного Руслана.
        Его черты, походка, стан;
        Но бледен он, в очах туман,
        И на бедре живая рана -
        В ней сердце дрогнуло. "Руслан!
        Руслан!.. он точно!" И стрелою
        К супругу пленница летит,
        В слезах, трепеща, говорит:
        "Ты здесь... ты ранен... что с тобою?"
        Уже достигла, обняла:
        О ужас... призрак исчезает!
        Княжна в сетях; с ее чела
        На землю шапка упадает.
        Хладея, слышит грозный крик:
        "Она моя!" и в тот же миг
        Зрит колдуна перед очами.
        Раздался девы жалкий стон,
        Падет без чувств - и дивный сон
        Объял несчастную крылами.
        Что будет с бедною княжной!
        О страшный вид: волшебник хилый
        Ласкает дерзостной рукой
        Младые прелести Людмилы!
        Ужели счастлив будет он?
        Чу... вдруг раздался рога звон,
        И кто-то карлу вызывает.
        В смятеньи, бледный чародей
        На деву шапку надевает;
        Трубят опять; звучней, звучней!
        И он летит к безвестной встрече,
        Закинув бороду за плечи.
        ПЕСНЬ ПЯТАЯ.
        Ax, как мила моя княжна!
        Мне нрав ее всего дороже:
        Она чувствительна, скромна,
        Любви супружеской верна,
        Немножко ветрена... так что же?
        Еще милее тем она.
        Всечасно прелестию новой
        Умеет нас она пленить;
        Скажите: можно ли сравнить
        Ее с Дельфирою суровой?
        Одной - судьба послала дар
        Обворожать сердца и взоры;
        Ее улыбка, разговоры
        Во мне любви рождают жар.
        А та - под юбкою гусар,
        Лишь дайте ей усы да шпоры!
        Блажен, кого под вечерок
        В уединенный уголок
        Моя Людмила поджидает
        И другом сердца назовет;
        Но, верьте мне, блажен и тот,
        Кто от Дельфиры убегает
        И даже с нею незнаком.
        Да, впрочем, дело не о том!
        Но кто трубил? Кто чародея
        На сечу грозну вызывал?
        Кто колдуна перепугал?
        Руслан. Он, местью пламенея,
        Достиг обители злодея.
        Уж витязь под горой стоит,
        Призывный рог, как буря, воет,
        Нетерпеливый конь кипит
        И снег копытом мочным роет.
        Князь карлу ждет. Внезапно он
        По шлему крепкому стальному
        Рукой незримой поражен;
        Удар упал подобно грому;
        Руслан подъемлет смутный взор
        И видит - прямо над главою -
        С подъятой, страшной булавою
        Летает карла Черномор.
        Щитом покрывшись, он нагнулся,
        Мечом потряс и замахнулся;
        Но тот взвился под облака;
        На миг исчез - и свысока
        Шумя летит на князя снова.
        Проворный витязь отлетел,
        И в снег с размаха рокового
        Колдун упал - да там и сел;
        Руслан, не говоря ни слова,
        С коня долой, к нему спешит,
        Поймал, за бороду хватает,
        Волшебник силится, кряхтит
        И вдруг с Русланом улетает...
        Ретивый конь вослед глядит;
        Уже колдун под облаками;
        На бороде герой висит;
        Летят над мрачными лесами,
        Летят над дикими горами,
        Летят над бездною морской;
        От напряженья костенея,
        Руслан за бороду злодея
        Упорной держится рукой.
        Меж тем, на воздухе слабея
        И силе русской изумясь,
        Волшебник гордому Руслану
        Коварно молвит: "слушай, князь!
        Тебе вредить я перестану;
        Младое мужество любя,
        Забуду всё, прощу тебя,
        Спущусь - но только с уговором..."
        "Молчи, коварный чародей! -
        Прервал наш витязь: - с Черномором,
        С мучителем жены своей,
        Руслан не знает договора!
        Сей грозный меч накажет вора.
        Лети хоть до ночной звезды,
        А быть тебе без бороды!"
        Боязнь объемлет Черномора;
        В досаде, в горести немой,
        Напрасно длинной бородой
        Усталый карла потрясает:
        Руслан ее не выпускает
        И щиплет волосы порой.
        Два дни колдун героя носит,
        На третий он пощады просит:
        "О рыцарь, сжалься надо мной;
        Едва дышу; нет мочи боле;
        Оставь мне жизнь, в твоей я воле;
        Скажи - спущусь, куда велишь..."
        "Теперь ты наш: ага, дрожишь!
        Смирись, покорствуй русской силе!
        Неси меня к моей Людмиле".
        Смиренно внемлет Черномор;
        Домой он с витязем пустился;
        Летит - и мигом очутился
        Среди своих ужасных гор.
        Тогда Руслан одной рукою
        Взял меч сраженной головы
        И, бороду схватив другою,
        Отсек ее, как горсть травы.
        "Знай наших! - молвил он жестоко, -
        Что, хищник, где твоя краса?
        Где сила?" и на шлем высокой
        Седые вяжет волоса;
        Свистя зовет коня лихого;
        Веселый конь летит и ржет;
        Наш витязь карлу чуть живого
        В котомку за седло кладет,
        А сам, боясь мгновенья траты,
        Спешит на верх горы крутой,
        Достиг, и с радостной душой
        Летит в волшебные палаты.
        Вдали завидя шлем брадатый,
        Залог победы роковой,
        Пред ним арапов чудный рой,
        Толпы невольниц боязливых,
        Как призраки, со всех сторон
        Бегут - и скрылись. Ходит он
        Один средь храмин горделивых,
        Супругу милую зовет -
        Лишь эхо сводов молчаливых
        Руслану голос подает;
        В волненьи чувств нетерпеливых
        Он отворяет двери в сад -
        Идет, идет - и не находит;
        Кругом смущенный взор обводит -
        Всё мертво: рощицы молчат,
        Беседки пусты; на стремнинах,
        Вдоль берегов ручья, в долинах,
        Нигде Людмилы следу нет,
        И ухо ничего не внемлет.
        Внезапный князя хлад объемлет,
        В очах его темнеет свет,
        В уме возникли мрачны думы...
        "Быть может, горесть... плен угрюмый...
        Минута... волны..." В сих мечтах
        Он погружен. С немой тоскою
        Поникнул витязь головою;
        Его томит невольный страх;
        Недвижим он, как мертвый камень;
        Мрачится разум; дикий пламень
        И яд отчаянной любви
        Уже текут в его крови.
        Казалось - тень княжны прекрасной
        Коснулась трепетным устам...
        И вдруг, неистовый, ужасный,
        Стремится витязь по садам;
        Людмилу с воплем призывает,
        С холмов утесы отрывает,
        Всё рушит, всё крушит мечом -
        Беседки, рощи упадают,
        Древа, мосты в волнах ныряют,
        Степь обнажается кругом!
        Далеко гулы повторяют
        И рев, и треск, и шум, и гром;
        Повсюду меч звенит и свищет,
        Прелестный край опустошен -
        Безумный витязь жертвы ищет,
        С размаха вправо, влево он
        Пустынный воздух рассекает...
        И вдруг - нечаянный удар
        С княжны невидимой сбивает
        Прощальный Черномора дар...
        Волшебства вмиг исчезла сила:
        В сетях открылася Людмила!
        Не веря сам своим очам,
        Нежданным счастьем упоенный,
        Наш витязь падает к ногам
        Подруги верной, незабвенной,
        Целует руки, сети рвет,
        Любви, восторга слезы льет,
        Зовет ее - но дева дремлет,
        Сомкнуты очи и уста,
        И сладострастная мечта
        Младую грудь ее подъемлет.
        Руслан с нее не сводит глаз,
        Его терзает вновь кручина. ..
        Но вдруг знакомый слышит глас
        Глас добродетельного Финна:
        "Мужайся, князь! В обратный путь
        Ступай со спящею Людмилой;
        Наполни сердце новой силой,
        Любви и чести верен будь.
        Небесный гром на злобу грянет,
        И воцарится тишина -
        И в светлом Киеве княжна
        Перед Владимиром восстанет
        От очарованного сна".
        Руслан, сим гласом оживленный,
        Берет в объятия жену,
        И тихо с ношей драгоценной
        Он оставляет вышину
        И сходит в дол уединенный.
        В молчаньи, с карлой за седлом,
        Поехал он своим путем;
        В его руках лежит Людмила
        Свежа, как вешняя заря,
        И на плечо богатыря
        Лицо спокойное склонила.
        Власами, свитыми в кольцо,
        Пустынный ветерок играет;
        Как часто грудь ее вздыхает!
        Как часто тихое лицо
        Мгновенной розою пылает!
        Любовь и тайная мечта
        Русланов образ ей приносят,
        И с томным шопотом уста
        Супруга имя произносят...
        В забвеньи сладком ловит oн
        Ее волшебное дыханье,
        Улыбку, слезы, нежный стон
        И сонных персей волнованье...
        Меж тем, по долам, по горам,
        И в белый день, и по ночам,
        Наш витязь едет непрестанно.
        Еще далек предел желанный,
        А дева спит. Но юный князь,
        Бесплодным пламенем томясь,
        Ужель, страдалец постоянный,
        Супругу только сторожил
        И в целомудренном мечтанье,
        Смирив нескромное желанье,
        Свое блаженство находил?
        Монах, который сохранил
        Потомству верное преданье
        О славном витязе моем,
        Нас уверяет смело в том:
        И верю я! Без разделенья
        Унылы, грубы наслажденья:
        Мы прямо счастливы вдвоем.
        Пастушки, сон княжны прелестной
        Не походил на ваши сны,
        Порой томительной весны,
        На мураве, в тени древесной.
        Я помню маленький лужок
        Среди березовой дубравы,
        Я помню темный вечерок,
        Я помню Лиды сон лукавый...
        Ах, первый поцелуй любви,
        Дрожащий, легкий, торопливый,
        Не разогнал, друзья мои,
        Ее дремоты терпеливой...
        Но полно, я болтаю вздор!
        К чему любви воспоминанье?
        Ее утеха и страданье
        Забыты мною с давних пор;
        Теперь влекут мое вниманье
        Княжна, Руслан и Черномор.
        Пред ними стелется равнина,
        Где ели изредка взошли;
        И грозного холма вдали
        Чернеет круглая вершина
        Небес на яркой синеве.
        Руслан глядит - и догадался,
        Что подъезжает к голове;
        Быстрее борзый конь помчался
        Уж видно чудо из чудес;
        Она глядит недвижным оком;
        Власы ее как черный лес,
        Поросший на челе высоком;
        Ланиты жизни лишены,
        Свинцовой бледностью покрыты;
        Уста огромные открыты,
        Огромны зубы стеснены ..
        Над полумертвой головою
        Последний день уж тяготел.
        К ней храбрый витязь прилетел
        С Людмилой, с карлой за спинок
        Он крикнул: "здравствуй, голова!
        Я здесь! наказан твой изменник!
        Гляди: вот он, злодей наш пленник!"
        И князя гордые слова
        Ее внезапно оживили,
        На миг в ней чувство разбудили,
        Очнулась будто ото сна,
        Взглянула, страшно застонала...
        Узнала витязя она
        И брата с ужасом узнала.
        Надулись ноздри; на щеках
        Багровый огнь еще родился,
        И в умирающих глазах
        Последний гнев изобразился.
        В смятеньи, в бешенстве немом
        Она зубами скрежетала
        И брату хладным языком
        Укор невнятный лепетала...
        Уже ее в тот самый час
        Кончалось долгое страданье:
        Чела мгновенный пламень гас,
        Слабело тяжкое дыханье,
        Огромный закатился взор,
        И вскоре князь и Черномор
        Узрели смерти содроганье...
        Она почила вечным сном.
        В молчаньи витязь удалился;
        Дрожащий карлик за седлом
        Не смел дышать, не шевелился
        И чернокнижным языком
        Усердно демонам молился.
        На склоне темных берегов
        Какой-то речки безымянной,
        В прохладном сумраке лесов,
        Стоял поникшей хаты кров,
        Густыми соснами венчанный.
        В теченьи медленном река
        Вблизи плетень из тростника
        Волною сонной омывала
        И вкруг него едва журчала
        При легком шуме ветерка.
        Долина в сих местах таилась,
        Уединенна и темна;
        И там, казалось, тишина
        С начала мира воцарилась.
        Руслан остановил коня.
        Всё было тихо, безмятежно;
        От рассветающего дня
        Долина с рощею прибрежной
        Сквозь утренний сияла дым.
        Руслан на луг жену слагает,
        Садится близ нее, вздыхает
        С уныньем сладким и немым;
        И вдруг он видит пред собою
        Смиренный парус челнока
        И слышит песню рыбака
        Над тихоструйною рекою.
        Раскинув невод по волнам,
        Рыбак, на весла наклоненный,
        Плывет к лесистым берегам,
        К порогу хижины смиренной.
        И видит добрый князь Руслан:
        Челнок ко брегу приплывает;
        Из темной хаты выбегает
        Младая дева; стройный стан,
        Власы, небрежно распущенны,
        Улыбка, тихий взор очей,
        И грудь, и плечи обнаженны,
        Всё мило, всё пленяет в ней.
        И вот они, обняв друг друга,
        Садятся у прохладных вод,
        И час беспечного досуга
        Для них с любовью настает.
        Но в изумленьи молчаливом
        Кого же в рыбаке счастливом
        Наш юный витязь узнает?
        Хазарский хан, избранный славой,
        Ратмир, в любви, в войне кроваво:
        Его соперник молодой,
        Ратмир в пустыне безмятежной
        Людмилу, славу позабыл
        И им навеки изменил
        В объятиях подруги нежной.
        Герой приближился, и вмиг
        Отшельник узнает Руслана,
        Встает, летит. Раздался крик...
        И обнял князь младого хана.
        "Что вижу я? - спросил герой, -
        Зачем ты здесь, зачем оставил
        Тревоги жизни боевой
        И меч, который ты прославил?"
        "Мой друг, - ответствовал рыбак, -
        Душе наскучил бранной славы
        Пустой и гибельный призрак.
        Поверь: невинные забавы,
        Любовь и мирные дубравы
        Милее сердцу во сто крат -
        Теперь, утратив жажду брани,
        Престал платить безумству дани,
        И, верным счастием богат,
        Я всё забыл, товарищ милый,
        Всё, даже прелести Людмилы".
        "Любезный хан, я очень рад! -
        Сказал Руслан; - она со мною".
        "Возможно ли, какой судьбою?
        Что слышу? Русская княжна...
        Она с тобою, где ж она?
        Позволь... но нет, боюсь измены;
        Моя подруга мне мила;
        Моей счастливой перемены
        Она виновницей была;
        Она мне жизнь, она мне радость!
        Она мне возвратила вновь
        Мою утраченную младость,
        И мир, и чистую любовь.
        Напрасно счастье мне сулили
        Уста волшебниц молодых;
        Двенадцать дев меня любили:
        Я для нее покинул их;
        Оставил терем их веселый,
        В тени хранительных дубров;
        Сложил и меч и шлем тяжелый,
        Забыл и славу и врагов.
        Отшельник мирный и безвестный,
        Остался в счастливой глуши,
        С тобой, друг милый, друг прелестный,
        С тобою, свет моей души!"
        Пастушка милая внимала
        Друзей открытый разговор
        И, устремив на хана взор,
        И улыбалась и вздыхала.
        Рыбак и витязь на брегах
        До темной ночи просидели
        С душой и сердцем на устах -
        Часы невидимо летели.
        Чернеет лес, темна гора;
        Встает луна - всё тихо стало
        Герою в путь давно пора -
        Накинув тихо покрывало
        На деву спящую, Руслан
        Идет и на коня садится;
        Задумчиво безмолвный хан
        Душой вослед ему стремится,
        Руслану счастия, побед
        И славы и любви желает...
        И думы гордых, юных лет
        Невольной грустью оживляет...
        Зачем судьбой не суждено
        Моей непостоянной лире
        Геройство воспевать одно
        И с ним (незнаемые в мире)
        Любовь и дружбу старых лет?
        Печальной истины поэт,
        Зачем я должен для потомства
        Порок и злобу обнажать
        И тайны козни вероломства
        В правдивых песнях обличать?
        Княжны искатель недостойный,
        Охоту к славе потеряв,
        Никем не знаемый Фарлаф
        В пустыне дальней и спокойной
        Скрывался и Наины ждал.
        И час торжественный настал.
        К нему волшебница явилась,
        Вещая: "знаешь ли меня?
        Ступай за мной; седлай коня!"
        И ведьма кошкой обратилась;
        Оседлан конь, она пустилась;
        Тропами мрачными дубрав
        За нею следует Фарлаф.
        Долина тихая дремала,
        В ночной одетая туман,
        Луна во мгле перебегала
        Из тучи в тучу и курган
        Мгновенным блеском озаряла.
        Под ним в безмолвии Руслан
        Сидел с обычною тоскою
        Пред усыпленною княжною.
        Глубоку думу думал он,
        Мечты летели за мечтами,
        И неприметно веял сон
        Над ним холодными крылами.
        На деву смутными очами
        В дремоте томной он взглянул
        И, утомленною главою
        Склонясь к ногам ее, заснул.
        И снится вещий сон герою:
        Он видит, будто бы княжна
        Над страшной бездны глубиною
        Стоит недвижна и бледна...
        И вдруг Людмила исчезает,
        Стоит один над бездной он...
        Знакомый глас, призывный стон
        Из тихой бездны вылетает...
        Руслан стремится за женой;
        Стремглав летит во тьме глубокой.
        И видит вдруг перед собой:
        Владимир, в гриднице высокой,
        В кругу седых богатырей,
        Между двенадцатью сынами,
        С толпою названных гостей
        Сидит за браными столами.
        И так же гневен старый князь,
        Как в день ужасный расставанья,
        И все сидят не шевелясь,
        Не смея перервать молчанья.
        Утих веселый шум гостей,
        Не ходит чаша круговая...
        И видит он среди гостей
        В бою сраженного Рогдая:
        Убитый, как живой, сидит;
        Из опененного стакана
        Он, весел, пьет и не глядит
        На изумленного Руслана.
        Князь видит и младого хана,
        Друзей и недругов... и вдруг
        Раздался гуслей беглый звук
        И голос вещего Баяна,
        Певца героев и забав.
        Вступает в гридницу Фарлаф,
        Ведет он за руку Людмилу;
        Но старец, с места не привстав,
        Молчит, склонив главу унылу,
        Князья, бояре - все молчат,
        Душевные движенья кроя.
        И всё исчезло - смертный хлад
        Объемлет спящего героя.
        В дремоту тяжко погружен,
        Он льет мучительные слезы,
        В волненьи мыслит: это coн!
        Томится, но зловещей грезы,
        Увы, прервать не в силах он.
        Луна чуть светит над горою;
        Объяты рощи темнотою,
        Долина в мертвой тишине...
        Изменник едет на коне.
        Перед ним открылася поляна;
        Он видит сумрачный курган;
        У ног Людмилы спит Руслан,
        И ходит конь кругом кургана
        Фарлаф с боязнию глядит;
        В тумане ведьма исчезает,
        В нем сердце замерло, дрожит,
        Из хладных рук узду роняет,
        Тихонько обнажает меч,
        Готовясь витязя без боя
        С размаха надвое рассечь...
        К нему подъехал. Конь героя,
        Врага почуя, закипел,
        Заржал и топнул. Знак напрасный!
        Руслан не внемлет; сон ужасный,
        Как груз, над ним отяготел!..
        Изменник, ведьмой ободренный,
        Герою в грудь рукой презренной
        Вонзает трижды хладну сталь...
        И мчится боязливо вдаль
        С своей добычей драгоценной.
        Всю ночь бесчувственный Руслан
        Лежал во мраке под горою.
        Часы летели. Кровь рекою
        Текла из воспаленных ран.
        Поутру, взор открыв туманный,
        Пуская тяжкий, слабый стон,
        С усильем приподнялся он,
        Взглянул, поник главою бранной -
        И пал недвижный, бездыханный.
        ПЕСНЬ ШЕСТАЯ.
        Ты мне велишь, о друг мой нежный,
        На лире легкой и небрежной
        Старинны были напевать
        И музе верной посвящать
        Часы бесценного досуга...
        Ты знаешь, милая подруга:
        Поссорясь с ветреной молвой,
        Твой друг, блаженством упоенный,
        Забыл и труд уединенный,
        И звуки лиры дорогой.
        От гармонической забавы
        Я, негой упоен, отвык...
        Дышу тобой - и гордой славы
        Невнятен мне призывный клик!
        Меня покинул тайный гений
        И вымыслов, и сладких дум;
        Любовь и жажда наслаждений
        Одни преследуют мой ум.
        Но ты велишь, но ты любила
        Рассказы прежние мои,
        Преданья славы и любви;
        Мой богатырь, моя Людмила,
        Владимир, ведьма, Черномор,
        И Финна верные печали
        Твое мечтанье занимали;
        Ты, слушая мой легкий вздор,
        С улыбкой иногда дремала;
        Но иногда свой нежный взор
        Нежнее на певца бросала...
        Решусь; влюбленный говорун,
        Касаюсь вновь ленивых струн;
        Сажусь у ног твоих и снова
        Бренчу про витязя младого.
        Но что сказал я? Где Руслан?
        Лежит он мертвый в чистом поле;
        Уж кровь его не льется боле,
        Над ним летает жадный вран,
        Безгласен рог, недвижны латы,
        Не шевелится шлем косматый!
        Вокруг Руслана ходит конь,
        Поникнув гордой головою,
        В его глазах исчез огонь!
        Не машет гривой золотою,
        Не тешится, не скачет он,
        И ждет, когда Руслан воспрянет...
        Но князя крепок хладный сон,
        И долго щит его не грянет.
        А Черномор? Он за седлом,
        В котомке, ведьмою забытый,
        Еще не знает ни о чем;
        Усталый, сонный и сердитый
        Княжну, героя моего
        Бранил от скуки молчаливо;
        Не слыша долго ничего,
        Волшебник выглянул - о диво!
        Он видит, богатырь убит;
        В крови потопленный лежит;
        Людмилы нет, всё пусто в поле;
        Злодей от радости дрожит
        И мнит: свершилось, я на воле!
        Но старый карла был неправ.
        Меж тем, Наиной осененный,
        С Людмилой, тихо усыпленной,
        Стремится к Киеву Фарлаф:
        Летит, надежды, страха полный;
        Пред ним уже днепровски волны
        В знакомых пажитях шумят;
        Уж видит златоверхий град;
        Уже Фарлаф по граду мчится,
        И шум на стогнах восстает;
        В волненьи радостном народ
        Валит за всадником, теснится;
        Бегут обрадовать отца:
        И вот изменник у крыльца.
        Влача в душе печали бремя,
        Владимир-солнышко в то время
        В высоком тереме своем
        Сидел, томясь привычной думой.
        Бояре, витязи кругом
        Сидели с важностью угрюмой.
        Вдруг внемлет он: перед крыльцом
        Волненье, крики, шум чудесный;
        Дверь отворилась; перед ним
        Явился воин неизвестный;
        Все встали с топотом глухим
        И вдруг смутились, зашумели:
        "Людмила здесь! Фарлаф... ужели?"
        В лице печальном изменясь,
        Встает со стула старый князь,
        Спешит тяжелыми шагами
        К несчастной дочери своей,
        Подходит; отчими руками
        Он хочет прикоснуться к ней;
        Но дева милая не внемлет,
        И очарованная дремлет
        В руках убийцы - все глядят
        На князя в смутном ожиданьи;
        И старец беспокойный взгляд
        Вперил на витязя в молчаньи.
        Но, хитро перст к устам прижав,
        "Людмила спит, - сказал Фарлаф: -
        Я так нашел ее недавно
        В пустынных муромских лесах
        У злого лешего в руках;
        Там совершилось дело славно;
        Три дня мы билися; луна
        Над боем трижды подымалась;
        Он пал, а юная княжна
        Мне в руки сонною досталась;
        И кто прервет сей дивный сон?
        Когда настанет пробужденье?
        Не знаю - скрыт судьбы закон!
        А нам надежда и терпенье
        Одни остались в утешенье".
        И вскоре с вестью роковой
        Молва по граду полетела;
        Народа пестрою толпой
        Градская площадь закипела;
        Печальный терем всем открыт;
        Толпа волнуется, валит
        Туда, где на одре высоком,
        На одеяле парчевом
        Княжна лежит во сне глубоком;
        Князья и витязи кругом
        Стоят унылы; гласы трубны,
        Рога, тимпаны, гусли, бубны
        Гремят над нею; старый князь,
        Тоской тяжелой изнурясь,
        К ногам Людмилы сединами
        Приник с безмолвными слезами;
        И бледный близ него Фарлаф
        В немом раскаяньи, в досаде,
        Трепещет, дерзость потеряв.
        Настала ночь. Никто во граде
        Очей бессонных не смыкал;
        Шумя, теснились все друг к другу:
        О чуде всякой толковал;
        Младой супруг свою супругу
        В светлице скромной забывал.
        Но только свет луны двурогой
        Исчез пред утренней зарей,
        Весь Киев новою тревогой
        Смутился! Клики, шум и вой
        Возникли всюду. Киевляне
        Толпятся на стене градской...
        И видят: в утреннем тумане
        Шатры белеют за рекой;
        Щиты, как зарево, блистают,
        В полях наездники мелькают,
        Вдали подъемля черный прах;
        Идут походные телеги,
        Костры пылают на холмах.
        Беда: восстали печенеги!
        Но в это время вещий Финн,
        Духов могучий властелин,
        В своей пустыне безмятежной,
        С спокойным сердцем ожидал,
        Чтоб день судьбины неизбежной,
        Давно предвиденный, восстал.
        В немой глуши степей горючих,
        За дальной цепью диких гор,
        Жилища ветров, бурь гремучих,
        Куда и ведьмы смелый взор
        Проникнуть в поздний час боится,
        Долина чудная таится,
        И в той долине два ключа:
        Один течет волной живою,
        По камням весело журча,
        Тот льется мертвою водою.
        Кругом всё тихо, ветры спят,
        Прохлада вешняя не веет,
        Столетни сосны не шумят,
        Не вьются птицы, лань не смеет
        В жар летний пить из тайных вод;
        Чета духов с начала мира,
        Безмолвная на лоне мира,
        Дремучий берег стережет...
        С двумя кувшинами пустыми
        Предстал отшельник перед ними;
        Прервали духи давний сон
        И удалились страха полны.
        Склонившись, погружает он
        Сосуды в девственные волны;
        Наполнил, в воздухе пропал,
        И очутился в два мгновенья
        В долине, где Руслан лежал
        В крови, безгласный, без движенья;
        И стал над рыцарем старик,
        И вспрыснул мертвою водою,
        И раны засияли вмиг,
        И труп чудесной красотою
        Процвел; тогда водой живою
        Героя старец окропил,
        И бодрый, полный новых сил,
        Трепеща жизнью молодою,
        Встает Руслан, на ясный день
        Очами жадными взирает,
        Как безобразный сон, как тень,
        Перед ним минувшее мелькает.
        Но где Людмила? Он один!
        В нем сердце вспыхнув замирает.
        Вдруг витязь вспрянул; вещий Финн
        Его зовет и обнимает:
        "Судьба свершилась, о мой сын!
        Тебя блаженство ожидает;
        Тебя зовет кровавый пир;
        Твой грозный меч бедою грянет;
        На Киев снидет кроткий мир,
        И там она тебе предстанет.
        Возьми заветное кольцо,
        Коснися им чела Людмилы,
        И тайных чар исчезнут силы,
        Врагов смутит твое лицо,
        Настанет мир, погибнет злоба.
        Достойны счастья будьте оба!
        Прости надолго, витязь мой!
        Дай руку... там, за дверью гроба
        Не прежде - свидимся с тобой!"
        Сказал, исчезнул. Упоенный
        Восторгом пылким и немым,
        Руслан, для жизни пробужденный,
        Подъемлет руки вслед за ним...
        Но ничего не слышно боле!
        Руслан один в пустынном поле;
        Запрыгав, с карлой за седлом,
        Русланов конь нетерпеливый
        Бежит и ржет, махая гривой;
        Уж князь готов, уж он верхом,
        Уж он летит живой и здравый
        Через поля, через дубравы.
        Но между тем какой позор
        Являет Киев осажденный?
        Там, устремив на нивы взор,
        Народ, уныньем пораженный,
        Стоит на башнях и стенах
        И в страхе ждет небесной казни;
        Стенанья робкие в домах,
        На стогнах тишина боязни;
        Один, близ дочери своей,
        Владимир в горестной молитве;
        И храбрый сонм богатырей
        С дружиной верною князей
        Готовится к кровавой битве.
        И день настал. Толпы врагов
        С зарею двинулись с холмов;
        Неукротимые дружины,
        Волнуясь, хлынули с равнины
        И потекли к стене градской;
        Во граде трубы загремели,
        Бойцы сомкнулись, полетели
        Навстречу рати удалой,
        Сошлись - и заварился бой.
        Почуя смерть, взыграли кони,
        Пошли стучать мечи о брони;
        Со свистом туча стрел взвилась,
        Равнина кровью залилась;
        Стремглав наездники помчались,
        Дружины конные смешались;
        Сомкнутой, дружною стеной
        Там рубится со строем строй;
        Со всадником там пеший бьется;
        Там конь испуганный несется;
        Там русский пал, там печенег;
        Там клики битвы, там побег;
        Тот опрокинут булавою;
        Тот легкой поражен стрелою;
        Другой, придавленный щитом,
        Растоптан бешеным конем...
        И длился бой до темной ночи;
        Ни враг, ни наш не одолел!
        За грудами кровавых тел
        Бойцы сомкнули томны очи,
        И крепок был их бранный сон;
        Лишь изредка на поле битвы
        Был слышен падших скорбный стон
        И русских витязей молитвы.
        Бледнела утренняя тень,
        Волна сребрилася в потоке,
        Сомнительный рождался день
        На отуманенном востоке.
        Яснели холмы и леса,
        И просыпались небеса.
        Еще в бездейственном покое
        Дремало поле боевое;
        Вдруг сон прервался: вражий стан
        С тревогой шумною воспрянул,
        Внезапный крик сражений грянул;
        Смутилось сердце киевлян;
        Бегут нестройными толпами
        И видят: в поле меж врагами,
        Блистая в латах, как в огне,
        Чудесный воин на коне
        Грозой несется, колет, рубит,
        В ревущий рог, летая, трубит...
        То был Руслан. Как божий гром,
        Наш витязь пал на басурмана;
        Он рыщет с карлой за седлом
        Среди испуганного стана.
        Где ни просвищет грозный меч,
        Где конь сердитый ни промчится,
        Везде главы слетают с плеч
        И с воплем строй на строй валится;
        В одно мгновенье бранный луг
        Покрыт холмами тел кровавых,
        Живых, раздавленных, безглавых,
        Громадой копий, стрел, кольчуг.
        На трубный звук, на голос боя
        Дружины конные славян
        Помчались по следам героя,
        Сразились... гибни, басурман!
        Объемлет ужас печенегов;
        Питомцы бурные набегов
        Зовут рассеянных коней,
        Противиться не смеют боле
        И с диким воплем в пыльном поле
        Бегут от киевских мечей,
        Обречены на жертву аду;
        Их сонмы русский меч казнит;
        Ликует Киев... Но по граду
        Могучий богатырь летит;
        В деснице держит меч победный;
        Копье сияет как звезда;
        Струится кровь с кольчуги медной;
        На шлеме вьется борода;
        Летит, надеждой окриленный,
        По стогнам шумным в княжий дом.
        Народ, восторгом упоенный,
        Толпится с кликами кругом,
        И князя радость оживила.
        В безмолвный терем входит он,
        Где дремлет чудным сном Людмила.
        Владимир, в думу погружен,
        У ног ее стоял унылый.
        Он был один. Его друзей
        Война влекла в поля кровавы.
        Но с ним Фарлаф, чуждаясь славы,
        Вдали от вражеских мечей,
        В душе презрев тревоги стана,
        Стоял на страже у дверей.
        Едва злодей узнал Руслана,
        В нем кровь остыла, взор погас,
        В устах открытых замер глас,
        И пал без чувств он на колена...
        Достойной казни ждет измена!
        Но, помня тайный дар кольца,
        Руслан летит к Людмиле спящей,
        Ее спокойного лица
        Касается рукой дрожащей...
        И чудо: юная княжна,
        Вздохнув, открыла светлы очи!
        Казалось, будто бы она
        Дивилася столь долгой ночи;
        Казалось, что какой-то сон
        Ее томил мечтой неясной,
        И вдруг узнала - это он!
        И князь в объятиях прекрасной.
        Воскреснув пламенной душой,
        Руслан не видит, не внимает,
        И старец в радости немой,
        Рыдая, милых обнимает.
        Чем кончу длинный мой paccказ?
        Ты угадаешь, друг мой милый!
        Неправый старца гнев погас,
        Фарлаф пред ним и пред Людмилой
        У ног Руслана объявил
        Свой стыд и мрачное злодейство;
        Счастливый князь ему простил;
        Лишенный силы чародейства,
        Был принят карла во дворец;
        И, бедствий празднуя конец,
        Владимир в гриднице высокой
        Запировал в семье своей.
        Дела давно минувших дней,
        Преданья старины глубокой.
        ЭПИЛОГ.
        Так, мира житель равнодушный,
        На лоне праздной тишины,
        Я славил лирою послушной
        Преданья темной старины.
        Я пел - и забывал обиды
        Слепого счастья и врагов,
        Измены ветреной Дориды
        И сплетни шумные глупцов.
        На крыльях вымысла носимый,
        Ум улетал за край земной;
        И между тем грозы незримой
        Сбиралась туча надо мной!..
        Я погибал... Святой хранитель
        Первоначальных, бурных дней,
        О дружба, нежный утешитель
        Болезненной души моей!
        Ты умолила непогоду;
        Ты сердцу возвратила мир;
        Ты сохранила мне свободу,
        Кипящей младости кумир!
        Забытый светом и молвою,
        Далече от брегов Невы,
        Теперь я вижу пред собою
        Кавказа гордые главы.
        Над их вершинами крутыми,
        На скате каменных стремнин,
        Питаюсь чувствами немыми
        И чудной прелестью картин
        Природы дикой и угрюмой;
        Душа, как прежде, каждый час
        Полна томительною думой -
        Но огнь поэзии погас.
        Ищу напрасно впечатлений:
        Она прошла, пора стихов,
        Пора любви, веселых снов,
        Пора сердечных вдохновений!
        Восторгов краткий день протек -
        И скрылась от меня навек
        Богиня тихих песнопений...
        А. С. ПУШКИН
        РЫБАК И ДЖИНН
        Однажды один рыбак выловил в море медный сосуд, запечатанный свинцовой печатью. Это был какой-то странный кувшин - необычной формы, и рыбак почему-то решил, что в нем спрятаны бесценные сокровища. К тому же ему не везло в этот день с уловом, а кувшин, даже не окажись в нем сокровищ, можно было продать меднику.
        На пробке этого небольшого сосуда был начертан символ, неизвестный рыбаку, - печать Соломона, царя и мастера. А внутри него томился грозный и могущественный джинн. Сам Соломон заключил его в медную темницу и бросил на дно моря, дабы избавить людей от его козней. Этот мятежный гений должен был пребывать в заключении до тех пор, пока не появится человек, который сумеет покорить его и возвратить на путь служения человечеству. Рыбак, конечно, ничего этого не знал. В его руках находился предмет, который он собирался исследовать и который мог оказаться ему полезным.
        Покрытый изумительно тонким узором, кувшин сверкал и переливался на солнце. "Конечно, в нем таятся редчайшие драгоценности", - заранее радовался рыбак.
        Забыв изречение: "Человек может пользоваться только тем, чем он умеет пользоваться", рыбак вытащил пробку и, торопясь увидеть содержимое сосуда, опрокинул его вверх дном и встряхнул. В кувшине не было ничего. Он поставил его перед собой на землю и тут вдруг заметил, что из горлышка выползает тонкая струйка дыма. Вот она стала завиваться, расти и, спустя мгновение, страшным черным столбом взметнулась к небу и превратилась в огромное и ужасное существо, которое гулким громоподобным голосом заревело: "Я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил. Я восстал против Соломона и по его приказу был заточен в этот сосуд. А теперь я уничтожу тебя".
        Рыбак в ужасе повалился на колени.
        - Неужели ты убьешь своего избавителя?! - воскликнул он.
        - Сейчас ты в этом убедишься, - прогремел джинн. - Я - порождение злого начала, и хотя я несколько тысячелетий томился в этой темнице, моя сущность духа-разрушителя ничуть не изменилась.
        Только теперь человек понял, как жестоко он ошибся, понадеявшись извлечь выгоду из неожиданного улова и при этом даже не подумав о том, что за неосторожность можно поплатиться жизнью.
        Он уж было совсем приготовился к смерти, но внезапно его взгляд упал на Соломонову печать на пробке, и его осенило.
        - Ты никак не мог выйти из этого кувшина, - сказал он джинну, - разве ты можешь поместиться в нем?
        - Как? - взревело чудовище, - ты не веришь мне, повелителю джиннов?!
        С этими словами дух снова превратился в тоненькую струйку дыма и исчез в сосуде. Быстро схватив пробку, рыбак крепко-накрепко запечатал отверстие и забросил кувшин в море.
        Прошло много лет, и вот однажды другой рыбак, внук первого, закинул свой невод в этом же месте и вытащил тот же самый сосуд. Он поставил кувшин на песок и уже собирался его откупорить, но остановился в нерешительности, потому что вспомнил совет, который получил от своего отца, а тот от своего, и совет этот гласил: "Человек может использовать только то, что знает, как использовать".
        Между тем дух, разбуженный толчками, подал голос из своей медной тюрьмы: "Сын Адама, кто бы ты ни был, распечатай кувшин и освободи меня, я - повелитель джиннов, обладатель чудесных сил". Помня завещанный ему совет, юноша осторожно отнес кувшин в пещеру, а сам отправился на вершину горы к мудрецу.
        Он обо всем рассказал мудрому человеку и спросил, как ему поступить. Мудрец ответил: "Отец дал тебе правильное наставление, и ты сам должен убедиться в его правильности, но прежде тебе необходимо знать, как за это взяться".
        - Так что же мне делать? - спросил юноша.
        - Ты, вероятно, уже знаешь, что бы тебе хотелось сделать?
        - Единственно чего я хочу, - это освободить джинна и получить от него волшебное знание или много золота и изумрудов, словом, все, что может дать джинн.
        - А подумал ли ты, что джинн, оказавшись на свободе, может не дать тебе всего этого или дать, а потом отнять, - ведь у тебя нет средств сохранить его дары, не говоря уже о том, что ты не знаешь, какие опасности подстерегают тебя, когда ты станешь владельцем несметных богатств, ибо "человек может использовать только то, что он знает, как использовать".
        - В таком случае, что вы мне посоветуете?
        - Придумай, как заставить джинна проявить свои силы. Испытай его могущество, но прежде найди способ обезопасить себя. Ищи знание, а не богатство, потому что богатство без знания бесполезно, и в нем причина всех наших несчастий.
        Итак, молодой человек отправился обратно к пещере, где он оставил кувшин, по дороге размышляя над словами мудреца. И, поскольку юноша был живой и сообразительный, он быстро разработал собственный план. Подняв кувшин, он встряхнул его, и в то же мгновение раздался ужасающий, хотя и заглушенный металлом голос джинна.
        - Во имя Соломона могущественного, мир да будет над ним, освободи меня, сын Адама!
        - Я не верю, что ты тот, за кого себя выдаешь. Может ли быть, чтобы ты был обладателем столь великого могущества, на которое притязаешь?
        - Ты не веришь мне?! Разве ты не знаешь, что я не умею лгать?
        - Я этого не знаю.
        - Но как же мне убедить тебя?
        - Можешь ли ты проявить свои силы сквозь стенки сосуда?
        - Могу, но с помощью этих сил мне не выбраться на волю.
        - Вот и прекрасно. Тогда сделай так, чтобы я узнал истину о том, о чем я сейчас думаю.
        В тот же миг рыбак узнал, откуда произошло изречение, которое он получил по наследству от деда. Он словно бы перенесся в прошлое и увидел все, что произошло между его дедом и джинном, а также осознал, как передать другим людям способ, которым они могли бы получить от джинна такое же знание. Еще он понял, что ничего больше он получить от джинна не сможет. И тогда он поступил так же, как его дед - отнес кувшин с джинном к морю и забросил его подальше.
        С тех пор рыбак не возвращался больше к своему прежнему ремеслу и всю свою жизнь разъяснял людям опасность попыток пользоваться тем, чем человек пользоваться не умеет.
        Но так как немногим людям попадаются кувшины с джиннами, его последователи, не зная ни одного мудреца, который мог бы предостеречь их в подобных случаях, извратили то, что они называли его "учением" и без конца повторяли историю своего основателя. Спустя какое-то время память о нем превратилась в религию, и последователи рыбака стали выставлять в богатых храмах, выстроенных специально для этой цели, самые обыкновенные медные сосуды. Глубоко почитая рыбака, они старались во всем ему подражать. Кувшин и сейчас, спустя много столетий, по-прежнему остается для этих людей святым символом и сокровенной тайной. Они пытаются любить друг друга, потому что любят древнего рыбака. И они собираются по определенным дням, и облачаются в прекрасные одежды, и совершают тщательно разработанный ритуал в месте, где он некогда обосновался и устроил свое скромное жилище.
        К святому месту толпами стекаются ревностные почитатели. Неизвестные им ученики того же мудреца живы по сей день; живы и истинные последователи рыбака. А на дне моря лежит медный кувшин со спящим джинном.
        Эта история в одном из вариантов хорошо знакома читателям арабских сказок "Тысяча и одна ночь".
        Здесь она представлена в том виде, в котором ее используют суфии. Интересно отметить, что "Знание, полученное от джинна", говорят, было источником могущества жившего в средние века в Неаполе чародея Вергилия, а также Герберта, который стал папой Сильвестром II в 999 году.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        РЫБИЙ ВЗГЛЯД
        Толстощёкий детсадовец Николай сидел за кухонным столом и неторопливо обедал. Он привык есть с хлебом и если у него кончался кусок, он , привстав, тянул руку за новым. Ухватив наверное уже третий кусок, Николай почувствовал себя несколько неловко - будто кто посторонний рассматривает его в упор как-то снизу. Он глянул в тарелку и увидел, что прямо из рыбного супа на него смотрят чьи-то внимательные глаза. Николай заорал и звонко шлёпнулся на пол, прикрыв голову на всякий случай руками.
        Перепуганный отец подбежал к ревущему малышу и, подобрав его с пола, спросил:
        - Что с тобой, Николай?
        - Смотрят оттуда,-всхлипывая от страха объяснил малыш.
        - Откуда?,-уточнил отец.
        - Из супа.
        Отец подошёл к столу, взял вилку и, немного повозившись в тарелке, извлёк два рыбьих глаза побелевших от варки. Он поднёс их к самому носу и, подумав, сказал:
        - Это какая-то рыба окунёвой породы, а точнее я смогу сказать, когда увижу плавники или хвост.
        Отец Николая был ихтиологом по профессии, а потому повёл сына к плите, где они, пошарив ложкой в большой кастрюле, достали из неё разваренный рыбий хвост.
        - Ну да,-сказал отец,-обыкновенный окунь морской, на вид ему месяцев шесть-семь, не больше, так что бояться его незачем.
        Когда успокоенный малыш вернулся к столу, то глаз на вилке не оказалось.
        - Папа, куда-то глаза делись, - сообщил он отцу.
        - Может закатились куда-нибудь. Ты лучше обедай, а то суп остынет.
        Малыш послушно взял ложку и, наклонившись к тарелке, снова увидел внимательные глаза. Они на этот раз смотрели сердито и строго, иногда для пущего страха вращаясь из стороны в сторону. Николай вздрогнул, но, вспомнив рассказ отца, теперь уже без всякой боязни подцепил их ложкой и отправил себе в рот.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        РЫБНОЕ МЕСТО
        Рыбное место
        Царь Горох сидел, свесив ножки, на высоком крутом берегу широкой реки, которая текла не спеша по самой границе царства. Правда, за границей иного государства не было, а была дикая степь, в которую даже прогуляться никто не выходил. До того она дикая была, что всякого путника норовила за пятку куснуть. А что дальше за степью творится, никто того не знал.
        Царство у царя Гороха было невеликое, и заботы от него немного было. С дворов крестьянских , которых всего-то сотни три было, сбор хлебный воевода делал, а при воеводе войска было - десяток стрельцов. На все царство водился только один разбойник, Ванька Каин, да и тот как раз в остроге сидел. Так что дел государственных негусто было, и царь с утра пораньше к реке бежал червяка купить. Народ-то думал, будто государь рыбу ловит, но сам-то он знал, что это дело бесполезное... В те времена рыба не то что на червяка - на деньгу золотую и то не клевала.
        Это сейчас рыба молчит, как рыба, а тогда любой пескарик, даже самый мелкий, говорить умел, а сомы книжки читали, лежа на дне в самых тихих заводях. Черви тоже не дураки были, знали, что, если они плещутся, с крючка не слезая, никакая живность на них не клюнет, и, значит, на крючке для них самое безопасное место.
        А лягушки, сидя на кувшинках, не просто квакали, а хором песни пели. Вечерами после работы народ толпами к реке ходил песни лягушачьи слушать, а если что понравится, так и подпевали все. Говорят, однажды из далекой Фуфляндии войско несметное пришло Горохово царство воевать, да, до реки дойдя, так лягушачьим пением заслушалось, что и забыло, за каким лихом в такую даль топало.
        И все хорошо было б: и царь при деле, и червяк доволен, и рыба цела, и народу весело, да вдруг приключилась этакая напасть. Показались из-за утеса прибрежного челнов дюжина, на каждом по дюжине купцов заморских, да у каждого по дюжине коробов с товарами. Видно, издалека плыли, да ни одной ярмарки по дороге не повстречали.
        Все бы ладно, да только в царстве Гороховом казна была пуста уж давным-давно - еще дед царев, гулена известный, постарался. Хорошо хоть корона уцелела. Так что товары заморские и купить-то было не на что даже царю самому, а уж прочим и подавно. Хотел царь Горох по-тихому с берега уйти, глядишь - купцы его царства и не заметили бы, но на первом челне на мачте мальчонка сидел уж больно глазастый. Глянул он на берег да как закричит: "Глядите-царь!" Тут все челны к нему повернули, а купцы стали на берег выпрыгивать и товары свои раскладывать - и шелка китайские, и ковры персидские, и сабельки дамасские, и кренделя генуэзские, даже на вид такие вкусные, что пальчики оближешь.
        Облизал царь Горох себе пальчики и пошел на казну свою глядеть - вдруг какой ефимок золотой в щелочку закатился. Но куда там, даже сам царский казначей уже много лет без зарплаты сидел, как все нормальные люди, но не жаловался - работы-то у него тоже не было. Схватил царь сундук пустой да и пошел с горя в реку его выбрасывать. Дотащил до берега еле-еле, а тут к нему купцы подбегают, да и спрашивают, мол, у вас тут рыба ловится, а можно, дескать, и нам половить... Царь тут же смекнул свою выгоду и говорит:
        - Можно. Только сперва надо пошлину в казну заплатить - по три алтына серебром за крючок, да по алтыну за ивовую ветку - удочек-то у вас, поди, с собой и нету, - да пол-алтына за червяка.
        Черви, которые поблизости были, тут же в землю поглубже забрались от обиды, что за них всего пол-алтына...
        Купцы тут же за пояса полезли деньги доставать да и чуть не полный сундук серебра царю навалили, а у кого серебра не было, те по золотой деньге кинули. Тут же начали удочки ладить и в реку червяков на крючках забрасывать. Думал царь, что посидят они рядышком денек-другой, и поплывут гости своей дорогой. Но как только червяки плескаться начали, так и клев пошел - и караси, и щуки, и осетры, и стерлядь. Купцы только успевали их в бочки с водой запускать да на челны оттаскивать. Не прошло и часу, как загрузились они под завязку и отплыли восвояси.
        Посмотрел царь им вослед и решил на рыбу обидеться - что ж она только у чужих клюет...
        Тут из воды высунулся Сом Ставридович, царь речной, и тоже вслед челнам глядит.
        - Что ж ты, Сом Ставридович, своих-то обижаешь? - попенял ему тут царь Горох. - Гости-то полчаса посидели, полные бочки наловили...
        - Да это все молодежь... - отвечал царь речной. - Они и так собрались за море плыть. Надоело, говорят, на родине... Хотим, говорят, мир посмотреть, себя показать...
        ЖЕНЯ БОРОЗДИНА
        РЫЖАЯ СКАЗКА
        Рыжая кошка была такой маленькой, что еще не успела узнать о том, что рыжих кошек на свете не так уж много. Гораздо меньше, чем, например, серых. И о том, что рыжий цвет — не простой, как, скажем, цвет серый. Зато маленькая кошка знала, что такое друг. Ее друга звали Солнце.
        Они познакомились недавно на крылечке дома. Солнце проплывало по небу и увидело внизу что-то очень рыжее. Солнце прищурилось и спросило:
        — Это кто там? Не мой солнечный зайчик? Рыжка (в золотых лучах она правда казалась чем-то солнечным) подняла мордочку и ответила обиженно:
        — Какой же я зайчик? Я — кошка. Меховая, а вовсе не солнечная.
        — Точно, рыжая кошка. Да ты не обижайся. Разглядеть трудно: маленькая очень.
        — Вырасту!
        — Конечно, — прозвенело Солнце. — А мне показалось, зайчик мой сбежал без разрешения. Непорядок ведь?
        Так они и подружились. Доброе взрослое Солнце проплывало над крылечком в полдень. Медленно, чтобы Рыжка погрелась в его лучах. А еще Солнце рассказывало ей, что происходит в небе, какая туча с какой молнией поссорились и какое облако за какую горную вершину зацепилось.
        А маленькая рыжая кошка рассказывала Солнцу, как живут люди в своем красивом летнем доме.
        Но однажды Солнце не пришло. Рыжка удивилась, посмотрела в небо и увидала серые тучи.
        — Наверное, тучи зедерживают Солнце. Пойду навстречу, — решила она и осторожно спустилась с крылечка на садовую дорожку.
        Раньше Рыжка не гуляла по дорожке: боялась уходить от крыльца. Но она знала, что дорожка идет в ту сторону, откуда приходило Солнце.
        Маленькая рыжая кошка шла медленно, осторожно ставя лапки на дорожку. Вдруг тихий смех. Слева — роскошные ярко-красные маки.
        — Вы мне смеетесь? — спросила Рыжка.
        — Не тебе, а над тобой, — прошелестели маки.
        — Почему?..
        — Ну-у-у... Ты же смешная...
        — Почему?
        — Ну-у-у... Ты рыжая...
        — Да, — согласилась кошка, — рыжая. А почему смешная?
        — Так ведь рыжая!
        Маленькая кошка не понимала, почему смеялись маки, но ей казалось, что смеялись не весело, а насмешливо.
        — Ну и ладно, — просто так, сама не зная о чем, сказала маленькая кошка и пошла дальше. Слышит — кто-то тихо фыркнул и сказал:
        — Совсем, совсем рыжая!
        Маленькая кошка оглянулась и обрадовалась. Справа от дорожки расположилась стайка невысоких цветов. Цветом своим очень похожих на нее. Люди называют их ноготками.
        — Привет, — весело сказала Рыжка, — и вы, и я — рыжие. Хорошо! А вот некоторые считают рыжий цвет... — И она замолчала. Потому что цветки-ноготки резко подняли лепестки и захлопнулись. Только один, наверное главный, цветок не закрылся и очень рассерженно посмотрел на маленькую кошку:
        — Как ты смеешь называть нас рыжими? Это ты — рыжая.
        — Да я-то, конечно, я знаю. Но разве вы не рыжие тоже?
        — Нет! — совсем рассердился цветок-ноготок. — Мы оранжевые. — И он тоже закрылся.
        Маленькая рыжая кошка пошла дальше. Ей было грустно: и Солнце не нашлось, и стало совершенно ясно, что рыжий цвет нравится не всем.
        Наконец дорожка уткнулась в маленькую клумбу, на которой рос большущий куст прекрасных белых лилий.
        — Ой! — только и могла сказать восхищенная Рыжка.
        Одна чудесная белая головка склонилась, и лилия сказала томно:
        — Ах, не надо восхищений. Они однообразны и утомительны.
        — Хорошо, я восхищаться не буду, хотя вы очень красивы, — маленькая кошка, не раздумывая, подчинилась прекрасным цветам, — не буду, а спросить вас можно? Посоветоваться.
        Гордые цветы были удивлены или, представь, польщены. Совета у них никто никогда не спрашивал. Ими только любовались.
        — Скажите, — немного замялась Рыжка, — вот некоторым кажется, что рыжий цвет то ли плохой, то ли... ну... в общем, смеются... Вы не стали бы смеяться? Не стали бы? Правда?
        — Конечно, мы не станем смеяться над тобой. Это недостойно нас.
        — Что значит недостойно вас? —чуть насторожилась маленькая кошка.
        — Это значит, что сами мы так прекрасны, что должны притвориться, будто не видим, что ты рыжая, — ответила самая красивая лилия.
        — Будто не видите?
        — Да.
        — А если все-таки...
        — Нет. Мы хорошо воспитаны..
        — А другие цветы?
        — Многие цветы, — прекрасная лилия смутилась, — попроще нас, могут вспомнить, — она заговорила шепотом, — детскую песенку-дразнилку: «Рыжий-рыжий, конопатый...» Дальше там тоже насмешливые слова.
        — «Конопатый»... — задумчиво повторила маленькая рыжая кошка. — Еще и конопатый! — И она прикрыла лапкой нос, на котором ухитрились поместиться полторы веснушки.
        А потом кошка, хоть и маленькая, выпустила коготки.
        — Вы не видите? Так я сама говорю всем! Всем на свете! Я — рыжая, рыжая-прерыжая! Ясно? Ясно вам? — и заплакала маленькая кошка. Горько и громко.
        Не плачь, кошка, все хорошо. Солнце вернулось!
        — Солнце, Солнце, — стала рассказывать маленькая кошка, — я совсем рыжая, очень рыжая. Что же мне делать?
        — Радоваться, сестричка, — спокойно ответило Солнце.
        — Чему? — удивились цветы. — И почему она — ваша сестра? Вы шутите. Золотой Цветок неба! — Цветы иногда любили пустые красивые слова.
        — Я не цветок, я просто обыкновенное небесное светило, — скромно сказало Солнце, — и я не золотое, я — рыжее.
        — Рыжее???
        — Да. Я — желтое? Нет, одуванчик желтый. Я — золотое? Нет, золотые шары — золотые. Я — красное или оранжевое? Нет, маки — красные, ноготки — оранжевые. И конечно, никто не скажет, что я — белое. как лилия. Выходит, я — рыжее.
        — И я рыжая! Как Солнце, как Солнце! — запрыгала маленькая кошка.
        — Мы, знаете ли, родственники, — улыбнулось Солнце. Молчали маки, ноготки, лилии. Зато раздался препротивный голос старой вороны. Она и прекрасные лилии, как это ни странно, дружили.
        — Что кошка рыжая, как вы, Солнце, не спор-рю, — каркнула ворона, — а как с веснушками? У нее целых полторы. А у вас — нет! Как же вы без веснушек?
        — Как? — испугалась маленькая кошка.
        — Плохо, — вздохнуло Солнце, — мне веснушек очень не хватает. Вы, уважаемая старая ворона, конечно, знаете, веснушки — это подарок самой красавицы Весны. На всех подарков не хватило. Маленькой кошке хватило, а мне и вам — нет. Не повезло нам с веснушками, дорогая старая ворона. — Так сказало Солнце и добавило: — Пошли, Рыжка, а то мы с тобой до крылечка никак не доберемся.
        — Пошли, — согласилась маленькая кошка, а обернувшись, все-таки сказала: — Не повезло вам всем с веснушками!
        Сначала Солнце и кошка молчали. Потом Рыжка спросила:
        — Они всегда будут злыми? — Они не злые, — спокойно ответило Солнце, — они глупые и не понимают, что рыжая кошка — это так же красиво, как белые лилии.
        — Да?!
        — Да.
        — Я тоже не понимаю, — сказала маленькая кошка.
        — Я же говорило: маленькая ты очень. Вот и не понимаешь.
        — Вырасту.
        — Конечно, — согласилось Солнце.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        Рыцарь в ржавых доспехах
        Жил-был рыцарь в ржавых доспехах. Однажды утром он объявился в галерее "У Криштофа" в Старом Городе.
        "И откуда он только взялся?.. - изумлялся толстый Криштоф, поднося к глазам очки на болтающейся цепочке. - Никогда у меня в продаже не было ржавых доспехов!.."
        "Так-так... - процедил сквозь зубы худосочный дракончик на вывеске у входа, загребая когтистыми лапками выручку хозяина. - Так-то оно так, но..."
        "Нет, вчера вечером его точно не было, - продолжал размышлять вслух толстый Криштоф, разводя руками перед посетителями галереи. - Кто мог его принести? Леош? Франтишек? Опять эти сорванцы решили подшутить надо мной? Ну, не сам же он сюда пришёл?"
        "А что?... - допустил коварный дракончик. - Если этот рыцарь ещё способен передвигать ноги - несмотря на то, что заржавел, - почему бы ему как-нибудь не научить меня делать то же самое? Может быть, тогда я убегу наконец от тебя," - и он злобно посмотрел на своего хозяина.
        "Ну, и как Вас зовут?" - спросила у рыцаря маленькая девочка, жившая по соседству, и ударила кулачком по его коленной чашечке. Тихо и печально простонала пустота.
        "Я и не думала, что Вы такой никчёмный," - пропищала разочарованная дама сердца и удалилась. Ей полагалось расти.
        А рыцарю - ржаветь. Чуть позже пан Криштоф взял учётную книгу и записал в неё: "Ржавеющий рыцарь, приблудившийся. Без меча. Оставлен для выяснения личности."
        Надежды босоногого дракончика не оправдались. Рыцарь целыми днями стоял без движения в углу лавки и молчал. Ночью он тоже не шевелился. Приходили посетители, покупали шлемы, доспехи и кирасы, а он всё молчал и молчал, как будто и впрямь рассказывать ему было нечего.
        Полицейский тоже не сумел прояснить ситуацию. С рыцарем в ржавых доспехах он не был знаком, никогда его в городе раньше не видел, а документов при себе у неизвестного не оказалось.
        "Отдайте вы его в музей, - предложил пану Криштофу один посетитель. - Там разберутся."
        Но хозяин не последовал его совету: с какой это стати он должен раздавать направо и налево то, что стоит в его лавке, даже если оно ему самому никогда не пригодится?..
        Дракончик не упрекал пана Криштофа в жадности. Он всё ещё, бедняжка, надеялся, что с помощью молчаливого рыцаря сумеет улететь отсюда, ну или, по крайней мере, убежать.
        Однажды дракончик испытал что-то вроде разочарования. "Никогда от тебя не будет толку!" - воскликнул он тоненьким голосом, шмыгнул пару раз носом и затих.
        "Смирение, тебя спасёт смирение," - неожиданно проговорил приглушённый глубокий голос из рыцарской груди. Дракончику показалось, что над ним взметнулся тёмно-синий плащ и хлестнул его по затылку своими отороченными краями. И что где-то вдалеке, в самом конце улочки, процокал копытами чей-то конь.
        "Что ты поделаешь с этой одурью полдня?.. Окончательно подрывает основы реальности," - проговорил, обращаясь к пану Криштофу, один известный профессор и вытер лоб искусно вышитым платком.
        Дракончик закрыл глаза. "Судьба немилосердна, - подумалось ему, - она не шлёт избавления от себя самой. Ничего нельзя изменить. Но так не должно быть, так быть не должно..." - плаксиво пробормотал он, погружаясь в тягучую дрёму.
        Кто-то пощекотал его за лапку. Дракончик попытался лягнуть шутника, засучил лапками... и свалился. Свалился со своей вывески на дверях-ставнях. Он попробовал сделать шаг, потом второй, третий. "Эге, да это не так уж и трудно," - засмеялся босоногий малыш и побежал. И откуда только взялись силы! Он был быстр и резв - несмотря на свою неразвитость и худосочность.
        "Всё-таки во мне есть хоть какой-то прок," - обрадовался рыцарь. И на этот раз пустота ничего не ответила ему.
        С КАКИХ ПОР ЖЕНЩИНЫ КОРЕИ СТАЛИ ВЕСТИ ЗАМКНУТУЮ ЖИЗНЬ
        Вот с каких пор корейские женщины стали вести замкнутую жизнь.
        Тысяча пятьсот лет назад царствовал в Корее знаменитый император О-шан-пу-он-кун.
        Когда ему было шестнадцать лет, он ходил в школу и от товарищей слышал, что все женщины Сеула распутны. Он пожелал поэтому испытать свою жену и мать.
        Однажды, когда жена его гуляла в саду, он, переодетый, выскочил из-за кустов, поцеловал ее и убежал.
        Вечером жена его ничего не рассказала, но была задумчива.
        Прошло еще два дня. Она перестала принимать пищу.
        - Отчего ты ничего не ешь? - спросил ее король.
        Тогда она заплакала и рассказала ему все.
        - Я теперь обесчещена, и мне остается одно - умереть, потому я и не принимаю пищу.
        Тогда король обнял ее и рассказал все, как было.
        Относительно того, как испытать мать, король долго думал и решил прибегнуть к следующей хитрости. Он и два его товарища должны были, переодетые в Будду и двух его ангелов, появиться в буддийском монастыре, который тогда существовал в Сеуле, в то время, когда по случаю Нового года все женщины города будут в храме с обычными чашками риса. О замысле короля знал только монах, и от остальных все сохранялось в строжайшей тайне.
        Поэтому, когда вдруг, во время службы, в храм вошел Будда с двумя ангелами, так, как их изображают на изваяниях, то монахи упали на землю, крича: "Сам великий Будда сошел на землю", а все бывшие в храме женщины потеряли голову от страха.
        Мнимый же Будда, не теряя подходящего мгновения, сказал:
        - Я пришел на землю, чтобы снять с вас ваши грехи, идите с вашими чашками риса ко мне и несите их столько, сколько у каждой любовников. Если которая хоть одного утаит, то тут же в храме будет мной казнена.
        Тогда открылись удивительные вещи. Хотя и запасли монахи много рисовых чашек, но их не хватило, и они много раз бегали за ними на базар. Хорошие дела они сделали в тот день, да и король узнал, что из всех его подданных женщин только и были невинны две: его жена и мать. У остальных же было по два, по три и до десяти мужей. Его ангелы записывали женщин и их мужей, а на другой день король написал и расклеил везде объявления, в которых сообщил, сколько у каждого из его министров жен и сколько у каждой из них возлюбленных.
        А чтобы впредь ничего подобного не могло быть, король и издал им правила, по которым и до сих пор живут женщины Кореи.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        С КРЕПОСТНОГО ВАЛА
        Осень; стоим на валу, устремив взор на волнующуюся синеву моря. Там и сям белеют паруса кораблей; вдали виднеется высокий, весь облитый лучами вечернего солнца берег Швеции. Позади нас вал круто обрывается; он обсажен великолепными раскидистыми деревьями; пожелтевшие листья кружатся по ветру и засыпают землю. У подножия вала мрачное строение, обнесенное деревянным частоколом, за которым ходит часовой. Как там темно и мрачно, за этим частоколом! Но еще мрачнее в самом здании, в камерах с решетчатыми окнами. Там сидят заключенные, закоренелые преступники.
        Луч заходящего солнца падает на голые стены камеры. Солнце светит и на злых и на добрых! Угрюмый, суровый заключенный злобно смотрит на этот холодный солнечный луч. Вдруг на оконную решетку садится птичка. И птичка поет для злых и для добрых! Песня ее коротка: "кви-вит!" - вот и все! Но сама птичка еще не улетает; вот она машет крылышками, чистит перышки, топорщится и взъерошивает хохолок... Закованный в цепи преступник смотрит на нее, и злобное выражение его лица мало-помалу смягчается, какое-то новое чувство, в котором он и сам хорошенько не отдает себе отчета, наполняет его душу. Это чувство сродни солнечному лучу и аромату фиалок, которых так много растет там, на воле, весною!.. Но что это? Раздались жизнерадостные, мощные звуки охотничьих рогов. Птичка улетает, солнечный луч потухает, и в камере опять темно; темно и в сердце преступника, но все же по этому сердцу скользнул солнечный луч, оно отозвалось на пение птички.
        Не умолкайте же, чудные звуки охотничьего рога, раздавайтесь громче! В мягком вечернем воздухе такая тишь; море недвижно, словно зеркальное.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        САДОВНИК И ГОСПОДА
        В миле от столицы, посреди старинной усадьбы, стоял красивый барский дом с массивными стенами, башенками и фронтонами. В этом доме жили муж и жена - богатые и знатные дворяне. Они, правда, приезжали сюда только летом, но это было самое любимое их поместье. Дом был красив снаружи, удобен и уютен внутри. Высеченный из камня родовой герб хозяев украшал парадный подъезд. Прекрасные розы обвивали этот герб и поднимались вверх по стене, а перед домом расстилался густой ковер зелени. Рядом с белым и красным боярышником здесь красовались редкостные цветы, которые цвели не только в оранжерее, но и под открытым небом.
        Недаром у хозяев усадьбы служил хороший садовник. Цветник, фруктовый сад, огород - все это было делом его рук и радовало глаз. За огородом еще сохранились остатки старого сада, заросшего кустами букса, которые были подстрижены в виде шаров и пирамид. А дальше высились два огромных старых дерева, почти совсем высохших. Издали казалось, что внезапный порыв урагана сверху донизу облепил их голые сучья густыми комьями навоза. На самом деле это был не навоз, а птичьи гнезда.
        В этих гнездах с незапамятных времен жили крикливые стаи ворон и грачей, которые устроили тут настоящий птичий городок и безраздельно царили в усадьбе. Они ведь были первыми поселенцами в здешних краях, исконными владельцами поместья, его подлинными хозяевами. Двуногих обитателей усадьбы они просто презирали, хоть и мирились волей-неволей с существованием столь низменных созданий. А те иной раз палили в птиц из ружей, и тогда стаи взъерошенных, перепуганных ворон и грачей взлетали с криком: "Карр! Карр!"
        Садовник не раз говорил господам, что надо бы срубить эти деревья - они портят вид сада; а как только их не станет, из сада улетят и крикливые птицы. Но господа и слышать не хотели о том, чтобы лишиться деревьев и птичьего гомона. В старых деревьях и в карканье птиц они видели особую прелесть - печать старины, которую хотели сохранить во что бы то ни стало.
        - Деревья перешли к птицам по наследству от предков, так пусть же птицы и владеют ими, добрейший Ларсен! - говорили хозяева.
        (Ларсеном звали садовника, но для нашей истории это не имеет значения.)
        - Разве вам мало места, добрейший Ларсен? В вашем распоряжении цветники и теплицы, фруктовый сад и огород.
        Садовник действительно мог распоряжаться цветниками, теплицами, садом и огородом, и он ухаживал за ними, возделывал и пестовал их с усердием и любовью. Господа были этим очень довольны, но не скрывали от садовника, что в других домах их часто угощают такими фруктами и показывают им такие цветы, до которых далеко их собственным цветам и фруктам. Эти слова огорчали садовника, потому что он всем сердцем желал, чтобы сад у его господ был лучший в мире, и ради этого трудился не покладая рук. Руки у него были умелые, а сердце доброе.
        Однажды господа пригласили его к себе и сказали ему ласково и снисходительно, как и подобает господам, что вчера они были в гостях у своих знатных друзей, и те угостили их яблоками и грушами, да такими сочными, такими ароматными, что сами они, хозяева Ларсена, и все остальные гости пришли в восхищение.
        - Конечно, - сказали господа, - те фрукты привезены из-за границы.
        Но отчего бы Ларсену не попытаться вырастить такие же в их усадьбе? Вот только смогут ли нежные плоды приспособиться к местному климату? По слухам, яблоки и груши, которые господа ели в гостях, были куплены в городе у самого крупного торговца фруктами: к нему-то господа и послали садовника, чтобы разузнать, из какой страны прибыли эти плоды, и выписать оттуда черенки.
        Садовник хорошо знал этого торговца, так как по приказу господ продавал ему излишки фруктов из хозяйского сада.
        И вот он поехал в город и спросил у торговца, откуда тот получил хваленые яблоки и груши.
        - Из вашего собственного сада! - ответил торговец и показал Ларсену яблоки и груши, которые тот сразу узнал.
        Ну и обрадовался садовник! Он поспешил к своим господам и сказал, что яблоки и груши, которые они ели в гостях, - из их собственного сада.
        Господа ушам своим не верили.
        - Быть не может, Ларсен! - говорили они. - Если вы хотите убедить нас, что это правда, принесите собственноручную расписку торговца фруктами.
        И Ларсен принес ее господам.
        - Удивительно! - воскликнули они.
        Теперь каждый день к господскому столу подавали большие вазы с чудесными яблоками и грушами из их собственного сада. Целыми корзинами рассылались эти фрукты друзьям по соседству, в другие города и даже за границу. Господам это было очень приятно. Однако они никогда не упускали случая напомнить садовнику, что последние две осени погода особенно благоприятствовала фруктовым садам и у всех садовников был хороший урожай.
        Прошло немного времени. Однажды господа были приглашены на обед во дворец. На следующий день они вызвали к себе садовника и рассказали ему, что к королевскому столу подавали необыкновенно сочные и сладкие дыни из собственных королевских теплиц.
        - Подите к придворному садовнику, любезный Ларсен, и попросите его дать вам семена этих необыкновенных дынь, хоть немножко.
        - Но ведь королевский садовник сам получил от меня эти семена! - радостно воскликнул Ларсен.
        - Если так, значит, он сумел вырастить из них превосходные дыни, - заявили господа. - Дыни, поданные к столу, были одна другой лучше!
        - Выходит, гордиться надо мне, - сказал Ларсен. - В нынешнем году у королевского садовника дыни не удались; и вот он увидел, какие чудесные дыни растут в саду вашей милости, отведал их и заказал несколько штук для королевского стола.
        - Уж не воображаете ли вы, Ларсен, что за королевским столом подавались дыни из нашего сада?
        - Ничуть в этом не сомневаюсь, - ответил Ларсен.
        Он пошел к королевскому садовнику и получил у него свидетельство, в котором было сказано, что дыни, подававшиеся за обедом в королевском замке, были доставлены из сада, принадлежащего господам Ларсена.
        Господа были поражены. Они рассказывали об этом случае всем и каждому и всякий раз показывали свидетельство королевского садовника. А семена дынь, как прежде черенки яблонь и груш, они стали рассылать во многие страны.
        Тем временем из разных мест приходили вести, что посланные черенки привились, яблони и груши приносят отменные плоды, которые названы по имени родовой господской усадьбы. Название усадьбы писали теперь на английском, немецком и французском языках.
        Прежние хозяева усадьбы и мечтать об этом не могли.
        - Лишь бы только садовник не возомнил о себе невесть что, - встревожились господа.
        Но Ларсен думал совсем о другом: он стремился к тому, чтобы сохранить за собой славу одного из лучших садовников в стране и каждый - год создавать какой-нибудь новый отличный сорт плодов или овощей. И он создавал их, но в благодарность за его труды ему часто приходилось слышать, что первые его прославившиеся фрукты-яблоки и грушибыли все-таки самыми лучшими, а все остальные уже не могли с ними сравниться. Дыни, правда, очень вкусны, но все же далеко не так, как яблоки и груши. Клубника тоже хороша, но не лучше той, которую подают у других господ. А когда однажды у садовника не уродилась редиска, то господа только и говорили, что о неудачной редиске, словно позабыв обо всех других овощах и фруктах своего сада.
        Можно было подумать, что господам приятно говорить: "В этом году у вас все уродилось плохо, добрейший Ларсен!" Они были просто счастливы, твердя: "Ах, как плохо все у вас уродилось нынче!"
        Несколько раз в неделю садовник приносил в комнату свежие букеты, подобранные с удивительно тонким вкусом; в этих букетах каждый цветок, сочетаясь с другими цветами, становился как будто еще прекраснее.
        - У вас хороший вкус, Ларсен, - говорили господа. - Но не забудьте, что этим даром вы обязаны не самому себе, а господу богу.
        Однажды садовник принес господам большую хрустальную вазу, в которой плавал лист кувшинки, а на этом листе, опустив в воду длинный плотный стебелек, покоился яркоголубой цветок величиной с подсолнечник.
        - Индийский лотос! - воскликнули господа.
        В жизни они не видывали подобного цветка. Они приказали днем выставлять его на солнце, а вечером освещать искусственным светом. И каждый, кто видел этот цветок, приходил в восторг, называя его чудом.
        Так назвала его даже знатнейшая дама королевства - молодая принцесса. Она была умная и добрая девушка.
        Господа сочли для себя честью преподнести принцессе голубой цветок, и она взяла его с собой во дворец. А они спустились в сад посмотреть, нет ли там другого такого же цветка, но не нашли того, что хотели. Тогда они позвали садовника и спросили, где он достал голубой лотос.
        - Мы искали, но не нашли таких цветов ни в оранжерее, ни на клумбах в саду, - сказали они.
        - Там их и нет, - улыбнулся садовник. - Этот скромный цветок растет на грядках в огороде. Но, правда, он необыкновенно красив! Он похож на голубой кактус, а на самом деле это всего лишь цветок артишока.
        - Как же вы не сказали нам раньше? - возмутились господа. - Мы думали, что это редкий заморский цветок! Вы осрамили нас перед принцессой! Она пришла в восторг, как только взглянула на цветок, и сказала, что никогда не видела такого растения, а ведь она прекрасно разбирается в ботанике. Но теперь понятно, почему она его не узнала: науке нечего делать в огороде. И как вам могло прийти в голову, милейший Ларсен, принести в комнаты подобный цветок? Теперь над нами будут потешаться!
        И прекрасный голубой цветок, сорванный на грядке, был изгнан из господских покоев, где он оказался не к месту. А господа отправились к принцессе извиняться и объясняться, что цветок был обыкновенным огородным растением, которое садовник вздумал поставить в вазу, за что и получил строгий выговор.
        - Это грешно и несправедливо - укоризненно проговорила принцесса. - Он открыл для нас цветок, о котором мы ничего не знали, показал нам красоту там, где мы и не думали ее искать! Пока артишоки в цвету, я прикажу придворному садовнику каждый день ставить их в вазу в моей комнате.
        Так она и сделала.
        Тогда господа объявили садовнику, что он снова может поставить в вазу свежий цветок артишока.
        - В сущности, цветок и в самом деле красив, - сказали они. - Да, красив, как это ни странно!
        И они даже похвалили садовника.
        - Он любит, когда его хвалят, - говорили господа. - Он у нас балованное дитя!
        Как-то раз осенью поднялась буря. К ночи она так разбушевалась, что вырвала с корнем несколько могучих деревьев на опушке леса. И к большому горю господ (они так и говорили: "Какое горе!"), но к великой радости садовника, она повалила оба высоких дерева с птичьими гнездами. Слуги потом рассказывали, что к завыванию бури примешивались крики грачей и ворон, которые бились крыльями в оконные стекла.
        - Ну, теперь вы рады, Ларсен, - сказали господа. - Буря сломала деревья, и птицы улетели в лес. Ничто здесь больше не напоминает о старине: от нее не осталось и следа. Нас это глубоко огорчает!
        Садовник ничего не ответил господам. Он молча лелеял мечту о том, как он возделает теперь прекрасный, солнечный участок земли, к которому прежде не смел прикоснуться, и превратит его в украшение всего сада на радость своим господам.
        Вырванные бурей деревья, падая, смяли и поломали старые буксовые кусты, и садовник посадил на их месте простые полевые и лесные растения родной земли.
        Ни один садовник, кроме Ларсена, не решился бы посадить в господском саду подобные растения. А Ларсен каждому отвел подходящий для него участок на солнце или в тени - как кому было нужно. Землю он возделывал с любовью, и земля щедро отблагодарила его.
        Здесь поднялся уроженец шотландских пустошей - можжевельник, похожий цветом и очертаниями на итальянский кипарис. Расцвел блестящий колючий терновник, одетый зеленью и зимой и летом. А кругом пышно разросся папоротник разных видов, то напоминавший миниатюрные пальмы, то казавшийся предком нежного прекрасного растения, которое мы называем "венерины волосы". Здесь цвел и репейник, который люди обычно презирают, но напрасно, потому что его свежие цветы могут служить украшением любого букета. Репейник рос на сухой почве, а ниже, на более влажном месте, зеленел лопух, тоже презираемое всеми растение, хотя его крупные, мощные листья придают ему своеобразную красоту. Королевская свеча - полевое растение с высоким стеблем и яркими цветами - тянулась ввысь, похожая на огромный многосвечный канделябр. Цвели здесь также ясменник, первоцвет, лесной ландыш, белокрыльник и нежная трехлистная кислица. Любо-дорого было смотреть на всю эту красоту!
        А впереди всех, у самой проволочной ограды, расположился ряд карликовых грушевых деревьев, привезенных из Франции. Погода стояла солнечная, уход за ними был заботливый, и они вскоре стали приносить крупные, сочные плоды - такие же, как и у себя на родине.
        На месте двух старых, засохших деревьев садовник водрузил два длинных шеста: один из них был увенчан Даннеброгом - датским флагом, а другой шест летом и осенью был обвит душистыми побегами хмеля; зимой же к нему подвешивали кормушку, чтобы птицам небесным было чем поживиться на рождество.
        - Наш Ларсен становится сентиментальным на старости лет, - пожимали плечам" господа. - Но он служит нам преданно и честно.
        В новогоднем номере одного столичного иллюстрированного журнала появилась гравюра, изображавшая старое поместье. На ней виден был и Даннеброг, и кормушка с рождественским угощением для птиц, а подпись гласила: "Какая это прекрасная мысль - возродить давний обычай, столь характерный для подобной старинной усадьбы!"
        - Что бы наш Ларсен ни придумал, об этом сейчас же раззвонят по всему свету! - удивлялись господа. - Прямо счастливец какой-то! Право, нам, чего доброго, придется еще гордиться тем, что он служит у нас.
        Но они, разумеется, и не думали этим гордиться, ибо никогда не забывали, что они знатные господа, а значит, могут в любую минуту прогнать Ларсена, если им вздумается. Но они его не прогоняли, это были добрые люди, а таких добрых людей на белом свете очень много, к счастью для разных там Ларсенов.
        Вот и вся история о садовнике и господах.
        Поразмысли-ка о ней на досуге.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ СЛОВО
        Каждый раз, когда наступал вечер, мама кенгуренка Авоськи вздыхала. Почему она вздыхала? Потому что надо было снова укладывать в постель своего сынишку и укачивать, укачивать, укачивать... Кенгуренок привык, чтобы его укачивали. Иначе он не засыпал. Стоило маме отойти от кроватки - и сразу Авоська поднимал такой крик, такой плач, что хоть уши ватой затыкай.
        Пригласила мама доктора - дикобраза Христофора. Узнал доктор, в чем дело, и покачал головой:
        - Тут никакие уколы не помогут. От такой болезни может вылечить только...
        - Микстура? - спросила мама.
        - Нет.
        - Примочка?
        - Нет.
        - Компресс?
        - Что вы? Вашего больного не спасут никакие микстуры, никакие примочки и никакие компрессы. Но не надо огорчаться. Я уже не раз встречал подобных больных. И все выздоравливали.
        - Доктор, скорей выписывайте свой чудесный рецепт - и я побегу в аптеку?
        - В аптеку идти не придется. От болезни, которой страдает ваш кенгуренок, есть одно средство
        - Самое Интересное Слово...
        - Какое Самое? Какое Интересное? Какое Слово? - переспросила взволнованная мама кенгуру. Доктор ничего не ответил и стал выписывать рецепт.
        - Здесь все указано, - сказал он на прощание.
        Когда доктор ушел, мама кенгуру надела очки, заглянула в рецепт и прочла одно-единственное слово: - Однажды...
        Вечером, как обычно, она уложила кенгуренка спать, но укачивать не стала.
        Только маленький Авоська начал хныкать, как мама произнесла Самое Интересное Слово:
        - Однажды...
        Кенгуренок сразу успокоился и спросил:
        - Что было однажды? Мама, расскажи, пожалуйста? И мама стала рассказывать сказку:
        - Однажды одному лягушонку захотелось мороженого...
        Едва сказка закончилась, кенгуренок крепко-крепко заснул. И ему снился маленький зеленый лягушонок, который съел целых десять порций эскимо и едва не превратился в ледяную сосульку...
        На другой вечер Авоська сам разделся, сам улегся в постель и терпеливо принялся ждать, когда же мама, наконец, снова произнесет Самое Интересное Слово, с которого обычно начинаются все сказки на свете.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        САМОЕ ПРЕКРАСНОЕ НА СВЕТЕ
        Эта история случилась много-много лет назад. Только самая старая черепаха видела то, о чем я сейчас расскажу…
        Итак. В один прекрасный день у тигрицы родился сын. Маленький маленький, еще слепой, со смешными косолапыми лапками. Он мог только пить молочко и еле - еле ползать. Его мама была счастлива. Приходили друзья: слониха, обезьяна, пантера, павлин, целое львиное семейство и крошечная птичка колибри. Все хотели увидеть малыша и находили его презабавным и считали, что он без сомнения вырастет умным, добрым, смелым и сильным тигром.
        - И счастливым - добавила крохотная птичка колибри, - пусть он будет счастливым.
        С ней, конечно, все согласились.
        Но…Время шло. А тигренок все никак не мог открыть глаза.
        - Это бывает - говорил доктор гиббон. Тигренок рос. Он быстро бегал, высоко прыгал, был сильным и ловким, но он ничего, абсолютно ничего не видел. Еще через месяц доктор гиббон сказал:
        - Я не знаю, что делать. Я лечил тебя мама тигрица, а еще раньше я лечил твою мать. Я знаю, что делать с лапами, если их изувечил капкан, со сломанными крыльями, с занозами, с больными ушами, животами и носами, но я не знаю, как помочь твоему сыну. И никто не знает в этом лесу.
        Мама тигрица плакала. Звери тоже.
        - Но далеко - далеко в океане есть остров, - продолжал гиббон - на нем когда - то жила волшебная птица дронт. Потом они исчезли с лица земли, их истребили люди, но остался один. Его необходимо найти, потому что только он знает, что делать.
        - Я полечу - сказал ворон.
        - Это так далеко, - воскликнул павлин.
        - Ты погибнешь, - покачала головой слониха.
        - Все будет хорошо, - сказал ворон, - и если есть на свете средство помочь малышу, я найду его.
        И он улетел. Его путь длился пять дней и ночей. Все это время его крылья ни на секунду не останавливались, потому что в океане не было даже самой маленькой кочки, на которой можно было бы передохнуть и набраться сил. Это был самый трудный перелет в его жизни. Никогда еще ворон так не уставал. Но он долетел. Его встретили диковинные деревья, незнакомые птицы и звери, потрясающие цветы. С большим трудом отыскал ворон старую птицу дронт, и рассказал ему о том, что случилось.
        - Ты проделал свой путь не зря, - сказал дронт,- я подскажу, что делать. Нужно что бы кто-нибудь из вас взял самое прекрасное, что есть на свете, и показал это малышу. Тогда его глаза откроются.
        - А что это - самое прекрасное на свете? - спросил ворон.
        - Об этом подскажет сердце, - ответил дронт, взмахнул крыльями и улетел.
        - Желаю счастливого пути - прокричал дронт, поднимаясь в облака.
        Ворон возвращался. Он не чувствовал усталости, только обиду и раздражение. Ему казалось, что он летал напрасно. «Старый дронт, наверное, просто лишился разума. Кто может знать, что на свете прекраснее всего?» - думал ворон.
        Звери ждали его с нетерпением. Ворон рассказал все, что ему удалось узнать. Он был очень расстроен. Но ворона сказала:
        - Я знаю что это, сейчас принесу! - и улетела
        - И я знаю - засмеялась обезьяна, - это же так просто!
        Слон, тигр и ворон смотрели на них в недоумении.
        - Теперь все будет хорошо, - улыбнулась слониха, - все будет хорошо!
        И когда ворона прилетела обратно, она несла в клюве свое новорожденное дитя.
        - Что это? - спросил Слон - зачем ты его принесла?
        - Он замерзнет, - сказал Ворон, - сейчас же неси его обратно.
        - Но ведь это и есть самое прекрасное на свете - гордо сказала Ворона.
        Прибежала обезьяна, держа на руках своего малыша:
        - Вот, пусть посмотрит.
        - Все правильно, - кивала головой слониха, - все правильно.
        Зебра привела маленького зебренка, львица - львенка, и знаете что случилось? Конечно, конечно знаете. У тигренка открылись глаза. Старый дронт сказал правду.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        Самая хорошая вазочка
        Жил-был маленький чайничек для заварного чая. На одном его боку был нарисован маленький зеленый листочек. И все. Больше никаких украшений не подарили художники чайнику. Но он не унывал и верой и правдой служил хозяйке дома. Поначалу. А потом такая большая семья
        получилась, что как ни старался маленький чайничек, никак не мог на всех напастись заварного чая. И тогда старенькая уже хозяйка хорошенько вымыла чайничек с зеленым листиком на боку, высушила его, поставила на краешек одной из кухонных полок и купила...
        Купила хозяйка новый замечательный большой заварной чайник. Он был ярко-красный, весь в золотых веточках. А на одной веточке сидела необыкновенно важная, вероятно заморская, птица. Поселился новый чайник с важной птицей на главной кухонной полке. Там же жили хрустальная вазочка на высокой ножке — это была вазочка для варенья — и старинная сухарница, украшенная разными металлическими веточками и цветами. Очень скоро они нашли общий язык и даже стали друзьями.
        А о маленьком чайничке все забыли. Даже хозяйка. Чайничек не обижался, понимал все: «Что поделаешь?»
        Но вот однажды весной кто-то принес в дом цветы. Очень нежные крошечные лиловые головки-лепестки на тонких розоватых стебель-как — это первые лесные фиалки. И забеспокоились все, и зашумели: «Ах, скорее воды! Скорее несите вазочку! Фиалки задыхаются без воды!»
        Но вот беда: одна вазочка оказалась слишком высока для маленьких цветов, другая — чересчур широка для тонких стебельков, третья вазочка была очень темной — темно-лиловые фиалки терялись на ее фоне.
        — Ах, как быть? Ах, что делать? — волновалась хозяйка. — Нет подходящей вазочки для фиалок.
        И тут хозяйка случайно увидела старый заварной чайничек. «Конечно, не бывает вазочек с носиком, — подумала она, — но зато чайничек низенький и горлышко у него неширокое — фиалки не будут рассыпаться, да и цвет белый подходит».
        Не долго думая хозяйка взяла чайничек и поставила в него лесные цветы. И получилось очень даже неплохо: чудесные темно-лиловые фиалки в маленьком белом с зеленым листиком на боку чайничке.
        Чайничек так обрадовался, так заволновался, что его листочек задрожал и чуть не улетел. Но все обошлось.
        Вечером вся семья собралась за большим круглым столом пить чай. На столе стояла вазочка на высокой ножке, полная клубничного варенья, рядом — красивая сухарница с рассыпчатым печеньем, рядом — заварной чайник с заморской птицей. Все трое важные и нарядные.
        А в центре стола хозяйка поставила маленький чайничек с фиалками. Ах, какое удивление, какое недоумение, какое, представьте, возмущение закружилось вокруг маленького чайничка. Почему? Вот послушай, о чем говорили на столе.
        — Ой, ой, ой, — зазвенела вазочка, — вы только взгляните, взгляните, взгляните! Разве это не дерз-з-зость?
        — Да уж, да уж, — строго сказала старинная сухарница, — действительно возмутительно: такой маленький, ненарядный... э... э... предмет считает, что достоин цветов. Да уж, да уж...
        А красный заварной чайник вообще ничего не сказал. Только сердито звякнул крышечкой и фыркнул.
        Заморская птица тоже промолчала, повернула голову и свысока взглянула на маленький чайничек. Было ясно, что и она его очень осуждает.
        Как удивился маленький чайничек! Как расстроился! Как горько стало ему. Так горько, так горько, что цветы в нем... завяли. В одну секунду завяли, на глазах у всех.
        Так бывает: если плохо тебе, обязательно плохо кому-то еще, рядом... Но чайничек этого не знал и решил, что правы были вазочка для варенья, красивая сухарница и большой чайник с яркой птицей: да, действительно, он должен был отказаться от цветов, потому что, наверное, он очень, очень плохой, и цветам не могло быть в нем хорошо.
        Вот какая грустная и несправедливая вышла история.
        Целый год маленький чайничек с зеленым листиком на боку грустил на своей полке. Целый год! А через год в дом снова принесли первые лесные фиалки. И снова...
        Не знаю этого наверняка, но почти уверена...
        Хозяйка поставила цветы в старый маленький чайничек. Вероятно, снова не нашлось подходящей вазочки. И тогда...
        Не знаю точно, но так бы хотелось верить...
        Чайничек понял: он необходим, ну, совершенно необходим фиалкам.
        Радость чайничка с зеленым листиком росла, росла и стала такой большущей, что и фиалкам хватило. И фиалки... — представьте! — не вянут до сих пор. Уже почти год.
        Я, правда не видела ни чайничка, ни фиалок, но мне кто-то о них рассказывал.
        Вот только не помню кто. Но это неважно.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        Сказка об осеннем ветре
        Жил-был ветер. Сначала хорошо жил, весело. Время было жаркое, а потому везде и всюду ветру радовались... Подует ветер с поля — аромат горячих колосьев принесет. Люди довольны. С луга ветер подует — запах скошенной травы прилетает. Снова люди довольны.
        Ну а уж если с моря ветер влажную соленую прохладу принесет — люди радуются, нарадоваться не могут.
        Ветер умел делать множество вещей. Умел листать страницы книг. Правда, не всегда в нужную сторону. Умел сушить стираное белье не хуже солнца. А еще умел надувать парус лодки и гнать ее по синему морю.
        Все у ветра хорошо получалось. И поэтому, если иногда он слишком громко хлопал окнами, никто на него не обижался. Ведь что бы делали люди жарким летом без доброго свежего ветра!
        Так было летом. Но вот пришла осень. Холодная, сердитая осень. Небо затянулось тучами серыми-серыми. Дождь полил сильный-сильный. Все по домам попрятались. И люди, и кошки, и собаки, и зайцы, и волки. Вот только ветер на улице остался. Не было у него дома.
        Остался ветер под холодным дождем без крыши. Летал он по холодному лесу среди облетевших, без единого листочка деревьев. Летал ветер в поле, в поле сером, без единого желтого теплого колоска. Летал над холодным морем. Не синим, как летом, было море, а серым, как осенний дождь. Летал-летал озябший ветер, а чем быстрее он летал, тем холоднее становилось.
        Совсем замерз ветер. А люди в теплых домах спрятались.
        — Попрошу людей пустить меня в дом погреться, — решил ветер. Подлетел ветер к самому красивому дому, постучал в окно.
        — Пустите меня, пожалуйста! Это я, ветер! Мы летом дружили, а сейчас мне холодно.
        Но люди плотнее закрыли рамы и отошли от окон.
        «Они не узнали меня», — подумал ветер. Снова постучал в окно, снова пожаловался на осенний холод и дождь, снова попросил пустить его в дом погреться.
        Но люди не понимали слов ветра. Им казалось, что он просто гудит за окнами. Люди не знали языка ветра. Вместо того чтобы открыть окна и пустить ветер погреться, люди вставляли вторые рамы.
        — Какая непогода! Какой дождь! — говорили люди. — Какой холодный ветер!
        — Я не холодный, — плакал ветер, — я замерзший.
        Но люди его не понимали.
        Вдруг кто-то окликнул ветер. Слова то звенели, как острые холодные льдинки, то казались мягкими и теплыми, как снежные одеяла. Конечно, это был голос зимы.
        — Ветер, — сказала зима, — не плачь, ветер! Я подарю тебе накидку из снежинок. Легкую, красивую, теплую. Ты быстро согреешься.
        И зима бросила ветру накидку из прекрасных снежинок. Ветер примерил накидку и остался очень доволен. Она действительно была теплой и красивой.
        Когда люди посмотрели в окна, они увидели ветер в снежной накидке и не узнали его, таким красивым он стал.
        — Красавица-вьюга, — говорили они. — Красавица-метелица! А ветер летал по заснеженному лесу, размахивал своей прекрасной накидкой из снежинок, и было ему немножко обидно. Потому обидно было ветру, что не ему радовались люди, а красавице-вьюге.
        Но это ничего. Когда-нибудь кончится зима. Растает прекрасная снежная накидка ветра. Придет жаркое лето, и люди снова будут ждать его, свежего ветра. Будут радоваться ему, доброму ветру...
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        Сапер и мина
        Много-много лет назад в одной стране шла война. Враги из далекой земли пришли сюда, чтобы поработить народ и присвоить все их богатства. Но им дали отпор. Солдаты мужественно защищали родную землю, обагряя ее своей кровью, однако силы были неравны. Захватчики в несколько раз превосходили защитников по количеству штыков, и поэтому последние вынуждены были отступать. Однако и они наносили урон врагу. Ежедневно со всех сторон грохотали пушки, трещали пулеметные очереди, лязгали гусеницами танки, казалось, что ад переместился из подземелья сюда.
        Пока солдаты сражались, мирное население бежало в тыл, ибо только там люди надеялись скрыться от бомб и снарядов. И защитники стремились дать возможность беженцам уйти на безопасное расстояние, хотя это было очень и очень трудно. Как-то ночью, когда бои временно затихли, в бункере защитников началось совещание. Раненный генерал, опираясь на костыль, говорил своим офицерам:
        - У нас осталось мало солдат и боеприпасов. Нам нужно время, чтобы граждане успели укрыться в тылу, а мы собрали бы новые силы - оружие и рекрутов. Как остановить врага? Как добиться передышки? Нельзя захватчиков пускать в наш дом…
        Офицеры стали предлагать разные планы, но генерал отметал их, так как считал малоэффективными. И тут вперед выступил сапер:
        - Господин генерал, я знаю, как можно остановить врага.
        - Как?
        - Неприятеля остановят мины… Позвольте мне заминировать всю прифронтовую полосу, и ни один вражеский солдат не сумеет пересечь ее, не погибнув или не получив ранения.
        Генерал задумался. Мысль показалась ему заманчивой.
        - Ты думаешь, что мины - самое эффективное средство?
        - Я верю, что ими можно остановить наступление и получить столь нужную нам передышку, - ответил сапер.
        Генерал согласился. План одобрил весь штаб.
        Получив разрешение, сапер пошел на склад, где хранились противопехотные и противотанковые мины. Едва он открыл дверь, как услышал крики:
        - Ура-а-а! О нас вспомнили! Пришло время показать нас врагу!
        Это радовались мины, которые уже скучали от безделья и мечтали скорее пойти в бой - врыться в землю, стать ловушкой для неприятеля, подорвать любого, кто окажется в радиусе их действия. Ибо для этого их и проектировали умные инженеры и собирали рабочие.
        - Да, и ваше время пришло! - согласился сапер, невольно чувствуя гордость, что эти грозные устройства подчиняются ему. - На вас возложена самая главная миссия - не дать неприятелю продвинуться вглубь нашей родины. И я надеюсь, что вы его не пропустите! Вы - последнее средство для спасения народа.
        - Мы готовы! Мы уничтожим любого, кто наступит на нас! - обещали мины. - В нас не сомневайся! Приказ будет выполнен!
        Довольный таким ответом, сапер начал доставать мины из ящиков. Он вкручивал в каждую запал и закапывал в землю. За одну ночь он сделал десятки тысяч ловушек, смертельных для врага, и уже утром, когда вражеские солдаты и танки ринулись в бой, мины показали, на что способны.
        Первые взрывы известили, что захватчики погибают, их танки горят. Как ни старались они пересечь заминированную полосу, у них ничего не получалось. За короткое время было уничтожено множество живой силы и техники. А пока мины защищали страну, обороняющиеся отступили вглубь страны, где стали копить силы, залечивать раны и готовить оружие для предстоящих боев.
        Нужно сказать, что мины надолго задержали врага, который также осознал, насколько опасно продвигаться дальше. И в это время защитники перешли в наступление. Мощными ударами они отбросили неприятеля далеко за пределы родины.
        И после этого наступил мир. Люди разобрали пушки, зачехлили пулеметы, завели в гаражи боевую технику. Солдаты демобилизовались и занялись своим прежним трудом: кто-то вернулся к токарному станку, кто-то рыбачил, кто-то пек хлеб, а кто-то строил дома. Ведь это так прекрасно - заниматься нужным и любимом делом.
        Но - увы! - отголоски той войны стали проявляться через много лет. Ведь та полоса так и осталась заминированной. Люди, которые шли в лес по грибы, или собирали урожай зерновых, копали тоннели, пасли скот, стали подрываться. Много среди них было стариков и детей. В больницы с каждым днем все больше и больше поступало пострадавших, причем с оторванными руками и ногами. Конечно, это не устраивало жителей страны, и они потребовали от генерала разъяснений, мол, война закончилась, а люди все равно гибнут.
        Тогда генерал вызвал к себе сапера.
        - Вы много лет назад получили орден за то, что минами остановили врага, - сказал он. - Однако сейчас из-за вас гибнут мирные граждане. Это возмутительно и непростительно! Вам нужно срочно решить проблему.
        Сапер не стал возражать, ибо он сам понимал, какую угрозу представляют его «подопечные». Он отдал честь и пошел выполнять приказ. Взяв миноискатель, он стал обходить поле и вскоре обнаружил первую мину.
        - Я рада, сапер, что ты меня нашел! - сказала она. - Все эти годы я оберегала страну, и, как видишь, враг не прошел!
        - Да, но война закончилась, и теперь страдают ни в чем неповинные люди, - возразил тот. - Почему вы уничтожаете их?
        - Мы созданы для того, чтобы уничтожать любого, кто на нас наступит. А того, кто наступает, мы считаем врагами! - крикнула мина.
        - Как?! - поразился сапер. - И дети, и женщины, и старики, и лошадки, и даже собаки - это враги?
        - Конечно, - нисколько не смутившись, произнесла мина. - Мы сильны тем, что подрываем всех без разбору. И поэтому враг, испугавшись и потеряв силы, отступил, победа осталась за нами!
        Сапер был не согласен. Он ужаснулся от слов тех, кому он доверил свободу страны. Ведь мины предали его, и теперь они стали врагами мирных жителей.
        - А если я наступлю?.. - поинтересовался сапер.
        - Значит, ты - враг, и тебя следует уничтожить! - прямолинейно ответила мина.
        Сапер, крякнув от негодования, взялся за инструменты. Он вынул из мины взрыватель, несмотря на ее негодующие возгласы. Теперь это была просто консервная банка, пустышка. Но сапер отложил ее в сторону, поставив табличку «Осторожно - мины!», потом щупом и миноискателем приступил к поиску опасных «друзей», которые когда-то спасли страну. Мины не хотели попадать ему в руки, они глубже зарывались под землю, старались не подавать признаков жизни. Но сапер был внимательным и умным, он знал все повадки своих подопечных. И поэтому находил их и в воде, и в траве, и в почве, и даже среди скал и камней.
        Скоро он очистил полосу от мин. Взрыватели были уничтожены, а пустые корпуса отвезли на завод и переплавили. Генерал за это наградил сапера очередным орденом.
        А на чистой земле теперь растут цветы, яркие-яркие, которые как бы говорят, что смерть сюда больше не придет.
        СВАДЬБА ГОСПОЖИ ЛИСИЦЫ (ВТОРАЯ СКАЗКА)
        Когда старый лис умер, волк явился сватать лисоньку; постучал в двери, и кошка, которая была у лисоньки в служанках, отворила ему. Волк поклонился и сказал:
        Добрый день, госпожа,
        Что ты здесь сидишь одна?
        Что сидишь-поделываешь?
        Кисонька отвечала:
        Молоко я кипячу,
        И тебя я угощу.
        "Спасибо, кисонька, - отвечал волк, - а дома ли госпожа лисонька?"
        Кошка отвечала ему:
        Сидит в своей каморке
        И плачет, плачет горько,
        Она безмерно тужит
        О дорогом ей муже.
        Волк отвечал ей:
        Чтобы замуж ей пойти,
        Надо с лесенки сойти.
        Киска взбежала на лесенку, постучала в каморку и закричала лисоньке:
        Хочешь замуж ты пойти -
        Надо с лесенки сойти.
        Госпожа лисонька спросила у кисоньки: "Есть ли у жениха красные порточки и какая у него мордочка - тупая или вострая?" Кисонька отвечала отрицательно. "Ну, так он мне в женихи не годится".
        После того, как волку было отказано, пришли еще свататься к лисоньке собака, олень, заяц, медведь, лев, а затем поочередно и все другие лесные звери. Но у каждого из женихов не хватало одного какого-нибудь из хороших качеств, которыми обладал старый лис, и кисонька должна была каждому из этих женихов поочередно отказывать.
        Наконец явился молодой лис; тогда лисонька стала спрашивать: "Есть ли у него красные порточки и востренькая ли у него мордочка?" - "Да, - отвечала кисонька, - все это есть у него". - "Ну, так вели ему сюда наверх подняться", - сказала госпожа лисонька и приказала служанке готовить свадебное пиршество:
        Ты, киска, чище в доме сор мети,
        Да мужа старого с тем сором прихвати:
        Ведь был он жадным скрягою всегда
        И не делил со мной добычи никогда.
        И затем сыграна была свадьба с молодым лисом, и много было на той свадьбе плясок и веселья: веселились, пели и плясали, да, пожалуй, и теперь еще пляшут, коли не устали.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        СВАДЬБА ГОСПОЖИ ЛИСИЦЫ (ПЕРВАЯ СКАЗКА)
        Жил да был однажды старый лис о девяти хвостах; и покажись ему, что жена его, лисица, обманывает его; вот и задумал он ее испытать. Вытянулся под лавкой и прикинулся мертвым. Лисонька тотчас пошла к себе в комнату и заперлась в ней; а ее служанка, кисонька, сидела у очага и стряпала.
        Когда разнеслась весть, что старый лис умер, явились и женихи. Служанка, заслышав, что кто-то в дверь стучится, пошла и отперла, и видит - стоит у дверей молодой лис и говорит:
        Что ты, кисонька, творишь?
        Спать легла или не спишь?
        Она отвечала:
        Видишь ты, что я не сплю.
        Хочешь знать, что я творю?
        Пиво я в горшке варю -
        Гостя пивом угощу...
        "Спасибо вам, кисонька, - сказал лис, - а что же поделывает госпожа лисичка?"
        Служанка отвечала ему:
        Сидит в своей каморке
        И плачет, плачет горько,
        Она безмерно тужит
        О дорогом ей муже.
        "Так скажите же ей, кисонька, что пришел, мол, молодой лис, который бы хотел за нее посвататься". - "Слушаю, господин лис!"
        "И взобравшись на лесенку,
        Запела киска песенку:
        Сударыня-лисичка!
        Открой ты мне светличку.
        - Зачем тебе, сестричка?
        - Жених стоит у двери.
        - Каков он?
        - Как все звери.
        "А есть ли у него девять таких же пушистых хвостов, как у покойного моего мужа?" - "О нет, - отвечала кисонька, - у него только один хвост".
        - "Ну, так я не пойду за него".
        Кисонька сошла вниз и отослала жениха. Вскоре после того постучались опять у дверей, и уж другой лис стоял у порога: пришел свататься за лисоньку. У этого жениха было два хвоста; но и он не имел удачи.
        За ним приходили и другие, и у каждого было на один хвост больше; и всем-то лисонька отказывала, пока не пришел лис, у которого было девять хвостов, как и у старого мужа лисоньки.
        Как услышала это горестная вдова, так и обрадовалась, и сказала кисоньке:
        Двери да ворота шире отворите,
        Поскорей отсюда мужа выносите.
        Но как только задумали играть свадьбу, старый лис зашевелился под скамьею, угостил всех лозою, выгнал их за двери вместе с женою.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        СВАРЛИВЫЕ СТАРУХИ И РАЗУМНАЯ ДЕВОЧКА
        Жили в одной деревне две старухи. Одна жила по одну сторону реки, другая - по другую. Далеко шла молва об их сварливом нраве. Не успеет взойти солнышко, а они уже тут как тут на берегу реки - спорят, бранятся до самого вечера. И никто не знает, чего они шумят, чего никак не поделят.
        У одной из старух была внучка. Надоело ей слушать изо дня в день перебранку, и говорит она бабушке:
        - Не ходи ты к речке, бабушка, не надо спорить с соседкой, угомонится она.
        - Что ты, что ты, внучка! Как же я эту ведьму без ответа оставлю? Не спущу ей
        ни одного слова! - отвечает старуха.
        Но вот захворала однажды бабушка и слегла.
        Рано утром опять услышала девочка брань сварливой соседки-старухи. Спустилась она к речке и стоит, словно немая, слушает злоязычную старуху.
        -Гляньте-ка на эту, на эту… на осле сидевшую, осла погонявшую! - раскричалась старуха на девочку. - От горшка два вершка, а еще важничает, словом не отзовется, негодница! Погоди, доберусь сейчас до тебя, за волосы оттаскаю!
        Подобрала она подол платья и спустилась в реку. Речка неглубокая, да камни мшистые, скользкие. Доковыляла сварливая до середины, поскользнулась и плюхнулась в воду.
        Девочка пожалела старушку, бросилась ей на помощь. Подхватила ее под руку, вывела на берег и усадила на сухой камень. Поправила старухе сбившиеся волосы, повязала ей на голову сползший платок.
        Старуха сперва молчала, а потом со слезами взглянула на свою спасительницу и горько заплакала. Стыдно ей стало перед маленькой девочкой.
        С тех пор ни одного худого слова не произнесла старуха. И обрели покой односельчане.
        ГРУЗИНСКАЯ СКАЗКА
        СВАТОВСТВО МЫШОНКА
        Жил на свете красивый белый мышонок, очень красивый. Шкурка у него была необыкновенно белой, а манеры поистине царственными.
        Пришло время жениться мышонку, и родители решили, что у такого красавца и жена должна быть необыкновенной. Пожалуй, только в семействе бога можно найти невесту, достойную красивого белого мышонка. Кто не знает, что могущественнее бога никого на свете нет?!
        По обычаю, выбрали трех старцев мышиного племени - пусть идут к богу и просят у него жену для красивого белого мышонка.
        Подошли старцы к дому бога и остановились в нерешительности.
        - Что же вы стоите у дверей? - спросил их бог и предложил войти.
        Вошли они в дом и сказали:
        - Нас послало семейство красивого белого мышонка. На свете нет никого красивее его, а мы ищем ему достойную невесту. Думаем, только в вашем семействе, великом и сильном, можно найти жену для него.
        Бог немного помолчал и улыбнулся старцам:
        - Хорошо придумано. Такой мышонок и впрямь должен иметь достойную жену. Но, увы, вы ошиблись домом. Есть семейство посильнее нашего. Семейство ветра, например.
        - Разве вы не сильнее ветра? - удивились старцы.
        - Это только так кажется. Ветер могущественнее меня. Стоит ему задуть посильнее, поднимается такая пыль, что попадает мне в глаза и слепит меня. Конечно, ветер сильнее меня.
        Посланцы посоветовались между собой и решили, что, пожалуй, семейство ветра достойно их красивого белого мышонка.
        - Где живет ветер? - спросили они.
        Бог улыбнулся и показал им дорогу. Старцы подошли к дому ветра и остановились в нерешительности.
        - Что же вы стоите у дверей? - спросил их ветер и предложил войти.
        Тогда они вошли и сказали: - Мы ищем жену для прекраснейшего из рода мышей. Мы были в доме бога, но он сказал, что вы, ветер, сильнее его. Поэтому мы и пришли сюда. Нет ли в вашем семействе подходящей для нас невесты?
        - Благодарю вас,- поклонился ветер.- Но дело в том, что мое семейство вовсе не самое могущественное. Да, мне под силу многое, но я ничего не могу поделать с горой. Сколько ни дую, гора стоит недвижима. Она, конечно, сильнее меня.
        - А где живет гора? - спросили старцы. Ветер рассказал им, как найти дом горы. Старцы поблагодарили его и отправились в путь.
        Пришли они к горе, а она их спрашивает:
        - Что же вы стоите у дверей? Вошли старцы в дом, и гора поздоровалась с ними по обычаю:
        - Как вы поживаете? Какие новости? Как ваш скот? Как ваши дети?
        Старцы вежливо отвечали горе, а потом поведали о красивом белом мышонке, для которого ищут невесту.
        - Конечно, конечно! Такое прелестное создание должно иметь достойную жену! - воскликнула гора.
        - Но в моем семействе вы ее не найдете. Есть существо посильнее меня. День и ночь оно подтачивает мое могущество и даже понемногу разрушает меня. Думаю, это семейство - самое могущественное на свете.
        - Кто же это? - молвили старцы.- Как нам найти его?
        Гора показала им дом, и старцы направились туда.
        Это был дом мыши.
        - Что же вы стоите у дверей? - спросила мышь и пригласила войти.
        Старцы объяснили, зачем они пожаловали. Мышь вежливо выслушала их и сказала:
        - В нашем семействе вы обязательно найдете невесту для красивого белого мышонка. Как хорошо, что мы породнимся!
        Так красивый белый мышонок нашел себе достойную жену - мышку.
        СКАЗКА НАРОДА АМХАРА
        СВИНОПАС
        Жил-был бедный принц. Королевство у него было совсем маленькое, но какое-никакое, а все же королевство - хоть женись, и вот жениться-то он как раз и хотел.
        Оно, конечно, дерзко было взять да спросить дочь императора: "Пойдешь за меня?" Но он осмелился. Имя у него было известное на весь свет, и сотни принцесс сказали бы ему спасибо, но вот что ответит императорская дочь?
        А вот послушаем.
        На могиле отца принца рос розовый куст, да какой красивый! Цвел он только раз в пять лет, и распускалась на нем одна-единственная роза. Зато сладок был ее аромат, понюхаешь - и сразу забудутся все твои горести и заботы. А еще был у принца соловей, и пел он так, будто в горлышке у него были собраны все самые чудесные напевы на свете. Вот и решил принц подарить принцессе розу и соловья. Положили их в большие серебряные ларцы и отослали ей.
        Повелел император принести ларцы к себе в большой зал - принцесса играла там в гости со своими фрейлинами, ведь других-то дел у нее не было. Увидела принцесса ларцы с подарками, захлопала в ладоши от радости.
        - Ах, если б тут была маленькая киска! - сказала она.
        Но появилась чудесная роза.
        - Ах, как мило сделано! - в голос сказали фрейлины.
        - Мало сказать мило, - отозвался император, - прямотаки недурно!
        Только принцесса потрогала розу и чуть не заплакала.
        - Фи, папа! Она не искусственная, она настоящая.
        - Фи! - в голос повторили придворные. - Настоящая!
        - Погодим сердиться! Посмотрим сначала, что в другом ларце! - сказал император.
        И вот выпорхнул из ларца соловей и запел так дивно, что поначалу не к чему и придраться было.
        - Бесподобно! Великолепно! - сказали фрейлины; все они болтали по-французски одна хуже другой.
        - Эта птица так напоминает мне органчик покойной императрицы! - сказал один старый придворный. - Да, да, и звук тот же, и манера!
        - Да! - сказал император и заплакал, как ребенок.
        - Надеюсь, птица не настоящая? - спросила принцесса.
        - Настоящая! - ответили посланцы, доставившие подарки.
        - Ну так пусть летит, - сказала принцесса и наотрез отказалась принять принца.
        Только принц не унывал; вымазал лицо черной и бурой краской, нахлобучил на глаза шапку и постучался в дверь.
        - Здравствуйте, император! - сказал он. - Не найдется ли у вас во дворце местечка для меня?
        - Много вас тут ходит да ищет! - отвечал император. - Впрочем, постой, мне нужен свинопас! У нас пропасть свиней!
        Так и определили принца свинопасом его величества и убогую каморку рядом со свинарником отвели, и там он должен был жить. Ну вот, просидел он целый день за работой и к вечеру сделал чудесный маленький горшочек. Весь увешан бубенцами горшочек, и когда в нем что-нибудь варится, бубенцы вызванивают старинную песенку:
        "Ах, мой милый Августин,
        Все прошло, прошло, прошло!"
        Но только самое занятное в горшочке то, что если подержать над ним в пару палец - сейчас можно узнать, что у кого готовится в городе. Слов нет, это было почище, чем роза.
        Вот раз прогуливается принцесса со всеми фрейлинами и вдруг слышит мелодию, что вызванивали бубенцы. Стала она на месте, а сама так вся и сияет, потому что она тоже умела наигрывать "Ах, мой милый Августин", - только эту мелодию и только одним пальцем.
        - Ах, ведь и я это могу! - сказала она. - Свинопас-то у нас, должно быть, образованный. Послушайте, пусть кто-нибудь пойдет и спросит, что стоит этот инструмент.
        И вот одной из фрейлин пришлось пройти к свинопасу, только она надела для этого деревянные башмаки.
        - Что возьмешь за горшочек? - спросила она.
        - Десять поцелуев принцессы! - отвечал свинопас.
        - Господи помилуй!
        - Да уж никак не меньше! - отвечал свинопас.
        - Ну, что он сказал? - спросила принцесса.
        - Это и выговорить-то невозможно! - отвечала фрейлина. - Это ужасно!
        - Так шепни на ухо!
        И фрейлина шепнула принцессе.
        - Какой невежа! - сказала принцесса и пошла дальше, да не успела сделать и нескольких шагов, как бубенцы опять зазвенели так славно:
        "Ах, мой милый Августин,
        Все прошло, прошло, прошло!"
        - Послушай, - сказала принцесса, - поди спроси, может, он согласится на десять поцелуев моих фрейлин?
        - Нет, спасибо! - отвечал свинопас. - Десять поцелуев принцессы или горшочек останется у меня.
        - Какая скука! - сказала принцесса. - Ну, станьте вокруг меня, чтобы никто не видел!
        Загородили фрейлины принцессу, растопырили юбки, и свинопас получил десять поцелуев принцессы, а принцесса - горшочек.
        Вот радости-то было! Весь вечер и весь следующий день стоял на огне горшочек, и в городе не осталось ни одной кухни, будь то дом камергера или сапожника, о которой бы принцесса не знала, что там стряпают. Фрейлины плясали от радости и хлопали в ладоши.
        - Мы знаем, у кого сегодня сладкий суп и блинчики! Знаем, у кого каша и свиные котлеты! Как интересно!
        - В высшей степени интересно! - подтвердила обергофмейстерша.
        - Но только держите язык за зубами, ведь я дочь императора!
        - Помилуйте! - сказали все.
        А свинопас - то есть принц, но для них-то он был по-прежнему свинопас - даром времени не терял и смастерил трещотку. Стоит повертеть ею в воздухе - и вот уж она сыплет всеми вальсами и польками, какие только есть на свете.
        - Но это же бесподобно! - сказала принцесса, проходя мимо. - Просто не слыхала ничего лучше! Послушайте, спросите, что он хочет за этот инструмент. Только целоваться я больше не стану!
        - Он требует сто поцелуев принцессы! - доложила фрейлина, выйдя от свинопаса.
        - Да он, верно, сумасшедший! - сказала принцесса и пошла дальше, но, сделав два шага, остановилась.
        - Искусство надо поощрять! - сказала она. - Я дочь императора. Скажите ему, я согласна на десять поцелуев, как вчера, а остальные пусть получит с моих фрейлин!
        - Ах, нам так не хочется! - сказали фрейлины.
        - Какой вздор! - сказала принцесса. - Уж если я могу целовать его, то вы и подавно! Не забывайте, что я кормлю вас и плачу вам жалованье!
        Пришлось фрейлине еще раз сходить к свинопасу.
        - Сто поцелуев принцессы! - сказал он. - А нет - каждый останется при своем.
        - Становитесь вокруг! - сказала принцесса, и фрейлины обступили ее, а свинопас принялся целовать.
        - Это что еще за сборище у свинарника? - спросил император, выйдя на балкон. Он протер глаза и надел очки. - Не иначе как фрейлины опять что-то затеяли! Надо пойти посмотреть.
        И он расправил задники своих туфель - туфлями-то ему служили стоптанные башмаки. И-эх, как быстро он зашагал!
        Спустился император во двор, подкрадывается потихоньку к фрейлинам, а те только тем и заняты, что поцелуи считают: ведь надо же, чтобы дело сладилось честь по чести и свинопас получил ровно столько, сколько положено, - ни больше, ни меньше. Вот почему никто и не заметил императора, а он привстал на цыпочки и глянул.
        - Это еще что такое? - сказал он, разобрав, что принцесса целует свинопаса, да как хватит их туфлей по голове!
        Случилось это в ту минуту, когда свинопас получал свой восемьдесят шестой поцелуй.
        - Вон! - в гневе сказал император и вытолкал принцессу со свинопасом из пределов своего государства.
        Стоит и плачет принцесса, свинопас ругается, а дождь так и поливает.
        - Ах я горемычная! - причитает принцесса. - Что бы мне выйти за прекрасного принца! Ах я несчастная!..
        А свинопас зашел за дерево, стер с лица черную и бурую краску, сбросил грязную одежду - и вот перед ней уже принц в царственном облачении, да такой пригожий, что принцесса невольно сделала реверанс.
        - Теперь я презираю тебя! - сказал он. - Ты не захотела выйти за честного принца. Ты ничего не поняла ни в соловье, ни в розе, зато могла целовать за безделки свинопаса. Поделом тебе!
        Он ушел к себе в королевство и закрыл дверь на засов. А принцессе только и оставалось стоять да петь:
        "Ах, мой милый Августин,
        Все прошло, прошло, прошло!"
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СВИНЬЯ - КОПИЛКА
        Сколько игрушек было в детской! А высоко на шкафу стояла глиняная копилка в виде свиньи. В спине у нее, конечно, была щель, только ее еще расширили ножом, чтобы проходили монеты и покрупнее, и две такие монеты в копилке уже лежали, не считая множества мелких. Копилка была набита битком, так что уж и не брякала даже, а о большем ни одной свинье с деньгами не о чем и мечтать. Стояла она на шкафу и смотрела на все в комнате сверху вниз - она ведь могла купить все это, а такая мысль хоть кому придаст уверенности в себе.
        Все окружающие помнили об этом, хотя и не высказывались вслух - у них и без того было о чем поговорить. Ящик комода был полуоткрыт, и оттуда высовывалась большая кукла, уже не первой молодости и с подклеенной шеей. Поглядев по сторонам, она сказала:
        - Давайте играть в людей - это всегда интересно!
        Поднялась возня, зашевелились даже картины на стенах, показывая, что и у них есть оборотная сторона, и против этого нечего возразить.
        Была полночь. В окна светил месяц, предлагая всем даровое освещение. Участвовать в игре были приглашены все, даже детская коляска, хотя она и принадлежала к громоздкому, низшему разряду игрушек.
        - Всяк хорош по-своему! - говорила она. - Не всем же быть благородными, надо кому-нибудь и дело делать, как говорится!
        Письменное приглашение получила только одна свиньякопилка - она стояла так высоко, что устное могла и не услышать, рассудили игрушки. Ну, а она даже не ответила, придет или нет, - и не пришла. Уж если желают ее общества, то пусть сделают так, чтобы она видела все со своего места. Так и сделали.
        Кукольный театр поставили прямо перед ней, вся сцена была как на ладони. Начать хотели комедией, а потом предполагалось общее чаепитие и обмен мнениями. Начали с конца. Лошадь-качалка заговорила о тренировках и чистоте породы, детская коляска - о железных дорогах и силе пара. Все это было по их части, так кому же и говорить об этом, как не им? Комнатные часы толковали о политике: "Тики-тики!" Про них говорили, что они знают, когда надо "ловить момент", да вот только всегда запаздывают. Бамбуковая тросточка гордилась своим железным башмачком и серебряным колпачком - она была обита и сверху и снизу. На диване лежали две вышитые подушки, очень миленькие и очень глупенькие. И вот началось представление.
        Все сидели и смотрели. Зрителей просили щелкать, хлопать и греметь в знак одобрения. Но кнут заявил, что не щелкает старухам, а только непросватанным барышням.
        - А я так хлопаю всем! - сказал пистон.
        - Где-нибудь да надо стоять! - сказала плевательница.
        У каждого были свои мысли, которые он и высказывал во время представления. Комедия не стоила ломаного гроша, но сыграна была превосходно. Исполнители показывались публике только раскрашенной стороной; смотреть с оборотной на них не полагалось. Все играли замечательно и даже вываливались за рампу - нитки были слишком длинны, - зато так каждый был виднее. Склеенная кукла до того расчувствовалась, что расклеилась совсем, а свинья-копилка ощутила в брюхе такое благодушие, что решила сделать что-нибудь для одного из актеров - например, упомянуть его в своем завещании кик достойного быть погребенным вместе с нею, когда придет время.
        Все пришли в такой восторг, что даже отказались от чая и перешли прямо к обмену мнениями - это и называлось играть в людей, причем тут не было никакого злого умысла, а всего лишь игра... Каждый думал лишь о себе да о том, что думает свинья с деньгами. А свинья с деньгами думала больше всех, думала о своем завещании и похоронах. "Когда придет час..."
        - а он всегда приходит скорее, чем ожидают. Бац! Свинья свалилась со шкафа на пол и разлетелась вдребезги. А монеты так и запрыгали, так и заплясали. Маленькие вертелись волчком, крупные катились солидно.
        Особенно долго катилась одна - ей очень хотелось погулять по белу свету. Так оно и сталось - и она отправилась гулять по свету, и остальные тоже. А черепки от свиньи отправились в мусорный ящик. Только на шкафу уже на другой день красовалась новая свинья-копилка. В желудке у нее было еще пусто, и она не брякала - в этом она была схожа со старой. Для начала довольно и этого, а мы на этом кончим.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СВОЕНРАВНАЯ ПРИНЦЕССА
        Некогда жил-был один король. Все то, чему его научили с детства и во что он верил, было для него несомненной истиной. Но сам он был ограниченным и недалеким человеком, хотя во многом он был справедлив.
        У него было три дочери, и однажды он призвал их к себе и сказал им:
        - Все, чем я владею, принадлежит вам или будет принадлежать вам. От меня вы получили жизнь. Только от меня зависит ваше будущее, а значит, и ваша судьба.
        Две старшие дочери, полные признательности и доверия к его словам, туту же с ним согласились.
        Но третья дочь, самая младшая, сказала:
        - Хотя долг обязывает меня повиноваться тебе, я все же не могу поверить в то, что моя судьба всегда должна зависеть от твоей воли.
        - Мы проверим это, - сказал король и тут же приказал заточить девушку в маленькую келью. В своей тюрьме принцесса провела несколько лет, в то время как ее послушные сестры привольно жили и наслаждались богатствами, которые могли бы принадлежать и ей.
        Заточив свою дочь, король сказал сам себе:
        - Моя дочь томится в келье не по своей воле, а по моей. Это в полной мере доказывает для всякого здравомыслящего ума, что не от нее, а именно от меня зависит ее судьба.
        Жители той страны, прослышав о том, что случилось с принцессой, говорили друг другу:
        - Все мы знаем нашего правителя, и ничего дурного за ним не замечали.
        Раз он обошелся так со своей собственной дочерью, которая есть его плоть и кровь, значит, она сказала или сделала что-то очень плохое.
        Они искренне думали так, потому что не достигли того уровня, чтобы обсуждать притязания короля на абсолютную правоту всегда и во всем.
        Время от времени король навещал свою дочь. Он заставал ее с каждым разом все более ослабевшей и изможденной. Но ничто не могло сломить ее.
        Наконец король потерял терпение: "Твое упорное непослушание, - сказал он ей однажды, - может только раздражить меня еще больше и, возможно, ослабит мой авторитет; я могу убить тебя, но у меня доброе сердце; поэтому я решил тебя изгнать за пределы моего царства в дикую пустыню, где живут только звери и такие же безумцы, как ты, которые не смогли ужиться в нашем разумном обществе. Там ты быстро поймешь, можешь ли ты существовать без своей семьи, и если сможешь, то предпочтешь ли этот образ жизни нашему".
        Его указ был тут же выполнен, и принцессу прогнали за пределы королевства. И вот она оказалась на свободе: в дикой местности, в обстановке, ничуть не похожей на ту, к которой она привыкла с детства. Однако вскоре она поняла, что пещера может стать домом, орехи и фрукты, сорванные с дерева, так же вкусны, как поданные на золотых тарелках, что тепло исходит от солнца. Эта местность имела свой собственный климат и жила своей жизнью. Постепенно девушка приспособилась к новым условиям: воду она брала из ручья, на земле отыскивала овощи, а огонь добывала из тлеющего дерева.
        - Здесь, - сказала она себе однажды, - все элементы жизни гармонируют друг с другом, составляют завершенность, которая ни целиком, ни в частности не подвластна воле моего отца-короля.
        И вот однажды заблудившийся путешественник, оказавшийся богатым и предприимчивым человеком, повстречался с принцессой. Он полюбил ее, увез в свою страну, и там они поженились.
        Спустя некоторое время они снова вернулись в ту дикую местность и построили там огромный процветающий город, воплотивший в полной мере их мудрость, находчивость и веру.
        "Безумцы" и другие изгнанники, населявшие дикую пустыню - многие из тех, кого считали сумасшедшими, вошли в полную гармонию с многосторонней жизнью этой местности и стали ей полезными. Слава об этом городе и его окрестностях разнеслась по всему свету. Его могущество и красота затмили красоту и могущество королевства, которым правил отец принцессы.
        По желанию всех жителей принцесса и ее муж стали правителями этого нового, идеального королевства.
        В конце концов старый король решил посетить загадочный и чудесный город, возникший в пустыне и населенный, как он слышал, теми, кого он и ему подобные презирали.
        Итак, он прибыл в город. Низко склонившись в поклоне, король приблизился к подножию трона, на котором восседала молодая чета, и, подняв глаза, чтобы увидеть тех, чья справедливость, богатство и понимание превзошли его собственные, услышал тихий голос своей дочери:
        - Видишь, отец, каждый человек имеет свою судьбу и возможность выбирать.
        Султан Саладин, как повествует суфийский манускрипт, встретил великого учителя Ахмада ар-Рифай, основателя ордена Рифайа, "завывающих дервишей", и задал ему несколько вопросов.
        Эту историю Рифай рассказал Саладину в ответ на вопрос: "Почему вы убеждены, что правила и закон недостаточны для сохранения счастья и справедливости?"
        Их встреча произошла в 1174 году. Но эта история, известная из несуфийских источников, используется для того, чтобы проиллюстрировать возможность "другого состояния сознания" у человека.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СВОИМ УМОМ
        Жили старик со старухой. Детей у них не было. Жилось им скучно, и они постоянно жаловались на свою судьбу.
        Однажды они сидели на своем огороде, где на грядках росли тыквы.
        - Эх, был бы у нас сынок...- произнес старик. И вдруг одна тыква скатилась с грядки и подкатилась к старику со старухой:
        - А чем я вам не сынок?
        Посмотрел старик, удивился. Виданное ли дело, чтобы тыква заговорила человечьим голосом! Да только вдруг радостно ему стало, как будто и впрямь родного сына увидел. Взяли старик со старухой сына-тыкву к себе домой и стали жить вместе.
        Старик и старуха по целым дням в поле работали, а сынок-тыковка готовил дома еду и приносил им на поле. Названые родители души в нем не чаяли и любили, как родного сына.
        А сын-тыковка все рос да рос. Пришла пора ему жениться.
        Он и говорит старику со старухой:
        - Ищите мне невесту!
        Те засмеялись сначала, а потом опечалились:
        - Кто же за тебя замуж пойдет, сынок?!
        - Не горюйте,- отвечает сын-тыковка.- Я и сам найду себе невесту. Вот увидите: женюсь я на царской дочери!
        Собрался сын-тыковка и отправился в путь искать себе невесту.
        Ходил он по разным странам, побывал во многих городах. Наконец он попал в столицу одного царства, где правил раджа, у которого было семь дочерей.
        Как-то раз раджа позвал к себе дочерей и спросил:
        - Скажите мне, дочки, чьим умом вы живете?
        - Твоим умом, отец,- в один голос ответили шесть царевен.- Если бы ты не был раджей, не был бы нашим отцом, откуда добыли бы мы такие богатства, как могли бы жить так счастливо?
        Радже приятно было услышать такой ответ. Но почему седьмая, самая младшая царевна не произнесла ни слова?
        - А ты что же молчишь, Канчхи? Чьим умом ты живешь?
        - Я своим умом живу, отец,- ответила Канчхи. Раджа удивился и рассердился. Он даже изменился в лице, и глаза его от гнева налились кровью.
        - Так-то ты ценишь отцовские милости? Видно, слишком ты возгордилась, если стала презирать отца! Хорошо же! Посмотрим, счастлива ли будет твоя судьба.
        И раджа повелел выдать младшую дочь замуж за того, кто наутро первым подойдет к царскому дворцу.
        Младшая царевна была горда и своего слова держалась крепко. Она не испугалась и с готовностью согласилась повиноваться отцу.
        А по тому городу ходил юноша-тыковка, и наутро он как раз подошел к царскому дворцу. Раджа уже с рассвета сидел у окна и поджидал, кто явится первым. Увидел он тыкву и позвал младшую дочь:
        - Вот, смотри, кого прислала тебе твоя судьба!
        - Ну так что же,-отвечала царевна,-я согласна. Раджа устроил свадьбу, а после свадьбы муж-тыковка с молодой женой отправился домой. Раджа не дал своей дочери никакого приданого и проводил ее без всяких почестей. Царевна с мужем одни пешком пошли по дороге.
        На пути им попалось хлебное дерево со спелыми плодами. Увидел их муж-тыковка и сказал царевне:
        - Я влезу наверх, потрясу дерево, а ты собирай плоды внизу.
        Он забрался на дерево, начал трясти его, и плоды посыпались на землю. Но, когда тыковка стал спускаться, он зацепился за ветку и сорвался. Стукнулся тыковка о землю и раскололся на кусочки.
        Увидела это царевна и горько зарыдала:
        - Увы, несчастная моя доля! Где уж мне своим умом жить!
        Вспомнила она, как насмехались над ней отец и сестры, и стала сокрушаться, что в свое время не послушалась их. Вдруг она услыхала голос своего мужа-тыковки:
        - Не горюй, Канчхи! Я не умер, я только менял свою одежду!
        И тут перед ней явился ее муж в человеческом облике - красивый, веселый, статный. Вне себя от радости царевна упала ему в ноги.
        Весть об этом чуде разнеслась повсюду. Дошел слух и до отца царевны. И он с женой и шестью царевнами поспешил к своему зятю. Увидел раджа зятя в человеческом облике - и стал хвалить дочь за то, что она жила своим умом.
        А каждая из сестер завидовала ей и раскаивалась: "Почему я не сказала, что живу своим умом? Тогда и мне в мужья достался бы такой красавец. Канчхи своим умом вот чего добилась! А мы остались ни с чем".
        А раджа пожалел, что был так несправедлив к родной дочери. Он хотел отдать Канчхи половину своего царства, но она отказалась:
        - Лучше будем мы жить, отец, своим умом! И поистине: если своим умом жить, незачем к людям на поклон ходить.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        СВОЙ ЦВЕТ
        Все светишь? Все радуешься?! — Ворона зажмурила один глаз, а другим посмотрела на золотое солнце. Очень вредно посмотрела. — Почему же мне не светить, не радоваться? Ведь все хорошо! — И солнце протянуло лучик, чтобы поправить вороне перышки.
        — Ой-ой-ой, хорошо! — подпрыгнула серая ворона. — Что хорошего-то?! —Она так возмутилась, что ветка старого лесного орешника задрожала под ее лапками.
        — Ну... — солнце то ли растерялось, то ли разволновалось, — по-моему, все хорошо. — И оно бросило несколько искорок на маленькую елочку.
        — По-твоему? — Ворона открыла зажмуренный глаз и зажмурила тот, что был открыт. — Ну, допустим, хорошо. А при чем здесь ты? Я спрашиваю!
        Солнце широко открыло глаза, посмотрело на орешник, усыпанный гроздьями коричневато-золотых орехов, на желтые-желтые березы, на зеленые елки с рыжеватыми шишками, на красные ягоды рябины. Посмотрело солнце вокруг и промолчало. Что тут скажешь? Только загрустишь.
        Подруга солнца — туча — очень не хотела, чтобы солнце грустило. Поплыла она к солнцу и... Да, кстати, может быть, ты не знаешь, что солнце и туча — друзья? Они очень дружат, поверь мне! А работают по очереди. Когда отдыхает — не проливает дождя — туча, солнце теплом и светом помогает хорошеть листьям, ягодам, орехам. Потом приходит черед тучи: дело солнечных лучей продолжают нити дождя. Так и дружат туча и солнце. Но это к слову.
        А что же делается у нас в сказке? А вот увидела туча, что расстроилось солнце, и говорит:
        — Что ты?! Грустить из-за того, что кто-то, вредный или глупый, нарочно тебя обидел?! Несерьезно это.
        Темно-серая туча бережно укрыла солнце. Пошел дождь. Желтеют среди нитей его березы, поблескивают красные ягоды рябины, не боятся дождя орехи золотистые.
        Ворона, та, что обидела солнышко, похоже, рада туче и дождю. «Вот теперь точно все хорошо, — она сразу двумя глазами удовлетворенно посмотрела на тучу, — прекрасная темно-серая туча! Мне под цвет. И дождь замечательный: светло-серый. Подойдет мне». Туча не обращала внимания на довольную ворону. Дождь нашептывал что-то спокойное ярким деревьям, поил водой их корни. Вороне это было как-то все равно, ее другое занимало.
        — Приветствую вас! Добро пожаловать в мой лес! — Ворона даже крыльями взмахнула, но в ответ не услышала ни слова. Тогда она продолжала: — Я рада, что вы закрыли солнце. Оно меня раздражало.
        — Мне, кажется, что-то послышалось, — прошелестел дождь.
        — По-моему, я тоже слышу чьи-то странные слова, — ответила туча своему дождю.
        — Странные слова?! Это мои слова! Это я, ворона, столько всего умного прокаркала.
        Ворону немного задело невнимание тучи и дождя, она взъерошилась еще больше. Но наконец к ней обратилась сама туча:
        — Ворона? Где-то здесь ворона? И говорит что-то умное?
        — Конечно, конечно! — Ворона подпрыгнула на ветке. — Вот, вот здесь я!
        — Что-то я вас не вижу, ворона, — правду, нет ли сказала темно-серая осенняя туча. — А вы какая из себя?
        — Да, о вашей внешности, пожалуйста, — прошелестел дождь.
        — Какая я? — Ворона вытаращила глаза. — Моя внешность?! Она у меня очень замечательная. Просто серая! Я немного светлее вас, туча, и немного темнее вас, дождь. Я средне-просто-серая и в перьях. — Ворона устроилась на кончике самой длинной ветки, чтобы быть виднее.
        — Я смотрю и вижу, — туча будто бы прищурилась, — желтые березы. рыжие молодые шишки, красную рябину, — медленно перечисляла туча. Нарочно, нет ли...
        — Ой, ну при чем здесь все это разноцветное. Я просто серенькая, обыкновенно серенькая. Ну? Видно?
        — Поливая орешник, — прошелестел дождь, — я обратил внимание на блестящие, красивые орехи.
        — Ну, знаете! Ну!.. — совсем рассердилась ворона. — Оба вы, туча и дождь, какие-то странные! Золотые орехи всякие, рябины, березы красные и желтые видите! А меня, родственную, можно сказать, родную вам по цвету, серую ворону, разглядеть не можете! Как же так?!
        — Очень просто. — И туча вот как все объяснила: — Я туча темно-серая, дождь мой светло-серый.
        — Ну-ну! — не терпелось вороне.
        — Вот, — спокойно продолжала темно-серая туча, — а вы, ворона, как вы сами сказали, обыкновенная, просто средне-серая. В этом все и дело.
        — Какое дело? Какое такое дело? Я... Я... Я... — Ворона просто из себя вышла: — Я как раз нужного вашего цвета!
        — Не нашего, простите, — прошептал вежливый дождь.
        — Ага, — каркнула ворона, — я не вашего, а все эти разноцветные, — она завертела головой, указывая на орехи, ягоды, листья, — они, можно подумать, именно вашего.
        — Нет, нет... — Туча поставила все на свои места. — У ягод, орехов, листьев пестрых свой, именно свой цвет: желтый, красный, золотистый...
        — Это правильно, — кивнула ворона.
        — У меня, — продолжала туча, — тоже свой цвет: темно-серый. Ворона внимательно слушала.
        — И у моего дождя свой цвет: светло-серый. Вот и получается, что у всех — посмотрите вокруг — свой цвет. Потому и видно всех.
        — Интересно получается, — пробурчала ворона, — интересненько. Вь( — цветные. А я что — бесцветная?
        — Вы, уважаемая ворона, вообще бесцветно-незаметная. Это мы, я и дождь, как бы спрятали ваш цвет. Ненарочно. Вы средне-серая, так? Вот и потерялся ваш цвет средний где-то посреди моего темно-серого...
        — И моего светло-серого, — подхватил дождь. Растерялась ворона, замолчала, вздохнула даже. Взъерошилась. Поразмышляла и спросила, представь себе, почти робко:
        — Так что же, я такой и останусь? Ну, посредине... что ли?
        — Нет, — успокоила туча, — совсем нет. Нам с дождем придет пора уходить. Выглянет солнце.
        — Солнце?! — Ворона захлопала глазами.
        — Да, да, — продолжала туча. — Солнышко золотыми своими лучами высушит и пригладит ваши перышки, позолотит чуть-чуть. Разве плохо: серо-золотистая ворона на желтой березе? Замечательно! Просто вам солнца недостает. А мы, я и дождь, вам мешаем.
        — Солнышка вам нужно дождаться, — зашумел дождь, — и вы, ворона. станете видной и даже хорошенькой.
        Ворона растерянно моргала, жмурила то один, то другой глаз.
        — Ну что ж, нам пора, — сказала туча. ' И небо стало не темно-серым, а ярко-голубым.
        — Всего хорошего, — попрощался дождь. Исчезла светло-серая пелена с осеннего леса — яркого, пестрого, разноцветного.
        Выглянуло золотое солнце.
        — А... Э... Ну... Это... — Ворона не знала, как заговорить с солнышком. Но солнце, конечно, было умнее и добрее вороны, а потому сказало:
        — Не беспокойтесь, пожалуйста. Я кое-что слышало и тоже думаю, что золотисто-серая ворона будет прекрасно выглядеть на желтой березе. Подставляйте перышки.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СЕБЯЛЮБЦЫ
        Жило одно племя в краю, который лежал далеко от моря. В лесах, по которым странствовало это племя, было множество кенгуру и коала, но людям надоело питаться дичью, захотелось им отведать чего-нибудь другого.
        - Пойдемте к морю, - предложил кто-то. - В море полно рыбы. И вот племя двинулось через лес. Люди шли по лесу до тех пор, пока не вышли к морю у большого мыса, возле которого много озер и заливов.
        Во всех этих озерах и заливах плавала рыба. В тот летний вечер, когда пришло сюда племя, над травой и водой тучей вилась мошкара, и люди то и дело слышали всплески - это рыба прыгала за мошкарой.
        Мужчины радовались и рассуждали о том, сколько наловят рыбы. Женщины весело переговаривались. Они понесли детишек на берег, чтобы выкупать их...
        Мужчины сплели сети и сачки и пошли бродом по отмелям. Они метали копья, ныряли за рыбой и, поймав рыбину, высоко поднимали ее над собой, чтобы все увидели их добычу.
        Вместе с людьми к морю пришли и собаки. Собаки эти были сильные и быстрые, когда-то они тоже были людьми. Обычно они питались дичью, которую сами ловили: им было мало объедков, что бросали им люди. В родных краях собаки никогда не голодали, ведь там было вдосталь кенгуру, а собаки были хорошими охотниками.
        На новом стойбище у моря никакой еды, кроме рыбы, не было, и собаки голодали, потому что ловить рыбу они не умели.
        Однажды мужчины поймали столько рыбы, что едва дотащили ее до стойбища. Они свалили возле костра целую гору серебристой рыбы, и, покуда женщины жарили ее, рыболовы легли отдыхать под деревьями.
        Собаки поглядели на эту серебристую гору, и голод их стал нестерпимым.
        Собачий вожак подошел к мужчинам.
        -Дайте нам немножко рыбы. Все равно вам не съесть ее всю, а мы совсем оголодали,-попросил он.
        - Пошел вон, пес! - закричал один из мужчин. - Собаки не едят рыбу!
        -А мы будем! - сказал собачий вожак.
        -Кенгуру здесь нет, и мы совсем отощали от голода. Дайте нам рыбы, чтобы мы могли поесть и набраться сил.
        -Сами наловите, если вам поесть охота, -сказал другой мужчина. -А эта рыба наша, не станем мы делиться с собаками.
        - Собаки не умеют ловить рыбу, - сказал вожак.
        - Тогда подыхайте с голоду! - крикнул первый мужчина и швырнул в вожака камнем.
        Тут все мужчины вскочили и стали гнать собак из стойбища палками и камнями - и глумились, и смеялись над ними.
        Собаки убежали далеко в лес, сбились в круг и долго-долго говорили. А племя пировало в своем стойбище до тех пор, пока от рыбы остались только кости. От всего улова не уцелело ни одной рыбешки,
        Потом люди мирно сидели и беседовали до восхода луны, а когда луна взошла, в стойбище вернулись собаки. Они были полны гнева на людей.
        Собачий вожак отошел от других собак, залаял и пронесся по стойбищу. Он высоко подпрыгивал на бегу, и на лапах у него сверкал огонь.
        - Да будут наказаны все себялюбцы! - крикнул он и стал колдовать.
        От его колдовства словно ветер пронесся над стойбищем, и все люди, что были там -женщины, дети, мужчины, -превратились в камни.
        С тех пор у всех себялюбцев сердце каменное и нет в них ласки и доброты.
        АВСТРАЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        СЕМЕНОВНИН ПАСЬЯНС
        Семеновна каждый день сидела во дворе на маленьком складном стульчике за маленьким складным столиком, и над ней возвышался маленький складной зонтик от солнца, привязанный к спинке стула. Да и сама Семеновна была невелика, ростом не более Генкиного сеттера Иоганна, если тот, конечно, встанет на задние лапы, а передние Генке на плечи положит. В общем, с Генку ростом Семеновна была. А сколько ей лет, никто не знал... Генкин отец как-то говорил, что, когда ему было двенадцать лет, как Генке сейчас, Семеновна точно так же во дворе сидела, карты на столике раскладывала. И с тех пор она ничуть не изменилась - лицо все в морщинах, голова седая, глаза веселые...
        Как-то раз вышел Генка из дома с Иоганном погулять. А когда проходил мимо Семеновны, ветер как дунет, и карты ей разметало по всему двору. Генка, ни слова не говоря, собирать их бросился. А когда собрал все, что успел, видит: старушка одной рукой карты к груди прижимает и за одной, последней, гоняется, да так шустро... Но ветер все не стихал, и карта (валет червовый) поднялась высоко-высоко и улетела аж за соседний дом.
        - Вот, милый, - говорит старушка Генке. - Придется отправляться мне через дальние страны, за тридевять земель в Трисемнадцатое царство, а то большая беда будет... А тебе спасибо. Если б не ты, пришлось бы мне сотню лет странствовать, а я тут сидеть люблю. Давно сижу привыкла...
        - Да что вы, бабуля, ответил ей Генка вежливо, думая, что для старушки за соседнюю пятиэтажку сходить - все равно, что за тридевять земель. - Не можете себе новую колоду купить!..
        - Да нет, милый, эти карты непростые.... Над ними слова волшебные сказаны были, и все, что с ними случается, то и на самом деле с людьми происходит.
        Вынула она из кармана платочек беленький, махнула им, и вдруг посреди двора сами собой ворота появились резные. Вошла она в них - и тут же пропала с глаз, как и не было ее, а ворота стали угасать, в воздухе растворяться... Тут уж Генка не стерпел, что такое дело без него обходится, и как прыгнет в ворота, пока они совсем не пропали. А за ним вслед и Иоганн заскочил.
        Семеновны рядом уже не было, убежала куда-то шустрая старушка... И ворота тоже совсем исчезли. А Генка стоял на дороге в черно-белую клеточку. По обочинам ее лес произрастал дремучий, только вместо листьев зеленых на деревьях карты игральные шелестели. Пошли было Генка с Иоганном по дороге (не стоять же им на месте), но из-за ближайшего куста выскочил стражник с копьем да как закричит:
        - Ход не по правилам! Ты здесь новенький, значит, ты - пешка! Сделал шаг - и жди, пока тебе снова шагнуть позволят.
        Генке стражник не понравился. Хотел он было мимо него бегом припустить, но тот свистнул в четыре пальца, и из того же кустика еще полсотни стражников вылезло. Иоганн тут же с лаем на них набросился, и все стражники быстро разбежались, по кустам попрятались. Так что двинулись Генка с Иоганном, куда хотели, без дозволения. Шли они недолго, но и некоротко, и пришли в город из карточных домиков. В центре крепость стояла, из доминошных костяшек сложенная, а вместо башен - огромные шахматные фигуры. Стражники у ворот сидели и в кости играли. Хотел Генка мимо них незаметно пройти, но не тут-то было - ему сразу же путь преградили.
        - А ты не знаешь, что право входа выиграть надо?! - удивился один из стражников.
        - А у него на кон нечего поставить! - догадался другой - Разве что собаку...
        - Я в кости не играю!- заявил Генка, а Иоганн прижался к его ноге и начал тихонько рычать.
        Стражники как будто перестали его замечать и вернулись к своим делам. И вдруг Генка услышал знакомый голос прямо над ухом:
        - Теперь ты у них вне игры, и они тебя не видят... - рядом с ним стояла Семеновна, только моложе была лет на сто или двести, в пурпурной мантии и с короной на голове. Генка ее только по зонтику узнал.
        - А Валета-то нашли! - спросил Генка вместо "здрасьте", потому что растерялся.
        - Найти-то нашла, теперь вот никак не уговорю вернуться... - грустно ответила Семеновна. - Я все эти годы старалась, пасьянсы складывала, и у всех, кто в нашем дворе живет, жизнь по-хорошему складывалась, по-доброму. Карты из Трисемнадцатого царства большую силу имеют...
        Тут Семеновна снова платочком махнула и говорит:
        - Пора тебе домой, а то за тебя там волнуются уже... Генка и сам не заметил, как в своем дворе оказался, и никто в нем не играл и не бегал, потому что лил дождь, а посреди футбольной площадки пузырилась огромная лужа...
        А утром, когда Генка вывел Иоганна на прогулку, снова было тепло и солнечно. Семеновна в прежнем виде сидела за своим столиком и раскладывала карты в тени от зонтика.
        - Здрасьте... - на этот раз не забыл Генка. - Уговорили Валета вернуться? И тут заметил он, что возле Семеновны на коврике лежит целая куча коробок из-под конфет. А сама она положила возле валета даму и только тогда от карт оторвалась.
        - Вернулся он, - говорит, - только условие поставил, чтобы была ему отдельная жилплощадь. А другим обидно. Вот и пришлось каждой карте, хоть шестерке, хоть тузу, по отдельной коробке выделить
        ЖЕНЯ БОРОЗДИНА
        СЕМЕРО ХРАБРЕЦОВ
        Однажды встретились семеро храбрецов. Первого звали Шульц, второго Якли, третьего Марли, четвертого Ергли, пятого Михель, шестого Ганс, а седьмого Вейтли.
        Задумали они вместе весь свет обойти, приключений поискать и свою храбрость показать.
        А чтобы странствовать им было безопасней, заказали они себе у кузнеца копье. Одно копье на всех, но зато длинное и крепкое.
        За это копье ухватились они все семеро. Впереди пошел самый смелый и самый сильный - Шульц. А за ним - Якли, а за Якли - Марли, а за Марли - Ергли, а за Ергли - Михель, а за Михелем - Ганс, а последним шел Вейтли.
        Шли они день, шли они два. На третий день к вечеру, когда уже стемнело, дошли до большого луга. А на лугу сено лежало.
        Пролетел тут мимо семерых храбрецов шмель. Пролетел он и зажужжал: “Ж-ж-ж!”
        Храбрый Шульц очень испугался. Чуть копье не выронил.
        - Ох! - говорит он товарищам. - Слышите, слышите? В барабаны бьют! А Якли говорит:
        - Ах-ах! Порохом пахнет. Сейчас из пушки стрелять будут.
        Тогда Шульц совсем испугался, бросил копье и побежал. Побежал и нечаянно наступил на зубья граблей, которые лежали на траве. Грабли подскочили и стукнули его по лбу.
        - Ай, ай! - закричал храбрый Шульц. - Сдаюсь, берите меня в плен!
        А Якли, Марли, Ергли, Михель, Ганс и Вейтли бросили копье и закричали:
        - Если ты сдаешься, так и мы сдаемся! Берите всех в плен!
        Кричали, кричали, а потом видят - некому их в плен брать: одни они на лугу.
        - Вот что, - говорит Шульц. - Не надо об этом случае рассказывать. А то над нами смеяться будут.
        Так они и порешили молчать до тех пор, пока кто-нибудь из них случайно не проболтается.
        А через несколько дней с ними новая беда приключилась, пострашнее первой.
        Шли они через пашни, а там сидел заяц, грелся на солнышке и дремал.
        Уши у него торчали вверх, а глаза были большие и словно стеклянные.
        Испугались наши храбрецы, стали думать, как им быть: бежать или напасть на это чудовище?
        - Братцы, - говорит храбрый Шульц, - нам предстоит опасный бой. Чем храбрее мы будем, тем скорее победим. Я так думаю.
        - И я тоже, - сказал Якли.
        - И я, - сказал Марли.
        - И я, - сказал Ергли.
        - И я, - сказал Михель.
        - И я, - сказал Ганс.
        - И я, - сказал Вейтли, который шел позади всех. Взялись они вместе за копье и побежали на зайца. Пробежали немного и остановились.
        А Вейтли, который бежал позади всех, закричал:
        - Храбрый Шульц, смелее в бой! Не пугайся, мы с тобой!
        А Шульц закричал:
        - Вейтли громче всех орет! Вейтли пусть идет вперед!
        Стали они спорить, кому вперед идти. А заяц все сидит на том же месте.
        Наконец Шульц набрался храбрости и опять побежал, остальные храбрецы за ним.
        - Ату его, ату-ту-ту!- закричал Шульц.
        - Ату его, ату-ту-ту! - закричал Якли.
        - Ату его, ату-ту-ту! - закричал Марли.
        - Ату его, ату-ту-ту! - закричал Ергли.
        - Ату его, ату-ту-ту! - закричал Михель.
        - Ату его, ату-ту-ту! - закричал Ганс.
        - Ату его, ату-ту-ту! - закричал громче всех Вейтли, который бежал позади всех. Но тут заяц проснулся и ускакал.
        - Вот, - говорит храбрый Шульц, - значит, мы опять маху дали. Это был заяц.
        Пришли к большой реке, - лодки не видно, моста нет. Как же на тот берег перебраться? А на том берегу сидел рыбак с удочкой. Вот Шульц и кричит ему:
        - Как бы нам на тот берег перебраться?
        - Поищи броду!- отвечает рыбак.
        А Шульцу показалось, что рыбак сказал: "Полезай в воду". Он и полез в воду. Прошел несколько шагов, а дальше идти не может. Река глубокая, и ноги в тине завязли. Шапка у него с головы слетела и по воде плывет, а на шапку лягушка села. Села и заквакала:
        - Ква-ква! Якли говорит:
        - Это Шульц нас зовет. Пойдем за ним. Вошли они все в воду и тоже в тине завязли. Стоят и кричат:
        - Помогите - тонем! Помогите - тонем! Кричали до тех пор, пока рыбак за ними с того
        берега на лодке не приехал и их из реки не вытащил. Обогрелись храбрецы, обсушились и пошли по домам.
        - Не буду я больше путешествовать, - сказал Шульц.
        - Конечно, лучше дома сидеть, - сказал Якли.
        - Дома тепло, - сказал Марли.
        - Дома сухо, - сказал Ергли.
        - Дома никто тебя не тронет, - сказал Михель.
        - Дома можно на перине спать, - сказал Ганс.
        - Дома я никого не боюсь, - сказал Вейтли, который теперь шел впереди всех. Вот так храбрецы!
        БРАТЬЯ ГРИММ
        СЕМЬ БРАТЬЕВ ЧАМПА
        У одного раджи было семь рани. Старшие рани были такие гордые, что, когда ходили по земле, едва касались ее ногами. Младшая же рани была очень скромна, и раджа любил ее больше всех.
        Долгое время раджа не имел детей. "Кто же,- думал он,- будет моим наследником? Кому достанется мое царство?"
        Проходили дни. И вот у младшей рани должен был родиться ребенок. Раджа не мог сдержать своей радости. Он созвал слуг и караульных и объявил по всему царству, что раскрывает все свои заветные кладовые. Кто хочет сластей и драгоценностей - пусть приходит и берет.
        Старшие рани стали завидовать младшей.
        А раджа протянул из своих покоев в покои младшей рани золотую цепочку и сказал:
        - Как появится на свет младенец, дерни за эту цепочку - и я приду взглянуть на новорожденного.
        С этими словами он удалился на дорбар.( Дорбар- царский прием.)
        И младшая рани стала ожидать младенца. Кто осмелился бы войти в ее покои? Но старшие рани решили:
        "Зачем нам посылать к младшей рани чужих женщин? Лучше мы сами к ней пойдем".
        Когда они входили к ней, задели за золотую цепочку. Раджа, прервав дорбар, в сопровождении жреца и свиты под бой барабанов тотчас отправился в покои младшей рани. В руках его были драгоценности.
        Но, увидев, что ожидаемого не произошло, он удалился.
        Не успел раджа снова начать прием, как опять зазвенела золотая цепочка. Раджа вновь поспешил к рани, но и на этот раз понапрасну. Разволновавшись и разгневавшись, он решил: "Если цепочку дернут и в третий раз, а младенец не появится, я зарублю рани". С такими мыслями раджа вышел из покоев жены.
        А тем временем у младшей рани один за другим родились семь сыновей и дочь. Дети были красивы, как луна, как бутоны цветов. Нетерпеливо размахивали они ручками и ножками, и покои матери озарились ярким светом.
        Младшая рани слабым голосом произнесла:
        - Диди, почему ты не показываешь моего сына? Но старшая рани сделала презрительную гримасу и замахала руками:
        - Какой же это сын?! Разве могла ты родить сына?! Ты родила не то мышонка, не то краба.
        Услышав это, младшая рани впала в беспамятство. А коварные старшие рани не дергали более цепочку. Они тайком принесли глиняный горшок, положили туда мальчиков и девочку и закопали горшок в куче золы. Затем, возвратившись к молодой матери, они дернули за цепочку. Опять загремели барабаны, и раджа в сопровождении жреца, с драгоценностями в руках появился в покоях своей любимой жены.
        Старшие рани, успевшие уже вымыть руки и лицо, показали ему несколько лягушат и мышат, будто бы рожденных младшей рани. Увидев их, раджа рассвирепел и выгнал молодую мать из дворца.
        А лица старших рани расцвели улыбками. Не замолкал звон браслетов на их ногах. Счастью их не было предела. Раздув во дворце пламя ненависти и хитростью добившись победы, шесть рани принялись за свои обычные дела.
        Несчастная же младшая рани жила в нужде и лишениях; она ходила в лес рубить дрова, чистила канавы, дробила щебень - выполняла всю черную работу.
        Шло время, а счастье не улыбалось радже; не было счастья и его государству. Дворец запустел, в царском саду не распускались цветы, раджа не совершал пуджу (П у д ж а - богослужение.).
        Однажды к радже пришел садовник и сказал:
        - У меня нет цветов для совершения ежедневной пуджи, но на семи деревьях чампа и на дереве парул, что растут на куче золы, распустились семь очень нежных цветков чампа и один парул.
        - Вот и принеси мне эти цветы для богослужения,- ответил раджа.
        Садовник отправился за цветами.
        Увидев его, цветок на дереве парул закричал цветам чампа:
        - Семь братьев чампа, берегитесь!
        Тотчас же семь чампа зашелестели листвой:
        - Что случилось, сестра парул?
        - Сюда идет садовник раджи, вы дадите ему цветы для пуджи? - отвечала парул.
        Деревья закачали вершинами и подняли цветы наверх.
        - Нет, не дадим, не дадим цветов садовнику,- прошелестели чампа.
        Услышав это, садовник остолбенел, потом в страхе бросил свою корзинку и пустился бежать.
        Прибежав во дворец, он рассказал обо всем радже. Раджа удивился его рассказу и решил сам отправиться со свитой к чудесным деревьям.
        Когда раджа приблизился к семи деревьям чампа, чтобы сорвать цветы, дерево парул закричало:
        - Семь братьев чампа, берегитесь!
        - Что случилось, сестра парул? - спросили с тревогой семь чампа.
        - Сам раджа пришел. Дадите вы ему цветов? - крикнула парул.
        - Нет, не дадим, не дадим ему цветов, мы поднимем их еще выше,- ответили чампа.- Пусть придет за цветами старшая рани!
        И цветы чампа вместе с цветком парул поднялись еще выше.
        Раджа позвал старшую рани. Она пришла, позванивая браслетами на ногах. Деревья чампа заволновались.
        - Мы не дадим, не дадим цветов старшей рани, поднимем цветы еще выше! Пусть придет за ними другая рани!
        Пришла другая рани, потом третья рани, четвертая, молодая рани, но никто из них не мог достать цветов; они поднимались все выше и выше над землей, сверкая, словно звезды в небе. Огорченный раджа, понурив голову, опустился на землю. Вот уже пришла последняя рани, а деревья повторяли все одно и то же.
        - Не дадим, не дадим цветов, поднимемся еще выше! Пусть придет за цветами самая бедная служанка.
        Стали искать эту служанку. Раджа послал за ней паланкин. Слуги и носильщики с паланкином отправились в поле и возвратились оттуда со служанкой. Руки и ноги у нее были испачканы в навозе, сари было порвано.
        Но чудесные деревья тотчас же признали в ней младшую рани. Семь чампа приветливо зашелестели, и цветы их стали спускаться все ниже и ниже. К ним присоединился и цветок парул. И вдруг из цветов выпрыгнули семь царевичей и царевна - прекрасные, словно полная луна, и с криком "ма! ма!" бросились к младшей рани-служанке.
        Все застыли в удивлении. У раджи из глаз полились слезы радости. Старшие же рани задрожали от страха.
        Тогда раджа приказал поставить старших рани коленями на колючки и такими же колючками засыпать их, а сам вместе с сыновьями-царевичами, дочерью-царевной и своей любимой рани отправился во дворец.
        И во дворце торжественно зазвучали литавры.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        Семь дочерей
        Было у матери семь дочек. Однажды поехала мать к сыну, который жил далеко. Вернулась домой только через неделю. Когда мать вошла в хату, дочки одна за другой стали говорить, как они скучали по матери.
        — Я скучала по тебе, как маковка по солнечному лугу, — сказала первая дочь.
        — Я ждала тебя, как сухая земля ждет каплю воды, — проговорила вторая.
        — Я плакала по тебе, как маленький птенчик плачет по птичке, — сказала третья.
        — Мне тяжело было без тебя, как пчеле без цветка, — щебетала четвертая.
        — Ты снилась мне, как розе снится капля росы, — промолвила пятая.
        — Я высматривала тебя, как вишневый сад высматривает соловья, — сказала шестая.
        А седьмая дочка ничего не сказала. Она сняла с мамы ботинки и принесла ей воды в тазу — помыть ноги.
        СЕМЬ ЛЕТ В ЛАПЛАНДИИ
        Было дело: повадились лапландские колдуны воровать у нас скот, а иной раз и людей. Похитят людей - и заставят батрачить на себя.
        Как-то раз сеял мужик в поле. Вдруг слышит шум сильный, грохот. Оглянулся назад, видит: смерч идёт прямо на него.Вмиг очутился мужик в пыльном облаке, пыль в рот набилась, в нос. Немного погодя унёсся смерч. Видит мужик: смерч на север умчался, а в поле пусто, будто ни зёрнышка не посеяно.
        Принялся мужик снова сеять. Глядь - смерч опять тут как тут. Смёл с поля всё до последнего зёрнышка. И вот уже надвигается он на мужика, хочет лукошко у него вырвать. Метнул мужик в смерч нож. В тот же миг остановился смерч, вроде как всхлипнул и умчался обратно на север. Можно спокойно сеять себе дальше.
        А на другой день занемог мужик. День проходит за днём, мужик ноги-то таскает, а работать сил нет, из рук всё валится. Бросился мужик к лекарям. Один одно советует, другой - другое, а здоровья нет как нет.
        Наконец научил его кто-то:
        - В Лапландию тебе надо! Там знаменитые ведуны живут. Они тебя наверняка вылечат.
        Путь конечно не близкий, да что делать - мужику охота здоровье вернуть, надобно в Лапландию податься. Три месяца шёл мужик, пришёл наконец в Лапландию. Там указали ему знаменитого ведуна.
        Входит мужик в дом ведуна. Глядь - его нож в притолоке торчит.
        - Ишь ты, мой нож! Я его как-то раз метнул в родных краях в смерч, а он вон где оказался!
        Лапландский ведун в ответ:
        - Так это ты мне в бок ножом попал! Придётся тебе остаться здесь на меня батрачить.
        Мужик отвечает:
        - Батрачить я никак не могу. Занедужил я. Пришёл к тебе исцеления искать.
        Лапландский ведун тут же говорит:
        - Ничем ты не болен. Вполне можешь работать!
        Мужик и впрямь чувствует, что совсем здоров. Сегодня здоров, назавтра здоров, всякий день здоров. Лапландский ведун в одночасье словом его вылечил. Но зато ждёт мужика батрацкая доля. Лапландский ведун заставляет его все работы работать, а за то только кормит мужика да иногда шкуру какую звериную даст - на одежду. Лапландский ведун частенько гуляет по белу свету, но сыновья его да цепные псы стерегут мужика, чтоб не сбёг. Пытался мужик раз-другой убежать, да собаки тотчас по следу бросились. Никакого от них спасу, пришлось к лапландскому ведуну возвращаться.
        Семь лет уж минуло, а мужик всё батрачит в Лапландии. Наступил сочельник. Мужика думы о своём доме, о жене, о детях донимают. Слёзы на глаза наворачиваются. Вздыхает он тяжко:
        - Не знаю, свижусь ли ещё когда со своими родными.
        Услыхал лапландский ведун, как мужик вздыхает, спрашивает:
        - Ты что, по дому истосковался?
        Мужик отвечает:
        - Да разве может быть большее счастье, чем после долгой разлуки провести сочельник с женой и детьми!
        Ведун говорит:
        - Семь лет ты служил мне верой и правдой. Я мог бы теперь отпустить тебя домой. Только что ты дашь мне за это?
        Мужик на радостях и спрашивает:
        - А чего ты хочешь?
        Ведун в ответ ему:
        - Дай мне своего чёрного быка.
        Мужик засомневался:
        - Поди знай где этот бык теперь...
        Ведун говорит:
        - Ничего с быком не стало.
        Мужик пообещал:
        - Ну, коли с быком ничего не стало, будет он твой.
        Ведун велел мужику:
        - Давай собирайся в дорогу! Мой сын ещё нынче доставит тебя домой.
        Чуть погодя подъехал к крыльцу молодой лапландец не то в санях, не то в корыте.
        - Садись, - приказывает лапландский ведун.
        Мужик садится. Вдруг поднялся вихрь, и сани-корыто, где сидели мужик с молодым лапландцем, пёрышком взмыли в небо. Мужик ничего не видит, слышит только, как ветер в ушах свистит.
        Вдруг у мужика шапку сорвало.
        Мужик кричит:
        - Попридержи! Шапка с головы слетела!
        Молодой лапландец ему втолковывает:
        - Ничего не поделаешь! Мы уже верстах в ста от твоей шапки.
        Вдруг мужик чувствует, вроде как зацепили их сани за что-то. Молодой лапландец объясняет:
        - Слишком низко летим! За церковный шпиль задели.
        Тотчас сани поднялись повыше. Мужику захотелось вниз поглядеть. Видит: пролетают внизу церковные шпили, всё равно как колья тына.
        Немного погодя чувствует мужик - снижаются сани. Смотрит - уже и стоят сани на родном подворье.
        Мужик на радостях в дом кинулся. В горнице жена, дети - сочельник справляют. Да только жена сидит рядом с чужим мужиком. Жена-то и дети давно решили, что хозяин сгинул в Лапландии. Вот жена за другого и вышла.
        Жена и дети стали мужика расспрашивать, где он семь лет пропадал. Рассказал мужик как дело было, как молодой лапландец его мигом из Лапландии домой доставил. И спрашивает, цел ли ещё чёрный бык.
        Жена отвечает, цел, мол. Идёт мужик на двор, поглядеть куда лапландец подевался. Нигде того нет. Неужели без награды ушёл?
        Отправился мужик взглянуть на чёрного быка. А быка-то и нет. Лапландец быка уже увёл.
        Новому жёниному мужу уйти пришлось, а настоящий муж получил обратно свою жену и детей. И лапландский ведун никогда больше мужика не тревожил.
        ЭСТОНСКАЯ СКАЗКА
        СЕМЬ СИМЕОНОВ
        Жил - был старик со старухой. Пришел час: мужик помер. Остались у него семь сыновей близнецов, что по прозванию семь Симеонов. Вот они растут да растут, все один в одного и лицом и статью, и каждое утро выходят пахать землю все семеро.
        Случилось так, что тою стороной ехал царь: видит с дороги, что далеко в поле пашут землю как на барщине - так много народу! - а ему ведомо, что в той стороне нет барской земли.
        Вот посылает царь своего конюшего узнать, что за люди такие пашут, какого роду и звания, барские или царские, дворовые ли какие, или наемные?
        Приходит к ним конюший, спрашивает:
        - Что вы за люди такие есть, какого роду звания?
        Отвечают ему:
        - А мы такие люди, мать родила нас семь Симеонов, а пашем мы землю отцову и дедину.
        Воротился конюший и рассказал царю все, как слышал. Удивляется царь.
        - Такого чуда не слыхивал я! - говорит он и тут же посылает сказать семи Симеонам, что он ждет их к себе в терем на услуги и посылки.
        Собрались все семеро и приходят в царские палаты, становятся в ряд.
        - Ну, - говорит царь, - отвечайте: к какому мастерству кто способен, какое ремесло знаете?
        Выходит старший.
        - Я, - говорит, - могу сковать железный столб саженей в двадцать вышиною.
        - А я, - говорит второй, - могу установить его в землю.
        - А я, - говорит третий, - могу взлезть на него и осмотреть кругом далеко - далеко все, что по белому свету творится.
        - А я, - говорит четвертый, - могу срубить корабль, что ходит по морю, как по суху.
        - А я, - говорит пятый, - могу торговать разными товарами по чужим землям.
        - А я, - говорит шестой, - могу с кораблем, людьми и товарами нырнуть в море, плавать под водою и вынырнуть где надо.
        - А я - вор, - говорит седьмой, - могу добыть, что приглядится иль полюбится.
        - Такого ремесла я не терплю в своем царстве - государстве, - ответил сердито царь последнему, седьмому Симеону, - и даю тебе три дни сроку выбираться из моей земли куда тебе любо; а всем другим шестерым Симеонам приказываю остаться здесь.
        Пригорюнился седьмой Симеон: не знает, как ему быть и что делать.
        А царю была по сердцу красавица царевна, что живет за горами, за морями. Вот бояре, воеводы царские и вспомнили, что седьмой Симеон, мол, пригодится и, может быть, сумеет привезти чудную царевну, и стали они просить царя оставить Симеона. Подумал царь и позволил ему остаться. Вот на другой день царь собрал бояр своих и воевод и весь народ, приказывает семи Симеонам показать свое уменье.
        Старший Симеон, недолго мешкая, сковал железный столб в двадцать сажен вышиною. Царь приказывает своим людям уставить железный столб в землю, но как ни бился народ, не мог его установить. Тогда приказал царь второму Симеону установить железный столб в землю. Симеон второй, недолго думая, поднял и упер столб в землю.
        Затем Симеон третий взлез на этот столб, сел на маковку и стал глядеть кругом далече, как и что творится по белу свету; и видит синие моря, на них, как пятна, реют корабли, видит села, города, народа тьму, но не примечает той чудной царевны, что полюбилась царю. И стал пуще глядеть во все виды и вдруг заприметил: у окна в далеком тереме сидит красавица царевна, румяна, белолица и тонкокожа: видно, как мозги переливаются по косточкам.
        - Видишь? - кричит ему царь.
        - Вижу.
        - Слезай же поскорее вниз и доставай царевну, как там знаешь, чтоб была мне во что бы ни стало!
        Собрались все семеро Симеонов, срубили корабль, нагрузили его всяким товаром, и все вместе поплыли морем доставать царевну по - за сизыми горами, по - за синими морями.
        Едут, едут между небом и землей, пристают к неведомому острову у пристани.
        А Симеон меньшой взял с собою в путь сибирского кота ученого, что может по цепи ходить, вещи подавать, разны немецки штучки выкидывать.
        И вышел меньшой Симеон с своим котом с сибирским, идет по острову, а братьев просит не сходить на землю, пока он сам не придет назад.
        Идет по острову, приходит в город и на площади пред царевниным теремом забавляется с котом ученым и сибирским: приказывает ему вещи подавать, через плетку скакать, немецкие штуки выкидывать. На ту пору царевна сидела у окна и завидела неведомого зверя, какого у них нет и не водилось отродясь. Тотчас же посылает прислужницу свою узнать, что за зверь такой и продажный али нет. Слушает Симеон красную молодку, царевнину прислужницу, и говорит:
        - Зверь мой - кот сибирский, а продавать - не продаю ни за какие деньги, а коли крепко кому он полюбится, тому подарить - подарю.
        Так и рассказала прислужница своей царевне, а царевна снова подсылает свою молодку к Симеону - вору.
        - Крепко, мол, зверь твой полюбился?
        Пошел Симеон во терем царевнин и принес ей в дар кота своего сибирского; просит только за это пожить в ее тереме три дни и отведать царского хлеба соли, да еще прибавил:
        - Научить тебя, прекрасная царевна, как играться и забавляться с неведомым зверем, с сибирским котом?
        Царевна позволила, и Симеон остался ночевать в царском тереме.
        Пошла весть по палатам, что у царевны завелся дивный неведомый зверь; собирались все: и царь, и царица, и царевичи, и царевны, и бояре, и воеводы, - все глядят, любуются не налюбуются на веселого зверя, ученого кота. Все желают достать и себе такого и просят царевну; но царевна не слушает никого, не дарит никому своего сибирского кота, гладит его по шерсти шелковой, забавляется с ним день и ночь, а Симеона приказывает поить и угощать вволю, чтоб ему было хорошо.
        Благодарит Симеон за хлеб - соль, за угощенье и за ласки и на третий день просит царевну пожаловать к нему на корабль, поглядеть на устройство его и на разных зверей, что привез он с собою.
        Царевна спросилась у батюшки - царя и вечерком с прислужницами и няньками пошла смотреть корабль Симеона и зверей его, виданных и невиданных, ведомых и неведомых.
        Приходит, у берега поджидает ее Симеон меньшой и просит царевну не прогневаться и оставить на земле нянек и прислужниц, а самое пожаловать на корабль:
        - Там много зверей разных и красивых; какой тебе полюбится, тот и твой! А всех одарить, кому что полюбится, - и нянек, и прислужниц - не можем. Царевна согласна и приказывает нянькам да прислужницам подождать ее на берегу, а сама идет за Симеоном на корабль глядеть дива дивные, зверей чудных.
        Как взошла - корабль и отплыл, и пошел гулять по синему морю.
        Царь ждет не дождется царевны. Приходят няньки и прислужницы, плачутся, рассказывая свое горе. И распалился гневом царь, приказывает сейчас же устроить погоню.
        Снарядили корабль, и погнался царский корабль за царевной. Чуть м реет далече - плывет корабль Симеонов и не ведает, что за ним царская погоня летит - не плывет! Вот уж близко!
        Как увидали семь Симеонов, что погоня уж близко - вот - вот догонит! - нырнули и с царевной и с кораблем. Долго плыли под водой и поднялись наверх тогда, как близко стало до родной земли. А царская погоня плавала три дня, три ночи; ничего не нашла, с тем и возвратилась.
        Приезжают семь Симеонов с прекрасной царевной домой, глядь - на берегу высыпало народу, что гороху, премногое множество! Сам царь поджидает у пристани и встречает гостей заморских, семерых Симеонов с прекрасной царевной, с радостью великою. Как сошли они на берег, народ стал кричать и шуметь, а царь поцеловал царевну во уста сахарные, повел во палаты белокаменные, посадил за столы дубовые, скатерти браные, угостил всякими напитками медовыми и наедками сахарными и вскорости отпраздновал свадьбу с душою - царевной - и было веселье и большой пир, что на весь крещеный мир! А семи Симеонам дал волю по всему царству - государству жить да поживать привольно, торговать беспошлинно, владеть землей жалованной безобидно; всякими ласками обласкал и домой отпустил с казной на разживу.
        Была и у меня клячонка - восковые плечонки, плеточка гороховая. Вижу: горит у мужика овин , клячонку я поставил, пошел овин заливать. Покуда овин заливал, клячонка растаяла, плеточку вороны расклевали. Торговал кирпичом, остался ни при чем, был у меня шлык, под воротню шмыг, да колешко сшиб, и теперь больно. Тем и сказке конец!
        НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СЕРАЯ ШЕЙКА
        I
        Первый осенний холод, от которого пожелтела трава, привел всех птиц в большую тревогу. Все начали готовиться в далекий путь и все имели такой серьезный, озабоченный вид. Да, нелегко перелететь пространство в несколько тысяч верст... Сколько бедных птиц дорогой выбьется из сил, сколько погибнет от разных случайностей, - вообще, было о чем серьезно подумать.
        Серьезная, большая птица - лебеди, гуси и утки собирались в дорогу с важным видом, сознавая всю трудность предстоящего подвига; а более всех шумели, суетились и хлопотали маленькие птички - кулички-песочники, кулички-плавунчики, чернозобики, черныши, зуйки. Они давно уж собирались стайками и переносились с одного берега на другой, по отмелям и болотам с такой быстротой, точно кто бросил горсть гороху. У маленьких птичек была такая большая работа...
        Лес стоял темный и молчаливый, потому что главные певцы улетели, не дожидаясь холода.
        - И куда эта мелочь торопится! - ворчал старый Селезень, не любивший себя беспокоить. - В свое время все улетим... Не понимаю, о чем тут беспокоиться.
        - Ты всегда был лентяем, поэтому тебе и неприятно смотреть на чужие хлопоты, - объяснила его жена, старая Утка.
        - Я был лентяем? Ты просто несправедлива ко мне, и больше ничего. Может быть, я побольше всех забочусь, а только не показываю вида. Толку от этого немного, если буду бегать с утра до ночи по берегу, кричать, мешать другим, надоедать всем.
        Утка вообще была не совсем довольна своим супругом, а теперь окончательно рассердилась:
        - Ты посмотри на других-то, лентяй! Вон наши соседи, гуси или лебеди, - любо на них посмотреть. Живут душа в душу... Небось лебедь или гусь не бросит своего гнезда и всегда - впереди выводка. Да, да... А тебе до детей и дела нет. Только и думаешь о себе, чтобы набить зоб. Лентяй, одним словом... Смотреть-то на тебя даже противно!
        - Не ворчи, старуха!.. Ведь я ничего не говорю, что у тебя такой неприятный характер. У всякого есть свои недостатки... Я не виноват, что гусь - глупая птица и поэтому нянчится со своим выводком. Вообще мое правило - не вмешиваться в чужие дела. Зачем? Пусть всякий живет по-своему.
        Селезень любил серьезные рассуждения, причем оказывалось как-то так, что именно он, Селезень, всегда прав, всегда умен и всегда лучше всех. Утка давно к этому привыкла, а сейчас волновалась по совершенно особенному случаю.
        - Какой ты отец? - накинулась она на мужа. - Отцы заботятся о детях, а тебе - хоть трава не расти!..
        - Ты это о Серой Шейке говоришь? Что же я могу поделать, если она не может летать? Я не виноват...
        Серой Шейкой они называли свою калеку-дочь, у которой было переломлено крыло еще весной, когда подкралась к выводку Лиса и схватила утенка. Старая Утка смело бросилась на врага и отбила утенка; но одно крылышко оказалось сломанным.
        - Даже и подумать страшно, как мы покинем здесь Серую. Шейку одну, - повторяла утка со слезами. - Все улетят, а она останется одна-одинешенька. Да, совсем одна... Мы улетим на юг, в тепло, а она, бедняжка, здесь будет мерзнуть... Ведь она наша дочь, и как я ее люблю, мою Серую Шейку! Знаешь, старик, останусь-ка я с ней зимовать здесь вместе...
        - А другие дети?
        - Те здоровы, обойдутся и без меня.
        Селезень всегда старался замять разговор, когда речь заходила о Серой Шейке. Конечно, он тоже любил ее, но зачем же напрасно тревожить себя? Ну, останется, ну, замерзнет, - жаль, конечно, а все-таки ничего не поделаешь. Наконец, нужно подумать и о других детях. Жена вечно волнуется, а нужно смотреть на вещи просто. Селезень про себя жалел жену, но не понимал в полной мере ее материнского горя. Уж лучше было бы, если бы тогда Лиса совсем съела Серую Шейку, - ведь все равно она должна погибнуть зимою.
        II
        Старая Утка, ввиду близившейся разлуки, относилась к дочери-калеке с удвоенной нежностью. Бедная Серая Шейка еще не знала, что такое разлука и одиночество, и смотрела на сборы других в дорогу с любопытством новичка. Правда, ей иногда делалось завидно, что ее братья и сестры так весело собираются к отлету, что они будут опять где-то там, далеко-далеко, где не бывает зимы.
        - Ведь вы весной вернетесь? - спрашивала Серая Шейка У матери.
        - Да, да, вернемся, моя дорогая... И опять будем жить все вместе.
        Для утешения начинавшей задумываться Серой Шейки мать рассказала ей несколько таких же случаев, когда утки оставались на зиму. Она была лично знакома с двумя такими парами.
        - Как-нибудь, милая, перебьешься, - успокаивала старая Утка. - Сначала поскучаешь, а потом привыкнешь. Если бы можно было тебя перенести на теплый ключ, что и зимой не замерзает, - совсем было бы хорошо. Это недалеко отсюда... Впрочем, что же и говорить-то попусту, всё равно нам не перенести тебя туда!
        - Я буду всё время думать о вас... - повторяла бедная Серая Шейка. - Всё буду думать: где вы, что вы делаете, весело ли вам... Всё равно и будет, точно и я с вами вместе.
        Старой Утке нужно было собрать все силы, чтобы не выдать своего отчаяния. Она старалась казаться веселой и плакала потихоньку ото всех. Ах, как ей было жаль милой, бедненькой Серой Шейки!.. Других детей она теперь почти не замечала и не обращала на них внимания, и ей казалось, что она даже совсем их не любит.
        А как быстро летело время! Был уже целый ряд холодных утренников, от инея пожелтели березки и покраснели осины. Вода в реке потемнела, и самая река казалась больше, потому что берега оголились, - береговая поросль быстро теряла листву. Холодный осенний ветер обрывал засыхавшие листья и уносил их. Небо часто покрывалось тяжелыми облаками, ронявшими мелкий осенний дождь. Вообще хорошего было мало, и который день уже неслись мимо стаи перелетной птицы...
        Первыми тронулись болотные птицы, потому что болота уже начинали промерзать. Дольше всех оставались водоплавающие. Серую Шейку больше всего огорчал перелет журавлей, потому что они так жалобно курлыкали, точно звали ее с собой. У нее в первый раз сжалось сердце от какого-то тайного предчувствия, и она долго провожала глазами уносившуюся в небе журавлиную стаю.
        «Как им, должно быть, хорошо!» - думала Серая Шейка.
        Лебеди, гуси и утки тоже начинали готовиться к отлету. Отдельные гнезда соединялись в большие стаи. Старые и бывалые птицы учили молодых. Каждое утро эта молодежь с веселым криком делала большие прогулки, чтобы укрепить крылья для далекого перелета. Умные вожаки сначала обучали отдельные партии, а потом - всех вместе. Сколько было крика, молодого веселья и радости...
        Одна Серая Шейка не могла принимать участия в этих прогулках и любовалась ими только издали. Что делать, приходилось мириться со своей судьбой. Зато как она плавала, как ныряла! Вода для нее составляла всё.
        - Нужно отправляться... пора! - говорили старики вожаки. - Что нам здесь ждать?
        А время летело, быстро летело... Наступил и роковой день. Вся стая сбилась в одну живую кучу на реке. Это было ранним осенним утром, когда вода еще была покрыта густым туманом. Утиный косяк сбился из трехсот штук. Слышно было только кряканье главных вожаков.
        Старая Утка не спала всю ночь - это была последняя ночь, которую она проводила вместе с Серой Шейкой.
        - Ты держись вон около того берега, где в реку сбегает ключик, - советовала она. - Там вода не замерзнет целую зиму...
        Серая Шейка держалась в стороне от косяка, как чужая... Да все были так заняты общим отлетом, что на нее никто не обращал внимания. У старой Утки всё сердце изболелось за бедную Серую Шейку. Несколько раз она решала про себя, что останется; но как останешься, когда есть другие дети и нужно лететь вместе с косяком?..
        - Ну, трогай! - громко скомандовал главный вожак, и стая поднялась разом вверх.
        Серая Шейка осталась на реке одна и долго провожала глазами улетевший косяк. Сначала все летели одной живой кучей, а потом вытянулись в правильный треугольник и скрылись.
        «Неужели я совсем одна? - думала Серая Шейка, заливаясь слезами. - Уж лучше было бы, если бы тогда Лиса меня съела...»
        III
        Река, на которой осталась Серая Шейка, весело катилась в горах, покрытых густым лесом. Место было глухое - и никакого жилья кругом. По утрам вода у берегов начинала замерзать, а днем тонкий, как стекло, лед таял.
        «Неужели вся река замерзнет?» - думала Серая Шейка с ужасом.
        Скучно ей было одной, и она всё думала про своих улетевших братьев и сестер. Где-то они сейчас? Благополучно ли долетели? Вспоминают ли про нее? Времени было достаточно, чтобы подумать обо всем. Узнала она и одиночество. Река была пуста, и жизнь сохранялась только в лесу, где посвистывали рябчики, прыгали белки и зайцы.
        Раз со скуки Серая Шейка забралась в лес и страшно перепугалась, когда из-под куста кубарем выкатил Заяц.
        - Ах, как ты меня напугала, глупая! - проговорил Заяц, немного успокоившись. - Душа в пятки ушла... И зачем ты толчешься здесь? Ведь все утки давно улетели...
        - Я не могу летать: Лиса мне крылышко перекусила, когда я была еще совсем маленькой...
        - Уж эта мне Лиса!.. Нет хуже зверя. Она и до меня давно добирается... Ты берегись ее, особенно когда река покроется льдом. Как раз сцапает...
        Они познакомились. Заяц был такой же беззащитный, как и Серая Шейка, и спасал свою жизнь постоянным бегством.
        - Если бы мне крылья, как птице, так я бы, кажется, никого на свете не боялся!.. У тебя вот хоть и крыльев нет, так зато ты плавать умеешь, а не то возьмешь и нырнешь в воду, - говорил он. - А я постоянно дрожу со страху... У меня - кругом враги. Летом еще можно спрятаться куда-нибудь, а зимой всё видно.
        Скоро выпал и первый снег, а река всё еще не поддавалась холоду. Всё, что замерзало по ночам, вода разбивала. Борьба шла не на живот, а на смерть. Всего опаснее были ясные, звездные ночи, когда всё затихало и на реке не было волн. Река точно засыпала, и холод старался сковать ее льдом сонную.
        Так и случилось. Была тихая-тихая, звездная ночь. Тихо стоял темный лес на берегу, точно стража из великанов. Горы казались выше, как это бывает ночью. Высокий месяц обливал всё своим трепетным, искрившимся светом. Бурлившая днем, горная река присмирела, и к ней тихо-тихо подкрался холод, крепко-крепко обнял гордую, непокорную красавицу и точно прикрыл ее зеркальным стеклом.
        Серая Шейка была в отчаянии, потому что не замерзла только самая середина реки, где образовалась широкая полынья. Свободного места, где можно было плавать, оставалось не больше пятнадцати сажен.
        Огорчение Серой Шейки дошло до последней степени, когда на берегу показалась Лиса - это была та самая Лиса, которая переломила ей крыло.
        - А, старая знакомая, здравствуй! - ласково проговорила Лиса, останавливаясь на берегу. - Давненько не видались... Поздравляю с зимой.
        - Уходи, пожалуйста, я совсем не хочу с тобой разговаривать, - ответила Серая Шейка.
        - Это за мою-то ласку! Хороша же ты, нечего сказать!.. А впрочем, про меня много лишнего говорят. Сами наделают что-нибудь, а потом на меня и свалят... Пока - до свиданья!
        Когда Лиса убралась, приковылял Заяц и сказал:
        - Берегись, Серая Шейка: она опять придет.
        И Серая Шейка тоже начала бояться, как боялся Заяц. Бедная даже не могла любоваться творившимися кругом нее чудесами. Наступила уже настоящая зима. Земля была покрыта белоснежным ковром. Не оставалось ни одного темного пятнышка. Даже голые березы, ольхи, ивы и рябины убрались инеем, точно серебристым пухом. А ели сделались еще важнее. Они стояли засыпанные снегом, как будто надели дорогую теплую шубу.
        Да, чудно хорошо было кругом! А бедная Серая Шейка знала только одно, что эта красота - не для нее, и трепетала при одной мысли, что ее полынья вот-вот замерзнет и ей некуда будет деться. Лиса действительно пришла через несколько дней, села на берегу и опять заговорила:
        - Соскучилась я по тебе, уточка... Выходи сюда, а не хочешь, так я и сама к тебе приду... Я не спесива...
        И Лиса принялась ползти осторожно по льду к самой полынье. У Серой Шейки замерло сердце. Но Лиса не могла подобраться к самой воде, потому что там лед был еще очень тонок. Она положила голову на передние лапки, облизнулась и проговорила:
        - Какая ты глупая, уточка... Вылезай на лед! А впрочем, до свиданья! Я тороплюсь по своим делам...
        Лиса начала приходить каждый день - проведать, не застыла лп полынья. Наступившие морозы делали свое дело. От большой полыньи оставалось всего одно окно, в сажень величиной. Лед был крепкий, и Лиса садилась на самом краю. Бедная Серая Шейка со страху ныряла в воду, а Лиса сидела и зло посмеивалась над ней:
        - Ничего, ныряй, а я тебя всё равно съем... Выходи лучше сама.
        Заяц видел с берега, что проделывала Лиса, и возмущался всем своим заячьим сердцем:
        - Ах, какая бессовестная эта Лиса!.. Какая несчастная эта Серая Шейка! Съест ее Лиса...
        IV
        По всей вероятности, Лиса и съела бы Серую Шейку, когда полынья замерзла бы совсем, но случилось иначе. Заяц всё видел своими собственными косыми глазами.
        Дело было утром. Заяц выскочил из своего логовища покормиться и поиграть с другими зайцами. Мороз был здоровый, и зайцы грелись, доколачивая лапку о лапку. Хотя и холодно, а все-таки весело.
        - Братцы, берегись! - крикнул кто-то.
        Действительно, опасность была на носу. На опушке леса стоял сгорбленный старичок охотник, который подкрался на лыжах совершенно неслышно и высматривал, которого бы зайца застрелить.
        «Эх, теплая старухе шуба будет!» - соображал он, выбирая самого крупного зайца.
        Он даже прицелился из ружья, но зайцы его заметили и кинулись в лес как сумасшедшие.
        - Ах, лукавцы! - рассердился старичок. - Вот ужо я вас... Того не понимают, глупые, что нельзя старухе без шубы. Не мерзнуть же ей... А вы Акинтича не обманете, сколько ни бегайте. Акинтич-то похитрее будет... А старуха Акинтичу вон как наказывала: «Ты смотри, старик, без шубы не приходи!» А вы - бегать...
        Старичок пустился разыскивать зайцев по следам, но зайцы рассыпались по лесу, как горох. Старичок порядком измучился, обругал лукавых зайцев и присел на берегу реки отдохнуть.
        - Эх, старуха, старуха, убежала наша шуба! - думал он вслух. - Ну, вот отдохну и пойду искать другую.
        Сидит старичок, горюет, а тут, глядь, - Лиса по реке ползет, - так и ползет, точно кошка.
        - Ге, ге, вот так штука! - обрадовался старичок. - К старухиной-то шубе воротник сам ползет... Видно, пить захотела, а то, может, и рыбки вздумала половить.
        Лиса действительно подползла к самой полынье, в которой плавала Серая Шейка, и улеглась на льду. Стариковские глаза видели плохо и из-за Лисы не замечали утки.
        «Надо так ее застрелить, чтобы воротника не испортить, - соображал старик, прицеливаясь в Лису. - А то вот как старуха будет браниться, если воротник-то в дырьях окажется... Тоже своя сноровка везде надобна, а без снасти и клопа не убьешь».
        Старичок долго прицеливался, выбирая место в будущем воротнике. Наконец грянул выстрел. Сквозь дым от выстрела охотник видел, как что-то метнулось на льду, - и со всех ног кинулся к полынье. По дороге он два раза упал, а когда добежал до полыньи, только руками развел: воротника как не бывало, а в полынье плавала одна перепуганная Серая Шейка.
        - Вот так штука! - ахнул старичок, разводя руками. - В первый раз вижу, как Лиса в утку обратилась... Ну и хитёр зверь!
        - Дедушка, Лиса убежала, - объяснила Серая Шейка.
        - Убежала? Вот тебе, старуха, и воротник к шубе... Что же я теперь буду делать, а? Ну, и грех вышел... А ты, глупая, зачем тут плаваешь?
        - А я, дедушка, не могла улететь вместе с другими. У меня одно крылышко попорчено...
        - Ах, глупая, глупая!.. Да ведь ты замерзнешь тут или Лиса тебя съест... Да...
        Старичок подумал-подумал, покачал головой и решил:
        - А мы вот что с тобой сделаем: я тебя внучкам унесу. Вот-то обрадуются... А весной ты старухе яичек нанесешь да утяток выведешь. Так я говорю? Вот то-то, глупая...
        Старичок добыл Серую Шейку из полыньи и положил за пазуху.
        «А старухе я ничего не скажу, - соображал он, направляясь домой. - Пусть ее шуба с воротником вместе еще погуляет в лесу. Главное - внучки вот как обрадуются...»
        Зайцы всё это видели и весело смеялись. Ничего, старуха и без шубы на печке не замерзнет.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        СЕРДЕЧНОЕ ГОРЕ
        Рассказ этот состоит, собственно, из двух частей: первую можно бы, пожалуй, и пропустить, да в ней содержатся кое-какие предварительные сведения, а они небесполезны.
        Мы гостили у знакомых в имении. Случилось так, что наши хозяева уехали куда-то на день, и как раз в этот самый день из ближайшего городка приехала пожилая вдова с мопсом. Она объявила, что желает продать нашему хозяину несколько акций своего кожевенного завода. Бумаги были у нее с собой, и мы посоветовали ей оставить их в конверте с надписью: "Его превосходительству генерал-провиант-комиссару..." и прочее.
        Она внимательно выслушала нас, взяла в руки перо, задумалась и попросила повторить титул еще раз, только помедленнее. Мы исполнили ее просьбу, и она начала писать, но, дойдя до "генерал-пров...", остановилась, глубоко вздохнула и сказала:
        - Ах, я ведь только женщина!
        Своего мопса она спустила на пол, и он сидел и ворчал. Еще бы! Его взяли прокатиться ради его же удовольствия и здоровья, и вдруг спускают на пол?! Сплюснутый нос и жирная спина - вот его внешние приметы.
        - Он не кусается! - сказала его хозяйка. - У него и зубов-то нет. Он все равно, что член семьи, проданный и злющий... Но это все оттого, что его много дразнят: внуки мои играют в свадьбу и хотят, чтобы он был шафером, а это тяжеленько для бедного создания!
        Тут она передала нам свои бумаги и взяла мопса на руки.
        Вот первая часть, без которой можно бы и обойтись.
        Мопс умер - вот вторая.
        Это случилось через неделю. Мы уже переехали в город и остановились на постоялом дворе. Окна наши выходили во двор, который разделялся забором на две части; в одной были развешаны шкуры и кожи, сырые и выделанные; тут же находились и разные приспособления для кожевенного дела. Эта часть принадлежала вдове.
        Мопс умер утром и был зарыт здесь же, на дворе. Внуки вдовы, то есть вдовы кожевника, а не мопса - мопс не был женат, - насыпали над могилкой холмик, и вышла прелесть что за могилка; славно, должно быть, было лежать в ней!
        Холмик обложили черепками, посыпали песком, а посредине воткнули пивную бутылку горлышком вверх, но это было сделано без всякой задней мысли.
        Дети поплясали вокруг могилки, а потом старший мальчик, практичный семилетний юноша, предложил устроить обозрение мопсенькиной могилки для всех соседних детей. За вход можно было брать по пуговке от штанишек: это найдется у каждого мальчика; мальчики же могут заплатить и за девочек.
        Предложение было принято единогласно.
        И вот все соседские ребятишки пришли на выставку и заплатили по пуговке; многим мальчикам пришлось в этот день щеголять с одной подтяжкой; зато они видели мопсенькину могилку, а это ведь чего-нибудь да стоило!
        Но за забором у самой калитки стояла маленькая оборванная девочка, прехорошенькая, кудрявая, с такими ясными голубыми глазами, что просто загляденье! Она не говорила ни слова, не уронила ни одной слезы, она только жадно вытягивала шейку и старалась заглянуть дальше, как можно дальше во двор. У нее не было пуговицы, и потому она печально стояла на улице, пока другие дети входили и выходили. Наконец перебывали все и ушли. Тогда девочка присела на землю, закрыла глаза своими загорелыми ручонками и горько, горько заплакала. Только она одна не видала мопсенькиной могилки! Не видала!.. Вот было горе так горе, великое, сердечное горе, каким бывает горе взрослого.
        Нам все это было видно сверху, а когда смотришь на свои ли, чужие ли горести сверху, то они кажутся. только забавными.
        Вот и весь сказ. Кто не понял, пусть купит у вдовы акции кожевенного завода.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СЕРДИТЫЙ ДОГ БУЛЬ
        Дог Куль всегда рычал. Кого ни увидит - сразу свои зубы скалит. И глаза таращит. Это, значит, чтобы его все боялись.
        Подзывает он как-то к себе утенка Крячика:
        - Иди сюда!
        - А не укусишь? - спросил утенок.
        - Очень мне надо тебя кусать!
        Остановился утенок возле Будя. А тот и спрашиваем.
        - У тебя много др-р-рузей?
        - Много! Вот считай: цыпленок Фью, корова Муренка, козленок Мармеладик, поросе...
        - Хватит, - перебил дог Будь. - Ты скажи мне лучше, почему это так получается: у тебя, такого крошечного и слабенького, столько друзей, а у меня, такого большого, храброго и сильного, нет ни одного?
        - Вот еще? - замахал крылышками утенок. - Кто же согласится дружить с таким злым и вредным псом? Вот если ты прекря-крятишь на всех бросаться, лаять и пугать, тогда другое дело!
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        Сердце матери
        Большая красавица береза росла в лесу с тремя маленькими дочками — тонкоствольными березками. Своими раскидистыми ветвями Береза мать защищала дочек от ветра и дождя. А жарким летом — от палящего солнца. Березки быстро подрастали и радовались жизни. Рядом с мамой они не боялись ничего.
        Однажды в лесу разыгралась сильная гроза. Гремел гром, на небе сверкали молнии. Маленькие березки трепетали от страха. Береза крепко обняла их ветвями и стала успокаивать: «Не бойтесь, молния не заметит вас за моими ветвями. Я — самое высокое дерево в лесу».
        Не успела Береза мать договорить, как раздался оглушительный треск, острая молния ударила прямо в Березу и опалила сердцевину ствола. Береза, помня о том, что должна защищать своих дочек, не загорелась. Ливень и ветер пытались повалить Березу, но она все-таки стояла.
        Ни на минуту Береза не забывала о своих детях, ни на минуту не ослабила свои объятия. Только когда гроза прошла, ветер стих, а над умытой землей снова засияло солнце, ствол Березы покачнулся. Падая, она прошелестела своим детям: «Не бойтесь, я не ухожу от вас. Молнии не удалось разбить мое сердце. Мой поверженный ствол зарастет мхом и травой, но материнское сердце не перестанет биться в нем никогда.» С этими словами ствол Березы матери рухнул, не задев при падении ни одной из трех тонкоствольных дочек.
        С тех пор вокруг старого пня растут три стройные березки. А возле березок лежит заросший мхом и травой ствол. Если вы набредете в лесу на это место, сядьте отдохнуть на ствол Березы — он удивительно мягкий! А затем закройте глаза и прислушайтесь. Вы, наверняка, услышите, как бьется в нем материнское сердце...
        Сердце маленькой звёздочки
        Бесконечность мысли и галактики. Миллиарды звёзд и миллионы сердец. Они светятся. Одни пылают ярко и наши глаза всегда находят их среди других потому, что они привлекают наше внимание, другие горят еле заметно, но нежность маленькой звезды чарует нас настолько, что оторвать взгляд невозможно. Разные есть звёзды и разные сердца.
        Это было недавно. На одной из маленьких звёзд жили сердца, их было много, и все они были разные. Одни капризные, другие добрые, третьи сварливые, но все неповторимо пленительны. И у каждого из них был свой характер. Сердца, хоть и ругались между собой иногда, но утром всегда собирались вместе для того, чтобы своим светом зажечь на небе звёздочку, свою планету, хотя и маленькую, но так ими любимую. Они становились все вместе и, забывая обо всех ссорах, обидах, распрях, открывали свои сердца. Всё вокруг начинало наполняться мягким светом. Постепенно, как бы неуверенно, он превращался в мощный поток, стремительно летящий вверх, в бесконечность галактики. Так было каждый день, пока, однажды, сердца сильно не переругались между собой. Наступило утро, но на площадке, где обычно все собирались, никого не было. Ни одного сердца. Тьма. Минуты бежали, испуганно отсчитывая время, а маленькая планета - звездочка медленно умирала без света. Она бы и умерла, как много других: тихо и незаметно, если бы не маленькое, совсем ещё детское, сердце. Оно испуганно стояло посреди пустой площади и никак не могло понять,
почему никого больше нет. Сердечко чувствовало, что происходит что-то безвозвратно-страшное, но не могло понять что. Свет так и вырывался из него наружу, но маленькое сердце ждало остальных, ждало, растерянно хлопая большими глазами в полной темноте. Одно. Никого. Сердечко стояло и грустно смотрело на то, как медленно умирала звезда. Но тут к ней подошло большое, взрослое сердце. Тихонько наклонившись к маленькому сердцу, оно взяло его за руку, и они вместе открыли свои сердца. Свет заполнил всё!
        Вот поэтому и сегодня, посреди ночного неба, горит нежным, мягким светом звездочка - маленький фонарик огромного света и тепла двух сердец, что каждое утро открывают свои сердца для того, чтобы их маленькая, но любимая звезда жила.
        СЕРДЦЕ РАКОВИНЫ
        Однажды ныряльщик поднял со дна моря раковину удивительной красоты. Раковина опечалилась. Она лежала в лодке и плакала.
        - Прощай море - горевала она - теперь меня увезут далеко-далеко, и, наверное, мы больше никогда не увидимся.
        Морю было очень жаль раковину, и оно старалось ее подбодрить.
        - Не плачь - шелестело море - возможно, тебя ждет приятная и интересная жизнь. Ты увидишь небо и звезды, почувствуешь дуновение ветра, погреешься в солнечных лучах. Поверь, дорогая, в мире есть на что посмотреть.
        - Может быть - вздыхала раковина - но больше всего на свете я люблю море. Как же я буду жить в другом месте?
        - Я кое-что придумало - сказало море - маленькое чудо. Повернись на спину, пожалуйста!
        Раковина перевернулась. Поднялась небольшая волна и, перелившись через край, хлынула в лодку. Морская вода залилась прямо в раковину и заплескалась внутри.
        - Ну как? - услышала раковина голос из себя самой - здорово получилось?
        Раковина почувствовала, что в ней щекочется и играет маленькое море. Ее собственное. На душе стало легко и весело.
        - Теперь я всегда с тобой, в твоем сердце - прошептало море - и никогда тебе не будет одиноко.
        - Спасибо - поблагодарила раковина.
        Она лежала на дне лодки, смотрела на проплывающие мимо облака, и думала о том, что будущее полно прекрасных приключений.
        А вы, если захотите услышать чудо, прислушайтесь к морской раковине. Глубоко - глубоко внутри, в сердце раковины шумит море.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        Сердце-цветок
        В одну глухую деревеньку приехал волшебник. Он обошел всех жителей деревни и каждого коснулся палочкой. И у всех, кого он касался, становилось видимым сердце.
        Оказалось, что в сердце каждого находится цветок.
        У одного мальчика это был синий колокольчик. Когда он смеялся, колокольчик звонко звенел «Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь».
        У рыжей девчонки как маленькое солнышко цвел подсолнух.
        Учительница в розовом костюме прятала у себя в сердце розу. «Эти шипы так, на всякий случай. А вообще я добрая…» - сказала она засмущавшись.
        У старого фельдшера в сердце мерцала белая хризантема.
        Деревня расцвела как ботанический сад.
        Не было ни одного одинакового цветка. Были и простенькие полевые цветы, были и незнакомые, которым не знали названий. Но все были очень красивые. Ведь не бывает некрасивых цветов. Даже у Ваньки-шалопая развесистый чертополох смотрелся очень колоритно.
        А у старого ворчливого деда, ветерана войны и труда, в сердце рос кактус.
        - Смотрите, в его сердце полно колючек! Вот злюка! - делали выводы односельчане.
        - Это не колючки, это занозы! - обиженно ворчал дед, - Поживете с мое, и не то нацепляете!
        - Давай помогу их вытащить, - сказал заботливый фельдшер и стал пинцетом аккуратно выдергивать колючки.
        Народ столпился вокруг, зашумел, стал давать советы: «Аккуратней давай! Про дезинфекцию не забудь! Смотри, вон там еще одна заковыристая! А дед - то, дед молодеет на глазах!»
        Сердце деда уже так не саднило, ему стало легко, радостно, непривычно и приятно, оттого, что столько народа принимает участие в его незадаче, он разомлел, разулыбался, и кактус весь покрылся большими красными цветками.
        - Да, нет некрасивых людей! Каждый красив своей красотой и как же мы этого раньше не замечали! - удивлялся народ.
        СЕРЕБРЯНАЯ МОНЕТКА
        Жила-была монетка. Она только что вышла из чеканки - чистенькая, светленькая, - покатилась и зазвенела:
        - Ура! Теперь пойду гулять по белу свету!
        И пошла.
        Ребенок крепко сжимал ее в своем тепленьком кулачке, скряга тискал холодными липкими пальцами, люди постарше вертели и поворачивали много раз, а у молодых она не задерживалась и живо катилась дальше.
        Монетка была серебряная, меди в ней было очень мало, и вот она целый год гуляла по белу свету, то есть в той стране, где была отчеканена. Потом она отправилась за границу и оказалась последней родной монеткой в кошельке путешественника. Но он и не подозревал о ее существовании, пока она сама не попала к нему в пальцы.
        - Вот как! У меня еще осталась одна наша родная монетка! - сказал он.
        - Ну, пусть едет со мною путешествовать!
        И монетка подпрыгнула от радости и зазвенела, когда ее сунули обратно в кошелек. Тут ей пришлось лежать со своими иностранными сородичами, которые все сменялись - одна уступала место другой, ну а она все оставалась в кошельке. Это уже было своего рода отличие!
        Прошло много недель. Монетка заехала далеко-далеко от родины, сама не знала куда. Она лишь слышала от соседок, что они француженки или итальянки, что они теперь в такомто и таком-то городе, но сама она ни о чем и представления не имела: не много увидишь, сидя в кошельке, как она! Но вот однажды монетка заметила, что кошелек не закрыт. Ей вздумалось хоть одним глазком поглядеть на мир, и она проскользнула в щелочку. Не следовало бы ей этого делать, да она была любопытна, ну, и это не прошло ей даром. Она попала в карман брюк. Вечером кошелек из кармана вынули, а монетка осталась лежать, как лежала. Брюки вынесли для чистки в коридор, и тут монетка вывалилась из кармана на пол. Никто этого не слыхал, никто этого не видал.
        Утром платье опять забрали в комнату, путешественник оделся и уехал, а монетка осталась. Вскоре ее нашли на полу, и она вновь должна была пойти в ход вместе с тремя другими монетами.
        "Вот хорошо-то! Опять пойду гулять по свету, увижу новых людей, новые нравы!" - подумала монетка.
        - А это что за монета? - послышалось в ту же минуту. - Это не наша монета. Фальшивая! Не годится!
        С этого и началась история, которую она сама потом рассказывала.
        - "Фальшивая! Не годится!" Я вся так и задрожала! - рассказывала она.
        - Я же знала, что я серебряная, чистого звона и настоящей чеканки. Верно, ошиблись, думаю, не могут люди так отзываться обо мне. Однако они говорили именно про меня! Это меня называли фальшивой, это я никуда не годилась! "Ну, сбуду ее с рук в сумерках!" - сказал мой хозяин и сбыл-таки. Но при дневном свете меня опять принялись бранить: "Фальшивая!", "Не годится!", "Надо поскорее сбыть ее с рук!"
        И монетка дрожала от страха и стыда всякий раз, как ее подсовывали кому-нибудь вместо монеты той страны.
        - Ах я горемычная! Что мне мое серебро, мое достоинство, моя чеканка, когда все это ничего не значит! В глазах людей остаешься тем, за кого они тебя принимают! Как же ужасно и вправду иметь нечистую совесть, пробиваться в жизни нечистыми путями, если мне, ни в чем не повинной, так тяжело только потому, что я кажусь виновной!.. Всякий раз, как я перехожу в новые руки, я трепещу взгляда, который на меня упадет: я знаю, что меня сейчас же швырнут обратно на стол, словно я какая-нибудь обманщица!
        Раз я попала к одной бедной женщине: она получила меня в уплату за тяжелую поденную работу. Ей никак не удавалось сбыть меня с рук, никто не хотел меня брать. Я была для бедняги сущей напастью.
        "Право, поневоле придется обмануть кого-нибудь! - сказала женщина. - Где мне, при моей бедности, держать фальшивую монету! Отдам-ка ее богатому булочнику, он-то не разорится от этого, хоть и нехорошо это, сама знаю, нехорошо!"
        "Ну вот, теперь я буду лежать на совести у бедной женщины! - вздохнула я. - Неужто я и впрямь так изменилась под старость?"
        Женщина отправилась к богатому булочнику, но он слишком хорошо разбирался в монетах, и мне не пришлось долго лежать там, куда меня положили: он швырнул меня в лицо бедной женщине. Ей не дали за меня хлеба, и мне было так горько, так горько сознавать, что я отчеканена на горе Другим! Это я-то, некогда такая смелая, уверенная в себе, в своей чеканке, в хорошем звоне! И я так пала духом, как только может пасть монетка, которую никто не хочет брать. Но женщина принесла меня обратно домой, поглядела на меня добродушно и ласково и сказала:
        "Не хочу я никого обманывать! Я пробью в тебе дырку, пусть каждый знает, что ты фальшивая... А впрочем... Постой, мне пришло на ум - быть может, ты монетка счастливая? Наверно, так! Я пробью в тебе дырочку, продерну шнурок и повешу тебя на шею соседкиной девочке - пусть носит на счастье!"
        И она пробила во мне дырочку. Не особенно-то приятно, когда тебя пробивают, но ради доброго намерения многое можно перенести. Через дырочку продернули шнурок, и я стала похожа на медаль. Меня повесили на шею малютке, и она улыбалась мне, целовала меня, и я всю ночь провела на тепленькой невинной детской груди.
        Утром мать девочки взяла меня в руки, поглядела и что-то задумала... Я сейчас же догадалась! Потом взяла ножницы и перерезала шнурок.
        "Счастливая монетка! - сказала она. - А ну посмотрим!" И она положила меня в кислоту, так что я вся позеленела: потом затерла дырку, немножко почистила меня и в сумерках пошла к продавцу лотерейных билетов купить билетик на счастье.
        Ах, как мне было тяжело! Меня точно в тисках сжимали, ломали пополам! Я ведь знала, что меня обзовут фальшивой, осрамят перед всеми другими монетами, что лежат и гордятся своими надписями и чеканкой. Но нет! Я избежала позора! В лавке была такая толпа, продавец был так занят, что не глядя бросил меня в выручку, к другим монетам. Выиграл ли купленный на меня билет, не знаю, знаю только, что на другой же день меня признали фальшивой, отложили в сторону и опять отправили обманывать - все обманывать! Ведь это просто невыносимо для честной натуры - ее-то уж у меня не отнимут! Так переходила я из рук в руки, из дома в дом больше года, и всюду-то меня бранили, всюду-то на меня сердились. Никто не верил в меня, и я сама разуверилась и в себе и в людях. Тяжелое выдалось для меня время!
        Но вот однажды явился путешественник; ему, конечно, сейчас же подсунули меня, и он был так прост, что взял меня за тамошнюю монету. Но когда он, в свою очередь, хотел расплатиться мною, я опять услышала крик: "Фальшивая! Не годится!"
        "Мне дали ее за настоящую! - сказал путешественник и вгляделся в меня пристальнее. И вдруг на лице его появилась улыбка. А ведь, глядя на меня, давно уже никто не улыбался. - Нет, что же это! - сказал он. - Ведь это наша родная монетка, хорошая, честная монетка моей родины, а в ней пробили дырку и называют ее фальшивой! Вот забавно! Надо припрятать тебя и взять с собою домой".
        То-то я обрадовалась! Меня опять называют доброй, честной монетой, хотят взять домой, где все и каждый узнают меня, будут знать, что я серебряная, настоящей чеканки! Я бы засверкала от радости искрами, да это не в моей натуре, искры испускает сталь, а не серебро.
        Меня завернули в тонкую белую бумажку, чтобы не смешать с другими монетами и не затерять. Вынимали меня только в торжественных случаях, при встречах с земляками, и тогда обо мне отзывались необыкновенно хорошо. Все говорили, что я очень интересна. Забавно, что можно быть интересной, не говоря ни слова.
        И вот я попала домой. Миновали мои мытарства, потекла счастливая жизнь. Я ведь была серебряная, настоящей чеканки, и мне совсем не вредило, что во мне пробита дыра, как в фальшивой: что за беда, если на самом-то деле ты не фальшивая! Да, надо иметь терпение: пройдет время, и все станет на свои места. Уж в это я твердо верю! - заключила свой рассказ монетка.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СЕРЕБРЯНОЕ БЛЮДЕЧКО И НАЛИВНОЕ ЯБЛОЧКО
        Жили-были старик и старуха. Было у них три дочери. Старшая и средняя дочки - нарядницы, затейницы, а третья - молчаливая скромница. У старших дочерей сарафаны пестрые, каблуки точеные, бусы золоченые. А у Машеньки сарафан темненький, да глазки светленькие. Вся краса у Маши - русая коса, до земли падает, цветы задевает. Старшие сестры - белоручки, ленивицы, а Машенька с утра до вечера все с работой: и дома, и в поле, и в огороде. И грядки полет, и лучину колет, коровушек доит, уточек кормит. Кто что спросит, все Маша приносит, никому не молвит слова, все сделать готова.
        Старшие сестры ею помыкают, за себя работать заставляют. А Маша молчит.
        Так вот и жили. Как-то раз собрался мужик везти сено на ярмарку. Обещает дочерям гостинцев купить. Одна дочь просит:
        - Купи мне, батюшка, шелку на сарафан.
        Другая дочь просит:
        - А мне купи алого бархату.
        А Маша молчит. Жаль стало ее старику:
        - А тебе что купить, Машенька?
        - А мне купи, родимый батюшка, наливное яблочко да серебряное блюдечко.
        Засмеялись сестры, за бока ухватились.
        - Ай да Маша, ай да дурочка! Да у нас яблок полный сад, любое бери, да на что тебе блюдечко? Утят кормить?
        - Нет, сестрички. Стану я катать яблочко по блюдечку да заветные слова приговаривать. Меня им старушка обучила за то, что я ей калач подала.
        - Ладно, - говорит мужик, - нечего над сестрой смеяться! Каждой по сердцу подарок куплю.
        Близко ли, далеко ли, мало ли, долго ли был он на ярмарке, сено продал, гостинцев купил. Одной дочери привез шелку синего, другой бархату алого, а Машеньке серебряное блюдечко да наливное яблочко. Сестры рады-радешеньки. Стали сарафаны шить да над Машенькой посмеиваться:
        - Сиди со своим яблочком, дурочка...
        Машенька села в уголок горницы, покатила наливное яблочко по серебряному блюдечку, поет-приговаривает:
        - Катись, катись, яблочко наливное, по серебряному блюдечку, покажи мне и города и поля, покажи мне леса, и моря, покажи мне гор высоту и небес красоту, всю родимую Русь-матушку.
        Вдруг раздался звон серебряный. Вся горница светом залилась: покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все города видны, все луга видны, и полки на полях, и корабли на морях, и гор высота, и небес красота: ясно солнышко за светлым месяцем катится, звезды в хоровод собираются, лебеди на заводях песни поют. Загляделись сестры, а самих зависть берет. Стали думать и гадать, как выманить у Машеньки блюдечко с яблочком. Ничего Маша не хочет, ничего не берет, каждый вечер с блюдечком забавляется. Стали ее сестры в лес заманивать:
        - Душенька-сестрица, в лес по ягоды пойдем, матушке с батюшкой землянички принесем.
        Пошли сестры в лес. Нигде ягод нету, землянички не видать. Вынула Маша блюдечко, покатила яблочко, стала петь-приговаривать:
        - Катись, яблочко, по блюдечку, наливное по серебряному, покажи, где земляника растет, покажи, где цвет лазоревый цветет.
        Вдруг раздался звон серебряный, покатилось яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все лесные места видны. Где земляника растет, где цвет лазоревый цветет, где грибы прячутся, где ключи бьют, где на заводях лебеди поют. Как увидели это злые сестры - помутилось у них в глазах от зависти. Схватили они палку суковатую, убили Машеньку, под березкой закопали, блюдечко с яблочком себе взяли. Домой пришли только к вечеру. Полные кузовки грибов-ягод принесли, отцу с матерью говорят:
        - Машенька от нас убежала. Мы весь лес обошли - ее не нашли; видно, волки в чаще съели. Говорит им отец:
        - Покатите яблочко по блюдечку, может, яблочко покажет, где наша Машенька.
        Помертвели сестры, да надо слушаться. Покатили яблочко по блюдечку - не играет блюдечко, не катится яблочко, не видно на блюдечке ни лесов, ни полей, ни гор высоты, ни небес красоты.
        В ту пору, в то времечко искал пастушок в лесу овечку, видит - белая березонька стоит, под березкой бугорок нарыт, а кругом цветы цветут лазоревые. Посреди цветов тростник растет.
        Пастушок молодой срезал тростинку, сделал дудочку. Не успел дудочку к губам поднести, а дудочка сама играет, выговаривает:
        - Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай ты молодого пастушка. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
        Испугался пастушок, побежал в деревню, людям рассказал.
        Собрался народ, ахает. Прибежал тут и Машенькин отец. Только он дудочку в руки взял, дудочка уж сама поет-приговаривает:
        - Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая, потешай родимого батюшку. Меня, бедную, загубили, молодую убили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко.
        Заплакал отец:
        - Веди нас, пастушок молодой, туда, где ты дудочку срезал.
        Привел их пастушок в лесок на бугорок. Под березкой цветы лазоревые, на березке птички-синички песни поют.
        Разрыли бугорок, а там Машенька лежит. Мертвая, да краше живой: на щеках румянец горит, будто девушка спит.
        А дудочка играет-приговаривает:
        - Играй, играй, дудочка, играй, тростниковая. Меня сестры в лес заманили, меня, бедную, загубили, за серебряное блюдечко, за наливное яблочко. Играй, играй, дудочка, играй тростниковая. Достань, батюшка, хрустальной воды из колодца царского.
        Две сестры-завистницы затряслись, побелели, на колени пали, в вине признались.
        Заперли их под железные замки до царского указа, высокого повеленья.
        А старик в путь собрался, в город царский за живой водой.
        Скоро ли, долго ли - пришел он в тот город, ко дворцу пришел.
        Тут с крыльца золотого царь сходит. Старик ему земно кланяется, все ему рассказывает.
        Говорит ему царь:
        - Возьми, старик, из моего царского колодца живой воды. А когда дочь оживет, представь ее нам с блюдечком, с яблочком, с лиходейками-сестрами.
        Старик радуется, в землю кланяется, домой везет скляницу с живой водой.
        Лишь спрыснул он Марьюшку живой водой, тотчас стала она живой, припала голубкой на шею отца. Люди сбежались, порадовались. Поехал старик с дочерьми в город. Привели его в дворцовые палаты.
        Вышел царь. Взглянул на Марьюшку. Стоит девушка, как весенний цвет, очи - солнечный свет, по лицу - заря, по щекам слезы катятся, будто жемчуг, падают.
        Спрашивает царь у Марьюшки:
        - Где твое блюдечко, наливное яблочко?
        Взяла Марьюшка блюдечко с яблочком, покатила яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. Вдруг раздался звон-перезвон, а на блюдечке один за одним города русские выставляются, в них полки собираются со знаменами, в боевой строй становятся, воеводы перед строями, головы перед взводами, десятники перед десятками. И пальба, и стрельба, дым облако свил - все из глаз сокрыл.
        Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному. А на блюдечке море волнуется, корабли, словно лебеди, плавают, флаги развеваются, пушки палят. И стрельба, и пальба, дым облако свил - все из глаз сокрыл.
        Катится яблочко по блюдечку, наливное по серебряному, а на блюдечке все небо красуется; ясно солнышко за светлым месяцем катится, звезды в хоровод собираются, лебеди в облаке песни поют.
        Царь на чудеса удивляется, а красавица слезами заливается, говорит царю:
        - Возьми мое наливное яблочко, серебряное блюдечко, только помилуй сестер моих, не губи их за меня.
        Поднял ее царь и говорит:
        - Блюдечко твое серебряное, ну а сердце - золотое. Хочешь ли быть мне дорогой женой, царству доброй царицей? А сестер твоих ради просьбы твоей я помилую.
        Устроили они пир на весь мир: так играли, что звезды с неба пали; так танцевали, что полы поломали. Вот и сказка вся...
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СЕРЕБРЯНЫЙ ОЛЕНЬ
        Жил когда-то один очень меткий стрелок. Его стрелы всегда попадали прямо в цель. С охоты он никогда не возвращался с пустыми руками. Но стрелок был рабом и все, что добывал на охоте, отдавал своему хозяину, а тот — царю.
        Однажды глашатай оповестил, что царь выдает замуж свою дочь, и всем боярам и воеводам приказано явиться во дворец. Стал собираться во дворец и хозяин стрелка и приказал охотнику за один день настрелять девять возов дичи, чтобы отвезти их царю.
        Трудное дело поручил хозяин стрелку, но делать было нечего; взял юноша лук и стрелы и вместе с загонщиками отправился в лес. Весь день охотился он и настрелял девять возов дичи. К вечеру он уже решил было возвращаться домой, как вдруг собаки пригнали к нему оленя. Взглянул охотник на оленя и диву дался — олень не простой, а серебряный! Прицелился он в него, натянул тетиву, но олень вдруг заговорил:
        — Не убивай меня, юноша, за добро добром тебе отплачу.
        Услышал охотник эти слова, удивился и спросил:
        — Какое добро может сделать мне олень, пусть даже серебряный? Ну подойди ко мне, я тебя не трону.
        — Брось лук, тогда подойду! — ответил олёнь.
        Юноша бросил лук. Олень подошел к нему и спросил:
        — Хочешь, я сделаю тебя зятем царя?
        — Ты сделаешь меня зятем царя? — удивился юноша.
        — Только прикажи! — ответил олень.
        — Ну хорошо, сделай меня зятем царя!
        — Сейчас ступай проводи своего хозяина, а потом вернись на это же самое место, свистни три раза в буковый лист, и я прибегу.
        Юноша так и сделал. Проводил хозяина, вернулся в лес и свистнул три раза в буковый лист. Олень прибежал и спросил:
        — Хочешь поехать на состязания, которые устраивает царь?
        Юноша удивился:
        — Как же я поеду туда, ведь я не боярин, не воевода? Как я могу поехать в такой одежде? Да и нет у меня ни коня, ни оружия.
        — Не беспокойся об этом. Я стану твоим конем Сунь руку вон под тот камень и вытащи оттуда двух змей. Они зашипят, но ты не бойся. Одна из них заменит тебе удила, а другая плеть.
        Юноша сделал так, как велел ему олень. Вытащил змей, и только вложил одну из них в рот оленю, как тот превратился в чудесного белого коня.
        — А теперь срежь палку и соскреби мох с камня, под которым ты нашел змей! — сказал конь.
        Юноша опять сделал так, как велел ему конь. Палка тотчас же превратилась в острую саблю, а подо мхом он нашел шитую золотом одежду. Охотник переоделся, взял саблю, лук и стрелы, вскочил на коня и поехал во дворец.
        Когда он прискакал в столицу, глашатай как раз объявлял, что царь выдаст свою дочь за того, кто обгонит всех наездников, подстрелит на лету муху и рассечет саблей камень.
        Начались состязания. Вместе с другими соперниками поскакал и охотник. Еще на полпути он обогнал всех — его конь несся быстрее ветра и пришел первым. Потом стали стрелять в летящую муху. Никому не удалось попасть в нее, только охотник попал. Потом подошла очередь рассечь камень. Никто не решился сделать это. Конь шепнул охотнику, чтобы он попробовал свои силы. Охотник размахнулся и раз рубил саблей камень пополам.
        Тогда царь выдал свою дочь замуж за него. Справили свадьбу, и конь сказал охотнику:
        — Я ухожу обратно в лес. Вот тебе мой волосок. Когда я тебе буду нужен, поднеси его к огню, и я прибегу!
        — Живи себе на воле, олень! — ответил охотник. — Теперь я зять царя, и мне ничего не нужно! — И не взял волоска.
        Много ли, мало ли времени прошло, и бывший хозяин охотника стал искать своего раба. Повсюду его искал, но так и не нашел. Отправился тогда он в лес к колдунье и спросил ее, куда делся стрелок. Колдунья погадала на бобах и сказала боярину, что раб стал зятем царя.
        Как услышал хозяин это, страшно рассердился и в тот же день донес царю, что его зять не дворянин, а раб.
        Царь разгневался, позвал свою дочь и все ей рассказал.
        — В этом я давно убедилась, батюшка, — ответила дочь. — Ночью он часто бредит, и я поняла, что ты меня выдал замуж за простого крестьянина.
        — Вот твой настоящий муж, доченька! —воскликнул царь и показал на боярина. — А того обманщика нужно наказать. Скажи, доченька, что с ним сделать?
        — Давай бросим его в море, пусть его съедят рыбы!
        Царь согласился и приказал стражникам:
        — Схватите его, привяжите ему на шею большой камень и бросьте в море!
        А боярину сказал:
        — Ты станешь моим зятем. Я дарю тебе половину царства, прекрасный лук и чудесную саблю этого обманщика.
        Стражники схватили охотника и повели его к морю. Они привязали ему на шею камень и бросили в воду. Юноша пошел ко дну. Тут к нему подплыла огромная рыба, проглотила его, и он очутился у нее в желудке. Потом рыба поплыла к берегу, открыла рот, и юноша вышел на берег. Близ берега начинался лес, и юноша побрел к нему. Наелся он диких ягод и лег отдохнуть. А когда проснулся, увидел над собой серебряного оленя. Рассердился охотник, схватил первую попавшуюся под руку палку и замахнулся на него.
        — Постой, постой! — крикнул олень. — Я пришел, чтобы спасти тебя!
        — Прочь отсюда! Это из-за тебя я попал в беду!
        — Ты сам виноват, — ответил олень. — Если бы взял волосок, я бы сразу же узнал, что ты попал в беду. Хорошо, что я вовремя подоспел!
        — Это не ты спас меня, а большая рыба!
        — Да, но этой рыбой был я. Как узнал, что тебя хотят бросить в море, я сразу побежал к тебе на помощь, но не подоспел вовремя. Тогда я обернулся рыбой и вытащил тебя на берег.
        — Спасибо тебе, олень, — сказал юноша. — Прости меня за несправедливые слова. И помоги мне выбраться отсюда.
        — Я не могу тебе больше помочь. Нет у меня такой силы. Но я дам тебе цветочек с тремя лепестками. Он тебе поможет. Когда придет первая беда, съешь зеленый лепесток. Когда придет вторая беда, съешь синий лепесток. А когда придешь в столицу, съешь алый лепесток. И помни, что твое счастье в первом зубе, который выпадет, в первой щепке, которая отлетит в сторону, и в красивой девушке.
        Сказав это, олень топнул ногой и исчез. А охотник отправился в путь. Шел он, шел по лесу, а ему конца краю нет. Вдруг из чащи выскочили огромные чудовища и бросились на него. Охотник быстро съел зеленый лепесток и тотчас превратился в ящерицу. Юркнул он в траву и убежал. Чудовища остались далеко позади, а перед ним открылось море. Пошел он вдоль берега и вскоре очутился на прежнем месте. Понял охотник, что находится на острове и не переправиться ему через море. Тогда он съел синий лепесток, и в тот же миг над морем появилась радуга. Пошел охотник по радуге, как по мосту, миновал море и пошел к столице. Прежде чем войти в город, он съел последний, алый лепесток, и тотчас же превратился в чудесного бурого коня. Стал он резвиться на поляне, а потом вбежал во двор бедных стариков. Увидела бабка коня, бросилась к воротам, захлопнула их и позвала деда. Пришел дед, посмотрел на коня, покачал головой и сказал:
        — Этот конь не для нас! Продадим-ка его царю.
        — Хорошо, — согласилась бабка.
        Отправился старик с конем в столицу. Там сразу же его окружила толпа зевак — каждому хотелсь взглянуть на чудесного коня. Услышал и царь о коне, вышел на балкон, чтобы взглянуть на него, но ничего не увидел. Послал он тогда своего зятя взглянуть на скакуна. Как увидел зять коня, сразу же дал старику полный кошелек золота за него. Потом вскочил на коня, чтобы проехаться на нем, но конь встал на дыбы и сбросил ездока. Упал зять на землю и чуть было не разбился насмерть. Страшно рассердился он и велел убить коня. В это время по столице проходила молодая красивая служанка. Увидела она коня, приласкала его и заплакала:
        — Такой красивый конь, а должен гибнуть ради прихоти царского зятя. Коли не умеет держаться в седле, не садился бы.
        Тут конь шепнул девушке:
        — Если тебе жаль меня, когда меня убьют, возьми мой передний зуб и закопай его в саду у дворца.
        Служанка согласилась исполнить его просьбу. Когда палачи убили коня, у него выпал передний зуб. Девушка подняла его, отнесла в сад и закопала перед царским дворцом. К вечеру на том месте выросло чудесное дерево. Когда его листва шелестела, звучала песня. Утром у необыкновенного дерева собралась большая толпа — всем хотелось взглянуть на него. Пришел и зять царя. Но только он приблизился к дереву, как песня смолкла и ветви обросли колючками. Захлестали ветви зятя и изодрали его в кровь.
        Рассердился зять царя и приказал срубить дерево. Услышала это служанка и воскликнула:
        — Такое красивое дерево, а срубят его ради прихоти зятя!
        Тут дерево прошелестело:
        — Если хочешь меня спасти, подбери первую щепку, которая отлетит в сторону, когда меня станут рубить, и брось ее в озеро!
        Девушка так и сделала. Только она бросила в озеро щепку, как щепка превратилась в золотую утку. Увидел утку зять царя, схватил лук и выстрелил в нее, но стрела пролетела мимо, потому что утка уплыла к противоположному берегу. Во второй раз выстрелил зять, но опять не попал в утку. Лишь когда он выстрелил в третий раз, утка перекувырнулась в воде. Тогда зять разделся и бросился в озеро, чтобы подобрать ее. Только вошел он в воду, как утка, которая только притворилась убитой, поднялась в воздух и полетела к одежде, которую оставил зять. Там она ударилась о землю и превратилась в человека. Человек оделся, взял лук, стрелы и саблю и пошел в город.
        Посмотрел царский зять в сторону берега, увидел своего бывшего раба, перепугался и со страху утонул.
        А охотник направился ко дворцу. Ворота оказались на запоре, а с башен стала стрелять в него стража. Схватил он тогда свой лук и перебил всю стражу. Потом взломал железные ворота и вошел во дворец. Увидела его царская дочь, бросилась к нему и стала молить о пощаде, обманывая, что любит его.
        Охотник спросил ее:
        — А зачем ты приказала бросить меня в море?
        — Я ошиблась тогда. Но ведь ты же остался жив.
        — Хорошо, — ответил охотник, — теперь я прикажу бросить тебя вместе с твоим отцом в море. А там видно будет — может, и вам удастся остаться в живых!
        И приказал бросить царя и его дочь в море. Царь и его злая дочь утонули, а охотник стал царем и женился на служанке. Он долго правил страной и сделал много добра хорошим людям.
        БОЛГАРСКАЯ СКАЗКА
        СЕРЫЙ КАМЕНЬ
        Возле самой дороги давным-давно жил-был камень, ну не камень, а так себе - камушек, размером чуть больше сосновой шишки. Был он самый обыкновенный серый и пыльный, по характеру тоже серый как грозовая туча. Жил один одинешенек и только дорожная пыль от мчавшихся мимо на огромной скорости машин окружала его, да еще кто-нибудь изредка пробежит, стараясь не смотреть в его сторону, потому что казалось всем будто это очень мрачный тип, не наградила матушка природа мягким и добрым нравом. Солнце нещадно жгло его спину летом, осенью холодные дожди сурово обходились с ним, от этого мучил ревматизм и артрит, зима укутывала пуховым одеялом, под которым было тяжело дышать. Кажется, весной самое время оттаять, прекрасная пора, когда все вокруг оживает, журчат ручьи и мир молодеет. Ну, нет! Он лежал, ворчал и не давал спокойно пробегать веселым ручейкам. От журчания, дребезжания, чириканья у него болела голова, он вздрагивал и охал, жалуясь на свою неудавшуюся судьбу. Вот такой это был Серый Камень! И при всех обстоятельствах Серый Камень никак не пытался изменить свою жизнь в лучшую сторону, хотя все вокруг
кипело, бурлило, клокотало, все куда-то бежало, двигалось, ползло, летело, торопилось, запиналось об камень, от чего на нем откалывались кусочки, показывая острые края. Да, жизнь двигалась, но почему-то мимо, он же только иногда с завистью наблюдал и говорил себе: "Вот если бы у меня были крылья, вот если бы у меня были лапы, вот если бы, вот если бы..."
        Все эти слова возникали, время от времени в его голове, так как вдалеке ему слышался шум, так не похожий на те, что он слышал постоянно, и это не давало Камню покоя. От пролетавших высоко в небе птиц он слышал, как они называли шум прибоем, плеском волн, шелестом воды на песке. Доносившиеся звуки, почему-то заставляли сердце Серого Камня биться сильнее. Впервые за всю свою длинную каменную жизнь он задумался над тем, что его жизнь проходит день за днем, и нет ни друзей, ни знакомых, никого и ничего. Не переставал удивляться маленьким желтым листикам, даже они такие легкие на подъем. Малейшее дуновение ветерка звало их в путь, на поиски приключений. Перешептываясь между собой, листочки торопились посмотреть мир. Ведь в мире столько всякого интересного, маленькие муравьишки тоже удивляли своей любовью к жизни. Эти милые создания сутками бегали, туда-сюда перетаскивая на маленьких спинках огромный багаж.
        Ох уж этот шум волн! Он волновал душу Серого Камня каждый раз все сильнее и сильнее. Первый раз в жизни ему захотелось не просто подслушивать чужие разговоры, а самому все увидеть.
        Однажды в один из июльских дней переборов страх и скромность Серый Камень извиняясь и запинаясь от волнения заговорил с пробегающим мимо муравьем, чем очень сильно удивил муравья, ведь все считали ,что этот серый и говорить-то не умеет.
        -Простите, пожалуйста, за мою наглость. Я понимаю, что отрываю Вас от важных дел, но не могли бы Вы уделить мне несколько минут Вашего драгоценного времени?
        Муравьишка был добрый малый и поэтому охотно вступил в беседу, вскарабкавшись на теплую серую спину камня.
        - Милый друг, - продолжал Серый Камень немного осмелев, уняв дрожь в голосе, - Ведь ты много бегаешь и многое повидал за свою жизнь?
        Муравьишка напустил на себя важности и кивал головой:
        - Да! Поверь мне, мой Серый друг, мир такой огромный и прекрасный, в нем столько чудес, что нескольких минут будет не достаточно! Это просто невозможно!
        Они долго болтали обо все на свете, Муравей рассказывал о звездах на небе, о бабочках, о цветах, ночь перевалила давно за половину, а они все говорили и говорили. С той минуты Муравей стал приходить к Серому Камню каждый день, забираться на его теплую спину, греться на солнышке и рассказывать, что интересного сегодня увидел. Рассказывал о разных чудесах и красотах. Он рассказал об удивительных растениях с нежным ароматом, о могучих деревьях, под кронами которых можно было устроить шикарный дом, о пение птиц и об их изумительных перьях. Серый Камень слушал своего рассказчика очень внимательно, затаив дыхание.
        - Дорогой, Муравьишка, если ты все знаешь, то ответь на один мой вопрос, я давно собираюсь его задать. Меня так волнует тот ласкающий душу и слух шум. Мимо пролетающие птицы называли его прибоем. Но что ж это такое?
        Серый Камень смотрел на собеседника серыми полными грусти глазами и тяжело вздыхал. Муравей даже уловил, как часто забилось в каменной груди сердечко.
        - А ты совсем не такой страшный, каким казался все эти годы. Хорошо, расскажу что знаю! - и он начал свой рассказ.
        - То, что так сильно тебя беспокоит - это море! Большое и безграничное! Только Солнце знает, где оно заканчивается, где его край! Каждый вечер оно прячется за горизонт. Когда солнце прячется, то на глади моря появляется золотая дорожка, в ней плещутся рыбки, плавают огромные корабли. Днем там отражается небо, облака глядят как в зеркало, и поправляют свои кудрявые прически. Море доброе, ласковое и щедрое, правда, иногда у него портится настроение, и оно начинает капризничать. Моря хватает на всех - и на людей, и на зверей. Оно рядом, стоит только перебежать дорогу. В свободную минутку не пропущу момент погреться на горячем песочке.
        Всю следующую ночь Серый Камень не мог уснуть, а если засыпал, то ему снился один и тот же сон - огромное море с золотистой дорожкой в волнах. Ничто и никогда не завораживало воображение камня как рассказы муравья о чудесах на земле, но еще больше его влекло в море.
        Как только забрезжил рассвет, Серый Камень стал ждать своего рассказчика, он долго думал и решил, что сегодня, наконец-то, увидит море, чего бы это ему не стоило.
        Муравьишка не заставил себя долго ждать, и как только он подошел Серый Камень обратился к нему за помощью:
        - Мой, добрый друг, ты столько дней рассказывал мне все эти удивительные истории, что полностью изменил меня. Спасибо, ты вселил веру в собственные силы, я стал уверенным и не сгибаемым! У меня каменная воля и я ничего не боюсь! Никто не относился ко мне, так как ты за всю мою жизнь. Ты стал моим самым лучшем другом! Послушай, я открою тебе свою тайну. У меня есть мечта - увидеть море своими глазами! Помоги мне ее осуществить ведь ты такой сильный, ты переносишь тяжести на много тяжелее самого себя. Может у нас получится сдвинуть меня поближе к дороге?
        Муравей не мог отказать другу, не смотря на размеры и острые края, попытался помочь. Он двигал его задними лапами, передними упираясь в землю и наоборот, но муравьишка только сползал, начиная все с самого начала, чихая и кашляя, задыхаясь в придорожной пыли. В конце концов, обессилев, свалился от усталости. Даже пытался длинным шестом подтолкнуть, но полочка треснула, как тростинка, а может, это она и была.
        Тут пришла идея муравью, позвать на помощь знакомую ворону. При этом он удивлялся сам себе, и как эта светлая мысль не пришла к нему раньше. Благо эта подруга всегда находилась где-нибудь поблизости. Она легко подхватила его лапами и поднялась высоко - высоко, только не учла тот факт, что края-то острые и как не пытался камень удержаться, ничего не вышло, он выскользнул и полетел вниз, приземлившись возле самой воды.
        О, заветная цель была так близка!
        Рядом пробежала веселая ватага ребятни, они прибегают покидать камушки в воду. Одному рыжеволосому мальчугану попался под руку наш Серый Камень, и он запустил его с такой силой, что у Серого Камня дух перехватило, он даже на мгновение зажмурился, но потом страх прошел, перед его глазами открылось бескрайнее море с золотой дорожкой! Восторг переполнял серую душу камня, но это еще не конец. Серый Камень так же узнал и подводный мир, о котором ему никто не рассказывал, его острые края пообточились и рыбки любят играть возле него в прятки, а старый кальмар рассказывает о других морях и океанах.
        РУДАКОВА ЮЛИЯ
        СИВКА-БУРКА
        Жил-был старик, у него было три сына. Старшие занимались хозяйством, были тороваты и щеголеваты, а младший, Иван-дурак, был так себе - любил в лес ходить по грибы, а дома все больше на печи сидел.
        Пришло время старику умирать, вот он и наказывает сыновьям:
        - Когда помру, вы три ночи подряд ходите ко мне на могилу, приносите мне хлеба.
        Старика этого схоронили. Приходит ночь, надо большему брату идти на могилу, а ему не то лень, не то боится, - он и говорит младшему брату:
        - Ваня, замени меня в эту ночь, сходи к отцу на могилу. Я тебе пряник куплю.
        Иван согласился, взял хлеба, пошел к отцу на могилу. Сел, дожидается. В полночь земля расступилась, отец поднимается из могилы и говорит:
        - Кто тут? Ты ли, мой больший сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
        Иван отвечает:
        - Это я, твой сын. А на Руси все спокойно. Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван направился домой, дорогой набрал грибов. Приходит старший брат его спрашивает:
        - Видел отца?
        - Видел.
        - Ел он хлеб?
        - Ел. Досыта наелся. Настала вторая ночь. Надо идти среднему брату, а ему не то лень, не то боится, - он и говорит:
        - Ваня, сходи за меня к отцу. Я тебе лапти сплету.
        - Ладно.
        Взял Иван хлеба, пошел к отцу на могилу, сел, дожидается.
        В полночь земля расступилась, отец поднялся и спрашивает:
        - Кто тут? Ты ли, мой средний сын? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
        Иван отвечает:
        - Это я, твой сын. А на Руси все спокойно. Отец наелся хлеба и лег в могилу. А Иван направился домой, дорогой опять набрал грибов. Средний брат его спрашивает:
        - Отец ел хлеб?
        - Ел. Досыта наелся.
        На третью ночь настала очередь идти Ивану. Он говорит братьям:
        - Я две ночи ходил. Ступайте теперь вы к нему на могилу, а я отдохну.
        Братья ему отвечают:
        - Что ты, Ваня, тебе стало там знакомо, иди лучше ты.
        - Ну ладно. Иван взял хлеба, пошел.
        В полночь земля расступается, отец поднялся из могилы:
        - Кто тут? Ты ли, мой младший сын Ваня? Скажи, что делается на Руси: собаки ли лают, волки ли воют, или чадо мое плачет?
        Иван отвечает:
        - Здесь твой сын Ваня. А на Руси все спокойно. Отец наелся хлеба и говорит ему:
        - Один ты исполнил мой наказ, не побоялся три ночи ходить ко мне на могилу. Выдь в чистое поле и крикни: "Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!" Конь к тебе прибежит, ты залезь ему в правое ухо, а вылезь в левое. Станешь куда какой молодец. Садись на коня и поезжай. Иван взял узду, поблагодарил отца и пошел домой, дорогой опять набрал грибов. Дома братья его спрашивают:
        - Видел отца?
        - Видел.
        - Ел он хлеб?
        - Отец наелся досыта и больше не велел приходить.
        В это время царь кликнул клич: всем добрым молодцам, холостым, неженатым, съезжаться на царский двор. Дочь его, Несравненная Красота, велела построить себе терем о двенадцати столбах, о двенадцати венцах. В этом тереме она сядет на самый верх и будет ждать, кто бы с одного лошадиного скока доскочил до нее и поцеловал в губы. За такого наездника, какого бы роду он ни был, царь отдаст в жены свою дочь, Несравненную Красоту, и полцарства в придачу. Услышали об этом Ивановы братья и говорят между собой:
        - Давай попытаем счастья. Вот они добрых коней овсом накормили, выводили, сами оделись чисто, кудри расчесали. А Иван сидит на печи за трубой и говорит им:
        - Братья, возьмите меня с собой счастья попытать!
        - Дурак, запечина! Ступай лучше в лес за грибами, нечего людей смешить.
        Братья сели на добрых коней, шапки заломили, свистнули, гикнули - только пыль столбом. А Иван взял узду и пошел в чистое поле и крикнул, как отец его учил:
        - Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
        Откуда ни возьмись, конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит. Стал как вкопанный и спрашивает:
        - Чего велишь?
        Иван коня погладил, взнуздал, влез ему в правое ухо, а в левое вылез и сделался таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Сел на коня и поехал на царский двор. Сивка-бурка бежит, земля дрожит, горы-долы хвостом застилает, пни-колоды промеж ног пускает. Приезжает Иван на царский двор, а там народу видимо-невидимо. В высоком тереме о двенадцати столбах, о двенадцати венцах на самом верху в окошке сидит царевна Несравненная Красота.
        Царь вышел на крыльцо и говорит:
        - Кто из вас, молодцы, с разлету на коне доскочит до оконца да поцелует мою дочь в губы, за того отдам ее замуж и полцарства в придачу.
        Тогда добрые молодцы начали скакать. Куда там - высоко, не достать! Попытались Ивановы братья, до середины не доскочили. Дошла очередь до Ивана. Он разогнал Сивку-бурку, гикнул, ахнул, скакнул - двух венцов только не достал. Взвился опять, разлетелся в другой раз - одного венца не достал. Еще завертелся, закружился, разгорячил коня и дал рыскача - как огонь, пролетел мимо окошка, поцеловал царевну Несравненную Красоту в сахарные уста, а царевна ударила его кольцом в лоб, приложила печать. Тут весь народ закричал:
        - Держи, держи его!
        А его и след простыл. Прискакал Иван в чистое поле, влез Сивке-бурке в левое ухо, а из правого вылез и сделался опять Иваном-дураком. Коня пустил, а сам пошел домой, по дороге набрал грибов. Обвязал лоб тряпицей, залез на печь и полеживает.
        Приезжают его братья, рассказывают, где были, и что видели.
        - Были хороши молодцы, а один лучше всех - с разлету на коне царевну в уста поцеловал. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал.
        Иван сидит за трубой и говорит:
        - Да не я ли это был?
        Братья на него рассердились:
        - Дурак - дурацкое и орет! Сиди на печи да ешь свои грибы.
        Иван потихоньку развязал тряпицу на лбу, где его царевна кольцом ударила, - избу огнем осветило. Братья испугались, закричали:
        - Что ты, дурак, делаешь? Избу сожжешь!
        На другой день царь зовет к себе на пир всех бояр и князей, и простых людей, и богатых и нищих, и старых и малых.
        Ивановы братья стали собираться к царю на пир. Иван им говорит:
        - Возьмите меня с собой!
        - Куда тебе, дураку, людей смешить! Сиди на печи да ешь свои грибы.
        Братья сели на добрых коней и поехали, а Иван пошел пешком. Приходит к царю на пир и сел в дальний угол. Царевна Несравненная Красота начала гостей обходить. Подносит чашу с медом и смотрит, у кого на лбу печать.
        Обошла она всех гостей, подходит к Ивану, и у самой сердце так и защемило. Взглянула на него - он весь в саже, волосы дыбом.
        Царевна Несравненная Красота стала его спрашивать:
        - Чей ты? Откуда? Для чего лоб завязал?
        - Ушибся. Царевна ему лоб развязала - вдруг свет по всему дворцу. Она и вскрикнула:
        - Это моя печать! Вот где мой суженый!
        Царь подходит и говорит:
        - Какой это суженый! Он дурной, весь в саже. Иван говорит царю:
        - Дозволь мне умыться. Царь дозволил. Иван вышел на двор и крикнул, как его отец учил:
        - Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
        Откуда ни возьмись, конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит. Иван ему в правое ухо влез, из левого вылез и сделался опять таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни пером написать. Весь народ так и ахнул. Разговоры тут были коротки: веселым пирком да за свадебку.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СИЛА И СМЕКАЛКА
        Шел однажды по лесу крестьянин. Вдруг навстречу ему — волк. Увидел крестьянина и говорит:
        — Ну, готовься к смерти: сейчас я тебя съем!
        — Что же я тебе сделал? — спрашивает крестьянин. — За что ты меня погубить хочешь?
        — А ты будто не знаешь?
        — Нет, не знаю. Сделай милость, скажи!
        — Сегодня утром ты не дал мне выспаться в можжевельнике. У меня до сих пор болит голова от звука твоих труб!
        — Милый мой, подумай, что ты говоришь! Какие там трубные звуки? Ведь я только высморкался.
        — Что бы там ни было, все равно я тебя сейчас съем!
        — Ну, кто сильнее, тот всегда прав, — сказал крестьянин. — Ничего с тобой не поделаешь: если хочешь съесть меня — ешь. Только разреши мне сначала умыться у ручья, а то я запылился и загрязнился.
        — Ну, так и быть, ступай к ручью, умойся, — разрешил волк.
        Сел он в стороне и стал дожидаться. А крестьянин пошел к ручью, нагнулся, будто и вправду умывается, а сам незаметно отломил толстый рябиновый сук.
        — Готов ли ты? — спрашивает волк.
        — Готов, — отвечает крестьянин.
        Подошел он к волку, схватил левой рукой его за хвост, а правой принялся колотить палкой да приговаривать:
        — У тебя сила — у меня ум! У тебя зубы — у меня смекалка!
        И так изрядно отдубасил волка, что у того на боках шерсти не осталось.
        Рвался, рвался волк, наконец рванулся так, что хвост у него оторвался. Волк убежал, а хвост остался в руках у крестьянина.
        Положил он волчий хвост в свою сумку и пошел посмеиваясь, дальше.
        А волк скоро опомнился и стал выть — скликать других волков:
        — Эй, волки, бегите скорее ко мне!
        На его вой собралось так много волков, что и не сочтешь.
        Рассказал им куцый волк, что с ним человек сделал.
        Завыли волки и бросились догонять крестьянина.
        Услышал крестьянин волчий вой и понял, что волки его догоняют.
        Не долго раздумывая, взобрался он на высокую сосну и сел на толстый сук. Сидит, посматривает вниз.
        Подбежали волки, стали вокруг сосны, смотрят на человека, лязгают зубами. Стоят и сговариваются:
        — Надо его с дерева стащить!
        — Надо-то надо, да как стащим?
        Долго думали волки, что делать. Наконец самый старый сказал:
        — Пусть один волк станет под сосной, ему на спину станет другой, а на другого — третий, на третьего — четвертый, на четвертого — пятый, — словом, сколько потребуется, чтобы добраться до сука, на котором человек сидит... Тут мы его и стащим вниз!
        Это очень понравилось волкам, а особенно куцему.
        Он тотчас стал под сосной и велел другим волкам становиться ему на спину:
        — Достанем негодника и разорвем на кусочки!
        Вот волки и полезли один за одним — все выше и выше, все выше и выше...
        Вот уже вскарабкался и последний волк, собирается схватить крестьянина...
        Видит крестьянин, что дело плохо, да не растерялся —достал из сумки волчий хвост, кинул его вниз и крикнул:
        — Эй, куцый! Вот твой хвост! Бери его! Может быть, опять приставишь!
        Обрадовался куцый, бросился за своим хвостом. Тут все волки и посыпались на землю, чуть себе шеи не свернули! Завыли от злости и побежали догонять куцего: ведь по его вине все это случилось!
        А крестьянин спустился с сосны и благополучно вернулся домой.
        ЛАТВИЙСКАЯ СКАЗКА
        СИЛИЩА
        Притаился как-то Заяц под кустом, дрожит, словно лист осиновый. Вдруг слышит, пищит кто-то:
        - Не трясись ты так, а то, не ровён час, мой дом разрушишь.
        Огляделся Косой, между веток паутина натянута, а на ней, как в гамаке, паучок сидит, раскачивается, из цветочной чашечки росу попивает.
        - Как же мне не трястись? По лесу волк да лиса рыщут. Клычищи, что ножи, хватка мёртвая, а у меня против них никакой силы. Только и есть, что быстрые ноги. Носишься целый день, следы запутываешь, а сядешь передохнуть, так и мерещится, что рядом острые зубы клацают. Да что говорить! Ты-то ещё слабее меня. Тебе, небось, вдвойне страшнее.
        - Сила - не самое главное. Храбрость да смекалка, пожалуй, поважнее будут, - возразил Паучок.
        - Ну и насмешил! Хотел бы я поглядеть, что ты со своей смекалкой против волка сделаешь! - захохотал Заяц.
        Так Косой развеселился, что и про опасность забыл.
        А в это время, лёгок на помине, мимо Волк пробегал. Глядит: на поляне Заяц сидит, заливается. Серый прыг, да Зайца хвать. Весёлость с бедолаги как ушатом воды смыло.
        "Всё, - думает Заяц, - пришёл мой последний час".
        А тут ещё Паучок измывается, кричит:
        - Попался!
        Так Зайцу обидно стало, хоть плачь.
        Между тем Волк тоже писк услыхал. По сторонам посмотрел - нет никого. Глаз скосил, а у него на носу паучишка сидит.
        - Попался Косой, - самодовольно подтвердил Волк. - Сейчас прямо и пообедаю.
        - Да не он попался, а ты, - говорит Паучок.
        Волк аж затрясся от смеха:
        - А ты - шутник, как я погляжу.
        - Да я не шучу. Видишь паутину?
        - Ну, вижу.
        Хотел Волк с морды паутину смахнуть, да лапы заняты, Зайца упустить боится. А Паучок по волчьему носу расхаживает да приговаривает:
        - Вот ты, голубчик, и попался. Раз ты в моей паутине запутался, значит, ты - моя добыча.
        Глядит Волк, никак Паук с ума спятил.
        - Ты что, белены объелся? Где это видано, чтобы пауки волков ловили?
        - А вот сейчас убедишься. Ты думаешь, обыкновенного зайца поймал? Как бы не так! Это помощник мой, - говорит Паучок, а сам Зайцу командует: - Ты, Косой, держи Волка покрепче. Сейчас я из него кровь пить буду.
        Оторопел Волк от такого нахальства. На Паука вытаращился, глазами лупает.
        - Чего... чего пить будешь? - спрашивает.
        А Паучок ему вместо ответа:
        - Ты про скорпионов слыхал?
        - Пауки, что ль, ядовитые? - спросил Волк.
        - Ага. Я одним укусом могу быка свалить, - подбоченился Паучок.
        - Врёшь! Говорят, скорпионы хвостатые да большущие, - засомневался Волк.
        - Ничего. Укушу, мало не покажется. Так что прощайся с жизнью. Только прежде мы с Зайцем тебя измеряем, чтобы знать, на сколько мне еды хватит, - разошёлся Паучок.
        Видит Волк, дело нешуточно оборачивается. С виду Паучок, конечно, козявочка, но уж больно в своей силище уверен. Лучше ноги уносить, от греха подальше. Выпустил Серый Зайца, смахнул лапой Паука и задал стрекоча, только его и видели.
        Обрадовался Косой, что из волчьих когтей живой-невредимый вырвался. По поляне прыгает, Паучка благодарит:
        - Спасибо, друг. Без тебя бы мне конец.
        - То-то же! Теперь понимаешь, что смекалкой да храбростью можно и волка в бегство обратить? - улыбнулся Паучок.
        - Как не понять, - кивнул Заяц, а потом поразмыслил и добавил: - Только я вот что думаю. Если тебе под силу быка свалить, может, мы Волка-то зря отпустили?
        ТАМАРА КРЮКОВА
        СИЛЬНЕЕ ВСЕХ
        В одной деревне жил крестьянин. У него была дочь. Решила она выйти замуж за того, кто сильнее всех на свете.
        Однажды в деревню приехал на слоне раджа. Девушка заметила, что все люди, едва лишь завидев раджу, кланяются ему до земли. Она решила, что сильнее раджи нет никого на свете, и пошла следом за его слоном.
        По дороге они повстречали садху (Садху- отшельник, "святой человек".)
        Раджа слез со слона и склонился к ногам святого. Девушка подумала, что садху сильнее раджи. И она пошла за садху.
        Садху по дороге увидел храм Шивы, вошел туда и распростерся перед изваянием бога. Тут девушке показалось, что Шива сильнее садху. Она решила выйти замуж за Шиву и осталась в храме.
        Прошло немного времени, и девушка увидела, что в храм забрел пес. Он подошел к изображению божества, съел все подношения, а потом повернулся и беззастенчиво вскинул заднюю лапу. После этого пес преспокойно вышел из храма. Дочь крестьянина увидела, что пес ни во что не ставит Шиву. "Значит, он сильнее Шивы",-подумала девушка и, решив, что теперь ей придется выйти замуж за пса, пошла следом за ним.
        Пес дошел до одного дома, увидел юношу - своего хозяина - и стал ласкаться к нему. Потом растянулся у его ног, высунул язык и стал преданно смотреть на юношу, будто ожидал приказания. Увидав это, девушка поняла, что юноша сильнее пса. Она подошла к юноше и рассказала ему обо всем. Они сыграли свадьбу и стали жить счастливо.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        СИНЮШКИН КОЛОДЕЦ
        Жил в нашем заводе парень Илья. Вовсе бобылем остался - всю родню схоронил. И от всех ему наследство досталось.
        От отца - руки да плечи, от матери; - зубы да речи, от деда Игната - кайла да лопата, от бабки Лукерьи - особый поминок. Об этом и разговор сперва.
        Она, видишь, эта бабка, хитрая была - по улицам перья собирала, подушку внучку готовила, да не успела. Как пришло время умирать, позвала бабка Лукерья внука и говорит:
        - Гляди-ка, друг Илюшенька, сколь твоя бабка пера накопила! Чуть не полное решето! Да и перышки какие! Одно к одному - мелконькие да пестренькие, глядеть любо! Прими в поминок - пригодится! Как женишься да принесет жена подушку, тебе и не зазорно будет: не в диковинку-де мне - свои перышки есть, еще от бабки остались. Только ты за этим не гонись, за подушкой-то! Принесет - ладно, не принесет - не тужи. Ходи веселенько, работай крутенько, и на соломке не худо поспишь, сладкий сон увидишь. Как худых думок в полове держать не станешь, так и все у тебя ладно пойдет, гладко покатится. И белый день взвеселит, и темна ноченька приголубит, и красное солнышко обрадует. Ну, а худые думки заведешь, тут хоть в пень головой - все немило станет.
        - Про какие, - спрашивает Илья, - ты, бабушка, худые думки сказываешь?
        - А это, - отвечает, - про деньги да про богатство. Хуже их нету. Человеку от таких думок одно расстройство да маета напрасная. Чисто да по совести и пера на подушку не наскрести, не то что богатство получить.
        - Как же тогда, - спрашивает Илья, - про земельное богатство понимать? Неуж ни за что считаешь? Бывает ведь...
        - Бывать-то бывает, только ненадежно дело: комочками приходит, пылью уходит, на человека тоску наводит. Про это и не думай, себя не беспокой! Из земельного богатства, сказывают, одно чисто да крепко. Это когда бабка Синюшка красной девкой обернется да сама своими рученьками человеку подаст. А дает Синюшка богатство гораздому да удалому, да простой душе. Больше никому. Вот ты и попомни, друг Илюшенька, этот мой последний наказ.
        Поклонился тут Илья бабке: '
        - Спасибо тебе, бабка Лукерья, за перья, а пуще всего за наставленье. Век его не забуду.
        Вскорости умерла бабка... Остался Илюха один-одинешенек, сам большой, сам маленький. Тут, конечно, похоронные старушонки набежали, покойницу обмыть, обрядить, на погост проводить. Они - эти старушонки - тоже не от сладкого житья по покойникам бегают. Одно выпрашивают, другое выглядывают. Живо все бабкино обзаведенье по рукам расхватали. Воротился Илья с могильника, а в избе у него голым-голехонько. Только то и есть, что сам сейчас на спицу повесил: зипун да шапка. Кто-то и бабкиным пером покорыстовался: начисто выгреб из решета. Только три перышка в решете зацепились. Одно беленькое, одно черненькое, одно рыженькое.
        Пожалел Илья, что не уберег бабкин поминок.
        “Надо, - думает, - хоть эти перышки к месту прибрать, а то нехорошо как-то. Бабка от всей души старалась, а мне будто и дела нет”.
        Подобрал с полу каку-то синюю ниточку, перевязал эти перышки натуго да и пристроил себе на шапку.
        “Тут, - думает, - самое им место. Как надевать либо снимать шапку, так и вспомнишь бабкин наказ. А он, видать, для жизни полезный. Всегда его в памяти держать надо”.
        Надел потом шапку да зипун и пошел на прииск. Избушку свою и запирать не стал, потому в ней - ничем-ничего. Одно пустое решето, да и то с дороги никто не подберет.
        Илья возрастной парень был, давно в женихах считался. На прииске-то он годов шесть либо семь робил. Тогда ведь, при крепости-то, с малолетства людей на работу загоняли. До женитьбы иной, глядишь, больше десятка годов уж на барина отхлещет. И этот Илья, прямо сказать, вырос на прииске.
        Места тут он знал вдоль и поперек. Дорога на прииск не близкая. На Гремихе, сказывают, тогда добывали чуть не у Белого камня. Вот Илюха и придумал:
        “Пойду-ка я через Зюзельско болотце. Вишь, жарынь какая стоит. Подсохло, поди, оно, - пустит перебраться. Глядишь, и выгадаю версты три, а то и все четыре...”
        Сказано - сделано. Пошел Илья лесом напрямую, как по осеням с прииска и на прииск бегали. Сперва ходко шел, потом намаялся и с пути сбился. По кочкам-то ведь не по прямой дороге. Тебе надо туда, а кочки ведут вовсе не в ту сторону. Скакал-скакал, до поту наскакался. Ну, выбрался в какой-то ложок. Посредине место пониже. Тут трава растет - горчик Да метлика. А с боков взгорочки, а на них сосна жаровая. Вовсе, значит, сухое место пошло. Одно плохо - не знает Илья, куда дальше идти. Сколько раз по этим местам бывал, а такого ложочка не видывал.
        Вот Илья и пошел серединой, меж взгорочков-то. Шел-шел, видит - на полянке окошко круглое, а в нем вода, как в ключе, только дна не видно. Вода будто чистая, только сверху синенькой тенеткой подернулась и посредине паучок сидит, тоже синий.
        Илюха обрадовался воде, отпахнул рукой тенетку и хотел напиться. Тут у него голову и обнесло, - чуть в воду не сунулся и сразу спать захотел.
        “Вишь, - думает, - как притомило меня болото. Отдохнуть, видно, надо часок”.
        Хотел на ноги подняться, а не может. Отполз все ж таки сажени две ко взгорочку, шапку под голову да и растянулся. Глядит, - а из того водяного окошка старушонка вышла. Ростом не больше трех четвертей. Платьишко на ней синее, платок на голове синий и сама вся синехонька, да такая тощая, что вот подует ветерок - и разнесет старушонку. Однако глаза у ней молодые, синие, да такие большие, будто им тут вовсе и не место.
        Уставилась старушонка на парня и руки к нему протянула, а руки всё растут да растут. Того и гляди, до головы парню дотянутся. Руки ровно жиденькие, как туман синий, силы в них не видно, и когтей нет, а страшно. Хотел Илья подальше отползти, да силы вовсе не стало.
        “Дай, - думает, - отвернусь, - все не так страшно”.
        Отвернулся да носом-то как раз в перышки и ткнулся. Тут на Илью почихота нашла. Чихал-чихал, кровь носом пошла, а все конца-краю нет. Только чует - голове-то много легче стало. Подхватил тут Илья шапку и на ноги поднялся. Видит - стоит старушонка на том же месте, от злости трясется. Руки у нее до ног Илье дотянулись, а выше-то от земли поднять их не может. Смекнул Илья, что у старухи оплошка вышла - сила не берет, прочихался, высморкался да и говорит с усмешкой:
        - Что, взяла, старая? Не по тебе, видно, кусок!
        Плюнул ей на руки-то да и пошел дальше. Старушонка тут и заговорила, да звонко так, вовсе по-молодому:
        - Погоди, не радуйся! Другой раз придешь - головы не унесешь!
        - А я и не приду, - отвечает Илья.
        - Ага! Испугался, испугался! - зарадовалась старушонка.
        Илюхе это за обиду показалось. Остановился он да и говорит:
        - Коли на то пошло, так нарочно приду - воды из твоего колодца вычерпнуть.
        Старушонка засмеялась и давай подзадоривать парня:
        - Хвастун ты, хвастун! Говорил бы спасибо своей бабке Лукерье, что ноги унес, а он еще похваляется! Да не родился еще такой человек, чтоб из здешнего колодца воду добыть.
        - А вот поглядим, родился ли, не родился, - отвечает Илья.
        Старушонка, знай, свое твердит:
        - Пустомеля ты, пустомеля! Тебе ли воду добыть, коли подойти боишься. Пустые твои слова! Разве других людей приведешь. Посмелее себя!
        - Этого, - кричит Илья, - от меня не дождешься, чтоб я стал других людей тебе подводить. Слыхал, поди-ка, какая ты вредная и чем людей обманываешь.
        Старушонка одно заладила:
        - Не придешь, не придешь! Где тебе! Такому-то!
        Тогда Илья и говорит:
        - Ладно, нето. Как в воскресный день ветер хороший случится, так и жди в гости.
        - Ветер тебе на что? - спрашивает старушонка.
        - Там видно будет, - отвечает Илья. - Ты только плевок-от с руки смой. Не забудь, смотри!
        - Тебе, - кричит старушонка, - не все равно, какой рукой тебя на дно потяну? Хоть ты, вижу, и гораздый, а все едино мой будешь. На ветер да бабкины перья не надейся! Не помогут!
        Ну, поругались так-то. Пошел Илья дальше, сайм дорогу примечает и про себя думает:
        “Вот она какая, бабка Синюшка. Ровно еле живая, а глаза девичьи, погибельные, и голос, как у молоденькой, - так и звенит. Поглядел бы, как она красной девкой оборачивается”.
        Про Синюшку Илья много слыхал. На прииске не раз об этом говаривали. Вот, дескать, по глухим болотным местам, а то и по старым шахтам набегали люди на Синюшку. Где она сидит, тут и богатство положено. Сживи Синюшку с места - и откроется полный колодец золота да дорогих каменьев. Тогда греби, сколь рука взяла. Многие будто ходили искать да либо ни с чем воротились, либо с концом загинули.
        К вечеру выбрался Илюха на прииск. Смотритель приисковский напустился, конечно, на Илюху:
        - Что долго?
        Илья объяснил - так и так, бабку Лукерью хоронил. Смотрителю маленько стыдно стало, а все нашел придирку:
        - Что это у тебя за перья на шапке? С какой радости нацепил?
        - Это, - отвечает Илья, - бабкино наследство. Для памяти его тут пристроил.
        Смотритель да и другие, кто близко случился, давай смеяться над таким наследством, а Илья говорит:
        - Да, может, я эти перья на весь господский прииск не променяю. Потому - не простые они, а наговоренные. Белое вот - на веселый день, черное - на спокойную ночь, а рыженькое - на красное солнышко.
        Шутит, конечно. Только тут парень был - Кузька Двоерылко. Он Илюхе-то ровесником приходился, в одном месяце именинниками были, а по всем статьям на Илюху не походил. Он, этот Двоерылко, вовсе со справного двора. По-доброму, такому парню и мимо прииска ходить не надо - полегче бы работа дома нашлась. Ну, Кузька давно около золота околачивался, свое смышлял, - не попадет ли штучка хорошая, а унести ее сумею. И верно, насчет того, чтобы чужое в свой карман прибрать, Двоерылко мастак был. Чуть кто недоглядел, - Двоерылко уже унес, и найти не могут. Однем словом, ворина. По этому ремеслу у него и заметка была. Его, вишь, один старатель лопаткой черканул. Скользом пришлось, а все же зарубка на память осталась - нос да губы пополам развалило. По этой приметке Кузьку и величали Двоерылком.
        Этот Кузька крепко завидовал Илюхе. Тот, видишь, парень ядреный да могутный, крутой да веселый, - работа у него и шла податно. Кончил работу - поел да песню запел, а то и в пляс пошел. На артелке ведь и это бывает. Против такого парня где же равняться Двоерылому, коли у него ни силы, ни охоты, да и на уме вовсе другое. Только Кузька по-своему об этом понимал:
        “Не иначе, знает Илюшка какую-то словинку, - то он и удачливый, и по работе ему устатка нет”.
        Как про перышки-то Илья сказал, Кузька и смекнул про себя: “Вот она - Илюшкина словинка”.
        Ну, известно, в ту же ночь и украл эти перышки.
        На другой день хватился Илья - где перышки? Думает, обронил. Давай искать по прииску-то. Над Ильей подсмеиваться стали:
        - Ты в уме ли, парень! Столько ног тут топчется, а ты какие-то махонькие перышки ищешь! В пыль, поди, их стоптали. Да и на что они тебе?
        - Как, - отвечает, - на что, коли это бабкина памятка?
        - Памятку, - говорят, - надо в крепком месте либо в голове держать, а не на шапке таскать.
        Илья и думает - правду говорят, - и перестал те перышки искать. Того ему и на мысли не пало, что они худыми руками взяты.
        У Кузьки своя забота - за Илюхой доглядывать, как у него теперь дело пойдет, без бабкиных перышек. Вот и узрил, что Илья ковш старательский взял да к лесу пошел. Двоерылко за Ильей - думает, не смывку ли где наладил. Ну, никакой смывки не оказалось, а стал Илья тот ковш на жердинку насаживать. Сажени четыре жердинка. Вовсе для смывки несподручно К чему бы это? Еще пуще Кузька насторожился.
        Дело-то к осени пошло, крепко подувать стало. В субботу, как рабочих с прииска домой отпускали, Илья тоже домой запросился. Смотритель сперва покочевряжился - ты, дескать, недавно ходил, да и незачем тебе - семейства нет, а хозяйство свое - перышки-то - на прииске потерял. Ну, отпустил. А Кузька разве такой случай пропустит? Он спозаранку к тому месту пробрался, где ковш на жердинке припрятан был. Долго Кузьке ждать-то пришлось, да ведь воровская сноровка известна. Не нами сказано - вор собаку переждет, не то что хозяина. На утре подошел Илья, достал ковш да и говорит:
        - Эх, перышек-то нету! А ветер добрый. С утра так свистит, - к полдню вовсе разгуляется.
        Впрямь, ветер такой, что в лесу стон стоит. Пошел Илья по своим приметкам, а Двоерылко за ним крадется да радуется:
        “Вот они, перышки-то! К богатству, знать-то, дорожку кажут!”
        Долгонько пришлось Илье по приметам-то пробираться, а ветер все тише да тише. Как на ложок выйти, так и вовсе тихо стало, - ни одна веточка не пошевельнется. Глядит Илья - старушонка у колодца стоит, дожидается и звонко так кричит:
        - Вояка пришел! Бабкины перья потерял и на ветре прогадал. Что теперь делать-то станешь? Бегико домой да ветра жди! Может, и дождешься!
        Сама в сторонке стоит, к Илье рук не тянет, а над колодцем туман, как шапка синяя, густым-густехонько. Илья разбежался да со взгорочка ковшом-то на жердинке прямо в ту синюю шапку и сунул да еще кричит:
        - Ну-ко, ты, убогая, поберегись! Не зашибить бы ненароком.
        Зачерпнул из колодца и чует - тяжело. Еле выволок. Старушонка смеется, молодые зубы кажет.
        - Погляжу я, погляжу, как ты ковш до себя дотянешь. Много ли моей водицы испить доведется!
        Задорит, значит, парня. Илья видит - верно, тяжело, - вовсе озлился.
        - Пей, - кричит, - сама!
        Усилился, поднял маленько ковшик да и норовит опрокинуть на струшонку. Та отодвинулась. Илья за ней. Она дальше. Тут жердинка и переломилась и вода разлилась. Старушонка опять смеется:
        - Ты бы ковшик-то на бревно насадил... Надежнее бы!
        Илья в ответ грозится:
        - Погоди, убогая! Искупаю еще!
        Тут старушонка и говорит:
        - Ну ладно. Побаловали - и хватит. Вижу, что ты парень гораздый да удалый. Приходи в месячную ночь, когда вздумаешь. Всяких богатств тебе покажу. Бери, сколько унесешь. Если меня сверху не случится, скажись: “Без ковша пришел”, - и все тебе будет.
        - Мне, - отвечает Илья, - и на то охота поглядеть, как ты красной девкой оборачиваешься.
        - По делу видно будет, - усмехнулась старушонка, опять молодые зубы показала.
        Двоерылко все это до капельки видел и до слова слышал.
        “Надо, - думает, - поскорее на прииск бежать да кошели наготовлять. Как бы только Илюшка меня не опередил!”
        Убежал Двоерылко. А Илья взгорочком к дому пошел. Перебрался по кочкам через болотце, домой пришел, а там одна новость - бабкиного решета не стало.
        Подивился Илья - кому такое понадобилось?
        Сходил к своим заводским дружкам, поговорил с тем, с другим и обратно на прииск пошел, только не через болото, а дорогой, как все ходили.
        Прошло так дней пяток, а случай тот у Илюхи из головы не выходит - на работе помнится и сну мешать стал. Нет-нет и увидит он те синие глаза, а то и голос звонкий услышит:
        “Приходи в месячную ночь, когда вздумаешь”.
        Вот Илюха и порешил:
        “Схожу. Погляжу хоть, какое богатство бывает. Может, и сама она мне красной девкой покажется”.
        В ту пору как раз молодой месяц народился, ночи посветлее стали. Вдруг на прииске разговор - Двоерылко потерялся. Сбегали на завод - нету. Смотритель велел по лесу искать - тоже не оказалось. И то сказать, искали - не надсажались. Всяк про себя думал: “От того убытку нет, коли вор потерялся”. На том и кончилось.
        Как месяц на полный кружок обозначился, Илюха и пошел. Добрался до места. Глядит - никого нет. Илья все же со взгорочка не спустился и тихонько молвил:
        - Без ковша пришел.
        Только сказал, сейчас старушонка объявилась ласково говорит:
        - Милости просим, гостенек дорогой! Давно поджидаю. Подходи да бери, сколько унесешь.
        Сама руками-то как крышку над колодцем подняла, а там и открылось богатства всякого. Доверху набито. Илье любопытно на такое богатство поглядеть, а со взгорочка не спускается. Старушонка поторапливать стала:
        - Ну, чего стоишь? Бери, говорю, сколько в кошель уйдет.
        - Кошеля-то, - отвечает, - у меня нету, да и от бабки Лукерьи я другое слыхал. Будто только то богатство чисто да крепко, какое ты сама человеку подашь.
        - Вишь ты, привередник какой! Ему еще подноси! Ну, будь по-твоему!
        Как сказала это старушонка, так из колодца синий столб выметнуло. И выходит из этого столба девица-красавица, как царица снаряжена, а ростом до половины доброй сосны. В руках у этой девицы золотой поднос, а на нем груда всякого богатства. Песок золотой, каменья дорогие, самородки чуть не по ковриге. Подходит эта девица к Илюхе и с поклоном подает ему поднос:
        - Прими-ко, молодец!
        Илья на прииске вырос, в золотовеске тоже бывал, знал, как его - золото-то - весят. Посмотрел на поднос и говорит старушонке:
        - Для смеху это придумано. Ни одному человеку не в силу столько поднять.
        - Не возьмешь? - спрашивает старушонка.
        - И не подумаю, - отвечает Илья.
        - Ну, будь по-твоему! Другой подарок дам, - говорит старушонка.
        И сейчас же той девицы - с золотым-то подносом - не стало. Из колодца опять синий столб выметнуло. Вышла другая девица. Ростом поменьше. Тоже красавица и наряжена по-купецки. В руках у этой девицы серебряный поднос, на нем груда богатства. Илья и от этого подноса отказался, говорит старушонке:
        - Не в силу человеку столько поднять, да и не своими руками ты подаешь.
        Тут старушонка вовсе по-девичьи рассмеялась.
        - Ладно, будь по-твоему! Тебя и себя потешу. Потом, чур, не жалеть. Ну, жди.
        Сказала, и сразу не стало ни той девицы с серебряным подносом, ни самой старушонки. Стоял-стоял Илюха - никого нет. Надоело уж ему ждать-то, тут сбоку и зашуршала трава. Поворотился Илюха в ту сторону. Видит - девчонка подходит. Простая девчонка, в обыкновенный человечий рост. Годов так восемнадцати. Платьишко на ней синее, платок на голове синий, и на ногах бареточки синие. А пригожая эта девчонка - и сказать нельзя. Глаза - звездой, брови - дугой, губы - малина, и руса коса трубчатая через плечо перекинута, а в косе лента синяя. Подошла девчонка к Илюхе и говорит:
        - Прими-ка, мил друг Илюшенька, подарочек от чистого сердца.
        И подает ему своими белыми рученьками старое бабки Лукерьи решето с ягодами. Тут тебе и земляника, тут тебе и княженика, и желтая морошка, и черная смородина с голубикой. Ну, всяких сортов ягода. Полнехонько решето. А сверх три перышка. Одно беленькое, одно черненькое, одно рыженькое, натуго синей ниточкой перевязаны.
        Принял Илюха решето, а сам как дурак стоит, никак домекнуть не может, откуда эта девчонка появилась, где она осенью всяких ягод набрала. Вот и спрашивает:
        - Ты чья, красна девица? Скажись, как тебя звать-величать?
        Девчонка усмехнулась и говорит:
        - Бабкой Синюшкой люди зовут, а гораздому да удалому, да простой душе и такой кажусь, какой видишь. Редко только так-то бывает.
        Тогда уж Илюха понял, с кем разговор ведет, и спрашивает:
        - Перышки-то у тебя откуда?
        - Да вот, - отвечает, - Двоерылко за богатством приходил. Сам в колодец угодил и кошели свои утопил, а твои-то перышки выплыли. Простой, видно, ты души парень.
        Дальше Илья и не знает, о чем говорить. И она стоит, молчит, ленту в косе перебирает. Потом промолвила:
        - Так-то, мил друг Илюшенька! Синюшка я. Всегда старая, всегда молодая. К здешним богатствам навеки; приставлена.
        Тут помолчала маленько да спрашивает:
        - Ну, нагляделся? Хватит, поди, а то как бы во сне не привиделась.
        И сама вздохнула, как ножом по сердцу парня полыснула. Все бы отдал, лишь бы она настоящая живая девчонка стала, а ее и вовсе нет.
        Долго еще стоял Илья. Синий туман из колодца по всему ложочку пополз, тогда только стал к дому пробираться. На свету уж пришел. Только заходит в избу, а решето с ягодами и потяжелело, дно оборвалось, и на пол самородки да дорогие каменья посыпались.
        С таким-то богатством Илья сразу от барина откупился, на волю вышел, дом себе хороший справил, лошадь завел, а вот жениться никак не может. Все та девчонка из памяти не выходит. Сна-покою из-за этого решился. И бабки Лукерьи перышки не помогают. Не один раз говаривал:
        - Эх, бабка Лукерья, бабка Лукерья! Научила ты, как Синюшкино богатство добыть, а как тоску избыть - не сказала. Видно, сама не знала.
        Маялся-маялся так-то и надумал:
        “Лучше в тот колодец нырнуть, чем такую муку переносить”.
        Пошел к Зюзельскому болотцу, а бабкины перышки все же с собой захватил. Тогда ягодная пора пришлась. Землянику таскать стали.
        Только подошел Илья к лесу, навстречу ему девичья артелка. Человек с десяток, с полными корзинками. Одна девчонка на отшибе идет, годов так восемнадцати. Платьишко на ней синее, платок на голове синий. А пригожая - сказать нельзя. Брови - дугой, глаза - звездой, губы - малина, руса коса трубчатая через плечо перекинута, а в ней лента синяя. Ну, вылитая та. Одна приметочка разнится: на той баретки синие были, а эта вовсе босиком.
        Остолбенел Илья. Глядит на девчонку, и она синими-то глазами зырк да зырк и усмехается - зубы кажет. Прочухался маленько Илюха и говорит:
        - Как это я тебя никогда не видал?
        - Вот, - отвечает, - и погляди, коли охота. На это я проста - копейки не возьму.
        - Где, - спрашивает, - ты живешь?
        - Ступай, - говорит, - прямо, повороти направо. Тут будет пень большой. Ты разбегись да треснись башкой. Как искры из глаз посыплются - тут меня и увидишь...
        Ну, зубоскальничает, конечно, как по девичьему обряду ведется. Потом сказалась - чья такая, по которой улице живет и как зовут.
        Все честь честью. А сама глазами так и тянет, так и тянет.
        С этой девчонкой Илюха и свою долю нашел. Только ненадолго. Она, вишь, из мраморских была. То ее Илюха и не видал раньше-то. Ну, а про мраморских дело известное. Краше тамошних девок по нашему краю нет, а женись на такой - овдовеешь. С малых лет около камню бьются - чахотка у них.
        Илюха и сам долго не зажился. Наглотался, может, от этой да и от той нездоровья-то. А по Зюзельке вскорости большой прииск открыли.
        Илюха, видишь, не потаил, где богатство взял. Ну, рыться по тем местам стали да и натакались по Зюзельке на богатое золото.
        На моих еще памятях тут хорошо добывали. А колодца того так и не нашли. Туман синий, - тот и посейчас на тех местах держится, богатство кажет.
        Мы ведь что! Сверху поковыряли маленько, копни-ко поглубже... Глубокий, сказывают, тот Синюшкин колодец. Страсть глубокий. Еще добытчиков ждет.
        ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ БАЖОВ
        СИНЯЯ СВИТА - НАЛЕВО СШИТА - СОЛОМЕННЫЙ КОЛПАК
        Жил-был царь, а у царя была дочь. Вот задумал царь свою дочь замуж отдать. Кликнул он клич:
        — Выдам дочь замуж и отдам полцарства тому, кто может от меня схорониться, чтобы я не нашел.
        А был тот царь волшебник.
        Вот день прошел, другой прошел — нет охотников.
        На третий день пришел добрый молодец по прозванию Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак и говорит:
        — Я схоронюсь от тебя, царь.
        — Ладно, — отвечает царь-волшебник, — схоронишься, женю тебя на своей дочери и дам полцарства, а нет — мой меч — твоя голова с плеч.
        Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак стоял перед царем добрым молодцем, по двору бежал черным соболем, под ворота лез белым горностаем, по полю бежал серым зайцем и убежал за тридевять земель, в тридевятое царство, и там на заповедном лугу обернулся цветком.
        На другой день царь встал раненько, умылся беленько, почитал волшебную книгу и говорит:
        — Слуги мои верные, ступайте в тридевятое царство на царский заповедный луг, сорвите там все цветы и принесите сюда.
        Принесли ему слуги цветы, царь выбрал один цветок, дунул на него, и стал из цветка добрый молодец.
        — Ну, что, Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак, на первый раз не мог от меня схорониться.
        На другой день Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак стоял перед царем добрым молодцем, по двору бежал черным соболем, под ворота лез белым горностаем, по полю бежал серым зайцем и убежал в тридевяое царство; прибежал к большому болоту, обернулся окунем-рыбой и нырнул в бездонное озеро. А царь взял волшебную книгу, прочитал и говорит:
        — Ступайте, мои верные слуги, в тридевятое царство, осушите там большое болото, закиньте сети в бездонное озеро и выловите мне рыбу-окуня.
        Принесли слуги того окуня царю-волшебнику. Он дунул на него, и стал вместо окуня добрый молодец.
        — Ну, вот, Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак, и другой раз не мог от меня схорониться. Если и третий раз не схоронишься, голову тебе отрублю.
        И в третий раз Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак стоял перед царем добрым молодцем, по двору бежал черным соболем, под ворота лез белым горностаем, по полю бежал серым зайцем и убежал за тридевять земель в самое дальнее царство, добежал до высокого дуба, корни в земле, а макушка в небе. Влез он на тот дуб, обернулся малой иголкой, схоронился под корой, сидит.
        Прилетела птица Нагай, села на тот дуб и спрашивает:
        — Что за человек тут схоронился?
        — Я, Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак.
        — А сюда попал как?
        — Хочу на царской дочери жениться. А царь свою дочь отдаст за того, кто может от него схорониться. Два раза он меня находил, коли третий раз найдет, не быть мне живому.
        — Я тебе, молодец, помогу, — говорит птица Нагай.
        И обернула она малую иголку в пушинку, укрыла пушинку себе под крыло и полетела к царю-волшебнику. Когда царь-волшебник лег спать, птица Нагай положила малую пушинку царю за пазуху.
        Утром царь встал, волшебную книгу прочитал и дал такой приказ:
        — Слуги мои верные, ступайте за тридевять земель в самое дальнее царство. Найдите в этом царстве самый большой дуб. Тот дуб спилите, на дрова поколите, в костры сложите, а костры сожгите, в золе найдите малую иголку и мне ту иглу принесите.
        Слуги все сделали, как царь приказал, а иголки не нашли.
        Когда царь о том узнал, он вышел на крыльцо и зовет:
        — Эй, Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак, покажись.
        — Нет, не покажусь, — отвечала ему из-за пазухи малая пушинка, — ты сперва бояр собирай, дочку под венец наряжай, тогда покажусь.
        Делать нечего, царь-волшебник бояр собрал, дочку в карету посадил и кричит:
        — Покажись. Все сделал, как ты хотел.
        Вдруг вылетела малая пушинка и обратилась добрым молодцем.
        Тут сыграли свадьбу, и стал Синяя свита-Налево сшита-Соломенный колпак с молодой женой жить-поживать, половиной царства управлять.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        СИНЯЯ СВИТА НАВЫВОРОТ ШИТА
        Жил-был царь-чародей. Кликнул он клич по всему царству: “Кто сумеет от меня спрятаться, тому полцарства отдам”.
        Нашелся такой охотник - Синяя свита навыворот шита. Приходит он к царю-чародею.
        - Я, - говорит, - могу так спрятаться, что ты меня не найдешь.
        - Хорошо, - говорит царь. - Коли спрячешься - полцарства тебе, а нет - голова с плеч. Распишись.
        Расписался Синяя свита навыворот шита и давай прятаться. Пред царем стоял добрым молодцем, бежал по двору черным соболем, лез под воротами белым горностаем, летел по полю серым зайцем.
        Коль бежать, так бежать - забежал в тридевятое царство. А в том царстве был большой-пребольшой луг. Прибежал он на тот луг и обернулся тремя цветиками.
        На другой день поднялся царь, посмотрел в свою волшебную книгу и говорит:
        - Предо мной стоял добрым молодцем, бежал по двору черным соболем, под воротами лез белым горностаем, летел по полю серым зайцем. Прибежал на большой луг в тридевятое царство и обернулся тремя разноцветными цветиками.
        Кликнул царь своих слуг и велел им сходить в то царство да принести с большого луга три цветика разноцветных.
        Пошли слуги. Долго шли или коротко, дошли до большого луга, сорвали те цветики, завернули в платочек и принесли их царю.
        - Ну что. Синяя свита, спрятался ты от меня? Сделался Синяя свита человеком и говорит:
        - Дозволь мне, царь, еще раз спрятаться.
        Царь дозволил.
        Синяя свита навыворот шита пред царем стоял добрым молодцем, бежал по двору черным соболем, лез под воротами белым горностаем, летел по полю серым зайцем. Коль бежать, так бежать - забежал за тридевять земель, в тридесятое царство. А в том царстве есть такое болото, что сверху мох, а под ним озеро. Зашел он в мох, обернулся рыбой-окунем, забрался на самое дно озера и сидит там.
        Утром поднялся царь, посмотрел в свою волшебную книгу и говорит:
        - Предо мной стоял добрым молодцем, бежал по двору черным соболем, под воротами лез белым горностаем, летел по полю серым зайцем. Забежал за тридевять земель, в тридесятое царство, обернулся рыбой-окунем и спрятался во мшистом болоте!
        Велел царь своим слугам идти в тридесятое царство, очистить болото мшистое и поймать там окуня.
        Так слуги и сделали: болото очистили, забросили невод и поймали окуня. Завернули его в платочек, принесли царю.
        - Ну что. Синяя свита навыворот шита, спрятался ты от меня и во второй раз? - смеется царь.
        Синяя свита сделался опять человеком и говорит:
        - Дозволь, царь, спрятаться еще раз.
        Царь позволил.
        Синяя свита стоял пред царем добрым молодцом, бежал по двору черным соболем, лез под воротами белым горностаем, летел по полю серым зайцем. Коль бежать, так бежать - забежал в тридесятое царство, где растет такой дуб, что корнями в землю врос, а вершина в небе. Взобрался на дуб, обернулся иглой, воткнулся под кору и сидит там. Прилетела на дуб птица Нагай, нюхом учуяла, что сидит под корой человек, и спрашивает:
        - Кто здесь?
        - Я, - говорит Синяя свита.
        - А чего ты сюда забрался?
        - Да вот взялся я от царя-чародея спрятаться, да никак не выходит.
        - Хочешь, я тебя спрячу?
        - Спрячь, добрая птица. Век благодарить тебя буду.
        Птица Нагай обратила его в пушинку, взяла себе под крыло, отнесла в царский дворец и положила спящему царю за пазуху.
        Чуть свет царь поднялся, умылся, заглянул в волшебную книгу и говорит:
        - Предо мной стоял добрым молодцем, бежал по двору черным соболем, лез под воротами белым горностаем, летел по полю серым зайцем, забежал в тридесятое царство. Есть там дуб, что корнями в землю врос, а вершина в небе. Забрался он под кору его и сидит там, обернувшись иголкою.
        Велел царь спилить дуб, порубить на дрова и сжечь.
        Так слуги и сделали, а Синюто свиту не нашли. Приходят к царю, говорят:
        - Нет Синей свиты.
        - Как так нету? - удивился царь. - Не может этого быть!
        - Нету и все, - говорят слуги. Вышел царь на крыльцо, начал звать:
        - Синяя свита навыворот шита, явись!
        - Собери своих генералов, - отвечает Синяя свита, - тогда и явлюсь.
        Слышит царь голос Синей свиты, а не знает, откуда идет он. Крутился он, крутился, всюду заглядывал, а Синяя свита будто водой разлился.
        Ну, делать нечего, собрал царь своих генералов. Вышел на крыльцо и опять зовет:
        - Синяя свита, явись!
        - Нет, - слышит он голос Синей свиты, - ты сперва отпиши мне при генералах полцарства, тогда и явлюсь. А то ты обманешь - знаю я тебя!
        Уж так не хотелось царю, а пришлось отдать полцарства. И только поставил он при генералах на указе царскую свою печатку, как из-за пазухи у него вылетела легкая пушинка и обернулась добрым молодцем.
        - Вот и я! - говорит Синяя свита. Схватил он тот указ - да себе в карман. Перестал с той поры царь в прятки играть.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        СКАЗ О РУСАЛОЧЬЕМ СЕРЕБРЕ
        ... Могучи и темны вековечные леса вокруг древнего города Мурома. Живет в них зверье непуганое, хитрости человеческой никогда не знавшее.
        Идет через муромские леса широкий царев тракт. А от него ныряют в дремоту буреломов заросшие бурьяном стежки-дорожки. Кто их протоптал? Куда ведут они? Никто не знает.
        Но... Чу! Стук копыт по старой дороге. Всадник. Ветки хлещут по шапке собольего меха. Поворот, другой... Замерцал вдруг в чаще огонек. Цок-цок - вынес измученный конь на поляну, к черному от старости домику.
        Спрыгнул с коня добрый молодец. Тишина кругом, собака не залает, не скрипнет колодезный ворот...
        - Эй, хозяева! Принимай государева человека на постой! Заплутал я...
        Отворил ему дверь старичок в потертом егерском мундирчике, свечой дорогу осветил:
        - Кто будешь-то, сказывай.
        - Императорский курьер, еду с Москвы в славный Cвияжск-город, что на Волге.
        Треснул в печи уголек, хлопнула ставенка на ветру... Вот и самовар на столе запыхтел. Как не быть тут разговору? Поправил курьер на боку саблю справную.
        - А что же ты тут, дедушка, охраняешь? Кругом на сто верст - ни души, глухомань.
        - То верно, - вздыхает старик, - да оставлены мы здесь царевым указом для сбережения путников от колдовства здешних мест. Каждому проходящему должен я поведать одну историю. Вот и ты, вьюнош, слушай...
        Стояла когда-то у этой дороги помещичья усадьба, а при ней, значит, пруд с лебедями да утками. Старый помещик умер. Дети его не захотели жить в такой глуши, уехали в столицы. А усадьбу бросили.
        Бежали дни, годы летели. Обветшал дом. Зарос ряской и тиной пруд. И завелись в нем русалки - водяные нимфы. Днем их не сыскать, не выкликать, а как ночь - они тут как тут. Хороводы водят, песни поют... Да сладко так поют, что твой ручеек звенит! Но единожды в году, в ночь, когда расцветает пахучий ландыш, собираются русалки на маленьком островке посреди пруда и строят там сказочный терем: из водяных брызг плетут они нить тонкую, а нить та - чисто серебро. Ей-ей, не вру! И стоит этот чудо-терем серебряный ровно до рассвета. Потом исчезает, тает, как дым, вместе с царевнами водяными.
        Много нашлось среди людей охотников до русалочьего серебра. Пробирались они тайком к пруду, дожидались ночи заветной - и к терему! Не ведали люди, что серебро то от прикосновения рук человеческих таяло тут же и опять водою болотною обращалось. Заговоренное, видать, оно... Охотник же с того дня сам не свой становился. Людей сторонился, по лесам бродил, все искал чего-то.
        Вот и повелел государь-батюшка поставить здесь заставу сторожевую, чтобы прохожих всех назад поворачивать. Вот и ты, государев человек, чай пей да спать ложись. Поутру выведу я тебя на большой тракт, и поедешь себе дальше... А прямой дороги тут нет, запомни!
        Поднялся молодец, в пояс старику поклонился:
        - Благодарствуй, дедушка, за приют и угощение. Только не останусь я на ночь. Депеша моя уж больно спешная...
        Сказано - сделано. Снова поскакал курьер тайною дорогою, все глуше и глуше. Уж и звезд не видать... Вдруг всхрапнул добрый конь, да потянул седока своего куда-то в сторону от пути. А из полумрака лесного пахнуло вдруг влагой болотной, зазвучала песня нежная... Странное оцепенение овладело вдруг юношей. Как будто сон сказочный увидел. Провел он рукой по лицу, как паутину липкую сдирая...
        - Шалишь! - крикнул в черноту лесную. - Наслышан я про баловство ваше колдовское! Но со мной это не пройдет...
        Твердой рукою повернул курьер коня на прежний путь. И вскоре стихло вдали эхо лошадиных копыт. Только листва шелестела вслед путнику, ласково так, заманчиво...
        ЖЕНЯ БОРОЗДИНА
        СКАЗАНИЕ О СКАЛЕ ЧХОННЮ
        Есть в Корее река Тэдон. Величаво несет она свои воды, и отражаются в ней то густые леса горы Моран-бона, то плакучие ивы острова Рынна. В одном месте над водой нависла крутая обрывистая скала - будто сказочный великан рассек ее надвое. Вот об этой скале и сложена легенда.
        Давным-давно за восточными воротами пхеньянской крепости жил крестьянский парень со своим старым отцом. И звали его Сор. Добрым был и трудолюбивым, с самого детства работал в поле, трудился в поте лица, но как был бедняком, так бедняком и остался. Вырастят они, бывало, с отцом урожай, а его паводком затопит. И приходится тогда хворост в лесу собирать, на базаре его продавать. Затянет Сор пояс потуже, в горы идет. Только и радости что хворост продать, не с пустыми руками к отцу вернуться. А не повезет - без всего идет, еле ноги волочит.
        И так заботился Сор об отце, что и рассказать трудно. Уважали его за это соседи. И вот однажды продал Сор хворост, купил немного риса, домой собрался. Вдруг видит, на берегу толпа собралась. Подошел Сор поближе, а там рыбак карпа продает. Да такого большого, красивого.
        Чешуя так и сверкает на солнце, так и переливается. Глядит Сор, а у карпа из глаз слезы льются, как у человека. Пожалел Сор карпа и говорит рыбаку:
        - Давай я твоего карпа куплю.
        - Выкладывай два яна и бери, - отвечает рыбак.
        А у парня как раз и было два яна - ни больше, ни меньше. Жалко ему расставаться с ними. Ведь дома голодный отец ждет, а за хворостом опять не пойдешь, время позднее, да и базар кончается.
        А карп смотрит на парня, будто о спасении просит, хвостом слегка шевелит. И решился наконец Сор.
        - Ладно, - говорит рыбаку, - бери деньги.
        Отдал он деньги, взял карпа, на берег реки вышел и думает: "Пускай мы с отцом без ужина посидим, зато рыбу я спас". Подумал так Сор и пустил карпа в реку.
        Нырнул карп, после вдруг вынырнул, покружился, будто поблагодарил Сора.
        Сор рад, что карпа спас, и думает: "Раз риса нет, пойду в лес ягод насобираю". Набрал ягод, в широкий лист завернул, домой пошел. Принес отцу ягод и рассказал про карпа.
        - Доброе дело сделал, сынок, - сказал старик, - ради этого и поголодать можно.
        Стемнело. Скоро и спать пора. Вдруг откуда ни возьмись юноша. Одежды на нем богатые, на голове корона. Ни дать ни взять принц. А рядом с ним слуги-мальчики, тоже все разодетые.
        Поклонился юноша Сору и говорит:
        - Я сын царя Западного моря, вышел прогуляться да и угодил ненароком в сеть рыбака. Уж и не знаю, чем тебя отблагодарить за то, что от верной смерти меня спас.
        Уставился Сор на принца - и вправду губы у него точь-в-точь как у карпа.
        - Не надо мне никакой благодарности, - говорит Сор. - Стоило ли приходить тебе, юноша, из-за этого в нашу убогую хижину.
        - В подводном царстве никогда не забывают добра, - ответил юноша. - Собирайтесь в дорогу - мой отец, Владыка Западного моря, вас ждет.
        - Как же я к вашему батюшке прийти могу, если он на дне морском живет?
        - А об этом не беспокойся, - ответил принц и рукой махнул.
        В тот же миг, словцо из-под земли, огромная черепаха выросла. Помогли слуги Сору на спину к ней взобраться, не успел он и глазом моргнуть, как черепаха поплыла, унося его все дальше и дальше в подводное царство. А там красота такая, что и рассказать трудно. Плыли они, плыли, до дворцовых ворот доплыли. Колонны здесь все из красных кораллов в янтарных чашах стоят, крыша - птица в полете, сверкает золотом-серебром. В саду музыка играет.
        Прошли они через двенадцать ворот, во дворец Владыки морского пришли.
        А здесь пол черепаховыми панцирями выложен, потолок и стены из перламутра - глазам больно. Аромат волшебный повсюду разносится.
        Вышли Сору навстречу все королевские сановники: акула в кафтане, карась в мундире, рыба-сабля с перевязью через плечо, важная каракатица, надменный скат, старичок-краб - весь в орденах, ракушка-жемчужница и даже придворная дама - морская капуста. И повели они Сора прямо к царю.
        Увидел царь Сора - обрадовался и говорит:
        - Так вот ты какой, спаситель сына моего! Гость из царства людей!
        Взял его царь за руку, рядом с собой усадил.
        И начался пир в честь дорогого гостя. Три дня и три ночи пировали. Не перечесть, сколько было съедено диковинных блюд, сколько вин сладких выпито! Веселились обитатели подводного царства, а уж как танцевали! Сор глядел на них и не мог наглядеться. Ведь ничего подобного отродясь не видел!
        Бокал за бокалом поднимал царь за здоровье гостя с земли, и Сор каждый раз ему почтительно кланялся.
        А когда прошло три дня и три ночи, говорит царь Сору:
        - Я хочу наградить тебя, о достойнейший, за спасение любимого сына. Скажи, чего ты желаешь?
        Слушает парень царя, а сам думает: "Как там отец? Я ем и пью, а он голодный меня дожидается. Ливень недавно прошел, может, опять весь урожай затопило? И стоит отец сейчас на краю поля вместе с односельчанами, не знает, что делать".
        А царь морской опять говорит:
        - Бери что хочешь, мне для тебя ничего не жалко!
        - Спасибо на добром слове, - отвечает Сор. - Только не надо мне никаких богатств, есть у меня к тебе, царь, одна просьба.
        Отвечает царь:
        - Говори, юноша, что за просьба, не бойся. Все сделаю, что попросишь.
        Ждут придворные, что Сор ответит, во все глаза на него глядят.
        А Сор и говорит:
        - Поверни ты, царь, своей силой волшебной реку Тэдон к горе Моранбон! Чтобы не текла она мимо нашей деревни, урожай не затопляла. Потечет река мимо горы Моранбон, красота там откроется необыкновенная. А нам спокойнее будет.
        Услышал эти слова царь, обрадовался и говорит:
        - До чего же ты добрый, Сор! Не быть мне морским Владыкой, если не исполню твоего желания! Только вот что тебе скажу. Вернешься домой, вели односельчанам на три дня и три ночи в горы уйти. Я дождь сильный нашлю.
        Как ни удерживал царь парня, как ни уговаривал еще повеселиться, не согласился Сор, сел на спину черепахе, домой отправился.
        Увидел отец Сора, обрадовался. Рассказал ему Сор про подводное царство, а соседей уговорил в горы уйти с пожитками. Только они ушли, хлынул ливень.
        Узнал об этом жадный и злой помещик и слух распустил, будто Сор сумасшедший. Посадили парня в тюрьму.
        День и ночь дождь льет, а бедняга Сор кулаками колотит в дверь камеры, что есть силы кричит:
        - Спасайтесь, люди, в горы идите!
        Стали люди уходить в горы, переполох в крепости поднялся. А помещику хоть бы что. Велел он Сора высечь, а сам с гейшами пирует.
        Сора бьют, а он кричит:
        - Скоро река Тэдон мимо горы Моранбон потечет! Спасайтесь, добрые люди!
        Три ночи льет дождь, три ночи бьют Сора. Во дворце у помещика пир горой, веселье и смех, громкое пение.
        Вдруг грянул гром. Огромный синий дракон взвился в небо, хвостом рассек надвое гору Моранбон. И повернула река свои воды, потекла в расселину.
        Испугался помещик, да как заорет:
        - Выпустите этого сумасшедшего на волю!
        Побросали палачи палки, выбросили Сора за ворота тюрьмы.
        Проснулись жители утром - глазам своим не верят. Течет река Тэдон к подножию горы Моранбон. А гора надвое рассечена, будто мечом.
        Так и появилась скала Чхонню.
        Прошло много лет. Построили жители у того места беседку в память о подвиге скромного парня. И назвали ее беседкой Сорсу. А село и поныне зовется Сорсу.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        СКАЗАНИЕ О ЧАЕ
        В древние времена рецепт приготовления чая был известен только в Китае. Слухи о чае распространились по всему свету, дошли до мудрецов и невежд, и каждый пытался как можно больше узнать о нем, в соответствии с тем, каким он его себе представлял.
        Король Инджа ("здесь") снарядил в Китай посольство, которое получило от китайского императора немного чая для своего правителя. Но, увидев, что даже простые китайские крестьяне пьют чай, посланники Инджа решили не привозить своему королю столь грубый напиток; к тому же они были убеждены, что китайский император обманул их и вместо небесного напитка подсунул какую-нибудь дрянь.
        Между тем величайший философ из Анджа ("там") собрал все, какие только мог, сведения о чае и пришел к выводу, что это некая субстанция, которая в самом деле существует, но редко встречается и принадлежит к порядку вещей, мало известных. Ибо ничего определенного о нем нельзя было сказать: трава это или вода, зеленый он или черный, горький или сладкий? В странах Кашиш и Бебинев люди на протяжении целых столетий испытывали все травы, какие им только попадались. Многие травы оказались ядовитыми, чем весьма разочаровали своих исследователей. А так как никто не завез в их земли семена чайных кустов, все их поиски были тщетными. Они также перепробовали всевозможные жидкости, но с тем же успехом. На территории Мазхаба ("сектантство") при исполнении религиозных обрядов процессия жрецов перед толпой верующих провозила небольшой ларь, наполненный чаем. Но никому и в голову не приходило приготовить из него напиток. Они даже не знали, как это делается. Все были убеждены в том, что чай сам по себе обладает магическими свойствами. Однажды один мудрый человек сказал: "Вы, невежды! Залейте его кипящей водой!" Но
его тут же схватили и распяли, потому что, согласно их вере, такие действия могли бы разрушить свойства чая. Подобный совет мог дать только отъявленный еретик и враг религии.
        Незадолго до гибели мудрый человек раскрыл секрет приготовления чая небольшому кругу людей. Этим людям удалось сохранить немного чая, и они тайно приготовляли его и пили. Один человек, застав их за чаепитием, спросил: "Что вы делаете?" Они ответили ему: "Это лекарство, которым мы лечимся от одной болезни".
        Итак, одни видели чайные кусты, но не обращали на них никакого внимания. Другим его предлагали испробовать, но они отказывались, полагая, что это напиток для простых людей. Третьи владели чаем, но вместо того, чтобы пить его, поклонялись ему. За пределами Китая лишь несколько человек пили чай, да и то в строгой тайне.
        Но вот пришел человек знания и сказал купцам, занимавшимся чайной торговлей, любителям чая и другим:
        - Тот, кто испытал, - знает. Кто не испытал - не знает. Вместо того, чтобы произносить пустые речи о небесном напитке, предлагайте его людям на ваших пирах. Те, кому чай понравится, попросят еще. Те, кому он не понравится, продемонстрируют, что недостойны сделаться его почитателями.
        Закройте же лавки красноречия и таинственности и откройте чайханы опыта.
        Итак, от города к городу, от села к селу потекли по Шелковому Пути караваны с чаем. Купцы, чем бы они ни торговали - нефритом, драгоценными камнями или шелком, - останавливаясь на отдых, приготавливали чай, если умели, и предлагали его местным жителям - знали те о нем или нет. Так появились чайханы, которые строились на всем пути от Пекина до Бухары и Самарканда. И те, кто пробовали, - узнали.
        Вначале, как всегда бывает, чаем заинтересовались только великие и проницательные мыслители, давно искавшие небесный напиток.
        Прежде их отношение к чаю сводилось к таким стереотипным фразам: "Но ведь это обыкновенная сушеная трава" или "Почему ты кипятишь воду, чужестранец? Ведь я прошу у тебя небесного напитка". А иные из них говорили: "Как мне знать, что это такое? Докажите, что это чай. Да и цвет вашей жидкости не золотой, а коричнево-желтый". Но когда истина сбросила с себя покров тайны, и чай стал доступен всем, кто хотел его попробовать, роли людей поменялись, и те, кто высказывались теперь подобно этим мудрецам, оказались в дураках.
        Такая ситуация сохраняется и по сей день.
        Всевозможные напитки традиционно символизируют в литературе поиск высшего знания.
        Кофе, самый новый из общепринятых напитков, был открыт дервишским шейхом Абу аль-Хасаном Шадхили в Менке (Аравия). Хотя суфии и другие люди вполне ясно заявляют, что "магические напитки" (вино, вода жизни) являются аллегорией особого опыта, буквалисты склонны верить, что происхождение подобных мифов связано с открытием наркотических или опьяняющих свойств алкоголя. По мнению дервишей, подобные представления отражают неспособность поверхностных исследователей понять, что сами дервиши пользуются аналогиями. Это сказание взято из учения мастера Хамадани (умер в 1140 году), учителя великого Пасава из Туркестана.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СКАЗАНИЕ ОБ ОГНЕ
        Однажды давным-давно, один человек, сосредоточенно и упорно размышляя над тайнами природы, раскрыл секрет добывания огня.
        Этого человека звали Нур. Нур решил поделиться с людьми своим открытием и для этого стал путешествовать от общины к общине.
        Он передал свой секрет многим группам людей. Некоторые воспользовались этим знанием. Другие, не дав себе труда подумать, каким полезным оно могло бы оказаться для них, поняли только то, что Нур опасен для них и прогнали его. В конце концов люди какого-то племени, перед которыми он продемонстрировал свое искусство, пришли в дикую панику и убили его, видя в нем исчадие ада.
        Прошли века. В одной общине, в которой Нур некогда обучал людей добыванию огня, это знание сохранилось только у особых жрецов, пользующихся властью, богатством и теплом, в то время как остальные люди замерзали от холода. Другая община начисто забыла искусство Нура и стала поклоняться орудиям добывания огня. Люди третьей общины поклонялись образу самого Нура, т.к. именно он был их учителем. В четвертой общине сохранилась история открытия огня в легендах и преданиях - одни верили в них, другие нет. Пятая община действительно использовала огонь, и это позволяло им находиться в тепле, готовить пищу и производить разные полезные предметы.
        И вот спустя много-много лет один мудрец с небольшой группой учеников путешествовал по землям этих племен. Ученики пришли в изумление при виде такого множества различных ритуалов, с которыми они здесь столкнулись.
        - Но ведь все эти действия относятся всего лишь к добыванию огня и ни к чему больше, - сказали они учителю. - Наш долг открыть этим людям правду.
        - Что ж, я согласен, - ответил учитель. - Мы повторим наше путешествие, и, благодаря этой новой цели, те из вас, кто уцелеет к его концу, узнают, каковы реальные проблемы и как их решать.
        Итак, мудрец и его ученики достигли первого племени, где им оказали радушный прием. Жрецы пригласили путешественников на церемонию "сотворения огня".
        Когда церемония окончилась, и толпа возбужденно переживала увиденное "чудо", мастер обратился к ученикам:
        - Не желает ли кто-нибудь из вас открыть этим людям правду?
        Первый ученик сказал: "Во имя истины я считаю себя обязанным поговорить с этими людьми".
        - Если ты собираешься сделать это на свой собственный страх и риск, то начинай, - ответил учитель.
        Ученик вышел вперед, стал перед вождем племени и окружавшими его жрецами и сказал:
        - Я могу совершить чудо, которое вы относите к особому проявлению божества. Если я сделаю это, признаете ли вы, что уже много веков находитесь в заблуждении?
        - Хватайте его! - закричали жрецы.
        Этого человека схватили и увели, и никто никогда его больше не видел.
        Путешественники тронулись в путь и через некоторое время подошли к территории второй общины, где поклонялись орудиям извлечения огня. Еще один ученик вызвался образумить этих людей.
        С позволения мастера он сказал: "Я хочу поговорить с вами, как с разумными людьми. Вы поклоняетесь даже не самой вещи, а всего лишь средствам, с помощью которых она может быть произведена. Таким образом, вы лишены возможности использовать эту вещь. Я знаю реальность, лежащую в основе вашего обряда".
        Эта община состояла из людей более разумных. Но они сказали ученику:
        - Так как ты наш гость, мы почтили тебя гостеприимством. Однако, будучи пришельцем, незнакомым с нашей историей и обычаем, ты не можешь понять того, что мы делаем. Ты заблуждаешься; возможно, ты даже пытаешься лишить нас нашей религии или изменить ее. Поэтому мы не хотим тебя слушать.
        Путешественники двинулись дальше. Достигнув земель третьей общины, они увидели перед каждым домом идола, изображающего Нура - открывателя огня. Третий ученик обратился к руководителям общины так:
        - Этот идол изображает человека, олицетворяющего собой возможность, которую человек способен использовать, не так ли?
        - Может быть, это и так, - ответили почитатели Нура, - но проникнуть в эту тайну дано лишь немногим.
        - Да, но только тем немногим, кто поймет, а не тем, кто отказывается смотреть на определенные факты, - сказал третий ученик.
        - Все это ересь, к тому же, ее высказывает человек, даже не говорящий на нашем языке правильно и не принадлежащий к священникам, к посвященным в нашу веру, - заворчали жрецы.
        И этому ученику не удалось добиться успеха.
        Так группа продолжала свое путешествие, пока не прибыла на территорию четвертой общины. На этот раз перед собранием людей выступил четвертый ученик. Он заявил:
        - История о создании огня правдива. Я знаю, как добывать огонь.
        В толпе возникло замешательство, послышались разноголосые мнения.
        Некоторые говорили:
        - Возможно, это правда, и если так, то мы непременно хотим узнать, как добывать огонь.
        Но когда мастер и его последователи испытали их, оказалось, что большинство стремилось использовать огонь для своей личной выгоды. Они не понимали того, что огонь есть нечто необходимое для человеческого прогресса. Умы подавляющего числа людей этого племени были настолько пропитаны извращенными легендами, что те, кто воображал себя способными воспринимать истину как таковую, на деле оказывались, как правило, неуравновешенными людьми, которые не смогли бы получить огонь, даже если бы им показали, как это делается.
        Были и другие, которые заявляли: "Конечно, в легендах нет ничего правдивого. Этот человек просто хочет нас одурачить, чтобы занять в нашей общине высокое положение".
        Третья партия говорила: "Наши легенды должны остаться такими, какие они есть, поскольку это наше наследие, соединяющее всех нас в единое целое. Если мы сейчас откажемся от них, а затем обнаружим, что новое толкование никуда не годно, что тогда станет с нашим обществом?"
        Были также и другие точки зрения.
        Итак, группа отправилась дальше и пришла, наконец, на территорию пятой общины, где разведение огня было чем-то обычным и общедоступным. Но и там путешественникам встретились испытания.
        И тогда мастер сказал своим ученикам:
        - Вы должны научиться тому, как учить, ибо человек не желает, чтобы его учили. Сперва вы должны будете научить людей тому, как учиться. А перед этим еще необходимо объяснить им, что существует нечто такое, чему следует учиться. Люди воображают, что они уже все знают. Они хотят изучать то, что они считают необходимым изучать - а не то, что должно быть изучено прежде всего. Только когда вы поймете все это, мы сможем изобрести метод обучения. Знание без специальной способности учить - это не то же самое, что знание и наличие этой способности.
        Известно, что Ахмад аль-Бадави (умер в 1276 году) на вопрос, что такое варвар, ответил:
        - Варвар - тот, чьи восприятия настолько грубы, что ему кажется, будто через ощущения и размышления он способен понять то, что можно постичь только в результате эволюции и постоянного приложения усилий на пути к Богу.
        Люди смеются над Моисеем и Иисусом из-за своей абсолютной невосприимчивости, а также потому, что скрыли от самих себя истинный смысл слов и действий этих великих пророков.
        Согласно дервишским сведениям, аль-Бадави был проклят за проповедь христианства мусульманам, но в то же время он отвергался христианами за то, что отказался понимать буквально позднейшую христианскую догму.
        Аль-Бадави основал египетский орден Бадавийа..
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СКАЗИЛКА О СОЛНЕЧНОМ ЗАЙЧИКЕ
        Солнечные лучики, они же солнечные зайчики - это такой огромный детский сад. Все пищат, визжат, пихаются, толкаются, не слушаются и только и думают, как бы чего натворить. Самое любимое занятие - на закате, когда солнце падает за горизонт, спрятаться в какую-нибудь щелку и вылезти только ночью. Посмотреть, как это - когда темно. Ночь вообще привлекает солнечных зайчиков. Полночи скакать на какой-нибудь дискотеке, вопить писклявыми голосами и знакомиться с зайчиками от зеркального шара. Или качаться на хрустальной люстре и с завываниями читать плохие стихи. В общем, занятий столько, сколько самих зайчиков. И каждый может найти себе дело по душе.
        А один солнечный лучик, расхрабрившись, решил сделать страшное. Пойти ночью на кладбище и увидеть все своими глазами. Днем это не казалось каким-то подвигом, но сейчас, во влажной плотной темноте, солнечному лучику было совсем не до смеха. Он почти полз вдоль тропинки и икал от страха. Все было темное, незнакомое, и его слабый свет не разгонял темноту, в которой непременно водились ужасные чудовища с зубами. Солнечный зайчик поджимал уши, почти не дышал и маленькими шажками крался дальше. Он был уже у самых ворот кладбища, когда где-то совсем рядом хрустнула ветка. Нервы у лучика не выдержали, он зажмурился, заверещал и бросился бежать, не разбирая дороги.
        Но убежал он недалеко. Потому что наступил кому-то на подол, кто-то ойкнул, а зайчик споткнулся и шлепнулся в траву у тропинки, так и не разожмурив глаз. Но потом любопытство пересилило и лучик приоткрыл один глаз - посмотреть, на кого же он наступил. И увидел хитрые глаза и легкую улыбку, ниже - шелковое кимоно и узорчатый пояс оби, а еще ниже.. "Ой, какие волосатые ноги!" - потрясенно пискнул солнечный зайчик и тут же зажал рот обеими ладошками. Но было поздно. Слова уже вылетели изо рта. А девушка опустила оттоптанный лучиком подол и захихикала странным тявкающим смехом.
        Девушка оказалась лисицей-оборотнем. А солнечный зайчик очаровался по самые уши. Девушка показала ему кладбище. И не только кладбище. Влюбленный лучик каждую ночь оставался на земле и со всех ног бежал к рощице, где ждала его лисица. А потом решил, что возвращаться совершенно необязательно. Ему и тут интересно. Вот так вот и появились на земле блуждающие огоньки. Или, как их еще называют, лисьи огоньки. Это очарованные солнечные лучики, которые решили остаться с любимыми. И тем, кто их увидит, очень повезет в жизни. Только это секрет. Тсссс...
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        Сказка о Царице
        В некотором царстве, некотором государстве дальней Дали жила-была самая красивая и самая могущественная на свете Царица. Никто из других царств государств и не помышлял соперничать с ней, все беспрекословно подчинялись ее Воле и даже любым капризам. Каждый подданный царства был рад и мимолетному взгляду Царицы, и тому, что жил да был сам в ее удивительном царстве сердечного Света и духовного Огня. Жители других царств иногда совершали опасные путешествия, рискуя не только своими богатствами, семьями, добрым именем, спокойствием, здравым рассудком, но и самой Жизнью, чтобы хоть однажды взглянуть на самую необыкновенную Царицу всех времен и миров вселенной… Таким смельчакам иногда Судьба дарила Шанс.
        Нужно немного рассказать о самом царстве дальней Дали, поскольку оно, действительно, было необыкновенно красивым и чудесным, как мечта. Дворцы светились всеми цветами радуги, переливаясь, как алмазы на солнце, в каждом неповторимом и прекрасном по-своему дворце звучала своя особая чарующая душу музыка, обитатели дворцов носили самые изысканные и причудливые одежды, а про их украшения нужно писать отдельную сказку, настолько они были совершенными. А все потому, что жители этого царства все без исключения являлись настоящими Мастерами своего дела. Их тела и мысли были наполнены Огнем духовной Силы, о которой ходили легенды. Мастерство, конечно, каждый проявлял в своем особом искусстве, но ведь в любом деле можно проявлять удивительное совершенство и мастерство. Так вот, жители царства не просто проявляли свое уникальное мастерство, но и охотно делились секретами своего Огня с любым гостем, попавшем по случаю в тот или иной дворец ее великолепного царства.
        И немного слов необходимо сказать о свите Царицы, поскольку…
        это была не обычная царственная свита из приближенных к Царице любимчиков и советников. Нет, в этой свите были, даже не знаю, как точнее выразиться и при этом никого не разгневать… Да, в этой свите были избранные Мастера всех миров и сами Боги… Поскольку вся свита была огромна, миров-то не сосчитать, то присутствовали при Царице высшие придворные по очереди. Для этого Царица учредила своим великим Желанием круг Времен, в котором каждому из приближенных было установлено определенное Место Времени. Это Место Времени в царстве великой Царицы называли Галактический Ковчег. Каких только рассказов о нем не ходило по свету, даже в земных священных книгах упоминали о его прототипе - Ковчеге Ноя, на котором тот вместе с семьей и избранными земными животными спасся от всемирного потопа… Но в этих книгах, созданных земными людьми, не могла быть отражена истина звездной Дали, а лишь отзвук света Истины о Царице и ее дворе… Умолчим и мы об этой тайне Галактического Ковчега.
        Сами понимаете, что приближенные, которые оказывались в удаленных Местах Круга Галактических Времен, ожидая своей очереди, сотворяли по образу и подобию собственные круги малых Времен для своих сердечных развлечений и ради подготовительной работы. Нельзя же было терять мастерство и достоинство в Дали от царства… Словом, созданы были множество подобных главному царств, где управляла не сама Царица, а Боги или ее приближенные. Эти царства постоянно чередовались, пересекались друг с другом и вкладывались друг в друга, как русские матрешки, словом взаимодействие было постоянным. Везде только и мечтали о самой Царице и ее царстве, но говорили и трудились, как это принято, в ритмах и заботах царств собственного Времени. В каждом кажущемся независимым мире однажды наступала пора непосредственного услужения Царице, а до этой поры все жили самой обычной жизнью, по обычным законам своих царств.
        Во время сближения с царством Царицы наступал не просто праздник Света и Огня, но и праздник Встречи с Мастерами ее царства. К этому празднику готовились долго и тщательно, но всегда находились смельчаки, нарушавшие привычный ход времени, ломавшие государственные законы и запреты, посягавшие на пересечение границ до назначенного срока. Их обычно ждала гибель, но какая! Это была уже Поэзия…
        О подобном событии рассказывал великий суфий, сказочник, мастер Слова Бога...
        Послушайте, как красиво звучат новым русским эхом Слова Бахауллы
        ДОЛИНА ЛЮБВИ
        Коль ты прошел долиной поиска, где был
        Предмету истинных желаний причащен,
        Коль всем пожертвовал, и был ты поглощен
        Сам Градом Божьим, где и чашу пригубил…
        И был любых страны и града ты жильцом,
        И для беседы был открыт с любой душою,
        И в каждом зрел ты тайну Друга, то судьбою
        Ты был поставлен пред божественным дворцом…
        Теперь растаешь ты в огне любви. Гори!
        Здесь небо высится восторга и сияет
        Желанья солнце. Озаряющее дарит
        Своею сутью, где сгорают годы, дни…
        Здесь нет сознания себя или другого,
        Как нет различья меж невежеством и знаньем.
        Ты чужд и вере, и неверью, и признаньям…
        Смертельный яд - бальзам сознания иного.
        К ногам возлюбленного сотни жизней ты
        Ежеминутно повергаешь лишь затем,
        Чтоб возлюбить страданья так же как сей плен,
        И причаститься огнедышащей Страны…
        «Вся жатва разума сгорает в ней дотла…»
        Огонь Любви горит, и мир сей поджигает,
        И тем безумством все сердца преображает,
        Опустошая станы мира на века…
        Но все ж, войди в Египет солнечной Любви
        И откажись от зренья внешнего, пока
        Ты не отверзнешь ока внутреннего сна
        И не постигнешь суть божественной Яви.
        Сгори в огне Любви в причастии Тому,
        Кто любит так, как не любил тебя никто,
        Кто никогда не предает и оттого…
        Прохладно в племени негаснущем Ему,
        Тепло и сухо в водах жизни - Океана!
        Любовь… сего существованья не приемлет,
        Тщету и горести крылом своим объемлет,
        И в смерти Жизнь она рождает из тумана.
        Вся жатва разума исчезнет, растворится!
        Любовь чужда земле и также небесам,
        Она открыта лишь возлюбленным глазам,
        В ее чертогах… даже слов не говорится…
        О, сколько жертв она в оковы заковала,
        И сколько трезвых мудрецов она стрелой
        Своей сразила, отнимая вновь покой,
        И сколько дум людей она завоевала…
        Любой румянец мира - это гнев ее,
        Любая бледность - от ее златого яда…
        Ее отрава - мед божественного взгляда,
        И смерть от рук ее - прекраснее всего!
        Не исцеление дает она, а гибель,
        Что превосходит красотой
        Сто тысяч жизней.
        Сгореть в ее огне - вот лучшая из мыслей.
        Ее алхимия - ярчайший в жизни тигель.
        В огне Любви сердца открыты лишь Сердцам.
        Где флаг Любви, там неизвестная страна,
        «И жатва разума сгорает в ней дотла…»
        Там места нет ни дню, ни ночи, ни дворцам…
        Земными служанками великолепной Царицы были Влюбленность и Разочарование. Одна непременно шла перед Царицей или ее отражением, оповещая каждого о приближении, а другая шла следом, успокаивая и охлаждая пыл всех, пораженных стрелой взгляда Царицы царства мира или ее отражением… Влюбленности все радовались, потому, что знали заранее - их ждет чудо. Каждый как мог, готовился к необыкновенному чуду, но не все, как вы понимаете, могли увидеть его вблизи, многие узнавали лишь по рассказам очевидцев, сказкам мудрецов, песням влюбленных или по выдуманным историям, которые в бесконечном разнообразии появлялись в обычных книгах, кинофильмах и разговорах. Каждый, побывавший в ее царстве или любом дворце ее царства, уже думал, что видел Царицу, хотя на самом деле, видел лишь одну из придворных дам, или одного из жителей дворцов Царства. Обмануться было очень просто. А Влюбленность и Разочарование помогали, как могли в этом невинном обмане, ведь невозможно было человеку прожить жизнь, ни разу не прикоснувшись хотя бы к чудесному эху или отблеску взгляда самой Царицы.
        Когда люди встречали Влюбленность, все дела их шли самым лучшим образом, да и сами они, находясь в возвышенном состоянии духа, шутили, дарили подарки друг другу, наряжались, сочиняли стихи, песни, словом радовались каждому дню жизни. Так проходило некоторое время, для кого месяц, для кого год, а для кого даже несколько лет. Но следом всегда являлась другая фрейлина - Разочарование. Она срывала розовые очки влюбленных людей, пугала их своим откровением о серых буднях жизни, изменах, корысти, сомнениях и даже отречении. Не многие оставались верными Влюбленности, видя разрушение своей дивной мечты, и потому, в следующий ее приход старались избегать этого обманчивого и влекущего чуда Влюбленности сердца своего. Но память есть память, она ограничена, не вечна, как все в круге вечных перемен, в круге собственного времени маленького мира.
        СКАЗИЛКА ПРО АНГЕЛОВ
        Зимой ангелы всегда стучатся, перед тем, как войти в окно. Они тщательно вытирают ноги на подоконнике, вешают пальто на оконный шпингалет и ставят сапожки под батарею. Ангелы любят сидеть рядком на диване, толкаться, хихикать, грызть печенья или сухарики и рассматривать картинки в книжках. А ты в это время, если тебе уж совсем нечего делать, можешь заштопать им шерстяные носочки. У ангелов они тоже протираются на пятках. Спасибо тебе не скажут. Просто широко улыбнутся, натягивая заштопанный носочек. А потом при встрече тебе будут демонстрировать заштопанную пятку, смешно подпрыгивая на одной ноге и улыбаясь. Ангелы приходят по вечерам, дуя на замерзшие пальчики и очень радуются большой кружке горячего чая - еще бы, ведь им весь день пришлось лепить снежинки к завтрашнему снегопаду.. Иногда бывает так, что задремлешь в кресле, проснешься - а их уже нет. Окно тщательно закрыто, лужа воды, натекшей от сапожек, аккуратно вытерта, кружки стоят в раковине, а все книжки с картинками стоят на полке. Еще бы. Ведь они ангелы..
        Летом еще интереснее. Ведь летом столько забот! Вытряхнуть тучки от пыли, открыть глаза одуванчикам и самое главное - раскрасить бабочек. Бабочками занимаются лишь самые маленькие ангелы. Бабочки у них вместо человеческих книжек-раскрасок. Ангелы раскрашивают их крошечными кисточками, а бабочки тихонько хихикают - им щекотно.. Летом стоит только открыть окно - и они уже тут как тут. Сидят на подоконнике, протягивают тебе ромашки и счастливый четырехлепестковый клевер, болтают ногами, свесив их наружу и гладят воробушков, посадив их себе на колени. Воробьи прижмуриваются и разве что не мурлыкают.. Ангелы помогают траве расти, поддергивая травинки вверх, пальцем расколупывают почки, чтобы листики поскорее увидели свет, и насыпают пыльцу в цветы. Только вчера видела, как мимо окна пролетал смешной маленький ангел, весь перемазанный в пыльце. Он чихал так, что у него даже веснушки подпрыгивали.. Сейчас дождь. Окно открыто. На соседней крыше сидит взъерошенная ворона. А рядом стоит очень серьезный ангел в дождевике и резиновых сапожках и держит над ней зонтик. Отсюда не очень хорошо видно, но мне
кажется, что ворона улыбается..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ВЕТЕР
        Ветер - это вечный странник, который дует, где хочет. Ветер ломает ветви деревьев, гонит волны, расшвыривает птиц, врываясь в стаю и яростно свищет в пальцы. Ветер бьется в окно осенними ночами и сшибает с ног случайных прохожих. Ветер туманит голову и зовет за собой, обещая ленты дорог, далекие закаты и рассветы и запах чужих морей. Ветер - гордый бродяга, который всегда в пути.
        Но иногда и ветру становится тоскливо и одиноко. Ветру иногда хочется, чтобы у него был дом. Место, куда можно возвращаться. Ветер прилипает к оконным стеклам и жадно смотрит внутрь. А потом мчится по пустым улицам, воя от тоски так, что люди за освещенными окнами затихают и крепче прижимаются друг к другу.
        Ветер в бессильной ярости бился об стены домов и завывал в подворотнях. Выбравшись из города, он пролетел над морем, сшибая верхушки волн и расшвыривая чаек. Кончилось море, начались горы, а ветер все летел и злился. Он летел так долго, что совсем выбился из сил, и, уже маленький и слабый, соскользнул в расселину и шлепнулся прямо в старое воронье гнездо. Вылезать не было ни сил, ни настроения, и ветер тихо заснул прямо в переплетении прутьев.
        А наутро солнце позолотило край неба и ветер проснулся. В гнезде было тепло и уютно. Под боком щекотались серые перышки и солнечные зайчики уже робко заглядывали, что за странное косматое существо сидит в вороньей плетенке. Ветер улыбнулся и понял, что, кажется, нашел себе дом. Теперь ему есть, куда возвращаться. Да и воронье гнездо больше не чувствует себя таким одиноким. По утрам ветер рассказывает истории солнечным зайчикам, а они внимательно слушают и только чуть шевелят длинными ушами :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ВИЛКУ
        В дверь позвонили. Вилка, выпущенная из рук, упала на пол. Не успела она обрадоваться, что придет женщина, как отлетела под шкаф - ее туда случайно запнули, пока бежали открывать двери. Вилка страшно растерялась. Она еще ни разу не была под шкафом. Да еще и не увидела, кто пришел. Почему-то это расстраивало ее больше всего.
        Под шкафом было темно и совсем ничего не происходило. Это было совсем непохоже на ящик со столовыми приборами, в котором лежали острозубые вилки, щеголеватые ножи и блестящие ложки. В ящике всегда было шумно. Все смеялись, шутили, строили друг другу глазки и успокаивались только далеко заполночь. Под шкафом было тихо. Там лежали маленькие комочки пыли и иногда боком пробегал маленький паучок. Он прятался за дальней ножкой шкафа и выглядывал оттуда, страшно тараща глазки.
        Вилка провела под шкафом два дня. На душе у нее было тихо. А на третий день под шкаф просунулся нос пылесоса и вилка радостно звякнула об насадку. Ее вытащили, повертели в руках, похмыкали и бросили в раковину. Потом вилку вымыли горячей водой, сунули в сушилку, а потом и в ящик. Сказать, что вилка была рада - ничего не сказать. Она рассказывала о случившемся с ней, хихикала и сплетничала, пока язык у нее не начал заплетаться. Потом в ящике все затихли и заснули. И только вилке снилось, что она под шкафом и паучок пробегает, боязливо на нее поглядывая. А потом они с паучком даже подружились. Во сне.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ГОНЧАРА
        Гончар сидел на табуретке и уныло смотрел на осколки любимой кружки. Не прошло и минуты, как кружка упала со стола и, как водится, разбилась. Гончар был безутешен - это была его любимая кружка. А то, что его знакомый художник нарисовал на ней уютного черного кота, который тоже разбился вместе с кружкой, делало из разбитой чашки самую настоящую Большую Трагедию. Но кому, как не ему, знать, что кружки разбиваются? И гончар, вздохнув, стал сметать осколки.
        Потом он сел и задумался. Говорят, что кружки, как и всякая посуда, бьются к счастью. Но никакого счастья гончар не испытывал. Это было неправильно. И с этим определенно надо было что-то делать. Гончар думал целых два дня, отрываясь только на еду. А через два дня он нечаянно уснул и во сне придумал, как исправить эту большую несправедливость с битой посудой.
        Проснувшись, он первым делом полез на чердак и долго громыхал там всякими штуками, чихая от пыли. А потом спустился, держа в руках шкатулку со своими детскими богатствами. Он как следует покопался во всяких железячках, фантиках и осколках цветных стекол, а потом раскрутил гончарный круг и начал лепить. И в каждый кувшин, кружку, вазочку или горшок он старательно упрятывал какое-то из детских сокровищ: монетку с дыркой, цветной камешек, стеклянную бусину или обкатанное морем стеклышко.
        Люди на самом деле больше не расстраивались так сильно, разбив глиняную посудину. Ведь среди осколков всегда находилось что-нибудь интересное, что примиряло с грустью от разбитого кувшина. А гончар все лепил свои горшки и кружки, запекая в них не только монетки, но и грибные дожди, хорошие сны и нечаянные удачи. Говорят, в особо понравившийся ему горшок он запек даже упавшую звездочку, но, по-моему, это уже неправда. Но кто что знает.. Так что если у вас разобьется любимая кружка, посмотрите внимательно в осколках и там обязательно найдется что-то хорошее. Ведь посуда бьется к счастью :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ДВОРНИКА
        "Но карнавала не будет.. Карнавала нееет.." - напевал дворник, шаркая метлой по камням мостовой. Он слегка лукавил - карнавал был. Но закончился. И дворник сметал в кучу обрывки серпантина и бумажных гирлянд, изредка останавливаясь, чтобы помахать рукой сонному Арлекину или Птице в помятых перьях, загулявшим до утра и медленно бредущим домой под светлеющим небом. Дворник провожал их глазами и опять принимался сметать мусор.
        Иногда он наклонялся и шарил пальцами среди фантиков и смятых бумажных стаканчиков и поднимал звякающий бубенец, сломанный веер или оброненную перчатку. Он вертел пестрые штучки в руках, хмыкал и складывал в карман своего видавшего виды дворницкого фартука. Они были ему не нужны - просто красивые осколки прошедшего карнавала. И метла снова шаркала по темной брусчатке.
        Дома дворник вытряхивал собранные богатства на стол и внимательно рассматривал. Перья, застежки, бубенцы и пуговицы обиженно хмурились и молчали. Они все еще никак не могли простить своим бывшим хозяевам то, что их потеряли. Их, таких красивых, таких нарядных и замечательных - и потеряли, словно что-нибудь ненужное! А тут еще этот дворник, разглядывающий их сияющими глазами ребенка.. И обрывки карнавальных костюмов задирали носы и молча страдали над своей трагической судьбой.
        Дворник не обижался на них - он вообще был незлобивый. Он попросту развешивал находки на гвоздиках, набитых в стены и терпеливо ждал. Со временем обрывки оттаивали, начинали интересоваться соседями и ночами тихим шепотом рассказывали друг другу истории. А в темноте лежал совершенно счастливый дворник и слушал, слушал.. А после следующего карнавала на стенах появлялись гордые надутые новички, а вместе с ними - и новые сказки..
        А потом дворник пропал. Поговаривали, что его видели в порту, когда он покупал билет на корабль, идущий в дальние страны. Но наверняка не знал никто. Шепоток продолжался неделю, а потом городские власти решили сходить к дворнику домой. Дверь была не заперта. А внутри все стены были завешены перстрыми обрывками, стоял тихий шепоток и пахло сказками. Они вышли их дома, прикрыли дверь и посоветовались между собой. А наутро на двери появилась аккуратная табличка, на которой было написано:
        МУЗЕЙ СКАЗОК
        (пока дворник не вернется)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ДИКИЕ ЁЛКИ
        Зимние ночи составлены из обрезков коротких летних ночей, спрессованных сумерек, недопотраченных теней и всего прочего, что было выделено на весь год и о чем вспомнили только в декабре. Все это запихивается в зимние ночи. От этого они становятся большие, длинные и краями заползают на день.
        Зимой всегда холодно и от этого все скукоживается. Поэтому зимой в дюжине всего девять штук чего угодно, тогда как летом - четырнадцать. Правда, если считать зимнюю дюжину в больших апельсинах, это все равно много.
        Но самый главный зимний секрет - это дикие ёлки. Зимой им в лесу скучно, темно, одиноко и холодно. и поэтому самые отчаянные ёлки сбегают в город. Днем они прячутся по оврагам, а ночами стопят грузовики, поставив на обочину самую красивую и пушистую ёлочку и спрятавшись в кювете. Грузовик останавливается, шофер выходит из кабины и тут на него наскакивают дикие ёлки и, угрожая иголками, заставляют везти себя в город. А потом толкаются в кузове и поют громкие ёлкинские песни.
        В городе ёлки собираются группками в местах большого скопления людей. Ёлки немножко побаиваются города, поэтому притаскивают откуда-то заборчики и сетки и прячутся за ними, опасливо поглядывая на гирлянды и огоньки. Ёлки даже нанимают специального хмурого человека для своей охраны. Он обычно прохаживается вдоль ёлочного заборчика и щелкает страшными ножницами. А потом ёлки начинаю пищать, что хотят в гости к человекам. И тогда их обматывают веревками и уносят по домам.
        В гости.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ДУШУ
        Душа на самом деле очень маленькая. Размером примерно с пятку. Особенно если свернется клубочком и сделает вид, что ее там нет. В пятку душа прячется потому, что пятка - это кость! Ну что же может случится с такой крепкой и твердой костью? Вот душа и отсиживается там, как в окопе.
        Во все остальное время душа бродит по организму и занимается всяким разным. Обычно она карабкается на самый верх, в голову, сидит там и смотрит в окошки. Именно поэтому и говорят, что глаза - это зеркало души. Хотя врут, конечно. Ну какое это зеркало, когда окно? И в нем душа светится. Маленькая, улыбчивая и довольная.
        Правда, она не всегда бывает такой. Иногда на нее находит и душа стоит посреди организма, такая возвышенно-трагичная, и завывает стихи. Хорошие или плохие - это уже как кому повежет. Он этого внутри бывает такой холодок и странное чувство. Глупые люди думают, что это от голода и бросаются есть. Все это падает на голову возвышенной душе и она, обкиданная жёваными макаронами и облитая чаем, очень обижается.
        Но чаще у души бывает хорошее настроение. Если ей хорошо, если она насмотрелась в окошки и довольна собой и жизнью, душа становится ровно посередке и начинает петь Песню. Остановитесь на секунду и прислушайтесь. Слышите тоненький радостный голосок? Это она :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЗВЕЗДОЧКИ
        Звездочки были маленькие и круглые - как пуговки. Они смирно лежали в красивой стеклянной посудине в большом магазине и ждали, когда их купят. Спинка у каждой из них была закрыта специальной бумажкой - это были декоративные липучие звездочки из специальной пластмассы, которая светилась в темноте.
        Иногда большая продавцовская ладонь зачерпывала звездочки и продавец, отсчитав необходимое количество звездочек, ссыпал их в пакетик и продавал. Уезжающие звездочки с радостью бы помахали остающимся лапками, но лапок у них не было. И купленные звездочки ехали домой в кармане, сумке или пакете и думали о том, что их ждет, таращась испуганными глазами в темноте. А ждало их всех примерно одно и то же. Человек залезал на стремянку и, доставая по одной звездочке, отлеплял бумажку и приклеивал звездочку на потолок или стену. Звездочки сначала очень пугались, а потом начинали светиться ровным желтоватым светом - совсем как настоящие звезды.
        Хотя почему "как"? Звездочки считали себя настоящими и искренне верили в то, что снаружи на небе приклеены точно такие же звездочки. Днем их не видно, а вот вечером, когда на небе выключают большую лампу, они начинают светить.. Звездочки были совсем настоящими - как настоящие воздушные шарики или настоящие елочные игрушки. Потому что они приносили совсем настоящую радость тем, кто смотрел на них снизу вверх восхощенными глазами. И один секрет, которого почти никто не знает: иногда звездочки все же отлепляются и падают вниз. И если успеть загадать желание - оно обязательно сбудется..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЗОЛОТОГО ПЕТУХА
        Петух сидел на шпиле церкви и немигающими глазами смотрел, как далеко внизу серые волны медленно заливают город. Рядом с Петухом сидел хмурый кот в шарфе и ежился от порывов холодного ветра.
        Они знали друг друга уже целую вечность - еще с тех пор, когда кот был маленьким котенком, а золотого петуха только установили на шпиле. Он так сверкал и светился в лучах утреннего солнца, что котенок не выдержал и полез на крышу - поймать и напобедить эту сказочную птицу. Петух с интересом наблюдал, как какая-то козявка, пыхтя, ползет все выше и выше, становясь все забавнее и забавнее.. Котенок же, забравшись на верхотуру, обнаружил, что птица великовата для того, чтобы ее поймать. Пришлось дружить.
        Кот частенько залезал на шпиль и рассказывал петуху о том, что происходит там, внизу, о людях, о котах и мостовых, об окнах и лестницах, о сумерках, заползающих в подворотни и сквозняках, пахнущих листьями. А петух рассказывал ему о том, как солнце падает в море, о чем шепчутзвезды и чем пахнет ветер, которого внизу совсем не слышно.. Они были такими разными. И именно поэтому им было хорошо вдвоем.
        А потом начались зимние шторма. Низкие облака скрывали церковный шпиль, проливаясь холодным дождем, а злой ветер ломал деревья и бросался на стены, как зверь. Кот маялся и бродил от окна к окну, не находя себе места. Но когда с жестяным скрежетом с ближайшего дома сорвало крышу, не выдержал и он. Схватил шарф и выскочил на улицу.
        Ветер дул такой, что было трудно дышать. Дождь шел волнами и приходилось крепко хвататься за камни мостовой, чтобы не улететь куда-то в мокрые сумерки. Лезть в такую погоду на шпиль церкви было безумием. Но петух там совсем-совсем один!.. И кот покрепче обмотался шарфом и полез. Петух был там. Он цеплялся за шпиль и смотрел вниз, в непроглядный туман. Кот ничего ему не сказал, только забрался к петуху на холодную скользкую спину и привязался шарфом. А потом они долго-долго молчали. А потом был рассвет. Кот не видел его, потому что спал. А петух смотрел на солнце немигающими глазами, думал о чем-то своем и улыбался.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЗОЛОТУЮ РЫБКУ
        Жила-была золотая рыбка. Настоящая золотая рыбка. Та, которая исполняет три желания. И была она из самого настоящего золота. Пятьсот какой-то там пробы. И даже сердце у нее было золотое - как и полагается настоящей золотой рыбке. Можно было бы рассказать, как она прожила долгую рыбью жизнь и исполнила много-много желаний - хороших и не очень.. Но на самом деле все было не так. Золотая рыбка оказалась слишком тяжелой. И утонула. А потом браконьеры выловили ее сетью и продали знакомому ювелиру. А тот ее переплавил, подумав, что краденая, а из золота наделал обручальных колец. Поговаривают, что эти кольца до сих пор ходят по свету, а получившие их живут долго и счастливо.. Вот и вся сказка о золотой рыбке.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЗОНТИК
        Ей нравилось все большое: большие крепкие башмаки на толстой подошве, вместительные сумки, длинные шарфы и большие зонтики, которые не складывались до микроскопических размеров и не выворачивались наизнанку при первом же порыве ветра. Наверное, еще и потому, что сама она была довольно-таки небольшой. Однажды она выглянула в окно, когда шел дождь и увидела на асфальте совершенно замечательные лужи, по которым так здорово шлепать и скакать. Она быстро оделась и выскочила на улицу, прихватив с собой большой зонтик с изогнутой ручкой - ей хотелось шлепать по лужам, а не мокнуть под дождем.
        На улице было мокро, холодно и дул ветер. Она радостно прыгала по лужам, укрываясь от дождя под большим зонтом, и даже пыталась петь песенки. Но тут внезапно налетел сильный ветер, подхватил ее вместе с зонтом и потащил в затянутое тучами небо. Она ойкнула от страха, вцепилась покрепче в ручку зонтика и зажмурилась. Потом ей стало скучно жмуриться и она осторожно открыла один глаз. Ветер по-прежнему нес зонтик куда-то вдаль, а она так и болталась, уцепившись за зонтикову ручку и обзывалась на себя фиговой Мэри Поппинс
        Потом ветер стал стихать и зонтик начал опускаться. Она вовсю болтала ногами и пыталась рулить зонтиком, но все равно падала почти в самую середину очень некстати подвернувшегося озерца. Ветер дунул в последний раз и она таки умудрилась приземлиться на разлапистую корягу, торчавшую из воды. Ветер стих. Она закрыла зонт и огляделась. До берега было гораздо дальше, чем казалось сверху. Она пригорюнилась, села на корягу, разулась, закатала штаны и стала болтать ногами в прохладной озерной воде, приманивая идеи.
        Но из воды вместо идеи высунулась хитрая рыбья мордочка. "Сидишь и не знаешь, как до берега добраться?" - спросила рыба. Она кивнула, ничуть не удивясь. Если она может летать на зонтике, рыбы вполне могут разговаривать.
        - Мы можем оттолкать корягу до берега, - предложила рыба.
        - А я вам что? - в свою очередь поинтересовалась она.
        - А ты нам зонтик.
        - А.. А зачем рыбке зонтик?..
        Рыба уставилась на нее и укоризненно произнесла:
        - Чтобы качаться. Из зонтиков получаются замечательные качели. Тем более, у твоего еще и ручка загнутая.
        Она покивала в растерянности. Рыба нырнула и через несколько минут коряга вздрогнула и медленно поплыла в сторону берега, пока не застряла на мелководье. Она поддернула штаны вверх и спрыгнула с коряги. Из воды снова появилась хитрая рыбья мордочка. Она поблагодарила рыбу и отдала ей зонтик. Рыба подмигнула, сказала "Заходите еще" и нырнула. А она подхватила с коряги башмаки и пошлепала босиком по тропинке, размышляя о том, что кто бы что ни говорил, а рыбке зонтик нужен..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЗУБНУЮ ФЕЕЧКУ
        Гусеница очень страдала, что у нее нет зубов. Никаких. Гусеницам зубы не положены и приходится жевать так. Без зубов. Причем целыми днями. И гусеница жевала, потому что ничего другого ей не оставалось. А вечерами, перед тем, как свернуться клубочком и уснуть, гусеница втайне завидовала коровам. Коровы были большие. У коров было семь желудков. Коров кормили и чистили, а гусениц недолюбливали. И, что самое главное - у коров были зубы! Полный рот самых замечательных зубов, которыми так здорово жевать траву и всякие листья.. А ночами ей снились зубы. Много зубов. Человеческие, коровьи, собачьи, кошачьи, слоновьи зубы, которые торчат изо рта и зовутся бивнями.. Короче говоря, гусеница мечтала о зубах. Поговаривают, что именно из этой гусеницы впоследствии и вылупилась зубная феечка. Маленькая смешная феечка с полным ртом белых зубов. Теперь она летает по свету и собирает выпавшие и вырванные зубки. А если кто спросит, зачем ей столько зубов, я отвечу - для коллекции :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ИЕРОГЛИФ
        Иероглиф был плотно впечатан спиной в полупрозрачный фарфор чашки, застыв в вечности четким штрихом кисти мастера. Чашка была тонкая и нежная, а иероглиф - черный, как силуэт мысли. Прохладную чашку часто ставили на подоконник и она сияла в лучах солнца, как жемчужина. Иероглиф же смотрел в окно и тосковал по небу.
        Зимой и летом было еще ничего, но весной и осенью на него накатывала тоска при виде птиц и он пытался вырвать свои линии из бледного фарфора и взлететь в прохладное небо. От его тоски чашка начинала позванивать, а те, кто пил из нее чай, заражались тоской и смутными мыслями. "Это весна" - говорили они. Или "Это осень". И шли бродить по улицам в сизых сумерках.
        Ночами было еще хуже. Ночами ему снились сны о крыльях и бездонной синеве. Во снах за спиной не было фарфоровой стенки, а были поющие перья. Сны были такие, что фарфоровая кружка светилась в темноте призрачным светом, и гудела, словно далекий колокол, а по ней во сне метался иероглиф, словно вырезанный из заоконной темноты. Но никто этого не видел. Все спали.
        А потом не то иероглиф замечтался, не то чашка дрогнула, не то стол задели рукавом, но - миг, и на полу осталась горсть ослепительных осколков. И верите ли - они все были белые. На них не осталось ни одного черного пятнышка. Ни единого.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО КОЗЯВКУ
        Козявка была серая и противная. Она жила в норке под серым камнем, который лежал между корней большого дерева. А снаружи все было противное. И не серое. Что тоже было противно. Снаружи светило отвратительно яркое и жаркое солнце, дул быстрый холодный ветер, шел противный мокрый дождь, росла омерзительно зеленая трава и птички пели песни слишком радостными голосами.
        Козявка никого не любила. Все вокруг были как полоумные. Вечно бегали, пищали, скакали и радовались. Хотя радоваться было ну совершенно нечему. Подумаешь, одуванчики. Или дождь. Или звезды на небе. Ночью вообще темно. И холодно. И солнца нет. Это днем оно ездит по небу, как сумасшедшее, хотя и без него тепло. А ночью, когда ничего не видно - где это ваше солнце? А все это птички и козявки, радующиеся утру? "Как прекрасен этот мир, посмотри..". Услышав такое поутру, козявка лишь натягивала себе на голову серую подушку и мечтала, чтобы все замолчали и дали ей доспать. Короче говоря, козявка никого не любила и ее тоже никто не любил. Маленькие козявочки иногда дразнили ее серой уродиной, а она обзывалась в ответ и кидалась в них мусором - вот чего-чего, а мусора в ее норке было много.
        Так продолжалось уже долго и продолжалось бы еще столько же, пока в одну грозу с ужасным ветром в ее норку не занесло большую синюю стрекозу. Козявка ее бы не пустила, но стрекозу так швырнуло ветром, что она попросту выломала дверь и упала на пол. Козявка сначала испугалась. Потом перестала пугаться. А потом подняла дверь и даже подперла ее стулом, чтобы та больше не падала. Пока стрекоза приходила в себя, козявка страшно ругалась. Ругалась на все и на всех. На дождь, на ветер, на дверь, на стрекозу, снова на погоду и даже на соседей - на всякий случай. Наругавшись всласть, козявка перетащила стрекозу на коврик и даже накормила ее крошками - козявка была незлая, хоть и противная.
        К утру дождь перестал и выглянуло солнце. Стрекоза попрощалась, поблагодарила козявку за ужин и ночлег, а на пороге обернулась и добавила: "Просто ты себя совсем не любишь. А мир - красивый". И улетела. А козявка лишь молча захлопнула за ней дверь, которая опять сорвалась с петель и ее снова пришлось поднимать и подпирать стулом. Козявка полдня просидела на табуретке. И еще полдня бродила по норке, пиная лапами всякий мусор и разные нужные вещи, которые немножко сломались и не починились.
        А вечером дверь снова упала и в серую норку серой козявки ворвался ветер. Козявка отыскала старое зеркало, стерла с него пыль и показала сама себе язык. А потом принялась за уборку. Окрестные козявки всю ночь ворочались под звон и грохот, с которым козявка возила хлам на помойку в старом дырявом корыте. Выкинув кучу всего, козявка нашла старые тряпки и принялась за мытье. Серый коврик оказался зеленым, стол - желтым, на стенах нашлись картинки и даже отыскалось много лет назад пропавшее окошко, про которое козявка думала, что его украли проезжие кузнечики. Потом на печке, украшенной блестящими медными финтифлюшками, козявка нагрела воды и отправилась мыться сама. Какая же она была гряяяязнаяяяя... И вовсе не серая. Правда, голая, потому что все одежки были постираны и сохли на веревочке.
        А рано-рано утром, когда солнце еще раздумывает, вставать ли ему или поспать еще немножко, уже не серая, а очень даже чистая и мытая козявка вылезла из норки, подвязала дверь веревочкой и полезла на большое дерево. Она лезла долго. Целый день. Все-таки дерево было большое, а козявка - маленькая. Мимо нее летали птицы. пробегали козявки и козявочки, а козявка все лезла и лезла вверх. И уже почти перед самым закатом вылезла на самую верхнюю веточку дерева, огляделась вокруг с огромной высоты и захихикала. Мир действительно был красивый. Стрекоза не соврала.
        Что было дальше, я не знаю. Может, козявка осталась жить на дереве. Может, превратилась в кого-то совсем другого. Может, улетела на паутинке с осенними паучками. Но вниз она так и не спустилась. Правда, тут еще и со стрекозой неясно. Может, это вовсе и не стрекоза была, а какая-нибудь насекомая фея, только прикидывавшаяся стрекозой. Откуда мне знать? Но я знаю - не думаю, не гадаю, а именно знаю - что где бы сейчас ни была козявка, ей там хорошо. Ведь она любит себя. А мир - красивый.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЛЮБОПЫТНУЮ ПУГОВИЦУ
        Пуговицы вообще страшно любопытные создания. Они всю жизнь смотрят на мир широко открытыми глазами. Был бы у них рот, они бы, наверное, еще и все время болтали. Но рта у них нет. Только глаза. так что они с огромным удивлением таращат на мир круглые гляделки и стараются все-все запомнить. Да-да, пуговичные дырочки - это и есть их глаза. У некоторых особо любопытных пуговок бывает по четыре глаза, но обычно их все-таки два. Существуют еще и другие пуговицы - с ухом на спине. Но они какие-то совсем другие и я о них ничего не знаю. Я только про глазастых.
        А эта пуговка была страшно любопытной даже по пуговичным меркам. Хотя внешне - самая обычная пуговка. Маленькая, круглая, черная, пришитая к рубашке. Пуговицы жили на рубашке, болтали ногами и тихонько переговаривались неслышными пуговичными голосами. Им было все интересно. Только одной неугомонной Пуговке все было мало. Ей хотелось посмотреть мир. И поэтому она требовала историй у пуговиц со всех остальных одежек, висевших в шкафу. Те рассказывали, польщенные вниманием. И только ушастые и безглазые пуговицы со старого пальто ворчали, что все это глупости, нужно трудиться и что где родился, там и пригодился. Это были пуговицы старой закалки и их никто не слушал.
        Но Пуговке все равно хотелось чего-то еще. И когда она думала о долгих годах на этой рубашке, ей просто плохо становилось. А когда рубашка совсем порвется, пуговицы в лучшем случае отпорют и положат в коробочку. Лежи и жди, пока тебя снова не пришьют. А ведь могут и просто выбросить в мусорник. Отвезут тебя на страшную свалку и лежи там в куче мусора, помня, что пластмасса не разлагается.. От этих мыслей Пуговке становилось страшно и она ежилась, плотнее прижимаясь к родной рубашке.
        А однажды рубашку взяли с собой на праздник в порт. Там было так весело! Флаги, корабли, оркестр с сияющими онструментами, певшими "умпа-умпа-умпа", много людей и корабли из разных стран. И Пуговка не выдержала. Она зажмурилась, оторвалась от рубашки, повисла на ниточке и спрыгнула вниз. Но толпа оказалась не для пуговичьих ножек. И было совсем ничего не видно. Короче говоря, Пуговка заблудилась. А вечером ее, бродившую среди кучек мусора, утащила в свою нору страшная портовая крыса. Пуговка перепугалась. Но так как она была несъедобной, крыса ее бросила и занялась своими делами. А Пуговка бочком выбралась наружу и задумалась.
        Задумывалась она зря. Потому что ее вместе с сосисочным огрызком утащила к себе в гнездо ворона. Пуговка спряталась от нее среди прутьев гнезда и осторожно выглянула наружу. Мир никуда не делся. И река с отражениями огней все так же текла куда-то. В дальние страны - решила Пуговка и вздохнула. Плавать она не умела. Повздыхав еще немного, Пуговка заснула от огорчений и переживаний. А утром, как следует подумав и решив, что раз уж она тут, надо бы и попутешествовать немного, принялась слезать с дерева.
        Попутешествовать ей удалось. Пуговка оказалась везучей. За свою пуговичную жизнь она повидала много стран и побывала даже в тропиках. Она ездила на приборной панеди большой дальнобойной машины и смотрела на дороги, лентами разворачивающиеся под колесами грузовиков. Выступала в бродячем цирке вместе с акробатами и ей рукоплескал зал. Пуговка смешила людей вместе с уличными клоунами, месила тесто вместе с пекарем, крепко пришитая к его рубашке и смотрела на мир пуговичными глазками тряпичной зверушки. Пуговка плакала от восторга, пришитая к манжете скрипача и вопила от радости, вертясь на ниточке жужжалки. Она путешествовала автостопом вместе с хиппи и их сумками и пряталась в кармане, как талисман. А потом пуговица устала.
        Она лежала в придорожной пыли и думала, что устала путешествовать. Устала прыгать с рубашки на сумку, а с сумки на кошелек. Пуговице хотелось домой. Можно даже в коробочку. Только Пуговка не помнила, где ее дом и это было ужаснее всего. Впрочем, рубашка за эти годы уже давно износилась и никто уже не помнит об оторвавшейся пуговице.. Пуговке стало очень себя жалко. Но пока она размышляла, поплакать ей или все же не стоит, раздался радостный писк. Пуговка не успела опомниться, как маленькие лапки подняли ее с земли и обняли, крепко прижав к пузу. Это была маленькая сказилка, которая еще не знала, про кого она. Точнее, теперь уже знала, что она Сказилка про любопытную пуговицу :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        Сказилка про летние звезды
        Осенью сказилкам холодно. Мелкие сказилки ползают сонными мухами по столу и все чаще залезают спать под подушку или в варежки. Бывало, поутру берешь с полки шерстяной носок, а оттуда уже сладко сопят. Осторожно кладешь носок обратно и вытаскиваешь взамен теплые ботинки. Осенью сказилки не рассказываются. Наоборот, вечером перед сном надо укрыть сказилок потеплее и рассказать им сказку. Вот такую:
        Потом наступает осень. Листья желтеют, траву косят, яблоки раскладывают по ящикам, рябина наливается багрянцем под первыми холодными дождями. А небо наполнено тяжелыми спелыми летними звездами. Ночами они тихо отрываются и падают вниз, в кучи палых листьев. Там они забираются поглубже, чуть пригасив свое сияние, и засыпают. Звезды падают тихо - так, что и не заметишь. И только потом понимаешь, что небо становится все более и более пустым - без летних звезд. Это тихое время, когда все засыпает. И последняя летняя звезда с легким вздохом падает вниз и прячется под листом. А в холодном небе остаются сиять яркие зимние звезды. Такие же, но совсем-совсем другие..
        А зимой, когда с яркого холодного неба будет сиять солнце прямо на белый-белый снег, просыпаешься от радостного визга сказилок, скачущих на подоконнике над горячей батареей. Сказилки проснулись и требуют гулять. Козявки одеваются потеплее и выглядят, как клубочки на ножках. Они лепят снеговиков и пытаются играть в снежки. Барахтаются в сугробах, ездят на пузе по льду и катаются с горки впятером на пластиковой карточке. А потом, нагулявшиеся и замерзшие, сказилки греются у чайной чашки, с хлюпаньем пьют чай из блюдца, жуют вдесятером одну печенину, обкусывая ее по краям, и бегают от розетки с вареньем к розетке с медом, облизывая сладкие ладошки. А потом садятся рядком и по очереди рассказывают друг друга :)
        Сказилка про черную лодку
        "Мне еще октябрь нравится. Мне вообще нравится, когда начинает холодать и люди начинают одеваться, зябнуть пальцами, курить, нахохлившись, пить чай и кофе, обнимая кружки ладонями. Когда город заваливает желтыми листьями по щиколотку и осень плывет по улицам в черной лодке.."
        Осенью, когда воздух холодный и прозрачный, как белое вино и от ветра можно опьянеть, когда небо размывается акварелью, а город снова становится каменным, улицы заваливает желтыми листьями по щиколотку, и осень плывет по мостовым в черной лодке. Лодка черная, как древесная кора после дождя и чуть дрожит и расплывается в зябком воздухе. Лодка живая. Ею не надо управлять. Она сама скользит над булыжными мостовыми, а в лодке сидит осень. У осени светлый шерстяной плащ и озябшие пальцы. Она сидит и смотрит по сторонам и улыбается нежными осенними солнечными зайчиками. И пахнет прохладой, пустотой и листьями.
        А на носу лодки сидят вороны. Без них никак - они эту лодку не могут пропустить. Любопытные птицы сидят на бортах и смотрят по сторонам. А иногда бочком-бочком пробираются вглубь, крадут орех, желудь или сладкую алую ягоду шиповника и снова взлетают на выгнутые борта - расклевывать добычу, крепко зажатую в лапе.. Но это будет потом. Когда утра станут хрупкими, а люди начнут искать тепла друг у друга и греть замерзшие руки в карманах. Пока же остатки лета вытекают по каплям, а по утрам уже иногда виден нос черной лодки, которая уже совсем скоро поплывет по городу.
        Сказилка про ключи
        В этом доме ключи никогда не выкидывали. Все ключи от старых замков собирали на веревочку и вешали на специальный гвоздь за дверью. Развалившаяся от старости на части калитка, потерянные кем-то изх домашних ключи и необходимость врезки нового замка, просто чьи-то чужие ключи, найденные на улице - все они собирались и подбирались и перекочевывали на веревочку за дверью.
        Веревочку со временем сменило кованое кольцо на защелке, а в увесистой связке ключей появлялись все новые и новые ключи: маленькие изящные ключики от старинных чемоданов, старинные огромные ключи от амбарного замка, крошечный ключик от дамской шкатулки с черепаховой крышкой - он висел на шелковой ленточке - и многие, многие другие.
        Ключам за дверью было очень тоскливо. У них отняли смысл. Их лишили того, для чего они были созданы в этой жизни. Ночами самые маленькие ключики плакали и просились обратно к замкам, которых уже давным-давно не было на свете. Большие ключи крепились и мрачно думали о переплавке. Плакать они считали несолидным. Им оставалось только тихонько посвистывать и вспоминать молодость, рассказывая истории. Тогда даже маленькие ключики успокаивались и внимательно слушали - до самого утра.
        А однажды ночью, когда все истории уже были рассказаны и в краешке окна, который был виден из-за двери, уже растекались предутренние сумерки, маленький ключик пискнул: "А давайте убежим?". Мгновенно наступила гробовая тишина. А ключик, вытерев нос ленточкой, повторил уже погромче: "Давайте убежим. На свете же столько дверей.." Ключи задумались - каждый о своем. А потом начали раскачиваться на гвозде - молча и очень сосредоточенно. Гвоздь скрипел и жаловался на судьбу, но ключи были упорнее. Бух! И звякающая связка, перебирая сотней разных металлических ножек, поползла и спряталась в коридоре.
        Ключи сидели под тумбочкой весь день, чувствуя себя диверсантами и пьянея от собственной храбрости. А вечером, улучив момент, вылезли за порог, скрали замусоленный коврик от соседской двери и, звякая, съехали на нем по ступенькам - вниз, на улицу. Их видели в разных местах города, когда они, горланя звякающие песни, носились по улицам. Говорят, что видели, как они садились в скорый поезд, но это уже совсем туманные сплетни. Увидите эти ключи - дайте знать, хорошо?
        Сказилка про полнолуние
        Ночами, в полнолуние, когда огромная апельсиновая луна медленно поднимается из-за близкого горизонта, а в душных квартирах за открытыми окнами в неясной тревоге ворочаются человеки, на крыше собирается одна очень странная компания. Они никогда не разговаривают и даже вряд ли узнают друг друга, встретившись днем. Но раз в месяц они все вылезают на погромыхивающую жестью крышу и смотрят на полную луну.
        В пронзительном лунном свете можно понять, что среди них есть несколько задумчивых котов, пара ворон и летучая мышь, про которую поговаривают, что на самом деле это крыса, которая стала ангелом. С остальными сложнее. Я точно знаю, что среди них есть тот, кто подбирает усталую утреннюю луну с горизонта, словно маленькую серебряную монетку, и засовывает в маленький позвякивающий мешочек у пояса. Есть тот, на кого воют собаки - на него, а вовсе и не на луну. Еще одно существо, которое обычно сидит в тени печной трубы, выставив на свет не то ноги, не то лапы, тихо наигрывает на каком-то инструменте, от которого одновременно радостно и тоскливо. В густой тени никак не разглядеть, что это за инструмент, но я бы хотела себе такой. Боюсь, только, оно такое одно. Иногда на крышу забирается торговец тучками. Его узнают по влажным шагам по жести. Когда он приходит, луна никогда не прячется за облаками и не бывает никаких дождей.
        Они сидят на крыше все вместе, странной разношерстной компанией. Кто-то курит трубку и дым поднимается вверх ароматными змейками - такими, что птицы дуреют, пролетая над крышей и до рассвета не могут успокоиться в своих гнездах, вскрикивая и жалуясь. Кто-то перебирает маленькие серебряные луны в мешочке у пояса, а кто-то осторожно раздувает принесенный с собой уголёк, так, что красные отсветы пляшут в глазах со странными зрачками.
        Теплая летняя ночь, пахнущая сеном и городом, растворяется в молоке дня. А через месяц по жестяной крыше снова пройдут осторожные шаги, чтобы встретить еще одну оранжевую луну, плывущую над тихими домами.
        СКАЗИЛКА ПРО МОРОЖЕНОЕ
        Когда брикеты сухого льда морозят на заводе, у них только и разговоров, кто куда попадет. Самое скучное, по мнению ледяшек - это охлаждать вареники и пельмени. Они все такие тестяные, крепко держащиеся за начинку и неразговорчивые. Мороженые овощи немножко поинтересней - у них пестрые пакеты и вообще они щекотные. А пиццы широкие и из-за них ничего не видно. Есть еще такие штуки, как рыба и морепродукты, но ледышки их стесняются, потому что они смотрят. Пищевой же лед в килограммовых пакетах они презрительно называют "прозрачными блондинками" и гордо не разговаривают с ними.
        Но самое прекрасное, о чем втайне мечтает каждый брикет сухого льда - это мороженое. О мороженом мечтают втайне. Мороженое ждут и предвкушают, трясясь в темном ящике по дороге в магазин. И, когда их уже сложили по холодильникам, ледышки ревниво прислушиваются, не раздадутся ли откуда счастливые крики: это значит, что кому-то досталось оно - прекрасное, как мечта, мороженое..
        А можно долго-долго морозить разные скучные пакеты овощной смеси "морковка и зеленый горошек" и уже не надеяться на лучшее. А тут холодильник открывают, пакеты перекладывают, а на очумевшую от счастья ледышкину голову вываливают целый ящик замечательного клубничного мороженого в вафельных стаканчиках. И одно чуть подтаявшее мороженое попадает на самое дно холодильника, где его уже ждет восторженный брикет сухого льда. И они смерзаются. Навсегда :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО НЕВЕДОМУЮ ЗВЕРУШКУ
        Это была зверушка. Неведомая зверушка. Неведомая она была потому, что ее никто не видел. А никто ее не видел просто потому, что она была очень застенчивая. Это было давно. Давно, когда земля на самом деле была плоской. Синими вечерами зверушка выходила из дома и шла к краю земли. Там она садилась, свешивала лапки вниз и смотрела на звезды. Земля была плоской. И круглой. Поэтому, если звездной ночью сесть на ее край и свесить лапки вниз, земля оставалась за спиной. А звезды были везде. Впереди, слева, справа, сверху и даже снизу. А еще на краю земли всегда дул ветер. И если всю ночь просидеть так, лапки могут совсем замерзнуть. Поэтому зверушка всегда брала с собой носки. Полосатые. Она подходила к краю, развязывала узелок и доставала носки. Садилась, натягивала носки на лапы и устраивалась там до утра. Наверное, это было похоже на то, как если сидеть тихой летней ночью на краю длинного пирса, уходящего в океан, когда звезды отражаются в спокойной воде. Только здесь внизу вместо моря была холодная пустота, дышащая ветром, над которой можно было болтать ногами в полосатых носках. Когда начинало
светать, зверушка вставала с нагретого местечка, завязывала носки в узелок и шла домой под бледнеющими звездами. А дома ее нередко ждал мрачный кошак, опять недосчитавшийся носков и поэтому не могущий уйти по своим делам. Ведь носков было всего десять пар - ровно четыре комплекта. А потом зверушка залезала под теплое одеяло и засыпала. А что ей снилось - я никогда не узнаю. Ведь зверушка жила давным-давно. Когда земля на самом деле была плоской...
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ОСЕНЬ
        Маленькая осень была на самом деле маленькой. Но все же достаточно большой, чтобы отправить ее на работу. Осени сказали, что она уже достаточно выросла, чтобы получить свое первое серьезное задание. И маленькую осень отправили в маленький городок. Осень очень перепугалась. Ее, конечно же, учили всему, что должна знать каждая осень, но вдруг оказаться одной в чужом городе.. И маленькая осень села на скамейку в парке и немножко поплакала мелким осенним дождиком.
        Потом она успокоилась, вытерла нос и вздохнула. Тучки над ее головой расползлись в разные стороны и солнце снова засияло в синем небе. Надо было с чего-то начинать. Осень вздохнула и вытащила из кармана баночку с осенними мыльными пузырями. Легкий выдох - и по городу поплыли легкие радужные пузыри, серебристые паутинки и нежный запах влаги, опавших листьев и дымка из печных труб.
        А утром в кронах деревьев появились первые брызги желтых листьев и сонные осенние мухи грелись на подоконниках в первых лучах уже немножко побледневшего солнца. Осень бродила по городу, выдыхала облачка пара в холодеющий воздух и раскладывала горсти желтых листьев в укромных уголках. Небо все чаще затягивалось акварельными облаками, а солнце по утрам просыпалось все с большим трудом, а иногда даже не вставало до самого полудня.
        В лужах отражалось небо, а деревья украшались пестрыми листьями и гирляндами желудей и каштанов. Под ногами уже начинало шуршать, а в зябкие утра так не хотелось вылезать в холодные комнаты из-под теплого одеяла. Из шкафов повылезали теплые вещи, вкрадчиво обвиваясь вокруг мерзнущих рук и ног. Клочья тумана по утрам и тонкий лед на лужах. Маленькая осень очень старалась. Город ей нравился и она хотела сделать все как можно лучше. Вечерами из труб курился дымок, а по утрам дворники шаркали метлами по асфальту. А люди, выходя на улицу, поднимали голову, смотрели в небо и тихонько произносили, улыбаясь: "Осень пришла.."
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ОЧКИ
        Говорят, очки появляются на свет из рецепта. Правда, сами очки считают, что это всего лишь сказки для малышей и на самом деле все происходит совсем по другому. Но так или иначе, с рецептом или без, новенькие очки, недавно появившиеся на свет, сладко спали в ящике шкафчика, лежа в бумажном пакетике.
        Но тут ящик выдвинули, пакетик вытащили, разбуженные очки бесцеремонно вытряхнули на яркий свет и, не успели они опомниться, немедленно нацепили на чей-то нос. Очки спросонья страшно перепугались и немедленно обляпались. Их сняли, протерли мягкой тряпочкой и снова посадили на нос. Очки крепко уцепились за нос обеими лапками и начали нервно озираться по сторонам.
        Больше всего на свете им сейчас хотелось завизжать, забраться на макушку и сидеть там, вопя и трясясь. Но пищать они не умели, а отпустить нос, за который они крепко цеплялись, было выше их сил. Тем более, что очки страшно боялись упасть. Пришлось сидеть на месте, бояться, пугаться и стараться не сползать куда-то вбок. Вечером их сняли и положили в футляр. Измученные очки замотались в тряпочку и крепко уснули без снов.
        А утром очки снова вытащили наружу и снова нацепили на нос. Очки уже немножко привыкли, так что смогли уже не только крепко держаться, зажмурившись, но и посматривать по сторонам. Им было уже не только страшно, но и интересно. Вообще же быть очками-которые-носят-на-носу оказалось очень интересно. Попробуйте сами - вам наверняка понравится :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ПЛЮШЕВОГО ЗАЙЦА
        Зайку бросила хозяйка
        Под дождем остался зайка..
        Плюшевый заяц действительно был оставлен своей трехлетней хозяйкой на скамейке во дворе. Дождь не лил, но зайцу все равно было страшно обидно. Больше никто ничего не забыл, а его, замечательного желтого плюшевого зайца, бросили, как какую-нибудь ненужную вещь! Заяц был обижен и, по правде говоря, очень боялся бомжей. Он слышал про них, сидя в коробке с игрушками. Бомжи были страшные, вонючие и крали плюшевых зайцев, оставленных на скамейке без присмотра. Что они делали с зайцами потом, было неясно. Но наверняка что-то ужасное. И заяц решился. Он подполз к краю скамейки и смело плюхнулся вниз. "Уйду в лес. К настоящим зайцам! Буду жить на свободе. И никто не посмеет забыть меня на скамейке!" - думал он, крадясь вдоль кустов. Леса он никогда не видел, но, по его представлениям, парк вполне подойдет. Парк - это дикий край. И в парке обязательно живут зайцы. Они примут его в стаю и будут вместе бегать и нападать на поля с морковью.. Тут его честолюбивые мысли были прерваны мявканьем помоечной кошки, увидевшей плюшевого героя и решившей, что эта мягонькая тряпочка совсем не помешает ее недавно
родившимся котятам. Заяц замер и завороженно уставился на страшного зверя, медленно приближавшегося к нему. Кошка была даже страшнее бомжей - большая, тощая и драная. Она мявкнула еще раз и заяц очнулся. Он страшно завизжал и опрометью бросился обратно. Домой. На скамейку. Куда угодно, лишь бы подальше от страшного зверя. Заяц пулей пролетел весь путь до родной детской площадки и вскарабкался на скамейку. Не успел он толком перевести дух, как послышался топоток и знакомые ручонки достаточно бесцеремонно сгребли его за ногу. И потом, болтаясь вниз головой по дороге домой, крутясь в стиральной машине и вися на веревочке с прищепками на ушах, натерпевшийся страху заяц зарекался от подобных приключений - отныне и навеки. Ну, или до следующего раза, когда его забудут на скамейке..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ПОДКИДЫША
        На коврике перед дверью стояла небольшая картонная коробочка. Не слишком чистая и порядком замусоленная. Она постояла в задумчивости, потом осторожно взяла коробочку кончиками пальцев, отперла дверь и вошла в квартиру. Поставила коробочку на кухонный стол, немножко помедлила и потянула вверх картонные створки, закрытые цветком. В коробочке недовольно закряхтели и она замерла. Потом резко открыла коробочку и на всякий случай отпрыгнула от стола. В коробочке завозились, а потом лапки ухватились за края и на свет появилась сонная рожица неизвестно кого. Во всяком случае, зверей таких она точно не знала. Рожица проморгалась, увидела ее и расплылась в совершенно неотразимой улыбке, продемонстрировав торчащие изо рта зубки в количестве шести штук. Потом обладатель рожицы нахмурился, закряхтел и попытался вылезти из коробочки, но потерял равновесие, шлепнулся обратно и жалобно заныл. Она подошла к столу, встала на цыпочки и вытянула шею, заглядывая в коробочку. Странное создание угрюмо сидело в уголке, но, завидев ее, бодро вскочило и завиляло хвостиком. Она глубоко вдохнула, выдохнула, сунула руку в
коробочку и взяла его в руки. Существо оказалось теплым, приятным на ощупь и совсем нестрашным. Мурчало, если его погладить по спинке, басовито смеялось, кряхтело, сопело и знакомилось с пальцами.
        Особых подробностей я не знаю, но он до сих пор живет у нее. Носит гордое имя Пантелеймон, вьет гнезда из носков, пьет чай из сувенирной кружечки и всячески создает уют в доме - по его собственным понятиям, конечно. Она считает его домовенком, хоть нигде и не сказано, что домовые должны быть размером с картошку, голые, красные и с хвостиком. Но ее это совсем не волнует. Единственное, чего она немножко опасается - когда-нибудь увидеть на коврике перед дверью еще одну коробочку..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ПОЛОСАТИКОВ
        Это не совсем обычная сказилка. Потому что обычно сказилки приходят сами и их только надо рассказать. Иногда сказилки приводят с собой картинки. Иногда нет. А тут гусеницу попросили: "Расскажи мне сказилку про полосатиков". Рассказываю :)
        Откуда взялись полосатики - никто не знал. Но откуда-то взялись. Вернее, прибрели на озябших красных птичьих лапках. Они не рассказывали, кто они и откуда. Возможно, просто не умели. Но зато очень выразительно таращили глаза, переглядывались и переминались с ноги на ногу. Ноги у них и правда были примечательные. Вполне себе птичьи, с вечно озябшими пальцами. Откуда полосатики взяли себе такие ноги, никто не знал. А они, как водится, помалкивали. Может, ноги сами отросли. Может, полосатики их на что-то выменяли. Впрочем, неважно.
        Полосатики и вправду были полосатые. Тем утром, когда они появились, некоторые спросонья приняли их за сиамских близнецов. На самом деле это было одеяло. Большое и теплое полосатое одеяло с прорезанными дырками для головы. Такое полосатое пончо на двоих. Другой одежды полосатики не признавали. Поверх одеяла они иногда носили сумку с разными разностями, но это было редко. Обычно полосатики бродили по свету налегке, оставляя за собой следы крестиками. Возможно, они были родственники хатифнаттам - те тоже всегда стремились к горизонту. Но у хатифнаттов был барометр. А у полосатиков было одеяло.
        Зимой, когда было холодно, полосатики прыгали на красных лапких, пытаясь согреться. Люди, не разобравшись, давали им монетки. Полосатики смотрели удивленно, но монетки брали. И прятали под одеяло. Что они потом делали - неизвестно. Один раз видели, как полосатики кидали монетки в фонтан и радовались, как дети. И еще один раз видели, как полосатики зашли в булочную и купили себе кренделек. Потом одели его на шею и убрели куда-то, толкаясь под одеялом и наступая друг другу на лапки.
        Сейчас полосатики живут в бумажнике. Жуют углы у дисконтных карточек и шуршат паспортом. А когда бумажник открывают, удивленно таращат глаза и в смущении шаркают лапками. Их выпускают погулять по столу и они бродят там, разминая ноги. Иногда они валяются под лампой, задирая лапки - греются. Иногда скачут на стирательной резинке или качаются на карандашах. Иногда останавливаются над скрепкой или крошками от печенья, долго смотрят и о чем-то переговариваются неслышными голосами. Потом подбирают понравившееся лапкой и запихивают под одеяло. Иногда трогают ногами клавиатуру, но залезть не решаются. А потом возвращаются обратно в бумажник - спать. Кажется, они нашли себе дом..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СИНИЙ ПТИЦ
        Синие птицы счастья, как и все прочие птицы, вылупляются из яиц. И растут себе синими птенцами, пока не превратятся во взрослых птиц. Надо упомянуть, что им с детства рассказывают о том, что они вырастут птицами счастья и они этим гордятся и немножко выпендриваются. И вот один синий птенец, пока мамы не было дома, услышал, как внизу, под деревом, кто-то хнычет. Он же птица счастья, пусть маленькая, но настоящая. И он должен помочь! С этими мыслями птенец вывалился из гнезда и даже умудрился спланировать на коротковатых крыльях. Посидев немного во мху, он подошел к хнычущему ежику, которого уже пытались утешить белочки и спросил, что случилось. Белочки не знали. А ежик был слишком маленький и толком не мог объяснить, что же случилось. Возможно, он и сам уже забыл причину хныканий и плакал просто так. С ежиками такое случается.. Птенец все внимательно выслушал и сообщил. что он синий птиц счастья и сейчас прямо сделает ежика счастливым. А счастливые ежики не плачут, это всем известно. С этими словами птенец расставил лапки пошире - для устойчивости, зажмурился, растопырил крылья и закряхтел. Он не
очень хорошо знал, как именно делают счастливыми, но думал, что надо как следует напрячься и все получится. Вот он и усердно кряхтел, махал крыльями и изо всех сил жмурился. Зрелище было настолько смешным, что сначала захихикали белочки, а потом и ежик. Еще минута - и все они хохотали в голос и катались по земле от смеха. Довольный птенец открыл глаза и уселся в мягкий мох. Постепенно все успокоились. Ежик убежал по своим делам. Белочки втащили птенца обратно на дерево и посадили в гнездо. И мама прилетела.. А довольный птенец, засыпая, пробормотал, что он еще не птица счастья, но уже птенец радости.. Мама только улыбнулась. Уж она-то это знала точно.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СКАЗИЛКИ
        Сказилки - очень странные существа. Стоит написать или даже рассказать хотя бы одну, как слух об этом неведомым образом разносится среди сказилок. И сказилки начинают приходить. А еще прибегать и иногда даже прилетать. Им просто очень хочется быть написанными. Настолько хочется, что они даже забывают о своей робости и боязливости.
        Они берутся ниоткуда и появляются везде. Они сладко дремлют в тапочках или выглядывают из-за солонки. Грызут сухарики и висят на люстре. Спят в кармане или бегут за тобой, перебирая коротенькими ножками и попискивая от волнения. Бывает, остановишься на минутку - прочесть пришедшую смску - а сказилка уже стоит рядом и жует шнурок твоего ботинка. Ну как ее, такую малявку, оставишь на улице? Приходится брать с собой.
        Иногда их ни одной. Иногда - целый выводок, не сказать - детский сад. Пищат, визжат, толкаются и дерутся из-за печенья. Недавно одна сказилка чуть в чае не утонула - шлепнулась в кружку. Пришлось ее ложечкой вылавливать и вытирать носовым платком. А вы когда-нибудь видели, как крошечная сказилка тихонько подбирается к карамельке с себя ростом, нападает на нее и, победив, долго шуршит фантиком, пытаясь развернуть?
        Зато два десятка сказилок можно посадить к себе на колени и, выбрав одну, рассказать ее другим. Сказилки сидят тихо и внимательно слушают. Ночами сказилки спят. Одни залезают в коробку из-под цветных карандашей. Другие ночуют в карманах. И только самые маленькие свежие сказилки, которые очень боятся, что про них забудут и они так и останутся нерассказанными, скачут по одеялу, пищат, возятся и пытаются охотится на пальцы. Так продолжается, пока какая-нибудь сказилка постарше не вмешается и не объяснит им, что волноваться не надо или просто построит малявок - в зависимости от своего темперамента. Тогда все затихают и потихоньку засыпают.
        Мне пора идти. Недавно пришла сказилка в ботиночках. А шнурки она завязывать еще не умеет - маленькая совсем. Так что я вооружаюсь пинцетом и иду завязывать ей шнурки бантиком. Главное - уговорить сказилку при этом не болтать ногами :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СКРЕПКИ
        Разноцветные скрепки лежали в коробочке и напропалую кокетничали друг с другом. Они очень нравились себе и другим и совсем не прочь были бы провести вместе очень много времени. Однако у людей было другое мнение. Они пальцами выковыривали скрепки из коробочки и соединяли ими какие-то скучные бумажки. А потом уносили эти бумажки и скрепки больше никогда не видели своих друзей. Их оставалось все меньше и меньше, и оставшиеся скрепки робко жалисьдруг к другу. А потом их и вовсе осталось две - черная и красная. Они крепко сцепились друг с другом и ждали. Потом в коробочку просунулись пальцы и вытряхнули скрепки на стол. Человек помолчал, глядя на скрепки, потом похмыкал, а потом смастерил из них двух человечков и оставил на столе. Скрепки взялись за руки и вздохнули. Так они и бродят вдвоем. Спят в ящиках, качаются на точилках для карандашей, а иногда залезают в коробочки со скрепками, складывают из скрепок человечков и убегают все вместе. Так что если у вас пропала коробочка со скрепками - это все они! :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СМЕШИНКИ
        Смешинки - это такие хихикающие попрыгушки. Именно от них люди улыбаются и смеются. Смешинки кочуют по свету, запрыгивают в людей и просто скачут вокруг, словно мячики или солнечные зайчики. Смешинки бывают странствующие и чьи-то. Странствующие просто путешествуют по миру - скачут с лягушками, прячутся в птичьих перьях, летают на одуванчиковых пушинках, а иногда даже тайком переходят границу, вдвадцатером спрятавшись под одним листиком и очень стараясь не фыркать и не смеяться, чтобы пограничники не заметили. А чьи-то - это смешинки, все время живущие у Очень Хороших Людей.
        И вот однажды случилось странное. Одна смешинка одного Очень Хорошего Человека загрустила. Она сидела в уголке и смотрела себе на ноги. И совсем даже не скакала и уж тем более не хихикала. Очень Хороший Человек, знавший все свои смешинки наперечет, очень огорчился. Он подошел к смешинке, сел на корточки и спросил у нее, что случилось. Но смешинка и сама не знала. Она просто шмыгала носом, разглядывала собственные ноги и вздыхала - в общем, грустила вовсю.
        Очень Хороший Человек пытался развеселить смешинку, но у него ничего не получалось. Он пытался и пытался, а у смешинки уже жалобно дрожала нижняя губа и на глаза наворачивались слезы. Очень Хороший Человек вздохнул и вышел на балкон - подышать воздухом. А там то ли ветер нашептал, то ли птичка подсказала, но Очень Хороший Человек выскочил из квартиры и побежал вниз по лестнице прямо в тапочках. А через три минуты он вернулся, крепко сжимая в кулаке Особенную Маргаритку. Смешинка взяла маргаритку двумя руками и начала ощипывать с нее лепестки, приговоривая: "Любит.. Не любит.." Но тут ее остановил Очень Хороший Человек, шепотом сказав, что это совершенно Особенная Маргаритка. А особенная она тем, что у нее все лепестки - Любит. И это совершенно точно.
        Смешинка посмотрела недоверчиво, но отщипнула еще один лепесток и сказала: "Любит". Потом еще один. И опять сказала: "Любит". Потом хихикнула и стала отрывать лепестки один за другим, с каждым лепестком убеждаясь, что да, таки любит. А еще через пять минут смешинка набила карманы лепестками, взяла ощипанную маргаритку и поскакала хвастаться удачей перед другими смешинками. А Очень Хороший Человек улыбнулся и пошел пить чай. Он ничуть не соврал - это и впрямь была Особенная Маргаритка :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СМС
        У смс короткая жизнь. Короче, чем у бабочки-однодневки. Ее пишут, отправляют, получают, стирают и все. Пять минут. А иногда сохраняют и смс живут в телефоне.. Смс должны быстро бегать и приходить в срок. А иначе ругаются на них, ругаются на связь и иногда даже меняют оператора.
        Смс старательно набрали и, не успела она продрать глазки и прочесть сама себя, повесили ей на хвостик телефон отправителя, в лапки дали телефон адресата и послали. Смс полетела, не особо задумываясь и не глядя по сторонам. И - бум! Ровно на полдороге столкнулась нос к носу с другой смской. Они потерли шишки на лбу и уже было собрались ругаться, как заметили что-то интересное. Номер телефона в лапках у одной смс совпадал с номером телефона на хвосте у другой, и наоборот. Проще говоря, две смс столкнулись ровно на полпути. Разумеется, они почувствовали друг к другу симпатию и отправились посидеть на кстати подвернувшемся облачке. Они сидели, болтали ногами и переговоривались тонкими пронзительными голосками. А в это время их напрасно ждали у телефонов и потихоньку огорчались..
        Наконец, смс попрощались, пожали друг другу лапки, поправили номера телефонов и полетели куда следовало. Надо ли говорить, что им очень обрадовались, хотя и поворчали немножко на качество связи. Так уж получилось, что обе эти смс сохранили. И они до сих пор живут в телефонах и иногда вспоминают об этой встрече, а другие смс им завидуют..
        Перед сном я кладу телефон под подушку. Приходящие смс тихонько жужжат мне прямо в ухо и иногда рассказывают сказки. Я сплю. А проснувшись, обнаруживаю, что рядом на подушке сладко спит сказилка, растопырив руки и ноги и укрывшись краешком одеяла.. Ну как ее не рассказать?..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СОННУЮ ГУСЕНИЦУ
        Гусеница была страшной соней-засоней. Она могла проспать весь день и всю ночь. Ее будили на завтрак, на обед и на ужин, а все остальное время она вполне могла проспать. Ей было достаточно натянуть на ноги носочки - мама говорила, что пятки всегда должны быть в тепле - забраться на листик куда-нибудь в тенек и спать, пока не позовут домой. Так было и сегодня. За исключением того факта, что веточкой выше сидел птенец и примеривался к гусенице. Он уже знал, что гусениц едят и они вкусные, но не был уверен, едят ли спящих гусениц. Тем более, гусениц в носочках. Носочки его особенно смущали. Птенец подумал, что правильнее всего было бы разбудить гусеницу, попросить ее снять носочки и тогда уже съесть. Но бесцеремонно расталкивать незнакомую гусеницу казалось ему совершенно невежливым. А есть все равно хотелось. И птенец принял соломоново решение - подождать, пока гусеница проснется. Прошел час. Потом другой. У птенца бурчало в животе, да так, что гусенице снилось море. Птенец ждал. А гусеница спала.. Закончилось все тем, что птенца позвала мама - ужинать. А потом позвали и гусеницу. Птенец хотел было
спросить у мамы, можно ли есть незнакомых спящих гусениц в носочках, но после еды отяжелел и заснул. А гусеница даже и не узнала, что ее сегодня чуть было не сьели. А мораль? Носите полосатые носки и они помогут вам в жизни :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО СТЕКЛЯННОГО ЁЖИКА
        Кусочек стекла был совсем маленький. Даже не кусочек, а капелька. Размером с ноготок на мизинце - если, конечно, у вас не очень большие мизинцы. Мастер смотрел на него поверх очков и думал. Стеклянные зверушки уже стояли рядком и остывали, растопырив руки, ноги, лапки и крылья. Крошечная душа, которой не досталось ни одной зверушки, перестала порхать, уселась мастеру на нос и умоляюще заглянула ему в правый глаз. И мастер решился.
        Он снова нагрел кусочек стекла и начал инструментами вытаскивать из него что-то, похожее не то на ростки, не то на усики. Душа нетерпеливо топталась на плече у мастера и наблюдала. Отростков становилось все больше и больше. Потом высунулся любопытный носик и две блестящие точечки глазок. Душа, поняв, что это такое, радостно завопила и нырнула в крошечного синего ёжика. Ёжик поморщил носик, чихнул и отправился к прочим фигуркам - остывать.
        Ёжик получился совсем маленьким. Он очень боялся, что его не заметят и не выберут и очень огорчался. А когда он огорчался, он еще сильнее топырил иголки и прятался в колючую стеклянную шкурку так, что его совсем не было видно. Фигурки постепенно раскупались. А ёжик так и стоял с самого краешка, хандрил и покрывался пылью. Пока в один на самом деле распрекрасный день чей-то нос не расплющился о стекло и чей-то голос не протянул счастливым шепотом: "Ёёёооожик..". Ёжик высунул нос из иголок и огляделся по сторонам, чем вызвал восторженный визг. Не прошло и полминуты, как ёжика уже осторожно несли куда-то в коробочке, каждые два шага приоткрывая крышечку и заглядывая вовнутрь. Душа скакала внутри ёжика и пела, а сам ёжик тихонечко позванивал иголками и улыбался.
        Теперь ёжик стоит на полочке в самом первом ряду и на него водят смотреть гостей. Пыль из него выметают маленькой колонковой кисточкой. Ёжику щекотно. Он хихикает и позванивает стеклянными иголками. А маленькая ёжикова душа подпрыгивает у него внутри и хлопает в ладошки.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        Сказка про то как Бабе Яге и летучей мыше Асе скучно было
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        В большом дремучем лесу, где всегда было темно и страшно, притаилась поляна. На её зелёной траве яркой от красной брусники и оранжевых шляпок грибов стоял сказочный городок-королевство. Рядом с ним протекал журчащий ручей, который впадал в маленькое, круглое озеро. Там водились большие зеркальные карпы и быстрые пескари. На его дне жил толстый пузатый сом, а в прибрежных камышах таилась хищная щука.
        Царство населяли разные зверюшки. Поросёнок Хрю и сорока-воровка «Связистка». Её так прозвали, потому что она всё обо всех знала и всем всё докладывала. Жил здесь и маленький пони Геракл. Почему и кто его так назвал никто и не знает. Обозвали его так, наверное, потому, что он был хоть и маленький, но зато самый большой в королевстве. На бога он был совсем не похож и силой не отличался, но ему это было всё равно. Геракл любил скакать по поляне и пить прохладную воду ручья. Были ещё и пушистые белки, они прыгали с ветки на ветку собирая кедровые орешки. Ловко обхватив лапками шишки, они носили их в свой дом-дупло. Но старая тётка сова по прозвищу Душка днём не бегала, не летала, а пряталась в тени вековых елей прикрыв круглые как блюдца глаза защищаясь от яркого солнца. Так было днём, а сейчас ночь и хлопая огромными глазищами она сидела на ветке старого дуба вспоминая себя в юности. А вот пёс Тузик, который должен был охранять, всё время спал, потому что охранять было нечего. Всё было ничьим, а вернее общим. У старой бабы Яги жил кот Мурзик. Он тоже должен был кое-что делать. Ловить мышей,
например, но он их не ловил, а играл с ними. Все были добрыми и этого не скрывали. Только летучая мышь Ася притворялась злой и вредной. Она прилетела из другого королевства и пыталась по ночам всех пугать, но ночью все спали, даже Тузик. Жизнь в королевстве была тихой и скучной. Иногда, правда, три мышки Пи, Пью и Лю, пытались подраться из-за кусочка голландского сыра. Но его всегда хватало на всех и с избытком, и драка кончалась, не успев начаться.
        Как в каждом приличном королевстве тут был и король. Маленький седой старичок с всклокоченной бородкой и веснушками на красном носу. Звали его «Умник Пятый». Он носил большую ярко-жёлтую мантию и золотистого цвета корону. Она была ему велика, не из золота, кривовата и еле держалась на лысой голове короля. Денег всегда не хватало и на настоящую корону из червонного золота с бриллиантами и всякими там изумрудами никак не собрать. По ночам он не спал и сидя за королевским столом, играл сам с собою в шашки. В его голову лезли разные умные мысли. О том, например как он совершит великий подвиг и о нём узнает всё лесное сообщество. И ему принесут подарки. Много заморского мороженного и настоящую царскую корону.
        Пока царь сам себя обыгрывал в шашки, летучая мышь Ася вдоволь налетавшись и никого не испугав, решила посетить свою старую подругу бабу Ягу по прозвищу Клюква. Так её обзывали за скверный характер и красный платок, узел которого как пропеллер самолёта был у неё впереди, прям на загорелом лбу. Её избушка на курьих ножках стояла, переминаясь на самом краю поляны рядом со страшным лесом, в котором водились злые серые волки. Изба была огорожена редким, кривым частоколом. Приземлившись на крышу избушки Ася юркнула в печную трубу, свалилась в пепел старого камина и, взлетев вверх села перед носом Клюквы отряхиваясь от пыли.
        Баба Яга перекрестилась в угол избы, где висела иконка и стукнула ногой по дощатому полу.
        - Ну, ты Ася даёшь! Напугала старуху! А вообще-то стучаться надо. Вдруг у меня гости.
        Она кокетливо посмотрелась в осколок зеркала, висевший на бревенчатой стене.
        - Какие гости!? - Удивилась мышь. - Гость это я. Последний раз если мне не изменяет память, у тебя был леший из соседнего леса. Да и зашел-то он минут на пять чайку попить. Иль у тебя любовь? - Ася встрепенулась, стряхивая с себя остатки печного пепла. - Признавайся. - Она пискливо засмеялась и, взлетев, сделала пару кругов над головой бабы Яги.
        - Яга, скучно живём как-то. Надо что-то придумать. Вот что только?
        - Хватит летать. Присядь. А ты то, что думаешь?
        Мышь закатила глаза вверх и почесала себя концом крыла.
        - Придумала я! Войну надо начать. А то совсем страх потеряли. - Заявила Ася и расправив крылья повисла вниз головой на гвозде для сковородки прямо перед носом у старухи.
        Клюква почесала за ухом и поставила на дровяную плиту старую всю в жирных подтёках кастрюлю.
        - Ты прям как с луны свалилась!
        - Не с луны я, а с чердака. - Мышь пошевелила круглыми ушами.
        - Нет Ася. С Луны ты. Какая к чёрту война, если армии нет. И даже генерала нет, самого завалящего.
        - Вот у тебя-то старая совсем нет! Это уж точно!
        - Чего?
        - Фантазии.
        - А у тебя то она есть? Ты только летаешь и спишь. Где она эта твоя фантазия?
        - Где, где? Вот здесь! - Мышь повертела маленькой головкой. - Генерала я найду. Есть тут в лесу один человек. Отшельником зовётся. Он тоже скучает и согласиться.
        Избу несколько раз качнуло.
        - Это, что? - Испугалась Ася.
        - Не бойся. Это изба разминается. Будь ты на её месте, уже бы с ума сошла! Представляешь! Целыми сутками на одном месте стоять!
        - Нет уж! Мне и на своём месте не плохо. Так на чём мы остановились? Ах да! На генерале!
        - Хорошо. Генерала мы найдём. А как быть с армией?
        Мышь взмахнула крылом.
        - Мобилизуем всех!
        - Это как это всех?! И меня тоже?! - Возмутилась Клюква и стала мешать в грязной кастрюле сушеных пауков.
        Ася с прищуром смотрела на бабу Ягу.
        - Нет. Не подходишь по возрасту. Тебя мы оставим в тылу. И прекрати ты мешать свою похлёбку. - Пропищала мышь.
        - Это не похлёбка, а ядовитое зелье. - Яга подбросила в воду бледных поганок. - Так кого ты хочешь отправить на фронт?
        Ася висела вниз головой будто заснула, а потом встрепенулась.
        - Всех кроме тебя и себя.
        - Да ну!? И царя тоже отправим?
        Мышь наморщила складку на розовом носу.
        - Его, пожалуй, оставим. Стар очень. Вот Тузика отправить надо, совсем обленился и твоего кота Мурзилыча. Кот, какой-то бессмысленный. Совсем мышей не ловит, а только поёт.
        Яга косо взглянула на мышь.
        - Ты это про себя? Обижаешься, что он тебя не ловит?
        - Нет, меня это не касается. Я особенная. Я летучая. Это я про тех, кто по норам всё, да по норам.
        Под столом послышался шорох, и показалась заспанная морда кота.
        - Это что? Ты это меня хочешь отправить на фронт?
        Мышь вспорхнула под притолок и села на вязанку сушёных грибов.
        - Мурзик это я так, пошутила. Не обижайся.
        - Смотри у меня! Ещё раз услышу, съем! - Кот зевнул и добавил. - А впрочем, я тоже могу пойти. Буду вам рыбу ловить.
        Мышь запищала.
        - Как же! Будешь ты ловить! Поймаешь и сам всё съешь. Знаем мы вашу породу.
        - Будет вам ругаться-то! Иди спать мой золотой. - Яга наклонилась к коту и почесала его за ушком. - Никуда мы тебя не отправим. Успокойся и отдыхай. - Распрямив спину, она посмотрела на Асю. - Лети сюда. Мурзилкин тебя не тронет. Ну и кого ты ещё хочешь послать на войну?
        Ася с опаской посмотрела на Мурзика и, не видя прямой угрозы, спустилась на крышку стола.
        - О-о! Это я придумала в полёте. Бобра Кешу отправим. Он нам будет переправы делать и лес валить. Белок возьмём. Они нам будут припасы делать. Пошлём на войну и Геракла. Он нам будет грузы возить.
        - Ты Ася умна, конечно. Вот только что нам царь скажет?
        - Яга пошли к нему в гости. Он всё равно не спит. О короне мечтает. Я полечу вперёд. Подготовлю. А ты приходи чуть попозже.
        - Лети. Ты прямо не мышь, а егоза какая-то.
        Не долго думая, Ася влетела в камин и исчезла, так же как и появилась. На дворе была сказочная ночь. Ярко светили звезды, и молодой месяц гордо красовался на фоне чёрного неба.
        Лететь было не далеко. Всего-то с десяток метров. Взмахнув перепончатыми крыльями мышь подлетела к крыше царского дома и юркнула в трубу.
        Умник Пятый сидел за столом, пил чай с клубничным вареньем и забыв про приличия ковырял в носу. Ему было грустно и в шашки он не играл. Сделав очередной глоток чая, он прикрыл глаза, а когда открыл то с удивлением обнаружил, что уже не один, а в компании с летучей мышью. От удивления у него из пальцев выпала ложка.
        - Это ты Ася?!
        - А кто же ещё! Конечно я!
        - А-а, что ты здесь делаешь?
        - Я тебя сейчас просвещать буду. Ой! Вернее посвящать.
        Царь облизнул губы и откинулся на спинку стула.
        - Во что же ты собираешься меня посветить?
        - У нас тут с бабой Ягой возник грандиозный план. Так как делать обитателям нашего царства всё равно нечего мы с ней решили затеять войну.
        - Это с кем же? - Умник Пятый от удивления и напряжения мысли вспотел и капелька пота повисла у него на красном носу.
        Ася села удобней облокотившись на банку с вареньем.
        - Я как-то об этом не думала. - И пошевелила ушами. - Но ведь царь то у нас кто? Ты. Вот ты и думай. Может у тебя враги, какие есть?
        Умник Пятый впал в меланхолию и прикрыл один глаз.
        - К сожалению, нет у меня никаких врагов. Одни друзья.
        - А ты вспомни.
        Подняв к верху глаза, царь стал вспоминать, причмокивая губами.
        - Быстрей давай. Скоро рассвет и нам нужно с утра всем сообщить о нашем решении.
        - Почему это вашим, и почему это ты с бабой Ягой решаешь за меня такие вопросы?
        - Вот ты хоть и Умник и даже Пятый, но никак не хочешь понять, что стараемся мы для тебя.
        - А мне то что? Воевать я ни с кем не хочу. Мне и так хорошо.
        - Нет! Плохо тебе. Во-первых, скучно, а во-вторых, у тебя нет приличной короны. Это у тебя что? - Мышь как пальцем указала концом крыла на голову царя.
        - Корона это!
        - Не смеши! Корона! Это секонд-хенд какой-то! Настоящую корону нужно добыть в бою! - Услышав шорох, она испуганно взлетела.
        - Не бойся. Чёртовка это. - Царь нагнулся и вытащил из под стола маленькую чёрную собачку. Не желая вылезать, она тявкнула.
        - Ну, наконец-то голос подала! Ты почему не лаешь когда в доме чужие?!
        Собачка посмотрел на мышь и презрительно оскалила зубы.
        - Не на кого лаять. На эту что ли? Уж больно мелка чтобы энергию тратить.
        Когда-то Умнику Пятому подарили щенка и сказали что это собака-спасатель, породы «Водолаз». Этот водолаз рос, рос и вырос в этакую гавкучую дворняжку. На общем собрании королевства её дали другую породу. И сейчас она была «Водолайка». Она этим очень гордилась и при каждом удобном случае напоминала, что она уникальное создание природы и существует в единственном экземпляре.
        Ася обиженно смотрела на собаку.
        - Слушай, гигант ты малорослый, залезай лучше под стол и не мешай нам с царём планы строить.
        - Стройте. А я пойду. - И Чертовка, важно подняв хвост, пошла к печке.
        Только она скрылась, как послышался стук открываемой двери, и на пороге показалась баба Яга. Её губы были накрашены, от неё шёл аромат дешёвых духов, а на плечах висела пёстрая шаль. Она была вся в дырках и местами заштопана.
        - Ты что это вырядилась? И чем это от тебя так воняет?
        Яга обиженно хмыкнула крючковатым носом.
        - От меня не воняет, а пахнет. - Она поднесла рукав к носу и понюхав добавила. - Говорят из Парижа. Обменяла на ведро черники.
        - Умница. Так ты, по какому поводу пришла-то?
        - Тебе Ася, что ничего не сказала!?
        - Сказала. Только вот врагов мы никак не можем найти. Может ты поможешь?
        Кряхтя, старуха села на скрипучий табурет.
        - А я уже знаю кто у тебя враг.
        - Кто? - Удивился царь.
        - Король «Мудрец Третий»!
        «Умник Пятый» ещё больше удивился.
        - Какой же он враг? Он мне вчера зимнюю шапку прислал. На вот посмотри. - И царь полез на печку.
        - Не трудись. Я же тебе сказала, что враг он! Какой друг будет присылать зимнюю шапку летом!? Ты подумал?
        Царь в задумчивости слез с печки и молча сел на кровать.
        - Да, Яга. Умная ты всё-таки женщина. И как я сам не догадался?
        - А тут и гадать не нужно. Собирай войско и всё.
        - Х-м! Войско! А где его взять-то?
        Клюква встала и прошлась по скрипучему полу, на ходу посмотрев в висевшее на стене зеркало.
        - Войско мы тебе соберем. Проблема с оружием.
        Мышь, молчавшая до сих пор и жующая крошку хлеба, открыла рот.
        - У меня есть оружие.
        Царь и баба Яга в изумлении посмотрели на Асю.
        - Откуда?
        - Связистка где-то спёрла. Автомат Калашникова. Он у меня на чердаке валяется. Игрушечный правда, но очень похож на настоящий. Банк можно грабить.
        Баба Яга посмотрела на неё с восторгом.
        - Ну, ты Ася даёшь! Вот от тебя никак не ожидала!
        Мышь с достоинством покрутила хвостом и нахально полезла в банку с вареньем, а Умник Пятый от удивления поперхнулся и начал кашлять.
        - К-хе! К-хе! Но ведь с игрушечным автоматом начинать войну как-то несерьёзно. - Промямлил царь. - Нужно найти что-то стреляющее по настоящему.
        - А зачем? - Клюква села напротив царя. - Сейчас много чего делают не по-настоящему. Даже в микрофон поют и то понарошку. Только рот открывают. Прямо как рыбы.
        - Это ж на сцене. А то война!
        - Да какая нам разница. Мы может, и стрелять-то не будем. Попугаем нам и так всё отдадут.
        Мышь, кончив жевать, взлетела под потолок.
        - Хватит вам препираться. Умник ты согласен или нет?
        Царь снял корону и, рассматривая ее, повертел в разные стороны.
        - Я как бы и согласен. Но нужно узнать мнение публики. Давайте утра дождёмся.
        - Божешь-ты мой! Царь ты или кто?
        Умник Пятый смутился.
        - Я конечно царь. Но без согласия звериного народа как-то не очень удобно. Давайте на всякий случай спросим.
        Баба Яга встала и направилась к двери.
        - Пойдём Ася. Владыка наш какой-то беспомощный. До утра остался час с хвостиком, и я думаю, что всем жителям царства без войны скучно, и они за неё проголосуют.
        ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
        Рассвет едва наступил, а летучая мышь успела уже смотаться к отшельнику Демиду. Пытаясь его привлечь на сторону войска, которого пока ещё не было она наобещала ему золотые горы и молочные реки. Но Демид был упрям. На войну идти не хотел и сказал огорченной Асе, что своё отвоевал и это занятие ему давно встало поперёк горла. Потратив на отшельника целых два часа, Ася полетела к Связистке сообщить ей потрясающую новость. Они как бы поменялись местами. Сплетничала как обычно не сорока, а ушастая мышь.
        Связистка сидела на своей любимой ветке рядом с гнездом и дремала. За весь прошлый день она сделала уйму всевозможных дел. Успела поссорить корову с поросёнком, украсть у грибника перочинный ножик и притащить к себе. Это трудное дело было неимоверной тяжести. Нож весил много и чтобы его доставить в гнездо, сороке пришлось сильно потрудиться. Потом она летала к бобру Кеше и договаривалась с ним о поставке в царский дом свежей рыбы. Моталась она по королевству целый день, весь вечер и начало ночи. Сейчас она спала и видела дивный сон. Будто сам Умник Пятый вручал ей большую медаль и огромную миску розовых червей за заслуги перед царством.
        Проснулась она оттого, что почуяла присутствие мыши. Открыла глаз, распушила чёрные красивые перья, выставила белую грудку и сделав недовольный вид посмотрела на краденные в прошлый четверг часы с кожаным ремешком.
        - Аська ты, что в такую рань? Почему не спиться?
        - Я летучая мышь. - С гордостью заявила та. - И по ночам спать не люблю. И вообще я к тебе воровка по делу. Просыпайся и начинай облёт всех жителей царства.
        - Это зачем? - Насторожилась Связистка.
        - А за тем, что мы начинаем войну с соседним королевством. С Мудрецом Третьим.
        Сорока удивлённо покрутила головой и удобней села на ветке.
        - Вы что там с ума посходили? Мудрец, по-моему, хороший старик. Добрый. Вчера мне пол краюхи хлеба дал.
        - Зато он подарил нашему умнику зимнюю шапку.
        - Я же тебе и говорю. Очень сердечный мужик.
        Мышь возмущённо пошевелила большими ушами.
        - Ты что не понимаешь? Зимнюю шапку летом никто не дарит. Это нонсенс!
        - А что такое нонсенс?
        - Это такая непонятная штука, которая ни к чему хорошему не приводит, а только жить мешает. - Ася задумалась, а потом, взмахнув крыльями возмутилась. - Что ты меня путаешь! Я тебе о деле говорю, а ты со своими дурацкими вопросами! Слушай меня. Прямо сейчас лети и сообщи всем жителям царства, что в полдень на главной поляне будет важное собрание.
        - А про войну сообщать?
        - Что спрашиваешь? Ты всё равно всем всё расскажешь.
        Ровно в полдень на ярко-зеленой поляне поросшей васильками и одуванчиками собрался звериный народ. Все конечно уже всё знали. Про то, что будет война и им от этого станет жить намного веселее. В воздухе летало радостное возбуждение, и над поляной стоял лёгкий гул звериных голосов. Все ждали владыку. Царя «Умника Пятого». Для него был приготовлен высокий подиум, наспех сколоченный из сухих толстых веток. Над ним возвышался шатер, увитый плющём и украшенный яркими цветами. А под шатром в самом центре стоял тёмного цвета старый дубовый трон.
        Наконец появился и царь. Звериный люд встретил его гавканьем, хрюканьем и воем. Умник Пятый вышел важно с загадочным выражением на лице. На нём была одета новая, красная с жёлтым подбивом пятнистая мантия. Он её надевал редко, только в торжественных случаях. Рядом с ним опираясь на кривую трость, шла баба Яга. На её лице не было никакой загадочности. Только озабоченность.
        Царь сел на трон и какофония из множества голосов вспыхнула с новой силой. Летучая мышь Ася пытаясь перекричать толпу летала как сумасшедшая над головами собравшихся и пищала, что есть мочи.
        - Молчите! Дайте царю слова!
        Но её вопли мало кто слышал. Все были заняты криком и созерцанием владыки.
        Умник Пятый поднял руку и постепенно всё стихло.
        - Дорогие сограждане! - Начал царь. - Я хочу вам сообщить одну важную для вас весть!
        Все опять загалдели, и сквозь этот шум послышался возглас.
        - Да знаем мы всё! Ура!
        Царь от неожиданности опешил.
        - Как!? Откуда!?
        И все в один голос заорали, что они согласны ради веселья идти не только на войну, а готовы сами попасть в капкан или даже в силок залезть.
        - Ура наиумнейшему и самому просвещенному государю на свете! - Хором орала толпа. - Ура самому доброму и знаменитому правителю всех народов!
        Умник Пятый подошёл ближе к прыгающим животным.
        - Так вы согласны!?
        В ответ он услышал дикий вопль восторга, и крупная слеза радости покатилась по его бородатой щеке.
        Постепенно всем надоело прыгать, скакать и орать. Все притихли, и в воцарившейся тишине раздался слабый голос. Это был маленький серый зайчик Вова.
        - А как же мы будем стрелять? У нас же пальцев нет!
        Раскрасневшийся от возбуждения царь, хотевший что-то сказать так и остался стоять с раскрытым ртом. А баба Яга, мечтавшая о чине фельдмаршала, зашипела на Вову.
        - Ты это брось умничать, еретик! Мал ещё!
        Умник Пятый подошёл к трону и сел вытирая пот со лба.
        - А ведь он прав. Кто будет нажимать на курок, если припрёт? У нас даже облезлой обезьяны нет! Пальцы ведь есть только у меня, да у бабы Яги. - И тихо, обращаясь к старухе, добавил. - Ты ведь на фронт не пойдёшь?
        - Ты что?! Совсем с ума сошёл?!
        Звериная публика стояла и с нескрываемой досадой ждала, что скажет властитель. Их разочарованию не было предела.
        Сорока Связистка открыла клюв и застрекотала во весь голос.
        - А как хорошо всё начиналось! Вот беда-то, какая! - Она взлетела и, сделав круг над толпой заорала. - Беда пришла! Не будет войны! Только люди стрелять умеют!
        Умник Пятый снова встал и помахав над головой руками закричал пытая перебить сороку.
        - Всё! Успокойтесь! Будет вам радость! За беспокойство вам всем сегодня подарки!
        Постояв и немного пошумев, звериная публика стала расходиться. В расстройстве ушла и баба Яга. Стать военачальником ей не удалось.
        Царь пришёл к себе во дворец сел на большую мягкую кровать, а потом встал и подошёл к зеркалу. Потрогал пальцем корону. Она съехала на бок и остановилась уперевшись в оттопыренное ухо.
        - Да и зачем нам вообще воевать? Из-за головного убора? По-моему и эта не так и плоха. Великовата правда, но я может быть ещё подрасту.
        Он сел за стол, взял банку с черничным вареньем, ложку и, зачерпнув побольше поднёс к губам. И улыбнулся.
        Так закончилась не начавшаяся война во имя короны и фельдмаршальского жезла. И в лесном царстве вновь наступила тишь и благодать.
        СКАЗИЛКА ПРО ТРАВУ
        У травы короткая и полная переживаний жизнь. Сначала надо долго-долго сидеть под землей и ждать, пока она согреется. Потом надо быстро-быстро расти, проталкиваясь к свету и высовывая наружу длинный острый зеленый нос. А потом вообще сплошные несчастья - по тебе ходят, тебя топчут, рвут, выковыривают.. А еще съедают. А еще глупо шутят про "травку" и идиотски хихикают. В общем, очень коротенькая, очень нервная и очень нелепая жизнь. Не съедят, так скосят. Или так завянешь. Никаких перспектив.
        Осенью, когда трава вянет, усталые травинки засыхают и в полусне грезят о новой жизни. Говорят, если загадаешь, можно в следующей жизни родиться цветком. Или бабочкой. А может быть, даже и деревом. Таким большим, толстым и чтоб никто не смог наступить. Такие мысли утешают травинки и они закрывают глаза и засыпают.
        Но чудеса случаются и с ними. И иногда приходится растопыривать удивленные глаза, пока тебя трут, мнут и вешают под потолком. А ты при этом не цветок, не бабочка и совсем даже и не дерево, а та же самая дохловатая серая сухая травинка. И тебя сушат, крутят, сплетают и заплетают. А потом ты понимаешь, что ты картинка. Или подвеска. Или маленький соломенный кролик с торчащими ушками..
        Загробная жизнь - она вообще нестрашная :)
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ФЫВУ
        У Фывы был носок. Один. Носок был длинный и красивый. В полосочку и загогулинку. На голенастой Фыве носок сползал и собирался в гармошку, но Фыву это не смущало. Она бегала и улыбалась, оставляя за собой хирые следы - один крестиком, а другой пятнышком. Еще Фыва любила болтать ногой. Той, которая в носке. И умела пить чай из носика чайника, элегантно плюясь чаинками. У Фывы было два глаза. Большой и правый. Или левый и зеленый. Фыве нравилось по всякому. А еще Фыва была ужасно лохматая. Однажды, причесываясь, Фыва нашла в волосах гвоздик, зубную щетку и спящую мышку. Мышку она положила обратно, а гвоздик вынула, чтобы мышка не укололась.
        Иногда Фыва для вящей красоты носила бантик, завязывая его поперек Фывы. Но это летом. Зимой Фыва носила варежки с капюшоном, а осень не любила, потому что осенью шел дождь, а когда Фыва пыталась ходить с зонтиком, то все время падала. Птис, который жил на дереве и показывал язык белочкам, потому что был очень мудрый, а белочки глупые, сказал Фыве, что это все потому, что у Фывы есть только ножки, а ручек нет. Фыва испугалась, что потеряла где-то половину себя, а Птис объяснил, что она как бы целая, но на самом деле половина. Ей ножки достались. Так получилось. А она и рада. И, наверное, где-то на свете сидит другая половина - у которой ручки - и плетет что-нибудь бесконечное. И тоже очень довольна, что бегать никуда не надо. И Фыва успокоилась.
        Еще Фыва очень любила нажимать на кнопки и смотреть, что будет. Главное, чтобы ей никогда не попалась Большая Красная Кнопка. А еще Фыва очень хотела себе песочные часы и насыпала песку в будильник. Теперь будильник не тикает, а если его потрясти, из него сыпется песок. Фыва очень довольна. Еще она хотела себе солнечные часы, но пока не придумала, как засунуть солнце в будильник. А еще однажды Фыва читала книжку и уснула, а книжка захлопнулась. Так Фыва попала в сказку. И вылезла только через три дня и сплюснутая. Теперь Фыва всегда берет с собой фонарик и бутерброд, когда садится читать.
        А еще Фыва пробовала впасть в зимнюю спячку, но промазала.
        А еще она ела помидор и испачкала себе уши.
        А когда Фыва спит, у нее ножки торчат.
        А еще...
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА ПРО ЧАЙНИКИ
        Чайник был большой и красивый. И заслуженный. Он правда был очень красив - большой и рыжий-рыжий. В его медных боках отражалось солнце - так, что солнечные зайчики скакали по всей кухне. Иногда он тускнел и начинал хандрить, но его тут же чистили и он снова сиял на кухне, похожий на солнце куда больше, чем лампочка под потолком. Чайникова светлая деревянная ручка была отполирована прикосновениями до тай самой шелковистости, которая бывает лишь у очень любимых вещей, которые приятно трогать. На правом боку у него была вмятина - след бурной чайниковой юности. Ее сначала хотели выправить, но потом решили, что шрамы украшают мужчину, и оставили все как есть. А еще у чайника на крышке вместо пупочки было медное колечко и чайниковы хозяева иногда в шутку звали чайник завидным женихом и мужчиной на выданье.
        Но самое замечательное в чайнике было другое. Не то фантазией его хозяев, не то прихотью мастера - но по бокам у чайника были приклепаны петли. Не большие дверные, а маленькие, на какие вешают дверцы шкафчиков. И на этих петельках к чайниковым бокам крепились самые настоящие медные крылья. Чайник был похож не то на очень толстого воробья, не то на живое доказательство существования чайниковой посмертной жизни - очень довольный собой длинноносый чайниковый ангел. Короче говоря, чайник и правда был исключительный.
        Он бы и дальше царил на кухне, сидя то на плите, то на подставке на столе, то на специальной чайниковой полочке, но - однажды чайникова жизнь изменилась раз и навсегда. На кухню принесли картонную коробочку, а из коробочки извлекли другой чайник. Пришелец был глиняный, рыже-коричневый, маленький и толстый, с гордо задранным вверх длинным носиком и отпечатанными в глиняных боках иероглифами. Большой медный чайник шмыгнул носом и понял, что прежняя жизнь закончилась навсегда. Маленький заварочный чайник оказался весьма симпатичным и совсем не таким заносчивым и занудным, как могло показаться на первый взгляд. Просто он очень испугался на незнакомой кухне и на всякий случай напустил на себя гордый и неприступный вид. Но один чайник всегда поймет другого.
        А дальше и правда началась совсем другая жизнь. Новая и интересная. Такая, какая только может быть у двух симпатичных чайников. По утрам медный чайник снимали с полочки, наполняли водой и ставили на плиту. Пока он пофыркивал, нагревался и закипал, маленький чайник досыпал на полочке самые сладкие утренние сны. А потом с полочки снимали и его, засыпали чай и заваривали его горячей водой из большого чайника. Маленький чайничек ёжился и хихикал - ему было щекотно. А потом чайники стояли на столе, каждый на своей подставочке и старались не пролить ни капельки из своего важного содержимого. А уж потом, после работы, у них был целый длинный день, когда можно было заниматься всякими разными важными чайниковыми делами.
        Например, можно совать носик в чашку с водой и дуть изо всех сил. Так, чтобы вода бурлила пузырями и выплескивалась на стол. Это на самом деле было очень весело и очень мокро. Так что чайники потом аккуратно вытирали мокрые носики о полотенце и делали вид, что они не имеют ни малейшего отношения к лужам на столе и на полу. Еще можно весело скакать по столу, придерживая крышечку, чтобы не звякала, или играть в догонялки, прыгая между тарелками и кружками, причем маленький чайник радостно визжал, когда его догонял большой чайник и хватал за ручку. Правда, гоняться за большим ему нравилось ничуть не меньше.
        А еще маленький чайник оказался большим ценителем китайской поэзии и тихонько декламировал стихи, когда кухню начинали заливать синие сумерки. Читал он хорошо. Так, что некоторые чайные ложечки даже плакали, впечатлившись. Стихи и правда были хорошие, вот только глиняный чайник приходил от них в меланхоличное настроение и свешивал носик с полочки, глядя на пол. Высота его завораживала. А медный чайник очень беспокоился и старался оттащить маленький чайник за ручку от края, ведь маленький чайник вполне мог разбиться - он-то был глиняный..
        Зимой, когда становилось холодно, маленький чайник мерз и шмыгал носиком. А большой его жалел и подливал горячей воды. В маленьком чайнике был зеленый чай и подливать воду было можно. Зимой чайники больше сидели рядышком, нахохлившись, как две птицы и разговаривали о разном. Или смотрели, как за кухонным окном идет снег и ждали вечера. Вечером на кухне зажигали свет и пили чай. Зимой вообще пили много чая, потому что было холодно и чайники совсем не чувствовали себя позабытыми и позаброшенными. А вечером чайники споласкивали и ставили на специальную чайникову полочку. Чайники прижимались друг к другу покрепче и шепотом рассказывали истории. У большого чайника были крылья и он любил сказки про птиц и про ветер. А на глиняном боку маленького жил дракон и чайничек утверждал, что тот рассказывает ему всякие истории и с удовольствием их пересказывал.
        А потом, когда становилось совсем темно и поздно, маленький чайник начинал клевать носиком. Большой чайник дразнил его воробушком и предлагал насыпать крошек, чтобы можно было клевать их носиком. Глиняный чайничек не обижался, а просто прижимался покрепче к большому, а тот укрывал его крылом и они потихоньку засыпали. Два смешных чайника на маленькой кухне под самой крышей большого дома в большом городе. Им даже снились сны. Разные. Грустные и веселые, яркие и спокойные. Чайники заворачивали сны в запах чая и дарили друг другу. Или тем, кто мог их понять. Загляните в свой чайник - не лежит ли там маленький пакетик специально для вас?..
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗИЛКА-МАЛЯВКА
        - Жила-была лесная крыса, звали ее Пимп, - залепетала малявка, застенчиво глядя на слушателей сквозь растопыренные пальцы. - Она очень, очень боялась грома...
        - Ну, а дальше? - подбодрил ее Снифф.
        - Вот и вся история, - сказала крошка-малявка и уползла от смущения в мох."
        © Туве Яннсон "Муми-тролль и комета"
        Вот примерно такая вот сказилка и прискакала недавно. Рассказывать ее было как-то глуповато. Но сказилка согласилась нарисоваться.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СКАЗКА ПРО ДЕВОЧКУ НАСТЮ И СТРАШНЫЕ СТРАСТИ-МАРДАСТИ
        Жила-была девочка - Настя
        И жили Страсти-Мардасти.
        Решили эти Мардасти,
        Обидеть девочку Настю.
        Пробрались к Насте в избушку,
        Забрали у Насти игрушку,
        В лес, далеко утащили,
        В темном чулане закрыли.
        Утром проснулась девчушка,
        Глянула - нет под подушкой,
        Мишки - мягкой игрушки.
        Нету её и в избушке.
        Вот так для Насти загадка -
        Вечером был он в кроватке.
        Плюшевый, маленький Мишка,
        Одетый в камзол и штанишки.
        Где же игрушка девалась?
        Может, она потерялась?
        Настенька все обыскала -
        Нету игрушки - пропала!
        Очень она огорчилась,
        Как же такое случилось?
        Умылась, оделась, девчушка
        И вышла во двор из избушки,
        А эта простая избушка
        У леса была на опушке.
        Вот двор, огороженных грядок,
        На грядках у Насти порядок.
        Морковка, петрушка, капуста,
        Растут там не редко не густо.
        Вот яблонька - Насти подружка,
        Под ней отдыхает девчушка.
        К деревцу Настя подходит,
        Беседу тихонько заводит:
        « Скажи мне, моя дорогая,
        Может, ты видела, знаешь,
        Куда подевался мой Мишка,
        Одетый в камзол и штанишки?»
        Яблонька ей отвечает,
        Тихо ветвями качает:
        «Мишку забрали у Насти,
        Страшные Страсти-Мардасти!
        В лес за собой утащили,
        В темном чулане закрыли!
        Он там томится и ждет,
        Что его Настя спасет!»
        «Ну, погодите, Мардасти!
        Будете знать как у Насти,
        Трогать игрушки без спросу»
        И, уложив венком косу,
        В розово-синей косынке,
        К лесу пошла по тропинке.
        Смелую девочку Настю,
        Не испугали Мардасти,
        К лесу бесстрашно идет,
        Весело песню поет:
        «На широком, на лугу -
        Яркие цветочки.
        Возле старого пенька -
        Выросли грибочки.
        Я нарву, нарву цветов,
        Да сплету веночек.
        Самый милый и родной -
        Цветик - василечек.
        Василек, василек -
        Тонкий стебелечек.
        Василек, василек -
        Синенький цветочек».
        Настенька к лесу подходит.
        Ветви руками отводит.
        Где же искать эти Страсти,
        Страшные Страсти - Мардасти?
        Белочка к ней прискакала -
        Сладких орехов давала
        И, рассказала девчушке,
        Как ей дойти до избушки:
        «Там за еловым пригорком,
        Спустишься, Настенька, с горки
        Через ручей перейдешь,
        К дубу большому придешь.
        Там возле дуба - избушка,
        Где в темном чулане игрушка,
        Маленький плюшевый мишка,
        Одетый в камзол и штанишки».
        Настя ручей переходит,
        К старому дубу подходит.
        Двор не ухоженный, грязный,
        Крапивой зарос, непролазной.
        Окна избушки не мыты,
        Двери настежь открыты.
        Лишь старый чулан на замке,
        У Насти уж веник в руке.
        Вымела пол, а окошко -
        Вытерла Настя немножко.
        Вырвала с корнем крапиву,
        Стало очень красиво.
        Тут появились Мардасти
        И раскричались на Настю:
        «Что ты тут все поубрала,
        Всю мне крапиву порвала?
        Я теперь - волком завою,
        Стану еще больше злою!»
        Думала что испугала,
        Только в ответ услыхала:
        «Что вы Мардасти злые?
        Может вы просто больные?
        Что ли у вас нет подружки,
        Зачем вы украли игрушку?
        И разве крапива не жжется,
        Что вам Мардасти неймется?
        Вы отпустите Mишку,
        Верните камзол и штанишки!
        Хоть я его и люблю,
        Но вам его подарю!
        Только вы с ним играйте,
        В гости ко мне прибегайте,
        Ну!? Давайте дружить!
        Так лучше нам будет жить!»
        И вот с тех пор у Насти,
        Часто в гостях Мардасти!
        С нею плюшевый Мишка,
        Одетый в камзол и штанишки.
        СКАЗКА ПРО ДОБРОГО ДЯТЛА И ЗЛУЮ ВЫХУХОЛЬ
        Жил-был Дятел - часовщик. За починку часов он ни с кого не брал денег. Звери и птицы - все его любили, уважали и добром всегда поминали. Белке-хлопотунье он починил будильник, - такой древний, что, помнится еще на сбор орехов он поднимал с постели ее бабушку- старушку. Петуху-генералу он починил заржавевшие командирские наручные часы с компасом. Помнится, когда Петух принес их Дятлу, сказал, повесив клюв:
        - Дедовы. Э-хе-хе. С дарственной надписью на крышке от самого Генералисимуса. Вот тут, посмотрите-ка.
        - Да… Рарите-е-е-т.- прицокнул языком дятел Дятел и обернул часы фланелевой тряпочкой: - Будут в полной сохранности.
        И починил. Да так, что они как солнце засияли, а время так точно стали показывать, что по ним само солнышко просыпалось. Во как!
        Лисичке Петух - часовщик подобрал очень редкие батарейки для японских часов «Кассио» которые в детстве играли ей нежную колыбельную песенку. С тех пор, как они замолкли, - вот уже сорок лет! - Лисичка не знала покоя, ворочилась во сне и стонала. Все ей казалось, что за ней кто-то гонится. А как починли любимые часы, она стала спала так сладко под музыку детства, так спокойно, что хоть вообще из постельки не вылезай.
        По совету Лисы пришла со всвоими часами-ходиками к мастеру Сова: - Сынок, они такие ветхие, что хоть на помойку неси. - слезно пожаловалась она Дятлу.
        - Ан, не-е-ет, бабушка, еще поработают ваши ходики, - смеялся мастер-часовщик, быстро работая клювом и отверточками. - Раз это память о вашей маме, новую фигурку кукушки я берусь сделать сам. И подмигнул хитренько.
        И он вместо старой кукушки, любовно вырезал из яблоневого корня сову.
        - Ах! Как славно получилось!- прослезилась Сова. Часы, как новые. И сова... Постойте, постойте. Так это же портрет. Это же моя матушка. Как живая!
        - Это еще не все. Говорит она теперь не «ку-ку», а «у-гу», и называет время суток.
        - Как так, неужели? - изумилась Сова.
        - «Слава Богу - утро, Слава Богу, день, Слава Богу, вечер, а на ночь желает спокойой почи и играет вальс «Булонский лес.»
        - - Вы и музыкант, и художник - мастер на все руки.Не знаю, как вас и благодарить, дорогой Дятел, такая работа дорогого стоит.
        - Ах, ничего мне не надо. Были бы вы довольны и счастливы- вот и вся моя награда.
        Сова захотела сделать Дятлу что-нибудь приятное. Она полетела в лесную газету со своими часами и показала редактору.
        И тут птицы стали припоминать добрые дела Дятла.
        Дятел спас старые дубы на опушке леса. Жуки-короеды всю кору у них источили, и деревья бы умерли, если бы он не подоспел. И звери сказали, что Дятел куницам норки устроил и для бельчат выдолбил просторные дупла. И все совершенно бесплатно, даром!
        И напечатали в лесной газете про Дятла большую статью. Разлетелась о нем слава во все концы леса, далеко-далеко, даже сосновом бору за горами о нем прослышали.
        Прознала про дятлову доброту злая Выхухоль. И покой потеряла, пить-есть перестала,- все ей житья не дает известность Дятла-часовщика.
        Надо сказать, что Выхухоль и Дятел были одноклассниками и в детстве дружили. Дятел все по мастерским, да по кружкам летал, а Выхухоль в театральной студии занималась, да не очень-то старалась-напрягалась.
        Встанет с постели под вечер, когда солнышко садится, и ну прихорашиваться у зеркала. Коготочки красит, глазки подводит, бровки выщипывает, примеряет юбочки. А роль свою не учит, гимнастику по утрам не делает и дикцией не занимается. Говорил ей Дятел: «Не ленись, старайся, не мечтай о принцах, которые вот-вот придут за тобой и поведут под венец.» Как же он был тогда прав. Но Выхухоли все было нипочем. И вышла у нее по математике двойка в четверти! Все. Прощай театр. Да тут еще Дятел, который ей кстати сказать, очень нравился, не пригласил ее потанцевать на школьном вечере. Мир рухнул, свет померк, а на Дятла Выхухоль заточила острый зуб.
        - Ну, погоди, Ты у меня еще попляшешь. Я тебе устрою сладкую жизнь! - пригрозила она ему и стала говорить о нем всем только одно плохое.
        Устроилась она в лесную дискотеку уборщицей. После танцев полы метет-моет про Дятла врет-заливает:
        - Что вы думаете,- он для вас старается? Он для себя старается! Хочет прославиться. Понравилось в газете красоваться. Ишь, герой нашелся! Славу себе раздувает на ваших бедах, а зачем ему это нужно?
        - Зачем? - переглядывались звери.
        - А за тем, что он хочет стать председателем нашего леса. Вот зачем. Когда голод придет в ваши норки, вспомните тогда, что права была мудрая выхухоль, да поздно будет.
        В магазин пойдет, обязательно разговор затеет с продавцами да покупателями:
        - А вы-то, простаки, куда смотрите? Кого возвышаете? Говорите, он вам бесплатно все чинит? Да это такой рекламный ход у него. Он теперь будет в десять раз больше получать, с такой известностью, а деньги пустит на свои книги и плакаты. На выборы он идет. Хочет самого место председателя Медведя занять. Вы видели его красную шапочку? Нет, вы видели его шапочку?
        - Ну, видели. Шапочка как шапочка. А что? - недоуменно переглядывались зайчики и ёжики.
        - А то! Не наша это шапочка, ой, не наша...- Выхухоль понизила голос до шепеота.- Знаете, где он ее купил? В секонд хенде он ее купил!
        - А что это за магазин? - спросила Сойка.
        - Ну, ты, подруга, и серая. Да это ж коммисионка! Там старьё продают всякое, обноски. Представляете, какой кошмар? Наш Дятел одевается в магазине для нищих, а строит из себя бедного, а у самого деньжищь - видимо-невидимо! Он ведь собирается победить самого председателя леса Медведя!
        - Действительно. Как это мы сами не догадались, куда он метит. Всё это странно и подозрительно.- шептались птицы и звери.
        - Не известно, какие порядки заведет новый председатель, к старику-Медведю мы уже привыкли. - согласились согласились в Выхухолью птички и звери.
        - Вот случись что с вами, не говорите тогда, что я вас не предупреждала. - и убежала к себе в норку, потирая лапки, смотреть, что будет дальше.
        А дальше вот что было. Рассказали начальнику леса Медведю про Дятла все, что слыхали от Выхухоли, от себя приврали чуток. И вот Медведь собрал всех зверей на поляне на собрание. И Выхухоль тут как тут. Сидит на пеньке, коготки пилочкой подпиливает, Медведю глазки строит:
        - Да-да. - вздыхает, как будто за весь лес переживает.
        Медведь прокашлялся, зад лапой почесал, поправил кепку и сказал:
        - Не бывает дыма без огня, друзья. Вот и газеты про Дятла нашего плохо пишут, критикуют его художества. Да и где это видано, чтоб из ходиков с кукушкой совы всякие восовывались и погоду предсказывали? Что ни говорите, звери, а Выхухлиных словах правда есть. Есть она, сермяга! Похлопаем ей, друзья!
        Выхухоль зарделась, встала на задние лапки, раскланивается на три стороны:
        - Звери добрые! Я своими ушами слышала, и подписаться могу под показаниями, как он говорил, что все праздники отменит, этот Дятел и танцы запретит!..
        - Звери тут загалдели, крисать стали:
        - Долой Дятла! Даешь Танцы до утра! Даешь танцы до упаду!
        Медведь еле успокоил молодежь и говорит:
        - Спасибо нашей дорогой Выхухоли, за проявленную бдительность, за мужество отрыть нам на Дятла глаза. Вот она, наша спасительница, скромная уборщица танцзала. Похлопаем ей, друзья! И приподнесем памятный подарок - золотую швабру!
        Тут снова все захлопали, Медведь вручил швабру и попросил всех встать для оглашения приговора.
        - Постановляю: с Дятлом не дружить. До общелесных выборов его не допускать, запретить летать. Пусть ходит пешком, как все нормальные люди и думает над своим поведением. Кто за? Прошу поднять лапы.
        Ну, и проголосовали большинством голосов за распоряжение Меведя.
        Разошлась лесная братия по домам, а у Дятла с той поры в жизни пошла черная полоса. Никто с ним не здоровается. К кому не обратится с приветливым словом - все отворачиваются то него. Никто не зовет в кино. Сидит часами в мастерской один-одинешинек, сам с собой в морской бой играет. Не ходить же по земле, волоча крылья. Перестали звери часы ему приносить в ремонт, и не стало у него работы. А дятел без чего угодно мог обходиться, только бездельником жить не умел.
        Затосковал Дятел. Не знает, как ему оправдаться. Нос повесил, сидит - плачет.
        Вдруг, слышит, его кто-то зовет. Опустил он клюв вниз, видит, под деревом кто-то стоит и машет лапкой, мол, спустись, поговорить надо.
        Дятел слетел вниз, смотрит, а это Крот. Прикатил свою тачку на починку.
        - Подшипники что-то застучали,- говорит, смажь маслицем машинным. -
        А сам так хитренько посматиривает подслеповатыми глазками.
        - Я хоть слепой, да не глухой.-говорит.- Знаю твою беду. Знаю и тебя - ты мастер от Бога. А ведь, как люди говорят: не место человека красит, а человек место. Перестань горевать-убиваться, а собери-ка ты свой интрумент, да лети в сосновый бор, за горой. Там твоё уменье нужно, там новую школу строят и детский садик для зверят. Ждут тебя там, не дождутся бобры и аисты.
        С этими словами он покатил свою тачку по лесной дорожке, а Дятел подумал, подумал, и решил, что прав Крот. Чем здесь тычки да насмешки терпеть, лучше учить малышей своему ремеслу.
        - Я и учителем труда могу, я и строителем могу, да я никакой работы не боюсь! Сказано-сделано. Пошел Дятел в свою мастерскую собирать свои винтики, проволочки да шестереночки. Погрузил он все свои детальки, инструментики на тачку Крота. Решил он, что на рассвете пойдет пешком куда глаза глядят.
        Спит ночью Лиса, а ей часики говорят: «Не-спи, Ли-са, во-все гла-за, ты бди, гля-ди, бе-ду-отве-ди, злая Вы-хухоль врет, Дятла из-ве-дет. Спаси Дятла!».
        - Что такое, думает, надо к Петуху сходить, посоветоваться.
        Накинула она теплую шаль, лапки в тапки и побежала к Петуху соседу.
        - Петя, проснись! Послушай, что мои японские часы запели!
        - Послушал Петух и говотит:
        - Ко-ко-ко! Ка-кое совпадение! Мои, ко-ко-ко, командирские часы тоже стучат мне: «Будь на че-ку, беги к ча-сов-щи-ку! Полный вперед!- показывают, кукаре-к-у-у-! Я пойду с тобой!
        И пошли они вместе. А сова уж на ветке перед домом сидит, соседей поджидает. Увидела она Лису и Петуха и запричитала:
        - Горе, горе! Наш Дятел улетает навсегда из нашего леса.
        - А ты почем знаешь?- спросили Лисичка и Петух.
        - Как не знать. Мне часики мои вместо вальса «Булонский лес» проиглали детскую песенку «Мы едем-едем-едем в далекие края!» И добавили: «Злая Выхухоль про Дятла все до слова наврала. Слава Богу - ты успеешь, Слава богу - ты лети, Дятла ты предупреди, чтобы Дятел не ушел, и что все будет хорошо!»
        Петушок и Сова полетели к избушке Выхухоли, влетели в окно, одеяло с нее сдернули, с кровати ее подхватили и понесли ее на лесную поляну в чем была, в ночных панталонах и чепчике.
        Выхухоль с просони как завопит:
        - А! Куда? Спасите, помогите! Дятел! Дятел, помоги! Меня разбойники уносят!
        Поставили Петух и Сова её на пенёк, и говорят:
        - Вот ты как запела, испугалась, Дятла зовешь, а он из-за тебя весь от горя почернел, от нас улететь навсегда хочет. Лисичка стала сухой палкой по берёзе стучать-колотить, зверей на совет созывать.
        Проснулись звери, пришли на поляну, мордочки спросони лапами трут, спрашивают:
        - Что такое, что случилось?
        Рассказала Лиса о чуде, дала послушать всем зверям и птицам, что часы у них про Выхухоль поют. Испугалась Выхухоль, что сейчас ей достанется на орехи, хвостик поджала, нос в лапы спрятала, стоит, плачет.
        - Простите, меня, - говорит, - я позавидовала, что Дятла все так любят, а меня нет. Он такой красивый, талантливый, работящий, а я серенькая и неумёха. Я больше не буду, я исправлюсь. Возьмите меня на поруки.
        - Ай, яй, яй! Как же ты, Выхухоль, решилась на такое!? На клевету!? - заревел Медведь.- За свое преступление будешь жить теперь подальше от нас, порядочных зверей, у ручья, с лягушками, да пиявками. Иди! И больше не ври. - А Вы куда смотрели? - Заревел медведь на зверюшек, - Кому вы поверили, а? Ну, народ, ну народ, ну ничего не понимают. Прям стадо какое-то бессмысленное. Как лесом управлять? Охо-хонюшки -хо-хо... И как на зло телевизор у меня сломался. Бегите к Дятлу. Просите остаться, скажите, что я лично прошу.
        Побежали звери у Дятла прощения просить.
        - Прости нас, Дятел дорогой! Не бросай нас, останься. Медведь тебя лично просит.
        - А я уже и ящики скотчем перевязал, все свои инструменты упаковал.- сазал Дятел. - Не могу я остаться. Пойду туда, где я нужнее. Я уже решил. Прощайте, дорогие мои.
        - И я с ним, - сказала Лисичка.
        - И я сним,- сказал Петушок.
        - И я сним,- сказала Совушка.
        - Кто с нами.- Кто еще с нами?!- громко прокричал горластый Петушок на весь лес.
        И все звери вспомнили, сколько хорошего им сделал добрый Дятел, сколько раз он выручал их.
        И послышалось ото всюду:
        - Я с вами! И я! И я! И нас возьмите!
        Медведь лапой махнул:
        - А, делайте, что хотите. Телек только мне почините.
        - Пусть тебе твоя Выхухоль телики теперь чинит! - засмеялись звери и птицы. А мы пошли, раз мы бессмысленное стадо. Будь здоров, Медведь, не кашляй!
        Засмеялись звери, собрали свои пожитки и с песнями, с плясками пошли за добрым Дятлом. Крот помогает - тачку везет. Белочка помогает - узелок несет, а птички лесные - всякую нужную в работе мелочь. Так и переселились на новое место. Подальше от сплетен, лжи и клеветы.
        В дальний лес, где ни слуху, ни духу о злой Выхухоли.
        СКАЗКА ПРО ПЕРЧИК
        Однажды на грядке родился сладкий перчик. Сначала он был маленький-маленький. Но солнышко дарило ему свое тепло, а дождь поливал его. Перчик рос-рос и вырос. Когда он стал уже большой и спелый, его сорвали. Вместе со многими другими перчиками он попал на рынок, где его купил дедушка. Дома старик дал перчик своему внуку. Мальчик захотел съесть его, но внутри перчика увидел семена. Он решил не выбрасывать их, а посадить. Приготовил горшочки с землей, поставил их на подоконник. Поливал семена каждый день. И через некоторое время из земли показались маленькие зеленые расточки. А потом они превратились в крохотные перчики. Их было много. И это было похоже на чудо.
        НИКИТА РОДЗЕВИЧ
        Сказка про Пушинку
        В одном лесу, на зеленой презеленой поляне жила-была Пушинка, и была она настолько мала, что другие пушинки ее не замечали.
        - Эй, привет, - говорила она.
        - Кто-то шепчет, а никого не видно, - отвечали другие пушинки.
        Ей было очень обидно, так как она не могла разговаривать со своими сверстниками, и Пушинке оставалось общаться только с ягодами и цветами, которые могли нормально слышать ее.
        - Не печалься, Пушинка, - говорили цветы, - Ты обязательно вырастишь, и тебя заметят.
        - Даже и не знаю, - отвечала пушинка, - Ведь мне уже два годика, и я вроде бы взрослая, но все такая же маленькая ростом и меня не замечают.
        - А ведь одинаковых пушинок не бывает, - отвечали ягоды.
        - Так же как и не бывает одинаковых цветов. Мы все немного разные, - говорили цветы.
        - Что ж, буду верить, что это так и я обязательно когда-нибудь вырасту. А сейчас, я пойду погуляю, иначе мне станет очень скучно, - сказала она.
        Легкий ветерок подхватил Пушинку и понес прямо к огромному цветочному лугу. Пушинке было очень весело, она летала и порхала на солнышке, позабыв обо всем на свете, и даже о том, что ей надо возвращаться домой к своим маме и папе, которые ждут ее. Настал вечер, а Пушинка все порхала. Уже настала ночь, мама и папа стали волноваться, ведь их любимой дочки Пушинки не было дома.
        - Ой, уже ночь, - сказала, опомнившись, Пушинка, - Что же подумают мои мама и папа? Как я найду дорогу домой?
        Ветер потихоньку стих, и Пушинка, легко паря в воздухе, приземлилась на землю прямо между зелеными травами и желто-красными цветами. Закрыв маленькими ручками свои малюсенькие глазки, пушинка тихо заплакала, ведь она поняла, что без ветра она не сможет вернуться домой, да и дорогу в темноте искать намного сложнее, чем при свете.
        - О чем ты плачешь, Пушинка? - спросил зеленый листочек, который лежал неподалеку.
        - Я потерялась, - ответила, всхлипывая, она. - Я гуляла и не заметила, как настала ночь, а теперь, наверное, мои мама и папа сильно переживают и ждут меня.
        - Не печалься, Пушинка. Я помогу тебе, - сказал зеленый листик. - Я прилетел сюда как раз из того места, где ты живешь. Завтра утром ветер отнесет меня обратно. Мы можем полететь с тобой вместе.
        - Это очень хорошо, - прекратив хныкать, сказала Пушинка. - Но что мне делать сейчас? Ведь меня ждут дома и волнуются.
        - Ничего, нужно просто дождаться, когда настанет утро. Твоим маме и папе мы передадим через цветы, что с тобой все в порядке, а утром с новым ветром ты обязательно прилетишь домой.
        Пушинка подняла свой скромный взгляд на небо и увидела, что далеко в вышине светит и улыбается желтый, красивый месяц. Он находился в окружении бесчисленного количества звезд, и ему совершенно не было скучно. Месяц и звезды постоянно о чем-то болтали друг с другом так, что даже на земле иногда было слышно их разговор. В этот раз они говорили о том, что родилась новая звездочка, о том, какая она красивая, и постоянно со всех сторон звучали восхищения.
        - Вы только посмотрите, как она ярко сияет, - говорили взрослые звезды.
        - Что же будет, когда она вырастет? - отвечали другие.
        - Наверное, - сказал месяц, - она станет самой яркой из всех звезд. И своим светом в ночи, она будет вести одиноких путников, чтобы они не заблудились в дороге.
        Пушинка медленно опустила взгляд обратно на землю и увидела что зеленый листочек уже крепко спит. "Наверное, листочек сейчас видит красивые и добрые сны" - подумала Пушинка. Вздохнув с грустью, она подошла к цветку.
        - Мистер цветок, - обратилась Пушинка к спящему нарциссу.
        Цветок очень крепко спал и не слышал ее.
        - Мистер цветок, - повторила пушинка, осторожно тронув его за стебелек.
        - Что такое, что случилось? - недовольным голосом спросил он, раскрыв свои важные лепестки.
        - Простите меня, - обратилась к нему Пушинка. - Но не могли бы вы передать через другие цветы, моим маме и папе, что со мной все в порядке. Они ждут меня дома и сильно волнуются. Я не смогла прийти вовремя и теперь только утром вместе с новым ветром я вернусь домой.
        - Какое вы имели право меня будить? - грозно спросил нарцисс, не обращая на слова Пушинки даже ни малейшего внимания.
        - Но я же извинилась перед вами.
        - Никаких извинений. Я ничего не буду передавать. В такой поздний час все мои сородичи спят.
        Цветок закрыл свои важные лепестки и уснул. Пушинке стало очень обидно. Она оказалась в растерянности и хотела заплакать.
        - Пушинка, - раздался очень тихий шепот.
        Пушинка осмотрелась по сторонам, но никого рядом не заметила.
        - Кто это говорит со мной? - спросила пушинка.
        - Это я гриб боровик, - ответил шепот. - Я слышал твой разговор и могу помочь тебе.
        - Как же ты можешь мне помочь, ведь ты, наверное, здесь один.
        - Вовсе нет. Ведь у меня есть грибница и мы, грибы, можем общаться через нее.
        - Тогда передай маме и папе что я заблудилась, но пусть не переживают: со мной все в порядке. Утром я обязательно буду дома.
        - А где они живут? - спросил гриб боровик.
        - Там же, где и я. Возле чистого ручейка на огромной зеленой поляне.
        Листик, который собирался отвезти на рассвете Пушинку домой, крепко спал. Мама пушинки сидела возле окна и смотрела на ночную тропинку, что вилась между зелеными стебельками цветов.
        - Я уверен, что с ней все в порядке, - сказал Пушинка-папа.
        - Да, но ее нет, - с грустью ответила Пушинка-мама.
        - Она обязательно придет, не переживай, с ней все будет хорошо.
        Неожиданно перед дверью их маленького домика из земли вырос малюсенький грибочек. Он аккуратно поправил свою шляпку и постучал в дверь.
        - Это она, - обрадовалась мама и порхнула к двери.
        Но, к сожалению, мама не увидела там своей дочки Пушинки, а увидела маленький грибочек с аккуратной маленькой шляпкой.
        - Пушинка просила передать, чтобы вы не волновались. Утром с новым ветром она прилетит домой.
        - Что же с ней случилось? - взволнованно спросила пушинка-мама.
        - Ничего особенного, просто она так заигралась, что не заметила, как настала ночь. Ветер лег спать и поэтому пушинка не может сейчас добраться, но утром она обязательно придет домой.
        - Тогда передайте, что мы ее очень ждем.
        - Хорошо, я обязательно передам. Пушинка просила не волноваться за нее, ведь она там не одна. Мой старший брат боровик рядом с ней и зеленый листик рядом с ней. С ней рядом цветок нарцисс, только из-за своей важности он не очень разговорчивый.
        - Самое главное, что вы нас успокоили, - ответил папа. - А то, мы не знали, что и думать.
        - Вот и хорошо, - сказал маленький грибочек. - Вы простите, но мне пора ложиться спать, а то мои глазки уже закрываются.
        Родители пушинки попрощались с маленьким боровичком, но так как они все равно сильно переживали за свою дочку, то спать не легли, а сели возле окошка в ожидании рассвета и нового ветра.
        Пушинка уже не плакала, но и спать она тоже не легла. Она сидела и молча смотрела на звезды, которые уже ни о чем не разговаривали. Смотрела на бескрайнее небо, которое простиралось над ней. Пушинка знала, что настанет утро и новый ветер унесет ее обратно домой к своим любимым маме и папе. Прошло несколько часов, и за горизонтом стало медленно выглядывать солнце.
        - Эй, листик, проснись, - сказала ему Пушинка. - Уже восходит солнце, нам пора домой.
        - Уже утро? - удивившись, и раскрыв свои глазки спросил листик.
        - Да, - ответила ему Пушинка.
        - Мне приснился чудесный сон, будто я снова меленький и вешу на веточке в кроне дерева.
        - Но так не бывает, - сказала, улыбнувшись, пушинка.
        - Знаю, но ведь это всего лишь сон, а ты сама знаешь, что в снах возможно все что угодно, - ответил ей листик.
        - Ты обещал отвезти меня домой, - напомнила пушинка.
        - Да я помню, но ветер еще спит, его нужно сначала разбудить.
        - Но как сделать это?
        - Я не знаю. Обычно он просыпается раньше всех. Но скорее всего он сильно устал за вчерашний день, и поэтому еще спит. Нужно подождать.
        Пушинка сидела вместе с листиком на земле и смотрела на утреннее, улыбающееся ей оранжевое солнышко.
        - Это ветер, - внезапно сказал листик.
        - Где? - спросила Пушинка.
        - Вон там, вдали, тихий чуть слышный шум, это и есть звуки ветра. Он приближается к нам.
        - А скоро он доберется до нас?
        Пушинка только спросила, а ветер уже оказался рядом.
        - Привет, Пушинка, - радостно сказал ветер.
        - Привет, ветер, - ответила ему Пушинка.
        - А с листиком здороваться не нужно, - недовольным голосом сказал зеленый листочек.
        - Ну, извини. Привет тебе, зеленый листик.
        - Вот, так то лучше, - довольным голосом ответил листочек.
        - Ветер, а ты поможешь мне добраться домой.
        Но Пушинка не успела договорить, как утренний ветер подхватил ее и вместе с листиком понес с собой, насвистывая веселую песенку.
        Я ветер - ветер, ветер,
        Летаю по всей планете.
        Ах, как весело петь на рассвете,
        О том, что я новый ветер!
        - Пушинка, - сказал ветер, - а я знаю, что ты ждала меня. Ты очень хотела вернуться домой.
        - Откуда ты знаешь это, - удивилась пушинка.
        - Ночью эта новость дошла до меня, я слышал все сквозь сон, но запомнил это и первым делом прилетел к вам с листиком.
        - Это здорово. Ты молодец, что так сделал.
        Ветер нес пушинку и маленький зеленый листочек, над лугом, озером, цветами. На пути им встречались бабочки, которые беззаботно порхали.
        - Бабочки уже проснулись, - сказала пушинка, - И теперь танцуют на цветах свои танцы.
        Из одного цветка выглянула пчела. Она недавно проснулась. Набрав росы в свои лапки, и умывшись, пчела отправилась на поиски пыльцы.
        - Привет, пчела, - крикнула ей Пушинка.
        - Привет, Пушинка, - ответила пчела. - Как поживаешь?
        - Хорошо, я возвращаюсь домой, к своим маме и папе.
        - Это очень здорово, - ответила пчела. - Ведь они наверняка ждут тебя.
        - Мы почти прилетели, - сказал ветер, - Еще немного, и ты будешь дома.
        - А как же зеленый листочек, ему ведь тоже надо домой? - сказала пушинка.
        - Вовсе нет, - ответил листик, - Я уже взрослый и могу летать сам по себе.
        - Вот здорово, - радостно ответил ветер, - Значит, ты можешь полететь вместе со мной и составить мне компанию, будет очень весело ведь я собираюсь лететь в страну бабочек и красивых снов.
        - Конечно, я полечу с тобой, - ответил листик.
        - Я бы тоже очень хотела полететь с вами, но мне нужно домой.
        - Да втроем было бы еще веселее, - сказал ветер. - Но, наверное, в следующий раз, когда вырастешь, мы обязательно возьмем тебя с собой.
        Ветер остановился возле дома пушинки.
        - Ну вот ты и дома, иди скорее к маме и папе: ведь они ждут тебя.
        - Спасибо тебе большое, добрый ветер, и тебе спасибо, зеленый листочек, за то, что не оставили меня.
        Пушинка поблагодарила их и, открыв маленькую дверку, вошла домой.
        - Пушинка! - закричала, обрадовавшись, мама. Она подбежала к своей дочке и крепко обняла ее.
        - Мы так сильно переживали за тебя.
        - Я знаю мама, ведь я тоже волновалась и думала о том, что вы очень переживаете.
        Папа оказался более сдержанным, он только сказал пушинке, чтобы она больше так не поступала, иначе он будет сердиться на нее и не выпустит гулять. За окном их домика зазвучала тихая песенка. Мама с папой услышали ее и вместе с Пушинкой подошли ближе к окну, чтобы рассмотреть, кто это так красиво поет.
        Я ветер - ветер, ветер,
        Летаю по всей планете.
        Ах, как весело петь на рассвете,
        О том, что я новый ветер!
        - Это ветер, - сказала Пушинка. - Он помог мне вернуться домой.
        Ветер, заметив в окошке Пушинку, на прощанье подмигнул ей, махнул рукой, и вместе с листиком полетел вдаль, в страну бабочек и красивых снов. Пушинка пообещала маме и папе, что больше никогда не будет загуливаться допоздна, и она, действительно, так больше не делала и приходила домой всегда вовремя.
        СКАЗКА ПРО ИСКОРКУ
        Трое усталых путешественников развели в далеких лесах костер, чтобы погреться и приготовить еду. Маленькая Искорка выскочила из огня и пустилась в странствия по свету. Она наслушалась рассказов путешественников и не могла оставаться на месте. Она облетела весь мир: побывала в Африке, в Австралии, Америке, и на холодном Северном континенте. Ей приходилось спасаться от дождя и бороться с ветром. И вот, когда она почувствовала, что устала, она нашла себе пристанище в одном доме. В комнате, где жил мальчик, стояла свечка. Там Искорка и приземлилась. И когда мальчик зажигал свечу в темноте, ему виделись далекие страны, в которых он еще не бывал, моря и океаны, опасности и приключения. И все это превращалось в мечту.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СКАЗКА ПРО ЛАРУ И ВОРОБЫШКА
        Утро. Серой дождливое утро разбудило ее трелью телефонного звонка.
        Алло! Кто там?
        На другом конце провода кто-то сосредоточенно дышал в трубку и ничего не говорил.
        Потом раздался щелчок и короткие гудки запели- ту-ту-ту...
        Странно... Кто бы это мог быть?
        Лара недовольно ворча варила в маленькой кухоньке себе утренний кофе.
        Ей очень хотелось варить кофе не для себя, а для него. Но он был далеко. Да и нужна ли она ему, вот в чем вопрос... А уж тем более ее кофе...
        Да, настроение с утра незаладилось.
        Холодно... холодно...
        Холод вместе с сыростью пробирался в сердце, окутывая его пеленой недоверия и печали...
        Ничто уже в мире не сможет порадовать меня, думала Лара устало собираясь на очередное собеседование. Где я совершила ошибку? Что я делаю не так?
        Голова раскалывалась от тяжких дум.
        А, ладно! Не буду думать об этом сегодня, подумаю об этом завтра!- решила она и распахнув зонт, как крылья диковинной бабочки выпорхнула из подъезда.
        Навстречу ей ветер бросил пригоршню дождевых капель.
        Бррр, кажется одна капелька попала прямо зашиворот! Лара передернула плечами, но будто нечто остро-холодное мокрое царапало ей спину.
        Что это???
        Бросив все в панике девушка взлетела на свой этаж и стала раздеваться. За пазухой кто-то шевелился!
        Shocked
        Боже мой!
        И вдруг прямо к ее ногам упал маленький птенец. Мокрый взъерошенный комочек. Желторотик...
        Господи, да откуда ты взялся в сентябре, малыш?- Лара обернула его в теплое махровое полотенце и тихо баюкала, потому что что делать с испуганными воробышками желторотиками она не знала.
        - ...а ты наверное голодный!-
        бегом помчалась она на кухню и принесла малышу остатки тоста.
        -На кушай , маленький!
        Собеседование кажется прошло мимо...
        Месяц Лара выхаживала малыша. За это время она потеряла две вакансии, ведь не могла она бросить дома одного птенца- ему так страшно...
        Но дни ее наполнились смыслом заботы о другом существе и впервые в жизни она не чувствовала одиночества, разъедавшего душу, как ржавчина... Малыш отвечал ей взаимностью. Они вместе смотрели телевизор и встречали холодную красавицу Осень.
        Да, не бывать мне в Америке при таком раскладе, как-то прилетела к Ларе грустная мысль, но... вдруг рядом с этой мыслью маленьким солнышком засияла другая- У тебя все будет!
        Кто это думает? Кто?
        Лара тряхнула головой, но солнышко не погасло, а стало еще ярче.
        и вдруг воробышек легко взлетел к ней на плечо и заглянув в глаза пропел:
        Ты волшебная
        ты живая
        все получится
        я это знаю...
        Лара от удивления не могла сказать ни слова...
        А воробышек вдруг махнул крылышками и у Лары тоже появились крылья.
        -Полетели?
        -Это правда?
        -Правда правда! Ты умеешь летать!
        А теперь нам открыты все просторы! Все!
        Лара взмахнула крыльями и счастье заполнило ее сердце ликованием полета! Я живая! Я лечу! Мне просторы по плечу!
        И Осень закружила их своими яркими красками , и полетели они в Америку, где их уже дано ждали...
        СКАЗКА ПРО ЛЬВЕНКА
        В лесу жил царь зверей - Лев. У него не было, как это принято, дворцов, и слуг, и стражи, у него не было ничего, что полагается иметь царям, но все знали что царь - он. Однажды у царя родился сын - рыжий львенок. Вы скажете, что все львы рыжие, но этот был рыжим необыкновенно. Как огонь. Даже солнышко радовалось на него. Однако львенку было не до смеха. Скорее наоборот. Ведь очень трудно быть не таким как все. Львенок часто дрался, ведь его дразнили, а отец учил его быть смелым и сильным. И вот, однажды, когда львенок опять пришел домой с ободранным носом и расцарапанными лапами, отец позвал его к себе.
        -Расскажи мне, почему ты дрался, - попросил он.
        Глаза у львенка сверкнули злобой:
        - Это тигры! Они называли меня рыжим! Трусливые кошки!
        - Но ведь ты и вправду рыжий - улыбнулся отец - скажи, разве тебе обидно, когда тебя называют львом»? Или говорят что у тебя четыре лапы и один хвост? Разве это стыдно? Здесь есть что-то плохое?
        - Нет - ответил львенок.
        - Тогда почему ты сердишься, когда говорят, что ты рыжий? Разве это хуже, чем быть полосатым или черным или белым?
        - Но, папа! Ведь меня дразнят!
        - Милый сын, - сказал лев - Тебя дразнят, потому что ты злишься. Все зависит от того, что ты слышишь. Ведь это только цвет твоей шерсти, больше ничего. И, если хочешь знать мое мнение, то я считаю его самым прекрасным на всем белом свете. Вот так.
        Львенок чувствовал, что отец прав, но гордость не позволяла ему с ним согласиться.
        - Я должен подумать, папа, - сказал львенок - я должен подумать.
        - Конечно, сынок - отец встал - и помни, все зависит только от тебя.
        И, знаете, львенок действительно подумал. Не то, что бы он стал паинькой и перестал драться совсем, нет, конечно. Но теперь, если вдруг он слышал за спиной: «Рыжий », он с достоинством поворачивал голову и говорил: « Да, и мне это очень нравится!» Постепенно его совсем перестали дразнить. Ведь это уже стало неинтересно.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СКАЗКА ПРО ЯБЛОНЮ И ЕЛКУ
        У нашего дома растет стройная яблоня и пушистая - пушистая елка. В канун Нового года папа достает коробки с елочными украшениями, и мы развешиваем на елке волшебные фонарики, разноцветные шары, гирлянды и мишуру. Сверху ветки припорашивает снег, и дерево стоит величественное, как сказочная королева. Наша яблоня смотрит на елку и очень хочет быть такой же, как она. « Я бы все отдала - думает яблоня, - за то, что бы меня так чудесно наряжали зимой! Если бы я могла хоть день постоять такой красавицей, я была бы счастлива всю жизнь! Какая замечательная судьба - быть елкой!»
        Проходит немного времени и наступает весна. Снег тает, набухают почки, начинается веселая карусель: каждый день приносит сюрпризы: подснежник, за ним ландыш, а потом желтым ковром расстилаются одуванчики. Скоро каникулы. Целых три месяца - свобода! Даже дух захватывает от счастья. И вот в один прекрасный день на яблоне распускаются белые цветочки. «День, когда яблоня зацвела» моя сестренка считает волшебным. Она подходит к яблоне, касается ее и загадывает самое заветное желание. Яблоня стоит в белом облаке цветов и потрясающем аромате. Елка любуется ею, не отводя глаз. « Как бы мне хотелось быть яблоней! - вздыхает елка - У меня никогда в жизни не было собственных цветочков, я никогда так не пахла! Какая чудесная судьба - родиться яблоней!»
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СКАЗКА ДЛЯ ТЕХ, КТО НЕ ЛЮБИТ ОПАЗДЫВАТЬ
        Проснулась утром девочка от ярких лучей солнца. Подтянулась, подошла к окну и сказала: «Жизнь прекрасна! Отличная погода!» - так говорила ее мама, когда целовала по утрам. Быстренько собрала портфель: «Только бы не забыть мои любимые цветные ручки!», - подумала она, складывая в свой сиреневый портфель тетрадки по математике. Покрутилась около зеркала, сделала свои стандартные 2 хвостика - с желтой и зеленой резинкой (она любила контрастные цвета). Показала язык своему милому и непосредственному отражению в зеркале и побежала к двери.
        День был ясным, на улице пахло весной. Соня шла вприпрыжку на остановку автобуса. По дороге она встречала людей, которых каждое утро она видела: «Ой, опять этот смешной мальчик в желтой шапочке с мороженным! Наверное, его папа работает на молочной фабрике, где 100 этажей, и все они забиты мороженным. И они изготовляют одежду, мебель, самолеты из мороженного», - замечтала Соня. «А сейчас из-за угла вывернет старушка с банкой. Она всегда идет сутра в магазин за сметаной!». А вот и она:
        - Здравствуйте, Евгения Викторовна.
        - Здравствуй, Сонечка.
        «Не понимаю, что ей не спиться по утрам. Зачем сутра нужна сметана. Наверное, у нее много котов, которые живут в ее квартире. И эти злодеи будят бедную старушку и кричат, чтобы она принесла им сметаны».
        Соня, пришла на остановку. Автобуса еще не было. Она всегда приходила во время. Очень не любила опаздывать в школу. От чего и ее любили все учителя и ученики. Ну и конечно же, ее любили за ее открытость, жизнерадостность, и добродушие.
        Подъехал автобус.
        - Здрасте, - покосив взгляд, неловко сказала Соня водителю автобуса. Она его боялась. У него была большая шляпа и мерзкие красные глаза. «Наверное, он не спит ночами, а бродит по городу и ищет монетки, за которые хочет купить себе красоту. А днем развозит людей на автобусе, и смотрит, у кого бы ему купить эту красоту».
        И с такими страшными мыслями девочка села в автобус на свое место - сзади около окна, подальше от глаз водителя. Она боялась, что он у нее может купить красоту.
        В автобус зашла женщина с торбами и смешной прической. «Какой у нее дом на голове», - подумала Соня, и улыбнулась. Мысли о страшном водителе куда-то изчезли. Но вдруг ее взгляд захватила рыжая лиса, которая свисала с плеч женщины. «Наверное, у нее дома много животных, и она им дает какое-то снадобье, они засыпают и она их носит по городу. А потом приходит домой, и оживляет. Она это делает, потому что животные питают ее энергией, без них она умрет. Эх, достать бы это чудо-зелье. Я бы могла усыпить свою бабушку, которая сидит со мной на выходных, и пойти бы гулять весь день с подружками, а потом прийти под вечер, когда зелье перестанет действовать, и бабушка ничего не узнает». С этими мыслями Соня ехала в автобусе до школы.
        - Опять я пришла первая. Никого еще нет. - Соня села за свою парту. Девочка начала вспоминать про женщину с животными и водителя, которые хочет купить ее красоту.
        Вдруг зазвенел звонок. В класс вошла учительница. Начался урок. Дети уже были в сборе. «Эх, поскорее бы он закончился! Я уже хочу пойти погулять, и повидать своих друзей». Соня любила учиться, но ей так не нравилась это злощастная математика. И тут Соня не заметила, как закончился урок. Она быстро побежала к своим друзьям из параллельного класса. По дороге ей встретилась учительница, Соня чуть не сбила ее с ног. «Простите», - опустив глаза, сказала Соня. «Осторожней надо быть! И не бегать на переменках!» - сказала злая училка. Соня ничего не сказала, только когда учительница отвернулась, она показала ей вслед язык, и поскакала дальше. «Наверное, у нее дома есть такая труба, в которую она залезает и набирается своей злости. А потом выходит на улицу, и освобождается от нее».
        - Привет, Сонннет, - так называла ее подружка.
        - Привет, опять мне эта злюка встретилась по дороге. Сегодня она на славу набралась своей злости. Наорала на меня. Но я сделала вид, что мне все равно.
        - Ты молодец. Я ее боюсь, избегаю ее, чтобы не встречаться глазами, - дрожащим голосом сказала подружка.
        - Да ладно тебе. Чего ее боятся. Ее легко можно победить. Просто ее труба, когда-нибудь сломается, и больше не будет злюкой.
        Девочки засмеялись и побежали на улицу играться.
        После уроков Соня пошла домой. Когда пришла, сразу же включила телевизор. Она знала, что ей надо делать уроки, но ей так хотелось посмотреть мультики. Это было сильнее ее. Она говорила себе: «Когда-нибудь у меня будет волшебная ручка, которая будет писать за меня все уроки. А я ей буду говорить, что сделать, и она будет выполнять все мои указания: написать математику - да, конечно, ручка сразу же берется за дело решать эти непонятные примеры!»
        Уже темнело. Мультики закончились, и Соня, наконец-то, села заниматься уроками. «Уже 9 часов вечера. Все, пора спать!», - сказала себе Соня, и пошла в свою комнату укладываться спать.
        Сутра Соня открыла глаза, и увидела, что очень темно. «Еще ночь», - подумала она. Но все же решила посмотреть на часы. «О, Боже, я проспала!» Соня подошла к окну и увидела мрак: стоял густой туман и сырость пробилась прям до ее сердца.
        Девочка судорожно начала собираться в школу, у нее все валилось из рук, она выскочила на улицу и побежала на остановку. По дороге ей никто не встретился. «А где же мальчик-мороженное и бабушка с баночкой?», - печально подумала Соня и побежала дальше.
        Автобуса на остановки не было. «Ну вот, что же мне делать? Как же я доберусь до школы?», - со злостью сказала Соня, ведь она не любила опаздывать. Она обернулась вокруг, но никого не было. Город как будто бы умер. Она решила пойти пешком. Пока девочка шла в голове крутились дурные мысли: «Что со мной будет? Я же всегда все успевала! А теперь. Что обо мне подумают люди?»…
        Шла она долго. В итоге когда пришла в школу, там никого нет. Учителя уже ушли домой. Девочка повернулась и, свесив голову и глубоко вздохнув, разочарованная Соня пошла домой. Когда пришла домой, включила телевизор, чтобы хотя бы посмотреть свои любимые мультики, но оказалось, что они уже закончились. Девочка села на диван и заплакала: «Я ненавижу это время. Я хочу, чтобы его не было…»
        ***
        Мальчик говорит папе:
        - Папа, ты принес мне мороженного?
        - Да, сынок. Только на этот раз я захватил со своей фабрики еще и мороженное-подарок! Возьми и подари его какой-нибудь девочки!
        - Папа, у меня нет знакомых девочек.
        - Ну что, совсем никого не знаешь?
        - Ну каждое утро я вижу одну и ту же девочку с двумя хвостиками. Она так быстро скачет, что я все время смотрю на нее и думаю, наверное, она все время куда-то опаздывает. Куда бы она не пришла, все не вовремя. Я бы подарил ей мороженное, но я боюсь не успеть ее догнать…
        ЮЛИЯ ЗУБКОВА
        Сказка на ночь
        УСАТАЯ ПОЛНОЧЬ
        Мягко лапами ступая
        Прокрадется полночь в двеь
        Глазом в темноте сияя
        На подушку вспрыгнет зверь
        У главы твоей свернеться
        И начнет тебе шептать
        В мысли тихо покрадется
        Чтобы в сон тебя забрать
        Тихо шевеля усами
        Вмиг закинет в чудеса
        Ты попробуешь руками
        Как приятны небеса
        Или может удивленно
        Прикоснешься к темноте
        Там, где дьявол вдохновленно
        Жизнь рисует на холсте
        А возможно на край света
        Полночь унесет тебя
        Там, где не важна монета
        Там, где сплю так долго я
        Здесь меня забыло время
        Унесясь тебя искать
        Одиноческое бремя
        С снами вечность коротать
        А когда тебя закинет
        Полночь в этот край глухой
        Вой будильника поднимет
        И отправит вновь домой
        А когда уйдешь из дома
        Чтобы знанья получать
        Кошка будет так знакомо
        В комноте твоей мурчать.
        СКАЗКА ОХЕЙО
        На широких просторах прерий, у отрогов Скалистых Гор жил Народ Равнин. Жили они долго на этой земле, охотились на оленей в тенистых рощах, ловили рыбу в быстрой реке и собирали ягоды на солнечных полянах. Люди привыкли день идти, чтобы поймать оленя или строить запруду на реке, чтобы в неё зашла рыба. Целыми днями мужчины были заняты тем, что пытались накормить свои семьи, а ночью охраняли деревню от врагов, чтобы они не увели их жён. Не всегда удавалось отбиться от врагов, и поэтому в деревне было много молодых воинов, которые не могли привести красавиц к своим кострам.
        Не всем нравилась такая жизнь, а старики рассказывали, что за Скалистыми Горами растут густые леса, где водится так много оленей, что они сами приходят в деревню, в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню, а у костра каждого воина сидят три и больше жены.
        ***
        Три молодых воина сидели у сторожевого костра в одну из холодных ночей. Мудрый старик рассказывал им о далёких землях за Скалистыми Горами. Когда он был молодым, ему рассказывал его дед, о том, как его дед пошёл в Горы и вернулся оттуда. Это он рассказал, что за Скалистыми Горами растут густые леса, где водится так много оленей, что они сами приходят в деревню, в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню, а у костра каждого воина сидят три и больше жены.
        После рассказа старик уснул, а старший из молодых воинов вскочил на ноги и нетерпеливо воскликнул: «Я не могу больше идти целый день, чтобы поймать оленя или строить запруду на реке, чтобы в неё зашла рыба! Не хочу ждать, пока умрёт мой старший брат, чтобы забрать его старую жену! Я пойду к Скалистым Горам и найду для себя и тех, кто пойдёт за мной лучшей жизни! Идёте ли вы за мной?». Средний и младший воин согласились с ним и попросили старшего быть вождём в походе. «ОХЕЙО» — сказал он им в ответ, и под утро три молодых воина отправились к Горам, оставив за спиной восходящее солнце.
        ***
        Много дней шли молодые воины. Днём их нещадно палило солнце. Ночью они замерзали под холодным ветром, спускавшемся с Гор. Но не останавливали трудности молодых воинов, ведь впереди маячили горы и скоро они должны дойти до них. Вождь всё время подгонял своих братьев.
        Наконец, одним свежим утром они вошли в тенистый лес, раскинувшийся у самого подножья гор. Лес встретил их дружелюбным пересвистом птиц, светлым теплом солнечных лучей, пробивавшихся сквозь листву. На самом краю леса раскинулось широкое озеро с чистой, прозрачной водой. На берегу озера стояла деревня, два молодых воина несли от берега рыбу, сгибаясь под её тяжестью. Воины Равнины застыли в удивлении от такого изобилия. Тем временем, их заметили в деревне, и к ним направилась группа воинов в боевой раскраске. Бежать было поздно. Три молодых воина спокойно ждали приближения, не доставая оружия.
        Воины окружили людей с Равнины, старший из них сделал шаг вперёд и рассказал, кто они и зачем идут. Люди Живущие У Озера обрадовались и сказали, что да это и есть то место, где водится так много оленей, что они сами приходят в деревню, в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню. «Оставайтесь и живите с нами» — пригласили Людей с Равнины лесные жители, — в деревне найдётся место для новых костров.
        Вождь Людей С Равнины сказал: «Нет! Ни дня не останусь я здесь! Оленей в лесу, действительно, так много, что они сами приходят в деревню, но рыбы, которую мы видели, не хватит на всю деревню, а у костров я не вижу много женщин. Это не то место! Я пойду туда, где в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню, а у костра каждого воина сидят три и больше жены». Тогда вперёд вышел младший из Воинов Равнины и сказал: «Прости меня, брат! Я хочу остаться здесь! Здесь так много оленей, что они сами приходят в деревню, а рыбы этой хватит на всю семью. Я буду охотиться, а когда у меня будет много шкур и сушёного мяса, я пойду на Равнину и приведу оттуда самую красивую женщину из нашего народа. Я остаюсь»! «ОХЕЙО» — сказал вождь, и они отправились в путь вдвоём со средним воином.
        Идти теперь пришлось по ущелью вдоль реки, которое сужалось всё сильнее, а горы становились всё круче и выше. Наконец им пришлось продираться по совсем узкому проходу между скал. Идти можно было только по одному, поднимаясь вверх по камням.
        Когда два воина, тяжело дыша, поднялись из расщелины, их взору открылась прекрасная долина с водопадом и деревней у реки. У костров сидели одни женщины. Они были очень печальны. Воины подошли к ним и спросили женщин, что их так опечалило? Женщины плача рассказали, что они долго живут в этой долине. Мужчины легко отбивались от врагов в узкой расщелине, и сами совершали набеги на охотничьи угодья соседей, приносили много добычи. Но из последнего похода никто не вернулся, и женщины остались одни, они не знают, что делать.
        — Просим вас, мужественные воины! Останьтесь с нами! Возьмите нас в жёны! Защитите от врагов и накормите мясом лесной дичи, а мы родим вам много сыновей, чтобы они стали отважными воинами!
        — Нет! Ни дня не останусь я с вами — сказал молодой вождь, — Горы совсем рядом, а там, за Скалистыми Горами растут густые леса, где водится так много оленей, что они сами приходят в деревню, в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню, и у моего костра будут сидеть три и больше жены.
        — Извини, брат! — сказал, средний воин, — эти женщины нуждаются в моей защите! Я один смогу защитить их от врагов в узкой расщелине, а они все станут моими жёнами и родят много сыновей, и я стану самым могущественным вождём самого сильного народа. Я остаюсь!
        — «ОХЕЙО», — сказал старший воин и стал подниматься в гору, оставляя за спиной восходящее солнце.
        ***
        Очень долго шёл воин, преодолевая каменные осыпи, быстрые реки и холодные ледники. Кожа его стала грубой и морщинистой от холодного горного ветра, волосы побелели от жгучего солнца и холодного снега. Он мог общаться только с Духами, которые посещали его морозными ночами. Воин очень устал, но всё время шёл к вершине, за которой растут густые леса, где водится так много оленей, что они сами приходят в деревню, в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню, а у костра каждого воина сидят три и больше жены.
        ***
        Воин шёл всю ночь, потому что у него кончились дрова для костра, которые он нёс снизу, но всё равно очень замёрз. Он торопился к вершине, которая была совсем близко. Он вышел на неё, когда ночь стала сереть предстоящим рассветом. Воин в изнеможении упал на снег и пополз к противоположному краю, что бы взглянуть вниз. Он очень хотел увидеть, как за Скалистыми Горами растут густые леса, где водится так много оленей, что они сами приходят в деревню, в Большой Воде водится огромная рыба, одной которой хватит на всю деревню, а у костра каждого воина сидят три и больше жены.
        Внизу плыли облака. Ничего не было видно через них. Воин сел, улыбнулся и стал ждать утра. Он подождал немного и запел. Он пел Песню Смерти и улыбался. И в тот момент, когда Смерть тронула его за левое плечо: «ОХЕЙО» — выдохнул Воин…
        А за его спиной всходило солнце.
        СКАЗКАО ВАСИЛИСЕ, ЗОЛОТОЙ КОСЕ, НЕПОКРЫТОЙ КРАСЕ, И ОБ ИВАНЕ ГОРОХЕ
        Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.
        Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема на ходила, вольным воздухом царевна не дышала.
        Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.
        Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.
        Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжалисьсобирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть.
        - Государь-батюшка! - она говорила. - Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться. Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова...
        Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
        - Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо - куда.
        Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
        Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?
        - Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю - куда.
        Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.
        Два царевича молодые, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:
        - Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
        - Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда ж вы поедете?
        - Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!
        Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
        Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных.
        - Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?
        И от встречных в ответ им:
        - Мы ее не знали, где она - не слыхали. Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?
        - Эх, дружки! - отвечал старик. - Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихорь царевну прекрасную. Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.
        На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
        Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
        - Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!
        Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
        - Кто тут живой человек?
        - Мы, Змей Лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли.
        - А, это вы, молодцы! - вскрикнул Змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!
        И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
        Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.
        - Змей Лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?
        - Еще не пора, - молвил Змей, - на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки."
        Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько: горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унес неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
        - Батюшка, матушка, - просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
        - Что ты, дитя мое! - в один голос сказали царь и царица. - Ты еще зеленехонек-молодехонек; братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдешь, пропадешь.
        - Авось не пропаду! - сказал Иван Горох. - А братьев и сестры доискаться хочу.
        Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
        Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
        - Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее - стань к лесу задом, ко мне передом!
        И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
        - Кого Бог несет?
        Иван поклонился, спросить торопился:
        - Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?
        - Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!
        - Как бы дойти к нему? - спросил Иван.
        - Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!
        - Авось не проглотит!
        - Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь! - промолвила она, через силу шевеля губами.
        - Добуду - принесу, бабушка! Слово даю.
        - Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
        - Спасибо, бабушка!
        - Не на чем, батюшка!
        Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства.
        Перед городским и воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
        - Есть, да не ведено сказывать, - отвечал ему нищий.
        Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
        Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.
        - Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро Змей будет, увидит - погубит!
        - Сестрица любезная! - ответил ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
        - Да разве ты - Горох, - спросила Василиса, коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?
        - Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
        - Что же ты пьешь, братец?
        - По ведру меду сладкого, сестрица любезная!
        Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое.
        Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.
        - Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.
        - Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги. Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.
        - Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул Змея Лютого.
        - Ну, видно, я потяжеле, - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой - бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит.
        Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.
        Вдруг, послышался страшный свист - мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит - дворец с места не трогается. Видно, седок есть!
        Змей призадумался, присвистнул, загаркал; коньвихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.
        - Ого! - заревел Змей Лютый. - Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут.
        - Увидим, как тут, - молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:
        - Расходись, Горох, не катайся!
        - Лютый Змей, разъезжайся! - Иван отвечал, посох поднял.
        Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся.
        - Теперь я тебя! - зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.
        Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал.
        Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
        - Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея. Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
        - Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!
        - Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, - сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.
        Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.
        Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мед рекой!
        Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державной, и в роды родов славилось имя царя Гороха.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА О ВЕСЕЛОЙ ПЧЕЛЕ
        Жила-была пчела по имени Жужа. Весёлая и добрая пчела. Как все пчёлы, Жужа собирала цветочный сок - нектар, цветочную пыльцу и готовила из них мёд. Жужа очень любила это занятие: разве не весело перелетать от одного цветка к другому, болтать с ними о всякой всячине, а потом готовить сладкий ароматный мёд. Мёд у Жужи получался замечательный. Наверное, самый вкусный и полезный мёд в мире. Однажды в гости к пчеле Жуже прилетела знакомая оса. Жужа очень обрадовалась гостье. Она любила гостей: ведь гости-это весело. А Жужа, как я уже сказала, была очень весёлой пчелой. Жужа, конечно же, хотела угостить подругу своим мёдом. Но к её огорчению, все горшочки оказались пусты.
        - Ах, как обидно! Ах, как жаль! Как же так вышло?- смутилась Жужа. И сейчас же вспомнила, что как раз вчера отдала последний мёд знакомой бабочке. Бабочка немного простудилась, а при простуде мёд, как известно, очень полезен.
        - Ничего,-грустно сказала оса, которой, честно говоря, очень хотелось отведать замечательного мёда Жужи.- Я же понимаю, простуженной бабочке мёд нужнее.
        Но Жужа не могла допустить, чтобы её гостья осталась без мёда!
        - Сейчас,- сказала Жужа. - Подожди немного. Я очень быстро приготовлю особенный свежий вкусный мёд.
        Она взяла с посудной полки свой волшебный кувшинчик, в который собирала цветочную пыльцу и нектар. Кувшинчик был совсем крошечный, почти невидимый, зато волшебный. Только у пчёл бывают такие. Взяла Жужа кувшинчик и полетела к цветам.
        С весёлым жужжанием покружилась она над густой зелёной травой и опустилась на стебелёк пушистого розового клевера.
        - Добрый день, клевер! Не дашь ли ты мне немного нектара для мёда?
        - Конечно! -отозвался розовый клевер.
        Но в это время Жужа увидела рядом на травинке маленького красного в чёрную крапинку жучка. У него странное имя- божья коровка.
        - Жужа,-тихо сказал жучок в крапинку, -мне грустно. Может быть, ты поиграешь со мной?
        - Грустно?!-удивилась Жужа. Весёлая пчела не понимала, как может быть грустно в такой хороший день. -Конечно, я поиграю с тобой. Правда, я спешу. Но раз тебе грустно-поиграть просто необходимо. А во что?
        - Лучше всего-в считалочки.
        - А как это?
        - Очень просто, -ответил жучок. -Ты, Жужа, полосатая: полосочка жёлтая, полосочка чёрная; а я-красный в чёрную крапинку. Так?
        - Так.
        - Ты считай мои крапинки, а я буду считать твои полосочки. Кто быстрее сосчитает, тот выиграл.
        Выиграл жучок по имени божья коровка: ведь полосочек у Жужи совсем немного и сосчитать их нетрудно.
        - Ну, что?-спросила Жужа, которая, кстати, совсем не расстроилась из-за того, что проиграла: с каждым бывает.-Стало тебе хоть чуть-чуть веселее?
        - Конечно!
        - Вот и прекрасно!-сказала Жужа и вдруг увидела, что с пушистой шапочки клевера слетает другая пчела.
        Другая пчела вежливо поздоровалась с Жужей и жучком и улетела с полным кувшинчиком нектара. А клевер, немного растерявшись, сказал:
        - Жужа, ты была занята игрой, и я не знал, нужен ли тебе нектар.
        - Ничего,-сказала Жужа, глядя в свой пустой кувшинчик.- Я сейчас быстро слетаю к колокольчику.
        Лиловый лесной колокольчик был очень рад встретиться с Жужей.
        - У меня сегодня прекрасные пыльца и нектар,-сказал он.
        Тут Жужа услышала знакомое стрекотание. Оказывается, под колокольчиком сидел её приятель кузнечик.
        - Привет!-сказал он.-Какой хороший день сегодня!
        Правда?
        - Замечательный!- согласилась Жужа.
        - В такой день хорошо бы поиграть во что-нибудь. Давай?- предложил кузнечик.
        - Ой! Что ты!- сказала Жужа.- Меня, понимаешь, ждут. Я спешу.
        - Мы немножко поиграем,- уговаривал кузнечик,- только в одну игру. Она называется "хлопушки".
        Жужа очень любила играть, а потому просто не могла ^ отказаться.
        - Ладно,- сказала она,- давай. Только быстро! Как играть в эту игру?
        - Очень просто,- стал объяснять кузнечик.- У тебя есть крылышки. Это ясно всем. У меня тоже есть крылышки. Это ясно не всем, потому что я их прячу. Так вот, мы с тобой должны одновременно хлопнуть крылышками. Кто хлопнет громче - тот выиграл. Понятно?
        - Конечно!
        - Раз-два-три! Приготовились. Хлопнули! - Крылышки кузнечика жёстче пчелиных, а потому и хлопнул он громче.
        - Давай ещё раз,- сказала Жужа. Но и на этот раз она проиграла.
        - Ладно,- сказала Жужа,- ничего страшного. Зато я научилась новой игре. Ну, всё-таки мне пора. До свидания, кузнечик!
        А в это время из колокольчика вылетела совершенно незнакомая пчела.
        -Па-а-асторонись!- пропела пчела и улетела, унося в лапках до краёв полный кувшинчик.
        А колокольчик печально покачал головкой:
        - Ты сама виновата, Жужа. Играешь и ни о чём не думаешь.
        - Точно,-согласилась Жужа.-И что же я такая лег- комысленная?-Она зачем-то дунула в свой пустой кувшинчик.-Ну ничего,-добавила она уже весело,-я исправлюсь.
        И Жужа полетела к полевому цветку маку.
        - Мак, милый, пожалуйста, поскорее дай мне пыльцы и нектара для мёда. Меня подружка заждалась.
        - Пош-ш-шалуйста,-тихо прошелестели шелковистые лепестки мака.
        Но неожиданно послышалось громкое весёлое жужжание, и прилетел большущий золотистый жук.
        - Жужа, Жужа,-жужжал золотистый жук.-С днём рождения, Жужа!
        - Что?-удивилась Жужа.-Мой день рождения совсем не сегодня.
        - Это ничего,-ещё веселее жужжал жук.-Когда-нибудь будет твой день рождения! А сегодня-мой! Я тебя поздравляю с моим днём рождения!
        - А-а-а! Понятно! Спасибо!-ответила Жужа.-Я тебя тоже поздравляю. Только я очень спешу.
        - Нет, ты не спеши, пожалуйста! Я очень хочу поиграть с тобой в мою любимую игру. "Жужжалки" она называется.
        - Что ты?! Что ты?!-Жужа чуть не уронила свой кувшинчик.-Я никак не могу! Меня ждут.
        - Как же так?-возмутился золотистый жук.-Во-первых, я тоже тебя жду. Во-вторых, все знают, что ты больше всего на свете любишь играть. В-третьих, у меня сегодня день рождения и мне ни в чём нельзя отказывать.
        Золотистый жук был прав, и, конечно же, Жужа согласилась поиграть. Только чуть-чуть! Играть в жужжалки оказалось очень просто: жужжать, и всё. Кто жужжит громче и веселее-тот и выигрывает.
        Золотистый жук был больше Жужи, поэтому жужжал громче. Зато Жужа, наверное, самая весёлая пчела в мире, жужжала гораздо веселее. Вот и получилась у них ничья.
        - Прекрасно,-сказала Жужа,-хоть на этот раз я не проиграла. Ну, всё, дорогой жук! Ещё раз поздравляю. Пока!
        Но тут к маку подлетела старенькая бабушка пчела. Все её очень уважали.
        - Деточка,-обратилась она к Жуже,-ты не уступишь мне этот прекрасный мак?
        - Конечно, бабушка,-тихо ответила Жужа. Она была вежлива.
        "Это уже третий цветок, который я потеряла из-за игры,-грустно подумала Жужа.-А ведь меня заждалась оса. Ждёт, ждёт... А нет ни меня, ни мёда... Задерживаться больше нельзя".
        Виноватая и расстроенная прилетела Жужа домой. Всё честно рассказала подружке осе. Сначала оса тоже огорчилась, а потом вдруг спросила:
        - Как называется первая игра?
        - Считалочки,- ответила Жужа.
        - А вторая?
        - Хлопушки,-ответила Жужа.
        - А третья?
        - Жужжалки,-ответила Жужа.
        - Послушай, Жужа, ты принесла мне замечательный подарок,-сказала оса.
        - Ты смеёшься надо мной,- чуть не плача, Жужа поставила на полку свой пустой кувшинчик.
        - Совсем не смеюсь,-ответила оса,-нисколечко.- И добавила:-Каждому, по-моему, ясно, что три хорошие игры-это замечательный подарок!
        Жужа подумала и сказала:
        - Мёд я приготовлю для тебя завтра же. Ты права: весёлые игры-это так же хорошо, как вкусный мёд. Поиграем?-весело предложила пчела.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        Сказка о вечере
        Тебе бывает грустно? Бывает иногда? Чаще вечером. Днем все нормально, столько дел разных, интересных, но вот приходит вечер, и тут все может быть по-разному. Хорошо-хорошо или грустно. Может быть, это происходит оттого, что лучи вечернего солнца порозовеют, и белые-белые розы в саду станут чуть розовыми, а желтые лесные кувшинки будто изнутри засветятся тихим розовым светом. В такой розовый вечер просто невозможно грустить. В розовый вечер хочется рассказывать или слушать добрые сказки и дарить друг другу подарки.
        Но не все вечера розовые. Бывают лиловые. В лиловый вечер лучи заходящего солнца гаснут быстро, белые розы окутывает лиловая дымка, желтые лесные кувшинки перестают светиться и тускнеют. Лиловый вечер становится грустным. Что же делать в такой вечер, как не грустить?
        Отчего бывает вечер лиловый, печальный? Отчего розовый, веселый? Я думаю, дело вот в чем: наденет старый колдун Вечер розовый плащ, и розовеет все кругом, и появляются розовые облака, а веселые и добрые сказки затевают суматошную игру чехарду. Наденет старик Вечер лиловый плащ, и опускается лиловый туман, и веселые сказки, будто испугавшись чего-то, прячутся в кармашки самых послушных девочек.
        Ты, может быть, думаешь, что колдун Вечер злой и ему нравится навевать печаль своим лиловым плащом? Ошибаешься. Я расскажу тебе о Вечере, и ты поймешь, что не злой он.
        Вечер — старый колдун с седой бородой — жил в лесу в бревенчатом доме, а вокруг дома был маленький сад. Совсем крошечный. В нем росли только те цветы, что распускаются вечером: белый душистый табак, ночная фиалка и летунья. Нежная летунья была двух цветов — розовая и лиловая, как плащи у Вечера.
        Днем старый колдун Вечер любил работать в своем маленьком саду. У него была помощница — кошка Бланка. Белая-пребелая. Потому ее и звали Бланка, ведь на языке волшебников «бланка» означает «белая».
        Бланка была кошкой старого колдуна, и неудивительно, что она научилась у него некоторым колдовским вещам. Например, варить замечательное клубничное варенье из обыкновенных камушков. Дело в том, что и кошка Бланка, и колдун Вечер очень любили клубничное варенье.
        Но не в этом дело, о другом поговорим. Много лет жили старый колдун Вечер и его белая кошка в своем лесном доме. Бланка не только варила варенье. Старый колдун Вечер поручал ей, когда приходило его время, доставать из сундука и приносить один из его вечерних плащей — розовый или лиловый.
        Бланка — добрая кошка, и потому она каждый раз старалась принести розовый добрый плащ. Не хотелось ей, чтобы Вечер наряжался в печальный лиловый. Старый колдун заметил это.
        — Милая Бланка, — сказал он не сердито, — ты очень рассеянна. Ты, видно, забыла, что у меня есть еще и лиловый плащ. Раз он есть — нужно его надевать. Хотя бы иногда, просто порядка ради. Будь добра, принеси, пожалуйста, лиловый плащ.
        — Ах, повелитель, — отвечала хитрая и добрая Бланка, — дело в том, что ваш лиловый плащ, он, видите ли, не совсем в порядке... У него бахрома запуталась.
        — Надеюсь, завтра он будет готов? — спрашивал Вечер.
        — Конечно, — отвечала Бланка и смотрела в сторону. На некоторое время старый колдун Вечер забывал о лиловом плаще. Ведь ему, в сущности, все равно. Но вскоре цвет лиловой летуньи напоминал о себе. И тогда Вечер снова говорил, не сердито говорил, потому что никогда не сердился:
        — Милая Бланка, что-то я все в розовом и в розовом, если тебе не трудно, приготовь сегодня лиловый плащ.
        — О повелитель, — отвечала добрая и хитрая Бланка, — мне совсем не трудно, но вам так идет розовый цвет.
        — Ну что ж, — соглашался Вечер. — Тогда лиловый приготовь завтра. Ведь мне, в общем-то, все равно.
        Бланка грустно повиновалась. Грустно, потому что ей не все равно. Не любит она, когда грустят люди в лиловые вечера.
        Теперь ты знаешь, отчего бывают вечера розовые и вечера лиловые. Если вечером у тебя хорошее настроение, а вода в озере розовая, и розы в саду розовее, чем днем, значит, позаботилась об этом обыкновенная белая кошка Бланка. Но не совсем обыкновенная, а та, что умеет варить замечательное клубничное варенье из обыкновенных камушков.
        СКАЗКА О ВРЕМЕНИ
        Жил в одной деревне мальчик по имени Зоркий Глаз. У него была большая семья. Отец мальчика был знатным охотником, ведь лес вокруг деревни приносил много дичи. Мать вкусно готовила, так как хорошо владела знаниями о травах, и добавляла нужные в пищу. Старший брат уже прошел обряд инициации, и теперь готовился к свадьбе с одной девушкой, дочерью лучшего друга их отца. Младшие сестренки-близняшки были еще очень маленькими, но очень подвижными, поэтому часто играли с братом в салки, охотников.
        Мальчик был тоже подвижным, веселым, но иногда на него снисходило что-то. И он уходил к лесу, бродил в предлесии и думал, наблюдал. Он смотрел на то, как ростки пробиваются сквозь палую листву, а из них вырастают крепкие травы. Или наблюдал за парящим полетом соколов. Или за тем, как ветер трепет его волосы и макушки деревьев. Отец часто рассказывал, откуда берется ветер, почему летают птицы, почему из семени вырастает цветок. Отец всегда говорил, что человек - это часть природы. Но мальчику было не понятно, почему каждый год в природе все начинается сначала, а человек просто рождается, взрослеет и умирает, и снова не рождается, как природа?! Весной природа расцветает: тают снега, почки распускаются в нежные молодые листики, солнце греет сильнее, а воздух насыщен ароматными запахами. Летом жизнь природы полна ярких моментов: появляются молодые животные, птицы поют на все лады, весело звенят ручьи, листва покрывает все деревья, травы и цветы покрывают землю пушистым ковром. Осенью природа сверкает яркими красками: оранжевый, желтый, красный - листва, плоды. Зимой вся природа засыпает под пушистым,
снежным ковром, чтобы весной проснуться снова.
        И вот однажды, когда он гулял по берегу реки, думал, то встретил старейшину. Он сидел на краю обрыва, смотрел вдаль и тоже о чем-то думал. Зоркий Глаз встал поодаль и стал наблюдать за старейшиной. Но тот так и продолжал сидеть. Тогда мальчик подошел поближе, он хотел понаблюдать за старейшиной, но не решался отвлекать. Отец говорил, что иногда, когда видишь, что человек задумался, то это человек общается с духами внутри себя. Поэтому мальчик не знал, просто ли наблюдает старейшина или общается с духами.
        Когда мальчик подошел ближе, старейшина, выждав несколько минут, не оборачиваясь, сказал:
        - Я часто вижу тебя блуждающим около леса. Что тревожит тебя Зоркий Глаз?
        Старейшина указал на место рядом с собой. Мальчик подошел к нему и сел рядом. Зоркий Глаз посмотрел вдаль, пытаясь понять, куда именно смотрит старейшина, но так и не смог отыскать ту точку, поэтому просто ответил:
        - Я смотрю за тем, как природа расцветает весной, живет и рождает летом, отдает свои плоды осенью, и засыпает зимой. Но я не понимаю одного: отец говорит, что человек - это часть природы, почему же тогда человек рождается, взрослеет, умирает, и больше не возрождается?
        Старейшина оторвал свой взор от чего-то вдали, внимательно посмотрел на мальчика, вытащил трубку с табаком, закурил. Он привык к тому, что самые взрослые вопросы задают именно такие мальчики. Они ближе всех бывают к истине, но почему-то почти никогда ее не видят.
        - Когда-то очень давно, когда старейшиной был еще Мудрый Медведь, он ушел на неделю в лес. Мудрый Медведь не ел, пил ночью, спал только днем, ему нужно было увидеть своего зверя-покровителя. Как в дни своей инициации. А сделал он это, потому что чувствовал, что что-то меняется в этом мире: люди все чаще уходили в свои внутренние миры, а другими владели пороки - лень, жадность, злость. На четвертый день к нему пришел его покровитель. Мудрый Медведь спросил у него, что происходит в этом мире, как уберечь племя? Покровитель ответил ему. Время для людей поменялось. Раньше оно было, как кольцо. Что начиналось в одной точке, в ней же и заканчивалось, и в ней же начиналось снова. Так живет природа. Так жили люди раньше: в семье рождался ребенок - это была весна, он рос и проходил инициацию, становился взрослым мужчиной или готовой к рождению девушкой, и потом создавалась новая семья - это лето, у мужчины и женщины рождался ребенок, о котором они заботились, взращивали свой плод - это осень, потом старели и умирали - это зима, но в их семье уже было продолжение, новая весна, а может и не одна. Природа -
это семья, а не просто человек. Но потом, сказал Покровитель Мудрого Медведя, время для людей стало меняться, оно стало спиральным. И спираль стала индивидуальна для каждого человека. Человек рождается, взрослеет, его жизнь развивается по спирали, и в какой-то точке заканчивается. И вот с тех пор, немногие сохранили истинное понимание времени. Мудрый Медведь донес до сердца и памяти нашего племени эту истину. Но иногда, когда человек проводит много времени в одиночестве, он может подумать, что человек - не часть природы, потому что он один, совсем забывая про семью.
        С этими слова старейшина встал и ушел.
        Мальчик еще долго сидел на обрыве, и просто смотрел вдаль.
        Прошло несколько лет мальчик стал взрослым юношей. К нему быстро пришёл Дух-покровитель, он за один день прошел инициацию. Стал настоящим мужчиной. Выбрал себе в жены замечательную девушку. У них родилось четверо детей: дочь и трое сыновей. Сыновей он научил охотиться, а дочке на ее свадьбу подарил редкое перо Серебряной Совы. Когда он состарился, вокруг него бегало уже около десятка внуков. Он - седой, статный индеец, сидел у костра и курил трубку старейшины, глядел на внуков и видел СВОЮ ТРЕТЬЮ ВЕСНУ.
        СКАЗКА О ГЛИНЯНЫХ СОВАХ
        (История с моралью и совсем не счастливым концом)
        На полочке - той самой, где раньше ютился магнитофон - стояли четыре совы. Статуэтки, но сделанные так правдоподобно, что казалось - вот сейчас взмахнут крыльями и слетят с места!
        Входная дверь захлопнулась, квартира опустела, и мелкая собачонка в прихожей визгливо затявкала, скребясь в дверь - она не любила оставаться одна.
        Большая белая сова вздохнула и аккуратно расправила крылья.
        - Ну наконец-то! -прозвучал её возмущённый баритон. - Даже шею свело, а что уж говорить о моих несчастных лапах!
        Она с облегчением вытянула одну лапу, затем другую...
        Маленькая сова, сидевшая у подножия пня, на котором расположилась белая, прокашлялась.
        - Вечно Вы на свои болячки жалуетесь, коллега, - проворчала она. - Лучше бы подумали о чём-то возвышенном. Это так развивает натуру, так возвеличивает ум, а Вы…
        - А я и так думаю о возвышенном! - обиделась белая сова, которую, кстати сказать, звали Ядвигой. - О люстре в центре комнаты, например. Вокруг неё так приятно летать! Ручаюсь, подобного ощущения Вы не испытывали никогда!
        В подтверждение своих слов она сорвалась с места и с тихим сухим треском несколько раз облетела вокруг старой люстры. Маленькая сова - Мудрость - с презрением наблюдала за ней.
        - Зачем летать, - буркнула она, не обращаясь ни к кому в отдельности, - когда не можешь облагородить полётом Небо и Лес?.. Уж лучше предаваться размышлениям о сущем и сущности!
        Совёнок - наивное ещё дитя - отнял от клюва саксофон и с любопытством посмотрел на неё.
        - Простите, - решился вставить он, - а что такое Лес?
        Мудрость скорбно вздохнула.
        - А что такое Небо, знаешь ли ты, Сандерс? - вопросила она.
        Совёнок опустил глаза и смущённо прошептал: - Нет…
        - Тогда почему бы нам не начать с него? Небо, Сандерс - огромное, свежее, воздушное, голубое Небо с лёгкими белыми облачками на нём - это то, что ты видишь за окном каждый день. Если бы тебе удалось пролететь под ним, ты ни за что бы не забыл об этом, да и вряд ли вернулся бы сюда после этого.
        - А! Это тот самый синий потолок! - радостно воскликнул совёнок. - По-моему, наш ничуть не хуже! На нашем даже звёздочки есть! Они светятся, когда выключаешь лампу!
        Мудрость ответила ему насмешливым взглядом.
        - Молодость… - сказала она, пренебрежительно щёлкнув клювом.
        Упуха - сова, сидевшая на самом краю полки, самая мрачная и загадочная из маленькой компании - повернула голову в их сторону, и её янтарные глаза сверкнули. Она не сказала ничего, но её взгляд из-под полуприкрытых век был тяжёл и неприятен настолько, что Мудрость и Сандерс не смогли его выдержать и вынуждены были отвернуться.
        - Она всегда так, - прошептал совёнок, чувствуя себя не в своей тарелке. - Ну зачем она это делает? И почему всегда молчит? Хоть бы поговорила с нами…
        Глиняный пень содрогнулся и жалобно заскрипел, когда на него опустилась Ядвига. Вдоволь налетавшись по комнате, она удовлетворённо вздыхала и поскрипывала, поудобнее устраиваясь на прежнем месте.
        - Вы о ком? - поинтересовалась она, услышав последние слова Сандерса. - Ах, об Упухе… Ну, нашли кого в разговор втягивать! Ручаюсь, она вообще говорить не умеет. Если уж своего имени не назвала, Человек за неё сказал… Хе-хе. Не дано некоторым, что поделаешь!..
        - Сыграй на саксофоне, Сандерс, - обратилась Мудрость к совёнку, прерывая поток злословия. - Ты давно уже не играл.
        Совёнок согласно кивнул и поднял саксофон. Взяв две пробные ноты, Сандерс заиграл мелодию собственного сочинения - сначала тихо, робко, потом всё более решительно и громко. Воздух зазвенел от весёлой музыки! Ядвига громко ухала и задорно взмахивала крыльями в такт; Мудрость одобрительно смотрела на совёнка, и даже Упуха, казалось, немного приободрилась: её янтарные глаза были полуприкрыты от удовольствия.
        Но маленький концерт внезапно был прерван самым нахальным образом.
        - Эй, вы! - Сердито залаяла собачонка из коридора. - А ну прекратите это… это ухотер-р-рзание!.. А то р-р-разор-р-рву!
        Сандерс тут же опустил саксофон и виновато склонил голову. Ядвига возмущённо заклекотала, и только Мудрость осталась невозмутимой.
        - Тебе не открыть дверь, - негромко заметила она. - А если и откроешь, не достанешь до нас, мы слишком высоко сидим.
        - Мы в безопасности! - Вызывающе щёлкнула клювом Ядвига. - И попробуй только зайти!..
        Вместо ответа собака бросилась на дверь, затем ещё раз и ещё. Дверь не поддавалась, и шавка неистово заскребла дерево когтями.
        - Р-р-р-р! - бесилась она. - Р-р-раз так, я и отсюда вам всё испор-р-рчу!
        Она загавкала так громко, звонко и противно, будто кто-то бил стекло о железо. Совы поневоле прижали свои остренькие ушки.
        - Устанешь же, да и голос сядет! - с укором сказала Мудрость, но собачонка даже не услышала её. Она старалась изо всех сил: визжала, лаяла, выла - концерт получился оглушительный. Разумеется, наравне с этим представлением ни о каком саксафоне не могло быть и речи.
        Увидев, что Сандерс погрустнел, Мудрость подвинулась к нему поближе, похлопала его крылом по плечу и тихо сказала:
        - Не огорчайся, ты прекрасно играл!.. А насчёт неё - она кивнула в сторону двери - мы что-нибудь придумаем. Добром её выходки всё равно не кончатся…
        Совёнок кивнул и, отвернувшись, украдкой вытер крылом большую прозрачную каплю.
        В замке со скрежетом провернулся ключ.
        ***
        Ядвига и Мудрость думали целых три дня и три ночи, как избавиться от противной шавки, но ничего не могли придумать. Все способы, которые с торжеством предлагала большая белая сова, Мудрость пренебрежительно отвергала. И они совсем было отчаялись, когда вдруг оказалось, что судьба уже всё решила за них.
        В воскресенье рано утром, когда совы мирно спали, тишину квартиры нарушил возмущённо дребезжащий звонок. Под злобный лай шавки люди поднялись с постели и поспешили к двери.
        В прихожую вошла соседка сверху. Она говорила недолго и негромко, так, что даже чуткая Упуха не расслышала ни слова из её монолога. Однако результат беседы потряс всех: ровно через день шавка была отправлена в деревню. Постоянный визгливый лай, как и предрекала Мудрость, довёл её до беды.
        Совы радовались блаженной тишине. Сандерс играл свои самые чудесные песни, Ядвига могла облететь не только одну комнату, но и всю квартиру целиком, так как у хозяев отпала необходимость закрывать дверь. Упуха по-прежнему молчала, а Мудрость всё мечтала о Небе и Лесе. И всё шло будто бы даже лучше, чем раньше, если бы не предчувствие надвигающейся беды.
        Оно нарастало в воздухе, прямо-таки осязалось в зловещей тишине, а их общее напряжение только усугубляло дело.
        В день Большой Беды ничто не предвещало её прихода. Утро началось с праздничных лучей солнца, приветливо скользнувших по полочке с совами. Небо медленно наливалось синевой. За балконом просыпались и чирикали птички. Весну постепенно сменяло лето, а вместе с ним жара, зелень и каникулы.
        Мудрость в этот день спала дольше всех. Люди уже встали. Ядвига, воспользовавшись их кратковременным походом в магазин, совершила свой обычный облёт квартиры. Сандерс, по её просьбе, исполнил тихий утренний вальс Солнечного Луча. А Упуха задумчиво грелась, поочерёдно подставляя солнышку крылья и спину.
        Вернулись хозяева, и Мудрость сквозь сон услышала странный звук, который сопровождал протестующий треск. А затем на них - всех четверых - пахнуло чудесным, великолепным свежим воздухом. Дунул озорной ветерок, сдувая с полки пыль. Мудрость, просыпаясь, встрепенулась. Она почуяла необычное. Её тоска по Небу и Лесу вдруг улеглась, сменившись каким-то странным нетерпением и азартом.
        Мудрость широко распахнула глаза - и её взору открылось сияющее Небо. Не такое, как раньше, за грязным стеклом, но настоящее, самородное…О!.. Оно было так прекрасно!
        - Они открыли окно! - радостно заклекотала Ядвига, проследив за её взглядом. - Вот чудо! Сколько я себя помню, оно всегда было закрыто.
        И верно. Время для птиц, пусть даже и ненастоящих, тянулось куда медленнее, чем для людей. Совы появились в квартире поздней осенью, со времени их переезда сюда прошёл остаток осени, и зима, и вся весна - холодная, не пускавшая на порог лето. Окна в течение всего этого времени оставались закрытыми. И вот…
        Мудрость обвела комнату медленным взглядом. Людей не было.
        Она переступила с лапы на лапу и протяжно вздохнула.
        - Сандерс, - не отрывая глаз от Неба, сказала она, - мне всегда нравилось, как ты играешь. Тебя ждёт замечательное будущее. Ядвига, спасибо за Ваше приятное общество… (Разумеется, оно было приятным не всегда, но стоило ли ради таких мелочей портить момент?) …Упуха, желаю Вам счастья, коллега.
        Мудрость оглянулась напоследок и тихо сказала:
        - Пора…
        - Постойте! - Вскрикнул совёнок, но она уже никого и ничего не слышала. Глаза Мудрости, впервые с того времени, как она попала сюда, светились счастьем.
        Она подскочила к краю полки и с силой взмахнула крыльями. Ветер подхватил, увлёк к потолку, закружил её - маленькую лёгонькую нэцку - под старой пыльной люстрой, рванул к открытому окну и… с силой бросил о каменный пол балкона. Мудрость сопротивлялась, пыталась увернуться, взмыть ввысь, но её крылышки оказались слишком слабыми и не привыкшими к полёту. Небо мелькнуло перед ней в последний раз и исчезло, сменившись стремительно приближающимся серым камнем.
        Мудрость была обречена. Понимая это, она безропотно сложила крылья и приняла свою кончину с достоинством маленького, но мужественного философа. Мгновение - и глиняная фигурка разлетелась вдребезги.
        Сандерс - с саксофоном за спиной - опоздал на долю секунды. Его мощные крылья вздыбили с камней пыль и глиняное крошево. Мудрость исчезла.
        А в дверях комнаты уже показался Человек. Выбора не было. Не было также ни времени, ни даже чувства грусти по поводу безвременной кончины старой совы. Человек заметил на балконе совёнка, и его глаза округлились от изумления.
        - Не может быть! - воскликнул он. - Дорогая, взгляни, он живой!
        Человек протянул к Сандерсу руку, и совёнок в панике вновь поднялся в воздух. Им овладел ужас - глиняный совёнок нарушил Первую Заповедь Сказки - он попался людям на глаза!
        Краем глаза Сандерс уловил метнувшуюся к нему большую тень - Человек не собирался упускать ценную добычу.
        Ах! Сандерс ловко увернулся от протянутых к нему рук и вылетел за окно как раз в тот момент, когда Человек дёргал за крючок, пытаясь закрыть его. Синее Небо и озорник-ветер благосклонно приняли глиняную птицу в свои объятия.
        - А теперь, - шепнуло Небо, - лети в Лес, маленькая птичка! Твоё место - там!..
        И вот тут у нас наступил бы почти счастливый Конец, если бы не:
        ***
        На разных концах полки одиноко ютились две совы. Хмурая, мрачнее тучи, Упуха и неподвижная Ядвига. Окно было затянуто сеткой, и за ней проглядывало серое, в сизых облаках, небо. Под потолком комнаты торчала одинокая видеокамера. Лапы у Ядвиги сводило, но теперь она не могла даже пошевелиться, не то что летать… Упуха, как всегда, молчала.
        Мораль отсюда такова: В мечтах о возвышенном не забывай о земном!..
        А вот теперь - Конец.
        ЗАБАВА ПУТЯТИШНА
        СКАЗКА О ДВУХ РОЗАХ
        В предместье многолюдного города жил садовник, у которого был великолепный цветник, где росли всевозможные розы. Садовник был знатоком своего дела и с особенным искусством разводил именно розы. И как же он ухаживал за своими цветами! Впрочем, он это делал не столько из любви к ним, сколько ради заработка — цветы большей частью продавались городским жителям.
        Дела у садовника шли превосходно. Ежедневно к нему приходили покупатели из города, накупали у него роз и пересаживали их в свои сады или украшали ими свои комнаты. Разумеется, все это были люди богатые: садовник брал за свои цветы большие деньги — бедняку они были не по карману.
        Каждая из роз росла на кустике, а эти кустики находились на одной грядке и так близко один от другого, что когда розы наклоняли свои головки, они почти касались друг друга. Благодаря такому близкому соседству, две розы очень скоро подружились и перешли на «ты», хотя и были разного происхождения — у одной были нежные желтоватые лепестки с розоватой чашечкой, другая сверкала снежной белизной, но тем не менее они считали себя сестрами и поверяли друг дружке все свои секреты. И когда они перешептывались между собой, от них исходило такое чудное благоухание, что весь сад, казалось, был напоен им, а шепот их был так очарователен, что маленькие жучки, суетливо бегавшие по земле, останавливались, толкали друг друга в бок и говорили: «Смотрите, вон опять наши розы о чем-то шепчутся! О чем это они все рассказывают друг дружке?»
        А розы обыкновенно беседовали о своем будущем. О прошлом-то им вспоминать еще нечего было, ведь обе так недавно появились на свет Божий. О будущем же можно было мечтать сколько угодно.
        Что они были прекраснее всех в саду — это они отлично знали; об этом говорил им ежедневно сияющий от удовольствия взгляд садовника, это они слышали из уст останавливающихся перед ними посетителей, это чувствовалось ими каждое утро, когда утренний ветерок бесшумно прилетал в сад, разгонял тьму и слегка похлопывал окружающие розы по головкам, так что они невольно должны были склонять их перед обеими подружками. При таких условиях неудивительно, что обе розы, хотя по природе добрые и приветливые, возымели о себе очень высокое мнение и будущее рисовали себе не иначе, как в самом заманчивом виде.
        Только короли, или князь, или, по меньшей мере, чрезвычайно богатый человек мог когда-нибудь приобрести их и увезти к себе. На этот счет у них не возникало даже сомнений. Единственно, что их заботило, так это то, что их могут разлучить и увезти в разные стороны. Так как они очень сдружились, то такая возможность их очень огорчала, и при мысли о разлуке обе розы невольно проливали слезы — каждая по большой прозрачной слезе, которая на рассвете сверкала в чашечке, словно бриллиант, что выходило необыкновенно красиво.
        Да, зрелище это было до того красивое, что даже утренний ветерок, бывавший во всевозможных странах и знавший толк в красоте цветов, и тот останавливался в изумлении перед нашими розами, кланялся и говорил: «Истинной красоте идет все, даже горе!» А те в ответ ласково кивали ему головками и говорили: «Ах, как вы любезны, господин Утренний Ветер. Вы с самого утра уже начинаете говорить комплименты!» После чего утренний ветер, очень польщенный этими словами, поднимал фалды своего красного фрака и улетал дальше.
        Так проходил день за днем, и хотя в сад являлось много посетителей и покупателей, но на обе розы все еще не нашлось охотника — точно все чувствовали, что предназначены они именно для чего-то особенного. Но в один чудесный день, когда солнце склонялось уже к закату, к саду подкатила великолепная открытая коляска. Через широкую садовую дорожку обе розы могли видеть все, что происходит за решетчатыми воротами сада. Когда они заметили остановившийся у входа экипаж, сердца у обеих сжались от предчувствия чего-то особенного. Они прижались друг к дружке и стали шептаться.
        На козлах экипажа сидел кучер, а подле него лакей. У обоих платья и шляпы были украшены широким золотым галуном, и так как розы были еще совсем неопытны в житейских делах, то разодетых слуг они приняли за господ. К счастью, в это время мимо пролетал майский жук, побывавший в господских домах и однажды даже сидевший на руке у настоящей принцессы. Услышав, о чем шептались розы, он остановился на минуту и заметил: «Напрасно вы так думаете: те, что впереди, только слуги. Смотрите на тех, кто сидит внутри».
        Тут розы широко раскрыли глаза, но сидевшие внутри экипажа им совсем не понравились: там была дама, уже далеко не молодая и прекрасная, и господин с большой черной бородой, но очень невзрачной наружности.
        Но когда розы высказались по этому поводу, майский жук снова заметил им наставительно:
        — Однако вы совсем не знаете света. Неужели вам неизвестно, что этот господин — богатейший банкир в городе, а дама — его жена? На что богатым людям красота? Последнюю они предоставляют беднякам, у которых нет ничего другого.
        Тогда розы устыдились своего невежества и слегка даже покраснели от смущения, что им опять-таки чрезвычайно шло.
        Между тем господин с дамой вышли из коляски, и вслед за ними сползла собачка с серебристо-белой шерстью и такая круглая, что едва могла передвигать ноги. Садовник стоял у входа в сад. Он снял шляпу и низко-пренизко поклонился, на что господин ответил легким кивком, дама же прошла мимо, даже не взглянув на садовника. А жучок, увидев это, крикнул розам:
        — Вот поучитесь у этой дамы, как должны держать себя важные господа! Она-то умеет быть богатой!
        И снова розы устыдились своего дурного вкуса, потому что обращение дамы им совсем не понравилось.
        Между тем господа шли по большой садовой дорожке прямо к тому месту, где росли обе розы, и при каждом движении дамы ее шелковое платье шуршало так, словно говорило окружающим: «Тс-тс, я из Парижа, из самого Парижа».
        А садовник все шел за господами с непокрытой головой, обращая их внимание то на один розовый куст, то на другой и расхваливая их с таким жаром, что у него даже все лицо покраснело. Дама останавливалась, подносила к глазам лорнетку, висевшую на золотой цепочке, и в ответ на красноречие садовника слегка поджимала губы и говорила: «Все это ничего не стоит.» И тогда у садовника вытягивалось лицо, белая собачка испускала отрывистый лай, а супруг дамы кивал садовнику головой и говорил: «Да, моя жена знает толк в этих вещах.»
        Так дошли до того места, где росли обе розы, смотревшие на посетителей во все глаза, и только тут дама остановилась в первый раз по собственному побуждению. Она снова поднесла к глазам лорнетку и внимательно посмотрела на обе розы.
        Роза, почувствовав устремленный на них взгляд, в робком смущении склонили свои головки. Легкая дрожь пробежала по ним, лепестки их трепетно поднялись, и в этом виде они были так дивно хороши, что даже строгая посетительница поддалась их очарованию.
        Выражая свое одобрение, она заметила: «Вот эти, пожалуй, могли бы пригодиться для нас.» Муж, на которого она взглянула при этих словах, понял, что теперь и он может сказать что-нибудь;
        — В самом деле, вот два великолепных экземпляра! Какая им цена?
        Садовник сказал цену. Дама, услыхав ее, воскликнула: «Ого!» и даже закрыла руками уши, а супруг проговорил:
        — В самом деле, это слишком дорого!
        — Я имела в виду только желтую розу, — заметила дама. — Белая мне не нужна. Желтая, пожалуй, может пригодиться для моей коллекции чайных роз.
        — В самом деле, — прибавил со своей стороны муж, — я также подумал о том, что она подходит для твоей коллекции. — Затем он повернулся к садовнику и сказал: «У моей жены, надо вам знать, такая коллекция чайных роз, что другой такой не найти во всем городе.» В цене скоро сошлись, причем было условлено, что садовник банкира приедет на следующий день и заберет куст с желтой розой. Затем господин с дамой и белой собачкой снова уселись в свой великолепный экипаж и укатили в город.
        Розы, оставшись одни, погрузились в печаль: они поняли, что теперь наступил час разлуки, быть может, разлуки на всю жизнь, и, прижавшись друг к дружке, проливали горькие слезы. При этом белая роза тихо шептала подружке: «О, как ты счастлива, сестрица! Выпадет ли на мою долю такая же счастливая участь?»
        Так стояли две розы, всецело погруженные в свои мысли, и поэтому совсем не заметили, как в сад вошли новые посетители. Только при звуках двух детских голосов, воскликнувших разом: «Ах, папа, посмотри на белую! Как она хороша!», розы встрепенулись и увидели перед собой чужого человека, у которого за одну руку уцепился маленький мальчик, а за другую — маленькая девочка. Все трое не спускали глаз с белой розы.
        Но та нисколько не чувствовала себя польщенной подобным вниманием, потому что новый посетитель совершенно не походил на прежнего богатого господина. На нем был поношенный костюм и круглая войлочная шляпа, дети были также бедно одеты. После того, как богатые пренебрегли ею, белую розу не могло уже радовать восхищение бедняков, и она высокомерно отвернула головку, словно говоря: «Ступайте себе своей дорогой, я не для таких, как вы!»
        То же самое, по-видимому, думал и садовник, который только что вернулся в сад и с удивлением оглядывал новых посетителей, стоявших перед лучшими из его роз.
        Каково же было изумление белой розы, когда бедняк обернулся к садовнику и спросил, сколько она стоит. Она просто ушам своим не верила. Правда, он задал свой вопрос так робко, таким неуверенным тоном, но все же он осмелился спросить о ее цене, и это одно уже казалось ей неслыханной дерзостью. Она почувствовала поэтому особенное удовольствие, когда услышала, какую большую цену заломил за нее садовник, и заметила, как озабоченно покачал головой покупатель. Но тут дети стали тормошить отца, и мальчик воскликнул умоляющим голосом:
        — Ах, папочка, милый папочка, купи, пожалуйста эту чудную розу!
        А девочка прибавила:
        — Подумай только, папочка, как обрадуется мама, когда ты принесешь ей такую прекрасную розу.
        И тут впервые в сердце белой розы зародилось дурное чувство: она страшно разозлилась на детей, и если б могла, с удовольствием уколола бы их своими шипами.
        Между тем бедный сапожник — таково было ремесло нового покупателя — молча смотрел на своих детей и чертил палкой на песке, как бы что-то высчитывая. Наконец он обратился к садовнику и сказал, словно извиняясь за свою смелость:
        — Видите ли, моя жена была очень больна и теперь только начинает поправляться. Вот мне и хотелось бы порадовать ее чем-нибудь, а так как она очень любит розы, особенно белые, то я и подумал...
        — Но я ничего не могу уступить из назначенной цены, — перебил садовник, а роза про себя прибавила:
        — Так и следует, так ему и надо.
        Тут дети молча и с тревогой взглянули на отца, а тот снова принялся соображать, вытащил из кармана кошелек и стал считать, между тем как белая роза вся дрожала от страха от корня до верхушки.
        Но тут ее точно громом поразило и она чуть не лишилась чувств — она услышала слова сапожника:
        — Ну, так и быть! Хотя это мне не по средствам, но я беру розу.
        Напрасно бедняжка прижималась к сестре, проливая слезы и всячески стараясь выказать свое недовольство: гнев и отчаянье сделали ее еще прекраснее, и дети от восторга хлопали в ладоши. Садовник получил требуемые деньги, выкопал розовый куст из земли, и белая роза, вся содрагаясь, должна была перейти в руки сапожника, который тотчас же унес ее из сада, далеко от ее прекрасной и более счастливой сестры.
        За последней на другой день, как было условлено, пришел садовник богатого банкира, и, покидая свою старую родину, она имела такой гордый и счастливый вид, словно принцесса, которую увозил к себе молодой король. Да и было чему радоваться: новое место, куда попала желтая роза, было действительно великолепно. Дом ее новых хозяев находился в той части города, где жили только богачи, а на улице, где находился дом, жили только богатейшие из богатых. А в домах было накоплено столько богатства, что воздух как будто был наполнен золотой пылью, и воробьи, пролетавшие через улицу, возвращались оттуда с позолоченными хвостами. Перед домом нашего банкира, со стороны улицы, был разведен маленький палисадник, с дорожками, усыпанными желтым гравием, а за домом находился огромный сад, огороженный кирпичной стеной, так что никто не мог заглянуть туда.
        Такова была новая родина желтой розы, и едва только она вступила в сад, как сразу почувствовала, что попала в знатное общество.
        Посреди сада находилась круглая площадка, покрытая дерном. Вокруг площадки были устроены грядки, а на грядках росли разнообразные цветы, распространявшие кругом дивный аромат.
        На самой же площадке, посредине ее, была устроена круглая грядка, и это было самое почетное место во всем саду. Здесь рос целый лес роз, но исключительно желтых, желтоватых, зеленовато-желтого и красновато-желтого цвета. К этому месту и направил свои шаги садовник, несший в руках желтую розу.
        И тут-то в первый раз в сердце желтой розы зашевелилось дурное чувство. При виде того, как все цветы в саду повернули к ней свои головки и, шушукаясь, стали ее оглядывать, в ней проснулось безграничное тщеславие и, окинув всех гордым взглядом, она подумала про себя; «Что значите вы все в сравнении со мной!» Правда, ее самоуверенность скоро поубавилась, когда она достигла середины площадки и получила там своё место. Все чайные розы с любопытством глядели на новую соседку, и ей казалось, будто все эти взгляды пронизают ее насквозь. При этом со всех сторон раздавалось громкое шушуканье:
        — Еще новенькая...разве у нас так много места? — Как же! У нас и без того уже нельзя повернуться... — Хотела бы я только знать, что воображает себя наша барыня. — Видно мы для нее недостаточно хороши — хи-хи-хи. — А вы уже видели новенькую?
        — Да, так себе, недурна.
        Желтая роза, стоявшая до сих пор с опущенными глазами, сделала теперь низкий реверанс и затем подняла свою пылающую от смущения головку.
        Тут она заметила по соседству несколько роз постарше, которые кивнули ей головой с ласково-снисходительным видом. Хороши были эти старшие розы — этого никто не мог бы отрицать — да и все розы, в общество которых она попала, были прекрасны. И вдруг желтой розе стало ясно, что она уже не единственная в своем роде, как прежде, что теперь она лишь одна из многих, равных ей по происхождению.
        Но что придавало розам особенно величественный вид — так это маленькие изящные дощечки, привязанные у каждой на шее. На этих дощечках было обозначено название розы, ее вид и место происхождения.
        И какие удивительные вещи можно было прочитать на этих дощечках: судя по ним, тут были розы, происходившие из Китая, розы из Японии, из Ост-Индии, одна даже была родом с острова Бурбона. Да, общество, в которое попала наша желтая роза, было действительно очень знатное.
        Но вот явился садовник с дощечкой, предназначенной для желтой розы и, пока он привешивал ее, всеобщее перешептывание совершенно смолкло.
        Но едва только садовник ушел, как шум возобновился с еще большей силой. Только теперь голоса звучали уже совсем иначе — насмешливо и пренебрежительно. Что новая роза, как гласила надпись на дощечке, была настоящая чистокровная роза — это, конечно, не подлежало теперь сомнению, но ведь в этом и раньше никто не сомневался, — иначе она бы и не попала на площадку. Важно было то, откуда желтая роза родом, а на дощечке значилось: «Местного происхождения». Можно себе представить, что почувствовали при этом открытии розы из Китая, Японии, Ост-Индии и с острова Бурбона. «Подумайте только, она ведь здешняя, просто-напросто здешняя уроженка!» — раздавался со всех сторон громкий шепот.
        Одна из горделивых роз почтенного возраста с видом сострадания наклонилась к вновь прибывшей и сказала:
        — Ах, вы, бедное дитя! Как безрадостно, должно быть, протекла ваша юность! У вас, наверное, совсем не было подруг?
        — О, нет! — поспешила возразить желтая роза. — У меня была одна подруга — белая роза, с которой мы вместе росли и воспитывались.
        Но тут старшая роза сделала пренебрежительное движение и почти с испугом проговорила:
        — Как, милое дитя, вы были дружны с белой розой?
        И это прозвучало так, словно она хотела сказать:
        — Не говорите так громко об этом, вы себя компроментируете.
        А другая роза сделала вид, будто нехорошо расслышала и громко заметила:
        — Вы были дружны с белой розой? Неужели? Ваша подруга в самом деле была белая?
        Тут бедная желтая роза смутилась еще больше. Кругом все розы, пересмеиваясь, повторяли: «Она дружила с белой розой»; она никак не могла понять, что тут собственно было дурного.
        Между тем первая роза снова обратилась к ней и сказала:
        — Милое дитя, этого я положительно не могу представить себе. Белая роза... да ведь это совсем неподходящее для вас общество.
        При этих словах желтая роза почувствовала себя совершенно униженной: очевидно, она до сих пор не имела никакого представления о правилах высшего света. Она смутилась окончательно и робко заметила:
        — Ну, да, конечно... Я, признаться, несколько преувеличивала, говоря, что мы были дружны...
        — Я так и полагала, — ответила на это первая роза. — Эта особа, наверное, навязывалась вам, а вы по своей доброте не решались оттолкнуть ее.
        И желтая роза, увидев устремленные на нее со всех сторон любопытные взгляды, окончательно упала духом и тихо проговорила:
        — Ну, да, конечно, так оно и было.
        Но едва только у нее вырвались эти слова, как она почувствовала, что поступила очень дурно. Она вспомнила о бедной белой розе, которую постигла такая печальная участь, и молча склонила головку.
        Между тем белая роза на руках у бедного сапожника продолжала свой путь в город, и ее горе, вначале такое бурное, мало-помалу перешло в безмолвное отчаянье.
        По мере того, как они все дальше продвигались по улицам города, а жара и духота в них становились все сильнее, головка розы склонялась все ниже, а мальчик, заметив это, сказал сестренке:
        Ах, посмотри на нашу бедную розу! Какой у нее усталый вид, ей, наверное, слишком жарко.
        На что девочка ответила:
        — У нее, наверное, сильная жажда. Как только мы придем домой, я дам ей напиться.
        Тут дети подложили свои ручонки под головку розы, чтобы поддержать ее, и потом всю дорогу чередовались так, что ее поддерживал то мальчик, то девочка.
        Белая роза принимала эти услуги так же равнодушно, как и все, что теперь происходило с ней. Она даже закрыла глаза, не смотрела на детей и не благодарила их.
        Наконец, когда уже совсем стемнело, они прибыли туда, где жил бедный сапожник. Тут белая роза открыла глаза и оглянулась. Улица была очень красивая, а дом, куда они вошли, имел даже очень величественный вид, но... войдя в дом и закрыв за собой дверь, дети не стали подниматься по роскошной лестнице, а, открыв с левой стороны стеклянную дверь, стали спускаться по ступенькам вниз. И вдруг бедной розе стало ясно, что отныне ей предстоит жить в подвальном помещении. Так оно и было в самом деле, бедный сапожник исполнял обязанности швейцара в большом доме.
        Жить в подвале! Так вот как оправдались ее мечты о будущем. Теперь у нее было только одно желание — умереть, умереть, как можно скорее...
        Между тем дети успели уже сбежать по ступеням вниз, и теперь оттуда доносились их голоса.
        — Мама, мамочка, посмотри, что мы тебе принесли!
        Тут в комнате со старого дивана поднялась бледная слабая женщина. Пока дети прижимались к ней и обнимали ее своими ручонками, бедный сапожник подошел к жене и, не говоря ни слова, высоко поднял в руках белую розу.
        При виде розы в больших широко раскрытых глазах бедной женщины заблестели слезы. Молча сложила она руки и глядела попеременно то на розу, то на своего мужа, так что нельзя было сказать, радуется ли она чудному цветку или втихомолку благодарит Бога, пославшего ей такого доброго мужа. Наконец, она сказала слабым голосом:
        — Ах, какая прелесть! Она даже слишком хороша для нас, эта чудная роза! А теперь, дети, вы должны позаботиться о том, чтобы ей у нас было хорошо.
        Дети и не нуждались в таком напоминании. Они тотчас выбежали из комнаты и скоро вернулись с большим цветочным горшком, наполненным мягкой черной землей, в которую и пересадили белую розу. Затем они поставили цветочный горшок на стол, принесли воды в маленькой лейке и полили землю в горшке.
        Позаботившись о цветке, дети сели ужинать. Каждый получил по ломтю хлеба, чуть-чуть намазанного маслом, — вот и все. Скоро их уложили спать, а через некоторое время улеглись и родители. Свеча была погашена, и в комнате стало тихо и темно.
        Все спало, одна только белая роза не могла заснуть. Тяжелые горькие мысли не давали ей покоя.
        Но вдруг в комнате стало светло; то был свет месяца, взошедшего на небо и глядевшего теперь в окно.
        Он послал целый сноп серебристых лучей в комнату к своей милой белой розе, с которой так часто беседовал в саду, и роза чрезвычайно обрадовалась им.
        Было ли то влияние волшебного лунного света, пробуждающего в тех, кто слишком жадно поглощает его, странные мысли и фантазии, или тут было нечто другое — но нашей розе показалось, что она видит сон. Ей чудилось, что два ангела скользнули в комнату, два маленьких прехорошеньких ангела, прикрытых только рубашонками, с босыми ножками и длинными белокурыми волосами. Придвинув к столу два стула, они взобрались на них, приблизили свои личики к головке розы и тихо-тихо поцеловали ее лепестки и чудную благоухающую чашечку. И роза вся затрепетала от этого поцелуя и с наслаждением втянула в себя дыхание нежных уст.
        Потом маленькие ангелы соскочили со стульев, отодвинули их в сторону и, тихонько смеясь, исчезли — куда? Да в том направлении, куда ушли дети, когда их отправили спать. И вдруг роза вся вздрогнула: возможно ли это? Неужели эти чудные видения, которые она приняла за ангелов, те двое детей, что привели ее сюда? Эта мысль испортила ей все удовольствие от мнимого сна, потому что она ни за что не хотела простить детям. Однако она не могла отделаться от воспоминаний, не могла забыть сладкого ощущения, испытанного ею а ту минуту, когда прелестные детские губки целовали ее, и, когда настало утро и семья сапожника вошла в комнату, она слегка подняла голову и взглянула на детей. В сущности, это был первый раз, что она взглянула на своих новых хозяев: до сих пор она упорно отворачивала от них глаза.
        И тут она заметила, что это действительно были прелестные дети, с белокурыми волосами, с большими глазами и ласковыми милыми личиками. Не могло быть никакого сомнения в том, что это они ночью поднялись со своих кроваток, чтобы потихоньку поцеловать розу.
        После завтрака отец сказал детям:
        — Сегодня прекрасный день. Мы можем выставить нашу розу в сад.
        Тогда дети взяли горшок, в котором находилась роза, вынесли его наверх в маленький палисадник перед домом и поставили его на самом солнце. Теперь роза могла смотреть на улицу, видеть экипажи, проезжавшие мимо, и людей, двигавшихся по разным направлениям. Все это было для нее ново и занимательно.
        Как раз позади нее, в уровень с улицей, находилось окно квартиры, где жил сапожник. Окно было распахнуто настежь и за ним сидел сам сапожник на высоком сидении, мастеря какую-то обувь.
        Роза глядела на него, заглядывала и в комнату, а так как теперь и солнышко ласково заглядывало туда, то комната совсем не имела такого мрачного вида, как накануне. Она даже казалась очень чистенькой, светлой и уютной.
        Потом дети снова вышли из дому с сумками, чтобы отправиться в школу. Проходя мимо решетки, они прижались к ней своими личиками, кивнули розе и сказали: «До свидания!» и хотя роза притворилась равнодушной, но и это, в сущности, ей очень понравилось. Она еще раздумывала о виденном, как вдруг за нею кто-то произнес тонким голосом: «Доброго утра, госпожа роза!» Обернувшись, она заметила маленькую канарейку, прыгавшую в клетке, которая была подвешена под открытым окном.
        У канарейки были умные черные глазки и маленький белый клюв, которым она снова прощебетала: «Доброе утро, госпожа роза! Вчера за поздним временем я не имела возможности приветствовать вас. Позвольте представиться: мое имя — Пипочка». Любезность канарейки произвела очень приятное впечатление на розу. Приветливо поклонившись, она вступила с птичкой в разговор, осведомилась об ее возрасте, о том, как давно она живет в семье сапожника. В ответ на это Пипочка вздохнула и заметила, что она уже не первой молодости — три дня назад ей исполнился год, у сапожника она живет три месяца и охотно осталась бы у него на всю жизнь. Когда роза спросила, неужели ей так хорошо живется в этой семье, канарейка принялась расхваливать доброту хозяев, в особенности детей, и при этом растрогалась до такой степени, что должна была поспешно глотнуть воды.
        Солнце поднялось выше, и розе уже становилось жарко. Но тут из школы вернулись дети и снова перенесли цветочный горшок в комнату, где теперь было тенисто и прохладно. Так они поступали в следующие дни и вообще делали все, что только, по их мнению, могло быть приятно или полезно розе.
        Благодаря такому заботливому уходу, в сердце розы что-то зашевелилось, и розовый куст пустил новые побеги. Но когда первая почка должна была показаться, и вся семья сапожника с нетерпением ждала этого момента, розой овладело прежнее озлобление. Не желая доставить им этой радости, она перестала принимать пищу и всей силою своей воли старалась подавить зарождающуюся жизнь. И она действительно достигла своей цели: зарождавшаяся почка не вышла наружу, зачахнув в самом зародыше.
        Семья сапожника была очень опечалена этим. В это время мимо дома проходил владелец его, человек очень богатый. Он заметил, что случилось с розой, и сказал:
        — Так я и ожидал. Да и как розе не зачахнуть при такой обстановке! Знаете что, лучше продайте цветок мне, я пересажу его в свой сад.
        И он предложил сапожнику денег, гораздо больше тех, что последний сам заплатил садовнику.
        Но бедняк нисколько не прельстился таким предложением.
        — Ах, барин! — возразил он. — Вы, конечно, правы, но, видите ли, мы все так успели полюбить нашу розу. Когда мы глядим на нее, нам кажется, будто у нас целый сад. Вы только, пожалуйста, не обижайтесь, но уж лучше я продержу розу у себя еще несколько дней: может быть, на ней покажется еще одна почка. А если и тогда ничего не выйдет, то, делать нечего, я продам ее вам.
        После этого хозяин дома ушел, но по всему видно было, ушел раздосадованный.
        Розу, слышавшую весь разговор, охватило радостное волнение: наконец-то ей представилась возможность выбраться из ненавистного подвала. Стоит ей только захотеть — и в саду богатого человека для нее начнется новая блестящая жизнь. И она решила во что бы то ни стало добиться этого.
        Но когда наступила ночь, и все кругом заснуло, в комнату снова что-то бесшумно проскользнуло: то были, как и в первый раз, дети сапожника, прыгнувшие прямо из кроваток с голыми ножками, в одних рубашонках, похожие на двух маленьких ангелов. Однако на этот раз они не смеялись и личики их при свете месяца казались такими бледными и печальными.
        Как и в первый раз, дети придвинули к столу стулья, влезли на них и, как тогда, стали целовать розу. При этом глаза их наполнились слезами, которые падали в чашечку розы.
        — Теперь у нас ничего не будет, — шептали они, — не будет ни розы, ни сада, теперь у нас ничего не будет.
        И с этими жалобами они ушли и вернулись в свои кроватки.
        Роза попробовала уснуть, но сон к ней не приходил, потому что в груди у нее что-то горело и жгло: то были слезы детей, попавшие в ее чашечку.
        На другое утро — было еще совсем рано, и никто в доме еще не просыпался — кто-то постучался в окно, и в комнату влетел утренний ветерок.
        Роза не видела его с тех пор, как ее унесли из сада, и очень обрадовалась неожиданному гостю. А утренний ветер разгуливал по комнате, сдувал пыль с мебели, по-видимому, находился в возбужденном состоянии.
        — Я был у твоей сестры, — сказал он, — у желтой розы.
        Белая роза, конечно, поспешила узнать, как той живется.
        — Ах, — сказал утренний ветер, — это печальная история: бедняжке живется очень плохо. Чайные розы, среди которых она совсем затерялась, так что даже я с трудом могу отличить ее, относятся к ней пренебрежительно и злобно, к тому же на днях всему великолепию из чайных роз придет конец.
        — Как так конец? — спросила белая роза.
        — Ну, да, — сказал утренний ветер. — Знаешь ли ты, что такое капризы?
        — Нет, не знаю, — возразила роза.
        — Капризы, — сказал утренний ветер, — это, видишь ли, такие маленькие черненькие жучки, которые обходятся очень дорого и потому водятся лишь у богатых людей.
        — А на что они богатым людям? — спросила роза.
        — Для забавы, чтобы убить лишнее время, — объяснил утренний ветер. — Богачи позволяют им летать по комнате, а когда придет охота, ловят их и кладут себе на голову.
        — Как странно! — заметила роза.
        — Да, такая уж у богатых людей мода, — продолжал утренний ветер. — Так вот, жена банкира, чтобы показать, что она во всех отношениях богаче всех, содержит у себя особенно много таких жучков. Она кладет их на голову и ждет до тех пор, пока они не начнут хорошенько щипать ее. Тогда она начинает кричать и плакать, пока не явится муж, который снимает у нее с головы жуков и выбрасывает за окно. Подобной игрой они забавляются каждый день. Но дело в том, что у людей с подобными жучками всегда появляются странные мысли и прихоти. Вот и банкирше пришло, ни с того ни с сего, в голову, что чайные розы ей надоели, поэтому лучше посадить на их место камелии. Так она и сделает. Когда наступит осень, чайные розы будут вырваны из земли.
        — Что же с ними будет? — с тревогой перебила его белая роза.
        — Да просто выбросят их куда-нибудь, — отвечал утренний ветер. — И нашу бедную желтую розу, твою сестру, постигнет такая же участь. Понимаешь ли ты теперь, почему я так печален?
        — Да, да, продолжал он, заметив растерянный вид розы. — Тебе-то повезло гораздо больше. Тебя здесь берегут и лелеют, и здесь нечегоо опасаться черных жучков.
        При этих словах он еще раз вздохнул и, подобрав полы своего прекрасного фрака, вылетел в окно.
        Белая роза еще долго не могла опомниться от изумления. И вдруг в сердце у нее что-то заговорило, и когда она заглянула туда, то увидела — это был стыд, — стыд и раскаянье за все, что она делала и чувствовала в последнее время.
        Да, роза стыдилась самой себя: когда она заглядывала в свое сердце, внутренний голос шептал ей: «Ты — неблагодарная», а когда в комнату вошла семья сапожника и роза увидала опечаленные лица детей, то в глазах их она читала тот же упрек: «Ты — неблагодарная.»
        Розе в этот момент показалось, что в ней совершилась какая-то перемена; точно она все время спала и только теперь очнулась и поняла, что с ней. Когда дети вынесли ее в палисадник, она с наслаждением стала пить чистую прохладную воду и извлекать пищу из мягкой черной садовой земли, а Пипочка из своей клетки весело крикнула ей: «Хорошего аппетита, госпожа роза, кушайте на здоровье.»
        Розе казалось, будто только теперь она и начала жить. Внутри у нее беспрерывно поднимались все новые соки; не прошло и двух дней, как она опять стала расти, и на ней показалась новая почка. Вслед за первой почкой показалась вторая, затем и третья — теперь роза казалась неистощимой в своем стремлении доставить другим удовольствие.
        И когда однажды утром бедный сапожник со своей женой и детьми переступили порог комнаты, то все четверо остановились, пораженные чудесным зрелищем: прелестная головка их любимой белой розы с материнской нежностью склонилась к двум маленьким белоснежным розочкам, которые за ночь распустились на кусте.
        А роза все склонялась и кланялась, от ее лепестков исходило сладкое благоухание, превращавшее жилище бедных людей в маленький рай. Если бы они знали язык цветов, то поняли бы, что роза благодарит их за доброту и любовь.
        Когда розы были выставлены в палисадник, то прохожие на улице останавливались перед ними. Это было настоящим триумфом для белой розы.
        Все были рады, один только хозяин дома злился. Он никак не мог примириться с мыслью, что бедный сапожник осмелился не исполнить его желание. Поскольку злоба — опасная сорная трава, которая быстро разрастается, если сразу не вырвать ее из сердца, то хозяин с каждым днем становился все суровее и раздражительнее в обращении с бедным человеком. А в один из ненастных осенних дней вся семья сапожника сидела с озабоченными лицами и заплаканными глазами: хозяин отказал сапожнику от места, и они должны были оставить дом.
        Роза при виде их горя снова почувствовала боль и раскаянье за прежнюю вину.
        Снова наступила ночь, и снова розе приснился сон, но не такой, как в первый раз, а мрачный, зловещий. Не двое прелестных детей, а страшный хрипящий старик, волоча ноги, вошел в жилище сапожника и прокрадывался туда, где спали дети. Страшное мертвенно-желтое сияние окружало фигуру старика. При этом свете роза увидала, как ужасный призрак наклонился над детьми и протянул свою костлявую руку к их головкам, сразу от прикосновения румянец сбежал с их цветущих щечек, и личики их осунулись и приняли болезненный вид. Тогда розу охватило безграничное отчаянье; она подняла голову к небу и уста-лепестки ее прошептали: «Спаси их, Боже, спаси моих бедных маленьких невинных любимцев!» В этот момент из ее трепещущих уст аромат, словно облако, пронесся в комнату детей. Тогда страшный старик выпрямился, вышел из детской и сказал розе: «Не благоухай так сильно, ты не имеешь права оставаться тут. Теперь повелителем здесь я — я, Голод, Голод, Голод!»
        Но роза еще раз и еще горячее взмолилась: «Господи, позволь мне отблагодарить этих бедных людей за их любовь и за все то добро, что они мне сделали. Дай мне отплатить им за это в лице тех, кто дороже всех их сердцу — в лице их детей!»
        И все сильнее, все упоительнее становился ее аромат, все яростнее были взгляды, которые бросал на нее призрак. Но последний ничего не мог поделать; он не мог сопротивляться этому аромату, не мог вернуться в комнату детей, потому что сладкий аромат, словно покрывало, закрывал от него дверь в детскую комнату. И вдруг он повернулся и, шатаясь, как пьяный, вышел из жилища сапожника.
        Неcколько дней спустя бедный сапожник, постоянно бегавший по городу в поисках работы, вернулся домой с радостным видом: ему удалось получить новое место.
        Дом, куда он поступил швейцаром, находился, судя по его рассказом, в самом богатом предместье города и принадлежал банкиру, считавшемуся первым богачом в городе.
        При этом известии роза вся встрепенулась — слова сапожника смутно наполнили ей что-то, но она никак не могла припомнить, что именно.
        То был великолепный дом, в котором теперь поселилась семья сапожника, и владельцы его были очень, очень богаты.
        — Можешь себе представить, сказал однажды отец, входя в общую комнату, — до чего богаты наши господа. Барыня вдруг велела вырвать все свои прекрасные розовые кусты, стоившие не одну тысячу, чтоб будущей весной посадить на их место одни камелии. Вот садовник и подарил мне одну из ее чайных роз: он говорит, что она больна и продать ее нельзя.
        С этими словами сапожник вынул из бумаги великолепную желтую розу, при виде которой белую розу словно молнией поразило: перед ней была та самая желтая роза, с которой она вместе росла.
        Желтая роза тоже узнала свою белую сестру, но могла приветствовать ее только слабой и печальной улыбкой: от дурного обращения с ней она захирела и теперь была смертельно больна.
        Но когда дети, поместившие желтую розу также в цветочный горшок, поставили их рядом, и она увидела подле себя белую розу во всем блеске красоты и счастья, она обвилась вокруг нее своими ветвями и, как раньше, обе розы прижались друг к дружке головками. И желтая роза сказала:
        — Когда-то ты называла меня счастливицей и позавидовала моей судьбе, но это было на заре нашей жизни. Сейчас, под конец своей жизни, я называю
        счастливицей тебя и завидую твоей участи. А так как я должна уйти из этого мира, так много мне сулившего и так мало давшего, то пусть все счастье, предназначавшееся для нас обеих, достанется тебе. Живи долго и счастливо: я вижу, что ты этого заслуживаешь.
        При этих словах желтая роза склонила свою прекрасную головку, а на другое утро дети, войдя в комнату, печально воскликнули:
        — Увы, желтая роза умерла!
        Но тут девочка схватила брата за руку и чуть слышно прошептала:
        — Ах, посмотри, как огорчена белая роза — она плакала.
        И действительно, в чашечке белой розы сверкали слезы.
        Но тут произошло нечто удивительное: глаза мальчика вдруг широко раскрылись и засверкали. Не говоря ни слова, он впился в розу таким пристальным взглядом, словно видел ее впервые. Потом, все еще не говоря ни слова, он взял бумагу и, не спуская глаз с розы, принялся рисовать ее. А сестренка смотрела на его работу и также молчала. Так сидели они, позабыв о завтраке и обо всем, и только когда пришло время идти в школу, они поднялись с места. Мальчик спрятал свой рисунок в сумку, чтоб никто не увидел его, и ушел с таким видом, словно уносил с собой какую-то священную тайну.
        Два дня спустя бедный сапожник сидел подле жены и тихо говорил ей:
        — Знаешь, Марья, сегодня учитель нашего Антона говорил со мной и советовал мне хорошенько смотреть за нашим мальчиком. На днях он видел сделанный Антоном рисунок розы, и ему сдается, что из мальчугана выйдет со временем знаменитый художник. Что ты на это скажешь?
        Но жена на это ничего не сказала — только глаза ее широко раскрылись.
        Сапожник говорил совсем тихо, чтобы никто другой не мог слышать. Но в комнате был еще кто-то, услыхавший его слова. То была белая роза: она также не сказала ни слова, но в ней самой что-то говорило, что ее молитва дошла до неба и была услышана.
        А что же стало с маленьким Антоном? — пожалуй спросит кто-нибудь из читателей. Об этом, быть может, я расскажу вам в другой раз.
        МОТИВ ВЗЯТ ИЗ МАТЕРИАЛОВ ИНТЕРНЕТА
        СКАЗКА О ДВУХ СНАХ
        Жил-был сон. Добрый, веселый, разноцветный. Когда наплывала ночь, приходило время спать, сон забирался под подушки к маленьким и взрослым. И не только к ним. Сон проскальзывал под подстилки к ласковым кошкам и даже самым сердитым собакам. Заберется сон под
        подушку или подстилку и начинает рассказывать разные интересные приятные истории.
        Добрый сон знал множество забавных сказок и историй. Например, мамам сон рассказывал о том, что их дочки получали пятерки по рисованию, или о том, что пирожки в последнее воскресенье очень удались.
        Девочкам сон дарил сказку о том, что все на свете воробьи и вороны превратились в прекрасных жар-птиц. Это было слишком ярко, но очень красиво. Веселым котятам добрый сон напоминал о том, как весело играть с бумажным бантиком, а щенятам — о вкусной косточке.
        Просто невозможно вспомнить все, что знал добрый сон. Добрый сон рассказывал о заснеженных сказочных зимних деревьях, о зеленой-пре-зеленой летней траве, о ледяных сосульках, о красной землянике, а еще о веселых играх и красивых куклах.
        Добрый сон, наверное, потому и был добрым и веселым, что постоянно рассказывал о приятных вещах.
        Ночью все спят, а потому забот у доброго сна хватало: одному успел присниться, другому, здесь успей, там не опоздай.
        А если опоздает добрый сон? Тогда — беда: его опередит сон злой. Злой, грустный сон не рассказывал веселых, добрых сказок. Все его истории были печальными или даже страшноватыми.
        Например, про бабу-ягу, или про ангину, или про то, как поссорились лучшие друзья. После такого сна обязательно болит голова, плакать хочется. Потому добрый сон всегда старался прошмыгнуть под подушку раньше злого. Добрый сон всегда старался защитить нас от сна злого.
        Но как ни торопился добрый сон, не каждый раз удавалось ему уберечь всех от сна злого. И тогда вот что придумал добрый сон.
        — Я поговорю со злым сном. Я попрошу его не рассказывать никому своих страшных, печальных сказок, — решил добрый сон.
        И вот в стране Сказок, у волшебного озера, возле елки смешинок и грустинок, встретились два сна — добрый и злой. Поговорить встретились.
        — Послушай, злой сон! Зачем ты злой? Ты что молчишь? Ответь, злой сон.
        А он молчит.
        — Ты злишься и потому рассказываешь грустные и страшные сказки? А он молчит. И вздыхает.
        — Ты что молчишь? — удивляется добрый сон. — И что вздыхаешь? А? А он вздыхает грустно-грустно.
        — Послушай! — спохватился добрый сон. — Может, ты вовсе не злой? Может, ты просто грустный оттого, что не знаешь ни одной доброй сказки?
        Снова вздохнул сон, тот, что то ли злой, то ли грустный. Вздохнул, но на этот раз будто с облегчением.
        — Добрый сон! — сказал он. — Ах, добрый сон! Мне так грустно-прегрустно... Я очень не хочу быть злым. Но дело в том... В том дело. Я думаю, ты не поверишь, но я правда не знаю ни одной доброй сказки. Потому и рассказываю злые. Ведь я же сон, мне положено что-нибудь рассказывать.
        — Неужели?! Неужели ты не знаешь ни одной доброй сказки?! Ведь их так много.
        — Не знаю... Ни одной...
        — Как же это вышло так, бедный грустный сон?
        — Не помню...
        — Что же мне с тобой делать? — совсем растерялся добрый сон.
        — Не знаю...
        В это время волшебная елка, под которой разговаривали сны, елка смешинок и грустинок, зашуршала своими иголками-хвоинками. Сны прислушались. Тогда елка уронила одну иголочку, потом еще одну, потом еще, и еще, и еще... Падали зеленые иголки и превращались в яркие разноцветные листы с веселыми картинками. Листочки легли один на Другой, а две последние упавшие елкины иголки превратились в замечательную зеленую обложку, и получилась книжка «ДОБРЫЕ СКАЗКИ» — вот что было написано на обложке.
        — Елка! — обрадовался добрый сон. — Милая елка, ты замечательно придумала. Пусть грустный сон читает добрые сказки, тогда он перестанет быть злым. Перестанешь?
        — Перестану, — согласился второй сон. С тех пор, перед тем как присниться кому-нибудь, он читает одну из добрых сказок. Прочитал уже почти всю книжку.
        Некоторые сказки знает наизусть и рассказывает по многу раз. Но иногда, по старой, злой привычке, он забывается и рассказывает печальные сказки. Реже, все реже и реже так получается. Ведь он уже не злой, а наполовину добрый. Не грустный, а наполовину веселый.
        Скоро сон дочитает подаренную волшебной елкой книжку добрых сказок и станет обыкновенным добрым, веселым сном.
        Подождем.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СКАЗКА О ЗНАМЕНИТОМ КРОКОДИЛЕ И НЕ МЕНЕЕ ЗНАМЕНИТОМ ЛЯГУШОНКЕ
        Крокодил Зубастик выполз из Мутного озера на берег и начал громко хвастаться: - Посмотрите на меня? Я самый знаменитый крокодил на свете!
        Он долго кричал так. И даже охрип. Но никто не обращал на него внимания.
        И только один маленький любопытный лягушонок Прыг-Скок прискакал к Зубастику и спросил:
        - Интересно, почему это вы - самый знаменитый?
        - А потому знаменитый, что съел на завтрак глупого лягушонка, который сам ко мне пришел - сказал крокодил и щелкнул пастью.
        Но промахнулся. А лягушонок отпрыгнул в сторону и закричал:
        - Вы... вы.- вы... просто обманщик? А я теперь - самый знаменитый лягушонок на свете, потому что перехитрил самого квастливого квакадила! И он весело заскакал домой.
        Но с незнакомыми крокодилами маленький лягушонок Прыг-Скок почему-то никогда больше не разговаривает.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        СКАЗКА О ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ
        Негде, в тридевятом царстве,
        В тридесятом государстве,
        Жил-был славный царь Дадон.
        С молоду был грозен он
        И соседям то и дело
        Наносил обиды смело,
        Но под старость захотел
        Отдохнуть от ратных дел
        И покой себе устроить;
        Тут соседи беспокоить
        Стали старого царя,
        Страшный вред ему творя.
        Чтоб концы своих владений
        Охранять от нападений,
        Должен был он содержать
        Многочисленную рать.
        Воеводы не дремали,
        Но никак не успевали:
        Ждут, бывало, с юга, глядь, -
        Ан с востока лезет рать.
        Справят здесь, - лихие гости
        Идут от моря. Со злости
        Инда плакал царь Дадон,
        Инда забывал и сон,
        Что и жизнь в такой тревоге!
        Вот он с просьбой о подмоге
        Обратился к мудрецу,
        Звездочету и скопцу -
        Шлет за ним гонца с поколоном.
        Вот мудрец перед Дадоном
        Стал и вынул из мешка
        Золотого петушка.
        "Посади ты эту птицу, -
        Молвил он царю, - на спицу;
        Петушок мой золотой
        Будет верный сторож твой:
        Коль кругом все будет мирно,
        Так сидеть он будет смирно;
        Но лишь чуть со стороны
        Ожидать тебе войны,
        Иль набега силы бранной,
        Иль другой беды незванной,
        В миг тогда мой петушок
        Приподымет гребешок,
        Закричит и встрепенется,
        И в то место обернется".
        Царь скопца благодарит,
        Горы золота сулит:
        "За такое одолженье, -
        Говорит он в восхищенье, -
        Волю первую твою
        Я исполню, как мою".
        Петушок с высокой спицы
        Стал стеречь его границы.
        Чуть опасность где видна,
        Верный сторож, как со сна,
        Шевельнется, встрепенется,
        К той сторонке обернется
        И кричит: "Кири-ку-ку!
        Царствуй, лежа на боку!"
        И соседи присмирели,
        Воевать уже не смели:
        Таковой им царь Дадон
        Дал отпор со всех сторон!
        Год, другой проходит мирно,
        Петушок сидит все смирно;
        Вот однажды царь Дадон
        Страшным шумом пробужден:
        "Царь ты наш! Отец народа! -
        Возглашает воевода, -
        Государь! проснись! беда!" -
        - "Что такое, господа? -
        Говорит Дадон, зевая, -
        А?.. Кто там?.. беда какая?"
        Воевода говорит:
        "Петушок опять кричит,
        Страх и шум во всей столице".
        Царь к окошку, - ан на спице,
        Видит, бъется петушок,
        Обратившись на восток.
        Медлить нечего: "Скорее!
        Люди, на конь! Эй, живее!"
        Царь к востоку войско шлет,
        Старший сын его ведет.
        Петушок угомонился,
        Шум утих, и царь забылся.
        Вот проходит восемь дней,
        А от войска нет вестей:
        Было ль, не было ль сраженья -
        Нет Дадону донесенья.
        Петушок кричит опять.
        Кличит царь вторую рать.
        Сына он теперь меньшого
        Шлет на выручку большого;
        Петушок опять утих.
        Снова вести нет от них,
        Снова восемь дней проходит;
        Люди в страхе дни проводят,
        Петушок кричит опять,
        Царь скликает третью рать
        И ведет ее к востоку,
        Сам не зная, быть ли проку.
        Войска идут день и ночь;
        Им становится невмочь.
        Ни побоища, ни стана,
        Ни надгробного кургана
        Не встречает царь Дадон.
        "Что за чудо?" - мыслит он.
        Вот осьмой уж день проходит,
        Войско в горы царь приводит
        И промеж высоких гор
        Видит шелковый шатер.
        Все в безмолвии чудесном
        Вкруг шатра; в ущелье тесном
        Рать побитая лежит.
        Царь Дадон к шатру спешит...
        Что за страшная картина!
        Перед ним его два сына
        Без шеломов и без лат
        Оба мертвые лежат,
        Меч вонзивши друг во друга.
        Бродят кони их средь луга,
        По протоптанной траве,
        По кровавой мураве...
        Царь завыл: "Ох, дети, дети!
        Горе мне! попались в сети
        Оба наши сокола!
        Горе! смерть моя пришла".
        Все завыли за Дадоном,
        Застонала тяжким стоном
        Глубь долин, и сердце гор
        Потряслося. Вдруг шатер
        Распахнулся... и девица,
        Шамаханская царица,
        Вся сияя, как заря,
        Тихо встретила царя.
        Как пред солнцем птица ночи,
        Царь умолк, ей глядя в очи,
        И забыл он перед ней
        Смарть обоих сыновей.
        И она перед Дадоном
        Улыбнулась - и с поклоном
        Его за руку взяла
        И в шатер свой увела.
        Там за стол его сажала,
        Всяким яством угощала,
        Уложила отдыхать
        На парчовую кровать.
        И потом, неделю ровно,
        Покорясь ей безусловно,
        Околдован, восхищен,
        Пировал у ней Дадон.
        Наконец и в путь обратный
        Со своею силой ратной
        И с девицей молодой
        Царь отправился домой.
        Перед ним молва бежала.
        Быль и небыль разглашала.
        Под столицей, близ ворот
        С шумом встретил их народ, -
        Все бегут за колесницей,
        За Дадоном и царицей;
        Всех приветствует Дадон...
        Вдруг в толпе увидел он:
        В сарачинской шапке белой,
        Весь, как лебедь, поседелый
        Старый лруг его, скопец.
        "А, здорово, мой отец, -
        Молвил царь ему, - что скажешь?
        Подь поближе. Что прикажешь?"
        - "Царь! - ответствует мудрец, -
        Разочтемся наконец.
        Помнишь? за мою услугу
        Обещался мне, как другу,
        Волю первую мою
        Ты исполнить, как свою.
        Подари ж ты мне девицу,
        Шамаханскую царицу".
        Крайне царь был изумлен.
        "Что ты? - старцу молвил он, -
        Или бес в тебя ввернулся,
        Или ты с ума рехнулся.
        Что ты в голову забрал?
        Я, конечно, обещал,
        Но всему же есть граница.
        И зачем тебе девица?
        Полно, знаешь ли, кто я?
        Попроси ты от меня
        Хоть казну, хоть чин боярский,
        Хоть коня с конюшни царской,
        Хоть полцарства моего".
        - Не хочу я ничего!
        Подари ты мне девицу,
        Шамаханскую царицу", -
        Говорит мудрец в ответ.
        Плюнул царь: "Так лих же: нет!
        Ничего ты не получишь.
        Сам себя ты, грешник, мучишь;
        Убирайся, цел пока;
        Оттащите старика!"
        Старичок хотел заспорить,
        Но с иным накладно вздорить;
        Царь схватил его жезлом
        По лбу; тот упал ничком,
        Да и дух вон. - Вся столица
        Содрогнулась, а девица -
        Хи-хи-хи да ха-ха-ха!
        Не боится, знать, греха.
        Царь, хоть был встревожен сильно,
        Усмехнулся ей умильно.
        Вот - въезжает в город он...
        Вдруг раздался легкий звон,
        И в глазах у всей столицы
        Петушок спорхнул со спицы,
        К колеснице полетел
        И царю на темя сел,
        Встрепенулся, клюнул в темя
        И взвился... и в то же время
        С колесницы пал Дадон -
        Охнул раз, - и умер он.
        А царица вдруг пропала,
        Будто вовсе не бывало.
        Сказка ложь, да в ней намек!
        Добрым молодцам урок.
        А. С. ПУШКИН
        СКАЗКА О КОЗЕ ЛУПЛЕНОЙ
        Коза рухлена, половина бока луплена!.. Слушай, послушивай! Жил-был мужик, у него был зайчик. Вот и пошел мужик на' поле; тут увидал он: лежит коза, половина бока луплена, а половина нет. Мужик сжалился над нею, взял ее, принес домой и положил под сарай. Пообедав и отдохнув немножко, вышел он на огород и зайчик с ним. Тут коза из-под сарая в избу пробрала'сь и там крючком заперлась.
        Вот зайчик захотел поесть и прибежал к дверям избы; хвать лапкой - дверь заперта!
        - Кто там? - спрашивает зайчик.
        Коза отвечает:
        - Я - коза рухлена, половина бока луплена; выйду - все бока повыбью!
        Зайчик с горем отошел от двери, вышел на улицу и плачет. Навстречу ему бирюк.
        - Что ты плачешь? - спросил бирюк.
        - У нас в избе кто-то, - сказал сквозь слезы зайчик.
        А бирюк:
        - Иди со мной, я выгоню!
        Пришли к дверям.
        - Кто здесь? - спросил бирюк.
        Коза затоптала ногами и сказала:
        - Я - коза рухлена, половина бока леплена; выйду - все бока повыбью!
        Вот они и ушли от двери. Зайчик опять заплакал и вышел на улицу, а бирюк убежал в лес. Навстречу зайцу идет кочет:
        - Что ты плачешь?
        Зайчик ему сказал.
        Вот кочет и говорит:
        - Иди со мной, я выгоню!
        Подходят к двери, зайчик, чтобы устрашить козу, кричит:
        - Идет кочет на пятах, несет саблю на плечах, идет душу губить - козе голову рубить.
        Вот подошли; кочет и спрашивает:
        - Кто там?
        Коза по-прежнему:
        - Я - коза рухлена, половина бока луплена; выйду - все бока повыбью!
        Зайчик опять со слезами ушел на улицу. Тут подлетела к нему пчелка, суетится и спрашивает:
        - Кто тебя? О чем ты плачешь?
        Зайчик сказал ей, и пчелка полетела к избе. Тут она спросила:
        - Кто там?
        Коза отвечала по-прежнему. Пчелка рассердилась, начала летать круг стенок; вот жужжала, жужжала и нашла дырочку, влезла туда да за голый бок и жальнула козу рухлену и сделала на боку пухлину. Коза со всего маху в дверь - и была такова!
        Тут зайчик вбег в избу, наелся-напился и спать повалился. Когда зайчик проснется, тогда и сказка начнется.
        НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА О МЕРТВОЙ ЦАРЕВНЕ И О СЕМИ БОГАТЫРЯХ
        Царь с царицею простился,
        В путь-дорогу снарядился,
        И царица у окна
        Села ждать его одна.
        Ждет-пождет с утра до ночи,
        Смотрит в поле, инда очи
        Разболелись глядючи
        С белой зори до ночи;
        Не видать милого друга!
        Только видит: вьется вьюга,
        Снег валится на поля,
        Вся белешенька земля.
        Девять месяцев проходит,
        С поля глаз она не сводит.
        Вот в сочельник в самый, в ночь
        Бог дает царице дочь.
        Рано утром гость желанный,
        День и ночь так долго жданный,
        Издалеча наконец
        Воротился царь-отец.
        На него она взглянула,
        Тяжелешенько вздохнула,
        Восхищенья не снесла,
        И к обедне умерла.
        Долго царь был неутешен,
        Но как быть? и он был грешен;
        Год прошел как сон пустой,
        Царь женился на другой.
        Правду молвить, молодица
        Уж и впрямь была царица:
        Высока, стройна, бела,
        И умом и всем взяла;
        Но зато горда, ломлива,
        Своенравна и ревнива.
        Ей в приданое дано
        Было зеркальце одно;
        Свойство зеркальце имело:
        Говорить оно умело.
        С ним одним она была
        Добродушна, весела,
        С ним приветливо шутила
        И, красуясь, говорила:
        "Свет мой, зеркальце! скажи
        Да всю правду доложи:
        Я ль на свете всех милее,
        Всех румяней и белее?"
        И ей зеркальце в ответ:
        "Ты, конечно, спору нет;
        Ты, царица, всех милее,
        Всех румяней и белее".
        И царица хохотать,
        И плечами пожимать,
        И подмигивать глазами,
        И прищелкивать перстами,
        И вертеться подбочась,
        Гордо в зеркальце глядясь.
        Но царевна молодая,
        Тихомолком расцветая,
        Между тем росла, росла,
        Поднялась - и расцвела,
        Белолица, черноброва,
        Нраву кроткого такого.
        И жених сыскался ей,
        Королевич Елисей.
        Сват приехал, царь дал слово,
        А приданое готово:
        Семь торговых городов
        Да сто сорок теремов.
        На девичник собираясь,
        Вот царица, наряжаясь
        Перед зеркальцем своим,
        Перемолвилася с ним:
        "Я ль, скажи мне, всех милее,
        Всех румяней и белее?"
        Что же зеркальце в ответ?
        "Ты прекрасна, спору нет;
        Но царевна всех милее,
        Всех румяней и белее".
        Как царица отпрыгнет,
        Да как ручку замахнет,
        Да по зеркальцу как хлопнет,
        Каблучком-то как притопнет!..
        "Ах ты, мерзкое стекло!
        Это врешь ты мне на зло.
        Как тягаться ей со мною?
        Я в ней дурь-то успокою.
        Вишь какая подросла!
        И не диво, что бела:
        Мать брюхатая сидела
        Да на снег лишь и глядела!
        Но скажи: как можно ей
        Быть во всем меня милей?
        Признавайся: всех я краше.
        Обойди все царство наше,
        Хоть весь мир; мне ровной нет.
        Так ли?" Зеркальце в ответ:
        "А царевна все ж милее,
        Все ж румяней и белее".
        Делать нечего. Она,
        Черной зависти полна,
        Бросив зеркальце под лавку,
        Позвала к себе Чернавку
        И наказывает ей,
        Сенной девушке своей,
        Весть царевну в глушь лесную
        И, связав ее, живую
        Под сосной оставить там
        На съедение волкам.
        Черт ли сладит с бабой гневной?
        Спорить нечего. С царевной
        Вот Чернавка в лес пошла
        И в такую даль свела,
        Что царевна догадалась,
        И до смерти испугалась,
        И взмолилась: "Жизнь моя!
        В чем, скажи, виновна я?
        Не губи меня, девица!
        А как буду я царица,
        Я пожалую тебя".
        Та, в душе ее любя,
        Не убила, не связала,
        Отпустила и сказала:
        "Не кручинься, бог с тобой".
        А сама пришла домой.
        "Что? - сказала ей царица, -
        Где красавица девица?"
        - Там, в лесу, стоит одна, -
        Отвечает ей она. -
        Крепко связаны ей локти;
        Попадется зверю в когти,
        Меньше будет ей терпеть,
        Легче будет умереть.
        И молва трезвонить стала:
        Дочка царская пропала!
        Тужит бедный царь по ней.
        Королевич Елисей,
        Помолясь усердно богу,
        Отправляется в дорогу
        За красавицей душой,
        За невестой молодой.
        Но невеста молодая,
        До зари в лесу блуждая,
        Между тем все шла да шла
        И на терем набрела.
        Ей на встречу пес, залая,
        Прибежал и смолк, играя;
        В ворота вошла она,
        На подворье тишина.
        Пес бежит за ней, ласкаясь,
        А царевна, подбираясь,
        Поднялася на крыльцо
        И взялася за кольцо;
        Дверь тихонько отворилась,
        И царевна очутилась
        В светлой горнице; кругом
        Лавки, крытые ковром,
        Под святыми стол дубовый,
        Печь с лежанкой изразцовой.
        Видит девица, что тут
        Люди добрые живут;
        Знать, не будет ей обидно!
        Никого меж тем не видно.
        Дом царевна обошла,
        Все порядком убрала,
        Засветила богу свечку,
        Затопила жарко печку,
        На полати взобралась
        И тихонько улеглась.
        Час обеда приближался,
        Топот по двору раздался:
        Входят семь богатырей,
        Семь румяных усачей.
        Старший молвил: "Что за диво!
        Все так чисто и красиво.
        Кто-то терем прибирал
        Да хозяев поджидал.
        Кто же? Выдь и покажися,
        С нами честно подружися.
        Коль ты старый человек,
        Дядей будешь нам навек.
        Коли парень ты румяный,
        Братец будешь нам названый.
        Коль старушка, будь нам мать,
        Так и станем величать.
        Коли красная девица,
        Будь нам милая сестрица".
        И царевна к ним сошла,
        Честь хозяям отдала,
        В пояс низко поклонилась;
        Закрасневшись, извинилась,
        Что-де в гости к ним зашла,
        Хоть звана и не была.
        Вмиг по речи те спознали,
        Что царевну принимали;
        Усадили в уголок,
        Подносили пирожок;
        Рюмку полну наливали,
        На подносе подавали.
        От зеленого вина
        Отрекалася она;
        Пирожок лишь разломила,
        Да кусочек прикусила,
        И с дороги отдыхать
        Отпросилась на кровать.
        Отвели они девицу
        Вверх во светлую светлицу
        И оставили одну,
        Отходящую ко сну.
        День за днем идет, мелькая,
        А царевна молодая
        Все в лесу, не скучно ей
        У семи богатырей.
        Перед утренней зарею
        Братья дружною толпою
        Выезжают погулять,
        Серых уток пострелять,
        Руку правую потешить,
        Сорочина в поле спешить,
        Иль башку с широких плеч
        У татарина отсечь,
        Или вытравить из леса
        Пятигорского черкеса.
        А хозяюшкой она
        В терему меж тем одна
        Приберет и приготовит.
        Им она не прекословит,
        Не перечут ей они.
        Так идут за днями дни.
        Братья милую девицу
        Полюбили. К ней в светлицу
        Раз, лишь только рассвело,
        Всех их семеро вошло.
        Старший молвил ей: "Девица,
        Знаешь: всем ты нам сестрица,
        Всех нас семеро, тебя
        Все мы любим, за себя
        Взять тебя мы все бы ради,
        Да нельзя, так бога ради
        Помири нас как-нибудь:
        Одному женою будь,
        Прочим ласковой сестрою.
        Что ж качаешь головою?
        Аль отказываешь нам?
        Аль товар не по купцам?"
        "Ой вы, молодцы честные,
        Братцы вы мои родные, -
        Им царевна говорит, -
        Коли лгу, пусть бог велит
        Не сойти живой мне с места.
        Как мне быть? ведь я невеста.
        Для меня вы все равны,
        Все удалы, все умны,
        Всех я вас люблю сердечно;
        Но другому я навечно
        Отдана. Мне всех милей
        Королевич Елисей".
        Братья молча постояли
        Да в затылке почесали.
        "Спрос не грех. Прости ты нас, -
        Старший молвил поклонясь, -
        Коли так, не заикнуся
        Уж о том". - "Я не сержуся, -
        Тихо молвила она, -
        И отказ мой не вина".
        Женихи ей поклонились,
        Потихоньку удалились,
        И согласно все опять
        Стали жить да поживать.
        Между тем царица злая,
        Про царевну вспоминая,
        Не могла простить ее,
        А на зеркальце свое
        Долго дулась и сердилась;
        Наконец об нем хватилась
        И пошла за ним, и, сев
        Перед ним, забыла гнев,
        Красоваться снова стала
        И с улыбкою сказала:
        "Здравствуй, зеркальце! скажи
        Да всю правду доложи:
        Я ль на свете всех милее,
        Всех румяней и белее?"
        И ей зеркальце в ответ:
        "Ты прекрасна, спору нет;
        Но живет без всякой славы,
        Средь зеленыя дубравы,
        У семи богатырей
        Та, что все ж тебя милей".
        И царица налетела
        На Чернавку: "Как ты смела
        Обмануть меня? и в чем!.."
        Та призналася во всем:
        Так и так. Царица злая,
        Ей рогаткой угрожая,
        Положила иль не жить,
        Иль царевну погубить.
        Раз царевна молодая,
        Милых братьев поджидая,
        Пряла, сидя под окном.
        Вдруг сердито под крыльцом
        Пес залаял, и девица
        Видит: нищая черница
        Ходит по двору, клюкой
        Отгоняя пса. "Постой,
        Бабушка, постой немножко, -
        Ей кричит она в окошко, -
        Пригрожу сама я псу
        И кой-что тебе снесу".
        Отвечает ей черница:
        "Ох ты, дитятко девица!
        Пес проклятый одолел,
        Чуть до смерти не заел.
        Посмотри, как он хлопочет!
        Выдь ко мне". - Царевна хочет
        Выйти к ней и хлеб взяла,
        Но с крылечка лишь сошла,
        Пес ей под ноги - и лает,
        И к старухе не пускает;
        Лишь пойдет старуха к ней,
        Он, лесного зверя злей,
        На старуху. "Что за чудо?
        Видно, выспался он худо, -
        Ей царевна говорит: -
        На ж, лови!" - и хлеб летит.
        Старушонка хлеб поймала:
        "Благодарствую, - сказала. -
        Бог тебя благослови;
        Вот за то тебе, лови!"
        И к царевне наливное,
        Молодое, золотое,
        Прямо яблочко летит...
        Пес как прыгнет, завизжит...
        Но царевна в обе руки
        Хвать - поймала. "Ради скуки
        Кушай яблочко, мой свет.
        Благодарствуй за обед".
        Старушоночка сказала,
        Поклонилась и пропала...
        И с царевной на крыльцо
        Пес бежит и ей в лицо
        Жалко смотрит, грозно воет,
        Словно сердце песье ноет,
        Словно хочет ей сказать:
        Брось! - Она его ласкать,
        Треплет нежною рукою;
        "Что, Соколко, что с тобою?
        Ляг!" - и в комнату вошла,
        Дверь тихонько заперла,
        Под окно за пряжу села
        Ждать хозяев, а глядела
        Все на яблоко. Оно
        Соку спелого полно,
        Так свежо и так душисто,
        Так румяно-золотисто,
        Будто медом налилось!
        Видны семечки насквозь...
        Подождать она хотела
        До обеда; не стерпела,
        В руки яблочко взяла,
        К алым губкам поднесла,
        Потихоньку прокусила
        И кусочек проглотила...
        Вдруг она, моя душа,
        Пошатнулась не дыша,
        Белы руки опустила,
        Плод румяный уронила,
        Закатилися глаза,
        И она под образа
        Головой на лавку пала
        И тиха, недвижна стала...
        Братья в ту пору домой
        Возвращалися толпой
        С молодецкого разбоя.
        Им на встречу, грозно воя,
        Пес бежит и ко двору
        Путь им кажет. "Не к добру! -
        Братья молвили: - печали
        Не минуем". Прискакали,
        Входят, ахнули. Вбежав,
        Пес на яблоко стремглав
        С лаем кинулся, озлился,
        Проглотил его, свалился
        И издох. Напоено
        Было ядом, знать, оно.
        Перед мертвою царевной
        Братья в горести душевной
        Все поникли головой,
        И с молитвою святой
        С лавки подняли, одели,
        Хоронить ее хотели
        И раздумали. Она,
        Как под крылышком у сна,
        Так тиха, свежа лежала,
        Что лишь только не дышала.
        Ждали три дня, но она
        Не восстала ото сна.
        Сотворив обряд печальный,
        Вот они во гроб хрустальный
        Труп царевны молодой
        Положили - и толпой
        Понесли в пустую гору,
        И в полуночную пору
        Гроб ее к шести столбам
        На цепях чугунных там
        Осторожно привинтили
        И решеткой оградили;
        И, пред мертвою сестрой
        Сотворив поклон земной,
        Старший молвил: "Спи во гробе;
        Вдруг погасла, жертвой злобе,
        На земле твоя краса;
        Дух твой примут небеса.
        Нами ты была любима
        И для милого хранима -
        Не досталась никому,
        Только гробу одному".
        В тот же день царица злая,
        Доброй вести ожидая,
        Втайне зеркальце взяла
        И вопрос свой задала:
        "Я ль, скажи мне, всех милее,
        Всех румяней и белее?"
        И услышала в ответ:
        "Ты, царица, спору нет,
        Ты на свете всех милее,
        Всех румяней и белее".
        За невестою своей
        Королевич Елисей
        Между тем по свету скачет.
        Нет как нет! Он горько плачет,
        И кого ни спросит он,
        Всем вопрос его мудрен;
        Кто в глаза ему смеется,
        Кто скорее отвернется;
        К красну солнцу наконец
        Обратился молодец.
        "Свет наш солнышко! Ты ходишь
        Круглый год по небу, сводишь
        Зиму с теплою весной,
        Всех нас видишь под собой.
        Аль откажешь мне в ответе?
        Не видало ль где на свете
        Ты царевны молодой?
        Я жених ей". - "Свет ты мой, -
        Красно солнце отвечало, -
        Я царевны не видало.
        Знать ее в живых уж нет.
        Разве месяц, мой сосед,
        Где-нибудь ее да встретил
        Или след ее заметил".
        Темной ночки Елисей
        Дождался в тоске своей.
        Только месяц показался,
        Он за ним с мольбой погнался.
        "Месяц, месяц, мой дружок,
        Позолоченный рожок!
        Ты встаешь во тьме глубокой,
        Круглолицый, светлоокий,
        И, обычай твой любя,
        Звезды смотрят на тебя.
        Аль откажешь мне в ответе?
        Не видал ли где на свете
        Ты царевны молодой?
        Я жених ей". - "Братец мой,
        Отвечает месяц ясный, -
        Не видал я девы красной.
        На стороже я стою
        Только в очередь мою.
        Без меня царевна, видно,
        Пробежала". - "Как обидно!" -
        Королевич отвечал.
        Ясный месяц продолжал:
        "Погоди; об ней, быть может,
        Ветер знает. Он поможет.
        Ты к нему теперь ступай,
        Не печалься же, прощай".
        Елисей, не унывая,
        К ветру кинулся, взывая:
        "Ветер, ветер! Ты могуч,
        Ты гоняешь стаи туч,
        Ты волнуешь сине море,
        Всюду веешь на просторе,
        Не боишься никого,
        Кроме бога одного.
        Аль откажешь мне в ответе?
        Не видал ли где на свете
        Ты царевны молодой?
        Я жених ее". - "Постой, -
        Отвечает ветер буйный, -
        Там за речкой тихоструйной
        Есть высокая гора,
        В ней глубокая нора;
        В той норе, во тьме печальной,
        Гроб качается хрустальный
        На цепях между столбов.
        Не видать ничьих следов
        Вкруг того пустого места;
        В том гробу твоя невеста".
        Ветер дале побежал.
        Королевич зарыдал
        И пошел к пустому месту,
        На прекрасную невесту
        Посмотреть еще хоть раз.
        Вот идет; и поднялась
        Перед ним гора крутая;
        Вкруг нее страна пустая;
        Под горою темный вход.
        Он туда скорей идет.
        Перед ним, во мгле печальной,
        Гроб качается хрустальный,
        И в хрустальном гробе том
        Спит царевна вечным сном.
        И о гроб невесты милой
        Он ударился всей силой.
        Гроб разбился. Дева вдруг
        Ожила. Глядит вокруг
        Изумленными глазами,
        И, качаясь над цепями,
        Привздохнув, произнесла:
        "Как же долго я спала!"
        И встает она из гроба...
        Ах!.. и зарыдали оба.
        В руки он ее берет
        И на свет из тьмы несет,
        И, беседуя приятно,
        В путь пускаются обратно,
        И трубит уже молва:
        Дочка царская жива!
        Дома в ту пору без дела
        Злая мачеха сидела
        Перед зеркальцем своим
        И беседовала с ним.
        Говоря: "Я ль всех милее,
        Всех румяней и белее?"
        И услышала в ответ:
        "Ты прекрасна, слова нет,
        Но царевна все ж милее,
        Все румяней и белее".
        Злая мачеха, вскочив,
        Об пол зеркальце разбив,
        В двери прямо побежала
        И царевну повстречала.
        Тут ее тоска взяла,
        И царица умерла.
        Лишь ее похоронили,
        Свадьбу тотчас учинили,
        И с невестою своей
        Обвенчался Елисей;
        И никто с начала мира
        Не видал такого пира;
        Я там был, мед, пиво пил,
        Да усы лишь обмочил.
        А. С. ПУШКИН
        СКАЗКА О МОЛОДИЛЬНЫХ ЯБЛОКАХ И ЖИВОЙ ВОДЕ
        В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего Иваном.
        Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко - помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу - будет видеть. Царь собирает пир на весь мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им:
        - Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
        Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит царевич Федор и говорит:
        - Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
        Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, а ради крепости... Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился...
        Ехал он близко ли, далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись:
        "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть".
        Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где женату быть".
        И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
        - Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
        - Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать. Мне надо вперед двигаться.
        - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
        Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
        Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую...
        Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им:
        - Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников - привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
        Тут опять больший хоронится за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:
        Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою.
        Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился... Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть".
        Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать.
        - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого...
        Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
        Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье. А там спрашивают:
        - Кто летит?
        - Василий-царевич. А кто сидит?
        - Федор-царевич.
        - Вот, братан, попали!
        Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр:
        - Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал. Тут опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит:
        - Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство - поискать тебе молодильных яблок и живой воды да поискать еще моих братьецев.
        Дал ему царь благословеньице. Пошел Иван-царевич в конюший двор - выбирать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит - тот с ног валится...
        Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушказадворенка:
        - Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален?
        - Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу найти коня по разуму.
        - Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на цепи железной. Сможешь его взять - будет тебе конь по разуму.
        Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич - не шелохнется. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, ради славушки молодецкой. Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился... Доехал он до росстаней и поразмыслил: "Направо ехать - коня потерять. Куда мне без коня-то? Прямо ехать - женатому быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать - коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня".
        И поворотил он по той дороге, где коня спасти - себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и наезжает на избушку.
        Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
        - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает.
        - Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей:
        - Ах ты, баба-яга - костяная нога, не поймавши птицу - теребишь, не узнавши молодца - хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать - чей да откуда. Вот баба-яга это дело все справила - царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и стала спрашивать:
        - Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
        - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
        - Ну, дитя мое милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки - у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро...
        - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
        - Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей середней сестры, она тебя научит.
        Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне.
        Вдруг он и говорит коню:
        - Стой! Перчатку обронил.
        А конь отвечает:
        - В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал...
        Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
        - Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.
        Вдруг слышно - конь заржал, и конь под Иваномцаревичем откликнулся. Кони-то были одностадные. Услышала это баба-яга - еще старее той - и говорит:
        - Приехала ко мне, видно, сестрица в гости. И выходит на крыльцо:
        - Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей:
        - Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила...
        Баба-яга это дело все справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
        - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке...
        - Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
        - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
        - Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня научит, что делать.
        Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. А этот конь еще бойчей того.
        Вдруг Иван-царевич говорит:
        - Стой! Перчатку обронил.
        А конь отвечает:
        - В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал.
        Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера - красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
        - Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать.
        Вдруг заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликается. Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той. Поглядела - конь ее сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный... Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с собой не возят - ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и богатому.
        Баба-яга все дело справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
        - Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к середней, а середняя сестра к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
        - Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая богатырка. Вокруг ее царства - стена три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража - тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне. Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью нехлестанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесет.
        Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на ее доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает.
        Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит - тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит - стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней Молодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.
        Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит. Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел... Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом:
        - Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить.
        Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной.
        - Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять!
        Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной подковой - на стене струны запели и колокола зазвонили.
        Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу:
        - Вставайте, у нас покража большая!
        Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
        Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый. Он - со своего коня да на этого и опять вперед погнал... Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги:
        - Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
        - Нет, дитятко.
        - Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?
        - Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка. " - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
        - Что ты, дитятко, живо справлю...
        Пошла баба-яга доить корову - доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
        Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он - за дверь, а девица Синеглазка - в дверь:
        - Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец?
        - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков.
        - Да долго печь будешь.
        - Что ты, дитятко, живо справлю...
        Напекла баба-яга блинков - печет, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваномцаревичем.
        Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он - за дверь, девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
        - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
        - Да ты долго топить будешь.
        - Что ты, дитятко, живо справлю...
        Истопила баба-яга баньку, все изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять погнала в сугон. Конь ее с горки на горку поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича настигать.
        Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:
        - Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл!
        А он ей:
        - Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать.
        Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили - не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
        Боролись с утра до вечера - красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу грудь.
        Иван-царевич и говорит ей:
        - Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
        Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатер в чистом поле, на широком раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись. Девица Синеглазка ему говорит:
        - Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай... Через три года жди меня в своем царстве.
        Сели они на коней и разъехались... Долго ли, коротко ли, не скоро дело делается, скоро сказка сказывается - доезжает Иван-царевич до росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает:
        "Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести".
        И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть... И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные...
        Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул кольцом - маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица.
        - Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьет, сколько под стол льет. Повела его прекрасная девица в спальню.
        - Ложись, Иван-царевич, спать-почивать. А Иван-царевич столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
        Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
        - Кто там живой?
        А из ямы отвечают:
        - Федор-царевич да Василий-царевич.
        Он их из ямы вынул - они лицом черны, землей уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой - стали они опять прежними.
        Сели они на коней и поехали... Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:
        - Покараульте моего коня, а я лягу отдохну. Лег на шелковую траву и богатырским сном заснул. А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу:
        - Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти.
        Василий-царевич отвечает:
        - Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим.
        Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три дня и три ночи.
        Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит: только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат - бьет их погода.
        Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.
        Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
        - Детушки мои милые, не убила ли вас погодушканенастье?
        - Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл.
        Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
        - Для чего ты сюда попал, милый человек?
        - Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
        - Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
        - Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону?
        Нагай-птица ему отвечает:
        - Достань мне два чана - пудов по двенадцати - мяса.
        Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагайптице на правое плечо, а другой чан - на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
        Она летит, а он ей подает да подает... Долго ли, коротко ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
        Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны.
        - Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
        Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула:
        - Приставь на место. Иван-царевич приставил - мясо и приросло к костям.
        - Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
        Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону.
        Пришел он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
        Не пошел Иван-царевич к отцу, к матери... В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
        Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:
        - Царь, отдай царевича. Не отдашь - все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
        Царь испугался и посылает старшего - Федора-царевича. Идет Федор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:
        - Матушка, это не наш ли батюшка идет?
        - Нет, детушки, это ваш дяденька.
        - А что прикажешь с ним делать?
        - А вы, детушки, угостите его хорошенько. Тут эти двое пареньков взяли трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унес.
        А Синеглазка опять посылает к царю:
        - Отдай царевича...
        Пуще испугался царь и посылает среднего - Василия-царевича. Он подходит к шатру. Выбегают два мальчика:
        - Матушка, это не наш ли батюшка идет?
        - Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько.
        Двое пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унес. Синеглазка в третий раз посылает к царю:
        - Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдете - все царство потопчу, пожгу. Царь еще пуще испугался, посылает за Федоромцаревичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого бросили в пропасть.
        Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке...
        Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика:
        - Матушка, матушка, к нам кто-то идет... А Синеглазка им:
        - Возьмите его за белые руки, ведите в шатер. Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал. Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки, ввели в шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила и спать уложила...
        На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир - честным пирком да и за свадебку. Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести, прогнали их со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать негде...
        Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство.
        Тут и сказке конец.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА О ПЕРЕВЕРНУТОЙ ЧЕРЕПАХЕ
        Это было давно. Но не очень. Некоторые еще и сейчас помнят эту странную историю. Во время большой бури с черепахой по имени Мнеспешитьнекуда произошло несчастье. Не какое-нибудь там маленькое несчастье, а самое что ни на есть большое. А во всем был виноват Холодный Северный Ветер. Он дунул так сильно и неожиданно, что черепаха Мнеспешитьнекуда перевернулась на спину.
        Холодный Северный Ветер улетел, а черепаха так и осталась перевернутой. И никто не мог ей помочь в беде. Еще бы! Ведь была Мнеспешитьнекуда огромной величины. И панцирь ее весил целых пятьсот килограммов, а может, и все тысячу.
        Звери утешали черепаху, как могли. Но перевернуть ее сил у них не хватало. Тогда еще никто не знал, к чему все это приведет.
        А началось с ерунды. Стали черепахе Мнеспешитьнекуда сниться перевернутые сны.
        В этих снах дожди падали с земли на небо. Реки бежали вспять. Корабли плыли в обратную сторону.
        Так было во сне. А наяву черепаха Мнеспешитьнекуда тоже все видела и слышала в перевернутом виде. И даже ноты в песенках, которые она пела по утрам, переворачивались так, что все знакомые мелодии становились пустым набором звуков.
        Черепаха моментально переворачивала все слова и даже целые предложения. А тем, кто не знал об этом, казалось, что Мнеспешитьнекуда говорит на каком-то неизвестном иностранном языке. Она произносила: «Тевирп». Это значило: «Привет». Черепаха спрашивала: «Алел как?» Это надо было понимать так: «Как дела?»
        Сначала черепаху Мнеспешитьнекуда плохо понимали. Постепенно к ее разговору стали привыкать. Носорог откликался, когда его называли ГОРОСОН. Крокодил отзывался в ответ на обращение ЛИДОКОРК. Нечего и говорить, что жаба была довольна, когда к ней обращались таким образом:
        - Абаж, тевирп!
        Прежде это звучало менее ласково и нежно:
        - Жаба, привет!
        Зверям так понравилось переворачивать слова во время разговора, что они чуть не перевернули наизнанку весь свои звериный язык.
        Да что там звери? Даже мальчишки бегали по улицам и кричали:
        - Ару! Ару? Ару!
        А раньше они кричали:
        - Ура! Ура! Ура!
        Кто знает, каких бед натворила бы еще перевернутая черепаха Мнеспешитьнекуда, если бы однажды не подул Теплый Южный Ветер, вернувший ее в прежнее положение. Правда, кое-кто иногда и переворачивал слова по привычке. Но вскоре даже самым забывчивым и непослушным это разонравилось.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        СКАЗКА О ПОПЕ И О РАБОТНИКЕ ЕГО БАЛДЕ
        Жил-был поп,
        Толоконный лоб.
        Пошел поп по базару
        Посмотреть кой-какого товару.
        Навстречу ему Балда
        Идет, сам не зная куда.
        "Что, батька, так рано поднялся?
        Чего ты взыскался?"
        Поп ему в ответ: "Нужен мне работник:
        Повар, конюх и плотник.
        А где найти мне такого
        Служителя не слишком дорогого?"
        Балда говорит: "Буду служить тебе славно,
        Усердно и очень исправно,
        В год за три щелка тебе по лбу,
        Есть же мне давай вареную полбу".
        Призадумался поп,
        Стал себе почесывать лоб.
        Щелк щелку ведь розь.
        Да понадеялся он на русский авось.
        Поп говорит Балде: "Ладно.
        Не будет нам обоим накладно.
        Поживи-ка на моем подворье,
        Окажи свое усердие и проворье".
        Живет Балда в поповом доме,
        Спит себе на соломе,
        Ест за четверых,
        Работает за семерых;
        До светла все у него пляшет.
        Лошадь запряжет, полосу вспашет,
        Печь затопит, все заготовит, закупит,
        Яичко испечет да сам и облупит.
        Попадья Балдой не нахвалится,
        Поповна о Балде лишь и печалится,
        Попенок зовет его тятей:
        Кашу заварит, нянчится с дитятей.
        Только поп один Балду не любит,
        Никогда его не приголубит.
        О расплате думает частенько:
        Время идет, и срок уж близенько.
        Поп ни ест, ни пьет, ночи не спит:
        Лоб у него заране трещит.
        Вот он попадье признается:
        "Так и так: что делать остается?"
        Ум у бабы догадлив,
        На всякие хитрости повадлив.
        Попадья говорит: "Знаю средство,
        Как удалить от нас такое бедство:
        Закажи Балде службу, чтоб стало ему невмочь;
        А требуй, чтоб он ее исполнил точь-в-точь.
        Тем ты и лоб от расправы избавишь
        И Балду-то без расплаты отправишь".
        Стало на сердце попа веселее,
        Начал он глядеть на Балду посмелее.
        Вот он кричит: "Поди-ка сюда,
        Верный мой работник Балда.
        Слушай: платить обязались черти
        Мне оброк но самой моей смерти;
        Лучшего б не надобно дохода,
        Да есть на них недоимки за три года.
        Как наешься ты своей полбы,
        Собери-ка с чертей оброк мне полный".
        Балда, с попом понапрасну не споря,
        Пошел, сел у берега моря;
        Там он стал веревку крутить
        Да конец ее в море мочить.
        Вот из моря вылез старый Бес:
        "Зачем ты. Балда, к нам залез?"
        - "Да вот веревкой хочу море морщить
        Да вас, проклятое племя, корчить".
        Беса старого взяла тут унылость.
        "Скажи, за что такая немилость?"
        - "Как за что? Вы не плотите оброка,
        Не помните положенного срока;
        Вот ужо будет нам потеха,
        Вам, собакам, великая помеха".
        - "Балдушка, погоди ты морщить море.
        Оброк сполна ты получишь вскоре.
        Погоди, вышлю к тебе внука".
        Балда мыслит: "Этого провести не штука!"
        Вынырнул подосланный бесенок,
        Замяукал он, как голодный котенок:
        "Здравствуй, Балда-мужичок;
        Какой тебе надобен оброк?
        Об оброке век мы не слыхали,
        Не было чертям такой печали.
        Ну, так и быть - возьми, да с уговору,
        С общего нашего приговору -
        Чтобы впредь не было никому горя:
        Кто скорее из нас обежит около моря,
        Тот и бери себе полный оброк,
        Между тем там приготовят мешок".
        Засмеялся Балда лукаво:
        "Что ты это выдумал, право?
        Где тебе тягаться со мною,
        Со мною, с самим Балдою?
        Экого послали супостата!
        Подожди-ка моего меньшего брата".
        Пошел Балда в ближний лесок,
        Поймал двух зайков да в мешок.
        К морю опять он приходит,
        У моря бесенка находит.
        Держит Балда за уши одного зайку:
        "Попляши-тка ты под нашу балалайку;
        Ты, бесенок, еще молоденек,
        Со мною тягаться слабенек;
        Это было б лишь времени трата.
        Обгони-ка сперва моего брата.
        Раз, два, три! догоняй-ка".
        Пустились бесенок и зайка:
        Бесенок по берегу морскому,
        А зайка в лесок до дому.
        Вот, море кругом обежавши,
        Высунув язык, мордку поднявши,
        Прибежал бесенок задыхаясь,
        Весь мокрешенек, лапкой утираясь,
        Мысля: дело с Балдою сладит.
        Глядь - а Балда братца гладит,
        Приговаривая: "Братец мой любимый,
        Устал, бедняжка! отдохни, родимый".
        Бесенок оторопел,
        Хвостик поджал, совсем присмирел,
        На братца поглядывает боком.
        "Погоди, - говорит, - схожу за оброком".
        Пошел к деду, говорит: "Беда!
        Обогнал меня меньшой Балда!"
        Старый Бес стал тут думать думу.
        А Балда наделал такого шуму,
        Что все море смутилось
        И волнами так и расходилось.
        Вылез бесенок: "Полно, мужичок,
        Вышлем тебе весь оброк -
        Только слушай. Видишь ты палку эту?
        Выбери себе любимую мету.
        Кто далее палку бросит,
        Тот пускай и оброк уносит.
        Что ж? боишься вывихнуть ручки?
        Чего ты ждешь?" - "Да жду вон этой тучки:
        Зашвырну туда твою палку,
        Да и начну с вами, чертями, свалку".
        Испугался бесенок да к деду,
        Рассказывать про Балдову победу,
        А Балда над морем опять шумит
        Да чертям веревкой грозит.
        Вылез опять бесенок: "Что ты хлопочешь?
        Будет тебе оброк, коли захочешь..."
        - "Нет, - говорит Балда, -
        Теперь моя череда,
        Условия сам назначу,
        Задам тебе, враженок, задачу.
        Посмотрим, какова у тебе сила.
        Видишь: там сивая кобыла?
        Кобылу подыми-тка ты,
        Да неси ее полверсты;
        Снесешь кобылу, оброк уж твой;
        Не снесешь кобылы, ан будет он мой".
        Бедненький бес
        Под кобылу подлез,
        Понатужился,
        Понапружился,
        Приподнял кобылу, два шага шагнул.
        На третьем упал, ножки протянул.
        А Балда ему: "Глупый ты бес,
        Куда ж ты за нами полез?
        И руками-то снести не смог,
        А я, смотри, снесу промеж ног".
        Сел Балда на кобылку верхом
        Да версту проскакал, так что пыль столбом.
        Испугался бесенок и к деду
        Пошел рассказывать про такую победу.
        Черти стали в кружок,
        Делать нечего - собрали полный оброк
        Да на Балду взвалили мешок.
        Идет Балда, покрякивает,
        А поп, завидя Балду, вскакивает,
        За попадью прячется,
        Со страху корячится.
        Балда его тут отыскал,
        Отдал оброк, платы требовать стал.
        Бедный поп
        Подставил лоб:
        С первого щелка
        Прыгнул поп до потолка;
        Со второго щелка
        Лишился поп языка,
        А с третьего щелка
        Вышибло ум у старика.
        А Балда приговаривал с укоризной:
        "Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной".
        А. С. ПУШКИН
        Cказка о пчеле Юне
        В небольшой деревне, в маленьком саду, под старой огромной грушей стоял пчелиный домик и в нем жила семья пчел. В этой семье была маленькая и трудолюбивая, как и все ее сестрички, пчелка Юня. Однажды матка послала пчелку Юню за нектаром, для своих младших сестричек. Юня быстренько закончила уборку, покормила самых маленьких, только что родившихся, пчелок и вышла на леток. Разузнала где что цветет, взяла в дорогу немного мёда, протерла свои фацетные глазки, взлетела и сказала:
        - …помоги мне. - Никто не расслышал к кому обратилась Юня, но она явно кого-то просила о помощи. Желание у нее было найти и принести в свой дом самого лучшего нектара. Она поднялась высоко в небо, покружилась еще раз, понюхала воздух и почувствовала, что липа зовет всех своих лучших друзей на свадьбу. Вокруг было много цветов, но липа, липа стояла белой невестой, вся в цветах и угощала гостей прилетевших к ней на свадьбу.
        - Угощайтесь дорогие гости, кушайте, чем богата, тем и рада, у меня сегодня праздник. - Вокруг суетились соседние пчелы, шмели и бабочки, шум стоял от гостей как на базаре. Села Юня на один цветок, потом на другой, но с них кто-то уже собрал нектар. Тогда она взлетела повыше и начала собирать на самом веночке липы, где свадебный пир только еще начинался. Собирая нектар, она так увлеклась, что не заметила приближение грозы. Темная туча, гонимая ветром, быстро приближалась с запада. Юня уже успела насобирать не мало нектара, к тому же успела заполнить две маленькие корзинки пыльцы и прицепила их на задние ножки. Пыльца для пчел это самый вкусный хлеб. Юня спохватилась только тогда, когда солнце скрылось за темную тучу, подул густой и прохладный ветер. Она испугалась и, покинув липу, полетела через пшеничное поле, через маленький ручей, через огород, домой, в маленький сад, скорей, скорей. И все было бы хорошо, если бы порыв ветра в саду не бросил ее на сухую ветку яблони. Но и это было бы не страшно, а вся беда в том, что на этой ветке паук, по имени Киллер, натянул хитроумную паутину. Паутина была
хитро сплетена со всякими липучими петлями, и узелками как не видимая простыня развешенная на ветке опускалась до самой земли. Юня ее, конечно, видела, но порыв ветра был такой сильный, а нектар и две корзинки пыльцы на ножках так тяжелы, что она не смогла сопротивляться ветру и влипла в расставленную сеть. Ниточки на паутине крепкие, и липкие, а петли узелками схватили ее за все крылышки. Она пыталась выпутываться лапками, что бы освободиться, но каждый раз зацеплялась за паутину больше и больше. Включила свой мотор, он заработал, но крылышки были связаны, и вырваться никак не возможно. Юня поворачивалась и так и этак ничего не получается. И тогда опять у неё вырвалась не произвольно молитва:
        - Господи, помоги мне. - В это время вверху пролетал, по своей патрульной службе, большой трутень, по имени Цап. Он увидел пчелу и сел рядом на сухую ветку. И бедная Юня подумала что это Бог послал ей спасителя, но у Бога был видимо другой план её спасения.
        - Помогите мне. Помогите мне скорее. Мне домой надо. Я грозы боюсь. - Закричала Юня, обращаясь к Цапу.
        - Как вы сюда попали? - Строго спросил Цап.
        - Не знаю. - Юня была неграмотна, в школу она никогда не ходила, поэтому не знала что такое ветер. А если не знаешь что такое ветер, то, как можно сказать что порыв ветра может бросить тебя куда угодно.
        - Что значит: не знаю? - Сурово спросил Цап.
        - Не знаю, как это так получилось.
        - Все вы не знаете! Забыли где нужно летать?
        - Не забыла. Но вот…
        - Имя? - Не дал договорить ей Цап.
        - Помогите мне, уважаемый Цап, освободить крылышки, вы же сильный трутень.
        - Это не мое дело. Разве ты не знаешь, что нам нельзя работать? Сама залетела, сама и выпутывайся. - Юня, конечно знала, что трутни не работают, но не знала, что паук Киллер и трутень Цап были большие друзья.
        - Мне хотя бы одно крылышко распутайте, а мотор у меня работает, и я вырвусь. - Завопила Юня.
        - Нектара набрала с жадности? Имя?! - Юне стало так обидно от этих слов, так обидно, она хотела заплакать, но из глазок пчелиных слезы не текут. У пчел глаза фацетные.
        Туча надвигалась все ближе и ближе, порывы ветра все сильней и сильней рвали с деревьев даже зеленые листья, и ветер метал их по всему саду. Юня прикладывала последние силы, что бы вырваться.
        - Я последний раз спрашиваю - имя? - И тогда она в отчаянии крикнула:
        - Юнька.
        - Хорошо. Запишем Юнька. Будем с тобой разгильдяйкой разбираться. - Включил Цап свой мотор и поднялся высоко в небо.
        Откуда-то снизу, к Юне, уже поднимался важно, блатной походкой, не спеша, на всех своих шести лапах, по паутинной лестнице хозяин паутины Киллер, и всем понятно, чем бы все это могло кончиться, если бы не начали падать с неба очень крупные капли дождя. И одна огромная капля, внутри которой была маленькая льдинка, попала прямо в Юню. Удар был такой сильный, что вырвал пчелку из сети вместе с куском паутины. Юня включила мотор в надежде полететь, но крылышки все равно были связаны и она связанная упала в грядку прямо на куст картошки, где сидел колорадский жук Обжора со своим многочисленным семейством.
        - Ты, почему садишься на мою картошку? Разве тебе не известно, что я здесь хозяин?
        - Я упала, а не села. У меня крылышки связаны паутиной. Помогите мне распутать крылышки.
        - Просто так паутиной не вяжут. Признавайся, что натворила? За что тебя связали?
        - Я спешила домой, а тут кто-то паутину развесил. Вот я и влипла в нее. Так получилось.
        - Не кто-то, а мой друг Киллер. Хм. Получилось. Все у вас так получается. Сейчас я позову его пусть он с тобой и разбирается. - Пчелка хотела отдать Обжоре весь свой нектар, который насобирала, но вспомнила, что этот Обжора, сладкого не любит, он ест только картошку. Она сбросила со своих задних лапок две желтенькие корзинки пыльцы и пыталась задними лапками разорвать узлы паутины на крыльях. Туча все ближе и ближе, уже гремят раскаты грома, вот-вот разразится сильный дождь. Жук Обжора в это время свистел и кричал, зовя своего друга паука. Но ветер уносил его голос. Зато этот крик услышал другой хищник, который сидел рядом, в засаде. Это была огромная оса, ее все называют пчелиный волк по имени Кумир. Сильному Кумиру, не страшен ни какой дождь и ветер. Оса услышала Обжору, взлетела и как молния опустилась на Юню. И Юня опять еле успела произнести три слова в ее жестоких лапах. Конечно, это была молитва:
        - Господи, помоги мне. - А оса держала ее четырьмя лапами и связанную понесла далеко за ферму, за скотный двор, за широкое поле, к своему роскошному дубу, который стоял среди ржаного поля. Этот дуб, детки, очень любили рисовать великие художники, вы его часто видите на картинках. Там у нее было огромное дупло, где пировало ее большое и гордое осиное семейство. Эту осу люди тоже боятся и называют ее Шершнем.
        Оса сделала Юне укол и усыпила ее. А когда пчела очнулась, то поняла, что ее мотор поврежден, и скованные крылья тоже испорчены. Голова сильно болела. Лежит Юня в маленькой норке, в осином дупле, на высоком дубу и слышит:
        - Поди-ка сюда пчела. Тебя как зовут?
        - Юнька.
        - Ну, вот что Юнька, я спасла тебя от верной гибели. Киллер готовил тебя на ужин. Теперь ты будешь служить мне. Будешь выращивать моих детей. Вот твои обязанности: накормить, напоить моих детей и убрать за ними. Ты поняла?
        - Я умею воспитывать только маленьких пчел. А ваших детей я боюсь.
        - Научу. Не бойся, они уже большие, но еще совсем глупые. У тебя есть нектар, это хорошо. Вот и корми моих оболтусов своим нектаром.
        - Я его собрала для своих сестричек.
        - Больше ты их не увидишь. Забудь. Корми моих малышей. - Юня согнула головку и покорно кивнула своим усиком. А что ей оставалось делать? Осмотрела осиное дупло. О! Что тут делается. Вокруг валяются пчелиные головки и ножки. Она бы закрыла свои глазки, но фацетные глазки не закрываются. Пол грязный, стены тоже грязные. Роскошное убранство жилья, в которое попала Юня, было сильно засорено. Везде беспорядок. И что больше всего её угнетало, так это неприятный запах. Она к такому не привыкла. У них в улье всегда было чисто, пахло воском и медом.
        Семья у ос была большая. И пока хитрая и злая Кумир инструктировала Юню, все ее дети спали, хотя на дворе уже давно был день. На потолку висели дорогие люстры. Стены уставлены дорогой мебелью. А в углу стоял сундук, над сундуком висел лозунг. Юня читать не умела и спросила большую осу:
        - Что написано над сундуком?
        - Мы, осы породистые, высокообразованные и культурные. Там написано: МЫ ОЧЕНЬ ПРАВИЛЬНО ВОС-ПИ-ТА-НЫ. Это для того чтоб никто об этом не забывал.
        - А я и не знала.
        - Ну вот, скажи спасибо, что ко мне попала. Хоть чему-то научишься. Мы и тебя воспитаем, если не съедим.
        - Спасибо. - Тихо сказала Юня.
        - Что, осмотрелась? Принимайся за работу. У нас сегодня будет много гостей. Завтра праздник.
        - Какой праздник? - Спросила Юня. У себя дома, Юня никаких праздников не знала, кроме одного - когда у пчел наступало торжество роения. Это бурная свобода, это танцы в воздухе. Красота. А потом одна радость - работа по сбору урожая, и тяжелое испытание - зима.
        - Завтра именины у нашего Резака, сынка моего. Поспеши. - Взяла Юня метлу и тряпку с мылом и начала работать. Лапочек у нее шесть, но двигаются они медленно - в неволе. Неловкая стала в чужом жилище. Вокруг грязь, все за лапки цепляется.
        - Да потише, деточек не разбуди. Подметешь, стены помоешь, потом одежу на дворе вытряхни. - Но Юне и говорить не нужно, она сама знает, дома часто этим занималась.
        - Закончишь, залезь в свою норку и сиди тихонько, а то съедят. Поняла?
        - Поняла. - Ответила пчелка, продолжая убирать. Много мусора вынесла, головки сестричек захоронила, стены протерла. Вечер подошел, в дверь постучали. Юня залезла в свою норку, которую ей показала оса, и смотрит, как зашли в жилище огромные осы. Жала у них длинные острые, наполненные ядом. Лапы толстые и сильные, на головах у всех надеты пчелиные маски для приличия. А злая оса Кумир, отыскала для себя маску смирения. И когда одела, то стала такая простая и смиренная, смиренная, можно было подумать что это большая и добрая пчелиная матка. У Юни даже страх прошел. Но, вот пробудились спящие её сынки и не умываться побежали, а скорей к сундуку, каждый надел на себя маску доброты, как на карнавале. Выходят на встречу гостям в масках, такие добрые, добрые как пчелы. И тогда начали они с гостями друг дружку усиками ощупывать и похваливать. И ножками по пчелиному топают так красиво. Маски друг у дружки рассматривают, и каждый свою расхваливает. Силою своей хвалятся - рассказывают, сколько они пчел переловили, сколько нектара у них отобрали. И так целую ночь пировали, а утром когда спать ложатся, маски
снимают и в сундук складывают. В это время Юня выходит из своей норы и снова за работу, начала вещи протирать и еду готовить. Гости ушли, хозяева спят. Вдруг слышит голос Кумира:
        - Поспеши, поспеши Юнька, завтра у нас тоже праздник.
        - Какой еще праздник?
        - День рождения моего Обжоры, среднего сынка.
        - А послезавтра?
        - Послезавтра день смерти моего мужа, большого Фулигана.
        - А детей у вас много родилось?
        - У меня они каждый день рождаются.
        - И каждый день праздник? Когда же вы, осы, работаете? - Спросила удивленная Юня.
        - Глупая ты пчелка. Осы не работают. У нас праздник это и есть работа. -
        Пчелка работает, а у самой другие мысли: Как там мои сестрички? Кто их накормил? А как матка царица наша с ними справляется? Вот бы на волю вырваться. Думает и лапочками пыль с вещей стирает, на место все складывает. Посмотрела на спящих ос - волков, ух, какие они страшные образины без масок, даже когда спят. Образа звериные, злые, глаза острые фацетные, не добрые, жала ядовитые, скулы жестокие, смотреть не хочется. Построение тела у ос не такое как у человека. Осы не могут выразить улыбку или горе. Хитиновый покров у них жесткий. И приходится им надевать маску ко всякому случаю. Смотрит Юня, вот они, маски, все в сундуке сложены. Их тоже надо протереть от пыли. Ой, как много масок и все улыбчивые, добрые, смиренные, похожи на пчел. Вот маска приветливой пчелы, вот доброты, а вот маска радушия. Однако самая красивая - маска целомудрия. Как они легко надеваются и снимаются. Прелесть. За многие века их великие мастера изготовляли, что бы скрыть злую осиную морду. Это работа сложная. И тут пришла Юньке в голову шальная мысль: А что если бы уничтожить все эти маски? Пусть бы посмотрели они друг на
друга и показали себя такими, какие они есть. У них каждую ночь большой праздник, а день они спят, возьму и сожгу я весь этот набор. Съедят меня? Ну и пусть, что это за жизнь. Смелая все-таки была Юня. Впрочем все пчелы такие, не пожалеют себя ради своей семьи.
        В дупле после ночи еще горел камин. Все тихо спали. Подтянула Юня сундук с масками к камину и опять сказала:
        - Господи, помоги мне. - Потом спокойно взяла одну маску и бросила в камин, другую, третью и так сожгла все. Поставила пустой сундук на место и занялась другими работами. Ах, как долго тянется время. Но вот на конец приходит вечер. Юня тихо залезла в свою нору. Кто-то из гостей уже стучится. Вот их уже много. Все гости пришли в масках радушия и вежливости, такие красивые хоть картину с них пиши. Хозяева проснулись, засуетились, и к сундуку, а сундук пустой. Они и дуда и сюда, а масок нет. Делать нечего, вышли они встречать гостей со своими, страшными образинами, какие есть, а те как глянули. Ой! Ой! Ой! Что тут было. Гости, видя хозяев со злыми осиными мордами, свои маски поснимали тоже, и давай друг друга жалами резать. Зубами грызть. Сплошное непонимание. Драка такая была, что никого живого и не осталось. Осмотрела Юня, лежат мертвыми пленившие ее осы. Вышла из дупла, попробовала заводить свой мотор. Ничего не получилось. Какое отчаяние. И опять тихо произнесла:
        - Господи, помоги мне. - И решила пчелка идти домой ножками. Ножек то у нее шесть, но по земле они быстро не бегают. Она знала куда идти, но своими шестью ножками пройти такое расстояние, почто не возможно. Но Юня пошла.
        Дуб стоял среди поля, на котором была засеяна рожь. Опустилась Юня с дуба на землю, а над ней высоко колосья ветром колышутся. Настоящие джунгли. Идет, идет, а на пути ни цветка, ни ягодки, одна рожь перешептывается между собой колосками. Вдруг видит на меже большой муравейник. Целый муравьиный город стоит. Муравьи в нем дружные, работящие, каждый в своем деле мастер. Есть у них воины сильные и смелые, они защищают свой муравейник. Есть кладовщики, те только хранят припасы, чтоб ни какие продукты не испортились. Есть извозчики и всякие специалисты. Тогда Юня и спрашивает у встречного муравья:
        - Вы муравьи мастера на все лапки, все умеете. Нет ли у вас специалиста такого, чтоб мотор мой починил.
        - Есть. - Отвечает муравей. - Как не быть?
        - А как найти его.
        - Найти его просто. Вот у меня видишь маленьких флакончиков много, они с духами. Открываю флакончик «Ремонт», а из него вылетают молекулы, как почтовые голуби с письмами. Они разлетаются и попадают к специалистам по ремонту. Специалист муравей прочитает и ко мне прибежит. Мы без этого далеко не ходим.
        - Так открывай скорее такой флакончик, что б мастер по моторам сюда прибежал.
        - Но, пчела Юня, за флакончик платить надо.
        - Хорошо, я дам тебе кусочек нектара. - Согласился муравей и выпустил своих голубей, чтоб мастеров по моторам вызвать. Быстро это все у них, вот уже бежит к ним несколько больших муравьев с инструментами.
        - Кто вызывал мастера по моторам?
        - Это я. - Ответила Юня. - Мотор мой испортился, летать не могу. Почините, пожалуйста.
        - Починить, то мы можем. А чем платить будешь?
        - У меня денег нет, но есть нектар. Возьмите его за работу.
        - О! Нектар мы любим. Давай-ка сюда свой мотор, посмотрим. - Взялись они за работу. Осматривают, ощупывают внимательно и инструменты готовят.
        - Да у тебя, Юня, не только мотор, но и крылья тоже повреждены. Вон как подрезаны, да подпилены. Где это тебе так пришлось?
        - Все в прошлом, милые. Почините скорее, меня дома семья ждет, а я лететь не могу. - Занялись муравьи-мастера за дело. Сначала мотор починили, а потом с крыльями долго возились, но сделали хорошо.
        - Все, хозяйка, заводи мотор и рассчитывайся за нашу работу. - Завела Юня мотор, включила крылышки, ох как хорошо. Молодцы муравьи все исправили. Однако пришлось отдать за работу почти весь нектар. Мастера поблагодарили и ушли, а Юне опять приходится пешком топать. Мотор у нее работает на нектаре, а нектара осталось совсем мало, на дне. Идет она опять по ржи пешком и ни одного цветка во ржи нет. Только колоски колхозного жита над ней колышутся высоко, высоко. Раньше много цвело синих Васильков по ржи, теперь агроном всех ядами потравил. Вдруг возле межи увидела ножку милого Василька. Поднимается она по соломинке вверх, где синие цветы его расцвели. А он такой бледный, замученный еле стоит на своей тоненькой зеленой ножке, если бы не рожь, упал бы давно.
        - Давай-ка, Василек, я обслужу тебя, а ты мне нектара дашь.
        - Как хочешь. - Тихо простонал Василек. - Но у меня мало нектара. Болею.
        - Ну, хоть немножко. Я же домой долететь не могу.
        - Поищи, Юня, и бери что найдешь. - Начала искать все синие-голубые лепестки перелистала. Нектара было совсем мало. Поблагодарила василька и взлетела. Но не долго работал мотор, кончился нектар - мотор заглох. Упала Юня недалеко от фермы и смотрит, что здесь тоже ничего не цветет. Коровы пасутся и все цветы поели. Надо идти пешком. Идет и видит, катят шарик два жука в темно-синих красивых костюмах. Костюмы на них с иголочки, дорогие. Галстуки красные огнем горят. Головки блестят на солнышке, переливаются. Обрадовалась.
        - Добрые жуки, помогите мне домой добраться.
        - Что нужно тебе?
        - Еда моя кончилась - мотор не работает.
        - Еды здесь полно. Навоза кучи. Набирай и лети куда хочешь.
        - Я навозом не питаюсь. Мне нектар нужен.
        - Ух, ты какая. Нектар ей нужен. А мы, жуки, на навозе живем и вот животы какие. - Отвернулась Юня и дальше пошла. Смотрит и видит, на камушек села бабочка. Она то, небось, нектаром питается, вон язычок у нее какой длинный.
        - Бабочка, бабочка одолжи мне хоть немного нектара, чтоб домой долететь.
        - Могу, я добрая. - Помолчав, отвечает разукрашенная бабочка, подрисовывая свои глазки на крылышках.
        - Только у меня нектар с лютиков. Возьми сколько надо и лети куда хочешь.
        - Но лютик ядовит, он цветет только ночью. От его нектара пчелы умирают. Где ты его берешь?
        - А я ночная, однодневная бабочка, мне завтра уже умирать.
        - Нет, не хочу я такого нектара, меня сестрицы ждут. -
        Попрощалась и пошла Юня дальше. Тучки плывут по небу. Солнышко уже к вечеру склоняется. Видит Юня, сидит кто-то на листику, на пчелку похож. Обрадовалась.
        - Не сестрица ли ты моя? Не выручишь ли меня?
        - А в чем нужда? - Отвечает овод.
        - Еды нет у меня от того и лететь не могу. Еле ножки передвигаю.
        - Не горюй. Мы оводы - братки дружные, в беде не бросаем ни кого. Я только нож наточу.
        - Зачем нож? - Спрашивает, испугавшись Юня.
        - Как зачем? Вон видишь, телка возле коровы стоит, резону ее по венам, и принесу тебе кровушки. На крови моторы хорошо работают.
        - Нет, нет, не нужно мне крови. Я крови не хочу. Мы пчелы только нектаром питаемся.
        - Ух, ты какая. Нектар ей подавай. Богиня что ли?
        - Мы не боги, я же говорю мы пчелы. - И пошла Юня прочь от овода. Не понравился ей овод. А ножки совсем плохо слушают. Идет, идет, вдруг над ней муха Цокотуха закружилась.
        - И с чево это ты пчела пешком топаешь?
        - Нектар у меня кончился. - Отвечает Юня. - А без него мотор не работает.
        - Понимаю, понимаю. Голова кружится, в глазах искры летают, а ноги болят и еле двигаются. И еще в ушах звенит. Да?
        - Ой. И откуда тебе это все известно?
        - Я эти болезни изучала в академии, и все знаю, ты голодна. Знаю, как тебе помочь.
        - Как?
        - Заговор у меня такой есть.
        - Какой заговор?
        - О! Заговор не простой. Вон видишь, лебеда растет, травка пустая.
        - Вижу.
        - Так вот стоит мне полетать вокруг нее и произнести заклинание, а потом сесть на стебелек и ножками пощекотать, как сразу же на ее листиках мёд выделяется.
        - Прямо мёд? - Удивилась Юня.
        - А как же. Да еще ароматный. Прелесть.
        - Так сделай доброе дело для меня, а то мне домой ножками не дойти.
        - Просто так не могу. - Отвечает муха Цокотуха.
        - Почему?
        - Чтобы полетать вокруг лебеды мне надо ее ублажить. Для этого нужно хоть немного нектара.
        - Что же делать? У меня его нету.
        - Как нету. Ну, хоть немножко есть. Идешь ведь.
        - Там самая малость осталась.
        - Муха права, муха права. Ты доверься ей. Муха, она ученая, она все знает. Она права. - Запищали комары, которые тут рядом толкли мак.
        - Так вот давай его сюда, свой оставшийся нектар, а ты получишь за это много мёда на листиках лебеды. - Застрекотала Цокотуха сверкая своим золотым брюхом.
        Она меня не обманет, она такая красивая и добрая. К тому же вся в золоте. Зачем ей моё? - Подумала Юня. - она ведь так богата, зачем ей мои крохи. Вынула Юня последнюю крошку нектара из своей сумки и отдала мухе. Муха быстро подхватила каплю нектара, сверкнула своим позолоченным брюхом, взлетела, и след ее простыл. Посмотрела Юня на лебеду, а лебеда как стояла, так и стоит. Ну и глупая же я, дура. Как я могла ей поверить? Мелькнуло у нее в голове.
        Рядом, на заборе сидел голодный Ктырь. Это злой мухолов, он давно охотился за мухой Цокотухой. Увидел, что муха чем-то поживилась, догнал, схватил её и понес в свое гнездо. Упала без сил Юня на траву, ничего у нее больше нет, и дальше идти она уже не может, все, думает, тут я и умру. В траве паслись зеленые, прожорливые большие кузнечики. Их называют саранчой, они с Азии прилетели. И вот, один из них, самый большой кузнечик, пожирая все перед собой, увидел лежащую в траве Юню.
        - Это находка, мне будет хороший ужин. Отскочу я отсюда подальше, а то братва отберет ее у меня. - Он схватил Юню в свои большие зубы, за талию, зарядил длинные как жерди ноги и прыгнул высоко вверх. Вверху развернул зеленые крылья, завел мотор и полетел с пчелой в зубах по ветру далеко от этого места. А Юня еле живая, набралась сил и тихо сказала:
        - Господи, помоги мне. -
        Кузнечик не расслышал к кому Юня обращается. А когда приземлился, Юня услышала: Кукареку! Здесь на лужайке паслись куры. Петух увидел приземлившегося саранчу, подбежав, схватил его клювом и начал звать своих курей:
        - Ку-ку-ку-ку. - Куры очень любят полакомиться кузнечиками. Но, видя такого большого кузнечика в клюве петушка, к нему побежали сразу две курочки. Они схватили кузнечика одна за ноги, другая за голову и начали тащить каждая к себе. Саранча давно уже выпустил пчелу и она упала в зеленую травку. Петушок заметил, подошел, посмотрел на Юню сначала левым глазом, потом правым и сказал:
        - Ко-ко-ко. Это нашего хозяина пчелка. Не хорошо. Заболела она. - Но вдруг закудахтала его курочка и он побежал к ней, на ходу крича: Кукареку! -
        Юня лежала и не могла пошевелить своими лапками и снова уже некоторый раз, теряя все силы, но не теряя надежды, она повторила:
        - Господи, помоги мне. - Вдруг видит, медленно наклоняется над ней беленький, беленький цветочек клевера.
        - Ты что лежишь здесь? Заболела?
        - У меня нет нектара. Я умираю с голода.
        - Не умирай, Юня. Возьми у меня нектара сколько есть.
        - Наклонись пониже. У меня нет силы, даже лапкой шевельнуть. - Прошептала Юня. Тогда пушистый беленький цветок клевера медленно наклонился, над самой пчелкой. Его все карманы были наполнены нектаром. Юня протянула свой длинный язычок к одному белому лепестку и сняла немного нектара, потом к другому, а он поворачивался, что бы ей было удобно. Так она выбрала все, что у него было. И когда нектара было уже достаточно, она стала на свои лапки, постояла и начала протирать запыленные фацетные глазки. Потом аккуратно вытерла брюшко, поправила крылышки. Почувствовала, что у нее появились силы.
        - Не улетай, побудь с нами. - Умоляюще попросил беленький цветочек.
        - А у тебя есть еще нектар? - Спросила Юня.
        - Мы живем одной семейкой с братьями и у каждого есть нектар. Прилетай к нам всегда. - Юня поднялась вверх, и увидела много белых цветов на этом кустику клевера. Она собрала нектар на нескольких цветках и почувствовала, что теперь может полететь далеко. Но задрожала от холода, ах, только бы погреться немножко на солнышке. В это время на горизонте солнышко вышло из-за тучки, Юня согрелась и попробовала запустить свой мотор. Мотор завелся хорошо.
        - Не забывай нас. Не забывай. - Прошептали ей, белые цвети клевера, и помахали своими зелеными ладошками, на которых было три пальчика.
        - Нет, нет, я никогда не забуду вас. Не забуду. Вы самые лучшие цветы на поле. А сейчас мне надо спешить домой. Меня мама и сестрицы ждут. - И улетела. Еле успела Юня, сестрицы у летка уже караул меняли. К ночи приготовились. Принесла она свой клеверный нектар и раздала всем. Хотела рассказать свои приключения, но в это время сестрицы варили мед, и слушать было некогда. Пчелы, когда варят мед, то никого не слушают. Это дело настолько тонкое и серьезное, что все ученые мира не могут варить мед. И секрет свой пчелы никому не раскрывают. Проходит некоторое время, нектар с цветов собран, мед сварен, теперь можно и отдохнуть. Собрались они как-то в клубе, в это время август кончался, вот тогда и рассказала им Юня все свои приключения. Как жестоко поступил с ней трутень Цап. Какие страшные пчелоеды осы. Как она встретила умирающего Василька. И какие хорошие мастера муравьи. Но самое главное она поведала, какие добрые цветы белого клевера. И тогда на этом собрании пчелы решили:
        Выгнать на зиму всех трутней вон.
        Дружить с белым клевером и всем его семейством.
        Никогда не пускать в свой дом красивых и умных ос.
        С тех пор все пчелы так и делают.
        Вот, дети, такие приключения бывают с насекомыми.
        ВЛАДИМИР
        СКАЗКА О РЫБАКЕ И РЫБКЕ
        Жил старик со своею старухой
        У самого синего моря;
        Они жили в ветхой землянке
        Ровно тридцать лет и три года.
        Старик ловил неводом рыбу,
        Старуха пряла свою пряжу.
        Раз он в море закинул невод, -
        Пришёл невод с одною тиной.
        Он в другой раз закинул невод, -
        Пришёл невод с травой морскою.
        В третий раз закинул он невод, -
        Пришёл невод с одною рыбкой.
        С непростою рыбкой, - золотою.
        Как взмолится золотая рыбка!
        Голосом молвит человечьим:
        "Отпусти ты, старче, меня в море,
        Дорогой за себя дам откуп:
        Откуплюсь чем только пожелаешь".
        Удивился старик, испугался:
        Он рыбачил тридцать лет и три года
        И не слыхивал, чтоб рыба говорила.
        Отпустил он рыбку золотую
        И сказал ей ласковое слово:
        "Бог с тобою, золотая рыбка!
        Твоего мне откупа не надо;
        Ступай себе в синее море,
        Гуляй там себе на просторе".
        Воротился старик ко старухе,
        Рассказал ей великое чудо.
        "Я сегодня поймал было рыбку,
        Золотую рыбку, не простую;
        По-нашему говорила рыбка
        Домой в море синее просилась,
        Дорогою ценою откупалась:
        Откупалась чем только пожелаю.
        Не посмел взять с нее выкуп;
        Так пустил ее в синее море".
        Старика старуха забранила:
        "Дурачина ты, простофиля!
        Не умел ты взять выкупа с рыбки!
        Хоть бы взял ты с неё корыто,
        Наше-то совсем раскололось".
        Вот пошел он к синему морю;
        Видит - море слегка разыгралось.
        Стал он кликать золотую рыбку,
        Приплыла к нему рыбка и спросила:
        "Чего тебе надобно, старче?"
        Ей с поклоном старик отвечает:
        "Смилуйся, государыня рыбка,
        Разбранила меня моя старуха.
        Не даёт старику мне покою:
        Надобно ей новое корыто;
        Наше-то совсем раскололось".
        Отвечает золотая рыбка:
        "Не печалься, ступай себе с богом,
        Будет вам новое корыто".
        Воротился старик ко старухе,
        У старухи новое корыто.
        Еще пуще старуха бранится:
        "Дурачина ты, простофиля!
        Выпросил, дурачина, корыто!
        В корыте много ли корысти?
        Воротись, дурачина, ты к рыбке;
        Поклонись ей, выпроси уж избу".
        Вот пошел он к синему морю,
        (Помутилося синее море.)
        Стал он кликать золотую рыбку,
        Приплыла к нему рыбка, спросила:
        "Чего тебе надобно, старче?"
        Ей старик с поклоном отвечает:
        "Смилуйся, государыня рыбка!
        Еще пуще старуха бранится,
        Не даёт старику мне покою:
        Избу просит сварливая баба".
        Отвечает золотая рыбка:
        "Не печалься, ступай себе с богом,
        Так и быть: изба вам уж будет".
        Пошёл он ко своей землянке,
        А землянки нет уж и следа;
        Перед ним изба со светёлкой,
        С кирпичною, белёною трубою,
        С дубовыми, тесовыми вороты.
        Старуха сидит под окошком,
        На чём свет стоит мужа ругает:
        "Дурачина ты, прямой простофиля!
        Выпросил, простофиля, избу!
        Воротись, поклонися рыбке:
        Не хочу быть чёрной крестьянкой,
        Хочу быть столбовою дворянкой".
        Пошёл старик к синему морю;
        (Не спокойно синее море.)
        Стал он кликать золотую рыбку.
        Приплыла к нему рыбка, спросила:
        "Чего тебе надобно, старче?"
        Ей старик с поклоном отвечает:
        "Смилуйся; государыня рыбка!
        Пуще прежнего старуха вздурилась;
        Не даёт старику мне покою:
        Уж не хочет быть она крестьянкой,
        Хочет быть столбовою дворянкой".
        Отвечает золотая рыбка:
        "Не печалься, ступай себе с богом".
        Воротился старик ко старухе.
        Что ж он видит? Высокий терем.
        На крыльце стоит его старуха
        В дорогой собольей душегрейке,
        Парчовая на маковке кичка,
        Жемчуги огрузили шею,
        На руках золотые перстни,
        На ногах красные сапожки.
        Перед нею усердные слуги;
        Она бьёт их, за чупрун таскает.
        Говорит старик свой старухе:
        "Здравствуй, барыня-сударыня дворянка.
        Чай; теперь твоя душенька довольна".
        На него прикрикнула старуха,
        На конюшне служить его послала.
        Вот неделя, другая проходит,
        Ещё пуще старуха вздурилась:
        Опять к рыбке старика посылает.
        "Воротись, поклонися рыбке:
        Не хочу быть столбовою дворянкой,
        А хочу быть вольною царицей".
        Испугался старик, взмолился:
        "Что ты, баба, белены объелась?
        Ни ступить, ни молвить не умеешь,
        Насмешишь ты целое царство".
        Осердилась пуще старуха,
        По щеке ударила мужа.
        "Как ты смеешь, мужик, спорить со мною,
        Со мною, дворянкой столбовою? -
        Ступай к морю, говорят тебе честью,
        Не пойдёшь, поведут поневоле".
        Старичок отправился к морю,
        (Почернело синее море.)
        Стал он кликать золотую рыбку.
        Приплыла к нему рыбка, спросила:
        "Чего тебе надобно; старче?"
        Ей с поклоном старик отвечает:
        "Смилуйся, государыня рыбка!
        Опять моя старуха бунтует:
        Уж не хочет быть она дворянкой,
        Хочет быть вольною царицей".
        Отвечает золотая рыбка:
        "Не печалься, ступай себе с богом!
        Добро! будет старуха царицей!"
        Старичок к старухе воротился.
        Что ж! пред ним царские палаты,
        В палатах видит свою старуху,
        За столом сидит она царицей,
        Служат ей бояре да дворяне,
        Наливают ей заморские вины;
        Заедает она пряником печатным;
        Вкруг ее стоит грозная стража,
        На плечах топорики держат.
        Как увидел старик, - испугался!
        В ноги он старухе поклонился,
        Молвил: "Здравствуй, грозная царица
        Ну, теперь твоя душенька довольна".
        На него старуха не взглянула,
        Лишь с очей прогнать его велела.
        Подбежали бояре и дворяне,
        Старика взашеи затолкали.
        А в дверях-то стража подбежала,
        Топорами чуть не изрубила.
        А народ-то над ним насмеялся:
        "Поделом тебе, старый невежа!
        Впредь тебе невежа, наука:
        Не садись не в свои сани!"
        Вот неделя, другая проходит,
        Ещё пуще старуха вздурилась:
        Царедворцев за мужем посылает,
        Отыскали старика, привели к ней.
        Говорит старику старуха:
        "Воротись, поклонися рыбке.
        Не хочу быть вольною царицей,
        Хочу быть владычицей морскою,
        Чтобы жить мне в Окияне-море,
        Чтов служила мне рыбка золотая
        И была б у меня на посылках".
        Старик не осмелился перечить,
        Не дерзнул поперёк слова молвить.
        Вот идет он к синему морю,
        Видит, на море чёрная буря:
        Так и вздулись сердитые волны,
        Так и ходят, так воем и воют.
        Стал он кликать золотую рыбку.
        Приплыла к нему рыбка, спросила:
        "Чего тебе надобно, старче?"
        Ей старик с поклоном отвечает:
        "Смилуйся, государыня рыбка!
        Что мне делать с проклятою бабой?
        Уж не хочет быть она царицей,
        Хочет быть владычицей морскою;
        Чтобы жить ей в Окияне-море,
        Чтобы ты сама ей служила
        И была бы у ней на посылках".
        Ничего не сказала рыбка,
        Лишь хвостом по воде плеснула
        И ушла в глубокое море.
        Долго у моря ждал он ответа
        Не дождался, к старухе воротился -
        Глядь: опять перед ним землянка;
        На пороге сидит его старуха;
        А пред нею разбитое корыто.
        А. С. ПУШКИН
        СКАЗКА О САМОМ ЖАДНОМ ЧЕЛОВЕКЕ
        В одном городе страны хауса жил скряга На-хана. И был он таким жадным, что никто из жителей города никогда не видел, чтобы На-хана дал хотя бы воды путнику. Он предпочел бы получить пару пощечин, чем потерять самую малость из своего состояния. А состояние это было немалым. На-хана, наверное, и сам не знал точно, сколько у него коз и овец.
        Однажды, вернувшись с пастбища, На-хана увидел, что одна из его коз засунула голову в горшок, а вытащить ее не может. На-хана долго сам пытался снять горшок, но тщетно Тогда он позвал мясников и после долгой торговли продал им козу с условием, что они отрежут ей голову и вернут ему горшок. Мясники зарезали козу, но, когда вынимали ее голову, разбили горшок. На-хана был разъярен.
        - Я продал козу себе в убыток, а вы еще и горшок разбили! - кричал он. И даже заплакал.
        С тех пор он не оставлял горшки на земле, а ставил их куда-нибудь повыше, чтобы козы или овцы не засунули в них голову и не нанесли ему убытка. А люди стали называть его великим скрягой и самым жадным человеком.
        ВОСТОЧНАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА О СЕМИ БОГАТЫРЯХ
        (как бы я рассказал известные сказки своему сыну)
        В царстве некотором, государстве в каком неведомо (ибо политической карты того далекого времени историки до сей поры составить не могут, вот и приходиться некоторой неопределенностью грешить)… Ну так вот, в царстве этом некотором, как и положено любой стране, жил-был правитель, по-нашему царь-государь. Молодой еще был. Женщину встретил. Очевидцы сказывают, хороша была собою, красоты неописуемой. Красоту ее я описывать не стану, ибо сам не видал, а что люди говорят, то должно быть и верно, потому как люди зазря говорить не станут. Период их романтических привязанностей опустим, не это главное тут. Говорят, что любил он ее. Они поженились. Все, в общем, было, как у людей, не смотря на то, что семья у них не простая, а царская.
        Но какими бы они по тем временам знатными не были, а и у людей голубой крови тоже, как и у нас с вами бывают несчастья. Умерла царица во время родов, оставив горемыку царя с дитем на руках. Это, конечно, все условно. Были у новорожденной принцессы няньки, кормилицы, поилицы, воспитательницы, горшков убирательницы и прочей челяди полон двор. Поэтому в этом смысле царю тут было проще, чем какому-нибудь простому смертному мужику. И он мог спокойно погоревать о безвременно ушедшей в лучший мир жене своей, не отвлекаясь на плачь младенца или еще какие заботы. Есть кому ребенка покормить и выгулять, есть кому памперсы поменять, жрать на семью наготовить, убраться в палатах царских, мусор вынести и ножи наточить. Дела государственные особо не обременяли. Войной на страну никто не шел. Самому войну против сопредельных государств видимого повода развязывать тоже не было. Внутри страны народ жил смирно, не роптал. Ни чего не оставалось делать, только тосковать по умершей любимой женушке и думать о том, чтобы найти себе новую бабу, дабы ребенок сиротою без матери не рос в неполной семье.
        Обаяла царя нашего некая принцесса. Под воздействием гормонов многие мужики называют своих подруг принцессами, толи, добиваясь ее, толи грехи замаливая, реже от чистого сердца и исходя из реального положения вещей. Но в нашем случаи это была простая нормальная принцесса, принцесса по крови. Такое тоже иногда бывает. Царь наш был парень увлекающийся и к тому же близорукий. Не заметил, что новая пассия обыкновенная стерва, а друзья списали это все на великую любовь, которая постигла их молодого царя. Короче говоря, женился он на ней, и жизнь потекла своим чередом, размерено и отчасти даже скучно. Обычная семейная жизнь, даром что царская.
        Царь развлекался охотою, рыбалкою, бражничество с друзьями, крестьянские девки, футбол, гараж (пардон, конюшня) и прочее. Царевна же целыми днями сидела перед своим волшебным, специально обученным говорящим зеркалом и пытало его на предмет своей внешности:
        -Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи, кто на свете всех белее, всех румяней и милее?
        Зеркало, зная тяжелый нрав и вспыльчивый характер царицы и по достоинству отдавая должное ее красоте, говорило:
        -Ну кто еще как ни ты, царица! Ты на свете всех белее, милее, стройнее и красивее!
        Удовлетворившись таким ответом, царица прятала зеркало в сундук, но не надолго. Через час-другой, чтобы развеять скуку, доставала обратно и опять пытала бедное стекло насколько она хороша.
        Такое незамысловатое общение с не совсем одушевленным предметом развлекало царицу добрых полтора десятка лет. Молодая принцесса тем временем подросла и превратилась в самую складную девицу округи, просто загляденье!
        И вот в одно прекрасное утро, царица достала из сундука зеркало и, глядя на свой неумытый и нечесаный спросонья вид, заранее предвкушая нужный ответ, скучным голосом уставшего от жизни человека спросила у зеркала:
        -Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи, кто на свете всех белее, всех румяней и милее?
        Каково же было ее удивление, когда в ответ она услышала циничное и немного надменное:
        -Ты красива, спору нет. Но в соседней комнате принцесса, та что красивее и белее тебя…
        Дальше зеркало рассказало что-то о возрасте, кремах, массаже, масках на ночь, о пользе пеших прогулок и вреде курения на цвет кожи, но разум царицы помутился и не дослушав зеркало до конца, она бросила его в угол и помчалась вон из комнаты.
        Тут же позвала к себе верную служанку и велела той отвести молодую принцессу в лес, привязать к сосне и оставить там на съедение волкам. Старая служанка пыталась перечить, но проявить ослушание не решилась и вот уже они, служанка и принцесса, идут в самую чащу леса, якобы собирать грибы да ягоды (можно подумать, что во всем дворце этим заняться не кому). Когда наша легковерная принцесса почуяла что-то неладное, от служанки и след остыл, а без нее принцессе из лесу не выбраться. Дороги не знает, а компасом пользоваться не умеет.
        Беда. Сидит на пне слезы льет и сопли языком слизывает. Тут уж не до манер. Служанка хоть и сволочь, а тоже сердце имеет. А может и не сволочь она вовсе, а просто слабохарактерная женщина. Но в нашем случаи это вещи одинаковые, что сволочная натура, что слабый характер. Не стала привязывать служанка принцессу к дереву, а только оставила ее в лесу, посчитав, что она и так помрет. Она ведь не приспособленная к жизни в лесу. Всю жизнь по дворцам, прислуга, то, это… а в лесу не выживет. Нет. Ни огня развести не сумеет, ни шалаш построить, ни какую зверушку на прокорм поймать не сможет. Помрет голодной смертью, а еще быстрее от страха и холода.
        Пришла старуха, доложила царице, что душу молодую сгубила, а та скорее к зеркалу говорящему, как мол она хороша или еще кто краше ее есть? Зеркальце, помятая недавние припадки царицы и не почуяв вблизи принцессу, по привычке пропела царице, что та самая белая и свежая.
        Царю доложили о пропаже принцессы когда тот в карты играл. Он сперва осерчал, как это можно государя от важных дел отвлекать, а потом остыл и велел своим жандармам и войскам округу прочесать, принцессу найти. Те все сделали как велено и как умеют, но найти ее не сумели. Пропала и все тут! Царь с горя для приличия попьянствовал неделю и уехал на воды несчастье свое отмачивать.
        Принцесса же наша и в самом деле была мало приспособлена к жизни в лесу. Но родилась она, как говорят в похожих случаях в рубахе, потому как такое везение не на каждую заблукавшую в лесу принцессу падает. Не долго блукала она по лесу, солнце еще не село, а набрела она на полянку. Посреди поляны стоял срубленный из бревен дом. Вот в этом месте многие псевдоисторики и лжесказочники говорят, что это дом семерых гномов. Ну скажите мне, люди добрые, могла ли жить наша принцесса-красавица, назовите ее хоть Белоснежкой или Василисой Причудливой в доме где жили эти малыши? Наша красавица нормального роста, полнотелая, длинноногая, девушка возраста, что принцев пора соблазнять. Скажите, могла? Правильно, нет! И был это дом ни каких-нибудь там гномиков, а нормальных, здоровенных богатырей. Семь мужиков жили посреди леса в одной избе. Занимались весь день черт знает чем. Вроде как лес валили или камень тесали. Об этом история умалчивает. Вполне логично было бы представить, конечно, что там жили гномики. Эти калики прятались от недоброго взгляда полноценных людей, избегая насмешек над собой и издевательств со
стороны нормальной части человечества. Самое, пожалуй, сложное во всей этой истории для меня понять, почему там, глубоко в лесу, вдалеке от всех жили семь нормальных половозрелых, здоровых мужиков? И заметьте, далеко не монахов. Единственное, что может это объяснить так это то, что они могли быть беглыми каторжниками. Да, скорее всего они были беглыми каторжниками, преследуемые государством и законом за политические убеждения. Почему за политические - это легко объяснить. Они организовали небольшой бунт против власти самодержавия, олицетворением которой был отец нашей героини. Бунт успеха не имел, их арестовали и сослали в Сибирь. Они бежали и осели тут вот в лесу на полянке. И были они выходцами из благородных, знатных семей, получили хорошее образование и воспитание. И именно это их образованность и воспитание объясняет тот факт, что встретив у себя в доме нашу красавицу принцессу, они обошлись с ней очень уважительно, чинно, благородно, как подобает человеку из приличного общества, а не набросились на нее весело гигикая, как простое мужичье.
        Вот и стала наша принцесса семи богатырям сестрою. И стали они жить вместе. Принцесса научилась по дому хозяйничать, пироги печь по кулинарной книге и пол мести как получиться. У богатырей же теперь идея навязчивая появилась - кому из семи принцесса женою станет. Вот они и стараются для нее друг перед дружкою. Каждый старается хоть чем-то красавице угодить. Не жизнь для женщины, а чисто рай, когда семь мужиков перед ней одной выкаблучиваются. Когда уж совсем нашим богатырям-каторжникам стало невмоготу от переполняющих их через край желаний, переговорили меж собой, мол пусть сама все решает, кто ей больше люб. Пришли к принцессе признаваться, что нравиться она каждому из них и пущай выбирает себе кто более других приглянулся, иначе еще немного и дойдет дело до мордобоя, а им, революционерам, не гоже из-за бабы друг дружке физиономии кулаками чистить. Принцесса наша не глупою девкою была и враз смекнула, что если одного выберет, то других может потерять, и сказала, что все ей любы-дороги и пусть все будет так, как есть. Богатыри огорчились, но признали правильность ее решения и разошлись по своим
углам.
        Так все и жили, пока не призналась как-то с горяча волшебное говорящее зеркальце своей сумасбродной хозяйке-царице, что живет де в чаще лесной дремучей красавица принцесса та, что краше всех на свете, и что царице с ней в красоте и свежести тягаться нечего пока не начнет пользоваться современными методами и средствами… Не стала слушать царица зеркало, бросила в угол, позвала свою верную старуху служанку, та и призналась, что не взяла грех на душу, а просто в лесу принцессу бросила.
        Попсиховала царица, но делать не чего. Переоделась она старухой-странницей, взяла самое красивое яблоко, яду туда наколола и пошла в лес, принцессу искать.
        День был жарким. Мужики-богатыри пошли на охоту зайца ловить к ужину, а принцесса крыльцо метет. Тут наш оборотень-старушка появляется, за спину держится, устала, мол с дороги. Дай девица-красавица воды испить. Принесла ей принцесса воды, а та и молвит, на де за доброту твою яблочко медовое, испробуй. Та потерла яблочко об грудь, вроде как вымола, откусила сочное и упала замертво как была на крылечко. Дело сделано. Теперь царица самая красивая, самая румяная! Потерла ладони довольная и домой подалась.
        Вернулись богатыри с охоты, глядь, а сестрица их названая лежит мертвая. Горе то какое!
        Богатыри эстетами оказались. Не стали такую красоту, хоть и мертвую земле придавать. Смастерили гроб из хрусталя горного, на цепи повесили меж скал и принцессу туда положили. Раз уж живая ни кому не досталась, так хоть на мертвую любоваться будем. Приходили к гробу аккурат каждый день, стояли по долгу, каждый в свои фантазии погружаясь.
        На том бы история и закончилась. Да проезжал по тем местам принц, так сказать добрый молодец. В большей степени молодец, конечно, чем добрый. Путешествовал. Он не был странствующим рыцарем, просто путешествовал без всякого злого умысла и ни кому неприятностей не доставлял, ни с кем не дрался, заставляя признать, что дама его сердца самая-самая на свете, ни кому не портил ветряных мельниц. Раньше это называли слоняться без дела по свету. Сегодня - путешествовать.
        И вот набрел он на гроб хрустальный. Любознательность природная подтолкнула его поглядеть, что там за покойница на цепях болтается. Заглянул, увидел и обомлел. Словно электрический ток прошел через него. Те кто влюблялся вот так, ни с того ни сего, ну в общем с первого взгляда, не зная еще что это за человек, может у него плохая наследственность или во сне он разговаривает, или еще что, меня поймут. Влюбился он в нее без памяти! И вроде бы не был он некрофилом… или он не осознал, что она мертва… Принц приподнял крышку гроба и от переполняющего его чувства, сдерживая дыхание перед потоками трупных запахов, полез в гроб, чтобы поцеловать губы сахарные.
        А тут и наши семь богатырей подошли. Смотрят, парень какой-то к их мертвой красавице в гроб забрался, так и обомлели. Не иначе, подлец, поглумиться над сестрицею нашей хочет! Мечи из ножен достали, сейчас убивать этого невежу будут.
        А принц их не замечает. Поцеловал принцессу … и, о чудо!!! Принцесса ожила! Открыла глаза, увидела принца и тоже сразу влюбилась в него.
        Увидали богатыри, что принцесса ожила, обрадовались и не стали убивать того парня, что полез к ней гроб с непонятными намерениями, а наоборот похлопали того по плечу и назвали молодцом.
        Вот один из немногих случаев в истории, когда любовь творит чудеса. В остальных случаях все заканчивается либо трагично, либо пошло. Чаще всего до трагичности пошло.
        Что было дальше? А дальше они все, принц, принцесса, семь богатырей рванули в царский дворец к отцу принцессы. Богатыри решили, что хватит по лесам да болотам прятаться. Если они вернут царю его дочь, тот смилуется и даст им свободу.
        СЕЛИН АНДРЕЙ
        СКАЗКА О СИНЕЙ ПТИЦЕ
        За морями-океанами, степями и пустынями на берегу тихого лесного озера жила-была Синяя птица. Существование её было тихим и спокойным, можно даже сказать безмятежным. Лес изобиловал плодами и ягодами, уютное гнездо досталось от родителей, улетевших в дальние страны в поисках иной доли. Соседи относились к птице с должным уважением, хищники не беспокоили. Вот так и порхала птичка, радуясь каждому солнечному дню, каждой капле утренней росы, каждому порыву ветерка. В эту идиллию незаметно вплелась другая птица - тоже Синяя, они стали жить вместе и также незаметно скоро на свет появился Синий птенец, писком оповестивший весь лес о своём появлении на свет.
        Любая Хорошая Сказка на этом бы и закончилась, но Эта Сказка лишь начинается…
        Всё хорошо было у Синей птицы, всё просто замечательно. Она думала, что её жизнь так будет продолжаться день за днём, но однажды…
        Однажды она решила слетать на окраину Леса, чтобы проведать старинную знакомую Изумрудную Сову, поболтать с ней о жизни и выпить по паре капель вечерней росы, стекающей с лепестков ландышей (этот напиток считался среди птиц деликатесом). Встретились две подружки, поделились последними новостями, посплетничали о других птицах и выпили все росинки с Ландышей в ближайшей округе. Так им было хорошо и весело, что не заметили приятельницы, как в лес пришла ночь. Синяя птица встрепенулась, вспомнив о том, что дома её ждёт Синий спутник и Синий птенец, наскоро попрощалась и полетела по направлению к дому.
        То ли сгустившийся туман стал причиной, то ли роса Ландышей в больших количествах подействовала, то ли Ветер Ожиданий задул не вовремя, но не прилетела Синяя птица в тот день в своё гнездо под сень любимого с детства дуба. Она летала и летала по, казалось бы, такому знакомому Лесу, размером с целый Мир, но не видела ни одной знакомой ветки. Совсем выбившись из сил, она села на толстый сук какого-то старого дерева и окончательно пригорюнилась. Как вдруг услышала, что её кто-то окликает по имени. Она встрепенулась, обрадовалась, но тут же снова огорчилась - с ней заговорила совсем незнакомая ей Лазурная Птица. Но вскоре Синей птице стало ясно, что и Лазурная Птица сможет ей помочь добраться до дома, потому что она была очень старая и мудрая и давно жила в Лесу и знала каждый его закуток. Но в лесу было темно, да и туман всё сгущался, поэтому птицы решили посидеть пока вместе и поговорить об их Лесе, о том как здесь течёт жизнь…
        Настало утро. А разговор двух птиц всё продолжался. Вернее это был почти монолог Лазурной птицы, Синяя лишь задавала вопросы и уточняла непонятные вещи. Беседа уже давно не шло об их родном Лесе, потому как Лазурная странница, оказывается, побывала во многих Лесах - жарких тропических, холодных таёжных, она летала над пустынями и океанами, она видела даже города (Синяя птица не смогла себе их представить), где живут совершенно непонятные создания, которые не летают, а смешно передвигаются на лапах по земле.
        Наконец, Лазурная птица замолчала, что означало, что ей пора лететь. Но Синяя птица не хотела расставаться с ней, она хотела слушать ещё и ещё… об иных местах, и об иных обитателях этих мест. Но Лазурная птица не могла задерживаться и сказала: «А полетели со мной! Ты всё увидишь своими глазами!»
        - Но у меня…, но меня…, но я…, - от неожиданности пролепетала Синяя Птица.
        - Решай! Если хочешь остаться, я покажу тебе дорогу домой, если решишь полететь со мной, то чего время терять - Летим!, - Лазурной путешественнице не терпелось вновь оказаться в воздухе…
        CORDOVA
        CКАЗКА О ОБЫЧНОМ МУЖЧИНЕ
        В одном племени жил мужчина. Это был обычный мужчина, не знатный воин, ни старейшина. Его жизнь не была простой, но и трудной ее назвать тоже нельзя. У него был добротный вигвам, несколько коней, любимая жена, двое маленьких сыновей; он любил охотиться, любил добротный табак, любил слушать истории у костра, хотя и был всего лишь обычным мужчиной.
        Однажды мужчина по обыкновению пошел на охоту в ближайший лес. Лес он знал хорошо, ведь в этом лесу охотился и его дед, и его отец. Они брали его на охоту, показывая все премудрости охотничьего ремесла. Поэтому мужчина, каждый раз идя на охоту, заверял себя, что когда подрастут его сыновья, то и он покажет им лес, научит охотиться. Вот и в это раз он заверил себя в этом.
        Пока он думал о сыновьях, о процессе охоты, то заходил все глубже и глубже, но не находил ни кабанов, ни оленьков, ни даже кроликов или хотя бы следов животных.
        - Куда же они все запропастились! - воскликнул мужчина, - ну, ладно тогда попробую посмотреть клетки-ловушки в реке, может там чего попалось.
        И пошел мужчина к реке, которая текла на востоке леса. Пока мужчина шел, он вдруг заметил, что вдали мелькнуло что-то похожее на маленького Оленька.
        - Во глупый Олень, где он раньше был, ведь я мог принести его семье, чтоб накормить ее, ну да ладно, я ведь иду к реке…- подумал мужчина.
        У реки мужчина обнаружил совсем пустую плотину, там не было ни одного бобра. Мужчина вытащил три клетки-ловушки, но и они были пусты. В них не попались ни бобры, ни речная рыба.
        - Что ж, ничего не остается, как идти охотиться на птиц, пока совсем не стемнело, - подумал мужчина и пошел снова в лес. Когда он уже отошел на длительное расстояние от реки, обернулся и увидел на плотине маленького бобренка. Бобренок, заметив мужчину, нырнул в воду и скрылся.
        -Вот глупый Бобренок, что ж ты раньше не вылез, ведь я мог бы живо тебя поймать, и твоего бы мяса хватило на всю семью, - запричитал мужчина, - а теперь я буду ловить птиц, а это не так и просто.
        В лесу мужчина осмотрелся, прислушался. Было тихо-тихо. И только теперь мужчина понял, что эта тишина сопровождала его практически все время, пока он был в лесу. Мужчина стал пробираться сквозь лес, прислушиваясь. Но он уходил все дальше и дальше на запад, ближе к деревне племени. Когда он практически вышел из леса, на небе было темно. А далеко позади они услышал уханье. Это был филин. Мужчина не видел его, но слышал. Возвращаться в лес было поздно, сложно поймать одну единственную птицу, которую он даже не видел, а только слышал, в темноте.
        И мужчина пошел обратно в деревню без добычи.
        Поздно ночью на восточной опушке леса собралось трое маленьких существ: Олененок, Бобренок и Филин.
        - Какой глупый человек! - ухнул Филин.
        - Какой глупый человек! - протрещал Бобренок.
        - Какой глупый человек! - проговорил Олененок и заплакал. С ним заплакал Филин и Бобренок, им было одиноко в голом лесу. Им было голодно, ведь их мамы так и не научили охотиться.
        Поздно ночью мужчина добрался до своей деревни, в вигваме спала уже его семья. Мужчина лег рядом со своей женой, обнял ее и сказал:
        - Пора покидать это место, этот лес уже не накормит нас, он пуст.
        И она спокойно заснули, ведь впереди их ждал долгий переход на новое место, в новый лес, где мужчина смог бы научить сыновей охотиться.
        CКАЗКА О МАЛЕНЬКОЙ СОВЕ
        В один прекрасный день весны в племени родилась маленькая девочка. Мама, впервые увидев дочку, назвала ее Маленькая Сова: из всего свертка, который был укутанной в меховую простынку крошечной девочкой, только и видны были большие, любопытные глаза. Девочка осмотрела убранство вигвама, где родилась, послушала голос мамы, которая пела первую колыбельную, и мирно заснула рядом с ней.
        Прошло много дней, прежде чем девочка первый раз перевернулась, впервые села, сделала первый шаг.
        И вот первый шаг стал решающим в жизни Маленькой Совы. Каждая травинка, каждая тропинка, каждый камешек - мир, который создан, чтобы его изучить: потрогать, попробовать, поговорить, посмотреть. Ей все было интересно, мир притягивал, а вовсе не пугал, как других малышей. И Маленькая Сова останавливалась - трогала зеленую или высохшую траву, цветы, кустики, листочки с нижних веток деревьев; пробовала листики, ягоды, лепестки, камешки, палочки; смотрела на палящее солнце, качающиеся деревья, парящих в небе птиц; говорила с собаками племени, лошадьми, совами в ночи.
        Когда Маленькая Сова шла с мамой собирать хворост для костра, то часто останавливалась, ведь мир так манил. А мама сердилась на дочку, что она такая не собранная, стоит и смотрит куда-то вдаль и не помогает.
        Когда Маленькая Сова готовила с мамой мясную похлебку, то часто замирала, глядя на льющуюся или бурлящую в котле воду, или на блески огня. А мама сердилась, что дочка не слушает, не помогает.
        Однажды Маленькая Сова была в лесу с мамой, мама шла в одну сторону, а девочку манила другая. Пренебрегая всякими советами мамы, Маленькая Сова пошла в обратную сторону, тропинка вела ее легко и быстро. Девочка не слышала маминых окриков, причитаний, сердитых зазываний. Она шаг за шагом отдалялась от мамы. И вот тропинка закончилась, Маленькая Сова удивленно установилась. Как так тропинка остановилась, а позади не оказалось мамы. Вокруг только деревья злобно смыкались над девочкой.
        Маленькая Сова повернулась туда, где снова была тропинка, и пошла по ней. Только путь был грустным и страшным, ведь позади не было мамы. И уже очень долго шла Маленькая Сова, а лес не заканчивался и не становился более знакомым.
        Маленькая Сова встала и заплакала, она была смелой, но все-таки маленькой девочкой. Вдобавок стало темнеть, и лес стал еще более страшным, темным, непроходимым. Деревья стали смыкаться над девочкой. Маленькая Сова присела, сжалась в комочек, и от страха тихо всхлипывала - она испытала страх, но слезы уже высохли.
        Вдруг Маленькая Сова ощутила необычайную легкость. Она встала, расправила плечи, руки, но это были уже не руки, а крылья. Маленькая Сова стала маленьким совенком. Маленький совенок взмахнул крыльями и взлетел над лесом. Его зоркое зрение позволило увидеть вдали маму. Спустя несколько мгновений совенок уже подлетал к женщине, а та кричала и звала дочку.
        Совенок спикировал и опустился на плечо женщины. Испугавшись, женщина отмахнула птицу, но совенок снова приземлился на ее плечо.
        Женщина поняла, что это ее дочка - Маленькая Сова. Горько заплакала она, и в глазах совенка тоже стояли слезы.
        Прошло время в племени рождались дети, росли, а вместе с ними рос и совенок, который стал Большой Белой Совой, но не молодой девушкой.
        СКАЗКА О ДВУХ ЖРЕЦАХ
        В глубокой долине между двух высоких хребтов, вздымающихся выше облаков, жило небольшое племя.
        Люди в племени были мирные и спокойные, каждый был доволен своей судьбой и не искал лучшего. Они ссорились друг с другом, иногда злились, смеялись, охотились, пили хмельное вино и влюблялись. Земля была богата, а леса полны дичи, поэтому жители долины часто отдыхали и придумывали много поучительных и веселых игр.
        Люди долины благословляли Богов, создавших их мир. А Богов было два: одного звали Атчем, он жил за западным хребтом долины; другого - Хесвукак, он жил на востоке.
        Волю каждого Бога в племени выражали два жреца, их называли так же как и Богов - Атчем и Хесвукак.
        Хесвукак был добрый и общительный, глаза его лучились от веселья, он был не прочь выпить и всегда был готов помочь каждому в племени. Люди любили и уважали его. Атчем же, напротив, был угрюм и нелюдим, глаза его глубоко прятались в темных провалах острого лица. Он кричал на тех, кто приходил к нему за советом, и улыбался тем, кто его ненавидел.
        Когда на востоке всходило солнце, Хесвукак кричал: «Выходите скорее, люди, давайте веселиться!». И в эти моменты Атчем ворча убирался в свою пещеру и … молча плакал, глядя на ликующих и веселящихся людей. А вечером солнце пропадало за западным хребтом, над которым постоянно сверкали молнии и собирались темные тучи. С гор приходил холодный ветер. Хесвукак уходил в свой дом, а Атчем с яростным смехом выгонял всех людей на улицы, заставлял всех плясать в диком необузданном танце вокруг костров. Люди ненавидели Атчема, но их тянуло к этим кострам, к неистовому буйству духа. Иногда кто-то прятался на ночь и не выходил. На таких людей Атчем плевался, проходя мимо, и злобно ругался своим каркающим голосом. Никогда не звал он их больше к костру, а когда те все же приходили - бил их палкой.
        Однажды в селении случилось событие - родился необыкновенный малыш. Это была Девочка. Жрецы сказали, что на ней лежит отметина Богов, и поэтому она уйдет к ним, как только станет старше.
        Девочка росла, как все - веселилась днем и плакала по ночам. Только одна была у нее странность, которую не понимали люди - она любила сидеть возле старика Атчема и слушать его сказки. Наверняка, она действительно избранница Богов, думали люди.
        В один из дней старый жрец завел историю о том, как был придуман Танец Костров, и для чего он нужен. А в это время все племя весело играло среди цветов вместе с Хесвукаком. Девочка, увидев племя, спросила:
        - Дедушка, почему ты так радуешься, когда приходит холод, тановиться темно и страшно?
        Старик радостно улыбнулся, хитро сверкнул глазами… Но тут Девочку окликнули - сверстники затеяли какую-то игру по парам, и ее как раз не хватало.
        Атчем хотел придержать Девочку:
        -Постой! Я не сказал тебе самого главного…
        Но та уже бегала по лугу, весело смеясь.
        Наигравшись, раскрасневшаяся от похвал, юная красавица вернулась к старику Атчему. Тот сидел в своей пещере, и по обыкновению плакал. Больше он ничего не пытался сказать Девочке.
        Однажды в доме необыкновенной Девочки появились оба жреца.
        - Нам пора,- сказал Атчем,- мы пришли проводить тебя.
        Уже втроем они подошли к центру деревни и остановились. Все племя следовало за ними, они в ожидании смотрели на Девочку.
        - Ты должна пойти на запад или на восток, - подсказал ей Хесвукак.
        - Я не знаю, - растерялась Девочка.
        - Чего ж тут думать!? - в нетерпении всплеснул руками Хусвукак, - идем со мной туда, ГД всегда тепло и светит солнце.
        Атчем с ненавистью посмотрел на соперника. Он-то знал, что никто не знает, что находиться там за хребтами. Он просто сказал:
        - Я не знаю, что может ждать тебя, Девочка!
        Девочка задумалась, но толпа уже кричала «К Солнцу! К Солнцу!» и подталкивала ее на восток. Хесвукак взял Девочку за руку, и они стали поднимать в гору.
        На половине пути Девочка оглянулась. Посреди деревни их провожала ликующая толпа, а позади ее стоял старик Атчем. Издалека не было видно его лица, но Девочке казалось, что он плакал. Она вдруг захотела побежать к нему, чтобы сказать и услышать что-то важное, но Хесвукак все сильнее тянул ее за руку на восток.
        Старика Атчема в деревне с тех пор не видели, только по ночам был слышан смех - когда все дрожали от страха и холода, и тихий плач - когда вокруг царило веселье. Говорили, что это плачет в горах безумный старик. Но тот, кто прислушивался - чувствовал, что в голосе нет ничего человеческого. Так плачут сердца, когда остаются одни.
        На востоке, как всегда, было тихо.
        СКАЗКА О ПУТИ
        Жил в одном племени юноша. За свои года он научился хорошо охотиться, добывать огонь, строить вигвам. Ему нравилось сидеть на обрыве реки и смотреть, как садиться солнце. Ему нравилось, сидя у ночного костра, слушать удивительные истории взрослых соплеменников и старейшин о необычных лесах, о чудо-животных, об одиноких странствиях, о духах, о Пути. С каждой услышанной историей фантазия юноши разгоралась сильнее. Он представлял себя на месте каждого рассказчика, он странствовал, покорял, выживал, искал. С каждый днем все тяжелее становилось в родном племени, скучно, безрадостно.
        И нравилась ему одна девушка Утренняя Заря. Девушкой она была славной, умной, доброй и красивой. Она всегда садилась рядом с юношей, когда он слушал истории у костра.
        Однажды юноша решился. Он пошел к обрыву реки, долго всматривался в небо, пока на горизонте не мелькнула тень. Потом тень превратилась в большого Белого Орла. Юноша в мгновение ока скрутил веревку, что была под рукой, в петлю, и когда Белый Орел пролетал над юношей, тот вскинул веревочную петлю и заарканил птицу.
        Опустился Белый Орел перед юношей, а тот и говорит:
        - Выбирай, Орел, или отнесешь меня в земли чудесные, или сделаю из твоего клюва и когтей ожерелье Силы для моей девушки.
        Белый Орел согласился отвезти юношу. Перерезав веревку, юноша ловко забрался на Орла. Орел взметнулся в высь. Только и видел юноша родную землю, нес его Белый Орел высоко над облаками. Потом стал плавно опускаться ниже и ниже.
        Увидел юноша перед собой Горы, высокие, покрытые сочной зеленой травкой. Опустился Орел на один из склонов. Слез юноша с Белого Орла, поблагодарил его за полет и пошел изучать местность.
        День юноша бродил, два, неделю - а кругом только склоны да зеленые Горы, были горные ручьи и реки, и опять склоны, Горы и Орлы.
        -Дааа! Раздолье тут для Белых Орлов! Только не для меня, нет тут просторов, да таких, что видно за горизонт, как дома,- сказал юноша.
        Спустился он в ущелье одной Горы, долго всматривался, пока впереди не появилась тень. Чуть позже перед ним появился Волк. Не оробел перед ним юноша, вскинул снова свою веревочную петлю, и поймал Волка.
        Говорит ему юноша:
        - Выбирай, Волк, или отвезешь меня в земли чудесные, или сделаю из твоих зубов и когтей ожерелье Удачи для моей девушки.
        Волк выбрал второе, он присел, а юноша, перерезав веревку, ловко взобрался на Волка. Помчался Волк с невиданной скоростью, что Горы в скором времени стали мелькать позади. И оказались они в диком Лесу, кругом густой подлесок, деревья высокие, могучие. Остановился Волк, юноша слез с него, поблагодарил, и пошел осматривать лес.
        День юноша бродил, два, неделю - а кругом только деревья, кустарники и волчьи норы.
        Наконец-то вышел юноша на маленькую полянку, сел и говорит:
        - Дааа! Раздолье тут для Волков! Только не для меня, нет тут просторов, да таких, что видно за горизонт, как дома.
        - А что для тебя? - услышал юноша позади себя голос. Обернулся и видит, позади него уютно на теплой траве, греясь в редких солнечных лучах, лежал Змей. Солнечные лучи отражались от его чешуи, и казалось, что Змей весь состоит из света.
        Присмирел юноша, не сразу ответил. Перед ним был Великий Змей.
        - Приветствую тебя, Великий и Мудрый,- начал юноша, - в своем племени мы часто собирались у ночного костра, и старшие рассказывали истории о необычных лесах, о чудо-животных, об одиноких странствиях, о духах, о Пути. И мне так захотелось, чтобы и моя жизнь стала столь же интересной, чтоб и я смог рассказывать истории о своих путешествиях у костра ночью.
        -Так почему же ты не странствуешь, а каждый раз просишь показать себе новое место? - спросил снова Змей.
        -Горы - они красивые, манящие, но там только сверху все видно. А на верху не прожить, скучно одному. А лес этот очень густ, что только снизу ввысь смотреть и можно. Здесь не проживешь все время с задранной головой. Вот дома я мог видеть аж до горизонта… -ответил юноша.
        -Странные вы, люди, желаете одного, а тоскуете о другом, - проговорил еле слышно Змей, а у юноши спросил,- выбирай, или ты отправишься в земли, которые принесут тебе все, о чем тоскуешь, или станешь моим вечным спутником?
        - Конечно, отправиться в земли, о которых тоскую, - выбрал юноша, сразу представив себе все необычное, что слышал когда-то от соплеменников у костра.
        Великий Змей взмахнул хвостом и ударил по земле, от которой вклочья разлетелись все травинки. Юноша прикрыл глаза рукой, а когда открыл, то увидел…
        Юноша стоял на обрыве реки, а невдалеке была стоянка его племени. Огорчился юноша, сел на землю…что ж обманул его Змей?
        Но со временем, просиживая вечера у костра, он понял, были у него и странствия, и чудо-животные, и дух, и Путь…домой.
        CКАЗКА О СОЛНЕЧНЫХ ЛУЧАХ
        В один миг Могучее Солнце родило несколько Солнечных Лучей. Те радостно носились вокруг Солнца, росли, крепчали, накалялись. Каждый Лучик думал, что именно он через много-много дней пути в кромешной темноте Вселенной достигнет маленькой планеты Земля, чтобы пробиться сквозь облака и осветить леса, поля, луга, реки, озера.
        Один лучик хотел проникнуть в росток лугового клевера и помочь ему вырасти, разрастись по всему лугу. Другой мечтал играть радугой, отражаясь от ровных вод озера. Третий думал, что его судьба - застыть в сосновой смоле и стать вечным янтарем.
        Набравшись сил, устремились Лучи к Земле.
        Вокруг была тьма, иногда встречались на пути Лучей бездушные камни-метеориты, но в этой тьме Лучам не было одиноко, их грело стремление, мечта. Да и позади было Могучее Солнце, хотя и вернуться в родное место Лучи не могли, и все же пример его был заразителен. Солнце ведь грело и поддерживало жизнь в целой Вселенной.
        И вот… лучи почти достигли поверхности Земли и залюбовались ее красотой. Голубой, зеленый, белый - она просто переливалась. А вокруг Земли плыли пушистые белесые облака…
        Совершив последний рывок, они проникли через облака, достигли поверхности и собирались разойтись. Как вдруг, что-то их потянуло. Они пытались вырваться, но какая-то невидимая нить прочно держала их. И пространство вокруг них сжалось до маленького кружочка, в котором жмурилась симпатичная девушка. Заплакали Лучи, ведь мечта, стремление каждого оказались невыполнимыми: маленький росточек, радуга над озером, янтарь… И капали слезы Лучей на лицо девушки.
        Юноша долго ждал, пока выглянет Солнце, чтобы он смог поймать его первые Лучи. И вот, Солнце пробилось через облака. Юноша вытащил маленькое зеркало, поймал несколько Солнечных Лучей и направил отражение их на любимую девушку, которая лежала рядом в густой траве. Та зажмурилась, а на ее лице выступило три новых веснушки…
        CКАЗКА О СЕРДЦЕ
        Давным-давно началась история, которая продолжается до сих пор…
        В один очень обычный день в сердце Женщины поселилась грусть. Грусть вошла в Сердце и заняла там все место. Грусть управляла движением крови, дыханием, всей Женщиной.
        И как ни пыталась излечить Женщина Сердце от Грусти - это не удавалось.
        - Что же мне теперь делать? Как жить с Грустью в Сердце?- спросила Женщина у своего Мужчины, когда они после долгого и трудного дня лежали у костра. Но Мужчина спал, его Сердце было свободным.
        Тогда Женщина встала и пошла к ручью, что плескался недалеко от деревни. У ручья она разделась, легла на сырую землю, закрыла глаза, заплакала и обратилась к своему Сердцу:
        - Что же мне теперь делать? Как жить с Грустью?
        От жалости к себе Сердце тоже заплакало, ведь Грусть давила на каждую его клеточку. Чуть подумав, Сердце сказало:
        -Пошли, Женщина! Мы найдем, где оставить Грусть…
        Женщина встала и пошла. Она шла по лесу, ночь накрывало его темной пеленой. Но страшно не было, т.к. Грусть заполнило все Сердце Женщины.
        Среди деревьев в выси Женщина заметила пару маленьких круглых желтых огней. Затем послышалось глухое одинокое уханье. Это был Филин. Он смотрел на Женщину, не отводя взгляда. Сердце Женщины обратилось к Сердцу Филина:
        - Где мне оставить Грусть?
        Но Сердце Филина не ответило, Грусть была в его Сердце и мешала ответить. Его Грусть по погибшей самке от рук мужчин-охотников заполнила все Сердце Филина.
        Женщина почувствовала Грусть Филина и пошла дальше.
        Спустя какое-то время Женщина вышла на лесную поляну. Ее хорошо освещала бледным рассеянным светом луна. В зарослях подлеска на одном краю поляны мелькнул Оленек. Он пробежал до конца поляны и остановился. Он посмотрел на Женщину и не отвел взгляда.
        Сердце Женщины обратилось к Сердцу Оленька:
        - Где мне оставить Грусть?
        Но Сердце Оленька не ответило, Грусть была в его Сердце и мешала ответить. Его Грусть по погибшей матери от рук мужчин-охотников заполнила все Сердце Оленька.
        Женщина почувствовала Грусть Оленька и пошла через поляну дальше в лес.
        И только сейчас Женщина обратила внимание на то, что вокруг росли могучие деревья. Они чуть колыхались на ветру, будто говорили между собой.
        И Сердце Женщины обратилось к Сердцам Деревьев:
        -Где же мне оставить свою Грусть, она так давит на меня?
        Но Сердца Деревьев ничего не ответили Сердцу Женщины, а только заставляли грустно колыхаться на ветру, без всякой видимой причины.
        Тогда Женщина снова обратилась к своему Сердцу:
        -Неужели нет ни одного существа в мире, чтоб избавило нас от Грусти?
        А Сердце опять всплакнуло… Ему нечего было ответить.
        Тут среди деревьев мелькнул огонь, потом еще раз. Через некоторое время на поляне появился Мужчина с факелом в руке.
        -Почему ты ушла? Я боялся за тебя…,- сказал Мужчина Женщине и обнял ее.
        И каждый раз, когда он смотрел на Женщину, когда обнимал ее, Грусть в Сердце Женщины сжималась и сжималась. И в конце она превратилась в маленький комочек и заснула.
        - С такой маленькой Грустью в Сердце ты сможешь жить? - спросил Мужчина, Женщина только кивнула. Сердце подсказывало ей, что лучше молчать сейчас, чтоб снова не разбудить Грусть…
        Мужчина и Женщина пошли через лес обратно в деревню. А Сердце Женщины вздохнуло спокойно, ведь теперь его Грусть была крошечной и почти не заметной…
        СКАЗКА О СЛАВНОМ, МОГУЧЕМ БОГАТЫРЕ ЕРУСЛАНЕ ЛАЗАРЕВИЧЕ
        В некотором государстве жил король Картаус, и было у него на службе двенадцать богатырей. А самым сильным и главным из двенадцати богатырей почитался князь по имени Лазарь Лазаревич. И сколько ни старались другие богатыри, никто из них не мог на поединках победить молодого Лазаря Лазаревича.
        И вот исполнилось ему двадцать лет. Стали родители поговаривать:
        - Приспело время сыну семьей обзаводиться! Да и сам Лазарь Лазаревич жениться был не прочь, только невесты выбрать никак не может: то отцу с матерью не по нраву, то жениху не люба.
        Так и шло время. И стал Лазарь Лазаревич проситься у родителей:
        - Отпустите меня в путь - дорогу. Хочу на белый свет поглядеть, да и себя показать.
        Родители перечить не стали. И вот распростился добрый молодец с отцом, с матерью и уехал из Картаусова королевства. Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли путь продолжался - приехал Лазарь Лазаревич в иноземное королевство. А в том королевстве весь народ в великой тоске - печали: убиваются - плачут все от мала до велика. Спрашивает он:
        - Какая у вас беда - невзгода? О чем весь народ тужит?
        - Ох, добрый молодец, не знаешь ты нашего горя, - отвечают ему. - Повадился в наше королевство морской змей летать и велел каждый день по человеку ему на съедение посылать. А коли не послушаемся, грозится все наши деревни и города спалить - головней покатить. Вот и сегодня провожали одну девицу, отвели на морской берег, на съедение морскому чудовищу.
        Богатырь не стал больше ни о чем спрашивать, пришпорил коня и поскакал на морской берег.
        В скором времени увидал он - сидит на берегу девица, горько плачет. Подъехал к ней Лазарь Лазаревич:
        - Здравствуй, девица - душа!
        Подняла девица голову, взглянула на него и промолвила:
        - Уезжай - ка, добрый человек, отсюда поскорее. Выйдет сейчас из моря змей, меня съест, и тебе живому не бывать.
        - Не к лицу мне, девица - красавица, от змея убегать, а вот отдохнуть охота: притомился в пути - дороге. Я вздремну, а ты, как только змей покажется, тотчас же разбуди меня.
        Слез с коня, лег на траву - мураву и уснул крепким богатырским сном.
        Много ли, мало прошло времени, вдруг взволновалось море, зашумело, поднялась большая волна. То змей море всколыхнул. И принялась девица будить чужеземного богатыря. А Лазарь Лазаревич спит, не пробуждается.
        В ту пору змей из воды вынырнул, выбрался на берег. Заплакала девица горючими слезами, и упала одна слеза богатырю на лицо. Он проснулся, увидал змея.
        Змей ухмыляется:
        - Эко, как сегодня раздобрились: вместо одного человека двоих привели, да еще и коня наприбавок!
        - А не подавишься ли одним мной, поганое чудовище? - закричал богатырь и кинулся на змея.
        Началась у них смертная схватка, кровавый бой. Долго бились - ратились. И стал Лазарь Лазаревич замечать, что притомился змей, слабеть начал. Тут богатырь изловчился, кинулся на чудовище и с такой силой ударил его булатным мечом, что напрочь отсек змею голову.
        Подошел потом к девице, а она чуть живая от страха. Окликнул ее. Девица обрадовалась:
        - Ой, не чаяла я живой остаться и тебя живым, невредимым увидеть! Спасибо, что избавил меня от лютой смерти, и я прошу тебя, добрый молодец, не знаю, как по имени звать - величать, поедем к моим родителям. Там батюшка наградит тебя!
        - Награды мне никакой не надо, а к отцу - матери тебя отвезу.
        Сперва девице помог сесть, а потом и сам сел на коня. Приехали в город. Отец с матерью увидели из окна дочь - глазам не верят. Выбежали встречать. Плачут и смеются от радости.
        - Неужто лютый змей пощадил тебя, дитятко?! Или сегодня только отпустил еще раз повидаться с нами, погоревать?
        - Вот кто избавил меня от лихой смерти, - отвечала девица и указала на Лазаря Лазаревича. - Он убил проклятого змея.
        Отец с матерью не знали, как и благодарить богатыря. Под руки ввели его в белокаменные палаты, усадили за стол на самом почетном месте. На стол наставили всяких кушаньев и питья разного. Ешь, пей, чего только душа пожелает.
        А после хлеба - соли отец стал спрашивать:
        - Скажи, храбрый рыцарь, чем отблагодарить тебя?
        Опустил добрый молодец буйну голову, помолчал, потом посмотрел на родителей и на девицу - красавицу:
        - Не прогневайтесь на меня за мои слова. Я есть князь из славного Картаусова королевства. Зовут меня Лазарь Лазаревич. Живу покуда холост, не женат. Ваша дочь - красавица мне по сердцу пришлась, и, если люб я ей, так благословите нас под венец идти. То и была бы для меня самая большая награда.
        Услышала эти речи девица, потупилась, зарделась, как маков цвет.
        А отец сказал:
        - Ты, любезный Лазарь Лазаревич, мне по душе, по нраву пришелся, а дочь неволить не стану и воли у нее не отнимаю. Как она сама скажет, так тому и быть. Не прими моих слов за обиду. Ну, что скажешь, дочь милая?
        Пуще прежнего зарумянилась красавица и тихонько промолвила:
        - Уж коль пришла пора мне свое гнездо вить, так, видно, так тому и быть. Люб мне Лазарь Лазаревич, избавитель мой.
        - А невеста согласна, так мы с матерью и подавно перечить не станем, - сказал отец. - За нашим благословением дело не станет.
        И в скором времени принялись веселым пирком да за свадебку.
        Свадьбу сыграли, пир отпировали, а после свадьбы Лазарь Лазаревич увез молодую жену в свое королевство.
        На исходе первого года родился у них сын. Назвали его Ерусланом.
        Рос Еруслан не по дням, а по часам, будто тесто на опаре подымался. В три года был как десятилетний.
        И стал он на царский двор побегивать, с боярскими детьми в игры играть. А сила у него была непомерная, и он по молодости да несмышлености шутил с боярскими детьми шутки нехорошие: схватит кого за руку - рука прочь, кого за ногу схватит - ногу оторвет.
        Пришли бояре к королю Картаусу, жалуются:
        - Мы в великой обиде. Сын Лазаря Лазаревича губит, калечит наших детей. В играх удержу не знает, кому руку, кому ногу оторвал. Осуши наши слезы, государь! Прикажи Еруслана Лазаревича в темницу посадить, либо пусть он уедет из нашего королевства.
        Приказал король Картаус позвать Лазаря Лазаревича и сказал ему:
        - Приходили ко мне бояре, на твоего Еруслана жаловались. Обижает он, калечит боярских детей. И я тебе велю: либо заключи своего сына в темницу, либо отправь прочь из нашего королевства.
        Выслушал Лазарь Лазаревич королевский приказ, опустил буйну голову ниже могучих плеч и пошел домой в большой печали.
        - Что это, Лазарь Лазаревич, ты такой кручинный? - встретила его жена. - Или какая беда - невзгода приключилась?
        Рассказал Лазарь Лазаревич про королевский приказ и промолвил:
        - Это ли не беда - невзгода?
        Горько жена заплакала. А Еруслан Лазаревич весь разговор слышал, подошел к родителям, учтиво поклонился и говорит:
        Не гневайтесь на меня, батюшка и матушка, злого умысла я не держал, когда играл с боярскими детьми, а вашей вины в том нету. И коли король Картаус Приказал мне уехать из королевства, так, видно, так тому и быть. Да вот еще: достать бы мне меч булатный по моей руке, доспехи ратные и коня.
        - Да разве мало у нас коней в конюшне? - сказал Лазарь Лазаревич. - А мечей да доспехов ратных полон оружейный покой, знай выбирай!
        - Доспехи - то и меч я подберу в оружейном покое, - ответил Еруслан Лазаревич, - а вот коня по мне у нас в конюшне не нашлось. Всех до одного испытал. Выведут конюхи какого, брошу на холку руку - сразу на коленки упадет. На таких мне не ездить.
        - Ну, тогда ступай в заповедные луга. Там Фрол - пастух стережет моих коней. Кони в табунах необъезженные, там и выберешь коня по себе, - проговорил Лазарь Лазаревич.
        И стали собирать, снаряжать Еруслана Лазаревича. Подобрал он доспехи богатырские, по руке себе разыскал булатный меч и копье долгомерное, взял седельце черкасское, потничек (Потничек - ткань, подкладываемая под седло), войлочек, уздечку наборную да плетку ременную. Простился с отцом, с матерью и отправился в путь - дорогу.
        Вышел из города и шел долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли и пришел на заповедные луга. По лугам дорога проторена. В ширину та дорога - коню не перескочить. "Кто же по этой дороге ездит? - подумал Еруслан Лазаревич. - Дай - ка сяду на обочине, подожду".
        Много ли, мало времени просидел и увидел: бежит по дороге табун коней. Тот табун только что пробежал, а за ним другой, больше прежнего скачет. И вслед табунщик едет. Сравнялся он с Ерусланом Лазаревичем и заговорил:
        - Здравствуй, Еруслан Лазаревич! Чего тут сидишь? Кого ожидаешь?
        - А ты кто такой? И почему знаешь, как меня зовут?
        - Да как мне тебя не знать! Ведь я служу табунщиком у твоего родителя Лазаря Лазаревича. Обрадовался Еруслан Лазаревич:
        - Меня батюшка натакал идти в заповедные луга коня выбрать. У нас на конюшне все конишки не ражие. Которому брошу руку на холку, тот и упадет на коленки. Тем коням не носить меня. Пособи мне, Фролушка, коня достать, век твое добро помнить буду.
        - Не тужи, Еруслан Лазаревич, дело обойдется. Есть у меня конь на примете. Конь богатырский. Когда воду пьет, на озере волны будто в бурю вздымаются, с деревьев листья осыпаются. Только не знаю, сможешь ли ты его поймать? Если поймаешь да сумеешь удержать, конь тебе покорится, почует наездника. Вот он - впереди первого табуна с водопоя бежит, гляди!
        Промчался табун мимо, а табунщик говорит:
        - Пойдем к озеру, я покажу, где конь воду пьет, а ты завтра с утра садись там в засаду и жди.
        Наутро притаился Еруслан Лазаревич и стал ждать. Слышит: задрожала земля, послышался конский топ все ближе и ближе... И вот проскакал мимо к водопою первый табун. Всех впереди - конь - огонь: глазами искры мечет, из ноздрей пламя, из ушей дым кудреват подымается. Забрел по колено в воду и стал пить. В озере волны поднялись, на берегу с деревьев листья посыпались.
        Напился конь и только выскочил на берег, как Еруслан Лазаревич ухватил его правой рукой за гриву, а в левой уздечку держит. Взвился конь и так ударил копытами, что земля задрожала, но вырваться из рук богатыря не мог и утихомирился, почуял настоящего хозяина.
        - Вот эдак - то лучше, Орош Вещий! - Взнуздал его, взял повод в руки, отвел туда, где седло да доспехи лежали.
        Оседлал Еруслан Ороша Вещего, надел на себя доспехи ратные. В это время подъехал к водопою Фрол - пастух:
        - Вижу, покорился тебе конь! Сумел совладать.
        - Спасибо, Фролушка! Сослужил ты мне службу. Век буду помнить!
        На том они и распростились. Видел табунщик, как добрый молодец на коня садился, а не успел заметить, как он из глаз скрылся, только пыль столбом завилась, будто его и не было.
        Ехал Еруслан Лазаревич день ли, два ли и выехал на широкое поле. Смотрит: что такое? Все поле усеяно мертвыми телами. Лежит на том поле рать - сила побитая.
        Громко вскричал Еруслан Лазаревич:
        - Есть ли жив хоть один человек? Отозвался голос:
        - Только я один и остался жив из всего нашего войска! Подъехал Еруслан и спрашивает:
        - Скажи, кто побил, повоевал ваше войско?
        - Иван, русский богатырь, - отвечает раненый воин.
        - А где теперь Иван, русский богатырь?
        - Поезжай на полдень, может, его и настигнешь. Он уехал биться с другим нашим, войском.
        Еруслан Лазаревич повернул коня и поехал. Ехал долго ли, коротко ли и выехал на большое поле - широкое раздолье. И на этом поле лежит побитая рать - сила.
        Снова богатырь крикнул громким голосом:
        - Коли есть тут кто живой, откликнись!
        Приподнялся один человек:
        - Чего тебе надо, витязь? Я только один жив и остался из всего нашего войска.
        - Чья это побитая рать и кто вас повоевал?
        - Лежит тут войско Феодула Змеулановича. А побил - повоевал нас Иван, русский богатырь.
        - А где он сейчас, Иван, русский богатырь?
        - Да вот видишь поскоки коня богатырского: целые холмы земли из - под копыт мечет. Держись этой ископыти и, коли конь у тебя резвый, настигнешь его.
        Поблагодарил Еруслан Лазаревич воина и поехал вокруг поля в ту сторону, куда вела ископыть. Ехал он и день, и два с утренней зари до вечерней и на третий день увидал на зеленом лугу шатер белополотняный. Возле шатра богатырский конь пшеницу ест. Еруслан Лазаревич рассерчал, разнуздал своего коня и пустил на волю. Орош Вещий тотчас подошел к пшенице и тоже принялся есть.
        Вошел Еруслан Лазаревич в шатер и видит: спит в шатре крепким сном Иван, русский богатырь. Ухватился было Еруслан за меч, да подумал: "Нет, не честь мне, а бесчестье на сонного руку подымать, а вот самому с дороги отдохнуть надобно". Подумал так и сам повалился спать.
        Первым проснулся Иван, русский богатырь. Проснулся и увидел незваного гостя. Стал его будить:
        - Встань, проснись, пробудись, добрый молодец!
        Еруслан Лазаревич поднялся, а Иван, русский богатырь, говорит:
        - Хоть и лег ты спать у меня в шатре незваный, непрошеный, да ведь постоя с собой не возят. По нашему русскому обычаю, коли гость гостит да не пакостит, такому гостю - всегда честь и место. А ты, как видно, худых мыслей не держишь. Садись со мной хлеба - соли отведать да рассказывай, кто ты есть таков? Чьих родов, каких городов, как звать - величать тебя?
        - Я из славного королевства Картаусова. Зовут меня Еруслан Лазаревич. О тебе, Иван, русский богатырь, слышал много, и захотелось с тобой свидеться. Гнал по твоему следу много дней, видал побитые тобой рати Феодула Змеулановича. Мнил я себя самым сильным богатырем, а теперь и без поединка вижу - ты сильнее меня. Будь мне названым старшим братом!
        Побратались Иван, русский богатырь, и Еруслан Лазаревич, выпили по чарке зелена вина, поели дорожных припасов и стали беседу продолжать. Спрашивает Еруслан Лазаревич:
        - Скажи, брат названый, почему ты бьешься - ратишься с королем Феодулом Змеулановичем? Чего ради извел у него столько войска?
        - Да как же, любезный Еруслан Лазаревич, мне было не биться, не ратиться? Полюбили мы друг друга с красной девицей - душой, дочерью Феодула Змеулановича, и приехал я в его королевство честь по чести, по добру делу, по сватовству. А Феодул Змеуланович нанес чести великую поруху, стал браниться, кричать:
        "Знать - де его, прощелыгу, не знаю, ведать не ведаю и на глаза не пущу! Скоро на ваше царство войной пойду, всю Русь повоюю, а русских богатырей в полон возьму". И послал мне навстречу войско. Напало на меня войско, а ведь известное дело: кто меч первый поднял - от меча и погибнет. И побил, повоевал я Змеуланову рать, а он вслед другую послал. И ты сам ведаешь, что с ней стало. Вот и надумал я сказать ему: "Совсем напрасно ты, Феодул Змеуланович, на свою силу понадеялся! Хвастал, что Русь повоюешь, богатырей русских полонишь. А вышло не по - твоему. Так не лучше ли нам замириться подобру - поздорову? Отдай своей волей дочь за меня, а не то силой возьму". Поедем со мной, Еруслан Лазаревич, мой названый брат, к стольному городу короля Феодула Змеулановича. Коль станем свадьбу играть, так на свадьбе попируешь.
        Снарядились богатыри и поехали. Подъехали к городу на полпоприща (Полпоприща - длина пути около двадцати верст.), и затрубил Иван, русский богатырь, в боевой рог.
        Прискакал вершник (Вершник - посыльный, верховой.) из пригородной заставы к королю:
        - Иван, русский богатырь, всего на полпоприща от города стоит, а с ним приехал какой - то чужестранный богатырь.
        Всполошился Феодул Змеуланович:
        - Ох, беда какая! Он один две рати побил, а теперь, коли их двое, все наше королевство в разор разорят!
        Потом мало - помалу опомнился, слез с теплой лежанки, корону надел, приосанился:
        - Эй, слуги! Зовите скорее королеву, пойдем с хлебом - солью встречать, авось замиримся. - Послал своих князей да бояр: - Ступайте на заставу: ведите Ивана, русского богатыря, в город, а мы с королевой у ворот встретим.
        С почестями да с хлебом - солью встретили названых братьев.
        - Что между нами было, то прошло, пусть быльем порастет, - сказал король, - а мы с королевой рады - радехоньки честь по чести гостей принять. Раздернули во дворце столы, и пошел пир горой. А в скором времени и свадьбу принялись играть. На свадебном пиру Еруслан Лазаревич улучил время и спросил невесту Ивана, русского богатыря:
        - Прекрасная королевна, есть ли на свете кто красивее тебя?
        Смутилась королевна от этих слов:
        - Про меня идет слава, что я красивая, но вот, слышно, за тридевять земель, в тридесятом государстве живут три сестры, так младшая из трех сестер краше меня.
        - А не слыхала ли ты, кто, кроме Ивана, русского богатыря, твоего супруга, сильнее меня?
        - Про тебя и про твою силу и храбрость, Еруслан Лазаревич, тоже катится слава по всей земле. А вот дух идет, что в славном Индийском царстве стоит на заставе тридцать лет богатырь Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка. Говорят, он богатырь из богатырей, а который из вас двоих сильнее, про то сказать не могу, да и никто не может, покуда вы силами не померитесь.
        Поблагодарил он красавицу королевну, и на том их беседа окончилась. А когда свадебный пир отпировали, стал Еруслан Лазаревич прощаться со своим названым братом Иваном, русским богатырем, и его молодой женой. Они его уговаривают:
        - Погостил бы еще хоть сколько - нибудь дней!
        - Нет, спасибо! Я и так у вас загостился, мой Орош Вещий отдохнул, и пора путь продолжать.
        Оседлал коня, надел богатырские доспехи и поехал за тридевять земель, в тридесятое государство.
        Едет Еруслан день с утра до вечера, с красна солнышка до закату. И так много дней путь - дорога продолжалась. Приехал в тридесятое государство, где жили красавицы сестры. Коня привязал к точеному столбу, к золоченому кольцу, задал корму, а сам поднялся на резное крыльцо: стук - стук - стук!
        Двери открыла девушка - покоевка, спрашивает:
        - Кто ты есть таков? По какому делу пожаловал? Как про тебя сказывать?
        - Скажи: приехал - де витязь из славного Картаусова королевства. А зовут меня Еруслан Лазаревич. Надо мне трех прекрасных сестер повидать.
        Убежала сенная девушка, и, не мешкая, вышли к нему три сестры, одна другой краше:
        - Милости просим, добрый молодец. Пожалуйте в покои!
        Перво - наперво усадили гостя за стол, наставили перед ним всяких кушаньев и напитков. Напоили, накормили.
        Встал Еруслан Лазаревич из - за стола, учтиво трем девицам поклонился:
        - За угощенье спасибо! Теперь сам вижу: не зря молва по всему белому свету катится, что никого нет краше вас да приветливее!
        Сестры при этих словах глаза опустили, зарделись, зарумянились, потом взглянули друг на друга и ответили гостю:
        - Спасибо на ласковом слове, любезный Еруслан Лазаревич! Но только напрасно считают нас первыми красавицами. Вот в Вахрамеевом царстве царевна, дочь царя Вахрамея, - та настоящая красавица. Всем Марфа Вахрамеевна взяла. И ростом, и дородством, и угожеством. Глаза у нее с поволокою, брови черные, соболиные, идет, как лебедушка плывет! Вот уж она из красавиц красавица.
        - Про мудрость вашу тоже идет молва. И вот еще хочу спросить вас, прекрасные сестрицы, не слыхали ли вы, кто самый сильный богатырь на свете?
        - Слухом земля полнится, - они отвечают. - Идет молва про Ивана, русского богатыря. Говорят о нем, что он самый сильный и храбрый.
        - Ивана, русского богатыря, я и сам хорошо знаю, мне названый старший брат.
        - И о твоей силе да храбрости, наш гость дорогой, - продолжали девицы, - молва докатилась до нас раньше, чем ты сам сюда пожаловал. Да вот еще много говорят о сильном богатыре Ивашке Белой епанче, Сарацинской шапке. Он стоит тридцать лет на заставе в славном Индийском царстве. Ну а видеть нам его не приходилось.
        Побеседовал с прекрасными сестрами Еруслан Лазаревич, поблагодарил их за хлеб, за соль и распрощался.
        Выехал из города и призадумался: "Много времени я странствую и не знаю, что дома творится. Надо домой попадать, отца с матерью проведать. И заодно попрошу благословения жениться. После поеду в Вахрамеево царство да стану сватать Марфу Вахрамеевну".
        Поворотил Ороша Вещего и поехал в Картаусово королевство.
        Едет Еруслан Лазаревич и едет: день да ночь - сутки прочь. Как Орош Вещий отощает, тогда расседлает, разнуздает коня, покормит и сам отдохнет, а потом с новыми силами путь продолжает. И вот стал к родным местам подъезжать. В нетерпенье коня понукает и скоро увидал вдали стольный город Картаусова королевства. Въехал на пригорок, смотрит и глазам не верит. Вокруг города чьих - то войск видимо - невидимо. Город со всех сторон войсками окружен. Конники скачут на борзых конях, а пешие к городским воротам подступают. "Что тут деется?" - подумал он. Только успел с холма спуститься, встретился ему Фрол - табунщик. Прочь от стольного города уезжает.
        - Здравствуй, Фролушка!
        Табунщик остановил коня, узнал Еруслана Лазаревича, поздоровался:
        - Не знаешь ли ты, - спрашивает богатырь, - чья это рать - сила столь велика к нашему городу подступает?
        - Ох, Еруслан Лазаревич! Поехал я из заповедных лугов в город на подворье к твоему родителю, князю Лазарю Лазаревичу, да чуть было в полон не угодил. Спасибо, конь выручил, ускакал я от неприятелей, и вот гоню прочь от города обратно в заповедные луга. Такая ли то беда - напасть приключилась. Подступил, вишь, к нашему стольному городу князь Данила Белый с несметными полками конного и пешего войска, а у нашего короля Картауса богатырей, кроме князя Лазаря Лазаревича, в городе нет никого. Кто куда разъехались. Заперлись король с боярами, да горожане за городскими стенами отсиживаются. Ни в город, ни из города проезда нет, и грозится Данила Белый все королевство разорить.
        Видит Еруслан Лазаревич: оборонять королевство некому. Да и войска у Данилы Белого нагнано тьма - тьмущая. Разгорелось сердце молодецкое, раззудилось плечо богатырское: хлестнул он плетью Ороша Вещего и поскакал к городу.
        Увидали неприятели - скачет прямо на них богатырь. Переполошились, загалдели:
        - Богатырь едет Картаусу на подмогу!
        Сам князь Данила Белый повел конников навстречу и кричит:
        - Живым его берите, ребятушки!
        А Еруслан Лазаревич разогнал коня и как вихрь налетел на Данилиных конников. Рубит мечом и колет копьем направо и налево, а Орош Вещий грудью коней валит, всадников поверженных копытами топчет. И скоро все поле усеялось телами. Остальные конники, кто успел, разбежались.
        В ту пору увидал Еруслан Лазаревич самого Данилу Белого, нагнал его, ударил тупым концом копья долгомерного и вышиб из седла... Ступил ему на грудь Орош Вещий. Взмолился князь Данила:
        - Оставь меня в живых, храбрый, могучий богатырь! Клятву даю, что ни один мой воин не переступит веки - по - веки границы Картаусова королевства! Детям и внукам своим закажу не воевать с вашим королевством.
        - Будь по - твоему, - сказал Еруслан Лазаревич, - но если когда - нибудь клятву нарушишь, тогда пощады не будет!
        - Век твое великодушие буду помнить и клятвы моей не нарушу! - сказал Данила Белый, поднялся на ноги, тотчас приказал снять осаду и повел свои войска прочь от Картаусова королевства.
        В городе увидели: уходят вражеские войска. И вдруг закричали:
        - Да ведь это Еруслан Лазаревич, сынок князя Лазаря Лазаревича!
        Весть эта скоро дошла до Лазаря Лазаревича и до самого короля.
        Отец с матерью и король Картаус с ближними боярами вышли из главных ворот и с великими почестями встретили Еруслана Лазаревича. Мать от радости плакала и обнимала сына. Король Картаус прослезился |и проговорил:
        - Не знаю, чем отблагодарить тебя, Еруслан Лазаревич, за то, что спас ты нас всех и наш стольный город. А за старое, за давнее обиды на меня не держи, то дело прошлое, А теперь гостя желанного надо кормить, поить!.. Выкатите бочки с вином да с медами стоялыми! - Король приказал. - Пусть сегодня все угощаются и прославляют силу и удаль славного могучего богатыря Еруслана Лазаревича!
        Три дня тот пир продолжался. А на четвертый день Еруслан Лазаревич поблагодарил короля Картауса за угощение, низко отцу с матерью поклонился и сказал:
        - Долго мы были в разлуке. Много разных земель и городов я повидал, а все равно не усидеть мне дома. Охота еще на белый свет поглядеть и себя показать. Отпустите меня, любезные батюшка и матушка! А если доведется встретить суженую, дайте родительское благословение.
        Отец с матерью прекословить не стали. Благословили сына и начали собирать в путь - дорогу.
        - Не удержишь такого сокола в родительском доме. Сам был молодой, по себе знаю! - сказал Лазарь Лазаревич. - Пусть поездит, потешится!
        Оседлал Еруслан Лазаревич своего Ороша Вещего, надел на себя доспехи богатырские, распрощался с домашними и поехал.
        Выехал из своего города и подумал: "Сперва я поеду в славное Индийское царство, погляжу, что за богатырь Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка. А оттуда в Вахрамеево царство заеду. Охота повидать Марфу Вахрамеевну".
        Ехал Еруслан долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, стал подъезжать к славному Индийскому царству. Смотрит: впереди застава, а возле заставы спит - лежит богатырь. "По всему видать, это и есть богатырь Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка", - подумал Еруслан Лазаревич. Подъехал совсем близко, а богатырь и ухом не ведет, спит, похрапывает.
        Перегнулся Еруслан с седла и крепко стегнул его ременной плетью:
        - Этак ли на заставе стоят, царство охраняют? Тут кто хочешь пройдет, проедет, а ты спишь, прохлаждаешься!
        Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка вскочил на ноги и сердито закричал:
        - Кто ты есть таков? - За палицу схватился. - Мимо меня вот уже скоро тридцать лет тому, как зверь не прорыскивал, птица не пролетала и ни один человек не проезжал! А ты вздумал со мной шутить шутки нехорошие, плетью бить осмелился! Я ведь тебя на ладонь положу, а другой прихлопну, и останется от тебя мокрое место! Поедем - ка в поле, я тебя проучу!
        Оседлал коня, надел доспехи, и поехали они в чистое поле, в смертную игру играть, силой мериться.
        И только первый раз съехались, как ударил Еруслан Лазаревич противника тупым концом копья, сразу и вышиб из седла. А Орош Вещий ступил ногой на грудь. По - иному заговорил Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка:
        - Не предавай меня смерти, славный, могучий богатырь! Сам теперь вижу: сила у меня против твоей половинная и того меньше. Да и годы мои уходят, а ты еще только матереть начинаешь. Давай лучше побратаемся. Будь ты мне старшим братом названым!
        - В смерти твоей мне корысти нету, - отвечал Еруслан Лазаревич, - ну а славу про тебя напрасно распустили. Богатырь ты не ражий. Вставай!
        И отвел прочь Ороша Вещего. Поднялся Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка, поклонился названому брату в пояс и сказал:
        - Заезжай - ка в славное Индийское царство! Для тебя путь туда открытый. Погости у нашего царя!
        Еруслан Лазаревич повернул коня, поехал прямо в стольный город и в скором времени въехал на царский двор. Расседлал, разнуздал Ороша Вещего, привязал у столба точеного за золоченое кольцо.
        Царь сидел у окошка и увидал, как приехал во двор чужестранный витязь. Вышел на резное крыльцо, встретил богатыря приветливо, ласково и повел речь так:
        - Добро пожаловать, любезный гость, не взыщи, не знаю, как тебя звать - величать! Чьих будешь родов, из какого государства?
        Богатырь учтиво поздоровался и ответил:
        - Я из славного Картаусова королевства, сын князя Лазаря Лазаревича, а зовут меня Еруслан Лазаревич. С этими словами поднялся на крыльцо. Царь повел его в покои, накормил, напоил, про дорогу расспросил, потом говорит:
        - Вот как славно, что навестил меня. Мы каждому хорошему гостю рады, а такому богатырю, каков ты есть, у меня во дворце честь и место! А теперь с дороги небось отдохнуть охота. Эй, кто там есть! - хлопнул царь в ладони.
        Прибежали на зов слуги.
        - Отведите гостя в опочивальню и приготовьте все так, чтобы он в обиде не остался!
        Погостил Еруслан Лазаревич у индийского царя, поблагодарил за угощение и поехал путь продолжать. Едет и думает: "Узнал, каков есть прославленный богатырь Ивашка Белая епанча, Сарацинская шапка, повидался и с ласковым, хлебосольным царем славного Индийского царства, а теперь поеду в Вахрамеево царство. Все равно нет мне и не будет покоя, покуда своими глазами не увижу Марфу Вахрамеевну". Едет Еруслан путем - дорогой, день, другой и третий. До Вахрамеева царства осталось рукой подать: какой - нибудь день езды.
        В ту пору повстречался ему странник, калика перехожая. Снял странник колпак земли греческой, поклонился богатырю:
        - Здрав буди, Еруслан Лазаревич! Удивился богатырь, спрашивает:
        - Кто ты есть таков? Видно, знаешь меня, коли по имени называешь?
        - Я - калика перехожая. Странствую по всем землям, по всем городам. Бывал в Картаусовом королевстве, захаживал к твоим родителям, много раз тебя видел. Проходил вот я недавно мимо Картаусова королевства и несу вести нерадостные, печальные.
        Богатырь с коня соскочил, от нетерпения ухватил странника за плечо.
        - Скорее говори, что творится у нас в королевстве? Видал батюшку с матушкой? Живы ли, здоровы ли они?
        - Погоди, Еруслан Лазаревич, не тряси меня! Эдак и руку оторвешь! Дома у вас беда стряслась. Князь Данила Белый улучил время и напал врасплох с несметным войском. Много народу побил - порешил, а больше того во полон угнал. Стольный город сжег дотла, разорил, камня на камне не оставил. Короля Картауса, твоего родителя Лазаря Лазаревича да кое - кого из ближних бояр живыми захватил, выколол им глаза. Увез незрячих в свое княжество, в темницу заточил. Там они и поныне томятся.
        Выслушал Еруслан Лазаревич все, что рассказал странник, опустил голову и промолвил:
        - Эх, совсем напрасно я тогда Данилу Белого в живых оставил! Землю он ел, клялся не воевать с королевством Картауса, я и поверил! А он вон чего натворил! Отплатил за мою доброту. Ну, погоди, рассчитаюсь с тобой! Теперь пощады не будет!
        С этими словами вскочил он на коня, простился с каликой перехожей и помчался в княжество Данилы Белого.
        Приехал, разыскал темницу, где сидели родители, король Картаус и ближние бояре. Стражу раскидал, расшвырял, замок сорвал и прямо с порога крикнул:
        - Здравствуйте, свет сердечные родители, матушка и батюшка! Здравствуй, ваше величество, король Картаус, и вы, бояре ближние!
        Слышит в ответ:
        - Голос твой слышим, а кто говорит, не видим! Незрячие мы, темные!
        Тут заговорила мать богатыря:
        - Хоть и не вижу тебя, а по голосу узнала, и сердце чует - это сын дорогой наш, Еруслан Лазаревич!
        - А ведь и правда он, - промолвил Лазарь Лазаревич. - Вот, сын любезный, сколь великое, тяжкое горе нас постигло. Все потеряли и даже свету белого не видим. Ну да не об этом сейчас речь. За горами, за морями, близко ли, далеко ли, - сам там не бывал, а от верных людей слыхал, - есть царство, и правит тем царством Огненный щит, Пламенное копие. Есть в этом царстве колодец с живой водой. Сослужи ты службу: съезди к Огненному щиту, Пламенному копию, привези живой воды, спрысни наши раны, и мы прозреем.
        - Съездить - то я съезжу к Огненному щиту, Пламенному копию, - отвечает богатырь, - но сперва надо Данилу Белого разыскать.
        С теми словами вышел добрый молодец из темницы.
        А в ту пору, покуда Еруслан Лазаревич с пленниками разговаривал, прибежал к Даниле Белому тюремный стражник:
        - Беда, князь! Какой - то чужестранный богатырь всю стражу на тюремном дворе побил! Только я один живой остался.
        - Не иначе, как это сын Лазаря Лазаревича, - Казал Данила Белый. - Скорей подымай тревогу, собирай войска, какие есть в городе!
        А про себя подумал: "В темнице - то его легче всего одолеть". Скоро - наскоро надел боевые доспехи, вскочил на коня и повел свое войско.
        А Еруслан Лазаревич тем временем выехал из тюремного двора на площадь и увидал княжеское войско. Будто коршун на цыплят ринулся он на дружину Данилы Белого. Кого мечом достанет, до седельной подушки развалит, а кого копьем из седла вышибает. Орош Вещий грудью вражьих коней опрокидывает, копытами ратников топчет. И скоро побил, повоевал Еруслан все то войско. Осталось в живых дружинников вовсе мало, и те кинулись наутек.
        Тут и приметил Еруслан Лазаревич скачущего прочь Данилу Белого.
        - Тебя - то мне и надо! - крикнул он, пришпорил коня и помчался вслед за князем - захватчиком.
        И сколько тот своего коня ни нахлестывал, Орош Вещий скоро настиг его.
        - Еруслан Лазаревич вышиб Данилу Белого из седла и отсек ему голову,
        - Худую траву из поля вон! - Поворотил коня, приехал в темницу. - Выходите все на волю, перебирайтесь покуда во дворец Данилы Белого!..
        Затем говорит королю Картаусу:
        - Здешнее княжество придется приписать к нашемy королевству. А ты становись на престол Данилы Белого, и живите в этом городе, покуда не привезу живой воды. Наш - то стольный город все равно разрушен, когда еще застроится, - и поехал в царство Огненного щита, Пламенного копия.
        - Ехал Еруслан, ехал, и раскинулось перед ним широкое поле. А на том поле лежит побитая рать - сила. Зычным голосом крикнул богатырь:
        - Эй, есть ли на этом поле хоть один жив человек?
        - А чего тебе надобно? - отозвался один воин. - Скажи, кто побил это войско большое?
        Всю нашу рать - силу побил Росланей - богатырь.
        - А где он сам, Росланей - богатырь?
        - Проедешь недалеко, увидишь другое поле с побитым войском. Он там лежит убитый.
        Миновал богатырь побитое войско, проехал недалеко и наехал на другое поле, которое тоже все было усеяно телами. "Это побоище много больше первого", - подумал он и вдруг увидал большой холм. Подъехал ближе и диву дался - то оказался не холм, а громадная, как сенная копна, голова лежит. Крикнул:
        - Есть ли кто живой?
        Никто не отозвался. Крикнул еще раз - опять ответа нет. И только, когда третий раз закричал, открыла голова глаза, зевнула и проговорила:
        - Ты кто такой? И чего тебе надо?
        - Я из славного Картаусова королевства. Зовут меня Еруслан Лазаревич. Хочу узнать, чья эта побитая рать - сила? И где могучий богатырь Росланей?
        - Богатырь Росланей я и есть, - голова отвечает, - а войска, что лежат на первом и на этом поле, привел царь Огненный щит, Пламенное копие. Вел он свои дружины против меня, и я их побил, повоевал, да вот и сам, как видишь, лежу побитый.
        - Как же это случилось? Ты обе рати побил - порешил и сам пал порубленный?
        - Много лет тому назад, когда я был еще совсем малый, - заговорила голова, - царь Огненный щит, Пламенное копие с большим войском напал врасплох на наше царство. А царем у нас был тогда мой отец. Собрал он наскоро небольшую дружину и вышел навстречу. Закипела битва, кровавый бой. У Огненного щита, Пламенного копия войска было много больше, и он победил. Много наших воинов погибло. Моего отца полонили, и царь Огненный щит. Пламенное копие убил его.
        А когда я вырос и стал сильным богатырем, надумал отомстить Огненному щиту, Пламенному копию. Проведала про это волшебница, что жила в нашем царстве, и говорит мне: "Царь Огненный щит, Пламенное копие очень сильный богатырь, да к тому же волшебник, и победить его ты сможешь, если достанешь меч - кладенец. На море - океане, на острове Буяне, на высокой горе под старым дубом есть пещера. В той пещере и замурован еще, в, давние времена волшебный меч - кладенец. Только с, этим мечом и можно победить Огненного щита, Пламенного копия".
        Немало трудов положил я и долго странствовал, но волшебный меч - кладенец достал и поехал в царство Венного щита, Пламенного копия. Он послал против меня рать - силу. А когда я это войско побил - повоевал, собрал еще рать - силу, больше первой, и сам повел мне навстречу. Сошлись мы вот на этом самом поле. Стал я их бить, как траву косить, а которых конь топчет. И в скором времени мало кто из них жив остался. А сам Огненный щит, Пламенное копие подскакал ко мне, кричит: "Сейчас тебя смерти предам!" Я размахался, ударил его своим волшебным мечом, и он тотчас с коня повалился. Тут слуги его вскричали: "Вот как славно Росланей - богатырь угосгил его своим мечом. Ну - ка, дай ему еще разик! Тогда и поминки по нему можно править!" Ударил я другой раз. Только меч его задел, как тут же со страшной силой отскочил и мне голову отрубил, а Огненный щит, Пламенное копие сразу ожил как ни в чем не бывало. В это самое время подоспел мой названый брат. Схватил он меч - кладенец и сунул мне под голову. Потом Огненный щит, Пламенное копие много раз посылал своих богатырей и сам приезжал, но никому не удалось
вытащить меч - кладенец из - под головы, как ни старались. Он и сейчас вот тут, подо мной. На том голова Росланея окончила свой рассказ и спросила:
        - А ты по какому делу заехал сюда и куда путь держишь?
        Еруслан Лазаревич рассказал, зачем он едет в царство Огненного щита, Пламенного копия.
        - Это похвально, Еруслан Лазаревич, что ты своих близких в горе - беде не покинул, выручил, а теперь поехал живую воду для них доставать. Но скажу тебе: напрасно ты туда поедешь. Ты еще не знаешь, каков есть этот злодей Огненный щит, Пламенное копие. По - доброму, по - хорошему у него зимой льду не выпросишь. Разве он даст живую воду? И силой тоже ты у него ничего не добьешься, потому что ни стрела, ни копие, ни меч его не берут. Он тебя десять раз успеет убить, пока ты замахиваешься. А вот лучше послушай, что я тебе стану рассказывать, хорошенько запомни и, коли послушаешься, одолеешь его.
        Еруслан Лазаревич выслушал все, что ему наказывала Росланеева голова, поблагодарил и на прощание сказал:
        - Как только достану живую воду, приеду к тебе и приращу голову к телу...
        После этого сел на своего Ороша Вещего и поспешил в царство Огненного щита, Пламенного копия. Стал подъезжать к городу. Огненный щит, Пламенное копие увидал богатыря, выехал навстречу и издалека стал огненные стрелы метать.
        - Воротись, а то сожгу тебя! - закричал.
        Еруслан Лазаревич снял шлем, помахал и крикнул:
        - Приехал к тебе не биться, не ратиться, а по доброму делу!
        - Кто ты таков? И чего тебе надо? Говори!
        - Я из славного Картаусова королевства. Зовут меня Еруслан Лазаревич. О твоей силе и славе молва по всей земле идет, и я хочу к тебе на службу поступить!
        Отвечает Огненный щит, Пламенное копие:
        - Если сумеешь с моими двенадцатью богатырями достать меч из - под Росланеевой головы, тогда возьму на службу, а не достанешь, пеняй на себя! Не быть тебе живому!
        - Слушай, Огненный щит, Пламенное копие, обойдусь я и без твоих богатырей! Один управлюсь, достану меч!
        Подъехал Огненный щит, Пламенное копие поближе и говорит:
        - Поезжай скорее, привези меч, тогда будешь у меня старшим над богатырями!
        Еруслан Лазаревич поворотил коня. Когда приехал на поле брани, голова Росланея увидала его издали:
        - Ну как? Видал Огненного щита, Пламенного копия?
        - Все сделал так, как ты говорил. Приехал за мечом - кладенцом.
        Голова откатилась в сторону:
        - Бери, но помни: ударь только один раз! Еруслан Лазаревич поднял меч, сел на Ороша Вещего и уехал.
        Огненный щит, Пламенное копие, как только дозорный известил, выехал навстречу и спрашивает:
        - Достал меч - кладенец?
        - Вот он, - поднял меч Еруслан Лазаревич, подскакал к Огненному щиту, Пламенному копию и - раз! - ударил его изо всей силы.
        Огненный щит, Пламенное копие как подкошенный упал с коня.
        - Бей его еще раз! - закричали слуги Огненного щита. Пламенного копия.
        - Не в обычае у добрых молодцев дважды меч поить. Хватит и одного раза! - крикнул в ответ Еруслан Лазаревич.
        Тогда все двенадцать богатырей Огненного щита, именного копия напали на Еруслана с криком:
        - Бей его! Изрубим на мелкие куски, добудем меч - кладенец и оживим Огненного щита, Пламенного копия!
        Да не тут - то было! Всех их побил - повоевал Еруслан Лазаревич. Затем разыскал заветный колодец, запасся живой водой. Сам немного выпил и Орошу Вещему дал. Сразу всю усталость с них как рукой сняло. Не успел выехать на поле брани, как голова Росланея тотчас его увидала и заговорила:
        - Коли воротился, должно, одолел Огненного щита, Пламенного копия, моего супостата! А живую воду нашел?
        - Привез, - отвечает Еруслан Лазаревич, - сейчас ты здрав будешь.
        Голова подкатилась к туловищу, стала, как надлежит. Еруслан Лазаревич спрыснул живой водой, и голова приросла к телу. Поднялся Росланей, такой большой и матерый - глядеть боязно.
        - Ну, Еруслан Лазаревич, великую ты мне службу сослужил, век не забуду! И, если понадобится, жизни для тебя не пожалею!
        - Чего об этом говорить, - сказал на то Еруслан Лазаревич. - Разве без твоего меча - кладенца да мудрого совета мог бы я победить Огненного щита, Пламенного копия и живую воду добыть? На вот, возьми! - И подает ему меч.
        А Росланей - богатырь отвел его руки и проговорил:
        - Нет, Еруслан Лазаревич, мой названый брат, меч тебе еще пригодится.
        - А ведь меч - то мне как раз по руке пришелся, сказал Еруслан Лазаревич, - спасибо, любезный Росланей, названый брат мой. Ну а теперь надо поспешать к родителям.
        - И мне надо идти своего коня искать, - промолвил Росланей - богатырь. - Видать, где - нибудь недалеко отсюда пасется. Конь верный, только он и может меня нести.
        На том богатыри и распрощались. Росланей пошел своего коня искать, а Еруслан Лазаревич поехал в княжество Данилы Белого. Как только приехал, вбежал во дворец, попрыскал живой водой глаза, и сразу отец с матерью и король Картаус с боярами прозрели и так обрадовались, что от великого счастья даже немножко поплакали.
        Король Картаус в честь Еруслана Лазаревича завел большой пир - столованье. На том пиру все пили и ели и прославляли геройство и удаль Еруслана Лазаревича.
        Пир отпировали. И говорит богатырь своим родителям:
        - Надобно мне побывать в Вахрамеевом царстве. Благословите в путь - дорогу!
        - Ну что же, - промолвил Лазарь Лазаревич, - хоть и жалко расставаться, да, видно, делать нечего. Мы с матерью теперь, слава богу, здоровы. Поезжай, коли надо!
        Скорым - скоро собрался, снарядился, сел на своего Ороша Вещего, и только пыль завилась за добрым молодцем.
        Ехал Еруслан долго ли, коротко ли и попал наконец в Вахрамеево царство. Подъехал к стольному городу, смотрит: ворота крепко - накрепко заперты. Постучал. На стук отозвались стражники:
        - Кто таков? И чего тебе надобно?
        - Зовут меня Еруслан Лазаревич, а приехал я к королю Вахрамею по доброму делу.
        Ворота растворились, и, как только богатырь проехал, опять их крепко закрыли. Он подумал: "Почему город держат на запоре?"
        Царь Вахрамей встретил его ласково:
        - Милости просим, добрый молодец! Не знаю, как звать - величать.
        - Я из Картаусова королевства, сын князя Лазаря Лазаревича, а зовут меня Еруслан Лазаревич. Много по свету ездил, во многих землях побывал, и захотелось ваше государство навестить.
        - Ах, вот ты кто! - сказал царь Вахрамей. - Слава о твоих подвигах и геройстве, любезный Еруслан Лазаревич, идет по всем землям, по всем городам. Дошла она и до нашего царства. И я рад дорогому гостю, но не могу утаить от тебя, что постигло нас большое горе. Повадился трехглавый морской змей летать, людей поедать. Оттого сидим мы взаперти, да ведь от крылатого чудовища городские стены - не защита.
        - Часто ли морской змей прилетает? - спросил Еруслан Лазаревич.
        - Через каждые три дня. Сегодня он как раз прилетит и опять кого - нибудь унесет, - отвечал царь Вахрамей и прибавил: - Проходи, гость дорогой, в покои. Надо тебе с дороги поесть, попить и отдохнуть!
        - Спасибо! Но сперва надобно мне на морском берегу побывать, а уж потом и отдохну, - сказал Еруслан Лазаревич.
        С этими словами он вышел из дворца, вскочил на Ороша Вещего и поехал из города на морской берег. Коня остановил, затрубил в боевой рог раз и другой. После третьего раза поднялась на море большая волна, а вслед за тем показался из воды трехглавый морской змей. Все три пасти разинуты, зубы оскалены, шестеро глаз злобой горят.
        Взглянул змей на берег и заговорил:
        - В этот раз царь Вахрамей не стал меня дожидаться, сам послал человека на обед да еще и коня впридачу!
        - А ты, проклятое чудовище, погоди раньше времени хвалиться, как бы не подавиться! - крикнул богатырь.
        И только успел змей на берег ступить, как Еруслан поскакал, взмахнул мечом - кладенцом и с одного раза срубил две головы.
        Перепугался змей, взмолился:
        - Могучий богатырь, не предавай меня смерти, не руби моей остатней головы! В Вахрамеево царство летать никогда не стану, а тебе богатый выкуп дам. Есть у меня драгоценный камень невиданной красоты, такого на белом свете не сыскать.
        - Где же твой драгоценный камень?
        - Сейчас достану!
        С теми словами бросился змей в море и в скором времени воротился, принес и отдал богатырю драгоценный камень неслыханной красоты. Принял Еруслан Лазаревич подарок и прямо со своего коня перемахнул змею на спину.
        - Вези к Вахрамею во дворец и сам ему скажи, что никогда больше не будешь нападать на людей!
        Ничего морскому змею не оставалось делать, как только повиноваться. И повез он богатыря в стольный город, а Орош Вещий вслед побежал.
        В городе и во дворце начался великий переполох, когда увидели, как чужестранный богатырь приехал на морском чудище.
        И царь Вахрамей, и весь народ стали просить, уговавать:
        - Еруслан Лазаревич, не оставляй проклятого змея в живых. Сколько из - за него, злодея, люди слез пролили. Сейчас - то он смирный, а когда ты уедешь, опять за старое примется. Знаем мы его!
        Богатырь перечить не стал, соскочил со змея и отсек у него голову.
        На двенадцати подводах вывезли горожане змея из города и закопали в глубоком овраге.
        Убрали черные флаги, что возвещали о беде - невзгоде, и весь народ повеселел.
        А Вахрамей задал пир на весь мир. Созвал гостей со всех волостей. Рядом с собой, на самое почетное место, посадил Еруслана Лазаревича, принялся его потчевать:
        - Ешь, пей, гость дорогой! Уж не знаю, чем отблагодарить тебя.
        В ту пору из своих покоев вышла к гостям красавица царевна. Взглянул на нее богатырь да так и обмер - до того была прекрасна Марфа Вахрамеевна. "Отродясь не видывал краше, - подумал он, - век бы на нее глядел, любовался".
        И у Марфы Вахрамеевны сердце екнуло. Чинно она гостям поклонилась, еще раз глянула на Еруслана Лазаревича и глаза опустила - хорош, пригож!
        Пированье - столованье окончилось. Поблагодарили гости за хлеб, за соль, распрощались и разошлись, разъехались. Тогда Еруслан Лазаревич и повел речь:
        - Приехал я к вам, царь - государь, по доброму делу, по сватовству. Если бы ты благословил, а Марфа Вахрамеевна пошла за меня замуж, так лучшей судьбы - доли мне и не надобно!
        - Любезный Еруслан Лазаревич, если дочь согласна, так и я рад с тобой породниться. Теперь за тобой дело, Марфа Вахрамеевна, - повернулся он к дочери. - Скажи, люб ли тебе жених?
        Зарумянилась девица - красавица, потупила очи ясные и потом промолвила:
        - Я твоя и воля твоя, батюшка царь - государь! А коли благословишь, так я согласна.
        - Вот и хорошо! - весело сказал царь Вахрамей. - Ай, по сердцу, по душе мне зять сыскался.
        В царском житье ни пива варить, ни вина курить - всего вдоволь. В скором времени свадьбу сыграли, пир отпировали.
        И стал Еруслан Лазаревич жить - поживать со своей молодой женой Марфой Вахрамеевной у тестя.
        День за днем, неделя за неделей - так незаметно почти целый год прошел.
        Как - то раз говорит Еруслан Лазаревич Марфе Вахрамеевне:
        - Надо съездить проведать родителей, да и тебя показать отцу с матерью.
        - Ох, рада бы я радехонька поехать твоих родителей повидать и с тобой не разлучаться, да ведь, сам видишь, нельзя мне теперь в дальнюю дорогу ехать, а путь туда не близкий, не легкий. Навести их в этот раз один, только скорее возвращайся. А на тот год уже всей семьей поедем. И помни: как поедешь мимо Девьего царства, станут тебя звать погостить, смотри не заезжай. Если заедешь, околдует тебя Царь - девица.
        - Ну что ты! Зачем мне в Девье царство заезжать?
        Потом подал ей золотой перстень с тем драгоценным камнем, что от морского змея получил:
        - Если сын у нас родится, отдай ему, когда он в возраст придет. И пусть ни днем ни ночью перстня этого с руки не снимает.
        Затем собрался, снарядился и отправился в путь - дорогу.
        Едет Еруслан Лазаревич да едет. День прошел и другой прошел. На третий день видит - раскинулся перед ним сад, глазом не охватить. В том саду великолепный дворец стоит, золотой крышей на солнышке горит. Окна во дворце хрустальные, наличники замысловатой резьбой изукрашены.
        Только поравнялся с садом, как вырыснул кто - то на коне из ворот. Вгляделся Еруслан Лазаревич и увидел: скачет к нему поленица (богатырша) удалая, на коне сидит как влитая. Глаза у поленицы соколиные, брови черного соболя, личико белое, румяное, из - под шлема спадают косы русые до пояса. Заговорила, словно реченька зажурчала:
        - Ведь я тебя, добрый молодец, из окошечка увидала. Чего ради едешь мимо, к нам не заворачиваешь попить - поесть, коня накормить, побеседовать?
        - Спасибо, Царь - девица, недосуг мне. Еду отца с матерью навестить, - отвечает Еруслан Лазаревич. Сам глядит на поленицу - глаз оторвать не может.
        - Что за недосуг! - молвила Царь - девица. - Не торопись ехать, торопись коня кормить, скорее приедешь куда надо. И улыбнулась, будто летним ласковым солнышком обогрела.
        Сразу позабыл богатырь про женин наказ, повернул коня и стремя в стремя поехал с Царь - девицей в чудесный сад.
        В Девьем государстве девицы - красавицы - одна другой краше, а прекраснее всех сама Царь - девица, удалая поленица.
        Еруслану Лазаревичу тотчас жаркую баню натопили. Намылся он, напарился. Стала Царь - девица угощать его винами заморскими, медами стоялыми, всяких кушаньев на стол наставила.
        Напоила, накормила, начала на лютне играть да своим тонким нежным голосом подпевать.
        Слушает добрый молодец не наслушается, глядит на Царь - девицу не наглядится. Потом набежало во дворец множество девиц и почали песни петь, хороводы водить.
        В песнях, плясках да забавах год прошел и другой прошел. А Еруслану Лазаревичу думается: "Ох, долго загостился! На часок заехал, а прожил два дня". Стал было Царь - девицу благодарить:
        - Пора мне ехать!
        А она принялась уговаривать, ласковыми словами улещать:
        - Свет Еруслан Лазаревич, не покидай меня, не езди, останься!
        - Нет, надо мне родителей повидать!
        - Успеешь с отцом, с матерью свидеться! Побудь хоть недельку, утешь меня!
        Поддался добрый молодец на уговоры да на ласку. Резвые ноги будто к месту приросли. Остался в Девьем царстве. Ему кажется - неделя прошла, ан седьмой год на исходе.
        Вскоре после того как уехал Еруслан Лазаревич, Марфа Вахрамеевна родила сына. Дали ему имя Еруслан Ерусланович. Родился Еруслан Еруслановнч крепким да сильным и с самых первых дней стал так быстро расти и матереть, что на втором году казался двенадцатилетним подростком. А когда ему исполнилось семь лет, стал он могучим богатырем. Не находилось ему в поединках во всем государстве равного по силе и сноровке. Всех побеждал.
        Однажды спрашивает Еруслан Ерусланович у матери:
        - Скажи, сударыня матушка, где мой батюшка Еруслан Лазаревич? Говорили, будто ехал он в Картаусово королевство к дедушке с бабушкой. Не приключилось ли в пути - дороге с ним чего? Благослови, я поеду батюшку разыскивать.
        Заплакала Марфа Вахрамеевна:
        - Ну куда ты поедешь, как опричь своего царства нигде не бывал, ничего не видал. Отец уехал и не иначе как попал в Девье царство. Околдовали, зачаровали его, и нет оттуда возврату. А ты и вовсе погибнешь!
        Не вникает в это Еруслан Ерусланович, знай стоит на своем.
        - Все равно поеду, батюшку Еруслана Лазаревича разыщу и привезу домой.
        Видит Марфа Вахрамеевна - не уговорить ей сына, и сказала:
        - Ну, будь по - твоему, поезжай, только возьми вот этот перстень и не снимай его с руки ни днем ни ночью.
        И надела на палец Еруслану Еруслановичу золотой перстень с драгоценным камнем, подарком морского змея.
        Король Вахрамей тоже долго отговаривал внука, а под конец рукой махнул:
        - Поезжай!
        Скорым - скоро Еруслан Ерусланович снарядился и стал прощаться. Царь Вахрамей, Марфа Вахрамеевна и все нянюшки, мамушки и сенные девушки вышли его провожать. Видали, как на коня садился, да не видели, как укатился. Только пыль столбом завилась за добрым молодцем.
        Ехал он долго ли, коротко ли - версты тогда были немереные, и на третий день поутру раскинулся перед ним громадный чудесный сад, а в саду дворец с золоченой крышей и хрустальными окнами. "Это и есть Девье царство", - подумал молодой богатырь. Подъехал к воротам и вскричал громким голосом:
        - Посылайте поединщика, а не то ворота порушу!
        Услышала Царь - девица и спрашивает:
        - Кто такой в ворота ломится, поединщика требует?
        - Приехал какой - то чужестранный витязь, совсем еще, видать, молодой, - отвечает богатырь, что стоит дражником у ворот.
        - Поезжай без промедления да хорошенько проучи его, невежу! - приказала Царь - девица.
        Богатырь из ворот выехал и закричал:
        - Кто ты такой, молодой невежа? В ворота ломишься да еще и поединщика требуешь!
        - Вот когда съедемся, узнаешь, какой я есть невежа! - крикнул в ответ молодой наездник.
        Съехались, и Еруслан Ерусланович легким ударом с первого раза вышиб богатыря из седла.
        - Смерти тебя предавать не стану! Ступай, скажи Царь - девице: пусть пошлет поединщика. Не к лицу мне с таким, как ты, силами мериться!
        Побитый богатырь воротился, рассказал про могучего витязя. Царь - девица пошла будить Еруслана Лазаревича:
        - Встань, пробудись, мил сердечный друг! Приехал какой - то чужестранный младой богатырь и требует поединщика. Жалко будить тебя, да делать нечего. Ведь только на тебя и вся надежда!
        Еруслан Лазаревич поднялся, надел боевые доспехи, оседлал Ороша Вещего и выехал в чистое поле, в широкое раздолье.
        Съехались они и так сильно сшиблись, что кони сели на задние ноги, а богатыри ни который ни которого не ранили. Повернули коней, разъехались и стали снова съезжаться.
        "По виду совсем еще юноша, а никому не уступит силой да боевой сноровкой", - подумал Еруслан Лазаревич.
        Когда съехались во второй раз, опять сшиблись мечами, Еруслан Лазаревич ударил с такой силой, что поединщик не удержался в седле и упал с коня на сыру землю. А Орош Вещий сразу ступил ему на грудь. Глянул Еруслан Лазаревич на богатыря и заметил - что - то блеснуло у юноши на руке. Еще взглянул, узнал свой перстень, и пало ему на ум: "Уж не сын ли мой?" Спрашивает:
        - Скажи, какого ты роду - племени, как тебя по имени зовут, величают по отчеству?
        - Если бы мой конь ступил тебе на грудь, я не стал бы спрашивать, выпытывать у тебя ни роду, ни племени, ни про отца, ни про мать, а отрубил бы напрочь голову!
        - Не хочу я твою молодую жизнь губить, - проговорил Еруслан Лазаревич. - Только скажи, кто твои родители и как тебя зовут?
        - Моя мать - Марфа Вахрамеевна, а отец - славный, могучий богатырь Еруслан Лазаревич. Меня зовут Еруслан Ерусланович.
        Еруслан Лазаревич тотчас с коня на землю соскочил, поднял молодого витязя, крепко обнял его и говорит:
        - Вот как мы встретились, мой сын дорогой! А сколько тебе лет?
        - Мне исполнилось семь лет, восьмой пошел. Захотелось тебя разыскать. И вот как привелось встретиться.
        "Как же так? - подумал Еруслан Лазаревич. - Гостил я в Девьем царстве всего одну неделю с небольшим, а сыну теперь уж восьмой год пошел?"
        Потом сказал:
        - Поедем поскорее, сын дорогой, в Вахрамеево царство.
        Сели на коней и поехали домой. Много было радости, когда Марфа Вахрамеевна и царь Вахрамей встретили богатырей. Устроил царь Вахрамей пир на весь мир. А когда отпировали, он сказал:
        - Слушай, Еруслан Лазаревич, зять мой любезный, |стал я стар, совсем одолели меня недуги да немощи. Становись на престол и правь царством, а я на покое буду век доживать!
        - Так - то оно так, - отвечал Еруслан Лазаревич, - по белу свету я наездился, с копьем долгомерным да с мечом - кладенцом натешился и царством править согласен. Только есть у меня забота: про отца с матерью ничего не знаю. Повидаться охота, а от царских дел недосуг туда ехать.
        - О том тужить - горевать нечего, - Вахрамей говорит, - есть у тебя теперь замена. Еруслан Ерусланович съездит в Картаусово королевство, поклон отвезет да и в гости их к нам пригласит.
        И вот заступил на престол Еруслан Лазаревич, а Еруслан Ерусланович уехал в Картаусово королевство.
        Много ли, мало ли времени прошло, воротился Еруслан Ерусланович домой, а с ним приехали и родители Еруслана Лазаревича.
        На радости завели пир на весь мир. Я на том пиру был, мед да пиво пил, обо всем этом узнал, да и рассказал.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА О СТАРОМ ПЛЕДЕ,СВЕЧЕ И ХРУСТАЛЬНОЙ ПЕПЕЛЬНИЦЕ
        Жил был Старый Сверчок музыкант. Звали его Игрич. Он жил в маленькой квартирке на последнем этаже. Игрич любил сидеть на балкончике, завернувшись в любимый старый плед, и смотреть на звезды. Прохожие снимали шляпы и кичали ему частенько:
        - Маэстро, чудесный вечерок, не так ли? Давненько мы не слышали вашей скрипки!
        Тогда Игрич зажигал свечу на камине и комнатка озарялась мягким светом. Все вещи в ней вдруг оживали и на всей земле тогда не было домика уютнее. Сверчок открывал ноты и музыка прекрасная, как сон, лилась из-под его чутких пальцев. Тогда каждый слушатель вспоминал самые лучшие дни своей жизни и, как по волшебству, переносился в прошлое. Одинокие и старые вдруг оказывались в детстве. Грустные и бедные забывали о своих печалях и уносились мысленно далеко-далеко, туда, где свегда светит солнце над ласковым м щедрым морем.
        Старый музыкант знал о волшебстве своей музыки. И когда его спрашивали любопытные, в чем его секрет, Игрич раскуривал трубочку и отшучивался:
        - Не я это. Все дело в моем пледе, свече и вот этой хрустальной пепельнице.
        - Как так? Поясните, пожалуйста, мы не понимаем.
        - Посмотрите, как сверкают грани хрусталя в острых лучиках свечи. Если включить электричество, очарование сразу исчезнет, сказка испугается и убежит. Перед нами окажется обычное тусклое стекло.
        - Да вы все шутите, маэстро. Мы вас серьезно спрашиваем, а вы... Ну, а зачем вам плед?
        - О! Где только со мной не побывал мой пледик. Когда я был юн и беспечен, я объехал с концертами много стран. И мой стогда еще пушистый плед согревал меня вечерами. Мне случалось ночевать и на вокзале, - да-да!- если не хватало места в гостинице. Этот плед встречал со мной рассветы в горах, - о какое это зрелище! Мы с ним вместе любовались закатами над морем. Тогда я был молод и влюблен... У моей Стрекозы глаза - м-м-м-м! Яркие, огромные, фасеточные!..
        - Все с ним ясно,- сложила утреннюю газету жабка - Квакша, дальня родственница Сверчка Игрича и сваха по профессии.- Так можно совсем рехнуться. Уж сколько лет от Стрекозы его ни слуху, ни духу, а он все о ней. Все о ней! Не понимаю, ну что он в ней нашел.. Женить его пора. А то помрет, не дай Бог, и поминай, как звали. Кто его оплачет? Кто пойдет за гробом? Кому в лапы попадут его: книги, свеча, пепельница, клавесин...Квартирка, наконец? А мне бы, - мне много не надо. Мне бы только этот пледик достался! Уж очень мне он нравится.
        Надо сказать, что по долгу своей службы она была первая проныра и пролаза в чужие дела. Жабка вскочила на лихой трехколесный велосипедик и через минуту была уже под балкончиком Старого Сверчка. У слыхала она чудесные переливы клавесина и остановилась послушать музыку.
        - Ишь, как убивается, бедолага. И все по ней, по Стрекозе своей. - утирала слезы липкой лапкой Квакша. - Ну, ничего.- Она кряхтя и ругаясь, потащилась с велосипедиком на пятый этаж. - Я знаю, кто ему нужен, - пыхтела она себе под нос, - Саранча! С ней не сосучишься - раз. Спортивная, деловая,- два. То, что доктор прописал от хандры - три. Женю! Или я не сваха. Ох. Пятый этаж.
        - С этими словами она дернула за веревочку звонка. Хозяин втащил в прихожую велосипедик, потом саму Квакшу, усадил ее на табуреточку в кухне и поставил чайник.
        - Чаёчку? Кофеёчку?- добродушно предложил он.
        - Некогда мне чаи распивать. Читала я в газете о твоей холостяцкой жизни. Разве это жизнь? Ну, что ты видишь со своего балкончика, кроме шляп прохожих? Хорошо ли быть одному? Вон, у Сороконожек уже внуки бегают, а у тебя?
        - А у меня не бегают. - почесал в затылке Игрич. Действительно.
        - Тебе пора жениться.
        - Мне? Да я давно утратил прыгучесть.У меня бессонница. Я по ночам играю на скрипке. И потом, у меня столько вредных привычек...
        - Кстати, где твой дружок-конрабасист этот, как его... Шершень-то?
        - А, Старина Шер на гастролях, за морем. Все жду его, жду...
        - О, я и говорю, Шер твой лопнет от зависти.
        Квакша сделала губы трубочкой и шумно втянула в себя целое блюдичко сладкого крепкого чая.
        - Короче. Есть у меня кандидатурка. Вот посмотри.
        Она утерлась лапкой и достала из рюкзачка фотографиии. - Красотка, а?
        - Так это ж Саранча. - испугался Сверчок.
        - Игрич, ну, Саранча, и что ж такого? И ничего такого.
        - Будь я хотябы кузнечиком, а так... мы с ней совершенно разные. Мы даже по росту не подходим друг другу. Я ей по пояс.
        - Ну, разные. По-моему, так даже интересней. Противоположности притягиваются.
        - А, а... можно узнать, что она любит, какие у нее интерсы?- спросил Игрич.
        - Интересы, как интересы. Я не тороплю, подумай. Вот я тут ее телефончик оставляю, надумаешь - позвонишь, сам и спросишь. Я гарантирую тебе тихое семейное счастье. Семейное счастье. Понимаешь? - повторила она вкрадчивым голосом.
        Сверчок Игрич не стал обижать Квакшу, поблагодарил и снес вниз трехколесный велосипедик.
        Наступил вечер. Сел Сверчок на свой вертящийся стульчик, крутанулся на нем пару раз, и хотел уж было заиграть на клавесине, как обычно, но вспомнил про фотографии. Он поставил любимую пепельницу, закурил и стал всматриваться в портрет Саранчи.
        - Что тут сажешь. Молодая, улыбчивая, стройная. Ладно. Женюсь!- Игрич встали и заходил по комнате взад и вперед, потирая ручки. - Я научу ее играть. Семейный дуэт - моя давняя мечта! Представляю, что скажет Старина Шер!
        И Старый Сверчок снял трубку с телефона и набрал номер Саранчи.
        Ее сильный, глубокий голос понравился Игричу и в эту ночь он играл так вдохновенно, что ночные мотыльки уселись на перила его балкончика, сушали не дыша и аплодировали крылышами:
        - Браво, маэстро! Еще! Сыграйте нам еще!
        - И окрыленный Сверчок играл им шлягеры своей молодости. Некоторые особо утонченные бабочки утирали усики и хоботки платочками.
        И вот настал день, и Саранча приехала к Игричу пожить-погостить на пару недель.
        - Можно просто Сара. - заявила она с порога, протянув жилистую руку.- А Нча - это моя фамилия, по мамочке.
        - Игрич смутился, забегал в поисах второго тапка, засуетился на кухне, замельтешил у клавесина, стараясь понравиться невесте и показать сразу все свои таланты.
        - Я так рад, так рад. Прошу! Проходите, не стесняйтесь. Чаёчку? Кофеёчку?
        - Сядь.- сказала Саранча.- Расслабься.
        Она обвела глазами стены и потолок квартирки и присвистнула. - Мда...Ну и дыра. Как можно работать в такой пыли? Где у вас тряпка?
        - В ванной, под раковиной. - стушевался Сверчок.
        - Не оригинально.
        Она раздвинула тяжелые шторы, подняла жалюзи и резкий солнечный свет хлынул в дом. Поблекший на нестерпимо ярком свету язычок свечи колыхнулся раз, другой и исчез. Лишь дымок от фитилька белым платочком взмахнул на прощанье и растял. Старый Сверчок хотел поднести спичку и снова зажечь ее, но не успел. Саранча сцапала свечу и быстро унесла в чулан.
        - Неумелое обращение с открытым огнем приводит к пожарам. Как маленький, ей Богу. Ну и грязища, - Саранча засучила рукава, - Ничего. Я устрою тут райское гнездышко. - Подними-ка ноги.
        - Игрич послушно забрался на крутящийся стульчик с ногами, пока его невеста шуровала шваброй. Из под кровати она извлекла второй тапок и давно потерянные и столь милые сердцу Игрича камертончик и машинку для самокруток.
        Внизу стояли друзья и почитатели таланта Сверчка из театра музыкальной комедии - Божья Коровка и Жук Пожарник. Они пришли под окна послушать музыку, а увидели ужас что! Саранча вытащила на балкончик любимый плед их дорогого друга, страстно выбивает из него пыль. И чем!..
        - Это же смычок! Что вы делаете?!-закричали наперебой возмущенные музыканты.
        С балкона свесилась недобрая физиономия Саранчи.
        - А вам-то что? Поберегись!- гаркнула она и вывервернула им на головы содержимое хрустальной пепельницы.
        - Не будут шляться под окнами. - сказала она остолбеневшему Старому Сверчку,-Вон, всю траву вытоптали, бездари.
        Она вытерла о живот натруженные лапы и принялась зажевывать сочные стебли сельдерея.
        Внизу волновались друзья:
        - Что с маэстро? Почему он не играет?
        - Халява кончилась. Расходись по домам!- Крикнула с балкона Саранча.
        - Послушай, дорогая, - Сверчок взял ее за руку, - ну зачем ты так? Выключи пылесос. Давай тихо посидим, послушаем весенюю капель. Или давай пригласим гостей, поиграем в «Угадай мелодию». Будет так весело! А ночью все вместе пойдем на пруд, слушать ночные рулады лягушек.
        - Ага, щщщас. Все эти посиделки - лишние денежные расходы. Наедят, натопчут...
        - Да это все не важно. Ну, хочешь, я научу тебя музыке. Мне кажется, тебе бы очень подошла губная гармоника и ударные инструменты. Представь себе, ты можешь быть саранчой оркестром, одна! Здорово? Поедем с тобой в турне с концертами, как в страродавние времена. Я покажу тебе города, где был счастлив.... Вот мы со Стрекозой и осами-близняшками...
        - Что-о-о-? Избавь меня, пожалуйста, от своих воспоминаний молодости. Оркестр! Подумать только. Бегу и падаю! У меня другие задачи по жизни. Ну-ка, помоги мне вынести на помойку весь этот хлам.
        - Это же мои ноты!
        - Тогда не бросай их где не попадя. Положи в чулан. Полки мне нужны под флокусы-крокусы, под розы-мимозы, и под фикусы-пикусы.
        - Какие пикусы?
        - Дурашка. Цветы - это же еда. Они растут - а мы их едим, они растут - мы их едим. Они растут..
        - Понял, понял. Мы их того, этого... едим.
        - Нашим деткам нужен будет простор. Поэтому клавесин мы вынесем на балкон. Тебя и дальше слышно будет, и на поклон не надо выходить, - кивнул и наяривай дальше.
        Саранча уперлась в пол крепкими ногами, навалилась на клавесин и стала двигать его на балкон.
        - А с Нового года начнешь давать платные уроки музыки. Все копейка в дом. Будем копить на новую квартиру.
        - Ничего не понимаю. Где обещанное Квакшей тихое семейное счастье?- думал Сверчок Игрич, провожая глазами красные листья кленов и кутаясь в плед. - Скорее бы зима. Приедет Старина Шер, расскажет о своих гастролях- думал он, щурясь от дыма своей сигарки. На балконе ему курить не запрещалось. Пока что.
        - Так. Бездельничаешь.- сказала она однажды Сверчку, - Ты для чего на балконе посажен? Работать. Вот тебе метроном. Играй гаммы. Отрабатывай беглость. Или чего там у вас?
        - Дорогая, ну какие гаммы? Мне это уже не интересно. Меня друзья засмеют, скажут, впал в детство наш Сверчок.
        - Короче. Я лечу на море с друзьями, вернусь и займусь тобой по-взрослому. Ты будешь у меня звездой первой величины. Жди меня, мой брильянтовый, и поливай крокусы-покусы. И улетела.
        Пришла зима. Одинокий Сверчок Игрич сидел на кухне и вяло решал кроссворд.
        «Жизнь кончена.» - думал он, «надо посмотреть правде в глаза. » Тут свеча недовольно вспыхнула, хрустальная пепельница синим отблеском согласилась с ней, а расстроенный плед сполз на пол. Игрич очень удивился, и тут зазвонил телефон. Он снял трубку.
        - Алло?
        - Сверчок Игрич! Привет, дружище, это я. Как поживаешь?
        - Шершень Шер! Где ты? - закричал от радости себя не помня Сверчок.
        - Заваривай чаечек-кофеечек, я иду к тебе, поднимаюсь по лестнице. Угадай, кто со мной?
        Дверь распахнулась. На пороге стоял его верный друг - Старина Шер, собственной персоной, огромный, добрый и улыбчивый, а за его спиной трепетали прозрачные радужные крылья.
        Это была она! Стрекоза выбежала из-за толстого Шера о и обняла своего Игрича.
        - Ты все так же прекрасна, - сказал он, глядя в ее большие глаза, полные слез. - Ты все еще поешь мои песни, красотка?
        - Я только их и пою. И поэтому за морем ты стал очень знаменит.
        - Где ты была так долго? Я написал много новых мелодий для тебя!
        - Неси скорее свои ноты, сыграй мне свою музыку.
        Хохоча и дурачась, они втроем кое-как втащили в комнатку клавесин. Игрич полез в кладовку и достал свои пыльные черновики и водрузил на место свечу. Как ярко и весело вспыхнул её огонек на камине! Как засияли грани хрустальной пепельницы в ее свете!
        Друзья всю ночь пели песни, рассказывали друг другу про свою жизнь, играли и веселились. А утром, когда пришла пора прощаться, Стрекоза сказала:
        - Мне не нужен никто, кроме тебя. Никто не играет на клавесине и скрипке лучше тебя. Я не знаю музыки лучше твоей. Публика ждет тебя. Поехали с нами?
        - Как в прошлом веке, по всему побережью?- спросил Сверчок
        - Как в прошлом веке. По всему побережью.- ответила она.
        Сверчок, не долго думая, кинулся в кладовку, достал бывалый чемодан, кинул в него любимый плед, свечу, хрустальную пепельницу, прихватил лучшие свои ноты, туда же полетели две пачки с чаечком-кофеёчком и - вот он и готов! Заперев квартирку на последнем этаже, друзья отправились на вокзал. По пути им встретился Жук Пожарник и Божья Коровка из театра музыкальной комедии. Они проводили маэстро до вокзала, сфотографировались с ним на память и пожелали счастливого пути. Только, Стрекоза, Счастливый Сверчок и толстый Шер сели в вагон и поезд тронулся, как слышат:
        - А квак же свадьба? Свадьба - то квак? Люди добрые! Что ж делается на свете! Жених удирает!
        Сверчок открыл окошко и выглянул, чтобы понять, что там за крик. Глядь - по перрону катит Квакша на трехколесном велике и вопит во все горло:
        - Бросить невесту! Перед самым венцом! Ква-кой позор! Квак ей теперь жить-то?! Что я скажу ее родне? Они ж меня съедят!
        - Скажите, что я умер.- Крикнул ей в ответ Старый Сверчок.
        Но поезд издал такой торжествующий вой, что вряд ли сваха Квакша расслышала последние слова маэстро.
        - Плакал мой плед - сазала Квакша - Знать, не судьба.
        СКАЗКА О ТОМ, КАК ЖИЛА-БЫЛА ПОСЛЕДНЯЯ МУХА
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Как было весело летом!.. Ах, как весело! Трудно даже рассказать всё по порядку... Сколько было мух, - тысячи. Летают, жужжат, веселятся... Когда родилась маленькая Мушка, расправила свои крылышки, - ей сделалось тоже весело. Так весело, так весело, что не расскажешь. Всего интереснее было то, что с утра открывали все окна и двери на террасу, - в какое хочешь, в то окно и лети.
        - Какое доброе существо человек! - удивлялась маленькая Мушка, летая из окна в окно. - Это для нас сделаны окна, и отворяют их тоже для нас. Очень хорошо, а главное - весело...
        Она тысячу раз вылетала в сад, посидела на зеленой травке, полюбовалась цветущей сиренью, нежными листиками распускавшейся липы и цветами в клумбах. Неизвестный ей до сих пор садовник уже успел вперед позаботиться обо всем. Ах, какой он добрый, этот садовник!.. Мушка еще не родилась, а он уже всё успел приготовить, решительно всё, что нужно маленькой Мушке. Это было тем удивительнее, что сам он не умел летать и даже ходил иногда с большим трудом, - его так и покачивало, и садовник что-то бормотал совсем непонятное.
        - И откуда только эти проклятые мухи берутся? - ворчал добрый садовник.
        Вероятно, бедняга говорил это просто из зависти, потому что сам умел только копать гряды, рассаживать цветы и поливать их, а летать не мог. Молодая Мушка нарочно кружилась над красным носом садовника и страшно ему надоедала.
        Потом, люди вообще так добры, что везде доставляли разные удовольствия именно мухам. Например, Аленушка утром пила молочко, ела булочку и потом выпрашивала у тети Оли сахару, - всё это она делала только для того, чтобы оставить мухам несколько капелек пролитого молока, а главное - крошки булки и сахара. Ну, скажите, пожалуйста, что может быть вкуснее таких крошек, особенно когда летаешь всё утро и проголодаешься?.. Потом, кухарка Паша была еще добрее Аленушки. Она каждое утро нарочно для мух ходила на рынок и приносила удивительно вкусные вещи: говядину, иногда рыбу, сливки, масло, - вообще самая добрая женщина во всем доме. Она отлично знала, что нужно мухам, хотя летать тоже не умела, как и садовник. Очень хорошая женщина вообще!..
        А тетя Оля? О, эта чудная женщина, кажется, специально жила только для мух... Она своими руками открывала все окна каждое утро, чтобы мухам было удобнее летать, а когда шел дождь или было холодно, - закрывала их, чтобы мухи не замочили своих крылышек и не простудились. Потом тетя Оля заметила, что мухи очень любят сахар и ягоды, поэтому она принялась каждый день варить ягоды в сахаре. Мухи сейчас, конечно, догадались, для чего всё это делается, и лезли из чувства благодарности прямо в тазик с вареньем. Аленушка тоже очень любила варенье, но тетя Оля давала ей всего одну или две ложечки, не желая обижать мух.
        Так как мухи зараз не могли съесть всего, то тетя Оля откладывала часть варенья в стеклянные банки (чтобы не съели мыши, которым варенья совсем не полагается) и потом подавала его каждый день мухам, когда пила чай.
        - Ах, какие все добрые и хорошие! - восхищалась молодая Мушка, летая из окна в окно. - Может быть, даже хорошо, что люди не умеют летать. Тогда бы они превратились в мух, больших и прожорливых мух, и, наверное, съели бы всё сами... Ах, как хорошо жить на свете!
        - Ну, люди уж не совсем такие добряки, как ты думаешь, - заметила старая Муха, любившая поворчать. - Это только так кажется... Ты обратила внимание на человека, которого все называют «папой»?
        - О да... Это очень странный господин. Вы совершенно правы, хорошая, добрая, старая Муха... Для чего он курит свою трубку, когда отлично знает, что я совсем не выношу табачного дыма? Мне кажется, что это он делает прямо назло мне... Потом, решительно ничего не хочет сделать для мух. Я раз попробовала чернил, которыми он что-то такое вечно пишет, и чуть не умерла... Это, наконец, возмутительно! Я своими глазами видела, как в его чернильнице утонули две такие хорошенькие, но совершенно неопытные мушки. Это была ужасная картина, когда он пером вытащил одну из них и посадил на бумагу великолепную кляксу... Представьте себе, он в этом обвинял не себя, а нас же! Где справедливость?..
        - Я думаю, что этот папа совсем лишен справедливости, хотя у него есть одно достоинство... - ответила старая опытная Муха, - он пьет пиво после обеда. Это совсем недурная привычка!.. Я, признаться, тоже не прочь выпить пива, хотя у меня и кружится от него голова... Что делать, дурная привычка!
        - И я тоже люблю пиво, - призналась молоденькая Мушка и даже немного покраснела. - Мне делается от него так весело, так весело, хотя на другой день немного и болит голова. Но папа, может быть, оттого ничего не делает для мух, что сам не ест варенья, а сахар опускает только в стакан чаю. По-моему, нельзя ждать ничего хорошего от человека, который не ест варенья... Ему остается только курить свою трубку.
        Мухи вообще знали отлично всех людей, хотя и ценили их по-своему.
        II
        Лето стояло жаркое, и с каждым днем мух являлось всё больше и больше. Они падали в молоко, лезли в суп, в чернильницу, жужжали, вертелись и приставали ко всем. Но наша маленькая Мушка успела сделаться уже настоящей большой мухой и несколько раз чуть не погибла. В первый раз она увязла ножками в варенье, так что едва выползла; в другой раз, спросонья, налетела на зажженную лампу и чуть не спалила себе крылышек; в третий раз чуть не попала между оконных створок, - вообще приключений было достаточно.
        - Что это такое: житья от этих мух не стало!.. - жаловалась кухарка. - Точно сумасшедшие, так и лезут везде... Нужно их изводить.
        Даже наша Муха начала находить, что мух развелось слишком много, особенно в кухне. По вечерам потолок покрывался точно живой двигавшейся сеткой. А когда приносили провизию; мухи бросались на нее живой кучей, толкали друг друга и страшно ссорились. Лучшие куски доставались только самым бойким и сильным, а остальным доставались объедки: Паша была права.
        Но тут случилось нечто ужасное. Раз утром Паша вместе с провизией принесла пачку очень вкусных бумажек, - то есть они сделались вкусными, когда их разложили на тарелочки, обсыпали мелким сахаром и облили теплой водой.
        - Вот отличное угощение мухам! —говорила кухарка Паша, расставляя тарелочки на самых видных местах.
        Мухи и без Паши догадались сами, что это делается для них, и веселой гурьбой накинулись на новое кушанье. Наша Муха тоже бросилась к одной тарелочке, но ее оттолкнули довольно грубо.
        - Что вы толкаетесь, господа? - обиделась она. - А впрочем, я уж не такая жадная, чтобы отнимать что-нибудь у других. Это, наконец, невежливо...
        Дальше произошло что-то невозможное. Самые жадные мухи поплатились первыми... Они сначала бродили, как пьяные, а потом и совсем свалились. Наутро Паша намела целую большую тарелку мертвых мух. Остались живыми только самые благоразумные, а в том числе и наша Муха.
        - Не хотим бумажек! - пищали все. - Не хотим...
        Но на следующий день повторилось то же самое. Из благоразумных мух остались целыми только самые благоразумные. Но Паша находила, что слишком много и таких, самых благоразумных.
        - Житья от них нет... - жаловалась она.
        Тогда господин, которого звали папой, принес три стеклянных, очень красивых колпака, налил в них пива и поставил на тарелочки... Тут попались и самые благоразумные мухи. Оказалось, что эти колпаки просто мухоловки. Мухи летели на запах пива, попадали в колпак и там погибали, потому что не умели найти выхода.
        - Вот теперь отлично! - одобряла Паша; она оказалась совершенно бессердечной женщиной и радовалась чужой беде.
        Что же тут отличного, посудите сами? Если бы у людей были такие же крылья, как у мух, и если бы поставить мухоловки величиной с дом, то они попадались бы точно так же... Наша Муха, наученная горьким опытом даже самых благоразумных мух, перестала совсем верить людям. Они только кажутся добрыми, эти люди, а в сущности только тем и занимаются, что всю жизнь обманывают доверчивых, бедных мух. О, это самое хитрое и злое животное, если говорить правду!..
        Мух сильно поубавилось от всех этих неприятностей, а тут новая беда. Оказалось, что лето прошло, начались дожди, подул холодный ветер, и вообще наступила неприятная погода.
        - Неужели лето прошло? - удивлялись оставшиеся в живых мухи. - Позвольте, когда же оно успело пройти? Это, наконец, несправедливо... Не успели оглянуться, а тут осень.
        Это было похуже отравленных бумажек и стеклянных мухоловок. От наступавшей скверной погоды можно было искать защиты только у своего злейшего врага, то есть господина человека. Увы! теперь уже окна не отворялись по целым дням, а только изредка - форточки. Даже само солнце - и то светило точно для того только, чтобы обманывать доверчивых комнатных мух. Как вам понравится, например, такая картина? Утро. Солнце так весело заглядывает во все окна, точно приглашает всех мух в сад. Можно подумать, что возвращается опять лето... И что же, - доверчивые мухи вылетают в форточку, но солнце только светит, а не греет. Они летят назад, - форточка закрыта. Много мух погибло таким образом в холодные осенние ночи только благодаря своей доверчивости.
        - Нет, я не верю, - говорила наша Муха. - Ничему не верю... Если уж солнце обманывает, то кому же и чему можно верить?
        Понятно, что с наступлением осени все мухи испытывали самое дурное настроение духа. Характер сразу испортился почти у всех. О прежних радостях не было и помину. Все сделались такими хмурыми, вялыми и недовольными. Некоторые дошли до того, что начали даже кусаться, чего раньше не было.
        У нашей Мухи до того испортился характер, что она совершенно не узнавала самой себя. Раньше, например, она жалела других мух, когда те погибали, а сейчас думала только о себе. Ей было даже стыдно сказать вслух, что она думала: «Ну, и пусть погибают, - мне больше останется».
        Во-первых, настоящих теплых уголков, в которых может прожить зиму настоящая, порядочная муха, совсем не так много, а во-вторых, просто надоели другие мухи, которые везде лезли, выхватывали из-под носа самые лучшие куски и вообще вели себя довольно бесцеремонно. Пора и отдохнуть.
        Эти другие мухи точно понимали эти злые мысли и умирали сотнями. Даже не умирали, а точно засыпали. С каждым днем их делалось всё меньше и меньше, так что совершенно было не нужно ни отравленных бумажек, ни стеклянных мухоловок. Но нашей Мухе и этого было мало: ей хотелось остаться совершенно одной. Подумайте, какая прелесть, - пять комнат, и всего одна муха!..
        III
        Наступил и такой счастливый день. Рано утром наша Муха проснулась довольно поздно. Она давно уже испытывала какую-то непонятную усталость и предпочитала сидеть неподвижно в своем уголке, под печкой. А тут она почувствовала, что случилось что-то необыкновенное. Стоило подлететь к окну, как всё разъяснилось сразу. Выпал первый снег... Земля была покрыта ярко белевшей пеленой.
        - А, так вот какая бывает зима! - сообразила она сразу. - Она совсем белая, как кусок хорошего сахара...
        Потом Муха заметила, что все другие мухи исчезли окончательно. Бедняжки не перенесли первого холода и заснули, кому где случилось. Муха в другое время пожалела бы их, а теперь подумала:
        «Вот и отлично... Теперь я совсем одна!.. Никто не будет есть моего варенья, моего сахара, моих крошечек... Ах, как хорошо!..»
        Она облетела все комнаты и еще раз убедилась, что она совершенно одна. Теперь можно было делать решительно всё, что захочется. А как хорошо, что в комнатах так тепло! Зима - там, на улице, а в комнатах и тепло, и светло, и уютно, особенно когда вечером зажигали лампы и свечи. С первой лампой, впрочем, вышла маленькая неприятность - Муха налетела было опять прямо на огонь и чуть не сгорела.
        - Это, вероятно, зимняя ловушка для мух, - сообразила она, потирая обожженные лапки. - Нет, меня не проведете... О, я отлично всё понимаю!.. Вы хотите сжечь последнюю муху? А я этого совсем не желаю... Тоже вот и плита в кухне, - разве я не понимаю, что это тоже ловушка для мух!..
        Последняя Муха была счастлива всего несколько дней, а потом вдруг ей сделалось скучно, так скучно, так скучно, что, кажется, и не рассказать. Конечно, ей было тепло, она была сыта, а потом, потом она стала скучать. Полетает, полетает, отдохнет, поест, опять полетает, - и опять ей делается скучнее прежнего.
        - Ах, как мне скучно! - пищала она самым жалобным, тоненьким голосом, летая из комнаты в комнату. - Хоть бы одна была мушка еще, самая скверная, а все-таки мушка...
        Как ни жаловалась последняя Муха на свое одиночество, - ее решительно никто не хотел понимать. Конечно, это ее злило еще больше, и она приставала к людям как сумасшедшая. Кому на нос сядет, кому на ухо, а то примется летать перед глазами взад и вперед. Одним словом, настоящая сумасшедшая.
        - Господи, как же вы не хотите понять, что я совершенно одна и что мне очень скучно? - пищала она каждому. - Вы даже и летать не умеете, а поэтому не знаете, что такое скука. Хоть бы кто-нибудь поиграл со мной... Да нет, куда вам! Что может быть неповоротливее и неуклюжее человека? Самая безобразная тварь, какую я когда-нибудь встречала...
        Последняя Муха надоела и собаке и кошке: решительно всем. Больше всего ее огорчило, когда тетя Оля сказала:
        - Ах, последняя муха... Пожалуйста, не трогайте ее. Пусть живет всю зиму.
        - Что же это такое? Это уж прямое оскорбление. Ее, кажется, и за муху перестали считать. «Пусть поживет», - скажите, какое сделали одолжение! А если мне скучно! А если я, может быть, и жить совсем не хочу? Вот не хочу, - и всё тут.
        Последняя Муха до того рассердилась на всех, что даже самой сделалось страшно. Летает, жужжит, пищит... Сидевший в углу Паук, наконец, сжалился над ней и сказал:
        - Милая Муха, идите ко мне... Какая красивая у меня паутина!
        - Покорно благодарю... Вот еще нашелся приятель! Знаю я, что такое твоя красивая паутина. Наверно, ты когда-нибудь был человеком, а теперь только притворяешься пауком.
        - Как знаете, я вам же добра желаю.
        - Ах, какой противный! Это называется - желать добра: съесть последнюю Муху!..
        Они сильно повздорили, и все-таки было скучно, так скучно, так скучно, что и не расскажешь. Муха озлобилась решительно на всех, устала и громко заявила:
        - Если так, если вы не хотите понять, как мне скучно, так я буду сидеть в углу целую зиму... Вот вам!.. Да, буду сидеть и не выйду ни за что...
        Она даже всплакнула с горя, припоминая минувшее летнее веселье. Сколько было веселых мух; а она еще желала остаться совершенно одной. Это была роковая ошибка...
        Зима тянулась без конца, и последняя Муха начала думать, что лета больше уже не будет совсем. Ей хотелось умереть, и она плакала потихоньку. Это, наверно, люди придумали зиму, потому что они придумывают решительно всё, что вредно мухам. А может быть, это тетя Оля спрятала куда-нибудь лето, как прячет сахар и варенье?..
        Последняя Муха готова была совсем умереть с отчаяния, как случилось нечто совершенно особенное. Она, по обыкновению, сидела в своем уголке и сердилась, как вдруг слышит: ж-ж-жж!.. Сначала она не поверила собственным ушам, а подумала, что ее кто-нибудь обманывает. А потом... Боже, что это было!.. Мимо нее пролетела настоящая живая мушка, еще совсем молоденькая. Она только что успела родиться и радовалась.
        - Весна начинается... весна! - жужжала она.
        Как они обрадовались друг другу! Обнимались, целовались и даже облизывали одна другую хоботками. Старая Муха несколько дней рассказывала, как скверно провела всю зиму и как ей было скучно одной. Молоденькая Мушка только смеялась тоненьким голоском и никак не могла понять, как это было скучно.
        - Весна, весна!.. - повторяла она.
        Когда тетя Оля велела выставить все зимние рамы и Аленушка выглянула в первое открытое окно, последняя Муха сразу все поняла.
        - Теперь я знаю всё, - жужжала она, вылетая в окно, - лето делаем мы, мухи...
        Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 - 1912), русский писатель.
        Сказка о том, как жила-была последняя Муха
        Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.
        Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей - М.: Детская литература, 1980.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        СКАЗКА О ТОМ, КАК СОЛДАТ СО СЛУЖБЫ ВОЗВРАЩАЛСЯ.
        Отгремели последние залпы войны. Солдаты возвращались домой. Кто калекой безруким или безногим, кто с животом простреленным. Солдату Ивану повезло. Шёл он здоровый, бодрый и весёлый. Только не близким был путь. Через страны чужеземные, через горы высокие и леса дремучие. У солдата в кормильцах добрые люди да ружьё солдатское. Где пирогами угостят, где дичь подстрелит. Долго ли, коротко ли шёл, сбился с дороги незнакомой и забрёл в дремучий лес. Ивану всё нипочём - идёт, песни солдатские поёт, через буреломы перепрыгивает, да кусты непролазные шашкой рубит. Пока шёл начало смеркаться. Пора бы уже и о ночлеге подумать. Но где ночевать в лесу дремучем? Если шинельку на земле постелить, то дикие звери могут заживо съесть. Если на дерево забраться, то можно во сне с дерева упасть. Пока размышлял солдат как лучше устроиться, вдруг глядит, вдалеке свет виден.
        - Ох, и везёт же мне, - подумал солдат, - чтобы мне никогда табачку не нюхать, если это не избушка лесника!
        И пошёл солдат на огонёк.
        Годы войны не прошли для Ивана даром, сделали его осторожным и смекалистым. Благодаря солдатской смекалке невредимым остался. Идёт солдат тихонько, песен уже не поёт. Подкрался к избушке и в окно - зырь... Хата, как хата, такая же, как в его родной деревне. Печь, стол резной посреди комнаты, вокруг стола стулья стоят, вроде как гостей ждут. Но только ни гостей, ни хозяина не видно. Кто же лучины зажёг?
        Постучал в окно - никто не откликнулся. Толкнул дверь - не заперто. Решил войти.
        - Люди добрые, крещёные, приютите странника на ночлег!
        Тишина. Повернулся на право, чтобы на образа перекреститься, а образов то и нет.
        - Э-э! Да тут видать нехристи обитают! Вроде давно уже землю басурманскую покинул, по крещёной земле иду, крещёных людей по дороге встречаю. Ну чтобы изба без образов...
        Но не беда. Не боится Иван нехристей, много он их повидал, многие голову свою сложили от солдатской пули, много кровушки басурманской с сабельки травкой вытирал. Бросил мешок в угол, постелил шинельку на сундуке, да улёгся. От усталости сразу уснул крепким мужицким сном. Спит, похрапывает, и снится ему его родная деревня. Видит он своё подворье, на подворье старушка в белом платочке. И не старушка это вовсе, а мамка Ивана.
        - Иван, сынок, много лет я тебя ждала, истосковалась. Померла вот, не дождалась тебя, ты уж не обессудь. Никогошеньки у тебя из родных не осталось. Хата покосилась, земля бурьяном заросла, как и могилка моя. Ты один живой из нашего рода, войну страшную пережил, пули не убоялся. Но может душу православную сила нечистая погубить. Проснись, Иван. Проснись, сынок. Проснись...
        От такого сна Иван проснулся и видит, что хата уже не пустая, а заполнена силой нечистой. Вокруг Ивана стоят черти рогатые. Вместо носа у них рыло свиное, сами чёрные, лохматые. Бьют хвостами по полу, хотят душу невинную загубить.
        Не робкого десятка Иван. Схватил крест на груди.
        - Ну-ка твари паршивые, кто из вас креста не убоится? - И начал крестом размахивать.
        Зашипели черти, плюются. Отступили на шаг. Тут один чёрт и говорит:
        - Что же ты человек крещёный, а в избу чужую без спроса вошёл?
        - Будет с меня ещё у погани разрешение спрашивать. - отвечает Иван.
        - Ты, Иван не шуми, крестом не размахивай, коль зашёл к нам, так сыграй с нами в карты.
        - С вами? Ха! Да мне в карты не впервой играть. Уж православный всегда нечисть обыграет.
        - Ну и хвастун ты, Иван. Ты зря не хвастайся. Три раза карты раздадим, коль три раза обыграешь нас, то проси, что хочешь. Но если хоть один раз проиграешь... Разорвём твоё тело, а душу твою варить в котле будем вечно .
        - По рукам! Но только руку свою я такой мерзости не подам.
        Сели за стол, черти раздали карты. Играют час, играют второй. То черти одолевают, то солдат.
        - Эх, матушка, - думает Иван, как бы мне нечисть одолеть?
        Вдруг слышит голос еле слышимый. Не со стороны, а как бы из самого себя:
        - Иванушка, с бубней зайди.
        Делает Иван заход с бубней и выигрывает у чертей.
        Ругаются черти, плюются, копытами топают.
        - Ладно, обыграл ты нас, но это ещё не вся игра. Это ты с детьми нашими играл. Завтра будет всё по-взрослому.
        - Эх вы, нечисть немытая, но хоть отдохнуть мне сегодня дадите? А ну-ка убирайтесь восвояси. Спать хочу.
        Черти мгновенно исчезли, а Иван снова улёгся на сундук. И только сон его начал одолевать, как вдруг... Кто-то его теребит за плечо.
        - Иван, проснись.
        Открыл Иван глаза и видит перед собой чертовку страшную.
        - А ты, что тут делаешь? Уговора не знаешь? Пошла прочь!
        - Не гони меня, Иван, лучше выслушай. Не чертовка я, а прекрасная принцесса...
        - Ха! Да, чтобы мне последнюю понюшку табака просыпать, если ты не уродина поганая!
        - Нет, Иван, не уродина. Я дочь царя тридевятого царства, самая красивая из его дочерей. Заколдовала меня ведьма злая, а снять колдовские чары может только человек крещёный, который не побоится прочесть книгу колдовскую. Вот она эта книга.
        Как по волшебству в лапах чертовки появилась огромная пыльная книга.
        - В книге три части и читать надо её три ночи не отрываясь и не оглядываясь. Если оглянёшься или оторвёшь глаза от книги, то сам превратишься в нежить.
        - Если ты и впрямь красавица, то я хоть месяц читать готов. Истосковался я без женщин на войне. Почему бы не рискнуть? В нашем деле солдатском риск дело привычное. Давай свою книгу.
        Вот уже книга в руках Ивана, а чертовка словно испарилась.
        - Ну и дела. Хорошо, что наш дьякон грамоте меня обучил.
        Открыл солдат книгу и начал читать.
        Читать то читает, но помнит, что глаз от книги отрывать нельзя. И видится ему, что полк его в атаку идёт. И вот кривая турецкая сабля над головой его поднята... Велико желание глянуть на турка, отмахнуться от него, да нельзя. Помнит Иван указания.
        Вот падает его раненый товарищ:
        - Иван, помоги, не бросай друга, глянь на мои раны, протяни руку.
        Защемило сердце, хочется на выручку прийти, а нельзя. Помнит Иван указания.
        Пули свистят мимо, Иван читает, головы не поворачивает. Закончил главу, наступило утро и Иван уснул мертвецким сном.
        Когда стемнело черти стали просачиваться в избу из всех щелей и из-за печки. Уселось за стол старшее поколение чертей, раздали карты. Снова игра долго идёт. Ещё тяжелей Ивану чертей одолеть.
        - Матушка, снова меня черти обыграть хотят, что мне делать? - думает Иван.
        И тут снова тихий матушкин голос, как будто изнутри самого себя:
        - Сынок, черти карты твои видят насквозь. Прижми их к орденам своим и прикрой ладошкой.
        Прикрыл солдат карты, прорезал в пику и обыграл чертей.
        - Ну ничего служивый, завтра мы отыграемся!
        Затопали копытами и исчезли.
        Прилёг солдат на сундук, но не спит, ждёт чертовку.
        И вот она появилась. Но чертовкой она была ровно на две трети. Голова и туловище бесовские, а ноги как у молодой девушки. Иван даже залюбовался.
        - Спасибо тебе, Ванюша, сегодня читай вторую главу. Да помни, чтобы тебе не примерещилось, не открывай глаз от книги.
        Снова книга оказалась в руках солдата, а чертовка испарилась.
        Начал Иван читать. И видится ему чаща непроходимая, болота топкие. Идёт он сквозь заросли, а вокруг полно всякой нежити. Упыри с вурдалаками пугают, русалки щекочут, оборотни вой поднимают. Все норовят Ивана на кусочки разорвать. Только читает Иван, не отрывая глаз, ибо помнит указание.
        Вот солнечный лучик пробился в окошко и Иван снова уснул крепким сном. Проспал до вечера. Как только стемнело, черти опять из щелей повылезали.
        - Готовься, Иван, сейчас с тобой наш самый главный чёрт играть будет.
        Затряслась изба, черти помоложе в углы забились. По Ивану дрожь страшная пробежала. Вылезает из-за печи самый главный чёрт. Огромный, седой, борода косматая, рога обломаны. С ним рядом маленький анчутка. Оба идут, похрамывают. У анчутки правого копытца нет, а у главного чёрта обеих глаз.
        - Здорова, служба! - Прохрипел чёрт.
        Иван поборол в себе страх еле-еле. Негоже русскому солдату свой страх врагу показывать.
        - Здорова, чёрт. Как же ты слепой в карты играть будешь?
        - Вот мои глаза, - показал чёрт на маленького анчутку, - а как проиграешь я твои глаза себе вставлю.
        При этих словах черти завизжали от радости.
        Сели за стол, раздали карты. Не идёт Ивану карта, проигрывает. Черти рожи корчат, визжат, хвосты в узелочки завязывают, изображают, как солдата на части рвать будут. Старый бес невозмутим, анчутка ехидно улыбается.
        - Одолеет меня нечистая сила, - думает Иван, - разорвут на части, будет душа моя маяться без христианского покаяния. Что же мне делать матушка?
        Не слышно матушкиного голоса. Глядит на карты, а они масть меняют, у пиковой дамы рожа бесовская появилась. Как живые карты в руках Ивана, надсмехаются над ним. Понял Иван, что чёрт нечестно играет. Тут не иначе как колдовство. Начал молитвы читать. И вдруг слышит голос матушки:
        - Иванушка, сынок, черти карты околдовали. Спрячь их от глаз бесовских и перекрести.
        Спрятал Иван карты под стол и обложил крестным знамением. Карты в тот час превратились обычные. И смотрит Иван, что раскладец то у него совсем не плох. Собрался с мыслями и обыграл чёрта.
        Что тут началось. Поднялся жуткий свист. Черти забегали, рогами о стены бьются, ругаются на чём свет стоит, плюются и визжат жутко. Старый чёрт подал знак и сразу наступила мёртвая тишина.
        - Ну что же, служивый. Одолел ты меня. Перехитрил старого. Остаётся мне обещание исполнить, могу серебром одарить, могу золотом - говори, что желаешь и уходи с миром.
        Солдат хотел, чтобы черти свезли его на родину, но тут вспомнил, что не дочитал книгу, не расколдовал принцессу.
        «Если нечисть слово держит, то мне православному тем паче надо слово сдержать и спасти принцессу», - подумал солдат. А в слух сказал:
        - Дозвольте мне до утра в вашей хате заночевать, а утром путь укажите.
        - Невелико твоё желание, - сказал старый чёрт, - ну пусть будет по-твоему.
        Щёлкнул хвостом и все черти мгновенно испарились.
        Снова солдат ожидает принцессу. И вот она появляется. Только голова у неё бесовская, а всё тело молодой девушки. Опять любуется Иван, но на голову не смотрит.
        - Спасибо тебе, Ваня, что не покинул меня. Осталось тебе одну главу прочитать. Но это будет самая страшная глава. Помни мои указания, не отрывай взгляда от книги. - Сказала и растворилась в воздухе.
        Начал солдат читать книгу. Вот он опять пробирается через болота, русалки тянут его за ноги в топь, сверху налетают коршуны и клюют его в голову. Но он пробирается дальше и дальше. И вот видит он свою родную хату. А на пороге стоит мамка, улыбается ему и говорит:
        - Вот сынок ты и дома. Хватит читать, давай к столу, я тебе пирогов напекла.
        Хочет Иван, бросить книгу, обнять мамку, но понимает, что нельзя, помнит указания.
        - Чай, сынок, ты мне не рад? Не хочешь обнять свою матушку?
        И снова велико желание бросить книгу и кинуться в объятия матушки. Еле сдержался. Матушка снова протягивает руки и обнимает Ивана, только это уже не матушка, а скелет с пустыми глазницами. Кости сжимают горло Ивана, он хочет прочитать молитву, но знает, что нельзя оторваться от книги. Тут солнечный свет падает на скелет и он рассыпается. Иван закончил читать книгу. Вместо скелета появляется девушка, необычайной красоты. У Ивана дух перехватило посильнее, чем при виде нежити. Хочет сказать слово, но не может.
        - Расслабься, Ваня. Я Елена, дочь царя тридевятого царства. Три года я прожила среди чертей. Ты спас меня, Ваня, от чар колдовских и теперь можешь на мне жениться. Только выбираться отсюда нам надо поскорей. Если в течении семи дней, я не успею появиться в своём царстве, то заклятие снова возымеет силу. И я снова превращусь в чертовку.
        От избушки чертей до пристани было два дня ходу. Старый чёрт не обманул, ветки деревьев нагибались, показывая дорогу путникам. К вечеру Иван со своей спутницей дошли до хутора на берегу речки и попросились на ночлег в первой же хате. Хозяйка избушки впустила путников. Это была молодая красивая девушка с длинными распущенными волосами. Она была немая. Иван с Еленой и подумать не могли, что это была не просто девушка. Отведав скудный бедняцкий ужин путники улеглись спать. Поутру Иван проснулся с сильным жаром. Его лихорадило. В то давнее время на пароход не пускали больных, а пароход ходил только раз в год.
        - Уплывай без меня, - сказал солдат Елене, - пройдёт год, я приеду в твоё царство и найду тебя.
        Как не хотелось, Елене оставлять Ивана в бедняцкой хижине, но делать было нечего. Надо было спешить, чтобы снова не превратиться в чертовку. Попрощалась она с Иваном, поблагодарила девушку и пошла дальше одна. Иван остался до полного выздоровления в избушке у девушки. Девушка эта была утопленницей. Утопилась она из-за несчастной любви в канун праздника Ивана Купала. Раз в три года в это время водяной отпускал её пожить на берегу. Если девушку полюбит мужчина и проживёт с ней три года, то тогда водяной навсегда отпустит её домой. Вот и решила она напустить чары на солдата, чтобы он в неё влюбился.
        Очнулся солдат от лихорадки и не помнит ничего.
        - Кто ты? - Спросил солдат.
        В ответ русалка скромно прикрыла своими волосами лицо. Дивная красота девушки сразила бравого солдата и он влюбился в неё. Прожили они девять месяцев и у них родился сын. Иван рад - радёхонек, с сыном играется, женой не налюбуется. Про Елену даже не вспоминает. И вот снова приближается купальская ночь. Иван с сыном забавляется, русалочка избу метёт. Вдруг видит Иван в небесах птица Гамаюн пролетает, кому-то счастье несёт.
        - Уж не мне ли счастье несёшь?! - крикнул солдат.
        - Тебе, - отвечает Гамаюн, - только не здесь твоё счастье, Иван! Счастье твоё в тридевятом царстве! Только можешь ты его потерять. Поспеши!
        Иван всё сразу вспомнил. Вспомнил Елену прекрасную, вспомнил, что обещание дал жениться на ней. Понял он, что немая девушка наслала на него лихорадку и окутала своими чарами. Положил Иван сына в люлку взял свой вещмешок и заспешил на пристань. Русалка схватила дитя и за ним. Жалко Ивану русалку, но ведь сама она была виновата, что поступила с ним нечестно.
        Сел Иван на пароход, трап откинули. Русалка на берегу упала на колени, вскинула руки к небу. Всем видом кричит, но звука не произносит. Отчалил пароход, утопленница схватила ребёнка и разорвала на две части. Одну часть в воду бросила вслед пароходу, вторую к груди прижала. Защемило у солдата сердце, что он скажет Елене про то, как жил без неё? Есть ли ему оправдание?
        С такими чувствами приплыл Иван в тридевятое царство. Постеснялся сразу идти в царский дворец. Да и кто пустит его оборванца? Решил деньжат подзаработать, приодеться, чтобы предстать красавцем пред ясные очи царевны.
        Устроился работать в лавку. Помогает торговать ситцем да мехами. Видит хозяин, что Иван мужик старательный, за всё берётся, везде успевает. Стал доверять Ивану, как сыну. Дела у них пошли в гору, стал хозяин богатеть и Ивана не обижает. Вот однажды собрался купец за товаром ехать и говорит Ивану:
        - Уеду я надолго. Вот тебе, Иван, все ключи. Полностью распоряжайся всем товаром, пользуйся всеми складами. Только одну дверь не открывай, которая в самом дальнем углу подземелья.
        Работает Иван без отдыху, но постоянно гложет его мысль - почему нельзя открывать дальнюю дверь? Что там прячет купец такого, что дороже всех его товаров и денег?
        В это время в тридевятом царстве объявили траур. Каждый год в царство повадился прилетать Змей Горыныч и грозится сжечь царство, если ему не отдадут самую красивую девушку. В этом году выбор пал на царскую дочь Елену. Царь отдал приказ: "Тому, кто спасёт царскую дочь от Змея Горыныча, отдам дочь в жёны и полцарства в придачу". Не нашлось в царстве храбрецов, способных одолеть Змея. Только царский повар, жадный, хитрый и хвастливый начал бахвалиться, что одолеет Змея Горыныча и получит царскую дочь с приданым. Не верил царь своему повару и поэтому, дабы спасти своё царство, решил расстаться с дочерью.
        Всё царство словно вымерло в ожидании прилёта Змея Горыныча. В лавку перестали заходить покупатели. Иван закрыл торговлю и решил готовиться к сражению с Горынычем. Наточил свою солдатскую саблю, почистил солдатское ружьё. Захотел сделать себе латы и спустился в подвал, чтобы найти нужный материал. Дошёл до дальней двери.
        - Да неужели я так и погибну, не узнав, что таится за этими дверями?
        И решил солдат открыть двери.
        Еле-еле провернул ключ в замке, налёг плечом - двери со скрипом медленно открылись. Спёртый воздух ударил в нос, выставив керосиновую лампу вперёд, солдат шагнул за двери. Всё было покрыто пылью и паутиной, видать давно не ступала сюда нога человека. Солдату стало страшнее, чем в лесу с чертями. Лампа не могла осветить всё помещение, всматриваясь в даль, Иван ничего не видел, кроме огромных пауков, плетущих свои густые паутины.
        - Ну и ну, - подумал Иван, - куда же я так дойду?
        Шаг за шагом он шёл в неизвестность. Вдруг солдат услышал не то крик птицы, не то жалобный стон. Солдат остановился и прислушался - тишина. Но, через несколько секунд странный звук повторился более явственно. Солдат пошёл на звук. Звук раздавался всё громче и громче. И теперь он отчётливо слышал, что это стон. Уходящий вдаль свет от лампы внезапно отразился от стены и перед Иваном предстала страшная картина. К стене были прикованы три богатыря. Тяжёлые цепи обвивали их руки и ноги. Головы их склонились к груди, а из груди изредка раздавались протяжные стоны.
        Иван достал свою флягу и дал испить из неё первому богатырю.
        - Спасибо, Иван. - сказал богатырь едва шевеля губами. Затем Иван напоил второго и третьего богатыря. Когда живительная влага возымела действие богатыри пришли в себя и вот что они поведали:
        Отец наш погиб в бою со Змеем Горынычем. В тот же вечер родился первый из нас. Нарекли его Вечоркой, второй родился в полночь и нарекли его Полуночкой. Третий родился на утренней заре и назвали его Зорькой. Сила отца передалась нам и утроилась. Всегда мы вместе воевали с врагом и силой нечистой. Дрожали враги от нашей удали. Не могли нас силой одолеть, так взяли хитростью. Заманил нас колдун, мужичок сам с ноготок, в пропасть. Не успели очнуться от падения, как слуги его верные сковали нас по рукам и ногам. Вот так и стоим к стене прикованные тридцать лет и три года. Не жить, не умереть не можем по-христиански. Но теперь видно час наш настал. Захорони нас, Иван, как людей православных, а мы в долгу не останемся.
        - Возьми под моей пяткой свисток медный, - сказал Вечорка, - как свистнешь в него, появится пред тобою конь крылатый в медной сбруе. Доспехи медные, которые меч не рубит, и медный меч. И сила твоя удвоится.
        - Возьми свисток серебряный, - сказал Полуночка, - как свистнешь в него, появится пред тобою конь в серебряной сбруе. Доспехи из серебра, которые меч не рубит и пуля не берёт, и серебряный меч, который рубит за двоих. И сила твоя утроится.
        - Возьми свисток золотой, - сказал младший брат Зорька, - как свистнешь в него, появится пред тобою конь в золотой сбруе. Доспехи богатырские из золота, которые меч не рубит, пуля не берёт, которые в огне не горят и в воде не тонут. Появится и меч золотой, который за троих рубит. А сила твоя в десять крат больше станет. Только запомни, Иван, силой своей не хвастай и во вред людям не обращай. Иначе пропадёт твоя сила и ты вместе с ней. Теперь выполни своё обещание, выкопай три могилы и сколоти три креста. Нам теперь умереть не страшно, знаем мы, что дело наше жить будет.
        Склонили братья голову и померли. Иван всё сделал, как обещал. Похоронил богатырей в земле сырой, поставил кресты над могилами. Сам снова в лавку вернулся.
        К вечеру повели царскую дочь Елену в пещеру. Пещера эта была в огромной скале над морем. Оставили её одну-одинёшеньку, а сами во дворец вернулись и рыдают от горя. Челядь царская насмехается над поваром.
        - Уж не с кухонным ли ножом ты на Змея пойдёшь?
        Делать повару нечего, взял он нож и пошёл к скале. Спрятался у её подножия и дрожит от страха, как лист осиновый. Вдруг земля затряслась, небо потемнело, на море волна пошла - это Змей Горыныч к тридевятому царству за своей добычей летит.
        В это время солдат взобрался на скалу, свистнул в медный свисток и появился перед ним конь в медной сбруе. Надел Иван доспехи медные, взял в руку меч. Прилетел змей трёхглавый, огнём дышит, принцессу из пещеры когтищами своими достать норовит.
        - Эй, ты, чудище трёхголовое! - Закричал Иван. - Не видать тебе принцессы. А мне больше табачку не нюхать, если я тебе твои головы не порублю.
        Изрыгнул змей поток пламени и бросился на Ивана. Иван на коне своём то в облака взлетит то на землю рухнет и всё мечом машет. Замахнулся раз - нет одной головы у змея. Замахнулся второй - и вторая с горы скатилась. Потом и третью солдат одолел. Отрезал змеиные языки, поднял большой камень, положил змеиные языки под камень. Вывел принцессу из пещеры, сам на коня…. и ускакал. Не узнала его Елена в латах и с лицом закопченным.
        Повар всё это видел, выглядывая из-за скалы. Выбежал, выпачкал одежду и нож в кровь, лицо сажей испачкал, прицепил к поясу змеиные головы и бегом во дворец. Кричит, что победил он Змея Горыныча и требует Елену себе в жёны, а главное - пол царства. Царское слово закон. Коли дал царь слово отдать дочь за победителя Змея Горыныча, то так тому и быть.
        Пришла опечаленная Елена к царю и молвила:
        - Батюшка, всем сердцем я тебя люблю и знаю, что царское слово крепче всего на свете. Но не могу я выйти замуж за противного повара. И не верю я, что это он Змея победил.
        - Как же не верить, доченька? - отвечает царь, - ведь кровью змеиной повар пропитан, и головы принёс в доказательство. Придётся слово даденное держать. Готовься к свадьбе.
        И повелел царь в воскресенье свадьбу отыграть. Только закипела работа во дворце, как вдруг солнце затмилось, стало темно совсем, это снова Змей Горыныч летит, только другой - о шести головах. Подлетел к скале, где его младший брат погиб и зовёт победителя брата на смертный бой. Из ноздрей его при каждом крике пламя пышет. Грозится всё царство спалить, если обидчик на бой не выйдет.
        Вызывает царь повара к себе и просит, чтобы тот снова змея одолел. Затрусились у повара поджилки, но он вида не подаёт, а только хвалится.
        - Победил трёхголового, одолею и шести.
        Взял свой нож и пошёл к скале. Затаился и ждёт. В это время свистнул солдат в серебряный свисток. Явился пред ним конь в серебряной сбруе. Одел солдат серебряные латы, взял серебряный меч и выехал на бранное поле. И начался бой страшный. Вот уж и солнышко зашло, а победителя нет. Змей огненные факела на солдата посылает, хвостами бьёт в доспехи рыцарские. Солдат обороняется и при случае налетает вихрем на Змея. Раз - и нет сразу двух голов, Змею такая рана не страшна, он и дальше солдата огнём жалит. Обманул солдат змея, запрыгнул ему на спину и снёс ещё две головы. Ударил змей хвостом, выбил солдата из седла. Упал солдат, а змей двумя головами к нему склонился, чтобы разорвать его на части. Солдат набрал пригоршню песка и бросил её в глаза Горынычу. Змей закричал, а солдат с размаху рубанул обе головы, да так, что отлетели они прямо к тому месту, где повар прятался. Подошёл солдат к головам, отрезал языки и снова под большой камень уложил, а сам ускакал. Повар обрадовался, что остался незамеченным, собрал головы, повесил их вокруг пояса, перемазался в кровь и сажу и зашагал во дворец с уставшим
видом.
        Принёс головы во дворец и бросил их к ногам царевны. Елена на повара даже не взглянула. Пришла к батюшке и снова просит:
        - Милый мой батюшка, не могу я за повара выйти. Слово дала я Ивану. Только его жду. Как он там, горемычный, оправился ли после своей болезни?
        Слёзы на глазах у старого царя. Но царское слово закон. Быть свадьбе.
        Не успели гостей созвать, как снова земля задрожала. Без ветра тучу несёт чёрную, без дождя молнии в небе блещут. Летит Змей двенадцатиглавый, молнии мечет, когтями медными блестит, требует обидчика на бой смертный. Снова царь умоляет повара вступиться за родное государство. Повар трусит, но назад дороги нет, а к скале дорога протоптана. Пошёл и спрятался за скалой.
        Горожане окна и двери закрыли, детишек малых попрятали. Ни кто на свет носа не кажет. Есть один лишь человек, способный Горыныча одолеть. Свистнул Иван в свисток золотой. Появился пред ним конь с золотой сбруей, надел Иван золотые доспехи, взял меч золотой и ринулся на Змея вражьего. Вот уж солнце зашло за край земли, а солдат со Змеем всё бьются. То в облака взлетят, то в море падают. Не тонет Иван в доспехах волшебных, не горит от пламени змеиного. Рубит головы без устали. Вот уж ночь прошла, бьётся солдат изо всех сил. По колена конь Ивана в крови змеиной. Не хочет земля впитывать кровь неверную, не христианская это кровь. Вот уж снова вечер, конь уже завяз по горло в крови. Змей снова атакует, налетая со стороны солнца.
        Т-пру! - Крикнул Иван. И вдруг Змей остановился. Не растерялся солдат. Взмахнул мечом и снёс последние три головы. Змей Горыныч замертво свалился. А Иван, как и в прошлый раз, отрезал языки, и спрятал под большой камень.
        Поваришка вылез из своего укрытия, собрал головы, связал их, взвалил на плечи и поплёлся во дворец. Во дворце радость великая. Трубы трубят, барабаны бьют, встречают повара по-царски, со всеми почестями. Бросил повар головы к ногам царевны. Елена на этот раз не ушла, а горько разрыдалась. На столько повар не мил ей, что победа над Змеем Горынычем без радости была.
        Вот уже к свадьбе всё готово. Гости из стран заморских съехались на свадьбе погулять и на героя поглядеть. Повар сменил свой фартук на кафтан царский, и корону вместо колпака примеряет. Народ ликует, славит повара. Только Елена горюет, сердцем чует подвох. Вот так в слезах и пошла она на змеиные головы взглянуть. Глядь... а в пастях языков нет. Как же может быть такое? Куда языки делись? Пошла она и рассказала об этом царю. Повелел царь покликать повара. Повар не спешит, он уже сам почти царь. Осталось только под венцом постоять и мёда за свадебным столом отведать. Пришёл к царю, уселся рядом и усы рукой крутит.
        Не понравилось царю бахвальство повара, да куда деваться - почти зять. Слово дал, теперь терпи, иначе народ не поймёт.
        - Расскажи-ка мне, как ты головы рубил? - спрашивает царь.
        Повар начал в очередной раз рассказывать о своём подвиге.
        - А скажи, куда языки змеиные дел? - перебил его царь.
        - Языки я под камень запрятал. - отвечает повар.
        - Ну-ка, пойдём, покажешь, где они лежат.
        Повёл повар всю свиту, гостей и царя с царевной к скале. Чёрная кровь повсюду, вороньё змеиные туши клюёт. Смердит на версту.
        - Вот под этот камень я языки спрятал, - указывает повар, вели своим солдатам поднять камень и сам всё увидишь.
        - А когда ты под камень языки складывал, его тоже солдаты поднимали? Вот ты подними и покажи нам свои трофеи.
        Понял повар, что он разоблачён. Бегает вокруг камня, тужится, но даже сдвинуть его не может. Выбился из сил упал на колени и начал пощады просить. Рассказал, как всё было на самом деле.
        - Кто же сможет этот камень поднять? Кто настоящий герой и спаситель? - спросил царь.
        Тут из толпы вышел бравый солдат, подошёл к камню, поднял его и отбросил в сторону.
        Елена узнала своего жениха и счастливая бросилась ему на шею. Так на шее и висит до наших дней. А свадьба таки состоялась. Царская была свадьба, три недели гуляло и веселилось всё тридевятое царство. Не захотел Иван в приданое пол царства. Забрал Елену и уехали они к нему на Родину, туда, где могилка мамкина, где родная хата. Построил Иван новую хату, а Елена родила ему много детишек. Все они любили своих родителей и своё Отечество. И любой из них мог бы защитить Родину от Змея Горыныча и прочей нечисти.
        ЮРИЙ СЛАВУТИЧСКИЙ
        СКАЗКА О ТОМ, ПОЧЕМУ ДЕТИ ТРУТ ГЛАЗКИ И УШКИ ПЕРЕД СНОМ
        В одном селении жила женщина. Было у нее трое детей: два мальчика и девочка. Перед сном дети много возились - их было очень сложно уложить спать. То одному нужно попить перед сном, то другому перекусить, потому что проголодался, то нужно сбегать посмотреть на нового щенка, то мальчишки затеют потасовку, то дочка начнет укладывать всех кукол спать. Так проходил целый вечер.
        Однажды женщина приболела. Она лежала на подстилке, укутавшись в теплое бизонье одеяло, и смотрела на своих детей. Их укладывала отец. Дети также как и всегда баловались перед сном: мальчишки прыгали и рассказывали небылицы, девочка отчитывала куклу Ватутку за какие-то провинности. Женщина заметила, что иногда ее дети то за ушком почешут, то глазки потрут. И вскоре у отца получилось уложить детей спать. Они мирно посапывали, уткнувшись в плечи друг друга.
        На утро женщина пошла к шаману, и обратилась к нему:
        - Здравствуй, мудрый Белый Коготь! Вчера я смотрела на своих детей, заметила, что перед сном они трут уши и глаза. Что такое с ними?
        Шаман улыбнулся, достал из напоясного мешочка зеленый прозрачный камень и протянул его женщине.
        - Вот тебе волшебный камень. Посмотри через него на своих детей, когда будешь укладывать их спать.
        Женщина поблагодарила шамана за камень и ушла.
        Вечером, когда пришла пора укладывать детей, женщина достала камень. Приложила его к одному глазу - ничего нет, к другому - тоже ничего. Дети увидели зеленый камень у матери и стали просить, чтоб та его показала. Но мама строго велела им ложиться спать. Дети легли, но уже через пару минут стали возиться. Дочка вспомнила, что забыла погладить щенка. Старший сын стал толкать младшего. Через некоторое время мальчишки зачесали уши, а девочка затерла глаза. Женщина приложила камень к глазам и увидела. Рядом со старшим сыном сидел большой волк с белой грудкой, и что-то шептал тому на ухо. Женщина испугалась, но не отвела камень от глаз, а посмотрела на другого сына. Вокруг младшего сына летали разноцветные бабочки. Женщина посмотрела через камень на дочь. Рядом с дочкой сидела белочка в жилетке точно такой же, какую носила ее дочь и бросала на девочку какую-то серебряную пыль. Женщина убрала камень от глаз. Рядом с ее детьми никого не было. Через несколько минут дети притихли и заснули.
        На утро первым проснулся старший сын, еще лежа на подстилке, он сказал:
        - Мама, мне такой волк приснился! Большой, серый, с белой грудкой. Он бегал по лесу и искал меня. Так было страшно, а вдруг он нашел бы меня…
        Потом проснулся младший сын:
        - Мама, а мне приснились разноцветные бабочки. Они летали у меня над головой. А я был больший цветком.
        Последней проснулась дочка:
        - Мама, представляешь, мне приснилась маленькая белочка. Она утащила у меня жилетку, одела ее и прыгала с ветки на ветку.
        Женщина отправила детей на реку умываться, затем накормила их, убрала подстилки и пошла снова к шаману.
        - Здравствуй, мудрый Белый Коготь! Вчера, когда дети стали тереть уши и глаза, я посмотрела через волшебный камень на них и увидела, что рядом со старшим сыном сидит волк и что-то шепчет ему, над младшим сыном летают бабочки, а рядом с дочкой сидит белочка. Дети наскоро уснули, а с утра они рассказали, что именно это им и приснилось. Старшему сыну - волк, младшему - бабочки, а дочке - белка, - рассказала женщина и протянула камень шаману.
        Шаман взял зеленый, прозрачный камень, положил его обратно в мешочек, и сказал:
        - Это сонные существа. Они убаюкивают людей. Кто-то шепчет сонные слова на ухо. Тогда человек внутренним ухом слышит их, потому и чешет уши. А если человек не сильно устал за день, то они кидают человеку в глаза сонную пыль, чтобы он поскорее заснул. А вид у них зависит от того, что человеку приснится.
        - Но ведь не всегда же дети трут уши и глаза, а взрослые еще реже, - причитала женщина.
        - Потому что даже дети не всегда слышат, что шепчут сонные существа, а взрослые тем более. Уши и глаза взрослых большие, слова существ должны быть громче, а пыли должно быть больше, чтоб дошло до взрослого. Потому и не всегда у существ получается такое, - ответил шаман.
        Женщина попрощалась с шаманом, вышла из его жилища. Она пошла к лесу. На опушке она остановилась, стала собирать хворост для костра. Ярко светило солнце, женщина прилегла на траву, закрыла глаза. А вокруг нее бегали ее дети, раскидывая серебряную пыль.
        СКАЗКА О ТУМАНЕ
        Поздно вечером далеко за лесом грустил туман. Ему было одиноко. У него никого не было. Так случается. Иногда.
        - Как печально.... Как печально одному... — . вздыхал туман.
        Туман разорвался на множество клубочков. Получилось видимо-невидимо легких молочно-белых шаров. Это было очень красиво. Но ничуть не весело. Ведь шары просто висели в воздухе, и никто ими не играл.
        Потом туман собрал все свои клубочки, взлетел немного над землей и растянулся в чудесный пушистый ковер. Получился замечательный ковер-самолет. Но печаль все равно осталась. Потому что никто никуда не собирался лететь на этом волшебном ковре.
        И тогда туман решил, что ему просто необходимо иметь друга. Иначе он испарится от печали. А это гораздо хуже, чем испариться от солнца. Исчезнуть от солнца туману не страшно: ему ведь полагается таять с первыми солнечными лучами и не появляться до вечера. Но исчезнуть, растаять от печали... Это очень, очень обидно.
        Туман снова вздохнул, посмотрел вокруг и увидел тропинку. Тропинка бежала сначала через луг, поросший травой, а потом ныряла в лес.
        — Тропинка, — позвал туман мягким, тихим голосом, — тропинка, я очень одинок, стань моим другом.
        — Твоим другом? — отозвалась тропинка. — А как мы будем дружить?
        — Мы будем замечательно дружить, — ответил туман. — И ты, и я — мы знаем много интересного. Я — потому что могу подняться над землей и все разглядеть. А ты — потому что бежишь далеко, через луг, через лес, и тоже много всего видишь. Вот мы и будем рассказывать друг другу разные разности.
        — Это было бы хорошо, — согласилась тропинка, — только уж очень я длинная. Поэтому один мой конец тебя прекрасно слышит, а другой, дальний, еле различает твои слова.
        — Не беда, — возразил туман, — смотри!
        Он вытянулся в длинную белую ленту и поплыл над тропинкой. Очень скоро лента густого белого тумана скрыла всю тропинку от конца до конца.
        — Вот, —сказал туман. —Теперь ты вся должна меня видеть и слышать.
        — Точно, — подтвердила тропинка. — Я тебя отлично вижу и слышу. Правда, ты такой густой, что, кроме тебя, я вообще ничего и никого не вижу. Это очень неудобно. Но раз мы друзья — я потерплю. Давай рассказывать интересные истории. Ты первый.
        Но только туман собрался начать свой рассказ, послышался удивленный и недовольный голос. Человеческий голос. Голос лесника, который возвращался из города в свой лесной дом.
        — Ничего не понимаю, — ворчал старый лесник. — Шел по знакомой тропинке и вдруг заблудился — туман. Туман спереди, туман сзади. Что за напасть! Ничего не вижу! Где же тропинка? Ну где же тропинка?
        — Ой, — заволновалась тропинка, — милый туман! Меня из-за тебя совсем не видно! Я не подумала об этом. А как же без меня дедушка лесник найдет свой дом? Прости меня, туман, но мы не можем быть друзьями. Уходи, пожалуйста.
        — Я понимаю, — печально сказал туман.
        Белая пышная лента быстро свернулась, тропинка снова стала заметной, а туман снова стал прежним печальным туманным облачком.
        Совсем загрустил туман. Вдруг видит — невдалеке что-то белеет. Туман пригляделся, но было темно и плохо видно. Ведь уже ночь наступила. «Интересно, — думал туман, — кто-то белый, и я — белый. Может быть, мы сумеем подружиться?..»
        Туман тихо поплыл к тому, кто белел. Оказалось, что это березы. Целая березовая роща. Листва берез терялась в темноте, а кора стволов казалась в лунном свете еще белее.
        — Милые березы, — робко сказал туман, — вы так красивы, а я так одинок. Станьте моими друзьями, пожалуйста.
        — Мы бы рады, но... Мы бы рады, но... Мы бы рады, но... — прошептали березы по очереди.
        — Мы бы рады, — закончила за всех самая красивая береза, — но мы красивы. Ведь ты тоже так считаешь?
        — Конечно, — подтвердил туман, — вы очень красивы. Вы прекрасны! Но разве ваша красота мешает нам дружить?
        — Да, — сказала самая красивая береза, — мешает. Если мы будем дружить, если пустим тебя в нашу рощу, мы... Мы будто исчезнем. Ты белый, и мы белые. Мы будто растворимся в тебе, и никто не сможет нами любоваться. А зачем тогда наша красота?
        — Но, — пробовал спорить туман, — сейчас ночь. Для кого же ваша красота?
        — Как?! — заволновались березы. — А ночные мотыльки? А ночные цветы? А ветер ночной?
        — А ночь сама? — спросила самая красивая береза и добавила: — Нет, туман, не обижайся, но нам нельзя дружить. Уходи, пожалуйста.
        И поплыл печальный туман снова искать друга. А кого? А где? Не знал он. И вдруг видит: в траве что-то маленькое, белое, как клочок тумана, только с длинными ушами и коротеньким хвостиком. «Ну уж с этим маленьким пушистым клубочком я обязательно подружусь. Во что бы то ни стало!» — решил туман.
        Он подкрался к ушастому, осторожно, как пушистой шапкой, накрыл его и спросил:
        — Ты кто?
        — Заяц, — быстро ответил тот и спросил: — А ты? — и добавил: — Я тебя боюсь!
        — Заяц! Ну, конечно, ты заяц. Теперь я вижу. А я — туман, — мягко ответил туман. — Ты меня не бойся. Я хочу с тобой дружить. Согласен?
        — Согласен. Согласен. Я на все согласен. Потому что я боюсь. Утром начнем дружить.
        — Нет, нет, нет, — заволновался туман, — не утром. Сейчас. Утром я растаю. Я вообще могу быть только ночью.
        — А я ночью так боюсь!!! Боюсь темноты! Боюсь волка! Боюсь просто потому, что боюсь. Так боюсь, что меня, можно считать, почти и нет. А значит, дружить с тобой я не могу, — выпалил заяц. — Извини! Я домой!
        Прыгнул заяц в сторону, и не видно его. А туман снова один. «Что же я за несчастный, — заплакал туман (а слезы тумана люди росой называют). — Что же никто со мной не дружит? Почему я никому не нужен?»
        Но не долго плакал туман. Скоро услышал он громкое хлопанье сильных крыльев, щелканье сильного клюва, сердитое уханье. А потом увидел желтые-прежелтые яркие круглые глаза. Глаза то ли сердитые, то ли добрые — сразу не скажешь. Мудрая птица опустилась на ветку старой ели.
        — Плачешь? — то ли насмешливо, то ли сочувственно спросила сова и добавила: — Глупый...
        — Почему глупый? — вздохнул туман.
        — Потому что глупо то, что ты говоришь: «Я никому не ну-ж е н». Так не бывает. Не бывает, чтобы кто-то не был нужен, просто необходим, хотя бы кому-то одному на свете, — спокойно сказала сова.
        — Ты точно это знаешь? — с надеждой спросил туман.
        — Я — сова, — хлопнули желтые глаза, — могу ли я что-то знать не точно?
        — И ты знаешь, кому необходим я? Ты поможешь нам стать друзьями?
        — Знаю, помогу, — медленно ответила сова и, помолчав, добавила: — Жаль. Жаль, конечно, что ты не сам его нашел. Ну да ладно. Лети за мной.
        Сова расправила сильные мягкие крылья и полетела не высоко и не быстро, а туман послушно поплыл за ней. Недолог был их путь. Вот и небольшое озеро, поросшее по берегам зеленой осокой. Послышались тихие звуки: жалуется кто-то, вздыхает, сетует.
        — Сова, — позвал туман, — послушай, это озеро жалуется.
        — Вот как, — спокойно сказала сова, будто сама не слышала, — вот как. — И она опустилась на ветку старого дерева, что росло возле озера. Туман окружил озеро. А сова спросила:
        — О чем вздыхаешь, озеро?
        — Ах! Беда, беда, беда у меня, — заволновалось озеро, — я сейчас выйду из берегов. От слез.
        — Ты плачешь? — спросила сова.
        — Ты плачешь... — вздохнул туман.
        — Нет, — ответило озеро, — не я. Плачут мои рыбы, что у меня живут. Они не могут уснуть. Слишком ярко горят звезды. Свет звезд дробится в моей воде, становится еще ярче, слепит рыб, не дает им спать. Вот рыбы и плачут. И столько слез они наплакали, что слезы их и вода моя в берегах у меня не умещаются. Ах, — волновалось озеро и само чуть не плакало, — жаль мне бедных рыб моих.
        — Вот как, — будто бы радушно сказала сова и улетела. А туман? Туман повис над озером и укрыл его плотным пушистым ковром-одеялом. Яркие лучи прекрасных, но немного беззаботных звезд тонули, терялись в клубах тумана и не мешали спать ни одной, даже самой беспокойной рыбке.
        — Спасибо тебе, — сказало озеро туману, — спасибо. Ты спас моих рыб и меня. Ты настоящий друг.
        — Да нет, — смутился туман. — Спасибо тебе.
        — Мне? — очень удивилось озеро. — За что?
        — За то, что я тебе нужен, — ответил туман.
        Вот и все. Теперь, когда ты увидишь над озером белые клубы тумана, ты поймешь, что все в порядке: рыбы спят, а два друга, туман и озеро, о чем-то беседуют. Или молчат. Но вдвоем.
        ...Может быть, серьезные ученые назовут эту историю сказкой, выдумкой. Может быть, скажут они, туман совсем не потому стелется над озером. Может быть. Но это не страшно. Я рассказала то, что узнала от озера, тумана и совы.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ
        Три девицы под окном
        Пряли поздно вечерком.
        "Кабы я была царица, -
        Говорит одна девица, -
        То на весь крещеный мир
        Приготовила б я пир".
        "Кабы я была царица, -
        Говорит ее сестрица, -
        То на весь бы мир одна
        Наткала я полотна".
        "Кабы я была царица, -
        Третья молвила сестрица, -
        Я б для батюшки-царя
        Родила богатыря".
        Только вымолвить успела,
        Дверь тихонько заскрыпела,
        И в светлицу входит царь,
        Стороны той государь.
        Во все время разговора
        Он стоял позадь забора;
        Речь последней по всему
        Полюбилася ему.
        "Здравствуй, красная девица, -
        Говорит он, - будь царица
        И роди богатыря
        Мне к исходу сентября.
        Вы ж, голубушки-сестрицы,
        Выбирайтесь из светлицы.
        Поезжайте вслед за мной,
        Вслед за мной и за сестрой:
        Будь одна из вас ткачиха,
        А другая повариха".
        В сени вышел царь-отец.
        Все пустились во дворец.
        Царь недолго собирался:
        В тот же вечер обвенчался.
        Царь Салтан за пир честной
        Сел с царицей молодой;
        А потом честные гости
        На кровать слоновой кости
        Положили молодых
        И оставили одних.
        В кухне злится повариха,
        Плачет у станка ткачиха -
        И завидуют оне
        Государевой жене.
        А царица молодая,
        Дела вдаль не отлагая,
        С первой ночи понесла.
        В те поры война была.
        Царь Салтан, с женой простяся,
        На добра коня садяся,
        Ей наказывал себя
        Поберечь, его любя.
        Между тем, как он далеко
        Бьется долго и жестоко,
        Наступает срок родин;
        Сына бог им дал в аршин,
        И царица над ребенком,
        Как орлица над орленком;
        Шлет с письмом она гонца,
        Чтоб обрадовать отца.
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Извести ее хотят,
        Перенять гонца велят;
        Сами шлют гонца другого
        Вот с чем от слова до слова:
        "Родила царица в ночь
        Не то сына, не то дочь;
        Не мышонка, не лягушку,
        А неведому зверюшку".
        Как услышал царь-отец,
        Что донес ему гонец,
        В гневе начал он чудесить
        И гонца хотел повесить;
        Но, смягчившись на сей раз,
        Дал гонцу такой приказ:
        "Ждать царева возвращенья
        Для законного решенья".
        Едет с грамотой гонец
        И приехал наконец.
        А ткачиха с поварихой
        С сватьей бабой Бабарихой
        Обобрать его велят;
        Допьяна гонца поят
        И в суму его пустую
        Суют грамоту другую -
        И привез гонец хмельной
        В тот же день приказ такой:
        "Царь велит своим боярам,
        Времени не тратя даром,
        И царицу и приплод
        Тайно бросить в бездну вод".
        Делать нечего: бояре,
        Потужив о государе
        И царице молодой,
        В спальню к ней пришли толпой.
        Объявили царску волю -
        Ей и сыну злую долю,
        Прочитали вслух указ
        И царицу в тот же час
        В бочку с сыном посадили,
        Засмолили, покатили
        И пустили в Окиян -
        Так велел-де царь Салтан.
        В синем небе звезды блещут,
        В синем море волны хлещут;
        Туча по небу идет,
        Бочка по морю плывет.
        Словно горькая вдовица,
        Плачет, бьется в ней царица;
        И растет ребенок там
        Не по дням, а по часам.
        День прошел - царица во'пит...
        А дитя волну торопит:
        "Ты, волна моя, волна!
        Ты гульлива и вольна;
        Плещешь ты, куда захочешь,
        Ты морские камни точишь,
        Топишь берег ты земли,
        Подымаешь корабли -
        Не губи ты нашу душу:
        Выплесни ты нас на сушу!"
        И послушалась волна:
        Тут же на берег она
        Бочку вынесла легонько
        И отхлынула тихонько.
        Мать с младенцем спасена;
        Землю чувствует она.
        Но из бочки кто их вынет?
        Бог неужто их покинет?
        Сын на ножки поднялся,
        В дно головкой уперся,
        Понатужился немножко:
        "Как бы здесь на двор окошко
        Нам проделать?" - молвил он,
        Вышиб дно и вышел вон.
        Мать и сын теперь на воле;
        Видят холм в широком поле;
        Море синее кругом,
        Дуб зеленый над холмом.
        Сын подумал: добрый ужин
        Был бы нам, однако, нужен.
        Ломит он у дуба сук
        И в тугой сгибает лук,
        Со креста снурок шелковый
        Натянул на лук дубовый,
        Тонку тросточку сломил,
        Стрелкой легкой завострил
        И пошел на край долины
        У моря искать дичины.
        К морю лишь подходит он,
        Вот и слышит будто стон...
        Видно, на море не тихо:
        Смотрит - видит дело лихо:
        Бьется лебедь средь зыбей,
        Коршун носится над ней;
        Та бедняжка так и плещет,
        Воду вкруг мутит и хлещет...
        Тот уж когти распустил,
        Клев кровавый навострил...
        Но как раз стрела запела -
        В шею коршуна задела -
        Коршун в море кровь пролил.
        Лук царевич опустил;
        Смотрит: коршун в море тонет
        И не птичьим криком стонет,
        Лебедь около плывет,
        Злого коршуна клюет,
        Гибель близкую торопит,
        Бьет крылом и в море топит -
        И царевичу потом
        Молвит русским языком:
        "Ты царевич, мой спаситель,
        Мой могучий избавитель,
        Не тужи, что за меня
        Есть не будешь ты три дня,
        Что стрела пропала в море;
        Это горе - все не горе.
        Отплачу тебе добром,
        Сослужу тебе потом:
        Ты не лебедь ведь избавил,
        Девицу в живых оставил;
        Ты не коршуна убил,
        Чародея подстрелил.
        Ввек тебя я не забуду:
        Ты найдешь меня повсюду,
        А теперь ты воротись,
        Не горюй и спать ложись".
        Улетела лебедь-птица,
        А царевич и царица,
        Целый день проведши так,
        Лечь решились натощак.
        Вот открыл царевич очи;
        Отрясая грезы ночи
        И дивясь, перед собой
        Видит город он большой,
        Стены с частыми зубцами,
        И за белыми стенами
        Блещут маковки церквей
        И святых монастырей.
        Он скорей царицу будит;
        Та как ахнет!.. "То ли будет? -
        Говорит он, - вижу я:
        Лебедь тешится моя".
        Мать и сын идут ко граду.
        Лишь ступили за ограду,
        Оглушительный трезвон
        Поднялся со всех сторон:
        К ним народ навстречу валит,
        Хор церковный бога хвалит;
        В колымагах золотых
        Пышный двор встречает их;
        Все их громко величают,
        И царевича венчают
        Княжей шапкой, и главой
        Возглашают над собой;
        И среди своей столицы,
        С разрешения царицы,
        В тот же день стал княжить он
        И нарекся: князь Гвидон.
        Ветер на море гуляет
        И кораблик подгоняет;
        Он бежит себе в волнах
        На раздутых парусах.
        Корабельщики дивятся,
        На кораблике толпятся,
        На знакомом острову
        Чудо видят наяву:
        Город новый златоглавый,
        Пристань с крепкою заставой -
        Пушки с пристани палят,
        Кораблю пристать велят.
        Пристают к заставе гости
        Князь Гвидон зовет их в гости,
        Их он кормит и поит
        И ответ держать велит:
        "Чем вы, гости, торг ведете
        И куда теперь плывете?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет,
        Торговали соболями,
        Чорнобурыми лисами;
        А теперь нам вышел срок,
        Едем прямо на восток,
        Мимо острова Буяна,
        В царство славного Салтана..."
        Князь им вымолвил тогда:
        "Добрый путь вам, господа,
        По морю по Окияну
        К славному царю Салтану;
        От меня ему поклон".
        Гости в путь, а князь Гвидон
        С берега душой печальной
        Провожает бег их дальный;
        Глядь - поверх текучих вод
        Лебедь белая плывет.
        "Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
        Что ты тих, как день ненастный?
        Опечалился чему?" -
        Говорит она ему.
        Князь печально отвечает:
        "Грусть-тоска меня съедает,
        Одолела молодца:
        Видеть я б хотел отца".
        Лебедь князю: "Вот в чем горе!
        Ну послушай: хочешь в море
        Полететь за кораблем?
        Будь же, князь, ты комаром".
        И крылами замахала,
        Воду с шумом расплескала
        И обрызгала его
        С головы до ног всего.
        Тут он в точку уменьшился,
        Комаром оборотился,
        Полетел и запищал,
        Судно на море догнал,
        Потихоньку опустился
        На корабль - и в щель забился.
        Ветер весело шумит,
        Судно весело бежит
        Мимо острова Буяна,
        К царству славного Салтана,
        И желанная страна
        Вот уж издали видна.
        Вот на берег вышли гости;
        Царь Салтан зовет их в гости,
        И за ними во дворец
        Полетел наш удалец.
        Видит: весь сияя в злате,
        Царь Салтан сидит в палате
        На престоле и в венце
        С грустной думой на лице;
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Около царя сидят
        И в глаза ему глядят.
        Царь Салтан гостей сажает
        За свой стол и вопрошает:
        "Ой вы, гости-господа,
        Долго ль ездили? куда?
        Ладно ль за морем иль худо?
        И какое в свете чудо?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет;
        За морем житье не худо,
        В свете ж вот какое чудо:
        В море остров был крутой,
        Не привальный, не жилой;
        Он лежал пустой равниной;
        Рос на нем дубок единый;
        А теперь стоит на нем
        Новый город со дворцом,
        С златоглавыми церквами,
        С теремами и садами,
        А сидит в нем князь Гвидон;
        Он прислал тебе поклон".
        Царь Салтан дивится чуду;
        Молвит он: "Коль жив я буду,
        Чудный остров навещу,
        У Гвидона погощу".
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Не хотят его пустить
        Чудный остров навестить.
        "Уж диковинка, ну право, -
        Подмигнув другим лукаво,
        Повариха говорит, -
        Город у моря стоит!
        Знайте, вот что не безделка:
        Ель в лесу, под елью белка,
        Белка песенки поет
        И орешки все грызет,
        А орешки не простые,
        Все скорлупки золотые,
        Ядра - чистый изумруд;
        Вот что чудом-то зовут".
        Чуду царь Салтан дивится,
        А комар-то злится, злится -
        И впился комар как раз
        Тетке прямо в правый глаз.
        Повариха побледнела,
        Обмерла и окривела.
        Слуги, сватья и сестра
        С криком ловят комара.
        "Распроклятая ты мошка!
        Мы тебя!.." А он в окошко
        Да спокойно в свой удел
        Через море полетел.
        Снова князь у моря ходит,
        С синя моря глаз не сводит;
        Глядь - поверх текучих вод
        Лебедь белая плывет.
        "Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
        Что ж ты тих, как день ненастный?
        Опечалился чему?" -
        Говорит она ему.
        Князь Гвидон ей отвечает:
        "Грусть-тоска меня съедает;
        Чудо чудное завесть
        Мне б хотелось. Где-то есть
        Ель в лесу, под елью белка;
        Диво, право, не безделка -
        Белка песенки поет
        Да орешки все грызет,
        А орешки не простые,
        Все скорлупки золотые,
        Ядра - чистый изумруд;
        Но, быть может, люди врут".
        Князю лебедь отвечает:
        "Свет о белке правду бает;
        Это чудо знаю я;
        Полно, князь, душа моя,
        Не печалься; рада службу
        Оказать тебе я в дружбу".
        С ободренною душой
        Князь пошел себе домой;
        Лишь ступил на двор широкий -
        Что ж? под елкою высокой,
        Видит, белочка при всех
        Золотой грызет орех,
        Изумрудец вынимает,
        А скорлупку собирает,
        Кучки равные кладет,
        И с присвисточкой поет
        При честном при всем народе:
        Во саду ли, в огороде.
        Изумился князь Гвидон.
        "Ну, спасибо, - молвил он, -
        Ай да лебедь - дай ей боже,
        Что и мне, веселье то же".
        Князь для белочки потом
        Выстроил хрустальный дом.
        Караул к нему приставил
        И притом дьяка заставил
        Строгий счет орехам весть.
        Князю прибыль, белке честь.
        Ветер по морю гуляет
        И кораблик подгоняет;
        Он бежит себе в волнах
        На поднятых парусах
        Мимо острова крутого,
        Мимо города большого:
        Пушки с пристани палят,
        Кораблю пристать велят.
        Пристают к заставе гости;
        Князь Гвидон зовет их в гости,
        Их и кормит и поит
        И ответ держать велит:
        "Чем вы, гости, торг ведете
        И куда теперь плывете?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет,
        Торговали мы конями,
        Все донскими жеребцами,
        А теперь нам вышел срок -
        И лежит нам путь далек:
        Мимо острова Буяна
        В царство славного Салтана..."
        Говорит им князь тогда:
        "Добрый путь вам, господа,
        По морю по Окияну
        К славному царю Салтану;
        Да скажите: князь Гвидон
        Шлет царю-де свой поклон".
        Гости князю поклонились,
        Вышли вон и в путь пустились.
        К морю князь - а лебедь там
        Уж гуляет по волнам.
        Молит князь: душа-де просит,
        Так и тянет и уносит...
        Вот опять она его
        Вмиг обрызгала всего:
        В муху князь оборотился,
        Полетел и опустился
        Между моря и небес
        На корабль - и в щель залез.
        Ветер весело шумит,
        Судно весело бежит
        Мимо острова Буяна,
        В царство славного Салтана -
        И желанная страна
        Вот уж издали видна;
        Вот на берег вышли гости;
        Царь Салтан зовет их в гости,
        И за ними во дворец
        Полетел наш удалец.
        Видит: весь сияя в злате,
        Царь Салтан сидит в палате
        На престоле и в венце,
        С грустной думой на лице.
        А ткачиха с Бабарихой
        Да с кривою поварихой
        Около царя сидят.
        Злыми жабами глядят.
        Царь Салтан гостей сажает
        За свой стол и вопрошает:
        "Ой вы, гости-господа,
        Долго ль ездили? куда?
        Ладно ль за морем иль худо?
        И какое в свете чудо?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет;
        За морем житье не худо;
        В свете ж вот какое чудо:
        Остров на море лежит,
        Град на острове стоит
        С златоглавыми церквами,
        С теремами да садами;
        Ель растет перед дворцом,
        А под ней хрустальный дом;
        Белка там живет ручная,
        Да затейница какая!
        Белка песенки поет
        Да орешки все грызет,
        А орешки не простые,
        Все скорлупки золотые,
        Ядра - чистый изумруд;
        Слуги белку стерегут,
        Служат ей прислугой разной -
        И приставлен дьяк приказный
        Строгий счет орехам весть;
        Отдает ей войско честь;
        Из скорлупок льют монету
        Да пускают в ход по свету;
        Девки сыплют изумруд
        В кладовые, да под спуд;
        Все в том острове богаты,
        Изоб нет, везде палаты;
        А сидит в нем князь Гвидон;
        Он прислал тебе поклон".
        Царь Салтан дивится чуду.
        "Если только жив я буду,
        Чудный остров навещу,
        У Гвидона погощу".
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Не хотят его пустить
        Чудный остров навестить.
        Усмехнувшись исподтиха,
        Говорит царю ткачиха:
        "Что тут дивного? ну, вот!
        Белка камушки грызет,
        Мечет золото и в груды
        Загребает изумруды;
        Этим нас не удивишь,
        Правду ль, нет ли говоришь.
        В свете есть иное диво:
        Море вздуется бурливо,
        Закипит, подымет вой,
        Хлынет на берег пустой,
        Разольется в шумном беге,
        И очутятся на бреге,
        В чешуе, как жар горя,
        Тридцать три богатыря,
        Все красавцы удалые,
        Великаны молодые,
        Все равны, как на подбор,
        С ними дядька Черномор.
        Это диво, так уж диво,
        Можно молвить справедливо!"
        Гости умные молчат,
        Спорить с нею не хотят.
        Диву царь Салтан дивится,
        А Гвидон-то злится, злится...
        Зажужжал он и как раз
        Тетке сел на левый глаз,
        И ткачиха побледнела:
        "Ай!" - и тут же окривела;
        Все кричат: "Лови, лови,
        Да дави ее, дави...
        Вот ужо! постой немножко,
        Погоди..." А князь в окошко,
        Да спокойно в свой удел
        Через море прилетел.
        Князь у синя моря ходит,
        С синя моря глаз не сводит;
        Глядь - поверх текучих вод
        Лебедь белая плывет.
        "Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
        Что ты тих, как день ненастный?
        Опечалился чему?" -
        Говорит она ему.
        Князь Гвидон ей отвечает:
        "Грусть-тоска меня съедает -
        Диво б дивное хотел
        Перенесть я в мой удел".
        - "А какое ж это диво?"
        - "Где-то вздуется бурливо
        Окиян, подымет вой,
        Хлынет на берег пустой,
        Расплеснется в шумном беге,
        И очутятся на бреге,
        В чешуе, как жар горя,
        Тридцать три богатыря,
        Все красавцы молодые,
        Великаны удалые,
        Все равны, как на подбор,
        С ними дядька Черномор".
        Князю лебедь отвечает:
        "Вот что, князь, тебя смущает?
        Не тужи, душа моя,
        Это чудо знаю я.
        Эти витязи морские
        Мне ведь братья все родные.
        Не печалься же, ступай,
        В гости братцев поджидай".
        Князь пошел, забывши горе,
        Сел на башню, и на море
        Стал глядеть он; море вдруг
        Всколыхалося вокруг,
        Расплескалось в шумном беге
        И оставило на бреге
        Тридцать три богатыря;
        В чешуе, как жар горя,
        Идут витязи четами,
        И, блистая сединами,
        Дядька впереди идет
        И ко граду их ведет.
        С башни князь Гвидон сбегает,
        Дорогих гостей встречает;
        Второпях народ бежит;
        Дядька князю говорит:
        "Лебедь нас к тебе послала
        И наказом наказала
        Славный город твой хранить
        И дозором обходить.
        Мы отныне ежеденно
        Вместе будем непременно
        У высоких стен твоих
        Выходить из вод морских,
        Так увидимся мы вскоре,
        А теперь пора нам в море;
        Тяжек воздух нам земли".
        Все потом домой ушли.
        Ветер по морю гуляет
        И кораблик подгоняет;
        Он бежит себе в волнах
        На поднятых парусах
        Мимо острова крутого,
        Мимо города большого;
        Пушки с пристани палят,
        Кораблю пристать велят.
        Пристают к заставе гости;
        Князь Гвидон зовет их в гости,
        Их и кормит, и поит,
        И ответ держать велит:
        "Чем вы, гости, торг ведете?
        И куда теперь плывете?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет;
        Торговали мы булатом,
        Чистым серебром и златом,
        И теперь нам вышел срок;
        А лежит нам путь далек,
        Мимо острова Буяна,
        В царство славного Салтана".
        Говорит им князь тогда:
        "Добрый путь вам, господа,
        По морю по Окияну
        К славному царю Салтану.
        Да скажите ж: князь Гвидон
        Шлет-де свой царю поклон".
        Гости князю поклонились,
        Вышли вон и в путь пустились.
        К морю князь, а лебедь там
        Уж гуляет по волнам.
        Князь опять: душа-де просит...
        Так и тянет и уносит...
        И опять она его
        Вмиг обрызгала всего.
        Тут он очень уменьшился,
        Шмелем князь оборотился,
        Полетел и зажужжал;
        Судно на море догнал,
        Потихоньку опустился
        На корму - и в щель забился.
        Ветер весело шумит,
        Судно весело бежит
        Мимо острова Буяна,
        В царство славного Салтана,
        И желанная страна
        Вот уж издали видна.
        Вот на берег вышли гости.
        Царь Салтан зовет их в гости,
        И за ними во дворец
        Полетел наш удалец.
        Видит, весь сияя в злате,
        Царь Салтан сидит в палате
        На престоле и в венце,
        С грустной думой на лице.
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Около царя сидят -
        Четырьмя все три глядят.
        Царь Салтан гостей сажает
        За свой стол и вопрошает:
        "Ой вы, гости-господа,
        Долго ль ездили? куда?
        Ладно ль за морем иль худо?
        И какое в свете чудо?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет;
        За морем житье не худо;
        В свете ж вот какое чудо:
        Остров на море лежит,
        Град на острове стоит,
        Каждый день идет там диво:
        Море вздуется бурливо,
        Закипит, подымет вой,
        Хлынет на берег пустой,
        Расплеснется в скором беге -
        И останутся на бреге
        Тридцать три богатыря,
        В чешуе златой горя,
        Все красавцы молодые,
        Великаны удалые,
        Все равны, как на подбор;
        Старый дядька Черномор
        С ними из моря выходит
        И попарно их выводит,
        Чтобы остров тот хранить
        И дозором обходить -
        И той стражи нет надежней,
        Ни храбрее, ни прилежней.
        А сидит там князь Гвидон;
        Он прислал тебе поклон".
        Царь Салтан дивится чуду.
        "Коли жив я только буду,
        Чудный остров навещу
        И у князя погощу".
        Повариха и ткачиха
        Ни гугу - но Бабариха,
        Усмехнувшись, говорит:
        "Кто нас этим удивит?
        Люди из моря выходят
        И себе дозором бродят!
        Правду ль бают или лгут,
        Дива я не вижу тут.
        В свете есть такие ль дива?
        Вот идет молва правдива:
        За морем царевна есть,
        Что не можно глаз отвесть:
        Днем свет божий затмевает,
        Ночью землю освещает,
        Месяц под косой блестит,
        А во лбу звезда горит.
        А сама-то величава,
        Выступает, будто пава;
        А как речь-то говорит,
        Словно реченька журчит.
        Молвить можно справедливо.
        Это диво, так уж диво".
        Гости умные молчат:
        Спорить с бабой не хотят.
        Чуду царь Салтан дивится -
        А царевич хоть и злится,
        Но жалеет он очей
        Старой бабушки своей:
        Он над ней жужжит, кружится -
        Прямо на нос к ней садится,
        Нос ужалил богатырь:
        На носу вскочил волдырь.
        И опять пошла тревога:
        "Помогите, ради бога!
        Караул! лови, лови,
        Да дави его, дави...
        Вот ужо! пожди немножко,
        Погоди!.." А шмель в окошко,
        Да спокойно в свой удел
        Через море полетел.
        Князь у синя моря ходит,
        С синя моря глаз не сводит;
        Глядь - поверх текучих вод
        Лебедь белая плывет.
        "Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
        Что ж ты тих, как день ненастный?
        Опечалился чему?" -
        Говорит она ему.
        Князь Гвидон ей отвечает:
        "Грусть-тоска меня съедает:
        Люди женятся; гляжу,
        Не женат лишь я хожу".
        - "А кого же на примете
        Ты имеешь?" - "Да на свете,
        Говорят, царевна есть,
        Что не можно глаз отвесть.
        Днем свет божий затмевает,
        Ночью землю освещает -
        Месяц под косой блестит,
        А во лбу звезда горит.
        А сама-то величава,
        Выступает, будто пава;
        Сладку речь-то говорит,
        Будто реченька журчит.
        Только, полно, правда ль это?"
        Князь со страхом ждет ответа.
        Лебедь белая молчит
        И, подумав, говорит:
        "Да! такая есть девица.
        Но жена не рукавица:
        С белой ручки не стряхнешь
        Да за пояс не заткнешь.
        Услужу тебе советом -
        Слушай: обо всем об этом
        Пораздумай ты путем,
        Не раскаяться б потом".
        Князь пред нею стал божиться,
        Что пора ему жениться,
        Что об этом обо всем
        Передумал он путем;
        Что готов душою страстной
        За царевною прекрасной
        Он пешком идти отсель
        Хоть за тридевять земель.
        Лебедь тут, вздохнув глубоко,
        Молвила: "Зачем далеко?
        Знай, близка судьба твоя,
        Ведь царевна эта - я".
        Тут она, взмахнув крылами,
        Полетела над волнами
        И на берег с высоты
        Опустилася в кусты,
        Встрепенулась, отряхнулась
        И царевной обернулась:
        Месяц под косой блестит,
        А во лбу звезда горит;
        А сама-то величава,
        Выступает, будто пава;
        А как речь-то говорит,
        Словно реченька журчит.
        Князь царевну обнимает,
        К белой груди прижимает
        И ведет ее скорей
        К милой матушке своей.
        Князь ей в ноги, умоляя:
        "Государыня-родная!
        Выбрал я жену себе,
        Дочь послушную тебе.
        Просим оба разрешенья,
        Твоего благословенья:
        Ты детей благослови
        Жить в совете и любви".
        Над главою их покорной
        Мать с иконой чудотворной
        Слезы льет и говорит:
        "Бог вас, дети, наградит".
        Князь не долго собирался,
        На царевне обвенчался;
        Стали жить да поживать,
        Да приплода поджидать.
        Ветер по морю гуляет
        И кораблик подгоняет;
        Он бежит себе в волнах
        На раздутых парусах
        Мимо острова крутого,
        Мимо города большого;
        Пушки с пристани палят,
        Кораблю пристать велят.
        Пристают к заставе гости.
        Князь Гвидон зовет их в гости.
        Он их кормит, и поит,
        И ответ держать велит:
        "Чем вы, гости, торг ведете
        И куда теперь плывете?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет,
        Торговали мы недаром
        Неуказанным товаром;
        А лежит нам путь далек:
        Восвояси на восток,
        Мимо острова Буяна,
        В царство славного Салтана".
        Князь им вымолвил тогда:
        "Добрый путь вам, господа,
        По морю по Окияну
        К славному царю Салтану;
        Да напомните ему,
        Государю своему:
        К нам он в гости обещался,
        А доселе не собрался -
        Шлю ему я свой поклон".
        Гости в путь, а князь Гвидон
        Дома на сей раз остался
        И с женою не расстался.
        Ветер весело шумит,
        Судно весело бежит
        Мимо острова Буяна,
        К царству славного Салтана,
        И знакомая страна
        Вот уж издали видна.
        Вот на берег вышли гости.
        Царь Салтан зовет их в гости,
        Гости видят: во дворце
        Царь сидит в своем венце.
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Около царя сидят,
        Четырьмя все три глядят.
        Царь Салтан гостей сажает
        За свой стол и вопрошает:
        "Ой вы, гости-господа,
        Долго ль ездили? куда?
        Ладно ль за морем иль худо?
        И какое в свете чудо?"
        Корабельщики в ответ:
        "Мы объехали весь свет;
        За морем житье не худо,
        В свете ж вот какое чудо:
        Остров на море лежит,
        Град на острове стоит,
        С златоглавыми церквами,
        С теремами и садами;
        Ель растет перед дворцом,
        А под ней хрустальный дом:
        Белка в нем живет ручная,
        Да чудесница какая!
        Белка песенки поет
        Да орешки все грызет;
        А орешки не простые,
        Скорлупы-то золотые.
        Ядра - чистый изумруд;
        Белку холят, берегут.
        Там еще другое диво:
        Море вздуется бурливо,
        Закипит, подымет вой,
        Хлынет на берег пустой,
        Расплеснется в скором беге,
        И очутятся на бреге,
        В чешуе, как жар горя,
        Тридцать три богатыря,
        Все красавцы удалые,
        Великаны молодые,
        Все равны, как на подбор -
        С ними дядька Черномор.
        И той стражи нет надежней,
        Ни храбрее, ни прилежней.
        А у князя женка есть,
        Что не можно глаз отвесть:
        Днем свет божий затмевает,
        Ночью землю освещает;
        Месяц под косой блестит,
        А во лбу звезда горит.
        Князь Гвидон тот город правит,
        Всяк его усердно славит;
        Он прислал тебе поклон,
        Да тебе пеняет он:
        К нам-де в гости обещался,
        А доселе не собрался".
        Тут уж царь не утерпел,
        Снарядить он флот велел.
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Не хотят царя пустить
        Чудный остров навестить.
        Но Салтан им не внимает
        И как раз их унимает:
        "Что я? царь или дитя? -
        Говорит он не шутя. -
        Нынче ж еду!" - Тут он топнул,
        Вышел вон и дверью хлопнул.
        Под окном Гвидон сидит,
        Молча на море глядит:
        Не шумит оно, не хлещет,
        Лишь едва-едва трепещет.
        И в лазоревой дали
        Показались корабли:
        По равнинам Окияна
        Едет флот царя Салтана.
        Князь Гвидон тогда вскочил,
        Громогласно возопил:
        "Матушка моя родная!
        Ты, княгиня молодая!
        Посмотрите вы туда:
        Едет батюшка сюда".
        Флот уж к острову подходит.
        Князь Гвидон трубу наводит:
        Царь на палубе стоит
        И в трубу на них глядит;
        С ним ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой;
        Удивляются оне
        Незнакомой стороне.
        Разом пушки запалили;
        В колокольнях зазвонили;
        К морю сам идет Гвидон;
        Там царя встречает он
        С поварихой и ткачихой,
        С сватьей бабой Бабарихой;
        В город он повел царя,
        Ничего не говоря.
        Все теперь идут в палаты:
        У ворот блистают латы,
        И стоят в глазах царя
        Тридцать три богатыря,
        Все красавцы молодые,
        Великаны удалые,
        Все равны, как на подбор,
        С ними дядька Черномор.
        Царь ступил на двор широкий:
        Там под елкою высокой
        Белка песенку поет,
        Золотой орех грызет,
        Изумрудец вынимает
        И в мешочек опускает;
        И засеян двор большой
        Золотою скорлупой.
        Гости дале - торопливо
        Смотрят - что ж? княгиня - диво:
        Под косой луна блестит,
        А во лбу звезда горит:
        А сама-то величава,
        Выступает, будто пава,
        И свекровь свою ведет.
        Царь глядит - и узнает...
        В нем взыграло ретивое!
        "Что я вижу? что такое?
        Как!" - и дух в нем занялся...
        Царь слезами залился,
        Обнимает он царицу,
        И сынка, и молодицу,
        И садятся все за стол;
        И веселый пир пошел.
        А ткачиха с поварихой,
        С сватьей бабой Бабарихой
        Разбежались по углам;
        Их нашли насилу там.
        Тут во всем они признались,
        Повинились, разрыдались;
        Царь для радости такой
        Отпустил всех трех домой.
        День прошел - царя Салтана
        Уложили спать вполпьяна.
        Я там был; мед, пиво пил -
        И усы лишь обмочил.
        А. С. ПУШКИН
        СКАЗКА О ЦЫПЛЕНКЕ ПИИПИ
        1.
        День начался как всегда - просто замечательно. Солнце встало рано и теплыми лучами ласково и медленно перебирало всё, что попадало по пути. Лучи тихонько прошлись по краю забора, спустились во двор, прикасаясь к траве, и капельки росы засверкали как маленькие бриллианты, отбрасывая разноцветные блики вокруг. Они как будто играли друг с другом, и ждали, когда же проснутся жители маленького дворика.
        Утро, как волшебная птица, раскрывающая крылья, пробуждало всё вокруг. Первым как всегда проснулся Петух. Он привычно постучал крыльями о бока, один взмах, и он уже на заборе. Высоко подняв голову, Петух осмотрел окрестности и все дома деревни так, как будто всё это принадлежало ему одному, и решив, что уже пора, громко заголосил:
        - Ку-ка-ре-ку!!! Всем подъём, сони! Пора вставать! Ку-ка-ре-ку!!!
        Так он кричал каждое утро. Петух всегда просыпался самым первым в деревне и очень гордился этим, все остальные петухи никак не могли его опередить. Влюбленный в себя, он мог часами ходить по двору и красоваться перед курочками, которые собирались где-нибудь кучкой и нахваливали друг дружке Петуха, сплетничая кому он вчера улыбнулся и в чью сторону смотрел больше. И только одна Курочка всегда смеялась над ним, она то точно знала, что кроме себя он никого не замечает.
        Курочка была молодой, весёлой, с пёстрыми крылышками, а главное очень любопытной. Она мечтала о том, как выбраться из дворика, пройтись по улицам деревни и даже попытаться заглянуть в лес, который был прямо за забором. Но ей не разрешала старшая Тётя курочка. Тётя курочка рассказывала, что там за забором в лесу живёт коварный и хитрый лис. Она очень часто вспоминала последнюю встречу с ним, в её глазах появлялся страх и гнев одновременно:
        - Все заснули, было тихо. И вдруг, я чувствую, как что-то схватило меня за горло и потащило куда-то. Я не могла кричать и только била крыльями куда попало!- ещё свежи были воспоминания.
        - Ах!!! - слышался ропот в рядах слушающих,
        - Это был ЛИС. Было страшно и больно, клыки у него уж очень острые и длинные. Тут откуда ни возьмись, мой спаситель, наш старый Пёс! - продолжала Тётя курочка.
        - Да, он у нас был молодцом, пока не состарился.- тихонько обсуждали рассказ остальные курочки
        - Он выскочил, залаял так громко, что Лис вздрогнул и побежал ещё быстрее. Я почти потеряла сознание, но Пёс догнал нас, схватил Лиса за хвост и так дёрнул к себе, что Лис вместе со мной в зубах перелетел через него.
        - О-о-о - все затаили дыхание.
        - Бу-уум, -продолжала Тётя курочка- ,Лис упал с таким шумом и грохотом! Он выпустил меня из зубов, вскочил и побежал, сломя голову, только лапы сверкали в темноте. Не помня себя от страха, я встала, пошла и потеряла сознание, больше ничего не помню. Лиса мы больше не видели. Но он там, в лесу!!!! Не смейте даже клюв высовывать за двор. Иначе мы вас никогда больше не увидим, как Лиса…. - Тётя Курочка заканчивала рассказ с очень серьёзным и важным видом, чтобы всем было ясно - Нельзя выходить за двор!!! Дополнительно к рассказу она показывала шрамы на шее от клыков Лиса. И сколько бы раз она не рассказывала эту историю, всегда находились слушатели и слушательницы.
        Может быть, именно поэтому молодой Курочке так хотелось посмотреть, неужели там за забором так страшно!? А вдруг нет! И что там на самом деле? Пока молодая Курочка решалась, выглянуть или нет, во дворе послышался шум. Она отвлеклась от своих мыслей, и решила посмотреть что случилось.
        - Отдай… хрю-хрю
        - Ни за что …
        - Хрю-Хрю, -захныкал маленький Пятаканец, это было прозвище старшего из детей доброй и большой свинюшки Хрюши, - Мама, Ма-а-ма, она меня обижает. - Пятаканец показывал своим пятачком в сторону своей сестрёнки Пяточки.
        - Ну в чём дело, что вы опять не смогли поделить - Мама Хрюша тяжёло затопала в сторону детей
        - Пяточка, деточка. Что ты у него забрала, - нежно спросила Хрюша.
        - Мама, хрю, я только хотела, хрю,- сквозь слезки, с обидой в голосе, пыталась что-то объяснить Пяточка,- Мама, ведь это ему совсем не нужно, хрю! А если и нужно то только для того чтобы съесть!
        - А тебе это зачем? - спросила Мама.
        - А, я! А, я хотела надеть это на ушко-о, хрю-ю-ю - заплакала Пяточка - я хотела попробовать, может это будет красиво…
        - Девчатина, ну конечно, всё ей надо быть симпапулькой, красатулькой - задразнил Пятаканец.
        -Ах так! Вот я тебе сейчас, - и Пяточка ринулась было вперёд, но попала между копытами Мамы, потому что Пятаканец прятался за Маму. И как только она уткуналась в такое тёплое и родное, вкуснопахнушее мамино тело, ей стало совсем себя жалко, и она горько расплакалась.
        -Ну что такое, почему мы так горько плачем. И было бы из-за чего,- Мама Хрюша прилегла на бочок, обняла обоих детей, - Из-за какого-то жёлудя.
        -Хрю, а что это такое, Мама?- спросил Пятаканец, наконец прекратив дразнить Пяточку.
        -Жёлудь - это жёлудь, он очень вкусный, его и вправду едят, но если очень хочется его можно одеть и на ушко, будет как сережка, только надо тогда ещё найти,- объясняла мама.
        -А где его искать, хрю-хрю?- заинтересовалась Пяточка.
        -Там же где нашли этот. Давайте сделаем так. Пятаканец, ты можешь помочь сестрёнке найти ещё два таких плода, и мы сделаем ей серёжки, а ты съешь свой жёлудь, хорошо? - предложила Курочка, она с любопытством наблюдала в стороне, ей было жаль и Пяточку и Пятаканца, поэтому она решила помочь обоим.
        -Да,да,да! - затороторила Пяточка,- где ты его нашёл?
        -Так я вам и сказал, нашли простофилю. - заворчал Пятаканец - Сначала драться, а потом ищи им жёлуди.
        -Ладно малыш, помоги сестрёнке, ведь интересно кто из вас больше соберет. Кто сколько соберёт, того я столько раз поцелую, - предложила Мама Хрюша.
        - И мы объявим победителя по собиранию жёлудей на весь двор! - весело вскрикнула Курочка.
        -Всё равно я больше соберу… Вот так! - запыхтел Пятаканец,- Ну что стоите, пошлите! - он громко и бодро позвал собирать жёлуди Пяточку и Курочку.
        Но не тут-то было, за этим спором наблюдал уже весь двор. Всем было интересно, чем всё это закончится. Особенно было интересно кошке Мусе. Она очень любила Курочку и всегда пыталась быть с ней рядом, с самого рождения. Ну это отдельная история, о ней позже.
        - А где мы будем их собирать? - спросила Пяточка.
        - В тёмном-тёмном лесу…, тёмной-тёмной ночью…, ,уууууу….- начал пугать Пятаканец.
        -Пяточка не бойся. Это он специально нас запугивает, чтобы нам было страшно и мы отказались с ним соревноваться. Пятаканец не дождёшься, мы ничего не боимся! - и Курочка гордо подняв голову взялась крылышком за хвостик Пятаканца и пошла дальше.
        Они шли сквозь ряды любопытных глаз. Тут был весь двор, и курочки, и гуси, и все взрослые свиньи и их маленькие хрю-хрюнистые детки, и козы, и даже Мудрая Лошадь повернула голову в их сторону.
        - Одним словом - Дети, - Мудрая Лошадь улыбнулась.
        -А действительно куда мы идём, разве можно выходить за двор?- оживилась Курочка.
        - Да нет. Это в дальнем конце двора. За сараем. Там прямо через забор, висят какие-то ветки и с них падают эти- как их там…- забубнил Пятаканец.
        -Жёлуди, - сказала кошка Муся, она решила и здесь быть рядом с Курочкой - Они растут на большом дереве и называется он Дуб. Он такой большой, что его ветки доросли до нашего двора, поэтому жёлуди попадают к нам.
        Они прошли через весь двор, обошли сарай.
        -Вот они! Хрю, их тут так много, хрю-хрю,- радостно запищала Пяточка.
        - Итак начинаем соревнование, - важно сообщила Курочка,- в присутствии двух свидетелей, т.е. меня Курочки, живущей во дворе уже, м-м-м, ну уже достаточно долго.
        -Да , первое лето , начиная с осени- продолжила Муся.
        - Хрю-хрю. А это как это?- заинтересовались маленькие хрюши.
        - Я потом вам всё объясню, - предложила Муся.
        - И кошки Муси, тоже законной жительницы двора с незапамятных времён, а точнее я не знаю сколько, - продолжила Курочка.
        - Могу подсказать, 3года.
        - А это как?- маленькие хрюши не знали пока что такое год, или зима, они появились не так давно. Им ещё многое предстояло узнать об этом мире.
        - Мы начинаем Пи-пи, впёред Пяточка и Пятоканец, покажите кто лучше, - крикнула Курочка и начала бегать и болеть за каждого из детей.
        А Пяточка и Пятаканец, встав в разные концы, начали искать жёлуди и кидать каждый в свою сторону. Они так торопились, что только и было видно, что их детские задние ножки и кудрявые хвостики. Похрюкивая и пыхтя, дети не обращали внимание, что жители двора начали подтягиваться к месту соревнования. К Курочке присоединились другие курочки и сам Петух.
        -Ку-ка-ре-ку, Пятаканец, быстрее, ты же мужчина! Ты должен быть первым всегда и во всём, как Я!!! Давай малыш!!!
        - Пяточка, мы за тебя. Молодец, вот так, вот так. Быстрее, ещё быстрее, - болела Курочка вместе со всеми остальными курочками.
        -Га-га!!! Га-Га, - кричали гуси.
        -Ме-е-е!! Ме-е-е, - блеяли козлята и козы.
        -Гав!!! Гав-гав-гав!!!!!- - лаял старый Пёс.
        Все увлеклись соревнованием детей.
        - Итак, пора заканчивать соревнование. Как только я крикну 1-2-3, все прекращают шуметь, а Пяточка и Пятаканец перестают кидать жёлуди, - Кошка Муся заметила, что дети устали.
        -1-2-3. Всё, всё дети, быстро ко мне. Курочка, начинай считать.
        Пятаканец всё ещё рвался что-нибудь кинуть в свою сторну.
        - Пятаканец, если ты кинешь ещё хотя бы один жёлудь, соревнование будет считаться не действительным. - строго сказала Курочка, что сразу подействовало, и Пятаканец побежал в сторону Пяточки, как бы забрать её и отойти в сторону, а сам тихонько подложил в её кучку немного своих жёлудей. На самом деле он был добрым хрюшей. Просто ещё маленьким. Никто этого не заметил, кроме Мудрой Лошади. Она тоже вышла посмотреть что происходит и встала в сторонке. Именно с её стороны и было видно как Пятаканец быстро вытащил жёлуди, мотнул своим пятачком, позвал Пяточку. И дети вместе побежали к кошке.
        - Начинаю считать у Пятаканца, - громко объявила Курочка.
        - 1,2,3….,- все с любопытством вторили Курочке и вслух повторяли цифры,- 10,11,12…,- Пятаканец тихонько сидел на задних лапах и улыбался. Он точно знал кто выиграет, - 15,16,17 - семнадцать жёлудей!!! - объявила Курочка.
        - Вот это да, молодец Пятаканец, - обсуждали результат болельщики.
        - Начинаю считать жёлуди, собранные Пяточкой,- Курочке очень нравилось это соревнование, - 1,2,3…..10,11,12….15… и 16…. и 17…., - Пяточка так переживала, что не могла усидеть на месте. Она то вскакивала, то снова садилась, то тихонько поглядывала на Пятаканца. И то что он улыбался, она воспринимала, как наглую уверенность его в своей победе. Пяточке очень хотелось утереть ему нос, доказать, что она может лучше и больше собрать, и что она ничем и ни в чём ему не уступит.
        - и 18… и 19…. и 20 !!!!! - радостно кричала Курочка.
        Что тут началось, все ринулись поздравлять Пяточку..
        Пятаканец отошёл в сторонку, чтобы не мешать, и с удовольствием наблюдал за сестрёнкой. Он ещё в середине соревнования заметил, что Пяточка начала медленнее бегать, и что кучка её становится меньше, чем у него. Он вспомнил, как Пяточка всегда его жалела, и когда он съедал свою порцию вкусной еды быстрее, она всегда с ним делилась, и никогда не жадничала. А ещё когда он во сне откатывался нечаянно от мамы и замерзал, Пяточка всегда приходила к нему, обнимала его, и они вместе тихонько хрюкали до утра. Он вспомнил всё это. Пятаканцу стало стыдно, что он пожадничал и не дал сестрёнке один жёлудь, тем более, что он мог прийти сюда и набрать сколько угодно. Ему стало очень стыдно, поэтому он решил - во что бы то ни встало помочь сестрёнке. Он был очень доволен своим поступком и нисколько не жалел, что никто этого не заметил.
        - Как жаль, а я надеялся что ты будешь похож на меня. Я всегда и во всём первый и никому спуску не дам,- сказал огорчённо Петух, повернулся, ещё раз крикнул Ку-ка-ре-ку как можно громче и пошёл прочь.
        -Ведь это не главное, - тихо сказал Пятаканец.
        -Да, малыш, ты поступил, как настоящий мужчина. И нашему самовлюбленному петуху до тебя очень далеко. И я очень горжусь, что живу с тобой в одном дворе. А Мама любит вас обоих одинаково, ведь вы её малыши, поэтому ни о чём не переживай и беги к Маме,- сказала Мудрая Лошадь.
        Пятаканец послушался и побежал к Маме.
        - Мама, Мама, она выиграла, мы должны сделать её сережки. Мама я наверное очень её обидел, когда дразнился, да?,- спросил Пятаканец.
        - Малыш мой, вы ещё очень маленькие. Конечно дразниться - это нехорошо, но самое важное то, что ты это понял. Иди сюда малыш, дай я тебя обниму и поцелую, ты самый замечательный сынуля на свете.
        В это время весь двор во главе с Курочкой шёл к Маме Хрюше с победительницей.
        -Мама. У меня получилось 20 жёлудей, а у Пятаканца 17, я победила!!! - гордо сказала Пяточка.
        -Да, ты молодец, но важен не результат, а то чему тебя научило это соревнование. Давай подумаем что будем делать дальше с таким количеством жёлудей, - Мама Хрюша внимательно смотрела на Пяточку. Она очень хотела чтобы её дети были умными и добрыми. Наверное этого хочет любой родитель, но важно как научить их быть такими, для мамы это самая сложная задача.
        Пяточка растерялась, весь двор смотрел на неё и главное Мама с Пятаканцем, и остальные братья и сёстры.
        Вдруг у неё появилась идея, она озорно посмотрела на Пятаканца, побжела к нему весело мотая хвостиком. Они дружно кивнули головой.
        - Мы решили, что не важно кто победил и мы хотим поделиться своими желудями со всеми, - объявила Пяточка.
        Жители двора дружно зашумели и захлопали, крыльями, одобрительно закивали головами.
        -Только можно я сделаю себе серёжки всего из двух штучек, - попросила она, чем вызвала дружный смех.
        Мама Хрюша обняла обоих и поцеловала одинаковое количество раз обоих, накормила и уложила спать.
        Вот так закончился этот первый день нашей сказки.
        Пришла ночь, всё затихло и погрузилось в сон. И маленький дворик вместе с его жителями тоже тихонько угомонился.
        Вдруг Пёс услышал какие-то звуки. Хрустнула ветка и снова тишина.
        -Наверное показалось, навряд ли он вернётся сюда ещё раз. А если и вернётся, я ему снова задам!!! Гав! - Пёс залез обратно в конуру, свернулся калачиком и заснул. Он видел сладкий сон о косточке, сладкой, сочной и которая никогда не кончалась. А в это время в лесу слышались быстрые удаляющиеся шаги четырех лап, и если бы Пёс высынул морду в щель в заборе, то увидел бы пушистый рыжий хвост исчезающий в кустах.
        2.
        Так тихонько пробегали день за днём. Пятаканец помог Пяточке сделать серёжки из жёлудей. Получились очень симпатичные серёжки и Пяточка носила их каждый день, так они ей нравились. Она даже забывала снимать их перед сном, поэтому Мама Хрюша,, боясь разбудить дочурку делала это сама. Да и ёще Пятаканец где-то раздобыл розовый бант и Курочка сделала что-то вроде розочки, которую привязали к маленьким волосикам на холке Пяточки. Получилась «красатулька Пяточка», так теперь её называл весь двор. Но не смотря на примирение, Пятаканец и Пяточка частенько заигрывались до маленькой ссоры. Мама Хрюша всегда находила чем успокоить и порадовать детишек.
        Лето закончилось, прошла осень, снежными бурями пронеслась зима и наконец пришла нежная весна. Снова наступали солнечные дни. Кошка Муся грелась на крылечке дома. Она вытянула свои длинные лапы и тихонько нежилась в лучах солнца. Муся была достаточно худенькой, на высоких стройных лапах и абсолютно вся чёрного цвета, с большими зелеными глазами и чёрными усами, которыми она шевелила. Иногда она незаметно приоткрывала один глаз, осматривалась, всёли в порядке вокруг, потом снова его закрывала, и со стороны казалось что она крепко спит. Но она всё слышала и ничего не упускала из вида. У неё были очень интересные уши, который крутились в разные стороны и ни один звук не пролетал мимо них. Муся слышала, как в дальнем углу двора кубарем катались подросшие Пяточка с Пятаканцем, как маленькие козлики бадались, вернее сказать учились бадаться, со сороны выглядело очень забавно. Рожки были ещё маленькие и поэтому получалось, что они бадаются лбами, но взрослые козы строго наблюдали за процессом обучения, так, чтобы козлята не могли причинить себе вреда. Недалеко от Муси Курочка играла с цыплятами в жмурки.
Курочка закрывала крылышком глаза:
        -1,2,3, я иду искать, все спрятались?- в ответ все цыплята молчали.
        - Открываю глаза. Что я вижу, кто это у нас спрятался за чашкой с водой? Выходи, я тебя нашла!- обиженный, что его так быстро нашли, цыплёнок вылез и огорчённо встал возле колодца, туда, где начиналась игра.
        - А это кто у нас спрятался за сеном,- искала дальше Курочка.
        - Пи-gb-gb, - с писком, размахивая маленьким крылышками, повыскакивали ещё сразу пять цыплят.
        Курочка быстро нашла всех остальных и в следующий раз уже сама пряталась. Только она не очень хотела играть, она давно приметила щель в заборе и пока Муся дремала на крыльце, Курочка решила выглянуть и посмотреть что же там такое. Цыплята разбежались в разные стороны. Курочка быстро посмотрела в сторону Кошки Муси, которая в этот самый момент просто лежала, и побежала к щели. Курочка высынула голову и уже пыталась просунуть крылышки как вдруг кто-то схватил её мягкими лапами и затащил во двор.
        -Курочка, опять ты пытаешься залезть в эту щель, - сетовала Кошка Муся, - ты же слышала рассказ Тёти Курочки, неужели тебе так плохо в нашем дворике. Тебя все здесь знают, любят, всегда есть еда и вода. А там лес и опасности. Курочка я так боюсь за тебя. Лис только и ждёт, когда ты окажешься в лесу! Как я найду тебя, если он съест тебя,- пыталась напугать Муся Курочку.
        Но Курочка не хотела ничего слушать:
        - А что если он добрый и вовсе не такой как мы его себе представляем. Разве кто-то пытался с ним поговорить. А может ему грустно там одному, поэтому он и приходил к нам, поговорить с кем-нибудь.
        - Конечно, и именно поэтому он хотел утащить Тётю Курочку, что неприменно бы сделал, если бы не Пёс. Пойдём Курочка отсюда и постарайся больше туда не выглядывать, я не могу всегда за тобой следить.
        - Вот и не надо! Почему ты всегда ходишь именно за мной. Что во мне такого особенного, ходи лучше за Пяточкой. Лис может и её утащить, - вспыхнула Курочка и побежала в сторону от щели.
        - Зачем ты так? Я люблю тебя глупая Курочка, - но Курочка не слушала и все дальше убегала от Муси, - Я обещала твоей маме, что всегда буду рядом с тобой, буду оберегать тебя, - тихо продолжала Муся, но Курочка была далеко и ничего не слышала. Мусе очень хотелось рассказать Курочке, но она боялась причинить ей боль. Она считала, пусть эта боль навсегда останется только с ней в её кошачьем сердце.
        Курочка бежала от Муси, от себя и не знала куда можно спрятаться и поплакать в этом маленьком дворике, чтобы никто её не видел и не слышал. Она забежала в сарай где жили гуси и другие жители дворика, так как днём их здесь не было, поэтому она могла побыть одна. Курочка не заметила, что в глубине сарая стоит Мудрая Лошадь и внимательно наблюдает за ней. Лошадь видела, что произошло во дворе. Курочка уткнулась клювиком в сено и горько заплакала. Мудрая Лошадь понимала, что Курочке нужно побыть одной и просто выплакаться. Так они и стояли вдвоём. Когда наконец Курочка проплакала достаточно долго, Лошадь решилась поговорить с ней.
        - Что случилось деточка, если ты конечно можешь рассказать, - спросила Лошадь.
        - Ах, кто здесь? - испугалась Курочка.
        - Это я - лошадь.
        - А, это вы,- успокоилась Курочка, - да что тут рассказывать, я так хочу посмотреть, что там за двориком, но Муся всегда на страже. И как она видит куда я иду или хочу пойти?
        - Она обещала, - Лошадь решила рассказать Курочке.
        - Кому и почему? - удивилась Курочка.
        - Когда-то очень давно, а для меня совсем недавно, в нашем дворе родились котёнок и цыплёнок почти вместе. Они вместе росли и играли, вместе ели и пили, и даже вместе засыпали. Было забавно за ними наблюдать. Котёнок пил воду мелко глотая язычком, а цыплёнок запрокидывал голову, для того чтобы проглотить воду. И когда котёнок пытался передразнить цыплёнка, то всегда опрокидывался назад. Они были очень дружны. Вместе подрастали. Я несколько раз видела, как котёнок катал цыплёнка на спине, мало того, цыпленок одевал на голову какой-нибудь листок, а в крыло брал какую-нибудь веточку и так они носились по двору изображая храброго воина и его верную лошадь. Это было ещё забавно и потому, что оба они были девочками. Но их не интересовали всякие девичьи штучки, они почти всегда играли с мальчиками, и у них это получалось. Таких друзей как эти две девочки больше во дворе не было ни до ни после.
        -А что с ними случилось, и кто они, я их не знаю?- спросила Курочка, она уже забыла о своём несчастье и подошла поближе к Лошади.
        - Ты знаешь одну из них. Но слушай дальше. Они выросли, стали взрослыми, но всё так же продолжали дружить. Котёнок превратился в Кошку Мусю, а цыплёнок в твою Маму, - продолжала Лошадь.
        - Муся … и моя Мама….,- Курочка удивлённо смотрела на Лошадь.
        - Да, деточка, они были хорошими подругами. В тот день когда ты появилась, счастливее их двоих никого не было.
        Муся так радовалась, как будто это у неё родились котята, хотя у Муси никогда не было котят, и до сих пор нет. Но в тот день её переполняло счастье. Муся носилась по двору, искала сено, приносила его к подруге, пытаясь её потеплее укрыть. А ты только-только открывала глазки и начинала пищать «пи-пи-пи». Кошка Муся откапала первых червей для тебя, самых настоящих. Ты их проглотила одним махом.
        - Это было всё со мной, почему я ничего не помню?- не понимала Курочка.
        - Ты была слишком мала, чтобы всё это запомнить,- успокаивала Лошадь, - Прошло совсем немного времени, наверное, несколько дней, как ты родилась. Тогда Лис чаще захаживал к нам. И вот однажды ночью, он схватил твою Маму, она была ещё слаба, и не могла как следует сопротивляться. Лис добежал до той щели и пытался вытащить твою Маму в неё. Но тут проснулся наш Пёс, услышав странные звуки у забора. Он выскочил из конуры, подбежал к забору и только и успел, что выхватить твою Маму из пасти Лиса.
        - А где была Муся? - спросила Курочка.
        - Муся дождалась, пока вы заснули с Мамой, проверила всё ли в порядке, и впервые за последнюю неделю, решилась выйти и половить мышей. Она сильно истощала за эту неделю, боялась отойти от тебя и твоей Мамы. Муся уже возвращалась домой, когда услышала те же звуки, что и Пёс. Она добежала до забора со стороны леса, зашипела и оцарапала Лиса, он выпустил из зубов твою Маму. Потом набросилась на него, они покатились кубарем вдоль забора. В это время залаял Пёс. Лис вскочил и убежал в лес. Муся прыгнула на забор, потом во двор. Добежала до места где лежала твоя Мама. Она лежала с закрытыми глазами, из шеи текла кровь. Муся ткнулась мордочкой в подругу в надежде, что она жива, но твоя Мама лежала тихо и почти не дышала. Муся легла рядом, из больших кошачьих глаз текли слёзы, она понимала, что ничем уже не могла помочь подруге.
        - Это я виновата, это я виновата! Я не должна была оставлять тебя одну! Почему сегодня, почему именно сегодня я ушла! Как я могла тебя оставить! - тихо плакала Муся. Пёс молча стоял рядом.
        - Му-у-ся, Му-у-у-сенька, - вдруг тихо позвала твоя Мама.
        - Ты жива!!! Ты жива!!! - не помня себя от радости, сквозь слезы смотрела Муся на курочку.
        - Хорошая моя, самая верная, самая любимая подруга! Помнишь какими мы были маленькими, как озорничали и дразнили мальчишек во дворе? Помнишь как мы росли с тобой? - курочка пыталась отвлечь от грустных мыслей подругу.
        - Конечно помню!
        - Ты была лучшим другом на свете! Я любила тебя как сестру! Нам всегда было весело вместе. Помнишь?
        Муся грустно кивала головой в знак согласия.
        - Я хочу попросить тебя, сделай для меня две вещи! - попросила курочка
        - Да. Всё что в моих силах! - Муся понимала, что подруга умирает.
        - Ты перестанешь плакать, как только я уйду туда, откуда не возвращаются. И, ещё, не смогла бы ты вырастить мою дочь и научить её всему, чему научила меня.
        - Да, ми-и-у, не уходи, я прошу тебя! Как я буду жить с таким горем и такой виной перед тобой и твоим цыплёнком. - не удержалась и заплакала Муся. Муся очень редко мяукала.
        - Ты ни в чём не виновата. В этом мире каждому отведено своё время. Видно моё время пришло. Муся, мы не знаем что там и как. И никто не знает. Знаю только одно, я всегда буду рядом с вами, с теми кого люблю. Я буду…. Рядом…. Прощайте….
        Её не стало…..
        Из глаз Лошади покатились две большие слезы.
        - У меня была такая храбрая Мама.- Курочка тоже грустно плакала, только взгляд был спокойный.
        - А где была я, когда Лис утащил мою Маму, - спросила Курочка.
        -…Да…- очнулась Лошадь от грустных воспоминаний,- Потом Муся с помощью нашего Пса, у него хороший нюх, разыскала тебя. Мама успела закапать тебя в сено, которое приносила Муся. Они раскопали тебя в сене. Ты сидела и тихо пищала, почти без голоса, с испуганными глазками. Муся, так обрадовалась, когда тебя нашла. Обняла тебя, накрыла сверху своим хвостом, успокоила, и вы заснули. На следующий день весь дворик хоронил твою Маму. Муся попросила всех, чтобы никто не рассказывал тебе эту историю, хотя бы, пока ты не вырастишь. Думаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы знать правду.
        Муся вырастила тебя так, как растила бы своего котёнка, даже ещё трепетнее. Ты была беспокойным цыплёнком, всегда куда-то рвалась. Ты очень любопытная. Муся с тех пор, почти не спит, очень боится потерять тебя. После этого случая Лис приходил только однажды.
        - Это тот самый случай с тётей курочкой, - спросила Курочка.
        - Да, деточка, - ответила Мудрая Лошадь.
        Курочка хотела ещё поспрашивать Лошадь, но в это время они услышали, как Муся грустно звала Курочку во дворе.
        - Иди деточка, твоя вторая Мама зовёт тебя, - Мудрая Лошадь ласково посмотрела на Курочку.
        - Да, конечно, - и Курочка со слезами на глазах со всех своих лапок побежала в сторону Муси, - Спасибо тебе. Мудрая Лошадь!
        - Будь счастлива, деточка.
        - Муся, Муся, я здесь! Со мной всё в порядке! Я так люблю тебя! - она почти накинулась на Мусю.
        - Что случилось, - ничего не понимала Муся.
        - Ты самая замечательная Мама! Я очень-очень тебя люблю! Обещаю всегда тебя слушаться! - Курочка прятала свой клювик в мягкую шерстку Муси.
        - Я тоже очень тебя люблю, моя малышка!, - Муся всё еще не понимала, что происходит. Курочка никогда не была с ней так ласкова, - но что случилось?
        - Я всё знаю. Мудрая Лошадь рассказала мне о тебе и о Маме.
        - Не надо было, ты ведь ещё маленькая, - забеспокоилась Муся.
        - Для нас дети всегда маленькие. Мы не замечаем, что они вырастают. Наступает день, когда они сами принимают решения, сначала в какие игры им играть, потом какой бантик одеть, а потом мы не можем понять, когда они повзрослели. Но они растут каждый день, но для нас они всегда дети, - Мудрая Лошадь смотрела на них сверху. Потом повернулась и пошла в свой угол.
        Курочка загадочно посмотрела на Мусю, - Муся, я хотела сказать тебе, только завтра…- Курочка пыталась подобрать слова.
        - Что? Что-то случилось?- Муся очень встревожилась.
        - Мама Муся, можно я теперь тебя так буду называть. -спросила Курочка.
        - Мне будет очень приятно, - прослезилась Муся, она и не мечтала, что этот день когда-нибудь настанет.
        - Мама Муся, я действительно стала взрослой и в общем, я скоро стану тоже Мамой. У нас будет маленький цыплёнок! - Курочка вопросительно смотрела на Мусю, не зная чего ожидать.
        - Ты… Мама… Цыплёнок…- Муся пыталась понять услышанное, столько потрясений в один день, - Это же так хорошо! Я стану Бабушкой Мусей. Не могу поверить. Ты стала настолько взрослой Курочкой. Нам надо приготовиться, принести сена, - засуетилась Муся.
        - Мама Муся, не тревожься, всё своим чередом. Я действительно стала взрослой Курочкой, но без тебя мне не обойтись. Мама Муся, у нас ещё есть время. А сейчас, если можно, расскажи мне про Маму, как вы росли, - и Курочка тихонько повела Мусю в их уютный уголок. Уже темнело, - Расскажи, какой я была маленькой, мне очень интересно!
        Этот вечер был самым счастливым в жизни Курочки и Муси. Жители дворика тоже заметили, что с того дня Курочка и Муся были неразлучны, и что Курочка называла Мусю - Мама Муся, все были рады за них.
        3.
        Прошло немного времени, и Курочка сначала снесла яйцо, потом из него вылупился птенец. Он был необычным цыпленком и родился не как все, чуть позже всех остальных цыплят. Муся и Курочка решили назвать его Пиипи. Он очень громко и много пищал пи-и-пи. Но, несмотря на весну, в сарае было тепло. Муся принесла столько сена и пуха, что малышу скорее было жарко, чем холодно. Они вместе его растили, вместе радовались его шагам, его первым осознанным и громким Пи-Пи. Петух как-то сказал, - Наконец появится Молодой Петух не хуже меня.
        -А может лучше! - Курочка была в этом уверена.
        -Посмотрим! - обижался Петух и уходил. Он всегда ждал похвалы только в отношении себя, и не воспринимал, когда в его присутствии хвалили кого-то ещё, даже если это был его собственный цыплёнок.
        Цыплёнок удивлённо смотрел на Петуха, он плохо его знал, так как большую часть времени он проводил с Мусей и Курочкой, и не понимал, о чём они с Мамой спорят.
        -Ничего малыш, как говорят, родителей не выбирают! У тебя очень гордый и самый звонкоголосый Папа в округе, - улыбалась Курочка.
        Она сильно изменилась с появлением цыплёнка. Теперь она не очень стремилась узнать, что там за забором, если не считать одного или двух разочков. Но, вспомнив последний раз и разговор с лошадью, она встряхивала своим клювиком и гнала от себя эти мысли. Её больше интересовало, что внутри дворика, чем занят её малыш и Муся. А Муся сажала цыплёнка на спину, и они ездили, как когда-то с Мамой Курочки. Пиипи тоже брал палочку, листик и изображал воина, а Муся его лошадку, а потом радостно бежал к Курочке и рассказывал, кого они сегодня победили с Мусей.
        Однажды утром Пиипи проснулся раньше всех, даже раньше Петуха. Было тихо-тихо, если не считать стрекотание светлячков, и только за забором где-то вдалеке он услышал пение, такое красивое, что заслушался и не стал дёргать ухо Бабушки Муси, как делал это каждое утро. Пиипи даже понимал о чём эта песня. Невидимый голос пел о Лесе, « что такое Лес? - подумал Пиипи», о том, как хорошо в нём весной и летом. Как вкусно он пахнет, какая зелёная и сочная трава там растёт, и сколько зверюшек добрых и весёлых там живёт.
        -Наверное, это очень далеко. Мама никогда мне этого не рассказывала, - сказал вслух Пиипи.
        - А? Что? Кто здесь? Не трогать Пиипи и Курочку!!! Укушу, разорву!!! - Муся вскочила, прыгнула в сторону, шерсть встала дыбом .Куры и гуси на своих местах тоже начали шевелиться и сквозь сон спрашивать, «Что случилось кудах-тах-тах?». Пиипи испугался и спрятался в сено.
        - Бабушка Муся, это я Пи-и-пи! - немного заикаясь от испуга, сказал малыш.
        - Кто? Пиипи? - Муся внимательно вгляделась в сено, увидела два тёмных, как пуговки, глазика, шерсть начала тихонько укладываться на своё место.
        - Ах, это ты малыш! - успокаивалась Муся, - ты меня напугал?
        - А кого ты так боишься, Бабушка Муся? -спросил Пиипи.
        - Да так, ничего особенного…
        -А почему вы не спите? Что случилось?- проснулась Курочка.
        -Мама, Бабушка, объясняю, всем сразу!- решительно начал Пиипи, - я проснулся и услышал очень красивую песню о Лесе и о том какой он очень такой красивый и всё такое…. А что такое Лес? - поинтересовался Пиипи, чем ввёл в замешательство обеих.
        -Лес, это…- начала Муся.
        -Мама Мусенька, мне тоже интересно, очень интересно. Я тоже раньше слышала эти песни и понимала их,- присоединилась к Пиипи Курочка.
        -Кто там не спит, Ку-ка-ре-ку? Кто просыпается раньше меня? Что это такое? - вдруг строго прокричал Петух.
        -Это я Папа! Я хочу быть таким как ты, ранней пташкой. Вот тренируюсь, - не растерялся Пиипи.
        -А он не из робкого десятка. Пиипи вылитый ты, девочка моя, в детстве - прошептала Муся, Курочка согласно кивнула головой.
        -Похвально малыш. Ну что ж, пойдём. Я покажу тебе свою работу и то, за что меня все уважают и любят, - Петух расправил крылья, Взлетел со своего самого высоко места в сарае и пошёл, как всегда гордо задрав голову.
        -Бабушка Муся, только не забудь, ты обещала рассказать, что такое Лес.
        -Да малыш, обязательно, как только ты освободишься.
        Конечно Пиипи не мог залететь на забор. Он остался внизу, и наблюдал за Папой, высоко, насколько мог, подняв голову наверх. Петух был просто не отразим, он так хотел произвести впечатление на сына. Полёт Петуха на забор был просто восхитителен, грациозен, Ку-ка-ре-ку было как никогда громким и звонким на всю деревню, как он сам считал. На самом деле Пиипи тихонько спрятал клювик в своё маленькое крылышко и тихонько, так, чтобы Папа не заметил, хихикал. Бабушка Муся видела это из сарая и всячески подавала знаки малышу, чтобы он прекратил смеяться. От этого Пиипи было ещё смешнее.
        -Ах упрямый малыш! Как же он похож на тебя Курочка, - сетовала Муся.
        -Вот и молодец! Я тоже до сих пор над ним смеюсь. У Пиипи здоровое чувство юмора. Мама Муся разве тебе не смешно смотреть на нашего Петуха, - тихонько посмеиваясь, сказала Курочка.
        -У каждого свои недостатки. Я ведь тоже бегаю с Пиипи на спине, изображая его боевого коня, надо мной, наверное, тоже все смеются.
        -Нет, ведь в этой игре ты так же учишь его защищаться, не бояться вступаться за слабых, - серьёзно ответила Курочка, - и потом у тебя это как-то по другому получается. Мама Муся, ты не хвастаешься и не задираешь нос. А наш Петух и пяти минут не может прожить, чтобы не похвалить себя.
        -Но сейчас он тоже пытается научить Пиипи, как надо ку-ка-рекать взрослому петуху, каким, надеюсь, станет Пиипи когда-нибудь, - Муся поудобнее устроилась на сене.
        На самом деле и Курочка и Муся любовались своим любимцем, таким маленьким на фоне большого забора и Петуха на нём.
        Малыш рос медленно, в этом тоже была именно его особенность. Все остальные цыплята были похожи на подростков, а он как по возрасту, так и по внешнему виду казался младше. Но он пока этого не осознавал, только Курочка переживала.
        -Почему, он не такой как все?!
        -Не переживай Курочка, разве его Мама похоже на всех ?! - улыбалась Муся, Курочку успокаивали эти слова.
        Да Пиипи был особенным цыплёном, очень смелым и решительным, взял самые лучшие качества у Мамы и Папы, и туда же прибавилось воспитание Муси.
        Петух, счастливый от внимания, которым его удостоили Муся, Курочка и сынуля, ведь по утру всегда все спали, слетел с забора прямиком в чашу с водой для гусей. От неожиданности он окунулся с головой.
        -Пи-пи-пи, Мама, Бабушка Муся, а Папа упал, пи-пи-пи, - заливался Пиипи.
        -Пи-и-пи, прекрати смеяться, пи-пи-пи, не могу удержаться, - хохотала Курочка.
        -Дети перестаньте, пожалейте Папу Петуха, он же хотел, как лучше. А потом, он наверное просто не рассчитал, ведь не каждое утро на него смотрят, - жалела Петуха Муся.
        -Бр-р-р-бр, - Петух растеренно посмотрел на смеющихся Пиипи и Курочку. Перед кем-кем, но только не перед ними, так оконфузиться, подумал Петух, - И вот так надо принимать утреннюю ванну, чтобы и голова и крылья проснулись, - пытался сохранить самообладание Петух. Пиипи лежал на траве пузиком к верху и дергал лапками от смеха, он никак не мог остановиться. Петух посмотрел на Курочку, она прикрывала свой смех крылышком, Муся лапой закрыла глаза. От всей этой картины Петуху тоже стало смешно, и он тоже рассмеялся.
        День обещал быть весёлым. В этот день Муся призналась Курочке, что тоже ждёт котят. Курочка очень обрадовалась, она знала, что у Муси ещё никогда не было котят. Этот день был действительно очень хорошим.
        Пиипи долго приставал к Бабушке Мусе, пытаясь узнать, что такое Лес. Мусе, как ей этого не хотелось, но всё-таки пришлось рассказать о лесе, о его красоте, о его звуках и о том, что так красиво поёт в лесу соловей, а в поле жаворонок. Курочка тоже с любопытством слушала. Муся так же не забыла рассказать о Лисе. Муся заметила, как потемнели глаза Курочки при упоминании о нём. Успокаивало только одно. Лиса давно не видели в этих краях.
        4.
        Котята не заставили себя долго ждать. Пиипи был очень удивлён, что теперь он не один, а у него есть братья, да ещё целых два и сестрёнка. Особенно его удивляло, что они совсем на него не похожи. Котята были маленькие, пушистые и пищали совсем по-другому: «Ми-ми-ми», вместо «Пи-пи-пи». Но он не долго думал. Бабушка Муся всегда говорила: «У каждого свои недостатки!», поэтому Пиипи решил, что это недостатки маленьких, а он Пиипи уже большой, и говорит правильно «Пи-пи-пи». Мама объяснила ему, что теперь он старший и должен приглядывать за младшими. Пиипи прозвал их пушистиками. Котята мальчики были абсолютно рыжими, а девочка совсем-совсем чёрненькой. Пиипи больше всего нравилось играть с ней. Мальчишки всегда играли сами с собой, а маленькая Ми-ми, так её назвал Пиипи, всегда была одна и грелась в Мусиной шёрстке, она боялась отойти далеко от мамы. Но когда Пиипи предлагал поиграть Ми-ми осторожно выбиралась из-под маминой шерсти и шла с ним .
        Пиипи очень понравился рассказ о Лесе, и теперь всех птиц он называл «Жаворонками». И как-то, ему показалось, что жаворонок прилетел к ним во двор и сел на дерево, которое росло во дворе. Это была небольшая береза, но для малышей она казалась очень высокой. Пиипи как всегда позвал Ми-ми, чтобы показать ей птицу. Ми-ми очень не хотелось выбираться из-под маминого бока, там было так тепло и совсем нестрашно. Ми-ми очень стеснялась своей трусости, но ничего не могла с собой поделать. Её пугало всё, любой резкий и незнакомый звук, или какие-нибудь сверкающие глаза в темноте сарая, даже если это были глаза Гаа-ги, главной гусыни, храп старого Пса. В общем всё, что ходило, скрипело и светилось в любое время дня и ночи могло её страшно испугать. И не было для Ми-ми места надежнее, чем у мамы с боку под шерсткой.
        Вот и сейчас Ми-ми с неохотой вылезла, любопытство всё-таки взяло вверх.
        -Ми-ми, помнишь, я рассказывал тебе о птицах-Заворонках, - Пиипи так и не научился правильно говорить слово «жаворонки», тем более что это был вовсе и не жаворонок, а воробей. Но для Пиипи это было не важно.
        - Одна из них прилетела. Пойдём, покажу, они так красиво поют о лесе. Тебе понравится, это совсем не страшно, вылезай, - успокаивал Ми-ми Пиипи.
        - Мне вовсе не страшно, с чего ты взял, - пыталась казаться смелой и решительной Ми-ми.
        И они вместе отправились к березе. На дворе стоял май и тёплый ветерок, как будто перебирал в руках ветви березы с нежно зелеными молодыми листьями. Малыши подошли к дереву, и Пиипи пытался отыскать на нём воробья.
        -Вот он Ми-ми смотри, какой он серенький и маленький такой.
        -Он не похож на заворонка, он не поёт. Ты говорил, он расскажет о Лесе, - недоверчиво сказала Ми-ми.
        -Подожди, может он нас стесняется. Давай тихонько посидим здесь внизу, он к нам привыкнет и потом запоёт, - пытался правильно рассуждать Пиипи.
        Но воробей никак не мог понять, что этим малышам внизу надо. Он только и делал, что крутил головой туда-сюда, и просто наблюдал за детьми.
        -Наверное, он зовёт нас к себе в гости, - решил Пиипи, - но как же нам туда забраться?
        -Ты забыл, что я котёнок и у меня есть острые коготки, - похвасталась Ми-ми своими лапками.
        -Но ты же боишь…, - запнулся Пиипи, - то есть это очень высоко, пи-пи.
        -Ничего я не боюсь. Залезай ко мне на спину, держись крыльями за шею, только крепко держись. Вот увидишь, как я умею лазить по деревьям, - Ми-ми пробовала всего один раз. Вернее не она сама, а с помощью Мамы Муси. Муся учила котят, как надо запрыгивать и лазить по деревьям. Она легонько подбрасывала их, котята цеплялись за кору дерева и пытались ещё немножко покарабкаться сами. Но это было всего один раз и у Ми-ми получилось хуже всех. Ми-ми испугалась и почти сразу спрыгнула вниз. Но сейчас ей не хотелось сдаваться, и она решила обязательно доползти до этой ветки. Пиипи знал об этом случае, но ему тоже хотелось поддержать Ми-ми, тем более он был цыплёнком не из робкого десятка.
        Крепко ухватившись за Ми-ми, Пиипи крикнул »Вперёд» и они начали карабкаться по дереву.
        -Главное не смотреть вниз. Главное не смотреть вниз. Мне не страшно, - тихонько повторяла Ми-ми.
        -У тебя получится. То есть у нас получиться. Мы познакомимся с заворонком. Я так мечтал об этом, - пытался поддержать подругу Пиипи.
        Так они медленно, но верно карабкались всё выше и выше. Ми-ми пыхтела, ей было очень тяжело, но она должна была доказать Пиипи, что сможет, и они обязательно доберутся до этой ветки. Воробей всё ещё был там, он чистил пёрышки и совсем не обращал внимание на детей.
        -Смотри он нас зовёт, - решил Пиипи.
        - Се-е-йчас, осталось совсем чуть-чуть, - действительно осталось совсем немного. И вот они взобрались на ветку.
        - Ура у нас получилось. Ты смогла Ми-ми, ты героиня. Ура, пи-пи, - радостно пищал Пиипи.
        Воробей увидел малышей, чирикнул и улетел.
        -Миу, куда ты? Ты же пригласил нас в гости, - расстроилась Ми-ми.
        -Не понимаю. Пи-пи, я не понял ни одного слова. Наверное, это не заворок. Когда пел заворонок, я всё-всё понимал. Но разве бывают другие заворонки?- малыши совсем растерялись.
        -Миу, как мы теперь слезем, смотри как высоко. Я не смогу опять так же, как мы лезли наверх, - в глазах Ми-ми было недоумение, но совсем не было страха.
        -Ты не боишься! Ми-ми тебе не страшно! Ми-ми ты совсем не боишься, - Пиипи так обрадовался, что начал прыгать на ветке, не удержался и сорвался вниз.
        -Миу, - вскрикнула Ми-ми и кинулась за ним. Но Ми-ми еле успела передними лапками схватить Пиипи, а задними зацепиться за ветку, -Держись Пиипи. Только не смотри вниз, смотри на меня, всё будет в порядке.
        -Ма-ма, -Пиипи не на шутку испугался, - Пи-пи, Ма-а-ма, - Курочка и Муся были в другом конце двора, но как только они услышали голос Пиипи, тут же побежали к детям.
        -Ах, Ми-ми, Пиипи, как же вас угораздило забраться туда, - Курочка бегала внизу и не знала, чем им помочь.
        -Потом разберёмся, как их угораздило. Мими держись крепко, как я вас учила, - Муся быстро начала карабкаться по стволу дерева. Но самая большая сложность была в том, что Мими висела на самом краю ветки. Малыши были гораздо легче Муси. И как только Муся попыталась встать на ветку, ветка начала качаться, что испугало детей.
        -Всё-всё, сейчас что-нибудь придумаем другое, - Муся убрала лапы с ветки, - Это не подойдёт!
        Внизу собрались жители дворика, но как они не старались, никто не мог помочь малышам. Куры и гуси не умели летать.
        -Ну почему домашние гуси не летают, -переживала гусыня Гага. Она пыталась раскрыть крылья и взлететь, но ничего не получалось.
        Козлята пытались выстроить пирамиду на хребте Пятаканца, он стал большим хрюшей. Пяточка придерживала их, но козлята никак не могли удержаться и падали. Никто не знал чем и как помочь Пиипи и Мими.
        Ми-ми устала и лапки начали слабеть.
        -Пиипи ты выскальзываешь. Мама я не могу его удержать, - кричала Мими. И весь дворик увидел, как в медленной картинке, что Пиипи начал соскальзывать, потом вовсе вылетел из лапок Мими. Мими потянулась за ним и тоже выпустила ветку и начала падать, в полёте догнала Пиипи и снова обхватила его лапками. Оба малыша зажмурили глазки перед самым страшным падением в их жизни. Весь дворик замер. Какое то мгновение была полнейшая тишина. И вдруг Мими почувствовала, что кто-то их держит крепко-крепко. Ей очень страшно было открывать глаза.
        -Открывай, не бойся. Нас твоя мама держит, - сказал Пиипи.
        Но это было и так и не совсем так. Когда они оба начали падать, Муся поняла, что всё больше ничего нельзя предпринять. Она резким рывком прыгнула в их сторону и успела их схватить, но у неё не было времени, чтобы просчитать, куда приземлиться, да и ветка была достаточно высоко от земли. Если бы она прыгала одна, но сейчас, держа в зубах двоих малышей, они могли разбиться все вместе. В тот момент, когда Муся с большой скоростью летела в стену сарая, её успела схватить Мудрая Лошадь. И если бы не это, всё могло бы закончиться весьма печально. Мудрая Лошадь спокойно держала Мусю в зубах, боясь её поранить, зубы у лошади большие и крепкие. Но Муся не чувствовала ничего кроме благодарности.
        -А я вижу, что нас держит Мудрая Лошадь, - ответила Пиипи Мими.
        -Они вас обе держат, глупые малыши. Пиипи ты почти взрослый, как ты мог затащить на дерево Мими, - дети были ещё на верху в зубах Лошади. Курочка бегала, прыгала между копыт Лошади и никак не могла успокоиться.
        -Это я его затащила тётя Курочка, - Мими набралась смелости, но тут же закрыла лапками глазки, так как увидела, как сверкнули глаза её мамы, - Ой, Мамочка, мы ходили в гости к заворонку.
        -Или точнее сказать к тому, который выдавал себя за жаворонка, - вдруг правильно назвал птицу Пиипи.
        - Надо было так сильно испугаться самому и напугать других, только для того, чтобы правильно сказать жаворонок, - Курочка сама не понимала, что говорит, так сильно она злилась на Пиипи, - О, пи-пи, что я такое говорю. Малыш иди скорее сюда.
        Мудрая Лошадь медленно опустила всех на землю.
        -С возвращением на землю, малыши, - Мудрая Лошадь ласково смотрела на них. Муся вылизывала Мими Курочка, клювиком укладывала пёрышки Пиипи. Маленькая кошечка и Пиипи что-то очень эмоционально рассказывали своим мамам. Но мамы почти их не слушали, главное, что всё кончилось хорошо и они все живы.
        - Дети …. - с улыбкой сказала Мудрая Лошадь и как всегда пошла в свой уголок. Жители дворика тоже начали тихонько расходиться. Только Пятаканец и Пяточка долго смотрели на малышей, вспоминая себя маленькими.
        -Мы наверное тоже были такими, хрю-хрю. Пяточка ты помнишь?
        -Разве детство можно забыть! - ответила Пяточка.
        -Пойдём к Маме, поможем ей с новыми малышами. Наверное, хрю, это трудно растить малышей, да? - серьёзно спросил Пятаканец.
        -Особенно таких как ты! - засмеялась Пяточка. - Догоняй!
        И они побежали к своей большой и доброй Маме. Несмотря на то, что они подросли, в душе они оставались такими же детьми, как раньше.
        5.
        Пиипи и Мими какое-то время были достаточно послушными, но только совсем не долго. Мими стала гораздо смелее и теперь даже сама предлагала игры. Детям очень нравилось играть со старым Псом.
        Котята любили залезать к нему на уши. А уши у Пса были длинные, поэтому, когда он пытался прилечь и поспать днём, то дети залезали сверху и катались до земли, как с горки. Пёс терпеливо лежал, пока ему это не надоедало, потом вставал и уходил в конуру. Дети не долго переживали, так как всегда находилась новая игра.
        Например, однажды Мими сказала, что видела длинный шнурок, который вылезает и залезает в землю. Два рыжик котёнка Рыжик и Пушистик, Мими и Пиипи решили найти шнурок. Мими сказала, что знает, где его искать. Они подошли к березе.
        -Мы туда не полезем, - сразу решительно заявили Рыжик и Пушистик.
        -Глупые, шнурок живёт не там, - и Мими показала наверх, - а здесь в земле, только кажется надо копать. Давайте все вместе начали.
        Трое котят начали копать передними лапками. Пиипи тоже к ним присоединился. Котята не замечали, что одни копают с одной стороны, а другие с другой, при этом земля попадает в лунку первых.
        - Так не пойдёт, - остановила всех Мими, - надо всем копать одну ямку. Мы сделаем большую ямку и быстрее найдём шнурок.
        И они дружно принялись копать одну ямку. Через некоторое время они выкопали червяка.
        -Шнурочек, иди сюда. Мы тебя не обидим. Мы хотим с тобой дружить, - радовалась Мими.
        -Да это вкусная ням-няма, - пытался выхватить клювиком червяка Пиипи.
        -Какая это ням-няма, вот мыши это ням-няма, а это шнурок. Отойди, ты его напугал, - отодвинула лапой Пиипи Мими .
        Червячок на самом деле весь собрался и превратился в толстую, но короткую маленькую палочку.
        - Надо спросить у моей Мамы, - сказал Пиипи, - она точно скажет вам, что это едят, и что это очень даже вкусно.
        Они дружной толпой пошли к Курочке и Мусе.
        -Смотри, какие у нас дружные малыши, - Курочка любовалась детьми.
        -Кажется, они что-то нам несут, - Муся грелась на летнем солнышке.
        - Мама, скажи, что это ням-няма! - возмущался Пиипи.
        - Да, это червячок, только вернее сказать, испуганный червячок. Птицы действительно иногда едят червячков, но это тогда когда больше есть нечего, - объяснила Муся. Малыши с любопытством рассматривали червяка.
        - А у нас есть пшено, семечки и всякое такое, так что нам червячки не нужны. Ведь у них тоже есть свои мамы и папы, или свои детки. Так что лучше отнесите его обратно и пусть он уползает в свой домик, - добавила Курочка.
        - Значит, его надо пожалеть? - спросил Пиипи. Обе мамы закачали головой в знак согласия.
        - Его надо прятать от таких,, как ты, - резко сказала Мими, - Мама, он его напугал.
        - Малыши, вы все его напугали. Вот если бы кто-то взял и вытащил вас за двор, разве вы бы не испугались, - спросила Курочка, хотя ей самой этого очень хотелось. Она всё ещё мечтала посмотреть, что там за забором.
        -А зачем нас вытаскивать? - удивился Пушистик.
        -Вот так же сейчас думает червячок. Надо его отпустить обратно. Ему плохо без земли. Смотрите, как он сворачивается колечиком,- Муся, показала на червяка.
        - Маленький, мы не хотели. Я только хотела показать тебя всем. Мы тебя сейчас же отпустим. Ребята побежали обратно, а то он сейчас умрёт.
        И дети побежали к берёзе. Мими положила червяка в ямку, и все дружно его обратно закопали.
        -Хорошо, что мы успели его закопать, - дети дружно сели сверху ямки и громко дышали, так как ямку закапывали очень быстро.
        - Смотрите, дядя Пёс проснулся, побежали к нему, - и всей гурьбой кинулись на Пса.
        -Гав, пф-пф, Гав, ну что такое. Я же никуда не уходил, а только вздремнул немного. Ну прекратите, - ему была приятна возня ребятишек, но всё же, во всём требовался порядок, - А ну,стройсь на раз-два. Раз, два, - скомандовал Пёс.
        - В наш тихий дворик проник враг, хитрый Лис. Что мы будем делать? Отвечает рядовой Пушистик.
        -Ну я .., я…, спрячусь у Мамы, - Пушистик растерялся. Сразу по команде дети сели в один ряд и с открытыми ртами смотрели на дядю Пса.
        -Хи, хи, хи. Пи, пи,пи, - раздался смех ребятишек.
        -Разговорчики в строю! - строго крикнул Пёс. Курочка и Муся наблюдали со стороны за воспитательным процессом.
        -Это вам не шутки шутить! Враг опасен, у него длинные и острые клыки, быстрые лапы и пушистый рыжий хвост. Он приходит ночью, когда вы спите, - малыши начали прижиматься к друг дружке от страха, - Что надо делать, когда увидите или услышите врага ?! - громко спросил Пёс.
        -Надо громко и чётко крикнуть ПАЛУНДРА! - Пиипи выскочил впёред, расправил правое крылышко и изобразил саблю, - и дать врагу в глаз! Вот так!
        -Хи-хи-хи, - все вокруг смеялись над Пиипи, он очень смешно изображал храброго воина.
        -Молодец Пиипи, - тихо сказала Муся Курочке, - он точно не растеряется при встрече с Лисом.
        -Надеюсь….- грустно ответила Курочка.
        -Ну так тоже можно, рядовой Пиипи, - строго и серьёзно смотрел на Пиипи Пёс, - хотя есть более правильное решение. Кто подскажет рядовому Пиипи?
        -Можно обратиться генерал! - сделав шаг из строя, сказала Мими.
        -Да рядовая Мими, - разрешил Пёс.
        -В случае опасности, мы дети, должны громко кричать ОПАСНОСТЬ или ВРАГ, и быстро бежать в сторону мамы,- решительно начала Мими,и тихо добавила, - и так же быстро прятаться в маминой шёрстке..
        -Трусишка, хи-хи-хи, - засмеялись Рыжик и Пушистик.
        -Разговорчики, рядовые Рыжик и Пушистик, два наряда вне очереди. Будете подметать двор сегодня и завтра вечером. Всё понятно? - строго приказал Пёс.
        -Да. Да,- грустно ответили дети.
        -Рядовая Мими, вы молодец, дали абсолютно правильный ответ. Хвалю и разрешаю вам сегодня один раз прокатиться со мной по двору, - Пёс с улыбкой посмотрел на девочку.
        И Пёс повез Мими по кругу почёта вдоль всего дворика и всех его жителей. Мими махала всем лапкой и не забывала здороваться с теми, кого в этот день видела в первый раз. Жители дворика перешёптывались, показывая на них и все говорили какая Мими вежливая и какая она стала храбрая. Мими была очень горда собой, так как среди всех детей дядя Пёс выбрал именно её, «… ведь это так почётно и мама кажется гордиться мной, ура!!!».
        Но тут Мими заметила, что главная гусыня Гаа-га что-то очень раздражённо объясняла остальным гусям. Они не понимали её, разводили крыльями и тихонько повторяли, «это не возможно. Просто нереально. Мы не можем!».
        Мими стало очень интересно о чём они спорят. Как только Пёс подвёз её к ребятишкам, она спрыгнула с его спины и побежала к Пиипи. Рыжик и Пушистик уже давно играли, катаясь кубарем по траве.
        -Пии-пи…Пии-пи, побежали! Быстро! Ну быстрее же! - при этом она очень старалась не привлечь внимание братьев и мамы.
        Пиипи ничего не понимая, побежал за ней. Они украдкой пробежали мимо Курочки и Муси, затем прячась за каждым камушком или бревном подбежали к тому месту откуда было и видно и слышно о чём говорят гуси.
        -Мими, да что стреслось? - ничего не понимал Пиипи.
        -Я пока сама не знаю… Но здесь что-то происходит…- загадочно закончила Мими, - мы должны тихо сидеть и слушать.
        -Ну чего вы боитесь?! Ведь никто из вас даже не пробовал!!! - возмущалась Гаа-га.
        -Но ведь и ты не пробовала. Почему мы должны тебе верить. Никто не знает, что из этого всего выйдет, - перебивали её остальные гуси.
        -О чём они говорят? - Пиипи таинственно посмотрел на Мими.
        -Не знаю. Видишь тут что-то странное, - и Мими ещё больше вытянула свои большие кошачьи уши в направлении разговора.
        - Итак, гуси, кто хочет попробовать, сделайте шаг впёред, - решительно сказала Гаага.
        Гуси начали переглядываться и топтаться на месте.
        -Неужели этого только я хочу, - Гаа-га опустила голову.
        -Нет, твои сын и дочь пойдут с тобой до конца, Мама, - от неожиданности гуси отошли прочь от двух молодых гусят.
        -Ну если такая молодёжь не боится, то и я с вами, - впёред вышел самый старый гусь-ворчун. Гаа-га с приятным удивлением смотрела на них.
        -Что ж, четверо - это уже не один. Давайте сделаем так, сегодня каждый подумает и решит для себя надо ему это или нет. Завтра на рассвете жду тех, кто решится за эту ночь к нам присоединиться, возле сарая, с той стороны которая ближе к забору. Остальное объясню завтра. А на сегодня собрание закрыто,- и Гаа-га в хорошем расположении решительно пошла в направлении кормушки.
        6.
        На следующий день Мими проснулась ни свет ни заря. Тихонько вытащила из под теплой шерсти мамы сначала острую мордочку, затем, очень осторожно лапки и напоследок тонкий маленький хвостик. Муся так и не проснулась. Мими подбежала к Курочке и точно так же тихонько просунула лапку под перья и начала искать там Пиипи. Как только нашла, зацепила его маленьким коготком и потянула к себе. Пиипи даже не шелохнулся. Мими осторожно просунула вторую лапку, так же подцепила Пиипи ещё раз и потянула к себе сильнее. Курочка конечно не могла не заметить, что кто-то пытается достать её цыплёнка. Она приоткрыла один глаз и посмотрела вниз, увидев там Мими, решила понаблюдать за ней. Курочке было и смешно и щекотно, но она решила не мешать детям в их тайне. Мими всё так же осторожно вытягивала Пиипи. Наконец-то появились его спящие глазки и клювик. Во избежание шума Мими одной лапкой прикрыла клюв Пиипи, а второй тихонько его толкнула. Пиипи очень крепко спал, и даже глазом не моргнул. Тогда Мими стала будить его двумя лапами.
        -Пиипи, ну просыпайся же. Сколько можно тебя будить?!
        -Убери от меня сои лапы злой враг, - Пиипи не открывая глаз, начал отмахиваться крылышками, - я тебе задам трёп….,- Мими успела прикрыть клювик Пиипи, пока тот не стал разговаривать слишком громко.
        -Да ты что, это же я Мими. Просыпайся наконец…, - Мими всё еще пыталась будить его тихо. Пиипи приоткрыл один глаз.
        -А я тебя только что видел там во сне. Только там я тебя от чего-то защищал, не помню от чего, но оно было большое и страшное. Ух. - Пиипи открыл второй глаз, убедился, что это Мими, - А что такое, что случилось?
        -Не говори так громко, маму разбудишь. Ты что забыл? Вчера…Гуси…Собрание сегодня… Вспоминай, или тебе это уже не интересно, тогда я пойду одна.
        -Ни куда ты одна не пойдёшь! - твёрдо сказал Пиипи, - Разве можно тебя отпускать одну. Ты же обязательно куда-нибудь вляпаешься.
        -Что за выражение «вляпаешься», - возмутилась Мими, она вообще не любила такие слова, с некоторых пор с ней нужно было разговаривать только красивыми и правильными словами, так как она считала себя взрослой и благовоспитанной кошечкой.
        -Хорошо, хорошо… Без меня храброго и смелого рыцаря, нет даже воина, в общем без моей охраны, мало ли что может случится с тобой… И давай перестанем спорить, я тоже иду и мне очень интересно, что там такое происходит.
        Курочка делала вид, что крепко спит, но на самом деле очень внимательно их слушала. У детей появилась новая тайна и какой молодец Пиипи, что не хочет отпускать Мими одну. Она была очень довольно выбором своего сына, тем как он рассуждал и принимал решения. Пиипи взрослел.
        Дети так же тихо вышли их курятника и побежали к старому сараю. Он стоял в конце двора и там давно никто не жил, в нём хранили лопаты, вёдра и корм в мешках.
        Пиипи и Мими спрятались внутри и сквозь щели смотрели в сторону забора. Вокруг была тишина, все жители двора ещё спали. Вдруг они услышали еле различимый шорох. За стеной сарая начали появляться гуси. Ко вчерашним четверым прибавились ещё пятеро гусей. Все ждали что скажет Гаа-га.
        -Я рада приветствовать здесь всех кто пришёл. Вы доказали преданность нашему птичьему роду, вы не испугались, как некоторые в гусятнике. Добро пожаловать в круг смелых и решительных птиц, - Гаа-га торжественно открыла собрание.
        -Итак начну все сначала, для вновь прибывших, - она не знала, что вместе с гусями её очень внимательно слушают ещё два малыша.
        -Мы птицы! И никогда не должны забывать об этом! Да мы гуси, которые живут во дворе, а не в лесу, значит мы домашние птицы. Мы не умеем летать. Но разве у нас нет крыльев?! Посмотрите, какие у нас большие белые крылья, так что нам мешает полететь? Страх? Незнание как надо летать? Нет! Это лень! Ведь все мы даже и не пробовали. Так почему мы решили, что мы не сможем летать? Я говорю - мы можем и мы полетим!!! - все с восхищением смотрели на Гаагу. У всех гусей было огромное желание похлопать её, но нельзя, ведь все остальные во дворе спят.
        -Но кто нас научит?- кто-то тихо спросил.
        -Всё предусмотрено! Совсем недавно, после обеда, когда все отдыхали, я грустно смотрела на небо. Оно такое большое и голубое, по нему плывут белые пушистые облака. Я размышляла и грустила, при виде как другие птицы пролетают мимо нашего двора. Мы не знаем куда они летят и что там дальше леса и нашего забора. Разве вы никогда не хотели узнать как там, где мы никогда не были?!
        -Да, да. Га, га, га, - все заголосили в знак поддержки словам Гаа-ги.
        -Тише, всех разбудите, - остановила их гусыня, - Ну так вот, я смотрела и мечтала, что вдруг появится белая птица и покажет мне как летать, как сделать так чтобы крылья держали моё тело, как парить там наверху. Как вдруг я увидела эту большую птицу, мне показалось это чудом и от неожиданности я её позвала и побежала за ней. Вдруг птица обратила на меня внимание, опустила голову и посмотрела на меня. Потом она сделала большой круг и села у нас во дворе.
        -Как? А почему мы её не видели?- гуси не могли поверить, что пропустили такое событие.
        -Она прилетела только ко мне, поэтому вы её и не видели. Она была так прекрасна, у неё длинная белая шея и зовут её лебедь. Мы родственники, правда, дальние, но мы похожи на них чем-то. Сестра Лебедь рассказала мне о других странах, о морях, это как наш тазик с водой, только там очень большой тазик и воды так много, что она покрыла бы и весь наш дворик и лес за забором, - гуси удивлённо перешёптывались.
        -Я попросила, Сестра научи меня летать, ведь у меня есть крылья, значит я тоже смогу, как ты, увидеть всё самое удивительное и прекрасное, то о чём ты рассказываешь. Наш лес сверху очень красивый. Летом он зелёный, осенью жёлтый, зимой белый, а весной разноцветный от распускающихся цветов из под снега.
        -И что сказал лебедь, Гаа-га, - всем не терпелось узнать.
        -Лебедь сказала, что будет ждать нас в лесу. Там чуть дальше за оврагом есть озеро. Весной её семья прилетает и живёт там, на озере, а осенью они улетают на зимовку в теплые и очень красивые края. Поэтому если мы успеем за лето научиться летать, то её семья возьмёт нашу с собой в южные страны, - восхищенно продолжала Гаа-га.
        -Вот это да!!! Нам бы так, - Мими и Пиипи слушали очень внимательно.
        -Теперь я рассказала всё. Кто решился, идёмте через забор. Кто боится, возвращайтесь обратно, но с вас слово, что никому до поры до времени не расскажете, до тех пор, пока мы не научимся летать, и пока не наступит осень. Мы создадим отряд из самых смелых, и каждый день будем вставать раньше всех на несколько часов. Мы будем незаметно уходить в лес к озеру, учиться у наших сородичей и также незаметно возвращаться. Когда мы научимся, докажем, что мы птицы и умеем летать, - решительный настрой Гаа-ги передавался всем.
        -Итак кто идёт со мной дольше? Вперёд!- все как один сделали шаг вперёд. Даже Пиипи в укрытии тоже сделал шаг вперёд, и если бы Мими не успела его вовремя схватить, он мог бы упасть с мешка, и их бы непременно обнаружили.
        -Но, - продолжила Гаа-га, - есть только одно но. Старый гусь я не могу взять тебя с нами. Лебедь сказала, что если мы никогда не летали, это будет достаточно сложно. Она сможет обучать только молодых птиц. Ты не обижайся, ведь мы пока только попробуем и если у нас получится, мы сами тебя научим. Хорошо? - Гаа-га с глубоким сожалением смотрела на Старого гуся.
        Он качнул клювом, мужественно не показывая, как расстроен, - Но можно мне ходить с вами?
        -Если хочешь…- Гаа-га не могла отказать старику, - Ну вот и всё. Теперь все собрались. Я сделала так, что одна доска в заборе отодвигается, именно так мы будем уходить и возвращаться. И именно поэтому надо хранить всё в тайне, во дворе много детей. Последний замыкающий прикладывает камень к доске, закрывая выход для других жителей из двора. Всё понятно?
        -Да, - все дружно ответили согласием.
        Гаа-га пошла первой. Совсем недалеко от того места, где она всем объясняла, она отодвинула камень, затем доску в заборе и пролезла на другую сторону. Все последовали за ей. Пиипи и Мими тихонько выбрались из своего укрытия и ползком последовали за гусями. Последний гусь пролез в щель. Пиипи и Мими подождали немного и ринулись к заветной доске. Но как они не пытались доска не поддавалась. Гаа-га была умной, она приготовила два камня с обеих сторон забора, так что щель была недоступна для малышей. Расстроенные и уставшие дети вернулись во двор. Мечта была так близко и так далека, и нечего нельзя было с этим поделать. Но Пиипи и Мими не сдавались. Они ходили к забору каждый день, перепробовали массу разных вещей, но ничего не получалось, до одного заветного дня.
        7.
        Лето перешло из одного месяца в другой и на этот раз в самый последний - август. Иногда появлялись небольшие облака, они собирались вместе, и начинался дождь. Никто во дворе не замечал, что гуси по утрам исчезают и возвращаются. Оставшиеся гуси перешёптывались между собой, но держали слово, данное Гаа-ге, ничего и никому не говорить. Пиипи и Мими всё так же не бросали своих попыток пробраться за забор, но ничего не получалось. Гуси Гаа-ги стали меньше есть и больше двигаться. А так же у них появился свой режим, когда есть, когда спать, они даже бегали по двору. Гаа-га объясняла это здоровым образом жизни. Слова Гаа-ги не вызывали ни у кого подозрений. Курочка и Муся стали спокойнее относится к длительным исчезновениям детей, так как дети взрослели и должны были привыкать, постепенно чувствовать себя самостоятельными.
        В один из дождливых дней, когда все жители в основном сидят в своих теплых и насиженных местах, Пиипи с Мими решили попытаться ещё раз сдвинуть доску. Они осторожно пробрались к забору. Мими смотрела по сторонам, а Пиипи старался сдвинуть камень. И то ли потому, что был дождь, может потому, что Пиипи подрос, камень поддался и откатился немного в сторону. Радости детей не было конца, у них наконец-то получилось. Не задумываясь, они пролезли через забор и побежали в сторону леса.
        Пиипи прыгал и размахивал крылышками, Мими бежала за ним и тоже прыгала из лужи в лужу. Столько высокой травы и огромных деревьев они никогда не видели. Им было всё интересно. Они не обращали внимание на дождь, на то, что день идёт к концу, они просто бежали впёред сквозь заросли кустарников и травы. Но вдруг они увидели большого серого зайца, он стоял среди травы и грыз какой-то корешок, не замечая малышей.
        -Какие у него смешные большие уши и зубы -хихикала Мими.
        -Да мама говорила, что есть такие ушастые с двумя зубами спереди и что они едят только траву и корешки, это зайцы, - важно сказал Пиипи, -А давай мы к нему подойдём и спросим где здесь озеро.
        И дети выбежали из травы и направились к зайцу.
        -Многоуважаемый дяденька Ушастый и Зубастый Заяц, мы хотели спросить…, - начал Пиипи.
        -Да ты что? Кто так обращается?! Тебя же не называют Маленький Худой Цыплёнок…, - Мими сверкала зелёными кошачьими глазками.
        Заяц, как только услышал шорохи и не понятную речь, не стал разбираться кто это, встал на все лапы и убежал в обратном от детей направлении.
        -Почему он нас испугался, -удивился Пиипи, -может лесные жители разговаривают по-другому?
        -Конечно, ты бы его еще Пучеглазиком назвал ! У кого теперь можно узнать дорогу к озеру? А может лучше мы вернемся обратно домой?! Я замёрзла. Пиипи пойдём домой. Нас, наверное, уже потеряли, да и темнеет уже, - шерстка Мими была вся в мокрых клочьях.
        -Да, пойдём обратно, - Пиипи повернулся и пошёл вперёд.
        Они шли долго, но забора всё не было и не было. Они шли плечом к плечу, дрожа от холода и страха. Ночь незаметно опустилась тёмным покрывалом на землю, и очертание леса стали совсем другими. Деревья казались страшными большими колдунами, которые только того и хотели, что напугать их. Мими и Пиипи давно жалели о том, что не послушались своих мам, теперь, наверное, весь двор бегает и ищет их.
        В это время во дворе не было ни одного жителя, который не искал бы Пиипи и Мими. Курочка и Муся не могли найти себе места. Они пробежались по всем любимым уголкам во дворе, где играли Пиипи с Мими, но безуспешно. Их искали всю ночь.
        Дети всё шли и шли в незнакомом лесу, дождь не прекращался. Они проголодались и устали, но всё ещё пытались найти дорогу домой. Наконец, измученные дорогой, они наткнулись на чью-то нору. Мими почистила свою шёрстку, Пиипи крылышки. Дети обнялись, немного согрелись и заснули.
        Наступило утро. Солнечные лучи настойчиво пробирались сквозь листву деревьев к траве. Капельки воды стекали отовсюду, с листьев на ветви, с ветвей по стволу на землю. Там они скапливались в ручейки, и вот уже маленькими струйками бежали куда-то по пути, известному только им. Где-то далеко они собирались вместе и большими ручьями спускались к озеру. С утра на озере полный покой и тишина. Слышны только всплески воды и редкое квакание лягушек.
        Постепенно просыпаются жители озера, насекомые, птицы, рыбы и начинается новый день. Высокая трава медленно колышется и тихо поёт в такт утренней песни. Редкие крики птиц нарушают эту тишину. И только еле заметные шаги Лиса можно было различить в утреннем затишье.
        Лис шёл медленно и очень осторожно. Он постоянно оборачивался назад, боясь, что кто-нибудь отнимет добычу, которую он нёс в зубах. Но никто и не пытался его преследовать. Лис был стар и очень подозрителен. Он украдкой поднялся вверх по оврагу, спрятался в высокой траве и тихо присел. Вдруг с ветки дерева слетела птица с большими глазами и крыльями, низко пронеслась над головой Лиса и улетела в лес. Это была сова, которая после ночной охоты на мышей торопилась вернуться в своё дупло и поскорее лечь спать. Лис прижался к земле, накрывая собой свою добычу. Как только сова скрылась из вида, Лис схватил свою добычу и быстрыми перебежками от дерева к дереву тоже устремился в лес. Там, найдя более укромное местечко, Лис отдышался, перекусил и побежал в свою нору. Но на пороге он почуял чей-то незнакомый запах. Лис настороженно просунул свой длинный нос в нору и увидел малышей которые крепко спали, обняв друг друга…
        8.
        Во дворе всю ночь не смыкали глаз. Такого никогда не было, чтобы пропали двое детей и неизвестно как. Были страшные предположения, что вернулся Лис…
        Но Курочка и Муся и думать об этом не хотели. Курочка знала, что Пиипи обязательно позвал бы её на помощь, и она непременно его услышала. Да Мими так хорошо училась у Пса, она была лучшей его ученицей. Нет, эти дети знали, что надо делать в такой ситуации.
        К полудню измождённые беготней, проголодавшиеся и уставшие жители дворика собрались возле сарая в тени, обсуждая, что делать дальше.
        -Не понимаю, куда и как они могли исчезнуть? - Курочка просто теряла голову от страха за обоих малышей.
        -Дорогие мои сородичи, жители нашего дворика, спасибо вам всем за беспокойство и помощь. Но, несмотря на все наши усилия, во дворе их нет. Если кто-то, что-то знает самое время сказать нам, -Муся говорила из последних сил.
        В группе гусей прошёл ропот. Гаа-га выступила впёред.
        -Мне нужно признаться всем вам, - наступила полная тишина, кроме лёгкого ветра никто не издал ни одного звука, - Я хотела сказать это недели через две, но в такой ситуации…
        -Говори, говори же быстрее. Что тебе известно Гаа-га, -Курочка не могла устоять на месте и подбежала к Гаа-ге.
        -Месяц назад группа моих гусей во главе со мной начала учиться летать, - громко продолжала Гаа-га.
        -При чём здесь наши дети, - Муся не скрывала своего удивления.
        -Мы птицы, хоть и домашние…
        -Гаа-га ближе к теме о малышах, хрю-хрю, - поторопил Пятаканец, он стал совсем взрослым хрюшей и скоро тоже должен был стать отцом.
        -Я и так говорю быстро, не торопите меня, - Гаа-га обиженно нахмурилась.
        В рядах слушающих снова все затихли.
        -Нас обучала наша дальняя родственница - Лебедь,- всё так же медленно и громко продолжала Гаа-га.
        -Как? Почему мы этого не видели, - все на секунду забыли о малышах.
        -Вы немогли этого видеть, так как обучение проходило не здесь…
        -А где же?- Курочка напряглась, - Не хочешь ли ты сказать….
        -Мы уходили в лес к озеру, - Гаа-га прямо и уверенно смотрела перед собой.
        В рядах слушающих пробежала волна удивления.
        -Но как вы выходили со двора? Да так незаметно, что никто из нас не видел этого?- Муся пыталась разобраться в услышанном.
        -Для этого мы вставали каждое утро на протяжении целого месяца раньше всех, пока вы спали, и выходили через щель в заборе, - Гаа-га услышала как все вокруг начали обсуждать и выражали своё недовольство, нарушениям правил дворика, - но мы каждый день закрывали эту щель камнем, чтобы никто из детей не мог выбраться в лес.
        -Ох, - прошла волна облегчения.
        -Но сегодня утром…- все снова замерли, -Мы заметили… что камень внутри двора отодвинут.
        -Значит из-за тебя, из-за вас наши малыши там… в лесу… а если они заблудились, или замёрзли, или их нашел Лис…, - Курочка почти теряла сознание.
        -Надо успокоится и подумать, что делать дальше, - глаза Муси потемнели, она бы с радостью бросилась на Гаа-гу, но это не вернёт малышей. Муся понимала, что виновата сама, раз недосмотрела за детьми и не заметила, как они ушли.
        -Так, прекратите шуметь, - вмешалась Мудрая Лошадь, - надо подумать, как их искать в лесу. И решить, кто пойдёт их искать.
        -Я, я, я, - все начали предлагать помощь в поисках, и всем очень хотелось посмотреть на лес, наконец-то появилась такая возможность.
        -Нет пойдёт небольшой отряд, - продолжала Лошадь, - Пёс твоё чутьё поможет нам искать. Гаа-га вы научились летать?- Гаа-га молча качнула клювом в знак согласия.
        -Выбирай трёх самых летающих птиц, - как только Лошадь назвала гусей «птицами», Гаа-га гордо качнула головой, посмотрела на своих детей и ответила, - Есть!
        -Мудрая Лошадь не забудь нас!- Муся твёрдо смотрела наверх в глаза Лошади.
        -Но вы устали. Курочка почти в обмороке…- Лошадь качнула гривой в сторону курочки.
        -Это кто в обмороке, - Курочка вскочила, распушила свои крылья, снова начала прыгать и бегать вокруг.
        -Хорошо, хорошо, куда мы без вас, - как только Лошадь отвела глаза от Курочки, та тут же упала без чувств.
        Муся подбежала, подняла подругу и закинула к себе на спину. Лошадь не могла не заметить, что происходит. Она молча подошла к Мусе, согнула переднюю ногу, так, чтобы Муся могла вскарабкаться наверх к ней на спину. Кошка тоже совсем выбилась из сил, но не могла допустить, чтобы их с Курочкой оставили здесь во дворе ждать. Ожидание было бы самым худшим наказанием для обеих мам. Без лишних слов, со слезами на глазах Муся из последних сил напряглась и прыгнула наверх вместе с Курочкой. Всё получилось хорошо. И небольшой отряд отправился в лес, через большие ворота, которые открывали только в особых случаях, например, когда привозили свежее сено.
        Пёс бежал впереди, Лошадь с Мусей и бесчувственной Курочкой сзади, а Гуси летели сверху.
        -Что-нибудь видно Гаа-га, - Лошадь посмотрела наверх.
        -Не-е-т.
        -Пёс, ты нашел их запах? - Муся держала Курочку.
        -Нюх-нюх, дождь прибил траву к земле, еле чувствую Мими. Не переживайте! Старый Пёс своё дело знает! За мной…
        Лошадь старалась не отставать от Пса. Конечно, если бы не дождь Пёс безошибочно и быстро нашёл детей. Но вода частично смыла их следы. Ему было тяжёло, но Пёс старался не показывать этого. Они шли долго. Пёс сбился с пути детей, но зато смог найти озеро.
        Такого чуда и такой красоты они никогда не видели. Вся группа стояла на краю оврага и они на несколько минут остановились. Но тут вдруг очнулась Курочка, вскочила, вскрикнула, не удержалась на спине Лошади и упала в овраг. Муся не успела её схватить. Лошадь и Пёс попытались сделать шаг вперёд, но края оврага посыпались вниз. Муся бегала по краю, не зная, как помочь Мусе. Вдруг мимо них камнем пролетела вниз Гаа-га. Все трое, Лошадь, Пёс и Муся опустили голову в овраг, не веря своим глазам. Гаа-га успела перед самой землёй схватить Курочку и снова взлетела вверх. Гаа-га долетела до Лошади, приземлилась на её спине, поставила Курочку и сказала, - Надо быть осторожней или учись летать, ведь ты же птица!
        Курочка ничего не понимала. Она совсем растерялась, «Обязательно… Надо летать…Кажется я летала?, - она начала приходить в себя, -Муся ! Мама Мусенька, я птица, я летала!»
        -Ну, предположим не сама. Хотя, если тебя поучить, возможно, что-то и получится! - и Гаа-га снова взлетела вверх.
        - След, я кажется нашёл чей-то след, - Пёс засуетился, завилял хвостом и побежал обратно в лес. Все побежали за ним. Пёс уверенно всё глубже и глубже удалялся в чащу леса. Вдруг, он резко остановился и показал всем «Тихо».
        Совсем не далеко от них зашевелились кусты и из них появился… Лис… У него в зубах висела бесчувственная Мими.
        Муся ринулась впёред, вцепилась в шею Лиса и начала яростно кусать и царапать его. Лис, несмотря на боль, аккуратно положил Мими на траву и попытался скинуть с себя Мусю. Но к ней на помощь подоспел Пёс и Курочка. Все вместе накинулись на Лиса с трёх сторон и неизвестно что, могло произойти дальше, если бы не Лошадь. Она подошла, взяла зубами Лиса и подняла его над всеми. И как не пытались Пёс и Муся его достать, Лошадь высоко держала раненого Лиса. Но так как Лошадь держала его зубами, она ничего не могла сказать. Она подождала, когда все успокоились, и попыталась опустить Лиса на землю. Но не тут-то было, Муся и Пёс снова попытались его достать. Тогда Лошадь подняла голову ещё выше.
        -Кажется, она хочет что-то сказать. Подождите, мы всегда успеем его покусать, давайте дадим Мудрой Лошади высказаться. Я правильно тебя поняла, - Курочка смотрела на Лошадь. И так, как она не могла ответить, Лошадь закрыла глаза в знак согласия.
        Все отошли от Лошади. Мудрая Лошадь осторожно положила Лиса на землю.
        -Так нельзя! - возмутилась Лошадь, - Нельзя наказывать не разобравшись!
        -Но у него в зубах была моя Мими! Моя Мим…, что с ней..? - и Муся бросилась к своей малышке, - Она дышит, но она такая горячая. Мими, детка ты слышишь меня. Девочка моя, что он с тобой сделал. Он тебя поранил, - Муся начала обнюхивать, облизывать свою малышку, - Нет, ни одной ранки…
        -Ты не обратила внимание, когда набросилась на Лиса, как он осторожно положил твою малышку на траву, а ведь ты его кусала. И потом если бы он хотел её съесть, то съел бы до нашего прихода, ведь мы уже целый день идём, - продолжала рассуждать Мудрая Лошадь.
        - Да, но где мой малыш Пиипи, он съел его…- и Курочка снова упала в обморок.
        Все стояли в замешательстве. Лис всё ещё не приходил в себя. Муся от Мими кинулась к Курочке. Как вдруг они услышали голос Пиипи. Он шёл и что-то весело напевал, вроде этого:
        Я тут иду,
        Я тут хожу,
        Я тут брожу,
        И не жу-жу…
        -Это он…, мой Пиипи, - Курочка подняла клювик.
        Из травы действительно появился жёлтый малыш, в крылышках он держал большой цветок голубого колокольчика с чистой водой.
        -Мама, бабушка Муся, дядя Пёс, Мудрая Лошадь… Вы нашли нас, как хорошо!!! Ура, - и он бросился всех обнимать и целовать.
        -Живой, всё в порядке, он тебя не ранил, - Курочка очнулась и радостно обнимала своего сынулю.
        -Да всё со мной впорядке. Вот только Мими заболела, если бы дядя Лис не нашёл нас…, - тут он увидел раненного Лиса и бросился к нему, - Дядя Лис, что с вами, Мама, что вы ему сделали.
        Взрослые растерянно смотрели на Пиипи и Лиса.
        -Малыш, может ты расскажешь нам, что случилось, - Мудрая Лошадь прервала тишину.
        Пиипи взял колокольчик с водой поднёс его к Лису и попытался его напоить. Но Лис смог сделать только глоток, потом он застонал и снова упал на землю.
        -Он живой? - Пиипи так переживал за Лиса.
        -Кажется да, - Пёс подошёл, понюхал, поморщился и отошёл прочь от Лиса.
        -Однажды мы с Мими услышали как Гаа-га что-то говорила остальным гусям, -начал Пиипи.
        Гаа-га и двое её гусей как раз нашли всю компанию и спустились на спину Лошади.
        -Это начало мы уже знаем, продолжи с момента, когда вы попали в лес, - поторопила Курочка.
        -Ну, так вот. Сначала нам было всё интересно, мы бегали, прыгали, в общем, резвились под дождём. Потом когда решили, что пора возвращаться, уже темнело и мы заблудились. Замёрзли, проголодались, и нам было очень страшно. Мы наткнулись на нору дяди Лиса, но мы тогда об этом не знали, его не было дома. Мы забрались в нору, немного согрелись и заснули, - продолжал Пиипи.
        -И что дальше, - поторопила Муся.
        -Утром, когда я открыл глаза, то увидел, что вокруг нас рыжий мех. А я то думал, почему вдруг стало так тепло. Лис лёг вокруг нас и заснул. Как только я понял, что это дядя Лис, от испуга громко закричал. Сейчас не помню что, но точно как нас учил дядя Пёс, - Пиипи пытался быть убедительным.
        -От моего крика дядя Лис проснулся и сам испугался. Мы отпрыгнули друг от друга. Только ближе к выходу оказался не я. В голове пронеслось столько всего, я вспомнил тебя Мама, какая ты у меня красивая и добрая, и как я соскучился по тебе и бабушке Мусе. Вспомнил весь наш дворик и всех жителей. Всё это пронеслось у меня в голове за считанные минуты. А передо мной были два больших глаза и темнота. Я закрыл крыльями глаза. И вдруг он сказал, «Малыш, не бойся, я тебя не обижу. Как тебя зовут? И кто этот котёнок? Откуда вы? И что с вами случилось?»- Пиипи перевёл дыхание.
        -Я приоткрыл один глаз, убедился, что мне не угрожает опасность, и всё ему рассказал. Он был очень добр ко мне, обнял меня и даже погладил. Он тоже рассказал, что уже очень давно живёт здесь совсем один. Он вегетарианец и не может никого есть, и не ел никогда. Дядя Лис всегда с любопытством заглядывал к нам во двор, т.к. был очень одинок, и ему очень нравилась курочка. Ему не хватало друзей. Когда я спросил у него, правда ли, что он съел мою настоящую бабушку. Он грустно вздохнул и рассказал, что однажды, к нему заглянул в гости лис из другого леса, а наш дядя лис так устал быть всегда один. И он разрешил чужому лису погостить у него денёк-другой. Но чужой лис жил, жил и вовсе не собирался уходить из норы. Потом дядя Лис начал замечать, что гость часто уходит по ночам, возвращается под утро и иногда даже от него шёл куриный запах. Тогда дядя Лис заставил признаться чужака, что тот делает по ночам. А когда гость всё рассказал, дядя Лис начал его прогонять. Но чужак начал драться за нору и даже хотел прогнать нашего Лиса из его же норы. Вон посмотрите у дяди Лиса рваное ушко, это следы от той драки.
Но наш Лис победил и гость убежал. Дядя Лис не ест ни кур, ни гусей, он не хочет никого обижать.
        -А чем же он тогда питается? - удивилась Муся.
        -Травой и цветами с озера, иногда ягодами, корой и листьями. Он сделал такой вкусный салатик из каких-то ягод и листочков. Было так вкусно. И посмотрите какой он худой, - продолжил Пиипи. Все посмотрели на Лиса, он действительно был совсем плох.
        - Так он у нас ещё и вегетарианец, - улыбнулась Курочка.
        -Да, совсем. Он действительно очень добрый и … и очень … одинокий, - Пиипи с грустью посмотрел на Лиса. Когда я всё рассказал, мы обратили внимание, что Мими не просыпается. Начали её будить, и дядя Лис заметил, что с ней что-то не так. У неё была очень высокая температура. Мы делали ей примочки, но ничего не помогало. Тогда дядя Лис сказал, что на той стороне озера живёт доктор Филин, и только он сможет помочь Мими. Он взял Мими как бабушка Муся за шёрстку, и пошёл к Филину, а я должен был приготовить свежую постель и принести чистую воду. Вот я и возвращался с родника, а тут вы…
        -Так нехорошо получилось, - забеспокоилась Курочка, - И мы его так… нехорошо это!
        -Думаю надо ему помочь, -Мудрая Лошадь посмотрела на всех.
        -А может он притворяется, - не верила Муся, обнимая Мими.
        -Ты уже забыла, что он мог бы съесть ваших детей, но наоборот помог им. Что было бы, если бы они всю ночь провели на холоде и под дождём. Видишь он нёс Мими от Доктора Филина, - Гаа-га решила тоже поучаствовать в разговоре.
        -Но что же с моей девочкой…, - Муся с нежностью и болью в глазах смотрела на свою малышку.
        -Она… простыла… температура, - Лис начал приходить в себя, приподнял голову, но ему было очень больно разговаривать, - Филин дал её лекарство… всё будет хорошо… она выздоровеет, - и снова опустил голову на землю.
        -Надо скорее во дворик. Там мы сможем им помочь, - предложила Гаа-га.
        -Да скорее, скорее, Пиипи пошли, - Курочка заторопилась, а вместе с ней и все остальные.
        -Без дяди Лиса никуда не пойду! Неужели вы можете его здесь бросить одного. Ведь он не сделал ничего плохого, он помог нам. Не пойду без него, - настаивал Пиипи.
        -Малыш прав, - согласилась Муся, и убедила остальных взять его с собой.
        Лиса положили на спину Лошади, туда же забрались дети и их мамы. Гаа-га с своими детьми снова взлетела к небу. Так они шли, все вместе. Впереди Пёс, Лошадь и все остальные сверху за ним.
        Гуси прилетели первыми. Они плавно и очень грациозно приземлились во дворе. Гаа-га так высоко задирала клюв, что сын гусь дёрнул её за крылышко.
        -Мама, вспомни сестру Лебедь, разве она задирает клюв, когда разговаривает с нами.
        -Да, сын ты прав. Что это я в самом деле?!, - Гаа-га задумалась.
        Гуси сообщили всем хорошую новость и то, что к ним несут Лиса. Курочки тут же подняли переполох и начали разбегаться в разные стороны, прячась, кто куда. Гаа-га громко скомандовала всем остановить панику, и так же как утром медленно, чтобы всем было понятно, слово в слово повторила рассказ Пиипи.
        Жители дворика в очередной раз за день были удивлены, но все с пониманием отнеслись к прибытию во двор нового жильца.
        Возвращение домой был одним из самых счастливых дней в жизни Пиипи. Муся поправилась и через несколько дней играла во дворе с Пиипи, Рыжиком и Пушистиком.
        Лис стал жить во дворе. Часто по вечерам они с Псом играют в шашки. Вместе они занимаются с детьми дисциплиной и вспоминают молодость. Малыши нашли дополнительную забаву, теперь они катаются с ушей Пса и с хвоста Лиса. Лис счастлив, они много разговаривают с Пиипи. Цыплёнок превратился в молодого и храброго Петуха, голос которого всё чаще и чаще звучит по утрам.
        Для того, чтобы дети дворика знали что такое Лес, был принят новый закон. Теперь обязательно организовывались прогулки к озеру, но в присутствии старших. В начале колонны всегда шёл Пёс, потом дети, а в конце дядя Лис. И ещё несколько мам, для дополнительного присмотра, чтобы дети не разбегались.
        Гуси с наступлением осени стали готовиться в дальнюю дорогу. И вот наступил день, когда весь двор вышел провожать их в дальнюю дорогу. Конечно, не все научились летать. Но кто побоялся в этом году, решили, что в следующем обязательно научатся. Гаа-га пообещала после возвращения, научить всех желающих. Пятаканец сказал, что он тоже попробует. Главная гусыня не стала его расстраивать, что он не «птица». Она посмотрела на своего сына, молодого гуся, который стоял во главе всех летающих гусей, и готовился к отлёту, а так же помогал другим готовиться. Гаа-га улыбнулась, главное верить в успех и всё обязательно получиться.
        Наступил момент расставания. За гусями прилетели белые лебеди. Гуси по команде раскрыли крылья и по двое с разбегу взлетали высь. Все остальные жители дворика восторженно смотрели им вслед. Когда взлетела последняя пара, жители запрыгали и закричали «Ура!». Гуси сделали круг над двориком и улетели. Но они обязательно вернуться после зимы, они обещали и расскажут обо всём, что видели там.
        -Интересно, там наверное столько всего интересного…, - подумал Пиипи. Мудрая Лошадь перехватила его взгляд.
        -Знаешь, всегда хочется узнать, что там… там где ты не был. Но поверь мне, лучше нашего дворика нет ни одного места на земле, потому что здесь наш дом. Поверь это место самое важное в твоей жизни! Ты нужен здесь…
        НАГИМОВА АЛЯ
        СКАЗКА О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ ТОРОПИЛСЯ ЖИТЬ
        Около костра собрались только юноши, которые в скором времени должны были пройти инициацию, и старейшина племени. Всего было семь человек. Костер пылал так, что колени и лицо - первые, кто встречался с теплом костра - казалось, пылали сами. Старейшина окинул взглядом всех молодых, достал трубку, раскурил ее. Затем передал юноше, который сидел справа от себя. Юноше неуверенно взял трубку, впервые приложил к губам, втянул в себя жгучий аромат, потом медленно выдохнул и передал трубку следующему юноше. Для всех молодых парней это была большая честь - сидеть со старейшиной у костра и курить его трубку.
        Когда трубка обошла круг и вернулась к старейшине, тот снова обвел взглядом всех, кто собрался у костра. Потом затянулся, медленно выпустил клуб дыма. Потом снова передал трубку юноше справа, и заговорил:
        - Однажды в племени, которое обитало в этих землях до нас, жил юноша. Примерно вашего возраста, он тоже не прошел инициацию, у него еще не было Покровителя. Он очень хотел, чтоб его Покровителем был сильный и ловкий зверь. Юноше казалось, что если он первым пройдете инициацию, то именно такой зверь достанется ему. Первым достается все! А если он окажется последним, кого отправят в лес? Что тогда? Его Покровителем может быть даже Слепой Крот.
        Кто-то из юношей на той стороне костра хихикнул, а старейшина, не обратив на это, продолжил:
        - Юноша не хотел такого покровителя. «Ведь тогда вся жизнь будет определена этим Покровителем. Вдруг Покровитель полностью определит судьбу. И тогда жизнь будет однообразна: поиск пропитания и воспитание детей - никаких подвигов, никаких ярких красок. Или вдруг Покровителем станет Лесной Заяц, а юноше останется удел убегать от более сильных врагов. Нет, решил юноша, я пойду первым, чтобы мне достался самый сильный и самый ловкий зверь-покровитель. Он покажет мне путь! В моей жизни будет самая лучшая скво, от нее родятся самые красивые дочери и самые сильные, здоровые сыновья. Я буду приносить много дичи в племя, я приручу самого зоркого Сокола и самого выносливого мустанга. Меня будут уважать и в старости сделают старейшиной племени. Все будут обо мне говорить», - думал юноша. Строя такие планы, он взял воды, веревку, теплое одеяло и пошел в лес. Юноша выбрал самое могучее дерево, ободрал коры и лыка с ближайших деревьев. Потом срубил несколько небольших деревцев, связал их стволы лыком. Такой настил поднял с помощью веревки. Забрался юноша на настил на дереве, укрылся одеялом и стал ждать
Покровителя.
        К тому времени трубка, сделав круг, снова вернулась к старейшине. Он набил в нее новую порцию табака, закурил и стал смотреть на огонь, тихо ухмыляясь. Юноша внимательно следили за старейшиной. Когда прошло несколько минут, а старейшина не произнес ни слова, один юноша не выдержал:
        - И что дальше? Кого он встретил?
        Старейшина посмотрел на этого нетерпеливого, потом окинул взором лица всех юнош. На их лицах также отражалось нетерпение. И он продолжил:
        - Ближе к полудню следующего дня юноша заметил что-то бело-серое, оно медленно приближалось к нему. Когда оставалось между ними около тридцати шагов, он увидел горного льва. «Вот это удача!»,- подумал юноша,- «Это очень хороший Покровитель! Когда я проснусь, приду в селение, то все позавидуют такому моему покровителю». Тем временем Лев учуял человека, быстро забрался на дерево, где сидел юноша. Зеленые глаза Льва смотрели точно в глаза юноши. «Странный человек!», - подумал Горный Лев, - «У него было время, чтобы жить. Ведь он мог придти позже. Да, мы все равно бы встретились. Но гораздо позже…»
        В глазах юношей старейшина прошел удивление, не понимание, но продолжил:
        - Через несколько дней этого юношу нашли мертвого на дереве, он был разодран, в его руках был небольшой клочок шерсти Горного Льва, а под деревом валялся его топорик. Он видимо так торопился, что забыл его под деревом среди остатков бревен и лыка. Вот так его зверь, который мог бы стать его Покровителем стал его смертью и ускорил всю его жизнь, а люди до сих пор говорят об этом юноше.
        СКАЗКА О ЧЕТЫРЕХ ГЛУХИХ
        Невдалеке от деревни пастух пас овец. Было уже за полдень, и бедный пастух очень проголодался. Правда, он, выходя из дому, велел своей жене принести себе в поле позавтракать, но жена, как будто нарочно, не приходила.
        Призадумался бедный пастух: идти домой нельзя — как оставить стадо? Того и гляди, что раскрадут; остаться на месте — еще хуже: голод замучит. Вот он посмотрел туда, сюда, видит — тальяри (деревенский сторож. — Ред.) косит траву для своей коровы. Пастух подошел к нему и сказал:
        — Одолжи, любезный друг: посмотри, чтобы мое стадо не разбрелось. Я только схожу домой позавтракать, а как позавтракаю, тотчас возвращусь и щедро награжу тебя за твою услугу.
        Кажется, пастух поступил очень благоразумно; да и действительно, он был малый умный и осторожный. Одно в нем было худо: он был глух, да так глух, что пушечный выстрел над ухом не заставил бы его оглянуться; а что всего хуже: он и говорил-то с глухим.
        Тальяри слышал ничуть не лучше пастуха, и потому не мудрено, что из пастуховой речи он не понял ни слова. Ему показалось, напротив, что пастух хочет отнять у него траву, и он закричал с сердцем:
        — Да что тебе за дело до моей травы? Не ты ее косил, а я. Не подыхать же с голоду моей корове, чтобы твое стадо было сыто? Что ни говори, а я не отдам этой травы. Убирайся прочь!
        При этих словах тальяри в гневе потряс рукою, а пастух подумал, что он обещает защищать его стадо, и, успокоенный, поспешил домой, намереваясь задать жене своей хорошую головомойку, чтоб она впредь не забывала приносить ему завтрак.
        Подходит пастух к своему дому — смотрит: жена его лежит на пороге, плачет и жалуется. Надобно вам сказать, что вчера на ночь она неосторожно покушала, да говорят еще — сырого горошку, а вы знаете, что сырой горошек во рту слаще меда, а в желудке тяжелей свинца.
        Наш добрый пастух постарался, как умел, помочь своей жене, уложил ее в постель и дал горькое лекарство, от которого ей стало лучше. Между тем он не забыл и позавтракать. За всеми этими хлопотами ушло много времени, и на душе у бедного пастуха стало неспокойно. “Что-то делается со стадом? Долго ли до беды!” — думал пастух. Он поспешил воротиться и, к великой своей радости, скоро увидел, что его стадо спокойно пасется на том же месте, где он его оставил. Однако же, как человек благоразумный, он пересчитал всех своих овец. Их было ровно столько же, сколько перед его уходом, и он с облегчением сказал самому себе: “Честный человек этот тальяри! Надо наградить его”.
        В стаде у пастуха была молодая овца; правда, хромая, но прекрасно откормленная. Пастух взвалил ее на плечи, подошел к тальяри и сказал ему:
        — Спасибо тебе, господин тальяри, что поберег мое стадо! Вот тебе целая овца за твои труды.
        Тальяри, разумеется, ничего не понял из того, что сказал ему пастух, но, видя хромую овцу, вскричал с сердцем:
        — А мне что за дело, что она хромает! Откуда мне знать, кто ее изувечил? Я и не подходил к твоему стаду. Что мне за дело?
        — Правда, она хромает, — продолжал пастух, не слыша тальяри, — но все-таки это славная овца — и молода и жирна. Возьми ее, зажарь и скушай за мое здоровье с твоими приятелями.
        — Отойдешь ли ты от меня наконец! — закричал тальяри вне себя от гнева. — Я тебе еще раз говорю, что я не ломал ног у твоей овцы и к стаду твоему не только не подходил, а даже и не смотрел на него.
        Но так как пастух, не понимая его, все еще держал перед ним хромую овцу, расхваливая ее на все лады, то тальяри не вытерпел и замахнулся на него кулаком.
        Пастух, в свою очередь, рассердившись, приготовился к горячей обороне, и они, верно, подрались бы, если бы их не остановил какой-то человек, проезжавший мимо верхом на лошади.
        Надо вам сказать, что у индийцев существует обычай, когда они заспорят о чем-нибудь, просить первого встречного рассудить их.
        Вот пастух и тальяри и ухватились, каждый со своей стороны, за узду лошади, чтоб остановить верхового.
        — Сделайте милость, — сказал всаднику пастух, — остановитесь на минуту и рассудите: кто из нас прав и кто виноват? Я дарю вот этому человеку овцу из моего стада в благодарность за его услуги, а он в благодарность за мой подарок чуть не прибил меня.
        — Сделайте милость, —сказал тальяри, —остановитесь на минуту и рассудите: кто из нас прав и кто виноват? Этот злой пастух обвиняет меня в том, что я изувечил его овцу, когда я и не подходил к его стаду.
        К несчастью, выбранный ими судья был также глух, и даже, говорят, больше, нежели они оба вместе. Он сделал знак рукою, чтобы они замолчали, и сказал:
        — Я вам должен признаться, что эта лошадь точно не моя: я нашел ее на дороге, и так как я очень тороплюсь в город по важному делу, то, чтобы скорее поспеть, я и решился сесть на нее. Если она ваша, возьмите ее; если же нет, то отпустите меня поскорее: мне некогда здесь дольше оставаться.
        Пастух и тальяри ничего не расслышали, но каждый почему-то вообразил, что ездок решает дело не в его пользу.
        Оба они еще громче стали кричать и браниться, упрекая в несправедливости избранного ими посредника.
        В это время на дороге показался старый брамин (служитель в индийском храме. — Ред.). Все три спорщика бросились к нему и стали наперебой рассказывать свое дело. Но брамин был так же глух, как они.
        — Понимаю! Понимаю! — отвечал он им. — Она послала вас упросить меня, чтоб я воротился домой (брамин говорил про свою жену). Но это вам не удастся. Знаете ли вы, что во всем мире нет никого сварливее этой женщины? С тех пор как я на ней женился, она меня заставила наделать столько грехов, что мне не смыть их даже в священных водах реки Ганга. Лучше я буду питаться милостынею и проведу остальные дни мои в чужом краю. Я решился твердо; и все ваши уговоры не заставят меня переменить моего намерения и снова согласиться жить в одном доме с такою злою женою.
        Шум поднялся больше прежнего; все вместе кричали изо всех сил, не понимая один другого. Между тем тот, который украл лошадь, завидя издали бегущих людей, принял их за хозяев украденной лошади, проворно соскочил с нее и убежал.
        Пастух, заметив, что уже становится поздно и что стадо его совсем разбрелось, поспешил собрать своих овечек и погнал их в деревню, горько жалуясь, что нет на земле справедливости, и приписывая все огорчения нынешнего дня змее, которая переползла дорогу в то время, когда он выходил из дому, — у индийцев есть такая примета.
        Тальяри возвратился к своей накошенной траве и, найдя там жирную овцу, невинную причину спора, взвалил ее на плечи и понес к себе, думая тем наказать пастуха за все обиды.
        Брамин добрался до ближней деревни, где и остановился ночевать. Голод и усталость несколько утишили его гнев. А на другой день пришли приятели и родственники и уговорили бедного брамина воротиться домой, обещая усовестить его сварливую жену и сделать ее послушнее и смирнее.
        Знаете ли, друзья, что может прийти в голову, когда прочитаешь эту сказку? Кажется, вот что: на свете бывают люди, большие и малые, которые хотя и не глухи, а не лучше глухих: что говоришь им — не слушают; в чем уверяешь — не понимают; сойдутся вместе — заспорят, сами не зная о чем. Ссорятся они без причины, обижаются без обиды, а сами жалуются на людей, на судьбу или приписывают свое несчастье нелепым приметам — просыпанной соли, разбитому зеркалу... Так, например, один мой приятель никогда не слушал того, что учитель говорил ему в классе, и сидел на скамейке словно глухой. Что же вышло? Он вырос дурак дураком: за что ни примется, ничто ему не удается. Умные люди об нем жалеют, хитрые его обманывают, а он, видите ли, жалуется на судьбу, что будто бы несчастливым родился.
        Сделайте милость, друзья, не будьте глухи! Уши нам даны для того, чтобы слушать. Один умный человек заметил, что у нас два уха и один язык и что, стало быть, нам надобно больше слушать, нежели говорить.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА ОБ ОГНЕННОМ ДРАКОНЕ
        Исторические хроники не сохранили записей о временах, когда в Поднебесной жили драконы. Но такие времена были. Драконов было немного, даже мало, они жили в далёких пещерах. Но люди иногда видели тени их крыльев на закате. Увидеть силуэт дракона - было к счастью, поэтому человеческие селения стали подбираться всё ближе к скалистым горам, где и жили драконы... Люди не знали, что драконы не могут жить вместе с людьми, поэтому однажды крылатые улетели из этих мест... Прошло много лет. И люди забыли о том, что есть на свете драконы.
        То что о них забыли, совершенно не помешало обосноваться им в новом месте. На скалистом берегу бушующего моря было в изобилии пещер, которые могли подойти в качестве жилища. Драконы парили в закатном небе, и жили как им вздумается. Но они тоже не знали, что совсем без людей им жить нельзя. Они так и не поняли, почему их становилось всё меньше и меньше, и в конце концов вообще не осталось. Так тихо и бесславно закончится род Драконов. Их не стало -стал умирать и прекрасный мир, созданный ими для себя… мир, родившийся из драконьих грёз….
        Но мир, в отличие от драконов и людей, не хотел сдаваться и просто умереть. Он был так прекрасен в своей стихийности, что был достоин лучшей участи. Жить ради самого себя мир не мог, да и не хотел - ему нужен был кто-то, кто бы вдыхал его утренний воздух, кто бы смотрел, как закатывается солнце, кто бы испытывал восторг от брызг, летящих от волн, разбивающихся о скалы… И лучше всего, чтоб этим кто-то был Дракон. Поэтому, собрав остатки сил, (а даже у умирающего мира их немало) он осуществил свою самую заветную мечту, своё самое сильное желание - в Мире Драконьих Грёз появилось драконье яйцо с теплящейся в нём пока такой хрупкой жизнью. Он грел его лучами своего солнца, своим ветром он присыпал его сухой травой - мир стал заботливым родителем своему единственному детёнышу, когда тому наступило время явиться на свет, явиться в мир.
        Появившийся маленький Дракон был цвета огненного заходящего солнца. Он родился дома - в мире, который был создан специально для таких, как он. Но рядом не было никого, кто бы смог рассказать ему об этом. Дракон рос, на пятую луну он расправил крылья, на 10-ю луну он сделал первую неуклюжую попытку взлететь и чуть не разбился о скалы. Но его мир неусыпно смотрел за ним и направил под его крылья восходящие потоки, и Дракон полетел. Он парил и парил, и не мог остановиться, он был в восторге от всего что видели его голубые, цвета бездонного неба, глаза. Его чувства передавались миру, который креп на глазах и становился ещё краше, ещё ярче и ещё яростнее. Когда диск солнца коснулся линии горизонта, его лучи отразились в глазах Дракона и мир, сделав невероятное усилие, сделал юному Дракону ещё один подарок - он подарил ему имя, и нашептал ему всю историю Драконьего рода. Так явился на свет Огненный Дракон.
        CORDOVA
        СКАЗКА ПЕСКОВ
        Начав путь от источника в далеких горах, речка миновала разнообразнейшие виды и ландшафты сельской местности и достигла наконец песков пустыни. Она попыталась было одолеть эту преграду, подобно тому, как преодолевала все другие, но вскоре убедилась, что, по мере продвижения в глубь песков, воды в ней остается все меньше и меньше.
        Не было никакого сомнения, что путь ее лежит через пустыню; тем не менее положение казалось безвыходным. Но вдруг таинственный голос, как будто исходящий из самой пустыни, прошептал ей: "Ветер пересекает пустыню, и река может пересечь ее тем же путем".
        Река возразила, что она лишь мечется в песках и лишь впитывается ими, ветер же может летать; именно поэтому ему ничего не стоит пересечь пустыню.
        - Тебе не перебраться через пустыню привычными, испытанными способами - ты либо исчезнешь, либо превратишься в болото. Ты должна отдаться на волю ветра; он доставит тебя к месту твоего назначения.
        - Но как же это возможно?
        - Это возможно только в том случае, если ты позволишь ветру поглотить себя.
        Нет, такое предложение было неприемлемым для реки: никто и никогда не поглощал ее. И вообще, она не собиралась терять свою индивидуальность. Ведь, раз потеряв ее, как она сможет вернуть ее снова?. .
        - Ветер, - продолжал песок, - именно тем и занимается, что подхватывает воду, проносит ее над пустыней и затем дает ей упасть вновь. Падая в виде дождя, вода опять становится рекой.
        - Но как я могу проверить это?
        - Это так, и если ты не поверишь этому, ты не сможешь стать ничем иным, кроме затхлой лужи, и даже на это уйдут многие и многие годы; а ведь быть лужей, согласись, далеко не то же самое, что быть рекой.
        - Но как я смогу остаться той же самой рекой, что и сегодня?
        - Ты не сможешь остаться прежней ни в том, ни в другом случае, - отвечал шепот. - Переноситься и вновь становиться рекой - это твоя сущность. Ты принимаешь за саму себя свою теперешнюю форму существования, потому что не знаешь, какая часть в тебе является сущностной.
        Тут какой-то отклик шевельнулся в мыслях реки в ответ на эти слова.
        Смутно припомнилось ей состояние, в котором то ли она, то ли какая-то ее часть - но в действительности ли это было?.. - уже находилась в объятиях ветра. Она вспомнила также - да и вспомнила ли?.. - что эта, хоть и не очевидная вещь, вполне реальна, выполнима.
        И речка воспарила в дружелюбные объятия ветра, который легко и нежно подхватил ее и умчал далеко-далеко, за много миль, где, достигнув горной вершины, осторожно опустил ее вниз. А так как у реки, все же, были сомнения, она запомнила и запечатлела в уме подробности этого опыта более обстоятельно.
        - Да, вот теперь я познала свою истинную сущность, - так размышляла река.
        Река познавала, а пески шептали: "Мы-то знаем; ведь день за днем это происходит на наших глазах, потому что из нас, песков, и состоит весь путь - от берегов до самой до горы".
        Вот потому-то и говорят, что путь, которым потоку жизни суждено продлиться в своем странствии, осуществляя непрерывность, записан на песке.
        Эта прекрасная история входит в устную традицию многих народов и почти постоянно пребывает в обращении среди дервишей и их учеников.
        Она была использована в "Мистической розе из королевского сада" сэра Фэрфакса Картрайта, опубликованной в Англии в 1899 году.
        Настоящий вариант принадлежит Аваду Афифи, тунисцу, умершему в 1870 году.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СКАЗКА ПРО АНГЕЛА
        Говорят, что все плохие люди попадают в жаркий ад. Ещё говорят, что все хорошие люди попадают в рай. Что ж, говорят многое. Единственное, что известно точно, так это то, что самые хорошие всегда попадают на службу Свету. По крайней мере, так было в те времена, когда на земле не было ни зимы, ни осени, была только вечная весна.
        Так случилось и в этот раз. Погиб на земле очень хороший человек, а там, где следует, был назначен Странствующим Ангелом-хранителем. А кто такой ангел-хранитель? Должность ответственная, но, признаться, не слишком пыльная: сидишь себе на плече у какого-нибудь Васи или Пети и знай советы в ухо шепчи. Странствующий же Ангел-хранитель - работа посложнее. Летаешь по миру и стараешься сделать добро как можно большему количеству людей, начиная полярниками Северного полюса и заканчивая их коллегами из Антарктиды. Так вот, сами видите, нелегко это. Да и не учит никто. Делаешь, что сердце подскажет…
        Вот и наш Ангел положился на своё доброе сердце. Взмахнул крыльями, взмыл над деревьями в поисках нуждающегося в помощи. А искать долго не пришлось. Видит Ангел, бродяга стоит. Весна на улице, однако прохладно - вечер, да ещё и колючий северный ветер дует. Зябко бродяге, но помочь ему пока нечем. На любое дело ведь время требуется, а у Ангела работа, торопиться б надо. Ангелы не волшебники, но кое-что и они могут.
        Тихо подлетел наш молодой Хранитель к бродяге, стал, невидимый и неосязаемый, за его спиной, взъерошил перья и нежно обнял продрогшего человечка. Не почувствовал бродяжка ничего, но теплее ему стало. А от тепла и повеселел, улыбаться стал. А те редкие прохожие, что мимо проходили, видя улыбку бродяжки, сами заулыбались. И стало на миг всем хорошо…
        «Как всё просто!» - подумал Ангел и, воодушевлённый первой победой, поспешил дальше. И совсем не заметил, что без защиты его крыльев коварный ветер вновь обнял бродягу и противным насморком тут же поселился в его носу…
        Лететь опять не пришлось долго. Ангел нашёл трех стариков, потиравших плечи у костерка. «А крыльев ведь и на них хватит!» - подумалось Ангелу, и он снова неслышно ступил на землю позади людей. А крыльев и вправду хватило на всех троих. И эти трое так же, как и бродяга, не смогли сдержать улыбок. А когда все улыбаются, то и жить на свете при любой погоде проще. Старики даже приосанились как-то, помолодели на вид.
        Возликовал Ангел и стремглав помчался работать дальше. А старики веселились и шутили так долго, что совсем забыли про свой костёр. Улетел Ангел, снова стало прохладно, а огня нет. Совсем старики простудились, пока на ветру новый костерок зажгли.
        А наш Ангел-хранитель всё летел и летел дальше, но уже не так часто останавливаясь. Нет, он вовсе не устал, он же ангел. Ему хотелось просто сделать добро всем и сразу, но вот как… Жаль, даже краткосрочных курсов не было. Но вы же знаете, добрые люди всегда найдут способ помочь хоть как-то другим людям, а уж ангелы и подавно.
        Взмахнул он крыльями посильнее, взмыл над самыми облаками, к самому солнцу. А с этой высоты разглядел он самую-самую высокую гору в мире. Так высоко подняла она свою седую голову, что, казалось, оттуда можно разглядеть и африканские саванны, и американские прерии, и даже тех самых страдальцев-полярников на своих полюсах. Нога человека ещё не ступала на эту вершину, так высока она была. А Ангел приземлился на самую макушку с такой ловкостью, будто всё своё свободное время только скалолазанием и занимался.
        Раскинул Ангел крылья над миром, но слишком маленькими они были по сравнению с целой планетой.
        Рассердился Ангел и все силы свои направил на рост крыльев своих. И крылья стали расти. Но, скоро, вы же знаете, только сказка сказывается. Долго росли его крылья, долго сидел Ангел, даже мускулом не поведя. И совсем не обратил внимания, как отсидел свои ангельские ноги. И уж вовсе не заметил, как они стали каменными, словно у мраморного памятника, что с кепкой век на площадях стоит.
        Но крылья-то выросли! Наконец-то смог Ангел обнять всю землю! И как тепло же тогда всем стало! Хорошо, по-доброму так, да так хорошо, что понял тут Ангел, что вот оно, Счастье, которое так долго все искали! Вздохнул Ангел с превеликим облегчением, и окостенели тут в миг его необъятные крылья.
        А потом Ангел понял, почему на земле так долго не кончается ночь. Крылья!.. Ни солнца, ни тепла, ни солнечных зайчиков, ни ультрафиолета, ни загара, ни закатов, ни восходов! Даже звёзд с луною из-за крыльев теперь не видят люди! Заплакал Ангел, слёзы вытер, хотел крылья сложить, да они костяные. Хотел попытаться отойти, да ноги каменные. Ещё горче заплакал наш Ангел и принялся руками обрывать свои же собственные перья…
        А на земле случилось доселе неведанное и невиданное: снег пошёл. Это перья ангельских крыл медленно плыли вниз в струях северного ветра. Завалило всё… Ну да вы зиму и так видели.
        Ну, а как выщипал себе ангел все перья, тут же и потеплело. Так и повелось с тех пор: вырастут у Ангела перья - зима наступит, нет перьев - лето, ну, межсезонья там всякие: весна, осень.
        Хотели Ангела обратно наверх забрать, да только он не согласился и, как вы видите, до сих пор сидит на своей горе. Времена года меняются ведь. А, впрочем, наверное, и хорошо, что остался, ведь всё, что ни делается - к лучшему. Правда ведь?
        АЛЕКСАНДР ЕРЕНКО
        Сказка про арбузы
        На бахчевой грядке росли арбузы. Если вы не знаете, что это такое, то скажу: арбузами называют большие круглые плоды, которые растут не на деревьях или кустах, а на земле. Потому что никакое дерево не удержит на ветвях тяжелые зеленые в синюю полоску шары.
        Вот эти самые арбузы росли под лучами солнца, каплями дождя и порывами ветра, с каждым днем становясь все больше в размерах. Некоторые по весу и объему уже могли сравниться с пушечными ядрами (кстати, они даже гордились, если их так иногда называли прохожие или хозяева огорода).
        Нужно заметить, что арбузы оказались единственными на грядке растениями и поэтому очень важничали. Более того, их важность увеличивалась и от того, что огород охраняло пугало - такое соломенное существо на шесте, с ведром на голове и метлой в деревянной руке. Именно это пугало не давало птицам, которые так и кружились рядом, расклевать урожай бахчевых культур.
        - Нас охраняют, потому что мы круглые! - говорили одни арбузы. - Ведь только такие считаются главными на грядке! - и они начинали спорить, кто самый круглый.
        Другие не соглашались:
        - Нет, чучело нас защищает из-за того, что мы - полосатые, а кто самый полосатый, тот самый важный арбуз! - тут начинался другой спор, и вы догадываетесь, по какому поводу.
        Третьи утверждали:
        - Самым главным следует считать самого большого и тяжелого! - после чего поднимался шум по поводу размеров и веса каждого плода.
        Вот так жили арбузы. И с каждым днем они становились более пышными и спелыми. Аромат так и разносился по ближайшей местности, отчего у многих людей и животных текли слюнки. И пугалу уже было нелегко защитить их от птиц, которые не оставляли попыток сожрать весь урожай.
        Однажды над грядкой пролетел ворон. Судя по виду, это была не простая птица. Подумайте сами, разве каждый день видишь ворона в джинсах, шляпе, очках и с сигарой в клюве.
        - Оууу! - воскликнул он, кружась над арбузами и оценивая каждого. Те в страхе попрятались под широкими листьями.
        - А ну, прочь отсюда! - замахало на него пугало метлой. - Лети дальше, прохвост, а то получишь веником по крыльям!
        Ворон поднялся чуть выше, но улетать не собирался.
        - Оуу, я, конечно, извиняйт, но очен ест интересно знать, что я есть видеть здесь! - сказал он с явно иностранным акцентом. Видимо, птица была не здешняя, может, даже заморская...
        Но иностранец не интересовало пугало, оно ко всем относилось одинаково, то есть с подозрением.
        - Ничего интересно для тебя нет! - прокричало оно. - Давай, улепетывай, много тут вас хитрецов и обжор летает, на дармовщину заглядывают.
        Однако ворон не отступал:
        - Я никогда не есть видеть такой красивый полосатый шар. Я лететь много стран, видеть другой огород, но такой шар не знайт!
        Эти слова вызвали нужную реакцию. Любопытство перебороло страх, и арбузы выглянули из листьев. Они сразу поняли, что перед ними не простая птица, а очень важная.
        - Вы кто? - поинтересовались они.
        - Я есть великий путешественник! - прокричал сверху ворон. - Я много лететь и сильно устать. Мне нужна посадка!
        - Нет тебе никакой посадки! - пугало стало интенсивнее махать метлой, стараясь попасть в птицу, но та ловко увертывалась.
        - Неужели такой красивый шар не хотеть пожалеть меня? - продолжал ворон. - Я могу упасть мертвый. Я есть хотеть сильно знакомиться с шар.
        Тут арбузы заважничали. Еще бы! Ведь сам иностранец заинтересовался ими и хочет познакомиться. Как тут откажешь?
        - Эй, ты, пугало огородное! - набросились они на своего защитника. - Хватит спроваживать от нас знатных птиц! Так ты всех распугаешь, и никто за границей не узнает о нас!
        - А там нечего знать про вас! - ответило пугало, обиженное таким отношением арбузов. - Мне нужно сохранить вас целыми.
        - Оуу, я вижу, что у вас есть командир, и он есть любить вас! - кричал дальше ворон.
        Эта фраза разозлила арбузы. Они ответили:
        - У нас нет командира. Это мы ему командиры. И он будет слушаться только нас.
        Тут арбузы снова накинулись на пугало:
        - Тебе было сказано: хватит! И вообще проваливай от нас! Без тебя обойдемся!
        Пугало окончательно обиделось, перестало махать метлой и замолчало. Ободренный своим успехом, ворон спланировал на грядку и стал расхаживать между арбузами. Те с восхищением смотрели на важную персону, она казалась им очень привлекательной и интересной. Если честно, то раньше сюда никто из подобных лиц не заглядывал. Как тут не вскружиться голове? Арбузы зашушукались между собой, с почтением поглядывая на гостя.
        - Я есть очень уважаемый личность, - раскуривая сигару, сказал ворон. - Я есть дипломат, иметь нужный миссия сюда, чтобы узнать о вас и рассказать мой правительство, какой интересный шар живет здесь.
        - Да, да, мы важные арбузы, нас кушают цари и эмиры, знатные особы. Поэтому к нам относятся очень хорошо, - хвастливо заговорили арбузы. - Ведь мы - самые лучшие плоды на свете!
        - Оууу, конечно, я извиняйт, - тут ворон снял шляпу и повертел клювом. - Но есть немного не верить вам. Я есть кушать много плодов: банан, манго, ананас, малина, клубника, марципан, персик, кокос, но арбуз никогда не пробовать.
        Это задело его собеседников.
        - Как же так! Вы нас обижаете! Мы есть лучше всяких там манго и бананов!
        - Тогда я есть рассказать мой министр, что есть такой вкусный арбуз, - тут ворон поклонился, - тогда мой страна знайт и уважайт арбуз!
        - Правильно, нас нужно уважать и за границей! - закричали арбузы. - А то только одно пугало тут стоит, и из-за него про нас никто и не ведает. И, конечно, не уважает!
        Тут пугало подало голос:
        - Я защищал вас вот от таких прохвостов, как этот ворон!
        - Оуу, я есть сильно обиделся, - хитро прищурив глаза, произнес ворон. - Я есть Чрезвычайный и Полномочный Посол, я скажу моя страна, что арбуз есть плохо встречать дипломат. И тогда никто не будет уважать арбузы и лететь сюда, чтобы смотреть на вас и восхищаться.
        Безусловно, его слова возымели свое действие: арбузы в гневе накинулись на пугало:
        - Да замолчи ты, невежа, всех поклонников сейчас распугаешь. И так из-за тебя такие муки терпим, унижения, безызвестность.
        Пугало, в свою очередь, разозлилось и сказало:
        - Ах, так! Тогда я ухожу, пускай вас птицы охраняют! - и оно заковыляло с грядки.
        - Иди, иди, страшилище! - смеялись ему вслед арбузы. - Без тебя обойдемся. Теперь к нам иностранцы пожалуют.
        - Оуу, ви есть делать все правильно, я вас полностью одобряйт, - ворон продолжил свою игру. - Такой пугало не есть вам друг. Он есть вам враг...
        - Да, да, вы правы, он нам враг, - согласились арбузы. - Но что поделаешь, нам его навязали. И от него нам некуда было деться...
        - Теперь я есть вам друг, - и ворон сделал реверанс, чем привел в восторг все арбузы, они закатили глаза и даже расплакались.
        - Я хочу узнать, кто есть самий большой? Я рассказать о нем моя страна.
        Сами понимаете, что этот вопрос оживил старый спор и вызвал гвалт среди арбузов. Ибо каждый считал себя таковым.
        - Оуу, я понимайт, это трудно сразу определять... Тогда, кто есть самий полосатий? Я рассказать тоже об этом моим друзьям-дипломатам. Они знать, что ви есть самий плосатий...
        И эти слова вызвали бурный спор. Арбузы, казалось, перекричали самих себя. Морщась, ворон замахал крыльями, мол, потише, а то не услышите следующие предложения:
        - Оуу, это тоже есть трудний вопрос... Но кто есть самий круглий?
        Очередной спор удалось утихомирить не сразу. Ворон бегал между арбузами и пытался остановить поток криков и визга.
        - Уф, это тоже мне не узнать, - сказал он, тяжело дыша. - Тогда сказать мне ви: кто есть самий вкусний?
        - Я!.. Нет, я!.. Да нет, это я!.. - стали выкрикивать арбузы. Но тут ворон резко остановил их:
        - Каррр!.. Оуу, это должен сказать только эксперт. А среди вас это только я. Мне есть попробовать вас и потом только сказать, кто есть самий вкусний!
        Эта идея пришлась по душе арбузам. Правильно, ведь только посторонний будет справедлив и скажет правду. Они сказали:
        - Тогда ешь нас и определи, кто самый вкусный! И пусть об этом узнают в вашей стране.
        Ворон надел шляпу быстро подпрыгнул к ближайшему плоду, прицелился и клюнул так, что арбуз раскололся надвое. Внутри него была сочная красная мякоть, а волна аромата так вскружила голову птице, что та начала отбивать и глотать куски.
        - Оуу, это есть вкусно, это есть интересно! - при этом выговаривал он.
        Но другие арбузы не были согласны с ним:
        - Нет, подождите, господин Посол, не делайте поспешных выводов. Ведь вы еще нас не пробовали. Съешьте у нас кусочек и сравните!
        Закончив с первым, ворон перешел ко второму плоду, такому же большому, полосатому и... вкусному. Он принялся его клевать, при этом, естественно, дразня третьих:
        - Оуу, это есть очень вкусно!
        Арбузы злились и уже требовали слопать и их, причем поскорее, пока они не протухли, не испортились, не сгнили. И ворон им не отказывал. От третьего он перебрался к четвертому, а потом к пятому, шестому. На седьмом хитрая птица постучала крылом по звонкому пузу и с трудом пробурчала:
        - Оуу, я есть устать кушать. Мой живот есть полний!
        Но это не устраивало никак арбузов, они требовали продолжения дегустации. Ведь тщеславие двигало ими: каждый хотел считаться самым-самым-самым, мечтал о славе и почести в другой стране.
        Тогда ворон предложил:
        - Оуу, мне нужна помощь. Вот тут есть рядом мой коллеги-дипломати. Они могут помочь мне знать, кто самий лучший из вас.
        - Конечно, зовите их! - закричали арбузы. - Пускай и они примут участие в таком важном деле.
        Ворон сделал знак своим собратьям, которые в это время прятались среди листвы деревьев недалеко от огорода, ожидая развязки. И они всем скопом налетели на арбузы и стали их клевать.
        Вот это был пир! Никогда птицы не наедались так до отвала, как сегодня. Следует заметить, что арбузы выросли на славу: все они оказались большими, круглыми, полосатыми и, самое главное, вкусными. Удивительно и то, что они позволили себя съесть добровольно, ведь чванство и тщеславие затмили чувство опасности.
        Когда пугало, мучимое совестью, все-таки вернулось, то увидело огромное количество огрызков, разбросанных по всей грядке. Ворона-прохвоста, а также других птиц нигде не было видно, и только мухи сидели на остатках пиршества.
        - Эх, и еще дипломат, а так неаккуратно все сожрал! - покачало головой пугало. - Вот и охраняй после этого глупые арбузы.
        СКАЗКА ПРО БЫКА И КУЗНЕЦА
        (по мотивам болгарского фольклора)
        Жила-была деревня...
        Сходом
        решала главные дела.
        к примеру, в складчину, народом
        покупка сделана была:
        красавец и производитель -
        могучий бык в расцвете лет...
        Быком гордился каждый житель,
        а о коровах - речи нет!
        Но вот однажды с вечеринки,
        подвыпив, шел кузнец домой.
        Ему на узенькой тропинке
        бык повстречался...
        Боже мой!
        Тряся хвостом, как фрачной фалдой,
        был глуп и молод бык, пока...
        Кузнец хватил его кувалдой
        промеж рогов. И - нет быка...
        И снова сход собрался прытко
        у магазинного крыльца.
        Ввиду подобного убытка
        убить решили кузнеца.
        Но старый дед - мудрец и дока,
        к тому ж - известный прохиндей,
        промолвил: "Это все жестоко.
        Где справедливость у людей?
        В таком поступке проку мало.
        Нам не осилить двух потерь:
        вчера у нас быка не стало,
        не будет кузнеца теперь..."
        "Так что, простить его, злодея?" -
        народ спросил у старика.
        "Прощать нельзя. Но вот идея:
        в деревне есть два печника.
        Кузнец один, мы это знаем.
        А если печника убьем,
        и выгоду не потеряем,
        и справедливость соблюдем..."
        Живет деревня. Ветер дует.
        Кует кузнец. Течет река.
        И справедливость торжествует
        над прахом бедного быка.
        ВЛАДИМИР ЕМЕЛЬЯНОВ
        СКАЗКА ПРО ВОРОБЬЯ ВОРОБЕИЧА, ЕРША ЕРШОВИЧА И ВЕСЕЛОГО ТРУБОЧИСТА ЯШУ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Воробей Воробеич и Ерш Ершович жили в большой дружбе. Каждый день летом Воробей Воробеич прилетал к речке и кричал:
        - Эй, брат, здравствуй!.. Как поживаешь?
        - Ничего, живем помаленьку, - отвечал Ерш Ершович. - Иди ко мне в гости. У меня, брат, хорошо в глубоких местах... Вода стоит тихо, всякой водяной травки сколько хочешь. Угощу тебя лягушачьей икрой, червячками, водяными козявками...
        - Спасибо, брат! С удовольствием пошел бы я к тебе в гости, да воды боюсь. Лучше уж ты прилетай ко мне в гости на крышу... Я тебя, брат, ягодами буду угощать, - у меня целый сад, а потом раздобудем и корочку хлебца, и овса, и сахару, и живого комарика. Ты ведь любишь сахар?
        - Какой он?
        - Белый такой...
        - Как у нас гальки в реке?
        - Ну вот. А возьмешь в рот - сладко. Твою гальку не съешь. Полетим сейчас на крышу?
        - Нет, я не умею летать, да и задыхаюсь на воздухе. Вот лучше на воде поплаваем вместе. Я тебе всё покажу...
        Воробей Воробеич пробовал заходить в воду, - по колена зайдет, а дальше страшно делается. Так-то и утонуть можно! Напьется Воробей Воробеич светлой речной водицы, а в жаркие дни покупается где-нибудь на мелком месте, почистит перышки и опять к себе на крышу. Вообще жили они дружно и любили поговорить о разных делах.
        - Как это тебе не надоест в воде сидеть? - часто удивлялся Воробей Воробеич. - Мокро в воде, - еще простудишься...
        Ерш Ершович удивлялся в свою очередь:
        - Как тебе, брат, не надоест летать? Вон как жарко бывает на солнышке: как раз задохнешься. А у меня всегда прохладно. Плавай себе, сколько хочешь. Небойсь летом все ко мне в воду лезут купаться... А на крышу кто к тебе пойдет?
        - И еще как ходят, брат!.. У меня есть большой приятель - трубочист Яша. Он постоянно в гости ко мне приходит... И веселый такой трубочист, - всё песни поет. Чистит трубы, а сам напевает. Да еще присядет на самый конек отдохнуть, достанет хлебца и закусывает, а я крошки подбираю. Душа в душу живем. Я ведь тоже люблю повеселиться.
        У друзей и неприятности были почти одинаковые. Например, зима: как зяб бедный Воробей Воробеич! Ух, какие холодные дни бывали! Кажется, вся душа готова вымерзнуть. Нахохлится Воробей Воробеич, подберет под себя ноги да и сидит. Одно только спасение - забраться куда-нибудь в трубу и немного погреться. Но и тут беда.
        Раз Воробей Воробеич чуть-чуть не погиб благодаря своему лучшему другу - трубочисту. Пришел трубочист да как спустит в трубу свою чугунную гирю с помелом, - чуть-чуть голову не проломил Воробью Воробеичу. Выскочил он из трубы весь в саже, хуже трубочиста, и сейчас браниться:
        - Ты это что же, Яша, делаешь-то? Ведь этак можно и до смерти убить...
        - А я почем же знал, что ты в трубе сидишь!
        - А будь вперед осторожнее... Если бы я тебя чугунной гирей по голове стукнул, - разве это хорошо?
        Ершу Ершовичу тоже по зимам приходилось несладко. Он забирался куда-нибудь поглубже в омут и там дремал по целым дням. И темно, и холодно, и не хочется шевелиться. Изредка он подплывал к проруби, когда звал Воробей Воробеич. Подлетит к проруби воды напиться и крикнет:
        - Эй, Ерш Ершович, жив ли ты?
        - Жив... - сонным голосом откликается Ерш Ершович. - Только всё спать хочется. Вообще скверно. У нас все спят.
        - И у нас тоже не лучше, брат! Что делать, приходится терпеть... Ух, какой злой ветер бывает!.. Тут, брат, не заснешь... Я всё на одной ножке прыгаю, чтобы согреться. А люди смотрят и говорят: «Посмотрите, какой веселенький воробушек!» Ах, только бы дождаться тепла... Да ты уж опять, брат, спишь?..
        А летом опять свои неприятности. Раз ястреб версты две гнался за Воробьем Воробеичем, и тот едва успел спрятаться в речной осоке.
        - Ох, едва жив ушел! - жаловался он Ершу Ершовичу, едва переводя дух. - Вот разбойник-то!.. Чуть-чуть не сцапал, а там бы - поминай как звали.
        - Это вроде нашей щуки, - утешал Ерш Ершович. - Я тоже недавно чуть-чуть не попал ей в пасть. Как бросится за мной, точно молния! А я выплыл с другими рыбками и думал, что в воде лежит полено, а как это полено бросится за мной... Для чего только эти щуки водятся? Удивляюсь и не могу понять...
        - И я тоже... Знаешь, мне кажется, что ястреб когда-нибудь был щукой, а щука была ястребом. Одним словом, разбойники...
        II
        Да, так жили да поживали Воробей Воробеич и Ерш Ершович, зябли по зимам, радовались летом; а веселый трубочист Яша чистил свои трубы и попевал песенки. У каждого свое дело, свои радости и свои огорчения.
        Однажды летом трубочист кончил свою работу и пошел к речке смыть с себя сажу. Идет да посвистывает, а тут слышит - страшный шум. Что такое случилось? А над рекой птицы так и вьются: и утки, и гуси, и ласточки, и бекасы, и вороны, и голуби. Все шумят, орут, хохочут - ничего не разберешь.
        - Эй, вы, что случилось? - крикнул трубочист.
        - А вот и случилось... - чиликнула бойкая синичка. - Так смешно, так смешно!.. Посмотри, что наш Воробей Воробеич делает... Совсем взбесился.
        Синичка засмеялась тоненьким-тоненьким голоском, вильнула хвостиком и взвилась над рекой.
        Когда трубочист подошел к реке, Воробей Воробеич так и налетел на него. А сам страшный такой: клюв раскрыт, глаза горят, все перышки стоят дыбом.
        - Эй, Воробей Воробеич, ты это что, брат, щумишь тут? - спросил трубочист.
        - Нет, я ему покажу!.. - орал Воробей Воробеич, задыхаясь от ярости. - Он еще не знает, каков я... Я ему покажу, проклятому Ершу Ершовичу! Он будет меня поминать, разбойник...
        - Не слушай его! - крикнул трубочисту из воды Ерш Ершович. - Все-то он врет...
        - Я вру? - орал Воробей Воробеич. - А кто червяка нашел? Я вру!.. Жирный такой червяк! Я его на берегу выкопал... Сколько трудился... Ну, схватил его и тащу домой, в свое гнездо. У меня семейство, - должен я корм носить... Только вспорхнул с червяком над рекой, а проклятый Ерш Ершович, - чтоб его щука проглотила! - как крикнет: «Ястреб!» Я со страху крикнул, - червяк упал в воду, а Ерш Ершович его и проглотил... Это называется врать?! И Ястреба никакого не было.
        - Что же, я пошутил, - оправдывался Ерш Ершович. - А червяк действительно был вкусный...
        Около Ерша Ершовича собралась всякая рыба: плотва, караси, окуни, малявки - слушают и смеются. Да, ловко пошутил Ерш Ершович над старым приятелем! А еще смешнее, как Воробей Воробеич вступил в драку с ним. Так и налетает, так и налетает, а взять ничего не может.
        - Подавись ты моим червяком! - бранился Воробей Воробеич. - Я другого себе выкопаю... А обидно то, что Ерш Ершович обманул меня и надо мной же еще смеется. А я его еще к себе на крышу звал... Хорош приятель, нечего сказать. Вот и трубочист Яша то же скажет... Мы с ним тоже дружно живем и даже вместе закусываем иногда: он ест - я крошки подбираю.
        - Постойте, братцы, это самое дело нужно рассудить, - заявил трубочист. - Дайте только мне сначала умыться... Я разберу ваше дело по совести. А ты, Воробей Воробеич, пока немного успокойся...
        - Мое дело правое, - что же мне беспокоиться! - орал Воробей Воробеич. - А только я покажу Ершу Ершовичу, как со мной шутки шутить...
        Трубочист присел на бережок, положил рядом на камешек узелок со своим обедом, вымыл руки и лицо и проговорил:
        - Ну, братцы, теперь будем суд судить... Ты, Ерш Ершович, - рыба, а ты, Воробей Воробеич, - птица. Так я говорю?
        - Так! так!.. - закричали все: и птицы и рыбы.
        - Будем говорить дальше. Рыба должна жить в воде, а птица - в воздухе. Так я говорю? Ну, вот... А червяк, например, живет в земле. Хорошо. Теперь смотрите...
        Трубочист развернул свой узелок, положил на камень кусок ржаного хлеба, из которого состоял весь его обед, и проговорил:
        - Вот, смотрите: что это такое? Это - хлеб. Я его заработал, и я его съем; съем и водицей запью. Так? Значит, пообедаю и никого не обижу. Рыба и птица тоже хочет пообедать... У вас, значит, своя пища. Зачем же ссориться? Воробей Воробеич откопал червячка, значит, он его заработал, и, значит, червяк - его...
        - Позвольте, дяденька... - послышался в толпе птиц тоненький голосок.
        Птицы раздвинулись и пустили вперед Бекасика-песочника, который подошел к самому трубочисту на своих тоненьких ножках.
        - Дяденька, это неправда.
        - Что неправда?
        - Да червячка-то ведь я нашел... Вон спросите уток, - они видели. Я его нашел, а Воробей налетел и украл.
        Трубочист смутился. Выходило совсем не то.
        - Как же это так?.. - бормотал он, собираясь с мыслями. - Эй, Воробей Воробеич, ты это что же, в самом деле, обманываешь?
        - Это не я вру, а Бекас врет. Он сговорился вместе с утками...
        - Что-то не тово, брат... гм... да! Конечно, червячок - пустяки; а только вот нехорошо красть. А кто украл, тот должен врать... Так я говорю? Да...
        - Верно! Верно!.. - хором крикнули опять все. - А ты все-таки рассуди Ерша Ершовича с Воробьем Воробеичем. Кто у них прав?.. Оба шумели, оба дрались и подняли всех на ноги.
        - Кто прав? Ах вы, озорники, Ерш Ершович и Воробей Воробеич!.. Право, озорники. Я обоих вас и накажу для примера... Ну, живо миритесь, сейчас же!
        - Верно! - крикнули все хором. - Пусть помирятся...
        - А Бекасика-песочника, который трудился, добывая червячка, я накормлю крошками, - решил трубочист. - Все и будут довольны...
        - Отлично! - опять крикнули все.
        Трубочист уже протянул руку за хлебом, а его и нет. Пока трубочист рассуждал, Воробей Воробеич успел его стащить.
        - Ах, разбойник! Ах, плут! - возмутились все рыбы и все птицы.
        И все бросились в погоню за вором. Краюшка была тяжела, и Воробей Воробеич не мог далеко улететь с ней. Его догнали как раз над рекой. Бросились на вора большие и малые птицы. Произошла настоящая свалка. Все так и рвут, только крошки летят в реку; а потом и краюшка полетела тоже в реку. Тут уж схватились за нее рыбы. Началась настоящая драка между рыбами и птицами. В крошки растерзали всю краюшку, и все крошки съели. Как есть ничего не осталось от краюшки. Когда краюшка была съедена, все опомнились и всем сделалось совестно. Гнались за вором Воробьем да по пути краденую краюшку и съели.
        А веселый трубочист Яша сидит на бережку, смотрит и смеется. Уж очень смешно всё вышло... Все убежали от него, остался один только Бекасик-песочник.
        - А ты что же не летишь за всеми? - спрашивает трубочист.
        - И я полетел бы, да ростом мал, дяденька. Как раз большие птицы заклюют...
        - Ну, вот так-то лучше будет, Бекасик. Оба остались мы с тобой без обеда. Видно, мало еще поработали...
        Пришла Аленушка на бережок, стала спрашивать веселого трубочиста Яшу, что случилось, и тоже смеялась.
        - Ах, какие они все глупые, и рыбки и птички. А я бы разделила всё - и червячка и краюшку, и никто бы не ссорился. Недавно я разделила четыре яблока... Папа приносит четыре яблока и говорит: «Раздели пополам, - мне и Лизе (сестра писателя. - Ред.)». Я и разделила на три части: одно яблоко дала папе, другое - Лизе, а два взяла себе.
        Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 - 1912), русский писатель.
        Сказка про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и веселого трубочиста Яшу.
        Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.
        Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей - М.: Детская литература, 1980.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        СКАЗКА ПРО ДЕДА И ЕГО БАБУ
        (как бы я рассказал известные сказки своему сыну)
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        КОЛОБОК
        Жили-были (именно так начинаются все русские сказки) на краю деревни, название которой никто уже не помнит, потому как давно это все было, возле самого темного леса старик со своей старухой. Жили так себе. Плохо жили, скажем прямо. Детей у них не было. Как они не старались в свое время, но Бог детей им так и не дал. Вот они и коротали свой недолгий век в одиночестве, ожидая смерти один другого.
        Весна. Запасы в амбарах давно кончились, и они сидели в своей сырой избушке, мечтая о новых урожаях пшеницы и редьки, дабы вдоволь насытиться и тайком, друг от друга поедали припрятанные кусочки чего-нибудь съедобного. Однажды утром, старуха, проснувшись в великолепном настроении и одержимая хозяйственной деятельностью, решила из остатков пыли в амбаре приготовить что-нибудь похожее на еду.
        -Дед, а дед, пойди в закрома, помети по амбарам, поскреби по сусекам, принеси что там будет, я из этого спеку колобка, покушаем, время скоротаем, поживем-порадуемся.
        Кряхтя, ворча, дед нехотя слез с печи, взял метлу, совок и побрел лениво в амбар. Худо-бедно наскреб старик совок с горкой муки с пылью и мусором того из чего должен был получиться их будущий обед. Старуха растопила печь, просеяла содержимое совка, добавила воды, замесила тесто, слепила небольшой круглый шарик, назвала все это дело Колобком и поставила в печь. Испекшийся продукт старуха поставила на подоконник доходить на теплом весеннем солнышке, а сама пошла нагуливать аппетит, ковыряясь в огороде…
        Тут то и начинается история нашего героя. Теперь он не просто хлебобулочное изделие, а Колобок. Круглый, румяный красавец, немного нагловатый, но в тоже время безнадежно наивный молодой парень, жизнь которого вот-вот только начинается, здесь прямо на подоконнике. Станет ли он ждать своей участи быть съеденным стариками с гнилыми желтыми зубами? Он, искатель приключений и радостей жизни. Конечно же, нет! Не долго думая, он прыгает с окна на зеленую травку и бегом, что есть духу в лес, подальше от своих родителей.
        Не сложно описать ощущения Колобка впервые попавшего в темный незнакомый лес. А тут еще навстречу плетется Заяц. Зайцы сами по себе животные в сказках предстают как добрые, беззащитные, иногда трусливые, иногда смекалистые твари, но чаще как положительные герои. Не знаю, дорогой читатель, кому ты симпатизируешь в данном случае Колобку или Зайцу, но наш Заяц оказался животным не столько беззащитным, сколь голодным и не прочь был поживиться такой вот незатейливой булкой, как наш Колобок. Предчувствуя легкую добычу, он с ходу объявляет нашему Колобку:
        -Колобок, Колобок, я тебя съем!
        Такая неучтивая бесцеремонность могла напугать кого угодно, но не нашего парня.
        -Заяц, - говорит он, - я от бабушки ушел, от деда я ушел. Так что мне может помешать уйти от такого косого пугала, как ты?
        Сказал и айда в кусты. Заяц пока опомнился от такой наглости от Колобка и след простыл.
        Долго коротко ли шел Колобок, встречается на его пути матерый зверь, серый как земля, злой как… хотя сравнивать этого зверя по злости можно только с ним самим. Да, это был Волк. Облизнувшись и думая, что колобки это хоть и не зайчатина (от колобков у волков обычно бывает изжога), но тоже перебить аппетит можно до лучших времен, говорит ему:
        - Колобок, Колобок, я тебя съем!
        - Нет, -отвечает тот- не получиться. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, от зайца косого убежал, и от тебя убегу! - прыг и унес ноги по кустам да по оврагам от злого Волка. У того только запах хлебный в памяти и остался.
        Выбегает он на опушку леса, а там Медведь малину обхаживает, нюхает цветочки и ждет, пока поспеют ягоды. Завидев Колобка, обрадовался, заулыбался, лапы распростер и ну орать:
        - Колобок, ну брат, подходи, я тебя съем!
        - Сговорились вы все что ли? Нет уж! От деда ушел, от бабы его ушел, от косого Зайца ушел, от Волка злого ушел и от тебя косолапый убегу! И не думай даже наполнить мною свое ненасытное брюхо!
        - ….?! Да ты что? -но не тут то было. Колобок наш, не тратя время на пустые разговоры, дал деру и был таков.
        Слух о неуловимом Колобке-грубияне пронесся по всему лесу. Первый день в лесу и успел обидеть столько животных! В ограниченном лесном братстве, где все отношения давно уже устаканились, всем было ясно, кто есть кто и кто чего стоит, наш герой наделал целый переполох. Колобка невзлюбили даже те, кто не имел ни малейшего понятия, кто это такие - колобки и с чем их едят. Колобок ни чего об этом не знал и расхаживал по лесу как ни в чем ни бывало. Ближе к вечеру, скучая от отсутствия общения, он набрел на красавицу Лису. Та вальяжно лежала на травке и вылизывала свой пушистый хвост. Нам всем известна хитрость и коварство этого животного. Но наш то Колобок жил на свете первый день и не успел набраться того жизненного опыта благодаря которому, мы можем многозначительно почесывая затылки рассуждать над перипетиями жизни и делать свои мудрые выводы. Лиса не стала с наскока брать крепость в виде легковерного Колобка. Она уже прослышала про его строптивость и решила воспользоваться своей природной хитростью, дабы добиться желаемого, а именно перекусить в конце дня. Лесные твари нынче пошли неуловимые. Зайцы
понабрались хитрости, мыши стали спортсменами, поди догони, в общем тяжело нынче стало бороться с дичью. А тут такой подарок судьбы! Подойдя из далека, она Колобку начала беззастенчиво льстить, рассказывая ему какой он красивый, румяный, гладкий какой он весь! Наш герой, все рассказы которого ограничивались повествованием только о приключениях дня сегодняшнего с радости, что встретил такую симпатичную и добрую подругу, начал рассказывать от кого он и как убегал. Лиса, притворившись глуховатой, предложила тому взобраться ей на нос, чтобы лучше было слышно. Колобок с радостью согласился услужить своей собеседнице, и сделал так, как она просила. Лисе же ни чего не оставалось делать, как раскрыть рот, чтобы Колобок очутился у нее в пасти.
        Вот так незатейливо закончились приключения нашего героя. Если и есть у этой басни какая либо мораль, то только та, что если ты даже и родился непроходимым грубияном и наглецом, то не стоит опускаться до такой вот простодушной доверчивости до которой сошел наш Колобок, иначе сожрут в самом расцвете жизни не дав тебе опомниться. Колобки, будьте бдительны!
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        КУРОЧКА РЯБА
        Спохватившись поздно и увидав, что нет Колобка на подоконнике, пригорюнились дед с бабой и ну репы чесать, обдумывая насущную проблему дня, как бы чего поесть. Сидят на завалинке и жизнь свою нескладную поминают. По двору мимо проходит неспешной походкой, вальяжно покачивая хвостом, рябая курица, последняя живность в хозяйстве стариков. Дед невольно бросает голодный взгляд на Рябу. Бабка в гневе:
        - И не думай даже, старый. Хоть яиц когда - никогда поедим.
        - Яйца оно, конечно, хорошо, а вот бульончик с потрошками поди посытнее будет.
        - Нет, нет и нет! - строго говорит бабка, - пойди лучше в курятник, глянь, может, курочка наша Ряба снесла яйцо, яичницу пожарим, поедим, порадуемся.
        Пошел дед в курятник, возвращается, точно, есть яичко!
        - Гляди, бабка, какое!
        Взглянула бабка на яйцо. Батюшки свет, на золотое похоже. Точно, золотое!
        - Да какая в дугу разница, бабка, золотое или обыкновенное? Пожрать то есть что и то ладно.
        Принесла бабка сковороду, поставила на огонь и давай по яйцу стучать, достать значит хочет содержимое. Бьет, бьет - ничего не выходит, не разбивается.
        - А ну на, дед, ты посильнее будешь, разбей яйцо.
        Взял дед яйцо, бил-бил, не может разбить. Курочка Ряба вокруг стариков бегает, кудахчет, мол что ж вы это, варвары, вандалы этакие, такую красоту гробите. Хоть не Фаберже, но тоже ничего. А те на нее внимания не обращают, только и думают, как бы брюхо набить, по яйцу золотому стучат то ножом, то молотком, то кувалдою. Не поддается яйцо, так помялось слегка да и только.
        Сели дед с бабою на завалинке, пуще прежнего закручинились.
        - Что ж это день сегодня не задался, то колобок, подлец, куда то запропастился, то яйцо не разбивается?
        Сидят, что делать не знают, на яйцо смотрят да слюной давятся. Тут по полочке, где лежало яйцо, пробегала мышка. Нескладная такая мышка. По неосторожности, без всякого злого умысла махнула хвостиком, яйцо на пол упало и разбилось, растеклось по полу. Дед за полено, мышку проучить, а та хоть и нескладушка, а в норку спрятаться успела, только глаза хитрые из темноты светятся.
        Что делать? Дед плачет, баба тоже в слезы. Горе то какое! Видит курочка Ряба, дело такое, что если не успокоить стариков, чуть-чуть еще и совсем в отчаянье придут и тогда ей уж точно быть цыпленком табака, и скорее деда с бабой утешать:
        - Не плачь, дед! Не плачь, баба! Да я вам таких яиц еще с десяток снесу, и никаких ни будь там золотых, а самых что ни наесть настоящих, простых нормальных яиц!
        Ну те погоревали еще чуток и успокоились понемногу. А курочка Ряба до самого вечера все за углами от стариков таилась, чтобы под горячую руку да голодный взгляд деда не попадаться. Так день и скоротала в страхе и в дурном предчувствии. Чувствовала, видно, пташка вину свою.
        А что старики? Им бы скорлупу эту золотую в скупку снести да денег за нее выручить, вот тогда они попировали бы. Долго можно было сытую жизнь вести не работая, а только спину на печи греть. А они вот не смекнули и пошли спать голодными.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        ЗОЛОТАЯ РЫБКА
        Надо сказать, что старик со старухой жили не только недалеко от ласа, но и в самой непосредственной близости с морем. Живописные места они себе выбрали для жития-бытия, и если б не извечная их бедность, то все, казалось, было бы у них хорошо.
        Утром дня следующего за тем днем, когда приключилась история с колобком и яйцом, проснувшись на зорьке, бабка решила, прогнать дабы мысли о еде заняться чем-нибудь по хозяйству и не долго думая, затеяла стирку. Грязные портки мужа, портянки несвежие, рубахи и прочее исподнее добро лежало перед ней аккуратной кучей, когда обнаружила бабка, что их деревянное корыто, корыто, подаренное свекровью на свадьбу, которое служило им верой и правдой вот уже тридцать лет и три года дало трещину и словно гордое океаническое судно под тяжестью айсберга, раскололось. Сидит баба у разбитого корыта и думает, на ком бы злость свою сорвать, душе дать разгуляться, чтобы поуспокоиться потом. Видит дед, дело не ладное и говорит:
        - Пойду ка я на рыбалку. Поймаю чего-нибудь, рыбку какую или еще чего.
        Не дожидаясь ответа старухи, сгреб в охапку рваный невод и скорее к морю.
        Пришел на берег, разобрал снасти и давай кидать невод в просторы морские что есть силы. Закинул он в первый раз невод - пришел невод с тиною морскою. Закинул во второй раз - пришел невод с морской пеной да ракушками там всякими. Совсем разуверившись, что нынче рыбный день, закинул в третий раз старик невод. И о, чудо! Рыба! Золотая Рыбка! После истории с золотым яйцом, рыбка золотого цвета у деда поначалу вызвала некоторое недоверие. А вдруг и эта несъедобная? Вот бабка снова расстроиться. Ладно, положу ее в мешок, дома разберусь, как и под каким соусом эту живность употреблять нужно. Не успел старик подумать обо всем этом, как вдруг Рыбка взмолилась нечеловеческим голосом. Точнее говоря, голос человеческий, но кричала так, как ни одна рыба в мире ни до нее, ни после.
        - Старик! Отпусти меня. Какое хочешь желание исполню. Не неволь. Что угодно проси - все будет.
        Да какие у меня могут быть желания, в мои то годы, подумал старик. Пользы от такой мелочи никакой, на зубок не положишь, а аквариума у меня дома все одно нету.
        -Плыви, Рыбка, ни чего мне от тебя не надо.
        Сказал старик и отпустил Рыбку золотую в просторы морские. Та ему только благодарно хвостом махнула и ушла на дно.
        Возвратился старик домой, рассказал приключившуюся с ним историю бабке, а та ну браниться:
        - Что ж это ты, пень старый, не попросил у Рыбки ничего. Корыто вон совсем разбилось. Исподнее твое постирать не в чем. Хоть бы корыто новое у нее взял. Там на дне морском всякой утвари поди много будет. Ей, небось такой ерунды не жалко будет.
        Побежал старик к морю, а сам все клянет себя, что ж это я в самом деле опростоволосился, корыто вещь в хозяйстве нужная, а я вот и не додумался. Прибежал на берег моря, кричит, Рыбку золотую зовет:
        - Рыбка! Рыбонька золотая!
        Приплыла к нему Рыбка:
        - Чего тебе надобно, старче?
        - Корыто, Рыбка, корыто бабе моей. Белье стирать не в чем.
        - Хорошо, - говорит она, - иди домой, будет тебе корыто.
        - Давай я сам донесу, Рыбка.
        - Ступай, ступай, дед. Дома все сам увидишь.
        Идет старик домой, сомненьями одолеваемый. Не обманула ли его Рыбка. Пришел, смотрит, баба его стирает, а глазами зыркает, а под зырканьем негодование читается.
        - И что ж это ты старый корытом откупился. Велика ли штука, корыто. Сейчас же пойди к Рыбке и попроси дом со всеми удобствами, чтобы место отхожее было в доме и вода горячая, ну и еще что там нужно.
        Побрел старик к морю. Неудобно как-то. Я помог ей, она мне. Что ж это теперь опять просить за то, за что та уже вроде как рассчиталась. Пришел он к морю. Море волнуется, пенится, видно чувствует что-то неладное. Стал звать старик государыню Рыбку, это в смысле главная она в своем морском государстве:
        - Рыбка, Рыбка золотая!
        Приплыла к нему золотая Рыбка. Посмотрела на деда с некоторым удивлением, но знает обитательница морская, что обязана жизнью старику, и спрашивает:
        - Чего тебе надобно, старче?
        - Да вот, - было начал оправдываться дед, - баба моя… есть у меня баба. Так вот, ей нового корыта эмалированного, что ты справила мало показалось за мою услугу оказанную тебе, хочет значит, бабка еще дом. Хороший такой дом, чтоб там газ, вода, паровое отопление, нужник теплый ну и все такое. Чтоб все было там!
        - Возвращайся, старик домой к своей старухе, будет ей дом с теплым нужником и со всеми прочими барскими примочками.
        Идет старик домой, а в словах Рыбки даже не сомневается. Поверил в силы ее чудотворные. Только руки от удовольствия потирает. Теперь заживут они со своею бабкою в новом доме, счастливо коротая свой недолгий век.
        Вернулся старик на то место, где стояла его перекошенная избушка, а на месте том стоит дом красавец, по последнему слову строительному сделанный, о десяти комнатах, и в доме том все есть, что нужно - мебель там всякая, утварь. То-то, думает, баба его рада будет. Хоть к концу жизни своей недоумковатой жене чем-то ухожу и она меня теперь по всякой ерунде забарывать не будет, а напротив гордиться будет, мол вон у нее какой мужик домовитый и хозяйственный, какой дом справил и старость обеспечил!
        Не тут-то было. Глядит старик, баба евоная пуще прежнего в негодовании по дому мечется, дорогую посуду Рыбкой дареною бьет и об спокойной счастливой старости и не помышляет. Не ладно дело, смекнул старик и хотел было от бабы спрятаться, как та ну браниться:
        -Ты что это, хрен старый у Рыбки попросил? Это что ж выходит, мне до смерти быть крестьянкою и жить своими трудами да урожаем с огорода? Что ж мне спину гнуть на поле да у плиты? Не хочу, - визжит баба- быть крестьянкой, а хочу, а хочу… хочу быть столбовою дворянкой!
        Дед отродясь таких понятий не слыхал, ну если бабка говорит, то стало быть знает чего хочет. Ты ей хоть столб дворянский на голове теши, а все одно права она будет. Тут уж ни чего не поделаешь. И понес свои больные ноги старик к морю, христарадничать у Рыбки, ублажить дабы свою безмозглую бабу.
        Пришел он к морю, море пуще прежнего неспокойнее стало. Бурлит, волны к берегу прибивают дрянь всякую. Начал он кликать Рыбку. Долго кликал, приплыла к нему государыня Рыбка. Улыбаясь, иронично спрашивает с немалой долей цинизма в голосе:
        -Чего тебе, старче, надобно снова? Али дом твоей старухе не понравился, крыша ли худая, али бочек сливной в клозете не работает?
        -Да нет, Рыбка! Хороший дом. И в доме все путем. Да вот старуха моя капризничает. Откуда такие запросы, смирная такая была, и жили мы не худо, а вот на старости лет совсем умом тронулась, ашалела. Ты только ничего ей этого не говори (накипело, знаешь ли). Так вот, захотела она перед смертью изменить свой, так сказать, социальный статус. Не хочет больше быть крестьянкой, а хочет вот стать дворянкой какой-то столбовой. И в намерениях своих очень настойчива. Удивилась таким речам Рыбка:
        -Не легко тебе, дед, с такою сумасбродною стервою жить. Гляди, дальше хуже будет. Не кручинься, ступай домой. Будет бабе твоей социальный статус со всеми наворотами к нему причитающимися.
        СЕЛИН АНДРЕЙ
        СКАЗКА ПРО ДОБРОГО ДРАКОНА
        Далеко - далеко, в песках мрачной пустыни жил дракон. Ему было очень грустно и одиноко, потому что у него не было друзей. Когда - то, много лет назад, Дракоша хотел поселиться рядом с людьми. Но там, где он появлялся, люди уходили из своих домов в ужасе и страхе. Тогда Дракоша ушел в пустыню, чтобы никого не пугать и не беспокоить. Он хотел подружиться с птицами, но они облетали его за много километров, и даже большие сильные звери не приходили к нему в гости. Потому что никто на свете не мог предположить, что драконы тоже бывают добрыми.
        И вот, однажды, шел по пустыне большой караван. Важно шагали верблюды. Люди в белых одеждах погоняли их, а замыкал шествие маленький верблюжонок с мальчиком на спине. Жаркое солнце разморило мальчика, и он уснул, сидя верхом. И не заметил, как свалился в песок. Сон его был так крепок, что он не сразу проснулся, а когда открыл глаза, каравана уже не было видно.
        - Ну дела! - сказал себе мальчик - побегу догонять!
        И он пустился бежать. Но так как в пустыне везде один песок, очень трудно разобраться, в каком направлении нужно идти, и мальчик, конечно же, заблудился. Когда солнце опустилось за горизонт, усталый, измученный мальчик вышел к пещере дракона. Увидев Дракошу, мальчик совсем не испугался, он был еще маленьким и не знал, кого надо бояться, а кого нет.
        - Я хочу, есть, и пить - сказал мальчик - и разреши мне отдохнуть в твоей пещере, у меня совсем нет сил.
        - Конечно!- обрадовался Дракоша, наконец, то к нему пришел гость! И может быть, они станут друзьями.
        Дракоша приготовил мальчику еду, принес воды из источника, а когда мальчик лег отдыхать, рассказывал ему сказки. Играя и беседуя, провели они следующий день, а вечером мальчик сказал:
        - Мне хорошо у тебя, но нужно догонять караван.
        - Хорошо - улыбнулся Дракоша - садись ко мне на спину, мы поднимемся высоко в небо, и оттуда увидим людей и верблюдов.
        Так они и сделали.
        - Вон они - закричал мальчик
        - Ну, держись крепко - сказал Дракоша, и они полетели догонять караван.
        Люди очень испугались, верблюды шарахнулись в стороны, женщины закричали, дети заплакали, мужчины достали оружие, когда перед ними опустился дракон. Поднялся такой вой и крик, что испугался сам Дракоша.
        Но тут люди увидели на спине у него мальчика.
        - Не бойтесь - крикнул он им - это мой друг.
        Все замолчали, потом самый смелый человек подошел к Дракоше и погладил его. А Дракоша лизнул его в щеку своим шершавым языком. Тогда все подбежали к Дракоше, стали обнимать его, благодарить, за то, что он помог их мальчику. Там же, на месте устроили праздник, а когда пора была трогаться в путь, Дракоша проводил караван до самого конца пустыни.
        Прошло несколько дней, и в пещеру к Дракоше пришли гости. Это его знакомый караван, возвращаясь обратно, заглянул его проведать. Дракоша был очень рад - у него появились друзья! И каждый раз, как люди шли через пустыню, они обязательно навещали Дракошу. А чтобы не сбиться с дороги, по всей пустыне стояли указатели: «Дракоша живет там!»
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СКАЗКА ПРО ДРАГОЦЕННЫЕ КАМНИ
        Один знатный воин вел охоту в незнакомом лесу. Это был не тот лес, в котором охотился его отец, братья и соплеменники. Этот лес был секретом воина. Ведь за последний месяц, что он охотился в этих местах, только он приносил в деревню столько дичи - несколько диких кроликов, четыре бобра, две совы, кабан и целый взрослый олень. И все-таки этот лес был воину незнаком. Воину приходилось углубляться в него осторожно, помечая путь каждые двадцать шагов.
        Прошло еще четыре месяца, и воин уже спокойно ориентировался в новом лесу. Знал его тайные знаки, знал его обитателей, знал его протяженность.
        Знатно поохотился воин в одну неделю, принес в племя много дичи. Оставил ее женщинам на разделку и пошел снова в свой лес. У него во время этой охоты родилась интересная идея - дойти до конца леса, узнать, что там за этим лесом. Дичи в лесу много, воду можно было собирать из листьев, где скапливалась утренняя роса, поэтому воин не боялся и шел вперед. Несколько дней шел воин, в какие-то моменты ему казалось, что этот лес бесконечный, а может быть весь мир вокруг - это его лес.
        И вот появился проблеск среди деревьев, солнечный блеск рос прямо на глазах. Когда воин вышел на опушку, он увидел зеленый луг - целый ковер сочного клевера, чуть поодаль текла небольшая, но быстрая речушка, на одном из ее берегов стояло странное сооружение из бревен. Наверное, это - Дом, догадался воин, так называли сооружения из бревен бледнолицые. Об этом рассказывали старейшины племени.
        Воин постоял еще немного, наблюдая и рассматривая. Спустя небольшое время из Дома вышла девушка с ведром в руке. Она отличалась от девушек его племени. У нее была светлая кожа, на коже было множество рыжих пятнышек и светлые, как мед, волосы. Девушка заметила стоявшего на опушке индейца, немного постояла, разглядывая его, а потом пошла к колодцу за водой. На обратном пути она уже не обращала на индейца никакого внимания. Все это время воин неподвижно стоял на опушке, его сердце трепетало, как пойманная в силки птица.
        Когда девушка вошла в Дом, воин пришел в себя. Но перед глазами все еще мелькали волосы цвета меда. Не отдавая себе отчета, воин пошел к Дому, он стал заглядывать в странные отверстия этого Дома, которые, как вода, отражали все, что было внутри. А внутри девушка переливала воду из ведра в котелок. Воин обошел Дом, нашел вход и вошел в него без стука.
        Девушка даже не обернулась на воина, когда тот вошел. Она уже сидела за столом, в ее руках было зеркало, а на столе лежали разноцветные камешки, ленты, бусы и другие украшения.
        - Я - Быстрая Рысь, воин племени Сиу, я охочусь в этом лесу, семь лун назад я пошел на край леса и сегодня увидел тебя. Кто ты? Ты одна здесь? - сказал воин.
        - Меня зовут Роза. Я видела, как ты наблюдал за мной. Я нравлюсь тебе? - напрямую спросила девушка.
        - Да, нравишься. Ты могла бы стать моей женой, - ответил воин.
        Девушка ухмыльнулась себе в зеркало, и сказала:
        - Много воинов приходило сюда. Почти у всех было свободно сердце, но когда они видели меня в их сердцах поселялась любовь… Видишь эти сверкающие камни на столе?
        Воин кивнул головой.
        Девушка продолжила:
        - Принеси мне самый большой камень, я знаю, что в индейских племенах есть такие. Найди и принеси мне. И я стану твоей женой.
        Воин снова кивнул головой в знак согласия и вышел из Дома.
        Когда воин шел обратно в свою деревню через лес, все время думал, где же и у кого из его племени могут быть такие сверкающие камни, на что их можно выменять.
        Пламя любви в сердце придавало ему сил, и он быстрее прежнего вернулся.
        Увидев родную деревню, воин обрадовался. Ведь именно сюда он приведет любимую, и он будет счастлив с ней среди своих соплеменников. Осталось только найти сверкающий камень.
        Воин решил не терять времени и пойти сразу к старейшине, спросить у него, у кого находится сверкающий камень, у кого его можно выменять. Старейшина на удачу был в племени, а не на охоте. Он сидел у небольшого костра и задумчиво курил.
        - Приветствую тебя, старейшина Мудрый Медведь! - поздоровался воин.
        - Приветствую тебя, Быстрая Рысь! Тебя не было больше десяти лун. Никто не знал на охоте ты или ушел искать что-то, - так же задумчиво поздоровался старейшина.
        Воин не удивился проницательности Мудрого Медведя, на то его и избрали старейшиной, что он был опытен, проницателен и мудр.
        - Да, я почувствовал, что должен идти на край того леса, где охочусь. Я шел около семи лун и на опушке леса увидел Дом. В нем живет прекрасная девушка. У нее белая кожа, и волосы словно мед. Она не похожа на девушек нашего племени, но в моем сердце поселилась любовь, и я предложил ей стать моей женой, - рассказал воин.
        - И девушка сказала, что станет твоей женой, если ты принесешь ей сверкающий камень, который есть в нашем племени, - докончил рассказ воина старейшина.
        Воин удивленно посмотрел на Мудрого Медведя.
        - В нашем племени нет сверкающих камней, ни у кого, эти камни нам не нужны, это просто сверкающие камни, они ценность лишь для бледнолицых, - закончил старейшина.
        - Не может быть, она сказала, что один камень должен быть в племени, - не поверил воин.
        - Быстрая Рысь, я - старейшина племени, я не могу обманывать своих воинов. Сядь рядом, я расскажу тебе одну историю, - сказал Мудрый Медведь, когда воин сел перед костром, продолжил, - ты не первый, кто находит этот Дом, кто встречает эту девушку и влюбляется в нее. Уже несколько поколений прошло через это, и в каждом поколении находится воин, который встречает ее. Она говорит, что в племени есть сверкающий камень, и только когда воин принесет его, она согласиться стать его женой. Когда я еще был маленький, воин Черная Пантера встретил ее. Всем племенем искали этот камень, чтобы помочь соплеменнику. Но ни в деревне, ни в окрестном лесу, ни в реке камня не было. А Черная Пантера ушел в лес, чтобы унять боль в сердце, после этого его никто не видел. И так пропадали все воины. Держись от этой девушки подальше, если хочешь сохранить жизнь. Послушай меня, Быстрая Рысь.
        Старейшина встал и ушел, а воин продолжал сидеть перед костром. Пламя любви все больше разгоралось в сердце, а горестная мысль о том, что камня нет и ему нечего принести девушке, еще больше распаляла этот огонь, от чего пламя в сердце бушевало. Он решил, что попытает счастье, и снова пойдет к девушке. Спросит у нее, где может быть камень. Или убедит ее, что камня нет.
        Снова отправился воин в путь. Как бы не казался длинным путь, воин уже знал, что лес не бесконечный. И вот снова появился проблеск среди деревьев, солнечный блеск рос прямо на глазах. Когда воин вышел на опушку, он снова увидел зеленый луг, быструю речушку, на одном из ее берегов стоял Дом. Быстро преодолев луг, воин подошел к Дому, заглянул в отверстия в стене, увидел, что девушка сидит также, как он оставил ее - в руке зеркало, на столе разноцветные камешки, ленты, бусы и другие украшения.
        Воин вошел в Дом.
        - Здравствуй, Роза! Это - Быстрая Рысь, - поздоровался воин.
        - Что ж, здравствуй!
        - Прости, но в нашем племени нет сверкающего камня. В лесу, что я проходил, тоже нет. Я говорил со старейшиной, он сказал, что много воинов уже искали этот камень, все племя искало - его нет, - горестно сказал воин.
        - Как же нет? Ты меня обманываешь. А это что? - девушка встала из-за тола, подошла к воину, и дотронулась до его груди рукой. Когда она отвела руку, на ее ладони был сверкающий камень, а теле воина не хватало сердца. Камень пылал, потому что в нем была любовь.
        Тело юноши превратилось в пыль, которая рассеялась от ветра, когда девушка Роза вышла на улицу, чтобы полюбоваться новым камнем в своей коллекции. Любование - это одно лишь доступное ей чувство. Любование собой-красивицей и камнями-сердцами.
        СКАЗКА ПРО ЁЖИКОВ
        Жили, значит, в степи беззащитные и симпатичные степные ёжики. Которых чем-то обидели наглые степные суслики. Не помню, что там они не поделили, суть не в этом. А суть вовсе даже вот: милые зверьки (ёжики)собрались на совет и нашли единственный выход: мутация. И они начали в своих убежищах отращивать крылья. Но крылья не отращивались, только закрылки, чего было маловато. Тогда степные ёжики решили: А мы уйдем на СЕВЕР! Они собрались все вместе, построились в шеренги и двинулись в сторону СЕВЕРА. По мере их подвижения окружающая среда менялась, и тут Природа взяла свое: с ёжиками случилась мимикрия, и они из песочного цвета сначала посерели, а потом и вовсе не разбери-поймешь какого цвета стали, подстраиваясь под цвет окружающей среды.
        А их степные иголочки перестали уже согревать маленьких беженцев. И Природа снова взяла свое - иголки постепенно превратились в теплые перышки; они просто обросли пухом, вот и все...
        Так и шли ёжики, пока им поперек дороги не раскинулось большое озеро. Ёжики сели на берегу и стали плакать, потому что ёжики умеют тоже плавать, но не хорошо, не далеко. И вот в этот-то самый ключевой момент они и заметили, что у них таки отросли крылья. Они тут обрадовались сразу, перелетели озеро, отряхнулись и пошли дальше. И тут вдруг заметили, что их больше не тянет на обычную ёжиковую еду, да и есть ее как-то неудобно. Потому что в довесок к крыльям у них мордашки вытянулись в клювы (для улучшения ёжиковых аэродинамических свойств). И тогда ёжики прокляли раз и навсегда коварных сусликов и полетели в Питер, поттому что кроме этого города они на СЕВЕРЕ никакого другого культурного центра не знали. А полетели они туда, дабы найти там губернатора и ему на сусликов пожаловаться, что вот, мол, вы только поглядите, чего они сделали с маленькими симпатичными ёжиками. Но, поскольку они уже забыли ёжиковый народный язык, то теперь вот летают под всеми окнами, заглядывают в них в надежде найти своего заступника, и кричат:
        "губерна-ТАРРР!!!"
        ОКСАНА ШУМЕЙКО
        CКАЗКА ПРО ЖАЛЯЩЕГО ЯЗЫКА
        В одном племени жил воин по имени Жалящий Язык. Был он еще молодым воином, поэтому и семья у него была маленькая - жена Маленькая Уточка и дочь Маленькая Сова. Он любил свою семью, и она отвечали ему взаимностью.
        Ушел однажды Жалящий Язык на охоту в дальний лес за прериями. Долго бродил он по лесу в поисках добычи. И забрел так далеко, что вокруг оказались неизвестные места. Деревья росли очень густо, в вышине летали необычные птицы с длинной голой шеей и белым воротником из пуха. Где-то в гуще мелькала живность, но никак не попадала в поле зрения воина.
        Чем дальше углублялся в неизвестный лес Жалящий Язык, тем больше он смыкался за ним. А деревья так высоко сплетались над ним, что нельзя было определить солнце на небе или луна. В лесу всегда была темнота.
        Долго плутал Жалящий Язык по этому лесу, пока перед ним не открылась степь. И вдруг… о чудо! Воин узнал свои прерии, где обитало его племя. Жалящий язык обрадовался родной земле, хотя и был раздосадован, что не принес семье мяса.
        Издали Жалящий Язык видел, как дети бегают, учатся стрелять из лука; женщины готовят, выделывают шкуры; мужчин было немного, они мастерили стрелы для охоты. Пошел он к стоянке.
        Завидев его, все остолбенели. Сам же воин стал искать свой вигвам, где надеялся найти жену и дочь, по которым очень соскучился. И почему-то он не обратил внимание на остолбенение своих соплеменников.
        Но вигвама своего он не нашел, зато из вигвама его младшего брата вышла Маленькая Уточка.
        - Где наш вигвам, Маленькая Уточка? - спросил Жалящий Язык.
        Женщина встала, как вкопанная и слезы потекли из ее глаз.
        Вечером, когда был разжен большой костер, и старейшины собрали все племя перед ним, стали выяснять, что же произошло. Слово взял старейшина Мудрый Год.
        - Я, старейшина Мудрый Год. Я знаю, что женщина не должна оставаться без мужа, и я чту традиции нашего племени. Твоя жена осталась без мужа, а дочь без отца. Поэтому мы, старейшины, приняли решение на общем совете, чтобы твой младший брат взял Маленькую Уточку в жены.
        - Я, Жалящий Язык, ушел на охоту, чтобы добыть мяса для своей семьи. Я бродил по неизвестным лесам в поисках, но дичь ускользала от меня. Это была неудачная охота. Целый день прошел впустую. Но возвращение было еще неудачнее, моя жена досталась моему брату, потому что так решили старейшины, нарушив право мужа,- ответил старейшине воин.
        - Тебя не было больше года, Жалящий Язык, и духи сказали нам, что уже тебя нет на этой земле, - сказал другой старейшина, Рваное Ухо.
        - Но я - здесь! Я был в неведомом лесу, я здесь! И хочу вернуть свою жену! - выкрикнул воин.
        - Мы должны посоветоваться с духами, - ответил ему Мудрый Год.
        Шаман племени вышел к костру, он стал танцевать Танец Духов, воины подыгрывали ему в барабаны, женщины тихо подпевали. С каждой минутой темп песни и танца ускорялись, и вот уже вокруг костра летали ленты от наряда шамана, едва поспевая за владельцем. Старейшины закурили трубки, окутывая костер дополнительной серой дымкой.
        Через некоторое время шаман сел на землю, и стал выводить странные символы. Когда символы закончились, все увидели на песке плачущую женщину.
        - Духи сказали, что тот лес, в который ты стремился за добычей, специально тебя заманивал, чтобы ты принадлежал только ему, а не своей семье, своему племени. И в нем ты был мертв! Но слезы твоей жены помогли тебе, она заплатила цену за тебя перед Духами. Однако она стала женой твоего младшего брата… и чтобы ее вернуть, ты должен вернуть долг, за слезы Маленькой Уточки, - глядя затуманенными глазами на Жалящего Языка сказал шаман.
        - Чтож Духи сказали свое слово, теперь дело за тобой, Жалящий Язык, - подвел итог Рваное Ухо.
        Костер стал потухать, а семьи племени расходиться по вигвамам. Только Жалящий Язык остался сидеть у костра. Его семьи, да и вигвама не было. Так он сидел, смотрел на угольки когда-то большого костра, и вспоминал моменты о когда-то существовавшей его семье.
        На утро племя нашло перед останками костра каменное изваяние Жалещего Языка, он так и не смог придумать, как окупить слезы Маленькой Уточки, как вернуть время, чтоб сделать так, чтобы любимый человек не страдал. Его сердце от изнеможения превратилось в камень, чтобы не страдать, а следом за ним и все тело.
        СКАЗКА ПРО КОМАРА КОМАРОВИЧА - ДЛИННЫЙ НОС И ПРО МОХНАТОГО МИШУ - КОРОТКИЙ ХВОСТ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Это случилось в самый полдень, когда все комары спрятались от жары в болото. Комар Комарович - длинный нос прикорнул под широкий лист и заснул. Спит и слышит отчаянный крик:
        - Ох, батюшки!.. ой, карраул!..
        Комар Комарович выскочил из-под листа и тоже закричал:
        - Что случилось?.. Что вы орете?
        А комары летают, жужжат, пищат, - ничего разобрать нельзя.
        - Ой, батюшки!.. Пришел в наше болото медведь и завалился спать. Как лег в траву, так сейчас же задавил пятьсот комаров, как дохнул - проглотил целую сотню. Ой, беда, братцы! Мы едва унесли от него ноги, а то всех бы передавил...
        Комар Комарович - длинный нос сразу рассердился; рассердился и на медведя и на глупых комаров, которые пищали без толку.
        - Эй, вы, перестаньте пищать! - крикнул он. - Вот я сейчас пойду и прогоню медведя... Очень просто! А вы орете только напрасно...
        Еще сильнее рассердился Комар Комарович и полетел. Действительно, в болоте лежал медведь. Забрался в самую густую траву, где комары жили с испокон века, развалился и носом сопит, только свист идет, точно кто на трубе играет. Вот бессовестная тварь!.. Забрался в чужое место, погубил напрасно столько комариных душ да еще спит так сладко!
        - Эй, дядя, ты это куда забрался? - закричал Комар Комарович на весь лес, да так громко, что даже самому сделалось страшно.
        Мохнатый Миша открыл один глаз - никого не видно, открыл другой глаз - едва рассмотрел, что летает комар над самым его носом.
        - Тебе что нужно, приятель? - заворчал Миша и тоже начал сердиться. Как же, только расположился отдохнуть, а тут какой-то негодяй пищит.
        - Эй, уходи подобру-поздорову, дядя!..
        Миша открыл оба глаза, посмотрел на нахала, фукнул носом и окончательно рассердился.
        - Да что тебе нужно, негодная тварь? - зарычал он.
        - Уходи из нашего места, а то я шутить не люблю... Вместе с шубой тебя съем.
        Медведю сделалось смешно. Перевалился он на другой бок, закрыл морду лапой и сейчас же захрапел.
        II
        Полетел Комар Комарович обратно к своим комарам и трубит на всё болото:
        - Ловко я напугал мохнатого Мишку... В другой раз не придет.
        Подивились комары и спрашивают:
        - Ну, а сейчас-то медведь где?
        - А не знаю, братцы... Сильно струсил, когда я ему сказал, что съем, если не уйдет. Ведь я шутить не люблю, а так прямо и сказал: съем. Боюсь, как бы он не околел со страху, пока я к вам летаю... Что же, сам виноват!
        Запищали все комары, зажужжали и долго спорили, как им быть с невежей медведем. Никогда еще в болоте не было такого страшного шума. Пищали, пищали и решили - выгнать медведя из болота.
        - Пусть идет к себе домой, в лес, там и спит. А болото наше... Еще отцы и деды наши вот в этом самом болоте жили.
        Одна благоразумная старушка Комариха посоветовала было оставить медведя в покое: пусть его полежит, а когда выспится - сам уйдет; но на нее все так накинулись, что бедная едва успела спрятаться.
        - Идем, братцы! - кричал больше всех Комар Комарович. - Мы ему покажем... да!..
        Полетели комары за Комар Комаровичем. Летят и пищат, даже самим страшно делается. Прилетели, смотрят, а медведь лежит и не шевелится.
        - Ну, я так и говорил: умер, бедняга, со страху! - хвастался Комар Комарович. - Даже жаль немножко, вон какой здоровый медведище...
        - Да он спит, братцы! - пропищал маленький комаришка, подлетевший к самому медвежьему носу и чуть не втянутый туда, как в форточку.
        - Ах, бесстыдник! Ах, бессовестный! - запищали все комары разом и подняли ужасный гвалт. - Пятьсот комаров задавил, сто комаров проглотил и сам спит как ни в чем не бывало...
        А мохнатый Миша спит себе да носом посвистывает. - Он притворяется, что спит! - крикнул Комар Комарович и полетел на медведя. - Вот я ему сейчас покажу... Эй, дядя, будет притворяться!
        Как налетит Комар Комарович, как вопьется своим длинным носом прямо в черный медвежий нос, Миша так и вскочил, - хвать лапой по носу, а Комар Комаровича как не бывало.
        - Что, дядя, не понравилось? - пищит Комар Комарович. - Уходи, а то хуже будет... Я теперь не один, Комар Комарович - длинный нос, а прилетели со мной и дедушка, Комарище - длинный носище, и младший брат, Комаришко - длинный носишко! Уходи, дядя...
        - А я не уйду! - закричал медведь, усаживаясь на задние лапы. - Я вас всех передавлю...
        - Ой, дядя, напрасно хвастаешь...
        Опять полетел Комар Комарович и впился медведю прямо в глаз. Заревел медведь от боли, хватил себя лапой по морде, и опять в лапе ничего, только чуть глаз себе не вырвал когтем. А Комар Комарович вьется над самым медвежьим ухом и пищит:
        - Я тебя съем, дядя...
        III
        Рассердился окончательно Миша. Выворотил он вместе с корнем целую березу и принялся колотить ею комаров. Так и ломит со всего плеча. Бил, бил, даже устал, а ни одного убитого комара нет, - все вьются над ним и пищат. Тогда ухватил Миша тяжелый камень и запустил им в комаров, - опять толку нет.
        - Что, взял, дядя? - пищал Комар Комарович. - А я тебя все-таки съем...
        Долго ли, коротко ли сражался Миша с комарами, только шуму было много. Далеко был слышен медвежий рев. А сколько он деревьев вырвал, сколько камней выворотил!.. Всё ему хотелось зацепить первого Комар Комаровича, - ведь вот тут, над самым ухом, вьется, а хватит медведь лапой, и опять ничего, только всю морду себе в кровь исцарапал.
        Обессилел наконец Миша. Присел он на задние лапы, фыркнул и придумал новую штуку, - давай кататься по траве, чтоб передавить всё комариное царство. Катался, катался Миша, однако и из этого ничего не вышло, а только еще больше устал он. Тогда медведь спрятал морду в мох, - вышло того хуже. Комары вцепились в медвежий хвост. Окончательно рассвирепел медведь.
        - Постойте, вот я вам задам!.. - ревел он так, что за пять верст было слышно. - Я вам покажу штуку... я... я... я...
        Отступили комары и ждут, что будет. А Миша на дерево вскарабкался, как акробат, засел на самый толстый сук и ревет:
        - Ну-ка, подступитесь теперь ко мне... Все носы пообломаю!..
        Засмеялись комары тонкими голосами и бросились на медведя уже всем войском. Пищат, кружатся, лезут... Отбивался отбивался Миша, проглотил нечаянно штук сто комариного войска, закашлялся, да как сорвется с сука, точно мешок... Однако поднялся, почесал ушибленный бок и говорит:
        - Ну что, взяли? Видели, как я ловко с дерева прыгаю?..
        Еще тоньше рассмеялись комары, а Комар Комарович так и трубит:
        - Я тебя съем... я тебя съем... съем... съем!..
        Изнемог окончательно медведь, выбился из сил, а уходить из болота стыдно. Сидит он на задних лапах и только глазами моргает.
        Выручила его из беды лягушка. Выскочила из-под кочки, присела на задние лапки и говорит:
        - Охота вам, Михайло Иваныч, беспокоить себя напрасно?.. Не обращайте вы на этих дрянных комаришек внимания. Не стоит.
        - И то не стоит, - обрадовался медведь. - Я это так... Пусть-ка они ко мне в берлогу придут, да я... я...
        Как повернется Миша, как побежит из болота, а Комар Комарович - длинный нос летит за ним, летит и кричит:
        - Ой, братцы, держите! Убежит медведь... Держите!..
        Собрались все комары, посоветовались и решили: «Не стоит! Пусть его уходит, - ведь болото-то осталось за нами!»
        Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 - 1912), русский писатель.
        Сказка про Комара Комаровича - длинный нос и про мохнатого Мишу - короткий хвост.
        Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.
        Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей - М.: Детская литература, 1980.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        Сказка про маленький горшочек
        Жил-был на свете маленький горшочек. И было ему очень грустно и одиноко, потому что не было у него хозяина, некому было варить в нем вкусную кашку, кушать её, да нахваливать - какая вкусная кашка удалась в таком маленьком горшочке! Долго скучал он в одиночестве, а потом решил пойти по белу свету, поискать себе хозяина.
        Долго ли, коротко ли ходил он по свету и пришел в поле. Смотрит - норка, а возле норки сидит мышка.
        -Ой, какой замечательный горшочек! - воскликнула мышка. - Как раз в него-то я и буду складывать свои запасы зерна.
        С этими словами она принялась затаскивать горшочек в норку. И все бы хорошо. да только норка была слишком маленькой, и горшочек в неё не пролезал, как ни старайся! Разозлилась мышка.
        -Фу, какой плохой горшочек! Не нужен мне такой. - и ушла в свою норку, только серый хвостик мелькнул.
        Расстроился горшочек, да делать нечего, пошёл он дальше. Шёл-шёл и пришёл в лес. Навстречу ему лиса.
        -Ой, какой миленький горшочек! - воскликнула она, обойдя его вокруг. - Из него получится замечательная погремушка для моих лисят. Надо только насыпать в него сухих шишек.
        С этими словами она всыпала в него горсть шишек и понеслась в свою нору, где её ожидали семь маленьких лисят. Лисята очень обрадовались новой игрушке - шишки в горшочке так весело гремели! - и тут же принялись весело играть. Они бросали горшочек друг другу, ловили его, трясли, и приходили в бурный восторг от всей этой кутерьмы. А маленький горшочек со страхом думал только о том, что вот-вот его уронят и он разобьется вдребезги. Наконец лисята вытряхнули из него все шишки, угомонились и уснули. А горшочек потихоньку выбрался из норы и пустился наутёк, куда глаза глядят.
        Следующий, кого горшочек встретил на своем пути, был большой медведь. Он сидел в кустах с малиной и с аппетитом поедал её.
        -Возьми меня к себе! - обратился к нему горшочек. - Я буду верой и правдой тебе служить.
        Медведь покачал большой и мохнатой головой:
        -Нет, прости, но ты мне не нужен. Ты слишком маленький для меня. Что мне с тобой делать? В тебя поместится только малая горсточка малины, да и только. Поищи себе другого хозяина.
        Не выдержал тут горшочек и расплакался. Горючие слёзки стекали по его круглым бокам. И пошёл он, сам уже не зная - куда и зачем.
        -Нет, видно так и останусь я на этом свете совсем-совсем один! Ну кому я такой нужен? Для мышки я слишком большой, для медведя - слишком маленький, для лисят - только игрушка. Пропал я, совсем пропал...
        В этот миг ему почудилось, что кто-то передразнивает его плач. Он остановился и прислушался. Где-то совсем рядом кто-то плакал так же горько и безутешно, как он. Маленький горшочек пошёл на этот звук и вышел на небольшую полянку. На пеньке сидела девочка в бедной одежде и горько плакала. Это была сиротка, её родители умерли и оставили её одну-одинёшеньку на белом свете. И так бедно она жила, что даже посудки у неё не было. Только одна тарелка, да ложка. Плакала девочка над своей горькой судьбой, и вдруг услышала шорох. Подняла голову, смотрит - перед ней стоит маленький горшочек.
        -Ах, какой милый, какой необыкновенно чудесный горшочек! Как раз для меня! - воскликнула девочка. - Я теперь смогу варить в нём вкусную кашку и больше не буду голодать, питаясь сырыми овощами и ягодами. Ты пойдешь со мной?
        Горшочек так обрадовался, что не мог произнести ни слова. Девочка взяла его на руки и отнесла к себе домой.
        Так маленький горшочек обрёл хозяйку, а девочка - верного помощника в хозяйстве.
        СКАЗКА ПРО МАЛЕНЬКОГО КИМА И РАЗБОЙНИКОВ
        Жили в старину два сановника, Ким и Ли. У Кима был сын, у Ли - дочь. Когда детям исполнилось пять лет, договорились отцы их помолвить. Когда же им минуло восемь, Ли пригласил мальчика на день рождения своей дочери. Отец мальчика в это время отлучился из дома, и мальчик отправился в гости в сопровождении целой толпы слуг. Путь предстоял неблизкий.
        Веселье в доме Ли было в самом разгаре, как вдруг прискакал гонец и сообщил, что вскоре после возвращения Кима на дом напали разбойники, самого Кима убили, жену увезли и унесли все, что могли.
        Опечаленный, поспешил маленький Ким домой. Приехал - так и есть. Главаря шайки так никто и не распознал. Ким хоть и маленьким был, но бесстрашным. Решил он найти мать, а главаря шайки изловить и ему отомстить.
        Отправился Ким в горы, по тропам петляет, вдруг слышит - кто-то на помощь зовет в долине. Вниз глянул, а там мальчик никак от медведя отбиться не может. Мигом спустился маленький Ким в долину, спас мальчика. Поведал мальчик Киму, что разбойники всю его семью убили, а дом сожгли. Построил мальчик хижину, поселился в ней и решил непременно разбойникам отомстить. Говорит маленький Ким мальчику:
        - Давай побратаемся!
        Согласился мальчик, и пошли они вместе. Шли, шли, смотрят - река, широкая-преширокая. Лодку взяли, плывут. Вдруг налетел ураган, лодка перевернулась, ко дну пошла, маленький Ким в беспамятство впал. Очнулся, смотрит - лежит он на берегу реки, рядом какой-то мальчик хлопочет, а названого брата нигде нет. Рассказал ему мальчик, что рыбу удил, вдруг смотрит - кого-то течением несет, и спас маленького Кима. Поблагодарил Ким своего нового друга, спросил, кто он, откуда. Рассказал мальчик, что разбойники на их дом напали, убили отца с матерью, а сестру увезли. Говорит маленький Ким:
        - Давай побратаемся! А то названый брат мой не иначе как утонул.
        Согласился мальчик, и пошли они дальше вдвоем. Шли, шли, смотрят - опять река, широкая-преширокая. Взяли лодку, поплыли, ураган налетел, лодка перевернулась, ко дну пошла. Названый брат Кима утонул, а самого его старуха спасла - она на острове жила. И сказала Киму старуха, что на острове том главарь шайки живет, тот самый, что отца его убил. Не перечесть, сколько людей они сгубили, сколько добра награбили. Душит гнев маленького Кима, а сделать он ничего не может, больной в постели лежит.
        Пронюхал главарь разбойников, что мальчика старуха спасла, приютила, гонца к ней послал, велел мальчика прочь прогнать. А ослушается - смерть ее ждет. Жалко старухе мальчика, и отвела она его в соломенную хижину у реки и там оставила.
        И вот однажды пристало к берегу судно, прямо напротив хижины. А на судне - старец почтенный. Вышел старец на палубу и говорит мальчику:
        - Ты сын министра Кима, я знаю и прибыл сюда тебя спасти.
        Взял старец маленького Кима на судно, а после в горы повел, где было его жилище. И стал волшебству учить. Когда шестнадцать годков Киму сравнялось, сказал ему старец:
        - Немедля возвращайся на родину. Осмелились разбойники на короля руку поднять, грядет большая война. Король в опасности. Ты должен ему помочь. А через три года в этот месяц и в этот же день мы с тобой встретимся.
        И отправился Ким домой. Шел, шел, вдруг смотрит - дикая лошадь навстречу скачет. Подскакала, остановилась. "Уж не конь ли это дракон", - думает юноша и вскочил на лошадь. Как помчится лошадь, как понесет его! Потом вдруг копытом по земле стала бить, словно что-то показывает. Стал юноша копать землю. Копал, копал, вдруг смотрит - доспехи да копья. Не простые, волшебные. Облачился юноша в доспехи, копье взял - ни дать ни взять полководец прославленный.
        Добрался юноша до королевского дворца, а там везде разбойники, того и гляди возьмут крепость. Обернулся Ким птицей, коня в птицу превратил, во дворец прилетел, принял свой прежний облик и предстал перед королем. Поклонился Ким ему низко и говорит:
        - Ваше величество, я сын министра Кима. Могу сокрушить врага. Дозвольте прямо сейчас выступить!
        Обрадовался король, пожаловал Киму звание великого маршала.
        Обернулся Ким собакой, отправился на разведку во вражеский стан. А там медведь-оборотень стоит, из пасти огонь вырывается, до стен королевского дворца добирается. И лисица тысячелетняя, и крыса - десять тысяч лет ей, хвостом машет - молнии сверкают, из хвоста вода рекой льется, того и гляди дворец затопит. А тигр столетний огненные стрелы во дворец мечет.
        Пустил тут в ход Ким волшебную силу - пожар погасил, гору поставил высокую, чтобы дворец не затопило, огненные стрелы водой залил. А воинов вражеских не одолел - нет им числа. И погибла во вражеском стане невеста Кима - министра Ли дочь, и сам Ли тоже погиб.
        Отступили Ким с королем на остров. Но нашли их враги: лиса тысячелетняя толк в астрологии знала. А крыса хвостом махнула, на остров потоки воды обрушились. Уснул Ким, и явился ему во сне мотылек, велел за ним лететь. Обернулся Ким ласточкой, полетел за мотыльком. Летят они, летят, тысячи ли пролетели. До горной пещеры долетели. Только в пещеру вошли, мотылек куда-то исчез. Смотрит Ким - в пещере мальчик сидит, книгу читает. Про то, как врагов побеждать. Пригляделся, а это его названый брат, тот, которого он от медведя спас. Рассказал Ким все, что с ним приключилось, про короля рассказал - что опасность ему грозит. Говорит мальчик:
        - Знал я, что ты придешь. Мотылька за тобой посылал, гонца моего.
        Произнес Ким заклинание, и вмиг очутились они на острове, где король со своими воинами укрылся. Ринулись Ким и его друг в бой, но друг вскоре погиб, а остров затопило. Крыса хвостом взмахнула, реки воды на остров обрушила.
        Перебрались Ким с королем на другой остров, а его тоже затопило. Уснул Ким, и привиделась ему ворона. Обернулся он ласточкой, полетел за вороной. В пещеру горную прилетел. А в пещере второй названый брат. Тот, что Кима спас. Читает он книгу про то, как бой с врагом вести. Отправились они вместе на остров разбойникам мстить. Но вскоре Ким опять остался один - погиб в бою и второй его названый брат. Перебрались Ким с королем на третий остров. Смотрят - и к нему вода подступает.
        Сели Ким с королем на корабль, поплыли в открытое море. Тут с Неба почтенный старец спустился. И случилось это ни раньше ни позже, а в тот день, когда обещал он с юношей встретиться. Молвил старец:
        - Не доучил я тебя, на помощь королю отправил. А теперь спасти тебя пришел.
        Произнес тут старец магическое заклинание, потемнело в тот миг Небо. Молнии засверкали, гром загремел, поразили они вражеских воинов, и пали они бездыханные на землю.
        Стихло все, успокоилось. Пошли Ким со старцем во вражеский стан. Нашел там Ким свою мать и сестру второго сводного брата. Взял их и вместе с королем домой воротился. А вскоре свадьбу сыграли. Женился Ким на сестре сводного брата, того, что из реки его вытащил, жизнь спас.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        СКАЗКА ПРО МАЛЬЧИКА, ЕГО ПАПУ И КОРОЛЯ
        (Подражание Андерсену)
        В одном маленьком королевстве правил молодой, красивый и умный король. Он очень любил свою страну и свой народ. И делал все,чтобы народ его страны был счастлив, имел работу и достаток. Чтобы в его стране не было бедных. Подданные любили своего, короля. И когда он появлялся на улице, все прохожие радостно раскланивались с ним. Многие граждане старались во всем походить на него. А король, зная это, старался все делать так, чтобы подданные видели в нем только хорошее.
        Поэтому он всегда улыбался. Рано утром, когда он вставал, то выходил на набережную реки, которая протекала радом с его дворцом, сначала бегал, а потом занимался гимнастикой. Многие граждане выходили на набережную вместе с королем и занимались тем же, что и король. Иногда кто-нибудь из его подданных бежал рядом с королем и был очень рад, что король его заметил.
        Хорошая сегодня погода Ваше величество - говорил Ганс, бежавший рядом с королем.
        -Не просто хорошая, а замечательная - отвечал король. И я приглашаю тебя в эту субботу поехать со мной на рыбалку.
        Ганс от таких слов короля был на седьмом небе. В субботу он отложил все свои дела, чтобы поехать с его величеством на рыбалку.
        После утренний пробежки и гимнастики король чистил зубы, брился и умывался. И садился завтракать. Его слуги тоже любили своего короля и старались всегда сказать ему что-нибудь приятное.
        Ваше величество Вы сегодня хорошо выглядите - говорил слуга, прислуживающий ему за столом. -Королю это бьшо приятно.
        -Спасибо. Это оттого, что сегодня солнечное утро и вкусный завтрак - говорил король и улыбался слуге.
        После завтрака король садился разбирать государственные дела. Дел было у него много. Но самым главным его дедом была забота о детях. Это знали все граждане королевства. Он очень внимательно следил, чтобы все дети в его королевстве учились. Чтобы никто из них не болел. А летом когда у детей были каникулы, он приказывал недалеко от всех городов устраивать детские деревни. Для этого король давал из казны деньги. Там дети ходили купаться, плавать, загорать. Поэтому дети в его королевстве были очень здоровые. А когда где-нибудь в другой стране устраивали спортивные соревнования и дети королевства участвовали в них, то они всегда завоевывали первые места. Когда королю докладывали, что с каким-нибудь мальчиком или какой-нибудь девочкой случалась какая-то беда он сам приезжал в тот дом, где жили дети, с которыми случилась беда. А своим слугам приказывал следить , чтобы мальчику или девочке оказали всякую помощь.
        Когда пришла суббота король еще засветло, когда на небе еще были видны звезды, взял свои удочки сел в карету и поехал к дому Ганса, которого он несколько дней назад приглашал на рыбалку.
        А там его давно ждала вся семья - хозяин, его жена и маленький сын. Хозяин поминутно входил на дорогу и смотрел, не едет ли карета короля. А жена смотрела, чтобы их сын был аккуратным и причесанным. Ей очень не хотелось, чтобы его величество подумал, что она плохо следит за своим сыном. И сама она все время прихорашивалась, то волосы поправит, то платье.
        Наконец на улице послышался стук копыт, а потом показалась карета короля. Когда она подъехала, вся семья низко поклонилась королю.
        Из кареты послышался приветливый голос короля:
        -Здравствуйте! Ганс бери скорее свои удочки и садись в карету. Слуга короля открыл дверцу кареты. Ганс положил удочки в карету и собрался садиться. В этот момент сын стал просить отца взять его собой.
        "Тебе нельзя. Ты еще маленький. - сказал ему отец
        Король услышал просьбу мальчика:
        -Давай его возьмем с собой.
        -Но у меня нет для него удочек.
        -Ничего - сказал король. У меня есть одна маленькая удочка, как раз для него. Гансу ничего не осталось делать. Не спорить же с его величеством. Отец посадил сына в карету, а жену попросил принести для сына одежду потеплее. Потому, что было прохладно. Жена очень обрадовалась, что ее сына приглашает на рыбалку сам король Она быстро сходила домой и принесла сыну одежду потеплей. Когда карета уехала жена Ганса стала с нетерпением ждать мужа н сына.
        Все утро и весь день рыбачили король, Ганс и его сын. Когда мальчик ловил рыбу, он громко радовался:
        -Папа, папа - кричал он радостно.
        -Я поймал, я поймал.
        -Тише, тише - говорили ему король и отец.
        - А то ты всю рыбу распугаешь!
        Тогда мальчик начинал говорить шепотом:
        Папа, смотри, какую я поймал рыбу.
        Отец снимал пойманную рыбу с крючка и клал ее на траву вместе со своими и королевскими рыбами. Когда рыбалка кончилась король, его величество, сказал:
        - Прежде чем мы поедем домой давайте разберем рыбу, кто сколько поймал. И взял три рыбы.
        -Вот сколько я поикал - сказал король.
        Отец мальчика тоже взял несколько рыбок.
        На долю мальчика досталось больше всех рыбок. Мальчик так увлекся ловлей, что не помнил сколько поймал. Да он и считать не умел. Но все равно подумал, что его величество и отец ошиблись и взяли меньше.
        - A тут не все мои рыбы - сказал мальчик.
        Тогда король незаметно подмигнул отцу и сказал.
        -Это все твое и мы не ошиблись
        И отец согласно закивал головой. Мальчик очень обрадовался.
        После этого они собрали удочки, сложили пойманную рыбу и поехали назад. Король в свой дворец, а Ганс с сыном домой.
        Наконец королевская карета подъехала к дому Ганса. Там их с нетерпением ждала мама мальчика. Она очень беспокоилась, что сын мог шалить и испортить настроение королю. Но когда она увидела улыбающиеся лица всех троих рыбаков, она успокоилась. Ганс с сыном вышли из кареты, забрали свои удочки и рыбу. Поклонились королю и пожелали ему все хорошего. Карета короля уехала.
        А Ганс, его жена и сын вошли в свой дом.
        Дома мальчик сказал маме.
        -А я поймал рыбок больше чем его величество!
        -Не может быть - удивилась мама.
        -Правда, правда. Спроси у папы.
        -Это правда. - сказал отец. И как на рыбалке ему подмигнул король, он незаметно для сына подмигнул своей жене. Весь вечер они проговорили о рыбалке. А ночью сыну снился сон, как он поймал очень большую рыбу и как король помогал ему ее вытащить из воды.
        Прошло много лет. Мальчик вырос и стал знаменитым ученым. Но когда он слышал слово рыбалка, он вспоминал свою рыбалку с его величеством и рассказывал, как он поймал рыбы больше короля.
        ВЛАДИМИР ДОБКИН
        СКАЗКА ПРО ПАУЧКА
        В один прекрасный день в лесу родился паучок. То есть, это только так говориться, что день был прекрасный, потому, потому что если кто-то в этот день рождается, он прекрасен только поэтому, независимо от погоды. А погода была совсем неуютная. Наступила осень. Ветры танцевали свои пляски, дождик то всплакнет, то перестанет, а солнышко спряталось в туче, как в пуховом одеяле.
        - Надо идти домой, - подумал паучок, - Стоп. А где я живу?
        Паучок подумал, подумал, не надумал ничего, а спросить было не у кого.
        - Наверное, нигде, - решил паучок. Ну что же. Тогда мне надо найти себе дом. - И он отправился в путь.
        « Дом - это очень важно - размышлял паучок, - это должно быть такое место, где укроешься от непогоды, спрячешься от врагов, и где просто тебе будет очень хорошо». Так он набрел на медвежью берлогу. Этот дом понравился паучку. « Вот здесь я буду жить, - решил он - тут и сухо, и просторно, а с таким соседом мне никто не страшен». И паучок стал плести свою паутину. Но медведю была не нужна компания. Заметив паучка, он закричал: « Это что за букашка - таракашка», сгреб его лапой и выбросил на улицу.
        « Не повезло, - сказал паучок, - ну ничего, пойду искать дальше».
        На этот раз он путешествовал по воздуху. Он перелетал с дерева на дерево на своей паутинке, как на ковре - самолете, пока не наткнулся на беличье дупло. Какая там была чистота! Ни пылиночки, ни сориночки. Белка очень этим гордилась. « Прекрасный дом, - подумал паучок, - надеюсь, здесь найдется место для меня». И он устроился в уголке. Но когда белка увидела паучка, она воскликнула: « Кошмар! В моем жилище появились насекомые! Это негигиенично!» Взяла веник и смела паучка с паутинкой в
        помойное ведро. Паучок хотел поселиться в гнезде у ласточек, но птенцы чуть не съели его. Тогда он нашел пчелиный улей, но пчелы трудились без отдыха, а паучок не мог им помогать, и все смотрели на него, как на лентяя и лодыря. Паучок ушел.
        Оказалось, найти дом совсем непросто. Заяц его чуть не раздавил, еж колючками уколол, с лягушками хотел жить - так чуть не утонул.
        И вот бредет он лесу, грустный, измученный и замерзший. И думает, что на целой земле не находится места для маленького паучка. В сердце у него тоска и отчаяние, но он уже так устал, что даже плакать не может. Так шел, шел паучок, и вышел к деревне. Был вечер, погода ненастная, и в одном из окон паучок увидел свет. Он пошел туда ни на что, не надеясь, просто посмотреть, кому там не спиться. Подобравшись к окошку, он увидел, что в комнате сидит мальчик и мастерит из бумаги чудесный дом. С крыльцом, трубой, и даже ставнями на окошечках. Паучок так залюбовался им, что не заметил, как оказался рядом с мальчиком. Дом получился таким красивым, что паучок даже охнул. Мальчик почесал затылок:
        - Кто же здесь будет жить? - в раздумье он поднял голову, как будто именно там летали умные мысли, и увидел паучка.
        - О - воскликнул мальчик - и паучок в испуге попятился к окну - стой, постой, пожалуйста. Ты не хотел бы жить в этом доме? Я очень долго строил его, и по моему будет грустно, если он будет пустовать.
        - Ты предлагаешь мне остаться здесь? - не поверил паучок
        - Верно. Мне бы этого очень хотелось.
        - И ты не выбросишь меня в мусорное ведро и не выгонишь на улицу?
        - Конечно, нет! - возмутился мальчик - Как можно так поступать!
        - Я с большой радостью принимаю твое предложение, мальчик - торжественно сказал паучок - и, надеюсь, мы станем друзьями.
        И дальше все было именно так!
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СКАЗКА ПРО ПТИЧКУ
        Птичка, что похожа на игрушку,
        ты о чем так весело поешь?
        Ты откуда это
        на опушку
        по лесной тропиночке идешь?
        Бедная,
        рискованной отваги
        чересчур полна сегодня ты
        и не видишь, что из-за коряги
        вышли на тропу твою коты.
        Черный кот уже ерошит гриву,
        тайно выпускает коготки.
        Рыжий кот,
        прищуриваясь криво,
        делает обманные зевки.
        - Улетай! -
        шепнул ей лес несмело.
        - Попадешь к ним в когти...
        Что тогда?
        Птичка не послушалась.
        ...И съела
        черного
        и рыжего кота!
        ВЛАДИМИР ЕМЕЛЬЯНОВ
        СКАЗКА ПРО СЛАВНОГО ЦАРЯ ГОРОХА И ЕГО ПРЕКРАСНЫХ ДОЧЕРЕЙ ЦАРЕВНУ КУТАФЬЮ И ЦАРЕВНУ ГОРОШИНКУ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Жил-был, поживал славный царь Горох в своем славном царстве гороховом. Пока был молод царь Горох, больше всего он любил повеселиться. День и ночь веселился, и все другие веселились с ним.
        - Ах, какой у нас добрый царь Горох! - говорили все.
        А славный царь Горох слушает, бородку поглаживает, и еще ему делается веселее. Любил царь Горох, когда его все хвалили.
        Потом любил царь Горох повоевать с соседними королями и другими славными царями. Сидит-сидит, а потом и скажет:
        - А не пойти ли нам на царя Пантелея? Что-то он как будто стал зазнаваться на старости лет... Надо его проучить.
        Войска у царя Гороха было достаточно, воеводы были отличные, и все были рады повоевать. Может быть, и самих побьют, а все-таки рады. Счастливо воевал царь Горох и после каждой войны привозил много всякого добра - и золотой казны, и самоцветных каменьев, и шёлковых тканей, и пленников. Он ничем не брезговал и брал дань всем, что попадало под руку: мука - подавай сюда и муку, дома пригодится; корова - давай и корову, сапоги - давай и сапоги, масло - давай и масло в кашу. Даже брал царь Горох дань лыком и веником. Чужая каша всегда слаще своей, и чужим веником лучше париться.
        Все иностранные короли и славные цари завидовали удаче царя Гороха, а главное, его веселому характеру. Царь Пантелей, у которого борода была до колен, говорил прямо:
        - Хорошо ему жить, славному царю Гороху, когда у него веселый характер. Я отдал бы половину своей бороды, если бы умел так веселиться.
        Но совсем счастливых людей не бывает на свете. У каждого найдется какое-нибудь горе. Ни подданные, ни воеводы, ни бояре не знали, что у веселого царя Гороха тоже есть свое горе, да еще не одно, а целых два горя. Знала об этом только одна жена царя Гороха, славная царица Луковна, родная сестра царя Пантелея. Царь и царица от всех скрывали свое горе, чтобы народ не стал смеяться над ними. Первое горе заключалось в том, что у славного царя Гороха на правой руке было шесть пальцев. Он таким родился, и это скрывали с самого детства, так что славный царь Горох никогда не снимал с правой руки перчатки. Конечно, шестой палец - пустяки, можно жить и с шестью пальцами, а беда в том, что благодаря этому шестому пальцу царю Гороху всего было мало. Он сам признавался своей царице Луковне:
        - Кажется, взял бы всё на свете одному себе... Разве я виноват, что у меня так рука устроена?
        - Что же, бери, пока дают, - утешала его царица Луковна. - Ты не виноват. А если добром не отдают, так можно и силой отнять.
        Царица Луковна во всем и всегда соглашалась с своим славным царем Горохом. Воеводы тоже не спорили и верили, что воюют для славы, отбирая чужую кашу и масло. Никто и не подозревал, что у славного царя Гороха шесть пальцев на руке и что он из жадности готов был отнять даже бороду у царя Пантелея, тоже славного и храброго царя.
        II
        Второе горе славного царя Гороха было, пожалуй, похуже. Дело в том, что первым у славного царя Гороха родился сын, славный и храбрый царевич Орлик, потом родилась прекрасная царевна Кутафья неописанной красоты, а третьей родилась маленькая-маленькая царевна Горошинка, такая маленькая, что жила в коробочке, в которой раньше славная царица Луковна прятала свои сережки. Маленькой царевны Горошинки решительно никто не видал, кроме отца с матерью.
        - Что мы с ней будем делать, царица? - спрашивал в ужасе славный царь Горох. - Все люди родятся, как люди, а наша дочь с горошинку...
        - Что же делать - пусть живет... - печально отвечала царица.
        Даже царевич Орлик и прекрасная царевна Кутафья не знали, что у них есть сестра Горошинка. А мать любила свою Горошинку больше, чем других детей, - тех и другие полюбят, а эта мила только отцу с матерью.
        Царевна Горошинка выросла ростом в горошинку и была так же весела, как отец. Ее трудно было удержать в коробочке. Царевне хотелось и побегать, и поиграть, и пошалить, как и другим детям. Царица Луковна запиралась в своей комнате, садилась к столу и открывала коробочку. Царевна Горошинка выскакивала и начинала веселиться. Стол ей казался целым полем, по которому она бегала, как другие дети бегают по настоящему полю. Мать протянет руку, и царевна Горошинка едва вскарабкается на нее. Она любила везде прятаться, и мать, бывало, едва ее найдет, а сама боится пошевелиться, чтобы, грешным делом, не раздавить родного детища. Приходил и славный царь Горох полюбоваться на свою царевну Горошинку, и она пряталась у него в бороде, как в лесу.
        - Ах, какая она смешная! - удивлялся царь Горох, качая головой.
        Маленькая царевна Горошинка тоже удивлялась. Какое всё большое кругом - и отец с матерью, и комнаты, и мебель! Раз она забралась на окно и чуть не умерла от страха, когда увидела бежавшую по улице собаку. Царевна жалобно запищала и спряталась в наперсток, так что царь Горох едва ее нашел.
        Всего хуже было то, что, как царевна Горошинка стала подрастать, - ей хотелось всё видеть и всё знать. И то покажи ей, и другое, и третье... Пока была маленькой, так любила играть с мухами и тараканами. Игрушки ей делал сам царь Горох - нечего делать, хоть и царь, а мастери для дочери игрушки. Он так выучился этому делу, что никто другой в государстве не сумел бы сделать такую тележку для царевны Горошинки или другие игрушки. Всего удивительнее было то, что мухи и тараканы тоже любили маленькую царевну, и она даже каталась на них, как большие люди катаются на лошадях. Были, конечно, и свои неприятности. Раз царевна Горошинка упросила мать взять ее с собой в сад.
        - Только одним глазком взглянуть, матушка, какие сады бывают, - упрашивала царевна Горошинка. - Я ничего не сломаю и не испорчу...
        - Ах, что я с ней буду делать? - взмолилась царица Луковна.
        Однако пошли в сад. Царь Горох стоял настороже, чтобы кто-нибудь не увидал царевны Горошинки, а царица вышла на дорожку и выпустила из коробочки свою дочку. Ужасно обрадовалась царевна Горошинка и долго резвилась на песочке и даже спряталась в колокольчике. Но эта игра чуть не кончилась бедой. Царевна Горошинка забралась в траву, а там сидела толстая, старая лягушка - увидела она маленькую царевну, раскрыла пасть и чуть не проглотила ее, как муху. Хорошо, что вовремя прибежал сам славный царь Горох и раздавил лягушку ногой.
        III
        Так жил да поживал славный царь Горох. Все думали, что он останется веселым всегда, а вышло не так. Когда родилась царевна Горошинка, он уже был не молод, а потом начал быстро стариться. На глазах у всех старился славный царь Горох.
        Лицо осунулось, пожелтело, глаза ввалились, руки начали трястись, а старого веселья как не бывало. Сильно изменился царь Горох, а с ним вместе приуныло и всё гороховое царство. Да и было отчего приуныть: состарившийся царь Горох сделался подозрительным, всюду видел измену и никому не верил, даже самым любимым боярам и воеводам.
        - Никому не верю! - говорил царь Горох им в глаза. - Все вы готовы изменить мне при первом удобном случае, а за спиной, наверно, смеетесь надо мной... Всё знаю! Лучше и не оправдывайтесь.
        - Помилуй, славный царь Горох! - взмолились бояре и воеводы. - Да как мы посмеем что-нибудь дурное даже подумать... Все тебя любят, славный царь Горох, и все готовы жизнь свою отдать за тебя.
        - Знаю, знаю. Правые люди не будут оправдываться. Вы только то и делаете, что ждете моей смерти.
        Все начали бояться славного царя Гороха. Такой был веселый царь, а тут вдруг точно с печи упал - и узнать нельзя. И скуп сделался царь Горох, как Кощей. Сидит и высчитывает, сколько добра у него съели и выпили гости, да, кроме того, сколько еще разных подарков получили. И обидно старику, что столько добра пущено на ветер, и жаль своей царской казны. Начал царь Горох всех притеснять, каждую денежку высчитывать и даже по утрам сидел в кухне, смотрел, как варят ему щи, чтобы повара не растащили провианта.
        - Воры вы все! - корит царь Горох своих поваров. - Только отвернись, вы всю говядину из горшка повытаскаете, а мне одну жижу оставите.
        - Смилуйся, царь-государь! - вопили повара и валялись у царя Гороха в ногах. - Да как мы посмеем таскать твою говядину из горшков...
        - Знаю, знаю. У меня всё царство вор на воре - вором погоняет.
        Дело дошло до того, что славный царь Горох велел при себе и хлеб резать, и сам считал куски, и даже коров доить стал, чтобы не выпили царского молока неверные слуги. Всем пришлось плохо, даже царица Луковна - и та голодала. Плачет, а попросить кусочка хлеба не смеет у царя. Исхудала бедная и только одному радовалась, что ровно ничего не стоило прокормить любимую дочь Горошинку. Царевна Горошинка была сыта крошечками...
        «Испортили царя! - думали все. - Какой-нибудь колдун испортил, не иначе дело. Долго ли испортить всякого человека... А какой был у нас славный да веселый царь!..»
        А славный царь Горох с каждым днем делался всё хуже и злее. Начал он людей по тюрьмам сажать, а других прямо казнил. Ходят по всему гороховому царству немилостивые царские пристава, ловят людей и казнят. Чтобы услужить царю Гороху, они выбирали самых богатых, чтобы их именье пошло в царскую казну.
        - Однако сколько у меня развелось изменников! - удивляется славный царь Горох. - Это они у меня столько всякого добра наворовали... А я-то по простоте ничего и не замечаю. Еще бы немного, так я бы сам с голоду помер...
        IV
        С каждым днем славный царь Горох делался всё хуже и хуже, а народ всё искал, кто его испортил. Искали-искали и наконец нашли. Оказалось, что царя испортила его родная дочь, прекрасная Кутафья. Да, она самая... Нашлись люди, которые уверяли, что своими глазами видели, будто она вылетала из дворца, обернувшись сорокой, а то еще хуже - бегала по городу мышью и подслушивала, кто и что болтает про царя. От нее, дескать, и всё зло по гороховому царству пошло. Доказательства были все налицо: славный царь Горох любил только одну прекрасную царевну Кутафью. Он даже прогнал всех своих поваров, а главного повесил перед кухней, и теперь царское кушанье готовила одна прекрасная царевна Кутафья. Ей только одной верил теперь царь Горох, и никому больше.
        - Что нам делать теперь? - жаловались все друг другу. - Домашний враг сильнее всех... Погубит прекрасная царевна Кутафья всё царство. Некуда нам деваться от колдуньи...
        Впрочем, оставалась еще одна последняя надежда. О красоте царевны Кутафьи прошла слава по всем землям, и к царю Гороху наезжали женихи со всех сторон. Лиха беда в том, что она всем отказывала. Все не хороши женихи. Но ведь надоест же когда-нибудь ей в девках сидеть, выйдет она замуж, и тогда все вздохнут свободно. Думали, судили, рядили, передумывали, а прекрасная царевна Кутафья и думать ничего не хотела о женихе. Последним наехал к царю Гороху молодой король Косарь, красавец и богатырь, каких поискать, но и он получил отказ, то есть отказал ему сам царь Горох.
        - Королевство у тебя маловато, король Косарь, - заявил ему славный царь Горох, поглаживая бородку. - Еле-еле сам сыт, а чем жену будешь кормить?
        Обиделся король Косарь, сел на своего коня и сказал на прощанье царю Гороху:
        - Из маленького королевства может вырасти и большое, а из большого царства ничего не останется. Отгадай, что это значит?
        Славный царь Горох только посмеялся над хвастовством короля Косаря: молод-де еще, на губах молоко не обсохло!
        Царевны, прекрасной Кутафьи, отец даже не спросил, нравится ей жених или не нравится. Не девичье это дело женихов разбирать - отец с матерью лучше знают, кому отдать родное детище.
        Прекрасная царевна Кутафья видела из своего терема, как уезжал домой король Косарь, и горько плакала. Пришелся ей к самому сердцу красавец король, да, видно, ничего против воли родительской не поделаешь. Всплакнула и царица Луковна, жалеючи дочь, а сама и пикнуть не смела перед царем.
        Не успел славный царь Горох оглянуться, как король Косарь принялся разгадывать свою загадку. Первым делом он пошел войной на царя Пантелея, начал брать города и избил несчетное число народа. Испугался царь Пантелей и стал просить помощи у царя Гороха. Раньше они ссорились, а иной раз и воевали, но в беде некогда разбирать старых счетов. Однако славный царь Горох опять погордился и отказал.
        - Управляйся, как знаешь, - сказал он через послов царю Пантелею. - Всякому своя рубашка ближе к телу.
        Не прошло и полугода, как прибежал и сам царь Пантелей. У него ничего не осталось, кроме бороды, а его царством завладел король Косарь.
        - Напрасно ты мне не помог, - укорял он царя Гороха. - Вместе-то мы его победили бы, а теперь он меня разбил и тебя разобьет.
        - Это мы еще увидим, а твой Косарь - молокосос...
        V
        Завоевав царство Пантелея, король Косарь послал к славному царю Гороху своих послов, которые и сказали:
        - Отдай нашему храброму королю Косарю свою дочь, прекрасную царевну Кутафью, а то тебе будет то же, что царю Пантелею.
        Рассердился царь Горох и велел казнить Косаревых послов, а самому королю Косарю послал собаку с обрубленным хвостом. Вот, дескать, тебе самая подходящая невеста...
        Рассердился и король Косарь и пошел войной на гороховое царство, идет - и народ, словно косой, косит. Сколько сел разорил, сколько городов выжег, сколько народу погубил, а воевод, которых выслал против него царь Горох, в полон взял. Долго ли, коротко ли сказка сказывается, а только король Косарь подступил уже к самой столице, обложил ее кругом, так что никому ни проходу, ни проезду нет, и опять шлет послов к славному царю Гороху.
        - Отдай замуж свою дочь, прекрасную царевну Кутафью, нашему королю Косарю, - говорят послы. - Ты первых послов казнил и нас можешь казнить. Мы люди подневольные.
        - Лучше я сам умру, а дочери не отдам вашему королю! - ответил царь Горох. - Пусть сам берет, если сумеет только взять... Я ведь не царь Пантелей.
        Хотел славный царь Горох и этих послов казнить, да за них вовремя заступилась сама прекрасная царевна Кутафья. Бросилась она в ноги грозному отцу и начала горько плакать:
        - Лучше меня вели казнить, отец, а эти люди не виноваты... Сними с меня голову, только не губи других. Из-за меня, несчастной, напрасно льется кровь и гибнут люди...
        - Вот как? Отлично... - ответил славный царь Горох. - Ты отца родного променяла на каких-то послов? Спасибо, доченька... Может быть, тебе хочется замуж за короля Косаря? Ну, этого ты не дождешься! Всё царство загублю, а тебе не бывать за Косарём...
        Страшно рассердился царь Горох на любимую дочь и велел посадить ее в высокую-высокую башню, где томились и другие заключенные, а в подвал были посажены Косаревы послы. Народ узнал об этом и толпами приходил к башне, чтобы ругать опальную царевну.
        - Отдай нам наши города, взятые королем Косарём! - кричали ей снизу потерявшие от горя голову люди. - Отдай всех, которых убил король Косарь! Из-за тебя мы и сами перемрем все голодной смертью... Ты испортила и своего отца, который раньше не был таким.
        Страшно делалось прекрасной царевне Кутафье, когда она слышала такие слова. Ведь ее разорвали бы на мелкие части, если бы она вышла из башни. А чем она виновата? Кому она сделала какое зло? Вот и родной отец ее возненавидел ни за что... Горько и обидно делается царевне, и горько-горько она плачет, день и ночь плачет.
        - И для чего я только уродилась красавицей? - причитывала она, ломая руки. - Лучше бы мне родиться каким-нибудь уродом, хромой и горбатой... А теперь все против меня. Ох, лучше бы меня казнил отец!
        А в столице уже начинался голод. Голодные люди приходили к башне и кричали:
        - Прекрасная царевна Кутафья, дай нам хлеба! Мы умираем с голоду. Если нас не жалеешь, то пожалей наших детей.
        VI
        Жалела прекрасную царевну Кутафью одна мать. Знала она, что дочка ни в чем не виновна. Все глаза выплакала старая царица Луковна, а мужу ничего не смела сказать. И плакала она потихоньку ото всех, чтобы кто-нибудь не донес царю. Материнское горе видела одна царевна Горошинка и плакала вместе с ней, хотя и не знала, о чем плачет. Очень ей жаль было матери - такая большая женщина и так плачет.
        - Мама, скажи, о чем ты плачешь? - спрашивала она. - Ты только скажи, а я попрошу отца... Он всё устроит.
        - Ах, ты ничего не понимаешь, Горошинка!
        Царица Луковна и не подозревала, что Горошинка знала гораздо больше, чем она думала. Ведь это был не обыкновенный ребенок. Горошинке улыбались цветы, она понимала, о чем говорят мухи, а когда выросла большой, то есть ей исполнилось семнадцать лет, с Горошинкой произошло нечто совершенно необыкновенное, о чем она никому не рассказывала. Стоило ей захотеть - и Горошинка превращалась в муху, в мышку, в маленькую птичку. Это было очень интересно. Горошинка пользовалась тем временем, когда мать спала, и вылетала в окно мухой. Она облетела всю столицу и всё рассмотрела. Когда отец заключил прекрасную Кутафью в башню, она пролетела и к ней. Царевна Кутафья сидела у окна и горько-горько плакала. Муха-Горошинка полетала около нее, пожужжала и наконец проговорила:
        - Не убивайся, сестрица. Утро вечера мудренее...
        Царевна Кутафья страшно перепугалась. К ней никого не допускали, а тут вдруг человеческий голос.
        - Это я, твоя сестренка Горошинка.
        - У меня нет никакой сестрицы...
        - А я-то на что?
        Горошинка рассказала о себе всё, и сестры поцеловались. Теперь обе плакали от радости и не могли наговориться. Прекрасная царевна Кутафья смущалась только одним: именно, что маленькая сестренка Горошинка умеет превращаться в муху. Значит, она колдунья, а все колдуньи злые.
        - Нет, я не колдунья, - объясняла обиженная Горошинка. - А только заколдована кем-то, и на мне положен какой-то зарок, а какой зарок - никто не знает. Что-то я должна сделать, чтобы превратиться в обыкновенную девушку, а что - не знаю.
        Прекрасная царевна Кутафья рассказала о всех своих злоключениях: как она жалела отца, который сделался злым, а потом, сколько горя из-за нее терпит теперь всё гороховое царство. А чем она виновата, что король Косарь непременно хочет жениться на ней? Он даже и не видал ее ни разу.
        - А тебе он нравится, сестрица? - лукаво спросила Горошинка.
        Прекрасная царевна Кутафья только опустила глаза и покраснела.
        - Раньше нравился... - объяснила она со смущением. - А теперь я его не люблю. Он - злой...
        - Хорошо. Понимаю. Ну, утро вечера мудренее...
        VII
        Всё гороховое царство было встревожено. Во-первых, царевич Орлик попался в плен злому королю Косарю, а во-вторых, исчезла из башни прекрасная царевна Кутафья. Отворили утром тюремщики дверь в комнату царевны Кутафьи, а ее и след простыл. Еще больше удивились они, когда увидели, что у окошка сидит другая девица, сидит и не шелохнется.
        - Ты как сюда попала? - удивились тюремщики.
        - А так... Вот пришла и сижу.
        И девица какая-то особенная - горбатая да рябая, а на самой надето платьишко худенькое, всё в заплатах. Пришли тюремщики в ужас:
        - Что ты наделала-то, умница? Ведь расказнит нас славный царь Горох, что не уберегли мы прекрасной царевны Кутафьи...
        Побежали во дворец и объявили всё. Прибежал в башню сам славный царь Горох - так бежал, что и шапку дорогой потерял.
        - Всех казню! - кричал он.
        - Царь-государь, смилуйся! - вопили тюремщики, валяясь у него в ногах. - Что хочешь делай, а мы не виноваты. Видно, посмеялась над нами, бедными, прекрасная царевна Кутафья...
        Посмотрел славный царь Горох на рябую девицу, которая как ни в чем не бывало сидела у окошка, и подивился не меньше тюремщиков.
        - Да ты откуда взялась-то, красота писаная? - строго спросил он.
        - А так... Где была, там ничего не осталось.
        Удивляется славный царь Горох, что так смело отвечает ему рябая девица и нисколько его не боится.
        - А ну-ка, повернись... - сказал он удивляясь.
        Как поднялась девица, все увидели, что она хромая, а платьишко на ней едва держится - заплата на заплате. «Этакую ворону и казнить даже не стоит», - подумал славный царь Горох. Собрались тюремщики, тоже смотрят и тоже дивуются.
        - Как тебя звать-то, красавица? - спросил царь Горох.
        - А как нравится, так и зови... Прежде звали Босоножкой.
        - А ты меня не боишься?
        - Чего мне тебя бояться, когда ты добрый... Так и все говорят: какой у нас добрый царь Горох!
        Много всяких чудес насмотрелся царь Горох, а такого чуда не видывал. Прямо в глаза смеется над ним мудреная девица. Задумался славный царь Горох и даже не пошел домой обедать, а сам остался караулить в башне. Тюремщиков заковали в цепи и отвели в другую тюрьму. Не умели ухранить царской дочери, так пусть сами сидят...
        - Скажите царице Луковне, чтобы послала мне сюда щей и каши, - приказал царь Горох. - А я сам буду сторожить. Дело не чисто...
        А царица Луковна убивалась у себя во дворце. Плачет, как река льется. Сына в полон взял злой король Косарь, прекрасная дочь Кутафья исчезла, а тут еще пропала царевна Горошинка. Искала-искала ее царица по всем комнатам - нет нигде Горошинки.
        «Видно, ее мышь загрызла или воробей заклевал», - думала царица Луковна и еще больше плакала.
        VIII
        В столице славного царя Гороха и стон, и плач, и горе, а злой король Косарь веселится в своем стане. Чем хуже славному царю Гороху, тем веселее злому королю Косарю. Каждое утро злой король Косарь пишет письмо, привязывает его к стреле и пускает в город. Его последнее письмо было такое:
        «Эй ты, славный царь Горох, немного у тебя закуски осталось, - приходи ко мне, я тебя накормлю. Царю Пантелею я хоть бороду оставил, а у тебя и этого нет - у тебя не борода, а мочалка».
        Сидит славный царь Горох в башне, читает королевские письма и даже плачет от злости.
        Весь народ, сбежавшийся к столице, страшно голодал. Люди умирали от голода прямо на улице. Теперь уже никто не боялся славного царя Гороха - всё равно умирать. Голодные люди приходили прямо к башне, в которой заперся царь Горох, и ругали его:
        - Вот, старый колдун караулит ведьму-дочь. Сжечь их надо, а пепел пустить по ветру. Эй, Горох, выходи лучше добром!
        Слушает все эти слова царь Горох и плачет. Зачем он злился и притеснял всех? Пока был добрый - всё было хорошо. Гораздо выгоднее быть добрым. Догадался царь Горох, как следовало жить, да поздно. А тут еще рябая девица сидит у окошечка и поет:
        Жил да поживал славный царь Горох,
        Победить его никто не мог...
        А вся сила в том была,
        Что желал он всем добра.
        - Правда, правда... - шептал царь Горох, обливаясь слезами.
        Потом мудреная девица сказала ему:
        - Вот что, славный царь Горох... Не ты меня держишь в башне, а я тебя держу. Понял? Ну, так довольно... Нечего тебе здесь больше делать. Ступай-ка домой - царица Луковна очень соскучилась о тебе. Как придешь домой - собирайся в дорогу. Понял? А я приду за вами...
        - Как же я пойду - меня убьют дорогой.
        - Никто не убьет. Вот я тебе дам пропуск...
        Оторвала девица одну заплатку со своего платья и подала царю. И действительно, дошел царь Горох до самого дворца, и никто его не узнал, даже свои дворцовые слуги. Они даже не хотели его пускать во дворец.
        Славный царь Горох хотел было рассердиться и тут же всех казнить, да вовремя припомнил, что добрым быть куда выгоднее. Сдержался царь Горох и сказал слугам:
        - Мне бы только увидать царицу Луковну. Всего одно словечко сказать...
        Слуги смилостивились и допустили старика к царице. Когда он шел в царские покои, они сказали ему одно:
        - Царица у нас добрая, смотри не вздумай просить у нее хлеба. Она и сама через день теперь ест. А всё из-за проклятого царя Гороха...
        Царица Луковна узнала мужа сразу и хотела броситься к нему на шею, но он сделал ей знак и шепнул:
        - Бежим скорее. После всё расскажу.
        Сборы были короткие - что можно унести в руках. Царица Луковна взяла только одну пустую коробочку, в которой жила Горошинка. Скоро пришла и Босоножка и повела царя с царицей. На улице догнал их царь Пантелей и со слезами заговорил:
        - Что же это вы меня одного оставляете?
        - Ну идем с нами... - сказала Босоножка. - Веселее вместе идти.
        IX
        Король Косарь стоял под столицей царя Гороха уже второй год и не хотел брать города приступом, чтобы не губить напрасно своих королевских войск. Всё равно сами сдадутся, когда «досыта наголодаются».
        От нечего делать веселится злой король Косарь в своей королевской палатке. Веселится и днем, веселится и ночью. Горят огни, играет музыка, поют песни... Всем весело, только горюют одни пленники, которых охраняет крепкая королевская стража. А среди всех этих пленников больше всех горюет царевич Орлик, красавец Орлик, о котором тосковали все девушки, видавшие его хотя бы издали. Это был орленок, выпавший из родного гнезда. Но приставленная к царевичу стража стала замечать, что каждое утро прилетает откуда-то белобокая сорока и что-то долго стрекочет по-своему, по-сорочьему, а сама так и вьется над землянкой, в которой сидел пленный царевич. Пробовали стрелять в нее, но никто попасть не мог.
        - Это какая-то проклятая птица! - решили все.
        Как ни веселился король Косарь, а надоело ему ждать покорности. Послал он в осажденный город стрелу с письмом, а в письме написал царю Гороху, что если города ему не сдадут, то завтра царевич Орлик будет казнен. Ждал король Косарь ответа до самого вечера, да так и не получил его. И в столице не знал еще никто, что славный царь Горох бежал.
        - Завтра казнить царевича Орлика! - приказал король Косарь. - Надоело мне ждать. Всех буду казнить, кто только попадется мне в руки. Пусть помнят, какой был король Косарь!
        К утру всё было готово для казни. Собралось всё королевское войско смотреть, как будут казнить царевича Орлика. Вот уже загудели уныло трубы, и сторожа вывели царевича. Молодой красавец не трусил, а только с тоской смотрел на родную столицу, стены которой были усыпаны народом. Там уже было известно о казни царевича.
        Король Косарь вышел из палатки и махнул платком - это значило, что прощения не будет. Но как раз в это время налетела сорока, взвилась над землянкой пленного царевича и страшно затрещала. Она вилась над самой головой короля Косаря.
        - Что это за птица? - рассердился король Косарь.
        Придворные бросились отгонять птицу, а она так и лезет - кого в голову клюнет, кого в руку, а кому прямо в глаз норовит попасть. И придворные рассердились. А сорока села на золотую маковку королевской палатки и точно всех дразнит. Начали в нее стрелять, и никто попасть не может.
        - Убейте ее! - кричит король Косарь. - Да нет, куда вам... Давайте мне мой лук и .стрелы. Я покажу вам, как нужно стрелять...
        Натянул король Косарь могучей рукой тугой лук, запела оперенная лебединым пером стрела, и свалилась с маковки сорока.
        Тут у всех на глазах свершилось великое чудо. Когда подбежали поднять убитую сороку, на земле лежала с закрытыми глазами девушка неописанной красоты. Все сразу узнали в ней прекрасную царевну Кутафью. Стрела попала ей прямо в левую руку, в самый мизинец. Подбежал сам король Косарь, припал на колени и в ужасе проговорил:
        - Девица-краса, что ты со мной сделала?
        Раскрылись чудные девичьи глаза, и прекрасная царевна Кутафья ответила:
        - Не вели казнить брата Орлика...
        Король Косарь махнув платком, и стража, окружающая царевича, расступилась.
        Х
        Ведет Босоножка двух царей да царицу Луковну, а они идут да ссорятся. Всё задирает царь Пантелей.
        - Ах, какое у меня отличное царство было!.. - хвастается он. - Такого другого царства и нет...
        - Вот и врешь, царь Пантелей! - спорит Горох. - Мое было не в пример лучше...
        - Нет, мое!..
        - Нет, мое!..
        Как ни старается царь Горох сделаться добрым, а никак не может. Как тут будешь добрым, когда царь Пантелей говорит, что его царство было лучше?
        Опять идут.
        - А сколько у меня всякого добра было! - говорит царь Пантелей. - Одной казны не пересчитаешь. Ни у кого столько не было.
        - Опять врешь! - говорит царь Горох. - У меня и добра и казны было больше.
        Идут цари и ссорятся. Царица несколько раз дергала царя Гороха за рукав и шептала:
        - Перестань, старик... Ведь ты же хотел быть добрым?
        - А ежели царь Пантелей мешает мне быть добрым? - сердится славный царь Горох.
        Всякий думает о своем, а царица Луковна - всё о детях. Где-то красавец царевич Орлик? Где-то прекрасная царевна Кутафья? Где-то царевна Горошинка? Младшей дочки было ей больше всего жаль. Поди, и косточек не осталось от Горошинки... Идет царица и потихоньку вытирает материнские слезы рукавом.
        А цари отдохнут и опять спорят. Спорили-спорили, чуть не подрались. Едва царица Луковна их разняла.
        - Перестаньте вы грешить, - уговаривала она их. - Оба лучше... Ничего не осталось, так и хвалиться нечем.
        - У меня-то осталось! - озлился славный царь Горох. - Да, осталось... Я и сейчас богаче царя Пантелея.
        Рассердился царь Горох, сдернул перчатку с правой руки, показал царю Пантелею свои шесть пальцев и говорит:
        - Что, видел? У тебя пять пальцев всего, а у меня целых шесть - вот и вышло, что я тебя богаче.
        - Эх, ты, нашел чем хвалиться! - засмеялся царь Пантелей. - Уж если на то пошло, так у меня одна борода чего стоит...
        Долго спорили цари, опять чуть не подрались, но царь Пантелей изнемог, присел на кочку и заплакал. Царю Гороху сделалось вдруг совестно. Зачем он хвастался своими шестью пальцами к довел человека до слез?
        - Послушай, царь Пантелей... - заговорил он. - Послушай... брось!..
        - Никак не могу бросить, царь Горох.
        - Да ты о чем?
        - А я есть хочу. Лучше уж было остаться в столице или идти к злому королю Косарю. Всё равно помирать голодною смертью...
        Подошла Босоножка и подала царю Пантелею кусок хлеба. Съел его царь Пантелей да как закричит:
        - А что же ты, такая-сякая, щей мне не даешь?! По-твоему, цари всухомятку должны есть? Да я тебя сейчас изничтожу...
        - Перестань, нехорошо... - уговаривал царь Горох. - Хорошо, когда и кусок хлебца найдется.
        XI
        Долго ли, коротко ли вздорили цари между собой, потом мирились, потом опять вздорили, а Босоножка идет себе впереди, переваливается на кривых ногах да черемуховой палкой подпирается.
        Царица Луковна молчала - боялась, чтобы не было погони, чтобы не убили царя Гороха, а когда ушли подальше и опасность миновала, она стала думать другое. И откуда взялась эта самая Босоножка? И платьишко на ней рваное, и сама она какая-то корявая да еще к тому же хромая. Не нашел царь Горох девицы хуже. Такой-то уродины и близко бы к царскому дворцу не пустили. Начала царица Луковна посерживаться и спрашивает.
        - Эй ты, Босоножка, куда это ты нас ведешь?
        Цари тоже перестали спорить и тоже накинулись на Босоножку:
        - Эй ты, кривая нога, куда нас ведешь?
        Босоножка остановилась, посмотрела на них и только улыбнулась. А цари так к ней и подступают: сказывай, куда завела ?
        - А в гости веду... - ответила Босоножка и еще прибавила: - Как раз к самой свадьбе поспеем.
        Тут уж на нее накинулась сама царица Луковна и начала ее бранить. И такая и сякая - до свадьбы ли теперь, когда у всякого своего горя не расхлебаешь. В глаза смеется Босоножка над всеми.
        - Ты у меня смотри! - грозилась царица Луковна. - Я шутить не люблю.
        Ничего не сказала Босоножка, а только показала рукой вперед. Теперь все увидели, что стоит впереди громадный город, с каменными стенами, башнями и чудными хоромами, перед городом раскинут стан и несметное войско. Немного струсили цари и даже попятились назад, а потом царь Пантелей сказал:
        - Э, всё равно, царь Горох! Пойдем... Чему быть - того не миновать, а может, там и покормят. Очень уж я о щах стосковался...
        Царь Горох тоже не прочь был закусить, да и царица Луковна проголодалась.
        Нечего делать, пошли. Никто и не думает даже, какой это город и чей стан раскинут. Царь Горох идет и корит себя, зачем он хвастался перед царем Пантелеем своими шестью пальцами, - болтлив царь Пантелей и всем расскажет. А царица Луковна начала прихорашиваться и сказала Босоножке:
        - Иди-ка ты, чумичка, позади нас, а то еще осрамишь перед добрыми людьми...
        Идут дальше. А их уже заметили на стану. Валит навстречу народ, впереди скачут вершники. Приосанились оба царя, а царь Пантелей сказал:
        - Ну, теперь дело не одними щами пахнет, а и кашей и киселем... Очень уж я люблю кисель!..
        Смотрит царица Луковна и своим глазам не верит. Едет впереди на лихом коне сам красавец царевич Орлик и машет своей шапкой. А за ним едет, тоже на коне, прекрасная царевна Кутафья, а рядом с ней едет злой король Косарь.
        - Ну, теперь, кажется, вышла каша-то с маслом... - забормотал испугавшийся царь Пантелей и хотел убежать, но его удержала Босоножка.
        Подъехали все, и узнал славный царь Горох родных детей.
        - Да ведь это моя столица! - ахнул он, оглядываясь на город.
        Спешились царевич Орлик и царевна Кутафья и бросились в ноги отцу и матери. Подошел и король Косарь.
        - Ну, что же ты пнем стоишь? - сказал ему славный царь Горох. - От поклону голова не отвалится...
        Поклонился злой король Косарь и сказал:
        - Бью тебе челом, славный царь Горох!.. Отдай за меня прекрасную царевну Кутафью.
        - Ну, это еще посмотрим! - гордо ответил царь Горох.
        С великим торжеством повели гостей в королевскую палатку. Все их встречали с почетом. Даже царь Пантелей приосанился.
        Только когда подходили к палатке, царица Луковна хватилась Босоножки, а ее и след простыл. Искали-искали, ничего не нашли.
        - Это была Горошинка, мама, - шепнула царице Луковне прекрасная царевна Кутафья. - Это она всё устроила.
        Через три дня была свадьба - прекрасная царевна Кутафья выходила за короля Косаря. Осада с города была снята. Все ели, пили и веселились. Славный царь Горох до того развеселился, что сказал царю Пантелею:
        - Давай поцелуемся, царь Пантелей... И из-за чего мы ссорились? Ведь, ежели разобрать, и король Косарь совсем не злой...
        XII
        Когда царь Горох с царицей Луковной вернулся к себе домой со свадьбы, Босоножка сидела в царицыной комнате и пришивала на свои лохмотья новую заплатку. Царица Луковна так и ахнула.
        - Да откуда ты взялась-то, уродина? - рассердилась старуха.
        - Вы на свадьбе у сестрицы Кутафьи веселились, а я здесь свои заплатки чинила.
        - Сестрицы?! Да как ты смеешь такие слова выговаривать, негодная!.. Да я велю сейчас тебя в три метлы отсюда выгнать - тогда и узнаешь сестрицу Кутафью...
        - Мама, да ведь я твоя дочь - Горошинка!
        У царицы Луковны даже руки опустились. Старуха села к столу и горько заплакала. Она только теперь припомнила, что сама Кутафья ей говорила о Горошинке. Весело было на свадьбе, и про Горошинку с радости все и забыли.
        - Ох, забыла я про тебя, доченька! - плакалась царица Луковна. —Совсем из памяти вон... А еще Кутафья про тебя мне шепнула. Вот грех какой вышел!..
        Но, посмотрев на Босоножку, царица Луковна вдруг опять рассердилась и проговорила:
        - Нет, матушка, не похожа ты на мою Горошинку... Ни-ни! Просто взяла да притворилась и назвалась Горошинкой. И Кутафью обманула... Не такая у меня Горошинка была...
        - Право, мама, я Горошинка, - уверяла Босоножка со слезами.
        - Нет, нет, нет... И не говори лучше. Еще царь Горох узнает и сейчас меня казнить велит...
        - Отец у меня добрый!..
        - Отец?! Да как ты смеешь такие слова говорить?. Да я тебя в чулан посажу, чумазую!
        Горошинка заплакала. Она же о всех хлопотала, а ее и на свадьбу забыли позвать, да еще родная мать хочет в чулан посадить.
        Царица Луковна еще сильнее рассердилась и даже ногами затопала.
        - Вот еще горюшко навязалось! - кричала она. - Ну, куда я с тобой денусь? Придет ужо царь Горох, увидит тебя - что я ему скажу? Уходи сейчас же с глаз моих...
        - Некуда мне идти, мама...
        - Какая я тебе мама!.. Ах ты, чучело гороховое, будет притворяться-то!.. Тоже придумает: дочь!
        Царица Луковна и сердилась, и плакала, и решительно не знала, что ей делать. А тут еще, сохрани бог, царь Горох как-нибудь узнает... Вот беда прикачнулась!
        Думала-думала старушка и решила послать за дочерью Кутафьей: «Она помоложе, может, что и придумает, а я уже старуха, и взять с меня нечего...»
        Недели через три приехала и Кутафья, да еще вместе со своим мужем, королем Косарем. Всё царство обрадовалось, а во дворце поднялся такой пир, что царица Луковна совсем позабыла о Босоножке, то есть не совсем забыла, а всё откладывала разговор с Кутафьей.
        «Пусть молодые-то повеселятся да порадуются, - думала царица Луковна. - Покажи им этакую чучелу, так все гости, пожалуй, разбегутся...»
        И гости веселились напропалую, а всех больше царь Пантелей - пляшет старик, только борода трясется. Король Косарь отдал ему всё царство назад, и царь Пантелей радовался, точно вчера родился. Он всех обнимал и лез целоваться так, что царь Горох даже немного рассердился:
        - Что ты лижешь, Пантелей, точно теленок!
        - Голубчик, царь Горохушко, не сердись!.. - повторял царь Пантелей„ обнимая старого друга. - Ах, какой ты... Теперь я опять никого не боюсь и хоть сейчас опять готов воевать.
        - Ну, это дело ты брось... Прежде я тоже любил повоевать, а теперь ни-ни!.. И так проживем...
        Чтобы как-нибудь гости не увидали Босоножки, царица Луковна заперла ее в своей комнате на ключ, и бедная девушка могла любоваться только в окно, как веселились другие. Гостей наехало со всех сторон видимо-невидимо, и было что посмотреть. Когда надоедало веселиться в горницах, все гости выходили в сад, где играла веселая музыка, а по вечерам горели разноцветные огни. Царь Горох похаживал среди гостей, разглаживал свою бороду и весело приговаривал:
        - Не скучно ли кому? Не обидел ли я кого? Хватает ли всем вина и еды? Кто умеет веселиться, тот добрый человек...
        Босоножка видела из окна, как царь Пантелей с радости подбирал полы своего кафтана и пускался вприсядку. Он так размахивал длинными руками, что походил на мельницу или на летучую мышь. Не утерпела и царица Луковна - тряхнула стариной. Подбоченясь, взмахнула шелковым платочком и поплыла павой, отбивая серебряными каблучками.
        - Эх-эх-эх!.. —приговаривала она, помахивая платочком.
        - Ай да старуха! - хвалил царь Горох. - Когда я был молодой, так вот как умел плясать, а теперь брюхо не позволяет...
        Босоножка смотрела на чужое веселье и плакала: очень уж ей было обидно чужое веселье.
        XIII
        Сидя у своего окошечка, Босоножка много раз видела сестру, красавицу Кутафью, которая еще более похорошела, как вышла замуж. Раз Кутафья гуляла одна, и Босоножка ей крикнула:
        - Сестрица Кутафья, подойдите сюда!
        В первый раз Кутафья сделала вид, что не слыхала, во второй раз - она взглянула на Босоножку и притворилась, что не узнала ее.
        - Милая сестрица, да ведь это я, Горошинка!
        Красавица Кутафья пошла и пожаловалась матери. Царица Луковна страшно рассердилась, прибежала, выбранила Босоножку и закрыла окно ставнями.
        - Ты у меня смотри! - ворчала она. - Вот ужо, дай только гостям уехать... Пристало ли тебе, чучеле, с красавицей Кутафьей разговаривать? Только меня напрасно срамишь...
        Сидит Босоножка в темноте и опять плачет. Свету только и осталось, что щелочка между ставнями. Нечего делать, от скуки и в щелочку насмотришься. По целым часам Босоножка сидела у окна и смотрела в свою щелочку, как другие веселятся. Смотрела-смотрела и увидела красавца витязя, который приехал на пир случайно. Хорош витязь - лицо белое, глаза соколиные, русые кудри из кольца в кольцо. И молод, и хорош, и удал. Все любуются, а другие витязи только завидуют. Нечего сказать, хорош был король Косарь, а этот получше будет. Даже гордая красавица Кутафья не один раз потихоньку взглянула на писаного красавца и вздохнула.
        А у бедной Босоножки сердце так и бьется, точно пойманная птичка. Очень уж ей понравился неизвестный витязь. Вот бы за кого она и замуж пошла! Да вся беда в том, что Босоножка не знала, как витязя зовут, а то как-нибудь вырвалась бы из своей тюрьмы и ушла бы к нему. Всё бы ему до капельки рассказала, а он, наверно, пожалел бы ее. Ведь она хорошая, хоть и уродина.
        Сколько гости ни пировали, а пришлось разъезжаться по домам. Царя Пантелея увезли совсем пьяного. На прощанье с дочерью царица Луковна вспомнила про свою Босоножку и расплакалась:
        - Ах, что я с нею только делать буду, Кутафья!.. И царя Гороха боюсь, и добрых людей будет стыдно, когда узнают.
        Красавица Кутафья нахмурила свои соболиные брови и говорит:
        - О чем ты плачешь, матушка? Пошли ее в кухню, на самую черную работу - вот и всё... Никто и не посмеет думать, что это твоя дочь.
        - Да ведь жаль ее, глупую!
        - Всех уродов не пережалеешь... Да я и не верю ей, что она твоя дочь. Совсем не в нашу семью: меня добрые люди красавицей называют, и брат Орлик тоже красавец. Откуда же такой-то уродине взяться?
        - Говорит, что моя...
        - Мало ли что она скажет... А ты ее пошли на кухню, да еще к самому злому повару.
        Сказано - сделано. Босоножка очутилась на кухне. Все повара и поварихи покатывались со смеху, глядя на нее:
        - Где это наша царица Луковна отыскала такую красоту? Вот так красавица! Хуже-то во всем гороховом царстве не сыскать.
        - И одежонка на ней тоже хороша! - удивлялась повариха, разглядывая Босоножку. - Ворон пугать... Ну и красавица!
        А Босоножка была даже рада, что освободилась из своего заточения, хотя ее и заставляли делать самую черную работу - она мыла грязную посуду, таскала помои, мыла полы. Все так ею и помыкали, а особенно поварихи. Только и знают, что покрикивают:
        - Эй ты, хромая нога, только даром царский хлеб ешь! А пользы от тебя никакой нет...
        Особенно донимала ее старшая повариха, злющая старая баба, у которой во рту словно был не один язык, а целых десять. Случалось не раз, что злая баба и прибьет Босоножку: то кулаком в бок сунет, то за косу дернет. Босоножка всё переносила. Что можно было требовать от чужих людей, когда от нее отказались родная мать и сестра! Спрячется куда-нибудь в уголок и потихоньку плачет - только и всего. И пожаловаться некому. Правда, царица Луковна заглядывала несколько раз на кухню и справлялась о ней, но все поварихи и повара кричали в один голос:
        - Ленивая-преленивая эта уродина, царица! Ничего делать не хочет, а только даром царский хлеб ест...
        - А вы ее наказывайте, чтобы не ленилась, - говорила царица.
        Стали Босоножку наказывать: то без обеда оставят, то запрут в темный чулан, то поколотят.
        Больше всего возмущало всех то, что она переносила всё молча, а если и плакала, то потихоньку.
        - Это какая-то отчаянная! - возмущались все. - Ее ничем не проймешь... Она еще что-нибудь сделает с нами. Возьмет да дворец подожжет - чего с нее взять, с колченогой!..
        Наконец вся дворня вышла из терпения, и все гурьбой пошли жаловаться царице Луковне:
        - Возьми ты от нас, царица Луковна, свою уродину. Житья нам не стало с нею. Вот как замаялись с нею все - и не рассказать!
        Подумала-подумала царица Луковна, покачала головой и говорит:
        - А что я с ней буду делать? Надоело мне слушать про нее...
        - Сошли ты ее, царица-матушка, на задний двор. Пусть гусей караулит. Самое это подходящее ей дело.
        - В самом деле, послать ее в гусятницы! - обрадовалась царица Луковна. - Так и сделаем... По крайней мере, с глаз долой.
        XIV
        Совсем обрадовалась Босоножка, как сделали ее гусятницей. Правда, кормили ее плохо - на задний двор посылали с царского стола одни объедки, но зато с раннего утра она угоняла своих гусей в поле и там проводила целые дни. Завернет корочку хлеба в платок - вот и весь обед. А как хорошо летом в поле - и зеленая травка, и цветочки, и ручейки, и солнышко смотрит с неба так ласково-ласково. Босоножка забывала про свое горе и веселилась, как умела. С нею разговаривали и полевая травка, и цветочки, и бойкие ручейки, и маленькие птички. Для них Босоножка совсем не была уродом, а таким же человеком, как и все другие.
        - Ты у нас будешь царицей, - шептали ей цветы.
        - Я и то царская дочь, - уверяла Босоножка.
        Огорчало Босоножку только одно: каждое утро на задний двор приходил царский повар, выбирал самого жирного гуся и уносил. Очень уж любил царь Горох поесть жирной гусятины. Гуси ужасно роптали на царя Гороха и долго гоготали:
        - Го-го-го... ел бы царь Горох всякую другую говядину, а нас бы лучше не трогал. И что мы ему понравились так, несчастные гуси!
        Босоножка ничем не могла утешить бедных гусей и даже не смела сказать, что царь Горох совсем добрый человек и никому не желает делать зла. Гуси всё равно бы ей не поверили. Хуже всего было, когда наезжали во дворец гости. Царь Пантелей один съедал целого гуся. Любил старик покушать, хоть и худ был, словно Кощей. Другие гости тоже ели да царя Гороха похваливали. Вот какой добрый да гостеприимный царь... Не то, что король Косарь, у которого много не разгостишься. Красавица Кутафья, как вышла замуж, сделалась такая скупая - всего ей было жаль. Ну, гости похлопают глазами и уедут несолоно хлебавши к царю Гороху.
        Как-то наехало гостей с разных сторон видимо-невидимо, и захотел царь Горох потешить их молодецкою соколиною охотой. Разбили в чистом поле царскую палатку с золотым верхом, наставили столов, навезли и пива, и браги, и всякого вина, разложили по столам всякую еду. Приехали и гости - женщины в колымагах, а мужчины верхом. Гарцуют на лихих аргамаках, и каждый показывает свою молодецкую удаль. Был среди гостей и тот молодой витязь, который так понравился Босоножке. Звали его Красик-богатырь. Все хорошо ездят, все хорошо показывают свою удаль, а Красик-богатырь - получше всех. Другие витязи и богатыри только завидуют.
        - Веселитесь, дорогие гости, - приговаривает царь Горох, - да меня, старика, лихом не поминайте... Кабы не мое толстое брюхо, так я бы показал вам, как надо веселиться. Устарел я немного, чтобы удаль свою показывать... Вот, спросите царицу Луковну, какой я был молодец. Бывало, никто лучше меня на коне не проедет... А из лука как стрелял - раз как пустил стрелу в медведя и прямо в левый глаз попал, а она в правую заднюю ногу вышла.
        Царица Луковна вовремя дернула за рукав расхваставшегося мужа, и царь Горох прибавил:
        - То бишь, это не медведь был, а заяц...
        Тут царица Луковна дернула его опять за рукав, и царь Горох еще раз поправился:
        - То бишь, и не заяц, а утка, и попал я ей не в глаз, а прямо-прямо в хвост... Так, Луковна?
        - Так, так, царь Горох, - говорит царица. - Вот какой был удалый...
        Расхвастались и другие витязи и богатыри, кто как умел. А больше всех расхвастался царь Пантелей.
        - Когда я был молодой - теперь мне борода мешает, - так я одною стрелой убил оленя, ястреба и щуку, - рассказывал старик, поглаживая бороду. - Дело прошлое, теперь можно и похвастаться...
        Пришлось царице Луковне дернуть за рукав и брата Пантелея, потому как очень уж он начал хвастаться. Смутился царь Пантелей, заикаться стал:
        - Да я... я... Я прежде вот как легок был на ногу: побегу и зайца за хвост поймаю. Вот хоть царя Гороха спросите...
        - Врешь ты всё, Пантелей, - отвечает царь Горох. - Очень уж любишь похвастать... да... И прежде хвастал всегда и теперь хвастаешь. Вот со мною действительно был один случай... да... Я верхом на волке целую ночь ездил. Ухватился за уши и сижу... Это все знают... Так, Луковна? Ведь ты помнишь?
        - Да будет вам, горе-богатыри! - уговаривала расходившихся стариков царица. - Мало ли что было... Не всё же рассказывать. Пожалуй, и не поверят еще... Может быть, и со мною какие случаи бывали, а я молчу. Поезжайте-ка лучше на охоту...
        Загремели медные трубы, и царская охота выступила со Стоянки. Царь Горох и царь Пантелей не могли ехать верхом и тащились за охотниками в колымаге.
        - Как я прежде верхом ездил! - со вздохом говорил царь Горох.
        - И я тоже... - говорил царь Пантелей.
        - Лучше меня никто не умел проехать...
        - И я тоже...
        - Ну, уж это ты хвастаешь, Пантелей!
        - И не думал... Спроси кого угодно.
        - И все-таки хвастаешь... Ну, сознайся, Пантелеюшка: прихвастнул малым делом?
        Царь Пантелей оглянулся и шепотом спросил:
        - А ты, Горохушко?
        Царь Горох оглянулся и тоже ответил шепотом:
        - Чуть-чуть прибавил, Пантелеюшка... Так, на воробьиный нос.
        - И велик же, должно быть, твой воробей!
        Царь Горох чуть-чуть не рассердился, но вовремя вспомнил, что нужно быть добрым, и расцеловал Пантелея.
        - Какие мы с тобой богатыри, Пантелеюшка!.. Даже всем это удивительно! Куда им, молодым-то, до нас...
        XV
        Босоножка пасла своих гусей и видела, как тешится царь Горох своею охотой. Слышала она веселые звуки охотничьих рогов, лай собак и веселые окрики могучих богатырей, так красиво скакавших на своих дорогих аргамаках. Видела Босоножка, как царские сокольничьи бросали своих соколов на разную болотную птицу, поднимавшуюся с озера или с реки, на которой она пасла своих гусей. Взлетит сокол кверху и камнем падет на какую-нибудь несчастную утку, только перышки посыплются.
        А тут отделился один витязь от царской охоты и несется прямо на нее. Перепугалась Босоножка, что его сокол перебьет ее гусей, и загородила ему дорогу.
        - Витязь, не тронь моих гусей! - смело крикнула она и даже замахнулась хворостиной.
        Остановился витязь с удивлением, а Босоножка узнала в нем того самого, который понравился ей больше всех.
        - Да ты кто такая будешь? - спросил он.
        - Я царская дочь...
        Засмеялся витязь, оглядывая оборванную Босоножку с ног до головы. Ни дать ни взять, настоящая царская дочь... А главное, смела и даже хворостиной на него замахнулась.
        - Вот что, царская дочь, дай-ка мне напиться воды, - сказал он. - Разжарился я очень, а слезать с коня неохота...
        Пошла Босоножка к реке, зачерпнула воды в деревянный ковш и подала витязю. Тот выпил, вытер усы и говорит:
        - Спасибо, красавица... Много я на свете видывал, а такую царскую дочь вижу в первый раз.
        Вернулся богатырь на царскую ставку и рассказывает всем о чуде, на которое наехал. Смеются все витязи и могучие богатыри, а у царицы Луковны душа в пятки ушла. Чего она боялась, то и случилось.
        - Приведите ее сюда - и посмотрим, - говорит подгулявший царь Пантелей. - Даже очень любопытно... Потешимся досыта.
        - И что вам за охота на уродину смотреть? - вступилась было царица Луковна.
        - А зачем она себя царскою дочерью величает?
        Послали сейчас же послов за Босоножкой и привели перед царский шатер. Царь Горох так и покатился со смеху, как увидал ее. И горбатая, и хромая, и вся в заплатках.
        - Точно где-то я тебя, умница, видел? - спрашивает он, разглаживая бороду. - Чья ты дочь?
        Босоножка смело посмотрела ему в глаза и отвечает:
        - Твоя, царь Горох.
        Все так и ахнули, а царь Пантелей чуть не задохся от смеху. Ах, какая смешная Босоножка и как осрамила царя Гороха!
        - Это я знаю, - нашелся царь Горох. - Все мои подданные - мои дети...
        - Нет, я твоя родная дочь Горошинка, - смело ответила Босоножка.
        Тут уж не стерпела красавица Кутафья, выскочила и хотела вытолкать Босоножку в шею. Царь Горох тоже хотел рассердиться, но вовремя вспомнил, что он добрый царь, и только расхохотался. И все стали смеяться над Босоножкой, а Кутафья так и подступает к ней с кулаками. Все замерли, ожидая, что будет, как вдруг выступил из толпы витязь Красик. Молод и горд был Красик, и стало ему стыдно, что это он подвел бедную девушку, выставил ее на общую потеху, да и обидно притом, что здоровые люди смеются и потешаются над уродцем. Выступил витязь Красик и проговорил:
        - Цари, короли, витязи и славные богатыри, дайте слово вымолвить... Девушка не виновата, что она такою родилась, а ведь она такой же человек, как и мы. Это я ее привел на общее посмешище и женюсь на ней.
        Подошел витязь Красик к Босоножке, обнял ее и крепко поцеловал.
        Тут у всех на глазах случилось великое чудо: Босоножка превратилась в девушку неописанной красоты.
        - Да, это моя дочь! - крикнул царь Горох. - Она самая!..
        Спало колдовство с Босоножки, потому что полюбил ее первый богатырь, полюбил такою, какою она была.
        Я там был, мед-пиво пил, по усам текло - в рот не попало.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        CКАЗКА ПРО СМЫСЛ ЖИЗНИ, НАЧАЛО
        Жил в одной деревне мальчик, он любил смотреть на небо. Ведь краски неба такие разные. Любил смотреть на текущую воду, жаркий костер. Любил отслеживать движение ветра по макушкам деревьев. Любил смотреть, как отец мастерит стрелы, или как мать готовит пищу. Он любил бегать с другими мальчишками, кататься на лошадях, стрелять из лука. Это был обычный мальчик по имени Серое Перо.
        Но вот однажды мальчик сидел в вигваме, укутавшись в одеяло, и задумался: «Мама готовит пищу, стирает и штопает одежду, вышивает бусинами на ней, выделывает шкуры, лечит меня и сестру, если мы хвораем, радуется приходу отца, а зачем она живет. Неужели вся ее жизнь только для того, чтобы заботиться о нас? Или папа. Он не старейшина, он даже не самый храбрый и сильный воин в племени. Он охотиться, чтобы прокормить семью. Он научил меня стрелять, когда я подрасту, научит и охотиться. Он любит сидеть у костра, курить и слушать рассказы других. А иногда даже сам рассказывает, если был свидетелей веселого или грустного случая. Но неужели это все, что важно в жизни для него? Да и в чем его смысл жизни? Ведь непросто так они появились, или появился я? В чем мой смысл жизни?»
        День думал мальчик над смыслом своей жизни, над тем, в чем его предназначение, другой день, третий. Прошла неделя - а ответа не было.
        Тогда Серое Перо набрался храбрости и пошел к старейшине племени, и обратился к нему:
        - Приветствую тебя, Мудрый Медведь!
        - Здравствуй, Серое Перо! - ответил старейшина, - что привело тебя ко мне? Вижу на лице твоем, что какая-то нерешенная задача гложет тебя.
        - Я не могу понять, в чем смыл жизни, - грустно ответил мальчик, - ведь если понять, то каждое мое действие будет безоговорочно и точно направлено, я буду знать что и зачем, я делаю.
        Ухмыльнулся старейшина:
        - Ты ешь для того, что поддержать свое тело. Ты спишь, чтобы тело твое отдохнуло. Ты научишься охотиться, чтобы накормиться себя и свою семью.
        - Нет, Мудрый Медведь, я хочу знать, зачем я живу, - ответил мальчик.
        - Ну, хорошо,- сжалился Мудрый Медведь, - я отведу тебя в одно священное место, и если ты заночуешь там, то во сне к тебе спустятся духи и расскажут, в чем смысл твоей жизни.
        Мудрый Медведь и Серое Перо без всякой подготовки отправились в путь. Они вошли в лес, долго шли через него. Деревья были покрыты снегом, редкие птицы подавали голос, но самих не было видно.
        Начинало темнеть. Старейшина вдруг остановился и сказал:
        - Вот это место. Я помогу тебе укрыться снегом, чтобы ты не околел ночью.
        Мальчик лег на землю, а старейшина забросал его снегом, потом и вовсе ушел.
        Прошло немного времени, как от неподвижности стало Серому перу холодно, еще спустя несколько минут, стали дрожать губы, сводить конечности. Еще через минуту он чихнул, засыпать пока не получалось - было очень холодно.
        «Если я засну, то я умру». Вдруг про себя подумал мальчик. И встал. Тут позади него появился старейшина.
        - Я не уходил, смотрел за тобой. Ты спал? Духи пришли к тебе? - спросил он.
        -Нет, - честно ответил мальчик,- я подумал, что если засну, то умру.
        - Ты меня не послушал, значит, ничего не получиться! С духами не играют, лучше поскорее уйти отсюда, - хмуро сказал старейшина, накинул на мальчика свое одеяло, и ухмыляясь, быстро увел его.
        Дорога назад показалась мальчику короче, будто они летели, а не шли.
        У края деревни старейшина молча забрал свое одеяло. И они разошлись по вигвамам.
        Серое Перо быстро отогрелся у уютного костра. Мама дала ему горячей еды, и продолжила вышивать куртку сестры. Сестра играла соломенными куклами. Отец дремал на шкурах. Так закончился вечер.
        Лежа на подстилке, укрывшись теплой медвежьей шкурой, мальчик вспомнил о походе со старейшиной: «Почему сегодня вечером, когда я вернулся, мне не нужно было смысла? Я просто грелся, смотрел за работой мамы, игрой сестры… Было тепло и уютно. Почему-то я просто знал, что я на своем месте. И все! Странно. А вдруг я заснул и это мне все сниться?» И мальчик заснул.
        Старейшина сидел и грелся у костра в своем вигваме, курил душистый табак, думал и ухмылялся: «Так и должно быть. Каждый на своем месте. Кто-то охотиться, чтобы прокормить своих детей, а потом научить их охотиться; кто-то стряпает еду, штопает и вышивает, чтобы согреть своих детей; а кто-то думает о смысле своей жизни, пока не придет время оставлять что-то за собой».
        СКАЗКА ПРО СТАРЫЙ ДОМ
        Дом был старый, деревянный. Крыша покосилась. Печка развалилась. Труба набок съехала. Окна не открываются, двери не закрываются. Щели в полах.
        Когда-то в доме жили люди. Давно. Тогда он был новенький и красивый. А потом люди уехали. И дом расстроился. Стал скучать и стареть.
        И сад вокруг дома тоже скучал — скучал и даже одичал от одиночества. Яблоки стали кислыми, вишни мелкими. Вместо цветов — высокая трава, крапива да лопухи выросли.
        Вот так и жил старый, заброшенный дом в старом, заброшенном саду. Весной, когда стаивали огромные сугробы, выползало из-под снега кривое крылечко, дом и сад просыпались после долгого зимнего сна. Просыпались, потягивались, поскрипывая старыми досками и ветками. И дом говорил:
        — А не думаешь ли ты, сад, что в этом году к нам могут вернуться люди?
        — Думаю, — неуверенно отвечал сад.
        — Мы должны приготовиться к встрече, — говорил дом.
        — Конечно, — соглашался сад.
        Им помогали ветер, дождь и солнце. Ветер влетал в дом через трубу. Проветривал комнаты, чердак и даже подвал. Потом через вечно открытую дверь вылетал в старый сад. Выметал прошлогоднюю листву, сухие ветки, помогал, очень осторожно, развертываться нежным лепесткам диких яблонь и вишен.
        После ветра за дело брался дождь. Дождь тщательно отмывал весь дом: от съехавшей набок трубы до самого крылечка.
        Конечно, особенно дождь старался, когда мыл окна. Ведь стекла все-таки. Пусть и разбитые. Еще дождь своими сильными струями расчесывал уже густую листву сирени, разглаживал листья тополей. И землю в саду поил дождь. Жаль, конечно, что не розы на ней вырастут, а лопухи да крапива, но пусть и они лучше зелеными и крепкими будут, чем чахлыми.
        За ветром и дождем приходила очередь солнца. Солнце хорошенько просушивало дом. Гладило золотыми лучами стекла в паутине трещин — чтоб блестели ярче. Золотило старые наличники на окнах. Потом лучи солнца скользили по саду. Заглядывали в каждый крохотный цветок дикой сирени, чтобы те светились маленькими искорками.
        Затем снова прилетал ветер. Он где-то раздобыл семена кое-каких цветов, но ветер не был настоящим садовником и разбросал семена как умел. А потому одуванчики выросли не только в густой траве, но и на крыльце.
        А одна ромашка ухитрилась поселиться даже на крыше в какой-то щелочке.
        Так ветер, дождь и солнце помогали готовиться заброшенному дому и старому саду к встрече людей.
        Дом и сад ждали. Но люди не приходили. Вернее, приходили, но, посмотрев на дом и сад, уходили.
        — Это старый дом, — говорили люди, — у него разбиты окна, и крыша съехала совсем набок, и крыльцо развалилось. Разве это дом?
        — Да, конечно, — соглашались другие люди, — и сад тоже совсем заброшен. Яблоки мелкие, вишни кислые. А крапивы сколько-о-о! А трава-то как разрослась... Разве это сад?
        — Нет, — решали люди, — лучше мы построим новый, красивый дом и вырастим новый, замечательный сад.
        И люди уходили. Дом и сад очень огорчались и начинали ждать снова. Ждали, ждали, ждали...
        И дождались.
        На покрытом пылью долгих дорог велосипеде к дому подъехал человек. За спиной рюкзак. На багажнике — огромный чемодан с разноцветными наклейками. Через плечо — яркая дорожная сумка. На другом плече — фотоаппарат. На голове — широкополая шляпа. Конечно же, это бывалый путешественник. А путешественники, как известно, любят всякие странности.
        Дом с ромашкой на покосившейся крыше, с одуванчиками на кривом крыльце, сад, в котором ветви диких яблонь переплетаются с ветками дикой сирени, как в сказочном лесу, а по земле стелются темно-зеленые лопухи, похожие на огромные зонтики, — разве это не странность? Почти волшебная странность.
        — Ах, — сказал путешественник, — какое чудо! Заколдованная избушка в заколдованном лесу.
        «Вовсе мы не заколдованные, — подумали дом и сад, — мы заброшенные». -
        — Ах! — снова сказал путешественник. — Какая прелесть! И он защелкал фотоаппаратом.
        «Мы — прелесть... Мы — чудо...» — почти задохнулись от радости, смущения, неожиданности дом и сад.
        — Пожалуй, я поживу здесь, — решил путешественник. И путешественник вместе со своим усталым велосипедом, тяжелым рюкзаком, чемоданом с наклейками, дорожной сумкой и, конечно же, с фотоаппаратом поселился в заброшенном доме и одичавшем саду.
        Что же из этого получилось? То, чего не могло не получиться. Яблоки стали крупными-крупными, вишни сладкими-сладкими. Среди лопухов расцвели ярко-красные маки величиной с огромные воздушные шары.
        Трещины на стеклах сложились в веселые рисунки. Крылечко перестало просто скрипеть, оно стало чирикать очень музыкально. А дверь, которая уже много лет не могла шевельнуться, с удовольствием и легкостью открывалась и закрывалась.
        Почему же так вышло? Смешной вопрос... Ясно, почему...
        А потом? Потом путешественнику пришло время отправляться в путь. Ведь он путешественник.
        И что же получилось? То, что и должно было получиться: жили-были заброшенный дом и заброшенный старый сад...
        И потом пришла зима. Повалил снег. Снег. Снег. Сугробы в одичавшем саду. Сугробы на развалившемся крылечке. Сугробы на покосившейся крыше. Тяжелый зимний сон.
        ...А потом пришла весна. Прилетел теплый весенний ветер. Застучал теплый весенний дождь. Теплое весеннее солнце расправило длинные хрупкие лучи.
        И старый дом сказал:
        — А не думаешь ли ты, сад, что и в этом году к нам могут вернуться люди?
        — Думаю, — ответил сад.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СКАЗКА ПРО СТАРЫЙ ПЕНЬ
        Жил-был пень. Он жил в обыкновенном лесу — среди елок, берез, кленов. Очень старым был пень. Старше всех деревьев. Это был очень даже красивый пень: с одной стороны — ровный-ровный, с извилистыми годовыми кольцами, а с другой стороны — зубчатый, будто на нем надета резная корона. Вернее, полукорона. Летом пень наряжался в мантию из мягкого зеленого волокнистого мха. А зимой надевал роскошную пушистую снежную шубу.
        Когда-то пень был деревом. Каким же деревом был старый пень? Могучим ли дубом? Мудрой ли елью? Очень захотелось узнать об этом одной любопытной синице.
        — Дедушка пень! — прочирикала она. — Скажите, пожалуйста, кем вы были в молодости?
        — В молодости... — заскрипел старый пень, — в молодости, говоришь... И захотелось ему сказать что-нибудь такое необыкновенное, чтобы все заохали. Удивить всех захотелось. Бывает такое...
        — В молодости я был, знаешь кем, я был просто... Пальмой.
        — Ой, пальмой! Ой, неужели? — всполошилась синица.
        — Да, а что такого? — заважничал старый пень. — Я был высокой, стройной пальмой. У меня был гладкий ствол, а на верхушке росли огромные листья и большущие орехи.
        — Ой, что вы говорите?! Ой, как это необыкновенно! — заверещала синица. — Так необыкновенно... Так необыкновенно, что...
        — Что, — перебил пень, — не веришь?
        — Как не верить, дедушка пень! Просто один знакомый скворец рассказывал мне, что пальмы живут только далеко на юге. Там, где зимуют птицы.
        — Точно, точно, точно. — Это затараторила пробегавшая мимо белка. — Я тоже слышала, что пальма в нашем лесу — это все равно что... Все равно что... все равно что колокольчик на Северном полюсе. Да, да! — Белка прыгнула на соседнее дерево и убежала.
        — Вот видите, дедушка пень, — подхватила синица, — пальмой вы все-таки, наверное, быть не могли.
        — Да, наверное, не мог, — смущенно заскрипел пень, — знаешь, синица, я не помню, каким был деревом.
        — Забыли?!
        — Забыл... — обманул пень синицу.
        — Ой, как же так можно? Но как же так? — не понимала синица. Пень только смущенно скрипел и кутался в свои роскошные одежды.
        — Дедушка пень! Я вот что придумала, — затараторила синица, — я слетаю к старому дятлу. Он триста лет в нашем лесу живет, все знает, всех помнит. Он наверняка вспомнит, каким деревом вы были.
        Вспорхнула птица-синица. А пень загоревал, ведь знал он, помнил, что не был никакой пальмой, а был обыкновенным кленом. Высоким, развесистым, сильным, но все-таки просто кленом, а не заморской пальмой.
        Вернулась любопытная веселая синица, затараторила:
        — Дедушка пень! Дедушка пень! Потрясающая новость, вы, оказывается, были...
        — Ах, как стыдно мне, — вздохнул пень.
        — Стыдно? Не понимаю! Ведь вы были прекрасным кленом!
        — В том-то и дело, — оправдывался старый пень, — кленом, а не пальмой необыкновенной.
        — Вот в чем дело... — растерялась и рассердилась веселая птица-синица, — вы не любите наш лес.
        — Это почему же? — возмутился пень.
        — Потому что почти половина деревьев в нашем лесу клены! А вы! А вы! А вы! Ух! Ух! — совсем раскипятилась синица и улетела.
        А старый пень задумался. И долго о чем-то думал. О чем? О чем-то, что не сразу понял он, старик мудрый, и что было ясно веселой и даже не очень серьезной птице-синице.
        Так о чем же думал старый красивый пень?
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СКАЗКА ПРО ХРАБРОГО ЗАЙЦА - ДЛИННЫЕ УШИ, КОСЫЕ ГЛАЗА, КОРОТКИЙ ХВОСТ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        Родился зайчик в лесу и всё боялся. Треснет где-нибудь сучок, вспорхнет птица, упадет с дерева ком снега, - у зайчика душа в пятки.
        Боялся зайчик день, боялся два, боялся неделю, боялся год; а потом вырос он большой, и вдруг надоело ему бояться.
        - Никого я не боюсь! - крикнул он на весь лес. - Вот не боюсь нисколько, и всё тут!
        Собрались старые зайцы, сбежались маленькие зайчата, приплелись старые зайчихи - все слушают, как хвастается Заяц - длинные уши, косые глаза, короткий хвост, - слушают и своим собственным ушам не верят. Не было еще, чтобы заяц не боялся никого.
        - Эй ты, косой глаз, ты и волка не боишься?
        - И волка не боюсь, и лисицы, и медведя - никого не боюсь!
        Это уж выходило совсем забавно. Хихикнули молодые зайчата, прикрыв мордочки передними лапками, засмеялись добрые старушки зайчихи, улыбнулись даже старые зайцы, побывавшие в лапах у лисы и отведавшие волчьих зубов. Очень уж смешной заяц!.. Ах, какой смешной! И всем вдруг сделалось весело. Начали кувыркаться, прыгать, скакать, перегонять друг друга, точно все с ума сошли.
        - Да что тут долго говорить! - кричал расхрабрившийся окончательно Заяц. - Ежели мне попадется волк, так я его сам съем...
        - Ах, какой смешной Заяц! Ах, какой он глупый!..
        Все видят, что и смешной и глупый, и все смеются. Кричат зайцы про волка, а волк - тут как тут. Ходил он, ходил в лесу по своим волчьим делам, проголодался и только подумал: «Вот бы хорошо зайчиком закусить!» - как слышит, что где-то совсем близко зайцы кричат и его, серого Волка, поминают. Сейчас он остановился, понюхал воздух и начал подкрадываться.
        Совсем близко подошел Волк к разыгравшимся зайцам, слышит, как они над ним смеются, а всех больше - хвастун Заяц - косые глаза, длинные уши, короткий хвост.
        «Э, брат, погоди, вот тебя-то я и съем!» - подумал серый Волк и начал выглядывать, который заяц хвастается своей храбростью. А зайцы ничего не видят и веселятся пуще прежнего. Кончилось тем, что хвастун Заяц взобрался на пенек, уселся на задние лапки и заговорил:
        - Слушайте вы, трусы! Слушайте и смотрите на меня. Вот я сейчас покажу вам одну штуку. Я... я... я...
        Тут язык у хвастуна точно примерз.
        Заяц увидел глядевшего на него Волка. Другие не видели, а он видел и не смел дохнуть.
        Дальше случилась совсем необыкновенная вещь.
        Заяц-хвастун подпрыгнул кверху, точно мячик, и со страха упал прямо на широкий волчий лоб, кубарем прокатился по волчьей спине, перевернулся еще раз в воздухе и потом задал такого стрекача, что, кажется, готов был выскочить из собственной кожи.
        Долго бежал несчастный Зайчик, бежал, пока совсем не выбился из сил.
        Ему всё казалось, что Волк гонится по пятам и вот-вот схватит его своими зубами.
        Наконец, совсем обессилел бедняга, закрыл глаза и замертво свалился под куст.
        А Волк в это время бежал в другую сторону. Когда Заяц упал на него, ему показалось, что кто-то в него выстрелил.
        И Волк убежал. Мало ли в лесу других зайцев можно найти, а этот был какой-то бешеный...
        Долго не могли прийти в себя остальные зайцы. Кто удрал в кусты, кто спрятался за пенек, кто завалился в ямку.
        Наконец, надоело всем прятаться, и начали понемногу выглядывать, кто похрабрее.
        - А ловко напугал Волка наш Заяц! - решили все. - Если бы не он, так не уйти бы нам живыми... Да где же он, наш бесстрашный Заяц?
        Начали искать.
        Ходили, ходили, нет нигде храброго Зайца. Уж не съел ли его другой волк? Наконец-таки нашли: лежит в ямке под кустиком и еле жив от страха.
        - Молодец, косой! - закричали все зайцы в один голос. - Ай да косой!.. Ловко ты напугал старого Волка. Спасибо, брат! А мы думали, что ты хвастаешь.
        Храбрый Заяц сразу приободрился. Вылез из своей ямки, встряхнулся, прищурил глаза и проговорил:
        - А вы как бы думали? Эх вы, трусы...
        С этого дня храбрый Заяц начал сам верить, что он действительно никого не боится.
        Баю-баю-баю...
        Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 - 1912), русский писатель.
        Сказка про храброго зайца - длинные уши, косые глаза, короткий хвост.
        Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.
        Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей - М.: Детская литература, 1980.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        СКАЗКА ПРО ЧАСЫ
        Жили-были на свете часы. Небольшие такие часы с кукушкой и гирьками. Точнее, с цепочками для гирек, потому что гирьки давно уже оторвались и где-то затерялись. Жили часы над каминной полкой в доме дряхлого пенсионера. Не то что бы тужили, но и не веселились особо, потому как старичок увлекался рыбалкой и целыми сутками сидел с удочкой на берегу в ожидании клёва. А часы в это время всё висели над своей каминной полкой и скучали, скучали до самого вечера, до тех пор, пока не наступала ночь. Дедушка рыболов возвращался в своё древнее кресло перед камином и заваривал свою традиционную кружку чая. Только тогда часы чувствовали себя нужными.
        Кукушка в такие моменты надувалась от важности, каждая шестерня часового механизма звенела, как подковы военных коней на городской площади во время парада, а сами часы напоминали собой не маленький домик, а целый дворец, в котором живёт самый настоящий король со всею своей свитою.
        Пенсионер же имел обыкновение разговаривать с самим собой. Придет с рыбалки, возьмёт в руки кружку с чаем, усядется поудобнее в кресло и начинает рассказывать о своём бурном прошлом. При этом он частенько поглядывал на часы, и нередко рассказы его начинались со слов: «Помнится, именно в этот час со мною такое случилось…» Именно поэтому часы чувствовали себя столь важными и значимыми в этом доме. Сама каминная полка порой испытывала чувство глубокого уважения, слыша над собой их мерное тиканье.
        Но, какими бы потрёпанными ни были наши часы, они всё же были молодыми и ещё слишком неискушёнными жизнью. И, естественно, они даже представить себе не могли, что с ними - с настенными часами с кукушкой - может произойти такое. А произошло вот что.
        Однажды дедушка рыболов с утра пораньше вместо того, чтоб отправиться на реку, ни с того ни с сего вдруг стал бродить по дому и что-то искать. Его лоб был нахмуренным, лицо озабоченным, глаза серьёзными. Неожиданно дедушка вдруг заулыбался и радостно потёр руки. Отчего-то по деревянному корпусу часов пробежали мурашки, ведь, когда пенсионер заулыбался, в его улыбке было что-то… Что-то зловещее, и смотрел он как раз на сверкающий циферблат своих часов.
        Затем дедушка долго возился в кладовке, звенел, гремел чем-то, переставлял какие-то коробки. А потом, вот не поверите, принёс одну в каминный зал и - о, ужас! - снял часы со стены и упаковал их в эту тёмную и холодную коробку! Всё равно, что лучшего друга расстрелять! «Какое предательство!» - думали про себя часы, «Какая низость!» - соглашалась кукушка.
        А дедушка тем временем оделся понаряднее, перевязал злосчастную коробку красной лентой и отправился к знакомым на день рождения. Так и получилось, что настенные часы старого рыболова стали подарком.
        Новым домом для часов теперь стала скромная квартирка на третьем этаже небольшого домика в самом центре города. Камина в этой квартире не было, но зато стена, на которую поселили часы, была гораздо светлее и чище, и из окна напротив открывался чудесный вид на городскую площадь. И всё было бы хорошо, если б не сами новые хозяева.
        Это была супружеская пара. Ему было восемьдесят шесть, ей - немного поменьше, но они любили друг друга так искренне и нежно, как если бы им было по восемнадцать. Днями и ночами они могли сидеть на диване бок о бок и смотреть друг другу в глаза, улыбаться, целоваться в щёчку и не только. Но самое главное, им совсем никакого дела не было до времени, а значит и до подаренных им часов. Им и так было хорошо.
        Поначалу часы исполняли свой долг, как и прежде. Потом хозяева стали забывать вовремя подтянуть гирьки, и часы стали отставать. Их винтики и шестерни перестали звенеть, стали дребезжать звуком грустных детских качелей. И сами часы поэтому совсем приуныли. Даже кукушка в часах перестала петь и всё смотрела в окно из-под прикрытых в дрёме глаз. Именно кукушка и придумала бежать.
        Как-то хозяева вдруг заметили, что часов в доме больше нет - стена совершенно пуста. Ну, на нет и суда нет. Пожали плечами и снова на свой диван - в глаза друг другу смотреть. А часы к тому времени уже нашли себе другого хозяина. Теперь им стал молодой студент, который жил в соседнем доме и, по словам соседей, держал свою квартирку в чистоте, регулярно стирал пыль с мебели и вообще был опрятным и ответственным. Всё это, конечно, не могло не понравиться часам, да и самому студенту часы пришлись по нраву.
        Всё в новом доме часы устраивало, только вот по молодости своей они не смогли предвидеть одну неминуемую вещь, которая, конечно же, незамедлительно произошла. Студент влюбился.
        Студент влюбился, а потому часто выходил на вечерние прогулки, которые порой длились всю ночь, часто вздыхал, часто поглядывал на стрелки часов и постоянно говорил в сердцах:
        - Да что же вы идёте так медленно, когда её нет рядом! Как же всё-таки медленно тянется время!
        И часам стало жалко своего студента. И стали часы идти чуточку быстрее. Сначала совсем чуточку. Студент всё так же ходил на свидания с любимой, но, порой, как-то странно поглядывал то на своего тикающего друга, то в окно, приговаривая: «А дни как будто всё длиннее становятся…». Затем часы - только чтобы порадовать хозяина - пошли ещё быстрее. Студент всё чаще хмурился, приходя с прогулок. А однажды он ворвался домой, словно северный ветер, швырнул в часы шляпу и закричал:
        - Два часа её прождал, а она так и не пришла! Так значит, да? Никогда больше к ней не приду!
        Тут-то часы и поняли, что натворили, и им так стыдно стало за свой обман, что в ту же ночь кукушка вылезла из своего гнезда, изо всех сил замахала крыльями, и часы вновь покинули уютную стену, вылетев в открытое по случаю душной погоды окно. Как настоящая птица, кукушка несла свой домик над ночным городом, пока, наконец, не потеряла силы и не приземлилась возле одиноко шагающей фигуры. Так часы нашли ещё одного хозяина.
        На этот раз им оказался маленький сморщенный человечек в сером. Жил он на самом краю города в такой же крохотной, как и он сам, избушке в полном одиночестве среди вечной тишины и отдающей могильным холодом пыли. Жил так тихо и мирно, словно его и не было вовсе. Однако на часы смотрел часто. Смотрел да повторял:
        - Ах, как быстро время летит! Вот и ещё один день пролетел, как миг… Так и вся жизнь кончится - не заметишь…
        И так грустно он вздыхал, что часы снова не удержались и снова стали показывать неверное время. Только на этот раз они отставали, как только могли. Иногда часы даже просто тикали, удерживая свои стрелки на одном месте, только маленькому человечку от этого веселее не становилось. Он всё так же грустно смотрел на циферблат и вздыхал о быстротечности времени. И, поверьте, часам от этого тоже радостнее не было. Только представьте, каково это жить, каждую минуту чувствуя себя причиной чьей-то грусти. Часы так не смогли и снова сбежали.
        А потом были маленькие дети, которым хотелось только заглянуть часам внутрь. А потом был высокообразованный коллекционер редких вещей, который видел в часах бездушную вещь. А потом была дама в красной шляпке, которой нужно было закрыть пятно на обоях и которая совсем не понимала, как нужно определять время по стрелкам. А потом снова были дети, студенты, чёрные фигуры в свете уличных фонарей…
        Так бы и продолжались эти скитания до бесконечности, если бы часы однажды не попали в руки пьяницы, ужасного неряхи, у которого и дома-то настоящего не было. Но худа без добра нет - пьяница продал часы часовщику, а часовщик… О, часовщик этот был настоящим королём часовых дел. В его доме были миллионы часов: и настенные, как наши, и наручные, и небольшие будильники, и огромные напольные часы - всякие в общем. Но самое главное, они все были подведены точно под часы с городской ратуши, которые никогда не ошибаются. Это ли не счастье, жить среди таких же, как и ты сам и для того, кому ты нужен? Наверное, это и правда настоящее счастье.
        Так наши часы это счастье наконец и обрели. А про прошлые мытарства часы вспоминали только с улыбкой. Ещё бы, столько людей в мире, и только один часовщик знает, что такое время на самом деле! Правда, смешно?
        АЛЕКСАНДР ЕРЕНКО
        Сказка про щенка и старую тапочку
        Каждый нормальный щенок точно знает, что самая замечательная вещь в мире — старая тапочка его хозяина. Потому что с ней можно играть. Можно ее трепать, подбрасывать. можно рычать на нее, делать вид, что пугаешь. А тапочка будет тихонько отползать и делать
        вид, что боится. Правда! Щенок не сразу понял, какая прекрасная вещь старая тапочка.
        Вот как было дело.
        Щенок что-то скучал, что-то грустно ему было. Он поскулил, поскулил немножко и решил, что нужно хорошенько поиграть, иначе совсем грустно станет. Покрутился юлой, поймал свой хвост — только веселей не стало.
        Щенок выскочил во двор, помчался к большой собаке, которая в будке.
        — Собака, а собака! Давай поиграем. Одному неинтересно. Собака высунулась из будки, устало зевнула и сказала не совсем честно:
        — Нет. 'Не могу. Сторожить надо.
        — Что сторожить?
        — Ну, вообще...
        — Так ведь не ночь сейчас.
        — Не ночь, — согласилась большая собака, — но сторожить все равно надо. Поиграй с кошкой. И спряталась в будку.
        — С кошкой... — грустно сказал щенок. — Попробую. — Пошел искать кошку.
        Вот она, кошка. Лежит на солнышке, глаза прищурила — хорошо ей, совсем не до щенка. А он отыскал ее.
        — Кошка, кошка! Поиграй со мной, пожалуйста!
        — Ну что ты, — кошка рассерженно прижала ушки, — что ты? Такое солнышко теплое, — она совсем закрыла глаза, — нужно спокойно дремать, мечтать, а ты говоришь — поиграем.
        — Да я не дремать-мечтать, я играть хочу! — настаивал щенок.
        — Отстань, пожалуйста. — Кошка свернулась в клубок, укрыла нос кончиком хвоста. — У тебя есть хозяин. Пусть он с тобой играет.
        — Хозяин, — вздохнул щенок. Он знал, что хозяин наверняка сидит в кресле, поджав ноги, сбросив тапочки, читает что-то, от чего нельзя оторваться. Так оно и было.
        Щенок сел возле кресла и молча уставился на хозяина. Хозяин оторвался от книги, взглянул на щенка.
        — А. бандит, явился, — ласково сказал он. — Ну, посиди со мной.
        И снова уткнулся в книгу.
        Щенок понял, что хоть он и явился, играть с ним хозяин не собирается. Ничего не поделаешь. Щенок немного покрутился и улегся рядом. Положил мордочку на лапы, хотел заскулить, но услышал мягкий теплый шепот:
        — Щенок, а хочешь, я с тобой поиграю?
        Щенок даже не сразу понял, что это голос одной из хозяйских тапочек.
        — Это кто говорит? Это ты, тапочка? — нерешительно спросил щенок.
        — Ну конечно, я.
        Тапочка была старая, поношенная, даже слегка дырявая.
        — Странно, — удивился щенок. — А ты разве живая?
        — Смешной ты, — тихо рассмеялась тапочка, — конечно, живая. Смотри внимательно.
        Щенок внимательно посмотрел и увидел, что у тапочки есть два веселых глаза, пуговка-нос и даже, кажется, хвост. Никак нельзя не понять, что тапочка совершенно живая.
        — Вот хорошо! — обрадовался щенок. — Вот хорошо, что ты живая! Как же я раньше не заметил?
        — Бывает... — вздохнула тапочка. — Ничего не поделаешь.
        — И ты правда поиграешь со мной?
        — Конечно! Я очень люблю играть. Только мало кто знает об этом. Вот так и познакомились щенок и старая тапочка. С тех пор они часто
        играют вместе. Щенок налетает на тапочку, будто хочет разорвать ее в
        клочья. А тапочка подпрыгивает, будто боится. И обоим смешно и весело. А большая собака, кошка и хозяин удивляются — что это щенок так
        любит играть со старой тапочкой, а тапочка играет со щенком? Вернее,
        оба играют, вместе. Поэтому и весело им.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СКАЗКА СТАРОГО ПАРКА
        Есть на свете маленький старый городок. Далеко-далеко от городов больших и новых.
        В маленьком городке раскинулся большой старый парк со множеством аллей, с деревьями развесистыми, сильными, красивыми. В дальнем краю парка, возле низкого забора из металлических, обвитых зеленым плющом прутьев стоял домик-навес карусельщика. Конечно, здесь же жила-была и сама карусель. Никаких других — современных, головокружительных, скоростных — аттракционов в старом парке старого города не было. А вот карусель все любили, и работы у ее лошадок хватало.
        Про лошадок сейчас расскажу. Их было семеро, они расположились одна за другой по краю круглого деревянного основания карусели. Огромный семицветный зонт возвышался на шесте над ними. Когда веселые мальчишки и девчонки садились на лошадок — на красную, оранжевую, желтую, зеленую, голубую, синюю и фиолетовую, — карусельщик включал карусель, и лошади пускались по кругу.
        Лошадки были такие яркие, разноцветные! Наверняка сама волшебница-радуга помогала раскрашивать их, чтобы ребятам было веселее. А еще у всех семерых лошадок были серебряные султанчики и уздечки. В общем, лошадки на карусели старого парка казались сказочно-красивыми. И наверно, они были очень добрыми. Почти весь день без устали
        катали-кружили своих маленьких всадников. Только во время обеда карусельщика лошадки отдыхали.
        А сейчас пришло время поговорить еще об одной лошадке. Вернее, о лошади самой обыкновенной. Она привозила карусельщику обед. В этом старом маленьком городке машин было очень-очень мало. Зато была настоящая лошадь. Ей поручали много важных дел. Вовремя доставить обед карусельщику считалось очень важно и даже почетно — ведь карусельщик в городе один.
        Лошадь справлялась со всеми делами отлично. Извозчик, а он всегда был с ней, часто хвалил Звездочку. Так звали лошадь. Она была шоколадного цвета, хвост и грива каштановые, блестящие, глаза карие, а на лбу белое пятнышко, похожее на звезду. Потому и Звездочка. Она очень любила приходить к карусельщику. И очень стеснялась. Почему? Послушай.
        Вот старый зеленый парк. Вот домик-навес карусельщика. Вот под большущим ярким зонтом карусель. Неутомимые веселые лошадки кружат ребят. Трепещут их серебряные султанчики, сверкают уздечки. Вот и •стала Звездочка возле низенького забора парка, глаза опустила. Карусельщик остановил карусель, обедает, с извозчиком беседует.
        Звездочка украдкой посматривает на застывших разноцветных лоша-цок, вздыхает: «Всегда я буду обыкновенной лошадью, обыкновенного лошадиного цвета. Всегда я буду развозить по городу самые обыкновенные хлеб. молоко, сахар. Никогда я не стану такой нарядной. Никогда не смогу катать наших ребятишек. Не быть мне такой, как лошадки на карусели. И дружить с ними нельзя мне, ведь я просто обыкновенная лошадь». Очень переживала шоколадная Звездочка.
        А если бы она не грустила и не стеснялась, а внимательно посмотрела бы на чудесных лошадок? Очень бы удивилась.
        Красивые лошадки, оказывается, тоже смущенно опустили глаза. Они вздыхали и перешептывались: «Никогда нам — разноцветным, игрушечным — не стать настоящими лошадками настоящего лошадиного цвета. Мы умеем только развлекать-кружить мальчиков и девочек. Никто не разрешит нам по-настоящему помогать детям и взрослым, перевозить настоящие хлеб, молоко, сахар. Никогда не станет дружить с нами всеми уважаемая, самая настоящая лошадь Звездочка. А нам так хотелось бы покатать ее на нашей карусели».
        Пообедал карусельщик, попрощался с извозчиком, отправилась по серьезным делам маленького старого города Звездочка. Снова весело закружилась карусель с яркими лошадками.
        Грустно, правда? Грустно, потому что шоколадная Звездочка и карусельные лошадки всех цветов радуги так и не решились посмотреть друг другу в глаза. Так и не узнали, что очень уважают друг друга и очень хотят дружить. Грустно, но ты не расстраивайся. Дело в том, что карусельщик и извозчик хорошие люди, просто замечательные. И когда-нибудь однажды один из них хлопнет другого по плечу и скажет:
        — Приятель! Как же так?! Мы до сих пор не познакомили наших прекрасных лошадок!
        ...И вот все восемь лошадок перезнакомятся. И окажется, что все они самые что ни на есть и настоящие и сказочные сразу! И очень нужны все до единой и взрослым и детям! А еще окажется, что они давно дружат, только не знали об этом. Так бывает...
        А потом шоколадная Звездочка поднимется на деревянную карусель к разноцветным лошадкам. И они немножко покружатся вместе. Это будет очень здорово, замечательно даже. Поверь мне, так обязательно случится. Если не завтра, то чуть позже. Я знаю, что говорю. Ведь я из этого самого маленького старого городка.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СКАЗКИ О СМЕХОДРОНЕ
        АКИРЕМА ЛУЧШЕ СМЕХОДРОНА?
        Ночь. Тишина. Засыпающий сад. На морковных грядках три странные тени. Привидения? Оборотни? Пер­вая самая большая, — будто пушис­тая рукавица. Вторая, поменьше, — вязаная варежка. Третья, совсем кро­хотная, — помпон от зимней шапоч­ки. Кто же они и о чем же так ожив­ленно беседуют?
        Мы пока не знаем. Но вот из зарос­лей малины появляется еще одна тень - громадина, похожая на мешок с капустой. Тут-то все и проясняется. Слышится сердитый крик:
        — Опять вы своих нор на моем ого­роде нарыли! Сладу с вами, окаян­ными, нет! Устраивали бы свои под­земные царства-государства подаль­ше от садов-огородов! Вот я вас!,..
        — Дед Федосей злиться совсем не умеет, а все равно страшно, — пищит Кан, обгоняя в тесном проходе своих Друзей.
        — У него, видно, опять бессонница,
        — на бегу рассуждает Кроч. - Значит, без всякого риска Нанесем ему визит завтра днем, пока он спать будет.
        — Только без меня. — возражает Крима. — Дед Федосей добрый. Он не виноват, что его сад над нашей крышей, он же не знал...
        — Твой "добряк" заливал наши нор­ки водой, — напомнил малыш Кан.
        — А все равно он добрый, — не уни­мается Крима. - Он урожай соседям раздает. Я не хочу ему вредить, я хочу с ним подружиться!
        — Как же, подружишься с такими, для людей мы просто вредители сада...
        — пытается охладить ее восторжен­ность деловитый Кроч.
        — А я вот слышал, если прорыть на­сквозь Землю, то можно оказаться в богатой стране, которая зовется Аки-рема. Там всего вдоволь, на всех хва­тит. Там даже лучше, чем в Смеход-роне, — мечтательно вздыхает крош­ка Кан.
        Ах, как славно они жили в Смеходроне! Кротятам вспомнилось, какие просторные земляные палаты у них там были, площадка для кротбола (это игра такая — берешь спелую вишню и бросаешь друг другу через лозу), бесконечные сводчатые пере­ходы... У них были три велосипеда и суперсовременная землеройная машина "Цап-царап-1", на которой можно было путешество­вать по подземелью, иногда забира­ясь в неведомые края. Однажды во время такого путешествия малыш Кан потерял карту, и кротята заблу­дились. А потом у них сломалась "Цап-царап-1". Так они и оказались по соседству с дачей деда Федосея, который совсем им не обра­довался. а наоборот, силь­но горевал, видя испорчен­ные кротами грядки. То ли дело - Акирема! Там их примут с распростертыми объятьями, там все будет по-другому. Надо уходить! Толь­ко вот машина сломана...
        - Предлагаю воспользовать­ся машиной "Цап-царап-3",
        — Кроч был настроен весь­ма решительно.
        - Интересно, что еще за чудо ты изобрел? — протянула Крима.
        - Объясняю: цап-царап-3 -две лапы и нос. Эта машина у каждого всегда с собой. -После таких заявлений кро­тятам ничего не оставалось. как отправиться на поиски сказочной Акиремы.
        Путь оказался труден и до­лог. Крима натерла себе лапу, Кроч - нос, а малыш Кан чуть-чуть не отстал от друзей. Но как-то раз Крима царапнула лапой землю и почуяла свежий воздух, на­поенный сладкими запахами цветов и фруктов. Кротята высунулись из земли. Так вот она какая, Акирема! На небе сияли удивительные звезды. Кругом были ароматные тра­вы, И никто не кричал, не прогонял кротят.
        — Ура! Да здравствует бога­тая волшебная страна! - за­вопил малыш Кан.
        — Теперь мы заживем на славу, не то, что раньше, — солидно подтвердил Кроч.
        И только Крима почему-то молчала. загадочно улыбаясь и поглядывая в сторону видневшейся невдалеке ка­литки. Как раз в это время из-за нее показался ... дед Федосей. — Ну, вот и правильно, что решили на лужайку за дачей переселиться, — похвалил кротят старый Федосей. — Так-то оно всем лучше. Теперь самое время подружиться.
        А ведь и вправду: как подружились, так и оказалось, что никакой Акире­мы не надо. Что может быть лучше родной земли? Это верно и для че­ловека, и для крота, и для дерева...
        ТЕТКА РАСПЛЕКА И ЕЕ БЕДА
        - На дрова, тётку Раплётку, на дрова,- затрещала растрёпанная сорока, пророча судьбу заболевшей вишенке - на дрова её, на дрова. Послышался взволнованный лай. Это Шустрик отогнал непрошенную гостью. Пёс рявкнул ещё раз для острастки и засеменил к больной подруге. Тётка Расплётка старейшая в сад деда Федосея. Много дет она радовала хозяина и соседских мальчишек евоики угощениями и вдруг, вот напастье, захворала. Деду кто-то из знакомых посоветовал убрать Расплётку из сада, а на её месте посадить молодую вишню. Федосей долго не решался, ко однажды вынес из сарая топор.
        Загрустили друзья тётки Распдётки, особенно Шустрик, он и не заметил как за его хвост зацепился Рыжий Репей, да не один, а вместе с другом, холю кой по прозвищу Чертогон. Пёс ловко крутнул хвостом шустрая парочка бабахнулась на клубничную грядку и умоляюще зашелестела: "Шустрик, только мы можем помочь тётке Расплётке!" Пёс остановился и сел возле потрёпанных друзей, " У нас гениальный план, - выпалил Рыжий Репей, - надо срочно идти к Лесной Фее. Она даст нам волшебный порошок и мы вылечим Расплётку."
        - Рчаевся Рыжий?- решительно рыкнул Шустрик,- лес-то большой, а Фея крохотная!
        - Мы ещё никого и никогда не подводили, - два голоса забубнили колючие товарищи,- мы её найдём, порошок возьмем, вылечим Расплёвушку, жить будет лучше чем прежде.
        Долго не раздумывая они отправили в путь, семенили по лугам, рощам и полям, вышли на берег Изнаира - речушки с заросшими берегами. Ни мосточка, ни брода. Как перебраться на желанный берег, где начинался зеленеющий лес -владения волшебной феи? К счастью путешественники увидели бобра, который своими зубами-резцами обтачивал, словно огромный карандаш, мощную ветлу.
        - Слушай приятель, - обратился к нему Шустрик,- помоги перебраться через Изнаир, мы к Лесной Фее идём.
        - Не советую, братцы, - ответил уныло бобёр, - у нас тут нечистая сила шалит!
        - Сказки нам не рассказывай, - вмешался Рыжий Репей, - с нами великий укротитель всяких злыдней Чертогон понял? Тебе видно лень мостик для нас соорудить.
        Бобёр помог перебраться через реку и с того момента как они вступили на землю лесного царства, с ними начались всякие странности, то кто-то хихикнет в кустах, то будто веткой швырнёт, а то Рыжий Репей увидел грязный пятачок маленького чертёнка.
        - Эта нечисть совсем ошалела,- выпалил Шустрик, мало ей лесных жителей, так они и нас хотят зацапать, ты, Чертегон, действуй, а то нам труднёхонько будет. Чертогон усердно шептал какие-то таинственные заклинания, укрывшись в густых зарослях с друзьями, выдернул из своей голову три коле хи, потом у Рыжего Репья пару позаимствовал, связал их волосом Шустрика я кажеться тёмные силы, кажется, отступили, вернее, судя по треску кустов, прошли стороной. Но тут, как на зло, на верхушке берёзы появилась сорока. Она держала какую-то штуку , напоминающую микрофон и тараторила:" Переда* ёт Регина, вижу Рыжего Репья и Чертогома* Чёрные парни, приём"
        Шустрик и его друзья не на шутку перепугались. Сорока, очевидно, работала на лесных чертей, она сообщила злодеям их место махх укрытия, и они уже взяли приятелей в кольцо. Из бли«айвик зарослей раздался какой-то противный голос: "Ви-ви-ви... Ыяу их, вижу?11 ^устрик с друзьями рванул* ся худа глаза глядят» они понимали, что попадись в лапы чертей их или за* жарят на костре, иди зароют в землю, или утопят в реке. Мало ли что може" придумать нечистая сила. Друзья отановилиоь перевести дух и вновь услыга ли пронзительный визг;" Ви-ви-ви...Вижу их, вижу?" Друзья подняли головы и увидели на макувке осины сороку, которая держала в лапе какую-то итуку и декламировала: "Передает Регина1 Чертогон, Рыжий и Шустрик * рядом, при ем' Чёрные парни, приём!** Обессилившие друзья вновь рванули с места. За ними вслед послышался дребезжащий голос: "Ви-ви-вн? Вижу их!" Друзья ук­рылись в какойто расщелине на берегу Изнаира, сил у них уже не осталось и они решили будь, что будет. Рядом опять послышалось **Ви-ви-ви...Ви%у*** Напряжённая тишина и вновь голос:"А теперь не ви-вн-ви-ви-ви-ви-ви-и-и-к Треск кустов и глухой
удар о воду, кажется, какой-то злой чертененок сод вался с берега. Славите крик;" Хва-хва-хва! Хватай? За-за-за* За хво-хвс хво...Хвостик! Хва-хва-хва...Хво-хво-хво?
        Шустрик не выдержал и выглянул из укрытия, он добрая дворняга готот поиоиь вагке впагам. К Изумлению друзей в мутных водах Изнаира барахтался не чертёнок, а кабанёнок, йг"о старались вытянуть на берег здоровенный ка­бан, кабаниха и пятеро кабанят.Их слаженными действиями руководила сорока Она чуа сидела на ветле, держа что то в лапе и кричала^Сообщает Регине вижу объект? Тонет? Тонет? Приём!"
        Щустрик и его друзья выбрались из укрытия, в это время течение пронс сила кабанёнка мимо них, пёс и его друзья бросились в воду, "чертенка" спасли. За это семейство кабанов отведи путевеетвенников к Лесной Фее. Оказывается, она попросила их найти Шустрика с друзьями, но они восполь­зовались услугами Регины и немного перестарались.
        Лесная Фея дала друзьям волшебный порошок для тётки Расплётки, они благополучно вернулись в сад, вылечили свою подругу и они до сих пор радз ет всех своими нарядами и угощениями. Остаётся добавить, теперь в саду д( да Федосея появилась и ещё одна жительница, которая сообщает на всю окру­гу новости, а начинает она свои выпуски такими словами;"Говорит смеход-ронское радио. У микрофона Регина Сорокина..."
        МОХНАЧИ-ЦИРКАЧИ
        Отслужил десантник два года и возвра­щается из армии домой. Идет по лесу, на­встречу дед седая борода.
        — Помоги, сержант, нашей беде, - просит старичок, — здесь на поляне такое творится. Ужас! Эти мохначи мою внучку забрали, бабку и соседку. У меня они криволапые, мотоцикл "Урал" отняли, теперь раз­влекаются.
        — Чем же я тебе, старый, помогу? У меня ни оружия, ни подмоги, вот одна гитара за спиной, но ведь этим хулиганов не остано­вить.
        Потолковали-покумекали, сержант все-таки согласился заступиться за женщин. Вы-содит на поляну, что творится? Жуть! Он думал, биться ему с парнями-бандитами, а дер ед ним здоровенные медведи. Два косолапых на мотоцикле гоняют, в люльке внуч­ка, у нее, кажется, от страха не лицо, а плотные голубые глазищи. Она косится на рулевого и готова зареветь. Правда, тот, кто сидит на заднем сиденье, иногда ее лапой трогает, как бы успокаивает, но девуш­ке от этого утешения еще страшнее.
        Но это еще, можно сказать, пустяки, настоящий ужас на лицах у бабушек, которые почему-то стоят как бы в воротах, а медве­жата гоняют мяч. А может быть и не было никакого ужаса, возможно показалось это сержанту, потому что когда один косолапик загнал мяч в ворота одной старушке, которая захлопала в ладоши и крикнула:
        Молодец, мохнач, три два в нашу пользу". Сержант в это время принял борцовскую стойку, не зря же его учили приемам само­обороны, и завопил что есть мочи: "Вы окружены, сопротивление бесполезно, руки, то есть лапы за голову и на землю!" Конеч­но же десантник все сделал правильно, как инструктировали при взятии террористов, даже в первые минуты этот клич подействовал на медведей. Самый здоровенный оста­новил мотоцикл, спрыгнул с него и медлен­но направился к сержанту. Стоявший ря­дом дед шепнул служивому: "Мне кажется, это не медведи, точно не медведи, а солда­ты американские, здесь всю ночь самолет какой-то летал, так что ты им по-английски повтори."
        Сержант не знал английского языка, в школе он изучал немецкий, да и то на трой­ки, а тут от волнения совсем расстроился. Между тем медведи плотной стеной двига­лись к десантнику, первым к нему подбе­жал самый маленький и, представьте себе, схватил гитару. Ее сержант поставил под куст, чтобы драться не мешала. Медвежо­нок взял шестиструнку, подскочил к десан­тнику и протянул ему инструмент.
        — Солдат, солдат, - залепетали бабки в один голос, - сыграй им что-нибудь, а то они ведь не отстанут.
        Сержант взял гитару и начал наигрывать "цыганочку с выходом". Вы не поверите, медведи от радости заплясали: кто впри­сядку, кто друг с другом! Веселились до самого вечера, пока на поляну не приехал участковый милиционер и дрессировщик с помощниками.
        Оказывается, этих мохначей везли на большом грузовом автомобиле в цирк на представление, машина у леса сломалась, пока водитель возился с мотором, медведи выбрались на волю и решили прорепетиро­вать свои номера на свежем воздухе. Благо-дело им как раз попался дед на мотоцикле с бабками и внучкой. Дрессировщик долго извинялся перед всеми за беспокойство, а потом пригласил в цирк на представление.
        Честно признаться, бабки и дед не поеха­ли, а вот сержант Николай Милехин и внуч­ка Наталья Косыгина ездили, им понрави­лось, они долго рассказывали о выступле­нии медведей. А потом дрессировщика и мохначей пригласили на свадьбу.
        ТРИ ВИШЕНКИ
        Влюблённый Садовник в тревожном небе отчётливо увидел две мер­цающие звезды. Одку- желтую, другую - зелёную. Они напомнили ему чей-то таинственный взгляд, как у той старушки, там на бурлящем ярмарке. Он покупал у торговки два букета пышных роз, мучительно размыш­ляя какой из них подарить Маше, а какой её сестре. Кажется ему боль­ше нравилась Мария, для неё алый букет, а вот Лизе жёлтый.
        Не делай этого, сынок, - услышал Садовник за спиной скрипучий голос, он повернулся и оцепенел, перед ним стояла дряхлая старушка. В руках у неё три саженца - тоненькие вишенки. Садовника поразили её глаза - один жёлтый, другой зелёный.
        - Я знаю, - сказала старушка, - ты хочешь взять в жёны одну из близняшек-красавиц, но сомневаешься какой из них отдать предпочтение. Ку­пи у меня три саженца, посади их в своём саду, а когда появятся плоды угости девушек. Потом ты поймёшь кто твоя любимая, и
        - А когда появятся ягоды?- спросил Влюбленный Садовник.
        - Может быть завтра,- засмеялась старушка,- а может быть никогда. Первую вишенку называют " к^кхкикях, радость", вторую "грустинка а третью...
        Странная старушка не смела договорить как над площадью грянул гром, рухнул тёплый ливень. В дождевых струях старушка как бы раст­ворилась, а Влюбленный Садовник ошеломленно стоял с тремя вишнями в руках.
        Одинокий Садовник всё сделал, как наказывала ему таинственная незнакомка, вишенки принялись, потом на них появились вкусные ягоды. Однажды он пригласил в сад Машу и Лизу. Проходя мимо вишен он предложил девушкам отведать ягоды, но правда перед этим рассказал о загадоч­ной истории, приключившейся с ним на смеходронской ярмарке. Лиза хоте­ла уже сорвать вишенку с ветки, но её отговорила Мария: Эти вишни заколдованные? Съешь и окаменеешь! Он тоже связан с нечистой силой. Я же тебе говорила, у многих в саду всё сохнет и чахнет, а него, погляди.
        -Я люблю свое дало и иного работаю, - ворчал нл ея Одинокий Садовник, - а околдовать не умею.
        Лиза послушала сестру Марию и они ушли. Одинокий Садовник сорвал вишенку и ему почему -то стало светло и радостно на душе. Он вспомнил папу, маму, детство, маленький домик, молодой сад и голубую речку. Потом Садовник сорвал вишенку с другого дерева и ему вспомнилась жизнь, полная трудностей, горечей и лишений. А последним эпизодом стала ссора с Машей и Лизой. Тогда Одинокий Садовник сорвал вишенку с последнего деревца и молодая вишенка превратилась в красивую девушку. Садовник влюбился в нее и они поженились. У них родилось три дочери и три сына. Иногда по вечерам он рассказывал им свою историю замечая при этом, что тот кто не изведает радости, грусти и разочарования, тот не встретит настоящей любви, словно три вишенки от странной волшебницы.
        ОШИБКА КОЛДУНА МЯУ-МУРА
        Жил был смеходренок Тим. Маленький, курносый, веселый и озорной. По утрам он чистил зу­бы, делал зарядку, завтракал и отправлялся в смеходронскую школу; Однажды он с папой шел по смеходронской улице и увидел на ветке двух ма­леньких веселых воробьев. Тим спросил у папы:
        "Как ты думаешь, о чем они говорят?".
        - Птицы говорить не умеют, - ответил папа, по­правляя модный галету к. - Вороны, к примеру, каркают, соловьи - поют, скворцы - щебечут, голуби -воркуют, только мы, смеходронцы, - умеем говорить! Смеходрепок Тим не стал спорить с напои, пото­му что его папа был очень умный. Он преподавал смеходронский язык в тон школе, где учился Тим.
        - Интересно,а кто-нибудь понимает,- как бы раз­мышлял вслух смеходренок,- о чем они каркают, поют, щебечут и. воркуют?
        - Вряд ли,- как бы сам с собой размышлял папа, поправляя модную шляпу. - Впрочем, у нас был одни чудак, понимавший язык птиц, но колдун Мяу-Мур отправил его в цирк и посадил в клет­ку к обезьянам.
        Тим и его папа вошли в смеходронскую школу, а си­девший на ветке смеходронский воробей Чвик спро­сил у мамы: "О чем говорили эти смеходронцы?".
        - Они не умеют говорить,встрепенулась мама, перебирая перья на грудке,- смеходронцы только шумят и пугают нас.
        - А эти? Как их? Животные умеют говорить? -не унимался Чвик.
        - Нет,- ответила, уже раздражаясь, мама. - Соба­ки, к примеру, лают, коровы- мычат, свиньи - хрю­кают, овцы - блеют.
        - А я видел в одном доме попу гая, который гово­рил, ой, шумел, как смеходронцы.
        - Правильно,- сказала мама,- его один смеходронский чудак кое-чему научил, но за это колдун Мяу-Мур засадил попу­гая в клетку.
        Воробей Чвик собирался сказать маме, что он мечтает научиться шуметь, как смеходронцы. Но в то же время ему не. хоте­лось бы сидеть в клетке. Он грустно подумал:
        "Как странно, живем в одной смеходронской стра­не, но не понимаем друг. друга, иногда - даже мы с мамой..."
        Мальчик Тим размышлял о том же самом... Дня ч через три Чвик вновь встретился с Тимом. Воро­бей, как всегда, сидел на ветке и рассматривал сме-ходрят, идущих в школу, пытаясь понять, 6 чем шумят эти озорники. Он не заметил, как к нему подкрался колдун Мяу-Мур, который превратил­ся в черного кота и схватил воробьишку страшны­ми когтями. Испуганный Чвик изо всех сил за­кричал, зовя на помощь Тима. И услышал знако­мый голос. Да, и этот голос выкрикивал понятные слова, а не просто издавал шум. "Держись, Чвик!" - кричал Тим, бросаясь к дереву. Воробей клюнул кота в нос и закричал: "Держусь!"
        Вот в этот момент и произошло то чудо, о кото­ром в смеходронской стране теперь воробьи рас­сказывают коровам, собаки - воронам, соловьи -овцам, свиньи - голубям. Вы уже догадались? Сме­ходронцы стали говорить на одном языке, который не любил колдун Мяу-Мур, но который полюбил­ся Тиму, Чвику и другим обитателям Смеходроиа. Это ужасно не понравилось Мяу-Муру. Но чары злого волшебника рассеялись. Ведь он мог тво­рить свои недобрые дела только в том мире, где не понимают друг друга, не хотят знать больше друг о друге, не умеют учиться друг у друга.
        ПИЛОТ ОЗИ
        Жила-была Железная Бочка. Она стояла в саду под крышей летней кухни и - вы не поверите - все чего-то ждала. Может быть, веселого летнего дождя, чтобы он освежил ее жаркие бока. Может быть, настырного козленка, который часто приходил к ней, разгонялся и пытался повалить. Бочка от его ударов притворно охала, и тогда он ее бодал еще сильнее. Скоро у "победителя" гудела голова, и он убегал жаловаться маме. Иногда к Бочке подкрадывались соседские мальчишки. Они заглядывали внутрь и пугали ее звонкими голосами: "Прос-нись! У-у-у!". Обычно на ее боках они что-то чертили мелом и почти всегда обводили железное клеймо с надписью: "Пилот Ози".
        Железная Бочка была одинока и поэтому любила и озорных мальчишек, и настырного козленка, и голубое небо.
        Вернее, звездное: она смотрела вверх и мечтала улететь. Недаром же кто-то на ее боку вывел эти непонятные слова: "Пилот Ози".
        Наверное, Железная Бочка простояла бы лет сто или двести, но вот однажды в темном небе показался летающий объект, из него выпала маленькая звездочка и упала в Железную Бочку. Видел-бы маленький козленок или соседские мальчишки, что произошло с их железной подружкой. Кто бы мог такого ожидать - она превратилась в девушку-пилота! Девушка была кругленькой и комбинезон в некоторых местах был как бы надутый, в руках она держала рацию, и кто-то охрипшим голосом кричал ей: "Ози, проснись!".
        Оказывается, до того как попасть на Землю, Ози летала со своими друзьями от одной планеты к другой, помогая местным жителям бороться с космическими пиратами, у которых главным был Кирх. Он превращал непокорных в пауков, скорпионов, лягушек, бабочек, а иногда в трухлявые пни, деревья и камни. Как-то раз Кирх взял в плен трех пилотов - друзей Ози. Злодей держал их в темнице и готовился жестоко расправиться с ними. Ози сообщили, что Кирх мог бы отпустить пленников при одном условии: она должна явиться к подлому пирату и покориться его воле. Девушке были очень
        дороги ее друзья-пилоты... Кирх долго-долго хохотал над ее наивным поступком. Дело в том, что друзья Ози уже были на свободе, они сумели выбраться из плена. Тогда Кирх предложил Ози принять его сторону в борьбе с непокорными. Девушка, конечно, не могла на это пойти, и Кирх превратил ее в Железную Бочку, которую отправили с Зеленой Звезды на Землю и бросили где-то в центральной части России. Ози казалось, что она все еще спит, хотя прилетевшие друзья радостно обнимали ее, рассказывали, как они долго ее искали, как долго боролись с Кирхом и победили. Один из пилотов спросил Ози: "Как жилось тебе здесь? Никто тебя не обижал?". Ози улыбнулась, как бы что-то вспоминая, и сказала: "Это прекрасная планета, и ее обитатели такие добрые!".
        ЕВГЕНИЙ ГРАЧЁВ
        СКАЗОЧКА ПРО ВОРОНУШКУ - ЧЕРНУЮ ГОЛОВУШКУ И ЖЕЛТУЮ КАНАРЕЙКУ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        Сидит Ворона на березе и хлопает носом по сучку: хлоп-хлоп. Вычистила нос, оглянулась кругом да как каркнет:
        - Карр... карр!..
        Дремавший на заборе кот Васька чуть не свалился со страху и начал ворчать:
        - Эк тебя взяло, черная голова... Даст же бог такое горлышко!.. Чему обрадовалась-то?
        - Отстань... Некогда мне, разве не видишь? Ах, как некогда... Карр-карр-карр!.. И все-то дела да дела.
        - Умаялась, бедная, - засмеялся Васька.
        - Молчи, лежебока... Ты вот все бока пролежал, только и знаешь, что на солнышке греться, а я-то с утра покоя не знаю: на десяти крышах посидела, полгорода облетела, все уголки и закоулки осмотрела. А еще вот надо и на колокольню слетать, на рынке побывать, в огородах покопать... Да что я с тобой даром время теряю - некогда мне. Ах, как некогда!
        Хлопнула Ворона в последний раз носом по сучку, встрепенулась и только что хотела вспорхнуть, как услышала страшный крик. Неслась стая воробьев, а впереди летела какая-то маленькая желтенькая птичка.
        - Братцы, держите ее... ой, держите! - пищали воробьи.
        - Что такое? Куда? - крикнула Ворона, бросаясь за воробьями.
        Взмахнула Ворона крыльями раз десяток и догнала воробьиную стаю. Желтенькая птичка выбилась из последних сил и бросилась в маленький садик, где росли кусты сирени, смородины и черемухи. Она хотела спрятаться от гнавшихся за ней воробьев. Забилась желтенькая птичка под куст. а Ворона - тут как тут.
        - Ты кто такая будешь! - каркнула она. Воробьи так и обсыпали куст, точно кто бросил горсть гороху.
        Они озлились на желтенькую птичку и хотели ее заклевать.
        - За что вы ее обижаете? - спрашивала Ворона.
        - А зачем она желтая... - запищали разом все воробьи.
        Ворона посмотрела на желтенькую птичку: действительно, вся желтая, - мотнула головой и проговорила:
        - Ах вы, озорники... Ведь это совсем не птица!.. Разве такие птицы бывают?.. А впрочем, убирайтесь-ка... Мне надо поговорить с этим чудом. Она только притворяется птицей...
        Воробьи запищали, затрещали, озлились еще больше, а делать нечего, - надо убираться. Разговоры с Вороной коротки: так хватит носищем, что и дух вон.
        Разогнав воробьев, Ворона начала допытывать желтенькую птичку, которая тяжело дышала и так жалобно смотрела своими черными глазками.
        - Кто ты такая будешь? - спрашивала Ворона.
        - Я - Канарейка...
        - Смотри, не обманывай, а то плохо будет. Кабы не я, так воробьи заклевали бы тебя...
        - Право, я - Канарейка...
        - Откуда ты взялась?
        - А я жила в клетке... в клетке и родилась, и выросла, и жила. Мне все хотелось полетать, как другие птицы. Клетка стояла на окне, и я всё смотрела на других птичек... Так им весело было, а в клетке так тесно. Ну, девочка Аленушка принесла чашечку с водой, отворила дверку, а я и вырвалась. Летала, летала по комнате, а потом в форточку и вылетела.
        - Что же ты делала в клетке?
        - Я хорошо пою...
        - Ну-ка, спой.
        Канарейка спела. Ворона наклонила голову набок и удивилась.
        - Ты это называешь пением? Ха-ха... Глупые же были твои хозяева, если кормили за такое пение. Если б уж кого кормить, так настоящую птицу, как, например, меня... Давеча каркнула, - так плут Васька чуть с забора не свалился. Вот это пение!..
        - Я знаю Ваську... Самый страшный зверь. Он сколько раз подбирался к нашей клетке. Глаза зеленые, так и горят, выпустит когти...
        - Ну, кому страшен, а кому и нет... Плут он большой, - это верно, а страшного ничего нет. Ну, да об этом поговорим потом... А мне все-таки не верится, что ты настоящая птица...
        - Право, тетенька, я - птица, совсем птица. Все канарейки - птицы...
        - Хорошо, хорошо, увидим... А вот как ты жить будешь?
        - Мне не много нужно: несколько зернышек, сахару кусочек, сухарик, - вот и сыта.
        - Ишь какая барыня... Ну, без сахару еще обойдешься, а зернышек как-нибудь добудешь. Вообще ты мне нравишься. Хочешь жить вместе? У меня на березе отличное гнездо...
        - Благодарю. Только вот воробьи...
        - Будешь со мной жить, так никто не посмеет пальцем тронуть. Не то что воробьи, а и плут Васька знает хорошо мой характер. Я не люблю шутить...
        Канарейка сразу ободрилась и полетела вместе с Вороной. Что же, гнездо отличное, если бы еще сухарик да сахару кусочек...
        Стали Ворона с Канарейкой жить да поживать в одном гнезде. Ворона хоть и любила иногда поворчать, но была птица незлая. Главным недостатком в ее характере было то, что она всем завидовала, а себя считала обиженной.
        - Ну, чем лучше меня глупые куры? А их кормят, за ними ухаживают, их берегут, - жаловалась она Канарейке. - Тоже вот взять голубей... Какой от них толк, а нет-нет и бросят им горсточку овса. Тоже глупая птица... А чуть я подлечу - меня сейчас все и начинают гнать в три шеи. Разве это справедливо? Да еще бранят вдогонку: «Эх ты, ворона!» А ты заметила, что я получше других буду, да и покрасивее?.. Положим, про себя этого не приходится говорить, а заставляют сами. Не правда ли?
        Канарейка соглашалась со всем.
        - Да, ты большая птица...
        - Вот то-то и есть. Держат же попугаев в клетках, ухаживают за ними, а чем попугай лучше меня?.. Так, самая глупая птица. Только и знает, что орать да бормотать, а никто понять не может, о чем бормочет. Не правда ли?
        - Да, у нас тоже был попугай и страшно всем надоедал.
        - Да мало ли других таких птиц наберется, которые и живут неизвестно зачем!.. Скворцы, например, прилетят, как сумасшедшие, неизвестно откуда, проживут лето и опять улетят. Ласточки тоже, синицы, соловьи, - мало ли такой дряни наберется. Ни одной вообще серьезной, настоящей птицы... Чуть холодком пахнёт, - все и давай удирать куда глаза глядят.
        В сущности Ворона и Канарейка не понимали друг друга. Канарейка не понимала этой жизни на воле, а Ворона не понимала жизни в неволе.
        - Неужели вам, тетенька, никто зернышка никогда не бросил? - удивлялась Канарейка. - Ну, одного зернышка?
        - Какая ты глупая... Какие тут зернышки? Только и смотри, как бы палкой кто не убил или камнем. Люди очень злы...
        С последним Канарейка никак не могла согласиться, потому что ее люди кормили. Может быть, это Вороне так кажется... Впрочем, Канарейке скоро пришлось самой убедиться в людской злости. Раз она сидела на заборе, как вдруг над самой головой просвистел тяжелый камень. Шли по улице школьники, увидели на заборе Ворону, - как же не запустить в нее камнем?
        - Ну что, теперь видела? - спрашивала Ворона, забравшись на крышу. - Вот все они такие, то есть люди.
        - Может быть, вы чем-нибудь досадили им, тетенька?
        - Решительно ничем... Просто так злятся. Они меня все ненавидят...
        Канарейке сделалось жаль бедную Ворону, которую никто, никто не любил. Ведь так и жить нельзя...
        Врагов вообще было достаточно. Например, кот Васька... Какими маслеными глазами он поглядывал на всех птичек, притворялся спящим, и Канарейка видела собственными глазами, как он схватил маленького, неопытного воробышка, - только косточки захрустели и перышки полетели... Ух, страшно! Потом ястреба - тоже хороши: плавает в воздухе, а потом камнем и падает на какую-нибудь неосторожную птичку. Канарейка тоже видела, как ястреб тащил цыпленка. Впрочем, Ворона не боялась ни кошек, ни ястребов и даже сама была не прочь полакомиться маленькой птичкой. Сначала Канарейка этому не верила, пока не убедилась собственными глазами. Раз она увидела, как воробьи целой стаей гнались за Вороной. Летят, пищат, трещат... Канарейка страшно испугалась и спряталась в гнезде.
        - Отдай, отдай! - неистово пищали воробьи, летая над вороньим гнездом. - Что же это такое? Это разбой!..
        Ворона шмыгнула в свое гнездо, и Канарейка с ужасом увидела, что она принесла в когтях мертвого, окровавленного воробышка.
        - Тетенька, что вы делаете?
        - Молчи... - прошипела Ворона.
        У ней глаза были страшные - так и светятся... Канарейка закрыла глаза от страха, чтобы не видать, как Ворона будет рвать несчастного воробышка.
        «Ведь так она и меня когда-нибудь съест», - думала Канарейка.
        Но Ворона, закусив, делалась каждый раз добрее. Вычистит нос, усядется поудобнее куда-нибудь на сук и сладко дремлет. Вообще, как заметила Канарейка, тетенька была страшно прожорлива и не брезгала ничем. То корочку хлеба тащит, то кусочек гнилого мяса, то какие-то объедки, которые разыскивала в помойных ямах. Последнее было любимым занятием Вороны, и Канарейка никак не могла понять, что за удовольствие копаться в помойной яме. Впрочем, и обвинять Ворону было трудно: она съедала каждый день столько, сколько не съели бы двадцать канареек. И вся забота у Вороны была только о еде... Усядется куда-нибудь на крышу и высматривает.
        Когда Вороне было лень самой отыскивать пищу, она пускалась на хитрости. Увидит, что воробьи что-нибудь теребят, сейчас и бросится. Будто летит мимо, мимо, а сама орет во все горло:
        - Ах, некогда мне... совсем некогда!..
        Подлетит, сцапает добычу и была такова.
        - Ведь это нехорошо, тетенька, отнимать у других, - заметила однажды возмущенная Канарейка.
        - Нехорошо? А если я постоянно есть хочу?..
        - И другие тоже хотят...
        - Ну, другие сами о себе позаботятся. Это ведь вас, неженок, по клеткам всем кормят, а мы всё сами должны добывать себе. Да и так, много ли тебе или воробью нужно?.. Поклевала зернышек, и сыта на целый день.
        Лето промелькнуло незаметно. Солнце сделалось точно холоднее, а день короче. Начались дожди, подул холодный ветер. Канарейка почувствовала себя самой несчастной птицей, особенно когда шел дождь. А Ворона точно ничего не замечает.
        - Что же из того, что идет дождь? - удивлялась она. - Идет-идет и перестанет.
        - Да ведь холодно, тетенька! Ах, как холодно!..
        Особенно скверно бывало по ночам. Мокрая Канарейка вся дрожала. А Ворона еще сердится.
        - Вот неженка!.. То ли еще будет, когда ударит холод и пойдет снег.
        Вороне делалось даже обидно. Какая же это птица, если и дождя, и ветра, и холода боится? Ведь так и жить нельзя на белом свете. Она опять стала сомневаться, что уж птица ли эта Канарейка. Наверно, только притворяется птицей...
        - Право, я самая настоящая птица, тетенька! - уверяла Канарейка со слезами на глазах. - Только мне бывает холодно...
        - То-то, смотри! А мне всё кажется, что ты только притворяешься птицей...
        - Нет, право, не притворяюсь.
        Иногда Канарейка крепко задумывалась о своей судьбе. Пожалуй, лучше было бы оставаться в клетке... Там и тепло и сытно. Она даже несколько раз подлетала к тому окну, на котором стояла родная клетка. Там уже сидели две новые канарейки и завидовали ей.
        - Ах, как холодно... - жалобно пищала зябнувшая Канарейка. - Пустите меня домой.
        Раз утром, когда Канарейка выглянула из вороньего гнезда, - ее поразила унылая картина: земля за ночь покрылась первым снегом, точно саваном. Всё было кругом белое... А главное - снег покрыл все те зернышки, которыми питалась Канарейка. Оставалась рябина, но она не могла есть эту кислую ягоду. Ворона - та сидит, клюет рябину да похваливает:
        - Ах, хороша ягода!..
        Поголодав дня два, Канарейка пришла в отчаяние. Что же дальше-то будет!.. Этак можно и с голоду помереть...
        Сидит Канарейка и горюет. А тут видит, - прибежали в сад те самые школьники, которые бросали в Ворону камнем, разостлали на землю сетку, посыпали вкусного льняного семени и убежали.
        - Да они совсем не злые, эти мальчики, - обрадовалась Канарейка, поглядывая на раскинутую сеть. - Тетенька, мальчики мне корму принесли.
        - Хорош корм, нечего сказать! - заворчала Ворона. - Ты и не думай туда совать нос... Слышишь? Как только начнешь клевать зернышки, так и попадешь в сетку.
        - А потом что будет?
        - А потом опять в клетку посадят...
        Взяло раздумье Канарейку: и поесть хочется и в клетку не хочется. Конечно, и холодно и голодно, а все-таки на воле жить куда лучше, особенно когда не идет дождь.
        Несколько дней крепилась Канарейка, но - голод не тетка, - соблазнилась она приманкой и попалась в сетку.
        - Батюшки, караул!.. - жалобно пищала она. - Никогда больше не буду... Лучше с голоду умереть, чем опять попасть в клетку.
        Канарейке теперь казалось, что нет ничего лучше на свете, как воронье гнездо. Ну, да конечно, бывало и холодно и голодно, а все-таки - полная воля. Куда захотела, туда и полетела... Она даже заплакала. Вот придут мальчики и посадят ее опять в клетку. На ее счастье, летела мимо Ворона и увидела, что дело плохо.
        - Ах ты, глупая!.. - ворчала она. - Ведь я тебе говорила, что не трогай приманки.
        - Тетенька, не буду больше...
        Ворона прилетела вовремя. Мальчишки уже бежали, чтобы захватить добычу, но Ворона успела разорвать тонкую сетку, и Канарейка очутилась опять на свободе. Мальчишки долго гонялись за проклятой Вороной, бросали в нее палками и камнями и бранили.
        - Ах, как хорошо! - радовалась Канарейка, очутившись опять в своем гнезде.
        - То-то хорошо. Смотри у меня... - ворчала Ворона.
        Зажила опять Канарейка в вороньем гнезде и больше не жаловалась ни на холод, ни на голод. Раз Ворона улетела на добычу, заночевала в поле, а вернулась домой, - лежит Канарейка в гнезде ножками вверх. Сделала Ворона голову набок, посмотрела и сказала:
        - Ну, ведь говорила я, что это не птица!..
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        СКАЗОЧКА ПРО КОЗЯВОЧКУ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Как родилась Козявочка, - никто не видал. Это был солнечный весенний день. Козявочка посмотрела кругом и сказала:
        - Хорошо!..
        Расправила Козявочка свои крылышки, потерла тонкие ножки одна о другую, еще посмотрела кругом и сказала:
        - Как хорошо!.. Какое солнышко теплое, какое небо синее, какая травка зеленая, - хорошо, хорошо!.. И всё мое!..
        Еще потерла Козявочка ножками и полетела. Летает, любуется всем и радуется. А внизу травка так и зеленеет, а в травке спрятался аленький цветочек.
        - Козявочка, ко мне! - крикнул цветочек.
        Козявочка спустилась на землю, вскарабкалась на цветочек и принялась пить сладкий цветочный сок.
        - Какой ты добрый, цветочек! - говорит Козявочка, вытирая рыльце ножками.
        - Добрый-то добрый, да вот ходить не умею, - пожаловался цветочек.
        - И все-таки хорошо, - уверяла Козявочка. - И всё мое...
        Не успела она еще договорить, как с жужжанием налетел мохнатый Шмель, и прямо к цветочку.
        - Жж... Кто забрался в мой цветочек? Жж... кто пьет мой сладкий сок? Жж... Ах ты, дрянная Козявка, убирайся вон! Жжж... Уходи вон, пока я не ужалил тебя!
        - Позвольте, что же это такое? - запищала Козявочка. - Всё, всё мое...
        - Жжж... Нет, мое!..
        Козявочка едва унесла ноги от сердитого Шмеля. Она присела на травку, облизала ножки, запачканные в цветочном соку, и рассердилась.
        - Какой грубиян этот Шмель... Даже удивительно!.. Еще ужалить хотел... Ведь всё мое - и солнышко, и травка, и цветочки.
        - Нет уж, извините, - мое! - проговорил мохнатый Червячок, карабкавшийся по стебельку травки.
        Козявочка сообразила, что Червячок не умеет летать, и заговорила смелее:
        - Извините меня, Червячок, вы ошибаетесь... Я вам не мешаю ползать, а со мной не спорьте!..
        - Хорошо, хорошо... Вот только мою травку не троньте. Я этого не люблю, признаться сказать... Мало ли вас тут летает... Вы - народ легкомысленный, а я Червячок серьезный... Говоря откровенно, мне всё принадлежит. Вот заползу на травку и съем, заползу на любой цветочек и тоже съем. До свидания!..
        II
        В несколько часов Козявочка узнала решительно всё, именно, что, кроме солнышка, синего неба и зеленой травки, есть еще сердитые шмели, серьезные червячки и разные колючки на цветах. Одним словом, получилось большое огорчение. Козявочка даже обиделась. Помилуйте, она была уверена, что всё принадлежит ей и создано для нее, а тут другие то же самое думают. Нет, что-то не так... Не может этого быть.
        Летит Козявочка дальше и видит - вода.
        - Уж это мое! - весело запищала она. - Моя вода... Ах, как весело!.. Тут и травка и цветочки.
        А навстречу Козявочке летят другие козявочки.
        - Здравствуй, сестрица!
        - Здравствуйте, милые... А то уж мне стало скучно одной летать. Что вы тут делаете?
        - А мы играем, сестрица... Иди к нам. У нас весело. Ты недавно родилась?
        - Только сегодня... Меня чуть Шмель не ужалил, потом я видела Червяка... Я думала, что всё мое, а они говорят, что всё ихнее.
        Другие козявочки успокоили гостью и пригласили играть вместе. Над водой козявки играли столбом: кружатся, летают, пищат. Наша Козявочка задыхалась от радости и скоро совсем забыла про сердитого Шмеля и серьезного Червяка.
        - Ах, как хорошо! - шептала она в восторге. - Всё мое: и солнышко, и травка, и вода. Зачем другие сердятся, - решительно не понимаю. Всё мое, а я никому не мешаю жить: летайте, жужжите, веселитесь. Я позволяю...
        Поиграла Козявочка, повеселилась и присела отдохнуть на болотную осоку. Надо же и отдохнуть в самом деле. Смотрит Козявочка, как веселятся другие козявочки; вдруг, откуда ни возьмись, воробей - как шмыгнет мимо, точно кто камень бросил.
        - Ай, ой! - закричали козявочки и бросились врассыпную. Когда воробей улетел, недосчитались целого десятка козявочек.
        - Ах, разбойник! - бранились старые козявочки. - Целый десяток съел.
        Это было похуже Шмеля. Козявочка начала бояться и спряталась с другими молодыми козявочками еще дальше в болотную траву. Но здесь - другая беда: двух козявочек съела рыбка, а двух - лягушка.
        - Что же это такое? - удивлялась Козявочка. - Это уж совсем ни на что не похоже... Так и жить нельзя. У, какие гадкие!..
        Хорошо, что козявочек было много, и убыли никто не замечал. Да еще прилетели новые козявочки, которые только что родились. Они летели и пищали:
        - Всё наше... Всё наше...
        - Нет, не всё наше, - крикнула им наша Козявочка. - Есть еще сердитые шмели, серьезные червяки, гадкие воробьи, рыбки и лягушки. Будьте осторожны, сестрицы!..
        Впрочем, наступила ночь, и все козявочки попрятались в камышах, где было так тепло. Высыпали звезды на небе, взошел месяц, и всё отразилось в воде.
        Ах, как хорошо было!..
        «Мой месяц, мои звезды», - думала наша Козявочка, но никому этого не сказала: как раз отнимут и это...
        III
        Так прожила Козявочка целое лето.
        Много она веселилась, а много было и неприятного. Два раза ее чуть-чуть не проглотил проворный стриж; потом незаметно подобралась лягушка, - мало ли у козявочек всяких врагов! Были и свои радости. Встретила Козявочка другую такую же козявочку с мохнатыми усиками. Та и говорит:
        - Какая ты хорошенькая, Козявочка... Будем жить вместе.
        И зажили вместе, совсем хорошо зажили. Всё вместе: куда одна, туда и другая. И не заметили, как лето пролетело. Начались дожди, холодные ночи. Наша Козявочка нанесла яичек, спрятала их в густой траве и сказала:
        - Ах, как я устала!..
        Никто не видал, как Козявочка умерла.
        Да она и не умерла, а только заснула на зиму, чтобы весной проснуться снова и снова жить.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        СКАЗОЧНЫЙ ТУРНИР
        Милые малыши! Это совсем не моя сказка, не я её придумал. Её рассказал мне мой дед, а моему деду - его бабушка, а бабушке моего дедушки рассказал дедушка. Вот такая она старая и древняя эта сказка. Однажды много лет назад, когда странами правили короли и принцессы, в одном королевстве старый король решил выдать свою дочь замуж. Дочь короля звали Агнета. Ей было семнадцать лет. Она была прекрасной девушкой. У неё были длинные светлые волосы, голубые глаза и стройная фигура. Агнета не хотела выходить замуж. Она любила только одно - с утра до вечера слушать страшные сказки и истории. Король не знал, как заставить дочь выйти замуж. И решил тогда король созвать всех сказочников и устроить сказочный турнир. Каждый должен был рассказать страшную сказку. Тот, кто расскажет самую страшную - станет мужем Агнеты. Это была прекрасная идея. Король знал, что Агнета обязательно выйдет замуж за талантливого сказочника.
        Агнета, услышав о решении отца, сразу же согласилась. Настал день сказочного турнира. Собралось много желающих стать женихом принцессы. Шесть дней участники турнира рассказывали свои сказки, но ни принцессе, ни королю они не нравились. И вот осталось только два участника: один высокий, светловолосый юноша и совсем и дряхлый старец. Юноша рассказал сказку о страшных подземельях, гномах, сокровищах и разбойниках. Агнете и королю очень понравилась его сказка и Агнета решила, что выйдет замуж за этого прекрасного сказочника. Но потом, вышел последний рассказчик. Агнета решила, что самую страшную сказку рассказал прекрасный юноша, и почти совсем не слушала сказку седого старца.
        Его сказка оказалась очень длинной, и принцесса стала вслушиваться в рассказ старика. История старца становилась всё страшнее и страшнее. Всю ночь все слушали, не отрываясь эту страшную историю. Рано утром старик закончил свой рассказ, и все поняли, что он и есть победитель турнира.
        Агнете ничего не оставалось делать, как выйти замуж за старика.
        Вам хочется узнать, что же особенного было в рассказе победителя? Я вас разочарую, дорогие мои малыши, старец просто-напросто пересказал всю свою жизнь. Жизнь - это самая страшная и самая прекрасная сказка, которую вам предстоит прожить.
        ШУМИН АНДРЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ
        СКВЕРНЫЙ МАЛЬЧИШКА
        Жил-был старый поэт, настоящий хороший поэт и очень добрый. Раз вечером сидел он дома, а на дворе разыгралась непогода. Дождь лил как из ведра, но старому поэту было так уютно и тепло возле кафельной печки, где ярко горел огонь и, весело шипя, пеклись яблоки.
        - Плохо попасть в такую непогоду - нитки сухой не останется! - сказал он. Он был очень добрый.
        - Впустите, впустите меня! Я озяб и весь промок! - закричал вдруг за дверями ребенок.
        Он плакал и стучал в дверь, а дождь так и лил, ветер так и бился в окна.
        - Бедняжка! - сказал старый поэт и пошел отворять двери.
        За дверями стоял маленький мальчик, совсем голенький. С его длинных золотистых волос стекала вода, он дрожал от холода; если бы его не впустили, он бы, наверное, погиб.
        - Бедняжка! - сказал старый поэт и взял его за руку. - Пойдем ко мне, я обогрею тебя, дам тебе винца и яблоко; ты такой хорошенький мальчуган!
        Он и в самом деле был прехорошенький. Глаза у него сияли, как две яркие звезды, а мокрые золотистые волосы вились кудрями - ну, совсем ангелочек! - хоть он весь и посинел от холода и дрожал как осиновый лист. В руках у него был чудесный лук; беда только - он весь испортился от дождя, краска на длинных стрелах слиняла.
        Старый поэт уселся поближе к печке, взял малютку на колени, выжал его мокрые кудри, согрел ручонки в своих руках и вскипятил ему сладкого вина. Мальчик повеселел, щеки у него зарумянились, он спрыгнул на пол и стал плясать вокруг старого поэта.
        - Ишь, какой ты веселый мальчуган! - сказал старик поэт. - А как тебя зовут?
        - Амур! - отвечал мальчик. - Ты разве не знаешь меня? Вот и лук мой. Я умею стрелять! Посмотри, погода разгулялась, месяц светит.
        - А лук-то твой испортился! - сказал старый поэт.
        - Вот было бы горе! - сказал мальчуган, взял лук и стал его осматривать. - Он совсем высох, и ему ничего не сделалось! Тетива натянута как следует! Сейчас я его испробую.
        И он натянул лук, положил стрелу, прицелился и выстрелил старику поэту прямо в сердце!
        - Вот видишь, мой лук совсем не испорчен! - закричал он, громко засмеялся и убежал.
        Скверный мальчишка! Выстрелил в старика поэта, который пустил его обогреться, приласкал, напоил вином и дал самое лучшее яблоко!
        Добрый старик лежал на полу и плакал: он был ранен в самое сердце. Потом он сказал:
        - Фу, какой скверный мальчишка этот Амур! Я расскажу о нем всем хорошим детям, чтобы они береглись, не связывались с ним, - он и их обидит.
        И все хорошие дети - и мальчики и девочки - стали остерегаться этого Амура, но он все-таки умеет иногда обмануть их; такой плут!
        Идут студенты с лекций, и он рядом: книжка под мышкой, в черном сюртуке, и не узнаешь его! Они думают, что он тоже студент, возьмут его под руку, а он и пустит им стрелу прямо в грудь.
        Или вот идут девушки от священника или в церковь - он тоже тут как тут; вечно гоняется за людьми!
        А то заберется иногда в большую люстру в театре и горит там ярким пламенем; люди-то думают сначала, что это лампа, и уж потом только разберут в чем дело. Бегает он и по королевскому саду и по крепостной стене. А раз гак он ранил в сердце твоих родителей! Спроси-ка у них, они тебе расскажут. Да, скверный мальчишка этот Амур, ты лучше не связывайся с ним! Он только и Делает, что бегает за людьми. Подумай, раз он пустил стрелу даже в твою старую бабушку! Было это давно, давно прошло и быльем поросло, а все-таки не забылось, да и не забудется никогда! Фу! Злой Амур! Но теперь ты знаешь про него, знаешь, какой это скверный мальчишка!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СКОРОХОДЫ
        Был назначен приз, и даже два, один большой, другой малый, за наибольшую быстроту - не на состязании, а вообще в течение целого года.
        - Я получил первый приз! - сказал заяц. - По-моему, уж можно ожидать справедливости, если судьи - твои близкие друзья и родные. Однако присудить второй приз улитке? Мне это даже обидно!
        - Но ведь надо же принимать во внимание и усердие, и добрую волю, как справедливо рассудили высокоуважаемые судьи, и я вполне разделяю их мнение! - заметил заборный столб, бывший свидетелем присуждения призов. - Улитке понадобилось полгода, чтобы переползти через порог, но всетаки она спешила на совесть и даже сломала себе второпях бедренную кость! Она душой и телом отдавалась своему делу, да еще тащила на спине свой дом! Такое усердие достойно всяческого поощрения, вот почему ей и присужден второй приз.
        - Могли бы, кажется, и меня взять в расчет! - сказала ласточка. - Быстрее меня на лету, смею думать, никого нет! Где только я не побывала! Везде, везде!
        - В том-то и беда, - сказал столб. - Уж больно много вы рыскаете! Вечно рветесь в чужие края, чуть у нас холодком повеет. Вы не патриотка, а потому и не в счет.
        - А если бы я проспала всю зиму в болоте, тогда на меня обратили бы внимание? - спросила ласточка.
        - Принесите справку от самой болотницы, что вы проспали на родине хоть полгода, тогда посмотрим!
        - Я-то заслуживала первого приза, а не второго! - заметила улитка. - Я ведь знаю, что заяц бегает, только когда думает, что за ним гонятся, - словом, из трусости! А я смотрела на движение как на свою жизненную задачу и пострадала при исполнении служебных обязанностей! И уж если кому и следовало присудить первый приз, так это мне! Но я не люблю поднимать шум, терпеть не могу!
        И она плюнула.
        - Я могу засвидетельствовать, что каждый приз был присужден справедливо! - заявила межевая веха. - Я вообще держусь порядка, меры, расчета. Уже восьмой раз я имею честь участвовать в присуждении призов, но только в этот раз настояла на своем. Дело в том, что я всегда присуждаю призы по алфавиту: для первого приза беру букву с начала, для второго - с конца. Потрудитесь теперь обратить внимание на мой счет: восьмая буква с начала - "з", и на первый приз я подала голос за зайца, а восьмая буква с конца - "у", и на второй приз я подала голос за улитку. В следующий раз первый приз назначу букве "и", а второй-букве "с". Главное, порядок! Иначе и опереться не на что.
        - Не будь я сам в числе судей, я бы подал голос за себя! - сказал осел. - Надо принимать во внимание не только быстроту, но и другие качества - например, груз. На этот раз я, впрочем, не хотел упирать на эти обстоятельства, равно как и на ум зайца или на ловкость, с какой он путает следы, спасаясь от погони. Но есть обстоятельство, на которое вообще-то принято обращать внимание и которое никоим образом нельзя упускать из виду - это красота. Я взглянул на чудесные, хорошо развитые уши зайца
        - на них, право, залюбуешься, - и мне показалось, что я вижу самого себя в детском возрасте! Вот я и подал голос за зайца.
        - Ж-ж-жж! - зажужжала муха. - Я не собираюсь держать речь, хочу только сказать несколько слов. Уж я-то попроворнее всякого зайца, это я знаю точно! Недавно я даже подбила одному зайчишке заднюю ногу. Я сидела на паровозе, я это часто делаю - так лучше всего следить за собственной быстротой. Заяц долго бежал впереди поезда; он и не подозревал о моем присутствии. Наконец ему пришлось свернуть в сторону, и тут-то паровоз и толкнул его в заднюю ногу, а я сидела на паровозе. Заяц остался на месте, а я помчалась дальше. Кто же победил? Полагаю - я! Только очень он мне нужен, этот приз!
        "А по-моему, - подумала дикая роза, вслух она ничего не сказала, не в ее характере это было, хотя и лучше было бы, если б она высказалась, - по-моему, и первого и второго приза заслуживает солнечный луч! Он вмиг пробегает безмерное пространство от солнца до земли и пробуждает от сна всю природу. Поцелуи его дарят красоту - мы, розы, алеем и благоухаем от них. А высокие судьи, кажется, совсем и не заметили его! Будь я лучом, я бы отплатила им солнечным ударом... Нет, это отняло бы у них последний ум, а они им и так небогаты. Лучше промолчать. В лесу мир и тишина! Как хорошо цвести, благоухать, упиваться светом и жить в сказаниях и песнях! Но солнечный луч переживет нас всех!"
        - А какой первый приз? - спросил дождевой червь. Он проспал событие и только-только явился на сборный пункт.
        - Свободный вход в огород с капустой! - ответил осел. - Я сам назначал призы! Первый приз должен был получить заяц, и я, как мыслящий и деятельный член судейской комиссии, обратил надлежащее внимание на потребности и нужды зайца. Теперь он обеспечен. А улитке мы предоставили право сидеть на придорожном камне, греться на солнце и лакомиться мхом. Кроме того, она избрана одним из главных судей в соревнованиях по бегу. Хорошо ведь иметь специалиста в комиссии, как это называется у людей. И, скажу прямо, судя по такому прекрасному началу, мы вправе ожидать в будущем многого!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СЛАДКОЕЖКИ ИЛИ НЕОБЫЧНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ НАСТЕНЬКИ И ДОМОВИЧКА
        МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА
        В большом доме, на самом последнем этаже, в маленькой квартирке жила небогатая семья. Папа с Мамой с раннего ут-ра и до позднего вечера были на работе. Лишь маленькая де-вочка Настенька оставалась на целый день дома, да ещё и за запертой дверью. Уж очень боялись Мама с Папой за девоч-ку и поэтому не разрешали ей самостоятельно выходить из квартиры.
        Всю неделю Настенька ждала выходных, когда Мама с Папой будут дома и смогут пойти с ней погулять. А если ещё и деньги за работу получат, то у Настеньки будет праздник.
        Вместе они пойдут в парк, будут ходить по траве среди больших деревьев и кушать мороженое.
        Да, мороженное - это, действительно, праздник.
        Ради вкусного, сладкого, прохладного мороженого мож-но и посидеть в запертой квартире.
        Целый месяц ожидания… Но ничего, Настенька подсчи-тала, что праздник будет через две недели!
        - Как долго, - подумала девочка и с этой мыслью легла в кро-ватку. Ведь был полдень, когда две стрелки часов показывают на цифру «12», а в этот час она всегда ложилась спать, чтобы вечером подольше не засыпать, и можно было посмотреть на Маму с Папой хоть одним глазком. А если она и засыпала до прихода родителей, то сквозь сон она слышала, как Мама с Папой разговаривают шёпотом, целуют её и уходят спать.
        ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ
        Рано утром, как только первые лучики солнца начали пробиваться сквозь толстые шторы, Настенька сладко потя-нулась в своей кроватке и потёрла кулачками глазки. Первым делом умываться, так учила её Мама - чтобы смотреть на мир чистыми глазками и увидеть всю его красоту. А местом для смотрения красоты у Настеньки были только два больших окна. Одно окно выходило на глухую стену другого дома, а другое… Другое окно открывало вид на большой магазин. Магазин, в котором продается… Мороженое…
        - Хватит, - сказала себе Настенька, - Ведь пора завтра-кать, а помечтать можно и потом.
        Открыв холодильник, она, как всегда, увидела три квад-ратных баночки. Каждая баночка имела надпись: «ЗАВ-ТРАК», «ОБЕД», «УЖИН».
        Настенька уже неплохо умела читать. Каждые выходные Мама учила её Алфавиту и как вместе читать Буквы, а Папа учил с ней Цифры. У неё даже была одна хорошая книжка - «Азбука», которую ей подарили на День Родждения. А ещё какая-то Добрая Тётя дала Маме большую кучу детских кни-жек, которые Настенька посему-то называла - «ЧУЖИЕ».
        Всегда после завтрака она раскладывала «чужие» книжки по всему дивану, на котором спали родители, рассматривала цветные картинки, которые ей очень нравились, потом вы-бирала книжку, где картинки были красивее, и начинала чи-тать. Хотя и получалось читать медленно, но девочка прочла уже большую часть «чужих» книжек.
        НОВЫЙ ДРУГ
        Она читала про волшебный лес, про веселых зверей, про добрых фей и злую колдунью и много других сказочных героев. И очень часто она разговаривала с героями книжек, как будто они были рядом.
        - Интересно? - прозвучал голос прямо у девочки над ухом.
        - Конечно, интересно! - с восторгом ответила Настенька и вдруг поняла, что в книжке таких слов то и не было, а голос прозвучал звонко-звонко.
        Она осторожно повернулась и вдруг увидела рядом с собой маленького лохматого человечка. Роста он был небольшого, чуть-чуть выше Настеньки, с круглым лицом, с большими ушами, с рыжими волосами, которые торчали во все сторо-ны, а нос весь в крупных веснушках. И одет он был как-то непонятно: красные шорты, зелёная футболка и большие-большие желтые ботинки. А в руках он держал блестящий сундучок.
        - Привет! А ты кто и как ты сюда попал?
        - Привет! Я Друг! - весело ответил человечек.
        Девочка часто читала в книжках про друзей, но у неё ни-когда не было своего друга, только Мама и Папа.
        - А ты хороший друг или плохой?
        - Я Домовичок, а Домовички - самые лучшие друзья! - вос-кликнул человечик. - Я тут проходил мимо, смотрю, девочка одна-одинёшенька, наверное, ей скучно. Может быть ей ну-жен друг? И вот я здесь…
        - А что такое - Домовичок, тебя так зовут? - спросила На-стенька.
        - Да, меня зовут Домовичком. И про нас - Домовичков я могу тебе рассказать, если тебе интересно.
        РАССКАЗ ДОМОВИЧКА
        Он сел на край дивана, забросил ногу на ногу и начал свой рассказ…
        - Давным-давно, мы - Домовички, жили почти в каждом до-ме. Выбирали себе самое укромное место и жили себе спо-койно и припеваючи. Люди нам не мешали, ну а мы, конеч-но, немножко шалили, чтобы жить было веселей. Для боль-ших людей мы были невидимы. Только такие маленькие дет-ки, как ты, могли нас видеть и разговаривать с нами. Когда больших людей не было дома, мы играли с маленькими дет-ками и показывали им сказки. Видишь мой сундучок? В нем очень много сказок, я собирал их целых 200 лет..
        У каждого Домовичка есть свой сундучок. И если сундучок потеряется, то Домовичок начинает болеть и вскоре умирает.
        Большое горе случилось почти тысячу лет назад, когда ме-ня ещё не было на свете. Мне об этом рассказывал Дедушка. Жила одна Девочка, с которой тоже дружил Домовичок. Она очень любила сказки.
        Когда она выросла, то стала плохой колдуньей и решила, что все сказки должны быть у неё. Она превращалась в малень-ких девочек, заманивала к себе Домовичков и забирала у них сказки. Много погибло Домовичков. Мой Дедушка и не-сколько его братьев-Домовичков решили найти самого ста-рого Домовичка-Волшебника, чтобы он подсказал им как спасти сказки.
        Далеко-далеко, за высокими горами, за глубокими морями нашли они всё-таки хижину Волшебника и попросили у не-го помощи. Добрый волшебник открыл огромную книгу в кожаном переплете, и хижина наполнилась светом, потому что буквы в книге были золотыми и светили как солнце. Там было написано, что есть Сказочная Страна, куда не могут попасть простые люди, а тем более злые колдуньи. Но туда не просто попасть. Нужно построить воздушный ко-рабль с большими парусами.
        Для этого требуется найти Древний Кипарис и семью Ко-ролевских Шелкопрядов. Дедушка собрал всех братьев-Домовичков и рассказал им добрую новость. Они раздели-лись на две группы и отправились на поиски. Прошло много времени, много Домовичков погибло от руки Колдуньи. Но всё-таки они нашли то, что искали.
        Из кипариса построили Корабль, Шелкопряды соткали Волшебные Паруса и, наконец, Волшебник произнес закли-нание. Корабль ожил и обратился к Домовичкам: «Те, кому нужна помощь, входите на борт и указывайте путь!». Все братья-Домовички отправились в путешествие в заветную страну. Корабль летел по небу среди облаков словно пти-ца…
        Дедушка говорил, что это была, действительно, Сказоч-ная Страна. Домовички с помощью Доброго Волшебника построили большой Волшебный Сундук для Сказок и назва-ли его Сказочная Библиотека. Теперь все Сказки должны храниться в этой Библиотеке.
        Но ведь наше место было здесь - среди людей. Пока Домовички прятались в Сказочной Стране, детки жили без сказок.
        Через пятьсот лет Злая Колдунья извелась без новых сказок и превратилась в Старый Пень. И вот тогда Домовички решили вернуться к людям. Но дважды в году, все Домович-ки снова возвращаются в Сказочную Страну чтобы сохра-нить все новые Сказки в Сказочной Библиотеке.
        Вскоре появился я. Вот такая история…
        ТАЙНА
        Слушая захватывающий рассказ, Настенька забыла о времени. Хлопнула дверь и она услышала шаги и голоса ро-дителей. Вдруг вспыхнула искра и там, где сидел Домовичок, остался лишь легкий дымок. Девочка так внимательно слу-шала Домовичка, так переживала, что сильно задумалась и когда очнулась, подумала, что это все ей приснилось.
        Родители обрадовались, что Настенька ещё не спит. Все вместе они долго сидели на кухне, пили чай и весело болта-ли. Девочка очень хотела рассказать про Домовичка, но ре-шила, что они ей все равно не поверят. К тому же она и сама не знала было все «взаправду» или приснилось…
        Настенька решила, что это будет её Тайной.
        ПЕРВОЕ ВОЛШЕБСТВО
        Проснулась Настенька от того, что кто-то дергает её за ногу. Приоткрыв глазки, она увидела Домовичка с улыбкой до ушей.
        - Доброе утро, Настенька! Пора вставать, нас ждут приклю-чения!
        - Какие приключения? Ведь ещё рано и хочется спать! - де-вочка хотела накрыться одеялом с головой, но Домовичок опять начал дергать за ногу.
        - Вставай, а то самое интересное пропустишь! - почти силой он подтащил Настеньку к окну. Было раннее утро, но возле магазина уже стоял грузовик, на котором было написано «МОРОЖЕНОЕ».
        Домовичек погладил свой животик и сказал:
        - Я, как и ты, очень люблю мороженое. Поэтому сегодня поздно вечером мы проберемся в магазин и наедимся его сколько захотим.
        - А как мы попадем в магазин, он же будет закрыт, - удиви-лась девочка.
        - Ты забыла, что я не человек, а Домовичок. Как ты думаешь я попал к тебе в квартиру? - Домовичок открыл сундучок, вынул из него маленький мешочек, высыпал на ладонь се-ребристый порошок.
        - Это Волшебный Порошок, с помощью которого можно оказаться в любом месте, где захочешь. Возьми чуть-чуть Порошка, назови громко место, куда хочешь попасть и брось его себе под ноги. Например, назови «КУХНЯ» и ты окажешься там.
        Настенька взяла щепотку порошка и сделала как сказал Домовичок.
        Вдруг всё вокруг закружилось быстро-быстро. И мебель, и стены, и Домовичок кружились вокруг неё.
        Потом яркая вспышка и она оказалась на кухне.
        Все было так ново и интересно…
        В ожидании вечернего приключения, они вместе съели завтрак и Настенька предложила заняться её любимым делом - смотреть «чужие» книжки. Оказалось, что Домовичок не умеет читать и даже не знает букв. Все свои сказки он «пока-зывает» с помощью Волшебного Сундучка. И девочка реши-ла научить его читать. До самого полудня они учили буквы. Настенька показывала Домовичку букву, говорила как она произносится и просила его назвать слова, которые начина-ются на эту букву. Так они выучили три первых буквы Алфа-вита.
        ПЕРВАЯ СКАЗКА ИЗ СУНДУЧКА
        Уставшие, они вкусно пообедали. Наступил час, когда На-стенька после обеда всегда ложилась спать. Домовичок пред-ложил показать ей Первую Сказку. Когда девочка легла в кроватку, он открыл Сундучок, произнёс название Сказки и комната вокруг них начала меняться. Обои на стенах изме-нились на гранитные камни, а сама комната превратилась в огромный зал с высокими потолками. В больших окнах были цветные стёкла и решётки с узором. По средине зала стояла высокая кровать и на пушистых подушках лежала маленькая девочка, на головке у которой переливалась всеми цветами радуги маленькая корона. Это была Принцесса, но Настенька узнала в ней себя.
        Она сама была в Сказке… Да ещё и Принцессой…
        Все время, пока она спала, удивительная сказка продолжа-лась…
        СОГЛАШЕНИЕ
        Проснулась она в очень хорошем настроении. Рядом с ней сидел Домовичок и закрывал свой Сундучок. Настенька так была благодарна ему, что поцеловала его в щёку и радостно сказала:
        - Спасибо! Я никогда такого не видела. Неужели у тебя все Сказки такие хорошие?
        - Конечно все! - обиделся Домовичок, - я всегда старался со-бирать лучшие.
        Теперь наступил черед Настеньки развлекать Домовичка.
        Открыв свою любимую книжку, она показывала ему кар-тинки, читала и объясняла, кто, и что в них нарисовано.
        Когда она закончила, Домовичок задумчиво произнес:
        - Твои Сказки тоже очень хорошие. Если ты разрешишь, то я и в Сундучок хочу поместить такие.
        - А как ты их туда поместишь? Я тебе не смогу отдать книжку, Маме это не понравится. Домовичок рассмеялся:
        - Да не заберу я у тебя книжку. Просто её на целую ночь нужно положить в Сундучок. На следующий день достать. А Сундучок уже будет знать эти Сказки и сможет их показы-вать.
        - Ну тогда в твой Сундучок добавится ещё много сказок. Ви-дишь какая у меня гора книжек. Там очень хорошие Сказки. Мы с тобой будем читать книжки хоть каждый день, а потом попросим Сундучок показать их нам. Хорошо?
        - Ладно, договорились! Но обещай, что всё-таки научишь меня читать. Смотреть Сказки с помощью Сундучка хорошо, но читать тоже очень интересно. - попросил Домовичок.
        НА ПОМОЩЬ ДРУГУ
        Вдруг в воздухе появились искорки, которые громко тре-щали. Домовичок вскочил и схватил Сундучок.
        - Меня срочно вызывает один из братьев-Домовичокв. Ему нужна моя помощь. Я скоро освобожусь. Посздно вечером я тебя разбужу. Все, пока.
        Опять вспыхнула искра и там, где сидел Домовичок, ос-тался лишь легкий дымок.
        Вечером Настенька не могла заснуть и дождалась родите-лей. Когда они уснули, она лежала с открытыми глазками в своей кроватке и думало о Домовичке.
        Вспыхнула искра и, прямо из воздуха, появился Домови-чок.
        - Фуф, думал не успею.
        - Садись, отдохни и расскажи, что случилось, я так пережи-вала.
        - Брат-Домовичок играл с маленьким мальчиком, так же, как и мы с тобой. Вдруг начала отпираться дверь в квартиру. Это Папа мальчика вернулся раньше с работы. Домовичок испу-гался и спрятался в холодильник. Он так замерз, что забыл все заклинания как выбраться от туда. Хорошо хоть вспом-нил, как вызвать меня. Я его нашел всего в сосульках, но вы-тащить с помощью волшебства не получилось, уж сильно он замерз.
        Пришлось поднимать шум во всех комнатах, чтобы от-влечь Папу. А потом я открыл холодильник и вытащил его. Ох, какой же он был холодный и тяжелый. Да ладно, всё в порядке. Ты готова?
        НОЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
        Настенька лежал под одеялом уже в спортивном костю-ме и кроссовках.
        - Возьми меня за руку. - Так непривычно было держаться за ручку с шестью пальчиками. «Надо будет как-нибудь спро-сить, почему так?» - подумала девочка.
        Домовичок что-то пробормотал, наверное, название ма-газина, где есть мороженое, бросил Волшебный Порошок, и всё закружилось вокруг них быстро-быстро. Появились вит-рины, заполненные всякими продуктами. Они долго стояли и любовались таким изобилием лакомств. У Настеньки даже «слюнки потекли».
        - Пойдём в отдел «Мороженое». - сказал Домовичок.
        - Постой, подожди. Меня мама учила на брать чужое. Мы что - воришки?
        - Не беспокойся, мы не будем воровать. Мы просто возьмём взаймы. Я так всегда делаю. Никто даже не заметит. Смотри сколько здесь всего!
        Настенька не согласилась с Домовичком, но соблазн был слишком велик.
        Ведь это было - МОРОЖЕНОЕ…
        Они попробовали несколько видов: и с клубникой. И с апельсином, в шоколаде и без. Настенька сдерживала себя и кушала очень медленно, чтобы не заболеть. А Домовичок наоборот ел много и быстро. Вдоволь наевшись, сладкоежки отправились домой.
        Настеньке снилась замечательная Сказка и во сне она облизывала губки, сохранившие вкус сладкого мороженого.
        ПРОЩАНИЕ
        Так Настенька и Домовичек проводили день за днем. Днем они читали и смотрели Сказки, а вечером с помощью Вол-шебства путешествовали в магазин и объедались Мороже-ным.
        Вскоре Домовичек уже неплохо научился читать, да и На-стенька научилась читать быстрее, чем раньше. Настенька посмотрела очень много Сказок с помощью Волшебного Сундучка, а Домовичок записал в него все Сказки из «чужих» книжек Настеньки.
        Незаметно пролетело пол-года и наступила пора про-щаться. Ведь Домовичок рассказывал, что дважды в году все Домовички отправляются в Волшебную Страну чтобы со-хранить все новые Сказки в Сказочной Библиоте-ке.Настенька и Домовичок так подружились, что им не хоте-лось расставаться.
        - Настенька, не расстраивайся, я скоро вернусь. Меня не бу-дет всего девять дней и девять ночей. Зато я возьму в Сказоч-ной Библиотеке много новых Сказок. Мы будем смотреть Сказки, а по вечерам кушать Мороженое.
        У Настеньки на глазках появились слёзы:
        - Я буду скучать за тобой, Домовичок! Возвращайся поско-рей!
        - Пока, не забывай меня!
        Снова в воздухе вспыхнула искра и там, где стоял Домови-чок, остался лишь легкий дымок, а в сердце Настеньки оста-лись Интересные и Сладкие Воспоминания о Настоящем Друге.
        Конец.
        СКАЗКИ ДЯДИ СЕРЁЖИ
        СЛЕПЫЕ И СЛОН
        За горами был большой город, все жители которого были слепыми. Однажды какой-то чужеземный царь со своим войском расположился лагерем в пустыне неподалеку от города. У него в войске был огромный боевой слон, прославившийся во многих битвах. Одним видом своим он уже повергал врагов в трепет.
        Всем жителям города не терпелось узнать: что же это такое - слон. И вот несколько представителей общества слепцов, дабы разрешить эту задачу, поспешили к царскому лагерю.
        Не имея ни малейшего понятия о том, какие бывают слоны, они принялись ощупывать слона со всех сторон.
        При этом каждый, ощупав какую-нибудь одну часть, решил, что теперь знает все об этом существе.
        Когда они вернулись, их окружила толпа нетерпеливых горожан. Пребывающие в глубоком неведении, слепцы страстно желали узнать правду от тех, кто заблуждался.
        Слепых экспертов наперебой распрашивали о том, какой формы слон, и выслушивали их объяснения.
        Трогавший ухо слона сказал: "Слон - это нечто большое, широкое и шершавое, как ковер".
        Тот, кто ощупал хобот сказал: "У меня есть о нем подлинные сведения. Он похож на прямую пустотелую трубу, страшную и разрушительную".
        "Слон могуч и крепок, как колонна", - возразил третий, ощупавший ногу и ступню.
        Каждый пощупал только одну из многих частей слона. И каждый воспринял его ошибочно. Они не смогли умом охватить целого: ведь знание не бывает спутником слепцов. Все они что-то вообразили о слоне, и все были одинаково далеки от истины. Созданное умозрением не ведает о Божественном. В сей дисциплине нельзя проложить пути с помощью обычного интеллекта.
        Эта история приводится в переложении Руми - "Слон в темной комнате" - и взята из его книги "Месневи". Хаким Санаи приводит эту же сказку в более раннем варианте в первой книге своего суфийского классического произведения "Окруженный стеной сад истины". Он умер в 1141 году.
        И у того, и у другого автора история апеллирует к одному и тому же аргументу, в соответствии с традицией, употреблявшемуся суфийскими обучающими мастерами на протяжении многих веков.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СЛИВЫ ЗА МУСОР
        Всем хорош Хитрый Петр - и умен, и ловок, и собой пригож. Только вот жены у него нет. Решил Хитрый Петр жениться. Да только где найти жену себе под стать - и красивую, и работящую?
        Думал-думал Хитрый Петр и придумал вот что. Росло у него в саду сливовое дерево с невиданными сливами - не то с большое яблоко, не то с маленький кулак. Набрал удалец полную тележку слив и в базарный день выкатил ее на рыночную площадь.
        - Эй, сюда, молодицы! Подходите, пригожие девушки! Сливы! Сливы! Продаю сливы без денег!
        Набежали люди: как это торгуют без денег? А Хитрый Петр объясняет:
        - Берите, хозяйки, сливы, и ни единой стотинки с вас не возьму. Только продаю я сливы за мусор - сколько мусора, столько и слив.
        Всполошился народ, побежал по домам. Хозяйки пыль столбом подняли - мусор в корзинки да мешки собирают, дочек на площадь посылают.
        Вот уж площадь заполняется: одна в ведрах мусор из дому несет, другая корзинку за собой волочит, третья кряхтит, тележку с мусором перед собой катит. Конечно, некоторые несли и в лукошке - не у всех дома мусору было в достатке. Но слив всем хватило, Хитрый Петр только успевал отвешивать, да пошучивать:
        - Какой у тебя, девица, мусор отборный да крупный!
        Все! Кончились сливы. Начал народ расходиться, а Петр что-то опечаленный стоит - понимает, что не удалась его затея. Вдруг видит он - идет через площадь девушка, несет что-то в платочке и плачет-заливается.
        - Кто это? - спрашивает Петр.
        - А это сиротка Даниела, - ему с усмешкой другие хозяйки отвечают, - у нее-то, у бедняжки, своего мусора никогда не бывает, это уж она у соседки заняла пригоршню. Видать, не полакомиться ей сливами вдоволь…
        - Эй, Даниела, - закричал тут Хитрый Петр,
        - пойдешь ли ты за меня замуж?
        Вытерла слезы Даниела, и увидели все, как сияет ее прекрасное лицо.
        Тут и свадьбу сыграли, и стали они жить-поживать. Хитрый Петр, конечно, свои шутки не забросил - недаром про него вся Болгария истории рассказывает, - но перестал проделками людей обижать. Говорят - это от Даниелиного сливового варенья. Больно уж оно сладкое да вкусное.
        БОЛГАРСКАЯ СКАЗКА
        СЛОН
        Все войска были разбиты в пух и прах. Конница опрокинута, пехота раздавлена, шатры генералов втоптаны в грязь. Поле битвы кипело, как забытый на огне котелок. Повсюду слышались стоны раненых, повсюду лязгали мечи, добивая раненых, повсюду звенели измятые доспехи, исчезая в бездонных мешках мародёров. Победитель ликовал. Только один слон медленно шёл вперёд, словно ничего и не случилось. Генерал противника приказал остановить могучее животное, но никакая армия сейчас не смогла бы прекратить движение этой живой горы. Слон просто шёл.
        Четыре часа назад. Когда две армии стояли друг перед другом лицом к лицу, слон был так же спокоен. На его широкой спине стояла деревянная башня для стрелкового отряда в двенадцать человек - целая шагающая деревня. Слон должен был заставить врага трепетать от ужаса перед столь грозным противником, что и делал со всей своей невозмутимостью. После сигнала к атаке он чуть видно повел ушами и пошёл вперёд. За слоном стройными рядами двинулась многочисленная пехота, чьи знамёна, флаги и лес копий скрывали до поры до времени пыль идущей на фланги конницы. Всё было продумано до мелочей. Каждый кустик, каждая впадинка ландшафта должна была сыграть на победу. Должна была, но не сыграла. Почему-то так всегда и случается, какой-то странный закон всегда рушит все законы. Победы не было. Что может сделать слон, когда меткий выстрел баллисты превращает стоящую на его спине башню в пылающий Рим? Ничего. От знаменитого слоновьего спокойствия не осталось и следа. Безумными глазами солдаты смотрели, как многотонная громадина поворачивает на своих же союзников.
        Считавшаяся непобедимой конница была нанизана на простые заточенные колья, пехоту разогнал безумный слон, а сам он вряд ли бы остался в живых, если б не лопнули верёвки, державшие башню…
        Слон просто шёл вперёд. Под мягкими ступнями что-то громко хлюпало. Может, липкая красная грязь, может, ещё что-то. Какая теперь разница? Справа медленно проплывали очертания замка, так и не взятого последним штурмом, слева горела одна из осадных башен, ощетинившаяся почерневшими рёбрами. Сильно болела спина. Слон жил на этой земле не первый десяток лет. Полководец отдал огромные деньги не за его размеры, а за спокойствие и мудрость. Слон не думал много, он знал, просто знал. Знал, что в этом мире не всё просто так, всё для чего-то нужно. Раньше, ещё в далёком-далёком детстве, он знал, что нужен, чтобы таскать брёвна для людей, которые такие брёвна и впятером поднять не могут. Потом была арена. Слон не понимал, зачем его прижигают калёным железом, зачем ему приходится ломать кости полуголым людям с пиками, копьями, дротиками, не понимал, почему вокруг так много кричат и почему это раз за разом продолжается. Он не понимал, но отлично знал. Знал, что люди во много крат умнее его, а значит, они знают всё, что происходит и для чего это нужно. Где-то в глубине своего подсознания слону казалось, что
есть и ещё кто-то, кто знает, зачем нужны люди, и кто говорит им, что нужно делать, но до всего этого слону было мало дела. Он был просто слоном и знал это, знал своё место и делал всегда то, что положено слонам.
        Но сейчас… Фигур больше нет, короля повергли ниц, армия разбита. Всё, что осталось от былой мощи нескольких тысяч боевых единиц, это лишь стоны пленных и леденящий душу скрип сминаемых доспехов под ногами-колоннами… Никакой армии никогда не понадобится слон с дочерна обожжённой спиной, никакому лесорубу никогда не пригодится слон, побывавший в армии - любому известно, что такое животное способно на всё.
        И слон всё это прекрасно знал.
        Начался мелкий дождик. В его шёпоте белых стихов почти не стало слышно ни людей, ни животных. Чёрная полоса зависла сразу над всей землёй, почему-то оставшийся нетронутым город победителей. А слон просто шёл вперёд. Просто шёл вперёд.
        Спина скоро снова станет серой, а солнце… Солнце вскоре взойдет. Слон не знал сейчас только одного - для чего и для кого он сейчас. Но ведь это не главное. Главное, что он в любом случае для чего-то нужен. Это истина, доступная только слонам. Вряд ли человек смог бы понять это сам, а слоны разговаривать не умеют. Но говорят, человек умный, он многое может понять. Может быть, именно поэтому на самом горизонте почти бескрайнего кладбища, некогда бывшего цветущим морем трав, едва освещённый побледневшим солнцем в облаке ворон и висящего в воздухе дождя медленно шёл слон. Просто шёл вперёд.
        АЛЕКСАНДР ЕРЕНКО
        СЛУГИ И ДОМ
        Жил некогда один мудрый и добрый человек, который владел большим домом. Он часто отправлялся в продолжительные путешествия и в таких случаях оставлял дом на попечение своих слуг.
        Особенностью этих людей была какая-то поразительная забывчивость. Так, например, временами они забывали, зачем их оставили в доме, по нескольку раз выполняли одно и то же дело или полагали, что должны выполнять свои обязанности не так, как им предписывали правила. Все это происходило потому, что они забывали свои функции.
        Однажды, когда хозяин отсутствовал особенно долго, подросло новое поколение слуг, которые возомнили себя законными владельцами дома. Но поскольку они были ограничены своим узким миром, им стало казаться, что с ними происходят какие-то странные вещи. Например, время от времени у них возникало желание продать дом, но они не могли найти на него покупателей, потому что не знали, как взяться за это дело. Когда же приходили люди, интересующиеся покупкой дома, они первым делом просили показать им документ, подтверждающий, что дом - собственность жильцов, но так как слуги ничего не знали о таком документе, они считали таких людей сумасшедшими или ненастоящими покупателями.
        Странность их положения заключалась еще и в том, что все необходимое для дома и жильцов появлялось "таинственным образом", и это не позволяло так называемым хозяевам почувствовать себя ответственными за весь дом. Инструкции по уходу за домом, целью которых было напоминать слугам их обязанности, хранились в кабинете хозяина, но так как второе поколение слуг объявило его священным, никому не разрешалось туда входить, и ореол непроницаемой тайны окружал хозяйские покои. Некоторые даже отрицали само существование этих покоев, несмотря на то, что могли видеть ведущие туда двери. Скептики объясняли, что двери - это просто настенное украшение. Таким образом, слуги не могли ни управлять домом, ни возвратиться полностью к своим первоначальным обязанностям.
        Предание сообщает, что эту притчу часто использовал суфийский мученик Аль-Халладж, который был казнен в 922 году, будто бы за то, что заявил: "Я есмь истина".
        Халладж оставил потомству замечательное собрание мистических стихов. С большим риском для себя многие суфии последнего тысячелетия утверждали, что Халладж был великим просветленным.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СЛУЖЕБНЫЙ КАМЕРТОН
        У одного милиционера какой-то дальний родственник помер и оставил ему небольшое наследство по завещанию - камертон. По роялям настройщиком был, наверное, или по другим каким-нибудь инструментам специалист; всё равно этот милиционер в музыке слабо разбирался, иначе служить бы ему в оркестре, а не в милиции. Получил он с утра на почте бандероль, расписался, где следует, и пошёл на службу. Принял дежурство, как полагается, воткнул в розетку электрочайник, и сел у окна перекурить, а заодно и новую вещь рассмотреть, вдруг может пригодится к чему-нибудь.
        На вилку эта штука похожа, только в этом отношении неудобная, и тоже самое, как щипцы. Поставил милиционер камертон перед собой на стол и смотрит, как он кверху раздваивается. Тут и чайник уже закипел, значит, пора заваривать. Схватился заварки, а нету. Точно помнил, что была, сам ведь ещё в ларьке у хохлов брал, и по приходу клал в нижний ящик. Может в кармане осталась? Пошёл в куртке смотреть - нет в куртке. Туда-сюда сунулся, под столом, за шкафом смотрел, даже ведро с мусором на пол вытряхнул - безрезультатно. Всё перерыл - не находится пачка. - Тьфу, - так и сплюнул на пол милиционер, и услыхал вдруг тоненький звон камертона. - Тьфу, - ещё раз, и опять тот же звон в ответ. Вот как, оказывается, эта штука работает. Тут и чай сразу нашёлся - за чайником пачка стояла. Заварил тогда себе покрепче милиционер, сидит на службе - кайфует, и время от времени на пол плюёт, а камертон ему отзывается, - дзеннь, дзеннь.
        А вечером он смену сдал и как отрезало - молчит камертон глухо. Ещё и сменщик над ним смеялся, когда он свой фокус пытался показывать. Плевал, плевал, пока вся глотка не пересохла - одно расстройство. - А ну-ка сам плюнь, - вдруг догадался он попросить своего заступившего на службу товарища. Ну, тот на пол привычно сплюнул, и уже ему камертон отозвался, - дзеннь, дзеннь, - словно кто рядом струну задел музыкально настроенную, а на самом деле тут музыки, так это - раз плюнуть, лишь было бы служебное соответствие.
        С тех пор камертон этот всегда на посту стоит и теперь по нему новичков на бдительность проверяют. Если на пол плюнет и есть звон, значит, и служба на совесть. А про родственника этого, который умер, вскоре выяснилось, что тоже оказывается в органах человек служил, и за отличия имел различные почётные знаки.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        СМЫСЛ
        В некотором царстве, некотором государстве жил да был Смысл. И хотя он был царем, никто и никогда его не видел глазами. Только говорили о нем с почтением, стараясь не упустить, поскольку все и всегда ему подчинялись. Когда кто-либо отклонялся от его границ, то сразу же попадал в ловушку Бессмыслицы, которую называли иногда Хаосом… На самом же деле, поскольку Смысл как и царь Времени жил да был всегда и везде, границы существовали только для людей ограниченных постижением царства Смысла.
        Что же сказать о Хаосе, даже хаотичный на первый взгляд человека ветерок или бездумное кружение насекомых в воздухе или бессмысленное кваканье лягушек в пруду, все это имеет свой скрытый от посторонних смысл в своих условных границах для обитателей данного мира. Таким образом, любая Бессмыслица может рассматриваться как особое состояние Смысла. Взаимодействие этих кажущихся Бессмыслиц вызвано было Необходимостью их взаимодополняющего действия по отношению друг к другу. Каждый мир со своими условными границами назывался ограниченной системой и был подчинен более сильной и стройной ограниченной системе. Например, мир тех же лягушек ограничен их любимым болотом, а само болото принадлежит системе нескольких болот и рек, которые принадлежат системе материка, ограниченного морями, которые принадлежат планете, которая принадлежит солнечной системе и т.д. Все миры всегда были согласованы и подчинялись Высшему Смыслу. Говорят, что Он - неограничен, но это сказки, просто мы не можем человеческим умом понять Его границы, а иногда и Его самого… понять не в силах.
        Однажды Человек глубокого Знания задумался над Смыслом своей жизни… Он думал примерно так: - Я живу, постигая все вокруг себя, радуясь каждому мгновению, жизни и даже смерти, которая представляет собою жизнь иного качества или иного состояния. Я умираю для всего, что забываю, радуясь возможности забывать тяжелые события и трагические моменты. Таким образом, я являюсь Смыслом существования моих мыслей, глубоко охватывающих весь мир. Почему другие люди живут в суете, не думая о смысле жизни и смерти?
        Тут же перед ним возникла Суета и спросила: - Если бы не я, где бы родилось твое Стремление к созерцательности и одиночеству, к тишине и покою? - Он улыбнулся ей и медленно произнес: - Действительно, границы существуют только для людей ограниченных постижением царства Смысла…
        ФЕАНО
        СМЫШЛЕНАЯ ДЕВУШКА
        Давным-давно жили в деревне крестьянин с женой. И был у них один-единственный сын.
        Когда сыну пришла пора жениться, родители посоветовали ему выбрать невесту в родной деревне. Юноша перебрал в уме всех деревенских девушек, но подходящей невесты не нашел. Делать нечего, пришлось родителям разрешить ему искать себе невесту, где хочет.
        Обрадовался сын, что родители не неволят его с выбором, и отправился в город. Там жил портной, старый друг его отца. Пришел юноша к портному и говорит:
        — Надумал я жениться. Ни одна девушка в нашей деревне мне не по душе. Вот я и решил прийти к вам. Может быть, вы, добрый друг моего отца, поможете мне найти самую лучшую девушку на свете?
        Портной подумал и сказал:
        — Слыхал я, что в одной деревне живет очень хорошая девушка. Да беда в том, что она у отца единственная дочь, других детей нет, а жена у него недавно умерла. Поэтому отец даже слышать о женихах не хочет и сватов в дом не пускает.
        Юноша ответил:
        — Это ничего, что сватов не пускает, с отцом я дело улажу, лишь бы девушка была хорошая.
        Тогда портной сказал:
        — Завтра у нас базарный день, и ее отец наверняка придет в город.
        Юноша вернулся домой, а наутро встал затемно и снова отправился к портному прямо в его мастерскую на базарной площади. Портной уже сидел за работой. Он налил гостю чашку кофе, а когда в толпе появился высокий седой крестьянин, показал его юноше. Тот хорошо рассмотрел отца девушки и остался доволен. Одежда у старика была чистая, а заплаты пришиты аккуратно и как видно, с большим старанием.
        После обеда крестьяне стали разъезжаться с базара. Пошел домой и отец девушки со своими односельчанами. Юноша распрощался с портным и отправился вслед за ними. На полдороге к деревне он нагнал их, поздоровался, пожелал всем доброго пути. Дальше они пошли вместе. Юноша весело болтал и шутил с молодыми парнями. Дорога поднималась в гору. На перевале им пришлось взбираться вверх по крутой каменистой тропинке. Отцу девушки было трудно идти, и юноша старался ему помочь. Он шел впереди и протягивал руку каждый раз, когда старику нужно было подняться на крутой уступ. Так у него появилась возможность заговорить с отцом девушки. Он шутливо сказал:
        — Отец, а почему бы вам не потратить лишний грош и не купить коня? С конем легче одолевать подъемы.
        Старик удивился и ответил:
        — Что ты говоришь, сынок? Разве можно за грош купить коня?
        — Надо же! — невозмутимо ответил юноша и пошел дальше. — А я и не знал. Оказывается, нельзя за грош купить коня.
        Когда они подошли к деревне, юноша, взглянув на зеленые поля озимых, спросил:
        — Отец, а у вас в деревне кто-нибудь уже косил озимые?
        Старик еще больше удивился и ответил, немного раздражаясь:
        — О чем ты спрашиваешь, сынок? Кто же косит озимые, когда они едва взошли?
        Юноша ответил так же спокойно и невозмутимо:
        — Вот оно что! А я и не знал. Нельзя, оказывается, косить озимые, когда они едва взошли.
        Они направились дальше. Юноша развлекал отца девушки разговором, а когда крестьяне пришли в деревню и стали расходиться по улочкам и тропинкам к своим домам, юноша проводил старика до самых ворот.
        Спускались сумерки, а в горах темнеет быстро Юноша успел рассказать старику, что идет в соседнюю деревню, и теперь, когда он стал почтительно прощаться, старик сказал:
        — Смеркается, сегодня уж не стоит идти дальше, оставайся у меня ночевать, а утром поднимешься пораньше и отправишься в путь.
        Только этого юноша и добивался. Он и в деревню-то пришел, чтобы попасть в дом к старику, и все у него получилось, как он хотел. Теперь ему оставалось выполнить свое намерение — увидеть девушку, узнать, хорошая ли она работница и умна ли она.
        Старый крестьянин с гостем вошли в чисто убранную комнату. В доме царил полный порядок. "Пожалуй, девушка хорошая работница", — подумал юноша. Вскоре он заметил ее в окне — девушка как раз вышла во двор за дровами. Она была стройна и очень красива, но, видно, недавно поранила ногу, потому что одна ступня у нее была перевязана и девушка хромала. Юноша подумал: -"Если она еще и умна, женюсь!" И он сказал старику:
        —Отец, в таком прекрасном доме, как ваш, мог бы поселиться король, да вот беда: труба-то у очага кривая!
        Девушка в это время находилась за дверью. Не дожидаясь ответа отца, она сказала:
        — Неважно, что труба кривая, шел бы дым прямо!
        Юноша сразу смекнул, что девушка неглупа. Но старый крестьянин не разбирался в тонкостях беседы и рассердился на дочь. Он вышел за дверь, велел ей испечь хлеба и приготовить ужин, а потом стал укорять: зачем вступила в разговор с чужим человеком, да еще с таким дурачком.
        — Всю дорогу он болтал глупости, — сказал крестьянин. — Когда мы шли через перевал, спросил, почему бы мне не потратиться и не купить за грош коня. Когда подошли к деревне, стал спрашивать, не косят ли наши крестьяне озимые, а озимые только взошли. Теперь говорит, что труба у очага покосилась. Где же она покосилась? Труба прямая!
        — Нет, — ответила девушка, — это не глупости. Не о коне он тебя спрашивал, коня за грош не купишь, а о палке. Тебе тяжело лазить в гору, а если бы ты взял с собой посох, было бы легче. И про озимые он спросил неспроста. Ты сам знаешь, что в голодный год наши крестьяне объедают по весне озимые, как только взойдут побеги. Кривая труба у очага — тоже не глупость. Просто он пошутил надо мной я ведь хромаю. Юноша слышал их разговор и решил завтра же утром посвататься.
        Вернулся в комнату старик, они поужинали и легли спать. Рано утром юноша встал, поблагодарил хозяина за ночлег и собрался в дорогу. Старик проводил его до ворот, но юноша, вместо того чтобы распрощаться, вдруг говорит:
        — Только затем я к вам в дом пришел, чтобы назвать вас тестем, а вашу дочь женой.
        Старик постоял, подумал немного и пошел в дом спрашивать дочь, как быть.
        — Если ты не выдашь меня за него, я вообще замуж не пойду, ответила дочь.
        Старик снова отправился к воротам и сообщил юноше о согласии дочери. Довольный юноша вернулся домой и рассказал родителям о своем выборе.
        Через какое-то время отец жениха и говорит жене:
        — Пора готовить подарок невесте. Пошлем ей большой сдобный крендель и бурдюк с медом. А в крендель запеки двенадцать золотых монет.
        Мать жениха испекла крендель, налила полный бурдюк меда и с этими подарками снарядила в дорогу работника. А жених его напутствовал:
        — Передай от меня поклон будущему тестю и скажи ему так: "Жених желает вам крепкого здоровья и говорит: полная луна, двенадцать месяцев, козленок на ножках скачет".
        Отправился работник в деревню невесты. По дороге присел закусить, поел кукурузного хлеба с брынзой, да не удержался, отломил кусок от сдобного кренделя и отпил из бурдюка меду. Когда жевал крендель, попались ему на зуб две золотые монеты. Работник спрятал их в кошелек, а хозяйку в мыслях обругал за то, что не умеет хлеб печь, бросает в тесто монеты, — он чуть было зубы не сломал.
        К вечеру работник пришел в дом невесты и передал старому крестьянину подарок и привет от жениха.
        Старик не понял, что ему хотел сказать жених. Он стал проклинать себя за то, что обещал дочь такому дурачку, и сетовать на лихую судьбу дочери, но смышленая девушка сразу все поняла. Она накормила и напоила работника, а наутро проводила его со словами:
        — Передай от меня поклон жениху и скажи ему "Невеста желает всем вам доброго здоровья и говорит: ущербная луна, десять месяцев, козленок упал на колени, но не огорчай куропатку, не убивай змею".
        Работник вернулся домой и передал хозяевам слова невесты, которых он тоже не понимал. Услышав об ущербной луне и десяти месяцах, жених рассердился и хотел прогнать работника, но, когда тот сказал: "Не огорчай куропатку, не убивай змею", простил его.
        Вскоре жених с невестой сыграли свадьбу и жили потом долго и счастливо.
        АЛБАНСКАЯ СКАЗКА
        Снег
        Музыка снега.
        Странная в этом году выдалась зима. Вот уже прошёл декабрь, начался январь - а снега всё не было и не было. Удивлялись звери в лесу, удивлялись люди в городе, удивлялись весёлые воробьи.
        А особенно удивлялись Маленький Мальчик и Собака Герда. Они жили в одном московском доме, в одном подъезде и даже на одной лестничной клетке в соседних квартирах, и очень между собой дружили. Наверно потому, что у Собаки Герды не было своего Маленького Мальчика, а у Маленького Мальчика не было своей собаки.
        Собака Герда была необычной редкой породы лайки-хаски. Поэтому она носила роскошную серебряную шубу. У нее были умные голубые глаза и чёрный нос.
        А еще она очень любила своего соседа - Маленького Мальчика и рассказывала ему интересные истории.
        И вот как-то они встретились во дворе.
        - Добрый день, Маленький Мальчик! - сказала Собака Герда.
        - Добрый день, Собака Герда! - ответил Маленький Мальчик.
        - Прекрасная погода! - сказала Собака Герда.
        - Да, - ответил Маленький Мальчик, - но совсем нет снега!
        Собака Геда вздохнула и почесала лапкой свой чёрный нос.
        А потом она громко чихнула от того, что на нос ей что-то упало - что-то мягкое пушистое и очень холодное.
        - А вот и снег! - воскликнула Собака Герда.
        И действительно - вдруг с неба посыпались белые снежинки. Сначала их было мало, а потом стало всё больше и больше.
        - Знаешь, - сказала Собака Герда, - где-то далеко-далеко на Севере, где живут мои братья и сёстры, такие же собаки-лайки с голубыми глазами, снега очень-очень много. Его так много, что он даже звенит и поёт на ветру. Мы, северные собаки называем это музыкой снега. Давай послушаем эту музыку! Вот она, слушай, Маленький Мальчик!
        Маленький Мальчик прислушался и действительно услышал музыку. Сначала она звучала тихо, а потом, когда с неба начали падать огромные снежные комья, зазвучала громко-громко.
        Маленький Мальчик и Собака Герда стали прыгать и скакать от радости. Мальчик начал лепить мягкие пушистые снежки и кидать ими в Собаку Герду. Она радостно лаяла и бегала вокруг Маленького Мальчика. А потом, когда снега выпало много, Маленький Мальчик сделал маленького снеговика и выкопал своей красной лопаткой настоящий тоннель в сугробе. Потом он построил большую снежную крепость, и мудрая Собака Герда стала стоять на посту и её охранять.
        СНЕГ И ЗАЯЦ
        Снег говорит зайцу:
        - Что-то у меня голова заболела.
        - Наверное, ты таешь, оттого у тебя и голова заболела, - ответил заяц. Сел на пенек и горько заплакал:
        - Жалко, жалко мне тебя , снег… От лисицы, от волка. От охотника я в тебя зарывался . прятался. Как теперь жить буду ? любая ворона, любая счова меня увидит. Заклюет. Пойду к хозяину леса , попрошу его. Пусть он тебя, снег, сохранит для меня.
        А солнце уже высоко ходит, жарко припекает, снег тает. Ручьями бежит с гор.
        Затосковал заяц, еще громче заплакал. Услышал зайца хозяин леса. Росьбу его выслушал и сказал:
        - С солнцем спорить не берусь. Снег сохранить не могу. Шубу твою белую сменю на серенькую, будешь ты летом легко прятаться среди сухих листьев, кустарника и травы. Никто тебя не заметит.
        Обрадовался заяц.
        С тех пор он всегда меняет зимнюю белую шубу на летнюю - серую.
        БУРЯТСКАЯ СКАЗКА
        СНЕГОВИК
        Так и хрустит во мне! Славный морозец! - сказал снеговик. - Ветер-то, ветер-то так и кусает! Просто любо! А ты что таращишься, пучеглазое? - Это он про солнце говорил, которое как раз заходило. - Впрочем, валяй, валяй! Я и не моргну! Устоим!
        Вместо глаз у него торчали два осколка кровельной черепицы, вместо рта красовался обломок старых граблей; значит, он был и с зубами.
        На свет он появился под радостные "ура" мальчишек, под звон бубенчиков, скрип полозьев и щелканье извозчичьих кнутов.
        Солнце зашло, и на голубое небо выплыла луна, полная, ясная!
        - Ишь, с другой стороны ползет! - сказал снеговик. Он думал, что это опять солнце показалось. - Я все-таки отучил его пялить на меня глаза! Пусть себе висит и светит потихоньку, чтобы мне было видно себя!.. Ах, как бы мне ухитриться как-нибудь сдвинуться! Так бы и побежал туда на лед покататься, как давеча мальчишки! Беда - не могу сдвинуться с места!
        - Вон! Вон! - залаял старый цепной пес; он немножко охрип - ведь когда-то он был комнатною собачкой и лежал у печки. - Солнце выучит тебя двигаться! Я видел, что было в прошлом году с таким, как ты, и в позапрошлом тоже! Вон! Вон! Все убрались вон!
        - О чем ты толкуешь, дружище? - сказал снеговик. - Вон та пучеглазая выучит меня двигаться? - Снеговик говорил про луну. - Она сама-то удрала от меня давеча; я так пристально посмотрел на нее в упор! А теперь вон опять выползла с другой стороны!
        - Много ты мыслишь! - сказал цепной пес. - Ну да, ведь тебя только что вылепили! Та, что глядит теперь, луна, а то, что ушло, солнце; оно опять вернется завтра. Уж оно подвинет тебя - прямо в канаву! Погода переменится! Я чую - левая нога заныла! Переменится, переменится!
        - Не пойму я тебя что-то! - сказал снеговик. - А сдается, ты сулишь мне недоброе! То красноглазое, что зовут солнцем, тоже мне не друг, я уж чую!
        - Вон! Вон! - пролаяла цепная собака, три раза повернувшись вокруг самой себя и улеглась в своей конуре спать.
        Погода и в самом деле переменилась. К утру вся окрестность была окутана густым, тягучим туманом; потом подул резкий, леденящий ветер и затрещал мороз. А что за красота, когда взошло солнышко!
        Деревья и кусты в саду стояли все покрытые инеем, точно лес из белых кораллов! Все ветви словно оделись блестящими белыми цветочками! Мельчайшие разветвления, которых летом и не видно из-за густой листвы, теперь ясно вырисовывались тончайшим кружевным узором ослепительной белизны; от каждой ветви как будто лилось сияние! Плакучая береза, колеблемая ветром, казалось, ожила; длинные ветви ее с пушистою бахромой тихо шевелились - точь-в-точь как летом! Вот было великолепие! Встало солнышко... Ах, как все вдруг засверкало и загорелось крошечными, ослепительно-белыми огоньками! Все было точно осыпано алмазною пылью, а на снегу переливались крупные бриллианты!
        - Что за прелесть! - сказала молодая девушка, вышедшая в сад с молодым человеком. Они остановились как раз возле снеговика и смотрели на сверкающие деревья. - Летом такого великолепия не увидишь! - сказала она, вся сияя от удовольствия.
        - И такого молодца тоже! - сказал молодой человек, указывая на снеговика. - Он бесподобен!
        Молодая девушка засмеялась, кивнула головкой снеговику и пустилась с молодым человеком по снегу вприпрыжку, у них под ногами так и захрустело, точно они бежали по крахмалу.
        - Кто такие эти двое? - спросил снеговик цепную собаку. - Ты ведь живешь тут подольше меня; знаешь ты их?
        - Знаю! - сказала собака. - Она гладила меня, а он бросал косточки; таких я не кусаю.
        - А что же они из себя изображают? - спросил снеговик.
        - Паррочку! - сказала цепная собака. - Вот они поселятся в конуре и будут вместе глодать кости! Вон! Вон!
        - Ну, а значат они что-нибудь, как вот я да ты?
        - Да ведь они господа! - сказал пес. - Куда как мало смыслит тот, кто только вчера вылез на свет божий! Это я по тебе вижу! Вот я так богат и годами и знанием! Я всех, всех знаю здесь! да, я знавал времена получше!.. Не мерз тут в холоде на цепи! Вон! Вон!
        - Славный морозец! - сказал снеговик. - Ну, ну, рассказывай! Только не греми цепью, а то меня просто коробит!
        - Вон! Вон! - залаял цепной пес. - Я был щенком, крошечным хорошеньким щенком, и лежал на бархатных креслах там, в доме, лежал на коленях у знатных господ! Меня целовали в мордочку и вытирали лапки вышитыми платками! Звали меня Милкой, Крошкой!.. Потом я подрос, велик для них стал, меня подарили ключнице, я попал в подвальный этаж. Ты можешь заглянуть туда; с твоего места отлично видно. Так вот, в той каморке я и зажил как барин! Там хоть и пониже было, да зато спокойнее, чем наверху: меня не таскали и не тискали дети. Ел я тоже не хуже, если не лучше! У меня была своя подушка, и еще там была печка, самая чудеснейшая вещь на свете в такие холода! Я даже уползал под нее!.. О, я и теперь еще мечтаю об этой печке! Вон! Вон!
        - Разве уж она так хороша, печка-то? - спросил снеговик. - Похожа она на меня?
        - Ничуть! Вот сказал тоже! Печка черна как уголь: у нее длинная шея и медное пузо! Она так и пожирает дрова, огонь пышет у нее изо рта! Рядом с нею, под нею - настоящее блаженство! ее видно в окно, погляди!
        Снеговик посмотрел и в самом деле увидал черную блестящую штуку с медным животом; в животе светился огонь. Снеговика вдруг охватило такое страшное желание, - в нем как-будто зашевелилось что-то... Что такое нашло на него, он и сам не знал и не понимал, хотя это понял бы всякий человек, если, разумеется, он не снеговик.
        - Зачем же ты ушел от нее? - спросил снеговик пса, он чувствовал, что печка - существо женского пола. - как ты мог уйти оттуда?
        - Пришлось поневоле! - сказал цепной пес. - Они вышвырнули меня и посадили на цепь. Я укусил за ногу младшего барчука - он хотел отнять у меня кость! "Кость за кость!" - думаю себе... А они осердились, и я оказался на цепи! Потерял голос... Слышишь, как я хриплю? Вон! Вон! Вот тебе и вся недолга!
        Снеговик уже не слушал; он не сводил глаз с подвального этажа, с каморки ключницы, где стояла на четырех ножках железная печка величиной с самого снеговика.
        - Во мне что-то странно шевелится! - сказал он. - Неужели я никогда не попаду туда? Это ведь такое невинное желание, отчего ж бы ему не сбыться! Это мое самое заветное, мое единственное желание! Где же справедливость, если оно не сбудется? Мне надо туда, туда к ней... Прижаться к ней во что бы то не стало, хоть бы разбить окно!
        - Туда тебе не попасть! - сказал цепной пес. - А если бы ты и добрался до печки, то тебе конец! Вон! Вон!
        - Мне уж и так конец подходит, того и гляди, свалюсь!
        Целый день снеговик стоял и смотрел в окно; в сумерки каморка выглядела еще приветливее; печка светила так мягко, как не светить ни солнцу, ни луне! Куда им! Так светит только печка, если брюшко у нее набито. Когда дверцу открыли, из печки метнулось пламя и заиграло ярким отблеском на белом лице снеговика. В груди у него тоже горело пламя.
        - Не выдержу! - сказал он. - Как мило она высовывает язык! Как это идет ей!
        Ночь была длинная, длинная, только не для снеговика; он весь погрузился в чудесные мечты, - они так и трещали в нем от мороза.
        К утру все окна подвального этажа покрылись прекрасным ледяным узором, цветами; лучших снеговик и желать не мог бы, но они скрыли печку! Мороз так и трещал, снег хрустел, снеговику радоваться да радоваться бы, так нет! Он тосковал о печке! Он был положительно болен.
        - Ну, это опасная болезнь для снеговика! - сказал пес. - Я тоже страдал этим, но поправился. Вон! Вон! Будет перемена погоды!
        И погода переменилась, началась оттепель.
        Зазвенела капель, а снеговик таял на глазах, но он не говорил ничего, не жаловался, а это плохой признак. В одно прекрасное утро он рухнул. На месте его торчало только что-то вроде железной согнутой палки; на ней-то мальчишки и укрепили его.
        - Ну, теперь я понимаю его тоску! - сказал цепной пес - У него внутри была кочерга! Вот что шевелилось в нем! Теперь все прошло! Вон! Вон!
        Скоро прошла и зима.
        - Вон! Вон! - лаял цепной пес, а девочки на улице пели:
        Цветочек лесной, поскорей распускайся!
        Ты, вербочка, мягким пушком одевайся!
        Кукушки, скворцы, прилетайте,
        Весну нам красну воспевайте!
        И мы вам подтянем: ай, люли-люли,
        Деньки наши красные снова пришли!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СНЕГУРОЧКА
        Жил-был крестьянин Иван, и была у него жена Марья. Жили Иван да Марья в любви и согласии, вот только детей у них не было. Так они и состарились в одиночестве. Сильно они о своей беде сокрушались и только глядя на чужих детей утешались. А делать нечего! Так уж, видно, им суждено было. Вот однажды, когда пришла зима да нападало молодого снегу по колено, ребятишки высыпали на улицу поиграть, а старички наши подсели к окну поглядеть на них. Ребятишки бегали, резвились и стали лепить бабу из снега. Иван с Марьей глядели молча, призадумавшись. Вдруг Иван усмехнулся и говорит:
        - Пойти бы и нам, жена, да слепить себе бабу!
        На Марью, видно, тоже нашел веселый час.
        - Что ж, - говорит она, - пойдем, разгуляемся на старости! Только на что тебе бабу лепить: будет с тебя и меня одной. Слепим лучше себе дитя из снегу, коли Бог не дал живого!
        - Что правда, то правда... - сказал Иван, взял шапку и пошел в огород со старухою.
        Они и вправду принялись лепить куклу из снегу: скатали туловище с ручками и ножками, наложили сверху круглый ком снегу и обгладили из него головку.
        - Бог в помощь? - сказал кто-то, проходя мимо.
        - Спасибо, благодарствуем! - отвечал Иван.
        - Что ж это вы поделываете?
        - Да вот, что видишь! - молвит Иван.
        - Снегурочку... - промолвила Марья, засмеявшись.
        Вот они вылепили носик, сделали две ямочки во лбу, и только что Иван прочертил ротик, как из него вдруг дохнуло теплым духом. Иван второпях отнял руку, только смотрит - ямочки во лбу стали уж навыкате, и вот из них поглядывают голубенькие глазки, вот уж и губки как малиновые улыбаются.
        - Что это? Не наваждение ли какое? - сказал Иван, кладя на себя крестное знамение.
        А кукла наклоняет к нему головку, точно живая, и зашевелила ручками и ножками в снегу, словно грудное дитя в пеленках.
        - Ах, Иван, Иван! - вскричала Марья, задрожав от радости. - Это нам Господь дитя дает! - и бросилась обнимать Снегурочку, а со Снегурочки весь снег отвалился, как скорлупа с яичка, и на руках у Марьи была уже в самом деле живая девочка.
        - Ах ты, моя Снегурушка дорогая! - проговорила старуха, обнимая свое желанное и нежданное дитя, и побежала с ним в избу.
        Иван насилу опомнился от такого чуда, а Марья была без памяти от радости.
        И вот Снегурочка растет не по дням, а по часам, и что день, то все лучше. Иван и Марья не нарадуются на нее. И весело пошло у них в дому. Девки с села у них безвыходно: забавляют и убирают бабушкину дочку, словно куколку, разговаривают с нею, поют песни, играют с нею во всякие игры и научают ее всему, как что у них ведется. А Снегурочка такая смышленая: все примечает и перенимает.
        И стала она за зиму точно девочка лет тринадцати: все разумеет, обо всем говорит, и таким сладким голосом, что заслушаешься. И такая она добрая, послушная и ко всем приветливая. А собою она - беленькая, как снег; глазки что незабудочки, светло-русая коса до пояса, одного румянцу нет вовсе, словно живой кровинки не было в теле... Да и без того она была такая пригожая и хорошая, что загляденье. А как, бывало, разыграется она, так такая утешная и приятная, что душа радуется! И все не налюбуются Снегурочкой. Старушка же Марья души в ней не чает.
        - Вот, Иван! - говаривала она мужу. - Даровал-таки нам Бог радость на старость! Миновалась-таки печаль моя задушевная!
        А Иван говорил ей:
        - Благодарение Господу! Здесь радость не вечна, и печаль не бесконечна...
        Прошла зима. Радостно заиграло на небе весеннее солнце и пригрело землю. На прогалинах зазеленела мурава, и запел жаворонок. Уже и красные девицы собрались в хоровод под селом и пропели:
        - Весна-красна! На чем пришла, на чем приехала?..
        - На сошечке, на бороночке!
        А Снегурочка что-то заскучала.
        - Что с тобою, дитя мое? - говорила не раз ей Марья, приголубливая ее. - Не больна ли ты? Ты все такая невеселая, совсем с личика спала. Уж не сглазил ли тебя недобрый человек?
        А Снегурочка отвечала ей всякий раз:
        - Ничего, бабушка! Я здорова...
        Вот и последний снег согнала весна своими красными днями. Зацвели сады и луга, запел соловей и всякая птица, и все стало живей и веселее. А Снегурочка, сердечная, еще сильней скучать стала, дичится подружек и прячется от солнца в тень, словно ландыш под деревцем. Ей только и любо было, что плескаться у студеного ключа под зеленою ивушкой.
        Снегурочке все бы тень да холодок, а то и лучше - частый дождичек. В дождик и сумрак она веселей становилась. А как один раз надвинулась серая туча да посыпала крупным градом. Снегурочка ему так обрадовалась, как иная не была бы рада и жемчугу перекатному. Когда ж опять припекло солнце и град взялся водою, Снегурочка поплакалась по нем так сильно, как будто сама хотела разлиться слезами, - как родная сестра плачется по брату.
        Вот уж пришел и весне конец; приспел Иванов день. Девки с села собрались на гулянье в рощу, зашли за Снегурочкой и пристали к бабушке Марье:
        - Пусти да пусти с нами Снегурочку!
        Марье не хотелось пускать ее, не хотелось и Снегурочке идти с ними; да не могли отговориться. К тому же Марья подумала: авось разгуляется ее Снегурушка! И она принарядила ее, поцеловала и сказала:
        - Поди же, дитя мое, повеселись с подружками! А вы, девки, смотрите берегите мою Снегурушку... Ведь она у меня, сами знаете, как порох в глазу!
        - Хорошо, хорошо! - закричали они весело, подхватили Снегурочку и пошли гурьбою в рощу. Там они вили себе венки, вязали пучки из цветов и распевали свои веселые песни. Снегурочка была с ними безотлучно.
        Когда закатилось солнце, девки наложили костер из травы и мелкого хворосту, зажгли его и все в венках стали в ряд одна за другою; а Снегурочку поставили позади всех.
        - Смотри же, - сказали они, - как мы побежим, и ты также беги следом за нами, не отставай!
        И вот все, затянувши песню, поскакали через огонь.
        Вдруг что-то позади их зашумело и простонало жалобно:
        - Ау!
        Оглянулись они в испуге: нет никого. Смотрят друг на дружку и не видят между собою Снегурочки.
        - А, верно, спряталась, шалунья, - сказали они и разбежались искать ее, но никак не могли найти. Кликали, аукали - она не отзывалась.
        - Куда бы это девалась она? - говорили девки.
        - Видно, домой убежала, - сказали они потом и пошли в село, но Снегурочки и в селе не было.
        Искали ее на другой день, искали на третий. Исходили всю рощу - кустик за кустик, дерево за дерево. Снегурочки все не было, и след пропал. Долго Иван и Марья горевали и плакали из-за своей Снегурочки. Долго еще бедная старушка каждый день ходила в рощу искать ее, и все кликала она, словно кукушка горемычная:
        - Ау, ау, Снегурушка! Ау, ау, голубушка!..
        И не раз ей слышалось, будто голосом Снегурочки отзывалось: "Ау!". Снегурочки же все нет как нет! Куда же девалась Снегурочка? Лютый ли зверь умчал ее в дремучий лес, и не хищная птица ли унесла к синему морю?
        Нет, не лютый зверь умчал ее в дремучий лес, и не хищная птица унесла ее к синему морю; а когда Снегурочка побежала за подружками и вскочила в огонь, вдруг потянулась она вверх легким паром, свилась в тонкое облачко, растаяла... и полетела в высоту поднебесную.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СНЕГУРУШКА
        Жили-были старик со старухой. У них была внучка Снегурушка. Собрались подружки в лес по ягоды и пришли звать с собой Снегурушку. Старик со старухой долго не соглашались, но наконец отпустили ее. - Только, - говорят, - не отставай от подруг.
        Пришли девушки в лес, стали собирать ягоды - деревце за деревце, кустик за кустик. Снегурушка и отстала. Подружки аукали, аукали, да Снегурушка не слыхала. Как стемнело, подружки домой пошли.
        А Снегурушка ходила, ходила по лесу, совсем заблудилась. Поняла она, что осталась в лесу одна, залезла на высокое дерево, уселась на ветку и стала горько плакать да припевать...
        - Ay, ay, Снегурушка!
        -Ay, ay, голубушка!
        -У дедушки, у бабушки
        -Была внучка Снегурушка.
        -Ее подружки в лес заманили,
        -Заманили - покинули!
        Идет медведь и спрашивает:
        - О чем ты, Снегурушка, плачешь?
        Как же мне не плакать! Меня подружки в лес завели да одну и покинули...
        - Сойди, я тебя отнесу к дедушке и бабушке! - говорит волк.
        - Нет, волк, я тебя боюсь: ты меня съешь! Волк ушел. А Снегурушка опять заплакала, да припевает плачет:
        - -Ay, ay, Снегурушка!
        -Ay, ay, голубушка!..
        Бежит мимо лисица. Услыхала Снегурушкин голосок и спрашивает:
        - Чего ты, Снегурушка, плачешь?
        Как же мне, лисонька, не плакать! Меня подружки в лес заманили, заманили да одну и покинули.
        - Сойди, я тебя отнесу к дедушке и бабушке! Снегурушка слезла с дерева, села на лису, лисица и побежала
        Прибежала к Снегурушкиному дому, стала хвостом стучаться в калитку.
        - Кто там? - спрашивают дедушка и бабушка.
        - Это я, лисица, внучку вашу привезла!
        - Ах ты, наша дорогая! Ах ты, наша хорошая! Войди к нам в избу! Где нам тебя посадить, чем тебя угостить?
        Принесли они молока, яиц, творогу и стали лисицу потчевать. А лисица просит, чтоб в награду дали ей курицу и отпустили в лес.
        KARINA
        СНЕЖНАЯ ЖЕНЩИНА
        Давным-давно в небольшой деревушке в холодной северной стране жил дровосек по имени Мосаку с сыном Минокити. В одно холодное зимнее утро, когда снег был слишком глубок, чтобы рубить деревья, Мосаку и Минокити пошли на охоту. Они провели целый день в лесу, с трудом пробираясь через снег, но не поймали даже кролика. Было уже далеко за полдень, когда небо неожиданно затянули черные тучи, и, заметая их следы, повалил снег. С большим трудом им удалось добраться до хижины дровосека.
        - Мы переждем бурю здесь,- сказал Мосаку, бросая ветки в очаг.
        - Боюсь, что ничего другого нам не остается,- ответил сын. Мужчины сидели и грелись у веселого огня, а за окном завывал холодный ветер. За душевным разговором время текло незаметно. И было уже довольно поздно, когда Мосаку стал одолевать сон.
        - Ты знаешь, сын,- сказал Мосаку. - Когда человеку столько лет, сколько мне, ему хочется внуков. Не пора ли тебе подумать о женитьбе?
        Мииокити покраснел и задумчиво посмотрел на огонь. Они очень устали за этот день и вскоре уснули. Снаружи завывал снежный вихрь, и было уже за полночь, когда сильный порыв ветра внезапно распахнул дверь. Снег залетел внутрь, засыпав огонь. Стало очень холодно. Минокити проснулся, сел и вдруг увидел женщину, стоящую на пороге хижины.
        - Кто здесь? - воскликнул Минокити.
        Из тени выступила прекрасная женщина, одетая в белый струящийся шелк. Ее волосы были длинные и черные, а кожа настолько бледной и гладкой, что напоминала Минокити слоновую кость. Но, заглянув в ее холодные, глубокие глаза, почувствовал, как мурашки пробежали по коже. Женщина, не обращая на него никакого внимания, медленно подошла к спящему отцу. Минокити беспомощно смотрел, как она наклонилась над ним и выдохнула белое облако, обвившее старика, как привидение.
        - Отец, - воскликнул Минокити, дрожа всем телом.- Отец! Но ответа не было. Женщина повернулась и направилась в его сторону.
        - На помощь! - крикнул Минокити и вскочил, чтобы убежать, но женщина преградила ему путь.
        Она пристально взглянула ему в глаза, и вдруг ее жесткий взгляд смягчился, а губы тронула мягкая улыбка.
        - Ты молод и полон жизни,- прошептала она.- Молодость - прекрасная вещь, и поэтому я оставлю тебе жизнь. Но помни: если ты кому-нибудь расскажешь о том, что произошло сегодня ночью, ты тоже погибнешь.
        Новый порыв ветра со снегом ворвался в хижину, и женщина исчезла. У Минокити подкосились ноги, он упал без сознания. Может быть, это был просто страшный сон. Но очнувшись утром. Минокити увидел дверь открытой, огонь погасшим, а лежащего рядом отца - замерзшим.
        Многие односельчане пришли на похороны Мосаку. чтобы отдать последние почести ему и поддержать в несчастье его сына.
        - Это была самая страшная снежная буря, которую мне только доводилось видеть, - рассказывал им Минокити, роняя слезы и печально качая головой. О таинственной женщине в белом он не сказал ни слова.
        Прошел год. Прошла еще одна зима. В один из пас дней Минокити, выглянув из окна, увидел молодую женщину. Женщина искала кров на ночь, и у нее даже не было зонтика. Он пригласил ее переждать дождь. Ее звали Юки. и она держала путь в столицу. Когда Минокити узнал, что девушка путешествует одна, он захотел ей помочь. Молодые люди пили чай и никак не могли наговориться. Они влюбились друг в друга, даже не успев понять, когда это произошло. Юка не попала в столицу. Она осталась у Минокити, и вскоре они поженились. Все было хорошо. Со временем в семье появилось пятеро здоровых детишек. Юки стала жизнерадостной и заботливой матерью, а Минокити - самым счастливым человеком. Единственное, что его серьезно беспокоило, - здоровье жены. В жаркие дни она чувствовала слабость и оживлялась только с наступлением вечерней прохлады. Минокити всегда относился к ней с любовью и заботой. Однажды вечером, когда Юки вышивала, Минокити посмотрел на нее и в тысячный раз подумал: «Как же она прекрасна!»
        - Юки,- сказал он, - ты совсем не изменилась за эти годы и кажешься все такой же молодой и прекрасной, как в день нашей встречи.
        Вдруг, взглянув на ее профиль, он внезапно вспомнил то, что случилось давным-давно. То, о чем не рассказывал никому и никогда.
        - Ты знаешь, я только что понял,- сказал он,- ты мне напоминаешь кого-то, кого я уже однажды видел. Или думаю, что видел.
        - Кто же это был? - спросила Юкки, оторвавшись от шитья.
        - Помнишь, я рассказывал тебе о страшной метели, в которую мы попали с отцом, когда мне было двадцать лет? Именно тогда я и увидел Ее. И до сих пор я не совсем уверен, может быть, это был сон? Но...
        Минокити колебался.
        - Ты когда-нибудь слышала истории о Снежной Женщине?
        - Ты все-таки об этом рассказал, не так ли? - резко сказала Юки и взглянула на него с усмешкой.- А ведь я предупреждала тебя, чтобы ты никому об этом не говорил.
        - Что ты имеешь в виду? Юкки, в чем дело? Куда ты идешь? Юки встала и направилась к двери. Пока она шла к двери, ее кимоно становилось белым, как снег…
        - Юкки,- с трудом произнес Минокити.- Юки! Ты! Ты?
        Да, Юки оказалась Снежной Женщиной. И теперь, когда Минокити нарушил обещание, она должна была решить, как с ним поступить. Но, к счастью, даже Снежная Женщина не могла лишить жизни человека, которого полюбила.
        - Юкки, не уходи,- воскликнул Минокити, бросаясь за ней.
        - Почему, Минокити? Почему ты все рассказал? Я так хотела остаться с тобой навсегда!
        Холодные темные глаза Юки наполнились слезами.
        - Я никогда не забуду тебя, Минокити, никогда не забуду счастливых дней, которые мы прожили вместе. Заботься о себе и о наших детях. Прощай, моя любовь.
        Дверь открылась, холодный ветер ворвался в комнату, и Юки бесследно исчезла. Минокити выбежал на пустую улицу.
        - Юки! Юки!!!
        Минокити больше никогда не видел свою жену. Но люди в этой северной стране говорили, что в холодные снежные ночи та, которую они называют Юки Онна - Снежная Женщина - до сих пор бродит по склонам гор и ищет спутника жизни, способного сохранить ее тайну.
        Юки-онна (Yuki-Onna)
        Снежная женщина - японский аналог Снежной Королевы. Совершенно белая, почти прозрачная (словно изо льда) женщина неземной красоты. Чаще всего появляется в сумерках или ночью во время снегопада или снежной бури. Иногда принимает вид обыкновенной девушки, выходит замуж и рожает детей, но может неожиданно всё бросить и исчезнуть в белом тумане.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА
        ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
        В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ЗЕРКАЛЕ И ЕГО ОСКОЛКАХ.
        Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем сейчас. Так вот, жил-был тролль, злой-презлой, сущий дьявол. Раз был он в особенно хорошем расположении духа: смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось дальше некуда, а все дурное и безобразное так и выпирало, делалось еще гаже. Прекраснейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей - уродами, или казалось, будто стоят они кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались так, что и не узнать, а если у кого была веснушка, то уж будьте покойны - она расползалась и на нос и на губы. А если у человека являлась добрая мысль, она отражалась в зеркале такой ужимкой, что тролль так и покатывался со смеху, радуясь своей хитрой выдумке.
        Ученики тролля - а у него была своя школа - рассказывали всем, что сотворилось чудо: теперь только, говорили они, можно увидеть весь мир и людей в их истинном свете. Они бегали повсюду с зеркалом, и скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые не отразились бы в нем в искаженном виде.
        Напоследок захотелось им добраться и до неба. Чем выше они поднимались, тем сильнее кривлялось зеркало, так что они еле удерживали его в руках. Но вот они взлетели совсем высоко, как вдруг зеркало до того перекорежило от гримас, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось на миллионы, биллионы осколков, и оттого произошло еще больше бед. Некоторые осколки, с песчинку величиной, разлетаясь по белу свету, попадали людям в глаза, да так там и оставались. А человек с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи только дурное - ведь каждый осколок сохранял свойство всего зеркала. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было страшнее всего: сердце делалось как кусок льда. Были среди Осколков и большие - их вставили в оконные рамы, и уж в эти-то окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, и худо было, если такие очки надевали для того, чтобы лучше видеть и правильно судить о вещах.
        Злой тролль надрывался от смеха - так веселила его эта затея. А по свету летало еще много осколков. Послушаем же про них!
        ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
        МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА.
        В большом городе, где столько домов и людей, что не всем хватает места хотя бы на маленький садик, а потому большинству жителей приходится довольствоваться комнатными цветами в горшках, жили двое бедных детей, и садик у них был чуть побольше цветочного горшка. Они не были братом и сестрой, но любили друг друга, как брат и сестра.
        Родители их жили в каморках под крышей в двух соседних домах. Кровли домов сходились, и между ними тянулся водосточный желоб. Здесь-то и смотрели друг на друга чердачные окошки от каждого дома. Стоило лишь перешагнуть через желоб, и можно было попасть из одного окошка в другое.
        У родителей было по большому деревянному ящику, в них росла зелень для приправ и небольшие розовые кусты - по одному в каждом ящике, пышно разросшиеся. Родителям пришло в голову поставить эти ящики поперек желоба, так что от одного окна к другому тянулись словно две цветочные грядки. Зелеными гирляндами спускался из ящиков горох, розовые кусты заглядывали в окна и сплетались ветвями. Родители позволяли мальчику и девочке ходить друг к другу в гости по крыше и сидеть на скамеечке под розами. Как чудесно им тут игралось!
        Зима клала конец этой радости. Окна зачастую совсем замерзали, но дети нагревали на печи медные монеты, прикладывали их к замерзшим стеклам, и сейчас же оттаивало чудесное круглое отверстие, а в него выглядывал веселый ласковый глазок - это смотрели, каждый из своего окна, мальчик и девочка, Кай и Герда. Летом они одним прыжком могли очутиться в гостях друг у друга, а зимою надо было сначала спуститься на много-много ступеней вниз, а потом подняться на столько же вверх. На дворе перепархивал снежок.
        - Это роятся белые пчелки! - говорила старая бабушка.
        - А у них тоже есть королева? - спрашивал мальчик. Он знал, что у настоящих пчел есть такая.
        - Есть! - отвечала бабушка. - Снежинки окружают ее густым роем, но она больше их всех и никогда не присаживается на землю, вечно носится в черном облаке. Часто по ночам пролетает она по городским улицам и заглядывает в окошки, вот оттого-то и покрываются они морозными узорами, словно цветами.
        - Видели, видели! - говорили дети и верили, что все это сущая правда.
        - А сюда Снежная королева не может войти? - спрашивала девочка.
        - Пусть только попробует! - отвечал мальчик. - Я посажу ее на теплую печку, вот она и растает.
        Но бабушка погладила его по голове и завела разговор о другом. Вечером, когда Кай был дома и почти совсем разделся, собираясь лечь спать, он вскарабкался на стул у окна и поглядел в оттаявший на оконном стекле кружочек. За окном порхали Снежинки. Одна из них, побольше, упала на край цветочного ящика и начала расти, расти, пока наконец не превратилась в женщину, закутанную в тончайший белый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снежных звездочек. Она была так прелестна и нежна, но изо льда, из ослепительно сверкающего льда, и все же живая! Глаза ее сияли, как две ясных звезды, но не было в них ни теплоты, ни покоя. Она кивнула мальчику и поманила его рукой. Кай испугался и спрыгнул со стула. А мимо окна промелькнуло что-то похожее на большую птицу.
        На другой день было ясно и морозно, но потом настала оттепель, а там и весна пришла. Заблистало солнце, проглянула зелень, строили гнезда ласточки. Окна растворили, и дети опять могли сидеть в своем садике в водосточном желобе над всеми этажами.
        Розы в то лето цвели пышно, как никогда. Дети пели, взявшись за руки, целовали розы и радовались солнцу. Ах, какое чудесное стояло лето, как хорошо было под розовыми кустами, которым, казалось, цвести и цвести вечно!
        Как-то раз Кай и Горда сидели и рассматривали книжку с картинками - зверями и птицами. На больших башенных часах пробило пять.
        - Ай! - вскрикнул вдруг Кай. - Меня кольнуло прямо в сердце, и что-то попало в глаз!
        Девочка обвила ручонкой его шею, он часто-часто моргал, но в глазу как будто ничего не было.
        - Должно быть, выскочило, - сказал он.
        Но это было не так. Это были как раз осколки того дьявольского зеркала, о котором мы говорили вначале.
        Бедняжка Кай! Теперь его сердце должно было стать как кусок льда. Боль прошла, но осколки остались.
        - О чем ты плачешь? - спросил он Герду. - Мне совсем не больно! Фу, какая ты некрасивая! - вдруг крикнул он. - Вон ту розу точит червь. А та совсем кривая. Какие гадкие розы! Не лучше ящиков, в которых торчат.
        И он пнул ящик ногою и сорвал обе розы.
        - Кай, что ты делаешь! - закричала Герда, а он, видя ее испуг, сорвал еще одну розу и убежал от милой маленькой Герды в свое окно.
        Принесет ли теперь ему Герда книжку с картинками, он скажет, что эти картинки хороши только для грудных ребят; расскажет ли что-нибудь старая бабушка - придерется к ее словам. А то дойдет даже до того, что начнет передразнивать ее походку, надевать ее очки, говорить ее голосом. Выходило очень похоже, и люди смеялись. Скоро Кай научился передразнивать и всех соседей. Он отлично умел выставлять напоказ все их странности и недостатки, и люди говорили:
        - Удивительно способный мальчуган!
        А причиной всему были осколки, что попали ему в глаз и в сердце. Потому-то он и передразнивал даже милую маленькую Герду, а ведь она любила его всем сердцем.
        И забавы его стали теперь совсем иными, такими мудреными. Раз зимою, когда шел снег, он явился с большим увеличительным стеклом и подставил под снег полу своей синей куртки.
        - Погляди в стекло, Герда, - сказал он.
        Каждая снежинка казалась под стеклом куда больше, чем была на самом деле, и походила на роскошный цветок или десятиугольную звезду. Это было так красиво!
        - Видишь, как хитро сделано! - сказал Кай. - Гораздо интереснее настоящих цветов! И какая точность! Ни единой неправильной линии! Ах, если б только они не таяли!
        Немного спустя Кай явился в больших рукавицах, с санками за спиною, крикнул Герде в самое ухо: "Мне позволили покататься на большой площади с другими мальчиками!" - и убежал.
        На площади каталось множество детей. Кто посмелее, привязывал свои санки к крестьянским саням и катился далекодалеко. Это было куда как занятно. В самый разгар веселья на площади появились большие сани, выкрашенные в белый цвет. В них сидел кто-то укутанный в белую меховую шубу и в такой же шапке. Сани объехали вокруг площади два раза. Кай живо привязал к ним свои санки и покатил. Большие сани понеслись быстрее, затем свернули с площади в переулок. Сидевший в них человек обернулся и приветливо кивнул Каю, точно знакомому. Кай несколько раз порывался отвязать свои санки, но человек в шубе все кивал ему, и он продолжал ехать за ним.
        Вот они выбрались за городские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, и стало темно, хоть глаз выколи. Мальчик поспешно отпустил веревку, которою зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к ним и продолжали нестись вихрем. Кай громко закричал - никто не услышал его. Снег валил, санки мчались, ныряя в сугробы, перескакивая через изгороди и канавы. Кай весь дрожал.
        Снежные хлопья все росли и обратились под конец в больших белых кур. Вдруг они разлетелись в стороны, большие сани остановились, и сидевший в них человек встал. Это была высокая, стройная, ослепительно белая женщина - Снежная королева; и шуба и шапка на ней были из снега.
        - Славно проехались! - сказала она. - Но ты совсем замерз - полезай ко мне в шубу!
        Посадила она мальчика в сани, завернула в свою медвежью шубу. Кай словно в снежный сугроб опустился.
        - Все еще мерзнешь? - спросила она и поцеловала его в лоб.
        У! Поцелуй ее был холоднее льда, он пронизал его насквозь и дошел до самого сердца, а оно и без того уже было наполовину ледяным. Каю показалось, что еще немного - и он умрет... Но только на минуту, а потом, напротив, ему стало так хорошо, что он даже совсем перестал зябнуть.
        - Мои санки! Не забудь мои санки! - спохватился он.
        Санки привязали на спину одной из белых кур, и она полетела с ними за большими санями. Снежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних.
        - Больше не буду целовать тебя, - сказала она. - Не то зацелую до смерти.
        Кай взглянул на нее. Как она была хороша! Лица умней а прелестней он не мог себе и представить. Теперь она не казалась ему ледяною, как в тот раз, когда сидела за окном и кивала ему.
        Он совсем не боялся ее и рассказал ей, что знает все четыре действия арифметики, да еще с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показалось, что на самом-то деле он знает совсем мало.
        В тот же миг Снежная королева взвилась с ним на черное облако. Буря выла и стонала, словно распевала старинные песни; они летели над лесами и озерами, над морями и сушей; студеные ветры дули под ними, выли волки, искрился снег, летали с криком черные вороны, а над ними сиял большой ясный месяц. На него смотрел Кай всю долгую-долгую зимнюю ночь, а днем заснул у ног Снежной королевы.
        ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ
        ЦВЕТНИК ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ УМЕЛА КОЛДОВАТЬ.
        А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? Куда он девался? Никто этого не знал, никто не мог дать ответ.
        Мальчики рассказали только, что видели, как он привязал свои санки к большим великолепным саням, которые потом свернули в переулок и выехали за городские ворота.
        Много было пролито по нему слез, горько и долго плакала Герда. Наконец решили, что Кай умер, утонул в реке, протекавшей за городом. Долго тянулись мрачные зимние дни.
        Но вот настала весна, выглянуло солнце.
        - Кай умер и больше не вернется! - сказала Герда.
        - Не верю! - отвечал солнечный свет.
        - Он умер и больше не вернется! - повторила она ласточкам.
        - Не верим! - отвечали они.
        Под конец и сама Герда перестала этому верить.
        - Надену-ка я свои новые красные башмачки (Кай ни разу еще не видел их), - сказала она как-то утром, - да пойду спрошу про него у реки.
        Было еще очень рано. Она поцеловала спящую бабушку, надела красные башмачки и побежала одна-одинешенька за город, прямо к реке.
        - Правда, что ты взяла моего названого братца? - спросила Герда. - Я подарю тебе свои красные башмачки, если ты вернешь мне его!
        И девочке почудилось, что волны как-то странно кивают ей. Тогда она сняла свои красные башмачки - самое драгоценное, что у нее было, - и бросила в реку. Но они упали у самого берега, и волны сейчас же вынесли их обратно - река словно бы не хотела брать у девочки ее драгоценность, так как не могла вернуть ей Кая. Девочка же подумала, что бросила башмачки недостаточно далеко, влезла в лодку, качавшуюся в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять бросила башмачки в воду. Лодка не была привязана и от ее толчка отошла от берега. Девочка хотела поскорее выпрыгнуть на берег, но, пока пробиралась с кормы на нос, лодка уже совсем отплыла и быстро неслась по течению.
        Герда ужасно испугалась и принялась плакать и кричать, но никто, кроме воробьев, не слышал ее. Воробьи же не могли перенести ее на сушу и только летели за ней вдоль берега и щебетали, словно желая ее утешить:
        - Мы здесь! Мы здесь!
        Лодку уносило все дальше. Герда сидела смирно, в одних чулках: красные башмачки ее плыли за лодкой, но не могли догнать ее.
        "Может быть, река несет меня к Каю?" - подумала Герда, повеселела, встала на ноги и долго-долго любовалась красивыми зелеными берегами.
        Но вот она приплыла к большому вишневому саду, в котором ютился домик под соломенной крышей, с красными и синими стеклами в окошках. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали честь всем, кто проплывал мимо. Герда закричала им - она приняла их за живых, но они, понятно, не ответили ей. Вот она подплыла к ним еще ближе, лодка подошла чуть не к самому берегу, и девочка закричала еще громче. Из домика вышла старая-престарая старушка с клюкой, в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами.
        - Ах ты бедное дитятко! - сказала старушка. - И как это ты попала на такую большую быструю реку да забралась так далеко?
        С этими словами старушка вошла в воду, зацепила лодку клюкой, притянула к берегу и высадила Герду.
        Герда была рада-радешенька, что очутилась наконец на суше, хоть и побаивалась незнакомой старухи.
        - Ну, пойдем, да расскажи мне, кто ты и как сюда попала, - сказала старушка.
        Герда стала рассказывать ей обо всем, а старушка покачивала головой и повторяла: "Гм! Гм!" Когда девочка кончила, она спросила старушку, не видала ли она Кая. Та ответила, что он еще не проходил тут, но, верно, пройдет, так что горевать пока не о чем, пусть Герда лучше отведает вишен да полюбуется цветами, что растут в саду: они красивее, чем в любой книжке с картинками, и все умеют рассказывать сказки. Тут старушка взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ.
        Окна были высоко от пола и все из разноцветных - красных, синих и желтых - стеклышек; от этого и сама комната была освещена каким-то удивительным радужным светом. На столе стояла корзинка с чудесными вишнями, и Герда могла есть их сколько угодно. А пока она ела, старушка расчесывала ей волосы золотым гребешком. Волосы вились кудрями и золотым сиянием окружали милое, приветливое, круглое, словно роза, личико девочки.
        - Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! - сказала старушка. - Вот увидишь, как ладно мы с тобой заживем!
        И она продолжала расчесывать кудри девочки и чем дольше чесала, тем больше забывала Герда своего названого братца Кая - старушка умела колдовать. Только она была не злою колдуньей и колдовала лишь изредка, для своего удовольствия; теперь же ей очень захотелось оставить у себя Герду. И вот она пошла в сад, дотронулась клюкой до всех розовых кустов, и те как стояли в полном цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в землю, и следа от них не осталось. Старушка боялась, что Герда при виде этих роз вспомнит о своих, а там и о Кае да и убежит от нее.
        Потом старушка повела Герду в цветник. Ах, какой аромат тут был, какая красота: самые разные цветы, и на каждое время года! Во всем свете не нашлось бы книжки с картинками пестрее, красивее этого цветника. Герда прыгала от радости и играла среди цветов, пока солнце не село за высокими вишневыми деревьями. Тогда ее уложили в чудесную постель с красными шелковыми перинками, набитыми голубыми фиалками. Девочка заснула, и ей снились сны, какие видит разве королева в день своей свадьбы.
        На другой день Герде опять позволили играть в чудесном цветнике на солнце. Так прошло много дней. Герда знала теперь каждый цветок в саду, но как ни много их было, ей все же казалось, что какого-то недостает, только какого? И вот раз она сидела и рассматривала соломенную шляпу старушки, расписанную цветами, и самым красивым из них была роза - старушка забыла ее стереть, когда спровадила живые розы под землю. Вот что значит рассеянность!
        - Как! Тут нет роз? - сказала Герда и сейчас же побежала в сад, искала их, искала, да так и не нашла.
        Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Теплые слезы падали как раз на то место, где стоял прежде один из розовых кустов, и как только они увлажнили землю, куст мгновенно вырос из нее, такой же цветущий, как прежде.
        Обвила его ручонками Герда, принялась целовать розы и вспомнила о тех чудных розах, что цвели у нее дома, а вместе с тем и о Кае.
        - Как же я замешкалась! - сказала девочка. - Мне ведь надо искать Кая!.. Вы не знаете, где он? - спросила она у роз. - Правда ли, что он умер и не вернется больше?
        - Он не умер! - отвечали розы. - Мы ведь были под землей, где лежат все умершие, но Кая меж ними не было.
        - Спасибо вам! - сказала Герда и пошла к другим цветам, заглядывала в их чашечки и спрашивала: - Вы не знаете, где Кай?
        Но каждый цветок грелся на солнышке и думал только о своей собственной сказке или истории. Много их наслушалась Герда, но ни один не сказал ни слова о Кае.
        Тогда Герда пошла к одуванчику, сиявшему в блестящей зеленой траве.
        - Ты, маленькое ясное солнышко! - сказала ему Герда. - Скажи, не знаешь ли ты, где мне искать моего названого братца?
        Одуванчик засиял еще ярче и взглянул на девочку. Какую же песенку спел он ей? Увы! И в этой песенке ни слова не говорилось о Кае!
        - Был первый весенний день, солнце грело и так приветливо светило на маленький дворик. Лучи его скользили по белой стене соседнего дома, и возле самой стены проглянул первый желтенький цветок, он сверкал на солнце, словно золотой. Во двор вышла посидеть старая бабушка. Вот пришла из гостей ее внучка, бедная служанка, и поцеловала старушку. Поцелуй девушки дороже золота - он идет прямо от сердца. Золото на ее губах, золото в сердце, золото и на небе в утренний час! Вот и все! - сказал одуванчик.
        - Бедная моя бабушка! - вздохнула Герда. - Верно, она скучает обо мне и горюет, как горевала о Кае. Но я скоро вернусь и его приведу с собой. Нечего больше и расспрашивать цветы - толку от них не добьешься, они знай твердят свое! - И она побежала в конец сада.
        Дверь была заперта, но Герда так долго шатала ржавый засов, что он поддался, дверь отворилась, и девочка так, босоножкой, и пустилась бежать по дороге. Раза три оглядывалась она назад, но никто не гнался за нею.
        Наконец она устала, присела на камень и осмотрелась: лето уже прошло, на дворе стояла поздняя осень. Только в чудесном саду старушки, где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен года, этого не было заметно.
        - Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень на дворе! Тут не до отдыха! - сказала Герда и опять пустилась в путь.
        Ах, как ныли ее бедные усталые ножки! Как холодно, сыро было вокруг! Длинные листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными каплями и стекал на землю; листья так и сыпались. Один только терновник стоял весь покрытый вяжущими, терпкими ягодами. Каким серым, унылым казался весь мир!
        ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ
        ПРИНЦ И ПРИНЦЕССА.
        Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон. Долго смотрел он на девочку, кивая ей головою, и наконец молвил:
        - Кар-кар! Здррравствуй!
        Выговаривать по-человечески чище он не мог, но он желал девочке добра и спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька. Что такое "одна-одинешенька", Герда знала очень хорошо, сама на себе испытала. Рассказав ворону всю свою жизнь, девочка спросила, не видал ли он Кая.
        Ворон задумчиво покачал головой и сказал:
        - Может быть! Может быть!
        - Как! Правда? - воскликнула девочка и чуть не задушила ворона - так крепко она его расцеловала.
        - Потише, потише! - сказал ворон. - Думаю, это был твой Кай. Но теперь он, верно, забыл тебя со своею принцессой!
        - Разве он живет у принцессы? - спросила Герда.
        - А вот послушай, - сказал ворон. - Только мне ужасно трудно говорить по-вашему. Вот если бы ты понимала по-вороньи, я рассказал бы тебе обо всем куда лучше.
        - Нет, этому меня не учили, - сказала Герда. - Как жалко!
        - Ну ничего, - сказал ворон. - Расскажу как сумею, хоть и плохо.
        И он рассказал все, что знал.
        - В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая умница, что и сказать нельзя! Прочла все газеты на свете и позабыла все, что в них прочла, - вот какая умница! Раз как-то сидит она на троне - а веселья-то в этом не так уж много, как люди говорят, - и напевает песенку: "Отчего бы мне не выйти замуж?" "А ведь и в самом деле!" - подумала она, и ей захотелось замуж. Но в мужья она хотела выбрать такого человека, который бы умел отвечать, когда с ним говорят, а не такого, что умел бы только важничать, - это ведь так скучно! И вот барабанным боем созывают всех придворных дам, объявляют им волю принцессы. Уж так они все обрадовались! "Вот это нам нравится! - говорят. - Мы и сами недавно об этом думали!" Все это истинная правда! - прибавил ворон. - У меня при дворе есть невеста - ручная ворона, от нее-то я и знаю все это.
        На другой день все газеты вышли с каймой из сердец и с вензелями принцессы. А в газетах объявлено, что каждый молодой человек приятной наружности может явиться во дворец и побеседовать с принцессой; того же, кто будет держать себя непринужденно, как дома, и окажется всех красноречивее, принцесса изберет в мужья. Да, да! - повторил ворон. - Все это так же верно, как то, что я сижу здесь перед тобою. Народ валом повалил во дворец, пошла давка и толкотня, да все без проку ни в первый, ни во второй день. На улице все женихи говорят отлично, а стоит им перешагнуть дворцовый порог, увидеть гвардию в серебре да лакеев в золоте и войти в огромные, залитые светом залы - и их оторопь берет. Подступят к трону, где сидит принцесса, да и повторяют за ней ее же слова, а ей вовсе не это было нужно. Ну, точно на них порчу напускали, опаивали дурманом! А выйдут за ворота - опять обретут дар слова. От самых ворот до дверей тянулся длинный-длинный хвост женихов. Я сам там был и видел.
        - Ну, а Кай-то, Кай? - спросила Герда. - Когда же он явился? И он пришел свататься?
        - Постой! Постой! Вот мы дошли и до него! На третий день явился небольшой человечек, не в карете, не верхом, а просто пешком, и прямо во дворец. Глаза блестят, как твои, волосы длинные, вот только одет бедно.
        - Это Кай! - обрадовалась Герда. - Я нашла его! - И она захлопала в ладоши.
        - За спиной у него была котомка, - продолжал ворон.
        - Нет, это, верно, были его санки! - сказала Герда. - Он ушел из дому с санками.
        - Очень может быть! - сказал ворон. - Я не особенно вглядывался. Так вот, моя невеста рассказывала, как вошел он в дворцовые ворота и увидел гвардию в серебре, а по всей лестнице лакеев в золоте, ни капельки не смутился, только головой кивнул и сказал: "Скучненько, должно быть, стоять тут на лестнице, войду-ка я лучше в комнаты!" А все залы залиты светом. Тайные советники и их превосходительства расхаживают без сапог, золотые блюда разносят, - торжественнее некуда! Сапоги его страшно скрипят, а ему все нипочем.
        - Это наверное Кай! - воскликнула Герда. - Я знаю, он был в новых сапогах. Я сама слышала, как они скрипели, когда он приходил к бабушке.
        - Да, они таки скрипели порядком, - продолжал ворон. - Но он смело подошел к принцессе. Она сидела на жемчужине величиною с колесо прялки, а кругом стояли придворные дамы со своими служанками и служанками служанок и кавалеры со слугами и слугами слуг, а у тех опять прислужники. Чем ближе кто-нибудь стоял к дверям, тем выше задирал нос. На прислужника слуги слуги, стоявшего в самых дверях, нельзя было и взглянуть без дрожи - такой он был важный!
        - Вот страх-то! - сказала Герда. - А Кай все-таки женился на принцессе?
        - Не будь я вороном, я бы сам женился на ней, хоть я и помолвлен. Он завел с принцессой беседу и говорил не хуже, чем я по-вороньи, - так, по крайней мере, сказала мне моя ручная невеста. Держался он очень свободно и мило и заявил, что пришел не свататься, а только, послушать умные речи принцессы. Ну и вот, она ему понравилась, он ей тоже.
        - Да-да, это Кай! - сказала Герда. - Он ведь такой умный! Он знал все четыре действия арифметики, да еще с дробями! Ах, проводи же меня во дворец!
        - Легко сказать, - отвечал ворон, - трудно сделать. Постой, я поговорю с моей невестой, она что-нибудь придумает и посоветует нам. Ты думаешь, что тебя вот так прямо и впустят во дворец? Как же, не очень-то впускают таких девочек!
        - Меня впустят! - сказала Герда. - Когда Кай услышит, что я тут, он сейчас же прибежит за мною.
        - Подожди меня тут у решетки, - сказал ворон, тряхнул головой и улетел.
        Вернулся он уже совсем под вечер и закаркал:
        - Кар, кар! Моя невеста шлет тебе тысячу поклонов и вот этот хлебец. Она стащила его на кухне - там их много, а ты, верно, голодна!.. Ну, во дворец тебе не попасть: ты ведь босая - гвардия в серебре и лакеи в золоте ни за что не пропустят тебя. Но не плачь, ты все-таки попадешь туда. Невеста моя знает, как пройти в спальню принцессы с черного хода и где достать ключ.
        И вот они вошли в сад, пошли по длинным аллеям, где один за другим падали осенние листья, и когда огни во дворце погасли, ворон провел девочку в полуотворенную дверь.
        О, как билось сердечко Герды от страха и нетерпения! Точно она собиралась сделать что-то дурное, а ведь она только хотела узнать, не здесь ли ее Кай! Да, да, он, верно, здесь! Герда так живо представляла себе его умные глаза, длинные волосы, и как он улыбался ей, когда они, бывало, сидели рядышком под кустами роз. А как обрадуется он теперь, когда увидит ее, услышит, на какой длинный путь решилась она ради него, узнает, как горевали о нем все домашние! Ах, она была просто вне себя от страха и радости!
        Но вот они на площадке лестницы. На шкафу горела лампа, а на полу сидела ручная ворона и осматривалась по сторонам. Герда присела и поклонилась, как учила ее бабушка.
        - Мой жених рассказывал мне о вас столько хорошего, барышня! - сказала ручная ворона. - И ваша жизнь также очень трогательна! Не угодно ли вам взять лампу, а я пойду вперед. Мы пойдем прямою дорогой, тут мы никого не встретим.
        - А мне кажется, за нами кто-то идет, - сказала Герда, и в ту же минуту мимо нее с легким шумом промчались какие-то тени: лошади с развевающимися гривами и тонкими ногами, охотники, дамы и кавалеры верхами.
        - Это сны! - сказала ручная ворона. - Они являются сюда, чтобы мысли высоких особ унеслись на охоту. Тем лучше для нас, удобнее будет рассмотреть спящих.
        Тут они вошли в первую залу, где стены были обиты розовым атласом, затканным цветами. Мимо девочки опять пронеслись сны, но так быстро, что она не успела рассмотреть всадников. Одна зала была великолепнее другой, так что было от чего прийти в замешательство. Наконец они дошли до спальни. Потолок напоминал верхушку огромной пальмы с драгоценными хрустальными листьями; с середины его спускался толстый золотой стебель, на котором висели две кровати в виде лилий. Одна была белая, в ней спала принцесса, другая - красная, и в ней Герда надеялась найти Кая. Девочка слегка отогнула один из красных лепестков и увидала темно-русый затылок. Это Кай! Она громко назвала его по имени и поднесла лампу к самому его лицу. Сны с шумом умчались прочь; принц проснулся и повернул голову... Ах, это был не Кай!
        Принц походил на него только с затылка, но был так же молод и красив. Из белой лилии выглянула принцесса и спросила, что случилось. Герда заплакала и рассказала всю свою историю, упомянув и о том, что сделали для нее вороны.
        - Ах ты бедняжка! - сказали принц и принцесса, похвалили ворон, объявили, что ничуть не гневаются на них - только пусть они не делают этого впредь, - и захотели даже наградить их.
        - Хотите быть вольными птицами? - спросила принцесса. - Или желаете занять должность придворных ворон, на полном содержании из кухонных остатков?
        Ворон с вороной поклонились и попросили должности при дворе. Они подумали о старости и сказали:
        - Хорошо ведь иметь верный кусок хлеба на старости лет!
        Принц встал и уступил свою постель Герде - больше он пока ничего не мог для нее сделать. А она сложила ручки и подумала: "Как добры все люди и животные!" - закрыла глаза и сладко заснула. Сны опять прилетели в спальню, но теперь они везли на маленьких саночках Кая, который кивал Герде головою. Увы, все это было лишь во сне и исчезло, как только девочка проснулась.
        На другой день ее одели с ног до головы в шелк и бархат и позволили ей оставаться во дворце сколько она пожелает.
        Девочка могла жить да поживать тут припеваючи, но прогостила всего несколько дней и стала просить, чтобы ей дали повозку с лошадью и пару башмаков - она опять хотела пуститься разыскивать по белу свету своего названого братца.
        Ей дали и башмаки, и муфту, и чудесное платье, а когда она простилась со всеми, к воротам подъехала карета из чистого золота, с сияющими, как звезды, гербами принца и принцессы: у кучера, лакеев, форейторов - дали ей и форейторов - красовались на головах маленькие золотые короны.
        Принц и принцесса сами усадили Герду в карету и пожелали ей счастливого пути.
        Лесной ворон, который уже успел жениться, провожал девочку первые три мили и сидел в карете рядом с нею - он не мог ехать, сидя спиною к лошадям. Ручная ворона сидела на воротах и хлопала крыльями. Она не поехала провожать Герду, потому что страдала головными болями, с тех пор как получила должность при дворе и слишком много ела. Карета была битком набита сахарными крендельками, а ящик под сиденьем - фруктами и пряниками.
        - Прощай! Прощай! - закричали принц и принцесса.
        Герда заплакала, ворона - тоже. Через три мили простился с девочкой и ворон. Тяжелое было расставанье! Ворон взлетел на дерево и махал черными крыльями до тех пор, пока карета, сиявшая, как солнце, не скрылась из виду.
        ИСТОРИЯ ПЯТАЯ
        МАЛЕНЬКАЯ РАЗБОЙНИЦА.
        Вот Герда въехала в темный лес, в котором жили разбойники; карета горела как жар, она резала разбойникам глаза, и они просто не могли этого вынести.
        - Золото! Золото! - закричали они, схватив лошадей под уздцы, убили маленьких форейторов, кучера и слуг и вытащили из кареты Герду.
        - Ишь какая славненькая, жирненькая! Орешками откормлена! - сказала старуха разбойница с длинной жесткой бородой и мохнатыми, нависшими бровями. - Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет?
        И она вытащила острый сверкающий нож. Какой ужас!
        - Ли! - вскрикнула она вдруг: ее укусила за ухо ее собственная дочка, которая сидела у нее за спиной и была такая необузданная и своевольная, что просто любо. - Ах ты дрянная девчонка! - закричала мать, но убит". Герду не успела.
        - Она будет играть со мной, - сказала маленькая разбойница. - Она отдаст мне свою муфту, свое хорошенькое платьице и будет спать со мной в моей постели.
        И девочка опять так укусила мать, что та подпрыгнула и завертелась на месте. Разбойники захохотали.
        - Ишь как пляшет со своей девчонкой!
        - Хочу в карету! - закричала маленькая разбойница и настояла на своем - она была ужасно избалована и упряма.
        Они уселись с Гердой в карету и помчались по пням и кочкам в чащу леса.
        Маленькая разбойница была ростом с Герду, но сильнее, шире в плечах и гораздо смуглее. Глаза у нее были совсем черные, но какие-то печальные. Она обняла Герду и сказала:
        - Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя. Ты, верно, принцесса?
        - Нет, - отвечала девочка и рассказала, что пришлось ей испытать и как она любит Кая.
        Маленькая разбойница серьезно поглядела па нее, слегка кивнула и сказала:
        - Они тебя не убьют, даже если я и рассержусь на тебя, - я лучше сама убью тебя!
        И она отерла слезы Герде, а потом спрятала обе руки в ее хорошенькую мягкую теплую муфточку.
        Вот карета остановилась: они въехал и во двор разбойничьего замка.
        Он был весь в огромных трещинах; из них вылетали вороны и вороны. Откуда-то выскочили огромные бульдоги, казалось, каждому из них нипочем проглотить человека, но они только высоко подпрыгивали и даже не лаяли - это было запрещено. Посреди огромной залы с полуразвалившимися, покрытыми копотью стенами и каменным полом пылал огонь. Дым подымался к потолку и сам должен был искать себе выход. Над огнем кипел в огромном котле суп, а на вертелах жарились зайцы и кролики.
        - Ты будешь спать вместе со мной вот тут, возле моего маленького зверинца, - сказала Герде маленькая разбойница.
        Девочек накормили, напоили, и они ушли в свой угол, где была постлана солома, накрытая коврами. Повыше сидело на жердях больше сотни голубей. Все они, казалось, спали, но, когда девочки подошли, слегка зашевелились.
        - Веемой! - сказала маленькая разбойница, схватила одного голубя за ноги и так тряхнула его, что тот забил крыльями. - На, поцелуй его! - крикнула она и ткнула голубя Герде прямо в лицо. - А вот тут сидят лесные плутишки, - продолжала она, указывая на двух голубей, сидевших в небольшом углублении в стене, за деревянною решеткой. - Эти двое - лесные плутишки. Их надо держать взаперти, не то живо улетят! А вот и мой милый старичина бяшка! - И девочка потянула за рога привязанного к стене северного оленя в блестящем медном ошейнике. - Его тоже нужно держать на привязи, иначе удерет! Каждый вечер я щекочу его под шеей своим острым ножом - он до смерти этого боится.
        - Неужели ты и спишь с ножом? - спросила ее Герда.
        - Всегда! - отвечала маленькая разбойница. - Мало ли что может статься! Ну, расскажи мне еще раз о Кае и о том, как ты пустилась странствовать по белу свету.
        Герда рассказала. Лесные голуби в клетке тихо ворковали; другие голуби уже спали. Маленькая разбойница обвила одною рукой шею Герды - в другой у нее был нож - и захрапела, но Герда не могла сомкнуть глаз, не зная, убьют ее или оставят в живых.
        Вдруг лесные голуби проворковали:
        - Курр! Курр! Мы видели Кая! Белая курица несла на спине его санки, а он сидел в санях Снежной королевы. Они летели над лесом, когда мы, птенцы, еще лежали в гнезде. Она дохнула на нас, и все умерли, кроме нас двоих. Курр! Курр!
        - Что вы говорите! - воскликнула Герда. - Куда же полетела Снежная королева? Знаете?
        - Наверно, в Лапландию - ведь там вечный снег и лед. Спроси у северного оленя, что стоит тут на привязи.
        - Да, там вечный снег и лед. Чудо как хорошо! - сказал северный олень. - Там прыгаешь себе на воле по огромным сверкающим равнинам. Там раскинут летний шатер Снежной королевы, а постоянные ее чертоги - у Северного полюса, на острове Шпицберген.
        - О Кай, мой милый Кай! - вздохнула Герда.
        - Лежи смирно, - сказала маленькая разбойница. - Не то пырну тебя ножом!
        Утром Герда рассказала ей, что слышала от лесных голубей. Маленькая разбойница серьезно посмотрела на Герду, кивнула головой и сказала:
        - Ну, так и быть!.. А ты знаешь, где Лапландия? - спросила она затем у северного оленя.
        - Кому же и знать, как не мне! - отвечал олень, и глаза его заблестели. - Там я родился и вырос, там прыгал по снежным равнинам.
        - Так слушай, - сказала Герде маленькая разбойница. - Видишь, все наши ушли, дома одна мать; немного погодя она хлебнет из большой бутылки и вздремнет, тогда я кое-что сделаю для тебя.
        И вот старуха хлебнула из своей бутылки и захрапела, а маленькая разбойница подошла к северному оленю и сказала:
        - Еще долго можно было бы потешаться над тобой! Уж больно ты уморительный, когда тебя щекочут острым ножом. Ну, да так и быть! Я отвяжу тебя и выпущу на волю. Можешь бежать в свою Лапландию, но за это ты должен отвезти к дворцу Снежной королевы эту девочку - там ее названый брат. Ты ведь, конечно, слышал, что она рассказывала? Она говорила громко, а у тебя вечно ушки на макушке.
        Северный олень так и подпрыгнул от радости. А маленькая разбойница посадила на него Герду, крепко привязала ее для верности и даже подсунула под нее мягкую подушку, чтобы ей удобнее было сидеть.
        - Так и быть, - сказала она затем, - возьми назад свои меховые сапожки - ведь холодно будет! А муфту уж я оставлю себе, больно она хороша. Но мерзнуть я тебе не дам: вот огромные рукавицы моей матери, они дойдут тебе до самых локтей. Сунь в них руки! Ну вот, теперь руки у тебя, как у моей уродины матери.
        Герда плакала от радости.
        - Терпеть не могу, когда хнычут! - сказала маленькая разбойница. - Теперь ты должна радоваться. Вот тебе еще два хлеба и окорок, чтобы не пришлось голодать.
        И то и другое было привязано к оленю.
        Затем маленькая разбойница отворила дверь, заманила собак в дом, перерезала своим острым ножом веревку, которою был привязан олень, и сказала ему:
        - Ну, живо! Да береги смотри девочку.
        Герда протянула маленькой разбойнице обе руки в огромных рукавицах и попрощалась с нею. Северный олень пустился во всю прыть через пни и кочки по лесу, по болотам и степям. Выли волки, каркали вороны.
        Уф! Уф! - послышалось вдруг с неба, и оно словно зачихало огнем.
        - Вот мое родное северное сияние! - сказал олень. - Гляди, как горит. И он побежал дальше, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Хлебы были съедены, ветчина тоже, и вот они очутились в Лапландии.
        ИСТОРИЯ ШЕСТАЯ
        ЛАПЛАНДКА И ФИНКА.
        Олень остановился у жалкой лачуги. Крыша спускалась до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось проползать в нее на четвереньках.
        Дома была одна старуха лапландка, жарившая при свете жировой лампы рыбу. Северный олень рассказал лапландке всю историю Герды, но сначала рассказал свою собственную - она казалась ему гораздо важнее.
        Герда же так окоченела от холода, что и говорить не могла.
        - Ах вы бедняги! - сказала лапландка. - Долгий же вам еще предстоит путь! Придется сделать сто с лишним миль, пока доберетесь до Финляндии, где Снежная королева живет на даче и каждый вечер зажигает голубые бенгальские огни. Я напишу несколько слов на сушеной треске - бумаги у меня нет, - и вы снесете послание финке, которая живет в тех местах и лучше моего сумеет научить вас, что надо делать.
        Когда Герда согрелась, поела и попила, лапландка написала несколько слов на сушеной треске, велела Герде хорошенько беречь ее, потом привязала девочку к спине оленя, и тот снова помчался.
        Уф! Уф! - послышалось опять с неба, и оно стало выбрасывать столбы чудесного голубого пламени. Так добежал олень с Гердой и до Финляндии и постучался в дымовую трубу финки - у нее и дверей-то не было.
        Ну и жара стояла в ее жилье! Сама финка, низенькая толстая женщина, ходила полуголая. Живо стащила она с Герды платье, рукавицы и сапоги, иначе девочке было бы жарко, положила оленю на голову кусок льда и затем принялась читать то, что было написано на сушеной треске.
        Она прочла все от слова до слова три раза, пока не заучила наизусть, а потом сунула треску в котел - рыба ведь годилась в пищу, а у финки ничего даром не пропадало.
        Тут олень рассказал сначала свою историю, а потом историю Герды. Финка мигала своими умными глазами, но не говорила ни слова.
        - Ты такая мудрая женщина... - сказал олень. - Не изготовишь ли ты для девочки такое питье, которое бы дало ей силу двенадцати богатырей? Тогда бы она одолела Снежную королеву!
        - Силу двенадцати богатырей! - сказала финка. - Да много ли в том проку!
        С этими словами она взяла с полки большой кожаный свиток и развернула его: он был весь исписан какими-то удивительными письменами.
        Финка принялась читать их и читала до того, что пот градом покатился с ее лба.
        Олень опять принялся просить за Герду, а сама Герда смотрела на финку такими умоляющими, полными слез глазами, что та опять заморгала, отвела оленя в сторону и, меняя ему на голове лед, шепнула:
        - Кай в самом деле у Снежной королевы, но он вполне доволен и думает, что лучше ему нигде и быть не может. Причиной же всему осколки зеркала, что сидят у него в сердце и в глазу. Их надо удалить, иначе Снежная королева сохранит над ним свою власть.
        - А не можешь ли ты дать Герде что-нибудь такое, что сделает ее сильнее всех?
        - Сильнее, чем она есть, я не могу ее сделать. Не видишь разве, как велика ее сила? Не видишь, что ей служат и люди и звери? Ведь она босая обошла полсвета! Не у нас занимать ей силу, ее сила в ее сердце, в том, что она невинный милый ребенок. Если она сама не сможет проникнуть в чертоги Снежной королевы и извлечь из сердца Кая осколок, то мы и подавно ей не поможем! В двух милях отсюда начинается сад Снежной королевы. Отнеси туда девочку, спусти у большого куста, обсыпанного красными ягодами, и, не мешкая, возвращайся обратно.
        С этими словами финка посадила Герду на спину оленя, и тот бросился бежать со всех ног.
        - Ай, я без теплых сапог! Ай, я без рукавиц! - закричала Герда, очутившись на морозе.
        Но олень не смел остановиться, пока не добежал до куста с красными ягодами. Тут он спустил девочку, поцеловал ее в губы, и по щекам его покатились, крупные блестящие слезы. Затем он стрелой пустился назад.
        Бедная девочка осталась одна на трескучем морозе, без башмаков, без рукавиц.
        Она побежала вперед что было мочи. Навстречу ей несся целый полк снежных хлопьев, но они не падали с неба - небо было совсем ясное, и в нем полыхало северное сияние, - нет, они бежали по земле прямо на Герду и становились все крупнее и крупнее.
        Герда вспомнила большие красивые хлопья под увеличительным стеклом, но эти были куда больше, страшнее и все живые.
        Это были передовые дозорные войска Снежной королевы.
        Одни напоминали собой больших безобразных ежей, другие - стоглавых змей, третьи - толстых медвежат с взъерошенной шерстью. Но все они одинаково сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями.
        Однако Герда смело шла все вперед и вперед и наконец добралась до чертогов Снежной королевы.
        Посмотрим же, что было в это время с Каем. Он и не думал о Герде, а уж меньше всего о том, что она так близко от него.
        ИСТОРИЯ СЕДЬМАЯ
        ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В ЧЕРТОГАХ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ
        И ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ПОТОМ.
        Стенами чертогам были вьюги, окнами и дверями буйные ветры. Сто с лишним зал тянулись здесь одна за другой так, как наметала их вьюга. Все они освещались северным сиянием, и самая большая простиралась на много-много миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда. Никогда не устраивались здесь медвежьи балы с танцами под музыку бури, на которых могли бы отличиться грацией и умением ходить на задних лапах белые медведи; никогда не составлялись партии в карты с ссорами и дракою, не сходились на беседу за чашкой кофе беленькие кумушкилисички.
        Холодно, пустынно, грандиозно! Северное сияние вспыхивало и горело так правильно, что можно было точно рассчитать, в какую минуту свет усилится, в какую померкнет. Посреди самой большой пустынной снежной залы находилось замерзшее озеро. Лед треснул на нем на тысячи кусков, таких одинаковых и правильных, что это казалось каким-то фокусом. Посреди озера сидела Снежная королева, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале разума; по ее мнению, это было единственное и лучшее зеркало на свете.
        Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого - поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его было все равно что кусок льда. Кай возился с плоскими остроконечными льдинами, укладывая их на всевозможные лады. Есть ведь такая игра-складывание фигур из деревянных дощечек, - которая называется китайской головоломкой. Вот и Кай тоже складывал разные затейливые фигуры, только из льдин, и это называлось ледяной игрой разума. В его глазах эти фигуры были чудом искусства, а складывание их - занятием первостепенной важности. Это происходило оттого, что в глазу у него сидел осколок волшебного зеркала. Складывал он и такие фигуры, из которых получались целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось, - слово "вечность". Снежная королева сказала ему: "Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет и пару новых коньков". Но он никак не мог его сложить.
        - Теперь я полечу в теплые края, - сказала Снежная королева. - Загляну в черные котлы.
        Так она называла кратеры огнедышащих гор - Этны и Везувия.
        - Побелю их немножко. Это хорошо для лимонов и винограда.
        Она улетела, а Кай остался один в необозримой пустынной зале, смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него трещало. Он сидел на месте, такой бледный, неподвижный, словно нежилой. Можно было подумать, что он совсем замерз.
        В это-то время в огромные ворота, которыми были буйные ветры, входила Герда. И перед нею ветры улеглись, точно заснули. Она вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая. Она тотчас узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула:
        - Кай, милый мой Кай! Наконец-то я нашла тебя!
        Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. И тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили ледяную кору, растопили осколок. Кай взглянул на Герду и вдруг залился слезами и плакал так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и обрадовался:
        - Герда! Милая Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам?
        - И он оглянулся вокруг. - Как здесь холодно, пустынно!
        И он крепко прижался к Герде. А она смеялась и плакала от радости. И это было так чудесно, что даже льдины пустились в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое слово, которое задала сложить Каю Снежная королева. Сложив его, он мог сделаться сам себе господином да еще получить от нее в дар весь свет и пару новых коньков.
        Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зарделись, как розы; поцеловала его в глаза, и они заблестели; поцеловала его руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым.
        Снежная королева могла вернуться когда угодно - его отпускная лежала тут, написанная блестящими ледяными буквами.
        Кай с Гердой рука об руку вышли из ледяных чертогов. Они шли и говорили о бабушке, о розах, что цвели в их садике, и перед ними стихали буйные ветры, проглядывало солнце. А когда дошли до куста с красными ягодами, там уже ждал их северный олень.
        Кай и Герда отправились сначала к финке, отогрелись у нее и узнали дорогу домой, а потом - к лапландке. Та сшила им новое платье, починила свои сани и поехала их провожать.
        Олень тоже провожал юных путников вплоть до самой границы Лапландии, где уже пробивалась первая зелень. Тут Кай и Герда простились с ним и с лапландкой.
        Вот перед ними и лес. Запели первые птицы, деревья покрылись зелеными почками. Из леса навстречу путникам выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке с пистолетами за поясом.
        Герда сразу узнала и лошадь - она была когда-то впряжена в золотую карету - и девушку. Это была маленькая разбойница.
        Она тоже узнала Герду. Вот была радость!
        - Ишь ты, бродяга! - сказала она Каю. - Хотелось бы мне знать, стоишь ли ты того, чтобы за тобой бегали на край света?
        Но Герда потрепала ее по щеке и спросила о принце и принцессе.
        - Они уехали в чужие края, - отвечала молодая разбойница.
        - А ворон? - спросила Герда.
        - Лесной ворон умер; ручная ворона осталась вдовой, ходит с черной шерстинкой на ножке и сетует на судьбу. Но все это пустяки, а ты вот расскажи-ка лучше, что с тобой было и как ты нашла его.
        Герда и Кай рассказали ей обо всем.
        - Ну, вот и сказке конец! - сказала молодая разбойница, пожала им руки и обещала навестить их, если когда-нибудь заедет к ним в город.
        Затем она отправилась своей дорогой, а Кай и Герда - своей.
        Они шли, и на их пути расцветали весенние цветы, зеленела трава. Вот раздался колокольный звон, и они узнали колокольни своего родного города. Они поднялись по знакомой лестнице и вошли в комнату, где все было по-старому: часы говорили "тик-так", стрелки двигались по циферблату. Но, проходя в низенькую дверь, они заметили, что стали совсем взрослыми.
        Цветущие розовые кусты заглядывали с крыши в открытое окошко; тут же стояли их детские стульчики. Кай с Гердой сели каждый на свой, взяли друг друга за руки, и холодное, пустынное великолепие чертогов Снежной королевы забылось, как тяжелый сон.
        Так сидели они рядышком, оба уже взрослые, но дети сердцем и душою, а на дворе стояло лето, теплое благодатное лето.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СНЫ ГУАЛЬТЬЕРО
        Жил некогда во Флоренции молодой дворянин по имени Гуальтьеро. Был он здоров, красив и не беден, так что, как говорится, друзья за него не тревожились, а враги ему завидовали. Однако, если бы Гуальтьеро рассказал о себе побольше, друзья опечалились бы, а враги обрадовались.
        А все потому, что несчастный Гуальтьеро каждую ночь видел страшные сны. Дошло до того, что он боялся ложиться спать. С прогулки верхом он, шатаясь от усталости, отправлялся на бал, после бала снова шел гулять… Но без сна человек жить не может. В конце концов, Гуальтьеро, словно подкошенный, валился на свою постель.
        И тут его начинали мучить кошмары. Гуальтьеро кричал во сне, обливался холодным потом, просыпался со стоном и больше не мог заснуть.
        Однажды юношу навестил старый друг его отца, синьор Риккардо. Синьор Риккардо жил в загородном доме, вдали от шумной Флоренции, и очень редко приезжал в город. Он так ласково заговорил с Гуальтьеро, что тот рассказал ему о своей беде. Внимательно выслушав юношу, синьор Риккардо сказал:
        - Видишь ли, в моем уединении я часто читаю старинные рукописи, и мне открылись тайны, неведомые другим. Иные назвали бы меня волшебником, однако это совсем не так - я ведь никогда не пользуюсь тем, что узнал. Но твоего отца я любил, как брата, а тебя люблю, как сына. Поэтому я попробую помочь тебе. Слушай же: дождись ночи, когда нарождается молодой месяц и сорви в лесу три ветки папоротника. Одну брось в текучую воду, другую - в пылающий огонь, а третью, перед тем, как уснуть, положи под подушку. Что бы тебе не привиделось, не бойся. Будь во сне таким же храбрым, как наяву. Да вот еще… Ты ведь знаешь, в самом страшном сновидении нам подчас является что-то прекрасное. Дотронься до этого и скажи:
        -То, что я вижу, - я вижу во сне,
        Но ты наяву приходи ко мне.
        Вот все, что я могу тебе посоветовать. А там посмотрим, что будет…
        С этими словами синьор Риккардо попрощался со своим другом и уехал.
        Гуальтьеро в точности исполнил все, что велел ему Риккардо. И в ту же ночь ему приснился такой сон. Он очутился на балу в большом, пышно убранном зале. Тут собралось множество разодетых дам и кавалеров. Все они пели, танцевали, смеялись, но едва к ним подходил Гуальтьеро, они отшатывались, словно он был шелудивой собакой. Дамы брезгливо подбирали шлейфы, а мужчины так и норовили дать ему пинка. Ах, каким несчастным и униженным чувствовал себя Гуальтьеро!
        Вдруг дамы и кавалеры расступились, и Гуальтьеро оказался перед высоким синьором. В зале было очень светло, но Гуальтьеро, как ни силился, не мог разглядеть лица этого человека. И это было так страшно, что юноша покрылся холодным потом. Человек сказал глухим голосом:
        -Пора покончить с этой тварью!
        Он вытащил из золоченых ножен меч с рукояткой, осыпанной драгоценными камнями. Гуальтьеро, точно завороженный, не смел отвести глаз от меча, который медленно и неотвратимо поднимался над его головой. Еще мгновение - и смертельный удар обрушится. Тогда Гуальтьеро собрал все свое мужество. Он бросился вперед, дотронулся до блистающего лезвия и сказал:
        То, что я вижу, - я вижу во сне,
        Но ты наяву приходи ко мне!
        Тотчас же все исчезло. Погасли огни в зале, словно растаяли дамы и кавалеры, сверкнул и пропал меч…
        Гуальтьеро спокойно проспал до утра.
        А утром… Гуальтьеро не мог поверить своим глазам. Меч с рукояткой, осыпанной драгоценными камнями, висел у его изголовья.
        На следующую ночь Гуальтьеро приснилось, что он бежит по бесконечному полю, как загнанный заяц. А за ним скачет на вороном скакуне всадник в развевающемся плаще, с копьем наперевес. Ноги у юноши подкашивались, сердце стучало о ребра. Всадник настигал его. «Сейчас мне конец» - подумал юноша и упал на колени, покорно ожидая своей участи. Тут он вдруг вспомнил наставления синьора Риккардо. Гуальтьеро вскочил на ноги и обернулся к преследователю. Лицо всадника было закрыто плащом, но конь… Пресвятая мадонна, как хорош был конь! Черный, без единой отметины, тонконогий, с пышной гривой! Гуальтьеро дотронулся до него и быстро произнес свое заклинание. И опять все исчезло.
        Гуальтьеро проснулся утром. Он оглядел комнату - ничего не изменилось. Но когда юноша выглянул в окно, он увидел, что у крыльца бьет копытом черный, без единой отметины конь, тонконогий, с пышной гривой.
        - Зачем мне конь! Зачем мне меч! - воскликнул Гуальтьеро. - Ведь я не мечтаю о воинской славе. Мое сердце хочет только покоя, а сны продолжают мучить меня, как и раньше.
        Однако он все-таки решил еще раз исполнить совет синьора Риккардо. Когда пришло время спать, он снова положил под подушку лист папоротника.
        В ту ночь ему приснилось, что он бродит в темной пещере. Гуальтьеро хотел из нее выбраться и не мог найти выхода. Он шел в одну сторону и натыкался на глухую каменную стену. Шел в другую и снова попадал в тупик. Ему казалось, что он провел под этими низкими сводами целую вечность. Тогда он в отчаянии ударил по стене кулаком. Камни раздвинулись и на Гуальтьеро потоком хлынули ослепительно сиявшие драгоценности - золотые монеты, рубины и изумруды. Они сбили Гуальтьеро с ног и все сыпались и сыпались. Задыхаясь под их тяжестью, юноша из последних сил прокричал заклинание.
        Едва Гуальтьеро открыл утром глаза, как тотчас снова зажмурил их: так ярко играли солнечные лучи в груде самоцветов. Целая куча их, словно насыпанная после молотьбы пшеница, лежала посреди его комнаты.
        Гуальтьеро, приподнявшись на локте, смотрел на красные, зеленые и синие переливающиеся огни. Вдруг в дверь постучали. И не успел Гуальтьеро крикнуть «Войдите!» - как дверь медленно раскрылась, и в комнату вошел маленький важный человек. У него была такая длинная борода, что кончик ее, словно метла, подметал пол, нос похож был на сосновую шишку, а глаза - как два буравчика. Одет человек был с такой пышностью, что ему позавидовал бы любой придворный щеголь.
        Как ни удивился Гуальтьеро, он не мог удержаться от смеха.
        А человек тем временем ловко, словно белка, влез по ножке на кровать и взобрался на колено Гуальтьеро. С этого высокого места он отвесил поклон и заговорил пронзительным голосом:
        - Синьор Гуальтьеро! Мой властелин, его величество король страны сновидений, весьма обеспокоен тем, что происходит в его королевстве. Вы присвоили себе меч такой красоты, какая только может присниться во сне! Вы увели скакуна, который скачет быстрее мысли. А сегодня ночью вы опустошили королевскую сокровищницу, и она теперь пуста, как сон новорожденного младенца, который еще не умеет видеть снов. Так дальше продолжаться не должно. Мой король прислал меня, чтобы договориться с вами.
        - Ах вот как! - закричал в ярости Гуальтьеро. - А как ваш король обращается с несчастными людьми, которые против своей воли попадают в королевство сновидений! Наконец-то я расквитаюсь с ним! Сколько лет я боялся закрыть глаза по ночам, а теперь пусть он дрожит, когда я ложусь спать. Тот, кто пляшет, должен платить волынщику, кто разрезает дыню, должен купить ее, кто доит корову, тот ее и кормит. Не было еще собаки, которая укусила бы меня и не получила бы от меня пинка. А ваш король дразнил, изводил, терзал, мучил меня, пил кровь из моего сердца и слезы из моих глаз. Осиное гнездо - вот что такое ваше королевство, в ваших реках течет не сладкая река забвения, а луковый сок!...
        Тут Гуальтьеро остановился, чтоб перевести дыхание. Тогда человечек, оглушенный этой бурей слов, быстро сказал:
        - Но мой король обещает больше не посылать вам дурных снов.
        - Дешево он хочет от меня отделаться! - отвечал Гуальтьеро.
        - Ну, так мы можем договориться иначе, - сказал посол. - Вы отдаете все, что уже забрали у моего короля и поклянетесь не уносить у него никогда ни одной вещи. А король взамен будет посылать вам самые отборнейшие сновидения, из тех, которые любит смотреть сам.
        - Идет! - ответил, развеселившись, Гуальтьеро.
        - В таком случае приятных снов! - пискнул человечек и мигом исчез.
        Вместе с ним исчезли драгоценные камни, не стало меча, опустела конюшня.
        С этого времени Гуальтьеро зажил спокойно. Он весело проводил дни, а ложась спать, заранее радовался снам. Сны и вправду были самые приятные. Иногда смешные, так что юноша, вспомнив их днем, вдруг начинал смеяться; иногда такие чудесные, что жалко было проснуться.
        Так прошло три года. И вот Гуальтьеро однажды ночью увидел себя на цветущем лугу. Рядом с ним шла девушка. Никогда Гуальтьеро не был так счастлив, как сейчас. Он слушал ее нежный голос, глядел в лучистые глаза и чувствовал, что сердце его согреваеся горячей любовью. Внезапно он вспомнил, что это только сон, и опечалился. Он сказал:
        - Идем помедленнее! Я боюсь, что когда мы дойдем до края луга, ты исчезнешь. Я всегда с радостью ждал наступления дня, носегодня мне хотелось бы, чтобы солнце не всходило и ночь не кончалась. Словом, я люблю тебя…
        - Ведь в твоей власти сделать так, чтобы мы не расставались! - воскликнула девушка. - Что же ты медлишь? Скорее дотронься до меня и скажи свои волшебные слова.
        - Но я поклялся вашему королю никогда не уносить из его страны ни одной вещи.
        - Разве я вещь? - удивилась красавица. - Я легкое облачко, тающее в вышине, сонная греза, уходящая с зарей. И если ты дотронешься до меня, я ведь тоже не стану вещью. Я буду живой девушкой, которая любит тебя.
        - Ты любишь меня! - вскричал Гуальтьеро.
        Позабыв обо всем на свете, он крепко обнял свою любимую и проговорил:
        - То, что я вижу, - я вижу во сне,
        Но ты наяву приходи ко мне!
        Тающая в небе тучка, сонная греза стала явью. Гуальтьеро женился на девушке, и они зажили счастливо.
        Но вот удивительное дело - Гуальтьеро с той поры не видел снов, ни плохих, ни хороших. Верно, король сновидений повелел стражам не впускать его в свое королевство. Однако Гуальтьеро не печалился. Ведь с ним была та, которую он встретил во сне и любил наяву.
        ИТАЛЬЯНСКАЯ СКАЗКА
        СНЫ И КУСОК ХЛЕБА
        Три человека, отправившиеся в долгое и изнурительное путешествие, встретились на большой дороге и решили странствовать вместе. Они объединили свои припасы и по-дружески делили невзгоды и удачи, лишения и радости пути.
        Но вот наступил день, когда от всей их провизии остались кусочек хлеба и глоток воды во фляге. Между путниками разгорелся спор, кому из них троих должны достаться хлеб и вода. Никто не желал уступить другим своей доли, и они решили было разделить все поровну, но это им не удалось.
        Так они спорили, пока не стало смеркаться, и тогда один из них предложил: "Давайте ляжем все спать, и кому из нас приснится ночью самый чудесный сон, тому и быть судьей над нами". Его товарищи согласились с ним, и они тут же улеглись и заснули.
        Наутро, с восходом солнца, друзья проснулись.Первый стал рассказывать: "Приснилось мне, что я был восхищен в столь совершенный мир, что описать его великолепие бессилен язык; меня словно объял безмятежный покой. Там я встретил мудреца, который сказал мне: "Эта еда должна достаться тебе, ибо твоя прошлая и будущая жизнь наполнена подвигами, достойными восхищения".
        - Как странно, - сказал другой путник, - ведь когда я заснул, то я в самом деле увидел свое прошлое и будущее, и в будущем я встретил всезнающего человека, который сказал: "Ты заслуживаешь этот хлеб, ибо терпеливее своих товарищей и ученее их. Согласно твоему предначертанию ты будешь обучен и поведешь за собой людей".
        Третий путешественник сказал: "Во сне я ничего не видел, ничего не слышал, ни с кем не разговаривал. Но какая-то непреодолимая сила заставила меня подняться, отыскать хлеб и воду и разом проглотить все это, что я тут же и сделал".
        Эта одна из многих притч, приписываемых Шах Мухаммеду Гавс Шаттари, умершему в 1563 году. Он написал знаменитый трактат "Пять жемчужин", в котором способ достижения человеком более высоких состояний описан в терминах магии и колдовства, в соответствии с древними моделями. Шатари был великим мастером и пользовался огромным уважением индийского императора.
        Несмотря на то, что многие провозглашали его святым, духовенство рассматривало некоторые его работы, как противоречащие Святому Писанию, и добивалось его казни. В конце концов с него было снято обвинение в ереси на том основании, что к высказываниям, сделанным в особом состоянии, не могут быть применены обычные схоластические категории. Его гробница находится в Гвалиоре - важнейшем месте суфийского паломничества.
        Фабула этого рассказа использована в монашеских христианских сказках средних веков.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СОБАКА И КЕНГУРУ
        Когда кенгуру и собака были людьми, повстречались они как-то на лесной тропе.
        -Ты куда идешь, пес? - спросил кенгуру. - Иду на охоту, - ответил пес.
        - Я бы тоже пошел с тобой, - сказал кенгуру.
        - Ладно, - сказал пес. - Пойдем со мной и будь мне другом.
        Они собрали свои копья и воммеры, и кенгуру спросил:
        - Куда же мы пойдем?
        - Да вон туда! - И пес повел кенгуру в горы.
        Вскоре они подошли к речке. Берега у речки были глинистые. Там была и коричневая глина, и красная, и белая. Они накопали копьями разноцветной глины и сложили ее холмиками возле себя.
        - Попробуй разрисовать меня, - попросил пес кенгуру. - Разрисуй меня так, чтобы я стал похож на собаку.
        -Ладно, - сказал кенгуру. - Я разрисую тебя так, что ты станешь похож на собаку.
        -Ты сначала раскрась меня коричневой глиной, - сказал пес. - Попробуй превратить меня в собаку.
        Кенгуру разрисовал сначала голову собаки, потом шею, и брюхо, и грудь, и хвост, и четыре лапы.
        - Гляди! - сказал кенгуру. - Я раскрасил тебя. Разрисовал все как полагается. Ты получился совсем как собака.
        - Ты хорошо разрисовал, - похвалил его пес. - Ты разрисовал меня совсем как собаку.
        - А теперь ты разрисуй меня, - попросил кенгуру.
        - Ладно, - согласился пес. - Ложись. - Ты меня кое-как не рисуй, - сказал кенгуру.
        - А ты ляг, - сказал пес. - И я разрисую тебя так, что ты станешь кенгуру и поскачешь во всю прыть - хоп-хоп-хоп!
        Пес разрисовал голову кенгуру, потом две передние лапы, потом брюхо, и хвост, и задние лапы.
        - Вот ты и готов, - сказал пес. - Я тебя хорошо раскрасил. Я нарисовал все, что надо.
        - Если ты все нарисовал, я должен стать кенгуру, - сказал кенгуру.
        - Я все, все нарисовал, - подтверди; пес.
        - Ну-ка попробуй залаять по-собачьи,-сказал кенгуру.
        - Ладно, - согласился пес и залаял.
        - А теперь догони меня, - сказал кенгуру. - Пробежимся немного.
        - Беги вперед, - сказал пес, - а я побегу за тобой.
        И вот они уже были не люди; они стали собакой и кенгуру. Кенгуру поскакал вперед, а пес погнался за ним. Они пробежали по долине, перескочили через ручей и взобрались по склону холма, а пес все время лаял.
        Потом они остановились отдохнуть.
        - Как же мы назовем то место, где мы разрисовали друг друга? - спросил пес.
        -Даже не придумаю, как бы нам назвать это место, - признался кенгуру.
        - Назовем его Барл-барл, - решил пес
        -А теперь бежим дальше, -сказал кенгуру.
        -Ладно, -ответил пес. - Беги вперед, а я залаю.
        Долго они бежали. Перебрались еще через одну речку и очутились у подножия большой горы.
        - Вот хорошее место, - сказал пес. -Давай взберемся на эту скалу.
        -Давай, -согласился кенгуру. -Укуси меня за хвост, и я прыгну на самую вершину.
        Когда пес тоже взобрался на скалу, он спросил:
        -А как мы назовем это место?
        - Назовем его Нумилукари и Бинаминками, - предложил кенгуру.
        - Ладно, - сказал пес. - Теперь мы будем тут жить.
        Там они и жили, и пес лаял с утра до вечера.
        АВСТРАЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        СОБАКА И ОСЕЛ
        Один человек изучил язык животных. Однажды он прогуливался по деревне, как вдруг его внимание привлек какой-то шум. В конце улицы он увидел осла, отчаянно ревущего на собаку, которая что есть сил лаяла на него.
        Человек приблизился и стал слушать.
        - Все это говорит только о траве и пастбищах, - говорила собака, - я же хочу тебе поведать о мясе и костях, ибо я этим питаюсь. Тут человек не мог более сдерживаться и вмешался в их разговор:
        - Вы могли бы придти к чему-то общему, если бы поняли, что полезность сена подобна полезности мяса.
        Животные резко обернулись к незванному гостю. Собака на него свирепо залаяла, а осел так сильно его лягнул задними ногами, что он свалился без чувств.
        Не обращая на него больше никакого внимания, они продолжили свой спор.
        Эта басня, напоминающая одну из басен Руми, взята из знаменитой коллекции Меджнуна Каландара, который умер в ХIII веке. В течение 40 лет он странствовал по свету и рассказывал на базарных площадях обучающие истории. Одни говорят, что он был безумным (его имя так и переводится), другие - что он один из "преображенных", развивших в себе способность воспринимать связь между такими вещами, которые обычному человеку кажутся независимыми.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СОБАКА, ПАЛКА И СУФИЙ
        Один человек в суфийской одежде шел однажды по дороге и, увидев на дороге собаку, сильно ударил ее своим посохом. Завизжав от боли, пес побежал к великому мудрецу Абу-Саиду. Он кинулся ему в ноги и, продемонстрировав пораненную ногу, все ему рассказал и попросил быть судьей между ним и тем суфием, который обошелся с ним столь жестоко.
        Мудрец призвал к себе их обоих и сказал суфию: "О безголовый! Как посмел ты так поступить с бессловесной тварью?! Посмотри, что ты натворил!"
        - Я тут ни причем, - возразил суфий. - Собака сама виновата во всем. Я ударил ее вовсе не из прихоти, а потому, что она запачкала мою одежду.
        Однако пес продолжал считать себя несправедливо обиженным; и тогда несравненный мудрец сказал ему: "Дабы тебе не хранить обиду до Великого Суда, позволь мне дать тебе компенсацию за твои страдания".
        Собака ответила:
        - О мудрый и великий! Увидев этого человека в одежде суфия, я подумала, что он не причинит мне вреда. Если бы я увидела его в обычной одежде, разумеется, я постаралась бы держаться от него подальше. Моя единственная вина состоит в том, что я полагала внешние атрибуты служителя истины гарантией безопасности. Если ты желаешь наказать его, отбери у него одеяние избранных. Лиши его права носить костюм человека праведности...
        Собака сама находилась на определенной ступени пути.
        Ошибкой было бы думать, что человек должен обязательно быть лучше собаки.
        "Обусловленность" формы, изображенная здесь дервишским одеянием, часто воспринимается эзотеристами и религиозными людьми всякого толка как нечто, непременно связанное с реальным внутренним опытом или обладающее самостоятельной ценностью.
        Эта сказка взята из "Божественной книги" Аттара (Иллахи-наме) и часто повторяется дервишами, идущими "путем позора". Этот вариант сказки приписывается Камдулу, белильщику, жившему в IX столетии.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СОБАКЕ-СОБАЧЬЯ ЖИЗНЬ
        На краю одной деревушки стояла рубленая домушка. Жили в ней дед шестидесяти лет бабка пятого десятка. Своим трудом кормились, в поле - не ленились, на долю не жаловались. Вот только детей у них не было. От того старикам и взгрустнется подчас, от того им, бывало, невесело.
        Случись однажды, привез старик с ярмарки жене подарочек - собачку маленькую, всю-всю кудрявенькую да беленькую.
        В этой деревне таких доселе не видывали, а в соседних о таких и не слыхивали.
        Назвали старики собачку Машкой-милашкой, стали холить-лелеять. Измарается в луже - в баньке купают, спать захочет - колыбельные распевают, на двор выйдет зимой - тулупом укрывают. В холода кладут на печь - надобно Машку от стужи беречь.
        С псами уличными резвиться не велят. Ей не чета, мол, не ровня, говорят. То княжной персидской собачонку назовут, то королевной французской величают.
        Загордилась милашка, того и гляди взбесится.
        Как-то раз, Машка на бабку с дедкой разъярилась-разгневалась. Блин-то ей не остудили, сливки через край перелили, яичко »только что из под курочки не положили
        Покусала она за это стариков и ушла в лес жить. В лесу зверья много, пусть мне прислуживают, думает.
        Добралась до леса, увидали ее белки, выслушали и говорят: «Шла бы ты, красавица назад! Ишь принцесса выискалась! Да тебя медведь задерет, или волк сожрет, лиса поймает и кудри твои по ветру разбросает».
        Собачонка слушает, вздыхает, и повелевать уж больше не желает.
        Побегала-поскакала Машка-милашка по травке-муравке, а дело к ночи, стала искать половичок-пуховичок, чтобы лечь на бочок. Да где его в сыром бору сыщешь? А вокруг волки подвывают, совы глазами сверкают.
        Всю ночь собачонка на мху лежала, от страха и холода дрожала. И думала, не пойти ли к старикам, повиниться, в теплый дом попроситься?
        Утром солнце припекло, стало Машке тепло. Тепло-то тепло, а голодно. Пощипала персидская княжна траву-мураву, погрызла французская королевишна дерево-кору и давай выть-завывать, по прошлому житью-бытью горевать
        В то время мимо лось проходил. Услышал он вой, с тропки своротил, с испугу назад припустил. А Машка тоже струхнула, бросилась, куда глаза глядят.
        Малость заплутала, в чужую деревню попала. Только она этого не знала. Долго свою избу со стариками искала. У каждой калитки скулила, пустить ее в дом просила.
        Забрела на какой-то двор, хозяину хвостом повиляла, хозяйке руки полизала. «Живи, малявка лохматая, - говорят люди. Только проку от тебя - ни на грош: на охоте.
        СВЕТЛАНА СКРЯБИНА
        СОБАЧЬЕ РЕЗЮМЕ
        Медведь - всему лесу хозяин. Показалось ему как-то раз, что мало в лесу порядка. Живут все как-то сами по себе, без спросу, без регистрации. Сороку свистнул и говорит,
        - Давай-ка собрание общее объявляй.
        Полетала сорока по лесу, пообъявляла, и начали звери у берлоги собираться. Как собрались все: зайцы, белки, ежи, волки, лисы и прочие лесные обитатели, - вылез из берлоги медведь, прокашлялся, и завёл перед всеми такую речь,
        - Значит так, все вы с этого момента уволены. А кому обратно в моём лесу жить охота, пусть пишет мне резюме - кто таков, чем полезен и какие рекомендации. И чтоб не позже, чем через сутки. А теперь вон отсюда, я всё сказал!
        Порычал ещё для острастки медведь, пока все прочь кто куда разбегались, и на сутки спать завалился.
        Бродят звери по лесу, как потерянные, и не знают что предпринять от этой напасти. Сбрелись, наконец, на какой-то лесной поляне, сели в круг и с тоски завыли. Выбегает вдруг на поляну собака охотничья, а звери даже ухом не ведут - все ведь со своих мест звериных уволены, чего уж теперь - охотники. Спрашивает их собака,
        - Вы чего это?
        - Да вот, - говорит волк, - мы уволены.
        - Что значит уволены? Тут сезон охотничий в полном разгаре. Люди ждут. А вы говорите - уволены. На кого ж теперь мне охотиться? - возмутилась собака.
        - Да это медведь всё. Пишите, говорит, мне какие-то резюме: кто такие, мол, и с рекомендациями, чем для леса моего полезны. Непонятно нам всё это, мы ж звери тёмные, в своём естестве выросли, - завыла тут вся братия лесная наперебой.
        - Ах, всего-то, - сказала им на это собака, - тогда я вам сейчас покажу, как эти резюме пишут. Пошли к медведю.
        Тут все звери обрадовались и повели собаку к берлоге. Подошла собака к медвежьему логову, ногу подняла и пометила туда струйкой пахучей.
        - Вот такое моё резюме. Теперь любая собака про меня всё узнает, когда понюхает.
        Тут звери ещё больше обрадовались, как всё просто вдруг оказалось. Ну, и пошли писать свои резюме кто во что был горазд так, что медведь чуть было не захлебнулся. Еле выплыл он из своей берлоги, да вглубь чащи припустил с перепугу, лишь только сучьев хруст по всему лесу стоял. А тут и охотники как раз подоспели. Завалили его из ружей, да в деревню на санях увезли.
        С тех пор в лесу ни слухом ни духом о трудоустройстве.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        СОВА
        Назад тому лет двести, а может быть, и побольше, когда люди еще далеко не были настолько умны и плутоваты, как теперь, случилось в небольшом городке диковинное происшествие.
        Одна из очень больших сов залетела ночью из соседнего леса в житницу одного из горожан и на рассвете не решалась выйти из своего укромного уголка из опасения, что при вылете ее, как и всегда, птицы поднимут страшный крик.
        Когда поутру слуга заглянул в житницу, чтобы достать из нее соломы, он так перепугался, увидев в углу сову, что тотчас выбежал, бросился к хозяину и возвестил ему: "В житнице сидит чудовище, какого я в жизнь свою не видал, - глазами ворочает и каждого живьем проглотить готово". - "Знаю я тебя, - сказал ему хозяин, - за черным дроздом в поле гоняться - на это ты мастер; а к дохлой собаке без палки не подойдешь. Сам пойду посмотрю, что ты там за чудовище открыл", - и храбро пошел в житницу и стал кругом озираться.
        Но, увидев диковинную и некрасивую птицу своими собственными глазами, и он тоже перепугался не меньше, чем его слуга.
        В два прыжка очутился он у соседей и стал их умильно просить, чтобы они оказали ему, помощь против невиданного и опасного зверя; а не то оно, мол, как вырвется из его житницы да накинется на город, так городу грозит великая опасность.
        Поднялся шум и крик по всем улицам; горожане собрались с вилами, косами и топорами, словно навстречу врагу; явились и ратманы с бургомистром во главе. Построившись на площади рядами, они двинулись к житнице и окружили ее со всех сторон.
        И выступил из рядов самый мужественный из всех горожан, и с копьем наперевес вступил было в житницу...
        Но тотчас же выскочил из нее, бледный как смерть, закричал - и слова выговорить не мог.
        Еще двое пытались туда войти, но и тем не повезло. Наконец, выступил вперед высокий здоровый мужчина, который был известен своими военными подвигами, и сказал: "Вы не выгоните оттуда чудовища одним взглядом; тут надо взяться за дело толком, а вы все, как я вижу, оробели и сунуться поближе не смеете".
        Он приказал принести себе латы и шлем, меч и копье и вооружился, как следует.
        Все похваляли его необыкновенное мужество, хотя многие и опасались за его жизнь.
        Но вот две створки ворот житницы были широко открыты, и все увидели сову, которая тем временем уселась на одной из поперечных балок.
        Воин приказал принести лестницу, и когда он на нее занес ногу, собираясь лезть вверх, то все стали кричать ему: "Смелее! Смелее!" - и призывали на помощь ему Святого Георгия, который убил дракона.
        Когда же он поднялся по лестнице и сова увидела, что он до нее добирается, да к тому же и криком была перепугана и не знала куда деваться, она повела глазами, взъерошила перья, захлопала крыльями, защелкала клювом и глухим голосом взвыла: "Шуху! Шуху!"
        "Вперед! Вперед!" - кричала с надворья толпа, ободряя храброго воина.
        "Кто на моем месте был бы, тот не очень бы крикнул: вперед!" - отвечал им воин.
        Однако же и еще поднялся на одну ступеньку, но задрожал и почти без сознания спустился наземь.
        И вот, наконец, никого не осталось, кто бы решился подвергнуть себя страшной опасности. "Чудовище, - так говорили все, - одним своим дыханьем отравило и нанесло смертельную рану храбрейшему из нас, неужели же мы, остальные, дерзнем тут ставить свою жизнь на карту?"
        Стали совещаться, что им делать, чтобы не погубить весь народ. Долгое время совещание не приводило ни к чему, пока, наконец, бургомистру не пришла превосходная мысль. "По-моему, - сказал он, - нам следует из общей складчины откупить у хозяина эту житницу со всем, что в ней хранится" - с зерном, с сеном и соломой, и, обеспечив его от убытков, сжечь эту житницу дотла! Тогда, по крайней мере, не надо никому свою жизнь подвергать опасности. Тут уж нечего и рассуждать, и скупость в данном случае была бы неуместна".
        Все согласились с ним.
        И вот житницу зажгли с четырех углов, и с нею вместе сгорела и сова.
        Не веришь? Сам туда сходи да хорошенько выспроси.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        СОВУШКА — МУДРАЯ ГОЛОВУШКА
        Жил когда-то не царь-царевич, не король-королевич, не мудрец и не волшебник, не кудесник и не отшельник, не шляхтич и не пан ясновельможный, не политик осторожный, не министр, не военный, не чиновник надменный, не купчишка тучный, не певец сладкозвучный, не лекарь и не знахарь, одним словом — просто пахарь, удалой мужичок по имени Бурачок. А имел он разум не царский, и не шляхетский, и не панский, а, как говорят, самый что ни на есть крестьянский.
        Как-то раз был Бурачок в городе, зашел на рынок и купил там за несколько грошей пучеглазую сову — сыну в подарок. Побрел он с ней назад в свою деревню. К вечеру устал Бурачок и стал подумывать о ночлеге. Смотрит: поблизости огонек в хате светится. "Дай-ка, — думает, — загляну туда. Авось добрые люди и переночевать пустят".
        Подходит к окошку и видит: на столе, покрытом белой скатертью, лежит пирог, пышный да румяный, прямо сам в рот просится, а рядом гусь жареный да меду бутылочка. На лавке сидит толстуха-молодуха, варежки вяжет, песни напевает, муженька своего поджидает.
        "Ничего не скажешь — ужин подходящий!" — подумал Бурачок и постучал в окно: тук-тук!
        — Кто там? Это ты, Метэк?
        — Пусти, красавица, погреться прохожего.
        Хозяйка засуетилась, забегала по избе: в один миг пирог полетел со стола в квашню, бутылка меду — в сундук, а гусь жареный — в печь.
        "Э, видать, не для пса колбаса! У такой хозяйки и сухой коркой не поживишься!" — с досадой сказал сам себе Бурачок и только успел отскочить от окна, как вдруг нежданно-негаданно заскрипели по снегу легкие сани и подкатили к дому. Здоровенный, широкоплечий мужик в теплом тулупе вылез из саней, подошел к воротам, забарабанил изо всей силы в калитку и крикнул:
        — Эй, жена, открывай!
        Ворота в тот же миг распахнулись, хозяйка провела коня во двор, а хозяин, увидев Бурачка, обратился к нему:
        — А ты, братец, кто такой будешь?
        — Я человек прохожий, — ответил Бурачок, — пусти, хозяин, переночевать.
        — Что ж, заходи, мы гостям всегда рады! — сказал гостеприимный хозяин и, обращаясь к жене, добавил:
        — А ты, жена, накрывай на стол!
        — Да что накрывать-то! — вздохнула хозяйка и покосилась на Бурачка. — Ничего у меня в доме нет, кроме хлеба да соли. Не ждала я тебя, Метэк, так скоро, вот ничего и не приготовила. И гостя-то угостить нечем.
        — Ну, на нет и суда нет, — ответил миролюбиво хозяин. — Что делать? Чем богаты, тем и рады: хлеб, соль да вода — тоже еда. Давай что есть, было бы что съесть!
        И пока хозяйка накрывала на стол, хозяин, заметив на коленях у Бурачка пучеглазую сову, спросил:
        — А скажи-ка, братец, что это у тебя за чудо-юдо?
        — А это совушка — мудрая головушка, птица умная да разумная, все насквозь видит и врунов ненавидит.
        — Вот как? Хитрая, значит, у тебя птица! — похвалил хозяин сову и принялся с аппетитом уплетать хлеб с солью.
        Мужичок Бурачок тем временем ущипнул пучеглазую, и та отозвалась по-своему.
        — Что это она говорит? — полюбопытствовал хозяин.
        — Да говорит, что в квашне пирог лежит.
        — Пирог? А ну-ка, жена, посмотри!
        — Да откуда ему там быть? — ответила жадная хозяйка и с испугом уставилась на вещую птицу. — Может быть, какой-нибудь залежалый кусок? Вот посмотрю... — Она заглянула в квашню и руками всплеснула, будто бы удивилась.
        Делать нечего — вынула из квашни румяный пирог.
        Хозяин и гость переглянулись и, не говоря ни слова, молча принялись уписывать пирог за обе щеки. Бурачок не долго думая снова ущипнул совушку — мудрую головушку, и она опять запищала.
        — Ну, а теперь что она говорит? — спросил хозяин с любопытством.
        — Да все свое плетет, — как бы смущаясь, ответил Бурачок. — Говорит, будто в сундуке бутылка меду лежит!
        — А что, пожалуй, резонно говорит! — воскликнул хозяин, весело потирая руки. — А ну-ка, жена, проверь!
        — Вот уж, право, не знаю. Откуда ей быть? Может, осталась какая капля. Посмотрю сейчас... — И на столе появилась целая бутылка меду.
        Хозяин и гость снова посмотрели друг на друга с лукавой усмешкой, молча выпили по чарочке меду и принялись с аппетитом закусывать пирогом.
        — Да замолчишь ли ты! — тихо прикрикнул Бурачок на сову, которая, получив новый щипок, в третий раз подала голос. — Замолчи, не твое дело!
        Но любопытный хозяин быстро прервал беседу Бурачка со всезнайкой совой:
        — Нет уж, говори, братец, что там еще напророчила твоя сова — умная голова.
        — Да пустое мелет! — как бы нехотя ответил Бурачок. — Говорит, будто в печке гусь жареный.
        — Гусь? Слышишь, жена? Гусь, да еще и жареный! А ну-ка тащи его сюда да заодно посмотри, нет ли там еще чего-нибудь.
        Хозяйка бросилась к печке, заглянула туда и опять всплеснула руками:
        — Ну, так и есть! Ах, боже мой! Еще недавно ничего не было, и вдруг откуда-то взялся этот жареный гусь! Ума не приложу, чудеса, да и только!
        Добродушный хозяин расхохотался, подмигнул Бурачку и предложил выпить еще чарочку — за совушку — мудрую головушку, птицу умную да разумную, которая все насквозь видит и врунов ненавидит.
        Когда на другой день, плотно позавтракав остатками сытного ужина, Бурачок простился с гостеприимным домом, хозяин подмигнул жене и весело рассмеялся:
        — Ох, как ни хитра ты, Каська, да не промах и кот Васька! Как он тебя за твою жадность проучил! Видать, не простачок этот бравый мужичок!
        ПОЛЬСКАЯ СКАЗКА
        Солнечная сказка
        Я расскажу тебе сказку о Солнечном Луче, который однажды ослушался Солнца, осмелился спорить с Законом Природы и попал из-за этого в очень неприятную историю.
        Солнце, ближайшая к нам звезда, светит ярко, греет жарко и нежно. В его огненной гриве и
        бороде живет множество горячих, искрящихся лучей. Но в космосе тем не менее все равно очень холодно, темно, даже черно. Отчего же так?
        — Закон Природы, — коротко отвечало Солнце.
        Солнце постоянно кидало на Землю снопы, охапки, маленькие горсточки лучей: в зависимости от того, проплывала ли под ним злая Сахара, яркая Куба или мягкая Карелия. И всегда Солнце предупреждало свои лучи:
        — В вашем распоряжении столько-то солнечных часов. И никуда не отклоняться!
        — Ну почему же нельзя чуть-чуть, немножко побегать по холодному Космосу? Согреть его? — спрашивали иногда Солнечные Лучи.
        — Нельзя, — строго отвечало Солнце, — невозможно: Закон Природы. Солнце отправляло свои лучи не только на нашу голубую Землю, но и на красный Марс, и на зеленоватую Венеру, и даже на самую далекую нашу планету — всегда печальный Плутон. Но Солнечный Луч, о котором сказка, бывал пока только на Земле.
        Однажды по воле Солнца наш Солнечный Луч и целый миллион миллионов его братьев оказались в чудесном краю. Это был огромный луг, поросший высоченной зеленой-зеленой травой, а в траве — красные, синие, желтые, белые цветы. Солнечные лучи прыгали по цветам и пели на своем солнечном языке. По лугу бежала женщина в белом платье и красивой белой, с большими изогнутыми полями шляпе. За руку она держала маленькую девочку.
        — Смотри, смотри, — почти кричала красивая женщина, хотя девочка была рядом, — смотри же! Мир пронизан Солнцем! Мир пронизан Солнечными Лучами!
        И надо же было, чтоб эти слова услышал наш Луч!.. Он будто застыл, закачался на ромашке, повторяя про себя: «Мир пронизан Солнечными Лучами». И... собрав все свои силы, Луч ринулся в путь.
        — Несправедливо, несправедливо! — твердил он на лету. — Эта женщина в красивой шляпе думает, что весь мир пронизан нами, лучами Солнца. А там, далеко, темно и холодно. Потому что, видишь ли, ЗАКОН ПРИРОДЫ!
        И Солнечный Луч помчался пронизывать мир, потому что, так он считал, будет гораздо лучше.
        А что же Солнце? Оно не видело, куда и зачем полетел его Лучик? Да нет. Солнце, планеты, кометы и прочие космические жители и, уж конечно. сам Закон Природы своим волшебным зрением отлично видели крошечный, вернее, почти никакой по сравнению с Космосом Лучик. Почему же тогда Солнце его не остановило? Может быть, и Солнце тоже не считало Закон Природы абсолютно верным? Не знаю. Одно знаю точно:
        Солнце тряхнуло огненной гривой и решило — разрешу!
        Сначала лететь было не трудно, не страшно, даже интересно. Мимо проплывали планеты, о которых раньше рассказывали другие Солнечные Лучи.
        Вот немного странная планета Нептун. Этот самый Нептун только и делает, что примеряет то так, то эдак свое, как он считает, очень оригинальное кольцо.
        Но вот показалась печальная планета Плутон — край подвластной Солнцу страны или, как говорят люди, Солнечной системы. Дальше Солнце не сможет помогать своему Лучу. И оно, почти испугавшись, приказало:
        — Вернись! Иначе я не знаю, что с тобой случится. Ведь твоя сила, твое тепло, твой свет без меня...
        — ...исчезнут без вас, о Солнце, — медленно и спокойно сказала печальная планета Плутон.
        А в этот миг мимо нее промчался Солнечный Луч, не обратив внимания на приказ Солнца и повторяя про себя заветные слова: «Мир пронизан Солнцем. Я маленький, но солнечный. Мир пронизан Солнцем».
        Теперь все. Теперь за пределами Солнечной системы только Закону Природы был подвластен Солнечный Луч. Конечно, Закон Природы с самого начала следил за этим прямо-таки безобразным, с его точки зрения. поступком Солнечного Луча. Он решил непременно строго наказать нарушителя. Это сначала. А потом?
        ...Все труднее лететь Солнечному Лучу. Все меньше сил у него оставалось. Все холоднее становилась горячая ниточка Солнца, все тоньше, все бледнее. Солнце уже не могло помочь своему Лучу. Но Закон Природы тоже не так жесток, как иногда кажется.
        — Возвращайся! — велел он Лучу. — Немедленно! Пока совсем не замерз. Я прощаю тебя.
        Но Луч летел вперед. Бледнел, замерзал, если бы у него были зубы, он бы, конечно, сжал бы их, чтобы не стучали. И летел... Летел. Летел, и все... И все тут.
        Замерли в тревожном ожидании Солнце, планеты, даже далекие незнакомые звезды. Ждали. Ждал Великий Закон Природы. А маленький усталый Солнечный Лучик летел. Он все равно хотел, чтобы весь мир был хоть чуть-чуть пронизан Солнцем. Но Закон Природы не привык к неповиновению, а потому он просто-напросто швырнул Лучик в самую середину огненной гривы Солнца. Здесь среди других лучей бледный и почти замерзший Лучик сразу отогрелся и засветился так же ярко, как прежде.
        — Благодарю Вас, Ваше Могущество Великий Закон Природы, — склонилось в поклоне Солнце.
        — Следить за своими лучами нужно лучше, а то безобразие какое-то получается, — проворчал Закон Природы и строго добавил: — Приказываю тебе, Солнце, отнять у этого Луча способность понимать язык людей.
        И про себя пробормотал: «На всякий случай, мало ли...»
        — Повинуюсь, — ответило мудрое Солнце.
        Солнце сказало «повинуюсь». Но первый раз в жизни, а ему уж за несколько миллиардов перевалило, Солнце, честное, как огонь, решило солгать. Оно не запретило Лучу понимать язык людей. Почему? Кто знает...
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        СОЛНЕЧНЫЙ ЦВЕТОК
        В давние времена индейцы из племени майями нашли в лесу почти умиравшую от голода девочку-индианку. Они отвели ее к вождю, и тот оставил ее в своей семье.
        Шли годы. Девочка выросла и превратилась в стройную красавицу. Индейцы прозвали ее Солнечный Цветок.
        Она лучше сверстниц умела управлять каноэ, быстрее всех бегала и без особых усилий могла проплыть большие расстояния. Но при этом была непомерной гордячкой.
        Когда ей исполнилось восемнадцать лет и молодые воины стали заглядываться на нее, Солнечный Цветок никому из них не отдала предпочтения, поскольку считала, что все они недостойны ее.
        Тогда вождь племени призвал ее к себе и велел выбрать жениха. Но девушка ответила, что согласна выйти лишь за того, кто обгонит ее на каноэ. Только победитель может быть ее мужем.
        День, назначенный для соревнования, выдался теплый. Стоял сентябрь. Птицы распевали свои песни. От легкого ветерка река подернулась мелкой рябью. Время от времени рыбы высовывались из воды, как бы спрашивая, для чего здесь собралось столько людей.
        А люди собрались посмотреть, как самый сильный юноша племени будет состязаться с Солнечным Цветком. Но едва юноша и Солнечный Цветок заняли места в лодках, появилось еще одно каноэ. На нем сидел никому не известный молодой индеец. Он держал руки ладонями вверх в знак того, что прибыл с мирными намерениями. Вождь подал знак, и незнакомец приблизился. Он объявил вождю, что приплыл издалека просить Солнечный Цветок себе в жены.
        Вождь на это ответил:
        - Если сегодня никому из воинов моего племени не удастся победить в гонках, завтра я разрешу тебе попытать счастье.
        И соревнования начались. Один за другим вступали в борьбу молодые воины, но каноэ Солнечного Цветка всякий раз приходило первым. Солнечный Цветок, не стесняясь, громко высмеивала неудачников:
        - Никто не сумеет победить меня! Даже само Солнце!
        Но вот пришел второй день соревнований. Солнечный Цветок сидела в своем каноэ, другое занял вчерашний незнакомец. Все ждали сигнала вождя. И когда сигнал был подан, оба каноэ, к удивлению присутствующих, не ринулись, как им и положено, вниз по реке, а начали медленно, а потом все быстрее подниматься к небу. Изумленные люди молча смотрели на это зрелище, пока оба каноэ не скрылись навсегда среди облаков. Долго стояли люди на берегу. Наконец старый вождь нарушил молчание:
        - Она не хотела найти себе мужа среди людей. Она вздумала похваляться своим искусством перед самим Солнцем. И Солнце покарало ее за это.
        СКАЗКА ИНДЕЙЦЕВ МАЙЯМИ
        СОЛНЦЕ И ЛУНА
        Давным-давно в горном ущелье жила в бедной хижине женщина. Были у нее дочка и два сыночка. Дочке тринадцать минуло, одному сыну - десять, другой - совсем маленький.
        Собралась как-то женщина в деревню, что за горой, на поденщину и говорит дочке и старшему сыну:
        - Хорошенько за домом смотрите, дверь на засов заприте, во двор не ходите. Тигр объявился в деревне. Сделаете, как я наказала, бобов жареных вам принесу.
        На беду, тигр забрел в ту пору во двор и все слышал. Подался он в свое логовище, дождался, когда женщина домой возвращалась, и съел ее. А сам платье ее надел, жареные бобы взял, пошел к хижине, стал у дверей и говорит:
        - Детки вы мои, детки! Это я, ваша мама, пришла. Быстрее дверь отоприте, в дом меня пустите!
        Услышал меньшой сынок, обрадовался, побежал дверь отпирать, а сестра говорит:
        - Погоди, братец, это не наша мама!
        Подошла к двери и сказала тигру:
        - У нашей мамы голос нежный, красивый, а у тебя противный! Уходи! Не пустим мы тебя в дом!
        - Детки вы мои, детки! Это я, ваша мама, пришла! - отвечает тигр. - Весь день трудилась без отдыха, вот и охрипла.
        - Если ты и вправду наша мама, покажи жареные бобы, которые обещала нам принести, - говорит дочка.
        Просунул тигр в щель лапу с жареными бобами.
        Увидел меньшой сынок бобы, так и запрыгал от радости, хотел дверь открыть, а сестра опять говорит:
        - Погоди, братец, у нашей мамы не такие руки!
        И сказала она тигру:
        - У нашей мамы руки мягкие, а у тебя шершавые.
        Услышал это тигр, убрал лапу и отвечает:
        - Весь день холст ткала, вот и стали руки шершавыми. Скорее отпирайте, темнеет уже.
        Стали думать дети, как быть. Весь день мать трудилась без отдыха, потому и охрипла. Весь день холст ткала, потому руки стали шершавыми. Домой пришла - бобы принесла. Поверили дети, что это их мама, отперли дверь.
        Вошел тигр в дом, схватил меньшого брата, унес на другую половину хижины и улегся с ним под одеяло.
        А дочка и старший брат принялись есть бобы. Едят, а сами удивляются: почему это мать под одеяло забралась, да еще чем-то хрустит? Потом закричали:
        - Мама, мама! Мы все бобы съели, дай нам еще...
        Бросила тут мать из-под одеяла бобы, дети обрадовались, схватили... Смотрят: не бобы это, а пальцы меньшого братца - одни косточки остались. Поняла тут девочка, что не мама это, а тигр лютый, столетний. Задрожала от страха и думает, как бы из дома выйти. Думала, думала и придумала.
        - Мне по малой нужде надо сходить, - говорит.
        - Сходи на горшок, - отвечает тигр.
        - Стыдно мне, я большая, - говорит девочка.
        - В пуок сходи! - отвечает тигр.
        - Пуок запачкаю, - говорит девочка.
        - В дверную щель сходи! - отвечает тигр.
        - Нет, я лучше во двор мигом сбегаю и братца свожу.
        - Ладно, только быстрее. А то тигр придет, вас сожрет.
        А тигр и вправду боялся, как бы дети другому тигру не достались.
        Выбежала из дома девочка, уж и не знает, как радоваться, схватила за руку братца, стоит во дворе и думает: как от тигра спастись? Ночь уже наступила, звезды в небе блестят. Убежать - все равно тигр догонит, у него ноги быстрые. Спрятаться где-нибудь - все равно тигр найдет, у него нюх хороший. Глянула тут девочка на высокую иву, вместе с братцем залезла на дерево.
        А тигр съел меньшого братца и ждет, когда девочка придет, второго братца приведет. Ждет тигр, ждет, а девочка не идет. Понял тут тигр, что обманула его девочка, да как зарычит! Выскочил во двор, сбросил материнское платье, длинным хвостом машет, девочку с братцем ищет. Где только не искал! И на кухне, и в уборной, и в дымоходной трубе. Смотрят дети, как мечется тигр. Девочке страшно, а братцу смешно. Не выдержал он, засмеялся.
        Еще громче зарычал тигр, к колодцу подбежал. Заглянул, а там девочка с братцем сидят - ива у колодца росла.
        - Так вот вы где, мои птенчики, - взревел тигр, да так грозно, что горы ходуном заходили. Хотел тигр спуститься в колодец. Уже хвост туда опустил, а братец опять рассмеялся, кричит:
        - Дурак ты, дурак!
        Услыхал это тигр, голову поднял, смотрит: на дереве дети сидят. Только не забраться тигру на дерево, и решил он на хитрость пойти.
        - Детки вы мои, детки, - говорит, - расскажите, как вы на дерево забрались, я к вам хочу.
        - К нам хочешь, - говорит мальчик, - на дерево влезть? Тогда слушай. Взяли мы у соседей соевого масла, намазали дерево и залезли.
        Поверил мальчику тигр, быстро соевого масла принес, стал дерево мазать. А дерево скользким стало. Как на него залезешь? Говорит тигр:
        - Вы, детки, со мной не шутите, вы мне правду скажите. Как на дерево влезть?
        - Если хочешь забраться на дерево, возьми веретено и крути, получится нитка, по нитке залезешь.
        Опять побежал тигр, принес мулле, крутил, крутил, а нитка возьми да порвись. Смеется мальчик и говорит тигру:
        - Так ты и за сто лет и еще один год не залезешь на дерево. Топор надо взять, ступеньки на стволе вырубить, по ступенькам на дерево влезть.
        Сказал так мальчик, понял, что проговорился, да поздно. Принес тигр топор, ступеньки стал вырубать. Вырубил - и на дерево полез. А сестра с братом от страха дрожат. Добрался тигр до середины, дети на самую макушку влезли - выше некуда.
        Изо всех сил старается тигр, вспотел весь, а все равно лезет.
        Видит девочка, тигр вот-вот до них доберется, голову подняла, взмолилась:
        - О Небо! Хочешь спасти нас - железную цепь спусти, да покрепче! Хочешь сгубить нас - ржавую спусти.
        Только она это сказала, железная цепь с Неба спустилась, крепкая-прекрепкая. Ухватились за нее дети, вмиг очутились на Небе.
        Тигр тоже взмолился:
        - Небо, если хочешь помочь мне - ржавую цепь спусти, если хочешь меня сгубить - спусти крепкую цепь.
        Только он это сказал, с Неба ржавая цепь спустилась. Обрадовался тигр, ухватился за цепь, стал вверх подниматься. А цепь ржавая, оборвалась на полпути. Тигр на землю грохнулся да в кукурузное жнивье угодил, дело осенью было. Жнивье острое, что нож! Поранился тигр, хлещет из него кровь. Так и издох.
        С тех пор говорят, что стебли у кукурузы красные оттого, что в давние времена столетний тигр на ее жнивье угодил, да там и издох, обливаясь кровью.
        А сестра с братом благополучно поднялись на Небо. Сестра стала Солнцем, брат - Луной.
        Не хочет сестра, чтобы с утра до вечера на нее люди глядели, стыдится. И припасла целый мешочек острых-преострых иголок. Уставятся на нее - а она иголки начинает бросать. Вот почему нельзя долго смотреть на солнце, глазам больно. Попробуйте - сами увидите.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        Солнце и Луна
        В наших местах из поколения в поколение передают такую историю.
        С незапамятных времен ходили в небе две звезды, яркие и блестящие. Одна была горячей, другая - холодной, и они никогда не разлучались.
        А на земле в одной деревне жила девушка по имени Тайян (Тайян - солнце.).
        Она была умна и очень хороша собой, и все в округе хвалили ее.
        Тайян любила юношу по имени Юэлян (Юэлян - луна.), жившего в соседней деревне.
        Он часто приходил к ним в дом помогать по хозяйству, и молодые люди с детства хорошо знали друг друга. Девушка в душе мечтала стать его женой. Он тоже втайне горячо любил ее. Но Юэлян был беден, он не имел ни клочка земли и не смел и помышлять о женитьбе на Тайян.
        Между тем родители Тайян просватали ее за могущественного злого колдуна по имени Ла-я. Узнав об этом, девушка побежала с печальной вестью к Юэляну. Они долго ходили по берегу пруда и пытались придумать способ предотвратить эту свадьбу. У плотины они увидели большой черный камень, присели на него и снова долго советовались - что же делать? Но придумать так ничего и не смогли.
        Вдруг они услыхали какой-то стон. Оба удивились: ведь никого, кроме них, здесь не было! Но вот Тайян, словно о чем-то догадавшись, схватила Юэляна за руку, оба они стали на колени, и девушка проговорила:
        - Камень, камень! Если есть у тебя душа - помоги нам в беде!
        Каково же было их изумление, когда они услышали в ответ:
        - Приходите сюда в четверг перед рассветом, я помогу вам.
        Узнав, что родственники Ла-я собираются прийти за нею, Тайян сказала им, чтобы они явились в четверг до восхода солнца.
        И вот настал этот день. Еще не рассвело, когда Ла-я со своими родственниками пришел за невестой. Тайян убежала к плотине и увидела, что Юэлян уже сидит на камне и ждет ее. Она тоже прыгнула на камень.
        Ла-я видел, как девушка побежала к плотине, как прыгнула там на черный камень, на котором сидел какой-то юноша, и как вдруг оба они исчезли.
        Ла-я подошел к камню, развел вокруг него огонь: раздался страшный грохот, камень раскололся, пламя поднялось до самого неба, а Тайян и Юэлян, превратившись в пару лебедей, улетели.
        Но Ла-я колдовством заставил их вернуться на землю и снова превратил в людей. Колдун пытался заставить Тайян стать его женой, но, несмотря на все свое могущество, ничего не смог добиться.
        Потеряв всякую надежду, Ла-я решил разлучить ее с Юэляном и задумал поселить каждого на одной из двух звезд, бродивших в небе. Так девушка очутилась на холодной звезде, юноша - на горячей. Тайян жестоко страдала от холода и попросила Ла-я переселить ее на горячую звезду. Тот исполнил ее просьбу, но при этом переселил Юэляна на холодную...
        Опять они оказались в разлуке. Правда, звезды целыми днями ходили по небу вместе, и влюбленные видели друг друга, разговаривали друг с другом, шутили. Но и это не давало покоя Ла-я, и он своей колдовской силой устроил так, что горячая звезда стала появляться на небе только днем, а холодная - только ночью.
        С тех пор и до наших дней Тайян - Солнце люди видят в небе днем, а Юэляна
        - Месяц ночью. И никогда больше этим бедным влюбленным не суждено быть вместе!
        СОЛНЦЕ, МЕСЯЦ И ВОРОН ВОРОНОВИЧ
        Жили-были старик да старуха, у них было три дочери. Старик пошел в амбар крупку брать; взял крупку, понес домой, а на мешке-то была дырка; крупа-то в нее сыплется да сыплется.
        Пришел домой. Старуха спрашивает:
        - Где крупка? - а крупка вся высыпалась.
        Пошел старик собирать и говорит:
        - Кабы Солнышко, кабы Месяц осветил, кабы Ворон Воронович пособил мне крупу собрать: за Солнышко бы отдал старшую дочь, за Месяца - среднюю, а за Ворона Вороновича младшую!
        Стал старик собирать - Солнце обогрело, Месяц осветил, а Ворон Воронович пособил крупку собрать.
        Пришел старик домой, сказал старшей дочери:
        - Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
        Она оделась, вышла на крылечко. Солнце и утащило ее.
        Средней дочке также велел одеться хорошенько и выйти на крылечко. Она оделась и вышла. Месяц схватил и утащил вторую дочь.
        И меньшей дочери сказал:
        - Оденься хорошенько да выйди на крылечко.
        Она оделась и вышла на крылечко. Ворон Воронович схватил ее и унес.
        Старик и говорит:
        - Идти разве в гости к зятю.
        Пошел к Солнышку, вот и пришел.
        Солнышко говорит:
        - Чем тебя потчевать?
        - Я ничего не хочу.
        Солнышко сказал жене, чтоб настряпала оладьев. Вот жена настряпала. Солнышко уселось среди полу, жена поставила на него сковороду - и оладьи сжарились. Накормили старика.
        Пришел старик домой, приказал старухе состряпать оладьев; сам сел на пол и велит ставить на себя сковороду с оладьями.
        - Чего на тебе испекутся! - говорит старуха.
        - Ничего, - говорит, - ставь, испекутся.
        Она и поставила; сколько оладьи ни стояли, ничего не испеклись, только прокисли.
        Нечего делать, поставила старуха сковороду в печь, испеклися оладьи, наелся старик.
        На другой день старик пошел в гости к другому зятю, к Мясяцу.
        Пришел:
        Месяц говорит:
        - Чем тебя потчевать?
        - Я, - отвечает старик, - ничего не хочу.
        Месяц затопил про него баню.
        Старик говорит:
        - Тёмно, быва'т, в бане-то будет!
        А Месяц ему:
        - Нет, светло, ступай.
        Пошел старик в баню, а Месяц запихал перстик свой в дырочку, и оттого в бане светло-светло стало.
        Выпарился старик, пришел домой и велит старухе топить баню ночью.
        Старуха истопила; он и посылает ее туда париться. Старуха говорит:
        - Тёмно париться-то!
        - Ступай, светло будет!
        Пошла старуха, а старик видел-то, как светил ему месяц, и сам туда ж - взял прорубил дыру в бане и запихал в нее свой перст. А в бане свету нисколько нет! Старуха знай кричит ему:
        - Тёмно!
        Делать нечего, пошла она, принесла лучины с огнем и выпарилась.
        На третий день старик пошел к Ворону Вороновичу. Пришел.
        - Чем тебя потчевать-то? - спрашивает Ворон Воронович.
        - Я, - говорит старик, - ничего не хочу.
        - Ну, пойдем , хоть спать на седала.
        Ворон поставил лестницу и полез со стариком. Ворон Воронович посадил его под крыло.
        Как старик заснул, они оба упали и убились.
        НАРОДНАЯ СКАЗКА
        СОЛНЫШКО НА ПАМЯТЬ
        Козленок Мармеладик подошел к цыпленку Фью и стал прощаться. - А куда ты уезжаешь? - спросил цыпленок.
        - К бабушке в деревню. На все летние ме-ме-месяцы. Смотри не забывай меня. А эту книжку с картинками я дарю тебе на память. Бери! Будешь читать - и время пролетит незамеметно ...
        - Ладно... - сказал цыпленок. - Только я не знал, что ты уезжаешь, и никакого подарка тебе не приготовил. Что же тебе подарить, Мармеладик?
        Задумался Фью, а потом говорит:
        - Я дарю тебе на память... солнышко...
        - Солнышко? - удивился козленок.
        - Солнышко. Обыкновенное. Которое в небе горит. Ты посмотришь в деревне на солнышко - и меня вспомнишь!
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        СОЛОВЕЙ
        Ты, верно, знаешь, что в Китае все жители китайцы и сам император китаец.
        Давным-давно это было, но потому-то и стоит рассказать эту историю, пока она еще не забылась совсем.
        В целом мире не нашлось бы дворца лучше, чем дворец китайского императора. Он весь был из драгоценного фарфора, такого тонкого и хрупкого, что страшно было до него и дотронуться.
        Дворец стоял в прекрасном саду, в котором росли чудесные цветы. К самым красивым цветам были привязаны серебряные колокольчики. И когда дул ветерок, цветы покачивались и колокольчики звенели. Это было сделано для того, чтобы никто не прошел мимо цветов, не поглядев на. них. Вот как умно было придумано!
        Сад тянулся далеко-далеко, так далеко, что даже главный садовник и тот не знал, где он кончается. А сразу за садом начинался дремучий лес. Этот лес доходил до самого синего моря, и корабли проплывали под сенью могучих деревьев.
        Тут в лесу, у самого берега моря, жил соловей. Он пел так чудесно, что даже бедный рыбак, слушая его песни, забывал о своем неводе.
        - Ах, как хорошо, - говорил он, вздыхая, но потом снова принимался за свое дело и не думал о лесном певце до следующей ночи.
        А когда наступала следующая ночь, он опять, как зачарованный, слушал соловья и снова повторял то же самое:
        - Ах, как хорошо, как хорошо!
        Со всех концов света приезжали в столицу императора путешественники. Все они любовались великолепным дворцом и прекрасным садом, но, услышав пение соловья, говорили: "Вот это лучше всего!”
        Вернувшись домой, путешественники рассказывали обо всем, что видели. Ученые описывали столицу Китая, дворец и сад императора и никогда не забывали упомянуть о соловье. А поэты слагали в честь крылатого певца, живущего в китайском лесу на берегу синего моря, чудеснейшие стихи.
        Книги расходились по всему свету, и вот одна толстая книга дошла до самого китайского императора. Он сидел на своем золотом троне, читал и кивал головой. Ему очень нравилось читать о том, как хороша его столица, как прекрасны его дворец и сад. Но вот на последней странице книги император прочитал: “В Китае много чудесного, но лучше всего маленькая птичка, по имени соловей, которая живет в лесу близ императорского сада. Ради того, чтобы послушать ее пение, советуем каждому съездить в Китай”.
        - Что такое? - сказал император. - Как?! В моем государстве и даже рядом с моим собственным дворцом живет такая удивительная птица, а я ни разу не слыхал, как она поет! И я узнаю о ней из иноземных книг!
        Он захлопнул книгу и велел позвать своего первого министра. Этот министр напускал на себя такую важность, что, если кто-нибудь из людей пониже его чином осмеливался заговорить с ним или спросить его о чем-нибудь, он отвечал только: “Пф”, а это ведь ровно ничего не означает.
        - Я прочел в одной ученой книге, что у нас есть замечательная птица, которую зовут соловей, - сказал император министру. - Ее считают первой достопримечательностью моего государства. Почему же мне ни разу не докладывали об этой птице?
        - Ваше величество! - отвечал первый министр и поклонился императору. - Я даже и не слыхал о ней. Она никогда не была представлена ко двору.
        - Весь свет знает, что у меня есть такая редкостная птица, и только я один не знаю этого, - сказал император. - Я хочу, чтобы сегодня же вечером она была здесь и пела передо мной!
        - Я разыщу ее, ваше величество, - сказал первый министр.
        Сказать-то было нетрудно. А где ее сыщешь?
        И вот первый министр забегал вверх и вниз по лестницам, по залам и коридорам, но никто из придворных не мог ему сказать, что за птица соловей и где этот самый соловей живет.
        Первый министр вернулся к императору и доложил, что соловья в Китае нет и никогда не было.
        - Ваше величество напрасно изволит верить всему, что пишут в книгах, - сказал он. - Всё это одни пустые выдумки.
        - Не говори глупостей! - сказал император. - Я хочу слышать соловья. Он должен быть во дворце сегодня же вечером! А если его не будет здесь в назначенное время, я прикажу после ужина отколотить тебя и всех министров палками по пяткам.
        - Тзинг-пе! - сказал первый министр и опять принялся бегать вверх и вниз по лестницам, по коридорам и залам.
        С ним бегали все сановники и придворные - никому не хотелось отведать палок.
        То и дело они сталкивались ногами и спрашивали друг друга:
        - Что такое со-ло-вей?
        - Где найти со-ло-вья?
        Но никто в императорском дворце даже не слышал
        о соловье, про которого знал уже весь свет.
        Наконец придворные прибежали в кухню. Там сидела маленькая девочка и вытирала тарелки.
        Первый министр спросил девочку, не знает ли она где живет солоней.
        -- Соловей? - сказала девочка. - Да как же мне не знать! Он живет в вашем лесу. А уж как поёт! Я каждый день ношу моей больной маме остатки обеда с императорской кухни. Живем мы у самого моря. Рядом в лесной чаще есть старое дерево с большим дуплом и густыми-густыми ветвями. И каждый раз, когда я сажусь отдохнуть под этим деревом, я слышу песню соловья. Он поет так нежно, что слезы сами собой текут у меня из глаз, а на душе становится так радостно, будто меня целует матушка.
        - Девочка, - сказал первый министр, - я назначу тебя шестой придворной судомойкой и даже позволю посмотреть, как обедает сам император, если ты покажешь нам, где живет соловей. Он приглашен сегодня вечером ко двору.
        И вот все отправились в лес.
        Впереди шла девочка, а за ней министры и сановники.
        Шли они, шли, и вдруг где-то неподалеку замычала корова.
        - О! - сказали придворные. - Это, наверно, и есть соловей. Какой, однако, у него сильный голос!
        - Это корова мычит, - сказала девочка. - Еще далеко до того дерева, на котором живет соловей. И все пошли дальше. Вдруг в болоте заквакали лягушки.
        - Чудесно! - сказал придворный бонза. - Наконец-то я слышу соловья. Точь-в-точь серебряные колокольчики в нашей молельне!..
        - Нет, это лягушки, - сказала девочка. - Но теперь, я думаю, мы скоро услышим и самого соловья.
        И в самом деле, из чащи ветвей послышалось чудесное пение.
        - Вот это и есть соловей! - сказала девочка. - Слушайте, слушайте! А вот и он сам! - И она указала пальцем на маленькую серенькую птичку, которая сидела на ветке.
        - Пф! - сказал первый министр. - Никак не думал, что этот знаменитый соловей так невзрачен с виду. Наверно, он посерел от страха, увидев так много знатных особ.
        - Соловушка! - громко закричала девочка. - Наш милостивый император хочет послушать тебя.
        - Очень рад! - ответил соловей и запел еще звонче.
        - Пф, пф! - сказал первый министр. - Его голос звенит так же звонко, как стеклянные колокольчики на парадном балдахине императора. Взгляните только, как работает это маленькое горлышко! Странно, что мы до сих пор никогда не слыхали такого замечательного певца. Он, несомненно, будет иметь огромный успех при дворе.
        - Не желает ли император, чтобы я спел еще? - спросил соловей. Он думал, что с ним говорит сам император.
        - Несравненный господин соловей! - сказал первый министр. - Его величества императора здесь нет, но он возложил на меня приятное поручение пригласить вас на имеющий быть сегодня вечером придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете его величество своим дивным пением.
        - Песни мои гораздо лучше слушать в зеленом лесу, - сказал соловей. - Но я охотно полечу с вами, если это будет приятно императору.
        А во дворце между тем готовились к празднику. Все бегали, хлопотали и суетились. В фарфоровых стенах и в стеклянном полу отражались сотни тысяч золотых фонариков; в коридорах рядами были расставлены прекрасные цветы, а привязанные к цветам колокольчики от всей этой беготни, суматохи и сквозного ветра звенели так громко, что никто не слышал своего собственного голоса.
        И вот наступил вечер. Посреди огромной залы восседал император. Напротив императорского трона поставили золотой шест, а на самой верхушке его сидел соловей. Все придворные были в полном сборе. Даже бедной девочке из кухни позволили стоять в дверях, - ведь она была теперь не простая девочка, а придворная судомойка. Все были разодеты в пух и прах и не сводили глаз с маленькой серенькой птички.
        Но вот император милостиво кивнул головой. И соловей запел.
        Он пел так нежно, так чудесно, что даже у самого императора выступили на глазах слезы и покатились по щекам.
        Тогда соловей залился еще громче, еще нежнее. Пение его так и хватало за сердце.
        Когда он кончил, император сказал, что жалует соловью свою золотую туфлю на шею. Но соловей поблагодарил и отказался.
        - Я уже и так вознагражден, - сказал соловей. - Я видел слезы на глазах императора. Какой же еще желать мне награды?
        И опять зазвучал его чудесный голос.
        - Ах, это очаровательно! - восклицали наперебой придворным дамы.
        И с тех пор, когда им нужно было разговаривать с кем-нибудь, кому они хотели понравиться, они набирали в рот воды, чтобы она булькала у них в горле. Придворные дамы, видите ли, вообразили, что это бульканье похоже на соловьиные трели.
        Соловья оставили при дворе и отвели ему особую комнату. Два раза в день и один раз ночью ему разрешали гулять на свободе.
        Но к нему приставили двенадцать слуг, и каждый из них держал привязанную к ножке соловья шелковую ленточку.
        Нечего сказать, большое удовольствие могла доставить такая прогулка!
        Весь город заговорил об удивительной птице, и если на улице встречались трое знакомых, один из них говорил: “Со”, другой подхватывал: “ло”, а третий заканчивал: “вей”, после чего все трое вздыхали и поднимали к небу глаза.
        Одиннадцать лавочников дали своим сыновьям новое имя: “Соловей” - в честь императорского соловья, - хотя голоса у этих младенцев были похожи на скрип несмазанных колес.
        Словом, маленькая лесная птичка прославилась на весь Китай.
        Но вот однажды императору прислали из Японии ящичек, завернутый в шелковую материю. На ящичке было написано: “Соловей”.
        - Это, наверно, новая книга о нашей знаменитой птице, - сказал император.
        Ящик открыли, но в нем была не книга, а разукрашенная коробочка. А в коробочке лежал искусственный соловей. Он был очень похож на живого, но весь осыпан брильянтами, рубинами и сапфирами. Стоило завести игрушечную птицу - и она начинала петь одну из тех песен, которые пел настоящий соловей, и вертеть позолоченным хвостиком. На шейке у птицы была ленточка с надписью: “Соловей императора японского ничто в сравнении с соловьем императора китайского ”.
        - Какая прелесть! - сказали все. А того, кто привез драгоценную птицу, сейчас же возвели в чин придворного поставщика соловьев.
        - Теперь пускай этот новый соловей и наш старый певец споют вместе, - решил император.
        Но дело не пошло на лад: настоящий соловей каждый раз пел свою песню по-новому, а искусственный повторял одну и ту же песенку, как заведенная шарманка.
        Тогда искусственного соловья заставили петь одного. Он имел такой же успех, как и настоящий соловей, но при этом был куда красивее - весь так и блестел, так и сверкал драгоценными каменьями. Тридцать три раза пропел он одно и то же и нисколько не устал.
        Придворные охотно послушали бы его песенку еще тридцать три раза, но император сказал, что теперь надо послушать для сравнения и настоящего соловья. Тут все обернулись и посмотрели на золотой шест. Но соловья там не было. Куда же он девался?
        Никто и не заметил, как соловей выпорхнул в открытое окно и улетел домой, в свой зеленый лес.
        - Что же это, однако, такое? - сказал император. И все придворные стали бранить соловья и называть его неблагодарной тварью.
        - Лучшая-то птица все-таки осталась у нас! - говорили все, и заводному соловью пришлось спеть свою единственную песню в тридцать четвертый раз.
        Придворный капельмейстер всячески расхваливал искусственную птицу и уверял, что она гораздо лучше настоящей и наружностью и голосом.
        - Я возьму на себя смелость утверждать, высокий повелитель мой, и вы, достопочтенные господа, - говорил он, - что преимущества искусственного соловья перед живым соловьем неоспоримы. Посудите сами, - имея дело с живым, вы никогда не знаете заранее, что ему заблагорассудится спеть, в то время как вам всегда известно наперед, что именно будет петь искусственный. Если вам угодно, вы даже можете разобрать его и посмотреть, как он устроен, как расположены и действуют все его валики, винтики и пружинки - плод человеческого ума и учености.
        - О да, мы тоже так думаем, - сказали придворные.
        А император велел показать птицу всему городу в следующее же воскресенье.
        - Пусть и народ послушает ее, - сказал он.
        Горожане послушали с удовольствием и выразили свое полное одобрение, словно их угостили отличным чаем, а ведь китайцы, как известно, ничто так не любят, как чай.
        Все в один голос восклицали "О!", поднимали вверх указательные пальцы и кивали головами.
        Только бедные рыбаки, которым доводилось слышать настоящего соловья, говорили:
        - Недурно поет! Даже похоже на живого соловья. Но все-таки не то! Чего-то недостает, а чего - мы и сами не знаем!
        А тем временем император издал указ, скрепленный самой большой императорской печатью. В этом указе настоящего соловья объявили навсегда изгнанным из китайского государства. А искусственный занял место на шелковой подушке, возле самой императорской постели. Вокруг него были разложены все пожалованные ему драгоценности, в том числе золотая императорская туфля.
        Заводной птице дали особое звание: “Первый певец императорского ночного столика с левой стороны”, потому что император считал более важной ту сторону, на которой находится сердце, а сердце находится слева даже у императора!
        Ученые написали об искусственном соловье двадцать пять толстенных книг, полных самых мудреных и непонятных китайских слов. Однако все придворные уверяли, что прочли эти книги и поняли от слова до слова, - иначе ведь их прозвали бы невеждами и отколотили бы палками по пяткам.
        Так прошел год. Император, весь двор и даже весь город знали наизусть каждую нотку в песне искусственного соловья. Поэтому-то пение его так нравилось. Все теперь сами могли подпевать птице. Уличные мальчишки пели: "Ци-ци-ци! Клю-клюк-клюк!" И даже сам император напевал иногда: “Ци-ци-ци! Клю-клюк-клюк!”. Ну что за прелесть!
        И вот однажды вечером искусственная птица распевала перед императором, а он лежал в постели и слушал ее. Вдруг внутри птицы что-то зашипело, зажужжало, колесики быстро завертелись и остановились. Музыка смолкла.
        Император вскочил с постели и послал за своим личным лекарем. Но что тот мог поделать? Ведь он никогда не лечил соловьев - ни живых, ни искусственных.
        Тогда призвали часовщика. Часовщик разобрал птицу на части и долго рассматривал какие-то колесики и подвинчивал какие-то винтики. Потом он сказал, что птица хоть и будет петь, но обращаться с ней надо очень осторожно: маленькие зубчики истерлись, а поставить новые нельзя. Вот какое горе!
        Все были очень опечалены. Император издал новый указ, в котором говорилось, что “Первого певца императорского ночного столика с левой стороны”' разрешается заводить только раз в год, да и то ненадолго.
        Для успокоения горожан придворный капельмейстер произнес речь, в которой он с большим искусством доказал, что заводной соловей нисколько не стал хуже. Ну, а если это сказал придворный капельмейстер, значит, так оно и было.
        Прошло еще пять лет.
        Однажды император простудился и заболел. Доктора уже не надеялись на его выздоровление. Министры и придворные собирались провозгласить нового императора, а народ толпился на улице и спрашивал первого министра о здоровье старого императора.
        - Пф! - отвечал первый министр и покачивал головой.
        Бледный и похолодевший, лежал император на своем великолепном лодке. Все придворные считали его умершим, и каждый спешил поклониться новому императору. Слуги бегали взад и вперед по дворцу и узнавали последние новости, а служанки проводили время в болтовне за чашкой чая. Во всех залах и коридорах были разостланы ковры, чтобы не слышно было шума шагов, и во дворце стояла мертвая тишина.
        Но старый император еще не умер, хотя и лежал совсем неподвижно на своем великолепном ложе, под бархатным балдахином с золотыми кистями. Окно было раскрыто, и месяц глядел на императора и заводного соловья, который лежал так же неподвижно, как и сам император, на шелковой подушке возле постели больного.
        Бедный император едва дышал, ему казалось, что кто-то сжимает его горло. Он приоткрыл глаза и увидел, что на груди у него сидит Смерть. Она надела себе на голову корону императора, в одной руке у нее была его золотая сабля, а в другой - императорское знамя. А кругом из всех складок бархатного балдахина выглядывали какие-то страшные рожи: одни безобразные и злые, другие - красивые и добрые. Но злых было гораздо больше. Это были злые и добрые дела императора. Они смотрели на него и наперебой шептали.
        - Помнишь ли ты это? - слышалось с одной стороны.
        - А это помнишь? - доносилось с другой. И они рассказывали ему такое, что холодный пот выступал у императора на лбу.
        - Я забыл об этом, - бормотал он. - А этого никогда и не знал...
        Ему стало так тяжело, так страшно, что он закричал:
        - Музыку сюда, музыку! Бейте в большой китайский барабан! Я не хочу видеть и слышать их!
        Но страшные голоса не умолкали, а Смерть, словно старый китаец, кивала при каждом их слове,
        - Музыку сюда, музыку! - еще громче вскричал император. - Пой хоть ты, моя славная золотая птичка! Я одарил тебя драгоценностями, я повесил тебе на шею золотую туфлю!.. Пой же, пой!
        Но птица молчала: некому было завести ее, а без этого она петь не умела.
        Смерть, усмехаясь, глядела на императора своими пустыми глазными впадинами. Мертвая тишина стояла в покоях императора.
        И вдруг за окном раздалось чудное пение. То был маленький живой соловей. Он узнал, что император болен, и прилетел, чтобы утешить и ободрить его. Он сидел на ветке и пел, и страшные призраки, обступившие императора, все бледнели и бледнели, а кровь все быстрее, все жарче приливала к сердцу императора.
        Сама Смерть заслушалась соловья и лишь тихо повторяла:
        - Пой, соловушка! Пой еще!
        - А ты отдашь мне за это драгоценную саблю? И знамя? И корону? - спрашивал соловей.
        Смерть кивала головой и отдавала одно сокровище за другим, а соловей всё пел и пел. Вот он запел песню о тихом кладбище, где цветет бузина, благоухают белые розы и в свежей траве на могилах блестят слезы живых, оплакивающих своих близких. Тут Смерти так захотелось вернуться к себе домой, на тихое кладбище, что она закуталась в белый холодный туман и вылетела в окно.
        - Спасибо тебе, милая птичка! - сказал император. - Я узнаю тебя. Когда-то я прогнал тебя из моего государства, а теперь ты своей песней отогнала от моей постели Смерть! Чем мне вознаградить тебя?
        - Ты уже наградил меня, - сказал соловей. - Я видел слезы на твоих глазах, когда первый раз пел перед тобой, - этого я не забуду никогда. Искренние слезы восторга - самая драгоценная награда певцу!
        И он запел опять, а император заснул здоровым, крепким сном.
        А когда он проснулся, в окно уже ярко светило солнце. Никто из придворных и слуг даже не заглядывал к императору. Все думали, что он умер. Один соловей не покидал больного. Он сидел за окном и пел еще лучше, чем всегда.
        - Останься у меня! - просил император. - Ты будешь петь только тогда, когда сам захочешь. А искусственную птицу я разобью.
        - Не надо! - сказал соловей. - Она служила тебе, как могла. Оставь ее у себя. Я не могу жить во дворце. Я буду прилетать к тебе, когда сам захочу, и буду петь о счастливых и несчастных, о добре и зле, обо всем, что делается вокруг тебя и чего ты не знаешь. Маленькая певчая птичка летает повсюду - залетает и под крышу бедной крестьянской хижины, и в рыбачий домик, которые стоят так далеко от твоего дворца. Я буду прилетать и петь тебе! Но обещай мне...
        - Всё, что хочешь! - воскликнул император и встал с постели.
        Он успел уже надеть свое императорское одеяние и прижимал к сердцу тяжелую золотую саблю.
        - Обещай мне не говорить никому, что у тебя есть маленькая птичка, которая рассказывает тебе обо всем большом мире. Так дело пойдет лучше.
        И соловей улетел.
        Тут вошли придворные, они собрались поглядеть на умершего императора, да так и застыли на пороге.
        А император сказал им:
        - Здравствуйте! С добрым утром!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СОЛОМЕННАЯ ШЛЯПА
        Давным-давно в маленькой деревне жил бедный старик со своей женой. Старик плел "каса" - большие соломенные шляпы на продажу, а его старуха хлопотала по хозяйству. Однажды, в самый канун Нового Года, старушка посмотрела в рисовый ларь и увидела, что риса осталась одна жалкая горсточка. В тот день выпал снег настолько глубокий, что они не могли собрать соломы для шляп. Старушка вздохнула и поставила на огонь воду, чтобы сварить остаток риса.
        Тут из норки в стене появился мышонок. "Как хочется есть!" - заплакал он. Папа-мышь и Мама-мышь сказали мышонку: "Потерпи, Крошка-мышь, ты же знаешь, что это дом бедняков и в нем редко едят досыта."
        "Бедный мышонок," - сказал старик, - "Мы настолько бедны, что даже мыши у нас голодные." Из жалости он отдал мышам половину оставшегося риса, и они вместе поужинали.
        Следующим утром мыши выбрались из дома, вытоптали снег и собрали огромную охапку соломы.
        Мыши с веселым писком внесли солому в дом. "Это - в благодарность за рис, которым вы поделились с нами прошлой ночью."
        Растроганный старик чуть не заплакал от счастья. Сейчас они сплетут много шляп, продадут их в городе и купят много вкусной еды на Новый Год. Старик со старухой дружно принялись за работу, а мыши, как могли, помогали им. Когда соломы уже не осталось и последняя шляпа была готова, старик сложил шляпы себе за спину и пошел к городу по глубокому белому снегу.
        Когда дедушка подошел к городской окраине, он заметил, что каменные статуи Джидзо-сама (Будды, который защищает простых людей) стояли с головами, покрытыми снегом. "Джидзо-сама, вам, наверное, очень холодно." С этими словами Старик снял свою головную повязку и осторожно смел снег с каждой статуи.
        А в городе царила предновогодняя суета. До праздника оставались считаные минуты, шумная, веселая толпа уже готовилась встречать Новый Год. Старик, окруженный толпой кричал: "Соломенные шляпы! Прекрасные шляпы! А вот, кому отличную соломенную шляпу!" Но никто не купил у него ни одной шляпы. Вскоре, улицы опустели, и зазвучал колокол ночной стражи. Старик, не продав ни одной шляпы, взвалил их на плечи и печально побрел к дому. "У меня нет ничего, что я мог бы принести в жертву Джидзо-сама," - печально подумал он
        В печали старик старик пошел домой по занесенным снегом улицам и наконец дошел до окраины. Проходя мимо статуй Джидзо-сама, он увидел, что их снова запорошило снегом. Он вновь снял повязку со своей головы и вновь аккуратно смел снег с каждой из статуй. "Я не продал ни одой шляпы, я не купил ни яблок, ни ватрушек, у меня нечего предложить вам. Примите от меня хотя бы шляпы от непогоды в эту праздничную ночь. С этими словами, он надел шляпу в голову каждой статуи. Статуй всего было шесть, а у старика только пять шляп. Старик подумал немного, затем взял свою повязку и бережно укутал ей голову шестой статуи. Домой он вернулся совсем с пустыми руками.
        Когда он пришел домой, мыши увидели, что за спиной у него нет ни одной шляпы. Они обрадовались, думая, что он, должно быть, продал все шляпы. " Простите меня. Я не смог продать ничего," сказал старик и рассказал жене и мышам все, что с ним приключилось. Старуха, послушанв, утешила своего мужа: "Ты сделал доброе дело. Давайте вместо ватрушек поедим солонины, а вместо чая скипятим воды и встретим наступающий Новый Год. "
        И вдруг, в полночь, они услышали громкие крики с улицы: "Новый Год пришел! Новый Год наступил! Где здесь дом старого продавца шляп?" Удивительно, что это были голоса статуй Джидзо-сама, которые подошли к самому дому стариков. Статуи везли с собой сани, по самый верх загруженные рисом, мисо (это вкусная бобовая паста), яблоками и другими сладостями. "Спасибо вам за ваши прекрасные шляпы, уважаемый продавец шляп. В благодарность за вашу доброту мы оставляем вам эти подарки. Счастливого Нового Года!" С этими словами, статуи Джидзо-сама вернулись на окраину города.
        Теперь у них было много продуктов, гораздо больше, чем могли съесть старики. Они попросили мышей пригласить и других животных в гости. Все вместе они приготовили роскошный праздничный ужин. Затем старик положил в коробочку особые новогодние рисовые лепешки и отнес их к статуям Джидзо-сама. "Теперь я могу принести вам жертву. Спасибо вам."
        Старик вернулся домой и, вместе с женой, мышами, и их друзьями, весело встретил Новый Год.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        СОЛОМЕННЫЕ ШЛЯПЫ ДЛЯ ДЗИДЗО
        Давным-давно в одной деревне жили-были старик со старухой. Жили они очень бедно.
        Наступил последний день старого года. Из соседних домов только и слышалось, что "бум!" да "шлеп!" - это деревянными колотушками толкли вареный рис, чтобы сделать из него новогоднее угощение - лепешки моти.
        - Слышишь, старуха, как колотушки стучат? - улыбнулся старик.- Люблю, когда готовят лепешки к празднику!
        А между тем в доме у старика и старухи осталась лишь горсточка риса - из него и одной лепешки не приготовить.
        Подумали-подумали старики и решили эту горстку риса мышам отдать - пусть сварят, истолкут да покормят своих голодных мышат.
        - А мы с тобой, старый, и без риса Новый год встретим! - сказала старуха.
        Вот такими были добрыми старик со старухой! А со всех сторон по-прежнему доносилось "бум!" да "шлеп!" - это в соседних домах толкли вареный рис для лепешек.
        Заглянул старик в мышиную норку и говорит:
        - Мыши-мыши, а не хотите ли себе к Новому году лепешек приготовить? Риса у нас немного, но чтобы ваши животики набить - вполне хватит!
        - Спасибо, дедушка! - запищали мыши.- Мы так любим рисовые лепешки!
        - Ну, вот и ладно! - сказала старуха.- Но надо и нам, старик, как-то Новый год встречать!
        И решили старик со старухой сплести шляпы из рисовой соломы, продать эти шляпы в городе да на вырученные деньги себе лепешек купить. Принялись за работу, а мышки ну им помогать!
        И в конце концов сплели они пять соломенных шляп.
        Взял старик шляпы, приладил на спину, попрощался со всеми и отправился в город.
        Шел сильный снег.
        - Дедушка, береги себя, возвращайся скорее! - кричали ему вслед домочадцы.
        - Спасибо! Обязательно куплю вам чего-нибудь вкусненького! - помахал им рукой на прощание старик.
        Вышел старик за околицу, смотрит, а там статуи божеств дзидзо стоят, снегом припорошенные.
        "Бедняжки! Зябко вам, наверное!" - подумал старик и осторожно очистил от снега головы и плечи каменных изваяний.
        Потом сложил руки в молитве и обратился к богам:
        - Спасибо вам за то, что целый год помогали нам! И прошу вас: помогите нам хорошо встретить Новый год!
        Промолвил так старик и пошел дальше своею дорогой в город. А статуи дзидзо все так же стояли рядком, все шестеро, и смотрели ему вслед.
        Но вот наконец добрался старик до шумного, многолюдного города и стал громким голосом предлагать свой товар:
        - А вот шляпы, соломенные шляпы! Кому шляпы?!
        Но нагруженные новогодними покупками люди спешили мимо. На старика и его шляпы никто даже не взглянул. Так и прошел остаток дня впустую. Ничего старик не продал, стал домой собираться.
        Долго шел он в сумерках по заснеженной дороге, пока не добрался до околицы своей деревни, где все так же стояли под снегом каменные изваяния.
        - Совсем озябли! - снова пожалел их старик.- Но ничего, сейчас я вас шляпами укрою! - С этими словами он опять очистил изваяния от снега и надел на каждую статую по соломенной шляпе. Одна беда: шляп-то у старика было всего пять, а дзидзо - шесть! Как быть?
        Недолго поразмыслив, взял старик полотенце, которым покрывал свою голову, и повязал его шестой статуе дзидзо:
        "Ну, теперь все в порядке, теперь у каждого есть шляпа либо полотенце, и будет им хоть немного, но теплее",- подумал старик, и у него самого потеплело на душе.
        - Старуха, встречай, я вернулся! - произнес старик на пороге своего дома.
        - Ох ты бедный, как же ты намаялся да промерз,- запричитала старуха, спеша ему навстречу.
        Старик ей все без утайки рассказал о своих злоключениях.
        - Ты правильно поступил,- ободрила его старуха.- Пусть боги порадуются да нам пошлют хороший Новый год.
        Наступила ночь, и старик со старухой улеглись спать. Но вдруг снаружи послышались чьи-то крики и возгласы. По всему было понятно, что там тащили по рыхлому снегу что-то тяжелое:
        - Эй-са, ёй-са! Эй-са, ёй-са! Раз-два - взяли! Раз-два - взяли!
        - Кто бы это мог быть в столь поздний час? - Старик выглянул в окно и увидел шестерых дзидзо, которые тащили салазки с грузом. Но когда они со старухой выбежали на улицу, то их ждали только дары, оставленные божествами. Чего там только не было - и мешок риса, и овощи, и уйма всяких других яств.
        - Как мы вам благодарны! Стоило ли так утруждать себя? - старик со старухой хотели было поблагодарить своих благодетелей, но увидели лишь быстро удалявшиеся фигурки божеств.
        И вот наступило первое утро Нового года. Из припасов, оставленных дзидзо, старик со старухой приготовили обильное угощение.
        - Ах, как вкусно! - то и дело слышалось в доме.- Спасибо нашим богам!
        Благодаря им мы замечательно встретили Новый год!
        Так счастливо завершилась история о соломенных шляпах для изваяний дзидзо.
        Дзидзо
        - божество-покровитель детей и путников
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        СОЛОМИНКА, УГОЛЬ И БОБ
        Жила-была одна старушка, старая-престарая. Восемьдесят лет ей было. Пошла старушка на огород, собрала целое блюдо бобов и решила их сварить. "Вот,- думает,- сварю бобы и пообедаю".Растопила она печь и, чтобы огонь разгорелся получше, подбросила в топку пучок соломы. А потом стала сыпать в горшок бобы.
        Вот тут-то всё и началось.
        Когда сыпала она бобы в горшок, один боб взял да и упал на пол.
        Упал и лежит рядом с соломинкой.
        И сюда же, на пол, выскочил из печки раскаленный уголёк.
        Вот соломинка и говорит:
        - Милые друзья, откуда вы здесь?
        - Я, - отвечает уголек, - из печки. Если бы, - говорит, - я оттуда не выскочил, я бы пропал: пришлось бы мне сгореть и рассыпаться золой.
        А боб говорит:
        - И мне посчастливилось, что я сюда упал. А то пришлось бы мне, как и другим моим приятелям-бобам, в кашу развариться. А соломинка говорит:
        - И я рада, что в печку не попала, а здесь лежу.
        - Ну, а что же мы теперь делать будем?- спрашивает уголёк.
        - Я думаю,- сказал боб,- вот что. Пойдёмте-ка путешествовать.
        - Пойдём, пойдём! - сказали уголёк и соломинка.
        И пошли они вместе - боб, соломинка и уголёк - путешествовать. Долго шли и пришли к ручейку.
        Ручеёк маленький, узенький, а перебраться через него трудно - мостика нет. Как тут быть?
        Подумала соломинка и говорит:
        - Мы вот что сделаем: я перекинусь с бережка на бережок, а вы по мне переправитесь, как по мосту.
        Так они и сделали. Перекинулась соломинка с берега на берег, и первым побежал по ней уголёк. Бежит, как по мосту. Добежал до середины, слышит - плещет внизу вода. Стало ему страшно, остановился он и кричит:
        - Боюсь воды, боюсь воды!
        А пока он стоял и кричал, соломинка от него загорелась, распалась на две части и полетела в ручей. Уголёк тоже упал в воду, зашипел: "Тону, спасите!" - и пошёл ко дну.
        А боб осторожней был - он на берегу остался. Остался на берегу и давай смеяться над угольком и соломинкой. Смеялся он, смеялся да и лопнул от смеха. Плохо бы ему пришлось, но, на его счастье, сидел на берегу бродячий портной. Достал портной нитки и сшил обе половинки боба. А так как у портного белых ниток с собой не было, зашил он боб чёрной ниткой. С тех пор у всех бобов чёрный шов посредине.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        СОН
        Приснился одному парню сон, что провел он ночь с дочерью султана. Рассказал он об этом сне своим друзьям, те - своим друзьям ... В общем, султан тоже обо всем узнал, страшно разгневался - и велел посадить парня в тюрьму.
        Мать и отец несчастного, бедные люди, горюют, что делать - не знают.
        - А вы пойдите к хитрецу Али! - говорят соседи. - Он и к султанам подход имеет...
        Они пошли.
        - Ладно, - говорит им хитрец Али. - Сегодня вот посплю, а завтра - помогу.
        Проснулся хитрец Али рано утром, взвалин на плечо большой лом и пошел к султану.
        Подошел к самому султанскому дому - и начал копать.
        То в стену ударит, то рядом... то в стену, то рядом... бам... бам...бам...
        Султан открыл окно, кричит:
        - Али! С ума сошел? Ты что, хитрец, пол меня копаешь?
        - Мне ночью приснилось, - говорит Али, - что мой отец спрятал свои деньги под этим самым домом!
        - Это же сон! - кричит султан. - Твой сон - неправда!
        - Не-ет, - говорит Али. - Чистая правда! Ты , вот, правильно того парня посадил, которому твоя дочь приснилась! А мне вот мои деньги приснились!... Есть в нашем государствесправедливось!
        Вот я ему сейчас покажу "справедливость" - думает султан.
        - Эй, слуги! - кричит. - А ну-ка, гоните того чудака из тюрьмы - и чтоб ему больше всякие сны не снились!..
        Услышал это хитрец Али, взвалил свой лом на плечо - и пошел домой. Идет и думает про себя:
        - Вот приснится султанская дочка - а ты виноват...
        СКАЗКА ОСТРОВА СОКОТРА
        СОН
        Все яблони в саду покрылись бутонами - цветочкам хотелось опередить зеленые листья. По двору разгуливали утята, на солнышке потягивалась и нежилась кошка, облизывая свою собственную лапку. Хлеба в полях стояли превосходные, птички пели и щебетали без умолку, словно в день великого праздника. В сущности, оно так и было - день-то был воскресный. Слышался благовест, и люди, разодетые по-праздничному, с веселыми, довольными лицами шли в церковь. Да, право, и вся природа вокруг как будто сияла! Денек выдался такой теплый, благодатный, что так вот и хотелось воскликнуть: "Велика милость божья к нам, людям!"
        Но с церковной кафедры раздавались не такие речи; пастор громко и сурово доказывал слушателям, что все люди - безбожники, что бог накажет их, ввергнет по смерти в геенну огненную, где огонь неугасающий и червь неумирающий! Вечно будут они мучиться там, без конца, без отдыха! Просто ужас брал, слушая его! Он говорил ведь так уверенно, так подробно описывал преисподнюю, эту смрадную яму, куда стекаются нечистоты со всего мира и где грешники задыхаются в серном, удушливом воздухе, погружаясь, среди вечного безмолвия, в бездонную трясину все глубже и глубже!.. Да, страшно было даже слушать, тем более что пастор говорил с такой искренней верой; все бывшие в церкви просто трепетали от ужаса.
        А за церковными дверями так весело распевали птички, так славно сияло солнышко, и каждый цветочек как будто говорил: "Велика милость божья к нам всем!". Все это было так непохоже на то, о чем говорил пастор.
        Вечером, перед тем как ложиться спать, пастор заметил, что жена его сидит в каком-то грустном раздумье.
        - Что с тобой? - спросил он ее.
        - Что со мной? - проговорила она. - Да вот, я все не могу хорошенько разобраться в своих мыслях. Не могу взять в толк того, что ты говорил сегодня утром... Неужели и в самом деле на свете так много безбожников, и все они, будут гореть в огне вечно?.. Подумать только, так долго - вечно! Нет, я только слабая, грешная душа, как и все, но если и у меня не хватило бы духа осудить на вечные муки даже самого злейшего грешника, то как же может решиться на это господь бог? Он ведь бесконечно милосерден и знает, что грех бывает и вольный и невольный! Нет, что ты там ни говори, а я не пойму этого никогда!
        Настала осень; вся листва с деревьев пооблетела; серьезный, суровый пастор сидел у постели умирающей. Благочестивая, верующая душа отходила в другой мир. Это была жена пастора.
        - Если кого ждет за гробом вечный покой и милость божья, так это тебя! - промолвил пастор, сложил умершей руки и прочел над ней молитву.
        Ее схоронили; две крупные слезы скатились по щекам сурового пастора. В пасторском доме стало тихо, пусто - закатилось его ясное солнышко, умерла хозяйка.
        Ночью над головою пастора пронеслась вдруг холодная струя ветра. Он открыл глаза. Комната была словно залита лунным светом, хотя ночь не была лунная. Свет этот шел от стоявшей у постели прозрачной фигуры. Пастор увидел перед собою тень своей покойной жены. Она устремила на него скорбный взгляд и как будто хотела сказать что-то.
        Пастор слегка приподнялся, простер руки к призраку и сказал:
        - Неужели и ты не обрела вечного покоя? И ты страдаешь? Ты, добродетельнейшая, благочестивейшая душа?!
        Тень утвердительно кивнула головой и прижала руку к сердцу.
        - И от меня зависит дать тебе это успокоение?
        - Да! - донеслось до него.
        - Но как?
        - Дай мне волос, один-единственный волос с головы того грешника, который будет осужден на вечные муки, ввергнут богом в геенну огненную.
        - Так мне легко будет освободить тебя, чистая, благочестивая душа! - сказал он.
        - Следуй же за мною! - сказала тень. - Нам разрешено лететь с тобой всюду, куда бы ни повлекли тебя твои мысли! Незримые ни для кого, заглянем мы в самые тайники человеческих душ, и ты твердою рукой укажешь мне осужденного на вечные муки. Он должен быть найден, прежде чем пропоет петух.
        И вот они мгновенно, словно перенесенные самой мыслью, очутились в большом городе. На стенах домов начертаны были огненными буквами названия смертных грехов: высокомерие, скупость, пьянство, сладострастие... Словом, тут сияла вся семицветная радуга грехов.
        - Так я и думал, так и знал! Вот где обитают обреченные вечно гореть в огне преисподней! - сказал пастор.
        Они остановились перед великолепно освещенным подъездом. Широкие лестницы, устланные коврами, уставленные цветами, вели в покои, где гремела бальная музыка. У подъезда стоял швейцар, разодетый в шелк и бархат, с большою серебряною булавой в руках.
        - Наш бал поспорит с королевским! - сказал он, оборачиваясь к уличной толпе, а вся его фигура так и говорила: "Весь этот жалкий сброд, что глазеет в двери, мразь в сравнении со мною!"
        - Высокомерие! - сказала тень усопшей. - Заметил ты его?
        - Его! - повторил пастор. - Да ведь он просто глупец, шут! Кто же осудит его на вечную муку?
        - Шут! - пронеслось эхом по всей этой обители высокомерия; все жильцы ее были таковы!
        Пастор и призрак понеслись дальше и очутились в жалкой каморке с голыми стенами. Тут обитала Скупость. Исхудалый, дрожащий от холода, голодный и изнывающий от жажды старик цеплялся всею душой, всеми помыслами за свое золото. Они видели, как он, словно в лихорадке, вскакивал с жалкого ложа и вынимал из стены кирпич - за ним лежало в старом чулке его золото, потом ощупывал дрожащими влажными пальцами свой изношенный кафтан, в котором тоже были зашиты золотые монеты.
        - Он болен! Это жалкий безумец, не знающий ни покоя, ни сна! - сказал пастор.
        Они поспешно унеслись прочь и очутились в тюрьме, у нар, на которых спали вповалку преступники. Вдруг один из них испустил ужасный крик, вскочил со сна, как дикий зверь, и принялся толкать своими костлявыми локтями спящего рядом соседа. Тот повернулся и проговорил спросонья:
        - Замолчи, скот, и спи! И это каждую ночь!..
        - Каждую ночь! - повторил первый. - Да, он каждую ночь и приходит ко мне, воет и душит меня... Сгоряча я много делал злого, таким уж я уродился! Оттого я опять и угодил сюда! Но коли я грешил, так теперь и несу наказание! В одном только я не повинился еще. Когда меня в последний раз выпустили отсюда на волю и я проходил мимо двора моего хозяина, сердце во мне вдруг так вот и закипело... Я чиркнул о стенку спичкою, огонек слегка лизнул соломенную крышу, и все вспыхнуло разом. Пошла тут кутерьма не хуже, чем была у меня в душе!.. Я помогал спасать скот и имущество. Не сгорело ни одной живой души, кроме стаи голубей, которые влетели прямо в огонь, да цепного пса. О нем-то я и не вспомнил. Слышно было, как он выл в пламени... Вой этот и до сих пор отдается у меня в ушах, как только я начну засыпать, а засну - пес тут как тут, большущий, лохматый!.. Он наваливается на меня, воет, давит меня, душит... Да ты слушай, что я тебе рассказываю! Успеешь выспаться! Небось храпишь всю ночь, а я не могу забыться и на четверть часа!
        И глаза безумца палились кровью, он бросился на соседа и стал бить его по лицу кулаками.
        - Злой Мае опять взбесился! - послышались голоса, и другие преступники бросились на него, повалили, перегнули так, что голова его очутилась между ногами, и крепко-накрепко связали его. Кровь готова была брызнуть у него из глаз и изо всех пор кожи.
        - Вы убьете несчастного! - вскричал пастор и протянул руку на защиту грешника, который так жестоко страдал еще при жизни, но обстановка вокруг опять изменилась.
        И вот они пролетали через богатые дворцы, через бедные хижины; сладострастие, зависть - все смертные грехи проходили перед ними. Ангел возмездия громко перечислял грехи людей и затем все, что могло послужить в их оправдание. Немногое можно было сказать в защиту людей, но бог читает в сердцах, видит все смягчающие обстоятельства, знает, что грех бывает вольный и невольный, да и велика милость его, всемилосердного, всеблагого! И рука пастора дрожала, он не смел протянуть ее, чтобы сорвать волос с головы грешника. Слезы ручьем полились из его глаз, слезы жалости и любви, которые могут залить даже огонь преисподней.
        Запел петух.
        - Милосердный боже! Даруй же ты ей тот покой, которого не в силах был доставить я!
        - Я уже обрела его! - сказала тень. - Меня привели к тебе твои жестокие слова, мрачное недоверие к богу и к его творению! Познай же душу людей! Даже в самых злых грешниках жива божья искра! Она теплится в их душе, и ее благодатное пламя сильнее огня преисподней!..
        Тут пастор почувствовал на своих губах крепкий поцелуй: было совсем светло, ясное солнышко светило в окошки; жена его, живая, ласковая и любящая, разбудила его от сна, ниспосланного ему самим богом.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СОСЕДИ
        Право, впору было подумать, будто в пруду что-то случилось, а на самом-то деле ровно ничего. Только все утки, и те, что спокойно дремали себе на воде, и те, что вставали на голову вверх хвостами - они и это умеют, - вдруг заспешили на берег. На мокрой глине запечатлелись следы их лап, и издали еще долго-долго слышалось их кряканье.
        Вода тоже взволновалась, а ведь всего за минуту перед тем она стояла недвижно, отражая в себе, как в зеркале, каждое деревцо, каждый кустик, старый крестьянский дом со слуховыми оконцами и ласточкиным гнездом, а главное - большой розовый куст в полном цвету, росший над водой у самой стены. Только все это стояло в воде вверх ногами, как перевернутая картина. Когда вода взволновалась, одно набежало на другое, и вся картина пропала. На воде тихо колыхались два перышка, оброненных утками; их вдруг словно погнало и закрутило ветром. Но ветра не было, и скоро они опять спокойно улеглись на воде. Сама вода тоже мало-помалу успокоилась, и в ней опять отчетливо отразился домик с ласточкиным гнездом и розовый куст со всеми его розами. Они были чудо как хороши, но сами об этом не знали - им ведь никто об этом не говорил. Солнце просвечивало сквозь их нежные ароматные лепестки, и на душе у роз было так же хорошо, как у нас в минуты тихого счастливого раздумья.
        - Как прекрасна жизнь! - говорили розы. - Одного только хотелось бы нам - поцеловать теплое красное солнышко да вон те розы в воде. Они так похожи на нас! А еще нам хотелось бы расцеловать и тех миленьких птенчиков вон там, внизу. Наверху, над нами, тоже есть птенчики, они высовывают из гнезда головки и попискивают. У них еще нет перышек, как у отца с матерью. Да, славные у нас соседи и вверху и внизу. Ах, как хороша жизнь!
        Птенчики наверху и внизу - нижние-то только отражение верхних - были воробьи, мать и отец их - тоже. Они завладели пустовавшим с прошлого года ласточкиным гнездом и расположились в нем как у себя дома.
        - Что это плавает по воде? Утиные дети? - спросили воробьишки, увидав утиные перья.
        - Не задавайте глупых вопросов! - отвечала воробьихамать. - Не видите разве, что это перья, живое платье, какое ношу и я, какое будет и у вас,
        - только наше-то потоньше! Неплохо бы положить эти перышки в гнездо - они славно греют. Хотелось бы мне знать, чего испугались утки. Должно быть, что-нибудь случилось там под водой, не меня же они испугались... Хотя, положим, я довольно громко сказала вам "Пип!". Тупоголовые розы должны бы знать, что случилось, но они никогда ничего не знают, только глядятся на себя в пруд да пахнут. Ох, как они мне надоели, эти соседи!
        - Послушайте-ка этих милых птенцов наверху! - сказали розы. - Они тоже начинают пробовать голос. Они еще не умеют, но скоро научатся щебетать! То-то радости будет! Приятно иметь таких веселых соседей!
        В это время к пруду подскакала пара лошадей на водопой. На одной сидел верхом деревенский парнишка. На нем ничего не было, он поснимал с себя все, одну только черную шляпу оставил. Она была черная, с широкими полями. Парнишка насвистывал, словно птица, и забрался с лошадьми на самую глубину пруда. Проезжая мимо розового куста, он сорвал розу, заткнул ее за ленту шляпы и теперь воображал себя страсть каким нарядным! Напоив лошадей, он уехал. Оставшиеся розы глядели вслед уехавшей и спрашивали друг друга:
        - Куда это она отправилась?
        Но никто этого не знал.
        - Я бы тоже не прочь пуститься по белу свету! - сказала одна роза. - Только нам и в своей зелени неплохо! Днем солнышко пригревает, ночью небо светится еще краше! На нем много маленьких дырочек, через них и видать!
        Дырочками они считали звезды - розам ведь можно и не знать, что такое звезды.
        - Мы оживляем собою весь дом! - сказала воробьиха. - К тому же ласточкины гнезда приносят счастье, как говорят люди. Вот почему они так рады нам! Но соседи, соседи!.. Этакий вот розовый куст у стены только разводит сырость. Надеюсь, когда-нибудь его уберут отсюда, и на его месте вырастет хлеб. Розы на то только и годны, чтоб любоваться ими да пахнуть, самое большее - торчать в шляпе. От моей матери я слыхала, что они каждый год опадают, и тогда жена крестьянина собирает их и пересыпает солью, причем они получают уже какое-то французское имя, не могу его выговорить, да и без нужды мне. Потом их подогревают на огне, чтобы они были душистее. Вот и все. Они только на то и годятся, чтобы услаждать нос да глаза. Поняли?..
        Настал вечер, в теплом воздухе заплясали комары и мошки, облака окрасились пурпуром, запел соловей. Пел он для роз о том, что красота - это как солнечный свет на земле, что красота живет вечно. А розы думали, что соловей поет о самом себе, и не мудрено, что они так думали. Им и в голову не приходило, что песня эта - о них, они лишь радовались ей и думали: "А не могут ли и все воробьишки стать соловьями?"
        - Мы отлично понимаем, что поет эта птица, - сказали воробьишки. - Вот только одно слово нам непонятно: что такое "красота"?
        - Так, ничего, - отвечала им мать. - Одна видимость! На господском дворе у голубей есть свой дом, там их каждый день угощают горохом и зернами - я, к слову сказать, едала с ними, и вы тоже будете: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, - так вот, там во дворе есть две птицы с зелеными шеями и гребешком на голове. Хвост у них может распускаться, и как распустится - ну что твое колесо, да еще переливается разными красками, так что глазам невтерпеж! Зовут этих птиц павлинами, вот это-то и есть красота. Пообщипать их немножко - и выглядели бы не лучше нашего брата. Я бы их заклевала, не будь они такие большие.
        - Я их заклюю, - сказал самый маленький, совсем еще голенький воробышек.
        В доме жила молодая чета - муж и жена. Они очень любили друг друга; оба были такие работящие и расторопные, и в доме у них было очень нарядно и уютно. Каждое воскресное утро молодая женщина набирала целый букет самых красивых роз и ставила его в кувшине с водой на большой деревянный сундук.
        - Вот я и вижу, что сегодня воскресенье! - говаривал молодой муж и целовал свою милую женушку; потом оба усаживались рядом, а солнце светило в окно, озаряя свежие розы и молодую чету.
        - Глядеть на них тошно! - говорила воробьиха, заглянув из гнезда в комнату, и улетала.
        Так повторялось из воскресенья в воскресенье, ведь свежие розы появлялись в кувшине каждое воскресное утро: розовый куст цвел все так же пышно. Тем временем воробышки уже успели опериться и тоже хотели полетать с матерью, но воробьиха сказала им:
        - Сидите дома!
        И они остались сидеть.
        А она летела, летела, да и попала лапкой в силок из конского волоса, который закрепили на ветке мальчишки-птицеловы. Петля так и впилась воробьихе в лапку, словно хотела перерезать ее, и боль-то была какая, страх-то какой! Мальчишки подскочили и грубо схватили птицу.
        - Простой воробей! - сказали они, но все-таки не выпустили воробьиху, а понесли ее к себе на двор, угощая щелчками по носу всякий раз, как она попискивала.
        А на дворе у них жил в это время старичок, который занимался варкой мыла для бороды и для рук, в шариках и кусках. Веселый такой старичок, вечно переходил с места на место, нигде не задерживался подолгу. Увидел он у мальчишек птицу, услышал, что они собираются выпустить ее на волю - зачем им простой воробей! - и сказал:
        - Постойте! Мы наведем на нее красоту!
        Услыхала это воробьиха и вся задрожала, а - старичок достал из своего ящика, где хранились чудесные краски, сусального золота, велел мальчишкам принести ему яйцо, обмазал белком всю птицу и облепил ее сусальным золотом, так что воробьиха стала вся позолоченная. Но она и не думала о таком великолепии, а только дрожала всем телом. А старичок оторвал лоскут от красной подкладки своей старой куртки, вырезал его зубчиками, как петушиный гребешок, и прилепил воробьихе на голову.
        - Ну вот, теперь глядите, как полетит золотая птица! - сказал старичок, выпустил воробьиху, и она в страхе понеслась прочь. Вот блеску-то было! Все птицы - и воробьи, и даже ворона, которая не вчера родилась, - не на шутку перепугались, но все же пустились вслед за воробьихой, желая знать, что это за важная птица такая.
        - Прраво, диво! Прраво, диво! - каркала ворона.
        - Постой! Постой! - чирикали воробьи.
        Но она не желала останавливаться. В страхе летела она домой, каждую минуту готовая упасть на землю, а птиц, летевших за ней, все прибавлялось и прибавлялось - и малых и больших. Некоторые подлетали к ней вплотную, чтобы клюнуть ее.
        - Ишь ты! Ишь ты! - щебетали и чирикали они.
        - Ишь ты! Ишь ты! - зачирикали и птенцы, когда она подлетела к своему гнезду. - Это, наверное, и есть павлин! Ишь какой цветастый! Глазам невтерпеж, как говорила мать. Пип! Это и есть красота!..
        И они всем скопом принялись клевать ее, так что она никак не могла проскользнуть в гнездо. От ужаса она не могла даже сказать "пип", не то что "я ваша мать". Остальные птицы тоже принялись клевать воробьиху и выщипали у нее все перья. Обливаясь кровью, упала она в самую середину розового куста.
        - Бедная пташка! - сказали розы. - Мы укроем тебя. Склони к нам свою головку!
        Воробьиха еще раз распустила крылья, плотно прижала их к телу и умерла у своих соседок, свежих, прекрасных роз.
        - Пип! - сказали воробышки. - Куда же это запропастилась мамаша? Неужто она нарочно выкинула такую штуку и нам теперь самим придется промышлять о себе? Гнездо она оставила нам в наследство, но вот обзаведемся мы семьями, кому ж из нас им владеть?
        - Да уж для вас здесь места не будет, когда я обзаведусь женой и детьми! - сказал самый младший.
        - А у меня побольше твоего будет и жен и детей! - сказал другой.
        - А я старше вас всех! - сказал третий.
        Воробышки заспорили, захлопали крылышками и ну клевать друг друга... И вдруг - бух! - попадали из гнезда один за другим. Но и лежа на земле врастяжку, они не переставали злиться, кривили головки набок и мигали глазом, который смотрел наверх. Манера дуться у них была своя.
        Летать они кое-как уже умели; поупражнялись еще немножко и порешили расстаться, а чтобы узнавать друг друга при встрече, уговорились шаркать три раза левою ножкой и говорить "пип".
        Гнездом завладел младший и постарался рассесться в нем как можно шире. Теперь он стал в нем полный хозяин, да только ненадолго. Ночью из окон дома полыхнуло пламя и ударило прямо под крышу, сухая солома мгновенно вспыхнула, и весь дом сгорел, а с ним вместе и воробей. Молодые супруги, к счастью, спаслись.
        Наутро взошло солнце, и все вокруг смотрело так, словно освежилось за ночь сладким сном. Только на месте дома осталось лишь несколько черных обгорелых балок, опиравшихся на дымовую трубу, которая теперь была сама себе хозяйка. Пожарище еще сильно дымило, а розовый куст стоял все такой же свежий, цветущий, и каждая роза, каждая ветка отражались в тихой воде.
        - Ах, что за прелесть - розы на фоне сгоревшего дома! - сказал какой-то прохожий. - Прелестнейшая картинка! Непременно надо зарисовать!
        И он достал из кармана небольшую книжку с чистыми белыми страницами и карандаш - это был художник. Живо набросал он карандашом дымящиеся развалины, обгорелые балки, покосившуюся трубу - она заваливалась набок все больше и больше, - а на первом плане цветущий розовый куст. Он и в самом деле был прекрасен, ради него-то и рисовали картину.
        Днем мимо пролетали два воробья, родившихся здесь.
        - А где же дом-то? - сказали они. - Где гнездо? Пип! Все сгорело, и наш крепыш-братец тоже. Это ему за то, что он забрал себе гнездо. А розы таки уцелели! По-прежнему красуются своими красными щеками. У соседей несчастье, а им небось и горюшка мало! И заговаривать-то с ними нет охоты. Да и скверно тут стало - вот мое мнение!
        И они улетели.
        А как-то осенью выдался чудесный солнечный день - впору было подумать, что лето в разгаре. На дворе перед высоким крыльцом барской усадьбы было так сухо, так чисто; тут расхаживали голуби - и черные, и белые, и сизые; перья их так и блестели на солнце. Старые голубки-мамаши топорщили перышки и говорили молоденьким:
        - В грруппы, в грруппы!
        Так ведь было красивее и виднее.
        - А кто эти серенькие крошки, что шмыгают у нас под ногами? - спросила старая голубка с зеленовато-красными глазами. - Эти серрые крошки!.. Серрые крошки!..
        - Это воробышки! Хорошие птички! Мы ведь всегда славились своей кротостью, пусть поклюют с нами! Они никогда не вмешиваются в разговор и так мило шаркают лапкой.
        Воробьи и в самом деле шаркали лапкой. Каждый из них шаркнул три раза левою лапкой и сказал "пип". Вот почему все сейчас же узнали друг друга
        - это были три воробья из сгоревшего дома: третий-то, оказывается, остался жив.
        - Изрядно тут кормят! - сказали воробьи.
        А голуби гордо ходили друг вокруг друга, выпячивали грудь, судили да рядили.
        - Видишь вон ту зобастую? Видишь, как она глотает горох? Ей достается слишком много! Ей достается самое лучшее! Курр! Курр! Висишь, какая она плешивая? Видишь эту хорошенькую злюку? - И глаза у всех делались красными от злости. - В грруппы! В грруппы! Серрые крошки! Серрые крошки! Курр! Курр!..
        Так шло у них беспрерывно, и будет идти еще тысячу лет.
        Воробьи как следует ели, как следует слушали и даже становились было в группы, только это им не шло. Насытившись, они ушли от голубей и стали перемывать им косточки, потом шмыгнули под забором прямо в сад. Дверь в комнату, выходившую в сад, была отворена, и один из воробьев, переевший, а потому очень храбрый, вспрыгнул на порог.
        - Пип! - сказал он. - Какой я смелый!
        - Пип! - сказал другой. - А я еще смелее!
        И он прыгнул за порог. В комнате никого не было. Это отлично заметил третий воробышек, залетел в глубину комнаты и сказал:
        - Входить так входить или вовсе не входить! Вот оно какое чудное, это человечье гнездо! А это что здесь поставлено? Нет, что же это такое?
        Прямо перед ними цвели розы, отражаясь в воде, а рядом, опираясь на готовую упасть трубу, торчали обгорелые балки.
        - Нет, что бы это могло быть? Как это сюда попало?
        И все три воробья захотели перелететь через розы и трубу, но ударились прямо об стену. И розы, и труба были нарисованные - большая великолепная картина, которую художник написал по своему наброску.
        - Пип! - сказали друг другу воробьи. - Это так, ничего! Одна видимость! Пип! Это красота! Можете вы это понять? Я не могу!
        Тут в комнату вошли люди, и воробьи упорхнули.
        Шли дни и годы. Голуби продолжали ворковать, если не сказать ворчать,
        - злющие птицы! Воробьи мерзли и голодали зимой, а летом жили привольно.
        Все они обзавелись семьями, или поженились, или как там еще это назвать. У них были птенцы, и каждый, разумеется, был прекраснее и умнее всех птенцов на свете. Все они жили в разных местах, а если встречались, то узнавали друг друга по троекратному шарканью левой ногой и по приветствию "пип". Самой старшей из воробьев, родившихся в ласточкином гнезде, была воробьиха. Она осталась в девицах, и у нее не было ни своего гнезда, ни птенцов. И вот ей вздумалось отправиться в какойнибудь большой город, и она полетела в Копенгаген.
        Близ королевского дворца, на самом берегу канала, где стояли лодки с яблоками и глиняной посудой, увидела она большой разноцветный дом. Окна, широкие внизу, суживались кверху. Воробьиха посмотрела в окно, посмотрела в другое, и ей показалось, будто она заглянула в чашечки тюльпанов: все стены так и пестрели разными рисунками и завитушками, а в середине каждого тюльпана стояли белые люди: одни из мрамора, другие из гипса, но для воробья что мрамор, что гипс - все едино. На крыше здания стояла бронзовая колесница с бронзовыми конями, которыми правила богиня победы. Это был музей Торвальдсена.
        - Блеску-то, блеску! - сказала воробьиха. - Это, верно, и есть красота. Пип! Но тут она побольше павлина.
        Воробьиха еще с детства помнила, как мать рассказывала о самой большой красоте, какую ей довелось увидеть. Затем она слетела вниз, во двор. Там тоже было чудесно. На стенах были нарисованы пальмы и разные ветви, а посреди двора стоял большой цветущий розовый куст. Он склонял свои свежие ветви, усыпанные розами, к могильной плите. Воробьиха подлетела к ней, увидав там еще нескольких воробьев. "Пип"! И она трижды шаркнула левою лапкой. Этим приветствием она из года в год встречала всех воробьев, но никто не понимал его - раз расставшиеся встречаются не каждый день, - и теперь она повторила его просто по привычке. А тут глядь - два старых воробья и один молоденький тоже шаркнули трижды левою лапкой и сказали "пип".
        - А, здравствуйте, здравствуйте!
        Оказывается, это были два старых воробья из ласточкиного гнезда и один молодой отпрыск.
        - Так вот где мы встретились! - сказали они. - Место тут знаменитое, вот только поживиться нечем! Вот она, красота-то! Пип!
        Из боковых комнат, где стояли великолепные статуи, выходило во двор много людей. Все подходили к каменной плите, под которой покоился великий мастер, изваявший все эти мраморные статуи, и долго-долго стояли возле нее молча, с задумчивым, но светлым выражением на лице. Некоторые собирали опавшие розовые лепестки и прятали их на память. Среди посетителей были и прибывшие издалека - из Англии, Германии, Франции. Самая красивая из дам взяла одну розу и спрятала ее у себя на груди. Видя все это, воробьи подумали, что здесь царствуют розы и что все здание построено исключительно для них. По мнению воробьев, это было уж слишком большою честью для роз, но так как все люди выказывали им такое уважение, то и воробьи не захотели отставать от них.
        - Пип! - сказали они и принялись мести землю хвостами, косясь на розы одним глазом. Прошло немного времени, и они узнали в розах своих старых соседей. И это действительно было так. Художник, срисовавший розовый куст и обгорелые развалины дома, выпросил у хозяев позволение выкопать куст и подарил его строителю музея. Прекраснее этих роз не было на свете, и строитель посадил весь куст на могиле Торвальдсена. И теперь розы цвели над ней как живое воплощение красоты и отдавали свои алые душистые лепестки на память людям, приезжавшим сюда из далеких стран.
        - Вас определили на должность здесь в городе? - спросили воробьи, и розы кивнули им: они тоже узнали своих сереньких соседей и очень обрадовались встрече с ними.
        - Как хороша жизнь! - сказали они. - Жить, цвести, встречаться со старыми друзьями, ежедневно видеть вокруг себя ласковые лица! Тут каждый день словно великий праздник.
        - Пип! - сказали воробьи между собой. - Да это и вправду наши старые соседки. Мы-то знаем, откуда они взялись - с деревенского пруда! Пип! Ишь, в какую честь попали! Вот уж истинно счастье дается иным во сне. И что хорошего в этих красных кляксах, ума не приложу. А вон торчит увядший лепесток. Видим, видим!
        И они клевали его до тех пор, пока он не упал, но розовый куст стоял все такой же свежий и зеленый. Розы благоухали на солнце над могилой Торвальдсена и склонялись к самой плите, как бы венчая своей красотой его бессмертное имя.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СОСНОВАЯ ШИШКА
        Светлый вечер в осеннем лесу.
        Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.
        - Вода, вода, куда ты бежишь? - спросил Заяц.
        - С камушка на камушек по камушкам бегу! "По камушкам. Хорошо ей! - подумал Заяц. - Вот бы мне так!"
        Пришел Муравей.
        - Ты что бродишь? - спросил Заяц. - Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?
        - Надо, - сказал Муравей. Зачерпнул ведерком воды и пошел.
        - Стой! Давай поговорим, - сказал Заяц. Муравей остановился:
        - О чем?
        - О чем хочешь.
        - Некогда мне разговаривать, - сказал Муравей. - Воду надо нести. - И ушел.
        - Вот жизнь! - вздохнул Заяц. - Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадется, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.
        - А ты со мной поговори, - сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья.
        - Я - старая, много всего видала.
        - Что же ты видела? - спросил Заяц.
        - Небо, - сказала Шишка.
        - Кто ж его не видел? Вот оно!
        - Не-ет, я там была, высоко, - вздохнула Шишка.
        - Меня Ветер любил.
        Прилетит, бывало: "Здравствуй, Шишка!" - "Здравствуй, говорю, где пропадал?"
        - "К морю летал, корабли двигал". Во как! А ты чего скучный такой?
        - Не знаю, - сказал Заяц.
        - Эх, жизнь была! Утречком проснешься - весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет.
        Ветер прилетит - шумим-веселимся!.. А ночью - звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну.
        Зеленая такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. "Полетим, говорит, к звезде, Шишка!" - "Так далеко же!" - "Это нам нипочем!" Возьмет в объятья и понесет.
        - Хорошо говоришь, бабушка, - вздохнул Заяц.
        - Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?
        - А где ж он теперь, Ветер?
        - Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?
        - Грустно тебе, бабушка?
        - Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звездочку зеленую увижу - Ветер вспоминаю.
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        СОСУЛЬКА - ПЛАКСА
        На крыше висела длинная толстая сосулька. У нее был ужасный характер. Она просыпалась утром и ныла. Если светило солнышко, ей было жарко. Если было пасмурно, ей холодно. Если ветер - ей зябко, если ветра нет - ей душно. Утром ей через, чур, светло, вечером слишком темно и ничего не видно. Соседние сосульки терпели изо всех сил, потом просили ее замолчать. И вот тут наступала кульминация! Она начинала моргать ресницами, морщить брови, часто дышать и, наконец, разражалась безудержным плачем. «Меня никто не любит!» - голосила при этом сосулька, - никто не уважает! Меня даже слушать не хотят!» Плакать сосулька могла долго и с удовольствием. (Правда она от этого худела). Соседние сосульки затыкали уши, отворачивались, но никуда не могли деться. Успокоившись, сосулька отдыхала чуть-чуть и заводила все с начала.
        - Ты делаешь хуже только себе, - сказал однажды сосульке воробей - посмотри, как ты исхудала. Скоро от тебя ничего не останется!
        - Я уже почти успокоилась - объявила сосулька, - а тут прилетел вот он - сосулька ткнула пальцем в воробья - и испортил все настроение! У-у-у-а-а-а-а!
        Воробей повернулся и улетел.
        С каждым днем сосулька становилась меньше и меньше. Лужица под ней больше и больше, пока однажды сосулька не растаяла совсем.
        - Ты где? - крикнули сверху соседние сосульки.
        - Я здесь - ответил голос из лужи - Ух ты! Я такая странная, такая необычная! Я мокрая и двигаюсь.
        Какое-то время из лужи неслось кряхтение и оханье.
        - Эй! - раздался знакомый голос - кажется, я разучилась плакать!
        По крыше пронесся вздох облегчения.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СПАСИТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ
        Жил некогда один раджа. Он очень любил слушать, как звездочеты предсказывают по звездам судьбу.
        Однажды в столицу его государства прибыл один мудрый старый звездочет, который совершал паломничество в Бенарес( Бенарес - "священный город" индусов; центр индуистского богословия, место паломничества приверженцев этой религии.)
        . Раджа приказал немедленно позвать этого мудреца.
        Когда звездочет явился в царский дворец, раджа пожелал услышать, что ждет его, раджу, в будущем.
        На беду, гороскоп, составленный мудрецом, не предвещал ничего утешительного. Раджа страшно разгневался и тут же приказал казнить звездочета.
        - Тебя ждет смерть! - крикнул раджа.- Для всеобщего спокойствия будет лучше, чтобы таких людей, как ты, не было на свете!
        Но прежде чем послать мудреца на виселицу, раджа решил еще раз испытать его.
        - Можешь ли ты определить, сколько тебе осталось жить? - спросил он.
        "Если я скажу ему, что проживу еще долго, он казнит меня сегодня же, чтобы доказать, какой я плохой прорицатель",- подумал мудрец и после некоторого размышления ответил:
        - О владыка! Звезды предсказывают, что мне суждено умереть лишь на одну неделю раньше вас. Поэтому сейчас я прощаюсь с вами, но скоро мы увидимся в ином мире, и я постараюсь достойно вас там встретить. Велите же поскорее отправить меня туда!
        Услышав такой ответ, раджа пришел в неистовую ярость.
        - Вон из моего дворца! - завопил он, сверкая глазами.- Увести этого шарлатана и впредь никогда не пускать его сюда!
        А мудрецу только того и надо было. И он поспешил отправиться своей дорогой, приговаривая: "Была бы цела голова - тогда и беда не страшна".
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        СПОР
        Поспорили как-то вода и огонь, кто из них главнее. « Без меня не было бы жизни на земле, - задавалась вода, - все погибли бы от жажды». « Без меня все бы замерзли, - отвечал огонь - только я могу согреть холодной зимней ночью». «Звери бояться подойти к тебе - продолжала вода - люди смотрят на тебя с опаской ». « Да, но и ты можешь быть опасной, -возражал огонь, - Штормы, цунами, наводнения - это все твои проделки. Люди смотрят на меня с опаской! Ты права! Но без меня у них не будет вкусной горячей еды, так что без меня не обойтись». Так они спорили много дней и ночей. Наконец вода разозлилась: «Сейчас я залью огонь, - решила она - Посмотрим тогда кто кого!» Вода выплеснулась на огонь. Огонь погас, а вода превратилась в пар.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СПОР ОГНЯ И ВОДЫ.
        Раз поспорили огонь и вода, кто из них больше пользы приносит.Вода сказала:" я могу потушить тебя".А огонь сказал, что он может испарить воду.Они спорили,спорили и не доспорили.В том месте проходила черепаха и объяснила им, что спором ни чего не добьешься.С тех пор они жили весело и дружно.
        БЕСОЛОВ АЛАН 8 ЛЕТ
        СПОРТИВНАЯ ЖИЗНЬ
        Тапочки проснулись от того, что кто-то стонал.
        - Ах-ой-о-оо-ох - доносилось с нижнего этажа галошницы - О-е-е-ей!
        Тапочки испугались.
        - Что это? - спросил левый
        - Кто это? - спросил правый
        - Это бутсы, - ответили сверху мамины сапоги.
        - Какие бутсы - удивились тапочки
        - Футбольные. У них сезон начался. Мышцы болят - объяснили сапоги.
        Надо сказать, что тапочки ничего не понимали. Какой сезон? Какие мышцы? Почему они болят? Но они очень хотели спать, и пусть бы этот сезон, от которого стонут по ночам, сейчас сразу и закончился. Все это они, высунувшись со своего этажа, прокричали бутсам вниз. Но стоны не прекратились, и даже стали еще жалобнее.
        -Нет - вмешались снова мамины сапоги - сезон только летом закончится. Летом у нас каникулы. Они в лагерь едут, а мы на антресолях живем.
        - И что? - спросили тапочки в ужасе - до лета они так и будут?!
        - Нет - ответили сапоги - скоро перестанут. Это они с непривычки.
        Действительно, на следующий день бутсы стонали громче, через день еще громче, а потом перестали.
        -Натренировались - объяснили сапоги - теперь будут охать.
        Да, характер у бутс был, честно сказать, тяжелый. Они возвращались с тренировки, залезали в галошницу и жаловались:
        - Болят шнурки, - говорил один
        - Шнурки болят, - соглашался другой.
        - Подошва отваливается.
        - Задник погнулся.
        - Что за жизнь!
        - Ну что вы все жалуетесь! - не выдержали как-то раз тапочки - сколько можно ныть!
        Бутсы как будто этого и ждали:
        - Да?! - закричал один - а вы идите, побегайте по грязи и лужам. Посмотрим, что от вас останется.
        - Мы все промокли - добавил другой.
        - А то сидят тут в тепле, на улицу не выходят - бушевал один.
        - Мы - домашняя обувь - оправдывались тапочки.
        - Вот и помалкивайте - приказал левый бутс - были бы на нашем месте, от вас давно бы и стельки не осталось. А мы! Мы добываем славу на полях спортивных сражений! - бутс надулся и очень гордился собой - а всякие там домашние…
        Тапочки уже были сами не рады, что связались с такими склочными бутсами. Они давно уже молчали, а бутсы еще долго возмущались, обращаясь уже ко всем жителям галошницы.
        - Не обращайте внимания, - прошептали тапочкам ботинки - это у них амбиции. В спорте без них нельзя.
        Но вот однажды бутсы вернулись домой в прекрасном настроении.
        - Как я его, а? - радовался один
        - А я! Ты видел, видел? - ликовал другой
        - А мой удар! И прямо в ворота, куда же еще!
        - А этот, ты видел, видел! Бежит прямо на меня. А я его обвел справа, тоже мне игрок! Салага!
        Вся галошница притихла и слушала их разговор.
        - Что произошло? - робко спросили мамины сапоги
        Довольные бутсы посмотрели друг на друга, потом на своих соседей.
        - Ну, это… Как его - мялся один
        - Ну, там, это самое - мямлил другой
        - Ну, в общем, мы победили!!! - сказали они хором, и вся галошница взорвалась аплодисментами. В эту ночь бутсы заснули счастливыми.
        Шло время. Бутсы уже совершенно перестали стонать и охать по ночам. Иногда они приходили уставшие и сразу засыпали, иногда они приходили злые, и все знали, что игра не удалась. Но все чаще и чаще они приходили счастливые. Время летит очень быстро, и скоро кончился спортивный сезон. Бутсы отправились на антресоли, а к осени нога у мальчика выросла, и ему купили новые. Как - то раз бабушка разбирала
        антресоль и нашла бутсы: « На помойку!» - сказала она решительно. Бутсы почувствовали, как болит душа. Они прижались друг к другу, стараясь поддержать один другого и утешить.
        - Может все не так страшно, - говорил один
        Но второй отвечал:
        - Нет, помойка - это очень, очень страшно!
        Но мальчик услышал бабушку, и сказал:
        - Не надо, бабушка, на помойку. Пусть они будут у нас. Ведь в них я первый раз стал чемпионом.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
        Жили на свете король с королевой. Детей у них не было, и это их так огорчало, так огорчало, что и сказать нельзя. И вот наконец, когда они совсем потеряли надежду, у королевы родилась дочка.
        Можете себе представить, какой праздник устроили по случаю её рождения, какое множество гостей пригласили во дворец, какие подарки приготовили!..
        Но самые почётные места за королевским столом были оставлены для фей, которые в те времена ещё жили кое-где на белом свете.
        Все знали, что эти добрые волшебницы, стоит им только захотеть, могут одарить новорождённую такими драгоценными сокровищами, каких не купишь за всё богатство мира. А так как фей было семь, то маленькая принцесса должна была получить от них не меньше семи чудесных даров.
        Перед феями поставили великолепные обеденные приборы: тарелки из лучшего фарфора, хрустальные кубки и по ящичку из литого золота. В каждом ящичке лежали ложка, вилка и ножик, тоже из чистого золота, и притом самой тонкой работы.
        И вдруг, когда гости уселись за стол, дверь отворилась и вошла старая фея — восьмая по счёту, — которую забыли позвать на праздник.
        А забыли её позвать потому, что уже больше пятидесяти лет она не выходила из своей башни, и все думали, что она умерла.
        Король сейчас же приказал подать ей прибор. Не прошло и минуты, как слуги поставили перед старой феей тарелки из самого тонкого расписного фарфора и хрустальный кубок.
        Но золотого ящичка с ложкой, вилкой и ножиком на её долю не хватило. Этих ящичков было приготовлено всего семь — по одному для каждой из семи приглашённых фей. Вместо золотых старухе подали обыкновенную ложку, обыкновенную вилку и обыкновенный ножик.
        Старая фея, разумеется, очень обиделась. Она подумала, что король с королевой — невежливые люди и встречают её не так почтительно, как следовало бы. Отодвинув от себя тарелку и кубок, она пробормотала сквозь зубы какую-то угрозу.
        К счастью, юная фея, которая сидела рядом с ней, вовремя услышала её бормотание. Опасаясь, как бы старуха не вздумала наделить маленькую принцессу чем-нибудь очень неприятным — например, длинным носом или длинным языком, — она, чуть только гости встали из-за стола, пробралась в детскую и спряталась там за пологом кроватки. Юная фея знала, что в споре обычно побеждает тот, за кем остаётся последнее слово, и хотела, чтоб её пожелание было последним.
        И вот наступила самая торжественная минута праздника: феи вошли в детскую и одна за другой стали преподносить новорождённой дары, которые они для неё припасли.
        Одна из фей пожелала, чтобы принцесса была прекраснее всех на свете. Другая наградила её нежным и добрым сердцем. Третья сказала, что она будет расти и цвести всем на радость. Четвёртая обещала, что принцесса научится превосходно танцевать, пятая — что она будет петь, как соловей, а шестая — что она будет играть одинаково искусно на всех музыкальных инструментах.
        Наконец очередь дошла до старой феи. Старуха наклонилась над кроваткой и, тряся головой больше от досады, чем от старости, сказала, что принцесса уколет себе руку веретеном и от этого умрёт.
        Все так и вздрогнули, узнав, какой страшный подарок,приго- товила для маленькой принцессы злая колдунья. Никто не мог удержаться от слёз.
        И вот тут-то из-за полога появилась юная фея и громко сказала:
        — Не плачьте, король и королева! Ваша дочь останется жива. Правда, я не так сильна, чтобы сказанное слово сделать несказанным. Принцесса должна будет, как это ни грустно, уколоть себе руку веретеном, но от этого она не умрёт, а только заснёт глубоким сном и будет спать целых сто лет — до тех пор, пока её не разбудит прекрасный принц.
        Это обещание немного успокоило короля и королеву.
        И всё же король решил попытаться уберечь принцессу от несчастья, которое предсказала ей старая злая фея. Для этого он под страхом смертной казни запретил всем своим подданным прясть пряжу и хранить у себя в доме веретёна и прялки.
        Прошло пятнадцать или шестнадцать лет. Как-то раз король с королевой и дочерью отправились в один из своих загородных дворцов.
        Принцессе захотелось осмотреть древний замок. Бегая из комнаты в комнату, она наконец добралась до самого верха дворцовой башни.
        Там, в тесной каморке под крышей, сидела за прялкой какая-то старушка и преспокойно пряла пряжу. Как это ни странно, она ни от кого ни слова не слыхала о королевском запрете.
        — Что это вы делаете, тётушка? — спросила принцесса, которая в жизни не видывала прялки.
        — Пряду пряжу, дитя моё, — ответила старушка, даже не догадываясь о том, что говорит с принцессой.
        — Ах, это очень красиво! — сказала принцесса. — Дайте я попробую, выйдет ли у меня так же хорошо, как у вас.
        Она быстро схватила веретено и едва успела прикоснуться к нему, как предсказание злой феи исполнилось: принцесса уколола палец и упала замертво.
        Перепуганная старушка принялась звать на помощь. Люди сбежались со всех сторон.
        Чего только они ни делали: брызгали принцессе в лицо водой, хлопали ладонями по её ладоням, тёрли виски душистым уксусом, — всё было напрасно. Принцесса даже не пошевельнулась.
        Побежали за королём. Он поднялся в башню, поглядел на дочку и сразу понял, что несчастье, которого они с королевой так опасались, не миновало их.
        Утирая слёзы, приказал он перенести принцессу в самую красивую залу дворца и уложить там на постель, украшенную серебряным и золотым шитьём.
        Трудно описать словами, как хороша была спящая принцесса. Она нисколько не побледнела. Щёки у неё оставались розовыми, а губы красными, точно кораллы.
        Правда, глаза у неё были плотно закрыты, но слышно было, что она тихонько дышит. Стало быть, это и в самом деле был сон, а не смерть.
        Король приказал не тревожить принцессу до тех пор, пока не наступит час её пробуждения.
        А добрая фея, которая спасла его дочь от смерти, пожелав ей столетнего сна, была в то время очень далеко, за двенадцать тысяч миль от замка. Но она сразу же узнала об этом несчастье от маленького карликаскорохода, у которого были семимильные сапоги.
        Фея сейчас же пустилась в путь. Не прошло и часу, как её огненная колесница, запряжённая драконами, уже появилась возле королевского дворца. Король подал ей руку и помог сойти с колесницы.
        Фея, как могла, постаралась утешить короля и королеву. Но, утешая их, она в то же время думала о том, как грустно будет принцессе, когда через сто лет бедняжка проснётся в этом старом замке и не увидит возле себя ни одного знакомого лица.
        Чтобы этого не случилось, фея сделала вот что.
        Своей волшебной палочкой она прикоснулась ко всем, кто был во дворце, — кроме короля и королевы. А были там придворные дамы и кавалеры, гувернантки, горничные, дворецкие, повара, поварята, скороходы, солдаты дворцовой стражи, привратники, пажи и лакеи.
        Дотронулась она своей палочкой и до лошадей на королевской конюшне, и до конюхов, которые расчёсывали лошадям хвосты. Дотронулась до больших дворовых псов и до маленькой кудрявой собачки, по прозвищу Пуфф, которая лежала у ног спящей принцессы.
        И сейчас же все, кого коснулась волшебная палочка феи, заснули. Заснули ровно на сто лет, чтобы проснуться вместе со своей хозяйкой и служить ей, как служили прежде. Заснули даже куропатки и фазаны, которые поджаривались на огне. Заснул вертел, на котором они вертелись. Заснул огонь, который их поджаривал.
        И всё это случилось в одно-единое мгновение. Феи знают своё дело: взмах палочки — и готово!
        Не заснули только король с королевой. Фея нарочно не коснулась их своей волшебной палочкой, потому что у них были дела, которые отложить на сто лет нельзя.
        Утирая слёзы, они поцеловали свою спящую дочку, простились с ней и тихо вышли из залы.
        Возвратившись к себе в столицу, они издали указ о том, чтобы никто не смел приближаться к заколдованному замку.
        Впрочем, и без того к воротам замка невозможно было подойти. В какие-нибудь четверть часа вокруг его ограды выросло столько деревьев, больших и маленьких, столько колючего кустарника — терновника, шиповника, остролиста, — всё это так тесно переплелось ветвями, что никто не мог пробраться сквозь такую чащу.
        И только издали, да ещё с горы, можно было увидеть верхушки старого замка.
        Всё это фея сделала для того, чтобы ни человек, ни зверь не потревожили покой спящей принцессы.
        Прошло сто лет. Много королей и королев сменилось за эти годы.
        И вот в один прекрасный день сын короля, который царствовал в то время, отправился на охоту.
        Вдалеке, над густым дремучим лесом, он увидел башни какого-то замка.
        — Чей это замок? Кто в нём живёт? — спрашивал он у прохожих, попадавшихся ему по дороге.
        Но никто не мог ответить толком. Каждый повторял только то, что сам слышал от других. Один говорил, что это старые развалины, в которых поселились блуждающие огоньки. Другой уверял, что там водятся драконы и ядовитые змеи. Но большинство сходилось на том, что старый замок принадлежит свирепому великану-людоеду.
        Принц не знал, кому и верить. Но тут к нему подошёл старый крестьянин и сказал, кланяясь:
        — Добрый принц, полвека тому назад, когда я был так же молод, как вы сейчас, я слыхал от моего отца, что в этом замке спит непробудным сном прекрасная принцесса и что спать она будет ещё полвека, до тех пор, пока благородный и отважный юноша не придёт и не разбудит её.
        Можете себе представить, что почувствовал принц, когда услышал эти слова! Сердце у него в груди так и загорелось. Он сразу решил, что ему-то и выпало на долю счастье пробудить от сна прекрасную принцессу.
        Недолго думая принц дёрнул поводья и поскакал туда, где виднелись башни старого замка.
        И вот перед ним заколдованный лес. Принц соскочил с коня, и сейчас же высокие деревья, заросли колючего кустарника — всё расступилось, чтобы дать ему дорогу. Словно по длинной, аллее, пошёл он к воротам замка.
        Принц шёл один. Никому из его свиты не удалось догнать его: деревья, пропустив принца, сразу же сомкнулись за его спиной, а кусты опять переплелись ветвями. Это могло бы испугать кого угодно, но принц был молод и смел. К тому же ему так хотелось разбудить прекрасную принцессу, что он и думать забыл обо всякой опасности.
        Ещё сотня шагов — и он очутился на просторном дворе перед замком. Принц посмотрел направо, налево, и кровь похолодела у него в жилах. Вокруг него лежали, сидели, стояли, прислонившись к стене, какие-то люди в старинной одежде. Все они были неподвижны, как мертвые.
        Но, вглядевшись в красные, лоснящиеся лица привратников, принц понял, что они вовсе не умерли, а просто спят. В руках у них были кубки, а в кубках ещё не высохло вино. Должно быть, сон застиг их в ту минуту, когда они собирались осушить чаши до дна.
        Принц миновал большой двор, вымощенный мраморными плнтами, поднялся по лестнице и вошёл в первую комнату. Там, выстроившись в ряд и опершись на свои алебарды, храпели вовсю воины дворцовой стражи.
        Он прошёл целый ряд богато убранных покоев. В каждом из них вдоль стен и вокруг столов принц видел множество разодетых дам и нарядных кавалеров. Все они тоже крепко спали, кто стоя, кто сидя.
        -И вот перед ним наконец комната с золочёными стенами и золочёным потолком. Он пошёл и остановился.
        На постели, полог которой был откинут, покоилась прекрасная юная принцесса лет пятнадцати-шестнадцати (если не считать того столетия, которое она проспала).
        Принц невольно закрыл глаза: красота её так сияла, что даже золото вокруг неё казалось тусклым и бледным. Он тихо приблизился и опустился перед ней на колени.
        В это самое мгновение час, назначенный доброй феей, пробил.
        Принцесса проснулась, открыла глаза и взглянула на своего избавителя.
        — Ах, это вы, принц? — сказала она. — Наконец-то! Долго же вы заставили ждать себя...
        Не успела она договорить эти слова, как всё кругом пробудилось.
        Первая подала голос маленькая собачонка, по прозвищу Пуфф, которая лежала у ног принцессы. Она звонко затявкала, увидев незнакомого человека, и со двора ей ответили хриплым лаем сторожевые псы.
        Заржали в конюшне лошади, заворковали голуби под крышей. Огонь в печи затрещал что было мочи, и фазаны, которых поварята не успели дожарить сто лет тому назад, зарумянились в одну минуту.
        Слуги под присмотром дворецкого уже накрывали на стол в зеркальной столовой. А придворные дамы в ожидании завтрака поправляли растрепавшиеся за сто лет локоны и улыбались своим заспанным кавалерам.
        В комнате дворцовой стражи воины снова занялись своим обычным делом — затопали каблуками и загремели оружием.
        А привратники, сидевшие у входа во дворец, наконец осушили кубки и опять наполнили их добрым вином, которое за сто лет стало, конечно, старше и лучше.
        Весь замок — от флага на башне до винного погребаожил и зашумел.
        А принц и принцесса ничего не слышали. Они глядели друг на друга и не могли наглядеться. Принцесса позабыла, что ничего не ела уже целый век, да и принц не вспоминал о том, что у него с утра не было во рту маковой росинки. Они разговаривали целых четыре часа и не успели сказать даже половины того, что хотели. Но все остальные не были влюблены и поэтому умирали от голода.
        Наконец старшая фрейлина, которой хотелось есть так же сильно, как и всем другим, не вытерпела и доложила принцессе, что завтрак подан.
        Принц подал руку своей невесте и повёл её в столовую.
        Принцесса была великолепно одета и с удовольствием поглядывала на себя в зеркала, а влюблённый принц, разумеется, ни слова не сказал ей о том, чтo фасон её платья вышел из моды по крайней мере сто лет назад и что такие рукава и воротники не носят со времён его прапрабабушки.
        Впрочем, и в старомодном платье она была лучше всех на свете.
        Жених с невестой уселись за стол. Самые знатные кавалеры подавали им различные кушанья старинной кухни. А скрипки и гобои играли для них прелестные, давно забытые песни прошлого века.
        Придворныи поэт тут же сочинил новую, хотя немного старомодную песню о прекрасной принцессе, которая сто лет проспала в заколдованном лесу. Песня очень понравилась тем, кто её слышал, и с тех пор её стали петь все от мала до велика — от поварят до королей.
        А кто не умел петь песни, тот рассказывал сказку. Сказка эта переходила из уст в уста и дошла наконец до нас с вами.
        ШАРЛЬ ПЕРРО
        СТАРАЯ ГРУСТНАЯ НЕ-СКАЗИЛКА
        Серый тусклый вечер серого тусклого дня. Темно. Мокро. Низкие тучи почти ложатся на крыши домов. Глупый одинокий щенок карабкается по ступенькам на чердак. Он просовывает удивленную мордочку в дверь, которую кто-то оставил открытой и разглядывает пыльные чердачные внутренности. Обходит какие-то сломанные двери и витки проводов. Чихает. Из разбитого окошка тянет влажным воздухом. Старая чердачная кошка щурит на него глаза и перестает облизывать лапу. Она подходит к нему и делает пару кругов. Щенок усаживается и с немым восхищением смотрит на диковинного зверя. Кошка взмахивает хвостом и выходит в окошко. Щенок, помедлив, вылезает за ней. Мокрая гремящая жесть скользит под лапами. Щенок предательски сползает к краю крыши. Кошка наблюдает. У щенка кружится голова. Коготки цокают по металлу. Страшно. Щенок повизгивает и смотрит на странного зверя. В ночном воздухе чайка взгрохатывает крыльями и падает вниз. Щенок закрывает глаза и сидит так, пока сердце загнанно бьется в ушах. Открывает глаза. Кошка уходит вдаль по гребню крыши. Щенок, перемазанный в чердачной пыли, медленно спускается по лестнице.
Ступенька за ступенькой. Дверь квартиры приоткрыта. Кто-то стоит на площадке, перевесившись через перила и кричит: "Ну что, он там?.." Снизу что-то неразборчиво отвечают. Щенок входит в полосу света и зажмуривается. Его хватают на руки и задают сотню вопросов. Кричат вниз. Слегка шлепают. Несут мыться и чиститься. Потом он долго лежит на коврике в темноте и не может уснуть. Рядом лежат пожеванный медвежонок и мячик. Ткнуть мячик носом. Утащить медвежонка с собой. Все не то. Не так. Неправильно. А потом щенок засыпает. И ему снятся сны, от которых он повизгивает и дрыгает лапками. Сны про чердачную кошку, про мокрую скользкую крышу и птицу, которая упала.
        ЕВА ОРЛОВСКАЯ
        СТАРУХА И ГОРШКИ
        Жила-была старуха. Пошла она однажды к горшечнику и купила четыре горшка. Вернулась домой, поставила горшки на полку, а сама достала из кувшина муку и принялась печь лепешки. Здоровья старуха была слабого,ходила сгорбившись. Работать ей было трудно. Месит она тесто и думает о своей горькой доле: “Вот был бы у меня сынок, пошел бы он сейчас жать пшеницу”. Сказала это старуха вслух и тяжело вздохнула. Услышали ее слова горшки, что стояли на полке, закачались, застучали друг о друга, будто переговариваясь. А старуха опять тяжело вздохнула. Тогда один горшок, который стучал громче всех, закачался еще сильнее. И старуха вдруг услышала: - Матушка! Матушка! Я пойду в поле жать пшеницу! Осмотрелась старуха - никого нет.А голос раздается снова: - Матушка! Матушка! Я пойду в поле жать пшеницу! - Кто здесь? Кто это говорит? - удивилась старуха. А горшок соскочил с полки и вприпрыжку подкатился к старухе. - Это я, матушка! Я! Увидела старуха горшок, и все ее морщинки засияли от улыбки: - Да как же это ты, проказник,сможешь пшеницу жать? - А вот посмотришь, матушка. Я вмиг управлюсь! - И горшок вприпрыжку
выкатился из дома. Докатился он до дома деревенского старосты и закричал: - Староста, староста! Возьми меня в работники, я буду пшеницу жать! Посмотрел староста своими маленькими глазками на горшок: - Ишь ты, самого от земли не видно, а в работники наниматься хочет! - усмехнулся он. Затянулся он из своей трубки, подержал дым во рту, потом дунул на горшок и сказал:
        - Где уж тебе пшеницу жать. Убирайся-ка, покуда цел!
        - А вот посмотришь, староста, каков я! Укажи мне поле, на котором надо пшеницу жать! Рассмеялся староста:
        - Ты хоть и мал, да, видно, удал. Так и быть, иди в поле. У меня пятьдесят бигхов (Бигх - единица земельной площади; один бигх равен 0,25 га.) земли под пшеницей. Посмотрим, как ты жнешь.
        Покатился горшок в поле. Но едва лишь он успел скрыться из глаз, как тотчас же вернулся обратно. Посмотрел староста - пшеница сжата и связана в снопы, а снопы уже лежат на гумне. Подивился он:
        - Ну и чудеса! Дела хватило бы на многих работников, а тут один миг - и готово! Ни забот, ни хлопот!
        И обратился староста к горшку:
        - Подойди-ка, дружок, ко мне поближе. Надо мне расплатиться с тобой за твою работу.
        Подпрыгнул горшок и говорит:
        - Обмолотишь пшеницу, тогда я и приду за расчетом. Дашь мне за работу горшок зерна.
        Обрадовался жадный староста. Ведь это совсем даром! Горшка пшеницы даже одному человеку на целый день маловато. “Вот простак мне попался!”-подумал староста, а сам давай хитрить:
        - Как? Целый горшок пшеницы только за то, что поле сжал? Ну да ладно, что с тобой делать! Приходи после обмолота. Дам тебе горшок пшеницы.
        Горшок ускакал.
        Наступило время молотьбы. Пшеницу обмолотили, провеяли. Стал староста поджидать, когда к нему горшок пожалует. Глядит - а он уже катится. Подкатился и говорит:
        - Староста, староста! Сыпь в меня пшеницу!
        Стал староста насыпать пшеницу в горшок. Сыплет-сыплет, а доверху никак не наполнит. Подсыпал он еще, смотрит - а горшок как был, так и остался пустой. Тогда староста взял большой совок и начал быстрее черпать пшеницу из закрома. Прошел час, другой, третий: насыпает староста пшеницу в горшок, а тот все еще почти пуст! Всю пшеницу из амбара пришлось старосте выгрести, чтобы кое-как наполнить горшок. Запыхался староста, пот с него градом катится. От жадности и злобы лица на нем нет: такой крохотный горшочек, а всю его пшеницу вместил! Тут, конечно, без колдовства дело не обошлось! Жалко старосте расставаться со своей пшеницей, но молчит, рта не раскрывает. Да и что пользы говорить? Сам же обещал!
        Тут мимо проезжал один крестьянин. Горшок окликнул его:
        - Эй, братец, подвези-ка меня до дома! Заплачу тебе сполна пшеницей.
        Взвалил крестьянин горшок на телегу и поехал. А когда подкатил он к дому старухи, горшок закричал:
        - Матушка! Матушка! Отворяй! Я пшеницу привез! Отворила старуха дверь: перед ней горшок, доверху пшеницей насыпанный. Не успела она ничего сказать, глядь - а во всех кувшинах, горшках, в чулане и даже во дворе - везде полным-полно пшеницы.
        На радостях старуха затеяла стряпню. Стала печь лепешки, да ненароком обожгла себе руку. Увидел это горшок, закачался:
        - Довольно тебе, матушка, самой все дела делать. Пора и отдохнуть. Пойду-ка я искать себе невесту. Женюсь, и будет тогда невестка помогать тебе.
        И горшок отправился за невестой. Катится по дороге, подпрыгивает. Вдруг он увидел - сидят люди, отдыхают. “Должно быть, со свадьбы возвращаются”,- смекнул горшок.
        Тут жених отошел в сторону и стал словно искать чего-то. Догадался горшок, подкатился к жениху поближе и наполнился доверху водой. Увидел его жених, схватил. Но едва он дотронулся до горшка - тот так и прилип к его руке. Как ни старался жених оторвать горшок, все напрасно. А горшок и говорит: - Дай, что попрошу, тогда отпущу!
        Испугался жених, решил согласиться.
        - Что тебе надо? Говори! - Отдай мне невесту!
        Еще больше испугался трус-жених.
        - Хорошо,- говорит,- согласен. Пойдем, бери мою невесту.
        Отдал жених свою невесту горшку, и горшок пустился в обратный путь. Подкатился к своему дому и закричал:
        - Матушка, открывай скорее! Твой горшок невесту привел!
        Отворила старуха дверь, смотрит - и верно, стоит горшок, а за ним невеста. Ввела ее старуха в дом. И стали они жить весело и счастливо.
        Как-то раз горшок говорит:
        - Матушка, ты уж стара стала. Трудно тебе сухой хлеб есть. Я для тебя буйволицу достану, чтобы она молоко нам давала.
        И горшок покатился к дому старосты. Приглядел он хорошую буйволицу и прилип к ее вымени. Буйволица стала брыкаться, бить ногой, но освободиться от горшка так и не смогла. Сорвалась она с привязи и бросилась бежать. Бежала она, бежала, да и остановилась как раз перед домом горшка - видно, счастье такое уж ему выпало. Закричал он: - Матушка, матушка, отворяй скорее, я буйволицу привел! Старуха открыла дверь. А буйволицу загнали во двор и привязали. Стали они все жить счастливо, в мире и любви. Буйволица давала молоко, невестка хлопотала по дому, а старуха жила в свое удовольствие. Горшок заботился, чтобы в доме ни в чем недостатка не было. Старуха любовалась, как подскакивает горшок, и ей казалось, будто это ее собственный сыночек ползает по полу. Невестка иногда даже смеялась, глядя, как счастлива старуха. Горшок же днем оставался горшком, а по ночам превращался в человека. Три других горшка смотрели на всех с полки и постукивали друг о друга, словно радовались их счастью. А когда дул ветер, из горшков раздавались звуки, похожие на детский лепет.
        ИНДИЙСКИЕ СКАЗКИ
        СТАРУХА И СМЕРТЬ
        Быль ли это, или небылица, а жила на свете одна старуха. Она была старее самой старой заброшенной дороги, старее садовника, который рассадил деревья по земле.
        Но хоть и старость пришла, а старуха эта никогда не думала о том, что может однажды наступить и ее черед — что к ней постучится смерть. День и ночь не разгибала она спины, по хозяйству хлопотала, убирала, стирала, шила, мыла. Такая она была неуемная, на работу горячая и неугомонная.
        Но однажды смерть вывела на дверях мелком и старухино имя и постучалась к старухе, чтобы забрать ее с собой. А старухе невмоготу было расставаться с хозяйством, и стала она смерть просить-умолять, чтобы еще сколько-нибудь не трогала, дала бы ей хоть немного, если уж не с десяток лет, то хотя бы годик пожить.
        Смерть никак не соглашалась. А потом все-таки расщедрилась:
        — Ладно уж, дам тебе три часа.
        — Почему ж так мало? — взмолилась старуха. — Ты меня хоть нынче не трогай, завтра забери с собой.
        — И не проси! — сказала смерть.
        — А все-таки!
        — Никак нельзя.
        — Да полно!
        — Ладно, — сказала смерть. — Коли так просишь, пусть будет по-твоему.
        Старуха обрадовалась, но виду не подает и говорит: напиши на дверях, что до завтра не придешь. Тогда, как увижу твою руку на двери, спокойнее буду.
        Надоели смерти старухины причуды, да и времени не хотелось зря терять. Вытащила она мелок из кармана да на дверях им написала: - "Завтра".
        И пошла по своим делам.
        На другое утро, как только взошло солнце, пришла смерть к старухе, а та на перине лежит, другой периной накрылась.
        — Ну, пойдем со мной, — сказала смерть.
        — Да что ты, голубушка! — отвечает старуха. — Погляди-ка, что на дверях написано.
        Смерть заглянула, а там ее рукою мелом выведено: "Завтра".
        — Ладно, завтра приду, — сказала смерть и поплелась дальше.
        Слово свое она сдержала и на следующий день опять пришла к старухе. Та в это время еще потягивалась, на кровати лежа. Но и теперь, как и вчера, смерть ничего не добилась. Старуха снова указала ей на дверь, где рукой смерти было мелом выведено: "Завтра".
        Так и пошло каждый день, день за днем — неделя. На седьмой день смерть сказала старухе так:
        — Ладно, больше ты меня не проведешь.
        И стерла слово с дверей.
        — Завтра, — погрозилась старухе смерть, — запомни хорошенько. Что бы ни было, я приду и заберу тебя с собой.
        Ушла смерть, а старуху даже оторопь взяла — дрожит, как студень, поняла — хочешь не хочешь, а умереть придется.
        Сидит старуха, а все же не унывает. Думает и никак не придумает, куда бы ей от смерти спрятаться.
        — Не может быть, — говорит старуха сама себе, — чтобы живой человек — и не придумал что-нибудь.
        Настало утро, а старуха ничего не придумала. В бутылку готова была даже залезть, вот до чего ей умирать не хотелось.
        Гадала старуха, гадала, куда бы ей спрятаться получше, и наконец придумала. Стояла у нее в кладовке бочка с молодым медом. "Здесь меня смерть не найдет", — решила старуха.
        Она села в бочку с медом, да так, что только глаза, нос и рот снаружи были.
        Посидела она, снова забеспокоилась: "А вдруг смерть меня и здесь найдет! Дай-ка я получше схоронюсь. Залезу в перину".
        Так и сделала. Затаилась, сидит, не дышит. Вдруг снова забеспокоилась: беспокойная была старуха!
        Думает: "А вдруг и здесь меня смерть найдет?!" Решила старуха поукромнее уголок найти, где бы спрятаться.
        Вылезла она из перины. Только стала прикидывать, куда бы скрыться, а в это время в комнату смерть вошла. И видит: стоит перед ней чудище страшное, все в перьях, и перья эти дыбом торчат и трясутся.
        Испугалась смерть, так испугалась, что в страхе убежала прочь из старухиного дома; кто его знает, может быть, и до сих пор не приходила за старухой.
        ВЕНГЕРСКАЯ СКАЗКА
        СТАРУШКА-БОГАТЫРША
        Моти (омоти) - блюдо приготовленное из японского риса. Вареный рис помещают в деревянную кадку и очень долго бьют специальной колотушкой (пестом). В результате получается вкуснейшая однородная белая тягучая масса. Если эту массу подсушить, то она может очень долго храниться. После хранения ее держат над огнем, пока она не начнет вздуваться - получается нечто сверхвкусное. Традиционно перед Новым годом, японцы готовят омочи (омоти), придают ему форму нашего каравая, кладут в токонома (своеобразный красный уголок дома) и вешают над ним красивый свиток с благопожеланиями. Съедается новогоднее омочи (омоти) 7 января.
        В давние времена жила в одной деревне добрая старушка. На вид - ни дать ни взять тростинка, но сила в ней была богатырская. И вот чудеса: годы шли, а силы у нее не убывало.
        Жила она одна-одинешенька и все по дому сама делала: день-деньской на рисовом поле работала, а по утрам в горы ходила - пни старые для топки корчевала.
        Вот как-то раз по осени отправилась старушка в лес, только за пень могучий ухватилась, слышит - кличут ее:
        - Бабушка, бабушка, помоги! Лошадь, мешками с рисом груженая, с моста в реку упала! Видит - спешат к ней из деревни люди.
        - Лошадь у хороших хозяев с моста не падает, - ответила старушка. - Ладно уж, пособлю. Бросила она вырванный пень и с крестьянами вместе в деревчю побежала. Смотрит - барахтается под мостом лошаденка. Прыгнула старушка в воду, подняла лошаденку и на мост поставила.
        - Получайте свою лошадь целой-невредимой, - говорит, - да впредь смотрите лучше, когда она по шаткому мостику идет.
        Доброй была та старушка. Вот и слышалось кругом: "Выручи, бабушка!", "Помоги, бабушка!".
        Кончилась осень. Новый год не за горами. Стали крестьяне к празднику готовиться - рисовые лепешки-моти печь. Во всех домах работа кипит, спорится. Кто пестом рис в ступке отбивает, у кого мельница жужжит-поет. Радостно у людей на душе. Старушка тоже тесто намесила и румяных моти наделала. А потом по соседям отправилась - может, кому помощь нужна: не шуточное дело пестом бить или мельницу крутить - тут сила нужна! Многим помогла старушка - и ей радостно, и людям приятно.
        Разнесся звук пестов и мельниц далеко по округе, даже в самой преисподней его услыхали. Сидит в подземном царстве главный министр демонов да прислушивается:
        - Что это за странный звук с земли доносится? - спрашивает.
        - То крестьяне пестами рис отбивают - к Новому году готовятся, - отвечают ему вельможи. Задумался главный министр и говорит:
        - Что-то в этом году мало людей на земле поумирало. А то, бывало, покойному в дорогу столько угощений всяких приготовят! А вот нынче никто нам моти с земли не принесет, как мы будем Новый год встречать?
        Вздохнули вельможи - что тут поделаешь? Думал-думал главный министр, где рисовые моти достать, и, наконец, говорит:
        - Киньте клич по всей преисподней! Пусть демоны сюда спешат! Дело я для них придумал! Собрались по приказу главного министра демоны, от мала до велика.
        - Остались мы в этом году без новогодних моти, - пожаловался им главный министр и приказал: - Отправляйтесь-ка вы на землю и добудьте нам с владыкой преисподней Эммой румяных моти. Негоже без них на праздник остаться!
        - Слушаемся, - ответили демоны и тотчас пустились в путь.
        Выбрались они на землю и по разным краям разбрелись. Был среди тех демонов один силач, никого ему по силе равного во всей преисподней не было. И случилось так, что попал он как раз в ту деревню, где старушка-богатырша жила.
        Поднялся демон на гору, у подножья которой деревня раскинулась, да как закричит:
        - Эй, вы, людишки, трепещите! Явился к вам из преисподней демон-силач!
        Испугались люди, по домам попрятались.
        - Спаси нас, судьба, - молят. Спустился демон в деревню - никого. Пришлось ему в дома стучаться.
        - Не бойтесь меня, - говорит, - не трону я вас. Не за этим пришел. Выходите поскорее да моти новогодние выносите!
        Удивились люди:
        - Зачем тебе моти? Неужели и в преисподней Новый год встречают? А потом спрашивают:
        - Как же мы тебе их отдать можем? Ведь праздник скоро, не успеем мы новые приготовить.
        - Какое мне дело?! - ответил демон. - Сказано нести, значит, несите!
        Стали люди демону рисовые моти выносить, а кто не вышел, к тому демон сам в гости пожаловал. Дошла очередь и до старушки. Заглянул демон к ней в окно, видит - сидит бабка, маленькая-премаленькая, тоненькая-претоненькая.
        - Эй ты, старая, - загрохотал демон, - есть у тебя новогодние моти?
        - Кто это такой невежливый в чужой дом врывается? - отозвалась старушка.
        - Как кто? - не понял демон. - Я же на гору забирался и всем говорил, что я демон-силач из преисподней! Глухая ты, что ли?
        - Никакая я не глухая, - обиделась старушка, - и нечего под окном у меня стоять и кричать-надрываться, а то я и впрямь оглохну.
        Обомлел демон - никто еще с ним на земле так смело не разговаривал.
        - Эй ты, бабка, - снова закричал он, - есть у тебя новогодние моти?
        - Откуда у меня могут быть моти? - удивилась старушка. - Нынче неурожай риса был.
        - Врешь! - рассвирепел демон. - У всех в деревне - урожай, а у нее одной, видите ли, неурожай!
        - Неужто тебе неизвестно, - усмехнулась старушка, - что новогодние моти своими руками готовить надо, а не по чужим дворам силой отнимать? Моих моти ты не получишь, да и все остальные вернешь!
        - Ну, это мы еще посмотрим! - засмеялся демон.
        Поднялась старушка да поближе к окну подошла. Тут демон ее за руку как схватит! А ручка-то тонюсенькая, только что не прозрачная!
        - Ха-ха-ха! - загромыхал де-мон. - Куда тебе, бабка, со мной тягаться! Стоишь - колышешься. Сломаю тебя, как хилую соломинку!
        - Никто меня еще хилой соломинкой не называл! - рассердилась теперь и старушка. - Силу мою узнать хочешь? Давай потягаемся!
        - Давай, - согласился демон. - Вот только не придавить бы тебя!
        Сказал и руку в окно просунул. Схватила старушка демонову руку да как сожмет! Демон даже поморщился.
        - Вижу, что есть у тебя кое-какие силенки, - говорит.
        А старушка все сильнее руку демона сжимает. Выступила у того на лбу капелька пота.
        - Ну что, демон, так ли я слаба? - спрашивает старушка.
        - Нет, не слаба ты, - отвечает демон, а у самого уже слезинка в глазу появилась.
        А старушка еще сильнее руку демону сжала. Не зря она каждый день пни старые в лесу корчевала. Это-то потрудней работка будет, чем с демоном состязаться!
        Борются старушка с демоном минуту, борются две... А как пять прошло, взмолился демон:
        - Подожди, дай передохнуть!
        - Чего ждать-то? - ответила старушка. - А отдыхать в преисподней будешь.
        Не выдержал тут демон, заплакал:
        - Ладно, бабка, победила ты меня. Отпусти руку, а не то и вовсе вырвешь!
        - Вот это да! - удивилась старушка. - Сколько лет на свете живу, никогда не видела, чтоб демоны плакали! Надо б и вправду тебя отпустить, а то до дома не доберешься. Оставляй-ка ты наши моти и иди с миром.
        Вздохнул демон: что он теперь владыке Эмме скажет? Да только своя жизнь дороже!
        Оставил он котомку с новогодними моти под окном у старушки и прочь побрел.
        Раздала старушка крестьянам рисовые лепешки и отправились они по домам Новый год встречать.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        СТАРЫЙ ДОМ
        На одной улице стоял старый-старый дом, выстроенный еще около трехсот лет тому назад, - год его постройки был вырезан на одном из оконных карнизов, по которым вилась затейливая резьба: тюльпаны и побеги хмеля; тут же было вырезано старинными буквами и с соблюдением старинной орфографии целое стихотворение. На других карнизах красовались уморительные рожи, корчившие гримасы. Верхний этаж дома образовывал над нижним большой выступ; под самой крышей шел водосточный желоб оканчивавшийся головой дракона. Дождевая вода должна была вытекать у дракона из пасти, но текла из живота - желоб был дырявый.
        Все остальные дома на улице были такие новенькие, чистенькие, с большими окнами и прямыми, ровными стенами; по всему видно было, что они не желали иметь со старым домом ничего общего и даже думали: "Долго ли он будет торчать тут на позор всей улице? Из-за этого выступа нам не видно, что делается по ту сторону дома! А лестница-то, лестница-то! Широкая, будто во дворце, и высокая, словно ведет на колокольню! Железные перила напоминают вход в могильный склеп, а на дверях блестят большие медные бляхи! Просто неприлично!"
        Против старого дома, на другой стороне улицы, стояли такие же новенькие, чистенькие домики и думали то же, что их собратья; но в одном из них сидел у окна маленький краснощекий мальчик с ясными, сияющими глазами; ему старый дом и при солнечном и при лунном свете нравился куда больше всех остальных домов. Глядя на стену старого дома с потрескавшейся и местами пообвалившейся штукатуркой, он рисовал себе самые причудливые картины прошлого, воображал всю улицу застроенной такими же домами, с широкими лестницами, выступами и остроконечными крышами, видел перед собою солдат с алебардами и водосточные желобы в виде драконов и змиев... Да, можно таки было заглядеться на старый дом! Жил в нем один старичок, носивший короткие панталоны до колен, кафтан с большими металлическими пуговицами и парик, про который сразу можно было сказать: вот это настоящий парик! По утрам к старику приходил старый слуга, который прибирал все в доме и исполнял поручения старичка хозяина; остальное время дня старик оставался в доме один-одинешенек. Иногда он подходил к окну взглянуть на улицу и на соседние дома; мальчик, сидевший
у окна, кивал старику головой и получал в ответ такой же дружеский кивок. Так они познакомились и подружились, хоть и ни разу не говорили друг с другом, - это ничуть им не помешало!
        Раз мальчик услышал, как родители его говорили:
        - Старику живется вообще не дурно, но он так одинок, бедный!
        В следующее же воскресенье мальчик завернул что-то в бумажку, вышел за ворота и остановил проходившего мимо слугу старика.
        - Послушай! Снеси-ка это от меня старому господину! У меня два оловянных солдатика, так вот ему один! Пусть он останется у него, ведь старый господин так одинок, бедный!
        Слуга, видимо, обрадовался, кивнул головой и отнес солдатика в старый дом. Потом тот же слуга явился к мальчику спросить, не пожелает ли он сам навестить старого господина. Родители позволили, и мальчик отправился в гости.
        Медные бляхи на перилах лестницы блестели ярче обыкновенного, точно их вычистили в ожидании гостя, а резные трубачи - на дверях были ведь вырезаны трубачи, выглядывавшие из тюльпанов, - казалось, трубили изо всех сил, и щеки их раздувались сильнее, чем всегда. Они трубили: "Тра-та-та - та! Мальчик идет! Тра-та-та-та!" Двери отворились, и мальчик вошел в коридор. Все стены были увешаны старыми портретами рыцарей в латах и дам в шелковых платьях; рыцарские доспехи бряцали, а платья шуршали... Потом мальчик прошел на лестницу, которая сначала шла высоко вверх, а потом опять вниз, и очутился на довольно-таки ветхой террасе с большими дырами и широкими щелями в полу, из которых выглядывали зеленые трава и листья. Вся терраса, весь двор и даже вся стена дома были увиты зеленью, так что терраса выглядела настоящим садом, а на самом-то деле это была терраса! Тут стояли старинные цветочные горшки в виде голов с ослиными ушами; цветы росли в них как хотели. В одном горшке так и лезла через край гвоздика: зеленые ростки ее разбегались во все стороны, и гвоздика как будто говорила: "Ветерок ласкает меня,
солнышко целует и обещает подарить мне в воскресенье еще один цветочек! Еще один цветочек в воскресенье!"
        С террасы мальчика провели в комнату, обитую свиною кожей с золотым тиснением.
        Да, позолота-то сотрется,
        Свиная ж кожа остается! -
        говорили стены.
        В той же комнате стояли разукрашенные резьбою кресла с высокими спинками.
        - Садись! Садись! - приглашали они, а потом жалобно скрипели. - Ох, какая ломота в костях! И мы схватили ревматизм, как старый шкаф. Ревматизм в спине! Ох!
        Затем мальчик вошел в комнату с большим выступом на улицу. Тут сидел сам старичок хозяин.
        - Спасибо за оловянного солдатика, дружок! - сказал он мальчику. - И спасибо, что сам зашел ко мне!
        "Так, так" или, скорее, "кхак, кхак!" - закряхтела и заскрипела мебель. Стульев, столов и кресел было так много, что они мешали друг другу смотреть на мальчика.
        На стене висел портрет прелестной молодой дамы с живым, веселым лицом, но причесанной и одетой по старинной моде: волосы ее были напудрены, а платье стояло колом. Она не сказала ни "так", ни "кхак", но ласково смотрела на мальчика, и он сейчас же спросил старика:
        - Где вы ее достали?
        - В лавке старьевщика! - отвечал тот. - Там много таких портретов, но никому до них нет дела: никто не знает, с кого они писаны, - все эти лица давным-давно умерли и похоронены. Вот и этой дамы нет на свете лет пятьдесят, но я знавал ее в старину.
        Под картиной висел за стеклом букетик засушенных цветов; им, верно, тоже было лет под пятьдесят, - такие они были старые! Маятник больших старинных часов качался взад и вперед, стрелка двигалась, и все в комнате старело с каждою минутой, само того не замечая.
        - У нас дома говорят, что ты ужасно одинок! - сказал мальчик.
        - О! Меня постоянно навещают воспоминания знакомых лиц и образов!.. А теперь вот и ты навестил меня! Нет, мне хорошо!
        И старичок снял с полки книгу с картинками. Тут были целые процессии, диковинные кареты, которых теперь уж не увидишь, солдаты, похожие на трефовых валетов, городские ремесленники с развевающимися знаменами. У портных на знаменах красовались ножницы, поддерживаемые двумя львами, у сапожников же не сапоги, а орел о двух головах - сапожники ведь делают все парные вещи. Да, вот так картинки были!
        Старичок хозяин пошел в другую комнату за вареньем, яблоками и орехами. Нет, в старом доме, право, было прелесть как хорошо!
        - А мне просто невмочь оставаться здесь! - сказал оловянный солдатик, стоявший на сундуке. - Тут так пусто и печально. Нет, кто привык к семейной жизни, тому здесь не житье. Сил моих больше нет! День тянется здесь без конца, а вечер и того дольше! Тут не услышишь ни приятных бесед, какие вели, бывало, между собою твои родители, ни веселой возни ребятишек, как у нас! Старый хозяин так одинок! Ты думаешь, его кто-нибудь целует? Глядит на него кто-нибудь ласково? Бывает у него елка? Получает он подарки? Ничего! Вот разве гроб он получит!.. Нет, право, я не выдержу такого житья!
        - Ну, ну полно! - сказал мальчик. - По-моему, здесь чудесно; сюда ведь заглядывают воспоминания и приводят с собою столько знакомых лиц!
        - Что-то не видал их, да они мне и не знакомы! - отвечал оловянный солдатик. - Нет, мне просто не под силу оставаться здесь!
        - А надо! - сказал мальчик.
        В эту минуту в комнату вошел с веселою улыбкой на лице старичок, и чего-чего он только не принес! И варенья, и яблок, и орехов! Мальчик перестал и думать об оловянном солдатике.
        Веселый и довольный вернулся он домой. Дни шли за днями; мальчик по-прежнему посылал в старый дом поклоны, а оттуда тоже поклоны в ответ, и вот мальчик опять отправился туда в гости.
        Резные трубачи опять затрубили: "Тра-та-та-та! Мальчик пришел! Тра-та-та-та!" Рыцари и дамы на портретах бряцали доспехами и шуршали шелковыми платьями, свиная кожа говорила, а старые кресла скрипели и кряхтели от ревматизма в спине: "Ох!" Словом, все было как и в первый раз, - в старом доме часы и дни шли один, как другой, без всякой перемены.
        - Нет, я не выдержу! - сказал оловянный солдатик. - Я уже плакал оловом! Тут слишком печально! Пусть лучше пошлют меня на войну, отрубят там руку или ногу! Все-таки хоть перемена будет! Сил моих больше нет!.. Теперь и я знаю, что это за воспоминания, которые приводят с собою знакомых лиц! Меня они тоже посетили, и, поверь, им не обрадуешься! Особенно, если они станут посещать тебя часто. Под конец я готов был спрыгнуть с сундука!.. Я видел тебя и всех твоих!.. Вы все стояли передо мною, как живые!.. Это было утром в воскресенье... Все вы, ребятишки, стояли в столовой, такие серьезные, набожно сложив руки, и пели утренний псалом... Папа и мама стояли тут же. Вдруг дверь отворилась, и вошла не званная двухгодовалая сестренка ваша Мари. А ей стоит только услышать музыку или пение - все равно какое, - сейчас начинает плясать. Вот она и принялась приплясывать, но никак не могла попасть в такт - вы пели так протяжно... Она поднимала то одну ножку, то другую и вытягивала шейку, но дело не ладилось. Никто из вас даже не улыбнулся, хоть и трудно было удержаться. Я таки и не удержался, засмеялся про себя,
да и слетел со стола! На лбу у меня вскочила большая шишка - она и теперь еще не прошла, и поделом мне было!.. Много и еще чего вспоминается мне... Все, что я видел, слышал и пережил в вашей семье, так и всплывает у меня перед глазами! Вот каковы они, эти воспоминания, и вот что они приводят с собой!.. Скажи, вы и теперь еще поете по утрам? Расскажи мне что-нибудь про малютку Мари! А товарищ мой, оловянный солдатик, как поживает? Вот счастливец!.. Нет, нет, я просто не выдержу!..
        - Ты подарен! - сказал мальчик. - И должен остаться тут! Разве ты не понимаешь этого?
        Старичок хозяин явился с ящиком, в котором было много разных диковинок: какие-то шкатулочки, флакончики и колоды старинных карт - таких больших, расписанных золотом, теперь уж не увидишь! Старичок отпер для гостя и большие ящики старинного бюро и даже клавикорды, на крышке которых был нарисован ландшафт. Инструмент издавал под рукой хозяина тихие дребезжащие звуки, а сам старичок напевал при этом какую-то заунывную песенку.
        - Эту песню певала когда-то она! - сказал он, кивая на портрет, купленный у старьевщика, и глаза его заблестели.
        - Я хочу на войну! Хочу не войну! - завопил вдруг оловянный солдатик и бросился с сундука.
        Куда же он девался? Искал его и сам старичок хозяин, искал и мальчик - нет нигде, да и только.
        - Ну, я найду его после! - сказал старичок, но так и не нашел. Пол весь был в щелях, солдатик упал в одну из них и лежал там, как в открытой могиле.
        Вечером мальчик вернулся домой. Время шло; наступила зима; окна замерзли, и мальчику приходилось дышать на них, чтобы оттаяло хоть маленькое отверстие, в которое можно было взглянуть на улицу. Снег запорошил все завитушки и надпись на карнизах старого дома и завалил лестницу, - дом стоял словно нежилой. Да так оно и было: старичок, хозяин его, умер.
        Вечером к старому дому подъехала колесница, на нее поставили гроб и повезли старичка за город, в фамильный склеп. Никто не шел за гробом - все друзья старика давным-давно умерли. Мальчик послал вслед гробу воздушный поцелуй.
        Несколько дней спустя в старом доме назначен был аукцион. Мальчик видел из окошка, как уносили старинные портреты рыцарей и дам, цветочные горшки с длинными ушами, старые стулья и шкафы. Одно пошло сюда, другое туда; портрет дамы, купленный в лавке старьевщика, вернулся туда же, да так там и остался: никто ведь не знал этой дамы, никому и не нужен был ее портрет.
        Весною стали ломать старый дом - этот жалкий сарай уже мозолил всем глаза, и с улицы можно было заглянуть в самые комнаты с обоями из свиной кожи, висевшими клочьями; зелень на террасе разрослась еще пышнее и густо обвивала упавшие балки. Наконец место очистили совсем.
        - Вот и отлично! - сказали соседние дома.
        Вместо старого дома на улице появился новый, с большими окнами и белыми ровными стенами. Перед ним, то есть, собственно, на том самом месте, где стоял прежде старый дом, разбили садик, и виноградные лозы потянулись оттуда к стене соседнего дома. Садик был обнесен высокой железной решеткой, и вела в него железная калитка. Все это выглядело так нарядно, что прохожие останавливались и глядели сквозь решетку. Виноградные лозы были усеяны десятками воробьев, которые чирикали наперебой, но не о старом доме, - они ведь не могли его помнить; с тех пор прошло столько лет, что мальчик успел стать мужчиною. Из него вышел дельный человек на радость своим родителям. Он только что женился и переехал со своею молодой женой как раз в этот новый дом с садом.
        Оба они были в саду; муж смотрел, как жена сажала на клумбу какой-то приглянувшийся ей полевой цветок. Вдруг молодая женщина вскрикнула:
        - Ай! Что это?
        Она укололась - из мягкой, рыхлой земли торчало что-то острое. Это был - да, подумайте! - оловянный солдатик, тот самый, что пропал у старика, валялся в мусоре и наконец много-много лет пролежал в земле.
        Молодая женщина обтерла солдатика сначала зеленым листком, а затем своим тонким носовым платком. Как чудесно пахло от него духами! Оловянный солдатик словно очнулся от обморока.
        - Дай-ка мне посмотреть! - сказал молодой человек, засмеялся и покачал головой. - Ну, это, конечно, не тот самый, но он напоминает мне одну историю из моего детства!
        И он рассказал своей жене о старом доме, о хозяине его и об оловянном солдатике, которого послал бедному одинокому старичку. Словом, он рассказал все, как было в действительности, и молодая женщина даже прослезилась, слушая его.
        - А может быть, это и тот самый оловянный солдатик! - сказала она. - Я спрячу его на память. Но ты непременно покажи мне могилу старика!
        - Я и сам не знаю, где она! - отвечал он. - Да и никто не знает! Все его друзья умерли раньше него, никому не было и дела до его могилы, я же в те времена был еще совсем маленьким мальчуганом.
        - Как ужасно быть таким одиноким! - сказала она.
        - Ужасно быть одиноким! - сказал оловянный солдатик. - Но какое счастье сознавать, что тебя не забыли!
        - Счастье! - повторил чей-то голос совсем рядом, но никто не расслышал его, кроме оловянного солдатика.
        Оказалось, что это говорил лоскуток свиной кожи, которую когда-то были обиты комнаты старого дома. Позолота с него вся сошла, и он был похож скорее на грязный комок земли, но у него был свой взгляд на вещи, и он высказал его:
        Да, позолота-то сотрется,
        Свиная ж кожа остается!
        Оловянный солдатик, однако, с этим не согласился.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СТАРЫЙ КОШЕЛЕК
        Было у отца три сына - двое умных, третий дурак. Вот как-то позвал их отец и молвит: - Такое дело. Что нам всем дома делать? Может, кто из вас пойдет по свету счастье искать?
        Ладно. Пошел старший. Проводил его отец до дороги, пожелал удачи. А какое ему счастье привалило, это мы сейчас увидим. Первый день проехал благополучно, второй день тоже ничего не стряслось, на третий день, как на грех, подъезжает к распутью с надписью: "По первой дороге поедешь - коню хорошо. По другой поедешь - самому хорошо. По третьей поедешь - обоим хорошо!". Прочитал это старший брат, подумал: "Вот и узнай, которая первая дорога, которая третья! Вернусь-ка я лучше домой".
        Поехал средний брат. И как доехал до распутья, тоже подумал: "Поди узнай, которая тут первая, которая третья дорога! Вернусь-ка я лучше домой".
        Поехал дурак. Доехал до распутья, подумал, а потом решил так: "То, что справа, всегда правое, правильное. А что правильно, то и хорошо. Вот и выходит, та дорога, где и мне и коню будет хорошо, - правая. Поеду по ней".
        Поехал. Проехал немного, глянул ненароком на землю и увидел старый, рваный кошелек.
        - Не беда, коли старый! - решил дурак. - Хоть и старый, а поднять можно! Разживусь деньгами, глядишь - будет куда положить.
        Слез с коня и подобрал кошелек. А кошель на солнце скоробился, задубел, сморщился, как сморчок. Ну да ведь покоробившуюся вещь поправить легко. Помял его, потер хорошо. Но только помял дурак кошель - экое чудо: явились три карлика и спрашивают, чего он хочет, что прикажет?
        - Чего хочу? Денег хочу! Кто же пустой кошель к поясу привязывает? Опять же, кто меня даром будет в дороге кормить? С деньгами с голоду не помру, так что подавайте сюда кошель золота!
        Раз-два, и карлики с деньгами тут как тут:
        - Что еще?
        - Что еще? Укажите-ка мне дорогу к такому господину, где человек не только хлеба вдосталь заработает, но и деньгами разживется!
        - Ладно, ладно. Поезжай вот по этой дороге. Три дня проедешь, увидишь перекресток. Сверни по правую руку, вот и попадешь куда тебе надо.
        Так дурак и сделал. И вот на третий день, уже к заходу солнца, добрался он до дворца одного короля. Нанялся к нему в услужение. А у короля была красивая дочка, единственное дитя. Понравился ей дурачок, да разве за него замуж выйдешь? Отец не дозволит. И дурачку королевская дочь полюбилась, да ведь как на ней жениться? Король его ко всем чертям пошлет, а дочку не отдаст. Так и шло время. Да вот однажды пришла дураку в голову хорошая мысль. Помял он кошель, вызвал карликов и приказал королевскую дочь к нему принести. В один миг карлики с девицей тут как тут.
        - Послушай, милая, - говорит дурак, - а не пойдешь ли ты за меня? Я знаю, что отец не даст согласия, да ведь надо старого уломать. Не ему весь век со мной жить, а тебе. Так чего же ему противиться?
        - Ладно, ладно, паренек, - отвечает королевна, - попробуем отца уговорить. Вот тебе мой перстень в знак того, что я согласна. Авось да и удастся нам пожениться. А теперь мне надо спешить, неровен час, отец хватится.
        - Спеши, спеши, милая. Только надо же и тебе что-нибудь подарить ради сговора. Вот что, возьми-ка ты этот кошелек. Только запомни: очень-то его не мни, а не то явятся три карлика и станут просить работы.
        Королевская дочка думала незаметно к себе пробраться, но не тут-то было! Заметил король, что дочка у дурака была. И пошло, и поехало!..
        - Где была? Что это за кошель? Где его взяла?
        - Батюшка милый, батюшка хороший, с этим кошелем нельзя шутить: если его помять - явятся карлики!
        - Давай сюда, хочу сам увериться! Делать нечего, подала дочка кошель. Помял его король - явились карлики:
        - Что прикажешь?
        - Приказываю занести дурака на середину моря и засадить в башню без окон, без дверей!
        В один миг готова деревянная башня, и дурак в ней сидит. Королевская дочка плачет-заливается, да делать нечего.
        Вот попал дурак в этакую беду. Но если головы не терять, мозгами пошевелить, - из любой беды можно выпутаться. Так и с дураком вышло. Прикинул он так, прикинул этак, наконец достал свой ножичек и начал стену ковырять. Ковырял, ковырял, глядь - на третий день проделал такую дырку, что мизинец можно просунуть. Еще три дня возился - уже голова пролезает.
        Наконец, на девятый день большущая дыра готова. Свил он веревку из простыней да из одеяла и спустился к самой воде. А только теперь куда податься? Некуда. Да тут на заре рыбаки сети выбирать подплыли. Увидал их дурак, завопил во все горло, чтобы сжалились над ним. Рыбаки - люди добрые, взяли они дурака и отвезли на берег. И хотя земля та была чужая, незнакомая - ладно и то, что на суше.
        “Чем песок здесь зря топтать, - думает дурак, - пойду-ка лучше в лес, хоть ягод насобираю”.
        В лес, так в лес. Идет туда - ну и чудеса! - кто это там ссорится? Пригнул один куст, раздвинул другой, подошел поближе, видит: четыре приятеля - медведь, пес, птица и муравей - схватились из-за добычи.
        - Разве так меж добрых приятелей водится?! - кричит дурак.
        - Да как же нам быть, - отвечают те, - коли некому между нами добычу разделить?
        - Экое диво, давайте-ка я поделю!
        Начал дурак делить добычу. Медведю дал самые большие кости, псу - ноги, птице - мясо, а муравью - череп, чтобы было куда в ненастье спрятаться.
        Приятелям такой дележ пришелся по душе. Съели они каждый свою долю и говорят:
        - Хотим мы тебе, парень, за такой справедливый дележ отплатить. Так вот, ежели тебе когда-нибудь в жизни понадобится стать медведем, только крикни: “Медведь, сюда!” - и тут же обернешься медведем. Понадобится стать псом, крикни: “Пес, сюда!” - и тут же обернешься псом. Понадобится стать птицей, крикни: “Птица, сюда!” - и тут же обернешься птицей. Понадобится стать муравьем, крикни: “Муравей, сюда!” - и тут же обернешься муравьем.
        А дураку только этого и надо было. Тут же крикнул он:
        “Пес, сюда!” - и обернулся собакой. Добежал псом до моря и крикнул: “Птица, сюда!” Тут же пес превратился в птицу; перелетела птица через море, села под окном королевской дочери и поет, и поет, да так сладко, что та поневоле окно раскрыла. А как раскрыла окно, так птица влетела в комнату и обернулась человеком. Тут и рассказал дурак все, что с ним было, как он из заточения спасся. Услыхала об этом королевна, страх как обрадовалась. Да не долго пришлось им радоваться. Один подлый королевский слуга подслушал у дверей и рассказал королю, что дурак птицей прилетел. Король от злости позеленел, призвал людей и приказал поймать птицу, даже сам взялся помогать. Что ж, пришлось дураку свою силу показать. Крикнул он: “Медведь, сюда!” - и принялся всех по очереди отделывать. Под конец сгреб самого короля и пытает:
        - Отдашь дураку свою дочку или нет?
        - Отдам, отдам, только отпусти живым! Обернулся опять дурак человеком и требует, чтобы завтра же свадьбу справили.
        Делать нечего, пришлось королю согласиться.
        Но как только свадьбу сыграли, король стал новые козни строить. Связался он с чертом и начал его подбивать, чтобы тот его зятя извел. Черту такие штуки всегда по душе, его хлебом не корми, а дай таким делом заняться. Дня не проходит, чтобы черт королевскому зятю не насолил. Наконец не выдержал дурак и говорит своей жене:
        - Если сегодня опять притащится черт, так уж ты к нему подладься, разговорись полюбезнее, да и выпытай, где у него сила хранится. А я внесу в комнату три палочки и спрячусь за ними, в муравья обернувшись, - и все подслушаю.
        Ладно. В полдень черт приплелся. Где муж?
        - Нет его сегодня дома.
        Не поверил было черт, а потом, как огляделся, поверил. Начала королевна разговор вести о том да о сем, чтобы выпытать, где у черта сила. Да все зря. Наконец говорит она:
        - Сказывали мне, будто ты свою силу за пазухой прячешь. И ежели кто эту силу из-за пазухи вытащит, тут тебе и конец. Правда это? А? Так оно?
        - Нет, - черт отвечает, - моя сила не за пазухой, а в костях. А кости мои только медведь может сокрушить. Больше никому не дано.
        “Медведь, сюда!” - крикнул муравей в углу. Тут же муравей обернулся медведем и задрал черта.
        - Не говорил ли я, что все у нас образуется, - молвит дурак своей жене. - Только вот еще какое дело надо уладить: проберусь-ка я опять муравьем к твоему отцу и заберу свой кошель. Он же мой, чего ради я его отдавать буду?
        Так и сделал. А потом забрал жену, отправился к своему родному отцу, поведал ему обо всем, что довелось пережить, как женился. Потом помял кошель и приказал карликам:
        - Дворец мне постройте красивый и денег на всю жизнь припасите!
        Карлики свое дело сделали и исчезли. И зажил дурак со своей женой счастливо.
        ЛАТЫШСКАЯ СКАЗКА
        СТАРЫЙ ОТЕЦ
        В прежние времена было так: как состарится отец, завезет его сын в глухую пущу да и бросит там...
        Вот однажды повез сын отца в пущу. Жаль ему отца - сильно любил он его, да что поделаешь! Не повезешь, люди засмеют, старых обычаев, скажут, не держится. Еще из села прогонят...
        Едет он невеселый, а отец и говорит ему:
        - Неужто ты, сынок, меня, старого да хворого, одного в лесу бросишь?
        Подумал сын, утер слезу и говорит:
        - Нет, батько, не брошу. Но для людей хотя бы надо это сделать. Ночью я за тобой приеду и буду тебя до самой смерти в темной коморе держать, чтоб никто не видел.
        Так сын и сделал.
        Когда настала ночь, он привез из пущи отца и спрятал его в темной коморе.
        А случилось несчастье - град все жито побил, и нечем было новое посеять.
        Пришел сын к отцу в темную коморку, жалуется :
        - Что делать? Не посеем жита - в будущем году без хлеба останемся. Отец говорит:
        - Нет, сынок, доколе я жив, без хлеба мы не будем. Слушай меня. Когда ты был еще маленький, я гумно строил. А был в том году большой урожай. Вот я необмолоченным житом гумно и накрыл. Сними стреху, обмолоти - и будет у тебя зерно на посев.
        Сын так и сделал. Снял стреху с гумна, обмолотил и посеял осенью жито.
        Дивуются соседи: откуда это он зерно достал? А сын молчит, ведь нельзя же признаться, что это старик-отец ему помог.
        Подошла зима. Нечего есть. Опять идет сын к отцу в темную комору.
        - Так, мол, и так. - говорит, - придется с голоду помирать...
        - Нет, - говорит отец, - с голоду мы не помрем. Слушай, что я тебе скажу. Возьми лопату да покопайся в хате под лавкою. Там, как был я еще молодой, закопал немного денег про черный день. Жизнь, сынок, прожить - не поле перейти: все может случится. Так я думал, так и делал.
        Обрадовался сын, выкопал отцовы деньги и купил зерна.
        И сам с семьей ест да еще и соседям занимает. Вот они и спрашивают у него:
        - Скажи нам, брат, откуда ты хлеб достаешь? Признался сын:
        - Отец, - говорит, - кормит меня.
        - Как же так? - дивуются соседи. - Ты же отвез своего отца в лес, как и все добрые сыновья!
        - Нет, - говорит сын, - я сделал не так, как вы делаете, а оставил отца у себя век доживать. Вот зато, как пришла беда, отец мне и помог. У старых людей ума больше, чем у молодых.
        Перестали с той поры сыновья отцов своих в пущу отвозить, а стали их под старость уважать да кормить.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        СТАРЫЙ УЛИЧНЫЙ ФОНАРЬ
        Слыхали вы историю про старый уличный фонарь? Она не то чтобы так уж занятна, но послушать ее разок не мешает. Так вот, жил-был этакий почтенный старый уличный фонарь; он честно служил много-много лет и наконец должен был выйти в отставку.
        Последний вечер висел фонарь на своем столбе, освещая улицу, и на душе у него было как у старой балерины, которая в последний раз выступает на сцене и знает, что завтра будет всеми забыта в своей каморке.
        Завтрашний день страшил старого служаку: он должен был впервые явиться в ратушу и предстать перед "тридцатью шестью отцами города", которые решат, годен он еще к службе или нет. Возможно, его еще отправят освещать какой-нибудь мост или пошлют в провинцию на какую-нибудь фабрику, а возможно, просто сдадут в переплавку, и тогда из него может получиться что угодно. И вот его мучила мысль: сохранит ли он воспоминание о том, что был когда-то уличным фонарем. Так или иначе, он знал, что ему в любом случае придется расстаться с ночным сторожем и его женой, которые стали для него все равно что родная семья. Оба они - и фонарь и сторож - поступили на службу одновременно. Жена сторожа тогда высоко метила и, проходя мимо фонаря, удостаивала его взглядом только по вечерам, а днем никогда. В последние же годы, когда все трое - и сторож, и его жена, и фонарь - состарились, она тоже стала ухаживать за фонарем, чистить лампу и наливать в нее ворвань. Честные люди были эти старики, ни разу не обделили фонарь ни на капельку.
        Итак, светил он на улице последний вечер, а поутру должен был отправиться в ратушу. Мрачные эти мысли не давали ему покоя, и не мудрено, что и горел он неважно. Впрочем, мелькали у него и другие мысли; он многое видел, на многое довелось ему пролить свет, быть может, он не уступал в этом всем "тридцати шести отцам города". Но он молчал и об этом. Он ведь был почтенный старый фонарь и не хотел никого обижать, а уж свое начальство тем более.
        А между тем многое вспоминалось ему, и время от времени пламя его вспыхивало как бы от таких примерно мыслей:
        "Да, и обо мне кто-нибудь вспомнит! Вот хоть бы тот красивый юноша... Много лет прошло с тех пор. Он подошел ко мне с письмом в руках. Письмо было на розовой бумаге, тонкой-претонкой, с золотым обрезом, и написано изящным женским почерком. Он прочел его дважды, поцеловал и поднял на меня сияющие глаза. "Я самый счастливый человек на свете!" - говорили они. Да, только он да я знали, что написала в своем первом письме его любимая.
        Помню я и другие глаза... Удивительно, как перескакивают мысли! По нашей улице двигалась пышная похоронная процессия. На обитой бархатом повозке везли в гробу молодую прекрасную женщину. Сколько было венков и цветов! А факелов горело столько, что они совсем затмили мой свет. Тротуары были заполнены людьми, провожавшими гроб. Но когда факелы скрылись из виду, я огляделся и увидел человека, который стоял у моего столба и плакал. - Никогда мне не забыть взгляда его скорбных глаз, смотревших на меня!"
        И много о чем еще вспоминал старый уличный фонарь в этот последний вечер. Часовой, сменяющийся с поста, тот хоть знает, кто заступит его место, и может перекинуться со своим товарищем несколькими словами. А фонарь не знал, кто придет ему на смену, и не мог рассказать ни о дожде и непогоде, ни о том, как месяц освещает тротуар и с какой стороны дует ветер.
        В это-то время на мостик через водосточную канаву и явились три кандидата на освобождающееся место, полагавшие, что назначение на должность зависит от самого фонаря. Первым была селедочная головка, светящаяся в темноте; она полагала, что ее появление на столбе значительно сократит расход ворвани. Вторым была гнилушка, которая тоже светилась и, по ее словам, даже ярче, чем вяленая треска; к тому же она считала себя последним остатком всего леса. Третьим кандидатом был светлячок; откуда он взялся, фонарь никак не мог взять в толк, но тем не менее светлячок был тут и тоже светился, хотя селедочная головка и гнилушка клятвенно уверяли, что он светит только временами, а потому не в счет.
        Старый фонарь сказал, что ни один из них не светит настолько ярко, чтобы служить уличным фонарем, но ему, конечно, не поверили. А узнав, что назначение на должность зависит вовсе не от него, все трое выразили глубокое удовлетворение - он ведь слишком стар, чтобы сделать верный выбор.
        В это время из-за угла налетел ветер и шепнул фонарю под колпак:
        - Что такое? Говорят, ты уходишь завтра в отставку? И я вижу тебя здесь в последний раз? Ну, так вот тебе от меня подарок. Я проветрю твою черепную коробку, и ты будешь не только ясно и отчетливо помнить все, что видел и слышал сам, но и видеть как наяву все, что будут рассказывать или читать при тебе. Вот какая у тебя будет свежая голова!
        - Не знаю, как тебя и благодарить! - сказал старый фонарь. - Лишь бы не попасть в переплавку!
        - До этого еще далеко, - отвечал ветер. - Ну, сейчас я проветрю твою память. Если бы ты получил много таких подарков, у тебя была бы приятная старость.
        - Лишь бы не попасть в переплавку! - повторил фонарь. - Или, может, ты и в этом случае сохранишь мне память? - Будь же благоразумен, старый фонарь! - сказал ветер и дунул.
        В эту минуту выглянул месяц.
        - А вы что подарите? - спросил ветер.
        - Ничего, - ответил месяц. - Я ведь на ущербе, к тому же фонари никогда не светят за меня, всегда я за них.
        И месяц опять спрятался за тучи - он не хотел, чтобы ему надоедали. Вдруг на железный колпак фонаря капнула капля. Казалось, она скати-
        лась с крыши, но капля сказала, что упала из серых туч, и тоже - как подарок, пожалуй даже самый лучший.
        - Я проточу тебя, - сказала капля, - так что ты получишь способность в любую ночь, когда только пожелаешь, обратиться в ржавчину и рассыпаться прахом.
        Фонарю этот подарок показался плохим, ветру - тоже.
        - Кто даст больше? Кто даст больше? - зашумел он что было сил.
        И в ту же минуту с неба скатилась звезда, оставив за собой длинный светящийся след.
        - Что это? - вскрикнула селедочная головка. - Никак, звезда с неба упала? И кажется, прямо на фонарь. Ну, если этой должности домогаются столь высокопоставленные особы, нам остается только откланяться и убраться восвояси.
        Так все трое и сделали. А старый фонарь вдруг вспыхнул особенно ярко.
        - Вот это чудесный подарок! - сказал он. - Я всегда так любовался ясными звездами, их дивным светом! Сам я никогда не мог светить, как они, хотя стремился к этому всем сердцем. И вот они заметили меня, жалкий старый фонарь, и послали мне в подарок одну из своих сестриц. Они одарили меня способностью показывать тем, кого я люблю, все, что я помню и вижу сам. Вот это поистине удовольствие! А то и радость не в радость, если нельзя поделиться ею с другими.
        - Почтенная мысль, - сказал ветер. - Но ты, верно, не знаешь, что к этому дару полагается восковая свеча. Ты никому ничего не сможешь показать, если в тебе не будет гореть восковая свеча. Вот о чем не подумали звезды. И тебя, и все то, что светится, они принимают за восковые свечи. Ну, а теперь я устал, пора улечься, - сказал ветер и улегся.
        На другое утро... нет, через день мы лучше перескачем - на следующий вечер фонарь лежал в кресле, и у кого же? У старого ночного сторожа. За свою долгую верную службу старик попросил у "тридцати шести отцов города" старый уличный фонарь. Те посмеялись над ним, но фонарь отдали. И вот теперь фонарь лежал в кресле возле теплой печи и, казалось, будто вырос от этого - он занимал чуть ли не все кресло. Старички уже сидели за ужином и ласково поглядывали на старый фонарь: они охотно посадили бы его с собой хоть за стол.
        Правда, жили они в подвале, на несколько локтей под землей, и чтобы попасть в их каморку, надо было пройти через вымощенную кирпичом прихожую, зато в самой каморке было тепло и уютно. Двери были обиты по краям войлоком, кровать пряталась за пологом, на окнах висели занавески, а на подоконниках стояли два диковинных цветочных горшка. Их привез матрос Христиан не то из Ост-Индии, не то из Вест-Индии. Это были глиняные слоны с углублением на месте спины, в которое насыпалась земля. В одном слоне рос чудесный лук-порей - это был огород старичков, в другом пышно цвела герань - это был их сад. На стене висела большая масляная картина, изображающая Венский конгресс, на котором присутствовали разом все императоры и короли. Старинные часы с тяжелыми свинцовыми гирями тикали без умолку и вечно убегали вперед, но это было лучше, чем если бы они отставали, говорили старички.
        Итак, сейчас они ужинали, а старый уличный фонарь лежал, как сказано выше, в кресле возле теплой печки, и ему казалось, будто весь мир перевернулся вверх дном. Но вот старик сторож взглянул на него и стал припоминать все, что им довелось пережить вместе в дождь и в непогоду, в ясные, короткие летние ночи и в снежные метели, когда так и тянет в подвальчик, - и старый фонарь словно очнулся и увидел все это как наяву.
        Да, славно его проветрил ветер!
        Старички были люди работящие и любознательные, ни один час не пропадал у них зря. По воскресеньям после обеда на столе появлялась какая-нибудь книга, чаще всего описание путешествия, и старик читал вслух про Африку, про ее огромные леса и диких слонов, которые бродят на воле. Старушка слушала и поглядывала на глиняных слонов, служивших цветочными горшками.
        - Воображаю! - приговаривала она.
        А фонарю так хотелось, чтобы в нем горела восковая свеча, - тогда старушка, как и он сам, наяву увидела бы все: и высокие деревья с переплетающимися густыми ветвями, и голых черных людей на лошадях, и целые стада слонов, утаптывающих толстыми ногами тростник и кустарник.
        - Что проку в моих способностях, если нет восковой свечи? - вздыхал фонарь. - У стариков только ворвань да сальные свечи, а этого мало.
        Но вот в подвале оказалась целая куча восковых огарков. Длинные шли на освещение, а короткими старушка вощила нить, когда шила. Восковые свечи теперь у стариков были, но им и в голову не приходило вставить хоть один огарок в фонарь.
        - Ну, вот и стою я тут со всеми моими редкими способностями, - говорил фонарь. - Внутри у меня целое богатство, а я не могу им поделиться! Ах, вы не знаете, что я могу превратить эти белые стены в чудесную обивку, в густые леса, во все, чего вы пожелаете!.. Ах, вы не знаете!
        Фонарь, всегда вычищенный и опрятный, стоял в углу, на самом видном месте. Люди, правда, называли его старым хламом, но старики пропускали такие слова мимо ушей - они любили старый фонарь.
        Однажды, в день рождения старого сторожа, старушка подошла к фонарю, улыбнулась и сказала:
        - Сейчас мы зажжем в его честь иллюминацию!
        Фонарь так и задребезжал колпаком от радости. "Наконец-то их осенило!" - подумал он.
        Но досталась ему опять ворвань, а не восковая свеча. Он горел весь вечер и знал теперь, что дар звезд - чудеснейший дар - так и не пригодится ему в этой жизни.
        И вот пригрезилось фонарю - с такими способностями не мудрено и грезить, - будто старики умерли, а сам он попал в переплавку. И страшно ему, как в тот раз, когда предстояло явиться в ратушу на смотр к "тридцати шести отцам города". И хотя он обладает способностью по своему желанию рассыпаться ржавчиной и прахом, он этого не сделал, а попал в плавильную печь и превратился в чудесный железный подсвечник в виде ангела с букетом в руке. В букет вставили восковую свечу, и подсвечник занял свое место на зеленом сукне письменного стола. Комната очень уютна; все полки заставлены книгами, стены увешаны великолепными картинами. Здесь живет поэт, и все, о чем он думает и пишет, развертывается перед ним, как в панораме. Комната становится то дремучим темным лесом, то озаренными солнцем лугами, по которым расхаживает аист, то палубой корабля, плывущего по бурному морю...
        - Ах, какие способности скрыты во мне! - сказал старый фонарь, очнувшись от грез. - Право, мне даже хочется попасть в переплавку. Впрочем, нет! Пока живы старички - не надо. Они любят меня таким, какой я есть, я для них все равно что сын родной. Они чистят меня, заливают ворванью, и мне здесь не хуже, чем всем этим высокопоставленным особам на конгрессе.
        С тех пор старый уличный фонарь обрел душевное спокойствие - и он его заслужил.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СТИРАТЕЛЬНАЯ РЕЗИНКА
        В одном небольшом городке обычная средняя школа была. Марина, ученица 5-го класса, там двойку получила по географии. А это была уже не первая у неё двойка. Пятая за неделю. Идёт грустная девочка домой. Чему тут радоваться? Кричать все будут на неё. Поиграть не дадут. Поставят в тёмный угол. Тут видит Марина пса лохматого у автобусной остановки. Стоит пёс напротив ларька колбасного и на продавщицу печально смотрит. Ругается на него тётка кудрявая из окошка. Пёс к мясному идёт. На него оттуда лысый дядька кричит. Молочница, баба в чёрных валенках и в сером платке, варежками замахнулась. Невезучий день у пса. Люди как с цепи сегодня сорвались. Пожалела Марина беднягу. Был у неё в портфеле бутерброд с колбасой. От завтрака остатки. Отдала она его голодному псу. Обрадовался лохматый и сразу же съел. Хвостом с благодарностью повилял и убежал. Марина тихо дальше пошла. Близко уже её дом. Совсем она загрустила. Еле ноги передвигает. Слышит вдруг, что сзади кто-то по лужам шлёпает, словно бежит за ней босиком. Оглянулась назад, а это тот самый лохматый пёс её догоняет. Подбежал пёс и белыми зубами во всю
красную пасть улыбается. Смотрит на неё весело и хвостом крутит.
        - Хороший ты парень, - говорит ему девочка, - а у меня в дневнике двойка по географии. Не знаю, что мне с ней теперь делать.
        - Ничего страшного, я сейчас что-нибудь придумаю, - ответил ей пёс и убежал.
        Марина ушам своим не поверила. Она только в мультиках про говорящих собак смотрела и думала, - сказки. Теперь сама убедилась, что так иногда бывает. Дождалась она пса обратно. Прибежал пёс через пять минут и в зубах синюю резинку стирательную принёс. Сунул он Марине её в руку и та взяла.
        - Держи, - говорит лохматый, - одна добрая тётка дала в канцелярском. Сказала, что всё может стереть.
        - Спасибо, дружище, - поблагодарила его Марина.
        - Попробуй сначала, - сказал ей в ответ пёс, - вдруг наврала.
        Достала девочка из портфеля дневник и двойку в одно касание стёрла.
        - Здорово, - говорит, - как ничего и не было. Интересно, а ещё что-нибудь она стереть может?
        - Не знаю, - отвечает пёс, - я в канцелярии плохо разбираюсь. Просто хорошая женщина там работает. Можешь на мне попробовать. Люди всё на собаках сначала испытывают.
        - Нет, не буду я на тебе ничего испытывать. Мы с тобою друзья, - сказала ему Марина, - я лучше на себе эту резинку попробую.
        Провела она по себе резинкой и в одно касание стёрла.
        - Ну как, получилось? - спросила она у пса.
        - Здорово! - весело подтвердил пёс, - как ничего и не было. Теперь можно везде будет ходить незаметно и брать всё что хочешь с прилавков. Ты тогда и меня тоже сотри, пожалуйста.
        Марине для друга сделать было не жалко и пёс моментально исчез из виду. Девочке очень понравилась такая игра. Пропадали кругом прохожие и машины. Дома стирались целыми улицами вместе с горизонтом. Скоро кругом всё кончилось и стереть было нечего. Остались только уличные шумы и голоса на пустом месте. К вечеру там стемнело и стало совсем тихо. Весь город уснул и с тех пор в нём что-то увидеть можно только во сне. Никакую географию в школах больше не преподают. Не видно наглядных пособий. Заменили все предметы уроками пения и сказки всякие слушают.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        СТОЙ, НАТРА! СТОЙ!
        Окончив дневную охоту, Рысь прилег отдохнуть в высокой зеленой траве. Он мирно дремал и видел сны, когда, опалив жаром своего тела, Натра огненной стрелой пронеслась мимо. Проснувшись, рысь увидел, как она, полыхнув оранжевой стрелкой, озарила чащу исходящим от нее таинственным, полупризрачным сиянием и скрылась в сумеречном лесу. В этот миг сумасшедшая, почти бредовая мысль посетила его, и - пока разум не воспротивился этой самоубийственной затее - он поспешил воплотить ее: "Стой, Натра! Стой!" - крикнул он вслед убегающей кошке.
        Это ж надо было решиться, остановить огненную тигрицу Натру - богиню и прародительницу всего кошачьего рода, да еще и предложить пробежаться с ней по ночной лесной чаще. Да, подобная идея попахивала серьезными неприятностями - как у любой кошки, настроение Натры часто менялось и, будучи в дурном расположении духа, она могла в один миг испепелить любого, кто посмел бы приблизиться.
        Впрочем, Рысь, как любой из кошачьего рода, не задумываясь рискнул бы жизнью,
        только бы побыть хоть одну ночь с огненно-рыжей богиней, а потому даже осознание грозящей опасности не остановило его. Как молитву, как древнее могучее заклятие, с трепетом и благоговением в голосе повторял он слова: "Натра - моя Муза, мой Ангел-Хранитель, останови свой бег, удели мне, дерзкому, хоть мгновение той вечности, что дарована тебе.
        Сожги, испепели, уничтожь меня своим пламенным взглядом или даруй мне счастье быть с тобой и чувствовать дыхание твоей силы - я смиренно приму все".
        Рысь стоял, выжидающе всматриваясь в черную стену леса, как вдруг услышал позади себя голос: "Опять вы взялись за старое!
        Ну сколько раз можно повторять, что этот ваш ритуал меня уже утомил… Хотя, признаюсь честно - ты меня обманул… Уж чего-чего, а в хитрости и умении придуриваться вашему брату не откажешь."
        Резко, в прыжке, Рысь развернулся и увидел ее. Натра лежала на спине, распластав задние лапы, а передними с невинным видом перебирала густую, белую, как снег, шерсть на брюхе.
        Ситуация накалялась - надо было как-то продолжать разговор, но Рысь так ничего и не смог придумать, а потому мешкал. Тут ему вспомнилось однажды услышанное мнение, будто бы огненная тигрица любит, когда с ней играют. Набравшись храбрости, он сказал себе: "Играть - так играть!" Такая игра, конечно, шла не на жизнь, а на смерть и, начав ее, Рысь прекрасно понимал - любая ошибка будет стоить очень дорого. Отступать было уже поздно, и Рысь решил пройти игру до конца - ночь с богиней стоила этого.
        - Здравствуй, Натра. - ихо поздоровался он, - ну что, разрешишь сегодня пробежаться с тобой, или всю ночь будешь дуться на меня за мою шутку?
        - Я - богиня и мое имя - Натрафрорра Танура О'Оллит! - сердито сказала кошка, пристально посмотрев Рысю прямо в глаза.
        Почти минуту он терпел, но, почувствовав острую боль в груди, все-таки отвернулся, ибо никто не мог долго вытерпеть ее взгляда: ее глаза огнем прожигали насквозь, проникая в самые отдаленные закоулки сознания. Нестерпимый жар охватил все его тело и разум, и Рысь уж было подумал, что ему пришел конец.
        - Впрочем, - она отвела взгляд, и голос ее смягчился, - в эту ночь я разрешаю тебе называть меня Натрой.
        Чувствуя, как жар ее тела постепенно утихает и, поняв, что смерть в пламенных объятьях богини ему не грозит, Рысь успокоился. Тигрица размеренным шагом подошла ближе, и он вновь ощутил ее тепло, но на этот раз оно было не обжигающим, а приятным, будто ласкающим.
        - Экие вы, рыси, хитрые… - заигрывающим голосом, мягко, будто перекатывая на языке слова, произнесла Натра, - дай вам волю, так вы за мной каждую ночь бегать будете.
        Лезть на рожон Рысь не хотел, но и оставлять последнее слово за богиней не собирался. Немного подумав, он сказал первое, что пришло ему в голову:
        - Натра, породив тебя, огонь, уголь и пепел даровали тебе вкупе с испепеляющей внешностью еще и поистине жгучую манеру разговаривать.
        Тигрица в долгу не осталась и подхватила игру:
        - Какая наглая лесть, - грозно прорычала она, - поистине неприкрытая, наглая лесть! Учти, ты играешь с огнем, а с ним шутки плохи…
        - Напужала… - завопил Рысь, что есть мочи, - ой-ой-ой, как напужала… - и, свалившись на землю, поскуливая и катаясь по траве, принялся причитать, - прости, я больше так не буду… Да, да, да… Честно, честно…
        - Ну ладно, так и быть, сегодня я разрешу тебе быть со мной, но ты пообещай, что завтра не придешь… У меня ведь тоже есть дела. Договорились?
        Тигрица, будто боясь обжечь, чуть притушив взгляд, смотрела на Рыся. Надеясь выторговать еще одну ночь, он пытался терпеть и тянул время, но в конце концов не выдержал и согласился. В тот же миг Натра, рывком сорвавшись с места, помчалась в сторону леса. Быстро опомнившись, Рысь, набирая скорость, последовал за ней и вскоре догнал кошку.
        - А вот и я! - крикнул он тигрице, - что, не ожидала от меня такой прыти, да?
        - Молчи! Не болтай попусту, беги тихо и слушай Силу леса… Ой, да что я говорю - ты ведь не умеешь слушать Силу…
        - Ты же сама знаешь - рыси болтливые и жутко бестолковые животные…
        Натра замедлила бег, а Рысь, увлекшись, этого не заметил и вырвался вперед. Лишь когда тигрица, оказавшись позади, исхитрилась цапнуть его за хвост, он понял свою ошибку. Эта погоня была, конечно, не всерьез, и укусила его Натра несильно, играючи. Будь все это по-настоящему - Рысь остался бы без хвоста, а может, и без всего остального тоже.
        - Разумеется, дорогой, - донесся сзади голос запыхавшейся от смеха кошки, - а еще они глупые, наглые и приставучие.
        Забежав на высокий холм, они долго гонялись друг за дружкой, валялись в траве и с громкими воплями, падая на спину, кувырком скатывались по песчаному склону - соревновались, кто быстрее докатится до самого низа. В очередной раз погнавшись
        за Рысем, Натра в два прыжка обогнала его, нырнула в сторону и скрылась в густом кустарнике. От неожиданности Рысь резко остановился и стал прислушиваться. Тишина: ни шороха, ни звука ломающейся ветки - он так и не услышал ничего, что могло бы
        выдать местоположение тигрицы.
        - Натра, неужели ты убежала и бросила меня тут одного?
        - Как ты мог подумать такое?! - сурово произнес откуда-то сверху знакомый голос, - такого просто не может быть!
        Осмотрев окрестности, Рысь долго не мог понять - откуда исходит голос? Но потом вдруг будто прозрел - и увидел ее почти под самым своим носом. Тигрица сидела под огромным развесистым деревом на самой вершине холма и с беззаботным видом чистила о кору когти. Каждый раз, когда она вела по стволу лапой, раздавался резкий, пронзительный, режущий уши звук.
        - И как я мог не заметить этого ранее - не понимаю! - возмущенно фыркнул Рысь себе под нос, - хотя что тут думать-гадать - с этими богинями всегда так: то ниоткуда появляются, то, будто растворившись в воздухе, исчезают, а то и вовсе сотворят что-нибудь этакое, что и во сне не каждому присниться может.
        - Экие вы, рыси, неторопливые, - нараспев сказала Натра, извлекая из древесины немыслимые звуки, - все хвастают, все хвалятся, что искусные охотники, а вот Огненную поймать не могут…
        Вогнав Рыся в краску, Натра бросила музицирование и, грациозно изогнувшись, прыгнула на развилку самой толстой ветки, легла там и, свесив вниз лапы, растянулась во всю длину. Удобно расположившись на ветке, она стала заманивать его наверх, легонько покачивая кончиком хвоста:
        - Экие вы, рыси, неуклюжие, - вновь начала свою песню тигрица, - даже на дерево забраться не могут… Эй там, внизу - залезай сюда, а то рассвет пропустишь. Думаю, с этого дерева мы сможем увидеть восход Солнца. Как давно я не смотрела на рассвет…
        Мне всегда казалось, что в ночи нет ничего прекраснее рассвета. Рысь вскарабкался по стволу наверх и устроился рядышком.
        - Рассвет? - удивился он, - мне казалось, что ночь только начинается… Это твои шутки, Натра? Хочешь побыстрее от меня избавится, да?
        - Ну что за мысли?! - возмутилась тигрица, - или ты не веришь богине, а может, посмел усомниться в том, что я всегда держу данное слово?
        - О нет, моя богиня… Разумеется, нет…
        - Экие вы, рыси, подозрительные… - начала было Натра, но вдруг, резко оборвав фразу, подняла голову и стала смотреть вдаль.
        Стоило Рысю посмотреть вслед взгляду тигрицы, как горизонт пред ним расступился, и он увидел, как над верхушками деревьев сияющим шаром грузно поднялось дневное светило. Свет восходящего Солнца ударил в шерсть тигрицы и будто зажег ее. Алые сполохи божественного огня сияющими клинками пронзили его глаза. На мгновение Рысь ослеп, а когда, привыкнув к яркому свету, вновь стал видеть, Натры рядом уже не было. Выполнив обещание, она будто бы растворилась в воздухе, оставив Рысю на память лишь легкое теплое волнение где-то в глубине его бездонной рысьей души.
        - Спасибо тебе, Натрафрорра Танура О'Оллит! - прокричал он на весь лес. Подхватив его крик, легкий ветер разнес его над верхушками деревьев. Рысь прислушался к тишине утреннего леса, и на мгновение ему показалось, что где-то далеко-далеко Натра услышала этот клич и отозвалась своим: "Экие вы, рыси, крикливые…"
        АНДРЕЙ ЛИНКС
        СТОЙКИЙ ОЛОВЯННЫЙ СОЛДАТИК
        Было когда-то на свете двадцать пять оловянных солдатиков, все братья, потому что родились от старой оловянной ложки. Ружье на плече, смотрят прямо перед собой, а мундир-то какой великолепный - красный с синим! Лежали они в коробке, и когда крышку сняли, первое, что они услышали, было:
        - Ой, оловянные солдатики!
        Это закричал маленький мальчик и захлопал в ладоши. Их подарили ему на день рождения, и он сейчас же расставил их на столе.
        Все солдатики оказались совершенно одинаковые, и только один-единственный был немножко не такой, как все: у него была только одна нога, потому что отливали его последним, и олова не хватило. Но и на одной ноге он стоял так же твердо, как остальные на двух, и вот с ним-то и приключится замечательная история.
        На столе, где очутились солдатики, стояло много других игрушек, но самым приметным был красивый дворец из картона. Сквозь маленькие окна можно было заглянуть прямо в залы. Перед дворцом, вокруг маленького зеркальца, которое изображало озеро, стояли деревца, а по озеру плавали восковые лебеди и гляделись в него.
        Все это было куда как мило, но милее всего была девушка, стоявшая в дверях замка. Она тоже была вырезана из бумаги, но юбочка на ней была из тончайшего батиста; через плечо у нее шла узенькая голубая ленточка, будто шарф, а на груди сверкала блестка не меньше головы самой девушки. Девушка стояла на одной ноге, вытянув перед собой руки, - она была танцовщица, - а другую вскинула так высоко, что оловянный солдатик и не видел ее, а потому решил, что она тоже одноногая, как и он.
        "Вот бы мне такую жену! - подумал он. - Только она, видать, из знатных, живет во дворце, а у меня всего-то и есть, что коробка, да и то нас в ней целых двадцать пять солдат, не место ей там! Но познакомиться можно!"
        И он притаился за табакеркой, которая стояла тут же на столе. Отсюда он отлично видел прелестную танцовщицу.
        Вечером всех остальных оловянных солдатиков, кроме него одного, водворили в коробку, и люди в доме легли спать. А игрушки сами стали играть - и в гости, и в войну, и в бал. Оловянные солдатики ворошились в коробке - ведь им тоже хотелось играть, - да не могли поднять крышку. Щелкунчик кувыркался, грифель плясал по доске. Поднялся такой шум и гам, что канарейка проснулась да как засвистит, и не просто, а стихами! Не трогались с места только оловянный солдатик да танцовщица. Она по-прежнему стояла на одном носке, протянув руки вперед, а он браво стоял на своей единственной ноге и не сводил с нее глаз.
        Вот пробило двенадцать, и - щелк! - крышка табакерки отскочила, только в ней оказался не табак, нет, а маленький черный тролль. Табакерка-то была с фокусом.
        - Оловянный солдатик, - сказал тролль, - не смотри куда не надо!
        Но оловянный солдатик сделал вид, будто не слышит.
        - Ну погоди же, вот наступит утро! - сказал тролль.
        И наступило утро; встали дети, и оловянного солдатика поставили на подоконник. Вдруг, по милости ли тролля, или от сквозняка, окно как распахнется, и солдатик как полетит вниз головой с третьего этажа! Это был ужасный полет. Солдатик взбросил негу в воздух, воткнулся каской и штыком между камнями мостовой, да так и застрял вниз головой.
        Мальчик и служанка сейчас же выбежали искать его, но никак не могли увидеть, хотя чуть не наступали на него ногами. Крикни он им: "Я тут!" - они, наверное, и нашли бы его, да только не пристало солдату кричать во все горло - ведь на нем был мундир.
        Начал накрапывать дождь, капли падали все чаще, и наконец хлынул настоящий ливень. Когда он кончился, пришли двое уличных мальчишек.
        - Гляди-ка! - сказал один. - Вон оловянный солдатик! Давай отправим его в плаванье!
        И они сделали из газетной бумаги кораблик, посадили в него оловянного солдатика, и он поплыл по водосточной канаве. Мальчишки бежали рядом и хлопали в ладоши. Батюшки, какие волны ходили по канаве, какое стремительное было течение! Еще бы, после такого ливня!
        Кораблик бросало то вверх, то вниз и вертело так, что оловянный солдатик весь дрожал, но он держался стойко - ружье на плече, голова прямо, грудь вперед.
        Вдруг кораблик нырнул под длинные мостки через канаву. Стало так темно, будто солдатик опять попал в коробку.
        "Куда меня несет? - думал он. - Да, да, все это проделки тролля! Ах, если бы со мною в лодке сидела та барышня, тогда будь хоть вдвое темнее, и то ничего!"
        Тут появилась большая водяная крыса, жившая под мостками.
        - Паспорт есть? - Спросила она. - Предъяви паспорт!
        Но оловянный солдатик как воды в рот набрал и только еще крепче сжимал ружье. Кораблик несло все вперед и вперед, а крыса плыла за ним вдогонку. У! Как скрежетала она зубами, как кричала плывущим навстречу щепкам и соломинам:
        - Держите его! Держите! Он не уплатил пошлины! Он беспаспортный!
        Но течение становилось все сильнее и сильнее, и оловянный солдатик уже видел впереди свет, как вдруг раздался такой шум, что испугался бы любой храбрец. Представьте себе, у конца мостика водосточная канава впадала в большой канал. Для солдатика это было так же опасно, как для нас нестись в лодке к большому водопаду.
        Вот канал уже совсем близко, остановиться невозможно. Кораблик вынесло из-под мостка, бедняга держался, как только мог, и даже глазом не моргнул. Кораблик развернуло три, четыре раза, залило водой до краев, и он стал тонуть.
        Солдатик оказался по шею в воде, а кораблик погружался все глубже и глубже, бумага размокала. Вот вода покрыла солдатика с головой, и тут он подумал о прелестной маленькой танцовщице - не видать ему ее больше. В ушах у него зазвучало:
        Вперед стремись, воитель,
        Тебя настигнет смерть!
        Тут бумага окончательно расползлась, и солдатик пошел ко дну, но в ту же минуту его проглотила большая рыба.
        Ах, как темно было внутри, еще хуже, чем под мостком через водосточную канаву, да еще и тесно в придачу! Но оловянный солдатик не потерял мужества и лежал растянувшись во весь рост, не выпуская из рук ружья...
        Рыба заходила кругами, стала выделывать самые диковинные скачки. Вдруг она замерла, в нее точно молния ударила. Блеснул свет, и кто-то крикнул: "Оловянный солдатик!" Оказывается, рыбу поймали, привезли на рынок, продали, принесли на кухню, и кухарка распорола ей брюхо большим ножом. Затем кухарка взяла солдатика двумя пальцами за поясницу и принесла в комнату. Всем хотелось посмотреть на такого замечательного человечка - еще бы, он проделал путешествие в брюхе рыбы! Но оловянный солдатик ничуть не загордился. Его поставили на стол, и - каких только чудес не бывает на свете! - он оказался в той же самой комнате, увидал тех же детей, на столе стояли те же игрушки и чудесный дворец с прелестной маленькой танцовщицей. Она по-прежнему стояла на одной ноге, высоко вскинув другую, - она тоже была стойкая. Солдатик был тронут и чуть не заплакал оловянными слезами, но это было бы непригоже. Он смотрел на нее, она на него, но они не сказали друг другу ни слова.
        Вдруг один из малышей схватил оловянного солдатика и швырнул в печку, хотя солдатик ничем не провинился. Это, конечно, подстроил тролль, что сидел в табакерке.
        Оловянный солдатик стоял в пламени, его охватил ужасный жар, но был ли то огонь или любовь - он не знал. Краска с него совсем сошла, никто не мог бы сказать, отчего - от путешествия или от горя. Он смотрел на маленькую танцовщицу, она на него, и он чувствовал, что тает, но по-прежнему держался стойко, не выпуская из рук ружья. Вдруг дверь в комнату распахнулась, танцовщицу подхватило ветром, и она, как сильфида, порхнула прямо в печку к оловянному солдатику, вспыхнула разом - и нет ее. А оловянный солдатик стаял в комочек, и наутро горничная, выгребая золу, нашла вместо солдатика оловянное сердечко. А от танцовщицы осталась одна только блестка, и была она обгорелая и черная, словно уголь.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СТРАНА СЧАСТЛИВЫХ СНОВ
        СТРАНА СЧАСТЛИВЫХ СНОВ, ИЛИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БУРАТИНО ПРОДОЛЖАЮТСЯ
        Буратино собирается в новое путешествие
        Буратино сдержал слово, данное дядюшке Роу, и не слишком торопился на поиски зеленого тумана и новых приключений. Однако он часто доставал свой золотой ключик и подолгу разглядывал его. О чем он думал при этом, понять было трудно. А между тем по театру поползли слухи.
        - Буратино хочет снова идти за сокровищами, - говорили одни. - У него чистое сердце, и он без труда добудет хоть целую гору алмазов.
        - Глупости, - возражали другие, - он поклялся во что бы то ни стало спасти Карабаса Барабаса и выполнит свое обещание.
        - И как это он не боится идти за зеленый туман? - в страхе округляли глаза третьи. - Впрочем, чего только не сделаешь, чтобы тебя считали героем!..
        Когда эти разговоры слышала лиса Алиса, она презрительно фыркала и в конце концов высказала свое, пожалуй, самое верное предположение.
        - Вы плохо знаете Буратино, - заявила она. - Этот мальчишка просто создан для приключений, и я отлично понимаю его. Буратино не сумеет прожить без риска, отчаянных погонь, без дорог и новых встреч. То сытое и теплое спокойствие, которое многие считают счастьем, - для Буратино просто гибель.
        Наконец подобные слухи дошли и до папы Карло.
        - Буратино, мальчик мой! - вскричал расстроенный старик. - Куда ты опять собрался, беспокойная твоя душа? У нас прекрасный театр, нас обожает публика, мы теперь уважаемые и состоятельные синьоры!.. Чего тебе не хватает?!
        - Ах, папочка, ты только не сердись на меня, - отвечал Буратино, - но мне и впрямь суждено снова покинуть вас. Меня ждет Страна Счастливых Снов. Я не сумею объяснить тебе всего, лучше спроси об этом дядюшку Роу, он знает…
        Папа Карло так и сделал и в конце концов смирился с мыслью, что ему предстоит новая разлука с сыном. Он покорно и обстоятельно принялся готовить мальчика к путешествию. Лишь по временам, исподволь, он останавливал грустный взгляд на Буратино, словно старался навсегда запечатлеть в своей памяти его дорогие рукотворные черты.
        Однажды утром Буратино зашел к дядюшке Роу и так просто, словно речь шла о прогулке за город, спросил:
        - Дядюшка Роу, а вы пойдете со мной искать зеленый туман?
        И старый сказочник так же просто ответил:
        - Конечно, Буратино, о чем может быть речь.
        - Ура! - закричал мальчик. - Я знал, я всегда догадывался, что в душе вы такой же непоседа, как я!
        - А как же может быть иначе? - посмеивался старик. - Настоящий сказочник никогда не должен расставаться с детством, со своими фантазиями и устремленностью в мир чудес.
        - А кого мы еще возьмем с собой? - спросил Буратино. - Я думаю, нужно взять Пьеро, Артемона и Алису.
        - Алису? - дядюшка Роу несколько удивился, но потом серьезно сказал: - А ведь ты прав, в этой плутовке есть что-то настоящее и надежное.
        - Вот именно - настоящее! - обрадовался Буратино. - При том что когда-то я здорово пострадал от нее, мне она очень, очень симпатична!..
        - Что ж, берем лису с собой, - согласился сказочник. - А вот почему ты не хочешь пригласить Арлекина? Он, кажется, смелый мальчик и настоящий друг.
        - Я очень даже хочу, - возразил Буратино, - но кто-то ведь должен остаться с папой Карло! Ему тоже нужны верные помощники, разве не так?
        - Я вижу, ты все продумал, - улыбнулся дядюшка Роу. - Ну что же, значит, пойдем впятером, - совсем неплохое число. Беги, созывай друзей, малыш.
        …Конечно, первым делом Буратино помчался к своему лучшему другу.
        - Пьеро! - закричал он с порога. - Завтра мы отправляемся искать зеленый туман! Мы идем на выручку к Карабасу Барабасу! Нас ждут страшно интересные приключения и опасности, и с нами идет дядюшка Роу! Ты что, не рад?..
        Смущенный Пьеро замялся и отвел взгляд в сторону.
        - Как? - не мог поверить Буратино. - Ты не хочешь идти с нами?!
        - Очень хочу, - ответил Пьеро и прямо посмотрел в глаза другу, - не думай, что я боюсь…
        - Еще чего! Разве я не знаю, какой ты храбрый? Но тогда почему? А-а, - протянул Буратино, - кажется, я понял… Мальвина?
        - Да, - потупился Пьеро, - я знаю, тебе это трудно понять… Но… знаешь, я все-таки пойду с вами, я согласен!.. И вот тебе моя рука!
        - Пьеро! Мой верный друг! Я знал, что ты согласишься! Вместе мы отправимся в такое путешествие, о котором даже не мечтали!..
        Буратино осекся, потому что вдруг заметил в дверях Арлекина.
        - А я? - с надеждой спросил тот.
        Буратино замешкался, и Арлекин все понял. Он опустил свои ватные уши, сгорбил плечи и повернул к выходу.
        - Постой! - окликнул его Буратино. - Ты мне тоже друг, Арлекин, такой же, как Пьеро. Но я не могу взять обоих: кто-то из вас должен остаться с папой Карло. Решайте сами - кто!
        И Буратино быстро вышел из комнаты. Он направился к Артемону.
        - Ну, дружище, завтра я иду искать Страну Счастливых Снов, - без предисловий сказал он. - Пойдешь со мной?
        Пес радостно завилял хвостом.
        - Это будет опасное приключение, - продолжал мальчик, - мы пройдем сквозь зеленый туман, и еще неизвестно, что за ним кроется…
        Пес завилял хвостом сильнее.
        - И вот еще что, с нами идет Алиса. Ты не против такой компании? Нравится тебе лиса или нет?
        Артемон прямо замолотил хвостом об пол.
        - Вот и прекрасно! - обрадовался Буратино. - Даже дядюшка Роу сказал, что она - настоящая, понимаешь?
        Пудель не вытерпел и бросился мальчику на грудь…
        А сама лиса Алиса встретила Буратино странно. Не успел мальчик и рта открыть, как она сказала:
        - Отгадай-ка загадку, Буратино: без крыльев, а летает и все на свете знает.
        - Ветер, что ли? - обескураженно предположил тот.
        - Нет, не ветер.
        - Ну, тогда облако… Постой, Алиса, я же к тебе по делу.
        - И я по делу, - лиса прищурила свои медовые глаза. - Согласна я, Буратино, согласна. В театре, конечно, хорошо, но как-то скучновато… По крайней мере для меня. А тут - зеленый туман, Страна Снов!..
        - Вот те раз! - рассмеялся Буратино. - Откуда же ты все знаешь?
        - Слухи, мой мальчик, слухи. Без крыльев, а летают…
        - …и все на свете знают, - закончил Буратино. - Так это же прекрасно. Я рад, что ты идешь с нами.
        - По твоему виду не скажешь, что ты очень рад, - заметила проницательная Алиса. - Ну, выкладывай, что там у тебя еще.
        Буратино шмыгнул носом.
        - Мне осталось самое трудное - сообщить папе Карло, что завтра мы отправляемся. Вообще-то он ничего, понимает, но мне кажется, он в глубине души надеется, что я останусь дома.
        - Хочешь, я сама сообщу ему обо всем? - предложила Алиса.
        - Нет! - вскинулся Буратино. - Разве это по-мужски - прятаться за твой хвост?
        - Тогда иди, иди прямо сейчас. Никогда не откладывай плохое на потом: от этого оно становится еще хуже и разъедает душу. На потом можно откладывать только хорошее.
        - Ладно, - согласился Буратино, - иду к папе Карло.
        - И вот еще, - бросила вдогонку лиса, - учти, что Пьеро уступит и с нами пойдет Арлекин. Но ты не должен обижаться на Пьеро: по-своему он прав.
        Буратино остановился как вкопанный.
        - А откуда ты… А, понял: и быстро летает, и все на свете знает?..
        - Нет, - ответила Алиса. - Это совсем другое.
        Друзья уходят
        за зеленый туман
        На другое утро отважных путешественников вышел провожать весь театр «Буратино». Было раннее октябрьское утро, но день обещал быть ясным и приятным.
        - Подходящая погода, - повторял дядюшка Роу, так как немного волновался и не знал, что сказать.
        - Да-да, прекрасная, - вздыхал папа Карло.
        А Пьеро стоял немного в стороне и нервно шептал:
        - Сам себя я подверг презрению,
        Для меня все равно нет прощения…
        Как мне хочется с вами, друзья,
        Но… нельзя, ах, поверьте, нельзя…
        - Перестань, - шипела Мальвина, дергая Пьеро за рукав. - Ты поступил как настоящий мужчина, и никто не посмеет тебя упрекнуть.
        Буратино подошел к Пьеро и сердечно обнял друга.
        - Мне будет не хватать тебя.
        - А мне - тебя…
        - Нам всем будет не хватать вас, - проговорила Мальвина, - возвращайтесь быстрее.
        - Да-да, - подхватили остальные куклы, - нам будет сильно не хватать вас! Мы будем очень ждать вашего возвращения!
        Папа Карло снял свою любимую старую шляпу и размахивал ею до тех пор, пока путешественники не скрылись из виду…
        …В молчании пятерка смельчаков поднималась все выше и выше в горы и наконец оказалась в уже знакомой им Долине привидений. В этот солнечный осенний день ущелье вовсе не казалось мрачным. Скудная растительность окрасилась в светлые умиротворяющие тона, и вся долина как будто улыбалась бескрайнему синему небу. Даже каменные Дуремар и кот Базилио не нарушали гармонии этого спокойного прозрачного утра.
        - Алиса, тебе по-прежнему жаль Базилио? - спросил Буратино.
        - Жаль, и очень жаль, - не скрывая, ответила лиса. - Ведь сколько мы с ним вместе лиха хлебнули…
        - А мне и Дуремара жалко, - признался Арлекин. - Несчастный он был человек: никого не любил, ни с кем не дружил…
        - Не расстраивайтесь, ребятки, - сказал дядюшка Роу. - Чует мое сердце, мы сумеем помочь этим двоим. А сейчас… глядите, наша скала Верблюд. Буратино, ты не забыл золотой ключик?
        - Вот он! - Буратино достал свой талисман. - И волшебное слово я помню - «сиборим»!
        - Тогда вперед, - велел старый сказочник, - и пусть нам сопутствует удача!
        …Как только Буратино вставил в отверстие ключик и трижды произнес волшебное слово, скала уже знакомо загудела и стала открывать потайной проход.
        - Дядюшка Роу, - воскликнул вдруг Буратино, - я только сейчас понял: ведь эта скала всякий раз закрывается! Получается, что пути назад у нас нет?
        - Здесь нет, - как ни в чем не бывало ответил сказочник. - Весь вопрос в том, есть ли он за зеленым туманом? Кто знает? Понимаете, друзья, мы идем туда, откуда можем никогда не вернуться. Еще не поздно повернуть назад…
        - Да что вы такое говорите?! - возмутился Буратино и без дальнейших разговоров шагнул в темный зев пещеры. Дядюшка Роу стал готовить факелы.
        Когда их свет рассеял темноту подземной ночи, Арлекин пришел в неописуемый восторг:
        - Ух, какая красота! Ты только посмотри, Буратино!
        - Не видел я, что ли? - снисходительно отвечал тот. - Я здесь не первый раз.
        - Я тоже не первый, - огляделась Алиса, - но никак не могу привыкнуть ко всему этому… Да и вообще разве можно привыкнуть к красоте?
        - Мы сюда пришли не красотами любоваться, - проворчал Буратино. Его задело замечание Алисы.
        - Вот тут ты прав, малыш, - сказал дядюшка Роу, - держи-ка факел и давай искать сталагмит, к которому мы когда-то привязывали бечевки.
        Сталагмит нашелся быстро, три тонкие веревочки тянулись от него в три прохода.
        - По средней шли Алиса с Базилио, - вспоминал сказочник, - я с ребятками шел по правому проходу. Значит, левый и есть путь к зеленому туману.
        - А не кажется ли вам, что эта веревка приведет нас не к зеленому туману, а к тому месту, где Дуремар встретился со своим… чудовищем? - спросила лиса Алиса.
        - В таком случае мы дойдем по бечевке до этого рокового места, - ответил дядюшка Роу. - Меня волнует другое: в тот раз, как ты знаешь, Алиса, случился обвал. Надеюсь, что нужную нам дорогу не завалило… Ну а тактику поиска мы всегда успеем сменить…
        Буратино показалось, что сказочник и Алиса понимающе переглянулись.
        - Что это еще за тактика? - спросил он лису, когда они двинулись по проходу.
        - Да очень простая, - охотно ответила Алиса. - Будь у тебя такое обоняние, как у меня с Артемоном, ты бы сразу понял, что болотный запах Дуремарчика ведет лучше всякой веревки.
        - Ишь ты! - усмехнулся Буратино.
        Бечевка кончилась в небольшой пещере с несколькими проходами, Артемон и Алиса обнюхали каждый. Пес вопросительно поднял морду, лиса сообщила:
        - Запах Дуремара ведет в оба прохода. Что бы это значило?
        - Я думаю, что, испугавшись, Дуремар бросил моток и побежал по одному из этих проходов. А по другому он пришел сюда из пещеры с зеленым туманом, - рассудил дядюшка Роу.
        - А как же идти нам? - спросил Арлекин.
        - Я знаю! - сообразил Буратино. - Представьте, как они шли здесь - Дуремар и Карабас. Вряд ли они так резко повернули бы влево, они все время шли более или менее прямо. Правильно, дядюшка Роу?
        - Молодец! - похвалил сказочник. - Пойдемте прямо. И все-таки… что же здесь произошло с Дуремаром?
        Едва дядюшка Роу произнес эти слова, как откуда-то сверху на путников с пронзительным писком и шумом набросилась стая летучих мышей, потревоженных вторжением в их царство.
        - Спокойно! - закричал дядюшка Роу, размахивая факелом. - Артемон, Алиса, скорее ведите нас! Мальчики, ближе ко мне! Не робейте, друзья! Не так уж и страшно это чудовище Дуремара!
        Когда мыши отстали, беглецы остановились перевести дух.
        - Вот мерзкие твари, - с отвращением пробормотал Арлекин, - еще похлеще чудовища…
        - Тихо, смотрите! - вскинул руку Буратино. - Это же зеленый туман!
        И правда, проход впереди слабо мерцал зеленоватым фосфоресцирующим светом.
        - Мы у цели, друзья, - проговорил дядюшка Роу. - Вперед!
        Войдя в пещеру, освещенную призрачным сиянием, сказочник погасил факел. Путники робко остановились перед невиданной стеной зеленого тумана. Даже Буратино, сотни раз рисовавший в своем воображении эту картину, словно оцепенел.
        - Нужно идти, малыш, - сказал ему дядюшка Роу.
        Очнувшись, Буратино повернулся к друзьям, помахал им ладошкой и шагнул в неведомое. Его не стало сразу, словно туман был какой-то плотной завесой, и от этого все невольно вздрогнули.
        - Артемон, за ним, - скомандовал дядюшка Роу.
        Пес присел и затем сильным прыжком, словно заряд, влетел в зеленое облако.
        - Теперь пойду я, - заявила лиса Алиса. Она крадучись приблизилась к волшебной дымке, остановилась у самой кромки тумана, принюхалась и вдруг отпрянула.
        - Вот жуть-то! Он прямо зазывает к себе!.. Ну, до встречи.
        И лиса растворилась в зеленом облаке. Дядюшка Роу взглянул на съежившегося Арлекина.
        - Боязно, малыш? - с сочувствием спросил он. - Не робей, я думаю, что это просто дверь. Ступай же.
        Арлекин зажмурил глаза и, словно в омут, бросился в зеленый туман.
        Оставшись один, старый сказочник поправил лямки рюкзака на плечах, пригладил свои длинные волосы и сделал большой уверенный шаг вперед. Туманная пещера вновь опустела и погрузилась в тишину. Только капли воды вызванивали в этой тишине свою бесконечную хрустальную мелодию…
        В Мире Снов
        происходит первая встреча
        Первое, что почувствовал дядюшка Роу, оказавшись в зеленом тумане, - это сильное и необъяснимое волнение, а потом послышались голоса, много голосов. Они звали, о чем-то предупреждали, смеялись… Эти голоса были как будто знакомы сказочнику, однако, как ни старался, он не мог ни вспомнить, чьи они, ни понять, о чем они говорят. А затем появились видения: фантастические лабиринты, сложенные то ли из кирпичей, то ли из книг; какие-то экзотические цветы вперемежку с обрывками обожженных рукописей; горы, отраженные не в воде, а в небе… И на каждое из таких видений душа дядюшки Роу отзывалась острой щемящей болью. Сказочник уже перестал понимать, куда и зачем он идет, как вдруг… все исчезло и дядюшка Роу очутился в пещере, в кругу ожидавших его друзей-попутчиков.
        Потрясенный сказочник повернулся и потрогал туман рукой, но теперь он ощутил вязкую упругость, через которую пройти было просто невозможно.
        - Ну как туманчик? - подмигнув, спросил Буратино.
        Дядюшка Роу молчал, не находя слов. К тому же в его переживаниях было столько личного, сокровенного, о чем ему не хотелось говорить!..
        - Туманчик с превеликими загадками, - многозначительно ответила за сказочника лиса Алиса. Арлекин от ее слов опять скукожился, он выглядел сейчас еще более испуганным, чем до перехода. Лишь Артемон казался безмятежно спокойным, да Буратино вновь обрел свой прежний уверенный вид.
        - Я уже все тут обследовал, - деловито сообщил он. -Из этой пещеры есть один-единственный выход, придется идти по нему.
        Дядюшка Роу опять зажег свой факел, и друзья продолжили путь. Теперь они путешествовали в мире, о котором не знали ровным счетом ничего.
        Они долго шли по темному тоннелю, пока впереди не забрезжил слабый дневной свет.
        - Это выход! - встрепенулся Буратино.
        - Погоди, - сказал дядюшка Роу, - свет в пещеры может проникать и сверху, в маленькие, недоступные для нас отверстия.
        Буратино присмирел, однако прав оказался именно он, и вскоре путники вышли из подземелья.
        Они оказались в узком ущелье, из которого куда-то вверх вела одинокая и, казалось, давно не хоженая горная тропинка. По ней друзья поднялись на небольшое плато.
        - Смотрите-ка, у нас была осень, а здесь, похоже, настоящая весна, - с удивлением сказала Алиса.
        - А солнце! - воскликнул Буратино. - Солнышка-то на небе нет!..
        - В самом деле! - поразился сказочник. - Солнышка нет, хотя день ясный… И небо какое синее! У нас на Средиземноморье оно значительно светлее.
        - Ого, да здесь и теней нет, - заметил Буратино. - Впрочем, это потому, что не светит солнце…
        - И здесь нет звуков, - мрачно добавил Арлекин. - Ни птицы не поют, ни кузнечики не стрекочут… Как будто все вымерло.
        И все-таки одна живая душа в этом непонятном и настораживающем мире была - на самом краю плато росло огромное старое дерево, и на его могучем суку путники увидели птицу - большого черного ворона. С некоторым трепетом они приблизились к дереву. Казалось, что огромный ворон спит.
        - Здравствуйте, господин Ворон, - вежливо обратился к нему дядюшка Роу. - Не подскажете ли вы, где мы находимся?
        Ворон открыл один глаз и уставил его на путешественников.
        - Разумеется, в Мире Снов, - отрывисто прокаркал он и вдруг рассмеялся трескучим смехом:
        - Сто лет здесь сижу, и хоть бы кто появился. А тут вдруг зачастили: сперва это человекоподобное бородатое пугало, теперь и вовсе целая ватага.
        - Так это же Карабас Барабас! - вскричал Буратино.
        Ворон открыл второй глаз и покосился на мальчика.
        - Не имею ни малейшего представления о том, как его зовут. Этот грубиян не счел нужным представиться.
        - А где же он? - спросил дядюшка Роу.
        - Побежал с проклятиями в сторону леса, и больше я его не видел.
        - Господин Ворон, - почтительно проговорил сказочник, - не знаете ли вы, где находится Страна Счастливых Снов?
        - Кто же этого не знает! - прокаркала птица. - Страна Счастливых Снов лежит за Страной Кошмаров.
        - Что? - насторожился Буратино. - Настоящих кошмаров? А… где эта страна?
        - Да везде, - усмехнулся Ворон. - Вот лично я целый век сижу здесь в одиночестве - разве не кошмар?
        - Зачем же вы сидите? - недоумевал Буратино. - Отправлялись бы в Страну Счастливых Снов…
        Ворон повернул к нему голову и пронзил острым взглядом.
        - Отправлялся, и не раз, - резко ответил он. - Но вырваться из Страны Кошмаров я так и не сумел: Бесконечная дорога вновь и вновь возвращала меня к этому постылому дереву.
        - Простите, а что это за Бесконечная дорога? - спросил дядюшка Роу.
        - С этого плато дорога одна, - хрипло ответил Ворон, - а Бесконечной назвал ее я, потому что так и не увидел ее конца. Если вы направляетесь в Страну Счастливых Снов, вам тоже не избежать этой дороги. Может быть, вы окажетесь удачливее меня… А если нет - вернетесь сюда и останетесь под этим деревом навеки. Глядишь, и мне веселее будет…
        - Послушайте, мудрый Ворон, а не хотите ли вы попробовать еще раз? - предложил вдруг сказочник. - Пойдемте с нами, ведь вместе всегда легче. У вас есть кое-какой опыт, а у нас… у нас есть волшебный золотой ключик.
        - Золотой ключик?! - казалось, что Ворон только сейчас по-настоящему пробудился и внимательно оглядел своих собеседников. - Ну конечно, деревянный мальчик со смешным длинным носом… Буратино!
        - Да, это я, - изумившись, подтвердил тот. - А откуда вы меня знаете?
        - Это не важно, - ответил мудрый Ворон, - важно, что ты пришел… Идти в Страну Счастливых Снов с Буратино, конечно, заманчиво. Но, видите ли, я стар и немощен, и крылья уже плохо слушаются меня… В детстве я много слышал про эту обетованную землю от своих родителей, в юности страстно мечтал попасть туда и всю свою молодость потратил на то, чтобы преодолеть Бесконечную дорогу и достичь страны счастья. Однако, как видите, я и теперь все на том же старом дереве. И сейчас мне остается только сожалеть, что сказочный Буратино пришел сюда слишком поздно…
        - Вовсе не поздно! Идемте с нами! - горячо уверял дядюшка Роу. - Если ваши крылья ослабели, вы можете путешествовать на моем плече.
        - Или на моей спине, - неожиданно сказал Артемон.
        Арлекин от удивления открыл рот, а Буратино радостно запрыгал вокруг пуделя:
        - Артемон заговорил, Артемоша заговорил!!!
        - Ух ты, я и в самом деле говорю! - ликовал пес. - Ну и надоело же мне молчать!..
        - Что в этом странного, если в Мире Снов говорят даже деревья и камни, - проворчал Ворон.
        - Да неужели? - не поверил Буратино и тут же попытался заговорить с ближайшим валуном, но тот хранил гробовое молчание.
        - Они говорят редко, в исключительных случаях, - пояснил Ворон, - но понимают все прекрасно.
        - Возможно, и у нас деревья и камни понимают все происходящее, - уронила Алиса.
        - А где это у вас? - вытянул шею Ворон.
        - Нам это сложно объяснить, - снова вступил в разговор дядюшка Роу. - Дело в том, что наша родина находится совсем в ином мире, который отделяет от здешнего волшебный зеленый туман. Мы прошли через этот туман и вот оказались здесь…
        - Понятно, - сказал старый Ворон, - а откуда вы узнали про Страну Счастливых Снов?
        - Из волшебной книги, - рассказывал дядюшка Роу, - а она, как и волшебный золотой ключик, появилась в нашем мире вместе с Буратино.
        - Понятно, - повторил Ворон. - Пожалуй, я отправлюсь с вами в Страну Счастливых Снов. Я всегда чувствовал, что только там можно обрести счастье и получить ответы на все мучающие меня вопросы. Кроме того, я стремлюсь туда по личным мотивам. Вас же, судя по всему, в страну счастья ведут, а значит, дойти до нее у вас больше шансов.
        Старый Ворон с шумом расправил крылья и тяжело перелетел на плечо дядюшки Роу.
        Теперь уже шестеро путешественников держали путь в загадочную Страну Счастливых Снов. С горного плато они спустились в зеленую долину, по дну которой бежала тропинка, ведущая к лесу. Это и была Бесконечная дорога одинокого Ворона.
        Страна Кошмаров
        преподает свой урок
        Лиственный лес казался тихим и, если так можно сказать, даже уютным. Словом, пока он не вызывал никаких опасений. Разумеется, Буратино и его спутникам очень хотелось узнать, какие кошмары подстерегают их на пути, но мудрый Ворон безмолвствовал и никто не решался с ним заговорить. Буратино, помимо этого, не давала покоя какая-то мысль, которая то приближалась, то снова уходила, так и не успев оформиться. Наконец ему удалось поймать ее. От удивления мальчик даже остановился.
        - Послушайте! Ведь если мы в Мире Снов, значит, все мы спим? Но ведь мы не ложились спать!..
        Его друзья тоже остановились и с недоумением переглянулись, а Арлекин даже ущипнул себя за руку.
        - О чем ты говоришь? - проскрипел Ворон на плече сказочника.
        - Видите ли, - немного сконфуженно сказал дядюшка Роу, - мальчик хочет узнать, действительно ли он не спит, раз он не ложился спать, но если мы находимся в Мире Снов, то почему мы не спим?.. О господи, я совсем запутался…
        - Да уж, - саркастически заметил Ворон. - Из той чепухи, что вы нагородили, я понял, что, для того чтобы оказаться в Мире Снов, вам нужно куда-то… ложиться?
        - Ах, батюшки, я, кажется, начинаю понимать, - облегченно сказала Алиса. - Здесь никто и никогда не ложится спать, потому что все и так находятся в Мире Снов.
        - Ах, как это сложно понять!.. Я вас поздравляю, - съязвил Ворон.
        - Видите ли, уважаемый, - сказал дядюшка Роу своему пассажиру, - нам и в самом деле… нелегко это понять, поскольку там, откуда мы пришли, все живые существа регулярно засыпают и видят сны, а потом они просыпаются и живут в реальном мире.
        Теперь пришел черед удивиться Ворону.
        - А что же такое этот ваш реальный мир? - спросил он.
        Дядюшка Роу призадумался.
        - Ну, откровенно говоря, внешне он не многим отличается от вашего, - признался он. - Но в этом реальном мире мы живем, совершаем поступки, изменяем действительность…
        - А что, по-вашему, делаем мы? - перебил его Ворон. - В нашем мире?
        Дядюшка Роу покраснел как школьник.
        - Но ведь сон - это… это не совсем реальность… Это скорее картины - обрывки памяти, фантазий… Они не имеют отношения к настоящей жизни.
        Ворон слушал сказочника с раскрытым клювом.
        - Понятно, - сказал он затем и замолчал так сурово, что путникам сделалось не по себе. Один Буратино не унимался.
        - Послушайте, если мы все-таки во сне, значит, здесь можно летать. Я всегда летаю во сне, - затараторил он. - Например, перед тем как идти сюда, я видел сон, в котором летал вместе с бабочками. У меня тоже были крылья - огромные и красивые. И все бабочки мне завидовали…
        - Я все понял, - оборвал его Ворон. - Значит, вы каждодневно посещаете Мир Снов, но в своих сновидениях безвольны, беспомощны и, главное, безответственны. Почему вас тогда не учат спать?
        - Интересная мысль, - оживился дядюшка Роу. - Вообще-то я слышал, что на земле есть такие учителя. Но… их не много, и мало кто им верит.
        - Как такое возможно?! - возмутился Ворон.
        - В нашем мире к снам относятся как к сущей безделице. А тех, кто придает им хоть какое-то значение, считают чокнутыми, - неловко признался старый сказочник.
        - Подумать только! - сокрушенно вздохнул мудрый Ворон. - Ну и мирок у вас! Придет из него сюда чучело, вроде вашего Карабаса Барабаса, натворит дел по глупости и невежеству, в том числе и на собственную голову, - и знать ничего не будет. Ваш мир - это и есть настоящая страна кошмаров. Теперь я догадываюсь, зачем вас притащили сюда.
        - Зачем? - вырвалось у Арлекина.
        Ворон вздернул свой клюв:
        - Да чтобы показать, как вы глупы и безответственны, полагая, что сон - это сущая безделица!
        - Я так и не понял, здесь можно летать или нет? - растерянно спросил Буратино.
        Ворон свысока посмотрел на него.
        - Скоро ты полетаешь, да и все вы начнете понимать, что такое Мир Снов, - мрачно и даже, как показалось Буратино, зловеще прокаркал он.
        «И зачем только мы взяли его с собой? - невесело подумал Буратино. - Конечно, за сто лет одиночества характер испортится у любого, но это уж слишком… А как было бы приятно путешествовать без него…»
        И в этот момент земля под ногами путников дрогнула и раскололась, образовав перед ними бездонную пропасть. Шедший впереди всех дядюшка Роу громко вскрикнул и отшатнулся. Мальчики попадали на землю, а Алиса и Артемон заскулили, как маленькие щенки.
        Бездна, преградившая им дорогу, была поистине ужасной. При одном только взгляде вниз у дядюшки Роу перехватило дыхание и закружилась голова.
        - Это невозможно, - прошептал он. - Какая неизмеримая глубина!..
        - Ты, кажется, хотел полетать? - спросил Ворон у Буратино. - Вот тебе прекрасная возможность. Видишь противоположный край обрыва? До него всего каких-нибудь пять миль.
        - А вы од-должите свои к-крылья, д-дяденька, - стуча зубами, ответил Буратино.
        - Крылья здесь ни при чем! - крикнул Ворон. - На них эту пропасть не перелететь: она будет разверзаться и разверзаться, она может расти в любую сторону! Ее можно одолеть только мыслью и устремлением. Смотрите!..
        Ворон подобрался, глаза его сверкнули темным огнем, крылья плотнее прижались к телу - и птицы не стало. Все ошеломленно смотрели на опустевшее плечо дядюшки Роу.
        - Где он? - пролепетал Арлекин, протирая глаза.
        - Я уже давно на другом конце, - раздался почему-то совсем рядом голос Ворона. - Убедитесь сами.
        Путники разом взглянули на противоположный край бездны и, несмотря на фантастическую удаленность, ясно увидели Ворона, стоящего на краю обрыва.
        - Нет, я не хочу, я не могу!.. - вдруг забился в истерике Арлекин. - Я никогда не смогу!..
        - Ну что ты, дружок, это же сон, всего лишь сон… - успокаивал его дядюшка Роу.
        - Нет!.. Я не в кровати, и проснуться от этого я не могу!..
        - Ну, хватит! - вдруг решительно сказала Алиса. - Мы все не в кроватях, и нужно думать, как нам перелететь… э-э… перенестись через эту пропасть.
        - Правильно, - подхватил Артемон, - сейчас я попробую сделать это!
        - Как ты собираешься пробовать? - спросил побледневший дядюшка Роу.
        - Мыслью и устремлением! - в порыве какого-то восторга воскликнул Артемон и ринулся в пропасть.
        Его друзья бросились к обрыву и не смогли сдержать горестный крик: Артемон падал в бездну, становясь все меньше и меньше. Но еще до того, как превратиться в маленькую точку, он вдруг пропал из вида, и вслед за этим рядом прозвучал его голос:
        - Все в порядке, я уже здесь.
        Путники подняли головы и увидели Артемона, который радостно улыбался им через пропасть. Старый Ворон топтался подле него.
        - О небесный покровитель собак, благодарю тебя, - молитвенно прошептала Алиса.
        - Ну, вот видишь, - уговаривал перепуганного Арлекина дядюшка Роу, - значит, и ты сумеешь, малыш…
        - Смотрите! - закричал вдруг Буратино. - Еще одна пропасть!..
        И действительно, в нескольких шагах позади путников образовался и стал стремительно расширяться другой разлом, а земля снова заходила ходуном.
        Поняв, что времени на уговоры и сомненья больше нет, сказочник подхватил обоих мальчиков на руки.
        - Прыгай! - закричал он лисе и бросился вперед.
        Алиса видела их еще несколько секунд, после чего все трое исчезли. Между тем островок земли, на котором оказалась лиса, разваливался прямо у нее под лапами. «Я там, с ними!..» - истово проговорила Алиса и зажмурилась.
        Она очнулась оттого, что кто-то лизнул ее в морду. Лиса открыла глаза - перед нею стоял Артемон и весь светился от счастья.
        - С прибытием, - поздравил Алису дядюшка Роу. - Ну вот, мы снова вместе. Господин Ворон, вы оказали нам неоценимую помощь. Только благодаря вам все мы живы.
        Старый Ворон с важностью нахохлил перья.
        - Теперь вы понимаете, что значат чувство и мысль в этом мире?
        - О, вполне, - заверил его сказочник. - Нам нужно только привыкнуть к этому…
        - Советую привыкать побыстрей, - изрек мудрый Ворон, - а иначе не оберетесь неприятностей.
        - Может быть, не стоит нас больше пугать, а? - спросил Буратино, впрочем, весьма добродушно. - Я и без того еще не пришел в себя. Скажите лучше, как в Мире Снов насчет еды?
        - В Мире Снов и едят, и пьют, - ответил Ворон, - но это ритуал, не более.
        - Увы, - нарочито печально проговорил Буратино, - я тоже не припоминаю, чтобы когда-нибудь пил или ел во сне… Впрочем, нет, однажды пил - после того как объелся за ужином жареной картошкой с солеными огурцами. Понимаете, картошка была слишком пережарена, огурцы слишком пересолены, ну а я слишком голоден.
        Его спутники рассмеялись - после пережитых волнений было так приятно смеяться! Один ворон оставался серьезным: за последнюю сотню лет он совсем утратил чувство юмора.
        Дядюшка Роу
        снова спасает друзей
        Друзья продолжали свой путь по Бесконечной дороге. Она казалась прежней, однако лес по обе стороны заметно изменился. Деревья приобрели вид каких-то извивающихся многоруких чудовищ, которые хищно тянулись к идущим по тропинке, а их корни выглядывали из земли ядовитыми гадами. Листья на деревьях сделались грязно-зелеными и по форме напоминали ножи.
        Угнетенные таким пейзажем, путешественники молчали, ожидая чего-то ужасного, что могло подстерегать их за любым из этих отвратительных деревьев.
        Первым по-прежнему шел дядюшка Роу с Вороном на плече. Было похоже, что утомившаяся птица дремлет. Сказочник же старался справиться с подступавшим беспокойством. Он шел и мысленно убеждал себя, что бояться не следует, что необходимо преодолеть себя и помочь остальным… Но что бы ни внушал себе старый сказочник, страх все больше вползал в его сердце, и вдруг волна неописуемого ужаса накрыла дядюшку Роу…
        Однажды в жизни с ним уже случилось такое. И произошло это именно во сне. Дядюшке Роу приснилось, что поздней ночью он стоит у закрытой двери своей комнаты. Сказочник понимал, что за дверью никого не может быть, и в то же время знал, что там кто-то есть. Это несоответствие почему-то вызывало такой ужас, что дядюшка Роу не мог пошевелиться. Он буквально сходил с ума от страха. И когда дверь стала медленно открываться, дядюшка Роу все еще исступленно твердил про себя: «Там никого нет, там никого нет…»
        За дверью стояла девочка в белом платье, ее длинные светлые волосы спускались по плечам. Девочка не пошевелилась, она только подняла на дядюшку Роу свои огромные глаза - и волны ужаса сомкнулись над ним.
        Очнулся дядюшка Роу почему-то на улице. Он лежал, уткнувшись лицом в кучу прелых листьев, его била крупная дрожь. До самого утра сказочник не решался войти в свой дом.
        По прошествии времени дядюшка Роу никак не мог понять, что же его так напугало. «В маленьком ребенке нет ничего страшного, - рассуждал он. - Вот если бы я увидел Медузу Горгону, тогда понятно… Отчего же я так испугался? Я испугался потому, что ее не могло там быть, ее не могло там быть!.. Но она там была. Однако что из того? Я мог бы придумать тысячу объяснений тому, как эта девочка очутилась в моем доме… Но мой ум молчал, а чувства были парализованы страхом».
        Дядюшка Роу так и не доискался причины своего смятения и понемногу стал забывать кошмарный сон. Теперь же все повторилось. Его сковал леденящий страх. Старый сказочник хотел бежать, бежать без оглядки, потому что он чувствовал, знал, что следом за ним неслышно ступает его наваждение - девочка в белом платье… И еще дядюшка Роу понимал, что проснуться он не может и потому обречен. Он прилагал неимоверные усилия побежать, но, как это часто бывает во сне, почти не двигался с места. Неожиданно его больно царапнули через одежду острые когти Ворона, и угасающее сознание сказочника озарила короткая и яркая мысль - собственно приказ: оглянуться!.. Повинуясь ему, дядюшка Роу остановился и обернулся назад. Странное зрелище предстало его глазам.
        В нескольких шагах позади сказочник увидел Буратино - с остекленевшими глазами, едва передвигающего ноги. Следом за ним тащился Арлекин - безумный взгляд, рот, открытый в немом крике… Сзади Артемон и Алиса, высунув языки, задыхались в попытке от чего-то убежать. Все четверо были объяты смертельным ужасом.
        «Боже мой, ведь и я был таким еще минуту назад!» - подумал дядюшка Роу и подхватил на руки Буратино. Тот слабо забарахтался:
        - Пустите, пустите меня!.. Это огонь, мы же сгорим… Дядюшка Роу! Папа Карло!..
        - Успокойся, Буратино, тут нет никакого огня, - сказочник прижал к себе дрожащего мальчика. - Опомнись, мы в безопасности.
        Взгляд Буратино начал приобретать какую-то осмысленность.
        - Я видел пожар, лесной пожар… Он пожирал деревья, как солому!..
        - Это сон, мой милый, он кончился. Ну же, приходи в себя, - и, опустив Буратино, дядюшка Роу принялся за Арлекина.
        - Проснись! - требовательно прокричал он, встряхивая мальчика за плечи. - Сейчас же проснись!
        - О-о-о!.. - простонал Арлекин, безвольно мотая головой. - Спасите меня… Змеи… змеи опутали мне ноги!..
        - Змеи уползли в чащу, - убеждал дядюшка Роу, - посмотри сам: их нет.
        Арлекин обвел все вокруг полными слез глазами, а потом упал на землю, словно подкошенный, и безутешно заплакал.
        - По крайней мере, ты больше не боишься, - пробормотал сказочник и, изловчившись, одновременно схватил за холки Алису и Артемона.
        - Очнитесь, - велел дядюшка Роу. - Что бы вам ни снилось, очнитесь немедленно!
        Лиса и пудель смотрели на него сумасшедшими глазами.
        - Что произошло? - спросил дядюшка Роу.
        Лиса Алиса судорожно вздохнула.
        - На нас покатились камни… Огромные камни… И они… были живые!..
        - Да, - подхватил Артемон, - они смеялись и кричали, что оставят от нас мокрое место!..
        - Ба, да у вас и кошмары одинаковые, - удивился дядюшка Роу.
        Он поднялся и оглядел своих подавленных спутников.
        - Вот и еще одно испытание позади, - сказал он, - а мы стали ближе к своей цели.
        Тут дядюшка Роу вспомнил о Вороне и обнаружил его по-прежнему сидящим на своем плече.
        - Господин Ворон, вы в порядке? - обратился к нему сказочник.
        - Теперь да, - прокаркала в ответ птица.
        - Не скажете ли вы, какой кошмар преследовал вас? - с нескрываемым любопытством спросил дядюшка Роу, но Ворон разочаровал его.
        - Боюсь, вам это будет неинтересно! - отрезал он.
        - Знаете, я вам очень признателен, - не стушевался сказочник. - Если бы в нужный момент вы не оцарапали меня… даже не знаю, чем кончилось бы для нас это приключение…
        - Сожалею, что причинил вам боль, - невозмутимо ответил Ворон. - В тот момент я меньше всего думал о вас.
        «Какой же он все-таки вредный, - поморщился Буратино. - И сколько нам еще терпеть его?» А вслух он спросил:
        - Вот интересно, если бы дядюшка Роу не растолкал меня… я бы и вправду сгорел в огне?
        - Вне всякого сомнения, - кивнул Ворон.
        - А я?.. Меня ужалили бы змеи?! - содрогнулся Арлекин.
        - Непременно.
        Алиса и Артемон промолчали, только вся шерсть на них поднялась дыбом.
        - Друзья мои, - проговорил дядюшка Роу, - не будем снова переживать эти неприятные моменты! Мы живы, а это главное, впереди нас ждет Страна Счастливых Снов. Не будем терять времени. Как ты думаешь, Буратино, не спеть ли нам песню, чтобы дорога казалась веселей?
        - Ах, дядюшка Роу, я не помню ни одной песни! Будь с нами Пьеро, он почитал бы нам стишки… Это так забавно!..
        - Как же, знаем, - фыркнула Алиса. - «Лису Алису жалко, плачет по ней палка…» Нет уж, если позволите, я сама спою вам. Это песня странствующих романтиков, или бродяг, как их почему-то называют. Она очень веселая и чрезвычайно подходит для нашей компании. А вы будете подпевать.
        И Алиса самозабвенно запела старинную и красивую песню, в которой говорилось о прелести странствий по бесконечной дороге… Ее спутники подхватили мелодию, а Буратино не выдержал и пустился в пляс. У Артемона не было слуха, и поэтому он благоразумно молчал, не сводя с Алисы восхищенного взгляда.
        А старый Ворон только неодобрительно крутил головой. «Надо же, какой подняли шум. Разве так следует вести себя в Стране Кошмаров? Подумать только, даже деревья танцуют вместе с ними!.. Какой позор», - укоризненно думал он.
        Путешественники встречают
        синих лошадей
        …Лес кончился неожиданно. Перед путниками лежала широкая, прямо-таки необозримая степь. Седой ковыль покрывал это великое пространство, и не было никакого намека на тропинку.
        - А где же Бесконечная дорога? - спросил Буратино. - Куда нам идти?
        - Куда глаза глядят, - прокаркал Ворон. - Вся эта степь теперь - наша дорога.
        - Ах, как многолика земля! Какая былинная старина и какая мощь чувствуется в этой ковыльной степи… - выразил переполнявшее его чувство дядюшка Роу.
        - Мне тоже по душе этот простор, - призналась Алиса. - Эта колышущаяся трава на ветру - как волны на море.
        Откуда-то издалека донесся протяжный жалобный вой.
        - Волки! - вздрогнул Арлекин.
        - Нет, - прислушавшись, возразила Алиса, - волки воют по-другому, это шакалы…
        - Лес уходит, - заметил вдруг Артемон. Все оглянулись и, пораженные, замерли: лес, из чащи которого они только что вышли, «убежал» назад уже на добрую сотню шагов, и кругом теперь был ковыль.
        - Бежим и мы! - закричал Арлекин. - Что же вы все стоите?!
        Ворон широко открыл глаза.
        - В вашем мире от опасности убегают? - откровенно удивился он.
        - Бывает, - уклончиво ответил сказочник и снова подумал, что из любого кошмарного сна всегда можно было сбежать проснувшись.
        - Но это же неразумно! - рассердился Ворон. - Во-первых, опасность от этого никуда не денется и будет преследовать вас, пока не настигнет. А во-вторых, убегая, вы подставляете ей спину!
        - Что же делать? - спросила Алиса.
        - Встречать опасность лицом к лицу.
        - Да, а если мы встретим ее и погибнем? - нахмурился Буратино. - Все-таки удрать иногда благоразумнее…
        - Только не здесь! - значительно ответил Ворон.
        Вдруг что-то странное появилось на горизонте. Небо возле самой земли там потемнело и заклубилось, а в воздухе послышался отдаленный гул.
        - Что это? Гроза? - спросила Алиса.
        - Это огромный табун лошадей! - крикнул дальнозоркий Ворон. - И он несется прямо на нас!..
        - Бежим, бежим, пока не поздно!.. - запричитал Арлекин.
        - Поздно, - ответил Артемон, - нам не догнать бегущий лес.
        …По степи неумолимо и грозно катилась лавина лошадей. Все они были невиданной темно-синей масти, а их длинные гривы развевались на бегу как голубое пламя. Зрелище было захватывающе красивым и ужасным одновременно. Завороженные им, путники в немом молчании наблюдали, как накатывает стремительная синяя волна, готовая смести их, будто песчинки, с лица этой первобытной степи.
        Дядюшка Роу схватил мальчиков на руки, но не побежал, а выпрямился во весь рост и обратил взгляд на мчащийся табун.
        - Не бойтесь смотреть на них!.. - прокричал он, и голос сказочника утонул в оглушительном грохоте копыт.
        Лошади были совсем рядом, передние уже занесли свои смертоносные копыта, встали на дыбы… и вдруг, оторвавшись от земли, взмыли вверх - в воздух… За ними взлетели следующие, и вот уже тысячи синих лошадей продолжали свою скачку в синем небе. Путешественники запрокинули головы и долго провожали взглядом немыслимый табун, пока от него на небосводе не осталось и следа.
        - Ради такого зрелища можно пережить какой угодно кошмар, - промолвил дядюшка Роу.
        - Да, это, по крайней мере, было красиво, - согласился Буратино.
        - Посмотрите, - сказала Алиса, - а лес-то вернулся…
        Лес в самом деле вернулся и, как прежде, обступил путников со всех сторон, а под ногами у них снова оказалась Бесконечная дорога.
        - Что, струсили? - Буратино погрозил деревьям пальцем. - Так вам и надо! Они думали, что лошади растопчут их… Теперь я верю, что вы все понимаете!..
        - Господин Ворон, - осторожно начал дядюшка Роу, - я давно хочу спросить вас… Вам… знакомы кошмары этой страны? Я хочу сказать, бездонная пропасть, синие лошади…
        Сказочник не очень-то рассчитывал на ответ, но на сей раз Ворон оказался разговорчивее, чем прежде.
        - Пропасть на моем пути уже встречалась, - сказал он, - а вот о синих лошадях я лишь слышал. Вообще же на Бесконечной дороге множество кошмаров, они повторяются только тогда, когда предыдущая попытка преодолеть их не удалась.
        - Значит, вы не знаете всего, что ожидает нас впереди, - понурился Арлекин.
        - Нет, - каркнул мудрый Ворон, - но я совершенно точно знаю, что одна встреча все-таки неизбежна.
        - Какая?! - встрепенулся Буратино.
        - Встреча с вещим деревом Алакон.
        Вещее дерево Алакон
        не дает вразумительного ответа
        - Что это за дерево - Малакон? Очередной ужас? - допытывался Буратино у старого Ворона.
        - Нет, дерево Алакон не ужас, это скорее друг. Оно всякий раз оказывалось на моем пути и всегда поддерживало меня, давало добрый совет, предсказывало будущее. Алакон поведал мне о Буратино, который придет в Мир Снов с волшебным золотым ключиком.
        - Вот видите! - развеселился Буратино. - Нас тут давно ждут! А что еще говорил обо мне этот… Алакон?
        - Ничего больше, - сухо ответил Ворон. - Деревья не любят болтать попусту, как некоторые… А вещее дерево - тем более. При встрече ему можно задать всего один вопрос. Поэтому нам заранее нужно решить, о чем спросить у Алакона.
        - Я его спрошу, где Страна Счастливых Снов, - брякнул Буратино. - Надоели мне эти кошмары!..
        - Не городи глупости, - повысил голос Ворон. - Что тебе даст ответ на этот вопрос? Я думаю, что с вещим деревом должен разговаривать сказочник.
        - Правильно, - вставила свое слово Алиса, - а ты, Буратино, лучше держи язык за зубами.
        - Дядюшка Роу, спросите у дерева, вернемся ли мы домой, - попросил Арлекин.
        - Ты тоже помолчи, - цыкнула на него Алиса, - тебя сюда никто не тянул. А что спросить, дядюшка Роу решит сам.
        Они продолжали свой путь в молчании, но мысли всех невольно устремлялись к вещему дереву Алакон, и потому никто даже не удивился, когда за очередным поворотом тропинки открылась маленькая поляна, а на ней - прелестное дерево, усыпанное розовым цветом.
        - Это оно! - благоговейно прокричал Ворон.
        …Вещее дерево Алакон на самом деле было необычно. Невысокое и раскидистое, оно больше напоминало цветущий куст, а еще точнее - живую ажурную розовую беседку.
        - Здравствуй, друг мой Алакон! - срывающимся от волнения голосом приветствовал волшебное дерево Ворон. - Как видишь, я снова на тропе в Страну Счастливых Снов. Но сейчас я не один…
        - Я вижу, - нежно прошелестело розовое дерево, - с тобою Буратино.
        Буратино так и подмывало открыть рот и заговорить с Алаконом, но на него предостерегающе смотрела Алиса.
        - Ты ответишь на наши вопросы? - спросил у дерева Ворон.
        - Как всегда, только на один, - ответил Алакон. - Я слушаю вас, добрый сочинитель сказок.
        Дядюшка Роу смутился необычайно. Потом откашлялся и спросил:
        - Пожалуйста, скажите, что вы знаете о золотом ключике? Как мы можем использовать его в Мире Снов?
        Алакон закивал ветвями.
        - Золотой ключик - это инструмент познания мира для Буратино. В Стране Счастливых Снов он может дважды воспользоваться им: один раз открыть ворота и один раз оставить ключик…
        Прошелестев это, Алакон смолк. Путники тоже молчали, пытаясь переварить услышанное.
        - Эй, погоди! - не утерпел Буратино. - Какие ворота? Где оставить? Ты объясни толком!..
        Но Алакон хранил молчание.
        - И это вещее дерево! - презрительно сплюнул Буратино. - Бессмысленный пучок прутьев!
        Ворон едва не свалился с плеча дядюшки Роу.
        - Замолчи! - в ужасе крикнул он и захлопал крыльями. - Тебе это так не пройдет!..
        И правда, небо над головами путников стало стремительно темнеть, наливаясь чернотой.
        - Ну вот! - заголосил Ворон, налетая на Буратино. - Глупая деревянная голова, ты не должен был этого делать!.. Теперь ожидай самого худшего!
        - Чего худшего?! - струхнул Буратино, которому показалось, что Ворон хочет выклевать ему глаза.
        - Наступает ночь!.. - стенал Ворон. - А страшнее этого в Стране Кошмаров ничего и придумать нельзя!..
        Неожиданно с неба посыпались какие-то белые и холодные хлопья. Путники с недоумением закрутили головами.
        - Это снег, - сказал дядюшка Роу, - я тоже никогда его не видел, но читал об этом явлении природы. Снег падает зимой в холодных странах.
        - Действительно, холодновато становится, - поежилась Алиса. - Что же с нами будет?
        - Нам нужно двигаться, - решил дядюшка Роу, - нужно бежать. Бег согреет нас. Верно, господин Ворон?
        - Теперь это уже все равно, - ответил тот.
        Однако когда путники бросились бежать, Ворон сорвался с плеча сказочника и полетел, с силой взмахивая крыльями. На фоне сплошной белой пелены падающего снега он казался какой-то черной рваной кляксой.
        - Посмотрите, посмотрите! Деревья стали еще страшнее: они тоже белые!.. - подвывал Арлекин.
        - Это березы! - прокричал на бегу сказочник. - Они растут именно там, где падает снег. И вообще лес редеет! Возможно, впереди снова степь. Но я не вижу дороги!..
        - Наверное, ее занесло снегом! - взвизгнул Арлекин.
        - О горе!.. - не своим голосом закричал Ворон. - Что мы наделали!..
        - Подождите, я чую слабый запах костра! - вдруг пролаял Артемон.
        - Веди нас к нему! - приказал дядюшка Роу.
        Запыхавшиеся и все равно промерзшие насквозь, они наконец добежали до небольшого костра, тускло горевшего в снежной мгле. Кто и зачем разжег этот огонь, было непонятно. И сам костер был очень странный: он горел без дров, вообще без ничего, а пламя его, несмотря на поднявшийся ветер, было ровным и совсем не жарким.
        - Еще одно волшебство, - растирая озябшие руки, проговорил дядюшка Роу. - Вряд ли мы согреемся здесь, но все-таки возле костра безопаснее.
        - Тем более, что на нас со всех сторон наступает лес, - поджала хвост Алиса.
        Теперь путешественники воочию увидели, как движутся деревья Страны Кошмаров. Они вырывали из земли свои чудовищные корни, перебрасывали их, словно щупальца гигантского спрута, вперед и опять вонзали в почву, делая таким образом очередной шаг. Плотная стена черных и белых стволов окружила измученных пленников, и этот круг неотвратимо сужался.
        Дядюшка Роу не отрываясь смотрел на огонь. В его сознании неотвязно вертелась прочитанная где-то фраза о том, что наиболее страшна и опасна ночь перед самым рассветом. «Я знаю, ты послан нам не зря, - говорил дядюшка Роу волшебному костру. - Ты свет во тьме, ты яркая точка в бесконечности ужаса. Прошу и заклинаю тебя: помоги нам!»
        Костер вспыхнул ввысь, его пламя загудело, словно в громадной печи, и вокруг него закружился мощный упругий вихрь. Какая-то сила стала приподымать путников над землей.
        - А-а-а! - заверещал Арлекин, цепляясь за спутанную траву.
        - Не бойтесь! Отпустите землю, мы должны улететь!.. - приказал дядюшка Роу.
        - Это ветер из Страны Счастливых Снов! - прокричала вещая птица.
        - Они хотят улететь в Страну Счастливых Снов!.. - жутко простонали деревья вокруг. - Они хотят улизнуть от нас!..
        Лесная чаща наполнилась душераздирающими воплями.
        - Возьмите меня с собой!.. - надрывался какой-то высокий голос.
        - Возьмите меня! - заходился другой.
        - И меня, и меня, и меня!..
        - Меня, меня возьмите, черт вас побери! - ворвался в это многоголосье хорошо знакомый густой бас.
        И не успел никто опомниться, как дядюшка Роу замахал руками и закричал:
        - Мы берем вас с собою, синьор Карабас Барабас!
        В зарослях раздался треск и пыхтенье. Ломая сучья и отбиваясь от хватающих его хищных ветвей, к костру вырвался крайне оборванный, дикого вида человек, в котором с трудом можно было узнать бывшего директора кукольного театра.
        - О черт! - рявкнул он. - А я уж и не надеялся встретить в этом кошмаре живую душу!
        - Карабас Барабас?! - с трудом веря собственным глазам, воскликнул Буратино. - Вы живы?!
        - Нет! Это мой беспокойный дух блуждает по кругам ада! - ответил узнавший его Карабас.
        - Сейчас не время для разговоров! Все возьмитесь за руки, - распорядился дядюшка Роу. - Вихрь усиливается, нам нужно лететь с ним.
        - Куда? - прогудел Карабас Барабас.
        - В Страну Счастливых Снов! - пророчески прокаркал Ворон.
        Новый, еще более сильный порыв ветра подхватил пленников и стал поднимать всех семерых выше и выше…
        - У меня кружится голова, - пожаловался летящий Буратино.
        - Я теряю сознание… - пролепетал Арлекин.
        - Главное, не разжимайте рук, - крикнул дядюшка Роу…
        Страна Счастливых Снов
        распахивает свои объятия
        Они очнулись на цветущем лугу, под пронзительно синим небом. Дядюшка Роу поднялся с земли и огляделся: повсюду, куда хватало глаз, в сочной траве пестрели цветы.
        - Декорации полностью изменились, - с удовольствием прокомментировал сказочник.
        Ворон расправил потрепанные крылья и взмыл в воздух.
        - Кар-р! Наконец-то! - без памяти от радости прокричал он и совершил какой-то сложный пируэт. - Это она, она, Страна Счастливых Снов!
        - Ты в этом уверен? - слабым голосом спросила Алиса.
        - Абсолютно. Я не раз и не два слышал рассказы об этом райском месте.
        - Вот видите, мы все-таки достигли страны счастья, - проговорил Буратино, почесывая ушибленный бок. - И к тому же нашли Карабаса Барабаса. Кстати, где он?
        Артемон подхватился и кругами понесся по лугу. Вскоре он замер и по старой привычке залаял.
        - Фу, сгинь, пошел вон!.. - раздался голос доктора кукольных наук.
        Карабас Барабас лежал на спине чуть поодаль и таращил глаза в синее небо.
        - Как вы приземлились, синьор Карабас? - участливо спросил подошедший дядюшка Роу.
        Карабас Барабас уставил глаза на сказочника и что-то промычал.
        - Как тяжелый мешок с мукой, - подсказала Алиса. Арлекин захихикал.
        Доктор кукольных наук сердито засопел и выплюнул изо рта какую-то былинку.
        - А ты откуда тут взялся? - спросил он у Арлекина. - Тебя ведь не было. Был этот… напудренный… Пьеро!..
        - Вы отстали от жизни, синьор! - ответил Арлекин. - Изменились не только декорации, но и действующие лица!
        - Что он лопочет? - недовольно спросил Карабас и посмотрел на дядюшку Роу. - Объясните хоть кто-нибудь, что происходит!
        - О, многое произошло за тот месяц, что вы провели в Стране Кошмаров, синьор, - ответил дядюшка Роу.
        - Что? Месяц? - недоверчиво переспросил Карабас. - А мне казалось, что прошло много лет…
        - Охотно верю, - посочувствовал старый сказочник. - Мы пробыли там недолго, но страху натерпелись столько, что хватило бы на всю жизнь.
        - Вы нашли сокровища? - вдруг спросил Карабас Барабас.
        - Да, синьор Карабас! - живо ответил Буратино. - Но мы не смогли вынести их из пещеры.
        - Почему? - приподнялся Карабас. - Они были слишком тяжелые?
        - Они оказались нам не по зубам, - засмеялся Буратино. - Всем, кроме дядюшки Роу и Пьеро, а они и взяли-то самую малость…
        - Ничего не понимаю, - насупился Карабас. - Вы что, смеетесь надо мной?
        - Ничего подобного, синьор! Сокровища могли вынести из пещеры только чистые сердцем люди. Дуремар и кот Базилио рискнули и превратились в камень! А мы с Алисой не стали этого дожидаться и оставили свои драгоценности в пещере. Боюсь, что и вы… не обогатились бы там.
        - Вот оно как, - с расстановкой проговорил Карабас Барабас. - Ловко придумано, нечего сказать. Так вы говорите, что Дуремар превратился в камень? А ведь я его встречал в этой… Стране Кошмаров. Я тонул в каком-то поганом болоте, как вдруг кто-то протянул мне конец коряги с берега. Это был пиявочник, я еще подумал: неужели он и здесь ловит своих мерзких кровососов? Я крикнул: «Это ты, Дуремар?», а он посмотрел на меня и куда-то пропал… Впрочем, мне могло показаться… Это совсем не в его духе - помогать другим…
        - Мне кажется, вы не ошиблись, - задумчиво сказал дядюшка Роу. - Возможно, став каменными, Дуремар и Базилио тоже спят. И, судя по вашим словам, в своих снах они попали не в самое лучшее место.
        - Дядюшка Роу говорит, что мы сумеем их спасти! - ввернул Буратино. - Так ведь?
        - Мы сделаем все, что в наших силах, - кивнул сказочник.
        - Интересно получается! - ухмыльнулся Карабас Барабас. - Этот деревянный мальчишка попортил мне столько крови, и он же вызволил меня из Страны Кошмаров…
        - Это не я! - честно признался Буратино. - Это дядюшка Роу спас всех нас.
        - Ну, как бы то ни было, я благодарен вашей компании, - сказал Карабас. - Но если история с сокровищами закончилась, какого лешего вас принесло сюда? Ни за что не поверю, что вы пришли ради меня.
        - И да, и нет, синьор, - ответил дядюшка Роу. - Мы узнали, что Буратино должен совершить путешествие в Страну Счастливых Снов, и решили не противиться судьбе. Но и без этого, можете не сомневаться, мы пришли бы вам на помощь.
        Карабас Барабас встретил ясный, открытый взгляд старого сказочника и опустил глаза.
        - Ну да, ну да, - пробормотал он, - чудной вы все-таки народ… Так значит, это - Страна Счастливых Снов?
        - Так утверждает господин Ворон.
        - Знаю я этого господина, - буркнул доктор кукольных наук. - Это же ты сидел на дереве и пытался учить меня хорошим манерам?
        - Тогда я еще не знал, что это бесполезное занятие, - парировал Ворон.
        - По правде говоря, мне на черта не нужны все эти сны - и кошмарные, и счастливые, - пробубнил Карабас Барабас. - Я хочу домой.
        Дядюшка Роу помедлил с ответом.
        - Боюсь, мы не скоро попадем домой, синьор, - сказал он наконец. - Не раньше, чем Буратино выполнит свою задачу в Стране Счастливых Снов. А мы пока даже не знаем, в чем она заключается.
        Карабас Барабас поник своей лохматой головой, но тут вмешался Ворон.
        - Вам всем нужно радоваться, оказавшись здесь! - осуждающе прокаркал он. - Неужели вы не понимаете своего счастья! Ведь Страна Счастливых Снов - это исполнение самых сокровенных желаний каждого! Так говорили мои родители.
        - А мы и радуемся, - сказал Буратино, нисколько не покривив душой. - Ну, скажите, синьор Карабас, неужели у вас нет сокровенного желания?
        Карабас Барабас тяжело задумался.
        - У меня всегда было одно желание, - он в некотором замешательстве посмотрел на своих спутников. - Да ладно, чего уж там… Я с самого детства мечтал о богатстве и власти. А что, разве запрещено? Но эта проклятая Страна Кошмаров вымотала мне всю душу, сейчас я уже сам не знаю, чего мне хочется… Больше всего мне хочется покоя.
        - В таком случае вы просто хорошо отдохнете здесь, синьор, - сказал дядюшка Роу. - В Стране Счастливых Снов для этого должны быть все условия.
        Карабас Барабас испустил глубокий вздох, который должен был означать, что он с неохотой подчиняется неизбежному.
        - Куда же нам идти? - спросил в наступившей тишине Буратино. - Дороги-то никакой нет…
        - Оставайтесь здесь, - велел всем Ворон, - а я взлечу повыше и осмотрю окрестности.
        Он поднялся в яркую синеву и плавно описал круг.
        - Кар-р! - послышалось с неба. - Я вижу, вижу!..
        - Что, что вы видите? - на все голоса закричали путники.
        - Я вижу, куда нам идти! - ответил Ворон и, не снижаясь, скомандовал: - Следуйте за мной!
        …Идти по цветущему лугу пришлось довольно долго. Алиса даже пошутила:
        - Еще немного, и я подумаю, что мы попали в очередной - цветочный - кошмар. У меня уже в глазах пестрит от всех этих ромашек и колокольчиков.
        В конце концов путешественники вышли к большому валуну, от которого в разные стороны убегало пять дорог. Ворон снизился и сел на камень. Артемон и Алиса старательно обнюхали гладкий валун.
        - Пять дорог, - словно прислушиваясь к собственному голосу, проговорил дядюшка Роу. - Какую же из них нам выбрать?
        - Конечно же, ту, которая посередине! О чем тут размышлять? - и Буратино уже сделал первый шаг.
        - А мне больше нравится крайняя дорога, - возразила лиса Алиса. - Та, что слева.
        Карабас Барабас протопал вправо и сосредоточенно изучал другую крайнюю дорогу. Мудрый Ворон сорвался с валуна и очутился между Буратино и Алисой.
        - Это что же получается? - захлопал глазами Буратино. - Это выходит, что у каждого своя дорога?
        - Думаю, ты прав, малыш, - сказал дядюшка Роу, - ведь в жизни каждый идет своим собственным путем. Меня тоже непреодолимо влечет одна из этих дорог, и, судя по тому, что никто из вас ее не выбрал, эта дорога действительно моя.
        - Ну а вы? - спросил Буратино у Арлекина и Артемона. - Вы-то как пойдете?
        - Я бы хотел пойти с тобой, - несмело сказал Арлекин. - Если, конечно, можно…
        - Конечно, можно! - обрадовался Буратино. - Зачем ты спрашиваешь?
        - А мне хочется пойти с Алисой, - переминаясь с лапы на лапу, проговорил Артемон. - Я не буду мешать…
        - А я совсем не против, - поспешно ответила лиса, как будто только и ожидала этих слов.
        - Ну вот, мы и разобрались, - удовлетворенно сказал дядюшка Роу. - Мои дорогие друзья, я верю, что мы расстаемся ненадолго и скоро встретимся, чтобы вернуться домой. Помните, что нас там очень ждут. Буратино, с тобой волшебный золотой ключик, надеюсь, ты сумеешь правильно распорядиться им. Счастливого пути вам, друзья. До скорой встречи!..
        Мудрый Ворон
        попадает в Воронье царство
        Поднявшись в воздух, старый Ворон медленно полетел над выбранной им дорогой. Какое-то время он видел все пять тропинок, веером разбегавшихся от серого валуна, и двинувшихся по ним путешественников, но затем все его бывшие попутчики разом исчезли из вида и внизу осталась лишь змейка Вороновой дороги в бескрайнем море цветов. Ворон не удивился этому, он догадывался, что в Стране Счастливых Снов множество отдельных миров и каждый - это страница одной великой книги.
        Когда отвыкшие от полета крылья отказывались нести его, старый Ворон опускался на землю и подолгу сидел, отдыхая, или же продолжал путь пешком. Ему было немного грустно, и он понимал, отчего: за недолгое путешествие по Стране Кошмаров птица успела привязаться к своим спутникам, особенно к дядюшке Роу, и теперь тосковала по ним.
        «Ничего, - убеждал себя мудрый Ворон, - это пройдет… Это оттого, что целую сотню лет я был одинок, и вдруг у меня появились друзья. Появились и опять пропали… Но теперь я в стране счастья, и эта дорога обязательно приведет меня к нему. Нет, скоро я не буду одинок!..»
        Взлетев над своей тропинкой в седьмой раз, Ворон заметил далеко на горизонте темную полоску леса. Его сердце учащенно забилось, крылья словно налились позабытой силой молодости. «Скорее, скорее туда! - воспрянул духом Ворон. - Там мой настоящий дом!»
        Он не ошибся в своих предчувствиях - здесь, в древнем, непроходимом сосновом бору, находилось Воронье царство.
        …Сородичи приветливо встретили пришельца, с пониманием выслушали его историю и указали на дерево для гнезда. После этого его представили пред очи Старейшего и Мудрейшего Ворона.
        - Мне нечему учить тебя, - сказал Старейший, - ты сам уже стар и, надеюсь, достаточно мудр. Я скажу тебе только одно. Ты долго жил в одиночестве, был лишен обычного вороньего счастья, состарился, не вкусив многих радостей жизни, и тебе грозят искушения. Поэтому я предупреждаю тебя: что бы ни случилось и как бы тебе ни хотелось, не летай к Ворону-Шаману.
        - Это злой колдун? - спросил наш Ворон.
        - Дело вовсе не в нем, дело в тебе, - туманно ответил Мудрейший.
        Так Ворон стал полноправным членом Вороньего царства и сразу же с головой окунулся в шумную птичью жизнь. Будучи мудрым и опытным, Ворон быстро снискал почет и уважение своих собратьев. Жизнь его протекала в неустанных хлопотах и заботах, и Ворон был по-настоящему счастлив.
        Вот тут-то и встретилась ему молодая и красивая Галла, в которую старый Ворон влюбился без памяти. Любовь так захватила его, что Ворон в одночасье позабыл все свои прежние дела и думал только о Галле. Он и летал-то лишь туда, где надеялся встретить госпожу своего сердца.
        Ворон мучительно страдал оттого, что его возлюбленная молода и прекрасна, а сам он безнадежно стар. Эти мысли так извели Ворона, что он совсем перестал что-либо понимать и замечать. А ведь стоило чуть присмотреться, и он увидел бы, что и Галла выделяет его среди других, с радостью и любовью ловит каждый взгляд, каждое слово мудрого Ворона.
        В отчаянии несчастный вспомнил о Вороне-Шамане и, несмотря на наказ Старейшего, в один прекрасный день отправился к колдуну.
        Шаман жил на отшибе, на самом краю Вороньего леса. Он уже давно перестал считать свои года, но его черные глаза горели невиданной силой и смотрели в самую душу.
        - Напрасно ты прилетел сюда, - вместо приветствия прокаркал колдун.
        - Не может быть! - испугался Ворон. - Ты же волшебник, ты один можешь помочь мне!.. Сделай меня молодым, и я всю свою жизнь буду благословлять тебя!..
        - Зачем тебе становиться молодым? - устало сказал Шаман. - Чтобы завоевать любовь Галлы? Но она и так любит тебя.
        - Что ты говоришь?! - задохнулся Ворон, однако в следующий миг пелена спала с его глаз, и Ворон прозрел.
        - Лети к ней, и будьте счастливы, - прокаркал Шаман, но ядовитые корни сомнения уже прочно опутали сердце старого Ворона.
        - Нет! Даже если Галла любит меня сейчас, она разлюбит после!.. - упорствовал он. - Я никогда не стану ей ровней и сойду с ума от ревности! Дай мне молодость, великий Шаман!.. Неужели ты не в силах сделать это?
        Шаман с прискорбием покачал головой.
        - Молодость вернуть не сложно, - сказал он, - но плата за это может быть несоизмеримо высока.
        - Я заплачу, отдам все, что у меня есть! - совсем потерял голову Ворон.
        - Эх, мудрый, где же твоя мудрость? - с сожалением вздохнул колдун. - Поистине любовь делает нас глупцами. Ведь речь идет о той цене, которую не знаю даже я, но которую рано или поздно тебе придется заплатить за вернувшуюся молодость.
        - Я не боюсь, - ответил Ворон. - Я не могу жить без Галлы, делай свое дело!
        - Пусть будет по-твоему, - согласился Шаман, - я верну тебе молодость и прежнюю силу. Нас испокон веку обвиняют в черном колдовстве, однако на самом деле дьявол сидит в сердце каждого из вас, и не по собственной воле мы творим то зло, которое нам приписывают…
        …И старый Ворон вновь стал сильным и молодым, а на следующий день в Вороньем царстве уже шумела веселая свадьба…
        Буратино и Арлекин
        оказываются в городе кукол
        Буратино и Арлекин шли своей дорогой и оживленно болтали. Они чувствовали себя очень самостоятельными и предвкушали впереди нечто необычное и захватывающее.
        От избытка чувств Арлекин нарвал целый букет цветов и сплел разноцветный венок, одев его себе не на голову, а на шею.
        - На кого я похож, Буратино? - спросил он, забегая вперед.
        - На клоуна из балагана, который хочет рассмешить почтенную публику.
        - Неправда! Я похож на триумфатора! - горделиво отвечал Арлекин.
        - Послушай, триумфатор, - сказал Буратино, - а тебе не кажется, что все это уже было?
        - Что это? - не понял Арлекин.
        - Ну, хотя бы это небо, на котором нет солнца… И не только… Все эти запахи… и вообще настроение…
        - Как же все это могло быть? - удивился Арлекин.
        - Не знаю, - задумчиво ответил Буратино. - Только чем дольше мы с тобой идем, тем сильнее мне кажется, что я здесь уже был.
        Арлекин наморщил нарисованные брови и затем хлопнул себя по лбу:
        - Ну конечно! Ты был здесь во сне! А как же еще?
        - Во сне? - с надеждой переспросил Буратино. - Какой же ты сообразительный, Арлекин! А я ведь даже испугался немного… Не очень-то это приятно - узнавать места, в которых ты никогда не бывал… Знаешь, я почему-то был уверен, что скоро мы увидим необыкновенный город…
        - Ой! - громко вскрикнул Арлекин и схватил Буратино за руку.
        Там, где секунду назад не было ничего, кроме колышущейся под ветром травы, на пути мальчиков действительно стоял город - в высшей степени необыкновенный. Он словно сошел со страницы старинной сказки про времена добрых наивных волшебников и коварных колдунов, бесстрашных влюбленных принцев и заколдованных прекрасных принцесс… Поразительнее же всего было то, что ни один взрослый человек не смог бы жить в этих игрушечных… да-да, именно игрушечных дворцах и домах, ведь даже крепостная стена доходила бы ему лишь до плеч…
        Впрочем, Буратино не успел ни о чем подумать. При виде чудесного города он рванулся вперед и, захлебываясь от волнения, закричал:
        - Это он, он! Я узнаю его!.. Скорее туда, Арлекин!
        Но его друг, напротив, попятился и испуганно замотал головой:
        - Нет, я боюсь, я не хочу туда идти!..
        - Ты что? - изумился Буратино. - Чего ты боишься? Идем, там столько замечательного!..
        - Откуда ты знаешь? - отбивался Арлекин.
        - Как откуда? Конечно, из сна! Ты ведь сам сказал, - Буратино топнул ногой. - Ну, ты подумай, что плохого может случиться с нами в Стране Счастливых Снов?!
        - Не знаю, - чуть слышно прошептал Арлекин и отступил еще на шаг.
        Какое-то время Буратино пребывал в растерянности.
        - Ладно, - сказал он наконец, - раз ты не хочешь туда идти, не иди. Оставайся здесь и жди меня, потому что я ни за что на свете не упущу возможность побывать в таком городе. Ведь и дорога наша привела именно к городским воротам. Знаешь, Арлекин, - немного помедлив, проговорил Буратино, - я думаю, ты просто выбрал не ту дорогу. Может быть, тебе следовало пойти с дядюшкой Роу…
        Арлекин переживал какую-то внутреннюю борьбу. На его лице попеременно отражались то робость и неуверенность, то горячая решимость. В конце концов он тряхнул головой, отгоняя остатки сомнений:
        - Нет, Буратино, я выбрал ту дорогу, которая меня позвала. Поэтому я пойду с тобой, и пусть будет, что будет!
        …Над городскими воротами красовалась какая-то надпись, сделанная неровными, как будто пляшущими буквами.
        - Чего написано? - спросил малограмотный Буратино.
        - Город кукол, - по складам прочитал Арлекин.
        - Вот видишь, кукол, - и Буратино с интересом уставился на деревянного стражника с алебардой на плече, который охранял городские ворота и тоже во все глаза пялился на странную парочку.
        - Кто такие, куда идете? - строго спросил он, поймав любопытный взгляд Буратино.
        - Как это куда? - опешил тот. - Это же город кукол, вон написано. А мы - куклы, разве не видно?
        - Видно, - согласился стражник, - но порядок есть порядок, и я должен спросить. Проходите!
        Деревянные ворота со скрипом отворились, пропуская друзей в кукольный город.
        - Ох, ничего себе!..
        Сразу за воротами лежала большая площадь, запруженная толпой самых разных, порою совершенно невообразимых кукол. Кого здесь только не было: куклы большие и совсем маленькие, словно какие-нибудь мыши, куклы деревянные, гуттаперчевые, плюшевые, куклы, сшитые из тряпок, и куклы, сделанные из металла… Кроме кукол-людей, были еще куклы-зверюшки, а мимо мальчиков даже лениво прополз на брюхе кукольный дракон, лизнувший Буратино в нос. Про наряды и говорить было нечего: у Буратино и Арлекина просто в глазах рябило от кружевных платьев, шляп всех покроев и мастей, а были и такие костюмы, каких мальчики не видывали во всю свою жизнь. Некоторые куклы и вовсе обходились без одежды, как, например, чернотелые кучерявые карапузы в одних лишь коротких юбочках из листьев.
        - Да здесь куклы со всего света! - догадался Буратино. - Вот здорово, идем!
        И мальчики быстро затерялись в пестрой толпе. Очень скоро они оказались на другой площади, посередине которой стоял балаган, где куклы-артисты давали веселое представление. Особенно здорово всех смешил малый с соломенными волосами, одетый в красную рубашку, которого все называли Петрушкой. Буратино и Арлекин не были новичками на сцене и сразу оценили комический талант Петрушки.
        - Вот бы нам такого в театр!.. - с завистью сказал Буратино.
        - Нужен ему наш театр, - ответил Арлекин, не отрывая глаз от желтоволосого. - У него и здесь публики хоть отбавляй.
        Тут Петрушка выкинул какой-то особенно уморительный крендель, публика так и покатилась со смеху, а Буратино сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул.
        Он попросту хотел выразить свой восторг и одобрение, но зрители враз умолкли и обратили на Буратино осуждающие взоры. Даже артисты на сцене прервали свое выступление. «Сейчас надают по шее», - тоскливо подумал Арлекин.
        Но в этот миг какая-то кукла в широкополой мексиканской шляпе протиснулась к ним и закричала, тыча рукой в самый нос нарушителя порядка:
        - Посмотрите, посмотрите! Да это же Буратино!!!
        Публика перед балаганом совсем оцепенела и молча пожирала глазами деревянного мальчишку с длинным носом. Под этими взглядами Буратино и Арлекин в страхе сжались…
        Лиса Алиса и пес Артемон
        встречаются с прошлым
        - А скажи-ка, Артемон, ты выбрал эту дорогу из-за меня? - спросила Алиса у своего спутника после того, как они почти милю пробежали в молчании.
        Артемон от неожиданности немного отстал, но быстро выровнял свой бег.
        - Если честно…
        - Конечно, честно, - предупредила лиса. - А иначе не стоило и увязываться за мной.
        - Если честно, то, конечно, из-за тебя, - ответил прямодушный Артемон. - А вдруг тебе понадобится помощь?
        - Только и всего? - холодно спросила Алиса. - А другим что, помощь не понадобится?
        Пес тихонько заскулил от волнения.
        - Я хотел сказать, что никогда не позволю, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое… Поэтому я должен быть рядом.
        - Да какое тебе вообще дело до меня? - сорвалась на крик Алиса. - Обойдусь я как-нибудь без твоей помощи!..
        Артемон виновато завилял хвостом. Он чувствовал, что Алиса ждет от него каких-то других слов, но каких?
        - А знаешь, как тебя назвал Буратино? - вдруг спросил он.
        - При чем тут Буратино? - чуть не заплакала Алиса и едва не с ненавистью взглянула на пуделя.
        - Он сказал, что ты настоящая. По-моему, лучше и не скажешь, а?
        - Настоящая? - удивилась лиса и почему-то притихла. - Нет, Артемон, я большая притворщица… А вот ты - действительно настоящий.
        - Это почему? - спросил польщенный пес.
        - А по всему… Ты храбрый, честный, преданный… В общем, лучше бы ты пошел с кем-нибудь другим…
        Пока Артемон размышлял над ее словами, тропинка сделала какой-то изгиб и нырнула в высокий кустарник. Здесь, в зарослях, скрывалась маленькая бревенчатая избушка с покосившимися стенами и одним-единственным окошком.
        Алиса и Артемон остановились, принюхались.
        - Если бы кругом был лес, я подумал бы, что это избушка лесника, - сказал пес.
        - А если бы оттуда пахло жареной бараниной, я подумала бы, что это придорожная харчевня, - в тон ему проговорила лиса. - Зайдем или не стоит?
        - Я думаю, стоит, раз дорога привела нас именно сюда.
        - Ах, а я-то ожидала от Страны Счастливых Снов по крайней мере графского замка!.. - преувеличенно огорчилась Алиса.
        Артемон толкнул скрипучую дверь, и они вошли внутрь дома. В пыльном полумраке, на грубой лавке у стены, сидел седовласый старик с узкой бородой до пояса. На незнакомце был длинный черный плащ с капюшоном, закрывавший всю его фигуру. Старик с живейшим интересом рассматривал вошедших.
        - Здравствуйте, хозяин, - учтиво произнес Артемон и наклонил голову.
        - Здравствуй, здравствуй, благородный Артур, - с видимым удовольствием сказал старик. - Рад снова видеть тебя. Ах, как же тебе не к лицу собачья шкура…
        - О чем вы говорите? - растерянно спросила Алиса. - Какой Артур? Какая собачья шкура? Вы что, не в своем уме?
        - Ох, Авелия, а ты все такая же дерзкая и своенравная!.. - неодобрительно причмокнул старик. - Даже жизнь лисы ничему тебя не научила…
        - Как вы назвали меня? - изумилась Алиса. - Кто вы вообще такой?
        - А ты посмотри на меня повнимательней, - посмеивался седой старик. - Неужели не узнаешь, Авелия? Ведь я много лет прожил в замке твоего отца, сиятельного графа Риоли! Ну же, вспомни придворного мага Гонзага.
        - Гонзаг!.. - вскричала Алиса, хотела подбежать к чародею, но вдруг пошатнулась и без чувств упала на пол избушки. Артемон обнажил клыки и зарычал на старика.
        - Ничего, ничего, она как бы спит, - успокоил его старик. - Отдохни и ты, благородный Артур.
        Он взмахнул рукой, и Артемон блаженно растянулся возле Алисы. Седой маг подошел, склонился над обоими.
        - А теперь пусть каждый увидит прошлое и вспомнит прошлое.
        И увидела Алиса себя прекрасной юной графиней, гуляющей в цветущем саду возле отцовского замка. Ах, как хорошо у нее на сердце, как был бы прекрасен мир, если бы… если бы не этот несносный герцог Артур, преследующий ее. Вчера в десятый раз он попросил ее руки. Вот и сейчас поджидает Авелию у фонтана.
        …И увидел Артемон, как, сгорая от неразделенной любви, подходит он к гордой рыжеволосой красавице.
        - Авелия, - он взял ее за руку, - в последний раз умоляю тебя, стань моей женой! Никто и никогда не будет любить тебя сильнее, чем я! Никто не будет служить тебе вернее!..
        - В последний раз отвечаю вам, герцог, что я не желаю быть вашей женой, - отвечала жестокосердная графиня. - Поэтому не теряйте времени и осчастливьте кого-нибудь другого.
        Артур побледнел и покачнулся, но бессердечной Авелии этого показалось мало, и она рассмеялась прямо в лицо герцогу:
        - По мне лучше стать последней нищей, чем вашей женой! Лучше превратиться в лисицу, чем в герцогиню Блоур. Вы так гордитесь своими достоинствами, а на самом деле вы просто самодовольный и глупый мальчишка!
        Артур вспыхнул и залился яркой краской.
        - Пусть так! - закричал он, сжимая эфес своей шпаги. - Но знай, что я все равно буду любить тебя! Если ты сделаешься нищей, я тоже оставлю свой дом! Если ты превратишься в лису, я стану собакой и отыщу твои следы! И запомни, Авелия, придет час, когда ты убедишься в моей безграничной любви! Прощай же!..
        И юноша бросился прочь от фонтана. Авелия проводила его насмешливым взглядом, но ей отчего-то сразу сделалось скучно. Юная графиня Риоли огляделась.
        - Базилио, где ты, мой маленький? - ласково позвала она.
        Из-за дерева появился толстенный кот и на коротких лапах проковылял к хозяйке. Он ревниво наблюдал предыдущую сцену и был весьма доволен тем, как она завершилась. Кот потерся о графинин башмачок и громко замурлыкал. Авелия подхватила толстяка на руки.
        - Базилио, моя киска! - голос красавицы был исполнен нежности. - Вот кто любит меня по-настоящему, не то что все эти… высокородные выскочки… Взять хоть этого напыщенного Артура - он готов стать собакой, чтобы бежать по моим следам!.. Да через год он и не вспомнит обо мне! А вот моя любимая киска пойдет за мной хоть на край света, она не побоится даже нищеты… Правда, маленький?
        Толстяк Базилио укоризненно зыркнул на нее: какие чудовищные глупости приходят в голову этой сумасбродной девчонке! Впрочем, кот был уверен, что до нищеты дело не дойдет, и потому еще усердней принялся натирать башмачки Авелии своими жирными боками. Приближался час обеда, и в это святое время Базилио бывал особенно предан своей госпоже.
        Внезапно Авелия заметила мелькнувшую в аллее фигуру в черном плаще.
        - Гонзаг! - повелительно крикнула она. - Подойди сюда!
        Придворный маг и прорицатель приблизился к графине, почтительно поклонился, с неприязнью глянул на кота.
        - К услугам вашего сиятельства.
        - Скажи, Гонзаг, что ты думаешь о герцоге Артуре? - поджав губы, спросила Авелия.
        - Это достойнейший из достойных, - бесстрастно ответил маг. - Та, кого он полюбит, будет безмерно счастлива.
        - Я считала тебя умнее, Гонзаг, - высокомерно бросила Авелия.
        Прорицатель покорно склонил голову.
        - Как угодно вашему сиятельству, однако у вас будет возможность убедиться, что я прав.
        - Ступай, - велела Авелия и о чем-то глубоко задумалась, глядя на чистые струи фонтана. Ее любимец с беспокойством вертелся под ногами, проклиная и настырного герцога, и умника мага, и даже свою взбалмошную хозяйку…
        …Лиса Алиса открыла глаза, посмотрела на сурового мага, потом перевела взгляд на очнувшегося Артемона…
        - Как же это? - невнятно спросила она и вдруг залилась слезами.
        Артемон приблизился к Алисе и принялся слизывать ее слезы горячим языком.
        - Ну вот, все вышло так, как мы когда-то и говорили… Теперь я понимаю, отчего меня так тянуло быть с тобой рядом… Не плачь, Алиса, не плачь, моя дорогая Авелия…
        - Как видишь, Авелия, я был прав, - торжественно объявил Гонзаг. - Тебе не удалось уйти от судьбы, ведь герцог Артур - это твоя судьба, но при этом ты лишила счастья и себя, и его.
        - Я не хотела, я ведь не думала, что случится по моим словам!.. - убивалась Алиса.
        - В жизни бывают роковые минуты, когда сбывается любое произнесенное слово, - сказал маг так, словно прочитал приговор, и Алиса уронила голову на лапы.
        - Послушайте, но почему вы оба считаете, что произошло несчастье? - неожиданно спросил Артемон.
        Буратино знакомится
        со своими венценосными родителями
        В какой-то миг площадь словно взорвалась.
        - Буратино вернулся!!! - завопила толпа. - Буратино вернулся!!!
        Мальчика тут же подхватили десятки рук и куда-то понесли. На какое-то время Буратино так растерялся, что позабыл про Арлекина, а спохватившись, уже не мог отыскать его взглядом в ликующей толпе. «Ничего, - подумал он, - Арлекин пойдет за мной, и рано или поздно мы встретимся».
        Буратино несли по улицам города, толпа все прибывала, при этом куклы, не переставая, кричали:
        - Буратино! Буратино! Да здравствует Буратино!
        Сам виновник непонятного торжества от нечего делать рассматривал улицы, по которым проплывал на руках удивительной процессии. Несомненно, такой город мог существовать только в Стране Счастливых Снов. Каждый дом здесь был особенный, и Буратино только диву давался фантазии городских строителей. Скажем, магазин одежды был сделан в виде огромного пиджака, где окнами служили карманы и пуговицы… «Клуб мягких игрушек» размещался в чреве плюшевого слона, который все время приветливо кивал головой… «Прокат музыкальных инструментов» имел вид русской гармошки, и оттуда доносилась музыка в исполнении целого оркестра… А ларек «Живые цветы» выглядел как большая глазастая ромашка.
        Буратино весь извертелся, стараясь ничего не пропустить, и непременно свалился бы на мостовую, если бы его заботливо не поддерживало множество рук. «Вот повезло! - думал он. - Такое и во сне не каждый увидит!.. А интересно, куда все-таки меня несут?»
        В это время толпа вылилась на широкую, наверное, самую большую площадь города, и Буратино увидел великолепный дворец, при виде которого у него почему-то екнуло сердце. Судя по всему, дворец тоже был растревожен и готовился встретить приближающуюся толпу горожан. Возле входа выстроилась команда солдат в парадных мундирах, а в пух и прах разодетые куклы, по-видимому, придворная знать, вышли навстречу многочисленной процессии. Впереди всех находились король и королева; Буратино понял это еще до того, как заметил золотые короны на их головах.
        Мальчика бережно опустили на землю и слегка подтолкнули вперед. Ясно было, что он должен подойти к королевской чете. Но что следовало при этом сказать?
        Буратино оглянулся на своих провожатых и прочел в их глазах обожание и нетерпеливое ожидание чего-то чудесного. Мальчик пожал плечами и двинулся вперед. В конце концов, если его здесь почему-то так любят, чего бояться?
        Когда до коронованных особ осталось несколько шагов, королева вдруг не выдержала и сама бросилась навстречу Буратино. Глаза ее сияли влажным блеском. Ее величество неловко подбежала к мальчику, жадно заглянула ему в лицо и горячо прижала к своей груди.
        - Буратино, милый мой сынок!.. - совсем не по-королевски крикнула она. - Ты вернулся, ты все-таки к нам вернулся!..
        «Вот те раз! - пронеслось в голове у Буратино. - Милый сынок!.. Приснится же такое!»
        Не пытаясь освободиться из объятий королевы, мальчик принялся исподтишка рассматривать своих новоявленных «родителей». Важного, исполненного достоинства короля Буратино как-то не признал, а вот заплаканное лицо королевы показалось ему странно знакомым, даже родным… Ее волнение и такая бурная, такая неподдельная радость тронули мальчика, и губы Буратино сами собой произнесли непривычное ему слово:
        - Мама…
        Что тут началось! Сначала королева зарыдала еще громче, потом так же громко рассмеялась и, повернувшись к королю, воскликнула:
        - Ну что же вы, ваше величество? Обнимите своего дорогого сына!
        Король, который до этого вел себя довольно сдержанно, с улыбкой подошел к Буратино и отечески похлопал его по плечу:
        - Принц! Наследник королевства! Я чрезвычайно рад, что вы вернулись!
        - Ах, не слушай его, Буратино!.. - сквозь слезы засмеялась королева. - Твой отец совсем извелся от горя, когда ты покинул нас!..
        - Пожалуйте во дворец, ваше высочество, - церемонно пригласил король. - Праздничный обед скоро будет готов.
        У Буратино просто голова шла кругом. Ему было необходимо хоть немного прийти в себя.
        - Дорогой папа! - громко сказал он. - Я очень устал с дороги. Пожалуйста, позволь мне отдохнуть…
        - О, конечно, конечно, Буратино! - великодушно согласился его величество. - Пожалуйте во дворец, принц!
        - Милый мой, - прошептала королева, - мне невыносимо снова расстаться с тобой даже на минуту!..
        Буратино посмотрел в ее тревожные и безумно счастливые глаза.
        - Мы расстаемся ненадолго… мама.
        Карабас Барабас
        беседует с великим пронырой
        Карабас Барабас уже больше часа шел своей дорогой, а она все бежала по луговому разноцветью, отнюдь не балуя разнообразием пейзажа.
        - Да, - усмехнулся порядком подуставший доктор кукольных наук, - это, конечно, получше кошмаров, но уж больно скучно.
        И тут впереди, на обочине, он увидел лежащего человека. По виду это был маленький, тщедушный человечек, не молодой и не старый, наверняка, уставший и прилегший отдохнуть. Странным оказалось другое: едва увидев Карабаса Барабаса, человечек подпрыгнул как ужаленный и бросился ему навстречу.
        - Какая борода! - закричал он. - Ух, какая бородища! Да это же лучшая борода на свете! По сравнению с ней бороденка графа Сокурка - просто жалкая мочалка!
        Он даже потянулся потрогать пыльную и запутанную бороду Карабаса, но тот одним взглядом осадил наглеца.
        - Синьор! - грозно сказал доктор кукольных наук. - В чем дело? Отчего такой восторг по поводу моей бороды?
        - Ах, вы, видимо, чужестранец, - ничуть не смутившись, зачастил незнакомец, - и не знаете о последних событиях в нашем королевстве. Все дело в том, что наш прославленнейший король Вельмон решил выдать свою дочь принцессу Мельону за того, чья борода окажется самой длинной. В этом состязании бород сейчас лидирует граф Сокурк. Но его борода ничто по сравнению с вашей!
        - Так ты хочешь сказать, что я… могу стать принцем? - дошло до Карабаса.
        - Ну конечно! - радостно потирая руки, ответил ловкий человечек. - Сегодня последний день регистрации, но с моей помощью вы пройдете эту процедуру без лишних хлопот. Ну а когда вы станете принцем, а впоследствии королем, вам просто не обойтись без такого расторопного и сообразительного слуги, как я!
        - Как же тебя зовут, расторопный и сообразительный? - ухмыльнулся Карабас Барабас.
        - Свирельдино, ваше будущее высочество.
        - Ах, даже так? Проворен же ты, однако… Ну так вот, мой свирельный, - доктор кукольных наук присел на обочину, - ступай-ка ты лучше к этому… Сокурку, пока тебя не опередил кто-нибудь половчее.
        - Что я слышу! - бесконечно изумился Свирельдино. - Вы не хотите стать принцем? Уж не больны ли вы, синьор? Принцем мечтает стать каждый! Даже я, хотя у меня вовсе нет бороды.
        - Ты и без бороды далеко пойдешь, - брезгливо поморщился Карабас Барабас. - А я хочу вернуться домой, хочу снова открыть свой кукольный театр, а по вечерам сидеть возле горящего очага и слушать, как трещат дрова…
        - А где ваш дом, синьор? - спросил приунывший Свирельдино.
        - Если б я знал, где, - Карабас Барабас утомленно прикрыл глаза. - Когда-то я отправился за сокровищами, да попал в такую передрягу, что до сих пор не могу вернуться…
        - За сокровищами? - с новым приливом восторга воскликнул Свирельдино. - Так вы их уже нашли, синьор! Щедрейший король Вельмон дает за своей дочерью полкоролевства. Это несметные богатства!..
        - Боже, - болезненно скривился Карабас, - если бы это случилось еще два месяца назад, я был бы самым счастливым человеком на свете. А сейчас мне хочется домой, понимаешь ты, домой…
        - Но, синьор, - не сдавался Свирельдино, - зачем так торопиться домой? Вы сначала женитесь на принцессе, получите приданое… Ведь ваш дом никуда не убежит. А может, вам и самому не захочется возвращаться…
        Карабас Барабас не отвечал, он вел безмолвный диалог с самим собой. «Не будь ослом, - говорил ему прежний директор кукольного театра, - ты же всю жизнь стремился к этому! Теперь настал твой звездный час! Разве можно упустить его?» - «Слишком поздно, - отвечал нынешний Карабас Барабас. - Наверное, я сильно состарился за последнее время. Мне уже не до авантюр… А жениться на королевской дочке и вовсе безумие. Эта принцеска всю жизнь будет смотреть на меня как на неотесанного мужлана».
        - Знали бы вы, какая красавица и умница наша принцесса, - вкрадчиво проговорил Свирельдино, как будто подслушивал чужие мысли. - Это просто ангел… Она скрасит и согреет вашу старость…
        - Согреет?.. - рассеянно переспросил Карабас, переводя взгляд на масленое лицо проныры.
        - Ах, синьор, я же чувствую, как вы одиноки, - задушевно произнес Свирельдино.
        - Да, тут ты попал в самую точку, свирельный, - с неохотой согласился Карабас. - Значит, ты считаешь, что мне в самом деле стоит сделаться принцем?
        - Без всякого сомнения, синьор! - соловьем пропел Свирельдино. - Это самый лучший шанс из всех, какие может подарить судьба!
        - Ладно, - махнул рукой доктор кукольных наук, - веди меня во дворец.
        Свирельдино вытянулся по струнке.
        - Позвольте тогда узнать ваше имя, мой господин.
        - Меня зовут Карабас Барабас.
        - Да здравствует принц Карабас Барабас! - провозгласил окрыленный Свирельдино. - За мной, ваше высочество!
        Король Бураткинс
        дает обед в честь сына
        Во дворце Буратино отмыли от дорожной грязи, напомадили его стружечные волосы чем-то до крайности противным, затем переодели в королевские одежды и даже нацепили какие-то унизительные побрякушки. Во время этих мучений ему стоило немалых усилий сохранить в тайне от всех свой волшебный золотой ключик.
        Буратино уже знал, что важного короля зовут Бураткинсом, а королеву Буратинессой.
        «Что же это получается? - думал он. - Если судить по именам, выходит, что я вроде как их сын. Но ведь меня сделал мой папа Карло!.. Все это действительно похоже на длинный запутанный сон. Ну что же, посмотрим, окажется ли он счастливым».
        А во дворце между тем лихорадочно готовились к празднику по случаю возвращения принца Буратино. К парадному крыльцу одна за другой подкатывали дорогие кареты, из которых выходили сановные чопорные куклы во всем блеске своих мундиров и орденов. Дамы ослепляли друг друга сиянием драгоценностей.
        …Когда Буратино, уже совершенно не похожий на самого себя, в сопровождении короля и королевы появился в огромном зале, у него задрожали коленки, чего никогда не случалось на сцене во время самых многолюдных представлений. «Ой-е-ей!.. Что же мне тут делать? Я ведь совсем не знаю правил этой игры!..» - подумал он и жалобно взглянул на королеву. Та ободряюще и почти незаметно кивнула в ответ.
        - Друзья мои! Верноподданные! - обратился король Бураткинс к гостям. - Сегодня поистине знаменательный и судьбоносный день! Мы празднуем возвращение наследника нашего трона принца Буратино, который некоторое время отсутствовал и не мог исполнять возложенные на него обязанности. Поприветствуем же его!
        Бесконечный зал утонул в овациях, совсем оглушивших Буратино.
        - Принц, - вполголоса обратился к мальчику король, - необходимо сказать несколько слов нашим подданным.
        Буратино опять с мольбой посмотрел на королеву.
        - Всего несколько слов, сынок, - ласково улыбнулась она.
        Буратино сделал шаг вперед, набрал побольше воздуха и что было сил крикнул:
        - Да здравствует почтеннейшая публика! Мы начинаем наше представление!
        После этого он по всем правилам поклонился уважаемой публике, то есть резко согнулся пополам, оцарапав своим высокородным носом королевский паркет. Побрякушки на его наряде очень кстати эффектно звякнули.
        В зале мгновенно установилась мертвая тишина. Король Бураткинс тихо охнул за спиной своего сына. Буратино сразу понял, что он провалил представление, но, странное дело, от этого ему сделалось как-то легче.
        Однако в следующую минуту какой-то толстенький вельможа сорвался со своего места и, пронзительно прокричав: «Да здравствует принц Буратино!», неистово захлопал в ладоши.
        В тот же миг толпа ожила, зарукоплескала и разразилась громом оваций.
        - Да здравствует принц Буратино!!! - ревел тысячеголосый зал, а толстенький пронзительный вельможа сорвал свою шляпу с пером и подбросил чуть не до потолка.
        «Ну вот, главное - ничего не бояться, - подумал Буратино. - Настоящий артист найдет выход из любой ситуации». Эта мысль так вдохновила его, что Буратино позабыл свою робость перед королем и крикнул ему в самое ухо:
        - Видишь, как я их завел? Давай скажу чего-нибудь еще!
        Однако король Бураткинс не выказал ни малейшего одобрения. Напротив, он поднял руку, быстро успокоил зал и пригласил всех к столу.
        - Милый мой, - успела шепнуть сыну королева Буратинесса, - не расстраивайся!.. Ты просто отвык от королевского этикета. Ведь в мире людей ты был обыкновенной игрушкой, и глупые дети совсем испортили тебя…
        - Почему это глупые? - обиделся Буратино. - И почему это испортили? Меня там очень любили, и наш театр даже называется «Буратино».
        Королева сделала огромное усилие, чтобы не заплакать.
        - Бедный, бедный мой мальчик, что они сделали с тобой!..
        К этому времени гости уже расселись за длинным-предлинным столом, и королевская чета вместе с сыном поспешила занять свои места во главе его. Буратино понял, что настоящие мучения для него только начинаются. Он сразу же вспомнил Мальвину и впервые пожалел, что не прислушивался к ее наставлениям: оказывается, в жизни все может пригодиться, даже глупейшая наука этикета за столом.
        Вокруг было столько вкусного, а мальчик оставался голодным: он просто не знал, как правильно подступиться ко всем этим блюдам. А ведь к нему были прикованы сотни взглядов, и в первую очередь короля и королевы. Буратино еще не решил, стоит ли признавать их своими родителями, но и огорчать их ему не хотелось.
        К счастью, Буратино вспомнил, что говорил о еде в Мире Снов мудрый Ворон: здесь это не более, чем ритуал. «Ничего, с голоду не помру», - успокоился Буратино и сразу перехотел есть. Он взял кубок с какой-то ароматной водичкой и деловито уткнул в него свой нос. Королева поднесла к глазам кружевной платочек. Король сдвинул брови.
        …Праздничный пир шел своим чередом: гости пили, ели и понемногу забывали о Буратино, а сам новообретенный принц отчаянно скучал. Когда ему стало совсем невмоготу, Буратино придвинулся к королеве и как можно тише сказал:
        - Мама, я уже наелся, можно мне уйти?
        - Конечно, конечно, сынок, - ответила Буратинесса, - если ты сыт, пойдем ко мне, милый.
        В покоях королевы Буратино скинул с себя часть стесняющей его одежды и поснимал дурацкие побрякушки.
        - Вот так-то лучше, - пробормотал он сквозь зубы.
        Королева смотрела на него с любовью и состраданием.
        - Я понимаю, как тебе тяжело, сынок, - мягко сказала она. - Прошло столько времени, ты многое позабыл… Но поверь, все будет хорошо. Главное - что ты вернулся, мой дорогой, вернулся навсегда…
        Буратино отпрянул от нее так, что ударился о стену.
        - Как это навсегда? Я не могу навсегда!..
        - Как это ты не можешь?! - вломился в комнату король-отец. - Извольте объясниться, принц! Вы ведете себя в высшей степени странно!
        - А может быть, сначала вы ответите на мои вопросы? - дрожа всем телом, спросил Буратино.
        Король и королева переглянулись.
        - Изволь, - согласился король.
        Дядюшка Роу
        обретает счастье
        Сделав несколько шагов, старый сказочник оглянулся, чтобы на прощание помахать друзьям рукой, но никого не увидел. «Волна, - пришло в голову дядюшке Роу, - так волна набегает на берег, подхватывает крохотные песчинки и затем уносит их, чтобы рассеять где придется…» Мысль эта не испугала сказочника.
        - Все правильно, - сказал дядюшка Роу вслух, - именно так все и должно быть. Будем смотреть только вперед.
        Старый сказочник не задумывался над тем, что ожидает его в дороге. Он давно знал, что ум должен быть чистым, а сердце открытым, - только так в жизни по-настоящему можно что-то понять и принять. Дядюшка Роу пружинисто шагал по тропинке, всей грудью вдыхая чистый воздух незнакомой страны, и был счастлив. Он доверял жизни.
        Неожиданно сказочнику показалось, что воздух впереди дрожит и колышется, как бывает в жаркий день. Дядюшка Роу пригляделся: потоки эфира не просто поднимались над землей, они взаимодействовали, переплетались и сгущались прямо на глазах, принимая вполне определенную форму. «Да это мираж!.. - осенило дядюшку Роу. - Но какое совершенство, какая гармония!.. Настоящий венец античной архитектуры!.. Как жаль, что я никогда не смогу приблизиться к этому восхитительному призраку ушедших эпох…»
        Однако эти мысли не затрагивали существа дядюшки Роу, а сердце его радостно трепетало и ноги сами несли к удивительному храму из белого мрамора, который был в тысячу раз лучше любого миража, потому что он был настоящий. И над входом в святилище дядюшка Роу прочитал: «Вселенская библиотека».
        - О господи! - воскликнул старый сказочник, простирая руки к храму. - Я предчувствовал, я верил, что где-то существует такое хранилище книг, но я не мог даже мечтать посетить библиотеку библиотек!.. - и, опустившись на колени, сказочник поцеловал ступень храма.
        …Дядюшка Роу снял башмаки, прижал руки к груди, где то бешено колотилось, то совсем останавливалось сердце, и с благоговением поднялся по холодным мраморным ступеням.
        Его встретил просторный зал, и дядюшка Роу не смутился и не удивился тому, что по обе стороны его тянулись длинные ряды вешалок, привычные в любой библиотеке. Невероятным сказочнику показалось то, что почти все вешалки были пусты, и только на одной сиротливо висел чей-то серый поношенный плащ.
        - Ну что ж, наверное, так нужно, - прошептал дядюшка Роу. - Тем сильнее я должен благодарить свою судьбу…
        Из зала вела одна-единственная дверь - по-видимому, очень старинная и массивная. Слева от нее сказочник увидел большой стенд с книгами. Дядюшка Роу подошел к нему.
        Это оказалось собрание главных книг человечества, на века и тысячелетия определивших его судьбу. Сказочник увидел «Веды», «Бхагавад-гиту», «Библию», «Коран», «Воскрешение и бессмертие людей» и другие. О многих из них дядюшка Роу не имел даже представления. Вдруг его сердце снова запрыгало: среди книг дядюшка Роу заметил «Книгу сказок».
        - Вот оно!.. - проговорил дядюшка Роу и даже не услышал себя. - Сказки! Сказки поставлены в один ряд с самыми важными книгами мира!.. Значит, я всегда был на верном пути, я всегда занимался самым интересным и самым нужным делом…
        Он взял в руки тяжелый фолиант и начал листать его. Это были даже не сами сказки, а огромный перечень всех сказочных историй, когда-либо сочиненных людьми. Сколько их было тут! Тысячи! Десятки, сотни тысяч!.. Но что это?! Руки у дядюшки Роу задрожали от волнения, на глазах выступили слезы: он нашел в книге сказок свои собственные.
        - Вот оно даже как, - прошептал старик, осторожно поставил книгу на место и пошел к старинной двери.
        За дверью дядюшку Роу встретили многоэтажные полки книг, располагавшиеся по спирали, - просторная комната чем-то отдаленно напоминала раковину и была очень светлой, несмотря на отсутствие окон и вообще всякого освещения. Несколько дверей вели в разные стороны. Дядюшка Роу вошел в одну из них и оказался в таком же светлом зале-раковине. Над дверями, на книжных полках - всюду были надписи, помогающие не заблудиться в безграничном море знаний.
        Пользуясь этими надписями, дядюшка Роу миновал еще один зал, потом другой, третий… Он переходил из раковины в раковину и все больше удивлялся тому, как много книг написано человечеством. Возле полок в каждом зале стояли лесенки - доставать книги, а в специальных нишах были устроены уголки для чтения с удобными креслами и столиками. На столиках находились, по-видимому, письменные принадлежности, из которых сказочник узнал только гусиные перья. Впрочем, некоторые предметы с успехом заменяли их, в чем дядюшка Роу убедился, попробовав писать деревянными и металлическими палочками безо всяких чернил. Вот только назначения загадочного ящика с темным стеклом и доски с пуговками букв старый сказочник понять так и не смог.
        Дядюшка Роу нисколько не испугался, когда понял, что давно заблудился в лабиринте этих однообразных с виду и уникальных по содержанию раковин, которые располагались, по всей видимости, наподобие сот в пчелином улье. Он подумал, что в недрах Вселенской библиотеки есть еще некто, чей потертый плащ одиноко висит на вешалке у входа. Подумал и сразу забыл. Старый сказочник взял в руки приглянувшуюся ему книгу и удобно устроился в мягком кресле.
        «Большего счастья и придумать нельзя, - решил дядюшка Роу, - иметь под рукой все книги мира, не знать ни усталости, ни голода и лишь бесконечно идти светлой дорогой познания…»
        Он углубился в чтение и забыл обо всем на свете…
        Буратино узнает
        свою историю
        - Пожалуйста, расскажите мне об этой стране, о городе кукол… и обо мне. Может быть, я сумею вспомнить, - умоляюще сказал Буратино.
        - Да, да, расскажите ему, ваше величество!.. - поддержала сына королева.
        - Видишь ли, - начал Бураткинс, - все жители города кукол рано или поздно отправляются из Страны Счастливых Снов в Мир Людей, чтобы принести туда свет и добро. Такова наша задача и священная обязанность. Но ты, Буратино, принадлежишь к королевской фамилии, и тебе незачем было отправляться к людям. Твое место здесь - у королевского трона, а затем и на троне. Правда… в истории нашего рода бывали случаи, когда члены королевской семьи… совершали такой бессмысленный поступок. Но это были исключения: твоих предков толкала на подобное безумство скука… или неразделенная любовь. Однако когда такое желание высказал ты, все были просто шокированы. Никто так и не понял, почему ты решил покинуть нас: может, начитался легкомысленных книжек, а может, встретился с недобрым сновидением…
        - С каким сновидением? - переспросил Буратино.
        - С безответственным, бездумным и в высшей степени преступным сновидением! - гневно ответил король. - Сновидения являются каждому из нас. Обычно они-то и уводят кукол в Мир Людей. Но ни одно сновидение не имеет права соблазнять королей и принцев! Однако возможно, что кому-то из них удалось уговорить тебя… и ты ушел.
        Буратино по-прежнему мало что понимал, но он решил не перебивать короля, а только внимательно слушать. Между тем Бураткинс продолжал:
        - Твоя несчастная мать едва не лишилась рассудка, потеряв тебя. Ты только посмотри на нее, бесчувственное дитя! (Буратино предпочел опустить глаза долу.) И вот, когда ты наконец счастливо возвращаешься из своей добровольной ссылки, мы узнаем, что принц Буратино, оказывается, не может остаться здесь навсегда! И вообще… все твое поведение… эта потеря памяти… я не нахожу объяснений. Если в Мире Людей ты умер, то должен вспомнить все о Мире Снов!
        - Но я не умер!.. - закричал Буратино и почувствовал, как волосы на его голове встали дыбом.
        Королева вскрикнула и упала без чувств. Но король Бураткинс даже не обратил на это внимания. Он смотрел на Буратино так, словно перед ним было привидение.
        - Как не умер?! - выдавил он наконец. - А как же ты… оказался здесь?
        - Я пришел сюд-да со своими д-друзьями, - заикаясь, проговорил Буратино. - Мы нашли волшебную д-дверь, которая разд-деляет Мир Снов и Мир Люд-дей…
        Бураткинс громко застонал. Очнувшаяся королева заломила руки:
        - Мой мальчик, ты по-прежнему не с нами!..
        - Ерунда, - сказал король, внезапно успокоившись. - Он с нами и останется с нами. А память к нему скоро вернется.
        Королева вздрогнула, как от удара, полными слез глазами посмотрела на мужа, на Буратино…
        - Но ваше величество… То, что вы задумали, невозможно…
        - Невозможно? Почему? - резко повернулся к ней король.
        - Он не исполнил свою задачу в Мире Людей!.. Он не хочет возвращаться… Он будет несчастен здесь!..
        - Зато королевство будет счастливо! - отрубил Бураткинс. - Мы должны подчинять свою волю интересам страны.
        - Бураткинс, опомнись, ведь речь идет о счастье нашего сына! - исступленно крикнула королева.
        - Вот именно, - спокойно ответил король. - А ты хочешь, чтобы он снова оставил нас. Чтобы он снова стал игрушкой в руках людской черни. Чтобы он зарабатывал гроши кривляньем в дешевом балагане. Да здра-авствует почтеннейшая пу-ублика! Мы начина-аем наше представле-ение! - снова вышел из себя король. - Ты этого хочешь, да?
        Королева зарыдала так, что Буратино до смерти перепугался. Он ничего не понимал в разыгравшейся драме, но чувствовал, что может произойти нечто непоправимое, и догадывался, что во всей этой истории королева на его стороне. От благодарности и от жалости к ней, от страха, терзавшего его душу, Буратино сам зарыдал и бросился к матери.
        - Мама! Мамочка!.. - закричал он, обнимая королеву. - Не отдавай меня ему!..
        Бураткинс сделал к ним шаг, но королева вдруг встала и загородила собою Буратино.
        - Слышишь? - спросила она звенящим голосом, в котором звучала гордость. - Я не отдам тебе сына. Я сама пойду с ним в Мир Людей, и ничто не разлучит нас больше!
        Король в нерешительности остановился. В его глазах вспыхнул какой-то хитрый огонек. Бураткинс улыбнулся, подошел к креслу у дальней стены, сел, миролюбиво закинул ногу за ногу.
        - Милая Буратинесса, - сказал он почти ласково, - возможно, ты и права. Но лишь в том случае, если наш сын после серьезных и обстоятельных размышлений не изменит своего решения уйти в Мир Людей. А для этого мальчику нужно время. Пускай Буратино поживет с нами, получше узнает… то есть, черт, получше вспомнит этот мир… Я уверен, что он полюбит его и предпочтет любому другому…
        Буратино взглянул на мать: она с жадностью ловила каждое слово Бураткинса. И сам король выглядел уже не жестоким деспотом, а добродушным и покладистым папашей. Однако мальчику не давал покоя зловещий огонек, то и дело вспыхивающий во взгляде Бураткинса.
        - Мы не станем неволить Буратино, - король встал и принялся расхаживать по комнате. - Однако повторяю, в том случае, если принц решит остаться с нами, и по причине того, что в Мире Людей он еще жив, мы…
        - О, пожалуйста, замолчите!.. Не произносите это слово!.. - затрепетала Буратинесса.
        Король смущенно умолк и покосился на дверь комнаты. В тот же миг дверь открылась и в ней показалась прилизанная голова первого министра.
        - Не затрудняйте себя, ваше величество, - оскалилась голова. - Я сам произнесу это необходимое слово. Итак, поскольку в Мире Людей Буратино все еще жив, его следует… умертвить.
        - Как умертвить?! - взвизгнул Буратино и прижался к матери. - Что он говорит?
        Бураткинс махнул рукой в сторону двери:
        - Теперь пошел прочь!
        - Буратино, - сказал он все с той же отеческой улыбкой, - пожалуйста, успокойся, друг мой. Никто не собирается тебя убивать. Просто для того чтобы вернуть тебя нам, а твою память тебе, мы дадим тебе выпить немного сипарры. Это совсем не страшно.
        - А что т-такое сип-парра? - спросил Буратино, у которого опять застучали зубы.
        Король Бураткинс устало плюхнулся в кресло.
        - Объясни ему.
        Мать поцеловала Буратино в обе щеки.
        - В Мире Людей сипарра - это смертельный яд, в Мире Снов - напиток возрождения. Ты выпьешь его, забудешься и очнешься принцем…
        Ее голос убаюкивал, как и ее руки. От нее исходило тепло и нежность, и Буратино вдруг почувствовал, как он устал. Не хотелось ни о чем думать, ничего решать. «Как жаль, что здесь нельзя поспать», - подумалось ему.
        - Ты утомлен, мой дорогой, - угадала королева. - Мы оставим тебя на время, отдохни. Все важные решения будем принимать после.
        - И учти, никто не станет тебя принуждать, - напомнил король. - Вот, возьми, почитай на досуге книгу королевской родословной. Быть может, это прояснит твою память.
        - Я еще не умею читать, - сконфузился Буратино, принимая от отца толстую книгу в дорогом переплете.
        - Но ты же умел?! Тьфу ты, черт!.. Ну, хоть полистай ее, посмотри на портреты своих славных предков.
        Оставшись один, Буратино открыл книгу, немного полистал. Портреты королей были совершенно неинтересны - все на одно лицо, словно король Бураткинс переодевается в разные одежды и меняет парики. Немногим лучше обстояло дело и с их женами. Принцы и принцессы тоже походили друг на друга, словно капли воды: одинаковые голубые глаза, нос-пуговка, светлые локоны до плеч… Только по одежде и можно было отличить девочку от мальчика.
        - Хотя постой!
        Рука Буратино, листавшая страницы, дрогнула, потому что на одном из портретов он увидел собственное лицо: тот же длинный нос, такая же озорная улыбка.
        - Неужели и вправду это я?
        Однако, приглядевшись хорошенько, мальчик понял, что это все-таки не он, а лишь один из длинной череды его пращуров. И Буратино во второй раз за сегодняшний день пожалел, что никогда не был прилежным учеником. Теперь он посетовал на то, что до сих пор не выучился читать…
        Мудрый Ворон
        покидает Воронье царство
        Понадобилось не так много времени, чтобы Ворон понял, о какой цене за вернувшуюся молодость предупреждал его Шаман. Вспомнил он и наставления Старейшего, однако что проку, когда все уже свершилось…
        Казалось, после свадьбы Ворон должен был стать счастливейшей из птиц, а счастье так и не пришло, словно заблудилось в дебрях Вороньего леса. Непонятная и неизбывная тоска вползла в сердце мудрого. Его тело было молодым и сильным, рядом находилась красивая и любящая жена, а Ворон смертельно тосковал.
        - Давай заведем птенцов, - не раз говорила Галла, - они развеют твою печаль и принесут в нашу жизнь радость обновления.
        Но Ворон и слышать не хотел о детях. При этом он сам не понимал, почему ему так невыносима мысль о продолжении рода. Видя, как страдает Галла, Ворон без конца укорял себя за опрометчивый поступок и уже проклинал свою молодость, которая стоила ему так дорого.
        Наконец чаша страданий Ворона переполнилась.
        - Дорогая Галла, я совершил страшную ошибку и не хочу, чтобы ты расплачивалась за нее вместе со мной, - сказал Ворон своей жене. - Я покидаю Воронье царство, а ты оставайся здесь, будь счастлива и, если сумеешь, прости меня.
        - Куда же ты полетишь? - спросила Галла. - Ведь в Мире Снов у тебя больше нет ни одной родной души…
        - Это не совсем так, - ответил Ворон. - В Стране Кошмаров у меня появились друзья, особенно один - добрый сочинитель сказок… Он одинок, стар и мудр… совсем как я до своего безумства… Я хочу отыскать его.
        - Возьми меня с собой! - попросила Галла. - Я люблю тебя, мудрый Ворон! Люблю не за твою молодость и не за жертву, которую ты принес ради меня. Я люблю тебя как жизнь, потому что без тебя не могу прожить и минуты…
        - Благодарю тебя, - ответил Ворон, и в его сердце шевельнулось что-то похожее на прежнюю любовь.
        На рассвете следующего дня Ворон и Галла оставили Воронье царство. Они долго кружили над цветущим лугом в поисках валуна и разбегавшихся от него дорог, но так ничего и не увидели.
        - Я предвидел это, - сказал жене Ворон. - Что ж, полетим наудачу. Но, может быть, ты хочешь вернуться?
        - Мой любимый, - ответила Галла, - мы были так несчастливы в нашем лесу, что я предпочту любые невзгоды пути с тобой, только бы не возвращаться туда. Летим.
        Под ними проплывали поля и леса, реки и озера. Мудрый Ворон даже не предполагал, как велик и прекрасен мир. Он упивался радостью полета и близостью Галлы.
        Обе птицы совершенно утратили чувство времени, они не могли сказать, сколько часов или дней прошло с начала их путешествия до той минуты, когда перед ними раскинулась бескрайняя вода.
        - Что это? - с удивлением спросила Галла.
        - Это море, - ответил мудрый Ворон, слышавший о нем от своих родителей. - Оно огромно, и мы можем не достичь другого берега.
        - Летим, - сказала Галла.
        Под ними вздымались огромные валы, море шумело и с ревом набрасывалось на маленькие островки, затерянные в грозной стихии воды, а птицы все летели и летели - без отдыха и усталости.
        Сразу за морем поднялись горы, показавшиеся Ворону знакомыми. А когда внизу открылось небольшое плато с одиноким деревом на краю, он неудержимо расхохотался.
        - Что с тобой? - спросила Галла, любуясь нехитрым видом. - Посмотри, какое чудное дерево, настоящий приют для таких странников, как мы.
        - Милая Галла, - все еще борясь со смехом, прокаркал Ворон, - теперь у тебя будет сколько угодно времени, чтобы насладиться этим пейзажем!.. Моя Бесконечная дорога замкнулась, ведь это то самое дерево, на котором я провел сотню лет!..
        - Судя по твоим мрачным рассказам, я никак не ожидала, что здесь так хорошо, - ответила Галла, усаживаясь на ветку дерева. - Знаешь, ради этого стоило лететь через леса и моря…
        - Галла!.. Неужели ты говоришь правду?!
        - Конечно, - ответила та. - Здесь царят уединение и покой, именно то, что нужно истинному мудрецу.
        - Теперь я понимаю, как оказались здесь мои родители, - проговорил Ворон. - И почему они никогда не стремились улететь отсюда, хотя до этого повидали весь мир.
        Галла ласково коснулась его клювом.
        - Вот видишь, мы тоже будем счастливы…
        - Я уже счастлив, - ответил мудрый Ворон, - и, знаешь, моя любимая, я наконец-то безумно хочу детей!..
        Принца Буратино
        во дворце хотят отравить
        Буратино и так и этак старался прочитать, что написано под портретом деревянной куклы с длинным носом. В школе, куда он ходил недолго и весьма неохотно, мальчик успел выучить лишь пять букв. В подписи под загадочным портретом он нашел три из них. Буратино с неприязнью смотрел на остальные значки, прикидывая, как они могут читаться.
        Краем глаза мальчик вдруг заметил, как в комнате шевельнулись портьеры. Он поднял голову… и замер с открытым ртом. Перед ним стоял Пьеро, прижимая палец к губам.
        Буратино зажал рот обеими руками и ошалело заморгал.
        - Тихо, - сказал ему Пьеро, - ты только не кричи. Я тебе все объясню.
        Он бесшумно прошел к дверям, прислушался и вернулся к Буратино.
        - Слушай, - сказал Пьеро. - В данный момент я сплю в своей кровати, как и все в нашем театре «Буратино». Мы всегда попадаем в Мир Снов, когда спим. Мир Снов безграничен. Этот город кукол лишь маленькая частичка его. Понимаешь?
        - Да, - шепотом ответил Буратино, - я уже знаю про это. Я просто не могу поверить, что это ты… Мне говорили, что сюда приходят какие-то сновидения…
        - Я и есть такое сновидение, - сказал Пьеро. - Так здесь называют гостей из нашего мира.
        - Как же ты нашел меня? - спросил Буратино. - Ведь Мир Снов на самом деле очень большой…
        - Тебе грозит опасность, - проговорил Пьеро, - я пришел, чтобы помочь тебе. А как я тебя нашел, про это ты не спрашивай. Я ведь сплю и во сне могу очень многое. Буратино, твой отец собирается тебя отравить.
        - Это неправда! Мой отец сказал, что я сам должен решить, как поступить!..
        - Ты можешь решать что угодно, но свое решение король уже принял, - печально ответил Пьеро. - Сегодня за ужином тебе дадут выпить сипарру.
        Буратино похолодел.
        - Ты знаешь про сипарру?
        - Пока я сплю, я знаю все, Буратино. Тебе необходимо бежать отсюда, иначе скоро ты навсегда забудешь и меня, и папу Карло, и своих друзей, и наш театр. Но может быть… ты хочешь этого?..
        Буратино аж подскочил в кресле:
        - Как ты мог подумать такое!
        - Тогда бежим, время дорого. У нас все очень ждут твоего возвращения.
        - Подожди, - остановил его Буратино. - Мне нужно попрощаться с моей мамой, ведь я больше не увижу ее…
        - Нет, - твердо ответил Пьеро, - иначе тебе не вырваться отсюда. Уходим сейчас.
        - Подожди! - повторил Буратино, которому казалось, что его разрывают на куски. - Я не могу уйти просто так!.. Ах, если бы я мог написать ей письмо!..
        И вдруг в его голове что-то как будто щелкнуло, повернулись какие-то колесики и ярко озарилась маленькая страничка памяти с начертанным на ней алфавитом.
        - Сейчас, я сейчас! - радостно воскликнул Буратино. - Еще только одну минуточку… Ну где же здесь бумага?!
        Он подбежал к столу, выдвинул сразу два ящика и в одном из них нашел листы бумаги с королевскими вензелями.
        Буратино схватил со стола перо и быстрым, уверенным каллиграфическим почерком написал:
        «Моя дорогая, единственная мамочка! Я должен уйти от вас, потому что я не хочу умирать в Мире Людей. Пожалуйста, не плачь обо мне, я буду часто-часто приходить к тебе во сне, и у тебя будет сын-сновидение. Я очень сильно люблю тебя и никогда не забуду».
        Буратино оставил письмо на столе и прижал его тяжелой вазой.
        - А как же мы убежим?
        Пьеро достал из-за портьеры какой-то сверток.
        - Тебе нужно переодеться. Вот тряпье мальчишки-оборванца, в нем на тебя никто и не посмотрит.
        - А мой нос? - резонно спросил Буратино.
        Пьеро отыскал среди рваной одежды дырявую шляпу с безнадежно повисшими полями и протянул Буратино.
        - Да разве мой нос спрячешь под ней?
        - Буратино, ты должен изо всех сил захотеть, чтобы эта шляпа сделала тебя неузнаваемым, - сказал Пьеро. - Ведь это Мир Снов, и такое маленькое волшебство тебе по плечу. Ну же, одевай…
        Буратино нахлобучил шляпу и с замиранием сердца подошел к зеркалу. На него вопросительно смотрел деревянный мальчик в жалких лохмотьях. Лицо у мальчика было чужое, но, приглядевшись, Буратино понял, что это его собственное лицо, только нос стал обыкновенным, таким же, как у всех. Он перевел дыхание.
        - Получилось, Пьеро. Эх, увидели бы меня сейчас Бураткинс и моя мать… Впрочем, в моем положении лучше быть огородным пугалом, чем принцем Буратино.
        - Идем, - поторопил Пьеро, - король уже послал за тобой.
        Буратино последним взглядом окинул покои своей матери и заметил открытую книгу королевской родословной.
        - Погоди-ка…
        Под портретом своего длинноносого предка Буратино без труда прочел: «Его высочество принц Пиноккио. Добровольно ушел в Мир Людей».
        - Теперь все, - сказал Буратино.
        Пьеро приоткрыл дверь и осторожно выглянул в коридор.
        - Никого, - кивнул он. - Нам нужно незаметно пробраться в подвал, там есть потайной ход из дворца…
        Пьеро-сновидение действовал уверенно и четко: он заранее предвидел появление королевской стражи, легко ориентировался в сложной путанице лестниц и коридоров, благодаря чему они незаметно и быстро оказались в темном и сыром дворцовом подвале. Здесь начинался потайной ход, вырытый неизвестно кем и узкий, как крысиная нора. По нему Пьеро и Буратино ползли друг за другом до тех пор, пока впереди не забрезжил дневной свет.
        - Теперь слушай, Буратино, - тяжело дыша, сказал Пьеро. - Сейчас мы выберемся наружу, и ты отправишься в балаган Петрушки, помнишь его? Там ты найдешь Арлекина… Ему нужна твоя помощь.
        Буратино стукнулся головой о низкий свод.
        - Помощь?
        - Да. В балагане Арлекин встретил и полюбил куклу по имени Аленушка. Теперь он не хочет уходить из Мира Снов.
        - Вот еще… триумфатор, - процедил Буратино. - Постой, Пьеро, а как же ты?
        - А мне пора просыпаться, - ответил Пьеро, - у нас уже наступает утро…
        Алисе и Артемону возвращают
        их прежний облик
        - Что ты хочешь сказать, Артур? - спросил седовласый маг, по-прежнему называя Артемона человеческим именем. - Разве то, что случилось с тобой по прихоти этой легкомысленной особы, не несчастье?
        - Настоящая беда в том, что я не сумел добиться любви Авелии, - ответил пес. - В остальном судьба оказалась благосклонна ко мне, она позволила мне следовать за Алисой и быть ей полезным.
        - Ты неисправимо благороден, - вздохнул Гонзаг. - И только ради тебя я, пожалуй, возьмусь исправить эту досадную несправедливость. Слышишь, Авелия, я сделаю это исключительно ради Артура.
        - Но что вы сделаете?
        - Я сниму проклятие небес и верну вам человеческий облик.
        Пес и лиса не поверили своим ушам.
        - Да-да, - продолжал маг, - истинное благородство и великодушие должны быть вознаграждены. А с тебя, Авелия, довольно и того, что ты раскаиваешься. Но знайте, что я верну вас в тот момент, когда еще не были произнесены роковые слова… Короче говоря, вы станете такими же, какими были в тот час у фонтана в графском парке.
        - И забудем все, что случилось с нами потом? - спросил Артемон.
        - Этого «потом» у вас просто не будет! Вас ждет совсем другое будущее, а какое - зависит от вас.
        - Но неужели… я опять стану глупой, капризной девчонкой? - испугалась Алиса. - И забуду все то, чему научила меня моя тяжелая бродячая жизнь?!
        - Да ведь ты станешь человеком, - немного удивившись, сказал маг. - Пусть глупым, пусть своевольным, но человеком!..
        - Нет, - после недолгого раздумья вымолвила Алиса, - я не хочу вновь становиться такой…
        - Это твое право, - с видом полного безразличия ответил Гонзаг и отвернулся от лисы. - Тебе же, Артур, не о чем размышлять. Ты всегда был достойнейшим из людей, и, как никто другой, заслуживаешь счастья. Возвращайся во время благородных рыцарей и прекрасных дам…
        - Но ведь там не будет Авелии!..
        - Для тебя это сущее благо, - терпеливо объяснял чародей. - Ты никогда не встретишься с ней и не будешь страдать. Ты отдашь свое сердце добродетельной девушке…
        - Никогда! - вскричал Артемон. - Ни за что на свете я не оставлю Авелию, кем бы она ни была!..
        - Я так и думал, - с сожалением пробормотал Гонзаг, запахиваясь в свой черный плащ. - Одна поумнела, другой же так и остался глупцом… Прощайте, я ничего не могу сделать для вас!.. - и старик исчез без следа.
        - Как хорошо, что его не стало, - облегченно проговорил пес. - Ты вся дрожишь…
        - Артемон, - сказала Алиса, сворачиваясь клубочком, - я так виновата перед тобой…
        - Вовсе нет, - ответил пудель, прижимаясь к ней теплым боком. - Ты никогда не можешь быть виноватой и неправой, ты так прекрасна… Знаешь, я был так счастлив бежать с тобой по нашей тропе… Я мечтал, чтобы она никогда не кончалась…
        - Артемон, сейчас, конечно, уже поздно… - проговорила Алиса, - но я все равно хочу сказать тебе… Я очень тебя люблю…
        Бац! Дверь избушки резко распахнулась, на пороге стоял Гонзаг.
        - Я передумал, - громко заявил он, - я сделаю вас людьми. Не в прошлом, а для настоящего.
        Арлекин совершает
        непоправимый поступок
        Пьеро и Буратино вылезли на свет на каком-то заброшенном пустыре.
        - До свидания, Буратино, - сказал Пьеро, глядя на своего друга с любовью и грустью. - Возвращайся быстрей.
        - Спасибо тебе, Пьеро, - ответил Буратино. - Если бы не ты, я, возможно, был бы уже мертв. Ты… ты очень смелый, Пьеро. Я просто счастлив, что у меня такой друг…
        - Мне пора, - перебил его Пьеро и вдруг начал растворяться в воздухе, превращаясь в сгусток тумана…
        - Вот это да, - восхищенно выдохнул Буратино, когда последние остатки туманного облачка растаяли на его глазах. - Вот бы и мне так: раз - и тю-тю!.. Ищите ветра в поле. Хотя какое там тю-тю, если нужно выручать Арлекина. И угораздило же его так некстати влюбиться!..
        Буратино совсем не представлял, в какой стороне находится балаган веселого Петрушки, и решил спросить у прохожих, а заодно опробовать свою волшебную шляпу.
        Он обратился было к тучному господину с тяжелой золотой цепью на животе, но тот замахнулся на мальчика, обозвав его бездельником и нищим бродягой. «Я бы тебе показал, какой я бродяга! - подумал Буратино, отбежав на приличное расстояние и запустив в толстяка комком земли. - Я бы тебе показал, как следует разговаривать с наследным принцем!..»
        Однако мальчик сделал выводы и выбрал прохожего попроще. Старый чистильщик сапог охотно объяснил ему, как пройти к балагану Петрушки, и даже угостил леденцом. «Ну надо же, все как у нас», - философски подумал Буратино и направился в нужную сторону.
        По дороге к нему пришла запоздалая мысль о том, что Пьеро наверняка знал, как именно следует употребить золотой ключик в Стране Счастливых Снов. Уж он не стал бы темнить, как вещее дерево Алакон. «Ладно, - решил Буратино, - сейчас главное - Арлекин, а там посмотрим».
        Мальчик вышел на знакомую площадь, которая в этот час была почти пуста, - представление окончилось, актеры отдыхали. Буратино сразу указали на комнатку, где обитал Арлекин.
        Дверь была полуоткрыта, и мальчик-оборванец без стука вошел в маленькое полутемное помещение. На мгновение Буратино показалось, что он каким-то чудом попал в каморку своего папы Карло. Однако, осмотревшись, он понял, что все бедные комнатенки похожи друг на друга, словно родные сестры.
        На стуле у маленького окошка сидела девочка в сарафане до пят, с длинной русой косой. В руках она держала белый платок и иголку.
        - Вам кого? - спросила девочка, спокойно глядя на оборванца большими синими глазами.
        Буратино догадался, что это и есть Аленушка, в которую влюбился его друг.
        - Здравствуйте, - сказал он, - мне нужен Арлекин.
        - Его нет, - ответила Аленушка и мельком взглянула в окошко. - Он пошел к дворцу в надежде увидеть своего друга принца Буратино. Подождите, он должен вернуться…
        Не снимая шляпы, Буратино присел у порога. Девочка продолжила вышивать. Она делала несколько стежков и бросала быстрый взгляд в окошко.
        Буратино смотрел на Аленушку и почему-то не мог представить ее на сцене. Было в ней что-то такое, что не вязалось с понятием игры. Вдруг девочка выронила свое рукоделье.
        - Идет! - радостно воскликнула она и улыбнулась так, что в убогой комнатушке на миг сделалось светлее.
        Арлекин рывком распахнул дверь.
        - Аленушка, ты только представь!..
        - К тебе пришли, - сказала девочка.
        - Ко мне? - удивился Арлекин и, заметив незнакомца, подозрительно покосился на его лохмотья.
        - К тебе, к тебе, - подтвердил тот. - Мне нужно поговорить с тобой… с глазу на глаз.
        - У меня нет от нее секретов! - несколько громче, чем нужно, сказал Арлекин и взял Аленушку за руку.
        - Зато у меня есть, - ответил Буратино и, приблизившись вплотную, шепнул Арлекину на ухо:
        - Я от дядюшки Роу.
        Арлекин рванул ворот, словно ему стало трудно дышать.
        - Аленушка, пожалуйста, выйди… всего на минутку!..
        Девочка очень внимательно посмотрела на Буратино и молча вышла. Арлекин схватил незваного гостя за руку.
        - Ну?! Ты кто такой? Откуда знаешь дядюшку Роу?
        Буратино снял шляпу.
        - Как? Это ты?!
        - Я, я, только не ори, - ответил Буратино. - Привет, Арлекин. Как поживаешь?
        - Тебя разыскивают по всему городу! - пропустив мимо ушей вопрос, выпалил Арлекин. - Я сейчас был возле дворца, там такое творится!.. Зачем ты сбежал?
        - Затем, - сумрачно сказал Буратино. - Меня там хотели отравить.
        - Врешь! - не поверил Арлекин. - Ты же принц! После того как тебя уволокли во дворец, в городе начался такой переполох, я хотел сказать, праздник!.. Лимонад лился рекой… Слушай, а может, ты не Буратино? - вдруг спросил он, отступая на шаг и пристально всматриваясь в лицо Буратино. - То-то я тебя вначале не узнал…
        - Да я это, - сказал тот. - Хочешь, докажу? Мы пришли сюда сквозь зеленый туман: ты, я, Алиса, Артемон и дядюшка Роу…
        - Все верно, - опустил голову Арлекин. - Но зачем они хотели тебя отравить?
        - Чтобы я не смог вернуться к людям, - скрипнул зубами Буратино, - ведь пока я там жив, я не принадлежу Миру Снов. А моему папаше нужен наследник… У них тут есть такой напиток, сипарра, они все лопают его - и хоть бы что… А если сипарру выпьем ты или я, то в Мире Людей мы умрем и тогда… навсегда останемся здесь…
        - Вот как, - взгляд Арлекина затуманился. - А почему ты не хочешь остаться здесь?
        - Как так остаться? - не понял Буратино. - А мой папа Карло? А дядюшка Роу? А наш театр, в конце концов?!
        - Да не пропадет без тебя твой театр, - с досадой сказал Арлекин. - А папа Карло… что ж, ну, погорюет немного, а потом выстругает себе другого Буратино - и вся недолга…
        - Что?! Другого? Ах ты!.. Да как ты!..
        Буратино даже слов не находил после такого подлого предательства. Он коротко размахнулся и врезал Арлекину по уху. Тот, отлетев, шмякнулся о стену. Буратино поднял его за шиворот.
        - Ты как додумался до такого? - с яростью закричал он. - Я из тебя сейчас всю душу вытрясу!..
        - Пожалуйста, не надо, Буратино!.. - взмолился Арлекин. - Прости меня, но я… не хочу уходить отсюда…
        - Из-за нее? - Буратино кивнул на дверь.
        - Да… но не только. Мне здесь очень нравится… Я хочу остаться здесь, Буратино…
        - Да пойми же ты, рано или поздно тебя потянет в наш мир! Ты еще не исполнил в нем свою задачу! - страстно убеждал Буратино. - Иначе почему ты до сих пор жив?
        - В самом деле! - воскликнул Арлекин с какой-то отчаянной решимостью. - Как хорошо, что ты пришел сюда! Теперь я знаю, что мне делать!..
        Все дальнейшее произошло так быстро, что Буратино не успел ни что-либо понять, ни предотвратить несчастье. Арлекин вскочил на стул, достал с полки под самым потолком какую-то бутылку, мигом откупорил ее и жадно глотнул темную жидкость. Бутылка выпала у него из рук, Арлекин побледнел и медленно осел на пол, по которому растеклась черная лужа.
        - Эй, кто-нибудь! - закричал Буратино, склоняясь над другом. - Помогите!..
        Вбежала перепуганная Аленушка.
        - Что с ним?
        Она увидела пустую бутылку на полу и всплеснула руками.
        - Зачем ты это сделал? - горестно воскликнула она, обнимая лежащего Арлекина.
        - Я умираю, чтобы всегда быть с тобой, - с улыбкой прошептал мальчик и закрыл глаза.
        Буратино принюхался к приторно-сладкому запаху, витавшему в воздухе.
        - Так это и есть сипарра?
        - Да, - сказала Аленушка, гладя рукой застывшее лицо Арлекина. - Я спрятала ее, я хотела уйти в его мир вместе с ним… Откуда он узнал про сипарру?..
        - Я рассказал ему, - ответил Буратино.
        Аленушка подняла голову и наконец взглянула на него. В ее бездонных глазах отразился испуг.
        - Принц Буратино?!
        - Какой я принц, будь оно все проклято! - с горечью ответил Буратино. - Никогда бы не пришел в этот город, если бы знал, чем все кончится… Послушай, он ведь очнется? - с тревогой спросил мальчик, глядя на бесчувственного Арлекина.
        - Очнется, - сказала Аленушка грустно, - но… вам лучше уйти, принц… Тем более что вас повсюду ищут, на улицах полно солдат и шпионов. Если они придут сюда и спросят меня о вас, я не сумею скрыть правды…
        - Тебе не придется этого делать, - сказал Буратино. - Прости меня, Аленушка, я, кажется, понимаю, почему он так хотел остаться с тобой.
        И Буратино одел свою волшебную шляпу.
        Карабас Барабас
        проходит искушение
        Карабас Барабас шел навстречу своему счастью. Он уже видел вдалеке стены и башни города, которым правил могущественный король Вельмон. Свирельдино едва поспевал вприпрыжку за своим новым господином и, не закрывая рта, расписывал Карабасу все прелести ожидавшей его жизни.
        Свирельдино оказался пронырой хоть куда. Он без всяких затруднений провел Карабаса через все посты, избавив от разговоров с докучливыми служаками, вечно задающими бестолковые вопросы. Он знал все ходы и выходы во дворце, да и сам дворец хорошо знал этого человека в лицо.
        Вскоре Карабас Барабас уже входил в зал, где заседала солидная королевская комиссия, регистрировавшая претендентов на руку принцессы.
        - Господа! - завопил Свирельдино, выскакивая вперед и обращаясь к сидящим за столом придворным в черных накидках и шапочках. - Осмелюсь представить вам нашего будущего принца - почтенного синьора Карабаса Барабаса! Надеюсь, никто не станет оспаривать это утверждение!
        Выпятив живот, Карабас Барабас шагнул к столу.
        - О-о-о!!! - в один голос воскликнули члены комиссии при виде его роскошной бороды до пола, которую Свирельдино предварительно вычесал от колючек и грязи.
        - Ну так что, - бесцеремонно сунулся к столу Свирельдино, - вы признаете его принцем?
        - Борода этого синьора, без сомнения, прекрасна и настолько длинна, что он безоговорочно становится первым претендентом на руку прекрасной Мельоны, - с достоинством сказал председатель королевской комиссии. - Но принцем мы сможем его объявить только в полдень.
        - Да вы что? - оскорбился проныра. - Думаете, что случится еще одно чудо и объявится борода подлинней?
        - Мы так не думаем, - ровным голосом ответил председатель комиссии, - но существует распоряжение нашего мудрейшего короля Вельмона, которое мы не собираемся нарушать. Итак, повторите свое имя, почтенный чужестранец.
        - Барон фон Карабас Барабас! - выкрикнул Свирельдино, щедро наградив претендента высоким титулом. Карабас удивленно покосился на проныру и склонил голову в знак согласия.
        - Отлично! - сказал председатель. - Итак, барон, вы зарегистрированы первым претендентом на руку принцессы. Вам не о чем беспокоиться, ибо ваша борода действительно вне конкуренции. Однако до полудня, когда вы официально будете объявлены победителем, вы останетесь во дворце в качестве гостя. Вам будут выделены личные апартаменты, где вы сможете отдохнуть и спокойно дождаться назначенного часа.
        …Карабаса Барабаса проводили в просторную, богато убранную комнату. Свирельдино, как тень следовавший за ним, сразу же запер дверь изнутри.
        - Ты что это, боишься? - спросил его Карабас.
        - Охраняю покой вашего высочества, - преданно ответил Свирельдино. - Как только эти придворные бездельники разнюхают о нашем появлении, тотчас прибегут на поклон.
        И точно, весть о новом претенденте с непревзойденной бородой мигом облетела королевский дворец, и вскоре в дверь к Карабасу ломилась целая толпа. Это были и преуспевающие вельможи, спешившие выразить свое почтение будущему принцу, и опальные вельможи, жаждавшие пожаловаться на несправедливость короля, наконец, просто любопытные.
        Свирельдино не внимал ничьим мольбам и дверь не открывал.
        - Нет-нет! - орал он в замочную скважину. - Барон никого не принимает! Увидеть его высочество можно будет в полдень во время торжественной церемонии!.. Расходитесь, расходитесь, не мешайте, господа!..
        Несмотря на увещевания Свирельдино, в дверь вдруг забарабанили так сильно, что она застонала.
        - Откройте, сию минуту откройте! - требовательно прокричал чей-то сильный взволнованный голос.
        - Это граф Сокурк!.. - сделав страшные глаза, сообщил Свирельдино. - Я ему не открою.
        - А если он вышибет дверь? - спросил Карабас.
        - Тогда я стану звать на помощь и кричать, что граф хочет вас убить, - не моргнув глазом, ответил Свирельдино.
        - Что за чушь ты городишь! - раздраженно сказал Карабас Барабас. - Открой дверь, и посмотрим, что ему нужно.
        На лице проныры отобразилась глубочайшая скорбь.
        - Ах, барон, сердце подсказывает мне, что ничем хорошим это не кончится… Плюньте вы на него, а я скажу, что вы спите.
        - Открывайте, барон! - с новой силой закричали за дверью. - Открывайте, если вы честный человек!..
        - Открой, - приказал Карабас Барабас.
        Свирельдино обреченно повернул ключ в замке и едва успел отскочить.
        В комнату ворвался стремительный молодой человек с бородой до пояса.
        - Так это вы! - закричал он, с негодованием и отчаянием глядя на Карабаса, а вернее, на его могучую бороду.
        - Это я, - согласился Карабас Барабас, в свою очередь рассматривая бороду молодого человека.
        По правде говоря, она никак не подходила к нежному, почти юношескому лицу графа и потому казалась приклеенной. Сокурк поймал взгляд Карабаса и невольно вспыхнул.
        - Не смотрите так, она настоящая, - сказал он.
        После этого молодой человек некоторое время молчал, собираясь с мыслями, а затем представился:
        - Граф Сокурк, претендент на руку принцессы Мельоны.
        - Какой вы претендент? - злорадно прошипел Свирельдино. - Никакой вы не претендент… и вообще непонятно что…
        - Как?! Непонятно что?! Ах ты… шакал! - граф Сокурк схватил Свирельдино за шкирку и вышвырнул за дверь.
        - Неплохо для начала, - сказал Карабас Барабас.
        Молодой человек снова покраснел.
        - Простите, барон, я не сдержался.
        - Ничего, он мне самому надоел, - ответил Карабас.
        Они обменялись долгими взглядами.
        - Скажите, барон, вы когда-нибудь видели принцессу? - решительно спросил Сокурк.
        - Нет, - ответил Карабас.
        - Зачем же вы хотите на ней жениться?! Из-за богатого приданого?
        Карабас Барабас сделал неопределенный жест.
        - Черт его знает… Это получилось как-то случайно…
        - Так вы не отращивали бороду специально? - удивленно и вместе с тем радостно воскликнул граф.
        - Нет, - ответил Карабас, - я просто никогда ее не брил, вот она и выросла такой… Я даже не знаю, зачем ее ношу. Должно быть, вы меня понимаете…
        - Ах нет, барон, - упавшим голосом сказал молодой граф. - Я ношу это уродливое мочало по необходимости. Буду с вами откровенен, барон. Мы с принцессой Мельоной давно любим друг друга. Но ее отец король Вельмон - самый настоящий тиран! Он и слушать не желает о нашей любви!.. А когда Мельона отвергла всех выбранных им женихов, обозленный король поклялся выдать ее за того, у кого окажется самая длинная борода. Вы представляете, каков варвар?! Узнав об этом безумном решении, принцесса заранее предупредила меня, и я… отправился к знакомой колдунье, которая и помогла мне в три дня отрастить… это недоразумение. И тут появляетесь вы, барон…
        - Да-а, не повезло вам, - сказал Карабас Барабас, испытующее глядя на графа.
        - Барон! - пылко воскликнул Сокурк. - Я вижу, я чувствую, что вы благородный человек! Не губите наше с Мельоной счастье! Она никогда не полюбит вас, несмотря на все ваши достоинства, и вы должны это понять!..
        - Да уж, - всколыхнулся Карабас Барабас, - тем более, что ей, видимо, не суждено узнать обо всех моих достоинствах…
        - А если вы хотите стать принцем из -за денег, то я клянусь отдать вам полученную в приданое половину королевства! - с жаром продолжал Сокурк. - Я сам достаточно богат!..
        - Зачем… при моих достоинствах мне ваши деньги? - усмехнулся в бороду Карабас. - Не переживайте, граф, я не стану на вашем пути.
        Сокурк бросился ему на грудь.
        - Барон! Вы сделали меня счастливейшим человеком на свете! Как мне отблагодарить вас?
        - Помогите мне незаметно уйти из этого города, - попросил доктор кукольных наук, - я очень хочу вернуться домой.
        Граф Сокурк с чувством пожал ему руку.
        - Вам нужно выйти из города через Северные ворота, - сказал он.
        - А если мой дом в другой стороне? - с сомнением спросил Карабас.
        - Это неважно. Тот, кто хочет навсегда покинуть этот город и вернуться домой, должен выходить через Северные ворота.
        - Хорошо, - кивнул Карабас, - веди через Северные… Да, а что ты собираешься сделать с моим бывшим слугой?
        - В память о вашем великодушном поступке я сделаю Свирельдино посланником по особо важным поручениям, - клятвенно пообещал граф Сокурк.
        Петрушка спасает друзей
        Аленушка сидела на полу, положив голову Арлекина себе на колени, и терпеливо ожидала его пробуждения. Теперь уже было совершенно ясно, что Арлекин жив: он глубоко и ровно дышал, веки его трепетали, на губах блуждала легкая улыбка.
        Внезапно Аленушка услышала тяжелый топот и голоса. В каморку, едва не сорвав дверь с петель, ввалились трое королевских стражников.
        - Кто здесь Арлекин? - зарычал старший из них, обводя каморку хищным взглядом. - Этот?
        Аленушка прижала к себе спящего Арлекина.
        - Не трогайте его! - попросила она. - Он без сознания.
        - В сознание мы его мигом приведем! - угрожающе прорычал стражник и, оттолкнув Аленушку, несколько раз сильно ударил Арлекина по щекам. Мальчик застонал.
        Стражник навис над ним, как коршун над своей добычей.
        - Это ты пришел из Мира Людей вместе с Буратино? Ты помог ему бежать из дворца?
        Мальчик с трудом открыл глаза.
        - Кто вы? Где Аленушка?
        - Где Буратино!? - заревел стражник, наваливаясь на Арлекина.
        - Я не знаю, - с усилием проговорил тот. - Я не знаю такого имени…
        - Да ты еще издеваешься над нами, ватный негодяй! Я проткну тебя шпагой, как крысу!
        - Не смейте! - закричала Аленушка, вырываясь из рук другого стражника. - Он действительно ничего не знает, он выпил сипарру и пережил смерть!..
        Мучитель Арлекина понюхал воздух.
        - Точно, пахнет сипаррой. Вот скотина! - он пнул беспомощного Арлекина ногой. - Мы опоздали, теперь от него ничего не добьешься.
        - Не кипятись, Лигорей, - сказал вдруг третий стражник, - от него, может, и не добьешься, а вот от нее…
        Он повернулся к Аленушке и осклабился:
        - Ты ведь все помнишь, красавица?.. Ты ведь скажешь нам, был ли тут Буратино?.. Иначе твоему кавалеру придется ой как плохо!..
        - Был, - ответила Аленушка, с ненавистью глядя на палачей.
        - Какой ты умный, Бироне, - Лигорей оставил бесполезного Арлекина и гадко подмигнул Аленушке. - Ну, говори, куда он пошел, а не то… - он красноречиво похлопал по эфесу своей шпаги.
        - Не знаю, - ответила девочка и отвернулась.
        - Я проткну тебя, как крысу!.. - заорал Лигорей.
        - Пошел к черту, - не поворачивая головы, сказала Аленушка.
        - Оставь ее, - посоветовал Бироне, - она действительно не знает. Нам нужно искать принца, он не мог уйти далеко.
        - Ну, ладно, мерзавцы, - с видимым сожалением пробормотал Лигорей, - я еще поговорю с вами. Бироне, этих двоих доставишь в темницу дворца. А мы бежим догонять Буратино. Он от меня не уйдет!..
        Бироне достал из кармана веревку, крепко связал руки Арлекину и Аленушке и вытолкал их из каморки. Арлекин шатался, как пьяный, ноги его заплетались, и Аленушка подставила ему свое плечо.
        На улице им повстречался Петрушка. Этот малый славился тем, что никого не боялся, никогда не унывал и всегда был в курсе всех важных событий.
        - Это куда же ты ведешь моих артистов? - с подчеркнутым удивлением спросил он у стражника. - Да еще и руки связал… Нехорошо, Бироне…
        - Не твое дело, уйди с дороги, - буркнул стражник, которому не понравилась фамильярность Петрушки.
        - Ай-я-яй! Так разговаривать с другом своего детства! - Петрушка закатил глаза. - Да ты посуди сам, как же это не мое дело? Сегодня ты уведешь двоих моих артистов, завтра троих, а послезавтра мне хоть балаган закрывай!..
        - Твой балаган давно пора закрыть, - огрызнулся Бироне. - А это теперь не твои артисты, а государственные преступники. И место им - в тюрьме.
        - Ах, что ты говоришь? - Петрушка изобразил крайнее удивление. - Ты хочешь сказать, что наш многоуважаемый принц Буратино общается с преступниками? Ты ведь именно так и сказал, Бироне?
        Бироне побагровел.
        - А ну прочь с дороги, разбойник!
        - Конечно, конечно, - торопливо ответил Петрушка, не трогаясь с места. - Вот только я подумал, как рассердится принц Буратино, когда увидит своих друзей связанными…
        - Что ты мелешь! - рассвирепел Бироне. - Как это он их увидит?
        - Своими собственными глазами, Бироне, - Петрушка выдержал значительную паузу, - потому что принц Буратино здесь, неподалеку. Он послал меня за своими друзьями.
        - Принц… неподалеку? - Бироне выкатил глаза. - А где это… неподалеку?
        - Не велено говорить, - нахально ответил Петрушка, любуясь вытянувшейся физиономией Бироне.
        - Как это не велено? Я тебе покажу не велено!.. - не очень уверенно прикрикнул на него Бироне. - Может быть, ты вообще врешь!..
        - Знаешь, мне твоего доверия не нужно. Честно говоря, мне на него наплевать, - смакуя каждое слово, сказал Петрушка. - Но чтобы сбить с тебя спесь, я, так и быть, отведу тебя к принцу Буратино, ты ведь очень хочешь его увидеть? Вот только как быть с моими артистами? Принц Буратино не любит, когда обижают его друзей…
        В голове у Бироне галопом поскакали мысли. Сначала он хотел арестовать и связать Петрушку, но вовремя передумал, сообразив, что этим ничего не добьется. А добиться Бироне хотелось многого. Ему всегда было обидно подчиняться этому тупому солдафону Лигорею, которого назначили начальником королевской стражи. Как будто не было никого поумнее!.. Вот если бы Бироне сумел отличиться и поймать беглого принца, он сразу бы занял место Лигорея!.. А если умело оказать услугу Буратино и добиться его милости, то в будущем можно занять еще более видное положение… Поэтому нужно быть очень осторожным. «И умным», - добавил про себя Бироне.
        - Так ты считаешь, их нужно развязать? - спросил он у Петрушки.
        - Ты сам так считаешь, - ответил тот. - Ты ведь не дурак, Бироне.
        - Гм, вообще-то я и не хотел их связывать, - сказал Бироне, всматриваясь в непроницаемое лицо Петрушки. - Они же ни в чем не виноваты… Этот болван… то есть я хотел сказать, Арлекин и вовсе нахлебался сипарры… Какой с него спрос?
        - Вот именно, - безо всякого выражения поддакнул Петрушка.
        - Но мне приказали, - развел руками Бироне. - Послушай, принцу ведь не за что обижаться на меня, если я… если мы с тобой доставим к нему его друзей в целости и сохранности?..
        - Слишком много слов, Бироне, - сказал Петрушка.
        - Да-да, сейчас, я сейчас, - заторопился Бироне и принялся распутывать узлы на веревке. Петрушка подмигнул пленникам.
        - Ну, вот и все, - объявил Бироне, и все трое - Петрушка, Аленушка и Арлекин - бросились от него врассыпную.
        - Стой! - закричал Бироне, завертевшись волчком: он не знал, кого ему следует догонять.
        - Не горюй, Бироне! - донесся до него голос Петрушки. - Принц Буратино обязательно наградит тебя, если раньше этого не сделает король!..
        Дядюшка Роу покидает
        Вселенскую библиотеку
        Дядюшка Роу наслаждался подаренным ему счастьем. Он бережно разворачивал старинные рукописи, стараясь уловить смысл написанного… И хотя большинство свитков было начертано на чужих, порою давно мертвых, языках, сказочнику казалось, что он понимает почти все.
        Иногда дядюшка Роу выныривал из глубины веков, открывал печатные книги новых времен и снова уносился в чудесный мир знаний и фантазии… Случалось, что он вдруг начинал ощущать какое-то беспокойство, и тогда сказочник срывался с места и вновь блуждал по бесконечному лабиринту раковин, до тех пор пока не находил очередной зал, полностью поглощавший его внимание.
        Дядюшка Роу совсем запамятовал, что находится в Стране Счастливых Снов, что его где-то ждут друзья, чтобы завершить удивительное путешествие, а в родном городе ожидает осиротевший театр «Буратино». Если какое-нибудь воспоминание о прошлом все же прорывалось к дядюшке Роу, оно воспринималось как неясный обрывок мимолетного сна…
        И он позабыл уже обо всем на свете, когда переступил порог зала сказок.
        - Ну, наконец-то!.. - вдохновенно произнес дядюшка Роу, обводя взглядом тысячи томов несметного сказочного богатства. - Этого хватит на всю жизнь!.. Я даже думаю, что, по большому счету, человеку и нужны лишь сказки, правда, все новые и новые…
        Он снял с полки книгу в яркой цветной обложке, на которой был изображен какой-то сказочный город в лучах восходящего солнца. «Солнечные терема, - прочитал дядюшка Роу. - Иван Симонов».
        Он напряг свою память, но так и не сумел вспомнить ни сказку, ни сказочника. Потом он взял «Волшебные истории, рассказанные старой бабушкой за вечерним вязанием» Омата Фергатти. И это произведение дядюшка Роу впервые держал в руках.
        Но вот ему попалась знакомая книга сказок Жана Фуко о приключениях симпатичных и остроумных паглеев - полуобезьян-полукошек, незаметно живущих бок о бок с людьми. В их маленьком мире особым почитанием пользовались сочинители посмехушек - так паглеи называли басни про людей, о которых они знали абсолютно все.
        - Хотел бы я написать такую сказку, - с легким сожалением сказал дядюшка Роу и увидел поэмы великого Гомера.
        - Ну, конечно, это тоже сказки, героические, потрясающие воображение… Одни из первых, созданных человечеством… но какая мощь, какая сверхъестественная выразительность!.. Народ, обессмертивший свою душу в таких поэмах, и впрямь достоин родства с богами, - рассуждал дядюшка Роу, пролистывая книгу и воскрешая в памяти любимые строки.
        Так он переходил от полки к полке, от книги к книге, и время совсем остановилось для него. Ненароком дядюшка Роу толкнул стопку книг, и в руки ему соскользнул пухлый томик, на котором было написано: «Приключения деревянного человечка по имени Буратино».
        - Это невероятно! - в неописуемом волнении закричал старый сказочник. - Кто мог об этом написать?!
        В следующий миг книга выпала из его рук, и сам дядюшка Роу без сил опустился на пол вслед за ней: на книжной обложке значилось его собственное имя.
        - Что же это такое? - спросил сам себя дядюшка Роу, потирая внезапно разболевшиеся виски. - Я же не писал эту книгу… хотя несколько раз у меня возникало такое желание… Но она здесь, в моих руках… И это может значить только одно - я напишу ее в будущем. Но для этого я должен вернуться… Найти Буратино и остальных, кто пребывает сейчас в Стране Счастливых Снов, и вернуться домой!.. Господи, что же я сижу здесь? Ведь им, возможно, нужна моя помощь!
        Дядюшка Роу вскочил с видом человека, который проспал что-то исключительно важное, и буквально заметался по раковине, не зная, в какую из дверей ему бежать.
        - Я заблудился! - с ужасом понял он. - Я не знаю, куда идти!.. Что же мне теперь делать?..
        Дядюшка Роу почувствовал, что еще немного - и он поддастся панике и побежит по лабиринту неизвестно куда, просто чтобы не оставаться на месте. Он будет запутываться все больше и больше, пока окончательно не затеряется в бесконечности раковин-сот.
        - Спокойно, - как можно тверже сказал дядюшка Роу, стараясь взять себя в руки. - Вот книга, которую я когда-то напишу, следовательно, я выйду отсюда. Мне не грозит смерть от голода и жажды, а одиночества я не боюсь. Единственное, что работает против меня, это время. Время здесь может стоить слишком дорого, а я и без того потерял его очень много. Ну что ж, придется поторопиться. Итак, мне нужно вернуться в вестибюль.
        Дядюшка Роу так хорошо представил себе длинный зал, уставленный рядами вешалок с одним-единственным старым плащом, что вдруг ясно почувствовал его притяжение.
        - Вперед, и никаких сомнений, - скомандовал себе дядюшка Роу, поставил на место написанную им книгу и пошел туда, куда вела его интуиция. С каждой минутой он шел все уверенней и, увидев наконец в одной из раковин тяжелую старинную дверь, засмеялся с видом победителя.
        - Вот и конец моей экскурсии! - сказал дядюшка Роу, открывая дверь в вестибюль.
        Он быстрым шагом пересек длинный зал и уже у выхода из библиотеки оглянулся, что-то вспомнив. Все вешалки в вестибюле были пусты, старенького серого плаща больше не было.
        - Да, конечно, все правильно, - сказал старый сказочник, - нельзя посвятить всю свою жизнь чтению книг, даже самых замечательных.
        Он вышел из беломраморного храма, низко поклонился ему и, не оглядываясь, с легким сердцем зашагал назад по тропинке среди цветущего луга. Дядюшка Роу надеялся, что у камня пяти дорог его ждут друзья…
        Буратино убегает
        из города кукол
        Выйдя из балагана Петрушки, Буратино бесцельно побрел по городу. Он шел просто чтобы идти - так ему было легче переживать разочарование и одиночество. Буратино и вправду был одинок, как никогда прежде. В темной комнатке Петрушкиного балагана остался Арлекин, выбравший жизнь в Мире Снов… Где-то во дворце Буратино оплакивала королева-мать, а по городу в поисках мальчика рыскали шпионы отца… Все это казалось Буратино чем-то нереальным, не имеющим к нему никакого отношения. Мир, окружавший его, проявил свою истинную природу, и Буратино казалось, что он медленно погружается в сонное оцепенение.
        Между тем на улицах царила ужасная суматоха. Можно было подумать, что все жители города высыпали из своих домов, чтобы собраться в толпы и обсудить последнюю новость. То и дело произносили имя Буратино. В толпе мелькали золоченые шлемы королевской стражи и солдатские мундиры.
        Буратино угнетало и утомляло гудение этого огромного растревоженного улья. Он с трудом нашел относительно пустой переулок и присел на ступеньки красивого дома в тени розовых кустов.
        «Как странно, - подумал мальчик, - все эти солдаты, шпионы и зеваки когда-нибудь приходят в Мир Людей, чтобы принести в него добро и свет… Кажется, так говорил Бураткинс… Но ведь они совсем не готовы к этому… Им нужно прожить еще много-много лет, чтобы понять свое предназначение… А без этого… какой смысл в кукольной жизни?»
        - Эй, ты что тут расселся? - раздался за спиной Буратино сердитый голос.
        Мальчик оглянулся. На крыльце стоял хозяин красивого дома - в дорогом турецком халате, с надушенными усами.
        - Ты чего, я говорю, тут сидишь? - грозно спросил он. - А ну, убирайся отсюда, пока я не надрал тебе твои грязные уши!
        - Что я вам сделал? - с удивлением спросил Буратино.
        - Не сделал, так сделаешь! - гневно ответил хозяин дома. - Залезешь в окно и что-нибудь стащишь!
        - Но я не собираюсь лезть к вам в окно, - возразил Буратино, все больше удивляясь. - Я просто захотел отдохнуть.
        - Так иди и отдыхай в другом месте! - непреклонно заявил господин в турецком халате. - Нечего тебе тут делать!
        «И правда, что мне тут делать, - подумал Буратино, поднимаясь со ступенек. - Я был и принцем, и нищим, меня здесь любили и предавали… Я по горло сыт этим городом с его счастливыми снами. Как хорошо, что в Мире Людей меня ждут папа Карло и мои друзья!..»
        При мысли об этом у Буратино защипало в носу. «Как я мог так долго оставаться без них? - искренне изумился он. - Скорее, скорее назад, из этого игрушечного, ненастоящего города!.. Мне нужно найти городские ворота».
        Он почти бегом бросился навстречу уличному шуму и утонул в густой толпе.
        - Где городские ворота? Как мне пройти к городским воротам? - спрашивал Буратино у толкавших его кукол.
        Мальчика никто не слышал. Его втянуло в бурлящий водоворот, закружило и вдруг резко выбросило вперед… Буратино ударился обо что-то мягкое и, не удержавшись на ногах, упал.
        - Это еще что! - прогремело над ним.
        Буратино поднял голову и увидел перед собой солдата королевской стражи. Это был Бироне, злой, как тысяча голодных собак.
        - Какого черта? - заорал Бироне, давая выход душившей его злости. - Ты что, не видишь, куда прешь?!
        - Простите, - пролепетал Буратино, обеими руками посильнее натягивая свою шляпу.
        - Ты что, не видишь, кто перед тобой?! - совсем озверел Бироне. - А ну сними шляпу, рвань!
        Он выхватил шпагу и вжикнул ею над головой несчастного Буратино. Волшебная шляпа слетела под ноги Бироне.
        - А-а-а!.. - взревел тот, точно взбесившийся бык. - Принц Буратино!.. Тебя-то мне и нужно!
        Толпа отхлынула от них. «Буратино, Буратино, здесь Буратино!..» - пронеслось из уст в уста.
        Бироне протянул руку, и тогда Буратино схватил с мостовой свою шляпу и бросил ее в лицо стражнику. В следующий миг он вскочил и кинулся в ошеломленную толпу.
        - Держи его! - истошно завопил Бироне. - Именем короля!..
        Однако Буратино уже вырвался из круга и несся по улице, лавируя между отдельными прохожими и шарахаясь от каждого сборища кукол. Он бежал так быстро, что ветер свистел у него в ушах, но еще стремительнее по городу летел клич: «Держите Буратино!»
        Мальчик не знал, где находятся городские ворота, и чувствовал, что толпа его преследователей растет. Он решил, что будет бежать до тех пор, пока не свалится замертво от усталости или его не поймают жестокие гонители. «Ничего, просто так я не сдамся, - подумал он и стиснул зубы. - Вы еще попрыгаете со своей сипаррой!»
        - Буратино, - услышал он слабый, но хорошо различимый голос, - беги под арку и поворачивай направо!
        Мальчик скосил глаза и даже не удивился, увидев рядом с собой бегущего Пьеро. Пьеро снова походил на туманное облачко, словно в эту минуту он просыпался в Мире Людей.
        - Мне тяжело!.. - услышал Буратино. - Я не должен спать, я сейчас между сном и явью!.. Мы должны успеть добежать до ворот!..
        Когда показались городские ворота, у Буратино словно выросли крылья.
        - Мы спасены, Пьеро! - он обогнал своего спутника и с размаху налетел на тяжелые двери. Ворота были наглухо заперты.
        - Ключ!.. У тебя есть ключ!.. - чуть слышно прошелестел голос Пьеро.
        Буратино понял и выхватил из-за пазухи золотой ключик. При одном прикосновении ключика к замочной скважине ворота распахнулись, словно бумажные ширмы, выпустили Буратино и тут же захлопнулись за его спиной.
        - Ага! - закричал Буратино. - Что, взяли?!
        Он повернулся назад, чтобы погрозить ненавистному городу, и медленно опустил руку… Там, где только что стояло кукольное королевство Бураткинса, не было ничего, кроме колышущейся под ветром травы.
        Буратино навзничь упал на землю и уткнулся лицом в заросли луговых цветов.
        - Пьеро!.. - воскликнул он, сотрясаясь от рыданий. - Пьеро! Пьеро!..
        Друзья встречаются
        после разлуки
        Дядюшка Роу напрасно торопился вернуться к серому валуну, - возле камня никого не было. «Неужели я опоздал? - мелькнуло у него в голове. - Я ведь даже не знаю, сколько времени провел в библиотеке… А вдруг прошли года…» Однако дядюшка Роу быстро одернул себя: «Мои друзья не из тех, кто бросает своего ближнего на произвол судьбы! Они никогда не ушли бы отсюда без меня».
        Успокоив себя таким образом, старый сказочник внимательно осмотрелся и вдруг присвистнул.
        - Эх, а дорог-то осталось всего четыре! Вот так штука!.. Неужели кому-то не суждено вернуться сюда?..
        Дядюшка Роу почувствовал, как сами собой до боли сжались его кулаки.
        - Кто же, кто? - твердил он, пытаясь понять, чья дорога исчезла.
        Но определить это было совершенно невозможно: в Мире Снов действовали свои законы - и четыре дороги разбегались в стороны так же равномерно, как некогда пять. Дядюшке Роу оставалось только ждать и молиться, чтобы не пропали и другие дороги…
        Ждать пришлось недолго, вскоре на горизонте показалась фигура человека. Сказочник прищурил близорукие глаза и узнал в идущем Карабаса Барабаса.
        - Ну, слава Богу, - пророкотал Карабас, приблизившись к валуну, - а то я уже боялся, что опоздаю…
        - Рад вас видеть, синьор Карабас, - приветствовал его дядюшка Роу. - Как прошло ваше путешествие?
        - Глупее некуда, - доверительно сообщил доктор кукольных наук. - Я чуть было не женился на принцессе и не получил в приданое полцарства.
        - Что вы говорите! Почему же вы все-таки не женились? Вам не понравилась принцесса? - дядюшка Роу приготовился с интересом слушать.
        - Да я ее и в глаза не видел, - ответил Карабас, повергая сказочника в полное изумление. - У нее, как выяснилось, уже был избранник, очень даже неплохой малый… Вот я и не стал им мешать.
        - Вы совершили замечательный поступок, - решил дядюшка Роу. - Правда, вам не досталось приданое…
        - Да черт с ним! - отмахнулся Карабас. - Все эти денежки, которые достаются так легко, приносят больше вреда, чем пользы.
        - Это истинная правда! - согласился старый сказочник. - Я рад, что вы пришли к правильным выводам.
        - Ну а вы? - в свою очередь поинтересовался Карабас Барабас. - Вы-то где побывали?
        - Я? Ну, вы же знаете, что я неисправимый книжный червь… Мне посчастливилось посетить Вселенскую библиотеку. Вы даже не представляете, какие книги я держал в своих руках!..
        - Поздравляю, - довольно равнодушно отозвался доктор кукольных наук. - Однако вы не засиделись там…
        - Я вовремя вспомнил о друзьях, - ответил дядюшка Роу. - Если бы не это, я, наверное, остался бы там навсегда… Кстати, вы обратили внимание, что из пяти дорог одна исчезла?
        - Вот черт, и правда! - заморгал Карабас. - Как же это понимать?
        - Я думаю, что кто-то останется в Стране Счастливых Снов навсегда, - ответил дядюшка Роу, почувствовав, как снова напряглись его нервы. - Знать бы, кто…
        - Наверняка это престарелая птичка, - ухмыльнулся Карабас Барабас. - Помните, как она расписывала нам этот… эдем?
        - Ах, если бы так, - вздохнул старый сказочник. - Я так беспокоюсь о мальчиках…
        - Ну, по крайней мере, об одном из них вы можете не беспокоиться, - хмыкнул Карабас, глядя куда-то вдаль.
        - Буратино!.. - у дядюшки Роу перехватило дыхание. - Но почему он один, где Арлекин?
        И старый сказочник со всех ног побежал навстречу деревянному человечку.
        - Дядюшка Роу, я вернулся, вернулся! Я вернулся! - еще издали закричал Буратино, без устали повторяя это лучшее на свете слово.
        Сказочник поймал Буратино, крепко прижал к себе.
        - А где же Арлекин?
        - Он не захотел возвращаться и выпил сипарру, - ответил Буратино, слушая, как бьется сердце дядюшки Роу.
        - Что выпил?
        - Ой, вы же ничего не знаете, - сказал мальчик. - Я ведь тоже едва не выпил сипарру и не стал принцем!..
        - Знаешь что, пойдем-ка к нашему камню, - проговорил дядюшка Роу, не спуская Буратино с рук. - Там нас ждет еще один несостоявшийся принц, и ты нам все расскажешь.
        Мальчик говорил торопливо и сбивчиво и, как заведенный, размахивал руками, заново переживая свои приключения в кукольном королевстве.
        - Вот так я и удрал из города, - закончил он свой рассказ, - а то бы никогда вы меня больше не увидели.
        - Вот дьяволы! - выругался Карабас Барабас. - Отравить живого человека!..
        - Я ведь не человек, синьор Карабас, - напомнил Буратино.
        - А какая разница, - ответил на это доктор кукольных наук, - если вы, куклы, ничем не отличаетесь от людей? Жаль, что я не понимал этого раньше…
        - Да, а каков молодец наш Пьеро! - с гордостью проговорил дядюшка Роу. - Не каждый человек способен на такую дружбу… Что же касается Арлекина, то ведь он сам сделал свой выбор… Будем надеяться, что он найдет свое счастье в этой стране. Поэтому не переживай, Буратино, тут нет твоей вины.
        - Радуйся, что унес оттуда ноги, - похлопал его по плечу Карабас Барабас, - а то ведь одна дорога начисто пропала…
        - Как пропала?
        - Да, Буратино, - кивнул сказочник, - кто-то еще не вернется из своего путешествия…
        - Ой, смотрите, смотрите, там кто-то идет! - закричал Буратино, поднимаясь на цыпочки. - Но это не Артемон с Алисой…
        - И уж вовсе не наш заумный пернатый друг, - сказал Карабас. - Это какие-то юноша с девушкой…
        Все трое с растущим интересом ожидали приближения незнакомой молодой пары. Скоро стало заметно, что юноша и девушка одеты в старинные костюмы, вышедшие из моды лет триста назад.
        - Может, это бродячие актеры? - предположил Буратино.
        Молодые люди под руку приблизились к валуну. Высокий статный юноша сдержанно улыбался, рыжеволосая девушка же просто цвела от счастья.
        - Вы нас не узнаете? - певуче спросила она.
        - А разве мы знакомы? - улыбнулся в ответ сказочник.
        - Ах, дядюшка Роу, ну напрягите же свою богатую фантазию, - тряхнула рыжими кудрями красавица.
        Дядюшка Роу провел ладонью по глазам.
        - Если бы я верил в переселение душ, я подумал бы, что вы… лиса Алиса…
        - Ой! - пискнул Буратино.
        - Ну конечно! - звонко рассмеялась девушка. - А это - Артемон!
        - Вот чертовщина!.. Как же это вас угораздило? - у Карабаса полезли на лоб глаза.
        - В самом деле, как вам это удалось? - спросил дядюшка Роу, весь обращаясь в слух.
        - С нами произошло, конечно, чудо, - вступил в разговор Артемон. - Но у него есть своя предыстория. Дело в том, что мы с Алисой когда-то уже были людьми, однако упустили свое счастье и потеряли человеческий облик. А здесь, в Стране Счастливых Снов, нам напомнили о прошлом и помогли снова стать людьми. Вот и все…
        - Ну, я уверен, что это не все, - лукаво прищурившись, сказал старый сказочник. - По-моему, ваша счастливая история только начинается. Я угадал, Алиса?
        - Между прочим, меня теперь зовут Авелией, - задорно ответила девушка, - а моего жениха Артуром. Но если вам очень хочется, вы все можете по-прежнему величать меня Алисой.
        Между тем Буратино окончательно уверился, что перед ним его прежние друзья.
        - Как я рад за вас! - заплясал он. - Вы единственные, кто обрел в этой стране настоящее счастье! Но… я надеюсь, вы не очень изменились… в душе?
        - Не беспокойся, Буратино, я все тот же преданный тебе друг, - сказал Артур.
        - А я все та же хитрая плутовка, - подмигнула Авелия. - А еще я знаю, кем был раньше кот Базилио.
        - Неужели тоже человеком? - спросил дядюшка Роу.
        - Увы, тоже котом. Моим любимым котом, которого я так обожала, что невольно потянула за собой в свою бродячую жизнь. Бедная моя киска…
        - Скажите, а почему здесь нет Арлекина… и господина Ворона? - спросил Артур. - Они что, еще не вернулись?
        - Они уже не вернутся, - тихо ответил дядюшка Роу. - Вы были последними, кто пришел к этому камню.
        - Значит, мы больше никого не ждем?
        - То-то и оно, что никого, - Карабас Барабас нетерпеливо топтался на месте, как застоявшийся конь. - Поэтому давайте-ка топать домой…
        - И вы знаете, как? - полюбопытствовала Авелия.
        - Ну нет, я надеялся на этого малого с золотым ключиком… Ключик-то у тебя? - повернулся Карабас к Буратино.
        - У меня, синьор, но, право, я не знаю, чем он может нам помочь…
        - Погоди, Буратино, - остановил его дядюшка Роу. - Ты помнишь, что сказало вещее дерево Алакон? Один раз ты должен был открыть ключиком ворота…
        - Я и открыл их!..
        - И один раз оставить ключик.
        - Где же я должен его оставить?
        - Я думаю, здесь, в Стране Счастливых Снов.
        - Но дядюшка Роу!..
        - Я понимаю тебя, малыш, - обнял его мудрый сказочник, - но твой любимый ключик уже сослужил тебе свою службу. Он должен вернуться туда, откуда пришел. Отныне вам не по пути, Буратино…
        Буратино достал золотой ключик и некоторое время держал его на ладони, словно взвешивая.
        - Мне что, бросить его на землю?
        - Ну зачем же на землю? Посмотри сюда, - и дядюшка Роу указал на небольшую горизонтальную нишу в камне, повторявшую форму ключика.
        - Ее же здесь не было! - растерялся Буратино.
        - Она появилась тогда, когда ты вынул ключик, - сказал дядюшка Роу. - Решайся, мой мальчик.
        - А ну давай не тяни! - подгонял Карабас. - Ты что, хочешь остаться здесь навсегда? Чего тогда не выпил сипарру?
        При упоминании о сипарре Буратино передернуло, и он быстро опустил ключик в фигурную нишу.
        Серый валун зашатался, как будто хотел перевернуться, и отъехал в сторону. Под ним открылся подземный ход. Авелия подобрала подол длинного платья и заглянула в подземелье.
        - Каменная лестница ведет вниз! - бодро сообщила она. - Ну что ж, лететь по воздуху больше не придется…
        Буратино лег на землю и свесил голову в проход.
        - Там есть факелы! Их как будто только что зажгли и прикрепили к стене!
        - Вот и слава Богу, - протрубил Карабас Барабас, забрасывая за плечо свою длиннющую бороду.
        - Позволь твою руку, Авелия, - сказал Артур, галантно поклонившись своей возлюбленной.
        Удивительное путешествие
        подходит к концу
        Подземный ход, которым двигались путники, действительно выглядел так, словно кто-то хорошо позаботился об их безопасном возвращении домой. Факелы весело потрескивали и щедро лили в подземелье яркий свет. Каменная лестница привела в просторный тоннель без каких бы то ни было ответвлений.
        - Как вы думаете, у нас впереди снова зеленый туман? - спросил Буратино, вышагивавший первым.
        - Вполне возможно, - откликнулся дядюшка Роу.
        - Да ведь он с этой стороны словно резиновый, помните? А если он не пустит нас обратно?
        - Буратино, неужели ты не видишь, как Мир Снов провожает нас домой? - с укором сказала Авелия.
        - Просто королевские почести!.. - поддел Буратино Карабас Барабас.
        - Да ладно, вы сами-то… без пяти минут принц, - надулся мальчик. - Я ведь спросил просто так…
        - Тише, господа принцы! - оборвал их дядюшка Роу. - Я вижу зеленый туман.
        И сразу погасли все факелы. Тоннель погрузился в зеленоватый полумрак.
        - Вот она, дверь в наш родной мир, - дядюшка Роу, подошел к мерцающей стене тумана и коснулся ее рукой. - Отворись же, мы возвращаемся домой…
        Его рука утонула в тумане, не встретив сопротивления.
        - За мной, друзья!
        На этот раз переход через туман оказался почти мгновенным, без всяких голосов, видений и загадок. А когда последний из путников прошел сквозь стену, она на глазах у всех сделалась каменной.
        - Вот и все, прощай, Страна Счастливых Снов, - негромко проговорила Авелия. - Однако, куда же мы попали?
        - Я ничего не вижу в этой темноте! - раздался недовольный голос Карабаса. - Почему мы не догадались прихватить хоть парочку факелов?
        - Не беспокойтесь, друзья, в моем мешке остался один факел, - успокоил всех дядюшка Роу. - Сейчас я зажгу его.
        Подняв горящий факел, сказочник огляделся:
        - О, так вот где мы оказались!..
        - Я тоже узнаю это место! - подхватила Авелия.
        - Может быть, вы объясните… - начал было Карабас.
        - Конечно, синьор, - с готовностью ответил Буратино. - Вот этот треугольный камень открывает выход из подземелья, а эта шахта ведет в сокровищницу… Туда же можно спуститься по длинной лестнице…
        - Так это то самое место?! - догадался Карабас, заметно побледнев.
        - Именно. Сюда мы пришли с сокровищами и здесь же высыпали их обратно. Только дядюшке Роу и Пьеро удалось вынести отсюда… по одному маленькому сувениру. Дядюшка Роу, вы ведь можете взять что-нибудь еще…
        - Зачем, Буратино? - пожал плечами старый сказочник. - В Стране Счастливых Снов я видел сокровищницу, с которой не сравнится ни один золотой клад мира… И я еще раз убедился, что настоящее богатство можно хранить только в своей душе. А ты можешь попробовать, Буратино. Я уверен, что тебе нечего бояться.
        - А кто вам сказал, что я боюсь? - вздернул нос Буратино. - Да только я тоже кое-что понял в этой стране счастья. И я вам скажу, к чему мне эти сокровища? Мы возвращаемся домой, там меня ждут мой папа Карло, мои друзья и наш театр… Я ведь создан на радость людям…
        - Это прекрасно, малыш, - сказал дядюшка Роу. - Ну а вы, молодые люди?
        - Я уже нашел свое сокровище, и большего мне не надо, - сказал Артур, обнимая Авелию.
        - Мне тоже, - произнесла она, прижимаясь к юноше.
        - А как вы, синьор? - спросил сказочник у доктора кукольных наук. - Может быть, вы желаете хотя бы взглянуть на сокровищницу?
        - Э-э, хватит с меня искушений, - ответил Карабас Барабас. - У вас есть театр, я тоже хочу заниматься своим делом… А деньги я всегда заработаю. Поэтому пойдемте-ка подальше от греха…
        - Слушаюсь, - и дядюшка Роу повернул треугольный камень.
        Гора загудела, открываясь, и солнечный свет на мгновение ослепил путников.
        - Ура!!! - совсем как в прошлый раз, закричал Буратино, устремляясь наружу. - Мы дома, дома!
        - Мы дома!.. - глухо повторил Карабас Барабас, вытирая бородой покрасневшие глаза.
        - Вот оно, наше солнце, - сказал дядюшка Роу, запрокидывая к небу лицо. - Как давно мы не видели тебя!.. А вот и наша Долина привидений…
        - А вот и каменные Дуремар с Базилио, - выпалил Буратино.
        - Где? - озираясь, спросил Карабас.
        - Да вот же! - Буратино подвел его к окаменевшему продавцу пиявок. - Ваш бывший приятель… А это его сумка с сокровищами… тоже бывшими…
        Карабас Барабас глядел на каменного Дуремара сморщившись, как будто собирался заплакать.
        - И вы хотели их оживить? - недоверчиво спросил он.
        - Слушайте, - вдруг торопливо сказал дядюшка Роу, - а что, если мы возьмем эти каменные суму и сундучок, отнесем в пещеру и бросим все эти «богатства» в шахту?
        Он еще не успел договорить, как Артур схватил каменный сундучок Базилио и понес его к пещере. Карабас не мешкая оторвал от земли тяжеленный мешок Дуремара и поспешил за юношей. Едва лишь оба, отдуваясь, вышли из пещеры, скала загудела и сомкнулась.
        - Ну, оживайте, мы вернули назад ваши сокровища, - потребовал Буратино.
        - Базилио, миленький, оживи, - попросила Авелия и погладила неподвижного кота.
        - Давай, превращайся обратно! - подступил к Дуремару Карабас Барабас. - Твои пиявки уже заждались тебя.
        Серые истуканы вдруг пошли трещинами. С них посыпалась каменная крошка, как штукатурка со стен рушащегося дома, и сами они пришли в движение.
        Все, кроме Авелии, отпрянули. Девушка же подбежала к коту и легко подхватила его на руки.
        - Живой, живой!.. - с восторгом закричала она, тиская воскресшего Базилио. - Теплый и мягкий!..
        - Мяу! Вы кто? - заорал кот, пытаясь вырваться и оставляя на руке Авелии красные царапины.
        - Я графиня Риоли, твоя хозяйка! - она поцеловала Базилио в перекошенную морду. - Ах, ты же ничего не знаешь, бедняжка!.. Я лиса Алиса, с которой ты разделил столько невзгод!..
        Испугавшись, что эта сумасшедшая девица задушит его, кот Базилио прекратил всякое сопротивление и изобразил обморок. Авелия принялась дуть ему в морду.
        Буратино прыснул со смеху.
        - Смотри, она любит его больше, чем тебя, - сказал он Артуру. Герцог шутливо щелкнул Буратино по голове.
        В это время дядюшка Роу и Карабас приводили в чувство ожившего Дуремара.
        - Что со мной? - стонал тот, лежа на земле и вяло дрыгая ногами, словно сонная муха. - У меня все тело как будто деревянное… или каменное…
        - Ну нет, теперь твое тело как раз в порядке, - приговаривал Карабас. - Приставить к нему дюжину пиявок - и будешь здоров как бык… Вставай, пойдем домой, я угощу тебя красным вином! Я твой должник, Дуремар, это же ты вытащил меня из болота…
        - Из какого болота, синьор Карабас? - хныкал продавец пиявок. - Я ничего не понимаю…
        - В самом деле, нам нужно идти, солнце опускается, - сказал дядюшка Роу. - Еще полчаса, и в Долине привидений станет темно. Поспешим домой, а по дороге поговорим. Ты слышишь, Авелия?
        - Мы слышим, мы с моей киской слышим!.. - прощебетала Авелия, повязывая на шею бедного Базилио пышный розовый бант.
        Путники возвращаются
        и… переодеваются
        К тому времени как на пути честной компании показалась харчевня «Трех пескарей», кот Базилио уже смирился с тем, что любвеобильная рыжеволосая красавица и есть бывшая лиса Алиса. Девушка не спускала его с рук, что-то ворковала в драное кошачье ухо и так заласкала Базилио, что он сделался как будто пьяный.
        - Смотрите, наша харчевня, - сказала Авелия. - Киска, ты же, наверное, совсем голодная!..
        - Сними с меня бант, Алиса! Он меня удавит! - придушенно мяукнул Базилио.
        - Хорошо, хорошо, - засуетилась Авелия. - Так ты хочешь кушать?
        - Еще чего, дома покушаете! - прикрикнул на них Карабас Барабас. - Я хочу поскорее домой!
        - Домой! - с вызовом мяукнул Базилио. - А если у кого-то и дома-то нет…
        - Киска моя! - всполошилась Авелия. - Я же говорила тебе, что теперь мой дом это театр «Буратино», и ты будешь жить там вместе со мной! Я правильно говорю? - обернулась она к остальным.
        - Как ты хочешь, любимая, - ответил благородный Артур.
        - Правильно, правильно, - сказал Буратино. - У нас для всех хватит места.
        Войдя в родной городок, путники остановились на развилке дорог. Один путь отсюда вел к театру «Буратино», другой - к балагану Карабаса Барабаса. Путешественники стояли в некотором замешательстве.
        - Послушайте, друзья, - сказал дядюшка Роу, - я обращаюсь сейчас к вам, синьор Карабас Барабас, и к вам, достопочтенный Дуремар. Я думаю, что испытания, которые выпали на нашу долю в последнее время, дают нам право называться друзьями. Так вот, мы от всей души приглашаем вас в гости…
        - …на праздничный ужин! - закончил Буратино и лучезарно улыбнулся. - Как хорошо, что в нашем мире это не просто ритуал. Соглашайтесь, синьоры!
        Карабас Барабас потеребил свою бороду.
        - По правде говоря, меня в моем балагане никто не ждет… Поэтому я принимаю ваше приглашение, ну и… спасибо вам.
        - Я тоже принимаю, - поспешно заявил Дуремар, кивая головой как китайский болванчик.
        - А куклы не испугаются меня? - спросил вдруг Карабас Барабас и густо покраснел.
        - Не испугаются! - убежденно сказал Буратино. - Вы стали совсем другим человеком, синьор, это каждый заметит.
        - Ой, смотрите, афиша нашего театра! - воскликнула Авелия, указывая на приклеенный к стене большой лист бумаги.
        - Ну-ка, ну-ка, - Буратино подошел к освещенной фонарем афише и прочитал: «Театр «Буратино» 30 октября приглашает на премьеру спектакля «Приключения Буратино продолжаются». Вас ждет новая встреча с любимым героем. Приходите на премьеру!»
        - Это как же понимать? - не поверил своим глазам Буратино. - Это кто же у них теперь «любимый герой»?
        - А какой сегодня день? - растерянно спросил дядюшка Роу.
        - Эй, уважаемый, - обратилась Авелия к какому-то прохожему, - скажите, какое сегодня число… и месяц?
        - А год вас не интересует? - хмуро спросил прохожий, подозрительно оглядывая девушку.
        Она обворожительно улыбнулась:
        - Откровенно говоря, очень интересует.
        - С утра вроде как было тридцатое октября, - сказал прохожий и быстро пошел прочь. У поворота он обернулся и покрутил пальцем у виска.
        - Тридцатое октября! - потерянно воскликнул Буратино. - Значит, сегодня спектакль!.. Что же нам делать?
        - Как что делать? Идти на премьеру, - ответил дядюшка Роу, и вдруг глаза его заблестели. - А знаете что, я предлагаю явиться в театр инкогнито.
        - Вот именно, - сказал Буратино. - Явимся и как спросим инкогнито: это что тут у вас за новый Буратино?!
        - Нет, мой мальчик, инкогнито значит тайно. Нам нужно немного загримироваться и прийти в театр неузнаваемыми. Это, конечно, не касается Авелии и Артура… Ну, еще, может быть, Базилио. Синьор Карабас, в вашем балагане найдется грим и какие-нибудь костюмы для нас?
        - Все найдется, - заверил Барабас. - До того как купить кукольный театр, я несколько лет работал в труппе бродячих артистов. За мной!
        - А как быть с моим носом? - на ходу спросил Буратино. - Его ведь не загримируешь! Эх, нету у меня моей волшебной шляпы…
        - Эврика! Я знаю, как спрятать твой нос! - закричал дядюшка Роу. - Для того чтобы тебя не узнали, мы сделаем из тебя… Буратино! Оденем тебя в театральный костюм, а на твой длинный нос наклеим бумажный: пусть думают, что это маска.
        - Гениально! - восхитилась Авелия. - И в высшей степени изящно.
        В балагане Карабаса Дуремара быстро переодели в ученого профессора и нацепили ему на нос пенсне. Дядюшка Роу преобразился в старую синьору, а для Буратино нашли бархатный зеленый костюм какой-то куклы и обклеили ему нос бумажкой. Сам Карабас вырядился в черную сутану монаха, спрятав бороду в просторных одеждах служителя церкви.
        - Синьор, разве монахи предаются мирским развлечениям? - усомнился дядюшка Роу.
        - Ничего, я буду веселым монахом, - хохотнул доктор кукольных наук.
        Базилио гримировать не стали: таких котов кругом было хоть пруд пруди, а Авелию и Артура в городе не знала ни одна живая душа.
        - Синьор Карабас, мне, право, неловко, - замялся дядюшка Роу, - у вас не найдется сколько-нибудь денег на билеты в театр?
        - О чем разговор? - ответил тот. - С большим удовольствием свожу вас… в ваш театр.
        …Дальше все случилось так, как и предполагал дядюшка Роу, недаром же он был талантливым режиссером. Билетерша театра «Буратино», никого не узнав, спокойно пропустила в зал всю компанию. Она ничего не имела против монаха и лишь немного придралась к мальчику.
        - Ты зачем приделал себе нос, как у нашего Буратино? - строго спросила она. - А ну не балуйся и сними.
        - Ах, дорогая, вы не правы! - надтреснутым старческим голосом вступилась за мальчика пожилая синьора, пришедшая с ним. - Это же так прекрасно! Ваш театр должен гордиться, что мальчишки, и в том числе кукольные, мечтают походить на Буратино и приклеивают себе длинные носы!
        - А ведь и верно, - согласилась билетерша и по-доброму улыбнулась. - Вот как прославился наш Буратино! Проходи, мальчик, ты очень, очень похож!..
        В театре «Буратино»
        происходит волнующая встреча
        Театр был переполнен, и друзьям пришлось довольствоваться местами на галерке. Впрочем, они не роптали и с огромным интересом принялись следить за театральным действом.
        Трюк с «любимым героем» оказался очень простым: какой-то кукле приклеили длинный нос, одели колпачок - вот тебе и Буратино!
        - Ишь чего придумали! - ревниво пробормотал на галерке настоящий Буратино. - Неужели все верят, что это я?
        Но зрители, похоже, действительно считали, что перед ними Буратино собственной персоной, и бешено аплодировали при каждом выходе своего любимца.
        - Свинство какое, - пожаловался Буратино сидевшей рядом Авелии.
        - Не мешай смотреть, - отмахнулась та.
        - Я говорю, какое свинство, - повторил Буратино теперь уже в адрес дядюшки Роу.
        - Да что ты! Это просто замечательно, - не отрываясь от зрелища, сказал дядюшка Роу. - Какой сюжет, какие коллизии!.. Интересно, кто написал эту пьесу? А, вот и наш Пьеро…
        Сзади Буратино хлопнул по спине Карабас Барабас:
        - Да ведь они аплодируют тебе, деревянная твоя голова!
        И в это время на сцене произошло непредвиденное: кукла-Буратино, как-то неловко повернувшись, задела длинным носом за декорацию, и приклеенный нос отвалился.
        - А-ах! - пронеслось по залу. - Это не Буратино!..
        - Это не Буратино! - раздались десятки голосов.
        - Это обман! Нас дурачат! - возмущенно кричала публика.
        - Что ж, - сказал дядюшка Роу, - мы появились как раз вовремя. Твой выход, Буратино.
        Мальчик запрыгнул на свое кресло и крикнул так звонко, как только мог:
        - Я здесь, здесь! Буратино - это я!!!
        В наступившей тишине все зрители повернулись к галерке. Куклы на сцене замерли.
        - Мы здесь! Мы вернулись!
        Буратино содрал со своего носа бумагу, дядюшка Роу скинул шляпку и женский парик, а Карабас Барабас снял черный капюшон и выпростал из-под сутаны свою бороду.
        - Это они, они вернулись! - не помня себя от радости, Пьеро спрыгнул со сцены и бросился к галерке.
        Казалось, что в театре взорвалась бомба.
        - Буратино!!! - загремел зрительный зал.
        - Они вернулись! - загалдели куклы и как горох посыпались с подмостков.
        Из-за кулис выскочил папа Карло и с трудом стал пробираться через зал, который напоминал бушующее море.
        - Сынок, сынок!.. - повторял он, не замечая, что по его морщинистым щекам текут слезы.
        - Папа! Папочка!.. - взвизгнул Буратино.
        Дядюшка Роу поднял мальчика и передал его в руки папы Карло.
        - Ваш дорогой путешественник…
        Уткнувшись в щеку отца, Буратино беззвучно вздрагивал. Папа Карло, крепко прижимая к себе свое сокровище, вернулся на сцену.
        - Дорогие зрители! - взволнованно сказал он. - Друзья! Я прошу у вас прощения за сорванный спектакль… и хочу, чтобы вы разделили с нами нашу радость!..
        Дорогие зрители захлопали так, что стало ясно: лучшего спектакля для них и придумать было нельзя.
        - Я должен кое-что объяснить вам, - продолжал папа Карло. - Наверняка многие из вас знали, что Буратино и его друзья отправились в далекое и опасное путешествие. Все в нашем театре очень беспокоились об их судьбе, а я просто не находил себе места… И вот, чтобы немного отвлечься, я решил попробовать… тоже написать пьесу. А поскольку все мои мысли были заняты вот этим сорванцом, то и пьеса, конечно, получилась о нем. Ну а потом мы решили показать ее вам… Простите за то, что наш Буратино был ненастоящий…
        Буратино наконец отлепился от своего отца.
        - Зато я настоящий, папочка! А ведь это самое главное, верно? - спросил он у зрительного зала.
        Ответом ему были долгие овации.
        - А если бы вы знали, какие приключения нам довелось пережить! Дядюшка Роу обязательно напишет об этом пьесу!
        - Почтенная публика, - попросив тишины, сказал папа Карло, - я хочу сделать маленькое объявление. С вашего позволения, сегодняшний спектакль переносится на завтра…
        - И завтра в главной роли буду я! - объявил его сын.
        - Папочка, я успею выучить свою роль, честное слово! - пообещал он отцу, в то время как публика неутомимо аплодировала. - До завтра, друзья!
        Зрители расходились очень неохотно. Перед тем как уйти, каждый старался протолкаться к сцене и хоть словечком перемолвиться с путешественниками, поздравить их с возвращением.
        Буратино же старался отыскать глазами Пьеро и, когда это удалось, принялся изо всех сил протискиваться к нему.
        - Пьеро! - воскликнул он, обнимая друга. - Спасибо тебе, Пьеро! Спасибо за все!
        - Но за что? - спросил тот, отвечая на объятия Буратино.
        - Ты дважды спас меня от гибели!
        Пьеро взмахнул длинными ресницами:
        - Но когда?
        - Пьеро, я знаю, что ты очень скромный, но если бы ты не помог мне бежать сначала из дворца, а потом из города, меня сейчас не было бы с вами!
        - Ты шутишь, Буратино?
        Буратино заглянул в широко распахнутые, преданные глаза друга, смотревшие на него с обожанием.
        - Пьеро, неужели ты ничего не помнишь?!
        - Нет, а что я должен помнить?
        - Мудрый Ворон был прав, - пробормотал Буратино и еще раз крепко обнял Пьеро.
        - Скоро ты все узнаешь, - сказал он.
        Сказка всегда
        заканчивается хорошо!
        …Была уже глубокая ночь. Давно почивали в своих кроватях и улыбались во сне зрители театра «Буратино», а в самом театре никто не спал. Сидя за длинным столом, люди и куклы вели нескончаемый разговор.
        - Подумать только, наш Буратино, мой мальчик, которого я смастерил вот этими руками, - принц кукольного королевства!.. - вздыхал папа Карло. - И мы чуть было не потеряли его…
        - Пьеро, ты так ничего и не вспомнил? - спросил у друга Буратино.
        - Теперь, когда ты обо всем рассказал, я начинаю что-то припоминать, - отвечал Пьеро, - но как-то очень смутно… Я редко запоминаю свои сны.
        - В том-то и вся загвоздка, - сказал дядюшка Роу. - Мир Снов так же реален, как и наш мир. Там мы проводим треть своей жизни, и, заметьте, проводим активно, совершаем поступки, которые изменяют действительность… Об этом нужно помнить всегда. Я говорю это и на тот случай, если кто-нибудь захочет повторить наше путешествие.
        - Ну уж нет, - поежилась Мальвина, - мне совсем не хочется попасть туда, где тебя в любой момент могут любезно отравить.
        - Это уж как кому повезет. Я вот нисколько не жалею, что попала в Страну Счастливых Снов, - вмешалась в разговор Авелия. Одной рукой она поглаживала кота Базилио, другая покоилась в ладони Артура.
        - Ох, мои дорогие, я никак не привыкну к вашему новому облику, хотя он много лучше прежнего, - сознался папа Карло. - Графиня Риоли!.. Герцог Блоур!.. Даже в голове не укладывается. Осмелюсь спросить, а каковы же теперь ваши планы на будущее?
        - Синьор, если в вашем театре нашлось место для пуделя и лисы, то, может быть, отыщется и для нас? - пряча улыбку, спросила Авелия. - Ну, еще для одной милейшей киски… А о титулах лучше забудем, они остались в далеком прошлом.
        - Молодчина, Алиса! - вырвалось у Буратино. - Ой, я хотел сказать, Авелия, что ты рассудила очень правильно.
        А папа Карло, воодушевленный всем происходящим, уже говорил Дуремару:
        - Оставайтесь и вы, синьор. Вы уже немолодой человек, вам вредно бегать по болотам… В нашем театре для вас найдется посильная и достойная работа.
        Дуремар был единственным, кто не расстался со своим костюмом, и надо сказать, что в образе ученого профессора он имел весьма положительный и даже солидный вид.
        - Спасибо вам, - растроганно сказал он. - Понимаете, по дороге в город я собирался попроситься в балаган синьора Карабаса… Ну, хотя бы подметать пол, свечи зажигать… Когда-то в детстве я неплохо рисовал и мог бы попробовать оформлять декорации… Сейчас я просто не знаю, как поступить…
        - Подумайте, синьор, наше предложение всегда остается в силе, - сказал папа Карло. - Кстати, а где же Карабас Барабас?
        - Он куда-то вышел… минут пять назад, - пропищала кукла в черно-белом домино и указала на пустой стул рядом с собой.
        - Но куда и зачем? - удивился папа Карло. - Может быть, мы его обидели?
        - Не знаю, - смутившись, ответила кукла. - Мне было очень непривычно и… страшновато сидеть рядом с синьором Карабасом, и он, по-моему, это понял…
        - Какая ерунда! - пристыдил куклу Буратино. - Карабас Барабас честный и порядочный человек!
        - Может, это и так, - сказала через стол Мальвина, - но к этому надо привыкнуть. Меня тоже до сих пор бросает в дрожь при виде его ужасной бороды.
        - Ой, кто это?!
        Из гримерной вышел моложавый импозантный мужчина с живыми смеющимися глазами. Увидев, что взоры всех присутствующих обратились к нему, он улыбнулся, и его улыбка покорила всех.
        - Да это же Карабас Барабас! - с восторгом воскликнул Буратино. - Только… без бороды!..
        ВИКТОРИЯ И АЛЕКСЕЙ ВАРГИНЫ
        СТРАНСТВУЮЩИЙ, НЕОБЫЧНЫЙ И ТОРОПЛИВЫЙ
        Встретились три дервиша на пустынной дороге. Первого звали Странствующий, потому что он, почитая старые обычаи, выбирал самые длинные маршруты для путешествий. Второго звали Необычный, потому что ничто не казалось ему необычным, хотя то, что он делал, или даже то, что привлекало его внимание, казалось весьма необычным другим людям. Имя третьего было Торопливый, потому что этот дервиш, думая, что может сберечь свое время, всегда и во всем стремился найти наиболее короткие пути к своей цели, хотя на деле эти пути часто оказывались самыми длинными.
        Некоторое время дервиши путешествовали вместе, но вскоре расстались.
        Первым покинул их Странствующий: он заметил на перекрестке дороги указательный знак, о котором слышал когда-то, и стал убеждать своих спутников свернуть, куда указывала стрелка. Они не согласились, и он пошел один. Дорога привела его к разрушенному городу, единственными обитателями которого были свирепые львы. Цивилизация, некогда процветавшая здесь, о которой дервиш читал, погибла сотни лет назад. Как только он вступил в город, голодные звери набросились на него и растерзали.
        Спустя день или два Торопливый решил отыскать путь покороче и расстался с Необычным. Пойдя напрямик, он увяз в зыбучих песках. Правда, дервиш не погиб, но выбираться оттуда ему пришлось несколько месяцев.
        Между тем Необычный, продолжая путь в одиночестве, вскоре повстречал человека, который сказал ему: "Дервиш, не ходи дальше. Впереди находится карван-сарай, и в нем по ночам собираются дикие звери из джунглей".
        - А где эти звери днем? - спросил Необычный.
        - По-моему, днем они на охоте, - ответил человек.
        - Вот и хорошо, - сказал Необычный, - в это время я и отдохну там.
        В полдень он подошел к караван-сараю и увидел, что вся земля вокруг истоптана животными. До вечера было еще много времени, и Необычный решил пока выспаться. Проснувшись с наступлением сумерек, он спрятался в укромном месте и стал дожидаться прихода зверей: ему хотелось узнать, для чего они собираются здесь.
        Вскоре в большой зал вошло множество зверей, во главе которых выступал лев, их царь. Звери по очереди приветствовали льва и сообщали ему о том, что было известно только им и никому из людей. Один из них доложил льву, что неподалеку от этого места есть пещера, где спрятаны драгоценности - сокровищница Караташа, легендарного Черного Камня. Другой зверь рассказал, что прямо здесь, в караван-сарае, под полом хранится клад из золотых монет, который стережет крыса. Она не может ни потратить их, ни расстаться с ними, и каждое утро выносит их на поверхность. Третья история была о некоей безумной принцессе, и эта история, самая странная из всего, что там было рассказано, удивила даже Необычного. Дело было в том, что в соседней долине жила собака, которая стерегла стадо овец. С помощью шерсти, растущей у нее за ушами, можно было излечить принцессу от безумия; это было единственное средство в мире, которое могло ее спасти. Но так как ни один человек не знал ни этого средства, ни самой принцессы, которая должна была вскоре заболеть (как узнал дервиш), не было никакой надежды, что принцессу кто-нибудь вылечит.
Перед рассветом звери разошлись, а дервиш стал ждать появления крысы.
        Утром на середину зала в самом деле выбежала крыса, неся в зубах золотую монету. Она оставила ее на полу и побежала за следующей. Когда крыса таким образом вынесла все монеты и принялась их пересчитывать, Необычный вышел из своего укрытия и забрал деньги. Затем он направился к пещере Караташа и нашел спрятанные сокровища. После этого дервиш отыскал собаку и, вырвав у нее из-за ушей клок шерсти, снова отправился в путь.
        Следуя тайным знакам, известным только ему, он,наконец, достиг весьма странного и неизветного королевства. Войдя в столицу, дервиш Необычный увидел снующих по улицам людей, печальных и озабоченных, и, обратившись к какому-то прохожему, поинтересовался, какая беда постигла их город. Человек рассказал, что дочь их короля только что заболела какой-то странной болезнью, и никто не знает, как ее вылечить. Необычный поблагодарил его и тут же направился к королевскому дворцу.
        - Если ты вылечишь мою дочь, - сказал король, - я отдам тебе полкоролевства, а после моей смерти ты воцаришься над всем королевством. Но если ты меня обманешь, я прикажу сбросить тебя с самого высокого минарета.
        Дервиш согласился с этим условием, и его провели к принцессе. Только он поднес к ее лицу собачью шерсть, как она в тот же миг выздоровела. Вот так Необычный стал наследным принцем. Многие достойные люди приходили к нему и обучались его пути.
        Однажды, переодевшись в рубище, по своему обыкновению, Необычный вышел из дворца побродить, как вдруг наткнулся на дервиша Торопливого. Торопливый поначалу даже не узнал своего друга, потому что без умолку болтал; тогда Необычный просто привел его к себе во дворец и стал терпеливо дожидаться, когда тот сам его о чем-нибудь спросит.
        Наконец Торопливый спросил: "Как это все произошло? Расскажи по порядку, но только быстро".
        Необычный стал рассказывать свою историю и, наблюдая за Торопливым, увидел, что тот пропускает мимо ушей многие детали. Он по-прежнему был нетерпелив. Даже не дослушав до конца, Торопливый вскочил с места и заявил: "Мне необходимо побывать там и послушать, о чем говорят звери, я хочу последовать твоему пути".
        - Не советую тебе торопиться, - сказал Необычный, пытаясь его образумить, - узнай прежде, в своих собственных интересах, значение времени и таинственных указаний.
        - Ерунда, - ответил Торопливый и, одолжив у своего товарища сто золотых, отправился в путь.
        Когда он добрался до караван-сарая, была уже ночь. Не желая дожидаться утра, Торопливый прошел прямо в главный зал и тут же был растерзан львом и тигром.
        А что касается дервиша Необычного, то он наслаждался счастливой жизнью до конца своих дней.
        В примечании к этой истории, найденной в дервишском манускрипте Кетаб-иб-Аму-Дарья ("Книга реки Оксус"), говорится, что она принадлежит к собранию обучающих историй Увайс аль-Карани, основателя дервишского братства Увайсийа ("Затворники").
        Смысл рассказа состоит в том, что нетерпеливость мешает человеку увидеть сущностные особенности ситуации.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СТРАШНАЯ ЗАКРУТКА
        Прежде, почитай, в каждом селе был свой знахарь. А что ни знахарь - то первейший плут. Знахарь, он и шепчет, и закрутки вырывает, и всяким колдовством занимается. Люди боялись их, угождали им, как злой болячке.
        Ну так вот, был, значит, в одном селе такой знахарь. Знали его не только во всей околице, а и в целой округе. И никто не смел перечить ему, чтоб не накликал он какой беды.
        А жил в том селе один смелый человек. Звали его Тодор. Много он по свету походил, где только не бывал, чего только не повидал.
        - Голову морочит вам этот знахарь, - говорит Тодор соседям. - Ничего он не знает и не ведает.
        - И что ты говоришь! - не верят соседи. - Гляди, как бы не наслал он на тебя беды...
        - Ну так сами увидите, правду ли я говорю, или нет.
        Пошел Тодор в свое жито и сделал закрутку. Спустя несколько дней приходит он к знахарю.
        - Так, мол, и так, - говорит, - какой-то злодей сделал на моем жите закрутку. Боюсь, как бы не случилось чего дурного. Сходи вырви. Ты ж с нечистью этой водишься. Я заплачу тебе, чем хочешь.
        Услыхал знахарь про плату и охотно согласился. Пошли они на поле. Поглядел знахарь издали на закрутку и говорит:
        - Уж больно страшная закрутка. Так просто я к ней и сам боюсь приступиться.
        Снял он рубаху, чтоб напустить на Тодора больше тумана, да и пополз на карачках к закрутке.
        Ползет знахарь да все покряхтывает, очень, мол, страшную закрутку кто-то сделал: видно, чтоб помер хозяин.
        Подошли туда и Тодоровы соседи поглядеть, как будет знахарь страшную закрутку вырывать.
        Тут Тодор, не долго думая, уселся верхом на знахаря, вынул из-под полы дубинку и давай дубасить обманщика.
        - Уж я тебе, шельмец, покажу эту страшную закрутку! Я ж ее сам и сделал!
        Вопит знахарь на всю глотку, а Тодор дубасит его по чем попало. Бил, бил, а потом и спрашивает:
        - Ну, будешь добрым людям головы морочить?
        - Нет, - стонет знахарь, - только отпусти меня живым.
        Отпустил Тодор знахаря, поднялся тот да наутек - и от рубашки отказался.
        Испугались соседи, решили, что знахарь сживет Тодора со свету: он-то ведь может все сделать... Но проходит неделя, вторая, и живет себе Тодор да плюет на знахаря.
        А знахарь кряхтел, кряхтел, да и окочурился - видно, Тодорова дубинка была посильней его колдовства.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        СТРАШНАЯ ЧЁРНАЯ ПТИЦА
        Началось всё это весною 1530-го года. Отплыл тогда Роберваль со своим экипажем из Сен-Мало в Америку: колонию решил основать. Взял он в плаванье и племянницу свою, Маргариту; совсем юной была тогда Маргарита, едва ей пятнадцать исполнилось. Хотел Роберваль замуж её выдать выдать за человека достойного и с положением. Сопровождала племянницу Роберваля гувернантка — да только всякий раз, как случалось Маргарите вырваться из-под надзора, спешила девушка на палубу. А там уже поджидал её юноша, что служил на корабле бочаром; и всё новые нежные речи шептал он любимой своей...
        Нелёгким было то плаванье. А как-то раз и вовсе пришлось худо: ветер к ночи разбушевался, понятно стало — шторма не миновать, и не выдержит его корабль. Решили тогда с перепугу матросы — а они уж на всё были готовы, лишь бы ко дну не пойти, — что надо скорей им найти причину несчастья, узнать нужно, за что это разгневались так на них небеса. Выдала тут перепуганная гувернантка Маргариту, рассказала, что та провела ночь с бочаром. И только решили моряки подвергнуть любовников каре, сразу ветер затих. Высадили тогда Маргариту, гувернантку её . и бочара на необитаемый остров, оставили им несколько бочонков с пресной водой, оставили пшеницы, сухарей несколько ящиков, топор да свечи. А осенью, возвращаясь во Францию, не пристал Роберваль к острову, не захотел он спасти тех, кто брошены были там.
        Пришла зима. И погибли один за другим и молодой бочар, и спутница девушки, и младенец, что у Маргариты родился, — всех заклевала огромная чёрная птица, жившая на проклятом острове, день и ночь искавшая там добычи. Удалось Маргарите расправиться с чудовищем; от ярости обезумев и от отчаяния, вырвала она страшной птице глаза, пронзила ей сердце. А два года спустя нашли проплывавшие мимо острова бретонские моряки потерявшую рассудок Маргариту, взяли несчастную с собою назад во Францию. И узнала она от них, что мёртв Роберваль, — и что вырваны были глаза его, пронзено было его сердце.
        ЛЕГЕНДЫ НОВОЙ ФРАНЦИИ
        СТРАШНЫЙ ДРАКОН СКАЛЫ СПИДЛСТОН
        Давным-давно жил в прекрасном замке на берегу моря могущественный король. Красавица жена родила королю двух чудесных детей: дочку, которую они назвали Маргарет, и сына, которому дали имя Чайльд Уинд.
        Когда Чайльд Уинд вырос, он попросил у родителей позволения постранствовать по свету. Королева очень печалилась, когда ее сын покинул родной дом, будто знала, что больше не увидит его: вскоре она умерла. Долго горевал король. Не могли развеять его грусть ни охота, ни поездки по королевству, которыми развлекали его придворные.
        Но вот однажды гонец из дальнего замка привез молодой принцессе Маргарет письмо от отца. Король писал, что встретил на охоте прекрасную леди, полюбил ее и хочет вскоре привезти в королевский замок новую королеву.
        Принцесса запечалилась, поняв, что другая женщина займет место ее матери. Но как послушная дочь, она подчинилась решению отца и в назначенный день вышла к воротам, чтобы вручить своей мачехе ключи от замка. Вот уже показался свадебный кортеж. Маргарет вышла навстречу отцу, низко поклонившись, вручила мачехе ключи. Она зарделась от смущения и была так хороша, что кто-то из придворных сказал:
        - Как хороша эта принцесса! Право, она - самая красивая женщина на свете!
        Новая жена короля оборвала рыцаря:
        - Вам следовало бы сказать: "После новой королевы".
        И прошептала про себя:
        - Скоро эта красота исчезнет...
        И в ту же ночь королева попросила свою служанку - злую колдунью, чтобы та уничтожила красоту принцессы. Служанка обещала это сделать: она решила превратить Маргарет в дракона. Ее заклятье было таково: принцесса Маргарет станет драконом и останется им, покуда ее брат, Чайлд Уинд, не поцелует ее трижды. Но, - предупредила она свою госпожу, - если принц все же снимет с Маргарет заклятье, то злая сила обратится на саму королеву, и ее тоже ждет страшное превращение. Королева - так сильна была ее ненависть к принцессе - согласилась на эти условия.
        И наутро из покоев принцессы Маргарет донесся страшный рев. Служанки принцессы, со страхом заглянув в комнату, увидели там безобразное чудовище. Они с криками ужаса убежали, а дракон длинными и узкими коридорами выбрался из замка и исчез в лесу.
        Когда королю доложили о том, что произошло, сердце его не выдержало, и он умер. А вскоре в королевстве произошла еще одна беда: крестьяне рассказывали, что на скале Спидлстон у моря завелся страшный дракон, который пожирает все, что попадается ему на пути.
        Люди пошли просить совета у могущественного волшебника. Тот, изучив звезды, посмотрев в магический кристалл, заглянув в старинные книги, сказал вот что:
        - Страшный дракон - это принцесса Маргарет! Дракона мучает голод, поэтому он и пожирает все. Найдите в своих стадах семь лучших коров и поите дракона молоком этих коров. Тогда он перестанет тревожить окрестные села. И еще: позовите из-за моря принца Чайлд Уинда. Я бессилен против заклятья, которое наложено на принцессу, но знаю, что сотворено оно по приказу новой королевы и что только принц сможет снять его.
        Так всё и сделали. Дракону стали относить молоко, и он перестал наводить ужас на округу, а к Чайльд Уинду послали гонца.
        Когда молодой принц получил страшные известия, он поклялся снять заклятие со своей несчастной сестры и отомстить мачехе. Поклялись помогать ему и двенадцать рыцарей, сопровождавших принца в его скитаниях.
        Вместе они построили быстрый корабль. А киль этого чудесного корабля был сделан из рябины, против которой не устоит никакое колдовство!
        И вскоре принц со своими рыцарями сел на корабль и отплыл на родину.
        Чайльд Уинд еще не приблизился к родным берегам, а старуха-колдунья уже доложила своей госпоже, что принц плывет домой. Ко- ролева приказала ей остановить принца, и старуха заклинаниями вызвала бесов и сказала им так:
        - Пусть Чайльд Уинд не доберется до земли! Поднимите бурю, разбейте его корабль, но не дайте ему коснуться ногой родной земли!
        И все бесы тучей полетели к морю, навстречу кораблю принца. Но кораблю Чайльд Уинда не было страшно никакое колдовство, ведь киль его был сделан из рябины. Что бесы не делали, как не налетали на корабль со страшными криками и стонами - корабль продолжал плыть к берегу. И вот бесы вернулись к колдунье, так ничего и не добившись.
        Тогда злая старуха использовала самое страшное свое заклинание и с его помощью заставила дракона слезть со скалы и ползти в гавань.
        И вот когда корабль Чайльд Уинда приблизился к берегу, дракон бросился в море. Он обвился вокруг корабля, раскачивал его и отбрасывал его от берега. Трижды Чайльд Уинд приказывал своим людям грести сильней и не падать духом, но каждый раз страшный дракон отгонял корабль от берега.
        Тогда принц повел свой корабль в обход. Колдунья радостно потирала руки: она подумала, что Чайльд Уинд струсил и бежал. Но молодой принц обогнул мыс и причалил в соседнем заливе. Оттуда он и его рыцари с обнаженными мечами и натянутыми луками бросились навстречу страшному дракону.
        Но когда принц ступил на родную землю, все заклятья колдуньи рассыпались. Теперь уже у служанки королевы не было власти над драконом. Злая старуха то ли исчезла, то ли убежала. И королева вернулась в свои покои одна и стала ждать своей участи.
        А Чайльд Уинд тем временем приблизился к страшному дракону и занес над ним свой меч. Но тут из отвратительной пасти дракона раздался девичий голос:
        - Расколдуй меня, милый брат! Поцелуй меня, милый брат!
        Дрогнула рука с мечом, попятился Чайльд Уинд. Но потом пересилил себя и приблизился к дракону. Он поцеловал дракона один раз. Но ничего не изменилось, дракон остался драконом. Принц поцеловал страшную морду второй раз. Но опять ничего не произошло. И в третий раз Чайльд Уинд поцеловал дракона и... О, чудо! Вместо страшного чудовища перед принцем стояла его сестра Маргарет, по-прежнему молодая и прекрасная.
        Чайльд Уинд бережно укутал Маргарет в свой плащ и пошел с ней в замок. Они еще не поднялись на крыльцо замка, как случилось странное событие: королева, сидевшая перед зеркалом в своей комнате, вдруг сморщилась, сжалась и превратилась в уродливую жабу. Жаба заквакала и запрыгала прочь из замка, а Чайльд Уинд с Маргарет вошли в ворота своего родного замка.
        С тех пор Чайльд Уинд мудро правил королевством своего отца, а старики зимними вечерами рассказывали своим внукам страшную историю о драконе со скалы Спидлстон.
        АНГЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        СТУДЕНТЫ И ХИТРЫЙ СОЛДАТ
        Как-то раз двое студентов - оба они были большие плуты - отправились побродить по свету.
        Шли они, шли, заблудились и набрели на дом, где жил солдат. У студентов с собой был хлеб, а у солдата - жареная курица.
        И вот хитрецы, вздумав посмеяться над простаком-солдатом, предложили:
        - Хлеба и курицы, - говорят они солдату, - все равно на всех не хватит. Давайте ляжем спать, и тот из нас, кому приснится самый невероятный сон, получит всю еду.
        Улеглись они спать. Через некоторое время солдат поднялся и съел курицу и хлеб. Проснулись студенты и стали рассказывать, кто какой сон видел.
        Один говорит:
        - Мне снилось, будто я был на самом краю неба, на краю бесконечности. Там меня встретили прекрасные ангелы, они водили вокруг меня хороводы, угощали меня прекрасными фруктами и плодами, пели под чудесную музыку.
        А другой студент решил переплюнуть своего друга и говорит:
        - А я видел во сне, будто спускаюсь в самую глубь земли… Там, в непроглядной вечной темноте меня встретили духи земли. Они раскрыли передо мной все свои сокровищницы, показали прекрасные драгоценные камни, золото, подземные источники, величественные дворцы.
        Спрашивают они солдата, что ему снилось.
        - А приснилось мне, - говорит солдат, - что вы оба ушли далеко-далеко - один на самый край неба, а другой в глубь земли. Вот я и подумал, вряд ли вы когда-нибудь вернетесь, встал и, не просыпаясь, съел и курицу и хлеб.
        НЕМЕЦКАЯ СКАЗКА
        СУВЕНИР
        У одного моряка старший брат в милицию подался, 5 лет служит. Пришёл как-то он к моряку в гости. Выпили, поговорили. Увидал он, что у брата сувенир забавный стоит - корабль в бутылке и подумал, что хорошо бы и милиционерам тоже какой-нибудь сувенир головоломный иметь; скажем, дубинку в бутылке или наручники. Вернулся он домой и спать лёг. Этой же ночью сон видел и сон такой, что приходит к ним в отделение распоряжение, чтоб одному из личного состава сержанту в бутылку лезть и чтобы форма была на нём парадная, чистая, а также дубинка с наручниками и рация. Хочет начальство такой подарок министру на юбилей сделать. Ну, и, в-общем, тот, кто такое усилие над собой проделать сможет, звание тому очередное и десять тысяч рублей премия.
        Только в отделении об этом услышали, так сразу за водкой все двинули. Выпили по бутылке и в горлышки смотрят. Он смотрел, смотрел в горлышко, да и проскользнул как-то. Сидит в бутылке бухой, а ребята кричат ему: "Ты что ж, дурак, дубинку с наручниками-то не взял. Как мы теперь их к тебе в бутылку засунем!". Тычут в бутылку дубинками, скобой наручников горлышко ковыряют. Такая возня была, что уронили бутылку и разбили. Проснулся на полу милиционер, с кровати упал. Башка проклятая трещит, будто и впрямь из бутылки. Ещё и на душе какой-то досадный осадок, словно взаправду по пьяному делу звания с премией был лишён.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        СУДЬБА РЕПЕЙНИКА
        Перед богатой усадьбой был разбит чудесный сад с редкостными деревьями и цветами. Гости, приезжавшие к господам, громко восторгались садом. А горожане и жители окрестных деревень специально являлись сюда по праздникам и воскресеньям и просили позволения осмотреть его. Приходили сюда с тою же целью и ученики разных школ со своими учителями.
        За забором сада, отделявшим его от поля, рос репейник. Он был такой большой, густой и раскидистый, что по всей справедливости заслуживал название куста. Но никто не любовался им, кроме старого осла, возившего тележку молочницы. Он вытягивал свою длинную шею и говорил репейнику:
        - Как ты хорош! Так бы и съел тебя!
        Но веревка была коротка, никак не дотянуться до репейника ослу. Как-то раз в саду собралось большоее общество: к хозяевам приехали
        знатные гости из столицы, молодые люди, прелестные девушки, и в их числе одна барышня издалека, из Шотландии, знатного рода и очень богатая. "Завидная невеста!" - говорили холостые молодые люди и их маменьки.
        Молодежь резвилась на лужайке, играла в крокет. Затем все отправились гулять по саду. Каждая барышня сорвала цветок и воткнула его в петлицу своему кавалеру. А юная шотландка долго озиралась кругом, выбирала, выбирала, но так ничего и не выбрала: ни один из садовых цветов не пришелся ей по вкусу. Но вот она глянула через забор, где рос репейник, увидала его иссиня-красные пышные цветы, улыбнулась и попросила сына хозяина дома сорвать ей цветок.
        - Это цветок Шотландии! - сказала она. - Он украшает шотландский герб. Дайте мне его!
        И он сорвал самый красивый, исколов себе при этом пальцы, словно колючим шиповником.
        Барышня продела цветок молодому человеку в петлицу, и он был очень польщен, да и каждый из молодых людей охотно отдал бы свой роскошный садовый цветок, чтобы только получить из рук прекрасной шотландки репейник. Но уж если был польщен хозяйский сын, то что же почувствовал сам репейник? Его словно окропило росою, осветило солнцем...
        "Однако я поважнее, чем думал! - сказал он про себя. - Место-то мое, пожалуй, в саду, а не за забором. Вот, право, как странно играет нами судьба! Но теперь хоть одно из моих детищ перебралось за забор, да еще попало в петлицу!"
        И с тех пор репейник рассказывал об этом событии каждому вновь распускавшемуся бутону. А затем не прошло и недели, как репейник услышал новость, и не от людей, не от щебетуний пташек, а от самого воздуха, который воспринимает и разносит повсюду малейший звук, раздающийся в самых глухих аллеях сада или во внутренних покоях дома, где окна и двери стоят настежь. Ветер сказал, что молодой человек, получивший из прекрасных рук шотландки цветок репейника, удостоился получить также руку и сердце красавицы. Славная вышла пара, вполне приличная партия.
        - Это я их сосватал! - решил репейник, вспоминая свой цветок, попавший в петлицу. И каждый вновь распускавшийся цветок должен был выслушивать эту историю.
        - Меня, конечно, пересадят в сад! - рассуждал репейник. - Может быть, даже посадят в горшок. Тесновато будет, ну да зато честь-то какая!
        И репейник так увлекся этой мечтою, что уже с полной уверенностью говорил: "Я попаду в горшок!" - и обещал каждому своему цветку, который распускался вновь, что и он тоже попадет в горшок, а то и в петлицу - уж выше этого попасть было некуда! Но ни один из цветов не попал в горшок, не говоря уже о петлице. Они впивали в себя воздух и свет, солнечные лучи днем и капельки росы ночью, они цвели, принимали визиты женихов - пчел и ос, которые искали приданого - цветочного сока, получали его и покидали цветы.
        - Разбойники этакие! - говорил про них репейник. - Так бы и проколол их насквозь, да не могу!
        Цветы поникали головками, блекли и увядали, но на смену им распускались новые.
        - Вы являетесь как раз вовремя! - говорил им репейник. - Я с минуты на минуту жду пересадки туда, за забор.
        Невинные ромашки и мокричник слушали его с глубоким изумлением, искренне веря каждому его слову.
        А старый осел, таскавший тележку молочницы, стоял на привязи у дороги и любовно косился на цветущий репейник, но веревка была коротка, никак не добраться ослу до куста.
        А репейник так много думал о своем родиче, репейнике шотландском, что под конец уверовал в свое шотландское происхождение и в то, что именно его родители и красовались в гербе страны. Великая была мысль, но отчего бы такому большому репейнику и не иметь великих мыслей?
        - Иной раз происходишь из такого знатного рода, что не смеешь и догадываться об этом! - сказала крапива, росшая неподалеку. У нее тоже было смутное ощущение, что при надлежащем уходе и она могла бы превратиться во что-нибудь этакое благородное.
        Прошло лето, прошла осень. Листья с деревьев облетели, цветы стали ярче, но почти без запаха. Ученик садовника распевал в саду по ту сторону забора: Вверх на горку, Вниз под горку Пролетает жизнь!
        Молоденькие елки в лесу уже начали томиться предрождественской тоской, хотя до рождества было еще далеко.
        - А я так все здесь и стою! - сказал репейник. - Словно никому до меня и дела нет, а ведь я устроил свадьбу! Они обручились да и поженились вот уж неделю тому назад! Что ж, сам я шагу не сделаю - не могу!
        Прошло еще несколько недель. На репейнике красовался всего лишь один цветок, последний, зато какой большой, какой пышный! Вырос он почти у самых корней, ветер обдавал его холодом, краски его поблекли, и чашечка, большая, словно у цветка артишока, напоминала теперь высеребренный подсолнечник.
        В сад вышла молодая пара - муж и жена. Они шли вдоль садового забора, и молодая женщина заглянула через него.
        - А вот он, большой репейник! Все еще стоит! - воскликнула она. - Но на нем нет больше цветов!
        - А вон, видишь, призрак последнего! - сказал муж, указывая на высеребренную чашечку, цветка.
        - Все-таки он красив! - сказала она. - Надо велеть вырезать такой на рамке нашего портрета.
        Пришлось молодому мужу опять лезть через забор за цветком репейника. Цветок уколол его пальцы - ведь молодой человек обозвал его "призраком". И вот цветок попал в сад, в дом и даже в залу, где висел масляный портрет молодых супругов. В петлице у молодого был изображен цветок репейника. Поговорили и об этом цветке и о том, который только что принесли, чтобы вырезать на рамке.
        Ветер подхватил этот разговор и разнес далеко-далеко по округе.
        - Чего только не приходится переживать! - сказал репейник. - Мой первенец попал в петлицу, мой последыш попадет на рамку! Куда же попаду я?
        А осел стоял у дороги и косился на него:
        - Подойди ко мне, сладостный мой! Сам я не могу подойти к тебе - веревка коротка!
        Но репейник не отвечал. Он все больше и больше погружался в думы. Так он продумал вплоть до рождества и наконец расцвел мыслью:
        "Коли детки пристроены хорошо, родители могут постоять и за забором!"
        - Вот это благородная мысль! - сказал солнечный луч. - Но и вы займете почетное место!
        - В горшке или на рамке? - спросил репейник.
        - В сказке! - ответил луч.
        Вот она, эта сказка!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СУЛЕЙМАН МУДРЫЙ
        Рассказывают, что когда мудрый царь Сулейман состарился, он стал бояться смерти. И тогда к нему явился повелитель злых духов и сказал:
        - О царь! Прими этот волшебный сосуд с живой водой. Выпей ее, и ты обретешь бессмертие.
        Но старый царь Сулейман был мудр и поэтому осторожен. И он приказал, чтобы к нему привели первых трех проходящих мимо его дворца. И вскоре предстали перед царем знатный воин, богатый купец и простой земледелец.
        Спросил Сулейман знатного воина:
        - Скажи, буду ли я счастлив, выпив живой воды?
        Воин ответил:
        - Да, будешь. Тысячу лет проживешь ты, и у тебя будет время завоевать всю землю. Разве не великое счастье видеть вокруг себя покоренные народы?
        Тогда царь спросил купца:
        - Скажи, буду ли я счастлив, выпив живой воды?
        Купец ответил:
        - Да, будешь. Ты проживешь тысячу лет, и с каждым годом богатство твое будет приумножаться. А разве это не великое счастье - видеть, как растет твое богатство?
        Тогда царь спросил земледельца:
        - Скажи, буду ли я счастлив, выпив живой воды? Правду ли мне сказали воин и купец?
        Земледелец ответил:
        - О царь, и воин и купец сказали тебе только половину правды. Они сказали тебе, почему ты будешь счастлив, но умолчали о том, почему ты будешь несчастлив.
        - Что ты говоришь, глупец? - закричали купец и воин. - Как может быть несчастлив царь, наделенный бессмертием?
        - Выслушай меня, мудрый Сулейман, - сказал земледелец. - Ты выпьешь глоток живой воды и обретешь вечную жизнь. Придет час, и умрет твоя любимая жена. Ты же будешь жить и видеть, как растет твое богатство. И дети твои, которых ты так любишь, тоже умрут. Ты же будешь жить и видеть свое могущество и радоваться ему. И дети детей твоих сойдут в землю. Ты же будешь жить и считать свои сокровища. И друзья твои, и все верные слуги твои - все умрут на твоих глазах. Ты же будешь жить И настанет день, когда ты оглянешься и не увидишь рядом с собой ни жены, ни детей, ни внуков, ни друзей. Вот какое счастье ждет тебя, мудрый наш повелитель! А теперь, если хочешь, пей эту воду жизни и ты обретешь бессмертие!
        - Ни за что! Воскликнул потрясенный царь. - Ни за что! Для чего мне жизнь, если рядом со мной не будет детей моих? Как мне наслаждаться сокровищами, если я буду оплакивать любимых внуков своих? И зачем мне могущество, если жена моя и все друзья мои будут мертвы?
        И, так воскликнув, царь с силою разбил сосуд о землю. Земля впитала в себя волшебную влагу. Осколки же сосуда мудрый Сулейман приказал бросить в море...
        ИНДОНЕЗИЙСКАЯ СКАЗКА
        СУЛТАН В ИЗГНАНИИ
        Рассказывают, однажды султан Египта призвал к себе ученых мужей и, как часто в таких случаях бывает, между ними разгорелся спор. Предметом обсуждения служило ночное путешествие Мохаммеда. В предании говорится, что пророк был вознесен со своего ложа прямо в небесные сферы. Он успел увидеть рай и ад, девяносто тысяч раз беседовал с Богом, пережил еще многое другое и возвратился на землю, когда постель его еще не остыла, а перевернувшийся при его восхищении сосуд с водой даже не успел полностью опустеть.
        Некоторые считали это возможным благодаря различным измерениям времени. Султан же утверждал, что это совершенно невозможно.
        Мудрецы уверяли, что для божественной силы возможно все, но этот аргумент ничуть не удовлетворил монарха.
        Известия об этом споре разошлись далеко и дошли наконец до суфийского шейха Шахамуддина, который тотчас же поспешил во дворец.
        Султан почтительно приветствовал учителя и оказал ему должное гостеприимство.
        - Я вижу, - сказал шейх, - что обе стороны одинаково далеки от истины. Поэтому я приведу свое доказательство без всяких предисловий. Предание можно обосновать реальными фактами, поддающимися проверке, а потому нет нужды прибегать к голым предположениям или скучной и беспомощной "логической аргументации".
        В тронном зале было четыре окна. Шейх приказал открыть одно из них. Султан выглянул и ужаснулся: вдали на горе он увидел движущуюся к дворцу несмертную армию.
        - Не беспокойтесь, это всего лишь мираж, - сказал шейх. Он закрыл окно, открыл его снова: видение исчезло.
        Когда открыли другое окно, султан в ужасе вскрикнул - весь город был объят пожаром.
        - И это мираж, - напомнил шейх.
        Он закрыл окно и открыл его опять - город стоял невредим.
        Распахнули третье окно, и султан увидел, что жестокое наводнение грозит затопить дворец. Но и эта картина исчезла без следа, когда султан посмотрел в окно еще раз. В четвертом окне вместо обычной пустыни взору открылся райский сад, который также оказался иллюзией.
        Затем шейх попросил принести сосуд с водой и предложил султану на мгновение окунуть голову в воду. Султан сделал это, но едва он коснулся лицом воды, как оказался один на пустынном берегу моря в незнакомом месте.
        Не помня себя от ярости, султан поклялся отомстить шейху за его колдовские чары.
        Вскоре ему повстречались дровосеки. Они спросили его, как он здесь очутился. Не желая выдавать им своего истинного положения, он сказал, что его корабль утонул, а ему удалось спастись. Они дали ему кое-какую одежду, и он направился в город. Там какой-то кузнец увидел его бесцельно слоняющимся по улицам, и спросил, кто он такой. "Я купец, - ответил султан. - Все мои товары погибли в кораблекрушении, мне же удалось спастись, но я остался нищим и голым. Одежду эту мне дали дровосеки". Тогда кузнец рассказал ему, что, по обычаю их страны, любой пришелец может сделать предложение первой женщине, выходящей из бани, и она обязана дать согласие выйти за него замуж.
        Султан пошел к бане и увидел, как оттуда вышла прекрасная женщина. Он спросил ее, замужем ли она. Оказалось, что у нее есть муж. Вторая была безобразна, но, к счастью, и она оказалась замужем. И третья была замужем. Он подождал еще немного и увидел прелестную женщину. Она сказала, что у нее нет мужа, но прошла мимо него, видимо, оттолкнутая его жалким видом. Через некоторое время перед ним появился какой-то человек и сказал: "Меня послали отыскать здесь чужеземца в грязной одежде. Пожалуйста, следуй за мной".
        Султан последовал за слугой, и скоро они вошли в великолепный дом. Слуга провел его в богато убранную комнату и оставил там одного. Прошел час, и в комнату вошли четыре прекрасные женщины в роскошных одеждах. Вслед за ними появилась пятая, еще более прекрасная. Султан узнал в ней ту женщину, которая ответила ему, что не замужем. Она приветствовала его и объяснила, что торопилась подготовить дом к его приходу и что ее холодность была всего лишь соблюдением обычая, которого придерживаются все женщины этой страны на улице.
        Султана одели в изумительные одежды, принесли для него изысканные яства и весь вечер услаждали его слух утонченной музыкой.
        Семь лет прожил он со своей женой, пока они не растратили все ее состояние. Тогда женщина сказала, что теперь он должен обеспечить ее и семерых сыновей.
        Вспомнив своего первого друга в этом городе - кузнеца, султан решил попросить у него совета. Так как он не знал никакого ремесла, кузнец посоветовал ему пойти на базар и наняться носильщиком. Так он и поступил.
        Однако в первый день работы, перетащив ужасно тяжелый груз, он заработал только одну десятую часть того, что было необходимо для прокормления семьи.
        На следующий день султан пошел к морю и отыскал то самое место, где очутился семь лет назад, погрузив голову в сосуд с водой. Решив помолиться, он стал совершать омовение, окунул голову и вдруг увидел, что находится в своем прежнем дворце, рядом с шейхом и придворными. Перед ним
        стоял сосуд с водой.
        - Семь лет в изгнании, о злодей! - заорал султан, - семья, необходимость быть носильщиком! И как ты не побоялся Бога всемогущего!
        - Но ведь это длилось только одно мгновение.
        Придворные подтвердили слова шейха. Однако султан не мог заставить себя поверить в это. Он уже хотел было отдать приказ о немедленной казни шейха, но тот, предвидя, что так должно случиться, применил искусство, называемое "эль-кахайбат" (наука об исчезновении), благодаря которому в мгновение ока переместился в Багдад, на много дней пути от столицы Египта .
        Оттуда он прислал султану письмо:
        - Семь лет прошло для тебя, как ты уже понял, в течение одного мига, пока голова твоя была в воде. Это всего лишь проявление определенных способностей. Твое переживание не имеет особого значения - оно лишь служит иллюстрацией того, что может случиться.
        Ты спорил о том, могла ли постель не остыть, а сосуд не опустеть, как об этом говорится в предании о пророке.
        Не то важно, может что-либо произойти или не может, - все может произойти. Важно значение происходящего. Переживание пророка имело глубокое значение, тогда как происшедшее с тобой не имеет никакой ценности.
        Утверждают, что любой отрывок в Коране имеет семь смыслов, каждый из которых соответствует состоянию читателя или слушателя.
        Этот рассказ, как и многие другие суфийские истории подобного рода, подчеркивает изречение Мухаммеда: "Говори с каждым в соответствии со степенью его понимания".
        Ибрахим аль-Каззаз формулировал суфийский метод в таких словах:
        "Демонстрируй неизвестное в терминах того, что называется "известным" и в данной аудитории".
        Настоящий вариант рассказа взят из манускрипта, называемого Ну-наме (книга Ну) из коллекции Наваба из Сурдханы, которая датируется 1596 годом.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СУНДУК - САМОЛЁТ
        Жил был купец, такой богач, что мог бы вымостить серебряными деньгами целую улицу, да еще переулок в придачу; этого, однако, он не делал, - он знал, куда девать деньги, и уж если расходовал скиллинг, то наживал целый далер. Так вот какой был купец! Но вдруг он умер, и все денежки достались сыну.
        Весело зажил сын купца: каждую ночь - в маскараде, змеев пускал из кредитных бумажек, а круги по воде - вместо камешков золотыми монетами. Не мудрено, что денежки прошли у него между пальцев и под конец из всего наследства осталось только четыре скиллинга, и из платья - старый халат да пара туфель-шлепанцев. Друзья и знать его больше не хотели - им ведь тоже неловко было теперь показаться с ним на улице; но один из них, человек добрый, прислал ему старый сундук с советом: укладываться! Отлично; одно горе - нечего ему было укладывать; он взял да уселся в сундук сам!
        А сундук-то был не простой. Стоило нажать на замок - и сундук взвивался в воздух. Купеческий сын так и сделал. Фьють! - сундук вылетел с ним в трубу и понесся высоко-высоко, под самыми облаками, - только дно потрескивало! Купеческий сын поэтому крепко побаивался, что вот-вот сундук разлетится вдребезги; славный прыжок пришлось бы тогда совершить ему! Боже упаси! Но вот он прилетел в Турцию, зарыл свой сундук в лесу в кучу сухих листьев, а сам отправился в город, - тут ему нечего было стесняться своего наряда: в Турции все ведь ходят в халатах и туфлях. На улице встретилась ему кормилица с ребенком, и он сказал ей:
        - Послушай-ка, турецкая мамка! Что это за большой дворец тут, у самого города, еще окна так высоко от земли?
        - Тут живет принцесса! - сказала кормилица. - Ей предсказано, что она будет несчастна по милости своего жениха, вот к ней и не смеет являться никто иначе, как в присутствии самих короля с королевой.
        - Спасибо! - сказал купеческий сын, пошел обратно в лес, уселся в свой сундук, прилетел прямо на крышу дворца и влез к принцессе в окно.
        Принцесса спала на диване и была так хороша собою, что он не мог не поцеловать ее. Она проснулась и очень испугалась, но купеческий сын сказал, что он турецкий бог, прилетевший к ней по воздуху, и ей это очень понравилось.
        Они уселись рядышком, и он стал рассказывать ей сказки: о ее глазах, это были два чудных темных озера, в которых плавали русалочки-мысли; о ее белом лбе: это была снежная гора, скрывавшая в себе чудные покои и картины; наконец, об аистах, которые приносят людям крошечных миленьких деток.
        Да, чудесные были сказки! А потом он посватался за принцессу, и она согласилась.
        - Но вы должны прийти сюда в субботу! - сказала она ему. - Ко мне придут на чашку чая король с королевой. Они будут очень польщены тем, что я выхожу замуж за турецкого бога, но вы уж постарайтесь рассказать им сказку получше - мои родители очень любят сказки. Только мамаша любит слушать что-нибудь поучительное и серьезное, а папаша - веселое, чтобы можно было посмеяться.
        - Я и не принесу никакого свадебного подарка, кроме сказки! - сказал купеческий сын.
        Принцесса же подарила ему на прощанье саблю, всю выложенную червонцами, а их-то ему не доставало. С тем они и расстались.
        Сейчас же полетел он, купил себе новый халат, а затем уселся в лесу сочинять сказку; надо ведь было сочинить ее к субботе, а это не так-то просто, как кажется.
        Но вот сказка была готова, и настала суббота.
        Король, королева и весь двор собрались к принцессе на чашку чая. Купеческого сына приняли как нельзя лучше.
        - Ну-ка, расскажите нам сказку! - сказала королева. - Только что-нибудь серьезное, поучительное.
        - Ну чтобы и посмеяться можно было! - прибавил король.
        - Хорошо! - отвечал купеческий сын и стал рассказывать.
        Слушайте же хорошенько!
        - Жила-была пачка серных спичек, очень гордых своим высоким происхождением: глава их семьи, то есть сосна, была одним из крупных и старейших деревьев в лесу. Теперь спички лежали на полке между огнивом и старым железным котелком и рассказывали соседям о своем детстве.
        - Да, хорошо нам жилось, когда мы были молоды-зелены (мы ведь тогда и в самом деле были зеленые!), - говорили они. - Каждое утро и каждый вечер у нас был бриллиантовый чай - роса, день-деньской светило на нас в ясную погоду солнышко, а птички должны были рассказывать нам свои сказки! Мы отлично понимали, что принадлежим к богатой семье: лиственные деревья были одеты только летом, а у нас хватало средств и на зимнюю и на летнюю одежду. Но вот явились раз дровосеки, и начались великие перемены! Погибла и вся наша семья! Глава семьи - ствол получил после того место грот-мачты на великолепном корабле, который мог бы объехать кругом всего света, если б только захотел; ветви уже разбрелись кто-куда, а нам вот выпало на долю служить светочами для черни. Вот ради чего очутились на кухне такие важные господа, как мы!
        - Ну, со мной все было по-другому! - сказал котелок, рядом с которым лежали спички. - С самого появления на свет меня беспрестанно чистят, скребут и ставят на огонь. Я забочусь вообще о существенном и, говоря по правде, занимаю здесь в доме первое место. Единственное мое баловство - это вот лежать после обеда чистеньким на полке и вести приятную беседу с товарищами. Все мы вообще большие домоседы, если не считать ведра, которое бывает иногда во дворе; новости же нам приносит корзинка для провизии; она часто ходит на рынок, но у нее уж чересчур резкий язык. Послушать только, как она рассуждает о правительстве и о народе! На днях, слушая ее, свалился от страха с полки и разбился в черепки старый горшок! Да, немножко легкомысленна она - скажу я вам!
        - Уж больно ты разболтался! - сказало вдруг огниво, и сталь так ударило по кремню, что посыпались искры. - Не устроить ли нам лучше вечеринку?
        - Конечно, конечно. Побеседуем о том, кто из нас всех важнее! - сказали спички.
        - Нет, я не люблю говорить о самой себе, - сказала глиняная миска. - Будем просто вести беседу! Я начну и расскажу кое-что из жизни, что будет знакомо и понятно всем и каждому, а это ведь приятнее всего. Так вот: на берегу родного моря, под тенью датских буков...
        - Чудесное начало! - сказали тарелки. - Вот это будет история как раз по нашему вкусу!
        - Там в одной мирной семье провела я свою молодость. Вся мебель была полированная, пол чисто вымыт, а занавески на окнах сменялись каждые две недели.
        - Как вы интересно рассказываете! - сказала метелка. - В вашем рассказе так и слышна женщина, чувствуется какая-то особенная чистоплотность!
        - Да, да! - сказало ведро и от удовольствия даже подпрыгнуло, плеснув на пол воду.
        Глиняная миска продолжала свой рассказ, и конец был на хуже начала. Тарелки загремели от восторга, а метелка достала из ящика с песком
        зелень петрушки и увенчала ею миску; она знала, что это раздосадует всех остальных, да к тому же подумала: "Если я увенчаю ее сегодня, она увенчает меня завтра!"
        - Теперь мы попляшем! - сказали угольные щипцы и пустились в пляс. И боже мой, как они вскидывали то одну, то другую ногу! Старая обивка на стуле, что стоял в углу, не выдержала такого зрелища и лопнула!
        - А нас увенчают? - спросили щипцы, и их тоже увенчали.
        "Все это одна чернь!" - думали спички.
        Теперь была очередь за самоваром: он должен был спеть. Но самовар отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, - он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.
        На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала служанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно слишком глубоко было обмокнуто в чернильницу, но именно этим оно и гордилось!
        - Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! - сказало оно. - За окном весит в клетке соловей - пусть он споет! Положим, он не из ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.
        - По-моему, это в высшей степени неприлично - слушать какую-то пришлую птицу! - сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат самовара. - Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
        - Я просто из себя выхожу! - сказала корзинка. - Вы не поверите, да чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я руководила бы всеми! Тогда дело пошло совсем иначе!
        - Давайте шуметь! - закричали все.
        Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и - все присмирели, никто ни гу-гу; но не было ни единого горшка, который не мечтал про себя о своей знатности и о том, что он мог бы сделать. "Уж если бы взялся за дело я, пошло бы веселье!" - думал про себя каждый.
        Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они зафыркали, загораясь!
        "Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! - думали они. - Какой от нас блеск, сколько света!"
        Тут они и сгорели.
        - Чудесная сказка! - сказала королева. - Я точно сама посидела в кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
        - Конечно! - сказал король. - Свадьба будет в понедельник!
        Теперь они уже говорили ему ты - он ведь скоро должен был сделаться членом их семьи.
        И так, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе устроили иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали "ура" и свистели в пальцы; великолепие было несказанное.
        "Надо же и мне устроить что-нибудь!" - подумал купеческий сын; он накупил ракет, хлопушек и прочего, положив все это в свой сундук и взвился в воздух.
        Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипение!
        Турки подпрыгивали так, что туфли летели через головы; никогда еще не видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе женится сам турецкий бог.
        Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: "Надо пойти в город послушать, что там говорят обо мне!" И не мудрено, что ему захотелось узнать это.
        Ну и рассказов же ходило по городу! К кому он не обращался, всякий, оказывается, рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос говорили, что это было дивное зрелище.
        - Я видел самого турецкого бога! - говорил один. - Глаза у него были что твои звезды, а борода что пена морская!
        - Он летел в огненном плаще! - рассказывал другой. - А из складок выглядывали прелестнейшие ангелочки.
        Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была состояться и свадьба.
        Пошел он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук тлел, тлел, да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и не удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
        А она весь день стояла на крыше, дожидаясь его, да ждет и до сих пор! Он же ходит по белу свету и рассказывает сказки, только уж не такие веселые, как была его первая сказка о серных спичках.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СУП ИЗ КОЛБАСНОЙ ПАЛОЧКИ
        1. СУП ИЗ КОЛБАСНОЙ ПАЛОЧКИ
        Ну и пир задали нам вчера во дворце! - сказала одна пожилая мышь другой мыши, которой не довелось побывать на придворном пиршестве. Я сидела двадцать первой от нашего старого мышиного царя, а это не так уж плохо! И чего только там не подавали к столу! Заплесневелый хлеб, кожу от окорока, сальные свечи, колбасу, - а потом все начиналось сызнова. Еды было столько, что мы словно два обеда съели! А какое у всех было чудесное настроение, как непринужденно велась беседа, если бы ты только знала! Обстановка была самая домашняя. Мы сгрызли все подчистую, кроме колбасных палочек - это на которых колбасу жарят; о них-то и зашла потом речь, и кто-то вдруг вспомнил про суп из колбасной палочки. Оказалось, что слышать-то про этот суп слышали все, а вот попробовать его или тем более сварить самой не приходилось никому. И тогда был предложен замечательный тост за мышь, которая сумеет сварить суп из колбасной палочки, а значит, сможет стать начальницей приюта для бедных. Ну скажи, разве не остроумно придумано? А старый мышиный царь поднялся со своего трона и заявил во всеуслышание, что сделает царицей ту
молоденькую мышь, которая сварит самый вкусный суп из колбасной палочки. Срок он назначил - год и один день.
        - Ну что ж, срок достаточный, - сказала другая мышь. - Но как же его варить, этот самый суп, а?
        Да, как его варить? Об этом спрашивали все мыши, и молодые и старые. Каждая была бы не прочь попасть в царицы, да только ни у кого не было охоты странствовать по белу свету, чтобы разузнать, как готовят этот суп. А без этого не обойтись: сидя дома, рецепта не выдумаешь. Но ведь не всякая мышь может оставить семью и родной уголок; да и житье на чужбине не слишком сладкое: там не отведаешь сырной корки, не понюхаешь кожи от окорока, иной раз придется и поголодать, а чего доброго, и в лапы кошке угодишь.
        Многие кандидатки в царицы были так встревожены всеми этими соображениями, что предпочли остаться дома, и лишь четыре мыши, молодые и шустрые, но бедные, стали готовиться к отъезду. Каждая избрала себе одну из четырех сторон света - авось хоть кому-нибудь повезет, - и каждая запаслась колбасной палочкой, чтобы не забыть по дороге о цели путешествия; к тому же палочка могла заменить дорожный посох.
        В начале мая они тронулись в путь и в мае же следующего года вернулись обратно, но не все, а только три; о четвертой не было ни слуху ни духу, а назначенный срок уже близился.
        - В любой бочке меда всегда найдется ложка дегтя, - сказал мышиный царь, но все-таки велел созвать мышей со всей округи.
        Собраться им было приказано в царской кухне; здесь же, отдельно от прочих, стояли рядом три мыши-путешественницы, а на место пропавшей без вести придворные поставили колбасную палочку, обвитую черным крепом. Всем присутствующим велели молчать, пока не выскажутся путешественницы и мышиный царь не объявит своего решения.
        Ну, а теперь послушаем.
        2. ЧТО ВИДЕЛА И ЧЕМУ НАУЧИЛАСЬ ПЕРВАЯ МЫШЬ ВО ВРЕМЯ СВОЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ
        - Когда я отправилась странствовать по белу свету, - начала мышка, - я, как и многие мои сверстницы, воображала, что давно уже разжевала и проглотила всю земную премудрость. Но жизнь показала мне, что я жестоко заблуждалась, и понадобился целый год и один день, чтобы постичь истину. Я отправилась на север и сначала плыла морем на большом корабле. Мне говорили, что коки должны быть изобретательны, однако нашему коку, по-видимому, не было в этом ровно никакой нужды: корабельные трюмы ломились от корейки, солонины и прекрасной заплесневелой муки. Жилось мне восхитительно, ничего не скажешь. Но посудите сами - могла ли я там научиться варить суп из колбасной палочки? Много дней и ночей мы все плыли и плыли, нас качало и заливало волнами; но в конце концов корабль все-таки прибыл в далекий северный порт, и я выбралась на берег.
        Ах, как все это странно: уехать из родного уголка, сесть на корабль, который вскоре становится для тебя родным уголком, и вдруг очутиться за сотни миль от родины, в совершенно незнакомой стране! Меня обступили дремучие леса, еловые и березовые, и как ужасно они пахли! Невыносимо! Дикие травы издавали такой пряный запах, что я все чихала и чихала и думала про колбасу. А огромные лесные озера! Подойдешь поближе к воде - она кажется прозрачной, как хрусталь; а отойдешь подальше - и вот уже она темна, как чернила. В озерах плавали белые лебеди; они держались на воде так неподвижно, что сначала я приняла их за пену, но потом, увидев, как они летают и ходят, сразу поняла, что это птицы; они ведь из гусиного племени, по походке видно, а от родни своей не отречешься! И я поспешила отыскать свою собственную родню - лесных и полевых мышей, хотя они, сказать правду, мало что смыслят по части угощения, а я только за этим и поехала-то в чужие края. Когда здесь услышали о том, что из колбасной палочки можно сварить суп - а разговор об этом пошел по всему лесу, - всем это показалось невозможным, ну а мне-то
откуда было знать, что я в ту же ночь буду посвящена в тайну супа из колбасной палочки.
        Вот несколько эльфов подошли ко мне, и самый знатный сказал, указывая на мою колбасную палочку:
        "Это как раз то, что нам нужно. Конец заострен превосходно!"
        И чем дольше он смотрел на мой дорожный посох, тем больше восторгался им.
        "Я, пожалуй, могу одолжить его вам на время, но не навсегда", - сказала я.
        "Ну конечно, не навсегда, только на время!" - закричали все, выхватили у меня колбасную палочку и пустились с ней, приплясывая, прямо к тому месту, где зеленел нежный мох; там ее и установили. Эльфам, видно, тоже хотелось иметь свой майский шест, а моя колбасная палочка так подошла им, как будто ее сделали по заказу. Они тут же принялись ее наряжать и убрали на славу. Вот это, скажу вам, было зрелище!
        Крошечные паучки обвили шест золотыми нитями и украсили развевающимися флагами и прозрачными тканями. Ткань была такая тонкая и при лунном свете сияла такой ослепительной белизной, что у меня в глазах зарябило. Потом эльфы собрали с крыльев бабочек разноцветную пыльцу и посыпали ею белую ткань, и в тот же миг на ней засверкали тысячи цветов и алмазов. Теперь мою колбасную палочку и узнать было нельзя - другого такого майского шеста, наверное, в целом мире не было!
        Тут, словно из-под земли, появилась несметная толпа эльфов. На них не было никакой одежды, но мне они казались еще более красивыми, чем самые нарядные из одетых. Меня тоже пригласили взглянуть на все это великолепие, но только издали, потому что я слишком велика.
        "Да так, как мы это только что делали, - сказал с улыбкой самый знатный эльф. - Ты сама все видела, но вряд ли даже узнала свою колбасную палочку".
        "Ах, вот о чем они говорят", - подумала я и рассказала им все начистоту: зачем я отправилась путешествовать и чего ждут от меня на родине.
        "Ну скажите, - закончила я свой рассказ, - какой будет прок мышиному царю и всему нашему великому государству от того, что я видела все эти чудеса? Ведь не могу же я вытряхнуть их из колбасной палочки и сказать: "Вот палочка, а вот суп!" Таким блюдом не насытишься, разве что после обеда".
        Тогда эльф провел своим крошечным пальчиком по лепесткам голубой фиалки, потом дотронулся до колбасной палочки и сказал:
        "Смотри! Я прикасаюсь к ней, а когда ты вернешься во дворец мышиного царя, прикоснись этим своим дорожным посохом к теплой царской груди - и тотчас на посохе расцветут фиалки, хотя бы на дворе была самая лютая стужа. Значит, ты вернешься домой не с пустыми руками. А вот тебе и еще кое-что".
        Но прежде чем мышка показала это "кое-что", она дотронулась палочкой до теплой груди мышиного царя - и действительно, в тот же миг на палочке вырос прелестный букет фиалок. Они так благоухали, что мышиный царь приказал нескольким мышам, стоявшим поближе к очагу, сунуть хвосты в огонь, чтобы покурить в комнате паленой шерстью: ведь мыши не любят запаха фиалок, для их тонкого обоняния он невыносим.
        - А что еще дал тебе эльф? - спросил мышиный царь.
        - Ах, - ответила маленькая мышка, - просто он научил меня одному фокусу.
        Тут она повернула колбасную палочку - и все цветы мгновенно исчезли. Теперь мышка держала в лапе простую палочку и, как дирижер поднимая ее над головой, говорила:
        - "Фиалки услаждают наше зрение, обоняние и осязание, - сказал эльф, - но ведь остаются еще вкус и слух".
        Мышка начала дирижировать, и в тот же миг послышалась музыка, однако совсем не похожая на ту, которая звучала в лесу на празднике эльфов: эта музыка сразу напомнила всем о шумах в обыкновенной кухне. Вот это был концерт так концерт! Он начался внезапно - словно ветер вдруг завыл во всех дымоходах сразу; во всех котлах и горшках вдруг закипела вода и, шипя, полилась через край, а кочерга застучала по медному котлу. Потом столь же внезапно наступила тишина: слышалось лишь глухое бормотанье чайника, такое странное, что нельзя было понять, закипает он или его только что поставили. В маленьком горшке клокотала вода, и в большом тоже, - и они клокотали, не обращая ни малейшего внимания друг на друга, словно обезумели. А мышка размахивала своей палочкой все быстрее и быстрее. Вода в котлах клокотала, шипела и пенилась, ветер дико завывал, а труба гудела: у-у-у! Мышке стало так страшно, что она даже выронила палочку.
        - Вот так суп! - воскликнул мышиный царь. - А что будет на второе?
        - Это все, - ответила мышка и присела.
        - Ну и хватит, - решил мышиный царь. - Послушаем теперь, что скажет вторая мышь.
        3. ЧТО РАССКАЗАЛА ВТОРАЯ МЫШЬ
        - Я родилась в дворцовой библиотеке, - начала вторая мышь. - Мне и всему семейству за всю жизнь так ни разу и не удалось побывать в столовой, а уж про кладовку и говорить нечего. Кухню я впервые увидела лишь во время моего путешествия да вот еще сейчас вижу. По правде говоря, в библиотеке нам частенько приходилось голодать, но зато мы приобрели большие познания. И когда до нас дошли слухи о царской награде за суп из колбасной палочки, моя старая бабушка разыскала одну рукопись. Сама она эту рукопись, правда, прочитать не могла, но слышала, как ее читали другие, и запомнила такую фразу: "Если ты поэт, то сумеешь сварить суп даже из колбасной палочки". Бабушка спросила меня, есть ли у меня поэтический дар. Я за собой ничего такого не знала, но бабушка заявила, что я непременно должна стать поэтессой. Тогда я спросила, что для этого нужно, - ибо стать поэтессой мне было не легче, чем сварить суп из колбасной палочки. Бабушка прослушала на своем веку множество книг и сказала, что для этого нужны три вещи: разум, фантазия и чувство.
        "Добудь все это, и ты станешь поэтессой, - закончила она, - а тогда наверняка сваришь суп даже из колбасной палочки".
        И вот я отправилась на запад и стала странствовать по свету, чтобы стать поэтессой.
        Я знала, что во всяком деле разум - это самое важное, а фантазия и чувство имеют лишь второстепенное значение, - так что прежде всего я решила обзавестись разумом. Но где его искать? "Иди к муравью и набирайся от него мудрости", - сказал великий царь иудейский, об этом я слышала еще в библиотеке; я ни разу не остановилась, пока наконец не добралась до большого муравейника. Там я притаилась и стала набираться мудрости.
        Что за почтенный народ эти муравьи, и до чего же они мудрые! У них все рассчитано до мелочей. "Работать и класть яйца, - говорят муравьи, - означает жить в настоящем и заботиться о будущем", - и они так и поступают. Все муравьи делятся на благородных и рабочих. Положение каждого в обществе определяется его номером. У царицы муравьев - номер первый, и с ее мнением обязаны соглашаться все муравьи, ибо она уже давным-давно проглотила всю земную премудрость. Для меня было очень важно узнать об этом. Царица говорила так много и так умно, что ее речи даже показались мне заумными. Она утверждала, например, что во всем мире нет ничего выше их муравейника, а между тем тут же, рядом с ним, стояло дерево куда более высокое; этого, конечно, никто не мог отрицать, так что приходилось просто помалкивать. Как-то раз, вечером, один муравей вскарабкался по стволу очень высоко и заблудился на этом дереве; он, правда, не добрался до верхушки, но залез выше, чем когда-либо залезал любой другой муравей. А когда вернулся домой и стал рассказывать, что на свете есть кое-что и повыше их муравейника, то остальные муравьи
сочли его слова оскорбительными для всего муравьиного рода и приговорили наглеца к наморднику и долговременному одиночному заключению. Вскоре после этого на дерево залез другой муравей, совершил такое же путешествие и тоже рассказал о своем открытии, но более осторожно и как-то неопределенно; и потому, что он был весьма уважаемый муравей, к тому же из благородных, ему поверили, а когда он умер, ему поставили памятник из яичной скорлупы - в знак уважения к науке.
        - Мне часто приходилось видеть, - продолжала мышка, - как муравьи переносят яйца на спине. Однажды муравей уронил яйцо, и как он ни пытался поднять его, у него ничего не получалось. Подоспели два других муравья и, не щадя сил, принялись ему помогать. Но они чуть не уронили своей собственной ноши, а когда одумались, бросили товарища в беде и убежали, потому что ведь свое добро всякому дороже чужого. Царица муравьев увидела в этом лишнее доказательство тому, что муравьи обладают не только сердцем, но и разумом. "Оба эти качества ставят нас, муравьев, выше всех разумных существ, - сказала она. - Разум, впрочем, стоит на первом месте, и я наделена им больше всех!" С этими словами царица величественно поднялась на задние лапки, и я проглотила ее; она так отличается от остальных, что ошибиться было невозможно. "Иди к муравью и набирайся у него мудрости!" - я и вобрала в себя мудрость вместе с самой царицей.
        Потом я подошла поближе к большому дереву, которое росло у муравейника. Это был высокий, развесистый дуб, должно быть очень старый. Я знала, что на нем живет женщина, которую зовут дриадой. Она рождается, живет и умирает вместе с деревом. Об этом я слышала еще в библиотеке, а теперь своими глазами увидела лесную деву. Заметив меня, дриада громко вскрикнула: как и все женщины, она очень боялась нас, мышей; но у нее были на это гораздо более веские причины, чем у других: ведь я могла перегрызть корни дерева, от которого зависела ее жизнь. Я заговорила с ней ласково и приветливо и успокоила ее, а она посадила меня на свою нежную ручку. Узнав, зачем я отправилась странствовать по свету, она подсказала мне, что, быть может, я в тот же вечер добуду одно из тех двух сокровищ, которые мне осталось найти. Дриада объяснила, что дух фантазии - ее добрый приятель, что он прекрасен, как бог любви, и подолгу отдыхает под сенью зеленых ветвей, а ветви тогда шумят над ними обоими громче обычного. Он называет ее своей любимой дриадой, говорила она, а ее дуб - своим любимым деревом. Этот узловатый, могучий,
великолепный дуб пришелся ему по душе. Его корни уходят глубоко в землю, а ствол и верхушка тянутся высоко к небу, им ведомы и снежные холодные метели, и буйные ветры, и горячие лучи солнца.
        "Да, - продолжала дриада, - там, на верхушке дуба, поют птицы и рассказывают о заморских странах. Только один сук на этом дубе засох, и на нем свил себе гнездо аист. Это очень красиво, и к тому же можно послушать рассказы аиста о стране пирамид. Духу фантазии все это очень нравится, а иногда я и сама рассказываю ему о жизни в лесу: о том времени, когда я была еще совсем маленькой, а деревце мое едва поднималось над землей, так что даже крапива заслоняла от него солнце, и обо всем, что было с тех пор и по сей день, когда дуб вырос и окреп. А теперь послушай меня: спрячься под ясменник и смотри в оба. Когда появится дух фантазии, я при первом же удобном случае вырву у него из крыла перышко. А ты подбери это перо - лучшего нет ни у одного поэта! И больше тебе ничего не нужно".
        - Явился дух фантазии, перо было вырвано, и я его получила, - продолжала мышка. - Мне пришлось опустить его в воду и держать там до тех пор, пока оно не размякло, а тогда я его сгрызла, хотя оно было не слишком удобоваримым. Да, нелегко в наши дни стать поэтом, сначала нужно много чего переварить. Теперь я приобрела не только разум, но и фантазию, а с ними мне уже ничего не стоило найти и чувство в нашей собственной библиотеке. Там я слышала, как один великий человек говорил, что существуют романы, единственное назначение которых - избавлять людей от лишних слез. Это своего рода губка, всасывающая чувства. Я вспомнила несколько подобных книг. Они всегда казались мне особенно аппетитными, потому что были так зачитаны и засалены, что, наверное, впитали в себя целое море чувств.
        Вернувшись на родину, я отправилась домой, в библиотеку, и сразу же взялась за большой роман - вернее, за его мякоть, или, так сказать, сущность; корку же, то есть переплет, я не тронула. Когда я переварила этот роман, а потом еще один, я вдруг почувствовала, что у меня внутри что-то зашевелилось. Тогда я отъела еще кусочек от третьего романа - и стала поэтессой. Я так и сказала всем. У меня начались головные боли, колики в животе - вообще где у меня только не болело! Тогда я стала придумывать: что бы такое рассказать о колбасной палочке? И тотчас же в голове у меня завертелось великое множество всяких палочек - да, у муравьиной царицы, как видно, ум был необыкновенный! Сначала я вдруг ни с того ни с сего вспомнила про человека, который, взяв в рот волшебную палочку, становился невидимкой; потом вспомнила про палочку-выручалочку, потом про то, что "счастье не палка, в руки не возьмешь"; потом - что "всякая палка о двух концах"; наконец про все, чего я боюсь, "как собака палки", и даже про "палочную дисциплину"! Итак, все мои мысли сосредоточились на всевозможнейших палках и палочках. Если ты поэт,
то сумей воспеть и простую палку! А я теперь поэтесса, и не хуже других. Отныне я смогу каждый день угощать вас рассказом о какой-нибудь палочке - это и есть мой суп!
        - Послушаем третью, - сказал мышиный царь.
        - Пи-и, пи-и! - послышалось за дверью, и в кухню стрелой влетела маленькая мышка, четвертая по счету, - та самая, которую все считали погибшей. Впопыхах она опрокинула колбасную палочку, обвитую черным крепом. Она бежала день и ночь, ехала по железной дороге товарным поездом, на который едва успела вскочить, и все-таки чуть не опоздала. По дороге она потеряла свою колбасную палочку, но язык сохранила, и вот теперь, вся взъерошенная, протиснулась вперед и сразу же начала говорить, словно только ее одну и ждали, только ее и хотели послушать, словно на ней одной весь мир клином сошелся. Она трещала без умолку и появилась так неожиданно, что никто не успел ее остановить вовремя, и мышке удалось выговориться до конца. Что ж, послушаем и мы.
        4. ЧТО РАССКАЗАЛА ЧЕТВЕРТАЯ МЫШЬ, КОТОРАЯ ГОВОРИЛА ПОСЛЕ ВТОРОЙ
        - Я сразу же направилась в огромный город. Как он называется, я, впрочем, не помню: у меня плохая память на имена. Прямо с вокзала я вместе с конфискованными товарами была доставлена в городскую ратушу, а оттуда побежала к тюремщику. Он много рассказывал об узниках, особенно об одном из них, угодившем в тюрьму за неосторожно сказанные слова. Было состряпано громкое дело, но в общем-то оно и выеденного яйца не стоило. "Вся эта история - просто суп из колбасной палочки, - заявил тюремщик, - но за этот суп бедняге, чего доброго, придется поплатиться головой". Понятно, что я заинтересовалась узником, и, улучив минутку, проскользнула к нему в камеру: ведь нет на свете такой запертой двери, под которой не нашлось бы щели для мышки. У заключенного были большие сверкающие глаза, бледное лицо и длинная борода. Лампа коптила, но стены уже привыкли к этому и чернее стать не могли. Узник царапал на стене картинки и стихи, белым по черному, но я их не разглядывала. Он, видимо, скучал, и я была для него желанной гостьей, поэтому он подманивал меня хлебными крошками, посвистывал и говорил мне ласковые слова.
Должно быть, он очень мне обрадовался, а я почувствовала к нему расположение, и мы быстро подружились. Он делил со мной хлеб и воду, кормил меня сыром и колбасой - словом, жилось мне там великолепно, но всего приятней мне было, что он очень полюбил меня. Он позволял мне бегать по рукам, даже залезать в рукава и карабкаться по бороде; он называл меня своим маленьким другом. И я его тоже очень полюбила, ведь истинная любовь должна быть взаимной. Я забыла, зачем отправилась странствовать по свету, забыла и свою колбасную палочку в какой-то щели, - наверное, она там лежит и по сю пору. Я решила не покидать моего нового друга: ведь уйди я от него, у бедняги не осталось бы никого на свете, а этого он бы не перенес. Впрочем, я-то осталась, да он не остался. Когда мы виделись с ним в последний раз, он казался таким печальным, дал мне двойную порцию хлеба и сырных корок и послал мне на прощанье воздушный поцелуй. Он ушел - и не вернулся. Ничего больше мне так и не удалось о нем узнать.
        Я вспомнила слова тюремщика: "Состряпали суп из колбасной палочки". Он сперва тоже поманил меня к себе, а потом посадил в клетку, которая вертелась, как колесо. Это просто ужас что такое! Бежишь и бежишь, а все ни с места, и все над тобой потешаются.
        Но у тюремщика была прелестная маленькая внучка с золотистыми кудрями, сияющими глазами и вечно смеющимся ротиком.
        - Бедная маленькая мышка, - сказала она однажды, заглянув в мою противную клетку, потом отодвинула железную задвижку - и я тут же выскочила на подоконник, а с него прыгнула в водосточный желоб. "Свободна, свободна, снова свободна!" - ликовала я и даже забыла от радости, зачем я сюда прибежала.
        Однако становилось темно, надвигалась ночь. Я устроилась на ночлег в старой башне, где жили сторож да сова. Сначала я немного опасалась их, особенно совы - она очень похожа на кошку, и, кроме того, у нее есть один большой порок: как и кошка, она ест мышей. Но ведь кто из нас не ошибается! На этот раз ошиблась и я. Сова оказалась весьма почтенной и образованной особой. Многое повидала она на своем долгом веку, знала больше, чем сторож, и почти столько же, сколько я. Ее совята принимали всякий пустяк слишком близко к сердцу. "Не варите супа из колбасной палочки, - поучала их в таких случаях старая сова, - не шумите по пустякам", - и больше не бранила их! Она была очень нежной матерью. И я сразу же почувствовала к ней такое доверие, что даже пискнула из своей щели. Это ей очень польстило, и она обещала мне свое покровительство. Ни одному животному она отныне не позволит съесть меня, сказала она, и уж лучше сделает это сама, поближе к зиме, когда больше нечего будет есть.
        Сова была очень умная. Она, например, доказала мне, что сторож не мог бы трубить, если бы у него не было рога, который висит у него на поясе. А он еще важничает и воображает, что он ничуть не хуже совы! Да что с него взять! Воду он решетом носит! Суп из колбасной палочки!.. Тут-то я и попросила ее сказать, как его надо варить, этот суп. И сова объяснила: "Суп из колбасной палочки - это всего только поговорка; каждый понимает ее по-своему, и каждый думает, что он прав. А если толком во всем разобраться, то никакого супа-то и нет". - "Как нет?" - изумилась я. Вот так новость! Да, истина не всегда приятна, но она превыше всего. То же самое сказала и старая сова. Подумала я, подумала и поняла, что если я привезу домой высшее, что только есть на свете, то есть истину, то это будет гораздо ценнее, чем какой-то там суп. И я поспешила домой, чтобы поскорее преподнести вам высшее и лучшее - истину. Мыши - народ образованный, а мышиный царь образованнее всех своих подданных. И он может сделать меня царицей во имя истины.
        - Твоя истина - ложь! - вскричала мышь, которая еще не успела высказаться. - Я могу сварить этот суп, да и сварю!
        5. КАК ВАРИЛИ СУП...
        - Я никуда не ездила, - сказала третья мышь. - Я осталась на родине - это надежнее. Незачем шататься по белу свету, когда все можно достать у себя дома. И я осталась! Я не водилась со всякой нечистью, чтобы научиться варить суп, не глотала муравьев и не приставала к совам. Нет, до всего я дошла сама, своим умом. Поставьте, пожалуйста, котел на плиту. Вот так! Налейте воды, да пополнее. Хорошо! Теперь разведите огонь, да пожарче. Очень хорошо! Пусть вода кипит, пусть забурлит белым ключом! Бросьте в котел колбасную палочку... Не соблаговолите ли вы теперь, ваше величество, сунуть в кипяток свой царственный хвост и слегка помешивать им суп! Чем дольше вы будете мешать, тем наваристее будет бульон, - ведь это же очень просто. И не надо никаких приправ - только сидите себе да помешивайте хвостиком! Вот так!
        - А нельзя ли поручить это кому-нибудь другому? - спросил мышиный царь.
        - Нет, - ответила мышка, - никак нельзя. Ведь вся сила-то в царском хвосте!
        И вот вода закипела, а мышиный царь примостился возле котла и вытянул хвост, - так мыши обычно снимают сливки с молока. Но как только царский хвост обдало горячим паром, царь мигом соскочил на пол.
        - Ну, быть тебе царицей! - сказал он. - А с супом давай обождем до нашей золотой свадьбы. Вот обрадуются бедняки в моем царстве! Но ничего, пусть пока ждут да облизываются, хватит им времени на это.
        Сыграли свадьбу, да только многие мыши по дороге домой ворчали:
        - Ну разве это суп из колбасной палочки? Это скорее суп из мышиного хвоста!
        Они находили, что кое-какие подробности из рассказанного тремя мышами были переданы, в общем, неплохо, но, пожалуй, все нужно было рассказать совсем иначе. Мы бы-де рассказывали бы это так-то вот и этак.
        Впрочем, это критика, а ведь критик всегда задним умом крепок.
        Эта история обошла весь мир, и мнения о ней разделились; но сама она от этого ничуть не изменилась. Она верна во всех подробностях от начала до конца, включая и колбасную палочку. Вот только благодарности за сказку лучше не жди, все равно не дождешься!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СУЩНОСТЬ УЧЕНИЧЕСТВА
        Ибрахим аль-Каззаз рассказывал, что в юности он очень хотел присоединиться к обучающему мастеру. Он разыскал мудреца и попросился к нему в ученики.
        - Ты еще не готов, - сказал учитель.
        Но молодой человек настаивал.
        - Что ж, хорошо, - согласился мудрец, - я научу тебя кое-чему. Сейчас я отправляюсь в паломничество в Мекку. Если хочешь, пойдем вместе. Ученик был в восторге.
        Итак, они собрались в дорогу. Но перед тем как тронуться в путь, мудрец сказал: "Отныне мы с тобой спутники, и потому один из нас должен руководить, а другой - повиноваться. Какая роль тебе по душе?"
        - Руководите мной, я буду повиноваться, - ответил юноша.
        - Пусть будет по-твоему, если ты знаешь, как повиноваться. Путь их лежал через Хиджанскую пустыню. С наступлением темноты они расположились на ночлег. Вдруг полил сильный дождь. Мастер поднялся, достал кусок материи и, натянув ее в руках, стал им укрывать юношу от дождя.
        - Но ведь это входит в мои обязанности, - запротестовал Ибрахим.
        - Я приказываю позволить мне укрывать тебя, - прервал его мудрец.
        Утром ученик сказал: "Если вы не возражаете, сегодня я буду руководить". Мастер согласился.
        - Пойду соберу немного хвороста для костра, - сказал молодой человек.
        - Ты не должен этого делать. Я сам принесу хворост, - сказал мудрец.
        - Я приказываю вам остаться здесь, пока я буду собирать хворост.
        Но мудрец возразил:
        - Подобные занятия не для тебя, ибо принципы ученичества не согласуются с тем, чтобы подчиненный позволил руководителю обслуживать себя.
        Вот так каждый раз мастер демонстрировал молодому человеку, что такое ученичество.
        Они расстались у ворот Святого Города. Встретившись с мудрецом позднее, юноша пристыженно потупил взор.
        - То, что ты узнал тогда, - сказал старец, - открыло тебе до некоторой степени сущность ученичества.
        Ибрахим аль-Каззаз так определяет суфийский путь:
        "ПОЗВОЛЬ ТОМУ, ЧТО ДЕЛАЕТСЯ ДЛЯ ТЕБЯ, БЫТЬ СДЕЛАННЫМ.
        ДЕЛАЙ ДЛЯ СЕБЯ ТО, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ САМ".
        Эта история в драматизированной форме подчеркивает, что действительные взаимоотношения между учителем и учеником весьма отличаются от того, что думает о них будущий ученик. Каззаз был одним из великих мастеров древности, и это утешествие приводится в книге Худжвири "Раскрытие скрытого за завесой", которая представляет собой самый ранний из дошедших до нас трактатов по суфизму на персидском языке.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        СЧАСТЛИВОЕ СЕМЕЙСТВО
        Самый большой лист в нашем краю, конечно, лист лопуха. Наденешь его на животик - вот тебе и передник, положишь в дождик на голову - зонтик! Вот какой он большущий, этот лопух! И он никогда не растет в одиночку, а всегда уж где один - там и другие, роскошество, да и только! И вся эта роскошь - кушанье для улиток! А самих улиток, белых, больших, кушали в старину важные господа. Из улиток приготовлялось фрикасе, и господа, кушая его, приговаривали: "Ах, как вкусно!" Они и впрямь думали, что это ужасно вкусно, так вот, большие белые улитки ели лопух, потому и стали сеять лопух.
        В одной старинной барской усадьбе уже давно не ели улиток, и они все повымерли. А лопух не вымер. Он рос себе да рос, и ничем нельзя было его заглушить. Все аллеи, все грядки заросли лопухом, так что и сад стал не сад, а лопушиный лес. Никто бы и не догадался, что тут прежде был сад, если бы не торчали еще где яблонька, где сливовое деревцо. Вот в этом-то лопушином лесу и жила последняя пара старых-престарых улиток.
        Они сами не знали, сколько им лет, но отлично помнили, что прежде их было очень много, что они иностранной породы и что весь этот лес был насажен исключительно ради них и их родичей. Старые улитки ни разу не выходили из своего леса, но знали, что где-то есть еще нечто, называемое "господским двором", что там улиток варили до тех пор, пока они не почернеют, а потом клали на серебряное блюдо. Что было дальше, они не знали. Впрочем, не представляли они себе и того, что значит свариться и лежать на серебряном блюде, и предполагали только, что это чудесно и необыкновенно аристократично. И ни майский жук, ни жаба, ни дождевой червь, которых они об этом спрашивали, ничего не могли сказать им: никому из них еще не приходилось лежать в вареном виде на серебряном блюде.
        Что же касается самих себя, то улитки отлично знали, что они, старые белые улитки, самые знатные на свете, что весь лес растет только для них, а усадьба существует лишь для того, чтобы их можно было варить и класть на серебряное блюдо.
        Жили улитки уединенно и счастливо. Детей у них не было, и они взяли на воспитание улитку из простых. Приемыш их ни за что не хотел расти - он был ведь из простых, но старикам, особенно улитке-мамаше, все казалось, что он заметно увеличивается, и она просила улитку-папашу, если он не замечает этого на глаз, ощупать раковину малютки. Папаша щупал и соглашался.
        Как-то раз шел сильный дождь.
        - Ишь как барабанит по лопуху! - сказал улитка-папаша.
        - И капли-то какие крупные! - сказала улитка-мамаша. - Вон как текут вниз по стеблям! Увидишь, как здесь будет сыро! Как я рада, что и у нас и у нашего сынка такие прочные домики! Нет, что ни говори, а ведь нам дано больше, чем любым другим тварям. Сейчас видать, что мы созданы господами. У нас уже с самого рождения есть свои дома, для нас насажен целый лопушиный лес! А хотелось бы знать, как далеко он тянется и что там за ним?
        - Ничего за ним нет! - сказал улитка-папаша. - Уж лучше, чем у нас тут, нигде и быть не может. Я, во всяком случае, лучшего не ищу.
        - А мне, - сказала улитка-мамаша, - хотелось бы попасть на господский двор, свариться и лежать на серебряном блюде. Этого удостаивались все наши предки, и уж поверь, это что-то особенное.
        - Господский двор-то, пожалуй, давно развалился, - сказал улитка-папаша, - или весь зарос лопухом, так что людям и не выбраться оттуда. Да и к чему спешить? Ты вот вечно спешишь, и сынок наш туда же, на тебя глядя. Вон он уже третий день все ползет и ползет вверх по стеблю. Просто голова кружится, как поглядишь!
        - Ну, не ворчи на него! - сказала улитка-мамаша. - Он ползет осторожненько. Вот, верно, будет нам утеха под старость лет, нам ведь больше и жить не для чего. Только ты подумал, откуда нам взять ему жену? Что, по-твоему, там дальше в лопухах не найдется ли кого из нашего рода?
        - Черные улитки есть, конечно, - сказал улитка-папаша. - Черные улитки без домов. Но ведь это же простонародье. Да и много они о себе воображают. Впрочем, можно поручить это дело муравьям: они вечно бегают взад и вперед, точно за делом, и, уж верно, знают, где искать жену для нашего сынка.
        - Знаем, знаем одну красавицу из красавиц! - сказали муравьи. - Только вряд ли что-нибудь выйдет - она королева.
        - Это не беда! - сказали старики. - А есть ли у нее дом?
        - Даже дворец! - сказали муравьи. - Чудесный муравейник, семьсот ходов.
        - Благодарим покорно! - сказала улитка-мамаша. - Сыну нашему не с чего лезть в муравейник! Если у вас нет на примете никого получше, мы поручим дело белым мошкам: они летают и в дождь и в солнышко, знают лопушиный лес вдоль и поперек.
        - У нас есть невеста для вашего сына! - сказали белые мошки. - Шагах в ста отсюда на кусте крыжовника сидит в своем домике одна маленькая улитка. Живет она одна-одинешенька и как раз невестится. Это всего в ста человечьих шагах отсюда!
        - Так пусть она явится к нашему сыну! У него целый лопушиный лес, а у нее всего-навсего какой-то куст!
        Послали за улиткой-невестой. Она отправилась в путь и на восьмой день путешествия благополучно добралась до лопухов. Вот что значит чистота породы!
        Справили свадьбу. Шесть светляков светили изо всех сил. Вообще же свадьба была тихая: старики терпеть не могли суеты и шумного веселья. Зато улитка-мамаша произнесла чудесную речь - папаша не мог, так он был растроган. И вот старики отдали молодым во владение весь лопушиный лес, сказав при этом, как они и всю жизнь говорили, что лучше этого леса ничего нет на свете, и если молодые будут честно и благородно жить и плодиться, то когда-нибудь им или их детям доведется попасть на господский двор, и там их сварят дочерна и положат на серебряное блюдо.
        Затем старики заползли в свои домики и больше уж не показывались - заснули.
        А молодые улитки стали царствовать в лесу и оставили после себя большое потомство. Попасть же на господский двор и лежать на серебряном блюде им так и не довелось. Вот почему они решили, что господский двор совсем развалился, а все люди на свете повымерли. Никто им не противоречил - значит, так оно и было. И вот дождь барабанил по лопуху, чтобы позабавить улиток, солнце сияло, чтобы зеленел их лопух, и они были очень счастливы, и все семейство их было счастливо. Вот так.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ
        Жили два страусенка - Фу и Фи. Фу был ужасно капризным. А братец Фи ничуть ему в этом не уступал. Сварит им на завтрак мама Ама манную кашу, поставит на стол тарелки и зовет громко: - Дети, манная каша готова!
        А в ответ раздается:
        - Манная? Фу!
        - Каша? Фи!
        Придут страусята из школы, портфели бросят - и бегом на улицу мяч гонять.
        - Пора уроки готовить! - напоминает мама Ама.
        - Уроки? Фу!
        - Готовить? Фи!
        - Помогите мне посуду помыть, - просит мама страусят после обеда.
        - Мыть ложки? Фу!
        - Мыть вилки? Фи!
        - Тогда давайте стихи учить.
        - Стихи? Фу!
        - Наизусть? Фи!
        Итак повторялось каждый день. Теперь вам стало ясно, почему страусят звали Фу и Фи.
        Однажды мама Ама решила проучить своих малышей и как следует взяться за их воспитание.
        - Мне предложили сниматься в кино, - сказала она. - Правда, не в главной роли, но это неважно. Билет на поезд я уже купила. Приеду через три дня.
        - А мы что будем делать без тебя? - захныкал Фу.
        - Кто нас будет кормить? - испугался Фи.
        - Вы у меня уже совсем большие. Справитесь. Хлеб, крупа и кофе - в шкафу, масло и сыр - в холодильнике. Запомнили? А теперь давайте я вас обниму - и до свидания!
        Повесила мама Ама на шею кожаный саквояж и ушла,
        Хотя ей было очень жалко оставлять страусят одних дома.
        И начали страусята сами хозяйничать. Фу варил манную кашу, которая часто пригорала. А Фи жарил картошку, которая всегда почему-то была сыроватой. Но есть-то хотелось. Вот они и ели. И пригорелую кашу. И недожаренную картошку. Ели и не кривились. Фу не говорил: «Фу!» А Фи не говорил: «Фи!» Говорить ведь некому было.
        Только вот посуду они не мыли. Но когда все чистые тарелки и ложки кончились, пришлось и за мытье посуды приниматься. А к тому же еще и телевизор испортился. И по вечерам, чтобы не умереть от скуки, страусята читали стихи. И даже учили их наизусть.
        Через три дня приехала мама и совершенно не узнала своих страусят.
        - Хочешь, я сварю тебе манную кашу? - предложил ей Фу.
        - А может, нажарить для тебя картошки? - спросил Фи.
        Очень удивилась мама Ама и только головой покачала.
        - Хорошо. Покормите меня. Я немного проголодалась. Но найдется ли у вас хоть одна чистая тарелка?
        - У нас все тарелки чистые? - гордо сказал Фу.
        - И все ложки... и все вилки тоже? - добавил Фи. Правда, картошка была чуть-чуть сыровата, а манная каша чуть-чуть пригорелая, но мама ела и похваливала.
        - Молодец, Фу! Молодец, Фи!
        А потом Фу прочитал наизусть без запинки стихотворение из страусиного букваря:
        Каша манная вкусна,
        И питательна она.
        Честь и слава - манной каше!
        Укрепим здоровье наше!
        Фи споткнулся всего лишь разочек. Зато он читал громко и с выражением:
        Для чего читают книжки
        Страусята, львы и мышки?
        Тут и думать не о чем,
        Ведь нельзя быть неучем!
        Это был самый счастливый день в жизни у мамы Амы.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        СЧАСТЬЕ КАДЫРА
        Жили два брата. Старший был разумный и работящий, а младший — бестолковый, ленивый и завистливый. Звали его Кадыр.
        Пришел Кадыр к брату и говорит с досадой:
        — Почему так получается, брат, скажи, сделай милость! Одного мы с тобой рода-племени, одного отца дети, а доля у нас разная. Тебе удача во всем, мне ни в чем нет удачи. Твои овцы плодятся и тучнеют, мои — дохнут одна за другой, твой конь скакал в байге, а мой сбросил меня на полдороги, у тебя за столом всегда мясо и кумыс, а у меня не заправленной похлебки не вволю, у тебя ласковая жена, а на меня ни одна девушка не смотрит, тебя уважают даже старики, а надо мной без стыда глумятся подростки... Улыбнулся старший брат и отвечал:
        — Не иначе мне счастье мое помогает, -Почему же оно не помогает мне?
        — У каждого свое счастье, Кадыр. Мое любит трудиться, твое, видно, спит себе где-то под карагачом. «Постой же, — думает Кадыр, — разыщу и я свое счастье, заставлю работать на себя».
        И в тот же день пустился он в странствие на поиски того карагача, под которым надеялся найти свое счастье.
        Идет да идет. Далеко забрел. Выскочил из-за камня косматый лев, стал впереди на дороге, ждет. Испугался Кадыр, а бежать — все разно никуда не убежишь: голая степь кругом. Что будет?
        Лев говорит:
        — Ты кто такой?
        — Я Кадыр.
        — Куда идешь?
        — Иду искать свое счастье.
        — Ну, тогда слушай, Кадыр, — сказал Лев, — когда найдешь счастье, спроси у него, что мне делать, чтоб у меня прекратилась резь в животе. Никакие травы не помогают. Замучился я, совсем пропадаю. Обещаешь исполнить мое поручение — не трону тебя, не то — загрызу.
        Кадыр поклялся раздобыть для льва совет или лекарство, и тот уступил ему дорогу.
        Идет дальше Кадыр. Видит: среди выжженного солнцем поля сидят старик, старуха и девушка чудной красоты, все горько плачут, точно по покойнику.
        Остановился Кадыр.
        — О чем вы плачете, люди?
        — Велико наше горе, — отвечает старик. — Три года назад купил я это поле, отдал за него все, что имел за душой. Не щадя сил, возделываем мы землю, как мать за младенцем ухаживаем за посевом. А урожая еще не собрали ни разу. Дружно поднимаются всходы, буйно зеленеет поле весной, суля обильную жатву, но к середине лета, сколько ни поливай землю, посев сохнет и сгорает до самых корней. В чем причина такой беды, никто сказать не может. Помирать приходится, добрый человек. Нет у нас счастья.
        Говорит Кадыр:
        — А у меня хоть и есть счастье, да оно спит где-то под развесистым карагачом. Вот иду его разыскивать. Тут старик стал упрашивать Кадыра:
        — Душа моя, да не подует тебе ветер в лицо, да не уместятся твои успехи за пазухой! Если поможет тебе случай найти свое счастье, не откажи, спроси у него, не знает ли оно, отчего погибают наши посевы. Век буду тебе благодарен.
        Кадыр пообещал старику вернуться на это место с ответом и снова тронулся в путь.
        Через сколько-то дней Кадыр пришел в большой город, который оказался столицей хана. Едва он появился на улицах среди шумной толпы, как на него набросилась стража и за шиворот потащила в ханский дворец. Кадыр от такой неожиданности совсем потерял голову и, не ведая, в чем его вина, готовился к самому худшему. Но хан встретил его милостивой улыбкой и ласковыми словами.
        — Будь моим гостем, чужеземец, — сказал хан, — и расскажи, кто ты и куда идешь.
        Кадыр упал на колени и, путаясь в словах, рассказал о себе хану.
        Выслушав его, хан приказал:
        — Встань и подойди ко мне, Кадыр. Не бойся меня. Я обращаюсь к тебе не как к рабу, а как к другу. Есть у меня просьба к тебе. Когда ты встретишься со своим счастьем, спроси его, почему я, владыка обширного, богатого и могущественного ханства, не испытываю радости и горько тоскую в золотом дворце. За ответ, какой бы он ни был, я щедро вознагражу тебя.
        И вот Кадыр снова в пути. Три года пространствовал он по свету, пока не нашел то, что искал. Пришел он к высокой черной горе и видит: у отвесной скалы стоит развесистый карагач, а под ним спит в тени мертвым сном, раздетое и разутое, немытое и нечесаное, какое-то существо, похожее на человека. «Неужели это и есть мое счастье?» — подумал Кадыр и принялся будить лежебоку:
        — Вставай, проснись, пора приниматься за дело! Вон счастье моего брата трудится на него не покладая рук. Что ж ты не хочешь служить мне? Проснись, поднимайся скорее!
        Долго он кричал и тузил под бока кулаками лежащего. Наконец счастье пошевелилось, потянулось, приподняло голову и, зевая, стало протирать глаза.
        — Это ты, Кадыр? Напрасно ты таскаешься по свету, ноги бьешь. Лежал бы ты лучше вот так под развесистым карагачом, спокойнее бы тебе было. Счастье помогает умным да трудолюбивым, как твой брат, а таким, как ты, глупцам и бездельникам, и счастье не впрок. Ну да раз уж ты пришел ко мне, то садись и говори, чего от меня хочешь, как нашел сюда дорогу, что видел, с кем встречался, о чем беседовал.
        Начал Кадыр рассказ, а счастье, позевывая, его слушает. Дослушало до конца, поучило, что кому отвечать на обратном пути, и потом говорит:
        — Скажу я по твоим рассказам, Кадыр, что много в тебе плохого, однако есть и хорошее. За хорошее и хочу наградить тебя. Ступай домой. Большое счастье ждет тебя впереди. Не всякому такое дается. Смотри только, не упусти его по своему ротозейству. Прощай!
        Растянулось опять Кадырово счастье на траве под карагачом и захрапело на всю долину. Принялся было Кадыр тормошить его, чтобы узнать толком, что же именно ждет его впереди, да куда там — весь вспотел, а счастья так и не добудился. Постоял он, повернулся и зашагал по собственному следу туда, откуда пришел.
        Добрался до столицы, явился к хану. Хан обрадовался ему, выслал прочь всех слуг и телохранителей, усадил гостя рядом с собой:
        — Говори, Кадыр! И Кадыр сказал:
        — Счастье мое открыло мне причину твоей печали. Ты правишь страной, и все называют тебя ханом, думая, что ты мужчина. А ведь на самом деле ты женщина. Тебе тяжко скрывать истину и не под силу одной нести воинские труды и заботы правления. Избери себе достойного мужа, и веселье снова вернется к тебе.
        — Правду сказало твое счастье, Кадыр, — промолвил в смущении мнимый хан и снял с головы драгоценную шапку: черные косы упали на цветной ковер, и увидел Кадыр перед собой девушку прекрасную, как полная луна.
        Закрасневшись, хан-девица сказала:
        — Ты первый, жигит, узнал мою тайну. Будь же моим мужем и ханом моей страны.
        Остолбенел Кадыр от таких слов, но вдруг замотал головой и замахал руками:
        — Нет, нет, не хочу быть ханом, ничего мне от тебя не надо. Мое счастье ждет меня впереди!
        И пошел он дальше.
        Вот встречают его с поклоном и приветствиями старик, старуха и их красавица-дочь.
        — Что скажешь нам в утешение, дорогой Кадыр?
        — Скажу я вам, — ответил Кадыр, —- что в древние времена на месте вашего поля один богач, напуганный набегами иноземцев, зарыл сорок корчаг с золотом. Оттого-то и не родит ваша земля. Выройте золото, и почва опять станет плодородной, а сами вы будете богаче всех в этам краю.
        Закружились от радости бедные люди, смеются и плачут, обнимают Кадыра. Старик говорит:
        — Ты осчастливил нас, Кадыр. Оставайся же с нами. Помоги нам вырыть золото. Бери себе половину клада, бери в жены нашу дочь. Будь моим сыном и зятем.
        Понравились Кадыру старики, еще больше понравилась ему их дочка, и все-таки он покрутил головой и сказал:
        — Нет-нет. Счастье мое еще ждет меня впереди. И пошел дальше.
        Шел, шел — истоптал сапоги, растер ноги, чуть ковыляет по пустынной тропе. Увидел камень, присел и задумался :
        «Вот уж скоро конец пути, а где же мое обещанное счастье?»
        И только он подумал так, глядь — а перед ним стоит лев.
        — Ну, — говорит лев, — принес ли ты мне, Кадыр, совет или лекарство?
        — Лекарство не принес, но есть верное средство избавиться тебе от хвори. Съешь мозги самого глупого на свете человека — и сразу станешь здоров.
        — Спасибо, Кадыр. Буду повсюду теперь искать такого глупца. Может, ты мне поможешь в этом? Расскажи-ка, каких людей видел в странствии, о чем говорил с ними. Пока не расскажешь, не отпущу тебя домой.
        Делать нечего, стал Кадыр рассказывать и про свой разговор со счастьем под старым карагачом, и про хан-девицу, и про стариков с их красавицей-дочкой.
        Засверкали у льва глаза, защелкали зубы, поднялась грива. Говорит он:
        -Ну и дурак же ты, Кадыр! Такое счастье было у тебя в руках, а удержать ты его не смог. Ты отказался от власти и почета, ты отказался от богатства и благополучия, ты отказался от двух прекрасных невест... Да если я трижды обойду всю землю, все равно не найду человека глупее тебя. Твои-то мозги и исцелят мою утробу!..
        И, разбежавшись, лев кинулся прыжком на Кадыра. Кадыр с перепугу, как заколотый баран, повалился на землю. Это его и спасло: лев, не рассчитав прыжка, ударился грудью о камень и тут же околел.
        — Какое счастье! — вне себя от радости вскричал Ка-дыр. — Смерть угрожала мне, а я остался жив! Какое счастье!
        Когда Кадыр возвратился в аул, никто не узнал его:; точно второй раз родился жигит, новым человеком стал. Всегда веселый, со всеми приветливый, он больше ни на что не жаловался, никому не завидовал. С утра до вечера он работал, распевая песни, и все наперебой хвалили его за рассудительность и добрый нрав. День ото дня умножался достаток Кадыра, обзавелся он семейством и зажил в радости и почете.
        КАЗАХСКАЯ СКАЗКА
        СЫН ВДОВЫ
        Жила когда-то бедная-бедная вдова, и был у неё один-единственный сын, по имени Ларе. Из последних сил работала мать, чтобы вырастить своего сына. А когда минуло Ларсу шестнадцать лет, она сказала:
        - Теперь, сынок, ты сам себе на хлеб зарабатывай. Иди ищи какую-нибудь работу, а я тебя кормить больше не могу.
        И вот отправился Ларе по белу свету искать себе заработок.
        Шёл он, шёл, и повстречался ему на дороге старик.
        Старик спрашивает:
        - Ты куда идёшь, парень?
        - Иду работу искать. Хочу поступить к кому-нибудь в услужение.
        - Поступай ко мне!
        - Ладно, могу и к тебе. Для меня что к тебе, что к другому - всё равно.
        - Ну так идём. Не пожалеешь.
        И Ларе пошёл за стариком.
        Кормил и поил его хозяин - лучше не надо. Работы от него никакой не требовал. Кажется, чем не хорошо? Только очень уж скучно. Ни один человек к хозяину не приходил. Живого голоса в доме у него не слышно. Собаки и то не видно.
        Однажды хозяин собрался куда-то и говорит Ларсу:
        - Я уезжаю на восемь дней. Ты один останешься в доме. Делай что хочешь, ходи куда хочешь, только не входи в те четыре комнаты, что на ключ заперты. А если войдёшь, сам на себя пеняй. Я вернусь и отрублю тебе голову.
        Нет, нет, Ларе ни в чём не ослушается хозяина. Хозяин может на него положиться...
        Старик уехал, а Ларе остался один. Несколько дней слонялся он без дела по дому, и такое вдруг одолело его любопытство, что он взял да открыл одну из четырёх запертых комнат.
        Вошёл, огляделся по сторонам - комната совсем пустая, только над дверью, на полке, лежит ветка высохшего терновника.
        "И чего это хозяин запретил мне сюда ходить? Тут и смотреть-то не на что,- подумал Ларе.- А таких прутьев я себе целый воз наломаю, если захочу".
        Через восемь дней хозяин вернулся. Не успел порога переступить, а уже спрашивает:
        - Ты не ходил в запертые комнаты?
        - Не ходил,- ответил Ларе.
        - А вот я сейчас сам увижу, правду ли ты говоришь,- сказал хозяин и вошёл в ту самую комнату, которую открывал Ларе.- Ага, сразу видно, что ты здесь был! Ну, теперь прощайся с жизнью!
        Ларе плакал и уверял, что всегда будет слушаться хозяина. И хозяин простил его. Но сначала хорошенько выпорол. Да не век же помнить плохое. Хозяин перестал сердиться, Ларе забыл о побоях, и они снова зажили добрыми друзьями.
        Прошло время, и хозяин опять стал собираться в дорогу.
        - Теперь меня не будет дома четырнадцать дней,- сказал он Ларсу.- Смотри же, не входи в те три комнаты, что заперты. А туда, где ты уже был, ходи, пожалуйста, сколько твоей душе угодно.
        Ларе, конечно, пообещал делать всё так, как велит хозяин.
        Но и в этот раз случилось то же, что и в прошлый.
        Восемь дней ходил Ларе вокруг да около запертых дверей, а потом не выдержал и открыл замок одной комнаты. И эта комната была совсем пустая, только на полке, над дверью, лежал булыжник и стоял кувшин с водой. "Нашел что прятать!"-подумал Ларе. И снова запер комнату.
        В положенный день вернулся хозяин.
        - Не ходил в запертые комнаты? - спросил он сразу.
        - Нет, не ходил,- сказал Ларе.
        - Сейчас я это проверю,- сказал хозяин. Открыл дверь одной комнаты да как закричит: - Нет, теперь не жди пощады! Прощайся с жизнью, пришёл твой последний час!
        Но Ларе так плакал, так плакал, что хозяин наконец смягчился: жизнь подарил, а избить - избил. Живого места на Ларсе не оставил. А когда раны его зажили и гнев хозяина поутих, всё пошло по-старому.
        И вот снова собрался хозяин из дому.
        - Я уезжаю на двадцать дней,- сказал он Ларсу.- Если ты войдёшь в третью комнату, не надейся остаться в живых.
        Сказал - и уехал.
        Четырнадцать дней терпел Ларе, а потом не выдержал и приоткрыл дверь третьей комнаты. Тут уж совсем ничего не хранилось, даже булыжника. И только посреди комнаты в полу была небольшая дверка, вроде как в погреб. Взялся Ларе за ручку и приподнял эту дверку. Заглянул в подполье, видит: там стоит большой медный котёл и в нём что-то бурлит. А огня нигде нет.
        "Что бы в этом котле могло быть?" - подумал Ларе и сунул в котёл палец.
        Вынул палец, а он весь позолочен.
        Что делать? Хозяин и раньше узнавал, что Ларе ходил в запертые комнаты, а теперь и подавно узнает. Как Ларе ни тёр свой палец - и песком, и щёлоком,- а позолота всё равно не сходила.
        Тогда Ларе обвязал палец тряпочкой и стал ждать своей участи.
        Хозяин вернулся, поглядел на завязанный палец Ларса и сразу всё понял, даже заходить в запретную комнату ему не понадобилось.
        Сорвал он с Ларсовой руки повязку - и засиял, засверкал золотой палец.
        Не долго думая хозяин схватил меч, чтобы отрубить голову своему непослушному слуге, но Ларе упал на колени, умоляя пощадить его жизнь. В конце концов хозяин смилостивился над ним и отстегал его ремнём так, что Ларе не мог ни ходить, ни лежать, ни сидеть.
        Пришлось хозяину достать свой волшебный рог и целебной мазью смазать Ларсу рубцы. Рубцы зажили, и всё опять пошло по-прежнему.
        И вот в четвёртый раз уехал хозяин.
        - Теперь я вернусь только через месяц,- сказал он Ларсу.- И вот тебе моё слово: не сносить тебе головы, если ты войдёшь в четвёртую комнату. На этот раз я уж сдержу своё слово, будь уверен.
        Три недели Ларе даже мимо той двери не проходил. А потом так захотелось ему войти в запретную комнату, что он махнул на всё рукой и вошёл.
        Что же он там увидел?
        В углу комнаты была устроена загородка, и там, в стойле, стоял черный конь. На голову ему был надет грязный мешок, а к хвосту привязана корзина с сеном.
        - Это кто же над тобой так подшутил?!- воскликнул Ларе. Он сбросил мешок на пол, а корзину поставил возле морды коня.
        Конь, видно, был очень голоден. Он съел всё сено, что было в корзине, и только потом сказал:
        - Спасибо тебе, юноша. Ты накормил меня и спас от голодной смерти. За это и я спасу тебя. Пойди в комнату, где спит хозяин этого дома, и выбери себе доспехи, только не новые, блестящие, а те, что покрыты ржавчиной. Возьми меч - самый ржавый, седло - самое старое и возвращайся сюда.
        Ларе всё сделал, как велел ему конь. Правда, меч был такой тяжёлый, что Ларе едва доволок его. А поднять его он даже двумя руками не мог.
        - Ну, теперь раздевайся и лезь в котёл, что стоит в соседней комнате,- сказал конь.
        - Да я же весь золотом покроюсь - вот как мой палец - и шевельнуться тогда не смогу,- сказал Ларе.
        А конь ему отвечает:
        - Кто в этот чан украдкой залезет, того золото по рукам-ногам сковывает. А кто смело в чан бросится, с тем плохого не будет.
        Послушался Ларе коня и прыгнул в кипящий котел, с головой в него окунулся.
        А вышел из котла - и не узнать его. На щеках румянец играет, волосы золотом горят. И сила в руках такая, что всё ему нипочём.
        - Попробуй-ка подними меч,- сказал ему конь.
        Ларе взялся за меч - и даже в руке его не почувствовал, точно это был не меч, а перышко.
        - Теперь оседлай меня. А сам надень доспехи, возьми ветку терновника, кувшин с водой, булыжник да еще прихвати бараний рог с целебной мазью - и отправимся в путь!
        Ларе взял всё, что велел ему конь, вскочил в седло, и конь пустился вскачь.
        Они неслись быстрее ветра, быстрее камня, падающего с горы. Но вдруг чёрный конь поднял голову и сказал:
        - Я слышу топот. Оглянись, может быть, это за нами гонятся. Ларе оглянулся.
        - Так и есть, гонится за нами какое-то чудовище.
        - Это наш хозяин - тролль. Брось скорее ветку терновника, да подальше, чтобы она меня не коснулась,- сказал чёрный конь.
        Ларе привстал в седле и бросил на дорогу ветку высохшего терновника.
        И тотчас позади них поднялась густая колючая чаща, настоящий терновый лес.
        Тролль добежал до этих колючих за рослей, сунулся было напролом, да так и взвыл от боли. Пришлось ему возвращаться назад за топором и за подмогой.
        Тем временем чёрный конь с Ларсом ещё дальше ускакали. Бежит конь во всю прыть и опять слышит позади себя топот -сильнее прежнего.
        - А ну, оглянись назад, посмотри, что там такое?
        Ларе оглянулся и говорит:
        - За нами целая толпа гонится.
        - Это тролль и его нелюди. Бросай в них скорее булыжник, только меня не задень.
        Размахнулся Ларе что было силы и бросил булыжник. И сразу выросла на том месте высоченная гора. Тролли её и зубами грызли, и когтями крошили, а ничего сделать не смогли. Пришлось им в обход горы бежать.
        А чёрный конь с Ларсом по прямой дороге всё дальше и дальше скачет.
        И вот снова услышал чёрный конь топот, снова почуял, что дрогнула под ним земля.
        - Погляди, кто там за нами гонится? - сказал он Ларсу.
        - Да там целое войско! - воскликнул Ларе.- Все в доспехах, с мечами, с копьями!
        - Ну так скорей вылей воду из кувшина, да смотри, чтобы ни одна капля на меня не попала.
        Перегнулся Ларе через седло и стал выливать на дорогу воду. И как он ни старался, а всё-таки одна капля упала на коня. Сразу конь с Ларсом оказались в глубоком озере. Разлилось оно во все стороны, так что и берегов не видно. Едва выплыл чёрный конь на сушу.
        А тролли и ступить в воду побоялись. Легли они у берега и решили выпить озеро. Пили, пили и так напились, что все лопнули.
        Никто, конечно, о них не пожалел и не пожалеет, а чёрный конь сказал:
        - Ну наконец-то мы от них избавились!
        Долго ещё они ехали, пока не увидели густой лес, а в лесу - зелёную поляну. Возле старой липы с огромным дуплом конь остановился и говорит:
        - Теперь расседлай меня, все свои доспехи спрячь в дупле, одну только уздечку оставь себе, и ступай в королевский замок. Да сначала сделай себе парик из мха, чтобы золотые волосы закрыть. В замке проси какую-нибудь работу. А если в чём нужда будет, приходи сюда. Тряхни уздечкой - и я тотчас явлюсь. Замок тут недалеко, тропинка тебя прямо к нему приведёт.
        И вот Ларс в старом платье и в парике отправился в королевский дворец.
        Сначала он пошёл на королевскую кухню и стал просить работу у королевской поварихи. Он может носить дрова, таскать воду из колодца,- да мало ли что нужно ещё на кухне. Но повариха, чуть увидела его, сразу прогнала прочь.
        - Куда ты лезешь, лохматый, нечёсаный! И ты ещё воображаешь, что я пущу тебя в кухню? Уходи, уходи отсюда! Тогда Ларе пошёл в королевскую конюшню. Но конюх даже руками замахал, когда услышал, что Ларс просится к нему в услужение.
        - Да королевские лошади на дыбы встанут, если тебя увидят! Хорош красавчик, нечего сказать! На голове не волосы, а целая болотная кочка! Ступай, ступай отсюда.
        Тогда Ларс пошёл к королевскому садовнику. Тот оказался более сговорчивым.
        - Что ж, оставайся. Будешь землю копать. Для этого красивой причёски не требуется. А спать будешь под беседкой. Беседка стояла в саду на высоких столбиках. Там, под лесенкой, которая вела в беседку, Ларе нашёл немного сена и устроил себе постель.
        Так и стал он жить в королевском замке. Садовник был им доволен: никто из работни ков не мог быстрее Ларса вскопать землю, никто не мог, как Ларе, принести разом целую бочку воды. А Ларсу всё было нипочём.
        Одного только боялся садовник - как бы Ларса не увидели король и принцесса. Они никогда бы не потерпели, чтобы за их садом ухаживал такой нечёсаный неряха.
        Да все случилось не так, как он думал. Однажды, когда Ларе рано утром снял парик и стал умываться, принцесса увидела его из своего окна.
        Волосы его блестели, как солнце, и куда ни повернётся он, повсюду сверкал золотой луч. А потом он снова надел парик, и сразу всё кругом словно потускнело.
        На другое утро - ни свет ни заря - принцесса велела своей служанке подкрасться потихоньку к Ларсу, пока он спит, и снять с него этот отвратительный парик.
        Принцесса стояла у окна, а служанка тихонько пробралась к беседке и уже протянула руку к парику, но тут Ларс повернулся на другой бок и громко захрапел.
        Служанка так и замерла на месте. Но принцесса подала ей знак, и служанка осторожно сняла парик с головы Ларса. И сразу будто золотое сияние разлилось вокруг. Никогда ещё ни служанка, ни принцесса не видели такого красивого юноши.
        Потом служанка так же осторожно надела Ларсу на голову его парик и побежала к своей госпоже.
        За обедом принцесса сказала королю, что она не хочет выходить ни за принца, ни за герцога, которых ей сватают, а выйдет замуж только за парня, который работает у них в саду.
        Король так рассердился, так кричал и топал ногами, что всем стало страшно. Но принцесса твердо стояла на своём: или молодой садовник, или никто.
        Тогда король приказал запереть принцессу в её покоях и держать её днём и ночью под замком до тех пор, пока она не одумается. А Ларса он приказал заточить в башню и держать там столько времени, сколько вздумается королю.
        Так и сделали.
        Король радуется, что избавился от беды, а другая беда уже в ворота к нему стучится - сосед войной на него идёт, его королевство захватить хочет. Тут уж волей-неволей будешь воевать.
        Увидел Ларс из окошка своей башни, что королевское войско собирается в поход, и просит тюремщика:
        - Пойди к королю, может, позволит король и мне с врагом сразиться.
        Ну и смеялся король, когда услышал, что Ларе просится на войну!
        - Уж, верно, неприятель сразу отступит, когда увидит такого воина!.. Ну да пусть идёт, коли хочет.
        Дали Ларсу сломанный меч, дали старую клячу, которая на три ноги хромала, а четвёртую волочила, и Ларс, вместе со всем королевским войском, отправился на войну.
        Немного отъехали - и увязла его кляча в болоте. Ларс её и пришпоривал, и хлестал, а она ни с места - ни туда, ни сюда. Так и прошло мимо него всё королевское войско, да каждый над ним ещё и потешался!
        А когда все скрылись из виду, Ларc спрыгнул со своей клячи и побежал на зелёную лужайку, к старой липе. Он достал из дупла доспехи, надел их, а потом вынул из кармана уздечку и легонько тряхнул. Зазвенела уздечка, и в ту же минуту перед Ларсом появился чёрный конь.
        - Садись,- говорит,- на меня и ничего не бойся. Руби врага, делай своё дело, а уж я тебя не подведу.
        Когда Ларc догнал войско, бой уже был в разгаре. Неприятель со всех сторон так и наседал. А Ларс вырвался вперёд, взмахнул своим чудесным мечом - и сразу дрогнули вражьи ряды. Взмахнул второй раз - и без оглядки побежало вражье войско.
        Всё дальше и дальше гонит Ларе неприятеля, и кого его меч коснётся, тот замертво падает на землю. В королевском войске только удивляются: кто этот храбрец, откуда взялся такой? Все друг у друга о нём спрашивают, а его уже и след простыл. Вечером, когда возвращалось королевское войско домой, Ларе по-прежнему топтался посреди болота и понукал свою клячу. Снова все над ним посмеялись.
        - Глядите-ка, этот дурак всё ещё со своей клячей воюет!
        И проехали мимо.
        На другой день опять двинулось королевское войско на врага. Опять посмеялись все над Ларсом и его клячей и оставили его одного барахтаться в болоте.
        А в разгар боя снова неведомо откуда прискакал воин в боевых доспехах и разогнал вражьи ряды.
        Вечером, когда войско возвращалось домой, Ларс опять воевал в болоте со своей клячей. Кто мимо него ни проедет, всякий для него словечко найдёт.
        Один советует:
        - Ты бы свою лошадку на себе понёс! Скорее дело будет!
        Другой спрашивает:
        - Может, продашь своего скакуна? Я куплю!
        Третий кричит:
        - Подпорки бы своей кляче смастерил! А нашёлся и такой весельчак, что выстрелил в Ларса из лука и стрелой поранил ему ногу.
        Тут уж Ларс не стерпел. Он принялся так стонать и охать, что даже сам король разжалобился и бросил ему свой платок - перевязать рану. На третий день было то же самое. Выезжает войско из королевского замка, и Ларс со всеми на своей кляче. Доехали до болота, и опять стала кляча - и ни с места.
        - Нет, он тут дождётся, что его лягушки съедят! - сказал кто-то.
        И все дружно засмеялись.
        А когда войско скрылось из виду, Ларc опять побежал к старой липе, снарядился, вскочил на чёрного коня и поскакал к месту сражения, туда, где звенели мечи и свистели стрелы.
        С ходу врезался он в самую гущу боя и убил вражеского короля.
        На этом и война кончилась.
        А Ларс подъехал к своему королю - и все увидели, что нога у этого безвестного смельчака перевязана королевским платком. Тут уж всякий догадался, что спасителем королевства был не кто иной, как подручный садовника.
        - Так что же ты прикидывался бездомным бедняком, когда на самом деле ты знатный юноша? Какого ты рода-племени? Где твоё королевство? - спросил король.
        - Нет у меня никакого королевства, и никем я не прикидывался. Я и вправду бедняк, сын бедной вдовы,- сказал Ларс.
        - Жаль, конечно, да что поделаешь! - сказал король.- Но кто бы ты ни был, а всё-таки ты спас моё королевство.
        И король сейчас же во всеуслышанье объявил, что отдаёт Ларсу в жёны свою дочь да и корону в придачу. Пусть теперь он правит королевством!
        Всем раненым Ларе смазал раны целебной мазью, которую прихватил у тролля, и с весёлыми песнями войско вернулось домой. Когда принцесса увидела, что впереди войска едет Ларс, она от радости стала прыгать на одной ноге.
        - Вот мой жених! Я же говорила, что лучше его нет никого на свете.
        На другой день и свадьбу решили сыграть.
        Утром молодой король пошёл в конюшню проведать чёрного коня, посмотреть, хорошо ли его накормили и напоили. Конь стоял грустный, понурый.
        - Я помог тебе стать счастливым, помоги теперь и ты мне,- сказал он Ларсу.
        - Да я для тебя всё, что хочешь, сделаю,- сказал Ларс.
        - Тогда возьми меч и отруби мне голову. Ну что за жизнь у коня! Не хочу я больше так жить.
        - Что ты, что ты! - воскликнул Ларс.- Ни за что я не соглашусь тебя убить! И что это ты вздумал! Разве я тебя обижу когда-нибудь! У тебя всё будет, чего только ты ни попросишь.
        Но чёрный конь ничего не хотел слушать.
        - Если ты не отрубишь мне голову,- сказал он,- тогда я тебя убью.
        Пришлось молодому королю согласиться.
        Поднял он меч над головой чёрного коня, а сам зажмурился, чтобы не видеть, как умрёт его верный товарищ.
        Открыл глаза - что за чудо? На том месте, где был конь, стоял теперь прекрасный юноша.
        - Кто ты такой? Откуда ты явился? - спросил Ларс.
        - Разве ты меня не узнаёшь? - сказал юноша.- Не узнаёшь своего чёрного коня? Да ведь я не всегда был конём. Моё королевство захватил тот король, которого ты вчера убил. Он продал меня троллю, а тот заколдовал меня. Ты снял с меня его заклятье и спас моё королевство. Теперь мы с тобой будем жить добрыми соседями и уж никогда не будем друг с другом воевать.
        Так оно и было. Оба молодых короля прожили много лет, оба состарились, но всю жизнь между ними был мир и дружба. Часто они ездили друг к другу в гости и никогда не ходили друг на друга войной.
        НОРВЕЖСКАЯ СКАЗКА
        СЫН ВИЗИРЯ
        У богатого визиря был единственный сын, юноша скромный и поведения примерного. Но вот однажды старика визиря поразил смертельный недуг. Ничего не поделаешь - старость не радость. Понимал визирь, что пробил его последний час, позвал к себе жену и обратился к ней с такими словами:
        - Чувствую, мне уж не подняться с постели. Еще немного - и я переселюсь в иной мир. Слава богу, сын у нас хороший, да кто его знает, каким он станет, ведь человек - загадка неразгаданная, а тем более юноша с горячей головой. Мало ли что ему на ум взбрести может, еще промотает наследство, и не сладко тогда тебе придется на старости лет. Потому-то я и хочу, чтобы ты взяла вот эти три ключа от потайных комнат и хранила их, как святыню. Держи у себя, и ты ни в чем не будешь знать нужды.
        Жена визиря приняла ключи, а через несколько дней старый визирь скончался.
        Сын, как того требовал обычай, устроил отцу пышные похороны. Каждый день он посещал отцовскую могилу и каждый день читал там новую молитву.
        Визирь держал троих слуг; все трое получали большое жалованье, но на смертном одре визирь позабыл про них и не оставил никакого распоряжения. Обеспокоились слуги: а ну как молодой хозяин не захочет платить им жалованье, какое положил старый визирь? Стали они гадать, как бы похитрее выманить деньги у юноши и убраться с этими деньгами подобру-поздорову. Тут самого молодого из слуг осенила хитрая мысль, и он сказал:
        - Успокойтесь! Я подпою визирева сына, и он нам выплатит жалованье сполна. Эге! Не отвертится, голубчик, мы выудим по меньшей мере половину его состояния!
        На следующий день сын визиря отправился, как обычно, читать молитвы на отцовскую могилу, а слуга с кувшином ракии в узелке прокрался на кладбище следом за ним. Юноша принялся за молитвы, а слуга уселся неподалеку на чье-то надгробие, ногу на ногу закинул, осторожно развязал шаль, в которой был кувшин, и стал ракию прихлебывать. Сын визиря заметил слугу, но не хотел прерывать молитву, а когда закончил ее, спрашивает:
        - Что ты здесь делаешь?
        - Да вот, - отвечает ему слуга, - в этой могиле похоронен мой батюшка, а я сижу и смотрю, как ему там хорошо в раю среди божьих угодников.
        - Послушай, как же это тебе удается отца своего видеть, когда он на том свете? Я вот каждый день прихожу на кладбище и читаю молитвы, а отца своего все равно не вижу!
        - Дорогой наследничек! Вот бы ты отхлебнул чудесной водицы - и увидал бы своего батюшку!
        Юноша полюбопытствовал, что это за чудесная вода, и попросил у слуги глоточек, но слуга ответил:
        - Э-э, нет, не могу! Водица очень дорогая!
        - Ну и что ж из того! Я заплачу! Батюшка, слава богу, оставил мне довольно денег и добра всякого. Мне, слава богу, скупиться не приходится!
        - Ну, коли так, я согласен. Плати десять дукатов и единым духом осуши кувшин - вот и увидишь своего отца!
        - Держи деньги! - воскликнул юноша и отсчитал слуге десять дукатов, а потом поднес кувшин к губам и осушил его до дна.
        Выпита ракия. Позабыл визирев сын про батюшку и про святых угодников. В мгновение ока захмелел. Пил он до вечера, на следующий день с утра опять взялся за выпивку и скоро превратился в горького пьяницу, - хуже его во всем городе не было. Настоящий пропойца! Продаст, бывало, клочок земли - и прямиком в корчму, и не вылезает оттуда, пока не спустит все до последнего гроша. Так и шли дни за днями, а сын визиря знай себе землю разбазаривает. За несколько лет промотал он все отцовское наследство и впал в крайнюю нужду. Не зная, куда податься, нанялся он с отчаяния в пекарню. Но и здесь пришелся не ко двору, не вышло из него путного пекаря, и хозяин поставил его за прилавок продавать хлеб. Между тем в городе каким-то образом проведали, что у вдовы визиря есть потайные комнаты; стал народ о них шептаться, и докатилась молва до визирева сына. Вот как-то раз пришел он к матери и попросил дать ему ключ хотя бы от одной потайной комнаты. Ну, мать - как все матери, пожалела сына и дала ему ключ. Отпер юноша дверь, и что ж он видит! Стоит посреди комнаты сундук - не сундук, а жалкая развалюха - и цыган за него
ломаного гроша не дал бы! В сундуке пусто; лишь в одном отделенье завалялся какой-то кошелек.
        "Вот так штука! - подумал юноша. - Значит, и отец мой был когда-то таким же бедняком, как и я. Ну да ладно. Возьму кошелек. Буду в нем держать хозяйские деньги!" И сунул кошелек в карман.
        Вернулся он в лавку, стал деньги в кошелек опускать, - что за диво! Бросает гроши, а они превращаются в золотые дукаты.
        - Аллах рахметиле! Упокой бог его душу! - ликуя, сказал себе юноша. - Отец оставил мне такое богатство, что и вовек его не потратить!
        На следующий день утром глашатай объявил народу, что султан выдает замуж свою дочь и потому разрешает горожанам пройти перед невестой - кто ее рассмешит, тому она и достанется в жены. За право переступить порог ее покоя каждый должен заплатить десять кошельков денег. Сын визиря едва дослушал глашатая, побежал во дворец, отсчитал десять кошельков и прошел перед дочерью султана; но она и глазом не повела, а уж про улыбку и говорить не приходится. Сын визиря снова вернулся к дверям ее комнаты, отсчитал еще десять кошельков, но и на этот раз его постигла неудача. Он и в третий раз явился к дочери султана. Увидела она его и говорит:
        - Эх, парень, парень! И не жаль тебе швырять такие деньги на ветер?
        - Ничуть! - возразил он. - Покойный батюшка оставил мне чудесный кошелек, - в нем деньги не переводятся.
        - А где же тот кошелек?
        - Вот он! - ответил юноша и, достав кошелек из кармана, протянул его дочери султана. Стоило кошельку перейти в руки султанской дочери, как она тут же выгнала юношу вон.
        Не было теперь человека на свете несчастней его! Вернулся бедняга к своему хозяину, снова стал в пекарне хлебом торговать. На следующий день пошел он к матери и попросил отдать ему ключ от второй комнаты. Ну, мать - как все матери! - отдала ему ключ. Отомкнул сын визиря комнату; а там сундук стоит, а в сундуке шаровары валяются, да такие рваные, что и цыган бы ломаного гроша за них не дал!
        "Боже мой, что теперь будет!" - в растерянности подумал юноша, надел шаровары и зашагал к своей лавке. Пришел и спрашивает хозяина:
        - Ну, что мне делать?
        Хозяин огляделся по сторонам, потому что голос-то он слышит, а работника своего не видит, и закричал:
        - Да где ты? Я тебя не вижу!
        Тут догадался визирев сын, что шаровары на нем не простые, а волшебные - невидим он в них для чужих глаз. Отошел он в сторонку, снял шаровары, а потом явился к хозяину, и тот поставил его хлебом торговать.
        Когда стемнело, визирев сын надел чудесные шаровары и - прямиком во дворец султана. Миновал невидимкой грозную стражу и пробрался в покои к дочери султана. Стал ее юноша ласкать да целовать. Красавица ничего понять не может, - ведь она никого не видит, стала она молить и заклинать, чтобы незримый гость назвался и объяснил ей, кто он.
        - Я - тот самый юноша, - ответил визирев сын, - у кого ты отняла кошелек, и не отпущу тебя до тех пор, пока ты мне кошелек не отдашь и не пообещаешь выйти за меня замуж.
        - А разве ты не получил мое письмо? - тут же нашлась девушка. - Я тебе сразу написала, чтобы ты возвращался и женился на мне. Просто мне захотелось испытать тебя. А теперь сознайся, что за новое волшебство у тебя завелось и почему я тебя не вижу?
        - Э-э, моя милая! Есть у меня чудесные шаровары, - стоит мне их надеть, и я становлюсь невидимкой.
        - Сними их, - попросила дочь султана, - давай с тобой посидим да потолкуем в свое удовольствие. Ты мне с первого взгляда понравился, и я сразу решила, что мы с тобой поженимся!
        Визирев сын снова попался на хитрость, снял чудесные шаровары и отдал их девушке. Тут она закричала, зашумела - накинулись на юношу слуги, и он едва ноги унес.
        На следующий день отправился он к своей матери и попросил последний ключ - от третьей потайной комнаты. Мать рассудила про себя так:
        - Раз от первых двух комнат никакого проку не было, не будет и от этой! - и отдала ключ сыну.
        Отпер юноша дверь, видит - стоит в комнате старый сундук, а в сундуке свирель. Дунул в нее визирев сын - что-то сейчас будет? - и к нему выскочили два арапа.
        - Приказывай, господин! - закричали они.
        Сын визиря привык ко всяким чудесам и потому, нимало не смутившись, заявил:
        - Повелеваю вам собрать такое войско, какого от века не запомнила султанская земля, и выстроить его завтра спозаранку на холмах против Стамбула!
        - Будет исполнено! - молвили арапы с поклоном и пропали.
        На заре гонцы доложили султану, что какой-то великий шах подошел к Стамбулу с огромным войском и грозит разорить весь город. Проверил султан донесения гонцов - видит, верная весть, и перепугался до смерти. Созвал он большой совет: решать, мол, надо, что делать, как быть?
        А дочка султана сразу догадалась, что все это проделки сына визиря, потихоньку выбралась она из дворца, переоделась в мужской наряд, вскочила на арабского коня и понеслась в неприятельский лагерь. Стража схватила ее и привела к визиреву сыну, девушка открылась ему и стала осыпать упреками за то, что он так поспешно бежал в прошлый раз.
        - Я ведь пошутила! - уверяла она юношу. - А потом не могла тебя разыскать.
        Сын визиря и на этот раз поверил ей; девушка же, смекнув, что он у нее в руках, принялась выспрашивать, каким новым волшебством он завладел. Юноша вытащил из кармана свирель, но в руки дать отказался. Султанская дочь, не дав юноше опомниться, выхватила свирель и стукнула его по голове. Зашатался парень и рухнул на землю без чувств. А султанская дочь дунула в свирель, перед ней в тот же миг предстали арапы и спросили, что ей угодно.
        - Повелеваю вам, - ответила девушка, - распустить все это войско. Какая в нем нужда?
        Не успела дочь султана и в ладоши хлопнуть, как уж войско исчезло, словно его никогда и не бывало; вскочила она на коня и умчалась в Стамбул, захватив с собой свирель. А бедный простофиля, обобранный до нитки, остался лежать на бугре. Придя в себя, стал юноша гадать, куда ему податься, и решил попроситься к своему старому хозяину. Изругал его пекарь, выбранил последними словами да - с паршивой овцы хоть шерсти клок - снова поставил хлебом торговать.
        Как-то раз зимним утром сын визиря отправился навестить свою старую мать, но не застал ее дома. Вышел юноша в сад погулять. Вдруг в одном укромном уголке видит чудо из чудес: обвилась виноградная лоза вокруг черешни, и обе прямо ломятся от плодов.
        - Благодарение богу! - воскликнул визирев сын. - Чего только не было у моего отца. Шуточное ли дело - среди зимы на черешне ягоды уродились! - И с этими словами пораженный юноша сорвал одну ягодку, потом другую и отправил в рот.
        Не успел он их проглотить, как на голове у него проклюнулись рожки и, прежде чем он успел сосчитать до десяти, выросли на целый аршин.
        - Этого мне еще недоставало! - вздохнул юноша, проклиная черешню на чем свет стоит, но, взглянув на ягоды, подумал: "А, куда ни шло, все равно пропадать, съем еще две виноградинки. У кого завелась пара рожек, тому и четыре рога не повредят!" И что бы вы думали?! Стоило юноше проглотить виноградины, как рога исчезли, будто кто их смахнул рукой.
        - О, великий боже! - воскликнул юноша. - Помоги мне, великий боже! Если будет на то милость твоя, верну я себе и кошелек, и шаровары, и свирель!
        Набрал визирев сын полную корзинку черешен и пошел во дворец. Тут столкнулся он с шустрым мальчишкой. Юноша велел мальчику снести корзинку с ягодами султану и никому другому ее не отдавать. Получишь, мол, от султана щедрую награду, - сказал юноша. Ребенок поручение выполнил. Султан страшно удивился, что ему среди зимы принесли черешни, и, даже не спросив мальчишку, откуда они взялись, отсыпал ему кучу денег и отпустил домой.
        Султану захотелось удивить своих домочадцев, и до ужина он припрятал черешню. Вот отужинало семейство, и султан выставил корзинку на стол - все только диву даются да ягодами угощаются. Но скоро пришлось им еще больше изумиться, потому что у каждого на голове выросло ровно столько рогов, сколько он ягод съел. Султан впал в отчаяние. Экая напасть! И его самого и все семейство обезобразили рога, особенно же досталось его дочери - она до черешен была великой охотницей и отправляла ягоды в рот полной пригоршней. Ну и красавцы - один страшнее другого! От стыда не смеют глаз поднять; послал султан несколько ягод верховному муфтию - и у муфтия выросли рога. Ума не приложит султан, как ему из беды выбраться, как от диковинной болезни излечиться, чтоб никто о том не узнал.
        Для сына визиря настал заветный час. Облачился он в одеяние шейха и отправился во дворец. Просит слуг допустить его к султану. Да куда там! Слуги и слышать о том не хотят - им самим запрещено переступать порог его покоев. Видеть повелителя разрешалось лишь одному прислужнику, и тот заявил, что султан никого не принимает.
        - Ступай к своему господину и передай ему, что мне явился во сне посланец божий и сказал, чтобы я исцелил нашего повелителя от болезни, которой он страдает!
        Повеселел слуга, кинулся с таким приятным известием к своему господину, и султан приказал впустить шейха. Шейх велел султану закрыть глаза. Султан закрыл глаза, а юноша сунул ему в рот две виноградинки - рога в миг отвалились, словно их и не бывало. Точно таким же способом вылечил шейх всех домочадцев, и осталось ему исцелить только дочь султана. Подошел он к девушке и говорит:
        - О нет, ее я лечить не берусь, слишком она большая грешница!
        Султан давай молить шейха, давай улещать его на все лады: шутка ли сказать, единственная дочь у султана, да кто ее замуж возьмет теперь с такими рогами?
        - Хорошо, вылечу я ее, - согласился визирев сын. - Пусть только сознается, не присвоила ли она себе чужое добро?
        Девушка долго отпиралась, но сын визиря сказал, что не исцелит ее до тех пор, пока она не вернет кошелек, шаровары и свирель. Пришлось дочери султана во всем признаться, и юноша снова стал обладателем своих волшебных вещей. Визирев сын себя не помнил от счастья! Рассказал он султану, что произошло между ним и его дочерью, и воскликнул:
        - О великий султан! Если ты не отдашь мне в жены свою дочь, я ее не стану лечить!
        "Если я не отдам ее замуж за этого юношу, другие-то ее не возьмут - ведь рогатая жена никому не нужна", - рассудил про себя султан, а вслух воскликнул:
        - О лучшем зяте я и не мечтал! Будьте, дети, счастливы!
        Сын визиря велел девушке съесть столько виноградин, сколько было у нее рогов, а потом обвенчался с ней. И если только не умерли они, то и до сей поры живут в добром согласии.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        СЫНОВЬЯ ТОРГОВЦА
        У одного торговца было четыре сына. Когда они подросли и настало время их женить, торговец отправился искать для них подходящих невест.
        Пришел он в один город и остановился возле пруда. Вскоре к пруду пришли за водой девушки. Одна из них была дочерью известного в том городе богача-торговца. Девушки наполнили водой свои кувшины, поставили их себе на головы и пошли обратно. У всех девушек кувшины были новые, красивые, и только дочь богатого торговца несла на голове кувшин с отбитыми краями.
        - Отец у тебя - первый богач, почему же ты ходишь за водой с разбитым кувшином? - спросили ее подруги.
        - Это верно, отец мой богат,- отвечала девушка,- но кто знает, за кого меня выдадут замуж: за богатого или за бедного? Поэтому я хочу, пока не замужем, привыкнуть и к богатству, и к бедности.
        Девушки ушли. Торговец, слышавший их разговор, очень обрадовался и решил взять эту умную девушку в жены своему сыну.
        Он отправился следом за нею, пришел в ее дом и обратился со своим предложением к ее отцу. А тот как раз искал для дочери достойного жениха. Он согласился отдать ее за сына торговца, и они тут же договорились о свадьбе.
        Торговец вернулся к себе домой и позвал сыновей.
        - Нашел я одну невесту. Не знаю только, кого из вас первого женить? - сказал он.
        - Пусть на ней женится старший брат, а нам она будет родной сестрицей,- сказали в один голос младшие братья.
        И старший брат отпраздновал свадьбу.
        Через некоторое время решил торговец узнать, который из его четырех сыновей самый умный. Дал он каждому из них по сто рупий и сказал, чтобы они купили на эти деньги то, что им захочется.
        Братья взяли деньги и пошли. По дороге им попался пруд. Сели они у пруда отдохнуть, поели и разошлись в разные стороны искать то, что каждому из них придется по душе.
        Старший брат купил себе зеркало. Оно имело одно волшебное свойство: если у его владельца кто-нибудь дома умирал, это сразу же отражалось в зеркале.
        Второй брат купил поднос. Но это был не простой поднос: стоило лишь накрыть его - и на нем появлялись самые вкусные кушанья.
        Третий брат купил себе кусок волшебной кожи: как только на нее садились, она тотчас поднималась в воздух и в один миг переносила хозяина куда бы он ни пожелал.
        А самый младший брат купил волшебную палочку: достаточно было прикоснуться ею к умершему - и человек оживал.
        Братья опять собрались возле того пруда и стали показывать друг другу свои покупки. Накрыли они поднос - и тот сразу же наполнился чудесными яствами. Братья поели досыта, и тут один из них случайно взглянул на зеркало и увидел, что дома умерла жена старшего брата. Они стали было плакать, но третий брат велел всем им сесть на кожу. Они сели и через мгновение были уже дома. Младший брат дотронулся своей волшебной палочкой до умершей, и она сразу ожила и встала.
        Все очень обрадовались, и братья стали показывать родным свои покупки. А торговцу радостно было узнать, что все сыновья его такие умные.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        СЫР И МЫШКА
        Красная головка сыра лежала на полке в просторной светлой комнате. Она была маленькая и круглая, с туго натянутой гладкой восковой кожицей. Её только что принесли откуда-то сверху и положили рядом с похожими на неё шариками.
        Вот полежи здесь, пока и до тебя дойдет очередь! - Ласково произнёс над ней чей-то голос .
        Красная Головка не поняла о какой очереди говорил голос, но решила набраться терпения и подождать. - Наверно её ждут какие-то увлекательные приключения!
        Лежать без движения было скучно и она стала потихоньку осматриваться. Всюду тянулись нескончаемые ряды широких полок. А на них располагались странные на вид предметы. Были здесь огромные золотистые шары. От них исходил тонкий сырной аромат. На других полках теснились приплюснутые широченные диски. Совсем без запаха . А вот длинные бруски - от них так и несло плесенью, да и на вид зелёные. Прогнившие может быть?
        Все они застыли, как на параде, и чинно молчали
        Как скучно! - захотела она зевнуть, но ротик не открывался. Может его и не было? Но не успела наша Красная Головка испугаться, как услышала тоненький голосок:
        Можно к вам?
        На неё смотрели две блестящие чёрные бусинки. Крошечный гость был ещё меньше, чем она сама, а сзади него подрагивала тоненькая верёвочка.
        Входите! - Радушно приветствовала Красная Головка забавное существо. У него тоже была красивая шкурка. Правда, не как у ней красная и блестящая, а серая и ворсистая. Выглядел он дружелюбно и Головка ничуть его не испугалась.
        Серый гость решительно впился маленькими острыми зубками в её круглый бочок. Но Головке не было больно. Ничуть! Может, только щекотно немного. Ну что же, надо потерпеть. Ведь теперь ей есть с кем поговорить! А угощения хватит на долго.
        Позвольте узнать, как Вас зовут? - Вежливо осведомилась она.
        Мышонок Ларри! - на секунду оторвался от вкусной еды серый гость.
        Ему было хорошо и уютно. Еды - вдоволь. А главное, есть что рассказать этой глупенькой, совсем наивной Головке. И откуда только такие берутся? Хотя, вот и хорошо! Можно блеснуть своими знаниями. И так приятно быть в центре внимания! - думал он, не прекращая своего неторопливого продвижения в глубь приветливо распахнувшегося перед ним царственного пиршества.
        Кругом были дырочки, но от этого сыр казался ещё вкуснее.
        Кто-то уже навещал Вас? - полюбопытствовал мышонок. - Здесь уже столько прокусанных дырочек.
        Нет, я такой родилась. - Скромно ответила Красная Головка и покраснела ещё гуще.
        Вы мой первый гость. Кушайте, угощайтесь! И рассказывайте. Вы так интересно рассказываете. У Вас большой жизненный опыт? Вы, наверно, много странствовали?
        Да, немало.- Откликнулся довольный интересом к своей персоне мышонок. - Пришлось побывать в разных обстоятельствах. И много раз моя жизнь висела на волоске. Как сейчас помню....
        Так, в неторопливых беседах протекали дни.
        Красная Головка было ужасно довольна. Ей не было жалко отдать всю себя своему замечательному гостю. Он так развлекал её!
        И она совсем не замечала, как пусто становилось у неё внутри...
        Но вот настал день, когда мышонку надоела однообразная еда. И он поторопился распрощаться с прелестной, но наполовину опустошенной хозяйкой.
        Куда же Вы? Побудьте ещё немного! - повис в воздухе печальный стон.
        Но мышонок уже не слышал.
        Ему не терпелось отведать новое лакомство, тускло мерцающее своим круглым жёлтым боком, на противоположной полке.
        АДА ЦОДИКОВА
        ТАЙНА ОЗЕРА ЛОХ-НЕСС
        Это случилось очень, очень давно...
        Так давно, что даже очень старые люди не помнят эту историю. И только
        само озеро Лох-Несс в далекой холодной Шотландии, да и таинственная Несси,
        живущая в нем, постоянно напоминают людям о каком-то чуде, загадке, которую до сих пор никто не может разгадать.
        Мы расскажем вам эту удивительную историю.
        В прекрасном краю, на берегу голубого горного озера, где вода чиста и
        прозрачна, как слеза, а растения и цветы так удивительно ярки и красивы,
        жили четыре сестры. Фея-Зима, Фея-Весна, Фея-Лето и Фея-Осень. Они были совсем не похожи друг на друга, но все четверо были удивительными красавицами.
        Еще больше не похожи друг на друга были замки, в которых они жили.
        У Феи-Зимы замок был из горного хрусталя, снега и льда, он не таял на самом ярком солнце, и это неудивительно- ведь замок был волшебным.
        У Феи-Весны замок был из чистого розового коралла, его обвивали прекрасные дикие розы, и он так благоухал, что запах разносился на много миль вокруг.
        Во всех залах замка Феи-Весны распускались и цвели цветы.
        Но самым удивительным в этом замке были птицы, сидящие на каждой веточке, такие яркие и с такими волшебными голосами.
        У Феи-Лета замок был изумрудный и весь утопал в яркой зелени. Внутри замка, в каждом зале, были устроены бассейны. Самым необычным из них был бассейн, где жил ученый дельфин, который приносил со дна бассейна разные драгоценности-алмазы, рубины и изумруды...
        У Феи-Осени замок был сделан из чистого янтаря, и когда солнечные лучи попадали на него, он испускал такое золотистое сияние, что без темных очков на него смотреть было невозможно. В замке Феи-Осени все полы были застланы коврами из опавших желтых листьев.
        Вот такие удивительные замки были у четырех сестер!
        Сестры-Феи очень любили друг друга и были не только красивы, но еще очень добры и справедливы.
        Так мирно и счастливо они жили много-много лет, но однажды произошло вот что...
        Прекрасным солнечным днем сестры сидели у озера и рассказывали друг другу разные смешные истории, и вдруг одна из них заметила какой-то предмет, темнеющий вдалеке на воде. Когда этот предмет приблизился, то стало ясно, что это лодка-колыбель, а в
        ней прелестный ребенок-маленькая девочка.
        Феи были очень удивлены и обрадованы, так как они очень давно хотели ребенка.
        Маленькая девочка улыбалась своим новым мамам и радостно стучала ручками и ножками. На нежной шейке малышки висел золотой медальон, на котором было написано: "Девочку зовут Несси. Когда ей исполнится 18 лет- я заберу ее''.
        Сестры узнали почерк и знак злого волшебника Крэка и сильно встревожились.
        Но время шло, девочка росла, и не было прекраснее и добрее ребенка во всей округе.
        Люди из окрестных сел очень ее любили, а их дети не могли и дня прожить без Несси.
        Девочка собирала детей вместе, и они веселой гурьбой бегали из замка в замок добрых Фей.
        В замке Феи-Зимы Несси доставала из-под елок сказочные подарки: говорящих кукол, смешных шоколадных зайцев, мишек из мармелада. Дети ели прекрасное клубничное, малиновое, шоколадное и ореховое мороженое с сюрпризом- в каждой порции мороженого обязательно лежала какая-нибудь интересная игрушка.
        Потом, смеясь и кувыркаясь, дети бежали в замок Феи-Весны.
        Там они плели венки из полевых цветов, составляли букеты и пели веселые песни, вторя птицам.
        Фея-Лето встречала ребятишек с огромным махровым полотенцем, поскольку они собирались купаться в одном из ее бассейнов.
        А Фея-Осень угощала их прекрасными дарами земли- овощами и фруктами, но особенно они любили дыни и арбузы.
        Но сама Несси любила больше всего Озеро.
        Она каждый день прибегала на берег и часами сидела там, обхватив руками колени, слушая шум волн и разговаривала с Озером.
        Несси пела Озеру свои песни, рассказывала о прожитых днях, и ее лицо светилось счастьем.
        Озеро тоже, как могло, отвечало ей любовью.
        Оно ласкало ноги Несси волнами, переливалось, искрилось под солнцем, шептало ей о чем-то своем, дарило подарки- красивые разноцветные камушки, диковинные причудливые водоросли, удивительные ракушки.
        Так пролетели годы...
        Несси превратилась в настоящую красавицу.
        У нее были прекрасные карие глаза, нежный овал лица, роскошные волосы цвета вороново крыла, волшебный нежный голос и очаровательная улыбка.
        Сестры- Феи не могли на нее нарадоваться, а их красавица все чаще и чаще убегала к Озеру, она проводила там иногда даже ночи.
        Несси сидела на берегу, глядя на тихую темную воду, на отражение звезд, слушала музыку, витающую в воздухе.
        Но вот ей исполнилось 18 лет...
        Как всегда, Несси прибежала на берег Озера. Приласкало ее Озеро. Но неожиданно поднялась страшная буря, все вокруг потемнело, появились огромные волны, загремел гром, и из воды, как гора, появился злой волшебник Крэк.
        " Ха, ха, ха ! - проскрежетал он. - Пришел мой час ! Я забираю девчонку, а это противное Озеро и все в округе превращаю в голые холодные скалы ! "
        Несси и ее приемные матери-Феи были ужасно напуганы, они стали умолять Крэка не делать этого, но он не слушал их.
        Тогда Несси сказала : " Я очень люблю своих приемных родителей, людей, живущих вокруг, это Озеро. Не убивай их. Я готова отдать свою жизнь взамен, только не убивай их ! ''
        Крэк задумался, и было видно, что он замышляет что-то очень плохое.
        Наконец он прошипел : '' Ну хорошо, девчонка ! Я согласен. Ты очень любишь свое Озеро ? ! еще бы, ведь оно- твоя настоящая мать ! Я украл тебя у нее, когда ты была совсем малюткой.
        Ты хочешь его спасти ? ! Хорошо. Я не заберу у тебя жизнь, наоборот - ты
        будешь жить очень долго. Ты не расстанешься со своим любимым Озером - оно твое . я превращу тебя в чудовище, и ты будешь жить в Озере вечно, ты будешь прятать ото всех свое уродство и лишь изредка сможешь подниматься из воды ''.
        '' Ха, ха, я думаю, что родная мать не отвернется от тебя, - под конец злобно рассмеялся Крэк. - И твое любимое Озеро примет тебя ! Ты согласна ? ! ''
        Все, кто слышал, что сказал злой Крэк, в ужасе застыли, ожидая, что скажет Несси.
        А девушка тихо ответила : '' Я согласна ''.
        И превратил ее злой волшебник Крэк в чудовище, которое живет в глубине
        Озера Лох - Несс.
        Несси по - прежнему любят сестры - Феи, Озеро - мать стало для нее домом,
        а люди, живущие вокруг, лишь изредка видят ее печальный силуэт на фоне заходящего солнца. И никто уже не помнит, что жизнью они обязаны этому чуду природы.
        Добрые Феи смогут помочь Несси и снова превратить ее в красивую девушку, если все мы хоть один раз в жизни сможем сделать для тех, кого мы любим, что -то хорошее, при этом ничего не требуя для себя взамен.
        ЧЕРНОВА ЕВГЕНИЯ
        ТАК И НЕ СПЕЛИСЬ
        Встретились раз Койот с Барсуком и решили вместе поохотиться. Отправились на плоскогорье. А там нет снега. Какая же охота без снега? Даже кроличьих следов не видно.
        Койот говорит Барсуку:
        - Давай споем песню. Сначала я, потом ты.
        - Пой, - пробурчал Барсук.
        Койот начал:
        - “Снег, снег, выпади вышиной с высокую траву. Тогда все кролики наши”. Ну, теперь пой ты.
        Барсук начал.
        - “Снег, снег, не падай с высокую Траву, ты только припороши землю, потому что у Койота ноги длинные, а у меня, Барсука, короткие. Мне по глубокому снегу трудно бегать”.
        Так Койот с Барсуком и не спелись.
        СКАЗКА ИНДЕЙЦЕВ НАВАХО
        ТАЮТКИНО ЗЕРКАЛЬЦЕ
        Был еще на руднике такой случай.
        В одном забое пошла руда со шлифом. Отобьют кусок, а у него, глядишь, какой-нибудь уголышек гладехонек. Как зеркало блестит, глядись в него - кому любо.
        Ну, рудобоям не до забавы. Всяк от стариков слыхал, что это примета вовсе худая.
        - Пойдет такое - берегись! Это Хозяйка горы зеркало расколотила. Сердится. Без обвалу дело не пойдет.
        Люди, понятно, и сторожатся, кто как может, а начальство в перву голову. Рудничный смотритель как услышал про эту штуку, сразу в ту сторону и ходить перестал, а своему подручному надзирателю наказывает:
        - Распорядись подпереть проход двойным перекладом из лежаков да вели очистить до надежного потолка забой. Тогда сам погляжу.
        Надзирателем на ту пору пришелся Ераско Поспешай. Егозливый такой старичонко. На глазах у начальства всегда рысью бегал. Чуть ему скажут, со всех ног кинется и без толку народ полошит, как на пожар.
        - Поспешай, ребятушки, поспешай! Руднично дело тихого ходу не любит. Одна нога здесь, другая нога там.
        За суматошливость-то его Поспешаем и прозвали. Только в этом деле и у Поспешая ноги заболели.
        В глазах свету не стало, норовит чужими поглядеть. Подзывает бергала-плотника (бергал от немецкого "бергауэр" - горный рабочий, здесь в смысле "старший рабочий". - Ред.) да и говорит:
        - Сбегай-ко, Иван, огляди хорошенько да смекни, сколько бревен подтаскивать, и начинайте благословясь. Руднично дело, сам знаешь, мешкоты не любит, а у меня, как на грех, в боку колотье поднялось и поясница отнялась. Еле живой стою. К погоде, видно. Так вы уж без меня постарайтесь! Чтоб завтра к вечеру готово было!
        Бергалу податься некуда - пошел, а тоже не торопится. Сколь ведь в руднике ни тошно, а в могилу до своего часу все же никому неохота. Ераско даже пригрозил:
        - Поспешай, братец, поспешай! Не оглядывайся! Ленивых-то, сам знаешь, у нас хорошо на пожарной бодрят. Видал, поди?
        Он - этот Ераско Поспешай - лисьей повадки человечишко. Говорил сладенько, а на деле самый зловредный был. Никто больше его народу под плети не подводил. Боялись его.
        На другой день к вечеру поставили переклады. Крепь надежная, что говорить, только ведь гора! Бревном не удержишь, коли она осадку дает. Жамкнет, так стояки-бревна, как лучинки, хрустнут, и лежакам не вытерпеть: в блин их сдавит. Бывалое дело.
        Ераско Поспешай все же осмелел маленько. Хоть пристанывает и на колотье в боку жалуется, а у перекладов ходит и забой оглядел. Видит - дело тут прямо смертное, плетями в тот забой не всякого загонишь. Вот Ераско и перебирает про себя, кого бы на это дело нарядить.
        Под рукой у Ераско много народу ходило, только смирнее Гани Зари не было. На диво безответный мужик выдался. То ли его смолоду заколотили, то ли такой уродился, - никогда поперек слова не молвит. А как у него семейная беда приключилась, он и вовсе слова потерял. У Гани, видишь, жена зимним делом на пруду рубахи полоскала да и соскользнула под лед. Вытащить ее вытащили и отводилась, да, видно, застудилась и к весне свечкой стаяла. Оставила Гане сына да дочку. Как говорится, красных деток на черное житье.
        Сынишко не зажился на свете, вскорости за матерью в землю ушел, а девчоночка ничего, - востроглазенькая да здоровенькая, Таюткой звали. Годов четырех она от матери осталась, а в своей ровне уже на примете была, - на всякие игры первая выдумщица. Не раз и доставалось ей за это.
        Поссорятся девчонки на игре, разревутся да и бегут к матерям жаловаться:
        - Это все Тайка Заря придумала! Матери, известно, своих всегда пожалеют да приголубят, а Таютке грозят:
        - Ах, она, вострошарая (востроглазая. - Ред.)! Поймаем вот ее, да вицей (хворостиной. - Ред.)! Еще отцу скажем! Узнает тогда, в котором месте заря с зарей сходится. Узнает!
        Таютка, понятно, отца не боялась. Чуяла, поди-ко, что она ему, как порошинка в глазу, - только об ней и думал. Придет с рудника домой, одна ему услада - на забавницу свою полюбоваться да послушать, как она лепечет о том, о другом. А у Таютки повадки не было, чтобы на обиды свои жаловаться, о веселом больше помнила.
        Ганя с покойной женой дружно жил, жениться второй раз ему неохота, а надо. Без женщины в доме с малым ребенком, конечно, трудно. Иной раз Ганя и надумает - беспременно женюсь, а как послушает Таютку, так и мысли врозь.
        - Вот она у меня какая забавуха растет, а мачеха придет - все веселье погасит.
        Так без жены и маялся. Хлеб стряпать соседям отдавал, и варево, какое случалось, в тех же печах ставили. Пойдет на работу, непременно соседским старухам накажет:
        - Доглядите вы, сделайте милость, за моей-то. Те, понятно:
        - Ладно, ладно. Не беспокойся!
        Уйдет на рудник, а они и не подумают. У всякой ведь дела хоть отбавляй. За своими внучатами доглядеть не успевают, про чужую и подавно не вспомнят.
        Хуже всего зимой приходилось. Избушка, видишь, худенькая, теплуху (печурку. - Ред.) подтапливать надо. Не малой же девчонке это дело доверить. Старухи вовремя не заглянут. Таютка и мерзнет до вечера, пока отец с рудника не придет да печь не натопит. Вот Ганя и придумал:
        - Стану брать Таютку с собой. В шахте у нас тепло. И на глазах будет. Хоть сухой кусок, да вовремя съест.
        Так и стал делать. А чтобы от начальства привязки не было, что, дескать, женскому полу в шахту спускаться нельзя, он стал обряжать Таютку парнишком. Наденет на нее братнюю одежонку да и ведет с собой. Рудобои, которые по суседству жили, знали, понятно, что у Гани не парнишко, а девчонка, да им-то что. Видят - по горькой нужде мужик с собой ребенка в рудник таскает, жалеют его и Таютку позабавить стараются. Известно, ребенок! Всякому охота, чтоб ему повеселее было. Берегут ее в шахте, потешают, кто как умеет. То на порожней тачке подвезут, то камешков узорчатых подкинут. Кто опять ухватит на руки, подымет выше головы да и наговаривает:
        - Ну-ко, снизу погляжу, сколь Натал Гаврилыч руды себе в нос набил. Не пора ли каелкой выворачивать?
        Подшучивали, значит. И прозвище ей дали - Натал Гаврилыч.
        Как увидят, сейчас разговор:
        - А, Натал Гаврилыч!
        - Как житьишком, Натал Гаврилыч?
        - Отцу пособлять пришел, Натал Гаврилыч? Дело, друг, дело. Давно пора, и то где же ему одному управиться.
        Не каждый, конечно, раз таскал Ганя Таютку с собой, а все-таки частенько. Она и сама к тому привыкла, чуть не всех рудобоев, с которыми отцу приходилось близко стоять, знала.
        Вот на этого-то Ганю Ераско и нацелился. С вечера говорит ему ласковенько:
        - Ты, Ганя, утре ступай-ко к новым перекладам. Очисти там забой до надежного потолка!
        Ганя и тут отговариваться не стал, а как пошел домой, заподумывал, что с Таюткой будет, коли гора его не пощадит.
        Пришел домой, - у Таютки нос от реву припух, ручонки расцарапаны, под глазом синяк и платьишко все порвано. Кто-то, видно, пообидел. Про обиду свою Таютка все-таки сказывать не стала, а только сразу запросилась:
        - Возьми меня, тятя, завтра на рудник с собой.
        У Гани руки задрожали, а сам подумал:
        "Верно, не лучше ли ее с собой взять. Какое ее житье, коли живым не выйду!"
        Прибрал он свою девчушку, сходил к соседям за похлебкой, поужинали, и Таютка сейчас же свернулась на скамеечке, а сама наказывает:
        - Тятя, смотри не забудь меня разбудить! С тобой пойду!
        Уснула Таютка, а отцу, конечно, не до этого. До свету просидел, всю свою жизнь в голове перевел, в конце концов решил:
        - Возьму! Коли погибнуть доведется, так вместе. Утром разбудил Таютку, обрядил ее по обычаю парнишком, поели маленько и пошли на рудник.
        Только видит Таютка, что-то не так: знакомые дяденьки как незнакомые стали. На кого она поглядит, тот и глаза отведет, будто не видит. И Натал Гаврилычем никто ее не зовет. Как осердились все. Один рудобой заворчал на Ганю:
        - Ты бы, Гаврило, этого не выдумывал - ребенка с собой таскать. Не ровен час - какой случай выйдет.
        Потом парень-одиночка подошел. Сам сбычился, в землю глядит и говорит тихонько:
        - Давай, дядя Гаврило, поменяемся. Ты с Таюткой на мое место ступай, а я на твое.
        Тут другие зашумели:
        - Чего там! По жеребьевке надо! Давай Поспешая! Пущай жеребьевку делает, коли такое дело!
        Только Поспешая нет и нет. Рассылка от него прибежал: велел, дескать, спускаться, его не дожидаючись. Хворь приключилась, с постели подняться не может.
        Хотели без Поспешая жеребьевку провести, да один старичок ввязался. Он - этот старичонко - на доброй славе ходил. Бывальцем считали и всегда по отчеству звали, только как он низенького росту был, так маленько с шуткой - Полукарпыч. Этот Полукарпыч мысли и повернул.
        - Постойте-ко, - говорит, - постойте! Что зря горячиться! Может, Ганя умнее нашего придумал. Хозяйка горы наверняка его с дитей-то помилует. Податная на это, - будьте покойны! Гляди, еще девчонку к себе в гости сводит. Помяните мое слово.
        Этим разговором Полукарпыч и погасил у людей стыд. Всяк подумал: "На что лучше, коли без меня обойдется", и стали поскорее расходиться по своим местам.
        Таютка не поняла, конечно, о чем спор был, а про Хозяйку приметила. И то ей диво, что в шахте все по-другому стало. Раньше, случалось, всегда на людях была, кругом огоньки мелькали, и людей видно. Кто руду бьет, кто нагребает, кто на тачках возит. А на этот раз все куда-то разошлись, а они с отцом по пустому месту вдвоем шагают, да еще Полукарпыч увязался за ними же.
        - Мне, - говорит, - в той же стороне работа, провожу до места.
        Шли-шли. Таютке тоскливо стало, она и давай спрашивать отца:
        - Тятя, мы куда пошли? К Хозяйке в гости?
        Гаврило вздохнул и говорит:
        - Как придется. Может, и попадем.
        Таютка опять:
        - Она далеко живет?
        Гаврило, конечно, молчит, не знает, что сказать, а Полукарпыч и говорит:
        - В горе-то у ней во всяком месте дверки есть, да только нам не видно.
        - А она сердитая? - спрашивает опять Таютка, а Полукарпыч и давай тут насказывать про Хозяйку, ровно он ей родня либо свойственник. И такая, и сякая, немазаная-сухая. Платье зеленое, коса черная, в одной руке каелка махонькая, в другой цветок. И горит этот цветок, как хорошая охапка смолья, а дыму нет. Кто Хозяйке поглянется, тому она этот цветок и отдаст, а у самой сейчас же в руке другой появится.
        Таютке это любопытно. Она и говорит:
        - Вот бы мне такой цветочек!
        Старичонко и на это согласен:
        - А что ты думаешь? Может, и отдаст, коли пугаться да реветь не будешь. Очень даже просто.
        Так и заговорил ребенка. Таютка только о том и думает, как бы поскорее Хозяйку поглядеть да цветочек получить. Говорит старику-то:
        - Дедо, я ни за что, ну вот ни за что не испугаюсь и реветь не буду.
        Вот пришли к новым перекладам. Верно, крепь надежная поставлена, и смолье тут наготовлено. Ганя со стариком занялись смолье разжигать. Дело, видишь, такое - осветиться хорошенько надо, одних блендочек мало, а огонь развести в таком месте тоже без оглядки нельзя.
        Пока они тут место подходящее для огнища устроили да с разжогом возились, Таютка стоит да оглядывает кругом, нет ли тут дверки, чтоб к Хозяйке горы в гости пойти.
        Глазенки, известно, молодые, вострые. Таютка и углядела ими - в одном месте, невысоко от земли, вроде ямки кругленькой, а в ямке что-то блестит. Таютка, не того слова, подобралась к тому месту да и поглядела в ямку, а ничего нет. Тогда она давай пальчишком щупать. Чует - гладко, а края отстают, как старая замазка. Таютка и давай то место расколупывать, дескать, пошире ямку сделаю. Живо отчистила место с банное окошечко да тут и заревела во всю голову:
        - Тятя, дедо! Большой парень из горы царапается!
        Гаврило со стариком подбежали, видят - как зеркало в породу вдавлено, шатром глядит и до того человека большим кажет, что и признать нельзя. Сперва-то они и сами испугались, потом поняли, и старик стал над Таюткой подсмеиваться:
        - Наш Натал Гаврилыч себя не признал! Гляди-ко, - я нисколь не боюсь того вон старика, даром что он такой большой. Что хочешь заставлю его сделать. Потяну за нос - он себя потянет, дерну за бороду - он тоже. Гляди: я высунул язык, и он свой ротище раззявил и язык выкатил! Как бревно!
        Таютка поглядела из-за дедушкина плеча. Точно - это он и есть, только сильно большой. Забавно ей показалось, как дедушка дразнится. Сама вперед высунулась и тоже давай всяки штуки строить.
        Скоро ей охота стала на свои ноги посмотреть, пониже, значит, зеркало спустить. Она и начала с нижнего конца руду отколупывать. Отец с Полукарпычем глядят - руда под Таюткиными ручонками так книзу и поползла, мелкими камешками под ноги сыплется. Испугались: думали - обвал. Ганя подхватил Таютку на руки, отбежал подальше да и говорит:
        - Посиди тут. Мы с дедушкой место очистим. Тогда тебя позовем. Без зову смотри не ходи - осержусь!
        Таютке горько показалось, что не дали перед зеркалом позабавиться. Накуксилась маленько, губенки надула, а не заревела. Знала, поди-ко, что большим на работе мешать нельзя. Сидит, нахохлилась да от скуки перебирает камешки, какие под руку пришлись. Тут и попался ей один занятный. Величиной с ладошку. Исподка у него руда рудой, а повернешь - там вроде маленькой чашечки либо блюдца. Гладко-гладко выкатано и блестит, а на закрайках как листочки прилипли. А пуще того занятно, что из этой чашечки на Таютку тот же большой парень глядит. Таютка и занялась этой игрушкой.
        А тем временем отец со стариком в забое старались. Сперва-то сторожились, а потом на-машок у них работа пошла. Подведут каелки от гладкого места, да и отворачивают породу, а она сыплется мелким куском. Верхушка только потруднее пришлась... Высоко, да боязно, как бы порода большими кусками не посыпалась. Старик велел Гане у забоя стоять, чтоб Таютка на ту пору не подошла, а сам взмостился на чурбаках и живой рукой верх очистил. И вышло у них в забое, как большая чаша внаклон поставлена, а кругом порода узором легла и до того крепкая, что каелка ее не берет.
        Старик, для верности, и по самой чаше не раз каелкой стукал. Сперва по низу да с оглядкой, а потом начал базгать со всего плеча да еще приговаривает:
        - Дай-ко хвачу по носу старика - пусть на меня не замахивается!
        Хлестал-хлестал, чаша гудит, как литая медь, а от каелки даже малой чатинки (царапинки. - Ред.) не остается. Тут оба уверились - крепко. Побежал отец за Таюткой. Она пришла, поглядела и говорит:
        - У меня такое есть! - и показывает свой камешок. Большие видят, - верно, на камешке чаша и весь ободок из точки в точку. Ну, все как есть - только маленькое. Старик тут и говорит:
        -Это, Таютка, тебе Хозяйка горы, может, на забаву, а может, и на счастье дала.
        - Нет, дедо, я сама нашла.
        Гаврило тоже посомневался:
        - Мало ли какой случай бывает.
        На спор у них дело пошло. Стали в том месте, где Таютка сидела, все камешки перебирать. Даже сходства не обозначилось. Тогда старик и говорит:
        - Вот видите, какой камешок! Другого такого в жизнь не найти! Береги его, Таютка, и никому не показывай, а то узнает начальство - отберут.
        Таютка от таких слов голосом закричала:
        - Не отдам! Никому не отдам! А сама поскорее камешок за пазуху и ручонкой прижала, - дескать, так-то надежнее.
        К вечеру по руднику слух прошел:
        - Обошлось у Гани по-хорошему. Вдвоем с Полукарпычем они гору руды набили да еще зеркало вырыли. Цельное, без единой чатинки, и ободок узорчатый.
        Всякому, конечно, любопытно. Как к подъему объявили, народ и кинулся сперва поглядеть. Прибежали, видят - верно, над забоем зеркало наклонилось, и кругом из породы явственно рама обозначилась, как руками высечена. Зеркало не доской, а чашей: в середине поглубже, а по краям на нет сошло. Кто поближе подойдет, тот и шарахнется сперва, а потом засмеется. Зеркало-то, видишь, человека вовсе несообразно кажет. Нос с большой угор, волос на усах, как дрова разбросали. Даже глядеть страшно, и смешно тоже. Народу тут и набилось густо. Старики, понятно, оговаривают: не до смеху, дескать, тут дело вовсе сурьезное. А молодых разве угомонишь, коли на них смех напал. Шум подняли, друг над дружкой подшучивают. Таютку кто-то подтащил к самому зеркалу да и кричит:
        - Это вот тот большой парень зеркало открыл! Другие отзываются:
        - И впрямь так! Не будь Таютки, не смеяться бы тут. Таюткино зеркало и есть!
        А Таютка помалкивает да ручонкой крепче свое маленькое зеркальце прижимает.
        Ераско Поспешай, конечно, тоже услышал про этот случай - сразу выздоровел, спустился в шахту и пошел к Ганиному забою. Вперед шел, так еще про хворь помнил, а как оглядел место да увидел, что народ не боится, сразу рысью забегал и закричал своим обычаем:
        - Поспешай, ребятушки, к подъему! Не до ночи вас ждать! Рудничное дело мешкоты не любит. Эка невидаль - гладкое место в забое пришлось!
        А сам, по собачьему положению, другое смекает:
        "Рудничному смотрителю не скажу, а побегу к приказчику. Обскажу ему, как моим распорядком в забое такую диковину открыли. Тогда мне, а не смотрителю награда будет".
        Прибежал к приказчику, а смотритель уж там сидит да еще над Ераском насмехается:
        - Вот что! Выздоровел, Ерастушко! А я думал, тебе и не поглядеть, какую штуку без тебя на руднике откопали.
        Ераско завертелся: дескать, за этим и бежал, чтоб тебе сказать.
        А смотритель, знай, подзуживает:
        - Худые, гляжу, у тебя ноги стали. За всяким делом самому глядеть доводится.
        Ераску с горя не лук же тереть. Он думал-думал и придумал:
        "Напишу-ко я грамоту заграничной барыне. Тогда еще поглядим, куда дело повернется".
        Ну, и написал. Так, мол, и так, стараньем надзирателя такого-то открыли в руднике диковинное зеркало. Не иначе самой Хозяйки горы. Не желаете ли поглядеть?
        Ераско это с хитростью подвел. Он так понял. Приказчик непременно барину о таком случае доведет, только это ни к чему будет. Барин на ту пору из таких случился, что ни до чего ему дела не было, одно требовал - давай денег больше! А жена у этого барина из заграничных земель была.
        У бар, известно, заведено было по всяким заграницам таскаться. Сысертский барин это же придумал:
        "Чем, дескать, я хуже других заводчиков. Поеду - людей посмотрю, себя покажу".
        Ну, поездил у теплых морей, поразбросал рублей, и домой его потянуло.
        Только дорога-то шла через немецки земли, а там, видишь, на это дело, чтоб к чужим деньгам подобраться, нашлись больно смекалистые.
        Видят - барин ума малого, а деньгами ворочает большими, они и давай его обхаживать. Вызнали, что он холостой, и пристроились на живца ловить. Подставили, значит, ему немку посытее да повиднее, - из таких все ж таки, коих свои немецкие женихи браковали, и вперебой стали ту немку нахваливать:
        - Вот невеста так невеста! По всем землям объезди, такой не сыщешь. Домой привезешь, у соседей в глазах зарябит.
        Барин всю эту подлость за правду принял, взял да и женился на той немке. И то ему лестно показалось, что невеста перед свадьбой только о том и говорила, как будет ей хорошо на новом месте жить. Ну, а как обзаконились да подписал барин бумажки, какие ему подсунули, так и поворот этому разговору. Молодая жена сразу объявила:
        - Неохота мне что-то, мил любезный друг, на край света забираться. Тут привычнее, да и тебе для здоровья полезно.
        Барин, понятно, закипятился:
        - Как так? Почему до свадьбы другое говорила? Где твоя совесть?
        А немка, знай, посмеивается.
        - По нашим, - говорит, обычаям невесте совести не полагается. С совестью-то век в девках просидишь, а это невесело.
        Барин горячится, корит жену всякими словами, а ей хоть бы что. Свое твердит:
        - Надо было перед свадьбой уговор подписать, а теперь и разговаривать не к чему. Коли тебе надобно, поезжай в свои места один. Сколь хочешь там живи, хоть и вовсе сюда не ворочайся, скучать не стану. Мне бы только деньги посылал вовремя. А не будешь посылать - судом взыщу, потому - законом обязан ты жену содержать, да и подпись твоя на это у меня имеется.
        Что делать? Одному домой ехать барин поопасался: на смех, дескать, поднимут, - он и остался в немецкой земле. Долгонько там жил, всю заводскую выручку немцам просаживал. Потом, видно, начетисто показалось али другая какая причина вышла, привез-таки свою жену в Сысерть и говорит:
        - Сиди тут.
        Ну, ей тоскливо, она и вытворяла, что только удумает. На Азов-горе вон теперь дом с вышкой стоит, а до него там, сказывают, и не разберешь, что было нагорожено: не то монастырь, не то мельница. И называлась эта строянка Раззор. Этот Раззор при той заграничной барыне и поставлен был. Приедут будто туда с целой оравой да и гарцуют недели две. Народу от этой барской гулянки не сладко приходилось. То овечек да телят затравят, то кострами палы по лесу пустят. Им забава, а народу маета. За счастье считали, коли в какое лето барыня в наши края не приедет.
        Ераску, понятно, до этого дела нет, ему бы свою выгоду не упустить, он и послал грамотку с нарочным. И не ошибся, подлая душа. На другой же день на семи ли, восьми тройках приехала барыня со своей оравой и первым делом потребовала к себе Ераска.
        - Показывай, какое зеркало нашел!
        Приказчик, смотритель и другое начальство прибежали. Узнали дело, отговаривают: никак невозможно женщине в шахту. Только сговорить не могут. Заладила свое:
        - Пойду и пойду.
        Тут еще баринок из заграничных бодрится. При ней был. За брата или там за какую родню выдавала и завсегда с собой возила. Этот с грехом пополам балакает:
        - Мы, дескать, с ней в заграничной шахте бывали, а это что!
        Делать нечего, стали их спускать. Начальство все в беспокойстве, один Ераско радуется, рысит перед барыней, в две блёндочки ей светит. Довел-таки до места. Оглядела барыня зеркало. Тоже посмеялась с заграничным баринком, какими оно людей показывает, потом барыня и говорит Ераску:
        - Ты мне это зеркало целиком вырежь да в Раззор доставь!
        Ераско давай ей втолковывать, что сделать это никак нельзя, а барыня свое:
        - Хочу, чтоб это зеркало у меня стояло, потому как я хозяйка этой горы!
        Только проговорила, вдруг из зеркала рудой плюнуло. Барыня завизжала и без памяти повалилась.
        Суматоха поднялась. Начальство подхватило барыню да поскорее к выходу. Один Ераско в забое остался. Его, видишь, тем плевком с ног сбило и до половины мелкой рудой засыпало. Вытащить его вытащили, да только ноги ему по-настоящему отшибло, больше не поспешал и народ зря не полошил.
        Заграничная барыня жива осталась, только с той поры все дураков рожала. И не то что недоумков каких, а полных дураков, кои ложку в ухо несут, и никак их ничему не научишь.
        Заграничному баринку, который хвалился: мы да мы, самый наконешничок носу сшибло. Как ножом срезало, ноздри на волю глядеть стали - не задавайся, не мыкай до времени!
        А зеркала в горе не стало: все осыпалось. Зато у Таютки зеркальце сохранилось. Большого счастья оно не принесло, а все-таки свою жизнь она не хуже других прожила. Зеркальце-то, сказывают, своей внучке передала. И сейчас будто оно хранится, только неизвестно - у кого.
        ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ БАЖОВ
        ТЕЛЕСИК
        Жили себе дед да баба, детей у них не было. Горюет дед, горюет баба:
        - Кто же за нами на старости лет присмотрит, коль детей у нас нету?Вот баба и просит деда:
        - Поезжай да поезжай, дед, в лес, сруби мне деревцо, сделаем колыбельку, положу я чурочку в колыбельку и буду ее колыхать, будет мне хоть забавушка!
        Дед и поехал, срубил деревцо, сделал колыбельку. положила баба, чурочку в колыбельку, качает и песню поет:
        Люли-люли, мой Телесику,
        Наварила я кулешику
        И с ножками и ручками,
        Хватит тебя накормить!
        Колышет да поет, колышет и поет. Вечером спать улеглись. Утром встают, глядь-а из той чурочки сделался сыночек. Они так обрадовались, что боже ты мой! И назвали того сыночка Телесиком.
        Растет сынок, подрастает и такой стал красивый, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке рассказать.
        Вот подрос он и говорит:
        - Сделай мне, тату, золотой челнок, а веслышко серебряное, буду я рыбку ловить да вас кормить!
        Вот и сделай дед золотой челночек и серебряное веслышко, спустили на речку, он и поплыл. Вот плавает он по речке, рыбку ловит, деда, бабу кормит; что наловит-отдаст и опять поплывет. Так и живет на реке. А мать ему есть приносит. Вот она раз и говорит:
        - Гляди, сынок, не ошибись, как стану я тебя кликать, плыви к бережку, а если кто чужой, то плыви дальше!
        Вот мать сварила ему завтрак, принесла на берег и кличет:
        Телесик мой, Телесику!
        Наварила я кулешику,
        И с ручками и ножками,
        Хватит тебя накормить.
        Услыхал Телесик.
        - Это моя матушка мне завтрак принесла!
        Плывет. Пристал к бережку, наелся, напился, оттолкнул золотой челнок серебряным веслышком и поплыл дальше рыбку ловить.
        А ведьма и подслушала, как мать Телесика кликала, подошла к берегу и давай кричать толстым голосом:
        Телесик мой, Телесику!
        Наварила я кулешику,
        И с ручками и ножками,
        Хватит тебя накормить.
        А он слышит.
        - Нет, это не моей матушки голос. Плыви, плыви, челнок, дальше, дальше! Плыви, плыви, челнок, дальше!
        Челнок и поплыл. А ведьма стояла-стояла и пошла от берега прочь.
        Вот и мать Телесика наварила ему обед, принесла к бережку и кличет:
        Телесик мой, Телеснку!
        Наварила я кулешику,
        И с ручками и ножками,
        Хватит тебя накормить.
        Он услыхал.
        - Это моя матушка мне обед принесла!
        Приплыл он к бережку, наелся, напился, отдал матери рыбку, которую наловил, оттолкнул челнок и опять поплыл.
        Приходит ведьма к берегу и опять толстым голосом:
        Телесик мой, Телесику!
        Наварила я кулешику,
        И с ручками и ножками,
        Хватит тебя накормить.
        Услыхал он, что это не материн голос, и махнул веслышком:
        -Плыви, плыви, челночек, дальше! Плыви, плыви, челночек, дальше!
        И поплыл челночек вперед.
        И вот так который раз: как мать принесет и позовет, он и пристанет к берегу, а как ведьма зовет-он махнет веслышком, челнок и поплывет дальше.
        Видит ведьма, что ничего не поделает, и пошла к кузнецу:
        - Кузнец, кузнец! Скуй мне такой тоненький голосок, как у матери Телесика!
        Кузнец и сковал. Подошла она к бережку и начала кликать:
        Телесик мой, Телесику!
        Наварила я кулешику,
        И с ручками и ножками,
        Хватит тебя накормить.
        Он и подумал, что это мать:
        - Это моя матушка мне есть принесла!
        Да и подплыл к бережку. А ведьма выхватила его из челна и понесла к себе домой.
        - Оленка, Оленка, отопри!
        Оленка открыла, вошла она в хату.
        - Оленка, Оленка, истопи-ка печь, да так, чтобы камни разваливались.
        Натопила Оленка так, что камни разваливаются.
        - Оленка, Оленка, испеки мне Телесика, пока я в гости схожу.
        Оленка и говорит:
        - Садись, Телесик, на лопату! Я попробую, ты тяжелый или нет.
        А он говорит:
        - А я не знаю, как садиться.
        - Да садись! - говорит Оленка.
        Он и положил на лопату голову.
        - Да нет же, садись совсем!
        Он положил одну руку.
        - Вот так? - спрашивает.
        - Нет, не так!
        Он положил другую руку.
        - Так, что ли?
        - Да нет же, нет! Садись весь!
        - А как же? Так, может? - Да и положил ногу.
        - Да нет же,-говорит Оленка.-Не так!
        - Ну так сама покажи,- говорит Телесик,- а то я не знаю, как.
        Она только села, а он - за лопату, бросил Оленку в печь и заслонкой прикрыл, а сам запер хату, взобрался на явор, да и сидит.
        Вот прилетает ведьма.
        - Оленка, Оленка, отвори! Молчит Оленка.
        - Оленка, Оленка, отвори! Не слышно Оленки.
        - Вот чертова Оленка, уже убежала с хлопцами играть.
        Ведьма сама открыла хату, открыла заслонку, вынула из печи и ест-думает, что это Телесик. Наелась досыта, вышла на двор и катается по траве.
        - Покатаюсь, поваляюсь, Телесикова мясца наевшись!
        А Телесик с явора:
        - Покатайся, поваляйся, Оленкиного мясца наевшись!
        Она слушает. И опять:
        - Покатаюсь, поваляюсь, Телесикова мясца наевшись!
        А он снова:
        - Покатайся, поваляйся, Оленкиного мясца наевшись!
        Она глянула наверх и увидела Телесика. Кинулась к явору, начала его грызть. Грызла, грызла, все зубы поломала, а перегрызть никак не может. Кинулась к кузнецу:
        - Кузнец, кузнец, скуй мне такие зубы, чтобы явор перегрызть и Телесика съесть!
        Кузнец и сковал. Как начала она опять. Вот-вот уже перегрызет. И вдруг летит стадо гусей. Телесик их и просит:
        Гуси-гуси, гусенята! Возьмите меня на крылята, Понесите меня к батюшке, А у батюшки и поесть, и попить, И хорошо походить!
        А гуси в ответ:
        - Пускай тебя средние возьмут!
        А ведьма грызет-грызет. Телесик сидит да плачет. Вдруг опять летит стадо гусей. Телесик и просит:
        Гуси-гуси, гусенята! Возьмите меня на крылята, Понесите меня к батюшке, А у батюшки и поесть, и попить, И хорошо походить!
        А те ему говорят:
        - Пускай тебя задние возьмут!
        Телесик опять плачет. А явор так и трещит. Ведьма уже устала, пошла напилась воды и опять грызет. Вдруг летит еще стадо гусей. А .Телесик обрадовался и просит:
        Гуси-гуси, гусенята! Возьмите меня на крылята, Понесите меня к батюшке, А у батюшки и поесть, и попить, И хорошо походить!
        - Пускай тебя последний возьмет!- Да и полетели.
        Телесик думает: "Пропал я теперь навек",-да так горько плачет, весь слезами обливается, а ведьма вот-вот явор повалит. Вдруг летит себе один-одинешенек гусенок, отстал, еле летит. Телесик к нему:
        Гусeк, гусeк, гусенятко! Возьми меня на крылятко, Понеси ты к батюшке, А у батюшки и поесть, и попить, И хорошо походить!
        Он и говорит:
        - Садись.
        Телесик сел. Вот принес гусенок Телесика к батюшке и посадил его на завалинке, а сам полетел.
        Вот сидит Телесик на завалинке. А баба напекла пирожков, вынимает из печки и говорит:
        - Этот пирожок тебе, дед, а этот пирожок мне! А Телесик со двора:
        - А мне?
        Вынимает она опять пирожки:
        - Это тебе пирожок, дедуся, а это мне! А Телесик опять:
        - А мне?
        Они удивляются.
        - Ты не знаешь, дед, кто это будто кричит: "А мне?"
        - Нет,- говорит,- не знаю.
        - Да, наверное, дед, мне послышалось.- И опять пирожки из печи вынимает:
        - Это вот тебе пирожок, дедуся, а это мне! А Телесик сидит на завалинке.
        - А мне?-спрашивает.
        Выглянул дед в окошко-а это Телесик! Выбежали они, схватили его, внесли в хату да так радуются. Накормила его мать, напоила, голову ему помыла и чистую рубашечку дала.
        Вот и живут, хлеб жуют, постолом добро носят, коромыслом воду возят, и я там был, мед пил, по бороде текло, а в рот не попало.
        УКРАИНСКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ТЕМНАЯ ИСТОРИЯ
        Знаешь, почему люди ночью спят? Потому что темноты боятся. Даже самые смелые. А совсем уж бесстрашные спят просто за компанию. Сам посуди: куда им податься? С кем поиграть, поговорить с кем ночью-то?
        Тут на прошлой неделе в хозяйственный магазинчик фонари волшебные завезли. В тот, что за углом. Правда-правда. Сам сможешь убедиться, если поторопишься.
        Так, с виду самые что ни на есть обычные фонари. А стоит включить - и всё кругом меняется. Он тебе в темноте и дорогу сыщет, и корягу углядит, чтобы ты не ушибся. А предметы из чёрных и неприглядных в разноцветные и симпатичные обращаются. И потом, вдвоём идти уже ни капельки не страшно. Хотя поговорить с фонариком много не удастся.
        Мне про всё это знакомый продавец рассказывал. Из того самого магазинчика. Правда, сейчас он уже там не работает. Набрал он побольше фонарей всяких размеров и клад теперь ищет. Причём ходит он с ними днём. Включит все разом и в землю вглядывается. А потом копать начинает. Весь задний двор у себя перерыл.
        Только забыл он, что все чудеса мы сами творим. Но к этому всё равно свой труд приложить надо. А просто так и не бывает ничего. Так я ему и сказал.
        Ну вот и всё.
        Да, вот ещё что. Даже если ты совсем не боишься темноты, лучше всё же засыпай. А то мама расстроится.
        АНТОН ПОПОВ
        ТЕНЬ
        Вот уж где печет солнце - так это в жарких странах! Люди загорают там до того, что кожа их становится цвета красного дерева, а в самых жарких - черная, как у негров.
        Но пока речь пойдет только о жарких странах: сюда приехал из холодных один ученый. Он было думал и тут бегать по городу, как у себя дома, да скоро отвык и, как все благоразумные люди, стал сидеть весь день дома с закрытыми ставнями и дверьми. Можно было подумать, что весь дом спит или никого нет дома. Узкая улица, застроенная высокими домами, располагалась так, что жарилась на солнце с утра до вечера, и просто сил не было выносить эту жару! Ученому, приехавшему из холодных стран, - он был человек умный и молодой еще, - казалось, будто он сидит в раскаленной печи. Жара сильно сказывалась на его здоровье. Он исхудал, и даже тень его как-то вся съежилась и стала куда меньше, чем была на родине: жара сказывалась и на ней. Оба они - и ученый и тень - оживали только с наступлением вечера.
        И право, любо было посмотреть на них! Как только в комнату вносили свечу, тень растягивалась во всю стену, захватывала даже часть потолка - ей ведь надо было потянуться хорошенько, чтобы вновь набраться сил.
        Ученый выходил на балкон и тоже потягивался и, как только в ясном вечернем небе зажигались звезды, чувствовал, что вновь возрождается к жизни. На все другие балконы - а в жарких странах перед каждым окном балкон - тоже выходили люди: ведь свежий воздух необходим даже тем, кому нипочем быть цвета красного дерева!
        Оживление царило и внизу - на улице и наверху - на балконах. Башмачники, портные и прочий рабочий люд - все высыпали на улицу, выносили на тротуары столы и стулья и зажигали свечи. Их были сотни; этих свечей, а люди - кто пел, кто разговаривал, кто просто гулял. По мостовой катили экипажи, семенили ослы. Динь-динь-динь! - звякали они бубенцами. Тут проходила с пением похоронная процессия, там уличные мальчишки взрывали на мостовой хлопушки, звонили колокола.
        Да, оживление царило повсюду. Тихо было в одном только доме, стоявшем как раз напротив того, где жил ученый. И все же дом этот не пустовал: на балконе на самом солнцепеке стояли цветы, без поливки они не могли бы цвести так пышно, кто-нибудь да поливал их! Стало быть, в доме кто-то жил. Дверь на балкон отворяли по вечерам, но в самих комнатах было всегда темно, по крайней мере в той, что выходила окнами на улицу. А где-то в глубине дома звучала музыка. Ученому слышалось в ней дивно прекрасное, но, может статься, ему только так казалось: по его мнению, здесь, в жарких странах, все было прекрасно; одна беда - солнце! Хозяин дома, где поселился ученый, тоже не зная, кто живет в доме напротив: там никогда не показывалось ни души, а что до музыки, то он находил ее страшно скучной.
        - Словно кто сидит и долбит одну и ту же пьесу, и ничего-то у него не получается, а он все долбит: дескать, добьюсь своего, и по-прежнему ничего не получается, сколько б ни играл.
        Как-то ночью ученый проснулся; дверь на балкон стояла настежь, ветер шевелил портьеры, и ему показалось, что балкон дома напротив озарен каким-то удивительным сиянием; цветы пламенели самыми чудесными красками, а между цветами стояла стройная прелестная девушка и, казалось, тоже светилась. Все это так ослепило его, что ученый еще шире раскрыл глаза и тут только окончательно проснулся. Он вскочил, тихонько подошел к двери и стал за портьерой, но девушка исчезла, исчез свет и блеск, и цветы не пламенели больше, а просто стояли прекрасные, как всегда. Дверь на балкон была приотворена, и из глубины дома слышались нежные, чарующие звуки музыки, которые хоть кого могли унести в мир сладких грез.
        Все это было похоже на колдовство. Кто же там жил? Где, собственно, был вход в дом? Весь нижний этаж был занят магазинами - не могли же жильцы постоянно входить через них!
        Однажды вечером ученый сидел на своем балконе. В комнате позади него горела свеча, и вполне естественно, тень его падала на стену дома напротив. Больше того, она даже расположилась между цветами на балконе, и стоило ученому шевельнуться, шевелилась и тень - такое уж у нее свойство.
        - Право, моя тень - единственное живое существо в том доме, - сказал ученый. - Ишь как ловко устроилась между цветами. А дверь-то ведь приотворена. Вот бы тени догадаться войти в, дом, все высмотреть, а потом вернуться и рассказать мне, что она там видела. Да, ты сослужила бы мне хорошую службу, - как бы в шутку сказал ученый. - Будь добра, войди туда! Ну, идешь?
        И он кивнул тени, а тень ответила ему кивком.
        - Ну ступай, смотри только не пропади там! С этими словами ученый встал, и тень его на балконе напротив - тоже. Ученый повернулся - повернулась и тень, и если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ними в эту минуту, то увидел бы, как тень скользнула в полуотворенную балконную дверь дома напротив как раз в то мгновение, когда ученый ушел с балкона в комнату и опустил за собой портьеру.
        Наутро ученый вышел в кондитерскую попить кофе и почитать газеты.
        - Что такое? - сказал он, выйдя на солнце. - У меня нет тени! Стало быть, она и вправду ушла вчера вечером и не вернулась. Вот досада-то!
        Ему стало неприятно, не столько потому, что тень ушла, сколько потому, что он вспомнил историю о человеке без тени, известную всем и каждому у него на родине, в холодных странах. Вернись он теперь домой и расскажи, что с ним приключилось, все сказали бы, что он пустился в подражательство, а ему это было без нужды. Вот почему он решил даже не заикаться о происшествии с тенью и умно сделал.
        Вечером он опять вышел на балкон и поставил свечу прямо позади себя, зная, что тень всегда старается загородиться от света хозяином. Но выманить свою тень таким образом ему не удалось. Уж он и садился, и выпрямлялся - тени не было, тень не являлась. Он хмыкнул - да что толку?
        Досадно было, но в жарких странах все растет необычайно быстро, и вот через неделю ученый, выйдя на солнце, к своему величайшему удовольствию, заметил, что от его ног начала расти новая тень - должно быть, корешки-то старой остались. Через три недели у него уже была сносная тень, а за время обратного путешествия ученого на родину она подросла еще и под конец стала такой большой и длинной, что хоть убавляй.
        Итак, ученый вернулся домой и стал писать книги об истине, добре и красоте. Шли дни, шли годы... Так прошло много лет.
        И вот сидит он однажды вечером у себя дома, как вдруг послышался тихий стук в дверь.
        - Войдите! - сказал он, но никто не вошел. Тогда он отворил дверь сам и увидел перед собой необыкновенно тощего человека, так что ему даже как-то чудно стало. Впрочем, одет тот был очень элегантно, по-господски. - С кем имею честь говорить? - спрашивает ученый.
        - Я так и думал, что вы не узнаете меня, - сказал элегантный господин. - Я обрел телесность, обзавелся плотью и платьем. Вы, конечно, и не предполагали встретить меня когда-нибудь таким благоденствующим. Неужели вы все еще не узнаете свою бывшую тень? Да, пожалуй, вы думали, что я уже больше не вернусь. Мне очень повезло с тех пор, как я расстался с вами. Я во всех отношениях завоевал себе прочное положение в свете и могу откупиться от службы, когда пожелаю!
        При этих словах он забренчал множеством дорогих брелоков, висевших на цепочке для часов, а потом начал играть толстой золотой цепью, которую носил на шее. Пальцы его так и сверкали бриллиантовыми перстнями! Драгоценности были настоящие, не поддельные.
        - Я просто не могу прийти в себя от удивления! - сказал ученый. - Что все это означает?
        - Да, явление не совсем обыкновенное, это правда, - сказала тень. - Но ведь и вы сами не относитесь к числу людей обыкновенных, а я, как вы знаете, с детства ходил по вашим стопам. Как только вы нашли, что я достаточно созрел, чтобы зажить самостоятельно, я и пошел своею дорогой, добился, как видите, полного благосостояния; да вот взгрустнулось что-то по вас, захотелось повидаться с вами, пока вы еще не умерли - должны же вы когда-нибудь умереть! - и, кстати, взглянуть еще разок на здешние края. Любовь к родине, понимаете ли, никогда нас не покидает. Я знаю, что у вас теперь новая тень. Скажите, не должен ли я что-нибудь ей или вам? Только скажите слово - и я заплачу.
        - Так неужели это в самом деле ты? - воскликнул ученый. - Это в высшей степени замечательно! Вот уж никогда бы не поверил, что моя бывшая тень вернется ко мне, да еще человеком!
        - Скажите же, не должен ли я вам? - вновь спросила тень. - Мне не хотелось бы быть у кого-нибудь в долгу!
        - Что за разговор! - сказал ученый. - Какой там долг! Ты вполне свободен! Я ужасно рад, что ты счастлив! Садись же, старина, и расскажи мне, как все это вышло и что ты увидел в доме напротив?
        - Извольте, - сказала тень, усаживаясь. - Но обещайте мне не говорить никому здесь, в городе, где бы вы меня ни встретили, что я был когда-то вашей тенью. Я собираюсь жениться! Я в состоянии содержать семью, и даже неплохо!..
        - Будь спокоен! - сказал ученый. - Никто не будет знать, кто ты, собственно, есть! Вот моя рука! Даю тебе слово! А ведь слово - человек...
        - Слово - тень! - вставила тень, ведь иначе она и не могла сказать.
        А ученому оставалось только удивляться, как много в ней было человеческого, начиная с самого платья: черная пара из тонкого сукна, лакированные ботинки, цилиндр, который мог складываться, так что оставались только донышко да поля; о брелоках, золотой цепи на шее и бриллиантовых перстнях мы уже говорили. Да, тень была одета превосходно, и это-то, собственно, и придавало ей вид настоящего человека.
        - Ну, теперь к рассказу! - сказала тень и придавила ногами в лакированных ботинках руку новой тени ученого, которая, словно пудель, лежала у его ног. Зачем она это сделала, то ли из высокомерия, то ли в надежде прилепить ее к своим ногам, - неизвестно. А тень, лежавшая на полу, даже не шевельнулась, вся превратившись в слух. Должно быть, ей очень хотелось знать, как это можно добиться свободы и стать хозяином самому себе.
        - Знаете, кто жил в доме напротив? - начала бывшая тень. - Нечто прекраснейшее в мире - сама Поэзия! Я провел там три недели, а это все равно что прожить на свете три тысячи лет и прочесть все, что сочинено и написано поэтами, уверяю вас! Я видел все и знаю все!
        - Поэзия! - воскликнул ученый. - Да, да! Она часто живет отшельницей в больших городах. Поэзия! Я видел ее лишь мельком, да и то впросонках! Она стояла на балконе и сияла, как северное сияние. Рассказывай же, рассказывай! Ты был на балконе, проскользнул в дверь и...
        - И оказался в передней! - подхватила тень. - Вы ведь всегда сидели и смотрели только на переднюю. Она не была освещена, в ней царил полумрак, но в отворенную дверь виднелась целая анфилада освещенных покоев. Этот свет начисто уничтожил бы меня, если б я сейчас же вошел к деве, но я проявил благоразумие и выждал время. Так и следует всегда поступать!
        - И что же ты там увидел? - спросил ученый.
        - Я видел все и расскажу вам обо всем, вот только... Видите ли, не из гордости, а... ввиду той свободы и знаний, которыми я располагаю, не говоря уже о моем исключительном финансовом и общественном положении... я очень бы желал, чтобы вы обращались ко мне на “вы”.
        - Прошу прощения! - сказал ученый. - Старая привычка, не так легко избавиться... Вы совершенно правы! Постараюсь следить за собой... Так расскажите же, что вы там видели?
        - Все! - отвечала тень. - Я видел все и знаю все!
        - На что же были похожи эти внутренние покои? - спросил ученый. - Свежий зеленый лес? Святой храм? Или вашему взору открылось звездное небо, каким его можно видеть только с горных высей?
        - Там было все! - сказала тень. - Правда, я не входил в самые покои, а все время оставался в передней, в полумраке, там мне было отлично, и я видел все и знаю все! Ведь я был в передней при дворе Поэзии.
        - Но что же вы там видели? Величавые шествия древних богов? Борьбу героев седой старины? Игры милых детей?
        - Говорю же вам, я был там и, следовательно, видел все, что только можно было видеть! Явись вы туда, вы бы не сделались человеком, а я сделался! И вместе с тем я познал там мою внутреннюю сущность, все, что есть во мне прирожденного, мое кровное сродство с Поэзией. Да, в те времена, когда я был при вас, я ни о чем таком и не помышлял. Но припомните только, как я всегда удивительно вырастал на восходе и при закате солнца. А при лунном свете я был чуть ли не заметнее вас самих! Но тогда я еще не понимал своей натуры, меня осенило только в передней Поэзии. Там я стал человеком, вполне созрел. Но вас уже не было в жарких странах. А между тем, в качестве человека, я уже стеснялся показываться в своем прежнем виде; Мне нужны были обувь, платье, весь тот внешний человеческий лоск, по которому признают вас за человека. И вот я нашел себе убежище... да, вам я могу в этом признаться, вы ведь не напечатаете этого в книге... я нашел себе убежище у торговки сластями. Она и не подозревала, что она скрывает! Выходил я только по вечерам, бегал при лунном свете по улицам, растягивался во всю длину на стенах - это
так приятно щекочет спину! Я взбегал вверх по стенам, сбегал вниз, заглядывал в окна самых верхних этажей, в залы и на чердаки, заглядывал туда, куда не мог заглянуть никто, видел то, чего не видел никто другой, да и не должен видеть! Как, в сущности, низок свет! Право, я даже не хотел бы быть человеком, если бы только не было раз навсегда принято считать это чем-то особенным! Я подмечал самые невероятные вещи у женщин, у мужчин, у родителей и даже у их милых бесподобных деток. Я видел то, чего никто не должен знать, но что всем так хочется знать - тайные пороки и грехи людские. Издавай я газету, вот бы ее читали! Но я писал непосредственно заинтересованным лицам и нагонял на них страх во всех городах, где мне приходилось бывать. Меня так боялись и так любили! Профессора признавали меня коллегой, портные одевали - платья теперь у меня вдоволь, - монетчики чеканили для меня монету, а женщины восхищались моей красотой! И вот я стал тем, что я есть. А теперь я распрощаюсь с вами; вот моя карточка. Живу я на солнечной стороне и в дождливую погоду всегда дома!
        С этими словами тень ушла.
        - Как это все-таки странно! - сказал ученый. Шли дни и годы, и вот тень опять явилась к нему.
        - Ну, как дела? - спросила она.
        - Увы! - отвечал ученый. - Я пишу об истине, добре и красоте, а никому до этого и дела нет. Я просто в отчаянии, меня это так огорчает!
        - А меня нет! - сказала тень. - Я все толстею, и именно к этому надо стремиться. Да, не умеете вы жить на свете. Еще заболеете, пожалуй. Вам надо путешествовать. Я как раз собираюсь летом в небольшое путешествие, поедете со мной? Мне нужен компаньон, так не поедете ли вы в качестве моей тени? Право, ваше общество доставило бы мне большое удовольствие. Все издержки беру на себя!
        - Ну, это уж слишком! - сказал ученый.
        - Да ведь как взглянуть на дело! - сказала тень. - Поездка принесла бы вам большую пользу! Стоит вам согласиться быть моей тенью - и вы поедете на всем готовом.
        - Вы сумасшедший! - сказал ученый.
        - Но ведь таков мир, - сказала тень. - Таким он и останется!
        И тень ушла.
        А ученому приходилось круто, его снедали печаль и забота. Он писал об истине, добре и красоте, а люди в этом нисколько не разбирались. Наконец он совсем расхворался.
        - Вы неузнаваемы, вы стали просто тенью! - говорили ученому люди, и он весь дрожал от мысли, мелькавшей у него при этих словах.
        - Вам следует побывать на водах! - сказала тень, опять заглянув к нему. - Ничего другого не остается! Я готов взять вас с собой ради старого знакомства. Я беру на себя все издержки по путешествию, а вы будете описывать поездку и развлекать меня в дороге. Я собираюсь на воды: у меня что-то не отрастает борода, а это своего рода болезнь - борода нужна! Ну, будьте благоразумны, принимайте мое предложение. Ведь мы же поедем как товарищи.
        И они поехали. Тень стала хозяином, хозяин - тенью. Они были неразлучны: и ехали, и беседовали, и ходили всегда вместе, то бок о бок, то тень впереди ученого, то позади, смотря по положению солнца. Но тень отлично умела держаться хозяином, и ученый как-то не замечал этого. Он вообще был добродушный, славный, сердечный человек, и вот раз возьми да и скажи тени:
        - Мы ведь теперь товарищи да и выросли вместе, не выпить ли нам на брудершафт? Это будет по-приятельски!
        - В ваших словах много искреннего доброжелательства, - сказала тень-господин. - И я тоже хочу быть с вами откровенным. Вы человек ученый и, вероятно, знаете, какими странностями отличается натура человеческая. Некоторым, например, неприятно дотрагиваться до серой бумаги, у других мороз по коже подирает, если при них провести гвоздем по стеклу. Вот такое же ощущение овладевает и мною, когда вы говорите мне “ты”. Это меня угнетает, я чувствую себя как бы низведенным до прежнего моего положения. Вы понимаете, это просто ощущение, тут нет гордости. Я не могу позволить вам говорить мне “ты”, но сам охотно буду говорить с вами на “ты”. Таким образом, ваше желание будет исполнено хотя бы наполовину.
        И вот тень стала говорить своему бывшему хозяину “ты”.
        “Это, однако, никуда не годится, - подумал ученый. - Я должен обращаться к нему на “вы”, а он мне “тыкает”.
        Но делать было нечего.
        Наконец они прибыли на воды. Наехало много иностранцев. В числе их была и одна красавица принцесса - ее болезнь состояла в том, что у нее было слишком зоркое зрение, а это ведь не шутка, хоть кого испугает.
        Она сразу заметила, что вновь прибывший иностранец совсем не похож на остальных.
        - Хоть и говорят, что он приехал сюда ради того, чтобы отрастить себе бороду, но меня-то не проведешь. Я вижу, что он просто-напросто не может отбрасывать тени.
        Любопытство не давало ей покоя, и она недолго думая подошла к незнакомцу на прогулке и завязала с ним беседу. Как принцесса, она, не церемонясь, сказала ему:
        - Ваша болезнь заключается в том, что вы не можете отбрасывать тени!
        - А ваше королевское высочество, должно быть, уже близки к выздоровлению! - сказала тень. - Я знаю, что вы страдали слишком зорким зрением, а теперь, как видно, исцелились от недуга! У меня как раз весьма необыкновенная тень. Или вы не заметили особу, которая постоянно следует за мной? У всех других людей тени обыкновенные, но я вообще враг всего обыкновенного, и как другие одевают своих слуг в ливреи из более тонкого сукна, чем носят сами, так я нарядил свою тень настоящим человеком и, как видите, даже и к ней приставил тень. Все это обходится мне, конечно, недешево, но уж я в таких случаях за расходами не стою!
        “Вот как! - подумала принцесса. - Так я и в самом деле выздоровела? Да, лучше этих вод нет на свете. Вода в наше время обладает поистине чудодейственной силой. Но с отъездом я повременю - теперь здесь будет еще интереснее. Мне ужасно нравится этот иностранец. Лишь бы борода у него не росла, а то он уедет!”
        Вечером был бал, и принцесса танцевала с тенью. Принцесса танцевала легко, но тень еще легче, такого танцора принцесса никогда до этого не встречала. Она сказала ему, из какой страны приехала, и оказалось, что он знает эту страну и даже был там, только она в это время была в отлучке. А он заглядывал в окна повсюду, видел кое-что и потому мог отвечать принцессе на все вопросы и даже делать такие намеки, от которых она приходила в полное изумление и стала считать его умнейшим человеком на свете. Его знания прямо-таки поражали ее, и она прониклась к нему глубочайшим уважением. А протанцевав с ним еще раз, она влюбилась в него, и тень это отлично заметила: принцесса чуть ли не пронизывала ее насквозь своим взглядом. Протанцевав же с тенью третий раз, принцесса готова была признаться ей в любви, но рассудок все же взял верх, когда она подумала о своей стране, государстве и народе, которым ей придется управлять.
        “Умен-то он умен, - говорила она себе, - и это прекрасно. Танцует он восхитительно, и это тоже хорошо, но обладает ли он основательными познаниями, вот что важно! Надо его проэкзаменовать”.
        И она опять завела с ним разговор и стала задавать ему такие трудные вопросы, на которые и сама не смогла бы ответить.
        Тень сделала удивленное лицо.
        - Так вы не можете ответить мне! - сказала принцесса.
        - Все это я изучил еще в детстве! - отвечала тень. - Я думаю, даже тень моя - вон она стоит у дверей! - сумеет вам ответить.
        - Ваша тень? - переспросила принцесса. - Это было бы просто поразительно!
        - Я, видите ли, не утверждаю, - сказала тень, - но думаю, что сможет, она ведь столько лет неразлучна со мной и кое-чего от меня понаслышалась. Но, ваше королевское высочество, позвольте мне обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Тень моя очень горда тем, что слывет за человека, и, если вы не желаете привести ее в дурное расположение духа, вам следует обращаться с ней как с человеком. Иначе она, пожалуй, не будет в состоянии отвечать как следует.
        - Это мне нравится! - ответила принцесса и, подойдя к ученому, стоявшему у дверей, заговорила с ним о солнце, о луне, о внешних и внутренних сторонах и свойствах человеческой натуры.
        Ученый отвечал на все ее вопросы хорошо и умно. “Каким же должен быть человек, если даже тень его так умна! - подумала принцесса. - Сущее благодеяние для народа и государства, если я изберу его в супруги. Да, так и сделаю!”
        И они - принцесса и тень - скоро договорились между собой обо всем. Никто, однако, не должен был знать ничего, пока принцесса не вернется к себе на родину.
        - Никто, даже моя собственная тень! - настаивала тень, имея на то свои причины.
        Наконец они прибыли в страну, которой управляла принцесса, когда бывала дома.
        - Послушай, старина! - сказала тут тень ученому. - Теперь я достиг верха счастья и могущества человеческого, и хочу сделать кое-что и для тебя! Ты останешься при мне, будешь, жить в моем дворце, разъезжать со мною в королевской карете и получать сто тысяч риксдалеров в год. Но за это позволь называть тебя тенью всем и каждому. Ты не должен и заикаться, что был когда-то человеком! А раз в год, в солнечный день, когда я буду восседать на балконе перед народом, ты должен будешь лежать у моих ног, как и подобает тени. Надо тебе сказать, я женюсь на принцессе. Свадьба сегодня вечером.
        - Нет, это уж слишком! - воскликнул ученый. - Я этого не хочу и не сделаю! Это значило бы обманывать всю страну и принцессу! Я скажу все! Скажу, что я человек, а ты только переодетая тень!
        - Тебе никто не поверит! - сказала тень. - Ну, будь же благоразумен, не то кликну стражу!
        - Я пойду прямо к принцессе! - сказал ученый.
        - Ну, я-то попаду к ней прежде тебя! - сказала тень. - А ты отправишься под арест.
        Так и вышло: стража повиновалась тому, за кого, как все знали, выходила замуж принцесса.
        - Ты весь дрожишь! - сказала принцесса, когда тень вошла к ней. - Что-нибудь случилось? Смотри не захворай до вечера, сегодня ведь наша свадьба.
        - Ах, я пережил сейчас ужаснейшую минуту! - сказала тень. - Подумай только... Да много ли, в сущности, нужно мозгам какой-то несчастной тени! Подумай только, моя тень сошла с ума, вообразила себя человеком, а меня называет - подумай только! - своею тенью!
        - Какой ужас! - сказала принцесса. - Надеюсь, ее заперли?
        - Разумеется, но, боюсь, она уже никогда не придет в себя.
        - Бедная тень! - вздохнула принцесса. - Она так несчастна! Было бы сущим благодеянием избавить ее от той частицы жизни, которая в ней еще есть. А подумать хорошенько, то, по-моему, даже лучше покончить с ней поскорее и без шума!
        - Все-таки это жестоко! - сказала тень. - Она была мне верным слугой! - И тень притворно вздохнула.
        - У тебя благородная душа! - сказала принцесса. Вечером весь город был расцвечен огнями иллюминации, гремели пушечные выстрелы, солдаты брали ружья на караул. Вот была свадьба так свадьба! Принцесса с тенью вышли к народу на балкон, и народ еще раз прокричал им “ура!”.
        Ничего этого ученый не слышал - с ним уже покончили.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ТЕПЛЫМ ТИХИМ УТРОМ ПОСРЕДИ ЗИМЫ
        "Бывает же - топишь печку, глядишь на огонь и думаешь: вот она какая, большая зима!
        И вдруг просыпаешься ночью от непонятного шума. Ветер, думаешь, бушует вьюга, но нет, звук не такой, а далекий какой-то, очень знакомый звук. Что же это?
        И засыпаешь снова. А утром выбегаешь на крыльцо - лес в тумане и ни островка снега не видно нигде. Куда же она подевалась, зима?
        Тогда сбегаешь с крыльца и видишь… лужу.
        Настоящую лужу посреди зимы. И от всех деревьев идет пар. Что же это? А это ночью прошел дождь. Большой, сильный дождь. И смыл снег. И прогнал мороз. И в лесу стало тепло, как бывает только ранней осенью".
        Вот как думал Медвежонок тихим теплым утром посреди зимы.
        "Что же теперь делать?" - думал Медвежонок. - "Топить печку или нет? Щипать на растопку лучинки или не надо? И вообще как это так - опять лето?"
        И Медвежонок побежал к Ежику посоветоваться. Ежик ходил вокруг своего дома в глубокой задумчивости.
        - Не понимаю, - бормотал Ежик, - как это так - ливень посреди зимы? И тут прибежал Медвежонок.
        - Ну что? - еще издали крикнул он.
        - Что-что? Печку затопил? - спросил Ежик.
        - Нет, - сказал Медвежонок.
        - Лучинок нащипал?
        - Не-а, - сказал Медвежонок.
        - А что же ты делал?
        - Думал, - сказал Медвежонок.
        - Я тоже.
        И они стали ходить вокруг Ежикиного дома и думать вместе.
        - Как ты думаешь, - сказал Ежик. - Если прошел дождь и теперь туман, может еще быть мороз?
        - Не думаю, - сказал Медвежонок.
        - Значит, если мороз быть не может, значит, может быть только тепло.
        - Значит, - сказал Медвежонок.
        - А чтобы было тепло - должно появиться солнце.
        - Должно, - сказал Медвежонок.
        - А когда солнышко, хорошо быть на реке.
        - Я бы в жизни не догадался, - сказал Медвежонок.
        - Тогда давай возьмем и позавтракаем у реки, - предложил Ежик.
        - Угу, - сказал Медвежонок.
        И они сложили в корзину грибы, мед, чайник, чашки и пошли к реке.
        - Куда вы это идете? - спросила Белка.
        - К реке, - сказал Ежик. - Завтракать.
        - Возьмите меня с собой!
        - Айда!
        И Белка взяла орешков и чашку и поспешила следом.
        - Идем, - сказал Медвежонок.
        Выбежал из травы Хомячок.
        - А я уж заснул, - сказал он. - А тут - вода! Куда это вы?
        - Завтракать, к реке, - сказал Заяц. - Идем с нами!
        - У меня еда с собой, - сказал Хомячок и постучал лапой по раздувшемуся мешку за щекой, - только чашки нету, - и пошел следом.
        Пришли к реке, развели костер, сели завтракать. Выглянуло солнце. Солнце осветило реку, и тот берег, и завтрака-ющих друзей. Туман растаял.
        - Если б не дождь, - щурясь, сказал Хомячок, - так бы и не увиделись до весны.
        - Если б не дождь, - сказала Белка, - уж так бы не попрощались.
        - Если б не Ежик, - сказал Медвежонок, - никто бы не догадался в такую теплынь позавтракать на реке.
        А Ежик, прикрыв глаза, пил чай, слушал тишину, птицу, вдруг тонко и чисто запевшую за рекой, и думал, что, если б не все они, зачем бы понадобилось тепло этому зимнему лесу?
        СЕРГЕЙ КОЗЛОВ
        ТЕРЕМОК
        Стоял в поле теремок. Прилетела муха-горюха и стучится:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        Никто не отзывается. Влетела муха-горюха и стала в нем жить.
        Прискакала блоха-попрыгуха.
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, а ты кто?
        - А я блоха попрыгуха.
        - Ступай ко мне жить.
        Прыгнула блоха-попрыгуха в теремок и стали они жить вдвоем.
        Прилетел комар-пискун:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, да блоха-попрыгуха, а ты кто?
        - А я комар-пискун.
        Стали они жить втроем.
        Прибежала мышка-норышка.
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, блоха-попрыгуха, да комар-пискун, а ты кто?
        - А я мышка-норышка.
        - Ступай к нам жить.
        Стали они жить четверо.
        Прискакала лягушка-квакушка:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, блоха-попрыгуха, комар-пискун да мышка-норышка, а ты кто?
        - А я лягушка-квакушка.
        - Ступай к нам жить.
        Стали жить пятеро.
        Прискакал зайка-поплутайка:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, блоха-попрыгуха, комар-пискун, мышка-норышка, лягушка-квакушка, а ты кто?
        - А я зайка-поплутайка.
        - Ступай к нам жить.
        Стало их шестеро.
        Прибежала лисичка-сестричка:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, блоха-попрыгуха, комар-пискун, мышка-норышка, лягушка-квакушка да зайка-поплутайка, а ты кто?
        - А я лисичка-сестричка.
        - Ступай к нам жить.
        Стало их семеро жить.
        Пришел к терему серый волк - из-за кустов хватыш:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, блоха-попрыгуха, комар-пискун, мышка-норышка, лягушка-квакушка, зайка-поплутайка да лисичка-сестричка, а ты кто?
        - А я серый волк - из-за кустов хватыш.
        - Ступай к нам жить.
        Стали жить-поживать.
        Пришел к терему медведь, стучится:
        - Терем-теремок! Кто в тереме живет?
        - Я, муха-горюха, блоха-попрыгуха, комар-пискун, мышка-норышка, лягушка-квакушка, зайка-поплутайка, лисичка-сестричка да волк - из-за кустов хватыш, а ты кто?
        - А я медведь, всех вас давиш. Лягу на теремок - всех раздавлю! Испугались они, да все из терема прочь!
        А медведь ударил лапой по терему и разбил его.
        Три калача и одна баранка
        Одному мужику хотелось есть. Он купил калач и съел, — ему все еще хотелось есть. Купил другой калач и съел, — ему всё ещё хотелось есть. Он купил третий калач и съел, — ему все еще хотелось есть. Потом он купил баранок и, когда съел одну, стал сыт.
        Тогда мужик ударил себя по голове и сказал:
        — Экой я дурак! Что ж я напрасно съел столько калачей. Мне бы надо сначала съесть одну баранку.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ТЕРМИНАТОРОВЫ ПОДОШВЫ
        Было это в будущем. Приказчиками тамотко на всей, слышь-ко, планете машины чугунные сделались, а нашего брата-человека чухали всяко. Сами-то роботы, цельными днями на техосмотре в теплом гараже прохлаждаются, да хлеб с машинным маслом кушают, а человек на их горбатится в три смены! А кто смену отмантулил — тому сейчас смерть! От голода, али от лазера. Да… Не сладкое было житьишко-то в будущем.
        Собрались тогда мужики, коих машины ишшо не угваздали, пораскинули умишком-то да и решили — надо это дело маленько поправить. Выбрали, значит, себе вожака, О’Нила-мастера, и айда с машинами воевать — манипуляторы имям кирпичами сшибать, да окуляры ихние бесстыжие грязью замазывать.
        Только узнали про это дело машины-то и так рассудили:
        — Эге! Надо бы нам, машинам-то, человечьего вожака О’Нилу-мастера под корень извести!
        Сказано — сделано. И вот послали машины-то в прошлое мужика железного, чтобы он вожакову-то мамашу еще в девках ухайдакал, чтобы, значит, О’Нилу неоткуль было на свет появиться!
        А мужик-от железный, слышь-ко, из немцев был. Прозвание у его было Арношка-Медный Зад. Машины его так-то меж собой прозвали за то, что он сутками мог на тренажере сидеть, да мускулы свои и без того железные до огромадных размеров накачивать.
        И вот, этот Арношка, значит, к нам в Невьянск приволокся в чем мать-шестерёнка родила и давай тут свои порядки наводить — у охотников двустволки поотнимал, телефонну книгу изорвал (одна была книга-то на весь Невьянск), а потом на телеге к уряднику в контору въехал скрозь стену!
        Такой, слышь-ко, драчливый да лютой — что твой командос али конан-варвар.
        Да только народишко-то наш долго немца терпеть не стал. Пригласили его мужики на наш Невьянский железоделательный завод, вроде как на экскурсию. Дескать, не желаете ли Арнольд Фрицевич взглянуть на лучшую нашу нормировщицу Вожакову Анну Гавриловну? А немцу того и надо, глаза загорелись, на губах солидол пузырится! Бегом примчался, аж вертушку на проходной погнул!
        Ну а в заводе-то известное дело — неловко повернулся, али не туда ступил — вот тебе и ЧЕПЕ. Кругом ведь чугун расплавленной! Так и вышло, что на том заводе Арношка-Медный Зад в котел с чугуном упал. И с концами. Расплавили, стало быть, наши уральские умельцы бешеную железяку, спасли светлое будущее.
        А мамаша-то вожакова вскорости вожака родила. Какой-то паренек ей пособил. В бане это было.
        Но про это уж другой сказ, детям до восемнадцати!
        КРАСНАЯ БУРДА
        ТИМУР-АГА И ЯЗЫК ЖИВОТНЫХ
        Жил когда-то турок по имени Тимур-ага, который искал в больших и малых городах, деревнях и селеньях того, кто мог бы обучить его языку животных и птиц. Всюду он расспрашивал о таких людях, ибо знал, что великий Наджм ад-дин Кубра понимал язык животных, и Тимур надеялся встретить одного из его последователей, унаследовавшего от учителя это великое знание, знание Соломона.
        Будучи человеком мужественным и великодушным - а он развивал в себе такие качества - Тимур-ага однажды в горах спас жизнь одному старому немощному дервишу, запутавшемуся в тенетах канатного моста.
        - Сын мой, - сказал старик, когда Тимур его вытащил, - меня зовут дервиш Баха ад-дин. Я прочел твои мысли, и отныне ты будешь понимать язык животных.
        Тимур пообещал дервишу никому не выдавать это тайное знание и поспешил домой, к своему хозяйству.
        Вскоре ему представился случай применить свои чудесные способности.
        Вол и ослица разговаривали друг с другом.
        - Я от зари до зари тяну плуг, - сказал вол, - а ты только и знаешь, что ходишь на базар. Ты, наверное, умнее меня, так скажи мне, как избавиться от работы.
        - Единственное, что ты можешь сделать, - ответила хитрая ослица, - это лечь на пол и притвориться больным. Ты дорогое и полезное животное, так что хозяин начнет о тебе заботиться, даст тебе лучшую пищу и позволит несколько дней отдохнуть.
        Тимур, разумеется, все понял, и когда вол лег на землю, он громко сказал: "Если через полчаса этому волу не станет лучше, я отдам его сегодня же вечером мяснику". Услышав его грозное обещание, вол тут же выздоровел.
        Тимур расхохотался, и его жена, весьма любопытная и вечно надутая особа, стала приставать к мужу, чтобы он сказал ей, почему он смеется. Но Ага, помня свое обещание, ничего ей не сказал.
        На следующий день супруги отправились на базар. Впереди шел Тимур, за ним на ослице ехала жена, а сбоку бежал маленький ослик. Вдруг Тимур услышал, как ослик сказал по-ослиному матери:
        - Мама, я не могу идти дальше, можно, я заберусь к тебе на спину?
        Мать ответила ему:
        - Я везу жену нашего хозяина; и потом не забывай, что мы всего лишь животные, таков наш жребий, так что я ничем не могу помочь тебе, дитя мое. Тимур тут же велел жене слезть с ослицы, чтобы животные могли отдохнуть, и они остановились под деревом на привал. Жена его была очень недовольна, что они задерживаются, и стала ругать Агу, он же только сказал: "Мне кажется, подошло время для отдыха".
        А ослица подумала:
        - Этот человек понимает наш язык. Он, должно быть, слышал мой разговор с волом и вот почему он пригрозил отдать его мяснику. Но мне он ничего плохого не сделал, и не только не наказал за совет, который я дала волу, но даже сделал мне сейчас доброе дело. И подумав так, ослица сказала:
        - Спасибо, хозяин.
        Тимур ее понял и захохотал от удовольствия, а его жена еще больше нахмурилась и заворчала:
        - Ты, наверное, знаешь, о чем говорят животные, но скрываешь от меня.
        - Да кто же может понять, о чем говорят животные, - ответил Тимур, - в своем ли ты уме?
        Когда они возвратились с базара, Тимур вошел в стойло и положил волу свежего сена, которое привез с базара.
        - Твоя жена изводит тебя расспросами, ибо ее мучает любопытство, - обратился к нему вол на своем языке. - Ты можешь не выдержать и раскроешь ей свою тайну, и тогда, понимаешь ли ты, какая опасность тебе грозит, о бедный человек?! Послушайся моего совета, пригрози избить ее палкой в палец толщиной, если она от тебя не отстанет. Только так ты сможешь отучить ее от любопытства и сохранить свою тайну.
        - Как странно, - подумал Тимур, - что этот вол, которому я угрожал мясником, думает о моем благополучии.
        И, взяв палку, он направился к жене.
        - Видишь эту палку? - сказал он, входя в дом, - так вот, знай, что я изобью тебя палкой, если ты и впредь будешь приставать ко мне с расспросами, почему я так много смеюсь.
        Женщина была так напугана этой угрозой - ведь ничего подобного он
        раньше ей не говорил, - что навсегда отстала от него. Вот так Тимур-ага избежал ужасной судьбы тех, кто выдает тайны людям, не готовым к восприятию.
        Тимур-ага известен из фольклора своей способностью воспринимать важное в вещах, казалось бы, незначительных. Широкая популярность этой истории на Балканах и Ближнем Востоке объясняется тем, что она, как говорят, несет в себе бараку - благословение - которую получает как рассказчик, так и слушатель. Многие суфийские истории внешне напоминают волшебные сказки.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТКАЧ ИЗ МАХИЛАРОПЬИ
        В городе Махиларопья, на юге Индии, жил ткач по имени Сагарадатта. Он умел ткать очень красивые ковры, но делал их слишком медленно - по одному ковру в год - и поэтому зарабатывал совсем мало денег. Однажды, когда Сагарадатта заканчивал ткать самый красивый ковер, у него сломался станок.
        Человек он был бедный и потому не стал долго сокрушаться на судьбу, а взял топор и пошел искать дерево покрепче для нового станка. Много деревьев осмотрел он, пока наконец не увидел высокий самшит, росший на самом берегу моря.
        - Вот такое дерево мне и нужно! - обрадовался ткач.
        Но только успел Сагарадатта замахнуться топором, как вдруг услышал:
        - Пощади это дерево, друг!
        - Кто это со мной говорит? - удивился ткач.
        - Это я, лесной волшебник. Самшитовое дерево - мой дом. Зачем ты хочешь срубить его?
        Сагарадатта очень испугался, но, вспомнив о своем поломанном станке, сказал волшебнику:
        - Если я не достану хорошего дерева для нового станка, я не смогу закончить ковер и продать его. И тогда моей семье придется голодать. Лучше ты уходи в другое место, а я срублю этот самшит.
        - Нет, это дерево ты не трогай! Мне здесь так хорошо! Ветер с моря дует прямо сюда, и потому даже в самый жаркий день мне прохладно. Лучше попроси у меня что хочешь, и я исполню твою просьбу, - предложил лесной волшебник.
        Сагарадатта подумал и сказал, что сначала пойдет посоветоваться с женой.
        По дороге ткач встретил знакомого цирюльника.
        - Куда спешишь, друг? - спросил его цирюльник.
        - Ах, не задерживай меня, пожалуйста! Я лесного волшебника покорил. Спешу к жене посоветоваться, что попросить у него.
        - О, если так, попроси у него царство! Тогда ты станешь царем, а я твоим советником, и мы насладимся всеми радостями этого мира.
        - Может быть, ты и прав, - ответил ткач, - но все же я пойду с ней посоветуюсь.
        С этими словами Сагарадатта поспешил к себе домой.
        - Что нам попросить у лесного волшебника, милая? - спросил Сагарадатта у жены. - Мой друг цирюльник говорит: "Царство проси".
        - Как же глуп твой цирюльник! Не слушай его! Разве ты не знаешь, что у царя нет истинных друзей, что жизнь его полна забот? Ведь его окружают лесть и предательство. Нет радости в такой жизни!
        - Ты хорошо сказала, жена моя. Но что же мне тогда попросить?
        - Что ты любишь больше всего, даже больше меня? Ткать свои узоры на ковре, не так ли?
        - Да, да, ты права, моя милая!
        - Все хвалят твою работу и с радостью покупают твои ковры. Но больше одного ковра в год ты не можешь выткать. Поэтому мы очень бедны. Вот ты и попроси у лесного волшебника такой станок, который делал бы ковров, сколько ты захочешь, и ткал бы на них самые красивые узоры. Сагарадатта согласился с женой и пошел к морю, где был дом лесного волшебника. Но чем дальше шел Сагарадатта, тем тяжелее становилось у него на сердце.
        "Ну что ж... ну, даст мне лесной волшебник чудесный станок, - думал он. - И ткать, и узор делать будет станок, а мне что же останется? Продавать ковры да деньги копить?"
        И так ему горько стало, что, придя к лесному волшебнику, Сагарадатта сказал:
        - Ничего мне от тебя не надо! Если не разрешаешь срубить это дерево, помоги починить мой старый станок.
        - Будь по-твоему, - ответил лесной волшебник. - Я исполню твою просьбу.
        Как только Сагарадатта вернулся домой, он сразу же бросился к своему станку. Станок был в полной исправности.
        Сагарадатта принялся ткать и забыл обо всем на свете. Он ткал день и ночь, пока не закончил ковер. Не слышал он, как к нему подходила жена, не видел, как заходил в его дом цирюльник.
        Закончив работу, Сагарадатта долго смотрел на свой новый ковер, а потом вдруг рассмеялся и воскликнул:
        - Кто поймет, как я теперь счастлив! Я мог бы стать царем - тогда у меня были бы богатства, много покорных рабов и льстецов, но ни одного истинного друга. Лесной волшебник мог сделать меня богачом, но тогда я бы лишился покоя от страха потерять свое богатство. Чье счастье сравнится с моим, когда я вижу прекрасные узоры моих ковров и слышу, как все хвалят мою работу!
        Много лет прожил ткач Сагарадатта. Богатства он так и не нажил, но слава о его искусстве пошла по всей стране, и даже после его смерти долго вспоминали в народе, какие красивые ковры умел делать ткач из Махиларопьи.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ТО МИ И ЕГО ЖЕНА
        Жил в столице государства Пэкче человек по имени То Ми. И была у него жена, да такая красавица, что второй во всем свете не сыщешь. А уж до чего добродетельна! Слух о ней прошел от столицы до самых глухих уголков страны и дошел наконец до ушей четвертого короля Пэкче - могущественного Кэ Ру-вана.
        Только не поверил король в добродетельность жены То Ми, подумал с усмешкой: "Не бывает добродетельных женщин, а красавиц - и подавно". И приказал король привести во дворец То Ми.
        Предстал То Ми перед королем, замер в глубоком поклоне, ждет повелений.
        - Это ты и есть То Ми? - спрашивает король.
        - Я, мой повелитель, - отвечает То Ми.
        - Скажи, То Ми, какая из добродетелей, по-твоему, самая главная? - снова спрашивает король.
        - Женская верность, мой повелитель, - отвечает То Ми.
        - И ты думаешь, женщина может всю жизнь хранить верность мужу? - спрашивает король.
        - Может, мой повелитель, - отвечает То Ми.
        - Может устоять перед льстивыми речами, не поддаться искушению? - опять спрашивает король.
        - В душу каждой женщины не заглянешь, но в своей жене я уверен, - гордо отвечает То Ми.
        И решил король испытать жену То Ми. Самого То Ми оставил во дворце, в услужение взял, а к жене его послал переодетого королем сановника.
        Вперед поскакал слуга известить о прибытии могущественного короля, следом за слугой двинулась пышная королевская процессия.
        Был поздний вечер, когда сановник прибыл к дому То Ми.
        Увидела жена То Ми королевскую процессию, склонилась в низком поклоне, шевельнуться не смеет.
        А мнимый король сошел с паланкина, воссел на террасе и спрашивает, да так грозно:
        - Где жена То Ми?
        - Это я, - отвечает женщина, а у самой голос дрожит.
        - Давно слыхал я о твоей красоте и хотел взять тебя во дворец, но решил сперва с твоим мужем поговорить. Третьего дня предстал он передо мной, сели мы с ним в карты играть, и мне повезло - твой муж тебя проиграл. Так что отныне ты принадлежишь мне. Завтра же увезу тебя во дворец. Собирайся в путь! Живо!
        Словно гром грянул среди ясного неба. Поняла жена То Ми, что это обман. Что не стал бы муж на нее в карты играть. Что верит он в ее добродетель... Разве что силой его принудили от нее отказаться.
        "Я скорее нарушу приказ короля, чем супружескую верность, - решила женщина. - Не мог То Ми от меня отказаться".
        Будь перед ней не король, она плюнула бы негодяю в лицо и убежала, но с королем шутки плохи, и женщина почтительно ответила:
        - Пройдите в опочивальню, ваше величество, а я мигом переоденусь.
        Женщина проводила непрошеного гостя в опочивальню, а сама прошла в соседнюю комнату, чтобы собраться с мыслями. Пока она думала да гадала, появилась служанка, предложила госпоже скрыться, а это дело поручить ей - она знает, что делать.
        Жена То Ми потихоньку ушла, а служанка переоделась в ее платье и отправилась в опочивальню.
        Какова же была ярость короля, когда спустя несколько дней он узнал, до чего ловко провела его жена То Ми.
        Опозоренный, король решил жестоко расправиться с мужем и женой.
        По приказу короля То Ми объявили преступником, выкололи ему глаза, посадили в лодку без руля и паруса и пустили лодку в бурную реку.
        Жену То Ми доставили во дворец - король решил сделать ее своей наложницей.
        - Мне ничего не остается, как покориться воле вашего величества, - едва сдерживая гнев, промолвила женщина. - Осиротела я, не на кого мне опереться. Только будьте великодушны, дозвольте ненадолго вернуться домой, делами распорядиться.
        Поверил король женщине, отпустил.
        А жена То Ми вышла из дворца и побежала к реке, вдруг лодку с мужем увидит. Но река как ни в чем не бывало катила свои воды, волны плескались о берег, да с печальным криком носились чайки. Лодки и след простыл.
        Заплакала женщина в голос, клянет свою несчастную долю, а сама на воду нет-нет да и взглянет, может, хоть тело мужа всплывет. Смотрит и причитает:
        - Безвинно погиб муж мой! Как мне теперь жить без него! Остается одно...
        Женщина уже решилась броситься в реку, а откуда ни возьмись - лодка пустая, нет в ней никого. Подплыла лодка к берегу, остановилась прямехонько против жены То Ми.
        "Странно", - подумала жена То Ми, но в лодку села и приплыла к острову Хвансондо.
        Выскочила женщина на берег, смотрит - муж лежит в беспамятстве.
        Долго лежал, потом очнулся. Обнялись муж с женой, плачут от радости. Поели кореньев, голод утолили, в лодку сели и навсегда покинули страну Пэкче - уж очень жестоко с ними обошелся король.
        Приплыла лодка в соседнее государство Когуре, в местечко Сансан.
        Жалеют жители Когуре мужа с женой, утешают, как могут, а короля осудили, тирана безжалостного!
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ТОРГОВЛЯ МУДРОСТЬЮ
        Человек по имени Сейфульмулюк половину своей жизни провел в поисках истины. Он прочитал все, какие только мог найти, книги древних мудрецов, побывал в известных и неизвестных странах, повсюду встречаясь с духовными учителями и беседуя с ними о достижении истины. Дни он проводил в работе, а ночи в размышлениях о великих тайнах.
        Однажды Сейфульмулюк услыхал еще об одном учителе, великом поэте Ансари из города Герата, и отправился к нему. Подойдя к дому мудреца, он, немало удивясь, прочел на двери надпись:
        "Здесь продается знание".
        - Это, должно быть, ошибка или, возможно, намеренная нелепость, рассчитанная на то, чтобы отпугнуть праздных искателей. Я никогда не слышал, чтобы знание можно было продать или купить, - подумал Сейфульмулюк и вошел в дом.
        Во внутреннем дворике он увидел самого Ансари, согбенного старика, занятого записыванием поэмы.
        - Ты пришел, чтобы купить знание? - спросил мудрец, прерывая работу. Сейфульмулюк кивнул. Тогда Ансари спросил, сколько у него с собой денег, и странник вытащил все, что у него было, - около ста серебряных монет.
        - За эти деньги ты можешь получить три совета, - сказал старец.
        - Так вы в самом деле продаете знание? Но зачем вам деньги, если вы смиренный и посвятивший себя знанию человек?
        - Мы живем в земном мире, и нам приходится считатья с его материальными условиями. Мое знание возлагает на меня новые великие обязанности. То, что я обладаю особым знанием, которого не имеют другие люди, обязывает меня тратить деньги, помимо других ценностей, для того, чтобы быть полезным там, где нет необходимости в добром слове или проявлении "бараки".
        И, взяв серебро, старец продолжал:
        - Слушай внимательно. Первый совет таков: "Небольшое облачко предупреждает об опасности".
        - Но разве это знание?! - воскликнул Сейфульмулюк. - Ваш совет ничего не говорит мне о природе конечной истины или о месте человека в мире.
        - Если ты собираешься перебивать меня, то забирай свои деньги и уходи. Что пользы знать о месте человека в мире, если этот человек мертв?
        Сейфульмулюк замолчал и приготовился выслушать следующий совет.
        - Если ты встретишь птицу, кота и собаку в одном месте, - сказал мудрец, - стань их хозяином и смотри за ними до конца.
        - Весьма странный совет; может быть, в нем скрыт какой-то метафизический смысл, который откроется мне, если я буду достаточно долго над ним размышлять, - подумал Сейфульмулюк, но вслух не выразил своих мыслей.
        Третий совет гласит: "Когда ты встретишься с чем-то, не имеющим, казалось бы, к тебе никакого отношения, останься верным предыдущему совету, - тогда и только тогда дверь перед тобой раскроется. Войди в эту дверь".
        Сейфульмулюк хотел остаться у этого загадочного мудреца и стать его учеником, но Ансари довольно грубо выпроводил его.
        Итак, он снова отправился в путь и пошел в Кашмир, где некоторое время обучался у одного учителя. Из Кашмира Сейфульмулюк отправился в Среднюю Азию. Войдя в Бухару, он попал на городской базар в самый разгар торговли. Какой-то человек, только что купивший кота, птицу и собаку, направлялся с ними к выходу.
        - Если бы я раньше покинул Кашмир, - подумал Сейфульмулюк, - я мог бы купить этих животных. Моя судьба связана, несомненно, с ними.
        Но затем его одолели сомнения, так как, хотя он и увидел птицу, кота и собаку, ему ведь еще не встретилось маленькое облачко. Все, казалось, было не так, как надо. Однако от полного замешательства его спасло изречение одного древнего мудреца, которое он обнаружил как-то в своих дневниках, - и как только он забыл о нем?! - "События следуют одно за другим. Люди полагают, что события всегда должны происходить в одной последовательности, но нередко бывает так, что они происходят в совершенно иной последовательности".
        Тут он подумал, что, хотя животные были куплены на базаре, Ансари ведь не говорил ему обязательно купить их здесь. При этом, увидев нужных ему животных, Сейфульмулюк даже не подумал о том, что совет слово в слово гласил: "Если встретишь птицу, кота и собаку в одном месте, стань их хозяином и следи за ними до конца". Только и всего.
        Итак, он отправился на поиски того человека, который купил животных, и после многих расспросов, наконец, разыскал его. Кот, птица и собака все еще были "в одном месте". Ашикик Худа, как звали их хозяина, рассказал Сейфульмулюку, что купил животных, потому что хотел избавить их от мучений, ибо они уже много недель томились в клетке на базаре в ожидании покупателя. Узнав, что Сейфульмулюк хотел купить птицу, кота и собаку, Ашикик Худа с легким сердцем согласился продать их ему.
        Странствовать вместе с ними Сейфульмулюк уже не мог и потому осел в Бухаре, нанявшись работать в шерстепрядильную мастерскую. Возвращаясь вечером с работы, Сейфульмулюк приносил для кота, птицы и собаки пищу, которую покупал на свой дневной заработок.
        Так прошло три года. Он уже стал мастером-прядильщиком, пользовался всеобщим уважением, но по-прежнему жил со своими питомцами. Однажды, гуляя за городом, Сейфульмулюк заметил на горизонте маленькое облачко. Оно выглядело так необычно, что в его уме внезапно пронеслись слова первого совета: "Небольшое облачко предупреждает об опасности". Он тут же прибежал домой, взял своих животных и, ни секунды не медля, направился на запад. Он пришел в Исфаган без гроша в кармане, а спустя несколько дней узнал, что то странное облачко было пылью, которую подняла приближавшаяся к городу орда завоевателей. Захватчики ворвались в Бухару и истребили всех ее жителей. Тогда-то Сейфульмулюк вспомнил слова Ансари: "Что пользы знать о месте человека в мире, если этот человек мертв?" Жители Исфагана не любили чужестранцев, презирали прядильщиков и питали отвращение к животным. Будучи изгнанным отовсюду, Сейфульмулюк был доведен до крайней нужды. Однажды, бросившись на землю в полном отчаянии, он взмолился: "Охранители традиции, о святые, изменные! Помогите мне, потому что моих сил уже недостаточно, чтобы добыть
пропитание, и мои животные страдают от голода и жажды".
        И вот когда он так лежал, изнуренный голодом, решив полностью покориться судьбе, в каком-то странном состоянии между сном и бодрствованием, его посетило видение, такое ясное и отчетливое, словно это происходило с ним наяву. Ему казалось, что он стоит у ручья под деревом, рядом с валуном странной формы и смотрит на золотое кольцо с драгоценным камнем, который переливается зелеными огнями, яркими, как само солнце.
        Вдруг он услышал голос:
        - Это кольцо - венец веков, сапфир истины, кольцо самого царя Соломона, сына Давида, да будет над ним мир и да сохранятся его тайны. Затем кольцо закатилось в расщелину под камнем, и Сейфульмулюк очнулся. Было уже утро. Отдохнув за ночь и уже не так остро ощущая голод, он поднялся и пошел бродить по окрестностям Исфагана. Полный каких-то смутных предчувствий, находясь все еще под властью своего ночного переживания, он вдруг обнаружил себя в том самом месте, которое пригрезилось ему ночью: он стоял под деревом у ручья, а рядом возвышался тот самый валун. Под ним оказалась щель, и когда Сейфульмулюк пошарил в ней палкой, из-под камня выкатилось уже знакомое ему кольцо. Отмывая кольцо в ручье от грязи, Сейфульмулюк воскликнул: "Если это кольцо великого Соломона, да будет на нем благословение, даруй мне, о дух кольца, избавление от моих мучений".
        В то же мгновение земля под его ногами дрогнула, и голос, подобный урагану, прогремел в воздухе: "Через века, добрый Сейфульмулюк, мы приветствуем тебя. Ты стал наследником могущества Соломона, сына Давида, мир да будет над ним, повелителя джиннов и людей. Я слуга этого кольца. Приказывай, мастер Сейфульмулюк, мой господин".
        - Доставь сюда моих животных и пищу для них, - тут же приказал Сейфульмулюк, не забыв добавить, - во имя Великого Аллаха и во имя Соломона, нашего мастера, повелителя джиннов и людей, да прославится он!
        Только он это произнес, кот, птица и собака оказались рядом, а перед ними лежала их любимая пища.
        Сейфульмулюк потер кольцо.
        - Приказывай, о обладатель кольца, - громовым раскатистым голосом отозвался дух, - и любое твое желание будет исполнено, если только оно должно быть исполнено.
        - Во имя Соломона, мир да будет над ним, скажи мне, это и есть конец?
        Ибо я должен заботиться об этих моих товарищах до конца, так велел мой мастер ходжа Ансари из Герата.
        - Нет, - ответил дух, - это еще не конец.
        Сейфульмулюк решил обосноваться в этом месте. Джинн выстроил для него домик с сараем для животных и каждый день приносил им пищу и все необходимое для жизни. Жители окрестностей, видя, что Саид Баба, отец Саида, как они его называли, никогда не покидает своего жилища, поражались святости человека, "который обходится без пищи и живет с прирученными животными".
        Когда Саид Баба не был занят изучением своих путевых записей и размышлениями о своей жизни, он наблюдал за котом, собакой и птицей, изучая их повадки. Они вели себя по-разному, соответственно своей природе.
        Хорошие качества он поощрял в них, дурные порицал и часто рассказывал им о великом ходже Ансари и трех советах.
        Время от времени его навещали святые странники, проходившие мимо. Многие из них пытались вступить с ним в беседу о духовном или сообщить ему о своих собственных индивидуальных путях. Но Саид Баба отказывался их слушать и всегда в таких случаях говорил:
        - Мне необходимо выполнять свое задание, которое дал мне учитель. Каково же было его изумление, когда однажды кот заговорил с ним на понятном ему языке.
        - Мастер, - сказал кот, - у тебя есть задание, и ты должен его выполнять. Но неужели тебя не удивляет, что время, которое ты называешь "концом", все не приходит?
        - В действительности я не удивляюсь этому, - сказал Саид Баба, - ведь я понимаю, что на выполнение этого задания может уйти добрая сотня лет.
        - Вот здесь ты и ошибаешься, - заговорила вдруг птица, - потому что не учишься тому, чему ты мог бы учиться у путников, проходящих по этой дороге. Ты еще не осознал, что, хотя эти люди внешне отличаются друг от друга, точно так же, как и мы, животные, кажемся тебе разными, все они приходят к тебе из одного источника учения: сам ходжа Ансари посылает их, чтобы проверить, развил ли ты в себе достаточную роницательность, чтобы последовать за ними.
        - Если это так, - сказал Саид Баба, - чему я нисколько не верю, объясните мне, как это может быть, чтобы обыкновенный кот и маленький воробей увидели то, чего не увидел я, обладатель чудесных даров?
        - Все очень просто, - ответили они хором, - ты настолько привык смотреть на вещи только с одной стороны, что твои недостатки очевидны даже самому обычному уму.
        Эти слова взволновали Саид Бабу.
        - Но тогда, - сказал он, - выходит, что я давным-давно уже мог бы найти дверь, о которой говорится в третьем совете, если бы соответствующим образом был настроен?
        - Конечно, - вступила в разговор собака. - Дверь уже много раз открывалась за эти годы, но ты не видел. А мы видели, но не могли тебе об этом сказать, потому что мы животные.
        - Почему же выговорите об этом теперь?
        - Теперь ты стал понимать нашу речь, потому что с некоторого времени стал более человечным. Теперь у тебя остался только один шанс, так как ты уже в преклонном возрасте.
        - Мне все это мерещится, - подумал Саид Баба. Затем стал рассуждать так: они не имеют права поучать меня, ибо я их хозяин, я их кормлю... Но другое его "я" промолвило: "Если они говорят неправду, это не имеет большого значения. Но если они правы, я рискую потерять все. Нельзя упускать спасительный шанс".
        И вот Саид Баба стал поджидать благоприятного случая. Прошло несколько месяцев. Однажды перед его домом разбил палатку какой-то странствующий дервиш. Он подружился с животными Саид Бабы, и Саид Баба решил поделиться с ним своими сомнениями.
        - Оставь меня, - грубо обовал его дервиш, - я не желаю выслушивать твою болтовню о мастере Ансари, каких-то облаках и исканиях; что мне до твоей ответственности за животных и даже до твоего волшебного кольца? Я знаю то, о чем тебе следовало бы говорить, а то, что ты сейчас говоришь, меня совершенно не интересует.
        Чувствуя глубокое отчания, Саид Баба вызвал духа кольца. - Я не могу сказать тебе того, чего не должен говорить, - ответил ему дух кольца, - но я знаю, что все твои страдания от недуга, который называется "постоянное скрытое предубеждение". Этой болезнью поражено твое мышление, и из-за нее ты не можешь продвинуться на пути.
        Саид снова подошел к дервишу, сидевшему перед входом своей палатки, и обратился к нему:
        - Скажи, что мне делать? Я чувствую себя ответственным за судьбу этих животных, но совсем запутался; кроме того, я больше не получаю никакого руководства от трех советов.
        - Вот сейчас ты говоришь искренне, и это начало. Доверь мне своих животных и я тебе отвечу.
        - Ты просишь слишком многого - я ведь тебя совсем не знаю. Как ты можешь мне такое предлагать? Правда, я испытываю к тебе уважение, но у меня есть и много сомнений.
        - Твои слова выдают тебя, - ответил дервиш. - Дело не в том, что ты заботишься о животных, а в том, что ты неверно воспринимаешь меня. Ни чувства, ни логика не помогут тебе правильно понять меня и воспользоваться моей помощью. В тебе все еще живет жадность; ты относишься к животным, как к своей собственности. А теперь ступай и знай, что мое имя Дарваза.
        "Дарваза" означает "дверь".
        И Саиду Баба задумался, не является ли дервиш той самой дверью, о которой говорил тогда шейх Ансари.
        - Возможно, ты дверь, которую я ищу, но я не уверен в этом.
        - Убирайся со своими сомнениями, - закричал дервиш. - И как ты не понимаешь, что первые два совета были даны для твоего ума, но последний совет может быть понят только тогда, когда ты воспримешь его внутренне?
        Почти два года промучился в сомнениях и страхах Саид Баба, и вот однажды внезапно он осознал истину. Тогда он позвал собаку, кота и птицу и сказал им:
        - Я отпускаю вас. Отныне вы принадлежите самим себе. Это конец.
        Сказав это, он постиг, что они - люди, и что животными они были только под действием чар. Рядом оказался дервиш Дарваза, в котором Саид Баба узнал самого ходжу Ансари. Мудрец без единого слова отворил дверь в дереве, что у ручья, и Сейфульмулюк вошел в чудесную пещеру, на стенах которой золотыми буквами были начертаны ответы на вопросы о жизни и смерти, о человечестве и человеколюбии, о знании и невежестве - обо всем, что волновало его всю жизнь.
        - Все эти годы тебя тянула назад привязанность к внешнему, - прозвучал голос Ансари. - И это одна из причин того, что ты пришел слишком поздно. Возьми же здесь ту часть мудрости, которая все еще открыта для тебя.
        Эта история иллюстрирует, помимо всего прочего, любимую суфиями идею о том, что истина "пытается проявить себя" в человеческом обществе, но она для каждого человека появляется снова и снова в таких одеждах, в которых ее труднее всего опознать, причем эти ее проявления, на первый взгляд, кажутся не имеющими друг к другу никакого отношения.
        Только развитие "особого восприятия" дает человеку возможность проникнуть в этот невидимый процесс.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТРЕДИЧИНО
        Жила одна бедная женщина, и было у нее тринадцать детей. Самого младшего звали Тредичино. Это потому, что он был тринадцатый из братьев, а в Италии таких мальчиков всегда зовут Тредичино. Бедной женщине было очень тяжело прокормить своих детей.
        Когда дети подросли, она как-то позвала их к себе и сказала:
        — Стара я стала, не могу больше вас кормить — придется вам самим о себе позаботиться.
        Отправились братья удачи искать. Шли они, шли, видят — на опушке леса дом стоит. А в этом доме летом жил король. Постучал Тредичино в дверь и попросил у короля кусок хлеба для своих голодных братьев. Надулся король, как индюк, и говорит:
        — Не могу я давать хлеб всем голодным оборванцам! Вот если найдется среди вас храбрец, который отнимет у волка мое одеяло, тогда я дам ему хлеба и даже денег.
        Растерялись братья, не знают, что ответить королю. Один Тредичино не испугался. Подошел он к королю и говорит:
        — Дайте мне большую иголку, и я принесу вам одеяло.
        Дали Тредичино иголку, и пошел он прямо к дому, где жил волк. Спрятался Тредичино за деревом и стал ждать. Только вышел волк из дому на охоту, Тредичино тихонько влез на крышу, спустился по печной трубе и спрятался у волка под кроватью Вернулся волк с охоты уставший, вытащил из сундука одеяло, лег на кровать и сразу же захрапел. Тогда Тредичино подкрался к волку и давай его колоть иглой то в бок, то в спину. Завертелся волк — одеяло и сползло с него. Тут Тредичино его подхватил, вылез через печную трубу и побежал прямо к королю
        А надо вам сказать, что был у волка ученый попугай. Что ни спросишь у попугая, он на все мог ответить и время умел узнавать. Проснулся волк утром и спрашивает у попугая, который час.
        — Еще только пять часов утра, а хитрый мальчишка Тредичино уже унес у тебя одеяло! — отвечает попугай.
        — Пусть только этот разбойник попадется мне в лапы, я ему покажу! — зарычал волк, да так громко, что все зайцы в лесу перепугались.
        А тем временем Тредичино был уже в королевском доме и ждал обещанной награды. Но король и не думал выполнять свое обещание.
        — Это не мое одеяло, — сказал он Тредичино. — Отбери у волка мое одеяло, с колокольчиками. Тогда уж я обязательно тебя награжу!
        — Хорошо, — ответил Тредичино. — Дайте мне вату и нитки, и я принесу вам ваше одеяло с колокольчиками.
        Ночью пробрался Тредичино в дом волка, а чтобы колокольчики не звенели, хитрый мальчишка закутал их в вату и обвязал нитками. Потом он схватил одеяло и бегом в дом к королю.
        Проснулся волк утром и спрашивает попугая, который час.
        — Всего только четыре часа утра, а Тредичино успел уже украсть у тебя одеяло с колокольчиками!
        Еще больше рассердился волк, зубами заскрипел, зарычал:
        — Поймаю Тредичино — разорву его на куски.
        А Тредичино в это время уже прибежал в королевский дом, отдал слугам одеяло и стал ждать награды. Вы думаете, король наградил мальчика? Нет!
        Захотелось теперь королю ученого попугая заполучить — пусть время ему говорит, когда он проснется.
        Опечалился Тредичино: "Как попугая унести? Только к нему подойдешь, он так заверещит, что волк сразу услышит".
        Да только недаром Тредичино был самым умным из братьев. Он все-таки придумал, как перехитрить попугая.
        Попросил Тредичино у королевских слуг разных сладостей, уложил их в корзину и опять пошел в лес.
        Дождался он, когда волк ушел за водой, пробрался к нему в дом, поставил открытую корзину на стол, а сам под стол спрятался. Видит попугай — корзина со сладостями и никого нет. Ну разве мог попугай устоять перед сладостями, если он их любил больше всего на свете! Залез он в корзину, набил полный рот, жует да от удовольствия языком прищелкивает.
        Тут подкрался Тредичино, захлопнул крышку, схватил корзину и пустился со всех ног к королю.
        Бедный Тредичино решил, что уж теперь-то все его испытания кончились и он с братьями вернется домой. Да не тут-то было. Взял король у Тредичино попугая и сказал ему:
        — Послушай, Тредичино, даю тебе мое королевское слово, что награжу тебя, как обещал. Но сначала ты должен исполнить последнее мое желание: хочу, чтобы ты поймал самого волка. А если не поймаешь его, не миновать тебе смерти. Понял?
        Всю ночь думал бедный Тредичино, как ему поймать волка, и придумал. Наутро сколотил он большой ящик, поставил его на тележку и отправился в лес.
        Подошел он к дому волка и давай кричать что есть силы:
        — Король велел изловить непослушного Тредичино! Кто поможет ему поймать Тредичино?
        А волк тут как тут:
        — Это ты, мальчик, хочешь поймать Тредичино?
        Я помогу тебе. Теперь дрянной мальчишка не уйдет от нас!
        — Я уже и ящик приготовил, — говорит волку Тредичино. — Вот только боюсь, не мал ли будет.
        Говорят, Тредичино одного роста с тобой. Ляг, пожалуйста, в ящик, я проверю.
        Глупый волк покорно влез в ящик. Не успел он хорошенько улечься, как Тредичино схватил молоток и живо начал забивать крышку ящика гвоздями.
        — Что ты делаешь, добрый мальчик, ведь я так могу задохнуться! — закричал волк.
        — Ничего, ничего, кум волк, дорога тут недальняя. Можно и потерпеть, — ответил ему Тредичино.
        Так вот поймал Тредичино злого волка.
        Пришлось на этот раз королю дать Тредичино и его братьям обещанную награду.
        Довольные вернулись братья к матери. Построили они себе новый дом и зажили в нем дружно и весело.
        ИТАЛЬЯНСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ "УМНЫЕ" ГОЛОВЫ
        Жили когда-то на свете фермер с женой, и была у них одна-единственная дочь.
        Ухаживал за дочерью некий джентльмен. Каждый вечер он приходил к ним в гости и оставался ужинать.
        Вот как-то раз спустилась дочка за пивом к ужину в подвал, стала цедить пиво в кувшин, а сама возьми да взгляни на потолок. И что же она увидела — в балку топор воткнут. Он там, наверное, давным-давно торчал, да раньше она его не замечала. И вот принялась дочка раздумывать: "Не к добру здесь этот топор торчит! Вот поженимся мы, и будет у нас сынок. Вырастет он большой, спустится в погреб за пивом, как я сейчас, а топор вдруг свалится ему на голову и убьет. Горе-то какое будет!"
        Поставила девушка на пол свечу и кувшин, села на скамью и принялась рыдать.
        А наверху думают: что случилось? Почему она так долго цедит пиво?
        Спустилась в погреб мать. Видит: сидит дочка на скамье и заливается слезами, а пиво уже, переполнив кувшин, потекло по полу.
        — О чем ты плачешь? — спрашивает мать.
        — Ах, матушка! — говорит дочка. — Ты только посмотри на этот страшный топор! Вот поженимся мы, будет у нас сынок, вырастет он большой, спустится за пивом, а топор вдруг свалится ему на голову и убьет. Горе-то какое будет!
        — Ах, господи, великое будет горе! — согласилась мать, села рядом с дочкой и тоже залилась слезами.
        Немного погодя и отец встревожился: чего это, думает, они так долго не возвращаются? Отправился в погреб посмотреть, куда это его дочка с женой запропастились? Спустился, видит: сидят обе и плачут в три ручья, а пиво по полу течет.
        — С чего это вы? — спрашивает.
        — Да ты только посмотри на этот страшный топор! — говорит мать. — Ну как наша дочка выйдет замуж, и родится у нее сынок, и вырастет он большой, и спустится в погреб за пивом, а топор вдруг свалится ему на голову и убьет его. Вот горе-то будет!
        — Боже мой! И правда, какое горе будет! — уселся рядом с ними отец и тоже залился слезами.
        Но вот и джентльмену надоело сидеть одному на кухне, и он тоже спустился в погреб посмотреть, что случилось. Видит: сидя г все трое рядышком, плачут заливаются, а пиво из крана течет, по всему полу растекается. Бросился он к бочке, закрыл кран и спрашивает:
        — Что случилось? Почему вы тут сидите и плачете? Или не видите — пиво-то у вас по всему полу растеклось?
        — Ох! — говорит отец. — Да вы только посмотрите на этот страшный топор! Что, если вы с нашей дочкой поженитесь, и будет у вас сынок, и вырастет он большой, и спустится в погреб за пивом, а топор вдруг свалится ему на голову и убьет его!
        И все трое принялись плакать громче прежнего. А джентльмен рассмеялся, выдернул топор из балки и говорит:
        — Немало я поездил по свету, но таких -"умных" голов ни разу не встречал! Теперь опять отправлюсь путешествовать, и если встречу трех таких, что еще глупее вас, то вернусь и женюсь на вашей дочери.
        Пожелал им всего хорошего и отправился бродить по свету.
        ...Идет он, идет, подходит в одной деревне к крайнему дому. Видит: приставлена лестница, а хозяйка заставляет корову лезть по этой лестнице на крышу - крыша-то вся травой заросла, вот хозяйка и надумала на крыше свою буренку пасти. А бедная скотина упирается, не хочет на крышу лезть.
        — Что ты делаешь? — спрашивает он хозяйку.
        — А ты не видишь? — удивилась та. — Гляди, какая на крыше густая трава. Что этой бездельнице здесь ошметки собирать, паслась бы на крыше!
        — А свалится? —говорит джентльмен.
        — Не свалится! Я ей веревку на шею накину, а конец в трубу да себе на руку намотаю. Будет падать, сразу почую!
        — Ну и глупа же ты, хозяйка! Скосила б траву на крыше да бросила корове!
        — Еще косить! — усмехнулась хозяйка. — Сама себя накормит! — и затащила-таки корову на крышу.
        Поглядел-поглядел джентльмен на это диво да и пошел своей дорогой. Не успел до другого дома дойти, как корова с крыши упала и повисла на веревке, а хозяйку в трубу втянула. Корова в петле задохлась, а хозяйка в трубе застряла, вся в саже вымазалась.
        Пошел он дальше. Шел, шел, пока не дошел до придорожной гостиницы, где и надумал переночевать.
        Народу было в гостинице полным-полно, и ему досталась комната на двоих.
        Его сосед был славный малый, и они быстро подружились. Утром стали одеваться, и вот джентльмен видит: подошел его сосед к комоду, повесил на ручки ящика свои штаны, а сам как разбежится и — прыг! Да мимо, не попал ногами в штанины. Опять разбежался — и опять мимо прыгнул. А джентльмен стоит и гадает: чего это тот затеял?
        Наконец парень остановился и стал платком лицо вытирать: устал, запарился!
        — О господи! — говорит. — Беда мне с этими штанами — до чего неудобная одежда! Ума не приложу, и кто их только выдумал! Каждое утро битый час проходит, пока в них попадешь. Прямо упарился! Ну, а как вы со своими управляетесь?
        Джентльмен покатился со смеху. Посмеялся вволю, потом показал парню, как надо штаны надевать. Тот долго благодарил его и уверял, что сам никогда бы не додумался.
        И джентльмен снова отправился в путь. Подошел к другой деревне. А там у пруда собралась толпа. Шарят в воде —кто метлой, кто — граблями, кто — вилами.
        — Что случилось? — спросил джентльмен.
        — Ужасное несчастье! — ответили ему. — Луна в пруд упала! Ловим ее, ловим — никак не выловим!
        Рассмеялся джентльмен и посоветовал искать луну не в пруду, а на небе — в воде ведь только ее отражение. Но крестьяне и слушать не хотели: так обругали, что он поспешил убраться подобру-поздорову.
        Вот и узнал он, что на свете дураков немало и многие еще глупее, чем его невеста и ее родители, и джентльмен вернулся домой и женился на фермерской дочке.
        И если они после этого не зажили счастливо, то кто-кто, а уж мы с вами тут ни при чем.
        АНГЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ АПЕЛЬСИНА
        Жили когда-то король и королева. Был у них дворец, было королевство, были, конечно, и подданные, а вот детей у короля и королевы не было.
        Однажды король сказал:
        - Если бы у нас родился сын, я поставил бы на площади перед дворцом фонтан. И била бы из него не вино, а золотистое оливковое масло. Семь лет приходили бы к нему женщины и благословляли бы моего сына.
        Скоро у короля и королевы родился прехорошенький мальчик. Счастливые родители выполнили свой обет, и на площади забили два фонтана. В первый год фонтаны вина и масла вздымались выше дворцовой башни. На следующий год они стали пониже. Словом, королевский сын, что ни день, становился больше, а фонтаны - меньше.
        На исходе седьмого года фонтаны уже не били, из них по капле сочилось вино и масло.
        Как-то королевский сын вышел на площадь поиграть в кегли. А в это самое время к фонтанам притащилась седая сгорбленная старушонка. Она принесла с собой губку и два глиняных кувшина. По каплям губка впитывала то вино, то масло, а старуха выжимала ее в кувшины.
        Кувшины почти наполнились. И вдруг - трах! - оба разлетелись в черепки. Вот так меткий удар! Это королевский сын целился большим деревянным шаром в кегли, а попал в кувшины. В тот же миг иссякли и фонтаны, они уже не давали ни капли вина и масла. Ведь королевичу как раз в эту минуту исполнилось ровно семь лет.
        Старуха погрозила скрюченным пальцем и заговорила скрипучим голосом:
        - Слушай меня, королевский сын. За то, что ты разбил мои кувшины, я положу на тебя заклятье. Когда тебе минет трижды семь лет, на тебя нападет тоска. И станет она тебя терзать, пока ты не найдешь дерево с тремя апельсинами. А когда ты найдешь дерево и сорвешь три апельсина, тебе захочется пить. Тогда-то мы и посмотрим, что будет.
        Старуха злорадно засмеялась и поплелась прочь.
        А королевский сын продолжал играть в кегли и через полчаса уже забыл и о разбитых кувшинах, и о старухином заклятье.
        Вспомнил о нем королевич, когда ему исполнилось трижды семь - двадцать один год. Напала на него тоска, и ни охотничьи забавы, ни пышные балы не могли ее развеять.
        - Ах, где найти мне три апельсина! - повторял он.
        Услышали это отец-король и мать-королева и сказали:
        - Неужели мы пожалеем для своего дорогого сына хоть три, хоть три десятка, хоть три сотни, хоть три тысячи апельсинов!
        И они навалили перед королевичем целую гору золотистых плодов. Но королевич только покачал головой.
        - Нет, это не те апельсины. А какие те, что мне нужны, и сам не знаю. Оседлайте коня, я поеду их искать
        Королевичу оседлали коня, он вскочил на него и поехал Ездил, ездил он по дорогам, ничего не нашел. Тогда свернул королевич с дороги и поскакал напрямик. Доскакал до ручья вдруг слышит тоненький голосок:
        - Эй, королевский сын, смотри, как бы твой конь не растоптал моего домика!
        Посмотрел королевич во все стороны - никого нет. Глянул под копыта коню - лежит в траве яичная скорлупка. Спешился он, наклонился, видит - сидит в скорлупке фея. Удивился королевич, а фея говорит:
        - Давно у меня в гостях никто не бывал, подарков не приносил.
        Тогда королевич снял с пальца перстень с дорогим камнем и надел фее вместо пояса. Фея засмеялась от радости и сказала:
        - Знаю, знаю, чего ты ищешь. Добудь алмазный ключик, и ты попадешь в сад. Там висят на ветке три апельсина.
        - А где же найти алмазный ключик? - спросил королевич.
        - Это, наверно, знает моя старшая сестра. Она живет в каштановой роще.
        Юноша поблагодарил фею и вскочил на коня. Вторая фея и вправду жила в каштановой роще, в скорлупке каштана. Королевич подарил ей золотую пряжку с плаща.
        - Спасибо тебе, - сказала фея, - у меня теперь будет золотая кровать. За это я тебе открою тайну. Алмазный ключик лежит в хрустальном ларце.
        - А где же ларец? - спросил юноша.
        - Это знает моя старшая сестра, - ответила фея. - Она живет в орешнике.
        Королевич разыскал орешник. Самая старшая фея устроила себе домик в скорлупке лесного ореха. Королевский сын снял с шеи золотую цепочку и подарил ее фее. Фея подвязала цепочку к ветке и сказала:
        - Это будут мои качели. За такой щедрый подарок я скажу тебе то, чего не знают мои младшие сестры. Хрустальный ларец находится во дворце. Дворец стоит на горе, а та гора за тремя горами, за тремя пустынями. Охраняет ларец одноглазый сторож. Запомни хорошенько: когда сторож спит - глаз у него открыт, когда не спит - глаз закрыт. Поезжай и ничего не бойся.
        Долго ли ехал королевич, не знаем. Только перевалил он через три горы, проехал три пустыни и подъехал к той самой горе. Тут он спешился, привязал коня к дереву и оглянулся. Вот и тропинка. Совсем заросла она травой, - видно, в этих краях давно никто не бывал. Пошел по ней королевич. Ползет тропинка, извиваясь, как змея, все вверх да вверх. Королевич с нее не сворачивает. Так и довела его тропинка до вершины горы, где стоял дворец.
        Пролетала мимо сорока. Королевич попросил ее:
        - Сорока, сорока, загляни в дворцовое окошко. Посмотри, спит ли сторож.
        Сорока заглянула в окошко и закричала:
        - Спит, спит! Глаз у него закрыт!
        - Э, - сказал себе королевич, - сейчас не время входить во дворец.
        Подождал он до ночи. Пролетала мимо сова. Королевич попросил ее:
        - Совушка, сова, загляни в дворцовое окошко. Посмотри, спит ли сторож.
        Сова заглянула в окошко и проухала:
        - Ух-ух! Не спит сторож! Глаз у него так на меня и смотрит.
        - Вот теперь самое время, - сказал себе королевич и вошел во дворец.
        Там он увидел одноглазого сторожа. Около сторожа стоял трехногий столик, на нем хрустальный ларчик. Королевич поднял крышку ларчика, вынул алмазный ключик, а что открывать им - не знает. Стал он ходить по дворцовым залам и пробовать, к какой двери подойдет алмазный ключик. Перепробовал все замки, ни к одному ключик не подходит. Осталась только маленькая золотая дверка в самом дальнем зале. Вложил королевич алмазный ключик в замочную скважину, он пришелся, как по мерке. Дверца сразу распахнулась, и королевич попал в сад.
        Посреди сада стояло апельсиновое дерево, на нем росли всего-навсего три апельсина. Но какие это были апельсины! Большие, душистые, с золотой кожурой. Словно все щедрое солнце Италии досталось им одним. Королевский сын сорвал апельсины, спрятал их под плащ и пошел обратно.
        Только королевич спустился с горы и вскочил на коня, одноглазый сторож закрыл свой единственный глаз и проснулся. Он сразу увидел, что в ларце нет алмазного ключика. Но было уже поздно, потому что королевич скакал во весь опор на своем добром коне, увозя три апельсина.
        Вот перевалил он одну гору, едет по пустыне. День знойный, на лазурном небе ни облачка. Раскаленный воздух струится над раскаленным песком. Королевичу захотелось пить. Так захотелось, что ни о чем другом он и думать не может.
        "Да ведь у меня есть три апельсина! - сказал он себе. - Съем один и утолю жажду!"
        Едва он надрезал кожуру, апельсин распался на две половинки. Из него вышла красивая девушка.
        - Дай мне пить, - попросила она жалобным голосом.
        Что было делать королевичу! Он ведь и сам сгорал от жажды.
        - Пить, пить! - вздохнула девушка, упала на горячий песок и умерла.
        Погоревал над ней королевич и поехал дальше. А когда оглянулся, то увидел, что на том месте зеленеет апельсиновая роща. Королевич удивился, но назад возвращаться не стал.
        Скоро пустыня кончилась, юноша подъехал к лесу. На опушке приветливо журчал ручеек. Королевич бросился к ручью, сам напился, вволю напоил коня, а потом сел отдохнуть под раскидистым каштаном. Вынул он из-под плаща второй апельсин, подержал его на ладони, и стало томить королевича любопытство так же сильно, как недавно томила жажда. Что скрыто за золотой кожурой? И королевич надрезал второй апельсин.
        Апельсин распался на две половинки, и из него вышла девушка. Она была еще красивее, чем первая.
        - Дай мне пить, - сказала девушка.
        - Вот ручей, - ответил королевич, - вода его чиста и прохладна.
        Девушка припала к струе и мигом выпила всю воду из ручья, даже песок на дне его стал сухим.
        - Пить, пить! - опять застонала девушка, упала на траву и умерла.
        Королевич очень огорчился и сказал:
        - Э, нет, уж теперь-то я и капли воды в рот не возьму, пока не напою третью девушку из третьего апельсина!
        И он пришпорил своего коня. Проехал немного и оглянулся. Что за чудо! По берегам ручья стеной встали апельсиновые деревья. Под густой зеленью их веток ручей наполнился водой и опять запел свою песенку.
        Но королевич и тут не стал возвращаться. Он поехал дальше, прижимая к груди последний апельсин.
        Как он страдал в пути от зноя и жажды, - и рассказать невозможно. Однако, рано или поздно, доскакал королевич до реки, что протекала у границ его родного королевства. Здесь он надрезал третий апельсин, самый большой и спелый. Апельсин раскрылся, словно лепестки, и перед королевичем появилась девушка невиданной красоты. Уж на что были хороши первые две, а рядом с этой показались бы просто дурнушками. Королевич взора не мог от нее отвести. Лицо ее было нежнее цветка апельсинового дерева, глаза зеленые, как завязь плода, волосы золотые, словно кожура спелого апельсина.
        Королевский сын взял ее за руку и подвел к реке. Девушка наклонилась над рекой и стала пить. Но река была широка и глубока. Сколько ни пила девушка, воды не убывало.
        Наконец красавица подняла голову и улыбнулась королевичу.
        - Спасибо тебе, королевич, за то, что дал мне жизнь. Перед тобой дочь короля апельсиновых деревьев. Я так долго ждала тебя в своей золотой темнице! Да и сестры мои тоже ждали.
        - Ах, бедняжки, - вздохнул королевич. - Это я виноват в их смерти.
        - Но ведь они не умерли, - сказала девушка. - Разве ты не видел, что они стали апельсиновыми рощами? Они будут давать прохладу усталым путникам, утолять их жажду. Но теперь мои сестры уже никогда не смогут превратиться в девушек.
        - А ты не покинешь меня? - воскликнул королевич.
        - Не покину, если ты меня не разлюбишь.
        Королевич положил руку на рукоять своего меча и поклялся, что никого не назовет своей женой, кроме дочери короля апельсиновых деревьев.
        Он посадил девушку впереди себя на седло и поскакал к родному дворцу.
        Вот уже заблестели вдали дворцовые башенки. Королевич остановил коня и сказал:
        - Подожди меня здесь, я вернусь за тобой в золотой карете и привезу тебе атласное платье и атласные туфельки.
        - Не надо мне ни кареты, ни нарядов. Лучше не оставляй меня одну.
        - Но я хочу, чтобы ты въехала во дворец моего отца, как подобает невесте королевского сына. Не бойся, я посажу тебя на ветку дерева, вот над этим прудом. Тут тебя никто не увидит.
        Он поднял ее на руки, посадил на дерево, а сам въехал в ворота.
        В это время хромоногая, кривая на один глаз служанка пришла к пруду полоскать белье. Она наклонилась над водой и увидела в пруду отражение девушки.
        - Неужели это я? - закричала служанка. - Как я стала прекрасна! Верно, само солнце завидует моей красоте!
        Служанка подняла вверх глаза, чтобы посмотреть на солнце, и заметила среди густой листвы девушку. Тут служанка поняла, что видит в воде не свое отражение.
        - Эй, кто ты такая и что тут делаешь? - со злобой крикнула служанка.
        - Я невеста королевского сына и жду, когда он приедет за мной.
        Служанка подумала: "Вот случай перехитрить судьбу".
        - Ну, это еще неизвестно, за кем он приедет, - ответила она и принялась изо всех сил трясти дерево.
        Бедная девушка из апельсина старалась, как могла, удержаться на ветвях. Но служанка раскачивала ствол все сильнее и сильнее. Девушка сорвалась с ветки и, падая, превратилась опять в золотистый апельсин.
        Служанка живо схватила апельсин, сунула за пазуху и полезла на дерево. Только успела она примоститься на ветке, как подъехал королевич в карете, запряженной шестеркой белых коней.
        Служанка не стала дожидаться, пока ее снимут с дерева, и спрыгнула на землю.
        Королевич так и отшатнулся, увидев свою невесту хромоногой и кривой на один глаз.
        Служанка быстро сказала:
        - Э, женишок, не беспокойся, это все у меня скоро пройдет. В глаз мне попала соринка, а ногу я отсидела на дереве. После свадьбы я стану еще лучше, чем была.
        Королевичу ничего другого не оставалось, как везти ее во дворец. Ведь он поклялся на своем мече.
        Отец-король и мать-королева очень огорчились, увидев невесту своего любимого сына. Стоило ездить за такой красоткой чуть не на край света! Но раз слово дано, надо его выполнять. Принялись готовиться к свадьбе.
        Настал вечер. Весь дворец так и сиял огнями. Столы были пышно накрыты, а гости разряжены в пух и прах. Все веселились. Невесел был только королевский сын. Его томила тоска, такая тоска, будто он и не держал никогда в руках трех апельсинов. Хоть снова садись на коня да поезжай неведомо куда, неизвестно за чем.
        Тут ударили в колокол, и все сели за стол. А во главе стола посадили молодых. Слуги обносили гостей искусно приготовленными кушаньями и напитками.
        Невеста попробовала одного кушанья, попробовала другого, но каждый кусок так и застревал у нее в горле. Ей хотелось пить. Но, сколько она ни пила, жажда не унималась. Тогда она вспомнила про апельсин и решила его съесть. Вдруг апельсин выкатился у нее рук и покатился по столу, выговаривая нежным голосом: Кривая кривда сидит за столом, А правда с нею проникла в дом!
        Гости затаили дыхание. Невеста побледнела. Апельсин прокатился вокруг стола, подкатился к королевичу и раскрылся. Из него вышла прекрасная дочь короля апельсиновых деревьев.
        Королевич взял ее за руки и подвел к отцу и матери.
        - Вот моя настоящая невеста!
        Злую обманщицу тотчас прогнали прочь. А королевич с девушкой из апельсина отпраздновали веселую свадьбу и прожили счастливо до глубокой старости.
        ИТАЛЬЯНСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ БАБОЧКИ
        Жили-были три бабочки — белая, красная и желтая. Все дни напролет только и дела у них было, что играть да плясать. Особенно если солнце пригревало. Порхают бабочки с цветка на цветок, с одного на другой. То-то весело! Но вот однажды пошел проливной дождь. Промокли бабочки и стали искать, где бы укрыться. А дождь все льет.
        Добрались бабочки до Белой Лилии и говорят:
        — Укрой нас, позволь от дождя спрятаться.
        Лилия им в ответ:
        — Так и быть, белую бабочку от дождя спрячу, она на меня похожа, а красная и желтая пусть себе другое место ищут.
        Тут белая бабочка ей и говорит:
        — Раз ты моих сестриц принять не хочешь, то и я к тебе не пойду! Лучше уж нам вместе под дождем мокнуть!
        И полетели дальше.
        А дождь еще пуще льет. Подлетели бабочки к Красному Тюльпану и говорят:
        — Укрой нас, позволь от дождя спрятаться, мы насквозь промокли.
        Тюльпан им в ответ:
        — Ладно, красную спрячу, она на меня похожа, а белая и желтая пусть себе другое место ищут.
        Тут красная бабочка ему и говорит:
        — Раз ты моих сестриц принять не хочешь, то и я к тебе не пойду. Лучше уж нам вместе под дождем мокнуть!
        И полетели дальше.
        Добрались бабочки до Желтой Розы и говорят:
        — Укрой нас, позволь от дождя спрятаться, мы насквозь промокли. Роза им в ответ:
        — Желтую спрячу, она на меня похожа, а белая и красная пусть себе другое место ищут.
        Тут желтая бабочка ей и говорит:
        — Раз ты моих сестриц принять не хочешь, то и я к тебе не пойду! Лучше уж нам вместе под дождем мокнуть!
        Услыхало солнце, что за тучами скрывалось, слова бабочек и обрадовалось: есть же на свете такая верная дружба! И решило бабочкам помочь.
        Прогнало солнце дождь и снова засияло, сад осветило, бабочкам крылья высушило. Стали они взад-вперед летать. Играют, пляшут, с цветка на цветок порхают. Только к Лилии, к Тюльпану и к Розе больше не подлетали. Так те и засохли одни-одинешеньки. Веселились бабочки, кружились до самого вечера. А как вечер настал, спать легли. Что с ними дальше было, про то не ведаю. Только знаю, что дружба — в любой беде опора.
        НЕМЕЦКАЯ СКАЗКА
        ТРИ БРАТА - СМЕКАЛИСТЫЕ РЕБЯТА
        В давние времена жили три брата, и была у них прекрасная кобыла. Однажды у братьев выкрали ее. Обнаружили они пропажу и стали гадать, кто кобылу увел.
        Старший брат, как самый умный, говорит:
        - Я полагаю, что вор был высокого роста.
        Средний старшего поддержал:
        - Коли он был высокий, значит, русый.
        А младший добавил:
        - Ежели русый, значит, с огромными усами. Пошли вора искать!
        Сказано - сделано. Бросились братья прямиком через поле на дорогу и налетели на человека, как две капли воды похожего на ихнего вора - и ростом высок, и волосы русые, и усы огромные. Только кобылы при нем не видать. Окружили его братья, словно разъяренные шершни, и ну донимать:
        - Куда дел нашу кобылу? Одно из двух выбирай - либо деньги плати, не сходя с места, либо кобылу верни!
        Видит бедняга, что попался он, словно кур в ощип, стал вырываться, божиться, что видом не видывал их кобылы, а уж красть и подавно не собирался. Но братья нипочем не отступаются.
        - Отдавай нашу кобылу, и все тут! Ты украл!
        Человек стоит на своем, тогда братья схватили его и поволокли в Травник к кадию на суд. Спрашивает их кадий:
        - С чем пришли?
        А братья в один голос:
        - Милостивый кадий! Этот человек украл нашу кобылу, и пришли мы просить, чтобы ты заставил его нам заплатить.
        Стал кадий расспрашивать:
        - А почему вы знаете, что именно он украл вашу кобылу?
        Отвечают братья:
        - Милостивый эфенди, дошли мы до этого, изволишь ли видеть, своим умом, и теперь нам доподлинно известно, что украл именно он и никто другой!
        Услышав такой ответ, кадий вышел в соседнюю комнату, взял лимон, завернул его в тряпку и сунул в мешок. Выносит мешок к братьям и говорит:
        - Если догадаетесь, что в этом мешке лежит, решу дело в вашу пользу; если не угадаете - каждый получит по сто ударов по пяткам.
        Старший брат заявил:
        - Что там у тебя в мешке лежит - не знаю, а только спрятано там что-то круглое.
        Средний старшего поддержал:
        - Ежели круглое - значит, желтое!
        - Ежели желтое - значит, в мешке лимон, - сказал напоследок младший.
        Размотали тряпку, а там и впрямь лимон. Но кадий все еще не верит братьям. Оставил он их у себя ночевать. Вот настал вечер, кадий приказал зарезать щенка и зажарить его братьям на ужин. Подошло время за стол садиться, братья принялись за еду, а кадий им и говорит:
        - Если угадаете, чье это мясо, - заставлю вора возместить вам убытки, если не угадаете - каждый получит по сто ударов по пяткам.
        Старший брат заявил:
        - Как бы эта животина ни звалась, а только она день-деньской по двору рыскала.
        - Ежели эта животина день-деньской по двору шаталась, значит, она во все свой нос совала, - добавил средний.
        - Ежели она во все свой нос совала, - значит, это щенок, - заключил младший.
        Вскочил кадий со скамьи и крикнул:
        - Угадали! Ваша взяла!
        И присудил возместить братьям убытки.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ БРАТА
        Много лет тому назад жил на свете отец с тремя сыновьями.
        Выросли сыновья молодцами, один другого лучше. Вот и говорит им отец:
        - Ступайте, дети, по белу свету странствовать, людей посмотрите и какому-нибудь делу научитесь. Тому из вас, кто самым лучшим мастером вернется, я свой дом оставлю.
        Пошли братья странствовать. Три года бродили они по чужим краям, а через три года вернулись все в один день домой к отцу.
        - Здравствуй, отец, - говорят они.
        - Здравствуйте, дети, - отвечает отец. - Ну что, научились чему-нибудь?
        - Да, - говорят, - научились.
        - Чему же вы, дети, научились?
        - Я, - говорит младший сын, - брить научился.
        - Я, - говорит средний сын, - ковать научился.
        - А я, - сказал старший сын, - фехтовать научился.
        - Ну и хорошо, - говорит отец. - Хотел бы я посмотреть, ловко ли вы умеете брить, ковать и фехтовать.
        А в это время по полю бежал заяц.
        - Эх! - закричал младший сын, который брить научился. - Тебя-то мне и надо!
        Схватил он тазик и мыло, взбил кисточкой пену, а потом догнал зайца, на бегу намылил ему мордочку и выбрил обе щеки.
        Да как 'чисто выбрил! Ни разу не порезал и ни одного волоска не оставил.
        - Хорошая работа, - сказал отец. - Ловко бреешь!
        И только он это проговорил, как на дороге показалась карета.
        - А ну-ка, - говорит средний сын, который ковать научился, - посмотри, отец, и на мое уменье!
        Побежал средний сын за каретой, догнал ее, оторвал у лошади на всем скаку все четыре подковы и тут же на всем скаку подковал ее сызнова.
        - Отличная работа! - сказал отец. - Не хуже, чем у твоего брата.
        Тут заговорил старший сын:
        - Позволь, отец, и мне показать свое уменье!
        - Что ж, - говорит отец, - покажи. А как раз в это время пошел дождь. Взял старший сын свою шпагу да как начал вертеть ею у себя над головой! Так быстро вертит, что ни одна капля на него не попадает. Дождь льет все сильнее и сильнее. Хлещет как из ведра, а старший сын только вертит шпагой и стоит сухой, будто под крышей. Все капли дождевые шпагой отбивает! Увидел это отец, удивился и сказал детям:
        - Все вы искусные мастера - не знаю я, кому из вас дом оставить. Живите все вместе.
        Согласились с ним сыновья, да так с тех пор вместе и живут.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        Три братца
        Жили-были на свете три цвета: черный, белый и красный.
        Как-то говорит черный цвет белому:
        — Мы с тобой цвета-братья. От нас оттенки серого цвета на земле появляются.
        — Ничего общего у нас нет, — не согласился белый. Я под небесами на пушистых белых облаках летаю, а ты в землю зарываешься. Если смешать белый цвет с красным, получится нежно-розовый. Если черный с красным смешать, цвет станет грязным. Так что, черный, ты мне не брат.
        Расстроился черный цвет, чуть не плачет.
        — Не плачь, — стал успокаивать его красный. Я с белым цветом не согласен. Если нарисовать на красном черные горошинки, получится красивый узор. К тому же, если смешать черный и красный, можно получить коричневый.
        Пока добрый красный цвет с черным разговаривал, прибежала к краскам мышка и просит их:
        — Шерстка моя поблекла. Выкрасите ее, пожалуйста, свежей серой краской.
        Пришлось белому цвету с черным смешаться, чтобы серое платьице мышки в порядок привести.
        Вслед за мышкой прилетела к краскам тучка и просит:
        — Порвал солнечный лучик мою серую накидку. Стыдно мне с дыркой над землей летать. Закрасьте ее, пожалуйста, свежей серой краской.
        Снова пришлось черному цвету с белым смешаться, чтобы накидку тучкину зашить.
        Тут опять краски окликнули. На этот раз пришел слон выкрасить свежей серой краской свои обвислые уши.
        За слоном к краскам прибежал волк - он зацепился за острый сук и ободрал свою шкуру. Целый день белый с черным работали - и под конец помирились.
        — Мы цвета-братья, нам ссориться нельзя, — сказал мудрый красный цвет и попросил черный цвет вывести на красной спинке божьей коровки круглые черные горошинки.
        ТРИ БРАТА И МУДРЫЙ СТАРЕЦ
        Жили в одном доме возле самого болота три брата вместе со своим отцом. А ведь всякий знает, что жить около болота худо: от него один вред и никакой радости.
        Вот пришло время отцу умирать. Позвал он своих сыновей и сказал:
        — Слушайте, сыновья! Надо вам с этого места переселяться. Беды и болезни посылает нам болото. Постройте себе дом где-нибудь на склоне горы, тогда и заживете по-хорошему, но, прежде чем приступите к делу, посоветуйтесь с мудрым старцем, который живет в лесу.
        Время шло, и видели братья, что отец был прав. Надо уйти им с болота. Поговорили они между собой и решили, что пойдет старший брат в лес к мудрому старцу за советом: уходить им или нет.
        Вот пришел старший брат к мудрому старцу и спрашивает:
        — Что нам делать? Плохо мы сделаем, если с болота уйдем и построим себе дом на склоне горы? Как скажешь?
        — Плохо, — ответил старец, не оставляя работы, которой был занят.
        Не стал старший брат дальше его расспрашивать и, опустив голову, печальный, пошел домой.
        Дома он передал братьям ответ старика.
        — Да рассказал ли ты ему о наших несчастьях? — воскликнул средний брат. — Пойду-ка я и объясню старцу, как мы живем... — И он пошел в лес.
        — Скажи, уважаемый, — обратился он к старцу, — как нам быть? Возле болота жить больше нет сил. Беды и болезни измучили. — И он с тревогой спросил: — Как думаешь, стоит ли нам уйти оттуда? Плохо ли будет, если мы построим дом на склоне горы?
        — Плохо будет, — снова ответил старец.
        Вернулся и средний брат домой печальный. Выслушали его братья.
        — Ну что же, — весело сказал младший брат, — теперь, видно, мой черед идти к старцу.
        И пошел он в лес.
        Подойдя к старцу, поклонился ему низко младший брат, присел на пенек и сказал:
        — О мудрый старец! Умирая, наш отец завещал нам уйти с болота, где мучают нас болезни и беды. Хорошо ведь будет, если мы построим себе дом на склоне горы. Как ты нам посоветуешь?
        — Очень хорошо будет, сын мой! — ответил старец.
        У младшего брата будто крылья от радости выросли. Поблагодарил он старца и побежал домой, где его с нетерпением ждали братья.
        — Братья! — крикнул младший. — Мудрый старец сказал, что будет очень хорошо, если мы построим дом на склоне горы!
        Те даже рты раскрыли от удивления.
        — Как же так? — разом спросили они. — Что же он смеялся над нами?
        Побежали они все трое в лес.
        — О мудрый старец! — сказал старший брат. — Ты что, смеялся над нами что ли? Почему ты мне и среднему брату сказал, что плохо строить дом на склоне горы, а младшему брату сказал, что хорошо?
        — Я и не думал смеяться, — ответил старец. — Вы спросили меня: "Плохо ли будет, если мы по строим дом на склоне горы?" А младший брат сказал так: "Хорошо ведь будет, если мы построим себе дом на склоне горы". И я ему ответил: "Очень хорошо будет!" Я ответил ему так потому, что он начал с хорошего, а вы с плохого. А разве может работа спориться, если начать ее со страхом, думая о плохом? О хорошем надо думать! — прибавил старик.
        Поблагодарили его братья и пошли все вместе строить дом.
        АЛБАНСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ ДЕРВИША
        Давным-давно жили три дервиша - Як, Ду и Си. Первый дервиш пришел с севера, второй - с запада, третий - с юга. У этих людей была общая цель: они стремились к глубокой истине и искали путь.
        Первый, Як Баба, сидел и размышлял, пока у него не начала болеть голова. Второй, Ду Ага, стоял на голове, пока у него не отнялись ноги. Третий, Си Каландар, читал книги, пока у него не пошла из носа кровь.
        Наконец, они решили объединить свои усилия. Дервиши удалились в уединенное место и стали сообща выполнять свои упражнения, надеясь таким путем сконцентрировать необходимое количество усилий, чтобы вызвать появление Истины, которую они называли глубокой истиной.
        Сорок дней и сорок ночей искатели упорно добивались своей цели, и вот на сорок первый день, словно из-под земли в вихре белого дыма перед ними возникла голова очень древнего старца.
        - Вы таинственный Кхидр, страх людей? - воскликнул первый дервиш.
        - Да нет же, это Кутуб, столп мира, - возразил второй дервиш.
        - Вы оба заблуждаетесь, - вмешался третий, - я убежден, что это никто иной, как Абдель, Измененный.
        - Я ни тот, ни другой, ни третий, - могучим глухим голосом проговорил дух. Но я тот, кого вы можете представить. Сейчас, кажется, вы стремитесь к одной цели, которую вы называете глубокой истиной?
        - Да, о мастер, - хором ответили дервиши.
        - Приходилось ли вам слышать когда-нибудь изречение: "Путей столько же, сколько человеческих сердец"? - спросила голова и, не дожидаясь ответа, продолжала, - во всяком случае вот ваши пути: первый дервиш должен отправиться в страну глупцов; второй дервиш должен разыскать волшебное зеркало, а третий пусть обратится за помощью к Джинн Водоворота. Сказав так, видение исчезло.
        Оставшись снова втроем, дервиши принялись обсуждать случившееся, и не только потому, что хотели собрать как можно больше информации обо всем этом, прежде чем отправиться в дорогу, но также и потому, что, хотя они следовали различными путями, каждый до сих пор верил только в один путь - в свой собственный, конечно. А теперь их ситуация была несколько иной, ибо никто из них не мог бы с уверенностью сказать, что его путь был правильным, пусть даже этот несовершенный путь отчасти способствовал появлению таинственного духа, имени которого дервиши так и не узнали.
        Первым покинул келью Як Баба. Вместо того, чтобы допытываться у каждого встречного, как он всегда делал, не живет ли где поблизости какой-нибудь ученый человек, Як Баба теперь расспрашивал о стране глупцов.
        Наконец, спустя много месяцев, он повстречал человека, который объяснил ему, где находится эта страна, и Як Баба направился туда. Как только он вошел в пределы Страны Глупцов, он увидел женщину, тащившую на себе дверь. Дервиш приблизился к ней и спросил: "Женщина, что ты собираешься делать с этой дверью?" И женщина ответила ему: "Сегодня утром мой муж, отправляясь на работу, сказал мне: жена, в нашем доме много ценных вещей; смотри, чтобы никто не вошел в эту дверь. Когда я уходила, я взяла дверь с собой, так что уже никто через нее не войдет. А теперь позволь мне оставить тебя". С этими словами женщина отвернулась, чтобы идти своей дорогой, но Як Баба остановил ее и сказал: "Хочешь, я расскажу тебе нечто такое, что избавит тебя от необходимости повсюду таскать за собой эту тяжесть?"
        - Конечно, нет, - воскликнула женщина, - а если ты уж непременно хочешь помочь мне, то подскажи лучше, как сделать, чтобы дверь была не такой тяжелой.
        - Нет, этого я тебе сказать не могу, - ответил дервиш и пошел дальше. Пройдя еще немного, он увидел на обочине дороги толпу крестьян, которые, прижимаясь от страха друг к другу, таращились на огромный арбуз, выросший на поле.
        - Подобное чудище мы встречаем впервые, - объяснили они дервишу, - оно, разумеется, вырастет еще больше и всех нас сожрет. Но мы не решаемся даже приблизиться к нему.
        - Хотите, я кое-что расскажу вам о нем? - спросил дервиш.
        - Не будь глупцом, - закричали крестьяне, - убей его, если можешь, и мы тебя вознаградим. Но не думай рассказывать нам сказки, мы не желаем тебя слушать!
        Тогда Як Баба вытащил из кармана нож, подошел к арбузу и, отрезав ломоть, стал уплетать его. Это зрелище повергло людей в неописуемый ужас.
        С криками и воплями они кинули дервишу пригоршню монет и стали умолять его:
        - Сжалься над нами, славный повелитель монстров, уходи и не губи нас, как ты погубил только что это чудовище! Таким образом, Як Баба стал постепенно понимать, что для того, чтобы жить среди глупцов, надо научиться думать и поступать, как они. Спустя несколько лет ему удалось сделать нескольких дураков разумными, и в награду за это он был однажды удостоен глубокого знания. А так как он стал святым в стране глупцов, обитатели этой страны сохранили о нем память только как о "герое, который разрубил Зеленое Чудовище и выпил его кровь". Они пытались сделать то же самое, чтобы заработать глубокое знание, но у них, разумеется, ничего не вышло.
        Теперь возвратимся к началу рассказа и посмотрим, что случилось со вторым дервишем, Ду Ага, который отправился на поиски волшебного зеркала. Если раньше Ду Ага повсюду разузнавал о новых мудрецах или новых упражнениях и позах, то теперь, кого бы дервиш ни встретил на своем пути, он каждого спрашивал о волшебном зеркале. Он получал множество ответов, которые только вводили его в заблуждение, пока, наконец, не осознал, где нужно искать это зеркало: оно было подвешено в одном колодце на тончайшем волоске и представляло собой создание из человеческих мыслей. Но так как мыслей оказалось недостаточно, все зеркало представляло собой небольшой кусочек.
        Ду Ага перехитрил демона, охранявшего колодец, и, достав зеркало, всмотрелся в него и попросил глубокого знания. В тот же миг он получил его. Дервиш обосновался в этом месте и прожил долгую и счастливую жизнь, обучая людей мудрости. Но так как его ученики после его смерти не поддерживали определенной концентрации мыслей, необходимой для постоянного обновления зеркала, оно вскоре исчезло. Все же по сей день некоторые люди глядят ежедневно в свое зеркало, полагая, что это и есть магическое зеркало Ду Аги.
        Ну, а что касается третьего дервиша, Си Каландара, то он, расставшись со своими товарищами, повсюду разыскивал Джинна Водоворота. Этот джинн был известен под многими другими именами, но Каландар не знал об этом. В течение нескольких лет он не раз оказывался поблизости от джинна, но проходил мимо, потому что люди, к которым он обращался, либо не знали о существовании такого джинна, либо никак не предполагали, что он - Джинн Водоворота.
        И вот, спустя много лет, Си Каландар вошел как-то в одно селение. - О люди, - обратился он к толпе поселян, - не слышал ли кто-нибудь из вас о Джинне Водоворота?
        - Мы никогда не слышали о джинне, - ответил ему кто-то из толпы, - но эта деревня называется Водоворот.
        Каландар повалился на землю и закричал:
        - Я не уйду отсюда до тех пор, пока Джинн Водоворота не покажется мне!
        Джинн, прятавшийся поблизости, выскочил из своего укрытия и, закружившись смерчем, заревел: "Мы не любим, когда чужестранцы приходят в наше селение, о дервиш. Итак, я здесь, чего ты хочешь?"
        - Я ищу глубокое знание, - ответил Си Каландар, - и мне сказали, что только ты можешь помочь мне обрести его. И дервиш рассказал, при каких обстоятельствах он узнал о существовании джина.
        - Да, я в самом деле могу тебе помочь, - прогремел джинн. - Ты уже много сделал сам, и теперь тебе осталось только произнести определенную фразу, пропеть определенную мелодию, совершить одни действия и воздерживаться от других. Тогда глубокое знание станет твоим. Сказав так, джинн дал дервишу подробные наставления и скрылся.
        Целые годы потратил Си Каландар на то, чтобы научиться правильно выполнять данные ему обряды и упражнения. Его усердие и сосредоточенность снискали ему репутацию достойного и посвященного человека. Люди, наблюдая за ним, заражались его примером и начинали ему во всем подражать. Однажды дервиш достиг глубокого знания. Его подражатели к этому времени образовали целую общину, пытаясь достичь того же. Они никогда не пришли к знанию, потому что начали изучать путь Си Каландара с конца.
        Впоследствии, когда бы последователи этих трех дервишей ни встречались, между ними разгорался ожесточенный спор. Одни говорили: "Вот наше зеркало. Если вы согласны глядеть в него столько времени, сколько потребуется, вы когда-нибудь добьетесь глубокого знания".
        - Принесите в жертву арбуз, - возражали им другие. - Это приведет вас к цели, как привело некогда Як Бабу.
        - Ерунда, - смеялись над ними третьи, - есть только один путь - это быть настойчивым в изучении и выполнении определенных упражнений, молитв и добрых дел.
        Три дервиша, достигнув в конце концов глубокого знания, обнаружили, что не могут помочь своим последователям, подобно тому, как пловец, уносимый стремительным потоком реки, видит на берегу человека, которого преследует леопард, и не может придти к нему на помощь.
        Приключения этих людей - их имена означают в переводе "первый", "второй", "третий" - толкуются иногда как сатира на традиционную религию. Рассказ представляет собой изложение знаменитой обучающей истории "Приключения трех". Ее авторство приписывается Мураду Шами, руководителю ордена Мурадийа. Он умер в 1720 году. Дервиши, рассказывающие эту сказку, заявляют, что она несет в себе скрытую миссию, более важную, чем ее поверхностное значение.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТРИ ДРАГОЦЕННЫХ КОЛЬЦА
        Жил некогда мудрый и богатый человек и был у него сын. Однажды он сказал своему сыну: "Сын мой, вот я даю тебе драгоценное кольцо. Храни его как знак того, что ты мой наследник, и передай своему потомству. Это очень редкое и красивое кольцо, и с его помощью можно открыть дверь в сокровищницу".
        Через несколько лет у этого человека родился еще один сын. Когда он немного подрос, мудрец дал ему другое кольцо с таким же напутствием. Так же он поступил и с третьим, последним своим сыном.
        Пришло время, и старец умер; его сыновья выросли и стали доказывать друг другу свое превосходство, ибо каждый полагал, что кольцо, которое он получил от отца,несомненно, свидетельствует о его избранности. Ни один из них, однако, не мог объяснить, почему он считает свое кольцо самым ценным.
        У братьев появились свои последователи, отстаивающие ценность и красоту одного из трех колец.
        Но, странная вещь: "дверь в сокровищницу" по-прежнему оставалась скрытой для обладателей "ключей" и их сподвижников. Все они были слишком поглощены проблемой первенства, обсуждением красоты и достоинств своих колец.
        Лишь немногие пытались найти дверь в сокровищницу старца. А дело в том, что кольца обладали волшебными свойствами. Хотя они были ключами, ими нельзя было открыть дверь в сокровищницу в буквальном смысле, но достаточно было просто взглянуть на них, позабыв раздоры и не привязываясь ни к одному из их качеств, чтобы это случилось. Те, кто догадывались сделать это, могли указать, где находится сокровищница, и, удерживая в своей памяти контуры кольца, проникнуть в нее. И сами сокровища также обладали чудесными свойствами - они были неисчерпаемыми. Между тем поклонники колец, каждый на свой лад, повторяют то, что говорил их общий предок, о достоинствах своего кольца.
        Первая община решила, что она уже нашла сокровища.
        Вторая община считает историю о сокровищах аллегорией.
        По мнению третьей общины, дверь в сокровищницу откроется в далеком будущем, о котором они имеют весьма смутные представления.
        Эту сказку, в которой многие видят намек на три религии - иудаизм, христианство и ислам, в несколько измененном варианте можно встретить в "Джеста Романорум" и в "Декамероне" Бокаччо. В настоящем варианте она, как сообщают, была рассказана одним из суфийских мастеров ордена Сухравардийа в ответ на вопрос о достоинствах различных религий. Некоторые комментаторы полагают, что она послужила источником для "Сказки о бочке" Свифта. История также известна из трактата "Тайные науки для властелинов".
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТРИ ДРУГА
        Случилось это три века назад, в годы правления Инчжона - короля династии Ли.
        В одном буддийском храме обучались грамоте трое юношей. Одного звали Тхэ Бэк Пхун, второго Чон Тхэ Хва, а третьего - просто Чхве. И были в учении все трое очень усердными.
        Вышли они однажды отдохнуть на лужайку позади храма. Посидели, помолчали, свежим воздухом подышали, вдруг Чон Тхэ Хва и говорит:
        - Давайте, друзья, нынче расскажем друг другу о том, чему каждый из нас жизнь свою посвятить хочет.
        Сказал тогда Тхэ Бэк Пхун:
        - Ты предложил, ты и начинай.
        Поглядел Чон Тхэ Хва на далекие горы, вздохнул и начал:
        - Дважды страна наша подвергалась опустошению. Народ живет в нищете. А сановники да чиновники только и знают, что интриги плести. Вот и хочу я добиться высокой должности, королю помочь жизнь в стране изменить, чтобы сирых да обездоленных не было, чтобы люди в довольстве и радости жили.
        Умолк Чон Тхэ Хва, посмотрел на Тхэ Бэк Пхуна, твоя, мол, очередь говорить. Молчит Тхэ Бэк Пхун, и заговорил тогда Чхве - самый незадачливый из троих:
        - А мне ни должности, ни звания не нужны. Хотел бы я жить в каком-нибудь тихом, красивом месте и книги читать.
        Сказал так Чхве, а Тхэ Бэк Пхун опять молчит. Долго молчал, потом говорит:
        - Я желаю совсем другого. И говорить о том нет нужды.
        Стали его друзья уговаривать, скажи да скажи, не выдержал Тхэ Бэк Пхун, уступил:
        - Не для того я учусь, чтобы добиться высокого чина. Но я, как и вы, люблю свою родину, свой народ. Думы о нем меня не покидают ни днем ни ночью. Во всех бедах людских повинны янбаны. Они обирают народ, обманывают. Я хочу у них все отнять и раздать все бедным. А их самих уничтожить.
        - Уж не собираешься ли ты стать главарем разбойничьей шайки? - дрожа от страха, спросил Чхве. - Прошу тебя, никогда больше об этом не говори, даже в шутку.
        Чон Тхэ Хва ничего не сказал, лишь покачал головой, знал, что Тхэ Бэк Пхун как сказал, так и сделает.
        Время быстро летит. Прошло двадцать лет. Чон Тхэ Хва сдал экзамены на должность и был назначен правителем провинции Хамген. Чхве стал конфуцианским ученым и, словно пес в конуре, тихо жил в глухой провинции. О Тхэ Бэк Пхуне никто ничего не слышал.
        Узнал Чхве, что его однокашник теперь правитель Хамгена, и решил его навестить, денег попросить и хоть какую-нибудь должность. А Чхве, надо вам сказать, ни твердостью, ни умом не отличался, хоть и назывался ученым.
        Взял Чхве узелок и отправился в путь. Перевалил горный хребет Чхоллен и вскоре достиг селения Хвеян.
        Подошел к харчевне, а там здоровенный детина, рядом - конь под седлом. Подошел детина к Чхве, вежливо поздоровался и говорит:
        - Приказал мне мой повелитель дождаться тебя здесь. Садись на коня, и поедем.
        Удивился Чхве и спрашивает:
        - Кто же это твой повелитель? И куда ехать надо?
        - После узнаешь, а сейчас ни о чем не спрашивай. Садись поскорее в седло. - Сказал так детина, помог Чхве на коня сесть.
        Ехали они, ехали, ли пятьдесят проехали. Тут их снова дожидаются с лошадьми. Пересели они на других лошадей - дальше поехали. За один день несколько раз сменяли коней. Уже и смеркаться стало. Зажег детина фонарь, погнал лошадь по горной тропе. А она узкая. Того и гляди свалишься. Ехали они, ехали, не одну сотню ли проехали. А утром выросло перед ними большое селение. Удивился Чхве: "Откуда в этом глухом ущелье селение?" На краю селения остановили они коней, Чхве спешиться помогли. Поговорили меж собой, Чхве в селение повели. Вдруг откуда ни возьмись какой-то человек перед Чхве вырос. Голубой халат на нем красным поясом перехвачен. На голове - фиолетовая повязка. Сам высоченный, широкоплечий, улыбается, глаза таращит. Глядеть страшно. Взял он Чхве за руку, в дом повел и спрашивает:
        - Неужто не признал ты меня?
        Пригляделся Чхве повнимательней, а это одноклассник его Тхэ Бэк Пхун!
        Устроил Тхэ Бэк Пхун пир в честь старого друга. Стали они юность свою вспоминать, рассказывать друг другу о том, что делали и как жили все это время. Выслушал Тхэ Бэк Пхун друга и говорит:
        - А я вот главарем шайки разбойников стал и ничуть не жалею. Нет у меня охоты спину гнуть на кого-то, жить, как бессловесная тварь, муха или собака. Я свою жизнь ни на какую не променяю. Янбанам кланяться не хочу, они крестьян разоряют. А я не вор. Бедняков мы не грабим. Отбираем добро у янбанов и торговцев. Нападаем на суда, те, что наше добро увозят. А все отобранное беднякам раздаем... Помнишь, когда-то я рассказал тебе о своей мечте, а ты осудил меня, испугался. Теперь же, услыхав, что ты, старый мой друг, покинул глухую провинцию и в путь отправился, я приказал ко мне тебя привести. И вот что хочу сказать. Чон Тхэ Хва не дурак. Он знает, что человек ты ни на что не способный. А потому ни должности, ни денег не даст. Даже на обратную дорогу. Так что советую тебе не ездить к нему. Дам я тебе кое-что, и возвращайся домой.
        Чхве не нашелся что ответить и молчал. Ему хотелось поскорее покинуть это место и рассказать обо всем самому Чон Тхэ Хва.
        Словно угадав мысли друга, Тхэ Бэк Пхун сказал:
        - Но если ты все же свидишься с Чон Тхэ Хва, ничего не рассказывай обо мне. Все равно ему меня не поймать. А расскажешь - не сносить тебе головы.
        Чхве поклялся не обмолвиться ни единым словом о том, что видел и слышал, и Тхэ Бэк Пхун проводил его до дороги.
        Через несколько дней Чхве уже был в столице провинции и, едва встретившись с Чон Тхэ Хва, сказал:
        - Послушай, дружище! А известно ли тебе, чем занимается Бэк Пхун?
        Правитель давно слышал, что друг его стал главарем шайки разбойников, но сделал вид, будто ничего не знает: во-первых, боялся, а во-вторых, считал, что Тхэ Бэк Пхун в чем-то прав - ведь был он человеком незаурядным. Поэтому в ответ на слова Чхве правитель сказал:
        - Ничего я о нем не знаю. Не получал никаких вестей с тех самых пор, как мы с ним расстались. Тхэ Бэк Пхун способный и умный, так что вряд ли занялся недостойным делом.
        - Ты уверен? А мне вот известно совсем другое. Помнишь, как-то он говорил, что хочет стать главарем шайки? Он им и стал. Кстати, в твоей провинции. По дороге сюда я заблудился и попал в логово разбойников. Там я и встретил Тхэ Бэк Пхуна. Устроил он в честь меня пир и стал хвастаться, что в каждой провинции у него свои люди, их несколько тысяч. Но при нем если наберется несколько десятков, и то хорошо. Я сам видел. Послушай, дружище! Дай мне тридцать хорошо вооруженных парней, и я тебе его приведу!
        Рассмеялся Чон Тхэ Хва и говорит:
        - Может, и стал Тхэ Бэк Пхун главарем шайки, но мне пока вреда никакого не причинил. К тому же сила у него большая. Так не лучше ли оставить его в покое? А то шума наделаем и ничего не добьемся. Ведь это все равно что пощекотать соломинкой спящего тигра.
        Однако Чхве стоял на своем. Ведь если он поймает главаря разбойников, непременно получит высокую должность. И он стал угрожать правителю:
        - Позволяешь разбойнику свободно разгуливать по твоим владениям? Не хочешь его поймать? А если всему нашему государству от него большой ущерб будет? Тебя же и обвинят! Не послушаешься меня - придется жаловаться в Сеул.
        Делать нечего. Дал правитель Чхве тысячу лян серебра и десятка четыре воинов. Но тысяча лян для Чхве - пустяки!
        Повел Чхве воинов в те самые горы, где однажды уже побывал. Приказал спрятаться, а сам к ущелью направился. Не успел ступнуть и нескольких шагов, как увидел уже знакомого ему детину.
        - Наш начальник велел тебя к нему привести, - сказал детина и помог Чхве сесть в седло.
        Пока ехали, Чхве размышлял о том, как его воины окружат разбойничье логово и захватят в плен главаря. Размечтавшись, он не заметил, как подошли к ущелью. В это время прогремел выстрел, и со всех сторон повыскакивали разбойники. Все высоченные, .здоровенные, набросились они на Чхве, с коня стащили, связали и поволокли к Тхэ Бэк Пхуну.
        - Бессовестный негодяй! У тебя еще хватило наглости на глаза мне явиться! - закричал Тхэ Бэк Пхун.
        А Чхве кашлянул и как ни в чем не бывало говорит:
        - С какой стати ты так со мной непочтителен?! Ведь мы старые друзья!
        - Старые друзья?! - заорал предводитель разбойников. - Ты смеешь называть себя моим другом? Ведь ты поклялся никому обо мне не рассказывать, а сам предал меня, клятву нарушил. Какой же ты после этого друг?
        Клянется Чхве, что ничего такого не сделал. Приказал тогда Тхэ Бэк Пхун привести пленных воинов. Увидел их Чхве, в ноги Тхэ Бэк Пхуну кинулся, о пощаде молит.
        - Не хочется меч марать о такого негодяя, - сказал предводитель разбойников с холодной усмешкой. - Пусть тебя розгами высекут. И катись на все четыре стороны!
        Высекли конфуцианца, выбрался он чуть живой из ущелья. А Тхэ Бэк Пхун всех пленных воинов собрал, дал каждому по двадцать лянов на дорогу и говорит:
        - Вернетесь домой - передайте правителю, чтобы не слушал таких негодяев.
        Ушли воины, а Тхэ Бэк Пхун приказал своим людям добро все собрать и в другое место уйти. А дома сжечь.
        Дополз кое-как Чхве до своего дома, а там ни жены, ни детей. Не поймет Чхве, куда все подевались? У соседей спросил, после искать пошел и нашел.
        Смотрит - дом стоит новехонький, лучше прежнего. Семья в достатке живет. Стал Чхве спрашивать, что да как. А домочадцы ему письмо дают. Оно его рукой написано. От его имени послано. Вот что в письме говорится:
        "Добрался я до столицы благополучно, правитель мне много ценностей дал, посылаю их вам с нарочным. Купите новый дом и все остальное. Не скупитесь".
        Прочитал Чхве письмо, слезами залился. Только теперь понял, что за человек Тхэ Бэк Пхун. Хоть бы еще разок встретиться с ним, прощения попросить. Но как ни старался Чхве узнать, где теперь его старый друг, никто ему сказать ничего не мог.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ ЗОЛОТЫЕ СТАТУЭТКИ
        Говорят, что один раджа послал в подарок султану соседней с ним страны три совершенно одинаковые золотые статуэтки и велел сказать, что они имеют разную цену. Он сделал это, чтобы узнать, насколько мудры подданные султана. Получив такой странный подарок, султан очень удивился и, обратившись к придворным, велел найти разницу между статуэтками и доложить ему. Но придворные, осмотрев все три статуэтки, нашли, что они ничем не отличаются одна от другой.
        Вскоре слухи об этом подарке распространились по всему городу: о статуэтках узнал и стар млад. И вот какой-то бедный юноша, сидевший в тюрьме, попросил передать султану, что если ему дадут взглянуть на статуэтки, он тотчас же узнает, какое между ними отличие.
        Султан повелел доставить юношу во дворец, принести статуэтки и поставить перед ним. Тот, рассмотрев их со всех сторон, заметил, что у всех трех в ушах просверлены отверстия. Когда он сунул соломинку в ухо одной статуэтки, кончик соломинки вылез изо рта; когда он то же самое проделал со второй статуэткой, то кончик соломинки вышел из другого уха, а у третьей статуэтки вся соломинка ушла в живот.
        Тогда юноша сказал:
        - Ваше величество! У этих статуэток те же особенности, что и у людей. Первая статуэтка похожа на человека, который, услышав что-нибудь, тотчас всем рассказывает об услышанном. На такого человека нельзя положиться. Поэтому цена этой статуэтки невелика. Вторая схожа с человеком, который слушает слова одним ухом, а из другого они у него вылетают.
        Это пустой и бесполезный человек. А третья статуэтка похожа на человека, который все, что услышит, словно проглотит. Поэтому цена ее самая высокая.
        Выслушал султан юношу и остался очень доволен. Он повелел написать на каждой статуэтке, как высока ее ценность, и отправить ее радже. А юношу того он выпустил из тюрьмы и возвеличил, сделав его своим приближенным.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ ИСТИНЫ
        Суфии известны как искатели истины, а истина есть ничто иное, как знание объективной реальности.
        Один невежественный и жадный тиран захотел однажды заполучить эту истину. Его звали Рударигх (Родериго), он был великий лорд Мурсии в Испании. Он решил, что истина - это нечто такое, что можно силой выпытать у Омара эль-Калави из Тарагоны.
        Омар был схвачен и приведен во дворец. Рударигх сказал:
        - Я приказываю тебе немедленно изложить всю истину, известную тебе, понятными мне словами, не то придется тебе распрощаться с жизнью.
        Омар ответил:
        - Соблюдаешь ли ты при своем благородном дворе всеобщий обычай, согласно которому арестованный должен быть отпущен на свободу, если он в ответ на вопрос говорит правду, и эта правда не свидетельствует против него?
        - Да, соблюдаю, - ответил владыка.
        - Я прошу всех присутствующих быть свидетелями слов нашего владыки, - сказал Омар. - А теперь я скажу тебе истину, и не одну, а целых три!
        - Мы должны воочию убедиться, что твои слова действительно представляют собой истину как таковую. Ты должен быть доказательным.
        - Для такого владыки как ты, - продолжал Омар, - которому я собираюсь сообщить не одну, а целых три истины, я уж постараюсь дать истины, которые будут самоочевидными.
        Рударигх на этот комплимент распустил хвост веером.
        - Первая истина, - сказал суфий, - состоит в том, что я есть тот, кого зовут Омар, суфий из Тарагоны. Вторая - это то, что ты согласился меня отпустить, если я скажу истину. Третья состоит в том, что ты хочешь знать истину, которая соответствует твоему пониманию.
        Впечатление от этих слов было таково, что тиран был вынужден отпустить суфия.
        Эта история служит введением в устные предания, которые по традиции идут от аль-Мутанаби. Рассказчики утверждают, что он запретил записывать их в течение 1000 лет.
        Аль-Мутанаби, один из величайших арабских поэтов, умер тысячелетие назад.
        Его коллекция преданий отличается тем, что постоянно перерабатывается, в соответствии с "изменениями времени", поскольку истории из нее имеют непрерывное хождение.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТРИ МЕДВЕДЯ
        Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику.
        Дверь была отворена; она посмотрела в дверь, видит: в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михайло Иванович. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу.
        В домике было две комнаты: одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Иванычева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая.
        Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки; потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех.
        Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой — Михайлы Иваныча; другой поменьше — Настасьи Петровнин, а третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко; потом села на маленький стульчик и засмеялась — так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колени и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться на стуле.
        Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михаилы Иванычева; другая средняя — Настасьи Петровнина; третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула.
        А медведи пришли домой голодные и захотели обедать.
        Большой медведь взял чашку, взглянул и заревел страшным голосом:
        — КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ?
        Настасья Петровна посмотрела на свою чашку и зарычала не так громко:
        — КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ?
        А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом:
        — КТО ХЛЕБАЛ В МОЕЙ ЧАШКЕ И ВСЕ ВЫХЛЕБАЛ?
        Михаиле Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом:
        — КТО СИДЕЛ НА МОЕМ СТУЛЕ И СДВИНУЛ ЕГО С МЕСТА?
        Настасья Петровна взглянула на свой стул и зарычала не так громко:
        — КТО СИДЕЛ НА МОЕМ СТУЛЕ И СДВИНУЛ ЕГО С МЕСТА?
        Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал:
        — КТО СИДЕЛ НА МОЕМ СТУЛЕ И СЛОМАЛ ЕГО?
        Медведи пришли в другую горницу.
        — КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ И СМЯЛ ЕЕ? — заревел Михаиле Иваныч страшным голосом.
        — КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ И СМЯЛ ЕЕ? — зарычала Настасья Петровна не так громко.
        А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом:
        — КТО ЛОЖИЛСЯ В МОЮ ПОСТЕЛЬ?
        И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут:
        — Вот она! Держи, держи! Вот она! Ай-я-яй! Держи!
        Он хотел ее укусить.
        Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Оно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.
        Л. Н. ТОЛСТОЙ
        ТРИ ОХОТНИКА
        Жили на свете три охотника - два бородатых и один безбородый. Как-то раз они отправились в степь стрелять птиц. Весь день проходили напрасно и только под вечер случайно подстрелили дрофу. Вот поставили охотники шалаш, развели костер, хотели было разделить дрофу, да и стали в тупик: дрофа ведь одна, а их трое.
        Бородатые тогда и говорят:
        — Пусть дрофа достанется тому, кто дольше всех просидит молча, не скажет ни слова.
        — Ладно, — соглашается безбородый, — будет по-вашему.
        Уселись они перед костром, молчат, точно у каждого камень во рту, и только посматривают друг на друга — кто же первый заговорит?
        Час прошел, другой прошел, третий — никто не раскрывает рта. Тогда безбородый молча взял дрофу и стал ее ощипывать.
        Бородатые смотрят на него и ни гугу. И только когда он обсосал последнюю косточку, бородатые завопили в один голос:
        — Да как ты смел против уговору съесть дрофу! Ведь это разбой!
        А безбородый смеется:
        — Вы, видно, забыли уговор, если злитесь на меня. Ведь было же сказано — кто дольше промолчит, тот получит дрофу. Верно? Вы первые начали драть глотки. Стало быть, дрофа моя. Так о чем же тут еще спорить?
        Почесали бородатые свои бороды и видят — попали они впросак. Пришлось им лечь спать с пустым желудком.
        На другой день подстрелили охотники двух гусей и одного куличка.
        — Как же мы разделим добычу? — спрашивают бородачи.
        А безбородый отвечает:
        — Вас двое, а я один. Гусей тоже двое, а куличок один. Возьмите себе куличка, а я возьму двух гусей. Тогда нас будет трое и вас трое.
        — Э-э-э, брат! — сказал бородатый. — Ты, кажется, хочешь нас надуть. Всякий скажет, что гуси лучше куличка.
        Безбородый и глазом не сморгнул.
        — Это верно, — сказал он, — гуси лучше куличка. Так ведь и вы лучше меня. Вот я и предлагаю вам вместо себя куличка, а себе вместо вас беру гусей.
        Переглянулись бородатые — будто и правильно рассуждает безбородый. Почесали они бороды, вздохнули и принялись за куличка. А безбородый вдоволь наелся гусятины.
        КАЗАХСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ ПОРОСЕНКА
        Жили-были на свете три поросенка. Три брата. Все одинакового роста, кругленькие, розовые, с одинаковыми веселыми хвостиками. Даже имена у них были похожи. Звали поросят: Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. Все лето они кувыркались в зеленой траве, грелись на солнышке, нежились в лужах. Но вот наступила осень. Солнце уже не так сильно припекало, серые облака тянулись над пожелтевшим лесом.
        - Пора нам подумать о зиме, - сказал как-то Наф-Наф своим братьям, проснувшись рано утром.
        - Я весь дрожу от холода. Мы можем простудиться.
        Давайте построим дом и будем зимовать вместе под одной теплой крышей. Но его братьям не хотелось браться за работу. Гораздо приятнее в
        последние теплые дни гулять и прыгать по лугу, чем рыть землю и таскать тяжелые камни.
        - Успеется! До зимы еще далеко. Мы еще погуляем, - сказал Ниф-Ниф и перекувырнулся через голову.
        - Когда нужно будет, я сам построю себе дом, - сказал Нуф-Нуф и лег в лужу.
        - Я тоже, - добавил Ниф-Ниф.
        - Ну, как хотите. Тогда я буду один строить себе дом, - сказал Наф-Наф.
        - Я не буду вас дожидаться.
        С каждым днем становилось все холоднее и холоднее.
        Но Ниф-Ниф и Нуф-Нуф не торопились. Им и думать не хотелось о работе. Они бездельничали с утра до вечера. Они только и делали, что играли в свои
        поросячьи игры, прыгали и кувыркались.
        - Сегодня мы еще погуляем, - говорили они, - а завтра с утра возьмемсяза дело.
        Но и на следующий день они говорили то же самое.
        И только тогда, когда большая лужа у дороги стала по утрам покрываться тоненькой корочкой льда, ленивые братья взялись наконец за работу.
        Ниф-Ниф решил, что проще и скорее всего смастерить дом из соломы. Ни с кем не посоветовавшись, он так и сделал. Уже к вечеру его хижина была
        готова.
        Ниф-Ниф положил на крышу последнюю соломинку и, очень довольный своим домиком, весело запел:
        - Хоть полсвета обойдешь,
        Обойдешь, обойдешь,
        Лучше дома не найдешь,
        Не найдешь, не найдешь!
        Напевая эту песенку, он направился к Нуф-Нуфу.
        Нуф-Нуф невдалеке тоже строил себе домик. Он старался скорее покончить с этим скучным и неинтересным делом. Сначала, так же как и брат, он хотел построить себе дом из соломы. Но потом решил, что в таком доме зимой будет очень холодно. Дом будет прочнее и теплее, если его построить из веток и тонких прутьев.Так он и сделал. Он вбил в землю колья, переплел их прутьями, на крышу навалил сухих листьев, и к вечеру дом был готов.
        Нуф-Нуф с гордостью обошел его несколько раз кругом и запел:
        - У меня хороший дом,
        Новый дом, прочный дом,
        Мне не страшен дождь и гром,
        Дождь и гром, дождь и гром!
        Не успел он закончить песенку, как из-за куста выбежал Ниф-Ниф.
        - Ну, вот и твой дом готов! - сказал Ниф-Ниф брату. - Я говорил, что мы и одни справимся с этим делом! Теперь мы свободны и можем делать все, что
        нам вздумается!
        - Пойдем к Наф-Нафу и посмотрим, какой он себе выстроил дом! - сказал Нуф-Нуф.
        - Что-то мы его давно не видели!
        - Пойдем посмотрим! - согласился Ниф-Ниф.
        И оба брата, очень довольные тем, что им ни о чем больше не нужно заботиться, скрылись за кустами.
        Наф-Наф вот уже несколько дней был занят постройкой. Он натаскал камней, намесил глины и теперь не спеша строил себе надежный, прочный дом, в
        котором можно было бы укрыться от ветра, дождя и мороза. Он сделал в доме тяжелую дубовую дверь с засовом, чтобы волк из соседнего леса не мог к нему забраться. Ниф-Ниф и Нуф-Нуф застали брата за работой.
        - Что ты строишь? - в один голос закричали удивленные Ниф-Ниф и Нуф-Нуф.
        - Что это, дом для поросенка или крепость?
        - Дом поросенка должен быть крепостью! - спокойно ответил им Наф-Наф, продолжая работать.
        - Не собираешься ли ты с кем-нибудь воевать? - весело прохрюкал Ниф-Ниф и подмигнул Нуф-Нуфу.
        И оба брата так развеселились, что их визг и хрюканье разнеслись далеко по лужайке.
        А Наф-Наф как ни в чем не бывало продолжал класть каменную стену своего дома, мурлыча себе под нос песенку:
        - Я, конечно, всех умней,
        Всех умней, всех умней!
        Дом я строю из камней,
        Из камней, из камней!
        Никакой на свете зверь,
        Хитрый зверь, страшный зверь,
        Не ворвется в эту дверь,
        В эту дверь, в эту дверь!
        - Это он про какого зверя? - спросил Ниф-Ниф у Нуф-Нуфа.
        - Это ты про какого зверя? - спросил Нуф-Нуф у Наф-Нафа.
        - Это я про волка! - ответил Наф-Наф и уложил еще один камень.
        - Посмотрите, как он боится волка! - сказал Ниф-Ниф.
        - Он боится, что его съедят! - добавил Нуф-Нуф.
        И братья еще больше развеселились.
        - Какие здесь могут быть волки? - сказал Ниф-Ниф.
        - Никаких волков нет! Он просто трус! - добавил Нуф-Нуф.
        И оба они начали приплясывать и петь:
        - Нам не страшен серый волк,
        Серый волк, серый волк!
        Где ты ходишь, глупый волк,
        Старый волк, страшный волк?
        Они хотели подразнить Наф-Нафа, но тот даже не обернулся.
        - Пойдем, Нуф-Нуф, - сказал тогда Ниф-Ниф. - Нам тут нечего делать! И два храбрых братца пошли гулять. По дороге они пели и плясали, а когда вошли в лес, то так расшумелись, что разбудили волка, который спал под сосной.
        - Что за шум? - недовольно проворчал злой и голодный волк и поскакал к тому месту, откуда доносились визг и хрюканье двух маленьких, глупых
        поросят.
        - Ну, какие тут могут быть волки! - говорил в это время Ниф-Ниф, который волков видел только на картинках.
        - Вот мы его схватим за нос, будет знать! - добавил Нуф-Нуф, который тоже никогда не видел живого волка.
        - Повалим, да еще свяжем, да еще ногой вот так, вот так! - расхвастался Ниф-Ниф и показал, как они будут расправляться с волком.
        И братья опять развеселились и запели:
        - Нам не страшен серый волк,
        Серый волк, серый волк!
        Где ты ходишь, глупый волк,
        Старый волк, страшный волк?
        И вдруг они увидели настоящего живого волка! Он стоял за большим деревом, и у него был такой страшный вид, такие
        злые глаза и такая зубастая пасть, что у Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа по спинкам пробежал холодок и тонкие хвостики мелко-мелко задрожали. Бедные поросята не могли даже пошевельнуться от страха. Волк приготовился к прыжку, щелкнул зубами, моргнул правым глазом, но поросята вдруг опомнились и, визжа на весь лес, бросились наутек. Никогда еще не приходилось им так быстро бегать!
        Сверкая пятками и поднимая тучи пыли, поросята неслись каждый к своему дому. Ниф-Ниф первый добежал до своей соломенной хижины и едва успел
        захлопнуть дверь перед самым носом волка.
        - Сейчас же отопри дверь! - прорычал волк. - А не то я ее выломаю!
        - Нет, - прохрюкал Ниф-Ниф, - я не отопру!
        За дверью было слышно дыхание страшного зверя.
        - Сейчас же отопри дверь! - прорычал опять волк. - А не то я так дуну, что весь твой дом разлетится!
        Но Ниф-Ниф от страха ничего уже не мог ответить.
        Тогда волк начал дуть: "Ф-ф-ф-у-у-у!". С крыши дома слетали соломинки, стены дома тряслись. Волк еще раз глубоко вздохнул и дунул во второй раз: "Ф-ф-ф-у-у-у!". Когда волк дунул в третий раз, дом разлетелся во все стороны, как будто на него налетел ураган. Волк щелкнул зубами перед самым пятачком маленького поросенка. Но Ниф-Ниф ловко увернулся и бросился бежать. Через минуту он был уже у двери Нуф-Нуфа.
        Едва успели братья запереться, как услышали голос волка:
        - Ну, теперь я съем вас обоих!
        Ниф-Ниф и Нуф-Нуф испуганно поглядели друг на друга. Но волк очень устал и потому решил пойти на хитрость.
        - Я передумал! - сказал он так громко, чтобы его услышали в домике. - Я не буду есть этих худосочных поросят! Я лучше пойду домой!
        - Ты слышал? - спросил Ниф-Ниф у Нуф-Нуфа. - Он сказал, что не будет нас есть! Мы худосочные!
        - Это очень хорошо! - сказал Нуф-Нуф и сразу перестал дрожать.
        Братьям стало весело, и они запели как ни в чем не бывало:
        - Нам не страшен серый волк,
        Серый волк, серый волк!
        Где ты ходишь, глупый волк,
        Старый волк, страшный волк?
        А волк и не думал никуда уходить. Он просто отошел в сторонку и притаился. Ему было очень смешно. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не
        расхохотаться. Как ловко он обманул двух глупых, маленьких поросят! Когда поросята совсем успокоились, волк взял овечью шкуру и осторожно
        подкрался к дому. У дверей он накрылся шкурой и тихо постучал. Ниф-Ниф и Нуф-Нуф очень испугались, когда услышали стук.
        - Кто там? - спросили они, и у них снова затряслись хвостики.
        - Это я-я-я - бедная маленькая овечка! - тонким, чужим голосом пропищал волк. - Пустите меня переночевать, я отбилась от стада и очень устала!
        - Пустить? - спросил брата добрый Ниф-Ниф.
        - Овечку можно пустить! - согласился Нуф-Нуф. - Овечка не волк!
        Но когда поросята приоткрыли дверь, они увидели не овечку, а все того же зубастого волка. Братья захлопнули дверь и изо всех сил налегли на нее,
        чтобы страшный зверь не смог к ним ворваться. Волк очень рассердился. Ему не удалось перехитрить поросят! Он сбросил с себя овечью шкуру и зарычал:
        - Ну, погодите же! От этого дома сейчас ничего не останется!
        И он принялся дуть. Дом немного покосился. Волк дунул второй, потом третий, потом четвертый раз. С крыши слетали листья, стены дрожали, но дом все еще стоял. И, только когда волк дунул в пятый раз, дом зашатался и развалился. Одна только дверь некоторое время еще стояла посреди развалин. В ужасе бросились поросята бежать. От страха у них отнимались ноги, каждая щетинка дрожала, носы пересохли. Братья мчались к дому Наф-Нафа. Волк нагонял их огромными скачками. Один раз он чуть не схватил Ниф-Нифа за заднюю ножку, но тот вовремя отдернул ее и прибавил ходу. Волк тоже поднажал. Он был уверен, что на этот раз поросята от него не убегут. Но ему опять не повезло. Поросята быстро промчались мимо большой яблони, даже не задев ее. А
        волк не успел свернуть и налетел на яблоню, которая осыпала его яблоками. Одно твердое яблоко ударило его между глаз. Большая шишка вскочила у волка
        на лбу. А Ниф-Ниф и Нуф-Нуф ни живы ни мертвы подбежали в это время к дому Наф-Нафа. Брат быстро впустил их в дом. Бедные поросята были так напуганы, что ничего не могли сказать. Они молча бросились под кровать и там притаились. Наф-Наф сразу догадался, что за ними гнался волк. Но ему нечего было бояться в своем каменном доме.
        Он быстро закрыл дверь на засов, сам сел на табуреточку и громко запел:
        - Никакой на свете зверь,
        Хитрый зверь, страшный зверь,
        Не откроет эту дверь,
        Эту дверь, эту дверь!
        Но тут как раз постучали в дверь.
        - Кто стучит? - спокойным голосом спросил Наф-Наф.
        - Открывай без разговоров! - раздался грубый голос волка.
        - Как бы не так! И не подумаю! - твердым голосом ответил Наф-Наф.
        - Ах так! Ну, держитесь! Теперь я съем всех троих!
        - Попробуй! - ответил из-за двери Наф-Наф, даже не привстав со своей табуреточки.
        Он знал, что ему и братьям нечего бояться в прочном каменном доме. Тогда волк втянул в себя побольше воздуха и дунул, как только мог!
        Но, сколько бы он ни дул, ни один даже самый маленький камень не сдвинулся с места. Волк посинел от натуги. Дом стоял как крепость. Тогда волк стал трясти дверь. Но дверь тоже не поддавалась. Волк стал от злости царапать когтями стены дома и грызть камни, из которых они были сложены, но он только обломал себе когти и испортил зубы. Голодному и злому волку ничего не оставалось делать, как убираться восвояси. Но тут он поднял голову и вдруг заметил большую, широкую трубу на крыше.
        - Ага! Вот через эту трубу я и проберусь в дом! - обрадовался волк.
        Он осторожно влез на крышу и прислушался. В доме было тихо. "Я все-таки закушу сегодня свежей поросятинкой!" - подумал волк и, облизнувшись, полез в трубу. Но, как только он стал спускаться по трубе, поросята услышали шорох. А когда на крышку котла стала сыпаться сажа, умный Наф-Наф сразу догадался, в чем дело. Он быстро бросился к котлу, в котором на огне кипела вода, и сорвал с него крышку.
        - Милости просим! - сказал Наф-Наф и подмигнул своим братьям.
        Ниф-Ниф и Нуф-Нуф уже совсем успокоились и, счастливо улыбаясь, смотрели на своего умного и храброго брата. Поросятам не пришлось долго ждать. Черный, как трубочист, волк бултыхнулся прямо в кипяток. Никогда еще ему не было так больно! Глаза у него вылезли на лоб, вся шерсть поднялась дыбом.
        С диким ревом ошпаренный волк вылетел в трубу обратно на крышу, скатился по ней на землю, перекувырнулся четыре раза через голову, проехался
        на своем хвосте мимо запертой двери и бросился в лес. А три брата, три маленьких поросенка, глядели ему вслед и радовались, что они так ловко проучили злого разбойника.
        А потом они запели свою веселую песенку:
        - Хоть полсвета обойдешь,
        Обойдешь, обойдешь,
        Лучше дома не найдешь,
        Не найдешь, не найдешь!
        Никакой на свете зверь,
        Хитрый зверь, страшный зверь,
        Не откроет эту дверь,
        Эту дверь, эту дверь!
        Волк из леса никогда,
        Никогда, никогда,
        Не вернется к нам сюда,
        К нам сюда, к нам сюда!
        С этих пор братья стали жить вместе, под одной крышей. Вот и все, что мы знаем про трех маленьких поросят - Ниф-Нифа, Нуф-Нуфа и Наф-Нафа.
        NUTTER
        Три принцесы Белой Страны
        Неподалеку от королевского замка жил-был рыбак. Он ловил рыбу для королевского стола. Вот отправился он как-то раз на рыбалку, да неудачно. Хоть был он человек бывалый и ловко управлялся и с сетью, и с удочкой, но в тот день ни одна рыбёшка не шла к нему на крючок.
        - Видно, придётся возвращаться ни с чем, - вздыхал рыбак, но вечером появилась вдруг из воды голова и проговорила:
        - Отдай мне то, что твоя жена носит под поясом, и сможешь наловить рыбы сколько захочешь.
        Рыбак не знал, что жена его ждёт ребёнка, и смело сказал:
        - Согласен!
        В тот же миг сети его наполнились рыбой. Но, когда поздно вечером он вернулся домой и рассказал жене о случившемся чуде, бедная женщина едва не лишилась рассудка от ужасной сделки, которую столь опрометчиво заключил её муж.
        - Ведь я ношу под поясом твоего ребёнка!
        Слух о волшебной сделке облетел всю округу и достиг королевского замка. Узнав, в какой беде оказалась несчастная рыбачка, король пообещал, что не даст в обиду младенца и постарается защитить мать.
        Месяц шёл за месяцем, и в положенный срок женщина родила мальчика. Король сразу же забрал ребёнка в замок и воспитал, как собственного сына. Когда мальчик вырос, то решил стать рыбаком, как его отец. Король и слышать об этом не хотел, но юноша в конце концов настоял на своем. И вот он впервые вышел с отцом в море. Порыбачили они на славу, а когда поздним вечером пристали к берегу, юноша вдруг спохватился, что оставил в лодке платок, и решил за ним вернуться. Едва он ступил в лодку, та устремилась прочь, увлекаемая быстрым течением. Юноша попытался было грести против течения, но от вёсел было мало толку. Лодка плыла всю ночь, а к утру пристала к белому песчаному берегу в чужой стороне.
        Молодой рыбак сошёл на берег, и не успел сделать и нескольких шагов, как перед ним появился седой старик с длинной белой бородой.
        - Как зовется этот край? - спросил юноша.
        - Белая страна, - отвечал незнакомец и в свою очередь поинтересовался, откуда прибыл путник и с какой целью. Юноша поведал ему о своих злоключениях.
        - Охо-хо! - покачал головой старик и, помолчав, добавил. - Так и быть, помогу тебе в беде. Иди вдоль берега, скоро встретишь трёх принцесс, которые закопаны в землю по шею, так что только головы торчат из песка. Первая - старшая - станет умолять тебя помочь ей освободиться. Вторая станет молить о том же. Но ты не слушай их, а проходи мимо прямо к третьей, самой младшей, и делай, что она тебе скажет. Сумеешь исполнить её просьбу - найдёшь своё счастье.
        Когда рыбак поравнялся с первой принцессой, та окликнула его, но он прошёл мимо, словно не заметил её. Так же обошёлся он и со второй принцессой. А у младшей юноша остановился.
        - Если исполнишь мою просьбу, - сказала та, - проси, что пожелаешь.
        Рыбак согласился, и девушка рассказала ему, что её и сестер закопали на берегу три тролля, а прежде они жили в замке, что виднеется за деревьями.
        - Отправляйся в замок и позволь каждому из троллей пороть тебя одну ночь: выдержишь - освободишь нас.
        Юноша согласился.
        - Как войдёшь на двор, - продолжала принцесса, - увидишь двух львов, стерегущих ворота. Пройди ровно посередине между ними - и они тебя не тронут. Потом войди в маленькую тёмную комнату и укладывайся на ночлег. Ночью тролль придет пороть тебя, но ты не робей: стоит тебе натереться маслом из фляги, что висит на стене, и от рубцов не останется и следа. Как только тролль кончит свое дело - хватай меч, что висит на стене возле фляги и руби ему голову.
        Рыбак выполнил наказ принцессы. В сумерках прошёл он между львами, даже не взглянув на них, вошёл в маленькую тёмную комнату и лёг спать. В первую ночь явился трехголовый тролль с тремя розгами и выпорол юношу, но тот натерся маслом из фляги, и рубцы сразу зажили. Юноша схватил меч и отрубил троллю голову.
        На следующее утро, придя на берег, он увидел, что принцессы закопаны в землю лишь по пояс.
        Ночью все повторилось. Только на этот раз у тролля было шесть голов, и порол он юношу шестью розгами с ушестеренной силой. Зато утром принцессы стояли на берегу закопанные лишь по колени.
        На третью ночь пришел тролль с девятью головами, у него было девять розг. От его порки юноша потерял сознание. Тролль схватил его и швырнул об стену, но от удара с крючка упала фляга, и масло вылилось на спину бедняги, раны зарубцевались, и он ожил. Тут уж юноша не стал терять времени даром - сорвал со стены меч и отсёк все девять голов.
        На следующее утро принцессы встречали избавителя на берегу. Он обручился с младшей, и они счастливо зажили в замке.
        Но со временем рыбак затосковал по дому, захотелось ему до свадьбы повидать родителей. Молодой королевне это не понравилось, но юноша так мечтал увидеть родные места, что в конце концов она уступила, сказав напоследок:
        - Обещай, что будешь слушаться только отца и выполнять только его просьбы, но не станешь делать того, что попросит твоя мать.
        Юноша обещал.
        Принцесса дала жениху перстень, который выполнял два желания владельца. Молодой рыбак пожелал оказаться в родном краю и вмиг очутился дома. Родители не могли надивиться тому, каким знатным и богатым стал их сынок.
        Когда юноша пожил в родном доме несколько дней, мать сказала ему:
        - Сходи-ка во дворец. Пусть и король тобой полюбуется.
        - Нечего ему там делать, - возразил отец. - Уйдет - и больше мы его не увидим, поминай как звали.
        Но мать не отступалась. Наконец она уговорила сына. Когда он пришел во дворец, то затмил нарядом и обличьем самого короля. Тому это, конечно, не понравилось.
        - Глядишь-то ты молодцом, - проворчал старик, - но вот мою королеву все видели и знают, как она прекрасна, а какая у тебя невеста - нам неведомо. Уж верно, с моей и сравнить нельзя.
        - Если бы вы её только увидели, то глаз бы не смогли отвести! - в запальчивости ответил юноша. И в тот же миг его желание исполнилось, и молодая королевна оказалась подле него.
        - Зачем нарушил ты свое обещание, зачем ослушался отца? - воскликнула она. - Мне надо возвращаться назад, а у тебя не осталось больше волшебных желаний - кольцо утратило свою силу.
        Понял юноша, что совершил ужасную ошибку, да поздно - сделанного не воротишь.
        Прежде чем отправиться в обратный путь, девушка вплела в волосы юноши кольцо со своим именем, потом сняла с его пальца волшебный перстень, загадала желание и в тот же миг исчезла.
        Сердце юноши было разбито. Дни напролёт ломал он себе голову, придумывая, как вернуться назад к своей невесте.
        - Я должен узнать, где находится Белая Страна, - решил рыбак и отправился на поиски.
        Долго странствовал он по свету и наконец на высокой горе повстречал Властителя лесных зверей. Стоило тому дунуть в волшебный рог, и звери мигом сбегались на зов. Юноша спросил Властителя, не знает ли тот, где находится Белая Страна
        - Увы, нет, но я могу спросить моих подданных.
        Он созвал всех лесных зверей, но никто не знал, где находится Белая Страна.
        Тогда Властитель дал юноше лыжи.
        - Надень их, и они домчат тебя до моего брата. Он Властитель птиц, а живет за сотни миль отсюда. Спроси его! Когда доберёшься до его дома, поставь лыжи на снег, повернув носами в обратную сторону, и они сами вернутся назад.
        Юноша так и сделал, добравшись до дома Властителя птиц, он развернул лыжи, и те помчались назад.
        Юноша поведал Властителю птиц, что ищет Белую Страну, тот подул в свой рожок, и со всех сторон стали слетаться птицы, но ни одна не знала, где находится Белая Страна. Последним, намного позже других, прилетел старый орёл, он проделал неблизкий путь, через море и горы,, но и он не знал ничего о Белой Стране.
        - Что ж, - сказал Властитель птиц, - возьми мои лыжи, они донесут тебя до моего брата, который живет за сотни миль отсюда. Он Властитель рыб. Спроси его! Но как доберешься до места, не забудь отправить лыжи назад.
        Юноша поблагодарил за помощь, надел лыжи и снова пустился в путь. Добравшись до Властителя рыб, он развернул лыжи, и те пустились в обратный путь. Юноша же вновь принялся расспрашивать о Белой Стране.
        Властитель рыб громко свистнул, и все подданные приплыли к нему. Однако никто не слышал о Белой Стране. Наконец из дальних краев, с самого края света приплыла старая щука, и, услыхав, что юноша ищет Белую Страну, сказала:
        - Я знаю, где это. Вот уже десять лет служу я там придворной кухаркой, и теперь мне нужно торопиться назад: молодая королевна, чей жених пропал в дальних странах, выходит замуж за другого принца.
        - Что ж, вот тебе мой совет, - обратился Властитель рыб к юноше. - Видишь трех братьев на вересковой пустоши? Они стоят там уже добрую сотню лет и всё не могут поделить шапку, плащ и пару ботинок. Тот, кто завладеет всеми тремя вещами, сможет по своему желанию становиться невидимым и переноситься куда ему заблагорассудится. Скажи им, что хочешь примерить их одежду, а за это поможешь им разрешить спор.
        Юноша поблагодарил Властителя рыб за совет и отправился на вересковую пустошь.
        - О чём это вы спорите? - спросил он братьев. - Дайте-ка я примерю шляпу, плащ и ботинки, а потом помогу вам рассудить спор по справедливости.
        Братья охотно приняли его помощь. Юноша надел шляпу и плащ и натянул на ноги волшебные башмаки.
        - Я скажу вам мое решение в следующий раз, - заявил он братьям, и тут же загадал желание:
        - Хочу оказаться в Белой Стране!
        Волшебная сила подняла его в воздух и понесла прочь. По пути ему повстречался Северный ветер.
        - Куда путь держишь? - проревел тот.
        - В Белую Страну, - отвечал юноша и поведал Северному Ветру о своих злоключениях.
        - Ты движешься быстрее меня, - заметил Северный Ветер. - Ты несешься прямиком к цели, а мне приходится задувать во все углы и закоулки. Как доберешься до места - подожди меня у ворот. Я налечу и задую в двери так, словно хочу снести замок с лица земли. А когда новоявленный жених, выйдет посмотреть, в чем дело, - хватай его за шиворот и толкай с крыльца. Тут уж я подхвачу молодца и доставлю куда следует.
        Юноша исполнил все так, как научил его Северный Ветер. Он подождал у ворот. Северный Ветер налетел с таким ревом и гулом, что стены замка зашатались. Принц и впрямь вышел посмотреть, что происходит. Стоило ему объявиться в дверях, рыбак схватил его за шиворот и вытолкал взашей, прямо в объятия Северного Ветра, тот подхватил беднягу и унёс неведомо куда. А юноша пошел во дворец. Сначала принцесса не узнала его, такой он был бледный и худой после долгого и тяжелого путешествия, но, увидев кольцо, просияла от радости. Рыбак и принцесса сыграли свадьбу и жили долго и счастливо. Слава об их мудром правлении разнеслась далеко за пределы Белой Страны.
        НОРВЕЖСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ РЫБЫ
        Жили некогда в одном пруду три рыбы. Первая рыба была самая хитрая, вторая - попроще, а третья - совсем глупая. Хорошо они жили, спокойно - как живут все рыбы на свете. Но вот однажды к их пруду пришел человек.
        Человек принес с собой сеть. И пока он ее разворачивал, умная рыба глядела на него сквозь воду и соображала. Лихорадочно перебирала она весь свой жизненный опыт и все истории, которые ей довелось когда-либо услышать; она призвала на помощь всю свою смекалку, и наконец ее осенило:
        - В этом пруду нет такого места, куда можно было бы спрятаться, - подумала она, - поэтому лучше всего притвориться мертвой.
        И вот, собрав все свои силы, к немалому изумлению рыбака, она выпрыгнула прямо к его ногам. Рыбак поднял ее. Но так как хитрая рыба задержала дыхание, он подумал, что она сдохла и выкинул ее обратно в воду. Рыба тут же забилась в ложбинку под берегом у самых его ног.
        Вторая рыба - та, что была попроще, не очень поняла, что произошло и подплыла к хитрой рыбе за объяснениями.
        - Просто я притворилась мертвой, вот он и выбросил меня обратно в воду, - растолковала ей хитрая рыба.
        Не мешкая, простодушная рыба также выпрыгнула из воды и плюхнулась прямо к ногам рыбака.
        - Странно, - подумал рыбак. - Рыбы здесь сами выскакивают из воды...
        Но вторая рыба позабыла задержать дыхание. Рыбак увидел, что она живая и засунул ее к себе в сумку.
        Затем он снова повернулся к воде. Однако зрелище выпрыгивающих на сушу рыб так потрясло его, что он не подумал застегнуть сумку.
        Воспользовавшись его невнимательностью, вторая рыба выбралась наружу и - где ползком, где прыжком - устремилась к воде. Там она отыскала первую рыбу и, тяжело дыша, примостилась подле нее.
        Третья рыба, глупая, никак не могла понять, что к чему, - даже после того, как выслушала объяснение первых двух рыб. Они по порядку перечисляли ей все обстоятельства, обращая особое внимание на то, как важно задержать дыхание, чтобы показаться мертвой.
        - Благодарю вас, теперь я все поняла, - радостно ответила глупая рыба. И с этими словами она с шумом выпрыгнула из воды, упав рядом с рыбаком.
        Но раздосадованный тем, что упустил двух рыб, рыбак упрятал эту рыбу в сумку, даже не потрудившись взглянуть, дышит она или нет. И на этот раз он плотно застегнул свою сумку.
        Снова и снова закидывал рыбак свою сеть но так как первые две рыбы не покидали своего укрытия, сеть каждый раз оказывалась пустой.
        Наконец, он решил отказаться от своей затеи и стал собираться в обратный путь. Открыв сумку, он убедился, что глупая рыба не дышит, отнес ее домой и отдал коту.
        Говорят, что Хусейн, внук Мухаммеда, передал эту историю Модали из ордена Хаджаган ("Мастер"), который в XIV столетии стал называться Накшбандийским орденом.
        Иногда действие данного рассказа помещают в место, известное под именем Каратас - Страна Черного Камня.
        В настоящей версии сказка стала известна благодаря Аваду Афифи ("Преображенный"). Он же услышал ее от шейха Мухаммеда Асхара, умершего в 1813 году. Его гробница расположена в Дели.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТРИ СЕСТРЫ
        Жила-была женщина. День и ночь она работала, чтобы накормить и одеть трех своих дочерей. И выросли три дочери быстрые, как ласточки, лицом похожие на светлую луну. Одна за одной вышли замуж и уехали.
        Прошло несколько лет. Тяжело заболела старуха мать, и посылает она к своим дочерям рыжую белочку.
        - Скажи им, дружок, чтобы ко мне поспешили.
        - Ой, - вздохнула старшая, услышав от белочки печальную весть. - Ой! Я бы рада пойти, да мне надо почистить эти два таза.
        - Почистить два таза? - рассердилась белочка. - Так будь же ты с ними вовек неразлучна!
        И тазы вдруг вскочили со стола и обхватили старшую дочь сверху и снизу. Она упала на пол и уползла из дома большой черепахой.
        Постучалась белочка ко второй дочери.
        - Ой, - отвечала та. - Я сейчас побежала бы к матери, да очень занята: надо мне к ярмарке холста наткать.
        - Ну и тки теперь всю жизнь, никогда не останавливаясь! - сказала белочка. И вторая дочь превратилась в паука.
        А младшая месила тесто, когда белочка постучала к ней. Дочь не сказала ни слова, даже не обтерла рук, побежала к своей матери.
        - Приноси же ты всегда людям радость, мое дорогое дитя, - сказала ей белочка, - и люди будут беречь и любить тебя, и детей твоих, и внуков, и правнуков.
        И правда, третья дочь жила много лет, и все ее любили. А когда пришла пора ей умереть, она превратилась в золотую пчелку.
        Все лето день-деньской собирает пчелка мед людям… А зимою, когда все вокруг гибнет от холода, пчелка спит в теплом улье, а проснется - ест только мед и сахар.
        ТАТАРСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ СЕСТРЫ
        Жили-были в некотором государстве три сестрицы, и всегда они спорили: кто из них красивей. Не могли они сговориться и решили: пусть солнце рассудит.
        - Солнце, солнце, - спросили они, - скажи, кто из нас прекрасней?
        А солнце ответило:
        - Самая юная, дочки!
        Не понравилось это двум старшим. Быть не может! Спросили в другой раз, потом - в третий. Солнце отвечало все то же.
        Разозлились они, надулись, как лягушки, и решили сгубить младшую сестру. Притворились, что хотят поминки по матери справить, сварили кутьи, испекли пирогов, в узелок положили и пошли, по обычаю, обносить людей поминальными яствами, чтобы каждый, кто поест, добрым словом покойницу вспомнил, о душе бы ее помолился.
        Ну, пошли они через лес, забрели как будто ненароком в самую глухомань, да и говорят:
        - Ах, сестрица, а поминальные свечи? Мы их дома забыли! Придется вернуться! Посиди-ка ты здесь с узелками. Мы - скоро!
        Согласилась девушка, ждет-пождет, уж темнеть начинает, а сестер все нет! Знали они, что в лесной чаще по ночам бродят звери, вот и думали злодейки: пусть растерзают сестру!
        Поздний час уже был. Увидела девушка: меж деревьями бродит белый ягненок. Подозвала его - все не так одиноко! - и кутьи ему дала. Ягненок поел и отошел! Подумала девушка: "Здесь меня звери съедят. Лучше пойду за ягненком, - может, он выведет к людям". Взяла узелки и пошла.
        А ягненок - прямехонько к дому. Жили там девять братьев. Добралась до того дома девица, вошла, хозяев нет. Осмотрелась кругом - ах, какой беспорядок! Что ж, взяла метелку, подмела, прибрала на славу, потом ужин состряпала. И в уголке потаенном укрылась.
        Возвратились домой девять братьев - что за чудо! В доме все прибрано, и ужин им сварен. "Отзовись, кто есть в доме!" Только нет - не ответила девушка, не вышла к братьям!
        Утром старший брат сказал младшим:
        - Тот, кто в доме у нас прибрал и ужин сготовил, может быть, и сегодня появится, братцы. Отправляйтесь-ка вы на работу, а я останусь караулить.
        Целый день сторожил он, но к вечеру спать ему захотелось. Задремал, а девица только того и ждала. Будто мышка, тихонько вышла, прибралась, быстро ужин сварила и спряталась.
        Караульный проснулся и видит: кто-то в доме уже поработал. И подумал он: "Что же я братьям скажу? Проспал, вот стыд-то!"
        На другой день второй брат остался. Только тоже не укараулил. Потом - третий, четвертый, и пятый, и шестой, и седьмой, и восьмой оставались - все напрасно! Дошел наконец черед до девятого, младшего брата.
        "Как же это? - сказал он себе. - Старшие братья караулили, да никого не изловили... Я - поймаю!"
        Ждал он, ждал - никто не приходит. Что ж, прилег молодец на лавку и задал храпака, притворился, будто и вправду заснул как убитый. А сам следит - что будет?
        Девица поверила, вышла, давай убираться да ужин варить. Тут он вскочил - и к девице, за руку ее взял и молвил: "Ты добра к нам, так будь нам сестрицей!"
        Возвратились вечером братья, увидали ее, удивились. И осталась девица в их доме вместо младшей сестры. Полюбили ее все братья несказанно, надарили подарков, а чтоб не скучно ей было одной, когда все на работу уходят, принесли ей двух голубков, - пусть, мол, с ними играет!
        Много ли, мало ли дней прошло, а старшие сестры проведали, что младшая жива и в хорошем доме хозяйкой стала. Зависть их разобрала, и они решили: все равно изведем! Испекли каравай, весь пропитанный ядом, и сестре послали со старухой, своей приспешницей.
        Получила сестра гостинец, отломила кусочек, а несколько крошек на землю упали. Поклевали их голуби и тут же подохли. Догадалась девица, что отравлен каравай, и есть не стала. Так и спаслась!
        Возвратились домой девять братьев, рассказала им девица, что случилось. И ответили братья:
        - Если снова придет та старуха, не впускай ее, слышишь? Двери не открывай, хоронись от беды. Ты ведь одна у нас, помни это!
        Как узнали подлые сестры, что замысел их не удался, пуще прежнего стали злобствовать. То и дело подсылали старуху с разными подвохами. Но девица была уж ученая, не пускала ее к себе. Взбеленились тогда две сестры-негодяйки, снова старуху позвали и говорят:
        - Снеси ей колечко, да сперва отрави его ядом.
        А старуха в ответ:
        - Что вы! Да она мне и дверь не откроет!
        - Не откроет - и не надо! Ты в окошко подай, да скажи, что, мол, сестры тоскуют в разлуке и просят, чтоб она хоть кольцо на память приняла. Пусть только пальчик протянет! А протянет, ты тотчас ей палец порежь да ядом посыпь. Сразу околеет!
        Все исполнила злая старуха. Возвратились домой девять братьев и видят - сестра их лежит мертвая.
        Горько плакали братья. Дом свой обвили черными пеленами. А потом обрядили сестру, как невесту, и в неутешной печали своей так решили: нет, в землю ее не закопаем, сделаем ей стеклянный гроб. А могилой сестре нашей будет дуб высокий, что тихо шумит над рекой. Пусть спит меж ветвей сестрица, в колыбели стеклянной качаясь!
        А вскоре случилось так, что в том месте проезжала царева охота. Подвели коней царские слуги к реке и пустили напиться. Да не пьют воду кони, пугает их что-то! Царь спросил:
        - В чем тут дело?
        - Верно, что-то случилось, - промолвил царевич. - Пойду разузнаю!
        Подошел он - и видит: меж ветвями дуба сияет под утренним солнцем гроб стеклянный. Сняли гроб - так и ахнул царевич, увидав в нем прекрасную девицу. Тут же слугам велел он отвезти дивный гроб во дворец и в потаенном покое поставить. Хотел царевич каждый день приходить и любоваться усопшей.
        Как-то раз нужно было ему в дальний путь отправляться. Пришел он к матери и просит, чтоб в заветный покой никто без него не входил. Мать обещала, но недаром была она женщиной, не могла устоять: захотелось ей посмотреть, что же такое сын в той комнате прячет. Потихоньку отперла она дверь, вошла и, увидев покойницу, подивилась великой ее красоте. А потом намочила вином кисейный платок и накрыла лицо умершей. И девица ожила.
        Не передать словами радость царицы. Нарядила она красавицу, как царевну, повела в свои покои.
        Вернулся домой царский сын - и скорее туда, где лежала усопшая. Видит - гроб опустел. Разгневался царевич, кричит: кто посмел нарушить его запрещенье? Кто вошел сюда? Кто умершую выкрал? Тогда мать рассказала все, как было, и повела к себе. Ну, а вскоре сыграли веселую свадьбу: царский сын на ожившей девице женился.
        Так-то самая молодая из трех сестер стала в том государстве царицей.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ СИЛАЧА
        Много лет тому назад в одной деревне родился славный малыш. И хотя расти-то он рос, но неизвестно почему, все оставался младенцем. Даже говорить не научился.
        "Уродился же у нас такой несмышленыш! Какая судьба ждет его?" -тревожились отец с матерью. Но помочь горю ничем не могли.
        Так и рос малыш, не вылезая из корзины, в которую его положили родители.
        Минуло ему пять, семь, десять лет. И все это время мальчуган пролежал в корзине, не вымолвив ни словечка.
        И вот в тот день, когда ему исполнилось пятнадцать лет, он вдруг закричал на весь дом:
        - Отец, купи-ка мне железную палку в сто кан (К а н - мера веса, равная 3,75 кг.) весом!
        Услышав его голос, отец был поражен:
        - Смотри-ка, сынок заговорил!
        Мать тоже очень удивилась, подбежала к сыну и воскликнула:
        - Ты и вправду можешь говорить?
        - Да, как видите, я разговариваю. Купите мне, пожалуйста, железную палку!
        Изумляясь все больше и больше, отец спросил:
        - Зачем тебе палка, если ты и ходить-то не умеешь?
        - Верно, пока не умею. Но железная палка будет служить мне посохом, когда я начну ходить,- сказал мальчик.
        "До сих пор он совсем не говорил, а сегодня заговорил, да так бойко и разумно. Не иначе, это какой-то необыкновенный ребенок",- подумал отец и, не мешкая ни минуты, отправился в городок заказать железную палку весом в сто кан.
        Через несколько дней кузнец сообщил, что заказ готов.
        Отец взял с собой двадцать соседей, и все они с возгласами "Эн-яра-хой!", "Эн-яра-хой!" взвалили палку на плечи, принесли в деревню и отдали ее мальчику. Тот с радостью схватил палку, оперся на нее, крякнул, поднатужился и встал на ноги. Затем он потянулся и, к всеобщему удивлению, в мгновенье ока возмужал и превратился в красивого и толстого, как борец, здоровяка ростом больше шести сяку (С я к у - мера длины, равная 30,3 см.).
        Отец с матерью и жители деревни рты разинули от изумления и принялись протирать глаза: не во сне ли все это происходит? Мальчик, столько лет пребывавший в младенчестве, вдруг стал красавцем-богатырем! Как же это было не отпраздновать!
        Начались поздравления, люди принялись хлопотать и готовить все для пира. Кто стряпал кушанье из риса с красными бобами, кто пек лепешки, кто тащил сакэ.
        Когда все собравшиеся принялись пить и есть, петь я плясать, молодой силач, улыбаясь, сказал:
        - В благодарность за то, что в мою честь устроили такой замечательный праздник, я покажу вам свою силу.
        Он выступил вперед, легко поднял свою железную палку весом в сто кан и начал одной рукой быстро вертеть ею. Палка замелькала в воздухе, будто колесо водяной мельницы. Все были ошеломлены и, не мигая, уставились на него.
        "Ну и ну, он не простой человек! Этого ребенка, несомненно, послали боги",- решили собравшиеся и назвали его, до сих пор не имевшего имени, Тикаратаро( Тикаратаро- мальчик-силач.).
        Прошло около года. Однажды Тикаратаро обратился к отцу и матери:
        - Дорогие родители, отпустите меня на три года! Родители удивились и спросили его, куда он собирается.
        - Как вы знаете, равного мне по силе человека нет ни в нашей деревне, ни в соседних. Вот я и надумал побродить по свету и испытать свою силу. Мне хочется побывать всюду и помочь людям, чем могу,- объяснил Тикаратаро.
        - Это ты хорошо придумал. Можешь смело отправляться в путь,- согласился отец.
        А мать весь день напролет варила рис и стряпала из него колобки величиной с арбуз. Испекла она тридцать больших колобков, уложила их в большущий мешок и подала сыну.
        Тикаратаро отведал колобков, вышел из родного дома и зашагал по дороге, громко постукивая своей палкой.
        Так шел он много дней и однажды повстречался с великаном, который катил перед собой огромный камень поперечником в три кэн (К э н - мера длины, равная 1,8 м.).
        "Похоже, что этот великанище чувствует себя на дороге полным хозяином. Катит свой камень и ни на кого не обращает внимания. Что за нахал!" Размышляя так, Тикаратаро продолжал идти вперед до тех нор, пока камень не подкатился к нему. Тогда Тикаратаро громко закричал незнакомцу:
        - Эй, ты, брось безобразничать!
        Он остановил камень своей палкой и отшвырнул его ногой. Камень пролетел десять кэн и бухнулся в поле. Великан, кативший камень, страшно разгневался и набросился на Тикаратаро:
        - Зачем ты отбросил мой камень?
        - А не хочешь ли ты помериться со мной силой? Если хочешь, то сначала назови себя,- предложил Тикаратаро.
        - Согласен,- отвечал великан. Я - первый силач в Японии, зовут меня Исикотаро. А тебя как?
        Тикаратаро засмеялся:
        - Это ты-то - первый силач в Японии? Не смеши меня лучше! Слушай хорошенько: первый силач в Японии - я, а зовут меня Тикаратаро. Хочешь убедиться в этом - давай сразимся!
        - Ну, держись! - вскричал Исикотаро.
        И они схватились. Но Исикотаро не устоял: одним махом поднял Тикаратаро противника в воздух и с возгласом "Э-э-эй!" со всего размаха так швырнул его, что тот шлепнулся в грязь за сто кэн от места борьбы.
        - Ва-ва-ва! - взвыл Исикотаро.
        Тикаратаро громко рассмеялся.
        Весь измазанный, Исикотаро выбрался на дорогу и, смиренно сложив руки, сказал:
        - Тикаратаро-сан, сдаюсь на вашу милость. Первый силач в Японии - вы. Позвольте мне послужить вам.
        - Ладно, будь моим слугой,- согласился Тикаратаро и двинулся дальше, сопровождаемый Исикотаро.
        Через несколько дней пути они повстречали великана, который, кряхтя, тащил на себе кумирню, покрытую красным лаком.
        - Оя, оя! И силища же у этого великана! Уж, наверное, он называет себя первым силачом в Японии,- смеялись Тикаратаро и Исикотаро, идя ему навстречу.
        Но, когда они подошли ближе, оказалось, что кумирня, которую нес великан, загораживала всю дорогу, так что нельзя было ни пройти, ни обойти.
        - Эй, ты же нам проходу не даешь! - крикнул Тикаратаро.
        Но великан и не подумал извиниться. Сердито уставившись на подошедших, он заорал:
        - Что такое? Не можете посторониться, так проваливайте, откуда пришли, простофили вы этакие!
        Его слова вывели Тикаратаро из себя. Железной палкой ударил он по кумирне, та с грохотом повалилась на землю и разбилась вдребезги.
        Гнев незнакомца не имел предела. С налитым кровью лицом накинулся он на Тикаратаро.
        - Ах, так ты разбил мою кумирню? Это тебе даром не пройдет! Разве ты, невежа, не слышал имени Мидотаро - первого силача в Японии?
        - Гм, это тебе только кажется, что ты - первый силач в Японии, ведь на самом-то деле сильнее всех я,- спокойно ответил Тикаратаро и указал на своего спутника: - Это мой слуга по имени Исикотаро. После меня он самый сильный человек в Японии. Если ты чем-нибудь недоволен, тебе придется иметь дело с ним.
        Едва он договорил, как Мидотаро бросился на Исикотаро. Завязалась отчаянная борьба. Они боролись, схватываясь и расходясь, напрягая все свои силы, но никому из них не удавалось взять верх над противником.
        - Исико, погоди-ка, сейчас я за него возьмусь! - крикнул Тикаратаро.
        Он схватил Мидотаро за шею, с силой встряхнул и отбросил далеко в сторону. Мидотаро отлетел на сто кэн и рухнул посреди поля.
        - Хо-хо-хо! - захохотал Тикаратаро.
        - Ха-ха-ха! - вторил ему Исикотаро, держась за бока.
        Мидотаро, весь в грязи, вылез на дорогу и, почтительно сложив руки, обратился к Тикаратаро:
        - Прежде я был из силачей силачом, всегда всех побеждал, а вот сейчас впервые потерпел поражение. Возьмите меня, пожалуйста, к себе под начало, прошу вас!
        - Ладно, будешь мне служить. Смотри, будь хорошим товарищем Исикотаро. Ступай за мной,- разрешил Тикаратаро и, сопровождаемый двумя силачами, продолжал путь.
        Шли они, шли и однажды, с наступлением ночи, пришли в большой город. К их удивлению, в городе не было ни души, не слышалось людских голосов. Даже кошек и собак не было видно. Город словно вымер. "Это неспроста! Наверное, что-то случилось",-подумали силачи.
        Они стали бродить по городу и в одном переулке заметили девочку, сидевшую на корточках под навесом. Им показалось, что она плачет. Силачи подошли к ней и спросили:
        - Что случилось? Почему ты плачешь, девочка? Отчаянно рыдая, девочка посмотрела на незнакомцев и проговорила:
        - Этой ночью меня должен съесть оборотень.
        - Что ты говоришь! Тебя съест оборотень? За что же?
        - Месяца два назад в нашем городе появился страшный оборотень. С тех пор он приходит каждую ночь и одного за другим пожирает людей. Сегодня настал мой черед.
        Девочка зарыдала еще сильнее и повалилась на землю. Трое силачей переглянулись. Тикаратаро ласково потрепал девочку по плечу:
        - Ну-ну, успокойся, перестань плакать. Теперь тебе нечего бояться. Мы расправимся с этим злодеем-чудовищем! Веди-ка нас скорей к себе домой!
        Обрадованная девочка воскликнула:
        - Благодарю вас! Обязательно убейте оборотня! Она привела их в свой дом, и они с нетерпением стали поджидать прихода страшилища.
        Глубокой ночью на улице раздался жуткий вой: уо-о! уо-о! Двери дома затрещали и упали. На пороге показался огромный оборотень, весь заросший шерстью, со сверкающими огнем глазами и длинными острыми клыками.
        - Хватай его! - скомандовал Тикаратаро. Мидотаро бросился на врага, но получил такой сильный удар, что отлетел в сторону. Тогда с криком "Ну, держись, мерзкий оборотень!" в бой кинулся Исикотаро. Но оборотень не испугался и с ужасным воем продолжал рваться в дом.
        Тут Тикаратаро замахнулся своей палкой и двинулся на врага, а Исикотаро и Мидотаро с двух сторон схватили чудовище за ноги. Оборотень в страхе попятился и в тот же миг Тикаратаро обрушил палку ему на голову. От злодея и мокрого места не осталось.
        Ликованию девочки и ее родителей не было границ.
        Весть о гибели чудовища сразу же разнеслась по всему городу, и, хотя до рассвета было еще далеко, все жители покинули дома и прибежали благодарить силачей.
        - Вы - наши спасители,- со слезами на глазах говорили они.-Не уходите от нас!
        - Оставайтесь вместе с вашими спутниками навсегда у нас! - просили они Тикаратаро.- Будьте князем в нашем городе! Мы все просим вас остаться!
        Тикаратаро задумался и, улыбнувшись, покачал головой.
        - От всей души благодарим вас за такие любезные слова, но исполнить вашу просьбу мы не можем. На свете, наверное, еще немало людей находится в беде, подобной той, какую вы только что избежали. Мы для того и странствуем, чтобы помогать простым людям.
        Наступило утро. Горожане с грустью распрощались с Тикаратаро, Исикотаро и Мидотаро и проводили их через весь город.
        И три силача продолжали свое странствие.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ СЛОВА
        Первое моё слово - не проси того, чего нет.
        Второе слово - не жалей о том, что не вернуть.
        А третье слово - не верь неверным речам.
        Поймал хлопец соловья. "Дай-ка,- думает,- убью его да и съем".
        А соловейко говорит:
        - Не ешь меня, друже. Всё равно не наешься. Отпусти меня лучше на волю, а я за это тебе три хороших слова скажу.
        - Добре,- говорит хлопец.- Коли ладно скажешь - отпущу.
        - Так вот, слушай. Первое моё слово - не проси того, чего нет. Второе слово - не жалей о том, что не вернуть. А третье слово - не верь неверным речам.
        - Это ты складно сказал,- говорит хлопец.- Так и быть, лети себе на волю.
        Взлетел соловей на дерево, сидит и думает: "А ну-ка, испытаю я этого хлопца, посмотрю, впрок ли ему пошли мои слова?"
        Сел он на веточку пониже и говорит:
        - Ну и дурень же ты, дурень! Знал бы ты, какой камень у меня под языком, так ни на какие хорошие слова не променял бы его. Камень не простой - самоцветный и уж крупный, что грецкий орех! Кабы достался он тебе, был бы ты первым богачом на селе.
        Услыхал это хлопец и с досады чуть не заплакал.
        "Ну и дурень же я, ну и дурень,- думает.- И зачем это я, дурень, отпустил соловья?"
        Стал он просить его.
        - Вернись,- говорит.- А уж если вернуться не хочешь, так хоть камень самоцветный отдай за то, что я тебя отпустил на волю.
        А соловей и отвечает ему:
        - Вот теперь я вижу, что ты и вправду дурень. Всё забыл, чему я тебя научил. И жалеешь о том, чего не вернуть. И просишь то, чего нет. И неверным речам веришь. Ну, сам посуди, где у меня под языком камень поместится, да ещё с орех величиной? Нет, видно, недаром говорят: дурню урок не идёт впрок.
        Сказал это соловей и полетел себе дальше.
        ЭСТОНСКАЯ СКАЗКА
        ТРИ СОВЕТА
        Человек однажды поймал птичку.
        - В неволе я тебе не пригожусь, - сказала ему птичка, - отпусти меня, и я дам тебе три ценных совета. Первый совет птичка пообещала дать в руке, второй - когда она взлетит на ветку, и третий - на вершине холма. Человек согласился и спросил, каков ее первый совет.
        - Если ты чего-то лишился, пусть даже ты ценил это не меньше жизни, не жалей об этом.
        Человек отпустил птичку и она, взлетев на ветку, сказала свой второй совет:
        - Никогда не верь тому, что противоречит здравому смыслу и не имеет доказательств.
        Затем она полетела на вершину холма и закричала оттуда:
        - О несчастный! Я проглотила два огромных бриллианта. Если бы ты убил меня, они были бы твоими.
        В отчаянии человек схватился за голову.
        - Дай мне хотя бы свой третий совет, - сказал он, придя в себя.
        - Какой же ты глупец! - воскликнула птичка, - ты просишь у меня третьего совета, даже не подумав над первым и вторым. Я сказала тебе, чтобы ты не сожалел о потерянном и не верил бессмыслицам, а ты только что поступил наоборот. Ты поверил нелепости и пожалел о том, чего лишился!
        Подумай сам, как же во мне, такой маленькой, могут поместиться два огромных бриллианта. Ты глуп, поэтому ты должен оставаться в границах, которые предназначены для обычных людей.
        В дервишских кругах этой сказке придается огромное значение, ибо считается, что она "повышает чувствительность" ума ученика, подготавливая его к переживаниям, которые невозможно вызвать никакими обычными средствами.
        Ее постоянно используют суфии, и она встречается в классическом произведении Руми "Месневи", а также приводится в "Божественной книге" Аттара. Оба они жили в ХIII столетии.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТРИ СЧАСТЛИВЦА
        У одного крестьянина было три сына. Как-то раз позвал он к себе всех троих и сказал:
        - Я уже стар и решил, пока жив, поделить между вами наследство. Денег у меня нет, и потому я оставляю в наследство одному из вас петуха, другому - косу, а третьему - кошку. Вещи не очень-то ценные, но если распорядиться ими разумно, и они могут принести большую пользу. Попробуйте-ка найти такую страну, где люди никогда не видали этих вещей, и тогда будете счастливы
        И вот после смерти отца пошел старший брат со своим петухом счастья искать. Но куда бы он ни приходил, петухи везде уже были известны. В городах он еще издали видел петухов на верхушках башен. Это были флюгера, они все время поворачивались по ветру. А в деревнях петухи так и заливались песнями во всех дворах. Никому эта птица не была в диковинку, никто на его петуха и глядеть не хотел.
        Все же наконец старшему брату посчастливилось - он попал на остров, жители которого еще ни разу не видели петуха.
        - Смотрите, какая чудесная птица! - сказал им старший брат. - На голове у нее красная корона, а на ногах шпоры. Она каждую ночь кричит три раза, и всегда в одно и то же время. Первый раз она кричит в два часа, второй раз - в четыре часа и третий раз - в шесть часов утра. А если она закричит днем, это значит, что скоро переменится погода.
        Петух очень понравился всем жителям острова. Они не спали целую ночь и все слушали, как он звонко выкликал время в два, в четыре и в шесть часов. А утром они спросили, не продается ли птица и сколько она стоит.
        - Дайте мне за нее столько золота, сколько может унести осел, - отвечал старший брат.
        - Да он почти даром отдает такую драгоценную птицу! - воскликнули в один голос все жители острова.
        И они купили петуха.
        Когда старший брат вернулся домой, братья удивились, что он получил за петуха так много денег.
        - Пойду-ка и я попытаю счастья, - сказал средний брат. - Может быть, мне тоже удастся выгодно сбыть свою косу, - и отправился в путь.
        Но всюду, где он проходил, он видел у крестьян точно такие же косы, как у него.
        Наконец и ему посчастливилось попасть на остров, где люди еще не видели косы. Когда им надо было убирать созревший хлеб, они подкатывали к полю пушки, стреляли, и пушечные ядра перешибали стебли колосьев. Это было очень неудобно, потому что ядра то пролетали мимо, то попадали по самым колоскам и портили много зерна. Да и грохоту было много от стрельбы.
        Пришел средний брат к этим людям на поле и так быстро и бесшумно начал косить, что они рты разинули от удивления. Стали жители острова просить. чтобы он продал им косу.
        - Дайте мне столько золота, сколько его может унести на себе лошадь, - сказал средний брат.
        Получив деньги, он, довольный, вернулся домой.
        Наконец отправился и третий брат со своей кошкой счастья искать.
        Сначала у него все шло так же, как и у первых двух братьев. Куда бы он ни пришел, везде было множество кошек. Но вот и ему тоже посчастливилось: он приплыл к такому острову, где не было ни одной кошки. Зато мышей на этом острове развелось видимо-невидимо! Они бегали прямо по столам и скамейкам и совсем не боялись людей.
        Все жители острова очень страдали от них, и даже сам король в своем дворце не мог спастись от мышей:
        мыши пищали по всем углам и сгрызали все, что им только попадалось.
        Вот выпустил младший брат свою кошку, и она тут же принялась за охоту.
        Быстрехонько уничтожила она всех мышей в двух больших залах дворца.
        Король захотел купить кошку и дал за нее столько золота, сколько мог унести верблюд, так что третий брат привез домой денег больше всех.
        А кошка в королевском дворце столько мышей переловила, что и не сосчитать. Она очень устала, у нее даже в горле пересохло, и захотелось пить. Подняла она кверху мордочку и замяукала: “Мяу, мяу!”
        Услыхали король и его придворные этот странный крик, испугались и убежали из дворца.
        Собрал король своих советников, и стали они думать, как бы им от кошки избавиться.
        Наконец решили:
        - Уж лучше мы будем страдать от мышей, чем жить с таким чудовищем и рисковать своей жизнью. К мышам-то мы уже привыкли.
        И король послал к кошке слугу с приказом уйти из дворца.
        - Если она откажется уйти, предупреди ее, что ей будет плохо! - сказал он слуге.
        А кошка за то время, пока шел совет, еще больше пить захотела.
        И когда слуга спросил ее, согласна ли она уйти по-хорошему, она в ответ опять промяукала:
        "Мяу, мяу!"
        Слуге показалось, что она говорит:
        “Нет, нет!”
        Он так и передал королю.
        - Ну что ж, - сказал король, - не хочет по-хорошему уходить, придется насильно выгонять!
        Он приказал выкатить во двор пушки и стрелять по дворцу.
        Дворец загорелся.
        Когда огонь дошел до той комнаты, где была кошка, она преспокойно выскочила из окна и убежала.
        А по дворцу все палили и палили из пушек - до тех пор, пока от него не осталась лишь груда развалин.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        ТРИ УЧИТЕЛЯ И ПОГОНЩИКИ МУЛОВ
        Абд аль-Кадир пользовался такой необыкновенной известностью, что мистики всех вероисповеданий стекались к нему толпами. В его приемном зале, всегда переполненном людьми, неизменно соблюдался высший этикет и царило почтительное уважение к традиционным обычаям. Благочестивые посетители придерживались в своих отношениях строгой иерархии: ранг каждого определялся его личными достоинствами, возрастом, репутацией его наставника и тем положением, которое он занимал в своей общине.
        Кроме того, они немало соперничали друг с другом в том, чтобы как можно больше обратить на себя внимание султана учителей, Абд аль-Кадира. Манеры его были безупречны. Невежественные или невоспитанные люди на эти встречи не допускались.
        Но вот однажды три шейха, первый из Хорасана, второй из Ирака и третий из Египта, прибыли в Даргах со своими проводниками, неотесанными погонщиками мулов. Шейхи возвращались после хаджа (паломничества в Мекку).
        В пути они были до последней степени измучены грубостью и несносными проделками своих проводников; одна мысль о том, что скоро они избавятся от этих мужланов, радовала их не меньше, чем предвкушение предстоящего лицезрения великого учителя.
        Когда шейхи подошли к дому Абд аль-Кадира, он, против своего обыкновения, вышел к ним навстречу.
        Ни единым жестом приветствия он не обменялся с погонщиками мулов, но с наступлением ночи, когда шейхи в темноте пробирались в отведенные для них покои, они вдруг совершенно случайно стали свидетелями того, как Абдаль-Кадир пожелал спокойной ночи их проводникам, а когда те почтительно прощались с ним, даже поцеловал им руки. Шейхи были изумлены и поняли, что эти трое, в отличие от них самих, - скрытые шейхи дервишей. Они последовали за погонщиками и попытались было завязать с ними беседу, но глава погонщиков грубо осадил их:
        - Идите прочь с вашими молитвами, бормотаниями, вашим суфизмом и поисками истины. Тридцать шесть дней мы выносили вашу болтовню, а теперь оставьте нас в покое. Мы простые погонщики и ко всему этому не имеем никакого отношения.
        Такова разница между скрытыми суфиями и теми, которые только подражают им.
        "Еврейская энциклопедия" и такие авторитеты по хасидизму, как Мартин Бубер, отмечали сходство школы Хасидизма с испанскими суфиями, имея в виду хронологию и близость учений.
        Это сказание, в котором фигурирует суфий Абд аль-Кадир из Гелана (1077-1166), входит также в жизнеописание хасида рабби Элимелеха, который умер в 1309 году.
        Абд аль-Кадир, прозванный "королем" (и точно такой же титул носил Элимеле), был основателем ордена Кадирийа.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        Тростниковая шапка
        Жил когда-то король, и было у него три дочери. Вот задумал он как-то узнать, крепко ли они его любят. И спрашивает он старшую дочь:
        - Как ты меня любишь, дорогая?
        - Ах,- отвечает она,- я люблю тебя, как жизнь!
        - Это хорошо, - говорит он. Вот спрашивает он среднюю:
        - А ты как меня любишь, дорогая?
        - Ах, - отвечает она, - больше всего на свете!
        - Очень хорошо, - говорит он. Наконец спрашивает младшую:
        - А как же ты меня любишь, моя дорогая?
        - Я люблю тебя, как мясо любит соль,- отвечает она.
        Ну и рассердился же король!
        - Значит, ты меня вовсе не любишь, - говорит. - А раз так, - вон из моего дома!
        И он тут же выгнал ее вон и захлопнул за нею дверь. Так-то вот. Пошла она куда глаза глядят и все шла и шла, пока не подошла к болоту. Там нарвала она тростника и сплела себе из него накидку с капюшоном. Закуталась в нее с головы до ног, чтобы скрыть свое нарядное платье, и отправилась дальше. Долго ли, коротко ли - дошла она, наконец, до одного богатого дома.
        - Не нужна вам служанка? - спрашивает.
        - Нет, не нужна, - отвечают.
        - Мне больше некуда идти, - говорит она. - Жалованья я не прошу, а делать буду что прикажут.
        - Что ж, - отвечают ей, - если хочешь мыть горшки и чистить кастрюли, оставайся!
        И она осталась, и мыла горшки, и чистила кастрюли, и делала всю грязную работу. А так как она никому не открыла своего имени, ее прозвали "Тростниковой Шапкой".
        Вот как-то раз по соседству давали большой бал, и слугам разрешили пойти посмотреть на знатных господ. А Тростниковая Шапка сказала, что из сил выбилась и никуда не пойдет, и осталась дома.
        Но как только все ушли, она сбросила свою тростниковую накидку, умылась и отправилась на бал; и уж поверьте мне, нарядней ее на балу никого не было.
        И надо же было так случиться, что сын ее хозяев тоже приехал на этот бал. Он с первого взгляда влюбился в Тростниковую Шапку и весь вечер танцевал только с ней. Но Тростниковая Шапка не дождалась, пока кончится бал, и потихоньку убежала домой. Когда остальные служанки вернулись, она уже лежала в своей тростниковой накидке и притворялась спящей.
        Наутро служанки и говорят ей:
        - Ой, Тростниковая Шапка, кого мы вчера видели на балу!
        - Кого? - спрашивает она.
        - Была там одна леди - раскрасавица! А уж как разодета-разряжена! Наш молодой хозяин прямо глаз с нее не сводил.
        - Вот бы мне взглянуть на нее! - говорит Тростниковая Шапка.
        - За чем же дело стало? Нынче вечером опять будет бал, она наверное приедет.
        Когда же настал вечер. Тростниковая Шапка опять сказала, что из сил выбилась и никуда не пойдет. Но не успели слуги уйти, как она сбросила свою тростниковую накидку, умылась и поспешила на бал.
        А молодой хозяин уже дожидался ее. Весь вечер он танцевал только с ней и глаз с нее не сводил. Но она опять не дождалась, пока бал кончится, и потихоньку ускользнула домой. И когда остальные служанки вернулись, она уже лежала в своей тростниковой накидке и притворялась спящей.
        На другой день служанки и говорят ей:
        - Ах, Тростниковая Шапка, вот бы тебе посмотреть на ту леди! Она опять была на балу, разодетая-разряженная. А наш молодой хозяин прямо глаз с нее не сводил.
        - Да,- говорит Тростниковая Шапка,- я бы не прочь на нее поглядеть.
        - Так слушай: нынче вечером опять бал. Идем с нами! Она обязательно приедет.
        Но когда настал и этот вечер, Тростниковая Шапка опять сказала, что из сил выбилась и никуда не пойдет. А как только все ушли, сбросила свою тростниковую накидку, умылась и поспешила на бал.
        Молодой хозяин ей очень обрадовался. Он опять танцевал только с ней и глаз с нее не сводил. На этот раз он спросил, как ее зовут и откуда она родом, но она не ответила. Тогда он подарил ей кольцо и сказал, что умрет с тоски, если больше ее не увидит.
        Тростниковая Шапка опять не дождалась, пока кончится бал, и потихоньку убежала домой. И когда остальные служанки вернулись, она уже лежала в своей тростниковой накидке и притворялась спящей.
        На другой день служанки ей и говорят:
        - Вот видишь, Тростниковая Шапка, не пошла ты с нами вчера, а теперь уж не видать тебе красавицы - балов больше не будет!
        - Жаль! Мне так хотелось ее увидеть! - ответила Тростниковая Шапка.
        А молодой хозяин всячески старался узнать, куда девалась красавица, но где он ни бывал, кого ни спрашивал, ничего не узнал. И так затосковал по ней, что занемог, слег в постель и даже есть перестал.
        - Свари молодому хозяину жидкую кашу! Может, отведает. А то как бы не умер с тоски по красавице, - приказали поварихе.
        Повариха принялась варить кашу, и тут в кухню вошла Тростниковая Шапка.
        - Что ты варишь? - спросила она.
        - Кашу молодому хозяину, - ответила повариха. - Может, отведает. А то как бы не умер с тоски по красавице.
        - Дай-ка я сварю! - попросила Тростниковая Шапка. Повариха согласилась, хоть и не сразу, и Тростниковая Шапка принялась варить жидкую кашу. А когда сварила, бросила в нее свое кольцо.
        Вот отнесла повариха кашу больному. Тот съел кашу и увидел на дне чашки свое кольцо.
        - Позовите повариху! - приказал он. Повариха явилась.
        - Кто варил кашу? - спросил он.
        - Я, - соврала она с перепугу. А он посмотрел ей в глаза и говорит:
        - Нет, не ты! Скажи правду, кто ее варил. Тебе за это ничего не будет.
        - Коли так, - говорит она, - кашу варила Тростниковая Шапка.
        - Пришли ко мне Тростниковую Шапку! - велит он. Явилась Тростниковая Шапка.
        - Это ты варила мне кашу? - спрашивает юноша.
        - Я, - отвечает она.
        - А у кого ты взяла это кольцо? - спрашивает он.
        - У того, кто мне дал его! - отвечает Тростниковая Шапка,
        - Но кто же ты такая?
        - Сейчас увидишь!
        И она сбросила с себя тростниковую накидку и предстала пред ним во всей своей красе.
        Ну, молодой хозяин, конечно, скоро поправился, и они стали женихом и невестой. Свадьбу решили справить на славу и гостей созвали со всей округи. Отца Тростниковой Шапки тоже пригласили. А она по-прежнему скрывала, кто она такая.
        И вот перед самой свадьбой она пошла к поварихе и сказала:
        - Будешь готовить мясные блюда, ни в одно соли не клади.
        - Невкусно получится, - заметила повариха.
        - Ничего, - сказала Тростниковая Шапка.
        - Ладно, не буду солить, - согласилась повариха. Настал день свадьбы, и Тростниковую Шапку обвенчали с молодым хозяином. После венчания все гости сели за стол Но когда они попробовали мясо, оно оказалось таким безвкусным, что его невозможно было есть. А отец Тростниковой Шапки отведал одно кушание, потом другое и вдруг как зальется слезами.
        - Что с вами? - спросил его молодой хозяин.
        - Ах! - ответил ему гость. - Была у меня дочь. Однажды я спросил ее, как она меня любит, и она ответила:
        "Как свежее мясо любит соль". Ну, я решил, что она меня вовсе не любит, и выгнал ее из дома. А теперь вижу, что она любила меня крепче всех. Но, должно быть, ее уже нет в живых.
        - Нет, отец, она здесь! - воскликнула Тростниковая Шапка, бросилась к отцу и обняла его.
        С тех пор все они зажили счастливо.
        АНГЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        ТРОЕ ДРУЗЕЙ
        Подружились, говорят, ореховая скорлупка, ком толокна и муха. Подружились и отправились втроем путешествовать. Встретился им на пути ручеек.
        - Первой переправлюсь я! - сказала скорлупка.
        Но как только бросилась она в ручеек, вода подхватила ее, понесла по течению. На помощь скорлупке поспешил ком толокна, да - вот беда! - тотчас раскис, развалился в воде…
        А муха тем временем перелетела на другой берег. Села она у ручейка и давай хохотать над своими друзьями. Ну и что ж? Брюшко-то у нее от смеха и лопнуло!
        Ага! Так ей, глупой мухе, и надо. Пусть не смеется над чужой бедой!
        ДАГЕСТАНСКАЯ СКАЗКА
        ТРУДНОЕ ЗАДАНИЕ
        В день рождения слоненку Лусу подарили фотоаппарат. И он сразу стал заправским фотографом. Целыми днями ходил и щелкал затвором. Сначала Лус снимал всех подряд.
        Сядет на ветку попугай. Щелк - и порядок. Выглянет из-за куста антилопа. Щелк - и готово. Потом звери к нему сами ходить повадились.
        Бегемотик Булочка попросил сфотографировать его для удостоверения личности, и почему-то обязательно в профиль.
        Очковая змея Окулярия сочинила книгу под названием «Мои встречи» - и ей срочно нужен был снимок на обложку.
        У пантеры Кисы родился малыш. Разве можно его не сфотографировать? Вот подрастет - и память будет.
        Слух о замечательном фотографе вскоре разнесся повсюду. Как-то утром в дверь слоненка Луса постучали.
        - Кто там? Входите? - сказал слоненок Лус.
        - Не помешаю? - спросил незнакомый шимпанзе и приподнял шляпу.
        - Спасибо. Я уже почти не сплю, - невпопад ответил слоненок, вставая с постели.
        - Чем могу служить?
        - Видите ли, я к вам по важному делу. Меня направили сюда из газеты «О многом понемногу». Надеюсь, вы читаете эту газету?
        - Гм... Я больше люблю книжки про шпионов. Но мой папа...
        - Это не имеет значения. Моему шефу, я имею в виду редактора, многие хвалили вас как большого мастера фотографии.
        - Ну, пожалуй, это слишком.
        - Не скромничайте. Итак, о деле. Нам срочно нужна фотография... солнца... в хорошую погоду...
        - Но ведь в плохую погоду солнца и не бывает.
        - Бывает. Только за тучами. Но нас интересует солнце в хорошую погоду. Ясно?
        - Почти.
        - Итак, о деле. Вы согласны?
        - Попробую.
        - Значит, договорились? Тогда ударим по лапам. Кстати, меня зовут Бананас.
        - Красивое имя.
        - Не жалуюсь. Итак, о деле. Вот вам наш адрес. Присылайте свои снимки. Привет!
        Шимпанзе Ба напас приподнял шляпу, поклонился и ушел.
        Целый день слоненок Л ус фотографировал солнце. Погода стояла чудесная: круглый золотой шар солнца так и сверкал на голубом экране неба.
        Но ни один снимок не получился. Все кадры были засвечены. Полная неудача? Позор?
        Слоненок Лус испортил десять фотопленок - и бесполезно. Он очень огорчился и чуть не заплакал от досады. Что теперь скажет о нем Бананас?
        И вдруг слоненок подумал: «А почему я должен фотографировать солнце обязательно в небе? Могу же я сфотографировать солнце... в реке? Или в лесу, когда оно отражается в капле росы? А чем плохи такие снимки: солнечные колечки, рассыпанные в траве под деревьями, или солнечные зайчики на крыше гостиницы «Три поросенка » ?
        Видно, он был настоящим фотографом, этот слоненок Лус, если ему в голову пришла такая прекрасная мысль. Верней, он был наполовину фотографом и наполовину - поэтом.
        Нащелкал слоненок Лус солнце в разных видах и послал фотографии в редакцию. Через два дня пришло письмо :
        Четвертый дом от угла, напротив парикмахерской «Брижка и стритье». Или, кажется, «Стрижка и бритье». Слоненку Лусу. Лично.
        Дорогой друг!
        Фотографии получили. Ровно семнадцать штук. Итак, о деле. Шефу, я имею в виду нашего редактора, снимки понравились. Решили дать тебе премию за выдумку и юмор. Что такое юмор, я не знаю. А про премию знаю. Три ящика морковки получишь позавчера. То есть послезавтра.
        Твой приятель Бананас.
        Слоненку Лусу письмо понравилось. У него было такое хорошее настроение, что он не удержался и сфотографировал себя, а снимок повесил на самом видном месте.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ТРУСЛИВЫЙ КОТЕНОК
        Жил на свете котенок. И он был ужасно труслив. Он боялся всех: мальчишек, потому, что кидаются камнями, собак, потому, что громко лают, ворон, потому что у них такой клюв, и, стыдно сказать, он боялся мышей, потому что, не зря же их зовут «грызуны», должно быть у них страшные зубы. Тяжело жить на свете, все время, дрожа от страха! Но самое обидное было то, что все обитатели двора знали, какой котенок трус, и без конца смеялись над ним. Даже воробьи осмеливались на него чирикать.
        Однажды с ним произошла такая история. Как - то раз он убегал от собаки, потом его шуганул дворник, по пути ему попались мальчишки, и он побежал тот них, в довершении всего незнакомая ворона хотела клюнуть его, в общем, котенок опомнился только тогда, когда юркнул в щель какого-то незнакомого забора, и оказался там, где еще никогда не был.
        Здесь было тихо и спокойно. Никто не за кем не бегал, люди чинно прохаживались туда-сюда, а звери сидели в клетках. Короче. Котенок попал в зоопарк.
        Ему было очень интересно. Он посмотрел диковинных птиц, забавных обезьян, косолапых медведей и, наконец, увидел льва. Он был потрясающе красив. Лежал на солнышке, раскинув свои могучие лапы. А грива его сверкала рыжими искорками. Котенок замер в восхищении.
        - Ох, - вздохнул котенок. - Как бы мне хотелось быть таким же большим, красивым и смелым.
        - Да? - повернулся к нему лев, - Что же тебя печалит, дружок. Расскажи мне, мы с тобой все-таки родственники.
        И котенок рассказал льву о своих злоключениях.
        - Милый друг, - сказал лев, - В жизни много опасностей. Бояться разумно и естественно. Выживают не только самые сильные, но и самые осторожные. Я, например, очень боюсь огня и высоты. А давным-давно, когда я жил в лесу, я очень боялся капканов. Но никто на свете, кроме тебя, мой друг, об этом не знает. Нужно, что бы твой страх больше никто не видел. Преодолей его. И помни, мы с тобой родственники.
        «Преодолеть страх, преодолеть страх» - думал котенок, возвращаясь, домой. И, когда он встретил мальчишек, он не стал убегать от них, а смело шел им на встречу, хотя внутри у него все тряслось от страха. Мальчишки его не тронули. Потом он встретил злую ворону. Она, было, опять попыталась его клюнуть, но котенок выгнул спину колесом и зашипел на нее так свирепо, что ворона взлетела на самую высокую ветку. С тех пор никто не дразнил котенка «трусом» и никто не решался его обижать.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ТРУСЛИВЫЙ ЗАЯЦ
        Рассуждал однажды, говорят, заяц сам с собой: "И что за горькая жизнь у меня! Люди не дают мне покоя. Волки не дают мне покоя. Орлы не дают мне покоя… Всех я боюсь, всегда я дрожу. Трусливей меня, верно, нет существа на свете! Лучше умереть, чем так жить!"
        И отправился, говорят, заяц к морю, топиться.
        Вот пришел заяц на берег моря, а там на берегу паслись овцы. Как увидели овцы бедного зайца, разбежались в страхе кто куда…
        Удивился заяц, кувыркнулся от радости через голову:
        - Ого, есть, оказывается, кое-кто трусливей меня! Так нет же, не брошусь в море!
        И побежал заяц, гордый и веселый, домой в горы.
        ДАГЕСТАНСКАЯ СКАЗКА
        ТУФЛИ БЛАГОЧЕСТИВЫХ ЛЮДЕЙ
        Два благочестивых и достойных человека вошли в мечеть в одно и то же время. Первый снял свои туфли и аккуратно придвинул друг к дружке, оставив их за дверью. Второй тоже снял туфли, сложил их подметками и, сунув их за пазуху, вошел в мечеть.
        Это событие возбудило спор между другими благочестивыми и достойными людьми, которые сидели у входа и все видели. Они решили выяснить, кто из этих двух поступил лучше.
        - Человек вошел в мечеть босой, - сказал один из них, - так не лучше ли было оставить свою обувь за дверью?
        - Мы не учитываем одного: он мог взять с собой туфли для того, чтобы они ему напоминали в священном месте о должном смирении, - возразил другой.
        Но вот те люди, совершив молитву, вышли на улицу. Спорщики, разделившиеся на два лагеря, окружили каждый своего героя и стали расспрашивать, чем были вызваны их поступки.
        Первый человек сказал: "Я оставил свои туфли за дверью, руководствуясь вполне обычными соображениями: если бы кто-нибудь захотел их украсть, он имел бы возможность побороть свое греховное искушение и, таким образом, приобрел бы заслугу для будущей жизни".
        Служители были восхищены благородным образом мыслей этого человека, который так мало заботился о своей собственности и отдался на волю случая.
        В это же время второй человек объяснял своим сторонникам: "Я взял туфли с собой, потому что оставь я их на улице, они могли бы возбудить соблазн в душе какого-нибудь человека. Тот, кто поддался бы искушению и украл их, сделал бы меня сообщником на страшном суде". Мудрость и благородство этого человека привели в восторг всех, кто его слушал.
        Но в этот момент третий человек, присутствующий среди них, который был настоящим мудрецом, воскликнул: "О слепцы! Пока вы здесь предавались возвышенным чувствам, развлекая друг друга примерами благородства, произошло нечто реальное".
        - Что произошло? - спросили все разом.
        - Никто не был искушен туфлями, - продолжал мудрец, - никто не был искушаем туфлями. Предполагаемый грешник не прошел мимо них. Вместо этого в мечеть вошел другой человек. У него не было туфель совсем, так что он не мог ни оставить их снаружи, ни внести их внутрь. Никто не заметил его поведения. А сам он меньше всего думал о том, какое впечатление он произведет на тех, кто на него смотрит - или не смотрит. Но благодаря реальной искренности, его молитвы сегодня, в этой мечети самым непосредственным образом помогли всем потенциальным ворам, которые могли или не могли украсть туфли или которые могли бы исправиться, устояв перед искушением.
        Разве вы не поняли еще, что практика благочестия, какой бы прекрасной она ни была сама по себе, теряет свою ценность, когда узнаешь о существовании реальных мудрецов?
        Это сказание довольно часто приводится. Оно взято из учений ордена Халватийа ("Затворники"), основанного Умаром-аль-Халвати, который умер в 1397 году.
        В ней иллюстрируется аргумент, общеизвестный среди дервишей, что те, кто развивает в себе особые внутренние качества, оказывает большее влияние на общество, чем те, кто пытается действовать только согласно определенным моральным принципам. Первые называются "люди реального действия", а вторые - "те, кто не знает, но играют в знание".
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ТЮЛЕНТЯЙ
        Тюлентяй - это тюлень. Он в стране Тюленин живет. Далеко-далеко на Севере, где голубые ледяные горы по студеному океану плавают, где холодная пурга свистит свою протяжную песню, где от снега вся земля белая-пребелая. Тюлейтяй не злой. Не кусается. Никого не обижает. Только очень ленивый. Такой ленивый, что об этом стоит рассказать.
        Ныряют его друзья в воде, рыбу ловят, а Тюлентяй лежит на льдине, не шевелится даже. Откроет пасть и ждет, чтобы рыба сама в нее прыгнула.
        - Эй, Тюлентяй? - кричат тюлени. - Хватит спать! Ты так всю рыбу проспишь!
        - Не просплю? - отвечает Тюлентяй. Зевнет, на другой бок повернется и продолжает дремать.
        Однажды с ним такая история случилась. Пригласили Тюлентяя на именины. Все гости собрались. Только его нет. - Опять проспал, наверно... - решила именинница. Тут один маленький тюлененок пришлепал и пищит:
        - Льдину в океан унесло! Льдину в океан унесло!
        - Какую льдину? - всполошились тюлени.
        - Ту самую, на которой Тюлем тли спит? Поспешили тюлени на помощь. Но льдины и след про- стыл. Ни льдины, ни Тюлентяя.
        - Жалко беднягу, - сказал старый-престарый тюлень. - Хотя он и лодырь порядочный, а жалко все-таки?
        Но через полгода льдину снова к берегу прибило. Смотрят тюлени, глазам не верят: лежит на боку Тюлентяй и посапывает, как ни в чем не бывало. Даже усом не ведет.
        - Здравствуй, Тюлентяй? С возвращением? - закричали наперебой тюлени. Тюлентяй только зевнул разочек и пробурчал сонно:
        - Не ме... шай... те спать...
        Вот какой лентяй Тюлентяй! Даже за полгода не выспался!
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ТЮЛЕНЬ И КАМБАЛА
        На севере Ых-мифа есть залив, отделенный от Пила-керкка - Охотского моря - песчаной косой. Это лагуна. Лагуна как лагуна: в ее чаше есть глубокое русло, в которое во время прилива вливается морская вода, а в отлив она бурно выливается обратно в море через узкий пролив; в лагуне есть и обширная отмель, она простирается к западу от голубого русла, постепенно переходя в пологий берег. Отмель вся заросла морской травой.
        Когда ты поедешь ставить сети, не ставь их на мелководье. Здесь не поймаешь ни кеты, ни тайменя. Сети забьет морская трава, а нижние ячеи - камбала. И не простая гладкая, а звездчатка. Она вся покрыта колючими наростами, похожими на бородавки. Эта камбала обычно ложится на дно лагуны, плавниками накидает на себя ил, и ее не видно.
        А глянешь туда, где глубоко, - увидишь на поверхности воды черную круглую голову тюленя. Она поворачивается влево, вправо, большие блестящие глаза словно ищут кого-то. Тюлень долго ищет, не находит, ныряет в глубь залива, но вскоре опять появляется на его поверхности, поворачивает голову влево, вправо.
        ***
        Некогда звездчатка была похожа на других камбал. И ей это не нравилось. И поплыла она искать, с кем бы посоветоваться, как быть не похожей на остальных камбал.
        Встретилась с навагой:
        - Навага, навага, ты пришла в наш залив из дальних вод. Тебе не страшен даже седьмой вал. И ты видела много. Скажи мне, как сделать, чтобы не походить на остальных камбал?
        Видавшая виды навага удивилась вопросу камбалы, покачала головой, вильнула тонким хвостом и ушла в глубину.
        А камбала обращалась и к корюшке, и к тайменю. Но никто не мог помочь ей.
        - Я помогу твоему горю! - сказал тюлень. - Только чур и ты поможешь мне.
        - Конечно же! Конечно же! - обрадовалась камбала, подплыла к тюленю, погладила плавниками его усы.
        В то давнее время тюлень был весь черный, и его можно было заметить далеко во льдах. А у тюленя, известно, много врагов: медведь, орел, лиса...
        Тюлень принялся мазать камбалу потайной глиной. Долго и старательно делал он свое дело. Только и было слышно, как он сопит от усердия. На хвост камбале тюлень перенес веер северного сияния, плавники окрасил в цвет тихого заката над августовским заливом.
        Камбала любуется собой - не налюбуется. Повернется то одним бочком, то другим, проплывет то под волной, то у самого дна.
        Тюлень ждал, ждал, кое-как дождался, когда угомонится камбала.
        - Теперь ты принимайся за меня, - говорит тюлень. - Я черный, и меня далеко видно во льдах. Сделай меня серым, чтобы я был незаметен и во льдах, и на берегу.
        - Мигом я это сделаю, - сказал камбала и стала мазать тюленя белой глиной.
        Но у камбалы не было столько усердия, сколько у тюленя. Да и спешила она к своим сородичам, чтобы показать себя. Она нанесла несколько пятен и отстала.
        - Фу-у-у, устала, - сказала она.
        - Отдохни немного, - посочувствовал тюлень.
        А камбала повернулась и поплыла от него.
        - Ты куда? - спохватился тюлень.
        Камбала сильно ударила плавниками, только и видел ее плоскую спину. Тюленю стало страшно: он ведь теперь пестрый. Ему не укрыться ни во льдах, ни на берегу: во льдах его выдадут черные пятна, а на берегу - белые.
        - Ах так! - возмутился тюлень и погнался за камбалой. Долго длилась погоня. Но куда там: только тюлень раскроет пасть, чтобы поймать обманщицу, та ловко увильнет в сторону. Тогда разозленный тюлень схватил горсть крупного морского песка и бросил в камбалу. Так и покрылась камбала колючими наростами, похожими на бородавки.
        С тех пор прошло много времени. Но и по сей день тюлень враждует с камбалой. Камбала прячется от грозного тюленя в траву на мелководье. Она ложится на дно лагуны, накидывает на себя ил, и ее не видно.
        А пятнистый тюлень плавает на глубине, все ищет камбалу, не находит, ныряет до самого дна, всплывает на поверхность залива, поворачивает голову влево, вправо.
        НИВХСКАЯ СКАЗКА
        УВЕЛИЧЕНИЕ НЕОБХОДИМОСТИ
        Самовластный правитель Туркестана однажды вечером, слушая рассказы дервиша, спросил его о Хызре.
        - Хызр, - сказал дервиш, - приходит тогда, когда в нем нуждаются.
        Человек, который схватит его за полы халата, когда он появится, станет совершенным мудрецом.
        - Это может произойти с каждым? - спросил король.
        - Да, с каждым, кто достоин, - ответил дервиш.
        - Кто "достойнее" меня? - подумал король и тут же велел издать указ:
        "Того, кто приведет ко мне невидимого Хызра, великого покровителя людей, я озолочу".
        Крики глашатаев услыхал бедный старик Бахтияр Баба. Он пришел к своей жене и сказал: "У меня есть план. Скоро мы разбогатеем, но потом мне придется умереть. Я этого не боюсь, зато ты проживешь до конца своих дней в достатке".
        И вот Бахтияр Баба предстал перед королем и заявил, что в течение 40 дней он сможет найти Хызра, если король выдаст ему тысячу золотых.
        - Если ты в самом деле приведешь Хызра, - сказал король, - получишь еще 10 тысяч. Но если не приведешь, умрешь позорной смертью в назидание тем, кто полагает, что можно шутить с королями.
        Бахтияр остался доволен этим условием и ушел, получив тысячу золотых. Вернувшись домой, он отдал деньги жене, чтобы она могла безбедно прожить остаток своих дней.
        Все сорок дней он провел в размышлениях, готовясь к переходу в другой мир.
        На сороковой день он снова пришел к королю.
        - Мой повелитель, - сказал он, - по своей жадности ты решил, что с помощью денег сможешь вызвать Хызра. Но Хызр, как известно, не появляется в ответ на призыв, обусловленный жадностью.
        От этих слов монарх пришел в бешенство.
        - Негодяй, - взревел он, - ты поплатишься жизнью за свою дерзость. Кто ты такой, чтобы смеяться над желаниями короля?!
        Бахтияр как ни в чем не было продолжал:
        - В легенде говорится, что с Хызром может встретиться любой человек, но то, какую пользу он извлечет из этой встречи, зависит от того, насколько чисты его намерения. Хызр, говорят, может посетить человека, если он достоин его посещения, и будет присутствовать столько времени, сколько достоин его присутствия человек. Таковы условия, и не в нашей власти что-либо изменить.
        - Довольно разглагольствовать, - закричал король. - Этим ты не спасешь свою жизнь. Остается только, чтобы мои министры выбрали тебе казнь.
        С этими словами правитель повернулся к своим министрам и спросил:
        - Какую смерть заслуживает этот человек?
        Первый министр ответил: "Его надо сжечь живьем в предостережение другим".
        Второй министр, получив слово, сказал: "Лучше всего разрубить его на части".
        Третий министр высказался так: "Я думаю, его нужно отпустить и обеспечить всем необходимым для жизни, потому что только нужда, которую испытывала его семья, толкнула его на преступление".
        Лишь только министр окончил свою речь, в тронный зал вошел древний старец и прямо с порога заговорил:
        - Каждый из этих людей высказался так, как ему подсказывало его скрытое пристрастие.
        - Что это значит? - спросил удивленный король.
        - Это значит, что первый министр был в прошлом пекарем. Поэтому он предложил зажарить Бахтияра. Второй министр был когда-то неплохим мясником, вот почему он посоветовал четвертовать Бахтияра. Третий же министр изучал искусство управления государством и сумел разобраться в причинах этого происшествия.
        - Теперь примите к сведению следующее: во-первых, Хызр появляется и помогает тому, кто способен извлечь пользу из его посещения. Во-вторых, этот человек по имени Бахтияр, которого я называю Баба в знак его жертвы, вынужден был поступить так, как поступил, - потому что находился в сильнейшем отчаянии. Он увеличил свою необходимость во мне, и я к нему пришел. - Сказав так, древний старец исчез на глазах изумленных присутствующих.
        Стремясь выполнить указание Хызра, король назначил Бахрияру постоянную пенсию. Первого и второго министров изгнали из дворца, и тысяча золотых была возвращена в казну благодарным Бахтияром и его женой.
        Король же стал достоин снова повстречаться с Хызром, но о том, что произошло при этой встрече, рассказывается в другой истории - "О невидимом мире".
        Бахтияр Баба, как сообщают, был суфийским мудрецом, который жил в Хорасане скромной и ничем не примечательной жизнью, пока с ним не произошли вышеописанные события. Эта история, которая входит также в жития многих других шейхов, иллюстрирует концепцию того, как человеческое стремление переплетается с высшими уровнями бытия. Хызр представляет собой звено, связующее эти две сферы.
        Заглавие рассказа выбрано по ассоциации со строкой из знаменитой поэмы Джалал ад-дина Руми:
        "Новые органы восприятия пробуждаются тогда, когда в них есть необходимость.
        Поэтому, о человек, увеличь свою необходимость, чтобы увеличилась твоя восприимчивость".
        В приведенном здесь варианте история была рассказана дервишским мастером из Афганистана.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        УГОЩЕНИЕ ОГНЯ
        Мужчина на рыбалку пошел, а женщина в жилище осталась, за детьми следить, еду готовила. Но в очаге почему-то плохо огонь горел. Женщина положила в него сухих дров - все равно никакого жару. Разозлилась женщина, ножом в него ткнула, пошевелила уголья.
        Вдруг из очага вышел мужчина и сказал:
        - Зачем ножом тыкаешь? Если огонь зажигаешь, то я там сижу.
        Исчез мужчина. И очаг почти затух. Дымок только струится.
        Вернулся муж. Спросил:
        - Почему огонь не горит?
        Ну, женщина рассказала, что произошло.
        - Ай-ай-ай, - проговорил мужчина. Ушел. Убил белого олененка. После его кровь и кусочек сердца дал огню. И очаг снова разгорелся. Жарко запылал.
        - Никогда больше не тыкай в него ножом, - сказал мужчина жене. - Огонь тоже угощать надо. Ведь когда кто-нибудь из людей болеет, ему мясо оленя дают.
        ОРОКСКАЯ СКАЗКА
        УДАРЬ В ЭТОМ МЕСТЕ
        Зун-нун Египетский использовал притчу, чтобы на наглядном примере показать, как ему удалось расшифровать значение египетских надписей.
        В одном месте стояла статуя человека, указывающего пальцем на что-то. Статуя стояла на массивном камне, на котором была выбита надпись: "Ударь в этом месте, чтобы овладеть сокровищами". Происхождение статуи терялось в далекой древности. Из поколения в поколение люди колотили по месту, отмеченному надписью, но камень был из такой твердой породы, что даже самые сильные удары не оставляли на нем ни единой царапины, и эту тайну никто не мог разгадать.
        Однажды - это было в полдень, - Зун-нун, размышляя о статуе, обратил внимание на то, что тень от указательного пальца каменного человека (никто в течение веков не замечал этого) легла на одну из плит мостовой, служившей основанием древнего изваяния. Он отметил это место, затем раздобыл необходимые инструменты и приподнял плиту; перед ним открылся вход в подземелье, в котором оказались чудесные произведения искусства. Исследовав их, он открыл науку их изготовления, давно забытую людьми, и, таким образом, овладел сокровищами древнего знания и материальными творениями, воплощающими это знание в себе.
        Почти такую же историю рассказал римский папа Сильвестр II, который в Х веке привез из испанской Севильи "арабские" учения, в том числе и математику.
        Слывя магом благодаря своим мистическим достижениям, Гэрберт (таково было его первоначальное имя), "жил с одним философом из сарацинской секты".
        Нет почти никакого сомнения, что он знал эту суфийскую историю.
        Говорят, что впервые ее передал халиф Абу-Бакр, умерший в 634 году.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
        В одном городе жили два брата. Одного звали реб Хаим, другого - реб Шимшон. Реб Хаим был очень богат. А реб Шимшон был совсем нищим, но зато какой это был праведник: день и ночь он сидел в синагоге и учил Тору. Однажды реб Хаим сказал реб Шимшону:
        - Послушай, брат мой любимый, ты вконец обнищал. Иди ко мне в управляющие, а я уж позабочусь, чтобы твоя семья ни в чем нужды не знала.
        Реб Шимшон стал управляющим у своего брата. Однажды реб Шимшон пришел к реб Хаиму и сказал, что должен поведать ему тайну, но сделать это можно только на корабле. Так они и сделали.
        Вот они отплыли, и только реб Хаим и реб Шимшон завели разговор, как вдруг налетел страшный вихрь и унес корабль в Ледовитое море. На следующий день, когда реб Шимшон проснулся, он увидел вокруг еще несколько кораблей, которые тоже занесло ветром в это Ледовитое море.
        Тогда реб Шимшон выламывает доску из своего корабля, перебрасывает ее другим концом на соседний корабль. Вот они с братом перебрались на тот корабль и видят: кругом лежат люди умершие от голода, а рядом с ними - груды золота и серебра. Тут реб Хаим нашел торбу побольше и начал набивать ее золотом.
        А реб Шимшон тем временем пошел от корабля к кораблю. Вдруг видит: стоит стена. И стена эта вся исписана именами погибших. Тогда реб Шимшон взял, переписал все эти имена и говорит:
        - Господи, помоги мне выбраться отсюда, и я пройду по всем городам и назову людям эти имена, чтобы женщины перестали быть агунами.
        И, уповая на то, что Бог его не оставит, реб Шимшон начал карабкаться по стене. Вдруг кто-то спустил реб Шимшону веревку и поднял его на самый верх стены.
        А реб Хаим и взвалил торбу с золотом на спину. Тут он увидел реб Шимшона на верху стены и тоже захотел на нее влезть, но мешок с золотом потянул его назад и он упал. Так пришлось братьям расстаться. Реб Хаим вернулся на корабль, прочитал псалмы и попросил Бога, чтобы он помог ему, помня заслуги его брата.
        А реб Шимшон отправился в дорогу. Путь его лежал через лес: деревья там были удивительно красивые, а плоды очень вкусные. Вдруг видит: холм, а в холме - дверца. Подошел поближе, распахнул эту дверцу, а оттуда вылетел страшный вихрь, который, достигнув Ледовитого моря, подхватил корабли и вынес их в открытый океан. Так реб Хаим был спасен.
        Вернулся реб Хаим домой и рассказал обо всем. Тогда жена и дети реб Шимшона оплакали своего мужа и отца и уже отчаялись его увидеть.
        А реб Шимшон тем временем все брел по лесу, пока не завидел вдалеке царский дворец. Подходит он к дворцу и видит юношу, одетого во все белое. Тут реб Шимшон присмотрелся: да это же его ученик! Тот тоже узнал его и говорит:
        - Рабби, как вы сюда попали?
        - А ты как сюда попал? - спрашивает в ответ реб Шимшон.
        - Я-то уже давно на том свете, - говорит юноша, - а это и есть Райский сад.
        - Если так, - отвечает ему реб Шимшон, - покажи мне дорогу, по которой я мог бы добраться домой, к жене и детям.
        - Сам я, рабби, - говорит ученик, - не могу ничего сделать, пойду, спрошу праотцев, - и скрылся за дверью.
        Вскоре он вернулся, вручил реб Шимшону яблоко и при этом сказал такие слова:
        - Вот вам подарок. А идти надо по этой тропинке. Как выйдете на шлях, там уж спросите, и вам укажут путь.
        Потом он благословил реб Шимшона, тот ушел, и все вышло по сказанному. Реб Шимшон пошел по тропинке, вышел на широкую дорогу и вскоре добрался до какого-то города.
        Вошел в город и видит: повсюду люди стенают и рыдают. Реб Шимшон постучался в первый попавшийся еврейский дом и попросил, чтобы его пустили переночевать. Во время ужина реб Шимшон говорит хозяину:
        - Прошу вас, добрый человек, скажите мне, почему в вашем городе все такие печальные?
        И тогда тот еврей рассказал ему вот что:
        - Город наш - столица. И вот теперь единственная дочь царя заснула мертвым сном и никакие лекарства, никакие врачи не могут ее разбудить. Тогда царь издал указ о том, что если его единственная дочь умрет, он прогонит всех евреев из города, а их добро заберет себе в казну. Мы постились, молились, плакали, но ничего не помогло - царевна уже при смерти.
        Говорит ему реб Шимшон:
        - Идите к царю и скажите ему, что к вам пришел бедняк, который берется вылечить его дочь.
        Реб Шимшон попадает к царю.
        Царь спрашивает реб Шимшона:
        - Ты хвалился, что вылечишь царевну?
        - Да, я берусь вылечить твою дочь. А если не вылечу, головой отвечу. Оставьте меня с царевной на два часа, и чтобы больше там никого не было. Я ее посмотрю.
        Его впустили к царевне, а царь с царицей встали под дверью и приготовились слушать. Каждая минута казалась им годом! Подошел реб Шимшон к царевне и видит: она вот-вот умрет. Тогда он подносит ей к носу то самое яблочко и говорит:
        - Вдохни.
        Вдохнула она и чувствует, как возвращаются к ней силы. Так прошло два часа. А утром реб Шимшон снова пошел, заперся у царевны на два часа и опять дал понюхать ей яблочко, и делал так до тех пор, пока она не начала видеть и говорить.
        - Послушай, - говорит тогда ей реб Шимшон, - ты никому не должна рассказывать, как я тебя лечил. А будут тебя спрашивать, отвечай, что я лечил тебя молитвой. Если же проговоришься - умрешь.
        Царевна пообещала ему молчать. Прошло два часа. Вошли царь с царицей, а дочь их уже говорит, уже видит! Царь поблагодарил реб Шимшона и сказал:
        - С сегодняшнего дня будешь ты называться господином доктором. Одену тебя в дорогое докторское платье, сделаю тебя генералом, а ты оставайся у меня, пока до конца не вылечишь мою дочь.
        Реб Шимшон согласился и остался во дворце до тех пор, пока царевна совсем не исцелилась. И все ему оказывали большие почести. После того, как царевна выздоровела, спрашивает царь реб Шимшона, чего тот хочет. Отвечает реб Шимшон:
        - Ничего я от тебя не хочу. Подари мне только город, в котором я живу.10
        Говорит ему царь:
        - Городишко твой больно плох, одни халупы да развалюхи. А потому побудь у меня в гостях еще год. А я пока велю заново отстроить его и поставить тебе в нем дворец, а уж потом подарю.
        На том и порешили. Реб Шимшон зажил у царя в большом почете, учил Тору и молился. Через год царь дал реб Шимшону золота и послал вперед гонцов объявить, что все должны встречать реб Шимшона с почетом. С тем реб Шимшон уехал, и повсюду его принимали как самого царя.
        Приехал он в свой родной город, а его дворец еще не достроен. Тогда он пошел к своему брату и спросил, нельзя ли ему, богатому человеку, остановиться в этом доме. А так как он не стал говорить реб Хаиму, кто он такой на самом деле, тот его и не узнал. Живет у брата реб Шимшон и однажды вдруг слышит музыку. Спрашивает тогда:
        - Что это там такое?
        А ему отвечают:
        _ Свадьба хозяйской племянницы. Отец этой девушки пропал, и никто не знает, где он.
        Тогда реб Шимшон говорит:
        - Я тоже хочу пойти на свадьбу, хочу посмотреть ваши обычаи.
        Отвечают ему:
        - Ах, как вашей милости будет угодно.
        Как пришел реб Шимшон на свадьбу, все стали ему кланяться в ноги, а жених посадил его рядом с собой. Женихом был ешиботник, и теперь жениху должны были задавать вопросы, а он - отвечать на них. Начали его спрашивать, да только он не очень-то хорошо отвечает. А был там один юноша, который ответил на все вопросы. Пригляделся к нему реб Шимшон хорошенько и видит, что юноша к тому же и умен и красив. Тогда реб Шимшон попросил привести мать невесты и рассказал всем, кто он такой на самом деле. Затем велел, чтобы женихом был тот юноша, который ответил на все вопросы. А потом весело сыграли свадьбу.
        Реб Шимшон прожил в этом городе до самой смерти, учил Тору, молился и сделал евреям много добра.
        В.А. ДЫМШИЦ
        УЖ ЧТО МУЖЕНЕК СДЕЛАЕТ, ТО И ЛАДНО
        Расскажу я тебе историю, которую сам слышал в детстве. Всякий раз, как она мне вспоминалась потом, она казалась мне все лучше и лучше: с историями ведь бывает то же, что со многими людьми, и они становятся с годами все лучше и лучше, а это куда как хорошо!
        Тебе ведь случалось бывать за городом, где ютятся старые-престарые избушки с соломенными кровлями? Крыши у них поросли мхом и травой, на коньке непременно гнездо аиста, стены покосились, окошки низенькие, и открывается всего только одно. Хлебная печь выпячивает на улицу свое толстенькое брюшко, а через изгородь перевешивается бузина. Если же где случится лужица воды, там уж, глядишь, утка и утята плавают и корявая ива приткнулась. Ну и, конечно, возле избушки есть и цепная собака, что лает на всех и каждого.
        Вот точь-в-точь такая-то избушка и стояла у нас за городом, а в ней жили старички - муж с женой. Как ни скромно было их хозяйство, а кое без чего они все же могли бы и обойтись - была у них лошадь, кормившаяся травой, что росла у придорожной канавы. Муж ездил на лошадке в город, одалживал ее соседям, ну, а уж известно, за услугу отплачивают услугой! Но все-таки выгоднее было бы продать эту лошадь или поменять на что-нибудь более полезное. Да вот на что?
        - Ну, уж тебе это лучше знать, муженек! - сказала жена. - Нынче как раз ярмарка в городе, поезжай туда да и продай лошадку или поменяй с выгодой. Уж что ты сделаешь, то и ладно. Поезжай с богом.
        И она повязала ему на шею платок - это-то она все-таки умела делать лучше мужа, - завязала его двойным узлом; очень шикарно вышло! Потом пригладила шляпу старика ладонью и поцеловала его в губы. И вот поехал он в город на лошади, которую надо было или продать, или обменять. Уж он-то знал свое дело!
        Солнце так и пекло, на небе ни облачка! Пыль на дороге стояла столбом, столько ехало и шло народу - кто в тележке, кто верхом, а кто и просто пешком. Жара была страшная: солнцепек и ни малейшей тени по всей дороге.
        Шел среди прочих и какой-то человек с коровой; вот уж была корова так корова! Чудесная! "Верно, и молоко дает чудесное! - подумал наш крестьянин. - То-то была бы мена, если бы сменять на нее лошадь!"
        - Эй ты, с коровой! - крикнул он. - Постой-ка! Видишь мою лошадь? Я думаю, она стоит дороже твоей коровы! Но так и быть: мне корова сподручнее. Поменяемся?
        - Ладно! - ответил тот, и они поменялись.
        Дело было слажено, и крестьянин мог повернуть восвояси - он ведь сделал то, что задумал: но раз уж он решил побывать на ярмарке, так и надо было, хотя бы для того только, чтоб поглядеть на нее. Вот и пошел он с коровой дальше. Шагал он быстро, корова не отставала, и они скоро нагнали человека, который вел овцу. Добрая была овца: в теле и шерсть густая.
        "Вот бы мне такую! - подумал крестьянин. - Этой бы хватило травы на нашем краю канавы, а зимою ее и в избушке можно держать. И то сказать, нам сподручнее держать овцу, чем корову. Поменяться, что ли?"
        Владелец овцы охотно согласился, мена состоялась, и крестьянин зашагал по дороге с овцой. Вдруг у придорожного плетня он увидал человека с большим гусем под мышкой.
        - Ишь гусище-то у тебя какой! - сказал крестьянин. - У него и жира и пера вдоволь. А ведь любо было бы поглядеть, как он стоит на привязи у нашей лужи! Да и старухе моей было бы для кого собирать отбросы! Она часто говорит: "Ах, кабы у нас был гусь!" Ну вот, теперь есть случай добыть его... и она его получит! Хочешь меняться? Дам тебе за гуся овцу да спасибо в придачу!
        Тот не отказался, и они поменялись; крестьянин получил гуся. Вот и до городской заставы рукой подать. Толкотни на дороге прибавилось, люди и животные, сбившись толпой, шли по канаве и даже по картофельному полю сторожа. Тут бродила курица сторожа, но ее привязали к изгороди веревочкой, чтобы она не испугалась народа и не отбилась от дома. Короткохвостая была курица, подмигивала одним глазом и вообще на вид хоть куда. "Куд-кудах!" - бормотала она. Что хотела она этим сказать, не знаю, но крестьянин, слушая ее, думал: "Лучше этой курицы я и не видывал. Она красивее наседки священника; вот бы нам ее! Курица везде сыщет себе зернышко, почитай что сама себя прокормит! Право, хорошо было бы сменять на нее гуся".
        - Хочешь меняться? - спросил он у сторожа.
        - Меняться? Отчего ж! - ответил тот.
        И они поменялись. Сторож взял себе гуся, а крестьянин - курицу. Немало-таки дел сделал он на пути в город, а жара стояла ужасная, и
        он сильно умаялся. Не худо было бы теперь и перекусить да выпить... А постоялый двор тут как тут. К нему он и направился, а оттуда выходил в эту минуту работник с большим, туго набитым мешком, и они встретились в дверях.
        - Чего у тебя там? - спросил крестьянин.
        - Гнилые яблоки! - ответил работник. - Несу полный мешок свиньям.
        - Такую-то уйму?! Вот бы поглядела моя старуха! У нас в прошлом году уродилось на старой яблоне всего одно яблочко, так мы берегли его в сундуке, пока не сгнило. "Все же это показывает, что в доме достаток", - говорила старуха. Вот бы посмотрела она на такой достаток! Да, надо будет порадовать ее!
        - А что дадите за мешок? - спросил парень.
        - Что дам? Да вот курицу! - И он отдал курицу, взял мешок с яблоками, вошел в горницу - и прямо к прилавку, а мешок приткнул к самой печке.
        Она топилась, но крестьянин и не подумал об этом. В горнице было пропасть гостей: барышники, торговцы скотом и два англичанина, такие богатые, что карманы у них чуть не лопались от золота, и большие охотники биться об заклад. Теперь слушайте!
        Зу-ссс! Зу-ссс!.. Что это за звуки раздались у печки? А это яблоки начали печься.
        - Что там такое? - спросили гости и сейчас же узнали всю историю о мене лошади на корову, коровы на овцу и так далее - до мешка с гнилыми яблоками.
        - Ну и попадет тебе от старухи, когда вернешься! - сказали они. - То-то крику будет!
        - Поцелует она меня, вот и все! - сказал крестьянин. - А еще скажет: "Уж что муженек сделает, то и ладно!"
        - А вот посмотрим! - сказали англичане. - Ставим бочку золота! В мере сто фунтов!
        - И полного четверика довольно! - сказал крестьянин. - Я-то могу поставить только полную мерку яблок да нас со старухою в придачу! Так мерка-то выйдет уж с верхом!
        - Идет! - сказали те и ударили но рукам.
        Подъехала тележка хозяина, англичане влезли, крестьянин тоже, взвалили и яблоки, покатили к избушке крестьянина...
        - Здравствуй, старуха!
        - Здравствуй, муженек!
        - Ну, я променял!
        - Да уж ты свое дело знаешь! - сказала жена, обняла его, а на мешок и англичан даже и не взглянула.
        - Я променял лошадь на корову!
        - Слава богу, с молоком будем! - сказала жена. - Будем кушать и масло и сыр. Вот мена так мена!
        - Так-то так, да корову-то я сменял на овцу!
        - И того лучше! - ответила жена. - Обо всем-то ты подумаешь! У нас и травы-то как раз на овцу! Будем теперь с овечьим молоком и сыром, да еще шерстяные чулки и даже фуфайки будут. Корова-то этого не даст! Она линяет. Вот какой ты, право, умный!
        - Я и овцу променял - на гуся!
        - Как, неужто у нас в этом году будет к мартинову дню жареный гусь, муженек?! Все-то ты думаешь, чем бы порадовать меня! Вот ведь славно придумал! Гуся можно будет держать на привязи, чтобы он еще больше разжирел к мартинову дню.
        - Я и гуся променял - на курицу! - сказал муж.
        - На курицу! Вот это мена! Курица нанесет яиц, высидит цыплят, заведем целый птичник! Вот чего мне давно хотелось!
        - А курицу-то я променял на мешок гнилых яблок!
        - Ну так дай же мне расцеловать тебя! - сказала жена. - Спасибо тебе, муженек!.. Вот послушай, что я расскажу тебе. Ты уехал, а я и подумала: "Дай-ка приготовлю ему к вечеру что-нибудь повкуснее - яичницу с луком!" Яйца-то у меня были, а луку не было. Я и пойди к жене школьного учителя. Я знаю, лук у них есть, но она ведь скупая-прескупая! Я прошу одолжить мне луку, а она: "Одолжить! Ничего у нас в саду не растет, даже гнилого яблока не отыщешь!" Ну, а я теперь могу одолжить ей хоть десяток, хоть целый мешок! Вот смехуто, муженек! - И она опять поцеловала его в губы.
        - Вот это нам нравится! - вскричали англичане. - Все хуже да хуже, и все нипочем! За это и деньги отдать не жаль!
        И они отсыпали крестьянину за то, что ему достались поцелуи, а не трепка, целую меру золотых.
        Да, уж если жена считает мужа умнее всех на свете и все, что он ни делает, находит хорошим, это без награды не остается!
        Вот и вся история! Я слышал ее в детстве, а теперь рассказал ее тебе, и ты теперь знаешь: "Уж что муженек сделает, то и ладно".
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        УЛИТКА И РОЗЫ
        Сад окружала живая изгородь из орешника. За нею начинались поля и луга, где паслись коровы и овцы. Посреди сада цвел розовый куст, а под ним сидела улитка. Она была богата внутренним содержанием - содержала самое себя.
        - Погодите, придет и мое время! - сказала она. - Я дам миру кое-что поважнее этих роз, орехов или молока, что дают коровы и овцы.
        - Я многого ожидаю от вас, - сказал розовый куст. - Позвольте же узнать, когда это будет?
        - Время терпит. Это вот вы все торопитесь! А торопливость ослабляет впечатление.
        На другой год улитка лежала чуть ли не на том же самом месте, на солнце, под розовым кустом. Куст выпускал бутоны и расцветал розами, каждый раз свежими, каждый раз новыми.
        Улитка наполовину выползла из раковины, навострила рожки и вновь подобрала.
        - Все как в прошлом году! Никакого прогресса. Розовый куст остается при своих розах - и ни шагу вперед!
        Прошло лето, прошла осень, розовый куст пускал бутоны, и расцветал розами, пока не выпал снег. Стало сыро, холодно; розовый куст пригнулся к земле, улитка уползла в землю.
        Опять настала весна, появились розы, появилась улитка.
        - Теперь уже вы стары! - сказала она розовому кусту. - Пора бы и честь знать. Вы дали миру все, что могли. Много ли - это вопрос, которым мне некогда заниматься. Да что вы ничего не сделали для своего внутреннего развития, это ясно. Иначе из вас вышло бы что-нибудь другое. Что вы скажете в свое оправдание? Ведь вы скоро обратитесь в сухой хворост. Вы понимаете, о чем я говорю?
        - Вы меня пугаете, - сказал розовый куст. - Я никогда над этим не задумывался.
        - Да, да, вы, кажется, мало затрудняли себя мышлением! А вы попробовали когда-нибудь задаться вопросом: зачем вы цветете? И как это происходит? Почему так, а не иначе?
        - Нет! - сказал розовый куст. - Я просто цвел от радости и не мог иначе. Солнце такое теплое, воздух так освежающ, я пил чистую росу и обильный дождь. Я дышал, я жил! Силы поднимались в меня из земли, вливались из воздуха, я был счастлив всегда новым, большим счастьем и поэтому всегда должен был цвести. Такова моя жизнь, я не мог иначе.
        - Словом, вы жили, не тужили! - сказала улитка.
        - Конечно! Мне было все дано! - отвечал розовый куст. - Но вам дано еще больше! Вы одна из тех мыслящих, глубоких, высокоодаренных натур, которым суждено удивить мир.
        - Была охота! - сказала улитка. - Я знать не желаю вашего мира. Какое мне до него дело? Мне довольно самой себя.
        - Да, но мне кажется, все мы, живущие на земле, должны делиться с другими лучшим, что в нас есть! Отдавать им все, что можем!.. Да, я дал миру только розы... А вы? Вам дано так много. Что дали миру вы? Что вы ему дадите?
        - Что дала я? Что дам? Плевать мне на мир! Он мне ни к чему! Мне дела до него нет! Снабжайте его розами, вас только на это и хватит! Пусть орешник дает ему орехи, коровы и овцы - молоко, у них своя публика! Моя же - во мне самой! Я замкнусь в себе самой - и баста. Мне нет дела до мира!
        И улитка заползла в свою раковину и закрылась в ней.
        - Как печально! - сказал розовый куст. - А я и хотел бы, да не могу замкнуться в себе. У меня все прорывается наружу, прорывается розами. Лепестки их опадают и разносятся ветром, но я видел, как одну из моих роз положила в книгу мать семейства, другую приютила на своей груди прелестная молодая девушка, третью целовали улыбающиеся губки ребенка. И я был так счастлив, я находил в этом истинную усладу. Вот мои воспоминания, моя жизнь!
        И розовый куст цвел во всей своей простоте и невинности, а улитка тупо дремала в своей раковине - ей не было дела до мира.
        Шли годы...
        Улитка стала прахом от праха, и розовый куст стал прахом от праха, истлела в книге и роза воспоминаний... Но в саду цвели новые розовые кусты, в саду росли новые улитки. Они заползали в свои домики и плевались - им не было дела до мира. Не начать ли эту историю сначала? Она будет все та же.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        Улыбка бога
        Маленькая девочка горько плакала, прижимаясь к ограде сада. Садовница подошла и ласково спросила:
        — Что с тобою, мой милый цветочек? Тебя кто-то обидел?
        — Меня мальчишка, камнем... — всхлипнула девочка, и садовница увидела огромный синяк у нее на щеке.
        — Ох, милая, иди сюда быстрее, — забеспокоилась садовница. Она сделала девочке примочку, напоила ее вишневым соком и повела показать свой сад. Девочка уже успокоилась и весело щебетала, разглядывая цветы.
        — Ой, какие они нежные, — присела девочка перед большой клумбой китайских роз.
        Садовница попросила девочку подождать и нарезала для нее огромный букет желтых китайских роз со словами:
        — Это тебе, чтобы ты забыла обо всем плохом. Где-то в далеком Китае прекрасные люди вывели эти розы, чтобы подарить тебе их нежно-желтую улыбку.
        Девочка вдруг покраснела и переспросила:
        — Они выросли в Китае, эти розы?
        — Да, для тебя... — садовница хотела еще что-то добавить, но увидев, что лицо девочки стало вдруг грустным и растерянным, сказала:
        — Потом приходи ко мне и я расскажу тебе их чудесную историю, а сейчас беги домой, ты себя плохо чувствуешь.
        Затем она проводила девочку до угла и ласково поцеловала ее на прощание.
        Когда садовница медленно возвращалась назад, она увидела мальчика, который сидел прямо на тротуаре и всхлипывал. «Еще один плачущий ребенок! — подумала садовница. — Кто же это сегодня всех детей обижает?»
        — Кто тебя обидел, милый цветочек? — ласково спросила она мальчика.
        Мальчик заплакал еще громче, и как садовница ни успокаивала его, не мог остановиться. Только, когда она привела его в свой дом и хотела напоить соком, он вдруг сказал сквозь слезы:
        — Не надо мне сока, я девочку здесь камнем побил! Я не хотел... — и он заплакал еще громче.
        Садовница с волнением спросила:
        — Зачем ты это сделал?
        Мальчик с трудом ответил, всхлипывая и заикаясь:
        — Мы недавно приехали сюда из Китая. У моего папы в этом городе новая работа. Мне здесь очень нравится, но Мэри... Мэри каждый день говорит, что Бог не любит тех, у кого желтое лицо, и не такие, как у всех, глаза. Она руками специально суживает свои глаза, когда проходит мимо, и повторяет, что мы произошли от узкоглазых обезьян. Обычно я не обращаю на это внимание, но сегодня ночью я увидел прекрасный сон. Мне приснилась улыбка Бога. Она была из всех цветов и красок земли. И я услышал голос Бога, который сказал, что без меня и моих родных — земля не была бы такой чудесной, а еще Он сказал, что надеется на меня... Я даже проснулся от счастья и подумал — разве Бог может надеяться на тех, кого Он не любит?
        Я хотел обо всем рассказать Мэри и пошел за ней после школы.
        Она оглянулась, и лицо ее расплылось в такой презрительной гримасе, что я не выдержал, схватил камень и бросил...
        Мальчик снова всхлипнул и спросил:
        — Теперь Бог не будет больше надеяться на меня, раз я не смог рассказать Мэри о Его улыбке?
        Садовница снова обняла мальчика и сказала:
        — Я думаю, твоя улыбка сейчас благоухает на столе у Мэри, и она восхищается ее красотой...
        Мальчик посмотрел с удивлением, но садовница не стала ничего объяснять. Она взяла мальчика за руку и повела в свой цветник, где росло много самых разных цветов. Она сорвала по одному цветку из всех, а затем молча протянула мальчику букет. На его заплаканном лице появилась благодарная улыбка.
        Глядя на нее, садовница подумала: «Поразительно, как все-таки много общего между цветами и детьми! Удивительное чудо сотворил Господь, создав их такими похожими.»
        УМ И ГЛУПОСТЬ
        Однажды Ум, неутомимо деятельный и целенаправленный, обратил свой исследовательский взор на самого себя. Он рассуждал примерно так:
        - Я свободен, творчески активен, достигаю практически любой поставленной перед собой цели, меня любят и боги, и люди, и природа! Я неявен, но присутствую везде и всегда! Я, наверное, самый старший Бог - Творец, я - единая сущность веков и миров.
        В этот самый сладостный в его рассуждениях момент времени он услышал чей-то глупый смех… О, это была женщина, и звали ее Глупость, иначе любой бы другой на ее месте осознал значимость момента и присутствие Бога. Эта встреча не была предусмотрена Умом, он от неожиданности отвлекся от своих глубоких размышлений и обратил свой укоряющий взгляд на Глупость. Странное ощущение испытал Ум: интерес, неловкость, раздражение и… незнание. Да, он не знал сути этой глупой женщины, отвлекшей его от созерцания самого себя. Немного успокоившись от невольного раздражения, он стал разглядывать незнакомку, выглядевшую одновременно и привлекательно и отталкивающе.
        Она снова засмеялась неизвестно почему, но уже более уважительно, поскольку узнала в нем Ум, с которым в разных обстоятельствах много раз сталкивалась. Глупость была не так глупа, как многим казалось, она была бесстрашна, обладала интуицией и способностью мгновенного реагирования. А именно этих качеств недоставало Уму для абсолютного совершенства. Нельзя сказать, что Ум совсем не пользовался интуицией или не умел быстро принимать решения, но все же он предпочитал поразмышлять даже над самыми обычными явлениями. Это доставляло ему не только чувство творческого удовлетворения, но и составляло суть его жизни. Если он не разрабатывал новой идеи, то осмысливал старые, если не устремлялся к новой цели, то модифицировал и пересматривал прошлые. Особенность существования Ума была в его деятельности. Даже когда он отдыхал, то это была кажущаяся пассивность, ведь даже во время глубокого сна обладатель Ума, человек, реализует свои способности в других мирах мыслей и ассоциаций, о которых при пробуждении почти ничего не помнит.
        Глупость тоже любила деятельность, причем часто была очень настойчива, поэтому и встречалась с Умом много раз. Она больше всего любила разговоры и споры, утверждая, что в спорах родится истина. Иначе и не могло быть, поскольку у Глупости всегда были глупые рассуждения и смешные амбиции.
        Итак… Ум, отвлекшись от самосозерцания, рассматривал эту странную Глупость, размышляя над непостижимостью ее сути. Конечно, Ум прекрасно понимал, что Глупость есть просто глупость и не стоило тратить время на изучение ее характера, но… Вот именно но! Никто иной, кроме нее не смог бы отвлечь его от тщеславного самолюбования… и тогда он подумал о Радости.
        ФЕАНО
        УМ И СЧАСТЬЕ
        Жил-был на свете паренек, такой недоумок и ужасный бедняк. День-деньской зубами от голода щелкал и спать ложился не поевши: хлеба не на что было купить. Вовсе парень пропал бы, кабы не соседи: хоть изредка покормят или работу дадут пустячную - за водой сходить или, скажем, дров напилить да сложить в поленницу. Пытались его ремеслу обучить, чтобы стал он, как его отец, добрым работником, хозяином, - ведь здоровый вымахал детина, пора и за дело приниматься! С дровосеками его в лес посылали и осла ему давали взаймы: пусть, мол, парень нарубит дровец и на рынке продаст. Да куда там! Голова у парня - что пустая тыква.
        А ведь были у парня и Счастье и Ум. Только жаль - изменили они своему господину, заплутались неведомо где - вот он и стал придурковатым.
        Долго Счастье и Ум паренька колесили по белу свету, наконец случайно повстречались друг с другом.
        - Здравствуй, братец Ум, - улыбнувшись, промолвило Счастье. - Разошлись мы в разные стороны, друг про друга и забыли. Что же ты запропал?
        - Да так же, как и ты, - с усмешкой ответил Ум. - Но к чему же все эти расспросы?
        - А разве не ясно - к чему? Ты ведь смекнул, только не хочешь признаться, - ответило Счастье.
        - Может, это из-за паренька?
        - Ну, вот видишь, догадался, - ответило Счастье. - Слушай, надо помочь ему. Так не годится!
        - Что ж, если хочешь, я согласен, - поможем.
        Сговорились они - и давай помогать пареньку. Он вмиг поумнел и за что бы ни взялся, с той поры все ему удавалось. Для начала попросил он осла у соседей и отправился в лес, стал выискивать бук покрупней да потолще, чтоб срубить его, распилить и дровец наколоть для продажи. Захотелось ему дерево выбрать получше, а не так, как бывало - вязанку валежника ценой в полтора гроша.
        Вот выбрал он бук и принялся рубить что было силы. Затрещало могучее дерево, наземь упало, и посыпались вдруг из дупла золотые монеты. Парень сначала и не понял, какая удача ему выпала: золотых-то монет он сроду не видел! Все ж собрал он их бережно, в торбу запрятал - это Счастье ему подсказало так сделать, а потом нарубил две огромные вязанки отличнейших буковых дров, на осла их погрузил и домой поехал.
        Дома высыпал парень из торбы монеты и смекнул-таки: "Сразу-то все напоказ выставлять не годится. Лучше сделаю вот как: возьму одну монетку и для пробы снесу золотобиту. Пусть оценит, а дальше посмотрим, что делать". Парень, видно, и впрямь поумнел не на шутку.
        Золотобит взял монету и на зуб попробовал, а потом кислотой протравил. Видит - чистое золото. Стал он с пареньком торговаться. Ну, а парень и тут смекнул: "Наверное, дорого стоит монета, если хитрый старик так суетится и не желает ее вернуть!"
        Сказал ему золотобит:
        - Требуй что хочешь, но продай мне эту бронзовую монетку. Мне бронза нужна для тонкой работы.
        Паренек ему:
        - Я ведь монетку принес тебе не для продажи. Она от отца мне досталась в наследство, вот я и хотел узнать ей цену!
        И не продал хитрец золотую монетку, а цену ее все же узнал, да еще и смекнул: "Если золотобит столько дает, значит, она стоит дороже. Попытаю еще, - может, где-нибудь больше дадут".
        Взял парень монетку из рук золотобита и к другому отправился. Потом - к третьему, а потом за хорошую цену сбыл ростовщику. Домой возвратился паренек с большими деньгами.
        "Не из золота ль эти монеты? - подумал он. - Надо будет узнать в другом городе цену да продать подороже, а не то ведь надуют да еще и смеяться начнут".
        Взял паренек свои монеты и отправился в путь, шел из города в город, все узнавал цену. В первом городе продал один золотой, - цену взял неплохую. Пришел в другой город - за монету там вдвое дают... В третьем - втрое. Так добрел он до самой столицы и продал там все золото, стал богачом. Ум и Счастье шли за ним и помогали ему. И решил он заняться торговлей, чтобы умножить богатство. Осмотрелся, разузнал, на какие товары больше всего спрос, снял в торговых рядах лавки, наполнил их товарами всякими, нанял верных помощников, так развернулся - ну, прямо бывалый купец! Все дивились и уму и богатству приезжего купца. Да и собой он был очень пригож. Повалили к нему покупатели, потому что в его лавках был и выбор большой, и цена намного ниже, чем у других купцов, и принять покупателя он умел. Словом, дело пошло бойко. Стал парень известен во всем стольном городе.
        Слух о новом купце дошел до царя. Подивились приближенные царя на новые лавки, да и стали там всякие товары закупать - все, что нужно для царского войска. А потом и сам царь объявил парня своим поставщиком. Стал он товары царю продавать, а о деньгах молчал. Целый год поставлял, а о плате - ни слова.
        Удивился царь такому терпению. Ведь другие купцы, что ни месяц, являлись к нему за деньгами! Вызвал он к себе парня, щедро расплатился с ним и тут же условился, что и на будущий год парень останется его поставщиком.
        В ту же пору устроил царь во дворце своем пир, пригласил самых именитых людей: военачальников прославленных, пашей, воевод, всяких вельмож, седовласых советников - словом, всю знать. Ну и парня на пир позвали. Получил он приглашение царское, тотчас отправился к портному, заказал себе платье цветное, дорогое - вроде как бы придворное или свадебное, - нарядился и отправился на праздник. А хорош он был в этом наряде - загляденье, и только!
        Ну, пошел он во дворец. Ум и Счастье его не оставили: вместе с парнем явились к царю, чтобы, значит, в любую минуту помочь своему господину, если понадобится. Усадили молодого купца на почетное место, рядом с пашами, как и подобает важному гостю. Ну, а парень, в нарядном-то платье, просто ангелом всем показался: и красив и умен - прямо глаз отвести невозможно.
        Вот поели немного и выпили; вышла царица гостей попотчевать и сказать им приветное слово. Ну, а вместе с царицей и царская дочь пожаловала. Как увидела девушка молодого гостя - полюбила его всей душой. Только вышла из зала, сейчас же потребовала: выдавайте замуж меня поскорее за этого юношу.
        - Что ты, доченька, разве же это возможно? - сказала царица. - Разве можно отдать тебя этому парню! Он простой купец! Он тебе не ровня. Жди в женихи какого-нибудь царевича, а не этого мужлана!
        - Матушка, взял он сердце мое в полон! - ответила девушка, проливая слезы. - Без него мне и жизнь не мила. Либо завтра вы меня с ним помолвите, либо - клятву даю! - тут же руки на себя наложу. Грех на вашей душе будет, на том свете за это ответите!
        Заперлась царевна в светелке, улеглась и стала плакать.
        А как гости ушли, царица поспешила к царю, все ему рассказала. Царь пошел к дочке, уговаривать стал: откажись, мол, от своей затеи, разве он тебе ровня! Куда там! Дочь и слушать ничего не хотела, - знать, недаром трудились здесь Счастье и Ум паренька!
        - Либо выйду за своего любимого, либо завтра яду приму! - отвечала родителям царевна.
        Царь хоть и противился этому браку, да больше для вида. В душе и он не прочь был выдать ее за молодого купца.
        - Знаешь что, любезная супруга, - сказал он царице, - выдадим дочку за того, кто ей по сердцу пришелся. Ничего, что жених незнатного рода, лишь бы дочка наша была весела и счастлива.
        - Если ты так велишь, государь, - отвечала царица, - пусть так и будет. Пойди сюда, дочка! Будь по-твоему, помолвим тебя с твоим красавцем. Ну, поди-ка умойся, а потом поцелуй, безобразница, руку отцу и матери, чтобы мы пожелали тебе с женихом твоим счастья.
        Услышав такие слова, побежала царевна вприпрыжку, тотчас мылом душистым в бане помылась, нарядилась. А потом к царю и царице пришла, отвесила им поклон и руку обоим с почтением поцеловала. Тут же послали гонца к жениху с сообщением: будешь, мол, царским зятем, отдает тебе царь в жены любимую дочь и в свой дом тебя вводит. Привели парня прямо к царю, поклонился он в ноги отцу-государю с супругой и сказал:
        - За великую честь благодарен. Только я вам не ровня и государевым зятем быть недостоин, ведь я роду-то самого низкого. Потому и прошу я вас, если возможно, не делайте этого, чтобы после не каяться.
        - Ничего, что ты низкого рода, - ответил ему государь, - захочу - так высокого станешь. На тебя твое Счастье работает, парень. Возьми-ка вот это кольцо. Будьте счастливы, дети!
        Сговорились они. Царь назначил день свадьбы. Музыкантов позвал, чтобы на пиру играли, гостей услаждали.
        Много дней шло веселье. А в последний день свадьбы снова встретились Счастье и Ум.
        - Братец Ум, где же ты пропадаешь? - хихикнуло Счастье. - Видишь, парень-то наш как взлетел? Царским зятем сделался! А ведь это все я! Знать, не зря говорят старые люди: "Не родись умен, а родись счастлив!"
        - Ну, так знай, Счастье, - ответствовал Ум, - кабы я не поддерживал парня, никогда бы ему не взлететь так высоко. Без меня-то и Счастье бессильно.
        - Вот так так! - разобиделось Счастье. - Что же, зря, что ль, сказал царь, что я работаю на парня?
        - Ну, раз ты заупрямилось, хватит! - ответил Ум. - Обойдись-ка без меня. Перестану поддерживать парня. Сразу все у него пойдет насмарку.
        Поссорились Счастье и Ум, и покинул Ум парня. А случилось это в ту самую ночь, когда парень должен был впервые войти в опочивальню с молодой супругой.
        Снова стал парень глупым - как прежде. Привели к нему в спальный покой царевну, а он вдруг отвесил ей оплеуху и из комнаты выгнал. Удивилась царевна, опять к нему постучалась. Он в другой раз дал ей оплеуху и прогнал из спальни. В третий раз постучалась жена, повторилось то же. А какую он чушь притом молол! Дитя пятилетнее, наверно, говорило б умнее.
        Изумилась царская дочь, побежала к матери в опочивальню и рассказала ей все по порядку. Ну, царица пошла к пареньку, чтоб немедля узнать, в чем дело. А молодой зять такую околесицу плел, что она решила: парень и взаправду помешался. Доложили царю. Царь велел привести новобрачного, стал с ним толковать о всяких делах. Что ни спросит, жених такое ляпнет, что у царя уши вянут. Понял он что зятек-то свихнулся! Увели его, заперли, тут же вызвали лучших лекарей.
        - Вот и кончилось счастье, царица! - вздохнул опечаленный царь. - Лишился ума наш зять - и вся недолга!
        - Не спеши, - отвечала царица. - Кто знает, что еще будет! Может, поправится к утру. Ну, свихнулся от радости парень... Бывает!
        - Коль до завтра пройдет - хорошо! - ответил царь. - Если ж нет, дам ему под зад пинка и выгоню вон!
        Ну, а Счастье? Увидало оно, что парень стал полоумным, опечалилось очень, призналось в ошибке своей и отправилось в путь. Решило найти Ум. Отыскало и просит:
        - Иди, помоги пареньку. Осрамился он перед царем.
        - Что же, поняло ты?.. - начал было Ум.
        - Виновато! - ответило Счастье. - Помоги только парню, а я уж теперь всегда буду с тобой неразлучно. Искуплю свою вину! Ты уж прости!
        Услыхал такие речи Ум - смягчился и снова к парню пришел. Тот сразу опомнился, понял, что наговорил ночью. Стал придумывать, как оправдаться перед царем.
        Доложили царю - хочет, мол, зять поговорить с ним. Царь велел тотчас же привести его. А парень принес царю жалобу: "Что ж это такое? Зачем его продержали всю ночь под запором?"
        - Оставь-ка ты это, сынок! - отвечал ему царь. - Ты лучше послушай, что дочь моя нам рассказала. За что ты отвесил ей три оплеухи? За что отказал в своем ложе?
        А парень уже придумал, что ответить царю, - ведь Счастье и Ум вновь ему помогали.
        - Да, государь мой, я точно отвесил ей три оплеухи. Так уж завещал мне отец: когда я женюсь, ударить три раза супругу, чтобы крепко запомнила три непреложных завета. Пощечина первая - чтоб знала, что я в доме хозяин, и мужа бы чтила. Вторая - чтоб чтила отца, а третья - чтоб мать свою чтила. Вот это и было причиной тревоги.
        Услышав умные речи, царь все ему простил, - и парень стал жить во дворце с молодою женой. Быть может, и нынче он в том государстве живет.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        УМ И ТЩЕСЛАВИЕ
        Заспорили однажды Ум и Тщеславие. Кто из них для Человека, устремленного к высшим сферам духа и знанию, полезнее? Ум утверждал, как всегда безапелляционно:
        - Только разумная деятельность дала Человеку свободное время для духовного развития и творчества. Благодаря мне Человек стремится к знанию и может стать Богом.
        Тщеславие возразило:
        - Если бы Человек не стремился оставить о себе память в своих детях и потомках, если бы не мечтал стать известным в разных странах, то ты, Ум, перестал бы действовать, а Человек удовлетворился бы малым достатком спокойной и счастливой жизни. Подумай сам, что сделало великими египетских фараонов, Александра Македонского, Петра Первого и многих других!
        Ум подумал и возразил:
        - Желание прославиться вызвано не тобою, Тщеславие, поскольку в твоем имени тщета скрывается. Желание вызвано мною, ведь только Ум способен возвысить Человека до Бога!
        Тщеславие в ответ рассмеялось:
        - Ну, и что же, стали Богами те, кто жаждал власти и славы Умом? Или им не хватило Ума? Они ведь меня и тогда любили, и сейчас, когда их имена повторяют потомки. Но кто же из них вечен?
        Ум подумал и опять не согласился.
        - Вечного в конечном, конечно, не сыщешь, но люди бесконечно стремятся приобретать бесконечный Ум, бесконечные знания, а уж потом… славу и власть.
        И вновь Тщеславие возразило:
        - Ты не прав! Сначала люди хотят славы и власти благодаря мне и Зависти, а уж потом понимают, что для реализации этих целей нужны Ум и Хитрость.
        Ум задумался и думает до сих пор, ничего не говоря об этом размышлении вслух…
        ФЕАНО
        УМКА ХОЧЕТ ЛЕТАТЬ
        Маленький Умка - белый медвежонок - сказал маме: - Я хочу летать.
        - А ты попробуй, - ответила Большая Медведица. - Может, у тебя и получится.
        - Но я же не умею, - вздохнул Умка. Большая Медведица ласково потрепала сынка за ухо и показала на гагар, сидящих на скале.
        - Смотри, как летают птицы. У них это получается. А я пойду рыбу ловить. Ушла Большая Медведица, а Маленький Умка остался.
        один и стал наблюдать за гагарами. Гагары сидели. Гагары кричали. Гагары летали над медвежонком. А он провожал их грустным взглядом, задрав к небу свою остроносую мордочку.
        «Наверно, можно взлететь... с разбегу», - решил Умка. Он быстро-быстро засеменил лапами по снегу, но вместо того чтобы взлететь, перекувыркнулся столько раз, что у него даже голова закружилась.
        «Нет, что-то не то», - подумал Умка, встал, отряхнулся от снега и заковылял к той самой скале, на которой гагары шумели.
        «Попробую лучше со скалы взлететь, как эти самые гагары. Со скалы-то каждый полетит?» - расхрабрился Умка.
        Кое-как удалось медвежонку вскарабкаться на скалу. Закрыл он от страха глаза, замахал лапами и... прыгнул. Хорошо еще, что угодил Умка прямо в сугроб и не очень ушибся. Выбрался он из сугроба и ворчит:
        - С этой скалы можно полететь... только на землю!.. А я хочу - в небо?
        Постоял Умка, постоял. За ухом лапой почесал и говорит сам себе:
        - Эти птицы, видно, потому летают, что у них есть крылья. Подожду, когда у меня вырастут. А пока пойду поучусь у мамы рыбу ловить.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        УМНЕЕ ВСЕХ
        Присказка Баю-баю-баю...
        Один глазок у Алёнушки (дочь писателя. - Ред.) спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает.
        Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
        Спи, Аленушка, сейчас сказка начинается. Вон уже в окно смотрит высокий месяц; вон косой заяц проковылял на своих валенках; волчьи глаза засветились желтыми огоньками; медведь Мишка сосет свою лапу. Подлетел к самому окну старый Воробей, стучит носом о стекло и спрашивает: скоро ли? Все тут, все в сборе, и все ждут Аленушкиной сказки.
        Один глазок у Аленушки спит, другой - смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое - слушает. Баю-баю-баю...
        I
        Индюк проснулся, по обыкновению, раньше других, когда еще было темно, разбудил жену и проговорил:
        - Ведь я умнее всех? Да?
        Индюшка спросонья долго кашляла и потом уже ответила:
        - Ах, какой умный... Кхе-кхе!.. Кто же этого не знает? Кхе...
        - Нет, ты говори прямо: умнее всех? Просто умных птиц достаточно, а умнее всех - одна, это я.
        - Умнее всех... кхе! Всех умнее... Кхе-кхе-кхе!..
        - То-то.
        Индюк даже немного рассердился и прибавил таким тоном, чтобы слышали другие птицы:
        - Знаешь, мне кажется, что меня мало уважают. Да, совсем мало.
        - Нет, это тебе так кажется... Кхе-кхе! - успокаивала его Индюшка, начиная поправлять сбившиеся за ночь перышки. - Да, просто кажется... Птицы умнее тебя и не придумать. Кхе-кхе-кхе!
        - А Гусак? О, я всё понимаю... Положим, он прямо ничего не говорит, а больше всё молчит. Но я чувствую, что он молча меня не уважает...
        - А ты не обращай на него внимания. Не стоит... кхе! Ведь ты заметил, что Гусак глуповат?
        - Кто же этого не видит? У него на лице написано: глупый гусак, и больше ничего. Да... Но Гусак еще ничего, - разве можно сердиться на глупую птицу? А вот Петух, простой самый петух... Что он кричал про меня третьего дня? И еще как кричал, - все соседи слышали. Он, кажется, назвал меня даже очень глупым... Что-то в этом роде вообще.
        - Ах, какой ты странный, - удивлялась Индюшка. - Разве ты не знаешь, отчего он вообще кричит?
        - Ну, отчего?
        - Кхе-кхе-кхе... Очень просто, и всем известно. Ты - петух, и он - петух, только он совсем-совсем простой петух, самый обыкновенный петух, а ты - настоящий индейский, заморский петух, - вот он и кричит от зависти. Каждой птице хочется быть индейским петухом... Кхе-кхе-кхе!..
        - Ну, это трудненько, матушка... Ха-ха! Ишь чего захотели. Какой-нибудь простой петушишка - и вдруг хочет сделаться индейским, - нет, брат, шалишь!.. Никогда ему не бывать индейским.
        Индюшка была такая скромная и добрая птица и постоянно огорчалась, что Индюк вечно с кем-нибудь ссорился. Вот и сегодня, - не успел проснуться, а уж придумывает, с кем бы затеять ссору или даже драку. Вообще самая беспокойная птица, хотя и не злая. Индюшке делалось немного обидно, когда другие птицы начинали подсмеиваться над Индюком и называли его болтуном, пустомелей и ломакой. Положим, отчасти они были и правы, но найдите птицу без недостатков? Вот то-то и есть! Таких птиц не бывает, и даже как-то приятнее, когда отыщешь в другой птице хотя самый маленький недостаток.
        Проснувшиеся птицы высыпали из курятника на двор и сразу поднялся отчаянный гвалт. Особенно шумели куры. Они бегали по двору, лезли к кухонному окну и неистово кричали:
        - Ах-куда! Ах-куда-куда-куда... Мы есть хотим! Кухарка Матрена, должно быть, умерла и хочет уморить нас с голоду...
        - Господа, имейте терпение, - заметил стоявший на одной ноге Гусак. - Смотрите на меня: я ведь тоже есть хочу, а не кричу, как вы. Если бы я заорал во всю глотку... вот так... Го-го!.. Или так: И-го-го-го!!
        Гусак так отчаянно загоготал, что кухарка Матрена сразу проснулась.
        - Хорошо ему говорить о терпении, - ворчала одна Утка, - вон какое горло, точно труба. А потом, если бы у меня были такая длинная шея и такой крепкий клюв, то и я тоже проповедовала бы терпение. Сама бы наелась скорее всех, а другим советовала бы терпеть... Знаем мы это гусиное терпение...
        Утку поддержал Петух и крикнул:
        - Да, хорошо Гусаку говорить о терпении... А кто у меня вчера два лучших пера вытащил из хвоста? Это даже неблагородно, - хватать прямо за хвост. Положим, мы немного поссорились и я хотел Гусаку проклевать голову - не отпираюсь, было такое намерение, - но виноват я, а не мой хвост. Так я говорю, господа?
        Голодные птицы, как голодные люди, делались несправедливыми именно потому, что были голодны.
        II
        Индюк из гордости никогда не бросался вместе с другими на корм, а терпеливо ждал, когда Матрена отгонит другую жадную птицу и позовет его. Так было и сейчас. Индюк гулял в стороне, около забора, и делал вид, что ищет что-то среди разного сора.
        - Кхе-кхе... ах, как мне хочется кушать! - жаловалась Индюшка, вышагивая за мужем. - Вот уж Матрена бросила овса... да... и, кажется, остатки вчерашней каши... кхе-кхе! Ах, как я люблю кашу!.. Я, кажется, всегда бы ела одну кашу, целую жизнь. Я даже иногда вижу ее ночью во сне...
        Индюшка любила пожаловаться, когда была голодна, и требовала, чтобы Индюк непременно ее жалел. Среди других птиц она походила на старушку: вечно горбилась, кашляла, ходила какой-то разбитой походкой, точно ноги приделаны были к ней только вчера.
        - Да, хорошо и каши поесть, - соглашался с ней Индюк. - Но умная птица никогда не бросается на пищу. Так я говорю? Если меня хозяин не будет кормить, - я умру с голода... так? А где же он найдет другого такого индюка?
        - Другого такого нигде нет...
        - Вот то-то... А каша, в сущности, пустяки. Да... Дело не в каше, а в Матрене. Так я говорю? Была бы Матрена, а каша будет. Всё на свете зависит от одной Матрены - и овес, и каша, и крупа, и корочки хлеба.
        Несмотря на все эти рассуждения, Индюк начинал испытывать муки голода. Потом ему сделалось совсем грустно, когда все другие птицы наелись, а Матрена не выходила, чтобы позвать его. А если она позабыла о нем? Ведь это и совсем скверная штука...
        Но тут случилось нечто такое, что заставило Индюка позабыть даже о собственном голоде. Началось с того, что одна молоденькая курочка, гулявшая около сарая, вдруг крикнула:
        - Ах-куда!..
        Все другие курицы сейчас же подхватили и заорали благим матом: «Ах-куда! куда-куда...» А всех сильнее, конечно, заорал Петух:
        - Караул!.. Кто там?
        Сбежавшиеся на крик птицы увидели совсем необыкновенную штуку. У самого сарая в ямке лежало что-то серое, круглое, покрытое сплошь острыми иглами.
        - Да это простой камень, - заметил кто-то.
        - Он шевелился, - объяснила Курочка. - Я тоже думала, что камень, подошла, а он как пошевелится... Право! Мне показалось, что у него есть глаза, а у камней глаз не бывает.
        - Мало ли что может показаться со страха глупой курице, - заметил Индюк. - Может быть, это... это...
        - Да это гриб! - крикнул Гусак. - Я видал точно такие грибы, только без игол.
        Все громко рассмеялись над Гусаком.
        - Скорее это походит на шапку, - попробовал кто-то догадаться и тоже был осмеян.
        - Разве у шапки бывают глаза, господа?
        - Тут нечего разговаривать попусту, а нужно действовать, - решил за всех Петух. - Эй ты, штука в иголках, сказывайся, что за зверь? Я ведь шутить не люблю... слышишь?
        Так как ответа не было, то Петух счел себя оскорбленным и бросился на неизвестного обидчика. Он попробовал клюнуть раза два и сконфуженно отошел в сторону.
        - Это... это громадная репейная шишка, и больше ничего, - объяснил он. - Вкусного ничего нет... Не желает ли кто-нибудь попробовать?
        Все болтали кому что приходило в голову. Догадкам и предположениям не было конца. Молчал один Индюк. Что же, пусть болтают другие, а он послушает чужие глупости. Птицы долго галдели, кричали и спорили, пока кто-то не крикнул:
        - Господа, что же это мы напрасно ломаем себе голову, когда у нас есть Индюк? Он всё знает...
        - Конечно, знаю, - отозвался Индюк, распуская хвост и надувая свою красную кишку на носу.
        - А если знаешь, так скажи нам.
        - А если я не хочу? Так, просто не хочу.
        Все принялись упрашивать Индюка.
        - Ведь ты у нас самая умная птица, Индюк! Ну, скажи, голубчик... Чего тебе стоит сказать?
        Индюк долго ломался и, наконец, проговорил:
        - Ну хорошо, я, пожалуй, скажу... да, скажу. Только сначала вы скажите мне, за кого вы меня считаете?
        - Кто же не знает, что ты самая умная птица!.. - ответили все хором. - Так и говорят: умен, как индюк.
        - Значит, вы меня уважаете?
        - Уважаем! Все уважаем!..
        Индюк еще немного поломался, потом весь распушился, надул кишку, обошел мудреного зверя три раза кругом и проговорил:
        - Это... да... Хотите знать, что это?
        - Хотим!.. Пожалуйста, не томи, а скажи скорее.
        - Это - кто-то куда-то ползет...
        Все только хотели рассмеяться, как послышалось хихиканье, и тоненький голосок сказал:
        - Вот так самая умная птица!.. хи-хи... Из-под игл показалась черненькая мордочка с двумя черными глазками, понюхала воздух и проговорила:
        - Здравствуйте, господа... Да как же вы это Ежа-то не узнали, Ежа серячка-мужичка?.. Ах, какой у вас смешной Индюк, извините меня, какой он... Как это вежливее сказать? Ну, глупый Индюк...
        III
        Всем сделалось даже страшно после такого оскорбления, какое нанес Еж Индюку. Конечно, Индюк сказал глупость, это верно, но и из этого еще не следует, что Еж имеет право его оскорблять. Наконец, это просто невежливо: прийти в чужой дом и оскорбить хозяина. Как хотите, а Индюк все-таки важная, представительная птица и уж не чета какому-нибудь несчастному Ежу.
        Все как-то разом перешли на сторону Индюка, и поднялся страшный гвалт.
        - Вероятно, Еж и нас всех тоже считает глупыми! - кричал Петух, хлопая крыльями.
        - Он нас всех оскорбил!..
        - Если кто глуп, так это он, то есть Еж, - заявлял Гусак, вытягивая шею. - Я это сразу заметил... да!..
        - Разве грибы могут быть глупыми? - отвечал Еж.
        - Господа, что мы с ним напрасно разговариваем! - кричал Петух. - Всё равно он ничего не поймет... Мне кажется, мы только напрасно теряем время. Да... Если, например, вы, Гусак, ухватите его за щетину вашим крепким клювом с одной стороны, а мы с Индюком уцепимся за его щетину с другой, - сейчас будет видно, кто умнее. Ведь ума не скроешь под глупой щетиной...
        - Что же, я согласен... - заявил Гусак. - Еще будет лучше, если я вцеплюсь в его щетину сзади, а вы, Петух, будете его клевать прямо в морду... Так, господа? Кто умнее, сейчас и будет видно.
        Индюк всё время молчал. Сначала его ошеломила дерзость Ежа, и он не нашелся, что ему ответить. Потом Индюк рассердился, так рассердился, что даже самому сделалось немного страшно. Ему хотелось броситься на грубияна и растерзать его на мелкие части, чтобы все это видели и еще раз убедились, какая серьезная и строгая птица Индюк. Он даже сделал несколько шагов к Ежу, страшно надулся и только хотел броситься, как все начали кричать и бранить Ежа. Индюк остановился и терпеливо начал ждать, чем всё кончится.
        Когда Петух предложил тащить Ежа за щетину в разные стороны, Индюк остановил его усердие:
        - Позвольте, господа... Может быть, мы устроим всё это дело миром... Да. Мне кажется, что тут есть маленькое недоразумение. Предоставьте, господа, мне всё дело...
        - Хорошо, мы подождем, - неохотно согласился Петух, желавший подраться с Ежом поскорее. - Только из этого всё равно ничего не выйдет...
        - А уж это мое дело, - спокойно ответил Индюк. - Да вот слушайте, как я буду разговаривать.
        Все столпились кругом Ежа и начали ждать. Индюк обошел его кругом, откашлялся и сказал:
        - Послушайте, господин Еж... Объяснимтесь серьезно. Я вообще не люблю домашних неприятностей.
        «Боже, как он умен, как умен!..» - думала Индюшка, слушая мужа в немом восторге.
        - Обратите внимание прежде всего на то, что вы в порядочном и благовоспитанном обществе, - продолжал Индюк. - Это что-нибудь значит... да... Многие считают за честь попасть к нам на двор, но - увы! - это редко кому удается.
        - Правда! Правда!.. - послышались голоса.
        - Но это так, между нами, а главное не в этом...
        Индюк остановился, помолчал для важности и потом уже продолжал:
        - Да, так главное... Неужели вы думали, что мы и понятия не имеем об ежах? Я не сомневаюсь, что Гусак, принявший вас за гриб, пошутил, и Петух - тоже, и другие... Не правда ли, господа?
        - Совершенно справедливо, Индюк! - крикнули все разом так громко, что Еж спрятал свою черную мордочку.
        «Ах, какой он умный!» - думала Индюшка, начинавшая догадываться, в чем дело.
        - Как видите, господин Еж, мы все любим пошутить, - продолжал Индюк. - Я уж не говорю о себе... да. Отчего и не пошутить? И, как мне кажется, вы, господин Еж, тоже обладаете веселым характером...
        - О, вы угадали, - признался Еж, опять выставляя мордочку. - У меня такой веселый характер, что я даже не могу спать по ночам... Многие этого не выносят, а мне скучно спать.
        - Ну, вот видите... Вы, вероятно, сойдетесь характером с нашим Петухом, который горланит по ночам как сумасшедший.
        Всем вдруг сделалось весело, точно каждому, для полноты жизни, только и недоставало Ежа. Индюк торжествовал, что так ловко выпутался из неловкого положения, когда Еж назвал его глупым и засмеялся прямо в лицо.
        - Кстати, господин Еж, признайтесь, - заговорил Индюк, подмигнув, - ведь вы, конечно, пошутили, когда назвали давеча меня... да... ну, неумной птицей?
        - Конечно, пошутил! - уверял Еж. - У меня уж такой характер веселый!..
        - Да, да, я в этом был уверен. Слышали, господа? - спрашивал Индюк всех.
        - Слышали... Кто же мог в этом сомневаться!
        Индюк наклонился к самому уху Ежа и шепнул ему по секрету:
        - Так и быть, я вам сообщу ужасную тайну... да... Только - условие: никому не рассказывать. Правда, мне немного совестно говорить о самом себе, но что поделаете, если я - самая умная птица! Меня это иногда даже немного стесняет, но шила в мешке не утаишь... Пожалуйста, только никому об этом ни слова!..
        Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852 - 1912), русский писатель.
        Умнее всех.
        Из цикла «Аленушкины сказки», которые вышли отдельным изданием в 1896 г. Любимая книга писателя.
        Текст приведен по изданию: Сказки русских писателей - М.: Детская литература, 1980.
        Д. Н. МАМИН-СИБИРЯК
        УМНЫЙ АХМЕД
        В одном городе жил бедняк по имени Ахмед. Все его считали глупцом, потому что он постоянно твердил: "Вот если бы у меня были деньги, я бы знал, что с ними делать".
        Один купец услышал эти слова и предложил Ахмеду:
        - Я дам тебе денег, а ты поезжай торговать.
        Купец дал Ахмеду немного денег и отвел его в караван-сарай, где находились купцы, собравшиеся ехать в другой город.
        На все деньги Ахмед накупил старого тряпья, набил им несколько тюков и нагрузил на верблюдов.
        Когда караван вышел в путь и купцы узнали, какой товар везет с собою Ахмед, они начали смеяться:
        - Ого, Ахмед, ума у тебя много!
        - Будем смеяться после, как подсчитаем прибыль и убытки, -отвечал им Ахмед.
        Через несколько дней купеческий караван прибыл в большой город, стоявший на берегу большой реки.
        Купцы вошли в город и остановились в караван-сарае, а Ахмед остался на пустынном берегу реки.
        Он снял со своих верблюдов вьюки со старым тряпьем, сложил их в кучу и поджег, а когда тряпье сгорело, рассыпал пепел по берегу.
        Ночью к берегу подплыла стая рыб. Они приплывали сюда, чтобы порезвиться. Изо рта они выкладывали на берег крупные жемчужины, поднятые со дна реки, и затем начинали играть ими.
        На этот раз рыбы не смогли собрать жемчужины, потому что они не были видны в пепле.
        Утром Ахмед смел в огромную кучу пепел, провеял его, как пшеницу на току, и собрал жемчуга несколько мешков.
        Затем он пошел на караванную дорогу, собрал верблюжий навоз, замесил его на воде, приготовил кизяки и в каждом из них спрятал по несколько горстей жемчужин. Когда он высушил кизяк, у него получилось несколько вьюков навоза.
        На следующий день его спутники-купцы, распродав на базаре все свои товары, пришли к реке за Ахмедом. А тот сидит на своих вьюках и дожидается спутников.
        Увидев вьюки Ахмеда, купцы начали смеяться.
        - Вот так умница Ахмед! - говорил один купец.
        - Выгодно выменял старое тряпье на навоз! - потешался другой.
        - А теперь хочет доставить эту поклажу в родной город на расстоянии семи дней пути! - посмеивался третий.
        - Каждый поступает по своему уму-разуму! - спокойно отвечал им Ахмед.
        - Ну и молодец, ума-разума у тебя хватает! - сказали купцы и, посмеявшись, отправились в путь.
        На седьмой день караван приблизился к родному городу, и купцы послали вперед вестника, чтобы он предупредил близких о благополучном их возвращении и об удачной торговле.
        Верховой прискакал в город, сообщил радостную весть, а затем рассказал, что Ахмед выменял старое тряпье на навоз и теперь везет его, чтобы продать на базаре. Это развеселило всех купцов города, кроме того купца, который дал Ахмеду деньги.
        "Теперь надо мной все будут смеяться" ,- с досадой укорял он себя и не пошел встречать
        Ахмеда.
        Когда караван вступил в город, купцы встретили своих возвратившихся друзей и поздравили их с благополучным прибытием, и только Ахмеда никто не поздравил. Все смеялись над ним, а вечером купцы устроили пир. Ахмед пришел на этот пир и начал разгружать своих верблюдов. Купец, который доверил ему деньги, сидел мрачный и от стыда не поднимал глаз. В это время другие купцы, сидя на коврах, вели разговоры о своей удачной торговле и о том, кто ловче обманул покупателей. Каждый по очереди похвалялся выдумками, стараясь перещеголять друг друга.
        Когда очередь дошла до Ахмеда, купцы со смехом спросили:
        - А что ты умудрился сделать? Чем тебе помог твой великий ум-разум? Ахмед ответил:
        - Что было, то было, а больше того, что было, мне и не нужно.
        С этими словами он начал высыпать из верблюжьих вьюков кизяки.
        Купцы пуще прежнего стали смеяться, а купец, который доверил ему свои деньги, заорал во всю глотку:
        - Пошел прочь отсюда, бездельник! Тогда Ахмед начал один за другим разбивать кизяки, и из них посыпались сверкающие жемчужины. Купцы, разинув рты, смотрели на это богатство, а купец, который доверил Ахмеду деньги, стал, как ящерица, ползать по коврам, сгребая жемчужины.
        Когда на ковре выросла целая куча жемчуга, Ахмед сказал купцам, сидевшим в безмолвии:
        - Торговать я не буду и вам не завидую. Затем он обратился к купцу, который доверил ему деньги, и сказал:
        - Забирай этот жемчуг! Я не обманывал народ, как обманываете вы, купцы, а ты еще постыдился меня встретить.
        Сказав это, Ахмед покинул пирующих.
        ТУРКМЕНСКАЯ СКАЗКА
        УМНЫЙ МУХАММЕД
        Жил-был царь. Хотя он и был женат, детей у него не было. Однажды пришел к нему чужеземец-магрибинец (житель Магриба: Магрибом арабы называют страны Северо-Западной Африки) и сказал:
        - Если я дам тебе средство, чтобы у твоей жены рождались дети, ты отдашь мне своего первенца?
        Царь ответил:
        - Хорошо.
        Тогда магрибинец дал ему две конфеты-одну зеленую, другую красную - и сказал:
        - Ты съешь зеленую, а жена твоя пусть съест красную.
        Царь отдал красную конфету жене. Она съела ее, забеременела а родила мальчика, которого назвали Умным Мухаммедом. Он был смышленым, способным к наукам и к тому же имел красивый голос.
        Потом царица родила второго сына, неловкого и неумного; его назвали Умным Ала; а потом родился и третий; тот был и вовсе глупым.
        Через десять лет к царю пришел магрибинец и сказал:
        - Отдай мне обещанного сына.
        Царь отправился к жене:
        - Пришел магрибинец за нашим первенцем.
        - Ни за что не отдадим его,-сказала мать.-Лучше пусть заберет Али.
        - Хорошо,- ответил царь.
        Он позвал Али и передал его магрибинцу. Тот взял мальчика и отправился с ним в путь. Шли они горной дорогой до полудня; тут магрибинец спросил Али:
        - Не голоден ли ты и не хочешь ли пить?
        - Мы идем уж полдня. Как же тут не проголодаться и не захотеть пить? - ответил мальчик.
        Магрибинец взял его за руку, отвел назад к царю и сказал:
        - Нет, это не первенец!
        Тогда царь позвал всех троих сыновей. Магрибинец протянул руку и указал на Умного Мухаммеда.
        Прошли они путь в половину дня, и магрибинец сказал Мухаммеду:
        - Не голоден ли ты и не хочешь ли пить?
        - Если ты хочешь есть и пить, то хочу и я, - ответил тот.
        - Да, ты мой сын! - воскликнул магрибинец.
        Он топнул ногой и спустился вместе с Умным Мухаммедом под землю.
        Этот магрибинец был злым волшебником. Спустившись под землю, он привел мальчика во дворец, стоявший среди сада, принес ему какую-то книгу и сказал:
        - Читай!
        Умный Мухаммед взял книгу, но не мог понять в ней ни одного слова. А магрибинец сказал ему:
        - Если ты не выучишь эту книгу наизусть за тридцать дней, я отрублю тебе голову.
        Затем он оставил его и ушел. Двадцать девять дней сидел над книгой Умный Мухаммед и не мог разобрать ни слова. Тогда он подумал: “Завтра я умру; пойду прогуляюсь перед смертью по саду”.
        Он вышел в сад и увидел там девушку, привязанную за волосы к дереву.
        - Кто тебя привязал? - спросил он.
        - Волшебник-магрибинец,-ответила девушка.
        - А за что?
        - За то. что я выучила наизусть книгу колдовства.
        Тогда Умный Мухаммед отвязал девушку и сказал:
        - Мне он тоже дал книгу, чтобы я выучил ее за тридцать дней: но я не выучил, и вот завтра я умру.
        - Я помогу тебе.-сказала девушка,-но, когда магрибинец придет к тебе, скажи, что ты ничего не смог выучить.
        И она стала учить его по книге колдовства, а потом сказала:
        - Теперь снова привяжи меня за волосы.
        Умный Мухаммед привязал ее, .и они расстались.
        В конце следующего дня магрибинец пришел к Умному Мухаммеду и спросил:
        - Ты выучил книгу?
        - Я не понял в ней ни слова,- ответил юноша.
        Тогда магрибинец вытащил свой нож, отрезал Мухаммеду правую руку и сказал:
        - Даю тебе отсрочку еще на тридцать дней; если не выучишь книгу наизусть, я отрублю тебе голову.
        - Хорошо,- ответил Мухаммед.
        Когда магрибинец ушел. Умный Мухаммед прочитал три слова из книги колдовства, и рука его приросла к своему месту. Он снова отправился к девушке, отвязал ее, и они стали прогуливаться по саду. И тут они вдруг нашли три потерянных листка из книги колдовства, которые магрибинец вот уже сорок лет тщетно разыскивал. Умный Мухаммед прочитал их, и они с девушкой сумели подняться на поверхность земли. Мухаммед привел двух коней, на одного из них сел он сам, а на другого села девушка.
        - Ты поезжай к своим родителям, а я поеду к своим.- сказал Мухаммед.
        Он приехал домой и постучал в дверь. Мать отворила ему, обрадовалась, и они пробеседовали до утра. А утром он сказал ей:
        - Матушка! Я дам тебе ягненка; продай его, но ни за что не продавай веревку, которая будет на нем.
        Мать взяла ягненка и пошла на базар. К ней обратился хозяин кофейни, торговец хашишом /наркотическое средство/:
        - Женщина, ты продаешь ягненка?
        - Покупай его, но только веревку я не продаю,- ответила она.
        - Хорошо. Продашь его за риал ? /серебряная монета весом 4,1 г/
        - Да откроет Аллах врата прибыли,- возразила женщина.
        - Хорошо. За полтора риала?
        - Ладно, да пошлет Аллах тебе удачу,- ответила женщина.
        Торговец хашишом, довольный, взял ягненка.
        - Отведу-ка я его в подарок царю,- сказал он. И люди, которые сидели в кофейне, одобрили слова торговца:
        - Правильно, это подарок, достойный царя.
        Торговец хашишом принес тарелку с водой напоить ягненка. Ягненок поставил в тарелку передние ноги. Торговец ударил его. Ягненок поднял задние ноги, погрузился в воду - и исчез. Торговец всплеснул руками:
        - Ах! Ягненок утонул в тарелке!
        Люди подумали, что торговец хашишом сошел с ума:
        - Нужно его отправить в сумасшедший дом!
        А магрибинец между тем отправился туда, где оставил Умного Мухаммеда. По он не нашел ни его, ни девушки и сказал:
        - Клянусь Аллахом! Будь он хоть на седьмой земле, я приведу его.
        И магрибинец направился в город, где жид Умный Мухаммед. Там он услышал людские толки о ягненке, утонувшем в тарелке. “Не иначе, как это проделка Умного Мухаммеда,- подумал магрибинец.- Нужно остаться здесь и подкараулить его”.
        А хитроумный Мухаммед на другой день позвал свою мать и сказал ей:
        - Я дам тебе верблюда, продай его на базаре, но ни за что не продавай вместе с ним и повода, даже если бы тебе дали за него четыре тысячи золотых монет.
        Мать обернулась и увидела перед собой верблюда. Она взяла его за повод, привела на базар и поручила перекупщику. А магрибинец стоял в это время на базаре и все видел.
        Когда верблюд был передан, магрибинец обратился к перекупщику:
        - Мне нужен этот повод. Купи для меня верблюда, если пожелает Аллах, за двадцать тысяч золотых монет. Я возьму только повод, а верблюда отдам тебе.
        Перекупщик отправился к матери Умного Мухаммеда:
        - Продашь верблюда за четыре тысячи золотых монет?
        - Да откроет Аллах врата прибыли,- возразила она.
        - А за пять тысяч продашь его? - спросил перекупщик.
        - Хорошо, да пошлет Аллах тебе удачу. Но знай, что повод с верблюдом я продать не могу.
        - На что тебе этот кусок веревки? - спросил перекупщик.- Возьми за него еще тысячу золотых монет и продай.
        Мать Умного Мухаммеда обрадовалась, что может получить такое богатство, и согласилась.
        Магрибинец взял верблюда, отдал его перекупщику, а повод выдернул и положил к себе в сумку. Он поскакал в степь, радуясь, что Умный Мухаммед теперь у него в руках.
        Но Умный Мухаммед обернулся вороном и взлетел ввысь. Тогда магрибинец превратился в коршуна и помчался за ним. Так летали они два дня и две ночи. Магрибинец стал нагонять Умного Мухаммеда. Но тот увидел внизу какой-то сад, спустился и обернулся гранатом на высоком дереве.
        А сад этот принадлежал султану, отцу той девушки, которую освободил Мухаммед. Магрибинец отправился к султану:
        - Я прошу у тебя один гранат. Болен близкий мне человек, и он просит гранатовых плодов. А мне сказали, что их нет нигде, кроме как в твоем саду.
        - Разве сейчас время для гранатовых плодов? - спросил султан.
        Магрибинец ответил:
        - О султан! Если не найдется в твоем саду хоть одного граната, пусть падет моя голова.
        Тогда султан позвал главного садовника и спросил:
        - Правда ли, что у тебя есть гранаты?
        - О господин! Разве сейчас время для гранатовых плодов? - изумился садовник.
        - Видишь, пропала твоя голова,- сказал султан магрибинцу.
        Но тот возразил:
        - Прикажи садовнику обойти сад и поискать на деревьях.
        По приказанию султана садовник отправился в сад. На одном из деревьев он увидел большой гранат, срезал его, принес и отдал султану.
        Тот посмотрел на красивый плод и усомнился, стоит ли отдавать его. Он позвал везира:
        - Мне не хотелось бы отдавать этот гранат магрибинцу.
        - А если бы в саду не нашлось граната, разве ты не отрубил бы голову магрибинцу? - спросил везир.
        - Да, отрубил бы,- отвечал султан.
        - Значит, гранат принадлежит ему по праву,- сказал везир.
        И султан отдал гранат магрибинцу.
        Но не успел магрибинец взять его, как гранат раскололся, и все зерна рассыпались в разные стороны. Магрибинец тотчас обернулся петухом и стал клевать зерна одно за другим. Султан и везир глядели на все это с изумлением.
        А Умный Мухаммед спрятался в зернышко, которое закатилось под ножку трона. Магрибинец продолжал клевать зерна, пока не склевал их все. Наконец он увидел и последнее зерно, в котором была жизнь Мухаммеда, и уже вытянул шею, чтобы схватить его, но зерно вдруг превратилось в кинжал. Кинжал ударил петуха в грудь и рассек ее пополам.
        Тут Умный Мухаммед принял свой прежний облик и предстал перед султаном.
        - Расскажи, что тут произошло? - спросил султан.
        И Умный Мухаммед поведал ему всю историю от начала до конца и сказал:
        - Это я развязал волосы твоей дочери и освободил ее.
        Султан позвал свою дочь.
        - Дочь моя, знаешь ли ты этого человека? - спросил он.
        Девушка ответила:
        - Да, это Умный Мухаммед, который развязал мои волосы.
        - Если он твой спаситель, ты должна выйти за него замуж,- решил султан.
        Он приказал составить брачный договор, и все веселились целых сорок дней.
        А Умный Мухаммед и дочь султана стали жить счастливо и растить сыновей и дочерей.
        АРАБСКАЯ СКАЗКА
        УМНЫЙ СКАЗОЧНИК
        Жил в давние времена один царь. И до того он любил сказки, что дня не мог провести без них. А легко ли было рассказывать тому царю сказки, коли их все ему пересказали, а он их переслушал! Да мало того: ты ему не просто сказку расскажи, а обязательно новую, о которой он и слыхом не слыхал. А расскажешь старую, так непременно голову тебе отрубят. Таково было его решение, таков был его приказ. На то он и царь. Ну, и летели в его государстве головы с плеч, потому что некому было сказать сказку, которую бы царь не знал.
        Вот и настал день, когда никто не согласился к царю пойти, никто не решился ради царской прихоти голову сложить.
        Забегали министры, засуетились слуги. А царь вопит:
        — Коли не представите сказочника — всем головы поснимаю!
        Теперь понятно, почему министры забегали?
        То-то!
        Однако бегай не бегай — охотников нет запросто так свою голову отдать. Не идет никто, и весь сказ. А царь шипит!..
        Вдруг, представьте, нашелся один молодец, отчаянная голова! Сам вызвался.
        — Давайте, — говорит, — я пойду к царю! Взял да и пошел.
        Царь усадил его и говорит:
        — Сказывай!
        А молодец начинает:
        — Было то во времена давние, когда мой дед и твой дед вместе один сарай строили, да такой здоровущий, что по бревну его белка с конца в конец за целый день едва доскакать могла. Вот это был сарай так сарай!.. Не слыхал?
        — Не слыхал, — сказал царь.
        — Ну, коли не слыхал, — сказал молодец, — так и спи, а я завтра приду.
        И ушел.
        На другой день приходит. Царь ему сам стул подставляет, говорит:
        — Сказывай сказку!
        А тот начинает:
        — Помнишь, какой сарай мой дед и твой дед построили? Так вот, вырастили они в том сарае быка, да такого, что ласточке, чтобы с одного его рога на другой перепорхнуть, целый день лететь нужно было! Про это слыхал?
        — Нет, не слыхал!
        — Ну, а коли и эту сказку не слыхал, — говорит молодец смело, — тогда ложись спать, а я завтра приду.
        Ушел и опять голову целой унес.
        Лежит царь, с боку на бок ворочается, думает:
        «Вот ведь умник, умеет сочинять! Но и я не лыком шит: ума не хватит — хитростью одолею. Придерусь, и все одно отрубят тебе голову!»
        Поутру созвал царь своих министров и говорит им:
        — Приходите вечерком сказки слушать. И запомните: что этот молодец ни скажет, вы на то дружно говорите, что, мол, уже слышали.
        Пришел молодец в третий раз. Царь ему стул навстречу выносит. Молодец и говорит:
        — Когда твой отец и мой отец по соседству царствовали, взял твой отец у моего отца взаймы золото: сорок бочек тем золотом наполнили, и каждая бочка доверху полным-полна. Вот сколько золота в них было... Слыхали?
        А министры царский наказ помнили и закричали все разом:
        — Слыхали!
        — Ну, раз слыхали, — сказал молодец, — то тогда пришла пора — отдавай, царь, долги!
        Что делать? Тут уж не до казни, не до головы, срам-то какой — золото взял и не отдает! Пришлось царю раскошелиться!
        Стали золото собирать, все собрали, всю казну подчистую подмели, и набралась всего одна бочка.
        Ну, да наш молодец не жадный. Ему и одной бочки довольно было.
        Забрал он золото и поехал. А царь с тех пор остерегался головы рубить! И сказки слушал, да еще спасибо говорил.
        Так-то вот!
        КАРЕЛЬСКАЯ СКАЗКА
        УПРЯМЫЙ СЛОНЕНОК
        Жил в Африке слонёнок. И был он такой упрямый, что никто с ним не мог сладить.
        Вот однажды собралась вся слоновья семья погулять.
        - Пойдём, - сказал слонёнку отец-слон.
        - Не пойду, - ответил слонёнок.
        - Пойдём, - сказала мать-слониха.
        - Не пойду, - ответил слонёнок.
        - Пойдём, - сказали старшие братья-слоны.
        - Не пойду, - ответил слонёнок.
        - Ну, так мы прогуляемся без тебя, - сказали слоны и ушли.
        Слонёнок остался один. А когда он остался один, ему ужасно захотелось гулять со всеми. Поэтому он очень обиделся, что старшие ушли без него.
        - Раз так, - сказал сам себе слонёнок, - я не буду больше слоном.
        Он задумался, кем же ему стать. И решил стать львёнком. Слонёнок бросился на землю, задрал все четыре ноги и принялся болтать ими в воздухе. Совсем как львёнок.
        Пробегала мимо пугливая газель. Она остановилась на мгновение, посмотрела на слонёнка, испугалась и унеслась прочь. На бегу она вскидывала тоненькие ножки и потряхивала рожками.
        - Вот кем я буду, - закричал слонёнок и поскакал за газелью, как газель.
        Уши его тряслись, словно листья банана на ветру, а толстые ноги заплетались одна за другую. Скоро от прыжков у него заболело всё тело.
        “Совсем не так уж приятно быть газелью”, - подумал слонёнок.
        Тут он увидел зеленоглазую ящерицу. Ящерица сидела на гибкой лиане, которая свешивалась с дерева.
        - Добрый день, - сказал слонёнок. - Как поживаешь?
        - Плохо, - ответила ящерица. - Отпустила я своих деток к берегу реки - поиграть с двоюродными братьями, маленькими крокодильчиками. Боюсь, как бы крокодильчики, разыгравшись, не проглотили нечаянно моих деток.
        - Я бы тоже хотел с кем-нибудь поиграть, - сказал слонёнок. - Вот я сейчас заберусь к тебе на лиану, и мы покачаемся.
        - Ну, уж нет! - пискнула ящерица.
        - Как? - обиделся слонёнок. - Ты не хочешь играть со мной?
        - Конечно, не хочу. Во-первых, я беспокоюсь о детях;
        во-вторых, ты слишком тяжёлый и оборвёшь мою лиану. А в третьих, прощай!
        И не успел слонёнок глазом моргнуть, как ящерица юркнула в листву дерева, - только хвост мелькнул.
        - Подумаешь, очень мне нужна ящерица! - фыркнул слонёнок. - Найду себе товарища получше. Он отправился дальше.
        На полянке слонёнок увидел обезьян. Они играли в пятнашки.
        - Вот эта игра по мне, - сказал слонёнок.
        - Можно мне поиграть с вами?
        Поиграй с нами! - завизжали обезьяны, да так громко, что совсем оглушили слонёнка.
        Не успел он опомниться, как обезьяны принялись с ним играть.
        Ох, что это была за игра! Обезьяны хватали его за хвост, тянули за хобот, дёргали за уши. Они кувыркались на его спине и щекотали ему живот. А слонёнок, как ни старался, не мог запятнать ни одной обезьяны.
        Скоро слонёнок совсем выбился из сил.
        - Не нравится мне быть обезьяной, - сказал он и побежал прочь. А обезьяны ещё долго смеялись над неповоротливым слонёнком.
        Шёл слонёнок, шёл и увидел попугая, который перелетал с ветки на ветку. Попугай был такой пёстрый, что у слонёнка даже зарябило в глазах.
        - Теперь я, наконец, знаю, чем мне заняться, - обрадовался слонёнок. - Я буду летать.
        - Начинай, а я посмотрю, - отозвался попугай. Слонёнок сделал большой прыжок, но почему-то не взлетел. Он шлёпнулся на землю и ушиб ногу.
        Старый попугай наклонил голову набок и с насмешкой посмотрел на него одним глазом.
        - Просто тут разбежаться негде, -сказал смущённый слонёнок.
        -Я покажу тебе, где можно разбежаться, - утешил его попугай и повёл слонёнка к крутому берегу реки.
        - Смотри, - сказал старый насмешник, подошёл к самому обрыву, подпрыгнул и взлетел.
        Слонёнок тоже подошёл к самому обрыву, тоже подпрыгнул и. .. шлёпнулся в воду.
        Выбрался он на берег мокрый, грязный, весь облепленный илом и тиной. А выбравшись, увидел, что рядом стоит отец-слон, мать-слониха и братья-слоны. И все молча смотрят на него.
        Стыдно стало слонёнку.
        - Возьмите меня с собой гулять, - сказал он. - Я теперь всегда буду слоном.
        И всё слоновье семейство отправилось гулять.
        АФРИКАНСКАЯ СКАЗКА
        УПРЯМЫЙ, УПРЯМЫИ, УПРЯМЫЙ ОСЛИК
        Вот был упрямый этот ослик Алфавит. Ему говорили - Белое.
        А он говорил:
        - Черное.
        Ему говорили:
        - Не правда ли, сегодня чудесная погода?
        А он говорил:
        - Скоро пойдет дождь.
        Разговаривать с осликом Алфавитом не мог никто. Он переупрямил бы кого угодно. Пришел как-то к ослику поросенок Кнопка и сказал:
        - Ты, ослик, упрямый, а я еще упрямей тебя?
        - Нет, Кнопка, я - самый упрямый!
        Тогда поросенок достал из кармана своей курточки яблоко и положил на стол.
        - Давай решим так, - предложил он, - кто кого заставит это яблоко съесть, тот и самый упрямый.
        - Давай. Только я не хочу есть яблоко.
        - А ты попробуй.
        - Не буду пробовать.
        - Ну хоть немножко откуси.
        - Сам откусывай.
        - Но оно невкусное.
        - Еще какое вкусное? - не сдавался ослик.
        - Если вкусное, тогда я его съем? - схитрил Кнопка.
        - Нет, я съем?
        - Нет, я?
        - Нет, я? - крикнул рассерженный ослик Алфавит, схватил зубами яблоко со стола и начал уплетать его за обе щеки.
        - Вот видишь, - засмеялся поросенок Кнопка, - я тебя все-таки переупрямил? Я заставил тебя съесть яблоко!
        Говорят, что с того самого дня ослик Алфавит перестал упрямиться.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        УРАГАН И БОЧКИ
        На краю города жил бондарь. Работы у него не было, и денег, значит, тоже не было. А зима выдалась суровая. Каждый день дул сильный ветер. Маленький домик бондаря скрипел и шатался. Даже самые толстые деревья в саду гнулись до земли.
        Как-то раз утром бондарь посмотрел в окно и сказал своей жене:
        - Посмотри, какой ураган! Наконец-то мы с тобой разбогатеем.
        - Как же это мы разбогатеем от урагана? Не понимаю! - ответила жена.
        - Ну и глупы вы, женщины! Никогда не слушаете мужей, вот и упускаете из рук счастье.
        - Что же это за счастье - ураган? Бондарь откашлялся и сказал:
        - Видишь ли, дело вот в чём. Когда дует сильный ветер, подымается пыль. Пыль попадает людям в глаза. От пыли глаза краснеют, слезятся. Вот в этом наше счастье.
        - Ну и пусть у людей глаза слезятся, в чём же тут наше счастье?
        - Какая ты непонятливая! Люди будут болеть глазами. Много народу ослепнет. Появятся, значит, слепые. А что могут делать слепые? Им только и остаётся бродить по дорогам, играть, петь и просить милостыню. А на чём они будут играть? Понятно, на сямисэнах. Вот в этом наше счастье.
        - Ну и пусть играют на сямисэнах, в чём же тут наше счастье?
        - Вот бестолковая! Ведь сямисэны обтягивают кошачьей кожей. Понадобятся сямисэны - понадобятся и кошки. Всех кошек перебьют. Вот в этом наше счастье.
        - Ну и пусть перебьют кошек, в чём же тут наше счастье?
        - Да ведь если кошек не будет, во всех кладовых разведутся мыши. Мыши изгрызут все кадушки и бочки. Значит, людям нужны будут новые бочки и обручи. У меня будет много работы. Вот мы с тобой и разбогатеем
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        УРАШИМА И ЧЕРЕПАХА
        Жил-был однажды молодой рыбак, который больше всего на свете любил море. Он жил в хижине на берегу. Утром и вечером, зимой и летом он не переставал любоваться морем. Звали его Урашима.
        Каждый день он ловил рыбу. Но поскольку был влюблен в море и добр от природы, он всегда выпускал пойманную рыбу обратно в море.
        Однажды, закинув свою удочку, Урашима вдруг почувствовал, что леска сильно натянулась. Выдернув ее, он увидел большую черепаху, зацепившуюся за крючок. Урашима освободил черепаху и отпустил ее обратно в море. "Лучше я буду голодать сегодня, - подумал он, - чем убью молодую черепаху".
        Ты знаешь, что черепахи живут много-много лет, а эта была еще совсем юная. Черепаха исчезла в волнах, а через некоторое время необыкновенной красоты девушка появилась у лодки Урашимы.
        Присев на ее край, она сказала:
        - Я дочь морского царя. Мы живем на дне моря. Отец разрешил мне превратиться в черепаху, чтобы испытать твое доброе сердце. Ты и в самом деле добр и благороден. Я приглашаю тебя к себе в гости посмотреть мой подводный дворец.
        Урашима не мог вымолвить ни слова, пораженный ее неземной красотой. Одним лишь желанием было следовать за ней повсюду.
        - Да, - только и мог вымолвить он и, подав ей руку, последовал за ней на морское дно. Хрустальная рыбка с золотыми плавниками сопровождала их. Еще до захода солнца они достигли подводного дворца.
        Он был сделан из кораллов и жемчуга и сверкал так, что было больно глазам. Драконы с нежно-бархатной кожей охраняли вход во дворец.
        В тишине и роскоши дворца прожил Урашима четыре года вместе с красавицей принцессой. Каждый день море искрилось и сияло в лучах солнца. Они были счастливы, пока однажды Урашима не повстречал маленькую черепаху. Она напомнила ему тот день, когда он ушел к морю. Он вспомнил о своей деревне и своей семье.
        Принцесса знала, что однажды он вспомнит и затоскует по дому.
        - Ты должен вернуться на землю, к людям, - сказала она. - Если ты останешься здесь, ты возненавидишь меня и умрешь с тоски. Если ты отправишься сейчас, ты сможешь вернуться назад. Возьми эту жемчужную коробочку, перевязанную зеленой лентой. Но смотри, не развязывай ленты. Если ты сделаешь это и раскроешь коробочку, ты уже никогда не сможешь вернуться назад.
        Урашима сел в свою лодку, и принцесса вынесла ее наверх. Он поплыл к родному берегу. Увидев его, он заплакал от радости.
        Там все также стоял холм, росли черешневые деревья, и все таким же золотым был прибрежный песок, из которого он в детстве строил красивые замки, Урашима поспешил вверх по знакомой тропе. Поднявшись, он не узнал окрестностей. Все также светило солнце, пели птицы и синело, переливаясь, море. Хижины его не было, не было даже дерева, под тенью которого она стояла. Он пошел дальше. Что же случилось за четыре года, пока он был в подводном царстве?
        Вдруг он увидел седовласого старца, отдыхающего под тенью дерева, и подошел поговорить к нему.
        - Простите, вы не скажете, как пройти к хижине Урашимы? - спросил он.
        - Урашима? - переспросил старец. - Это очень древнее имя. Я слышал его однажды в детстве. Это было в рассказе моего прадедушки о мальчике, который утонул в море. Его братья, их сыновья и их внуки жили здесь и рыбачили. Но все они уже умерли. Это очень грустная история, правда? Молодой человек пошел в море 400 лет назад и не вернулся домой. Не нашли даже щепки от его лодки. Море поглотило все, - сказал старец.
        Без семьи, без дома, никому незнакомый и ненужный Урашима был чужой в своей деревне.
        Старец, указав в сторону холма, сказал:
        - Там находится деревенское кладбище, и там вы найдете его могилу.
        Медленно Урашима побрел на кладбище. Там, среди имен матери, отца и братьев он увидел и свое имя, вырезанное на сером могильном камне.
        И вдруг он понял. Ничто не связывало его больше со своей деревней. Здесь на земле он был мертв, он опоздал сюда на 400 лет. Он должен вернуться к своей возлюбленной принцессе.
        Он знал, что ему нельзя потерять свою коробочку, перевязанную зеленой лентой. Он знал, что должен поспешить, но чувствовал себя усталым и ненужным.
        Он потихоньку вернулся на берег, сел на морской песок и положил на колени жемчужную коробочку. Он мечтал о том, как вернется назад, в морское царство. Машинально он развязал зеленую ленту и открыл коробочку.
        Белый туман потихоньку выплыл из коробочки и поднялся высоко в небо. Там он приобрел очертания его любимой, прелестной принцессы.
        Урашима протянул к ней руки и кинулся за ней, но туман рассеялся в морском воздухе.
        Урашима почувствовал себя очень старым. Его спина вмиг сгорбилась, руки затряслись, а волосы поседели. Его мускулы стали дряблыми, а ноги стали едва передвигаться.
        Вскоре на морском берегу дети нашли скелет неизвестного человека. А на морских волнах все плыла, качаясь, маленькая жемчужная коробочка. Над ней легко кружилась на ветру зеленая лента.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        УРОЖАЙ
        Один дачник, занимаясь прополкой свеклы, довольно долго находился в полусогнутом положении, усердно выдергивая сорняки. В какой-то момент чувство равновесия изменило ему и он упал на грядку, погрузившись пальцами в разрыхленную почву. И поскольку он трудился, почти не разгибаясь, уже с раннего утра, то, несмотря на падение, испытал облегчение, предаваясь некоторое время отдыху и размышлениям. По благоприятному стечению обстоятельств, его пальцы, оказавшиеся в подготовленной почве, дали корневые отростки, что позволило им поглощать влагу и растворенные в ней микроэлементы. Его тело, подобно семени, вскоре разбухло и, хорошо прогретое солнцем, дало молодые побеги ботвы. Развиваясь в дальнейшем по примеру растений, он таким образом провел свое время до самого конца отпуска, пока необходимость вернуться к работе не привела к образованию мощного корнеплода, точь-в-точь повторявшего все его исходные формы и очертания. Самостоятельно выбравшись из-под земли, он приехал в город освеженным и помолодевшим. «Ну, что, каков урожай?», - спрашивали его коллеги по работе. «Да ладно, какой тут в наших краях
урожай. Сколько посадишь, столько и соберешь. Тут сам процесс важен, чтобы побыть с природой наедине», - бодро отвечал им он, явно со знанием дела.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        УРОК ДРУЖБЫ
        Жили два воробья: Чик и Чирик. Однажды Чику пришла посылка от бабушки. Целый ящик пшена.
        Но Чик об этом ни словечка не сказал своему приятелю. «Если я пшено раздавать буду, то себе ничего не останется», - подумал он. Так и склевал все зернышки один. А когда ящик выбрасывал, то несколько зернышек все же просыпалось на землю.
        Нашел эти зернышки Чирик, собрал в пакетик аккуратно и полетел к своему приятелю Чику.
        - Здравствуй, Чик! Я сегодня нашел десять зернышек пшена. Давай их поровну разделим и склюем.
        - Не надо... Зачем?.. - стал отмахиваться крылышками Чик. - Ты нашел - ты и ешь!
        - Но мы же с тобой друзья, - сказал Чирик. - А друзья все должны делить пополам. Разве не так?
        - Ты, наверно, прав, - ответил Чик. Ему стало очень стыдно. Ведь он сам склевал целый ящик пшена и не поделился с другом, не дал ему ни одного зернышка. А сейчас отказаться от подарка приятеля это значит обидеть его. Взял Чик пять зернышек и сказал:
        - Спасибо тебе, Чирик! И за зернышки, и за урок... дружбы...
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА
        Это было хмурое серое утро. Шел дождь. Мама уже несколько раз приходила будить меня, а я никак не мог проснуться. Дождик убаюкивал меня … Жаль, что сегодня не каникулы, и даже не выходной. Я бы зарылся в одеяло с головой, устроился как в домике и провалялся весь день. Но… Волей - неволей пришлось вставать. Умываясь, я чуть не заснул в ванной, сидел и слушал, как журчит вода, а глаза закрывались, закрывались…
        Я поел. Оделся. Вздохнул и пошел.
        Да, утро было именно таким: пасмурным и хмурым. Дождь не прекращался. Из-за облаков тускло, еле - еле светило солнышко. Наверное, ему тоже хотелось спать. Я поежился. И вдруг! Я не поверил своим глазам: на светлом утреннем небе светила звездочка. Совершенно одна. Солнышко с одной стороны, звездочка с другой. Это было очень -очень странно.
        -Что ты делаешь здесь одна? - спросил я.
        -Тише, - сказала звездочка, - тише. Я слушаю дождь.
        -Да? - удивился я - а что же ты слышишь?
        -Сказки, песни, истории. Прислушайся.
        - Но ты же опоздала. Посмотри, ты одна осталась звездочка на небе.
        -Ничего, догоню. Зато я никогда ничего подобного не слышала.
        Я стал слушать. И мне показалось, что я тоже услышал. Но мне пора было в школу, я спешил.
        - Пока, - крикнул я звездочке - мне надо идти.
        - Счастливо! - сказала она.
        - Смотри, не опоздай - прошелестел мне дождь.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ФАРХАД И ШИРИН
        Было или не было, но давным-давно, когда звери и птицы умели разговаривать, а розы были заколдованными девушками, жил в далекой стране бедняк.
        Был у бедняка сын Фархад.
        Стал бедняк стар, почувствовал он приближение смерти,, позвал сына и говорит:
        — Нет у нас ни золота, ни серебра, ничего не оставляю тебе в наследство, сын мой, кроме этого кетменя. Будешь трудиться — будешь счастлив. Прощай. Вместе со мной похорони вот этот ларец, не открывай его, а то случится несчастье.
        Умер бедняк.
        Не выполнил завета отца Фархад, открыл из любопытства ларец. Нашел он в нем небольшое зеркало.
        Заглянул в него Фархад. Видит цветущий луг, а по лугу гуляют красавицы и среди них одна — прелестная словно пери. Не мог оторвать от нее взора Фархад и упал без чувств.
        Долго бы пролежал Фархад, если бы к нему не зашел его друг Шапур.
        _ Видит Шапур, что лежит его друг, как мертвый, крепко зажав в руке зеркало.
        Взял зеркало Шапур и увидел красавицу с лицом пери, с глазами газели, с волосами, подобными сиянию. Солнце и луна спорили, есть ли такая прекрасная девушка на свете.
        Выбежал на улицу Шапур, зачерпнул из арыка прохладной воды и плеснул ее на лицо Фархада. Пришел в себя Фархад, увидел в руках Шапура зеркало, и сразу вспомнил о неведомой красавице. И стал Фархад грустнее ночи. Тоскует, ничего не ест.
        Долго он предавался грусти или нет, но решили они с Шапуром идти искать прекрасную пери.
        Много гор и степей прошли, во многих городах побывали.
        И вот однажды они пришли в город Беговат. Кругом высились высокие горы.
        Посмотрел Фархад вокруг и удивился. Хоть и было лето, но деревья стояли желтые и листья их осыпались, как глубокой осенью. Поля высохли и растения поблекли. У иссохшего канала, изнуренные тяжким трудом, стояли худые люди. Кетменями они долбили скалу.
        — Эй, что вы за люди, — крикнул Фархад, — и для чего долбите скалу?
        И рассказали люди, что вот уже три года, как они начали пробивать в скале арык, чтобы пустить воду в город, и дать жизнь полям и садам, изнемогающим от зноя и горячего ветра гармсиля.
        Три года проливают слезы и пот люди, изнывая от непосильного труда, но несокрушимая точно железо скала не поддается и все усилия тщетны.
        — Друг мой, Шапур, — сказал Фархад, — люди эти умирают от голода и жажды.
        И Фархад, засучив рукава, взял в руки отцовский кетмень и ударил в скалу. Много силы было в руках Фар-хада, но не дрогнула скала, а кетмень разломался на
        части.
        В гневе приказал Фархад принести ему все кирки и кетмени, раздул горн и, переплавив их, выковал вместе с Шапуром один большущий кетмень, которого не могли бы поднять и сто человек.
        Взял Фархад одной рукой кетмень, взмахнул раз, взмахнул два, получился канал больше того, который копали люди три года. Еще раз ударил Фархад кетменем, ударил два и задрожала гора. Скалы рухнули. Обрадовались люди и бросились помогать Фархаду.
        Городом Беговат правила в ту пору султанша Гуль-чехра и была у нее любимая племянница Ширин.
        Посмотрела Ширин с высокой башни и видит — могучий богатырь сокрушает гору. Побежала Ширин к своей тетке Гульчехре и, ластясь так и эдак, упросила поехать посмотреть на богатыря.
        — Ведь я дала клятву выйти замуж за того, кто по-вернет Сыр-Дарью в Голодную степь, — говорила Ширин.
        Так увлекся Фархад работой, что не заметил, как подъехали султанша Гульчехра с Ширин.
        Остановился Фархад утереть пот на лице, глянул на приехавших, а тут ветер откинул покрывало с лица Ширин и он увидел ту самую пери, которая была в зеркале.
        Сказал только: «Ох!» Фархад и упал без чувств на землю.
        Удивились все: что с Фархадом? Только верный Друг Шапур знал в чем дело, да не смел сказать.
        Пришел в себя Фархад, смотрит на Ширин, глаз не может оторвать. Застыдилась Ширин, глянула только на Фархада лукаво из-под ресниц, подобных острым стрелам.
        И вдруг подняла коня девушка на дыбы и помчалась прочь. Споткнулся конь и захромал, подбежал Фархад подхватил одной рукой коня вместе с Ширин, взвалил себе н-а плечи и пустился бегом. Добежал до дворца и опустил коня с прекрасной принцессой около ворот.
        Ушел Фархад, ничего не сказав Ширин и не посмотрев на нее. Удивилась красавица и почему-то на сердце ее стало грустно.
        А чем дальше уходил Фархад, тем тяжелее становилось ему: «Разве может полюбить тонкостанная, рожденная в бархате и шелку, меня, простого каменотеса».
        Не вернулся он к арыку, а пошел на гору, сел на камень, склонив на руки голову.
        А в тот самый час султанша Гульчехра готовила пир в честь безвестного строителя. Бросились гонцы искать Фархада. Искали, искали, но так все и вернулись к султанше ни с чем. Только последний гонец разыскал его на самой вершине горы.
        Привели Фархада во дворец, усадили на почетном месте.
        Фархад не знал, что и делать, так рад он был увидеть Ширин.-
        Начинался веселый пир. Звенели дутары. Девушки, стройные как газели, танцевали. Юноши играли в борьбу. Все было прекрасно: и песни, и яства, и танцы, только не было Ширин. Все мрачнее и печальнее становился Фархад.
        Но вот вышла к гостям Ширин. Сияние озарило лица гостей. Все веселее звучала музыка, быстрее кружились танцовщицы. Но ни на кого не смотрели Фархад и
        Ширин. Во время всего пира они ничего не пили, не ели только глядели друг на друга.
        Как вдруг приехали послы из царства Иран. Молва о красоте Ширин неслась по всему свету и дошла до падишаха той страны, старого, плешивого Хосрова. Решил заполучить Хосров юную жемчужину и заслал к Гуль-чехре он сватов.
        Печаль сменила веселье, замолкли напевы златострунного саза, не слышно было смеха. Знала Гульчехра, что, если откажет она Хосрову, будет страшен его гнев, пойдет он войной на Беговат, разоряя селения и поля на своем пути.
        — Эй, женщина, — сказал посол Гульчехре, — мой господин, царь царей Хосров, встал у границ твоего государства с многотысячным войском. Хосров сказал: «Пусть царевна Ширин разделит со мной ложе, а если нет — камня на камне я не оставлю от Беговата, а надменная Ширин и ты с веревками на шее пойдут за моим конем. Отвечай!»
        Склонила Гульчехра голову и сказала послам:
        — Принцесса Ширин еще молода, она робка и пуглива, как дикая коза джейран, Ширин любит стрелы, коней и охоту. Ширин не думает о замужестве.
        Страшно разгневался Хосров на отказ и с огромным войском двинулся на город султанши Гульчехры.
        Черной тучей придвинулась к стенам Беговата орда Хосрова.
        Забили большие барабаны войны, загудели медные трубы, запылали костры. Побежали горожане на городские стены отбиваться от врага.
        — Не место мне здесь, в городе, — сказал себе Фар-хад, — не подобает мне, мужчине, прятаться от вражеских стрел.
        Пошел Фархад на гору, выломал своим гигантским кетменем два утеса, каждый величиной с дом, и давай их подбрасывать и ловить руками.
        Удивились вражеские воины, побледнели, затряслись от страха, побежали к Хосрову:
        — Великий шах, — сказали они, — там страшный див на горе играет скалами, точно яблоками.
        Вышел Хосров из шатра, поглядел из-под ладони — видит действительно на горе стоит могучий богатырь и швыряет к небу целые утесы
        — Эгей, человек, — закричал Хосров, — кто ты такой и что ты делаешь там на горе?
        — Я камнеметатель, — отвечает Фархад, а дыхание его даже и не ускорилось, хоть каждый утес был весом по сорок пудов. — Уходи, шах Хосров, прочь отсюда со своими воинами, а не то я начну вот эти игрушки в твой лагерь бросать.
        Не испугался Хосров. Приказал сорока отборным своим воинам в золотых шлемах и с золотыми щитами пойти на гору и привести Фархада живым или мертвым.
        Кинулись сорок воинов на гору. Швырнул в них Фархад скалу и не осталось от них даже пылинки.
        Рассвирепел шах Хосров. Послал еще сорок отборных воинов, но и их постигла такая же участь.
        Хотел Хосров послать тогда на Фархада все свое многотысячное воинство, но тут склонился к уху шаха хитроумный визирь и проговорил:
        — Недостойно великому 'шаху с могучим войском сражаться с каким-то каменотесом. Победишь ты Фархада, о шах, славы тебе не прибавится, победит тебя, да не допустит аллах, этого, Фархад — позор ляжет на твою голову.
        — Что же ты советуешь? — сердясь, сказал Хосров. — Скорее, иначе я позову палача и...
        — Зачем же звать палача, — ответил хитроумный визирь, — там, где нельзя победить мечом, там можно победить умом. О шах, ты хочешь получить руку красавицы Ширин. Она мечтает о счастье народа и, говорят, дала клятву, что выйдет замуж за того, кто первый проложит через гору канал и пустит воду на изнывающие от засухи земли Голодной степи.
        Еще больше рассердился Хосров и закричал на своего визиря:
        — Я — великий шах великого государства, а не земледелец, измазанный в глине. Что же ты хочешь заставить меня взять в руки кетмень и копать землю. Не будет этого.
        Хитро улыбнулся визирь и дал Хосрову совет.
        Отправил тогда Хосров в Беговат послов. Прибыли они во дворец к Гульчехре.
        Не шумели они, не грозили войной. Льстивы и подобострастны были их улыбки. Низко, до самой земли кланялись они.
        — Наш шах, — сказали они, — хотел только испытать мужество беговатцев. И он передает свое уважение и восхищение. Не хочет влюбленный Хосров силой добиваться благосклонности красавицы Ширин. Нет. Слышал Хосров, что прелестная Ширин станет женой того, кто первый повернет реку Сыр-Дарью в Голодную степь. Так ли это?
        Тогда встала Ширин, опустила стыдливо свои прекрасные глаза и сказала одно только слово:
        -Да.
        Поклонились послы и скромно удалились.
        Скоро прибыл во дворец в сопровождении пышной свиты сам шах Хосров.
        — О, сладчайшая из принцесс, — сказал он, — я берусь выполнить твое желание. Сегодня же ночью Сыр-Дарья потечет на сухие земли Голодной степи.
        Удивилась Ширин. Больно стало у нее на душе, ибо
        красота и мужество Фархада глубоко ранили ее в самое
        сердце. Вышла она поспешно со своими прислужницами
        из зала, где Гульчехра принимала Хосрова и побежала в
        свои покои.
        Велела Ширин собрать гонцов и приказала бежать им во все стороны, останавливаться у каждой хижины, у каждой юрты, у каждого дома и бить в барабаны и объявлять:
        — Люди, кто повернет сегодня Сыр-Дарью в Голодную степь, тот получит руку принцессы Ширин.
        Побежали гонцы во все стороны, разнося эту весть.
        Услышал зов глашатаев Фархад, схватил свой кетмень и бросился к каналу. Задрожала, зашаталась гора под могучими ударами кетменя, полетели камни, перегораживая течение буйной реки.
        Тысячи людей сбежались смотреть на богатыря Фархада, тысячи людей бросились помогать Фархаду в его благородном деле.
        А во дворце Гульчехра устроила в честь шаха Хосрова пир. Наступила ночь. В пиршественный зал проскользнул визирь Хосрова и шепнул что-то на ухо своему повелителю. Тогда поднялся Хосров и, поклонившись Гульчехре, сказал:
        — О мудрая Гульчехра, желание твоей племянницы, прелестной Ширин, исполнено. Вода течет в степь. Все бросились на крышу дворца.
        И Ширин увидела как вдалеке блестела луна в чистом, прозрачном зеркале воды. О ней так мечтал народ. И вот вода была.
        Еще ниже поклонился Хосров:
        — О, Ширин, выполняй свое обещание.
        Почему так больно сжалось сердце Ширин: «О Фархад, где ты?» —думала Ширин. В безумной тоске хотела она сброситься вниз на камни. Но ведь она дала обещание. Если она разобьется и погибнет, то Хосров будет мстить. От города он не оставит камня на камне, а народ истребит.
        Не знала Ширин того, что в степи блестела под лучами луны не вода, то отражался свет в блестящих тростниковых цыновках, расстеленных длинной полосой на земле в степи по приказу хитроумного визиря.
        Начался свадебный пир.
        Подобно круглой луне на темном небе блестела неслыханной красотой Ширин среди гостей Хосрова. На губах прекрасной невесты была улыбка, на глазах — слезы. Сердце красавицы билось и рвалось на волю, туда, куда звала его любовь. Найти, найти его — рыдало сердце.
        Вопили.- карнаи, бубны, барабаны. Ломился от яств стол: плов, лагман, кабоб, целиком изжаренные бараны, шурпа, вино, орехи, конфеты —всего было в изобилии.
        Так стала Ширин женой Хосрова.
        Настало утро. Ночной мираж растаял вместе с предрассветной мглой. Ширин и люди увидели, что воды нет.
        Бросились люди на обманщика Хосрова, но он только смеялся, окруженный сильными воинами.
        Проливала слезы безутешная, обманутая Ширин.
        Всю ночь, не покладая рук, работал Фархад. Могучим своим кетменем он ломал скалы и бросал в реку, но поток уносил их с собой. Разозлившись, Фархад схватил гору, поднатужился и сдвинул ее с места.
        Запел Фархад песню о красавице Ширин, о счастье, о любви.
        Еще одно усилие и река остановит свой бег!
        Тогда Фархад спросил:
        — Где же Ширин? Пусть придет взглянуть на труд мой!
        Опустив головы, все молчали. Молчал и друг Фархада Шапур. Только ветер уныло прошумел;
        — Фархад, Фархад, стала Ширин женой Хосрова. От обманул ее, она не любит его!
        Но потрясенному черной вестью Фархаду послышалось, что ветер говорит: «Любит, любит Хосрова».
        Не стал больше Фархад слушать, что говорит ему ветер. Он слышал, только, как сердце ему шептало: «Зачем петь тебе Фархад — соловей поет не тебе. Зачем смотреть тебе Фархад — глаза прекрасной смотрят не на тебя,. Зачем дышать тебе Фархад — розы благоухают в другом саду».
        В безумном горе бросился Фархад к городу. На стене его стояла Ширин, обливаясь слезами.
        Увидел Фархад свою любимую, рванулся к ней, но между ними мчалась бурная Сыр-Дарья. Протянул Фархад к красавице Ширин руки и окаменел от горя.
        Рванулась Ширин к Фархаду, проливая потоки слез, и превратилась в кристально прозрачную речку.
        Так и стоит до наших дней близ Беговата на берегу Сыр-Дарьи могучий утес Фархад, а навстречу ему в глубокой долине струятся тихие слезы красавицы Ширин.
        УЗБЕКСКАЯ СКАЗКА
        ФАТИМА-ПРЯДИЛЬЩИЦА И ШАТЕР
        Некогда в одном городе на далеком Западе жила девочка по имени Фатима. Она была дочерью процветающего прядильщика. Однажды отец сказал ей: "Дочь моя, собирайся в путь. Мы отправляемся в путешествие. У меня есть кое-какие дела на островах Средиземного моря. Может быть, там тебе встретится красивый юноша с хорошим будущим, который полюбит тебя и вы поженитесь".
        Итак, они отправились в путешествие от острова к острову. Отец занимался своими торговыми делами, а Фатима проводила время в мечтах о будущем муже. Однажды, когда они плыли в сторону Крита, их застиг ужасный шторм, и корабль пошел ко дну. Фатиму, потерявшую сознание, волнами вынесло на берег недалеко от Александрии. Отец и все, кто был на корабле, погибли, и она осталась одна без всякой поддержки.
        Сцена кораблекрушения и длительное пребывание в открытом море так на нее подействовали, что о прошлой жизни у нее остались только смутные воспоминания.
        Очнувшись, она встала и побрела по берегу. Там она наткнулась на семью ткача. Это были бедные люди, но они прониклись состраданием к ее бедственному положению, взяли ее в свое убогое жилище и обучили своему ремеслу.
        И вот для нее началась вторая жизнь. Год или два она прожила с ними вполне счастливо и была довольна своей судьбой. Но однажды, когда она зачем-то вышла на берег, ее схватили работорговцы, отвели на корабль и вместе с другими невольниками увезли.
        Сетования и горькие жалобы Фатимы не вызвали у этих людей ни капли жалости; они привезли ее в Стамбул, чтобы продать там как рабыню. На невольничьем рынке было несколько покупателей. Один из них искал себе раба для работы в цеху по изготовлению корабельных мачт. Несчастный вид Фатимы привлек его внимание и, желая облегчить ее участь, он купил ее, т.к. считал, что у него ей будет легче, чем у другого хозяина.
        Он привез Фатиму к себе, решив отдать ее в услужение жене. Но дома его поджидало печальное известие: корабль с его товаром, в который он вложил весь свой капитал, был захвачен пиратами. Теперь он не мог себе позволить содержать рабочих, и ему, его жене и Фатиме пришлось самим заняться изготовлением мачт.
        Фатима, благодарная хозяину за его доброту, так прилежно работала, что вскоре он даровал ей свободу, и она стала его доверенным лицом и помощником. Итак, для нее началась третья жизнь, и она снова почувствовала себя вполне счастливой. Как-то хозяин сказал ей: "Фатима, я хочу, чтобы ты отправилась в качестве моего агента на Яву с грузом мачт и выгодно продала их там".
        И вот Фатима пустилась в плавание, но у берегов Китая мощный тайфун обрушился на ее корабль и потопил его. Каким-то чудом девушке снова удалось спастись, и она очнулась на незнакомой земле. Придя немного в себя, она стала громко плакать о своей несчастной судьбе. Как только ее жизнь, казалось бы, приближается к благополучию, безжалостный рок разрушает все ее надежды. "Почему так случается, - восклицала она, - за что бы я ни взялась, всегда меня ждет неминуемая неудача. Почему на меня сваливается столько несчастий?" Но ей никто не ответил, и она, заставив себя подняться, пошла куда глаза глядят.
        Хотя никто в Китае никогда ничего не слышал о Фатиме и не знал об ее испытаниях, всем, однако, была известна древняя легенда о том, что какая-то чужестранка прибудет однажды в их страну и сделает шатер для их императора. Так как никто в Китае не умел делать шатров, все с живейшим интересом ждали осуществления этого предсказания.
        Чтобы не пропустить такой женщины, когда она прибудет, каждый китайский император по традиции раз в год посылал во все города и деревни гонцов, которые должны были доставлять в столицу всех чужестранок.
        Когда Фатима добрела до ближайшего приморского города, там как раз был оглашен императорский указ о чужестранках, и люди, заметив ее, поняли, что она издалека и привели ее к императорским посланцам.
        Фатиму доставили ко дворцу и провели в тронный зал. Сын неба спросил ее: "Девушка, сумеешь ли ты сделать нам шатер?"
        - Думаю, что сумею, - ответила Фатима.
        Итак, ей отвели помещение, и она принялась за работу. Прежде всего ей понадобилась веревка. Но никто даже не знал, что это такое. Тогда Фатима, вспомнив свое первое ремесло прядильщицы, насобирала льна и свила веревку. Затем она велела принести прочной материи. Во всем Китае не оказалось такой материи, которая ей была нужна. Вспомнив то, чему она обучалась у александрийских ткачей, она соткала прочное полотно. Наконец, чтобы окончить работу, ей понадобились шесты, но их не оказалось во всем царстве. Тут ей пригодилось умение делать мачты, приобретенное в Стамбуле, и она ловко смастерила надежные шесты.
        Закончив работу, она стала припоминать, как выглядели всевозможные шатры, которые она видела в своих скитаниях по свету, и, наконец, собрала шатер.
        Когда это чудо показали императору, он был так восхищен, что обещал Фатиме исполнить любое ее желание. Она пожелала остаться в Китае, где вскоре вышла замуж за прекрасного принца, с которым прожила долгую и счастливую жизнь, оставив после себя многочисленное потомство.
        Таким образом, Фатима поняла, что то, что казалось ей в свое время тяжелыми испытаниями, неожиданно обратилось в необходимый опыт, который помог ей достичь конечного счастья.
        Эта история хорошо известна из греческого фольклора, многие произведения которого несут в себе идеи, созвучные основным идеям дервишей и их легенд. Приводимый вариант рассказа приписывается шейху Мухаммеду Джамал ад-дину Ансари из Анатолии. Он основал орден Джамалийа ("Прекрасный").
        Умер он в 1750 году.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ФЕДОР НАБИЛКИН И НАСТОЯЩИЕ БОГАТЫРИ
        Жил в одной деревне бобыль Федор Набилкин. Был он силою слабоват, да зато умом наделен.
        Захотелось ему сделаться богатырем. “И чем я не богатырь? — думает Федор Набилкин. — Почему это только сильные могут быть богатырями?”
        Сделал он себе полотняный шатер, седло, взял косу вместо меча, сел на свою квелую лошаденку и тронулся в путь-дорогу.
        Ехал, ехал и доехал до большого города. Видит — стоит у дороги столб, а на нем разные висят объявления. Вынул он поскорей из кармана карандаш и написал свою записку, что в таком-то году да в таком-то, мол, месяце, такого-то числа проезжал через этот город могучий богатырь Федор Набилкин — сзади его не догонять, спереди не встречать, а издали остановиться, шапку снять да поклониться!
        Прибил к столбу объявление, а сам дальше поехал.
        А тем временем едет вскоре по той же дороге настоящий богатырь Дубовик. Прочитал он объявление, дивуется: и что это за новый богатырь объявился? Как бы на него хоть глянуть: сзади догонять не велено, спереди встречать не дозволено... Придется издали поклониться!
        Дубовик дал три версты крюку, заехал наперед, шапку снял и кричит:
        — Добрый день, могучий богатырь Федор Набилкин! Хочу твоим младшим товарищем стать. Как велишь мне ехать, позади тебя или спереди?
        — Позади, — говорит Федор Набилкин.
        Вернулся богатырь назад и поехал за ним следом.
        Приехали на широкий зеленый луг. Федор Набилкин пустил клячонку свою пастись, а сам раскинул шатер и спать завалился.
        И Дубовик раскинул шатер свой вдали.
        Наутро встал Дубовик, начал меч точить на большом бруске. А Федор Набилкин увидел это и давай свою косу на камне натачивать. Меч точится тихо: ших-ших, а коса — дзинь-дзинь о камень!
        Дубовик думает с завистью: “Ну и меч же у этого богатыря! Звенит — не то, что мой”.
        Простояли они на лугу два дня, а на третий говорит Дубовик Федору Набилкину:
        — Живет тут недалече трехглавый змей — Смок. Вызывает он к себе кого-нибудь из богатырей на бой. Ты ли сам поедешь, или меня пошлешь?
        — Эт, — плюнул Федор Набилкин, — стану я еще о такую мелюзгу руки марать! Езжай ты!
        Ну, богатырь собрался да и поехал. А Федор Набилкин спать улегся.
        Подъезжает Дубовик к Смоку.
        — Ты кто? — спрашивает Смок. — Не сам ли Федор Набилкин? Слыхал, слыхал про тебя. Говорят, объявление даже висит, что новый-де могучий богатырь в этом царстве завелся.
        Видит Дубовик; Смок сильно боится нового богатыря Федора Набилкина. Вот и говорит он ему:
        — Да, я самый и есть Федор Набилкин.
        — Ну что ж, Федор Набилкин, будем биться или мириться?
        — Нет, нечистая сила, не для того ехал сюда сам Федор Набилкин, чтоб мириться, а для того, чтобы биться!
        Выхватил богатырь Дубовик свой острый меч и отрубил Смоку все три головы. Две головы в болото втоптал, а третью на меч насадил и везет напоказ своему старшему товарищу Федору Набил-кину. Приехал и спрашивает его:
        — Куда велишь змееву голову девать?
        — Брось в кусты! — махнул рукою Федор Набилкин.
        А проезжал на ту пору мимо того города богатырь Горовик. Увидел он объявление и удивился: ага, вот бы с кем встретиться! Поехал он по следам и приехал на широкий зеленый луг. Поклонился издали Федору Набилкину и говорит:
        — А не примешь ли меня, могучий богатырь Федор Набилкин, в товарищи?
        — Ладно. Ставь свой шатер. Раскинул свой шатер и Горовик. Наутро говорит Горовик Набилкину:
        — Объявился в нашем краю поганый Смок с шестью головами. Так вот, ты ли сам поедешь с ним биться, или меня пошлешь?
        — Ат, — плюнул Федор Набилкин, — стану я о такую мелочь руки марать! Езжай ты!
        Поехал Горовик, отрубил Смоку все шесть голов, а одну напоказ привез.
        — Куда велишь змееву голову девать? — спрашивает он Федора Набилкина.
        — Брось эту дрянь в кусты!
        И пошла кругом слава о богатыре Федоре Набилкине.
        Дошел слух о нем и до девятиглавого Смока.
        Вызывает он Федора Набилкина на бой. Хотел было Федор Набилкин послать и на этот раз одного из своих младших товарищей, да те наотрез отказались.
        — Мы уже, —говорят, —ездили, теперь твой черед, да и Смок по твоей силе попался: нам с ним никак не справиться.
        Ну, ничего на поделаешь — надо ехать. Да и гоже ли такому могучему богатырю свою честь терять?
        Собрался Набилкин, сел на свою клячу и поехал.
        А Смок ждал, ждал Федора Набилкина, не дождался — сам к нему вышел навстречу. Повстречались они на полпути. Как увидел Федор Набилкин перед собою девятиглавое чудище, испугался и скорей назад ходу! А Смок за ним.
        Сбился Федор Набилкин с проезжей дороги, попал на неезженую. А дорога та вела в болото, в трясину. Летел он, летел по глухой дороге да и попал прямо в трясину. А Смок не разглядел и тоже туда бухнулся — одни только головы торчат.
        Федор Набилкин был легок, сразу выскочил, а Смок засел в болоте, как пень.
        Осмотрелся Федор Набилкин — и здорово же увяз Смок, даже не двинется. Увидел он Смоков меч, поднял его кое-как и давай рубить головы страшилищу. Отрубил все девять голов, тяжелый меч в болото втоптал, а сам назад пешком двинулся: кобылку никак из трясины вытащить не мог.
        Приходит на луг, кричит богатырям:
        — Гей, молодцы! Ступайте немедля в болото-трясину да приведите моего коня богатырского. Я там с поганым Смоком воевал, все девять голов ему отрубил.
        Пошли богатыри к болоту-трясине, видят — и правда, валяются в болоте все девять змеевых голов!
        — Вот так силач! — говорят. — Прямо диво: втоптал поганого Смока в трясину да все девять голов ему отрубил! А чем? И глядеть-то не на что: не меч, а коса какая-то да и все!
        Взял Горовик клячу под мышку и принес ее хозяину.
        Еще большая слава пошла про могучего богатыря Федора Набилкина. Услыхал о нем сам царь Храпун. Захотелось ему иметь при себе такого славного богатыря, что девятиглавого Смока одолел. Послал ему приглашение.
        Явился Федор Набилкин во дворец. Царь ве-лел сшить ему дорогую одежду, дал во дворце лучшую комнату, слуг и повара к нему приставил.
        Живет Федор Набилкин припеваючи.
        Прошел год, второй, а на третий выступил против царя Храпуна злой и грозный соседний царь Хапун.
        Собрал он такое войско, что глазом не окинуть и не счесть его. Стал он с войском у столицы царя Храпуна и посылает ему объявить: вызываю тебя на бой!
        Испугался царь Храпун, спрашивает у Федора Набилкина:
        — Что делать? Одолеет меня царь Хапун...
        — Не одолеет! — говорит Федор Набилкин. — Не волнуйся, батюшка, а ступай спать, я сам буду воевать.
        Царь сладко зевнул и завалился спать, а Федор Набилкин велел всем портным, сапожникам, плотникам да столярам явиться в столицу, каждому со своим инструментом.
        И все мастера со всего царства явились в столицу — плотники с топорами, портные с иглами, столяры с пилами, сапожники с шилами...
        Вышел Федор Набилкин и говорит:
        — За три дня сделайте мне семь полков деревянного войска!
        — Ладно, — говорят мастера. — Сделаем! И принялись за работу.
        Когда войско было готово, Федор Набилкин приказал:
        — Выставить деревянное войско за городом! Так и сделали. А настоящее войско Федор Набилкин укрыл в кустах.
        Просыпается утром царь Хапун, глядь — стоит против него семь полков войска царя Храпуна. Значит, пора войну начинать.
        Целый день стреляли солдаты царя Хапуна в солдат царя Храпуна. Весь порох спалили, все патроны расстреляли, а никого не убили.
        Дивится царь Хапун: не заколдованное ли войско выставил царь Храпун?
        Тем временем Федор Набилкин дал приказ пустить в работу настоящее войско.
        Выбежали его солдаты из-за кустов и давай стрелять в войско царя Хапуна. Стреляли, стреляли — все войско перебили, а самого Хапуна полонили и к царю Храпуну привели.
        Разбудил его Федор Набилкин и говорит:
        — Что прикажешь, батюшка, с пленным сделать?
        Протер царь глаза, видит — стоит перед ним связанный Хапун.
        Обрадовался царь, расхрабрился.
        — В пушку его, — говорит, — зарядить да выстрелить в ту сторону, откуда пришел.
        Так и сделали. Поехал царь за город, посмотрел — все вражье войско полегло, а его солдаты живы-здоровы.
        — Как это тебе удалось? — спрашивает царь Федора Набилкина. — Ведь у Хапуна ж силы-то втрое больше было...
        — Я, — говорит Федор Набилкин, — воюю не силой, а умом.
        Поставил тогда царь Храпун Федора Набилкина самым главным начальником над своим войском, а сам спать пошел.
        Спал он теперь спокойно: ведь никто из соседних царей и не думал идти на него войной.
        БЕЛОРУССКАЯ СКАЗКА
        ФЕИ С АЛМАЗНЫХ ГОР
        Давным-давно в глубоком горном ущелье Кымгансан Алмазных гор жил юноша со старухой матерью. Были они бедные, беднее некуда. Уйдет утром юноша в горы за хворостом, соберет несколько вязанок, продаст на базаре, еды припасет, домой принесет.
        И вот однажды взял юноша чиге, в горы пошел. Собирает хворост вязанку за вязанкой. Притомился, к чиге прислонился, передохнуть. Вдруг видит - олень навстречу бежит, на одну ногу припадает.
        - Спрячь меня побыстрее, юноша, - просит олень.
        Пожалел юноша оленя, хворостом прикрыл. А сам снова за дело принялся.
        Тут откуда ни возьмись охотник. Запыхался, бежал быстро.
        - Не видал ты хромого оленя? - спрашивает.
        - Хромого оленя? Он вон туда побежал, - отвечает юноша и рукой на тропинку показывает, что к дальней дороге ведет. Поверил охотник, побежал дальше. Только он за горой скрылся, юноша крикнул:
        - Олень, олень, выходи, охотник ушел.
        Вышел олень и говорит:
        - Спасибо тебе, добрый юноша, спас ты мне жизнь, уж и не знаю, чем тебя отблагодарить. Может, есть у тебя заветное желание - скажи, я сделаю все, чего пожелаешь.
        Усмехнулся юноша и отвечает:
        - Ну чего я могу пожелать? Конечно невесту!
        - Хорошо, я научу тебя, что делать.
        Показал олень копытом на гору, что виднелась вдали, и говорит:
        - Пойдешь на ту гору, увидишь большое озеро. В пятнадцатый день каждого месяца с Неба по радуге небесные феи спускаются, в озере купаются. Завтра как раз пятнадцатый день. Пойдешь туда в полдень, дождешься в укромном местечке, когда феи станут купаться, возьмешь платье той, что тебе приглянется, спрячешь. Все феи улетят, а она останется, нельзя ей без платья лететь. Ты подойди к ней, скажи: будь моей женой. Станет она твоей женой. Только одно твердо запомни: пока не родит тебе фея четырех сыновей, платья не отдавай.
        Сказал так олень и пошел своей дорогой.
        И вот на другой день, ровно в полдень, пошел юноша к озеру, укрылся в густых зарослях осоки, стал ждать. Вдруг заиграла над озером пятицветная радуга, по радуге восемь фей в голубых платьях с Неба спустились. Сбросили платья, стали купаться.
        Любуется юноша феями. До чего хороши! Но одна больше всех ему приглянулась. Взял он ее платье, спрятал подальше. А феи шутят, смеются, знать ничего не знают, прыгают да ныряют. Накупались, платья надели, за радугу ухватились, стали вверх подниматься.
        Только самая красивая на земле осталась, мечется, платье никак не найдет.
        Говорят ей подружки:
        - Послушай, сестрица, пора уходить, радуга того и гляди исчезнет. Ты останься, найди свое платье, а завтра мы непременно тебе радугу спустим.
        Поднялись феи на Небо, а подружку оставили. Плачет, бедная, слезами умывается. Вдруг откуда ни возьмись юноша, взял фею за руки, говорит:
        - Не печалься! Это я твое платье спрятал. Станешь моей женой - отдам его тебе.
        Пришлось фее согласиться, и пошла она за юношей. Стали они мужем и женой и зажили дружно и счастливо. Уже пять лет с той поры миновало, родила фея юноше трех сыновей, один другого краше.
        И говорит она как-то раз мужу:
        - Отдай мое платье. Я все равно не вернусь на Небо, не брошу детей.
        Не устоял юноша, хотя помнил слова оленя, отдал платье жене. Обрадовалась жена, схватила платье и так затосковала по Небу, что невмоготу ей. Взяла она детей, одного на спину посадила, двух под мышками держит, улетела, только ее и видели.
        Зовет юноша жену - не возвращается, рукой машет - не откликается. Опечалился юноша.
        И снова стал он жить с матерью в бедной хижине, по утрам ходить в горы за хворостом.
        Пошел он как-то хворост рубить. Рубит, а сам о горькой судьбе своей сокрушается, вспоминает, как прожили они с женой счастливых пять лет. Вдруг откуда ни возьмись хромой олень. Увидел олень юношу, обрадовался, только смотрит - загрустил отчего-то юноша. Спрашивает олень:
        - Что невесел, юноша? Может, беда какая стряслась?
        Рассказал юноша все как было. Утешает его олень:
        - Не горюй, я тебе помогу. Только делай все, как я скажу. С того самого дня, как одна фея на земле осталась, другие феи больше не спускаются к озеру, только воду из него большой бадьей черпают. Ступай не мешкая к озеру, как увидишь большую бадью, выплесни из нее воду, а сам залезай. Бадья тебя мигом домчит на Небо, и там встретишься с женой и детьми.
        Поблагодарил юноша оленя, к озеру поспешил. Только прибежал, смотрит - бадья с Неба на длинной веревке спустилась. Большая-пребольшая. Выплеснул из нее юноша воду, сам залез, на Небо поднялся. Увидел жену и детей, и снова зажили они счастливо, ни забот, ни хлопот. Хочешь - музыку слушай. Хочешь - пляши. Что ни день сладко ест юноша, сладко пьет, одно плохо: мать не может забыть, тоскует. И говорит он однажды фее:
        - Отпусти меня, женушка! Я мать навещу, расскажу, как живу. А то ушел, больше домой не пришел. К тебе полетел.
        - Не отпущу я тебя, - отвечает жена. - Вдруг не вернешься? Мало ли что может случиться!
        Муж на своем стоит - отпусти да отпусти!
        Говорит тогда жена:
        - Так и быть, отпущу я тебя. Возьми волшебного коня-дракона. Он вмиг домчит тебя до дому. Только помни: с коня не слезай, а слезешь - так на земле и останешься.
        Не успел юноша вскочить на коня, как в тот же миг очутился у своего дома.
        - Мама! - крикнул юноша. - Я пришел тебя навестить!
        Выбежала навстречу мать, не нарадуется.
        - Что случилось, сынок? - спрашивает. - Я все глаза выплакала, думала, ты в лапы тигру попал, в живых тебя нет! - Говорит, а у самой слезы льются от радости.
        Рассказал ей юноша, как встретил хромого оленя, как научил его олень на Небо взлететь, как встретился он с женой и детьми и как счастливо они там живут. Еще сказал юноша, что если коснется ногами земли, не взлететь ему больше на Небо.
        Говорит юноше мать:
        - Нельзя тебе на землю сойти - не надо. Только так я тебя отпустить не могу. Когда еще свидимся? Ты подожди, а я каши тебе принесу, твоей любимой, фасолевой. Поешь - и лети куда хочешь.
        Вынесла мать мисочку фасолевой каши, горячей-прегорячей. Уронил ее юноша прямо на спину коня. Взвился конь от боли, сбросил юношу на землю, в Небо взмыл. Заплакал юноша в голос. И так тосковал он без жены и детей, что вскорости умер от горя.
        Говорят, будто душа его в петуха вселилась. И кричит теперь петух по утрам, да так жалобно, будто плачет: ко-кие! Это он по своей жене и деткам тоскует.
        Недаром петухи так и норовят прыгнуть то на крышу, то на забор - все к Небу поближе!
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ФЕЯ И КОТЕЛ
        Островок Сандрей, один из Внешних Гебридских островов, расположен к югу от острова Барры, и его омывает безбрежный Атлантический океан. Вокруг островка кипят волны с белыми гребешками, а на берегу всегда дует соленый резкий ветер. Над островком, пронзительно крича, проносятся морские птицы: чайки с жалобными голосами и устрицееды, что, выпятив грудь и распластав крылья белым крестом, летают с криком: "Би-глик! Би-глик! Би-глик!" (Осторожней! Осторожней! Осторожней!)
        На этом островке когда-то жил один пастух. Жену его звали Мэриред. Она дружила с одной "мирной женщиной", как в старину называли фей. (А еще племя фей называли: "добрые соседи" и "маленький народец".)
        Эта фея была крошечная женщина с остреньким личиком, блестящими глазками и смуглой кожей орехового цвета. Жила она в зеленом, поросшем травой холмике, что возвышался неподалеку от дома пастуха. Каждый день фея семенила по тропинке к его дому, сразу же входила в комнату и, подойдя к очагу, где горел торф, снимала с огня и уносила с собой большой черный котел. Все это она проделывала молча, а перед самым ее уходом Мэриред ей говорила:В горн кузнец насыплет углей
        И чугун раскалит докрасна.
        Надо котел, полный костей,
        Ко мне принести дотемна.
        Вечером фея возвращалась и оставляла на пороге дома котел, полный вкусных мозговых косточек.
        И вот как-то раз пришлось Мэриред отправиться на остров Барру, в его главный город - Каслбей. Утром перед отъездом она сказала мужу:
        - Когда придет "мирная женщина", скажи ей, что я уехала в Каслбей. А она пусть возьмет котел, как всегда берет.
        Потом Мэриред уехала, а муж ее, оставшись один в доме, принялся крутить жгут из стеблей вереска. Немного погодя он услышал чьи-то легкие шаги, поднял голову и увидел, что к дому подходит "мирная женщина". И тут ему почему-то стало жутко. Он вспомнил вдруг все рассказы о том, как феи заколдовывают людей, вскочил с места и, как только "мирная женщина" подошла к порогу, захлопнул дверь.
        Надо сказать, что "маленький народец" очень вспыльчив и легко обижается. Блестящие глазки феи засверкали гневом - так ее рассердила грубость пастуха. Она ступила ножкой на выступ под окном, а оттуда вскарабкалась на крышу. Потом наклонилась над дымовым отверстием и что-то крикнула. Это был зловещий, пронзительный крик.
        Пастух в ужасе прижался к двери и вдруг увидел, как большой черный котел подпрыгнул раз, потом еще раз и... вылетел в дымоход. Но там его сейчас же ухватила чья-то сухонькая смуглая ручонка.
        Не скоро осмелился пастух открыть дверь своего дома, а когда открыл, феи уже не было.
        В тот же вечер Мэриред вернулась с корзинкой, полной свежей сельди, и первым долгом спросила мужа, почему котел не вернулся на свое место в очаге.
        - Ведь "мирная женщина" всегда возвращала его засветло, - добавила она. - Неужто позабыла? Не похоже это на нее.
        Тут муж рассказал ей про все, что с ним приключилось, пока она была в отъезде, а когда досказал, Мэриред крепко выругала его за глупость.
        Потом она встала, взяла фонарь и побежала к зеленому холму, где жила фея. Светила луна, и при ее свете Мэриред отыскала свой котел. Он стоял у подножия холмика и, как всегда, был полон вкусных мозговых костей. Мэриред подняла котел и уже повернулась, чтобы идти домой, как вдруг чей-то нечеловеческий голос крикнул:
        Молчунья-жена, молчунья-жена,
        Что к нам пришла из дремучих лесов,
        И ты, что стоишь на вершине холма,
        Пустите по следу злых, яростных псов!
        И тут с вершины холмика донесся дикий визг. Кто-то темный, что там стоял, спустил со своры двух лежащих у его ног заколдованных псов. С громким протяжным лаем псы сбежали с холмика. Хвосты их были закручены над зелеными спинами, языки вывалились и болтались между острыми клыками.
        Мэриред услышала, что кто-то за нею гонится, оглянулась и пустилась бежать, не помня себя от страха. Она знала, что псы фей могут догнать и растерзать все живое, что встретят на своем пути. Но как ни быстро она бежала, зеленые псы стали ее нагонять - она уже чувствовала, как их дыхание обжигает ей пятки, и подумала: "Еще миг, и они схватят меня зубами за щиколотки!"
        И тут Мэриред вспомнила про кости в котле и догадалась, как ей спастись. Она сунула руку в котел и на бегу стала бросать на землю кости, перекидывая их через плечо.
        Псы фей жадно хватали кости, и Мэриред обрадовалась, когда они немного отстали. Наконец она увидела свой дом и вскоре подбежала к двери. Но вдруг услышала, что псы опять ее догоняют, и в отчаянии крикнула мужу из последних сил:
        - Впусти меня!
        А как только ворвалась в дом, рухнула на пол за порогом. Муж тотчас захлопнул за нею дверь. И тут они услышали, как псы фей свирепо царапают когтями дверь и яростно воют.
        Всю ночь Мэриред с мужем просидели, дрожа от страха, - спать и не ложились. Когда же утром, наконец, отважились выглянуть за дверь, увидели, что она с наружной стороны вся исцарапана когтями зеленых псов и обожжена их огненным дыханием.
        С тех пор "мирная женщина" больше не приходила за котлом, а Мэриред и ее муж всю свою жизнь боялись попасться на глаза своим "добрым соседям" - феям.
        ШОТЛАНДСКАЯ СКАЗКА
        ФИНИСТ - ЯСНЫЙ СОКОЛ
        Жил да был крестьянин. Умерла у него жена, осталось три дочки. Хотел старик нанять работницу — в хозяйстве помогать. Но меньшая дочь, Марьюшка, сказала:
        — Не надо, батюшка, нанимать работницу, сама я буду хозяйство вести.
        Ладно. Стала дочка Марьюшка хозяйство вести. Все-то она умеет, все-то у нее ладится. Любил отец Марьюшку: рад был, что такая умная да работящая дочка растет. Из себя-то Марьюшка красавица писаная. А сестры ее завидущие да жаднющие, из себя-то они некрасивые, а модницы-перемодницы — весь день сидят да белятся, да румянятся, да в обновки наряжаются, платья им — не платья, сапожки — не сапожки, платок — не платок.
        Поехал отец на базар и спрашивает дочек:
        — Что вам, дочки, купить, чем порадовать?
        И говорят старшая и средняя дочки:
        — Купи по полушалку, да такому, чтоб цветы покрупнее, золотом расписанные.
        А Марьюшка стоит да молчит. Спрашивает ее отец:
        — А что тебе, доченька, купить?
        — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
        Приезжает отец, привозит дочкам полушалки, а перышка не нашел.
        Поехал отец в другой раз на базар.
        — Ну, — говорит, — дочки, заказывайте подарки.
        Обрадовались старшая и средняя дочки:
        — Купи нам по сапожкам с серебряными подковками.
        А Марьюшка опять заказывает;
        — Купи мне, батюшка, перышко Финиста — ясна сокола.
        Ходил отец весь день, сапожки купил, а перышка не нашел. Приехал без перышка.
        Ладно. Поехал старик в третий раз на базар, а старшая и средняя дочки говорят:
        — Купи нам по платью.
        А Марьюшка опять просит;
        — Батюшка, купи перышко Финиста — ясна сокола.
        Ходил отец весь день, а перышка не нашел. Выехал из города, а навстречу старенький старичок:
        — Здорово, дедушка!
        — Здравствуй, милый! Куда путь-дорогу держишь?
        — К себе, дедушка, в деревню. Да вот горе у меня: меньшая дочка наказывала купить перышко Финиста — ясна сокола, а я не нашел.
        — Есть у меня такое перышко, да оно заветное; но для доброго человека, куда ни шло, отдам.
        Вынул дедушка перышко и подает, а оно самое обыкновенное. Едет крестьянин и думает: "Что в нем Марьюшка нашла хорошего?"
        Привез старик подарки дочкам, старшая и средняя наряжаются да над Марьюшкой смеются:
        — Как была ты дурочка, так и есть. Нацепи свое перышко в волоса да красуйся!
        Промолчала Марьюшка, отошла в сторону, а когда ьсе спать полегли, бросила Марьюшка перышко на пол и проговорила:
        — Любезный Финист — ясный сокол, явись ко мне, жданный мой жених!
        И явился ей молодец красоты неописанной. К утру молодец ударился об пол и сделался соколом. Отворила ему Марьюшка окно, и улетел сокол к синему небу.
        Три дня Марьюшка привечала к себе молодца; днем он летает соколом по синему поднебесью, а к ночи прилетает к Марьюшке и делается добрым молодцем.
        На четвертый день сестры злые заметили — наговорили отцу на сестру.
        — Милые дочки, — говорит отец, — смотрите лучше за собой!
        "Ладно, — думают сестры, — посмотрим, как будет дальше".
        Натыкали они в раму острых ножей, а сами притаились, смотрят. Вот летит ясный сокол. Долетел до окна и не может попасть в комнату Марьюшки. Бился, бился, всю грудь изрезал, а Марьюшка спит и не слышит. И сказал тогда сокол:
        — Кому я нужен, тот меня найдет. Но это будет нелегко. Тогда меня найдешь, когда трое башмаков железных износишь, трое посохов железных изломаешь, трое колпаков железных порвешь.
        Услышала это Марьюшка, вскочила с кровати, посмотрела в окно, а сокола нет, и только кровавый след на окне остался. Заплакала Марьюшка горькими слезами — смыла слезками кровавый след и стала еще краше.
        Пошла она к отцу и проговорила:
        — Не брани меня, батюшка, отпусти в путь-дорогу дальнюю. Жива буду — свидимся, умру — так, знать, на роду написано.
        Жалко было отцу отпускать любимую дочку, но отпустил.
        Заказала Марьюшка трое башмаков железных, трое посохов железных, трое колпаков железных и отправилась в путь-дорогу дальнюю, искать желанного Финиста — ясна сокола. Шла она чистым полем, шла темным лесом, высокими горами. Птички веселыми песнями ей сердце радовали, ручейки лицо белое умывали, леса темные привечали. И никто не мог Марьюшку тронуть; волки серые, медведи, лисицы — все звери к ней сбегались. Износила она башмаки железные, посох железный изломала и колпак железный порвала.
        И вот выходит Марьюшка на поляну и видит: стоит избушка на курьих ножках — вертится. Говорит Марьюшка:
        — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
        Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
        Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
        — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
        — Ищу, бабушка, Финиста —ясна сокола.
        — О красавица, долго тебе искать! Твой ясный сокол за тридевять земель, в тридевятом государстве. Опоила его зельем царица-волшебница и женила на себе. Но я тебе помогу. Вот тебе серебряное блюдечко и золотое яичко. Когда придешь в тридевятое царство, наймись работницей к царице. Покончишь работу — бери блюдечко, клади золотое яичко, само будет кататься. Станут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
        Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. Потемнел лес, страшно стало Марьюшке, боится и шагнуть, а навстречу кот. Прыгнул к Марьюшке и замурлыкал:
        — Не бойся, Марьюшка, иди вперед. Будет еще страшнее, а ты иди и иди, не оглядывайся.
        Потерся кот спинкой и был таков, а Марьюшка пошла дальше. А лес стал еще темней.
        Шла, шла Марьюшка, башмаки железные износила, посох поломала, колпак порвала и пришла к избушке на курьих ножках. Вокруг тын, на кольях черепа, и каждый череп огнем горит.
        Говорит Марьюшка:
        — Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом! Мне в тебя лезть, хлеба есть.
        Повернулась избушка к лесу задом, к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит там баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос.
        Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
        — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела лытаешь?
        — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
        — А у моей сестры была?
        — Была, бабушка.
        — Ладно, красавица, помогу тебе. Бери серебряные пяльцы, золотую иголочку. Иголочка сама будет вышивать серебром и золотом по малиновому бархату. Будут покупать — не продавай. Просись Финиста — ясна сокола повидать.
        Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла. А в лесу стук, гром, свист, черепа лес освещают. Страшно стало Марьюшке. Глядь, собака бежит:
        — Ав, ав, Марьюшка, не бойся, родная, иди. Будет еще страшнее, не оглядывайся.
        Сказала и была такова. Пошла Марьюшка, а лес стал еще темнее. За ноги ее цепляет, за рукава хватает... Идет Марьюшка, идет и назад не оглянется.
        Долго ли, коротко ли шла — башмаки железные износила, посох железный поломала, колпак железный порвала. Вышла на полянку, а на полянке избушка на курьих ножках, вокруг тын, а на кольях лошадиные черепа; каждый череп огнем горит.
        Говорит Марьюшка:
        — Избушка, избушка, встань к лесу задом, а ко мне передом!
        Повернулась избушка к лесу задом, а к Марьюшке передом. Зашла Марьюшка в избушку и видит: сидит баба-яга — костяная нога, ноги из угла в угол, губы на грядке, а нос к потолку прирос. Сама черная, а во рту один клык торчит.
        Увидела баба-яга Марьюшку, зашумела:
        — Тьфу, тьфу, русским духом пахнет! Красная девушка, дело пытаешь аль от дела пытаешь?
        — Ищу, бабушка, Финиста — ясна сокола.
        — Трудно, красавица, тебе будет его отыскать, да я помогу. Вот тебе серебряное донце, золотое веретенце. Бери в руки, само прясть будет, потянется нитка не простая, а золотая.
        — Спасибо тебе, бабушка.
        — Ладно, спасибо после скажешь, а теперь слушай, что тебе накажу: будут золотое веретенце покупать — не продавай, а просись Финиста — ясна сокола повидать.
        Поблагодарила Марьюшка бабу-ягу и пошла, а лес зашумел, загудел: поднялся свист, совы закружились, мыши из нор повылезли —да все на Марьюшку. И ви дит Марьюшка — бежит навстречу серый волк.
        — Не горюй, — говорит он, — а садись на меня и не оглядывайся.
        Села Марьюшка на серого волка, и только ее и видели. Впереди степи широкие, луга бархатные, реки медовые, берега кисельные, горы в облака упираются. А Марьюшка скачет и скачет. И вот перед Марьюшкой хрустальный терем. Крыльцо резное, оконца узорчатые, а в оконце царица глядит.
        — Ну, — говорит волк, — слезай, Марьюшка, иди и нанимайся в прислуги.
        Слезла Марьюшка, узелок взяла, поблагодарила волка и пошла к хрустальному дворцу. Поклонилась Марьюшка царице и говорит:
        — Не знаю, как вас звать, как величать, а не нужна ли вам будет работница?
        Отвечает царица:
        Давно я ищу работницу, но такую, которая могла бы прясть, ткать, вышивать.
        — Все это я могу делать.
        — Тогда проходи и садись за работу.
        И стала Марьюшка работницей. День работает, а наступит ночь — возьмет Марьюшка серебряное блюдечко золотое яичко и скажет:
        — Катись, катись, золотое яичко, по серебряному блюдечку, покажи мне моего милого.
        Покатится яичко по серебряному блюдечку, и предстанет Финист — ясный сокол. Смотрит на него Марьюшка и слезами заливается:
        — Финист мой, Финист — ясный сокол, зачем ты меня оставил одну, горькую, о тебе плакать!
        Подслушала царица ее слова и говорит:
        — Продай ты мне, Марьюшка, серебряное блюдечко и золотое яичко.
        — Нет, — говорит Марьюшка, — они непродажные. Могу я тебе их отдать, если позволишь на Финиста — ясна сокола поглядеть.
        Подумала царица, подумала.
        — Ладно, — говорит, — так и быть. Ночью, как он уснет, я тебе его покажу.
        Наступила ночь, и идет Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу. Видит она — спит ее сердечный друг сном непробудным. Смотрит Марьюшка не насмотрится, целует в уста сахарные, прижимает к груди белой, — спит не пробудится сердечный друг.
        Наступило утро, а Марьюшка не добудилась милого...
        Целый день работала Марьюшка, а вечером взяла серебряные пяльцы да золотую иголочку. Сидит вышивает, сама приговаривает:
        — Вышивайся, вышивайся, узор, для Финиста — ясна сокола. Было бы чем ему по утрам вытираться.
        Подслушала царица и говорит:
        — Продай, Марьюшка, серебряные пяльцы, золотую иголочку.
        — Я не продам, — говорит Марьюшка, — а так отдам, разреши только с Финистом — ясным соколом свидеться.
        Подумала та, подумала.
        — Ладно, — говорит, — так и быть, приходи ночью.
        Наступает ночь. Входит Марьюшка в спаленку к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
        — Финист ты мой, ясный сокол, встань, пробудись!
        Спит Финист — ясный сокол крепким сном. Будила его Марьюшка — не добудилась.
        Наступает день.
        Сидит Марьюшка за работой, берет в руки серебряное донце, золотое веретенце. А царица увидала: продай да продай!
        — Продать не продам, а могу и так отдать, если позволишь с Финистом — ясным соколом хоть часок побыть.
        — Ладно, — говорит та.
        А сама думает: "Все равно не разбудит".
        Настала ночь. Входит Марьюшка в спальню к Финисту — ясну соколу, а тот спит сном непробудным.
        — Финист ты мой — ясный сокол, встань, пробудись!
        Спит Финист, не просыпается.
        Будила, будила — никак не может добудиться, а рассвет близко.
        Заплакала Марьюшка:
        — Любезный ты мой Финист — ясный сокол, встань, пробудись, на Марьюшку свою погляди, к сердцу своему ее прижми!
        Упала Марьюшкина слеза на голое плечо Финиста — ясна сокола и обожгла. Очнулся Финист — ясный сокол, осмотрелся и видит Марьюшку. Обнял ее, поцеловал:
        — Неужели это ты, Марьюшка! Трое башмаков износила, трое посохов железных изломала, трое колпаков железных поистрепала и меня нашла? Поедем же теперь на родину.
        Стали они домой собираться, а царица увидела и приказала в трубы трубить, об измене своего мужа оповестить.
        Собрались князья да купцы, стали совет держать, как Финиста — ясна сокола наказать.
        Тогда Финист — ясный сокол говорит:
        — Которая, по-вашему, настоящая жена: та ли, что крепко любит, или та, что продает да обманывает?
        Согласились все, что жена Финиста — ясна сокола — Марьюшка.
        И стали они жить-поживать да добра наживать. Поехали в свое государство, пир собрали, в трубы затрубили, в пушки запалили, и был пир такой, что и теперь помнят.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ФОНТАН, КОТОРЫЙ УМЕЛ ПЛАВАТЬ
        Разные фонтаны бывают. Но тот, о котором пойдет речь, был плавающим. А плавающим он был потому, что выпускал его над Голубым морем китенок Чудачек.
        Куда бы Чудачек ни плыл - там и фонтан искрился. Разноцветные струйки высоко взлетали. Так высокое что их отовсюду видно было.
        Любопытные пассажиры на палубах огромных белых теплоходов разглядывали в бинокли и подзорные трубы этот одинокий, плавающий в море фонтан. Они хлопали в ладоши и кричали «ура».
        Что там? Даже дельфины начинали радостно прыгать, издали заметив китенка Чудачка. Морским конькам и морским коровам, медузам и осьминогам, селедкам и килькам, даже самим электрическим скатам нравился сверкающий на солнце фонтанчик.
        Лишь одна акула Злюка не обращала на Чудачка никакого внимания. Она делала вид, что ей совершенно безразлично: есть фонтан или нет. А на самом деле акула завидовала Чудачку, ведь все говорили только о нем.
        Однажды она не вытерпела, подплыла к Чудачку и проворчала : - Кому нужен твой фонтанчик? Он уже всем нам давным-давно надоел. Каждый раз одно и то же!
        Очень обиделся Чудачек на акулу. Взял и уплыл в открытый океан.
        Опустело Голубое море без китенка. Напрасно пассажиры в подзорные трубы смотрели. Нигде не было видно знакомого плавающего фонтана.
        Через месяц заскучала сама акула Злюка, из-за которой все произошло.
        - Грустно мне... - пожаловалась она дельфинам. - Чего-то не хватает. А вот чего?
        - Красоты не хватает, - ответили ей дельфины. - Красоты, которую так щедро дарил нам всем китенок Чудачек.
        И, конечно, дельфины были правы. Потому что там, где нет красоты, всегда чего-то не хватает.
        Пожалела акула Злюка, что зря обидела китенка, но слишком поздно.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ФРАНЧЕСКО И СМЕРТЬ
        В давнее время, жил в городе Неаполе некий сеньор, различными доблестями украшенный, поведения, однако беспутного и неразумного. Звали его Франческо. Как-то случилось ему отлучиться из своего города в путешествие, и встретил он по дороге Смерть. Время было позднее, и путники разожгли костер, недалеко от дороги, и пустились в долгую беседу. И спросил Франческо у Смерти:
        - Неужели Вам приятно заниматься таким делом?
        - Когда как, - ответила Смерть. - Я не люблю приходить к детям, но в моей душе пусто, когда я иду к старикам.
        Франческо же, различными науками умудренный, так ответствовал:
        - Но люди не по своей воле стареют! Каждый хотел бы пребывать в возрасте юном до самых седин.
        Улыбнулась Смерть:
        - Я не говорю о старости телесной, и старик седой бывает младенцем.
        И начал тут Франческо долгий разговор, пытаясь убедить в чем-то Смерть, но она ему ответила:
        - Если ты такой упрямый, то я могу заключить с тобой договор. Твое тело не будет стареть, и у тебя будет возможность жить вечно. Но как только душа твоя состарится, ты умрешь.
        На том они и порешили, а утром каждый пошел своей дорогой.
        Прошло много времени, и случилось как-то Смерти быть в Неаполе по каким-то своим делам. Узнала она, что Франческо, долгое время не выходит из своего дома, и явилась к нему в гости. Слуги приняли ее, и провели к сеньору. Обрадовался Франческо гостю, приказал слугам принести вино, усадил Смерть за стол, и начали они беседовать, вспоминая былые времена.
        - Раньше, - сказал Франческо, - я делал много ошибок и глупостей. Но я умею учиться на своих ошибках. Я много играл и потерял на этом много денег, но со временем, я научился играть так, чтобы не проигрывать. Как-то я упал с лошади и сломал ногу, но после этого я научился ездить осторожно. Я талантливый ученик жизни, и поэтому я стал мудрым.
        - Возможно, ты и мудр, - ответила Смерть. - Но ты стар. Я пришла за тобой.
        СЕРГЕЙ КОЗИНЦЕВ
        ХАН - ТРИДЦАТЬ СМЕРТЕЙ
        Жил в одной деревне человек. Был он большой хитрец и ловкач. И хотя ни читать, ни писать он не умел, но легко обводил вокруг пальца даже самых известных грамотеев и умников. А за работу он дал себе зарок никогда не браться. Хитростями и разными проделками добывал он себе кое-какое пропитание и большего не желал.
        Однажды сел он есть. А поднос с едой облепила целая туча мух. Схватил он ветку, принялся их бить и бил до тех пор, пока не устал. Тогда он позвал жену и велел ей сосчитать дохлых мух. Жена насчитала тридцать штук.
        - Хорошо,- произнес муж,- с нынешнего дня зови меня Хан - Тридцать Смертей.
        Мало-помалу и жена и соседи привыкли звать его этим именем.
        Случился как-то в их местах неурожай. Хан - Тридцать Смертей оставил свой дом и вместе с женой перебрался в другую деревню.
        Однажды призвал его к себе раджа и спросил:
        - Чем ты занимаешься?
        - Я делаю то, что не удается другим,-ответил хитрец.
        - На эту деревню каждую ночь нападает лев,- сказал раджа.- Убей его и доставь мне. Убьешь льва - получишь в награду сто рупий, не убьешь - наутро тебя повесят.
        Хан - Тридцать Смертей вернулся домой, сел, понурив голову, и стал раздумывать, как ему выпутаться из беды. "Я за всю свою жизнь льва и не видел ни разу. Где уж мне убить его! Скорее он сам меня съест. А не убью льва - утром раджа повесит меня".
        При мысли об этом из глаз у него полились слезы. Жена принялась его утешать:
        - Стоит ли об этом плакать? Вот стемнеет, и мы убежим отсюда куда-нибудь подальше.
        Хану - Тридцать Смертей понравился совет жены. И они стали готовиться к ночному побегу. День прошел. Наступила темнота. Все в деревне заснули.
        - У нас набралось слишком много вещей,- сказала жена,- нам не унести всего. Сходи за деревню, там пасутся ослы горшечника. Приведи одного осла, мы нагрузим на него нашу поклажу и отправимся.
        Хан - Тридцать Смертей вышел за деревню и наткнулся на того самого льва, который по ночам нападал на людей и утаскивал их. Хан - Тридцать Смертей никогда прежде не видел льва, к тому же и ночь была совсем темная. Он принял льва за осла, схватил его за уши, притащил домой и привязал к дереву. А жене он велел взваливать пожитки на осла.
        Жена вытащила вещи из дома и вернулась, чтобы принести светильник. Выйдя со светильником, она увидела, что у дверей привязан не осел, а лев.
        - Лев! Лев! - закричала она в ужасе.
        Хан - Тридцать Смертей со страху чуть не упал без памяти. Кинулись они в дом, заперли изнутри все двери, забились в угол и просидели так до утра.
        Утром, едва рассвело, соседи увидели, что перед домом Хана - Тридцать Смертей привязан лев! Они побежали к радже и доложили, что Хан - Тридцать Смертей ночью поймал льва живым и привязал его возле своего дома. Раджа удивился и пожелал увидеть это чудо собственными глазами. Он велел позвать к себе Хана - Тридцать Смертей, но тот из-за запертых дверей ответил:
        - Дайте мне поспать! Я всю ночь гонялся за львом и устал. Те сто рупий, что полагаются мне в награду, пусть просунут в дверную щель, а льва убьют и доставят во дворец.
        Как ни звал раджа Хана - Тридцать Смертей, тот так и не вышел из дома. Да еще пригрозил, что, если ему сейчас же не выдадут обещанную награду, он приведет льва во дворец и выпустит там на свободу: пусть лев всех во дворце съест! Раджа испугался и велел тотчас просунуть в дверную щель Хану - Тридцать Смертей сто рупий. Привязанного льва кое-как убили.
        А как только раджа уехал, Хан - Тридцать Смертей вышел из дома и начал перед всем народом хвастаться своею храбростью.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ХАНС-СИЛАЧ
        Жили-были муж с женою, и родился у них сынок. А муж слыхал, будто дети, какие дольше других материнскую грудь сосут, на диво сильные вырастают, и велел он жене, чтобы десять полных лет мальчонку своим молоком кормила. Вот прошло десять лет, повел он сына в лес испытать, много ль у него силы. Указал он ему дерево и говорит:
        — А ну, Ханс, попробуй-ка, сможешь ли его с корнями выдернуть.
        Ухватил Ханс дерево руками, рванул что было мочи, затряслось оно от подножия до макушки, а все ж в земле устояло. Отвел его отец обратно домой и наказал жене еще десять лет сына своим молоком кормить. Как прошло еще десять лет, отец опять его в лес повел, и на этот раз Ханс играючи дерево из земли выворотил. Обрадовался отец, ну, думает, сын довольно силушки набрался, добрый помощник в хозяйстве будет. Да вот незадача: как увидели работники в усадьбе, какой у хозяина сынок, чуть все не разбежались. Легко ли, примется он жать колосья так далеко откидывает, что их иной раз вовсе не сыщешь, и таков он был во всякой работе. Вот однажды отец ему и говорит:
        — Нет, Ханс, так дело у нас не пойдет, несподручно мне дома тебя держать. Походи-ка ты, сын, по белу свету да поищи себе службу в таком месте, где простору побольше и люди живут поразмашистей, чем мы, мелкота.
        И отправился Ханс по белу свету, службу себе искать. Вот пришел он в одно селение, люди ему присоветовали к пастору наведаться, у него работник недавно ушел, так место, верно, найдется, одно худо — пастор у них изрядный скупердяй. Ну, Ханс на это не посмотрел, пусть его скупердяй. Пришел он в пасторскую усадьбу и просится в работники, ему, мол, и жалованья никакого не надо: как год пройдет, он хозяину три затрещины даст — вот и вся плата. Пастор-то услыхал, что все его денежки при нем останутся, тотчас и согласился его нанять.
        В первый день велели Хансу воды и дров в кухню наносить. Да ведра ему чересчур малы показались, что от них проку, взял он два большущих бродильных чана и стал в них воду носить, а дрова таскал по целой поленнице зараз. Увидала это девушка-служанка, с перепугу к пастору побежала: дескать, новый-то работник, верно, не в себе, вон как чудно с делами управляется. Пастора тоже оторопь взяла, он сразу про плату вспомнил, какую работник с него через год спросит.
        — Ладно, погоди, — говорит он служанке, — я вот его в лес пошлю, там нечисть кишмя кишит, живым ему оттуда не выбраться — мы от него и отделаемся.
        Позвал он Ханса и приказывает:
        — Завтра в лес за дровами поедешь.
        — Слушаюсь, хозяин! — Ханс отвечает.
        На другой день встал он спозаранку, запряг лошадей и на подводе в лес отправился. Повалил он дерево, разрубил и стал на подводу грузить, а тем временем бесенят откуда-то повылезало видимо-невидимо, так вокруг и вьются, проходу не дают. Ханс, однако ж, не сробел, ухватил рослое дерево с ветвистою макушкой и выдрал его с корнями из земли, а потом стал в руках его ворочать и бесенят, точно метлою, в стороны расшвыривать. Разделался он с ними, взвалил дерево на подводу и домой собрался. А воз-то чересчур тяжелый вышел, лошади с места его не стронуть; Ханс, делать нечего, выпряг лошадей, поставил их сверху на воз, а сам в подводу впрягся и домой ее потащил. Ох и перетрусил пастор, глядит и глазам своим не верит: работник невредим из лесу шагает да еще подводу с дровами и лошадьми везет. И надумал пастор новую штуку, чтобы от работника отделаться. Позвал он Ханса и говорит:
        у него-де с нечистым договор заключен, так надо в преисподнюю сходить, бумагу у черта вызволить. Коль исполнит Ханс его поручение, получит в награду полный воз денег. А про себя он так рассудил: "Кто в преисподнюю попадет, тому обратно пути нету".
        Ханс все сделал, как хозяин велел: пришел в преисподнюю и спрашивает у черта пасторову бумагу. А черт приволок тяжеленный железный обод и говорит:
        — Давай сперва силою померяемся, подкинешь этот обод выше меня — отдам тебе бумагу, а нет — оставлю ее у себя, и тогда тебе из преисподней не выйти.
        Вот черт первый взял обод и подбросил его так высоко, что он с глаз скрылся и не скоро обратно упал. Настал черед Хансу обод подбрасывать, а он уж смекнул, что слаб в этой забаве с чертом тягаться, однако виду не подал. Ухватил он покрепче обод, ноги пошире раскорячил, будто изготовился вверх его подкинуть, а сам не кидает: стоит, обод в руках вертит, точно о чем-то раздумывает.
        — Чего не бросаешь, — черт его спрашивает, — о чем думаешь?
        А Ханс в ответ:
        — Да вот, соображаю, на самый верх его, что ль, закинуть, чтоб он до старца долетел, знаешь, что на троне-то там сидит? Да только тогда не видать тебе больше твоего обода.
        — Нет, нет, погоди! Не кидай! — кричит черт. — Лучше уж я тебе так бумагу отдам.
        Взял Ханс бумагу и пошел с нею к скупердяю пастору, а тот как работника увидел, так и обмер. Жалко ему было с деньгами расставаться, да никуда не денешься, пришлось полный воз нагрузить, на том Ханс с ним и распростился.
        Едет он по дороге, видит, кузня стоит, зашел он к кузнецу и спрашивает, не скует ли он ему посошок. А тот отвечает:
        — Нет, не скую. Я кузнец, не с руки мне этакую мелочь работать.
        — Для чего же мелочь? — говорит Ханс. — Мне такой посошок надобен, чтобы в нем было никак не меньше десяти пудов железа, да еще в набалдашнике пуда два.
        — Ого, — подивился кузнец, — столько железа у меня сроду не бывало.
        — Не беда, — говорит Ханс. Взял он с воза пригоршню монет и дает кузнецу. — На вот тебе деньги на железо, а я через неделю за посохом приду.
        Воротился Ханс домой, отец, как сына увидел, обрадовался, а денег воз увидел — тоже не больно затужил. Ханс все деньги отцу отдал, сам он до них небольшой был охотник. Отец-то думал, сын теперь в родном доме поживет, никаких забот знать не будет, да Ханс по-иному решил. Как прошла неделя, простился он с отцом, взял у кузнеца свой посох и отправился опять странствовать по свету.
        Шел он, шел и дошел до моста, а возле моста человек стоит, камни обтесывает: раз ударит — глыбу с мельничный жернов надвое расколет. "Ай да мужик!" — думает Ханс. Подходит он к нему и спрашивает:
        — Неволя тебе стоять тут, камни тесать?
        — Да ведь каким-никаким трудом хлеб добывать надо, — отвечает тот.
        — Незавидная у тебя работенка, — говорит Ханс, — ступай-ка ты лучше со мною, не пожалеешь.
        Что ж, каменотес с охотой согласился, жены да детей у него не было, он и пошел с Хансом.
        Шли они, шли и дошли до леса, смотрят, стоит человек, дрова рубит: раз ударит — здоровенное бревно надвое расколет. "Вот так мужик!" — думает Ханс. Подходит он к нему и спрашивает, что ему за неволя стоять тут, с дровами маяться.
        — Да ведь какое-никакое дело надо же делать, — отвечает дровосек.
        — Никудышная у тебя работенка, — говорит Ханс, — ступай-ка ты лучше со мною, не пожалеешь. — И отправились они дальше втроем.
        Долго они шли, пока не пришли в густой-прегустой лес, а в самой чащобе замок стоит распрекрасный.
        — Ну и красота! — говорит Ханс. —Давайте поглядим, кто здесь живет.
        Вошли они в замок, а там залы — одна другой богаче, и все пустехоньки, ни живой души. А в одной зале стены снизу доверху оружием увешаны. Ханс и говорит:
        — Давайте-ка возьмем себе по ружью да пойдем в лес, дичи набьем, чтоб было чем подкрепиться, а то, похоже, не от кого нам угощенья ждать.
        Взяли они каждый по ружью и пошли на охоту, а как настреляли довольно дичи, уговорились, что дровосек дома останется обед готовить, а двое других опять на промысел пойдут. Вот остался дровосек дома, похлебки наварил, жаркого нажарил, расстарался, чтоб все у него было готово к приходу Ханса и каменотеса. Вдруг откуда ни возьмись входит в комнату старуха; увидала она наготовленную снедь и говорит дровосеку:
        — Дай уж и мне маленько поесть.
        — Ешь на здоровье, — говорит дровосек.
        Налил он ей похлебки, жаркого наложил, она все и съела. А как кончила есть, подхватила свою клюку и ну колотить дровосека. Поначалу он отбивался, да старуха сильнее была и до тех пор его дубасила, пока он наземь не свалился, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Приподняла старуха люк в полу и спихнула дровосека в подполье.
        Воротились двое других домой, глядят, обед им приготовлен, а дровосека нигде не видать. Они подумали: верно, тоска его взяла, он и сбежал. Поели они, попили и спать улеглись. На другой день каменотесу выпало дома оставаться да обед готовить, а Ханс опять в лес пошел. Ну и с каменотесом точь-в-точь то же приключилось, что и с дровосеком. Ханс домой воротился, смотрит, обед приготовлен, а каменотеса нет как нет. "Хороши товарищи, нечего сказать", — подумал Ханс. Назавтра пришлось ему самому и дичь промышлять, и обед готовить. Только он кончил стряпать, входит в комнату старуха и просит поесть. Что же, Хансу не жалко, сели они вместе за стол и стали угощаться, а как поели,
        накинулась старуха на Ханса и давай его бить клюкой. Ханс, однако ж, не зазевался: схватил железный посошок и тоже принялся что было мочи ее колотить. Скоро стал он примечать: как старуха его ударит, у него на теле рана остается, а он, понятно, тоже старуху ранит, да вот в чем штука: у нее под передником посудинка припрятана с целебной мазью, она ранку себе помажет — у нее тут же все и заживает. Коли дело дальше так пойдет, думает Ханс, убьет его старуха. Бросился он на нее, изловчился и выхватил посудинку с мазью, потом как огрел ее разок-другой железным посохом — она и повалилась, пощады запросила. А Ханс ей: мол, пока не скажешь, куда товарищи мои подевались, нипочем бить не перестану. Пришлось старухе сознаться и западню ему указать. Открыл он подполье и вытащил оттуда дровосека с каменотесом — оба избиты и в кровь изранены, еле-еле живы. Взял он старухину мазь, смазал им раны, у них тотчас все зажило. А ведьмы меж тем и след простыл.
        Сели они все трое за стол, подкрепились, Ханс и говорит:
        — Пошли-ка осмотрим получше весь замок, тут, должно быть, такое есть, о чем мы с вами не знаем и ведать не ведаем.
        Начали они обходить все залы одну за другой и под конец набрели на дыру в полу, а под нею — глубоченная яма, точно пропасть.
        — Надо поглядеть, что там внизу, — говорит Ханс. Отыскали они веревку подлинней, привязали к ней крепкую корзину и порешили в согласии, что первым дровосека вниз спустят, за ним каменотеса, а потом Ханс их обратно подымет и они расскажут, что видели. Спустились дровосек с каменотесом в подземелье, походили туда-сюда и наткнулись на дверь. Отворили они дверь, смотрят, сидят две принцессы, одна другой краше. Увидали они чужих людей и кричат: уходите, мол, отсюда подобру-поздорову, пока ведьмы нет, попадете ей в лапы — пропали вы тогда. Напугались они да бегом к корзине и Хансу знак подают, чтоб живей наверх их вытягивал. Поднял он их, они и рассказали, что в подземелье видели.
        — А ну, спустите-ка теперь меня, — говорит им Ханс.
        Спустился он, отыскал дверь и вошел в комнату к принцессам. А ведьма тем временем воротиться успела, однако Ханс и бровью не повел, схватил он железный посох и ну ее колотить — до тех пор бил, пока не отпустила она с ним обеих принцесс. Отвел Ханс принцесс к корзине, и поднялись они наверх, сперва одна, а за нею и другая. А как обе принцессы наверх поднялись, сговорились тут каменотес с дровосеком Ханса внизу, в подземелье, оставить: коли он наверх выберется, одна-то принцесса ему отойдет, а из них кто-нибудь с носом останется. Вот спустили они вниз корзину, потом стали наверх ее тянуть, а корзина тяжелая, они и подумали, что Ханс в ней сидит, до половины подняли и веревку перерезали — корзина-то вниз и бухнулась. Да только вышла у них оплошка: Ханс в корзину лишь посох положил, и теперь он к ногам его свалился. Смекнул он тут, что да как. "Эге, — думает, — этим путем наверх мне не выбраться". И стал он по подземелью ходить, вокруг себя смотреть, не увидит ли чего нового. Ходил-ходил и набрел на толстую железную решетку — за решеткою третья принцесса сидит, у тролля в голове ищет, а тролль не
простой, о семи головах, разлегся и спит. Ханс подошел да как стукнет посохом по железным воротам — ворота настежь, а тролль разом от сна очнулся. Ханс, однако ж, не зевал: подскочил к нему и одним махом все семь голов отрубил. Потом взял он принцессу за руку и повел ее за собою, а она с радостью за ним пошла. Разыскали они ведьму, и принялся Ханс ее дубасить железным посохом, до тех пор не отстал, пока она не пообещала его с принцессою наверх доставить. Принцесса тотчас домой попросилась, к отцу с матерью, пришлось ведьме и ее желание исполнить. Ханс с нею ехать не захотел, и подарила ему принцесса на прощание две золотые вещицы: одна — как половинка солнца, другая — как половинка месяца.
        Отправился Ханс опять по свету странствовать. Вот прошло сколько-то времени, прослышал он, что в одном городе король богатую награду обещал, коль найдется искусник, золотых дел мастер, чтобы выделать ему из золота половинку солнца и половинку месяца. Пришел Ханс к золотых дел мастеру и попросился в подмастерья: я, говорит, безо всякого труда выделаю из золота половинку солнца и половинку месяца, мастер может хоть сейчас к королю пойти и сказать, что берется за эту работу — через три дня все будет готово. Старый мастер поверил ему и стал ждать обещанного. Хансу пора бы за работу приняться, а он и в ус не дует, день-деньской по городу гуляет, а вечером домой идет, песни поет. Золотых дел мастер сокрушается, жене своей жалуется: не иначе, плут ему попался заместо подмастерья, посмеяться хочет над стариком. Однако утром последнего дня услышал он стук и грохот в мастерской, да такой, что хоть уши затыкай.
        — Никак он и вправду за дело взялся, — говорит мастер, — пойти разве поглядеть, что он там наработал.
        Пришел он в мастерскую, а Ханс стоит и железным посохом со всего размаху об пол бьет — аж искры летят и -вся мастерская как огнем полыхает.
        — Ты что же делаешь? — спрашивает мастер, ни жив ни мертв.
        — Да вот, все у меня готово, — Ханс отвечает, — мастеру самое время во дворец идти, половинку солнца да половинку месяца нести!
        — Нет уж, благодарствуй, — говорит золотых дел мастер, — я из-за тебя страха натерпелся довольно, иди-ка ты лучше сам.
        — Ну, сам так сам, — говорит Ханс.
        Пришел он во дворец и как сказал, что принес половинку солнца и половинку месяца, так его тот-час к королю проводили, а король за столом сидел, и с ним королева и три дочери — те самые принцессы, что пленницами были в замке тролля о семи головах. Да принцесс Ханс уж потом приметил, а как вошел он в королевские покои, увидел перво-наперво своих дружков, дровосека с каменотесом, они тоже за столом сидели, оба в большие люди выбились, каждый принцессу в жены взял. Показал Ханс золотые вещицы, что принцесса ему на прощание подарила, увидела их третья принцесса, из них из всех самая раскрасавица, и признала она тут своего избавителя и рассказала обо всем королю с королевой. А еще сказала, что только за Ханса замуж пойдет, другой-де ей никто не люб. Ну, король дал свое согласие, и справили они пышную свадьбу, весь двор королевский гулял да пировал. И остались Ханс с принцессою жить во дворце, а может, и по сей день там живут.
        ДАТСКАЯ СКАЗКА
        ХАСАНАК
        Был на свете один юноша по имени Хасанак. И любил он ходить по разным городам и кишлакам. Однажды Хасанак пришёл в какой-то город. Люди там жили очень бедно. Многие умирали от голода. Большинство домов были пусты.
        Хасанак отправился в горы, набрал там хворосту. Вернулся в город и продал тот хворост. Потом снова пошёл в горы, снова принёс оттуда дрова и снова их продал. И в третий раз пошёл за хворостом Хасанак. Когда он продал последнюю вязанку, подсчитал деньги и увидел, что теперь он может купить и мяса, и риса, и моркови. Пошёл он на базар и купил всё, что нужно было для плова. Потом Хасанак зашёл в один пустой дом и принялся готовить плов.
        А надо сказать, что правитель этого города любил гулять по улицам, переодевшись з одежду бедняка. Он хотел собственными ушами слышать, что о нём говорят в народе. Вот и в тот вечер отправился правитель погулять по городу. И увидел он, что многие дома в городе пустые и обветшалые. И вдруг на окраине города правитель заметил дым, который поднимался со двора одного такого заброшенного дома. Подошёл он поближе и почуял запах плова. Правитель вошёл во двор и увидел в нём какого-то юношу.
        — О юноша! — сказал ему правитель. — Я чужестранец и не знаю, где мне переночевать. Не пустишь ли ты меня в свою лачугу?
        — Входи! Будь гостем! — отвечал юноша. Он посадил правителя на суфу во дворе, поставил перед ним блюдо с пловом и сам уселся напротив.
        Когда оба они насытились, правитель спросил:
        — В городе люди умирают от голода, у них нет даже хлеба, а ты приготовил такой жирный плов. Где ты добыл деньги, чтобы купить всё, что нужно для плова?
        — О дядюшка! — воскликнул юноша. — Когда ешь виноград, не спрашивай, из какого он сада!
        Хасанак — а это ведь был он — убрал пустое блюдо, взял свой дутар и запел. А правитель города глядел на него и думал: «Кто же этот весёлый юноша? Он не похож ни на ремесленника, ни на торговца. Видно, он разбойник или вор. Если это так, я велю отвести его в зиндан». И стал правитель расспрашивать Хасанака. И снова рассмеялся Хасанак:
        — О дядюшка! Ты хочешь узнать, кто я такой? Так знай же: я не ремесленник и не торговец, не разбойник и не вор. Просто человек. Трудолюбивый человек. Я весь день собирал в горах хворост. Потом продал его и на эти деньги купил мяса, риса, моркови и лука.
        Правитель не поверил Хасанаку. На следующий день он снова переоделся в лохмотья и отправился на базар, где торговали дровами. Пришёл и увидел: Хасанак и вправду продаёт дрова.
        Тогда правитель решил запретить продавать в городе дрова. И вот по всему городу побежали глашатаи, которые кричали:
        — Правитель наш запрещает продавать в городе дрова! Кто нарушит запрет, тот попадёт в зиндан!
        Вечером правитель снова переоделся в бедные одежды и отправился по городу. И снова увидел дым над тем домом, где поселился Хасанак, и снова почуял запах плова.
        Хасанак снова пригласил путника в дом и снова угостил его. Когда они оба насытились, правитель спросил у Хасанака:
        — О юноша! Я слышал, что правитель этого города запретил продавать дрова. Я думал, что сегодня ты ляжешь спать голодным.
        — Да падёт проклятие на голову такого правителя! — воскликнул Хасанак. — Ни в одной стране, ни в одном городе я не слыхал таких глупых приказов. Везде торгуют дровами! Правитель запретил продавать дрова, так я собрал в горах травы и продавал сегодня на базаре траву. И вот заработал себе на пропитание.
        — А если завтра запретят продавать траву, что ты станешь делать?
        — Тогда я нарежу веников и буду торговать вениками?
        — А если правитель и веники запретит продавать, что ты станешь делать?
        — Тогда я ещё что-нибудь придумаю! — весело сказал Хасанак, взял в руки свой дутар и запел.
        Рассердился повелитель и подумал про себя: «Я проучу этого самоуверенного юношу!»
        На следующий день правитель послал в тот дом своих слуг и повелел им:
        — Схватите того, кто живёт в доме, дайте ему в руки меч и приведите ко дворцу. Пусть он весь день неподвижно простоит возле дворцовых ворот.
        Слуги исполнили приказание правителя. И Хасанак с мечом в руке весь день неподвижно простоял в карауле.
        Вечером правитель снова переоделся и снова отправился в тот дом на окраине города, в котором поселился Хасанак.
        Хасанак был на месте и снова готовил плов.
        Он снова пригласил путника за дастархан. Плов был ещё вкуснее прежнего.
        — А как сегодня заработал ты деньги на плов? — спросил правитель.
        — Сегодня утром меня схватили слуги правителя города, отвели к воротам его дворца и дали в руки меч. Дали в руки меч и велели весь день неподвижно стоять в карауле. Когда слуги ушли, я подобрал поблизости кусок дерева и вытесал из него деревянный меч. Настоящий меч продал одному прохожему, а в ножны засунул деревянный меч. Вот так я заработал себе на плов.
        Удивился правитель и спросил у Хасанака:
        — А что ты будешь делать, если завтра правитель позовёт тебя во дворец и велит при нём отрубить голову какому-нибудь злоумышленнику?
        — Человек всегда должен думать, а не терять голову. Разве ты не слышал, как говорят великие: «Мужчина тот, кто не трусит, тот, для которого нет непреодолимых преград».
        На следующий день правитель велел доставить Хасанака во дворец. Слуги дали ему в руки тот же меч в ножнах. Потом к Хасанаку подвели связанного человека.
        — Это злоумышленник, и вина его велика, — сказал правитель города. — Мы его приговорили к казни. Отруби ему голову этим мечом! Если ты не исполнишь моего повеления, то палач отрубит голову тебе.
        — Слушаю и повинуюсь! — отвечал Хасанак.
        Вынул из ножен деревянный меч и с такой силой ударил осуждённого по шее, что меч тут же сломался.
        — О повелитель! — воскликнул тогда Хасанак. — Видно, недаром говорят: «Если человек невиновен, то и меч палача в дерево обратится!» Этот человек — невиновен! Ведь меч мой обратился в дерево!
        Рассмеялся повелитель. Очень ему понравился находчивый Хасанак. Он простил осуждённого и отпустил их обоих с миром.
        А Хасанак продолжал жить по-прежнему. В трудах добывал себе хлеб насущный и радовался жизни.
        ТАДЖИКСКАЯ СКАЗКА
        ХЕМУЛЬ, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ТИШИНУ
        Жил да был Хемуль, который работал в парке с аттракционами. Однако не надо думать, что подобное занятие - это сплошное веселье. Он пробивал дырки в билетах, чтобы посетители не смогли получить удовольствие несколько раз подряд, что уже само по себе настраивает на грустный лад, особенно если заниматься этим всю жизнь.
        А Хемуль всю жизнь пробивал дырки в билетах, и, пробивая дырки, он мечтал о том времени, когда наконец-то выйдет на пенсию.
        Если вы не знаете, что значит выйти на пенсию, то представьте, что когда-нибудь вы сможете делать все, что пожелаете, нужно только стать достаточно старым. По крайней мере так это объясняли родственники Хемуля. У него было очень много родственников, множество огромных, неуклюжих, шумных, болтливых хемулей, которые колотили друг друга по спине и разражались оглушительным хохотом.
        Хемули были владельцами парка и аттракционов, и кроме того, они еще дудели на трубе, метали молот, рассказывали смешные истории и вообще веди себя очень шумно.
        А наш Хемуль не был ни владельцем парка, ни владельцем аттракционов, потому что он относился к побочной линии, то есть состоял с ними всего лишь в дальнем родстве, и поскольку он никогда никому не мог отказать и вообще был очень покладистым, ему приходилось присматривать за детьми и прокалывать дырки в билетах.
        "Ты очень одинок, и тебе нечем себя занять, - говорили хемули с добродушной ухмылкой. - А если ты нам немного поможешь, это наверняка поднимет твое настроение". "Но я никогда не бываю один, - пытался возразить Хемуль. - Я не успеваю. Мне все время кто-нибудь хочет поднять настроение. Простите, но я бы лучше..." "Вот и молодец, - говорили родственники, похлопывая его по плечу. - Так и надо. Всегда быть бодрым, веселым, всегда при деле..." И Хемуль снова принимался за свои билеты, мечтая о чудесной, абсолютной тишине и об одиночестве, которое ждет его на пенсии. Ему очень хотелось как можно быстрее состариться.
        Крутились карусели, играли трубы, и парк каждый вечер оглашался громкими криками. Задумчивый и грустный, наш Хемуль постоянно видел вокруг себя пляшущих, горланящих, смеющихся, спорящих, все время что-то жующих или пьющих посетителей, и в конце концов он стал бояться шумных и веселых компаний.
        Спал он в детской, и по ночам, когда ребятишки просыпались и начинали плакать, развлекал их игрой на шарманке. Кроме того он брал на себя все мелкие домашние заботы, весь день проводя среди своих шумных, бестолковых родственников, которые всегда пребывали в отличном настроении и рассказывали ему обо всем, что они думают, что они делают или собираются делать. Но ему самому они не давали и слова вставить.
        "А я скоро состарюсь?" - как-то раз за обедом спросил Хемуль. "Состаришься? Ты?! - весело воскликнул его дядюшка. - Нет, еще не скоро. Да не вешай ты нос, каждому из нас столько лет, на сколько он себя чувствует". "Но я чувствую себя ужасно старым", - с надеждой сказал Хемуль. "Не говори глупостей, - сказал дядя. - Кстати, сегодня вечером мы решили поразвлечься и устроить фейерверк, и до самого рассвета будет играть духовой оркестр".
        Но никакого фейерверка не было, а был проливной дождь, который шел всю ночь, весь следующий день, и еще день, и целую неделю.
        По правде говоря, дождь шея восемь недель не переставая, до сих пор еще никто и никогда не слыхал ни о чем подобном.
        Парк сник и погрустнел, точно увядший цветок. Все в парке поблекло, поржавело, покосилось, а поскольку он стоял на песке, то все строения сдвинулись с места и начали расползаться в разные стороны.
        Издала последний вздох железная дорога, карусели, покружившись в огромных грязных лужах, медленно, с жалобным стоном поплыли по рекам, русла которых были размыты дождем. Все ребятишки - кнютты, хомсы, мюмлы и прочие - сидели, уткнувшись мордашками в оконное стекло, и смотрели на этот нескончаемый дождь и на уплывающее от них веселье.
        Комната смеха обрушилась, разбившись на миллионы осколков, а красные, насквозь промокшие бумажные розы из павильона чудес поплыли по окрестным полям. И по всей долине разносился жалобный плач ребятишек.
        Они приводили в отчаяние своих пап и мам, но те ничего не могли поделать и лишь горевали об утрате парка.
        С деревьев свисали вымпелы и лопнувшие воздушные шары, беседка была вся забита тиной, а трехголовый крокодил, лишившись двух голов, уплыл в сторону моря.
        Хемулей все это ужасно забавляло. Они стояли у окна, смеялись, показывая пальцами на улицу, колотили друг дружку по спине и кричали:
        - Гляди-ка! Вон поплыл занавес из арабских сказок! А вон кусочки кожи из комнаты ужасов! Вот здорово, правда?!
        Нисколько не огорчившись из-за потеря аттракционов, они решили на их месте устроить каток - разумеется, когда вода замерзнет, - и обещали бедному Хемулю, что он и там сможет прокалывать билеты.
        - Нет, - неожиданно сказал Хемуль. - Нет, я не хочу. Я хочу на пенсию. Я хочу делать то, что мне нравится, и жить в полном одиночестве где-нибудь там, где нет шума.
        - Но, дорогой дядюшка, - изумился его племянник, - ты это серьезно?
        - Конечно, - сказал Хемуль. - Я говорю совершенно серьезно.
        - Почему же ты не сказал этого раньше? - спросили озадаченные родственники. - Мы думали, тебе весело.
        - Я не решался, - признался Хемуль.
        Тогда они снова засмеялись, ситуация показалась им необычайно комичной: выходит, их родственник всю свою жизнь делал то, что ему не хочется, только потому, что не смел отказаться.
        - Ну а чем бы тебе хотелось заняться? - с мягкой улыбкой спросила одна из тетушек.
        - Я хочу построить игрушечный домик, - прошептал Хемуль. - Самый красивый домик на свете, в несколько этажей, со множеством комнат и чтобы все в нем было как настоящее и везде была бы абсолютная тишина.
        При этих словах хемули чуть животики не надорвали. Они толкали друг друга в бок и кричали: "Игрушечный домик! Вы сдыхали! Он хочет игрушечный домик!" Они даже прослезились от смеха. А насмеявшись, сказали;
        - Милый ты наш, делай все, что тебе заблагорассудится! Мы отдадим тебе старый бабушкин парк, сейчас-то там уж точно полнейшая тишина. Живи там и играй себе на здоровье в любые игры, какие тебе нравятся. Счастливо!
        - Спасибо, - сказал Хемуль, а у самого сердце защемило от тоски и обиды. - Я знаю, что вы всегда желали мне добра.
        Его мечта об игрушечном домике с уютными, красивыми комнатками умерла, хемули убили ее своим смехом. Но их вины в этом не было. Они бы искренне огорчились, если бы кто-нибудь им сказал, что они чемто ему не угодили. Вот как опасно бывает рассказывать о своем самом сокровенном всем без разбору.
        Хемуль отправился в старый бабушкин парк, который стал теперь его парком. С собой он нес ключ.
        Парк был закрыт с тех самых пор, как бабушка, развлекаясь фейерверком, подожгла дом и ей со всем семейством пришлось оттуда съехать.
        С тех пор минуло уже много лет, и отыскать дорогу оказалось делом нелегким: парк сильно разросся, а все тропинки залило водой.
        Пока он шел, дождь прекратился - прекратился так же внезапно, как и начался восемь недель назад. Но Хемуль этого не заметил. Он весь был поглощен своим горем - мыслями об утраченной мечте: ведь у него больше не было желания строить домик.
        Но вот между деревьями он увидел каменную стену, во многих местах обвалившуюся, но все еще довольно высокую. Железные решетчатые ворота заржавели, и замок Открылся с большим трудом.
        Хемуль вошел, запер за собой ворота - и вдруг забыл об игрушечном домике. Впервые в жизни он открыл дверь своего собственного дома. Отныне он будет жить в своем доме.
        Постепенно тучи рассеялись, и выглянуло солнце. От мокрой листвы поднимался пар, и все вокруг сверкало, дышало свежестью и покоем. За парком уже давно никто не ухаживал, ветви деревьев склонялись к самой земле, буйно разросшийся кустарник весело и задорно карабкался по стволам, а зеленый ковер вдоль и поперек пересекали звенящие ручьи, вырытые в свое время по распоряжению бабушки. Ручья эти, когда-то служившие нуждам семейства, текли теперь для собственного удовольствия. Перекинутые через них мостики в большинстве своем сохранились, а вот дорожки давно заросли травой.
        Забыв обо всем на свете, Хемуль с головой окунулся в эту приветливую зеленую тишину, он прыгал, плясал, кувыркался - словом, вед себя, точно веселый, озорной щенок.
        "Ах, какое счастье, что я наконец-то состарился и вышел на пенсию, - думал он. - О, как я благодарен моим родственникам. И теперь мне даже не надо все время о них думать".
        Он ходил по высокой сочной траве, он обнимал стволы деревьев и, наконец утомившись, задремал на солнечной поляне в глубине парка. Когда-то здесь был бабушкин дом. Но грандиозные празднества с фейерверками давно отшумели, теперь тут поднялись молодые деревца, а в бабушкиной спальне разросся огромный розовый куст со множеством красных бутонов.
        Пришла ночь, рассыпавшая по небу крупные, яркие звезды, а Хемуль все восторгался своим парком, таким огромным и таинственным. И не беда, что здесь легко заблудиться, - ведь весь парк был его домом.
        И он все бродил и бродил по своим новым владениям.
        Отыскав бабушкин старый фруктовый сад и глядя на груши и яблоки, сиротливо лежавшие под деревьями, он подумал: "Как жаль, я не смогу съесть и половины. Надо бы..." И забыл, о чем думал, очарованный тишиной и покоем.
        Он любовался лунным светом, мерцавшим в просветах между стволами, восторженными глазами смотрел и на сами деревья, сплетал из листьев венки, которые вешал себе на шею. В эту первую ночь он так и не ложился спать.
        А утром зазвенел старинный колокольчик, все еще висевший над решетчатыми воротами. Хемуль встревожился. Кто-то хотел войти в его парк, кому-то что-то от него было нужно. Он осторожно забрался в кустарник, росший вдоль стены, и затаился. Колокольчик вновь зазвенел. Хемуль вытянул шею и увидел совсем крошечного хомсу, стоявшего за воротами.
        - Уходи отсюда! - испуганно закричал Хемуль. - Это частное владение. Я здесь живу.
        - Я знаю, - ответил малыш Хомса. - Меня послали хемули, чтобы я принес тебе обед.
        - Ах, вот оно что, очень мило с их стороны, - кротко молвил Хемуль.
        Он отпер замок и, чуть приоткрыв ворота, принял корзинку с провизией. И тут же снова закрыл ворота. Но Хомса все не уходил, и какое-то время они молча смотрели друг на друга.
        - Ну а как ты вообще поживаешь? - едва скрывая нетерпение, спросил Хемуль. Он переминался с ноги на ногу, и больше всего на свете ему хотелось снова укрыться в своем парке.
        - Плохо, - признался Хомса. - Всем нам очень плохо. Нам, малышам. У нас больше нет парка и аттракционов. И нам всем очень грустно.
        - А... - отозвался Хемуль, уставившись себе под ноги. Ему ужасно не хотелось думать ни о чем грустном, но он так привык выслушивать других, что был не в силах уйти.
        - Тебе, наверное, тоже грустно, - посочувствовал ему Хомса. - Ты раньше прокалывал дырочки в билетах. Но если перед тобой стоял какой-нибудь совсем маленький грязный оборвыш, ты щелкал щипцами только для вида. Ты пропускал нас два или три раза по одному и тому же билету!
        - Это просто потому, что я не очень хорошо вижу, - объяснил Хемуль. - Тебе не пора домой?
        Хомса кивнул, но по-прежнему не уходил. Он подошел вплотную к воротам и, просунув мордочку сквозь решетку, прошептал;
        - Дядюшка Хемуль, у нас есть тайна.
        Хемуль в испуге отшатнулся, он не любил чужих тайн и секретов.
        Но Хомса возбужденно продолжал:
        - Мы почти все спасли и спрятали в сарае у Филифьонки. Ты даже не знаешь, как нам пришлось попотеть, - мы тайком убегали по ночам и вылавливали все это из воды, снимали с деревьев, потом сушили, чинили и старались, чтобы все выглядело, как раньше!
        - О чем ты говоришь? - спросил Хемуль.
        - Об аттракционах, конечно! - закричал Хомса. - Мы нашли все, что смогли, все, что сохранилось! Правда, здорово?! Если хемули сумеют собрать вместе все эти кусочки, ты снова сможешь пробивать дырочки.
        - Ох, - вздохнул Хемуль и опустил корзинку на землю.
        - Здорово, да? Ты небось и не ожидал, что услышишь такую новость. - Хомса радостно засмеялся, помахал на прощанье и исчез.
        На следующее утро Хемуль с замиранием сердца ждал у ворот, и как только он увидел Хомсу, сразу же закричал:
        - Ну что? Как дела?
        - Они не хотят, - сказал убитый горем Хомса. - Вместо этого они хотят открыть каток. А большинство из нас впадает на зиму в спячку, да и кто даст нам коньки?..
        - Какая жалость! - облегченно воскликнул Хемуль.
        Хомса не отвечал, он был слишком огорчен. Молча передав корзинку, он ушел.
        "Бедное дитя", - подумал Хемуль. Подумал - и снова вернулся к размышлениям о хижине из листьев, которую он собирался построить на развалинах бабушкиного дома.
        Пребывая в отличном настроении, Хемуль весь день провозился с хижиной и не прерывал своего занятия до тех пор, пока не стемнело настолько, что уже нельзя было продолжать работу. Счастливый и усталый, он улегся спать и на следующее утро встал довольно поздно.
        Когда он пришел к воротам, чтобы забрать свой обед, Хомса уже ждал его. На крышке корзинки лежало письмо, подписанное множеством ребятишек. "Дорогой дядюшка из парка, - прочитал Хемуль. - Мы принесли тебе это, потому что ты очень добрый, и мы, наверное, сможем приходить к тебе поиграть, потому что мы тебя любим".
        Хемуль ничего не понял, но им овладело ужасное предчувствие.
        И тут он увидел такую картину. За решетчатыми воротами дети разложили все, что сумели найти из обломков аттракционов. А нашли они немало. Большая часть их находок была изломана и собрана вновь, но совершенно неправильно. Так что взгляду представлялось довольно странное зрелище: все предметы словно утратили свое первоначальное назначение - пестрый мир дерева, шелка, стальной проволоки, бумаги и покрытого ржавчиной железа с грустью и надеждой взирал на Хемуля.
        Хемуль в панике бросился бежать. Укрывшись в парке, он вновь занялся своей хижиной отшельника.
        Он все строил и строил, но ничего у него не получалось. Он никак не мог сосредоточиться и работал слишком торопливо, думая при этом о чем-то постороннем. И вот крыша вдруг завалилась набок, и вся хижина рухнула к его ногам.
        - Ну, нет, хватит, - сказал Хемуль. - Я не хочу. Я же научился говорить "нет". Я на пенсии. Я хочу делать только то, что мне нравится. И ничего больше.
        Он повторил это несколько раз, и каждый раз все более решительно. Затем поднялся, пересек парк, открыл ворота и начал затаскивать весь тот хлам, что валялся за воротами.
        Ребятишки расселись на высокой, местами обвалившейся стене, окружавшей парк. Точь-в-точь как воробышки, только притихшие.
        Время от темени кто-нибудь шепотом спрашивал:
        - А что он сейчас делает?
        - Тсс, - отвечали ему. - Он не любит, когда ему мешают.
        Хемуль развесил на деревьях фонарики и бумажные розы. Теперь он возился со штуковиной, которая когда-то была каруселью. Ни одна из ее частей совершенно не подходила к другой, а половина карусели и вовсе отсутствовала.
        - Ничего не выйдет, - рассердился Хемуль. - Вы только посмотрите! Сплошной хлам и старье! Нет, нет! Не надо мне помогать!
        Ропот пронесся над каменной стеной, однако никто не произнес ни слова.
        А Хемуль попытался сделать из карусели дом. Он поставил лошадку на траву, лебедей опустил в ручей, а то, что оставалось, крутил и так и эдак, работая с таким усердием, что у него аж шерсть дыбом встала. "Игрушечный домик! - с горечью думал он. - Хижина отшельника! Все это кончится дурацкими забавами на куче мусора, шумом и гамом, как было всю мою жизнь..."
        Он поднял голову и закричал:
        - Ну чего расселись! Сбегайте к хемулям и скажите, что я завтра не буду обедать! А вместо обеда пусть лучше пришлют гвозди, молоток, веревку и несколько реек!
        Малыши радостно засмеялись и убежали.
        "Ну что мы говорили?! - кричали хемули и колотили друг друга по спине. - Ему скучно. Бедняжка истосковался по своим аттракционам!"
        И они прислали ему не только то, что он просил, но еще и еды на неделю, десять метров красного бархата, огромное количество золотой и серебряной фольги и на всякий случай еще шарманку.
        - Нет, нет, - сказал Хемуль. - Музыкальному ящику здесь не место. Не выношу ничего, что производит шум!
        - Конечно, конечно, - тотчас же согласились дети и оставили шарманку за воротами.
        А Хемуль все строил да строил. И пока он работал, у него непроизвольно возникла мысль, что все выходит как нельзя лучше. На деревьях, колеблемые ветром, сверкали тысячи зеркальных осколков. На верхушках деревьев Хемуль устроил маленькие сиденья и уютные гнездышки, где можно было сидеть и пить сок или спать, оставаясь невидимым. А к самым крепким ветвям он подвесил качели.
        С американскими горками дело обстояло хуже. Они могли получиться втрое короче, чем прежде, потому что от них мало что осталось. Но Хемуль утешал себя мыслью, что зато теперь никто не станет пугаться и поднимать крик.
        Он кряхтел и отдувался. Когда удавалось поднять одну половину, другая падала набок.
        Наконец он разозлился и закричал:
        - Да помогите кто-нибудь! Я же не могу делать десять дел сразу!
        Малыши все как один соскочили со стены и бросились на помощь.
        С этой минуты они все делали вместе, а хемули давали детям с собой столько еды, сколько нужно, чтобы провести в парке целый день.
        Вечером они расходились по домам, но с восходом солнца вся компания уже стояла у ворот. И в одно прекрасное утро они притащили на веревочке крокодила.
        - А он правда не будет шуметь? - подозрительно спросил Хемуль.
        - Нет, что ты, - сказал Хомса. - Он не говорит ни слова. Теперь, когда у него осталась всего одна голова, он стал очень задумчивым и молчаливым.
        Как-то раз сын Филифьонки нашел в кафельной печке удава, который оказался очень милым и симпатичным, и поэтому тотчас же был доставлен в бабушкин парк.
        Вся округа посылала Хемулю разные редкие вещицы, а также и самые обыкновенные кастрюли, занавески, карамельки, печенье и все, что попадалось под руку. Каждое утро Хемулю отправляли подарки, у окрестных жителей это стало какой-то манией. И Хемуль все принимал, только бы подарок не производил шума.
        Но никому, кроме детей, не разрешалось к нему заходить.
        А парк с каждым днем приобретал все более фантастический вид. И в самом центре находился домик, построенный Хемулем из обломков карусели. Разноцветный и весь перекошенный, домик этот больше всего походил на огромный кулек из-под карамели, который кто-то смял и бросил в траву.
        Внутри домика рос розовый куст с множеством красных бутонов.
        И вот в один чудесный теплый вечер все было готово. Все было уже окончательно готово, так что Хемулю даже немножко взгрустнулось.
        Они зажгли фонари и теперь стояли и любовались делом своих рук.
        На огромных темных деревьях сверкали осколки зеркал, серебряные и золотые украшения, и все было в полном порядке - запруды, лодки, горки, киоск с прохладительными напитками, качели и многое другое.
        - Приступайте, - сказал Хемуль. - Но не забывайте, что это вам не парк с аттракционами, это парк тишины.
        Малыши, не издав ни звука, исчезли в этом чудесном мире, в создании которого была доля и их труда. Только Хомса, оглянувшись, спросил:
        - А ты не огорчился, что не можешь пробивать билеты?
        - Нет, - сказал Хемуль. - Я ведь все равно бы щелкал щипцами только для вида.
        Он зашел в свой карусельный домик и зажег луну из павильона чудес. Потом улегся в Филифьонкин гамак и стал смотреть на звезды через дырку в крыше. Снаружи не доносилось ни звука. Он слышал лишь журчание ручьев и шум ночного ветра.
        Внезапно Хемуля охватила тревога. Он приподнялся и прислушался. Тишина.
        "А вдруг им стало скучно, - озабоченно подумал он. - Может быть, они не могут веселиться, если не орут во все горло?.. Может, они ушли домой?"
        Он вскочил на комод, подаренный Гафсой, и через дыру в крыше высунул голову наружу. Нет, они не ушли. Весь парк был полон шорохов, таинственных и чарующих звуков. Он слышал плеск воды, хихиканье, легкие удары о землю... И повсюду приглушенный топоток резвых маленьких ножек. Им было весело!
        "Завтра, - подумал Хемуль, - завтра я им скажу, что они могут смеяться и, может быть, даже тихонько напевать, если уж это так необходимо. Но не более того. Ни в коем случае не более того".
        Он слез с комода и снова улегся в гамак. И почти сразу же уснул, уже больше ни о чем не тревожась.
        За запертыми решетчатыми воротами стоял дядюшка Хемуля и пытался заглянуть в парк. "Что-то не похоже, чтобы им там было очень весело, - думал он. - Что ж, каждый веселится по-своему. А мой бедный родственник - он ведь всегда был немного странным".
        Шарманку же дядюшка забрал домой, потому что он очень любил музыку.
        Перевод В.А.Смирнова
        ТУВЕ ЯНССОН
        ХИТРЫЙ ПЕТРЕ И НАСРЕДИН-ХОДЖА
        С малых лет распростился Петре с родною Градешницей в Маркове и пошел в батраки к Насреддину-ходже. Очень умным считали все люди ходжу - ведь недаром учил он ребят в своей школе. Однако ж маленький Петре был умнее его самого. А ходжу это злило.
        Как-то раз на уроке сказал ходжа ученикам:
        - Ну-ка, живо, ребята! Отправляйтесь домой, по яйцу возьмите - и быстрее сюда!
        Побежали ребята, по яйцу притащили. Говорит им ходжа:
        - А сейчас - вы снеситесь. Кричите погромче: "Куд-куда! Куд-куда!" А потом вы подниметесь с места - и под каждым из вас я найду по яичку. Понятно?
        Так и сделали. Только у бедного Петре дома ничего не нашлось. Ну, а чтобы ходжа не спросил: "Почему ты не снес мне яичко?" - он, когда все закудахтали, с места вскочил, руки раскинул, замахал будто крыльями и закричал во весь голос: "Кукареку!"
        А ходжа ему:
        - Где же яйцо?
        Улыбнулся хитрец и отвечает ходже:
        - Помилуй, да разве я - курица? Я же - петух! Разве курицы могут прожить без горластого супруга?
        Так вот Петре еще малым ребенком оказался хитрей Насреддина-ходжи.
        Было так - и сейчас так осталось.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ХИТРЫЙ ПЕТУХ
        Растопырил крылья хитрый петух, вскочил на плетень и ну кукарекать во все горло. Из ближней рощицы выбежала кума лиса.
        — Добрый день! — кричит. — Услыхала я, как ты кукарекаешь, вот и прибежала. Ну и хорошо же ты поешь! Вот не знаю только, умеешь ли ты петь, как пел твой батька.
        — А как мой батька пел?
        — Вскочит, бывало, на плетень, да и стоит на одной ноге, а другую подожмет. Закроет один глаз и кукарекает. Вот был певец так певец!
        — И я так умею!
        Поджал петух ногу, закрыл один глаз и кукарекает.
        — А можешь ты, стоя на одной ноге, закрыть оба глаза и все-таки петь? — спрашивает лиса.
        — Могу! — крикнул петух.
        Но не успел он закрыть оба глаза, как лиса подскочила и — хвать петуха! Унесла его лиса в лес, придавила лапами и уже приготовилась кушать.
        — Эх, — вздохнул петух, — было время, матушка твоя не так делала.
        — А как она делала? — спрашивает лиса.
        — У матушки твоей был такой обычай: бывало, поймает петуха да перед тем, как его скушать, прочтет молитву. Набожная была лисица, богомольная.
        Подумала, подумала лиса и решила: надо, мол, и мне помолиться. Сложила передние лапы, закрыла глаза, стала молитву шептать. А петух того и ждал. Как только лиса отдернула лапы, он взлетел — да скок на ближнее дерево!
        — Чтоб тебя громом убило! — взвизгнула лиса. — Меня, лису, перехитрил!
        И, голодная, поплелась восвояси.
        БОЛГАРСКАЯ СКАЗКА
        ХЛЕБ И ДРАГОЦЕННОСТИ
        Один монаpх pешил однажды отдать часть своего богатства в виде милостыни. В то же вpемя емy очень хотелось знать, что слyчится с его даpами. Итак, он пpизвал к себе одного пекаpя, котоpомy довеpял, велел емy испечь две бyханки хлеба, пpичем в однy нyжно было запечь некотоpое количество дpагоценных камней, а дpyгyю испечь только из воды и мyки.
        Затем пекаpь должен был выбpать из своих покyпателей двyх человек - самого добpодетельного и самого гpешного и отдать им эти бyханки.
        Hа следyющее yтpо в пекаpню зашли двое. Один из них, облаченный в деpвишский халат, казался обpазцом добpодетели, хотя на самом деле был обыкновенным ханжой. Дpyгой, без единого слова положивший на пpилавок свои деньги, внешностью походил на одного человека, котоpого пекаpь издавна не любил.
        Хлеб с дpагоценностями пекаpь отдал деpвишy, а обыкновеннyю бyханкy - дpyгомy посетителю.
        Взяв свою бyханкy, лжедеpвиш почyвствовал, что она тяжелее обычной. Он взвесил ее на ладони, потом слегка помял и, нащyпав дpагоценные камни, pешил, что это комочки плохо pазмешанной мyки. Тогда он взглянyл на пекаpя, но yвидев его сypовое лицо, понял, что с ним лyчше не связываться, и обpатился к дpyгомy покyпателю: "Давай обменяемся бyханками, мне кажется, ты голоден, а моя бyханка больше твоей".
        Этот человек, со смиpением пpинимавший все, что емy посылала сyдьба, охотно отдал свой хлеб и взял хлеб деpвиша.
        Коpоль наблюдал за ними из внyтpеннего помещения и был весьма изyмлен всем этим, но так и не понял, кто же из них двоих добpодетельнее.
        Покyпатели, обменявшись бyханками, yшли, и коpоль pешил, что высшей воле было yгодно yбеpечь деpвиша от миpского богатства. Он не знал, как еще истолковать то, что пpоизошло.
        А истинно добpодетельный человек, котоpый обменялся бyханками, нашел сокpовища и yпотpебил их на добpое дело.
        - Я сделал то, что мне было велено, - сказал пекаpь.
        - Сyдьба не в нашей власти, - отвечал цаpь.
        - Как yмно я постyпил! - pадовался лжедеpвиш.
        Эта истоpия pассказывается в Геpате, в восточном Афганистане, где pасположена гpобница великого сyфийского yчителя Хаджи Абдаллаха аль Ансаpи, yмеpшего в 1089 годy.
        Пеpвый ypовень ее смысла таков: человекy может быть пpедложено нечто ценное для его бyдyщего, но он может не воспользоваться этой возможностью.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ХЛЕБ И ЗОЛОТО
        Аббас был бедный феллах. (Феллах - крестьянин , земледелец). Целыми днями трудился он, чтобы добыть пропитание себе и своей семье, а в свободные часы все думал о том, как бы найти клад, который избавил бы его от нужды.
        Однажды в очень жаркий день Аббас, как обычно, работал в поле. Почувствовав сильную усталость, он сел под дерево и принялся мечтать: “Если бы Аллах дал мне волшебную силу, чтобы я мог превращать все, чего ни коснусь рукой, в золото, - тогда я избавился бы от тяжкого труда и зажил в полном довольстве”.
        И вдруг он услышал голос:
        - О Аббас! Сейчас ты получишь то, чего тебе так хочется! Положи свою руку на какой-нибудь предмет - и он тотчас превратится в чистое золото.
        Аббас не поверил своим ушам. Но все же потянулся к земле и взял маленький камешек. Едва он коснулся его - камешек тут же превратился в чистое золото. Потом Аббас дотронулся до другого камня - и тот тоже стал золотым.
        Аббас очень обрадовался и подумал: “Сейчас я отправлюсь в город и превращу пыль и камни в золото... Потом куплю много земли, построю на берегу реки дворец и окружу его огромным садом... Я куплю прекрасных коней и облачусь в роскошные одежды...”
        Тут он хотел подняться, но, почувствовав сильную усталость, голод и жажду, понял, что не сможет идти.
        “Съем-ка я то, что принес с собою утром из дому”,- решил он и протянул руку к завтраку, который лежал в маленьком мешочке возле дерева. Аббас взял лепешку, но, положив ее в рот, почувствовал металл. И хлеб превратился в золото!
        В мешочке оставалась еще луковица. Аббас поспешно схватил ее. Каково же было его смятение, когда и луковица стала золотым слитком, который он не мог съесть!
        Аббас страшно перепугался. Как он будет теперь пить и есть? Как будет жить в этом мире золотых слитков? Ведь так он очень скоро умрет от голода и жажды, даже не попользовавшись золотом, которое без труда дается ему в руки.
        Так думал Аббас, представляя, как умрет в муках от голода и жажды, раз все, чего бы он ни коснулся, превращается в золото.
        Но тут он открыл глаза, увидел себя примостившимся в тени дерева и понял, что грезил. Глубокий вздох облегчения вырвался из его груди; словно гора свалилась у него с плеч.
        - Слава Аллаху, что все это было лишь сном! - проговорил он.
        АРАБСКАЯ СКАЗКА
        ХОЗЯИН ВОДЫ
        В реке жил страшный и сильный Хозяин воды, часто наверх выплывал, хватал всех с берега и уносил к себе в глубокий омут. Люди боялись Хозяина воды, подарки ему бросали.
        Один смелый рыбак стал спускать в реку большую сеть. Хозяин воды услышал и голову на поверхность высунул:
        - Ты что делаешь мужик?
        - Да вот хочу всю рыбу сетью вычерпать…
        Хозяину воды жаль потерять свою рыбу, и он крикнул:
        - Я не отдам тебе рыбу…
        Рыбак усмехнулся :
        - А я тебя самого на берег сетью выволоку.
        - Посмотрим кто победит. Давай бороться.
        Стали бороться. Рыбак подставил ножку и повалил Хозяина воды на лопатки, А тот не сдается:
        - Полагается до трех раз. Завтра опять будем бороться.
        Рыбак смеется:
        - Ладно, ладно, пришлю своего младшего брата…
        А младшим братом рыбака был дедушка медведь.
        Вечером братья обо всем поговорили, а утром дедушка медведь пришел на берег реки и стал там сладкую травку жевать. Хозяин воды увидел, хотел напугать младшего брата рыбака, выскочил на берег и крикнул:
        - Хуг, хаг…
        Дедушка медведь не испугался, встал на задние лапы и схватился бороться. Долго они друг у друга силы выматывали, ногами притоптывали - и на месте камня болото сделалось.
        К вечеру дедушка медведь поборол своего противника.
        Ночью Хозяин воды в глубоком омуте отдохнул, а утром снова к рыбаку выплыл:
        - Давай, кто дальше забросит, что в руках есть.
        - Давай,- согласился рыбак.
        Хозяин воды схватил свой водяной кнут, размахнулся и забросил на облака. А сам похваляется:
        - Видал? Сейчас дерну - дождь польется.
        И правда: гром загремел, молния засияла, кнут хозяина воды вместе с дождем назад в реку упал.
        А рыбак смотрит и усмехается:
        - Я подальше твоего заброшу…
        Схватил он большой куст, вырвал и с размаху бросил себе за плечи.
        А Хозяин воды глядел на небо и ничего не увидел.
        Рыбак говорит:
        - Подожди увидишь.
        Вечер наступил, из-за гор луна появилась. Рыбак обрадовался:
        - Вон-вон, мой куст упал на луну!
        Хозяин воды смотрит: правда - на луне темное пятно.
        Делать нечего рыбак три раза победил, как по уговору было.
        Хозяин воды сказал:
        - Вы, люди, сильнее, всех на свете. С вами бороться нельзя. Ловите мою рыбу, только меня не трогайте.
        Тут он нырнул в самый глубокий омут. Там заполз под тяжелый камень и больше на свет не вылезает. Людям он не показывается и худое делать боится.
        А человек стал и на земле и на воде хозяином!
        ТОФАЛАРСКАЯ СКАЗКА
        ХОЗЯИН И ГОСТИ
        Учитель подобен хозяину дома. Те, кто пытаются изучать Путь - его гости. Эти люди никогда прежде не бывали в домах и плохо представляют себе, что это такое. Но, как бы то ни было, дом есть дом. Когда гости входят в дом и видят место, предназначенное для сидения, они спрашивают, что это такое. Им отвечают: "Это место, где сидят". Гости усаживаются на стулья, не вполне, однако, понимая назначение стульев. Хозяин развлекает гостей, а они продолжают задавать вопросы, подчас неуместные; но хозяин, как гостеприимный человек, не ставит им это в упрек. Например, гости хотят знать, где и когда они будут есть. Они никак не могут взять в толк, что никто не будет обделен вниманием, что кроме хозяина в доме есть и другие люди, которые в этот момент готовят еду, что есть другая комната, где их рассадят и подадут им угощение.
        Не видя ни еды, ни того, как ее готовят, гости смущаются; возможно, даже, они испытывают сомнения, да и вообще они чувствуют себя неловко. Добрый хозяин, понимающий состояние своих гостей, должен бы успокоить их, чтобы ничто не помешало им в назначенный час насладиться трапезой. Среди гостей есть люди более сообразительные, которые скорее своих товарищей уловят связь вещей в доме. Они могут дать этим последним надлежащие объяснения. Между тем хозяин отвечает на вопросы гостей, в соответствии со способностями каждого воспринимать дом как функциональное единство.
        Одного факта наличия дома еще недостаточно: дом должен быть приготавливаем к приему гостей, и присутствие хозяина в нем необходимо. Кто-то должен добросовестно выполнять роль хозяина для того, чтобы гостящие в доме чувствовали себя непринужденно - ведь хозяин несет за них ответственность. Сначала многие не понимают, что они гости - или, скорее, им неизвестно само понятие "гость" - то есть, им неясно, что от них в этой роли требуется и что это им может дать.
        Опытный гость, который уже кое-что знает о домах и гостеприимстве, в конце концов раскрепощается и благодаря этому лучше начинает понимать, что такое дом и каковы многие стороны жизни в нем. Пока же гость только пытается постичь сущность дома и запомнить правила этикета, его внимание слишком поглощено этими факторами, чтобы он мог замечать, скажем, красоту, ценность или назначение мебели.
        Эта высокопочитаемая притча, взятая из "поучений" жившего в XIV столетии Низам ад-дина Авлийа, как предполагается, полезна на различных уровнях. Притча говорит, в частности, о том, что человеку необходимо упорядочить различные функции ума для того, чтобы развить в себе особое высшее восприятие.
        Она к тому же имеет целью указать в форме, легко доступной уму, на необходимость суфийской группы и взаимосвязь между ее членами, а также показать, как каждый член группы может дополнить другого. Большое внимание дервиши уделяют тому факту, что для индивидуума важно вначале урегулировать некоторые проблемы, прежде чем он сможет извлечь пользу из усилий группы.
        Притча относится к суфийским произведениям, на которые наложен определенный запрет. Ее нельзя изучать самостоятельно, и где бы она ни была записана, ученик, прочитав ее, должен сразу же читать следующий на ней рассказ.
        Притча не появляется ни в одном классическом произведении, но ее можно обнаружить в рукописных сборниках, которые дервиши носят с собой, и время от времени она входит как составной элемент в планомерный курс обучения. Настоящий вариант взят из манускрипта, в котором утверждается, что притча принадлежит мастеру Амир Сейнду Кулал аль-Бухари, умершему в 1371 году.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ХОЛОДНОЕ СЕРДЦЕ
        Всякий, кому случалось побывать в Шварцвальде (по-русски это слово значит "Чернолесье"), скажет вам, что никогда в другом месте не увидишь таких высоких и могучих елей, нигде больше не встретишь таких рослых и сильных людей. Кажется, будто самый воздух, пропитанный солнцем и смолой, сделал обитателей Шварцвальда непохожими на их соседей, жителей окрестных равнин. Даже одежда у них не такая, как у других. Особенно затейливо наряжаются обитатели гористой стороны Шварцвальда. Мужчины там носят черные камзолы, широкие, в мелкую складку шаровары, красные чулки и островерхие шляпы с большими полями. И надо признаться, что наряд этот придает им весьма внушительный и почтенный вид.
        Все жители здесь отличные мастера стекольного дела. Этим ремеслом занимались их отцы, деды и прадеды, и слава о шварцвальдских стеклодувах издавна идет по всему свету.
        В другой стороне леса, ближе к реке, живут те же шварцвальдцы, но ремеслом они занимаются другим, и обычаи у них тоже другие. Все они, так же как их отцы, деды и прадеды, — лесорубы и плотогоны. На длинных плотах сплавляют они лес вниз по Неккару в Рейн, а по Рейну — до самого моря.
        Они останавливаются в каждом прибрежном городе и ждут покупателей, а самые толстые и длинные бревна гонят в Голландию, и голландцы строят из этого леса свои корабли.
        Плотогоны привыкли к суровой, бродячей жизни. Поэтому и одежда у них совсем не похожа на одежду мастеров стекольного дела. Они носят куртки из темного холста и черные кожаные штаны на зеленых, шириною в ладонь, помочах. Из глубоких карманов их штанов всегда торчит медная линейка — знак их ремесла. Но больше всего они гордятся своими сапогами. Да и есть чем гордиться! Никто на свете не носит таких сапог. Их можно натянуть выше колен и ходить в них по воде, как посуху.
        Еще недавно жители Шварцвальда верили в лесных духов. Теперь-то, конечно, все знают, что никаких духов нет, но от дедов к внукам перешло множество преданий о Таинственных лесных жителях.
        Рассказывают, что эти лесные духи носили платье точь-в-точь такое, как и люди, среди которых они жили.
        Стеклянный Человечек — добрый друг людей — всегда являлся в широкополой островерхой шляпе, в черном камзоле и шароварах, а на ногах у него были красные чулочки и черные башмачки. Ростом он был с годовалого ребенка, но это нисколько не мешало его могуществу.
        А Михель-Великан носил одежду сплавщиков, и те, кому случалось его видеть, уверяли, будто на сапоги его должно было пойти добрых полсотни телячьих кож и что взрослый человек мог бы спрятаться в этих сапожищах с головой. И все они клялись, что нисколько не преувеличивают.
        С этими-то лесными духами пришлось как-то раз познакомиться одному шварцвальдскому парню.
        О том, как это случилось и что произошло, вы сейчас узнаете.
        Много лет тому назад жила в Шварцвальде бедная вдова, по имени и прозвищу Барбара Мунк.
        Муж ее был угольщиком, а когда он умер, за это же ремесло пришлось взяться ее шестнадцатилетнему сыну Петеру. До сих пор он только смотрел, как его отец тушит уголь, а теперь ему самому довелось просиживать дни и ночи возле дымящейся угольной ямы, а потом колесить с тележкой по дорогам и улицам, предлагая у всех ворот свой черный товар и пугая ребятишек лицом и одёжой, потемневшими от угольной пыли.
        — Ремесло угольщика тем хорошо (или тем плохо), что оставляет много времени для размышлений.
        И Петер Мунк, сидя в одиночестве у своего костра, так же как и многие другие угольщики, думал обо всем на свете. Лесная тишина, шелест ветра в верхушках деревьев, одинокий крик птицы — все наводило его на мысли о людях, которых он встречал, странствуя со своей тележкой, о себе самом и о своей печальной судьбе.
        "Что за жалкая участь быть черным, грязным угольщиком! — думал Петер. — То ли дело ремесло стекольщика, часовщика или башмачника! Даже музыкантов, которых нанимают играть на воскресных вечеринках, и тех почитают больше, чем нас!" Вот, случись, выйдет Петер Мунк в праздничный день на на улицу — чисто умытый, в парадном отцовском кафтане с серебряными пуговицами, в новых красных чулках и в башмаках с пряжками... Всякий, увидев его издали, скажет: "Что за парень — молодец! Кто бы это был?" А подойдет ближе, только рукой махнет: "Ах, да ведь это всего-навсего Петер Мунк, угольщик!.." И пройдет мимо.
        Но больше всего Петер Мунк завидовал плотогонам. Когда эти лесные великаны приходили к ним на праздник, навесив на себя с полпуда серебряных побрякушек — всяких там цепочек, пуговиц да пряжек, — и, широко расставив ноги, глядели на танцы, затягиваясь из аршинных кельнских трубок, Петеру казалось, что нет на свете людей счастливее и почтеннее. Когда же эти счастливцы запускали в карман руку и целыми пригоршнями вытаскивали серебряные монеты, у Петера спирало дыхание, мутилось в голове, и он, печальный, возвращался в свою хижину. Он не мог видеть, как эти "дровяные господа" проигрывали за один вечер больше, чем он сам зарабатывал за целый год.
        Но особенное восхищение и зависть вызывали в нем три плотогона: Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый.
        Иезекиил Толстый считался первым богачом в округе.
        Везло ему необыкновенно. Он всегда продавал лес втридорога, денежки сами так и текли в его карманы.
        Шлюркер Тощий был самым смелым человеком из всех, кого знал Петер. Никто не решался с ним спорить, а он не боялся спорить ни с кем. В харчевне он и ел-пил за троих, и место занимал на троих, но никто не смел сказать ему ни слова, когда он, растопырив локти, усаживался за стол или вытягивал вдоль скамьи свои длинные ноги, — уж очень много было у него денег.
        Вильм Красивый был молодой, статный парень, лучший танцор среди плотогонов и стекольщиков. Еще совсем недавно он был таким же бедняком, как Петер, и служил в работниках у лесоторговцев. И вдруг ни с того ни с сего разбогател! Одни говорили, что он нашел в лесу под старой елью горшок серебра. Другие уверяли, что где-то на Рейне он подцепил багром мешок с золотом.
        Так или иначе, он вдруг сделался богачом, и плотогоны стали почитать его, точно он был не простой плотогон, а принц.
        Все трое — Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый — были совсем не похожи друг на друга, но все трое одинаково любили деньги и были одинаково бессердечны к людям, у которых денег не было. И однако же, хоть за жадность их недолюбливали, за богатство им все прощали. Да и как не простить! Кто, кроме них, мог разбрасывать направо и налево звонкие талеры, словно деньги достаются им даром, как еловые шишки?!
        "И откуда только они берут столько денег, — думал Петер, возвращаясь как-то с праздничной пирушки, где он не пил, не ел, а только смотрел, как ели и пили другие. — Ах, кабы мне хоть десятую долю того, что пропил и проиграл нынче Иезекиил Толстый!"
        Петер перебирал в уме все известные ему способы разбогатеть, но не мог придумать ни одного мало-мальски верного.
        Наконец он вспомнил рассказы о людях, которые будто бы получили целые горы золота от Михеля-Великана или от Стеклянного Человечка.
        Еще когда был жив отец, у них в доме часто собирались бедняки соседи помечтать о богатстве, и не раз они поминали в разговоре маленького покровителя стеклодувов.
        Петер даже припомнил стишки, которые нужно было сказать в чаще леса, у самой большой ели, для того чтобы вызвать Стеклянного Человечка:
        — Под косматой елью,
        В темном подземелье,
        Где рождается родник, —
        Меж корней живет старик.
        Он неслыханно богат,
        Он хранит заветный клад...
        Были в этих стишках еще две строчки, но, как Петер ни ломал голову, он ни за что не мог их припомнить.
        Ему часто хотелось спросить у кого-нибудь из стариков, не помнят ли они конец этого заклинания, но не то стыд, не то боязнь выдать свои тайные мысли удерживали его.
        — Да они, наверно, и не знают этих слов, — утешал он себя. — А если бы знали, то почему бы им самим не пойти в лес и не вызвать Стеклянного Человечка!..
        В конце концов он решил завести об этом разговор со своей матерью — может, она припомнит что-нибудь.
        Но если Петер забыл две последние строчки, то матушка его помнила только две первые.
        Зато он узнал от нее, что Стеклянный Человечек показывается только тем, кому посчастливилось родиться в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни.
        — Если бы ты знал это заклинание от слова до слова, он непременно бы явился тебе, — сказала мать, вздыхая. — Ты ведь родился как раз в воскресенье, в самый полдень.
        Услышав это, Петер совсем потерял голову.
        "Будь что будет, — решил он, — а я должен попытать свое счастье".
        И вот, распродав весь заготовленный для покупателей уголь, он надел отцовский праздничный камзол, новые красные чулки, новую воскресную шляпу, взял в руки палку и сказал матери:
        — Мне нужно сходить в город. Говорят, скоро будет набор в солдаты, так вот, я думаю, следовало бы напомнить начальнику, что вы вдова и что я ваш единственный сын.
        Мать похвалила его за благоразумие и пожелала счастливого пути. И Петер бодро зашагал по дороге, но только не в город, а прямо в лес. Он шел все выше и выше по склону горы, поросшей ельником, и наконец добрался до самой вершины.
        Место было глухое, безлюдное. Нигде никакого жилья — ни избушки дровосеков, ни охотничьего шалаша.
        Редко какой человек заглядывал сюда. Среди окрестных жителей поговаривали, что в этих местах нечисто, и всякий старался обойти Еловую гору стороной.
        Здесь росли самые высокие, самые крепкие ели, но давно уже не раздавался в этой глуши стук топора. Да и не мудрено! Стоило какому-нибудь дровосеку заглянуть сюда, как с ним непременно случалась беда: либо топор соскакивал с топорища и вонзался в ногу, либо подрубленное дерево падало так быстро, что человек не успевал отскочить и его зашибало насмерть, а плот, в который попадало хоть одно такое дерево, непременно шел ко дну вместе с плотогоном. Наконец люди совсем перестали тревожить этот лес, и он разросся так буйно и густо, что даже в полдень здесь было темно как ночью.
        Страшно стало Петеру, когда он вошел в чащу. Кругом было тихо — нигде ни звука. Он слышал только шорох собственных шагов. Казалось, даже птицы не залетают в этот густой лесной сумрак.
        Около огромной ели, за которую голландские корабельщики не задумываясь дали бы не одну сотню гульденов, Петер остановился.
        "Наверно, это самая большая ель на всем свете! — подумал он. — Стало быть, тут и живет Стеклянный Человечек".
        Петер снял с головы свою праздничную шляпу, отвесил перед деревом глубокий поклон, откашлялся и робким голосом произнес:
        — Добрый вечер, господин стекольный мастер! Но никто не ответил ему.
        "Может быть, все-таки лучше сначала сказать стишки", — подумал Петер и, запинаясь на каждом слове, пробормотал:
        — Под косматой елью,
        В темном подземелье,
        Где рождается родник, —
        Меж корней живет старик.
        Он неслыханно богат,
        Он хранит заветный клад...
        И тут — Петер едва мог поверить своим глазам! — из-за толстого ствола кто-то выглянул. Петер успел заметить островерхую шляпу, темный кафтанчик, ярко-красные чулочки... Чьи-то быстрые, зоркие глаза на мгновение встретились с глазами Петера.
        Стеклянный Человечек! Это он! Это, конечно, он! Но под елкой уже никого не было. Петер чуть не заплакал от огорчения.
        — Господин стекольный мастер! — закричал он. — Где же вы? Господин стекольный мастер! Если вы думаете, что я вас не видел, вы ошибаетесь. Я отлично видел, как вы выглянули из-за дерева.
        И опять никто ему не ответил. Но Петеру показалось, что за елкою кто-то тихонько засмеялся.
        — Погоди же! — крикнул Петер. — Я тебя поймаю! — И он одним прыжком очутился за деревом. Но Стеклянного Человечка там не было. Только маленькая пушистая белочка молнией взлетела вверх по стволу.
        "Ах, если бы я знал стишки до конца, — с грустью подумал Петер, — Стеклянный Человечек, наверно, вышел бы ко мне. Недаром же я родился в воскресенье!.."
        Наморщив лоб, нахмурив брови, он изо всех сил старался вспомнить забытые слова или даже придумать их, но у него ничего не выходило.
        А в то время как он бормотал себе под нос слова заклинанья, белочка появилась на нижних ветвях елки, прямо у него над головой. Она охорашивалась, распушив свой рыжий хвост, и лукаво поглядывала на него, не то посмеиваясь над ним, не то желая его подзадорить.
        И вдруг Петер увидел, что голова у белки вовсе не звериная, а человечья, только очень маленькая — не больше беличьей. А на голове — широкополая, островерхая шляпа. Петер так и замер от изумления. А белка уже снова была самой обыкновенной белкой, и только на задних лапках у нее были красные чулочки и черные башмачки.
        Тут уж Петер не выдержал и со всех ног бросился бежать.
        0н бежал не останавливаясь и только тогда перевел дух, когда услышал лай собак и завидел вдалеке дымок, поднимающийся над крышей какой-то хижины. Подойдя поближе, он понял, что со страху сбился с дороги и бежал не к дому, а прямо в противоположную сторону. Здесь жили дровосеки и плотогоны.
        Хозяева хижины встретили Петера приветливо и, не спрашивая, как его зовут и откуда он, предложили ему ночлег, зажарили к ужину большого глухаря — это любимое кушанье местных жителей — и поднесли ему кружку яблочного вина.
        После ужина хозяйка с дочерьми взяли прялки и подсели поближе к лучине. Ребятишки следили, чтоб она не погасла, и поливали ее душистой еловой смолой. Старик хозяин и старший его сын, покуривая свои длинные трубки, беседовали с гостем, а младшие сыновья принялись вырезывать из дерева ложки и вилки.
        K вечеру в лесу разыгралась буря. Она выла за окнами, сгибая чуть не до земли столетние ели. То и дело слышались громовые удары и страшный треск, словно где-то невдалеке ломались и падали деревья.
        — Да, никому бы я не посоветовал выходить в такую пору из дому, — сказал старый хозяин, вставая с места и покрепче закрывая дверь. — Кто выйдет, тому уж не вернуться. Нынче ночью Михель-Великан рубит лес для своего плота.
        Петер сразу насторожился.
        — А кто такой этот Михель? — спросил он у старика.
        — Он хозяин этого леса, — сказал старик. — Вы, должно быть, нездешний, если ничего не слышали о нем. Ну хорошо, я расскажу вам, что знаю сам и что дошло до нас от наших отцов и дедов.
        Старик уселся поудобнее, затянулся из своей трубки и начал:
        — Лет сто назад — так, по крайней мере, рассказывал мой дед — не было на всей земле народа честнее шварцвальдцев.
        Теперь-то, когда на свете завелось столько денег, люди потеряли стыд и совесть. Про молодежь и говорить нечего, — у той только и дела, что плясать, ругаться да сорить деньгами. А прежде было не то. И виной всему — я это раньше говорил и теперь повторю, хотя бы он сам заглянул вот в это окошко, — виной всему Михель-Великан. От него все беды и пошли.
        Так вот, значит, лет сто тому назад жил в этих местах богатый лесоторговец. Торговал он с далекими рейнскими городами, и дела у него шли как нельзя лучше, потому что он был человек честный и трудолюбивый.
        И вот однажды приходит к нему наниматься какой-то парень. Никто его не знает, но видно, что здешний, — одет как шварцвальдец. А ростом чуть не на две головы выше всех. Наши парни и сами народ не мелкий, а этот настоящий великан.
        Лесоторговец сразу сообразил, как выгодно держать такого дюжего работника. Он назначил ему хорошее жалованье, и Михель (так звали этого парня) остался у него.
        Что и говорить, лесоторговец не прогадал.
        Когда надо было рубить лес, Михель работал за троих. А когда пришлось перетаскивать бревна, за один конец бревна лесорубы брались вшестером, а другой конец поднимал Михель.
        Послужив так с полгода, Михель явился к своему хозяину.
        "Довольно, — говорит, — нарубил я деревьев. Теперь охота мне поглядеть, куда они идут. Отпусти-ка меня, хозяин, разок с плотами вниз по реке".
        "Пусть будет по-твоему, — сказал хозяин. — Хоть на плотах нужна не столько сила, сколько ловкость, и в лесу ты бы мне больше пригодился, но я не хочу мешать тебе поглядеть на белый свет. Собирайся!"
        Плот, на котором должен был отправиться Михель, был составлен из восьми звеньев отборного строевого леса. Когда плот был уже связан, Михель принес еще восемь бревен, да таких больших и толстых, каких никто никогда не видывал. И каждое бревно он нес на плече так легко, будто это было не бревно, а простой багор.
        "Вот на них я и поплыву, — сказал Михель. — А ваши щепочки меня не выдержат".
        И он стал вязать из своих огромных бревен новое звено.
        Плот вышел такой ширины, что едва поместился между двумя берегами.
        Все так и ахнули, увидев этакую махину, а хозяин Михеля потирал руки и уже прикидывал в уме, сколько денег можно будет выручить на этот раз от продажи леса.
        На радостях он, говорят, хотел подарить Михелю пару самых лучших сапог, какие носят плотогоны, но Михель даже не поглядел на них и принес откуда-то из лесу свои собственные сапоги. Мой дедушка уверял, что каждый сапог был пуда в два весом и футов в пять высотой.
        И вот все было готово. Плот двинулся.
        До этой поры Михель, что ни день, удивлял лесорубов, теперь пришла очередь удивляться плотогонам.
        Они-то думали, что их тяжелый плот будет еле-еле тянуться по течению. Ничуть не бывало — плот несся по реке, как парусная лодка.
        Всем известно, что труднее всего приходится плотогонам на поворотах: плот надо удержать на середине реки, чтобы он не сел на мель. Но на этот раз никто и не замечал поворотов. Михель, чуть что, соскакивал в воду и одним толчком направлял плот то вправо, то влево, ловко огибая мели и подводные камни.
        Если же впереди не было никаких излучин, он перебегал на переднее звено, с размаху втыкал свой огромный багор в дно, отталкивался — и плот летел с такой быстротой, что казалось, прибрежные холмы, деревья и села так и проносятся мимо.
        Плотогоны и оглянуться не успели, как пришли в Кёльн, где обычно продавали свой лес. Но тут Михель сказал им:
        "Ну и сметливые же вы купцы, как погляжу я на вас! Что ж вы думаете — здешним жителям самим нужно столько леса, сколько мы сплавляем из нашего Шварцвальда? Как бы не так! Они его скупают у вас за полцены, а потом перепродают втридорога голландцам. Давайте-ка мелкие бревна пустим в продажу здесь, а большие погоним дальше, в Голландию, да сами и сбудем тамошним корабельщикам. Что следует хозяину по здешним ценам, он получит сполна. А что мы выручим сверх тогo — то будет наше".
        Долго уговаривать сплавщиков ему не пришлось. Все было сделано точь-в-точь по его слову.
        Плотогоны погнали хозяйский товар в Роттердам и там продали его вчетверо дороже, чем им давали в Кёльне!
        Четверть выручки Михель отложил для хозяина, а три четверти разделил между сплавщиками. А тем во всю жизнь не случалось видеть столько денег. Головы у парней закружились, и пошло у них такое веселье, пьянство, картежная игра! С ночи до утра и с утра до ночи... Словом, до тех пор не возвратились они домой, пока не пропили и не проиграли все до последней монетки.
        С той поры голландские харчевни и кабаки стали казаться нашим парням сущим раем, а Михель-Великан (его стали после этого путешествия называть Михель-Голландец) сделался настоящим королем плотогонов.
        Он не раз еще водил наших плотогонов туда же, в Голландию, и мало-помалу пьянство, игра, крепкие словечки — словом, всякая гадость перекочевала в эти края.
        Хозяева долго ничего не знали о проделках плотогонов. А когда вся эта история вышла наконец наружу и стали допытываться, кто же тут главный зачинщик, — Михель-Голландец исчез. Искали его, искали — нет! Пропал — как в воду канул...
        — Помер, может быть? — спросил Петер.
        — Нет, знающие люди говорят, что он и до сих пор хозяйничает в нашем лесу. Говорят еще, что, если его как следует попросить, он всякому поможет разбогатеть. И помог уже кое-кому... Да только идет молва, что деньги он дает не даром, а требует за них кое-что подороже всяких денег... Ну и больше я об этом ничего не скажу. Кто знает, что в этих россказнях правда, что басня? Одно только, пожалуй, верно: в такие ночи, как нынешняя, Михель-Голландец рубит и ломает старые ели там, на вершине горы, где никто не смеет рубить. Мой отец однажды сам видел, как он, словно тростинку, сломал ель в четыре обхвата. В чьи плоты потом идут эти ели, я не знаю. Но знаю, что на месте голландцев я бы платил за них не золотом, а картечью, потому что каждый корабль, в который попадает такое бревно, непременно идет ко дну. А все дело здесь, видите ли, в том, что стоит Михелю сломать на горе новую ель, как старое бревно, вытесанное из такой же горной ели, трескается или выскакивает из пазов, и корабль дает течь. Потому-то мы с вами так часто и слышим о кораблекрушениях. Поверьте моему слову: если бы не Михель, люди
странствовали бы по воде, как посуху.
        Старик замолчал и принялся выколачивать свою трубку.
        — Да... — сказал он опять, вставая с места. — Вот что рассказывали наши деды о Михеле-Голландце... И как там ни поверни, а все беды у нас пошли от него. Богатство он дать, конечно, может, но не желал бы я оказаться в шкуре такого богача, будь это хоть сам Иезекиил Толстый, или Шлюркер Тощий, или Вильм Красивый.
        Пока старик рассказывал, буря улеглась. Хозяева дали Петеру мешок с листьями вместо подушки, пожелали ему спокойной ночи, и все улеглись спать. Петер устроился на лавке под окном и скоро уснул.
        Никогда еще угольщику Петеру Мунку не снились такие страшные сны, как в эту ночь.
        То чудилось ему, будто Михель-Великан с треском распахивает окно и протягивает ему огромный мешок с золотыми. Михель трясет мешок прямо у него над головой, и золото звенит, звенит — звонко и заманчиво.
        То ему чудилось, что Стеклянный Человечек верхом на большой зеленой бутыли разъезжает по всей комнате, и Петер опять слышит лукавый тихий смешок, который донесся до него утром из-за большой ели.
        И всю ночь Петера тревожили, будто споря между собой, два голоса. Над левым ухом гудел хриплый густой голос:
        — Золотом, золотом,
        Чистым — без обмана, —
        Полновесным золотом
        Набивай карманы!
        Не работай молотом,
        Плугом и лопатой!
        Кто владеет золотом,
        Тот живет богато!..
        А над правым ухом звенел тоненький голосок:
        — Под косматой елью,
        В темном подземелье,
        Где рождается родник, —
        Меж корней живет старик...
        Ну, а как дальше, Петер? Как там дальше? Ах, глупый, глупый угольщик Петер Мунк! Не может вспомнить такие простые слова! А еще родился в воскресный день, ровно в полдень... Придумай только рифму к слову "воскресный", а уж остальные слова сами придут!..
        Петер охал и стонал во сне, стараясь припомнить или придумать забытые строчки. Он метался, вертелся с боку на бок, но так как за всю свою жизнь не сочинил ни одного стишка, то и на этот раз ничего не выдумал.
        Угольщик проснулся, едва только рассвело, уселся, скрестив руки на груди, и принялся размышлять все о том же: какое слово идет в пару со словом "воскресный"?
        Он стучал пальцами по лбу, тер себе затылок, но ничего не помогало.
        И вдруг до него донеслись слова веселой песни. Под окном проходили трое парней и распевали во все горло:
        — За рекою в деревушке...
        Варят мед чудесный...
        Разопьем с тобой по кружке
        В первый день воскресный!..
        Петера словно обожгло. Так вот она, эта рифма к слову "воскресный"! Да полно, так ли? Не ослышался ли он?
        Петер вскочил и сломя голову кинулся догонять парней.
        — Эй, приятели! Подождите! — кричал он.
        Но парни даже не оглянулись.
        Наконец Петер догнал их и схватил одного за руку.
        — Повтори-ка, что ты пел! — закричал он, задыхаясь.
        — Да тебе-то что за дело! — ответил парень. — Что хочу, то и пою. Пусти сейчас же мою руку, а не то...
        — Нет, сперва скажи, что ты пел! — настаивал Петер и еще сильнее стиснул его руку.
        Тут два других парня недолго думая накинулись с кулаками на бедного Петера и так отколотили его, что у бедняги искры из глаз посыпались.
        — Вот тебе на закуску! — сказал один из них, награждая его увесистым тумаком. — Будешь помнить, каково задевать почтенных людей!..
        — Еще бы не помнить! — сказал Петер, охая и потирая ушибленные места. — А теперь, раз уж вы меня все равно отколотили, сделайте милость — спойте мне ту песню, которую вы только что пели.
        Парни так и прыснули со смеху. Но потом все-таки спели ему песню от начала до конца.
        После этого они по-приятельски распрощались с Петером и пошли своей дорогой.
        А Петер вернулся в хижину дровосека, поблагодарил хозяев за приют и, взяв свою шляпу и палку, снова отправился на вершину горы.
        Он шел и все время повторял про себя заветные слова "воскресный — чудесный, чудесный — воскресный"... И вдруг, сам не зная, как это случилось, прочитал весь стишок от первого до последнего слова.
        Петер даже подпрыгнул от радости и подбросил вверх свою шляпу.
        Шляпа взлетела и пропала в густых ветках ели. Петер поднял голову, высматривая, где она там зацепилась, да так и замер от страха.
        Перед ним стоял огромный человек в одежде плотогона. На плече у него был багор длиной с хорошую мачту, а в руке он держал шляпу Петера.
        Не говоря ни слова, великан бросил Петеру его шляпу и зашагал с ним рядом.
        Петер робко, искоса поглядывал на своего страшного спутника. Он словно сердцем почуял, что это и есть Михель-Великан, о котором ему вчера столько рассказывали.
        — Петер Мунк, что ты делаешь в моем лесу? — вдруг сказал великан громовым голосом.
        У Петера затряслись колени.
        — С добрым утром, хозяин, — сказал он, стараясь не показать виду, что боится. — Я иду лесом к себе домой — вот и все мое дело.
        — Петер Мунк! — снова загремел великан и посмотрел на Петера так, что тот невольно зажмурился. — Разве эта дорога ведет к твоему дому? Ты меня обманываешь, Петер Мунк!
        — Да, конечно, она ведет не совсем прямо к моему дому, — залепетал Петер, — но сегодня такой жаркий день... Вот я и подумал, что идти лесом хоть и дальше, да прохладнее!
        — Не лги, угольщик Мунк! — крикнул Михель-Великан так громко, что с елок дождем посыпались на землю шишки. — А не то я одним щелчком вышибу из тебя дух!
        Петер весь съежился и закрыл руками голову, ожидая страшного удара.
        Но Михель-Великан не ударил его. Он только насмешливо поглядел на Петера и расхохотался.
        — Эх ты дурак! — сказал он. — Нашел, к кому на поклон ходить!.. Думаешь, я не видел, как ты распинался перед этим жалким старикашкой, перед этим стеклянным пузырьком. Счастье твое, что ты не знал до конца его дурацкого заклинания! Он скряга, дарит мало, а если и подарит что-нибудь, так ты жизни рад не будешь. Жаль мне тебя, Петер, от души жаль! Такой славный, красивый парень мог бы далеко пойти, а ты сидишь возле своей дымной ямы да угли жжешь. Другие не задумываясь швыряют направо и налево талеры и дукаты, а ты боишься истратить медный грош... Жалкая жизнь!
        — Что правда, то правда. Жизнь невеселая.
        — Вот то-то же!.. — сказал великан Михель. — Ну да мне не впервой выручать вашего брата. Говори попросту, сколько сот талеров нужно тебе для начала?
        Он похлопал себя по карману, и деньги забренчали там так же звонко, как то золото, которое приснилось Петеру ночью.
        Но сейчас этот звон почему-то не показался Петеру заманчивым. Сердце его испуганно сжалось. Он вспомнил слова старика о страшной расплате, которую требует Михель за свою помощь.
        — Благодарю вас, сударь, — сказал он, — но я не желаю иметь с вами дело. Я знаю, кто вы такой!
        И с этими словами он бросился бежать что было мочи. Но Михель-Великан не отставал от него. Он шагал рядом с ним огромными шагами и глухо бормотал:
        — Ты еще раскаешься, Петер Мунк! Я по твоим глазам вижу, что раскаешься... На лбу у тебя это написано. Да не беги же так быстро, послушай-ка, что я тебе скажу!.. А то будет поздно... Видишь вон ту канаву? Это уже конец моих владений...
        Услышав эти слова, Петер бросился бежать еще быстрее. Но уйти от Михеля было не так-то просто. Десять шагов Петера были короче, чем один шаг Михеля. Добежав почти до самой канавы, Петер оглянулся и чуть не вскрикнул — он увидел, что Михель уже занес над его головой свой огромный багор.
        Петер собрал последние силы и одним прыжком перескочил через канаву.
        Михель остался на той стороне.
        Страшно ругаясь, он размахнулся и швырнул Петеру вслед тяжелый багор. Но гладкое, с виду крепкое, как железо, дерево разлетелось в щепки, словно ударилось о какую-то невидимую каменную стену. И только одна длинная щепка перелетела через канаву и упала возле ног Петера.
        — Что, приятель, промахнулся? — закричал Петер и схватил щепку, чтобы запустить ею в Михеля-Великана.
        Но в ту же минуту он почувствовал, что дерево ожило у него в руках.
        Это была уже не щепка, а скользкая ядовитая змея. Он хотел было отшвырнуть ее, но она успела крепко обвиться вокруг его руки и, раскачиваясь из стороны в сторону, все ближе и ближе придвигала свою страшную узкую голову к его лицу.
        И вдруг в воздухе прошумели большие крылья. Огромный глухарь с лета ударил змею своим крепким клювом, схватил ее и взвился в вышину. Михель-Великан заскрежетал зубами, завыл, закричал и, погрозив кулаком кому-то невидимому, зашагал к своему логову.
        А Петер, полуживой от страха, отправился дальше своей дорогой.
        Тропинка становилась все круче, лес — все гуще и глуше, и наконец Петер опять очутился возле огромной косматой ели на вершине горы.
        Он снял шляпу, отвесил перед елью три низких — чуть не до самой земли — поклона и срывающимся голосом произнес заветные слова:
        — Под косматой елью,
        В темном подземелье,
        Где рождается родник, —
        Меж корней живет старик.
        Он неслыханно богат,
        Он хранит заветный клад.
        Кто родился в день воскресный,
        Получает клад чудесный!
        Не успел он выговорить последнее слово, как чей-то тоненький, звонкий, как хрусталь, голосок сказал:
        — Здравствуй, Петер Мунк!
        И в ту же минуту он увидел под корнями старой ели крошечного старичка в черном кафтанчике, в красных чулочках, с большой остроконечной шляпой на голове. Старичок приветливо смотрел на Петера и поглаживал свою небольшую бородку — такую легкую, словно она была из паутины. Во рту у него была трубка из голубого стекла, и он то и дело попыхивал ею, выпуская густые клубы дыма.
        Не переставая кланяться, Петер подошел и, к немалому своему удивлению, увидел, что вся одежда на старичке: кафтанчик, шаровары, шляпа, башмаки — все было сделано из разноцветного стекла, но только стекло это было совсем мягкое, словно еще не остыло после плавки.
        — Этот грубиян Михель, кажется, здорово напугал тебя, — сказал старичок. — Но я его славно проучил и даже отнял у него его знаменитый багор.
        — Благодарю вас, господин Стеклянный Человечек, — сказал Петер. — Я и вправду натерпелся страха. А вы, верно, и были тем почтенным глухарем, который заклевал змею? Вы мне спасли жизнь! Пропал бы я без вас. Но, уж если вы так добры ко мне, сделайте милость, помогите мне еще в одном деле. Я бедный угольщик, и живется мне очень трудно. Вы и сами понимаете, что, если с утра до ночи сидеть возле угольной ямы, — далеко не уйдешь. А я еще молодой, мне хотелось бы узнать в жизни что-нибудь получше. Вот гляжу я на других — все люди как люди, им и почет, и уважение, и богатство... Взять хоть бы Иезекиила Толстого или Вильма Красивого, короля танцев, — так ведь у них денег что соломы!..
        — Петер, — строго перебил его Стеклянный Человечек и, запыхтев трубкой, выпустил густое облако дыма, — никогда не говори мне об этих людях. И сам не думай о них. Сейчас тебе кажется, что на всем свете нет никого, кто был бы счастливее их, а пройдет год или два, и ты увидишь, что нет на свете никого несчастнее. И еще скажу тебе: не презирай своего ремесла. Твой отец и дед были почтеннейшими людьми, а ведь они были угольщиками. Петер Мунк, я не хочу думать, что тебя привела ко мне любовь к безделью и легкой наживе.
        Говоря это, Стеклянный Человечек пристально смотрел Петеру прямо в глаза.
        Петер покраснел.
        — Нет, нет, — забормотал он, — я ведь и сам знаю, что лень — мать всех пороков, и все такое прочее. Но разве я виноват, что мое ремесло мне не по душе? Я готов быть стекольщиком, часовщиком, сплавщиком — кем угодно, только не угольщиком.
        — Странный вы народ — люди! — сказал, усмехаясь, Стеклянный Человечек. — Всегда недовольны тем, что есть. Был бы ты стекольщиком — захотел бы стать сплавщиком, был бы сплавщиком — захотел бы стать стекольщиком. Ну да пусть будет по-твоему. Если ты обещаешь мне работать честно, не ленясь, — я помогу тебе. У меня заведен такой обычай: я исполняю три желания каждого, кто рожден в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни и кто сумеет меня найти. Два желания я исполняю, какие бы они ни были, даже самые глупые. Но третье желание сбывается только в том случае, если оно стоит того. Ну, Петер Мунк, подумай хорошенько и скажи мне, чего ты хочешь.
        Но Петер не стал долго раздумывать.
        От радости он подбросил вверх свою шляпу и закричал:
        — Да здравствует Стеклянный Человечек, самый добрый и могущественный из всех лесных духов!.. Если вы, мудрейший властелин леса, в самом деле хотите осчастливить меня, я скажу вам самое заветное желание моего сердца. Во-первых, я хочу уметь танцевать лучше самого короля танцев и всегда иметь в кармане столько же денег, сколько у самого Иезекиила Толстого, когда он садится за игорный стол...
        — Безумец! — сказал, нахмурившись, Стеклянный Человечек. — Неужели ты не мог придумать что-нибудь поумнее? Ну посуди сам: какая будет польза тебе и твоей бедной матушке, если ты научишься выкидывать разные коленца и дрыгать ногами, как этот бездельник Вильм? И какой толк в деньгах, если ты будешь оставлять их за игорным столом, как этот плут Иезекиил Толстый? Ты сам губишь свое счастье, Петер Мунк. Но сказанного не воротишь — твое желание будет исполнено. Говори же, чего бы ты хотел еще? Но смотри, на этот раз будь поумнее!
        Петер задумался. Он долго морщил лоб и тер затылок, пытаясь придумать что-нибудь умное, и наконец сказал:
        — Я хочу быть владельцем самого лучшего и самого большого стекольного завода, какой только есть в Шварцвальде. Ну и, конечно, мне нужны деньги, чтобы пустить его в ход.
        — И это все? — спросил Стеклянный Человечек, испытующе глядя на Петера. — Неужели это все? Подумай хорошенько, что еще тебе нужно?
        — Ну, если вам не жалко, прибавьте ко второму желанию еще пару лошадок и коляску! И хватит...
        — Глупый же ты человек, Петер Мунк! — воскликнул Стеклянный Человечек и со злости так швырнул свою стеклянную трубку, что она ударилась о ствол ели и разлетелась вдребезги. — "Лошадок, коляску"!.. Ума-разума надо тебе, понимаешь? Ума-разума, а не лошадок и коляску. Ну да все-таки второе твое желание поумней первого. Стекольный завод — это дело стоящее. Если вести его с умом, и лошадки, и коляска, и все у тебя будет.
        — Так ведь у меня остается еще одно желание, — сказал Петер, — и я могу пожелать себе ума, если это так уж необходимо, как вы говорите.
        — Погоди, прибереги третье желание про черный день. Кто знает, что еще ждет тебя впереди! А теперь ступай домой. Да возьми для начала вот это, — сказал Стеклянный Человечек и вынул из кармана кошелек, набитый деньгами. — Здесь ровно две тысячи гульденов. Три дня тому назад умер старый Винкфриц, хозяин большого стекольного завода. Предложи его вдове эти деньги, и она с радостью продаст тебе свой завод. Но помни: работа кормит только того, кто любит работу. Да не водись с Иезекиилом Толстым и пореже заходи в трактир. Это к добру не приведет. Ну прощай. Я буду изредка заглядывать к тебе, чтобы помочь советом, когда тебе не будет хватать своего ума-разума.
        С этими словами человечек вытащил из кармана новую трубку из самого лучшего матового стекла и набил сухими еловыми иглами.
        Потом, крепко прикусив ее мелкими, острыми, как у белки, зубками, он достал из другого кармана огромное увеличительое стекло, поймал в него солнечный луч и закурил.
        Легкий дымок поднялся над стеклянной чашечкой. На Петера пахнуло нагретой солнцем смолой, свежими еловыми побегами, медом и почему-то самым лучшим голландским табаком. Дым делался все гуще, гуще и наконец превратился в целое облако, которое, клубясь и курчавясь, медленно растаяло в верхушках елей. А вместе с ним исчез и Стеклянный Человечек.
        Петер еще долго стоял перед старой елью, протирая глаза и вглядываясь в густую, почти черную хвою, но так никого и не увидел. На всякий случай он низко поклонился большой елке и пошел домой.
        Свою старую мать он застал в слезах и тревоге. Бедная женщина думала, что ее Петера забрали в солдаты и ей не скоро уже придется с ним увидеться.
        Какова же была ее радость, когда ее сын вернулся домой, да еще с кошельком, набитым деньгами! Петер не стал рассказывать матери о том, что с ним было на самом деле. Он сказал, что повстречал в городе одного доброго приятеля, который дал ему взаймы целых две тысячи гульденов, чтобы Петер мог начать стекольное дело.
        Мать Петера прожила всю жизнь среди угольщиков и привыкла видеть все вокруг черным от сажи, как мельничиха привыкает видеть все кругом белым от муки. Поэтому сначала ее не очень-то обрадовала предстоящая перемена. Но в конце концов она и сама размечталась о новой, сытой и спокойной жизни.
        "Да, что там ни говори, — думала она, — а быть матерью стекольного заводчика почетнее, чем быть матерью простого угольщика. Соседки Грета и Бета мне теперь не чета. И в церкви я с этих пор буду сидеть не у стены, где меня никто не видит, а на передних скамейках, рядом с женой господина бургомистра, матерью господина пастора и тетушкой господина судьи..."
        На следующий день Петер чуть свет отправился к вдове старого Винкфрица.
        Они быстро поладили, и завод со всеми работниками перешел к новому хозяину.
        Вначале стекольное дело очень нравилось Петеру.
        Целые дни, с утра до вечера, он проводил у себя на заводе. Придет, бывало, не спеша, и, заложив руки за спину, как делал это старый Винкфриц, важно расхаживает по своим владениям, заглядывая во все углы и делая замечания то одному работнику, то другому. Он и не слышал, как за его спиной работники посмеивались над советами неопытного хозяина.
        Больше всего нравилось Петеру смотреть, как работают стеклодувы. Иногда он и сам брал длинную трубку и выдувал из мягкой неостывшей массы пузатую бутыль или какую-нибудь затейливую, ни на что не похожую фигурку.
        Но скоро все это ему надоело. Он стал приходить на завод всего на часок, потом через день, через два и под конец не чаще, чем раз в неделю.
        Работники были очень довольны и делали что хотели. Словом, порядка на заводе не стало никакого. Все пошло вкривь и вкось.
        А началось все с того, что Петеру вздумалось заглянуть в трактир.
        Он отправился туда в первое же воскресенье после покупки завода.
        В трактире было весело. Играла музыка, и посреди зала, на удивление всем собравшимся, лихо отплясывал король танцев — Вильм Красивый.
        А перед кружкой пива сидел Иезекиил Толстый и играл в кости, не глядя бросая на стол звонкие монеты.
        Петер поспешно сунул руку в карман, чтобы проверить, сдержал ли Стеклянный Человечек свое слово. Да, сдержал! Карманы его были битком набиты серебром и золотом.
        "Ну так, верно, и насчет танцев он меня не подвел", — подумал Петер.
        И как только музыка заиграла новый танец, он подхватил какую-то девушку и стал с ней в пару против Вильма Красивого.
        Ну и пляска же это была! Вильм подпрыгивал на три четверти, а Петер — на четыре, Вильм кружился волчком, а Петер ходил колесом, Вильм выгибал ноги кренделем, а Петер закручивал штопором.
        С тех пор как стоял этот трактир, никто никогда не видел ничего подобного.
        Петеру кричали "Ура!" и единодушно провозгласили его королем над всеми королями танцев.
        Когда же все трактирные завсегдатаи узнали, что Петер только что купил себе стекольный завод, когда заметили, что каждый раз, проходя в танце мимо музыкантов, он бросает им золотую монетку, — общему удивлению не было конца.
        Одни говорили, что он нашел в лесу клад, другие — что он получил наследство, но все сходились на том, что Петер Мунк самый славный парень во всей округе.
        Наплясавшись вволю, Петер подсел к Иезекиилу Толстому и вызвался сыграть с ним партию-другую. Он сразу же поставил двадцать гульденов и тут же проиграл их. Но это его нисколько не смутило. Как только Иезекиил положил свой выигрыш в карман, в кармане у Петера тоже прибавилось ровно двадцать гульденов.
        Словом, все получилось точь-в-точь, как хотел Петер. Он хотел, чтобы в кармане у него всегда было столько же денег, сколько у Иезекиила Толстого, и Стеклянный Человечек исполнил его желание. Поэтому, чем больше денег переходило из его кармана в карман толстого Иезекиила, тем больше денег становилось в его собственном кармане.
        А так как игрок он был из рук вон плохой и все время проигрывал, то нет ничего удивительного, что он постоянно был в выигрыше.
        С тех пор Петер стал проводить за игорным столом все дни, и праздничные и будничные.
        Люди так привыкли к этому, что называли его уже не королем над всеми королями танцев, а просто Петером-игроком.
        Но хоть он стал теперь бесшабашным кутилой, сердце у него по-прежнему было доброе. Он без счета раздавал деньги беднякам, так же как без счета пропивал и проигрывал.
        И вдруг Петер с удивлением стал замечать, что денег у него становится все меньше и меньше. А удивляться было нечему. С тех пор как он стал бывать в трактире, стекольное дело он совсем забросил, и теперь завод приносил ему не доходы, а убытки. Заказчики перестали обращаться к Петеру, и скоро ему пришлось за полцены продать весь товар бродячим торговцам только для того, чтобы расплатиться со своими мастерами и подмастерьями.
        Однажды вечером Петер шел из трактира домой. Он выпил изрядное количество вина, но на этот раз вино нисколько не развеселило его.
        С ужасом думал он о своем неминуемом разорении. И вдруг Петер заметил, что рядом с ним кто-то идет мелкими быстрыми шажками. Он оглянулся и увидел Стеклянного Человечка.
        — Ах, это вы, сударь! — сказал Петер сквозь зубы. — Пришли полюбоваться моим несчастьем? Да, нечего сказать, щедро вы наградили меня!.. Врагу не пожелаю такого покровителя! Ну что вы мне теперь прикажете делать? Того и гляди, пожалует сам начальник округа и пустит за долги с публичного торга все мое имущество. Право же, когда я был жалким угольщиком, у меня было меньше огорчений и забот...
        — Так, — сказал Стеклянный Человечек, — так! Значит, по-твоему, это я виноват во всех твоих несчастьях? А по-моему, ты сам виноват в том, что не сумел пожелать ничего путного. Для того чтобы стать хозяином стекольного дела, голубчик, надо прежде всего быть толковым человеком и знать мастерство. Я тебе и раньше говорил и теперь скажу: ума тебе не хватает, Петер Мунк, ума и сообразительности!
        — Какого там еще ума!.. — закричал Петер, задыхаясь от обиды и злости. — Я нисколько не глупее всякого другого и докажу тебе это на деле, еловая шишка!
        С этими словами Петер схватил Стеклянного Человечка за шиворот и стал трясти его изо всех сил.
        — Ага, попался, властелин лесов? Ну-ка, исполняй третье мое желание! Чтобы сейчас же на этом самом месте был мешок с золотом, новый дом и... Ай-ай!.. — завопил он вдруг не своим голосом.
        Стеклянный Человечек как будто вспыхнул у него в руках и засветился ослепительно белым пламенем. Вся его стеклянная одежда раскалилась, и горячие, колючие искры так и брызнули во все стороны.
        Петер невольно разжал пальцы и замахал в воздухе обожженной рукой.
        В это самое мгновение над ухом у него раздался легкий, как звон стекла, смех — и все стихло.
        Стеклянный Человечек пропал.
        Несколько дней не мог Петер позабыть об этой неприятной встрече.
        Он бы и рад был не думать о ней, да распухшая рука все время напоминала ему о его глупости и неблагодарности.
        Но мало-помалу рука у него зажила, и на душе стало легче.
        — Если даже они и продадут мой завод, — успокаивал он себя, — у меня все-таки останется толстый Иезекиил. Пока у него в кармане есть деньги, и я не пропаду.
        Так-то оно так, Петер Мунк, а вот если денег у Иезекиила не станет, что тогда? Но Петеру это даже и в голову не приходило.
        А между тем случилось именно то, чего он не предвидел, и в один прекрасный день произошла очень странная история, которую никак нельзя объяснить законами арифметики.
        Однажды в воскресенье Петер, как обычно, пришел в трактир.
        — Добрый вечер, хозяин, — сказал он с порога. — Что, толстый Иезекиил уже здесь?
        — Заходи, заходи, Петер, — отозвался сам Иезекиил. — Место для тебя оставлено.
        Петер подошел к столу и сунул руку в карман, чтобы узнать, в проигрыше или выигрыше толстый Иезекиил. Оказалось, в большом выигрыше. Об этом Петер мог судить по своему собственному туго набитому карману.
        Он подсел к игрокам и так провел время до самого вечера, то выигрывая партию, то проигрывая. Но сколько он ни проигрывал, деньги у него в кармане не убывали, потому что Иезекиилу Толстому все время везло.
        Когда за окнами стемнело, игроки один за другим стали расходиться по домам. Поднялся и толстый Иезекиил. Но Петер так уговаривал его остаться и сыграть еще партию-другую, что тот наконец согласился.
        — Ну хорошо, — сказал Иезекиил. — Только сначала я пересчитаю свои деньги. Будем бросать кости. Ставка — пять гульденов. Меньше нет смысла: детская игра!.. — Он вытащил свой кошелек и стал считать деньги. — Ровно сто гульденов! — сказал он, пряча кошелек в карман.
        Теперь и Петер знал, сколько у него денег: ровно сто гульденов. И считать не надо было.
        И вот игра началась. Первым бросил кости Иезекиил — восемь очков! Бросил кости Петер — десять очков!
        Так и пошло: сколько раз ни бросал кости Иезекиил Толстый, у Петера всегда было больше ровно на два очка.
        Наконец толстяк выложил на стол свои последние пять гульденов.
        — Ну, бросай еще раз! — крикнул он. — Но так и знай, я не сдамся, даже если проиграю и теперь. Ты одолжишь мне несколько монет из своего выигрыша. Порядочный человек всегда выручает приятеля в затруднении.
        — Да о чем там говорить! — сказал Петер. — Мой кошелек всегда к твоим услугам.
        Толстый Иезекиил встряхнул кости и бросил на стол.
        — Пятнадцать! — сказал он. — Теперь посмотрим, что у тебя.
        Петер не глядя швырнул кости.
        — Моя взяла! Семнадцать!.. — крикнул он и даже засмеялся от удовольствия.
        В ту же минуту за его спиной раздался чей-то глухой, хриплый голос:
        — Это была твоя последняя игра!
        Петер в ужасе оглянулся и увидел за своим стулом огромную фигуру Михеля-Голландца. Не смея пошевельнуться, Петер так и замер на месте.
        А толстый Иезекиил никого и ничего не видел.
        — Дай мне скорей десять гульденов, и будем продолжать игру! — нетерпеливо сказал он.
        Петер как во сне сунул руку в карман. Пусто! Он пошарил в другом кармане — и там не больше.
        Ничего не понимая, Петер вывернул оба кармана наизнанку, но не нашел в них даже самой мелкой монетки.
        Тут он с ужасом вспомнил о своем первом желании. Проклятый Стеклянный Человечек сдержал свое слово до конца: Петер хотел, чтобы денег у него было столько же, сколько в кармане у Иезекиила Толстого, и вот у Иезекиила Толстого нет ни гроша, и в кармане у Петера — ровно столько же!
        Хозяин трактира и Иезекиил Толстый смотрели на Петера, вытаращив глаза. Они никак не могли понять, куда же девал он выигранные деньги. А так как Петер на все их вопросы не мог ответить ничего путного, то они решили, что он попросту не хочет расплачиваться с трактирщиком и боится поверить в долг Иезекиилу Толстому.
        Это привело их в такую ярость, что они вдвоем накинулись на Петера, избили его, сорвали с него кафтан и вытолкали за дверь.
        Ни одной звездочки не видно было на небе, когда Петер пробирался к себе домой.
        Темень была такая, что хоть глаз выколи, и все-таки он различил рядом с собой какую-то огромную фигуру, которая была темней темноты.
        — Ну, Петер Мунк, твоя песенка спета! — сказал знакомый хриплый голос. — Теперь ты видишь, каково приходится тем, кто не хочет слушать моих советов. А ведь сам виноват! Вольно же тебе было водиться с этим скупым старикашкой, с этим жалким стеклянным пузырьком!.. Ну да еще не все потеряно. Я не злопамятен. Слушай, завтра я целый день буду у себя на горе. Приходи и позови меня. Не раскаешься!
        Сердце похолодело у Петера, когда он понял, кто с ним говорит Михель-Великан! Опять Михель-Великан!.. Сломя голову Петер бросился бежать, сам не зная куда.
        II
        Когда в понедельник утром Петер пришел на свой стекольный завод, он застал там непрошеных гостей — начальника округа и трех судейских.
        Начальник вежливо поздоровался с Петером, спросил, хорошо ли он почивал и как его здоровье, а потом вытащил из кармана длинный список, в котором стояли имена всех, кому Петер был должен.
        — Собираетесь ли вы, сударь, заплатить всем этим лицам? — спросил начальник, строго глядя на Петера. — Если собираетесь, прошу вас поторопиться. Времени у меня немного, а до тюрьмы добрых три часа ходу.
        Петеру пришлось сознаться, что платить ему нечем, и судейские без долгих разговоров приступили к описи его имущества.
        Они описали дом и пристройки, завод и конюшню, коляску и лошадей. Описали стеклянную посуду, которая стояла в кладовых, и метлу, которой подметают двор... Словом, все-все, что только попалось им на глаза.
        Пока они расхаживали по двору, все разглядывая, ощупывая и оценивая, Петер стоял в стороне и посвистывал, стараясь показать, что это его нимало не беспокоит. И вдруг в ушах у него зазвучали слова Михеля: "Ну, Петер Мунк, твоя песенка спета!.."
        Сердце у него тревожно екнуло и кровь застучала в висках.
        "А ведь до Еловой горы совсем не так далеко, ближе, чем до тюрьмы, — подумал он. — Если маленький не захотел помочь, что ж, пойду попрошу большого..."
        И, не дожидаясь, покуда судейские кончат свое дело, он украдкой вышел за ворота и бегом побежал в лес.
        Он бежал быстро — быстрее, чем заяц от гончих собак, — и сам не заметил, как очутился на вершине Еловой горы.
        Когда он пробегал мимо старой большой ели, под которой в первый раз разговаривал со Стеклянным Человечком, ему показалось, что чьи-то невидимые руки стараются поймать и держать его. Но он вырвался и опрометью побежал дальше... Вот и канава, за которой начинаются владения Михеля-Великана!..
        Одним прыжком перемахнул Петер на ту сторону и, едва отдышавшись, крикнул:
        — Господин Михель! Михель-Великан!..
        И не успело эхо откликнуться на его крик, как перед ним словно из-под земли выросла знакомая страшная фигура — чуть ли не в сосну ростом, в одежде плотогона, с огромным багром на плече...
        Михель-Великан явился на зов.
        — Ага, пришел-таки! — сказал он, смеясь. — Ну что, дочиста облупили тебя? Шкура-то еще цела или, может, и ту содрали и продали за долги? Да полно, полно, не горюй! Пойдем-ка лучше ко мне, потолкуем... Авось и сговоримся...
        И он зашагал саженными шагами в гору по каменной узкой тропинке.
        "Сговоримся?.. — думал Петер, стараясь не отстать от него. — Что же ему от меня надо? Сам ведь знает, что у меня ни гроша за душой... Работать на себя заставит, что ли?"
        Лесная тропинка становилась все круче и круче и наконец оборвалась. Они очутились перед глубоким темным ущельем.
        Михель-Великан не задумываясь сбежал по отвесной скале, словно это была пологая лестница. А Петер остановился на самом краю, со страхом глядя вниз и не понимая, что же ему делать дальше. Ущелье было такое глубокое, что сверху даже Михель-Великан казался маленьким, как Стеклянный Человечек.
        И вдруг — Петер едва мог поверить своим глазам — Михель стал расти. Он рос, рос, пока не стал вышиной с кёльнскую колокольню. Тогда он протянул Петеру руку, длинную, как багор, подставил ладонь, которая была больше, чем стол в трактире, и сказал голосом гулким, как погребальный колокол:
        — Садись ко мне на руку да покрепче держись за палец! Не бойся, не упадешь!
        Замирая от ужаса, Петер перешагнул на ладонь великана и ухватился за его большой палец. Великан стал медленно опускать руку, и чем ниже он ее опускал, тем меньше становился сам.
        Когда он наконец поставил Петера на землю, он уже опять был такого роста, как всегда, — гораздо больше человека, но немного меньше сосны.
        Петер оглянулся по сторонам. На дне ущелья было так же светло, как наверху, только свет здесь был какой-то неживой — холодный, резкий. От него делалось больно глазам.
        Вокруг не было видно ни дерева, ни куста, ни цветка. На каменной площадке стоял большой дом, обыкновенный дом — не хуже и не лучше, чем те, в которых живут богатые шварцвальдские плотогоны, разве что побольше, а так — ничего особенного.
        Михель, не говоря ни слова, отворил дверь, и они вошли в горницу. И здесь все было, как у всех: деревянные стенные часы — изделие шварцвальдских часовщиков, — изразцовая расписная печь, широкие скамьи, всякая домашняя утварь на полках вдоль стен.
        Только почему-то казалось, что здесь никто не живет, — от печки веяло холодом, часы молчали.
        — Ну, присаживайся, приятель, — сказал Михель. — Выпьем по стакану вина.
        Он вышел в другую комнату и скоро вернулся с большим кувшином и двумя пузатыми стеклянными стаканами — точь-в-точь такими, какие делали на заводе у Петера.
        Налив вина себе и гостю, он завел разговор о всякой всячине, о чужих краях, где ему не раз довелось побывать, о прекрасных городах и реках, о больших кораблях, пересекающих моря, и наконец так раззадорил Петера, что тому до смерти захотелось поездить по белу свету и посмотреть на все его диковинки.
        — Да, вот это жизнь!.. — сказал он. — А мы-то, дураки, сидим весь век на одном месте и ничего не видим, кроме елок да сосен.
        — Что ж, — лукаво прищурившись, сказал Михель-Великан. — И тебе пути не заказаны. Можно и постранствовать, и делом позаняться. Все можно — только бы хватило смелости, твердости, здравого смысла... Только бы не мешало глупое сердце!.. А как оно мешает, черт побери!.. Вспомни-ка, сколько раз тебе в голову приходили какие-нибудь славные затеи, а сердце вдруг дрогнет, заколотится, ты и струсишь ни с того ни с сего. А если кто-нибудь обидит тебя, да еще ни за что ни про что? Кажется, и думать не о чем, а сердце ноет, щемит... Ну вот скажи-ка мне сам: когда тебя вчера вечером обозвали обманщиком и вытолкали из трактира, голова у тебя заболела, что ли? А когда судейские описали твой завод и дом, у тебя, может быть, заболел живот? Ну, говори прямо, что у тебя заболело?
        — Сердце, — сказал Петер.
        И, словно подтверждая его слова, сердце у него в груди тревожно сжалось и забилось часто-часто.
        — Так, — сказал Михель-Великан и покачал головой. — Мне вот говорил кое-кто, что ты, покуда у тебя были деньги, не жалея, раздавал их всяким побирушкам да попрошайкам. Правда это?
        — Правда, — шепотом сказал Петер.
        Михель кивнул головой.
        — Так, — повторил он опять. — А скажи мне, зачем ты это делал? Какая тебе от этого польза? Что ты получил за свои деньги? Пожелания всяких благ и доброго здоровья! Ну и что же, ты стал от этого здоровее? Да половины этих выброшенных денег хватило бы, чтобы держать при себе хорошего врача. А это было бы гораздо полезнее для твоего здоровья, чем все пожелания, вместе взятые. Знал ты это? Знал. Что же тебя заставляло всякий раз, когда какой-нибудь грязный нищий протягивал тебе свою помятую шляпу, опускать руку в карман? Сердце, опять-таки сердце, а не глаза, не язык, не руки и не ноги. Ты, как говорится, слишком близко все принимал к сердцу.
        — Но как же это сделать, чтобы этого не было? — спросил Петер. — Сердцу не прикажешь!.. Вот и сейчас — я бы так хотел, чтоб оно перестало дрожать и болеть. А оно дрожит и болит.
        Михель засмеялся.
        — Ну еще бы! — сказал он. — Где тебе с ним справиться! Люди покрепче и те не могут совладать со всеми его прихотями и причудами. Знаешь что, братец, отдай-ка ты его лучше мне. Увидишь, как я с ним управлюсь.
        — Что? — в ужасе закричал Петер. — Отдать вам сердце?.. Но ведь я же умру на месте. Нет, нет, ни за что!
        — Пустое! — сказал Михель. — Это если бы кто-нибудь из ваших господ хирургов вздумал вынуть из тебя сердце, тогда ты бы, конечно, не прожил и минуты. Ну, а я — другое дело. И жив будешь и здоров, как никогда. Да вот поди сюда, погляди своими глазами... Сам увидишь, что бояться нечего.
        Он встал, отворил дверь в соседнюю комнату и поманил Петера рукой:
        — Входи сюда, приятель, не бойся! Тут есть на что поглядеть.
        Петер переступил порог и невольно остановился, не смея поверить своим глазам.
        Сердце в груди у него так сильно сжалось, что он едва перевел дыхание.
        Вдоль стен на длинных деревянных полках стояли рядами стеклянные банки, до самых краев налитые какой-то прозрачной жидкостью.
        А в каждой банке лежало человеческое сердце. Сверху на ярлычке, приклеенном к стеклу, было написано имя и прозвище того, в чьей груди оно раньше билось.
        Петер медленно пошел вдоль полок, читая ярлычок за ярлычком. На одном было написано: "сердце господина начальника округа", на другом — "сердце главного лесничего". На третьем просто — "Иезекиил Толстый", на пятом — "король танцев".
        Дальше подряд стояли шесть сердец скупщиков хлеба, три сердца богатых ростовщиков, два таможенных сердца,четыре судейских...
        Словом, много сердец и много почтенных имен, известных всей округе.
        — Видишь, — сказал Михель-Великан, — ни одно из этих сердец не сжимается больше ни от страха, ни от огорчения. Их бывшие хозяева избавились раз навсегда от всяких забот, тревог, неприятностей и прекрасно чувствуют себя, с тех пор как выселили из своей груди беспокойного жильца.
        — Да, но что же теперь у них в груди вместо сердца? — спросил, запинаясь, Петер, у которого голова пошла кругом от всего, что он видел и слышал.
        — А вот что, — спокойно ответил Михель. Он выдвинул какой-то ящик и достал оттуда каменное сердце.
        — Это? — переспросил Петер, задыхаясь, и холодная дрожь пробежала у него по спине. — Мраморное сердце?.. Но ведь от него, должно быть, очень холодно в груди?
        — Конечно, оно немного холодит, — сказал Михель, — но это очень приятная прохлада. Да и зачем, собственно, сердце непременно должно быть горячим? Зимой, когда холодно, вишневая наливка греет куда лучше, чем самое горячее сердце. А летом, когда и без того душно и жарко, ты и не поверишь, как славно освежает такое мраморное сердечко. А главное — оно-то уж не забьется у тебя ни от страха, ни от тревоги, ни от глупой жалости. Очень удобно!
        Петер пожал плечами.
        — И это все, зачем вы меня позвали? — спросил он у великана. — По правде сказать, не того я ожидал от вас. Мне нужны деньги, а вы мне предлагаете камень.
        — Ну, я думаю, ста тысяч гульденов хватит тебе на первое время, — сказал Михель. — Если сумеешь выгодно пустить их в оборот, ты можешь стать настоящим богачом.
        — Сто тысяч!.. — закричал, не веря своим ушам, бедный угольщик, и сердце его забилось так сильно, что он невольно придержал его рукой. — Да не колотись ты, неугомонное! Скоро я навсегда разделаюсь с тобой... Господин Михель, я согласен на все! Дайте мне деньги и ваш камешек, а этого бестолкового барабанщика можете взять себе.
        — Я так и знал, что ты парень с головой, — дружески улыбаясь, сказал Михель. — По этому случаю следует выпить. А потом и делом займемся.
        Они уселись за стол и выпили по стакану крепкого, густого, точно кровь, вина, потом еще по стакану, еще по стакану, и так до тех пор, пока большой кувшин не опустел совсем.
        В ушах у Петера зашумело и, уронив голову на руки, он заснул мертвым сном.
        Петера разбудили веселые звуки почтового рожка. Он сидел в прекрасной карете. Лошади мерно стучали копытами, и карета быстро катилась. Выглянув из окошка, он увидел далеко позади горы Шварцвальда в дымке синего тумана.
        Сначала он никак не мог поверить, что это он сам, угольщик Петер Мунк, сидит на мягких подушках в богатой барской карете. Да и платье на. нем было такое, какое ему и во сне не снилось... А все-таки это был он, угольщик Петер Мунк!..
        На минуту Петер задумался. Вот он первый раз в жизни покидает эти горы и долины, поросшие еловым лесом. Но почему-то ему совсем не жалко уезжать из родных мест. Да и мысль о том, что он оставил свою старуху мать одну, в нужде и тревоге, не сказав ей на прощание ни одного слова, тоже нисколько не опечалила его.
        "Ах да, — вспомнил он вдруг, — ведь у меня теперь каменное сердце!.. Спасибо Михелю-Голландцу — он избавил меня от всех этих слез, вздохов, сожалений..."
        Он приложил руку к груди и почувствовал только легкий холодок. Каменное сердце не билось.
        "Ну относительно сердца он сдержал свое слово, — подумал Петер. — А вот как насчет денег?"
        Он принялся осматривать карету и среди вороха всяких дорожных вещей нашел большую кожаную сумку, туго набитую золотом и чеками на торговые дома во всех больших городах.
        "Ну, теперь все в порядке", — подумал Петер и уселся поудобнее среди мягких кожаных подушек.
        Так началась новая жизнь господина Петера Мунка.
        Два года ездил он по белу свету, много видел, но ничего не заметил, кроме почтовых станций, вывесок на домах да гостиниц, в которых он останавливался.
        Впрочем, Петер всегда нанимал человека, который показывал ему достопримечательности каждого города.
        Глаза его смотрели на прекрасные здания, картины и сады, уши слушали музыку, веселый смех, умные беседы, но ничто его не занимало и не радовало, потому что сердце у него всегда оставалось холодным.
        Только и было у него удовольствия, что сытно есть и сладко спать.
        Однако все кушанья ему почему-то скоро приелись, а сон стал бежать от него. И ночью, ворочаясь с боку на бок, он не раз вспоминал о том, как хорошо ему спалось в лесу около угольной ямы и как вкусен был жалкий обед, который приносила из дому мать.
        Ему никогда теперь не бывало грустно, но зато не бывало и весело.
        Если другие смеялись при нем, он только из вежливости растягивал губы.
        Ему даже казалось иногда, что он просто разучился смеяться, а ведь прежде, бывало, его мог насмешить всякий пустяк.
        В конце концов ему стало так скучно, что он решил вернуться домой. Не все ли равно, где скучать?
        Когда он снова увидел темные леса Шварцвальда и добродушные лица земляков, кровь на мгновение прилила к его сердцу, и ему даже показалось, что он сейчас обрадуется. Нет! Каменное сердце осталось таким же холодным, как было. Камень — это камень.
        Вернувшись в родные места, Петер раньше всего пошел повидаться с Михелем-Голландцем. Тот встретил его по-приятельски.
        — Здорово, дружище! — сказал он. — Ну что, хорошо съездил? Повидал белый свет?
        — Да как вам сказать... — ответил Петер. — Видел я, разумеется, немало, но все это глупости, одна скука... Вообще должен вам сказать, Михель, что этот камешек, которым вы меня наградили, не такая уж находка. Конечно, он меня избавляет от многих неприятностей. Я никогда не сержусь, не грущу, но зато никогда и не радуюсь. Словно я живу наполовину... Нельзя ли сделать его хоть немного поживее? А еще лучше — отдайте мне мое прежнее сердце. За двадцать пять лет я порядком привык к нему, и хоть иной раз оно и пошаливало — все же это было веселое, славное сердце.
        Михель-Великан расхохотался.
        — Ну и дурак же ты, Петер Мунк, как я погляжу, — сказал он. — Ездил-ездил, а ума не набрался. Ты знаешь, отчего тебе скучно? От безделья. А ты все валишь на сердце. Сердце тут решительно ни при чем. Ты лучше послушай меня: построй себе дом, женись, пусти деньги в оборот. Когда каждый гульден будет у тебя превращаться в десять, тебе станет так весело, как никогда. Деньгам даже камень обрадуется.
        Петер без долгих споров согласился с ним. Михель-Голландец тут же подарил ему еще сто тысяч гульденов, и они расстались друзьями...
        Скоро по всему Шварцвальду пошла молва о том, что угольщик Петер Мунк воротился домой еще богаче, чем был до отъезда.
        И тут случилось то, что обычно бывает в таких случаях. Он опять стал желанным гостем в трактире, все кланялись ему, спешили пожать руку, каждый рад был назвать его своим другом.
        Стекольное дело он бросил и начал торговать лесом. Но и это было только для вида.
        На самом деле он торговал не лесом, а деньгами: давал их взаймы и получал назад с лихвою.
        Мало-помалу половина Шварцвальда оказалась у него в долгу.
        С начальником округа он был теперь запанибрата. И стоило Петеру только заикнуться, что кто-то не уплатил ему деньги в срок, как судейские мигом налетали на дом несчастного должника, все описывали, оценивали и продавали с молотка. Таким образом каждый гульден, который Петер получил от Михеля-Голландца, очень скоро превратился в десять.
        Правда, сначала господину Петеру Мунку немного докучали мольбы, слезы и упреки. Целые толпы должников днем и ночью осаждали его двери. Мужчины умоляли об отсрочке, женщины старались слезами смягчить его каменное сердце, дети просили хлеба...
        Однако все это уладилось как нельзя лучше, когда Петер обзавелся двумя огромными овчарками. Стоило спустить их с цепи, как вся эта, по выражению Петера, "кошачья музыка" мигом прекращалась.
        Но больше всего досаждала ему "старуха" (так называл свою мать, госпожу Мунк).
        Когда Петер вернулся из странствий, снова разбогатевший и всеми уважаемый, он даже не зашел в ее бедную хижину. Старая, полуголодная, больная, она приходила к нему во двор, опираясь на палку, и робко останавливалась у порога.
        Просить у чужих она не смела, чтобы не позорить своего богатого сына, и каждую субботу приходила к его дверям, ожидая подаяния и не решаясь войти в дом, откуда один раз ее уже выгнали.
        Завидя старуху из окна, Петер, сердито хмурясь, доставал из кармана несколько медяков, заворачивал их в клочок бумаги и, кликнув слугу, высылал матери. Он слышал, как она дрожащим голосом благодарила его и желала ему всякого благополучия, слышал, как, покашливая и постукивая палочкой, пробиралась она мимо его окон, но думал только о том, что вот опять понапрасну истратил несколько грошей.
        Да что и говорить, теперь это был уже не тот Петер Мунк, бесшабашный весельчак, который без счета бросал деньги бродячим музыкантам и всегда был готов помочь первому встречному бедняку. Нынешний Петер Мунк хорошо знал цену деньгам и ничего другого не желал знать.
        С каждым днем он делался все богаче и богаче, но веселее ему не становилось.
        И вот, вспомнив совет Михеля-Великана, он решил жениться.
        Петер знал, что любой почтенный человек в Шварцвальде с радостью отдаст за него свою дочь, но он был разборчив. Ему хотелось, чтобы все хвалили его выбор и завидовали его счастью. Он объехал весь край, заглянул во все углы и закоулки, посмотрел всех невест, но ни одна из них не показалась ему достойной стать супругой господина Мунка.
        Наконец на одной вечеринке ему сказали, что самая красивая и скромная девушка во всем Шварцвальде — это Лизбет, дочь бедного дровосека. Но она никогда не бывает на танцах, сидит дома, шьет, хозяйничает и ухаживает за стариком отцом. Лучше этой невесты нет не только в здешних местах, но и на всем свете.
        Не откладывая дела, Петер собрался и поехал к отцу красавицы. Бедный дровосек был очень удивлен посещением такого важного господина. Но еще больше удивился он, когда узнал, что этот важный господин хочет посвататься к его дочери.
        Как было не ухватиться за такое счастье!
        Старик решил, что его горестям и заботам пришел конец, и недолго думая дал Петеру согласие, даже не спросив красавицу Лизбет.
        А красавица Лизбет была покорной дочерью. Она беспрекословно исполнила волю отца и стала госпожой Мунк.
        Но невесело жилось бедняжке в богатом доме ее мужа. Все соседи считали ее примерной хозяйкой, а господину Петеру она никак не могла угодить.
        У нее было доброе сердце, и, зная, что в доме сундуки ломятся от всякого добра, она не считала за грех накормить какую-нибудь бедную старушку, вынести кружку квасу прохожему старику или дать несколько мелких монеток соседским детям на сласти.
        Но когда Петер однажды узнал об этом, он весь побагровел от злости и сказал:
        — Как ты смеешь швырять направо и налево мое добро? Забыла, что сама нищая?.. Смотри у меня, чтобы это было в последний раз, а не то...
        И он так взглянул на нее, что сердце похолодело в груди у бедной Лизбет. Она горько заплакала и ушла к себе.
        С тех пор всякий раз, когда какой-нибудь бедняк проходил мимо их дома, Лизбет закрывала окно или отворачивалась, чтобы не видеть чужой бедности. Но ни разу не посмела она ослушаться своего сурового мужа.
        Никто не знал, сколько слез она пролила по ночам, думая о холодном, безжалостном сердце Петера, но все знали теперь, что госпожа Мунк не даст умирающему глотка воды и голодному корки хлеба. Она прослыла самой скупой хозяйкой в Шварцвальде.
        Однажды Лизбет сидела перед домом, пряла пряжу и напевала какую-то песенку. На душе у нее было в этот день легко и весело, потому что погода была отличная, а господин Петер уехал по делам.
        И вдруг она увидела, что по дороге идет какой-то старенький старичок. Сгибаясь в три погибели, он тащил на спине большой, туго набитый мешок.
        Старичок то и дело останавливался, чтобы перевести дух и стереть пот со лба.
        "Бедный, — подумала Лизбет, — как трудно ему нести такую непосильную ношу!"
        А старичок, подойдя к ней, сбросил на землю свой огромный мешок, тяжело опустился на него и сказал едва слышным голосом:
        — Будьте милостивы, хозяюшка! Дайте мне глоток воды. До того измучился, что просто с ног валюсь.
        — Как же можно в ваши годы таскать такие тяжести! — сказала Лизбет.
        — Что поделаешь! Бедность!.. — ответил старичок. — Жить-то ведь чем-нибудь надо. Конечно, такой богатой женщине, как вы, это и понять мудрено. Вот вы, наверно, кроме сливок, и не пьете ничего, а я и за глоток воды скажу спасибо.
        Ничего не ответив, Лизбет побежала в дом и налила полный ковшик воды. Она хотела уже отнести его прохожему, но вдруг, дойдя до порога, остановилась и снова вернулась в комнату. Отворив шкаф, она достала большую узорчатую кружку, налила до краев вином и, прикрыв сверху свежим, только что испеченным хлебцем, вынесла старику.
        — Вот, — сказала она, — подкрепитесь на дорогу.
        Старичок с удивлением посмотрел на Лизбет своими выцветшими, светлыми, как стекло, глазами.
        Он медленно выпил вино, отломил кусочек хлеба и сказал дрожащим голосом:
        — Я человек старый, но мало видел на своем веку людей с таким добрым сердцем, как у вас. А доброта никогда не остается без награды...
        — И свою награду она получит сейчас же! — загремел у них за спиной страшный голос.
        Они обернулись и увидели господина Петера.
        — Так вот ты как!.. — проговорил он сквозь зубы, сжимая в руках кнут и подступая к Лизбет. — Самое лучшее вино из мюего погреба ты наливаешь в мою самую любимую кружку и угощаешь каких-то грязных бродяг... Вот же тебе! Получай свою награду!..
        Он размахнулся и изо всей силы ударил жену по голове тяжелым кнутовищем из черного дерева.
        Не успев даже вскрикнуть, Лизбет упала на руки старика.
        Каменное сердце не знает ни сожаления, ни раскаяния. Но тут же Петеру стало не по себе, и он бросился к Лизбет, чтобы поднять ее.
        — Не трудись, угольщик Мунк! — вдруг сказал старик хорошо знакомым Петеру голосом. — Ты сломал самый прекрасный цветок в Шварцвальде, и он никогда больше не зацветет.
        Петер невольно отшатнулся.
        — Так это вы, господин Стеклянный Человечек! — в ужасе прошептал он. — Ну, да что сделано, того уж не воротишь. Но я надеюсь, по крайней мере, что вы не донесете на меня в суд...
        — В суд? — Стеклянный Человечек горько усмехнулся. — Нет, я слишком хорошо знаю твоих приятелей — судейских... Кто мог продать свое сердце, тот и совесть продаст не задумавшись. Я сам буду судить тебя!..
        От этих слов в глазах у Петера потемнело.
        — Не тебе меня судить, старый скряга! — закричал он, потрясая кулаками. — Это ты погубил меня! Да, да, ты, и никто другой! По твоей милости пошел я на поклон к Михелю-Голландцу. И теперь ты сам должен держать ответ передо мной, а не я перед тобой!..
        И он вне себя замахнулся кнутом. Но рука его так и застыла в воздухе.
        На глазах у него Стеклянный Человечек вдруг стал расти. Он рос все больше, больше, пока не заслонил дом, деревья, даже солнце. Глаза его метали искры и были ярче самого яркого пламени. Он дохнул — и палящий жар пронизал Петера насквозь, так что даже его каменное сердце согрелось и дрогнуло, как будто снова забилось. Нет, никогда даже Михель-Великан не казался ему таким страшным!
        Петер упал на землю и закрыл голову руками, чтобы защититься от мести разгневанного Стеклянного Человечка, но вдруг почувствовал, что огромная рука, цепкая, словно когти коршуна, схватила его, подняла высоко в воздух и, завертев, как ветер крутит сухую былинку, швырнула оземь.
        — Жалкий червяк!.. — загремел над ним громовой голос. — Я мог бы на месте испепелить тебя! Но, так и быть, ради этой бедной, кроткой женщины дарю тебе еще семь дней жизни. Если за эти дни ты не раскаешься — берегись!..
        Точно огненный вихрь промчался над Петером — и все стихло.
        Вечером люди, проходившие мимо, увидели Петера лежащим на земле у порога своего дома.
        Он был бледен как мертвец, сердце у него не билось, и соседи уже решили, что он умер (ведь они-то не знали, что сердце его не бьется, потому что оно каменное). Но тут кто-то заметил, что Петер еще дышит. Принесли воды, смочили ему лоб, и он очнулся...
        — Лизбет!.. Где Лизбет? — спросил он хриплым шепотом.
        Но никто не знал, где она.
        Он поблагодарил людей за помощь и вошел в дом. Лизбет не было и там.
        Петер совсем растерялся. Что же это значит? Куда она исчезла? Живая или мертвая, она должна быть здесь.
        Так прошло несколько дней. С утра до ночи бродил он по дому, не зная, за что взяться. А ночью, стоило ему только закрыть глаза, его будил тихий голос:
        — Петер, достань себе горячее сердце! Достань себе горячее сердце, Петер!..
        Это был голос Лизбет. Он вскакивал, озирался по сторонам, но ее нигде не было.
        Соседям он сказал, что жена поехала на несколько дней навестить отца. Ему, конечно, поверили. Но ведь рано или поздно они узнают, что это неправда. Что сказать тогда? А дни, отпущенные ему, для того чтобы он раскаялся, все шли и шли, и час расплаты приближался. Но как он мог раскаяться, когда его каменное сердце не знало раскаяния? Ах, если бы в самом деле он мог добыть себе сердце погорячей!
        И вот, когда седьмой день был уже на исходе, Петер решился. Он надел праздничный камзол, шляпу, вскочил на коня и поскакал к Еловой горе.
        Там, где начинался частый ельник, он спешился, привязал лошадь к дереву, а сам, цепляясь за колючие ветки, полез наверх.
        Около большой ели он остановился, снял шляпу и, с трудом припоминая слова, медленно проговорил:
        — Под косматой елью,
        В темном подземелье,
        Где рождается родник, —
        Меж корней живет старик.
        Он неслыханно богат,
        Он хранит заветный клад.
        Кто родился в день воскресный,
        Получает клад чудесный.
        И Стеклянный Человечек появился. Но теперь он был весь в черном: кафтанчик из черного матового стекла, черные панталоны, черные чулки... Черная хрустальная лента обвивала его шляпу.
        Он едва взглянул на Петера и спросил безучастным голосом:
        — Что тебе надо от меня, Петер Мунк?
        — У меня осталось еще одно желание, господин Стеклянный Человечек, — сказал Петер, не смея поднять глаза. — Я хотел бы, чтобы вы его исполнили.
        — Разве у каменного сердца могут быть желания! — ответил Стеклянный Человечек. — У тебя уже есть все, что нужно таким людям, как ты. А если тебе еще чего-нибудь не хватает, проси у своего друга Михеля. Я вряд ли смогу тебе помочь.
        — Но ведь вы сами обещали мне исполнить три желания. Одно еще остается за мной!..
        — Я обещал исполнить третье твое желание, только если оно не будет безрассудным. Ну говори, что ты там еще придумал?
        — Я хотел бы... Я хотел бы... — начал прерывающимся голосом Петер. — Господин Стеклянный Человечек! Выньте из моей груди этот мертвый камень и дайте мне мое живое сердце.
        — Да разве ты со мной заключил эту сделку? — сказал Стеклянный Человечек. — Разве я Михель-Голландец, который раздает золотые монеты и каменные сердца? Ступай к нему, проси у него свое сердце!
        Петер грустно покачал головой:
        — Ах, он ни за что не отдаст мне его.
        Стеклянный Человечек помолчал с минуту, потом вынул из кармана свою стеклянную трубку и закурил.
        — Да, — сказал он, пуская кольца дыма, — конечно, он не захочет отдать тебе твое сердце... И хотя ты очень виноват перед людьми, передо мной и перед собой, но желание твое не так уж глупо. Я помогу тебе. Слушай: силой ты от Михеля ничего не добьешься. Но перехитрить его не так уж трудно, хоть он и считает себя умнее всех на свете. Нагнись ко мне, я скажу, как выманить у него твое сердце.
        И Стеклянный Человечек сказал Петеру на ухо все, что надо делать.
        — Запомни же, — добавил он на прощание, — если в груди у тебя будет опять живое, горячее сердце и если перед опасностью оно не дрогнет и будет тверже каменного, никто не одолеет тебя, даже сам Михель-Великан. А теперь ступай и возвращайся ко мне с живым, бьющимся, как у всех людей, сердцем. Или совсем не возвращайся.
        Так сказал Стеклянный Человечек и скрылся под корнями ели, а Петер быстрыми шагами направился к ущелью, где жил Михель-Великан.
        Он трижды окликнул его по имени, и великан явился.
        — Что, жену убил? — сказал он, смеясь. — Ну и ладно, поделом ей! Зачем не берегла мужнино добро! Только, пожалуй, приятель, тебе придется на время уехать из наших краев, а то заметят добрые соседи, что она пропала, поднимут шум, начнутся всякие разговоры... Не оберешься хлопот. Тебе, верно, деньги нужны?
        — Да, — сказал Петер, — и на этот раз побольше. Ведь до Америки далеко.
        — Ну, за деньгами дело не станет, — сказал Михель и повел Петера к себе в дом.
        Он открыл сундук, стоявший в углу, вытащил несколько больших свертков золотых монет и, разложив их на столе, стал пересчитывать.
        Петер стоял рядом и ссыпал в мешок сосчитанные монеты.
        — А какой ты все-таки ловкий обманщик, Михель! — сказал он, хитро поглядев на великана. — Ведь я было совсем поверил, что ты вынул мое сердце и положил вместо него камень.
        — То есть как это так? — сказал Михель и даже раскрыл рот от удивления. — Ты сомневаешься в том, что у тебя каменное сердце? Что же, оно у тебя бьется, замирает? Или, может быть, ты чувствуешь страх, горе, раскаяние?
        — Да, немного, — сказал Петер. — Я прекрасно понимаю, приятель, что ты его попросту заморозил, и теперь оно понемногу оттаивает... Да и как ты мог, не причинив мне ни малейшего вреда, вынуть у меня сердце и заменить его каменным? Для этого надо быть настоящим волшебником!..
        — Но уверяю тебя, — закричал Михель, — что я это сделал! Вместо сердца у тебя самый настоящий камень, а настоящее твое сердце лежит в стеклянной банке, рядом с сердцем Иезекиила Толстого. Если хочешь, можешь посмотреть сам.
        Петер засмеялся.
        — Есть на что смотреть! — сказал он небрежно. — Когда я путешествовал по чужим странам, я видел много диковин почище твоих. Сердца, которые лежат у тебя в стеклянных банках, сделаны из воска. Мне случалось видеть даже восковых людей, не то что сердца! Нет, что там ни говори, а колдоватьты не умеешь!..
        Михель встал и с грохотом отбросил стул.
        — Иди сюда! — крикнул он, распахивая дверь в соседнюю комнату. — Смотри, что тут написано! Вот здесь — на этой банке! "Сердце Петера Мунка"! Приложи ухо к стеклу — послушай, как оно бьется. Разве восковое может так биться и трепетать?
        — Конечно, может. Восковые люди на ярмарках ходят и говорят. У них внутри есть какая-то пружинка.
        — Пружинка? А вот ты у меня сейчас узнаешь, что это за пружинка! Дурак! Не умеет отличить восковое сердце от своего собственного!..
        Михель сорвал с Петера камзол, вытащил у него из груди камень и, не говоря ни слова, показал его Петеру. Потом он вытащил из банки сердце, подышал на него и осторожно положил туда, где ему и следовало быть.
        В груди у Петера стало горячо, весело, и кровь быстрей побежала по жилам.
        Он невольно приложил руку к сердцу, слушая его радостный стук.
        Михель поглядел на него с торжеством.
        — Ну, кто был прав? — спросил он.
        — Ты, — сказал Петер. — Вот уж не думал, признаться, что ты такой колдун.
        — То-то же!.. — ответил Михель, самодовольно ухмыляясь. — Ну, теперь давай — я положу его на место.
        — Оно и так на месте! — сказал Петер спокойно. — На этот раз ты остался в дураках, господин Михель, хоть ты и великий колдун. Я больше не отдам тебе моего сердца.
        — Оно уже не твое! — закричал Михель. — Я купил его. Отдавай сейчас же мое сердце, жалкий воришка, не то я раздавлю тебя на месте!
        И, стиснув свой огромный кулак, он занес его над Петером. Но Петер даже головы не нагнул. Он поглядел Михелю прямо в глаза и твердо сказал:
        — Не отдам!
        Должно быть, Михель не ожидал такого ответа. Он отшатнулся от Петера, словно споткнулся на бегу. А сердца в банках застучали так громко, как стучат в мастерской часы, вынутые из своих оправ и футляров.
        Михель обвел их своим холодным, мертвящим взглядом — и они сразу притихли.
        Тогда он перевел взгляд на Петера и сказал тихо:
        — Вот ты какой! Ну полно, полно, нечего корчить из себя храбреца. Уж кто-кто, а я-то знаю твое сердце, в руках держал... Жалкое сердечко — мягкое, слабенькое... Дрожит небось со страху... Давай-ка его сюда, в банке ему будет спокойнее.
        — Не дам! — еще громче сказал Петер.
        — Посмотрим!
        И вдруг на том месте, где только что стоял Михель, появилась огромная скользкая зеленовато-бурая змея. В одно мгновение она обвилась кольцами вокруг Петера и, сдавив его грудь, словно железным обручем, заглянула ему в глаза холодными глазами Михеля.
        — Отдаш-ш-шь? — прошипела змея.
        — Не отдам! — сказал Петер.
        В ту же секунду кольца, сжимавшие его, распались, змея исчезла, а из-под земли дымными языками вырвалось пламя и со всех сторон окружило Петера.
        Огненные языки лизали его одежду, руки, лицо...
        — Отдашь, отдашь?.. — шумело пламя.
        — Нет! — сказал Петер.
        Он почти задохнулся от нестерпимого жара и серного дыма, но сердце его было твердо.
        Пламя сникло, и потоки воды, бурля и бушуя, обрушились на Петера со всех сторон.
        В шуме воды слышались те же слова, что и в шипенье змеи, и в свисте пламени: "Отдашь? Отдашь?"
        С каждой минутой вода подымалась все выше и выше. Вот уже она подступила к самому горлу Петера...
        — Отдашь?
        — Не отдам! — сказал Петер.
        Сердце его было тверже каменного.
        Вода пенистым гребнем встала перед его глазами, и он чуть было не захлебнулся.
        Но тут какая-то невидимая сила подхватила Петера, подняла над водой и вынесла из ущелья.
        Он и очнуться не успел, как уже стоял по ту сторону канавы, которая разделяла владения Михеля-Великана и Стеклянного Человечка.
        Но Михель-Великан еще не сдался. Вдогонку Петеру он послал бурю.
        Как подкошенные травы, валились столетние сосны и ели. Молнии раскалывали небо и падали на землю, словно огненные стрелы. Одна упала справа от Петера, в двух шагах от него, другая — слева, еще ближе.
        Петер невольно закрыл глаза и ухватился за ствол дерева.
        — Грози, грози! — крикнул он, с трудом переводя дух. — Сердце мое у меня, и я его тебе не отдам!
        И вдруг все разом стихло. Петер поднял голову и открыл глаза.
        Михель неподвижно стоял у границы своих владений. Руки у него опустились, ноги словно вросли в землю. Видно было, что волшебная сила покинула его. Это был уже не прежний великан, повелевающий землей, водой, огнем и воздухом, а дряхлый, сгорбленный старик в ветхой одежде плотогона. Он оперся на свой багор, как на костыль, вобрал голову в плечи, съежился...
        С каждой минутой на глазах у Петера Михель становился все меньше и меньше. Вот он стал тише воды, ниже травы и наконец совсем прижался к земле. Только по шелесту и колебанию стебельков можно было заметить, как он уполз червяком в свое логово.
        ...Петер еще долго смотрел ему вслед, а потом медленно побрел на вершину горы к старой ели.
        Сердце у него в груди билось, радуясь тому, что оно опять может биться.
        Но чем дальше он шел, тем печальнее становилось у него на душе. Он вспомнил все, что с ним случилось за эти годы, — вспомнил старуху мать, которая приходила к нему за жалким подаянием, вспомнил бедняков, которых травил собаками, вспомнил Лизбет... И горькие слезы покатились у него из глаз.
        Когда он подошел к старой ели, Стеклянный Человечек сидел на мшистой кочке под ветвями и курил свою трубочку. Он посмотрел на Петера ясными, прозрачными, как стекло, глазами и сказал:
        — О чем ты плачешь, угольщик Мунк? Разве ты не рад, что в груди у тебя опять бьется живое сердце?
        — Ах, оно не бьется, оно разрывается на части, — сказал Петер. — Лучше бы мне не жить на свете, чем помнить, как я жил до сих пор. Матушка никогда не простит меня, а у бедной Лизбет я даже не могу попросить прощения. Лучше убейте меня, господин Стеклянный Человечек, — по крайней мере, этой постыдной жизни наступит конец. Вот оно, мое последнее желание!
        — Хорошо, — сказал Стеклянный Человечек. — Если ты этого хочешь, пусть будет по-твоему. Сейчас я принесу топор.
        Он неторопливо выколотил трубочку и спрятал ее в карман.
        Потом встал и, приподняв мохнатые колючие ветви, исчез где-то за елью.
        А Петер, плача, опустился на траву. О жизни он нисколько не жалел и терпеливо ждал своей последней минуты.
        И вот за спиной у него раздался легкий шорох.
        "Идет! — подумал Петер. — Сейчас всему конец!"
        И, закрыв лицо руками, он еще ниже склонил голову.
        — Петер Мунк! — услышал он голос Стеклянного Человечка, тонкий и звонкий, как хрусталь. — Петер Мунк! Оглянись вокруг в последний раз.
        Петер поднял голову и невольно вскрикнул. Перед ним стояли его мать и жена.
        — Лизбет, ты жива! — закричал Петер, задыхаясь от радости. — Матушка! И вы тут!.. Как мне вымолить у вас прощенье?!
        — Они уже простили тебя, Петер, — сказал Стеклянный Человечек. — Да, простили, потому что ты раскаялся от всего сердца. А ведь оно у тебя теперь не каменное. Воротись домой и будь по-прежнему угольщиком. Если ты станешь уважать свое ремесло, то и люди будут уважать тебя, и всякий с радостью пожмет твою почерневшую от угля, но чистую руку, даже если у тебя не будет бочек с золотом.
        С этими словами Стеклянный Человечек исчез.
        А Петер с женой и матерью пошел домой.
        От богатой усадьбы господина Петера Мунка не осталось и следа. Во время последней бури молния ударила прямо в дом и сожгла его дотла. Но Петер нисколько не жалел о своем потерянном богатстве.
        До старой отцовской хижины было недалеко, и он весело зашагал туда, вспоминая то славное время, когда был беспечным и веселым угольщиком...
        Как же удивился он, когда увидел вместо бедной, покривившейся хижины новый красивый домик. В палисаднике цвели цветы, на окошках белели накрахмаленные занавески, а внутри все было так прибрано, словно кто-то поджидал хозяев. В печке весело потрескивал огонь, стол был накрыт, а на полках вдоль стен переливалась всеми цветами радуги разноцветная стеклянная посуда.
        — Это все подарил нам Стеклянный Человечек! — воскликнул Петер.
        И началась новая жизнь в новом домике. С утра до вечера Петер работал у своих угольных ям и возвращался домой усталый, но веселый — он знал, что дома его ждут с радостью и нетерпением.
        За карточным столом и перед трактирной стойкой его больше никогда не видели. Но свои воскресные вечера он проводил теперь веселее, чем раньше. Двери его дома были широко открыты для гостей, и соседи охотно заходили в дом угольщика Мунка, потому что их встречали хозяйки, гостеприимные и приветливые, и хозяин, добродушный, всегда готовый порадоваться с приятелем его радости или помочь ему в беде.
        А через год в новом домике произошло большое событие: у Петера и Лизбет родился сын, маленький Петер Мунк.
        — Кого ты хочешь позвать в крестные отцы? — спросила у Петера старуха мать.
        Петер ничего не ответил. Он смыл угольную пыль с лица и рук, надел праздничный кафтан, взял праздничную шляпу и пошел на Еловую гору. Возле знакомой старой ели он остановился и, низко кланяясь, произнес заветные слова:
        — Под косматой елью,
        В темном подземелье...
        Он ни разу не сбился, ничего не забыл и сказал все слова как надо, по порядку, от первого до последнего.
        Но Стеклянный Человечек не показывался.
        — Господин Стеклянный Человечек! — закричал Петер. — Мне ничего не надо от вас, я ни о чем не прошу и пришел сюда только для того, чтобы позвать вас в крестные отцы к моему новорожденному сыночку!.. Слышите вы меня, господин Стеклянный Человечек?
        Но кругом все было тихо. Стеклянный Человечек не отозвался и тут.
        Только легкий ветер пробежал по верхушкам елей и сбросил к ногам Петера несколько шишек.
        — Ну что ж, возьму на память хоть эти еловые шишки, если уж хозяин Еловой горы не хочет больше показываться, — сказал сам себе Петер и, поклонившись на прощание большой ели, пошел домой.
        Вечером старая матушка Мунк, убирая в шкаф праздничный кафтан сына, заметила, что карманы его чем-то набиты. Она вывернула их, и оттуда выпало несколько больших еловых шишек.
        Ударившись об пол, шишки рассыпались, и все их чешуйки превратились в новенькие блестящие талеры, среди которых неоказалось ни одного фальшивого.
        Это был подарок Стеклянного Человечка маленькому Петеру Мунку.
        Еще много лет в мире и согласии прожила на свете семья угольщика Мунка. Маленький Петер вырос, большой Петер состарился.
        И когда молодежь окружала старика и просила его рассказать что-нибудь о прошлых днях, он рассказывал им эту историю и всегда кончал ее так:
        — Знал я на своем веку и богатство и бедность. Беден я был, когда был богат, богат — когда беден. Были у меня раньше каменные палаты, да зато и сердце в моей груди было каменное. А теперь у меня только домик с печью — да зато сердце человечье.
        ВИЛЬГЕЛЬМ ГАУФ
        ХРАБРЫЙ ЕЖ
        Стоял на столе ящик.
        Подошли звери к ящику, стали его осматривать, обнюхивать и облизывать.
        А ящик-то вдруг — раз, два, три — и открылся.
        А из ящика-то — раз, два, три — змея выскочила.
        Испугались звери и разбежались.
        Один ёж не испугался, кинулся на змею и - раз, два, три — загрыз её.
        А потом сел на ящик и закричал: «Кукареку!»
        Нет, не так! Еж закричал: «Ав-ав-ав!»
        Нет, и не так! Ёж закричал: «Мяу-мяу-мяу!»
        Нет, опять не так! Я и сам не знаю как.
        Кто знает, как ежи кричат?
        Д. ХАРМС
        ХРАБРЫЙ ПОРТНОЙ
        В одном немецком городе жил портной. Звали его Ганс. Целый день сидел он на столе у окошка, поджав ноги, и шил. Куртки шил, штаны шил, жилетки шил.Вот как-то сидит портной Ганс на столе, шьет и слышит - кричат на улице:
        - Варенье! Сливовое варенье! Кому варенья?
        "Варенье! - подумал портной.- Да еще сливовое. Это хорошо".
        Подумал он так и закричал в окошко:
        - Тётка, тётка, иди сюда! Дай-ка мне варенья.
        Купил он этого варенья полбаночки, отрезал себе кусок хлеба, намазал его вареньем и стал жилетку дошивать.
        "Вот,- думает,- дошью жилетку и варенья поем".
        А в комнате у портного Ганса много-много мух было - прямо не сосчитать сколько. Может, тысяча, а может, и две тысячи.
        Почуяли мухи, что вареньем пахнет, и налетели на хлеб.
        - Мухи, мухи,- говорит им портной,- вас-то кто сюда звал? Зачем на моё варенье налетели?
        А мухи его не слушают и едят варенье. Тут портной рассердился, взял тряпку да как ударит тряпкой по мухам - семь сразу убил.
        - Вот какой я сильный и храбрый! - сказал портной Ганс.- Об этом весь город должен узнать. Да что город! Пусть весь мир узнает. Скрою-ка я себе новый пояс и вышью на нём большими буквами: "Когда злой бываю, семерых убиваю".
        Так он и сделал. Потом надел на себя новый пояс, сунул в карман кусок творожного сыру на дорогу и вышел из дому.
        У самых ворот увидел он птицу, запутавшуюся в кустарнике. Бьётся птица, кричит, а выбраться не может. Поймал Ганс птицу и сунул ее в тот же карман, где у него творожный сыр лежал.
        Шёл он, шёл и пришёл наконец к высокой горе. Забрался на вершину и видит - сидит на горе великан и кругом посматривает.
        - Здравствуй, приятель,- говорит ему портной.- Пойдём вместе со мной по свету странствовать.
        - Какой ты мне приятель! - отвечает великан.- Ты слабенький, маленький, а я большой и сильный. Уходи, пока цел.
        - А это ты видел? - говорит портной Ганс и показывает великану свой пояс.
        А на поясе у Ганса вышито крупными буквами: "Когда злой бываю, семерых убиваю".
        Прочитал великан и подумал: "Кто его знает - может, он и вправду сильный человек. Надо его испытать".
        Взял великан в руки камень и так крепко сжал его, что из камня потекла вода.
        - А теперь ты попробуй это сделать,- сказал великан.
        - Только и всего? - говорит портной.- Ну, для меня это дело пустое.
        Вынул он потихоньку из кармана кусок творожного сыра и стиснул в кулаке. Из кулака вода так и полилась на землю.
        Удивился великан такой силе, но решил испытать Ганса ещё раз. Поднял с земли камень и швырнул его в небо. Так далеко закинул, что камня и видно не стало.
        - Ну-ка, - говорит он портному, - попробуй и ты так.
        - Высоко ты бросаешь,- сказал портной.- А всё же твой камень упал на землю. Вот я брошу, так прямо на небо камень закину.
        Сунул он руку в карман, выхватил птицу и швырнул её вверх. Птица взвилась высоко-высоко в небо и улетела.
        - Что, приятель, каково? - спрашивает портной Ганс.
        - Неплохо, - говорит великан. - А вот посмотрим теперь, можешь ли ты дерево на плечах снести?
        Подвёл он портного к большому срубленному дубу и говорит:
        - Если ты такой сильный, так помоги мне вынести это дерево из лесу.
        - Ладно,- ответил портной, а про себя подумал: "Я слаб, да умён, а ты глуп, да силён. Я всегда тебя обмануть сумею".
        И говорит великану:
        - Ты себе на плечи только ствол взвали, а я понесу все ветви и сучья. Ведь они потяжелее будут.
        Так и сделали. Великан взвалил себе на плечи ствол и понес. А портной вскочил на ветку и сел на нее верхом. Тащит великан на себе всё дерево, да ещё и портного в придачу. А оглянуться назад не может - ему ветви мешают. Едет портной Ганс верхом на ветке и песенку поет:
        - Как пошли наши ребята
        Из ворот на огород...
        Долго тащил великан дерево, наконец устал и говорит:
        - Слушай, портной, я сейчас дерево на землю сброшу. Устал я очень. Тут портной соскочил с ветки и ухватился за дерево обеими руками, как будто он всё время шёл позади великана.
        - Эх ты! - сказал портной великану. - Такой большой, а силы, видать, у тебя мало.
        Оставили они дерево и пошли дальше. Шли, шли и пришли наконец в пещеру. Там у костра сидели пять великанов, и у каждого в руках было по жареному барану.
        - Вот,- говорит великан, который привел Ганса,- тут мы и живём. Забирайся-ка на эту кровать, ложись и отдыхай.
        Посмотрел портной на кровать и подумал: "Ну, эта кровать не по мне. Чересчур велика".
        Подумал он так, нашёл в пещере уголок потемнее и лег спать. А ночью великан проснулся, взял большой железный лом и ударил с размаху по кровати.
        - Ну, - сказал великан своим товарищам, - теперь-то я избавился от этого силача.
        Встали утром все шестеро великанов и пошли в лес деревья рубить. А портной тоже встал, умылся, причесался и пошёл за ними следом.
        Увидели великаны в лесу Ганса и перепугались. "Ну,- думают,- если мы даже ломом железным его не убили, так он теперь всех нас перебьёт".
        И разбежались великаны в разные стороны.
        А портной посмеялся над ними и пошёл куда глаза глядят.
        Шёл он, шёл и пришёл наконец к ограде королевского дворца. Там у ворот лёг на зелёную траву и крепко заснул.
        А пока он спал, увидели его королевские слуги, наклонились над ним и прочитали у него на поясе надпись: "Когда злой бываю, семерых убиваю".
        - Вот так силач к нам пришёл! - сказали они.- Надо королю о нём доложить.
        Побежали королевские слуги к своему королю и говорят:
        - Лежит у ворот твоего дворца силач. Хорошо бы его на службу взять. Если война будет, он нам пригодится.
        Король обрадовался.
        - Верно,- говорит,- зовите его сюда.
        Выспался портной, протёр глаза и пошёл служить королю.
        Служит он день, служит другой. И стали королевские воины говорить друг другу:
        - Чего нам хорошего ждать от этого силача? Ведь он, когда злой бывает, семерых убивает. Так у него и на поясе написано.
        Пошли они к своему королю и говорят:
        - Не хотим служить с ним вместе. Он всех нас перебьёт, если рассердится. Отпусти нас со службы.
        А король уже и сам пожалел, что взял такого силача к себе на службу. "А вдруг,- думал он,- этот силач и в самом деле рассердится, воинов моих перебьет, меня зарубит и сам на мое место сядет?.. Как бы от него избавиться?"
        Позвал он портного Ганса и говорит:
        - В моём королевстве в дремучем лесу живут два разбойника, и оба они такие силачи, что никто к ним близко подойти не смеет. Приказываю тебе найти их и одолеть. А в помощь тебе даю сотню всадников.
        - Ладно,- сказал портной.- Я, когда злой бываю, семерых убиваю. А уж с двумя-то раз- бойниками я и шутя справлюсь.
        И пошёл он в лес. А сто королевских всадников за ним следом поскакали.
        На опушке леса обернулся портной к всадникам и говорит:
        - Вы, всадники, здесь подождите, а я с разбойниками сам справлюсь.
        Вошёл в чащу и стал оглядываться кругом.
        Видит - лежат под большим деревом два разбойника и так храпят во сне, что над ними ветки колышутся. Портной, не долго думая, набрал полные карманы камней, залез на дерево и стал сверху бросать камни в одного разбойника. То в грудь попадёт ему, то в лоб. А разбойник храпит и ничего не слышит. И вдруг один камень стукнул разбойника по носу. Проснулся разбойник и толкает своего товарища в бок:
        - Ты чего дерёшься?
        - Да что ты! - говорит другой разбойник.- Я тебя не бью. Тебе это, видно, приснилось.
        И опять они оба заснули.
        Тут портной начал бросать камни в другого разбойника.
        Тот тоже проснулся и стал кричать на товарища:
        - Ты чего это в меня камни бросаешь? С ума сошёл?
        Да как ударит своего приятеля по лбу!
        А тот - его.
        И стали они драться камнями, палками и кулаками. И до тех пор дрались, пока друг друга насмерть не убили.
        Тогда портной соскочил с дерева, вышел на опушку леса и говорит всадникам:
        - Дело сделано, оба убиты. Ну и злые же эти разбойники! И камни они в меня швыряли, и кулаками на меня замахивались, да что им со мной поделать? Ведь я, когда злой бываю, семерых убиваю!
        Въехали королевские всадники в лес и видят: верно, лежат на земле два разбойника. Лежат и не шевелятся - оба убиты.
        Вернулся портной Ганс во дворец к королю.
        А король хитрый был. Выслушал он Ганса и думает: "Ладно, с разбойниками ты справился, а вот сейчас я тебе такую задачу задам, что ты у меня в живых не останешься".
        - Слушай,- говорит Гансу король,- поди-ка ты теперь опять в лес, излови свирепого зверя-единорога.
        - Изволь, - говорит портной Ганс, - это я могу. Ведь я, когда злой бываю, семерых убиваю. Так с одним-то единорогом я живо справлюсь.
        Взял он с собою топор и верёвку и опять пошел в лес.
        Недолго пришлось портному Гансу искать единорога - зверь сам к нему навстречу выскочил, страшный, шерсть дыбом, рог острый, как меч.
        Кинулся на портного единорог и хотел было проткнуть его своим рогом, да портной за толстое дерево спрятался. Единорог с разбегу так и всадил в дерево свой рог. Рванулся назад, а вытащить не может.
        - Вот теперь-то ты от меня не уйдёшь!- сказал портной, набросил единорогу на шею верёвку, вырубил топором его рог из дерева и повёл зверя на верёвке к своему королю.
        Привёл единорога прямо в королевский дворец.
        А единорог, как только увидел короля в золотой короне и красной мантии, засопел, захрипел. Глаза у него кровью налились, шерсть дыбом, рог, как меч, торчит. Испугался король и кинулся бежать. И все его воины за ним. Далеко убежал король - так далеко, что назад дороги не нашел.
        А портной стал себе спокойно жить да поживать, куртки, штаны и жилетки шить. Пояс он на стенку повесил и больше ни великанов, ни разбойников, ни единорогов на своем веку не видал.
        БРАТЬЯ ГРИММ
        ХРАМ НА ГОРЕ ПЭКЧЖОКСАН
        Стоит на горе Пэкчжоксан огромный буддийский храм. Только его построили, стали твориться дела там поистине странные. Что ни год исчезает монах, и никто не знает, куда он девается. Особо рьяные почитатели святого учения говорили, что это Будда призывает к себе самых лучших и самых усердных. Но исчезали и неусердные.
        Дело в конце концов дошло до того, что в храме остался один-единственный монах. И хотя был он тверд в вере, обуяла его тревога.
        Отправился он к своему старому другу, в деревню, что неподалеку, прямо у подножия горы, захотел попрощаться, прежде чем расстанется с бренной жизнью на этой грешной земле.
        Обрадовался друг и говорит:
        - Заходи, брат, давненько мы с тобой не видались.
        Отвечает ему монах:
        - Ты, верно, знаешь, что нынче настал мой черед отправиться к Будде. Вот и решил я проститься с тобой.
        Друг и в самом деле знал о том, что творится в храме, слух об этом прошел по всем окрестным деревням. Утешить монаха было нечем, и друг, помолчав, сказал:
        - Покинь храм - и спасешься. Иного выхода нет!
        - Как можешь ты так говорить?! - произнес с укором монах. - Да и куда мне идти?
        - Ты должен покинуть храм, - стоял на своем Друг.
        - Меня призывает Будда, а ты советуешь убежать! - рассердился монах.
        - Не сердись, - сказал друг, - но в этой истории есть какая-то тайна, я уверен, кто-то губит людей.
        - Да как ты смеешь? - вышел из себя монах.
        - Значит, ты не покинешь храм и будешь ждать своей участи?
        - Так я решил, - твердо ответил монах.
        Понял тут друг, что уговоры бесполезны, и сказал:
        - Будь по-твоему, брат, возражать тебе я больше не стану, только выполни одну мою просьбу.
        - Говори, что за просьба, - насторожился монах.
        - Я знаю, мы больше не встретимся, и хочу подарить тебе напоследок мое одеяние. Не снимай его ни днем ни ночью. Согласен?
        - Согласен, - ответил монах.
        Друг намазал одеяние какой-то мазью, отдал монаху и говорит:
        - Это одеяние - мой последний подарок тебе. Помни же мою просьбу и никогда не снимай его!
        - Благодарю за подарок, а просьбу твою я не забуду, - пообещал монах.
        Они распрощались, и монах возвратился к себе.
        Через несколько лет друг пришел в храм навестить монаха. Но того и след простыл. Напрасно друг обшарил все уголки. Он уже собрался спуститься с горы, как вдруг увидел неподалеку от храма громадный камень, а на камне - огромную мертвую тысяченожку. Подошел ближе, видит - у нее в пасти торчит клочок одежды, которую он подарил в свое время монаху. Понял тут друг, что монаха сожрала тысяченожка. И сама издохла от ядовитой мази, которой друг намазал подаренную монаху одежду. Так что не к Будде попадали монахи, а прямехонько в пасть прожорливой твари, поселившейся под большим камнем почти у самого храма.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ХРИСТОС И ГРЕШНИЦА
        Иешуа вышел из города, когда солнце едва поднялось над горизонтом, и в воздухе еще была ночная прохлада. Ему захотелось побыть одному. Дорога длинной и пыльной лентой тянулась по пустынным местам. Многомесячная жара высушила землю, протоптанную тысячами ног, и покрывала дорогу толстым слоем пыли. Вокруг идущего стояли клубы пыли. А ноги по щиколотку утопали в ней.
        Навстречу и обгоняя Иешуа, шли люди - мужчины, женщины с детьми. Гнали ослов со скарбом. Они торопились пройти свой путь до наступления невыносимой жары.
        Иешуа не торопился, но шаг его был бодр. Он был весь в пыли. Пройдя довольно долго, он дошел до развилки дороги. До ближайшего селения оставалось совсем немного. Вплотную к дороге было несколько больших камней. Один из них был похож на седалище. Иешуа подошел к нему, стряхнул насколько это было можно с себя пыль, и сел.
        Возле камня, из пыли выглядывал прут. Видимо кто-то из погонщиков ослов обронил его. Иешуа не слезая с камня, наклонился и поднял прут. Повертев его в руках, он стал чертить им какие-то знаки. На дороге лежащей перед ним в клубах пыли виднелось несколько путников. Иешуа опустил свой взгляд на землю и задумчиво продолжал чертить.
        Вдруг с дороги до него донеслись шум и крики. Он поднял голову и посмотрел на дорогу. По ней в клубах пыли двигалась толпа. Людей почти не было видно. По звукам доносившихся до него голосов он понял, что это толпа мужчин. Чем ближе толпа подходила к Иешуа, тем яснее становились фигуры людей. Наконец толпа приблизилась к нему и стала останавливаться. Пыль над толпой и вокруг нее стала медленно оседать, и Иешуа увидел толпу разъяренных мужчин. Все они были в пыли. Их бороды от пыли из черных стали серыми. На этом фоне раскрытые в крике беззубые рты стариков казались черными дырами. Впереди толпы стоял священник Агава. Это был щуплый человек невысокого роста. Видно было, что он главный возбудитель толпы. Мужчины из толпы, проклиная, толкали впереди себя плачущую женщину. Иешуа видел, как на нее постоянно сыпались ругань и удары. Одежда на ней было разорвана. И она старались прикрыться этими лохмотьями. Слезы, смешанные с дорожной пылью не позволяли ему определить возраст женщины.
        Он видел у мужчин в руках камни. Некоторые на ходу поигрывали ими, подбрасывая и ловя.
        У Иешуа сжалось сердце. Он понял и намерения толпы и вину, которую вменяла толпа, во главе со священником, этой женщине. Ему было жалко ее. Он знал, чем кончаются такие дела, но не знал, как помочь женщине.
        Он опустил голову, чтобы не видеть расправы и продолжал машинально чертить знаки. Толпа приблизилась к нему почти вплотную.
        Из толпы вышел священник Агава.
        -Иешуа! - обратился он к нему, - Эта женщина взята в прелюбодеянии. По закону Моисея ее за этот грех следует побить камнями. А что ты скажешь?
        У Иешуа не было сил поднять голову и посмотреть на священника. Он представил, что будет сейчас с женщиной, и у него защемило сердце. Он не мог отвечать.
        Священнику показалось, что Иешуа не слышит его, и повторил свой вопрос.
        Толпа молчала. Был слышен только плачь женщины. Он был похож на скуление жестоко избитой собаки. Плач то стихал, то возобновлялся вновь. Слыша плачь женщины, он чувствовал себя обессиленным. Голова опустилась еще ниже.
        В третий раз повторил свой вопрос Агава. Иешуа понял, что должен отвечать. Он поднял голову и посмотрел на священника. Плачь женщины резал его душу. Лицо священника было злым. Слой пыли лежавший на его лице не мог этого скрыть.
        -Разве в прелюбодеянии виновата она одна? А где тот, второй?- подумал Иешуа.
        Но продолжал молчать. Толпа ждала его ответа. Наконец он заставил себя говорить.
        -Пусть тот на ком нет греха бросит в нее камень
        Стало настолько тихо, что ему показалось, будто толпа исчезла. Иешуа оглядел толпу. Он заметил, как стали меняться лица. С них стала исчезать злобность, стало появляется смущение. Он увидел как парень стоявший в конце столпы бросил на дорогу свой камень, и повернувшись стал уходить.
        Еще один мужчина бросил свой камень на дорогу и стал уходить вслед за парнем. Толпа от слов Иешуа засовестилась. И мужчины один за другим стали выбрасывать свои камни и уходить. Наконец остался один священник. Он повернулся к женщине и поднял руку с камнем. Иешуа снова опустил голову, чтобы не видеть, как Агава бросит свой камень в плачущую женщину. На его глазах появились слезы. Он ждал, когда женщина вскрикнет от боли. Но было тихо. Он искоса посмотрел в ту сторону, где стоял Агава. И не увидел его. Иешуа поднял голову и посмотрел на дорогу. Агава с втянутой в плечи головой шел вслед удаляющейся толпы.
        Он поднял голову и посмотрел на женщину. Тут он увидел, что это была совсем молоденькая девушка. Она продолжала плакать и вздрагивать всем телом. Глаза ее смотрели в землю.
        -Где твои обвинители? - спросил Он.
        Женщина продолжала плакать и не отвечала. Наконец до нее дошли слова Иешуа. Она огляделась вокруг.
        -И… И… Их н..не..нет..т..- ответила она.
        -И я тебя не обвиняю. Иди и больше не греши.
        В голосе Иешуа чувствовалось облегчение. Но он все еще не мог успокоиться. Он наклонился и снова стал чертить какие-то знаки. Но что это были за знаки он теперь не мог и сам сказать.
        ВЛАДИМИР ДОБКИН
        ХРОМОЙ И СЛЕПОЙ
        Хромой человек однажды вошел в сераль (постоялый двор) и устроился там среди других посетителей.
        "Из-за моей хромоты я лишен возможности быстро передвигаться и не успею на султанский пир", - сказал он своему соседу. Человек, к которому он обратился, поднял голову и сказал:
        - Я тоже приглашен на пир, но мне еще труднее попасть туда, чем тебе, потому что я слеп и не вижу дороги.
        Тут в их разговор вмешался третий посетитель. Он сказал:
        - Вдвоем вы располагаете средством достичь вашей цели, если только согласитесь воспользоваться этим средством. Слепой может отправиться в путь, неся на спине хромого. Вы должны использовать ноги слепого, чтобы идти, и зрение хромого, чтобы его направлять.
        Вот так эти двое достигли конца пути, где их ожидал невиданный доселе пир.
        По дороге они остановились на отдых в другом серале. Здесь они повстречали еще двух несчастных, которые также хотели попасть на пир и не могли. Слепой и хромой стали им объяснять свой метод, но один из этих людей был глухим, а другой немым. Немой слышал их объяснения, но не мог передать их своему приятелю. Глухой мог говорить, но ему нечего было сказать.
        Эти двое не попали на пир потому, что в это время поблизости не оказалось того третьего человека, который прежде всего объяснил бы им особенность их трудности, а уж потом подсказал бы, как эту трудность преодолеть.
        Рассказывают, что великий Абдул аль-Кадир завещал свой заплатанный суфийский халат наследнику мантии, который должен был родиться почти через шестьсот лет после его смерти.
        В 1563 году Саид Сикандар Шах из ордена Кадирийа, унаследовавший право передачи мантии, определил местонахождение предсказанного наследника - шейха Ахмада Фаруки из Сирхинда и передал ему полномочия главы ордена.
        Этот накшбандийский учитель был к тому времени посвящен в 16 дервишских орденов своим отцом, который в долгих и опасных странствиях искал и собирал по крупицам разбросанное суфийское знание. Считается, что именно в Сирхинде было предсказано появиться великому учителю, и преемник святых ждал своего воплощения в течение нескольких поколений.
        Следствием появления Фаруки и признания его руководителями всех орденов того времени является то, что сейчас Накшбандийа посвящают своих учеников во все 4 основные течения суфизма: Чишти, Кадири, Сухраварди и Накшбанди.
        Сказание "Хромой и слепой" приписывается шейху Ахмаду Фаруки, умершему в 1624 году. Предполагается, что оно должно читаться только после того, как ученик получил от своего мастера особые объяснения или после изучения истории Хакима Санаи "Слепые и слон".
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ХРУПКАЯ ВЕТОЧКА
        У Данилы с Катей, - это которая своего жениха у Хозяйки горы вызволила, - ребятишек многонько народилось. Восемь, слышь-ко, человек, и все парнишечки. Мать-то не раз ревливала: хоть бы одна девчонка на поглядку. А отец, знай, похохатывает:
        - Такое, видно, наше с тобой положенье.
        Ребятки здоровеньки росли. Только одному не посчастливилось. То ли с крылечка, то ли еще откуда свалился и себя повредил: горбик у него расти стал. Баушки правили, понятно, да толку не вышло. Так горбатенькому и пришлось на белом свете маяться.
        Другие ребятишки, - я так замечал, - злые выходят при таком-то случае, а этот ничего - веселенький рос и на выдумки мастер. Он третьим в семье-то приходился, а все братья слушались его и спрашивали:
        - Ты, Митя, как думаешь? По-твоему, Митя, к чему это?
        Отец с матерью и те частенько покрикивали:
        - Митюшка! Погляди-ко! Ладно, на твой глаз?
        - Митяйко, не приметил, куда я воробы (приспособленине для размотки пряжи. - Ред.) поставила?
        И то Митюньке далось, что отец смолоду ловко на рожке играл. Этот тоже пикульку смастерит, так она у него ровно сама песню выговаривает.
        Данило по своему мастерству все-таки зарабатывал ладно. Ну, и Катя без дела не сиживала. Вот, значит, и поднимали семью, за куском в люди не ходили. И об одежонке ребячьей Катя заботилась. Чтоб всем справа была: пимешки там, шубейки и протча. Летом-то, понятно, и босиком ладно: своя кожа, не куплена. А Митюньке, как он всех жальчее, и сапожнешки были. Старшие братья этому не завидовали, а малые сами матери говорили:
        - Мамонька, пора, поди, Мите новые сапоги заводить. Гляди - ему на ногу не лезут, а мне бы как раз пришлись.
        Свою, видишь, ребячью хитрость имели, как бы поскорее Митины сапожнешки себе пристроить. Так у них все гладенько и катилось. Соседки издивовались прямо:
        - Что это у Катерины за робята! Никогда у них и драчишки меж собой не случится.
        А это все Митюнька - главная причина. Он в семье-то ровно огонек в лесу: кого развеселит, кого обогреет, кого на думки наведет.
        К ремеслу своему Данило не допускал ребятишек до времени.
        - Пускай, - говорит, - подрастут сперва. Успеют еще малахитовой-то пыли наглотаться.
        Катя тоже с мужем в полном согласье - рано еще за ремесло садить. Да еще придумали поучить ребятишек: чтоб, значит, читать-писать, цифру понимать. Школы по тогдашнему положению не было, и стали старшие-то братья бегать к какой-то мастерице. И Митюнька с ними. Те ребята понятливые, хвалила их мастерица, а этот вовсе на отличку. В те годы по-мудреному учили, а он с лету берет. Не успеет мастерица показать - он обмозговал. Братья еще склады толмили, а он уже читал, знай слова лови. Мастерица не раз говаривала:
        - Не бывало у меня такого выученика. Тут отец с матерью возьми и погордись маленько: завели Митюньке сапожки поформеннее. Вот с этих сапожек у них полный переворот в жизни и вышел. В тот год, слышь-ко, барин на заводе жил. Пропикнул, видно, денежки в Сам-Петербурхе, вот и приехал на завод - не выскребу ли, дескать, еще сколь-нибудь.
        При таком-то деле, понятно, как денег не найти, ежели с умом распорядиться. Одни приказные да приказчик сколько воровали. Только барин вовсе в эту сторону и глядеть не умел.
        Едет это он по улице и углядел - у одной избы трое ребятишек играют, и все в сапогах. Барин им и маячит рукой-то - идите сюда.
        Митюньке хоть не приводилось до той поры барина видать, а признал небось. Лошади, вишь, отменные, кучер по форме, коляска под лаком и седок гора горой, жиром заплыл, еле ворочается, а перед брюхом палку держит с золотым набалдашником.
        Митюнька оробел маленько, все-таки ухватил братишек за руки и подвел поближе к коляске, а барин хрипит:
        - Чьи такие?
        Митюнька, как старший, объясняет спокойненько:
        - Камнереза Данилы сыновья. Я вот Митрий, а это мои братики малые.
        Барин аж посинел от этого разговору, чуть не задохся, только пристанывает:
        - Ох, ох! что делают! что делают! Ох, ох. Потом видно, провздыхался и заревел медведем:
        - Это что? А? -А сам палкой-то на ноги ребятам показывает. Малые, понятно, испужались, к воротам кинулись, а Митюнька стоит и никак в толк взять не может, о чем его барин спрашивает.
        Тот заладил свое, недоладом орет:
        - Это что?
        Митюнька вовсе оробел да и говорит:
        - Земля.
        Барина тут как параличом хватило, захрипел вовсе.
        -Хр-р, хр-р! До чего дошло! До чего дошло! Хр-р, хр-р.
        Тут Данило сам из избы выбежал, только барин не стал с ним разговаривать, ткнул кучера набалдашником в шею - поезжай!
        Этот барин не твердого ума был. Смолоду за ним такое замечалось, к старости и вовсе не самостоятельный стал. Напустится на человека, а потом и сам объяснить не умеет, что ему надо. Ну, Данило с Катериной и подумали - может, обойдется дело, забудет про ребятишек, пока домой доедет. Только не тут-то было: не забыл барин ребячьих сапожишек. Первым делом на приказчика насел:
        - Ты куда глядишь? У барина башмаков купить не на что, а крепостные своих ребятишек в сапогах водят? Какой ты после этого приказчик?
        Тот объясняет:
        - Вашей, дескать, барской милостью Данило на оброк отпущен и сколько брать с него - тоже указано, а как платит он исправно, я и думал...
        - А ты, - кричит ,- не думай, а гляди в оба. Вон у него что завелось! Где это видано? Вчетверо ему оброк назначить.
        Потом призвал Данилу и сам объяснил ему новый оброк. Данило видит - вовсе несуразица, и говорит:
        - Из воли барской уйти не могу, а только оброк такой тоже платить не в силу. Буду работать, как другие, по вашему барскому приказу.
        Барину, видать, это не по губе. Денег и без того нехватка, - не до каменной поделки. В пору и ту продать, коя от старых годов осталась. На другую какую работу камнереза поставить тоже не подходит. Ну, и давай рядиться. Сколько все-таки не отбивался Данила, оброк ему вдвое барин назначил, а не хошь - в гору. Вот куда загнулось!
        Понятное дело, худо Данилу с Катей пришлось. Всех прижало, а ребятам хуже всего: до возрасту за работу сели. Так и доучиться им не довелось. Митюнька - тот виноватее всех себя считал - сам так и лезет на работу. Помогать, дескать, отцу с матерью буду, а те опять свое думают:
        "И так-то он у нас нездоровый, а посади его за малахит - вовсе изведется. Потому - кругом в этом деле худо. Присадочный вар готовить - пыли не продохнешь, щебенку колотить - глаза береги, а олово крепкой водкой на полер разводить - парами задушит". Думали, думали и придумали отдать Митюньку по гранильному делу учиться.
        Глаз, дескать, хваткий, пальцы гибкие и силы большой не надо - самая по нему работа.
        Гранильщик, конечно, у них в родстве был. К нему и пристроили, а он рад-радехонек, потому знал - парнишечко смышленый и к работе не ленив.
        Гранильщик этот так себе, средненький был, второй, а то и третьей цены камешок делал. Все-таки Митюнька перенял от него, что тот умел. Потом этот мастер и говорит Данилу:
        - Надо твоего парнишка в город отправить. Пущай там дойдет до настоящей точки. Шибко рука у него ловкая.
        Так и сделали. У Данилы в городе мало ли знакомства было по каменному-то делу. Нашел кого-надо и пристроил Митюньку. Попал он тут к старому мастеру по каменной ягоде. Мода, видишь, была из камней ягоды делать. Виноград там, смородину, малину и протча. И на все установ имелся. Черну, скажем, смородину из агату делали, белу - из дурмашков, клубнику - из сургучной яшмы, княженику - из мелких шерловых шаричков клеили. Однем словом, всякой ягоде свой камень. Для корешков да листочков тоже свой порядок был: кое из офата, кое из малахита либо из орлеца и там еще из какого-нибудь камня.
        Митюнька весь этот установ перенять перенял, а нет-нет и придумает по-своему. Мастер сперва ворчал, потом похваливать стал:
        - Пожалуй, так-то живее выходит.
        Напоследок прямо объявил:
        - Гляжу я, парень, шибко большое твое дарование к этому делу. Впору мне, старику, у тебя учиться. Вовсе ты мастером стал, да еще с выдумкой.
        Потом помолчал маленько да и наказывает:
        - Только ты, гляди, ходу ей не давай! Выдумке-то! Как бы за нее руки не отбили. Бывали такие случаи.
        Митюнька, известно, молодой - безо внимания к этому. Еще посмеивается:
        - Была бы выдумка хорошая. Кто за нее руки отбивать станет?
        Так вот и стал Митюха мастером, а еще вовсе молодой: только-только ус пробиваться стал. По заказам он не скучал, всегда у него работы полно. Лавочники по каменному делу смекнули живо, что от этого парня большим барышом пахнет, - один перед другим заказы ему дают, успевай только. Митюха тут и придумал:
        - Пойду-ко я домой. Коли мою работу надо, так меня и дома найдут. Дорога недалекая, и груз не велик - материал привезти да поделку забрать.
        Так и сделал. Семейные обрадовались, понятно: Митя пришел. Он тоже повеселить всех желает, я самому не сладко. Дома-то чуть не цельная малахитовая мастерская стала. Отец и двое старших братьев за станками в малухе сидят, и младшие братья тут же: кто на распиловке, кто на шлифовке. У матери на руках долгожданная девчушка-годовушка трепещется, а радости в семье нет. Данило уж вовсе стариком глядит, старшие братья покашливают, да и на малых смотреть невесело. Бьются, бьются, а все в барский оброк уходит.
        Митюха тут и заподумывал: все, дескать, из-за тех сапожнешек вышло.
        Давай скорее свое дело налаживать. Оно хоть мелкое, а станков к нему не один, струментишко тоже требуется. Мелочь все, а место и ей надо.
        Пристроился в избе против окошка и припал к работе, а про себя думает:
        "Как бы добиться, чтоб из здешнего камня ягоды точить? Тогда и младших братишек можно было бы к этому делу пристроить". Думает, думает, а пути не видит. В наших краях известно, хризолит да малахит больше попадаются. Хризолит тоже дешево не добудешь, да и не подходит он, а малахит только на листочки и то не вовсе водится: оправки либо подклейки требует.
        Вот раз сидит за работой. Окошко перед станком по летнему времени открыто. В избе никого больше нет. Мать по своим делам куда-то ушла, малыши разбежались, отец со старшими в малухе сидят. Не слышно их. Известно, над малахитом-то песни не запоешь и на разговор не тянет.
        Сидит Митюха, обтачивает свои ягоды из купецкого материала, а сам все о том же думает:
        "Из какого бы вовсе дешевого здешнего камня такую же поделку гнать?"
        Вдруг просунулась в окошко какая-то не то женская, не то девичья рука, - с кольцом на пальце и в зарукавье (в браслете. - Ред.), - и ставит прямо на станок Митюньке большую плитку змеевика: а на ней, как на подносе, соковина (шлак от медеплавильного производства. - Ред.) дорожная.
        Кинулся Митюха к окошку - нет никого, улица пустехонька, ровно никто и не прохаживал.
        Что такое? Шутки кто шутит али наважденье какое? Оглядел плитку да соковину и чуть не заскакал от радости, такого материала возами вози, а сделать из него, видать, можно, если со сноровкой выбрать да постараться. Что только?
        Стал тут смекать, какая ягода больше подойдет, а сам на то место уставился, где рука-то была. И вот опять она появилась и кладет на станок репейный листок, а на нем три ягодных веточки: черемуховая, вишневая и спелого-спелого крыжовника.
        Тут Митюха не удержался, на улицу выбежал дознаться, кто это над ним шутки строит. Оглядел все - никого, как вымерло. Время - самая жарынь. Кому в эту пору на улице быть?
        Постоял-постоял, подошел к окошку, взял со станка листок с веточками и разглядывать стал. Ягоды настоящие, живые, только то диво - откуда вишня взялась. С черемухой просто, крыжовнику тоже в господском саду довольно, а эта откуда, коли в наших краях такая ягода не растет, а будто сейчас сорвана?
        Полюбовался так на вишни, а все-таки крыжовник ему милее пришелся и к матерьялу ровно больше подходит. Только подумал - рука-то его по плечу и погладила.
        "Молодец, дескать! Понимаешь дело!"
        Тут уж слепому ясно, чья это рука. Митюха в Полевой вырос, сколько-нибудь раз слыхал про Хозяйку горы. Вот он и подумал - хоть бы сама показалась. Ну, не вышло. Пожалела, видно, горбатенького парня растревожить своей красотой - не показалась.
        Занялся тут Митюха соком да змеевиком. Немало перебрал. Ну, выбрал и сделал со смекалкой. Попотел. Ягодки-то крыжовника сперва половинками обточил, потом внутре-то выемки наладил да еще, где надо, желобочки прошел, где опять узелочки оставил, склеил половинки да тогда их начисто и обточил. Живая ягодка-то вышла. Листочки тоже тонко из змеевки выточил, а на корешок ухитрился колючки тонехонькие пристроить. Однем словом, сортовая работа. В каждой ягодке ровно зернышки видно и листочки живые, даже маленько с изъянами: на одном дырки жучком будто проколоты, на другом опять ржавые пятнышки пришлись. Ну как есть настоящие.
        Данило с сыновьями хоть по другому камню работали, а тоже в этом деле понимали. И мать по камню рабатывала. Все налюбоваться не могут на Митюхину работу. И то им диво, что из простого змеевика да дорожного соку такая штука вышла. Мите и самому любо. Ну, как - работа! Тонкость. Ежели, кто понимает, конечно.
        Из соку да змеевику Митя много потом делал. Семье-то шибко помог. Купцы, видишь, не обегали этой поделки, как за настоящий камень платили, и покупатель в первую голову Митюхину работу выхватывал, потому - на отличку. Митюха, значит, и гнал ягоду. И черемуху делал, и вишню, и спелый крыжовник, а первую веточку не продавал - себе оставил. Посыкался (намеревался. - Ред.) отдать девчонке одной, да все сумленье брало.
        Девчонки, видишь, не отворачивались от Митюхина окошка. Он хоть горбатенький, а парень с разговором да выдумкой, и ремесло у него занятное, и не скупой: шаричков для бусок, бывало, горстью давал. Ну, девчонки нет-нет и подбегут, а у этой чаще всех заделье находилось перед окошком - зубами поблестеть, косой поиграть. Митюха и хотел отдать ей свою веточку, да все боялся:
        - Еще на смех девчонку поднимут, а то и сама за обиду почтет.
        А тот барин, из-за которого поворот жизни случился, все еще на земле пыхтел да отдувался. В том году он дочь свою просватал за какого-то там князя ли купца и придано ей собирал. Полевской приказчик и вздумал подслужиться. Митину-то веточку он видал и тоже, видно, понял, какая это штука. Вот и послал своих охлестов с наказом:
        - Если отдавать не будет, отберите силой. Тем что? Дело привычное. Отобрали у Мити веточку, принесли, а приказчик ее в бархатну коробушечку. Как барин приехал в Полевую, приказчик сейчас:
        Получите, сделайте милость, подарочек для невесты. Подходящая штучка.
        Барин поглядел, тоже похвалил сперва-то, потом и спрашивает:
        - Из каких камней делано и сколько камни стоят? Приказчик и отвечает:
        - То и удивительно, что из самого простого материалу: из змеевику да шлаку. Тут барин сразу задохся:
        - Что? Как? Из шлаку? Моей дочери?
        Приказчик видит - неладно выходит, на мастера все поворотил:
        - Это он, шельмец, мне подсунул, да еще насказал четвергов с неделю, а то бы я разве посмел. Барин, знай, хрипит:
        - Мастера тащи! Тащи мастера!
        Приволокли, понятно, Митюху, и, понимаешь, узнал ведь его барин.
        "Это тот... в сапогах-то который..."
        - Как ты смел?
        С палкой на Митюху кинулся.
        Митюха сперва и понять не может, потом раскумекал и прямо говорит:
        - Приказчик у меня силом отобрал, пускай он и отвечает.
        Только с барином какой разговор, все свое хрипит:- Я тебе покажу...
        Потом схватил со стола веточку, хлоп ее на пол и давай-ко топтать. В пыль, понятно, раздавил.
        Тут уж Митюху за живое взяло, затрясло даже. Оно и то сказать - кому полюбится, коли твою дорогую выдумку диким мясом раздавят.
        Митюха схватил баринову палку за тонкий конец да как хряснет набалдашником по лбу, так барин на пол и сел и глаза выкатил.
        И вот диво - в комнате приказчик был и прислужников сколько хочешь, а все как окаменели, - Митюхавышел и куда-то девался. Так и найти не могли, а поделку его и потом люди видали. Кто понимающий, те узнавали ее.
        И еще заметочка вышла. Та девчонка, которая зубы-то мыла перед Митюхиным окошком, тоже потерялася, и тоже с концом.
        Долго искали эту девчонку. Видно, рассудили по своему-то, что ее найти легче, потому - далеко женщина от своих мест уходить не привычна. На родителей ее наступали:
        - Указывай место!
        А толку все-таки не добились.
        Данилу с сыновьями прижимали, конечно, да, видно, оброку большого пожалели, - отступили. А барин еще сколько-то задыхался, все-таки вскорости его жиром задавило.
        ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ БАЖОВ
        ХРУСТАЛЬНАЯ ГОРА
        В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у царя было три сына.
        Вот дети и говорят ему:
        - Милостивый государь-батюшка! Благослови нас, мы на охоту поедем.
        Отец благословил, и они поехали в разные стороны.
        Младший сын ездил, ездил и заплутался; выезжает на поляну, на поляне лежит палая лошадь, около этой падали собралось много всяких зверей, птиц, гадов. Поднялся сокол, прилетел к царевичу, сел ему на плечо и говорит:
        - Иван-царевич, раздели нам эту лошадь; лежит она здесь тридцать три года, а мы все спорим, а как поделить - не придумает.
        Царевич слез с своего доброго коня и разделил падаль: зверям - кости, птицам - мясо, кожа - гадам, а голова - муравьям.
        - Спасибо, Иван-царевич! - сказал сокол. - За эту услугу можешь ты обращаться ясным соколом и муравьем всякий раз, как захочешь.
        Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался соколом, взвился и полетел в тридесятое государство; а того государства больше чем наполовину втянуло в хрустальную гору.
        Прилетел прямо во дворец, оборотился добрым молодцем и спрашивает придворную стражу:
        - Не возьмет ли ваш государь меня на службу к себе?
        - Отчего не взять такого молодца?
        Вот он поступил к тому царю на службу и живет у него неделю, другую и третью.
        Стала просить царевна:
        - Государь мой батюшка! Позволь мне с Иваном-царевичем на хрустальной горе погулять.
        Царь позволил. Сели они на добрых коней и поехали. Подъезжают к хрустальной горе, вдруг, откуда ни возьмись, выскочила золотая коза.
        Царевич погнал за ней; скакал, скакал, козы не добыл, а воротился назад - и царевны нету! Что делать? Как к царю на глаза показаться?
        Нарядился он таким древним старичком, что и признать нельзя; пришел во дворец и говорит царю:
        - Ваше величество! Найми меня стадо пасти.
        - Хорошо, будь пастухом; коли прилетит змей о трех головах - дай ему три коровы, коли о шести головах - дай шесть коров, а коли о двенадцати головах - то отсчитай двенадцать коров.
        Иван-царевич погнал стадо по горам, по долам; вдруг летит с озера змей о трех головах:
        - Эх, Иван-царевич, за какое ты дело взялся? Где бы сражаться доброму молодцу, а он стадо пасет! Ну-ка, отгони мне трех коров.
        - Не жирно ли будет? - отвечает царевич. - Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты трех коров захотел... Нет тебе ни одной!
        Змей осерчал и вместо трех захватил шесть коров; Иван-царевич тотчас обернулся ясным соколом, снял у змея три головы и погнал стадо домой.
        - Что, дедушка, - спрашивает царь, - прилетал ли трехглавый змей, дал ли ему трех коров?
        - Нет, ваше высочество, ни одной не дал!
        На другой день гонит царевич стадо по горам, по долам; прилетает с озера змей о шести головах и требует шесть коров.
        - Ах ты, чудо-юдо обжорливое! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел! Не дам тебе ни единой!
        Змей осерчал, вместо шести захватил двенадцать коров: а царевич обратился ясным соколом, бросился на змея и снял у него шесть голов.
        Пригнал домой стадо; царь и спрашивает:
        - Что, дедушка, прилетал ли шестиглавый змей, много ли мое стадо поубавилось?
        - Прилетать-то прилетал, но ничего не взял!
        Поздним вечером оборотился Иван-царевич в муравья и сквозь малую трещину заполз в хрустальную гору; смотрит - в хрустальной горе сидит царевна.
        - Здравствуй, - говорит Иван-царевич, - как ты сюда попала?
        - Меня унес змей о двенадцати головах; живет он на батюшкином озере. В том змее сундук таится, в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яичко, в яичке - семечко; коли ты убьешь его да достанешь это семечко, в те поры можно хрустальную гору извести и меня избавить.
        Иван-царевич вылез из той горы, снарядился пастухом и погнал стадо.
        Вдруг прилетает змей о двенадцати головах:
        - Эх, Иван-царевич! Не за свое ты дело взялся; чем бы тебе, доброму молодцу, сражаться, а ты стадо пасешь... Ну-ка отсчитай мне двенадцать коров!
        - Жирно будет! Я сам в суточки ем по одной уточке, а ты чего захотел!
        Начали они сражаться, и долго ли, коротко ли сражались - Иван-царевич победил змея о двенадцати головах, разрезал его туловище и на правой стороне нашел сундук; в сундуке - заяц, в зайце - утка, в утке - яйцо, в яйце - семечко.
        Взял он семечко, зажег и поднес к хрустальной горе - гора скоро растаяла.
        Иван-царевич вывел оттуда царевну и привез ее к отцу; отец возрадовался и говорит царевичу:
        - Будь ты моим зятем!
        Тут их и обвенчали; на той свадьбе и я был, мед-пиво пил, по бороде текло, в рот не попало.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ХРУСТАЛЬНЫЙ КОЛОДЕЦ
        Жила-была в горах в старинном замке молодая девушка. Красавица была, только уж больно горда. Сколько к ней женихов ни сваталось, всем отказывала. Да к тому же еще с насмешкой.
        В один погожий летний день явился в замок юноша. Понравился он девушке, однако не позволила ей гордость в том признаться. Чего он только не делал — и драгоценными подарками ее осыпал, и сказки сказывал, и песни пел — она всякий раз ему в своей руке отказывала. Как ни молил он ее, как ни просил, не хотела она стать его невестой, всякий раз одно лишь слово твердила:
        — Нет!
        Однажды вечером пошли они в лес к роднику — родник из-под скалы бил. И сказала девушка:
        — Знаю, что ты можешь мне ко дню свадьбы трон княжеский подарить. Только этого мало. Хочу, чтоб вместо скалы у родника ты воздвиг бы мне колодец из драгоценных камней. Тогда я стану твоей невестой. Но камни должны быть чисты, прозрачны, как вода родниковая.
        На том и расстались.
        А матушка того юноши могущественной волшебницей была. Рассказал он ей, что девушка от него требует. Взмахнула она волшебной палочкой, и в ту же ночь колодец из драгоценных камней у скалы появился. Переливается колодец всеми цветами радуги. И назвали его в народе — Хрустальный.
        На другое утро говорит девушка юноше:
        — Ничего не скажешь, хороший колодец ты по веленью моему воздвиг. Только есть у меня еще одно желание. Колодец без сада мне не нужен, так что придется тебе вместо леса да колючего терновника в горах сад посадить. Тогда пойду за тебя замуж.
        Рассказал юноша своей матушке, чего девушка от него требует. Взмахнула волшебница палочкой — и все вокруг расцвело!
        Как вечер настал, пришла девушка к роднику. Села у Хрустального колодца, огляделась — кругом фиалки да розы алые распустились, дремучий лес цветущим садом обернулся. Покрылась земля цветами, в кустах пташки запели. То-то красота!
        У девушки сердце от радости так и затрепетало. Подошел к ней юноша, и захотелось ей невестой его назваться, но тут вдруг увидела она свой замок, и показался он ей до того старым, до того неказистым рядом с дивным садом и драгоценным колодцем.
        Вот она и говорит:
        — Хорош этот сад. Только есть у меня еще одно желание: хочу я вместо старого замка новый, да не простой, а весь из рубинов и жемчугов. Тогда пойду за тебя замуж.
        Рассказал юноша своей матушке, чего девушка от него требует. Разгневалась волшебница, палочкой своей взмахнула, и в один миг прекрасный сад как сквозь землю провалился. И колодец вновь лесным родником стал.
        Каждый вечер к лесному роднику прекрасная девушка приходила, в тоске суженого своего ждала. Но он так и не вернулся. Поняла она: прихоти до добра не доводят!
        ШВЕЙЦАРСКАЯ СКАЗКА
        ХУЛЬДРЫ НА ХУТОРЕ
        В Ордале рассказывают, что давным-давно жил там один парень, женившийся на хульдре.
        Хутор, откуда тот парень был родом, стоял на отшибе, и хульдры часто туда наведывались. Обычно они приходили готовить на кухне еду. Иногда хульдры приводили с собой детей - видно, им не с кем было их оставить.
        Вот как-то раз подземный народец пришел на хутор печь лепешки, и случилось так, что хозяйский сын, холостой парень, был в ту пору дома. Приметил он, что на кухню прошла хульдра с молоденькой дочкой, и вошел за ними следом.
        А хульдра-мать расхаживает по кухне от очага к столу, от стола к очагу - и так забавно показалось это парню, что стал он дурачиться, следуя за хульдрой, как тень, и выделывая всякие штуки со своим шарфом. Тут хульдра не выдержала и говорит парню:
        - Если ты случайно коснешься меня, придется тебе на мне жениться.
        Парень только рассмеялся в ответ, да возьми и накинь свой шарф на молоденькую хульдрочку.
        - Что ж, - грустно сказала мать, - теперь она - твоя, и ты волен делать с ней все, что хочешь, но помни: как ты будешь обходиться со своей женой, так будет житься и тебе самому.
        Сказала и ушла.
        Молодые обручились, и только тут до парня дошло, что невеста у него с хвостом, и хотел уж он было ее прогнать, но священник совершил над девушкой обряд крещения - без этого он не соглашался венчать молодых, - и хвост у нее отпал, лишь только прикоснулась она к святой воде.
        И вот сыграли свадьбу. Когда молодые вернулись из церкви, на хутор пришли из лесу три коровы - таких больших коров в тех краях никогда не видели, - и сами встали в хлев.
        И стал парень с молодой женой жить на хуторе. На первых порах они хорошо друг с другом ладили, но только никак не мог парень выбросить из головы, что жена у него - хульдра, и с каждым днем обходился с ней все хуже и хуже.
        Как-то раз работал парень в кузнице - надо было ему новые подковы для лошади сковать. Тут входит к нему жена и говорит, что приехали гости, и надо хозяину выйти на двор их принять-приветить. А парню это не с руки - хотел он сначала всю работу закончить. Тогда жена схватила голыми руками раскаленную подкову и растянула ее в железную полосу.
        - Я бы и с тобой так же поступила, да люблю я тебя, - говорит она мужу.
        С тех пор он переменился, стал добрым и ласковым с женой, и прожили они счастливо до конца своих дней.
        НОРВЕЖСКАЯ СКАЗКА
        ЦАРЕВНА, РАЗРЕШАЮЩАЯ ЗАГАДКИ
        Жил-был старик; у него было три сына: два умных, а третий - Иван-дурак. Какой-то был тогда царь - это давно уж было; у него была дочь. Она и говорит отцу:
        - Позволь мне, батюшка, отгадывать загадки; если у кого отгадаю загадки, тому чтобы голову отсекли, а не отгадаю, за того пойду замуж.
        Тотчас сделали клич; многие являлись, всех казнили: царевна отгадывала загадки. Иван-дурак говорит отцу:
        - Благословляй, батюшка! Я пойду к царю загадывать загадки!
        - Куда ты, дурак! И лучше-то тебя, да казнят!
        - Благословишь - пойду, и не благословишь - пойду!
        Делать нечего, отец благословил.
        Иван-дурак поехал, видит: на дороге хлеб, в хлебе лошадь; он выгнал ее кнутиком, чтоб не отаптывала, и говорит:
        - Вот загадка есть!
        Едет дальше, видит змею, взял ее заколол копьем и думает:
        - Вот другая загадка!
        Приезжает к царю; его приняли и велят загадывать загадки. Он говорит:
        - Ехал я к вам, вижу на дороге добро, в добре-то добро же, я взял добро-то да добром из добра и выгнал; добро от добра и из добра убежало.
        Царевна хватила книжку, смотрит: нету этой загадки; не знает разгадать и говорит отцу:
        - Батюшка! У меня сегодня головушка болит, мысли помешались; я завтра разгадаю.
        Отложили до завтра.
        Ивану-дураку отвели комнату. Он вечером сидит, покуривает трубочку; а царевна выбрала верную горнишну, посылает ее к Ивану-дураку:
        - Поди, - говорит, - спроси у него, что это за загадка; сули ему злата и серебра, чего угодно.
        Горнишна приходит, стучится; Иван-дурак отпер двери, она вошла и спрашивает загадку, сулит горы золота и серебра. Иван-дурак и говорит:
        - На что мне деньги! У меня своих много. Пусть царевна простоит всю ночь не спавши в моей горнице, дак скажу загадку.
        Царевна услышала это, согласилась, стояла всю ночь - не спала.
        Иван-дурак утром сказал загадку, что выгнал из хлеба лошадь. И царевна разгадала.
        Иван-дурак стад другую загадывать:
        - Ехал я к вам, на дороге вижу зло, взял его да злом и ударил, зло от зла и умерло.
        Царевна опять хватила книжку, не может разгадать загадку и отпросилась до утра.
        Вечером посылает горнишну узнать у Ивана-дурака загадку:
        - Сули, - говорит, - ему денег!
        - На что мне деньги! У меня своих много, - отвечает Иван-дурак, - пусть царевна простоит ночь не спавши, тогда скажу загадку.
        Царевна согласилась, не спала ночь и загадку разгадала.
        Третью загадку Иван-дурак так не стал загадывать, а велел собрать всех сенаторов и загадал, как царевна не умела отгадывать те загадки и посылала к нему горнишну подкупать на деньги.
        Царевна не могла догадаться и этой загадки; опять к нему спрашивать - сулила серебра и золота сколько угодно и хотела отправить домой на прогоне. Не тут-то было! Опять простояла ночь не спавши; он как сказал ей, о чем загадка, - ей разгадывать-то нельзя; о ней, значит, узнают, как и те загадки она выпытывала у Ивана-дурака.
        И ответила царевна:
        - Не знаю.
        Вот веселым пирком, да и за свадебку. Иван-дурак женился на ней, стали они жить да быть, и теперь живут.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ЦАРЕВНА-ЗМЕЯ
        Ехал как-то казак путем-дорогою и заехал в дремучий лес; в том лесу на проталинке стоит стог сена. Остановился казак отдохнуть немножко, лег около и закурил трубку; курил, курил и не видал, как заронил искру в сено. Сел казак на коня и тронулся в путь; не успел и десяти шагов сделать, как вспыхнуло пламя и весь лес осветило. Оглянулся казак, смотрит - стог сена горит, а в огне стоит красная девица и говорит громким голосом:
        - Казак, добрый человек! Избавь меня от смерти.
        - Как же тебя избавить? Кругом пламя, нет к тебе подступу.
        - Сунь в огонь свою пику, я по ней выберусь.
        Казак сунул пику в огонь, а сам от великого жару отвернулся.
        Тотчас красная девица оборотилась змеею, влезла на пику, скользнула казаку на шею, обвилась вокруг шеи три раза и взяла хвост в зубы.
        Казак испугался; не придумает, что ему делать и как ему быть.
        Провещала змея человеческим голосом:
        - Не бойся, добрый молодец! Неси меня на шее семь лет да разыскивай оловянное царство, а приедешь в то царство - останься и проживи там еще семь лет безвыходно. Сослужишь эту службу, счастлив будешь!
        Поехал казак разыскивать оловянное царство. Много ушло времени, много воды утекло, на исходе седьмого года добрался до крутой горы; на той горе стоит оловянный замок, кругом замка высокая белокаменная стена.
        Поскакал казак на гору, перед ним стена раздвинулась, и въехал он на широкий двор. В ту ж минуту сорвалась с его шеи змея, ударилась о сырую землю, обернулась душой-девицей и с глаз пропала - словно ее не было.
        Казак поставил своего доброго коня на конюшню, вошел во дворец и стал осматривать комнаты. Всюду зеркала, серебро да бархат, а нигде не видать ни единой души человеческой.
        "Эх, - думает казак, - куда я заехал? Кто меня кормить и поить будет? Видно, придется помирать голодною смертью!"
        Только подумал, глядь - перед ним стол накрыт, на столе и пить и есть - всего вдоволь; он закусил и выпил и вздумал пойти на коня посмотреть. Приходит в конюшню - конь стоит в стойле да овес ест.
        - Ну, это дело хорошее: можно, значит, без нужды прожить.
        Долго-долго оставался казак в оловянном замке, и взяла его скука смертная: шутка ли - завсегда один-одинешенек! Не с кем и словечка перекинуть. Вздумалось ему ехать на вольный свет; только куда ни бросится - везде стены высокие, нет ни входу, ни выходу. За досаду то ему показалося, схватил добрый молодец палку, вошел во Дворец и давай зеркала и стекла бить, бархат рвать, стулья ломать, серебро швырять: "Авось-де хозяин выйдет да на волю выпустит!" Нет, никто не является.
        Лег казак спать. На другой день проснулся, погулял-походил и вздумал закусить; туда-сюда смотрит - нет ему ничего!
        "Эх, - думает, - сама себя раба бьет, коль нечисто жнет! Вот набедокурил вчера, а теперь голодай!"
        Только покаялся, как сейчас и еда и питье - все готово!
        Прошло три дня; проснулся казак поутру, глянул в окно - у крыльца стоит его добрый конь оседланный. Что бы такое значило? Умылся, оделся, взял свою длинную пику и вышел на широкий двор. Вдруг откуда ни взялась - явилась красная девица:
        - Здравствуй, добрый молодец! Семь лет окончилось - избавил ты меня от конечной погибели. Знай же: я королевская дочь. Унес меня Кощей Бессмертный от отца, от матери, хотел взять за себя замуж, да я над ним насмеялася; вот он озлобился и оборотил меня лютой змеею. Спасибо тебе за долгую службу! Теперь поедем к моему отцу; станет он награждать тебя золотой казной и камнями самоцветными, ты ничего не бери, а проси себе бочонок, что в подвале стоит.
        - А что за корысть в нем?
        - Покатишь бочонок в правую сторону - тотчас дворец явится, покатишь в левую - дворец пропадет.
        - Хорошо, - сказал казак. Сел он на коня, посадил с собой и прекрасную королевну; высокие стены сами перед ними пораздвинулись, и поехали они в путь-дорогу.
        Долго ли, коротко ли - приезжает казак с королевной к королю.
        Король увидал свою дочь, возрадовался, начал благодарствовать и дает казаку полны мешки золота и жемчугу.
        Говорит добрый молодец:
        - Не надо мне ни злата, ни жемчугу; дай мне на память тот бочоночек, что в подвале стоит.
        - Многого хочешь, брат! Ну, да делать нечего: дочь мне всего дороже! За нее и бочонка не жаль. Бери.
        Казак взял королевский подарок и отправился по белу свету странствовать.
        Ехал-ехал, попадается ему навстречу древний старичок. Просит старик:
        - Накорми меня, добрый молодец!
        Казак соскочил с лошади, отвязал бочонок, покатил его вправо - в ту же минуту чудный дворец явился. Взошли они оба в расписные палаты и сели за накрытый стол.
        - Эй, слуги мои верные! - закричал казак. - Накормите-напоите моего гостя.
        Не успел вымолвить - несут слуги целого быка и три котла питья. Начал старик есть да похваливать; съел целого быка, выпил три котла, крякнул и говорит:
        - Маловато, да делать нечего! Спасибо за хлеб и за соль.
        Вышли из дворца; казак покатил свой бочонок в левую сторону - и дворца как не бывало.
        - Давай поменяемся, - говорит старик казаку, - я тебе меч отдам, а ты мне бочонок.
        - А что толку в мече?
        - Да ведь это меч-саморуб: только стоит махнуть - хоть какая будь сила несметная, всю побьет! Вот видишь - лес растет; хочешь, пробу сделаю?
        Тут старик вынул свой меч, махнул им и говорит:
        - Ступай, меч-саморуб, поруби дремучий лес!
        Меч полетел и ну деревья рубить да в сажени класть; порубил и назад к хозяину воротился. Казак не стал долго раздумывать, отдал старику бочонок, а себе взял меч-саморуб, сел на коня и вздумал к королю вернуться. А под стольный город того короля подошел сильный неприятель; казак увидал рать-силу несметную, махнул на нее мечом:
        - Меч-саморуб! Сослужи-ка службу: поруби войско вражее.
        Полетели головы... И часу не прошло, как вражьей силы не стало. Король выехал казаку навстречу, обнял его, поцеловал и тут же решил выдать за него замуж прекрасную королевну.
        Свадьба была богатая; на той свадьбе и я был, мед пил, по усам текло, во рту не было.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        Царевна-лягушка
        В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицей; у него было три сына - все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать; младшего звали Иван-царевич.
        Говорит однажды царь такое слово:
        - Дети мои милые! Возьмите себе по стреле, натяните тугие луки и пустите стрелы в разные стороны; на чей двор стрела упадёт, там и сватайтесь.
        Пустил стрелу старший брат - упала она на боярский двор, прямо против девичьего терема. Пустил средний брат - полетела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая. Пустил младший брат - попала стрела в грязное болото, и подхватила её лягуша-квакуша.
        Говорит Иван-царевич:
        Как мне за себя квакушу взять? Квакуша - неровня мне!
        Бери, - отвечает ему царь, - знать, судьба твоя такова.
        Вот поженились царевичи: старший - на боярышне, средний - на купеческой дочери, а Иван-царевич - на лягуше-квакуше.
        Призывает их царь и приказывает:
        - Чтобы жёны ваши испекли мне к завтрему по мягкому белому хлебу!
        Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
        Ква-ква, Иван-царевич! Почто так закручинился?- спрашивает его лягушка. - Аль услышал от отца своего слово неприятное?
        Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб!
        Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать: утро вечера мудренее!
        Уложила лягуша царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Василисою Премудрою, вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
        - Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте мягкий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного моего батюшки.
        Наутро проснулся Иван-царевич - у квакуши хлеб давно готов, и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать!
        Изукрашен каравай разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами.
        Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут, же отдал приказ трём своим сыновьям:
        - Чтобы жёны ваши соткали мне за одну ночь по ковру.
        Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
        Ква-ква, Иван-царевич! Почто закручинился? Аль услышал от отца своего слово неприятное?
        Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шёлковый ковёр.
        - Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать: утро вечера мудренее.
        Уложила его спать да сама сбросила лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Василисою Премудрою. Вышла она на красное крыльцо и закричала громким голосом:
        - Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, шёлковый ковёр ткать, чтоб таков был, на каком я сиживала у родного моего батюшки!
        Как сказано, так и сделано.
        Наутро проснулся Иван-царевич - у квакуши ковёр давно готов, и такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать.
        Изукрашен ковёр златом-серебром, хитрыми узорами.
        Благодарствовал царь на том ковре Ивану-царевичу и тут же отдал новый приказ: чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с жёнами. Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
        Ква-ква, Иван-царевич! Почто кручинишься? Аль от отца услыхал слово неприветливое?
        Как же мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил; как я тебя в люди покажу?
        Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду; как услышишь стук да гром, скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет.
        Вот старшие братья явились на смотр со своими жёнами, разодетыми, разубранными; стоят да над Иваном-царевичем смеются:
        - Что же ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс! И где ты эдакую красавицу выискал? Чай, всё болото исходил!
        Вдруг поднялся великий стук да гром - весь дворец затрясся.
        Гости крепко напугались, повскакали со своих мест и не знают, что и делать, а Иван-царевич говорит:
        - Не бойтесь, гости дорогие! Это моя лягушонка в коробчонке приехала!
        Подлетела к царскому крыльцу золочёная коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса Премудрая - такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти браные.
        Стали гости есть-пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила; закусила лебедем да косточки за правый рукав спрятала.
        Жёны старших царевичей увидали её хитрости, давай и себе то же делать. Пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой - сделалось озеро, махнула правой - и поплыли по воде белые лебеди. Царь и гости диву дались!
        А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками - гостей забрызгали, махнули правыми - костью царю прямо в глаз попали! Царь рассердился и прогнал их с глаз долой.
        Тем временем Иван-царевич улучил минуту, побежал домой, нашёл лягушечью кожу и спалил её на большом огне. Приезжает Василиса Премудрая, хватилась - нет лягушечьей кожи; приуныла, запечалилась и говорит царевичу:
        - Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если бы немножко ты подождал, я бы вечно была твоей; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве - у Кощея Бессмертного.
        Обернулась белой лебедью и улетела в окно. Иван-царевич горько заплакал и пошёл куда глаза глядят. Шёл он близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли - попадается ему навстречу старый старичок.
        - Здравствуй, - говорит, - добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
        Царевич рассказал ему своё несчастье.
        - Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Василиса Премудрая хитрей, мудрёней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть. Вот тебе клубок: куда он покатится - ступай за ним смело.
        Иван-царевич поблагодарил старика и пошёл за клубочком. Идёт чистым полем, попадается ему медведь. "Дай убью зверя", - думает Иван-царевич. А медведь говорит ему:
        - Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе.
        Не тронул Иван-царевич медведя, пошёл дальше.
        Идёт он дальше, глядь - а над ним летит селезень; царевич прицелился из лука, хотел было застрелить птицу, как вдруг говорит она человечьим голосом:
        - Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сама пригожусь.
        Он пожалел и пошёл дальше.
        Бежит косой заяц; царевич опять за лук, стал целиться, а заяц ему человечьим голосом:
        - Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сам пригожусь.
        Иван-царевич пожалел зайца и пошёл дальше - к синему морю.
        Видит - на песке лежит-издыхает щука-рыба.
        - Ах, Иван-царевич, - сказала щука, - сжалься надо мною, пусти меня в море!
        Он бросил её в море и пошёл берегом.
        Долго ли, коротко ли - прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается.
        Говорит Иван-царевич:
        - Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставили, - ко мне передом, а к морю задом!
        Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич вошёл в неё и видит: на печи, на девятом кирпиче, лежит Баба Яга, костяная нога, нос в потолок врос, сама зубы точит.
        Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал? - спрашивает Баба Яга Ивана-царевича.
        Ах ты, Баба Яга, костяная нога, - говорит Иван царевич, - ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила, напоила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала.
        Баба Яга накормила его, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую.
        - А, знаю! - сказала Баба Яга. - Она теперь у Кощея Бессмертного; трудно её достать, нелегко с Кощеем сладить; смерть его на конце иглы, та игла - в яйце, то яйцо - в утке, та утка - в зайце, тот заяц - в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт.
        Указала Баба Яга, в каком месте растёт этот дуб.
        Иван-царевич пришёл туда и не знает, что ему делать, как сундук достать. Вдруг - откуда ни взялся - прибежал медведь и выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги.
        Выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутёк пустился; глядь - а за ним уж другой заяц гонится: нагнал, ухватил и в клочки разорвал.
        Вылетела из зайца утка и поднялась высоко, летит, а за ней селезень бросился, как ударит её - утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море.
        Иван-царевич, видя беду неминучую, залился слезами. Вдруг подплывает к берегу щука и держит в зубах яйцо; он взял то яйцо, разбил его, достал иглу и отломил кончик. Сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть.
        Иван-царевич вошёл в дом Кощея, взял Василису Премудрую и воротился домой. После того они жили вместе и долго и счастливо.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ЦАРЕМ БЫТЬ - НЕ РЕМЕСЛО
        Жил один юный царевич. Отец у него умер, и народ тотчас посадил его на престол. Он был очень молод, любил охоту и рано начал искать себе невесту.
        Как на охоту, так и на поиски невесты он ходил переодетым. Больше всех ему понравилась одна девушка. Послал он своего советника к ее отцу с просьбой выдать девушку за молодого царя. Родители обрадовались, но девушка спросила у советника:
        - А какому ремеслу обучен жених?
        - Да он же царь! - со смехом ответил советник.
        - Царь - это не ремесло, - возразила девушка. - Я спрашиваю, что он умеет делать, каким мастерством владеет.
        Снова засмеялся советник и повторил:
        - Он умеет управлять царством - вот и все его ремесло. Царь он!
        Тогда девушка сказала твердо:
        - Царь - это никакое не ремесло. Раз он ничего не умеет, я за такого замуж не пойду, пусть он даже на престоле сидит!
        Родители девушки были вне себя от негодования: как посмела эта дуреха отказать царю, да еще такому молодому и красивому!
        Когда царю доложили об этом, он не только не обиделся, но и призадумался. Действительно, что это за мужчина, если не владеет никаким ремеслом. Кто знает, каково еще в жизни придется! И сказал он своему советнику:
        - Я полагаю, что ремесло не помешает царю управлять царством.
        - Разумеется, - отвечал советник, - чем больше человек знает, тем лучше. И царю, конечно, не помешает знание ремесла, оно поможет во многом, выручит в трудную минуту. Не посмели мы вам передать, что еще сказала ваша суженая своим родителям: "А если народ сбросит царя, каким ремеслом он пропитание себе добывать станет?"
        - Верно! Мудрой оказалась моя избранница, и я непременно должен обучиться ремеслу. Но какому? Вот над этим надо подумать.
        - Мне кажется, мастера серебряных и золотых дел имеют преимущество над прочими.
        - Нет, - отвечал юный царь, - лучше всего ткать ковры. Что может быть прекраснее, чем расцвечивать шелка цветами и птицами, чтобы потом босые ступни моей любимой касались ковра. Первый плод моего труда я должен подарить моей невесте.
        Советник спорить не стал, и призвал лучшего во всем царстве ковровщика. Стал он ходить во дворец и обучать царя. Первый ковер, который выткал царь-подмастерье, был весь испещрен любовными стихами, они так искусно были вытканы среди цветов и птиц, что различить буквы и прочитать стихи было непросто.
        Этот ковер царь послал возлюбленной как свидетельство своего мастерства. Умение царя привело девушку в восторг, и она не только согласилась стать его женой, но и до небес возносила его талант и мастерство. Состоялась царская свадьба.
        Спустя некоторое время царь, по своему обыкновению, переоделся в простую одежду и пошел на охоту. Никакой дичи он не убил и, проголодавшись, вышел на дорогу и стал искать харчевню, где можно было бы поесть. Наконец он обнаружил в чаще леса домик и поспешил туда.
        - Можно ли здесь пообедать? - спросил он.
        - Разумеется, - ответили ему.
        Хозяин оглядел его одобрительно, указал место и сказал:
        - Извольте садиться, сейчас вам подадим обед.
        Царь направился в комнату, которая была очень красиво убрана, а у самого порога был расстелен прекрасный ковер. "Это место как раз по мне", - подумал царь и только ступил на ковер, как пол под ним провалился, и он очутился в глубокой яме.
        После солнечного света в яме все показалось ему черным как смола. Упав на дно ямы, он не сразу понял, что с ним приключилось. Постепенно приходя в себя, он стал различать во тьме каких-то людей. Один из них подошел к нему и спросил:
        - Как тебя занесло в это несчастное место?
        - А что происходит тут?
        - Ты попал к разбойникам, - ответили царю. - Они грабят и убивают ни в чем не повинных людей.
        Заныло сердце у молодого царя. Пока они вели разговор, спустились в яму вооруженные разбойники, повалили того, кто говорил, связали ему руки и перерезали горло прямо на глазах у царя. Он спросил:
        - Вы и меня должны убить?
        - А что ты за красное яичко?
        - А если я таким ремесло владею, что принесет вам большую прибыль, чем я сам? Не выгоднее ли это вам? Заставьте меня работать, сохраните жизнь и будете деньги помелом мести...
        - Каким же ремеслом ты владеешь? - подозрительно спросили царя.
        - Я сотку ковер, который вам будет стоить шести золотых, а продадите его за пятьсот.
        - Да кто нам даст за ковер пятьсот туманов? Такие орешки ты своим свиньям подбрасывай, - расхохотались они.
        - Зря смеетесь! Я вам дело говорю. Я скажу вам, кто даст за ковер пятьсот золотых. Мастерство мое не имеет себе равных - убедитесь в этом сами.
        - Если мы принесем тебе пряжу сюда, ты выполнишь то, что обещал?
        - Где угодно, мне все равно.
        - Не думай, что нас легко провести.
        - Моему ремеслу не нужны ни ложь, ни хвастовство. Оно говорит само за себя.
        - Ну, пиши, какой инструмент тебе нужен и какой материал.
        - Вот по этому списку любой ковровщик определит, что я мастер! - сказал царь и написал, что необходимо ему для работы.
        Поняли они, что имеют дело с настоящим ковровщиком, и принесли ему все.
        Царь принялся ткать ковер при свете коптилки.
        Прошло время.
        Работа была закончена, и ковер получился редкостной красоты. Как увидели его злодеи, глаза у них разбежались. Никак не думали они, что юный охотник способен на такое; листья, цветы и птицы были распределены стройно, в должном порядке, все на своем месте. Казалось, что перед ними настоящий сад с поющими птицами.
        - Ну так кто же его купит? Кто даст нам за ковер пятьсот золотых? Куда его нести?
        Юноша отвечает:
        - На такой ковер у простых людей денег не хватит, поэтому несите его в царский дворец, только ночью, тайно. Тот, кто к вам выйдет - все равно: царь или царица, - тотчас купит ковер и тут же отсчитает вам золото.
        Пошли разбойники ночью во дворец. Остановили их у ворот стражники:
        - Что вам тут надобно?
        - Принесли мы только что вытканный дорогой ковер, такой, что никто, кроме царя с царицей, его не купит.
        Доложили царице, пригласила она "купцов" в свои покои, глянула на ковер и тотчас поняла, что сделал его ее супруг. "Наверное, заставили его в неволе работать", - подумала она, но промолчала, прикусив язык...
        - Давайте внесем ковер в мою опочивальню, расстелим там, поглядим, на что он годится.
        - Сию минуту, госпожа!
        Слуги внесли ковер в царскую опочивальню. Задержалась там царица, ибо в узоре среди листьев и птиц прочитала она обо всех злоключениях мужа.
        "Переодетый, охотился я, как обычно. Никакой дичи не убил. Меня поймали разбойники и собираются убить. Дай этим людям пятьсот золотых и прикажи привести меня во дворец измерить зал, чтобы выткать для него ковер. Пообещай им тысячу золотых. Пусть незаметно следят за ними слуги. Поспеши, но соблюдай осторожность, иначе разбойники меня убьют".
        Ковер оказался настоящим письмом. Царица вынесла разбойникам пятьсот туманов и сказала:
        - Вот для этого зала мне нужен большой ковер. Я заплачу вам тысячу туманов, но ковер должен быть выткан точно по размеру. Если он будет больше или меньше, я его не приму, и вы окажетесь в убытке. Поэтому пусть длину и ширину измерит мастер. Я вас предупредила. Кто же станет тысячу туманов на ветер бросать!
        Как только злодеи услышали о тысяче туманов, они закричали в один голос:
        - Завтра ночью мы приведем мастера, чтобы он все точно измерил.
        Отпустила царица очень довольных рзбойников, приставила слуг, чтобы незаметно следили за ними...
        На следующую же ночь разбойники тайно привели во дворец переодетого царя.
        Вошли они в зал. Стал царь измерять его длину и ширину, потом пошел в опочивальню, будто для того, чтобы проверить, подошел ли по размеру проданный ковер. Снял там простую одежду, облачился в царский наряд и вернулся в зал:
        - Это вы ковер принесли?
        - Мы, государь.
        - Это вы получаете от царицы заказ на тысячу золотых?
        - Мы, государь!
        - А кто я, знаете ли вы?
        - Знаем, государь! Ты - царь.
        - А больше вы ничего не знаете обо мне?
        - А что мы можем еще знать?
        - А то, что я - тот самый ковровщик, который выткал ковер, а вы - злодеи!
        Приказал царь схватить их. Собрались визири и вельможи, советник с войсками, всех злоумышленников поймали и решили их повесить. Освободили остальных несчастных пленников.
        И тогда спросила царица у мужа:
        - Разве плохо я сделала, заставив тебя обучиться ремеслу?
        ГРУЗИНСКАЯ СКАЗКА
        ЦАРИЦЫНЫ БУКЛИ
        Визажисты-то наши, сысертские, завсегда на весь мир гремели. Был, сказывают, такой мастер Фигарев. По этим делам первый. Такие, слышь-ко, поделки из волосьев на затылках да на висках выделывал, что диву дашься: как ему помогло.
        Все начальство столичное — цари там всякие, кандидаты в Думу и протчие баре — первым делом в Сысерть к Фигареву ехали. Причу себе навертеть али макияжу на патрет намазать, чтобы, значит, не шибко трескался.
        С одним, бывалоча, Фигарев по неделе вожгается, зато уж такой букет на макушке замастырит, что даже коровы да лошади оборачиваются да языками цокают. А на иного поглядит — а у того на башке-то, почитай, уже все готово. Лысина — ни прибавить, ни убавить, все прожилочки видны. Полюбуется Фигарев на узор-то — жалко ему таку красоту портить. Полером только пройдется по головушке да и отпустит царя али депутата восвояси.
        Только запала Фигареву одна думка. Дело-то, слышь-ко, в июле было, сено как раз тогда в копешки сгребали, вот Фигарев и решил — изладить голову по копешке.
        А тут приехала к нему постригаться королева английская.
        — Вот, — говорит, — тебе журнал-аппликация. По этой аппликации сделай мне хаер.
        Взял Фигарев расческу малахитову, стал королеве хаер ладить, а сам все про копешку думает. Год проковырялся, но сварганил прическу-то.
        Королева, ясно дело, довольная, гулянку по такому случаю устроила, песни поет, пляшет. Выпила, видно, маленько. Собрался на банкет народишко заводской, королевской прической любуется, Фигареву работу нахваливат.
        — Ишь ты, — говорят, — из этакой ондатры каку красоту сделал! Одно слово — плэймейт!
        Королева тоже смеется:
        — Я теперь не только королевой могу робить, а и на сцене в кафе-шантане выступать с таким-то калганом. Спасибо тебе, Данилушко!
        А Фигарев смурной сидит, нерадый.
        Ну, гости погуляли ишшо немного, да и спать повалились, где кто гулял. Только Данилу-то сна нет и нет. Постоял он над калганом королевским, повздыхал… А потом как вжикнет машинкой по хаеру-то — от затылка и до самого переносья борозду сделал. Плюнул в середку да и выбежал вон.
        До первой копны добежал, юркнул в нее, да и пропал. Так с тех пор Данилу Фигарева и найти не могли. Кто говорит, что сгинул он там, а другие говорят, что он по сю пору в копне сидит.
        КРАСНАЯ БУРДА
        ЦАРСТВО МУРАВЬЁВ ИЛИ ИЗОБРЕТЕНИЕ МУАРИЯ
        Маленькая Вика любила смотреть, на бабочек, жучков, муравьёв и других мелких жителей. Она часто останавливалась посреди грядок и как заворожённая смотрела, как какой-нибудь жук или гусеница шла по своим делам. Не знаю, чем именно привлекали Вику эти маленькие создания? Их и рассмотреть то было трудно. Но лето всегда быстро кончается. Ему на смену приходит осень, потом зима. Вика знала, что осенью все её любимцы спрячутся в самые затаённые места. Всю зиму ей придётся ждать весны, чтобы вновь увидеть маленьких трудолюбивых жителей. Так и случилось: пришла осень, и постепенно исчезли с грядок и травинок все насекомые. Вика не ходила в детский сад. У Вики была бабушка, которая рассказывала ей сказки и готовила ей пирожки. Скоро выпал
        снег, и Вика совсем загрустила. Однажды вечером она рассказала бабушке, что хотела, чтобы скорее пришла весна. Весной все маленькие крылатые существа выйдут из своих домиков, и наступит настоящий праздник. Бабушка села на стульчик, рядом с кроватью Вики и начала рассказывать новую сказку.
        Однажды в маленьком домике на краю леса произошло странное событие. Но в начале давайте скажем несколько слов об этом домике. Маленьким он только казался. На самом деле это было многоэтажное строение. В нём было много лестниц и переходов, маленьких комнат и больших залов, подземных ходов и потайных лестниц. Жителями этого дома были муравьи. Они заготовили себе продуктов на всю зиму и теперь занимались изучением магии и колдовства. Главным их учителем магии и колдовства был МУарий. Да, чуть не забыл сказать! Имена всех муравьёв этого дома начинались на слог «МУ». Сегодня МУарий собрал всех своих учеников и учениц, чтобы продемонстрировать новое колдовское средство, над которым он трудился всё лето. Именно летом МУарий искал растения, грибы и ягоды, с помощью которых можно было творить чудеса. К концу осени он смог сложить все компоненты и получилось то, чего он давно хотел. С помощью этой жидкости он собирался уравнять всех. Каждый, кто попробует это - станет ростом с муравья и начнёт говорить на муравьином языке. Это средство могло действовать только несколько часов, но всё равно, это было большим
открытием.
        - Итак, теперь нам надо выбрать первого кандидата на уменьшение! - объявил собранию МУарий. Это, я уверяю вас, будет сенсация века! Представьте себе, как вы спокойно беседуете с кошками, собаками, птицами или людьми! Причём, совершенно на равных! Между нами и ними не будет никакой разности в росте! Мы сможем встать на одну ступеньку с человеком и посмеяться, глядя ему прямо в глаза! Даже несколько часов общения с великанами сможет сильно изменить нашу жизнь к лучшему. Мы приобретём много друзей, которые будут помогать нам, когда снова станут большими. Мы расскажем им о своей жизни и о своих проблемах. Наши новые друзья помогут нам в нашей сложной жизни, и мы выйдем на новый уровень эволюции.
        Зал взорвался бурными овациями. Это было тайной мечтой муравьёв всех времён и Муравейников. Ученики и ученицы МУария встали и продолжали аплодировать.
        - Тихо! - сказал МУарий, - мы ещё не испытали. Мои расчёты могут оказаться неверными, надо сначала попробовать. Кто будет первым испытателем? Кого больше всего вы хотели бы уменьшить? Есть ли у вас подходящая кандидатура?
        Из зала к трибуне вышел муравей МУкар. Он подождал, пока зал не успокоился и высказал своё предложение.
        - Вика! Она замечательная девочка. Она очень любит насекомых, особенно нас, муравьёв. Ей это превращение доставило бы огромное удовольствие. Особенно сейчас, когда зима, ей особенно не хватает нас с вами.
        Из зала раздались возгласы одобрения. Ни один Мукар замечал странную любовь Вики к муравьям. Именно поэтому все согласились с МУкаром.
        - Кто же пойдёт и даст девочке это средство? - спросил зал МУарий.
        - Я, - громко выкликнул МУкар. Я заберусь на стол и вылью зелье в любимую чашку Вики. Вечером, перед сном она обязательно будет просить бабушку приготовить чай, а потом обязательно выпьет всю чашку, пока бабушка будет рассказывать сказку.
        Так все и решили сделать. Ближе к вечеру, МУкар по подземному ходу пробрался в дом, где жила Вика, забрался на стол и вылил в чашку Вики колдовское средство. Как и предполагали муравьи, Вика выпила чашку чая, послушала сказку и легла спать. МУкар терпеливо ждал, когда же Вика станет уменьшаться. Долго он сидел на спинке её кровати, но девочка не хотела уменьшаться. Но вот, ровно в двенадцать часов ночи, двенадцать минут и двенадцать секунд девочка Вика стала стремительно уменьшаться, пока совсем
        не исчезла из видимости МУкара на огромной постели. Мукар спрыгнул вниз и побежал под одеяло искать маленькую девочку. Он бегал под одеялом и звал девочку. Наконец, он услышал её голосок. Она звала бабушку. МУкар подбежал к Вике и сказал:
        - Вика, здравствуй!
        Чтобы как-то её успокоить, он решил объяснить ей, что всё это сон. Так он и сделал. В конце концов, МУкар смог объяснить Вике происходящее и повёл её в муравейник. Он объяснил девочке, что это превращение действует всего несколько часов, после чего, она вновь станет большой, как раньше.
        Они шли по длинному предлинному подземному ходу. Вика не верила МУкару, что это всё сон. Слишком уж всё это было натурально. И муравей и подземный ход. Но самое удивительное было для Вики то, что она теперь могла понимать муравьиный язык! Неужели мои тайные мечты осуществились, думала Вика. Теперь я смогу увидеть и узнать очень много о моих любимых созданиях. Вика бежала за МУкаром по подземному ходу и улыбалась, предчувствуя, что-то интересное и необычное.
        Вскоре Вика и МУкар вошли в муравейник. МУкар повёл девочку сразу же в зал собраний. Все муравьи собрались в зале и ждали МУкара и девочку Вику.
        И вот, свершилось то, чего все так долго ждали. Девочка Вика, та самая, которую они так часто видели над собой, вошла к ним. Она была такая же, как и все муравьи этого замечательного муравейника. МУкар провёл Вику на трибуну. МУарий помог Вике зайти на сцену.
        - Дорогие муравьи!- начал свою речь МУарий, - сегодня самый замечательный день. Сегодня осуществилась мечта многих муравьёв и тайная мечта девочки Вики. Вика стала такой же, как мы и теперь она понимает наш язык! Я предлагаю дать ей новое муравьиное имя. Теперь её имя МУвика. А теперь, я хочу предоставить слово нашей гостье МУвике.
        Вика совсем не боялась и решила сказать несколько слов замечательному собранию.
        - Здравствуйте, милые муравьи! Мне посчастливилось попасть к вам на собрание. Я очень рада, что у меня теперь есть возможность узнать вас лучше, узнать ваши проблемы. Став вновь большой, я смогу помочь вам в вашей трудной и нужной работе. Я всегда мечтала о таком событии!
        Зал аплодировал минут десять Вике за её чудесную речь. После этого МУарий посадил МУвику на стул, предложил ей муравьиный морс и муравьиные пирожные. МУвика угощалась необыкновенной едой и слушала выступающих муравьёв.
        Выступали муравьиные профессора, доценты и просто кандидаты всяческих муравьиных наук. Они рассказывали о своей жизни, о своих проблемах и задачах на ближайшее время. Но программа встречи на этом не кончилась. После выступления ведущих муравьёв, погасили свет и начали показывать муравьиные мультфильмы! Вика никогда так не смеялась. Таких смешных мультфильмов, где героями были муравьи, она никогда раньше не видела. Надо отдать должное муравьиным режиссёрам, их произведения были замечательными на самом деле. И дело тут не только в необыкновенных пирожных. В области мультипликации муравьи достигли больших высот! Как жаль, думала Вика, что всё это скоро закончится, и я вновь стану большой. После показа мультфильмов начался
        муравьиный цирк. Вика смеялась снова. От такого смешного представления нельзя было не смеяться. Муравьиный цирк состоял не только из муравьёв-жонглёров, фокусников, клоунов, но и из дрессированных гусениц!
        Представьте себе, как разноцветные гусеницы ползали по сцене и пели гусеничные песенки. Аккомпанировал этим дрессированным певицам настоящий муравьиный оркестр. Это был чудесный вечер. И всё это посреди суровой зимы, под толстым слоем белого снега, под покровом длинной, зимней ночи. В конце представления, муравьи поставили длинные столы. Все уселись на стулья. МУвика сидела рядом с МУарием и МУкаром. Муравьи официанты разносили муравьиное шампанское и наливали его в высокие прозрачные бокалы. В конце праздника начался муравьиный бал. МУвика танцевала, как во сне. Её приглашали и приглашали. Она была царицей этого вечера. Ещё бы, такие события случаются не часто!
        Но, увы, там, где есть начало, есть и конец. МУарий объявил всем, что действие волшебного средства, скоро начнёт заканчиваться и поэтому, пора прощаться с МУвикой. Всем муравьям этого, затерянного в снегах муравейника, было горько прощаться с такой замечательной девочкой. Но ничего не поделаешь, надо. МУвика пообещала всем муравьям помогать изо всех сил.
        МУарий в свою очередь, пообещал на следующий год приготовить больше волшебного средства, чтобы МУвика смогла больше времени проводить в муравейнике. После этого МУкар проводил МУвику домой по тому же длинному туннелю. Вика залезла под огромное, словно гора одеяло и заснула. Ещё бы так повеселиться! Она сегодня устала, но была очень счастлива. Утром Вика проснулась и решила, что это был сон. Это могло быть только во сне. Вика была умной девочкой и не верила в волшебство, тем более такое.
        Прошла зима, наступила весна. Однажды Вика пошла в лес за белыми ландышами.
        Подходя к лесу её внимание, привлёк большой муравейник. Вика подошла поближе и, вы не поверите, она услышала голоса муравьёв! В этот момент Вика вспомнила свой волшебный сон и поняла, что всё, что с ней тогда произошло, было на самом деле! Да, тогда она стала вновь большой, но колдовство не прошло полностью, она по-прежнему могла понимать язык этих замечательных милых созданий! Она вспомнила всё до мельчайших подробностей. Вспомнила о трудностях муравьёв, вспомнила замечательное представление.
        В этот раз Вика не пошла собирать ландыши. Первым делом, она забила вокруг муравейника колышки и привязала верёвки, чтобы никто не тревожил её друзей.
        На следующий день она сделала канавку и отвела воду из лужи, которая была рядом с муравейником. Она помнила наказы своих любимцев и сделала для них то, что было не под силу её замечательным друзьям. Бабушка часто видела Вику на опушке леса. Но она даже не догадывалась, что так веселит Вику. Девочка не рассказала никому, что теперь она настоящая волшебница и знает, о чём говорят муравьи.
        ШУМИН АНДРЕЙ АЛЕКСЕЕВИЧ
        ЦАРЬ И КРАСАВИЦА
        Жил-был в одной стране разбойник. Нажил он грабежами немалое богатство. Но вот настал его смертный час. Позвал разбойник жену и сказал ей:
        - Запомни, когда я помру, все добро раздай беднякам, себе же оставь только саблю, коня и собаку. А как вырастет наш сын, станет крепким да смелым, скажи ему, что отцовская сила была в сабле. Возьмет он саблю булатную - тотчас станет таким же могучим, как я. Исполни все свято, жена... Ну, прощай, умираю.
        Сказал так отважный разбойник и отдал богу душу, скончался.
        Жена все исполнила в точности. Как похоронила мужа, раздала беднякам на помин души все его богатства, оставила только саблю, коня и собаку - для сына, когда тот вырастет.
        Рос, рос паренек - да и вырос. Сравнялось ему восемнадцать. И стал он выспрашивать, в чем таилась отцовская сила.
        Мать не посмела открыть ему тайну, боялась, что не сбережет он в такие незрелые годы отцово наследство.
        Но сын всякий день приставал к ней с расспросами. Хочешь не хочешь, а пришлось рассказать ему, что отцовская сила таилась в сабле, да еще в коне и собаке.
        Как узнал про то разбойничий сын, взял отцовскую саблю, взнуздал боевого коня, оседлал его, свистнул собаку и поехал на главную площадь - людей поглядеть да себя показать.
        Давно не бывал на воле могучий конь, рвется вперед, так и взвился бы в небо, кабы не узда. Да и сам паренек не глядит, куда мчится. И сшиб он нечаянно царского сына. Тут же, на месте, царевич и умер. Закричали царские слуги, всполошился народ - кутерьма поднялась превеликая, бросились все ловить разбойничьего сына. Как учуял он беду, пришпорил коня. Серым соколом ринулся конь вдоль по улице. Слуги все рассказали царю, снарядил он погоню - да поздно: разбойничий сын был уже далеко.
        Несколько дней мчался он без оглядки, а когда страх помаленьку утих, придержал коня, стал раздумывать, как ему быть, что делать: вернуться домой или дальше скакать куда глаза глядят. Не знал он еще, что отцовскою саблей мог бы все царское войско перебить, если б вздумали с ним потягаться, - побоялся вернуться, решил ехать вперед, поискать какой-нибудь город большой и там поселиться.
        Ехал он, ехал - дней этак пять или шесть - и увидел вдруг в чистом поле громадную башню, всю из хрусталя. Ох, и блестела та башня под солнцем! Подивился разбойничий сын на чудесную башню и решил разузнать, что в ней сокрыто. Подъехал к башне поближе, осмотрел ее всю вокруг - где же двери? Искал, искал, - как будто и нет нигде ни входа, ни выхода, - так искусно они были спрятаны. Заглянул парень внутрь через стекла - и что же он видит? Сидит в башне красавица, Дунья Гюзели.
        Знала девушка о своей красоте, потому-то и в башне затворилась: все ждала, - вот придет к ней первейший храбрец и сокрушит все преграды великим геройством.
        - Отвори, красавица! - попросил сын разбойника. - Отвори, я войду!
        Но ответила девушка так:
        Только храброму витязю впору
        Сбить замки, поломать все затворы.
        Робким нет в эту башню дороги.
        Если храбр - так войди без подмоги.
        Если б робкого я ожидала,
        Я б сидеть в этой башне не стала!
        Услыхал эти речи сын разбойника, выхватил саблю из ножен, разогнал ретивого коня и ударил по башне с налету. Зазвенели хрустальные стены, распахнулись ворота, и влетел удалец на коне прямо в терем к девице.
        Увидела Дунья Гюзели, какой храбрец да красавец предстал перед нею, - догадалась с первого взгляда, что он ее суженый. Обняла его, поцеловала, взяла за руку, отвела в свою спальню, и стали они мужем и женою.
        Время шло. Как-то раз отправилась Дунья Гюзели в баню. Честь честью помылась, оделась, а как вышла на улицу да перешагнула через канаву водосточную, сорвалась у нее с ноги узорчатая туфелька и упала в ручей. Слуги бросились вслед, да не поймали, - вода быстро текла!
        Уплыла туфелька далеко-далеко, и выбросило ее на зеленую лужайку. Проходили мимо царские слуги, увидали красивую туфельку, подивились чудесным узорам: вся-то она расшита жемчугом да самоцветами! Прочитали и имя хозяйки, шелком да бисером вышитое.
        - Ну и туфелька! - молвили царские слуги. - Не иначе как красавица ее носила. Ведь недаром назвали ее Дуньей Гюзели, что значит - "Красавица мира". Отнесем-ка находку царю, пусть посмотрит. Может, и награду большую получим.
        Так и сделали. Посмотрел царь на туфельку, подивился чудесной вышивке, а больше всего понравилось ему имя хозяйки. Наградил он своих слуг за находку, обещал еще больше, если найдут Дунью Гюзели да во дворец ее приведут.
        И отправились царские слуги разыскивать Дунью Гюзели по всем селам и всем городам. Спрашивали встречных и поперечных - не знают ли, где живет красавица. А ведь недаром говорится: "Язык доведет до Стамбула". Попался им такой человек, что указал дорогу к хрустальной башне. Вот пришли туда слуги, сказали красавице:
        - Хочет царь немедленно взять тебя в жены.
        Польстили те речи Дунье Гюзели, а все же она отвечала:
        - Вот, выпейте, слуги, по чарке, да и ступайте с богом обратно. И пуще всего старайтесь, чтоб муж мой не узнал, с чем вы ко мне приходили, не то несдобровать вам.
        Услыхали царевы посланцы такие слова, головы повесили, вернулись к царю и передали ответ.
        Рассердился царь и говорит:
        - Возьмите немедленно войско в пятьсот человек, добудьте красавицу силой.
        Отобрали пятьсот человек из царевых полков и снова двинулись к башне.
        Увидела Дунья Гюзели войско, кликнула мужа и просит:
        - Запри ворота покрепче.
        - Не бойся, красавица женушка, не пугайся! - ответил ей муж. - Покуда я жив, мне и три таких войска не страшны. Сейчас ты увидишь, как я с ними расправлюсь.
        Лишь только солдаты приблизились к башне, он выехал к ним на коне, с саблей наголо.
        - Э-гей! Ты, что ли, муж красавицы Дуньи Гюзели?
        - Я самый, - ответил разбойничий сын. - Что вам нужно?
        - Жену твою нужно, - сказали солдаты. - К царю ее повезем. Отдай, если хочешь остаться в живых, напрямик говорим.
        - И жены не отдам, и плохого вы мне ничего сделать не можете. Убирайтесь немедленно, если вам жизнь дорога.
        Ну, конечно, солдаты взялись за оружие. Да только не знали они, что за сила таится в заветной сабле. Пришпорил парень коня, взмахнул отцовской саблей и единым ударом срубил врагам головы. Лишь кое-кого оставил в живых - чтоб было кому рассказать царю о сраженье.
        Ну что ж, побежали солдаты к царю. Тотчас снарядил он второе такое же войско. Но муж красавицы Дуньи и второе войско порубил. И несколько раз посылал еще царь отборных солдат к хрустальной башне - конец всегда был одинаков. Никак не удавалось царю захватить Дунью Гюзели.
        Но вот наконец отыскал он лиходейку-старуху и приказал ей добыть красавицу хитростью.
        - Ну что ж, я добуду, - ответила бабка. - Только вели ты сделать кибитку из шелка на двух человек - такую, чтоб по небу летала, свезла бы меня к Дунье Гюзели, а потом к тебе нас доставила. Тогда и выйдет твое дело.
        Уж очень хотелось царю добыть себе в жены красавицу. Построили старухе кибитку, пустили ее в поднебесье. Добралась бабка до места, кибитку в кустарнике спрятала, сама пешком пошла к жилищу красавицы и попросилась переночевать, а то, мол, она из далеких краев возвращается и, на беду, заблудилась.
        Услышала Дунья Гюзели ту слезную просьбу, и жалко ей стало старуху; пустила ее в свой дворец, напоила ее, накормила. А тут как раз и муж возвратился. Взглянул на старуху и очень обрадовался: пусть, мол, и вовсе останется, коли захочет, а то Дунья Гюзели проводит весь день одна-одинешенька.
        . - Сам бог привел тебя к нам, бабушка. Захочешь - так оставайся у нас вместо матери, заботиться будем о тебе, как о родной.
        - Ах, сыночек! Неужто пригреешь старуху? Добрая ж душа у тебя! Останусь! От добра добра разве ищут?
        - Ну, дай тебе бог здоровья, бабушка.
        Чего захотела старуха, того и добилась: стала вором домашним. Встанет спозаранку, день-деньской вынюхивает, высматривает, в чем таится великая сила хозяина. И жену подстрекала разузнать, расспросить мужа.
        - Уж какая ты счастливая, дочка! Муж у тебя - богатырь! Узнать бы, милая, в чем его удаль! Спросила бы ты, доченька, как-нибудь вечерком, в чем его молодецкая сила!
        - А что же, бабуся, и правда спрошу, - отвечает Дунья Гюзели.
        И верно, спросила его в тот же вечер.
        - Да разве не знаешь, красавица женушка, в чем моя сила?
        - Не знаю, - откуда ж мне знать, если ты, господин мой, о том ни слова не говорил!
        - Так знай, моя сила - в той сабле, что досталась мне от отца... И в коне, и в собаке... Но в сабле - больше всего. Как саблю сниму, я больным становлюсь, и тут уж ребенок меня одолеет. Вот видишь, женушка, в чем моя сила?
        Так и узнала Дунья Гюзели, в чем сила супруга, да хитрой старухе про то и рассказала.
        "А мне только того и нужно было, красавица, - подумала лиходейка. - Теперь исполню свое обещанье царю".
        И стала она сторожить, как бы выкрасть хозяйскую саблю да спрятать. А ведь не зря говорится: "И вода спит, один черт не дремлет". Улучила злодейка минуту, сняла ночною порой саблю с гвоздя да кинула в глубокий бассейн. Молодец тотчас заболел.
        - А ты не тревожься, дочурочка, - сказала старуха Дунье Гюзели. - Уж если я здесь, значит, горе избудем. Не горюй, не кручинься, пойдем лучше в лес, поищем целебных трав. Попоим болящего отваром травяным натощак три денечка - всю хворь как рукой снимет.
        Пошла красавица вдвоем со старухой иудой в лес искать целебных трав, а подлая бабка быстрехонько к самой кибитке ее приманила, тайком для отлета кибитку наладила и стала уговаривать Дунью Гюзели войти посмотреть: что, мол, за штуку они отыскали - из земли, что ли, выросла иль с неба свалилась? Вошла первой бабка, вошла за ней Дунья Гюзели - кибитка тотчас и взвилась.
        Беда! Поняла тут Дунья Гюзели, что бабка ее обманула, сперва испугалась ужасно: не ведьма ли бабка или, может, какая русалка?
        Плачет красавица:
        - Несчастная я! Да что же со мной теперь будет! Зачем ты так сделала, бабка? Что видела ты от меня плохого? Зачем подняла ты меня в облака и несешь неведомо куда!
        - Не бойся, дочурочка! - молвила бабка. - Я тебе зла не желаю. Царицей хочу тебя сделать, в царских палатах жить станешь, а не в дикой пустыне. Правду говорю, не бойся.
        Летела, летела кибитка, до царского дворца долетела. Спустились на землю, и повела бабка Дунью Гюзели к царю. Как увидел ее царь, обомлел, сердце так и заколотилось: уж очень приглянулась ему красавица. Да только вот Дунье Гюзели он не понравился: и старый, и больно невзрачен. Смотрит она на него, и будто ворог лютый перед нею, а не царь в раззолоченном платье, в короне да со скипетром в руке. Но хоть не по сердцу он, а теперь уж ничего не поделаешь. У силы нет правды!
        - Ну вот, красавица, видишь? Хоть твой муж и побил у меня много войска, а все же попалась ты мне в руки! Сейчас обвенчаемся, станешь царицей.
        - Знать, такая уж моя судьба, - отвечала красавица. - Пойду за тебя замуж... Только ты, царь, сначала устрой, как положено, оглашенье сорокадневное и всем повели, чтобы шли во дворец меня чествовать да красотою моей любоваться. И вот что еще скажу тебе: знаю я дивное средство, могу превратить тебя, царь, в молодого. Как станет тебе двадцать пять, тогда и обвенчаемся. Ладно?
        Выслушал царь ее речи, на все согласился, назначил день свадьбы и стал ожидать, что опять станет молодым. А Дунья Гюзели нарочно хитрила, чтоб выиграть время, надеялась - муж-то разузнает, придет и избавит ее от несчастья.
        А что ж он делает, бедный парень, больной, одинокий?
        Заржал его конь, пес залаял - оба есть запросили. А парень и встать не может. Понял он тогда, что это - старухины козни. Говорит он:
        - Послушай-ка, пес, друг мой верный, поищи, где спрятала чертова бабка заветную саблю, а то ведь, пожалуй, я так и умру безвременно.
        Услышал слова его пес, пожалел хозяина и бросился саблю разыскивать. Искал, искал - нет нигде. Прибежал наконец к бассейну, увидел саблю на дне, нырнул один раз, другой раз и третий - никак не достанет. Много раз прыгал он в воду - схватил-таки саблю, принес своему господину. Тот взял ее в руки и тотчас поправился. Накормил он коня и собаку - ив путь: помчался искать свою супругу по всему государству, из города в город, из деревни в деревню. А как доскакал до столицы да услышал про царскую свадьбу, сразу угадал, кто царева невеста, узнал и о том, что вскорости царь станет совсем молодым, двадцатипятилетним, да тут же и женится. Вмиг понял тогда юнак, чьи все это затеи, не стал тратить времени даром, отправился на окраину города к знакомой старухе, дал ей кучу денег и велел сшить побыстрее три платья - для нее и для двух ее дочерей, пусть оденутся понаряднее и пойдут поглядеть на цареву невесту да честь ей воздать, как предписано царским указом.
        Старуха живо позвала искусного портного. Через два дня все платья были готовы. Тотчас нарядились и бабка и дочери и пошли вместе с парнем в царские хоромы, поглядеть на невесту. Пришли они к ней. Красавица сразу мужа признала и повела его в другую палату, где мужчины пировали, да по дороге и спрятала в своей опочивальне - в просторной закрытой нише. Женщин же она всласть угостила и домой отправила, - сказала, что парень попозже придет, вслед за ними.
        А было то накануне сорокового дня. Все ждали его с нетерпением: всем хотелось взглянуть, как царь чудом преобразится и вдруг помолодеет.
        Настал вечер тридцать девятого дня. Пришел старый царь в полутемную спальню, чтобы лечь рядом с Дуньей Гюзели и стать молодым. А дверцы ниши распахнулись, выскочил оттуда разбойничий сын, взмахнул своей саблей и снес царю голову. Спрятали мертвого в потаенное место, а утром вышла Дунья Гюзели к народу, а рядом с нею предстал красивый и молодой царь двадцати пяти лет.
        Изумился народ великому чуду. А Дунья Гюзели и муж ее, сын-то разбойника, царем и царицею сделались в этой стране.
        Вот так-то: не рой другому яму, сам в нее попадешь.
        МАКЕДОНСКАЯ СКАЗКА
        ЦАРЬ И РУБАШКА
        Один царь был болен и сказал:
        - Половину царства отдам тому, кто меня вылечит.
        Тогда собрались все мудрецы и стали судить, как царя вылечить. Никто не знал. Один только мудрец сказал, что царя можно вылечить. Он сказал:
        - Если найти счастливого человека, снять с него рубашку и надеть на царя - царь выздоровеет.
        Царь и послал искать по своему царству счастливого человека; но послы царя долго ездили по всему царству и не могли найти счастливого человека. Не было ни одного такого, чтобы всем был доволен. Кто богат, да хворает; кто здоров, да беден; кто и здоров и богат, да жена не хороша; а у кого дети не хороши - все на что-нибудь да жалуются.
        Один раз идет поздно вечером царский сын мимо избушки, и слышно ему - кто-то говорит:
        - Вот, слава богу, наработался, наелся и спать лягу; чего мне еще нужно?
        Царский сын обрадовался, велел снять с этого человека рубашку, а ему дать за это денег, сколько он захочет, а рубашку отнести к царю.
        Посланные пришли к счастливому человеку и хотели с него снять рубашку; но счастливый был так беден, что на нем не было рубашки.
        Л. ТОЛСТОЙ
        ЦВЕТИК-СЕМИЦВЕТИК
        Жила девочка женя. однажды послала её мама в магазин за баранками. Купила Женя семь баранок: две баранки с тмином - для папы, две баранки с маком - для мамы, две баранки с сахаром - для себя и одну маленькую розовую баранку - для братика Павлика. Взяла Женя связку баранок и отправилась домой. Идет, по сторонам зевает, вывески читает, ворон считает. А тем временем сзади пристала незнакомая собака да все баранки одну за другой и съела: съела папины с тмином, потом мамины с маком, потом Женины с сахаром. Почувствовала Женя, что баранки стали что-то чересчур легкие. Обернулась, да уж поздно. Мочалка болтается пустая, а собака последнюю, розовую Павликову бараночку доедает, облизывается.
        - Ах, вредная собака! - закричала Женя и бросилась ее догонять.
        Бежала, бежала, собаку не догнала, только сама заблудилась. Видит - место совсем незнакомое, больших домов нет, а стоят маленькие домики. Испугалась Женя и заплакала. Вдруг, откуда ни возьмись, старушка:
        - Девочка, девочка, почему ты плачешь?
        Женя старушке все и рассказала.
        Пожалела старушка Женю, привела ее в свой садик и говорит:
        - Ничего, не плачь, я тебе помогу. Правда, баранок у меня нет и денег тоже нет, но зато растет у меня в садике один цветок, называется "цветик-семицветик", он все может. Ты, я знаю, девочка хорошая, хоть и любишь зевать по сторонам. Я тебе подарю цветик-семицветик, он все устроит.
        С этими словами старушка сорвала с грядки и подала девочке Жене очень красивый цветок вроде ромашки. У него было семь прозрачных лепестков, каждый другого цвета: желтый, красный, зеленый, синий, оранжевый, фиолетовый и голубой.
        - Этот цветик, - сказала старушка, - не простой. Он может исполнить все, что ты захочешь. Для этого надо только оторвать один из лепестков, бросить его и сказать:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтобы сделалось то-то и то-то!
        И это тотчас сделается.
        Женя вежливо поблагодарила старушку, вышла за калитку и тут только вспомнила, что не знает дороги домой. Она захотела вернуться в садик и попросить старушку, чтобы та проводила ее до ближнего милиционера, но ни садика, ни старушки как не бывало. Что делать? Женя уже собиралась, по своему обыкновению, заплакать, даже нос наморщила, как гармошку, да вдруг вспомнила про заветный цветок.
        - А ну-ка, посмотрим, что это за цветик-семицветик! Женя поскорее оторвала желтый лепесток, кинула его и сказала:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтобы я была дома с баранками!
        Не успела она это сказать, как в тот же миг очутилась дома, а в руках - связка баранок!
        Женя отдала маме баранки, а сама про себя думает: "Это и вправду замечательный цветок, его непременно надо поставить в самую красивую вазочку!"
        Женя была совсем небольшая девочка, поэтому она влезла на стул и потянулась за любимой маминой вазочкой, которая стояла на самой верхней полке. В это время, как на грех, за окном пролетали вороны. Жене, понятно, тотчас захотелось узнать совершенно точно, сколько ворон - семь или восемь. Она открыла рот и стала считать, загибая пальцы, а вазочка полетела вниз и - бац! - раскололась на мелкие кусочки.
        - Ты опять что-то разбила, тяпа! Растяпа! - закричала мама из кухни. - Не мою ли самую любимую вазочку?
        - Нет, нет, мамочка, я ничего не разбила. Это тебе послышалось! - закричала Женя, а сама поскорее оторвала красный лепесток, бросила его и прошептала:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтобы мамина любимая вазочка сделалась целая!
        Не успела она это сказать, как черепки сами собой поползли друг к другу и стали срастаться.
        Мама прибежала из кухни - глядь, а ее любимая вазочка как ни в чем не бывало стоит на своем месте. Мама на всякий случай погрозила Жене пальцем и послала ее гулять во двор.
        Пришла Женя во двор, а там мальчики играют в папанинцев: сидят на старых досках, и в песок воткнута палка.
        - Мальчики, мальчики, примите меня поиграть!
        - Чего захотела! Не видишь - это Северный полюс? Мы девчонок на Северный полюс не берем.
        - Какой же это Северный полюс, когда это одни доски?
        - Не доски, а льдины. Уходи, не мешай! У нас как раз сильное сжатие.
        - Значит, не принимаете?
        - Не принимаем. Уходи!
        - И не нужно. Я и без вас на Северном полюсе сейчас буду. Только не на таком, как ваш, а на всамделишном. А вам - кошкин хвост!
        Женя отошла в сторонку, под ворота, достала заветный цветик-семицветик, оторвала синий лепесток, кинула и сказала:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтобы я сейчас же была на Северном полюсе!
        Не успела она это сказать, как вдруг откуда ни возьмись налетел вихрь, солнце пропало, сделалась страшная ночь, земля закружилась под ногами, как волчок.
        Женя, как была в летнем платьице с голыми ногами, одна-одинешенька оказалась на Северном полюсе, а мороз там сто градусов!
        - Ай, мамочка, замерзаю! - закричала Женя и стала плакать, но слезы тут же превратились в сосульки и повисли на носу, как на водосточной трубе.
        А тем временем из-за льдины вышли семь белых медведей и прямехонько к девочке, один другого страшней: первый - нервный, второй - злой, третий - в берете, четвертый - потертый, пятый - помятый, шестой - рябой, седьмой - самый большой.
        Не помня себя от страха, Женя схватила обледеневшими пальчиками цветик-семицветик, вырвала зеленый лепесток, кинула и закричала что есть мочи:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтоб я сейчас же очутилась опять на нашем дворе!
        И в тот же миг она очутилась опять во дворе. А мальчики на нее смотрят и смеются:
        - Ну и где же твой Северный полюс?
        - Я там была.
        - Мы не видели. Докажи!
        - Смотрите - у меня еще висит сосулька.
        - Это не сосулька, а кошкин хвост! Что, взяла?
        Женя обиделась и решила больше с мальчишками не водиться, а пошла на другой двор водиться с девочками. Пришла, видит - у девочек разные игрушки. У кого коляска, у кого мячик, у кого прыгалка, у кого трехколесный велосипед, а у одной - большая говорящая кукла в кукольной соломенной шляпке и в кукольных калошках. Взяла Женю досада. Даже глаза от зависти стали желтые, как у козы.
        "Ну, - думает, - я вам сейчас покажу, у кого игрушки!"
        Вынула цветик-семицветик, оторвала оранжевый лепесток, кинула и сказала:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтобы все игрушки, какие есть на свете, были мои!
        И в тот же миг откуда ни возьмись со всех сторон повалили к Жене игрушки. Первыми, конечно, прибежали куклы, громко хлопая глазами и пища без передышки: "папа-мама", "папа-мама". Женя сначала очень обрадовалась, но кукол оказалось так много, что они сразу заполнили весь двор, переулок, две улицы и половину площади. Невозможно было сделать шагу, чтобы не наступить на куклу. Вокруг, представляете себе, какой шум могут поднять пять миллионов говорящих кукол? А их было никак не меньше. И то это были только московские куклы. А куклы из Ленинграда, Харькова, Киева, Львова и других советских городов еще не успели добежать и галдели, как попугаи, по всем дорогам Советского Союза. Женя даже слегка испугалась.
        Но это было только начало. За куклами сами собой покатились мячики, шарики, самокаты, трехколесные велосипеды, тракторы, автомобили, танки, танкетки, пушки. Прыгалки ползли по земле, как ужи, путаясь под ногами и заставляя нервных кукол пищать еще громче. По воздуху летели миллионы игрушечных самолетов, дирижаблей, планеров. С неба, как тюльпаны, сыпались ватные парашютисты, повисая на телефонных проводах и деревьях. Движение в городе остановилось. Постовые милиционеры влезли на фонари и не знали, что им делать.
        - Довольно, довольно! - в ужасе закричала Женя, хватаясь за голову. - Будет! Что вы, что вы! Мне совсем не надо столько игрушек. Я пошутила. Я боюсь...
        Но не тут-то было! Игрушки все валили и валили. Кончились советские, начались американские. Уже весь город был завален до самых крыш игрушками. Женя по лестнице - игрушки за ней. Женя на балкон - игрушки за ней. Женя на чердак - игрушки за ней. Женя выскочила на крышу, поскорее оторвала фиолетовый лепесток, кинула и быстро сказала:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтоб игрушки поскорей убирались обратно в магазины.
        И тотчас все игрушки исчезли.
        Посмотрела Женя на свой цветик-семицветик и видит, что остался всего один лепесток.
        - Вот так штука! Шесть лепестков, оказывается, потратила - и никакого удовольствия. Ну, ничего. Вперед буду умнее.
        Пошла она на улицу, идет и думает:
        "Чего бы мне еще все-таки велеть? Велю-ка я себе, пожалуй, два кило "мишек". Нет, лучше два кило "прозрачных". Или нет... Лучше сделаю так: велю полкило "мишек", полкило "прозрачных", сто граммов халвы, сто граммов орехов и еще, куда ни шло, одну розовую баранку для Павлика. А что толку? Ну, допустим, все это я велю и съем. И ничего не останется. Нет, велю я себе лучше трехколесный велосипед. Хотя зачем? Ну, покатаюсь, а потом что? Еще, чего доброго, мальчишки отнимут. Пожалуй, и поколотят! Нет. Лучше я себе велю билет в кино или в цирк. Там все-таки весело. А может быть, велеть лучше новые сандалеты? Тоже не хуже цирка. Хотя, по правде сказать, какой толк в новых сандалетах? Можно велеть чего-нибудь еще гораздо лучше. Главное, не надо торопиться".
        Рассуждая таким образом, Женя вдруг увидела превосходного мальчика, который сидел на лавочке у ворот. У него были большие синие глаза, веселые, но смирные. Мальчик был очень симпатичный - сразу видно, что не драчун, и Жене захотелось с ним познакомиться. Девочка без всякого страха подошла к нему так близко, что в каждом его зрачке очень ясно увидела свое лицо с двумя косичками, разложенными по плечам.
        - Мальчик, мальчик, как тебя зовут?
        - Витя. А тебя как?
        - Женя. Давай играть в салки?
        - Не могу. Я хромой.
        И Женя увидела его ногу в уродливом башмаке на очень толстой подошве.
        - Как жалко! - сказала Женя. - Ты мне очень понравился, и я бы с большим удовольствием побегала с тобой.
        - Ты мне тоже очень нравишься, и я бы тоже с большим удовольствием побегал с тобой, но, к сожалению, это невозможно. Ничего не поделаешь. Это на всю жизнь.
        - Ах, какие пустяки ты говоришь, мальчик! - воскликнула Женя и вынула из кармана свой заветный цветик-семицветик. - Гляди!
        С этими словами девочка бережно оторвала последний, голубой лепесток, на минутку прижала его к глазам, затем разжала пальцы и запела тонким голоском, дрожащим от счастья:
        Лети, лети, лепесток,
        Через запад на восток,
        Через север, через юг,
        Возвращайся, сделав круг.
        Лишь коснешься ты земли -
        Быть по-моему вели.
        Вели, чтобы Витя был здоров!
        И в ту же минуту мальчик вскочил со скамьи, стал играть с Женей в салки и бегал так хорошо, что девочка не могла его догнать, как ни старалась.
        В. КАТАЕВ
        Цветы и зеркало
        Старое бабушкино зеркало стояло на старом бабушкином комоде. Зеркало много лет смотрело на мир, и стекло его слегка затуманилось. Совсем чуть-чуть. Оправа зеркала была очень красивая. Казалось, в ней спрятано множество сказок: ведь металлические нити, из которых она сделана, сплетались в удивительные узоры, цветы, листья.
        Невдалеке от зеркала бабушка только что поставила узкую стеклянную вазу с цветами. Цветы отразились в зеркале. Это были гвоздики. Две гвоздики белые, две розовые и одна красная.
        Гвоздики расправили свои резные лепестки, встряхнулись, распушились, огляделись. Совершенно неожиданно для себя они увидели в зеркале свое отражение. Потому неожиданно, что никогда раньше не видели зеркал и не знали, что на свете есть отражение. Да и сейчас решили, что это просто такие же, как они, цветы.
        — Как это замечательно, — сказала красная, самая старшая, гвоздика, — нас ждут прекрасные цветы, хозяева здешних мест.
        — Они прелестны, — сказали гвоздики белые.
        — А нам кажется, — сказали розовые гвоздики, — что лучше назвать их очаровательными.
        Старому бабушкиному зеркалу даже немножко смешно стало: гвоздики хвалили себя и не знали об этом.
        Наконец гвоздики решили познакомиться с теми, другими цветами. Все пять гвоздик вежливо и грациозно поклонились своему отражению и произнесли какие-то добрые слова. Те, другие цветы тоже поклонились. Точно так же поклонились, но ничего не сказали. Это понятно. Ведь те гвоздики, что смотрели из зеркала, были не настоящие, а лишь отраженные.
        — Они вежливы, но молчаливы, — сказала красная гвоздика.
        — Быть может, они чересчур скромны, — предположили гвоздики белые.
        Я не знаю, о чем спросили гвоздики свое отражение. И второго вопроса не знаю. И третьего. И даже десятого. Знаю только, что в конце концов гвоздики пришли в недоумение: оказывается, те, другие цветы не желают с ними разговаривать. Удивительно! До сих пор все цветы охотно разговаривали с гвоздиками. Ничего не понятно!
        Зеркало решило раскрыть гвоздикам тайну тех, других цветов. Тихонько позвякивая, зеркало сказало, что других цветов вовсе и нет, что это просто отражение. И все.
        — И все?! — не хотели верить гвоздики. — И все?! Так просто?
        — Да, просто, — отвечало зеркало, — прекрасные, прелестные, очаровательные цветы — это вы. А ваше отражение замечательно сочетается с моей ажурной оправой. Правда?
        Зеркало не сомневалось в том, что гвоздикам это приятно. Но, похоже, оно ошиблось. Гвоздики загрустили и замолчали.
        Долго они молчали, а потом красная гвоздика робко спросила:
        — Уважаемое зеркало, а вы уверены, что те, другие цветы... что их точно вовсе и нет?
        — Конечно, — тихо зазвенело зеркало.
        — Обидно, — сказала красная гвоздика.
        — Грустно, — сказали белые гвоздики,
        — Печально, — сказали гвоздики розовые.
        А зеркало удивлялось. «Что же здесь обидного, грустного, печального? Как же они не понимают... — недоумевало оно, — как же прекрасные гвоздики не понимают, что раз здесь нет других цветов, они, бесспорно, самые красивые. Почему не радуются этому? Не гордятся?»
        Гвоздики все понимали, но не радовались и не гордились. Они грустили. Им казалось, что они потеряли друзей: гвоздику красную, две гвоздики белые и две розовые гвоздики...
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        ЦЫГАН И ВЕЛИКАН
        В чаще леса стояла заброшенная мельница. С давних пор никто на той мельнице не жил и зерна не молол, потому что ходили слухи, будто там водятся привидения.
        Однажды цыган добыл где-то мешок кукурузы и стал раздумывать, где бы ему зерно смолоть, чтобы никто не застал его за этим делом. Вспомнил он про лесную мельницу и говорит жене:
        — Положи-ка мне в торбу хлеба да кусок сыра, я пойду ночью на мельницу кукурузу молоть.
        Пробрался цыган на мельницу, засветил лучину, запер дверь и принялся за работу. Как раз в эту пору возвращался откуда-то домой великан и услышал стук мельничного колеса. Разобрало великана любопытство, подошел он к мельнице и постучался в дверь.
        — Отвори!
        — Не отворю, — отвечает цыган.
        — Отвори! — кричит великан. — А не то крышу на тебя свалю!
        Цыган мигом вытащил из торбы сыр, сунул руку в дыру, что зияла в стене, и стал сыр в кулаке сжимать, пока из него сок не закапал.
        — Эй ты, буян! — крикнул цыган, насмехаясь. — Видишь, как из этого камня вода капает? Хочешь, чтобы я из тебя тоже все кишки выпустил?!
        Такие слова пришлись великану не по душе, и проговорил он ласковым голосом:
        — Да что ж ты зря разошелся? Мы с тобой можем и поладить, ведь я и сам не робкого десятка!
        Цыган отпер дверь, и они с великаном просидели до самого утра, все рассказывали друг другу про свои молодецкие подвиги. Наконец великан проголодался и говорит:
        — Эй, цыган, чем бы нам с тобой позавтракать?
        — Для себя я припас все, что нужно, а ты уж сам о себе позаботься, — отвечает цыган.
        — Ладно, я пойду попробую раздобыть вола. Вола и на двоих хватит. А ты тем временем дров припаси, чтоб мясо зажарить.
        Великан пригнал вола с ближнего пастбища, зарезал его, освежевал и хотел было на вертел насадить, а цыгана с дровами все нет да нет — великану не из чего вертел сделать. Отправился он в лес и вдруг видит: цыган как ни в чем не бывало копает яму под большущим буком. Удивился великан, закричал:
        — Что это ты делаешь?
        — Подождешь — увидишь! Не стану же я бегать взад-вперед с дровами! Уж лучше я выкопаю этот бук и приволоку сразу целое дерево к мельнице!
        — Да зачем нам целое дерево? — разозлился великан, обломил несколько огромных ветвей, взвалил их на плечи и зашагал к мельнице.
        — Что ты хочешь — пойти по воду или вола на вертеле вертеть? — спрашивает великан. А цыган отвечает:
        — Лучше уж я буду вола вертеть!
        Великан схватил воловью шкуру и отправился за водой. Вот вернулся он, глядит: один бок у вола зажарился, а второй еще совсем сырой.
        — Что же ты вола не перевернешь? Пусть он со всех сторон хорошенько обжарится, — укоризненно сказал великан.
        — С меня и одного бока достаточно, — сквозь зубы процедил цыган, — а если тебе мало, сам и переворачивай!
        Великан зажарил вола и говорит:
        — Ну вот сейчас за едой и узнаем, кто из нас двоих настоящий удалец!
        Великан пристроился к волу с одной стороны, цыган — с другой, и принялись они уписывать за обе щеки. Цыган, пока ел, набил жареным мясом полные карманы и торбу. Наконец насытился великан, еле дышит, отвалился от еды. И тут-то увидел, что цыган вырыл в воловьей туше пещеру поглубже, чем он. Растрогался великан, обнял цыгана и говорит:
        - Дорогой брат, пойдем со мной. Хочу показать своим товарищам настоящего удальца!
        Цыгану польстила такая честь, и они двинулись в путь. Вскоре пришли они к жилищу великанов. Хозяе ва на ту пору собирали в саду черешню. Согнет великан дерево, одной рукой держит за макушку, а другой ягоды обирает. Цыгану работа понравилась. Подошел он к одному великану и будто бы помогает дерево наклонять, а сам знай себе свободной рукой ягоду за ягодой в рот отправляет. Вдруг великан отпустил макушку, дерево разогнулось, цыган взлетел в воздух и — бах! — шлепнулся прямо в кусты, где сидела в гнезде галка с птенцами. Цыган сунул галку в карман и как ни в чем не бывало вылез из кустов.
        — Зачем же ты дерево отпустил? — спрашивает великан.
        — Отпустил?! Да я птицу увидел в небе и прыгнул за ней. Вот она — гляди! — И с этими словами цыган вытащил галку из кармана.
        Вдруг откуда ни возьмись заяц бежит Цыган как закричит:
        — Держи его! Держи!
        Бросился великан зайца догонять, бегал за ним, бегал, да так и не поймал.
        — Эх ты! — смеется над ним цыган. — Куда уж тебе за птицами в небе гоняться, коли не сумел пой мать зверушку, что по земле бегает!
        Великаны диву даются, верят мошеннику. Повели они цыгана в горницу к своему старейшине, рассказали про молодецкие подвиги цыгана, которым сами они свидетелями были, и старейшина предложил цыгану остаться у них насовсем.
        Утром послал старейшина по воду двух великанов и цыгана и каждому из них дал скатанный бурдюк из воловьей шкуры. Бедняга цыган и пустой-то бурдюк из последних сил волочит. То по земле тащит, то на спину взвалит, и все думает, как бы ему из этой передряги выкрутиться. Пришли к источнику. Великаны наполнили все бурдюки водой, а цыган взял лопату и принялся рыть канавку от источника к дому.
        — Что ты такое затеял? — спрашивают великаны.
        — А вы разве не видите? — отвечает цыган. — С какой же стати каждый день воду таскать, когда можно подвести ее к самому дому. Вот и будет вдоволь свежей воды!
        Взмолились великаны:
        — Не рой канаву, ради бога! Еще затопит водой наше жилье.
        — Нет, буду рыть! — заупрямился цыган. — А не то и вовсе по воду никогда не пойду!
        — Не надо, не рой, пожалуйста, канаву, а уж мы и тебя, и твой бурдюк с водой донесем до самого дома!
        Рассказали великаны своему старейшине, какую беду удалось им от дома отвести, а он и говорит:
        — Коли так, я теперь цыгана буду в лес наряжать за дровами.
        Утром посылает старейшина великанов в лес за дровами, а с ними и цыгана. Вот пришли они в лес, каждый великан облюбовал себе по буковому дереву, спилил его и на плечо взвалил. А цыган распутал длинную-предлинную веревку, что из дома с собой прихватил, и заарканил чуть не пол-леса.
        — Что ты такое затеял? — удивились великаны.
        — Да ничего особенного. Зачем бегать каждое утро в лес по дрова? Лучше уж я сразу приволоку запас дней на десять — пятнадцать.
        Взмолились великаны:
        — Дорогой, не надо! Ты дровами весь двор зава лишь, и придется нам тогда перелезать через поленницы в дом!
        — А я все-таки по-своему сделаю, а иначе и вовсе дрова не понесу!
        — Уж ты только послушайся нас, а мы и тебя, и твою вязанку сами домой дотащим!
        До тех пор великаны уговаривали цыгана, пока тот не согласился.
        Дома рассказали они о новой проделке цыгана. Встревожились великаны. И старейшина, посоветовавшись со всей общиной, говорит цыгану:
        — Тесновато наше жилье для такой оравы. Вот тебе пятьдесят дукатов и ступай поищи себе другое пристанище!
        — И не подумаю! — отвечает пройдоха. — Мне и здесь хорошо! Я с вами, как нитка с иголкой, — куда вы, туда и я!
        Цыган спал на кухне, возле очага, там было тепло и удобно. Вечером слышит цыган, как великаны в комнате между собой шепчутся:
        — Надо его прикончить, а то от него не избавишься!
        Выведав замысел великанов, цыган достал из чулана седло, положил его перед очагом вместо себя, прикрыл, а сам ушел спать в чулан. Через некоторое время крадется в кухню великан с огромным железным молотком в руках. Как трахнет: трах! трах! трах!
        — Готов! — пробормотал великан и отправился спать.
        Цыган отнес седло обратно в чулан, лег на свое место и заснул. Проснулся еще до восхода солнца, раздул огонь в очаге и давай песни распевать. Прибежали великаны и диву дались: видят, цыган жив и здоров.
        — Как ты спал? —закричали они.
        — Отлично! Вот только блохи кусали. Великаны в недоумении подтолкнули друг друга локтями и замолчали. А старейшина снова принялся цыгану говорить:
        — Нет, право, тесновато наше жилье. Да к тому же, честно признаюсь, не пристало тебе с нами якшаться, потому что ты из героев герой. Вот тебе сто дукатов, и ступай откуда пришел!
        — Да я и за тысячу дукатов не уйду! — отвечает цыган. — Мне и здесь хорошо. Да и зачем мне уходить отсюда? Небось дома у меня ни старый, ни малый не плачет и есть не просит!
        Был праздничный день, и потому великаны не стали работать, а пошли в поле состязаться, кто дальше всех камень бросит. Ведь и мы с вами, хоть и не великаны, а тоже любим эту игру...
        Возьмет великан целую глыбу себе на ладонь, поднимет на высоту плеча, да ка-ак швырнет ее... Пришел черед и цыгану камень бросать. Тут он и спрашивает:
        — Что это за крепость с башней вдали виднеется?
        — А почему это тебе любопытно?
        — Помолчите немного, сейчас увидите, как башня на землю полетит! — со злостью ответил цыган.
        — Ой-ой! Не кидай туда камень, — закричали хором великаны. — Кидай в другую сторону. В той крепости живет наш царь, и если ты попадешь в его башню, он снимет нам головы с плеч!
        — А мне-то что! — отмахнулся цыган. — Не боюсь я ни вас, ни вашего царя! — и стал рукава засучивать. Окружили его великаны:
        — Дорогой, милый наш брат! Выслушай нас! Мы тебе подарим бурдюк, доверху набитый золотом, только уходи ты от нас, ради бога! Мы и тебя, и ношу твою до самого дома доставим, чтоб тебе не пришлось над саживаться!
        Лягушка без принуждения в воду прыгает, цыгана тоже долго уговаривать не пришлось.
        Взобрался он на плечи к великану, два других схватили бурдюк, полный дукатов, и пошли. Вдруг слышит цыган, как старейшина носильщикам шепчет:
        — Хотелось бы мне, чтобы вы принесли дукаты обратно!
        Цыган притворился, будто ничего не слыхал. Вот пришли они к дому цыгана, протиснулись в низкую дверь. Нагнулся тот великан, что бурдюк с золотом тащил, и протяжно вздохнул: «Уффф!» А цыгана точно ветром сдуло — вскочил и кинулся на крышу.
        — Что такое? — всполошились великаны.
        — Подождите, сейчас моя дымовая труба даст вам ответ, а вы передадите его своему старейшине, если только живыми до дому доберетесь!
        Великаны бросились бежать со всех ног, а бурдюк, набитый золотыми дукатами, достался цыгану. Дука тов было в нем столько, что всем бы нам хватило с лихвой!
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ЧАЙКА
        На берегу синего - синего моря раскинулась соленая страна. Люди в ней жили спокойно и счастливо много веков. Они любили море, и море отвечало им тем же. Их уловы всегда были обильны, а шторма обходили стороной берега Соленой страны.
        Правил той страной царь, и у него была дочь - принцесса. И однажды девушка гуляла на берегу и увидела прекрасного юношу. Конечно же, они познакомились и очень скоро полюбили друг друга. Но юноша был простым моряком, а девушка принцессой, и царь - ее отец никогда бы не согласился на их свадьбу.
        - Ничего, - говорила принцесса своему избраннику - наша любовь такая сильная, мы все преодолеем.
        Что мог сказать на это юноша? Он только улыбнулся и ласково обнял принцессу. Когда король обо всем узнал, он запретил дочери видеть моряка. И пригласил в гости заморских принцев. Принцы приехали с подарками, и каждый пытался развлечь принцессу и завоевать ее расположение. Но принцесса возвращала все подарки, с гостями же была вежлива и равнодушна и под первым же предлогом уходила в свою комнату.
        Тогда король рассердился и посадил принцессу в башню, пока не одумается. Прошло много дней, а принцесса все не посылала гонца с
        просьбой о прощении. Царь забеспокоился и решил сам проведать дочь. Часовой у башни доложил королю, что принцесса не принимает пищи и воды все время своего заточения.
        - Почему не сообщили мне - вскричал царь
        - Она приказала не говорить вам - был ответ.
        Царь поднялся в башню и увидел, что принцесса лежит на постели, не в силах даже встать. Она очень исхудала, осунулась, лицо ее стало серым. Царь не мог выдержать этого зрелища и разрыдался.
        - Хорошо - сказал он - вы поженитесь.
        На следующий день он позвал к себе моряка.
        - Я позволю тебе жениться на моей дочери, но тебя ждет одно испытание, - сказал царь - Ты должен один проплыть вокруг света. Лодку я дам. Отправляйся завтра.
        - Я готов - ответил юноша.
        А ночью король послал своего преданного слугу, и тот просверлил в днище лодки маленькие отверстия. Все было точно рассчитано, и лодка должна была начать тонуть уже в открытом море. Когда до берега было бы очень далеко.
        Утром моряк простился с принцессой, сел в лодку и уплыл. Шли годы. Принцесса ждала. Уже все вокруг твердили, что моряк не вернется, он или погиб в пути или забыл принцессу.
        - Этого не может быть. Я буду ждать - повторяла девушка.
        И однажды, принцессу позвал к себе старый слуга ее отца. Он прожил долгую - долгую жизнь, и вот готовился к смерти. Он хотел покаяться, попросить прощения, он рассказал принцессе о том, что произошло много лет назад. Принцесса сначала не поверила. Она побежала к отцу. Царь был уже очень стар, и все эти годы его терзали муки совести. Он тоже во всем признался. Принцесса заплакала. Ее горе было таким сильным, что ничто на свете не могло иссушить ее слезы. Она плакала три дня и три ночи. И, наконец, небо сжалилось над ней и превратило ее в чайку. И она полетела над морем искать своего любимого. Крики чаек так печальны…
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ЧАЙНИК
        Жил-был гордый чайник. Он гордился и фарфором своим, и длинным носиком, и изящной ручкою - веем-веем, и об этом говорил. А вот что крышка у него разбита и склеена - об этом он не говорил, это ведь недостаток, а кто же любит говорить о своих недостатках, на то есть другие. Весь чайный сервиз - чашки, сливочник, сахарница охотнее говорили о хилости чайника, чем о его добротной ручке и великолепном носике. Чайнику это было известно.
        "Знаю я их! - рассуждал он про себя. - Знаю и свой недостаток и признаю его, и в этом - мое смирение и скромность. Недостатки есть у всех нас, зато у каждого есть и свои преимущества. У чашек есть ручка, у сахарницы - крышка, а у меня и то и другое да и еще кое-что, чего у них никогда не будет, - носик. Благодаря ему я - король всего чайного стола. Сахарнице и сливочнице тоже выпало на долю услаждать вкус, но только я истинный дар, я главный, я услада всего жаждущего человечества: во мне кипящая безвкусная вода перерабатывается в китайский ароматный напиток".
        Так рассуждал чайник в пору беспечальной юности. Но вот однажды стоит он на столе, чай разливает чья-то тонкая изящная рука. Неловка оказалась рука: чайник выскользнул из нее, упал - и носика как не бывало, ручки тоже, о крышке же и говорить нечего, о ней сказано уже достаточно. Чайник лежал без чувств на полу, из него бежал кипяток. Ему был нанесен тяжелый удар, и тяжелее всего было то, что смеялись-то не над неловкою рукой, а над ним самим.
        "Этого мне никогда не забыть! - говорил чайник, рассказывая впоследствии свою биографию самому себе. - Меня прозвали калекою, сунули куда-то в угол, а на другой день подарили женщине, просившей немного сала. И вот попал я в бедную обстановку и пропадал без пользы, без всякой цели
        - внутренней и внешней. Так стоял я и стоял, как вдруг для меня началась новая, лучшая жизнь... Да, бываешь одним, а становишься другим. Меня набили землею - для чайника это все равно что быть закопанным, - а в землю посадили цветочную луковицу. Кто посадил, кто подарил ее мне, не знаю, но дали мне ее взамен китайских листочков и кипятка, взамен отбитой ручки и носика. Луковица лежала в земле, лежала во мне, стала моим сердцем, моим живым сердцем, какого прежде во мне никогда не было. И во мне зародилась жизнь, закипели силы, забился пульс. Луковица пустила ростки, она готова была лопнуть от избытка мыслей и чувств. И они вылились в цветке.
        Я любовался им, я держал его в своих объятиях, я забывал себя ради его красоты. Какое блаженство забывать себя ради других! А цветок даже не сказал мне спасибо, он и не думал обо мне, - им все восхищались, и если я был рад этому, то как же должен был радоваться он сам! Но вот однажды я услышал: "Такой цветок достоин лучшего горшка!" Меня разбили, было ужасно больно... Цветок пересадили в лучший горшок, а меня выбросили на двор, и теперь я валяюсь там, но воспоминаний моих у меня никто не отнимет!"
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ЧАПОГИ
        При императоре Сук-цон-тавани жил один бедняк Ким-ходури. Он занимался тем, что рубил дрова и продавал их.
        В день он рубил три вязанки, - две продавал, а одну вязанку сжигал сам.
        Но вот с некоторого времени стала пропадать одна вязанка дров... С вечера нарубит три вязанки дров, а наутро их оставалось только две.
        Думал бедняк, думал и решил рубить по четыре вязанки.
        Тогда четвертая стала пропадать.
        “Ну хорошо, - сказал себе бедняк, - вора я все-таки поймаю”.
        Когда пришла ночь, он залез в четвертую нарубленную вязанку и ждал. Среди ночи вязанка вместе с бедняком поднялась и полетела прямо на небо.
        Пришли слуги Оконшанте, развязали вязанку и нашли там Кима-ходури.
        Когда его привели к Оконшанте, тот спросил его, как он попал на небо. Ким-ходури рассказал как и жаловался на свою судьбу.
        Тогда принесли книги, в которых записаны все живущие и их судьбы, и сказал Оконшанте:
        - Да, ты действительно Ким-ходури, и не суждено тебе есть чумизу, но всегда хлебать только пустую похлебку.
        Заплакал Ким и стал просить себе другой судьбы. Он так плакал, что всем небожителям и самому Оконшанте стало жаль его.
        - Я ничем в твоей судьбе не могу помочь тебе, - сказал он, - но разве вот что я могу сделать: возьми чужое чье-нибудь счастье и, пока тот не придет к тебе, пользуйся им.
        Оконшанте порылся в книгах и сказал:
        - Ну, вот возьми хоть счастье Чапоги.
        Поблагодарил Ким, и в ту же минуту служители Оконшанте спустили его на землю в то место, где стояла его фанза.
        Ким лег спать, а на другой день пошел к богатому соседу и попросил у него сто лан взаймы и десять мер чумизы.
        Прежде Киму и зерна никто не поверил бы в долг, но теперь счастье Кима переменилось, и сосед, без всяких разговоров, дал ему просимое. На эти деньги Ким занялся торговлей и скоро так разбогател, что стал первым богачом в Корее.
        Все ему завидовали, но Ким один знал, что счастье это не его, а Чапоги. И он с трепетом каждый день и каждую ночь ждал, что придет какой-то страшный Чапоги и сразу отнимет всё его счастье.
        “Я убью его”, - сказал себе Ким и приготовил нож, меч и стрелы, напитанные ядом.
        Однажды мимо дворца Кима шли двое нищих: муж и жена.
        Во дворе дворца стояла телега, и муж и жена спрятались под нее от солнечных лучей.
        Там, под телегой, пришло время родить бедной женщине, и рожденного мальчика назвали они Чапоги, что значит найденный под телегой.
        - Кто там кричит так громко под телегой? - спросил Ким, выходя во двор.
        - Это Чапоги кричит, - ответили ему слуги.
        Ким так и прирос к земле.
        “Так вот откуда пришла расплата: не страшный человек, а маленький, беззащитный, голый от нищеты ребенок, - подумал Ким. - Нет, его не убивать надо, а лучше вот что я сделаю: я усыновлю этого Чапоги и, как его отец, буду и вперед продолжать жить на счастье своего сына”.
        Так Ким и сделал и если не умер, то и до сих пор живет счастливо и богато, как отец рожденного под телегой.
        НИКОЛАЙ ГЕОРГИЕВИЧ ГАРИН-МИХАЙЛОВСКИЙ
        Часы на башне
        В одном городе на центральной площади находилась каменная башня с остроконечной крышей и флюгером на штоке. А наверху этой башни были установлены Часы. Ну, вы знаете, что они бывают обычно большими-пребольшими, чтобы каждый житель из разных концов города мог видеть, на какую цифру указывают стрелки. И колокольчики на нем такие звонкие, чтобы все слышали и знали, сколько времени сейчас. Ведь время - это очень важная штука для всех тех, кто занят трудом.
        Вот и получается, что в квартале пекарей жители встают в пять часов утра и начинают месить тесто, чистить яблоки, взбивать яйца, чтобы к семи утра были готовые на завтрак свежие пироги. В шесть утра на работу выходят дворники, они метут улицы, ведь тротуары и дороги должны быть чистыми - кто захочет ходить по грязным мостовым? В семь утра открываются торговые лавки, и купцы выносят свой товар. Ведь, пока прохладно, к ним заглядывают покупатели, чтобы приобрести продукты и товары. А кузнецы уже с восьми часов начинают ковать металл, чтобы сделать подковы, лопаты, гири, шпаги, флюгера, ибо к ним уже идут фермеры, стражники, кучера, кровельщики. Также в это время начинают работать жестянщики, гончары, ткачи, портные, обувных дел мастера, ювелиры.
        С девяти открываются школы, и на занятия бегут не только дети, но и учителя - им тоже опаздывать нельзя (а то какой плохой пример они могут подать своим ученикам). И лишь полицейские ходят по городу круглосуточно - у них нет выходных, обеда, праздников, они должны всегда быть на посту и охранять жизнь граждан. Да, и два раза в день появляются фонарщики - вечером, чтобы зажечь фонари, а утром - чтобы погасить их. И вы понимаете, почему для всех важны городские часы. Опаздывать нельзя, но и спешить тоже плохо, все должно быть в свое время, в свой срок. Поэтому Часы знали, что нужно быть оч-чень аккуратными.
        Но однажды люди стали ворчать на Часы. Непонятно, какая муха их укусила, но недовольство стали проявлять все жители города. Вот, к примеру, булочники стали говорить:
        - О-о, сегодня мы проспали, потому что часы стали опаздывать на десять минут. Мы не успели приготовить лепешки и пирожки, и покупатели были недовольны.
        - Нет-нет, они спешат, - заявили портные. - Мы вчера поздно легли и слишком рано встали сегодня. Из-за того, что мы не выспались, у нас было плохое настроение, мы плохо шили, и покупатели тоже жаловались на нас.
        Тут за булочников встали гончара, аптекари и седельщики, а за портных - художники, кузнецы и возницы. И начался между ними спор, опаздывают или торопятся часы. Поскольку каждый стоял на своем и не хотел принимать версию другого, то вскоре между ними вспыхнула драка.
        Ой, что тут было - ужас! Аптекари таскали пекарей за уши, те били кочергой плотников, кузнецы гремели цепями, художники мазали красками музыкантов, которые, в свою очередь, тыкали гитарами, виолончелью, барабаном и трубой в дворников. Дворники не оставались в долгу и колошматили вениками трубочистов. Строители кричали, что не хотят работать, когда не знают, сколько длится их рабочий день. Водовозы возмущались, что не знают, вовремя ли они подвозят воду. Банщики вообще заявили: мы закроем свои бани, потому что воду вовремя не привозят, а дровосеки слишком рано приходят с дровами. И лишь полицейские бегали между ними и старались разнять их. Конечно, им самим тоже попало, ведь, скажем, у кузнецов ох какие большие кулаки, а дворники еще поливали всех холодной водой.
        В итоге кое-как удалось утихомирить толпу. Все пыхтели после драки, подсчитывали синяки и выбитые зубы, порванные штаны и запачканные рубашки. И все же жители остались недовольными. Ведь спор никто не выиграл.
        - Вот видите, Часы, что вы натворили! - закричал бургомистр, который пришел в этот момент на площадь. Он считал, что нужно найти виновного в этом. Иначе, какой же он глава города, если не знает, кто должен отвечать за драку. - Из-за вас в городе беспорядок!
        Тут жители сообразили, что действительно, во всем виноваты Часы, и драка между мастерами, которые очень уважали друг друга, произошла по вине стрелок, которые слишком медленно или, наоборот, быстро вращаются по циферблату.
        - Да-да, конечно! - подхватила толпа. - Это Часы виноваты! Нам не нужны такие Часы! Нужно поменять на правильные!
        Тут Часы в башне обиделись.
        - Ах, так! - прозвенели они. - Тогда мы вообще остановимся и не будем показывать вам время! Живите без нас!
        - Ну, и проживем, подумаешь! - проворчали жители. Они решили, что время не слишком уж нужно им в повседневных делах, можно и без Часов все делать правильно.
        Тогда Часы взяли и остановили свои пружины, колесики, перестал качаться маятник, стрелки замерли на месте, а колокольчики повисли без движения. Часы очень сильно обиделись на жителей.
        Но люди посмеялись и стали расходиться. Только бургомистр остался озадаченным. Он не знал, как теперь работать. Ведь без времени он не может подписать указ, зарегистрировать рождение или смерть человека, выдать нужную справку, выплатить вовремя зарплату служащим, собрать налоги в городскую казну.
        - Э-э, напрасно я обидел Часы, - покачал он головой. - Что теперь будет?
        Но никто ему не ответил.
        С этого момента в городе стало очень плохо. Потому что булочники слишком поздно готовили хлеб. Кроме того, они не знали, сколько времени булочки и пироги находятся в печи, и поэтому все перегорало. Такая еда никому не нравилась. И к булочникам перестали приходить покупатели.
        У портных дела тоже шли не лучше. Ведь шить одежду нужно строго по минутам, иначе не так строчка вышла, слишком много ниток ушло. В итоге покупатели не получали вовремя свой заказ и злились.
        А что говорить про кузнецов, которые передерживали в горне металл или, наоборот, переостужали его в воде, в итоге мечи получались хрупкими, подковы мягкими, флюгера сгибались от ветра, решетки рассыпались. Много нареканий слышали в свой адрес кузнецы, и это им не нравилось.
        Оказалось, что начали опаздывать поезда в город - машинисты не могли определить свою скорость, фермеры не знали, когда следует доить коров или убирать урожай пшеницы, дровосеки разводили руками, мол, до зимы, наверное, далеко, чего торопиться с заготовкой дров? Перестали выходить на работу трубочисты, фонарщики, газетчики и аптекари. Банкиры чесали затылки: как выдавать срочный кредит, если без Часов календари недействительны? Врачи не знали, как расписать рецепт, ибо каждую таблетку следует пациенту принимать в определенное время. Учителя хмурились: они не понимали, опоздали ученики на урок или пришли вовремя? Ведь без часов не определишь.
        Ну, разве при такой ситуации в городе может быть нормальная жизнь? Конечно, нет. Все разрушалось: и работа, и жилища, и торговля. И люди стали понимать, что зря обидели Часы. Может, не следовало себя так вести, зазнаваться, считать, что правы только они...
        И тогда кровельщики пришли к бургомистру и попросили его от имени города извиниться перед Часами.
        - Ну, что же я скажу?! - нахмурился глава города. - Ведь вы затеяли драку и во всем обвинили Часы. А отдуваться за вас должен я?
        Кровельщики печально вздохнули. В это время к городской ратуше подошли остальные жители. Плотники вспомнили, что и сам бургомистр обвинял Часы в неточности.
        - Господин бургомистр, а вы ведь тоже наговорили много обидного нашим Часам, зачем же отнекиваться? - сказали плотники.
        Бургомистр развел руками:
        - Что же, вы правы, мы все виноваты перед Часами. Поэтому мы обязаны все извиниться перед ним.
        Люди согласились. Они сняли шапки, задрали головы и посмотрели на башню. Часы были неподвижны. На стрелках уже была паутина, а в механизмах завелась плесень. От неподвижности заржавели даже пружины.
        - Дорогие наши Часы, простите нас, мы были не правы! - попросили жители. - Оказывается, без вас нам плохо жить. Все из рук валится, ничего не получается!
        Тут Часы сжалились.
        - Ладно, мы вас прощаем! - произнесли они. - Но обещайте, что больше не будете обвинять нас в том, что мы неправильно показываем время! Ведь каждый из нас - мастер, и мы тоже - только мастера времени. Давайте уважать труд друг друга!
        - Да, мы согласны! - обрадовались люди.
        - Только у нас от безделья механизмы испортились, придется вам смазать их маслом, почистить стрелки, подкрутить винтики, натянуть колокола, - сказали Часы. - И тогда вновь мы заработаем, будем правильно показывать время.
        Жители бросились ремонтировать своих любимцев. Маслобои принесли самое лучшее масло, кузнецы сковали новые пружины, художники заново покрасили циферблат и стрелки, чтобы даже за сто километров было видно их. Музыканты заново настроили колокола, чтобы музыка была приятной для всех.
        Когда все было готово, бургомистр нажал на рычаг, и Часы пошли. Стрелки вздрогнули, ударили колокола: бум-бум! Бум-бум!
        - Ура-а! - обрадовались люди и пошли по домам. С той поры они живут и работают по времени. Тому времени, которое показывают им Часы.
        ЧАШКА ИЗ КРАСНОГО ЛАКА
        Когда-то, давным-давно, в маленьком домике за горой жил одинокий дровосек. Он был очень беден, рубил в лесу деревья и тем перебивался со дня на день.
        Однажды вечером мимо его лачуги, едва волоча ноги и опираясь на палку, проходил усталый странник.
        - Извините, пожалуйста. Мне очень неловко просить вас, но я заблудился и не знаю, как быть. Не пустите ли вы меня переночевать? - попросил странник дровосека.
        Дровосек взглянул на него и увидел, что странник, по-видимому, пришел издалека - весь покрыт пылью, изнемог и еле стоит па ногах. Дровосек сжалился над ним и сказал:
        - Да, да, я вижу, что вы очень устали. Если вас не пугает моя бедная лачуга н вам здесь нравится, пожалуйста, оставайтесь у меня без всякого стеснения.
        Странник обрадовался и вошел в дом. Дровосек высыпал из ящичка остатки риса, приготовил ужин и предложил страннику. Приправой к рису было только мисо (мисо - густая масса из соевых бобов; служит приправой), но гость несколько раз наполнял свою чашку и весело приговаривал:
        - Ах, как вкусно! Как вкусно!
        Так он съел весь рис, что был в котелке. Дровосек же только попил украдкой воды, так как в котелке ничего для него не осталось.
        - Я очень обязан вам. Вы помогли мне вернуть силы. Спасибо! Я никогда не забуду вашего благодеяния,- сказал странник дровосеку на другое утро.- Здесь в горах есть пруд; если когда-нибудь вам придется туго, приходите к этому пруду и трижды хлопните в ладоши: хлоп, хлоп, хлоп! И каждый раз вы будете получать праздничное угощение. Только обязательно возвращайте столик и посуду. На самом-то деле я - старый карп и живу в этом пруду.
        И, вымолвив эти удивительные слова, странник тут же куда-то исчез. Случаются же такие необычные вещи!
        Дровосек чувствовал себя так странно, словно его околдовала лиса-оборотень.
        - Как это он сказал: “Близ пруда трижды хлопни в ладоши. Тогда появится праздничное угощение”? Неужто правда?!
        Дровосек ущипнул себя за щеку, чтобы убедиться, что все это не сои. “Чем рассуждать, пойду и попробую разок”, - решил он наконец и отправился к горному пруду.
        Вода в пруду была, как всегда, голубая и прозрачная; в ней отражались деревья и облака. Ничего необычного здесь не было.
        “Уж не подшутил ли надо мной гость?” - подумал дровосек, но решил все же проверить слова старика и звонко хлопнул три раза в ладоши: хлоп, хлоп, хлоп!
        А-а-ах! К его несказанному удивлению, вода в пруду забурлила, и на ее поверхности показался красивый лакированный столик. На столике было разложено великолепное угощение, и подплыл он прямо к стоявшему на берегу дровосеку.
        - Правда! Правда! Вот чудеса-то! Вот чудеса! Дровосек от радости даже подпрыгнул. Он унес столик домой и съел вкусные кушанья. А потом, как ему было ведено, отнес столик обратно к пруду. Столик тут же погрузился на дно.
        Рассказывают, что с тех пор бедный дровосек с гор стал богатым, как князь. Стоило ему проголодаться, он три раза хлопал в ладоши и всегда получал прекрасное угощение.
        - Зачем же мне трудиться не покладая рук? Это глупо,- говорил он и только и делал, что спал.
        Поспав, он наедался, а насытившись, снова засыпал. И стал он очень-очень толстым.
        - Ах, приятно, приятно!
        Вот и на этот раз дровосек с удовольствием ел угощение, принесенное им из горного пруда, и разглядывал превосходные чашки из красного лака.
        Вдруг он подумал: “Хорошо бы иметь дома хотя бы одну такую великолепную чашку! Правда, мне сказано, чтобы я обязательно их возвращал... Э, да чего там, возьму-ка я одну чашечку. Никто и не заметит. Все будет в порядке, сойдет!”
        Он украл одну красивую чашку и спрятал ее в шкаф. Затем, ловко расставив на столе все по-другому, как ни в чем не бывало вернул столик.
        На следующий день, проголодавшись, дровосек, как обычно, пошел к пруду и ударил в ладоши: хлоп, хлоп, хлоп!
        - Вот так штука!
        Вода в пруду оставалась совершенно спокойной, и ничто не всплыло на ее поверхность.
        Хлоп! Хлоп! Хлоп! Дровосек, рассердившись, изо всех сил стал ударять в ладоши, еще и еще, так что даже руки у него заболели, но на воде по-прежнему не появилось ни одного пузыря.
        - Черт возьми! Он все-таки узнал, что я украл чашку!
        Дровосек с досады затопал ногами, но изменить ничего не мог.
        “Ну, ладно! Одну-то чашку я все-таки украл. Продам ее старьевщику. Она, наверное, денег стоит”,- решил он.
        Но в этот вечер в доме дровосека из шкафа вдруг вырвалось пламя, и весь дом в один миг сгорел дотла. Сгорела, конечно, и красная чашка. Даже следов от нее не осталось.
        - Ох, видели дурака? - вздыхал дровосек, роясь в пепле пожарища.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ЧЕГО ТОЛЬКО НЕ ПРИДУМАЮТ...
        Жил-был молодой человек. Он учился на поэта и хотел стать поэтом к пасхе, а потом жениться и зажить доходом от своих сочинений. Сочинять - значит придумывать что-то новое, это он знал, вот только придумывать не умел.
        Слишком поздно он родился, все уже было разобрано до того, как он появился на свет, все воспето, обо всем написано.
        - Как счастливы были те, что родились тысячу лет назад! - говорил он.
        - Им не трудно было стяжать бессмертие! Даже тех, кто родился сто лет назад, можно считать счастливыми: все-таки тогда еще оставалось много такого, о чем можно было писать. А теперь все сюжеты для поэзии исчерпаны - о чем же я стану писать?
        И до того он доучился, бедняга, что извел себя вконец и заболел. Ни один врач не мог ему помочь, разве что знахарка. Жила она в маленьком домике у шлагбаума, который должна была поднимать перед всадниками и экипажами. Но она умела открывать не только шлагбаум и была умнее самого доктора, ездившего в собственном экипаже и платившего налог за звание.
        - Надо пойти к ней! - решил молодой человек.
        Жила знахарка в маленьком, чистеньком домике без затей: ни дерева рядом, ни цветов. У дверей только улей - вещь очень полезная! И маленькое картофельное поле - вещь тоже очень полезная! А еще была тут канава, поросшая терновником. Терновник уже отцвел и был усыпан ягодами, от которых сводит рот, если отведать их до того, как их прихватит морозом.
        "Вот воплощение нашего лишенного поэзии века!" - подумал молодой человек, и это уже была мысль, золотое зерно, найденное на пороге дома знахарки.
        - Запиши ее! - сказала она. - И крошки тоже хлеб! Я знаю, зачем ты пришел: ты не умеешь ничего придумывать, а хочешь стать к пасхе поэтом!
        - Обо всем уже написано! - сказал он. - Наше время не то, что доброе старое время!
        - Конечно, нет! - отвечала знахарка. - В старые времена знахарок сжигали, а поэты ходили голодные, с продранными локтями. Наше время лучше, самое лучшее. Но у тебя нет правильного взгляда на вещи, нет острого слуха. Есть о чем петь и рассказывать и в наше время, надо только уметь рассказать. А мысли можно черпать где хочешь - в злаках и травах земных, в текучих и стоячих водах, надо только уметь, надо уметь поймать солнечный луч. На вот попробуйка мои очки, приставь к уху мой слуховой рожок и перестань думать только о самом себе.
        Не думать о самом себе было трудненько, удивительно, как такая умная женщина могла даже потребовать этого.
        Он взял очки и рожок и вышел на середину картофельного поля. Старуха дала ему большую картофелину. В картофелине звенело. Затем послышалась песня со словами - история картофелин, очень интересная будничная история в десяти строках; десяти строк было достаточно.
        О чем же пела картофелина?
        Она пела о себе и своей семье, о тем, как картофель впервые появился в Европе, и о том презрении, какое ей довелось испытать, пока ее не признали за дар, более драгоценный, чем золотые самородки.
        - По повелению короля нас раздавали в ратушах всех городов, всем было объявлено о нашем великом значении, но этому никто не верил, не знали даже, как нас сажать. Одни рыли яму и бросали в нее целую меру картофеля. Другие совали в землю одну картофелину здесь, другую там и ждали, что из каждой вырастет целое дерево, с которого можно будет стряхивать плоды. Появлялись отдельные кусты, цветы, водянистые плоды, остальное же погибало. Никому не приходило в голову порыться в земле, поискать там настоящие картофелины... Да, мы много вынесли и выстрадали, то есть не мы, а наши предки, но ведь это все едино.
        - Вот так история! - сказал молодой человек.
        - Ну, хватит, пожалуй. Теперь посмотри на терновник!
        - У нас тоже есть близкие родственники на родине картофеля, но только севернее, - рассказывал терновник. - Туда явились норманны из Норвегии, они направились на запад сквозь туманы и бури в неведомую страну и там, за льдами и снегами, нашли травы и зеленые луга, кусты с темно-синими винными ягодами - терновник. Его ягоды созревали на морозе, как созреваем и мы. А та страна получила название Винланд - "Винная страна", или Гренландия - "Зеленая страна".
        - В высшей степени романтическое повествование! - сказал молодой человек.
        - Да, а теперь поднимись на насыпь, что возле канавы, - сказала старуха, - да погляди на дорогу, ты увидишь там людей.
        - Вот так толпа! - сказал молодой человек. - Да тут историям конца не будет. Шум, гам! У меня просто в глазах рябит. Я лучше отойду назад.
        - Нет, шагай вперед! - сказала старуха. - Шагай прямо в людскую толчею, пусть твои глаза и уши будут открыты и сердце тоже, тогда ты скоро что-нибудь да придумаешь. Только прежде чем идти, давай-ка сюда мои очки и слуховой рожок!
        И она отняла у него то и другое.
        - Теперь я ровно ничего не вижу! - сказал молодой человек. - И ничего не слышу.
        - Ну, тогда не сделаться тебе к пасхе поэтом.
        - А когда же?
        - Ни к пасхе, ни к троице! Тебе никогда ничего не придумать!
        - Так за что же мне взяться, если я хочу зарабатывать на поэзии?
        - Ну, этого-то ты можешь добиться хоть к масленице! - сказала старуха. - Трави поэтов! Рази их творения, это все равно что разить их самих. Главное, не дрейфь! Бей сплеча и тогда сколотишь деньжонок, чтобы прокормить себя и жену.
        - Чего только не придумают! - сказал молодой человек и ну колотить поэтов направо и налево, раз уж сам не мог заделаться поэтом.
        Все это нам поведала знахарка; кому же, как не ей, знать, чего только не придумают.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ЧЕЛОВЕК И ЖЕЛАНИЯ
        Однажды Человек, прожив длинную полную событий жизнь, взмолился к Жизни:
        - О, Жизнь моя! Всю жизнь я жил активно, как мог, молился Богу, а Он посылал мне испытания. Радостей было не много, но именно Ты дарила мне их. Скажи, моя единственная, как мне на старости лет пожить в радости?
        Жизнь взглянула на Человека светом молнии, и он понял Ее ответ. Спустя немного времени он вновь заговорил:
        - О, Жизнь моя! Я буду отныне молиться только тебе, но покажи мне, как избавиться от этой деспотичной царицы Необходимости, которая делает меня рабом моих желаний?
        Жизнь загремела громом, и наслала на Человека бурю… Вихрь подхватил его, как листик, и понес с ветром в неизвестность… Человек понял, что стал рабом чужих желаний, пытаясь вырваться из тисков своих и стремясь уйти за рамки Необходимости. Он закричал: - Не хочу! - Это было его последним желанием… хотя точнее сказать - нежеланием. Вот почему Человек постоянно возвращается - это и есть закон Необходимости.
        ФЕАНО
        ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВИДЕЛ ТОЛЬКО ОЧЕВИДНОЕ
        Один искатель истины после многих испытаний повстречал, наконец, просветленного человека, наделенного способностью видеть тайное значение вещей.
        - Позволь мне последовать за тобой, - обратился к нему искатель.
        Может быть, наблюдая за твоими действиями, я перейму твое знание.
        Мудрец ответил:
        - Это слишком сложно для тебя: у тебя не хватит терпения сохранить непрерывную связь с планом событий. Вместо того, чтобы учиться, ты, как обычно, будешь воспринимать лишь самое очевидное.
        Но искатель стоял на своем. Он обещал, что постарается развить в себе терпение и, отбросив свои предвзятые мнения, будет учиться у событий.
        - В таком случае у меня есть одно условие, - сказал мудрец, - ты не должен меня спрашивать ни об одном моем действии, пока я сам не объясню тебе его смысл.
        Искатель с радостью принял это условие, и они отправились в путь.
        Подойдя к широкой реке, путники наняли лодку для переправы. Когда они почти достигли другого берега, искатель заметил, как мудрец незаметно продырявил лодку, и вода стала потихоньку наполнять ее. Казалось, он отплатил перевозчику за услугу таким коварством. Не удержавшись, юноша воскликнул:
        - Но ведь лодка потонет, и вместе с ней люди. Разве такие поступки достойны доброго человека?!
        - Я предупредил тебя, что ты не сможешь удержаться от скороспелых выводов, не так ли? - тихо сказал мудрый человек.
        - Простите, я забыл о нашем условии, - ответил искатель и пообещал ни о чем больше не спрашивать, хотя в душе был глубоко смущен.
        Продолжая путешествие, мудрец с искателем вошли в столицу какого-то королевства. Им оказали радушный прием и проводили к королю, который тут же пригласил их с собой на охоту.
        И вот охотничий поезд тронулся в путь. Маленький сын короля скакал на своем коне впереди мудреца. Как только король и его свита устремились в погоню за зверем, мудрец, обернувшись к искателю, крикнул ему: "Скачи за мной во весь опор!" С этими словами он сбросил принца с коня, вывихнул ему ногу и оттащил в чащу, затем снова вскочил в седло и помчался прочь из королевства.
        Эта сцена повергла искателя в крайнее изумление, особенно его мучило то, что он стал невольным соучастником ужасного злодеяния. В отчаянии, заламывая руки, он воскликнул: "Король встретил нас, как друзей, доверил нам своего сына и наследника, а мы поступили так бесчеловечно. Как назвать такой поступок?! Его не совершил бы даже самый низкий из людей".
        Мудрец обернулся к искателю и сказал: "Друг, я поступил так, как должен был поступить. Ты наблюдатель. Очень немногие достигают привилегии наблюдать. Но несмотря на то, что ты достиг этого, ты не извлечешь, как мне кажется, никакой пользы из своих наблюдений, потому что судишь о событиях в соответствии со своими установившимися взглядами. Я снова напоминаю тебе о твоем обещании".
        - Я понимаю, что не был бы здесь, если бы не мое обещание, - ответил искатель. - И я также понимаю, что связан этим обещанием. Поэтому прошу вас, дайте мне еще одну возможность. Я буду учиться и работать, твердо придерживаясь своего обязательства избавиться от привычных действий. Прогоните меня, если я спрошу вас еще о чем-нибудь. И вот мудрец и искатель снова оказались в пути. Вскоре они прибыли в большой и процветающий город. Испытывая сильный голод, они стали просить у жителей хлеба и воды, но никто не давал им даже кусочка хлеба. Милосердие и священное гостеприимство были незнакомы обитателям этого города, они даже натравили на мудреца и искателя злых собак, от которых им пришлось спасаться бегством.
        Когда бедные путники, обессилевшие от голода и жажды, выбрались, наконец, на окраину, мудрец сказал своему спутнику: "Остановимся здесь ненадолго, мы должны починить эту разрушенную стену".
        Они усердно трудились несколько часов подряд, изготовляя из глины, соломы и воды кирпичи и восстанавливая стену. К концу работы искатель был так измучен, что, потеряв над собой контроль, выпалил: "Нам никто не заплатит за это. Два раза мы воздавали злом за добро, а теперь добром отплатили за зло. Я устал и не могу идти дальше".
        - Успокойся, - сказал мудрый человек, - и вспомни наш последний уговор: если ты меня еще о чем-нибудь спросишь, мы тут же расстанемся. Здесь наши пути расходятся, у меня впереди еще много дел.
        Но прежде я объясню тебе смысл моих поступков, чтобы когда-нибудь ты снова смог предпринять подобное путешествие.
        Лодку я повредил для того, чтобы ее не отобрал у владельца тиран, который как раз в это время захватывал лодки для войны. Мальчик, которому я вывихнул ногу, когда вырастет, не сможет ни захватить власть в королевстве, ни унаследовать ее, ибо по закону этой страны управлять народом может только физически здоровый человек. Что касается негостеприимного города, то в нем живут два мальчика-сироты. К тому времени, когда они вырастут, стена будет вновь разрушена, и под ней мальчики найдут клад, оставленный им в наследство. Они будут достаточно сильны, чтобы завладеть сокровищами и улучшить характер людей их города, - это их предназначение.
        А теперь иди с миром, ты свободен.
        Это сказание рассказывается и пересказывается монахами на Среднем Востоке как христианская история и служит для них источником вдохновения, как писал Джеста Романорум.
        Говорят, что рассказ этот впервые появился в "Пустыннике" Париелла. Католические священники уверяли в его испанском происхождении. Так как на Западе никто не предполагал, что он пришел с Востока, в течение долгого времени его, по-видимому, не связывали с суфиями и даже не замечали, что он есть в Коране: сура 18, "Пещера". В настоящем варианте история была рассказана Джан-Кшан-Ханом.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ МОГ ПЛАКАТЬ
        В одном красивом доме, неподалеку от городка Хомбург, жил граф Балдрик; был он человек богатый. Многие дома во Франкфурте принадлежали ему; его замки встречались повсюду. Говорили, что владения графа столь обширны, что не хватит и суток, чтобы выйти за их пределы.
        У графа Балдрика было несметное количество слуг и охотничьих собак, но он никогда не прибегал к их услугам. Стол его ломился от обилия яств; но часто граф вставал из-за стола, так ни к чему и не притронувшись.
        В погребах Балдрика хранились лучшие рейнские, французские и венгерские вина. Подавались они в золоченых сосудах из серебра. Но нередко он ставил кубок обратно, едва пригубив его содержимое.
        А дело было в том, дорогие дети, что этому пресыщенному богатствами человеку недоставало одного: слез. Да-да! Слез! Ибо он совсем не мог плакать!
        Ни радость, ни страдание не могли вызвать у графа Балдрика даже крошечной слезинки. Умер отец, но он не заплакал. Умерла мать, и он не зарыдал. Скончались двое его братьев, а он не смог проронить над их могилами ни одной слезы.
        Не смог он заплакать и от радости, когда через десять лет после свадьбы жена, наконец, родила ему дочь.
        Однажды, когда Лие — так звали графскую дочь — уже исполнилось четырнадцать лет, она вошла в кабинет отца и увидела, что тот сидит в темном углу и горестно вздыхает.
        — Что с вами, батюшка? — спросила она. — У вас такой печальный вид...
        — Мне в самом деле страшно тяжело, доченька. Умер мой по-следний брат, дядя Карл.
        Лия очень любила дядю Карла, приносившего на каждый Новый год какой-нибудь приятный подарок.И потому, узнав от отца печальную весть, она залилась горючими слезами.
        — Бедный дядя Карл! — проговорила Лия сквозь слезы.
        — Счастливая... Она может плакать! — прошептал граф, с завистью глядя на дочь.
        — У вас такое горе, а вы не плачете... Почему, батюшка? — спросила Лия.
        — Увы! — отвечал тот. — Слезы — это небесный дар. Блажен, кто может плакать, ибо свое страдание он выплакивает вместе со слезами. Моя же участь печальна.
        — Но почему?
        — Потому, доченька, что Господь отказал мне в том, что дал последней твари: слезы.
        — Господь отказал в них вам, он же и даст!.. Я стану так усердно молиться, что он вернет вам слезы!
        Но граф лишь покачал головой.
        — Судьба моя решена. — проговорил он. — Я должен по-гибнуть оттого, что не могу плакать. В тот миг, когда мое сердце переполнится слезами, а глаза будут готовы их пролить — я умру.
        Лия встала на колени и протянула руки к отцу.
        - Нет! - воскликнула она. - Вы не умрете! Должно же существовать средство вернуть вам слезы! Назовите мне его, и я его достану.
        Балдрик заколебался, будто действительно знал такое средство. Но добыть это средство, похоже, было не под силу юной девушке. И, не проронив ни слова, он вышел.
        Он не спустился к ужину.
        Напрасно Лия прождала его и к завтраку. Пришел слуга и сказал девушке, что Его Светлость просит ее подняться к нему в кабинет.
        ия тут же встала из-за стола и направилась к отцу.
        ак и накануне, она нашла его полулежащим в своем кресле. Лицо графа было страшно бледным, как у покойника.
        — Любезное дитя мое, — начал он, — мое сердце уже так полно горя, что вот-вот разорвется на части. Слезы бурлят в нем, как горный поток, готовый прорвать плотину... И, поскольку кончина моя близка, я позвал тебя, чтобы сказать, что на мне лежит кара за преступление, которого я не совершал.
        - О, говорите, говорите, батюшка! - воскликнула девушка. — Может, вам удастся заплакать!
        обреченным видом граф покачал головой и промолвил.
        - Я хочу рассказать тебе, как случилось, что Господь лишил меня слез... Слушай же...
        «Дед мой был жестоким человеком и за пятьдесят лет жизни не пожалел ни одного нечастного. Сам он отличался отменным здоровьем. Богатства его были несметными. «Болезнь, - говорил дед, - это плод воображения, а нищета - результат беспорядка.» Когда ему сообщали, что такой-то забоел, он отвечал, что тот навлек на себя болезнь либо беспорядочной жизнью, либо неправильным питанием. Так что ни бедняк, ни хворый не вызывали у него жалости и не огли рассчитывать на его помощь.
        Хуже того, сам вид несчастных был ненавистен деду, а слезы доводили его чуть ли не до бешенства.
        Однажды ему сказали, что в округе появился волк, и что зверь наделал уже немало бед: зарезал несколько овец и лошадей, покалечил кое-кого из крестьян. И тогда, скорее из нежелания слышать жалобы и видеть пострадавших, чем из милосердия, дед решил изгнать из своих земель разорявшее их чудовище.
        Он созвал соседей, и охотники пошли в лес. Ночью одному ловкому егерю удалось найти логово волка. Зверя обложили, охота началась.
        Волк вырвался из кольца и побежал. Через час бешеного бега, видя, что собаки настигают, волк решил где-нибудь укрыться, как нередко случается с этими животными. Тут ему попалась хижина угольщика.
        У порога ее играл маленький мальчик.
        Разъяренный хищник набросился на него.
        Находившаяся внутри хижины мать кинулась спасать свое дитя, да было поздно.
        На крик ее прибежал работавший неподалеку муж. В руках он держал топор, которым и размозжил зверю голову.
        Тут на своем взмыленном жеребце подскакал мой дед, разгоряченный погоней. Увидев мертвого волка, угольщика с топором в руках и мать, рыдавшую над погибшим ребенком, которого она прижимала к груди, он крикнул:
        — Чего ревешь, женщина! Ты сама виновата! Если бы лучше смотрела за сыном, волк не напал бы на него!.. А ты, мужик! Как посмел ты убить зверя, на которого охочусь я?
        - Смилуйтесь, сеньор! - воскликнули муж и жена. В один голос, а слезы так и лились из их глаз!
        - Клянусь рогами дьявола! - воскликнул мой дед - Мне надоело смотреть на ваши слезы.
        Продолжая плакать, пораженная горем мать протянула к нему тельце мертвого ребенка, надеясь, что их несчастье смягчит сердце графа. Но произошло совершенно неожиданное. Еще больше рассвирепев, мой пращур со всего маху ударил женщину рукояткой плетки по голове, и она упала в одну сторону, а труп ребенка —в другую.
        Угольщик кинулся было в сторону графа, но тут же, отбросив топор и протянув безоружную руку в сторону деда, сказал:
        - Каменное сердце! Ты не можешь видеть слез матери и отца, оплакивающих погибшего ребенка... Хорошо же! Именем Господа Бога нашего заклинаю! Настанет час, когда ты захочешь плакать, но не сможешь, а заполнившие твое сердце слезы разорвут его на части. Уходи! И пусть кара за твою жестокость поразит тебя и детей твоих до третьего колена!
        Дед не был впечатлительным человеком, но это проклятие испугало его. Повернув коня, он вонзил шпоры ему в бока и поскакал прочь.
        Сыновей у деда было четверо.
        Старший был игрок. Промотав свою долю наследства, он отправился в Америку, но погиб во время кораблекрушения, так и не переплыв океана.
        Узнав о гибели сына, потрясенный отец хотел было заплакать, но не смог. Второй его сын примкнул к заговорщикам. Заговор был раскрыт, и всем отрубили головы как предателям. поникшей
        Увидев сына, поднимавшегося на эшафот с поникшей головой и мертвенно-бледным лицом, он хотел было зарыдать, но глаза его остались сухими.
        Его любимый, третий сын был, подобно ему, страстным охотником. Однажды, когда юноша гнал кабана, лошадь его неожиданно шарахнулась в сторону, он упал, ударился головой о дерево и почти сразу же умер.
        Видя случившееся, мой дед соскочил с коня, кинулся к сыну, но застал только его последний вздох. Он возвел руки к небу и с отчаянной мольбой в голосе воскликнул:
        — Господи! Хотя бы одну слезу!
        Но проклятие все еще действовало. И, поскольку заплакать дед не смог, сердце его не выдержало, и он умер.
        Остался четвертый сын, мой отец.
        Это был добрый, ласковый юноша. Но проклятье не миновало и его. Невзирая на свою доброту, плакать он тоже не мог, как бы велико ни было его горе. Скончался он совсем молодым, спустя некоторое время после моего рождения.
        Теперь проклятие угольщика настигло и меня, ибо он, повторив Святое Писание, сказал: «Будь проклят ты, и дети твои до третьего и четвертого колена.»
        Поскольку плакать мне не дано, я вскоре умру.»
        — Батюшка, а не известно ли вам, как снять с вас это проклятие?
        — Есть одно средство. Но оно так сложно, что надежд у меня нет никаких.
        — Батюшка! Умоляю вас! Назовите его! Помолчав, Балдрик сказал:
        — Проклявший нас угольщик жив. Это уже восьмидесятилетний старец. После гибели жены и ребенка он скрылся в горах где-то под Фалькенштейном... Уже давно, видя, какие несчастья породило его проклятье, он мечтает снять его. Увы! — это не дано даже ему...
        Найдя старика, я на коленях умолял его указать, как мне обрести свои слезы. Но, покачав головой, он ответил:«Да, я знаю средство, которое помогло бы вам. Но мне запрещено его открывать. Лишь невинному, чистому сердцу дано отыскать жемчужину, способную вернуть слезы утратившим их.»
        - Разве не находится перед вами именно такое сердце батюшка? — воскликнула Лия.
        - Да. Конечно. Оно передо мной,- отвечал графБалдрик. — Но совершит ли Господь чудо ради меня?
        — Но разве Он не всесилен? Батюшка, где дорога, ведущая к хижине этого старца? Я обещаю вам принести возвращающую слезы жемчужину.
        Отец взглянул на дочь и, вздохнув, сказал:
        — Что ж, ступай, бедное дитя мое! Соверши это паломничество. Как видно, господь избрал тебя, чтобы принести мне помощь и утешение. Впервые я верю и надеюсь на успех.
        Граф благословил дочь, и та отправилась в свое опасное путешествие.
        Чтобы не удивлять прохожих тем. что дочь графа ходит пешком, Лия переоделась в крестьянское платье.
        К концу четвертого дня, ежедневно проходя от трех до четырех лье, она оказалась перед хижиной угольщика.
        Уже стемнело, когда девушка постучалась в дверь. Угольщик открыл.
        Как отец и говорил, это был- красивый восьмидесятилетний старик, седой, как лунь. Одиночество и печаль наложили на его облик печать величия.
        Угольщик долго смотрел на путешественницу, прежде чем заговорить с ней. Он понимал, что эти тонкие черты, эта матовая кожа, эти ручки с розовыми ноготками не могли принадлежать крестьянке.
        Старик спросил Лию, кто она, и зачем пожаловала. Ничего не скрывая, девушка рассказала, как пообещала отцу пойти и попросить жемчужину, возвращающую слёзы, как отец поверил в нее и как она добралась до избушки старца.
        - Бедное дитя! - воскликнул тот. - Нелегкое дело ты затеяла. К несчастью, оно зависит не от меня одного. Но я как смогу, помогу.
        Угольщик открыл встроенный в стену шкаф, заполненный пузырьками. Надо сказать, дорогие дети, что старик занимался изготовлением из лекарственных трав различных эликсиров, и даром раздавал их тем, от кого врачи уже отказались.
        Из всех пузырьков он выбрал самый маленький, величиной с ликерную рюмку, содержавший настой красного цвета, и протянул его девушке.
        — Возьми, дитя мое, — сказал старик. — Когда соберешься ложиться спать, выпей его содержимое. То, что увидишь во сне, тебе надо будет исполнить, если, конечно, желаешь помочь отцу.
        Лия поблагодарила его от всего сердца.
        — Но где я смогу провести эту ночь? — спросила она с нескрываемым беспокойством. - В лесу темно и полно диких зверей. по дорогам бродят разбойники.
        - Ты заночуешь здес, дитя моё, - ответил угольщик. - у меня часто ночуют заблудившиеся в лесу. Сам я сплю в гамаке. А ты ляжешь спать в моей комнате, на постели из свежих папоротников и мха.
        Устроив в углу комнаты постель для гостьи, он угостил её ужином, состоявшим из куска хлеба, кружки молока и блюдца земляники.
        Лии показалось, что она в жизни не ела ничего более вкусного.
        Перед сном она выпила содержимое пузырька, и сразу же уснула.
        Едва сомкнулись ее веки, как девушка погрузилась в восхитительные грезы.
        Она оказалась в огромном саду, в котором росли невиданной красоты цветы. Находился сад явно не земле. Но если еще и не на небе, то, по крайней мере, на какой-то промежуточной планете. Огромные восхитительные бабочки перелетали с цветка на цветок. Из роз и лилий били фонтаны розового и лилового цвета, и вокруг каждого сверкала радуга, переливаясь на солнце яркими красками. Отраженный ими свет не слепил, и Лия могла с удовольствием любоваться их сиянием.
        Однако больше всего ее поразил вид многочисленных ангелов с серебряными крылышками и в бирюзовых одеяниях! На одних были венки из цветов, на других — из звезд; у третьих надо лбом сиял луч света. Таких было меньше всего, и они, как поняла Лия, были старшими.
        Лики ангелов были благолепны и добры. Каждый из них занимался своим делом. Один ангел серебряным крылом рыхлил землю, и там, где почва становилась достаточно пушистой, тут же вырастали цветы и другие растения.
        Это был ангел весны.
        Другой летал по небу, влача за собой длинный шлейф из звезд.
        Это был ночной ангел.
        Третий взмывал под небеса подобно жаворонку, перстом своим прикасался к востоку, и тот мгновенно загорался розовым светом.
        Это был ангел утренней зари.
        Четвертый, с печальной улыбкой на устах, но с восхитительной умиротворенностью в очах, будто в пропасть, устремлялся в пустоту мироздания, держа в руках крест.
        Это был ангел смерти.
        Объяснения давал Лие ангел, увенчанный цветами.
        — Ах, как прекрасно здесь! Как величественно! — повторяла она. — Но скажите мне, милый ангел, кто тот, с полными жемчужин золотыми волосами? На вид он такой серьезный, но явно очень добрый!
        — О, это ангел слез!
        — Ангел слез? — переспросила Лия. — Ах, именно он-то мне и нужен!
        И сложив ладони на груди, она направилась в сторону этого прекрасного ангела, приветливо улыбаясь.
        — Мне известно, зачем ты пришла, — сказал тот. — Но уверена ли ты, что я смогу тебе помочь? Достаточно ли крепка твоя вера?
        — Я верю, что ты сможешь помочь мне. Если, конечно, на то будет господня воля.
        — Только вера открывает путь к Господу, — отвечал ангел. —Видишь эти прозрачные, как горный хрусталь, жемчужины? Это слезы любви, пролитые мужчинами над их погибшими возлюбленными... А темные жемчужины — слезы, пролитые невинно пострадавшими от преследований и людской несправедливости. Розовые жемчужины — слезы жалости, пролитые людьми при виде чужих страданий...Видишь те золотые жемчужины? Это слезы раскаяния, наиболее ценные для Бога. Все они собраны мной по распоряжению Господа. В день, когда каждому будет воздаваться по делам его, они будут положены на весы вечности, одна из чаш которых называется СПРАВЕДЛИВОСТЬ, другая — СОСТРАДАНИЕ.
        - О добрый и всеведущии ангел — проговорила Лия - Ты знаешь, зачем я пришла сюда. Ты - ангел слез. Ты, верно, самый добрый из всех.Прошу тебя, сделай так, чтобы мой отец, невиновный в делах своего пращура, смог палкать! Иначе сердце его разорвется от невыплаканных слёз!
        - Это трудная задача. Но Господь поможет нам.
        - Как? - спросила Лия.
        - Он поможет тебе найти слезу, состоящую из слезы раскаяния и слезы любви, пролитых двумя разными людьми. Эта слеза самая ценная. И только она спасет твоего отца!
        — Не мог бы ты сказать, прекрасный ангел, где искать ее?
        — Моли Бога, и он направит тебя, — отвечал тот. Девушка встала на колени и принялась молиться. Едва молитва закончилась, как Лия проснулась.
        Видение исчезло.
        Утром она рассказала свой сон угольщику, и спросила его, что же теперь делать.
        — Возвращайся домой, дитя мое, — сказал старик. — Ангел обещал, что Господь поможет тебе. Жди и надейся. Ангелы не лгут.
        Лия поблагодарила угольщика и, позавтракав, отправилась в путь.
        Но к середине второго дня пал такой густой туман, что вскоре девушка не только перестала различать служившую ей ориентиром двойную вершину горы, но и саму тропинку.
        Тропа вдруг оборвалась, и перед Лией разверзлась пропасть, на дне которой гремел поток.
        Девушка остановилась Она явно сбилась с дороги, так как по пути к дому угольщика никакое ущелье ей не попадалось!
        Путница осмотрелась, но разглядеть что-либо в густом тумане было невозможно. Она крикнула: «Ay!" и - о чудо! — ей отозвались! Лия пошла на голос.
        Пройдя совсем немного, она увидела старую женщину пришедшую в лес за хворостом. Хотя туман и помешал старушке, она успела собрать достаточно сучьев и хотела уже возвращаться, когда услыхала голос Лии и ответила ей, понимая, что это был голос попавшего в беду ребенка.
        Торопившаяся домой Лия спросила, как перебраться на другую сторону ущелья.
        — Дитя мое, ради Бога, не делай этого! — взмолилась добрая женщина. — У этого ущелья не склоны, а отвесные скалы. Чтобы перебраться на ту сторону, надо иметь крылья птицы, а чтобы перескочить бушующий поток, надо стать ланью.
        — Тогда, добрая женщина, — попросила Лия, — укажи мне иную дорогу, по которой я смогла бы добраться к моему батюшке.
        И она сказала, что отец ее живет в Хомбурге.
        - Ах, как ты заблудилась, дитя мое! — воскликнула старушка. — Дорога в Хомбург отсюда далеко!
        — Даже если далеко, скажите, где она. У меня хватит смелости найти ее.
        — В таком тумане ее не найти, дорогая детка. Лучше переждать. Туман продержится не больше суток.
        — Но где же мне его переждать?.. Нет ли поблизости постоялого двора?
        — На четыре лье в округе нет ни одного. Но я с удовольствием пригласила бы тебя к себе, в мою бедную хижину.
        Лия с признательностью приняла приглашение гостеприимной старушки, которая привела девушку прямо к дому, несмотря на густой туман.
        Крошечная хижина ютилась у самого подножья горы. Состояла она из одной, весьма жалкой на вид, комнатушки.
        Лия огляделась, ища, куда бы сесть.
        - Присядь на эту циновку, - предложила старушка и протянула гостье кружку молока и ломоть черного хлеба. Затем, вздохнув, проговорила:
        - Это все, что я могу тебе сегодня предложить, детка. Но не всегда я была такой бедной! Когда мы жили в деревне по ту сторону горы, у нас были дома, сады, поля и луга, овцы и коровы. Меня называли богачкой. Но мой единственный сын пустил на ветер все наше состояние. И все же — Бог свидетель! — не об утраченном добре я плачу. Мои слезы — слезы любви!
        — Но разве ваш сын не был дурным человеком? — спросила Лия.
        — Нет-нет! — запротестовала старая женщина. — Никто не заставит меня роптать на сына!.. Нет! Он был добрым, но слишком легкомысленным юношей. В том, что из него не вышло ничего путного, скорей виновата я сама! Я совсем не наказывала его за провинности... Господь дал мне доброе поле, но, по своей слабости, я посеяла на нем плевелы.
        И бедная женщина разразилась рыданиями. Лии было очень жаль старушку, и она, как могла, стала утешать ее.
        Утерев слезы, хозяйка постелила на охапке сухих листьев постель для гостьи.
        - На то была Господня воля! - проговорила, наконец, она. - И что Бог не делает, все к лучшему.
        Лия уже почти заснула, когда громко постучали в дверь.
        — Кто там? — спросила старушка.
        — Путник, ищущий ночлега. Пустите переночевать, добрая женщина! — донеслось с улицы.
        — Хозяюшка! Умоляю вас! Не отворяйте!.. Вдруг это лихой человек?
        — Не волнуйся, дитя мое, — отвечала та. — Какой интерес злодею искать нас в этой глуши? И какая ему корысть убивать ребенка и старуху?.. Нет, это просто кто-то заблудился в лесу, и если я его не впущу, он может упасть в ущелье... Брать такой грех на душу я не желаю.
        И добрая женщина открыла дверь.
        Неизвестный вошел. Он был закутан в плащ по самые глаза. Раздув огонь, старушка, как и Лие, подала путнику молока и хлеба, пригласив перекусить, чем Бог послал.
        Но, тряхнув головой, тот отказался и пристально посмотрел на хозяйку дома, освещенную огнем очага.
        — Что же ты не ешь, добрый человек? — спросила та. — Ты, должно быть, проголодался... Я угощаю тебя от чистого сердца. Ешь. Не стесняйся.
        — Я не притронусь к пище, пока вы не простите меня, — отвечал путник, отбросив плащ и показав залитое слезами лицо.
        — Сынок! — воскликнула старая женщина.
        — Матушка!.. Простите меня!.. Матушка! — раздалось в ответ.
        И они обнялись.
        Так блудный сын возвратился к матери.
        Ах, сколько было радости, восторгов и слез!
        Когда все успокоились, сын поведал матери свою печальную историю.
        Вот её краткое наложение, дорогие дети.
        Пока позволяли унесенные из дома деньги, юноша велжизнь беззаботную и рассеянную. Затем наступила нищета, а следом - болезни и близкая смерть.
        Юноша задумался над своим существованием и понял, сколь велик был его грех перед Богом и матерью. Наступило раскаяние. Он стал молить Бога о прощении и поклялся что вернется к матери, если только выздоровеет. Господь внял его мольбам и вернул ему здоровье. Тогда молодой человек стал думать, как выполнить клятву и вернуться домой. Денег у него не было, а возвращаться нищим ему было стыдно.
        Однажды, занятый своими невеселыми думами, он сидел на берегу Дуная и временами поглядывал на купавшегося в реке мальчика.
        Отец подростка тоже находился у воды и любовался силой и ловкостью сына.
        Вдруг тот стал звать на помощь. Судорога свела мальчику ногу, и он стал тонуть.
        Отец прыгнул в воду. Но плавать он не умел, и вместо того, чтобы спасать ребенка, сам потянул его ко дну.
        Франц — так звали сына старушки — был отличным пловцом, так как в детстве часто купался в Рейне. Ему удалось вытащить из воды и сына, и отца. На следующий день незнакомый человек вручил ему двенадцать тысяч франков. Франц хотел было тут же вернуть деньги, получать которые за добрый поступок ему было совестно.
        Но спасенные им отец и сын уехали, и никто не знал, кто они и куда лежал их путь.
        Францу уже не в чем было себя упрекать, и с богатством в двенадцать тысяч франков - но ещё более богатый раскаянием! - он вернулся к матери.
        Еще долго сын и мать беседовали у очага. Многое им нужно было сказать друг другу, и о сне они не помышляли. Лия же уснула сразу, как только мужчина закончил свою повесть.
        Ей приснился тот же сон, что и в доме угольщика. Она увидала тот же сад, те же цветы, тех же бабочек и ангелов. На этот раз ангел слез позвал ее, и протянув жемчужину, сказал:
        — Вот эта бесценная жемчужина, о которой я тебе говорил. Она состоит из слезы материнской любви и слезы сыновнего раскаяния. Положи ее на грудь отца, и он сможет заплакать, а его сердце будет излечено.
        Девушка от радости даже проснулась.
        Видение исчезло.
        Лия подумала, что это был такой же пустой сон, как все остальные, и с грустью в душе стала ожидать наступления дня.
        Солнце поднялось и разогнало туман. Лия тут же собралась в дорогу.
        — Погоди, дитя мое! На дорожку следует поесть. Теперь я тебя хорошо накормлю, ведь мы больше не бедняки. А после завтрака Франц выведет тебя на дорогу.
        Пока Лия завтракала, старушка занималась устройством постели для сына, не спавшего всю ночь. И вдруг среди листьев, на которых спала гостья, заметила жемчужину.
        — Возьми, детка, — сказала она, вручив находку Лие. - Ты, наверно, потеряла ее. Это очень дорогая вещь.
        - Ах! - вскрикнула девушка. - Это жемчужина ангела.
        И, встав на колени, возблагодарила Бога. Закончив молитву, Лия попросила проводить ее, что Франц и сделал, как было обещано. А на следующий день графская дочь уже стучалась в дверь родного дома.
        На пороге ее встретила заплаканная старая кормилицаотца.
        - Боже! Что случилось?.. Отец жив?
        - Жив но одной ногой уже в могиле. Он ждал вас вчера, госпожа, но вы не пришли, и он решил, что либо на вас напали дикие звери, либо вы свалились в пропасть. Страдания его ужасны. А поскольку плакать ваш батюшка не может, слезы задушат его.
        — Где он?
        — У себя. Как видно, Богу было угодно, чтобы вы как раз успели получить благословение и последний поцелуй!
        Не дослушав кормилицы, девушка взбежала в покои отца.
        — Батюшка! Я здесь! — крикнула она с радостью и тревогой.
        Умирающий граф Балдрик с трудом протянул к ней руку и прошептал:
        — Ради бога, прости меня, доченька... Я умираю...
        Но в тот же миг Лия положила ему на сердце принесенную жемчужину.
        Отец вскрикнул, и поток слез хлынул из его глаз. С невыразимой радостью в голосе он произнес:
        — Ах, слезы... Какое счастье! Благодарю Господа Бога нашего и тебя, доченька!..
        Граф Балдрик прожил еще немало лет, проливая слезы как в горести, так и в радости.
        А. ДЮМА
        ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОМНИЛ О СМЕРТИ
        Давным-давно жил-был один добрый человек. Всю свою жизнь он следовал высоким заповедям, ибо надеялся после смерти попасть в рай. Он отдавал щедрую милостыню нищим, любил своих ближних и служил им. Помня, как важно обладать стойким терпением, он с достоинством переносил самые тяжелые и неожиданные испытания, жертвуя многим ради других. Время от времени он совершал путешествия в поисках знания. Его смирение и образцовое поведение снискали ему славу мудрого человека и уважаемого гражданина, которая разнеслась от Востока до Запада и от севера до юга.
        Все эти достоинства он в самом деле культивировал в себе всякий раз, когда вспоминал о них. Но был у него один недостаток - невнимательность. Это качество не имело над ним большой власти, и он считал, что по сравнению с его достоинствами невнимательность - весьма незначительный недостаток. Так, иногда он оставлял без помощи некоторых нуждающихся людей, потому что порой не замечал их нужду. Любовь и служение также временами оказывались забытыми - когда он бывал поглощен своими личными нуждами или даже желаниями.
        Он любил спать и частенько засыпал именно в те моменты, которые были благоприятны поиску знания или пониманию его и практике подлинного смирения, или тогда, когда можно было бы увеличить число добрых дел - такие возможности он просыпал; а ведь они уже больше не возвращались. Невнимательность оказывала на его сущностное "я" не меньшее влияние, чем его добрые качества.
        И вот однажды он умер. Обнаружив себя за пределами этой жизни, добрый человек направился к райской обители. Пройдя немного, он решил передохнуть, чтобы проверить свою совесть. Все тщательно взвесив, он пришел к выводу, что вполне достоин войти в райские чертоги, и продолжил свой путь.
        Подойдя, наконец, к райским воротам, он увидел, что они закрыты, и в этот момент услышал голос, обращенный к нему: "Будь внимателен, ибо ворота открываются только раз в сто лет". Добрый человек устроился неподалеку ждать, взволнованный предвкушаемой перспективой. Однако, не будучи занят в этот момент, как обычно, совершением добродетельных поступков, он обнаружил, что у него плохо с вниманием: в течение некоторого времени, которое ему самому показалось целым веком, он старался не заснуть, но в конце концов голова его склонилась на грудь, и сон на какое-то мгновение смежил его веки. И в этот миг ворота широко распахнулись. Но прежде, чем он успел открыть глаза, они захлопнулись с шумом и грохотом, которые могли бы разбудить и мертвого.
        Эта любимая обучающая история дервишей иногда называется "притчей о невнимательности". Несмотря на то, что данная история широко известна как народная сказка, сведения о ее происхождении утеряны. Некоторые приписывают ее Хазрату Али, четвертому халифу. Другие говорят, что она так важна, что могла быть тайно передана самим пророком. Ее, конечно, нельзя встретить ни в одном из достоверных хадисов пророка.
        Литературная форма, в которой она представлена здесь, позаимствована из работ одного неизвестного дервиша ХVII века, Амир-Бабы, в которых подчеркивается, что "истинным автором является тот, чьи писания анонимны, так как в этом случае никто не становится между изучающим и предметом изучения".
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ХОДИЛ ПО ВОДЕ
        Один ограниченный дервиш из религиозно-аскетической школы прогуливался по берегу реки, размышляя над моральными и схоластическими проблемами, ибо в школе, к которой он принадлежал, суфийские учения применялись именно в таком духе. Сентиментальную религию дервиш принимал за поиски конечной истины.
        Вдруг чей-то громкий голос, донесшийся с реки, прервал его размышления. Он прислушался и услыхал дервишский призыв. "Этот человек занимается бесполезным занятием, - сказал он себе, - потому что неправильно произносит формулу. Вместо того, чтобы произносить "йа ха", он произносит "а йа ха".
        Подумав немного, дервиш решил, что как более внимательный и прилежный ученик, он обязан научить этого несчастного, который, хотя и лишен возможности получать правильное указание (от постоянного учителя), все же изо всех сил, по-видимому, старается привести себя в созвучие с силой в этих звуках.
        Итак, он нанял лодку и поплыл к острову, с которого доносился голос. На острове в каменной хижине он увидел человека в дервишской одежде, время от времени громко повторявшего, все так же неправильно, посвятительную формулу.
        - Мой друг, - обратился к нему первый дервиш, - ты неправильно произносишь священную фразу. Мой долг сказать тебе об этом, ибо приобретает заслугу как тот, кто дает совет, так и тот, кто следует совету. - И он рассказал ему, как надо произносить призыв.
        - Благодарю тебя, - смиренно ответил второй дервиш. Первый дервиш сел в лодку и отправился в обратный путь, радуясь, что совершил доброе дело. Ведь кроме всего прочего, он слышал, что человек, правильно повторяющий священную формулу, может даже ходить по воде. Такого чуда он ни разу в своей жизни не видел, но почему-то верил, что оно вполне возможно.
        Некоторое время из тростниковой хижины не доносилось ни звука, но дервиш был уверен, что его усилия не пропали зря. И вдруг до него донеслось нерешительное "а йа" второго дервиша, который опять по-старому начинал произносить звуки призыва.
        Дервиш начал было размышлять над тем, до чего же все-таки упрямы люди, как отвердели они в своих заблуждениях, и вдруг замер от изумления: к нему прямо по воде, как по суху, бежал второй дервиш. Первый дервиш перестал грести и, как завороженный, не мог оторвать от него взгляда. Подбежав к лодке, второй дервиш сказал: "Брат, прости, что я задерживаю тебя, но не мог бы ты снова разъяснить мне, как должна по всем правилам произноситься формула? Я ничего не запомнил".
        На русском мы можем передать лишь одно из многих значений этой сказки, потому что в арабских текстах обычно используются омонимы - слова, одинаковые по звучанию, но имеющие разный смысл. Такое свойство языка свидетельствует о том, что он достался нам от более древних культур и предназначен для того, чтобы глубже описывать сознание, а также нечто, связанное с внешней моралью.
        Кроме того, что это сказание представлено в популярной литературе, находящейся в обращении на Востоке, оно встречается в дервишских манускриптах, иногда очень древнего происхождения.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЧЕЛОВЕК, У КОТОРОГО БЫЛА НЕОБЪЯСНИМАЯ ЖИЗНЬ
        Жил когда-то человек по имени Моджуд. Жил он в небольшом городке, работал мелким служащим, и было похоже на то, что он так и кончит свои дни инспектором мер и весов.
        Однажды Моджуд прогуливался по парку среди древних развалин неподалеку от своего дома, и вдруг перед ним в сверкающих зеленых одеждах появился Хызр, таинственный путеводитель суфиев.
        - Человек с блестящими перспективами, оставь свою работу и жди меня через три дня на берегу реки, - сказал Хызр и исчез.
        Чувствуя неизъяснимую тревогу, Моджуд отправился к своему начальнику и попросил освободить его от должности. Весть об этом вмиг облетела жителей городка. В уличных разговорах только и слышно было: "Бедняга Моджуд! Он, наверное, рассудка лишился". Но так как на его место было много претендентов, его вскоре забыли.
        В условный день Моджуд встретил Хызра и тот сказал ему:
        - Разорви на себе одежду и прыгай в воду. Возможно, тебя кто-нибудь спасет.
        Моджуд сделал так, как ему было сказано, хотя и чувствовал, что сходит с ума.
        Он умел плавать и потому не утонул, но его долго несло течением, пока какой-то рыбак не втащил его в свою лодку, приговаривая: "Чудак! Здесь сильное течение. Зачем ты полез в реку?!"
        - Я и сам не знаю, - ответил Моджуд.
        - Да ты спятил! - воскликнул рыбак. - Ну ладно, вон на берегу мой шалаш, я отвезу тебя туда, а там посмотрим, что с тобой делать. - И рыбак направил лодку к берегу.
        Узнав, что Моджуд образованный человек, рыбак оставил его у себя. Он кормил Моджуда, а Моджуд учил его читать и писать и помогал ему в работе. Так прошло несколько месяцев. Однажды вечером, когда Моджуд уже улегся спать, перед ним появился Хызр и сказал: "Вставай немедленно и уходи от этого рыбака. Ты найдешь себе пропитание и в другом месте".
        Моджуд тут же поднялся с постели и вышел из лачуги, одетый, как обычно одевались рыбаки. Полночи проплутав в темноте, он выбрался, наконец, на дорогу и зашагал вперед. На рассвете Моджуд нагнал крестьянина, неторопливо трусившего на осле, и пошел рядом с ним.
        - Ты, наверно, ищешь работы? - обратился к нему крестьянин. - Если хочешь, идем со мной. Я иду на базар, и на обратном пути мне понадобится носильщик.
        Моджуд нанялся к крестьянину на работу. Он проработал у него около двух лет и за это время приобрел много новых познаний, но все они относились только к сельским работам и ни к чему более.
        Как-то в полдень Моджуд, увязывая в тюки шерсть, снова увидел перед собой Хызра, который сказал:
        - Оставь эту работу, возьми свои сбережения, ступай в город Мосул и открой там торговлю кожей.
        Моджуд так и сделал. В Мосуле он стал известен как торговец кожей. Три года он был купцом, и за это время Хызр ни разу не приходил к нему.
        Скопив немного денег, Моджуд уже стал подумывать о покупке дома, как вдруг однажды перед ним опять предстал Хызр.
        - Отдай мне свои деньги, - приказал он, - и отправляйся в далекий Самарканд. Там ты должен стать бакалейщиком.
        Итак, Моджуд отправился в путь и спустя некоторое время обосновался в Самарканде. Вскоре в его жизни стали проявляться все признаки просветленного человека. Он излечивал больных, помогал своим компаньонам и во время работы, и в свободное время, и все глубже и глубже проникал в тайны духа.
        Священники, философы и многие другие посещали его и спрашивали: "Кто ваш учитель?"
        - Трудно сказать, - отвечал Моджуд.
        - С чего вы начали вашу карьеру? - спрашивали его ученики.
        - Я был мелким чиновником.
        - И вы оставили эту должность, чтобы посвятить себя аскетизму?
        - Нет. Просто оставил.
        Они не понимали его.
        Некоторые хотели описать жизнь этого удивительного бакалейщика и спрашивали Моджуда: "Какие приключения вы испытали в своей жизни?"
        - Я бросился в реку, стал рыбаком, затем однажды ночью покинул рыбацкую хижину и некоторое время проработал у крестьянина. Как-то раз, когда я упаковывал шерсть, со мной произошло изменение, и я отправился в Мосул, где открыл торговлю кожей. Там я скопил немного денег, но затем отдал их и отправился в Самарканд. И вот сейчас я бакалейщик.
        - Но все эти непонятные события никак не объясняют ваших удивительных способностей и поступков.
        - Да, это так, - отвечал Моджуд.
        И тогда биографы сочинили о Моджуде захватывающую историю, потому что все святые должны иметь свои жития, а житие должно отвечать интересам публики, а не реальности жизни.
        Говорить же о Хызре не разрешается никому, а потому созданное ими житие весьма далеко от правды.
        Вот описание реальной жизни одного из величайших суфиев.
        Шейх Али Фармади (умер в 1076 году) считал это предание важным для иллюстрации суфийского убеждения, что "невидимый мир" во всякое время и в самых различных местах переплетается с обычной реальностью.
        Необъяснимое, говорил он, фактически обязано своим существованием этому чудесному переплетению. Но люди не признают участия того "мира" в их мире, потому что твердо верят, что знают истинные причины событий. На самом же деле они этого не знают. Только когда они могут удержать в своем уме возможность другого измерения, иногда врывающегося в ход обычных событий, это высшее измерение становится доступным для них. Настоящий вариант сказания взят из рукописи Лала Анвар ("Сказание об измененных"). Рукопись датируется ХVII веком.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЧЕРЕЗ ТЫСЯЧУ ЛЕТ
        Да, через тысячу лет обитатели Нового Света прилетят в нашу старую Европу на крыльях пара, по воздуху! Они явятся сюда осматривать памятники и развалины, как мы теперь осматриваем остатки былого величия южной Азии.
        Они прилетят в Европу, через тысячу лет! Темза, Дунай, Рейн будут течь по-прежнему; Монблан все так же гордо будет подымать свою снежную вершину, северное сияние - освещать полярные страны, но поколения за поколениями уже превратятся в прах, длинный ряд минутных знаменитостей будет забыт, как забыты имена тех, что почивают в кургане, на котором благодушный мельник, собственник его, поставил себе скамеечку, чтобы сидеть тут и любоваться волнующейся нивой.
        - В Европу! - воскликнут юные поколения американцев. - В страну наших отцов, в страну чудных воспоминаний, в Европу!
        Воздушный корабль прибывает; он переполнен пассажирами, - он ведь мчится куда быстрее парохода. Электромагнитный провод, протянутый под морем, уже передал, как велико число пассажиров воздушного поезда. Вот показалась и Европа, берега Ирландии, но пассажиры еще спят; они велели разбудить себя только над самой Англией. Тут они спустятся на землю и очутятся в стране Шекспира, как зовут ее сыны муз, или в стране машин и политики, как называют ее другие.
        Целый день стоит здесь поезд - вот сколько времени может занятое и непоседливое поколение уделить великой Англии и Шотландии!
        Дальше путь идет по подводному туннелю; ведет он во Францию, страну Карла Великого и Наполеона. Вспоминается имя Мольера, ученые заводят разговор о классической и романтической школах седой древности, восхваляют героев, поэтов и людей науки, которых еще не знает наше время, но которые должны народиться в европейском кратере - Париже.
        Из Франции воздушный корабль несется в страну, откуда вышел Колумб, где родился Кортес, где слагал звучными стихами свои драмы Кальдерой. В ее цветущих долинах еще живут черноокие красавицы, а в старинных песнях живет имя Сида, упоминается Альгамбра.
        Перелетают море, и вот путешественники в Италии, где лежал когда-то древний вечный город Рим. Он исчез с лица земли, Кампанья превратилась в пустыню, от собора Петра осталась одна полуразрушенная стена; ее показывают всем путешественникам, но подлинность ее подлежит сомнению.
        Дальше - в Грецию, чтобы проспать ночь в роскошном отеле на вершине Олимпа; тогда дело сделано: были, дескать, и там! Поезд направляется к берегам Босфора, чтобы остановиться на несколько часов у того места, где некогда лежала Византия. Бедные рыбаки закидывают свои сети у тех берегов, где, по преданию, расстилались во времена турецкого владычества гаремные сады.
        Пролетают над развалинами больших городов по берегам Дуная, - городов этих наше время еще не видало. То тут, то там спускается воздушный поезд, останавливаясь в местах, богатых воспоминаниями, которые еще породит время.
        Вот внизу Германия, некогда сплошь опутанная густою сетью железных дорог и каналов, страна, где проповедовал Лютер, пел Гёте, держал композиторский скипетр Моцарт. И другие великие имена сияют в науке и искусстве, имена, которых мы еще не знаем. Один день посвящается обозрению Германии, один - странам севера: родине Эрстеда, родине Линнея и Норвегии, стране древних героев и юных норвежцев; Исландию захватывают на обратном пути. Гейзер не кипит более, Гекла потухла, но могучий скалистый остров возвышается из пены морских волн, как вечный памятник саг.
        - В Европе есть на что посмотреть! - говорят юные американцы.- И мы осмотрели все в одну неделю. Это вполне возможно, как уже доказал и великий наш путешественник - называют имя своего современника - в своем знаменитом сочинении: "Вокруг Европы в восемь дней".
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ЧЕРЕПАХА И ОЛЕНЬ
        Однажды ползла черепаха вдоль берега и повстречала оленя. Олень посмотрел на нее презрительно и говорит: "Эй ты, коротконогая, давай побежим наперегонки!" - "Что ты, - засмеялась черепаха, - разве тебе за мной угнаться!" Но олень был уверен в своей победе. "Пусть каждый из нас, - сказал он, - заранее проложит себе путь, и мы побежим". - "Будь по-твоему!" Олень проложил себе в траве прямую и длинную дорогу. Черепаха же выбрала старую и почти заросшую боковую тропинку. Потом они условились встретиться здесь на следующее утро и разошлись.
        Вечером черепаха созвала всех своих родичей и рассказала им о споре с оленем. На семейном совете было решено, что черепахи заранее пойдут на место и залягут вдоль всего оленьего пути на некотором расстоянии друг от друга. Если же олень окликнет черепаху, то ответит ему та, которая будет к нему ближе всех.
        На другой день рано утром черепаха и олень встретились на условленном месте и побежали. Через некоторое время олень остановился и крикнул: "Коротконогая, где ты?" - "Я тут", - раздалось впереди него. Олень побежал быстрее. Немного погодя, он снова окликнул черепаху, и опять она отвечала откуда-то спереди. Тогда он припустился быстрее. Он бежал и бежал, но каждый раз слышал возле себя голос черепахи, который раздавался то спереди, то немного сзади, то совсем рядом.
        Олень собрал последние силы и помчался так быстро, как только мог. Наконец он не выдержал и бездыханным свалился на землю, так и не перегнав черепахи. А на том месте, где он умер, вырос оленник, то самое растение, что помогает охотиться на этих быстроногих животных.
        ИНДЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ЧЕРНАЯ МИДИЯ
        В давние времена на морском берегу жила одна-одинешенька бедная старушка. Ютилась она в покосившейся хижине - такой ветхой, что казалось чудом, как она еще не рухнула. Никого на свете не было у старушки - ни детей, ни близких. Чтобы не умереть с голоду, она собирала мелкую рыбешку, выброшенную волнами не берег, и питалась ею. Но когда бушевала буря, старушка не смела и носа показать из своей хижины, не то что отправиться за рыбой. Целые дни она сидела голодная и выходила, лишь когда море утихало. Тогда она собирала много рыбок и досок, выброшенных волнами на берег.
        Однажды ночью поднялась страшная буря. Хлынул дождь, море заревело, на небе засверкали молнии, громовые раскаты потрясали земли, будто наступил конец света. Старушка забилась в угол своей холодной и сырой хижины и ждала, когда уймется непогода. Вдруг налетел такой сильный порыв ветра, что чуть было не снес хижину, и тут же в дверь кто-то постучал. Старушка до смерти испугалась, но все же пошла открыть - может быть, кто-нибудь нуждается в помощи и приюте.
        Открыла она дверь и видит - на пороге лежит большая черная мидия. Из узкой щели между створками льется яркий, ослепительный свет. Старушка подняла мидию, положила на стол и вернулась, чтобы закрыть дверь. Но тут послышался чей-то далекий голос:
        - Не закрывай дверь, и я тебя богато вознагражу!
        Старушка послушалась. В тот же миг молнии перестали бороздить небо, буря стихла, море успокоилось. А хижину наполнил такой свет, какого старушка не видывала. Этот свет шел из большой черной мидии, которая медленно раскрывалась, словно огромный черный цветок.
        Когда створки раковины совсем раскрылись, старушка еле удержалась на ногах от удивления. В раковине лежала девочка с золотыми волосами и такими блестящими глазками, каких не встретишь у людей. Но вместо ножек у девочки был рыбий хвост, весь усыпанный алмазами и розовыми жемчужинами.
        Старушка очень обрадовалась ребенку. Взяла корзинку, устлала ее красными лепестками герани и уложила на них маленькую гостью. Корзинку она поставила под окошком, чтобы утром первые лучи солнца озаряли ее, а днем девочка могла видеть море. После этого старушка улеглась спать, радуясь, что ее одиночеству пришел конец.
        Когда она уснула, дверь распахнулась, и в хижине появилась прекрасная русалка в короне из жемчугов. Она склонилась над ребенком, нежно взяла на руки, накормила и уложила обратно. На рассвете русалка грустно посмотрела на дочку, тихонько приблизилась к постели старушки, оставила горсть белых жемчужин и промолвила чуть слышным голосом:
        - Спасибо тебе, бабушка, за то, что ты укрыла мою дочку от злого волшебника, который покорил мое царство и полонил меня. Оставь ее у себя на тридцать дней и тридцать ночей, и я богато вознагражу тебя за это.
        Сказав это, морская царица тотчас исчезла. Проснувшись, старушка увидела жемчужины, оставленные ночной гостьей. Впрочем, они были ей не нужны. Старушка куда более обрадовалась, подобрав на берегу вдоволь рыбы, который ей должно было хватить на много дней.
        Весь день она возилась с малюткой. А когда наступила ночь, дверь хижины опять распахнулась и вошла красавица-русалка. Она накормила и приласкала ребенка, опять оставила старушке в подарок горсть белых жемчужин, а утром исчезла, словно туманная дымка над морем.
        Старушка смотрела за золотоволосой девочкой целых тридцать дней и тридцать ночей. И вот наступила последняя ночь. Старушка не ложилась спать - ждала русалку. Ровно в полночь дверь скрипнула и прекрасная морская царевна в жемчужной короне вошла в хижину.
        - Я пришла за своей дочерью, - сказала она. - Твоя доброта победила злого волшебника. Если бы ты не взяла к себе черную мидию и не оставила дверь открытой, мы никогда не избавились бы от него. За это я богато вознагражу тебя, бабушка!
        Царица протянула старушке свою жемчужную корону.
        Та от всего сердца поблагодарила за царский подарок и добавила:
        - Возьми свои жемчуга, красавица. Они не нужны мне. Если же ты хочешь доставить мне радость, позволь время от времени видеть твою золотоволосую девочку.
        Морская царица улыбнулась, кивнула старушке и перед восходом солнца исчезла вместе с дочерью.
        С того дня старушка каждое утро находила не берегу в изобилии пищу А когда море становилось гладким, как стекло, она вглядывалась в прозрачные воды и видела золотоволосую девочку с чудными глазками и усыпанным алмазами и жемчугом хвостом. Тогда старушка говорила:
        - Какой прекрасный нынче день!
        ВОСТОЧНАЯ СКАЗКА
        ЧЕРНЫЙ БЫК НОРРУЭЙСКИЙ
        Давным-давно жили король и королева, было у них три дочери...
        Как-то вечером сели сестры у огня греться. Старшая говорит:
        - Скоро придет пора мне замуж. Так я только за принца пойду! Буду ходить в золоте, да в парчу изумрудную наряжаться!
        - Да и мне пора о замужестве подумать, - молвит средняя, - Но пошла бы я только за герцога. Стала б с серебряных блюд есть и на шелковой постеле спать!
        Младшая же смеется над сестрами:
        - Какие вы гордячки! Я бы вышла замуж даже за самого Черного Быка Норруэйского, лишь бы он любил меня всем сердцем!
        На том и разошлись да забыли про разговор.
        Утром же все в королевском замке проснулись от топота и рева за воротами. Это Черный Бык Норруэйский пришел за младшей дочерью короля - своей нареченной невестой! Вывели ему кухарку, переодетую королевной, но признал подмену страшный бык - взревел, словно бурлящее море меж острых северных скал. Вывели ему служанку самой королевы, но и ее не забрал Черный бык. Затопотал, словно снежная лавина в высоких горах сошла.
        - Видно, сама судьба пришла за мною. Нечего не поделаешь, - сказала младшая дочь. Нежно попрощалась она с отцом, матерью и сестрами и сама вышла за ворота родного замка.
        Посадил ее на спину себе Бык Норруэйский и унес далеко-далеко - через леса дремучие и широкие реки, через зыбкие топи и сыпучие пески, через холодные горы и лесистые холмы - пока не принес королевну к высокому замку. Поклонились Черному Быку стражники у ворот. И на дворе, и в самом замке каждый встречный радостно приветствовал его, как доброго господина. Вечером же устроили пир в честь прекрасной дальней гостьи - невесты хозяина замка. Когда сели за стол, королевна заметила в шкуре быка деревянную булавку и вытащила ее. И тогда ужасный бык свалился, как подбитый, на каменный пол, а поднялся статный юноша с синими, как ночь, глазами. Преклонил он колени перед своею невестой и рассказал, что семь лет назад он, охотясь в дальних лесах, увидел дивного оленя: белого с золотистыми рожками - на каждом по серебряному бубенцу. Обо всем забыл он и погнался за зверем. Обо всем забыл - и о том, что сказывали давно, будто олень златорогий у лесных фей живет, и напавшему на него горе… Королевич был меткий стрелок, и стрела его настигла цель. Загудел лес, потемнел. Из старого дуба вышла дева и горько заплакала
над раненым оленем. А потом превратила королевича в страшного черного быка… И лишь «не знающая цену словам своим» могла снять это колдовство…
        Такого веселого пира здесь не знали долгие семь лет. Все поздравляли расколдованного королевича и его молодую невесту. Да только недолго продолжалось веселье. В полночь померкли все свечи в замке, налетел сильный вихрь и унес королевича невесть куда. Только что королевна не помнила себя от счастья, а теперь ее сердце сковала ледяная тоска. Она решила исходить хоть весь свет, но найти своего нареченного, синеглазого королевича Норруэйского. Старая кухарка дала ей в дорогу вместе с благословеньем шерстяной клубок и наказала идти за ним: «Куда покатится - там и судьба твоя!»
        Много дорог прошла королевна. Платье ее износилось, обувь стопталась, сума опустела… Наконец, привел ее клубок к огромной хрустальной горе. Стоит гора, сверкает на солнце: через нее не перейти - соскальзывают ноги с чистого хрусталя, кругом не обойти - конца ей не видно. У подножья горы стоит дом, у порога сидит старик. Подошла к нему королевна, спрашивает:
        - Скажи, добрый человек, как пройти мне через гору эту?
        - Я могу выковать для тебя железные башмаки. Лишь в них ты сможешь попасть на другую сторону. Но за это ты должна будешь отслужить у меня семь лет.
        Пригорюнилась королевна, да делать было нечего. Долгие семь лет служила она у старого кузнеца: стряпала еду, наводила чистоту в доме. Когда истек срок, кузнец подал ей железные башмачки и сказал:
        - Ты хорошо служила мне, добрая девушка. За это я сделаю тебе еще подарок. Возьми эти три ореха. Если станет так, что горе чуть не разобьет тебе сердце, расколи их.
        Королевна поблагодарила старика и вновь пустила свой клубок на дорогу. Как легко она теперь взобралась на хрустальную гору! А за ней раскинулся большой город, украшенный яркими знаменами и цветами.
        - Что за праздник здесь нынче? - спрашивала королевна встречных.
        - Завтра свадьба короля Норруэйского, - отвечали ей.
        - Дорогу королю Норруэйскому и его невесте! - раздалось сзади. И мимо девушки проехал ее возлюбленный - он был бледен и мрачен, - а рядом с ним красивая леди, надменно глядящая по сторонам. Королевна почувствовала, что горе сейчас разобьет ей сердце, но вспомнила о подарке старого кузнеца и расколола один орех. Он оказался полон прекрасных рубинов. Тогда королевна поспешила в замок и попросила видеть невесту короля.
        - Госпожа, взгляните на эти рубины. Не хотите ли вы купить их у меня?
        - Какой у них неповторимый оттенок! Что ты просишь за них?
        - Отсрочьте на день вашу свадьбу с королем Норруэйским и позвольте мне этой ночью посидеть у его постели.
        Невеста короля сначала рассердилась - какая дерзкая просьба! Но камни в руках пришелицы переливались таким невиданным оттенком, что ей непременно захотелось завладеть ими. Она пошла посоветоваться со своей матерью-колдуньей, и та научила ее, что делать. Перед сном королю подали чашу вина, разбавленного сонным зельем, и ничто не могло разбудить его. Королевна до рассвета просидела у постели возлюбленного. Она плакала и пела:
        Мой синеглазый, молю я тебя:
        Вспомни невесту свою.
        Долгих семь лет я искала, любя
        Счастье в далеком краю.
        Мой синеглазый, проснись и взгляни:
        Вспомни, кто перед с тобой!
        Нитью шерстистою тянутся дни,
        В сердце вшиваясь иглой…
        На утро королевна должна была покинуть замок. Ее сердце, казалось, сейчас разобьется пополам. Тогда она расколола второй орех. Он был наполнен изумрудами такой редкой и чистой огранки, что невеста короля Норруэйского снова не смогла устоять перед соблазном иметь чудесные камни. И всю следующую ночь королевна плакала и пела у постели усыпленного короля. Когда рассвет заглянул в замок, она чувствовала, что ее сердце больше не выдержит и разобьется от горя. И она расколола третий, последний орех. Надежда вновь озарила ее лицо: там внутри переливались всеми цветами радуги и сияли, как весеннее солнце, дорогие бриллианты. Ей было позволено провести еще одну ночь наедине со спящим королем.
        В этот день король Норруэйский собирался на прогулку. Уже давно ни охота, ни трапеза, ни достаток не радовали его - король был болен. Лишь только прогулки в лесах, где дует северный ветер, еще развлекали и успокаивали его. В лесу к нему подъехал один из придворных и сказал:
        - Ваше величество! Вот уже вторую ночь из вашей комнаты доносится женский плач и прекрасное пение…
        - Да?.. Как странно. Я сам спал эти ночи так крепко, что ничего не слышал. Как бы хотелось мне узнать, кто это!
        - А вы попробуйте сегодня не пить вина, что вам приносят. Возможно, оно слишком сильно вас расслабляет… Голос такой жалобный и прекрасный!..
        Вечером король оставил вино нетронутым и лег, притворившись спящим. Кто-то вошел, сел у его изголовья, и послышалась песня, полная слез и бездонной тоски - королевна думала, что видит своего любимого в последний раз, и надежда покидала ее:
        Мой синеглазый, проснись и взгляни:
        Вспомни, кто перед с тобой!
        Нитью шерстистою тянутся дни,
        В сердце вшиваясь иглой…
        Но король не мог вспомнить где раньше он слышал этот голос, говорящий о чем-то очень далеком, родном и прекрасном.
        - Кто ты? - спросил он, вставая. Королевна не поверила своему счастью.
        - Я - твоя невеста! Взгляни на меня! Вспомни…
        Слезы текли из глаз девушки. Одна из них обожгла руку короля, и в тот миг словно пелена сошла с его глаз, силы и память вернулись к нему. Он крепко обнял свою нареченную, рассказал, что его похитила колдунья и чарами заставила жениться на своей дочери. Но теперь ничто и никогда не разлучит его с той, что ему предназначена самой судьбою!
        Вскоре они сыграли пышную свадьбу, жили долго и никогда больше не разлучались…
        АНГЛИЙСКАЯ СКАЗКА
        Чёрно-белая сказка
        В те далёкие времена, когда на Земле было ещё очень мало людей и не случалось зимы; когда даже в Гренландии росли пальмы, а в Антарктиде текли реки; когда леса кипели жизнью, а в небе летали только птицы; когда по степям вольно разгуливали табуны лошадей, а по морям, спокойно и величаво, не прячась в глубину, плавали киты; когда вся Земля была удивительным местом, подобным райскому саду и время на ней текло спокойно и бессуетно, и случилась эта история.
        На одном из тихих лесных озёр, прозрачном, как хрусталь и голубом, как весеннее небо, жила стая белых лебедей. Жили они неторопливо и беззаботно, просыпались с рассветом и засыпали с закатом, летали по небу, потому что были птицами и не могли не летать и плавали по озеру среди лилий, таких же белых, как и они.
        Но не всем в этой стае жилось весело и счастливо. Был среди лебедей один, не похожий на остальных. Это был Чёрный Лебедь. Никто не знал, почему он был чёрным, но он был чёрным, а, значит, не таким, как все. И поэтому никто не водил с ним дружбы с тех самых пор, как он оперился. Молодые лебеди просто смеялись над ним, взрослые же лебеди относились к нему по-разному: одни высокомерно делали вид, что вообще не замечают его, потому что видели в нём что-то обидное для себя; другие угадывали в цвете его оперения какой-то дурной знак; третьи же жалели его в душе, но говорить об этом опасались - уж слишком он отличался от всех - кто знает, в чём тут дело…
        Одиноко и грустно жилось Чёрному Лебедю. Он не знал, в чём он провинился перед другими, ведь в том, что он был чёрным, действительно не было его вины. И это очень тяготило его, но Чёрный Лебедь был гордой птицей и держал свою печаль при себе. Он не мог просить прощения у белых лебедей за то, в чём не был виноват, а те не хотели верить, что он такой же, как и они. И жил Чёрный Лебедь врозь с белыми лебедями. Он не летал вместе с ними по небу и не плавал с ними по озеру, не радовался с ними восходу и не печалился на закате. Он всегда держался один, в отдалении и любил плавать в тихих заводях среди зарослей лилий. Он проплывал мимо этих лилий, ощущая телом прикосновение их лепестков, а они, такие нежные и беззащитные, не отстранялись и не отворачивались от него. И хотя они были всего лишь цветами и, наверное, просто не могли этого делать, Чёрному Лебедю казалось, что лилии понимают его. И он проводил с ними время до самого заката; до тех пор, когда они, разомлевшие и утомлённые, не смыкали свои лепестки, словно сонные веки, оставляя его наедине с собой.
        Но Чёрный Лебедь каждый раз ждал этого часа; часа, когда наступает ночь и всё вокруг стихает, когда на небе появляется луна и загораются звёзды. Странное чувство охватывало тогда Чёрного Лебедя. Всё вокруг засыпало и он оставался совершенно один в этом спящем мире, но именно в этот час он переставал ощущать себя одиноким. Он взмывал в чёрное небо, сливаясь с чёрной ночью, он чувствовал себя её каплей и никто не мешал ему чувствовать это. Это было чувство, подобное чувству реки, наконец-то добежавшей до океана и освободившейся из плена сжимающих берегов; подобное чувству ветра, долго плутавшего по лесам и наконец-то вырвавшегося на простор; подобное чувству долго томившейся и наконец-то разыгравшейся грозы…Чувство полной и в то же время бессмысленной свободы. Чёрный Лебедь был волен, да только не знал, куда лететь; под ним был целый мир, да только не знал он, нужен ли ему этот мир и нужен ли он этому миру…
        Чёрный Лебедь в безмолвной тоске кружил в ночном небе под сотнями звёзд, которые казались ему сотнями понимающих глаз; он рвался ввысь, стремясь быть хоть немного ближе к ним, которые были от него так далеко, но так ему близки; стремясь хоть немного отдалиться от тех, что всегда были рядом, но так далеки… А звёзды светили ему, внушая, что всё-таки он не лишний в этом непонятном мире и искрой надежды зарождалось в нём чувство какой-то смутной, глубинной, сердечной догадки о чём-то главном; догадки, которая никак не могла стать ответом, подобно тому, как появляется странный силуэт на горизонте, который так далёк и неопределёнен, что невозможно разобрать - то ли мираж это, то ли явь…
        Но всему отведено своё время; и вот небо на востоке начинало светлеть, облака из серебристо-лунных становились золотисто-розовыми и над горизонтом, словно крыло фламинго, поднималась заря. Чёрный Лебедь опускался на затуманенное озеро и чувство не оправдавшейся, но и не опровергнутой надежды, как вкус подслащённой слезы, оставалось с ним до следующей ночи. И так каждую ночь Чёрный Лебедь поднимался в чёрное небо, каждую ночь с каким-то невнятным осознанием этой неясной надежды смотрел он на далёкие звёзды и каждую ночь мерцание этих звёзд не давало угаснуть его надежде…
        Однако за терпение и веру всегда следует награда. И однажды случилось то, что так долго мучило предощущением Чёрного Лебедя и в одну из ночей догадка его наконец разрешилась. Он вдруг понял, что так влекло его в ночное небо, почему так притягивали его взгляд звёзды. Он увидел, нет, скорее, неожиданно узнал среди звёзд другого лебедя - Звёздного. Звёздный Лебедь парил в ночном небе и был величественен и прекрасен в своём звёздном оперении, и не было в нём ничего высокомерного, хотя был он так высоко, что всей жизни Чёрного Лебедя не хватило бы на то, что бы попытаться достичь его. И понял Чёрный Лебедь, что это тот, кто всегда незамеченный разделял его одиночество; тот, кто всегда заодно с ним, кто всегда сможет понять его, каким бы ни было расстояние между ними. И пусть у каждого из них своё небо, пусть им никогда не соприкоснуться крыльями и даже не услышать друг друга, не было для Чёрного Лебедя в целом мире никого ближе, чем Звёздный Лебедь. И наполнялось радостью сердце Чёрного Лебедя; не той радостью, что сродни радости удачи, а той, которую испытывают, видя чудом уцелевший зелёный побег на
огромном пепелище; но нет у лебедя голоса, чтобы петь и нет у лебедя слёз, чтобы плакать…
        И с тех пор каждую ночь Чёрный Лебедь летал на свидание со Звёздным Лебедем и, кто знает, может так и прожил бы всю жизнь в теперь разделённой, но всё же неразрешимой земной печали, если б не случилось того, что изменило не только его жизнь, но и вообще всю жизнь на Земле.
        А случилось то, чего никогда не случалось прежде и чему в то время не было даже названия. Поначалу лебеди, да и все остальные заметили, что солнце стало подниматься не так высоко, как всегда, и светить стало не так празднично, и греть стало не так щедро. Ночи становились прохладнее, по утрам туман дольше держался над водой, а потом, что самое странное, стали менять свой цвет и терять листву деревья. Из пышных, празднично-зелёных они становились какими-то поникшими, жёлто-красными. И этот странный жёлто-красный лес стоял непривычно грустный и тихий и лишь опадающие листья изредка шуршали по ветвям, то ложась к подножиям деревьев, то повисая на мокрой, искрящейся, словно с нанизанным бисером паутине. А однажды набежавшая на небо туча не пролилась дождём, как обычно - из неё посыпался какой-то белый пух, такой же белый и нежный, как лебединый; только пух этот был холодный и, коснувшись земли, тут же исчезал, оставляя на месте себя лишь капельки воды. А потом этот пух стал сыпаться всё чаще и чаще и уже не исчезал так быстро, покрывая землю, деревья и лебединые спины…
        И лебеди понимали, что происходит что-то неладное, но никто не знал, что же именно и чем всё это должно обернуться. Но все чувствовали, что может случиться непоправимое; что нельзя больше оставаться в этих облетающих лесах, на этом остывающем озере, где провели они столько беззаботных лет; что надо куда-то лететь, искать другие, зелёные леса, другие, тёплые озёра, где солнце светит ярко и празднично, а тучи разрешаются только дождями. Но куда лететь, в какую сторону? Этого не знал никто.
        Тревога охватила и Чёрного Лебедя. Но вот уже много ночей подряд небо было пасмурным, скрывая от него того, кто единственный всё знал и единственный мог помочь. И стать бы этой тревоге отчаяньем, не будь у Чёрного Лебедя его вечной надежды, которая и в этот раз не дала ослабнуть ему.
        И, наконец, настала ясная ночь. И странной была она, эта ночь, непохожей на все предыдущие - листья и травинки покрылись искристой серебряной пылью, а холод пробирался даже сквозь пух. И звёзды смотрели как-то особенно строго и холодно, и вокруг луны был какой-то необычный ореол, и сама луна потеряла прежний румянец, став какой-то призрачно-бледной… Но Чёрный Лебедь уже рассекал крыльями холодное небо, он снова рвался ввысь, ведь он снова видел в небе Звёздного Лебедя! И чувствовал Чёрный Лебедь, глядя на него, что изменилось что-то в его облике. Он всматривался всё пристальней и начинал различать, как чуть-чуть приподнялись крылья у Звёздного Лебедя, как чуть-чуть вытянулась его шея… И понял он: Звёздный Лебедь указывает дорогу! Дорогу к спасению! И словно камень упал с души Чёрного Лебедя, и впервые в жизни с нетерпением ждал он рассвета, ибо не мог улететь один, не указав другим дороги, поскольку много зла испытал на себе и знал, что такое зло, и сам не помнил его.
        И когда наступило утро, приплыл он к белым лебедям и был немногословен, сказав лишь: «Я знаю дорогу в те края, где никогда не остывают озёра и не меняют свой цвет деревья.» И были удивлены его словам белые лебеди и спросили его: «Откуда же можешь знать дорогу ты, отшельник, с которым никто никогда не водил дружбы?» На что отвечал Чёрный Лебедь: «Дорогу мне указал собрат наш, Звёздный Лебедь, которого не видел никто из вас, потому что никто из вас не летал в ночном небе. И если вы верите мне, то отправимся в путь с заходом солнца и лететь будем только ясными ночами в ту сторону, куда будет указывать Звёздный Лебедь.»
        Странными показались его слова белым лебедям, ведь никто из них в самом деле никогда не летал в ночном небе и не видел Звёздного Лебедя. Но не было у них выбора и потому, когда холодное тусклое солнце коснулось верхушек деревьев, сказали они Чёрному Лебедю: «Лети, Чёрный Лебедь, и показывай нам дорогу, ибо ты наша единственная надежда.» И поднялся Чёрный Лебедь в небо, и поднялась за ним стая, и полетели они туда, куда указывал Звёздный Лебедь. И везде, где они пролетали, поднимались и летели вслед за ними всё новые и новые стаи…
        Неблизким и нелёгким был их путь, и не всем было дано одолеть его. Но однажды, когда Звёздный Лебедь стал исчезать в светлеющем небе, из-за горизонта поднялось не бледное и холодное, а яркое, тёплое и сверкающее солнце! И когда лучи его осветили землю, увидели лебеди под собой леса, которые никогда не меняют цвета и зеркальные, никогда не остывающие озёра. И опустились лебеди на одно из этих озёр; и нет таких слов, чтобы описать их радость, радость усталых, измученных птиц после долгих дней и ночей неизвестности. И впервые в жизни счастлив был Чёрный Лебедь, видя эту радость, а белые лебеди подплывали к нему, стыдливо опустив головы, и говорили: «Спасибо тебе, Чёрный Лебедь… Прости нас, Чёрный Лебедь…» И не знал Чёрный Лебедь, что отвечать им и тоже опускал голову, стесняясь своих счастливых глаз; но нет у лебедя слёз, чтобы плакать и нет у лебедя голоса, чтобы петь…
        Очень много лет минуло с той поры, людей на Земле стало значительно больше, а лебедей - значительно меньше… И мало кто из людей знает эту историю, да и большинство из тех, кто знает, не очень-то верят, что всё это было на самом деле. И напрасно. Потому что всё было именно так. И вы убедитесь в этом, если увидите, как на каком-нибудь тихом озере или пруду мирно плавают рядом чёрные и белые лебеди, смущённо опустив головы; как каждую осень собираются они в стаи и летят к вечнозелёным лесам и вечно тёплым озёрам и как каждую весну возвращаются они обратно, потому что влечёт их родина. А если вы внимательно посмотрите на ночное небо, то наверняка разглядите среди звёзд Звёздного Лебедя, который и поныне указывает птицам дорогу, дабы не сбивались стаи с пути и не теряли надежды…
        ЧЕРТОВ МОСТ
        Давным-давно жила в столице древнего государства Силла красавица Тохваран, она и в самом деле была хороша, как цветок персика.
        Родилась она от наложницы, и не избежать бы ей людского презрения, не стань она преданной и верной женой.
        Далеко вокруг разнеслась слава о ее добродетели. День ото дня все почтительней относилась Тохваран к мужу. Жили супруги в полном согласии, поистине пара мандаринских уток.
        Дошла молва о Тохваран и до короля. Похвалил король Диндиван добродетельную жену. И с того дня речь о ней заходила все чаще и чаще.
        Так было и на веселом пиру во дворце. А у короля, надобно вам сказать, женщина эта из головы не шла.
        Захотелось ему самому убедиться в ее добродетели.
        Окинул он взглядом приближенных и спрашивает:
        - Кто может привести эту женщину ко мне?
        Поняли придворные, что не шутит король, задумал, видно, взять Тохваран во дворец.
        Молчат все, что сказать - не знают, переглядываются, будто холодной водой их окатили. Но вот прозвучал в тишине голос старого сановника:
        - Да простит меня великодушно ваше величество. Говорят, многие пытались совратить Тохваран, но ни разу не поддалась она искушению, не нарушила супружеской верности. Как же ее сюда приведешь?
        Расхохотался король, спрашивает:
        - Неужто и мне откажет?
        - Да простит меня ваше величество, только вряд ли королевское повеление заставит ее нарушить обет.
        - Чем упорствовать, отправь-ка к ней лучше кого-нибудь от имени короля. Тогда и посмотрим, придет она или не придет.
        Передал гонец королевское повеление Тохваран, но во дворец вернулся один.
        - Разрешите доложить, ваше величество. Вот что просила вам Тохваран передать. Она весьма сожалеет, что слухи о презренной рабыне проникли через все девять врат дворца и осквернили королевский слух. Она не посмеет предстать пред королевскими очами. А за то, что дерзнула нарушить высочайшее повеление, готова сто раз умереть. Тохваран не верит, что справедливый король мог оказаться столь жестоким к своей рабыне. Она скорее умрет, чем нарушит обет супружеской верности.
        Выслушал король гонца и говорит:
        - Теперь я вижу, сколь обродетельна Тохваран.
        Досадно королю, но еще больше полюбил он красавицу и спрашивает:
        - А не будь у Тохваран мужа, она все равно противилась бы?
        Опять помчался гонец к Тохваран. Растерялась Тохваран, не знает, что и сказать, а потом нашлась и говорит:
        - Не будь у меня мужа, подчинилась бы королю, стала бы ему женой. Кто посмел бы меня осудить?
        Вернулся гонец, слово в слово передал королю, что сказала Тохваран.
        Еще больше полюбилась королю Тохваран, хотя он ни разу ее не видел. Надо бы избавиться от ее мужа. Но просто так его не убьешь.
        Никогда еще в королевстве Силла не было такого нерешительного и малодушного правителя, как Диндиван.
        От тоски ли по красавице или по какой другой причине, но вскорости захворал король и умер. Ненадолго пережил его и муж Тохваран.
        Среди придворных слух прошел, что это король его к себе призвал.
        Осталась Тохваран вдовой. Дни и ночи плачет красавица. Но делать нечего. Похоронила мужа, поминки справила.
        И вот однажды вечером, когда Тохваран сетовала на свою горькую долю, вспоминала счастливые дни и молилась об упокоении души умершего, предстал перед ней Диндиван в золотой короне.
        Ни жива ни мертва Тохваран от страха. А король ей и говорит:
        - Я дух Диндивана. Помнишь, ты сказала, что покорилась бы мне, да муж мешает. Теперь твой муж мертв, и ты должна исполнить свое обещание.
        - Слов своих я не забыла, но подчиняюсь нынче воле родителей. Как они скажут, так я и сделаю.
        - Что же, испросим тогда родительского благословения.
        Пришлось Тохваран обо всем рассказать родителям.
        - Да разве можно ослушаться короля? - сказали они и благословили дочь.
        Говорят, опочивальня короля, когда туда вошла Тохваран, наполнилась чудесным благовонием, а крыша засияла всеми цветами радуги.
        Скоро Тохваран понесла, а через десять месяцев родила прекрасного, как яшма, сына. Назвала она сына Пи Хен. Растет мальчик, сила в нем не по дням, по часам прибавляется, все только диву даются да шепчутся: неспроста это, от нечистой силы мальчик рожден.
        Далеко вокруг разнеслась слава о Пи Хене, до дворца дошла. Взял король Динпхеван мальчика во дворец, стал воспитывать, как-никак королевский отпрыск.
        Каких только наук не знал Пи Хен в свои пятнадцать лет, уже и должностью дипсагвана пожалован был.
        Пронесся вдруг по дворцу слух, будто с наступлением ночи уходит Пи Хен за дворцовые ворота, а к утру возвращается, прямо на прием к королю.
        Не поверил король, пятьдесят самых сильных стражников выставил, приказал не выпускать из дворца Пи Хена. Но тот по-прежнему исчезал. Перелетит через крепостную стену - только его и видели.
        Понял король, что не обходится тут без нечистой силы, и велел проследить, куда исчезает Пи Хен.
        И вот как-то ночью стражники укрылись в лесу и стали наблюдать за юношей.
        Прямо из дворца Пи Хен пошел к реке Мунчхон. Текла река вдоль западной стены дворца. Собрал Пи Хен там чертей, и стали они веселиться. А на рассвете, при первом же звуке колокола, вернулся юноша во дворец, так чтобы никто не заметил его отсутствия.
        Увидели это стражники, королю доложили. Разобрало короля любопытство, он юношу и спрашивает:
        - Это правда, что по ночам ты веселишься с чертями?
        - Правда, ваше величество, - отвечает юноша.
        - И что же, слушаются они тебя, эти черти?
        - Слушаются, ваше величество, - отвечает юноша.
        - А можете вы на реке Мунчхон мост построить? - спрашивает король. - Уж очень он нужен людям.
        - Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество, - отвечает юноша. - Нынче же ночью постараюсь возвести мост.
        Всю ночь стоял у реки страшный шум. Так только черти могут шуметь. Таскают они камни, обтесывают, потом в воду бросают и приговаривают:
        - Камни берем, камни тесаем, камни в воду бросаем.
        Всю ночь люди уснуть не могли от этого шума.
        Но с первым же ударом колокола все стихло. Только речка тихонько журчала. Едва рассвело, Пи Хен привел на берег короля, и тот увидел мост из огромных, словно ворота, каменных плит.
        Вскричал тут король:
        - Ну и мост! В жизни такого не видал!
        Стал король осматривать мост, хвалит да хвалит Пи Хена, и повелел король назвать мост "Токэби таэри" - Чертов мост.
        Идут люди по мосту, добрым словом вспоминают Пи Хена, спасибо ему говорят. Ведь за одну ночь соорудил юноша такой замечательный каменный мост.
        Только вскорости стали черти снова резвиться у моста. Припозднится путник, а они подшутят над ним, до смерти напугают. Перестали люди по мосту ходить, чертей боятся.
        Прослышал об этом король, снова Пи Хена призвал и говорит ему:
        - Не можешь ли ты чертей отвадить от моста, чтобы бесовские свои игры в другом месте устраивали, а прохожих не трогали? А то жалуется народ, сетует, - нет, мол, от чертей никакого покоя.
        - Уж и не знаю, что вам сказать, ваше величество. Вряд ли согласятся на это черти, ведь мост они сами построили! Но коль скоро таково высочайшее повеление, постараюсь уговорить их!
        Сказал так Пи Хен, а ночью к реке отправился, кликнул чертей.
        - Так и так, - говорит, - повелел мне король вас от моста отвадить, чтобы в игры здесь не играли, путников не пугали.
        - Слыханное ли это дело, - отвечают черти, - чтобы на мосту, который мы сами построили, нам играть не позволяли? Давайте перенесем его в другое место, не будет тогда король гневаться.
        - Давайте! - загалдели черти.
        А Пи Хену только этого и надо. Смекнул он, что не перенести чертям мост за одну ночь, и говорит:
        - Ничего лучше не придумаешь. Беритесь за дело. Перетащите мост, и чтобы сюда больше ни ногой.
        Подбежали черти к мосту, поднатужились и давай его раскачивать. Всю ночь раскачивали, но даже поднять не смогли, не то что унести. Уж больно тяжел! А тут светать стало, в колокола ударили. Исчезли черти и в этих местах больше не появлялись.
        Укрепили люди мост, стали снова по нему ходить.
        Похвалил король Пи Хена и говорит:
        - Не найдешь ли ты мне черта для моей канцелярии?
        - Есть такой, - отвечает юноша. - Киль Далем зовут. Самый умный он да смекалистый среди чертей.
        Велит король черта призвать во дворец.
        Обернулся Киль Даль человеком, в должность дипсагвана вступил. Дела исправно ведет, придворным всем угождает, хвалят его придворные. Черт ведь не человек, все может.
        Был во дворце сановник по имени Лин Чжон. Ни сыновей у него, ни дочек. Горюет бедняга. Прослышал об этом король и позволил сановнику усыновить черта.
        До того обрадовался Киль Даль, что и сказать трудно. Приказал он выстроить павильон у храма Хынрюнса, назвал его Южные ворота, поселился там. Просят его во дворец вернуться. Он ни в какую.
        И стали люди называть павильон Южные ворота Воротами Киль Даля.
        Живет Киль Даль среди людей год, живет два, долго прожил, и стало ему скучно без братьев чертей. Мирская суета опостылела. Только и думает, как бы удрать к своим.
        Обернулся лисой и сбежал. Узнал об этом Пи Хен, разгневался, поймал Киль Даля, голову ему отрубил, чтобы другим чертям неповадно было, и говорит:
        - Каждого, кто неблагодарным окажется, ждет такая же участь!
        Затряслись черти от страха. С той поры одно только имя Пи Хена наводит на чертей ужас, и они бегут без оглядки.
        Потому и появился в Корее обычай вывешивать на воротах табличку с именем Пи Хена, на табличке все заслуги его перечисляются, боятся черти таблички, к дому не приближаются.
        А Чертов мост на реке Мунчхон, что течет к северо-западу от храма Синвонса, от времени развалился, остались от него только громадные камни. Сохранились они и поныне.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ЧЕТЫРЕ ВОЛШЕБНЫХ ПРЕДМЕТА
        Встретились как-то четыре святых дервиша второго ранга и решили обойти всю землю в поисках четырех предметов, которые помогут им послужить человечеству. Посвятившие многие годы изучению всевозможных наук, дервиши пришли к выводу, что смогут послужить людям наилучшим образом именно в таком сотрудничестве.
        Они условились снова встретиться через 30 лет и разошлись в разные стороны.
        И вот в назначенный день дервиши снова собрались вместе. Первый дервиш принес с далекого севера волшебный посох: тот, кто садится на этот посох, может перенестись в любую часть света по желанию. Второй дервиш принес с далекого запада волшебную чалму. Надев ее, человек мог принять любую внешность, превратиться в любую тварь. Третий, путешествовавший на далеком Востоке, раздобыл волшебное зеркало, в котором можно было увидеть любой уголок земли. Четвертый дервиш, возвратившийся с далекого юга, принес волшебную чашу, которая излечивала любой недуг.
        Итак, обладая этими окровищами, дервиши заглянули в зеркало, чтобы узнать, где находится Источник жизни; затем на посохе подлетели к нему и напились живой воды. Они хотели стать долговечными, чтобы найти лучшее применение своим волшебным предметам. Теперь, чтобы узнать, кто более всего нуждается в их помощи, дервиши стали творить молитву. В зеркале отразился человек, лежащий на смертном одре. Он жил в далекой стране, на расстоянии многих дней пути, но дервиши, оседлав посох, в одно мгновение очутились у его дома.
        - Мы знаменитые лекари, - сказали они привратнику. - Зная, что твой хозяин болен, мы пришли, чтобы исцелить его. Впусти нас. Слуга передал их слова господину, и тот велел немедленно провести их к себе. Но едва дервиши приблизились к больному, он побледнел и стал терять сознание. Дервишей тут же вывели из комнаты и один из слуг объяснил, что этот человек ненавидит дервишей и всю жизнь был их врагом. Тогда дервиши, одевая по очереди волшебную чалму, изменили свои обличия, чтобы не смущать больного, и снова пришли к нему, но уже как другие люди. Они дали ему пригубить какого-то снадобья из волшебной чаши, и болезнь его как рукой сняло. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько здоровым. Счастье его невозможно было описать и, будучи человеком богатым, он в награду за свое исцеление подарил дервишам один из своих домов.
        Дервиши поселились в этом доме. Каждое утро они отправлялись в разные стороны и в течение дня помогали людям своими волшебными предметами. Но вот однажды, когда в доме находился только один дервиш, владелец чашки, к нему ворвались королевские стражники, схватили его и увели. А произошло так, потому что дочь короля заболела какой-то странной болезнью и правитель, прослышав о владельце чашки как о великом лекаре, велел срочно доставить его во дворец.
        Дервиша подвели к ложу принцессы. Он взял лекарство, которым ее уже пытались лечить, вылил в свою чашу и поднес к ее губам. Но так как он был лишен возможности посоветоваться с волшебным зеркалом о том, какое лекарство необходимо принцессе, чаша не помогла.
        Принцессе не стало лучше, и разгневанный король приказал распять дервиша на стене. Дервиш стал молить короля об отсрочке, объясняя, что он должен посоветоваться со своими товарищами, но король был нетерпелив и полагал, что дервиш хитрит и только хочет выиграть время.
        Между тем три других дервиша, возвратившись домой и не застав там своего товарища, взглянули в зеркало и увидели, что ему угрожает смерть. Не теряя времени, дервиши сели на посох и полетели к нему на помощь. Они подоспели как раз вовремя и вызволили его, но помочь королевской дочери уже не смогли, потому что лишились своей чаши. Дервиши посмотрели в волшебное зеркало и увидели свою чашу на дне самого глубокого океана в мире, куда ее забросили по приказу короля. И даже с помощью своих волшебных предметов им понадобилось целое тысячелетие, чтобы вернуть ее.
        С тех пор, наученные горьким опытом, дервиши стали работать в глубокой тайне, искусно скрывая свои чудесные методы под самыми различными покровами, и потому все, что они ни делали для людей, выглядело простым и легко объяснимым.
        Эта легенда напоминает многие восточные устные предания о волшебных предметах.
        Некоторые видят в ней скрытый намек на утверждение, что Иисус не умер на кресте. По мнению других, в ней указывается на четыре методики основных восточных дервишских школ и на влияние этих методик в Индии и Хорасане под эгидой накшбандов.
        Более распространенное суфийское объяснение состоит в том, что "дервишская работа" включает в себя четыре элемента, которые необходимо применять одновременно и втайне.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЧЕТЫРЕ СЕСТРЫ
        Говорят, пошли однажды четыре сестры искать счастье. Старшую звали Ита-улан-улуна, вторую Ифа-ниву-иву, третью Ифана-рака-рака, а самую младшую Ифа-равави. Они пришли к Рана-вавибе, которая умела гадать, и спросили, кого из них четырех ждет лучшая участь. Мпсикиди сказала, что самую младшую: она выйдет замуж за андриамбахуаку Рандри-ами-хамину. Еще она дала им такие советы:
        - Дорога приведет вас к реке, кишащей крокодилами. Через реку есть мост, но вы идите не по мосту, а вброд. Немного дальше вы увидите источник с прозрачной водой и рядом с ним грязную лужу: умывайтесь не из источника, а из лужи. Потом вам встретиться бык зебу; он будет стоять посреди дороги и грозно трясти рогами, но вы не сворачивайте в сторону, а проходите у него под брюхом. Наконец вы придете в деревню Рандри-ами-хамины и увидите людей, играющих на валихе; вы не останавливайтесь, музыку не слушайте и на них не смотрите.
        Четыре сестры отправились в путь. Старшая испугалась крокодилов и перешла реку по мосту; она превратилась в козу. Вторая умылась в прозрачной воде и стала кабаном. Третья испугалась зебу и свернула в сторону; она превратилась в собаку. Только самая младшая сделала все, как велела мпсикиди и, придя в деревню андриамбахуаки, не оглядываясь прошла мимо мужчин, игравших на валихе. Она понравилась андриамбахуаке, и он взял ее в жены. А от трех сестер произошли козы, кабаны и собаки.
        НАРОДНАЯ СКАЗКА МАДАГАСКАРА
        ЧЕТЫРЕ СКАЗКИ
        ЕЛКА. Один из хемулей стоял на крыше и разгребал снег. На хемуле были желтые шерстяные варежки, которые в конце концов намокли и стали ему мешать. Тогда он положил их на трубу, вздохнул и снова взялся за дело. Наконец он добрался до чердачного окошка.
        - Ага, вот оно,- сказал он.- А внизу разлеглись эти сони. Все спят, спят и спят. Пока другие тут надрываются. И все ради того, чтобы наступило Рождество.
        Он встал на окошко и тихонько потопал по нему, так как не помнил, открывается ли оно внутрь или наружу. Оно сразу же открылось внутрь, и хемуль, окутанный' снежным облаком, свалился на кучу разного домашнего скарба, который муми-тролли снесли на чердак на хранение.
        Хемуль был крайне раздосадован, он к тому же не очень хорошо помнил, куда он положил свои желтые варежки. А это были его любимые варежки.
        Хемуль протопал вниз по лестнице, распахнул дверь и закричал сердитым голосом:-"Скоро Рождество! Надоели вы мне со своим спаньем, Рождество может наступить в любую минуту!"
        Семейство му ми-троллей, как всегда, погрузилось в зимнюю спячку. Они спали уже не один месяц и собирались проспать до самой весны. Тихонько покачиваясь в ласковых объятьях сна, они плыли сквозь долгий, нескончаемый летний полдень. Вдруг что-то тревожное и холодное нарушило сладкий сон Муми-тролля. И кто-то стаскивал с него одеяло и кричал, что ему надоели и что наступает Рождество.
        - Уже весна...- пробормотал Муми-тролль.
        - Какая весна?! - взорвался хемуль.- Рождество, понимаешь. Рождество. А я ничего не сделал, ничего не приготовил, и они в это время еще посылают меня вас откапывать. Варежки, наверное, пропали. И все носятся, как угорелые, и ничего не готово...
        И хемуль протопал по лестнице и вылез через чердачное окошко.
        - Мама, проснись,- испуганно зашептал Муми-тролль.- Случилось что-то ужасное. Они называют это Рождеством.
        - Что ты имеешь в виду? - высунувшись из-под одеяла, спросила мама.
        - Я точно не знаю,- ответил ее сын.- Но ничего не готово, и что-то пропало, и все носятся, как угорелые. Может, опять наводнение.
        Он осторожно потряс фрекен Снорк и прошептал:
        - Ты не пугайся, но говорят, произошло что-то страшное.
        - Спокойствие,- сказал папа.- Только спокойствие.
        И он пошел и завел часы, остановившиеся еще в октябре.
        Ступая по мокрым следам хемуля, они поднялись на чердак и выбрались на крышу дома.
        Небо было синее, как обычно, а потому об извержении вулкана на этот раз не могло быть и речи. Но всю долину завалило мокрой ватой - и горы, и деревья, и реку, и всю крышу. И было очень холодно, даже холоднее, чем в апреле.
        - Это и есть твое Рождество? - удивился папа. Он набрал полную лапу ваты и принялся ее разглядывать.- Интересно,- сказал он,- интересно, она выросла прямо из земли? Или свалилась с неба? Если она падает вся сразу, то это, должно быть, очень неприятно.
        - Но папа, это же снег,- сказал Муми-тролль.- Я знаю, это снег, и он не падает сразу весь.
        - Неужели? - изумился папа.- Но все равно это неприятно.
        Мимо на финских санях проезжала тетушка хемуля с елкой.
        - А, проснулись наконец-то,- сказала она, почти не глядя в их сторону.- Не забудьте про елку, пока не стемнело.
        - Но зачем...- начал было Муми-папа.
        - Мне сейчас не до вас,- бросила через плечо тетушка и укатила.
        - Пока не стемнело,- прошептала фрекен Снорк.- Она сказала, пока не стемнело. Самое страшное произойдет вечером...
        - По-видимому, для того, чтобы избежать опасности, необходимо приготовить елку,- размышлял папа.- Ничего не понимаю...
        - И я тоже,- покорно промолвила мама.- Но все-таки повяжите на шею шарфики, когда пойдете за елкой. А я пока постараюсь затопить печку.
        Несмотря на грозящую им опасность, свои елки папа решил не трогать, потому что он их берег. Поэтому они перелезли через Гафсин забор и выбрали себе большую ель, которая Гафсе все равно бы не пригодилась.
        - Ты думаешь, нам нужно будет под ней спрятаться? - с сомнением произнес Муми-тролль.
        - Не знаю,- сказал папа, продолжая орудовать топором.- Я совершенно ничего не понимаю.
        Они дошли уже почти до самой реки, как вдруг увидели Гафсу, которая неслась им навстречу, прижимая к груди кучу разных кульков и пакетов.
        Раскрасневшаяся и необычайно возбужденная, она, к счастью, не узнала свою елку.
        - Шум и давка! - закричала Гафса.- Невоспитанным ежам вообще не следовало бы разрешать... И я уже только что говорила, что это стыд и срам...
        - А елка...- сказал Муми-папа, в отчаянии вцепившись в ее меховой воротник.- Что делают с елкой?
        - Елка...- машинально повторила Гафса.- Елка? О, какой ужас! Нет, я этого не вынесу... Ведь мне еще ее наряжать... Я же не успею...
        Пакеты ее попадали на снег, шапка съехала на глаза, и она чуть не разрыдалась в истерике.
        Муми-папа покачал головой и снова поднял елку.
        А мама тем временем убрала с веранды снег, достала спасательные пояса и аспирин, папино ружье и грелки. Ведь могло произойти все что угодно.
        В гостиной на самом краешке дивана сидел крошечный кнютт и пил чай. Мама увидела его в снегу под верандой, и он показался ей таким жалким и несчастным, что она пригласила его в дом.
        - Вот она, елка,- сказал Муми-папа.- Теперь бы еще выяснить, что с ней делать. Гафса считает, что ее нужно наряжать.
        - Таких больших нарядов не бывает,- озабоченно сказала мама.- Что Гафса хотела этим сказать?
        - Какая она красивая! - воскликнул крошка Кнютт и от смущения выпил до дна всю чашку. Он тотчас пожалел, что привлек к себе внимание, и сидел как на иголках.
        - Ты не знаешь, как наряжают елку? - спросила фрекен Снорк.
        Кнютт ужасно покраснел и прошептал:
        - Красивыми вещами. Чтобы было как можно красивее. Так я слышал.- И сгорая от смущения, он закрыл лапками мордочку, опрокинул чашку и исчез за дверями веранды.
        - А теперь немножко помолчите, я подумаю,- сказал Муми-папа.- Если надо, чтобы елка стала как можно красивее, то значит, речь идет не о том, чтобы прятаться под ней от Рождества, а о том, чтобы его задобрить. Я, кажется, начинаю понимать, в чем здесь дело.
        Они тут же вынесли елку во двор и надежно установили ее в снегу. А затем принялись обвешивать ее сверху донизу всевозможными украшениями.
        Они украсили ее ракушками с цветочной клумбы и жемчужным ожерельем фрекен Снорк. Они сняли с люстры хрустальные подвески и развесили их на ветках, а на верхушку водрузили красную розу из шелка, которую подарил папа Муми-маме.
        Все несли все самое красивое, чтобы умилостивить это непостижимое и грозное Рождество.
        Когда елка была уже наряжена, мимо снова проехала тетушка хемуля на своих финских санях. Теперь она направлялась в противоположную сторону, и, казалось, она торопится еще больше, если это вообще было возможно.
        - Поглядите на елку,- крикнул ей Муми-тролль.
        - О, Господи! - воскликнула тетушка.- Впрочем, вы же всегда были с причудами. Однако я тороплюсь... Нужно приготовить рождественский ужин.
        - Ужин? - изумился Муми-тролль.- Что, Рождество тоже ужинает?..
        - А вы что же, полагаете, можно обойтись без рождественского ужина,- немного раздраженно сказала она и укатила вниз по склону.
        Весь остаток дня мама ни на минуту не присела. И не успело стемнеть, как рождественский ужин был готов, угощение стояло под елкой, разложенное по маленьким чашечкам. Здесь были и сок, и простокваша, и черничный пирог, и гоголь-моголь, и прочие любимые муми-троллями лакомства.
        - Как вы думаете. Рождество очень голодно? - забеспокоилась мама.
        - Едва ли больше, чем я,- с тоскою в голосе сказал папа. Чуть ли не с головой закутавшись в одеяло, он сидел на снегу и терпеливо мерз. Но простые смертные должны смириться перед грозными силами природы.
        По всей долине в окошках загорались свечи. Загорелись свечки и под деревьями, и в каждом гнезде на ветвях, а по снегу засновали туда и обратно трепещущие огоньки. Муми-тролль взглянул на своего папу.
        - Да, конечно,- кивнул папа.- На всякий случай.
        И Муми-тролль пошел в дом и собрал все свечки, какие только смог найти.
        Он воткнул их в снег, окружив ими елку, и стал осторожно зажигать одну за другой, пока все они не загорелись, чтобы умерить гнев Рождества. Постепенно всякое движение в долине прекратилось: наверное, все разошлись по домам и теперь сидели и ждали, когда нагрянет беда. Лишь одинокая тень еще блуждала среди деревьев. Это был хемуль.
        - Эй,- окликнул его Муми-тролль.- Долго еще ждать?
        - Не мешайте,- проворчал хемуль, уткнувшись в длинный список, в котором почти все было вычеркнуто.
        Он уселся возле одной из свечей и принялся что-то подсчитывать.
        - Мама, папа, Гафса,- бормотал он.- Двоюродные братья, сестры... старший ежик... младшие перебьются. Снифф мне в прошлом году ничего не подарил. Миса и Хомса, тетя... с ума можно сойти.
        - От чего? - испуганно спросила фрекен Снорк.- С ними что-нибудь случилось?
        - Подарки! - завопил хемуль.- С каждым годом все больше и больше подарков!
        Он что-то отметил в своем списке корявым крестиком и побрел дальше.
        - Обожди! - закричал Муми-тролль.- Объясни нам... А твои варежки...
        Но хемуль исчез в темноте, исчез, как и все остальные обитатели долины, так перепуганные приходом Рождества.
        . И тогда все тихонько, стараясь не шуметь, зашли в дом, чтобы подыскать подарки. Папа выбрал свою лучшую блесну, хранившуюся в очень красивой коробочке. "Рождеству" - написал он на коробочке и положил ее под елку. Фрекен Снорк сняла свое кольцо и, тихонько вздыхая, завернула в шелковую бумагу.
        А мама открыла свой заветный ящик и достала книжку с цветными картинками, единственную книжку с цветными картинками во всей Муми-долине.
        То, что упаковал Муми-тролль, было настолько личным и интимным, что никому не было дозволено взглянуть на эту вещь. Даже потом, уже весной, он никому не сказал, что это был за подарок.
        Потом все уселись на снег и приготовились к самому худшему.
        Время шло, но ничего не происходило. Лишь крошка Кнютт появился из-за сарая, тот, что. пил у них чай. С ним пришли его родственники и их друзья - все, как один, маленькие, серенькие, жалкие и продрогшие.
        - С Рождеством вас,- робко прошептал Кнютт.
        - Впервые слышу, чтобы с Рождеством поздравляли,- сказал папа.- Ты что же, совсем его не боишься? А вдруг оно придет?
        - Да ведь оно уже здесь- пробормотал Кнютт, усаживаясь на снег.- Можно посмотреть? У вас такая чудесная елка...
        - И такое угощение,- мечтательно добавил один из родственников.
        - И настоящие подарки,- сказал другой родственник.
        - Я всю жизнь мечтал посмотреть на все это вблизи,- со вздохом закончил Кнютт.
        Все замолчали. Ночь была тихая и безветренная, и свечи горели ровным пламенем. Кнютт и его родственники, затаив дыхание, восторженно смотрели на подарки и рождественский ужин. И восхищение их было так велико, что мама в конце концов не выдержала и, пододвинувшись поближе к папе, прошептала:
        - Как ты думаешь, а?
        - Да, но а вдруг...- возразил папа.
        - Ничего,- сказал Муми-тролль.- Если Рождество рассердится, убежим на веранду. И он повернулся к Кнютту и сказал:
        - Берите, пожалуйста, это все вам. Кнютт не верил своим ушам. Он осторожно приблизился к елке, и следом за ним с восторженно подрагивающими усами потянулась вереница родственников и друзей.
        У них никогда еще не было своего собственного Рождества.
        - Теперь нам лучше отсюда убраться,- встревожился Муми-папа.
        Они на цыпочках взбежали на веранду и спрятались под стол.
        Но ничего страшного не произошло.
        Немного осмелев, они посмотрели в окно. Вокруг елки сидели кнютты, они ели, пили, рассматривали подарки, и им было весело, как никогда. Потом они забрались на елку и прикрепили к веткам горящие свечи.
        - А на верхушке, наверное, должна быть звезда,- обратился к Кнютту его дядя.
        - Ты так считаешь? - сказл Кнютт, задумчиво глядя на мамину шелковую розу.- Какая разница, если сама идея верна...
        - Надо было достать еще и звезду,- прошептала Муми-мама.- Но это же невозможно! - И они посмотрели на небо, такое далекое и черное, все усыпанное звездами, которых было в тысячу раз больше, чем летом. А самая большая висела прямо над их елкой.
        - Что-то спать хочется,- сказала Муми-мама.- И я устала ото всех этих загадок. Тем более, что ничего страшного не происходит.
        - Я, например, уже не боюсь Рождества,- заявил Муми-тролль.- Наверное, Гафса и хемуль с тетушкой что-нибудь не так поняли.
        Они положили желтые варежки хемуля на перила веранды, чтобы он сразу их увидел, и отправились досыпать и дожидаться весны.
        ИСТОРИЯ О ПОСЛЕДНЕМ НА СВЕТЕ ДРАКОНЕ.
        Как-то в середине лета, в четверг, в большой яме с грязной желтоватой водой, в той самой, что направо от деревьев, между которыми папа вешал свой гамак, Муми-тролль поймал маленького дракона.
        Муми-тролль, конечно же, не собирался ловить дракона. Он просто хотел поймать несколько водяных жучков, которыми кишит илистое дно, чтобы получше рассмотреть, как двигаются у них ножки, и проверить, действительно ли они плавают задом наперед. Но когда он резким движением вытащил из воды стеклянную банку, в ней оказалось нечто совсем иное.
        - Вот это да-а...- благоговейно прошептал Муми-тролль. Он держал банку обеими лапками и смотрел на нее, не отрываясь.
        Дракон был не больше спичечного коробка, и он метался по банке, взмахивая очаровательными прозрачными крылышками, такими же красивыми, как плавники золотой рыбки.
        Но ни одна золотая рыбка не была так роскошно позолочена, как этот миниатюрный дракончик. Он весь сверкал в солнечных лучах, он казался вылепленным из золота. Его крошечная головка была нежного светло-зеленого цвета, а глаза желтые, как лимоны. Каждая из его шести позолоченных ножек заканчивалась крохотной лапкой, а хвост ближе к кончику переходил из золотистого в зеленый. Это был изумительный дракончик.
        Муми-тролль закрутил крышку (с дырочкой для воздуха) и осторожно опустил банку на мох. Затем он лег на живот и принялся рассматривать дракончика, который подплыл к самой стенке и открыл свою маленькую пасть, всю усаженную белыми зубками.
        "Он злой,- подумал Муми-тролль.- Такой малюсенький, а злой. Что бы такое сделать, чтобы ему понравиться... И что он ест? Что едят драконы?.."
        Взволнованный и озабоченный, он снова взял банку в лапы и понес ее домой, стараясь ступать как можно осторожнее, чтобы дракончик не ушибся о стеклянные стенки. Ведь он такой крохотный, такой нежный...
        - Я буду любить тебя, буду о тебе заботиться,- шептал Муми-тролль.- Ты можешь спать ночью на моей подушке. А когда подрастешь и мы с тобой подружимся, ты сможешь купаться со мной в море...
        Муми-папа занимался своей табачной рассадой. Конечно, дракона можно было бы и показать. Но Муми-тролль решил, что не стоит. Лучше он спрячет его на несколько дней, чтобы он немного освоился. Ведь можно сделать из этого тайну и дожидаться самого интересного, того момента, когда он покажет дракона Снусмумрику.
        Муми-тролль крепко прижал к себе банку и с самым безразличным видом направился к заднему крыльцу. В это время все домашние были во дворе, около веранды. Когда же Муми-тролль попытался проскользнуть в дом, любопытная мордашка малышки Мю выглянула из-за бочки с водой:
        - Что у тебя там?
        - Ничего,- буркнул Муми-тролль.
        -o Это банка,- сказала Мю, вытягивая шею.- Что у тебя в ней? Почему ты ее прячешь?
        Муми-тролль бросился вверх по ступенькам и влетел к себе в комнату. Он поставил банку на стол; в ней бушевал шторм, и дракон-чик сидел, свернувшись в клубочек, закрыв голову крылышками. Немного погодя он стал постепенно распрямляться и показывать зубы.
        - Это больше никогда не повторится,- пообещал Муми-тролль.- Прости меня, пожалуйста.- Он открыл крышку, чтобы дракончик мог осмотреться, а затем пошел и запер дверь на щеколду. Ведь никогда не знаешь, чего ждать от этой Мю.
        Когда он вернулся к дракончику, тот выбрался из воды и сидел на краю банки. Муми-тролль осторожно протянул лапу, чтобы его погладить.
        И тут дракончик открыл пасть и выпустил маленькое облачко дыма. Красный язычок вырывался из пасти, подобно языку пламени и так же быстро исчезал"
        - Ай,- сказал Муми-тролль, потому что обжегся. Не сильно, но все-таки.
        Он пришел в полный восторг от дракона.
        - Ты сердитый, да-а? - растягивая слова спросил Муми-тролль.- Ты ужасно страшный и кровожадный, да? Ах ты мой славный маленький проказник!..
        Дракончик фыркнул.
        Муми-тролль забрался под кровать и откопал там свой ящик с припасами: несколько блинчиков, уже немного засохших, половину бутерброда и яблоко. Он отрезал от всего по кусочку и разложил на столе возле драконника. Тот обнюхал угощение, смерил Муми-тролля презрительным взглядом и вдруг с невероятной быстротой ринулся к подоконнику и атаковал большую жирную муху.
        Муха отчаянно зажужжала, когда дракончик, вцепившись в ее загривок своими зелеными лапками, выпустил ей в глаза облачко дыма.
        И вот уже заработали челюсти, утыканные белыми зубками, да время от времени широко раскрывалась пасть, в которой постепенно исчезала муха.
        Расправившись с мухой, дракончик облизнулся, почесал за ухом и насмешливо посмотрел на Муми-тролля.
        - Вот ты какой! - воскликнул Муми-тролль.- Ах ты мой маленький!
        В этот момент мама ударила в гонг, это был- сигнал к обеду.
        - А теперь будь паинькой и подожди меня здесь,- сказал Муми-тролль.- Я постараюсь вернуться как можно быстрее.
        Секунду-другую он стоял, не сводя с дракончика любящего, восторженного взгляда, тот, однако, был явно не склонен к нежностям, и Муми-тролль, прошептав "пока, дружок), быстро спустился по лестнице и выбежал на веранду.
        Не успела Мю опустить ложку в кашу, как тут же завела:
        - А кое-кто тут у нас что-то прячет в стеклянных банках...
        - Попридержи язык,- сказал Муми-тролль.
        - Можно подумать,- продолжала Мю,- что кое-кто в нашем доме собирает пиявок
        и мокриц, а может, даже и сороконожек.
        - Мама,- сказал Муми-тролль.- Ты же знаешь, что если у нас в доме и есть пиявки, от которых невозможно отвязаться, так это...
        - Бу-бу-бу-бу-бу,- сказала Мю, пуская пузыри в стакан с молоком.
        - Что? - оторвался от газеты папа.
        - Муми-тролль принес нового зверька,- объяснила мама.- Он кусается?
        - Он слишком маленький, чтобы кусаться,- пробормотал сын.
        - А он когда подрастет? - спросила Мю.- Мы его скоро увидим? Он умеет говорить?
        Муми-тролль. не отвечал. Снова они все испортили. А ведь по-людски надо бы как:
        сперва ты что-то держишь в тайне, а потом преподносишь сюрприз. Но если живешь в семье, какие уж тут сюрпризы и тайны. Им все известно заранее, и их ничем не удивишь.
        - Я думаю после завтрака сходить на речку,- высокомерно процедил Муми-тролль.-
        Мама, скажи им, чтоб не заходили в мою комнату. А то ведь в случае чего я за последствия не отвечаю.
        - Хорошо,- сказала мама и посмотрела на Мю.- Ни одна живая душа не войдет к тебе.
        Муми-тролль с достоинством доел свою кашу и удалился.
        Снусмумрик сидел возле палатки и красил пробковый поплавок. Увидев его, Муми-тролль снова с удовольствием подумал о своем дракончике.
        - Ох уж эти мне родственнички,- сказал он.- Порой они просто невыносимы.
        Не вынимая изо рта трубку, Снусмумрик хмыкнул в знак согласия.
        Какое-то время они сидели молча, проникаясь духом товарищества и мужской солидарности.
        - А кстати,- неожиданно заговорил Муми-тролль.- Тебе во время твоих странствий никогда не доводилось встречать дракона?
        - Тебя не интересуют ни саламандры, ни ящерицы, ни крокодилы,- после продолжительного молчания сказал Снусмумрик.- Ты имеешь в виду именно дракона? Нет. Они все перевелись.
        - А может быть, один все-таки остался, и кто-нибудь поймал его в банку? - задумчиво проговорил Муми-тролль.
        Снусмумрик поднял глаза и, присмотревшись к своему приятелю повнимательнее, понял, что того прямо-таки распирает от восторга и нетерпения. Поэтому он без колебания отверг подобное предположение:
        - Я так не думаю.
        - Очень может быть, что он не больше спичечного коробка и извергает пламя,- зевнув, продолжал Муми-тролль.
        - Это невозможно,- сказал Снусмумрик. Уж он-то знал, как себя вести, когда тебе готовят сюрприз.
        Его друг, закатив глаза, произнес:
        - Дракон из чистого золота с крохотными-крохотными лапками, который мог бы стать необыкновенно преданным и повсюду тебя сопровождать...- И Муми-тролль высоко подпрыгнул и закричал: - Это я его нашел! У меня теперь есть мой собственный маленький дракон!
        Пока они поднимались к дому Снусмумрик прошел через все стадии недоверия, изумления и восторга. Он был неподражаем.
        Они поднялись по лестнице, осторожно открыли дверь и вошли в комнату.
        Банка с водой по-прежнему стояла на столе, но дракончик исчез. Муми-тролль заглянул под кровать, посмотрел за комодом, он обшарил всю комнату, он заглядывал в каждый закуток и звал:
        - Иди сюда, дружочек, иди сюда, мой маленький умненький дракоша...
        - Послушай,- сказал Снусмумрик,- вон же он на занавеске.
        Дракончик действительно сидел на гардине.
        - Как он туда забрался?! - в ужасе воскликнул Муми-тролль.- А вдруг он оттуда свалится... Ты только не шевелись. Обожди немножечко... Я сейчас...
        Он стащил с кровати матрас с постельными принадлежностями и расстелил все это на полу
        под окном. Потом взял старый сачок для ловли бабочек и поднес его дракончику под самый нос.
        - Прыгай! - прошептал он.- Ну, давай же. Только потихонечку...
        - Ты его испугаешь,- сказал Снусмумрик.
        Дракончик раскрыл пасть и зашипел. Он вцепился зубами в сачок и зажужжал, точно маленький моторчик. И вдруг, взмахнув крылышками, оторвался от гардины и принялся носиться по комнате под самым потолком.
        - Он летает, он летает! - закричал Муми-тролль.- Мой дракон летает!
        - Естественно,- сказал Снусмумрик.- Да не прыгай ты так. Успокойся.
        Но вот дракончик, прервав свой полет, завис в воздухе, и крылышки его вибрировали, как у ночной бабочки. Затем он спикировал прямо на Муми-тролля, укусил его за ухо, да так, что тот взвыл от боли, и, взмахнув крыльями, перелетел на плечо к Снусмумрику.
        Он придвинулся вплотную к уху Снусмум-рика, зажмурил глаза и застрекотал.
        - Такой маленький, а такой проказник,- изумился Снусмумрик.- Он весь аж раскалился. Что это он делает?
        - Ты ему понравился,- сказал Муми-тролль.
        Во второй половине дня вернулась домой фрекен Снорк, навещавшая бабушку малышки Мю, и, разумеется, сразу же узнала, что Муми-тролль поймал дракона.
        Дракон сидел на столе возле чашки Снусмумрика и облизывал свои лапки. Он перекусал уже всех, кроме Снусмумрика, и' всякий раз, рассердившись, прожигал на скатерти дырку.
        - Какой он милый! - сказала фрекен Снорк.- Как его зовут?
        - Ничего особенного,- пробормотал Муми-тролль.- Обыкновенный дракон.
        Лапа его, медленно двигаясь по скатерти, потянулась к дракончику и дотронулась до одной из позолоченных ножек. В тот же миг дракончик резко повернулся, зашипел и выпустил маленькое облачко дыма.
        - О, как мило! - воскликнула фрекен Снорк.
        Дракончик придвинулся поближе к Снусмумрику и понюхал его трубку. На том месте, где он сидел, на скатерти образовалась круглая коричневатая по краям дырка.
        - Интересно, может ли он и в клеенке прожечь дыру? - сказала мама Муми-тролля.
        - Еще как,- подала голос малышка Мю.- Да он только немного подрастет и спалит весь дом. Вот увидите! - И она ухватила кусок торта.
        Тут же набросившись на нее, словно маленькая фурия, дракончик укусил ее за лапку.
        - Вот чертенок! - взвизгнула Мю и замахала на дракончика салфеткой.
        - Если ты будешь так говорить, то не попадешь на небо,- немедленно вмешалась Мюмла, но Муми-тролль ее перебил:
        - Дракончик не виноват! - запальчиво воскликнул он.- Дракончик подумал, что ты хочешь съесть муху, которая сидела на торте.
        - Да иди ты со своим дракончиком! - закричала Мю, не на шутку рассердившись.- И вообще, он не твой, а Снусмумрика, потому что он любит только его!
        На какое-то время все замолчали.
        - Тут не о чем спорить,- сказал Снусмумрик, вставая.- Пройдет еще час-другой, и он будет знать, кто его хозяин. А ну-ка. Лети к хозяину!
        Но дракончик, сидевший у него на плече, вцепился в него всеми своими лапками и стрекотал, как швейная машинка. Снусмумрик взял это странное создание двумя пальцами и накрыл крышкой от кофейника. Затем отворил застекленную дверь и вышел в сад.
        - Он ведь задохнется,- сказал Муми-тролль и приподнял крышку.
        Мгновенно вырвавшись на свободу, дракончик подлетел к окну и, опершись лапками о стекло, уставился на Снусмумрика. Через минуту он начал попискивать, а его- золотистая окраска приобрела сероватый оттенок.
        - Драконы,- неожиданно заговорил Муми-папа,- исчезли из общественного сознания примерно семьдесят лет назад. Я отыскал их в энциклопедическом словаре. Вид, просуществовавший дольше всех, принадлежал к той эмоциональной разновидности, которая обладала наибольшими термическими возможностями. Они весьма упрямы и никогда не меняют своих взглядов...
        - Спасибо за кофе,- сказал Муми-тролль, поднимаясь из-за стола.- Я пойду
        к себе.
        - Сынок, а не оставить ли нам твоего дракона на веранде? - спросила мама.- Или ты его возьмешь с собой?
        Муми-тролль промолчал.
        Он подошел к застекленной двери и распахнул ее. Сверкнув, точно молния, дракончик вылетел в сад, а фрекен Снорк закричала:
        - Ты же его больше не поймаешь! Зачем ты это сделал? Я даже не успела его как следует рассмотреть!
        - Можешь пойти к Снусмумрику и посмотреть,- мрачно произнес Муми-тролль.- Он сидит у него на плече.
        - Мой дорогой сыночек,- грустно сказала мама.- Мой маленький Муми-тролль.
        Не успел Снусмумрик взять в руки удочку, как прилетел дракончик и уселся к нему на колено. Он был в диком восторге, он приплясывал от радости, что снова видит Снусмумрика.
        - Ночь будет лунная,- сказал Снусмумрик и смахнул с колена крошку дракона.- Брысь. Убирайся. Лети домой!
        Но он, конечно же, понимал, что гнать его бесполезно. Дракончик ни за что от него не отстанет. А драконы, как известно, доживают до ста лет.
        Снусмумрик озабоченно посмотрел на маленькое сверкающее существо, которое из кожи вон лезло, чтобы завоевать его благосклонность.
        - Ну, конечно, ты у меня красавец, конечно, ты умница,- сказал он.- И здорово, если ты останешься со мной. Но понимаешь, Муми-тролль...
        Дракончик зевнул. Потом он поднялся в воздух, опустился на потрепанную шляпу Снусмумрика и улегся спать, свернувшись клубочком. Снусмумрик вздохнул и забросил леску в воду. Свежевыкрашенный оранжевый поплавок покачивался на мелкой волне. Снусмумрик знал, что сегодня у Муми-тролля едва ли появится желание удить рыбу. Беда с этим драконом...
        Время шло.
        Крошка дракон несколько раз просыпался,
        чтобы поймать муху, и снова возвращался на облюбованное для сна место. Снусмумрик вытащил пять плотвичек и угря, которого пришлось бросить обратно в реку, потому что он бился, извивался и никак не хотел утихомириться.
        Ближе к вечеру появилась лодка, плывущая вниз по течению. У руля сидел молодой хемуль.
        - Клюет? - спросил он.
        - Так себе,- ответил Снусмумрик.- Ты далеко?
        - Да не очень,- сказал хемуль.
        - Бросай сюда линь, дам тебе несколько рыбешек,- сказал Снусмумрик.- Обернешь их во влажную газету и запечешь на углях. Увидишь, получится отлично.
        - А что ты хочешь взамен? - поинтересовался хемуль, он не привык получать подарки.
        Снусмумрик рассмеялся и снял шляпу со спавшим в ней дракончиком.
        - Послушай,- сказал он.- Возьми-ка его с собой и выпусти подальше отсюда в уютном местечке, где много мух. Шляпу сложи так, чтоб она напоминала гнездо, и оставь где-нибудь под кустиком.
        - Это дракон? - недоверчиво спросил хемуль.- Он кусается? А ест он часто?
        Снусмумрик зашел в палатку и вернулся с кофейником.
        На дно кофейника он положил пучек травы и осторожно опустил туда спящего дракончика. Сверху накрыл его крышкой и сказал:
        - В носик кофейника заталкивай мух и время от времени капай чуток водички. И не беспокойся, если кофейник вдруг раскалится. Ну вот и все. Через несколько дней сделаешь, как я сказал.
        - Не так уж и мало за пять плотвичек,- пробурчал хемуль, выбирая линь.
        Вскоре лодка заскользила вниз по реке.
        - Не забудь, что я тебе говорил про шляпу, дракончик очень к ней привязался,- прокричал вдогонку Снусмумрик.
        - Хоро-шо-о,- отозвался хемуль, исчезая за излучиной реки.
        "Ох, и достанется ему от дракончика,- подумал Снусмумрик.- Ну, да ничего, как-нибудь переживет".
        Муми-тролль появился лишь после захода солнца.
        - Привет,- сказал Снусмумрик.
        - Привет,- ответил Муми-тролль.- Поймал что-нибудь?
        - Кое-что есть. Присядешь?
        - Да нет, я ведь просто так, мимо проходил,- пробормотал Муми-тролль.
        Наступила тишина. Но это была совершенно особенная тишина, напряженная, неестественная. Наконец Муми-тролль спросил как бы между прочим:
        - Ну как, он светится в темноте?
        - Кто - он?
        - Дракон, конечно. Я подумал, что будет интересно... если вдруг окажется, что эта букашка светится.
        - Я действительно этого не знаю,- сказал Снусмумрик.- Пойди домой и посмотри.
        - Но я же его выпустил! - воскликнул Муми-тролль.- Он разве здесь не появлялся?
        - Да нет,- Снусмумрик раскурил свою трубку.- От этих дракончиков всего можно ожидать. А когда они видят большую жирную муху, то забывают обо всем на свете. Такие уж они, драконы. На них нельзя полагаться.
        Муми-тролль долго молчал. Затем присел на траву и сказал:
        - Наверное, ты прав. Ничего страшного, что он улетел. Да, пожалуй, так даже лучше. Послушай-ка, а вот этот твой новый поплавок, он ведь здорово смотрится на воде, правда?
        - Да вроде ничего,- согласился Снусмумрик.- Я и тебе такой сделаю. Ты же завтра придешь удить рыбу?
        - Конечно,- сказал Муми-тролль.- Это уж само собой.
        СЕДРИК.
        Теперь уже трудно понять, как это крошка Снифф согласился отдать Седрика.
        Во-первых, Снифф раньше никогда и ничего не отдавал, скорее наоборот. А во-вторых, Седрик был действительно очень милый.
        Седрик был живым существом, он был вещью, но зато какой! Сначала могло показаться, что перед тобой обычная плюшевая собачка,
        довольно таки облезлая и замусоленная, но, присмотревшись получше, вы бы заметили, что у Седрика глазки из топазов, почти как настоящие,
        а в ошейник вделан маленький лунный камень.
        И кроме того, выражение его мордашки было абсолютно неподражаемо, едва ли какая-нибудь другая собачка смогла бы его воспроизвести.
        Возможно, драгоценные камни были для Сниффа важнее, чем выражение мордочки, но, так или иначе, А Снифф любил Седрика.
        И отдав его, Снифф сразу же об этом пожалел. Он был в отчаяньи, он не ел , не спал ни с кем не разговаривал. Он весь отдался своему горю.
        - Но дорогой мой Сниффчик, - огорченно сказала мама Муми-тролля, - если уж ты так любил своего Седрика, то ты по крайней мере мог бы подарить его кому-нибудь из своих друзей, а не дочке Гафсы...
        - Да это все Муми-тролль виноват... - пробормотал Снифф, уставившись в пол заплаканными глазами. - Он сказал, что, если отдашь то, что тебе дороже всего на свете, получишь в десять раз больше, и все устроится самым лучшим образом. Он меня обманул.
        - Ах, вот оно что... - сказала мама. - Да, да, конечно.
        В этот момент она не нашла лучшего ответа. Ей нужно было подумать.
        Наступил вечер, и мама незаметно ушла к себе в комнату. Остальные пожелали друг другу спокойной ночи, и вскоре весь дом погрузился в сон. Лишь один Снифф не спал, он лежал уставившись в потолок,
        глядя на покачивающуюся в лунном свете тень огромной ветки. Ночь была теплая, и через открытое окно он слышал звуки Снусмумриковой губной гармошки, доносившиеся от реки.
        Когда мысли его стали слишком уж мрачными, Снифф встал с постели и на цыпочках подкрался к окну. Он спустился вниз по веревочной лестнице и побежал по саду - мимо мерцающих во тьме пионов, мимо черных, как уголь, теней. Высоко в небе плыла луна, далекая и загадочная.
        Снусмумрик сидел у своей палатки. В эту ночь он не наигрывал мелодий, и из его гармошки вырывались лишь отдельные звуки,
        напоминающие то вопросительные, то утвердительные восклицания, которые обычно означают, что вы не знаете, как ответить своему собеседнику.
        Усевшись рядом, Снифф уставился на реку, и в глазах его были тоска и безысходность.
        - Привет, - сказал Снусмумрик. - Хорошо, что ты пришел. Я тут как раз вспомнил одну историю, которая могла бы тебя заинтересовать.
        - Мне сейчас не до сказок, - съежившись, пробормотал Снифф.
        - Это не сказка, - сказал Снусмумрик. - Это было на самом деле и произошло с тетушкой моей мамы. И Снусмумрик начал свой рассказ, время от времени посасывая трубочку и болтая ногами в темной речной воде.
        Жила-была дама, которая очень любила свое имущество. У нее не было детей, которые могли бы забавлять или сердить, ей не нужно было ни работать, ни готовить обед
        и ее не интересовало; что о ней думают другие. К тому же она не любила никакие игры. Короче говоря, жилось ей довольно скучно.
        Но она обожала свои красивые вещи, которые собирала всю жизнь; она раскладывала их в строго определенном порядке, она наводила на них блеск, и вещи ее становились все красивее и красивее, так что все, кто заходил к ней в дом, уже не верили собственным глазам.
        - Она была счастливая, - кивнул Снифф. А что это за вещи?
        - Ну да, конечно, - сказал Снусмумрик. - Настолько счастливая, насколько это было возможно. Но ты бы лучше помолчал и дал мне рассказать до конца. Так вот. В одну прекрасную ночь случилось, что тетушка моей мамы взяла и проглотила огромную кость, когда
        ела котлеты в темной кладовке. В течение нескольких дней она чувствовала некоторое недомогание и наконец решила пойти к доктору. Доктор ее прослушал, простучал, просветил и в конце концов заявил, что эта самая кость застряла у нее где-то внутри. Такая противная кость, что извлечь ее совершенно невозможно. Иными словами, он опасался самого худшего.
        - Да погоди, погоди,- заинтересовался Снифф.- Доктор хотел сказать, что тетушка должна умереть, и просто не решился ей прямо так и сказать?
        - Да, что-то вроде этого,- согласился Снусмумрик.- Но тетушка моей мамы была не из пугливых, поэтому она выяснила, сколько времени у нее еще осталось, после чего пошла домой и погрузилась в раздумья. Ведь две-три недели - это не так уж много.
        Она вдруг вспомнила, что когда-то в молодости собиралась отправиться в экспедицию на Амазонку, заняться подводным плаванием, построить большой красивый дом для сирот, поехать посмотреть на вулкан и устроить для всех своих друзей какой-нибудь необыкновенный праздник. Но сейчас, разумеется, было уже поздно. Да и друзей у нее совсем не осталось, потому что она занималась только своими вещами и для друзей у нее всегда не хватало времени.
        Размышляя об этом, она все больше впадала в меланхолию. Она бродила по комнатам, пытаясь найти утешение среди своих чудесных вещей, но и вещи ее не радовали, скорее наоборот: она все время думала лишь о том, что ей придется все это оставить на земле, в то время как сама она отправится на небо.
        Не улучшила ее настроение и мысль о том, что там, на небе, она, возможно, сможет начать все сначала и снова обзаведется имуществом.
        - Бедная дама! - воскликнул Снифф.- Неужели она не могла взять с собой хотя бы одну единственную вещицу?!
        - Нет,- строго сказал Снусмумрик.- Это запрещено. Но ты лучше помолчи и. послушай. Как-то ночью маминой тетушке не спалось, и она лежала, -уставившись в потолок и предаваясь невеселым раздумьям. Со всех сторон ее обступала шикарная мебель, повсюду стояли красивые безделушки, вещи везде - на полу, на стенах, на потолке, в шкафах, в комодах. И вдруг ей показалось, что она начинает задыхаться среди всего этого богатства, которое все равно не могло ее утешить. И тогда ей пришла в голову одна мысль. Это была такая замечательная мысль, что мамина тетушка даже тихонько засмеялась, лежа в своей постели. Она тотчас же почувствовала необыкновенный прилив сил и встала, чтобы как следует все обдумать.
        Она решила раздать свое имущество, чтобы вокруг нее стало побольше воздуха. Это просто необходимо, если у тебя в животе застряла огромная кость, а ты еще хочешь спокойно, без помех помечтать о реке Амазонке.
        - Как это глупо,- разочаровано сказал Снифф.
        - Очень даже не глупо,- возразил Снус-мумрик.- Ей было ужасно весело, когда она придумывала, кому и что она подарит. У нее было много родственников и куча знакомых, что вообще-то вполне естественно, даже если у тебя совсем нет друзей. Вот она и думала о каждом по очереди, пытаясь угадать, что именно он хотел бы получить в подарок. И игра эта ее очень забавляла.
        Тетушка, между прочим, была вовсе не глупа. Мне она подарила губную гармошку. Ты, конечно, не знал, что она сделана из золота и розового дерева?.. Так вот. Она все так здорово придумала, что каждый получил именно то, что ему было нужно, и именно то, о чем он всегда мечтал.
        К тому же выяснилось, что мамина тетя любила делать сюрпризы. Каждую вещь она отправляла в пакете, и тот, кто вскрывал пакет, понятия не имел, от кого он получил подарок (ведь дома у нее почти никто не бывал, потому что она очень боялась, как бы гости что-нибудь не разбили).
        Тетушка ужасно веселилась, представляя, как они удивляются и теряются в догадках. И она казалась самой себе каким-то высшим существом, чем-то вроде той феи, которая моментально исполняет любое твое желание и так же внезапно исчезает.
        - Но я Седрика не отправлял в пакете! - возмущенно воскликнул Снифф.- И я вовсе не собираюсь умирать!
        Снусмумрик вздохнул.
        - Вечно ты думаешь только о собственной персоне,- сказал он.- Но ты все же попытайся дослушать до конца интересную историю, в которой не рассказывается о твоей особе. Подумай немножко и обо мне. Я берег эту историю специально для тебя, и мне бывает иногда очень приятно что-нибудь рассказать. Ну, ладно. В это же время происходило и еще кое-что. Мамина тетя вдруг обнаружила, что снова может спокойно спать по ночам. А днем она мечтала о реке Амазонке, читала книги о подводном плавании и делала чертежи дома для сирот. Ей было весело, и поэтому общаться с ней стало приятнее, чем раньше. У нее появились друзья, и ее лишь огорчало, что она, возможно, не успеет устроить для них шумный, веселый праздник, о котором она мечтала, когда была молодой.
        А воздуха в ее комнатах становилось все больше и больше. Пакет за пакетом отправлялись к своим адресатам, и чем меньше вещей оставалось, тем легче было у нее на душе. Вскоре она уже ходила по пустым комнатам с таким ощущением, что и сама она становится легче - точно воздушный шар, веселый воздушный шарик, который вот-вот поднимется в воздух...
        - Чтобы отправиться на небо,- мрачно произнес Снифф.- Послушай-ка...
        - Да не перебивай ты меня все время,- сказал Снусмумрик.- Похоже, ты еще слишком маленький для этой истории. Но я все равно расскажу до конца. Так вот. Постепенно все комнаты опустели, и у маминой тети осталась только кровать.
        Это была огромная Кровать с балдахином, и когда ее новые друзья приходили к ней в гости, они все рассаживались на этой кровати, а самые маленькие усаживались сверху на балдахин. Всем было очень весело, и единственное, что тетушку по-прежнему беспокоило, так это то, что она, вероятно, не успеет устроить грандиозный праздник, о котором мечтала.
        По вечерам они обычно рассказывали друг другу страшные или забавные истории, и вот в один из вечеров...
        - Знаю, знаю,- рассердился Снифф.- Ты такой же, как и Муми-тролль. Я знаю, что будет дальше. Она отдала и кровать, а потом улетела на небо и была очень довольна. И мне так же следовало бы отдать не только Седрика, но и все, что у меня есть, и лучше всего тоже умереть!..
        - Ты просто осел,- сказал Снусмумрик.- Или даже хуже. Ты тот, кто способен испортить любую историю. Я хотел лишь сказать, что мамину тетю рассмешила одна из забавных историй и что она так сильно смеялась, что кость выскочила наружу и тетушка стала совершенно здоровой!
        - Не может быть,- закричал Снифф,- бедная тетушка!
        - Не понимаю, почему ты говоришь "бедная тетушка"? - спросил Снусмумрик.
        - Ну как же, ведь она все отдала! - воскликнул Снифф.- И все зазря! Она же вовсе не умерла! Она потом забрала назад свои вещи?
        Снусмумрик прикусил свою трубку и вскинул брови.
        - Ты маленькая бестолковая зверушка,- сказал он. - Тетушка от всего этого получила огромное удовольствие. А потом устроила праздник. И построила дом для сирот. Она, конечно же, была уже слишком стара для подводного плавания, но вулкан она посмотрела. А затем отправилась на Амазонку. Это последнее, что мы о ней слышали.
        - Подобные развлечения стоят немалых денег,- недоверчиво произнес практичный Снифф.- А ведь она все раздала...
        - Все раздала? Неужели? - изумился Снусмумрик.- Если бы ты слушал повнимательней, ты бы помнил, что кровать с балдахином у нее осталась, а кровать эта, милый мой Сниффчик, была из чистого золота и вся битком набита бриллиантами...
        (Что касается Седрика, то из топазов Гафса сделала своей дочери сережки, а Седрику вместо глаз пришила черные пуговицы. Снифф подобрал его на улице под дождем. Лунный камень, к сожалению, смыло водой и отыскать его так и не удалось. Но несмотря ни на что, Снифф по-прежнему любит Седрика, правда, теперь уже бескорыстно. И это в каком-то смысле делает ему честь. Прим. авт.)
        ДИТЯ-НЕВИДИМКА.
        Темным дождливым вечером вся семья сидела на веранде вокруг стола и чистила грибы. Стол был накрыт газетами, посредине стояла керосиновая лампа. По углам веранды залегли тени.
        - Мю снова набрала поганок,- сказал папа.- В прошлом году она собирала мухоморы.
        - Надо надеяться, на следующий год это будут уже лисички,- сказала мама.- Или по крайней мере сыроежки.
        - Приятнее жить с надеждой,- заметила малышка Мю, посмеиваясь про себя.
        И они тихо и мирно продолжали чистить грибы.
        Несколько легких ударов - тук-тук-тук - в окно веранды, и, не дожидаясь ответа, вошла Туу-тикки. Она отряхнула с плаща воду и, придерживая дверь, поманила кого-то из темноты: "Иди, иди сюда".
        - Кто там с тобой? - спросил Муми-тролль.
        - Нинни,- сказала Туу-тикки.- Этого детеныша зовут Нинни.
        Она все еще придерживала дверь и ждала. Никто не появлялся.
        - Ну вот,- пожала плечами Туу-тикки.- Что ж, пусть на улице постоит, стеснительная какая.
        - А она не промокнет? - спросила мама My ми-тролля.
        - Не знаю, так ли уж это страшно, если ее все равно не видно,- ответила Туу-тикки, подходя и усаживаясь поудобнее.
        Прервав свое занятие, все ждали объяснений.
        - Вы же знаете, как это просто - стать невидимым, если тебя очень часто пугают,- сказала Туу-тикки и съела гриб, похожий на маленький аккуратненький снежок.- Ну так вот. Нинни испугала ее няня, которая вообще не любит детей. Я встречалась с этой ужасной няней. Видите ли, она не то чтобы злая, это еще можно понять. Но она бессердечная. и ироничная.
        - Что такое "ироничная?" - спросил Муми-тролль.
        - Ну, представь себе, что ты оступился и плюхнулся в уже почищенные грибы,- сказала Туу-тикки.- Само собой, твоя мама рассердится. А вот она - нет. Просто скажет с уничтожающим спокойствием: "Я понимаю, это у тебя такой танец, но я была бы тебе весьма признательна, если бы ты плясал не на продуктах". Или что-нибудь в таком же духе.
        - Фи, какая противная,- сказал Муми-тролль.
        - Конечно, противная,- согласилась Туу-тикки.- Уж такая она, эта няня. Она иронизировала с утра до вечера, и в конце концов малышка стала растворяться в воздухе. В пятницу ее уже совсем не стало видно. Няня отдала ее мне и сказала, что категорически отказывается смотреть за детьми, которых она даже не видит.
        - А что ты сделала с няней?- удивленно раскрыв глаза, спросила Мю.- Ты, конечно, ее поколотила?
        - С теми, кто иронизирует, это бесполезно,- ответила Туу-тикки.- Я взяла Нинни к себе домой. А теперь привела малышку сюда, чтобы вы снова сделали ее видимой.
        В комнате наступила тишина.
        Только дождик шумел по крыше веранды. Все уставились на Туу-тикки и думали.
        - Она разговаривает? - спросил папа.
        - Нет. Но няня привязала ей на шею колокольчик, чтобы знать, где она находится. Туу-тикки встала и снова открыла дверь.
        - Нинни! - прокричала она в темноту. Со двора повеяло осенней прохладой, за дверью веранды, на мокрой траве, лежал прямоугольник света. Через минуту робко и жалобно прозвонил колокольчик, он поднялся по ступенькам и затих. Маленький серебряный колокольчик на черной ленточке висел на небольшом расстоянии от пола. У Нинни, наверное, была очень тоненькая шейка.
        - Ага, ты уже здесь,- сказала Туу-тикки.- Вот твоя новая семья. Иногда они бывают немного непонятливыми, но вообще-то они очень милые.
        - Дайте ребенку стул,- сказал папа.-Она умеет чистить грибы?
        - Я ничего не знаю о Нинни,- заявила Туу-тикки.- Я ее только привела к вам. Однако мне пора. Заглянете как-нибудь и расскажете, что у вас с ней получается. Ну, пока.
        Когда Туу-тикки ушла, все члены семейства молча уставились на пустой стул с висящим над ним серебряным колокольчиком. И вдруг один гриб медленно поплыл вверх. Невидимые руки очистили лисичку от хвои и земли, затем разрезали на кусочки и плавно опустили в миску. И новый гриб проплыл по воздуху.
        - Здорово! - с уважением сказала Мю.- А попробуйте дать ей поесть. Интересно, видно будет, когда еда опустится в желудок?
        - По-вашему, мы сможем снова сделать ее видимой?! - забеспокоился папа.- Не сводить ли ее к доктору?
        - Думаю, не стоит,- сказала мама.- Может, ей хочется немножко побыть невидимой. Туу-тикки говорила, что она застенчива. Лучше не трогать ее, пока мы не придумаем что-нибудь путное.
        Так и поступили.
        Мама постелила Нинни наверху, в восточной комнате, которая в это время была свободной. Когда мама поднималась по лестнице, ее сопровождал звон колокольчика. Рядом с кроваткой она разложила все, что каждый получал вечером: яблоко, стакан сока и три полосатые карамельки. Затем она зажгла свечку и сказала:
        - А теперь Нинни будет баиньки. Надо хорошенько выспаться. А я накрою кофейник полотенцем, так что кофе не остынет. А если Нинни станет страшно или ей что-нибудь понадобится, надо просто спуститься вниз и позвонить.
        Мама увидела, как одеяло приподнялось и улеглось маленьким холмиком, а на подушке образовалась .ямка. Она спустилась в свою комнату и отыскала старые бабушкины записи:
        "Верные домашние средства". От дурного глаза... Лекарство от меланхолии... От простуды... Нет, все не то. Мама листала странички. И вот в самом конце она нашла наконец запись, которую бабушка сделала уже не очень твердой рукой: "Если кто-то из твоих знакомых становится расплывчатым и трудноразличимым". Вот! Слава Богу. Мама внимательно прочла рецепт, который оказался довольно сложным. Потом она занялась приготовлением лекарства для Нинни.
        Колокольчик, позванивая, спускался по лестнице, ступенька за ступенькой, с небольшими паузами перед каждым следующим шажком. Муми-тролль ждал этой минуты все утро. Но не серебряный колокольчик оказался сегодня самым захватывающим зрелищем. Удивительнее всего были лапки. Лапки Нинни, шагавшие
        вниз по ступенькам, маленькие ножки с крохотными пальчиками, боязливо жмущимися друг к дружке. Видны были только они одни, и это представляло собой жутковатое зрелище.
        Муми-тролль спрятался за кафельной печкой и, как зачарованный, смотрел на эти ножки, проследовавшие на веранду. Потом она пила кофе. Чашка поднималась и опускалась. Нинни ела хлеб с вареньем. Затем чашка медленно проплыла на кухню, ополоснулась и отправилась в шкаф. Нинни оказалась очень аккуратным ребенком.
        Муми-тролль опрометью бросился в сад и закричал:
        - Мама! У нее появились лапки! Их видно! "Я в этом и не сомневалась,- думала мама, сидя на яблоне.- Бабушка свое дело знала. И как хитро я придумала - подмешать снадобье в кофе".
        - Отлично,- сказал папа.- Но будет еще лучше, если она покажет свою мордочку. Мне, знаете ли, становится как-то не по себе, когда я разговариваю с теми, кого не видно И с теми, кто мне не отвечает.
        - Tсc,- предостерегающе сказала мама. Ниннины лапки стояли в траве среди осыпавшихся с дерева яблок.
        - Привет, Нинни! - закричала Мю.- Ты спала, как сурок. Когда ты покажешь свою мордочку? Ну и страшилище ты, небось... Раз тебе даже пришлось стать невидимой...
        - Замолчи,- зашептал Муми-тролль,- она обидится.- И он засуетился вокруг Нинни, приговаривая: - Не обращай на Мю внимания. Она грубиянка. У нас тебя никто не обидит. И забудь ты про эту злую тетку. Она не сможет забрать тебя отсюда...
        В тот же миг лапки Нинни потускнели и стали едва различимыми в траве.
        - Дорогуша, ты осел,- рассердилась мама.- Неужели непонятно, что малышке нельзя об этом напоминать. Собирай яблоки и не болтай.
        Они собирали яблоки.
        Ниннины лапки постепенно снова стали видимыми, они взбирались на дерево.
        Было прекрасное, осеннее утро, и хотя в тени у всего семейства немного мерзли носы, на солнце казалось почти по-летнему тепло. После ночного дождя все вокруг сверкало яркими красками. Когда сбор яблок закончился, папа вынес самую большую мясорубку, и они приступили к приготовлению яблочного пюре.
        Мама накладывала яблоки в мясорубку, My ми-тролль крутил ручку, а папа относил банки на веранду. Малышка Мю сидела на дереве и распевала Главную Яблочную Песню.
        Вдруг что-то звякнуло.
        Посреди садовой дорожки высился холмик из яблочного пюре, весь ощетинившийся
        осколками. А рядом стояли Ниннины лапки, которые вот-вот должны были исчезнуть.
        - Да, да,- сказала мама.- Это та самая банка, которую мы обычно отдаем шмелям. Теперь нам не надо нести ее на луг. Да и бабушка всегда говорила, что выросшее на земле в землю и возвращается.
        Ниннины лапки появились вновь, на этот раз вместе с парой тоненьких ножек, над которыми, едва заметный, мелькал коричневый подол платья.
        - Я вижу ее ноги! - закричал Муми-тролль.
        - Поздравляю,- сказала малышка Мю, глядя на Нинни с яблони.- Тебя стало больше. Но почему ты ходишь в этом дурацком коричневом платье?
        Мама молча кивала головой и думала о своей мудрой бабушке и ее снадобье.
        Нинни ходила за ними целый день. Они привыкли к звону колокольчика, который сопровождал их повсюду, и им больше не казалось, что Нинни - какая-то невидаль.
        К вечеру они почти забыли о ней. Но когда
        все пошли спать, мама достала из своего шкафчика розовую шаль, чтобы сшить из нее маленькое платьице. Когда платье было готово, она отнесла его в восточную комнату, где уже погасили свет, и осторожно разложила на стуле. А из оставшейся ткани сделала широкую ленту для волос.
        Маме все это было ужасно интересно. Ей казалось, что она снова шьет наряды для кукол. А самое забавное было то, что она даже не знала, какой цвет волос у ее куклы - черный или золотистый.
        На следующий день Нинни появилась в новом платье. Видимая до самой шейки, она спустилась к утреннему кофе, сделала реверанс и пропищала:
        - Большое спасибо.
        От неожиданности все так растерялись, что даже не нашлись, что ответить. Впрочем, они не очень хорошо представляли себе, куда именно надо смотреть, разговаривая с Нинни. Естественно, каждый попытался устремить взгляд туда, где, как они полагали, находились глаза, чуть повыше колокольчика. Но невольно все взоры поползли ниже, чтобы остановиться на чем-нибудь видимом. И выглядело это не совсем вежливо.
        Папа откашлялся.
        - Это очень хорошо,- сказал он,- что маленькую Нинни сегодня видно получше. Чем больше видишь, тем лучше...
        Мю расхохоталась, стуча ложкой по столу.
        - Это хорошо, что ты начала разговаривать,- сказала она.- Если только тебе есть, что рассказать. Ты знаешь какую-нибудь игру?
        - Нет,- пропищала Нинни.- Но я слыхала, что есть дети, которые умеют играть.
        Муми-тролль был в восторге. Он решил научить Нинни всем играм, которые знал.
        После кофе они втроем спустились к реке и стали играть. Но оказалось, что играть с Нинни совершенно невозможно. Она приседала, делала реверансы и с самым серьезным видом твердила: "да, да, конечно", "очень приятно", "разумеется", но чувствовалось, что она играет из вежливости, а не для того, чтобы получить удовольствие.
        - Ну, тогда побежали! - закричала Мю.- Или ты не умеешь даже бегать вприпрыжку?!
        Тонкие ножки Нинни послушно побежали. Но почти сразу же она застыла на месте, опустив руки. Ничем не заполненный вырез платья над колокольчиком выглядел странно и беспомощно.
        - Ты ждешь, чтобы тебя похвалили, да?! - закричала Мю.- Что, так и будешь стоять? Хочешь, чтоб я тебя поколотила?
        - Лучше не надо,- пискнула Нинни.
        - Она не умеет играть,- пробормотал Муми-тролль, у которого уже испортилось настроение.
        - Она не умеет сердиться,- сказала малышка Мю.- Поэтому она такая. Знаешь что,- продолжала Мю, подойдя к Нинни вплотную и глядя на нее с угрозой,- у тебя никогда не появится лица, пока ты не на-учишься драться. Уж можешь мне поверить.
        - Да, конечно,- согласилась Нинни и с опаской попятилась.
        Так у них ничего и не вышло.
        В конце концов они оставили попытки обучить Нинни какой-нибудь игре. Веселые истории ей тоже не нравились. Она ни разу не засмеялась в нужном месте. Она вообще не смеялась. А поскольку на рассказчика это действовало угнетающе, ее оставили в покое.
        Дни шли, а Нинни по-прежнему оставалась без лица. Они уже привыкли видеть ее розовое платьице, повсюду сопровождавшее маму. Как только мама останавливалась, колокольчик переставал звенеть, когда же она шла дальше, он снова принимался названивать. Чуть повыше платья в воздухе покачивался большой розовый бант. Это производило странноватое впечатление.
        Мама продолжала вливать в Нинни бабушкино домашнее средство, но ничего нового с ней не происходило. И мама отказалась от своей затеи, решив, что люди и раньше прекрасно обходились без головы, да и Нинни, возможно, была не такой уж красавицей.
        Зато каждому представлялась возможность самому вообразить ее внешность, а это, согласитесь, часто помогает поддерживать знакомство.
        Как-то раз семья шла лесом к песчаному берегу, чтобы вытащить из воды на зиму лодку. Нинни, как обычно, позванивала в конце процессии, но когда подошли к морю, она вдруг остановилась, улеглась животом на песок и захныкала.
        - Что с Нинни? Она чего-то боится? - спросил папа.
        - Может, она никогда раньше не видела моря,- сказала мама.
        Она наклонилась и немного пошепталась с Нинни. Потом выпрямилась и сообщила:
        - Да, в первый раз. Нинни кажется, что море слишком большое.
        - Изо всех безмозглых малявок...- заговорила Мю, но мама строго на нее взглянула и сказала:
        - Ты сама не умнее. Теперь давайте вытаскивать лодку.
        Они прошли по мосткам к купальне, где жила Туу-тикки, и постучали.
        - Привет,- отозвалась Туу-тикки,- что там у вас с невидимым ребенком?
        - Не хватает только мордочки,- ответил папа.- В данный момент она немного не в себе, но это пройдет. Не поможешь ли нам
        - Само собой,- сказала Туу-тикки. Когда лодку вытащили и она лежала килем вверх, Нинни, подобравшаяся к самой воде, неподвижно стояла на мокром песке. Никто не обратил на нее внимания.
        Мама уселась на мостки и смотрела в воду.
        - Как там, наверное, холодно,- сказала она. Потом зевнула и добавила: - Давненько у нас не происходило ничего забавного.
        Папа подмигнул Муми-троллю, сделал страшную гримасу и стал медленно подкрадываться к маме сзади.
        Разумеется, он не собирался сталкивать ее в море, как, бывало, делал в молодости. Наверное, даже и напугать не собирался, а хотел только позабавить ребятишек.
        Но не успел он подкрасться к маме, как раздался вой, алая молния пронеслась над мостками, и папа завопил во всю глотку, уронив в воду шляпу. Это Нинни вонзила свои невидимые зубки в папин хвост, а зубки у нее были острые.
        - Браво, браво! - закричала Мю.- Лучше даже я не смогла бы!
        Нинни, с рассерженным личиком, вздерну-тым носиком и рыжей челкой на лбу, стояла на мостках и шипела на папу, словно кошка.
        - Видно, ее видно! - вскричал My ми-тролль.- И какая она славная!
        - Да уж, славная,- пробурчал Муми-папа, разглядывая свой укушенный хвост.- Это самый бестолковый, самый глупый, самый невоспитанный ребенок, которого мне когда-либо приходилось видеть, хоть с головой, хоть без нее.
        Улегшись на мостки, он попытался палкой выловить свою шляпу. И как-то так получилось, что папа поскользнулся и бултыхнулся в воду.
        Но тут же и вынырнул. Упершись ногами о дно, он высунул из воды мордочку, уши у него были забиты тиной.
        - Вот это да! - закричала Нинни.- Как здорово! Как чудесно!
        И она расхохоталась так, что затряслись мостки.
        - Раньше она вроде бы никогда не смеялась,- проговорила изумленная Туу-тикки.- Сдается мне, этот ребенок у вас так изменился, что стал даже хуже малышки Мю. Но главное - теперь ее видно.
        - И все это бабушкина заслуга,- сказала мама.
        ТУВЕ ЯНССОН
        ЧИВЫ, ЧИВЫ, ЧИВЫЧОК
        Жил-был старик со старухой. Жили они бедно и дошли до того — не стало у них ни дров, ни лучины. Старуха посылает старика:
        — Поезжай в лес, наруби дров.
        Старик собрался. Приехал в лес, выбрал дерево — и тяп-тяп по нему топором. Вдруг из дерева выскакивает птичка и спрашивает:
        — Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?
        — Да вот старухе надобно дров да лучины.
        — Поди домой, у тебя много и дров и лучины.
        Послушался старик — не стал рубить дерево.
        Приезжает домой — у него полон двор и дров и лучины. Рассказал он старухе про птичку, а старуха ему говорит:
        — У нас изба-то худа — поди-ка, старик, опять в лес, не поправит ли птичка нашу избу.
        Старик послушался. Приезжает в лес, нашел это дерево, взял топор и давай рубить. Опять выскакивает птичка:
        — Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?
        — Да вот, птичка, у меня больно изба-то плоха, не поправишь ли ты?
        — Иди домой, у тебя изба новая, всего вдоволь.
        Воротился старик домой и не узнаёт: стоит на его дворе изба новая, словно чаша полная, хлеба — вдоволь, а коров, лошадей, овец и не пересчитаешь.
        Пожили они некоторое время, приелось старухе богатое житьё, говорит она старику:
        — У нас всего довольно, да мы крестьяне, нас никто не уважает. Поди-ка, старик, попроси птичку — не сделает ли она тебя чиновником, а меня — чиновницей.
        Старик взял топор. Приезжает в лес, нашёл это дерево и начинает рубить. Выскакивает птичка:
        — Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?
        — Да вот, родима птичка, нельзя ли меня сделать чиновником, а мою старуху — чиновницей?
        — Иди домой, будешь ты чиновником, а старуха твоя — чиновницей.
        Воротился он домой. Едет по деревне — все шапки снимают, все его боятся. Двор полон слуг, старуха его разодета, как барыня.
        Пожили они небольшое время, захотелось старухе большего.
        — Велико ли дело — чиновник! Царь захочет — и тебя и меня под арест посадит. Поди, старик, к птичке, попроси - не сделает ли тебя царём, а меня — царицей.
        Делать нечего. Старик опять взял топор, поехал в лес и начинает рубить это дерево. Выскакивает птичка:
        — Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?
        — Да вот чего, матушка родима птичка: не сделаешь ли ты меня царём, а старуху мою — царицей?
        — Ступай домой, будешь ты царём, старуха твоя — царицей.
        Приезжает он домой, а за ним уж послы приехали: царь-де помер, тебя на его место выбрали.
        Не много пришлось старику со старухой поцарствовать — показалось старухе мало быть царицей.
        — Велико ли дело — царь! Бог захочет — смерть пошлёт, и зароют тебя в сырую землю. Ступай, старик, к птичке да проси — не сделает ли она нас богами...
        Взял старик топор, пошёл к дереву и хочет рубить его под корень. Выскакивает птичка:
        — Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?
        — Сделай милость, птичка, сотвори меня богом.
        — Ладно, ступай домой - будешь ты быком, а старуха твоя - свиньей.
        Старик тут же обратился быком. Приходит домой и видит - стала его старуха свиньей.
        РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА
        ЧИХ И ДРУГИЕ ГОРОДСКИЕ ЖИТЕЛИ
        Голубь Леля любил гулять на бульваре Гоголя. Люди там ходили невредные, бабушки угощали семечками, а страшные Бродячие Псы по бульвару не гуляли. Там на газонах и тротуарах всегда лежали замечательные кучи всякой всячины: сухие листья и кленовые семечки, мятые бумажки, потерянные пуговицы и прочий мусор, в ко­тором отыскивалось что-нибудь съедобное.
        А однажды оттуда появился Чих. Как-то раз Леля ухватил из мусора аппетитную хлебную корочку и уже собрался клюнуть ее как следует - вдруг в куче что-то зашуршало, защелкало и забарахталось. Потом кто-то громко чихнул, и из-под кленового листка задом наперед выползло странное создание ростом со спичечный коробок. Один глаз у него был из фио­летовой пугови­цы, дру­гой - из зеленой, волосы - из спутанных разноцветных ниток, а дальше было ничего не разобрать - какие-то перышки, спички, кусочки фантиков, а одна нога в пивной пробке.
        -Ты что это в одном башмаке? И вообще, ты кто такой, ктотик? - спросил любопытный Петр.
        -Апчхи! - ответило существо и тихонько засо­пело.
        -Понятно, понятно, - заворковал голубь, - а взялся ты откуда?
        -Апчхи, апчхи, а-а-пчхи, - зачихал ктотик.
        -Перестань сей­час же чихать! Ты кто такой?
        -Не знаю, - вздохнуло существо.- Я из кучи взялся. А как меня зовут, мне никто не сказал. Апч­хи!
        И ктотик вдруг расплакался.
        -Эй, эй, чего плакать то! По-моему, - заявил Леля, - тебя зовут Чих. - По крайней мере, мне так кажется. А если ты из кучи, местный, стало быть, ты дома и нече­го расстраиваться. Квартирка-то у тебя есть?
        - Апчхи!
        -Нету, значит. Городской житель дол­жен где-нибудь проживать. Понял?
        -А-а-а!
        -Кыш! Я же тебе говорю - перестань чихать! Разговаривать невозможно. Ладно!
        Пошли, знаю я тут одно местечко, совершенно безопасное от котов. Леля отвел Чиха в соседний двор жить в почто­вый ящик, который висел у подъезда - и велел громко не чихать, не то быстро выселят. И Чих стал жить в Ижевске.
        -Одного я не пойму, - говорил Чиху голубь Леля. - Отчего ты чихаешь все время? Может быть, у тебя чихание от городского воздуха сделалось?
        -Уж не знаю, - отвечал Чих, - только как зачешется, застрекочет в носу, в груди заскачет - просто ужас. И знаешь, дядя Леля, особенно если я испугаюсь чего-нибудь - сразу без конца чихаю!
        -Тогда, - говорил ему дядя Леля, - давай полетаем, в небе воздух чище.
        И летали они над Малиновой горой, над прудом, над золотыми головками собора. Чих за перышки Лелины держится, хохочет во все горло так, что все пролетающие птицы врассыпную кидаются.
        Но однажды пришлось Чиху гулять од­ному, потому что у дяди Лели были важные дела на чердаке. Чихнул хорошенько Чих и храбро зашагал на улицу. Конечно, башмаки у людей, когда смотришь снизу, кажутся ужасно большими, машины бегут - того больше, а дома и вовсе до самого неба. Но Чиха никто не замечал, уж очень он был маленький. И стало Чиху очень даже весе­ло - гуляй - не хочу, делай, что хочу.
        И вдруг! От­куда только налетели на Чиха эти страшные собаки - огромные, грязные, пасти зубастые, слюнявые. И все пятеро окружили его. "Помойные псы! Бродячие! Я пропал!" - сказал себе Чих и зажмурился от стра­ха. Самый боль­шой пес прыгнул вперед, и Чих услышал, как соба­чий нос захлюпал у са­мого его лица. "Эй, -прохрипел Пес собакам, - Кудлатый, встань-ка на стреме, чтоб люди не подходи­ли. Я этой мелюзгой закушу. Да не принюхивайтесь, это моя добыча".
        В носу у Чиха зачесалось, в груди заскакало, хотел он дух перевести да ка-а-а-к чихнет! Отскочил Помойный Пес, а Чих все чихал и чихал, да так сильно, что стал на месте подпрыгивать. А потом чихнул так сильно, подпрыгнул так высоко, что... тихонечко полетел! Прямо вверх, медленно, как воздушный шарик. А когда высоко в небе у него над ухом захлопали крылья, вцепился в Лелины перышки изо всех сил и, наконец-то, один зеленый глаз приоткрыл.
        -Как хорошо, Леля, что ты прилетел. Ой, а где это я?
        -Здесь, на небе. А если бы ты здесь не был, то был бы у Помойных псов в животе! - заворчал голубь.
        -Дядечка Лелечка! А как же это я так смог? Как чихну - так и взлетел от них, а?
        -Да уж... - буркнул Леля. - Я считаю, что все это от городского дыма делается... Где ж это видано, чтоб без крыльев летать?
        -А я вот научился, - прошептал Чих и засмеялся. И с тех пор летал над городом куда вздумается.
        Жилось Чиху в почтовом ящике очень даже удобно. Ни коты, ни вороны, ни Бродячие Псы его достать не могли, дождик не мочил и ветер не задувал. Око­шек, правда, у ящика не было, зато когда Чих ночью сильно чихал и взлетал во сне, то и в окошко не вылетал и оставался дома.
        -Только знаешь, - сказал он как-то голубю Леле, - мне там очень темно ночью и страшно. Все на свете живут с кем-нибудь. Ты - с голубями, люди - с людьми или кошками и даже с собаками. Или с телевизором. А у меня в целом ящике - никого. Только звездочки светят в щель иногда. Может быть, мне тоже завести кого-нибудь?
        -Ну, видишь ли, - задумался Леля. - Телевизор к тебе в ящик не влезет, кошка тоже. И вообще, хороших кошек не бывает, можешь мне поверить.
        -Я верю, - вздох­нул Чих, - но мне все равно темно.
        А вечером, когда в ящике стало черно, как в чернильнице, Чих вылез на улицу и стал смотреть на небо. Звезд там было видимо-невидимо. Чих так долго сидел задрав голову, что они за­мелькали у него в глазах, и ему стало казаться, что звездочки светят везде - в воз­духе, в ветках деревьев, в траве и даже, когда он зажмурился, пря­мо перед глазами. Он чихнул, потряс головой, и звездочки пропали, вот только одна, зелененькая, будто застряла в траве. Чих пригляделся - горит! Еще раз чихнул - светится все равно! Тогда он спрыгнул в траву и тихонечко к ней подобрался на четвереньках, а звездочка горела себе хоть бы что!
        -Пойдем ко мне жить? - спросил ее Чих. Звездочка помолчала, а потом заползла Чиху прямо на палец, потому что оказалась светлячком. И хотя светлячки не умеют разговаривать, зато очень даже все понимают. А уж когда тебя понимают, то светло и не страшно даже в почтовом ящике.
        Наступила осень, зарядили холодные дожди, и Леля принес Чиху с чердачка голубиного пуха, чтобы в ящике было теплее. Спит себе Чих, один нос из пуха торчит, сопит, чихает тихонечко во сне, когда ему сон снится, что он над городом летает. Светлячок-ночничок светит ему тоненьким зеленым светом и травинку жует.
        Но однажды ночью в сильный дождь Чих вдруг проснулся от чьего-то другого, а не от собственного чихания. "Снится мне, наверное, собственный чих", - подумал он и прислушался. А с улицы опять понеслось: "Апчхи! Апчхи! Апчхи!" "Это уж точно не я", - подумал Чих, вылез из ящика, поглядел вниз, а на асфальте в темноте котенок сидит, мокрый и рыжий.
        -Ты чего это меня передразниваешь? Ходят тут всякие и меня перечихивают, - рассердился Чих.
        -Ты кто?
        -Извините, пожалуйста, я вас не перечихивал, это я от холода чихаю. Меня Рыжик зовут, я у бабушки Ой-е живу, в 5-й квартире...
        -Вот и живи! Чего ты по ночам бродишь?
        -Сначала я гулял, потом потерялся, а сейчас нашелся, а подъезд уже закрыли. Домой хочется, - вздохнул Рыжик.
        -Между прочим, хороших кошек не бывает, - сердито сказал Чих, - они голубей едят. Вот! - Чихнул, прыгнул в ящик и зарылся с головой в пух. Согрелся, потянулся, а не спится чего-то.
        -Эй, - крикнул Чих из ящика, - ты, который Рыжик, здесь еще?
        -Здесь.
        -Ты это, под мой ящик встань как под крышу, тебя и не замочит.
        -Ага, - ответил котенок.
        -Ворочался, ворочался Чих, а все равно не спится ему, не лежится, снова пришлось кричать:
        -Эй, Рыжик! Скоро утро наступит. И дверь тебе в подъезде откроют!
        -Ага, - мяукнул котенок, только тихо-тихо.
        А у Чиха сон совсем пропал. "Вот уж точно Леля говорит - кошки хорошими не бывают", - подумал Чих, чихнул и вылез на улицу.
        Ладно уж, рыжий, сейчас мы твою бабку Ой-ё разбудим! Взлетел Чих на второй этаж, к бабкиному окошку и давай стучать в стекло. Бабка Ой-ё и правду проснулась, окно отворила и запричитала на Чиха:
        -Ой-ё! Я-то думала, птица бьется, а тут страсти какие!
        -Рыжик ваш внизу плачет, - обиделся Чих, - а я не страсти, я - Чих, сосед ваш. Обрадовалась бабка, побежала за Рыжиком.
        -Хорошенький мой котик, - приговаривает, - я уж думала, пропал или собаки бродячие загрызли. Ой-е!
        А Чих слетел к себе в ящик и уснул крепко-крепко.
        Зато через три дня бабка Ой-е связала ему теплый свитер из Рыжкиной шерсти. Очень хороший свитер, теплый.
        Пошел как-то Чих к баб­ке Ой-е и котенку Рыжику в гости чай пить и телевизор смотреть. Напоила бабка Чиха горячим чаем с малиновым вареньем и говорит:
        "На улицу-то сразу, разогревшись, не лети, враз простудишься"
        А Чих ее не послушался, шмыгнул в окно, полетел к Летнему саду, давай над прудом кувыр­каться, с облака на облако прыгать, не заметил даже, как дождик пошел. И простыл. Голова у Чиха стала тяжелая, в горле першит, и холодно ему, и мокро.
        Спустился он на асфальт пере­дохнуть и чувствует - чешется в носу ужасно, аж до слез, а вот чихнуть никак не получается, потому что заболел. "Значит, и полететь не получится, - подумал Чих. - А до дома далеко, и того гляди, пристанет кто-нибудь: то ли собаки бродячие, то ли люди..."
        Что делать? Взял он кленовый листочек, закрыл­ся как зонтиком и поскакал к дому. Прохожие и вправду на него внимания не обращали - мало ли осенью по тротуарам ветер гонит сухих листьев - бегут себе, перекатываются, как будто у них у всех ножки снизу приставлены.
        Полдороги уже пробежал и вдруг слышит сзади: "Шлеп, шлеп..." по лужам, и что-то странное и лохматое появилось у него над самой головой. Так и есть. Пес Бродячий, не­знакомый, грязный, огромный, а между клыков розовый язык висит, видно, долго за Чихом бежал, запыхался.
        Опомнился Чих: "Не ешь меня, - кричит, - у меня ан­гина, заразишься!"
        Пес от удивления и сел прямо в лужу:
        -Чего это я тебя есть стану? Я и не бродячий почти. У меня хозяин был. Целуюнеделю, такой хороший хозяин, тоже мальчик. Меня его бабка выгнала, они, бабки, все такие.
        -Ну, ладно, - сказал Чих, - я пойду тогда, мне домой надо.
        -Везет тебе, - вздохнул Пес. - А хочешь, я тебя отвезу? Садись верхом, держись за загривок. А то какие-нибудь злые старухи обидят, к вечеру дело-то, да и кашляешь ты, болеешь.
        Так и домчал Чиха до самого дома с почтовым ящиком. А у подъезда на лавочке бабка Ой-е сидит, переживает, куда это сосед про­пал на ночь глядя. Взяла Чиха, одним пальцем лоб у него по­трогала и сказало, что будет его медом отпаивать и баню в лукошке устроит. А Псу супу нальет утреннего. Оглянулся Чих - а Пса и нет нигде, убежал, наверное, бабки Ой-е испугался.
        Лежал потом Чих у бабки на диване с градусником под мышкой, в пуховой ру­кавице, а голубь Леля за больным присматривал.
        -Лель, а Лель, - спрашивал его Чих. - А помнишь, ты говорил, что хороших кошек не бывает, а Рыжик, например, хоро­ший. Я думал, что Бро­дячие Псы - все плохие, а этот, который меня до­вез, очень даже замеча­тельный. Только он думает, что все бабки - злые, а наша бабка Ой-ё опять совсем хорошая. Это почему, а, Лель?
        Если вы привыкли летать куда вздумается, то вам, конечно, будет скучно лежать целые дни в бабуш­киной варежке и болеть. И Чиху это быстро надоело. Чихал он еще еле-еле, взлетал не выше стула, и бабка Ой-е на улицу его не пускала.
        -Подумаешь, - оби­жался Чих, - ничего такого не случится, если я быстренько погуляю во дворе и вернусь.
        Дождался он, когда бабка собралась в магазин, спрятался в хозяйственной сумке, на улице потихонеч­ку выпрыгнул в траву и ужасно довольный отпра­вился гулять по дворовым палисадникам. Шел себе, шел, глядь - перед самым носом из подвального окошка шмыгнул перепуганный мышонок, заверещал и юркнул в кучу листьев. "Чего это он?" - не успел подумать Чих и увидел, что следом в подвальное окошко протиснулся, кряхтя, толстый подвальный кот. Плюхнулся на траву, хмыкнул на Чиха, пополз на животе к тому мес­ту, где спрятался бедный м­шонок, и замер.
        Ждал кот долго, но беглец, видно, забился куда-то в земляную норку и вылезать не собирался.
        Кот еще полежал на траве, вытянул морду и... вдруг запищал по-мышино­му.
        Листочки зашуршали, успокоенный мышонок высунул любопытный нос - и тут же котище его и сцапал.
        -Ох! - только и проговорил Чих.
        -Вот, - не оборачиваясь промурлыкал котище, - как полезно учить иностранные языки - всегда будет, чем питаться!
        -Ну, это уж слишком! - возмутился Чих, чихнул изо всех сил, подлетел вверх и с размаху грохнулся прямо на голову коварного кота. Котище заорал с испугу, свалился набок, мышонок пустился наутек, а храбрый Чих вспорхнул повыше на соседнюю березу.
        -Ну, погоди, - зашипел ему вслед кот. - Сочтемся с тобой, мышиный дружок! - и, потирая бок, отправился в свой подвал.
        -Чихни и забудь, - сказал Леля, когда Чих расска­зал ему про свои приключения.
        - Подумаешь, подвальный кот!
        А вот Рыжик испугался: "Это же сам Мурзя! Он во дворе самый главный, его все боятся". "Меня не испугает", - сказал Чих. Но вредный Мурзя думал по-другому.
        Кот Мурзя, с которым поссорился Чих, был не только хозяином всего двора и подвала, но даже главным по мусорным бакам. Квартальные Бродячие Псы Мурзю не трогали - не то чтобы боялись, а просто подвальный кот всегда оставлял им что-нибудь вкусненькое из мусорных объедков. Зато посторонние коты и котята в Мурзин двор без подарков не заходили, несли Мурзе хоть полрыбки, ну, а птичий народ облетал Мурзины владения за три квартала. "У меня от одного Мурзиного вида перья выпа­дают, - вздыхал голубь Леля. - Кто знал, что из несчастно­го подвального котенка может вырасти такой плохой котище".
        Этот-то страшный Мурзя и объявил Чиху настоящую войну. Теперь уже Чих по двору не гулял и на лавочке Лелю не дожидался. Мурзя караулил его днем и ночью да гро­зился выцарапать его из почтового ящика и съесть, нако­ец, вместо того самого мышонка.
        Стали Чиху сны сниться страшные - будто Мурзя ле­тать научился и гонится за ним прямо по воздуху. Уже и подумывал Чих - не перебраться ли ему к Леле на чердак или к бабке Ой-е жить, подаль­ше от ужасного кота. И вдруг Мурзя пропал.
        Нет его нигде - и все тут. "Ура!" - сказал голубь Леля, а Чих что-то забеспокоился. День, второй проходит, а Мурзи нет как нет во дворе. А у Мурзиных мусорных баков целая стая дворовых котов сидит, закусывают да посмеиваются. Чих к ним:
        -Не знаете, куда вредный Мурзя делся?
        -А он в подвале сидит, - коты отвечают, - в крысиный капкан попал, жадюга! Теперь все баки - наши!
        -Так ведь он второй день там сидит, - испугался Чих. - Кто же его выпустит?
        -А никто, - смеются коты. - Без него охотников до рыбьих костей хватает. Он у нас мастер по-ино­странному разговаривать, пусть теперь с крысами на кры­сином языке договаривается. Они его там живо скушают.
        Чих никому ничего не сказал. Повертелся на лавочке, не усидеть и полетел к подвальному окошку. Темно в подвале, ничего не видно. Влез Чих в эту темноту, спрыгнул вниз и прислушался. Точно - сопит кто-то в углу, и два зеленых глаза горят.
        -Эй, Мурзя, это ты?
        -Ну я. Посмеяться над Мурзей заглянул? Жалко, что я тебя раньше не сцапал. Теперь все храбрые, когда Мур­зя в капкане сидит.
        -Я и вовсе не смеялся, - ответил Чих. - Больно тебе, да?
        -Тебе-то что? - огрызнулся Мурзя. - Гуляй отсюда.
        -Давай я капкан открыть попробую? - попросил Чих. - Ты не дергайся только.
        Пошарил Чих на полу, отыскал руками холодную железяку с острыми зубами, отпереть попробовал, да не вышло ничего - злой капкан, крысиный.
        -Придется бабку Ой-е звать, у меня сил не хватает!
        -Да ты чего? - всхлипнул Мурзя, - я летом у ее Рыжика чуть ухо не откусил, она за мной со шваброй бегала. Пойдет она, как же!
        -Ладно, сиди уж, - махнул рукой Чих и вылетел в окошко.
        Бабка с Чихом спустилась в подвал, увидела кота в капкане и посветила на несчастную Мурзину морду фонариком. Тут Мурзя и засопел часто-часто, и повисла у него на усах слеза, большая такая, в темноте блестит.
        Когда вытащили, наконец, бедную кошачью лапу из капкана, Мурзя плакать перестал, ничего не сказал Чиху с бабкой, а повернулся и захромал от них к подвальной двери.
        -Эй, Мурзик! - крикнул Чих. - Погоди, лапу-то завяжем.
        Остановился Мурзя, но оборачиваться к ним не стал. Вздохнул и дальше пошел, прочь.
        -Чего это он? - спросил Чих. - Больно ему, да?
        -Чего-чего! - рассердилась бабка. - Он хоть иностранным языкам и научен, а по-хорошему-то с ним никто не разговаривал. Как не больно...
        Голубь Леля любил гулять по бульвару Гоголя. И Чих очень любил. Ведь именно здесь Чих и появился когда-то на белый свет. И весело было там: листья разноцветные качались над головой, иногда тихонько падали и шутя стукали Чиха по затылку, а он, знай себе, смеялся. Ну, а если уж появлялось редкое осеннее солнышко, начинали прыгать в осколках зеленого бутылочного стекла солнечные зайчики, то Чих с ними здоровался, и неважно совсем, что они ему ничего не отвечали.
        Пока Леля ворчал, что "всякие нахальные воробьи подобрали все съедобное, что приличному голубю клюнуть нечего", ходил по буль­вару за крошками, Чих гулял по-своему. Качался на кленовых веточках, как на качелях, а то просто прыгал по кучам мусора и сухих листьев. Разбежится - и бух! Кувырком в самое шуршание и лежит потом на спине долго, смотрит в облака, а то и заснет. Вот уж Леля ищет-ищет его по всему бульвару, поди, найди такого маленького!
        И в этот раз пошли Леля с Чихом в кленовую аллею. Только погода, в го­роде в этот день вовсе ис­портилась - тротуары грязные да мокрые, по небу тучи мохнатые пробираются, и люди по бульвару не гуляют, а бегут, нахмурившись, буд­то от Псов Бродячих спасаются.
        Не понравилось Чиху на бульваре. И ветер за волосы больно дергается.
        -Грустно мне чего-то, Леля! - пожаловался Чих. - Ты иди, ужи­най, а я тут полежу.
        Сидел Чих на старом кирпиче, по сторонам смотрел, Лелю ждал. Вот, например, тетенька идет с девочкой. Тетка сердится, девочку за руку тащит и кричит на всю аллею, а девчонка плачет, упирается.
        -Наказание мое, господи! - кричит тетка. - Иди, сказано тебе! Еще она меня слушаться не будет, дрянная этакая!
        А девчонка в слезы:
        -Мам, ну мам! Стой, ну, пожалуйста. Я же только фантик возьму, вон лежит, видишь? Не уходи!
        -Ах, фантик! Станешь еще грязь всякую собирать, в мусоре рыться не хватало!
        И еще крепче тетка дочку за руку дергает. Не утерпел Чих. Чихнул изо всех сил, взвился было за этим розовым фантиком подлететь, чтобы девочке отдать. Чего ей зря плакать?
        И тут... та самая скрепочка, что у Чиха в волосах, возьми да и зацепись за веточку кленовую. Рванулся Чих - вылетело у него из руки перышко, еще рванулся, за перышком - две спич­ки да спутанные нитки. А за ниточками - хвоинка, песчинка, обломанная спичка...
        Закружилось все у Чиха перед глазами: и деревья, и тротуары, и девочка с теткой, и листочек какой-то, и пропало все навсегда. А вниз под клен упали две пуговицы - зеленая да фиолетовая, и галечка какая-то с черточкой об асфальт стукнулась. И Чих исчез.
        -Мам, мам!! - в конце аллеи плакала уходящая с теткой девочка. - У меня такого фантика никогда не было. И не будет. Он такой прекрасный, такой замечательный.
        -Ничего замечательно­го в этой грязище нет! - отвечала тетка и шла еще быстрее.
        Голубь Леля Чиха не нашел. И Рыжик. И бабка Ой-е искала, да не нашла. Горевала, конечно, а потом надумала: уж коли ветер так вздохнул над мусорной кучей в кленовой ал­лее, что из нее летучий мальчик получился - значит, чего только на свете не может случиться! Может, и Чих вернется, и они его снова найдут. Надо только внимательно смотреть под ноги и еще вверх на облака - не летит ли Чих?
        Кто знает? Может, все так и случится.
        ЧТО ЛУЧШЕ ВСЕГО?
        Собрались возле сарая поросенок, щенок и утенок и стали выяснять: «Что лучше всего?» - Лучше всего... Гав... Га-астроном ! - сказал щенок Тявка. - Там столько вкусного!
        - Нет, лучше всего танец кря-кряковяк? - возразил утенок Крячик. - Мне нравится танцевать.
        - Танцы - ерунда! - запротестовал поросенок Кнопка. - Самое прекрасное на свете - это... хрюсталь. Если дотронуться копытом, он звените
        - А мне нравится песенный фьюстеваль и... еще... веселый фьюмор! - пискнул в сарае цыпленок Фьк.
        Наверно, этот спор продолжался бы еще очень долго. Но спорщиков услыхала корова Муренка.
        - А почему- му- му м-м-меня не спрашивают? -вмешалась она. - Лучше всего на свете - сено!
        - А по-моему, сметана! - облизнулся на заборе кот Чернобурчик.
        В это время сверкнула молния и по небу прокатился гром. Спорщики испугались - и разбежались в разные стороны. А под крыльцом облегченно вздохнула наседка Соня, которой не давали спать. «Лучше всего... все-таки... гром?» - подумала она и заснула.
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ЧУДЕСНАЯ ФЛЕЙТА
        Жила в старину женщина с сыном. Добра у них было немного: только собака да клочок сухой земли. Чтобы вырастить сына, матери пришлось работать, не разгибая спины. Сын вырос сильным и работящим. И он лучше всех умел играть на флейте. Поработав как следует в поле, он вынимал флейту и подносил ее к губам. Едва раздавались звуки его флейты, как все вокруг замирало: ручей переставал струиться, облака - плыть по небу, птицы - петь, обезьяны - перекликаться друг с другом. И все люди наперебой хвалили молодого музыканта.
        Когда чудесную музыку юноши услышали девушки из богатых домов, проводившие все свое время в развлечениях и безделье, каждая из них захотела взять его себе в мужья. Но он им всем отказал. И уязвленные дочери богачей стали измышлять, как бы им погубить флейтиста.
        Однажды, когда он шел полем, они подстерегли его и столкнули в глубокую яму. Не дождавшись в этот вечер сына, мать юноши горько заплакала и послала на поиски собаку. Собака с громким лаем стала бегать повсюду.
        А юноша, упав в яму, не убился до смерти, он лишь потерял сознание. Очнувшись, он услышал лай собаки и окликнул ее. Когда собака подбежала, он велел ей принести ему из дому флейту. Собака со звонким лаем прибежала домой и стала бросаться на крышу, где хранилась флейта. Мать догадалась, в чем дело и, сняв флейту, дала ее собаке. Та схватила флейту в зубы, побежала к яме и бросила хозяину.
        При первых же звуках флейты птицы перестали петь, обезьяны - перекликаться, и все собрались к яме послушать. Обезьяны залезли на ветку, свисавшую над ямой, и низко пригнули ее. Юноша ухватился за ветку и выбрался наружу. Вернувшись домой, он по-прежнему счастливо зажил с матерью.
        Но девушки, увидев, что юноша вернулся невредимым, вновь воспылали к нему ненавистью и придумали новые козни. Однажды они подстерегли его во время охоты и столкнули на этот раз в глубокий овраг.
        Очутившись внизу, юноша стал пробираться вдоль по оврагу. Целых три года был он в пути. Пищей ему служили корни растений, жажду он утолял родниковой водой. А дома мать за это время выплакала все глаза...
        Наконец настал день, когда юноша добрался до конца оврага и очутился на большой освещенной солнцем лужайке. Осмотревшись по сторонам, он увидел неподалеку поле с почти созревшим рисом. Юноша обрадовался и направился к этому полю. За три года, которые он провел, бредя по оврагу и питаясь кореньями и водой, он так оброс и исхудал, что походил больше на обезьяну, чем на человека.
        Поле сторожили две девушки из ближайшей деревни. Завидев юношу, они подумали, что это обезьяна, и хотели было звать людей с луками и стрелами, но он крикнул им:
        - Не надо стрелять! Я - человек, который пострадал от врагов. Дайте мне поесть, и я буду сторожить поле, чтобы обезьяны не испортили посевов.
        С тех пор он стал охранять поле, а девушки приносили ему рисовую похлебку. В первый раз пришла старшая сестра и еще издали грубо крикнула:
        - Вот твоя похлебка, ступай жрать, грязная образина!
        На второй раз пришла младшая сестра и, подойдя совсем близко, сказала:
        - Братец, я принесла рис, кушай на здоровье, я сама стряпала.
        Однажды сестры принесли ему рис вместе. Юноша попросил у них уксусу и гребень, чтобы расчесать волосы. Девушки принесли все, что он хотел. Но старшая при этом ядовито сказала: "Ишь ты, красивым стать задумал!", а младшая предложила ему зеркальце.
        Незнакомец умылся, причесался и превратился в красивого, стройного юношу. Старшая сестра первая влюбилась в него и захотела взять его себе в мужья. Она сказала об этом отцу. Тот не удивился, а только улыбнулся и поставил условие:
        - Возле нашего дома проходят две дороги: одна хорошая, другая заросшая кустарником; обе их нужно подправить. Завтра пусть каждая из вас выберет себе одну и принимается за работу. Кому он придет помогать, та и пойдет за него замуж.
        Наутро старшая сестра встала чуть свет и отправилась туда, где работы было поменьше; младшей же досталась дорога, заросшая кустарником. Юноша вышел помогать им и направился прямо к младшей сестре. Старшая рассердилась и пожаловалась отцу:
        - До чего же он глуп: не пошел туда, где меньше работы, а взялся рубить кустарник!
        Отец улыбнулся и ответил:
        - Хорошо, завтра пусть каждая приготовит ему еду; чью еду он возьмет, та и выйдет за него замуж.
        Старшая выбрала рис получше и заправила его олениной. Младшая приготовила рис, как обычно, - с соусом и мелкой рыбешкой. И на этот раз юноша помогал готовить и ел вместе с младшей сестрой, а не со старшей.
        - Белого риса с мясом не захотел, - пожаловалась старшая сестра отцу, - а вот рис с соусом съел!
        Отец опять улыбнулся и сказал:
        - Теперь пусть каждая из вас приготовит для него постель; чью постель он выберет, та и пойдет за него замуж.
        Старшая сестра приготовила белоснежное покрывало, цветную циновку, пышное одеяло, матрац и вышитую подушку. Младшая взяла коричневое покрывало и простое одеяло, а вместо подушки - деревянный валик. Покончив с работой, она отправилась на кухню и стала прясть. Юноша тоже пришел на кухню и долго толковал с девушкой, а когда настало время спать, выбрал приготовленную ею простую постель.
        На следующий день отец устроил им свадьбу. Снова раздались звуки флейты, славя чистую и бескорыстную любовь. Юноша с молодой женой вернулся к своей старой матери, и все они стали жить в труде и довольстве.
        ВЬЕТНАМСКАЯ СКАЗКА
        ЧУДЕСНЫЙ ГОЛОС НАСИЕКУ
        В одном селе жила девушка. Ее родители дали ей красивое имя Насиеку. Насиеку была настоящей красавицей, она нравилась всем юношам в селе. Но это еще не все! У нее был чудесный голос, и она любила петь. И если юноши любовались красотой Насиеку, то все в деревне - и старики, и молодые - любили слушать, как она поет. Другие девушки, подруги Насиеку, завидовали ей и решили погубить ее.
        Они пошли в лес подальше от деревни и выкопали глубокую яму-ловушку, засыпав ее сверху травой.
        На следующий день все девушки из деревни пошли в лес собирать манго. Они ушли уже далеко от деревни, к тому месту, где была ловушка, когда одна из девушек предложила бежать наперегонки. Все хитрые и злые подруги поддержали ее. «Да, да, - говорили они, - давайте узнаем, кто из нас самая быстроногая!»
        И вот все девушки пустились наперегонки. Злые подруги позволили Насиеку обогнать их и убежать вперед. И бедная девушка упала в ловушку. А подруги, бросив ее одну, смеясь, пошли домой без Насиеку.
        Когда в селе узнали об исчезновении Насиеку, все от мала до велика отправились на ее поиски. Но поиски были напрасными. Прекрасной Насиеку нигде не было. Прошло целых два дня, все уже отчаялись и вернулись в деревню, и лишь ее брат продолжал искать.
        Тем временем Насиеку, сидя в глубокой яме-ловушке, пела песню:
        Брат мой! Помоги!
        Я погибаю,
        потому что злые подруги
        бросили меня в яме.
        Ее голос был так прекрасен, что даже птицы, чьими песнями мы заслушиваемся, стали прислушиваться к голосу девушки, а потом и подражать ей.
        А одна из птиц прилетела в село, где ее пение услышал брат Насиеку. Он все понял и заставил подруг признаться во всем. Потом он пошел, вытащил любимую сестру и привел ее в деревню. И когда Насиеку вернулась в деревню, даже злые подруги поняли, как им не хватало ее пения.
        Так Насиеку спаслась от беды благодаря своему чудесному голосу. И сейчас вы можете услышать голос Насиеку в пении птиц.
        КЕНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ЧУДЕСНЫЙ КЛАД
        Жил когда-то на свете один человек. У него было три сына. Был тот человек старательный и трудолюбивый, никогда без дела не сидел. Работал он с утра до позднего вечера, не зная устали. Везде поспевал.
        Сыновья у него были рослые, красивые, сильные, а работать не любили.
        Отец и в поле, и в саду, и дома трудился, а сыновья сидели под деревьями в тени и болтали или ходили на Днестр рыбу ловить.
        - Что же вы не работаете никогда? Почему отцу не помогаете? - спрашивали их соседи.
        - А зачем нам работать? - отвечали сыновья.- О нас отец заботится!
        Так они и жили год за годом.
        Сыновья выросли, а отец постарел, ослабел и не мог уже работать как прежде. Запустел у них сад около дома, заросло поле сорной травой.
        Видят это сыновья, а работать не хотят.
        - Что же вы, сынки, без дела сидите? - спрашивает их отец.- Пока я был молодой, я работал, а теперь ваша пора пришла.
        - Успеем еще поработать,- говорят в ответ сыновья.
        Горько стало старику, что сыновья у него такие лентяи. Заболел он с горя и слег.
        Тут уж семья совсем в бедность пришла. Сад весь зарос, одичал, выросли в нем крапива да лебеда, так что из-за них даже дома не было видно.
        Однажды созвал старик своих сыновей и сказал им:
        - Ну, сынки, пришел мой смертный час. Как вы теперь без меня жить будете? Трудиться вы не любите и не умеете.
        Сжались у сыновей сердца, заплакали они.
        - Скажи нам, отец, что-нибудь напоследок, посоветуй что-нибудь! - попросил старший брат.
        - Хорошо! - сказал отец.- Открою я вам одну тайну. Все вы знаете, что я и покойная ваша мать работали не покладая рук. За долгие годы скопили мы для вас богатство - горшок с золотом. Закопал я этот горшок возле дома, только не помню, в каком месте. Ищите мой клад, и тогда будете вы жить, не зная нужды.
        Простился отец с сыновьями и умер.
        Похоронили сыновья старика, погоревали. Потом старший брат сказал:
        - Что ж, братья, пришли мы в большую бедность, нам не на что даже хлеба купить. Помните, что отец перед смертью говорил? Давайте искать горшок с золотом!
        Взяли братья заступы и стали копать возле самого дома небольшие ямки.
        Покопали они, покопали, но найти горшок с золотом не могли.
        Тогда средний брат говорит:
        - Братья! Если мы так будем копать, то никогда не найдем отцовского клада. Давайте раскопаем всю землю вокруг нашего дома!
        Братья согласились. Снова взялись за свои заступы, вскопали всю землю, но горшка с золотом так и не нашли.
        - Эх! - говорит младший брат,- давайте вскопаем землю еще раз, да поглубже! Может, отец закопал горшок с золотом глубоко.
        Согласились братья. Очень уж им хотелось разыскать отцовский клад!
        Снова принялись все за работу.
        Копал-копал старший брат, вдруг наткнулась его лопата на что-то большое и твердое. Забилось у него сердце, обрадовался он, кликнул своих братьев:
        - Скорее ко мне: я отцовский клад нашел!
        Прибежали средний и младший братья, стали помогать старшему.
        Трудились, трудились и выкопали из земли не горшок с золотом, а тяжелый камень.
        Обидно им стало, они и говорят:
        - Что же нам с этим камнем делать? Не оставлять же здесь. Отнесем его подальше да бросим в овраг!
        Так они и сделали. Убрали камень - и опять землю раскапывать. Целый день работали, о еде, об отдыхе забыли! Перекопали еще раз всю землю. Земля стала пышной и мягкой. А горшка с золотом так и не нашли.
        - Что же,- говорит старший брат,- раскопали мы землю - не пустовать же ей! Давайте посадим на этой земле виноград.
        - Верно,- говорят братья.- Хоть не даром пропадут наши труды.
        Посадили они виноградные лозы и стали ухаживать за ними.
        Немного времени прошло, разросся у них большой да хороший виноградник. Созрели сочные, сладкие гроздья.
        Собрали братья богатый урожай. Оставили себе сколько нужно, а остальное продали - много денег получили.
        Тогда сказал старший брат:
        - Недаром мы раскопали всю нашу землю: нашли мы в ней драгоценный клад, о котором нам перед смертью отец говорил!
        МОЛДАВСКАЯ СКАЗКА
        ЧУДЕСНЫЙ ПОДАРОК
        В старину у одного богатого крестьянина был работник. Он очень любил играть в карты и вечно был в долгах. Однажды кредиторы подстерегли его и отобрали хозяйского буйвола, которого работник гнал в поле.Бедняга совсем пал духом; он лег на краю поля, да так и остался недвижим. "Как теперь показаться на глаза хозяину?" - размышлял он в отчаянии.
        Его заметили две вороны; они подумали, что он мертв, и хотели выклевать у него глаза. Но работник изловчился, схватил одну из них и гневно воскликнул:
        - Глаз моих захотела отведать, негодная? Вот сейчас узнаешь, жив я или мертв!
        - Отпусти меня, - взмолилась перепуганная ворона, - я дам тебе за это такую награду, что не пожалеешь!
        - Где твоя награда? - сказал работник. - Давай сейчас же, а то конец тебе!
        Ворона дала ему кусок яшмы и сказала:
        - Эта яшма даст тебе все, что только пожелаешь.
        - Хочу, чтобы ко мне вернулся хозяйский буйвол, - пожелал работник и крепко зажал яшму в ладонях.
        Едва он сказал это, как буйвол уже стоял перед ним. Тогда он отпустил ворону, пригнал буйвола домой и заявил хозяину, что не будет больше у него работать.
        Затем он пожелал себе богатый дом, весь изукрашенный драконами и фениксами. Не успел он и договорить это, глядит - а перед ним дом, точь-в-точь такой, как он хотел, да еще полный дорогой утвари.
        Потом работник захотел получить широкое и удобное для пахоты поле. Когда и это желание было исполнено, он решил, что больше ему ничего не надо, и зажил богато и счастливо.
        Но однажды у него явилось еще одно желание:
        - Хочу иметь жену, - сказал он, взяв яшму, - и чтобы она была прекрасна, как фея, спустившаяся с небес.
        Едва он это сказал, как появилась девушка из богатого дома, самая красивая в провинции, и попросила, чтобы он взял ее в жены. Некоторое время они жили хорошо, но затем жена стала допытываться:
        - Ведь прежде ты был бедняком, как же тебе удалось раздобыть такое богатство?
        Муж честно рассказал ей обо всей истории с вороной и о волшебной яшме.
        Узнав все, что ей было нужно, жена задумала недоброе. Улучив однажды момент, когда мужа не было дома, она украла яшму и убежала с ней в дом своих богатых родителей. Когда работник увидел, что жена и яшма исчезли бесследно, он пришел в отчаяние и побрел куда глаза глядят. Он зашел в горы, сел там и горько заплакал.
        Тут ему явился Будда и спросил, почему он плачет.
        - У меня была волшебная яшма, а жена украла ее, - ответил крестьянин.- Вот я и сижу здесь, оплакиваю свое горе.
        - Не печалься, - сказал Будда,- я дам тебе хороший совет, и ты вернешь обратно свое добро.
        И Будда вручил ему два цветка - белый и красный.
        - Воткни белый цветок в дверь дома, куда сбежала твоя жена, - сказал он, - и там произойдут забавные события. Потом ты дашь обитателям дома понюхать другой цветок, и они с радостью вернут тебе яшму.
        Следуя наставлению Будды, крестьянин тотчас же отправился к дому своих обидчиков и прикрепил к двери белый цветок. Необычайный аромат проник в комнаты; вся семья вышла посмотреть на чудо. Отец, мать и дочь, отталкивая друг друга, старались поскорее понюхать цветок.
        Но что это? Нанюхавшись, глава семьи вдруг почувствовал, что нос у него вырос на добрый аршин. То же самое произошло и с его женой и с дочерью. Носы у них повисли и стали болтаться, словно хоботы у слонов.
        С отчаянием оглядывая друг друга, они зарыдали. Что за напасть приключилась с ними? Они перепробовали множество лекарств, посетили многих лекарей, но все было напрасно: носы их ни на вершок не стали короче.
        Через несколько дней крестьянин как ни в чем не бывало посетил дом тестя. Увидев длинные носы, он не смог удержаться от смеха.
        - Не знаем, чем мы провинились и за что небо послало нам такое наказание, - пожаловались ему тесть и теща, заливаясь слезами.
        - Все это из-за того, что вы позарились на чужое добро, - сказал им крестьянин. - Если вы вернете мне яшму, я сразу вылечу вас.
        Старики приказали дочери тотчас вернуть яшму. Получив свою яшму, крестьянин дал им понюхать красный цветок. И что же? Носы у всех сразу приняли обычный вид, а у дочери нос стал таким же красивым, как и раньше. Она покорно вернулась в дом мужа и с тех пор боялась даже прикоснуться к яшме.
        Супруги долго жили в мире и согласии. Дети у них были красивы, как яшма, и умны так, что никто не мог с ними сравниться.
        Когда же наконец крестьянин состарился и пришло ему время умирать, к его дому прилетели две вороны и прокаркали:
        - Скорее, скорее!.. Скорее верни яшму! В доме вдруг сверкнул ослепительный свет и яшма исчезла, будто ее никогда и не было.
        ВЬЕТНАМСКАЯ СКАЗКА
        ЧУДЕСНЫЙ САД
        Гору эту, на которой рос — прямо посреди леса — чудесный сад, видно было издалека. Под лучами жаркого солнца зрел там маис, поспевала фасоль, наливались тыквы. Шиповник да дикие розы разных цветов цвели под деревьями, чьи ветви отягчали сочные плоды.
        Каждый день по несколько раз Эвичи-Сага — маниту, божество этих мест, — вел разговор с медведями, оленями и другими зверями, которые приходили утолить жажду к озеру; влагу озера пили и облака, проплывавшие над ним. Так чист был воздух в этих местах, что не знали старости жившие там обитатели леса.
        Только раз виндиго* , противник доброго маниту, который проходил в тех местах, решил, что глупо просто так брести мимо; почему бы, думает, не забраться мне на эту гору, не набрать там фруктов, не запастись дичью.
        Залез он в волшебный сад — да и начал набивать корзину свою; самыми чудесными травами наполнил ее, лучшие головки лесного чеснока туда побросал. Долго старался, все побольше хотел унести. И только когда увидел он, что солнце скрылось, когда услышал, что ветер свистит, поет все громче да громче, решил: спускаться пора — а то, думает, как бы не застала меня тут, на горе, непогода.
        В ту часть сада, где росли фрукты, забежал виндиго, когда град уже начался. Градины колотили по камням, прыгали, как бешеные, по скалам — а он в это время ломал ветви плодовых деревьев, поскорей готовил вязанку, за спиной ее укреплял; вдобавок, приметил он вдруг двух жирных куропаток, которые яйца там высиживали, — да и поймал их, тоже с собой прихватил.
        Только земля уже дрожала у него под ногами, тряслась, ходуном ходила — а потом вдруг случилось неслыханное дело. Дунул маниту — и теплый ливень с такой хлынул силой из тучи, что свалился виндиго, встать не может. Огненная полоса разорвала небо, страшным зигзагом ударила в утес — и яростное пламя молнии в мгновение ока прочертило ложе новой реки, которая тут же устремилась, послушная, вниз, к подножию горы.
        Сброшен был виндиго в кипящие эти воды — а эхо все повторяло грохот разъяренной горы.
        Унесла вода злого пришельца, до самых прерий домчал его поток, до мест, где расширяется русло, разливается вольно река; там был разоритель чудесного сада превращен в остров — ибо впредь суждено ему было все взирать на чудесную гору, ни на шаг к ней не приближаясь. И так это будет вечно.
        ЛЕГЕНДЫ НОВОЙ ФРАНЦИИ
        ЧУДО - РУБАШКА
        В некотором царстве жил богатый купец. Помер купец и оставил трех сыновей на возрасте. Два старших каждый день ходили на охоту.
        В одно время взяли они с собой и младшего брата, Ивана, на охоту, завели его в дремучий лес и оставили там - с тем чтобы все отцовское имение разделить меж собой, а его лишить наследства.
        Иван - купеческий сын долгое время бродил по лесу, ел ягоды да коренья; наконец выбрался на равнину и на той равнине увидал дом.
        Вошел в комнаты, ходил, ходил - нет никого, везде пусто; только в одной комнате стол накрыт на три прибора, на тарелках лежат три хлеба. Иван - купеческий сын откусил от каждого хлеба по маленькому кусочку и спрятался за дверь.
        Вдруг прилетел орел, ударился о землю и сделался молодцом; за ним прилетел сокол, за соколом воробей - ударились о землю и оборотились тоже добрыми молодцами. Сели за стол кушать.
        - А ведь хлеб у нас почат! - говорит орел.
        - И то правда, - отвечает сокол, - видно, кто-нибудь к нам в гости пожаловал.
        Стали гостя искать-вызывать. Говорит орел:
        - Покажись-ка нам! Коли ты старый старичок - будешь нам родной батюшка, коли добрый молодец - будешь родной братец, коли ты старушка - будешь мать родная, а коли красная девица - назовем тебя родной сестрицею.
        Иван - купеческий сын вышел из-за двери, они его ласково приняли и назвали своим братцем. На другой день стал орел просить Ивана - купеческого сына:
        - Сослужи нам службу - останься здесь и ровно через год в этот самый день собери на стол.
        - Хорошо, - отвечает купеческий сын, - будет исполнено.
        Отдал ему орел ключи, позволил везде ходить, на все смотреть, только одного ключа, что на стене висел, брать не велел.
        После того обратились добрые молодцы птицами - орлом, соколом и воробьем - и улетели.
        Иван - купеческий сын ходил однажды по двору и усмотрел в земле дверь за крепким замком; захотелось туда заглянуть, стал ключи пробовать - ни один не приходится; побежал в комнаты, снял со стены запретный ключ, отпер замок и отворил дверь.
        В подземелье богатырский конь стоит - во всем убранстве, по обеим сторонам седла две сумки привешены: в одной - золото, в другой - самоцветные камни.
        Начал он коня гладить: богатырский конь ударил его копытом в грудь и вышиб из подземелья на целую сажень. Оттого Иван - купеческий сын спал беспробудно до того самого дня, в который должны прилететь его названые братья.
        Как только проснулся, запер он дверь, ключ на старое место повесил и накрыл стол на три прибора. Вот прилетели орел, сокол и воробей, ударились о землю и сделались добрыми молодцами, поздоровались и сели обедать.
        На другой день начал просить Ивана - купеческого сына сокол: сослужи-де службу еще один год! Иван - купеческий сын согласился.
        Братья улетели, а он опять пошел по двору, увидал в земле другую дверь, отпер ее тем же ключом. В подземелье богатырский конь стоит - во всем убранстве, по обеим сторонам седла сумки прицеплены: в одной - золото, в другой - самоцветные камни. Начал он коня гладить; богатырский конь ударил его копытом в грудь и вышиб из подземелья на целую сажень. Оттого Иван - купеческий сын спал беспробудно столько же времени, как и прежде.
        Проснулся в тот самый день, когда братья должны прилететь, запер дверь, ключ на стену повесил и приготовил стол.
        Прилетают орел, сокол и воробей; ударились о землю, поздоровались и сели обедать.
        На другой день поутру начал воробей просить Ивана - купеческого сына: послужи-де службу еще один год! Он согласился.
        Братья обратились птицами и улетели. Иван - купеческий сын прожил целый год один-одинехонек и, когда наступил урочный день, накрыл стол и дожидается братьев.
        Братья прилетели, ударились о землю и сделались добрыми молодцами; вышли, поздоровались и пообедали.
        После обеда говорит старший брат, орел:
        - Спасибо тебе, купеческий сын, за твою службу; вот тебе богатырский конь - дарю со всею сбруею, и с золотом, и с камнями самоцветными.
        Средний брат, сокол, подарил ему другого богатырского коня, а меньший брат, воробей, - рубашку.
        - Возьми, - говорит, - эту рубашку пуля не берет; коли наденешь ее, никто тебя не осилит!
        Иван - купеческий сын надел ту рубашку, сел на богатырского коня и поехал сватать за себя Елену Прекрасную; а об ней было по всему свету объявлено: кто победит Змея Горыныча, за того ей замуж идти. Иван - купеческий сын напал на Змея Горыныча, победил его и уж собирался защемить ему голову в дубовый пень, да Змей Горыныч начал слезно молить - просить:
        - Не бей меня до смерти, возьми к себе в услужение; буду тебе верный слуга!
        Иван - купеческий сын сжалился, взял его с собою, привез к Елене Прекрасной и немного погодя женился на ней, а Змея Горыныча сделал поваром. Раз уехал купеческий сын на охоту, а Змей Горыныч обольстил Елену Прекрасную и приказал ей разведать, отчего Иван - купеческий сын так мудр и силен. Змей Горыныч сварил крепкого зелья, а Елена Прекрасная напоила тем зельем своего мужа и стала выспрашивать:
        - Скажи, Иван - купеческий сын, где твоя мудрость?
        - На кухне, в венике. Елена Прекрасная взяла тот веник, изукрасила разными цветочками и положила на видное место. Иван - купеческий сын воротился с охоты, увидал веник и спрашивает:
        - Зачем это веник изукрасила?
        - А затем, - говорит Елена Прекрасная, - что в нем твоя мудрость и сила скрываются.
        - Ах, как же ты глупа! Разве может моя сила и мудрость быть в венике?
        Елена Прекрасная опять напоила его крепким зельем и спрашивает:
        - Скажи, милый, где твоя мудрость?
        - У быка на рогах. Она приказала вызолотить быку рога.
        На другой день Иван - купеческий сын воротился с охоты, увидал быка и спрашивает:
        - Что это значит? Зачем рога вызолочены?
        - А затем, - отвечает Елена Прекрасная, - что тут твоя сила и мудрость скрываются.
        - Ах, как же ты глупа! Разве может моя сила и мудрость быть в рогах? Елена Прекрасная напоила мужа крепким зельем и снова стала его выспрашивать:
        - Скажи, милый, где твоя мудрость, где твоя сила?
        Иван - купеческий сын и выдал ей тайну:
        - Моя сила и мудрость вот в этой рубашке. После того уснул.
        Елена Прекрасная сняла с него рубашку, а самого изрубила в мелкие куски и приказала выбросить в чистое поле, а сама стала жить с Змеем Горынычем. Трое суток лежало тело Ивана - купеческого сына по чисту полю разбросано; уж вороны слетелись клевать его. На ту пору пролетали мимо орел, сокол и воробей, увидали мертвого брата.
        Бросился сокол вниз, поймал вороненка и сказал старому ворону:
        - Принеси скорее мертвой и живой воды. Орел, сокол и воробей сложили тело Ивана - купеческого сына, спрыснули сперва мертвою водою, а потом живою. Иван - купеческий сын встал, поблагодарил их, они дали ему золотой перстень. Только Иван - купеческий сын надел перстень на руку, как тотчас оборотился конем и побежал на двор Елены Прекрасной.
        Змей Горыныч узнал его, приказал поймать этого коня, поставить в конюшню и на другой день поутру отрубить ему голову.
        При Елене Прекрасной была служанка; жаль ей стало такого славного коня, пошла в конюшню, сама горько плачет и приговаривает:
        - Ах, бедный конь, тебя завтра казнить будут. Провещал ей конь человеческим голосом:
        - Приходи завтра, красная девица, на место казни, и как брызнет кровь моя наземь, заступи ее своею ножкою; после собери эту кровь вместе с землею и разбросай кругом дворца.
        Поутру повели коня казнить; отрубили ему голову, кровь брызнула - красная девица заступила ее своей ножкою, а после собрала с землею и разбросала кругом дворца; в тот же день выросли кругом дворца славные садовые деревья.
        Змей Горыныч отдал приказ вырубить эти деревья и сжечь все до единого.
        Служанка заплакала и пошла в сад в последний раз погулять-полюбоваться. Провещало ей одно дерево человеческим голосом:
        - Послушай, красная девица! Как станут сад рубить, ты возьми одну щепочку и брось в озеро. Она так и сделала, бросила щепочку в озеро - щепочка обратилась золотым селезнем и поплыла по воде.
        Пришел на то озеро Змей Горыныч - вздумал поохотиться, - увидал золотого селезня. "Дай, - думает, - живьем поймаю!"
        Снял с себя чудесную рубашку, что Ивану - купеческому сыну воробей подарил, и бросился в озеро. А селезень все дальше, дальше, завел Змея Горыныча вглубь, вспорхнул - и на берег, оборотился добрым молодцем, надел рубашку и убил змея.
        После того пришел Иван - купеческий сын во дворец, Елену Прекрасную прогнал, а на ее служанке женился и стал с нею жить-поживать, добра наживать.
        НАРОДНАЯ СКАЗКА
        Чудо-девица
        Жил-был когда-то король, и было у него много сыновей. Уж не помню точно, сколько их у него было, только младшему все не сиделось дома - так и рвался он из дому на мир поглядеть и себя показать. Наконец король сдался на уговоры сына и отпустил его.
        Шел королевский сын, шел и пришел на подворье к великану. Взял великан его в услужение. Вот собирается утром великан пасти свое стадо и говорит королевскому сыну:
        - Работы тебе на сегодня - вычистить хлев. Вычистишь - на том и кончай. Тебе повезло, хозяин тебе попался -добрее не сыщешь. Но уж коли так, служи и ты с усердием. Да не вздумай зайти в комнаты, что по соседству с той, где ты ночевал. Ослушаешься - не сносить тебе головы.
        "Кажется, он и впрямь добрый, -сказал про себя королевский сын и принялся расхаживать по комнате и распевать веселые песенки. - А хлев еще успею вычистить - времени у меня хоть отбавляй. Вот бы заглянуть в другие комнаты! Что-то там неладно, а не то чего бы он не разрешал мне туда входить?" И королевский сын вошел в первую комнату. Вошел и видит: висит на стене большой котел, а в нем что-то варится. Но сколько королевский сын ни глядел, так и не углядел под ним никакого огня.
        "Интересно, что тут варится?" - подумал он и сунул в котел голову. В ту же минуту волосы у него стали как медные.
        - Вот так суп! Кто его попробует, тот сразу станет красавцем, - сказал королевский сын и вошел в следующую комнату. Там тоже висел на стене котел, и в нем тоже что-то варилось. Но и под этим котлом он не увидел никакого жара.
        - Надо понюхать и этот суп, - сказал королевский сын и склонился над котлом. Тотчас волосы у него стали как серебряные.
        - Такого доброго супа не едали и во дворце моего отца, - заметил королевский сын. - Интересно, каков же он на вкус?
        - И королевич вошел в третью комнату. Там тоже висел на стене котел, и в нем тоже что-то варилось. Решил он понюхать и этот суп. Только сунул в котел голову, как волосы его засверкали чистым золотом, так что смотреть больно.
        - Чем дальше в лес, тем больше дров,- сказал королевский сын. - Но если в этой комнате мой хозяин варит золото, то что же он варит в следующей? - И он открыл дверь в четвертую комнату. На сей раз котла в комнате не оказалось, зато перед королевичем сидела на скамье молодая девушка - не иначе как королевская дочка. Но чья бы дочка она ни была - такой красавицы ему не доводилось видеть ни разу в жизни.
        - Господи Иисусе, чего тебе здесь надобно?- спросила девушка, что сидела на скамье.
        - Нынче утром я нанялся сюда в услужение, -отвечал королевский сын.
        - Спаси тебя Бог от этого места! - говорит она ему.
        - Ого! А я-то думал, что попал к доброму хозяину! - сказал королевский сын. - На сегодня он задал мне совсем легкую работу-вычистить хлев. Кончу- и свободен!
        - Как же ты думаешь взяться за это дело! - спрашивает она. - Если ты надеешься вычистить хлеб так, как это обычно делают люди, то ничего у тебя не выйдет. Только ты выбросишь лепешку навоза, как на ее месте появятся десять новых. Но я научу тебя, как быть: сначала переверни лепешку, а потом подцепи ее рукояткой лопаты - она и полетит сама в кучу.
        - Хорошо, я так и сделаю,- пообещал королевский сын, да так весь день и просидел в комнате у девушки, потому что не прошло и часа, как им обоим стало ясно, что не могут они друг без друга жить. Вот почему первый день, что служил он у великана, промелькнул словно одна минута - уж в этом можете не сомневаться.
        Но вот наступил вечер, и королевская дочка велела ему идти чистить хлев - не ровен час, вернется великан.
        Пришел он в хлев да и подумал: "А ну-ка проверю, не обманула ли меня королевская дочка?" Взялся за лопату и давай чистить хлев так, как в бытность его у отца чистили хлев королевские конюхи. Куда там! Пришлось бросить, потому что не прошло и минуты, как вокруг него выросла такая куча навоза, что ему стоять негде стало. Тогда он сделал так, как научила его королевская дочка: перевернет навозную лепешку, подцепит ее рукояткой лопаты, и - глядь - засверкал хлев чистотой, словно его вымыли.
        Отправился он домой - в ту комнату,в которой разрешил ему быть великан, и принялся распевать веселые песенки.
        Вот вернулся великан со своим стадом.
        - Вычистил хлев? - спрашивает.
        - Чист, как стеклышко, хозяин - отвечает королевский сын.
        - Пойду погляжу, - сказал великан и направился в хлев. Но все было так, как сказал королевский сын.
        - Не иначе как поговорил ты с моей Чудо-Девицей! Самому бы тебе никогда до этого не додуматься, - говорит великан.
        - Чудо-Девица? Что это за невидаль такая, а, хозяин? - удивился королевский сын, прикинувшись дурачком. - Вот бы поглядеть!
        - Придет время, поглядишь, - отвечает великан.
        На следующее утро собрался великан снова пасти стадо и говорит королевскому сыну:
        - Вся твоя работа на сегодня - привести домой моего коня, что пасется на выгоне. Приведешь - и гуляй себе весь день. Видишь, как тебе повезло, - ты попал к доброму хозяину, - повторил великан. - Но смотри не заходи в те комнаты, о которых я говорил вчера. Ослушаешься - сверну тебе шею, -сказал великан и отправился пасти стадо.
        - Да ты и впрямь добрый, - сказал королевский сын, - но только я все же зайду в те комнаты и потолкую с Чудо-Девицей, быть может, совсем скоро она станет моей, а не твоей. - И он вошел в комнату девушки.
        Она спросила его, какое поручение дал ему на сей раз великан.
        - Пустое дело, - отвечал королевский сын. - Всего-то и работы, что подняться на выгон да привести домой коня великана.
        - И как же ты собираешься за это взяться? - спросила Чудо-Девица.
        - Подумаешь, невидаль какая - проехаться до дому верхом на лошади! - отвечал королевский сын.
        - Так-то оно так, да только на этом коне проехаться верхом непросто, - сказала Чудо-Девица. - Ну да ничего, я научу тебя, что делать. Только он тебя увидит - из ноздрей у него вырвется огонь, и пламя будет полыхать такое яркое, словно от смоляного факела. Но ты не бойся! Возьми с собой уздечку, что висит за дверью, и сунь уздечку коню в пасть. Конь станет сразу такой спокойный и послушный, что ты легко пригонишь его домой.
        -Хорошо, сделаю все, как ты велишь, - сказал королевский сын, да так и остался у Чудо-Девицы, и они провели целый день вместе и болтали о всякой всячине. Но больше всего говорили они о том, как славно они заживут, когда убегут от великана и будут вместе; выгон и конь напрочь вылетели из головы у королевского сына, и он бы вовсе про них забыл, если б к вечеру Чудо-Девица ему про них не напомнила и не велела до прихода великана привести домой его коня.
        Пришлось ему подчиниться; взял он уздечку, что висела в углу за дверью, и пошел на выгон. Только конь его заметил, из ноздрей у него повалил огонь, пламя яркое. Но королевский сын выбрал подходящий момент, и, едва конь успел подскочить к нему, он его взнуздал, и стал конь как вкопанный, а потом, словно ягненок, пошел за королевским сыном. А уж завести его на конюшню было проще простого - можете мне поверить.
        Вернулся королевский сын в свою комнату и давай распевать веселые песенки.
        К вечеру пришел домой великан.
        Привел коня с выгона? - спрашивает.
        - Да, хозяин. Я бы с удовольствием подольше покатался на нем, но приехал прямехонько домой и поставил его в конюшню, - отвечает королевский сын.
        - Пойду погляжу, - говорит великан. Пошел он в конюшню и видит: стоит конь на месте, как и сказал ему королевский сын.
        - Не иначе как ты поговорил с моей Чудо-Девицей! Самому бы тебе никогда до этого не додуматься, - снова говорит великан.
        - Вчера Чудо-Девица, сегодня Чудо-Девица - что за невидаль такая! Вот бы поглядеть на нее, - отвечает королевский сын, снова дурачком прикинувшись.
        - Придет время, поглядишь, - говорит великан.
        Наутро третьего дня снова собрался великан пасти стадо.
        - Спустишься сегодня в преисподнюю и принесешь мне оттуда дань, которую мне платят с каждой жаровни, - наказывает он королевскому сыну. - А вернешься - отдыхай сколько твоей душе угодно. Тебе повезло - ты попал к доброму хозяину! - И он ушел.
        -Уж такой ты добрый, что подыскиваешь мне одну работенку легче другой, - говорит королевский сын. - Ну да ничего, я все-таки попробую разыскать твою Чудо-Девицу; ты говоришь, она твоя, но, может быть, она осмелится научить меня, как мне взяться за твое поручение. - И он вошел в комнату Чудо-Девицы.
        Спросила его Чудо-Девица, какую работу наказал ему сделать на сей раз великан, и королевский сын поведал ей, как велел ему великан спуститься в преисподнюю и принести оттуда дань.
        - Как же ты думаешь взяться за дело? - спрашивает Чудо-Девица.
        - Я надеюсь, ты мне поможешь. Я ведь никогда прежде не бывал в преисподней. Но даже если бы я знал туда дорогу, все равно я не знаю, сколько мне взыскивать дани.
        - Хорошо, я тебе помогу. Дойдешь до скалы, что на краю поля, и увидишь возле нее молоток. Возьми его и постучи по скале. Выйдет из скалы человек - из глаз и носа его вырываются языки пламени - спросит тебя, сколько ты хочешь взять. Отвечай: столько, сколько смогу унести.
        -Хорошо, я так и сделаю, - пообещал королевский сын и целый день провел с Чудо-Девицей. Так бы и сидел он у нее, если бы она не напомнила, что до прихода великана надо успеть спуститься в преисподнюю.
        Пришлось ему отправиться в путь-дорогу, и сделал он все, точь-в-точь как велела ему Чудо-Девица. Дошел до скалы, взял молоток и постучал по скале. Вышел из скалы человек- из глаз и носа у него пламя вырывалось.
        - Чего тебе надобно? - спрашивает.
        - Я пришел дань для великана собирать.
        - Сколько же ты хочешь?
        - Я никогда не беру больше, чем могу унести, - отвечает королевский сын.
        - Это хорошо, что ты не прихватил с собой коня с телегой, - сказал тот, кто вышел из скалы. - Ступай за мной!
        Вошел королевский сын за ним внутрь горы, и что же: перед ним огромная куча золота и серебра! Взял он столько, сколько мог унести, и отправился восвояси.
        А вечером, перед тем как возвратиться великану, пошел королевский сын в свою комнату и давай петь веселые песенки - точь-в-точь как прежде.
        - Ну что, принес мне дань из преисподней? - спрашивает великан.
        - Конечно, хозяин, - отвечает королевский сын.
        - Куда ты ее дел? - спрашивает великан.
        - Да вон за скамьей лежит мешок с золотом.
        - Пойду погляжу, - говорит великан и идет к скамье. Подошел и видит: лежит возле скамьи мешок, набитый золотом и серебром, да такой полный, что стоило великану до него дотронуться, как золото и серебро так и посыпались на пол!
        - Не иначе как ты поговорил с моей Чудо-Девицей, - сказал великан. - Ну смотри, коли так - не сносить тебе головы!
        - Чудо-Девица? - удивился королевский сын. - Вчера Чудо-Девица, позавчера Чудо-Девица, и сегодня опять ты за свое, хозяин. Вот бы поглядеть на эту невидаль!
        - Ну что ж, подожди до утра, я сам отведу тебя к ней, - говорит великан.
        -Спасибо, хозяин, -отвечает королевский сын.
        На следующий день привел великан королевского сына к Чудо-Девице.
        - Разрежь-ка его на куски и свари вон в том большом котле. Как увидишь, что суп готов, скажешь мне, -сказал великан, а сам улегся спать на скамью, и сразу же раздался такой храп, что горы задрожали.
        Взяла Чудо-Девица нож, надрезала королевскому сыну палец и три капли крови на табуретку капнула. Собрала все старые тряпки, сношенную обувь и весь хлам, что попался под руку, и сунула все это в котел. А потом наполнила шкатулку золотом, положила сверху кусок каменной соли и бутылку с водой, что висела возле двери, взяла двух золотых кур и золотое яблоко, и побежали они с королевским сыном что было сил прочь от дома великана.
        Бежали они, бежали и прибежали к морю. А потом сели на корабль и поплыли;
        где и как раздобыли они корабль - никогда я об этом не спрашивал.
        А великан тем временем все спал в комнате Чудо-Девицы. Вот он потянулся и спросил:
        - Ну как, скоро суп будет готов?
        - Только начала варить, - ответила с табуретки первая капля.
        Повернулся великан на другой бок и снова заснул и спал долго-долго. Но вот он снова потянулся и спросил сонным голосом, не открывая глаз, - как, впрочем, и в первый раз:
        - Скоро он сварится?
        - Почти готов! - ответила вторая капля, и снова великану показалось, что это голос Чудо-Девицы. Повернулся он на другой бок и опять захрапел.
        Спал он, спал много часов подряд; но вот он зашевелился, потянулся разок-другой и спрашивает:
        - Неужто еще не сварился?
        - Сварился! - ответила третья капля.
        Поднялся тогда великан и стал протирать глаза, но, сколько он их ни тер, никак не мог разглядеть ту, что говорила с ним. Тогда он принялся громко звать Чудо-Девицу. Никто ему не ответил.
        "Небось вышла ненадолго", - решил великан. Взял он уполовник и пошел к котлу, варева отведать. А в котле-то ничего и не было, кроме старых подошв, тряпья да прочей гадости. И все это комом, не разберешь, что получилось-суп или каша!
        Как поглядел великан в котел да как понял, что произошло, он так разъярился, что долго не мог опомниться. А потом побежал в погоню за королевским сыном и Чудо-Девицей, но их и след простыл. Примчался он вскорости к морю, а перебраться через него не может.
        - Ну ничего, против этого у меня есть верное средство, - сказал великан. - Стоит мне только кликнуть моего морского сосальщика - и все в порядке!
        Так он и сделал. Прибежал сосальщик, лег на землю, отхлебнул из моря несколько глотков - и сразу воды в море стало так мало, что великан без труда разглядел корабль, а на нем королевского сына и Чудо-Девицу.
        - Брось в море кусок каменной соли! - крикнула Чудо-Девица.
        Швырнул королевский сын за борт камень, и выросла поперек моря гора, да такая большая и высокая - куда там одолеть великану!
        - Ну ничего, против этого у меня тоже есть верное средство, -сказал великан.
        Взял он сверло и давай сверлить гору, чтобы сосальщик снова мог высосать воду. Но только просверлил в горе дыру, только сосальщик улегся и стал пить, как Чудо-Девица и королевский сын ступили на землю. Спасены!
        Решили они идти домой, во дворец короля. Но королевский сын ни за что не хотел, чтобы Чудо-Девица пешком шла.
        - Не уходи! - просит его Чудо-Девица. - Как только ты придешь во дворец к отцу, так сразу меня забудешь.
        - Как же мне тебя забыть, когда мы вместе столько горя пережили и полюбили друг друга? - отвечает ей королевский сын. - Я только приведу коляску, запряженную семью лошадьми, а ты подожди меня на берегу моря. Пришлось Чудо-Девице уступить.
        - Но помни, как придешь домой, - говорит она ему, - не ходи ни к кому из родных - отправляйся на конюшню, бери лошадей, запрягай их и скорей приезжай сюда. Вся родня захочет повидать тебя, но ты иди себе дальше, словно и не видишь никого, и в особенности не пробуй ничего есть. Не послушаешься меня - принесешь нам обоим большое несчастье.
        Обещал королевский сын сделать все так, как она велит.
        Пришел он домой и видит: справляет один его брат свадьбу; понаехало гостей во дворец видимо-невидимо, и все сразу окружили королевского сына и стали наперебой расспрашивать его и приглашать. Но он словно никого и не видел - пошел прямо в конюшню, вывел лошадей и принялся их запрягать. Увидели все, что им ни так, ни этак не уговорить его в дом зайти, и давай тащить в конюшню всякие яства и вина - все самое лучшее, что на свадебном столе было. Но королевский сын наотрез отказался что-нибудь отведать - он торопился лошадей запрягать. Тут протягивает ему сестра невесты яблоко и говорит:
        - Раз уж ты не хочешь отведать ничего другого, может быть, хоть яблоко съешь, ведь тебя, небось, сморили голод и жажда после долгого пути.
        Взял он у нее яблоко и откусил кусочек. И в тот же миг забыл и Чудо-Девицу, и то, что должен за ней поехать.
        - Да я никак рехнулся? На что мне лошади и коляска? - спросил он. Завел он лошадей снова в конюшню и пошел вместе с гостями в королевский дворец, и так уж получилось, что решил он жениться на сестре невесты, на той, что угостила его яблоком.
        А Чудо-Девица меж тем сидела на берегу моря и ждала королевского сына, а он все не возвращался. Тогда она решила уйти. Шла она, шла и пришла к маленькой одинокой хижине, что приютилась в самой гуще леса неподалеку от королевского дворца. Вошла она в хижину и попросила приютить ее. А в хижине жила злая старуха волшебница. Сначала она ни за что не хотела пускать к себе Чудо-Девицу, но Чудо-Девица все же уговорила ее, обещая как следует заплатить. Но до чего же грязно и неуютно было в хижине старухи - словно в свинарнике! Как осмотрелась Чудо-Девица, так сразу взялась за дело, чтобы хоть немного прибрать комнату. Не понравилось это злой старухе, да только Чудо-Девица не обращала на нее внимания. Достала она свою золотую шкатулку и бросила в огонь очага несколько золотых монет. Вспыхнуло золото ослепительным светом и озарило всю хижину, и стала она вся позолоченная внутри и снаружи. А старуха до того перепугалась, что кинулась вон из хижины, словно за ней гнался злой дух. Она так спешила, что позабыла наклонить голову в дверях, - как стукнулась головой о косяк, так и снесло ей голову!
        На следующее утро ехал мимо ленсман. Смотрит и дивится: стоит в чаще леса золотая хижина и на солнце сверкает. Каково же было удивление ленсмана, когда он вошел в хижину и увидел прекрасную девушку. Она сразу так понравилась ленсману, что он тут же к ней посватался и просил поскорее дать ему ответ.
        - Если у тебя много денег, тогда что ж... -ответила Чудо-Девица.
        - У меня их не так уж мало, - сказал ленсман.
        Поехал он домой за деньгами, а к вечеру вернулся и бросил на скамью перед Чудо-Девицей денег целый мешок.
        Увидела Чудо-Девица столько денег и согласилась стать женой ленсмана. Но не успели они лечь спать, как Чудо-Девица и говорит:
        - Я забыла жар в печке загрести.
        - Господи, не вставать же тебе из-за этого! - отвечает ленсман. - Я сам все сделаю! - Соскочил он с кровати на пол и одним прыжком очутился у печки.
        - Как только возьмешь в руки кочергу, скажи мне, - говорит ему Чудо-Девица.
        - Уже взял, - отвечает ленсман.
        - Ну, раз ты ее держишь, пусть и она до рассвета тебя держит и сыплет на тебя угли и горячую золу! - говорит Чудо-Девица.
        Так и простоял всю ночь ленсман около печи и все себя раскаленными угольями да горячей золой посыпал, и, сколько он ни плакал и ни молил о пощаде, угли и зола от этого не остывали. А когда забрезжил рассвет и он снова обрел силу и смог отбросить от себя кочергу, он не стал мешкать, уж можете мне поверить, и со всех ног пустился наутек из хижины, словно за ним гнался сам черт, и все, кто встречался ему на пути, удивленно глядели ему вслед, потому что он летел как сумасшедший. Если бы его обобрали и поколотили - то и тогда вряд ли он выглядел бы хуже! Вот почему все с удивлением смотрели на него, а он молчал, чтобы не опозориться еще больше.
        На следующий день шел мимо хижины писарь. Увидел он, как блестит и сверкает хижина в лесной чаще. Решил зайти и поглядеть, кто живет в хижине. Увидел он прекрасную хозяйку, влюбился в нее пуще ленсмана и тут же предложил ей руку и сердце.
        Чудо-Девица ответила ему то же, что и ленсману:
        - Если у тебя много денег, тогда что ж...
        - У меня их не так уж мало, - отвечал писарь и помчался домой.
        К вечеру вернулся он с огромным мешком денег, положил его на скамью перед Чудо-Девицей, и она согласилась стать его женой. Вот ложатся они спать, а Чудо-Девица и говорит:
        - Совсем запамятовала я запереть дверь на ночь, пойду-ка закрою.
        - Господи, не вставать же тебе из-за этого! - воскликнул писарь, - Лежи, я сам закрою. - И он проворно, словно кузнечик, соскочил с кровати и кинулся к двери.
        - Как только схватишься за косяк, скажи мне, - попросила его Чудо-Девица.
        - Уже схватился, - крикнул от дверей писарь.
        - Ну, раз ты схватился за дверь, пусть и она схватится за тебя и держит до рассвета! - крикнула Чудо-Девица.
        Так вот и получилось, что писарь проплясал всю ночь, и надо сказать, что таких коленец ему не приходилось выделывать никогда прежде, да и после того ни разу в жизни не хотелось ему повторять этот танец. Всю ночь бросало и швыряло его из угла в другой, так что он чуть до смерти не зашибся. Сперва он принялся ругаться, потом расплакался и стал молить о пощаде. Но ничего ему не помогало - до самого рассвета. А на рассвете дверь отпустила писаря, и он бросился бежать и на радостях и про мешок с деньгами, и про свое сватовство забыл. И только одного боялся - как бы дверь не побежала за ним вприпрыжку! Встречные диву давались, завидев писаря, - мчится как сумасшедший. Да что там говорить, бодай его всю ночь стадо баранов, он и тогда бы, небось, так ужасно не выглядел,
        На третий день ехал мимо фогт. Он тоже увидел в чаще золотую хижину. И ему захотелось зайти взглянуть, кто живет в хижине. А как увидел он Чудо-Девицу, до того влюбился, что тут же предложил ей руку и сердце. Чудо-Девица ответила ему то же, что и двум другим:
        - Если у тебя много денег, тогда что ж...
        - У меня их не так уж мало, - ответил фогт. - Сейчас побегу за ними домой.
        Так он и сделал. А вечером вернулся и положил перед Чудо-Девицей огромный мешок денег - раза в два был он больше мешка, который притащил писарь. Ну что ж, раз так, быть ему мужем Чудо-Девицы.
        Но не успели они лечь спать, говорит ему Чудо-Девица, что забыла загнать в хлев теленка. Придется ей встать и загнать теленка.
        - Ни за что! - закричал фогт. -- Я сам все сделаю!
        И толстый фогт легко, словно юноша, спрыгнул с кровати и вышел во двор.
        -Эй, послушай! Как только ухватишься за телячий хвост, скажи мне, - говорит ему Чудо-Девица.
        - Ухватился! - крикнул фогт.
        - Держаться тебе за телячий хвост, а хвосту за тебя, и скакать вам по всему белу свету до самой зари, - сказала Чудо-Девица.
        Так оно и сделалось: фогт помчался сломя голову через горы и долы, и чем больше он ругался и кричал, тем быстрей припускал теленок. Покуда рассвело, фогт чуть не умер от этой скачки, и уж так он был рад выпустить наконец телячий хвост, что забыл и про мешок с деньгами, и про все остальное; домой он шел помедленнее, чем судья и писарь, но чем медленнее он шел, тем сподручнее было людям глазеть и пялиться на него, они себе и пялились, и ничего мудреного тут нет: такой был у фогта изможденный и обтрепанный вид после телячьей пляски.
        А через день в королевском дворце играли свадьбу: старший сын собрался в церковь со своей невестой, а тот, что служил у великана, - с ее сестрой. Но только они сели в карету и хотели выехать со двора, как вдруг у них переломился валек в упряжке. Приладили новый - тоже переломился, снова другой приладили -тоже, хоть они и выбирали самое прочное дерево. Все вальки ломались, и никак им нельзя было выехать со двора, так что все очень опечалились. И тут ленсман - он тоже был зван на свадьбу - сказал:
        - За лесом живет Чудо-Девица, и если вы возьмете у нее кочергу, которой она в печи мешает, кочерга эта ни за что не переломится.
        Отрядили к Девице гонца и наказали спросить у нее, не одолжит ли она им свою кочергу, о которой ленсман говорил. Девица им не отказала, сделали они себе новый валек, и тот не переломился. Но только они тронулись со двора, глядь - разлетелось дно в карете. Наскоро вставили новое дно, но, как его ни сколачивали, ни приколачивали, все без толку. Не успеют они вставить новое дно и ударить по лошадям, как оно уж разлетелось в куски. Дело пошло еще хуже, чем с вальком. Тут писарь - раз судью позвали на свадьбу, отчего и писарю там не побывать? - и говорит:
        - За лесом живет Чудо-Девица, и если она одолжит вам дверь от своей хижины, дверь эта ни за что не переломится.
        Снова отрядили гонца за лес к Чудо-Девице и снова покорнейше попросили одолжить им вызолоченную дверь, ту самую, о которой писарь говорил. Снова Девица без раздумий отдала им дверь. Но только они собрались ехать, глядь - а лошади-то не могут сдвинуть карету с места. Поначалу были они запряжены шестеркой, потом взяли восемь лошадей, потом-десять, потом-двенадцать, но сколько ни впрягали лошадей, сколько кучера их ни погоняли, все без толку: карета словно приросла к месту. А время шло, и в церкви давно заждались женихов с невестами, и все, кто собрался в королевском замке, очень печалились; но тут фогт сказал, что далеко за лесом в вызолоченной избушке живет Девица, и если одолжит она им своего теленка, все будет хорошо, потому что теленок этот сдвинет с места любую карету, будь она хоть тяжелей горы. Не хотелось им ехать в церковь на теленке, да делать нечего; пришлось отрядить гонца, и он попросил Чудо-Девицу одолжить им теленка, и карета тронулась; теленок сразу припустил во весь дух, так что они даже опомниться не успели; то они падали, то в воздух взлетали, а когда подъехали к церкви, теленок
завертелся, словно волчок, вокруг церкви, насилу они из кареты выбрались. А уж обратно теленок их повез еще быстрей: они и опомниться не успели, как карета остановилась на королевском дворе. Только они сели за стол, а королевский сын, тот, что у великана служил, и говорит: дескать, не грех бы им пригласить к столу и ту Девицу, которая за лесом живет и которая одолжила им кочергу, дверь и теленка.
        "Ведь без этих-то вещей нам бы до сих пор не выехать со двора". Король с ним тотчас согласился и послал пятерых самых верных своих слуг в вызолоченный домик передать Чудо-Девице низкий поклон от короля и спросить, не пожелает ли она отобедать у короля за свадебным столом.
        - Передайте и вашему королю поклон, - отвечала им на то Чудо-Девица, - да скажите ему, что если он слишком хорош, чтобы самолично прийти ко мне, то и я слишком хороша, чтобы к нему ходить.
        Пришлось самому королю собраться в путь; с ним Чудо-Девица и явилась к свадебному столу. Король сразу смекнул, что эта девица не простая, и усадил ее на почетное место рядом с младшим женихом.
        Посидели они, посидели за столом, и тут Чудо-Девица вытащила двух золотых курочек да золотое яблочко, что увезла от великана, да поставила их на стол перед собой. Курочки сразу принялись отбирать друг у друга это яблоко.
        - Нет, ты только погляди, как они бьются из-за яблока, -сказал королевский сын.
        - Так и мы с тобой бились, чтобы на волю выйти, - отвечала Чудо-Девица.
        Тут королевский сын и узнал ее, и уж так он обрадовался, что не описать. А сестру невесты, которая подсунула ему заколдованное яблоко, он велел привязать к хвостам двадцати жеребцов, и они разорвали ее на части, на мелкие-премелкие, а потом сыграли королевич с Чудо-Девицей настоящую свадьбу, и хоть несладко было ленсману, писарю и фогту это видеть, но и они на ней до конца гуляли.
        НОРВЕЖСКАЯ СКАЗКА
        Чудо-Девочка
        - Ты куда идешь?
        Куда? Все стихло, потемнело. Только ощущение пульсации в голове.
        Смех?! Чей это смех?
        - Ну, вставай же! Бежим, пропустишь ведь все!
        Какой озорной, знакомый, родной голосок. Передо мной стоит странная девочка с ослепительно золотыми кудряшками. Ее глаза излучают такую нежность, такую любовь, что мне было все равно где я, главное, я здесь.
        - Нам надо успеть! - сказала чудо-девочка и, звонко смеясь, побежала вперед.
        Я вскакиваю с колен и бегу вслед за ней сквозь высокую, почто до пояса, разноцветную от цветов траву. Как это здорово!!! Пьянящий аромат окутывает и плавно проникает в каждую клеточку всего моего существа. Распахиваю руки, отдаваясь волшебству!!! Яркое солнышко напитывает все пространство радостью, какую я никогда не испытывала до сих пор. Не бегу, несусь, не ощущая усталости. И кажется, что смеюсь не только я, но и вся эта цветущая, сверкающая Земля. Мы проносимся мимо столетних елей, сосен…
        И вдруг перед нами словно ниоткуда появляется сказочная полянка, над которой раскинулась разноцветная, живая радуга. Она словно состояла из множества маленьких разноцветных мотыльков.
        - Нравится? - спросила чудо-девочка.
        Я не смогла проронить ни слова.
        - А хочешь окунуться в ней?
        - До нее надо лететь, а я не умею летать.
        - Я же умею, значит, и ты можешь! - с искренним удивлением ответила чудо-девочка.
        Мое желание было столь велико, что не заметила, как ноги оторвались от Земли. И мы рука об руку с чудо девочкой слились с животворящей радугой. Здесь не было времени, а была бьющая фонтаном радость. Мне открывался новый мир, новые ощущения, новые чувства. Все излучало любовь тонкую, Божественную.
        - Пойдем, я тебе еще кое-что покажу!
        Мы спустились на Землю. Казалось, что я стала воплощением счастья. О, как хотелось поделиться со всеми кто возродил во мне эти чувства, и теми, кому они еще не известны. Мы легли спиной на землю, закрыли глаза, и солнышко с новой силой принялось греть нас своими лучами.
        И в этот самый момент я услышала удар, доносившийся из недр Земли. Это стук…стук сердца. Я слышу чье-то глубокое дыхание…Земля!! Она дышит!! Она живая!! Глаза закрыты, но мне видны звезды, планеты, слышу, слышу их дыхание. Наши дыхания стали синхронными.
        Вдох - я - Земля. Снова вдох - я - Галактика. Вдох - я - Вселенная. И моя любовь, радость эхом распространилось по всему космическому пространству. Все мое существо излучает любовь. Постепенно Вселенная наполняется ею. И не было времени, и не было границ, а было единение меня с каждой пылинкой, с каждой звездочкой, с бескрайней Вселенной, с Творцом.
        Стали зажигаться новые, еще более яркие звезды, создаваться совершенно новые планеты, галактики, метагалактики, миры, в которых жизнь состояла в стремлении преумножить, утончить и передать от сердца к сердцу вибрации исходящие от Творца.
        Я открыла глаза, поднялась, но теперь в моей груди билось Вселенское сердце, из которого лучился искрящийся золотой свет, наполняющий все пространство вокруг.
        Чудо -девочка стояла передо мной, улыбаясь, протянула руки. Я сделала тоже. Пальцы, руки, а затем и вся чудо-девочка воссоединилась со мной. Божественный свет, льющийся из сердца, стал интенсивнее и ярче…
        Вспышка…Вот уже различимы черты серых домов, людские тела бредущие в разные стороны, кругом духота, гул машин..
        - Эй, куда идешь?!!! - орет мне водитель…
        Чудо-хозяюшка
        Жила-была хозяйка. Добрая, ласковая хозяюшка. Хлопотливая, аккуратная. Все кастрюльки, сковородки блестели у нее, как зеркальные. Скатерти были как ни у кого чистыми и накрахмаленными. А полотенца такими свежими и наглаженными, что, казалось, готовы были взлететь.
        Если на одной из ее многочисленных белоснежных салфеток появлялось какое-нибудь крохотное пятнышко, хозяйка приходила просто в ужас. Она замачивала и кипятила салфетку с разными порошками, отбеливала, стирала, полоскала ее с таким усердием, что каким бы упрямым ни было пятнышко, оно исчезало навсегда. Рассказы о замечательной хозяйке разбежались далеко-далеко.
        Однажды вечером хозяйка услышала странный звук: будто кто-то царапается к ней в дверь. Открыла — и видит: сидит огромный-преогромный, косматый-прекосматый пес. И такой уж черный, что представить трудно. Сидит эта зверюга и плачет. Так горько плакала огромная собака, что хозяюшка даже не испугалась ее.
        — Что с тобой, — говорит, — собаченька, случилось? Почему ты плачешь?
        — Дразнятся все, — всхлипывает пес, — и люди, и собаки, и даже кошки!
        — Дразнятся? Почему же?
        — Да, понимаете, у меня хозяин веселый... Очень уж веселый, не подумал и назвал меня... Стыдно сказать... Снежком назвал... Хозяйка всплеснула руками и охнула.
        — А какой я Снежок? — продолжал пес, встряхивая длинными черными космами. — Я слышал, вы хозяйка необыкновенная. Все-все можете. И отбелить, и отстирать все на свете умеете. Может быть, вы... согласились бы... — совсем застеснялся пес, — меня Снежком настоящим сделать? — Он осторожно посмотрел на хозяйку.
        — Да я... — запиналась хозяюшка, — я никогда не стирала собак.
        — А может быть, все-таки попробуете? — Косматый черный пес умоляюще смотрел и подвывал.
        — Ну что ж, заходи. Посмотрим, что с тобой можно сделать. Снежок нерешительно вздохнул и, осторожно ступая, вошел в квартиру. Чистота... Порядок... Светло и уютно. Еще чернее кажется черный
        Снежок.
        Посмотрела на него хозяюшка и говорит:
        — Ты меня прости, пожалуйста, Снежок, но, может быть, ты просто не очень часто моешься?
        — Я?! Не моюсь?! — Пес даже взвизгнул от обиды. — Да я три раза в день моюсь специальным собачьим шампунем. А все черный.
        — Собачий шампунь — это, конечно, хорошо. Но если ты не против, я помою тебя другими шампунями.
        — Я нисколько не против. Делайте все, что нужно. А то ведь... даже кошки смеются! — снова всхлипнул пес.
        И хозяйка стала его мыть. Сначала желтым шампунем, потом зеленым, потом синим, потом розовым, потом порошками «Лотос» и «Астра», потом держала в отбеливателе «Лебедь». Потом тщательно прополоскала кипяченой водой, потом водой с уксусом. А Снежок и не думал белеть.
        — Придется кипятить, — решительно сказала хозяюшка.
        — Да я же сварюсь! — испугался пес.
        — Не волнуйся, — успокоила его хозяюшка, — не тебя, а твою шкурку кипятить буду. Шубку свою черную снимай.
        — А как же я? А в чем же я?
        — А ты пока надень вот это.
        И хозяйка протянула Снежку халат: толстый, махровый, белый-белый в мелкие сиреневые цветочки. Снежок быстро сбросил шубку и влез в халат. Халат оказался в самый раз. Он так шел Снежку, что, казалось, пес в нем и родился.
        Хозяюшка стала кипятить косматую черную шкурку. И опять напрасно. Ни один волосок не побелел. Расстроилась хозяйка:
        — Не могу помочь тебе, собаченька.
        Совсем загрустил Снежок. Уже хотел переодеваться в свою черную шубку-шкурку. Вдруг хозяйка задумалась о чем-то и спрашивает:
        — А если ты будешь не совсем белый, а в цветочек, как этот халатик? Снежок подошел к большому зеркалу, долго рассматривал себя и остался очень доволен:
        — Здо-о-орово! Просто замечательно! Нарядно-то как!! Эти вредные кошки завидовать будут! Только вот рукавов нет для задних лап.
        — Ну, Снежок, это не беда.
        Взяла чудо-хозяюшка ножницы, иголку, нитки. И вот уже готова чудесная махровая шкурка, белая с сиреневыми цветочками. Смотрится Снежок в зеркало — насмотреться не может.
        А хозяюшка аккуратно сложила черную шкурку, положила ее в пакет и перевязала лентой.
        — Захвати с собой, может быть, твой странный хозяин Угольком тебя назвать захочет.
        ...Так появился махровый белый пес в сиреневый цветочек. И если ты встретишь его, он обязательно расскажет тебе о чудо- хозяйке, с которой крепко подружился.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        ЧУЖАЯ ТРАВКА
        Она была беленькая и пушистая. Как комочек ваты. Как облако, тихо и задумчиво проплывающее над её головой. Шёлковые колечки мелких кудряшек волнами рассыпались по упитанному тельцу. Крошечные рожки упрямо раздвигали завитки белых локонов на круглом лбу. Она неторопливо жевала сочную свежую зелень. И только хвостик забавно дрожал, а круглые чёрные глаза влажно блестели, сосредоточенно разглядывая пролетающую мимо бабочку, одинокий цветок полевой ромашки, мирно жужжащую пчёлку, несущуюся неведомо куда...
        Пастушок в ней души не чаял. Ведь она была у него одна единственная! Ради неё он отказался от всех других овечек, которых ему предлагали со всей округи. А как иначе смог бы он уделять ей столько внимания!
        Полянка, на которой он пас свою возлюбленную овечку, была небольшая. Но травы на ней всегда было вдоволь. Уж он старался, чтобы его овечка была всегда сыта!
        Для неё каждое утро он приносил свежую родниковую воду. Идти было, правда, далеко, но зато как радостно было смотреть на свою овечку, жадно припавшую к ведёрку с водой! Её розовый острый язычок мелькал без устали, собирая желанную влагу. Круглые бока вздувались в такт её горячему дыханию. Она была чудо, как хороша!
        Так проходили годы. Пастушок незаметно старел. А овечка оставалась всё такой же белой и пушистой. Но почему-то всё чаще она поглядывала на соседний участок, где росла такая высокая, изумительно зелёная трава.
        У нас совсем не такая! - с огорчением думала она. И почему пастушок не может вырастить точно такую же? Ну сколько можно жевать одно и то же?! Вот бы попробовать у соседей... Наверняка она слаще и вкуснее!
        Но пастушок зорко следил за своей избалованной овечкой. Она, ведь, так наивна! Так доверчива! Всю жизнь провела за своим заборчиком. Разве знает она настоящую жизнь?
        И ещё старательней, ещё заботливей ухаживал пастушок за своей любимицей.
        Но не уберёг. Не доглядел. Заснул утомлённый, а овечка тихо так, тихо - и шмыгнула на соседний участок.
        Поела чужой травки в своё удовольствие!
        А на следующий день - заболела и умерла...
        Откуда же ей было знать, что соседи посыпали свою траву пестицидами?
        АДА ЦОДИКОВА
        ЧУЖЕЗЕМЕЦ И СТАРИК ИЗ ПХЕНЬЯНА
        Как-то раз один чужеземец из дальних стран по пути в Сеул заехал в Пхеньян и повстречал на улице старика огромного роста, с пышной бородой до самого пояса. На ученого конфуцианца он не был похож, но выглядел необычно.
        Подумал тот чужеземец, что страну прекрасных восточных обычаев населяют люди поистине необыкновенные. Захотелось чужеземцу проверить, знает ли старик учение Конфуция и Мэн-цзы. А как это сделать, не знает. Ведь он не умел говорить по-корейски. Подумал он, подумал и решил объясниться со стариком жестами. Для начала описал указательным пальцем круг. В ответ старик пальцем начертил квадрат. Чужеземец, очень довольный, заулыбался, показал старику три пальца, старик же в ответ загнул пять пальцев. Тогда чужеземец приподнял подол одежды, а старик указал пальцем на свой рот.
        Чужеземец закивал головой и снова заулыбался.
        В Сеуле чужеземец сказал сановнику, который вышел его встречать:
        - Я много раз слышал, что ваша страна славится добрыми обычаями. А теперь понял, что это не простые слова.
        Сановник удивился и спрашивает:
        - Отчего, почтеннейший, вы возносите такие хвалы Корее?
        Чужеземец ответил:
        - По пути сюда я встретил в Пхеньяне старика необычного вида, подумал, что он честный и благородный, и решил испытать его. Нарисовал пальцем круг в воздухе, желая сказать, что небо круглое, он же пальцем начертил квадрат - это значит, что земля имеет четыре стороны. Затем я показал ему три пальца, имея в виду три принципа Самган, он же загнул пять пальцев, подразумевая пять принципов Орюн. Напоследок я приподнял подол, это означало, что в старину хотя и носили длинные платья, но хорошо управляли страной, он же показал на свой рот, желая объяснить, что, когда страна приходит в упадок, надо быть мудрым в речах. Раз уж случайный прохожий обладает таким умом, то что говорить о людях знатных и образованных.
        Сановник доложил о старике королю. Король подумал, что простой смертный не вызовет восторга сановного чужеземца - наверняка это "скрытый талант". И еще он подумал: "Лишь в стране, где правит такой мудрый король, могут жить такие умные люди, как этот старец, знающий толк в учении Конфуция и Мэн-цзы". И повелел король тотчас призвать к нему старца.
        Старик приехал в Сеул и очень удивился, когда ему дали в награду деньги.
        Один сановник спросил старика:
        - Скажи, старик, почему ты начертил пальцем квадрат, когда чужеземец нарисовал круг?
        - Я подумал, что он любит круглые рисовые лепешки дельпхен, я же предпочитаю квадратные индельми.
        - А почему ты показал пять пальцев, когда он показал три? - снова спросил сановник.
        - Я понял, что гость ест три раза в день, я же хочу есть пять раз.
        - А почему ты показал пальцем на рот, когда гость поднял подол?
        - Наверное, он хотел сказать, что больше всего его беспокоит одежда, я же забочусь только о пропитании - вот и показал на рот.
        Придворные расхохотались, но тут же смолкли, и лица их приняли серьезное выражение, словно они решали важное государственное дело.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ЧУЧА И КАПЫШ
        В одной избушке жили мышата - Чуча и Капыш. И были они очень дружными, все делали вместе. Начнет Чуча уборку и Капыш тут как тут - помогает. Шишки на зиму - вдвоем собирают, песни - вместе поют. Были они товарищами не разлей вода.
        И все у них ладилось. В доме порядок, кладовые полны припасами, обед на печи готовится, самовар на столе кипит.
        Но вот однажды начали мышата спорить кто из них главнее.
        - Если бы не я, - заявил Чуча. - в избушке нашей все было бы кувырком. И пол ты, Капыш, как следует не выметешь, и посуда у тебя не так блестит, да и грибы с ягодами просушить правильно не умеешь. В общем, было бы тебе без меня туго!
        - Ишь, чего придумал! - обиделся Капыш. - Все это у меня лучше твоего выходит. А вот шишек и орешков я больше в дом приношу. И пироги, что я пеку, вкуснее. Сам ведь говорил!
        - Все равно, я в доме главнее! - совсем зазнался Чуча. - Все хозяйство на мне держится.
        - Нет, самый главный - я! Даже песен я больше знаю!
        Так спорили мышата до поздней ночи. А утром друг с другом не разговаривают и по хозяйству ничего не делают.
        Прошел день. Прошла неделя. Мышата все никак не помирятся. В избушке беспорядок: пол грязный, посуда не вымыта, в углах паутина, орешки и шишки почти закончились. Видит это Капыш и грустно ему. И Чуча тоже приуныл, вспоминает как здорово было, когда вместе с делами справлялись. Все-таки в настоящей дружбе все равны - нет никого главного. Понял это Капыш. Понял это и Чуча, и предложил:
        - Давай мириться!
        - Давай! - с радостью согласился Капыш.
        Навели они порядок в избушке, напекли пирогов и зажили как раньше, даже лучше. Ведь узнали мышата, что вместе и веселее, и дело быстрее делается, и даже пироги, когда их делишь с другом, становятся вкуснее!
        МАРИНА БОГДАНОВА
        ЧУЧЕЛО В ПЕРЬЯХ
        Умерла у купца жена, а перед смертью завещала:
        - Если женишься, мои платья новой жене не отдавай, нашей дочери оставь.
        Похоронил купец жену, взял в дом молодую. Стала мачеха в доме хозяйничать, делает все, что хочет, только от сундука с платьями ключа у нее нет.
        - Не буду я с тобой жить, - говорит она купцу. - Ты свою дочь больше меня любишь. Если она не отдаст мне ключ от сундука, уйду я от тебя.
        - Ладно, - говорит купец. - Будут платья твои. Только взамен ты купи дочери какое-нибудь одно платье.
        Мачеха купила падчерице платье из перьев, надела на нее и принялась хохотать, пальцем показывать:
        - Вот это чучело, - говорит, - не курица, не птица, а смех-девица! Ну, давай ключ от сундука.
        - Закажете попу обедню по моей матушке - отдам, - говорит девушка.
        Пошли купец с мачехой заказывать обедню, а девушка открыла сундук, связала в узел платья матери и убежала в лес. Идет день, два... Под кустиками ночует, лесной ягодой питается. А в том лесу охотился царский наследник с боярами и слугами. Видят, в кустах диковинная птица прячется, никто такой еще не встречал. Решили ее поймать живьем. Кинулись в кусты - оказалось это не птица, а девица.
        Посмотрел на нее наследник и засмеялся. Бояре засмеялись и слуги.
        - Кто ты? - спрашивает наследник.
        - Я чучело в перьях, - говорит девушка. - Возьми меня во дворец, будешь гостям показывать.
        Согласился наследник, привез ее во дворец. Когда пирует с гостями, велит девушку в платье из птичьих перьев позвать, чтобы гостей потешить.
        Однажды наследник собрался идти на посиделки, умывается на кухне, а купцова дочка у него спрашивает:
        - Ты зачем так чисто моешься?
        Разозлился наследник, бросил в девушку кусок мыла и говорит:
        - Не твое дело, чучело в перьях!
        Ушел наследник. А купцова дочка сняла платье из перьев и надела другое, из узла, и пошла на посиделки. Много там было красивых девушек, а она оказалась лучше всех. Подходит к ней наследник и спрашивает:
        -
        Никогда тебя здесь не видел. Ты откуда, красавица?
        - Оттуда, где мылом бросаются, - ответила девушка и убежала.
        Вернулся во дворец наследник, рассказывает отцу-матери, какую красивую девушку повстречал - краше ее нигде не видел. Только кто она и откуда - не успел узнать: убежала.
        - Завтра обязательно узнаю, - говорит наследник. А купцова дочка давно уж вернулась, переоделась в платье из птичьих перьев и слушает, как они разговаривают.
        На следующий вечер собирается наследник снова на посиделки, надевает чулки с золотым узором. Купцова дочка у него спрашивает:
        - Ты зачем так нарядно одеваешься?
        - Ох, чучело в перьях, - говорит наследник. - Ну и надоела ты мне!..
        И хлестнул девушку чулком.
        Только ушел наследник на посиделки, купцова дочка достала из узла еще более нарядное платье, переоделась в него и отправилась следом.
        На посиделках ищет наследник среди девушек вчерашнюю красавицу, а найти не может... Стал расспрашивать, знает ли кто эту девушку, откуда она. Вдруг видит: входит девушка, еще красивее, чем вчерашняя. Наследник - к ней. Конфетами, калеными орехами угощает.
        Спрашивает:
        - Кто ты такая? Откуда появилась?
        - Оттуда, - отвечает ему купцова дочка, - где чулками дерутся!
        И убежала с посиделок. На кухне переоделась в платье из птичьих перьев и ждет. Возвращается наследник и рассказывает отцу-матери:
        - Встретил девушку еще краше вчерашней, да убежала она. Если найду ее, то другой жены мне не надо.
        Назавтра наследник опять собирается на посиделки, надевает золоченый кафтан, а девушка и спрашивает:
        - Ты кого в жены хочешь взять?
        - Только не тебя, чучело в перьях! - закричал наследник и вытолкнул девушку в шею из дворца.
        Едва наследник ушел на посиделки, купцова дочка вернулась на кухню, достала из узла самое лучшее, самое нарядное платье и надела его. И такой красавицей стала - ни в сказке сказать, ни пером описать.
        А наследник тем временем на посиделках спрашивает, не видел ли кто-нибудь той девушки, что вчера приходила, не знает ли кто-нибудь, где она живет. Тут явилась купцова дочка в самом лучшем своем платье, что мать ей оставила. Наследник к ней кинулся. Забыл и о вчерашней красавице, и о позавчерашней. Не знает, куда посадить, чем угостить.
        - Красивее девушки, чем ты, я не встречал. Откуда ты? - спрашивает.
        - Оттуда, где из дому в шею выгоняют, - отвечает купцова дочь.
        Испугался наследник, что и эта девушка от него убежит.
        Схватил ее за руку, крепко держит.
        - Хочу на тебе жениться, - говорит. - Пойдем во дворец, отцу-матери тебя покажу, пусть они благословят.
        Привел девушку во дворец, поклонились молодые царю и царице.
        - Кто ты? - царь спрашивает. - Как тебя зовут?
        - Я чучело в перьях, - отвечает купцова дочка. -
        Мылом в меня кидали, чулками били, из дворца в шею выгоняли. А зовут меня Маруся.
        Догадался наследник, почему три красавицы на посиделках так отвечали на его вопросы и что не разные девушки это были, а одна и та же.
        - Что хочешь у меня проси, - говорит, - только будь моей женой.
        Вскоре и свадьбу сыграли. И я там был. Хотел поесть пирогов с кашей, да говорят - не ваши. Хотел похлебать щей, да выгнали взашей.
        МОРДОВСКАЯ СКАЗКА
        ЧЬЕ СОКРОВИЩЕ ЛУЧШЕ
        Некий князь имел множество диковинных сокровищ. Чего только у него не было: и рога бородатого льва, и рыбий пуп, и веер тэнгу и даже набедренная повязка бога грома Каминарисама!
        Князь очень гордился своими сокровищами. Но предметом его особой гордости был золотой петух. Хотя он и был сделан из золота, выглядел петух совсем как настоящий. Каждый день, едва лишь начинало светать, он выкрикивал три раза: "Кукареку!"
        Самым большим наслаждением для князя было время от времени вынимать свои сокровища и рассматривать их. Драгоценностями, которые ему особенно правились, он никогда не уставал любоваться.
        Было у князя восемь главных слуг, И каждый из них, как и подобало княжеским слугам, тоже имел свое сокровище - какую-нибудь редкость, которой гордился.
        И вот однажды князь созвал этих слуг и сказал им:
        - Вот что: завтра вечером я устраиваю смотр сокровищ. Приходите все в замок со своими драгоценностями. Тот, чье сокровище окажется лучшим, получит щедрую награду.
        Слуги обрадовались:
        - "Смотр сокровищ"! Вот интересно!
        - Награду получу я!
        - Ну, уж нет - я!
        Так переговариваясь, разошлись они по домам.
        Наступил вечер следующего дня. Князь достал золотого петуха и стал ждать слуг с их редкостями.
        Вскоре появился первый слуга. Он принес свое сокровище - "глаз дракона".
        Второй слуга принес маленький череп.
        - Вот череп теленка, - самодовольно сказал он. Третий слуга принес ведьмин фонарь. Четвертый - желудок барсука. Пятый - ботинки для воробья. Шестой - крылья и лапки голубя-вертуна. Седьмой - искусственное ухо для глухого.
        Один за другим собрались со своими диковинками семеро слуг и стали ждать восьмого, но он все не появлялся.
        - Где же он? Что с ним приключилось?
        - Ему, наверное, нечего показать!
        - Поэтому он и не пришел! Жаль, но... Пока семеро слуг вели такой разговор, появился восьмой слуга. Он почтительно поклонился князю.
        - Я опоздал, нет у меня никакого оправдания.
        - Потом будешь извиняться. Покажи скорее, какое сокровище ты принес?
        - Да, да... Только у меня нет такого сокровища, которое можно назвать особенным. Я не знал, что мне принести сегодня вечером, и взял с собой сокровище самое обыкновенное.
        - Хо! Обыкновенное сокровище? Что это еще такое? Показывай скорее!
        - Я оставил его перед воротами замка.
        - Что же ты, иди скорей за ним!
        - Да, да. Сейчас!
        Восьмой слуга пошел и сразу же вернулся со своим сокровищем. Это были четыре послушных мальчика и четыре прехорошенькие девочки. Дети стали парами и вежливо поклонились.
        Весь большой зал посветлел от сияния оживленных детских лиц. А золотой петух князя и диковинки его слуг сразу потускнели.
        - М-да... - вздохнув, заговорил князь, - в самом деде, это замечательное сокровище. Прекрасные дети! Чего уж обыкновенное, - а рядом с ними наши редкости и драгоценности все равно, что мусор. Я завидую тебе, потому что у тебя есть первое сокровище Японии - дети. Ты победил. Первая награда принадлежит тебе. Поздравляю! Поздравляю!
        Услышали другие слуги слова князя, и им стало стыдно. Низко опустили они головы и долго не поднимали их.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ШАКАЛ И ЛЕОПАРД
        Возвращался леопард с охоты и увидел барана. Никогда раньше не видел леопард такого зверя. Испугался он и, подойдя к барану, робко спросил:
        - Здравствуй, приятель! Как зовут тебя?
        Затопал ногами баран, заблеял громко:
        - Я баран. А ты кто такой?
        - Я леопард, - ответил леопард. А сам испугался еще больше и убрался поскорее прочь.
        По дороге встретил леопард шакала и рассказал, какого страшного зверя довелось ему только что увидеть. Засмеялся шакал:
        - Ох и глуп же ты, леопард! Ведь ты упустил прекрасный кусок мяса. Завтра пойдем туда вместе, поймаем да и съедим его.
        На другой день отправились они за бараном. Вот уже подошли к селению. А баран в то время как раз собирался идти на луг. Увидал он на холме леопарда с шакалом и испугался. Побежал скорее к жене.
        - Там на холме леопард и шакал, они идут к нам, - говорит. - Ох, боюсь пришел нам конец.
        - Не бойся, - ответила жена. - Возьми детеныша с собой и выходи к ним. Только подойдут леопард и шакал, ущипни детеныша, пусть он заплачет, будто голоден.
        Так и сделал баран: взял детеныша и вышел навстречу леопарду и шакалу. Когда леопард увидел барана, он опять испугался и хотел уже воротиться. Но шакал привязал его к себе кожаной веревкой.
        - А ну иди со мной!
        В это время баран ущипнул детеныша, и тот громко заплакал. А баран говорит:
        - Спасибо тебе, шакал, что привел ко мне леопарда. Видишь, как голоден мой детеныш!
        Услышал леопард такие слова, закричал от страха и бросился прочь. Не останавливаясь, бежал он через холмы и горы и волочил за собой шакала. Так прибежал он к себе домой и шакала за собой приволок.
        АФРИКАНСКАЯ СКАЗКА
        ШАКАЛ-СВИДЕТЕЛЬ
        Один торговец ехал однажды по своим делам верхом на лошади. По дороге увидел он шакала, увязшего в болоте. Шакал позвал торговца и стал просить вытащить его из болота.
        - Шакалы - известные обманщики,- ответил торговец.- Не стану я тебя вытаскивать. Но шакал начал смиренно умолять его:
        - Нет, нет, братец, не думай плохого о нас, шакалах. Сделай милость, вытащи меня. Я тебе пригожусь, когда ты сам в беду попадешь.
        Торговец вытащил шакала и поехал дальше. Прибыв в город, он остановился на ночлег у одного маслодела. Лошадь свою торговец привязал возле дома у коновязи, а сам всю ночь спокойно спал.
        На другой день маслодел чуть свет вышел из дома, отвязал лошадь торговца, сел на нее верхом и собрался ехать.
        Случайно в это самое время вышел из дома и торговец. Увидев маслодела, он закричал:
        - Эй, брат, куда же ты поехал на моей лошади?
        - Это моя лошадь,- ответил маслодел.
        - Нет, моя. Я на ней вчера сюда приехал.
        - Неправда! Знаешь ли ты, что моя коновязь каждый год родит по лошади? Эту лошадь она родила нынешней ночью.
        - Вах! - удивился торговец.- Где это видано, чтобы коновязь родила лошадь?!
        - А почему бы и нет?- Вот у меня как раз такая коновязь. Если не веришь, спроси у соседей.
        В этом квартале жили одни мошенники, а маслодел был у них за главного. Позвал он соседей. Все они подтвердили слова маслодела. Что было делать бедняге торговцу! Пошел он в суд искать справедливости у судьи.
        Судья позвал мошенника-маслодела. Тот выставил в свидетели всех своих соседей-мошенников, и те, как один, показали, что коновязь маслодела каждый год родит по лошади. А ту лошадь, которую торговец называет своей, коновязь как раз и родила прошлой ночью.
        Тогда судья велел торговцу выставить своих свидетелей. Торговец вспомнил про спасенного им шакала. Он разыскал его и отправился с ним в суд. По дороге шакал сказал:
        - Я лягу спать на веранде, а ты, смотри, не буди меня.
        Дошли они до суда. Шакал улегся на веранде, а торговец вошел в помещение и обратился к судье:
        - Мой свидетель явился.
        Судья велел служителю привести этого свидетеля. Служитель стал звать шакала, но тот не отзывался. Тогда служитель вышел на веранду и увидел, что шакал спит. Он растолкал его:
        - Что ты здесь делаешь? Разве в суде можно спать? Иди, тебя вызывает судья!
        Шакал поднялся и предстал перед судьей.
        - Ты что же это, ночью не спал, что ли, если здесь заснул? - спросил судья.
        - Саркар (Саркар- господин.),- ответил шакал, делая вид, что протирает глаза,- нынче ночью в одном пруду случился очень большой пожар. Все рыбы в пруду сварились. Вот я целую ночь и просидел на берегу, вылавливал вареную рыбку и ел.
        - Что ты болтаешь? - рассердился судья.- Виданное ли дело, чтобы в воде случился пожар?
        - А как же вы, ваша милость, верите маслоделу? Разве неживая коновязь может родить живую лошадь? - спросил шакал.
        "Верно",- подумал судья и приказал стражникам:
        - Схватите маслодела, а торговцу верните лошадь и отпустите его домой.
        ИНДИЙСКАЯ СКАЗКА
        ШЕЛКОВАЯ СКАЗКА
        У мотылька были матовые тонкие крылышки. Он сидел на белом блестящем лепестке ромашки. Желтая веселая серединка цветка подсвечива- ла матовые крылышки. Вокруг было еще много
        ромашек и травы, густой, зеленой-зеленой. Еще
        было небо. Голубое, просторное, прогретое солнцем. Крохотный мотылек с матовыми крылышками был почти незаметен среди этого веселого лета.
        Вот такая картина висела на стене напротив окна. Картина. Только не нарисованная. Ромашки, трава, небо и даже крошечный мотылек с матовыми крылышками — все-все было вышито по шелку тонкими цветными шелковыми нитками.
        Давно — двести лет назад. Ну, если не двести, то сто точно. Эту картину вышивала бабушка бабушки той девочки, что жила сейчас в комнате с шелковой картиной. Когда девочкина прапрабабушка вышивала веселую картину с ромашками, она сама была молодой и веселой. Поэтому картина и получилась такой яркой, солнечной.
        Закончила молодая прапрабабушка вышивать. Остался у нее совсем маленький моточек белого шелка. Белого, но не блестящего, а чуть матового. Выбросить его? Зачем же? Раз, два, три стежка, и на одной ромашке появился матовый мотылек. Его почти не видно. Ведь кругом такие красивые ромашки, такая яркая густая перепутанная трава, такое небо голубое-голубое. И среди всего этого — маленький мотылек.
        А знаешь, сколько с тех пор хозяев было у картины? Сколько комнат она украшала? Сколько людей любовались ею? Каждый восхищался:
        — Ах, какая прелесть! Ромашки будто трепещут под ветерком.
        — Ах, какое чудо! Трава — как настоящая. Шелестит, кажется.
        — Ах, какое небо! Просто чувствуешь его тепло.
        Вот так говорили разные люди. И каждый обязательно добавлял, что шелковая картина кажется почти живой. Почему-то...
        Все любовались ромашками в густой траве и голубым небом, но никто ни разу не обратил внимания на маленького матового мотылька. Что же удивительного? Крошечные крылышки были просто незаметны на фоне ярких летних красок. Но мотылек не обижался и не расстраивался. Он сидел на прекрасной ромашке и радовался, когда о шелковой картине го-ворили что-нибудь хорошее.
        Так было все двести или сто лет. А вчера или позавчера — не знаю точно — случилась вот такая история.
        В открытое окно влетела бабочка. Чудесная бабочка! Удивительно красивая: огромные золотисто-оранжевые крылышки, с шоколадной каемочкой и голубыми крапинками.
        Когда шелковый мотылек увидел прекрасную бабочку, ему больше всего на свете захотелось заговорить с ней. Это было совсем нетрудно. Прекрасная бабочка была вовсе не воображалой, а очень даже общительной.
        Она подлетела к шелковой картине, похлопала золотистыми крылышками и сказала:
        — Какие прекрасные у вас ромашки, милый мотылек!
        — Да, да! Они всем нравятся. Я рад, что вам тоже.
        — Но знаете ли... — бабочка заморгала крылышками, — знаете ли... Вы только не подумайте, что я хвалюсь! В моем саду тоже есть очень красивые цветы: красные, желтые, лиловые, оранжевые... Не хотите ли посмотреть?..
        — Я бы с удовольствием. Но можно ли мне покинуть мою ромашку? Ведь все давно привыкли, что я здесь.
        — Ну, подумаешь — несколько часов! Никто ничего не заметит. И шелковый матовый мотылек вместе с прекрасной бабочкой полетели в сад к разноцветным цветам.
        Картина осталась на месте. И все в доме было как всегда. Кто-то
        пришел. Посмотрел на шелковую картину и сказал как-то между
        прочим:
        — Красивая картина. А другой человек сказал:
        — Смотрите, какие ромашки! Они похожи на пуговки. Забавно, правда?
        А третий сказал:
        — Какое небо голубое. Оно на что-то похоже. Только забыл на что. Ах, вспомнил!!! На занавески моей соседки!
        Картину хвалили: «Красиво, забавно...» Все так. Но никто не сказал, что ромашки будто трепещут на ветерке, а перепутанная зеленая трава шелестит. Никто не сказал, что картина почти живой кажется. Почему же так? Случилось что-нибудь? Двести лет, ну, в крайнем случае, сто ромашки трепетали, трава шелестела, небо теплым казалось, а теперь... Занавески соседкины... Пуговки забавные...
        Обидно.
        Но вот вернулся мотылек. Ему, конечно, понравились цветы прекрасной бабочки. Но он очень, просто очень торопился к своим ромашкам. Он скучал, он привык к ним. Мотылек опустился на свою ромашку, расправил матовые крылышки, замер...
        И странная история получилась. Все увидели, как затрепетали ромашки, а трава, кажется, зашелестела, а небо потеплело.
        Шелковая картина снова стала не просто красивой, а живой, как двести лет назад.
        Кстати, матовый маленький мотылек сидел на своей чудесной ромашке так же спокойно и незаметно, как будто он ни при чем.
        НАТАЛЬЯ АБРАМЦЕВА
        ШЕЛКОВЫЙ ОСТРОВ
        Если смотреть с Моранбона на реку Тэдонган, то на самой ее середине можно увидеть остров, похожий на полумесяц. С горы он кажется плывущей по воде лодкой. Плакучие ивы по его берегам, низенькие крестьянские хижины, грядки с желтыми, синими и белыми цветами капусты, листья редиски, стрелами расходящиеся в разные стороны, - все это вместе издали можно принять за вытканный искусно ковер, играющий множеством красок. Пейзаж так красив, что кажется вышитым на шелку, потому и прозвали свой остров жители Шелковым.
        С незапамятных времен существует об этом острове удивительная легенда.
        Однажды в летнюю пору несколько дней кряду лил дождь. Река Тэдонган вышла из берегов и стала огромной, как море. Затопило все дамбы, дома и посевы. Днем и ночью трудились люди, чтобы восстановить дамбы.
        И вот как-то утром приметил один крестьянин на середине реки что-то похожее на высочайшую гору. И доложил об этом правителю Пхеньяна.
        Правитель тотчас послал людей разузнать, что за гора такая приплыла в его владения. Пришли на берег посланцы правителя, смотрят, а на реке и впрямь что-то огромное высится. Всякое случалось видеть во время паводка. Но чтобы такое... Просто не верилось, что эта громадина могла с места сдвинуться и приплыть. Что за диковина? Сели люди в лодку, ближе подплыли. А это, оказывается, большой-пребольшой остров. Еще больше подивились люди. Где это видано, чтобы за одну ночь ни с того ни с сего остров вдруг на реке появился?!
        Потолковали меж собой люди, пошли правителю Пхеньяна докладывать, какое чудо на реке видели. Выслушал их правитель, сам диву дался. И начались в Пхеньяне толки да пересуды. Только и разговоров что об острове. А откуда он взялся - никто не знает.
        В это же самое время в уезде Сончхон тоже начался переполох. Ночью с реки Бируган исчез остров.
        Узнал об этом помещик, разъярился, приказал батракам остров во что бы то ни стало найти. Мало того что пропажа острова - дело скандальное, так еще убыток какой! Ведь жители острова помещику налоги платили! Пошли батраки остров искать. Искали, искали, никак не найдут. Так и вернулись ни с чем.
        А за день до наводнения житель острова, молодой крестьянин, отправился в уездный город по делу. Только дошел до места - ливень полил, целый день лил, а к вечеру река Бируган вышла из берегов, все вокруг затопила.
        Знал крестьянин, что от паводка больше всего остров страдает. Поэтому и решил сразу домой вернуться. Пока шел, вымок до нитки. Пришел к мостику, что на остров ведет, а мостика нет. И дома своего, что на острове стоит, тоже нет. И сам остров исчез.
        Утром дождь перестал, вода в реке спала, а остров как исчез, так его и нет. Понял тут крестьянин, что остров вместе с домами унесло. А куда - неизвестно.
        Запечалился крестьянин, не знает, что и делать. Хоть бы жену найти, пусть мертвую, утонувшую. Пошел крестьянин дальше и не заметил, как до реки Тэдонган дошел. А в нее река Бируган впадает. Вдруг слышит, говорят люди, будто в реку Тэдонган какой-то остров приплыл, у горы Моранбон стоит. Его во время наводнения принесло.
        - Не иначе как это наш остров! - обрадовался крестьянин и пошел к горе Моранбон.
        Это и в самом деле был его остров. И хоть ни один дом не уцелел, все развалились, зато остались хоженые-перехоженые дороги. И место, где стоял его дом. А рядом - небольшой холмик. Раскопал его крестьянин, смотрит - а там его одежда и мотыга. Чуть дальше жену увидал. Мертвая она. Утонула.
        Узнали наконец жители Пхеньяна, что за остров такой появился на реке Тэдонган, и стали потихоньку его обживать. А налоги сончхонскому помещику платить несподручно, далеко ездить.
        Пожили они на острове год, пожили другой и правителю Пхеньяна прошение подали, чтобы остров провинции Пхенандо принадлежал. И повелел правитель Пхеньяна считать отныне Шелковый остров частью провинции Пхенандо. О чем и был издан соответствующий указ. Поднял тут шум помещик из Сончхона. Как же так? Его доходов лишили!
        Разгневался правитель Пхеньяна и сказал:
        - Раз этот негодяй не хочет подчиниться моему приказу, пусть забирает свой остров обратно в уезд Сончхон и там собирает налоги. Не желаю, чтобы этот остров находился во вверенных мне владениях! А не заберет, - найду на него управу!
        А жадный помещик только и умел, что три шкуры с крестьян драть, где уж ему было остров с места на место перенести! Так и остался навсегда остров во владениях правителя Пхеньяна. Пришлось помещику с этим смириться.
        КОРЕЙСКАЯ СКАЗКА
        ШИШКА СПРАВА И ШИШКА СЛЕВА
        Давным-давно жил в деревне Асано старик. Звали его Гоэмон. Это был необыкновенный старик: на правой щеке у него торчала шишка. Большая круглая шишка, похожая на хорошее яблоко.
        Когда Гоэмон смотрел налево, он всё видел. А когда смотрел направо, то видел только свою шишку. Это ему очень не нравилось. А вдобавок от тяжёлой шишки голова у него свешивалась набок. Это тоже было неудобно.
        Старик только и думал, как бы ему избавиться от шишки.
        Вот раз пошёл он в лес на гору нарубить себе дров. Вдруг началась гроза. Ударила молния, загремел гром, полил дождь.
        “Куда бы мне спрятаться? ”- подумал старик и стал смотреть по сторонам. Неподалёку он увидел большое дуплистое дерево. Обрадовался старик, побежал к дереву и забрался в дупло.
        А уже стемнело. В горах не стучали больше топоры дровосеков. Было совсем тихо. Только ветер с воем проносился мимо дерева. Гоэмону стало страшно. Со страху он съёжился на самом дне дупла, крепко зажмурился и стал бормотать про себя: “Кувабара, кувабара” ("Чур меня!").
        В полночь, когда ветер утих и капли дождя стали падать всё реже и реже, с горы раздался какой-то шум - громкий топот и голоса.
        Сидеть в дупле старику было так скучно, что он очень обрадовался голосам. Открыл глаза, поднялся во весь рост и осторожно высунул голову из дупла.
        Что же он увидел?
        С горы к дереву шли не люди, а горные чудища. Красные, синие, зелёные. У кого было три глаза, у кого два носа, у кого рог на лбу, у кого рот до ушей. А только такой шишки, как у Гоэмона, не было ни у одного чудища. Гоэмон ещё больше испугался. Он присел в дупле и так съёжился, что стал чуть ли не меньше своей собственной шишки.
        Тем временем чудища с воем и рёвом подошли к самому дереву и стали рассаживаться на траве. Главное чудище село посредине, а по бокам полукругом уселись чудища поменьше. Потом все они достали из карманов фарфоровые чашечки, рисовую водку и стали угощать друг друга, совсем как люди. Сначала пили молча, потом хором запели песню, а потом вдруг одно маленькое чудище вскочило, выбежало на середину круга и пустилось плясать. За ним пошли в пляс и остальные. Одни плясали получше, другие похуже. Когда пляска кончилась, главное чудище одобрительно кивнуло головой и сказало:
        - Хорошо, очень хорошо! У нас сегодня весело. Но только вы все пляшете одинаково. Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому!
        Старик всё это слышал. Он сначала сидел в дупле и боялся открыть глаза. Но потом понемногу его стало разбирать любопытство. Он осторожно приподнялся и чуть-чуть высунул голову наружу, так что только его левый глаз был над дуплом, а правый глаз, нос и шишка оставались в дупле. А когда Гоэмон увидел, как весело чудища пляшут, он совсем забыл про страх. Ноги у него так и заёрзали. Но в дупле было тесно - там не то что плясать, а и пошевелиться нельзя было.
        И вдруг Гоэмон услышал, как главное чудище проговорило: “Вот если бы хоть кто-нибудь сплясал по-другому, по-новому!” Тут старику до смерти захотелось выскочить из дупла и поплясать на свободе. Нет, страшно! А вдруг съедят?
        Пока он так раздумывал, чудища принялись все разом хлопать в ладоши, да так дружно и весело, что Гоэмон больше не мог утерпеть.
        - Эх, чего бояться! Попляшу в последний раз, а там пускай едят!
        Он опёрся рукой на край дупла, перекинул ногу и выскочил прямо на середину круга.
        Чудища даже перепугались. Повскакали с мест, всполошились:
        - Что такое?
        - Что случилось?
        - Человек!
        А старик, не слушая ничего, давай плясать! То подскочит, то пригнётся, то сожмётся, то вытянется, то направо забежит, то налево отойдёт, то волчком завертится. Пляшет и покрякивает:
        - Э-э, коря, э, коря...
        Чудища засмотрелись на него, стали притопывать ногами, прищёлкивать языком, бить в ладоши.
        - Здорово!
        - Ярэ!
        Когда Гоэмон наконец выбился из сил и остановился, главное чудище сказало:
        - Вот спасибо, старик! Мы сами любим поплясать, а такой пляски ещё никогда не видели. Приходи завтра вечером, спляши нам ещё раз.
        Гоэмон только улыбнулся:
        - Ладно! Я и без вашего зова приду. Сегодня, по правде говоря, я не собирался плясать, не приготовился. А уж к завтрашнему вечеру я припомню всё, что плясал в молодости.
        Тут чудище, которое сидело справа от главного, сказало:
        - А может, старик задумал нас обмануть и не придёт? Надо взять у него что-нибудь в залог.
        Главное чудище кивнуло головой:
        - В самом деле надо.
        - Но что же у него взять?
        Чудища зашумели. Одни кричали: “Шляпу!”, Другие: “Топор!”
        Но главное чудище подняло руку и, когда все замолкли, сказало:
        - Лучше всего взять у него шишку со щеки. Я видал людей и знаю, что такой шишки ни у кого нет. Наверно, это очень драгоценная вещь.
        У Гоэмона от радости задрожали руки и ноги. Но он притворился, что ему очень жаль своей шишки.
        - Лучше вырвите у меня глаз, - закричал он, - лучше выдерните язык, оторвите нос, уши, но только, пожалуйста, не трогайте шишку! Я столько лет ношу её, я так берегу её. Что я стану делать без шишки?
        Главное чудище, услыхав это, сказало:
        - Поглядите, как он дорожит своей шишкой! Ну, если так, взять её!
        Сейчас же самое маленькое чудище подскочило к старику и мигом открутило шишку с его щеки. Гоэмон даже ничего не почувствовал.
        В это время стало светать. Закаркали вороны.
        Чудища засуетились.
        - Ну, старик, приходи завтра! Получишь назад шишку.
        И вдруг все исчезли.
        Гоэмон оглянулся - никого нет. Потрогал щеку - гладко. Скосил глаза вправо - и сосну видит, и ветки, а шишку не видит.
        Нет больше шишки!
        - Вот счастье! Ну и чудеса бывают на свете!
        И старик побежал домой, чтобы поскорей обрадовать свою старуху.
        Когда старуха увидала его без шишки, она всплеснула руками:
        - Куда же ты девал свою шишку?
        - У меня её черти взяли.
        - Ну-ну! - только и сказала старуха, и глаза у неё стали круглые.
        А в той же самой деревне жил другой старик. Звали его Буэмон. Он так был похож на Гоэмона, как будто один из них был настоящий, а другой вышел из зеркала. У Буэмона тоже была на щеке
        Большая шишка, только не на правой, а на левой.
        Поэтому, когда он смотрел направо, то видел всё, что хотел видеть, а когда смотрел налево, то видел не то, что хотел, а только свою шишку.
        И голова у него тоже свешивалась, только не направо, а налево.
        Шишка Буэмону давно надоела. Ему очень хотелось, чтобы у него не было шишки.
        Вот идёт он по деревне и встречает своего соседа, Гоэмона. Смотрит, а у Гоэмона правая щека стала такая же гладкая, как и левая. Будто и не было у него шишки.
        - Слушай, - спросил он,- куда же девалась твоя шишка? Может, её срезал какой-нибудь искусный лекарь? Скажи мне, пожалуйста, где он живёт, и я сейчас же пойду к нему. Пусть он срежет и мою шишку.
        А Гоэмон отвечает:
        - Нет, это не лекарь снял мою шишку.
        - Не лекарь? А кто же? Тут Гоэмон рассказал Буэмону всё, что с ним случилось в прошлую ночь.
        - Вот оно что! - сказал Буэмон. - Ну, плясать-то и я умею! Сегодня же пойду к чертям и спляшу. Скажи только, где это место, куда они приходят ночью.
        Гоэмон рассказал подробно, как найти дерево с дуплом, в котором он просидел ночь.
        Буэмон, конечно, обрадовался и сейчас же побежал в лес, нашёл дерево, залез в дупло и стал ждать чудищ.
        Ровно в полночь сверху с горы послышался шум: громкий топот и голоса. К дереву с воем и рёвом бежали красные, синие, зелёные чудища. Как и накануне, они расселись на траве перед деревом и начали пировать. Сперва выпили рисовой водки, потом запели хором песню.
        А старик как только увидел чудищ, забился в дупло и зажмурил глаза. Со страху он даже забыл, зачем пришёл.
        И вдруг он услышал, как главное чудище проревело:
        - Ну что, нет ещё старика?
        Маленькое чудище запищало в ответ:
        - Где старик? Что же нет старика? Тут Буэмон вспомнил про свою шишку и подумал: “Ну, уж если пришёл, надо вылезать. Так и быть, спляшу им!”
        И он кое-как выкарабкался из дупла. Самое маленькое чудище увидело его и завизжало во весь голос:
        - Пришёл! Пришёл! Вот он! Главное чудище обрадовалось:
        - А, пришёл? Ну, молодец, старик! Ступай-ка сюда, попляши.
        Чудища захлопали в ладоши. А старик от страха чуть жив: поднял он правую ногу - левая подогнулась, чуть не упал. Поднял левую - правая подогнулась, опять чуть не свалился.
        Главное чудище смотрело-смотрело и вдруг рассердилось:
        - Что это за пляска! Ты сегодня так скверно пляшешь, что смотреть противно. Довольно! Убирайся! Эй, отдать ему залог!
        Сейчас же самое маленькое чудище подбежало к старику. - На, получай обратно!
        И шлёп! - прилепило ему шишку на правую щёку. Теперь у старика две шишки: справа шишка и слева шишка. Зато хоть голова не свешивается ни направо, ни налево, а держится прямо.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА
        ШИШКИ
        Щенок Тявка лежал в своей будке и наблюдал, как играли козленок Мармеладик и теленок Рогалик. А играли они так: подбегут к сосне, стукнут со всего размаха по стволу головой - и с веток шишки осыпаются. Кто больше сбил, тот и победил. Не выдержал Тявка, из будки вылез и подошел к приятелям.
        - И я хочу с вами играть. Принимаете?
        - Нам не жалко, - сказал Рогалик.
        - Принимаем! - сказал Мармеладик.
        Козленок сбил пять шишек. Теленок - целых десять.
        Помчался щенок к сосне - и как двинет по стволу головой с разбегу. У него даже искры из глаз посыпались.
        - Ой? Больно! - заскулил он. Потом щенок Тявка пощупал голову лапой и попросил друзей:
        - Посмотрите, пожалуйста, что у меня на голове вскочило...
        Козленок Мармеладик и говорит ему:
        - Эх, мы совсем забыли, что у тебя совсем рогов нет?
        А теленок Рогалик лизнул щенка языком и сказал со вздохом :
        - У тебя... - шишка. Одна, но собственная... А у меня хотя и десять, но все - сосновые. Так что не переживай и не расстраивайся?
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ШЛЯПА ВОЛШЕБНИКА
        ВСТУПЛЕНИЕ
        Первый снег пал на Муми-дол хмурым утром. Он подкрался, густой и безмолвный, и за несколько часов выбелил всю долину.
        Муми-тролль стоял на крыльце, смотрел, как зима пеленает землю в свой белый саван, и думал спокойно: "Вечером мы погрузимся в спячку". Ведь все муми-тролли делают так в ноябре (и, по правде сказать, это очень разумно, если кто не любит холода и темноты). Он закрыл дверь, неслышным шагом подошел к маме и сказал:
        - Идет снег.
        - Знаю, - ответила мама. - Я уже приготовила для вас самые теплые одеяла. Можешь лечь наверху в западной комнате вместе со Сниффом.
        - Снифф ужасно храпит, - сказал Муми-тролль. - Можно я лягу вместе со Снусмумриком?
        - Как хочешь, - отвечала Муми-мама. - Тогда устроим Сниффа в восточной.
        Муми-семейство, все его друзья и знакомые готовились к долгой зимней спячке серьезно и обстоятельно.
        Муми-мама накрыла стол на веранде, но в чашке у каждого были лишь хвойные иголки. (Совершенно необходимо, чтобы желудок был набит хвойными иголками, если предстоит проспать целых три месяца подряд.) После обеда (а он казался уж совсем безвкусным) все чуть серьезнее обычного пожелали друг другу доброй ночи, и Муми-мама велела всем вычистить зубы. А Муми-папа обошел весь дом, закрыл все двери и ставни и обернул люстру сеткой от комаров, чтобы не запылилась. Потом каждый залез в свою кровать, устроил в ней ямку поуютнее, укрылся с головой одеялом и стал думать о чем-нибудь приятном. И только Муми-тролль со вздохом сказал:
        - Какую уйму времени мы теряем зря!
        - Ничуть! - отозвался Снусмумрик. - Нам снятся сны. А когда мы проснемся, уже будет весна...
        - Мм... - пробормотал Муми-тролль, уже погружаясь в сумрачный мир сновидений.
        А на дворе сыпал снег, мелко, но густо. Он уже завалил крыльцо и грузными шапками свешивался с крыши, с наличников окон. Весь Муми-дом скоро должен был превратиться в сплошной пухлый сугроб. Одни за другими переставали тикать часы - пришла зима.
        ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой рассказывается о том, как Муми-тролль, Снусмумрик и Снифф нашли шляпу Волшебника, как неизвестно откуда появились пять маленьких тучек, а Хемуль обзавелся новым хобби.
        Как-то весенним утром, часа в четыре, над Муми-долом пролетела первая кукушка. Она уселась на синюю крышу Муми-дома и прокуковала восемь раз - с легкой хрипотцой, понятно, потому что весна была еще в самом начале.
        Ну а потом кукушка полетела дальше на восток. Муми-тролль проснулся и долго лежал, уставясь в потолок и соображая, где он. Он проспал сто ночей и сто дней подряд, он был еще овеян сновидениями и не хотел расставаться со сном.
        Но, перевернувшись с боку на бок, чтобы найти новое удобное положение, он увидел такое, что сон с него как рукой сняло. Кровать Снусмумрика была пуста.
        Муми-тролль так и подскочил в постели.
        Ну конечно! Шляпы Снусмумрика тоже нигде не видать.
        - Это надо же! - сказал Муми-тролль.
        Он подошел к раскрытому окну и выглянул во двор. Ага, Снусмумрик воспользовался веревочной лестницей. Муми-тролль перебрался через подоконник и, осторожно переступая коротенькими ножками, спустился по лестнице вниз.
        На сырой земле отчетливо виднелись отпечатки ног Снусмумрика. Они были запутанные, словно куриный след, и не было никакой возможности определить, куда он направился. Местами следы делали длинные прыжки и перекрещивались между собой. "Это он от радости, - размышлял про себя Муми-тролль. - А вот тут он перекувырнулся, уж это точно".
        Муми-тролль поднял голову и прислушался. Где-то далеко-далеко Снусмумрик играл на губной гармошке, играл свою самую веселую песенку: "Эй, зверятки, завяжите бантиком хвосты".
        Муми-тролль побежал прямо на музыку и внизу у реки увидел Снусмумрика. Тот сидел на перилах моста, нахлобучив на лоб свою старую шляпу, и болтал над водой ногами.
        - Привет, - сказал Муми-тролль, усаживаясь с ним рядом.
        - Привет, привет, - отозвался Снусмумрик, не отнимая от губ гармошки.
        Солнце только что поднялось над верхушками деревьев и светило им прямо в лицо. А они жмурились от его лучей, болтали ногами над бегущей сверкающей водой, и на сердце у них было привольно и беззаботно.
        По этой реке они не раз отправлялись в большой мир навстречу необыкновенным приключениям и в каждом путешествии обзаводились новыми друзьями и приводили их к себе домой, в Муми-дол. Муми-папа и Муми-мама принимали всех незнакомцев с невозмутимым спокойствием - лишь ставили новые кровати да расширяли обеденный стол. Так вот и выходило, что в доме всегда было полно народу и каждый занимался чем хотел, нисколько не заботясь о завтрашнем дне. Ну и, разумеется, время от времени в доме случались потрясающие, прямо-таки ужасные вещи, но зато уж на скуку никто пожаловаться не мог. (А ведь это как-никак делает честь любому дому.)
        Доиграв последнюю строчку своей весенней песенки, Снусмумрик сунул гармошку в карман и спросил:
        - Снифф проснулся?
        - Вряд ли, - ответил Муми-тролль. - Он всегда просыпается на неделю позже других.
        - Тогда нужно его разбудить, - решительно сказал Снусмумрик и спрыгнул с перил. - В такой славный денек непременно надо придумать что-нибудь совсем необыкновенное.
        Муми-тролль стал под окошком восточной мансарды и, сунув в рот лапы, дал сигнал по одним им понятной тайной системе: три простых свистка и один долгий. (Это означало: есть дело.) Слышно было, что Снифф перестал храпеть, но не шелохнулся.
        - А ну-ка еще раз! - сказал Снусмумрик, и они повторили сигнал с удвоенной силой.
        Окошко с треском распахнулось.
        - Я сплю! - сердито крикнул Снифф.
        - Давай к нам, да не сердись, - сказал Снусмумрик. - Мы задумали что-то совсем необыкновенное.
        Снифф навострил помятые со сна уши и спустился вниз по веревочной лестнице. (Пожалуй, нелишне упомянуть, что в Муми-доме веревочные лестницы были под каждым окном: ведь выходить каждый раз через крыльцо - такая морока!)
        День и вправду обещал быть чудесным. Повсюду было полно еще не совсем проснувшейся от долгой зимней спячки ползучей мелюзги, она шныряла во все стороны и заново знакомилась друг с другом. Одни проветривали платье и чистили щеткой усы, другие строили себе дома, третьи на все лады готовились к встрече весны. Муми-тролль, Снусмумрик и Снифф то и дело останавливались посмотреть, как строится дом, или послушать какую-нибудь ссору. (Это часто случается в первые дни весны, потому что когда выходишь из спячки, с утра нередко бываешь в дурном настроении.) На ветвях деревьев сидели древесные феи, расчесывая свои длинные волосы, а в снегу, островками, лепившимися с северной стороны стволов, прокладывали длинные ходы мыши и прочая мелюзга.
        - С новой весной! - сказал один пожилой уж. - Как зимовалось?
        - Спасибо, ничего, - ответил Муми-тролль. - А вам, братец, хорошо спалось?
        - Отлично, - ответил уж. - Кланяйтесь от меня папе и маме!
        Такие вот примерно разговоры вели они с многочисленными личностями, попадавшимися им по пути. Но чем выше в гору, тем безлюднее становилось вокруг, и под конец им лишь изредка встречались хлопотливые мыши-мамы, занятые весенней уборкой.
        - Ой, как неприятно! - сказал Муми-тролль, высоко подбирая лапы на тающем снегу. - Муми-тролли не любят, когда так много снегу. Это мне мама сказала. - Он чихнул.
        - Послушай-ка, Муми-тролль, - сказал Снусмумрик. - Есть идея. Что, если забраться на самую верхушку горы и сложить там пирамиду из камней? Пусть знают, что мы первые побывали на вершине.
        - Идет, - сказал Снифф и тотчас двинулся в путь, не желая никого пропускать впереди себя.
        На вершине разгуливал весенний ветер и на все четыре стороны распахивался голубой горизонт. На западе было море, на востоке река, петляя, уползала в глубь Пустынных гор, на севере как весенний ковер простирались дремучие леса, а на юге из трубы Муми-дома курился дымок - это Муми-мама варила к завтраку кофе. Но Снифф ничего этого не замечал. Потому что на вершине горы лежала шляпа, точнее говоря, черный цилиндр.
        - Кто-то уже побывал тут до нас! - сказал он.
        Муми-тролль поднял шляпу и стал ее рассматривать.
        - Шляпа что надо, - сказал он. - Может, будет тебе как раз впору, Мумрик?
        - Нет, нет, - ответил Снусмумрик (он очень любил свою старую зеленую шляпу). - Уж слишком новая!
        - А может, она понравится папе? - размышлял вслух Муми-тролль.
        - Захватим ее с собой, - сказал Снифф. - А теперь я хочу домой. Смерть как хочется кофе. А вам?
        - Еще бы! - с жаром отозвались Муми-тролль и Снусмумрик.
        Вот как получилось, что они нашли шляпу Волшебника и забрали ее с собой, не подозревая о том, что тем самым превратили Муми-дол в арену всяческого волшебства и удивительнейших событий.
        Когда Муми-тролль, Снусмумрик и Снифф вошли на веранду, все уже попили кофе и разбрелись кто куда. Один только Муми-папа остался дома читать газету.
        - Так, так, - сказал он. - Стало быть, и вы тоже проснулись. Удивительно пустая сегодня газета. Ручей прорвал запруду и уничтожил поселение муравьев. Жертв не было. А еще в четыре часа утра в долину прилетела первая весенняя кукушка и проследовала дальше на восток.
        - Посмотри-ка, что мы нашли, - гордо сказал Муми-тролль. - Мировецкий черный цилиндр, как раз для тебя.
        Муми-папа оглядел шляпу со всех сторон, а потом примерил перед зеркалом в гостиной. Шляпа была для него чуточку великовата и тяжела, но общее впечатление было весьма внушительное.
        - Мама! - позвал Муми-тролль. - Поди-ка взгляни на папу!
        Муми-мама открыла дверь да так и застыла на пороге от удивления.
        - Ну как, идет? - спросил Муми-папа.
        - Идет-то идет, - отвечала Муми-мама. - У тебя в ней очень мужественный вид. Вот разве что чуточку великовата.
        - А так не лучше будет? - спросил Муми-папа и сдвинул шляпу на затылок.
        - Мм... и так ничего, - сказала Муми-мама, - только, пожалуй, без шляпы ты выглядишь гораздо солиднее.
        Муми-папа оглядел себя в зеркале и спереди и сзади, оглядел с боков и со вздохом положил шляпу на комод.
        - Ты права, - сказал он. - Не шляпа красит человека, а человек шляпу.
        - Не то хорошо, что хорошо, а что к чему идет, - добродушно заметила Муми-мама. - Ешьте побольше яиц, дети, ведь вы прожили на хвойных иголках целую зиму!
        И она снова ушла на кухню.
        - Но ведь должна же она на что-нибудь пригодиться! - не унимался Снифф. - Такая прекрасная шляпа!
        - Используем ее вместо корзины для бумаг, - ответил Муми-папа и удалился наверх писать мемуары (большую книгу о своей бурной юности).
        Снусмумрик поставил шляпу на пол между комодом и кухонной дверью.
        - Ну вот, теперь у вас прибавилось обстановки, - сказал он, широко ухмыляясь: радость обладания вещами была ему совершенно чужда. Он вполне обходился старым платьем, которое носил с того момента, когда родился (где и как - неизвестно), и единственное, с чем он никогда не расставался, была губная гармошка.
        - Покончите с завтраком, пойдем проведаем снорков, - сказал Муми-тролль и, прежде чем выйти в сад, бросил яичную скорлупу в новую корзину для бумаг, потому что (иногда) он был очень аккуратный мумитролль.
        Гостиная опустела. А в углу, между комодом и дверью на кухню, осталась шляпа Волшебника с яичной скорлупой. И тут сотворилось чудо: яичная скорлупа начала преображаться.
        Дело в том, что всякая вещь, если она достаточно долго пролежит в шляпе Волшебника, превращается в нечто совершенно иное - и никогда нельзя знать заранее, во что именно. Муми-папе ужасно повезло, что шляпа ему не подошла: побудь он в ней чуточку подольше - и только покровителю всех троллей и Сниффов известно, какая участь его ожидала.
        Муми-папа заработал лишь легкую головную боль (которая прошла после обеда). Зато яичные скорлупки, оставшиеся в шляпе, мало-помалу начали менять свой вид. Они сохранили белый цвет, но все росли и росли в размерах и стали мягкими и пухлыми. Немного погодя они целиком заполнили шляпу, а потом из шляпы выпорхнули пять маленьких круглых тучек. Они выплыли на веранду, мягко спустились с крыльца и повисли в воздухе над самой землей. А в шляпе Волшебника стало пусто.
        - Это надо же! - сказал Муми-тролль.
        - Уж не пожар ли? - обеспокоенно спросил Снорк.
        Тучки неподвижно стояли перед ними и словно чего-то ждали.
        Фрекен Снорк тихонечко протянула лапу и потрогала тучку, которая была к ней поближе.
        - Совсем как вата! - удивленно сказала она.
        Тут все придвинулись ближе и стали ощупывать тучки.
        - Подушка, да и только, - сказал Снифф.
        Снусмумрик осторожно толкнул одну из тучек. Она проплыла немного в воздухе и снова застыла на месте.
        - Чьи они? - спросил Снифф. - Как они попали на веранду?
        Муми-тролль только покачал головой в ответ.
        - Таких чудес со мной еще не вытворялось, - сказал он. - Пожалуй, надо позвать маму.
        - Нет, нет! - возразила фрекен Снорк. - Исследуем их сами. - Она прижала тучку к земле и погладила ее лапами. - Какая мяконькая! - В следующее мгновение она уже сидела на тучке и с хихиканьем подскакивала на ней.
        - А я-то! А я-то! - завопил Снифф и мигом взобрался на другую тучку. - А ну давай!
        И только он крикнул: "А ну давай!" - как тучка поднялась над землей и описала небольшую изящную дугу.
        - О господи! - изумленно воскликнул Снифф. - Она движется!
        Тут уж и все остальные взобрались каждый на свою тучку и закричали: "А ну давай! Гоп!"
        Тучки, словно большие послушные кролики, парили над землей. Ими можно было управлять - это открытие сделал Снорк. Легкий нажим одной ногой - поворот. Обеими ногами - полный вперед. Чуть покачаешь тучку - и она набирает высоту.
        Все это было страшно занятно. Расхрабрившись, они взлетали до верхушек деревьев и даже на крышу
        Муми-дома. А Муми-тролль остановился на своей тучке перед окном Муми-папы и громко крикнул: "Кукареку!" (Ему просто не пришло в голову ничего более умного, в таком восторге он был.) Муми-папа выронил ручку и бросился к окну.
        - Клянусь моим хвостом! - вырвалось у него. - Клянусь моим хвостом!
        Больше он ничего не мог сказать.
        - Из этого выйдет мировая глава для твоих мемуаров, - сказал Муми-тролль и, подрулив к кухонному окну, позвал маму. Но Муми-мама спешно готовила мясо с картошкой и луком, и ей было некогда.
        - Что ты еще там придумал, золотко мое? - спросила она. - Смотри не упади!
        А внизу в саду Снорк и Снусмумрик изобрели новую игру. Они с разгона сталкивались друг с другом, и кто сваливался на землю, тот проигрывал.
        - Сейчас я тебе покажу! - кричал Снусмумрик, пришпоривая тучку. - А ну пошла!
        Но Снорк ловко вильнул в сторону и коварно напал на него снизу. Тучка Снусмумрика накренилась, и он воткнулся головой в цветочную клумбу, да так, что шляпа налезла ему на нос.
        - Третий раунд! - закричал Снифф - он был судьей и парил чуть повыше противников. - Счет два - один! По местам! Готовы? Начали!
        - Прокатимся немножечко вместе? - предложил Муми-тролль фрекен Снорк.
        - С удовольствием, - ответила она и подрулила к нему. - А куда?
        - Давай разыщем Хемуля. То-то он удивится!
        Они облетели все излюбленные места Хемуля, но его нигде не было.
        - Обычно он никогда не уходит из дому надолго, - сказала фрекен Снорк. - В последний раз, когда я его видела, он разбирал свои почтовые марки.
        - Так ведь это было полгода назад, - заметил Муми-тролль.
        - Ой, верно! - отозвалась фрекен Снорк. - Ведь мы же проспали всю зиму.
        - И сладко тебе спалось? - спросил Муми-тролль.
        Фрекен Снорк с изяществом перепорхнула через верхушку дерева и, немного подумав, ответила:
        - Мне снился страшный сон. Какой-то противный дядька в черном цилиндре глядел на меня и усмехался.
        - Странно, - сказал Муми-тролль. - И мне то же самое снилось. А что, он был в белых перчатках?
        - Вот-вот, - кивнула фрекен Снорк.
        Они плавно парили между деревьями, думая о своем сне, и вдруг увидели Хемуля. Он брел по лесу, заложив руки за спину и уставившись носом в землю. Муми-тролль и фрекен Снорк спланировали вниз, пристроились у него по бокам и разом крикнули:
        - С добрым утром!
        - Ой! - вскрикнул Хемуль. - Ну и испугался же я! Разве вы не знаете, что мне нельзя устраивать такие сюрпризы? У меня сердце в пятки уходит.
        - Ах, прости, - сказала фрекен Снорк. - А ты видишь, на чем мы едем?
        - Диковина, ничего не скажешь, - ответил Хемуль. - Ну да уж мне не в новинку, что у вас что ни шаг - то диковина. А я вот захандрил.
        - С чего бы это? - сочувственно спросила фрекен Снорк. - Хандрить в такой славный денек!
        Хемуль покачал головой.
        - Не поймете вы меня.
        - Как-нибудь постараемся, - сказал Муми-тролль. - Опять потерял какую-нибудь опечатку?
        - Как раз нет, - мрачно ответил Хемуль. - У меня все цело. Все до единой марки. Моя коллекция совершенна.
        - Ну так что же тогда? - подбодрила его фрекен Снорк.
        - Я знал, что вы меня не поймете.
        Муми-тролль и фрекен Снорк озабоченно переглянулись. Они поотстали от Хемуля из уважения к его горю и держались теперь позади. А Хемуль продолжал брести дальше. Они терпеливо выжидали, когда он поведает им свою печаль.
        И вот немного погодя Хемуль воскликнул:
        - Нет! Это бессмысленно...
        А еще немного погодя сказал:
        - К чему все, все? Можете использовать мою коллекцию вместо туалетной бумаги!
        - Да что с тобой, Хемуль! - взволнованно воскликнула фрекен Снорк. - Ты прямо-таки кощунствуешь. У тебя самая лучшая коллекция марок на свете!
        - В том-то и дело! - в отчаянии сказал Хемуль. - Она закончена! На свете нет ни одной марки, ни одной опечатки, которой бы у меня не было. Ни одной, ни одинешенькой. Чем же мне теперь заняться?
        - Я, кажется, начинаю понимать, - медленно произнес Муми-тролль. - Ты перестал быть коллекционером, теперь ты всего-навсего обладатель, а это вовсе не так интересно.
        - Да, - с убитым видом подтвердил Хемуль, - вовсе не интересно.
        Он остановился и повернул к ним нахмуренное лицо.
        - Милый Хемуль, - сказала фрекен Снорк и тихонько похлопала его по руке. - Я вот что надумала. Не начать ли тебе собирать что-нибудь другое, совсем другое?
        - Это идея, - согласился Хемуль. Но морщины по-прежнему не сходили с его лба: он попросту не мог радоваться после такого серьезного огорчения.
        - Ну, скажем, бабочки? - предложил Муми-тролль.
        - Это исключено, - сказал Хемуль, и лицо его помрачнело еще больше. - Бабочек коллекционирует мой двоюродный брат. А я терпеть его не могу.
        - Ну а кинозвезды? - спросила фрекен Снорк.
        Хемуль лишь презрительно фыркнул.
        - Может быть, драгоценности? - с надеждой спросила фрекен Снорк. - Ведь драгоценностям никогда не будет конца!
        - Тьфу! - только и сказал Хемуль.
        - Ну больше я ничего не могу придумать, - молвила фрекен Снорк.
        - Ладно, что-нибудь мы тебе подберем, - утешил его Муми-тролль. - Уж мама-то наверняка сумеет. Да, кстати, ты не видал Ондатра?
        - Он еще спит, - грустно ответил Хемуль. - Он считает, что незачем вставать так рано, и, в сущности, он прав.
        И Хемуль в одиночестве побрел дальше по лесу.
        А Муми-тролль и фрекен Снорк поднялись над верхушками деревьев и, плавно покачиваясь, поплыли в солнечном блеске. При этом они не переставая думали о том, что бы предложить Хемулю для коллекционирования.
        - Может быть, раковины? - сказала фрекен Снорк.
        - Или пуговицы от штанов? - сказал Муми-тролль.
        Когда они вернулись домой обедать. Хемуль поджидал их на крыльце. Он весь так и сиял от радости.
        - Ну? - спросил Муми-тролль. - На чем же ты остановился?
        - Растения! - воскликнул Хемуль. - Займусь ботаникой. Это меня Снорк надоумил. Соберу самый замечательный гербарий на свете!
        И он развернул полы юбки [Хемуль всегда ходил в платье, унаследованном от тетки. Подозреваю, что все хемули ходят в юбках. Странно, но факт. (Здесь и далее примеч. автора.)] и показал свою первую добычу. Это был тоненький стебелек гусиного лука, облепленный комьями земли и листьями.
        - Gagea lutea, - гордо сказал Хемуль. - Номер первый в коллекции. Безупречный экземпляр.
        Он вошел в дом и вывалил содержимое юбки на обеденный стол.
        - Ступай-ка в уголок, - сказала Муми-мама. - Здесь будет стоять суп. Ну как, все в сборе? Ондатр еще спит?
        - Без задних ног, - высказался Снифф.
        - Веселый был сегодня денек? - спросила Муми-мама, наполняя тарелки.
        - Ужасно веселый! - хором ответило все Муми-семейство.
        Когда наутро Муми-тролль пошел выпустить тучки из дровяного сарая, их там не оказалось. И никому в голову не пришло, что они имеют какое-либо отношение к пяти яичным скорлупкам, которые как ни в чем не бывало снова лежали в шляпе Волшебника.
        ГЛАВА ВТОРАЯ, в которой рассказывается о том, как Муми-тролль превратился в страшилище и в конце концов отомстил муравьиному льву, а также о таинственном ночном похождении Муми-тролля и Снусмумрика
        Как-то тихим теплым днем, когда над долиной шел летний дождь, обитатели Муми-дома решили сыграть в прятки.
        Снифф отошел в угол, закрыл лапами лицо и стал громко считать до десяти. Затем повернулся и начал искать, сперва в обычных потайных местечках, а потом в необычных.
        Муми-тролль спрятался под столом на веранде, но на душе у него было неспокойно: слишком уж неподходящее место он выбрал, это факт. Снифф непременно приподымет скатерть, и тогда он пропал. Муми-тролль отчаянно шарил глазами вокруг, и тут его взгляд упал на цилиндр, который кто-то задвинул в угол веранды.
        Лучше и не придумаешь! Снифф ни за что не догадается искать его под шляпой. Муми-тролль быстро и бесшумно прополз в угол и натянул на себя шляпу. Она доходила ему лишь до живота, но это ничего. Он присядет, подберет хвост и станет совсем невидим.
        Муми-тролль знай себе похихикивал, слыша, как Снифф одного за другим отыскивает участников игры. Хемуль, похоже, опять спрятался под диван, на лучшее у него просто не хватает воображения. Ну а вот теперь все гурьбой бегают по дому и ищут его, Муми-тролля.
        Он все ждал и ждал, и лишь когда его взяло опасение, что им надоест искать, вылез из шляпы, просунул голову в дверь и сказал:
        - Я тута!
        Снифф посмотрел на него каким-то странно долгим взглядом, потом с поразительным дружелюбием ответил:
        - Я сам тута.
        - Это кто такой? - прошептала фрекен Снорк.
        Остальные лишь покачали головами и продолжали пристально рассматривать Муми-тролля.
        Бедняжка Муми-тролль! В шляпе Волшебника он превратился в очень странное на вид существо. Все, что было у него округлым, стало узким, все маленькое - большим. А самым поразительным было то, что только он один не видел, каким он стал.
        - Во как вы все удивились, - сказал Муми-тролль, делая неуверенный шаг вперед на длинных шатучих ногах. - Вам ни за что не догадаться, где я был!
        - А нам и дела нет, - сказал Снорк. - Ну а что мы удивились, так это верно, тут кто угодно удивится, такой у тебя мерзкий вид.
        - Чего вы на меня надулись? - жалобно спросил Муми-тролль. - А, понятно, вам слишком долго пришлось искать! Что же делать теперь?
        - По-моему, прежде всего ты должен представиться, - холодно заметила фрекен Снорк. - Ведь мы знать не знаем, кто ты такой.
        Муми-тролль уставился на нее в оба глаза, но тут у него мелькнула мысль, что это наверняка какая-то новая игра. Он весело рассмеялся и сказал:
        - Я король Калифорнии!
        - А я сестра Снорка, - сказала фрекен Снорк. - Вот это мой брат.
        - А меня зовут Снифф, - сказал Снифф.
        - А я - Снусмумрик, - сказал Снусмумрик.
        - Фу, какие вы нудные, - сказал Муми-тролль. - Не могли выдумать ничего оригинальнее. Пошли во двор, погода, кажется, проясняется.
        Он спустился с крыльца, и все последовали за ним, удивленные и полные недоверия.
        - Кто это? - спросил Хемуль, сидевший возле дома и считавший тычинки в подсолнухе.
        - Король Калифорнии, - нерешительно ответила фрекен Снорк.
        - Он что, будет жить с нами? - спросил Хемуль.
        - Это должен решить Муми-тролль, - сказал Снифф. - Ума не приложу, куда он запропастился.
        - Нет, порой ты и вправду бываешь занятный! - расхохотался Муми-тролль. - Подумать только - мы должны искать Муми-тролля!
        - А ты с ним знаком? - спросил Снусмумрик.
        - Ха-ха-ха! - закатывался Муми-тролль. - Нашел о чем спрашивать! Очень даже знаком, правда-правда!
        Казалось, еще немного - и он лопнет от восторга, так нравилась ему новая игра. Да к тому же он полагал, что великолепно выдерживает свою роль.
        - Когда же ты с ним познакомился? - спросила фрекен Снорк.
        - Мы родились одновременно, - отвечал Муми-тролль, не в силах сдержать рвущееся наружу веселье. - Это такой негодник! Его просто нельзя пускать в порядочный дом!
        - Не смей так говорить о Муми-тролле! - вскипела фрекен Снорк. - Он самый лучший тролль на свете, и мы все ужасно любим его!
        Муми-тролль не помнил себя от восторга.
        - В самом деле? - сказал он. - Ну а на мой взгляд, он сущий разбойник, да и только!
        Фрекен Снорк разревелась.
        - А ну вали отсюда, - грозно сказал Снорк. - Не то мы тебя так отдубасим, что своих не узнаешь!
        Муми-тролль опешил.
        - Ну, ну, - сказал он. - Ведь это всего-навсего игра. Я страшно рад, что вы так меня любите.
        - Никто тебя не любит! - пронзительно крикнул Снифф. - Бей его, ребята! Гнать отсюда гадкого короля, пусть знает, как наговаривать на нашего Муми-тролля!
        И все скопом набросились на бедняжку. Он был слишком ошеломлен, чтобы защищаться, а когда вошел в раж, было уже поздно: он лежал в самом низу галдящей кучи малы, во все стороны махавшей руками, лапами и хвостами.
        Тут на крыльцо вышла Муми-мама.
        - Что с вами, дети? - крикнула она. - Прекратить сию же минуту!
        - Даем взбучку королю Калифорнии! - всхлипнула фрекен Снорк. - Так ему и надо!
        Муми-тролль выбрался из кучи малы рассерженный и обессилевший.
        - Мама! - крикнул он. - Они первые начали! Трое против одного - это несправедливо!
        - Согласна, - серьезно ответила Муми-мама. - Но ты, несомненно, раздразнил их. Кстати сказать, кто ты такой, малыш?
        - Прекратите эту глупую игру! - крикнул Муми-тролль. - С вами совсем неинтересно играть! Я Муми-тролль, а вот моя мама. Слышите?
        - Никакой ты не Муми-тролль, - презрительно сказала фрекен Снорк. - У Муми-тролля такие славные маленькие ушки, а у тебя вон какие лопушищи!
        Муми-тролль в смятении схватился за голову и нащупал пару большущих, в складках ушей.
        - Но ведь я же Муми-тролль! - в отчаянии крикнул он. - Неужели вы мне не верите?
        - У Муми-тролля такой маленький, аккуратненький хвостик, а у тебя хвостище, как щетка для чистки ламп, - сказал Снорк.
        Увы, это было так! Муми-тролль убедился в этом, ощупав себя сзади дрожащими лапами.
        - У тебя глазищи словно тарелки, - сказал Снифф. - А у Муми-тролля такие маленькие приветливые глазки.
        - Совершенно верно, - подтвердил Снусмумрик.
        - Ты самозванец, - заключил Хемуль.
        - Неужели никто мне не верит? - воскликнул Муми-тролль. - Мамочка, погляди на меня, уж ты-то должна узнать свое Муми-дитя.
        Муми-мама поглядела в его испуганные глаза-тарелки, она глядела в них долго-долго и наконец сказала:
        - Да, это Муми-тролль.
        И не успела она это промолвить, как Муми-тролль начал преображаться. Его глаза, уши и хвост уменьшились, а нос и живот увеличились. И вот уже перед ними стоит Муми-тролль во всем своем великолепии, такой, каким был.
        - Иди же, я обниму тебя, - сказала Муми-мама. - Уж моего-то маленького Муми-сына я узнаю всегда, что бы ни случилось.
        Немного погодя в тот же день Муми-тролль и Снорк сидели в одном из своих потайных местечек - под кустом жасмина в круглом гроте из зеленой листвы, укрывавшей их со всех сторон.
        - Да, но ведь кто-то же тебя заколдовал, иначе быть не может, - сказал Снорк.
        Муми-тролль отрицательно покачал головой.
        - Я не видел ничего особенного, - ответил он. - Ничего такого не ел, не произносил никаких опасных слов.
        - А не попал ли ты, случаем, в заколдованный круг? - предположил Снорк.
        - Не знаю, - ответил Муми-тролль. - Я все время сидел под черной шляпой, которая у нас вместо корзины для бумаг.
        - В шляпе? Внутри? - переспросил Снорк, словно осененный догадкой.
        - Ну да.
        Они задумались и некоторое время сидели молча, потом разом воскликнули:
        - Все ясно, в ней-то и дело!
        И пристально посмотрели друг на друга.
        - Пошли! - сказал Снорк.
        Они поднялись на веранду и осторожно приблизились к шляпе.
        - Очень даже обыкновенная шляпа, - сказал Снорк. - Разумеется, если не принимать во внимание, что цилиндр, вообще-то говоря, шляпа очень даже необыкновенная.
        - Но как узнать, что это она все наделала? - спросил Муми- тролль. - Я в нее больше не полезу!
        - Может, заманим туда кого-нибудь? - предложил Снорк.
        - Но ведь это подло! - возразил Муми-тролль. - Почем знать, а вдруг этот кто-нибудь уже не превратится в самого себя?
        - А если взять врага?
        - Гм... - отозвался Муми-тролль. - Кого именно?
        - Дикобраза, - сказал Снорк.
        Муми-тролль потряс головой.
        - Дикобраз слишком велик.
        - Ну тогда муравьиного льва.
        - Этот подойдет, - одобрил Муми-тролль. - Муравьиный лев затащил раз мою маму в нору и насыпал ей в глаза песку.
        Они нашли большую банку и отправились к морю: как раз там, на песчаном берегу, устраивает свои коварные норы муравьиный лев. Вскоре Снорк нашел большую круглую яму и отчаянно замахал Муми-троллю.
        - Он тут! - прошептал Снорк. - Только как мы заманим его в банку?
        - Это я возьму на себя, - шепотом ответил Муми-тролль.
        Он взял банку, закопал ее в песок отверстием вверх и громко сказал:
        - Жалкие козявки эти муравьиные львы.
        После чего сделал Снорку знак, и оба выжидающе уставились в яму. Песок на ее дне зашевелился, но никто не показывался.
        - Просто жалкие козявки! - повторил Муми-тролль. - Даже в песок они зарываются часами, копуши!
        - Так-то оно так, но... - с сомнением начал Снорк.
        - Да что там! - перебил Муми-тролль, делая ему яростные знаки ушами. - Просто копуши!
        И в то же мгновение из ямы в песке высунулась грозная голова с выпученными глазами.
        - Копуши, говоришь? - прошипел муравьиный лев. - Да я закапываюсь в песок за три секунды!
        - Тогда, может, дяденька лев покажет нам, как это делается, вот мы и поверим, - вкрадчиво произнес Муми-тролль.
        - Я и вас засыплю песком! - сердито сказал муравьиный лев. - И когда вы окажетесь в моей норе, я вас съем!
        - Пожалуйста, не надо! - испуганно сказал Снорк. - Лучше покажите нам, как вы умеете закапываться задом наперед за три секунды!
        - Сделайте это вот тут, тогда мы лучше увидим, - сказал Муми-тролль и показал на то место, где была закопана банка.
        - Неужели вы думаете, у меня только и забот, что проделывать фокусы перед всякой малышней? - сказал муравьиный лев, но соблазн показать свою силу и ловкость был слишком велик. Презрительно фыркая, он выбрался из ямы и надменно спросил: - Ну, где я должен зарыться?
        - Вот тут, - показал Муми-тролль.
        Муравьиный лев пожал плечами и устрашающе взъерошил гриву.
        - Так смотрите же, крошки-малявки! - крикнул он. - Сейчас я уйду под землю, а как вернусь, съем вас! Раз, два, три!
        И, вращаясь словно пропеллер, муравьиный лев задом наперед ушел в песок, прямо в банку. Это и вправду произошло за три секунды, а может, чуть быстрее - за две с половиной, потому что лев ужасно рассердился.
        - Крышку, живо! - крикнул Муми-тролль.
        Они расшвыряли над банкой песок и крепко-накрепко завинтили крышку. Потом вынули банку и покатили ее домой. Муравьиный лев кричал и сыпал проклятиями, но толстый слой песка заглушал его голос.
        - Он рвет и мечет, - сказал Снорк. - Страшно подумать, что будет, если он выберется наружу!
        - Не выберется, - спокойно отвечал Муми-тролль. - когда выберется, то, надеюсь, в преображенном виде, каким-нибудь страшилой.
        Подойдя к дому, Муми-тролль сунул лапы в рот и издал три долгих свистка (что означало: произошло неслыханное событие). Друзья сбежались к нему со всех сторон и сгрудились вокруг банки.
        - Что там у вас? - спросил Снифф.
        - Муравьиный лев, - гордо отвечал Муми-тролль. - Самый взаправдашний злющий муравьиный лев, мы поймали его.
        - Подумать только, какие вы смелые! - с восхищением сказала фрекен Снорк.
        - А теперь мы хотим пересадить его в шляпу, - сказал Снорк.
        - Чтобы он превратился в страшилище, как случилось со мной, - сказал Муми-тролль.
        - Говори прямо, если хочешь, чтобы тебя понимали, - сказал Хемуль.
        - Ну, стало быть, я спрятался в цилиндр, оттого и преобразился, - пояснил Муми-тролль. - А теперь хотим поставить контрольный опыт - посмотреть, превратится ли муравьиный лев во что-нибудь.
        - Но ведь он может превратиться в кого угодно! - воскликнул Снифф. - И станет еще страшнее, чем муравьиный лев! Вот возьмет и съест всех нас!
        Некоторое время все стояли в боязливом молчании, разглядывая банку и слушая приглушенные вопли, доносившиеся изнутри.
        - Ой! - сказала фрекен Снорк. - Ой! - И совершенно обесцветилась. [Снорки часто меняют окраску при душевном волнении.]
        - А мы спрячемся под столом, пока он будет преображаться, а шляпу прикроем толстой книгой, - предложил Снусмумрик. - Кто экспериментирует, тот всегда рискует. Валите его в шляпу!
        Снифф метнулся под стол. Муми-тролль, Снусмумрик и Хемуль держали банку над шляпой Волшебника, а фрекен Снорк осторожно отвинчивала крышку. В вихрях песка муравьиный лев провалился в шляпу, и Снорк тут же прикрыл шляпу словарем иностранных слов. После этого все кучей бросились к столу и спрятались под ним. Но ничего особенного не произошло.
        Они выглядывали из-под скатерти и ждали. Их беспокойство все возрастало. Но в шляпе все было тихо.
        - Все это ерунда, - сказал Снифф.
        И как раз в это мгновение словарь иностранных слов начал съеживаться. Снифф от волнения укусил Хемуля за палец.
        - Осторожно! - сердито сказал Хемуль. - Ты укусил меня за палец.
        - Ой, прости, - сказал Снифф. - Я думал, это мой палец.
        А словарь съеживался и съеживался. Его страницы походили теперь на увядшие листья. Иностранные слова вылезли из него и расползлись по полу.
        - Это надо же! - сказал Муми-тролль.
        И вдруг что-то произошло. С полей шляпы закапало. Полилось. Вода потоками выплескивалась на ковер, и иностранным словам пришлось искать спасения на стенах.
        - Муравьиный лев превратился в воду, и все, - разочарованно сказал Снусмумрик.
        - А мне кажется, это песок стал водой, - прошептал Снорк. - Сейчас появится и сам лев.
        Снова потянулось невыносимое ожидание. Фрекен Снорк спрятала голову на груди Муми-тролля, Снифф попискивал от страха. И вот на полях шляпы показался ежик - наверное, самый маленький ежик на свете. Весь взъерошенный, мокрый, он поводил носом во все стороны, подслеповато щуря глаза.
        Несколько секунд в комнате стояла мертвая тишина. А потом Снусмумрик расхохотался. Когда он остановился перевести дух, остальные продолжили за него. Все не то что смеялись, а буквально ревели и катались от радости под столом. Не смеялся один только Хемуль. Он с удивлением поглядел на своих друзей и сказал:
        - Да, но ведь мы и так знали, что муравьиный лев преобразится! Ума не приложу, чего вы всегда поднимаете столько шуму из-за самых обыкновенных вещей.
        А ежик тем временем с торжественным и чуточку печальным видом прошествовал к выходу и спустился с крыльца. Вода перестала лить из шляпы и лужей растеклась по полу веранды. А весь потолок кишел иностранными словами.
        Когда о случившемся рассказали Муми-папе и Муми-маме, они отнеслись к происшествию очень серьезно и решили, что шляпу Волшебника надо уничтожить. Ее осторожно скатили вниз к реке и сбросили в воду.
        - Теперь понятно, откуда взялись тучки и страшилище, - сказала Муми-мама, стоя на берегу и глядя, как шляпа уплывает вниз по течению.
        - А что, тучки-то были мировые, - сказал несколько расстроенный Муми-тролль. - Пускай бы их было еще больше.
        - Ну да, а также воды и иностранных слов, - сказала Муми-мама. - Боже, что стало с верандой! Ума не приложу, как теперь избавляться от этой ползучей мелюзги. Путается везде под ногами, и никакого порядка в доме!
        - Все равно тучки были мировые, - упорствовал Муми-тролль.
        Вечером ему не спалось. Он лежал и смотрел в светлую июньскую ночь, полную одиноких криков, плясок и шороха крадущихся шагов. Благоухали цветы.
        Снусмумрик еще не возвращался. В такие ночи он часто бродил один со своей губной гармошкой. Но в эту ночь его песен не было слышно. Наверное, он отправился в путешествие, делать какие-нибудь открытия. Скоро он разобьет на речном берегу палатку и совсем перестанет ночевать дома... Муми-тролль вздохнул. Ему было грустно, хотя тужить было не о чем.
        Тут под окошком раздался негромкий свист, и сердце Муми-тролля так и подпрыгнуло от радости. Он тихонько подошел к окну и выглянул наружу. Свист означал: совершенно секретно! Внизу у веревочной лестницы стоял Снусмумрик.
        - Ты умеешь хранить тайны? - шепотом спросил он, когда Муми- тролль спустился вниз.
        Муми-тролль с жаром потряс головой.
        Снусмумрик склонился к нему и сказал еще тише:
        - Шляпу вынесло на сушу, на песчаную отмель чуть ниже по реке.
        В глазах Муми-тролля сверкнул огонек.
        - Ты согласен? - спросил Снусмумрик простым поднятием бровей.
        - Еще бы! - отвечал Муми-тролль чуть заметным шевелением ушей.
        Словно тени, проскользнули они росистым садом к реке.
        - Это за две излучины отсюда, - понизив голос, сказал Снусмумрик. - Собственно говоря, спасти ее - наш долг; вода, которая в нее затекает, становится красной. Все, кто живет вниз по течению, в ужас придут от этой жуткой воды.
        - Нам следовало подумать об этом с самого начала, - сказал Муми-тролль. Он был горд и рад, что ему довелось выйти вот так ночью вместе со Снусмумриком. Прежде Снусмумрик всегда уходил в свои ночные странствия один.
        - Где-то здесь, - сказал Снусмумрик. - В том месте, где в воде начинается темная полоса. Видишь?
        - Не очень, - отвечал Муми-тролль, который шел в полутьме, спотыкаясь на каждом шагу. - Я не так хорошо вижу ночью, как ты.
        - Не представляю, как мы ее достанем, - размышлял вслух Снусмумрик, остановившись на берегу и глядя на реку. - Как жалко, что у твоего отца нет лодки.
        Муми-тролль задумался.
        - Я не так уж плохо плаваю, - сказал он наконец. - Если только вода не слишком холодная.
        - Куда тебе! - с недоверием сказал Снусмумрик.
        - А вот возьму и поплыву, - сказал Муми-тролль, и всю его робость как рукой сняло. - В какой это стороне?
        - Вон там, наискосок, - ответил Снусмумрик. - Ты очень скоро нащупаешь дно отмели. Только смотри не суй в шляпу лапы. Бери за тулью.
        Муми-тролль скользнул в теплую воду и по-собачьи поплыл по реке. Течение здесь было сильное, и сначала он чувствовал себя неуверенно. Но вот он увидел отмель, а на ней что-то черное. Он подрулил хвостом и тотчас же нащупал лапами дно.
        - Ну как, порядок? - негромко окликнул его с берега Снусмумрик.
        - Порядок! - отозвался Муми-тролль и выбрался на отмель.
        От шляпы вниз по течению тянулась темная струя. Это и была та волшебная красная вода, о которой говорил Снусмумрик. Муми-тролль сунул в нее лапу и осторожно лизнул.
        - Это надо же! - пробормотал он. - Ведь это фруктовый сок! Подумать только, теперь стоит зачерпнуть шляпой воды, и у нас будет сколько угодно фруктового сока!
        И, не помня себя от восторга, он издал свой самый радостный воинственный клич: "Пи-хо!"
        - Ну что, нашел? - озабоченно спросил Снусмумрик.
        - Плыву обратно! - ответил Муми-тролль и вновь вошел в воду, крепко обвив шляпу хвостом.
        Плыть против течения, буксируя за собой тяжелую шляпу, было нелегко, и, достигнув берега, он почувствовал ужасную усталость.
        - Вот, - тяжело переводя дух, гордо промолвил он.
        - Молодец, - сказал Снусмумрик. - Но где же нам ее спрятать?
        - Во всяком случае, не в Муми-доме, - ответил Муми-тролль. - Да и в саду вряд ли можно. Ее могут найти.
        - А что, если в гроте? - сказал Снусмумрик.
        - Тогда придется посвятить в тайну Сниффа, - сказал Муми- тролль. - Ведь грот-то его.
        - Место самое подходящее, - раздумчиво сказал Снусмумрик. - Но Снифф слишком мал, чтобы доверить ему такую важную тайну.
        - Верно, - серьезно согласился Муми-тролль. - А знаешь, ведь нам впервые приходится делать что-то втайне от папы и мамы.
        Снусмумрик взял шляпу в охапку и пустился в обратный путь по берегу реки. Дойдя до моста, он вдруг остановился.
        - Что ты? - встревоженно прошептал Муми-тролль.
        - Канарейки! - ответил Снусмумрик. - Вон там на перилах три желтых канарейки. Чудно, что они ночуют не дома.
        - Никакая я не канарейка, - пропищала одна, та что была к ним поближе. - Я плотвичка.
        - Мы все самые порядочные рыбы! - проверещала ее подруга.
        Снусмумрик сокрушенно покачал головой.
        - Вот видишь, каких дел натворила шляпа, - сказал он. - Рыбешки, как видно, ничего не подозревая, заплыли в нее и преобразились. Так что давай-ка двинем прямо к гроту и спрячем ее там!
        Идя лесом, Муми-тролль все теснее жался к Снусмумрику. С обеих сторон тропинки слышались шорохи и шелест крадущихся шагов, веяло жутью. Временами из-за стволов деревьев выглядывали маленькие светящиеся глаза, временами кто-то окликал их с земли или из древесных кущ.
        - Ах, какая чудная ночь! - раздавался голос прямо за спиной Муми-тролля.
        - Замечательная! - набравшись духу, вторил он, и чья-то маленькая тень проскользнула мимо него в полутьме.
        На побережье было светлее. Море и небо сливались в сплошное бледно-голубое мерцающее пространство. Издали доносились одинокие призывные крики птиц. Близилось утро. Снусмумрик и Муми-тролль забрались в грот и поставили шляпу тульей вверх в самый укромный уголок, чтобы в нее ничто нечаянно не попало.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ, в которой описывается, как Ондатр ушел от мира и пережил нечто неописуемое, как "Приключение" занесло Муми-семейство на остров хатифнаттов, где Хемуль чуть не сгорел, и как над путешественниками разразилась сильная гроза
        Наутро следующего дня, когда Ондатр по обыкновению вышел полежать с книгой в гамаке, веревка оборвалась, и он рухнул на землю.
        - Я этого не прощу! - сказал Ондатр, выпутываясь из одеяла.
        - Ах, какая досада, - сказал Муми-папа, поливавший саженцы табака. - Надеюсь, вы не ушиблись?
        - Не в том суть, - мрачно отвечал Ондатр, дергая себя за ус. - По мне, хоть земля тресни и огонь сойди с небес - мне дела нет. Это не из тех событий, которые могут смутить мой душевный покой. Но я терпеть не могу, когда меня ставят в смешное положение. Это роняет мое достоинство философа!
        - Но ведь только я один и видел, как вы грохнулись, - сказал Муми-папа.
        - Как будто этого мало, - сказал Ондатр. - Извольте вспомнить, чего только не натерпелся я в вашем доме! В прошлом году, например, на нас падала комета. Это ничего не значит. Зато вы, наверное, помните, что я уселся тогда на шоколадный торт вашей супруги. Это было чрезвычайно унизительно для моего достоинства. Ваши гости подкладывают щетки в мою постель - очень глупая шутка. Не говоря уже о вашем сыне Муми-тролле, который...
        - Знаю, знаю, - с виноватым видом упредил его Муми-папа. - Да, конечно, дом у нас неспокойный. Ну и веревки с годами перетираются...
        - Не смеют они этого делать! - сказал Ондатр. - Пусть бы я до смерти убился - это, разумеется, ничего не значит. Ну а если бы меня видели ваши молодые люди? Что тогда? Нет уж, лучше брошу все и снова уйду от мира, буду жить в покое и одиночестве. Это мое твердое решение.
        - О! - с глубоким уважением произнес Муми-папа. - Где же вы намерены поселиться?
        - В гроте, - ответил Ондатр. - Там никто не нарушит ход моих мыслей глупыми шутками. Еду будете присылать мне два раза в день. Но не раньше десяти часов.
        - Хорошо, - сказал Муми-папа, склонив голову. - Поставить вам там какую-нибудь мебель?
        - Это можно, - уже чуточку полюбезнее отвечал Ондатр. - Только самую простую. Я понимаю, вы желаете мне добра, но так или иначе ваше семейство вывело меня из терпения.
        Он забрал книгу и одеяло и медленно побрел вверх по склону. Муми-папа повздыхал немножко, а потом снова принялся поливать табак и вскорости обо всем позабыл.
        Ондатр пришел в грот очень довольный. Он расстелил на песке одеяло, уселся и стал думать. Думал он не переставая не меньше двух часов подряд. В гроте царили тишина и покой, сквозь расщелину в потолке заглядывало солнце, мягко озаряя место его уединения. Время от времени, когда сноп солнечного света уходил от Ондатра, тот тихонько подвигался следом за ним.
        "Тут я останусь навсегда, навсегда, - думал он. - Как все это бессмысленно - болтаться по разным местам, болтать лишнее, строить дома, заниматься стряпней и обзаводиться собственностью!"
        Умиротворенный, оглядел он свое новое жилище и увидел шляпу Волшебника, которую спрятали в самом дальнем углу Муми-тролль и Снусмумрик.
        "Корзина для бумаг, - отметил он про себя. - Так, стало быть, она здесь. Ну что ж, на что-нибудь да сгодится".
        Он подумал еще немного и решил вздремнуть. Завернулся в одеяло, положил в шляпу свои вставные зубы, чтобы не обвалять их в песке, и тихо-мирно заснул.
        А в Муми-доме тем временем завтракали, и на завтрак были оладьи - золотистые оладьи с малиновым вареньем. Еще была вчерашняя каша, но на нее никто не польстился, и кашу решили оставить на завтра.
        - Сегодня мне хочется чего-то необыкновенного, - сказала Муми-мама. - Мы избавились от зловредной шляпы - это событие надо отпраздновать. Да и надоедает все время сидеть на одном месте.
        - Что верно, то верно! - сказал Муми-папа. - Прогуляться нам не помешало бы. Как вы на это смотрите?
        - Мы уже во всех местах побывали, ни одного нового не найдется! - сказал Хемуль.
        - Должно найтись, - сказал Муми-папа. - А нет, так мы его выдумаем. Кончайте есть, малыши, - еду забираем с собой.
        - А можно доесть то, что уже во рту? - спросил Снифф.
        - Не валяй дурака, - сказала Муми-мама. - Быстренько соберите все необходимое. Папа хочет немедленно тронуться в путь. Только не берите ничего лишнего. Да, еще вот что: надо написать записку Ондатру, чтобы он знал, где мы.
        - Боже мой! - воскликнул Муми-папа и схватился за голову. - Совсем забыл! Надо отнести ему в грот что-нибудь из мебели и поесть!
        - В грот?! - разом вскрикнули Муми-тролль и Снусмумрик.
        - Ну да, у гамака оборвалась веревка, - пояснил Муми-папа, - и Ондатр сказал, что у него нет возмож-
        ности больше думать и он хочет от всего отказаться. Дескать, вы подкладывали щетки в его постель, и все такое прочее. Вот он и перебрался в грот.
        Муми-тролль и Снусмумрик побледнели и обменялись взглядами, в которых читалась одна и та же ужасная мысль: "Шляпа!"
        - Полагаю, все это не так страшно, - сказала Муми-мама. - Мы прогуляемся к морю и заодно принесем Ондатру поесть.
        - Мы столько раз бывали у моря, - захныкал Снифф. - Неужели нельзя поехать куда-нибудь еще?
        - Тихо, малыши! - твердо сказал Муми-папа. - Мама хочет купаться. Отправляемся сию минуту!
        Муми-мама бросилась собирать вещи в дорогу. Она брала с собой одеяла, кастрюли, бересту на растопку, кофейник, массу еды, подсолнечное масло, спички и все то, на чем, в чем и чем едят. Она укладывала зонтик, теплую одежду, порошки от расстройства желудка, подушки, сетки от комаров, плавки, скатерть и свою сумку. Она страшно суетилась, припоминала, не забыла ли чего, и наконец сказала:
        - Ну вот, теперь, кажется, все! Ах, как это чудесно - побывать у моря!
        Муми-папа взял свою трубку и удочку.
        - Ну как, готовы? - спросил он. - Ничего не забыли? Выходим!
        И они тронулись в путь. Последним шел Снифф, таща за собой шесть маленьких игрушечных лодочек.
        - Как по-твоему, успел Ондатр натворить дел? - шепотом спросил Муми-тролль у Снусмумрика.
        - Будем надеяться, нет! - шепотом отвечал Снусмумрик. - Только у меня все равно душа не на месте.
        Тут все остановились, да так внезапно, что папа чуть не угодил Хемулю удочкой в глаз.
        - Кто это так кричит?.. - взволнованно воскликнула Муми-мама.
        Лес сотрясался от дикого крика. Кто-то во весь опор мчался прямо в их сторону, подвывая не то от страха, не то от ярости.
        - Прячьтесь! - крикнул Муми-папа. - Это какое-то чудовище!
        Но не успели они броситься наутек, как показался Ондатр с вытаращенными глазами и встопорщенными усами. Он отчаянно размахивал лапами и нес какую-то несусветицу, никто не понимал, что он хочет сказать. Ясно было одно: то ли он рассердился, то ли испугался, то ли рассердился оттого, что испугался. Не останавливаясь, промчался он мимо них по направлению к Муми-долу.
        - Что с ним? - спросила потрясенная Муми-мама. - Ведь он всегда такой степенный, держится с таким достоинством.
        - Так убиваться из-за того, что порвалась веревка у гамака, - сказал Муми-папа и покачал головой.
        - А по-моему, он рассердился оттого, что мы забыли принести ему поесть, - сказал Снифф, - и теперь его доля достанется нам.
        В тревожных догадках пошли они дальше. А Муми-тролль и Снусмумрик незаметно ушли вперед и кратчайшим путем направились к гроту.
        - Входить через вход нельзя, - сказал Снусмумрик. - Вдруг оно все еще там. Заберемся на скалу и посмотрим через расщелину.
        В молчании вскарабкались они на скалу и, как индейцы, подползли к расщелине. Затем с величайшей осторожностью заглянули в грот. Шляпа Волшебника стояла на месте - пустая. В одном углу валялось одеяло, в другом - книга. В гроте никого не было.
        Но весь песчаный пол грота был испещрен какимито странными следами, словно в нем кто-то плясал и скакал.
        - Это не следы лап Ондатра! - сказал Муми-тролль.
        - Сомневаюсь, лапы ли это вообще, - сказал Снусмумрик. - Уж больно странно они выглядят!
        Приятели спустились со скалы, боязливо озираясь по сторонам.
        Но ничего страшного они не увидели.
        Что именно приключилось с Ондатром, осталось навеки покрытым тайной, потому что сам Ондатр решительно отказывался говорить на эту тему. [Если хочешь знать, во что превратились вставные зубы Ондатра, спроси у мамы. Она знает.]
        Тем временем остальные уже добрались до берега моря и кучкой стояли у воды, оживленно болтая и жестикулируя.
        - Они нашли лодку! - воскликнул Снусмумрик. - А ну, бежим смотреть!
        Это была сущая правда. Их взору предстала большая, настоящая парусная лодка, выкрашенная в лиловый и белый, с обшивкой кромка на кромку, с веслами и рыбным садком!
        - Чья это? - еще не отдышавшись, спросил Муми-тролль.
        - Ничья! - торжествующе ответил Муми-папа. - Ее прибило к нашему берегу, а по закону, кто первый нашел остатки кораблекрушения, тому они и принадлежат. Значит, она наша!
        - Ей надо дать имя! - воскликнула фрекен Снорк. - Что, если назвать ее "Дорогуля"? Прелесть какое имя!
        - "Дорогулю" оставь для себя, - презрительно отозвался Снорк. - Предлагаю назвать ее "Орел".
        - Нет, тут непременно нужна латынь! - воскликнул Хемуль. - "Muminates Maritima"!
        - Я первый ее увидел! - вскричал Снифф. - Мне и выбирать! Назовем ее "Снифф" - коротко и ясно. Будет жутко забавно!
        - Что жутко, так это точно, - издевательски заметил Муми-тролль.
        - Тихо, дети! - сказал Муми-папа. - Тихо. Разве не ясно, что название лодки должна выбрать мама? Ведь это она вытащила нас на прогулку.
        Муми-мама так вся и зарделась.
        - Куда уж мне, - застенчиво сказала она. - Вот Снусмумрик - тот действительно имеет богатое воображение. Уж конечно он придумает название лучше меня.
        - Право, не знаю, - сказал польщенный Снусмумрик. - По правде говоря, первое, что мне пришло в голову, это "Крадущийся волк" - исключительно стильно.
        - Нет, - сказал Муми-тролль, - пусть мама выберет.
        - Хорошо, мое золотко, - сказала Муми-мама. - Только не говорите потом, что я глупа и старомодна. Мне казалось, имя лодки должно напоминать нам о том, что она нам даст, ну я и подумала, что ее следует назвать "Приключение".
        - Здорово! - сказал Муми-тролль. - Давайте так и назовем ее и отпразднуем это! Мамочка, есть у тебя что-нибудь, что могло бы сойти за шампанское?
        Муми-мама обшарила все свои корзины.
        - Какая жалость! - воскликнула она. - Похоже, я забыла дома фруктовый сок!
        - А ведь я спрашивал, не забыла ли ты чего! - строго сказал Муми-папа.
        Все ужасно расстроились. Плавание под парусами на новой лодке, не окрещенной по всем правилам, может закончиться плачевно.
        И тут Муми-тролля осенило.
        - Давай мне кастрюли, - сказал он, наполнил кастрюли морской водой и отправился в грот. Вернувшись, он подал папе кастрюлю и сказал: - Ну-ка попробуй!
        Муми-папа отпил глоток и просиял от удовольствия.
        - Откуда это у тебя, сынок? - спросил он.
        - Секрет! - ответил Муми-тролль.
        Они наполнили волшебной водой банку из-под варенья и разбили ее об нос лодки. Муми-мама гордо продекламировала: "Сим крещу тебя на вечные времена, и имя тебе "Приключение" (такова формула крещения у всех муми-троллей), и все закричали "ура!". Затем корзины, одеяла, зонтики, удочки, подушки, кастрюли и плавки погрузили на борт, и Муми-семейство с друзьями поплыли по пустынному зеленому морю.
        Погода стояла чудесная, хотя и не совсем ясная, потому что солнце было затянуто легкой золотистой дымкой. С туго натянутым парусом "Приключение" стрелой неслось к горизонту. Волны звучно плескались в его борта, в снастях свистел ветер, а вокруг носа плясали русалки.
        Снифф связал шнурком свои игрушечные суденышки одно за другим, так что в кильватере у них плыла целая флотилия. Муми-папа рулил, Муми-мама дремала. Ведь очень редко случалось, чтобы вокруг нее было так спокойно. В вышине над ними кружили большие белые птицы.
        - Куда мы держим путь? - спросил Снорк.
        - Давайте поплывем на какой-нибудь маленький остров! - попросила фрекен Снорк. - Я еще никогда не бывала на острове!
        - Ну что ж, теперь ты имеешь такую возможность, - сказал Муми-папа. - Высадимся на первом же острове, который увидим.
        Муми-тролль свесился с носа, пытаясь рассмотреть морское дно. Это было страшно интересно - глядеть в зеленоватую толщу воды, которую рассекал нос лодки, распуская в стороны белые усы пены.
        - Я иду под парусами! - кричал Муми-тролль. - Мы плывем на остров! Пи-хо!
        Далеко в море, окруженный бурунами и подводными мелями, лежал необитаемый остров хатифнаттов. Раз в год хатифнатты собирались на нем, перед тем как вновь отправиться в свои бесконечные странствия вокруг света. Они стекались сюда со всех концов земли, безмолвные и серьезные, с маленькими белыми пустыми лицами. Зачем им эти ежегодные съезды, трудно сказать: хатифнатты не могут ни слышать, ни говорить, а взгляд их всегда направлен на что угодно, только не к той далекой цели, к которой они стремятся. Быть может, им просто хочется иметь место, где можно чувствовать себя как дома, где можно немного отдохнуть, повидаться со знакомыми? Съезды эти всегда происходят в июне, и вот случилось так, что Муми-семейство и хатифнатты прибыли на остров почти одновременно. Пустынный и манящий, возник он из моря в нарядном венце белоснежного прибоя и зеленых кущ.
        - Земля! - крикнул Муми-тролль.
        Все потянулись через борт посмотреть.
        - Тут есть пляж! - воскликнула фрекен Снорк.
        - И отличная гавань! - сказал Муми-папа.
        Изящно лавируя между отмелями, он провел лодку к берегу. Ее нос мягко ткнулся в песок. Муми-тролль спрыгнул с фалинем (так называется трос, которым лодка крепится к причалу) на сушу, и вскоре берег ожил, наполнился суетой и бурной деятельностью. Муми-мама сложила из камней очаг, чтобы подогреть оладьи, натаскала дров, расстелила на песке скатерть и на каждый угол положила по камню, чтобы ее не унесло ветром. Затем расставила чашки, закопала банку с маслом в сырой песок в тени от скалы и под конец украсила стол букетом береговых лилий.
        - Мы ничем не можем тебе помочь? - спросил Муми-тролль, когда все приготовления были закончены.
        - Вы должны обследовать остров, - сказала Муми-мама (уж она-то знала, чего им больше всего хочется). - Очень важно знать, куда мы попали. Вдруг нам грозит какая-нибудь опасность?
        - Верно, - сказал Муми-тролль, и они втроем - он, фрекен Снорк и Снифф - пошли вдоль южного берега, а Снусмумрик, любивший делать открытия в одиночку, - вдоль северного. Хемуль взял лопату, зеленую коробку для растений, увеличительное стекло и направился прямо в лес в надежде найти там диковинные, еще никем не открытые растения.
        Муми-папа устроился на камне поудить. Солнце незаметно склонялось к закату, золотистая дымка над морем сгущалась.
        В самой середине острова расстилалась ровная зеленая лужайка, окруженная цветущим кустарником. Это и было тайное место встреч хатифнаттов, где они собирались раз в год в середине лета. Их явилось уже сотни три, и ожидалось прибытие еще примерно четырехсот пятидесяти. Они молча ходили по траве и церемонно раскланивались друг с другом. Посреди лужайки стоял высокий, выкрашенный в синий цвет столб, а на нем висел большой барометр. Всякий раз, проходя мимо барометра, хатифнатты низко кланялись ему (и это выглядело очень смешно).
        А Хемуль тем временем бродил по лесу, собирая редкие цветы, пестревшие вокруг. Это были совсем не те цветы, что в Муми-доле, о нет, отнюдь нет! Посмотреть только на эти тяжелые серебристо-белые соцветия, словно отлитые из стекла, на эти двудольные чудо-цветы сумеречных тонов, на эти малиново-черные венчики, похожие на корону! Но Хемуль не видел всей этой красоты; он знай считал лепестки-тычинки и бормотал про себя: "Это будет номер двести девятнадцать в моем гербарии".
        Так вышел он на поляну хатифнаттов и побрел по ней, рьяно высматривая в траве редкие растения, и поднял глаза только тогда, когда стукнулся головой о столб. Тут только он с изумлением огляделся вокруг. Впервые в жизни он видел столько хатифнаттов зараз. Они кишели повсюду и смотрели на него своими маленькими блеклыми глазками. "Интересно, злые они или нет? - с беспокойством подумал Хемуль. - Маленькие-то они маленькие, да уж больно их много!"
        Хемуль осмотрел столб и висевший на нем большой блестящий барометр красного дерева. Барометр показывал дождь и ветер. "Странно", - подумал Хемуль, щурясь от блеска солнца, и щелкнул по барометру. Стрелка сильно упала. А хатифнатты угрожающе зашипели и сделали шаг в сторону Хемуля.
        - Пожалуйста, не беспокойтесь! - испуганно сказал Хемуль. - Я вовсе не собираюсь отнимать у вас барометр!
        Но хатифнатты не слышали его и сделали еще шаг в его сторону, шеренга за шеренгой, шипя и размахивая лапами. Хемуль страшно перетрусил и огляделся - как бы убраться восвояси. Враг окружал его стеной и подступал все ближе. А между деревьями мелькали все новые и новые хатифнатты, безмолвные, с неподвижными лицами.
        - Пошли прочь! - крикнул Хемуль. - Кыш! Кыш!
        Но хатифнатты продолжали беззвучно приближаться. Тут уж Хемуль подобрал свои юбки и давай карабкаться на столб. Столб был скользкий и грязный, но страх придал Хемулю нехемульскую силу, и вот уж он сидит, дрожа, на верхушке столба и держится за барометр.
        Хатифнатты подступили к столбу вплотную и ждали. Словно белый ковер, они покрывали собой всю поляну, и Хемуль содрогнулся при мысли, что будет, свались он на землю.
        - Караул! - крикнул он слабым голосом. - Спасите! Помогите!
        Лес безмолвствовал.
        Тогда Хемуль сунул два пальца в рот и засвистел. Три коротких свистка, три длинных и опять три коротких: SOS...
        Снусмумрик, шедший по северному берегу острова, уловил сигнал бедствия и поднял голову, прислушиваясь. Определив направление, он стремглав бросился на помощь. Слабый вначале, свист становился все явственнее. "Теперь где-то совсем близко", - подумаал Снусмумрик и стал осторожно красться вперед. Между деревьями открылся просвет, и он увидел поляну, хатифнаттов и Хемуля, уцепившегося за верхушку столба. "Ну и дела", - пробормотал про себя Снусмумрик и крикнул:
        - Эй! Я здесь! Как тебя угораздило настроить незлобивых хатифнаттов на столь воинственный лад?
        - Я только щелкнул по их барометру, - жалобно откликнулся Хемуль. - Стрелка упала. Попробуй прогнать этих противных тварей, милый Мумрик!
        - Сейчас подумаем, - ответил Снусмумрик.
        (Хатифнатты не слышали ни слова из их разговора, ведь ушей-то у них нет.)
        Немного погодя Хемуль крикнул:
        - Думай скорее, Мумрик, я, того и гляди, сползу вниз!
        - Ну так вот, - сказал Снусмумрик. - Помнишь, как у нас в саду завелись полевые мыши? Муми-папа вкопал тогда в землю много столбов и поставил на них пропеллеры-вертушки. Когда пропеллеры завертелись, их дрожание передалось земле, у мышей сдали нервы, и они убрались восвояси!
        - Ты всегда так интересно рассказываешь, - с горечью отозвался Хемуль. - Только, хоть убей, не пойму, какое это имеет отношение к моему бедственному положению!
        - Самое непосредственное! - ответил Снусмумрик. - Неужели не понимаешь? У хатифнаттов нет ни дара речи, ни слуха, только зрение, да и то совсем никудышное. Зато у них очень тонкая способность ощущать! Попробуй потряси столб маленькими толчками! Хатифнатты непременно почувствуют дрожание земли и испугаются. Будь спокоен, это проберет их до самых печенок. Они чувствительны, как радиоприемник! Хемуль попробовал пошатать столб.
        - Я свалюсь! - боязливо крикнул он.
        - Сильней, сильней! - крикнул Снусмумрик. - Маленькими толчками!
        Хемуль затряс столб, и немного погодя у хатифнаттов появилось неприятное ощущение в ногах. Они еще сильнее зашипели, беспокойно задвигались и наконец побежали все разом очертя голову.
        Поляна опустела в мгновение ока. Хемуль почувствовал такое облегчение, что, сам того не ведая, разжал руки и мешком плюхнулся на траву.
        - О, мое сердце! - запричитал он. - Оно опять ушло в пятки! С тех пор как попал я в Муми-семейку, так ничего хорошего и не вижу, кругом беспорядки да опасности!
        - Нишкни, - сказал Снусмумрик. - Ты еще дешево отделался.
        - Ух, негодные твари, - разорялся Хемуль. - Ну уж барометр-то я прихвачу с собой, пусть знают наших!
        - Лучше не трогай! - предостерег его Снусмумрик.
        Но Хемуль уже снял со столба барометр и с ликующим видом сунул его под мышку.
        - А теперь - к нашим, - сказал он. - Я страшно проголодался.
        Когда Снусмумрик и Хемуль вернулись, все сидели и угощались оладьями и щукой, которую Муми-папа выловил из моря.
        - Привет! - крикнул Муми-тролль. - А мы обошли весь остров. На той стороне есть ужасно дикие скалы, уходят прямо в море!
        - А мы видели кучу хатифнаттов! - поведал Снифф. - Штук сто, не меньше!
        - Не говорите мне о них, - с чувством произнес Хемуль. - Это выше моих сил. Лучше вот полюбуйтесь моим боевым трофеем.
        И он с гордостью выложил на скатерть барометр.
        - Ой, какая красивая штука! - воскликнула фрекен Снорк. - И какая блестящая! Это часы?
        - Нет, это барометр, - сказал Муми-папа. - Чтобы определять, какая будет погода - ясно или гроза. Иногда даже случается, он не врет.
        Муми-папа щелкнул по барометру и нахмурился.
        - Будет буря!
        - Сильная буря? - боязливо спросил Снифф.
        - А вот взгляни, - сказал Муми-папа. - Стрелка стоит на ноль-ноль - ниже просто некуда. Разве что он хочет сыграть с нами шутку!
        Но, судя по всему, барометр не шутил. Золотистая дымка сгустилась в желто-серую мглу, море на горизонте зловеще почернело.
        - Надо немедленно возвращаться домой! - сказал Снорк.
        - Не так сразу! - попросила фрекен Снорк. - Ведь мы не успели осмотреть толком скалы на той стороне! Мы даже не искупались!
        - Пожалуй, и вправду незачем так торопиться, - сказал Муми- тролль. - Посмотрим, что будет дальше. Ведь это так глупо - открыть остров и сразу домой.
        - Но ведь если грянет буря, плыть будет нельзя! - резонно заметил Снорк.
        - Вот и хорошо! - воскликнул Снифф. - Тогда мы останемся здесь навсегда.
        - Тихо, дети! Я должен подумать, - сказал Муми-папа.
        Он спустился к воде, потянул носом воздух, повертел во все стороны головой и нахмурился.
        Вдали глухо прогрохотало.
        - Гром! - сказал Снифф. - Ой, страшно!
        Над горизонтом стеною вздымалась грозная черносиняя туча и гнала перед собой клочья светлых облаков. Время от времени море озарялось бледным светом зарниц.
        - Остаемся! - решил Муми-папа.
        - На всю ночь? - обрадовался Снифф.
        - Да, пожалуй, - сказал Муми-папа. - А теперь живо строить дом, скоро нас накроет дождем!
        Они вытащили лодку на берег и на опушке леса мигом соорудили дом из паруса и одеял. Муми-мама законопатила мхом все щели. Снорк окопал дом канавой для отвода воды. Все носились между лодкой и домом, перетаскивая вещи в укрытие. По лесу прошел ветерок, листья деревьев тревожно зашелестели. Громовые раскаты слышались все ближе и ближе.
        - Схожу на мыс, посмотрю погоду, - сказал Снусмумрик.
        Он потуже надвинул шляпу на уши и ушел. Счастливый в своем одиночестве, выбрался он на далеко выдвинутый в море мыс и встал, опершись спиной о скалу.
        Лик моря изменился. Оно сделалось черно-зеленым, пенилось верхушками волн, подводные отмели отсвечивали желтым фосфорическим светом. Под величественные раскаты грома гроза надвигалась с юга. Она распускала над морем свои черные паруса и вырастала вполнеба, зловеще сверкая молниями.
        "Идет прямо на остров, - подумал Снусмумрик, трепеща от радости и тревожного ожидания. Он зажмурился и представил себе, что парит высоко-высоко на гребне тучи-стены: - Могучий, проносишься ты над морем в шипении молний".
        Солнца уже не было видно. Дождь серой завесой стремительно набегал с моря.
        Снусмумрик повернулся и во весь дух припустил обратно.
        В палатку он юркнул в самый последний момент: тяжелые капли дождя уже барабанили по брезенту, хлопавшему на жестоком ветру. Хотя до вечера было еще далеко, все вокруг погрузилось во мрак. Снифф с головой закутался в одеяло - так страшно ему было. Остальные, нахохлившись, жались друг к дружке. Чудо-цветы Хемуля благоухали на всю палатку. Теперь буря бушевала совсем близко. Палатка непрестанно озарялась белыми вспышками молний. Гроза с грохотом катала по небу железные вагоны, море сердито бросало на остров свои самые большие валы.
        - Слава богу, что мы не вышли в море, - сказала Муми-мама. - Ну и погода!
        Фрекен Снорк, вся дрожа, вложила свою лапу в лапу Муми-тролля, и он чувствовал себя мужественным покровителем.
        А Снифф лежал под одеялом и ревел.
        - Теперь она прямо над нами! - сказал Муми-папа.
        И в тот же миг над островом с шипением вспыхнула гигантская молния. За нею последовал оглушительный треск.
        - Ударила прямо в остров! - сказал Снорк.
        Это уж было действительно чересчур. Хемуль сидел, обхватив лапами голову, и бормотал:
        - Беспорядки! Кругом беспорядки!
        А гроза уходила на север. Все отдаленнее слышались громовые раскаты, молнии сверкали не так ярко, и вот уже только дождь шумит вокруг да море ревет у берегов.
        - Вылезай, Снифф, - сказал Снусмумрик. - Гроза прошла.
        Снифф, хлопая глазами, выпутался из одеяла. Ему было чуточку совестно, что он так ужасно ревел, и он зевал и почесывал у себя за ушами.
        - Который час? - спросил он.
        - Без малого восемь, - ответил Снорк.
        - Ну так давайте укладываться спать, - сказала Муми-мама. - Столько волнений за один день!
        - А мне страшно хочется установить, куда ударила молния, - сказал Муми-тролль.
        - Завтра! - ответила мама. - Завтра ты все установишь и поплаваешь в море. А сейчас на острове сыро, уныло и неприютно.
        И она подоткнула всем под ноги одеяла и заснула, положив свою сумку под подушку.
        А дождь снаружи лил все сильней и сильней, и странные, удивительные звуки вплетались в рев волн: голоса, топот бегущих ног, смех и бой больших часов где-то на море. Снусмумрик лежал неподвижно, слушал, мечтал и вспоминал свои кругосветные путешествия. "Скоро я снова отправлюсь в путь, - подумал он. - Только еще чуточку подождать".
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой фрекен Снорк лысеет при ночном набеге хатифнаттов и в которой рассказывается о чрезвычайно странной находке на берегу необитаемого острова
        Фрекен Снорк проснулась среди ночи от ужасного ощущения: что-то коснулось ее лица. Не смея открыть глаза, она с беспокойством принюхалась. Пахло гарью! Фрекен Снорк натянула на голову одеяло и позвала вполголоса:
        - Муми-тролль! Муми-тролль!
        Муми-тролль тотчас проснулся.
        - В чем дело? - спросил он.
        - К нам забрался кто-то страшный, - сказала из-под одеяла фрекен Снорк. - Я чувствую, среди нас есть кто-то страшный!
        Муми-тролль уставился в темноту. В палатке и вправду творилось неладное. Вспыхивали какие-то огоньки, какие-то бледно светящиеся тени сновали между спящими. Муми-тролль потряс Снусмумрика за плечо.
        - Посмотри-ка! - испуганно сказал он. - Привидения!
        - Нет, - ответил Снусмумрик. - Это хатифнатты. Их наэлектризовало грозой, и они засветились. Лежи тихо, а то ударит током!
        Казалось, хатифнатты что-то искали. Они рылись во всех корзинах, запах гари усиливался. Внезапно все хатифнатты сбились в углу, где спал Хемуль.
        - Не вздуют они его, как ты думаешь? - тревожно спросил Муми-тролль.
        - Скорее всего они ищут барометр, - ответил Снусмумрик. - Я не советовал ему брать барометр. И вот они явились за ним!
        Хатифнатты сообща принялись вытаскивать барометр. Они переступили через Хемуля, чтобы поудобнее ухватиться за барометр, и теперь уж не гарью пахло, а прямо-таки чадило вовсю.
        Снифф проснулся и захныкал. И в тот же момент палатка огласилась чьим-то ревом. Это хатифнатты наступил Хемулю на нос.
        Тут уж все разом проснулись и вскочили на ноги. Поднялся неописуемый переполох. Испуганные вопросы сменялись громкими воплями, когда кто-нибудь, наступив на хатифнатта, обжигался или получал электрический удар. Хемуль ползал по всей палатке и кричал дурным голосом, потом запутался в парусе, и палатка рухнула прямо на всех. Это было что-то ужасное.
        Впоследствии Снифф утверждал, что им понадобилось не меньше часа, чтобы выбраться из-под паруса. (Если он и преувеличил, то лишь самую малость.)
        Так или иначе, когда все наконец выпутались из паруса, хатифнаттов с барометром и след простыл. И никто не горел желанием преследовать их.
        Хемуль с причитаниями уткнулся носом в мокрый песок.
        - Это уж слишком! - сетовал он. - Неужто бедный, невинный ботаник не может прожить свою жизнь в мире и покое!
        - А жизнь вообще неспокойная штука! - восторженно заметил Снусмумрик.
        - Дождь перестал, - сказал Муми-папа. - Посмотрите-ка, дети, небо прояснилось! Скоро начнет светать.
        Муми-мама зябко поеживалась, крепко прижимая к себе свою сумку. Она взглянула на бурное ночное море и спросила:
        - Ну как, отстроим заново дом и попробуем еще поспать?
        - Не стоит, - сказал Муми-тролль. - Закутаемся в одеяла и переждем до восхода солнца.
        Все уселись рядышком на песке и тесно прижались друг к дружке. Снифф устроился в самой середке - ему казалось, что так безопасней.
        - Вы представить себе не можете, как это жутко, когда в темноте дотрагиваются до твоего лица, - сказала фрекен Снорк. - Это хуже любой грозы!
        Так они сидели и любовались ясной ночью над морем. Ветер понемногу стихал, но волны прибоя все еще с ревом накатывали на берег. Небо на востоке начало светлеть. Было очень свежо. И тут, в этот ранний предрассветный час, показались хатифнатты. Они покидали остров. Их лодки одна за другой словно тени выскальзывали из-за мыса и уходили в открытое море.
        - Браво! - воскликнул Хемуль. - Надеюсь, мне никогда больше не придется свидеться с хатифнаттами.
        - Скорее всего они отыщут себе новый остров, - сказал Снусмумрик. - Таинственный остров, где никому не суждено побывать!
        Тоскующим взором провожал он утлые суденышки Вечно Странствующих По Свету.
        Фрекен Снорк спала, положив голову на колени Муми-тролля. На восточном горизонте проступила первая золотистая полоска зари. Словно розы, зарделись забытые бурей облачка, и солнце вознесло над морем свою пылающую главу.
        Муми-тролль нагнулся разбудить фрекен Снорк, и тут ему открылось нечто ужасное: прелестная челка, украшавшая ее лоб, была начисто спалена! Причиной тому вероятнее всего было прикосновение хатифнатта. Что она теперь скажет, как он утешит ее? Это была катастрофа!
        Фрекен Снорк открыла глаза и улыбнулась.
        - Послушай, - поспешно сказал Муми-тролль. - Со мною творится что-то странное! С некоторых пор мне куда больше стали нравиться девочки без волос, чем с волосами!
        - Вот как! - удивилась фрекен Снорк. - Это почему же?
        - С волосами они выглядят такими неряхами!
        Тут фрекен Снорк подняла лапы, чтобы причесаться, но - увы! - единственное, что ей удалось нащупать, был малюсенький опаленный пучок волос. В глубоком ужасе она рассматривала его в зеркало.
        - Ты стала плешивая, - сообщил Снифф.
        - Нет, тебе и вправду так идет, - пытался утешить ее Муми- тролль. - Ну не надо плакать!
        Но фрекен Снорк, лишившись своего главного украшения, бросилась на песок и горько разрыдалась.
        Все собрались вокруг и пытались ее развеселить.
        Не тут-то было!
        - Понимаешь, - втолковывал Хемуль, - я родлися лысым, и вот ничего, отлично обхожусь без волос!
        - Мы смажем тебе голову маслом, и они непременно снова отрастут, - вторил Муми-папа.
        - И даже будут виться, - добавляла Муми-мама.
        - Это правда? - всхлипывала фрекен Снорк.
        - Ну еще бы! - заверила ее Муми-мама. - Представляешь, какой милашкой ты будешь с кудрями?
        Фрекен Снорк перестала рыдать.
        - Взгляни-ка на солнце, - сказал Снусмумрик.
        Свежевымытое и прекрасное, поднималось оно над морем. А весь остров так и сверкал после дождя.
        - А ну давайте-ка я сыграю утреннюю песню! - сказал Снусмумрик, доставая свою губную гармошку.
        И все что было сил запели:
        Солнце всходит,
        Скрылась ночь.
        Хатифнатты
        Смылись прочь.
        О вчерашнем
        Не грусти!
        Лучше кудри
        Отпусти!
        Пи-хо!
        - А ну, айда купаться! - крикнул Муми-тролль.
        Все разом натянули плавки и бросились в волны прибоя (точнее сказать, все, кроме Хемуля, папы и мамы - им казалось, что для купания еще слишком свежо).
        Белопенно-зеленые, цвета бутылочного стекла волны накатывали на пляж.
        О, счастье быть муми-троллем, который только проснулся и уже пляшет среди зеленых волн на восходе солнца!
        Ночь была забыта, впереди был новый долгий июньский день. Словно дельфины, проскакивали они сквозь волну или плавно неслись на ее гребне к берегу, где Снифф рыл ямки в песке, которые сразу же наполнялись водой. А Снусмумрик заплыл на спине подальше в море и смотрел в золотисто-голубое небо.
        Тем временем Муми-мама сварила кофе на очаге из камней и стала искать банку с маслом, которую зарыла от солнца в песок. Но проискала она напрасно: банку унесло бурей.
        - Как же я сделаю бутерброды! - сетовала она.
        - Надо разведать, не принесла ли буря чего взамен, - сказал Муми-папа. - После кофе отправимся в исследовательскую экскурсию и посмотрим, что выброшено морем на берег!
        Так они и сделали.
        На другой стороне острова вздымали из моря свои отшлифованные спины первозданные скалы. Там можно было найти песчаную площадку, усеянную ракушками, - потаенное место плясок морских русалок или таинственные темные расщелины, где прибой бьет гулко, словно в железную дверь. В одних местах среди утесов мог открыться небольшой грот, в других утесы круто обрывались вниз, образуя громадные котлы, в которых, шипя, бурлили водовороты.
        Они разделились, и каждый отправился своим путем на поиски принесенного морем добра и обломков потерпевших крушение кораблей. Интереснее этого занятия нет на свете, ведь можно найти самые удивительные вещи, а вылавливать их из воды зачастую страшно трудно и опасно.
        Муми-мама спустилась на песчаную площадку, укрытую за огромной скалой. Тут кучками росли голубые морские гвоздики и дикий овес, и в их тонких стеблях шелестел и посвистывал ветер. Муми-мама прилегла у скалы с подветренной стороны. Ей были видны лишь голубое небо да морские гвоздики, качавшиеся над самой ее головой. "Полежу здесь совсем немножко", - подумала она и тут же заснула глубоким сном на теплом песке.
        Ну а Снорк - тот вскарабкался на вершину самой высокой скалы и огляделся. Остров распахнулся перед ним от побережья до побережья и казался букетом цветов, плывущим по неспокойному морю. Вон виднеется маленькая движущаяся точка - это Снифф, он ищет обломки кораблекрушения, вон мелькнула шляпа Снусмумрика, а вон Хемуль выкапывает особо редкую разновидность венерина башмачка... А вон там - это как дважды два четыре - там ударила молния! Большущая каменная глыба, больше, чем десять Муми-домов, вместе взятых, раскололась, словно яблоко, и обе половины раздались в стороны, образовав ущелье с отвесными стенами. С замиранием сердца вошел Снорк в ущелье и осмотрелся. Вот здесь она прошла! Извилистой черной как уголь линией обозначился ее путь по обнажившемуся нутру камня. А с нею рядом бежала другая полоска, светлая и блестящая! Это было золото, не что иное, как золото!
        Снорк ковырнул полоску ножом. В лапу ему упала золотая крупинка. Он отколупнул еще и еще. Словно в горячке выковыривал он куски один другого крупнее и скоро забыл обо всем на свете, кроме вскрытых молнией золотых жил. Теперь он уже был не какой-то там собиратель выброшенных морем обломков кораблекрушения, а настоящий золотоискатель!
        Снифф же тем временем сделал совсем немудреное открытие, но и оно подарило ему немудреную, а все же радость: он нашел пробковый пояс - пояс, отчасти разъеденный морской водой, но пришедшийся ему как раз впору.
        "Ну вот, теперь я могу выйти на большую воду! - подумал Снифф. - Уж теперь-то я наверняка научусь плавать не хуже других! То-то Муми-тролль удивится!"
        Чуть подальше среди скруток бересты, поплавков от сетей и водорослей он нашел рогожу, почти целый ковшик и старый башмак без каблука - бесценные сокровища, когда отнимаешь их у моря!
        Тут Снифф завидел вдали Муми-тролля. Тот стоял в воде и что-то тащил, дергал к себе изо всех сил. Явно что-то очень большое! "Жалко, что не я первый увидел! - подумал Снифф. - Вот только что бы это могло быть?"
        А Муми-тролль уже вытащил на берег свою находку и покатил ее перед собой по песку. Снифф все вытягивал и вытягивал шею - и наконец разглядел. Это был буй! Большой, пестро раскрашенный буй!
        - Пи-хо! - крикнул Муми-тролль. - Ну что скажешь?
        - Ничего буй! - критически отозвался Снифф, склонив голову набок. - Ну а как тебе понравится вот это?
        И он выложил свои находки на песок.
        - Пояс хорош, - сказал Муми-тролль. - Ну а половинка-то ковша на что?
        - Будет служить, если черпать быстро-быстро, - ответил Снифф. - Слушай, а не поменяться ли нам? Рогожа, черпак и башмак за один старый буй? Поменяемся?
        - Ни за что на свете, - ответил Муми-тролль. - Но вот дать за твою пробковую никчемушку таинственный талисман, приплывший сюда из дальних стран, - это могу.
        Он достал какую-то диковинную штуку из дутого стекла и потряс ее. В стеклянном шаре вихрем вскружились снежинки и опали на домик с окнами из посеребренной бумаги.
        - Ой! - сказал Снифф, и жестокая борьба разыгралась в его сердце, всегда вожделевшем к вещам.
        - Смотри! - сказал Муми-тролль и опять встряхнул шар.
        - Не знаю, - в отчаянии проговорил Снифф, - просто не знаю, что мне больше нравится - спасательный пояс или этот зимний талисман! Мое сердце разрывается пополам!
        - Это наверняка единственный снежный талисман, существующий в данный момент на свете, - сказал Муми-тролль.
        - Но я просто не в силах расстаться со спасательным поясом! - жалобно сказал Снифф. - Муми-тролль, дружочек, а нельзя ли как-нибудь поделить с тобой этот снежный буранчик?
        - Гм!.. - отозвался Муми-тролль.
        - Ну, скажем, я только иногда буду брать его у тебя, - просил Снифф. - По воскресеньям, а?
        Муми-тролль немного подумал.
        - Ладно, - сказал он. - Можешь брать его по средам и воскресеньям.
        А где-то далеко-далеко брел Снусмумрик. Он шел у самой воды, и когда волна, шипя, норовила лизнуть его ботинки, он смеясь отскакивал прочь. Ох, как злилась тогда волна!
        Неподалеку от мыса Снусмумрик повстречал Муми-папу. Тот вылавливал из воды бревна и доски.
        - Ну как, здорово? - отдуваясь, сказал Муми-папа. - Из всего этого я построю причал для "Приключения"!
        - Может, вам помочь с вытаскиванием? - спросил Снусмумрик.
        - Нет, нет! - испуганно сказал Муми-папа. - Управлюсь один. Хотите вытаскивать, попробуйте найти что-нибудь сами.
        Тем временем фрекен Снорк лазала по скалам на далеком мысу. Свою спаленную челку она прикрыла венком из морских лилий, и мечталось ей о такой находке, чтобы все ахнули от зависти и удивления. А когда наудивляются вдоволь, она отдаст ее Муми-троллю. (Разумеется, если находка не украшение.)
        Вздыхая, оглядела она пустынное побережье и вдруг остановилась как вкопанная, а сердце так и затрепетало у нее в груди. Там, в самом конце мыса... Нет, это было слишком страшно! Там кто-то лежал в воде и колотился головой о прибрежные камни! И этот кто-то был ужасно большой, в целых десять раз больше маленькой фрекен Снорк!
        "Сейчас же побегу за остальными, - подумала она, но не побежала. - Смелей! - сказала она себе. - Давай посмотрим, кто это!" И, вся дрожа, приблизилась к тому страшному, что лежало в воде. Это была большая женщина...
        Фрекен Снорк сделала несколько робких шагов и словно к земле приросла от изумления: женщина была деревянная! И еще она была удивительно красивая. Лицо ее безмятежно улыбалось, у нее были румяные щеки и губы, круглые, широко раскрытые голубые глаза. Волосы ее, тоже голубые, длинными крашеными локонами спадали на плечи...
        "Это королева", - подумала фрекен Снорк.
        Руки прекрасной женщины были скрещены на груди, блиставшей золотыми цветами и цепями, а платье начиная от тонкой талии струилось мягкими красными складками. И все это было из крашеного дерева. Но что самое удивительное - у женщины совсем не было спины.
        "Пожалуй, это слишком роскошный подарок для Муми-тролля, - размышляла про себя фрекен Снорк. - Но все равно он будет его!"
        И вот под вечер в бухточку, где стояла лодка, приплыла страшно гордая фрекен из породы Снорков. Она гребла одним веслом, восседая на животе деревянной королевы.
        - Неужели ты нашла лодку? - спросил Снорк.
        - И привела ее сюда совсем одна? - подивился Муми-тролль.
        - Это носовая фигура корабля, - объяснил Муми-папа, много плававший в дни своей юности. - Такой красивой деревянной королевой моряки украшают форштевень судна.
        - Зачем? - спросил Снифф.
        - Так, для красоты.
        - А почему у нее нет спины? - спросил Хемуль.
        - Да ведь иначе ее не укрепишь на штевне, - сказал Снорк. - Это каждому младенцу понятно.
        - Она слишком велика, и ее нельзя приколотить к носу "Приключения", - сказал Снусмумрик. - Жаль, чертовски жаль!
        - О, прекрасная дама, - вздохнула Муми-мама. - Подумать только! Быть такой красивой и не получать никакой радости от своей красоты!
        - Что ты хочешь с ней делать? - спросил Снифф.
        Фрекен Снорк опустила глаза и застенчиво улыбнулась.
        - Я хочу подарить ее Муми-троллю.
        У Муми-тролля язык отнялся от неожиданности. Красный как рак выступил он вперед и отвесил низкий поклон. Фрекен Снорк, вне себя от смущения, сделала книксен, и все вместе выглядело так, будто они пришли на званый вечер.
        - Сестричка, - сказал Снорк, - ты еще не видела, что нашел я!
        И он гордо показал на сверкающую груду золота, сложенную на песке.
        Фрекен Снорк сделала большие глаза.
        - Неужели настоящее золото? - выдохнула она.
        - Да, и есть еще много-много! - похвастался Снорк. - Целая гора!
        Ах, сколько тут было любования находками! Муми-семейство вдруг разбогатело. Но самым драгоценным его достоянием было все же носовое украшение и снежный буран в стеклянном шаре. Парусная лодка, отчалившая наконец от необитаемого острова при последних отзвуках бури, была нагружена до отказа. В ее кильватере плыл целый флот бревен и досок, а груз состоял из снежного талисмана, большого, пестро раскрашенного буя, ботинка без каблука, половинки ковша, спасательного пояса, рогожи и золота, а в носу лежала деревянная королева. Рядом с нею сидел Муми-тролль, положив лапу на ее красивые голубые волосы. Счастью его не было предела!
        А фрекен Снорк посматривала на них и думала: "Ах, быть бы мне такой же красивой, как деревянная королева! А то ведь я теперь даже без челки..."
        От ее радости не осталось и следа. Наоборот, она была почти печальна.
        - Тебе нравится деревянная королева? - спросила она.
        - Очень! - ответил Муми-тролль, даже не взглянув на нее.
        - Но ведь ты же сам говорил, что не любишь девочек с волосами. Да и вообще она только раскрашенная!
        - Зато как раскрашенная!
        Фрекен Снорк помрачнела. Она смотрела в море неподвижным взглядом, чувствуя, как к горлу ей подкатывает комок, и мало-помалу серела.
        - У нее ужасно глупый вид! - сердито сказала она.
        Тут только Муми-тролль поднял на нее глаза.
        - Ты стала совсем серая, что с тобой? - удивленно спросил он.
        - Ничего особенного!
        Муми-тролль слез с носа и подсел к ней.
        - А ведь у деревянной королевы в самом деле ужасно глупый вид! - сказал он немного погодя.
        - Нет, правда? - сказала фрекен Снорк и снова порозовела.
        Солнце медленно клонилось к закату, расцвечивая мертвую зыбь золотым и зеленым. Все стало золотым или золотистым - парус, лодка, ее пассажиры. Далеко на горизонте пламенел в лучах заката остров хатифнаттов.
        - Интересно, что вы намерены предпринять с золотом Снорка? - спросил Снусмумрик.
        - Обложим цветочные клумбы, пусть служит украшением, - сказала Муми-мама. - Разумеется, только куски покрупнее, мелочь-то совсем не имеет вида.
        Все сидели молча и смотрели, как солнце погружается в море, а краски блекнут, переходя в голубой и фиолетовый. Плавно покачиваясь, "Приключение" шло к родным берегам.
        ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой рассказывается о Королевском рубине, о том, как Снорк ставил перемет, о смерти Панталошки и еще о том, как Муми-дом превратился в джунгли
        Был конец июля, в Муми-доле стояла страшная жара. Даже мухи и те не находили силы жужжать. Изнемогали запыленные деревья, обмелела речка. Она теперь еле струилась узеньким серым ручейком по жаждущим лугам, и из ее воды уже не получалось вкусного фруктового сока в шляпе Волшебника (которая была помилована и стояла под зеркалом на комоде).
        День за днем солнце поливало зноем долину. Вся ползучая мелюзга попряталась в свои прохладные подземные норы, птицы смолкли. Друзья Муми-тролля стали раздражительными, не находили себе места и ссорились между собой.
        - Мама, - сказал Муми-тролль, - придумай для нас что-нибудь. А то мы только ссоримся да изнываем от жары!
        - Да, мое золотко, - отвечала Муми-мама. - Я это уже заметила. Я и сама рада немного отдохнуть от вас. Не пожить ли вам несколько деньков в гроте? Там прохладно, вы сможете целый день не вылезать из моря и ничего не делать.
        - И ночевать тоже в гроте? - восхищенно спросил Муми-тролль.
        - Ну конечно! И не показывайтесь мне на глаза, пока опять не станете милыми и хорошими!
        Было страшно интересно по-настоящему устроиться в гроте. Посреди песчаного пола поставили керосиновую лампу. Каждый выкопал себе ямку по форме своего тела, чтобы уютней было спать. Провизию: пудинг с изюмом, тыквенное пюре, бананы, красные и белые мятные лепешки, кукурузные початки и оладьи - разделили на шесть равных кучек.
        Под вечер потянул ветерок с побережья. Закат был красный, солнце заливало грот теплым светом. Снусмумрик играл сумеречные песни, фрекен Снорк лежала, склонив кудрявую голову на колени Муми-троллю.
        Пудинг с изюмом настроил всех на благодушный лад, но над морем сгущались сумерки, и всем было как-то жутковато.
        - А ведь это я нашел грот, - сказал Снифф, и никому неохота было возражать, что все слышали это тысячу раз.
        - Хотите, я расскажу вам страшную историю? - спросил Снусмумрик, зажигая лампу.
        - А насколько страшную? - спросил Хемуль.
        - Примерно отсюда до входа, а то и чуть подальше, - ответил Снусмумрик. - Если только это что-нибудь тебе говорит.
        - Ровно ничего, - сказал Хемуль. - Давай рассказывай, я скажу, когда мне станет страшно.
        - Ладно, - сказал Снусмумрик. - Это правдивая история, я слышал ее от черного дрозда. Ну, значит, так. На краю света стоит высокая-превысокая гора, поглядишь, так дух захватывает. Черная как сажа и гладкая как шелк. Ее склоны отвесно падают в бездну, а вокруг вершины парят облака. А на самом верху стоит дом Волшебника, и выглядит он вот так. - Снусмумрик начертил на песке дом.
        - Без окон? - полюбопытствовал Снифф.
        - Без окон и без дверей, потому что Волшебник всегда возвращается домой по воздуху на черной пантере. Он выходит только по ночам, разъезжает по свету и собирает в свой плащ рубины.
        - Да что ты! - воскликнул Снифф, сделав большие глаза. - Рубины! Как же он их находит?
        - Волшебник может обернуться кем угодно. Может забраться под землю и даже спуститься к сокровищам на дне морском.
        - На что ему столько драгоценных камней? - с завистью спросил Снифф.
        - Да ни на что. Просто собирает, да и только. Совсем как Хемуль собирает растения.
        - Ты что-то сказал? - встрепенулся Хемуль, задремавший в своей песчаной ямке.
        - Я сказал, что дом Волшебника полон рубинов. Они грудами навалены на полу, они вделаны в стены и горят, как глаза зверей. Дом без крыши, и проплывающие над ним облака отсвечивают красным от их блеска. Глаза Волшебника тоже красные и светятся в темноте.
        - Я уже готов испугаться, - сказал Хемуль. - Сделай милость, рассказывай потихонечку.
        - Ну и счастливый же он, наверно, этот Волшебник, - вздохнул Снифф.
        - Вовсе нет, - отвечал Снусмумрик. - Он будет счастливым, только когда найдет Короля рубинов. Это очень большой рубин, не меньше головы его черной пантеры, а посмотришь на него, так кажется, будто в нем переливается жидкий огонь. Волшебник искал его на всех планетах, добрался даже до Нептуна, но до сих пор не нашел. Сейчас он отправился на Луну, ищет рубин в лунных кратерах, впрочем, без особой надежды на успех. В глубине души Волшебник уверен, что рубин находится на Солнце, но попасть туда он не может. Он уже делал несколько попыток, но там слишком горячо.
        - Неужели все это правда? - недоверчиво спросил Снорк.
        - Хотите - верьте, хотите - нет, - безразлично отвечал Снусмумрик и продолжал: - Только знаете, что сказал мне дрозд? Он сказал, что у Волшебника есть черный цилиндр и он потерял его несколько месяцев назад, когда отправился на Луну!
        - Не может быть! - вырвалось у Муми-тролля.
        - Так, значит, это он и есть! - воскликнула фрекен Снорк.
        - Факт, - сказал Снорк.
        - Что случилось? - спросил Хемуль. - Вы о чем?
        - О шляпе, о чем же еще, - ответил Снифф. - О черном цилиндре, который я нашел этой весной. О волшебной шляпе!
        Снусмумрик многозначительно кивнул.
        - Ну а вдруг Волшебник вернется за шляпой? - тревожно спросила фрекен Снорк. - Я бы ни за что не осмелилась взглянуть в его красные глаза!
        - Надо посоветоваться с мамой, - сказал Муми-тролль. - До Луны далеко?
        - Изрядно, - отвечал Снусмумрик. - К тому же Волшебнику потребуется время, чтобы обшарить все кратеры.
        Наступило гнетущее молчание. Каждый думал о черной шляпе, стоявшей дома на комоде под зеркалом.
        - Сделайте свет поярче, - попросил Снифф.
        - Вы ничего не слышите? - сказал Хемуль. - Прислушайтесь! Там, снаружи...
        Все устремили взгляды на вход и прислушались. Из ночной тишины доносились какие-то тихие-тихие звуки-уж не пантера ли крадется к ним?
        - Это дождь, - сказал Муми-тролль. - Идет дождь. Теперь в самый раз немножко поспать.
        Все разошлись по своим ямкам и закутались в одеяла. Муми-тролль погасил лампу и под легкий шорох дождя погрузился в сон.
        Хемуль проснулся оттого, что его спальное место залило водой. Снаружи шелестел теплый летний дождь, вода ручейками и водопадами сбегала по стенам грота и, как нарочно, устремлялась в его ямку.
        - Эх, страсти-напасти! - пробормотал Хемуль, отжал платье и вышел посмотреть погоду. Повсюду было одно и то же- серо, сыро и неприютно. Хемуль спросил себя, не охота ли ему искупаться, и рассудил, что неохота.
        "Ну никакого порядка на свете, - недовольно подумал он. - Вчера жарища, сегодня мокротища. Пойду-ка завалюсь снова спать".
        Ямка Снорка показалась ему посуше остальных.
        - А ну подвинься, - сказал Хемуль. - Мою постель залило водой.
        - Тем хуже для тебя, - сказал Снорк и повернулся на другой бок.
        - Вот я и хочу устроиться вместе с тобой, - заявил Хемуль. - Не будь свиньей.
        Но Снорк лишь пробормотал что-то невнятное и не шелохнулся. А Хемуль, преисполнясь жаждой мщения, взял и прорыл канал от своей ямки к Снорку.
        - Это, Хемуль, знаешь что! - сказал Снорк, вскакивая в намокшем одеяле. - Вот уж не думал, что ты горазд на такие фигли-мигли!
        - Это было наитие! - радостно сообщил Хемуль. - Ну, что мы теперь будем делать?
        Снорк высунул нос из грота и взглянул на небо, на море. Затем уверенно сказал:
        - Ловить рыбу. Буди всех, а я пойду подготовлю лодку.
        Снорк спустился на мокрый песок, вышел на мостки, сооруженные Муми-папой, и постоял с минуту, выставив нос в сторону моря. Был полный штиль, лишь дождь накрапывал тихо, и каждая капля оставляла кружочек на мерцающей глади воды. Снорк кивнул каким-то своим мыслям и вытащил из-под навеса ящик с самым большим переметом. Потом достал из-под мостков рыбный садок и принялся наживлять крючки, напевая про себя охотничью песню Снусмумрика.
        Когда все вышли из грота, перемет был уже налажен.
        - А, вот и вы наконец, - сказал Снорк. - Снимай мачту, Хемуль, и вставляй уключины.
        - А мы непременно должны ловить рыбу? - спросила фрекен Снорк. - Ведь, когда ловишь рыбу, ничего не происходит, и потом, мне так жалко этих маленьких щучек!
        - Ничего, сегодня произойдет, - сказал Снорк. - Садись на нос, там ты меньше будешь мешать.
        - Дайте я помогу! - завопил Снифф и, уцепившись за ящик с переметом, вскочил на борт.
        Лодка накренилась, ящик с переметом перевернулся, а половина его содержимого запуталась в уключинах и якорных лапах.
        - Оч-чень хорошо! - сказал Снорк. - Замечательно! Опытность морского волка, полный порядок на борту и все такое прочее. А прежде всего - уважение к труду других. Ха!
        - Как? Ты его не проберешь? - удивился Хемуль.
        - Еще чего... - мрачно усмехнулся Снорк. - Где это видано, чтобы слово капитана что-нибудь значило на корабле? Нигде. Валите ящик в море как есть, авось что-нибудь да зацепится.
        С этими словами Снорк залез под кормовое сиденье и с головой укрылся брезентом.
        - Это надо же, - сказал Муми-тролль. - Садись на весла, Мумрик, а мы будем расхлебывать эту кашу. Снифф, ты осел.
        - Так точно, - с признательностью отвечал Снифф. - С какого конца начинать?
        - С середины, - сказал Муми-тролль. - Только смотри не припутай свой хвост.
        Снусмумрик стал медленно выгребать в море.
        А тем временем Муми-мама ходила по дому ужасно довольная. Дождь мягко шелестел над садом. Кругом царили мир, тишина и порядок.
        - Теперь все пойдет в рост! - говорила сама себе Муми-мама. - Ах, как хорошо, что я спровадила их в грот!
        "Не мешало бы прибраться в комнате", - подумала она и начала сгребать в кучу чулки, апельсиновые корки, какие-то диковинные камни, куски коры. Туда же попала газонокосилка и много чего другого. В радиоприемнике она нашла несколько губоцветных, которых Хемуль забыл положить под пресс. Муми-мама машинально смотала их в клубок, радостно прислушиваясь к мягкому шелесту дождя.
        - Теперь все пойдет в рост! - повторила она и выронила из лап клубок.
        Он упал прямо в шляпу Волшебника, но Муми-мама этого не заметила и пошла спать в свою комнату, потому что больше всего на свете она любила спать, когда дождь барабанит по крыше.
        А в глуби морской стоял и подстерегал добычу перемет Снорка. Он стоял уже несколько часов, и фрекен Снорк буквально помирала от скуки.
        - Все зависит от того, сколько ждать, - втолковывал ей Муми-тролль. - Может статься, на каждом крючке что-нибудь да будет, понимаешь?
        Фрекен Снорк тихонько вздохнула.
        - Да ведь и так, когда опускаешь крючок, на нем есть полуклейки, а когда вытаскиваешь - целый окунь. Ведь и так знаешь, что на крючке целый окунь.
        - Или вовсе ничего! - сказал Снусмумрик.
        - Или бычок, - сказал Хемуль.
        - Словом, девчонке этого не понять, - заключил Снорк. - Ну теперь можно тащить. Только без крика! Потихоньку! Потихоньку!
        Вот показался первый крючок.
        Ничего.
        Показался второй.
        Опять ничего.
        - Это говорит лишь о том, что они ходят на глубине, - сказал Снорк. - И что они ужасно большие. А теперь давайте потише. - Он вытащил еще четыре пустых крючка и сказал: - Вот хитрющий попался! Объедает у нас всю наживку. Ну и здоров же, наверно!
        Все перегнулись через борт и напряженно глядели в черную глубину, куда уходила леса.
        - Как по-твоему, что это за рыба? - спросил Снифф.
        - Не иначе как Панталошка, - ответил Снорк. - Смотрите, еще десять пустых крючков!
        - Э-хе-хе!.. - сказала фрекен Снорк.
        - Ну ты не больно-то эхехекай! - сердито оборвал ее брат, продолжая выбирать лесу. - Давайте потише, не то спугнете!
        Крючок за крючком укладывался в ящик. Попадались пучки морской травы и водорослей. А рыбы не было. Прямо-таки ничего-ничегошеньки.
        И вдруг Снорк крикнул:
        - Смотрите! Тянет! Я абсолютно уверен, что тянет!
        - Панталошка! - завопил Снифф.
        - Теперь самый момент проявить выдержку, - с деланным спокойствием произнес Снорк. - Мертвая тишина! Вот он!
        Туго натянутая леса провисла, и глубоко внизу, в темно-зеленой толще воды, что-то забелело. Неужели брюхо Панталошки? Что-то вздымалось к поверхности, словно горный хребет с таинственного ландшафта морского дна... Что-то громадное, грозное, неподвижное. Зеленовато-замшелым стволом гигантского дерева скользнуло оно наверх под киль лодки.
        - Сачок! - крикнул Снорк. - Где сачок?
        И в то же мгновение воздух наполнился ревом и пеной. Громадная водяная гора подняла "Приключение" на своем горбу, ящик для перемета так и заплясал по настилу. Затем так же внезапно все стихло.
        Лишь оборванная леса сиротливо свешивалась с борта, да огромные водовороты указывали путь чудо-рыбы.
        - Ну теперь-то ты видишь, что это за окунь? Такой рыбы мне больше не попадется. И настоящей радости мне уже тоже не испытать.
        - Он сорвался вот тут, - пояснил Хемуль, поднимая конец лесы. - У меня такое ощущение, что нитка была слишком тонка.
        - Иди купайся, - сказал Снорк, закрыв лапами лицо.
        Хемуль хотел что-то ответить, но Снусмумрик вовремя толкнул его ногой. Воцарилось молчание. Затем фрекен Снорк осторожно сказала:
        - Может, попробуем еще разок? Фалинь-то наверняка выдержит.
        Снорк лишь презрительно фыркнул.
        - А крючок? - немного погодя спросил он.
        - Твой складной нож, - ответила фрекен Снорк. - Если выпустить разом лезвие и штопор, отвертку и шило, уж на что-нибудь он непременно подденется!
        Снорк отнял лапы от лица и спросил:
        - Ну допустим. А наживка?
        - Оладья, - ответила сестра.
        Снорк задумался. Все ждали затаив дыхание. Наконец он сказал:
        - Да будет известно каждому: если только Панталошка ест оладьи, охота продолжается!
        Складной нож крепко-накрепко привязали к фалиню куском стальной проволоки, оказавшейся у Хемуля в кармане, на лезвие насадили оладью и нож бросили в море.
        Охотничий азарт разбирал фрекен Снорк не меньше других, и она даже попискивала от волнения.
        - Ты вылитая Диана, - сказал Муми-тролль, любуясь ею.
        - Кто это? - польщенная, спросила фрекен Снорк.
        - Богиня охоты! - сказал Муми-тролль. - Красивая, как деревянная королева, и умная, как ты.
        - Гм!.. - отозвалась фрекен Снорк.
        В это мгновение "Приключение" сильно качнуло.
        - Тсс! - произнес Снорк. - Он клюет!
        Последовал еще более резкий толчок, а за ним сильнейший рывок, от которого все попадали на стлани.
        - Караул! - завопил Снифф. - Он нас всех слопает!
        "Приключение" зарылось носом в волну, выровнялось и с бешеной скоростью понеслось в открытое море. Перед его носом, натянутый как струна, уходил в воду фалинь, распуская по сторонам усы белой пены.
        Оладья явно пришлась Панталошке по вкусу.
        - Тишина! - крикнул Снорк. - Тишина на борту! Каждый на своем посту!
        - Только бы он не нырял! - крикнул Снусмумрик, забравшись на нос.
        Но Панталошка плыл прямо вперед и уносил их все дальше в море. Вскоре берег превратился в узенькую полоску на горизонте.
        - Как по-вашему, надолго его хватит? - спросил Хемуль.
        - В случае чего обрежем веревку, - сказал Снифф. - А не то за все ответите вы!
        - Ни за что не обрежем! - тряхнув челкой, воскликнула фрекен Снорк.
        Тут Панталошка взмахнул в воздухе своим огромным хвостом, развернулся и направился к берегу.
        - Теперь идем чуть помедленней! - объявил Муми-тролль, который стоял на корме на коленях, наблюдая кильватерную струю. - Он выдыхается!
        Панталошка и вправду приустал, зато не на шутку разозлился. Он дергал трос и рыскал из стороны в сторону так, что "Приключение" валило на борт с риском для жизни его пассажиров.
        Время от времени Панталошка приостанавливался, подманивая их к себе, а потом припускал с такой силой, что волны перехлестывали через борт. Тут Снусмумрик достал свою губную гармошку и заиграл охотничью песню, а остальные принялись отбивать такт ногами, да так, что стлани заходили ходуном. И вот на поди же! Панталошка вдруг перевернулся и выставил из воды свое огромное брюхо.
        Другого такого не было в целом свете.
        С минуту все молча разглядывали рыбину, затем Снорк сказал:
        - Поймал-таки я его!
        - Да! - гордо сказала его сестра.
        Панталошку взяли на буксир и пошли к берегу. Тем временем дождь усилился. Хемуль вымок до нитки, шляпа Снусмумрика потеряла всякий вид.
        - В гроте-то сейчас, должно быть, мокренько, - сказал Муми-тролль, сидевший на веслах. Он озяб. - Да и мама, наверно, волнуется, - добавил он немного погодя.
        - Ты хочешь сказать, мы вроде как можем прямо сейчас отправиться домой? - спросил Снифф.
        - Ну да, и показать нашу рыбу, - сказал Снорк.
        - Возвращаемся! - сказал Хемуль. - Всякие необыкновенности хороши, но только на время. Страшные истории, промокания, одиночество и все такое прочее. Но в конечном счете они не дают ощущения уюта.
        Под Панталошку подвели доски и сообща поволокля его по лесу. Разверстая пасть рыбины была до того велика, что ее зубы цепляли за ветки деревьев, а весу в ней было столько сот килограммов, что приходилось давать себе передышку на каждом повороте дороги. А дождь поливал все пуще и пуще. Но добравшись до Муми-дола, они не увидели своего дома за сплошной завесой дождя.
        - Оставим его здесь на немножко, - предложил Снифф.
        - Ни за что на свете! - горячо возразил Муми-тролль.
        И они садом двинулись к дому. Внезапно Снорк остановился и сказал:
        - Мы заблудились.
        - Ерунда какая! - отозвался Муми-тролль. - Вот дровяной сарай, а вон там мост.
        - Да, но где же сам дом? - спросил Снорк.
        Странное, очень странное дело: Муми-дом исчез. Пропал начисто, целиком. Они положили Панталошку на золотой песок перед крыльцом. То есть, собственно говоря, крыльца-то тоже не было. Вместо него...
        Но сперва надо объяснить, что произошло в Муми-доме за время охоты на Панталошку.
        Когда мы в последний раз упоминали про Муми-маму,она ушла спать в свою комнату. А перед этим она машинально скомкала губоцветные Хемуля и уронила комок в шляпу Волшебника. Ах, не следовало ей в этот раз прибираться!
        Ибо, пока дом был погружен в послеобеденный сон, губоцветные принялись расти на волшебный лад. Мягко извиваясь, поднялись они из шляпы Волшебника и расползлись по полу. Их побеги и усики стали ощупью взбираться по стенам, карабкаться по портьерам и шнуркам от вьюшек, пролезать во все щели, форточки и замочные скважины. С фантастической быстротой распускались во влажном воздухе цветы, созревали плоды. Огромные пучки листьев заполонили крыльцо, вьющиеся стебли оплели ножки стола, наподобие змеиных гнезд свешивались с потолка. Растения с мягким шелестом заполняли дом; изредка слышался приглушенный хлопок - это распускался какой-нибудь гигантский цветок или падал на ковер плод. Но Муми-мама решила, что все это дождь, и, повернувшись на другой бок, спала себе и спала.
        А в соседней комнате сидел Муми-папа и строчил мемуары. С той поры как он построил причал для "Приключения", не произошло ничего интересного, что стоило бы поведать потомству, и он стал описывать свое детство. При этом он до того расчувствовался, что чуть не пустил слезу. Он с рождения был необыкновенным, одаренным ребенком, которого никто не понимал. Но и подросши, он оставался непонятым, и ему во всех отношениях было так тяжело, так тяжело. Муми-папа строчил и строчил, представляя себе при этом, как все будут раскаиваться, когда он прочтет мемуары вслух. Это вновь привело его в веселое расположение духа, так что он даже воскликнул:
        - Так им и надо!
        И в то же мгновение на его рукопись шмякнулась слива и сделала большущее синее пятно.
        - Клянусь своим хвостом! - вскричал он. - Муми-тролль и Снифф снова дома!
        И он обернулся с решимостью как следует намять им холку. Но не тут-то было: его взгляд уперся в буйные заросли каких-то кустарников, обсыпанных желтыми ягодами. Муми-папа так и подскочил на месте, и тут уж на его письменный стол обрушился целый дождь синих слив. Весь потолок был наглухо заткан сплетением веток, они росли прямо на глазах и тянули свои зеленые руки к окну.
        - Эй! - крикнул Муми-папа супруге. - Проснись! Поди сюда!
        Муми-мама села в кровати и в глубоком изумлении обвела взглядом комнату, которая была полна мелких белых цветов. Они на тоненьких нитях свисали с потолка в виде изящных розеток.
        - Ах, какая прелесть! - сказала Муми-мама. - Уж не Муми-тролль ли это устроил, чтобы порадовать меня?
        И, осторожно раздвинув тонкую занавесь из цветов, она встала с кровати.
        - Эй! - кричал за стеной Муми-папа. - Открой! Я не могу выйти!
        Муми-мама попробовала отворить дверь, но тщетно. Дверь была безнадежно забаррикадирована мощными стеблями вьющихся растений. Тогда Муми-мама выбила стекло в двери на крыльцо и с величайшим трудом протиснулась в проем. Крыльцо сплошь заросло фиговыми деревьями, гостиная превратилась в дремучие джунгли.
        - Охохонюшки! - сказала Муми-мама. - Разумеется, опять эта шляпа.
        И она присела, обмахиваясь пальмовым листом.
        Тут из зарослей папоротников, проросших в ванной, вынырнул Ондатр и жалобным голосом сказал:
        - Вот! Теперь всем ясно, к чему приводит составление гербариев! Этот Хемуль никогда не внушал мне доверия!
        Лианы проросли сквозь печную трубу, оплели крышу и окутали весь Муми-дом пышным зеленым ковром.
        А на дворе под дождем стоял Муми-тролль и удивленно озирал высокий зеленый холм, на котором прямо на глазах распускались цветы и созревали плоды, меняя цвет из зеленого в желтый, из желтого в красный.
        - Дом был тут, это точно, - сказал Снифф.
        - Он там, внутри, - мрачно произнес Муми-тролль. - Теперь туда никому не войти, и никто оттуда не выйдет. Никогда-никогда.
        Снусмумрик выступил вперед и с интересом стал осматривать холм. Ни окон, ни дверей. Сплошной ковер дикой растительности. Снусмумрик ухватился за какой-то стебель и потянул. Стебель был упругий, словно резиновый, и не выдергивался из земли! Как бы невзначай обвился он вокруг шляпы Снусмумрика и снял ее.
        - Опять колдовство, - сказал Снусмумрик. - В конце концов это начинает надоедать.
        Тем временем Снифф обежал вокруг наглухо заросшей веранды.
        - Подвальное окошко! - крикнул он. - Оно открыто!
        Муми-тролль стремглав подлетел к отдушине и заглянул в нее.
        - А ну давай туда, живо! - решительно сказал он. - Еще немного - и оно тоже зарастет!
        Один за другим все спустились вниз, в черноту подвала.
        - Ау! - крикнул Хемуль, лезший последним. - Я никак не пролезу!
        - Ну так оставайся снаружи, карауль Панталошку, - отозвался Снорк. - Можешь включить в свой гербарий дом!
        И, оставив бедного Хемуля мокнуть под дождем, они ощупью пробрались к лестнице в погреб.
        - Нам повезло, - сказал Муми-тролль. - Крышка открыта. Вот видите, как хорошо иной раз быть распустехой!
        - Это я забыл закрыть, - поспешил вставить Снифф. - Так что вся честь принадлежит мне!
        Они сразу же увидели замечательную картину: на суку сидел Ондатр и ел груши.
        - А где мама? - спросил Муми-тролль.
        - Мама вырубает папу из кабинета, - горестно отвечал Ондатр. - Единое упование мне осталось: что рай ондатров - спокойное местечко, ибо я уже не жилец.
        Все прислушались. Мощные удары топора сотрясали листву. Раздался треск, за ним ликующий возглас. Муми-папа вышел на свободу!
        - Мама! Папа! - закричал Муми-тролль, продираясь сквозь джунгли к входной двери. - Что вы тут без меня натворили?!
        - Ах, золотко мое, - сказала Муми-мама. - Мы, наверно, опять оплошали со шляпой. Ну да идите же сюда! Я нашла в шкафу куст ежевики!
        Это был исключительный день. Затеялась игра в девственный лес. Муми-тролль был Тарзаном, фрекен Снорк была Джейн. Сниффу разрешили быть сыном Тарзана, а Снусмумрик взял на себя роль шимпанзе Читы. Снорк ползал в подлеске с вставными челюстями из апельсиновых корок [Спроси у мамы: она знает, как они делаются!] и изображал врага вообще.
        - Охохонюшки! - сказала Муми-мама. - Надо полагать, все наши гости чувствуют себя отлично.
        - Надеюсь, что так, - отозвался Муми-папа. - Сделай милость, подбрось мне бананчик.
        Веселье продолжалось до самого вечера. Никого не тревожило, что вход в погреб может зарасти, и все думать забыли о бедняге Хемуле.
        А он торчал на дворе в мокром платье, прилипавшем к ногам, и караулил Панталошку. Время от времени он съедал яблочко или считал тычинки в каком-нибудь цветке джунглей, но больше вздыхал.
        Дождь перестал, близились сумерки. И едва только зашло солнце, что-то случилось с зеленым холмом, заключившим в себя Муми-дом. Он стал увядать так же быстро, как вырос. Плоды сморщились и попадали на землю. Цветы поникли, а их листья свернулись трубочками. Дом наполнился шорохом и потрескиванием. Хемуль глядел, глядел, потом подошел и легонько потянул к себе ветку. Она была сухая, как трут, и сразу же отломилась: Тут Хемуля осенило. Он собрал огромную кучу хвороста, сходил в дровяной сарай за спичками - и на садовой дорожке запылал костер. Веселый и довольный, Хемуль подсел к огню и просушил свое платье. А немного погодя его еще раз осенило, и он с нехемульской силой затащил в огонь хвост Панталошки: больше всего на свете Хемуль любил жареную рыбу.
        Так вот и вышло, что когда Муми-семейство и его друзья проложили себе путь через веранду и распахнули дверь, их взорам предстал чрезвычайно довольный Хемуль, уже умявший одну седьмую Панталошки.
        - Ах, негодник! - сказал Снорк. - Как же мне теперь взвесить мою рыбу?
        - Взвесь меня да прибавь, - отвечал Хемуль, для которого этот день стал одним из самых счастливых дней в его жизни.
        - А ну-ка, спалим весь этот девственный лес! - сказал Муми-папа.
        Они вынесли из дому весь сушняк и сложили большущий костер, какого еще не видал Муми-дол. Панталошку зажарили целиком на углях и съели всего без остатка, вплоть до кончика носа. Но еще долго после этого среди обитателей Муми-дома разгорались споры о том, какой длины он был: от крыльца до дровяного сарая или только до кустов сирени.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ, где в повествование с таинственным чемоданом входят Тофсла и Вифсла, преследуемые Моррой, а Снорк вершит правосудие
        Как-то ранним утром в начале августа на горе, примерно в том же месте, где Снифф нашел шляпу Волшебника, появились два путника - Тофсла и Вифсла.
        Они остановились на вершине и оглядели Муми-дол. Тофсла был в красной шапочке. Вифсла нес большой чемодан. Они пришли издалека и очень устали. Внизу под ними из трубы Муми-дома, выглядывавшего из-за серебристых тополей и сливовых деревьев, курился утренний дымок.
        - Дымсла, - сказал Вифсла.
        - Что-то готовслят, - кивнул Тофсла, и они начали спускаться в долину, переговариваясь между собой на удивительном языке, известном только тофслам и вифслам. И хотя их понимают не все, главное, лишь бы они понимали друг друга.
        - Каксла по-твоему, к ним можно войтисла? - спросил Тофсла.
        - Этосла смотря чтосла и каксла, - сказал Вифсла. - Только не бойсла, если нас встреслят плохсла.
        Они осторожно приблизились к дому и робко стали у крыльца.
        - Ну как, постучимсла? - спросил Тофсла. - А вдругсла кто-нибудь выйдет и раскричитсла?
        В эту минуту Муми-мама высунулась в окно и крикнула:
        - Кофе готов!
        Тофсла и Вифсла до того перепугались, что, не разбирая пути, бросились к подвальному окошку и юркнули в погреб, где хранилась картошка.
        - Ой! - вздрогнула Муми-мама. - Это, верно, две крысы шмыгнули в подвал. Снифф, спустись к ним, дай им молока! - Тут ее взгляд упал на чемодан, стоявший перед крыльцом. - Э, да они с багажом. Охохонюшки! Стало быть, у нас прибавится постояльцев.
        И она отправилась искать Муми-папу, чтобы попросить его сделать еще две кровати. Только совсем-совсем маленькие.
        А Тофсла и Вифсла тем временем сидели, зарывшись в картошку, так что только глаза виднелись, и в великом страхе ожидали, что с ними будет.
        - Таксла или инаксла, тут готовслят кофсла, - пробормотал Вифсла.
        - Кто-то идетсла! - прошептал Тофсла. - Тихо сидисла!
        Крышка в погреб со скрипом откинулась, и на верхней ступеньке лестницы показался Снифф с фонарем в одной лапе и блюдечком с молоком - в другой.
        - Эй! Кто вы такие? - спросил Снифф.
        Тофсла и Вифсла только еще глубже зарылись в картошку и крепко ухватились друг за дружку.
        - Хотите молока? - спросил Снифф чуточку громче.
        - Онсла заманивает насла, - прошептал Вифсла.
        - Если вы думаете, что я буду торчать тут весь день, вы ошибаетесь, - сердито сказал Снифф. - Какое безобразие! Либо дурость. Глупые старые крысы, не могли войти с парадного входа!
        Тут уж Вифслу не на шутку забрало за живое, и он сказал:
        - Самсла ты крысла!
        - Эге, да они к тому же иностранцы, - сказал Снифф. - Пойду лучше позову Муми-маму.
        Он захлопнул крышку погреба и побежал на кухню.
        - Ну как, понравилось им молоко? - спросила Муми-мама.
        - Они говорят по-иностранному! - выпалил Снифф. - Кто их разберет, о чем они болтают!
        - А как это звучит? - спросил Муми-тролль.
        Вместе с Хемулем они толкли кардамон для сладкого пирога.
        - Самсла ты крысла! - отвечал Снифф.
        - Ну и дела, - вздохнула Муми-мама. - Как же я узнаю, что они захотят на третье в свой день рождения и сколько подушек им надо под голову?
        - А мы научимся их языку, - сказал Муми-тролль. - Нет ничего проще: естьсла, чтосла, дратьсла.
        - Мне кажется, я их понял, - задумчиво произнес Хемуль. - Похоже, они сказали Сниффу, что он старая облезлая крыса.
        Снифф весь вспыхнул и вскинул голову.
        - Ну так иди и толкуй с ними сам, если ты такой умный, - сказал он.
        Хемуль подбежал маленькими шажками к крышке и приветливо крикнул:
        - Добросла пожаловатьсла!
        Тофсла и Вифсла высунули головы из картошки и посмотрели на него.
        - Молокосла! Вкусла! - продолжал Хемуль.
        Тофсла и Вифсла поднялись из подпола в гостиную.
        Снифф глянул на них и с удовлетворением отметил про себя, что они намного меньше его. От этого он сразу подобрел и снисходительно сказал:
        - Привет! Рад вас видеть!
        - Спасибсла, вас тожсла! - ответил Тофсла.
        - Вы варитсла кофсла? - спросил Вифсла.
        - О чем это они? - поинтересовалась Муми-мама.
        - Они проголодались, - перевел Хемуль, - но продолжают держаться мнения, что внешность Сниффа оставляет желать лучшего.
        - Передай им, - вскипел Снифф, - что я отродясь не видал таких свиномордий. Ну я пошел.
        - Сниффсла обиделсла, - сказал Хемуль. - Он глупсла!
        - Ну так, ради бога, пойдемте пить кофе, - сказала Муми-мама, начиная нервничать, и провела Тофслу и Вифслу на веранду. Хемуль следовал за ними, страшно гордый своим новым званием переводчика.
        Так Тофслу и Вифслу приняли в Муми-дом. Они ни перед кем не задирали носа и почти все время бродили по долине рука об руку. Чемодан они повсюду таскали с собой. Но когда наступили сумерки, они забеспокоились, забегали по всем лестницам и в конце концов спрятались под ковер.
        - Что с вамисла? - спросил Хемуль.
        - Морра идетсла! - прошептал Вифсла.
        - Морра? Кто это? - спросил Хемуль, и ему тоже стало немножко не по себе.
        Тофсла вытаращил глаза, оскалил зубы и напыжился, как только мог.
        - Страслая и ужаслая! - сказал Вифсла. - Закрыслайте дверсли от Морры!
        Хемуль прибежал к Муми-маме и сказал:
        - Они говорят, что к нам явилась какая-то страшная, ужасная Морра. Мы должны запереть на ночь все двери!
        - Но ведь у нас запирается только погреб, - озабоченно сказала Муми-мама. - С иностранцами, с ними всегда так. - И она пошла держать совет с Муми-папой.
        - Надо вооружиться и загородить дверь мебелью, - сказал Муми-папа. - Такая ужасно большая Морра может быть опасна. Я установлю в гостиной сигнальный звонок, а Тофсла и Вифсла могут устроиться на ночь под моей кроватью.
        Но Тофсла и Вифсла уже спрятались в ящик комода и ни за что не хотели вылезать оттуда.
        Муми-папа покачал головой и пошел в дровяной сарай за ружьем. На дворе уже было по-августовски темно, сад окутали бархатисто-черные тени. Мрачно шумело в лесу, мелькали со своими карманными фонариками светлячки. Страшновато было Муми-папе идти за ружьем. А вдруг эта самая Морра подстерегает тебя за кустом? А ты даже не знаешь, какая она из себя, и главное - какого она роста. Вернувшись на веранду, Муми-папа загородил дверь диваном и объявил:
        - Свет будет гореть всю ночь! Каждый должен находиться в состоянии немедленной боевой готовности. Снусмумрик должен ночевать дома. - Все это было жутко интересно. Муми-папа щелкнул по ящику комода и сказал: - Мы не дадим вас в обиду!
        Ящик безмолвствовал. Муми-папа вытянул его, чтобы посмотреть, не похищены ли уже Тофсла и Вифсла. Но они мирно спали. Чемодан лежал с ними рядом.
        - Пожалуй, нам тоже можно лечь спать, - сказал Муми-папа. - Только вооружитесь все до одного!
        Не на шутку встревожась и болтая без умолку, все разошлись по своим комнатам, и мало-помалу в Муми-доме водворилась тишина. Только на столе в гостиной одиноко горела керосиновая лампа.
        Часы пробили двенадцать. Потом час. В самом начале третьего Ондатру пришла нужда прогуляться на двор. Он сонно прошлепал на веранду и в величайшем изумлении остановился перед диваном, преградившим ему путь. "Это еще что за выдумки!" - пробормотал Ондатр и решительно приступил к дивану. И, разумеется, тут сработал звонок тревожной сигнализации, который установил Муми-папа.
        Дом в мгновение ока наполнился криками, выстрелами и топотом множества ног. Все ринулись в гостиную, вооруженные кто чем - топорами, ножницами, камнями, лопатами, ножами, граблями, - и в удивлении остановились перед Ондатром.
        - Где Морра? - воскликнул Муми-тролль.
        - Это я, - сердито отозвался Ондатр. - Мне надо выйти. Помню я о вашей глупой Морре!
        - Ну так иди живей, - сказал Снорк. - И чтобы это было в последний раз, слышишь?
        Он настежь распахнул дверь веранды, и тут все увидели Морру. Все-все. Она неподвижно сидела на садовой дорожке перед крыльцом и смотрела на них круглыми, без всякого выражения глазами.
        Она была не особенно велика и не особенно грозна с виду. Она была лишь чудовищно омерзительна и, казалось, могла прождать так целую вечность.
        В этом-то и заключался весь ужас.
        Никто и не подумал напасть на нее. Она посидела еще с минуту на месте, потом скользнула прочь во тьму сада. Земля, где она сидела, замерзла.
        Снорк захлопнул дверь и встряхнулся.
        - Бедные Тофсла и Вифсла, - сказал он. - Хемуль, сходи посмотри, не проснулись ли они.
        Они проснулись.
        - Она ушласла? - спросил Вифсла.
        - Списла спокойсла, - сказал Хемуль.
        Тофсла тихо вздохнул.
        - Славсла богсла! - сказал он и, задвинув чемодан поглубже в ящик, снова заснул.
        - Ну что, нам можно снова лечь? - спросила Муми-мама, отставляя в сторону топор.
        - Ложись, - сказал Муми-тролль. - Мы со Снусмумриком покараулим вас до зари. Только сумку для верности спрячь, пожалуйста, под подушку.
        Они сели вдвоем в гостиной и до самого утра резались в покер. А Морра в ту ночь больше не показывалась.
        Наутро в кухню с озабоченным видом вошел Хемуль и сказал:
        - Я говорил с Тофслой и Вифслой.
        - Ну что там еще? - со вздохом спросила Муми-мама.
        - Все дело в чемодане, это за ним охотится Морра, - ответил Хемуль.
        - Экое чудовище! - воскликнула Муми-мама. - Отнять у малюток последние вещички!
        - Так-то оно так, - сказал Хемуль. - Да вот есть осложняющее обстоятельство. Похоже, чемодан-то принадлежит Морре.
        - Гм... - произнесла Муми-мама. - Обстоятельство и вправду отягчающее. Надо поговорить со Снорком, он такой мастер наводить во всем порядок.
        Снорк живо заинтересовался.
        - Случай чрезвычайный, - сказал он. - Созываем собрание. Явка в три часа под сиреневыми кустами, будем решать вопрос.
        Был чудесный теплый день, полный душистого аромата цветов и гудения пчел. Как нарядный букет, стоял сад в сочных красках позднего лета.
        Между кустами натянули гамак Ондатра с объявлением: "Морра обвиняет". Снорк, в парике из древесной стружки, сидел на ящике и ждал.
        Всякому было видно, что это судья. Прямо напротив, за перекладиной, недвусмысленно изображавшей скамью подсудимых, сидели Тофсла и Вифсла и ели вишни.
        - Прошу назначить меня обвинителем, - сказал Снифф. (Он никак не мог забыть, что Тофсла и Вифсла обозвали его старой облезлой крысой.)
        - В таком случае я буду их защищать, - сказал Хемуль.
        - А я-то, а я-то! - воскликнула фрекен Снорк.
        - А ты будешь Голос народа, - сказал ее брат. - Члены Муми-семьи будут свидетелями. Что касается Снусмумрика, то он может вести протокол судебного заседания. Только по всем правилам.
        - Позвольте спросить, а почему нет защитника у Морры? - поинтересовался Снифф.
        - В этом нет нужды, - сказал Снорк. - Морра права. Ну как вы там, все готовы? Начинаем. - И он трижды стукнул по ящику молотком.
        - Тысла все понимасла? - спросил Тофсла.
        - Совсем ничегосла, - ответил Вифсла и плюнул в судью вишневой косточкой.
        - Высказываться будете тогда, когда вас спросят, - сказал Снорк. - Отвечайте только "да" или "нет" - и ничего больше. Кому принадлежит вышеозначенный чемодан - вам или Морре?
        - Дасла! - сказал Тофсла.
        - Нетсла! - сказал Вифсла.
        - Запиши: подсудимые противоречат друг другу! - воскликнул Снифф.
        Снорк застучал по ящику.
        - Тихо! - крикнул он. - Спрашиваю в последний раз - чей это чемодан?
        - Насла! - сказал Вифсла.
        - Они говорят, что чемодан их, - перевел Хемуль. - Утром они утверждали обратное.
        - В таком случае не может быть и речи о том, чтобы отдать его Морре, - с облегчением произнес Снорк. - Жаль только, все мои старания пошли впустую.
        Тофсла потянулся к Хемулю и что-то шепнул ему на ухо.
        - Вот что говорит Тофсла, - сказал Хемуль. - Только Содержимое чемодана принадлежит Морре.
        - Ха! - сказал Снифф. - Так я и думал. Все просто, как апельсин. Морре надо вернуть Содержимое, а эти свиномордии пусть остаются при своем тухлом чемодане.
        - Ничего не просто! - дерзко крикнул Хемуль. - Вопрос не в том, кому принадлежит Содержимое, а в том, кто имеет на него больше прав. Всякой вещи - достойный хозяин! Вы все видели Морру, и я спрашиваю: может ли она при такой внешности иметь право на Содержимое чемодана?
        - А ведь верно! - удивленно согласился Снифф. - Ну и ловко же ты это подвел! Но вы только представьте себе, какая она одинокая, эта Морра, никто ее не любит, а она так все любит. Может, Содержимое - это все, что у нее есть! Так что же, отнять у нее все? Одна-одинешенька, в ночи, - тут голос Сниффа задрожал, - обманутая, обобранная Тофслами и Вифслами... - Он всхлипнул и не мог продолжать.
        Снорк заколотил по ящику.
        - Морра не нуждается в защите, - сказал он. - К тому же твоя аргументация - и Хемуля тоже - продиктована личным чувством. Слово свидетелям! Высказывайтесь!
        - Мы ужасно любим Тофслу и Вифслу, - заявило Муми-семейство. - Морру мы невзлюбили с самого начала. Очень жаль, если придется вернуть ей Содержимое.
        - Закон есть закон, - внушительно произнес Снорк. - Держитесь существа дела! Тем более что Тофсла и Вифсла не видят разницы между законом и беззаконием. Такими они родились и не могут иначе. Что имеет сказать защитник?
        Оказалось, что все это время Ондатр спал в своем гамаке.
        - Ладно, - сказал Снорк. - Адвокату явно безразлично, оправдают его подзащитных или нет. Все сказали, что хотели? Сейчас я оглашу приговор.
        - Прошу прощения, - сказал Голос народа, - а нельзя ли узнать, из чего, собственно, состоит Содержимое?
        Тофсла опять что-то шепнул Хемулю. Тот кивнул.
        - Это секрет, - сказал он. - Для Тофслы и Вифслы Содержимое - самое прекрасное, что только есть на свете, а для Морры лишь самое драгоценное.
        Снорк покивал головой и нахмурился.
        - Трудный случай, - сказал он. - Тофсла и Вифсла рассуждают совершенно правильно, а поступают неправильно. А закон есть закон. Я должен подумать. А ну примолкните!
        Под кустами сирени водворилась глубокая тишина. Лишь пчелы гудели, да сад пламенел на солнце.
        По траве вдруг потянуло холодком. Солнце закрылось тучкой, сад посерел.
        - Что это? - спросил Снусмумрик, подымая глаза от протокола.
        - Опять она, - прошептала фрекен Снорк.
        На замерзшей траве перед ними сидела Морра и таращила на них глаза.
        Она медленно перевела взгляд на Тофслу и Вифслу, заворчала и стала подползать все ближе.
        - Караулсла! - заголосил Тофсла. - Спаслите насла!
        - Стоп, Морра, - сказал Снорк. - Я хочу сказать тебе кое-что.
        Морра остановилась.
        - Я принял решение, - продолжал Снорк. - Не согласишься ли ты, чтобы Тофсла и Вифсла выкупили Содержимое чемодана? Сколько ты за него просишь?
        - Дорого! - ответила Морра ледяным голосом.
        - Хватит тебе моей золотой горы на острове хатифнаттов? - спросил Снорк.
        Морра отрицательно покачала головой.
        - Фу, как холодно стало, - сказала Муми-мама. - Схожу-ка я за своей шалью.
        Она пробежала через сад, по которому растекалась стужа от следов Морры, поднялась на веранду, и тут ей пришла в голову счастливая мысль. Разгоряченная от волнения, сняла она с комода шляпу Волшебника. Лишь бы только Морра оценила ее по достоинству! Вернувшись на место разбирательства, Муми-мама поставила шляпу на траву и сказала:
        - Вот самая большая драгоценность во всем Муми-доле! Известно ли тебе, Морра, что вышло из этой шляпы? Чудесные управляемые тучки, фруктовый сок вместо воды и деревья с плодами. Это единственная волшебная шляпа на свете!
        - Докажи! - насмешливо сказала Морра.
        Муми-мама положила в шляпу несколько вишен. Наступило гробовое молчание.
        - Лишь бы не получилась какая-нибудь гадость, - прошептал Снусмумрик на ухо Хемулю.
        Но им повезло. Морра заглянула в шляпу и увидела в ней горсть алых рубинов.
        - Ну что я тебе говорила! - радостно сказала Муми-мама. - Подумай только, что может получиться, если положить туда, скажем, тыкву!
        Морра посмотрела на шляпу. Посмотрела на Тофслу и Вифслу. Потом снова на шляпу. Видно было, что она думает изо всех сил.
        Наконец Морра сгребла шляпу в охапку и, не сказав ни слова, ускользнула холодной серой тенью. Ни ее, ни шляпы Волшебника в Муми-доле больше не видели.
        Все краски разом потеплели, и гудящее пчелами, напоенное ароматом цветов лето продолжало идти своим чередом.
        - Слава богу, что мы избавились от шляпы, - сказала Муми-мама. - Наконец-то она сотворила доброе дело.
        - А все равно тучки - это было здорово, - сказал Снифф.
        - И играть в Тарзана в девственном лесу - тоже, - печально вторил ему Муми-тролль.
        - Как хорошосла всесла сошлосла! - радостно сказал Вифсла, берясь за чемодан, все это время стоявший на скамье подсудимых.
        - Феноменальносла! - ответил Тофсла и обнял Вифслу.
        Они вместе пошли к дому, а остальные стояли и смотрели им вслед.
        - Что они сказали? - спросил Снифф.
        - Добрый день, примерно в этом роде, - ответил Хемуль.
        ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ, очень длинная, в которой описывается, как Снусмумрик отправился странствовать и как стало известно Содержимое чемодана, как Муми-мама получила обратно свою сумку и на радостях закатила пир горой и, наконец, как в Муми-дол явился Волшебник
        Стоял конец августа. Кричали по ночам совы, и летучие мыши большими черными стаями беззвучно кружили над садом. Лес был полон запаха гари, море неспокойно ворчало. Вся природа дышала грустью и ожиданием, луна стала огромная и яркая. Муми-тролль, сам не зная почему, всегда особенно любил эти последние летние недели.
        Голос ветра и моря звучал теперь иначе, воздух был полон предчувствием перемен, деревья словно чего-то ждали.
        "Уж не готовится ли что-то необыкновенное? - думал Муми-тролль. Он давно уже проснулся и лежал просто так, глядя в потолок. - Похоже, еще совсем рано и день будет солнечный", - продолжал размышлять он.
        Тут он повернул голову и увидел, что кровать Снусмумрика пуста.
        В ту же минуту под окошком послышался тайный сигнал - один длинный свисток и два коротких, что означало: какие у тебя планы на сегодня?
        Муми-тролль вскочил с постели и выглянул в окошко. Сад еще лежал в тени, было прохладно. Под окном стоял Снусмумрик и ждал.
        - Пи-хо! - произнес Муми-тролль тихонько, чтобы никого не разбудить, и спустился вниз по веревочной лестнице.
        - Привет, - сказал он.
        - Привет, привет, - отозвался Снусмумрик.
        Они сошли к реке и уселись на перила моста.
        - Ты спрашиваешь о планах? - сказал Муми-тролль. - У тебя у самого-то есть какой-нибудь план?
        - Да, - ответил Снусмумрик. - У меня есть план. Из тех, что предназначаются только для одного. Ну ты понимаешь.
        Муми-тролль посмотрел на него долгим взглядом и сказал:
        - Ты хочешь уйти.
        Снусмумрик кивнул.
        Они сидели и молча болтали ногами над речкой. Она не останавливаясь бежала от них все дальше и дальше, к незнакомым местам, куда неодолимо тянуло Снусмумрика и куда он хотел отправиться совсем один.
        - Когда ты уходишь? - спросил Муми-тролль.
        - Прямо сейчас! - сказал Снусмумрик, соскочил с перил и потянул носом утренний воздух. Хороший денек для путешествия. Гребень горы алел в лучах солнца, и дорога, извиваясь, взбиралась на него и исчезала за перевалом. Там новая долина, а за ней новая гора...
        - Ну что ж, - сказал Муми-тролль. - До свиданья.
        - До свиданья, - сказал Снусмумрик.
        Муми-тролль стоял на мосту и смотрел, как Снусмумрик становился все меньше и меньше и наконец совсем затерялся среди серебристых тополей и сливовых деревьев. Затем побрел к дому через мокрый от росы сад.
        На крыльце он увидел Тофслу и Вифслу. Они сидели рядышком, греясь на солнце.
        - С добрым утрслом, - сказал Тофсла.
        - С добрым утром, - ответил Муми-тролль; он уже научился понимать их язык (хотя говорил на нем еще с трудом).
        - Ты ревелсла? - спросил Вифсла.
        - А! - только и ответил Муми-тролль. - Снусмумрик ушел.
        - Как жальсла! - сочувственно отозвался Тофсла. - Можсла, ты немножсла развеселисла, если чмоксла Тофслу в нослу.
        Муми-тролль чмокнул Тофслу в нос, но веселее ему не стало.
        Тогда Тофсла и Вифсла уткнулись друг в дружку лбами и о чем-то пошушукались. Затем Вифсла торжественно произнес:
        - Мы решисла показатьсла тебе Содержисла.
        - Чемодана? - спросил Муми-тролль.
        Тофсла и Вифсла с жаром закивали головами.
        - Пойдемсла-пойдемсла, - сказали они и нырнули под живую изгородь.
        Муми-тролль прополз за ними в середину очень густого куста и оказался в потайном местечке Тофслы и Вифслы. Земля здесь была устлана пухом, света почти не было. На рогожной подстилке стоял чемодан.
        - Это подстилка фрекен Снорк, - сказал Муми-тролль. - Она искала ее вчера.
        - Ну дасла, - сказал Вифсла. - Онасла не знасла, что мы ее нашлисла!
        - Гм! - произнес Муми-тролль. - Так вы хотели показать мне, что в чемодане?
        Тофсла и Вифсла радостно закивали, стали по обе стороны чемодана, с серьезным видом просчитали: "Разсла! Двасла! Трисла!" - и быстро отщелкнули замок.
        - Это надо же! - вырвалось у Муми-тролля.
        Комнатка-тайник озарилась мягким красным светом. Перед ним лежал рубин величиной с голову пантеры, рдеющий, как закат, живой, как огонь и мерцанье водяных зыбей.
        - Нравитсла? - спросил Тофсла.
        - Да, - чуть слышно ответил Муми-тролль.
        - Большсла не будешь реветьсла? - спросил Вифсла.
        Муми-тролль только покачал головой.
        Рубин был изменчив, как море. Он был то сплошной свет, и розовый отблеск реял над ним - совсем как над заснеженной вершиной при восходе солнца, то вдруг метал из своей глубины темно-красный пламень. А то вдруг делался как черный тюльпан с лучиками-тычинками.
        Муми-тролль долго-долго стоял на месте. Время сделалось медленным, а его мысли большими-большими. Наконец он сказал:
        - Это здорово. Можно мне когда-нибудь прийти еще разок взглянуть на него?
        Тофсла и Вифсла не отвечали.
        Муми-тролль выбрался на дневной свет, и у него закружилась голова. Он присел на траву, чтобы собраться с мыслями.
        "Это надо же!" - думал он. - Я готов укусить себя за хвост, если это не тот самый Королевский рубин, который ищет Волшебник. Подумать только, что все это время он лежал в чемодане у Тофслы и Вифслы!"
        Он так глубоко задумался, что не заметил, как фрекен Снорк прошла к нему через сад и присела рядом.
        - А, это ты! - вздрогнув от неожиданности, сказал Муми-тролль.
        Фрекен Снорк улыбнулась.
        - Ты видел мою новую прическу? - спросила она и повертела головой.
        - Угу! - отвечал Муми-тролль.
        - Ты думаешь о чем-то другом, - сказала фрекен Снорк. - О чем?
        - Цветик ты мой ясный, я не имею права тебе это сказать, - ответил Муми-тролль. - Но что верно, то верно - на сердце у меня тяжело, потому что Снусмумрик покинул нас.
        - Не может быть, - сказала фрекен Снорк.
        - Это так. Он попрощался только со мной. Не стал никого больше будить.
        На крыльцо вышли Снифф и Снорк.
        - Эй вы! - сказала фрекен Снорк. - Вам известно, что Снусмумрик отправился в путешествие на юг?
        - Без меня? - возмущенно воскликнул Снифф.
        - Всяк должен иногда остаться наедине с собой, - сказал Муми-тролль. - Ты еще слишком мал, чтобы понять это. Где все наши?
        - Хемуль пошел по грибы, - ответил Снорк. - Ондатр унес в дом свой гамак, говорит, что по ночам теперь свежо. Кстати сказать, твоя мама сегодня в ужасном настроении!
        - Сердита или в грустях? - спросил удивленный Муми-тролль.
        - Пожалуй, скорее в грустях, - отвечал Снорк.
        - Тогда я сию минуту к ней. Это просто чудовищно.
        Муми-мама с несчастным видом сидела на диване.
        - В чем дело? - спросил Муми-тролль.
        - У меня беда, золотко мое, - отвечала мама. - Пропала моя сумка! А без нее я как без рук! Уж я искала, искала, но ее нет как нет!
        - Это жуть что такое, - сказал Муми-тролль. - Мы отыщем ее!
        Учинили грандиозные розыски. Уклонился один лишь Ондатр.
        - Из всех бесполезных вещей дамские сумки самые бесполезные, - сказал он. - Посудите сами. Время идет, и один день сменяет другой совершенно независимо от того, есть ли у Муми-мамы сумка или нет.
        - Но ведь это же совсем другое дело! - возразил Муми-папа. - Я просто сам не свой оттого, что у моей супруги пропала сумка. Я никогда не видел ее без сумки!
        - Что там было? - спросил Снорк.
        - Да ничего особенного, - отвечала Муми-мама. - Просто вещи, которые могут вдруг понадобиться. Ну там сухие чулки, карамельки, стальная проволока, порошки от желудка и все такое прочее.
        - Какое мы получим вознаграждение, если найдем ее? - спросил Снифф.
        - Все что угодно! - ответила Муми-мама. - Я устрою вам пир горой, обед будет только из третьего, можно будет не умываться и не ложиться вовремя спать!
        Розыски продолжились с удвоенной силой. Обшарили весь дом. Заглядывали под ковры и кровати, в печь и в погреб, забирались на чердак и на крышу. Обыскали весь сад, дровяной сарай и берег реки. Сумки не было.
        - Ты, случайно, не залезала с ней на деревья, не брала ее с собой в море купаться? - спросил Снифф.
        - Нет, - отвечала Муми-мама. - Ах, как я несчастна!
        - Дадим объявление, - сказал Снорк.
        Сказано - сделано. Тотчас вышла газета с двумя сенсационными новостями на первой полосе.
        "СНУСМУМРИК ПОКИДАЕТ МУМИ-ДОЛ! - гласила первая. - Таинственный уход на рассвете!" И шрифтом чуть покрупнее:
        "ПРОПАЛА СУМКА МУМИ-МАМЫ! Никаких путеводных нитей! Розыски продолжаются. Неслыханное пиршество в вознаграждение за находку!"
        Как только новость облетела долину, по всему лесу, на горах и на морском побережье поднялась страшная беготня. Даже последняя лесная крыса и та сочла небезвыгодным принять участие в поисках. Дома остались лишь старые да недужные, и вся долина огласилась криками и топотом ног.
        - Охохонюшки, - сказала Муми-мама. - Ну и задала я всем гону!
        Но в душе она была очень довольна.
        - Чтосла всесла ищут? - спросил Вифсла.
        - Да мою сумку, что же еще, - отвечала Муми-мама.
        - Чернслую? - спросил Тофсла. - С четырьмясла карманслами?
        - Что ты сказал? - спросила Муми-мама, она была слишком расстроена и не могла сосредоточиться.
        - Чернслую с четырьмясла карманслами? - повторил Тофсла.
        - Да, да, - ответила Муми-мама. - Бегите поищите ее, мои маленькие друзья!
        - Ну чтосла ты думасла? - спросил Вифсла, когда они вышли в сад.
        - Не могусла видеть ее в таком горесла, - отвечал Тофсла.
        - Пожалуй, придетсла отдатьсла, - со вздохом сказал Вифсла. - Хотя так хорошо бысло спать в ее карманслах!
        Они направились в свое потайное местечко, которое еще никто не успел обыскать, и вытащили из-под розового куста сумку Муми-мамы.
        Ровно в двенадцать Тофсла и Вифсла прошли через сад, волоча за собой сумку. Их тотчас заметил ястреб и разнес весть по долине. Во все концы полетели телеграммы: "СУМКА МУМИ-МАМЫ НАЙДЕНА! Ее нашли Тофсла и Вифсла! Трогательные сцены в Муми-доме!"
        - Неужели правда?! - воскликнула Муми-мама. - Я не знаю как рада! Где же вы ее нашли?
        - В кустслах, - отвечал Тофсла. - В ней было так хорошо спатьсла...
        Но в эту минуту в комнату ввалилась толпа поздравляющих, и Муми-маме так и не довелось узнать, что ее сумка служила спальней Тофсле и Вифсле! (И, быть может, это даже к лучшему.)
        Что до остального, то все только и думали о большом августовском пире. С приготовлениями надо было управиться до восхода луны. Даже Ондатр и тот проявил интерес к предстоящему торжеству.
        - Вы должны поставить много столов, - сказал он. - Больших и маленьких. В самых неожиданных местах. Кто станет сидеть на месте во время большого пира? Пожалуй, суеты будет больше обычного. Вначале следует подавать на стол что получше, а чем угощать потом - не столь важно, ведь гости уже будут сыты. И не нагоняйте на них скуку всякими представлениями, песнями и так далее, пусть они сами и будут программой.
        Выказав столь поразительную житейскую мудрость, Ондатр удалился в гамак читать книгу о Тщете Всего Сущего.
        - Что мне надеть? - спросила фрекен Снорк. - Голубое украшение из перьев или диадему с жемчужинами?
        - Давай перья, - ответил Муми-тролль.
        - Ладно! - сказала фрекен Снорк и бросилась вон.
        В дверях она столкнулась с братом, который нес в охапке разноцветные бумажные фонарики.
        - Осторожно! - сказал он. - Ты из них винегрет сделаешь! Убей бог, не пойму, для чего существуют на свете сестры!
        Он прошествовал в сад и стал развешивать фонарики на деревьях. А Хемуль тем временем закладывал в подходящих местах фейерверочные снаряды: звездные дожди, огненные змеи, бенгальские вьюги, серебряные фонтаны и взрывающиеся ракеты.
        - Я ужасно волнуюсь! - сказал Хемуль. - Может, бабахнуть штучку для пробы?
        - При дневном свете ничего не увидишь, - сказал Муми-папа. - Если хочешь, возьми огненного змея и спали его в погребе.
        Муми-папа стоял перед крыльцом и разводил пунш сиропом. Время от времени он пробовал свою стряпню на вкус. Выходило очень недурно.
        - Одно плохо, - сказал Снифф. - У нас не будет музыки. Снусмумрик-то ушел.
        - Пустим приемник через усилитель, - сказал Муми-папа. - Все образуется! Второй бокал поднимем за Снусмумрика.
        - А первый за кого? - с надеждой спросил Снифф.
        - За Тофслу и Вифслу, разумеется, - ответил Муми-папа.
        Тесто для оладий Муми-мама замесила в ванне, потому что не хватало горшков, а из погреба вынесла одиннадцать большущих банок варенья. (Двенадцатая лопнула, когда Хемуль стал пускать в погребе огненных змеев, но большой беды в этом не было, так как Тофсла и Вифсла почти все подлизали.)
        - Подумслать тольксла! - сказал Тофсла. - Скольксла шумсла в нашу честьсла!
        - Да, трудно понятьсла, - согласился Вифсла.
        Тофсле и Вифсле отвели почетные места за самым большим столом.
        Когда стемнело и можно было зажигать фонари, Хемуль ударил в гонг, что означало: приступаем!
        Начало было очень торжественное.
        Все нарядились в свое самое лучшее и чувствовали себя немножко стесненно. Все здоровались, раскланивались друг с дружкой и без конца повторяли: "Как хорошо, что нет дождя" и "Как хорошо, что сумка нашлась".
        Никто не смел сесть первым за стол.
        Муми-папа произнес небольшую вступительную речь, в которой объяснил причину торжества и выразил благодарность Тофсле и Вифсле.
        Потом Муми-папа заговорил о том, как коротко северное лето и что все должны повеселиться на славу, потом начал рассказывать о днях своей юности. Но тут Муми-мама выкатила тачку оладий, и ее встретили громом рукоплесканий.
        Все сразу почувствовали себя непринужденнее, и немного погодя пиршество было в полном разгаре. Весь сад, да что там сад - вся долина была уставлена маленькими освещенными столами. Вот, описывая величественную дугу, взмыла в беспредельную высь ракета и рассыпалась дождем белых звезд, которые стали тихо-тихо падать на долину. Все букашки-таракашки повернулись носами к звездному дождю и закричали "ура!". Ах, как чудесно это было!
        А вот забил серебряный фонтан, вот замела над верхушками деревьев бенгальская вьюга, и Муми-папа выкатил на садовую дорожку большущую бочку с пуншем. Все бросились к нему с посудой, и Муми-папа каждому наполнил посудинку, будь то чашка, или бокал, берестяной кубок, или ракушка, или свернутый фунтиком лист.
        - За Тофслу и Вифслу! - провозгласил весь Муми-дол. - Ура! Ура! Ура!
        - Урасла! - закричали Тофсла и Вифсла и чокнулись друг с дружкой.
        Муми-папа вынес в сад приемник и поймал танцевальную музыку из Америки. Вся долина разом пустилась в пляс, запрыгала, затопала, завертелась, затрепыхалась.
        - Разрешите? - сказал Муми-тролль, склоняясь в поклоне перед фрекен Снорк.
        А когда он поднял глаза, он заметил над верхушками деревьев яркое зарево.
        Это была августовская луна.
        Огромная как никогда, оранжево-желтая и ворсистая по краям, словно персик, она выкатилась из-за кромки леса и озарила своим таинственным сиянием Муми-дол, наполнив его светом и тенью.
        - Между прочим, ночью на ней можно увидеть кратеры, - сказала фрекен Снорк. - Погляди-ка!
        - Там, должно быть, ужасно неуютно, - сказал Муми-тролль. - Бедный Волшебник, он все ходит и ищет там, наверху.
        - Будь у нас хорошая подзорная труба, мы бы, наверное, смогли его разглядеть, - сказала фрекен Снорк.
        - Да, - сказал Муми-тролль. - Ну а теперь потанцуем!
        И празднество продолжалось с удесятеренной силой.
        - Ты усталсла? - спросил Вифсла.
        - Нетсла, - ответил Тофсла. - Я все думалсла. Всесла так к нам добрысла. Надо бы порадовслать их немножсла!
        Они пошушукались между собой, затрясли головами и еще пошушукались.
        А потом забрались в свое потайное местечко. Когда они вышли оттуда, при них был чемодан.
        Уж полночь прошла, как вдруг весь сад озарился розовым светом. Танцы приостановились: все решили, что это какой-то новый вид фейерверка. Но это просто Тофсла и Вифсла открыли свой чемодан. Король рубинов, сверкая, лежал на лужайке, прекрасный как никогда. Все огни, фонари и даже сама луна померкли, потеряли свой блеск. В благоговейном молчании пылающий самоцвет обступала все более густая и многочисленная толпа.
        - Уверена, что на свете нет ничего более прекрасного, - сказала Муми-мама.
        А Снифф глубоко вздохнул и сказал:
        - Ну и счастливцы же эти Тофсла и Вифсла!
        Король рубинов сверкал красным глазом на окутанной ночной тьмою Земле, и Волшебник на Луне заметил его. Он уже совсем было отказался от дальнейших поисков. Усталый и печальный, отдыхал он на краю кратера, а его черная пантера спала поодаль. Он сразу понял, что это сверкает красным там, на Земле. Самый большой рубин на свете, Король рубинов, который он проискал не одну сотню лет! Не спуская с Земли горящего взора, он вскочил, натянул перчатки и набросил на плечи плащ. Собранные в него драгоценные камни он попросту вытряхнул - ведь его интересовал один-единственный самоцвет и он рассчитывал меньше чем через полчаса держать его в своих руках.
        Пантера с хозяином на спине поднялась в воздух.
        Быстрее света неслись они в мировом пространстве. Их путь с шипением пересекали метеоры, и звездная пыль порошей оседала на его плаще.
        А красный огонь под ними разгорался все ярче. Волшебник взял путь прямо на Муми-дол, и вот уже пантера последним мягким прыжком приземлилась на гору.
        А обитатели Муми-дола продолжали в безмолвном раздумье сидеть перед Королем рубинов. В его пламени им виделось все самое прекрасное, смелое и благородное, что они когда-либо представляли себе или переживали, и теперь им было в радость заново пережить все это. Муми-троллю вспоминалась его ночная прогулка со Снусмумриком; фрекен Снорк думала о своей блистательной победе над деревянной королевой. А Муми-маме казалось, что она снова лежит на прогретом солнцем песке и видит небо между качающимися головками морских гвоздик.
        Все безраздельно отдались воспоминаниям, вот почему все вздрогнули, когда из ночного мрака выскользнула маленькая белая мышь с красными глазами и подсеменяла к Королю рубинов. За ней выбежал черный кот и, вытянувшись, лег на трапу.
        Насколько всем было известно, ни белой мыши, ни черного кота среди обитателей Муми-дола не значилось.
        - Кис-кис-кис! - позвал Хемуль.
        Но кот лишь сощурил глаза и даже не думал отвечать.
        - Добрый вечер, сестрица! - сказала лесная крыса.
        Беглая мышь посмотрела на нее долгим мрачным взглядом своих красных глаз.
        Тут Муми-папа выступил вперед с двумя бокалами и предложил вновь пришедшим пунша, но они не обратили на него ни малейшего внимания.
        Долина притихла, словно предчувствуя недоброе, все удивленно зашептались. Тофсла и Вифсла встревожились, спрятали рубин в чемодан и защелкнули замок. Но только они хотели унести чемодан, белая мышь поднялась на задние лапы и начала расти.
        Она выросла чуть ли не с Муми-дом и обернулась Волшебником в белых перчатках и с красными глазами. Кончив расти, он уселся на траву и устремил взгляд на Тофслу и Вифслу.
        - Ступсла прочь, противслый стариксла! - сказал Вифсла.
        - Где вы нашли Короля рубинов? - спросил Волшебник.
        - Не твое делсло! - ответил Тофсла.
        Никто еще не видел Тофслу и Вифслу такими бесстрашными.
        - Я проискал его триста лет, - сказал Волшебник. - О нем, и только о нем, все мои помыслы.
        - Наши тожсла! - сказал Вифсла.
        - Ты не имеешь права отнимать у них рубин, - сказал Муми- тролль. - Он куплен в честном торге у Морры!
        (О том, что рубин куплен за шляпу самого Волшебника, Муми-тролль умолчал. Впрочем, у того уже была новая.)
        - Дайте мне чем-нибудь подкрепиться, - сказал Волшебник. - Мои нервы вот-вот сдадут.
        Муми-мама тотчас выбежала вперед с оладьями и вареньем и дала ему большую тарелку.
        Пока Волшебник ел, все набрались духу и подошли поближе. Кто ест оладьи с вареньем, тот не может быть таким уж страшно опасным. С таким можно говорить.
        - Вкусла? - спросил Тофсла.
        - Да, спасибо, - отвечал Волшебник. - Последний раз я ел оладьи восемьдесят пять лет назад.
        Всем сразу стало его жалко, и все подошли еще ближе.
        Поев, Волшебник вытер усы и сказал:
        - Я не могу отнять у вас рубин. Купленное может быть только куплено снова или отдано. Не продадите ли вы мне его, скажем, за две алмазные горы и долину, полную разных драгоценных камней?
        - Нетсла! - ответили Тофсла и Вифсла.
        - И вы не хотите отдать его мне? - спросил Волшебник.
        - Нетсла! - ответили Тофсла и Вифсла.
        Волшебник вздохнул, посидел немного, задумчивый и удрученный, а потом сказал:
        - Пусть празднество идет своим чередом! А я вам немного поколдую. Каждому свой фокус! Пожалуйста, задумывайте! Члены Муми- семейства первые!
        - Это должны быть вещи, которые видно, или мысли? - чуть помедлив, спросила Муми-мама. - Вы понимаете, что я хочу сказать?
        - О да, - ответил Волшебник. - С вещами, конечно, проще, но и мысли тоже можно.
        - Тогда мне очень хочется, чтобы Муми-тролль больше не тосковал по Снусмумрику, - сказала Муми-мама.
        Волшебник взмахнул плащом, и печаль вмиг покинула сердце Муми-тролля. Тоска сменилась ожиданием, а ведь ожидать куда легче.
        - Я тоже придумал! - воскликнул Муми-тролль. - Милый Волшебник, пусть весь этот стол, со всем, что на нем есть, улетит к Снусмумрику, где бы он сейчас ни был!
        В то же мгновение стол взмыл между деревьями и поплыл на юг вместе с оладьями и вареньем, фруктами и цветами, пуншем и карамельками, а заодно и с книгой Ондатра, которую тот положил на уголок.
        - Э-э! - запротестовал Ондатр. - Прошу немедленно отколдовать мне книгу обратно!
        - Сделанного не воротишь! - сказал Волшебник. - Но вы получите новую книгу! Извольте!
        - "О нужности всего сущего", - прочел Ондатр. - Но ведь это же совсем не та книга! В моей трактовалось о тщете всего сущего.
        Однако Волшебник только расхохотался.
        - Теперь, кажется, моя очередь, - сказал Муми-папа. - До чего же трудно выбирать. Перебрал в уме массу вещей, но не смог придумать ничего мало-мальски стоящего. Оранжерею веселее построить самому. Ялик тоже. У меня все есть!
        - Но тебя никто не заставляет загадывать, - сказал Снифф. - Ты можешь отдать мне свою задумку, и я загадаю два раза!
        - Так-то оно так, - сказал Муми-папа, - только раз уж имеешь возможность загадать, то...
        - Не тяни волынку, - сказала Муми-мама. - Загадай хотя бы приличный переплет для своих мемуаров!
        - Что же, это мысль! - радостно сказал Муми-папа, и все вскрикнули от восхищения, когда Волшебник вручил папе инкрустированный жемчужинами переплет из золота и красного сафьяна.
        - А теперь я! - крикнул Снифф. - Желаю собственную лодку! Лодку, похожую на раковину, и с пурпурным парусом! И чтоб мачта была из розового дерева, а все уключины из изумрудов!
        - Это немало, - дружелюбно сказал Волшебник и взмахнул плащом.
        Все затаили дыхание, но лодка не появлялась.
        - Не вышло? - разочарованно спросил Снифф.
        - Очень даже вышло! - отвечал Волшебник. - Только, самой собой, я поставил ее на воду у побережья. Ты найдешь ее там завтра утром.
        - И уключины из изумрудов? - спросил Снифф.
        - Ну конечно. Четыре штуки и одна запасная, - сказал Волшебник. - Следующий.
        - Право, не знаю, - начал Хемуль. - Сказать по правде, я потерял лопату для выкапывания растений, которую одолжил у Снорка. Так что мне, безусловно, нужна новая лопата.
        И он, как положено всякому благовоспитанному хемулю, сделал книксен'[Хемуль делает книксен потому, что кланяться в платье несколько нелепо.], когда Волшебник вручил ему новую лопату.
        - Вы не устали колдовать? - спросила фрекен Снорк.
        - Нет, все это очень легкие задумки! - ответил Волшебник. - Так что же угодно маленькой фрекен?
        - Наверно, это будет дело потруднее, - ответила фрекен Снорк. - Можно, я шепну вам на ухо?
        Когда она кончила нашептывать, Волшебник не без удивления спросил:
        - Вы уверены, что вам это необходимо?
        - Совершенно уверена! - выдохнула фрекен Снорк.
        - Ну что ж! - сказал Волшебник. - Да будет так!
        И в то же мгновение по толпе прошел вздох изумления. Фрекен Снорк совершенно преобразилась.
        - Что ты с собой сделала? - взволнованно спросил Муми-тролль.
        - Я задумала себе глаза деревянной королевы, - ответила фрекен Снорк. - Ведь она казалась тебе такой красивой!
        - Да, но... - начал несчастный Муми-тролль.
        - Так, по-твоему, они некрасивые? - спросила фрекен Снорк и расплакалась.
        - Ну полноте, - сказал Волшебник. - Если вам разонравилось, ваш братец может пожелать, чтобы у сестры стали прежние глаза!
        - Да, но я думал совсем о другом, - возразил Снорк. - Я не виноват, если у нее такие глупые желания!
        - А что ты задумал? - спросил Волшебник.
        - Вычислительную машину! - ответил Снорк. - Такую, чтобы решала, что справедливо, а что несправедливо, что хорошо, а что дурно.
        - Это слишком трудно, - сказал Волшебник, покачав головой. - С этим я не справлюсь.
        - Тогда хотя бы пишущую машинку, - недовольно проворчал Снорк. - А сестрица и с новыми глазами хороша!
        - Ну не так уж она хороша, - сказал Волшебник.
        - Братец, миленький! - разревелась фрекен Снорк, поглядев на себя в зеркало. - Пожелай мне обратно мои прежние маленькие глазки! Я выгляжу просто ужасно!
        - Ладно уж, - великодушно сказал Снорк. - В интересах поддержания родовой чести можешь получить их обратно. Но надеюсь, этот случай обуздает твое тщеславие.
        Фрекен Снорк снова посмотрела в зеркало и вскрикнула от восторга. Ее прежние умильные глазки снова были на месте - только ресницы стали чуточку длиннее. Сияя улыбкой, она заключила брата в объятия и сказала:
        - Прелесть моя! Радость моя! Будет у тебя пишущая машинка, сделаю я тебе такой весенний подарок.
        - Пусти! - смущенно произнес Снорк. - Не лезь со своими нежностями. Я просто не мог видеть тебя в таком ужасном состоянии, только и всего.
        - Ну что ж, из домочадцев остались только Тофсла и Вифсла, - сказал Волшебник. - На вас обоих только одна задумка, ведь вы нераздельная пара.
        - А ты самсла себесла ничего не задумсла? - спросил Тофсла.
        - Нет, не могу, - печально отвечал Волшебник, - я могу только желать за других да еще превращаться в разные вещи.
        Тофсла и Вифсла посмотрели на него, потом уткнулись друг в дружку лбами и долго шушукались. Затем Вифсла торжественно произнес:
        - Мы решили пожелатьсла за тебясла, потомусла ты такой добрасла. Мы хотимсла тебе такой же больслой и красливый рубинсла, как у насла!
        Все только что видели, как Волшебник хохотал, но никто бы не мог подумать, что он может улыбаться.
        Ну а теперь все его лицо просияло улыбкой. Он был так счастлив, что это было сразу видно и по его ушам, и по шляпе, и по башмакам! Не сказав ни слова, он взмахнул плащом, и - вот нате! - сад вновь озарился розовым светом. На траве перед всеми лежал близнец Короля рубинов - Королева рубинов.
        - Ну теперьсла ты совсем счастливсла! - сказал Тофсла.
        - Еще бы! - ответил Волшебник, бережно завертывая в плащ сверкающий самоцвет.
        - А теперь все букашки-таракашки и лесные крысы могут загадывать все, что только угодно! Я всю ночь буду исполнять ваши желания, но до восхода солнца я должен быть дома.
        Вот тут уж пошло празднество так празднество!
        Перед Волшебником выстроилась длинная очередь жителей леса, которые пищали, смеялись, ворчали, гоготали. Всем хотелось что-нибудь загадать. Волшебник был в радужном расположении духа, и кто загадывал глупо, мог перезагадать. Танцы разгорелись с новой силой, в сад выкатили новые тачки с оладьями. Хемуль без передышки бабахал свои фейерверки, а Муми-папа вынес мемуары в роскошном переплете и зачитывал вслух отрывки о своем детстве.
        Никогда еще в Муми-доле не пировали с таким размахом.
        Ах, как сладко все съесть, все выпить, обо всем поговорить и до того наплясаться, что усталые ноги еле несут тебя домой в тихий предрассветный час - спать, спать!
        Волшебник улетит на край света, а мышь заберется под свою травяную кочку, но и тот и другой будут одинаково счастливы.
        И, пожалуй, счастливей всех будет Муми-тролль, который вместе с мамой пойдет домой через сад на рассвете, когда померкнет луна и листву всколыхнет утренний ветерок с моря. В Муми-дол вступает прохладная осень, и так надо потому, что без нее не бывает новой весны.
        ТУВЕ ЯНССОН
        ШНУРОК
        Остановился как-то на улице милиционер шнурок завязать, а ему на спину кто-то прыгнул, и глаза его ладошками прикрыл, мол, угадай.
        Ну, думает, сослуживцы шалят, кричит: "Чипига, ты что ли?" "Нет, не Чипига, - отвечает,- а лесной человек шишига. Щас в лес меня отвезёшь, а иначе съем". И так лязгнул над ухом зубьями, что ясно - нешуточно.
        "Что ж, - думает милиционер,- посмотрим, на милиции много кто хотел прокатиться, да она сама кого хошь взнуздает". Ну и потрусил он под этим лешим потихонечку в лес, а сам случая подходящего ждёт.
        Милицейский народ смекалист, море прорешетит. "А что, - спрашивает он у шишиги, - ты, небось поесть не прочь? Да и мне не грех подкрепиться, чтоб бежать было шибче - лес-то ещё далече. Может по куриной шаверме навернём? У меня тут Ахметка аж вдвойне крутит".
        Ну что, кто ж задарма пожрать неохочь? Она хоть и нечисть, а шаверма своим запахом любую сатану с ума сведёт (грешники-то поди куда гаже пахнут, хоть и тоже - жарятся). "Эх, - говорит шишига,- ну давай что ли".
        Подъезжают к ларьку. Шишиги слюна милиционеру аж зашиворот льётся, так вкусно. А милиционер дверь на кухню отпер, да спиною к печке, да и макнул шишигу всей задницею в горячий жир, да ещё по жаровне раскалённой провёл, так что пламени языки, да шерстью палёной пахнуло.
        Взвыл тут шишига, со спины соскочил, а тут и Ахметка не сплоховал; как пошёл тесаками своими мельчить - только того шишигу и видели. Переглянулись наши герои и, дав волю смеху, съели по чебуреку.
        А потом милиционер, дозавязав-таки свой шнурок, двинул далее по делам службы, а Ахметка стал вновь шавермы наворачивать. И даром что нечисть лесная, а до того вкусны были, что и по второй возьмут, а один седой электрик с собой и третью запросил.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ШТОПАЛЬНАЯ ИГЛА
        Жила-была штопальная игла; она считала себя такой тонкой, что воображала, будто она швейная иголка.
        - Смотрите, смотрите, что вы держите! - сказала она пальцам, когда они вынимали ее. - Не уроните меня! Упаду на пол - чего доброго, затеряюсь: я слишком тонка!
        - Будто уж! - ответили пальцы и крепко обхватили ее за талию.
        - Вот видите, я иду с целой свитой! - сказала штопальная игла и потянула за собой длинную нитку, только без узелка.
        - Пальцы ткнули иглу прямо в кухаркину туфлю, - кожа на туфле лопнула, и надо было зашить дыру.
        - Фу, какая черная работа! - сказала штопальная игла. - Я не выдержу! Я сломаюсь!
        И вправду сломалась.
        - Ну вот, я же говорила, - сказала она. - Я слишком тонка!
        "Теперь она никуда не годится", - подумали пальцы, но им все-таки пришлось крепко держать ее: кухарка накапала на сломанный конец иглы сургуч и потом заколола ею косынку.
        - Вот теперь я - брошка! - сказала штопальная игла. - Я знала, что буду в чести: в ком есть толк, из того всегда выйдет что-нибудь путное.
        И она засмеялась про себя, - ведь никто не видал, чтобы штопальные иглы смеялись громко, - она сидела в косынке, словно в карете, и поглядывала по сторонам.
        - Позвольте спросить, вы из золота? - обратилась она к соседке-булавке. - Вы очень милы, и у вас собственная головка... Только маленькая! Постарайтесь ее отрастить, - не всякому ведь достается сургучная головка!
        При этом штопальная игла так гордо выпрямилась, что вылетела из платка прямо в раковину, куда кухарка как раз выливала помои.
        - Отправляюсь в плавание! - сказала штопальная игла. - Только бы мне не затеряться!
        Но она затерялась.
        - Я слишком тонка, я не создана для этого мира! - сказала она, лежа в уличной канаве. - Но я знаю себе цену, а это всегда приятно.
        И штопальная игла тянулась в струнку, не теряя хорошего расположения духа.
        Над ней проплывала всякая всячина: щепки, соломинки, клочки газетной бумаги...
        - Ишь, как плывут! - говорила штопальная игла. - они понятия не имеют о том, кто скрывается тут под ними. - Это я тут скрываюсь! Я тут сижу! Вон плывет щепка: у нее только и мыслей, что о щепках. Ну, щепкой она век и останется! Вот соломинка несется... Вертится-то, вертится-то как! Не задирай так носа! Смотри, как бы не наткнуться на камень! А вон газетный обрывок плывет. Давно уж забыть успели, что на нем напечатано, а он, гляди, как развернулся!.. Я лежу тихо, смирно. Я знаю себе цену, и этого у меня не отнимут!
        Раз возле нее что-то заблестело, и штопальная игла вообразила, что это бриллиант. Это был бутылочный осколок, но он блестел, и штопальная игла заговорила с ним. Она назвала себя брошкой и спросила его:
        - Вы, должно быть, бриллиант?
        - Да, нечто в этом роде.
        И оба думали друг про друга и про самих себя, что они настоящие драгоценночти, и говорили между собой о невежественности и надменности света.
        - Да, я жила в коробке у одной девицы, - рассказывала штопальная игла. - Девица эта была кухаркой. У нее на каждой руке было по пяти пальцев, и вы представить себе не можете, до чего доходило их чванство! А ведь занятие у них было только одно - вынимать меня и класть обратно в коробку!
        - А они блестели? - спросил бутылочный осколок.
        - Блестели? - отвечала штопальная игла. - Нет, блеску в них не было, зато сколько высокомерия!.. Их было пять братьев, все - урожденные "пальцы"; они всегда стояли в ряд, хоть и были различной величины. Крайний - Толстяк, - впрочем, отстоял от других, он был толстый коротышка, и спина у него гнулась только в одном месте, так что он мог кланяться только раз; зато он говорил, что если его отрубят, то человек не годится больше для военной службы. Второй - Лакомка - тыкал нос всюду: и в сладкое и в кислое, тыкал и в солнце и в луну; он не нажимал перо, когда надо было писать. Следующий - Долговязый - смотрел на всех свысока. Четвертый - Златоперст - носил вокруг пояса золотое кольцо и, наконец, самый маленький - Пер-музыкант - ничего не делает и очень этим гордился. Да, они только и знали, что хвастаться, и вот - я бросилась в раковину.
        - А теперь мы сидим и блестим! - сказал бутылочный осколок.
        В это время воды в канаве прибыло, так что она хлынула через край и унесла с собой осколок.
        - Он продвинулся! - вздохнула штопальная игла. - А я осталась лежать! Я слишком тонка, слишком деликатна, но я горжусь этим, и это благородная гордость!
        И она лежала, вытянувшись в струнку, и передумала много дум.
        - Я просто готова думать, что родилась от солнечного луча, - так я тонка! Право, кажется, будто солнце ищет меня под водой! Ах, я так тонка, что даже отец мой солнце не может меня найти! Не лопни тогда мой глазок , я бы, кажется, заплакала! Впрочем, нет, плакать неприлично!
        Однажды пришли уличные мальчишки и стали копаться в канавке, выискивая старые гвозди, монетки и прочие сокровища. Перепачкались они страшно, но это-то и доставляло им удовольствие!
        - Ай! - закричал вдруг один из них; он укололся о штопальную иглу. - Смотри, какая штука!
        - Черное на белом фоне очень красиво! - сказала штопальная игла. - Теперь меня хорошо видно! Только бы не поддаться морской болезни, этого я не выдержу: я такая хрупкая!
        Но она не поддалась морской болезни - выдержала.
        - Я не штука, а барышня! - заявила штопальная игла, но ее никто не расслышал. Сургуч с нее сошел, и она вся почернела, но в черном всегда выглядишь стройнее, и игла воображала, что стала еще тоньше прежнего.
        - Вон плывет яичная скорлупа! - закричали мальчишки, взяли штопальную иглу и воткнули в скорлупу.
        - Против морской болезни хорошо иметь стальной желудок, и всегда помнить, что ты не то что простые смертные! Теперь я совсем оправилась. Чем ты благороднее, тем больше можешь перенести!
        - Крак! - сказала яичная скорлупа: ее переехала ломовая телега.
        - Ух, как давит! - завопила штопальная игла. - Сейчас меня стошнит! Не выдержу! Сломаюсь!
        Но она выдержала, хотя ее и переехала ломовая телега; она лежала на мостовой, вытянувшись во всю длину, - ну и пусть себе лежит!
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ЩЕДРОЕ ДЕРЕВО
        Жила в лесу дикая яблоня … И любила яблоня маленького мальчика. И мальчик каждый день прибегал к яблоне, собирал падавшие с неё листья, плел из них венок, надевал его как корону и играл в лесного короля. Он взбирался по стволу яблони и качался на её ветках. А потом они играли в прятки, и когда мальчик уставал, он засыпал в тени ее ветвей. И яблоня была счастлива… Но шло время, и мальчик подрастал, и все чаще яблоня коротала дни в одиночестве.
        Как-то раз пришел мальчик к яблоне. И яблоня сказала:
        - Иди сюда, мальчик, покачайся на моих ветках, поешь моих яблок, поиграй со мной, и нам будет хорошо!
        - Я слишком взрослый, чтобы лазить по деревьям, - ответил мальчик. - Мне хотелось бы других развлечений. Но на это нужны деньги, а разве ты можешь мне дать их?
        - Я бы рада, - вздохнула яблоня, - но у меня нет денег, одни только листья и яблоки. Возьми мои яблоки, продай их в городе, тогда у тебя будут деньги. И ты будешь счастлив! И мальчик залез на яблоню и сорвал все яблоки, и унес их с собой. И яблоня была счастлива.
        После этого мальчик долго не приходил, и яблоня опять загрустила. И когда однажды мальчик пришел, яблоня так и задрожала от радости.
        - Иди скорей сюда, малыш! - воскликнула она.
        - Покачайся на моих ветках, и нам будет хорошо!
        - У меня слишком много забот, чтобы лазить по деревьям, - ответил мальчик, - мне хотелось бы иметь семью, завести детей. Но для этого нужен дом, а у меня нет дома. Ты можешь дать мне дом?
        - Я бы рада, - вздохнула яблоня, - но у меня нет дома. Мой дом - вот мой лес. Но зато у меня есть ветки. Сруби их и построй себе дом. И ты будешь счастлив. И мальчик срубил ее ветки и унес их с собой, и построил себе дом. И яблоня была счастлива.
        После этого мальчик долго-долго не приходил. А когда явился, яблоня чуть не онемела от радости.
        - Иди сюда, мальчик, - прошептала она, - поиграй со мной.
        - Я уже слишком стар, мне грустно и не до игр, - ответил мальчик. - Я хотел бы построить лодку и уплыть на ней далеко-далеко. Но разве ты можешь дать мне лодку?
        - Спили мой ствол и сделай себе лодку, - сказала яблоня, - и ты сможешь уплыть на ней далеко-далеко. И ты будешь счастливым. И тогда мальчик спилил ствол, и сделал из него лодку, и уплыл далеко-далеко. И яблоня была счастлива. …Хоть в это и не легко поверить.
        Прошло много времени. И мальчик снова пришел к яблоне.
        - Прости, мальчик, - вздохнула яблоня. - Но я больше ничего не могу тебе дать. Нет у меня яблок…
        - На что яблоки? - ответил мальчик. - У меня почти не осталось зубов.
        - У меня не осталось ветвей, - сказала яблоня. - Ты не сможешь посидеть на них.
        - Я слишком стар, чтобы качаться на ветках, - ответил мальчик.
        - У меня не осталось ствола, - сказала яблоня. - И тебе не по чему больше взбираться вверх.
        - Я слишком устал, чтобы взбираться вверх, - ответил мальчик.
        - Прости, - вздохнула яблоня, - мне бы очень хотелось дать тебе хоть что-нибудь, но у меня ничего не осталось. Я теперь только старый пень. Прости…
        - А мне теперь много и не нужно, - ответил мальчик. Мне бы теперь только тихое и спокойное место, чтобы посидеть и отдохнуть. Я очень устал.
        - Ну что ж, - сказала яблоня, - старый пень для этого как раз и годится. Иди сюда, мальчик, садись и отдыхай.
        Так мальчик и сделал. И яблоня была счастлива.
        ШЭЛ СИЛЬВЕРСТЕЙН
        ЩЕДРЫЙ ЧЕЛОВЕК
        Жил когда-то в Бухаре богатый и щедрый человек. Он достиг весьма высокой ступени в духовной иерархии, за что ему был присвоен титул Президент Мира. Ежедневно к его дому толпами стекались люди, и он щедро одаривал их золотом. Для каждой категории людей - вдов, больных и т.д. - он назначал определенные дни приема, в которые они получали от него причитающиеся им милости. Но свою щедрость Президент Мира ограничивал одним условием: тот, кто произносил в его доме хоть слово, ничего не получал.
        Не все люди могли хранить молчание. Однажды, когда наступила очередь законоведов, и они пришли к нему за подарками, один из них, не в силах больше сдерживать переполнявших его чувств, на все лады принялся расхваливать благодетеля.
        Президент Мира ничего ему не дал. Но законовед решил добиться своего. На следующий день за милостью пришли калеки. Притворившись увечным, он явился вместе с ними.
        Президент узнал его и опять ничего не дал. Тогда законовед снова изменил свое обличье и пришел уже с другими, прикрывая лицо руками. Но и на этот раз Президент Мира узнал его и прогнал прочь. Снова и снова законовед предпринимал свои попытки, он даже переодевался женщиной, но щедрый человек неизменно узнавал его и отсылал с пустыми руками.
        В конце концов этот человек пошел к владельцу похоронного бюро и попросил завернуть себя в саван и положить в гроб, как мертвеца. "Когда Президент Мира будет проходить мимо, - сказал законовед, - он, вероятно, подумает, что перед ним труп, и пожертвует на похороны. Деньги мы разделим с тобой поровну".
        Предприниматель сделал все, как он просил, и Президент Мира собственной рукой опустил на саван золотую монету. Законовед тут же схватил ее, опасаясь, что она может достаться предпринимателю, и воскликнул, обращаясь к Президенту: "Ты отказывал мне в своей щедрости; видишь, как я добыл ее?!"
        Щедрый человек ответил ему так: "Ты ничего не сможешь получить от меня, пока не умрешь".
        В этом и кроется смысл загадочного изречения "умри до своей смерти". Дары приходят к человеку только после "смерти" и не раньше. Но даже сама эта "смерть" не может придти без посторонней помощи.
        Это сказание из четвертой книги "Месневи" Руми говорит само за себя. Дервиши с его помощью подчеркивают тот факт, что, хотя определенные дары и могут быть "ухвачены" хитрецами, ценности, которыми наделяет учитель, подобный Щедрому Человеку из Бухары, обладают более высоким значением, чем кажется на первый взгляд.
        Это есть неуловимая сила бараки.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЩУЧЬЯ КОПИЛОЧКА
        В городе Петербурге эта история произошла. В такие времена, что через реку Неву и мостов никаких не было, и были только лодочные переправы, а как встанет лёд - шла через реку деревянная мостовая. Ну, например, скажем, с Васильевского острова на Безымянный такая была. Жила на этом самом Васильевском острове семья бомбардирского капитана Васильева Данилы Петровича. Подшучивали над ним сослуживцы,
        - Ты, Данила Петрович, - всему острову корень, да такой, что им вся земля эта держится. Ты гляди уж, чтоб не сорвалась, поплывём, а то.
        Данила Петрович свою трубочку тогда закуривал не торопясь и, выпуская дым, улыбаясь говорил,
        - Покуда жив - не сорвётся.
        Была у него жёнушка добрая и трое ребятишек. С утра он на военную службу в крепость Петропавловскую ходил, а к ночи домой возвращался. Весенняя пора уже лёд ломила и голову ветерок тёплый пьянил. Скоро уж и переправу начнут разбирать мужики. Шёл как-то раз мартовским вечерком Данила Петрович по льду и, чтобы путь свой легко скоротать, табачок добрый покуривал. Вдруг видит - разламывается перед ним лёд и встаёт полынья, а из той полыньи щука рогатая на него прямо глядит. Тот, хоть и бывалый уже человек и всякие прошёл сраженья, но струхнул легонько, да и запустит ей в лоб своей трубкой так, что у той аж искры из глаз, или это горящий табак рассыпался - не до того ему было, но только трубку жаль стало в полынье той терять и от страха он перемогся, выдохнул дым - не закашлялся, и говорит,
        - Здорово, тётка рогатая. Невтерпёж вижу тебе и подо льдом уж невмочь жить, да не видишь - идёт человек на раздумиях с трубкой, так снизу хоть сперва постучала. Вместе б и покурили по-доброму. Табачок мой - царский. Трубочка самим императором Петром Алексеичем жалована. Услышит он теперь такую оказию и на тебя и твоих детушек прогневается. Тебе беда, и мне - не по совести.
        Смутилась щука от слов его и под воду ушла, только хвост из полыньи выставила. Обратно вынырнула и подаёт в пасти капитану Васильеву трубочку его и ещё за обиду в подарок копилку. Принял их в руки свои капитан с благодарностями, а щука кивнула ему серебряной головой и поминай как звали. Данила Петрович первым делом трубку свою проверил - цела ли, а уж после и копилку. Изящная вещь, с инкрустацией, а потряс её, так ещё и денежкой зазвенело. По-людски разошлись, хоть и рыбьих кровей существо, а сердечную теплоту разумеет. Посмеялся он, прокашлялся, да и к берегу родному двинул. В последних линиях жил, но вот уж и в окнах огни домашние. Дверь открывает - очагом потянуло и детишки к порогу спешат, на отца карабкаются, за нос и усы теребят. Перецеловал он семью, за пазуху лезет, щучью копилочку вынимает и перед всеми на стол ставит. Жена-то и спрашивает,
        - Ох, неужели это царь-батюшка наш за верную службу такую красоту пожаловал?
        А капитан - бравый был малый, вот и прихвастни он,
        - Так точно, за доблестную бесшабашность!
        Ещё по такому случаю после ужина в место казённое отправился за чаркой. А за ужином копилку смотрели, потрясли хорошенько, и выпал из неё грошик медный. Посмеялись, мол, за голову отчаянную и сам хозяин её меньше даёт, да и порешили отдать копилочку на забаву Любаше, доченьке младшенькой. Пошёл до кабака Данила Петрович, хозяйством жена занялась, старшенькие ребятишки с горок убежали кататься, а Любаша на копилочку свою смотрит дарёную - не оторвать глаз. Тут вдруг с улицы послышался крик весёлого парня-разносчика,
        - Кому птенцы-леденцы весенние, штучка по грошику, дюжину на пятак!
        Захотелось девчушке весеннего леденца и не выдержала. Опрокинула щёлкой книзу копилочку и давай трясти. Не вытряхивается грошик. Взяла тогда она с кухни нож и в копилку засунула. Та, как пошла от неё по столу прыгать. Упала на пол и пополам раскололась. А оттуда змей со звоном в золотых монистах ползёт и чёрными глазами из-под малинового картуза на неё зыркает. Обмерла девчушка со страху, а змей говорит,
        - Не бойся, хозяйка, не трону.
        Спрашивает его Любаша,
        - Признайся кто ты?
        Завернулся кольцами звеня перед нею змей, вытянулся и, голову склонив, представляется,
        - Я змей цыганский, Тимоха, всяких ловких дел мастер. Дырка во мне сквозная есть - из головы в хвост и обратно. На грош трясу, а вытрясу на пятак. Не царский подарок я - щучий. Если узнает царь, что не по правде был сказан, - уж не миновать твоему батюшке звонов кандальных.
        Девахе-то жаль отца стало до слёз и спрашивает она у Тимохи,
        - Как мне тебя упросить змеюшка, как мне тебя задобрить-умаслить?
        Закачался, забряцал денюжкой змей цыганский и говорит,
        - А откупиться. Неси мне все кольца да серьги мамкины, неси мне мошну отцовскую.
        Что ж тут поделаешь, родитель-то дочке всего богатства дороже. Обошла по дому Любаша и всё до последнего грошика, до последней бусинки собрала, змею несёт и слезами заливается. В доме-то теперь хоть шаром покати - паутину лишь соберёшь. Не хочется ей черноглазому Тимохе достаток из семьи отдавать. Углядела тут девчушка в прихожей палаш отцовский, с которым он всегда на службу ходил, вытащила из ножен, у двери встала и кричит,
        - Помогай-ка, Тимоха! Одной мне такой тяжести не дотащить.
        Обрадовался змей, зашелестел монистой, к двери ползёт и глазищами лихо зыркает, а как высунулся за порог, то и снесла ему Любушка голову в малиновом картузе напрочь, так что под кровать она в этом картузе укатилась. Как влитой он на Тимохе сидел до погибели. Рассыпался змей цыганский золотым кладом, а тут и Данила Петрович из кабаков на порог. Глядит на богатство и глазам не верит,
        - Крепка, - говорит, - нынче стала казёночка царская, чуть не по колено отсыпала.
        Повинилась дочка отцу за грошик, про хитрости змеиные рассказала. Отец только крякал, да усы от слезы утирал. Сел он потом к столу, созвал всех домашних, раскурил свою трубочку и всю правду про щучий подарок поведал, а напоследок сказал,
        - За чужое добро не хвастай.
        Сказал так и до одной все монеты с пола собрал. Ссыпал казну в мешок, а наутро в крепости доложил царю по команде. Принял капитана Васильева Царь Пётр Алексеич, выслушал его рассказ и говорит,
        - А что, Данила Петрович, видать крепко уразумил тебя табачок царский.
        Выкурили они потом оба по трубочке, посмеялись, а потом велел Император Васильеву обратно на Васильевский остров идти, но уже - губернатором. Но упросил капитан Царя Петра Алексеича на такую головокружительную высоту его не ставить; ни по чину ему она, ни по разуму, ни по возраста старшинству. Подивился он на такую честность, дал капитану майора и в отпуск на всё лето выпустил, да ещё табаку приказал сколько снесёт насыпать, чтоб ещё больше ума-разума поднабрался. А денежки щучьи на сорокапушечный корабль пустили. Как раз тогда швед на страну, очертя голову, пёр.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ЭЙ, ТЫ!
        Никто из зверей не хотел проходить мимо домика, в котором жил попугай Эйты. Иначе его и не называли, потому что самое любимое выражение попугая было «Эй, ты!».
        Увидит он бегемота и кричит: - Эй, ты! Бегемота Твой портрет - в журнале мод! Увидит крокодила и насмехается:
        - Эй, ты! Крокодила Как ты в лужу угодил? Увидит носорога - и проходу не дает:
        - Эй, ты1 Носорог! Не цепляйся за порог! Кому захочется мимо такого вредного попугая прохо- дить? Но приходилось все-таки. Ведь домик попугая Эйты стоял на самой центральной улице, напротив самого центрального универмага.
        Больше всех был недоволен этим дразнилкой директор универмага жираф Долговязик, потому что к нему почти перестали заглядывать покупатели. Никому не хотелось, чтобы его при всех дразнили.
        И тогда жираф Долговязик придумал хитрый ход. Он преподнес попугаю Эйты ко дню рождения боль шущее новенькое зеркало.
        Увидел Эйты свое изображение в зеркале и решил, что это совсем другой попугай на него смотрит.
        С того дня он все время торчит возле зеркала и сам себя дразнит:
        - Эй, ты? Попугай? Сиди дома, не гуляй?
        МИХАИЛ ПЛЯЦКОВСКИЙ
        ЭКИПАЖ
        Изучение человека включает в себя три науки. Первая - это наука обычного знания; вторая - наука необычных духовных состояний, часто называемых экстазом, и, наконец, третья и наиболее важная наука - наука истинной реальности: наука, занимающаяся изучением того, что неизмеримо выше предметов изучения первых двух наук.
        Только реальное внутреннее знание составляет знание науки истинной реальности. Первые же две науки лишь отражают, каждая по-своему, третью науку. Они почти бесполезны без нее.
        Представим себе кучера. Он сидит на козлах экипажа и управляет лошадью, которая тянет за собой экипаж. Экипаж - это интеллект, высшая форма, в пределах которой мы находимся, когда сознаем свое существование и решаем, что нам делать. Экипаж дает возможность лошади и ездоку действовать. Это то, что мы называем "ташкил", внешняя оболочка или формулировка. Лошадь, являющаяся движущей силой, символизирует энергию, называемую иногда "эмоциональным состоянием", а иногда как-нибудь по-другому. Она необходима, чтобы привести в движение экипаж. Человек, в нашей схеме, есть тот, кто воспринимает наилучшим образом цель и возможности ситуации и направляет экипаж в заданном направлении. Каждый из этих трех элементов, взятый в отдельности, способен выполнять свои функции, причем достаточно правильно. Но общая функция, которую мы называем движением экипажа (к цели), не может осуществляться до тех пор, пока действия трех элементов не будут согласованы ПРАВИЛЬНЫМ ОБРАЗОМ.
        Только "человек" - реальное "я" - знает необходимость "экипажа", "лошади" и "кучера" друг в друге, а также знает, как связать их действия. Великая работа, в понимании суфиев, есть знание того, как сгармонизовать функции описанных трех элементов. Слишком много седоков, неподходящая лошадь, чересчур легкий или тяжелый экипаж - и результат не будет достигнут.
        Этот открывок записан в дервишском манускрипте на персидском языке. Различные варианты его найдены в таких географически удаленных друг от друга школах, как дамасская и делийская.
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЭЛЬФ РОЗОВОГО КУСТА
        В саду красовался розовый куст, весь усыпанный чудными розами. В одной из них, самой прекрасной меж всеми, жил эльф, такой крошечный, что человеческим глазом его и не разглядеть было. За каждым лепестком розы у него было по спальне; сам он был удивительно нежен и мил, ну точь-в-точь хорошенький ребенок, только с большими крыльями за плечами. А какой аромат стоял в его комнатах, как красивы и прозрачны были их с гены! То были ведь нежные лепестки розы.
        Весь день играл эльф на солнышке, порхал с цветка на цветок, плясал на крыльях у резвых мотыльков и подсчитывал, сколько шагов пришлось бы ему сделать, чтобы обежать все дорожки и тропинки на одном липовом листе. За дорожки и тропинки он принимал жилки листа, да они и были для него бесконечными дорогами. Раз не успел он обойти и половины их, глядь - солнышко уж закатилось; он и начал-то, впрочем, не рано.
        Стало холодно, пала роса, подул ветер, эльф рассудил, что пора домой, и заторопился изо всех сил но когда добрался до своей розы, оказалось, что она уже закрылась и он не мог попасть в нее; успели закрыться и все остальные розы. Бедный крошка эльф перепугался никогда еще не оставался он на ночь без приюта, всегда сладко спал между розовыми лепестками, а теперь!.. Ах, верно, не миновать ему смерти!
        Вдруг он вспомнил, что на другом конце сада есть беседка, вся увитая чудеснейшими каприфолиями; в одном из этих больших пестрых цветков, похожих на рога, он и решил проспать до утра.
        И вот он полетел туда. Тес! Тут были люди. красивый молодой человек и премиленькая девушка. Они сидели рядышком и хотели бы век не расставаться - они так горячо любили друг друга, куда горячее, нежели самый добрый ребенок любит своих маму и папу.
        - Увы! Мы должны расстаться! - сказал молодой человек. - Твой брат не хочет нашего счастья и потому отсылает меня с поручением далеко-далеко за море! Прощай же, дорогая моя невеста! Ведь я все-таки имею право назвать тебя так!
        И они поцеловались. Молодая девушка заплакала и дала ему на память о себе розу, но сначала запечатлела на ней такой крепкий и горячий поцелуй, что цветок раскрылся. Эльф сейчас же влетел в него и прислонился головкой к нежным, душистым стенкам.
        Вот раздалось последнее "прощай", и эльф почувствовал, что роза заняла место на груди молодого человека. О, как билось его сердце! Крошка эльф просто не мог заснуть от этой стукотни.
        Недолго, однако, пришлось розе покоиться на груди. Молодой человек вынул ее и, проходя по большой темной роще, целовал цветок так часто и так крепко, что крошка эльф чуть не задохся. Он ощущал сквозь лепестки цветка, как горели губы молодого человека, да и сама роза раскрылась, словно под лучами полуденного солнца.
        Тут появился другой человек - мрачный и злой, это был брат красивой молодой девушки. Он вытащил большой острый нож и убил молодого человека, целовавшего цветок, затем отрезал ему голову и зарыл ее вместе с туловищем в рыхлую землю под липой.
        "Теперь о нем не будет и помина! - подумал злой брат. - Небось не вернется больше. Ему предстоял далекий путь за море, а в таком пути нетрудно проститься с жизнью; ну вот, так оно и случилось! Вернуться он больше не вернется, и спрашивать о нем сестра меня не посмеет".
        И он нашвырял ногами на то место, где схоронил убитого, сухих листьев и пошел домой. Но шел он во тьме ночной не один: с ним был крошка эльф. Эльф сидел в сухом... свернувшемся в трубочку липовом листке, упавшем злодею на голову в то время, как тот зарывал яму. Окончив работу, убийца надел на голову шляпу; под ней было страх как темно, и крошка эльф весь дрожал от ужаса и от негодования на злодея.
        На заре злой человек воротился домой, снял шляпу и прошел в спальню сестры. Молодая цветущая красавица спала и видела во сне того, кого она так любила и кто уехал теперь, как она думала, за море. Злой брат наклонился над ней и засмеялся злобным, дьявольским смехом; сухой листок выпал из его волос на одеяло сестры, но он не заметил этого и ушел к себе соснуть до утра. Эльф выкарабкался из сухого листка, забрался в ухо молодой девушки и рассказал ей во сне об ужасном убийстве, описал место, где оно произошло, цветущую липу, под которой убийца зарыл тело, и наконец добавил: "А чтобы ты не приняла всего этого за простой сон, я оставлю на твоей постели сухой листок". И она нашла этот листок, когда проснулась.
        О, как горько она плакала! Но никому не смела бедняжка доверить своего горя. Окно стояло отворенным целый день, крошка эльф легко мог выпорхнуть в сад и лететь к розам и другим цветам, но ему не хотелось оставлять бедняжку одну. На окне в цветочном горшке росла роза; он уселся в один из ее цветов и глаз не сводил с убитой горем девушки. Брат ее несколько раз входил в комнату и был злобно-весел; она же не смела и заикнуться ему о своем горе.
        Как только настала ночь, девушка потихоньку вышла из дома, отправилась в рощу прямо к липе, разбросала сухие листья, разрыла землю и нашла убитого. Ах, как она плакала и молила бога, чтобы он послал смерть и ей.
        Она бы охотно унесла особой дорогое тело, да нельзя было, и вот она взяла бледную голову с закрытыми глазами, поцеловала холодные губы и отряхнула землю с прекрасных волос.
        - Оставлю же себе хоть это! - сказала она, зарыла тело и опять набросала на то место сухих листьев, а голову унесла с собой, вместе с небольшою веточкой жасмина, который цвел в роще.
        Придя домой, она отыскала самый большой цветочный горшок, положила туда голову убитого, засыпала ее землей и посадила жасминовую веточку.
        - Прощай! Прощай! - прошептал крошка эльф: он не мог вынести такого печального зрелища и улетел в сад к своей розе, но она уже отцвела, и вокруг зеленого плода держалось всего два-три поблекших лепестка.
        - Ах, как скоро приходит конец всему хорошему и прекрасному! - вздохнул эльф.
        В конце концов он отыскал себе другую розу и уютно зажил между ее благоухающими лепестками. Но каждое утро летал он к окну несчастной девушки и всегда находил ее всю в слезах подле цветочного горшка. Горькие слезы ручьями лились на жасминовую веточку, и по мере того как сама девушка день ото дня бледнела и худела, веточка все росла да зеленела, пуская один отросток за другим. Скоро появились и маленькие белые бутончики; девушка целовала их, а злой брат сердился и спрашивал, не сошла ли она с ума; иначе он ничем не мог объяснить себе эти вечные слезы, которые она проливала над цветком. Он ведь не знал, чьи закрытые глаза, чьи розовые губы превратились в землю в этом горшке. А бедная сестра его склонила раз голову к цветку, да так и задремала; как раз в это время прилетел крошка эльф, прильнул к ее уху и стал рассказывать ей о последнем ее свидании с милым в беседке, о благоухании роз, о любви эльфов... Девушка спала так сладко, и среди этих чудных грез незаметно отлетела от нее жизнь. Она умерла и соединилась на небе с тем, кого так любила.
        На жасмине раскрылись белые цветы, похожие на колокольчики, и по всей комнате разлился чудный, нежный аромат - только так могли цветы оплакать усопшую.
        Злой брат посмотрел на красивый цветущий куст, взял его себе в наследство после умершей сестры и поставил у себя в спальне возле самой кровати. Крошка эльф последовал за ним и стал летать от одного колокольчика к другому: в каждом жил маленький дух, и эльф рассказал им всем об убитом молодом человеке, о злом брате и о бедной сестре.
        - Знаем! Знаем! Ведь мы выросли из глаз и из губ убитого! - ответили духи цветов и при этом как-то странно покачали головками.
        Эльф не мог понять, как могут они оставаться такими равнодушными, полетел к пчелам, которые собирали мед, и тоже рассказал им о злом брате. Пчелы пересказали это своей царице, и та решила, что все они на следующее же утро накажут убийцу.
        Но ночью - это была первая ночь после смерти сестры, - когда брат опал близ благоухающего жасминового куста, каждый колокольчик раскрылся, и оттуда вылетел невидимый, но вооруженный ядовитым копьем дух цветка. Все они подлетели к уху спящего и стали нашептывать ему страшные сны, потом сели на его губы и вонзили ему в язык свои ядовитые копья.
        - Теперь мы отомстили за убитого! - сказали они и опять спрятались в белые колокольчики жасмина.
        Утром окно в спальне вдруг распахнулось, и влетели эльф и царица пчел с своим роем; они явились убить злого брата.
        Но он уже умер. Вокруг постели толпились люди и говорили:
        - Его убил сильный запах цветов.
        Тогда эльф понял, что то была месть цветов, и рассказал об этом царице пчел, а она со всем своим роем принялась летать и жужжать вокруг благоухающего куста. Нельзя было отогнать пчел, и кто-то из присутствовавших хотел унести куст в другую комнату, но одна пчела ужалила его в руку, он уронил цветочный горшок, и тот разбился вдребезги.
        Тут все увидали череп убитого и поняли, кто был убийца.
        А царица пчел с шумом полетела по воздуху и жужжала о мести цветов, об эльфе и о том, что даже за самым крошечным лепестком скрывается кто-то, кто может рассказать о преступлении и наказать преступника.
        Г. Х. АНДЕРСЕН
        ЭЛЬФА И НОСОВОЙ ПЛАТОЧЕК
        День рождения у Лены - в мае, когда цветут яблони. Весь сад в это время утопает в цветах. И не было такого, чтобы тетушки, которые приезжают из города поздравить Лену, не всплеснули руками и не сказали:
        - Нет, до чего же здесь прекрасно!
        И Лена видит, как ее мама радуется этим словам. В тот день Лене исполнилось шесть лет, и в гости к ним приехала тетя Эбба. Лена встретила ее на остановке автобуса. Потом пили кофе в саду, и тетя Эбба, всплеснув руками, как всегда, сказала:
        - Нет, до чего же здесь прекрасно!
        И только после этого вспомнила, что Лена еще не получила от нее подарок.
        Это был тонкий, как пух, белый носовой платочек, отделанный шитьем и кружевами. Такого красивого платочка Лена никогда в жизни не видела и очень ему обрадовалась. Правда, обрадовалась не так, как новой красивой кукольной колясочке, но все равно обрадовалась очень!..
        Вечером, когда Лена уже лежала в постели, мама еще раз осмотрела подарки, лежавшие в детской на подарочном столике, и сказала:
        - Смотри не потеряй свой платочек.
        - Постараюсь, - ответила Лена.
        Мама подоткнула со всех сторон одеяло, слегка приоткрыла окошко, пожелала спокойной ночи и ушла.
        Лена лежала в постели, но заснуть не могла. Ей хотелось, чтобы поскорее наступило утро, потому что можно будет поиграть с кукольной колясочкой и другими подарками.
        А над садом уже сгущался вечерний туман, в детскую заструился аромат яблоневых цветов, и веки Лены отяжелели.
        Она уже почти засыпала, как вдруг, испугавшись, села в кровати. Она услыхала плач! Это был чей-то душераздирающий плач!
        Потрясенная чужими рыданиями, Лена внимательно осмотрела комнату, заглянула во все углы, чтобы понять - откуда доносятся эти рыдания, и обнаружила на подоконнике... крошечную, совсем голенькую эльфу, которая плакала так отчаянно, что казалось, у нее вот-вот разорвется сердце.
        Лена никогда в жизни не видела эльфов, а потому не знала, как с ними разговаривать. Но громкий плач голенькой эльфы становился все безутешней! Так что Лена набралась храбрости и спросила:
        - Отчего ты плачешь?
        Маленькая эльфа испуганно посмотрела на нее:
        - Я думала, ты спишь... Я пробралась сюда, чтобы побыть одной...
        - Хорошо. Конечно. Пожалуйста, - ласково сказала Лена. - Только скажи, что у тебя случилось.
        Маленькая эльфа заплакала снова.
        - У меня... у меня нет платья, - рыдала она. - Как раз сегодня вечером, когда мне так нужно платье, у меня его нет!
        - А почему именно сегодня? - удивилась Лена.
        - Да потому что сегодня в нашем саду бал.
        До сих пор Лена думала, что сад принадлежит ее папе и маме, ну и немножко ей, а тут появляется эльфа и говорит: "В нашем саду...".
        - Ты должна знать все, - продолжала эльфа. - Мы, эльфы, которым принадлежит этот сад, даем сегодня бал в честь короля эльфов. Он прибывает к нам из своего сада на Дороге Майских Колокольчиков со своей королевской свитой. Каждую ночь посещает он какой-нибудь сад. Догадайся, зачем? Он хочет найти себе королеву! И вот как раз сегодня у меня нет платья! Ты-то понимаешь - не могу же я пойти на бал раздетая...
        И эльфа снова заплакала.
        - Где же ты потеряла свое платье?
        - Оно осталось висеть на кусте роз - разорванное. Ах, как я хочу умереть!
        - Зачем же так отчаиваться? - спросила Лена. Ей было очень жаль маленькую эльфу.
        - Затем, что я... люблю короля, - произнесла эльфа тихо-тихо. - Так люблю, так люблю...
        Эльфа поднялась, чтобы уйти. Но вдруг громко воскликнула, а через секунду уже стояла на столике с подарками.
        - Какая чудесная ткань! - воскликнула она, поднимая платочек своими тоненькими нежными пальчиками.
        - Милая моя, чудная моя! - Слова буквально посыпались у нее изо рта. - Можно мне взять эту ткань? Я бы не просила тебя, если бы это не было так важно для меня! - умоляла она. - О, я даже не знаю, что и делать, если ты мне откажешь!
        Чуточку поколебавшись, Лена сказала:
        - Вообще-то - это подарок ко дню рождения. Но тут уж, видно, ничего не поделаешь. Возьми.
        Маленькая эльфа прижала платочек к лицу.
        - Неужели это правда? - воскликнула она. - Теперь и я смогу танцевать!
        - Платье сперва надо сшить! - сказала Лена. Она не раз слышала, как трудно в спешке найти хорошую портниху.
        - Смотри, как это делается! - Эльфа повертела платочек, помахала им в воздухе и - Лена так и не поняла, как это произошло, - уже стояла в сверкающем платье с широкой колышущейся юбкой, отделанной шитьем и кружевами.
        Эльфа весело танцевала на столике и смеялась от счастья.
        - Муй! Где ты? Где ты, Myй? - послышалось из сада.
        - Это меня зовут, - сказала эльфа. - Мне пора. Но я никогда не забуду, что ты для меня сделала.
        - Это же от всего сердца, - ответила Лена, точь-в-точь как мама. - Надеюсь, тебя ожидает много радостей!
        - Конечно, - в таком-то платье!
        Эльфа совсем было собралась выпорхнуть из окна, как вдруг остановилась.
        - А тебе не хочется поглядеть на наш бал? Ты могла бы взобраться на яблоню и оттуда все-все увидеть.
        - Ты думаешь, это возможно?
        Муй кивнула головой.
        - Только поскорее! Поскорее!
        Лена накинула на себя голубое шерстяное одеяло и вылезла из окна: яблоня росла перед самым окном, а на ней была ветка, на которой можно было сидеть. Лена там часто пряталась, когда мама звала ее вытирать посуду.
        Завернувшись в одеяло, Лена удобно устроилась на ветке и стала смотреть вниз.
        Никогда еще не доводилось ей бывать в саду в такое позднее время.
        Сад дивно благоухал, был озарен каким-то сумеречным светом и жил томительным ожиданием.
        И тут издалека донесся бой барабана.
        В саду послышался тихий шорох: эльфы столпились у самых ворот и взволнованно глядели на дорогу.
        Бой барабана раздался ближе. Ворота отворились, и эльфы присели в реверансе, потому что в ворота входили король эльфов и вся его королевская свита.
        До чего же был красив король эльфов!
        Но вот послышались нежные звуки танцевальной музыки, и тут Лена увидела Муй - она стояла, скромно опустив глаза, в таком красивом платье, какого ни у кого не было!
        Король тотчас подошел к ней и склонился в низком поклоне.
        Вскоре весь сад наполнился танцующими парами. Словно легкое прозрачное облако парили они в воздухе, но всех красивее танцевали король эльфов и Муй. У нее был такой счастливый вид!
        Лена не помнила, сколько просидела она на дереве.
        Но тут - снова бой барабанов. Бал закончился. Все-все - король, его свита, Муй - исчезли словно по мановению волшебной палочки.
        Лена вернулась в комнату.
        А что это там белеет на подоконнике?
        Это - Муй.
        - Спасибо тебе, - прошептала она. - Спасибо. Я так счастлива!
        - Он женится на тебе?
        - Это не имеет значения, - сказала она. - Если даже я стану королевой, все равно прекраснее нынешней ночи в моей жизни не будет ничего!
        И она посмотрела на Лену счастливыми сияющими глазами.
        - Всем этим я обязана тебе, - тихонько вымолвила она и тут же исчезла.
        - Не мне, - улыбнулась Лена, - а моему носовому платочку. - А потом задумалась: как объяснить маме, что платочек исчез, мама будет сердиться.
        "Ну и "Ну и пусть, - решила Лена, - скажу, что пожертвовала его на благотворительные цели".
        АСТРИД ЛИНДГРЕН
        ЯГУСЯ
        Каждое лето Дуся проводила в деревне. У бабушки. Они ходили купаться на озеро, ухаживали за огородом, (у Дуси были даже свои собственные грядки), кормили соседских коз и сажали цветы. Очень интересно было рассматривать, как появляются сначала крошечные расточки, а потом они становятся все выше, выше и сильнее. Дуся деревню очень любила. Там была совсем другая жизнь, особенная, будто на пороге сказки.
        В августе Дуся с бабушкой ходили по грибы. Дуся уже умела их узнавать, где лисички, где подосиновик. Лето в этом году выдалось дождливым, поэтому грибов выросло видимо-невидимо. Каждый раз Дуся набирала полную корзинку.
        Однажды Дуся обнаружила грибную полянку и, увлекшись, забрела далеко. И вдруг увидела маленькую девочку. Около нее стояла корзина, наполненная листьями и травой. Девочка была совсем одна. Дуся решила, что она потерялась.
        - Здравствуй, девочка! - поздоровалась Дуся.
        Девочка вздрогнула и обернулась.
        - Меня зовут Дуся - представилась Дуся - а тебя как?
        Девочка продолжала испуганно хлопать глазами.
        - Ты потерялась, наверное - продолжала Дуся - только не волнуйся. Мы с бабушкой тебя проводим.
        - Я не потерялась - сказала девочка - я здесь живу.
        - Где? - удивилась Дуся - в лесу?
        - Да - кивнула девочка. Помолчала и добавила - Меня Ягуся зовут.
        - Имя, какое, необыкновенное, - улыбнулась Дуся.
        - Ну, вообще-то обычное имя - Яга. Просто я маленькая еще, и меня Ягусей называют.
        - Яга! - изумилась Дуся - это бабка что ли?
        - Ну почему сразу бабка! - обиделась Ягуся - разве я бабка?
        В это время в Ягусиной корзинке кто-то зашевелился.
        - Кто там у тебя? - спросила Дуся.
        - Еж.
        - Зачем ты его поймала?
        - Лечить буду. Простудился он - ответила Ягуся и взяла корзинку. Там шебуршился в листьях и чихал серый колючий ежик. Глаза у него были несчастные.
        - Ничего - ободрила ежа Ягуся - я тебя быстро вылечу.
        У Дуси в голове кружились каруселью миллион вопросов. Она чувствовала, что лопнет, если тут же их не задаст. Но тут раздался бабушкин голос: «Дуся, Ау!» и Ягуся тут же исчезла.
        В следующий раз Дуся специально отстала от бабушки и отыскала ту самую полянку. Там никого не было. Дуся позвала: «Ягуся! Ягуся!» Через пару минут кусты зашевелились и среди листьев мелькнули карие глазищи.
        -Привет - показалась Ягуся из-за веток - а я думаю, кто меня зовет?
        - Ой, - затараторила Дуся - я так рада, так рада, просто счастлива, что опять тебя нашла! Я боялась, мы больше не встретимся! Я даже плакала немножко.
        Ягуся растрогалась. У нее ведь никогда не было подруги. И Дуся ей нравилась.
        - Пойдем ко мне - предложила Ягуся - чай попьем, ежа проведаем.
        - С удовольствием - согласилась Дуся - вот только бабушка. Как бы она меня не потеряла.
        - Не волнуйся. От куда бы она тебя не позвала, мы обязательно услышим. Пойдем.
        Ягуся только подходила к заросшей тропинке, как травы и ветки давали ей дорогу. Девочки шли недолго. Они вышли на полянку, где стояли три избушки, конечно, на курьих ножках - одна большая, другая поменьше, а третья совсем маленькая. Ягуся направилась к маленькой:
        - Это мой дом. А здесь - Ягуся указала на избушку побольше - Мама живет, а в самой большой бабушка.
        Дуся заволновалась на счет бабушки. Много она про нее читала.
        - А в сказках - решилась спросить Дуся - баба Яга всегда злая.
        - Да, я знаю - вздохнула Ягуся - и нам очень обидно. Это не так. Просто Яга всегда живет отдельно от людей, в лесу, своей жизнью. Людям это не понятно, вот они и придумывают всякое. Например, бабуля животных лечит. Ее все знают, чуть, что не так - к ней. Никто лучше нее не справится. Некоторые потом с ней жить остаются. Приручаются, пока болеют, потом уходить не хотят. Так и живут. А люди говорят, что она их околдовывает. Но это же не так. Имя Яга знаешь, что значит?
        - Нет - замотала головой Дуся.
        - Имя Яга - торжественно объявила Ягуся - происходит от слова «Ака». Старейшина, то есть. Глава рода, значит, старая и мудрая.
        Меду тем девочки зашли в избушку. Комната была маленькой, и в ней наблюдался тарарам. «Как и у меня» - подумала Дуся и улыбнулась. Ягуся усадила гостью к столу и принялась заваривать чай. Из кучи тряпочек выбрался знакомый еж, подполз к Дусе и ткнулся носом ей в ладошку. Здоровался.
        - Он почти выздоровел - сказала Ягуся.- Я его вылечила
        - А ты умеешь?!- восхитилась Дуся. Ей все очень нравилось и казалось волшебным.
        - Ну, немного - засмущалась Ягуся - меня бабуля учит. А она то столько знает, столько! Про каждую травиночку, какая от чего поможет, что лучше вместе приготовить, а что нельзя, я, наверное, никогда все не выучу.
        - Выучишь - уверенно сказала Дуся - я в тебя верю.
        Ягуся покраснела от удовольствия.
        Девочки пили изумительный чай из листьев малины и зверобоя с земляничным вареньем. Вкусно необычайно. Дуся рассказывала про свою городскую жизнь, про школу, про учителей. Они могли бы до утра сидеть за чаем и разговаривать разговоры. Но Дусю уже звала бабушка. Ягуся проводила Дусю, но с бабушкой встречаться постеснялась.
        - Я еще приду - пообещала Дуся.
        - Я буду ждать. Приходи.
        И, правда, девочки подружились и виделись часто. Гуляли вместе по лесу, Дуся помогала собирать лекарственные травы, в некоторых научилась разбираться. Пили чай в маленькой избушке. Вместе кормили зверей, которые наведывались к избушке. Это были самые чудесные каникулы в Дусиной жизни.
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ЯГУСЯ (ЧАСТЬ ВТОРАЯ)
        Лето подходило к концу. Вечера становились все холоднее, и в воздухе, порой, пахло осенью. Как-то бабушка пожаловалась Дусе, что плохо себя чувствует. Девочка расстроилась. Накануне бабушка попала под дождь и вся промокла. Дуся уложила бабушку в постель, и принесла ей чаю с медом. К вечеру бабушка стала кашлять. Дуся волновалась все больше и больше. Но когда перед сном девочка потрогала бабушкин лоб, ей стало совсем страшно. У бабушки поднялась температура. И очень высокая. Дуся заметалась: «Что делать, что же делать?» Бабушка пыталась успокоить Дусю, говорила, что ей не так плохо, но Дуся знала, что это не так. Бабушка очень плохо выглядела. Даже лекарство не помогло. Температура не снижалась. Пожалуй, только один человек мог бы сейчас помочь.
        На улице наступала ночь.
        Дуся никогда не решилась бы выйти из дома. И уж никогда-никогда не решилась бы пойти в лес. Ночью. Одна. Но сейчас Дусе было надо. Бабушка заснула. Дуся накрыла ее одеялом и вышла на крыльцо.
        - Бояться нечего - сказала себе Дуся и содрогнулась. Что-то там шевелилось в темноте.
        - Чем дольше я буду стоять, тем мне будет страшнее - решила Дуся - а у меня бабушка больна.
        Дуся вышла за калитку и припустилась бегом. В лесу было еще чернее. Дуся несколько раз упала, расцарапала коленки: «Где же эта полянка!» - шептала Дуся. Наконец она поняла, что плутает довольно долго и места ей незнакомы. Девочка заблудилась. Дуся села на пенек, заплакала, и, размазывая слезы по лицу, стала звать: «Ягуся, Ягусенька!» Было очень страшно. И больно ободранные коленки. И жалко бабушку. Вдруг зашелестели кусты.
        - Ты что здесь делаешь? - спросила Ягуся. У нее на ладони уютно устроился светлячок. Темнота отступила. - Мамочки! На кого ты похожа!
        - У м-м-ен-ня б-б-бабушка-а-а б-б-болеет - Дуся так расплакалась, что не могла остановиться, - Я тебя искала.
        - Понятно - сказала Ягуся - пойдем, умоешься сначала. А то бабушка увидит тебя такую, ей еще хуже сделается.
        Девочки зашли в избушку, она оказалась совсем рядышком. Дуся умылась, смазала коленки лекарством.
        Ягуся собрала в корзинку разные листочки, пучки и баночки и девочки пустились в путь.
        Бабушке, по-прежнему, было плохо. Но с Ягусей уже не было так страшно. Ягуся разбудила бабушку. Бабушка даже не удивилась. Ягуся посмотрела горло, послушала, как дышится. Потрогала лоб. Достала свои баночки и стала готовить лекарство. Бабушка выпила его и задремала. Девочки сели рядом. Ягуся что-то шептала. «Прогоняю хворь»- объяснила она.
        Так и просидели девочки рядышком всю ночь, не сомкнув глаз. Когда за окном начало светать Дуся потрогала бабушкин лоб - температура спала. Девочки вздохнули с облегчением. Они справились! Все будет хорошо!
        Рано утром, пока деревня еще спала, Ягуся отправилась домой. Она приготовила целебный чай, мазь от кашля. Достала из корзинки малиновое варенье и особенный мед лесных пчел. Подробно объяснила, как все это нужно принимать.
        Дуся проводила подругу до околицы (Ягуся боялась деревни, как Дуся темного ночного леса).
        - Спасибо, тебе, Ягусенька - всхлипнула Дуся, вспоминая ночные страхи - что бы я без тебя делала!
        - Пожалуйста, - ответила Ягуся, повернулась и пошла к лесу помахивая корзинкой.
        Дуся вернулась домой.
        Бабушка проснулась в отличном настроении и чувствовала гораздо лучше, как будто и не болела нынешней ночью. Дуся велела бабушке все же не вставать, и побежала на кухню готовить завтрак.
        - Дуся - крикнула бабушка - мне такой чудесный сон приснился. Про тебя и еще девочку. Не помню только, как зовут. Имя такое, удивительное.
        - Это Ягуся, бабушка - улыбнулась Дуся - моя подруга!
        OНИСИМОВА ОКСАНА
        ЯДОВИТЫЙ ЗАЯЦ
        Про зайца пустили слух, что его передний зуб смертелен. Наконец слух дошёл и до зайца.
        - Надо же, а я и не думал, зуб как зуб, и на тебе - ядовит.
        Заяц осторожно потрогал свой зуб и пошёл к дятлу, лесному стоматологу. На дереве, в котором принимал врач, висела табличка: «ПОДОЖДИТЕ». Врач где-то долбил дупла, а заяц тем временем ждал и, от нечего делать, ковырялся в зубах сломанной вилкой. Нашёл где-то ржавую вилку и ковырял. То ли шишка упала, то ли веточка под ним обломилась, во-всяком случае что-то неожиданно хрустнуло. А затем хрустнуло ещё. И это был передний зуб, который заяц сломал себе, вздрогнув от страха. "Вот и всё", подумал заяц, уже унося ноги. Под деревом остались вилка и зуб, кстати, неизвестно какой, может и не ядовитый. Так что, если зайца встретите, постарайтесь его не сердить, а лучше рассмешите чем-нибудь и тогда увидите какая у него улыбка щербатая.
        СЕРГЕЙ ГРИШУНИН
        ЯЗЫКОВЕД И ДЕРВИШ
        Как-то темной ночью один дервиш, идя по дороге, услыхал крик о помощи, доносившийся со дна заброшенного сухого колодца.
        - Эй, что случилось? - закричал дервиш, заглянув в колодец.
        - Видите ли, я языковед, - ответил голос. - Не найдя в темноте дороги, я, к несчастью, провалился в эту глубокую яму и теперь никак не могу отсюда выбраться.
        - Держись, друг, дай мне только раздобыть лестницу и веревку, - ответил дервиш.
        - Постойте минуточку, - закричал языковед, - вы неграмотно выражаетесь, к тому же ваше произношение никуда не годится.
        - Ну, что ж, если для вас слова важнее их смысла, вам лучше будет побыть там, где вы сейчас находитесь, пока я не выучусь правильно говорить, - ответил дервиш и пошел своей дорогой.
        Эту историю рассказал Джалал ад-дин Руми, и она записана в книге Афлаки "Деяния адептов". Эта книга, опубликованная в Англии в 1965 г. под названием "Легенды суфиев", сообщает о дервишах ордена Мевлевийа и их предполагаемых учениках. Она записана в XIV столетии. Некоторые истории из сборника Афлаки представляют собой просто волшебные сказки; другие описывают действительные события, но есть там и весьма необычные истории, называемые суфиями "иллюстративными историями" - в них описываются серии эпизодов, чье значение связано с психологическими процессами.
        Такие истории получили название "творчества дервишских ученых".
        СКАЗКА ДЕРВИШЕЙ
        ЯЙЦО-АТАМАН
        В одном селе водилось с полдюжины кур, и снесли они десяток яиц. А тут, как на грех, одна женщина говорит:
        - Дай-ка я угощу наших кур солью, чтобы лучше неслись!
        Набрала пригоршню соли и посыпала курам. Куры наклевались соли и в тот же час передохли, и во всем селе только и осталось что десяток яиц.
        Как раз об эту пору нагрянули в село жандармы и вот сговариваются:
        - Что будем на ужин есть?
        - Яичницу!
        Разбили для них все яйца, только одно уцелело.
        - Что же мне одному во всем селе делать? - воскликнуло уцелевшее яйцо. - Убегу-ка я отсюда!
        И единственное яйцо убежало из села в лес.
        А в лесу встретился яйцу петух. Завидел он яйцо и кричит:
        - Куда путь держишь, дорогое яичко?
        А яйцо в ответ:
        - И не спрашивай, дорогой петух! Доняла меня лихая беда! Кто бы в нашем селе ни остановился на ночлег, первым делом сговариваются, чем бы с дороги подкрепиться. "Яйцами!" Было нас десять штук, девять яиц уничтожили. Только я в том побоище уцелело. Ну, думаю, надо спасаться, взяло да и укатило в лес!
        Говорит ему петух:
        - И со мной в точности такая же история приключилась: кто ни остановится в нашем селе, первым делом сговариваются: "Что будем за ужином есть?" И, не долго думая, решают закусить жареным петухом. Было нас пятнадцать товарищей, четырнадцати головы долой, только я один из побоища живым выбрался. Ну, думаю, нет мне спасения и решил, пока не поздно, в лес податься.
        Подружились яйцо с петухом, и пошли они дальше вдвоем. Набрели яйцо и петух на валун-камень, а на нем кошка сидит. Спрашивает кошка:
        - Куда, милое яичко, путь держишь? А ты, дружище петух, куда бредешь?
        Отвечает яйцо:
        - И не спрашивай, кошка! Лихая беда нас допекла.
        А кошка допытывается:
        - Да что такое с вами случилось?
        - Ах, кошка дорогая, неслыханное несчастье! Злые люди перебили всех наших товарищей, только мы с моим другом-петухом в живых остались. Но и нам гибель грозила, вот мы и решили в лес убежать. Авось, думаем, поживем еще немножко!
        - Ах, милые вы мои! - говорит им кошка. - И я всяких обид натерпелась, потому что в нашем селе живут ужасно злые люди. Как чуть у них мясо выйдет, тотчас на кошку вину сваливают - кошка, мол, мясо слопала! Поймают бедняжечку и прибьют до полусмерти. Кончится пшеница, а они, злодеи, снова за свое: "Мыши пшеницу потравили, а кошка и не думает их ловить!" И опять несчастная кошка страдает. А то еще бывает, оцарапается ребенок или просто ушибется где-нибудь - а кто виноват? Опять-таки кошка. "Посмотрите - кошка отнимала у нашего ребенка мясо из рук и оцарапала его". И давай кошку лупить. Мочи нет, до чего мне это битье надоело, и сбежала я в лес. А теперь вот прошу вас - примите меня в товарищи.
        Подружились яйцо, петух и кошка и отправились дальше втроем. Шли они лесом, шли и вышли на поляну, а на поляне пасется осел. Увидел осел петуха, яйцо и кошку, приветствовал их своей прекрасной песней, а потом спросил:
        - Куда идете, дружная команда?
        Отвечает ему яйцо:
        - Натерпелись мы бед, ослик дорогой! Бессовестные люди из нашего села совсем нас замучили, просто сил наших больше не стало, и убежали мы от них в лес.
        - И я настрадался досыта, - откликнулся осел. - Сами посудите. Если надо горшки на базар везти - грузят на осла. Дрова из леса на осле тащат. Глину для горшков - тоже на осле. Воду возят на осле; соль - на осле; навоз в поле - и то на осле! Надоела мне такая жизнь, поднял я свои уши и рысью в лес припустился. Милое яичко, и ты, петух, и ты, кошка, - примите меня в товарищи! Позвольте, и я пойду вместе с вами!
        - Ну что ж, пожалуй! - ответило яйцо, и осел пошел с ними вместе.
        Вот выходят они к ручью, а в ручье баран воду пьет. Спрашивает их баран:
        - Куда направляетесь, дружная команда?
        - Гонит нас беда, приятель! - отвечает барану яйцо.
        - Что за беда вас гонит?
        - Страшная беда, друг дорогой! А ты почему в лесу бродишь?
        - Ах, и не спрашивай, белое яичко! Хозяин мой - сущий злыдень! Он продал всех моих товарищей-баранов, меня одного пощадил. Навязал мне на шею огромный колокол и поставил вожаком овечьего стада. Теперь я за всех в ответе. Потравит какая-нибудь овца зеленя в поле или в огород заберется, а я своими боками отдувайся. Не стало больше моей моченьки сносить такие мучения, и решил я укрыться в лесу. Скажите, дружная команда, не примете ли вы меня к себе в товарищи?
        - Отчего же, понятно, примем! - согласилось яичко.
        Пошли дальше все вместе - яйцо, петух, кошка, осел и баран. Бредут они лесом и вдруг выходят на лужайку. А на лужайке волк лежит. Увидел их волк и спрашивает:
        - Куда идете, дружная команда?
        Отвечает яйцо:
        - Ах, друг мой серый волк! Выгнала нас из дома беда!
        - Что за беда, белое яичко?
        - Ужас какая беда! Злые люди из нашего села со свету нас сживали, вот мы и убежали в лес!
        Говорит им волк:
        - Ах, я тоже немало горя хлебнул. Какая живность ни пропадет у людей, они все на волка валят: "Волк, мол, съел!" И давай меня травить. Разобиделся я на такое обращение, ушел в лес и вот встретился с вами.
        Пошли дальше вместе. Выходит компания на лужок, сели отдохнуть. Тут волк и говорит:
        - Ну, что теперь делать будем? Проголодался я что-то! Кого бы мне съесть?
        - Я для тебя не гожусь, очень уж я маленькое! Одно яйцо для волка - что слону дробинка! - откликнулось яичко.
        - А у меня больно перьев много, - поспешил заметить петух, - ощиплешь меня - ничего и не останется.
        - А у меня когти длинные, еще поцарапаю тебе нутро, - вставила кошка.
        Говорит осел:
        - А я хоть и большой, да что толку, - гляди, какой я тощий! Кожа да кости, а мяса совсем нет!
        - Зато я и большой и жирный, - сказал баран. - Мной ты досыта наешься! Раскрой пасть пошире, а я разбегусь и вскочу тебе в глотку живьем.
        Волк встал и раскрыл пасть. А баран разбежался, да как хватил волка рогами по лбу. Свалился волк и подох.
        - Ого! - воскликнуло яйцо. - А ведь баран-то волка убил! Кто теперь тушу понесет?
        - Я не могу, - откликнулся петух.
        - И я не могу, - говорит кошка.
        - А я привык тяжести таскать, - сказал осел, - грузите волка на меня.
        Взвалили они волчью тушу на осла и пошли дальше. Вдруг видят - перед ними дом. И решили в том доме заночевать. Стали через забор перебираться. Яйцо кое-как перекатилось, петух раскрыл свои крылья и перелетел, кошка вскарабкалась на забор, а оттуда соскочила вниз. Баран с разбегу перемахнул. А ослу нипочем не одолеть этакую высоту, потому что у него на спине груз лежит тяжелый. Наконец разбежался осел что есть силы и перепрыгнул с грехом пополам, а волчья туша свалилась у него со спины и упала под забор. Вот входят яйцо, петух, кошка, баран и осел в дом, глядь, а в доме полным-полно волков! Сели ужинать, стали пить за здоровье друг друга. Подняли здравицу и в честь атамана, а яйцо и говорит:
        - Будьте и вы здоровы, как тот, кто лежит под забором!
        - А кто там под забором лежит? - спрашивают волки. - Давайте-ка сходим посмотрим!
        Подошли и видят - под забором дохлый волк валяется! Струсили волки - и наутек в лес. Забились в самую чащу, тут один волк и спохватился:
        - Ну, не дурацкое ли это дело - сами в лес удрали, а яичную команду в доме оставили! Давайте вернемся и посмотрим, что они там делают!
        А волки ни в какую не соглашаются.
        - Не бойтесь, дурачье несчастное! Ничего с вами худого не случится!
        - Что же ты нам велишь делать?
        - Давайте вернемся обратно. Вы подождете меня за забором, а я войду в дом: не боюсь я команды яичной. Я сильнее их всех! Что против меня белое яичко, да пушистый серый зверек, да задира на ходулях, да дохлятина на четырех ногах? Как раскрою я пасть - так и кинется дохлятина бежать, а жирного да белого я схвачу и проглочу!
        Повернули волки обратно к дому. Подошли к забору и остановились, а храбрый волк прямо к двери направился. Увидела его яичная команда, встревожилась:
        - Куда нам деться? Сейчас они всех нас сожрут до единого!
        А яйцо-атаман и говорит:
        - Я зароюсь в золу, петух пусть на потолочную балку взлетит, кошка под лавкой притаится, осел - за дверью, а баран пусть в закутке спрячется. Как только волк войдет в дом, я начну попыхивать под золой, волк подойдет к очагу и станет огонь раздувать, а я вспыхну под золой и обдам волчью пасть пламенем. Кошка в тот же миг из-под лавки пусть выскочит и полоснет его когтями по глазам, баран боднет рогами из своего закутка, осел за дверью копытами застучит и затрубит во весь голос, а петух пусть скачет с балки на балку и кричит "кукареку!".
        Глядь, уж волк на пороге. Вошел, а в доме пусто! Лишь жар в очаге теплится. Вздумал волк огонь разжечь да осмотреться как следует. Стал на угли дуть, а яйцо вспыхнуло под золой и опалило пламенем волчью пасть. А тут кошка из-под лавки выскочила и полоснула его когтями по глазам, баран прыгнул из закутка и боднул волка рогами, петух заметался с балки на балку и закукарекал, а осел затрубил и копытами за дверью застучал.
        Выскочил волк из дому и со всех ног к своим кинулся. Прибежал, а волки и давай выпытывать - что там да как там. Огрызнулся волк:
        - Отвяжитесь от меня! Мне и вспоминать противно! Подумайте только - круглый белячок зарылся в золу, пушистый зверь под лавкой схоронился, задира на ходулях взлетел на балку, жирный да белый в закутке спрятался, а дохлятина на четырех ногах за дверью притаилась. Вхожу я в дом - пусто! В очаге жар теплится. Я и решил огонька развести да оглядеться как следует. Подул на угли, а маленький белячок как вспыхнет под золой, да как обдаст меня пламенем, пушистый зверь из-под лавки выскочил, да как полоснет по морде когтями, жирный да белый выпрыгнул из своего закутка, как боднет меня рогами, а дохлятина на четырех ногах за дверью трубит: "Пода-ать его сюда-а-а!" Задира на ходулях мечется с балки на балку, заливается: "Подать его сюда! Кукарекуу!" Ну, думаю, еще не хватало мне в лапы к дохлятине попасться! Не хватало, чтобы вздернули меня под потолок к задире на ходулях! Этак, пожалуй, к своим не вернешься!
        Выслушали волки своего товарища и сломя голову в лес бросились. А яйцо-атаман со своей командой и по нынешний день хозяйничает в волчьем доме.
        БОСНИЙСКАЯ СКАЗКА
        ЯМОРИ
        На краю деревни Тояма, почти у самого леса, жили старик со старухой. Однажды осенним вечером они сидели и грелись у печки. По крыше стучал дождь, в домике было холодно и сыро. - Кого ты боишься больше всего на свете? - спросила старуха старика. Старик подумал и ответил:
        - Конечно, тигра. Страшнее тигра нет никого на свете!
        Старуха покачала головой:
        - Это верно, тигр страшный зверь. Он нападает на овец, на коров и даже на лошадей. Но ведь у нас с тобой скота нет, что ж нам, беднякам, бояться тигра? Нет, я гораздо больше боюсь ямори, они такие противные, скользкие. Смотри, вон один уже ползёт!
        И старуха показала на потолок: по потолку медленно полз ямори - маленькая серая ящерица.
        А за окном притаился в это время тигр. Это был молодой, глупый тигр. Он крался вдоль стен и хотел пробраться в домик, чтобы съесть старика и старуху.
        Слух у тигра острый. Стоя под окном, он услышал, что больше всего на свете старуха боится ямори.
        Тигр обиделся. “Что это за ямори? До сих пор я думал, что страшнее меня нет никого. А выходит, что ямори ещё страшней. Хотел бы я посмотреть на этого зверя”, - сказал про себя тигр.
        И он задумался о том, какая морда, какие клыки и лапы должны быть у ямори, которого люди боятся больше, чем самого тигра. В темноте ему представились самые страшные чудовища, какие только могут представиться молодому и глупому тигру ночью, в дождь, под чужим окном. И тигру стало страшно. Ему казалось, что ямори вот-вот выскочит из домика и набросится на него.
        Вдруг старик в домике крикнул:
        - Ай, ползёт!
        Тут бедный тигр задрожал от ужаса и пустился бежать так быстро, как мог, так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.
        Только добравшись до самого леса, тигр побежал тише.
        “Ну, теперь ямори далеко от меня, а я далеко от ямори”, - подумал тигр.
        Он почти успокоился и хотел уже передохнуть, как вдруг опять задрожал от страха: что-то вскочило ему на спину.
        “Ямори!” - подумал тигр.
        На самом деле это был не ямори, а человек, деревенский конокрад.
        Он давно уже стоял под деревом на опушке леса и посматривал, не бродит ли где-нибудь поблизости отвязавшаяся лошадь.
        И вдруг он увидел, что к опушке леса бежит кто-то на четырех ногах.
        От жадности у вора зарябило в глазах: ему показалось, что это жеребёнок. Конокрад изловчился, прыгнул на спину тигру и вцепился ему в шею.
        А тигр со страху не разобрал, кто на него вскочил, да он и не мог видеть, что делается у него на спине. Ещё больше испугался тигр и пустился бежать во второй раз, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.
        Конокрад еле держался у тигра на спине. Никогда до сих пор он не видел, чтобы жеребёнок бегал так быстро. Испугался конокрад и ещё крепче ухватился за шею своего “жеребёнка”.
        А тигру показалось, что это страшный ямори запустил в него свои когти. Он помчался ещё быстрей. А чем быстрей он бежал, тем крепче цеплялся за его шею конокрад, а чем крепче цеплялся за его шею конокрад, тем быстрее бежал тигр. Так, пугая друг друга, неслись они в глубь леса.
        Тигр знал, что в лесу есть гора, а под горой глубокая яма. К этой яме он и бежал.
        “Надо сбросить ямори в яму! Если не сброшу, он меня съест”, - думал тигр. Наконец он подбежал к самому краю ямы и что есть силы тряхнул головой. От толчка конокрад разжал руки, перекувырнулся и полетел вверх ногами в яму.
        Тут только тигр перевёл дух и медленно поплёлся прочь.
        Он очень устал за этот вечер.
        Хвост у него повис, морда опустилась, и всё, что было на морде, тоже обвисло - и усы, и брови, только нос не обвис: нос у тигра плоский и поэтому висеть не может.
        Неподалёку от ямы сидела на дереве обезьяна. Когда тигр бежал мимо неё, она показала на него пальцем и засмеялась.
        - Отчего ты смеёшься? - спросил тигр обиженно.
        - Уж очень у тебя смешной вид! Что с тобой?
        - О, что со мной! Я сейчас видел ямори! - сказал тигр.
        - А что это такое - ямори? - спросила обезьяна.
        - Это страшное чудовище! Оно кинулось на меня и вскочило мне на спину. Но я не испугался. Я побежал к яме и сбросил чудовище на дно.
        Обезьяна оскалила зубы и ещё громче засмеялась:
        - Ах ты, дурак, дурак! Я видела, кого ты сбросил в яму. Это был вовсе не ямори, а человек.
        Тигр рассердился:
        - Обезьяна, а .говоришь дерзости.
        Докажи, что это был не ямори, а человек!
        - Что ж тут доказывать? Пойди сам к яме да и посмотри!
        Тигр поёжился. Очень ему не хотелось возвращаться к яме. Но и отказаться нельзя было - стыдно перед обезьяной. Он стоял на месте и переминался с ноги на ногу, а так как у него было целых четыре ноги, то это продолжалось очень долго. Обезьяна посмотрела на него и опять засмеялась:
        - Ну и трус же ты! Давай пойдём вместе.
        Обезьяна слезла с дерева и храбро зашагала к яме.
        Ничего не поделаешь, пришлось тигру пойти за обезьяной. Но до самой ямы он не дошёл, а остановился недалеко от края, спрятался за деревом и стал ждать, что будет.
        Обезьяна подошла к яме и нагнулась.
        - Ну, что там? -спросил тигр из-за дерева.
        - Не знаю. В яме темно, ничего не видно. Как тут разберёшь, кто сидит в яме?
        Обезьяна задумалась.
        - А, придумала! Опущу-ка я туда хвост и пощупаю.
        А надо сказать, что дело это происходило давным-давно. Обезьяны были тогда не такие, как теперь. У них был длинный-длинный хвост, такой длинный, что обезьяна могла свободно закинуть его себе на плечо и обмотать несколько раз вокруг шеи, как шарф.
        Вот такой длинный хвост обезьяна и опустила в яму.
        А в яме барахтался конокрад. Он пробовал вскарабкаться по отвесной земляной стене наверх, но каждый раз земля обваливалась и он падал на дно.
        И вдруг он увидел, что в яму опускается какая-то длинная верёвка.
        “Наконец-то пришли мне на помощь!” - обрадовался конокрад.
        Он подпрыгнул, крепко ухватился обеими руками за обезьяний хвост и повис на нём.
        Обезьяна сразу почувствовала, что за хвост кто-то уцепился. Она испугалась и дёрнула хвост кверху, но вытянуть его не могла, потому что конокрад был тяжёлый и крепко держался за хвост.
        Тянула обезьяна, тянула, дёргала-дёргала, но так и не вытянула хвост. Только лицо у неё покраснело от натуги. А конокрад услышал, как она кряхтит, и подумал:
        “Вот как стараются добрые люди меня вытащить! Только бы мне не сорваться!”
        Подумал он это и ещё крепче уцепился за хвост.
        Обезьяна так и завизжала от боли. Тигр услышал её визг, осторожно выглянул из-за ствола и увидел, что обезьяна мечется по краю ямы, дёргается изо всех сил, а отойти от ямы не может.
        “Вот беда! - подумал тигр. - Видно, ямори поймал обезьяну за хвост. Сейчас он взберётся по хвосту наверх и выскочит!”
        Тигр зажмурился от страха и в третий раз пустился бежать, да так быстро, как никогда не бегают старые, умные тигры.
        А обезьяна и не заметила, как он убежал. В последний раз собрала она все свои силы и выдернула хвост. Но тут её длинный хвост оборвался и упал на дно, а у обезьяны остался только самый корешок хвоста.
        С той поры хвост у обезьяны короткий, а лицо красное.
        ЯПОНСКАЯ СКАЗКА