Приключения Дук-ду Валентина Васильевна Путилина
        Приключения бельчонка по имени Дук-ду.


        Путилина Валентина Васильевна
        ПРИКЛЮЧЕНИЯ ДУК-ДУ

        Про Дук-ду

        Жил на свете бельчонок Дук-ду. Жил он со своей мамой, доброй и умной Бельчихой. Ходил в лесную школу и очень хорошо учился. Особенно любил он рисовать. Один раз он нарисовал на белой берёзовой коре синий колокольчик и красную гвоздику. Получилось весело. Будто только что расцвели эти два цветка. Бельчиха заказала Дятлу рамку из орехового дерева и вставила в неё рисунок. Наступят холода, завянут в лесу цветы, а синий колокольчик и красная гвоздика не завянут. Будут цвести. Только не на лесной поляне, а в беличьем домике. На Дукдушином рисунке.
        Очень способный был этот бельчонок. К тому же вежливый и скромный. Все завидовали Бельчихе, говорили, какой у неё сын хороший. А Бельчиха вздыхала в ответ и грустно-грустно глядела на сына.
        Кто хорошо знает беличий язык, сразу догадается, отчего вздыхала Дукдушина мама. По одному имени догадается. Ведь беличье слово «дук-ду» — это всё равно что «ой, боюсь». Бельчонок всего боялся и твердил, не переставая: «Дук-ду, дук-ду! — Ой, боюсь!»
        Другие бельчата бегают себе по лесу, кувыркаются, зовут: «Выходи играть с нами, Дук-ду!» А он и на беличий шаг не отойдёт от мамы.
        Просит: «Пойдём вместе к бельчатам, покувыркаемся с ними».
        Мама только укоризненно покачает головой. «Что ты говоришь, Дукдуша! Мне ли, взрослой Бельчихе, кувыркаться с бельчатами? Иди без меня».
        Бельчонок опустит глазки и тихо скажет: «Не хочется мне идти. Лучше я буду картинки рисовать». И, чтобы не слышать голосов весёлых бельчат, спрячет ушки-кисточки, зажмурит глазки-бусинки, а то и мшистым одеяльцем закутается. Бельчата позовут его, позовут и уйдут. Им весело всем вместе. А Дукдуше грустно. Ещё бы! Какое веселье, если всё время бояться.
        Однажды Дук-ду проснулся ночью. Ему показалось, что в их домик забрался кто-то чужой.
        —Мама! Мама! — закричал он. — У нас кто-то ходит. И шепчется.
        —Не бойся, — отозвалась мама. — Это листья с ветром шепчутся. Спи. Свернись клубочком и спи. Не надо бояться.
        —А я всё равно боюсь, — всхлипнул Дук-ду. Да так жалобно, что Бельчиха встревожилась.
        Она встала, зажгла фонарик, взяла сына за лапку и пошла с ним осматривать дом. Пусть Дук-ду сам увидит, что никого там нет. Бельчиха водила Дук-ду и приговаривала:
        —Наш домик новый и красивый. В нашем домике не страшно. Посмотри, как крепко закрыта дверца. Никто не откроет.
        Дук-ду попробовал засов. Правда, никто не откроет. Крепко закрыто.
        Они заглянули под диван и под кроватку. Заглянули под стол. Во все углы заглянули. Нет никого.
        —А в кладовушке никто не спрятался? — спросил Дук-ду.
        Заглянули в кладовушку. И там никого. Только запасы беличьи: орехи, да грибы, да бочонки с брусничным соком.
        Дук-ду успокоился, лёг спать и спал до тех пор, пока его не разбудила мама.
        —Пора тебе в школу собираться, — сказала она. — Сбегай умойся на озеро Синь. А я завтрак приготовлю.
        Озеро Синь рядом. Его из беличьего домика видно. Все лесные жители приходят на озеро Синь. Кто воды напьётся, кто мордочку умоет, а кто плещется-купается целый день. Всегда там весело и шумно.
        Дук-ду спрыгнул на нижнюю ветку, посидел, посмотрел на озеро и вернулся домой.
        —Пойдём лучше вместе, мама, — попросил он. — Мне одному не хочется.
        —Ах, несчастный мой Дукдуша, — огорчилась мама. — Всё ты боишься. Будь немножко посмелей, прошу тебя.
        Дук-ду опустил голову и прошептал:
        —Сам не знаю, что мне делать. Я хочу не бояться. И всё равно боюсь.
        Из его глаз закапали слёзки: кап-кап, кап-кап, одна за другой. Он их вытирал кончиком рыжего хвоста, а они ещё сильней капали.
        —Ну, перестань, перестань, — утешала его мама. — Мы что-нибудь придумаем.
        Она всегда так говорила: «Мы что-нибудь придумаем».
        Дук-ду всхлипнул и стал собираться в школу. Мама тоже собралась вместе с ним. Они и в школу ходили вместе.
        Вдруг по лесу прокатилась барабанная дробь. Это лесной доктор, заяц Ух Ухич обходил лес. На голове у него круглая шапочка из чистой белой берёсты, без единого чёрного пятнышка. На боку берестяная сумка с зелёным крестом.
        А что в сумке, знали все. В сумке: деревянный молоточек, докторская трубочка и сладкие пилюли в красивых обёртках. Горьких пилюль доктор и сам не любил.
        Ух Ухич заглядывал в каждый лесной домишко и спрашивал:
        —Все ли здоровы? Может быть, вас полечить?
        —Полечите, Ух Ухич, — охотно соглашались все. И ждали, когда Ух Ухич угостит их сладкой пилюлей.
        Настоящее имя Ух Ухича было Длинноух Длинноухович. Только он не любил, чтобы его так называли. «Зовите меня Ух Ухич, — просил он всех. — А то мне скучно делается от своего длинного имени».
        Все так и называли его: доктор Ух Ухич.
        —Здравствуйте, доктор Ух Ухич! — крикнула сверху из своего домика Бельчиха.
        Ух Ухич перестал барабанить и спросил озабоченно:
        —Все ли здоровы?
        —Дукдуша нездоров, — пожаловалась Бельчиха. — Он у меня всего боится. Как быть?
        Доктор ответил кратко:
        —Приведите Дук-ду после обеда в лечебницу. Я его вылечу.
        До самого обеда раздавалась в лесу барабанная дробь и слышался голос доктора:
        —Все ли здоровы? Вас не полечить?


        В лесной лечебнице

        Лесная лечебница была на берегу озера Синь. Неподалёку от Дукдушиного дома. Только Дукдушин дом — в дупле дерева, а лесная лечебница там, где растут ивы. У самой воды.
        После обеда Бельчиха привела сына в лечебницу. И они стали ждать, пока их позовёт доктор. Потому что раньше их пришёл лечиться Медвежонок. Одной лапой он вытирал слёзы, а другую, расцарапанную, прижимал к себе и не хотел показывать доктору.
        —Дай мне свою лапу, — уговаривал Ух Ухич. — Я перевяжу её.
        Но Медвежонок поднял лапу вверх, да так высоко, что Ух Ухич не мог до неё дотянуться. Хоть и забрался на самый высокий пенёк.
        —Не надо перевязывать, — упрямился Медвежонок. — Мне больно… — и заплакал.
        Доктор задумался: «Как же вылечить. Медвежонка, если он не хочет лечиться?»
        —Может быть, дать тебе сладкую пилюлю?
        —Лучше две или три, — ответил Медвежонок. — А лапу я всё равно не покажу.
        Дукдуша тихонько прошептал маме:
        —Посмотри, он такой большой и плачет. И доктора не слушается.
        Медвежонок взглянул на Дук-ду, совсем крохотного рядом с ним, и застеснялся.
        —Я пошутил, — сказал он толстым голосом. — Я не плачу. Я смеюсь.
        И он засмеялся по-медвежьи: очень громко, на весь лес.
        Доктор быстро перевязал ему лапу и тут же угостил Медвежонка сладкой пилюлей. Тот сразу почувствовал себя здоровым. Сказал спасибо и пригласил доктора в гости. Как велела мама, большая Медведица. Пить липовый чай с мёдом.
        —Теперь твоя очередь. Иди сюда, — позвал доктор бельчонка.
        Он внимательно осмотрел Дук-ду. Потом достал из сумки докторскую трубочку и послушал. Но никаких болезней не нашёл.
        —Гм… гм… — бормотал он. — Странно и непонятно всё. У этого бельчонка, кажется, нет сердца.
        Он нацепил очки и стал выстукивать Дук-ду молоточком. Не отзовётся ли сердце на стук?
        —Ух, нашёл! — обрадовался доктор. — Тут его сердце. В левой лапке. Я так и подозревал.
        —Скажите, доктор Ух Ухич, — встревожилась мама, — это очень опасно, когда сердце в левой лапке?
        Доктор полистал учёные книжки, подумал и ответил:
        —Не очень. Но, по правде сказать, лучше, когда оно на месте. По себе знаю, — добавил он и весело подмигнул Дукдуше. — У меня, брат, когда-то в молодости у самого сердце выскакивало от страха, — признался Ух Ухич. — А теперь больше не выскакивает. Потому что я одно целебное слово знаю.
        Бельчиха тяжело вздохнула. Как же помочь Дукдуше?
        —Не вздыхайте, — попросил доктор. — Я знаю, как вылечить Дук-ду. Слушай меня, — обратился он к бельчонку. — Я сейчас начну тебя пугать, а ты говори: «Не боюсь! И всё тут!» Как скажешь: «Не боюсь! И всё тут!» — так и вправду перестанешь бояться. Потому что это слово целебное. Зажмурься! — приказал доктор. — Я тебя буду страшно пугать, а ты не пугайся.
        Дук-ду зажмурился, потом приоткрыл глазки-бусинки, заморгал и снова зажмурился. В это время доктор незаметно подкрался к нему и над самым ухом забарабанил.
        —Ой, мамочка, ой! — взвизгнул Дук-ду. — Боюсь.
        Он ухватился лапками за маму, уткнулся в её мягкую, пушистую шёрстку и не поднимал головы.
        Пришлось отказаться от такого замечательного лечения.
        А огорчённой маме доктор сказал:
        —Не отчаивайтесь. Дук-ду обязательно когда-нибудь скажет: «Не боюсь!» Надо только подождать. А пока пусть он делает утреннюю гимнастику. Под пение птиц. И по росе пусть бегает. Это укрепляет и закаляет. До свиданья!
        Он снова подмигнул Дукдуше и похлопал длинными ушами.


        Дукдуша в школе

        На следующее утро Бельчиха велела сыну бегать по росе.
        —Боюсь! Ой, боюсь! — захныкал он.
        Пришлось ей вместе с ним бегать. Потом они вместе сделали утреннюю гимнастику и пошли в Школу Маленьких бельчат. Дук-ду — учиться, а мама — чтобы он не боялся.
        Она села за берёзовый пенёк, который у бельчат был вместо парты, и занялась любимой работой. Нанизывала бусы из шляпок прошлогодних желудей. А Дук-ду рисовал. Ведь он учился не просто в лесной школе, а в художественной. У знаменитой художницы Рыжей Цапли.
        Художница Цапля любила рассказывать бельчатам про цветы и про цвета.
        —Смотрите, бельчата, и слушайте, — говорила она. — Я вам расскажу сегодня, какие бывают цвета. На свете бывает красный цвет.
        Дук-ду обернулся к маме и прошептал:
        —Я знаю. Красный цвет — это когда цветёт гвоздика. Правда?
        Цапля услышала и сказала:
        —Правильно. Красный цвет — это цветок гвоздики.
        И она нарисовала красную гвоздику.
        —На свете бывает жёлтый цвет, — продолжала рассказывать Цапля.
        —Это одуванчик, — опять быстро прошептал Дук-ду маме.
        Все посмотрели на него, а он смутился и больше не говорил ни слова.
        —А ещё бывает чёрный цвет, — сказала Цапля. — Вот как мои полоски.
        Она показала чёрные полоски, которые были у неё на голове.
        —Когда-нибудь, — пообещала Рыжая Цапля, — я позову в гости свою родственницу, Белую Цаплю. И вы увидите настоящий снежно-белый цвет.
        Рыжая Цапля гордилась своей снежно-белой родственницей. Ей хотелось, чтобы и маленькие лесные художники полюбовались красивой птицей.
        Бельчата стали рисовать цветные картинки. Вместо красок у них были разноцветные чернила, а вместо кисточек — сосновые хвоинки. Цапля переходила от пенька к пеньку и смотрела, как рисуют её ученики. Они очень старались. И от усердия облизывали кончики хвоинок.
        —Бельчата, перестаньте облизывать хвоинки, — сделала им замечание Цапля. — Так вам чернил не хватит.
        —Не будем больше, — пообещали бельчата.
        Вдруг в соседней музыкальной школе начался урок соловьиного пения. Соловей учил петь птиц по-соловьиному. Он объяснял им, как раскрывать клюв. И как держать голову. И на какой ветке лучше садиться, когда поёшь.
        Птицы старательно учились у Соловья, но так и не научились петь по-соловьиному. Каждый пел по-своему.
        Маленькие бельчата заслушались в своей школе Соловья и перестали рисовать. А Дук-ду нечаянно съел свои чернильницы. Он и сам не заметил, как съел. Зато художница Цапля заметила и послала его за новыми. Пришлось Бельчихе отложить шляпки прошлогодних желудей и идти вместе с Дук-ду.
        Тот, кто не бывал в Школе маленьких бельчат, удивится и испугается. «Как это можно, — подумает он, — есть чернильницы? Ведь это невкусно!» Ну, а если кому приходилось там бывать, не удивится. Он и сам, как Дук-ду, с удовольствием проглотил бы целую сотню чернильниц. Потому что они не стеклянные и не деревянные, а ягодные. Любая ягода для бельчат — чернильница. А в ней — вкусные разноцветные чернила: красные, синие, жёлтые. Чернильницы-малинницы, чернильницы-клубничницы, и земляничницы, и черничницы, и ежевичницы. Сколько ягод в лесу, столько и чернильниц.
        Дук-ду набрал земляники, потом черники и вернулся в школу. Он обмакнул хвоинку сначала в земляничницу, потом в черничницу и раскрасил нарисованный цветок. Получился лиловый колокольчик. Тут и урок кончился.
        —Бельчата, съешьте свои чернильницы, — разрешила Цапля, — и отправляйтесь домой. Только будьте осторожны. Чтобы Куница вас не подкараулила.
        Бельчата съели чернильницы. Не оставлять же их муравьям на закуску? Сложили хвоинки, почистили мордочки и хвостики и помчались домой. Они весело прыгали по веткам, перелетали с дерева на дерево. Дук-ду не отставал от них. Рядом с ним была мама. Она тоже развеселилась. Даже подзадорила бельчат:
        —Ну-ка, кто прыгнет выше?
        И сама подпрыгнула так высоко, что все бельчата завизжали от восторга. А Бельчиха сконфузилась. Скорей забралась на высокое дерево, посмотрела по сторонам: не видал ли её кто-нибудь из взрослых белок? Взрослых белок она не заметила. Зато внизу, на открытой поляне, она увидела Куницу.
        —Эй, бельчата, — закричала сверху Бельчиха, — перестаньте шуметь! И не очень веселитесь. Лучше разбегайтесь по домам. Куница близко.
        Бельчата сразу притихли и помчались, полетели к своим домам. Дук-ду с мамой тоже не стали дожидаться, когда их заметит Куница. Распушили хвосты и подрулили к самому дому. Там и опустились.


        Дукдуша в беде

        Однажды Бельчиха ушла в дальний лес. А Дук-душу оставила дома. Делать уроки. Вдруг что-то зашумело и завыло: y-y, у-у, у-у!
        Дукдуше стало страшно. Он спрятался в уголок. Потом ему захотелось посмотреть, что там шумит и воет. Он выглянул наружу и не узнал леса. Берёзы и дубы, ясени и клёны — все деревья гнулись до самой земли, вздыхали и скрипели. Вдруг что-то сверкнуло и раздался ужасающий грохот.
        —Ой! — вскрикнул Дук-ду. — Ой! Ой! — твердил он. — Что же это такое?
        А это сверкала молния. То вспыхнет, то погаснет.
        Дукдуша зажмурился, а когда открыл глаза, увидел страшное: прямо на него падало дерево. Дук-ду захлопнул дверцу, и в это время раздался громкий треск. Всё стало падать: и сам Дук-ду, и кладовушка с орехами, и дерево с Дукдушиным домиком.
        Дук-ду перевернулся раз, перевернулся другой. И уже не знал, где верх, где низ. А когда стало тихо, подобрался к дверце и толкнул её. Но она не открылась, как открывалась обычно. Она захлопнулась так плотно, будто её и совсем не было.
        —Как же я теперь выйду отсюда? — испугался Дук-ду. — И мама меня не найдёт. Не выручит. Она же не знает, где я теперь.
        —Дукдуша, сыночек, — услышал он издалека мамин голос, — где ты?
        —Я здесь, здесь! — закричал он. — Открой дверь. Я не могу сам.
        Но Бельчиха тоже не смогла открыть дверцу, хотя и очень старалась.
        Прибежали на помощь белки. Они толкали дверцу, кто лапками, кто хвостиком. Но дверь не поддавалась.
        —Надо позвать большую Медведицу, — сказала одна белка. — Или Медвежонка. Они справятся.
        —Нет, — возразила другая белка, — лучше пойти к доктору Ух Ухичу. Он созовёт зверей на помощь. Его послушаются все.
        —Правда, правда, — обрадовались белки. — Надо идти к доктору Ух Ухичу.
        И все пошли. А Бельчиха осталась около сына.
        —Не бойся, Дукдуша, я здесь, — ободряла она его. И просила: — Поешь чего-нибудь. Ты, наверное, проголодался.
        Но Дук-ду не хотел есть. Ему хотелось скорей на волю. И он принялся сам колотить лапками в дверцу. Может быть, она откроется.
        И тут случилась новая беда. Приехали в лес люди. Приехали они на машине. Стали пилить сухие деревья. А как увидели сваленное дерево, обрадовались, бросили его в кузов и поехали домой.
        —Дукдуша, Дук-ду! — закричала вслед Бельчиха. — Куда же ты, сыночек?
        Но Дук-ду не услышал маминого голоса. Да и разве знал он, куда его везут?
        Машина исчезла. А Бельчиха остановилась посреди дороги, сцепила лапки на груди и всё смотрела вслед исчезнувшему Дукдуше.


        Дукдуша-путешественник

        Неуютно стало в беличьем домике. Ненадёжно. Он то подпрыгивал вверх, когда машина подпрыгивала на ухабах, то скатывался вбок. И на Дук-ду сыпались орехи, налетали бочонки с брусничным соком, падали еловые и сосновые шишки.
        Всё, что было в домике, падало на бедного Дук-ду. Всё звенело и грохотало.
        Страшно.
        Не видно ни неба, ни солнца. Одна темнота кругом. А в темноте — несчастный заплаканный бельчонок.
        «Ой, а как же там мама? — подумал вдруг Дук-ду. — Она осталась одна и плачет обо мне. Бедная моя мама»…
        И как только Дук-ду подумал о маме и стал жалеть её, он забыл про свой собственный страх.
        —Бедная моя мама, — повторял Дук-ду. — Она, наверное, думает: «Пропал Дукдуша». А я живой. И хвостик мой цел. И ушки. И глазки. Всё цело. А мама не знает и горюет обо мне. Как мне её жалко, — вздохнул Дук-ду.
        И он ни о чём больше не думал, а только о маме: «Моя мама самая хорошая, самая пушистая, самая рыженькая. Ни у кого нет такой доброй и красивой мамы. Хочу скорей к ней, чтобы она обрадовалась и не беспокоилась».
        В это время машина остановилась около дома с садом. Люди громко заговорили, засмеялись и стали сбрасывать деревья наземь. Сбросили они и дерево с Дукдушиным домиком. Дверца распахнулась сама, и Дук-ду увидел кусочек неба.
        «Куда это мы приехали? — подумал Дук-ду. — Надо посмотреть».
        Он приподнялся, хотел выглянуть наружу и отпрянул от дверцы.
        «Люди! Кругом люди! Нет, останусь я лучше здесь. Орехи у меня есть и грибы, попить тоже найдётся. Закрою дверцу и буду здесь жить. Ой, а мама? Она же беспокоится. Все белки беспокоятся. И доктор Ух Ухич».
        Дук-ду вспомнил, как лечил его доктор Ух Ухич. И его целебное слово вспомнил.
        —Я не боюсь, — робко произнёс Дук-ду, будто спрашивая самого себя, боится он или нет.
        Для храбрости он повёл ушками-кисточками, как обычно хлопал своими длинными ушами доктор Ух Ухич. Дук-ду переступил порог и повторил смелее:
        —Я не боюсь! — Остановился, оглянулся и подумал: «Это я так сказал? Или не я? Может быть, мне послышалось? Скажу-ка я снова».
        —Не боюсь! И всё тут!
        Получилось, как велел сказать доктор Ух Ухич.
        —Не боюсь! Не боюсь! — радостно запел Дук-ду, подул на ушибленную лапку и прыгнул на дерево. Оттуда на чердак дома. Из открытого чердачного окна он увидел за садом дальний лес.
        Дук-ду распушил хвост и полетел по саду. С яблони на грушу, с груши на ореховое дерево, а потом на ольху. Всё ближе, ближе к лесу. Летел и подруливал, как учила его мама Бельчиха. Будто маленький самолётик летит. Только дышит и смеётся этот бесстрашный самолётик. И поёт песенку. А слова у песенки чудесные:
        «Не боюсь! Не боюсь! Не боюсь!»


        Дукдуша-парашютист

        Вот и выбрался Дук-ду в дальний лес. А там ему всё знакомо. Не зря его учила мама находить дорогу по всяким приметинкам. Он знал теперь, что ему делать. Надо забраться на самое высокое дерево и посмотреть оттуда. Не видать ли поблизости озера Синь. Там рядом живут белки. Там мама.
        Летит Дук-ду, перебирается с дерева на дерево. Ищет самое высокое. И не перестаёт петь. Даже забыл об осторожности. А белки и маленькие бельчата всегда должны быть осторожными. Потому что подстерегает их в лесу злая хищная Куница. Забыл об этом Дук-ду. И не заметил, что следом крадётся Куница. Беда какая! Хоть бы выручил кто весёлого Дук-ду. Предупредил бы его.
        И вдруг послышался стук. Будто кто колотит по дереву молоточком. По дереву и правда колотили. Только не молоточком. Это Дятел стучал носом, чтобы предупредить бельчонка.
        —Дук-ду! — выстукивал он. — Спасайся, Дук-ду! От Куницы спасайся. Поторопись!
        Дук-ду подпрыгнул и полетел с дерева на дерево так быстро, как ему ещё никогда не приходилось летать. Вверх-вниз! Прыг-кувырк! Хвостом подруливает. А Куница следом. Прыгнул Дук-ду на тонкую берёзку, перевёл дух. Куница веткой выше прыгнула. Не выдержало тонкое деревце, тяжело, до земли склонилось. Чуть не схватила тут хищница Дукдушу. Из-под самых лап вывернулся. С размаху на высокий дуб прыгнул. Добрался до верхушки. Сидит, раскачивается. А Куница на нижней ветке пристроилась, отдыхает. Ждёт, пока бельчонок сам к ней спустится. Деваться ему некуда. От земли высоко и до соседнего дерева не близко.
        —Что же мне делать? Что только мне делать? — спрашивал себя Дук-ду. А кого ещё спросишь?
        Посмотрел Дук-ду кругом и увидел впереди синее-синее озеро Синь. Теперь он знает дорогу домой. Скорей туда.
        —Не боюсь! И всё тут! — крикнул Дук-ду для храбрости и кувырк вниз головой. Будто пловец с высокого берега.
        —Ух ты! — испугалась Куница. — Разбился, наверное! — и прыгнула следом за ним.
        Глупая Куница. Подумала, что Дук-ду разбился. А он хоть и мал был, да помнил, чему его учила мама. Она учила его прыгать с высоких деревьев так, чтобы не разбиваться.
        Дук-ду на лету распустил хвост и приземлился, как настоящий парашютист. Не успела Куница опомниться от испуга и удивления, а Дук-ду был уже далеко.


        Дукдуша-пловец

        Добежал Дук-ду до озера и остановился. Широко озеро Синь. Не перепрыгнешь его, не перелетишь. На том берегу мама. На том берегу доктор Ух Ухич и Школа маленьких бельчат. А Дук-ду на этом берегу. Свернулся калачиком, не дышит. Как от Куницы спастись?
        «Надо что-то придумать», — решил Дук-ду. И обеими лапками взялся за голову, чтобы лучше думалось. Но про Куницу не забывал. Прислушивался, не подкрадывается ли она к нему. Нет, не видно её пока, не слышно.
        —Знаю, что мне делать! — сказал Дук-ду. Он отыскал кусок берёзовой коры, подтащил к берегу и спустил на воду. Вот и лодка готова. Можно плыть, да страшно…
        —А я не боюсь! И всё тут! — крикнул Дук-ду. Прыгнул в лодку и поплыл. А чтобы не замочить хвост, поднял его повыше над водой.
        И сразу лодка пошла быстрее.
        Мигом Дук-ду причалил к другому берегу. И вовремя. Куница подбежала к озеру. Увидела бельчонка на другом берегу, прыгнула за ним. Потом опомнилась, вернулась на берег.
        Дук-ду помахал ей лапкой, крикнул:
        —Прощай, Куница! Меня мама ждёт! — и весело рассмеялся.


        Возвращение Дук-ду

        Тем временем Бельчиха очень горевала о сыне и плакала от горя.
        —Бедный мой Дукдуша, — приговаривала она. — Где ты, сынок? Жив ли ты?
        Вокруг собрались белки, утешали её и причитали сами:
        —Бедный наш Дукдуша. Такой он был хороший. Такой славный. Жалко нам его. Жалко. — Они громко всхлипывали и вытирали слёзы хвостами.
        —Жалко Дукдушу, жалко, — слышалось кругом.
        —А вот и я! Здравствуйте! — раздался вдруг весёлый голос.
        —Ой, это же наш Дукдуша! — обрадовались белки. — Дук-ду нашёлся!
        —Сыночек мой! — воскликнула счастливая Бельчиха. — Я так за тебя волновалась!
        —А я за тебя, — сказал Дук-ду и прижался к маме. Самой доброй, самой пушистой, самой рыженькой на свете.
        Все окружили Дук-ду, стали расспрашивать, где он был, что видел.
        Ведь ещё никому из белок не доводилось ездить на машине. И никто из них никогда не бывал там, где живут люди.
        —Расскажи нам всё, всё! — просили белки.
        И Дук-ду начал рассказывать. Он рассказал, как страшно ему было ехать на машине. Как всё грохотало, звенело и падало на него.
        А когда Дук-ду рассказал про Куницу и про то, как он спасался от неё, белки от страха за Дук-ду закрывали глаза лапками и вскрикивали:
        —Ой, ой! Чуть-чуть его не схватила Куница!
        Дук-ду, слыша, как пугаются белки, даже улыбнулся. Сейчас путешествие уже не казалось ему таким страшным. Ведь он так много увидел!
        Дук-ду рассказывал и рассказывал, пока мама не всполошилась. Надо поесть Дукдуше, ведь он голодный. Она дала ему большую еловую шишку и горсточку сухих грибов. Но поесть Дукдуше не удалось.
        На поляне появился Дятел, который тоже стал расспрашивать Дук-ду, где он был и что видел. Дятел сказал:
        —Я знаю, ты побывал у людей. Ты многое увидел. Ответь мне на такой вопрос: в каких деревьях люди долбят свои дома? И как располагают их: лицом к солнцу или не к солнцу? Нам, дятлам-строителям, очень интересно это знать.
        Дук-ду сразу отложил еловую шишку и сухие грибы и объяснил Дятлу, что люди не умеют долбить себе дома в деревьях. Они их ставят прямо на земле. Сверху над домом они строят чердак. Там хорошо, сухо. Можно орехи там складывать и грибы. И лес оттуда виден. Непонятно, отчего только люди не живут на чердаках?
        Дук-ду немного подумал, потом воскликнул:
        —Догадался, почему они не живут на чердаках! Потому что они не умеют высоко прыгать, как мы. И карабкаться по стенкам не умеют. Вот и живут на земле.
        Все слушали и восхищались Дукдушей.
        —Какой наблюдательный бельчонок! — не удержался от похвалы Дятел. — Просто поразительно!
        —К тому же он храбрый. Ну, просто храбрейший во всём ближнем и дальнем лесу, — вторили ему белки. И в один голос назвали Дук-ду Великим Путешественником.
        Проголодавшийся Дук-ду схватился лапками за голову.
        —Ой, мамочка, ой! — прошептал он. — У меня голова закружилась.
        —Перестаньте хвалить Дукдушу, — попросила умная Бельчиха гостей. — У него голова кружится от ваших похвал. Это опасно очень.
        Но Бельчиха зря волновалась. Не от похвал закружилась голова у Дук-ду. Просто ему очень хотелось есть. И когда он сгрыз шишку и поел грибов, ему сразу стало хорошо.
        Белки тоже развеселились. Они грызли орехи, пили брусничный сок и снова слушали Дук-ду. Он рассказывал, будто не про себя, а про другого, незнакомого трусливого бельчонка, который перестал бояться.
        —Хорошо не бояться! — признался Дук-ду.
        —Замечательно! — поддакивали ему белки хором. И на всякий случай осторожно оглядывались: не затаилась ли где в кустах злая Куница. И, не увидев её, ещё радостней заговорили: — Да, да! Хорошо не бояться!
        —По себе это знаю, — сказал доктор Ух Ухич, который только что пришёл навестить Дук-ду.
        Все почтительно расступились. Пропустили вперёд любимого доктора. А бельчата подкатили к нему самый удобный пенёк. Ух Ухич сел, достал из берестяной сумки свою докторскую трубочку и подозвал Дук-ду.
        —Ой, боюсь, — зашептал Дук-ду. — Нет, ой, не боюсь!
        И спрятался за маму. Он подумал, что доктор сейчас забарабанит в барабан. А Дук-ду просто не выносил, когда барабанили над самым его ухом.
        —Не прячься за маму! — строго сказал Ух Ухич. — Подойди ко мне.
        Дук-ду с опаской подошёл к доктору и зажмурился. И хотя он сильно волновался, доктор Ух Ухич остался им доволен.
        —Молодец! — похвалил он Дук-ду. — Вот теперь твоё сердце на месте. Там, где ему полагается быть. А не в левой передней лапке.
        И доктор пригласил белок послушать, как хорошо бьётся Дукдушино сердце. Оно билось сильно, радостно: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Будто выговаривало: «Не боюсь! И всё тут!»
        —Постарайся, — сказал доктор Ух Ухич Дукдуше, — чтобы твоё сердце всегда оставалось на месте. И не выскакивало больше в левую лапку. Постараешься? — И он подмигнул ему на этот раз так смешно, будто он сам был каким-нибудь маленьким озорником бельчонком, а не знаменитым лесным доктором Ух Ухичем.
        —Постараюсь! Постараюсь, — пообещал Дук-ду. — Я теперь всё время стараюсь.
        И он убежал со своими друзьями бельчатами. Ведь он был обыкновенным маленьким бельчонком и прославился нечаянно. Больше всего ему хотелось прыгать и рисовать одуванчики. И совсем не хотелось рассказывать одну и ту же историю о том, где он был и что видел.


        Дук-ду и его друзья

        Дук-ду проснулся и вспомнил, что они с мамой живут теперь в новом домике. В новом домике было так же уютно, как и в старом. Постелька мягкая, мшистая. Одеяльце тёплое. Кладовушка полна грибов и орехов. Никуда не хотелось Дукдуше выходить из такого хорошенького дома.
        Но мама сказала так, как она говорила обычно до Дукдушиного путешествия:
        —Пора тебе в школу собираться, сынок. Сбегай умойся свежей водой. Да гимнастику не забудь сделать. А я завтрак приготовлю.
        Дукдуша распахнул дверцу домика, крикнул что-то радостное и скатился по дереву прямо к озеру Синь. Он вернулся умытый, весёлый и стал собираться в школу.
        Мама ему сказала:
        —Все бельчата ходят одни, без своих мам. Ты тоже иди один.
        —Ой, — всполошился Дук-ду, — как же без тебя? Боюсь.
        Сказал и даже лапкой закрылся. Стыдно стало. Ведь он совсем уже не боялся. Просто ему не хотелось расставаться с мамой. Бельчиха укоризненно посмотрела на сына и переспросила, будто не расслышав:
        —Что ты сказал, Дукдуша?
        —Я сказал: «Ой, не боюсь!» — А сам хитренько посмотрел на маму, шмыгнул носом и ждёт, что ему мама ответит.
        —Зачем же ты ойкаешь, если не боишься? — пристыдила его мама. И покачала головой.
        —Я сказал: «Ой, не я боюсь!» Нет, — поправился он, — знаешь, что я сказал? Я сказал: «Ой, боюсь!» Нет, нет, — совсем запутался он, — скажи сама, что я сказал.
        Бельчиха улыбнулась.
        —Ты сказал «не боюсь». Так?
        —Так, конечно, так, — согласился бельчонок и побежал в Школу маленьких бельчат. В школе все обрадовались ему.
        —Дук-ду пришёл! Один, без мамы! — закричали бельчата. — Как мы тебе рады, Дук-ду.
        И от большой радости съели свои чернильницы. Пришлось художнице Цапле прекратить уроки, всё равно нечем было рисовать. И ученики вместе с учительницей пошли на ягодную поляну за новыми чернильницами. Они пели и кувыркались.
        А когда проходили мимо музыкальной школы, дежурная Синица сердито спросила:
        —Куда вы идёте? И почему вы не на уроках?
        —Мы идём на ягодную поляну, — ответили бельчата, — потому что от радости съели свои чернильницы.
        Конечно, Сороке сразу захотелось узнать, что за радость у бельчат. А когда узнала, заволновалась и всё повторяла:
        —Вот как! Вот! Дукдуша нашёлся. Радость-то какая!
        И дежурная Синица раньше времени дала звонок. Птицы вылетели из класса. Сорока-непоседа зашумела, затрещала, скомандовала:
        —Бельчата! Напишите новость про Дук-ду на кусочке берёзовой коры. Я разнесу её по лесу. Пусть узнают все, что вернулся Дук-ду.
        Один бельчонок-отличник написал без ошибок важную новость. А Сорока до поздней ночи носила её на хвосте. До тех пор, пока светлячки не заявили все сразу:
        —Мы устали зажигать наши фонарики. И хотим спать.
        Сказали так и ушли спать. А без их фонариков ночью ничего не прочитаешь. Даже самую интересную лесную газету. Это только Сова с Филином умеют читать по ночам. Но и они уже наизусть выучили новость про Дук-ду. Пришлось Сороке возвращаться домой. Рассвета ждать.


        Храбрый Дук-ду

        Звери и птицы собрались на концерт в честь Дук-ду. Под старым дубом, на берегу озера Синь. Кто прикатил брёвнышко и сидел на нём. Кто примостился на ветке. А кто прямо на траве. Всем хватило места.
        —Слушайте! Слушайте! — выкрикнула Сорока. Она всюду успевала: и новости по лесу разносить, и выступления на концерте объявлять. — Слушайте! Начинается лесной концерт в честь Дук-ду, Великого Путешественника.
        На сцену вышли кузнечики в серых концертных костюмах. Дирижёр — большой Зелёный Кузнечик — взмахнул лапкой, и музыканты заиграли на скрипках «Марш весёлых кузнечиков». Зрители долго им аплодировали, махали крыльями, стучали клювами. Одобряли игру.
        —Музыканты, сыграйте ещё что-нибудь весёлое, — попросили зрители.
        Музыканты-кузнечики не важничали. Соглашались играть всё, что умели. А «Марш весёлых бельчат» и «Танец медвежонка» сыграли даже по два раза.
        —Теперь, — объявила Сорока, — выступают певчие птицы!
        На нижней ветке старого дуба появилась взъерошенная Малиновка. Она запела медленно и торжественно. Малиновка — птица строгая: любит торжественные песни. Ей похлопали. Похлопали также Мельничку и Вертишейке. А вот Пересмешника совсем не хотели отпускать. Очень он всех смешил. Пел на разные голоса. Любого мог передразнить и осмеять.
        —Выступают лягушата! — объявила Сорока новое выступление.
        Лягушата спели частушки в честь Дук-ду. И под весёлые возгласы зрителей ускакали к себе в озеро. Потом все танцевали: и артисты, и зрители. И никто не заметил, что рядом в кустах ивняка притаилась Куница. Один Дук-ду заметил. Прицелился шишкой и попал ей прямо в лоб.
        —Ой! Ужас какой-то! — завопила Куница. — Ужас! Ужас!
        И кувырком скатилась в озеро Синь. Хорошо, с края неглубоко. Чуть живая, выбралась она из воды и припустилась бежать со всех лап. И даже не со всех, а с трёх. Потому что четвёртой держалась за ушибленный лоб. Вернулась Куница домой мокрая, с большущей шишкой. Не с еловой, конечно, и не с сосновой, а с той, что набил ей Дук-ду.
        Никому не сказал Дук-ду про Куницу. «Пусть лучше все веселятся, — решил он. — А про Куницу пусть совсем не думают».
        Все и веселились, пока Солнышко не уложило спать свой последний солнечный луч. Далеко-далеко, за дальним лесом. Где даже Дук-ду, Великий Путешественник, не бывал. Тут звери и птицы спохватились: домой пора. Распрощались с Бельчихой и её сыном и разошлись с весёлыми разговорами. Навстречу им вышли светлячки с фонариками. И долго светили всем, чтобы случайно кто не заблудился в лесу. Только к утру погасили они свои фонарики. И уснули. До следующего ночного дежурства.

* * *
        Вот и всё про бельчонка Дук-ду. Но разве можно его теперь так называть? Ведь «дук-ду» по-беличьи значит «ой, боюсь». А Дукдуша больше уже не боялся. Он ещё и сам испугал до смерти злую Куницу. Собирались назвать бельчонка «Не боюсь». Да не назвали. Потому что никто до сих пор не знает, как это будет по-беличьи.