Серёжик (без иллюстраций) Елена Владимировна Ракитина
        Ваш ребёнок любит захватывающие приключения? А если они ещё и волшебные? Тогда эта книга как раз для него! А ещё она о САМОМ ГЛАВНОМ, которого не знал маленький ёжик Серёжик, выращивающий мандариновые семечки и до поры до времени боящийся всего на свете. Он, конечно, станет большим и храбрым, как говорила ему Мама, только произойдёт это очень не скоро. Трудные дороги, опасные встречи под землёй и на небе — Путь, который надо пройти Серёжику с Ключом и шпагой. Это мудрая и очень добрая сказка о мечте, дружбе, верности и ответственности. А также о том, что Ключ открывает все двери, если правильно ответить на один — единственный вопрос: «Что на свете самое главное?» Серёжик уже знает. А вы?

        Ракитина Елена
        Серёжик
        Уверяю Вас, единственный способ избавиться от драконов
        —это иметь своего собственного.
Е. Шварц. «Дракон»
        Когда с листьев облетят деревья,
        Вчера станет завтра. Верь не верь…
Ящерица Дальнего Леса

        Глава 1
        Таинственное исчезновение
        В Дальний Лес редко привозили мандарины. Серёжик, маленький серый ёжик, ел их всего два раза. Дольку в позапрошлый Новый год и дольку в день рождения.
        Целые мандарины, похожие на маленькие солнца, он видел только по телевизору.
        В магазине продавали лишь ломтики, завёрнутые в прозрачную пленку. И отдельно — кожуру, пахнущую всеми праздниками на свете. Мама говорила продавцу:
        —Будьте добры, два кусочка мандарина и килограмм мандариновой кожуры.
        Ах, как хотелось бы наоборот!!!
        Когда Серёжик вырастет, он скажет:
        —Два кусочка кожуры и килограмм мандариновых долек!
        В них, румяных и нежных, с волшебным, щекочущим нос, соком, Серёжик нашел три семечка.
        Он закопал их во дворе, обложив заветные места стеклышками. По кругу. Когда-нибудь семечки проклюнутся, вырастут диковинные деревья — выше кадушки, выше мамы, выше дома! Издалека будет видно оранжевое чудо расчудесное, на радость Лесу.
        Нужно только поливать семечки по утрам. «Умылся сам — умой рассаду» — говорит мама.
        Утро. Вставать лень. Серёжик зевнул и посмотрел в окошко.
        Ух, ты!!!
        Он подпрыгнул! За окном плыло, покачиваясь в облаках, мандариновое солнце! Да и круглое окошко, залитое светом, походило на мандарин. На тот, никогда не виданный, в котором много сочных душистых долек!
        Серёжик потянул носом… «Неужели?! Не может быть!!!»
        Он повернулся к двери, которая была чуть приоткрыта, и понюхал снова.
        Так и есть!!! Мама испекла печенье, положив туда немного мандариновой цедры!
        Серёжик вскочил и, на ходу натягивая штанишки, бросился вниз по ступенькам!
        Быстрее! Быстрее! Быстрее!
        Восхитительный, дурманящий запах чуть не сбил с ног. Ах, как хорошо, что мама покупает кожуру, как хорошо, что сушит ее, трёт на тёрке и печёт самое лучшее в мире печенье!!!
        —Мажуся! — Серёжик рывком открыл круглую дверь кухни.
        Мажуся — это и «мама» и «ежуся» сразу, так все-все ёжики ласково называют мам.
        —Мажуся!!!
        Серёжик влетел на середину кухни и огляделся.
        Мамы не было. Он вскарабкался на пенёк и выглянул в окно. Мамы не было…
        На столе стояла тарелка, накрытая полотенцем. Волшебный аромат плыл именно оттуда!
        «Откушу самый маленький кусочек», — решил ёжик и приподнял край.
        Тарелка была пуста!!!
        Там лежало несколько крошек и огрызочек печенья, раз в десять меньше того, что так хотелось откусить.
        —А-а-а! — завопил Серёжик обиженно и побежал в гостиную. Травяной ковер под ногами был мокрым, значит, мама поливала его совсем недавно.
        Серёжик метнулся в спальню, заглянул в ванную, проверил кладовку. Повизгивая, взобрался на второй этаж и оббежал все комнаты там.
        Мама как сквозь землю провалилась!
        Сквозь землю? Может, она в погребе, наливает сгущённое молоко?
        Если мандариновое печенье, значит, праздник! А какой же праздник без сгущёнки?
        Серёжик бросился во двор, к сараю. Зря! На двери висел чугунный замок.
        Тогда ёжик набрал побольше воздуха и закричал так громко, что у него самого заложило уши.
        —МАМА-А-А!
        Никто не отозвался, лишь пара воробьев вспорхнула с куста.
        Плача, он обошел двор, зачем-то заглянул под кадушку и поплёлся домой…
        Там просто невозможно было находиться. Дразнящий запах щекотал нос и мешал думать. Серёжик облизал тарелку с крошками и почувствовал, как сильно хочет есть. И не что-нибудь, а мандариновое печенье!!!
        Всхлипывая, он облизал тарелку ещё и ещё…
        Никогда в жизни мама не уходила одна. В Главном Законе Дальнего Леса написано: «Строго запрещается оставлять дошкольников без присмотра».
        А Серёжик был дошкольник. Он знал все буквы и цифры, и книжку про динозавров, любимую, читал сам.
        Для школы был куплен пенал из липового лыка с надписью «Умные зверята — гордость леса!» Для школы мама сплела берестяной рюкзачок. А папку для тетрадей Серёжик склеил ещё зимой. Хорошую, из проглаженной утюгом соломы.
        Только всё равно его в школу не брали. Учительница, зайчиха, Василиса Петровна, всякий раз вздыхала, измеряя Серёжика ростомером.
        —Двух сантиметров не хватает. Приходите на будущий год.
        Долговязого суслика Яшку приняли, приняли всех ёжиков с Самолётной улицы.
        Только Серёжик сидел в дошкольниках. На прививках в поликлинике ребята дразнили его «микробом» и дергали за подтяжки, когда не видела мама.
        Мажуся!!!
        Серёжик принюхался снова. В воздухе, кроме запаха мандарина, витал и мамин запах. Серёжик подбежал к печке — она пахла мамой! Под потолком висели пучки сушёной травы: от поноса, от кашля, от вредного настроения.
        Они тоже пахли мамой. Стол, пеньки, занавески — всё в кухне пахло мамой, мамой, мамой!
        Куда она могла уйти? Как могла оставить Серёжика?! Голодного, неумытого, с непричёсанными иголками?!
        Он заскулил и заплакал снова. Громко, с подвыванием. И чем дольше Серёжик плакал, тем жальче ему становилось себя. Вот уже час как он проснулся, а печенья всё нет! Вот уже час как мандариновый запах дразнит и дразнит! Да что печенье! Давно пора завтракать, а где еда? И мамы нет уже целый час!
        В гостиной что-то зашуршало. Серёжик опрометью бросился туда. Никого! Лишь ветер играет ветками ивы, пытающейся заглянуть в круглую форточку.
        Открылась дверца настенных часов, оттуда высунулся деревянный ёжик, профырчал «Фр-Фр».
        Серёжик показал ему язык и задумался. У этого деревянного ёжика в часах, наверное, есть деревянная мама. Они сидят там, читают деревянные книжки и пьют деревянное молоко. Хорошо — только вылезай и фыркай.
        А на подоконнике среди кудрявой травки, которую мама подстригала по вторникам, грибы в горшках. Не для еды, для красоты. В каждом горшке по два. Гриб-мама и гриб-сыночек. Стоят себе радуются. Им тоже хорошо, они вместе.
        На стене фотография в рамке. Мажуся и маленький Серёжик с соской во рту. За ними дом. Дом Серёжика, дом мамы.
        Куда могла она деться? Никуда! Вот сейчас мама откроет дверь и скажет: «Как ты?» А Серёжик ответит: «Ерунда! Если бы не два сантиметра, меня давно можно было бы оставлять самого».
        Глава 2
        Находка
        Серёжик открыл холодильник и наморщил нос.
        —Только борщ! Фу!
        По телевизору никогда не советовали есть борщ, а только йогурт и шоколадки.
        Серёжик верил телевизору.
        Там показывали дома до неба, а не избушки, как в Дальнем Лесу.
        А ещё парады, салюты, фонтаны и карнавалы! Там всё вокруг было механизировано: дёрнешь за ветку — банка с соком из дупла вываливается, сорвёшь гриб — червяки из него сами бегут. Даже дворниками, подумать только, там работали машины со специальными щетками!
        Серёжик, когда видел белок, метущих дорогу хвостами, всегда вспоминал эти машины!
        Да, по телевизору всё лучше!
        Там и одежду ёжики носили разноцветную. Фиолетовые тапочки, зелёные носки. Красота! И зовут их там, в телевизоре по-разному! Васи, Пети, Славики!
        А в Дальнем Лесу у каждой ежиной семьи свой цвет. У Серёжика с мамой — серый. Поэтому и дом у них серого цвета, и сандалии, и пальто.
        А у Зелёжиков, что живут напротив, все зелёное. Они на кузнечиков с огурцами похожи. И штаны зелёные, и рубашки, шнурки в ботинках — и те зелёные.
        Краснёжики, когда гулять выходят, кажется, пожар начался.
        Вот глупые имена! Когда Серёжик был маленький, он плакал и просил назвать его Борей. Но мама и сама, оказывается, всю жизнь мечтала быть Сюзанной, а так и оставалась Серёжихой. Таковы законы Дальнего Леса.
        Серёжик, вытерев слезы, включил телевизор. Шла триста вторая серия про хомяка-разведчика.
        Ёжик грыз хлеб и запивал водой из-под крана.
        Мама бы дала яичницу и молоко.
        По телевизору уписывали ананасы с коктейлем.
        Вдруг экран погас! Сколько ёжик ни давил на кнопки пульта — всё зря! Стало ещё обиднее: ни печенья, ни мамы, ни телевизора.
        Что-то зашуршало наверху. Серёжик подскочил и бросился в свою комнату. Никого.
        Странное шуршание. Непонятное.
        И опять тяжёлая тишина. И дорога, ведущая к дому, пуста. И деревянный ёжик фыркает, а мамы всё нет и нет. Как будто не было вовсе.
        Ах, какая у Серёжика была замечательная мама! Они вместе играли во всё на свете: в шашки, в солдатики и даже в догонялки. Мама учила Серёжика прыгать через скакалочку и подтягиваться на турнике. Мама пекла пироги с картошкой, брусникой и грибами. А иногда и пирожные с кремом. Но вкуснее всего, конечно, мандариновое печенье! Квадратное, с резными уголками! Хрустящее, с извилистыми оранжевыми прожилками!
        Конечно, мама ещё варила никому не нужные борщи, каши и другую бесполезную еду.
        Она любила заниматься пустяками: полола подосиновики, скребла до блеска забор и, что уж совсем глупо, мыла то, что всё равно испачкается: полы, чашки, свои и Серёжиковы иголки. А никому не видный хвостик заставляла полоскать два раза в день!
        И всё равно, это была самая лучшая в мире мама!
        Она любила повторять:
        —Два сантиметра — ерунда. Ты станешь большим и храбрым!
        Серёжик спрашивал:
        —А умным?
        —Самый большой ум — это доброе сердце, — отвечала мама.
        Трудно поверить в то, что станешь большим и храбрым, если тебя дразнят микробом, если боишься всего: пауков, чернющей темноты, ёжеедов, скелетов, кротов и злых шух!
        Серёжик наизусть знал книжку про енота-богатыря. Вот кто был большим и храбрым! На каждой странице он спасал всех без разбора, размахивая мечом!! Вжик-вжик!
        Мама тоже любила такие книжки! Она даже вышивала крестиком картины из древних мифов: «Рыцарь Горностай и его верный оруженосец Суслик», «Победа над коварством, или бесстрашный Пингвин», «Подвиг могучей Мыши, или поверженный головастик». Эти картины висели по всему дому, Серёжик любил их рассматривать.
        А как мама пела! Все птицы слетались её послушать!
        Устав ждать дома, Серёжик вышел во двор и до самых сумерек выглядывал в дырку в заборе.
        Только когда стали зажигаться звёзды, он поплёлся обратно.
        Очень хотелось есть. Хлеб закончился.
        Сбегать в магазин или к соседям — нельзя. Он дошкольник — ему запрещается выходить за ворота. К тому же, если узнают, что он один, маму накажут. Очень большое преступление — оставлять дошкольника без присмотра. Штраф — 500 боровиков!
        Серёжик поплелся в гостиную, сел на траву. Она была прохладной. Ещё утром мама, напевая, поливала её из лейки.
        В густой траве, если поискать, всегда можно найти что-то давно потерянное: старого солдатика, кирпичик конструктора, плашку лото.
        Серёжик стал на четвереньки и пополз, шаря по ковру лапками. Просто так. Чтобы перестать думать о маме. Потом он решил, что ползать просто так — глупо. И стал ползать по-умному: искать заводную гоночную машинку, пропавшую в понедельник.
        Около гнутой ножки стола он вдруг наткнулся на что-то холодное. Как будто в траве спрятался кусочек льда. Серёжик, обрадовавшись, схватил это что-то, оказавшееся к тому же ещё и тяжёлым. Каково же было его удивление, когда он вытащил покрытый инеем чугунный ключ, весь в причудливых узорах и ржавчине.
        «Наверное, мама потеряла, — решил Серёжик. — Обрадуется!».
        Ключ был большой, как еловая шишка. И очень красивый. Его изогнутые бороздки походили на змей, а у основания была голова дракона. Серёжик подумал, что мама выкопала этот ключ в огороде, как иногда выкапывала монетки, осколки старинных кирпичей и ржавые, искорёженные железки.
        Он сунул ключ в карман и огляделся. Ползать расхотелось.
        Тревожные сумерки окутали комнату, круглые окна стали глазами ночи. Телевизор по-прежнему не включался. Даже днём сидеть одному в доме невесело, а что делать вечером? В углах собираются зыбкие тени, от каждого шороха, треска замирает сердечко! Кажется, отовсюду: из-под дивана, шкафа, из-за двери — за Серёжиком следят шухи, готовые схватить, как только он повернётся спиной. Страшно!
        Серёжик, обмирая от ужаса, стал обходить комнаты и включать свет. Даже в ванной зажёг, даже в кладовке.
        Где-то спешит, торопится мама, бежит к нему по тёмной дороге! Может быть, даже катится, свернувшись клубком. Она издалека увидит, что её ждет Серёжик!
        Потому что дом светится, как маяк! Каждым окошком!
        Глава 3
        Визит Крота
        Что-то громко зашелестело сзади. Серёжик обернулся и, взвизгнув, бросился в свою комнату. Он взлетел по ступенькам так быстро, что стукнулся лбом о дверь. С силой захлопнул её за собой. Отдышался.
        Что он увидел?! Что-то мелькнуло. Может, это был мотылек, залетевший на свет? Комарик, бабочка?
        Страшно!
        Как не бояться, когда впервые ОДИН? Совсем ОДИН?
        Серёжик, насупившись, думал: реветь или не реветь? Сердце колотилось так громко, как часы с деревянным ёжиком.
        И тут он вспомнил о железной дороге. Удивительной, замечательной железной дороге! С рельсами, семафорами, шлагбаумами, вагонами, а главное, паровозиком! Что это был за великолепный паровозик! Из трубы у него валил дым, открывалось и закрывалось окошко, в котором сидел зайчик и махал флажком! Конечно, всё это работало, когда были батарейки.
        Сейчас батареек не было, но играть в железную дорогу можно и без них. К тому же соединять рельсы так долго, что Серёжику ни разу не удавалось доделать это до конца! Всегда приходила мама и звала то есть, то пить рыбий жир, то вообще укладывала спать.
        Серёжик торопливо полез под кровать за коробкой. «Только открою, а мама тут как тут!» — радостно думал он. И в самом деле, только Серёжик вытолкнул коробку на середину комнаты, только высунул голову, как за дверью послышались шаги, и она распахнулась.
        «Мама!» — заорал Серёжик и рывком дёрнулся из-под кровати!
        О ужас!!! Перед ним стоял Крот!!! Да, да, тот самый крот, который в сказках ворует принцесс, которым пугают маленьких ребят в глупой песенке:
        Баю-баюшки, баю, не ложися на краю
        А то черный крот придёт и в нору уволочёт!
        Горе тому несчастному, кто попадет в эту нору!!! Никогда-никогда не увидит он солнца, никогда не обнимет маму, не услышит, как поют птицы и фыркают часы. Сгниёт, пропадёт в черной яме, глубоко-глубоко под землёй, среди червей и искорёженных корней деревьев!
        Серёжик онемел от страха.
        Крот, в чёрном бархатном смокинге, с чёрной бабочкой на шее, в чёрных круглых очках, невозмутимо осматривался. В одной лапе он держал серебряную трость, в другой — рулон коричневой бумаги, которая шевелилась, словно хотела выпрыгнуть. Бумага шуршала тем странным звуком, из-за которого Серёжик не раз сегодня оббегал комнаты!
        Крот не торопился. Он достал из кармана зубочистку и стал ковырять в зубах. О, какие отвратительные это были зубы!!! Острые, кривые, серо-жёлтого цвета!
        «Съест! Съест! — зажмурился Серёжик. — Ой-ой-ой, мамочка!»
        Но Крот как будто его не видел. «Может быть, слепой? — мелькнула надежда. — Может быть, случайно к нам забрёл слепой крот? И если очень-очень осторожно спрятать голову под кровать, он меня не заметит?»
        Ёжик пошевелился.
        И в ту же секунду Крот, приподняв очки, уставился на Серёжика! Глаза в глаза! Они у Крота светились зелёным огнем, как будто в каждом горело по маленькой лампочке!
        —Вылезать будешь? — ощерившись, спросил он.
        Серёжик замотал головой.
        —Ну и ладно, — равнодушно согласился Крот. — Слушай.
        Он развернул подпрыгивающий от нетерпения свиток и принялся читать скучным голосом:
        —Уведомление о похищении! Я, Дракон Драконов, сеющий ужас, Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный, настоящим уведомляю, что 12 июня сего года, мною, Драконом Драконов, сеющим ужас, Ноэлем Восемнадцатым, Великим и Прекрасным, Могущественным и Великолепным, похищена ежиха Серёжиха, проживавшая по адресу: Дальний Лес, улица Самолётная, дом 2.
        Крот бросил свиток на пол, и тот покатился к кровати.
        Серёжик лежал под нею ни жив ни мёртв. Какой Дракон?! Разве Драконы бывают?! Что значит «ПОХИЩЕНА»?! И на сколько?
        —А когда м-м-мама п-п-придёт? — запинаясь, спросил он.
        Крот скривился так, словно у него болели зубы:
        —Ты что, глухой? Мамаша твоя у дракона. Вылезай давай, расписывайся в получении уведомления. Весь день тут торчу — надоело.
        —Не вылезу, — Серёжик схватил на всякий случай пластмассовое ружьё.
        Крот закатил глаза к потолку и прошипел:
        —Дурацкая служ-ж-жба! Дурацкие уведомления! Раньш-ш-ше без них похищ-щ-щали, и ничего! А этому подавай благородство! Тьфу!
        Серёжик ничего не понял и залез под кровать целиком. Крот нагнулся и бросил туда бумажку и карандаш.
        —Весь день спать не давал: то телевизор включал, то голосил. Расписывайся, не то голову оторву!
        —А мама придёт? — всхлипнул Серёжик, рисуя букву «С».
        —Жди! — загоготал крот. — От драконов не возвращаются.
        Зелёные огоньки сверкнули злостью. А из кармана смокинга вдруг выпало мандариновое печенье, то самое, мамино, с резными уголками и оранжевыми прожилками!
        Так вот кто его съел!
        И тут с Серёжиком случилось что-то непонятное. Он, боявшийся даже гусениц, вдруг выскочил из-под кровати и бросился на крота с кулаками.
        —Вор! Вор! Вор! Где моя мама?! — кричал Серёжик, топая ногами и захлебываясь от плача. — Где, где моя мама?
        Он поднял пластмассовое ружьё:
        —Сейчас милицию вызову!
        Крот взмахнул серебряной тростью, и ружьё рассыпалось, как трухлявая деревяшка.
        —Вот тебе и милиция! — поучительно сказал он и потянул носом, принюхиваясь. — Ты сегодня ничего не находил?
        Серёжик не расслышал. Он стоял жалкий, маленький, совершенно беспомощный и, плача, думал только о том, что никто его не спасёт, что мажуся, дорогая и любимая, пропала НАВСЕГДА.
        —Эй, плакса! Ничего не находил?
        Серёжик покачал головой. Сегодня он только терял. НАВСЕГДА ПОТЕРЯЛ МАМУ…
        Крот хмыкнул:
        —Всюду мне чудится этот запах.
        Взмахнув серебряной тростью, он растворился в воздухе. Да, да! Растворился, исчез! Будто его и не было.
        Глава 4
        Побег
        Серёжик проснулся на полу и сначала не понял, почему он не в кровати.
        Нахмурился: «Какой страшный сон!», улыбнулся: «Сейчас расскажу маме!» и вдруг увидел свиток коричневой бумаги… НЕТ МАМЫ!!! Нет и не будет!!! Как в это можно поверить?! Свиток услужливо подкатился к нему и раскрылся.
        «Уведомление о похищении», — теперь самостоятельно прочитал Серёжик.
        Разноцветные буквы. Будто кто-то писал, открыв новую пачку фломастеров, то одним, то другим цветом. Кривые, печатные. Будто этот кто-то выводил их не очень уверенно.
        «Я, Дракон Драконов, сеющий ужас, Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный, настоящим уведомляю, что 12 июня сего года, мною, Драконом Драконов, сеющим ужас, Ноэлем Восемнадцатым, Великим и Прекрасным, Могущественным и Великолепным, похищена ежиха Серёжиха, проживавшая по адресу: Дальний Лес, улица Самолетная, дом 2.»
        Внизу круглая печать, в центре которой возвышается гора, похожая на птицу. Птица расправила крылья, вот — вот взлетит. И подпись. Светящийся, как молния, росчерк искрится голубоватым цветом.
        Читая книжки, Серёжик всегда мечтал попасть в сказку. Чтобы покататься на ковре-самолёте, побегать в сапогах-скороходах, примерить шапку-невидимку, а главное — вволю помахать волшебной палочкой. Взмахнул — и вот он длинный, как Яшка, умный, как Василиса Петровна, у лап велосипед, самокат, ролики, а за окном — мандариновое дерево…
        Серёжик так мечтал о волшебстве! И вот, пожалуйста: крот растаял в воздухе, маму украли, на свете живут драконы… Нет, не так: на свете живут драконы, маму украли, крот растаял в воздухе… Не все ли равно как? Зачем такая сказка?
        Как жить без мамы? Что это будет за жизнь?!
        Зазвенел телефон. Серёжик вскочил и бросился к аппарату. Он стоял в прихожей на старой треснутой тыкве.
        Конечно, конечно, это звонит мажуся, ведь у дракона наверняка есть телефон!
        —Алё! Алё! — закричал он радостно.
        —Самолётная, дом два? — равнодушно спросила трубка. — Мальчик Серёжик?
        —Да.
        —Собирайся. На тебя поступила заявка.
        —Какая такая заявка? — дрогнувшим голосом спросил ёжик.
        —Какая, какая… — передразнила трубка. — Из Приюта на Синей горе. В двенадцать часов за тобой приедет машина. Игрушки, одежду, еду брать запрещается.
        Серёжик хотел закричать, что это ошибка, но телефон щёлкнул и отключился.
        Приют на Синей горе?! Ёжик видел его издалека, когда ездил с мамой на ярмарку. Да и Зелёжик не раз рассказывал про это ужасное место, где работал сторожем его дедушка.
        На самом верху лысого холма, не похожего ни на какую гору, стоит длинный барак, а в нем живут осиротевшие ежата. Во дворе несколько деревьев, всегда голых, и зимой, и летом. Все листочки на них объедены. На земле ни травинки, ни одного чахлого кустика. Всякая былинка, выросшая на холме, тут же съедается.
        Потому что ежат в приюте кормят плохо. На завтрак дают гнилое яблоко, на обед сушёного червяка, а на ужин заплесневелую муху.
        Серёжик никогда не ел мух и червяков, от одной мысли об этом его тошнило.
        Дедушка Зелёжика тайком приносил ежатам хлеб, но разве мог один дедушка накормить всех-всех-всех?
        Звери Дальнего Леса давно бы забрали приютских к себе, если бы не бездушный закон, который гласил: «Ёжики могут жить только в семьях своего цвета».
        Если хомячок или другой какой зверек остаётся без мамы, его берут к себе сородичи. Поэтому нет приютов для хомяков, бобрят, медвежат или сусликов. Один-единственный, ежиный, стоит на холме, пугая обитателей Леса.
        Особенно ёжиков.
        У калитки затарахтела машина. Серёжик выглянул в окно и замер! Фургон в синюю полоску! В такой черно-синей полосатой форме ходят приютские ежата!!! Он глянул на часы и попятился… Без пяти двенадцать!
        Серёжик метнулся в ванную, окошко которой выходило в огород. Залез на подоконник и стал дёргать шпингалет круглой рамы. Тот ходил туго, похоже, его заело. За дверью послышались шаги. Неужели сейчас… схватят?! Сорвут серые штанишки и маечку, нацепят полосатый балахон?
        Еще рывок! Окошко поддалось и открылось. Серёжик оттолкнулся и полетел в лопухи.
        —Лови его! — послышалось сзади.
        Серёжик бросился в кукурузу! Она высокая, она спасёт! Затем свернулся калачиком и покатился с крутого обрыва. Мчался, не разбирая дороги, ведь, когда свернёшься клубком, ничего не видно. Хорошо ещё, что ёжики умеют катиться! А Серёжик умел катиться быстрее всех на Самолётной улице, потому что был маленький и лёгкий. Он летел, как шарик репейника, собирая на иголки листья, щепки, кору и разный мусор. Летел и думал о том, что он дошкольник, и что без мамы ему на улицу выходить не полагается. Ни разу в жизни он не был в Лесу один! Ни разу ни от кого не удирал, не прятался. А теперь…
        Удар! Ещё удар! Трах-тара-рах! Как больно налететь на дерево! Потирая ушибленный бок, Серёжик вскочил на ноги, обернулся и, хотя преследователей не было видно, рванул дальше.
        Никогда, никогда, никогда он не станет приютским ежонком!!!
        Глава 5
        Страхи видимые и невидимые
        Серёжик пробирался сквозь кусты и папоротник, сквозь завалы сухого валежника, не останавливаясь. Из последних силёнок. Весь исцарапанный, в синяках и ссадинах, он бы и рад был присесть отдохнуть, но позади всё время слышался топот. Преследователи не отставали. Они были большие и сильные, на длинных ногах. А у Серёжика лапки ещё не выросли. Он задыхался, очень хотелось пить, кружилась голова. Больше всего ёжик боялся споткнуться и упасть, потому что подняться не хватило бы сил. И все-таки он споткнулся!
        И ку —
        ба —
        рем
        полетел
        в
        устланную листьями
        яму!!!
        «Конец…» — подумал Серёжик устало и закрыл глаза. «Хватайте меня, тащите! Забирайте серую маечку. У меня нет сил даже смотреть на вас». Ёжик лежал как мёртвый и ждал, что его вот-вот сгребут в охапку чьи-то грубые лапы.
        Но вдруг у самого уха кто-то шепнул:
        —Прячься! За мной! Скорее!
        Серёжик открыл глаза и увидел зелёную ящерицу с глазами цвета жареной картошки.
        Она шмыгнула в нору, почти незаметную под кривыми корнями. Серёжик протиснулся за ней. Ящерка, оглядываясь, побежала вперед. Серёжик бросился следом. Наконец она остановилась и, понизив голос, медленно произнесла:
        Когда с листьев облетят деревья,
        Когда потечёт ручьями дверь,
        Кто спасает, сам найдет спасенье.
        Вчера станет завтра. Верь не верь.
        Ящерица пристально посмотрела ему в глаза и прищурилась:
        —Понял?
        Серёжик покачал головой:
        —Чепуха чепуховская!
        На всякий случай он сделал шаг назад.
        «Какая-то сумасшедшая ящерица! — подумал ёжик. — Несет околесицу. Такая начнёт кормить песком и будет говорить, что это пряники…»
        Новая знакомая хмыкнула:
        —Чепуха то, что ты стоишь сейчас и боишься!
        Она ударила хвостом и, закружившись, юркнула под землю.
        Серёжик покраснел. Он знал, что некоторые ящерицы умеют читать мысли.
        Ну и не говорила бы глупости!
        А то дверь растечётся, завтра станет вчера, а деревья куда-то улетят! Серёжик вздохнул и побежал на свет, который виднелся в конце длинного земляного коридора.
        Выглянул из норы: тихо, лишь незабудки колышутся от лёгкого ветерка. Серёжик осторожно выбрался наверх. Куда идти? Домой — нельзя: поймают. Папы, бабушек с дедушками, тёть и дядь у него нет. А ёжики, что носят зелёные кеды, не могут взять к себе ёжика в серых тапочках.
        В голове вертелись глупые стихи ящерицы. Вообще-то Серёжик плохо запоминал стихи, а эти, липучие, сами прицепились:
        Когда с листьев облетят деревья,
        Когда потечёт ручьями дверь,
        Кто спасает, сам найдет спасенье
        Вчера станет завтра. Верь не верь…
        Очень хотелось есть. С каким удовольствием Серёжик бы съел тот борщ, от которого вчера морщил нос!
        Он проверил карманы в надежде найти хотя бы крошечку хлеба. И с удивлением вытащил ключ. Тот засиял на солнце голубыми и красными лучами, и это было так чудесно, что Серёжик улыбнулся.
        Ах, до чего красивый ключ, весь в завитушках, и голова дракона на нём, как живая. Все зубы в пасти можно пересчитать. Но как странно пахнет. То ли рассолом, то ли кислой капустой…
        Он вдруг вспомнил, как принюхивался Крот!
        «Ты ничего не находил?» — зазвучал в ушах его вкрадчивый голос. Может, это ключ от норы Крота, а может, от тюрьмы, где он стережёт пленников, а может, от горы самого Дракона! Да, да! От той самой, похожей на птицу!
        И если открыть её, то, наверное, можно тихонечко-тихонечко увести маму? Только где эта гора…
        Серёжик спрятал ключ в карман и пошёл, как в давно прочитанной сказке, куда глаза глядят. Это было очень грустно. Он думал о том, что он маленький и никому не нужен, что царапины болят, и никто не пожалеет, а есть хотелось так, что съел бы всё что угодно.
        Серёжик погрыз кору — она была горькой. Пожевал и выплюнул листья: никакого вкуса.
        И вдруг за зарослями орешника разглядел красную черепицу!
        Дом! А в каждом доме есть что-то съедобное!!! Пока Серёжик продирался сквозь кусты, он даже вообразил, что это дом доброй Феи. Ведь в сказках всегда, если заплутаешь, появляется её домик! С вафельными ставнями, сахарными стенами и шоколадной дверью!
        Каково же было его разочарование, когда на крыше кривого из замшелых бревен дома он увидел табличку: «Продаётся». Окна заколочены, ступеньки поросли травой.
        Серёжик подошёл к двери и толкнул её. Может, внутри завалялась корка хлеба или пакетик зерна?
        Закрыто. Серёжик торопливо достал ключ. Он ничего не будет брать в чужом доме. Только проверит: нет ли на кухне крошек?
        Серёжик вставил ключ в замочную скважину, и тот вошёл так плавно, словно был сделан специально для этого замка!
        Но в эту самую секунду вдруг неизвестно откуда раздался грубый металлический голос.
        —Что самое главное? — спросил он.
        Серёжик кубарем полетел в кусты и замер. Он перепугался так, что у него зуб на зуб не попадал.
        Зажмурившись, ёжик просидел в орешнике больше часа. Тихо. Только жалобно кукует кукушка да ветер шелестит листьями.
        С опаской, оглядываясь, Серёжик на цыпочках подошел к крыльцу. Всё спокойно. Никого нет, и бояться нечего. Наверное, ему от голода чудится всякая чепуха. Но только ёжик попробовал открыть замок, как снова послышался страшный скрежет:
        —Что самое главное?
        Серёжик выхватил ключ и стремглав бросился в лес. Так быстро, что только пятки засверкали. Кто живёт в заколоченном домике?! Что самое главное?! Конечно, еда: пирожки, ватрушки, борщи и плюшки! Тот, кто стоял за дверью, знал это и хотел Серёжика съесть!
        Глава 6
        Бобрёнок
        Серёжик бежал, пока путь ему не преградила река. Около неё он отдышался и наконец выпил воды. Она была такой вкусной, что ёжик пил-пил и не мог остановиться.
        —Хватит плескаться, — вдруг сказал кто-то, — всю рыбу распугаешь.
        Серёжик обернулся. Под развесистой ивой сидел Бобрёнок с удочкой. На носу у него блестели круглые очки, на груди висел калькулятор. Но самое главное: ОН ЕЛ БУТЕРБРОД С СЫРОМ! А рядом, на газете лежал ЕЩЁ ОДИН! Серёжик вспомнил, как мама заставляла его есть сыр, и вздохнул.
        Сейчас бы он съел этот бутерброд вместе с газетой!
        Ёжик поздоровался и сел рядом.
        И тут Бобрёнок произнес очень хорошее слово, такое, о котором нельзя забывать. Он сказал:
        —Угощайся.
        С криком над ними пролетели птицы.
        —Слышишь? — посмотрел вверх Бобрёнок. — Кричат, что дракон маму у какого-то ежонка украл. Вот антинаучная чепуха!
        —Где? — удивился Серёжик.
        —Ну, трясогузки только что сойкам рассказывали.
        —Как?
        —Ты что, птичкологию не учишь? — открыл рот Бобрёнок. — Это ж наука!!!
        Серёжик смутился.
        —Трудная она.
        —Это поначалу, когда чириканье проходите, а когда карканье и кудахтанье, тогда легко.
        Бобрёнку и в голову не могло прийти, что ёжик не ходит в школу. Ведь он гулял по лесу один-одинёшенек!
        —А ты учил про дракона Ноэля? — тихо спросил Серёжик.
        —Только антинаучную сказку, как он проглотил принцессу вместе с каретой.
        —Вместе с каретой?!
        —Абсурд! — успокоил Бобрёнок. — Карета была полна мандаринов, принцесса ела их и кидалась корками. Это так надоело дракону, что он выплюнул её обратно. И потом ещё целый год мандариновой кожурой плевался. Ты разве не читал?
        Серёжик покачал головой.
        —А сказка на первой странице учебника… — нахмурился Бобрёнок. — Ты что, двоечник?
        Серёжик покраснел.
        —А я отличник! — поправил очки Бобрёнок. — Наука — самое главное! Про меня в «Лесной газете» писали! Я изобрёл самонадевающиеся носки!
        —Носки?
        —Ну да. Важнейшее изобретение! Не нужно наклоняться, натягивать носки самому. Это сберегает до двух-трёх минут ценного времени в день. А в год?
        —Что в год?
        —Я забыл, что ты двоечник, — кивнул Бобрёнок. — Пожалуй, приходи ко мне по вторникам, я тебе помогу. Будем заниматься. Я в два счёта докажу, что наука — самое главное!
        —А почему по вторникам?
        —В другие дни я собираю машину времени. И усовершенствую носки. Нужно, чтобы они ещё прибегали на свист. Потому что поиски носков обычно занимают до тридцати минут ценного времени в день. А в год?
        —Настоящую машину времени?!
        —Ну да! И настоящие носки.
        Серёжик с сомнением покачал головой.
        —По телевизору говорили, что даже пингвины не могут изобрести машину времени.
        —Ну и что? Я чертежи под ивой вырыл, старинные. Сам нашёл! А пингвины что под снегом найдут? Вечную мерзлоту?
        —Чертежи?
        —Ну да. Научные чертежи. Я пока что маленькую машину времени буду делать — пробный образец. Она действует просто…
        Размахивая лапами, Бобрёнок принялся объяснять.
        —Синхрофазотрон, вибрация, турбулентность… — так и сыпал он непонятными словами. Время от времени, считая что-то на калькуляторе, Бобрёнок выкрикивал такие числа, как «триллион пятьсот двадцать шесть».
        Серёжик слушал, открыв рот, и чувствовал себя ужасно глупым. Вдруг Бобрёнок воскликнул:
        —А вот это надо записать! — и бросился в лес. Удочку забыл, на Серёжика даже не оглянулся.
        И снова ёжик остался один. Темнота сгущалась, на небе блеснула первая звёздочка. Серёжик съел все крошки с газеты и принялся за листья ивы. Они были невкусными, но есть хотелось так сильно, что не будь ивы, Серёжик ел бы ракушки, лежащие у воды. Подул прохладный ветерок. Как будто насмехаясь, он принёс запах оладий со сметаной. Серёжик понюхал-понюхал и стремглав помчался туда, откуда так вкусно пахло!
        Совсем скоро он увидел избушку с освещёнными окнами. Подкравшись, Серёжик заглянул вовнутрь.
        Это был дом Бобрёнка. Он сидел под плетеным абажуром и, задумавшись, жевал оладушек, катая по столу какую-то непонятную штуку. Та искрила, дымила, но никто не обращал на это никакого внимания.
        —В сметану, в сметану макай! — ласково приговаривала Бобриха, стоявшая у печки.
        Она снимала со сковородки всё новые и новые оладьи. Бобёр плёл корзину, сидя в плюшевом кресле.
        От этой уютной картины, от запаха горячих оладий у Серёжика защипало в глазах. Совсем недавно и у него был тёплый и светлый дом… С оладьями и игрушками… Совсем недавно мама, сварив борщ, звала:
        —Серёжик!
        Серёжик вздрогнул. Ему показалось, что его и правда кто-то окликнул. Он навострил уши. В доме включили радио, и оно (вот удивительно!) выкрикивало его имя:
        —Повторяем! Внимание! Внимание! Внимание! Дошкольник в Лесу! Пропал ёжик Серёжик! Особые приметы: серые штаны, серая майка и серые тапочки. Рост маленький. Всем нашедшим просьба звонить в Приют на Синей Горе или милицию!
        —Я его видел! — встрепенулся Бобрёнок. — Ко мне подходил ежонок, не знающий птичкологию!
        Серёжик хотел удирать, но Бобёр сердито сказал:
        —Как же! Когда в школе про динозавров учили, ты находил их следы и даже помёт приносил в баночке! После фильма про инопланетян видел летающую тарелку! Надоело!
        —Но я, правда, видел! И майка серая! И про дракона не читал! Побежали искать, папа!
        —Ты сначала самонадевающиеся носки заставь сниматься. Третью неделю в них хожу!
        —Не работают? — удивился Бобрёнок.
        —Прекрасно работают! Только сниму, тут же надеваются снова!
        —Эх, папа! По инструкции их нужно намочить томатным соком!
        Бобрёнок присел и стал разглядывать папины носки, зажав нос лапой. Про Серёжика он забыл.
        Глава 7
        Пророчество Древней Книги
        Все звери слушают радио! В каждом дупле, в каждой норе, в каждом скворечнике!
        Серёжик устало прислонился к кадушке.
        Сейчас темно. Но утром его найдут!
        Особые приметы… Как от них избавиться? Серёжик огляделся и увидел одежду, сушившуюся на верёвке. Неужели он станет вором?! Мама говорила, что это самое страшное.
        Что страшнее: приют или воровство?
        И тут он вспомнил, как соседка брала у них на время стремянку, чтобы собирать кукурузу.
        «Возьму на время, — решил Серёжик. — А потом, когда найду маму, отдам».
        Верёвка высоко. Хорошо, что в доме ещё не выключили свет. Серёжик нашел пенёк, прикатил его, и вскарабкавшись, стащил первую попавшуюся футболку. Лапки его дрожали. Футболка была красного цвета, и от мысли, что он её наденет, по спине побежали мурашки.
        Под какой-то ёлкой он спрятал серую майку и, мучаясь, переоделся. Как стыдно даже на время брать что-то без спроса!
        Футболка длинная, почти до колен. «Как платье, — расстроился Серёжик. — Осталось бантик нацепить. Хорошо, что в темноте она кажется серой. Но утром, утром… Что сказала бы мама?»
        Серёжик сел на землю и заплакал.
        Голодный, в девчачьем наряде, среди чёрных стволов, колючих кустов, один в этом страшном лесу! Что может быть хуже? Но хуже оказалось очень скоро.
        —У-у-у-у-у! — закричал кто-то ужасным голосом. Сверкнули жёлтые глаза.
        Серёжик свернулся клубком, выставив иголки. Слезы лились теперь прямо на дрожащие пятки, в которые он уткнулся носом. Он представлял, как Бобрёнок ложится спать, а мама взбивает ему подушку. Как его мама! Как его мажуся когда-то! Он вспоминал свою кроватку: простыню с весёлыми самолётиками, мягкое атласное одеяльце. А подушка, набитая пушинками одуванчиков, была такой воздушной, что взлетала, если включить вентилятор!
        Серёжик всхлипнул.
        И тут же острые когти схватили его за спину и жуткое «У-у-у-у-у!» заголосило прямо над ухом.
        Ёжик почувствовал, что земля уплывает, и стал судорожно цепляться за неё лапками! Хоть одним коготочком ухватиться за кустик, травинку, ветку! Поздно!!!
        Через пару секунд он болтался в воздухе, как мешок. Сердце его куда-то упало, в животе стало холодно! «Мамочка!» — закричал Серёжик, отчаянно вырываясь. Лучше бы он жил в приюте, лучше бы ел сушёных червяков, ведь вот-вот съедят его самого!!!
        Он летел и, всхлипывая, прощался со своей маленькой жизнью.
        НЕУЖЕЛИ КОНЕЦ?!
        Но вот кто-то грозно зашипел, захлопал крыльями, и Серёжика положили на землю.
        Тут же он услышал писклявый голосок:
        —Не бойтесь! Откройтесь! Вы в полной безопасности! И я скажу для ясности, что мы Ваши друзья!
        Серёжик с опаской выпрямился и вытер слезы. Он стоял на поляне, освещённой гнилушками и фонарями, в которых ползали светлячки.
        Чудище с жёлтыми глазами, принесшее его, оказалось филином.
        Тесным кругом на траве, кустах и деревьях сидело множество птиц: воробьёв, малиновок голубей, соек, канареек, дроздов, соловьёв, трясогузок и таких, названий которых Серёжик не знал.
        Это стыдно, очень стыдно не знать тех, кто живет с тобой рядом. Но Серёжик ведь ещё не ходил в школу.
        В задних рядах, возвышаясь над всеми, неторопливо прохаживались аисты и журавли. Из каждого дупла, а было их здесь почему-то много, выглядывали совы. Отдельной стайкой держались домашние птицы: гуси, куры и индюки.
        Все они не сводили с него глаз, как будто чего-то ждали.
        Рядышком прыгал чижик в очках:
        —Я переводчик. Туда-сюда перевожу, себя для дела не щажу! — щебетал он хвастливо. — От имени всех птиц приветствую Вас на Большом птичьем собрании!
        При этих словах птицы захлопали крыльями, зачирикали, загоготали и закудахтали. Какой-то ремез даже выпал из своего гнезда-варежки.
        Серёжик закрыл лапами уши. Но вдруг всё стихло.
        В центр вышла огромная серая Ворона. При виде её птицы склонили головы. Ах, до чего она была хороша! На крыльях светилась кружевная накидка, сплетённая самыми искусными пауками. На ножках искрились золотые браслеты, а на макушке сияла шапочка из драгоценных камней.
        Ворона, поклонившись, что-то прокаркала.
        —Фрейлина Королевы птиц выражает Вам своё восхищение! — перевел Чижик. — Вы прекрасны, как солнечный луч и соловьиное пение!
        Серёжик представил, какой он смешной: в длинной футболке, с мусором на иголках… Ворона молчала, ожидая ответа. Птицы, понимающие все языки на свете, тоже.
        —Я тоже выражаю всякое… — опустив голову, промямлил он. Кто знает, что говорить в таких случаях?
        Ворона вновь закаркала.
        —Мы взволнованы Вашим решением идти к дракону! Когда-то он хотел извести весь птичий род. Сжигал огнём гнёзда, давил яйца, клевал птенцов! Одним словом, и это ужасно: сиротил матерей и отцов! — торжественно перевёл Чижик.
        Птицы заволновались, защебетали, подпрыгивая, взлетая и опускаясь.
        «Почему они решили, что я туда иду?» — удивился Серёжик.
        —Если Вы накликаете гнев Дракона, он вновь вернётся в Дальний лес и первыми уничтожит нас, птиц! Смерть и разрушение придут в дома птичьи! Царство пернатых утратит свое величье!
        Птицы раскричались, как будто заспорили.
        —Что они говорят? — спросил Серёжик.
        —О! Они просят даровать им жизнь! Им и маленьким желторотым птенчикам! Повернуть! Не продолжать путь! Вот о чём просит народ: ни шагу, ни шагу вперёд! Не идти, не идти к Дракону!
        Серёжик вздохнул:
        —А я и не знаю, куда мне идти. Вернусь — заберут в приют…
        —Слышали… — махнул крылом Чижик, словно речь шла о пустяке. — И в приюте живут! Что — приют? Там не кусают, не бьют, там красота и уют…
        Неизвестно сколько бы ещё Чижик сочинял стихи, но тут на поляну легла большущая тень. Огромный орёл опустился рядом с Серёжиком, задев его крылом. В клюве он держал какой-то ящичек и наушники.
        —Гэйдл! — воскликнул Чижик и упал в обморок.
        Орёл подсоединил наушники к ящику и протянул их Серёжику.
        Тот надел, и случилось чудо! Он стал понимать язык птиц!
        —Это электронный переводчик, — объяснил Гэйдл. — Теперь ты услышишь, что говорят все, а не только Чижик — королевский подлиза.
        —Иди к Дракону! — кричали одни птицы.
        —Не иди к Дракону! — требовали другие.
        Гэйдл поднял крыло, и все замолчали.
        —Я принёс Древнюю Книгу! — воскликнул он. — Семьсот лет она лежала в каменном саркофаге на вершине Мудрой горы! Я принёс ее, чтобы напомнить предсказание, о котором вы спорили шёпотом! Предсказание о великом спасителе птиц!
        —Это сказки! Антинаучная чепуха! — закричал, совсем как Бобрёнок, какой-то щегол.
        Гэйдл взмахнул крылом, и двое орлят подтащили сумку, сплетённую из золотого бисера. Сразу разошлись тучи, на небе засияла луна. В её блеске засверкала, переливаясь, обложка Древней Книги, вся усеянная гранёными изумрудами.
        Ворона каркнула:
        —Не кр-надо!!!
        Но Гэйдл уже открыл Книгу. Он переворачивал страницы, и каждая из них светилась своим цветом.
        Одна страница освещала поляну голубым сиянием, другая красным, третья жёлтым. Тут была вся небесная радуга.
        —И исчезнет Драконий род! — стал читать Гэйдл, отыскав нужную главу. — Навсегда сотрётся память об огнедышащем чудище! Ибо придёт на землю смельчак в игольчатой броне с Великим Ключом и Серебряной шпагой. Ростом он будет мал, но велик своими делами. Ибо сердце его не знает страха, а рука — трепета. Ибо, встречая опасности, хвост его не дрожит и глаз не жмурится! Ведая птичий язык, как сама птица, сокрушит он колдовство в час, когда с листьев облетят деревья! И содрогнётся земля! И согнутся все птичьи шеи перед его величием!
        Орёл закончил. Над поляной повисла звенящая тишина, все затаили дыхание. Серёжик икнул.
        И тут птицы подняли такой гвалт, что над ними заколыхались ветки, и, как перед бурей, зашумела листва.
        —Это не о нём! — кричало большинство птиц. — Это просто маленький ёжик!
        —Он боится всего! Даже собственной тени! — щебетали сойки. — Мы летели за ним всю дорогу!
        —Мы жили около его дома! — чирикали воробьи. — Это трус, который убегает от пауков!
        Серёжик готов был провалиться сквозь землю. Он стал красным, как футболка, взятая взаймы. Конечно, в Книге написано не о нём. Но зачем дразниться?!
        Он всхлипнул и бросился в кусты.
        —Стой! — Гэйдл крылом преградил путь. — Покажи, что у тебя в кармане.
        Серёжик, насупившись, вытащил ключ. Тот засиял, как Древняя Книга, искрящейся разноцветной радугой.
        —Ах!!! — пронеслось по рядам. И все птицы, большие и маленькие, упали ниц, спрятав головы в перья.
        Серёжик заволновался.
        —Это не мой ключ! Его Крот потерял!
        —Такой ключ просто так не теряется, — объяснил Гэйдл, — и просто так не находится.
        —Но у меня нет серебряной шпаги! И я не хочу убивать Дракона! Я только маму назад хочу! — оправдывался Серёжик.
        —Если есть Ключ, будет и Шпага, — успокоил его Гэйдл.
        —А смелое сердце?! — в отчаянии закричал Серёжик непонятливым птицам. — Где я его возьму?!
        —Ты ничего не знаешь о своём сердце, — ответил Гэйдл.
        Глава 8
        В Королевском Дворце
        Ворона засуетилась и, сняв перед Серёжиком шапочку, стала ею размахивать:
        —От имени её Величества приглашаю Вас погостить в Королевском дворце! Отдохнёте, а потом уж к Дракону.
        Серёжик посмотрел на Гэйдла.
        —Что ж, можно и погостить, — строго ответил тот. — Уж очень ты замученный. И еды тебе на дорогу дадут.
        При слове «еда» Серёжик повеселел.
        —Только вот что… — Гэйдл прищурился. — Переводчик носи с собой. Пусть к нему ремень приделают, понял?
        —Собрание закончено! — поспешно провозгласила Ворона. — Попутного ветра!
        Птицы с шумом поднялись в воздух, и на поляне стало темно. Унесли фонари, погасили гнилушки.
        Гэйдл пожал своим огромным крылом лапку Серёжика и взмыл в небо, унося в золотой сумке Древнюю Книгу.
        Ворона, оглядевшись по сторонам, призывно каркнула.
        Тут же подлетел чёрный гусь, такой чёрный, что его и разглядеть было нельзя, если бы не блеск перламутровой короны, пришитой к фуражке. Он подставил Серёжику шею, и они полетели.
        Непонятно, как птицы среди кромешной тьмы находят путь. Серёжик силился разглядеть внизу лес, дома, дороги, но ничего не видел. Косматые тучи затянули небо, спрятав луну и звёзды. Всюду: вверху, внизу, слева и справа — была чёрная ночь. Чёрная, как сажа, чёрная, как уголь, чёрная, как смола.
        Но вот гусь пошёл на снижение, и у Серёжика захватило дух! Сердце куда-то ухнуло, стало страшно и… весело!
        Показались огни Королевского дворца. На его высоких шпилях развевались флаги, на башнях висело множество разноцветных шаров.
        —У вас праздник? — спросил Серёжик.
        —У нас всегда праздник, — равнодушно ответил гусь.
        О, как обрадовали Серёжика эти слова!
        Вечный праздник! Разве вы сами не мечтали о нём, снимая игрушки с ёлки или укладываясь спать после весёлого дня рождения? Серёжик захлопал в ладоши и чуть не упал на радостях.
        —Ура!!! — закричал он.
        Гусь хмыкнул и приземлился перед ступенями, ведущими в замок.
        Тут же подлетели голуби с электрическими фонариками в клювах.
        —Слуги отведут Вас в комнату для гостей, — пояснила Ворона. — А Её величество Королева предстанут перед Вами завтра. Они почивают.
        Серёжик не знал, что такое «почивают» и решил, что Королева ест. Он всё время думал о еде и еле удержался, чтобы сразу не попросить кусочек хлеба.
        По мраморной лестнице, над которой сияла разноцветная гирлянда, Серёжик поднялся во дворец. Всюду были малахитовые колонны, украшенные золотыми вензелями «КЛ». На стенах мерцали драгоценными камнями причудливые цветы.
        Голуби обступили Серёжика и, важно ступая, повели длинными коридорами, каждый из которых был краше предыдущего. Ёжик шёл, открыв рот. Лучшие художники трудились, расписывая эти стены. И вышедшие из-под их кисти лепестки, казалось, трепетали от ветра, а бабочки и стрекозы готовы были вот-вот взлететь.
        У одной из стен голуби остановились.
        —Это комната для гостей, — пояснил главный голубь с алой ленточкой на лапке.
        —Я буду жить в коридоре? — удивился Серёжик.
        —Ну что Вы! Посмотрите вверх.
        Серёжик поднял голову. Под потолком была круглая дыра, как в скворечнике.
        —Как же я туда заберусь?
        Главный голубь нажал клювом какую-то кнопку, тут же спустилась блестящая веревочная лесенка. Веревки её были сплетены из серебряных нитей, а ступеньки красного дерева усыпаны золотыми монетками.
        Серёжик быстро вскарабкался наверх.
        Комната оказалось чудесной! Стены обиты розовым шёлком, а в центре — круглая кровать с балдахином. Под потолком на жемчужных бусах висели стеклянные жёрдочки. Всюду в изящных рамах красовались картины, изображавшие птиц. На полу тут и там стояли горшки с розами. То ли от их аромата, то ли от голода у Серёжика закружилась голова.
        —Чего изволите? — почтительно склонились голуби.
        —Ужинать! — ответил Серёжик.
        Голуби кивнули и улетели.
        Серёжик поднял голову и увидел, что потолок над ним зеркальный. Он лёг и стал любоваться тем, что отражалось в зеркалах. В них всё было ещё великолепнее.
        Вот какая он важная птица! Сама Королева пригласила его во дворец! Все говорят ему «Вы», как взрослому! Слышали бы зверята с Самолётной улицы! И ничего, что футболка почти до пят, а в иголках увязло столько листьев, щепок и сора, что Серёжик похож на грязный веник.
        Увидев в зеркале низкий стол, ёжик подкатился к нему и сел в ожидании. Прямо на ковёр. Он был не травяной, как дома, а шерстяной. Мягкий, пушистый, с вышитыми гладиолусами.
        В ту же секунду вернулись голуби, державшие в клювах маленькие серебряные тарелочки.
        Серёжик подпрыгнул! Ну наконец!!! Еще недавно он мечтал об оладьях, а теперь отведает настоящей королевской еды!
        Одну за другой тарелки опустили на стол. О, ужас!
        В одной извивались червяки, в другой шевелилась полудохлая моль, в третьей вверх лапками лежали тараканы.
        Серёжик отскочил.
        —Я такое не ем!
        Голуби переглянулись.
        —Может быть, сладких бабочек? Стрекозиных крылышек?
        —Нет! А у вас есть мороженое, пирожные или конфеты?
        —Ну разумеется! Мороженое из пиявок, пирожные из тли, конфеты из гусениц!
        Серёжик испугался. Вдруг и здесь придётся голодать?!
        —А овсяная каша? — с надеждой спросил он.
        —Сварим, — поклонились голуби.
        —Только без тараканов!
        Птицы удивлённо переглянулись и улетели. Через десять минут Серёжик ел самую нелюбимую свою кашу. Но, странное дело, теперь она казалась необыкновенно вкусной!
        Он даже добавки попросил, а доев, вылизал тарелку.
        После ужина голуби опустили через дыру в стене две ванны. Они съехали вниз на специальных тросах. Одна была с пеной, резиновыми игрушками и водяными пистолетами, а другая — с чистой водой. Искупавшись, Серёжик надел длиннющую ночную рубашку с вышитыми бабочками и, путаясь в ней, залез в кровать. Вместо матраса там лежали белые птичьи пёрышки. Простыни, подушки и одеяла не было! Серёжик зарылся в перья и уснул.
        Ему снился ключ. Он качался на стеклянной жёрдочке и веселился: пел, свистел и мяукал.
        Глава 9
        Праздник каждый день
        И потекла жизнь в Королевском дворце.
        Да, тут царил вечный праздник! Каждое утро начиналось торжественным парадом разнаряженных павлинов! Они шли, высоко поднимая лапы, покачивая яркими хвостами, и держали равнение на Королеву.
        Королева Лебедь, одетая в белые шелка, расшитые золотом, махала им крылом.
        В это время канарейки и соловьи пели Гимн всех птиц:
        Встаём на заре и крылья расправив,
        Песнею солнце и землю восславим!
        Затем в небо выпускались сотни шаров, и за ними по команде вылетали королевские слуги. Тот, кто смог поймать больше шаров, получал право целый день носить мантию за Королевой.
        После соревнований она и её приближенные устремлялись в театр и смотрели представления. На них птицы танцевали, пели, прыгали через верёвочку и даже пролетали сквозь горящее кольцо. Был здесь и дрессированный кот, который делал вид, что ловит зрителей. Королева и свита с криками летали по залу, а кот лениво бегал, понарошку пытаясь схватить их за хвост. На самом деле он до отвала ел сметану и охотиться давно разучился.
        Затем, уставшие, все шли обедать в огромную столовую, украшенную лилиями и хризантемами, любимыми цветами Королевы. Обед подавали на золотых блюдах. Правда, по ним всегда что-то ползало, но что поделаешь, если птицы так любят насекомых!
        После все отправлялись в опочивальни и спали либо смотрели телевизор до самого ужина.
        Когда он заканчивался, в Королевском парке включали карусели, огромное колесо обозрения и «поросячьи горки» — удивительную дорогу с крутыми спусками и подъёмами, по которой на огромной скорости носились чудесные, мигающие веселыми лампочками машинки.
        В это время все птицы, служившие во дворце, должны были бросать работу и слетаться петь.
        Пели они и на танцах, которые начинались, когда в небе появлялась первая звёздочка.
        Когда же становилось совсем темно, вверх взлетали тысячи фейерверков. Они полыхали огненными цветами, вспыхивали сияющими искрами, рассыпались золотым дождём, и все птицы, ахая, хором славили Королеву Лебедь.
        Затем приезжал индюк, единственный королевский водитель, и отвозил Королеву и фрейлину Ворону во дворец. Автомобиль его работал на батарейках, но выглядел как настоящий: белые кожаные кресла, колёса на пухлых шинах, фары с дальним и ближним светом!
        Королева уезжала, но разноцветные гирлянды, развешанные на деревьях, мигали до самого утра.
        Серёжик был в восторге от такой жизни! Никогда, никогда он ещё так не веселился!
        Кроме того, из леса пригласили повара, специалиста по детскому питанию. Им оказалась полная мышь в белом колпаке. Она готовила всё, что заказывал Серёжик. Теперь он даже ананасы ел, запивая коктейлями.
        Королева Лебедь не чаяла в ёжике души. Она разрешала ему, оседлав гуся, ловить утренние шары. И как-то Серёжик три дня подряд носил за ней шелковую мантию!
        Да и сам он теперь был одет, как принц.
        Серёжику сшили сорок пять костюмов! И джинсовые, и вельветовые, и бархатные. С перламутровыми, хрустальными и золотыми пуговицами.
        Пять лучших королевских портных трудилось над его нарядами день и ночь.
        Красная футболка Бобрёнка была спрятана в шкаф. Серые штанишки выброшены.
        Часами Серёжик крутился перед зеркалом и корчил рожи, представляя, что выступает по телевизору.
        А какой чудесный был здесь телевизор! Большущий, во всю стену. Серёжик смотрел все передачи подряд. А когда надоедало, носился верхом на гусе над дворцовыми крышами. Проверял, хорошо ли моют их синицы, трущие черепицу тряпками.
        Индюк позволял кататься на автомобиле сколько вздумается. Серёжик разъезжал, бибикая, и по аллеям парка, и по дворцовым коридорам. Если он пачкал блестящие белые полы, их тут же вытирали голуби.
        На каруселях Серёжик крутился часами. Фейерверк смотрел, лёжа на бархатной кушетке, которую специально для него выносили в парк.
        К концу дня, уставший, он еле доползал до кровати. И перед сном думал лишь о том, какое на завтра заказать пирожное — ореховое или клубничное?
        Одно было плохо. Во дворец не привозили мандарины. У Королевы от их запаха начиналась мигрень. Но стоит ли горевать из-за мандаринов?
        Случались и странности. Почти каждый день пропадал ключ. И каждый вечер Серёжик, удивляясь, находил его в кармане снова. Задуматься над этим не хватало то сил, то времени.
        Почему-то сломался переводчик, который дал Гэйдл. Ворона отнесла его в починку.
        Теперь за Серёжиком ходил Чижик и объяснял, кто что говорит.
        А говорили все одинаково:
        —Не ходи к Дракону, а то пропадёшь. Вот подрастёшь, тогда пойдёшь.
        Серёжику и самому не хотелось голодать, бояться и прятаться.
        Он развлекался, веселился и научился по-птичьи говорить голубям «быстрее», «спасибо» и «ещё».
        Про маму Серёжик старался не думать. А если вспоминал, то утешался так: «Как порадовалась бы мамочка, что я живу тут, а не в приюте!»
        Глава 10
        Что задумала Королева
        Дни проходили за днями. Кружились, как вентилятор, недели. И скоро сумерки стали прохладными, на деревьях пожелтели листья, зарядил мелкий дождик.
        Карусели уже не включали, фейерверки были забыты. Никто не выпускал шары в мокрое небо. Бегать от дрессированного кота становилось всё скучнее. Автомобиль и тот надоел.
        Королева затеяла маскарады, балы, карнавалы. Птицы еле успевали переодеваться. Портные шили для них всё новые и новые платья, трудясь без сна и отдыха.
        И стало Серёжику скучно. Всё чаще он вспоминал свой дом, игрушки и книжки. Всё чаще беспокоился о не политых мандариновых семечках. Всё дольше валялся на перьевой кровати и вздыхал.
        Никто его не любил, как мама. И никого он не любил, как маму.
        Королева Лебедь улыбалась, но никогда не обнимала Серёжика, боясь уколоть свои нежные крылья.
        И вообще всё здесь было чужое. Маленький домик на холме, с травяным ковром и пеньками вместо кресел, стал сниться Серёжику каждую ночь. Он ещё не знал, что тесная норка, в которой прошло детство, милее самого роскошного дворца.
        А мама не снилась никогда, и по утрам, дожидаясь завтрака, Серёжик тихонько и ласково шептал, сидя в кровати: «Мажуся»…
        Давным-давно, так давно, что это казалось сказкой, мама отвечала ему: «Сержуся», и это было смешно, потому что мама никогда-никогда не сердилась.
        Мама, мама, мамочка! Видит ли она, как вечерами небо становится малиновым? Слышит ли птиц? Сыта или ест жёсткие листья ивы, как когда-то Серёжик?
        Электронный переводчик так и не починился. Стоило спросить Королеву о Драконе — Чижик всегда переводил примерно одинаково:
        —Дракон не крот — под землю не уйдёт.
        —Дракон не птица — в небеса не умчится.
        —Дракон не бегемот — в речку не нырнёт.
        Хорошо, что старый голубь Тим, работающий на кухне, согласился выучить Серёжика птичкологии.
        Это оказалось очень интересно, хотя и трудно. Правду сказал Бобрёнок, самым сложным было чириканье.
        «Чик-Чирик» значило «привет», но «ЧиРк-Чирик» переводилось длинно: «Жили у бабуси два веселых гуся», Серёжик поначалу думал, что «Чик-Чирк-Чирик» будет значить: «Привет, бабушка и гуси!», а оказалось: «До свидания, дедушка и утки!»
        Тим терпеливо объяснял, что к чему, рисовал в тетради сто десять птичьих букв, похожих на червячков. Но когда Серёжик чирикал, то вместо: «Петух скакал к сороке» у него получалось: «Сорок скакалок кукарекают».
        Учились они, как правило, вечерами, когда птицы прыгали на балу.
        Тим повторял, оглядываясь:
        —Не все хотят, чтобы ты понимал по-птичьи.
        —Почему? Почему? — шёпотом допытывался Серёжик.
        Старый голубь только вздыхал.
        Лишь когда ёжику сшили пятнадцать карнавальных костюмов, когда он научился плясать глупый танец «Клювики-лапки» и стал читать по слогам, он наконец разобрался, что к чему.
        В тот день Серёжик сидел у красных перепончатых лап Королевы и рисовал картинки.
        Фрейлина Ворона докладывала, сколько яиц снесли трясогузки, малиновки, совы и другие птицы, и тут же подсчитывала прирост населения.
        Серёжик радовался, что птиц в лесах становится больше, и думал, что все радуются вместе с ним.
        Но Королева, сузив глаза, прошипела:
        —Ш-ш-ш! Мне надоело! Почему нельзя украсть ключ у этого недотёпы? Я ж-ж-жду слиш-ш-шком долго!
        Ворона стала кланяться:
        —Крадем, могущественная Королева! Каждый день крадем! Ключ исчезает и опять оказывается у ёжика!
        —Заприте этот ключ в ящик, закуйте в тяжёлые цепи, закопайте, в конце концов!!! — взмахнула крылом Королева.
        —Запирали, заковывали, закапывали… — оправдывалась Ворона, наклоняясь всё ниже и стуча клювом о пол. — Он возвращается к хозяину.
        —Да не нужен ключ ежу!!! Ключ нужен мне! С ним я стану Царицей Мира!
        —Подождите ещё немного, о драгоценнейшая, — заискивающе протянула Ворона. — Со дня на день приедет колдун Фьоро, он что-нибудь придумает.
        —Со дня на день! — вскричала Королева. — Этот Фьоро должен был приехать позавчера!!!
        —Его ишак подвернул ногу.
        —Но почему, почему самый главный колдун плетётся на ишаке? У него что, нет машины?
        —Ишак тоже немного колдун, — объяснила Ворона.
        —Что ты несёшь! Как ишак может быть колдуном? Пошла прочь!
        Ворона, опустив голову, улетела. Серёжик посмотрел на Королеву.
        —Ты смотришь так, как будто всё понимаешь, — выдохнула она со злостью. — Всё равно ключ будет мой!
        Серёжик сделал самый глупый вид, на который бы способен. Он ещё немножко порисовал картинки, а потом, подпрыгивая и распевая весёлое «ля-ля-ля!», убежал в свою комнату. Там он упал на ковер и разревелся.
        Вот она, жизнь, как в телевизоре: ананасы, разноцветные костюмчики и карусели!
        Если ключ украдут, Серёжик никогда не спасет маму!
        Бежать?! Бежать! Бежать… Но как, если стены вокруг дворца высокие, а дверей в них совсем нет? Да-да! Совсем! Ни дыр, ни щелей — ничего, куда можно было бы проскользнуть.
        Всё необходимое доставляется во дворец по воздуху…
        Серёжик каждый день наблюдал, как гуси парами, зажав в клювах палки с привязанными мешками, тяжело перелетают через каменную ограду.
        Она высокая — не перелезть! Да и смазана чем-то скользким. Серёжик как-то за обедом спас гусеницу, упавшую с тарелки, и потом больше часа пытался усадить её на стену. За ней были лес и свобода, но несчастная гусеница всё время скатывалась вниз.
        Серёжику вдруг стала противна розовая комната с зеркальным потолком, и он выбежал в парк. Вот карусель. Как она надоела! Какое глупое занятие — кружиться целыми днями! Голова становится пустой, мысли вылетают и не возвращаются.
        А он любил поначалу эти аттракционы… И качели, и «поросячьи горки», и огромное колесо обозрения…
        Серёжик хлопнул себя по лбу! Как птицы принесли сюда это огромное колесо?! Такие большущие железяки им не под силу! Такие большущие железяки только динозавры могли бы поднять. Да и то не все.
        Серёжик задумался: птеродактиль и не поднял бы. А тиранозавр и диплодок запросто!
        Но динозавры водятся только в книжках — значит…
        Значит, где-то в стене есть дверь… Хорошо спрятанная, замаскированная дверь! И её нужно найти!
        Серёжик побежал на кухню.
        —Тим, Тим! — зашептал он на птичьем языке. — Ты так долго служишь! Скажи, где дверь в стене?
        Голубь покачал головой.
        —Никто не знает этого, кроме Королевы и фрейлины. Да и они ею не пользуются, дверь открывают раз в 100 лет.
        —Что ж, я в ловушке?
        —Ты в гостях, — подумав, ответил Тим, — в гостях, из которых нельзя уйти.
        Глава 11
        Что самое главное?
        Серёжик помчался к королевской стене. Она была выше деревьев, выше дворца. Крепкая, кирпич к кирпичу, с острыми зубцами, на которые запрещалось садиться птицам из леса, стена казалась неприступной.
        Серёжик обошел её всю, но не нашёл ничего похожего на дверь. Может быть, вверху? Он стал рассматривать стену, задрав голову, и ходил так до самого вечера, пугая Чижика.
        Тот прыгал по пятам и спрашивал:
        —Королева тревожится, отчего у Вас кислая рожица?
        И улетел только, когда раздались фанфары, созывающие на бал.
        Темнело. Вверху пронеслось что-то черное. Серёжик засмотрелся, не сбавляя шаг, и вдруг споткнулся о большущий камень. Кубарем полетел в траву и почти у земли разглядел замочную скважину. Двери не было!!! Замочная скважина была просто вставлена в кирпичи. Серёжик лёг на живот и поднес ключ к замку. Он был маловат. Но, как по волшебству, ключ сжался и плавно вошел в отверстие. Чудеса!!!
        Тут же раздался знакомый металлический голос:
        —Что самое главное?
        Невероятно, но это проскрипел сам ключ!!! Серёжик слышал собственными ушами!
        —Что самое главное? — глухо повторил ключ.
        —Я! — чуть-чуть подумав, прошептал Серёжик.
        Мама всегда говорила: «Ты самое главное, что у меня есть!»
        Ключ покрылся инеем. Серёжик опасливо дотронулся, хотел повернуть, но тот отчеканил снова:
        —Что самое главное?
        Серёжик вспомнил, как ел листья ивы.
        —Еда!
        Ключ покрылся инеем гуще.
        Серёжик повторил слова Бобрёнка:
        —Наука — вот что самое главное!
        Инея стало так много, что ключ засеребрился.
        —Мандарины! Телевизор! — заторопился Серёжик.
        Ключ стал снежным, а потом на глазах — ледяным. И перестал задавать вопросы.
        Серёжик, выхватив его, помчался на кухню. Тим дремал, прижавшись к теплой печке. Ежик тихонько дернул голубя за крыло:
        —Тим, миленький! Скажи, что самое главное?
        —Отдых, — ответил уставший голубь. — Я перечистил сегодня ведро семечек. А потом складывал в мешки шелуху и разный мусор. Рано утром гуси унесут мешки на свалку. Я торопился, работал, не поднимая клюва! Самое главное — это отдых.
        Серёжик, обрадовавшись, вновь побежал к замку.
        Оттаявший ключ снова в него вошел и снова спросил про самое главное.
        —Отдых! — радостно выпалил Серёжик, уверенный в своей правоте.
        Ключ стал холодным от изморози.
        —Опять не так?! Мне мудрый Тим сказал!
        —Что самое главное? — повторил ключ равнодушно.
        Серёжик прислонился к стене и вздохнул. Не откроет этот ключ ничего. Ни эту дверь, ни дверь к Дракону. Ключу нужно, чтобы ёжик знал самое главное. У кого бы узнать? Только у Гэйдла. Он откроет Древнюю книгу и скажет. Но где искать его и как убежать из дворца?
        А если Серёжик не найдет орла, как он спасет маму? Маму… Как же он сразу не догадался?!
        —Мама! — радостно прошептал Серёжик.
        Ключ засиял, заискрился и… оттаял.
        Серёжик повернул его один раз. Стена не открылась.
        —Что самое главное? — снова поинтересовался ключ.
        Чего только не перечислял Серёжик, чтобы повернуть его дальше:
        —Железная дорога, фейерверк, пирожное, чистый хвостик, солнце…
        Всё напрасно!
        Сгустились сумерки, давно заледенел ключ, а Серёжик всё сидел у замочной скважины.
        Неужели он никогда не выберется отсюда?
        Где-то вдалеке послышался ослиный крик.
        Колдун Фьоро на своем ишаке!!!
        Серёжик кинулся к дворцу. Чижик бродил по коридорам, выключая разноцветные гирлянды.
        —Спать, спать! Сейчас же в кровать! — прикрикнул он.
        Маленький, в треснутых очках, Чижик командовал, как большой.
        Все во дворце забыли, кому кланялись птицы на птичьем собрании. Все забыли, что написано в Древней Книге. Только и думают, как стащить ключ.
        Серёжик добрался до постели и зарылся в перья. Он еле сдерживался, чтобы не зареветь.
        «А почему птицы должны кланяться? — думал ёжик. — Разве я дошёл до Дракона? Разве спас маму? Я лишь кружился на карусели, развлекался и лопал пирожные!»
        И вдруг у самого уха кто-то громко сказал: «На рассвете гуси будут выносить мусор!»
        Серёжик так и подпрыгнул! Он включил свет и обежал всю комнату. Никого нет! Кто это? А голос такой знакомый, он слышал его миллион раз… Таинственный, странный голос… Задумавшись, Серёжик ещё раз повторил сказанное:
        —На рассвете гуси будут выносить мусор!
        Вот это да! Уже завтра он сможет быть на свободе!!! Нужно только пробраться на кухню и спрятаться в мусорном мешке!
        Серёжик достал футболку Бобрёнка (ничего ему не нужно от Королевы!), вспомнил о выброшенных серых штанишках и покраснел. Он сам отнес их в мусорный бак, нарядившись в кружевной костюмчик…
        Ах, сколько нарядов… Лежат аккуратными стопочками свитера и майки. Жёлтые, красные, фиолетовые… Висят курточки и рубашки — зелёные, белые, синие. Но что это серое на нижней полке? Не веря своим глазам, Серёжик вытащил серые штанишки! Те самые! С пуговицей от маминого пальто! Как они тут оказались? Грязные, в траве и катышках репейника, с дырой на коленке… Чудеса… Он хорошо помнил, как штаны падали на картофельные очистки… Кто их притащил сюда снова?! Ёжику стало жутко. Он с опаской еще раз оглядел штанишки… Не заколдованные? Нет, самые обычные штаны…
        Торопливо переодевшись, Серёжик забрался на подоконник. Страшно! Везде темно, будто кто-то пролил густую черную краску. Ни луны, ни звёзд! Как в ту ночь, когда Серёжик сюда прилетел.
        По водопроводной трубе он спустился на знакомую лужайку. И остановился. Как холодно! Бр-р… И ничего не видно. Даже куст черемухи растворился в темноте, даже лавочка, на которой любила сиживать Ворона.
        —Динь-дон! Динь-дон! — зазвенел колокол на дворцовых часах.
        «Всё как обычно, — успокоил себя Серёжик. — Если темно, то это ведь ерунда… Может я, и правда, тот самый… В игольчатой броне… И глаз мой не жмурится и хвост не дрожит…»
        Он шёл и упрямо повторял себе это, шёл и повторял. Но всё у него дрожало: и лапки, и ушки, и хвостик. Даже иголки на спине и те шевелились от страха.
        «Тут должен быть столб с поилкой для голубей», — думал он и — бумс! — налетал на столб.
        Вспоминал про дерево — стукался о дерево. Раз пять падал, даже натолкнулся на будку со спящим гусём-часовым, хотя помнил, что будка рядом, и очень хотел её обойти.
        Но как ни трудно ходить в темноте, Серёжик всё-таки добрался до домика кухни.
        Осторожно приоткрыл дверь и позвал:
        —Тим!
        Старый голубь, кряхтя, подлетел.
        —Я тебе на дорогу лепёшек собрал, — протянул он котомку, — держи.
        —Откуда же ты знал, что я убегу? — удивился Серёжик.
        —Ты же сам мне сказал, — ещё больше удивился Тим.
        —Я?
        Голубь только покачал головой.
        —Некогда шутить. Тебя будут бросать с высоты, но ты не бойся. В твоём мешке лишь перья. Он лёгкий. Будешь падать — свернись в клубок, — он вздохнул. — Не забывай учёбу — каждый день говори по-птичьи.
        —С кем?
        —Хоть сам с собой.
        Тим выбрал мешок побольше, помог ёжику залезть и клювом завязал узел.
        —Дырки я сделал — не задохнёшься. Как упадёшь, сразу не вылезай, жди, когда улетят мусорщики…
        Договорить он не успел, в комнату ввалились гуси.
        Они громко гоготали, хлопая крыльями. Ещё недавно Серёжик услышал бы только «Га-га-га!», но теперь он понимал, что птицы пересчитывают мешки.
        —Один, два, три, четыре, пять…
        Через дырку Серёжик разглядел, что гусей двое. Они нанизали мешки на длинную палку, взяли её в клювы, один справа, другой слева, и рванулись ввысь.
        Вокруг царила та же темень. Серёжик не видел, как высоко они поднялись. Мешок раскачивался, и от мысли, что он вот-вот рухнет, замирало сердце.
        Гуси летели молча. Было холодно и сыро. Серёжик дрожал, сам не зная отчего: то ли от страха, то ли от того, что продрог, то ли от того и другого вместе. Он свернулся в клубок и зарылся в перья поглубже.
        От непрерывной качки Серёжика тошнило, он уже думал только об одном: пусть его поскорее сбросят!
        И вот наконец мешок накренился, скользнул вниз и… О!!! Как страшно падать! Ой-ой-ой! Мелькнула глупая мысль: «Я как птица!» и…
        «Шмяк!» — брякнулся он о землю. Перья смягчили удар — было почти не больно. Серёжик с благодарностью подумал о старом Тиме и замер. В щелку ему не было видно, улетели гуси или нет. Уставший от переживаний этой ночи, измученный полётом, Серёжик заснул.
        И не слышал, как приехал грузовик с жёлтыми листьями, как вывалил их прямо на мешок с ёжиком, упавший чуть дальше других.
        Не слышал, как вернулись гуси, посланные Королевой, как летали они вокруг свалки и разгребали клювами мусор.
        Не видел, как заглядывали они во все дупла, под каждый кустик, как приказывали лесным птицам искать неблагодарного беглеца.
        Серёжик безмятежно спал, заваленный сухими листьями. И снился ему дом с круглыми окошками, грибами в горшках и фыркающим деревянным ёжиком. Только почему-то по комнатам летали серебряные шпаги! Они взмахивали крылышками и спрашивали: «Что самое главное? Что самое главное? Что самое главное?»
        Глава 12
        Никто не выдаст
        Серёжик проснулся только к вечеру. С трудом выкарабкался из мусорной кучи и огляделся. Садилось солнце. Деревья с жёлтыми, красными, оранжевыми листьями стали ещё краше, купаясь в огненных лучах заката. Сверкали расплавленным золотом паутинки на тех ветвях, с которых уже облетели листья. Да, были и такие. Как изменился лес с того дня, когда Серёжик был здесь последний раз! Осень разукрасила всё вокруг ярким разноцветьем, а Серёжику было грустно. Грустно и холодно.
        Как много времени потерял он во дворце! Как долго ни о чём не думал, разъезжая в королевском автомобильчике!
        Где-то сверху зацокала белка, созывая бельчат.
        —Ужинать! — торопила она. — Ужинать!
        Серёжик вдруг почувствовал, как сильно голоден! Торопливо развязал котомку, достал лепёшки. Старый голубь постарался на славу! Рассыпчатые, с орешками и изюмом, они таяли во рту. Серёжик съел бы всё, но, когда у тебя нет дома, нужно быть осмотрительным.
        —Жёлтые листья ивы похуже зеленых… — сказал он вслух на птичьем языке.
        —Смотря для чего! — тут же откликнулся чей-то голос. — Строить гнездо не годятся. А застилать пол скворечника — в самый раз. А почему? Потому что они сухие и ломкие.
        Это сказала трясогузка, сидевшая на раките. Она вздрагивала серым хвостиком и не сводила глаз с хлебных крошек.
        Неизвестно, что ждало Серёжика впереди. Но если кто-то стоит рядом и не просит — это совсем не значит, что он не хочет есть.
        Как ни было жалко Серёжику лепешек, он протянул одну птице:
        —Угощайся.
        Трясогузка поблагодарила и стала торопливо клевать.
        —Что это у тебя хвостик дрожит? — спросил ёжик.
        —От страха! — оглядываясь, пролепетала трясогузка. — А почему? По приказу Королевы, нам, птицам, нельзя с тобой разговаривать. Нужно сразу лететь во дворец, докладывать часовому. Награда — мешок пшена!
        Серёжик ойкнул и залез в ракитовый куст.
        —Ты не должен бояться. А почему? — вновь переспросила сама себя трясогузка и тут же ответила: — Птицы тебя не выдадут. Но, если Королева узнает, что я ослушалась, меня поймают и отвезут на Птичий рынок.
        —В клетке? — обмирая от ужаса, спросил Серёжик.
        Трясогузка кивнула, и её хвостик задрожал ещё сильнее.
        —Никто тебя не выдаст, — собирая крошки, повторила трясогузка. — А почему? Потому что все птицы верят, что ты спасёшь нас от Дракона. Когда-то он съел мою прабабушку — лучшую певицу Королевской оперы.
        —Разве вы, трясогузки, умеете петь красиво?
        —О!!! Все соловьи брали у прабабушки уроки пения! А почему? Потому что голос её был нежнее облаков, выше звёзд, краше утренней зари! А как прилетел Дракон, как сжёг деревья, вытоптал гнёзда, проглотил птенчиков, так у трясогузок голос и пропал. Потом уж, через много лет, мы кое-как выучились петь. Кто лучше, кто хуже. А если Дракон прилетит ещё раз, птицы умолкнут навеки. А почему? Впрочем, и так понятно почему. Сделай так, чтобы он не прилетел никогда!
        —Как же я сделаю? — махнул лапкой Серёжик. — Я маленький. И ключ ничего не открывает. Мне бы Гэйдла повидать…
        —Гэйдла? — ахнула трясогузка. — Невозможно! А почему? Потому что он сюда только раз в году прилетает!
        —Ну тогда я сам к нему пойду.
        Трясогузка покачала головой:
        —Целый год придётся идти. А почему? Его гора далеко-далеко… А уж высоко!!! Там спят голубые туманы и отдыхает месяц, устав бродить по небу.
        —Что же делать? — расстроился Серёжик.
        Трясогузка воинственно взмахнула хвостом:
        —Мы отправим телеграмму!!!
        —А разве на той горе есть телеграф?
        —О!!! — воскликнула трясогузка. — Он не нужен! А почему? Потому что мы отправим солнечную телеграмму!
        —Солнечную?! — удивился Серёжик.
        —Понимаешь, — заторопилась трясогузка, — когда луч солнца опускается на Самую Высокую Сосну, на него можно положить тоненькие кружева-паутинки! А почему? Они такие легкие, что луч уносит их с собой. Потом он ложится на другие деревья, на крыши домов и горы — за день успевает обойти весь мир. Когда орёл увидит, что луч скользит по его горе, он заберет телеграмму.
        —А вдруг её заберет кто-то чужой? На крыше, дереве или другой горе?
        —Ерунда! А почему? — трясогузка перекувыркнулась в воздухе. — Потому что телеграмма будет подписана: «Гэйдлу». А солнечные лучи знают по имени каждую птицу, каждого самого маленького червячка и никому чужому телеграмму не отдадут.
        Серёжик очень удивился. Никогда прежде он не слышал о таких чудесах.
        —Полетели скорее! — заторопила его трясогузка. — А почему? Большие пауки живут далеко.
        —Пауки?! — ужаснулся Серёжик.
        —Пауки! Только Большие пауки могут плести солнечные телеграммы! А почему?
        Говорливая Трясогузка расправила крылья и взлетела, продолжая объяснять что-то на лету. Серёжик теперь её не слышал. Он еле поспевал за птицей, раздвигая лапками ветки. Ёжик бежал так быстро, как только мог, но всё в нем обмирало от страха. Больше всего на свете, больше крота, больше скелетов и ёжеедов, он боялся пауков! Может быть, даже больше Дракона!!! Когда Серёжик видел паука, то визжал так, что все соседи сбегались узнать, в чем дело.
        Мама много раз объясняла, что страшного в пауках ничего нет. Что паукам сам Серёжик тоже кажется страшным, но они не орут, а только шевелят тонкими ножками. Ох уж эти ножки!!! Что может быть ужаснее?!
        О, как стыдно завизжать прямо перед Трясогузкой!!! Ведь она думает, что Серёжик тот самый, в игольчатой броне, у которого ничего не дрожит и не жмурится.
        А у него не только хвостик, но даже коготки тряслись от страха.
        Ах, только бы дольше бежать!!! Только бы дольше! Пусть эти пауки живут далеко-далеко, где-нибудь на краю земли!!!
        Но всё когда-нибудь кончается. И, когда на небе зажглись первые звёзды, трясогузка спустилась у маленького тёмного домика.
        —Прилетели! — объявила она. — А почему? Потому что пауки живут тут!
        Глава 13
        В паучьем домике
        Трясогузка дёрнула колокольчик, висящий у двери, но никто не отозвался. «Никого нет дома», — с облегчением подумал Серёжик, но в эту самую секунду в окнах зажёгся свет, и входная дверь заскрипела.
        Из неё выбрался, именно «выбрался», а не вышел, огромный лохматый паук, переваливаясь на высоких, покрытых шерстью лапах.
        Этот паук был больше Серёжика! Да-да! Никогда в жизни ему не доводилось видеть такое страшилище! Серёжик хотел бежать, но не сумел даже пошевелиться, хотел закричать, но не смог открыть рот.
        —С чем пожаловали? — вращая белыми глазами, спросил паук.
        Этих глаз было много: и по бокам, и на затылке! Всего Серёжик насчитал восемь штук и тут же рухнул около Трясогузки. У него подкосились лапки.
        —Здравствуйте, многоуважаемый Паук Паукович! — поклонилась Трясогузка. — Я привела к Вам ёжика. Ему срочно нужно отправить телеграмму Гэйдлу. А почему? А потому что это тот самый ёжик, про которого говорят все птицы.
        —Тот самый? — недоверчиво покосился паук. — Непохоже, однако.
        —Тот самый! Тот самый! — стала уверять Трясогузка, пытаясь одним крылом приподнять Серёжика. — Сам Гэйдл сказал, что тот самый! Пусть пока он прилетит, ёжик у Вас поживёт. А почему? Его нужно спрятать от Королевы! В моём гнезде разве спрячешь? Оно на верхушке клёна. Всем ветрам открыто, всем молниям, всем глазам!
        —Ладно, — степенно кивнул паук.
        —До свидания! — поклонилась Трясогузка и взмыла вверх. Растворилась в чёрных зарослях, будто её и не было!
        Это последнее, что видел и слышал Серёжик. При словах «пусть поживёт» у него закружилась голова, после «ладно» вдруг зашумело в ушах, а от обычных слов прощания он потерял сознание!
        Очнулся ёжик лишь утром. И не сразу понял, где находится. Он висел в каком-то тесном гамаке, под потолком. И куда ни глянь, всюду были такие же. На полу стояли кружевные диваны, стулья и столы. Даже полки на стенах, даже рамки картин были сплетены из каких-то нитей. Серёжик пригляделся. Да это же липкая паутина!!!
        И тут он все вспомнил! И захотел бежать! Потому что Гэйдла можно найти каким-нибудь другим способом! А жить с тем чудищем, какого он видел вчера, не-воз-мож-но!
        Серёжик попытался выбраться из гамака, но ещё больше запутался в нитках. Сразу вспомнилась сказка про Муху-Цокотуху. Только там Муху спас Комар, а кто спасет Серёжика?!
        Тут скрипнула дверь, и в неё вполз Паук Паукович. Да не один!!! За ним тесной толпой лезли другие пауки: кто поменьше, кто побольше. Были среди них и паучихи с нарядными бантиками.
        Все они забрались на диваны и принялись разглядывать Серёжика. Их многочисленные глаза: карие, чёрные, голубые — смотрели с любопытством.
        —Проснулся, однако? — заметил Паук Паукович.
        Серёжик кивнул. Он не мог вымолвить ни словечка от ужаса. У него опять закружилась голова, а лапки стали такими холодными, будто он только что босиком пробежался по снегу.
        —Что-то тихо он поблагодарил за ночлег! — сердито зашипел самый маленький паучок, весь седой, с дряблыми обвислыми щеками. — Или я не расслышал?
        —Он молчит со вчерашнего вечера… — пояснил Паук Паукович. — Наверное, немой.
        —А давайте его ущипнём! — весело предложили пауки помоложе. — Или укусим!
        Тут к Серёжику вернулся дар речи.
        —Не нужно! Не нужно! — поспешно проговорил он. — Благодарю Вас за мягкую постель, тёплый дом и крепкую крышу!
        Эту красивую фразу он слышал по телевизору.
        Хозяева довольно закивали.
        —Однако, пора завтракать, — сказал Паук Паукович и пополз к круглому плетёному столу.
        Там он сел на самый высокий стул, а все остальные пауки расселись на стулья поменьше. Расселись, не свесив ноги, а поджав их под себя, и сразу стали в тысячу раз отвратительнее!
        Только паучихи не садились. Они торопливо принялись доставать кувшины, миски и чашки.
        Вся посуда у пауков тоже была из паутины. Серёжику показалось странным, что из неё ничего не выливается и не высыпается. Ему даже захотелось потрогать все эти миски, чашки и блюдца.
        Как будто услышав его мысли, Паук Паукович пригласил Серёжика к столу:
        —Садись.
        Серёжик испуганно отказался:
        —Не хочу!
        Тогда маленький дряхлый паучок вскочил и завопил, потрясая сразу всеми лапами:
        —Да это верх невежества! Давайте его съедим! Такую невоспитанную колючку я вижу впервые в жизни!
        Серёжик зажмурился от страха, но тут же вспомнил ещё одну хорошую фразу из какого-то кино:
        —Прошу прощения, гостеприимные хозяева! Я не голоден!
        От страха чего только не вспомнишь!
        Дряхлый паучок вытер платочком слезы умиления, выступившие сразу на всех его мутных глазках. Но Паук Паукович нахмурился:
        —Невежливо висеть в постели, когда другие сидят за столом. Мы ждём.
        Действительно, пауки не притрагивались к тарелкам.
        Серёжик изо всех сил забарахтался в паутине, разорвал её иголками и рухнул вниз, прямо на кружевной диван. Тот оглушительно треснул. Посередине зияла огромная дыра.
        Пауки дружно охнули.
        —Да что ж это такое! Я лично съем его! — возмутился старый паучок. — Этот диван вязала ещё моя бабушка!
        —И я съем! — пискнул кто-то из-за угла.
        —И мне оставьте! — прошипели рядом.
        —Простим, однако, — успокоил всех Паук Паукович. — Что вы заладили: съедим, съедим! Он нечаянно.
        И тут Серёжик почувствовал такую горячую благодарность к этому пауку, что почти полюбил его.
        Только бы ещё чего не испортить…
        С опаской ёжик подошёл к столу, и присел на край кружевного стула. Тот был очень плотным. Конечно, если бы Серёжик вдруг начал подпрыгивать, то и его бы порвал. Но ёжик сидел смирно.
        Пауки перестали обращать на него внимание и принялись за еду. Всё, что лежало на тарелках: картошку, салат, мясо — они хватали всеми лапами одновременно. Это было не очень приятное зрелище. Серёжик сидел, нагнув голову, и разглядывал полы. Они были обычные, земляные. Кое-где пробивалась трава. Серёжик вспомнил густой травяной ковер у себя дома и тут же пощупал ключ. Он был на месте.
        —Однако, что за телеграмму ты хочешь послать? — вдруг спросил Паук Паукович. — Долго плести?
        Оказывается, завтрак уже закончился, паучихи убрали посуду.
        —Гэйдлу, — торопливо пояснил Серёжик. — Чтобы прилетел.
        —А зачем?
        Серёжик смутился.
        —Ну… Мне нужно узнать: что на свете самое главное?
        —И только? — расхохотались пауки. — Самое главное — умение прясть паутину! Это знают все звери, птицы и рыбы!
        —Ну да… — осторожно согласился Серёжик. — Но мне ещё нужно спросить, где живёт Дракон Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный.
        —Прекрасный!!! Великолепный!!! — захихикал старенький паучок. — Скажешь тоже… Видал я Ноэля Семнадцатого, когда был маленьким. О, это самое безобразное, самое ужасное существо, которое я встречал!
        —Ужасней лягушки? — дружно спросили молодые пауки.
        —Во много-много раз ужаснее! Из ноздрей валит огненный пар, изо рта — зловонное дыхание! Глаза косые, зубы кривые. Шкура железная лязгает с таким громом, что глохнешь на неделю. На лапах когти, как сабли, длинные да острые. Из ушей вонючая слизь льется, куда капнет — там всё чернеет. Фу!!! И вспоминать не хочу! И это Семнадцатый! А Восемнадцатый ещё страшнее!
        Серёжик слушал, раскрыв рот. К такому чудищу он пойдёт?! Да ещё когда с листьев облетят деревья?!
        У него даже мелькнула трусливая мысль, что телеграмму посылать не нужно.
        Но пауки уже открыли кладовку и достали прялки. Закружилось, запело веретено, десятки паучьих лап принялись тянуть невидимые нити. Только Серёжик, как ни старался, не мог их разглядеть.
        Вдруг молодой паук, который проворнее всех перебирал лапами, воскликнул:
        —У меня «Б» готова! — и протянул Пауку Пауковичу свою тонкую лапу, всю в колючих шерстинках. Совершенно пустую.
        —Опять ты, Пук, поторопился, — сказал Паук Паукович. — Разве это буква «Б»? Палочка внизу, а кругляшок вверху. Всё перепутал. Это какая-то «В» недоделанная.
        Пук покраснел и предложил виновато:
        —Давайте я из неё «В» доплету.
        Серёжик хлопал глазами. Дурачатся, что ли? Ничего ж не видно!
        Паук Паукович протянул ему большущую лупу.
        —Полюбуйся.
        Серёжик посмотрел сквозь неё и разглядел хорошенькую кружевную букву, всю в серебристых завитушках. Конечно, Пук сплёл её неправильно, но работа была так тонка и прекрасна, что Серёжик засмеялся от радости.
        —Красота! — прошептал он восхищенно.
        И тут пауки заулыбались. Да-да! Оказалось, что они умеют это делать! А шире всех улыбался счастливый Пук.
        И в ту же секунду случилось чудо! Серёжик перестал замечать их длинные лапы, нечёсанную шерсть, белёсые выпуклые глаза. Конечно, он все это видел по-прежнему, но страх куда-то улетучился.
        —А можно мне попробовать? — спросил он смело.
        —Садись к Пуку, — кивнул Паук Паукович.
        Пук, гордый и радостный, подвинулся и стал показывать, как крутить прялку, как водить веретено, как делать мелкие кудряшки.
        Конечно, нитка, что получалась у Серёжика, была толстой, но Пук сказал, что такие нитки тоже нужны. Например, чтобы делать мебель. Вместе они быстро залатали дыру на диване, а потом принялись чинить гамак.
        Эх, как здорово делать что-то своими лапами! Серёжик решил, что когда найдет маму, то обязательно уговорит её купить прялку. И тогда, тогда, тогда… О, тогда он сплетёт маме кресло-качалку! Сам!
        Пауки не умели работать молча. Потихоньку, один за другим, они затянули песню. И если говорили эти мохнатые существа грубовато, с шипением, то пели наоборот, тоненько.
        —Ой, еси, ой еси… — дребезжаще тянул старичок.
        —Плывут в речке караси… — вторил ему Паук Паукович.
        —Плачут все, ой, вместе! О своей невесте! — подхватывали молодые пауки.
        Красивая это была песня. Только очень грустная. О любви карася к паучихе, «красе-многоножке, чудо-осьминожке», о том, как резвились они «на воде-водиченьке» и как лягушка паучиху съела.
        У Серёжика в конце даже слезы на глаза навернулись. Он грустно подпевал:
        —Ой, течёт-течёт река, течёт глубоченька.
        Убивается карась: Где ты, паученька?
        Долго делать солнечную телеграмму! До поздней ночи пряли пауки. Не обедали и не ужинали. И только когда на небе засияли звёзды, она была готова: «Многоуважаемый Гэйдл! В Дальнем Лесу, под Старым дубом, в Паучьем доме, Вас ждет Серёжик. С почтением, П., П., П., П., П., П., П.».
        —Что это: пэ, пэ, пэ, пэ, пэ? — удивился Серёжик, рассматривая телеграмму через лупу. — Привет от барана?
        —Баран говорит «бэ», а не «пэ» — поправил Паук Паукович. — «П., П., П., П., П., П., П.», однако, — это мы: Паук Паукович, Пау, Пуа, Пак, Пук, Пку и Пка.
        Тут пауки стали подползать к Серёжику и называть свои имена. Каждый пожимал ему лапку, как взрослому, и говорил что-то вроде:
        —Ты отлично поработал с Пуком!
        —Диван получился крепкий!
        —Плетение на славу, почти как у меня в молодости!
        А Паук Паукович даже погладил ежонка по голове.
        И думаете, Серёжик хлопнулся в обморок или завизжал? Ничего подобного. Он улыбнулся.
        Глава 14
        Телеграмма отправлена
        Рано-рано, когда все пауки ещё спали, Паук Паукович растолкал Серёжика.
        —Пора! — шёпотом сказал он. — Ты должен, однако, сам положить телеграмму на луч. И не просто положить, а очень-очень пожелать, чтобы она дошла.
        —Почему? — удивился Серёжик, натягивая штанишки.
        —Паутина легкая, невесомая. Легко свалиться может. А твоё желание её приклеит. Ну, будто клеем.
        Паук осторожно положил невидимую телеграмму в кулёк, вручил Серёжику, и они побежали.
        В лесу было ещё темно, дорогу им освещал только фонарик, который Паук Паукович прикрепил скотчем к спине.
        Тот светил ярко, но всё равно Серёжик натыкался на кусты и порвал о какие-то колючки штаны. Он очень боялся, что споткнётся и выронит телеграмму. Время от времени ёжик спрашивал Паука Пауковича:
        —Посмотрите, пожалуйста, она там?
        Паук заглядывал в кулёк и кивал:
        —На месте.
        Поначалу Серёжик бежал, потом шёл, а затем и катился, свернувшись клубком. Он очень устал, а сосны всё не было и не было. Паук Паукович говорил: «Скоро доползём», но только когда небо стало серым, а звуки звонкими, они добрались до Самой Высокой Сосны, стоявшей посреди поляны. Она была так высока, что Серёжик даже верхушки её не увидел, хотя и голову запрокидывал, и на спину ложился, чтобы лучше рассмотреть.
        —Успели, — облегчённо вздохнул Паук Паукович. — Лезь.
        Серёжик стал подпрыгивать, но бесполезно. До веток не достать, а ствол внизу гладкий, ни сучка, ни ветки — как зацепиться? Паук Паукович разрешил забраться к нему на спину и стал подпрыгивать сам. Нет! Не ухватиться!!!
        —Что же делать? — чуть не плача, спросил Серёжик.
        Небо на глазах становилось розовым, поднималось заспанное солнце. Вот-вот оно коснётся лучами деревьев!!!
        И тут Паук Паукович засвистел! Из дупла, зевая, выглянула Сова.
        —Опять телеграмма? — спросила она сонно.
        —Скорее! Скорее! — поторопил её паук, — сажай мальца на спину!
        Сова камнем упала вниз и, буркнув Серёжику: «Не тяни за перья», полетела.
        У Серёжика захватило дух от того, как стремительно они поднимались. Паук внизу стал маленьким-маленьким, поляна превратилась в блюдце, а вокруг, куда ни посмотри, колыхались желто-красные ветви деревьев. Но вот и они превратились в бурые пятна, а сова всё летела и летела.
        —Луч, смотри, луч! — вдруг закричала она.
        В самом деле, от огромного красного цветка-солнца отделился тонкий росток. Он рос, удлинялся и вдруг со всего размаха упал на сосну. Будто споткнулся. И сразу тысячи розовых искр засверкали на сосновых иголках!
        Серёжик, уцепившись за ветку, потянулся к лучу и высыпал телеграмму прямо на розовое сияние! Оно было тёплым.
        —Пожалуйста, доберись до Гэйдла! — попросил Серёжик и всей душой пожелал, чтобы так случилось.
        —Приклеилась, приклеилась! — заворчала Сова, которая знала толк в отправке солнечных телеграмм. — Полетели!
        Спустились они быстрее, чем поднимались. Сова и крыльями не махала, просто падала и всё! Это было весело, но очень страшно, и Серёжик изо всех сил вцепился в перья.
        —Причёску помнёшь! — обиженно заверещала Сова.
        Серёжик увидел, что часть перьев накручена на бигуди и убрал лапы.
        Через несколько секунд они были на земле.
        —Летают, хватают… — ворчала Сова, отряхиваясь. — Всю красоту испортил…
        Паук с ёжиком извинились и, уже никуда не торопясь, побрели домой.
        В Серёжике искрилось и переливалось счастье. От полета, от увиденного розового сияния.
        Не каждому выпадает удача потрогать солнце!
        Всю дорогу он шёл молча, вспоминая увиденное. И только около домика забеспокоился:
        —А как же Гэйдл прочтёт телеграмму?
        —У орлов очень острое зрение, — успокоил Паук Паукович. — Если луч ляжет не на вершину, а лишь к подножию горы, Гэйдл, однако, все буквы разглядит.
        Дома их ждал чудесный завтрак: рисовая каша с яблоками! И так как ложек не было, Серёжик вместе со всеми ел её лапами. Правда, только верхними. Хотя, если бы он попробовал есть нижними, пауки бы нисколечко не удивились.
        Сказали бы:
        —Молодец! Так удобнее.
        А к чаю были паушки — маленькие ватрушки с творогом и крыжовником.
        Глава 15
        Погоня
        Конечно, Серёжик не ждал, что Гэйдл прилетит на следующий день. Но прошла неделя, а от него не было ни слуху ни духу.
        Даже Паук Паукович начал волноваться, не съели ли телеграммный луч грозовые тучи.
        Сказать по правде, Серёжику не очень хотелось уходить от пауков.
        Тем более к Дракону, у которого из ушей всякая гадость льётся, да ещё туда, где с листьев облетают деревья!
        Дни становились прохладнее, все чаще лил дождь. Пауки сплели ёжику мохнатый свитер с капюшоном, пришили к штанам теплую подкладку.
        Серёжик тоже не сидел сложа лапы. Он сам соткал платочек с буквами. Получилось «МАМ», на «Е» не хватило места.
        Пауки удивились таким способностям, и ёжик делал наравне со всеми забор вокруг дома. Это было нелегко: нити нужно было переплетать по многу раз, чтобы они стали толстыми, как верёвки.
        В конце работы кусок такой верёвки оказался лишним, и Паук Паукович хитро прищурился:
        —Ну-ка, привяжите её к осинам!
        Пук и Пак завизжали от радости. Серёжик посмотрел на них и тоже взвизгнул.
        Он только по телевизору видел канатоходцев!
        Веревку натянули высоко, но это никого не испугало. Старые пауки прошлись всего разочек, а молодые, Пук и Пак, бегали взад-вперед как угорелые.
        Серёжик сидел под кустом и представлял, что он в цирке. Он думал: «Пауки не похожи на меня, у них много лап и глаз. Но они не страшные! Они просто не похожи на меня».
        Паук Паукович сказал:
        —А ты чего? Хочешь, научим? Иди сюда.
        И пока спускали верёвку, Серёжик подумал: «А ещё они добрые».
        Верёвку положили на жухлую траву, на опавшие сухие листья. Оказывается, сначала нужно учиться держать равновесие и ходить внизу, не наступая на землю.
        Только через день Серёжик смог добираться с одного края на другой, не сходя с верёвки. Её немножко приподняли. Пауки подбадривали:
        —Не бойся!
        А на следующий день верёвку повесили ещё выше. И Серёжик, конечно, падал и, конечно, набивал шишки, но на третий день бегал, как настоящий канатоходец. И если терял равновесие, то не плюхался в траву, а цеплялся за верёвку и снова на неё забирался.
        Пауки аплодировали ёжику всеми лапами. А старичок Пау кричал, что хочет его усыновить.
        Самым трудным было залезать на осину. Пук и Пак ползли по стволу легко, так же как по стенам ипотолку. А Серёжик, сколько ни старался, — расшибал лоб. Ветки были высоко: не дотянуться.
        Паук Паукович, устав его подсаживать, пообещал:
        —Ты будешь первым ёжиком-верхолазом!
        И он сдержал слово, сам лично сплел четыре маленьких тапочка с клейкими подошвами. Серёжик натянул их на все лапы и мгновенно вскарабкался на потолок!
        —Я — паук! Я — паук! — веселился Серёжик, бегая вниз головой. В когда-то страшном слове не было ничего страшного.
        Верёвка стала неинтересной! Теперь ёжик наперегонки с Пуком и Паком забирался на любые деревья и даже по стенам на крышу дома.
        Оттуда он и заметил летящего орла.
        —Гэйдл! Гэйдл! Я здесь! — закричал Серёжик, подпрыгивая.
        Но орёл уже увидел его и, описав красивый круг, сел возле трубы.
        —Быстро собирайся! — приказал он. — Сюда летят королевские гуси! Кто-то выследил тебя и доложил во дворец!
        Серёжик сбегал за котомкой, бросил туда платочек, клейкие тапочки; чуть не плача, попрощался с пауками. Паучихи Пка и и Пуа еле успели собрать еду.
        —Скорее же! — крикнул Гэйдл и, схватив Серёжика за шкирку, бросил себе на спину.
        Через секунду они были уже высоко. Серёжик последний раз посмотрел на ставший родным паучий домик, на столпившихся возле него пауков. Их было еле видно. А ещё через секунду дом превратился в точку и пропал. Вокруг, куда ни глянь, простиралось море багряных и золотых листьев. Оно волновалось, шелестело, будто звало Серёжика обратно.
        Куда? Куда они летят? Может быть, Гэйдл спрячет его у себя, и Серёжик увидит горы? А может быть, орёл доставит его к самому Дракону да ещё научит, как спасти маму? И совсем скоро Серёжик её обнимет, прижавшись щёчкой к застиранному фартуку?!
        —Вот они! — послышалось сзади. — Заходи справа, заходи слева!!!
        Серёжик оглянулся. Гогоча, за ними неслись чёрные королевские гуси.
        —Именем Королевской полиции приказываю остановиться!!!!!! — донеслось гулким эхом.
        У одного из гусей к шее был пристёгнут мегафон.
        Они подлетали всё ближе — уже можно было разглядеть перламутровые короны на фуражках и глаза, сверкавшие злостью! А ведь это, подумать только, были те самые гуси, которые катали Серёжика во дворце и помогали ловить воздушные шарики!!!
        Орёл сложил крылья и камнем полетел вниз.
        —Пригнись, — скомандовал он.
        Серёжик упал на жесткие перья, обняв орла за шею, и с ужасом смотрел, как быстро приближается земля.
        Вдруг Гэйдл неожиданно взмыл вверх, повернул, закружился и снова начал падать. Ветер свистел, хлопали огромные крылья, от неожиданных разворотов подбрасывало вверх.
        Гуси начали отставать.
        —Не умеют маневрировать, — крикнул Гэйдл. — Держись!
        Серёжик держался изо всех сил, но так кружилась голова, что он зажмурился, чтобы не видеть, как вертится, то приближаясь, то удаляясь, лес.
        У самого уха вдруг что-то просвистело. Ёжик открыл один глаз. Гуси стали стрелять резиновыми пульками. У каждого в клюве теперь было зажато по узкой жестяной трубке.
        Гэйдл метнулся в сторону. Потом вновь бросился вниз. Серёжик видел, что одним крылом орел стал махать слабее.
        «Ранили, ранили! — ужаснулся ёжик и заревел. — Ранили из-за меня!»
        —Вот и полетали! — хмуро сказал Гэйдл, начиная снижение.
        Он спустился и нашёл маленькое дупло, почти у земли, под корягой замшелого дуба.
        —Прячься, — строго сказал орел.
        Серёжик с трудом протиснулся в темную глубину.
        —Вот теперь можно и поговорить, — устало вздохнул Гэйдл. — Где переводчик?
        —Унесла чинить фрейлина, — на чистейшем птичьем языке пробормотал, продолжая хлюпать носом, Серёжик.
        Орёл не удивился.
        —Сбываются пророчества Древней Книги, — кивнул он.
        —Тебя догонят! Улетай!
        —Крыло подбито, — объяснил Гэйдл. — Далеко не улететь. Лучше говори, зачем послал телеграмму.
        —Тебя поймают, Гэйдл! — заторопился Серёжик. — А телеграмма… Потому что ключ не слушается, не открывает, только спрашивает: «Что самое главное? Что самое главное?» А что самое главное, Гэйдл?
        Орёл величаво запрокинул голову. Гусей пока не было видно.
        —Главное для всех разное. Для Королевы Лебедь главное — богатство, для меня — мудрость, для твоей мамы…
        —Я! — поспешно вставил ёжик. — А для пауков — паутина.
        —Много нас на земле. У каждого зверя, у каждой птицы, у каждой самой маленькой мушки есть что-то своё главное.
        —И у червячка? — удивился Серёжик.
        —И у червячка.
        Гэйдл не суетился, говорил степенно, как будто не волнуясь, что вот-вот его схватят.
        —А бывает такое самое-самое главное — общее для всех?
        —Конечно! — кивнул Гэйдл. — Тем и жив мир.
        «Именем Королевской полиции…» — донеслось сверху…
        Гэйдл не договорил, метнулся в сторону, успев бросить Серёжику в дупло маленький деревянный свисток.
        —Если будет очень-очень трудно, свистни! — крикнул он. — Я прилечу, где бы ни был. Только помни: услышу лишь один раз. Только один!
        Загоготали гуси.
        —Схоронись!
        Серёжик свернулся клубком и затаил дыхание.
        —Ты где-то здесь спрятал ёжика! — орали гуси. — Именем Королевы — говори где!
        Гэйдл молчал.
        Серёжик не видел, как связали гордого орла и поволокли во дворец.
        Всё так же, уткнувшись носом в пятки, он думал: «Гэйдл спас меня. А кто спасёт его? Есть ли у Гэйдла такой свисток, чтобы кто-то примчался к нему на помощь?»
        Ошарашенный этой мыслью, Серёжик сел.
        А ведь такой свисток должен быть у всех! И у самой маленькой мушки, и даже у червячка. Разве это не самое главное — знать, что кто-то всегда поможет?
        Значит, самое главное — помогать? Мне помог Гэйдл, помог Тим, помогла Трясогузка, пауки и Сова. А кому помог я?
        В дупле пахло грибами. Наверное, здесь когда-то была кладовка запасливой белки. Пахло, как дома на далёкой-далёкой Самолётной улице. Над головой шумели листья и медленно пролетали мимо дупла, падая на землю. На одном спланировал мышонок и, заглянув к Серёжику, пропищал:
        Когда с листьев облетят деревья,
        Когда потечет ручьями дверь,
        Кто спасает, сам найдет спасенье
        Вчера станет завтра. Верь не верь.
        Он был такой маленький, словно игрушечный. Мигнул глазками-бусинками цвета жареной картошки и пролетел мимо. Серёжик даже испугаться не успел. Он решил, что мышонок ему снится, и повернулся на другой бок.
        Какие двери, какое спасенье?
        Этот Дракон расправится с ним. Как полыхнёт пламенем изо рта, как зальёт вонючестью из ушей, как рубанёт когтями-саблями!!! От таких мыслей по иголкам пробежал холодок. Серёжик свернулся клубком и уснул. Даже не поужинал.
        Глава 16
        Фьоро и его осел
        Проснулся ёжик от ослиного крика.
        Осёл не просто кричал, он пел. Серёжик прислушался и разобрал слова:
        Мне нечего есть и нечего пить!
        Как тяжело на свете мне жить…
        Иа-Иа-Иа! Несчастная судьб-иа!
        Ах, как устали ноги
        Брести по пыльной дороге!
        Иа-Иа-Иа! Несчастная судьб-иа!
        И бьют меня, и ругают…
        И злым хлыстом подгоняют…
        Иа-Иа-Иа! Несчастная судьб-иа!
        Пел Осёл, так жалобно всхлипывая, так подвывая, что Серёжик сам чуть не разревелся. Он торопливо развязал котомку, чтобы накормить несчастного, и осторожно выглянул из дупла.
        Осёл сидел около тележки с большущей корзиной румяных яблок и между завываниями откусывал от каждого по куску. Не доедая, он бросал яблоки обратно в корзину.
        Из зарослей ивняка вышел толстый хорёк в длинном халате и огромных туфлях с загнутыми носами. На голове у него красовалась цветастая чалма.
        —Поймал? — спросил он.
        —Ты же, вид-иа-шь, Фьоро, что нет, — беспечно ответил Осёл, надкусывая очередное яблоко.
        —Так ищи!
        —Еще чего! — хихикнул Осел. — Он скоро сам выйдет.
        —Да может, его тут нет? — колдун с досадой пнул корзину. — Я весь берег обошёл, все кусты излазил.
        —Гуси сказали, что здесь. Я и сам носом чую, что рядом! — Осёл понюхал воздух. — Где-то недалеко. Сейчас я его выманю.
        Осел зарыдал:
        Мне нечего есть и нечего пить!
        Как тяжело на свете мне жить…
        Иа-Иа-Иа! Несчастная судьб-иа!
        Серёжик сидел ни жив, ни мертв. Колдун Фьоро! Осёл! Значит, их прислали королевские гуси!
        Сердце застучало громко, кажется, на весь лес! Еще секунда, и услышат! Чтобы заглушить стук, Серёжик прижал к груди котомку.
        Но на берегу было не до него.
        —Зачем ты надкусываешь яблоки? — верещал колдун.
        —Делю их на твои и мои, — весело объяснил Осёл, — чтоб не перепутались.
        —И где мои?!
        —На дне. Отсюда не видно.
        Колдун завизжал:
        —Я сейчас превращу тебя в муху!!!
        Осёл расхохотался:
        —Давай, давай! Хоть в пылесос!
        Серёжик похолодел от ужаса и одновременно позавидовал: «Вот это Осёл! Ничего не боится!». Ему так захотелось посмотреть на чудесное превращение, что он краем глаза выглянул из дупла.
        Хорёк, сверкая глазами, закрутился на одном месте:
        —Бигль! Шмигль! Ай-лю-лю!
        —Ой-ой-ой! — Осёл стал кататься по траве. — Сейчас умру!
        «Превращается!» — ахнул Серёжик и затаил дыхание. Но Осёл лишь заливисто смеялся:
        —Бигль! Шмигль! Ай-лю-лю! Ой, не могу… Бигль! Шмигль!
        Фьоро топал ногами, ругался, подпрыгивал, но сделать ничего не мог.
        Наконец Осёл устал хохотать и, улегшись на спину, заявил:
        —Ничего-то ты не умеешь! Помнишь два-три пустяковых заклинания!
        —Ничего не пустяковых… Молчалку знаю и телефон…
        —Говорил я тебе: учись! А ты что? Лепил из пластилина шарики, рисовал танки в тетрадке.
        —Не шарики, а бомбы! — надулся Фьоро. — Во мне кипит разрушительная сила.
        —Пусть кипит, — усмехнулся Осёл. — Пять лет ты ходил в высшую колдовскую школу, а даже молоко из воды не можешь сделать!
        —Я наоборот могу! Из молока — воду!
        —Наоборот все могут, — махнул копытом Осёл.
        Фьоро обиженно засопел.
        —Пока ты стрелял пульками по соседним партам и корчил рожи, — продолжал Осёл, — я учился. А кто был я? Просто осёл, возивший воду. Помнишь?
        —Еще бы! Просто осёл! — брызгая слюной, заверещал Фьоро. — Ты привозил тележку с тяжёлыми бочками, я проделывал в них дырки, и вся вода вытекала!
        —Ты был не просто лентяй, а злющий и хитрый лентяй.
        —Во мне кипела разрушительная сила!
        —Пока она кипела, я запомнил заклинание, которое повторял профессор, и стал заделывать дырки сам. С тех пор я каждый день стоял под окном и учился. У меня не было тетради. Я писал копытом по песку. Ветер сдувал мои надписи, пробегали ученики, затаптывая их.
        —Я специально стирал твои закорючки ботинками! — фыркнул колдун.
        —А мне хотелось учиться. Когда ты уходил домой, я шёл к окошку профессора и стоял под ним до поздней ночи, запоминая всё, что он говорил.
        —Ну и что? — разъярившись, крикнул Фьоро. — Диплом и большую золотую медаль всё равно получил я!
        —Потому что слушал мои подсказки, — напомнил Осёл. — Ну-ка попробуй, найди этого ёжика без меня.
        Фьоро развернул какую-то карту и стал сыпать на неё белый порошок, бурча под нос:
        —Шуши, мыши, пёс на крыше…
        —Да не пес, а кот!
        —Шуши, крыши, кот на мыши… — колдун почесал затылок.
        Осёл забрал карту, сам посыпал её белым порошком и сам прочел длиннющее заклинание:
        —Шуши, мыши, кот на крыше! Звёзды, небо и вода! Солнце всех на свете выше! Ландыш, маки, резеда! Синий цвет и цвет зелёный! Вкус и сладкий, и соленый! Шуши-мыши! Мыши-шуши! Покажи нам здесь часть суши! Где-то прятался секрет! А теперь секрета нет!
        Карта заискрилась голубоватым сиянием. Осёл, продолжая хрустеть яблоком, сказал:
        —Тут ёжик. В семи метрах от нас.
        —А семь метров это сколько?
        —Вспоминай, Фьоро, вспоминай! Это ещё в первом классе учили!
        Как ни был напуган Серёжик, он успел хвастливо подумать: «Я не ходил в первый класс, а метры знаю».
        И тут его больно схватила за шиворот цепкая лапа!
        —Браво, Фьоро! Браво! — зааплодировал копытами Осёл. — Только что ж ежонок такой маленький?
        Гордый колдун бросил Серёжика в тележку.
        —Маленький-то маленький, а всю лапу исколол! — скривился Фьоро. — Но ничего… Я получу за этот репейник мешок золота!
        Осёл укоризненно покачал головой.
        Колдун вытащил из тележки ржавую клетку и запихнул туда ёжика. Вот она — тюрьма всех птиц и зверей!! Серёжик заплакал.
        Фьоро повесил на клетку замок, а ключ положил в ухо.
        —Поехали!
        —Лень! — зевнул Осёл. — Спать хочу! Отправимся завтра…
        Сколько ни топал ногами Фьоро, сколько ни плевался — Осёл будто не замечал. Он укрылся клетчатым пледом, который тут же наколдовал прямо из воздуха, и захрапел.
        Глава 17
        В клетке
        Осёл спал, а Фьоро не обращал на ёжика никакого внимания. Колдун чертил на песке какие-то знаки и всё время ругался. Что-то у него не получалось. Лишь один раз из серого камешка повалил дым, в котором что-то квакало. Но что это, похоже, не понял и сам Фьоро.
        Клетка была тесной. Серёжик жевал паушки — гостинец, который паучихи успели положить в котомку. Творог таял на языке, крыжовник пах летом.
        Накрапывал мелкий дождик. Незаметно подкрался вечер, а затем наступила ночь.
        Фьоро забрался в тележку, укрылся одеялом, на котором были нарисованы пушки и пулеметы, и захрапел. Клетку с ёжиком он бросил на землю. От неё тянуло холодом и сыростью. Дождь усилился.
        Серёжик вскоре так промок и замерз, что у него зуб на зуб не попадал. Он и клубком сворачивался, и прыгал, но согреться никак не мог.
        Даже клейкие тапочки натянул, но лапки всё коченели, и скоро ему стало больно пошевелить коготками. Он натянул пустую котомку на голову и стал часто-часто дышать. Носу стало теплее.
        «Хр-хр…» — громко храпел Фьоро. «Пс-пс…» — сопел Осёл.
        «Скоро зима, — думал Серёжик. — Совсем немного, и все-все-все изменится. Деревья станут похожими на старые мётлы, а лужи покроются ледяной коркой. И, бр-р-р, станет ещё холоднее… А волшебный снег, на который так приятно смотреть из окна, обняв чашку с горячим чаем, — этот самый снег будет падать на иголки… А лапки?! Каково им будет брести по снежной каше?» Потом он подумал, что, может, и брести не придётся… Поставят клетку на каком-нибудь подоконнике и будут кидать ёжику морковку…
        Грустные мысли всё вокруг делали грустным. Грустные чёрные ивы грустно смотрели в грустную реку.
        Там время от времени раздавался всплеск… Наверное, резвились непослушные маленькие рыбки, которых мамы не могли уложить спать. Таинственным светом мерцали звёзды. И вдруг кто-то сказал страшным голосом:
        —Ключ!!!
        Серёжик замер. Рыба или звезда? Звезда или рыба?
        Он схватился за карман. Ключ был на месте. Ёжик огляделся, прислушался к тишине, спящим деревьям и небу. Оно было похоже на огромный чёрный платок с миллионом дырочек, наброшенный на лампу. Может быть, и правда, небо — это дырявый платок, которым накрывают Солнце? Может, солнечный, а не звёздный свет пробивается к земле сквозь черноту? Может, это само Солнце сказало?!
        Кто-то громким голосом повторил совсем близко:
        —Ключ!!!
        Серёжик перепугался и мгновенно свернулся клубком. Сердечко забилось часто-часто. Ключ хотят! Его ключ!!! И голос опять знакомый!!!
        «Не отдам, ни за что не отдам», — дрожа, думал ёжик. Он так долго лежал, свернувшись, и нюхая паучьи тапочки, что незаметно согрелся и задремал. А когда проснулся, стало светать.
        «Кто-то говорил про ключ!» — вспомнил ёжик и прислушался. Было тихо. Как же он сразу не догадался?! Ключ!!!
        Серёжик торопливо вытащил его из кармана и просунул лапку сквозь прутья. Замок, конечно, мал! Дырочка совсем крошечная. Но только он приставил ключ к замочной скважине, тот тут же уменьшился.
        —Что самое главное? — пропищал он. Ведь теперь ключ стал малюсеньким, как булавка.
        Серёжик прошептал:
        —Мама.
        Ключ повернулся, но замок не открылся.
        Что же ещё? Совсем недавно ёжик сказал бы про ананасы и богатство, но, пожив во дворце, понял, что это не главное.
        Серёжик нащупал в кармашке свисток и уверенно шепнул:
        —Помогать.
        Ключ повернулся ещё раз!
        Серёжик радостно подпрыгнул и ударился о решётчатый потолок. Замок дёрнулся и… открылся! Как хорошо, что есть простые замки, в которых достаточно повернуть ключ всего два раза!
        Ёжик вскочил, схватил котомку, которая почему-то оказалась тяжёлой, и помчался к лесу. «Свобода! Свобода! Свобода!» — пело его сердечко! Хотелось кувыркаться и кричать! Танцевать и прыгать!
        Но вдруг…
        —Ты куда? — завизжал Фьоро. — От меня не уйдёшь!!! Всевидящее око не дремлет!
        Серёжик рванул, не жалея лап. Но они были маленькими. И колдун в два счета нагнал его, подняв за хвостик вниз головой.
        —От меня не сбежишь, колючка. Что-что, а заклинание третьего глаза я помню!!! Два спят — третий смотрит!!!
        Действительно, на лбу у хорька появился любопытный глаз! Ему не сиделось на месте, он бегал, как стрелка часов. Оказавшись у уха, глаз подмигнул Серёжику.
        Фу! Ужасное зрелище!
        —Я его по ночам включаю, но с тобой, шустрым, буду включать и днём! — пригрозил Фьоро.
        Он порылся в тележке, с трудом вытащил оттуда огромный замок, в два раза больше клетки. Приладил, посадил ёжика обратно и, довольный, пошёл спать дальше.
        Серёжик пнул котомку лапой. Тяжёлая, она мешала бежать. Наверное, колдун постарался, подсыпал каменюк. Ежик развязал её и ахнул. И правда, внутри лежали гладкие камешки. Но какие! Изумрудные, с алыми мерцающими прожилками. Они были чуть теплыми, словно живыми. Серёжик воинственно огляделся. Если нет никакого оружия, камни — хоть что-то. Ими можно отбиваться от врагов, если те будут стрелять резиновыми пульками. Он сунул несколько штук в карман. Один упал в дыру, за подкладку. Штанина внизу стала еле заметно светиться.
        Странные камни. Даже обидно такие швырять. Вот бы сберечь хоть немножко до дома.
        Будет красиво, если положить их вокруг мандариновых семечек. Которые он посадит, когда вернётся домой.
        Если вернётся.
        Глава 18
        В папоротниковом лесу
        Днём отправились в путь. Осёл вёз тележку, а Фьоро без устали хвастался.
        —Сплю и вижу: драпает наш кактус! Я не поверил третьему глазу!!! Тут же проснулся и вдогонку!!! Поймал в два прыжка! С моей ловкостью — пустяки! Хвать за хвост, и все делишки!
        Осёл не отвечал — тогда колдун поворачивался к ёжику и злобно хихикал:
        —Сидишь, репейник? Сиди, сиди…
        И снова начинал рассказывать про ночное приключение.
        Серёжик молчал и косился на коварный третий глаз. Колдун не выключил его днём. Глаз щурился от солнечного света, но исправно бегал по голове: то на лбу моргнёт, то на затылке.
        Въехали в лес, на широкую тропу, по обе стороны которой поднимались могучие папоротники. Они были такие высокие, что достигали нижних веток деревьев. Стояла торжественная тишина. Здесь даже птицы не пели.
        Под колёсами тележки шуршали опавшие листья.
        —В папоротниковом лесу не разговаривают, — предупредил Осёл шёпотом.
        Но Фьоро не мог остановиться:
        —Смотрю я, значит, а этот ёршик сиганул из клетки! Тут я говорю: от меня не сбежишь, щётка! Это ты от королевы сбежал, дикобраз! А я — колдун высшей категории!
        Осёл остановился.
        —Нельзя разговаривать в этом лесу! — топнул он копытом. — Вокруг гномы. Ночью они работают, а днём спят. К хозяевам нужно относиться с уважением.
        —Что мне гномы? — заверещал Фьоро.
        Но Осёл не стал его слушать. Он превратил колдуна… Во что бы вы думали? В тюбик зубной пасты! Ростом с самого Фьоро. Серёжик тихонько рассмеялся. Вот здорово!
        Тюбик запрыгал впереди тележки, мешая идти, а потом сам себе открутил крышечку и стал плеваться мятной кашицей. Скоро Осёл стал похож на зебру.
        До Серёжика тоже долетало, он еле успевал уворачиваться. В воздухе так сильно запахло мятой, что все муравьи и жучки вылезли из своих норок посмотреть, что происходит. Вдруг тюбик споткнулся, упал и притворился мёртвым.
        —Разжалобить хочет… — пробурчал Осёл, но всё-таки расколдовал хорька.
        Ой-ой-ой! Фьоро стал прежним Фьоро в халате и цветастой чалме, но от злобы шерсть на нем поднялась дыбом.
        —Да ты! Да я! Все, Осёл! Допрыгался! Что-что, а телефоны я делать умею!!! Заодно во дворец позвоню!
        Колдун достал из уха грязный клочок бумажки, прочёл, а потом закружился на одной ноге и заулюлюкал. Тут же Осёл взлетел в воздух, взмахнув копытами, и пропал в сизой дымке.
        А сверху прямо в лапы Фьоро свалился серый телефон.
        Колдун тут же заорал в трубку:
        —Алё, алё! Дворец? Груз у меня. Что, что? Помощь? Вы что, смеётесь?! Никакая помощь мне не нужна! Передайте Её Величеству Королеве, чтобы готовила мешок золота. Какой мешок? Что значит «какой»?! Нет, пакетик из-под чипсов не годится! Нужен большой, очень большой мешок!
        Вдруг зашуршала листва, и из папоротника выглянула голова в зелёном колпаке!
        «Гном!» — обрадовался Серёжик. Раньше он видел их только в мультиках!
        Фьоро испугался и спрятал телефон за спину.
        Гном, низенький старичок с длиннющей бородой, в красном бархатном камзоле, топнул.
        —Ты разбудил меня на самом интересном месте! Отдавай самое дорогое, что у тебя есть!!!
        Колдун заныл:
        —Я бедный путник… Всё мое богатство — это надкушенные яблоки!
        Гном заглянул в тележку.
        —Почему ёжик в клетке? Уж не тот ли это ёжик, которого ищет Королева?
        Серёжик хотел крикнуть: «Тот, тот!», но Фьоро взмахнул хвостом, и ёжик лишился дара речи.
        —Что Вы, что Вы! Это мой племянничек! — пояснил колдун. — Он заразился бешенством от бешеного комара! Кусает всех без разбора! Родную бабушку за хвост тяпнул. Везу его в поликлинику, а потом, может, и в сумасшедший дом сдам.
        Гном опасливо покосился на Серёжика.
        —Ну, тогда отдавай тележку!
        —Что Вы! Что Вы! Как же я племянничка повезу?
        —Как хочешь! А будешь спорить… — Гном пригрозил пальцем. — Я и ёжика заберу, привяжу около норы. Пусть прохожих за штаны хватает.
        Он вывалил всё из тележки, впрягся в неё и повёз, не оборачиваясь.
        Колдун сел среди разбросанных вещёй и тихонько заскулил. Серёжик показал ему язык: так тебе и надо, злюка!
        Фьоро надулся и стал колдовать над телефоном. Он шептал какие-то непонятные слова, фыркал и даже плевался. Зачем-то клал телефон на хвост, а потом подбрасывал через голову! Снова вытаскивал из уха грязную бумажку и сверялся.
        И наконец у хорька получилось! Телефон стал раздуваться, вскоре у него выросли уши, потом ноги, а затем и хвост с серой кисточкой! И вот Осёл, мотая головой, с удивлением уставился на хорька.
        —Все-таки выучил телефонное заклинание?
        —Я ж говорил, а ты не верил… Два года зубрил… Сюрприз тебе готовил, — лебезил Фьоро. — Ты уж меня извини, что я того… по тебе разговаривал… Тут это самое… Гномы, понимаешь… Целая армия набежала… С пистолетами, пушками, пулемётами! Тележку угнали! Уж я отбивался, уж я старался! Да куда там! Придётся теперь новую делать.
        —Делай, — согласился Осел.
        Колдун почесал затылок и поднял к небу все три глаза.
        —Вспоминай, Фьоро, вспоминай! Самое главное — это знания!
        Серёжик обрадовался, услышав про ещё одно самое главное. Ему вообще стало веселее, когда Осёл вернулся целым и невредимым. Ежик хотел сказать, что про гномов колдун наврал, но по-прежнему не мог произнести ни словечка.
        Фьоро плаксивым шепотом стал канючить:
        —Может, это: «Белые мышата не боятся кошки. В блюдце со сметаной полоскают ножки»? Правильно?
        —Что ты! Это заклинание для выращивания огурцов! — насмешливо ответил Осёл. — Транспорт колдуется только с громкими песнями народа Ю-Ю, придумавшего колесо. Ладно, выйдем из леса — тогда сделаю.
        —Чур, я понесу вещи, а ты клетку, — торопливо предложил Фьоро.
        Он, ворча, взвалил на себя корзину с яблоками, одеяло, сумки и, склонившись под их тяжестью, пошёл вперёд. Осёл подошел к клетке и тихонько присвистнул. Огромный замок весил, наверное, пуда два! Его и от земли не оторвать!
        Осёл подумал, два раза дунул и прошептал: «Фр-фр! Вжик-вжик! Тр-тр! Брык-брык! Превращенья час настал, большой маленьким вдруг стал!», и всё! Замок тут же жалобно звякнул, сжался и стал не больше ореха.
        Осёл засмеялся, взял клетку в зубы и поскакал по дороге.
        Глава 19
        Побег
        К вечеру выбрались из леса. Вышли на большую автостраду, по которой носились автомобили на укропном бензине. Редко-редко проезжал пахнущий фиалкой, а ещё реже розами или лавандой. Серёжик первый раз был на трассе и только успевал нюхать и вертеть головой.
        Осёл сверился по компасу и сказал, что Дворец справа.
        —Сделай тележку! — взмолился мокрый Фьоро.
        —Нужно отойти подальше от леса! — хихикнул Осёл и ускакал.
        Под указателем «Дворец — 70км» он, наколдовал два пледа: большой и маленький, мёд, чай, а потом выпустил Серёжика из клетки.
        —Угощайся!
        Серёжик показал лапкой на свой рот. Осёл понял и щёлкнул хвостом.
        Колдовство кончилось, и ёжик облегчённо вздохнул. Как можно было бы угощаться, не сказав «спасибо»?
        Он поблагодарил и придвинул чашку, что стояла поближе, белую с голубенькими цветочками.
        —Чай с чем любишь? — спросил Осёл.
        —С мандариновым печеньем… — прошептал Серёжик.
        —Во дела! Я и не ел такого!
        —А Вы приходите к нам в гости! — расхрабрился ёжик. — Вот я найду маму, и она, знаете, сколько печенья напечёт? У нас много цедры, муки и сахара.
        —Цедра, мука, сахароза? — задумчиво переспросил Осёл. — Это значит: «Корки плюс терки, пшеница плюс мельница, а также цэ12, аш 22, о11».
        Только он сказал эти слова, как между чашек упал пакет с оранжевыми кругляшами.
        У Серёжика даже голова закружилась от запаха, и сразу припомнился далёкий-далёкий день, когда пропала мама.
        Только он хотел протянуть лапку за печеньем, как подоспевший Фьоро схватил весь пакет.
        —Лопаешь без меня! — заорал колдун. Он высыпал все печенюшки себе в рот и проглотил не разжёвывая.
        Тут только Фьоро разглядел сидящего на пледе ёжика и заверещал так, что у всех заложило уши.
        —Что это такое? Я его нашёл, я его словил! Измена-а-а-а-а-а!!!
        Осёл прижал ёжика к себе и миролюбиво кивнул:
        —Успокойся! Зачем всё печенье забрал? Я ж такое ещё три дня повторить не смогу!
        —Плевать! — тряс кулаками Фьоро. — Брось, брось колючку в клетку!
        —Посмотри, какой он маленький, — заспорил Осёл. — Ты видел когда-нибудь такого крошку? Совсем малыш!
        —Не малыш, а дикобразище! — колдун стал пинать чашки с остывшим чаем. — Этот репейник и так хочет удрать!
        Хорёк поскользнулся на блюдце с мёдом и, дико сверкнув глазами, упал. Тут он разразился такими ругательствами, что Серёжик сам заскочил в клетку. Фьоро щёлкнул замком и, оскалив пасть, зарычал!
        Вот так чаепитие! Мандариновый запах ещё витал в воздухе, а на измазанной скатерти валялись осколки и одинокий пакетик…
        Осёл просунул между прутьев плед. В него была завёрнута булочка.
        —Накройся и ешь — не то отберёт, — предупредил он, покосившись на колдуна, — а ночью я тебе молока наколдую.
        Серёжик прижал к себе булочку и, лёжа под пледом, стал откусывать маленькие кусочки. Незаметно, под злобное бурчание Фьоро, он уснул.
        Хорек ещё долго не мог успокоиться и замолчал только когда перед ним появилась новая тележка. Он забрался в нее и, накрывшись всеми одеялами, захрапел.
        От этого храпа Серёжик и проснулся. Стояла такая темень, что ни луны, ни звёзд не было видно. То ли сегодня Солнце накрыли платком без дырочек, то ли звёзды ушли в отпуск, а может быть, просто небо заволокло тучами. Серёжик понял, что ему здорово повезло! В такую ночь хоть десять глаз наколдуй — бесполезно! Он торопливо вытащил ключ.
        —Что самое главное? — пискнул тот. Замок был с орешек, и ключ стал меньше иголки.
        Серёжик повторил про маму, про то, что нужно, чтобы все друг другу помогали, но замок по-прежнему не открывался. Он был посложнее вчерашнего. Но и ёжик стал умнее за этот длинный день.
        —Знания… — уверенно сказал он, вспомнив слова Осла.
        Ключ задёргался, но не повернулся.
        Сзади кто-то сказал:
        —Маловато будет одних знаний!
        Серёжик испуганно оглянулся. Рядом стоял Осёл. Он зевал и, кажется, совсем не собирался ругать ёжика за то, что тот открывает клетку.
        —Ну, сам подумай! Что будет, если дать Фьоро знания?
        —Если Фьоро дать знания… — Серёжик задумался. — Наверное, война! У него даже на одеяле пулеметы с пушками…
        —В точку! Поэтому я всё время рядом… — вздохнул Осёл. — В нем, и правда, кипит разрушительная сила и, если этот колдун что-то натворит, я должен быть тут же, чтобы исправить. Но, может быть, постепенно я исправлю и его самого…
        Он развёл костёр и переставил клетку так, чтобы колдуну и его третьему глазу, продолжавшему беспокойно вращаться, не было видно ёжика.
        Заплясало жёлтое волшебное пламя. Из него били фонтанчики искр, как от бенгальских огней, сыпалось золотое конфетти, и время от времени выскакивали горящие птички. Они взлетали на ветки, гасли и становились обыкновенными воробьями и галками. Стало светло и уютно.
        Осёл не забыл своего обещания и наколдовал стакан молока.
        —Проси что хочешь! — сказал он. — Кроме мандаринового печенья. Я его только через три дня смогу повторить. Таковы правила.
        —А вы можете открыть клетку?
        Осел покачал головой:
        —У тебя ключ. Нельзя за кого-то делать то, что он может сам.
        —Это ещё почему? — нахмурился Серёжик. — Мама пришивала мне пуговицы, хотя я сам умею.
        —Хорошо умеешь? — улыбнулся Осел.
        Серёжик подумал-подумал… И признался, что не очень. Он всегда запутывался в нитках… И как-то раз вместе с пуговицей пришил рубашку к трусам.
        —А если бы всегда управлялся сам — шил бы с закрытыми глазами, — Осёл показал язык и подбросил в огонь пару веток.
        «Он добрый! Он отпустит меня! Он отпустит! Если я сам справлюсь с ключом, то убегу!» — от волнения у Серёжика перехватило дыхание.
        Мысли запрыгали, как кузнечики, туда-сюда! Нужно торопиться, пока не проснулся Фьоро! «Почему одних знаний маловато? Почему одних знаний маловато?» И вдруг он ясно понял почему.
        —К знаниям нужна доброта… — сказал Серёжик тихонько. — Потому что, у кого знания и злоба, тот только гадости делать будет!
        —Вот это верно! Ай да ёжик! — обрадовался Осёл. — Ну-ка, скажи своему ключу.
        Серёжик прошептал, склонившись к замочной скважине: «Доброта», и ключ легко повернулся, да с таким мелодичным звоном, будто обрадовался этому слову.
        Серёжик осторожно открыл дверцу и вопросительно посмотрел на Осла. Тот улыбнулся до ушей, а так как уши у ослов высоко, то это получилась самая-самая радостная улыбка, какую только можно себе представить.
        —Я тут подарки приготовил… — сказал он и протянул спичечный коробок.
        Серёжик заглянул и удивился. Там лежали малюсенькая курточка, шапка с помпончиком и сапожки. Всё это годилось только для божьей коровки или муравья. Ещё в коробке были крошки и какие-то пакетики не больше яблочного семечка.
        —Когда станет холоднее, тебе пригодится теплая одежда, — пояснил Осёл. — Крошки — это булочки, в пакетах — молоко. Я сделал всё маленьким, чтобы было легко нести.
        Серёжик, недоумевая, достал шапчонку и примерил на коготок.
        —Я скажу тебе заклинание. Запоминай, — торжественно произнёс Осёл — «Фр-фр! Вжик-вжик! Тр-тр! Брык-брык! Превращенья час настал, маленький большим вдруг стал!»
        Он подул, и тут же шапка выросла. Стало видно, что она шерстяная и тёплая, с пушистым помпоном. Осёл нахлобучил её Серёжику на голову и сказал:
        —Ну-ка увеличь булочку.
        Серёжик, стараясь не дышать, аккуратно вытащил крошку.
        —Фр-фр! Вжик-вжик! Тр-тр! Брык-брык! Превращенья час настал, маленький большим вдруг стал! — повторил Серёжик неуверенно и осторожно дунул.
        Крошка мгновенно распухла, превратилась в булку и запахла так, что защекотало в носу.
        —Спасибо! Ой, какое спасибо! — восторженно прошептал Серёжик. — А я теперь всё-всё-всё так смогу увеличить, да?
        —Нет. Только это, — Осёл погладил ёжика по голове, не боясь уколоться. — Ты ведь маленький ёжик, а не колдун. Беги!
        Серёжик ещё раз десять сказал «Ой, спасибо!», сунул драгоценную коробочку в карман, схватил котомку и побежал назад, к папоротниковому лесу. Прямо в шапке. Помпон радостно бил по спине, радостно шуршали листья под ногами, радостно стучало сердечко. Серёжик оглянулся и помахал Ослу лапкой.
        Тот помахал в ответ.
        В отблесках догорающего костра тележка со спящим Фьоро казалась безобидной. Но Серёжик знал, что это не так, и припустил быстрее.
        Глава 20
        Гномы
        Ветки папоротника хлестали Серёжика по носу, ему казалось, он несется, как ветер. Ежик совершенно не задумывался, куда бежал: лишь бы подальше! Тропинок не было, он без конца плутал между кустами, не понимая уже, куда мчится: вперёд или назад.
        Вдруг вдалеке Серёжик заметил едва различимые огоньки. Он двинулся к ним, стараясь ступать как можно тише. Скоро до ёжика донеслись хриплые голоса и плеск воды.
        —У меня мёрзнут руки… — ныл кто-то. — Если нет ёжиков, зачем вообще идти на охоту?
        —Делай дело! — ответили ему грубо. — Ищи под корягой.
        —Вытирай руки о бороду! — посоветовал третий голос. — Я уже три штуки словил!
        «Да это гномы!» — догадался Серёжик и на цыпочках подкрался к высокому дереву. Натянув клейкие тапочки, он уверенно вскарабкался, выбрал ветку поудобнее и спрятался так, чтобы снизу его не было видно.
        Гномы стояли в воде и шарили по дну руками.
        «Водоросли для варенья ищут», — догадался Серёжик.
        Ах, как замечательно вот так вот запросто увидеть гномов! На колпачках у них не было колокольчиков, как в книжке, которая осталась дома, они не пели песен и не ковыряли кирками землю в поисках сокровищ. Но всё равно это были самые настоящие гномы! Все — с курчавыми белыми бородами, в зелёных колпаках, на каждом из которых горел фонарик! Только камзолы разные: у одного красный, у другого коричневый, у третьего жёлтый.
        Тот, что в коричневом, был толстым и всё время пыхтел: «Уф… Уф… Уф…» Тот, что в красном, без конца заглядывал под коряги и вообще носился как угорелый.
        Гном в жёлтом только хныкал:
        —Позвольте, позвольте! — тянул он. — Как я могу вытирать руки о бороду, если она мокрая? Нашли три штуки, и ладно — пошли домой!
        —Не «нашли», а нашел! — поправил его тот, что в красном. — Надо было бороду вокруг шеи обмотать, а не мочить. Ты, Нытти, не о холоде думай, а о богатстве. Сколько мы золота заработаем, думай!
        Голос его показался Серёжику знакомым.
        Он пригляделся и узнал того гнома, что отобрал у Фьоро тележку.
        —Не хвастай… — обиделся Нытти. — Кто приютских ёжиков всю ночь в реке купал? Это из-за тебя они в больнице.
        —Уф… Уф… Он прав… — пробасил тот, что в коричневом. — Из-за тебя, Златти, мы теперь мокнем!!
        —Ну откуда я знал, Жадди, что ёжики заболеют!
        —Позвольте, позвольте. Они всегда болеют осенью, — заныл Нытти. — Через три минуты ныряния начинают чихать.
        Тут тот, что в коричневом, клацнул зубами и так топнул ногой, что во все стороны полетели брызги.
        —А недавно ёжика отпустил! — сердито гаркнул он. — От тебя одни неприятности!
        —Сколько можно повторять! — обиделся Златти. — То был бешеный ёжик, кусал всех без разбора. Возьми я его — он бы тебе уже руку оттяпал.
        —Мы бы ему намордник надели! — канючил Нытти. — И пусть бы мок, а теперь мокну я…
        —Ладно вам! — шикнул третий. — Пошли отсюда, жрать охота!
        —Жадди, ты всегда хочешь лопать! — возмутился Златти. — А как же план? Вспомните, за тысячу мы получим сто монет чистого золота. А за девятьсот девяносто девять — всего пятьдесят.
        —Крот специально придумал такой договор, чтобы нас надуть! — всхлипнул Нытти. — А если я простужусь и умру, то вообще не получу своей доли…
        —Жрать и точка! — взвыл, выскакивая из воды, Жадди. — У меня сейчас живот взорвётся от голода!
        —Взорвётся он у тебя когда-нибудь за обедом! — сказал, выбираясь на берег, Златти. — Потому что ты обжора!
        —Немеют пальцы, нос, язык… У меня температура… — скулил Нытти, отжимая штаны. — Зубы, и те немеют.
        —Значит, есть не будешь! — обрадовался Жадди.
        Гномы вытащили из воды невод, в котором сверкнуло что-то необычайно яркое, тут же быстро его смотали и трусцой, стараясь согреться, побежали вглубь леса.
        Серёжик сидел ни жив ни мёртв. Так вот они какие, гномы! Попади Серёжик к ним, они надели б ему намордник и полоскали в воде, как приютских ежат. Значит, ежата собирают водоросли? Но что такое ослепительно сияющее вытащили гномы? Водоросли так не блестят. Похоже на бенгальский огонь.
        И при чём тут Крот? Если гномы дружат с Кротом, от них нужно держаться подальше!
        Но почему Крот платит золотом за речную траву, мешок которой стоит три боровика?
        Вопросов было больше, чем ответов.
        Серёжик зевнул и посмотрел вверх. Солнце, ещё розовое, золотило верхушки деревьев, здороваясь с каждой веткой. А ёжику ужасно хотелось спать. Он заметил дупло и залез туда, с трудом затащив котомку с камнями.
        Во сне Серёжик видел ёжиков, которых заставляют нырять в ледяную воду.
        Он хотел их спасти, но только беспомощно открывал рот. Ежики кричали: «Помоги! Помоги!», гномы злобно хихикали. И Серёжик знал, что если обернётся, то увидит что-то очень-очень страшное. Может быть, Крота, может быть, скелета, а может… самого Дракона!!! Каждой иголкой, каждым коготком он чувствовал страх, страх, страх!
        И от страха проснулся.
        В ушах всё ещё стоял крик о помощи.
        Ужасно быть приютским ёжиком — это Серёжик знал всегда. Но что их отдают мучить гномам — это уж слишком!
        Еще вчера он говорил ключу, что главное — помогать. Но как? Как он может помочь? Здесь какая-то банда: гномы, Крот… А он всего лишь маленький ёжик с ключом, свистком и спичечным коробком…
        Может, прокрасться, разузнать, где у гномов нора, а потом свистнуть, позвать Гэйдла, вместе найти Осла и… И пусть он наколдует так, что гномы перестанут есть водоросли? Или вообще забудут о приютских ёжиках!
        Но что такое сияло в реке?
        От волнения захотелось есть. Серёжик открыл спичечный коробок, достал оттуда крошку, пакетик и, дунув, скороговоркой произнес: «Фр-фр! Вжик-вжик! Тр-тр! Брык-брык! Превращенья час настал, маленький большим вдруг стал!»
        Тут же аромат свежей булки наполнил дупло, а пакет стал большим и упругим.
        Серёжик проткнул его иголкой и стал тоненькой струйкой лить на язык прохладное молоко.
        Он вытянул лапки, закрыл глаза и, откусывая от булки по маленькому кусочку, вспоминал кино про хомяка-разведчика. Тот был хитёр и, перекрашенный в лисёнка, два года жил в лисьей норе — самом логове рыжих шпионов… Он умел читать следы гусениц, расшифровывать запахи ветра, с закрытыми глазами определял, где север и юг, и носил за щекой пистолет.
        Водяной, конечно.
        Но если брызнуть из этого пистолета, у врага сразу осыпалась шерсть. Эх, хомяка сюда бы!!!
        Серёжик высунулся из дупла и оглядел лес. Было тихо, ни одна птица не пела, ни одна белка не болтала с соседкой, никто не пробегал по делам. Листья на деревьях, и те не шелестели.
        «Вот как все боятся гномов!» — подумал Серёжик, и от этой мысли у него заболели и лапы, и голова, и живот.
        Но надо, надо, надо помочь приютским ежатам!
        Некому их защитить.
        —Узнаю, где нора, а потом свистну! — прошептал Серёжик решительно.
        Он бесстрашно спустился вниз и направился в ту сторону, куда убежали гномы.
        По примятым листьям, по бурой тине, которая падала с невода, ёжик искал нужную дорогу. Иногда он сбивался с пути и тогда возвращался назад.
        Хотел спросить дорогу у ужа, но тот, блеснув глазами цвета жареной картошки, проворчал:
        Когда с листьев облетят деревья,
        Когда потечёт ручьями дверь,
        Кто спасает, сам найдет спасенье
        Вчера станет завтра. Верь не верь.
        В который раз Серёжик слышал эту чепуху. С таким глупым ужом и говорить не о чем.
        В конце концов к вечеру он добрался до замшелого дуба, под корягами которого нашёл круглую дверь. Она была замаскирована еловыми ветками, а над входом висела непонятная табличка: «Званый гость хуже незваного».
        Серёжик задумался. Может, это нора какой-нибудь землеройки? Нужно залезть на дерево и подождать, кто оттуда выйдет.
        Старый кряжистый дуб с засохшими ветками был такой высокий, что, кажется, верхушкой подпирал облака… Он недовольно заскрипел, когда Серёжик поставил на него лапку, и вдруг… Кора под лапкой скукожилась, сморщилась, как листок бумаги, и разорвалась! Из чёрной дыры ствола подул пропахший гнилью ветер, и неведомая сила стала затягивать ёжика внутрь! Ещё секунда — его закружило, как фантик, и он понёсся по склизкому чёрному тоннелю, пытаясь лапками ухватиться за его стенки. Дышать было невозможно, ужасный запах становился всё сильнее. Вот под лапкой оказался какой-то выступ, Серёжик вцепился в него, но куда там! Его тянуло и засасывало вниз, как будто кто-то включил огромный пылесос. Пытаясь затормозить, ёжик все больше и больше пачкал лапки чем-то вонючим и липким. Страх внутри его сердечка всё рос, рос и, когда стал таким огромным, что уже не помещался в ёжике, тот закричал. Но вместо крика из горла вырвался писк, как у мыши-полёвки.
        От этого стало совсем жутко. Серёжик прямо на лету свернулся клубком. И дальше полетел так быстро, что уже через несколько секунд плюхнулся в какую-то грязь.
        Было тихо. Ёжик подождал и осторожно выглянул. Никого. Тогда он встал и осмотрелся. На стене, у двери, висел тусклый светильник. Как ни был слаб его свет, Серёжик разглядел, что сидит в клетке! Часть комнаты была перегорожена чугунной решёткой, врытой в земляной пол. Но земли почти не было видно, под лапками колыхалась вязкая жижа, от которой шёл отвратительный запах. Серёжик залез на прутья и повис там, стараясь обсохнуть.
        Тут же послышались шаги, и дверь распахнулась.
        Перед ним стояли гномы! Те самые гномы, которых он видел у реки: Жадди, Златти и Нытти.
        —Говорил же я, что гостеловка сработала!!! — заверещал Златти. — Только что это?
        —Чёрная обезьяна… — предположил Нытти и сделал шаг назад.
        —Обожаю жареных обезьян! — причмокнул Жадди и бросился к клетке.
        Глаза его горели таким голодным блеском, что Серёжик взвизгнул.
        —Да это же тот самый бешеный ёжик! — воскликнул Златти. — Только грязный.
        —В речке отмоем! — хихикнул Нытти.
        —И съедим! — подпрыгнул Жадди. — Это ж не приютский ёжик, значит, его можно съесть?
        Все три гнома с любопытством рассматривали Серёжика. Он висел, держась за чугунные прутья, и думал только об одном: потерял он свисток, когда летел, или нет?
        Златти покачал головой:
        —Гляньте, как он смотрит. Запросто чего-нибудь откусит. Бешеного есть нельзя. Можно заразиться.
        Серёжик, чтобы подтвердить, что он бешеный, зарычал.
        Гномы отпрянули. Златти почесал затылок, достал из-за пазухи какой-то справочник, полистал.
        —И в воду он не полезет, если бешеный. Написано, что у всех, кто болеет бешенством, водобоязнь!
        —Ну и что? — сказал Нытти. — Мы его туда на веревке забросим.
        —Да перегрызёт он веревку! — вмешался Жадди. — Такому цепь нужна.
        Серёжик зарычал снова и стал плеваться (он видел по телевизору, как ведут себя звери, укушенные бешеными комарами).
        —Мда… — сдвинул брови Златти. — Продать такого бешеного и слюнявого мы не сможем. Цепь стащил Крот… Новую покупать дорого… Значит, нужно вылечить.
        —Что значит вылечить? — загромыхал Жадди. — Бешенство лечится чертополохом и пиявками целый год! Так когда-то лечили моего дедушку.
        —Вот в кого ты уродился…
        Жадди не услышал. Его глаза сверкнули безумным блеском.
        —И этот грязный ёжик будет полгода нас объедать?! — топнул он. — Ни за что! Я не боюсь бешенства! Раз дедушка переболел — мне не страшно. Я ёжика СЪЕМ! Сам! В сметане!
        Златти достал счёты и стал что-то высчитывать.
        —Действительно, содержание этого гостя нерационально. Пока он вылечится, слопает кучу продуктов. Да и цепи нынче дорогущие. А если у Жадди иммунитет, то, может, он и не заразится? Хорошо, Жадди. Можешь съесть. Но закусывай пиявками и чертополохом.
        —Эй! Вы чего! — закричал Серёжик. — Я совсем не бешеный! Я тот самый ёжик, которого ищет Королева. За меня мешок золота дадут!!!
        —Он ещё и сумасшедший, — махнул рукой Златти, — его дядя в сумасшедший дом вез.
        Серёжик разревелся, вцепившись в прутья что есть силы.
        Но Жадди оказался сильнее. Схватив ёжика под мышку, он выбежал из гостеловки, радостно распевая:
        —Ёжик в сметане! Трам-парам-пам! Ёжик в сметане! Съем его сам!
        —Давно я не видел его таким весёлым… — заметил Златти, снова достал счёты и, пощёлкав, заключил: — Да, съесть намного дешевле.
        Глава 21
        Ёжик в сметане
        Жадди притащил ёжика в кухню и швырнул в грязную раковину, полную каких-то объедков. Затем открыл кран и побежал искать кастрюлю. На Серёжика полилась ржавая холодная вода. Мокрый, он стал шарить по карманам в поисках свистка. Пусто!!! Ни свистка, ни ключа, ни спичечного коробка! Наверное, все это вывалилось, когда он падал.
        Серёжик выскочил из раковины и заметался в поисках убежища, оставляя повсюду мокрые следы. Жадди поймал его и, облизнувшись, снова сунул под кран.
        —Не ешьте меня, пожалуйста!!! — взмолился Серёжик.
        Но Жадди, не обращая на него внимания, бормотал: «Ёжик в сметане! Ёжик в сметане!» Он твердил это как заклинание и не мог остановиться! Кое-как помыв Серёжика мочалкой, гном вытер его своей бородой (размазав грязь по ней и ёжику) и торопливо наполнил водой кастрюлю.
        Затем накидал в печку дров, бумажек и… чиркнул спичкой! Зловеще метнулись языки пламени, накидываясь на добычу. Серёжик с ужасом смотрел, как огонь жадно лизал дрова… Потрескивая, они разгорались всё сильнее и сильнее!
        Что делать?! Ёжик схватил Жадди за руку и, заливаясь слезами, стал просить его сжалиться.
        —Гномик, миленький, не надо! — плакал ёжик. — Я очень маленький. Во мне совсем-совсем нет мяса, одни иголки!
        Жадди не отвечал. Безумно вращая глазами, он продолжал мурлыкать: «Ёжик в сметане! Ёжик в сметане!»
        Схватив Серёжика за шкирку, гном бросил его кастрюлю! Бульк! Затем поставил кастрюлю на печку и стал крошить туда чеснок. Барахтаясь в ледяной воде, Серёжик стал хвататься за края посудины. Но секунда, и прямо на лапки (как больно! ой-ой-ой, как больно!) упала крышка! Стало темно.
        Неужели конец?! Никогда-никогда он больше не увидит мамочку, никогда не вырастит мандариновое дерево, никогда не пойдёт в первый класс?! Вода стала теплеть, скоро лапкам стало горячо! Серёжик рванулся из последних сил и головой приподнял тяжёлую крышку. Уцепившись за края кастрюли, он обжёгся, но успел заметить, что в кухне никого нет. Ёжик зажмурился и, подтянувшись, вывалился на раскаленную плиту.
        От резкой боли он взвизгнул и свалился на пол. И вдруг услышал тоненький певучий голосок:
        —Жадди пошёл за сметаной! Ныряй в ванну!
        Ничего не понимая, Серёжик огляделся. Никого! Он бросился к ванне, стоявшей в углу, и в ужасе отпрянул! Вся она почти до краёв была полна чёрных майских жуков. Они неторопливо ползали друг по другу, переваливаясь и топорща усики. Серёжик отскочил.
        Но тоненький голосок крикнул:
        —Не медли! Скорей! Скорей!
        Ежик и сам услышал приближающиеся шаги! Свернувшись клубком, он упал в копошащуюся массу.
        «Какое счастье, что у меня есть иголки! — подумал Серёжик. — Иголкам все равно, кто по ним лазит. Им даже не щекотно».
        Жуки тем временем быстренько вскарабкались к нему на спину. Облепили со всех сторон, шелестя крыльями. Хлопнула дверь.
        —Ну, раз-два, взяли! — послышался голос Златти.
        —Тяжело! — закряхтел Нытти.
        —Не ной! За усачей мы получим сто изумрудов!
        Серёжик почувствовал, как ванна под ним заколыхалась.
        —А из кастрюли вкусно пахнет… — завистливо протянул Нытти.
        —Да, Жадди знает толк в стряпне. Но как бы не пришлось ему давиться пиявками с чертополохом.
        Серёжик лежал ни жив, ни мёртв. Он так боялся, что его заметят, что стал дрожать.
        —Что-то ванна трясётся… — заметил Нытти.
        —Это у тебя руки трясутся, хлюпик.
        Гномы шли недолго и скоро опустили ванну на пол.
        —Отборные жуки! — хвастливо сказал Златти. — Кроту понравятся!
        —Он хитрый! Сам ловить не хочет! — всхлипнул Нытти. — А я на охоте нос расквасил, порвал капюшон, разбил коленку! И жуков в нашем лесу с каждой весной всё меньше и меньше.
        —А изумрудов в кадушке всё больше и больше!
        Вдруг послышался такой жуткий вопль, что Серёжик едва не вскочил. Его охватил ужас, лапки сами собой стали куда-то мчаться. А так как лежал он, свернувшись клубком, свои же пятки били его по носу!
        —Бешенство! — хором воскликнули гномы.
        Они помчались на кухню и увидели, что всё в ней перевернуто вверх дном. На полу валялись кастрюли и сковородки, мука белела островками вперемешку с крупой. Мусор из ведра был вытряхнут, картошка рассыпана. Жадди искал ёжика в каждой корзинке, в каждой банке!
        Он выл, вырывая волосы из бороды! Грязные клочки её летали тут и там.
        Увидев братьев, Жадди разревелся: «Ёжик в сметане! Ёжик в сметане!»
        Ничего другого, как ни старался, он вымолвить не мог.
        —Вот что значит есть бешеных ёжиков! — поучительно сказал Златти.
        Гномы принялись пихать упирающемуся Жадди лекарство.
        —До чего доводит жадность! — хихикал Нытти, черпая пиявок из бочки половником.
        Он перестал завидовать, и настроение его улучшилось.
        —Жадность — это прекрасно! — возразил Златти, накалывая вилкой колючий чертополох. — Но у порядочного гнома она должна быть к золоту, деньгам, драгоценным камням и звёздам!
        Жадди еле успевал жевать — гномы кидали ему в рот всё новые и новые порции. В конце концов лекарство стало вываливаться, путаясь в изодранной бороде.
        Только лучше Жадди не становилось. Он так колотил ногами по полу и таращил глаза, что гномы решили запереть его в гостеловке.
        —Пусть посидит, пока не очухается! — сказал Златти.
        —Да, да! Он опасен! — кивнул Нытти. — Кто бы мог подумать: от такого маленького ёжика такое большое бешенство!
        Серёжику было слышно лишь обрывки фраз. Успокоившись, что его не будут искать, он задремал. Но вдруг откуда-то сверху раздался дребезжащий голосок, похожий на тот, что он слышал на кухне:
        —Скорее выбирайся!
        Ежик выскочил и увидел, что в комнате никого нет.
        —Прячься в тумбочку! — поторопил его тот же голос.
        «Наверное, это дерево говорит», — решил ёжик и огляделся. Тумбочек было много. Они беспорядочно стояли друг на друге, а вокруг валялись какие-то мешки, вёдра и грабли.
        Серёжик открыл первую попавшуюся, оттуда вывалились зелёные гусеницы. Открыл вторую, вылетели бабочки. С опаской заглянул в третью. Там лежала маленькая серебряная шпага.
        Серёжик залез в эту тумбочку и осторожно взял шпагу в лапы. Тут же стало светло! Она засияла от эфеса до кончика клинка.
        Ёжик поискал под гардой батарейки, но ничего не нашёл. Шпага светилась сама по себе, но только если он брал её в лапы.
        И тут вдруг ему ясно вспомнились слова Древней книги «Ибо придёт на землю смельчак в игольчатой броне с Великим Ключом и Серебряной шпагой…» Неужели… та самая?! Только зачем ему шпага, если нет ключа?
        Бах! Бах! Бах! Загромыхала дверь.
        Серёжик услышал, как прибежали гномы. С лязгом стали открываться замки.
        —Ах, как мы рады! Как рады! Добро пожаловать! — засуетился Златти.
        —Странно пахнет… — послышался голос Крота. — Знакомый запах.
        —Это Жадди ёжика ва… — начал Нытти, но ойкнул и затих.
        —Что? Какой ёжик?
        —Не ёжик, а ножик. Жадди ножик точил, — ласковым голоском объяснил Златти. — Дорогой Крот, Вы не забыли изумруды?
        —А чего тут у вас гусеницы по стенам ползают, бабочки летают?
        —Да тумбочки усохли за лето, сами открываются.
        —Не очень-то вы бережёте товар… Помните, к Новому году мне нужно 500 бабочек для подарка её Величеству и три килограмма гусениц Фрейлине. Получите два алмаза. А если бабочек будет 499, а гусениц хоть на грамм меньше, то один.
        —Все сделаем в лучшем виде! — залебезил Златти. — Посмотрите, какие отборные жучки. Один усатее другого!
        Затем послышались охи Нытти, счёт, снова загремела ванна, стали лязгать замки и наконец всё стихло.
        —Видал, какие изумруды? Один в один! — довольно сказал Златти.
        —Он обманул. Их не сто, а девяносто семь, — захныкал Нытти. — Крот утащил три камушка в рукав.
        —А чего ж ты молчал?
        —Боялся…
        —Один бешеный, другой — трусливый. Тьфу!
        Ругаясь, гномы ушли.
        Серёжик обрадовался, что дверь рядом, и решил, что убежит, как только стемнеет. Но тут вспомнил, что ключа у него нет, и вздохнул.
        —Не спишь? — вдруг услышал он тот же голосок. — Расскажи, как там на воле?
        Серёжик приоткрыл дверцу.
        —Ты дерево, тебе виднее. А я даже не знаю, день сейчас или ночь.
        —Какое же я дерево… — отозвался тоненький голосок. — Я была бы рада стать деревом, веткой или даже просто листочком, лишь бы увидеть Солнце, Луну, сестриц… Услышать, как гудит шмель, почувствовать дуновение ветра, понюхать мои любимые незабудки, покататься на облаке… Ты когда-нибудь катался на облаке?
        —Нет…
        —О… Это чудесно! Нет ничего лучше, чем лежать в его нежной мякоти. От малейшего движения ты проваливаешься вглубь пушистости, а воздушнее и слаще её нет ничего на свете. Можно плыть, откусывая маленькие кусочки, вдыхать ароматы трав, моря, приносимые ветром…
        —Откусывать кусочки облака? — перебил Серёжик.
        —Конечно! — засмеялся невидимый собеседник. Грустный смех был похож на перезвон колокольчиков. — Разве ты не видел, что летящие облака тают?
        —Ну да…
        —Это потому что мы едим их, когда катаемся. О, облако слаще меда, нектара всех цветов и сока всех деревьев!
        —И даже мандариновых ломтиков?!
        —Ага!
        —И даже сгущёнки?
        —Конечно! А главное, его можно есть очень много и не бояться растолстеть. От облака только летучесть повышается.
        —Что-что?
        —Летучесть!!! — голосок дрогнул. — Ах, как бы я хотела ещё хоть разочек взлететь! Перекувыркнуться, упасть вниз, коснуться травы и снова подняться в небо!!!
        Наступило молчание, и скоро послышался тихий плач.
        —Только я никогда-никогда не смогу летать… Я взаперти уже 10 лет, 5 месяцев и 3 дня.
        —Ты птица? — шёпотом спросил Серёжик и огляделся. Клетки не было видно.
        —Я — звезда.
        Глава 22
        Звёзды
        —Как это звезда? — ахнул Серёжик. — Где ты?
        —Я здесь… Свечу тебе вместо лампочки. Обыкновенная звезда, только маленькая. У меня и имени ещё нет. Просто звёздочка.
        На стене и правда висел грязный светильник. В его тусклом свете Серёжик разглядел, что под плафоном что-то шевелится.
        —Звёзды купаются по ночам, — всхлипнула Звёздочка. — Ведь чтобы сиять ярко, нужно быть чистой-чистой. Днём в воду лезть нельзя — увидят, а ночью плещись, сколько хочешь! Я так любила качаться на тихих волнах и болтать с рыбками. Они рассказывали про подводное царство и просили посветить то тут, то там, чтобы найти потерянное колечко или бусинку. Ах, как мне было их жалко! Подумать только, они никогда не видели неба! Я прыгала в зеленый ил, и под водой мы водили хороводы. Иногда играли в генерала, и я была медалью, которую цепляли окуню. Иногда — в прекрасную царевну, и я превращалась в корону, прыгая на голову щуке! А чаще — в паровоз. Тогда я становилась фарой! За мной бежали вагончики — плотвички, лещи, караси! Ах, какое это было чудесное время!
        Серёжик слушал, затаив дыхание.
        —Ходили слухи, что сестрицы пропадают, но как и где — неизвестно. Сколько искали их Солнце с Луной, заглядывая в окошки — всё без толку. А я вообще не понимала, как можно поймать звезду? Мы летучи, мы стремительны, мы…
        Звёздочка снова всхлипнула.
        —Гномы ловят нас, забрасывая в реку маленьких ежат. Они такие маленькие, что ночью их не заметишь, а иголки у них хоть мягкие, но острые.
        —Ежатами ловят звёзды?!!!
        —Ну да, сворачивают ёжика клубком, так что ему ничего не видно, привязывают к удочке и начинают окунать в воду. Я знаю, гномы пытались ловить нас на подушечки с иголками, на колючки каштана, но у них не выходило. Почему-то звёзды ловятся ёжиками, как рыбы червяками… Крот сказал, что это неизвестное науке таинственное… это… как его… притяжение…
        —Ты видела Крота?
        —Немножко… За грязным стеклом почти ничего не видно. Я слышала, что он говорил…
        —А зачем гномам звёзды?
        —Освещать подвалы, норы, подземные лабиринты. Это здесь полутемно, а у Крота, говорят, все сияет… Проводить электричество дорого, лампочки перегорают, вот они и решили сажать в светильники нас… А здесь даже пошевелиться трудно. Я уж и летать разучилась, наверное.
        Серёжик вскочил на тумбочку и клинком шпаги что есть силы ударил по лампе. Она даже не треснула.
        —О, не старайся, маленький добрый ёжик. Это стекло просто так не разбить. Крот заколдовал его своей тростью. Только драконов камень может победить эти чары.
        —Драконов?
        —Ага! Говорят, он зелёный… С алыми прожилками. Единственный камень, который светится. И найти его можно только возле Драконовой горы. Там их много, говорят — целые россыпи. А здесь где взять?
        Серёжик торопливо полез за подкладку, ещё больше разорвав дыру в кармане. Долго ковырялся и, наконец, вытащил гладкий камушек, который уцелел. Зеленый с алыми прожилками… Он метнул его, и… осколки со звоном упали на пол!
        А с ними и маленькая пятиконечная звёздочка!
        Ах, как она была хороша! Всё её сияющее тельце казалось сотканным из малюсеньких бриллиантов. Их грани переливались тремя цветами: малиновым, голубым и белым.
        У Звёздочки были круглые, похожие на блестящие пуговки, глазки, курносый носик и улыбающийся рот.
        —Ах! — только и смогла сказать она, закружившись на одном лучике и подпрыгнув. — Ах!
        На несколько секунд Звёздочка повисла в воздухе и упала.
        Затем повернулась к Серёжику и вдруг засияла так ярко, что стало больно глазам.
        —Спасибо! Спасибо! Спасибо! — Звёздочка перекувыркнулась. — Ты спас меня, спас! Какое счастье! Счастье! Счастье! Ты думаешь, я не полечу? Я обязательно полечу!!!
        Она действительно поднялась почти до потолка, но тут же свалилась вниз, прямо в лапы Серёжику.
        —Сил мало, — устало проговорила Звёздочка, — я подремлю?
        Она мгновенно уснула, но даже во сне продолжала мерцать и улыбаться.
        —Ты обязательно полетишь, — прошептал Серёжик, укрыв Звёздочку платочком «МАМ». Подсвечивая шпагой, он принялся искать драконов камень. Тот закатился за зеркало. Пыльное, в старинной раме, оно стояло на полу, среди мусора. Серёжик вытер его рукавом и посмотрелся. Сначала он увидел себя, ужасно грязного, в порванном свитере, с ослепительно сияющей шпагой. Затем появилась кастрюля, стоящая на печке, и Жадди с безумными глазами. Серёжик отпрянул. Еще секунда, и показался тоннель, в котором летел визжащий от страха ёжик. Потом он увидел себя в клетке, и Фьоро, лопающего мандариновое печенье…
        Да, это зеркало плохих воспоминаний! Самое ненужное из всех волшебных зеркал! Серёжик читал о нём в какой-то книжке.
        Разочарованный, он забрался в тумбочку.
        Серёжик задумался, каких воспоминаний у него больше: хороших или плохих, и пришёл к выводу, что хороших. Мама всегда говорила, что хорошего на свете больше. Потом он думал о звёздочках, таких красивых и несчастных. Пытался представить, каково сидеть в стеклянном колпаке — никогда не играть, не прыгать, не бегать…
        А небо, значит, совсем не дырявый платок, а огромный дом, где живут звёзды, Луна, Солнце и сладкие облака.
        Нужно дождаться, пока гномы уйдут на ночную ловлю. А когда он разобьёт все лампы — бежать. Ключ, свисток, котомка и спичечный коробок, конечно, свалились туда же, куда и он — в грязную гостеловку. Но как их забрать, если в клетке сидит Жадди? Возьмут ли его на охоту?
        Серёжика разбудил лязг замков. Гномы что-то бурчали. Хлопнула дверь. Ушли?! Он тут же вскочил и схватил шпагу. Звёздочка, зевая, повисла над ухом.
        —Сколько здесь комнат?
        —Кажется, сто двадцать…
        Серёжик выскочил, и, размахивая шпагой, помчался по коридору. Звёздочка полетела следом. Летела она длинными прыжками, часто опускаясь на пол, чтобы отдышаться.
        Вот и первая лампа. Серёжик запустил в нее драконовым камнем.
        Трах-тара-рах! Вдребезги! Оттуда вылетела довольно крупная звезда, и Звёздочка закричала ей радостно:
        —Марья Петровна!
        Пока они обнимались, Серёжик уже целился в заплесневелое зелёное бра, мимо которого чуть не пробежал, так слабо оно светило.
        Ба-бах! Салютом разлетелись осколки! Кряхтя, с ними упала еле мерцающая звезда.
        —Ираида Ивановна! — хором воскликнули Звёздочка и Марья Петровна.
        Серёжик бросился дальше.
        Дзынь! Разбит огромный абажур на кухне!
        —Катюша!!!
        Ёжик кричал:
        —Звёзды! Где вы?
        А прыгающая за ним ковыляющая и летящая вереница пела чистыми голосами:
        —Откликайтесь, сестрицы! Свобода!!!
        Со всех сторон молили:
        —Я здесь!
        —Спасите меня, меня!
        —Бегите сюда!
        Сколько было слёз, ахов, охов и радостных восклицаний! Серёжик уже не искал упавший драконов камень, звёзды тут же подавали его. Дело шло быстро. Через полчаса, когда он оглянулся, то увидел, что коридор полон сияния. Набегала малиновая волна, превращалась в голубую, и тут же становилась белой, чтобы через секунду снова полыхать малиновыми искрами! Звёзды кружились и кувыркались! Они славили Серёжика и разгорались все ярче и ярче.
        Звёздочка считала сестриц.
        —225! — воскликнула она, когда Серёжик, запыхавшись, стал дёргать какую-то дверь. Та не поддавалась.
        —Это кладовая! — с ужасом прошептала Ираида Ивановна. — Мы погибли!
        —Почему? — испугались все.
        —Если её дергать, включается какая-то сигнализация. Златти её под моей лампой конструировал. Стоит потянуть дверную ручку — на верхушке дуба начинают звенеть консервные банки.
        Серёжик бросился назад, к входной двери, запер её на все задвижки и придвинул к ней все тумбочки, какие были. От тряски их дверцы открывались, и оттуда сотнями выскакивали кузнечики, божьи коровки, торопливо выползали мокрицы и муравьи.
        —Свободу всем! — кричали звёзды, аплодируя лучами.
        —Свободу! — подхватил Серёжик, воинственно потрясая шпагой. — Где гостеловка? Там ключ! Мы откроем все двери!
        Звёзды полетели вперед, указывая дорогу. Серёжик мчался, на ходу разбивая лампы.
        —306, — считала Звёздочка.
        —Златти говорил, нас тут тысяча!
        Ёжик охнул. У него очень болели лапы.
        —В моей котомке много таких камней! — крикнул он.
        Вот и знакомая дверь. Ёжик с трудом приоткрыл её и протиснулся внутрь. О ужас! Там сидел Жадди! Увидев всю компанию, он зарычал: «Ёжик в сметане!» и так затряс решётку, что, казалось, ещё секунда, и она рухнет!
        На звёзд гном не обращал никакого внимания. Они пролетели сквозь прутья и принялись искать всё, что просил Серёжик. В гостеловке стало светло, как днём. Быстро нашлись котомка, шапка, спичечный коробок и ключ. Свисток оказался втоптан в грязь, но и его достали.
        Ёжик тем временем разбил лампу над дверью. В ту же секунду в клетку свалились Златти и Нытти, оба злые и грязные!
        —Какой дурацкий способ попадать домой… — хныкал Нытти, потирая ушибленный бок.
        —Смотри! Вот кто закрыл нашу дверь! — верещал Златти.
        —Еще один грязный ёжик?
        —Да тот же самый!
        —Позвольте, позвольте! Его же съели?
        —Значит, не съели!
        —Значит, Жадди не бешеный? — ахнул Нытти.
        Он дернул Жадди за рукав:
        —Братец, ты не бешеный?
        —Он не бешеный, он сумасшедший! От жадности тронулся! А-а-а! — заорал Златти, наконец обратив внимание на то, что в комнате слишком светло. — Звёзды!!!
        —Позвольте, позвольте… Откуда же здесь столько звёзд? Они теперь с неба… уже… к нам сами летят?
        —А-а-а!!! Это наши звёзды! — рвал свою бороду Златти. — А это тот самый ёжик, которого искала Королева! Про него в Древней Книге написано. Рой подкоп, сейчас мы его схватим!
        «Ёжик в сметане! Ёжик в сметане! Ёжик в сметане!» — тряс клетку Жадди.
        Златти стал на четвереньки и принялся копать грязь руками.
        Серёжик в нерешительности оглянулся на звёзд. Земля так и летела во все стороны, скоро под решёткой показались головы гномов.
        —Ещё немного! — пыхтели они.
        Жадди, разобравшись, что к чему, тоже стал копать. Он рыл как экскаватор. И в две секунды вылез почти наполовину!
        Ключ!!! Если ключ может открывать, то и закрывать ему под силу!
        —Бежим! — скомандовал Серёжик и бросился за дверь. Когда Звёздочка воскликнула «307», он вставил ключ в замочную скважину.
        —Мама! Помощь! Доброта! — торопливо прошептал он.
        Затарабанили гномы. Поздно! Дверь была закрыта.
        Всю ночь Серёжик бегал по комнатам, поднимаясь с этажа на этаж. Звёзды, получив по драконову камню, летали тут и там. Повсюду раздавался звон осколков. Того самого главного, что знал Серёжик, хватило, чтобы открыть все замки.
        «Мама! Помощь! Доброта!» — повторял и повторял он. — «Мама! Помощь! Доброта!»
        К утру все пленницы были освобождены.
        —1000! — прошептала уставшая Звёздочка.
        —Пожалуйста, облетите ещё раз все закоулки… — попросил Серёжик. — Кто может…
        У него не было сил даже разговаривать. К тому же об один из осколков он порезал лапку. Звездочка замотала ее бинтом, который принесла Ираида Ивановна, жившая в бра возле аптечки.
        На рассвете Серёжик, прихрамывая, открыл дверь, за которой было солнце, небо и такая долгожданная свобода!
        Глава 23
        Небо
        Что стало со звёздами, когда они увидели лес и облака! Даже самые слабые, кого Серёжик вынес в карманах, тут же взлетели ввысь.
        Небо придало им сил только одним видом и вылечило всех, даже тех, кто провёл у гномов больше двадцати лет.
        Звёзды падали на жёлтые листья, целуя их, словно цветы. Прыгали по голым веткам деревьев и так верещали, что птицы всего леса слетелись к ним посмотреть, что случилось.
        —Смельчак в игольчатой броне… — слышалось тут и там. — Хвост не дрожит, и глаз не жмурится…
        Серёжик зевал и щурился, опираясь о шпагу. Очень болела лапка. Звездочка, как балерина, вертелась на одном лучике.
        —Это самый счастливый день в моей жизни! — повторяла она. — Самый-самый-самый счастливый!
        Вдруг на какой-то ветке ёжик заметил Королевского Чижика.
        —Именем Королевы! Ни вправо! Ни влево! — чирикнул он. — Вы арестованы!
        Он так разволновался, что свалился с дерева! Ещё бы! Ведь теперь он получит мешок золота!
        Потирая ушибленный бок, Чижик достал телефон и вызвал полицию.
        —Гуси будут тут через пять минут, — заявил он.
        Звёзды тут же сбились в сияющее, переливающееся облако и опустились на землю.
        —Садись! — крикнули они хором.
        —Быстрей! — защебетали птицы.
        Серёжик, побаиваясь, ступил на колыхающийся искристый ковер.
        И тут же взлетел ввысь! Звёзды крепко держали друг дружку лучами, и невозможно было поверить в то, что ещё недавно они хромали и еле прыгали. Чем выше они взлетали, тем сильнее разгорались. Яркий свет слепил глаза, Серёжик до носа натянул шапку.
        —Облако! Облако! Облако! — раздался вдруг оглушительный визг, и ковёр плавно опустился на пушистую молочную гору.
        Звёзды, усадив Серёжика, тут же стали скакать и кувыркаться. Словно на батуте, они пружинили и взлетали ввысь, а затем снова проваливались в нежную вату.
        Ёжик тоже попробовал! О, это было чудесно! Когда он падал, то чувствовал, что со всех сторон его держит удивительно мягкая, ласковая пушистость. Но стоило чуть оттолкнуться, как облако само подбрасывало его вверх. Серёжик, словно крыльями, махал лапками и кружился.
        —Я лечу! Лечу! — кричал он звёздам.
        —Мы тоже! Тоже! — смеялись они.
        Облако было огромное, и когда все устали, то принялись отщипывать от него маленькие кусочки и есть. Серёжик отщипнул тоже. Ах, как же это было вкусно! Звёздочка, сидевшая рядом, уписывала за обе щеки и спрашивала:
        —Лучше, чем сгущёнка?
        Серёжик кивал. Это было лучше. Хотя во вкусе чувствовались и сгущёнка, и ананас, и клубника, и даже конфеты «Мишка на Севере». А ещё… мандариновое печенье! И немножко мамин борщ, который Серёжик никогда не любил.
        —Ворота! Ворота! — вдруг закричали звёзды. Действительно, вдалеке показались огромные снежные ставни.
        Что тут началось… Звёзды принялись снова обниматься, они смеялись и плакали одновременно.
        —Что это? — спросил Серёжик.
        —Наша дом! — ответила Звездочка. Она не сводила глаз с приближающейся искристой громады.
        Ворота эти, сделанные из ледяных кружев, тут и там покрытые снегом, висели в воздухе сами по себе. Посреди неба.
        Сами по себе, с сильным скрипом, они и открылись. Звёзды тут же соскочили с облака и наперегонки бросились вперёд.
        Звёздочка взяла Серёжика за лапку, как маленького.
        —Полетели!
        Он осторожно подпрыгнул и вдруг… заскользил по воздуху!!! Небо держало его!!!
        —Это оттого, что ты облако ел, — засмеялась Звёздочка. — До ночи будешь летучий.
        Серёжик перевернулся на спину — он летел!!! Свернулся клубком и покатился — он летел!!! Встал на голову, ничего не изменилось — он летел!!! Серёжик почувствовал такую легкость, такую радость, такой прилив сил, что ему захотелось петь. Он был впервые счастлив, с того момента, как пропала мама. Даже забинтованная лапка болела меньше.
        Серёжик поймал упругую струю воздуха и оседлал её.
        —Отпусти ветерок! — крикнула Звёздочка. — Ему в другую сторону!
        У ворот повеяло холодом. Ёжик задрал голову, чтобы рассмотреть все ажурные завитушки, но не увидел им конца. Всё расплывалось в сизом тумане.
        А за воротами был… город. Тут и там стояли одноэтажные белые домики под красной черепицей, обнесенные белыми заборчиками. За ними возились звёзды, пропалывая облака и поливая их из леек. В облаках, как на клумбе, пестрели анютины глазки, тюльпаны и бархатцы. Тут и там проносились разноцветные вихри, одни повыше, другие пониже. Совсем крошечные звёзды-малютки, дурачась, прыгали на них сверху.
        —Это вихри поступков, — объяснила Звёздочка. — Они летят в Небесную канцелярию.
        —Куда?
        —Ну, в такой дом, где компьютеры считают плохие и хорошие дела.
        —Зачем? — удивился Серёжик. — Чьи?
        Но тут его внимание привлёк звенящий трамвайчик, катившийся по серебристым рельсам.
        Сверху он вёз большущий ящик, в котором вспыхивали зелёные, голубые и фиолетовые молнии.
        Какая-то звезда выскочила из домика, трамвай остановился. Он сбросил одну из потрескивающих изогнутых палок, и та недовольно зашипела. Звезда взяла молнию и улетела в дом.
        —У неё электричество кончилось, — пояснила Звёздочка. — Чтобы работал компьютер, нужно вовремя менять молнии.
        Из окон лилась тихая музыка, изредка прерываемая восклицаниями:
        —Агнесса Петровна! У вас, наверное, кран протекает! У Лягушачьей горы пятый день идёт дождь.
        Или:
        —Триста второму кусту земляники в лесу недостаёт света! Елена Егоровна, направьте туда Вашу лампу.
        Все были так заняты работой, что ни Серёжика, ни тысячу звёзд, сиявших рядом, поначалу не заметили.
        Но вдруг раздался оглушительный раскат грома, и откуда-то сверху покатилась, мерцая, золотая лестница. Она бежала из разноцветного тумана и падала в туман. То справа, то слева от неё взвивались ослепительные фейерверки. Ступеньки переливались всеми цветами радуги, и непонятно откуда лилась красивая торжественная музыка. Играли на трубе, флейте и арфе… Когда мелодия становилась быстрой, лестница катилась быстрее, стоило ей замереть, ступеньки переставали скользить.
        Звездочка ойкнула:
        —Ой, это же Золотая Лестница Героев! Мы про неё в школе учили!
        Серёжик оглянулся, звёзды стояли в отдалении, не решаясь приблизиться.
        —Это только для тебя, — с уважением сказала Звёздочка. — Ты нас спас.
        Серёжик замотал головой:
        —Ну, я ведь и вам камни дал, вы сами друг друга спасали. Один бы я и за неделю не справился. И к тому же… к тому же… вы тоже меня спасли…
        Звёзды нерешительно приблизились. Музыка, словно подбадривая, заиграла громче. Это была гордая музыка, в ней слышалась чья-то борьба, чья-то победа и чья-то радость, а временами и слёзы. Но радости было больше.
        Серёжик ступил на ступеньку, звёзды опустились рядом. И мерцающая малиновыми, белыми и голубыми искрами лестница поплыла вверх.
        Звёзды, оставшиеся внизу, выскочили из домиков и стали аплодировать.
        Серёжик хотел спросить, куда они едут, но Звёздочка показала, что говорить нельзя. Мимо проносились облака, те же разноцветные вихри поступков, изредка шёл дождь, снег и даже сыпался град. Но всё это сбоку, лестница была накрыта музыкой, как зонтом, и ни одна дождинка на неё не упала.
        Ехали так долго, что забинтованная лапка разболелась. Серёжик сел на ступеньку и уснул. А когда проснулся, то увидел, что лестница всё ещё движется. Теперь по краям её летело огромное количество звёзд, размахивая шариками и флажками, все они что-то кричали. Но из-за громкой музыки было не разобрать, что именно. Серёжик снова хотел спросить, но Звёздочка закрыла рот лучиками.
        Наконец лестница дёрнулась и остановилась возле величественного дворца. Он был ледяным, но почему-то утопал в золотом сиянии. От стен отскакивали золотые искорки, таяли и отскакивали вновь.
        —Это дом Луны и Солнца… — прошептала Звёздочка. — Не всякой звезде выпадает счастье тут побывать.
        Сами собой распахнулись двери, и над входом вдруг засияла радуга. Навстречу гостям выплыли две кометы с огненными хвостами и поклонились.
        —Добро пожаловать во Дворец!
        Глава 24
        Тысяча и один герой
        Все было удивительно в Небесном Дворце. Сделанный изо льда, он оказался тёплым внутри.
        В нём висело множество зеркал, где нельзя было увидеть себя, а только зал во всём его сказочном великолепии. Ледяные колонны были оплетены веточками цветущих яблонь, но те не замерзали, а лишь сильнее благоухали. Но удивительнее всего оказалось то, что на некоторых колоннах уже поспевали яблоки.
        На длинных окнах струились шторы, сотканные из настоящего дождя. Быстрыми, еле поспевающими друг за другом, блестящими каплями лилась вода, но пол был почему-то сухим. Серёжик осторожно потрогал штору лапкой — самый настоящий тёплый дождик!
        На стенах менялись живые картины: тысячи бабочек перелетали с места на место, и перед поражённым Серёжиком вспыхивали то маковое поле, то домик около речки, то сумрачные горы. Самым замечательным было море, оно так шумело, выбрасывая волну за волной, что Серёжик даже попятился.
        Вдруг где-то зазвенели колокольчики, огненные кометы взметнулись ввысь и тут же с потолка опустились обитые голубым бархатом стульчики. Они повисли в воздухе, и все стали на них запрыгивать, занимая места.
        Серёжик со Звёздочкой тоже взлетели и уселись с краю.
        Сейчас же потолок над ними раздвинулся, и оттуда выплыли два громадных тюльпановых трона.
        Да, да! И сиденье, и спинка, и ножки были сделаны из переплетённых живых тюльпанов! Каких здесь только не было: и красные, и жёлтые, и розовые! Они были так свежи и упруги, как будто их сорвали секунду назад.
        —Тюльпаны — любимые цветы Солнца, — объяснила Звёздочка.
        Тут зазвенели фанфары, и вдалеке, у конца залы, показались две фигуры, накрытые белыми балахонами. Они плыли, покачиваясь, как привидения, и, приближаясь, становились всё больше и больше. Наконец они стали такими огромными, что заслонили собой картины из бабочек, колонны и зеркала.
        Казалось невероятным, что такие великаны поместятся на тронах. Но стебли у тюльпанов вытянулись, сиденья раздвинулись и летящие под белыми покрывалами опустились на свои места.
        Тут же разразился гром! На потолке сверкнули молнии, в зале потемнело.
        Один из сидящих на троне строго спросил:
        —Кто сегодня дежурный?
        —Я, Семьсот двенадцатый метеорит! — откликнулся невзрачный шарик, прикатившийся непонятно откуда.
        —Почему гость без очков? А если бы мы прилетели сюда, не накрывшись?
        —Но вы всегда прилетаете под защитой, чтобы проверить зал…
        —Разговорчики! — раздалось с другого трона. — Сейчас же принести очки!
        Казалось, что Семьсот двенадцатый метеорит ничего не сделал, только немножко сплющился, но сверху вдруг опустилась белая кувшинка и, словно лягушка, запрыгала к трону.
        —Семьсот двенадцатый! — возмутился трон. — Зачем мне очки?!
        —Ох, извините!
        Шарик снова немножко сплющился, и кувшинка изменила направление. Она оттолкнулась и одним прыжком упала в лапы Серёжику. Внутри цветка лежали маленькие черные очки. Странно, но сквозь них Серёжик не увидел мир тёмным. Все было как прежде: разноцветные тюльпановые троны, белые балахоны и парящие красные стульчики с мерцающими от волнения звёздами.
        Где-то ударил колокол! Раз! Два! Три!
        Белые покрывала мгновенно слетели и растаяли. Серёжик открыл рот: под ними были, действительно, Луна и Солнце!!! Точь-в-точь такие, какими их рисуют в детских книжках! Круглое Солнце с добрым лицом и множеством ослепительных лучей, которые чуть потрескивали, и Луна — желтый рогалик с узкими глазами.
        В зале стало жарко.
        Солнце величественно оглядело собравшихся и немножко приподнялось.
        —Я счастливо видеть вас, мои дорогие подданные! — торжественно провозгласило оно. — Вот уже два десятилетия я искало вас везде, куда могли заглянуть мои лучи. И простите, что не я принесло вам свободу! Тяжело говорить, но увы: мне не посчастливилось разыскать ни одной звезды! Сколько вам пришлось пережить в заточении, сколько слез выплакать! Как долго вы не видели неба и друзей! Я преклоняюсь перед вашей стойкостью!
        Солнце поклонилось. Вверху заиграла музыка, и оттуда посыпались лепестки алых роз.
        —Ваше возвращение — это праздник! — продолжило Солнце. — Ликует моё сердце! Мы снова вместе! Всех ваших сестриц мы вызволим в ближайшие месяцы. Сейчас ведутся поиски подземелья Крота. Мною лично опрашиваются все птицы и травы Папоротникового Леса. Случившееся будет описано в небесных учебниках, где вас назовут поимённо. А сейчас я поздравляю вас с небом! Желаю яркого света, чистоты и успехов в полётах!
        За проявленный героизм, мужество и терпение каждая из вас награждается удлинением всех лучей, несъедаемым облаком и Золотым Орденом Героя.
        —Ах! — пронеслось по залу.
        Лучи у звёзд вытянулись, и маленькая Звёздочка стала немножко больше.
        —Теперь я буду видеть на парсек дальше! — восторженно объяснила она.
        Тут же сверху плавно спустились золотые кругляши с красным бантиком сверху. Каждый сам прикрепился к звезде.
        Серёжик наклонился, чтобы рассмотреть орден Звёздочки. На нем выпуклыми буквами было написано «Герой», нарисовано звёздное небо, Луна и Солнце, вспыхивающие искрами.
        Звездочка стала ярко-малиновой от восторга. Пространство под стульями наполнилось белоснежными пушистыми облаками. От каждого тянулась шёлковая веревочка. Извиваясь, она сама поднималась к нужной звезде, и скоро у каждой в лучике был зажат поводок с подпрыгивающим подарком.
        Солнце ещё раз поклонилось. С потолка посыпались белые лепестки роз.
        К Серёжику не подлетел орден, не подплыла верёвочка, и лапы у него остались прежнего размера.
        Встала Луна:
        —Вы — моя вернувшаяся радость! — произнесла она с глазами, полными слёз. — Теперь я знаю, вас похищали ночью!!! И всегда в тот час, когда я была закрыта тучами! Горе мне, я не смогла увидеть злодеев и не смогла потом найти вас, как ни старалась! А ведь не было дня, чтобы я не думала о вас. Мое лунное сердце истосковалось, а глаза потускнели. Мои кратеры стали глубже, а моря мельче. Но вот мы снова вместе, мои родные!
        Вытерев слёзы платочком, она продолжила:
        —Я дарую вам год веселья без службы на небосводе, личную шаровую молнию и право первыми зажигаться в ночи!!!
        Луна поклонилась, и на этот раз жёлтые лепестки роз закружились в воздухе.
        Тут же выкатились огненные клубки и с шипением подлетели к звёздам. Серёжик отодвинулся.
        —Они же опасные!
        —Для всех, кроме нас! — шёпотом объяснила Звёздочка и погладила свою молнию. Та завертелась. А Звёздочка снова стала такой малиновой, что ёжик отвернулся.
        Конечно, ему не нужна шаровая молния. И зажигаться по ночам Серёжик не собирался… Но обидно сидеть без подарков, когда их дарят всем-всем-всем. В носу что-то защипало. Больная лапка заныла с новой силой.
        Нет, не ради наград он спасал звёзд, но орден с бантиком такой красивый… И если бы… Если бы он пришел в школу с орденом на груди, то его бы приняли туда без всяких ростомеров!
        Но вдруг Солнце взмахнуло лучом, и с потолка стал медленно опускаться ещё один тюльпановый трон. Он был маленький, словно игрушечный, но остановился рядом с большими.
        Солнце поднялось и подплыло к Серёжику близко-близко. Улыбаясь, оно протянуло ему потрескивающий луч. Ежик подал лапку. Стало так жарко, что он вспотел.
        —Спасибо от всего Неба! — сказало Солнце, и они с Серёжиком полетели к трону.
        Луна снова расплакалась, звёзды вскочили с мест и стали аплодировать! Радостно скакали шаровые молнии, прыгали облака, Семьсот двенадцатый метеорит кружился, повсюду летали бабочки, лепестки роз и созревшие яблоки.
        Серёжика усадили на маленький трон, и тут же над ним взвилась разноцветная радуга!
        Потом много говорили. Говорило Солнце, говорила Луна, по очереди говорили звёзды.
        Все они восхваляли Серёжика и повторяли, что он смелый, решительный, мужественный, сообразительный, ну и произносили разные другие слова — такие, как в телевизоре.
        А Серёжик сидел и думал, что всё неправда.
        —У меня просто камни были, — сказал он, когда ему дали слово. — Просто были драконовы камни.
        —Где же ты взял их? — удивилась Луна.
        —Не знаю. Может, Фьоро подкинул?
        Все засмеялись и снова захлопали.
        Луна подула ёжику на лапку, и она тотчас перестала болеть. Солнце ловко разбинтовало бинт и коснулось ранки лучом. Она исчезла.
        А потом откуда-то прилетела бархатная подушечка с таким же орденом, как у звёзд, и Солнце лично прикололо его на грязный свитер.
        —Мы не можем подарить тебе облако — оно не живёт внизу… — задумчиво сказало Солнце. — И тем более шаровую молнию — её удар смертелен для лесных жителей… Но я знаю тебя, Серёжик, с того момента, как ты появился на свет. Я знаю, о чём ты мечтаешь, и мой подарок будет ждать тебя дома.
        —Мама?! — дрожащим от волнения голосом спросил Серёжик. У него пересохло во рту, и стало жарко ушам.
        Солнце вздохнуло.
        —Я не смогло найти твою маму. В эту историю замешано волшебство. Зачем-то тебе были даны ключ, дорога и шпага…
        Как будто что-то тяжёлое свалили Серёжику на спину. Лапки стали слабыми, и снова защипало в носу. Он опустил голову.
        Наступила такая тишина, что стало слышно, как журчат шторы и потрескивают солнечные лучи.
        —Но мы можем помочь Серёжику!!! — вскочила Луна. — С высоты видно очень многое.
        Солнце кивнуло:
        —Да, ты можешь узнать всё, что хочешь.
        —Где гора, похожая на птицу?
        Солнце прищурилось, и тут же перед Серёжиком повис маленький экран!
        —Много таких гор… — сказало Солнце. — Сейчас посмотрим в моих воспоминаниях.
        И, дотрагиваясь до экрана лучом, оно стало менять картинки.
        Мелькали горы высокие и низкие, похожие на воробьёв и даже фламинго, но ни одной, что была на печати.
        Потом Луна показала то, что помнила. Она бледнела от натуги, воспоминания получались яркие и с подробностями: видны были даже цветы у подножия гор, ручейки и пещеры. Но все это было не то, не то, не то…
        —Не расстраивайся… — прошептала Луна то ли себе, то ли Ёжику. — Вот тебе мой подарок — лунит. Только подуй, и он согреет тебя в самую морозную ночь. А о горе мы сейчас звёзд спросим.
        В очередь выстроились экранчики с воспоминаниями звёзд, которые гурьбой бросились к трону.
        Дошла очередь до Марьи Петровны.
        И вдруг на картинках, что рисовала её память, промелькнула та самая гора! Да, да, та самая! Хищная каменная птица, распластав крылья, как будто собиралась взлететь.
        —Вот! — закричал Серёжик. — Где она? Далеко?
        Марья Петровна смутилась. Она видела эту гору, когда была совсем маленькой, и совершенно не помнила, где.
        Солнце нахмурилось и сказало, что у такой горы есть защита, которая делает её невидимой. И завтра с утра пообещало сделать дождь, чтобы лично проверить, в каком уголке земли он пропадает.
        Потом был ужин за длинным-предлинным столом, накрытом скатертью, сотканной из рассвета. Она переливалась нежнейшими розовыми оттенками, и румяные блики отражались в тончайшей стеклянной посуде. Каких только угощений не приготовили дорогим гостям! Блюда друг за дружкой медленно кружились над столом, и сколько ни черпали из них ложками, вкусности не убывали.
        Серёжик так объелся, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
        Он попробовал туман, взбитый с сахарной пудрой, молочные снежинки с изюмом, облака перистые, облака кучевые, облака серебристые, хрустящие чипсы-льдинки, йогурт из северного сияния с клубникой.
        Всё это он запивал сначала росой, а потом дождём из грозовых туч, который шипел и пузырился.
        После были танцы, но Серёжик уже клевал носом. Задремав, он свалился со стула, но не заметил этого. Так и спал, покачиваясь в воздухе, пока кометы не отнесли его в кровать.
        Глава 25
        В Небесной Канцелярии
        Проснулся Серёжик в маленькой белой комнате, и сначала ему показалось, что он лежит в рукомойнике. Прямо над головой сверкали начищенные краны «Зной» и «Прохлада».
        Он сел и увидел, что они привинчены к спинке деревянной кровати, наполненной тополиным пухом. На стуле лежала шпага, котомка и новая одежда: джинсы и пушистый зелёный свитер, к которому был пристегнут Орден Героя. Тут же — постиранная и отутюженная футболка Бобрёнка.
        Вдруг зазвенел звонок. На двери, что была рядом, замигала красная надпись «Душ».
        Серёжик вспомнил, какой он грязный, и открыл дверь. Удивительно, но он оказался сразу на берегу реки! Очень тихой реки, возле которой не было стрекоз и лягушек. В воздухе почему-то сами по себе висели лохматые старенькие верёвки. Серёжик пригляделся. На одной было написано «Ручей», на другой «Море», на третьей «Озеро». Он дернул за «Море», и тут же ласковые волны, точь-в-точь такие, как показывали вчера бабочки, намочили ему лапки. Серёжик никогда не видел моря, и хотя над этим не летали чайки, и оно почти не шумело, очень обрадовался. Бескрайнее, ярко-синее, оно искрилось в лучах невидимого солнца. Ежик завизжал и, взлетая, стал плюхаться в волны. Плавать он не умел, но когда умеешь летать, это и не нужно. Серёжик брызгался, фырчал, кувыркался, пока к нему не подплыла маленькая лодочка с куском мыла. Тут только он вспомнил, зачем пришёл, и стал мыться.
        Чистый, нарядный, с причёсанными иголками, Серёжик вышел в коридор. Навстречу ему летела Звёздочка.
        —Привет! Очки надень! Солнце сказало, чтобы я тебя привела. И сказало, что завтра мне дадут имя! Настоящее имя!!!
        Она носилась, как угорелая, вверх, вниз, наискосок, снова вверх, и, кружась, задевала Серёжика.
        —Как же ты хочешь, чтобы тебя назвали? — спросил он.
        —О! Я не знаю! Имя — это так необычно, так чудесно! Жила-жила просто звёздочкой и вдруг стану Марфушей, Клавочкой или Сашей. Нужно только, чтобы такого имени не было ни у одной звезды!
        —А я мечтал, чтоб меня звали Борей, — вспомнил Серёжик.
        Они летели длинным коридором, поднимающимся все выше и выше.
        —Боря… — уважительно протянула Звездочка и резко затормозила. — Тут.
        Большая овальная дверь была сделана из льда, внутри которого лежали россыпи разноцветных тюльпанов. Цветы казались близкими, живыми, Серёжик тронул их лапкой.
        Дверь тут же отворилась.
        Солнце сидело за большим столом и что-то писало. Рядом светился компьютер. Вся стена была в экранчиках, похожих на телевизоры, только в каждом шли разные фильмы.
        —Я все проверило, — улыбнулось Солнце. — Гора такая есть. Но она окружена огромными дубами. Через их стволы кто-то пропускает волшебство. От каждого дерева тянутся лучи невидимости, накрывая гору словно шапкой.
        —А попасть туда можно?
        —Не знаю, можно ли пройти туда со стороны леса. Наверное, волшебство отталкивает путников страхом или прозрачной стеной. Удивительно, но то место защищено даже от осени. Там зеленеет трава, растут цветы, — Солнце поморщилось. — Странное место. Ты говорил о драконе. Вокруг горы нет следов больших лап и пепла. Я рассмотрело каждую травинку, камень и куст, но нигде не нашло драконовой чешуи… А осенью они вообще-то линяют.
        —А драконы бывают? — робко спросил Серёжик.
        —Конечно. Только последнего я видело лет триста назад. Они переселились на другие планеты, полные огня и вулканов.
        —А кто же украл мою маму?
        Солнце задумалось.
        —Может, есть дракон, который никогда не вылетает из горы? Странное, странное место… Если не передумаешь, я опущу тебя туда сверху. Раз ты попал на небо, значит, тебя можно высадить, где пожелаешь.
        Вдруг один из экранов замигал.
        —Внимание! Внимание! Агнесса Ивановна! — сказало Солнце в микрофон. — Уберите туман на земляничной поляне. Там заблудился бельчонок.
        —Вы следите за всеми делами на земле? — удивился Серёжик.
        —А как же, — Солнце выплыло из-за стола. — За делами и поступками. Давай я покажу тебе Небесную Канцелярию, коль ты у меня в гостях.
        Дверь с замороженными тюльпанами открылась. За ней ждала Звёздочка.
        —И ты здесь? — удивилось Солнце. — Я удостаиваю тебя чести посетить Небесную канцелярию. Когда у тебя будет имя, ты сможешь там работать.
        Звёздочка радостно вскрикнула и кувыркалась всю дорогу, пока они летели. Серёжик тоже попробовал, но не рассчитал и врезался в мокрую стену. Хорошо, что она оказалась из дождя, а если б из града?
        Влетели в тоннель. За его прозрачными стенами тянулась какая-то труба, вся в дырочках, как свирель.
        Чуть ли не каждую секунду в них заскакивали летящие разноцветные вихри.
        —Это вихри поступков, — объяснило Солнце. — Энергия от каждого хорошего или плохого дела поднимается наверх и попадает к нам.
        Серёжик ничего не понял, но переспросить не успел. Прямо перед ними вдруг возник громадный зал. Он был как море. Ни справа, ни слева, ни впереди не было стен.
        Только столы, столы, столы и компьютеры. У каждого стола сидела звезда и что-то высчитывала.
        —Что они делают? — спросил Серёжик.
        —Учитывают энергию, передают её тем, кому нужна помощь.
        —А как?
        —Плохие и хорошие поступки — это добрая или злая энергия. Злую энергию мы консервируем, а хорошую посылаем обратно, тому, кто в беде.
        —И её хватает на всех? — спросил озадаченный Серёжик.
        —В первую очередь помогаем тем, у кого хороших поступков больше, чем плохих.
        —Как это?
        Солнце подплыло к одному из компьютеров. Спросив разрешения у звезды, застучало лучами по клавиатуре.
        —Вот Бельчонок, который сегодня заблудился в лесу. Ему только год, но он совершил две тысячи пятьсот четыре хороших поступка и только семь плохих. Конечно, тому, кто посылает столько хорошей энергии, мы должны помогать в первую очередь.
        На экране показался Бельчонок, черпающий из банки ореховую пасту. Он все время оглядывался, видно, стащил её без спросу.
        Цифра «7» тут же превратилась в «8».
        —А я? — покраснев, спросил Серёжик. — Сколько хороших дел сделал я?
        Солнце нажало на кнопку, и Серёжик увидел на экране себя с орденом на груди.
        —Восемь тысяч хороших поступков ровно. И три тысячи плохих.
        —Три тысячи?! — ахнул Серёжик.
        —Ну, посмотри сам. — Солнце открыло какой-то список. — Укусил Зелёжика…
        —Он первый начал…
        —Капризничал, говорил маме, что её борщ самый плохой на свете, не хотел мыть посуду, обманывал суслика Яшу, дразнился, хвастался… Смотри, без конца: «хвастался», «хвастался», «хвастался»!
        Серёжик опустил голову.
        —А сколько здесь трусости! — с укоризной сказало Солнце.
        —Разве я виноват, что боюсь?
        —Нужно бороться со страхами. Если ты победил страх — это уже хороший поступок. А ты разве боролся? Видел, что муха попала в паутину, и не спас её!
        Серёжик покраснел и насупился.
        —Это было давно. Я уже не боюсь пауков.
        —Пусть давно, — согласилось Солнце. — Но вот последнее: стащил у Бобрёнка футболку, пачкал полы, разъезжая на автомобиле по Королевскому дворцу! Там же командовал, приказывал! А ещё без конца развлекался!
        —А разве это плохо — развлекаться?
        —Если потрудился — то хорошо, а всё время развлекаться — никуда не годится.
        Серёжик нахмурился.
        —Но хороших поступков у тебя всё-таки больше, — подбодрило его Солнце. — Старайся делать хорошие. Помни: мы не можем уничтожить злую энергию, для этого нужно в два раза больше доброй. Но добрая необходима внизу и, конечно, мы посылаем её туда. А замороженные консервы со злой пылятся в подвалах.
        «Как всё сложно», — подумал Серёжик и почувствовал, что устал.
        «Ты хороший», — прошептал кто-то на ухо. Это была Звёздочка.
        Глава 26
        Гора
        Солнце долго уговаривало ёжика погостить, обещая познакомить с Марсом, Венерой, Сатурном и другими планетами. Серёжик качал головой:
        —Меня ждёт мама…
        Он хотел отправляться к горе сейчас же, но прилетела комета и объявила, что завтрак готов.
        —Подкрепиться нужно основательно, — сказало Солнце. — Я не смогу дать припасов в дорогу. Вся небесная еда внизу тает.
        И опять вокруг стола летали тарелки. Серёжик ел пудинг из миражей. Ухватит вилкой башню, она тут же превращается в корабль, отломит кусочек корабля, а перед ним уже утюг! Из утюга вырастает ромашка, из ромашки — балалайка! Замечательное блюдо, только кислое. Приходилось закусывать облаками.
        Вдруг Звёздочка робко спросила:
        —А можно, чтобы меня назвали Борей?
        Серёжик поперхнулся, а Солнце, потягивая закатный коктейль, ответило:
        —Конечно, нет. Так зовут одного из ветров — Борей Иванович.
        —Нет, нет! Я хочу не Борей, а Боря. Чтобы меня звали Боря.
        —Это мужское имя! — удивилось Солнце.
        —Оно кончается на «я»… — стесняясь, возразила Звёздочка. — Есть же звёзды: Юля, Катя, Настя… А я была бы Боря.
        Солнце задумчиво погладило Звёздочку лучом.
        —Хорошо. Ты — Герой, и для тебя можно сделать исключение. Я даже разрешу тебе проводить нашего гостя вниз.
        Звёздочка стала малиновой. Серёжик тоже. Прекрасно быть Борей, что и говорить! В этом красивом имени сочетались и таинственный шум лесного бора, и строгий звук бормашины, и запах борной кислоты и даже вкус боровика — все одновременно!!!
        Серёжик тоже набрался храбрости и спросил:
        —А можно посмотреть, где Гэйдл, как поживает голубь Тим, пауки и Осёл?
        Солнце включило большой экран.
        Больше всего Серёжик волновался об орле. Он так боялся увидеть, что Гэйдл в клетке, что закрыл глаза лапами, оставив маленькую щёлку.
        Зря боялся. Орёл, сидя на скале, читал какую-то книгу. Тим лущил орехи. Пауки за прялками пели про карася. А Осёл, запряженный в тележку, бежал по какой-то дороге.
        Жаль, что нельзя было увидеть, где мама.
        «Даже Солнце не смогло найти её, как найду я?» — думал Серёжик, сидя на огромном облаке, которое медленно летело вниз. Боря прыгала на плече:
        —Это громадная честь — трудиться в Небесной Канцелярии. Большинство звёзд работают дома, а не во дворце!
        —Ну и что?
        —Как что? Дворец принимает поступки каждую секунду, это очень много энергии. Значит, я смогу помочь каждому сразу! А у тех звёзд, кто сидит дома, хорошей энергии может не хватить. Приходится звонить в Канцелярию. А бывает, что помощь нужна очень-очень быстро, понимаешь?
        Серёжик смотрел на нее и удивлялся. Такая маленькая, а знает, что самое главное — помогать.
        Внизу показалась огромная гора, похожая на птицу. А больше на дракона, потому что у подножия тянулась гряда — длиннющий каменный хвост.
        Боря загрустила. Она перестала разговаривать и всеми лучами схватила Серёжика за лапку. Он же не мог оторвать глаз от приближающейся громады. Неужели там… мама? Вот за этими мрачными стенами — мама… Мама, которую Серёжик не видел так давно, что кажется, и голос её забыл. Мама и… ДРАКОН!!! Но, может быть, он будет спать? Драконы в сказках спят очень долго…
        Облако опустилось.
        —Не забывай меня! — попросила Боря.
        —Не забуду! — кивнул Серёжик.
        —Когда ты будешь смотреть на ночное небо, я подмигну тебе сначала малиновым, потом белым и голубым.
        На глазках-пуговках заблестели слёзы. Серёжик осторожно их вытер.
        —Я буду махать тебе лапой.
        —Не попадай в домики без окон! А то я не смогу тебе помочь!
        Облако взвилось вверх и растаяло в ярко-голубом небе.
        «Гора и есть домик без окон», — вздохнул Серёжик и осмотрелся. Здесь действительно было лето. Но, несмотря на зелень вокруг, на жёлтые и красные цветочки, мелькающие тут и там, он сразу замерз. Стоял такой холод, что, казалось, вот-вот повалит снег.
        Серёжик достал из спичечного коробка курточку и торопливо прошептал:
        —Фр-фр! Вжик-вжик! Тр-тр! Брык-брык! Превращенья час настал, маленький большим вдруг стал!
        Курточка оказалась тёплая, с множеством карманов на пуговицах. Серёжик положил туда ключ, лунит, спичечный коробок, свисток, паучьи тапочки и пустую котомку… Увеличил сапожки. Натянул на уши шапку. И, взяв шпагу, подошёл к горе. Это от неё несло ледяным холодом.
        Только он приблизился, как зашумели деревья. Их ветки вдруг стали с треском ломаться и падать вниз. До горы они не долетали, но было очень страшно.
        Серёжик спрятался за каменистый уступ. Хотелось свернуться клубком и закрыть глаза. Но мысль, что мама совсем-совсем близко, придала сил. И он медленно побрёл вдоль горы, разыскивая дверь. Иногда что-то громыхало, тогда он садился на корточки и прижимал уши. Казалось, что гора чувствовала его шаги, и ей это не нравилось. Он вспомнил, что утром ел облако, и полетел — так было быстрее.
        Когда потемнело, Серёжик стал подсвечивать гору шпагой. Но гора оставалась горой — камень, холод и больше ничего.
        Он облетел её всю: каменные крылья вблизи совсем не походили на крылья, хвост — груда, стянутых ледяной коркой, камней. Двери не было. Летучесть пропала. Тогда он надел паучьи тапочки и полез вверх. Конечно, у Дракона выход из горы может быть где угодно, даже на вершине. Лезть было тяжело, острые камни скользили. К ночи тапочки совсем изорвались, а Серёжик так измучился, что, увидев в скале щель, забрался туда. Это была совсем узкая пещера, похожая на небольшой коридор. Стены и пол покрывал иней, а кое-где и лёд. Серёжик, дрожа, торопливо достал лунит.
        Он положил его на камни и тихонько подул. Тут же загорелся огонёк, который стал расти и полыхать жарче без дров. Это был не костер, а скорее хвост огненной кометы — ярко-красный с лиловыми искрами. Серёжик согрелся и выглянул из пещеры. Мирно светила Луна. Он помахал ей лапкой. Боря вспыхнула малиновым цветом, затем белым и голубым. Он помахал и ей. Миллионы звёзд смотрят вниз, чтобы помочь. Но ни одна не увидит его, когда он зайдёт в гору.
        Ёжик долго не мог уснуть. Он думал о маме, мандариновом печенье и немножко грустил, что никто не поливал его семечки. Будь он дома, они бы уже проклюнулись, и кто знает, может, к осени были бы ростом со спичечный коробок. А потом он думал, что будет, если Дракон не спит… Поможет ли шпага? И успеет ли он ею взмахнуть до того, как Ноэль полыхнёт пламенем?
        Проснулся Серёжик от того, что вокруг журчала вода. Он лежал в огромной луже! За ночь отогрелись стены, растаял лёд. Капало с потолка.
        Серёжик стал искать место посуше, и вдруг за ледяной коркой увидел дверь!!!
        Высокую кованую дверь зелёного цвета! С неё медленно стекала вода. В голове тут же пронеслось:
        Когда с листьев облетят деревья,
        Когда потечет ручьями дверь,
        Кто спасает, сам найдет спасенье
        Вчера станет завтра. Верь не верь.
        Неужели та самая?! Вприпрыжку он побежал к выходу. Но деревья были на месте. Их зеленые листья таинственно перешёптывались. Обычное пасмурное утро…
        Глава 27
        Шуха
        Хлюпая по лужам, Серёжик вернулся к загадочной двери.
        И через неё влетает и вылетает сам Дракон?! Что-то непохоже. Маловата она для него, да и пещера узкая. Здесь и драконий хвост не поместится…
        Серёжик принялся искать чешую, о которой говорило Солнце. Но нашел лишь маленький зелёный карандаш.
        А вдруг тут живут шухи, скелеты и ёжееды?! И может, сейчас, когда он шпагой откалывает с двери лёд, они стоят за ней и ухмыляются? От этой ужасной мысли ёжик даже вспотел.
        Но делать нечего. Он отбил куски льда от замочной скважины и вставил ключ. Дракон на его ободке тут же выгнул спину и приподнялся, словно живой!
        —Что самое главное? — с противным скрежетом спросил металлический голос.
        —Мама!
        Ключ повернулся.
        —Помощь!
        Еще один поворот.
        —Доброта!
        Ключ сделал оборот, но дверь не открылась. Ёжик дёрнул ее, схватившись за ледяную ручку. Закрыто.
        И тут вдруг что-то загрохотало! В пещере потемнело! Серёжик ахнул! Огромный камень завалил выход!!! Ой-ой-ой!!!
        В углу кто-то хрипло откашлялся.
        Серёжик присмотрелся и в пляшущем свете лунита с трудом разглядел, что у стены кто-то шевелится. Выставив шпагу вперед, ёжик замер.
        Сердце бешено колотилось, во рту пересохло.
        Но из угла выкатился совсем не страшный маленький лохматый клубок с коротенькими ручками и ножками.
        —А вот и я… — протянул он вкрадчиво.
        —Ты кто?
        —Что значит «кто»? — обиделся клубок. — Сам меня звал…
        —Когда?
        —Эхе-хе… — клубок подполз ближе и оказался низеньким волосатым зверьком, круглым как мяч, и очень грязным. — А я ведь Шуха.
        Серёжик на всякий случай отодвинулся.
        —Ты ж боялся? Боялся! Дрожал? Дрожал! Твой страх меня сюда и приманил.
        —Я тебя и дома боялся.
        —Да ведь страхи оживают только туточки, — вздохнул Шуха. — Гиблое это место.
        —Значит, сюда ещё и скелеты с ёжеедами прибегут?
        —А как же! Я ж камнем вход завалил, чтоб ты только мне достался.
        —Как это?
        —Ну, я буду с тобой играть. Щипать, кусать и щекотать, пока не замучаю.
        —Я тебя сам укушу! — разозлился Серёжик. — Или как дам шпагой!
        —Э, нет, братец! — замахал ручонками Шуха. — Если ты меня тронешь, я отвалю камень.
        Тут же в стену кто-то застучал.
        —Вот и ёжееды со скелетами ломятся. Пустить?
        Шуха посмотрел на камень, и тот немножко сдвинулся. Тут же в щель пролезла костяная рука.
        Серёжик завопил и кинулся на скелета со шпагой, но не успел добежать, как камень стал на место.
        Шуха подкатился поближе. Он был чуть больше яблока, но когда ощерил рот, Серёжик вздрогнул. Пятью рядами блеснули кривые острые зубы!!!
        —Щас кусану, — предупредил Шуха.
        —А почему ты маленький? — торопливо спросил Серёжик, сделав полшага назад.
        Шуха вздохнул:
        —Мне загадку одолеть надо. Как одолею — стану больше горы!
        —А разве так бывает?
        —А то! Меня Изумрудная Ящерица заколдовала. Я ей на хвост наступил. Хотел, чтоб он отвалился.
        —Зачем?
        —Ну, из хвостов я делал трещотки. Сыпал туда горох и они знаешь как тарахтели? Ого-го! Я ими зверей пугал! — Шуха насупился. — А Ящерица разозлилась и враз меня заколдовала. Все шухи росли, а я оставался малявкой. Меня даже в школу не взяли. Зато я теперь злобный, как сто тигров! Знаешь, как кусаюсь?
        Серёжик отступил ещё на полшага.
        —А Ящерица с глазами цвета жареной картошки?
        —А то! Она ж царица подземного царства. Крот звал шух против неё воевать. Но я не люблю сражаться, я люблю мучить!!!
        Серёжик снова попятился.
        —И нельзя тебя расколдовать?
        —Можно. В прошлом году Ящерица дала мне бумажки, сказала: «Как прочтёшь — изменится твоя сущность». Только как я прочту, если не умею?
        —А ты бы кого-нибудь попросил…
        —Кого? Меня ж боятся… Я всех знакомых покусал. А незнакомых пока не всех!
        Шуха клацнул зубами.
        —Давай я прочитаю, — торопливо предложил Серёжик.
        Шуха достал из-за пазухи грязный узелок и вывалил оттуда картонные квадратики. Их было восемь. На каждой картонке написано всего по одному слову.
        Серёжик разложил их около лунита и прочитал все по очереди.
        —«САМ», «ДЕЛАЙ», «НЕ», «ПОЛУЧАТЬ», «ХОЧЕШЬ», «НИКОГДА», «ТОГО», «ЧЕГО».
        Вот так загадка! Он стал двигать картонки.
        В стену стучали, Шуха вздыхал и скрежетал зубами, но Серёжик так увлёкся, что ничего не слышал. Он переставлял картонки по-всякому, но получалась какая-то ерунда.
        —Чего того никогда… сам… хочешь или не хочешь… — шептал он. — Чего никогда получать того не сам делай…
        Всё, что выходило, ёжик просил Шуху говорить вслух. Но тот не менялся, всё такой же лохматый, он вынимал из шерсти блох и время от времени напоминал:
        —Укушу!
        Серёжику было немножко обидно, что Шуха такой неблагодарный. Но он перекладывал карточки снова и снова, снова и снова, снова и снова! И вдруг они сложились в разумную фразу!!!
        —Ну-ка повтори… — дрожащим голосом попросил Серёжик. Он замер. Что сейчас случится? Шуха вырастет больше горы, и та треснет?!
        —Ну-ка, повтори: НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ САМ.
        —Чего-чего? — переспросил Шуха, и прежде, чем успел понять, произнёс. — НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ САМ.
        Серёжик зажмурился. А когда открыл глаза, перед ним стоял хорошенький причесанный колобок в чистой рубашке. Такой же маленький.
        Тут же со страшным грохотом отвалился камень и, улюлюкая, в пещеру ворвались скелеты и ёжееды.
        —Пропала моя злая сила! — заголосил Шуха и спрятался за Серёжика.
        Тот поднял шпагу.
        Глава 28
        Поздно
        Скелеты, жутко улыбаясь, гремя костями, растопырив руки, водили ими по воздуху.
        У них не было глаз. Натыкаясь друг на друга, они щёлкали зубами и завывали.
        Ёжееды видели Серёжика хорошо, но боялись подойди к костру.
        Черные, лохматые, с шестью кривыми лапами и языком, свисающим до пола, они опасливо приближались к яркому пламени.
        Шуха заплакал. Серёжик прижал его к себе и, отступая, закричал:
        —Никогда не делайте того, чего не хотите получить сами!!!
        Скелеты разом повернули к нему головы и пошли на звук.
        Ёжик сделал ещё шаг назад и уперся спиной в дверь. Он зачем-то схватился за ключ и грозно повторил, потрясая шпагой:
        —Глухие что ли?! Никогда не делайте того, чего не хотите получить сами!!!
        Тут же раздался скрежет. Серёжик обернулся. Ключ поворачивался! Сам! А дверь тихонечко-тихонечко открывалась!!!
        Ёжееды, заметив это, бросились через костёр. На некоторых вспыхнула шерсть, разлетаясь сизыми искрами.
        Но Серёжик уже был за дверью и вставлял ключ с другой стороны. Он тяжело дышал и с опаской оглядывался. Вот как! Думал спасти маму, а теперь спасается в горе сам!
        Только щёлкнул замок, как раздался страшный грохот.
        —Пещеру завалило! — сказал Шуха, вытирая слёзы ладошкой. — Теперь этим злюкам не выбраться.
        —Откуда знаешь?
        —Я ж вижу сквозь стены.
        Они стояли в длинном узком коридоре с мягкой ковровой дорожкой на полу. По ней можно было идти бесшумно.
        —Ух ты! А где Дракон? — шёпотом спросил Серёжик. — Видишь? Где моя мама?
        —Кто ж их знает… — кашлянул Шуха. — Тут никого нет.
        —Как нет?!
        Серёжик не поверил и тихонечко стал пробираться вперед. Шуха катился рядом и приплясывал.
        —Зубы не ноют, спина не чешется, блохи не кусают! — шептал он радостно, не замечая, что остался прежнего роста.
        Вот и огромный зал. Мрачный, без окон. Тусклые лампочки светят еле-еле. Серёжик проверил каждую — обыкновенные электрические лампочки. На стенах висят картины в тяжёлых ржавых рамах. На них драконы… Драконы на задних лапах, драконы лёжа и сидя, драконы, стоящие на хвосте и парящие в воздухе. Под каждым портретом подпись «Ноэль Первый», «Ноэль Второй» и так до Семнадцатого. Каждый такой страшила, что смотреть боязно. Глаза горят голодным блеском, из ушей бьют фонтаны какой-то гадости.
        Фу!!!
        Портрета хозяина горы, Ноэля Восемнадцатого, Серёжик не нашел.
        Старинная мебель с гнутыми ножками, похожими на чьи-то лапы, была покрыта пылью. Длинные диваны вдоль стен засыпаны всяким хламом. И на полу тоже много мусора. Серёжик нагнулся. Пустые коробки, верёвки. Как будто кто-то спешно удирал, собирая вещи.
        Во всех неуютных каменных комнатах то же самое. Кровати без постелей, пустые шкафы, комоды с открытыми дверцами.
        —Ничего съестного! — Шуха носился взад-вперёд, заглядывая во все щёлки. — С этим самым изменением сущности во мне знаешь, какой аппетит проснулся!
        Серёжик хотел достать спичечный коробок, но тут на пороге следующей комнаты увидел маленький серый платок с цветочками. Мамин! Мамин!!!
        Он прижался к нему носиком и вдохнул такой родной, такой дорогой запах! Серёжик огляделся. Он стоял в комнатке, увешанной детскими рисунками. От пола до потолка! Они висели так тесно, что унылых каменных стен не было видно. Серёжик поднял голову. На потолке тоже пестрели рисунки, приклеенные скотчем.
        Тут плыли облака и ползли гусеницы, бежали скороходы и подпрыгивали тиранозавры.
        Особенно хорошо художнику удавались зайцы.
        Повсюду валялись разноцветные карандаши и фломастеры. Под столом стоял стакан с засохшей кисточкой. И вдруг на одном из рисунков Серёжик увидел маму! Он сразу узнал её!
        Одетая в праздничное платье с оборками и бантами, мама, подняв лапу с платочком, как будто собралась танцевать… Платье было так тщательно нарисовано, что ёжик сразу вспомнил, как оно пахло, и даже колючие шерстинки на ткани вспомнил! Когда-то, уткнувшись в складки этого платья, он долго ревел. Тогда, когда его не приняли в школу. Давным-давно…
        Серёжик торопливо снял рисунок и положил в карман.
        На полу лежала разорванная книжка. Кто-то наступил на неё сапогом, и чёрный след подошвы отпечатался на картинке с енотом-богатырём. У Серёжика тоже была такая. И тоже давным-давно…
        Долго-долго бродил он по сумрачному замку, заглядывая во все шкафы и кладовки.
        Давно накормил Шуху, и давно поверил, что здесь действительно никого нет.
        Но уйти не мог. Подумать только: совсем недавно тут ходила мамочка, видела те же картины и те же люстры. И там, где ступает лапа Серёжика, ступала и её лапка!
        Он старался коснуться каждой дверной ручки, потому что её касалась мама. Он даже обнюхивал эти ручки, и всюду ему чудился мамин запах.
        Где теперь искать её? Приди он чуть раньше, не сиди у Королевы так долго, может быть, Дракон бы не успел убежать!
        На глаза попался календарь. Последняя страничка была оторвана три дня назад. Он опоздал всего на три дня!!!
        Почему, почему, почему Дракон удрал? Такой сильный, огромный, страшный? В железной чешуе, с когтями-саблями, умеющий выдыхать огонь и выплескивать из ушей вонючую гадость?
        Неужели… испугался Серёжика?
        —А вот и выход! — весело сказал Шуха. Они стояли в узкой прихожей. Тут когда-то висело большое зеркало, но сейчас осталась лишь рама с кривым застрявшим осколком. Шуха заглянул в него и отскочил.
        —Ёжееды!
        Серёжик посмотрел и увидел перекошенное лицо Жадди.
        —Не бойся. Просто зеркало плохих воспоминаний.
        Он вытащил оставшийся осколок и растоптал его.
        Но Шуха успел разглядеть, что остался маленьким и взвыл.
        —Ой, почему я не вырос?! — заголосил он.
        —Может, потому что картонки сложил не сам?
        Шуха заплакал ещё горше. Он стал весь мокрый и, когда катился, за ним тянулась влажная дорожка.
        Дверь была не заперта.
        На гладком каменистом уступе, открытом всем ветрам, росла тоненькая осина. Под ней валялись зеленоватые камушки с алыми прожилками, те самые — драконовы. Серёжик бросился собирать их.
        —Почему я не воробей? — снова заголосил Шуха, глянув вниз. — Никогда, никогда, никогда мы отсюда не спустимся!
        Стена под уступом была отвесной. Серёжик подошёл к краю площадки. Отсюда, и правда, можно было только улететь.
        Но почему-то он не почувствовал ни страха, ни отчаяния. Серёжик стал казаться себе большим.
        —Может, здесь есть другая дверь? — спокойно спросил он.
        —Нету.
        —Точно?
        —Ну, я же вижу сквозь стены! — Шуха разрыдался снова. — А-а-а!!! Пропадём мы здесь! Пропадём!!!
        Серёжик вспомнил про верёвки, которые валялись на полу.
        —Не реви. Сплетем лестницу.
        —Как? Я не умею! — Шуха уже сидел в луже собственных слёз.
        —Научишься. Я у пауков забор плел. И платочек. Я даже вышивать умею, смотри.
        Увидев платок с большими буквами «МАМ», Шуха хотел им вытереться.
        Но Серёжик не дал. Через час они собрали все верёвки, а к вечеру привязали к осине длинную-длинную лестницу и спустились на землю.
        Глава 29
        Всю жизнь искать — не отыскать
        Солнца не было. Накрапывал хмурый дождик, смывая надежды на лучшее.
        —Кто я теперь? — ныл Шуха. — Кусаться мне больше не хочется, мучить тоже.
        —А что хочется?
        —Стать порядочным домовым! — вздохнул он. — Жить за печкой, находить потерянные вещи и следить, чтоб никто не ссорился.
        —Хорошо…
        —Только где найдёшь дом без домового?
        —А приходи к нам. На Самолётную, два, — обрадовался Серёжик. — У нас хорошая газовая печка. А потерянных вещей просто завались!!!
        Шуха вздохнул:
        —А у вас точно свободно?
        —Конечно! У нас знаешь, сколько всего пропадает и не находится! Я тебя и читать выучу!
        У Шухи загорелись глаза.
        —Ух ты! Ну, я того… побежал! Враз всё найду, пол подмету и буду ждать вас с мамой на крылечке!
        Он крутанулся на одной ножке и бросился в лес.
        —Подосиновики в горшках полей! — крикнул Серёжик. — И ковёр! И мандариновые семечки!
        Но Шуха был уже далеко.
        Драконовы камни с этой стороны горы валялись повсюду, ёжик набрал их полную котомку. Что делать дальше?
        Усевшись под куст шиповника, он пожалел о луните, оставшемся в пещере вместе с ёжеедами и скелетами. Холод пробирал до косточек. Чтобы согреться, Серёжик стал прыгать, хлопая себя по карманам. И вдруг нащупал свисток!
        Как же он раньше не догадался?!
        С высокой горы Гэйдл наверняка видел, куда полетел Дракон! Ёжик вычистил из свистка грязь гостеловки и дунул изо всех сил.
        Над горой и лесом зазвенела весёлая чистая трель! Тут же листья на деревьях обеспокоенно зашумели, загрохотали камни на горе, а с неба прямо в зелёную траву посыпались ледышки града.
        Каждая из них, казалось, метила в Серёжика!
        Но он бесстрашно улыбался. Не запугаете! Поглядывая вверх, Серёжик бегал, прыгал и приседал, чтобы не замёрзнуть. Давил сапожками хрустящие градины и показывал язык деревьям. И вскоре среди туч мелькнула чёрная точка. Она росла, росла, и вот уже ясно можно было различить могучую сильную птицу.
        —Гэйдл, родненький! — кричал счастливый Серёжик. — Ура!
        Орёл тоже ему обрадовался и накрыл огромным крылом, спрятав от града.
        Посмотрев на шумевшие деревья, он кивнул:
        —Не удалось попасть в гору?
        —Удалось!
        —И что на свете самое главное?
        —Мама! Помощь! Доброта! И ещё это… НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ САМ.
        Орёл удивился и взмахнул крыльями.
        —Вот это да! НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ САМ. Ты нашел самое-самое-самое главное!
        Ветер вдруг загудел, камни стали катиться с горы, а град посыпался с новой силой.
        Поднялся такой шум, что Серёжику пришлось кричать:
        —Гэйдл, а дракон улетел! Я всю гору обошёл, а его нет. И мамы нет. Ты не видел, куда он улетел?
        —Так значит, гора пустая?!
        —Я опоздал!!! На три дня!
        Орёл наклонился, чтобы лучше слышать, и Серёжик рассказал ему про календарь, про беспорядок в комнатах, про пустые шкафы и комоды.
        Гэйдл задумался. Он махал крыльями, разгоняя градины, как назойливых мух, и молчал. Глаза его сузились, дыхание стало тяжёлым.
        —Не видел я никого, — наконец крикнул Гэйдл, — и не мог видеть. Тут замешан Крот. Не улетали они, а ушли под землю. А там столько катакомб и лабиринтов, что всю жизнь искать — не отыскать…
        —Всю жизнь? — с ужасом спросил Серёжик.
        —Прийти бы тебе на три дня раньше… — Гэйдл задумчиво посмотрел в небеса. — А теперь что…
        —Что?
        Сильным взмахом крыла орёл забросил Серёжика на спину и медленно-медленно стал подниматься вверх. Он немного покружил над горой, как будто что-то разыскивая, а затем стремительно взмыл в небо.
        Тут же прекратил сыпать холодный град, перестали волноваться дубы и грохотать камни.
        Все затихло. Ёжик обнял Гэйдла и почувствовал такую усталость и равнодушие, каких никогда не знал. Мама под землёй! Без неба, без солнца… Серёжик закрыл глаза и прислушался к своему сердцу. Оно, кажется, перестало стучать. «Всю жизнь искать — не отыскать…» Ёжик хотел заплакать, но не было слёз. Хотел заскулить — что-то застряло в горле. И тогда он закрыл глаза, чтобы не видеть мир без мамы.
        Стала наваливаться темная дрёма, и хотя Гэйдл несколько раз говорил: «Держись крепче», Серёжику стало всё равно, свалится он или нет. Он заснул, и ему ничего не снилось. Будто вместе с надеждой умерли и его сны.
        Орёл заметил, что Серёжик не шевелится, и неслышно опустился на кедр. Там он постучался в дупло, попросил у белки корзинку, и, осторожно переложив туда ёжика, полетел дальше.
        С корзинкой в клюве Гэйдл летел двое суток, а Серёжик все не просыпался… Ему не хотелось ни есть, ни пить. Орёл брызгал на ёжика водой из ручья, тормошил и даже дергал за уши.
        Но Серёжик безразлично смотрел, вздыхал и закрывал глаза снова. Злым молоточком стучало в нём страшное: «Всю жизнь искать — не отыскать».
        —Никак заболел?! — встревожился Гэйдл.
        Он закутал ёжика в мох и сухие листья и полетел так быстро, как только мог.
        Через день орёл опустился у маленького зелёного теремка, стоявшего под тремя берёзами. Домик с резными цветами на ставнях, с трубой в виде короны, был похож на игрушечный.
        —Скорее! — позвонил в колокольчик Гэйдл. — Скорее!
        Выбежала Ящерица с глазами цвета жареной картошки, заохала.
        На орла было страшно смотреть, так он измучился. Гэйдл внёс корзинку в дом, и, поставив её, в отчаянии воскликнул:
        —Он болен разочарованием. Я не успел сказать, что мы летим к Вам, царице подземного царства, что Вы знаете там все ходы-выходы. И он отчаялся… Взгляните…
        Изумрудная Ящерица склонилась над корзинкой.
        —Ничуть не подрос, — сказала она с удивлением и взяла фонендоскоп.
        —В груди бьётся смелое честное сердце. Правда, очень слабо. Но помочь, думаю, можно.
        Ящерица стала доставать из шкафа какие-то склянки и порошки. Орёл, помогая, взлетал к верхним полкам.
        Наконец стол был заставлен нужными бутылочками и пакетами. Ящерица взяла пипетку и придвинула крошечные весы.
        —5 капель веры в себя, 20 грамм надежды, — шептала она, — 3 сантиметра терпения и песчинка стойкости.
        Она ещё что-то сыпала, тщательно взбивала венчиком, пробовала на язык.
        И под конец заправила волшебный эликсир одуванчиками и мандариновым соком.
        Лекарство было готово. Получилось полчашки.
        Ёжика с трудом разбудили, и он равнодушно всё выпил. Потянулись часы ожидания.
        Ящерица каждый час мерила Серёжику пульс и с укоризной повторяла Гэйдлу:
        —Нельзя убивать надежду…
        К ночи ёжик открыл глаза. Разбудил его треск поленьев в камине, который смутно напомнил что-то родное. Ах, да… У них с мамой тоже был камин. Давным-давно…
        А, может, и не было ни её, ни камина?
        Близко-близко он увидел глаза цвета жареной картошки.
        —Была и мама, и камин! — улыбнулась Ящерица.
        И, поставив ёжику градусник, уже серьезно добавила:
        —Ну как — чепуха чепуховская?
        Серёжик вспомнил свои слова и покраснел.
        —Деревья с листьев так и не облетели, — прошептал он.
        —Ну что сначала, что потом, бывает, путается, — ответила Ящерица, расставляя чашки с чаем.
        Глава 30
        Царица Подземного Царства
        Хоть Изумрудная Ящерица и была царицей Подземного Царства, но жила она просто. Никто ей не прислуживал, и чашки были самые обыкновенные: не золотые, не серебряные, а глиняные. На полу рос такой же травяной ковер, как у Серёжика. Только у него дома трава, наверное, уже пожелтела. А здесь, несмотря на осень, она оставалась такого же цвета, как хозяйка.
        Под потолком висели сушёные хвосты, большие и маленькие. Ящерица сняла один потолще, и сунула в чайник.
        —Мои собственные! — с гордостью сообщила она.
        Серёжик поперхнулся.
        Царица тем временем добавила в чайник пахучей травы, капнула что-то белёсое и вязкое, бросила горстку какого-то песка. Что-то зашипело, и по комнате распространился необычный, кислый зовущий запах. Как ни хотелось Серёжику вылезать из корзинки, лапки сами понесли его к столу.
        В соломенной плетёнке лежали душистые ягоды шиповника и брусники.
        В вазочках желтел липовый мёд. На тарелке возвышалась гора бубликов.
        В центр стола Ящерица поставила пузатый зелёный чайник.
        —Это богатырский чай. Здесь триста тридцать три травки, тридцать три корешка и три толчёных когтя енота-богатыря, — провозгласила она.
        —Того самого, из книжки?
        —Того самого. Набирайся сил.
        —А зачем… — вздохнул Серёжик. — Мама под землёй… Всю жизнь искать — не отыскать.
        —А искать и не нужно, — весело откликнулась Ящерица. — Просто вернёшься в прошлое.
        То ли от этих слов, то ли от глотка терпкого чая всё безразличие Серёжика как ветром сдуло. Он открыл рот.
        Гэйдл воскликнул:
        —В прошлое?! Как в прошлое?! Нашлись чертежи Великого Ильясама?! В древних книгах сказано — они сгорели?!
        —Я тоже так считала, — усмехнулась Ящерица, — пока не встретилась с одним муравьём. Он тащил слишком большой стебелёк, и ему отдавило ногу. Я сама отвезла его в больницу. Там муравья кололи акацией, мазали жиром трутня, а потом наложили гипс и выдали костыли из еловых иголок.
        —Бедняга! — посочувствовал орёл.
        —И вот на следующий день я встречаю того же муравья совершенно здорового, скачет лучше меня. Сказал, что какой-то бобёр посадил его в железный ящик и отправил в прошлое. Там муравей попросил жука-носорога убрать тот большой стебелек с его дороги.
        —И что?
        —А то, что этот муравей увидел САМОГО СЕБЯ, пробегающего МИМО злополучного стебелька! Мимо! И стебелёк не упал на ногу, и лапка осталась целой!
        —Машина времени?! — не веря ушам, тихонько переспросил Серёжик.
        —Она самая, — Ящерица тоже перешла на шепот. — Нашла я этого бобра. Только не бобёр он, а бобрёнок. И видела я у него обрывки чертежей Великого Ильясама, обгоревшие по краям. Где он их раздобыл — загадка.
        —Вырыл под старой ивой, — прошептал Серёжик.
        —Не может быть! — воскликнул Гэйдл, и от волнения перья у него распушились.
        —Оказывается, может. Я сама видела эту машину времени. Маленький, меньше спичечного, железный коробок на колёсиках.
        —Не верю! Самый обыкновенный бобрёнок собрал машину времени?
        —Необыкновенный! У него калькулятор на шее, — объяснил Серёжик. — А ещё он самонадевающиеся носки придумал.
        —Я видела, сейчас он собирает коробок побольше, — Ящерица оценивающе взглянула на ёжика. — Может быть, и поместишься.
        Серёжик хотел тут же бежать к Бобрёнку, но Изумрудная Ящерица заставила его съесть все корешки, мёд и бублики. А когда он доел, сказала, что уже поздно и пора спать.
        Это было обидно, но царица так сверкнула глазами, что пришлось лезть в корзинку. Ящерица накрыла его одеяльцем, дала маленькую подушку и ушла шушукаться с орлом. Только и было слышно: «Ильясам… Ильясам… Ильясам…».
        Они говорили до рассвета, Серёжик тоже не сомкнул глаз: подумать только — машина времени!
        Может быть, уже завтра он будет сражаться с Драконом? С этим боягузом, который прячется под землей от него, маленького ёжика. И пусть завтра придёт скорее, скорее! Пусть деревья облетают с листьев, а из драконовых ушей бьют вонючие фонтаны — всё это, конечно, очень страшно. Но самое главное — завтра он увидит маму!!! Серёжик достал из кармана её платочек и нюхал до утра.
        Едва побледнело небо, пряча уставших звёзд, как ёжик вскочил помогать заваривать чай. Он снял с верёвки хвост, вымыл приготовленные корешки, разлил мёд по тарелкам, слизывая то, что капало на скатерть.
        Все в нём пело: «Ещё немножко и мама!», а от вчерашней усталости не осталось и следа.
        Гэйдл говорил Ящерице, что теперь конец войне с Кротом, а Ящерица спорила, что конца не видно. Серёжик не понимал, о чём они, и думал только о том, влезет ли он в машину времени.
        Потом пили чай. Снова длинные разговоры…
        Серёжик торопливо глотал, жевал, прихлёбывал и не сводил глаз с окна.
        Но всё когда-нибудь кончается. Ящерица, наконец, встала и тожественно пожелала гостям попутного ветра.
        По дороге орёл рассказал, кто такой Великий Ильясам. Так звали старого оленя, большого ученого, который жил когда даже дедушки Гэйдла не было на свете, и дедушки его дедушки тоже не было. Ильясам открыл секрет живой воды, и никто в его времена не старился, он изучил язык рыб и с их помощью возводил города посреди океана. Ильясам мог сделать любое лекарство — звери не знали болезней, он придумал огненный шар, на котором летал к Луне. Ильясам построил машину времени и огромный инкубатор для яиц динозавров, которые привозил из прошлого.
        Так было написано в древних книгах. Но что-то разрушило счастливый мир, а потом в пожаре погибли все книги Ильясама.
        Гэйдл думал, что этот чудо-олень — лишь древний миф, красивая сказка. И все звери так думали, потому что не осталось ничего от Великого Ильясама. Да и как могли через сотни лет сохраниться его чертежи, не рассыпаться, не превратиться в прах, даже если кто-то их спас и закопал в землю?
        Орёл всю дорогу твердил, что не поверит в это, пока не увидит бумаги своими глазами.
        А Серёжик верил! Верил в Ильясама, в машину времени, в выздоровевшего муравья и в то, что скоро увидит маму!
        Глава 31
        У будущего Ильясама
        Ещё издалека ёжик заметил знакомую избушку. Из трубы валил дым. Снова пахло оладьями! Так же висели на верёвке рубашки и штаны.
        Гэйдл камнем упал перед дверью и позвонил. Перья его вновь распушились, глаза блестели. Степенность и величие куда-то пропали. Серёжик никогда не видел орла таким взволнованным.
        Звонили долго.
        Наконец на пороге появился Бобрёнок с какой-то колбой в лапе. Там что-то булькало и искрилось.
        Он не узнал Серёжика и сказал:
        —Мамы с папой нет дома.
        Тут колба взорвалась, сотни осколков разлетелись по комнате, и запахло паленым.
        Бобрёнок потер обожженную лапку о штаны и стал что-то считать на калькуляторе, всё так же висевшем на шее. О гостях он уже забыл.
        Гэйдл с уважением посмотрел на маленького учёного и прошептал Серёжику:
        —Кто знает, может, это будущий Ильясам?
        Серёжик представил оленёнка с калькулятором на шее и кивнул. Только те, кто изобретает с детства, вырастают настоящими учёными.
        Орёл снова позвонил в дверь и спросил о машине времени. Бобрёнок нахохлился:
        —Смешно вам? Не верите? Никто не верит!
        Долго Гэйдл с Серёжиком объяснили, что слышали о муравье и хотят взглянуть на чудесную машину. Бобрёнок вроде бы начинал их слушать, но скоро отвлекался, считал на калькуляторе и забывал, о чём говорил.
        Наконец он пригласил их в комнату. Вся она была завалена какими-то обрезками жести, стружками и деревяшками. У стены стоял пропеллер, на столе дымился паяльник. На полках пестрели немытые колбы и почему-то свисали носки. Наверное, те самые, самонадевающиеся.
        —Никто не верит! — бурчал Бобрёнок, доставая маленький жестяной ящичек на колёсах. Он оказался меньше спичечного коробка и походил на игрушечную машинку.
        Серёжик с сомнением её перевернул — обычная жестянка, только немного помятая.
        Бобрёнок показал чертежи и другие бумаги, которые нашёл под ивой. Они были свалены в углу, среди игрушек. Гэйдл охнул и принялся осторожно складывать листок к листку.
        Он так увлёкся чтением, что Серёжику самому пришлось объяснять, в чем дело.
        —Ничего не получится, — развел лапами Бобрёнок. — Вторая машина пока не готова. Не хватает двух микросхем, трёх пружин и шести гаек. Да и ты слишком большой.
        —Я сожмусь!
        —А рычаг как дёргать будешь?
        Бобрёнок полез под стол и вытащил оттуда ящик побольше. Это был уже не жестяной, а железный ящик, аккуратно покрашенный синей краской.
        Серёжик посмотрел на него с сомнением.
        —Лезь, — сказал Гэйдл, оторвавшись от чтения.
        Серёжик полез и застрял. Вход был слишком узким. Орёл клювом отогнул край двери, сделав её шире. Ёжик протиснулся.
        Правда, он не мог пошевелиться, потому что со всех сторон были стенки, но какая это ерунда, если сидишь в машине времени!
        «Дразнились, что я микроб, — с удовольствием думал Серёжик, — а иногда хорошо быть микробом».
        Когда он выбрался, Гэйдла уже не было.
        —За деталями полетел, — объяснил Бобрёнок. — А где их раздобудешь? Такие микросхемы только в Антарктиде делают. В Академии наук. На пингвиньем заводе.
        Серёжик пригорюнился. Но Бобрёнок сказал лезть в машину и тренироваться.
        —Один раз потянешь рычаг — на год назад попадёшь, два раза — на десять лет улетишь.
        —Мне не нужно на десять лет. Я тогда ещё не родился.
        —Чудак! — удивился Бобрёнок — там, где не родился — интереснее всего! Я б слетал к динозаврам!
        —Я бы тоже слетал! — поддержал его Серёжик. — У меня дома книжка про динозавров, знаешь какая? Там и диплодок, и тиранозавр, и птеродактиль… Только мне некогда. Нужно всего на три денёчка назад.
        —Ну, дернешь рычаг слабее, — хмыкнул Бобрёнок. — Стоило машину гонять. Это ж мощная машина! Сильная, как лев, быстрая, как цунами! Не то что прежняя модель. Муравья я смог только во вчерашний день отправить. Там аккумуляторы слабые, а у тебя — сила! И мотор от вентилятора! И магнит из радиоприемника! Мечта, а не агрегат!
        —А если я дёрну рычаг и попаду не туда, куда надо?
        —Ещё дёрнешь, — махнул лапой Бобрёнок.
        —А если машина сломается?
        —Сделаю новую.
        —А как же я?
        —Ну, сделаю новую и найду тебя в прошлом. Что непонятного?
        Серёжик с облегчением вздохнул. Он долго дёргал рычагом, нашёптывая «др-др-др», а потом Бобрёнок позвал его обедать. Он принёс тарелку оладий — пышных, румяных, с поджаристой корочкой.
        —Угощайся.
        Но сам не ел, переливая какую-то фиолетовую кашицу из одной колбы в другую. Бобрёнок не сводил с них глаз, и, кажется, обо всём забыл. Но стоило Серёжику начать жевать, как Бобрёнок повернулся.
        —Выплюнь. Вдруг потолстеешь и не поместишься.
        Серёжик выплюнул. Да, только настоящий учёный мог думать обо всём сразу!
        Вечером прилетел усталый Гэйдл. Он раздобыл две микросхемы, а гаек и пружинок принёс целый мешок.
        Сверяясь по чертежу, орёл и Бобрёнок стали вместе доделывать синий ящик. А Серёжик пошел в тот угол, куда были свалены игрушки, и стал играть машинками. Каких здесь только не было: и мусоровоз, и «скорая помощь», и пожарная!!! Гонки, легковушки и грузовики! Правда, почти у всех не хватало деталей. Серёжик стал строить из кубиков трехэтажный гараж, время от времени закрывая глаза и представляя, что он дома, что это его игрушки и что вот-вот его позовёт мама.
        Но позвал его Гэйдл.
        Машина была готова! Бобрёнок закрутил последний винтик крышки и отложил отвертку с поцарапанной зелёной рукояткой. Теперь машина времени стала чуточку больше. Удалось засунуть туда котомку и шпагу, Пора! Серёжик с трудом протиснулся сам.
        —Увидишь в прошлом себя — прячься, — сказал Бобрёнок.
        —Хорошо представь, куда будешь лететь, — добавил Гэйдл. — Загорится красная лампочка — машина прочтёт твои мысли.
        Глава 32
        Вчера станет завтра
        Щёлкнула дверь.
        Серёжик сидел, почти свернувшись клубком, зажав рычаг лапами. Было темно, и только слабый свет красной лампочки чуть-чуть освещал кабину. Как дома ночью… Совсем как дома… Мама всегда включала ночник, когда укладывала его спать… Серёжик вспомнил свою кровать, подушку, набитую одуванчиками. Потом вздохнул, представил гору и осторожно, совсем чуть-чуть потянул за рычаг. Тут же стало темно, машина затряслась, и Серёжика стало подкидывать так, будто в лапы ему дали отбойный молоток.
        Вверху что-то лязгало.
        «Какая-то деталь отвалилась», — понял Серёжик, и только прекратилась тряска, открыл дверь, сказать Гэйдлу с Бобрёнком, что машина не работает.
        Но вместо захламленной комнаты будущего учёного он увидел свой собственный дом!!!
        Да, да! Серый покосившийся дом с вывеской «Самолётная, 2». С лавочкой и кадушкой около крыльца, с аккуратными дорожками, посыпанными песком.
        Стояло лето, на клумбах пестрели анютины глазки и бархатцы, весело жужжали пчелы. А из круглого открытого окна доносился противный голос:
        —Борщ я не будуууууу… Бе-е-е! Не хочу и не буду! А-а-а!
        —Не капризничай, — устало ответила мама. — Бери ложку.
        Серёжик торопливо выбрался из машины времени и полез на ёлку. Только оттуда он мог всё видеть, оставаясь незамеченным. Хотя паучьи тапочки давно порвались, он легко вскарабкался, и сам удивился, как здорово это у него получилось. Задыхаясь от жары, Серёжик расстегнул куртку и раздвинул колючие ветки.
        Он увидел себя, надутого и красного, а рядом дорогую мамочку, разливающую по тарелкам борщ. Его мажусю!!!
        Сказочный аромат защекотал носик, и Серёжик чуть не свалился, так ему захотелось есть. Хорошо, что поднялся ветер и отнёс запах подальше.
        Мама, родная и любимая была совсем рядом! Серёжик смотрел на неё, затаив дыхание, и не мог налюбоваться. Самая лучшая мама, самая красивая, самая добрая мамочка! Ах, как хотелось Серёжику отпихнуть этого нытика, чтобы обнять её крепко-крепко, поцеловать в нос, и съесть всё, что в тарелке, до самой последней капельки!
        Но нельзя… 12 июня маму все равно украдёт Дракон…
        Она ласково повторила:
        —Бери ложку.
        Но тот Серёжик, что сидел за столом, заверещал, как резаный, и ложка со звоном полетела на пол. Мама вздохнула.
        «Неужели это я?» — с ужасом подумал Серёжик. Он сорвал шишку побольше и запустил ею в этого нахала. Попал прямо в лоб! Отскочив, шишка угодила в борщ и забрызгала злюке всю мордочку.
        —А-а-а! — ещё громче завопил он. — Кто там бросается?
        Мама выглянула в окно и покачала головой.
        —Наверное, ветер…
        У Серёжика, который сидел за столом, было теперь две шишки, одна в борще, другая на лбу. Та, что на лбу, увеличивалась прямо на глазах. Он потрогал её и разревелся так, что у него самого, сидевшего на ёлке, заложило уши.
        Слушать это не было никаких сил. Скорей, скорей к горе! Только там он обнимет маму! Серёжик бросил последний, полный нежности, взгляд на свою мажусю и залез в машину.
        «А ещё удивлялся, почему у меня три тысячи плохих поступков! — думал он. — Ну и вредина! Ну и вредина!» Он долго не мог успокоиться, а потом потянул за рычаг, стараясь подробно-подробно представить гору, похожую на птицу. Ему казалось, что он ощутил её холод и скользкие камни под сапогами.
        Машину затрясло ещё сильнее, чем раньше. Наверху звенело уже несколько деталей.
        «Если они все будут отлетать, я никуда не доберусь» — с тревогой подумал Серёжик.
        Наконец стало тихо.
        Не сомневаясь, что увидит гору, Серёжик открыл дверь. За ней была ночь, но где-то рядом весело играла музыка.
        «Значит, Дракон здесь! Я вовремя!» — подпрыгнул ёжик.
        Он огляделся. Машина времени стояла в кустах, но леса не было видно. Да и горы, как он ни приглядывался, тоже. Вдруг небо озарилось красными, зелеными, лиловыми огнями.
        —Ура! — закричали птичьи голоса. — Виват Королеве!
        Серёжик догадался, куда попал. И с прежним страхом ощупал ключ в кармане. Он хотел улететь, но потом решил, что нечего тому, другому, Серёжику тут задерживаться, копить плохие поступки. И решительно пристегнул шпагу к джинсам, чтоб не светилась.
        «Сидит тут, а я потом на три дня опоздаю!»
        Он решил и Тима поторопить: «Скажу, чтоб сегодня же отправлял меня с мусором». Привычно взмахнув лапкой, Серёжик глянул в тёмное небо. Но никто не подмигнул ему малиновым, белым и голубым. Звёзд было много, но Боря ещё сидела у гномов, под стеклянным колпаком. И даже не знала, что она Боря.
        Пробираясь среди кустов, Серёжик бесшумно ступал, стараясь походить на хомяка-разведчика и енота-богатыря одновременно. Он раздувал щёки, как будто там был водяной пистолет, и нёс невидимый щит, сгибаясь под его тяжестью.
        Музыка скоро стихла, Серёжик увидел разнаряженных птиц, плетущихся спать. Среди них шёл он сам в нарядном костюмчике с золотыми пуговицами. Шёл и с печальным видом разглядывал землю. Будто потерял что-то.
        Один за другим стали гаснуть фонари.
        Серёжик сидел за мусорным баком и ждал, когда во дворце потушат свет. Но загоготали часовые, проверяющие, все ли спят, и ёжик прыгнул в мусор. Он зарылся поглубже, зажав нос лапами, и лежал, пока всё не стихло. А когда выбирался, то нашел среди рваной бумаги, корок и огрызков, собственные серые штанишки! С пуговицей от маминого пальто! Он понюхал пуговицу, та пахла помойкой. Но Серёжик всё равно взял штаны с собой.
        Отцепив с иголок мусор, он подбежал к водосточной трубе у знакомого окна. Быстро вскарабкался, хотя шпага мешала. Сел на подоконник.
        В комнате стоял приторный аромат роз, было пыльно и душно. Как ему могло здесь нравиться? Тихонько ступая, Серёжик подошел к шкафу. Осторожно открыл дверь, положил штанишки, а затем подкрался к кровати.
        Стоя за тюлевым балдахином, он видел маленького растерянного ёжика, лежащего с открытыми глазами. Кажется, в них блестели слезы.
        Серёжик удивился: «Вот плакса», а потом вспомнил, что раньше, и правда, плакал очень много. А теперь? Теперь не плачет. Как можно плакать с Орденом Героя? Что сказало бы Солнце?
        «И ничего-то ты не знаешь. — С жалостью подумал он, глядя на себя. — И пауков ещё боишься. И Солнце с Луной не видел. И знакомой звёздочки Бори у тебя нет».
        Ёжик на круглой кровати заворочался.
        «И жуки по тебе не ползали, и в кастрюлю тебя не бросали, и ёжееды со скелетами на тебя не прыгали. Маленький ты ещё».
        Из кровати послышались всхлип, кажется, там собрались реветь.
        —На рассвете гуси будут выносить мусор! — громко сказал Серёжик и стремглав бросился к окну. Ловко обхватив трубу, в одно мгновение он оказался на земле. Подсвечивая дорогу шпагой, Серёжик помчался на кухню.
        Тим уже спал. Приготовленные мешки стояли около стенки.
        Ах, как было жаль будить уставшего голубя. Тот во сне дёргал лапками и тяжело вздыхал.
        —Тим, миленький, отправь меня сегодня с мусором!
        Голубь с трудом поднялся и кивнул. Спросонья он не удивился ни шпаге, ни чужой одежде. Наверное решил, что ёжик прибежал с маскарада.
        —Жалко расставаться, — только и сказал он.
        Серёжик обнял его и ласково прошептал:
        —Спасибо за лепёшки! Вкуснее их только мамин борщ и облака!
        Глава 33
        Запутанное прошлое
        Серёжик примчался к машине времени весь мокрый. Когда он выбегал из кухни, то увидел вдалеке самого себя! Но, кажется, тот Серёжик его не заметил. Уф!
        Он быстро представил гору (скорее, скорее отсюда!) и дёрнул рычаг. Над головой жалобно звякнуло и снова затрясло. Машина ходила ходуном так долго, что Серёжик задремал, не дождавшись остановки.
        Он так замучился за этот длинный-длинный день!
        Разбудил его дождь. «Кап-кап-кап…» стучали капли по железной крыше ящика. Серёжик торопливо открыл дверь.
        Снова темно. Снова кусты. И никакой горы не видно. А что, если он по-прежнему возле дворца? А что, если машина времени сломалась, и скоро её найдут гуси? Но как приятно стоять под дождём! Серёжик стал ловить языком прохладные капли.
        Рядом заквакали лягушки.
        Ух ты! В Королевских владениях нет ни речки, ни озера. Куда же его занесло?!
        Может, Бобрёнок и правда будущий Ильясам, но машина эта всё-таки недоделанная — везёт куда хочет… Так Серёжик никогда к маме не попадёт!
        Раздался страшный храп. Наверное, так храпят динозавры… Неужели он улетел на миллион лет назад? Вдруг сейчас над кустами появится диплодок, идущий на водопой?
        Живой, не из книжки! Серёжик осторожно пошел вперед, размышляя, что пятка у диплодока больше их с мамой дома. От этой мысли почему-то вспотели уши.
        В лунном сиянии блеснула речка. На берегу — удочка, поодаль — тележка. Храп доносился оттуда. Да это же Фьоро!!! Вон и Осёл спит. А на земле клетка, и там дрожит, засунув голову в котомку, ёжик. Сам себе он показался вдруг таким маленьким и жалким, что удивился: неужели это и правда он?
        Серёжик немножко поплескался в речке, смывая грязь мусорного бака с мордочки и ушей.
        Но сильно промочил сапоги, рукава куртки и даже шапку.
        Дождь сразу разонравился. Продрогший Серёжик бросился к машине. Уже добежав до кустов, он оглянулся. Ёжик с котомкой на голове по — прежнему дрожал. Бедный! Серёжик вдруг ясно вспомнил, как он мёрз в эту дождливую ночь. А ещё вспомнил, как ему было одиноко и страшно. А всего-то и нужно — поскорее открыть клетку!
        —Ключ! — торопливо подсказал он.
        Но ёжик в клетке задрожал ещё сильнее… Наверное, не услышал.
        —Ключ! — громче крикнул Серёжик.
        И увидел, как трусишка свернулся клубком, отбросив котомку. Серёжик подобрал её, а взамен принес свою с драконовыми камнями.
        «Около горы ещё насобираю, — решил Серёжик. — А ему у гномов пригодится».
        Он даже хотел отдать куртку и сапоги, но они были мокрыми.
        Вздохнув, Серёжик вернулся в машину и дернул рычаг. Машину времени тряхнуло совсем слабо и отвалившиеся наверху детали, куда-то покатились.
        Серёжик испугался, что она сломалась окончательно, и открыл дверь. Он был уверен, что никуда не улетел. И в самом деле — стояла ночь, только дождь прекратился, да неожиданно сильно потеплело. Серёжик скинул мокрые вещи и разулся. Трава была сухой. Вовсю распевали невидимые сверчки. Как летом.
        Вдалеке он увидел слабые огни. Что это? Осторожно ступая, прячась за кустами, Серёжик двинулся навстречу. И скоро разглядел, что светятся окошки какого-то дома. Кто там живет? Вдруг ёжееды?
        Испугавшись, что те могут почуять его страхи, ёжик стал думать о Боре. Даже лапой ей помахал, но звёздочка не подмигнула. Спит, что ли?
        Очертания дома показались знакомыми. Да это же дом Бобрёнка!
        Ёжик вздохнул и вернулся. Ну и машина! «Сильная, как лев, быстрая, как цунами! Мечта, а не агрегат». Летает, куда вздумается!
        Серёжик потянул рычаг — тишина. Серёжик потянул сильнее — машина стояла. Все-таки сломалась!!!
        Ну, хорошо хоть рядом с Бобрёнком сломалась! Ежик попробовал сдвинуть ящик — одному не дотащить. Тогда он вприпрыжку побежал к дому. И вдруг услышал:
        —Внимание! Внимание! Внимание! Дошкольник в Лесу! Пропал ёжик Серёжик! Особые приметы: серые штаны, серая майка и серые тапочки. Рост маленький. Всем нашедшим просьба звонить в Приют на Синей Горе или милицию!
        Ёжик вздрогнул! Надо же! Сколько времени прошло, а объявление всё передают и передают! Но только теперь у него другие приметы! В синих джинсах, зеленом пушистом свитере бояться нечего. Сейчас он постучит, позовет Бобрёнка и вместе с ним сходит за машиной времени…
        Серёжик почти добежал до дома, как вдруг увидел самого себя, заглядывающего в окошко! Увидел, как, воровато оглядываясь, он катит пенёк и, забравшись повыше, тащит с веревки длиннющую красную футболку.
        Серёжик нахмурился, вспомнив свои рассуждения про «взять на время». Взял — значит нужно возвращать. Он стащил свитер — ух, как хорошо! А затем, дождавшись, когда ёжик с красной футболкой добежит до леса, снял эту футболку с себя.
        Чтобы повесить её на место, Серёжик залез на пенёк. И тут дверь дома неожиданно открылась! На пороге показался Бобер!
        —Грабят! — сиплым голосом закричал он и бросился к ёжику.
        Тот спрыгнул и помчался прочь. Выскочили Бобриха с Бобрёнком, кинулись наперерез. Ёжик заметался по двору, споткнулся о ведро, и упал. Тут же Бобёр схватил его за шкирку.
        —Тюрьма по тебе плачет! — стал ругаться он. — Чтоб тебе там всю жизнь кедровые шишки собирать!
        Бобриха вздохнула:
        —Совсем маленький, полуголый. Поди голодный…
        Бобрёнок сказал подозрительно:
        —Ты похож на ёжика, что не знает птичкологию.
        —Чик-чирик-чирк! — обиженно ответил Серёжик. На птичьем языке это значило: «Сам ты похож!»
        Он чуть не ревел. Хотел сказать сам себе, что с Орденом Героя не плачут, но где Орден? Остался на брошенном свитере! Серёжик насупился. Вот так вернул футболку!
        Сердитый Бобёр отвел ёжика в сарай.
        —Утром сдам тебя, ворюга, в милицию!
        Серёжик слышал, как в железные дужки упал тяжелый засов. Как здесь жутко… Ой-ой-ой! Темно! Страшно! А ещё страшнее, что завтра из милиции он попадёт в приют на Синей горе. И как же мама?!
        Высоко-высоко открылось окошко. Это Бобриха принесла оладьи.
        —Ешь, пока горячие, — шепнула она и бегом бросилась назад. Даже окно не закрыла. В него тут же заглянула Луна, и стало веселее.
        Серёжик поставил миску на ящик с гвоздями и уселся около. Макая оладьи в сметану, он позабыл и о свитере, и о милиции, и о приюте. В лунном свете сарай казался уютным. В углу аккуратно стояли лопаты и тяпки. На стеллаже ровными рядами лежали инструменты. Лунный луч упал на зелёную рукоятку отвертки. Да это же та самая! Он вспомнил, как Бобрёнок ловко прикручивал винтики.
        А что, если те детали, что отвалились, можно прикрутить?
        Серёжик сунул отвертку в карман джинсов и посмотрел вверх. Вот бы вылезти в окно! Он бросился к ящикам, но все они были тяжёлыми. Такие друг на дружку не поставить. Подтащил к окну лопату, но по ней вскарабкаться не получилось. И вдруг он разглядел верёвку, на которой сушились пучки какой-то травы! Конечно, она была высоко, но если подняться на стеллаж…
        Серёжик подтянулся на лапах (ничего трудного) и через минуту уже сидел на самой верхней полке. Оттуда легко, как когда-то Пук, пробежался по верёвке и очутился на окне. Свернулся клубком, упал и покатился. Ох!
        В доме Бобрёнка погасили лампы, но Луна и тысячи звёзд осветили знакомый двор.
        Ёжик быстро нашел свитер и пустился наутёк.
        Он бежал и думал о том, что мама никогда не давала ему ни молоток, ни отвёртку, ни паяльник. Говорила, что маленький. Но тогда он и правда был маленький. А теперь?
        Что сказало бы Солнце?
        В лесу было темно. Сонные деревья качали ветками: кто топочет, кто мешает спать? Серёжик долго плутал, разыскивая машину времени. Все кусты, деревья, тропинки казались одинаковыми. Наконец вдали показался еле заметный красный огонёк. Это лампочка машины светилась, как маячок. Он обрадовался ей, непослушной, как родной!
        Подсвечивая шпагой, Серёжик осмотрел железные стенки. Страшно. Страшно разбирать машину времени, если ты дошкольник! Волнуясь, ёжик открутил винтики, державшие крышку. И увидел, что под ней всё было цело, кроме какой-то пластины с висевшей на ней пружинкой.
        Два больших шурупа, которые её когда-то держали, валялись рядом.
        Серёжик нашел две пустые дырочки, приладил пластину с пружинкой на место и осторожно завинтил шурупы обратно.
        Потом надел крышку и прикрутил винтики. Красота!
        Отвёртку он решил вернуть позже. Вдруг детали будут отлетать снова?
        Уставший и счастливый, Серёжик забрался в машину.
        —Глупая ты! — вздохнул он. — Завозишь непонятно куда. Мне маму нужно спасать, понимаешь?
        Ёжик смотрел на красную лампочку, а она на него.
        —К горе лети. К горе, похожей на птицу. Тьфу! На дракона!
        Серёжику показалось, что красный огонёк мигнул. Может и правда машина его услышала?
        Серёжик закрыл глаза, в который раз представил гору и потянул за рычаг.
        Глава 34
        Битва
        Может, помог ремонт, а, может, Серёжику просто повезло. Он открыл дверь и оторопел. Вот она — гора!!!
        Небо, как обычно, было затянуто тучами, но сквозь них всё же пробивался луч Солнца.
        «Это чтобы меня подбодрить», — догадался Серёжик и зашагал смелее. Дубы неодобрительно зашумели и стали бросать в него желудями. Серёжик на ходу отбивал их шпагой, но куда там! Жёлуди неслись стеной, больно били по спине и лапам, а когда один попал в нос, Серёжик даже завизжал от боли.
        Хорошо, что до самой горы они не долетали.
        Вон и знакомая осина. Только как высоко! Даже ствола не видно, лишь ветки, которые тянутся к небу, словно моля о помощи.
        Лестницы, которую они сплели с Шухой, не было. Серёжик устало прислонился к горе. И вдруг оттуда до него донеслась мрачная унылая музыка. В ней что-то завывало, дребезжало, гудело и стонало. Серёжику стало жарко, захотелось пить.
        Дракон Драконов, сеющий ужас, Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный здесь!!!
        Серёжик вспомнил портреты драконов, те ужасы, что рассказывал старый Пау, и крепче сжал шпагу. Из-за туч выглянул второй солнечный луч.
        Ёжик радостно махнул Солнцу лапой и тут же обиженно подумал:
        «Сейчас-то вы меня видите… А зайду в гору, никто уже не поможет».
        Он удивился: в нём сидело как будто два ёжика.
        Один, с глазами, полными слез, ныл, что жить ему осталось немножко… Вот только Ноэль полыхнёт пламенем, вот только выпустит вонючие фонтаны из ушей… Да можно и без этого. Один коготь, острый, как сабля, в несколько раз больше маленького Серёжика. Конец, конец, конец!!!
        Другой, с Орденом Героя, спокойно возражал: Дракон почему-то сбежал из горы, значит, он тоже боится.
        Нытик всхлипывал: «До свидания, короткая жизнь!»
        Смельчак не соглашался. «Вперёд! — говорил он. — Там мама!»
        «Никто тебе не поможет!!!» — кричал другой.
        «Как никто? А мама?»
        Серёжик устал их слушать. Он вытер потные лапки и полез по отвесной стене. Он сам не знал, как ему это удавалось. Цеплялся каждым коготком, не пропускал даже самого маленького камушка. А уж уцепившись, подтягивался вверх. Все выше и выше. Иногда ему казалось, что вот-вот он сорвётся. Тогда Серёжик представлял, что у него на лапках паучьи тапочки. И страх улетучивался. Только ненадолго. Потому что сапоги скользили и вообще мешали. Удобные на земле, тут они стали тяжёлыми и неуклюжими.
        Распухший нос болел нестерпимо. Пот лился градом. Не было ни одного выступа, на котором можно было бы отдохнуть и скинуть надоевшую обувку. Серёжик карабкался и карабкался, стараясь не смотреть вниз.
        Какая высокая стена! Ёжик прижимался к ней, почти гладкой, и повторял, как заклинание: «Там мама, мама, мама!»
        Из горы, гремя барабанами, наступала страшная музыка. Громче, громче, громче! Она наваливалась тяжёлыми волнами, как будто хотела спихнуть Серёжика в пропасть.
        Но вот и осина! Все ближе трепещущие листочки. Осталось совсем немножко. Тут лапа соскользнула, и он чуть не сорвался. Сердечко забилось часто-часто. Серёжик понял, что сил у него нет. Что все-все-все было зря. Вот сейчас, ещё секунда, и он упадёт…
        Но тут подул ветер, и осина, как по волшебству, наклонилась. Серёжик поблагодарил Небесную канцелярию и схватился за листочки. Они оборвались. Он подтянулся ещё чуть-чуть и повис на тоненькой ветке. Держась за неё, Серёжик вскарабкался на уступ.
        Тяжело дыша, не чувствуя закоченевших лап, он упал перед дверью.
        Сколько лежал ёжик, неизвестно. Может, два часа, а может, две минуты… Только дверь вдруг заскрипела и оттуда вышел Крот!!! Тот самый…
        Бархатный чёрный смокинг без единой пылинки… Щёгольская бабочка… Те же круглые черные очки. И серебряная трость подмышкой.
        —Хм… — удивился он. — Добрался таки?
        Серёжик вскочил и поднял шпагу. Лапы дрожали. Не от страха, нет!
        Крот приподнял очки, и зелёные яркие лампочки уставились на ёжика, не мигая.
        Медленно, не отводя страшных глаз, Крот стал приближаться.
        —Полетиш-ш-шь вниз, змеёныш-ш-ш… — шипел он. Музыка за его спиной грохотала.
        Серёжик не мог отвести взгляд и чувствовал, что с каждой секундой слабеет, что шпага становится тяжёла, а в голове что-то дзинькает.
        Крот ощерился и замахнулся тростью. Вжик! Серёжик отпрыгнул. Каменная площадка была так мала, что он оказался на самом краю пропасти.
        Иголками ёжик почувствовал её, голова закружилась. Крот, оскалив кривые жёлтые зубы, поднял трость снова.
        —Прощ-щ-щай!!! — выдохнул он.
        Но Серёжик, взмахнув шпагой, ударил по трости. Из последних сил! Раз! Два! Три!
        Трость вспыхнула огнём! Раздался страшный грохот! Затряслась гора! Дико закричал Крот!
        Серёжик, ничего не понимая, смотрел на пепел, в который превратилась трость, на обугленную, покорёженную шпагу.
        Откуда-то нарастал гул, становясь всё сильнее. Гора продолжала трястись. Крот, взвизгнув, побежал обратно и захлопнул за собой дверь.
        Серёжик обернулся и увидел, как задрожали дубы. Шумевшими кронами они тянулись к нему! Испугавшись, ёжик кинулся за кротом! Закрыто!!!
        Гул стал таким сильным, что потемнело небо. Серёжик поспешно вставил ключ в замочную скважину. Раздался оглушительный треск, и вдруг подул такой страшный ветер, что ёжика подняло вверх тормашками. Он висел вниз головой, не отпуская ключа, и видел, как шпага слетела в пропасть. Ветер завывал, сверкали молнии, гора подпрыгивала. Дубы раскачивались, наклоняясь так, что почти касались земли. И когда загрохотал гром, они вдруг вспыхнули желтым огнем, и взлетели вверх, словно ракеты, оставив внизу свои листья. Некоторые понеслись прямо на Серёжика.
        —НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙ ТОГО, ЧЕГО НЕ ХОЧЕШЬ ПОЛУЧИТЬ САМ!!! — в ужасе закричал он.
        Ключ бешено закрутился, а с ним и ёжик, как на чудовищной карусели. Когда дверь наконец распахнулась, его забросило внутрь с такой силой, что Серёжик врезался в огромное зеркало. Оно треснуло.
        Сзади раздался грохот пострашнее предыдущего. Серёжик, оглянувшись, увидел, как от земли к небу летит чёрный пепел. Мгновенно наступила ночь! Не было ни леса, ни туч, всё спрятала стена гари.
        Ёжик, не помня себя, побежал по коридору. Тряслась гора, и его трясло. Он забыл о драконе и, когда влетел в огромную залу с качавшимися и падающими портретами, его словно током ударило!
        Дракон!!! Ведь где-то его ждёт Дракон! Он заметался. Куда бежать? Что делать? Шпаги нет! Где мама?!
        С полок, шкафов сыпались книги, тарелки, банки и шляпы.
        Сзади раздался скрежет! Серёжик оглянулся! Прямо на него двигалась железная громада. Ноэль!!!
        Дракон почему-то был весь железный и, подпирая головой потолок, грохотал. «Доспехи!» — задохнулся от ужаса Серёжик и отступил. Глаза дракона, огромные фары, светились, изо рта били языки пламени, из ушей валил серый дым.
        Каждый его шаг, каждое движение сопровождалось страшным лязгом. Бумс! Бамс! Ноэль подходил всё ближе-ближе-ближе! А Серёжик не сводил с него глаз, как когда-то с крота и не мог пошевелиться. Ещё секунда и дракон уже занёс над ёжиком свою огромную блестящую лапу.
        Серёжик бросился бежать, и вдруг мама (да, да, мама!!!) крикнула:
        —Не бойся! На хвосте кнопка!
        Серёжик оглянулся. Он не увидел мажусю, но сразу почувствовал себя большим и храбрым.
        Дракон ударил лапой. Из неё выскочили шесть блестящих лезвий. Одно почти коснулось Серёжика, разрезав краешек сапога.
        —Кнопка! — снова закричала мама.
        Ёжик проскользнул под драконовым брюхом и бросился к хвосту. Тот со страшной силой лупил по полу, сотрясая гору. Удар! Еще удар! Серёжик прыгнул на хвост в то самое мгновение, когда тот упал на пол. И тут же полетел на страшную высоту, к самому потолку! Серёжик подумал, что сейчас от него на этом потолке останется лишь мокрое пятно и стал карабкаться к спине дракона, быстро-быстро перебирая лапками! И тут, наконец, вдруг нащупал круглую кнопку! Серёжик что есть силы надавил на неё, и хвост безвольно упал. Сам дракон задымился, и из него, открыв на спине люк, стал выбираться Крот. Фрак на нём был изодран, лампочки в глазах поблёкли.
        Увидев Серёжика, он взвизгнул и бросился бежать.
        Стало очень тихо. Было слышно, как кто-то переворачивает бумажные листы.
        Серёжик растерянно оглянулся. Из какой-то комнаты словно ветром выносило разноцветные рисунки. С зайцами, гусеницами и богатырями-енотами.
        —Мама! — позвал Серёжик и побежал туда.
        За столом сидел маленький птеродактиль и рисовал.
        Он высунул язычок, старательно водя кисточкой, и, не поворачивая головы, спросил:
        —Выключили робота?
        Серёжик с удивлением смотрел на его морщинистую кожу, на обвисшие крылья и длиннющий клюв! Настоящий птеродактиль!!! Как из книжки! Только в тысячу раз лучше!!!
        —Серёжик! — раздался вдруг за спиной мамин голос.
        Серёжик обернулся! И увидел маму! Да, да, перед ним стояла мама! Его дорогая, любимая мамочка!!! Самая лучшая в мире мажуся!!!
        Секунду, показавшуюся Серёжику вечностью, они смотрели друг на друга. А потом бросились навстречу! Серёжик плакал, забыв, что у него Орден Героя. И мама тоже плакала. Серёжик прижимался к ней и шептал, всхлипывая, самые добрые слова. А мама ничего не говорила, только гладила и гладила его иголки.
        Птеродактиль тоже заревел.
        Мама обняла и его:
        —Что ты, Ноэль?
        —Я опрокинул стакан! Вот! Вода разлилась! — размазывал слёзы крыльями, объяснил птеродактиль. — Теперь на рисунке лужа!
        Он говорил на птичьем языке, смешно курлыкая.
        —Это не лужа, а море, — сказала мама. — Сверху можно нарисовать кораблик.
        Ноэль щёлкнул клювом и дернул Серёжика за джинсы:
        —Нарисуем? Я бригантину умею! А ты?
        Глава 35
        Подарок Солнца
        Ушёл под землю Крот, потерявший свою волшебную силу. Все его чёрные дела превратились в пепел и сгорели в ту страшную бурю. Открылись все его норы, разбились все светильники и тысячи звёзд улетели в небо. Маленький Ноэль — птеродактиль из яйца, привезённого когда-то Ильясамом, увидел солнце.
        Похожее на огромное красное яблоко, оно катилось за верхушки сосен.
        —Мне Крот не позволял выходить из горы… — шептал Ноэль, стоя у открытой двери. — Я раскрашивал цветы, не зная их запаха, рисовал паровозы, не слыша гудков. Я всё видел только по телевизору.
        —О!!! Ты любишь телевизор?
        —Ненавижу! Я люблю, чтоб живое! Чтоб и трава, и солнце, и облака!
        Серёжик не мог насмотреться на маленького динозавра, как будто слетевшего с книжной картинки, и не мог налюбоваться мажусей. Он вертел головой туда-сюда. Не отпуская мамину лапу, Серёжик спрашивал:
        —А почему Крот прятал Ноэля?
        —Он растил из него Дракона. Когда-то в глубине горы Крот нашёл большое яйцо, решил, что оно драконье, положил в инкубатор…
        —И я вылупился! — крикнул Ноэль.
        Он щёлкнул клювом и, захлопав крыльями, неуклюже слетел с уступа.
        —Осторожнее! — вскочила мама.
        —А дальше что? — спросил, прижимаясь к ней, Серёжик.
        —А дальше ему нужно было сиротить ежат.
        —Чтобы ловить ими звёзды!
        —Да… Крот крал ежих, как когда-то Драконы и сваливал все на Ноэля. Ежихи работали у него в подземельях, а для ежат Крот построил ужасный приют. А чтоб из него ежат не забрали к себе звери, был придуман закон, что ёжики могут жить только в семьях своего цвета.
        —Крот придумал?
        —Нет, его пра-пра-прадедушка, друживший с драконами.
        —А теперь все мамы вернутся к ежатам, да?
        —Конечно. Ведь пропало колдовство Крота. Даже деревья, накрывавшие гору невидимой шапкой, улетели.
        —А зачем Крот построил робота?
        —Чтобы запугивать тех, кто посмеет приблизиться к горе, пока Ноэль маленький. Крот мечтал, что Ноэль вырастет безжалостным, будет грабить и убивать, сжигать леса и отравлять реки. Крот говорил Ноэлю, что вокруг все плохие, заставлял слушать страшную музыку, читать жуткие сказки и рисовать войну.
        —А он не рисовал, да, мама? Он хорошее рисовал?
        —Конечно, хорошее. А ещё Ноэль писал уведомления о похищении и заставлял Крота их разносить!
        —Зачем?
        —Он верил, что когда-нибудь найдётся смельчак, который придет за мамой и победит колдовство. И смельчак нашёлся! — мама с гордостью посмотрела на Серёжика.
        —Я не смельчак, мне просто все помогали.
        —А если ты делаешь то, что нужно — весь мир помогает тебе.
        Они говорили и не могли наговориться. Мама хвалила платочек «МАМ» и всему удивлялась. Ноэль улетал и прилетал, кружа над горою.
        Зажглись звёзды. Вместе с желтой Луной они смотрели, всё ли хорошо на земле.
        —Как я хочу домой! — тихо сказал Серёжик. — Как я по всему там соскучился!
        —И я соскучилась, — вздохнула мама и покрепче прижала ёжика к себе. — И по дому, и по лесу. Без власти Крота, Серёжик, всё-всё-всё там станет по-другому.
        —Что всё-всё-всё?
        —Ежи смогут называться, как захотят.
        —И носить разноцветные футболки?
        —Конечно. Если хочешь, все будут звать тебя Борей.
        —Нет, мамочка! Боря — это маленькая звёздочка. Хочешь на нее посмотреть?
        Серёжик вышел на уступ и взмахнул лапой. Тут же далеко-далеко мигнула малиновым, белым и голубым серебряная искорка.
        Серёжик помахал ещё. Боря переливалась всё ярче и ярче.
        —Она нас видит! И радуется, что нам хорошо!
        Он хотел показать маме ключ, но тот пропал. Серёжик немножко поискал, а потом вспомнил, что ключ просто так не пропадает и не находится. Да и зачем он, когда рядом мама?
        Серёжик смотрел, как носится в небе радостный Ноэль, держал маму за лапу и не верил, что так будет завтра и послезавтра — всегда!
        Птеродактиль влетел, запыхавшись, и с разгона ударился клювом о старое зеркало. Оно разлетелось на тысячу осколков.
        —Вот и нет зеркала плохих воспоминаний! — рассмеялась мама. — Крот вчера купил его у гномов и хвастался, что оно последнее на Земле.
        —И что ты видела в этом зеркале?
        —Как ты не хочешь есть борщ, — сказала мама.
        —А я видел, как Крот на меня кричит, — прошептал Ноэль. — Он всегда кричал, да, тётя Серёжиха?
        —Всё позади! — погладила его по голове мама. — Завтра мы отправимся домой.

* * *
        И настало завтра. Утро было таким солнечным и тёплым, будто вернулось лето.
        Серёжик и мама, сидя на Ноэле, летели домой. Под ними проплывали деревни и города, леса и степи.
        —Что это? Кто это? — спрашивал Ноэль.
        Он смешно смеялся, будто кудахтал, и удивлялся, что вокруг всё такое красивое.
        Изредка они спускались, чтобы отдохнуть, лежали на красно-жёлтых листьях и рассматривали облака.
        Только Ноэль не хотел отдыхать. Он кружился и звал в небо.
        Летели долго, а ему всё не надоедало. Но вот, наконец, и Дальний Лес. Всё знакомое и незнакомое.
        Кажется, улочки стали меньше, магазин ниже, а речка — уже.
        На Синей горе пустой приют, с открытыми настежь окнами и дверями.
        И вдруг мама воскликнула:
        —Смотрите, наш дом!
        —Где? — закричали Серёжик с Ноэлем. — Где?
        —Да вот же! Только рядом что-то оранжевое…
        —Подарок Солнца!
        Чем ниже они спускались, тем ближе становился покосившийся дом. На крыльце, положив лапки на колени, сидел Шуха.
        А у забора, несмотря на осень, росло большое мандариновое дерево. Оно походило на оранжевый шар, так много было на нём мандаринок, маленьких солнц, хранящих под кожурой лето и пахнущих всеми праздниками на свете!
        В почтовом ящике лежало письмо. Всего семь слов. «Принят в первый класс. Завтра в школу».