Библиотека / Сказки И Мифы / Туманян Ованес : " Сказки " - читать онлайн

Сохранить .
Сказки Ованес Туманян
        Сказки армянского писателя для детей младшего и среднего школьного возраста.

        Ованес Туманян
        СКАЗКИ

        Кувшин с золотом
        Слышать это мне довелось от наших стариков; старики слышали это от дедов; деды — от своих стариков, что некогда жил-был пахарь, а имел он всего-навсего клочок земли да пару волов.
        И вдруг зимой у этого бедного землепашца издыхают волы. Когда же наступила весна и пришло время пахать и сеять, он, оставшись без волов, сдал землю внаймы соседу.
        А у соседа, когда он начал пахать, плуг наткнулся на что-то; па харь смотрит и видит — кувшин, полный золота. Бросив и плуг и волов, он бегом пускается к хозяину.
        —Э-ге, свет глазам твоим! В земле у тебя отыскался большой кувшин с золотом, иди забирай его!
        —Нет, братец, это золото не мое. Ты заплатил за наем, ты землю пашешь и все, что в земле — твое. Золото нашел, все равно оно твое — бери!
        Загорелся спор. Один твердит — золото твое, другой — нет, твое. Началась потасовка. Пошли с жалобой к царю.
        Царь, услыхав о кувшине с золотом, разинул рот:
        —Зачем вам спорить? Кувшин с золотом добыт из моей земли — значит мой!
        И царь со свитой спешит туда, где был зарыт кувшин. Там он велел открыть его и ахнул: кувшин полон змей!
        Взбешенный царь возвратился к себе и повелел наказать дерзких землеробов, посмевших обмануть его.
        —Нет, нет, отец наш, — завопили несчастные, — зря ты хочешь погубить нас, в кувшине чистое золото и никаких змей!..
        Царь посылает своих людей проверить. Те пришли и видят: кувшин полон золота.
        —Вот те на! — удивился царь, а про себя подумал: «Да, может быть, я не разглядел как следует или это другой кувшин?»
        И снова идет к месту, где найден кувшин.


        Открывает — в нем кишмя кишат змеи.
        Что за чудо!
        И царь приказал собрать всех своих мудрецов.
        —Растолкуйте, мудрецы, что это такое? Вот эти пахари нашли в земле кувшин золота. Иду я туда — в кувшине змеи; идут они — полон золота.
        —Не прогневайся, государь, на наши слова. Дело в том, что этот кувшин, полный золота, дарован бедным землепашцам за их трудолюбие и честность. Когда идут они — находят золото, это плата им за праведный труд. А когда идешь ты, хочешь похитить чужую долю — вместо золота находишь змей.
        Царь содрогнулся и не знал, что ответить.
        —Хорошо, — молвил он, — а теперь решите: кому из них двоих должно достаться золото?
        —Конечно, владельцу земли! — воскликнул наемщик.
        —Нет, тому кто пахал! — возразил хозяин.
        И началась опять перебранка.
        —Ладно, ладно, постойте, — вмешались мудрецы. — Есть у вас дети — сын или дочь?
        Оказалось, что у одного — сын, у другого — дочь.
        И мудрецы решают: обвенчать молодых и кувшин с золотом отдать им.
        Родители согласны, все довольны, ссора кончается и начинается свадьба. Длилась она, эта свадьба, семь дней и семь ночей.
        Золото — новобрачным, а змеи — царю.
        Смерть Кикоса
        Жили-были бедняк с женой, и было у них три дочери.
        Однажды отцу во время работы захотелось пить, и послал он старшую дочь за водой. Девушка взяла кувшин и пошла к роднику. Над родником стояло высокое дерево. Взглянула она на дерево и на чала размышлять: «Вот выйду я замуж, родится у меня сынок, назовем его Кикосом. Полезет Кикос на это самое дерево, сорвется, головой о камень ударится и умрет…»
        —Ой, Кикос-джан, ой!
        Уселась она тут же, под деревом, и ну причитать:
        Вышла я замуж,
        Родила я сына
        С шапкою волос,
        По имени Кикос.
        Полез он на дерево,
        Сорвался с дерева,
        Ой, Кикос-джан!
        Ой, сынок-джан!..
        Мать ждет не дождется дочь, посылает за ней среднюю.
        —Сбегай, — говорит, — узнай, почему опоздала твоя сестра.
        Побежала средняя.
        Старшая, завидя ее издали, еще пуще начала голосить:
        —Иди сюда, несчастная тетушка, полюбуйся, что стало с твоим Кикосом!
        —С каким Кикосом?
        —Неужто не знаешь?
        Вышла я замуж,
        Родила я сына
        С шапкою волос,
        По имени Кикос.
        Полез он на дерево,
        Сорвался с дерева,
        Ой, Кикос-джан!
        Ой, сынок-джан!..
        —Ой, Кикос-джан, ой!.. — заголосила средняя. Уселась рядом со старшей, и запричитали они в два голоса.
        Мать ждет, ждет, видит, не возвращаются дочери, посылает младшую.
        —Ступай, — говорит, — дочка, погляди, что случилось с твоими сестрицами.
        Пошла младшая. Идет она и видит: сестры сидят у родника и заливаются слезами.
        —Что же это вы плачете?
        Тут старшая:
        —Неужто не знаешь?
        Вышла я замуж,
        Родила я сына
        С шапкою волос,
        По имени Кикос.
        Полез он на дерево,
        Сорвался с дерева,
        Ой, Кикос-джан!
        Ой, сынок-джан!..
        —Ой, беда твоей тетушке, Кикос-джан, ой! — рвет на себе волосы младшая, подсаживается к сестрам и начинает реветь.
        Мать ждет, ждет, а дочерей все нет. И отправилась она сама. Завидя издали мать, все три девушки подняли жалобный вой:
        —Иди, иди, несчастная бабушка, погляди, что стало с твоим внучком!
        —Какой внучек, дочки, что случилось?
        Тут старшая:
        —Неужто не знаешь, мать?
        Вышла я замуж,
        Родила я сына
        С шапкою волос,
        По имени Кикос.
        Полез он на дерево,
        Сорвался с дерева,
        Ой, Кикос-джан!
        Ой, сынок-джан!..
        —Лучше бы ослепнуть твоей бабушке, Кикос-джан! — шлепнула по бедрам мать и вместе с дочерьми заголосила навзрыд.
        Отец видит, что жена пошла за дочерьми и тоже не вернулась.
        —Пойду-ка, — говорит, — сам посмотрю, что с ними сталось.
        И отправился.
        Жена и дочери, как завидели его издали, еще пуще заголосили:
        —Иди скорей, несчастный дедушка, посмотри, что стало с твоим Кикосом!.. Горемыка твой Кикос!..
        —Что за Кикос такой? — удивляется бедняк. Тут старшая:
        —Неужто не знаешь, отец?
        Вышла я замуж,
        Родила я сына
        С шапкою волос,
        По имени Кикос.
        Полез он на дерево,
        Сорвался с дерева,
        Ой, Кикос-джан!
        Ой, сынок-джан!..
        —Ой, Кикос-джан, ой! — сокрушаются и шлепают себя по бед рам мать и дочери.


        Бедняк оказался умнее женщин.
        —Эй, дурехи! — говорит, — чего вы сидите тут да сокрушаетесь? Как ни причитай, сколько ни плачь, все равно Кикоса не воротишь. Вставайте да и домой: позовем соседей, отслужим панихиду и справим поминки. Слезами горю не поможешь. Уж такова наша жизнь: как пришли, так и уйдем.
        И что бы вы думали? Все их добро состояло из вола да мешка с мукой. Закололи они вола, напекли хлеба, созвали соседей, заказали панихиду — и на том успокоились.
        Царь Чахчах
        Жил-был бедный мельник.
        Однажды идет этот мельник на мельницу закрыть воду, возвращается и видит — пропал у него кусок сухого сыра.
        Спустя день, идет он опять на мельницу, возвращается, видит — пропал у него кусок пресного хлеба.
        Как ему найти вора? Думает мельник, думает и ставит на пороге мельницы капкан. Утром встает, а в капкане лисица.
        —Эх, погоди, проклятая, разделаюсь я с тобой, — говорит мельник и берет лом.
        —Не убивай меня, — просит лисица, — ну что такое кусок сыру. Отпусти меня, я тебе много добра сделаю.
        Мельник послушался и отпустил лисицу. Лисица бежит, роется в мусоре и находит золотой. Идет к царю.
        —Да продлится твоя жизнь, дай мне меру. У царя Чахчаха есть малая толика золота, смерим его — принесу обратно.
        —Кто это Чахчах?
        —Это очень богатый царь, а я его визирь, — отвечает лисица. — Одолжи меру. После узнаешь.
        Берет меру, сует в щель золотой и вечером приносит меру обратно.
        —Ох, — говорит, — мерила, мерила, из сил выбилась.
        «Неужели правда, что этой мерой они золото мерили», — думает царь. Встряхивает меру, — звеня, выпадает золотой.
        На следующий день лисица снова приходит к царю.
        —У царя Чахчаха есть малая толика драгоценных камней и жемчугов. Одолжите вашу меру, смерим, вернем.
        Берет и уходит. Находит одну жемчужину. Сует ее в щель и вечером возвращает меру.
        —Ох, — говорит, — мерила, мерила, — из сил выбилась.
        Царь встряхивает меру, выпадает жемчужина. Удивляется: и богат же царь Чахчах — золото, драгоценности и жемчуг мерит такой мерой.
        Проходит несколько дней. Вот однажды лисица приходит к царю свататься. Мол, царь Чахчах хочет твою дочку в жены взять.
        Царь радуется, не нарадуется.
        —Ну, идите, — говорит, — торопитесь, готовьте свадьбу.
        Во дворце царя суетятся, готовятся к свадьбе, а лисица бежит к мельнику.
        Сообщает мельнику добрую весть: мол, дочку царя тебе в жены сосватала. Готовься, поедем свадьбу справлять.
        —Ай, что ты натворила, лисица, пусть рухнет твой кров. Зачем мне дочка царя? Бедняк я, тело даже нечем прикрыть… Что мне теперь делать?..
        —Не бойся, положись на меня, — успокаивает лисица мельника и бежит обратно к царю.
        —Царь Чахчах с большой свитой ехал венчаться. По дороге на него напало вражье войско, перебили всех его людей, унесли все добро. Сам он едва спасся, укрылся в мельнице. Скорее пошлите ему одежду, чтоб мог приехать, обвенчаться, а потом отомстить врагу.
        Царь тут же дает лисице царские одежды и посылает множество всадников, чтобы с почестями доставить зятя во дворец.
        Процессия останавливается перед домом мельника. Лисица наряжает мельника в царские одежды, сажает на коня. Торжественно, в сопровождении всадников, привозят мельника в царский дворец. Бедный мельник только диву дается.
        Садятся за стол. Приносят различные блюда. Мельник не знает за что взяться и как есть.
        —Почему он не ест, лисица? — спрашивает царь.
        —Все думает о том, как его ограбили, сколько добра у него забрали. Как ему перенести такой позор! — вздыхает лисица.
        —Ничего, не горюй, дорогой зять, — просит царь. — Сейчас надо радоваться, пировать.
        И пируют, едят, пьют, играют, танцуют. Семь дней, семь ночей справляют свадьбу. Лисица становится кумой.
        После свадьбы царь дает дочке богатое приданое и торжественно провожает ее в страну царя Чахчаха.
        —Постойте, я отправлюсь вперед, все приготовлю, а вы езжайте следом за мной, — говорит кума-лиса и пускается бегом.
        Бежит, бежит, видит — в поле пасется большое стадо.
        —Чье это стадо?
        Отвечают:
        —Шах-Мара.
        —Эй, вы! Не вздумайте называть его имя, царь на него очень сердит, идет вслед за мной с большим войском. Кто назовет Шах-Мара, тому царь прикажет голову отрубить. Если спросят, чье стадо, скажите — царя Чахчаха. А не то — горе вам!
        Бежит дальше, бежит, видит — на горе видимо-невидимо баранов.
        —Чьи бараны?
        —Шах-Мара.
        Лисица слово в слово повторяет свою угрозу пастухам. Бежит дальше, бежит, видит — обширные нивы. Жнецы жнут.
        —Чьи это нивы?!
        —Шах-Мара.
        Жнецам наказывает то же самое. Бежит дальше, бежит, видит — луга.
        —Чьи луга?
        —Шах-Мара.
        То же самое говорит косарям. Прибегает ко дворцу Шах-Мара.
        —Шах-Map, эй, Шах-Map, — видишь, пыль облаком стоит? То царь идет с большим войском. Он разграбит твои владения, заберет имущество и казну и убьет тебя. Когда-то я съела у тебя курочку и до сих пор помню твою доброту. Прибежала предупредить тебя. Спасай свою голову, пока не поздно.
        —Что мне делать, куда деваться? — в ужасе заметался Шах-Мар. — И правда, облако пыли стоит.
        —Поздно уже бежать, скорей влезай в этот стог, спасайся…
        Шах-Map лезет в стог.
        А в это время приближается свадебная процессия с барабанным боем, зурной, песнями, в сопровождении войска. Царь Чахчах и его жена едут в золоченой карете, спереди и сзади — бесчисленные всадники.
        Доехали до поля. Видят — пасется большое стадо.
        —Чье это стадо? — спрашивают всадники.
        —Царя Чахчаха, — отвечают пастухи.
        Едут дальше. Подъезжают к горам. Видят — на горах видимо-невидимо белых баранов.
        —Это чьи стада? — спрашивают всадники.
        —Царя Чахчаха, — отвечают пастухи.
        Едут дальше. Видят — обширные нивы.
        —Чьи это нивы?
        —Царя Чахчаха.
        Все в изумлении. Сам Чахчах от удивления не может слова вы молвить.
        Едут, едут, добираются до дворца Шах-Мара. Кума-лиса принимает гостей. Пируют семь дней и семь ночей. После этого гости возвращаются домой.


        Царь Чахчах, его жена и кума-лиса остаются жить во дворце Шах-Мара.
        А перепуганный Шах-Map и по сей день, говорят, спасается бегством.
        Лгун
        Жил-был царь.
        Однажды этот царь объявил по всей стране:
        «Кто придет ко мне и расскажет небылицу и в ответ услышит «неправда» — тому отдам полцарства».
        Является к царю пастух:
        —Жить тебе, царь, долго, — говорит, — а знаешь ли ты — у моего отца дубинка была, отсюда до самого неба доставала, отец ею звезды в небе перемешивал.
        —Возможно, — отвечал царь. — У моего деда был чубук — дед один конец ко рту подносил, другим от солнца прикуривал.
        Пастух, почесывая голову, уходит ни с чем.
        Является портной.
        —Извини, — говорит портной с порога, — извини, царь, я раньше должен был прийти. Вчера большой дождь был, молнией небо разорвало, я штопать ходил.
        —Хорошим делом был занят, — отвечает царь. — Да заштопал плохо — утром снова моросило.
        Уходит ни с чем и портной.


        Является бедняк — с мерой под мышкой.
        —А тебе что здесь понадобилось? — спрашивает царь.
        —Ты мне меру золота должен.
        —Меру золота? — изумляется царь. — Неправда!
        —Неправда? Отдавай полцарства.
        —Правда, правда, правда! — испугался царь.
        —Правда? Меру золота отсыпай!
        У кейфующего кейфа не убудет

1
        Когда-то в городе Багдаде сидел халиф Гарун-Аль-Рашид. Этот Гарун-Аль-Рашид имел обычай переодетым гулять по городу, чтобы выведывать таким образом, что происходит в столице. Как-то ночью, когда, переодевшись дервишем, он шел глухой улицей, до него внезапно донеслись музыка и звуки песни. Остановился халиф и, после долгого раздумья, решил из любопытства войти в домик. Войдя, он увидел голые стены; на коврике перед огнем за скудным ужином — хозяин и музыканты; все они поют, играют и веселятся.
        —Мир вам, о, веселые люди! — с низким поклоном приветствует дервиш.
        —Добро пожаловать, дервиш-баба, милости просим откушать с нами хлеба и соли, повеселимся вместе, — пригласил его хозяин.
        И, усадив дервиша рядом, продолжает кейфовать.
        Настала ночь, и хозяин расплатился с музыкантами. По их уходе дервиш спросил хозяина:
        —Как тебя зовут, приятель?
        —Гасан.
        —Не в обиду будь сказано, братец Гасан, чем ты занимаешься, сколько зарабатываешь, что так беззаботно кейфуя коротаешь время?
        —Чтобы кейфовать, не надо много денег, дервиш-баба, — ответил хозяин. — И на самый маленький доход можно жить без печали. Я — лапотник, шью и чиню лапти; доход у меня не больно велик. Одну половину я трачу вечером на еду, на другую нанимаю вот этих самых музыкантов. И в радости пробегают мои дни. А когда мне бог пошлет такого доброго гостя, как ты, мне делается еще радостней.
        —Да продлится надолго радость твоя, братец Гасан, но если вдруг эта ненадежная радость тебе изменит, что ты будешь делать тогда?
        —Зачем она мне изменит, дервиш-баба?
        —Да вот, сказать к примеру, вдруг халифу придет на ум приказать: чтобы не было лапотников в Багдаде!
        —Вот еще! Разве нет у халифа другого дела? Да чем провинились лапотники перед халифом? А коли что-нибудь такое случится, тогда и подумаем. Теперь же, дервиш-баба, пора на боковую, бог не без милости: у кейфующего кейфа не убудет. Уж таковы все мирские дела — как ты примешься за них, так они и пойдут.
        —Ладно, дай бог, чтобы так было, — молвил дервиш, и оба легли.

2
        Рано утром дервиш удалился. Вскорости придворные вестники обежали улицы и площади, возглашая:
        —Халиф приказал всем лапотникам закрыть свои лавки, а кто посмеет заниматься лапотным ремеслом, с того голову долой!


        У бедного Гасана вырывают шило; осыпая его ударами, выгоняют из убогой лавчонки и запирают дверь.
        Ночью Гарун-Аль-Рашид, переодевшись дервишем, опять пускается бродить по Багдаду. Из лачуги весельчака Гасана ему слышатся музыка и пение. Он входит.
        —Добро пожаловать, дервиш-баба! Садись, тебе место готово!
        Дервиш уселся; все начинают петь и веселиться до поздней ночи.
        В полночь музыканты, получив плату, уходят. Хозяин и гость остаются вдвоем.
        —Слыхал, что случилось, дервиш-баба?
        —А что такое?
        —Все, что ты напророчил вчера, сегодня сбылось: вышел приказ халифа о запрещении лапотникам работать…
        —Не может быть! — удивился гость. — Откуда же ты взял денег для нынешнего кейфа?
        —Я отыскал глиняный кувшин и вот теперь продаю воду. Что заработаю за день — половина идет на прожиток, а остальное на музыкантов; так я и продолжаю кейфовать.
        —Но ежели халиф и воду продавать не позволит, тогда что делать будешь?
        —Ведь я продажей воды халифу убытка не причиняю, за что же не позволять? Да и стоит ли думать об этом? Вот когда запретит, тог да и подумаю. Не бойся, братец, кусок хлеба я всегда добуду, да и уголок для кейфа всегда найдется.
        —Пусть вечно осеняет радость твой очаг, Гасан! — промолвил дервиш, удаляясь.

3
        Чуть свет весь Багдад содрогнулся от крика придворных вестников:
        —Халиф Гарун-Аль-Рашид повелевает: «Вода есть дар божий и с нынешнего дня никто да не осмелится продавать ее за деньги. Повелеваю разорвать у торговцев бурдюки и перебить кувшины!»
        Разбили кувшин и у бедного Гасана; с пустыми руками плетется он домой.
        На третью ночь халиф, одетый дервишем, опять, обходит город. Опять приближается к жилищу веселого Гасана и слышит музыку, звуки песен. Он входит.
        —О-о, дервиш-баба, честь тебе и место, садись поближе, день продолжим, вечер скоротаем! Будем веселиться, дервиш-баба: лучше веселье, чем грусть.
        —Что и говорить, веселье куда лучше. Смерти все равно никому не миновать, кто может — пусть веселится! — восклицает дервиш, подсаживаясь к хозяину.
        В полночь музыканты получают плату и уходят. Остаются дервиш и хозяин.
        —Братец Гасан, что это я слышал сегодня! Будто халиф запретил торговать водой — да правда ли это?
        —Как же, сущая правда, у всех продавцов переколотили кувшины. Ты, братец, настоящий пророк: что ни скажешь — все сразу сбывается.
        —А на какие же деньги ты так кейфуешь?
        —О, если б у человека кроме денег не было никакой нужды! Добыть денег нетрудно, братец дервиш. Поступил я работником к хозяину. Из того, что зарабатываю за день — половину проедаю, а прочее музыкантам отдаю. Главное в человеке сердце, дервиш-баба.
        —Жизнью клянусь — ты с таким сердцем достоин быть при дворе! — воскликнул дервиш.
        —Ой, дервиш-баба, все слова твои сбываются, неужели и эти сбудутся?
        —А почему бы и нет? На свете все возможно, — ответил дервиш, и они расстались.

4
        С восходом Солнца придворные вестники уже теснились у порога Гасана.
        —Здесь ли Гасан, что любит кейф?
        —Вот я.
        —По приказу халифа следуй за нами!
        Гасана привели во дворец и объявили, что халиф, велит ему служить во дворце. Гасана роскошно одели, прицепили к поясу саблю и поставили у входа во дворец. Целый день Гасан простоял без дела, а как стемнело, с пустыми руками отправили его домой; иди, мол, придешь завтра, станешь на то же место.
        Ночью Гарун-Аль-Рашид опять бродит по Багдаду.
        Вот он у лачуги Гасана. О, чудо! Опять музыка, песни. Халиф вошел.
        —Дервиш, дервиш, сюда, важная новость. Твои вчерашние слова сбылись, халиф взял меня во дворец и дал мне должность,
        —Что ты говоришь!
        —Аллах свидетель.
        —Видно и денег немало дал.
        —Ни гроша!
        —Откуда же взялись у тебя деньги на кутеж?
        —Садись, расскажу. Привесили мне сбоку саблю. Вечером иду домой, а сам думаю: ведь не людей же мне саблей убивать. Так вот, продал я клинок вместо него вставил деревянный. На деньги, что я получил за клинок, вот и кейфую. Неужели я дурно поступил, дервиш-баба? Лучше иметь при себе радость, чем саблю, что разит людей.
        —Ха-ха-ха! — захохотал дервиш. — Положим, поступил ты не плохо. Ну, а ежели завтра царь да велит тебе этой саблей кому-нибудь голову отсечь?
        —Удержи свой язык, зловещий дервиш! — рассердился Гасан. — Как на грех все твои слова сбываются. Не можешь разве что-нибудь хорошее сказать?
        Взгрустнулось Гасану. Сердце у него щемило страхом, всю ночь он проворочался без сна.
        Так оно и вышло. На другой день халиф вызвал Гасана и на глазах всех придворных торжественно приказал:
        —Обнажи саблю и отсеки этому преступнику голову!
        —Живи вовек, великий халиф, — пролепетал объятый ужасом Гасан, — во всю жизнь я ни на кого руки не поднимал — не могу. Поручи это дело кому-нибудь другому…
        —Я поручаю это тебе, — рявкнул разгневанный халиф, — если хоть минуту промедлишь — голова твоя слетит с плеч! Вынимай саблю!..
        При этих словах Гасан подошел к осужденному, поднял руки к небу и провозгласил:
        —Аллах, ты ведаешь, кто прав, кто виноват. Ежели этот человек согрешил, дай мне сил одним ударом отсечь ему голову, а нет — пусть сабельный клинок из стального станет деревянным…
        И он выхватил саблю… Дерево! Придворные диву дались при этом чуде.
        Тут халиф Гарун-Аль-Рашид с громким смехом открыл тайну своим сановникам. Те пришли в восторг и осыпали похвалами как халифа, так и кейфующего Гасана. Засмеялся даже несчастный преступник, на коленях ожидавший, вытянув шею, рокового удара.
        Гарун-Аль-Рашид даровал ему жизнь, потом подозвал Гасана, объявил его своим вернейшим подданным и даровал высокий сан, что бы он, не нуждаясь ни в чем; жил по-прежнему весело и других учил весело жить на свете.
        Барэкендан[Барэкендан — название армянского народного праздника проводов зимы (у русских — масленица. Пер.)]
        Жили-были на свете муж да жена. Жили они не в ладу, не по душе были друг другу.
        Муж жену честил дурехой, жена его обзывала дурнем, и не прекращалась у них свара.
        Как-то купил муж на рынке несколько пудов масла и риса, нанял носильщика и доставил домой.
        Обозлилась жена на него:
        —Небось не веришь, когда тебя дурнем называю, а вот подумай, к чему нам столько масла да рису? Ты что, поминки по отцу справлять собираешься или же свадьбу сына играть?
        —Слушай, жена, — о каких поминках, о какой свадьбе ты болтаешь?! Возьми да прибереги — я это купил для Барэкендана.
        Успокоилась жена, унесла припасы в чулан.
        Время идет. Жена ждет, ждет, а Барэкендан все не приходит. Сидит она однажды перед дверью и видит: шагает по улице человек, куда-то торопится… Присмотрелась она к нему, окликнула его:
        —Братец, а братец! Остановись-ка… Остановился прохожий.
        —Скажи-ка, братец, не ты ли будешь Барэкендан?
        Смекнул прохожий, что у женщины в голове заклепки не хватает, и подумал: «Скажу-ка ей, что это я… Погляжу, что-из этого выйдет».
        —Правильно, сестрица, я Барэкендан. Хочешь сказать мне что-либо?
        —А хочу я сказать тебе, что не нанимались мы твое масло да твой рис хранить! Хватит с нас, что столько времени хранили… Стыда у тебя нет, что ли?! Почему не забираешь свое добро?
        —Зря, сестрица, ты сердишься — я и пришел за своим добром: разыскивал ваш дом, все не находил…
        —Ну, заходи же, забирай!
        Зашел прохожий, забрал припасы, взвалил себе на спину, да как припустит по дороге — пятками к этому дому, лицом — к своему селу!.. Вернулся домой муж той женщины, а она ему говорит:
        —Да, зашел сегодня Барэкендан твой. Всучила я ему, наконец, его добро!
        —Какой барэкендан, что за добро?
        —Да масло с рисом, что ты принес… Понимаешь, увидела я, как он по улице идет, наш дом ищет. Зазвала я его, отругала, заставила за брать рис да масло.
        —Вай, да разрушится дом твой, безмозглая женщина! По какой дороге он ушел?
        —В-о-о-н по той…
        Вскочил муж на коня, поскакал догонять Барэкендана.
        Идет Барэкендан по дороге, все оборачивается. Увидел, что скачет по дороге верховой и догадался — гонится за ним муж обманутой женщины.
        Поравнялся с ним всадник и говорит:
        —Добрый день, братец!
        —Да будет он добрым для тебя!
        —Не обогнал ли тебя недавно один человек?
        —Обогнал.
        —Нес он что-нибудь на спине?
        —Как же, нес.
        —А… вот его-то мне и надо! Давно ли это было?
        —Да уж немало времени прошло.
        —А догоню я его, если пущу коня вскачь?


        —Где тебе его догнать?! Ты же на коне, а он — пеший… Пока твой конь четырьмя ногами переберет — раз… два… три., четыре… — тот человек на своих на двоих как засеменит: раз-два, раз-два! Сразу опередит тебя — только его и видели!..
        —Что ж мне делать-то?
        —Да только одно и остается: сойди с коня — я за ним присмотрю, — а сам беги за ним пешком, может, и догонишь.
        Спешился муж дурехи, оставил коня у прохожего, а сам пустился пешим догонять вора. А Барэкендан подождал, пока он скрылся из виду, навьючил ношу на коня, вскочил на него и, свернув с дороги, принялся нахлестывать коня.
        Бежит по дороге муж дурехи, бежит и, поняв, что не догнать ему вора, останавливается, идет назад. Возвращается и видит, что потерял и коня…
        Вернулся он домой, и снова вспыхнула свара; муж корит жену за масло да рис, та его — за коня.
        Так до сих пор и идет у них перебранка: муж жену честит дурехой, та его обзывает дурнем, а Барэкендан слушает да посмеивается.
        Сказка о неудачнике Паносе
        Жил некогда бедняк по имени Панос. Человек он был добрый, но за что ни возьмется — во всем ему неудача. Потому-то и прозвали его неудачником Паносом. Пара волов, телега да топор — вот и все его добро.
        Запряг он однажды волов, взял топор и поехал в лес за дровами. В лесу Панос начинает размышлять.
        «Ведь вот подрублю я дерево, а там все равно придется мучиться, поднимать его на телегу. Уж лучше подставить телегу под дерево, чтобы оно, как подрублю его, так в телегу и свалилось».
        Сказано — сделано.
        Запряженный воз ставит он под высокое дерево, сам заходит с другой стороны и давай рубить. Долго ли он возился тут, коротко ли, одному ему ведомо. Но вот дерево со скрипом повалилось, разбило телегу и задавило волов. Панос опешил. Как теперь быть? Берет он топор и, почесывая затылок, плетется домой.
        По дороге, когда он шел мимо пруда, увидел — в воде полощутся дикие утки. И говорит он себе. «Черт с ним, не вышло там, попробую здесь: авось убью уточку да снесу жене». И с этими словами, размахнувшись, швыряет топор в утиную стаю. Но утки с кряканьем взлетают, а топор идет ко дну.


        Стоит Панос на берегу пруда и думает: как быть? Раздевается, одежду оставляет на берегу, а сам лезет в воду искать топор. Чем дальше, тем глубже: «Да этак, пожалуй, утонешь», — думает он и вылезает на берег.
        И что бы вы думали? Покуда Панос разыскивал в воде топор, какой-то прохожий, увидя на берегу его одежду и не заметив хозяина, скрывшегося в камыше, подобрал ее и унес.
        Вылез Панос из воды, а одежды нет. Стоит бедняга голый и думает: «О господи, куда теперь я денусь?» И решил подождать, пока стемнеет. На закате возвращается домой. Приближаясь к селу, он опять начинает размышлять: «Ежели я, раздетый, покажусь домашним, что они скажут? Пойду-ка лучше к брату за одеждой, а там и к жене».
        И сворачивает к брату.
        А у брата в эту самую ночь была пирушка. Панос явился к нему в самый разгар веселья. Едва он открыл дверь, один из гостей, решив, что это собака, швырнул в него обглоданной костью и угодил прямо в глаз.
        Бедняга, закричав от боли, отскочил, но тут на него накинулись со всех сторон собаки. На лай выскочили гости и видят: бежит голыш, а за ним собаки. И, недолго думая, решили: да никак это сам нечистый.
        Долго гонялись за ним с шумом и криком, с воем и гоготом и за гнали его в лесную чащу, собаки же искусали бедняге ноги… Несчастный Панос, голый, кривой и хромой бежал и исчез…
        На следующий день по селу пошла молва, что Панос-де пропал: поехал в лес за дровами и не вернулся. Пустились односельчане на розыски. Вскоре в лесу нашли разбитый воз и раздавленных волов, а Паноса и след простыл.
        Спрашивают тут, спрашивают там и, наконец, находят его одежду у одного из крестьян.
        —Братец, как могла эта одежда попасть к тебе?
        —Да вот, братцы, так: валялась она на берегу пруда, взял и принес домой.
        Приходят к пруду, ищут и кричат:
        —Панос! Панос! Нет Паноса.
        Тут решают: Панос утопился.
        Заказывают панихиду и устраивают поминки. А жена его, немного поплакав, погоревав, вышла замуж за другого.
        Братец-топор
        Отправился однажды мастеровой в далекие края на заработки. Попал он в село. Смотрит — а люди в этом селе дрова руками разламывают.
        —Слушайте, — сказал он, — что же вы руками дрова ломаете, неужто у вас топора нет?
        —Топор — это что такое? — спросили крестьяне.
        Достал мастеровой свой топор из-за пояса, топором этим дров наколол, в сторонку сложил. Увидели такое крестьяне — побежали по селу, стали кричать друг другу:


        —Эй, подите-поглядите, что там братец-топор выделывает!
        Сбежались крестьяне со всего села, окружили мастерового, упросили-уговорили, добра всякого надавали и топор забрали.
        Взяли себе топор, чтобы по очереди колоть дрова.
        В первый день топор староста взял. Только он топором размахнулся — ногу себе поранил. Увидел такое — побежал по селу:
        —Идите! Глядите! Братец-топор с ума сошел — дерется!
        Крестьяне сбежались, схватили по палке, давай по топору дубасить. Лупили они топор, лупцевали — видят, ничего топору не делается. Сложили дубинки — подпалили топор.
        Пламя поднялось, на все четыре стороны раздалось. Когда огонь улегся, крестьяне пришли, разгребли золу — смотрят, топорище сгорело, а топор раскраснелся, весь пунцовый стал.
        Заорали тогда все:
        —Эй, смотрите, братец-топор рассердился, глядите, красный какой, — еще беду накличет, — что ж делать?!
        Подумали-поразмыслили — решили топор в тюрьму засадить. И закинули топор в сенник. Сенник был полон сена. Сено тут же загорелось — пламя в небо поднялось.
        Крестьяне всполошились, бросились за хозяином топора:
        —Иди, — кричат, — скорей иди, образумь свой топор!
        Хозяин и работник
        Да будет бог милостив и к вам и к двум братьям, о которых сказ пойдет.
        Жили-были два брата бедняка.
        Задумались они однажды, стали голову ломать — чем бы таким заняться, чтобы семью прокормить. И решили: младшему брату оставаться при хозяйстве, старшему — в работники к богачам идти и что заработает — домой отсылать.
        Так и сделали.
        Младший брат остался дома.
        Старший подрядился к богачу работать, до весны, до первого кукушкиного крика.
        Одно только смутило старшего брата: неслыханное условие поставил богач: «Если, — сказал он, — рассердишься хоть раз за это время — платишь мне тысячу рублей. Если я рассержусь — я плачу».
        —Где же это я тысячу рублей возьму? — засомневался старший брат.
        —А ты вместо этого десять лет даром на меня поработаешь, — предложил богач.
        Парень поначалу испугался необычного уговора, потом подумал: не стану я сердиться ни на что — и все тут, а ежели богач рассердится — пусть на себя пеняет, сам ставил условие.
        Согласился старший брат, стал работником у богача. На следующее утро, чуть свет, хозяин поднимает работника — отправляет его в поле.
        —Иди, — говорит, — коси, покуда светло. Стемнеет — вернешься.
        Работник уходит, целый день на хозяйском поле косит и вечером, усталый, возвращается домой.
        Хозяин выходит ему навстречу:
        —Ты зачем это вернулся? — спрашивает.
        —А солнце ведь зашло.
        —Нет, так не пойдет. Я тебе что сказал — коси пока светло. Солнце-то, верно, зашло, но гляди: его братец-месяц на небе, чем он хуже светит?
        —Это как же? — удивляется работник.
        —Что, уже сердишься? — спрашивает хозяин.
        —Не сержусь, говорю только, что устал, передохну вот малость… — стал заикаться перепуганный работник и возвратился на поле.
        Всю ночь косит он на хозяйском поле — пока месяц с неба не скрывается. Но только месяц заходит — солнце тут как тут — заступает на его место. Работник без сил валится на землю.
        —Пропади пропадом твое поле! — кричит он в сердцах. — И хлеб, которым кормишь! И заработок, который даешь!
        —А ты сердишься, я вижу, — словно из-под земли вырастает хозяин. — А раз сердишься — напоминаю тебе про уговор, чтоб не говорил, что беззаконно с тобой обошлись.
        И требует, чтобы работник уплатил, согласно уговору, тысячу рублей или же работал на него десять лет даром.
        Работник приходит в отчаяние — денег нет, чтобы отдать и душу освободить, а отслужить у такого человека — дело не из легких. Думает он, думает, под конец дает богачу расписку на тысячу рублей и пригорюнившись возвращается с пустыми руками домой.
        —Ну, рассказывай, — говорит младший брат, — где был, что делал.
        И старший садится и все, как было, рассказывает без утайки.
        —Ничего, — говорит младший брат, — не горюй. Теперь ты оставайся дома, а я пойду поработаю.
        Приходит младший брат- нанимается работать к тому же богачу.
        Богач ставит свое условие: ежели работник рассердится до весны, до первого кукушкиного крика — платит тысячу рублей или же десять лет бесплатно на него работает, а ежели он, богач, рассердится — платит он работнику тысячу рублей и отпускает его на все четыре стороны.
        —Мало, — говорит младший брат, — ежели ты рассердишься — ты две тысячи платишь, рассержусь я — плачу две тысячи я. Или же работаю на тебя двадцать лет даром.
        —Согласен, — радуется богач.


        И вот уже младший брат — работник у богача.
        Наступает утро, занимается заря, а новый работник и не думает вставать. Хозяин то и дело заходит — смотрит: спит работник крепким сном.
        —Эй, парень! Вставай, время к обеду идет! Эй!
        —Уж не сердишься ли ты? — поднимает голову работник.
        —Вовсе не сержусь, — пугается хозяин, — говорю только: в поле бы пойти, покосить немного…
        —А, ну ежели так, сейчас оденемся и пойдем, спешить нам не куда.
        И начинает не спеша надевать постолы. Хозяин то и дело заходит — смотрит; работник все с постолами возится.
        —Скоро ты свои постолы наденешь?!
        —Сердишься вроде? — спрашивает работник.
        —Что ты, что ты… Я только хотел сказать, как бы нам в поле не опоздать…
        —А, ну это дело другое, а то ведь уговор.
        И пока работник надевает постолы, да пока они с хозяином на поле приходят, время и впрямь к обеду идет.
        —Кто же в такое время работает, — говорит работник, — смотри, все люди обедают, надо и нам подкрепиться, там уж и за работу можно…
        Садятся, обедают.
        После обеда работник говорит: «Люди мы работящие, после обеда передохнуть не мешает — верно?» — и, зарывшись лицом в траву, спит до вечера.
        —Вставай, стемнело уже! — вопит разъяренный хозяин. — Все давно со своих полей домой ушли, одно наше поле осталось. Да кто же это тебя ко мне послал! Чтоб тому шею переломило! Будь проклят твой хлеб! Подавись своей работой!
        —Ты как будто сердишься, — потягиваясь, садится работник.
        —Кто сердится — я говорю, стемнело, домой пора.
        —А, ну это ничего, а то ведь уговор — беда тому, кто рассердится…
        Приходят они домой. А дома — гости.
        Посылает хозяин работника — поди, говорит, овцу зарежь.
        —Какую? — спрашивает работник.
        —Какая попадётся.
        Работник уходит.
        Немного погодя прибегают к богачу: беги, говорят, ступай скорее, работник твой все стадо перебил… Прибегает богач, видит — и правда — сколько у него овец было — все перебиты. Хватается за голову:
        —Что ж ты наделал, — кричит, — бессовестный! Чтоб тебе без крова остаться, мой-то дом зачем разоряешь?!
        —Ты сам мне сказал, какая овца попадется, ту и прирежь. А они мне все разом попались. Я прирезал. Что же я не так сделал? — спокойно отвечает работник. — Но ты сердишься, я вижу…
        —Я не сержусь, мне жалко — столько добра погибло…
        —А, ну ежели не сердишься, продолжаю у тебя работать.
        Богач думает, как бы ему от этого работника избавиться, нанялся ведь он до весны, до первого кукушкиного крика, а зима еще только-только наступает, сколько до весны еще времени.
        Думает богач, думает, и так прикидывает, и этак — и вот что придумывает.
        Ведет свою жену в лес, сажает на дерево и велит кукушкой кричать. А сам к работнику: идём, говорит, в лес, поохотимся. Только они в лес заходят — жена богача начинает кричать кукушкой.
        —О, поздравляю тебя! — говорит работнику хозяин. — Вот и кукушка прокуковала, время твое, значит, истекло…
        Парень обо всем догадывается.
        —Нет, — говорит он, — кто же видел, чтобы среди зимы кукушка куковала. Сейчас я эту кукушку убью.
        Говорит и ружье берет.
        Хозяин с воплями бросается к нему.
        —Бога ради, — кричит, — не убивай! В черный день ты ко мне пришел! Это что за несчастье мне выпало!
        —Ну, что, ты сердишься вроде?..
        —Сержусь, брат! С меня будет! Давай я тебе штраф уплачу, давай избавлюсь от тебя. Мое было условие — мне и расплачиваться. Теперь только уразумел; «Не рой яму другому, сам попадешь».
        Богачу наука. А младший брат порвал долговую бумажку старшего брата, взял тысячу рублей и вернулся домой.
        notes
        Примечания

        1
        Барэкендан — название армянского народного праздника проводов зимы (у русских — масленица. Пер.)

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к