Папатека Анна Олеговна Никольская
        Новая детская книга
        Однажды один обычный мальчик вдруг заявил своему папе, чтобольше его нелюбит. Иушел издома. Такначалась эта история, изкоторой вы узнаете, куда могут привести неосторожно сказанные слова икакие монстры таятся замрачными мыслями.
        ВФОРМАТЕ PDFA4 СОХРАНЕН ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДИЗАЙН.

        Анна Никольская
        Папатека
        ©Анна Никольская
        ©ЗАО «РОСМЭН»

* * *





        Глава1
        Самая первая


        Яхочу, чтобы мой папа пропал. Ижелательно безвести.
        Чтобы, например, онпроснулся ночью ипошёл накухню - поесть или, скажем, попить. Онночью обычно пьёт квас, который сам делает изчёрствых ржаных корочек. Таквот, допустим, идёт папа, идёт впотёмках понашему длинному коридору, ниочём таком ужасном недумает, почёсывает живот подпижамой. Потом заходит накухню, открывает холодильник, атам… вместо баночки сквасом ипалки колбасы - инопланетянин. Онвесь квас уже выпил исъел колбасу итеперь смотрит напапу. Апапа - нанего. Недумаю, чтоинопланетянину мой папа сильно понравится. Онуменя лысый идлинный, какпредставитель семейства страусовых (анеПоловинкиных). Ноинопланетянин всёравно скажет что-нибудь вроде:
        «Логариминюк тюрпель кардям чиньку».
        Апапа ему конечно:
        «Чтовы делаете вмоём холодильнике? Ночью?»
        «Крюнтюньбрю», - спокойно ответит инопланетянин ипошевелит хоботом.
        «Зачем вы туда залезли сногами?»
        «Дюк».
        «Икто дал вам право есть нашу колбасу? Выхотябы помыли руки?»
        «Дюкберендюк», - скажет инопланетянин ибудет тысячу раз прав. Ведь никаких рук унего впоминенет.
        «Выотответа неувиливайте, милейший! - сердито скажет папа, апотом добавит: - Хулиган!»
        Ноинопланетянина «хулиганами» неспугнёшь. Икогда папа решит прочесть ему свою любимую нотацию промытьё рук перед едой, пришелец изкосмоса возьмёт изасосёт его хоботом. Какпылесос - целиком, прямо впижаме. Иулетит насвою далёкую планету, апапа вместе сним.
        Ивот тогда!.. Тогда мы заживём вдвоём смамой! Вернее, яодин какое-то неопределённое время поживу. Вообще-то, мама уменя гениальная женщина. Еётакие банальные вещи, какчужие грязные конечности иотвратительные манеры, впринципе неинтересуют. Больше всего насвете её интересует отряд трубконосых изсемейства буревестниковых. Поэтому полгода назад она улетела наГалапагосские острова - изучать этот самый отряд. Почти какЧарлз Дарвин! Теперь мы её видим только раз внеделю поскайпу. Любуемся, какона - белозубая, загорелая ивжёлтой панаме - сидит всвоём солнечном орнитологическом комплексе, хотя унас надворе поздняя осень. Азаспиной умамы обычно сидит Просперо Гонзалес ижуёт бутерброд сарахисовым маслом. Этомамин лаборант, которого папа почему-то недолюбливает. Апо-моему, онпросто красавец (вотличие оттогоже папы). УПросперо чёрные усы икудри вьются доплеч, хотя он тоже учёный, аникакой неконокрад, какзовёт его папа.
        Уменя усы пока нерастут. Новсё ещё впереди - мнетолько десять.
        Однажды я брился папиной электрической бритвой всю неделю. Хотел сразить поскайпу маму своей густой ипышной бородой. Нокакя нибрился, наподбородке кроме малюсенького прыщика ничего невыросло, абритва сломалась. Яспрятал её подкровать внадежде, чтопапа тоже решит отрастить бороду. Нонет. Втотже день папа полез подкровать застарым чемоданом ибритву нашёл, аменя посадил намолчаливый стул натри споловиной часа. Молчание дляменя - незолото, абуквально каторга. Мойсосед попарте Перекусихин бессовестно этим пользуется. Вечно выведывает уменя что-то, выведывает, какследователь прокуратуры.
        «Витя, - бывало, скажет мой папа (Витя - этоя), - махнём навелосипедах всосновый бор! Устроим пикник! Послушаем тишину!»
        Представляете себе? Я - нет. Послушать тишину - этоже всёравно что поесть воздуха илипосмотреть темноту. Этосовершенно немоё.
        «Ачто твоё? - всёвремя пристаёт комне папа. - Чтение? Футбол? Секция бокса? Конный спорт? Может, запустим воздушного змея,а?»
        Ужас. Просто житья отнегонет.
        «Моё - этосетевые игры ивсемирная система Интернет вцелом», - серьёзно отвечаюя.
        «Этоубийственно! - трагически восклицает мой папа. - Отэтого страдает твоё здоровье, интеллект итвоя малоразвитая личность!» - Исэтими словами отключает Интернет навсегда.
        Правда, наследующий день он снова его включает. Емукаквоздух необходимы электронные письма отмамы, ивэтом моё спасение.
        Один раз мы писали сочинение натему «Ягоржусь своим папой, потому что…». Анна Емельяновна, наша учительница порусскому илитературе, говорит, чтовпроизведении главное - честность. Ятоже так считаю. Поэтому я написал, чтогоржусь своей мамой. Онахоть идалеко, авсё променя понимает. Апапа - наоборот. Мыспим всоседних комнатах, едим изодной сковородки, резиновые сапоги унас - ите изодного магазина «Царская охота». Иприэтом он понятия неимеет, чтотакое «Ассасин крид» исколько уменя друзей ВКонтакте. Пропапу всочинении я вообще ничего ненаписал. Писать прото, чтоон таскает меня впоходы нисвет низаря, заставляет копать червей иесть печённый вуглях картофель? Нетчтобы, каквсе нормальные папы, набоевик меня ввоскресенье сводить, апотом вМакдоналдс! Илипрото, чтоон читает мне наночь вслух «Робинзона Крузо»? Данизачто насвете! Меняже засмеют! Особенно Перекусихин - онживёт вдвоём смамой, везётже людям. Егомама внашей школьной столовой работает поваром, подкладывает ему всё время двойную порцию котлет. Аменя папа кормит супом. Наварит горохового сутра впонедельник, ивсю неделю мы им питаемся. Уменя скоро
вместо волос наголове горох начнёт расти.
        Аещё мой папа любит сидеть сиднем ипристально смотреть мне взатылок. Сядет настул иглядит, глядит, какя стреляю изпулемёта поврагам. Аменя это отвлекает! Ядаже прицелиться втакие моменты нормально немогу! Ядаже чувствую, какуменя затылок подего взглядом потихоньку нагревается! Яговорю:
        - Папа, тысходи погуляй. Проветрись. Погода хорошая, подышишь свежим воздухом, втвоём возрасте это полезно.
        Видите, язаботливый. Аонмне:
        - Ачто, этоидея! Махнём впарк! Сдеревьями обниматься!
        Нукто меня, спрашивается, тянул заязык?
        Приходится тащиться впарк, обниматься там сберёзами имедленно дышать животом. Папа считает, чтотем самым мы энергетически подпитываемся истановимся чуточку мудрее. Ая считаю, чтоон просто спятил.
        Аещё он любит делать сомной уроки. Вэтом былбы какой-то прок, еслибы папа делал уроки заменя. Ябы тогда моментально выбился вотличники. Какникрути, аон уменя сообразительный. Папа кандидат биологических наук (апопросту - ботаник) инаработе пользуется уважением окружающих. Нозаменя папа задач нерешает исочинения отказывается писать. Онпросто сидит рядом именя корректирует! Извсех пап он единственный внашем классе, ктонатакое способен. Ая просто терпеть немогу, когда меня корректируют, особенно сидя рядом иповторяя влевое ухо: «Запомни,сын: ученье - свет, анеученье - тьма! Твоё будущее - втвоих руках!»
        ВотПерекусихин, например, уроки вообще неделает. Онуменя списывает, запирожки. Поэтому мы оба ходим втроечниках. Егомама, этасвятая женщина вповарском колпаке, считает, чтоглавное длялюбого мужчины - сутра хорошо покушать. Аэто забота женщины, поэтому пирожки вперекусихинском рюкзаке непереводятся.
        Недавно, неповерите, папа записал меня вбиблиотеку. Вдетскую. Этопритом, чтомне одиннадцатый пошёл. Папа сказал, чтовбиблиотеку ходят нетолько закнигами, ноизаобщением сувлечёнными людьми изразных клубов поинтересам. Внашей библиотеке, например, есть клуб любителей моделирования кораблей издерева своими руками. Исекция валяния изшерсти, нотам сплошь девочки. Явзял какую-то книжку наабонемент, только чтоб отпапы поскорей отделаться ичтобы меня незаставили ничего моделировать. Вечером пришёл - аИнтернет отключён (упапы был очередной приступ заботы омоём будущем). Чтоделать? Ялёг надиван иоткрыл книжку. Стал читать. Читаю - иничего непонятно! Картинок нет, текст мелкий, букв много, анастранице справа внизу вместо даты современем - какой-то номер.
        Яту книжку так инедочитал. Хотя папа очень обрадовался, когда увидел наобложке заглавие. Сказал, чтовдетстве это была его любимая книга - «Остров сокровищ». Апо-моему, проострова исокровища лучше посмотреть кино в3D иливсетевую игру поиграть сонлайн-друзьями. Одно дело - разглядывание набумаге скучных буковок, исовсем другое - погружение ватмосферу бесконечного драйва иэкшна. Этонея так красиво сказал, этоизпревью «Ворлд оф Варкрафт». Космическая разница, вычувствуете?
        Теперь сами видите, почему я мечтаю, чтобы мой папа пропал. Ижелательно безвести. Потому что другого такого скучного, занудного, приставучего иотставшего отжизни папы вцелом мире больше нет. Ондаже вшколу замной ненамашине, каквсе нормальные родители, приезжает, анавелосипеде. Ия, сгорая отстыда, едусним набагажнике!
        Глава2
        Самая обидная


        Поссорились мы из-за того, чтопапа решил меня подстричь. Онсказал, чтотеперь унас режим строгой экономии. Ичто экономить мы начнем стого, чтоя перестану ходить впарикмахерскую. Отныне он будет стричь меня сам. Папа даже закончил интернет-курсы дляначинающих парикмахеров - втайне отменя иотмамы. Авсё потому, чтокприезду мамы он решил сделать ей сюрприз. Купить тандем. Этотакой велосипед, рассчитанный сразу натроих человек. Чтобы мы все вместе дружно ездили нарыбалку, влес, вгоры ивсякие другие малопроходимые места.
        - Садись, сын! - торжественно сказал папа, пододвигая комне табурет.
        Ясел. Просто сним спорить - себе дороже. Упапы налюбые споры ответ один - тотальное отключение Интернета насутки. Адлятакого зависимого отсоциальных сетей мальчика, какя, этосмерти подобно. Поэтому я здраво рассудил, чтоволосы - ничто, всравнении сполной изоляцией отсверстников. Задвадцать четыре часа произойти может всякое. Статусы июзерпики меняются теперь соскоростью света, ая просто обязан быть вкурсе происходящего.
        Папа укутал меня какой-то мятой плёнкой иначал стричь. Ондовольно вдохновенно чикал ввоздухе ножницами икрасиво размахивал расчёской счастыми зубцами. Поэтому я накакое-то время расслабился истал думать проГалапагосские острова. Проих удивительную флору ипотрясающую фауну. Ипромаму - какона сейчас там, наверное, естбутерброд сарахисовым маслом икольцует птенцов альбатросов. Илизанимается сПросперо Гонзалесом бердвочингом. Этотакое наблюдение заптицами - непростое, авнаучных целях.
        Вэтом была моя роковая ошибка - задуматься иотвлечься, пустить всё насамотёк.
        - Готово! - весело сказал папа иподал мне зеркальце.
        Сначала я решил, чтообознался. Чтоэто немоё отражение взеркале, акого-то другого, например папино. Унего иногда бывают такие вихры, когда он отращивает волосы сзади. Насвоейже голове я видел их впервые.
        Онибыли справа, этичудовищные вихры. Иделали они меня похожим науральского вихрастого голубя - мама недалабы соврать. Втоже время слева небыло ничего, кроме моей начисто выбритой головы. Абсолютно! Ниединой волосинки неоставил мне слева папа! Онбезжалостно срезал там всё подкорень итеперь улыбался доушей, каксто тысяч проклятых клоунов!
        - Чтоты наделал? - закричал я несвоим голосом. - Мнеже завтра вшколу! Унасже послезавтра открытый урок! Придёт завуч иещё одна женщина израйоно! Чтоони обомне подумают?
        - Ты,главное, негорячись, - сказал папа. - Всёобразуется. - Поего лицу я видел, чтоон уже начал осознавать, чтонатворил. Лицо упапы было какое-то смятенное иполное тревоги.
        - Образуется?!Как?!
        - Как-нибудь, - тихонько ответил папа ипочикал кривыми ножницами.
        Итогда я сделал вот что. Япобежал вванную, схватил сполочки его электрическую бритву (папа её уже починил) и, упрямо глядя взеркало, сбрил всё, чтобыло уменя справа. Подчистую!
        Потом я широким шагом вернулся накухню (какнивчём небывало папа разогревал наужин гороховыйсуп), сбросил ссебя все плёнки, покрытые моими бедными-бедными волосами, исказал:
        - Папа, ятебя… я тебя… Ятебя больше нелюблю!
        Поправде говоря, сказать я хотел что-то ещё ужаснее, чемто, чтосказал. Яхотел сказать ему, чтоя его ненавижу. Иволосы тут, конечно, нипричём. Причём тут было всё. Всёего существование внашем доме мне было ненавистно. Гляделки взатылок, вылазки наприроду, тандемы, багажники, удочки, червяки, разогретый вмисочке суп, отключения Интернета, печёный картофель, проверки дневников, читательские абонементы, голос, лысина, запах дезодоранта «Хвойный», «ученье - свет», объятия сдеревьями, парк, лес, ночные зорьки, посиделки укостерка, расчёски счастыми зубцами… Всего этого я терпеть немог исобирался сказать обэтом папе, носказал толькото, чтосказал.
        Апотом я натянул кроссовки скурткой и, оглушительно хлопнув дверью, выскочил наулицу.
        Тамшёл дождь ибыла кромешная темнота. Ноя всёравно перед собой ничего невидел - бежал, неглядя подноги. Тоидело влужи наступал - кроссовки моментально промокли. Уменя перед глазами стоял папа. Вернее, невесь он, атолько его испуганное лицо. Онстрашно испугался, когда я ему про«больше нелюблю» сказал. Необиделся инеразозлился, аименно испугался.
        Ая испугался, чтотак ему сказал.
        Явсё бежал, бежал, самнезнаю куда. Инакручивал себя, инакручивал. Что, мол, правильно я ему так сказал. Потому что нечего! Потому что мне надоело повсяким глупым правилам жить! Мненадоело жить смамой вскайпе! Разони так, буду жить один! Убегу издома навсегда, ипусть! Пусть они меня поищут сполицией, пусть фоторобот посоставляют ивсякое такое. Завтра куплю газету впервом попавшемся киоске, атам - мояфотография. «Помогите! Спасите, люди добрые! Отменя сбежал мальчик! Замечательный был мальчик - славный, говорливый, елгороховый суп, играл в«Ассасин крид». Онбыл хорошим сыном, прекрасным ребёнком десяти споловиной лет, звёзд снеба нехватал, новсёже он был мне опорой иотрадой, онскрасилбы мои годы встарости, онподалбы мне стакан кипяченой воды, ая… Ябыл жестоким иравнодушным отцом. Яневедал, чтотворил, - ивот результат. Яодин! Совсем один! Чтоскажет мне уехавшая вкомандировку жена, когда вернётся изкомандировки? Какпосмотрю я ей вголубые глаза? Чтоотвечу ей - этой святой женщине-орнитологу?»
        Ну,итак далее. Папа будет горько раскаиваться исожалеть отом, чтонатворил собственными руками сножницами. Нобудет поздно - слишком поздно. Яуеду наэлектричке далеко-далеко инебуду слать писем домой. Илибуду, нобезобратного адреса. Только длятого, чтобы сообщить им, какпрекрасно идут уменя дела. Какя живу-поживаю накаких-нибудь островах (неГалапагосских, анадругих), какя стал знаменитым этим… например, этим… вобщем, ещёнерешил кем, нообязательно стану богатым изнаменитым. Ичто уменя вилла наберегу океана, ижена - красавица-туземка, ишестеро детей, удивительно похожих наменя. Ичто мы неживём, априпеваем, авпарикмахерскую ходим чутьли некаждый день. Ивместо велосипеда унас теперь лимузин темно-зелёного цвета, авместо супа - роллы скопчёным угрём.
        Воттак думал я, пока бежал неразбирая пути. Акогда мысли уменя вголове кончились, яостановился иогляделся посторонам. Иничего неузнал вокруг. Потому что вокруг, кроме темени идождя, были какие-то горбатые строения, которых я вжизни никогда невидел. Япомотал бритой наголо головой иснова пригляделся - ужевнимательней. Горбатые дома знакомей нестали. Наоборот, онипристально смотрели наменя чёрными-пречёрными окнами, какбудто хотели мне что-то сказать. Что-то неприятное. Какую-нибудь гадость - ещёпохуже того, чтоя сказал своему папе. Иниводном изэтих домов негорел свет - представляете? Даифонарей тут совершенно небыло. Всяулица казалась мне какой-то сгорбленной, сутулой ичахлой. Особенно вон та башня сготическими шпилями - очень подозрительная.
        - Эй! - крикнул я. Мневдруг показалось, чтоводном изокон башни, навтором этаже мелькнул силуэт.
        «Эй-эй-эй-эй!» - отозвалось эхо, отразившись отобшарпанных грязных стен.
        Янеошибся - силуэт вокне точно был. Онстоял инешевелился. Ивродебы смотрел наменя. Хотя я его глаз невидел, ночувствовал что-то такое неприятное. Прямо ворту какой-то горький привкус, какбудто я съел варёную жабу. Меня передёрнуло, апоспине быстро пробежали мурашки - сначала вверх, потом вниз. Стало вдруг очень холодно - практически какзимой. Янахохлился исунул руки вкарманы. Апотом я опять крикнул:
        - Эй! Гдея? Вы,случайно, незнаете? - Этовышло уменя как-то пискляво. Словно я небритый наголо парень, адевушка скосой. Неужели голос ломается?
        Силуэт вокне нешелохнулся. Яуже совершенно привык ктемноте итеперь прекрасно видел его белые руки наподоконнике. Онибыли непропорционально длинные, очень худые ивбугорках. Илежали какбудто сами посебе, отдельно - словно их отстегнули оттуловища. Яподождал немного ипотом добавил:
        - Язаблудился! Вымне непоможете?
        Итутже вокне вспыхнул свет. Этобыло неожиданно. Если честно, янеособенно рассчитывал, чтоэтот долговязый придёт мне напомощь. Вокне его уже небыло видно, ия рассудил, чтоон пошёл открывать мне дверь.
        Яюркнул подкозырёк парадного иотряхнулся. Всё-таки я прилично вымок подэтим дождём ипродрог досамых косточек. Может, онугостит меня чашечкой чая? Иуложит вотдельной комнате, которая запирается изнутри? Если честно, япорядком устал отвсей этой беготни ипереживаний. Нодомой я непланировал сегодня вернуться. Ужлучше ночевать наулице,чем…
        - Ночи доброй, - услышал я заспиной высокий женский голос.
        Яобернулся. Передо мной стоял длинноногий старик смаленьким ртом безгуб, абольше никого небыло, никаких женщин свысокими голосами.
        - Выэто мне? - спросиля.
        - Вам, - подтвердил старик всё темже голосом.
        Этобыло странно. Инеприятно. Ия, признаться, даже немного струсил. Некаждый день встречаются мне типы ссерыми лицами иотстёгивающимися руками.
        Глаза унезнакомца были навыкате инаходились нетам, гдеим было положено, апобокам. Практически усамых ушей - отэтого старик походил накакое-то насекомое.
        Ушибыли тоже довольно необычными навид - онинапоминали лошадиные ибыли такимиже чуткими. Этипоразительные уши всё время шевелились! Асам я ниодним ухом шевельнуть немогу, хотя пробовал стораз.
        Увидев его смешные уши, янемного расслабился. Старик выжидательно глядел наменя.
        - Здравствуйте, - наконец промямлил я. - Дело втом, чтоя заплутал. Понятия неимею, какой это район? Центральный илиОктябрьский?
        - Ноябрьский, - поправил меня старик.
        Язнал наверняка, чтоникаких ноябрьских районов внашем городе нет. Наверное, яослышался. Нопереспросить было неудобно.
        - Входите вас, прошу, - сказал старик иотодвинулся всторону, чтобы мне удобней было пройти.
        - Спасибо, - поблагодарил я. - Намнавторой?
        - Надвухсотый.
        Мыподнялись навторой этаж (наэто ушло примерно пятнадцать минут - ступенек тут уних очень много), инезнакомец отворил дверь, причём опять-таки необычную. Этадверь была треугольной формы инапоминала скорее окно - нампришлось влезать внеё через форточку. Надвери висела странная табличка:
        Режим работы круглосуточный - с00:00 добесконечности.
        То,что я увидел потом, повергло меня всильнейший шок. Вместо стандартной малогабаритной квартиры сузеньким коридорчиком исовмещённым санузлом я оказался в… настоящем готическом замке! Папа мне рассказывал проСредние века, иещё я просто обожаю фильмы провампиров. Только вместо разных старинных картин допотолка, оружейных коллекций идоспехов здесь были книги. Гигантские стеллажи (кажется, изморёного дуба) уходили подсамый потолок, который был так высок, чтокстеллажам подвесили лифты. Помоим расчётам, ниодна лестница вмире, даже пожарная, несмоглабы дотянуться доверхних полок.
        - Ничего себе! - присвистнул я. - Мычто, вбиблиотеке?
        - Впапатеке, - всвоём репертуаре поправил меня старик ипоманил засобой пальцем.
        Ия пошёл. Ачто мне оставалось делать? Во-первых, меня разбирало ужасное любопытство. Всёпроисходящее казалось мне каким-то странным, даже подозрительным иодновременно меня восхищало! Яущипнул себя защёку, чтобы убедиться, чтонесплю имне неснится какая-то абракадабра. Аво-вторых, домой, каквы помните, ятвёрдо решил невозвращаться. Ниногой. Намспапой водном доме делать нечего.
        Неожиданно он заговорил - прямо находу, неповорачивая головы. Всётемже женским голосом он стал рассказывать, чтозовут его господин Будь-Благодарен-Бенджамин, ноя могу никак его незвать, если мне так хочется, ичто он обладатель богатейшей коллекции, которая, какему представляется, весьма меня заинтересует. Честно говоря, меня больше интересовал горячий ужин имягкая постель, анеколлекция старого хлама, вроде книг, но, будучи мальчиком воспитанным, яобэтом промолчал. Яшёл заним попятам ислушал его, ислушал. Признаться, этобыло довольно трудоёмким занятием, потому что говорил этот Бенджамин, какиностранец. Онпостоянно переставлял слова, какему заблагорассудится, ивычленить изего витиеватого бубнёжа что-то вразумительное было сложно.


        - Тысяч экспонатов около сорока содержит коллекция моя уникальная, которых изнаходится каждый состоянии вбезукоризненном. Всеколлекции представители вглубокий погружены сон, познакомиться несоставит вам поэтому труда вспокойной сними обстановке, изучить, ихрассмотреть ивыбором сопределиться.
        Уф! Нувот какстаким человеком разговаривать? Поэтому я молча кивал ипритворялся, чтопрекрасно всё понимаю, хотя непонимал ничего абсолютно.
        Мывсё шли ишли. Подлинным узким лабиринтам, освещённым масляными факелами, погалереям безокон изалам бездверей. Покоридорам, которым небыло видно конца икрая. Мызаходили вкакие-то комнаты сгигантскими очагами, вкоторых что-то варилось ибулькало, вчьи-то спальни илиусыпальницы согромными кроватями подбалдахинами. Язаметил, чтовних кто-то спал, нокто? Этого я невидел. Книг становилось всё меньше именьше, искоро они совсем исчезли, будто это была небиблиотека, ачто-то совсем другое. Впрочем, яуже стал догадываться, этоиесть что-то совсем другое. Абиблиотека, вероятно, была всего лишь прикрытием - длясоседей поподъезду. Онипорой бывают страшно любопытными, например, какнаши.
        - Вотну, ипришли мы, - сказал господин Будь-Благодарен-Бенджамин, уперевшись лбом вабсолютно голую кирпичную стену.
        - Хм,ноздесьже ничего нет, - здраво рассудиля.
        Старик повернулся комне, ия впервые увидел его улыбку.
        Лучшебы я её никогда невидел. Вместо зубов унего ворту росли зубчики - частые идлинные, какнапапиной расчёске. Ясодрогнулся отэтого жуткого зрелища.
        - Тыошибаешься, - продолжая улыбаться, ответил господин. - Тоименно есть здесь, тебе что нужно.
        - Ичтоже это? - Меня начинала раздражать самоуверенность этого старикана. Онже впервые меня видит, мыже знакомы каких-то сорок минут! Аон делает вид, чтовидит меня насквозь иличитает мои мысли.
        Япохолодел. Авдруг? Малоли.
        Ябыстренько тряхнул головой ипостарался ниочём недумать. Номне, какназло, всёдумалось идумалось. Особенно почему-то промоего несчастного папку. Прото, какон теперь там безменя, горемычный? Позвонилли уже участковому, обегалли соседей поэтажу?
        - Небеспокойся чём они, - вкрадчиво произнёс господин Будь-Благодарен-Бенджамин ипотрогал меня заплечо.
        Мнеэто непонравилось, яотступил назад, новэтот момент что-то заскрежетало так, чтомне пришлось зажать уши, полдёрнулся, стены поехали куда-то вверх инаправо, ия решил, чтовот теперь мне точно пришёл конец.
        Глава3
        Самая загадочная


        Наверное, этобыл склеп. Потому что там, гдемы вдруг очутились, кругом стояли сплошные саркофаги - каквисторическом музее. Стой лишь разницей, чтовсаркофагах господина Будь-Благодарен-Бенджамина жевали лежие дюли! Всмысле, лежали живые люди - этоя отволнения перепутал слоги, сомною такое бывает. Причём эти саркофаги были разных форм. Один - какгитара, другой - какгигантский револьвер, третий был похож насамолёт, четвёртый смахивал накомпьютер, пятый - нацелый дом, шестой - на… Ядаже незнаю начто! Словом, всёэто было очень иочень странным, если несказать больше. Акрышки усаркофагов были стеклянные - поэтому я илюдей вних сразу разглядел, ито, чтоони дышат: стекла кое-где запотели. Анекоторые люди даже почёсывались ииногда чихали.
        Всеэти люди были мужчинами средних лет. Ниодной женщины илиребёнка! Всеони выглядели довольно симпатично. Знаете, словно куклы вкоробках, затянутых прозрачным пластиком. Такие новенькие, румяненькие, одеты сиголочки. Ядаже подумал: авдруг это роботы? Нонет. Оказалось, чтоэто совсем нероботы.
        - Этоиесть ваша коллекция? - спросил я уБенджамина. Скаждой минутой он нравился мне всё меньше именьше.
        - Да, - утвердительно кивнул он. - Этомоя папатека!
        - Вкаком смысле?
        - Вмире собрание это единственное чужих пап уникальное! Аналогов всей воВселенной емунет!
        Аон хвастун, этот Будь-Благодарен.
        - Азачем вам чужие папы? - насторожилсяя.
        - Мне? Низачем.
        - Тогда длячего вы их сюда… эмм… положили? Утрамбовали вэти гробики, снотворное им ввели? - Яначинал распаляться. - Выже сами говорите, чтоэто чужие папы. Тоесть неваши! Другими словами, оничьи-то! Аеслибы вашего папу вот так взяли иувели издома? Иливас самого? Увасже есть дети? Вамбы это понравилось? Лежать здесь, непонятно где, подстеклом, каккакой-то музейный экспонат! - Яуже кричал. Ядаже стал размахивать руками. Ичто я так завёлся, непойму?
        Старик внимательно меня слушал инеперебивал. Акогда уменя закончились силы, слова имне пришлось замолчать, онсказал:
        - Ядаю этих пап напрокат, - сказал он совершенно нормально, нетасуя слова, каккарты.
        - Кактоесть напрокат? - Онменя буквально ошеломил.
        - Каккниги. Ребёнок может прийти комне, выбрать приглянувшегося папу ивзять его напрокат.
        - Любой ребёнок?
        - Ну,нелюбой, конечно… - уклончиво протянул старик. - Ноты, например, можешь.
        - Я?! Вышутите? Уменя есть свой собственный папа. Мнечужого ненадо!
        - Тыуверен? - вкрадчиво спросил господин Бенджамин иприщурился, каклиса.
        - Конечно… - начал я, ноосёкся.
        Явдруг всё вспомнил. Пронашу спапой ссору, промаму, проэту глупую стрижку, даже проГонзалеса почему-то вспомнил иегоусы!
        Этоже что получается? Тоесть это получается, чтоя могу выбрать себе здесь нового папу?! Совершенно любого? Например, известного футболиста или, скажем, изобретателя компьютерныхигр?
        - Тыможешь выбрать абсолютного любого папу изпредставленных вмоей папатеке, - словно прочитав мои мысли, сказал господин Бенджамин.
        - Какого захочу? - Мневсё ещё неверилось впроисходящее. Ястал расхаживать между саркофагами изаглядывать кним внутрь.
        - Такточно. Выбирай - нехочу.
        - Вотэтот мне нравится! - ткнул я пальцем встекло саркофага, похожего напожарную машину.
        - Отличный выбор, - похвалил меня господин Бенджамин. - Николай Фёдорович Брандспойтов, начальник пожарной охраны, сорок четыре года, женат, двое детей. Онстанет тебе отличным отцом! Оннаучит тебя нырять виспепеляющее пламя, спасать погорельцев иих маленьких питомцев изогня!
        - Да? - ссомнением переспросил я. Что-то мне неочень хотелось нырять вкакое-то пламя. - Аэто кто? - Япоказал намужчину вкрасивом фраке. Саркофаг унего был вформе какой-то сложной закорючки.
        - О,это потрясающий экземпляр, браво, молодой человек! Брависсимо! Этоизвестный гастролирующий дирижёр Олег Евгеньевич Маэстров! Пятьдесят шесть лет, холост, семеро детей.
        - Хм.
        - Непонимаю твоего скепсиса, мойюный друг. Маэстров обучит тебя нотной грамоте ивозьмёт ссобой вмировое турне! Тыувидишь весь мир, тыпобываешь влучших операх Европы! Тыузнаешь, чтотакое скрипичный ключ, - покосился он навитиеватый саркофаг, вкотором лежал дирижёр, - ираскроешь все тайны сольфеджио!
        - Нет, этонемоё, - привычным тоном сказал я, находу разглядывая саркофаги. - Так, аэто унас кто? Вразноцветном гробу?
        - Василий Семёнович Мумриков, художник-маринист. Онвеликолепно изображает морские пейзажии…
        - Неподходит. Аэто?
        - Андрей Павлович Непопонов, потомственный циркач, заслуженный артист…
        - Авон тот - вформочке отпирожного?
        - Какже, какже - Аркадий Геннадьевич Блинохвостов! Кондитер-виртуоз! Заметь, всепапы вмоей папатеке наивысшего качества! Всекакодин!
        - Этоя уже заметил, - кивнул я ипродолжил поиски.
        Вобщем, нато, чтобы изэтих мегазалежей пап выбрать кого-то одного, уменя ушло добрых полночи. Кажется, япересмотрел их всех - апап вколлекции господина Бенджамина было о-го-го сколько! Причём он несоврал инепреувеличил: папы здесь были просто потрясающие! Скалолазы икосмонавты, полицейские иморяки, актёры кино итеатра, учёные, инженеры, строители, изобретатели, шахтёры, хирурги, депутаты Государственной думы, спортсмены, силачи, писатели идаже один настоящий король изАфрики! Акроме того - всекакодин писаные красавцы! Ниодного лысого, толстого илислишком худого, ниединого кривоногого илигорбатого папы впапатеке угосподина Будь-Благодарен-Бенджамина небыло.
        Яустал. Ятак устал, чтоуменя подкашивались ноги икружилась голова. Яуже нехотел никого выбирать, уменя просто небыло сил - всепапы слились передо мной водну большую лепёшку. Онивсе стали вдруг наодно лицо, ия уже невидел между ними никакой разницы. Поэтому, когда подутро терпение старика подошло кконцу (он то идело поглядывал начасы ипозёвывал), явзял иткнул пальцем впервого попавшегося папу.
        - Вотэтого беру, - устало выдохнул я иуселся прямо напол. Стульев уних впапатеке небыло.
        - Прекрасный выбор! - вочередной раз поддержал меня господин Бенджамин. - ЛевКлементьевич Павлинов, двадцать семь лет, разведён, ребёнок шестилет.
        - Акто он попрофессии?
        - Фотомодель, - отчего-то смутился старик.


        Номне уже было всёравно.
        - Такты берёшь? - уточнилон.
        - Беру.
        - Грандиозно! - обрадовался папатекарь. - Тогда подпишем контракт.
        - Какой контракт? - насторожилсяя.
        - Нукакже? Договор проката. Тыберёшь уменя напрокат Льва Клементьевича Павлинова, ая утебя - Максима Ильича Половинкина.
        - Кого-кого? - сразу непоняля.
        - Твоего папу, - ласково улыбнулся старик.
        - Подождите, мытак недоговаривались…
        - Воттеперь идоговоримся. - Сэтими словами он вынул изкармана договор, свёрнутый втрубочку, ипротянулмне.
        Яразвернул его ипопробовал прочитать. Только уменя ничего неполучалось - буквы были словно живые. Онито идело перебегали сместа наместо, меняя порядок слов ипредложений. Ястарался вчитаться иуловить хоть мало-мальский смысл, новсё напрасно.
        - Яэто небуду подписывать, - наконец сказал я. - Даже неуговаривайте. Своего папу, даже такого плохенького, яникому неотдам.
        Старик помрачнел.
        - Смею тебе напомнить, чтосовсем недавно ты сам мечтал отом, чтобы он пропал безвести.
        - Откуда вам это известно? - Яошарашенно уставился напапатекаря. Значит, всё-таки читает мысли.
        - Мнемногое известно, - отозвался старик каким-то нехорошим голосом. Угрожающим, ябы сказал. - Рассуди сам, вернёшься ты домой сэтим Павлиновым, - онпренебрежительно кивнул насаркофаг вформе подиума, - атам твой отец. Чтоты ему скажешь? Двум папам водном доме, между прочим, неместо.
        Точно! Старик сто тысяч раз прав. Яже совсем обэтом неподумал! Ведь какотнесётся мой папа кприходу нового? Этоясно какдень - отвратительно он отнесётся! Вспомнить хотябы Просперо Гонзалеса - мойотец конкуренцию неприемлет ниподкаким соусом! Темболее подсоусом изнового папы.
        Выход один - подписывать контракт. Ради папиногоже блага. Ничего, полежит впапатеке чуток, отдохнёт, выспится навсю оставшуюся жизнь. Ачто? Этамысль мне начинала нравиться всё больше ибольше. Этоже выход, грандиозный выход измоего ужасного положения! Отпроката выиграют все: я, папа, папатекарь, Павлинов, вконце концов! Этоже… Этоже всёравно что летние каникулы посреди зимы! Тоесть осени, нонесуть.
        - Считайте, чтомы договорились! - решительно сказал я иразмашисто подписал последнюю страницу договора.
        - Хороший мальчик, - выдавил изсебя полусантиметровую улыбочку старик. Оннажал какую-то кнопочку настене, иоттуда тотчас выдвинулся ящик. Господин Бенджамин аккуратно положил внего контракт, иящик захлопнулся. - Теперь ты навсех законных основаниях являешься полновластным обладателем отличного нового папы. Прими мои соболезнования.
        - Выхотели сказать поздравления? - поправиля.
        - Именно вот, - опять невразумительно заговорил старик.
        - Послушайте, акакбыть смоим папой? Мнеего когда квам привести?
        - Волнуйся не. Уладили мои помощники всёуже.
        - Да? Нувтаком случае я пошёл. Вымне незавернёте нового папу? - пошутиля.
        Ностарик нерассмеялся. Ондаже неулыбнулся краешком губ, хотя вообще-то после подписания контракта полагается радоваться ижать друг другу руки.
        Вобщем, онвытолкал меня вкоридор, даже непозаботившись отом, какя найду дорогу назад. Сказав лишь, чтоновый папа будет ждать меня дома поприбытии.
        Онещё что-то такое сказал, ноя уже неразобрал. Даи, признаться, мнебыло всёравно. Поскорей хотелось попасть домой, поесть, поспать иначать новую жизнь.
        Сновым папой.
        Глава4
        Самая котлетная


        - Витя, вставай! - услышал я. - Нето проспишь школу!
        Ямоментально открыл глаза ивсё понял. Японял, чтоночью мне приснился кошмарный сон. Очень натуральный, надо сказать: ядосих пор был впоту, ауши горели, какбудто меня заних выдрали.
        Мнесразу стало легче: выходит, никакой ссоры спапой вчера небыло? Значит, яему ничего лишнего ненаговорил? Иливсё-таки наговорил, апотом уснул исейчас проснулся?.. Где-то вживоте шевельнулась совесть - надо пойти всё-таки извиниться.
        Когда я умылся, оделся и, полный самых благих намерений, прошёл накухню, меня там поджидал сюрприз.
        Стоя уплиты, вмамином красном фартуке ивеёже бигуди, папа варил гречневую кашу. Помилуйте, во-первых, мойпапа понятия неимеет, какварить кашу. Однажды он попытался её сварить, ночуть несломал себе руку инесжёг весь подъезд. Во-вторых, причём здесь мамин фартук? И,в-третьих, начём держатся бигуди?! Мойпапа лысый, вотличие отменя! Хотя уже нет - япровел рукой посвоей лысине испросил:
        - Папа, вчём дело?
        Итут он обернулся.
        Этобыл немой папа.
        Этобыл Павлинов.
        Лев.
        Клементьевич.
        Ячуть неупал, нововремя схватился заспинку стула. Ясел, здраво рассудив, чтовногах правды нет, иотчаянно замотал головой. Нокогда я снова нанего посмотрел - Павлинов никуда неисчез. Онмне радостно улыбался иподмигивал.
        - Стакан воды натощак, - сказал он мягким, словно булочка, голосом, - придаст тебе сил. Аложка рапсового масла повысит упругость кожи. - Сэтими словами он протянул мне стакан иложку иснова наменя счастливо уставился.
        Отнеожиданности я всё быстро выпил исъел. Хотя кожа уменя, кажется, итак упругая.
        - Каша гречневая, вуаля! - весело рассмеялся Павлинов, ставя передо мной крошечную тарелку скашей. Мыизнеё иногда кормим синичек.
        Ямолча взял ложку ипопробовал его стряпню. Каша была несолёная инесладкая.
        - Аможно сахара? - попросил я. - Илисоли?
        Павлинов ожесточённо всплеснул руками:
        - Витя! Этоже белая смерть! Мыстобой, Витя, ведём здоровый образ жизни, разве ты забыл, Витя? Кушай, апотом побежим, Витя, вшколу.
        - Амы давно свами… тоесть стобой его ведём? - навсякий случай спросил я идобавил: - Папа?
        - Всютвою сознательную жизнь, Витя, - надул губы мой новый папа. Кажется, яего чем-то случайно обидел. - Ия сто миллионов раз, Витя, просил тебя неназывать меня папой! Ятвой старший брат, ясно тебе, Витя? - Онвдруг часто заморгал, ия испугался, чтоПавлинов сейчас расплачется.
        - Прости, язабыл, - поспешно сказал я ипринялся доедать кашу.
        Еёбыло так мало, чтохватило буквально трёх ложек, чтобы всё съесть, ия попросил добавки.
        - Добавки?! - ужаснулся мой новый папа, вернее, старший брат. - Тычто, хочешь растянуть себе, Витя, желудок добесконечности? Стать похожим набегемота?
        Понятно. Ясказал «спасибо» ивстал из-за стола голодным. Потом Павлинов заставил меня переодеться вспортивное, и, пока он снимал мамины бигуди, выщипывал брови ивыбирал наряд дляпробежки, ядумал отом, какойже я осёл.
        Тамбыли сотни пап. Впапатеке уБудь-Благодарен-Бенджамина их были тысячи. Всекакнаподбор - малмала меньше. Вернее, наоборот. Какже меня угораздило взять напрокат этого Павлинова? Аможет?..
        - Тыготов? - Измаминой спальни, сияя, вышел мой новый папа-брат всиреневом велюровом костюме.
        Онбыл строен, поджар ивсем своим видом излучал вселенскую радость, которую я никапельки неразделял. Надо будет его окольными путями вшколу вести - чтобы никто незаметил.
        Нокогда мы вышли, вернее, выбежали наулицу, выяснилось, чтомой новый папа отлично знает дорогу вшколу. Мыпобежали через парк. Погода была дляноября чудесная: светило солнце, небо было голубое, авчерашние лужи покрывала красивая корочка льда.
        - Дыши! Слышишь, дыши! - вдохновенно кричал наменя Павлинов, всем своим видом демонстрируя, какнадо дышать. Онкрасочно шевелил ноздрями, раздувал грудь иослепительно улыбался прохожим девушкам, которые шарахались отнас вразные стороны. Причём среди них были старшеклассницы изнашей школы, которые могли знать меня влицо. Мнебыло неловко, поэтому я бежал, вжимая голову вплечи иотводя глаза.
        - Выпрямись, Витя! Смотри вперёд гордым Юпитером! - завывал навесь парк Лев Клементьевич.
        Когда мы добежали дошкольных ворот, япопросил его дальше меня непровожать. Мненадо было ещё успеть переодеться вформу.
        - Тыуверен? - заметно скис Павлинов. - Ноя какраз хотел переговорить ствоей учительницей физкультуры!
        - Оназаболела, - соврал я. - Папа, тыиди.
        - Тщщщщ! - зашипел наменя Павлинов. - Я - брат! - Онпосмотрел начасы. - Ой,яже нафотосессию опаздываю! Чмок-чмок! - Онсделал попытку расцеловать меня вщёки, ноя отнего убежал.
        Закрывшись вкабинке мужского туалета, ябыстро переоделся иоставшиеся минуты доначала урока сидел наунитазе иглубоко переживал случившееся. Несмотря навсю лучезарность Павлинова, мысли уменя вголове были сплошь чёрные-пречёрные. Жить всю жизнь (или, покрайней мере, какое-то неопределённое время) сэтим чудиком мне совершенно нехотелось. Тоесть абсолютно!
        - Эй,Половина, тычто там застрял? - услышал я неподражаемый голос Перекусихина. - Урок прогулять решил?
        Янажал педальку унитаза ивышел изкабинки. Перекусихин ел бутерброд - прямо втуалете - исмотрел наменя выжидательно. Каксобака.
        - Икто это был? - спросилон.
        - Тыоком? - Ясделал вид, чтонепонимаю, очёмон.
        - Нуэтот, вкудряшках, скем ты бежал.
        - А! Это! Это… мой брат. Старший.
        - Врёшь, - сказал Перекусихин, откусывая отбутерброда. - Нетутебя никакого брата.
        - Ондвоюродный. Вернее, троюродный, - сказал я. - Вернее, онсводный полинии отца!
        - Опять врёшь. Ясам слышал, какты его папой назвал. Давай, Половина, колись!
        Ноколоться мне непришлось, потому что прозвенел звонок имы пошли наматематику.
        Пока учительница объясняла новый материал, Перекусихин тоже небездействовал. Видимо, онрешил взять меня измором. Выбить изменя всю правду, какойбы жуткой она нибыла. Онто идело пихал меня локтем вбок, наступал наногу исамое страшное - дышал мне влицо бутербродом сколбасой. Знаете, янетрус, далеко нетрус. Ия могу дать отпор таким, какПерекусихин. Нодело втом, чтоПерекусихин гораздо крупнее меня - онтолще ивыше наголову. Егомама хорошо кормит, понимаете? Ауменя мама - орнитолог. Вэтом его главное преимущество, темболее что отрапсового масла кулаки нерастут. Иещё он ужасно въедливый. Приставучий, какклещ! Перекусихин знает всё ипровсех. Например, чтоуОли Вьясковой вдоме нельзя свистеть иходить безтапочек. Чтоудедушки Коли Маркизова направой ноге шесть пальцев, ауВалеры Сорвирогова мама уже три дня неразговаривает спапой. Иличто вквартире Тамары Крокодильцевой умирают коты. Из-за этого Перекусихина поставили воглаву нашей стенгазеты (неиз-за котов, понятно), онунас главред. Наверное, онрешил сделать меня гвоздём своего следующего номера, поэтому работал локтями Перекусихин непереставая.
        Ивот он - результат. Вконце третьего урока, прямо перед обедом, ясдался.
        Явсё ему рассказал. Ипрото, какиздома ушёл, ипропапатеку, ипросаркофаги вформе ульев свертолётами. Даже проБудь-Благодарен-Бенджамина всё ему выложил, хотя пронего рассказывать было неприятней всего. Якогда пронего рассказывал, ворту ощущал какой-то железный вкус. Воткогда зимой приклеишься ккачелям губой - точно такойже. Ктомуже я жутко проголодался, имы пошли встоловую. Румяная мама Перекусихина положила нам котлет смакаронами (мне одну, ему - четыре), имы уселись задальний столик.
        - Значит, говоришь, Будь-Благороден-Бенджамин сам тебе это предложил?
        - Будь-Благодарен, - поправил Перекусихина я. - Да,сам.
        - Хм… Интересно, почему? Нупочему он тебе это предложил,а?
        - Откуда мне знать? - Япожал плечами. Проссору спапой ипрото, чтоя ему сгоряча наговорил, ярешил Перекусихину нерассказывать.
        - Чего-то ты недоговариваешь… - Онзадумчиво жевал котлету. - Такого небывает, чтобы раз - инового папаню тебе дарят. Запростотак.
        - Ивовсе незапросто так! - возмутился я. - Если хочешь знать, ясвоего собственного папу впапатеку сдал, чтобы этого Павлинова заполучить. Запросто так, какже.
        - Оу! - сказал Перекусихин. - Что, прямо взял исдал?
        - Поругались мы сним крепко, вотя сгорячаи…
        - Да? Аиз-за чего поругались? - Перекусихин потянулся ксвоему рюкзаку. Кажется, заблокнотом скарандашом. Илизадиктофоном.
        Тутя понял, чтоон меня раскусил. Какспелый орех! Перехитрил меня хитрый Перекусихин! Вотя растяпа.
        - Всё, Бредик. - Явстал из-за столика, недоев отрасстройства котлету (Бредиком Перекусихина назвала мама - вчесть Бреда Питта). - Концерт окончен. Янадеюсь, чтоты, какистинный джентльмен, встенгазете променя ненапишешь. Тыже понимаешь, чтоэта информация сугубо конфиденциальная.
        - Какая?
        - Ну,всё должно остаться между нами. Понимаешь, Бредик, господин Бенджамин - человек непредсказуемый. Другими словами, онлютый зверь. Если узнает, чтоты вкурсе, месть его будет страшна. Яже договор онеразглашении тайны подписывал, такчто… Тыменя понял, дорогой? - по-отечески спросиля.
        - Понял, - быстро кивнул Перекусихин игромко сглотнул слюну. - Я,Половина, могила.
        - Вотиотлично. - Яслегка потрепал его заплечо ипошёл навыход.
        Доурока оставалось шесть минут, амне ещё надо было придумать, какизбавиться отПавлинова.


        Глава5
        Самая утончённая


        Ноотнего нетак просто было избавиться. Когда я вышел изшколы (кое-как отвязавшись отПерекусихина), Павлинов уже поджидал меня уворот.
        - Сюрприиииз! - пропел он, наскоро целуя воздух вокруг моих щёк. - Ну,какпрошёл день? - И,недав мне ответить, затараторил: - Ауменя восхитительно! Сутра были съёмки - усамого Гадюкина, представляешь? Онгений, натуральный бог воплоти!
        Янепредставлял.
        - Потом бассейн, тренажёрный зал - поработал надмышцами пресса, затем лёгкий ланч влюбимом заведении, ха-ха-ха, встретились сКошкиной, представь себе наминутку, унеё новыйнос!
        - Какэто?
        - Игубы! Этоже просто смешно! Веё-то годы! Кошкиной давно напенсию пора! Затем снова съёмки, съёмки, съёмки. Да,я востребован, какникто, кчему скрывать? Нонекоторым, заметь, этонепонраву! Угрюмые, мрачные личности! - Оняростно пригрозил кому-то кулачком.
        - Кто? Гадюкин илиКошкина?
        - Запомни, Витя, своих близких друзей я нискем необсуждаю. Даже стобой! - поджал губы мой новый папа. - Дабудет тебе известно, сын, скоро я буду наобложке «Фог»! Изаметь, невмае, невиюле инепосле дождичка вчетверг, авдекабре! Ябуду первой мужской моделью, которая удостоилась подобной чести! Нуивот, очём это я. Да,ты поел? Ах,неважно, неважно! Сегодня мы будем ужинать уфранцузов! Ноникаких лягушачьих лап! Дачтоже ты, пошевеливайся - нето мы смертельно опоздаем!
        - Акуда мы идём? - Мысвернули вкакой-то переулок, совсем нетуда, гдестоял нашдом.
        - Этосюрприиииз! - опять протянул Павлинов. - Ой,ладно, сейчас всё расскажу, ато меня просто распирает! Мыидём всалон!
        - Куда? - Ясначала непонял.
        - Господи, нувсало-о-он! Будем тебя стричь ивообще облагораживать. Ато ты какбудто немой сын, Витя! - Онукоризненно покачал головой.
        Янезнал, какможно меня постричь после вчерашнего. После того, чтосделал сомной мой родной папа. Ноя невозражал. Меня начал забавлять этот Павлинов. Покрайней мере, оннезлой ивесёлый. Авсалоне красоты я ещё ниразу небыл.
        Тамего знали все. Насвстретили, словно дорогих сердцу гостей. Насцеловали иобнимали, намговорили комплименты инебольно щипали меня защёки. Потом Павлинов ушёл накакие-то «обертывания», аменя усадили вкресло истали пристально разглядывать взеркало. Ихбыло человек пять - тех, ктоменя разглядывал, ивсе они чем-то неуловимо походили наЛьва Клементьевича.
        - Лысина ему некушам! Категорически!
        - Онпохож начерепаху! Взгляните наэтот узкий затылочек!
        - Окаком затылочке идёт речь? Егоже здесь впринципенет!
        Тутя испугался ипотрогал себя зазатылок. Онбыл там, гдеему иположено. Яоблегчённо вздохнул.
        - Наращивание. Определённо наращивание!
        - Невыдумывай глупостей! Емуподойдёт парик!
        - Ачто, если выкрасить его вномер двести девяносто восемь?
        - Этобудет чудовищно!
        Вобщем, этипятеро ещё долго рядились, чтоделать смоей вопиющей стрижкой. Папа там, наверное, вгробу сто раз заэто время перевернулся. Вернее, всаркофаге. Вконце концов меня решили просто причесать ипричёсывали добрых сорок минут. Ясмотрел, какпарикмахер, которого звали Рома, задумчиво водит расчёской помоей голове ихмурится, хмурится, хмурится. Чтобы как-то отвлечься, ястал читать журнал, нотам тоже всё было пропричёски. Скоро Рома возликовал:
        - Взгляните наэто, а?! - Онразвернул меня вкресле ипродемонстрировал окружающим.
        - Чудесно! Вотчто значит профессионал! - затараторили наперебой остальные. - Тыпреобразил его донеузнаваемости. Ну,кактебе? - спросили уменя спридыханием.
        Яещё раз посмотрел насебя взеркало. Стех пор какя уткнулся вжурнал, тамничего неизменилось. Япродолжал оставаться наголо бритым мальчиком десяти лет соттопыренными ушами.
        - Красиво, - сказал я, чтобы никого нерасстраивать. Ониже тут изкожи вон лезут, чтобы угодить моему новому папе.
        Рома захлопал владоши ичуть нерасплакался отблагодарности замой сухой комплимент.
        Чтоделали сомной потом, яплохо помню. Потому что потом всалон зашла наша классная, Анна Емельяновна, ией стали делать маникюр. Допустить, чтобы она меня увидела здесь, яникак немог. Поэтому я сосредоточился натом, чтобы стать невидимым или, покрайней мере, неузнаваемым. Икогда мне предложили сделать глиняную маску, ясрадостью согласился. Инавсё остальное тоже - навсе эти пилинги-шмилинги иразнообразные косметические процедуры.
        Изсалона я вышел красивый какбог иголодный какволк. Иещё я твёрдо решил, чтотуда я больше неходок.
        - Тебе понравилось? - спросил Павлинов и, недав ответить, добавил: - Теперь ты писаный красавец - весь вменя! - Онсгордостью взял меня заруку иповёл через дорогу накрасный свет. Вресторан.


        Яещё никогда небыл вресторане, поэтому очень нервничал. Янервничал, когда нас встречали упорога ипровожали застолик, нервничал, когда усаживался набархатный стул, нервничал, когда изучал меню величиной сдоску длясёрфинга. Нобольше всего я занервничал, когда увидел, сколько столовых приборов лежит скаждой стороны моей тарелки. Всего их было десять, ионазначении некоторых я мог лишь смутно догадываться. Хорошо, чтозаказывать мне ничего непришлось. Павлинов нашептал что-то официанту наухо, итот умчался выполнять заказ.
        Нампринесли прохладительные напитки. Яхотел колу, ноподали мне холодный зелёный чай. Онпах духами ибыл такой густой, чтовнём стояла ложка.
        - Ярад, чтоты мой сын, Витя, - сказал Лев Клементьевич, грациозно отпивая избокала, какнастоящий павлин.
        - Да? Апочему? - спросил я. Честно, ничего особенно радостного втом, чтоя его сын, яневидел.
        - Всегда хотел, чтобы мой сын пошёл помоим стопам!
        - Ноя несобираюсь идти потвоим стопам, - откровенно признался я. - Ямечтаю стать гонщиком «Формулы один» или, нахудой конец, изобретателем.
        - Ой,несмеши меня, - отмахнулся папа. - Стакими внешними данными тебе прямая дорога наподиум.
        - Аразве уменя есть внешние данные? - заинтересовался я. Признаться, явсегда считал себя мальчиком посредственным, смаленьким носом ихудыми ногами.
        - Вотувидишь, пройдёт пара-тройка лет, иты станешь знаменитым! Мыстобой исколесим весь мир! Париж, Милан, Токио, Нью-Йорк… Мыстанем первыми всвоём роде! Брат ибрат Павлиновы! Вернее, братья Павлиновы!
        - Вернее, отец исын, - поправил я своего размечтавшегося папашу.
        - Ах,невэтом суть! - Онопять отмахнулся отменя, какотнадоедливой мухи.
        Яхотел ему возразить, напомнить отом, чтомолодость невечна, чторано илипоздно наступит старость, иесли унего небудет нормального работящего сына, тонекому будет носить стаканы сводой. Нотут пришёл наш официант ипринёс закуски. Этобыли очень странные закуски - онивсе были разноцветные инеочень съедобные навид. Одна закуска была фиолетовая ипрямоугольная, авторая - вформе ярко-зелёной пирамиды.
        - Молекулярная кухня! - воздел палец кнебу Павлинов, отправляя врот что-то соранжевым дымком.
        - Какая? - непоняля.
        - Ну,экспериментальная, - неопределённо поводил он ввоздухе вилкой.
        - Понятно, - кивнул я, притворяясь, чтомне всё понятно. - Аможно кусочек хлеба?
        Папа хотел возразить, ноофициант был уже тут кактут. Онналил мне врозетку какой-то массы иубежал кдругому столику.
        - Чтоэто? - брезгливо понюхал я серое вещество.
        - Жидкий хлеб, тыже сам просил. Ноябы натвоём месте отмучного воздержался.
        - Аоно разве мучное? - Янедоверчиво покосился наподозрительный хлеб.
        Павлинов вздохнул:
        - Жидкий хлеб, мороженое изсельди, пельмени изпрозрачного теста, взрывающийся наязыке борщ, спагетти изхолодца - всёэто дело рук молекулярных волшебников, поваров, которые работают позаконам химии ифизики.
        Физику ихимию мы ещё вшколе непроходили, поэтому мне нечего было наэто возразить. Яуткнулся втарелку сквадратной синей яичницей.
        Попути домой Павлинов сувлечением рассказывал отом, чтоГадюкин - настоящий гад. Только он немне рассказывал, аКошкиной, которая звонила ему помобильному телефону, чтобы сообщить последние новости. Ая думал, чтоон гений, этот Гадюкин.
        - Как, онзабраковал моё портфолио? - кричал папа втрубку. - Ясейчас упаду безчувств! Воды мне, воды! Нет, мнесегодня уже нельзя! Да,аты что? Аон что? Аты? Аон?
        Яшёл рядом идумал отом, какая это всё-таки непростая работа - быть фотомоделью. Темболее длямужчин. По-моему, женщины как-то лучше приспособлены ктому, чтобы наних мерили одежду, надевали туфли скаблуками, апотом фотографировали. Ивообще, ониболее устойчивы ковсяким разным гадюкиным - всмысле психологически. Япосмотрел напапу (он плакал ирвал насебе пышные, красиво уложенные волосы) иотвсего сердца его пожалел. Лежал себе, лежал человек всаркофаге, никто его нетрогал. Атутя.
        Нет, надо было что-то сэтим делать. Второго такого денька напостной каше имолекулярной кухне я невыдержу. Темболее что назавтра Павлинов запланировал поход помагазинам одежды, ая этого терпеть немог. Потому что я никакой неутончённый, асамый простой. Яобыкновенный! Ипапа мне нужен такойже.
        Сэтой мыслью я прибавил шагу, чтобы поскорее добраться додома. Ночь мне предстояла долгая.


        Глава6
        Самая некомпанейская


        Дорогу кдому Будь-Благодарен-Бенджамина я нашёл удивительно легко - меня словно кто-то туда привёл наповодке. Старик открыл мне дверь инисколечко неудивился. Онкакбудто ждал меня. Явлез кнему через форточку и, разгладив набрюках невидимые складки, выложил всё начистоту:
        - Мненужен новый папа. Сэтим я жить немогу инехочу.
        - Спросить тебя позволь, почему? - женским голосом поинтересовался старик.
        - Мыслишком разные. Янеумею выщипывать брови иподбирать одежду подцвет глаз.
        Господин Бенджамин посмотрел наменя выжидающе, ноя больше ничего неговорил. Всёитак было ясно. Павлинов ия - вещи несовместимые. Точнее, люди. Ипапатекарь, разуж нато пошло, былобязан меня обэтом предупредить. Это, можно сказать, егопрофессиональный долг. Ноя нестал его нивчём упрекать. Всё-таки я боялся, чтоон разозлится инестанет менять мне папу.
        - Хорошо, - кивнул наконец папатекарь идобавил: - Следуй мнойза.
        Понимаете, главное втом, чтотеперь я был готов. Навсе сто! Другими словами, ясделал домашнее задание - плохонько сделал, на«троечку», новитоге вынес длясебя урок. Теперь я знал одно - искать папу нужно себе подстать. Вотчто я, например, люблю? Компьютеры, сетевые игры, поспать дообеда, повалять дурака. Ипапу мне надо такогоже! Чтобы сним ивогонь, ивводу, ивмедные трубы! Чтоб ив«Ассасин крид» вместе, ив«Майнкрафт» играть! Чтобы никто напробежки нетаскал инаддушой нестоял. Вобщем, папа мне нужен - компанейский. Авсё остальное - мелочи, которые человеку можно простить.
        Такдумал я, пока следовал загосподином Бенджамином. Вэтот раз дошли мы гораздо быстрей, аможет, мнетак показалось. Когда старик открыл дверь папатеки (вернее, онасама образовалась вразъехавшейся встороны стене) ия вошел внутрь, всёздесь было по-прежнему. Саркофаги стояли насвоих местах, папы спали беспробудным сном, иникто нехрапел. Ястал расхаживать между рядами ивсех хорошенько рассматривать. Ярешил неспешить, ноинетянуть резину, каквпрошлыйраз.
        - Насколько я понимаю, свыбором ты уже определился? - опять по-человечески заговорил папатекарь.
        - Да,мне нужен…
        - Обрати внимание наэтот экземпляр, - перебил меня господин Бенджамин. - Думаю, онтебя заинтересует.
        Старик подошёл ксаркофагу ввиде компьютера. Ятоже подошёл изаглянул внутрь. Наматрасе лежал, свернувшись калачиком, совершенно обыкновенный папа. Ничего примечательного внём небыло. Нетолстый инехудой, немаленький инеособенно крупный. Наголове унего рос жёсткий ёжик коричневых волос, который делал его похожим наполовую щётку.
        - Гм, - сказал я. - Если честно, мнехотелось кого-нибудь пооригинальней.
        - Между прочим, онпрограммист, - заметил господин Бенджамин. - Работает вкомпании попроизводству сетевых игр. Ведущий специалист!
        - Правда? - Яещё раз оглядел сног доголовы этого айтишника.
        - Бери, неошибёшься, - сказал папатекарь тоном базарного торговца сКавказа.
        - Аон небудет кормить меня молекулами? - навсякий случай спросил я. - Ато я итак худой.
        - Уверяю тебя, унего совершенно нет наэто времени.
        - Аиграть он сомной будет? Надёжного партнера вСети сейчас днём согнём несыщешь.
        - Нуразумеется, - кисло подтвердил старик.
        - Этохорошо. Этосамое главное. Акакего зовут?
        - Карл Витальевич Авторизаторов, сорок пять лет, вдовец, двое совершеннолетних детей.
        - Яего беру, - поспешно кивнул я, чтобы недать сомнениям сгуститься. - Договор подписывать будем?
        - Нет, тывсё уже подписал, - сухо ответил папатекарь иснова поспешил вытолкать меня задверь.
        Чтоэто нанего находит, всамом деле?
        - Акакже?..
        - Домой отправляйся, будет устроено всё, - словно золотая рыбка, пропел господин Бенджамин из-за двери.
        Имне ничего неоставалось, какего послушаться. Внадежде нато, чтозавтра утром всё будет хорошо.
        Проснулся я, когда уже было светло (какдобрался додома, яопять совершенно непомнил). Япосмотрел начасы - батюшки! Яже вшколу опоздал! Анна Емельяновна мне заэто голову оторвёт! Апапа вообще лишит карманных денег надва месяца вперёд! Амама…
        Тутя вспомнил, чтомамы уменя нет (вернее, онаесть, ноживёт наГалапагосских островах) ипапа тоже временно отсутствует. Всмысле, мойродной. Атот, которого я вчера впапатеке взял напрокат, - гдеон? Почему он меня вшколу неразбудил, какделают все нормальные папы? Япринюхался: нет, изкухни непахло гренками илияичницей. Пахло чем-то жжёным - инеизкухни, аизнашей гостиной.
        Яобул тапочки ипрямо впижаме пошёл назапах.
        Онсидел возле нашего домашнего компьютера ипаял. Отнего шёл дым коромыслом, ивкомнате было сумрачно.
        - Папа? - позвал я. Яхотел добавить укоризненно, чтоиз-за него я проспал первый урок, нопочему-то нестал. Что-то меня впоследний момент остановило.
        Карл Витальевич Авторизаторов обернулся, посмотрел куда-то мимо меня, апотом снова углубился впаяние.
        Ярешил его неотвлекать. Вдруг человек действительно занят? Ая тут сосвоей школой пристаю. Япочистил зубы, умылся, переоделся вдомашнее (науроки я решил сегодня неходить совсем) ипошёл накухню. Готовить нам завтрак.
        Вы,наверное, удивитесь, нозавтрак я готовил впервые вжизни. Явзял изхолодильника то, чтотам было (выбор уменя был невелик), ирешил сделать омлет. Явзбил яйца, покидал туда колбасных хвостиков исырных корок, покрошил лука, помазал сковородку маслом ивылил внеё свое крутое месиво. Только всё оно невошло. Если честно, японятия неимею, сколько нужно яиц длядвоих мужчин. Здраво рассудив, чтомного - немало, яиспользовал дляомлета всю дюжину. Поэтому длямоего кулинарного шедевра понадобилось три сковородки ичетыре конфорки (наодной закипал чайник).
        Знаете, ябуквально выдохся, пока готовил. Ивместе стем проникся глубоким уважением ковсем домохозяйкам мира заих нелёгкий, героический ичасто неблагодарный труд! Якрасиво сервировал стол длязавтрака, расставив мамины парадные тарелки, разложив приборы (почти каквовчерашнем ресторане) исалфетки. Янарезал хлеб треугольниками, разлил почашкам чай, достал изхолодильника розетку свареньем изалюбовался трудом своих рук. Ядаже успел чуть-чуть погордиться собой иподумать отом, что, наверное, явзрослею. Становлюсь старше, опытней имудрей. Ичто когда приедет мама, надо ей такойже завтрак устроить, темболее что теперь я вооружён опытом ивообще.
        Накухню вошёл Авторизаторов. Наносу унего были очки столстыми линзами, влевой руке - паяльник, авправой - мойноутбук. Вообще-то я сам хотел запапой сходить, сказать ему подчёркнуто вежливо: «Завтрак готов», - ипозвонить вколокольчик.
        Ноон лишил меня этого удовольствия.
        Новый папа уселся застол, развернул ноут (вообще-то я нелюблю, когда безспроса трогают мои вещи) и, неглядя втарелку, принялся есть. Большие куски омлета исчезали унего ворту, вто время какпапа неотрывался отэкрана компьютера.
        - Папа, тыпоешь сначала, - снажимом сказаля.
        Авторизаторов кивнул исшумом отпил изчашки. Ярешил его больше небеспокоить. Вконце концов, укаждого должно быть своё личное пространство. Может, человек стесняется? Может, онещё неосвоился вновой обстановке. Значит, надо ему помочь.
        - Вкусно? - сэнтузиазмом поинтересовалсяя.
        Онопять кивнул. Похоже, человек он неслов, адел. Этамысль меня как-то воодушевила. Яснетерпением ждал того момента, когда мы усядемся перед телевизором иначнём игру. Интуиция подсказывала мне, чтоАвторизаторов - мужчина непромах. Мнепридётся постараться, чтобы неразочаровать этого компьютерного гения. Отпредвкушения грандиозной игры уменя уже дрожали коленки, ноя всёже заставил себя поесть.
        Темвременем папа расправился сомлетом иположил себе новую порцию. Ядаже неуспел заним какследует поухаживать! Вотэто аппетит учеловека, японимаю! Меня пронизывало чувство глубокой благодарности кАвторизаторову, кэтому новому папе состаринным именем Карл. Ведь мой собственный папа ниразу, понимаете, ниразу вжизни непозволил мне прогулять школу. Темболее потакой смехотворной, сего точки зрения, причине, какфайтинг.
        Наконец он наелся, напился чаю и, отдуваясь, уставился наменя.
        - Ярад, чтотебе понравилась моя стряпня, папа, - скромно сказаля.
        Онмигнул. Яотчётливо увидел это через его очки столстыми линзами.
        - Неволнуйся, состола я приберу, - улыбнулся я какможно обворожительней. - Одну минутку, явымою посуду, имы можем приступать.
        - Кчему? - спросил мой новый папа ссомнением, ия впервые услышал его хриплый ангельский голос. Яего уже боготворил.
        Яснова улыбнулся папиной милой шутке. Этикомпьютерные гении - несамые общительные люди наземле. Нодлякрепкой стратегической связи между игроками это неимеет ровно никакого значения. Главное - быстрота реакции, скорость впринятии решений иготовность пожертвовать собой ради общего блага.
        - Предлагаю начать с«Космической дробилки», - драя ёршиком сковородку, начал рассуждать я. - Затем разомнёмся натрековых гонках иперейдём к«Спецназу против химиков». Уменя сегодня куча свободного времени!
        - Аразве тебе вшколу ненадо? - рассеянно уточнил папа. - Иливы теперь туда неходите?
        Янепонял, ктоэто «вы» икуда это «туда». Поэтому я просто сказал:
        - Неволнуйся, папа, насникто небудет отвлекать.
        Онвдруг встал иубежал, представляете? Изакрылся внашей гостиной назамок изнутри! Уменя даже сковородка изрук выпала оттакого поворота событий. Аподложечкой нехорошо засосало. Перед глазами мелькнула безгубая улыбка Будь-Благодарен-Бенджамина.
        Я,конечно, всёпонимаю. Такие люди, какмой новый папа, все - немного чудики. Нонедотакойже степени! Вобщем, ярешил, чтотак просто несдамся. Явытер руки полотенцем ипрошёл вкоридор. Япостучался вдверь гостиной - тихо, нонастойчиво.
        - Меня тут нет! - тонко крикнул Авторизаторов.
        - Агде ты? - Ярешил ему подыграть.
        - Янаработе!
        - Ошибаешься, тыусебя дома, папа, - решил напомнить емуя.
        - Уменя работы погорло, ребёнок! Пожалуйста, неприставай. Ясовершаю открытие.


        Ребёнок? Стоп, приехали. Мнеэто нравилось всё меньше именьше. Унего, значит, работа, акакже я? Если верить папатекарю (хотя делать это становилось всё труднее итруднее), главная его работа - воспитание родного сына. Тоесть приёмного. Тоесть меня! Такпричёмже тут какое-то открытие?
        - Папа, недури, - строго сказал я. - Тебя зачем сюда прислали? Чтобы следить замной. Мною заниматься, анемикросхемы паять!
        - Меня здесь нет, - снова отозвалсяон.
        - Послушай, папа…
        - Если ты будешь приставать, явызову полицию! - пригрозил он мне, иизгостиной запахло ещё сильней.
        Ах,значит, так? Ятак разозлился нанего, наэтого Авторизаторова, чторешил… решил… Ярешил уйти издома! Аон пускай тут сидит водиночестве, голодный ихолодный! Отопление унас какраз ещё невключили, аеды вхолодильнике нет. Ая… Ая вшколу пойду! Унас какраз сегодня открытый урок - ещёуспею. Всёравно идти больше некуда, авшутеры играть мне вдруг почему-то расхотелось. Темболее что телевизор унас вгостиной.
        - Нуикактам твой Павлинов? - спросил меня наперемене Бредик. - Ягляжу, тыпохорошел, брови вроде выщипал.
        - Отстань, - отмахнулся я отПерекусихина. - Анна Емельяновна меня искала?
        - Нет. Ясказал, чтоты вполиклинику пошёл сдавать анализы, апредупредить забыл.
        - Да? - Япосмотрела нанего удивлённо. Раньше таких благородных поступков заПерекусихиным я незамечал. - Спасибо, выручил.
        - «Спасибо» вкарман неположишь. - Бредик многозначительно подвигал бровями. Было ясно какдень, емунетерпелось услышать подробности моей личной жизни.
        - Нечего мне рассказывать, Бредик, - вздохнул я. - Павлинова я впапатеку вернул. Поменял надругого.
        - Что-то я неслышу радости втвоём голосе.
        - Радоваться тут нечему. Опять я свыбором промахнулся, ачто теперь делать, уманеприложу.
        - Ачем тебе новый папаня непонравился? Уменя вон - вообще никакого нет, ия нежалуюсь. - Перекусихин схрустом откусил отяблока.
        - Оннекомпанейский, - скупо ответиля.
        - Натебя, братец, неугодишь. Какая разница, компанейский - некомпанейский? Главное, чтобы отец был заботливым. Авсё остальное - детали, усёк? Ладно, пошёл я, мнеещё кзавучу надо зайти - прослушать мораль.
        - Усёк, - понуро сказал я ему вспину ипотопал наанглийский.
        Ядумал, чтоАвторизаторов мне неоткроет. Непустит меня домой ипридётся выманивать этого нелюдима какой-то хитростью. Нонет. Всёслучилось по-другому.
        Кактолько я нажал назвонок, дверь сгрохотом распахнулась, иКарл Витальевич буквально обрушился наменя скулаками.
        - Гдеты был? Гдеты шатался, ятебя спрашиваю?! - кричал наменя весь бордовый отгнева папа.
        - Впарке. Содноклассниками, - хмуро ответил я, переобуваясь вдомашние тапочки.
        - Ах,вот оно что?! - взвизгнул Авторизаторов. - Тыбыл впарке, ая втоже самое время был брошен напроизвол судьбы?
        - Вкаком смысле? - Янепонял. Какая его муха, всамом деле, укусила?
        - Всёто время, пока ты, ребёнок, развлекался сдрузьями впарке, качался накачелях, прыгал набатутах, стрелял помишени изружья, строил рожи вкривые зеркала, катался наамериканских горках… - Онвдруг замолк, набрал врот побольше воздуха ипродолжил: - Словом, пока ты предавался бессмысленным, пустым ивульгарным развлечениям, ясидел взаперти безглотка воды впересохшем горле икуска еды впустом животе!
        - Спокойно. - Яотодвинул папу Карла кстеночке ипрошёл накухню. Онпобежал замной. - Во-первых, ятебе никакой неребёнок, аВитя. Витя Половинкин, твой сын десяти споловиной лет. Порабы уже знать. Во-вторых, никто тебя инедумал запирать. Отнюдь, еслибы ты решил прогуляться, например вмагазин захлебом имолоком, - тутя посмотрел нанего сукоризной, - тебя никтобы неостановил. И,в-третьих, тычто, всамом деле незнаешь, каквключить кран?!
        - Какой кран? - растерянно заморгал папа.
        - Водопроводный! Откуда берётся вода, тебе хотябы известно?
        - Разумеется, изпочвы! - свызовом парировал Авторизаторов.
        - Рррр! - прорычал я, заглядывая вхолодильник. Тампо-прежнему было шаром покати.
        - Мыбудем сегодня ужинать? - снадеждой спросил папа инежно наменя посмотрел.
        - Аты сомной потом поиграешь?
        - Да, - быстро кивнулон.
        - Ладно. Нозавтра ты будешь питаться сам. Здесь тебе нересторан ушеф-повара. - Сэтими словами я полез вплиту, тамумамы хранились кастрюли.
        Ятвёрдо решил сварить суп. Корнеплоды унас, покрайней мере, ещёбыли. Неголодомже морить собственного отца.


        Глава7
        Самая чистая


        - Забирайте его обратно, - было первым, чтоя сказал папатекарю, когда тот открыл мне дверь.
        - Вдело чём?! - по-женски воскликнул старик инахмурился. Кажется, яначинал ему надоедать.
        - Втом, чтоя просил компанейского папу! Авы мне какого подсунули? Онже нелюдимый, какснежный человек! Даещё ипатологический врун! Обещал мне после ужина сыграть в«Контртеррор», асам закрылся вмаминой спальне ипритворился, чторешает теорему!
        - Тебя наугодишь не, - поморщился господин Бенджамин.
        - Давы даже непробовали мне угодить! Подсовываете каких-то бракованных пап всё время! - кричал я, пытаясь протиснуться вфорточку.
        - Тихо, шуми не, - старик беспокойно поглядел посторонам. - Пролезай скорее, меня усегодня мало времени.
        - Авы что, куда-то собрались? - полюбопытствовал я. Этобыло странно: надворе глухая ночь, аон куда-то спешит.
        - Меня увстреча. - Папатекарь покосился наручные часы. Ониунего были, кажется, песочные. Илия плохо разглядел впотьмах.
        - Вытолько меня неподгоняйте, дайте спокойно выбрать. Счувством, столком, срасстановкой, - инструктировал я его, шагая попятам знакомыми бальными залами иусыпальницами. - Поймите, мненужен папа заботливый, - рассуждаля, памятуя онедавнем разговоре сПерекусихиным. - Такой, чтобы икормил меня, ипоил, иуроки заменя делал. Чтобы он купил мне планшет ивсегда тихонько прикрывал засобой дверь, когда я сижу Вконтакте истрашно занят. Чтобы целовал меня наночь влоб, заправлял поутрам постель, разрешал пить кока-колу изавести обезьянку. Выпонимаете, очём я толкую?
        Мневсё казалось, чтоон меня непонимает. Чтомы говорим состариком наразных языках иникак неможем договориться.
        - Понимаю, - кивнул папатекарь, посвоему обыкновению взглядом раздвигая стены склепа.
        - Яочень навас надеюсь, - сказал я, упирая на«очень».
        Всклепе всё было по-прежнему. Бесконечные ряды разнокалиберных саркофагов уходили вдаль, выбирай - нехочу. Яхотел. Яочень хотел! Нопросто когда перед тобой такой грандиозный выбор, тысовершенно забываешь, чтоименно тебе надо. Зачем ты сюда пришёл, вернее, закем. Ну,вот представьте себе: заходите вы, скажем, вкондитерскую зашоколадкой. Атам, навитрине, огромный кремовый торт, арядом сним - ещёодин, только лимонный. Итаких тортов вкондитерской - целая витрина ихолодильный шкаф! Этопомимо пирожных, кексов, слоек имаффинов. Яуже молчу оконфетах ибулочках. Теперь вы чувствуете то вселенское напряжение, которое я чувствовал впапатеке? То-тоже.
        - Выбирай, - поторопил меня папатекарь.
        Уменя моментально разболелся живот. Онвсегда уменя болит, когда я очём-то переживаю. Яоголтело забегал между рядами, словно какой-то петух сотрубленной головой. Язаглядывал всаркофаги, новидел перед собой одно итоже: спящих мужчин приблизительно одного роста ивприблизительно одинаковой одежде, заредким исключением. Какже их различить? Понять, чтовот этот, например, мужчина сбородой станет мне заботливом отцом, атот - сусами - совсем наоборот?
        - Хватит, остановись, - сказал вдруг господин Бенджамин. - Такты ровным счётом ничего недобьёшься, только ещё сильнее запутаешься.
        - Ичтоже мне делать? - спросил я, чуть неплача.
        - Тыможешь воспользоваться моим советом, - спокойно ответил он иопять покосился начасы.
        - Ладно, - вздохнул я. - Только, пожалуйста, советуйте мне что-нибудь стоящее. Некаквпрошлый ипозапрошлыйраз.
        Папатекарь проигнорировал мою обидную реплику.
        - Обрати внимание наэтого мужчину средних лет, - молвил он, подходя ксаркофагу ввиде пирожка.
        - Так-так, акто это? - заинтересовался я. Пирожок мне уже нравился - оннастраивал меня нахорошие мысли.
        - Хозяйкин Иван Иванович, тридцать восемь лет, женат, четверо детей.
        - Апопрофессии?
        - Иван Иванович - профессиональный домохозяин, - сгордостью сказал господин Бенджамин. - Стирает, гладит, готовит ипылесосит он воистину виртуозно!
        - Всамом деле? - Этот Хозяйкин нравился мне всё больше ибольше. - Ачто, оннескандалист? Скулаками наменя небудет бросаться? - навсякий случай спросил я, вспомнив вчерашнюю некрасивую сцену сАвторизаторовым.
        - Иван Иванович добрейший человек, - заверил меня папатекарь. - Онстанет тебе заботливым отцом, вотувидишь.
        - А…
        - Атеперь мне пора. Яже сказал, уменя важная встреча.
        - Ясно, - кивнул я, нежелая больше задерживать старика. Всё-таки он отличный малый, этот Будь-Благодарен. Яему насамом деле был ужасно благодарен зато, чтоон опять мне навстречу пошёл. Аведь могбы ивытолкать взашей - условия договора это позволяют.
        Янаскоро попрощался ипобежал домой. Завтра всё будет хорошо, теперь уж наверняка.
        Разбудил меня чудесный аромат свежеиспечённых булочек. Ядаже сначала решил, чтоэто мама вернулась. Онавсегда, когда приезжает изкомандировки, балует нас спапой булочками.
        Накухне уже вовсю хозяйничал Иван Иванович. Онбыл румян, гладко выбрит, самую капельку пухловат ипребывал вотменном настроении. Этосразу бросалось вглаза.
        - Витенька! Добрейшее утречко, сынок! - обрадовался он мне какдорогому единственному сыну. - Умывай личико, мойручки искорее застолик! Булочки тебя уже заждались! - Тутмой папа радостно рассмеялся, ия заметил, какой унего ворту розовый язык ибелые-пребелые зубы.
        - Яуже умылся, - тоже радостно сказал я, усаживаясь настул.
        - Молодчинка! - обрадовался Иван Иванович иопять захохотал. - Тебе чайку смолочком илислимончиком?
        Яудивился, чтовнашем доме завелись молоко илимоны, новида непоказал.
        - Аможно какао?
        - Разумеется, малыш!
        - Акока-колы?
        Иван Иванвич нахмурился, новсего лишь наминутку.
        - Кока-колкой тебя побаловать? - Онподмигнул мне левым глазом. - Упапочки какраз есть бутылочка начёрненький денёк!
        Хозяйкин действительно достал изхолодильника бутылку сколой иналил мне полный стакан.
        - Спасибочки, - сказал я, принимаясь забулочки.
        Онибыли необыкновенные, этибулки! Пышные, ещётепленькие исразными начинками! Ятакой вкуснятины сто лет неел.
        - Объедение! - похвалил я моего нового папу.
        Онсидел напротив меня, уложив наруки тройной подбородок и, кажется, любовался тем, какя ем. Оннаменя просто наглядеться немог!
        - Кушай, кушай, сынок. Анаобедик я сварю борщик изапеку курочку.
        Жизнь сИваном Ивановичем мне начинала нравиться. Онабыла радужная эта жизнь, начиная сраннего утра, полная улыбок, положительных эмоций ибулочек. Покрайней мере, сним я отъемся, атам поглядим. Вродебы он хороший малый.
        - Всёбыло очень вкусно. - Ятак объелся, чтоедва вылез из-за стола. - Ну,мне пора вшколу.
        - Конечно-конечно, ятебя провожу! - оживился Хозяйкин.
        - Ненадо, - молниеносно отреагировал я, накидывая куртку. - Мыссоседом вшколу ходим, извторого подъезда.
        - Адорожку вам нужно переходить? - озабоченно спросил папа, ссилой приглаживая мне ладонями волосы.
        - Всего одну.
        - Будь осторожен, сынок! - Сэтими словами он звонко поцеловал меня влоб, оставив нанём мокрый след, иотворил дверь.
        - Ладно, пока! - Ямахом слетел напролёт вниз, чтобы нецеловать его вответ.
        - Ялюблю тебя, слышишь?! - громко крикнул Хозяйкин мне вслед. - Люблю, Витенька!
        Толькобы его никто неуслышал, кроме меня.
        Перекусихин был сегодня какой-то нетакой. Онмолчал всю математику. Слушал учительницу, решал примеры имолчал, представляете? Нислова мне несказал! Неспросил даже, кактам поживает мой новый папа. Этобыло странно. Такнепохоже наБредика!
        Нарусском всё было точно также. Мыписали диктант, причём Перекусихин писал его сам - комне втетрадку незаглядывал инесписывал. Акогда я попытался посмотреть, чтоон там намарал, онзагородился локтем иукоризненно мне сказал:
        - Списывать нехорошо.
        Ничего себе! Этоон мне говорит! Яспросил унего набольшой перемене:
        - Перекусихин, тычто, заболел?
        - Счего ты взял? - сказал он, отправляя врот сосиску втесте.
        - Тыкакой-то сегодня тихий. Просто сам несвой. Ниочём меня нерасспрашиваешь. Тебе что, неинтересно?
        - Витя, твоя жизнь - этотвоя личная жизнь, - серьёзно ответил Бредик, ия чуть неупал состула.
        Дело втом, чтодляПерекусихина такого понятия, какчья-то личная жизнь, впринципе несуществует. Всете годы, чтоя его знаю (спервого класса почетвёртый включительно) он только иделал, чтосовал нос вчужие дела. Выуже знаете, ярассказывал. Хлебом его некорми, дайтолько взамочную скважину подсмотреть иливокно - затем, какчья-нибудь мама счьим-нибудь папой ссорятся. Илиподслушать, какчей-нибудь дедушка счьей-нибудь бабушкой ругают правительство начём свет стоит. Поэтому сегодняшние его откровения стали дляменя полной неожиданностью. Ядаже немного обиделся нанего - заполное отсутствие интереса кмоим насущным проблемам спапами.
        - Значит, тебе совершенно неинтересно, чтоуменя очередной новый папа? - уточнил я, пытаясь разжечь его любопытство.
        - Именнотак.
        - Ито, чтоон печёт самые вкусные насвете булочки тоже?
        Перекусихин помолчал.
        - Неинтересно.
        - Нопочему?! - Яотказывался верить своим ушам.
        - Потому что уменя теперь своя личная жизнь, Половина. Имне нет дела дочьей-тоещё.
        Воткак. Хм. Ятоже помолчал, переваривая услышанное. Если честно, меня разобрало страшное любопытство, чтотам унего зажизнь такая, полная захватывающих приключений исекретных неожиданностей? Ноя тоже унего ничего расспрашивать нестал. Больно надо! Онпросто строит изсебя, вотивсё.
        - Ладно, Перекусихин, иди - живи своей загадочной жизнью, ая нафизкультуру пошёл (уБредика отфизкультуры освобождение).
        Яразвернулся идействительно пошёл медленным шагом. Явсё ждал, чтоон одумается ипойдёт замной, начнёт срасспросами приставать какобычно. Нонет. Онпошёл вмужской туалет, доставая изкармана мобильный ичитая СМС-сообщение. Интересно знать, откого?
        Подороге домой я всё понял. НашПерекусихин влюбился! Водела! Просто умора! Вотиходит, напускает насебя загадочность. Ондаже встоловую сегодня неходил. Может, решил похудеть?
        Адома меня ждал королевский обед. Мойновый папа расстарался наславу. Онсдержал своё отцовское слово идействительно сварил мне борщ ипожарил курицу. Аещё наготовил целую кучу разных салатов, закусок инадесерт подал торт «Наполеон», мойлюбимый!
        Нонепищей единой жив человек, хотя это тоже немаловажно. Ярешил поговорить спапой подушам. Узнать его поближе, понять, чтоон зачеловек. Новместо того чтобы поболтать часок-другой застаканчиком кока-колы (какмы нередко делали смоим родным папой), ондостал изкладовки моющий пылесос ипринялся пылесосить. Пропылесосив внашей квартире всё, включая диваны спортьерами, онстал мыть полы, потом протирать пыль влажной тряпочкой, драить окна, скрести ванну ираковину, начищать кафель игазовую плиту, перемывать посуду (включая ту, чтобыла уже вымыта), снимать паутину слюстр, протирать книги вмаминой библиотеке итак далее, итому подобное. Когда он взялся замой ноутбук, собираясь помыть его смылом, яневыдержал.
        - Папа! - крикнул я, выхватывая изего работящих рук мой компьютер. - Тыможешь хоть наминутку остановиться?
        - Сейчас, сейчас, - виновато улыбнулся он. - Воттолько бельишко постираю.
        Бельишко?! Мнестало скучно, просто смертельно. Какая-то чёрная тоска вдруг сковала моё бедное сердце. Ясмотрел, какмой новый папа, вооружившись отбеливателем, стирает вручную мамины наволочки, ичуть неплакал. Ячто, опять промахнулся? Снимже, кроме каши, ничего несваришь! Снимже, кроме жареной курицы, ниочём непоговоришь! Ясделал ещё одну попытку установить сХозяйкиным эмоциональный контакт.
        - Папа, расскажи мне освоём детстве.
        - Одетстве? - встрепенулся он, ивомне зажглась искорка надежды.
        - Нуда. Вкакие игры ты, например, любил играть, когда был вмоём возрасте?
        - Вдочки-матери. - Онотложил наволочку накраешек таза инаминутку задумался. Мечтательная дымка заволокла его глаза, аполицу блуждала рассеянная улыбка.
        - Понятно. - Ясник. Играть сним вдочки-матери уменя небыло никакого желания.
        Ноя решил дать папе ещё один шанс. Последний.
        - Япойду водвор, погуляю.
        - Надень шапочку! - сразу оживился Хозяйкин. Кажется, онтолько иждал, какбы выпроводить меня изсобственного дома. Чтобы никто ему прибираться немешал.
        Папа застегнул меня досамого подбородка навсе пуговицы ивытер мненос.
        - Будь умницей. - Онснова поцеловал меня влоб икрепко прижал ксебе, словно провожая навойну.
        - Непременно, - заверил я. Посмотрим, чтопроизойдёт после ужина. Всё-таки я ещё питал надежды наего счёт.
        Когда я вернулся спрогулки (два часа я только иделал, чтосидел поддождём, накачелях, вполном одиночестве) промокший донитки иуставший, какбоевой слон, накухне меня ждало жаркое избаранины скартофелем по-французски. Есть я совершенно нехотел, поэтому, сказавшись больным, сразу прошёл ксебе вкомнату.
        Янадел пижаму илёг, решив почитать что-нибудь. Неновостную ленту инестатусы друзей, ачто-нибудь новенькое. Книжку, чтоли? Явзял сполки единственную книжку, которая там была, иоткрыл её насередине. Точно, библиотечный «Остров сокровищ». Яего полгода назад читал, апотом бросил. Исдать забыл! Интересно, какон там? Неостров, конечно, апапа. Спит, родной, всаркофаге, неведает, чтотут сего бедной кровиночкой происходит, какие драматические события переполняют мою непростую жизнь.
        Книжка оказалась довольно интересной. Особенно мне понравился этот Джон Сильвер, одноногий пират, унего ещё наплече всё время сидел попугай. Вотбы мне такого папаню! Ух,мыбы сним устроили соседям весёленькую жизнь!
        - Тук-тук-тук! - сладко пропел из-за двери Иван Иванович. Ая пронего уже, признаться, забыл - зачитался. - Витенька, ктебе можно?
        - Входи, - разрешиля.
        - Ятебе молочка подогрел ияблочко почистил. Покушаешь? - снадеждой спросил папа.
        Неужели он думает, чтоесли будет меня пичкать чем попало, какфаршированную утку, яего сильней полюблю?
        - Спасибо. Яуже почистил зубы, - безжалостно ответиля.
        Иван Иванович заметно сник. Онхотел мне что-то сказать, но, кажется, немог подобрать нужных слов. Весь его словарный запас ограничивался кулинарными рецептами иинструкциями похимчистке ковров.
        - Зубки, да? - наконец изрёкон.
        Этого я уже вынести немог. Всеэти зубки, борщики ипоцелуйчики влобик меня ужасно раздражали. Яхотел накричать нанего, наэтого несчастного домохозяина, инакричалбы. Но,признаться, мнеего было жалко. Жалостливый я, иногда даже чересчур. Япосчитал вуме додесяти исказал гробовым тоном:
        - Спокойной ночи, девочки имальчики. - Ивыключил свет.
        Онещё немного постоял напороге моей чистой-пречистой комнаты, потом тяжело вздохнул иотправился накухню. Кажется, драить кастрюли.


        Глава8
        Самая непредсказуемая


        Ястоял посреди склепа, невсилах решить, когоже мне всё-таки надо. Язнал, японимал, чтоскоро ангельское терпение самого терпеливого папатекаря вмире подойдёт кконцу. Имне надо было успеть сделать последний выбор. Да,насей раз я поклялся, чтоон будет последним. Лишь наэтом условии господин Будь-Благодарен-Бенджамин разрешил мне пройти внутрь.
        - Высегодня никуда неторопитесь? - навсякий случай уточниля.
        Папатекарь устало покачал головой.
        - Отлично. Тогда я поброж уздесь полчасика? Всёобмозгую?
        - Мозгуй, - согласился старик. - Ноучти, больше утебя такой возможности непредставится. Такчто мозгуй хорошенько.
        Никак немогу привыкнуть кего женскому голосу. Папатекарь вышел изсклепа, взглядом затворив засобой дверь, ия остался вполном одиночестве. Вернее, янеправильно выразился - всклепе нас было несколько тысяч человек. Ивсё равно я почему-то ощущал себя страшно одиноким. Интересно, агде тут мой папа лежит? Всмысле, мойнастоящий папа, родной?
        Явстал нацыпочки, пытаясь заглянуть внесколько склепов сразу, нотщетно. Яего тут ненайду. Этовсё равно что встоге сена искать иголку. Номеня, если честно, впоследнее время всё больше волновала его судьба. Какему спится, удобноли? Мягкаяли унего подушка? Неслишкомли низкая температура всаркофаге? Мненехотелось, чтобы папа тут уних простыл ислёг своспалением лёгких. Потому что вэтом былабы моя вина. Именно моя, анечья-то. Ачто, если папа уних тут насамом деле умер? Илежит теперь мёртвый подстеклом, апроэто никто недогадывается?! Отужаса я покрылся холодным потом истал задыхаться. Мненатурально воздуха перестало хватать!
        Яподбежал ктому месту, гдебыла дверь, изабарабанил встену:
        - Эй! Откройте! Господин Бенджамин, выменя слышите?
        Язамолчал иприслушался. Никого. Мневдруг показалось, чтокто-то наменя пристально смотрит - оттуда, изкрайнего саркофага. Ярезко обернулся, готовясь ксамому страшному,но…
        Всёбыло по-прежнему. Ниодин изпап нешелохнулся. Онитакже неподвижно лежали вкаменно-стеклянных ящиках идышали ровно. Аведь они, вседоединого - чьи-то родные папы. Вотипапатекарь говорит, чтоукого-то двое детей, укого-то целых четверо илипятеро. Какже они сюда попали? Неужели их собственные дочери исыновья отказались отних добровольно? Аведь те, наверное, любили их, своих маленьких неблагодарных детишек.
        Явдруг покраснел доушей. Только неспрашивайте почему. Всёравно нерасскажу.
        Ладно. Ятряхнул головой. Дождусь старика, адальше вместе будем разбираться. Ясел вуголок накорточки имоментально заснул.
        Проснулся я оттого, чтокто-то сильно ущипнул меня занос. Яойкнул, открыл глаза иувидел папатекаря. Онстоял наклонившись идемонстрировал мне свою редкую расчёску, вернее, зубы. Чтоэто он так разулыбался?
        - Тыподумал?
        Якивнул.
        - Окончательно определился свыбором? - Яуже видел, какон потирает свои отстёгивающиеся руки впредвкушении, чтоскоро отменя избавится навсегда.
        - Определился, - поддакнул я, вставая скорточек. Ноги уменя затекли игудели. - Яхочу забрать своего папу.
        Улыбка моментально исчезла сбезобразного лица.
        - Вкаком смысле?


        - Втом смысле, чтоверните мне моего родного папу, пожалуйста. Ия вас больше никогда непотревожу. Клянусь своей селезёнкой!
        - Зачем мне твоя селезёнка? - страшно закричал папатекарь. - Тыдоговор подписал! Заметь, собственноручно! Никакого папу я тебе возвращать небуду. Точка.
        - Почему? - изумился я. - Онже мой папа, собственный. Яже давал вам его напрокат. Атеперь хочу забрать. Всёпо-честному! ВашИван Иванович мне тоже ненужен, заберите его отменя, пожалуйста. Онмне уже надоел.
        - Этоменя неволнует. Ятак изнал! Язнал, чтоничем хорошим это незакончится! - бушевал папатекарь. - Мневообще неследовало тебя сюда пускать. Таких наглых, испорченных инеблагодарных мальчишек, какты, свет ещё невидывал!
        - Зачемже вы так? - обиделся я. - Ненадо обзываться. Яже навас необзываюсь.
        Ноон меня неслушал. Онвсё кричал, кричал отом, какой я жалкий, невоспитанный, избалованный, глупый, самонадеянный инепризнающий авторитетов мальчишка. Явжизни неслышал осебе столько ужасных слов! Папа смамой никогда себе такого непозволяли.
        Старик вдруг замолчал исхватился засердце. Онсейчас умрёт! Чтоделать?
        - Вытолько неволнуйтесь! - Ябросился кнему, чтобы поддержать залокоток (нанём были какие-то шурупчики). - Может, вызвать «скорую»?
        - Нет! - крикнул господин Бенджамин. - Мнеуже легче.
        Оннемного подышал носом, апотом спросил ледяным тоном:
        - Тыбудешь менять папу?
        - Только насвоего собственного.
        - Этоневозможно.
        - Нопочему?!
        - Потому что твоего папу уже забрали.
        Глава9
        Самая жуткая


        Сначала я даже непонял, чтоон имеет ввиду. Какзабрали? Куда? Ктопосмел?
        - Ачто ты думал? - ехидно спросил папатекарь. - Такие замечательные папы, кактвой, уменя незалёживаются.
        - Как? Тоесть его кто-то взял изабрал? Всвою семью?
        - Нуда, ачто такого? - буднично переспросил старик. - Этоже папатека, анеморг. Здесь тебе немузей идаже небиб лиотека, вкоторую нынче никто неходит. Приличные папы теперь - ходовой товар.
        - Товар?! - ужаснулсяя.
        - Нетовар, конечно, - поспешил добавить старик, - аэкземпляр проката, если выражаться точней.
        - Так. Мневсё понятно. Тогда я сам разберусь, - решительно сказал я. - Вымне только адрес скажите - тех, ктоего забрал. Онже вкакой-то семье?
        - Вотименно.
        - Вкакой? - Ятребовательно нанего уставился.
        - Этоконфиденциальная информация.
        - Вычто, надо мной издеваетесь? Сначала выманили уменя папу, атеперь нехотите отдавать обратно?
        - Смею тебе напомнить, чтоты отдал мне его добровольно. Идоговор подписал.
        - Дачихать я хотел наваш договор! Отдавай мне папу, обманный гнусник! Тоесть гнусный обманщик! - Отволнения я тоже стал путать слова.
        - Инеподумаю.
        Вотчаянии я накинулся нанего скулаками, нововремя вспомнил, чтопередо мной пожилой человек.
        Онвдруг цепко схватил меня заворотник иснеожиданной силой поднял вверх. Яповис изавертелся наего протезе, какшальная собачонка.
        - Послушай, Витя, - вкрадчиво зашептал он мне прямо влицо, - всёкончено. Папу ты уже невернёшь. Аесли будешь шуметь, яприму исключительные меры.
        Янезнал, какие именно исключительные меры он имеет ввиду, норешил нерисковать.
        - Ладно, явсё понял. Опустите меня напол, пожалуйста. Ябольше так небуду, - сказал я какможно правдоподобней.
        - Вотиславно, - обнажил свою расчёску старик. - Ярад, чтомы наконец нашли общий язык.
        - Ятоже.
        - Кстати, последний выбор всё ещё затобой. Если ты, конечно, непередумал.
        - Отчегоже? Янепередумал. Меняю Хозяйкина Ивана Ивановича на… вобщем, хоть накого. Махнёмся неглядя, да? - Ятоже ему насильственно улыбнулся.
        - Разумеется. Ноэто твой последний раз, - напомнил старик. - Сзавтрашнего утра двери моей папатеки длятебя закрыты. Навсегда.
        - Явсё понял, - заверил я старикана.
        - Втаком случае уменя длятебя есть подходящий вариант. Признаться, ядавненько приглядел его именно длятебя.Но…
        - Ночто?
        - Нодумал, чтовсё как-нибудь обойдётся.
        - Ладно, показывайте ваш ненаглядный вариант. Ато уже скоро утро.
        Господин Бенджамин подошел ксаркофагу, стоявшему усамого входа всклеп, иторжественно объявил:
        - Железобетонов Борис Гаврилович, двадцать девять лет, вразводе, имеет сына.
        - Железобетонов? - Позагривку уменя пробежал холодок.
        - Ачто тебя неустраивает? Унего, между прочим, чёрный пояс покарате.
        - Нет, нет, всёменя устраивает. Пускай будет Борис Гаврилович.
        - Непадай духом, - посочувствовал мне старик. - Онвыкует изтебя отличного парня, вотувидишь.
        - Угу, - подавленно кивнуля.
        - Атеперь ступай. Сновым папой ты увидишься утром. Прощай.
        - Прощайте. Можно, яувас втуалет схожу?
        - Покоридору направо, апотом налево. Только там слив неработает.
        Мнебыло всёравно, работает он илинет. Главное сейчас было - найти адрес тех, ктозабрал ксебе моего папу. Икажется, язнал, гдеего искать. Разумеется, невтуалете, авкартотеке - той, которая была увхода. Яеё ещё впервый раз заметил, среди всех этих книжных полок истеллажей.
        Ясвернул направо, апосле налево - натот случай, если старик замной следит. Наминутку зашёл втуалет, вымыл руки, апотом стремглав помчался квыходу.
        Картотека упапатекаря была колоссальная. Наверное, уменя ушлабы целая вечность нато, чтобы пересмотреть все адреса. Ноя мальчик сообразительный, поэтому сразу догадался, чтоискать надо поалфавиту. Фамилия уменя иупапы - Половинкин, следовательно, мненужна букваП. Япобежал вдоль высоких деревянных шкафов смиллионом, наверное, ящичков.
        А… - читал я находу.
        Б… - показалась вдали.
        В… - замаячила нагоризонте.
        Ж… - яуже начал задыхаться.
        И… - сердце вгруди бабахало, какбарабан.
        К… - когдаже я доберусь?
        Н… - силы мои наисходе!
        О… - всё, сейчас упаду иумру.
        П - нунаконец-то! Ядобежал дозаветной буквы исвалился напол. Такбыстро идолго я бегать непривык, поэтому нато, чтобы восстановить дыхание, уменя ушла целая минута. Невероятным усилием воли я заставил себя подняться иоткрыл заветный ящик.
        - Павелев, Павленко, Павлинов…
        Интересно, этотот самый? Явынул изящика коричневую карточку ипрочёл. Точно! ЛевКлементьевич Павлинов! Мойбывший папа! Вотиадрес упапавителей: ул. Шишкина, дом5, квартира 22. Нашадрес! Значит, янаверном пути. Ясудорожно стал листать карточки дальше.
        - Павлюнок, Паняшкин, Паромщиков, Пастушков, Пельменев, Пингвинов, Пируэтов, Поворов, Половинкин!
        Половинкин Максим Ильич, кандидат биологоческих наук, сорок лет, женат, имеет сына. Точно, этомой папка! Так-так, читаем дальше. Характеристика личности: сангвиник (живой, уравновешенный, выдержанный, сохраняет самообладание всложной обстановке). Речь - громкая, быстрая, отчётливая. Общителен, легко входит вколлектив, быстро включается вновую работу ибыстро переключается нановую работу. Инициативен, новрешениях часто несобран илегкомыслен. Характер покладистый, отзывчивый…
        Чембольше я читал прособственного папу, темсильнее недоумевал. Какже я раньше всего этого незамечал? Всех этих замечательных иредких качеств? Вечно нанего дулся инедооценивал. Онже уменя просто золото, мойпапочка! Самый лучший папа вмире! Ипривсём приэтом онмой!
        Тутя похолодел, вспомнив, чтоникакой он уже немой, ачей-то. Кто-то забрал его ксебе, и, какпить дать, живётся папе теперь несладко. Надо скорее его выручать!
        Янестал дальше читать - хотя там много ещё хороших слов промоего папу было написано. Яибезсопливых папатекарей всё знал. Мненужен был лишь адрес упапавителей. Авот ион: ул. Тупик Пессимизма, дом1/2.
        Хм,игде это унас такой тупик? Янезнал, совершенно неимел понятия. Яещё раз прочёл название улицы, чтобы ничего неперепутать, иуже повернулся квыходу (донего оставалось каких-то двадцать метров), каквдруг…
        - Чтоздесь делаешь ты? - Господин Будь-Благодарен-Бенджамин стоял отменя втрёх шагах, ивид унего был какугрозовой тучи. Ондаже какбудто посверкивал.
        - Простите, ноя опять заплутал, - развёл я руками, улыбаясь какдурачок.
        Япоглазам видел, чтоон неверит ниединому моему слову.
        - Видители, уменя прихватило живот, апотом я решительно сбился спути, - витиевато признался я. - Увас тут запутаться немудрено, - дляпущей правдоподобности я взялся заживот ипоморщился. - Мнебольно.
        Папатекарь бездушно отодвинул меня всторону изаглянул вкартотеку. Хорошо, чтоя ящичек успел закрыть!
        - Вмоей картотеке ты рылся! - страшно закричалон.
        Ой,значит, неуспел.
        - Чтовы, ябы никогда себе этого непозволил!
        Онвдруг стал надуваться. Знаете, прямо каквоздушный шар! Оннаглазах становился всё больше, больше икруглей. Ятакого ужаса вжизни невидел! Эточто, какой-то фокус? Лицо мне его тоже непонравилось. Оноираньше меня непривлекало, нотеперь казалось особенно безобразным. Лягушачьи глаза окончательно разъехались встороны, редкие зубцы один задругим выпали изорта, носпровалился внутрь, ащёки стали такой величины, чтоскоро занялибы собой всю комнату. Аона была немаленькая! Руки упапатекаря отвалились, ивместо них измясистого тела высунулись две когтистые лапы.
        - Тебе конеееец, - скрежетнуло вушах, какпометаллу, иотвратительная гигантская сущность двинулась прямо наменя.
        - Яничего нетрогал, клянусь! - Япопятился кдвери.
        - Врё-ё-ёшь, неуйдё-ё-ёшь… - Звук изпапатекаря доносился, словно изстарого дедушкиного граммофона - тихий ипотрескивающий.
        Ончто, решил меня убить? Илиэто какой-то злой розыгрыш? Просто я себе представить немог, чтооднажды, врасцвете лет, погибну вот так - вкривых лапах надувного монстра, осуществовании которого простые люди даже недогадываются. Этобыло так неправдоподобно, чтомне неверилось впроисходящее.
        Итут он схватил меня заногу.
        - Чтовы делаете? Больноже! - заорал я, брыкаясь изовсехсил.
        Кажется, язаехал ему пяткой вглаз. Совершенно случайно, ядаже нецелился! Папатекарь взвыл итутже отменя отцепился. Вмгновение ока я подскочил кдвери истал карабкаться кфорточке. Вмоём распоряжении было каких-то пять секунд. Явесь скукожился, стараясь протиснуться через узкое отверстие. Ядаже успел скинуть ботинки ишвырнуть их вэтого бармалея! Через мгновение я уже был поту сторону, вподъезде! Свобода, ура! Ноя нестал ликовать. Ябросился полестнице вниз, памятуя отом, чтобежать ещё двести пролётов, иприпустил наутёк.
        Лишь оказавшись снаружи, японял одну простую вещь: только что я собственноручно избежал самой нелепой смерти завсю историю человечества.


        Глава10
        Самая драматичная


        - Виктор, вставай! - прогремело где-то надухом.
        Ярешил, чтоэто мне всё ещё снится кошмарный сон пронадувное чудовище сотпавшими протезами, и, накрывшись подушкой, беспокойно продолжил спать.
        - Ядва раза предупреждать небуду, - прогрохотало через минуту, инаменя обрушился проливной дождь. Просто ледяной!
        Явскочил спостели ивовсе глаза уставился натого, ктоэто сделал. Натого, ктоокатил меня изковшика сголовы доног!
        Этобыл Железобетонов, яего сразу узнал пожелезным мускулам ибетонному выражению лица. Значит, папатекарь всё-таки сдержал слово! Несмотря навсе мои хитрости… Поменял мне папу впоследний раз. Мневдруг стало немного стыдно завчерашнее, правда, совсем чуть-чуть. Всё-таки я ради родного отца пошёл наобман, анеизличной выгоды.
        - Шагом марш умываться! - скомандовал новый папаша. Нанём было синее трико сиголочки, анашее болталась медаль. Интересно, онеё всё время носит? Илитолько попятницам?
        Пятница! Какже я забыл? Сегодняже мама будет звонить состровов! Чтоже делать, чтоже делать? Ейже понадобится предъявить папу, иначе она будет волноваться ипереживать! Онещё ниразу непропускал её скайп-звонков.
        - Ятри раза предупреждать небуду, - пробасил Железобетонов иснова окатил меня изковша.
        - Тычто? Яже простужусь! - закричал я отвозмущения.
        - Контрастный душ закалит твоё худосочное тело, - отрезал папа. - Арастирание полотенцем улучшит кровоток!
        Всёсним ясно. Янестал спорить сэтой железобетонной конструкцией, асразу пошёл вванную - закаляться иулучшать кровоток. Мнеэто, кстати, сегодня неповредит. День предстоит суматошный.
        Умывшись ипереодевшись вшкольную форму, япообыкновению прошёл накухню. Завтрак меня уже ждал настоле.
        - Спортивное питание превыше всего! - объявил папа, кивая нагигантский стакан счем-то зелёным внутри. - Белковый коктейль повысит уровень протеина втвоём ослабленном организме! - неочень понятно добавил он имахом опрокинул всебя точно такойже стакан.
        Яотпил немного болотной жижи ипоморщился. Онабыла горьковато-сладковато-кисловатая, аэто мой самый нелюбимый вкус.
        - Аесть унас что-нибудь пожевать? - спросиля.
        - Жуют коровы, - отчеканил папа. - Аспортивные мужчины питаются правильно.
        Дауж. Сэтим экземпляром я, пожалуй, исуток непротяну.
        Вобщем, язажал нос ивыпил всё - досамого донышка. Наскоро распрощавшись сЖелезобетоновым (пожимая руку, ончуть несломал мне пальцы), япобежал вшколу. Напрощание он крикнул, чтосразу после обеда мы двинем вспортзал. Укреплять мои слабые мышцы спины икачать несуществующий пресс. Япредставил, какбуду тягать штангу подего зорким руководством, исодрогнулся.
        Нодошколы я так инедобежал. Ясвернул впереулок идворами-огородами добрался досамого центра. Там, наплощади Эволюции стоял стенд сбольшой иразноцветной картой нашего городка. Мненужно было срочно сней свериться. Гденаходится Тупик Пессимизма, япредставлял себе весьма смутно.
        Уменя ушло добрых десять минут, чтобы отыскать накарте этот самый тупик. Онбыл таким крошечным, чтозаметить его было почти невозможно. Тупичок находился насамой окраине, докоторой ехать пришлось целый час. Сначала натрамвае, потом натроллейбусе иещё чуть-чуть пешком.
        Когда я наконец добрался дотупика, третий урок подходил кконцу. Былобычный ноябрьский день. Дождь нешёл, листья уже опали, нанебе небыло никусочка голубого. Ветер дул наменя сразу совсех сторон, иподногами шуршала пожухшая трава. Асфальта вТупике Пессимизма небыло впринципе - одни бродячие коты. Дауж, нуиместечко! Несамое подходящее длятакого жизнелюбивого папы, какмой. Даон уних тут скоро стоски зачахнет! Нет, надо было срочно действовать. Идействовать решительно.
        Дом1/2 стоял всамом начале тупика ибыл там единственным. Вотличие отокружающего пейзажа домик был вполне весёленький: белый, ссиними ставнями икрасными занавесками врозовый горошек. Окружал дом невысокий деревянный забор, перелезть через который мне несоставило большого труда. Яспрыгнул сзабора иугодил прямо влужу.
        - Ёлки зелёные! - тихонько ругнулся я. - Всештаны перепачкал!
        Ладно, штаны сейчас несамое главное. Крадучись, яподобрался кокошку изаглянул внутрь (занавески были раздвинуты встороны). То,что я увидел, привело меня… вполнейшее замешательство! Ядаже сначала решил, чтообознался. Иличто уменя проблемы созрением.
        Вкомнате зароскошно сервированным обеденным столом сидел мой папа. Дорогой мой папа вмахровом халате истюрбаном наголове! Тюрбан был измахрового полотенца, япотом разглядел. Папа ел суп - кажется, этобыли кислые щи (доменя изщёлок долетал смутный запах) - вприкуску схлебом, щедро намазанным маслом. Помимо супницы ихлебницы, настоле стояло блюдо спирожками, тарелка счебуреками, поднос сбеляшами ицелый противень расстегаев, арядом спапой - кувшин скомпотом. Яоблизнулся.
        Нокувшин был неединственным, чтонаходилось рядом смоим любимым папой. Возле него, буквально локоть клоктю сидела…
        Тутмне решительно стало плохо. Ядаже наминутку отвёл глаза, чтобы их чем-нибудь отвлечь. Нокогда я снова посмотрел вокошко, онавсё ещё сидела там. Иктомуже обнимала моего папу зашею.
        Этобыла наша школьная повариха - тётя Зина. Этоточно была она! Ошибки быть немогло. Тётя Зина цепко обнимала папу левой рукой, аправой подкладывала ему втарелку пирожков. Приэтом она заглядывала папе вглаза ичто-то ласково шептала наухо. Ярешил, чтопапа сейчас отодвинется искажет ей что-нибудь строгое. Например:
        - Неприставайте комне, Зинаида Антоновна, ядавно исчастливо женат!
        Ноничего подобного папа неговорил. Наоборот, онулыбался, апотом взял ипоцеловал тётю Зину врозовую щёку.
        Ивэтот самый момент вкомнату вошёл Перекусихин.
        Что? Перекусихин?! Аон какздесь оказался?!
        Итут я всё понял. Японял, почему Бредик так раскованно, никапельки нестесняясь, уселся застол рядом смоим папой истал наворачивать суп. Потому что это был его дом! Перекусихинский! Атётя Зина была его родной мамой (я сначала забыл).
        Апотом я понял что-то ещё более ужасное. Ясам, собственными руками, отдал Перекусихиным своего папу. Ведь это я рассказал Бредику пропапатеку, икакя здорово, безхлопот сдал туда собственного отца. Таквот почему Перекусихин ходил впоследнее время такой задумчивый! Таквот скем встречался господин Бенджамин позавчера!
        Всёвдруг стало насвои места. Чтоже я натворил?!
        Неожиданно меня разобрала жуткая злость. Ведь я считал Перекусихина почти что другом, аон? Втёрся комне вдоверие, выведал все секреты иродного отца из-под носа увёл?!
        Нунет. Этого я ему так неоставлю.
        Больше непрячась инетаясь, язашагал кпорогу - прямо через лужи игрязь. Перемахнув четыре ступеньки, явзлетел накрыльцо изабарабанил вдверь.
        - Открывайте, слышите? Именем закона! - кричал я, иперед глазами уменя прыгали какие-то красные чёртики. - Нето я выломаю дверь!
        - Ктотам? - послышался встревоженный голос тёти Зины.
        - ЭтоВитя Половинкин! Немедленно откройте! - Яперестал кричать иприслушался.
        Задверью кто-то приглушённо шептался. Оничто, нежелают меня пускать? Втоже мгновение занавески вокне задёрнулись.
        - Витя, аБредика дома нет, онвшколе, - наконец отозвалась Перекусихина.
        - Необманывайте. Ясобственными глазами всё видел. Если вы сейчасже невернёте мне папу, явызову полицию!
        - Подожди! - взвизгнула повариха. - Яуже открываю!
        То-тоже.
        Когда она отворила наконец все засовы сщеколдами, якакветер ворвался внутрь. Неснимая грязных ботинок, ястремительно протопал вкомнату. Только это была другая комната - нета, вкоторой держали моего папу. Сконфузившись, явышел вкоридор изаметался изугла вугол.
        - Гдевы прячете моего отца? - спросил я безобиняков.
        - Успокойся, Витя! - Перекусихина попыталась меня обнять, ноя вырвался. Ещёчего нехватало! Может, онаименя решила усыновить?
        - Нетрогайте меня! Гдеон, явас спрашиваю?
        - Никто его непрячет. Здесь он, встоловой. Максим Ильич обедает.
        - Невыдумывайте! Сейчас только десять часов утра!
        - Вэтом доме обедают дважды, - небезгордости вставила тётя Зина идобавила: - Прошу, покушай снами.
        Кушать я нехотел, темболее сними, новстоловую всёравно прошёл.
        Комната оказалась большой исветлой. Здесь было много пузатой мебели - всякие комоды сбуфетами - подушек ифарфоровых слонов. Вуглу стоял фикус, аподпотолком висела клетка споролоновым попугаем. Папа всё также сидел занакрытым столом иел, нинакого необращая внимания. Бредика нигде ненаблюдалось. Кстати, апочему он невшколе?
        - Папа! - крикнул я, какраненый зверь, ибросился котцу вобъятия.
        Яобнимал его ицеловал, яего даже понюхал! Онкакобычно пах берёзовой стружкой идезодорантом «Хвойный». Ятрогал его зауши иплечи, гладил его потюрбану ивсё приговаривал:
        - Папа, мойпапа нашёлся!
        Нопапа наменя совершенно нереагировал. Вернее, онотреагировал, конечно, нонетак, какэто положено родному отцу. Папа смущённо отменя отстранился испросил своим обычным голосом:
        - Здравствуй, мальчик. Мыразве стобой знакомы?
        Ясел. Хорошо, чтотётя Зина успела подставить мне стул, иначебы я упал.
        - Прости, новпоследнее время я совершенно никого неузнаю, - виновато улыбнулся папа. - Даже собственную жену исына невполне, просто какая-то беда. - Онразвёл руками.
        - Потому что она нетвоя жена! - крикнул я. - Аэто нетвой сын! - Яткнул пальцем подстол - Перекусихин прогуливал уроки именно там. - Твой сыня!
        Папа поднял брови имногозначительно посмотрел натётю Зину. Табыла очень бледная, ноброви тоже подняла идаже ими подвигала.
        - Перестаньте, явсё вижу! - ещёбольше разозлился я. - Папа, неужели ты меня непомнишь? Амаму? Онаунас орнитолог, работает наГалапагосских островах, изучает отряд трубконосых изсемейства буревестниковых. Ая - ученик средней школы, четвёртого класса«Б». Аэто - всего лишь Бредик Перекусихин. Помнишь, тывидел его народительском собрании исказал, чтоему немешалобы похудеть?
        Тётя Зина нахмурилась, апапа покраснел.
        - Аэто мама Бредика, тётя Зина - онавнашей школьной столовой работает.
        - Этоправда? - спросил папа утёти Зины.
        - Работаю, - подтвердилата.
        - Вотвидишь! Онинеимеют ктебе ровным счётом никакого отношения.
        - Мальчик, тыменя совсем запутал, - сказал папа. - Иуменя заболела голова.
        - Милый, япринесу тебе таблетку! - проворковала тётя Зина, аБредик вылез наконец из-под стола.
        Милый? Гм-гм.
        - Какты мог? - спросил я уБредика напрямик. - Яже тебе доверял.
        - Ачто я такого сделал? - пожал плечами Перекусихин. - Тыже сам его впапатеку сдал. Анам отец позарез нужен! Я,между прочим, давно натвоего засматривался - онмне понравился ещё тогда, впервом классе. Вотя ирешил: разтебе он теперь ненужен, яего ксебе заберу. Пусть поживёт человек, отъестся, выспится, отдохнёт. Знаешь, какмама заним ухаживает? Пылинки снего сдувает! Акормит пять-шесть раз вдень - собственноручно!
        Моямама, конечно, пылинки ниского несдувала, зато она умная икрасивая.
        - Ончто, младенец, чтобы его срук кормить?
        - Мужчина заботу любит, - наставительно ответил Бредик голосом тёти Зины. - Аввашей семье он всёравно авторитетом непользовался.
        - Бредик! - Вкомнату вошла тётя Зина стаблеткой истаканом воды. - Мыже стобой договаривались…
        - Ачто я такого сказал? - пожал плечами Перекусихин ипотянулся зачебуреком.
        - Несуди, данесудим будешь, - сказала тётя Зина. - Витя, тыневолнуйся. Твоему папе унас хорошо. Мыего гулять выводим - впарк (унас тут парк недалеко). Навелосипедах вчера катались, азавтра пойдём нарыбалку чуть свет.


        Ясмотрел нанеё какнасумасшедшую. Неужели она это серьёзно?
        - Папа, нучто ты молчишь? Разве ты невидишь, чтовэтом доме происходят вопиющие вещи?! - Япопробовал потрясти папу заплечи, чтобы он пришёл всебя, ноБредик мне этого непозволил. Какбудто это ивсамом деле его папа, анемой.
        Отец глядел куда-то сквозь меня, иполицу его блуждала рассеянная улыбка.
        - Японял! Онитебя напичкали какими-то таблетками! Онитебя отравили, итебе отшибло память!
        - Неговори ерунды, Половина, - снабитым ртом кинул мне Бредик. - Никто никого нетравил. Папа кнам сразу таким попал.
        - Каким это таким?
        - Сотшибленной памятью иготовностью стать полноценным членом семьи.
        Братцы, аведь точно. Всемои бывшие папаши ничуть неудивлялись таким драматическим переменам всвоей жизни. Всекакодин принимали меня засобственного сына! Значит, ухитрого папатекаря всё изначально так было задумано… Какойже я беспросветный глупец! Попался наего удочку исам того непонял.
        Доменя наконец-то стал доходить страшный смысл всего происходящего. Тоесть получается, чтопапы я лишился навсегда? Другими словами, ятеперь навеки безотцовщина?
        Словно прочитав мои мысли, тётя Зина погладила меня поголове исказала:
        - Нуведь утебяже теперь другой папа. Бредик говорил, чтовы сним чудесно ладите.
        - Бредик врал! Мнедругой папа ненужен - мненужен только мой! - Явдруг почувствовал, чтосилы меня покидают. Яуронил голову наруки изаплакал. Заревел белугой - побольшей части отжалости ксамому себе, апоменьшей - внадежде разжалобить Перекусихиных. Всёже они незвери.
        Ноя их недооценил. Тётя Зина вдруг посуровела ижелезным тоном сказала (я нераз его слышал встоловой, набольшой перемене):
        - Нувот что, заканчивай свой концерт. Максима Ильича мы тебе всёравно неотдадим.
        - Выбезжалостные люди.
        - Нет, мынебезжалостные. Ногосподин Бенджамин нас предупредил: обратного хода удоговора нет. Твой папа - уженетвой, он - Бредика. Исэтим нам ничего неподелать. Аесли ты попытаешься своевольничать исамоуправствовать, тогосподин Бенджамин…
        - Дачихать я хотел навашего господина!
        - Нешути согнём, - предупредила Перекусихина.
        - Ладно, явсё понял. Япошёл, - сказал я, поднимаясь состула. - Меня дома Железобетонов ждёт.
        - Этокто? - оживился Бредик.
        - Этомой новый папа. - Сэтими словами я вышел изнегостеприимного дома Перекусихиных, настарого папу даже невзглянув.
        Ничего, уменя ещё вся жизнь впереди, чтобы нанего наглядеться.
        Домой я успел вовремя - сминуты наминуту должна была звонить мама. Пока я шатался погороду, Железобетонов времени даром нетерял. Онпереоборудовал гостиную вспортивный зал: ползастелил матами, постенам расставил турники, акпотолку повесил боксёрскую грушу. Ясъел протеиновый обед (изчего он был приготовлен, ятак инепонял) изаперся усебя вкомнате, чтобы никто нам смамой немешал.
        Зазвучали знакомые позывные скайпа, ия нажал наприём звонка.
        - Привет, малыш! - сказала мама.
        Онатак буднично иласково это сказала, чтоя опять чуть неразревелся.
        - Привет,мам.
        - Ачто такой грустный? Спапой опять поссорились? Тыего необижай! - Онарассмеялась исделала глоток кофе избольшого картонного стакана.
        - Онсам кого хочешь обидит. - Япокосился надверь. Из-за неё доносились какие-то стоны ивскрикивания. Какбудто там кого-то убивали.
        - Нучто увас опять произошло? - насторожилась мама.
        - Данет, мамуль, всёнормально, тытолько непереживай. Кактам твои альбатросы? Всеуже вылупились? - Янасильственно улыбнулся ипомахал рукой конокраду. Вернее, Просперо Гонзалесу. Он,каквсегда, жевал свой бутерброд иразглядывал мамин затылок. Папебы это непонравилось, ужточно.
        - Вылупились, - сказала мама. - Тымне лучше расскажи, какдела вшколе? Троек много нахватал?
        - Чтоты! Уменя впоследние дни сплошные пятёрки.
        - Свежо предание, даверится струдом. Надо мне Анне Емельяновне электронное письмо отправить, всёунеё разузнать.
        - Лучше ненадо, мам, - испугался я. Меньше всего мне хотелось, чтобы мама была вкурсе моих прогулов.
        - Почемуэто?
        - Анечка унас интернет-зависимая. Ейдоктор категорически запретил выходить всеть.
        - Нуладно, фантазёр. Позови папу - японему соскучилась.
        - Понему, значит, соскучилась, апомне - нет? - Ятянул время, яростно соображая, чтоделать дальше.
        - Потебе я так соскучилась, чтовзялабы тебя исъела! - рассмеялась мама, аПросперо Гонзалес поморщился. Ончто, понимает по-русски?
        - Папы нет, - сказаля.
        - Агде он? - очень удивилась мама.
        - Он… э-э-э… - Надо было заранее придумать, гдеон. - Онвмагазин пошёл - засосисками! - выпалил я первое, чтопришло вголову.
        - Странно, папаже сосиски неест.
        - Этоон дляменя. Этоя его попросил. Что-то так сосисочек захотелось!
        - Хм… Нуладно, мыего подождём. - Явидел помаминому лицу, чтоона мне неочень-то верит.
        - Онвдальний магазин пошёл! Апотом ещё прогуляться!
        - Слушай, Витька, хватит сочинять. Чтоувас там происходит?
        Ивэтот момент, вэтот самый неподходящий момент, дверь вмою комнату стала ломаться. Вернее, этоЖелезобетонов принялся её ломать. Ончто, ненормальный?
        - Сюда нельзя! - закричал я. - Язанят!
        - Увас что, гости? - взволнованно спросила мама.
        - Да! Унас гости! Давай я тебе перезвоню?
        - Несмей выключать камеру, слышишь? - прикрикнула мама. - Яхочу знать, чтотворится вмоём доме!
        Дверь тем временем сломалась уже наполовину. Железобетонов проломил её кулаком итеперь пытался нащупать щеколду.
        - А-а-а-а! - завизжала мама. - Чьяэто там рука? Волосатая?!
        - Где?!
        - Утебя заспиной! Обоже! - Мама закрыла ладошкой рот ивытаращила глаза.
        - Мам, этовсё помехи - Интернет барахлит. Унас тут всё вполном порядке!
        - Нотамже какой-то мужчина! - настаивала насвоём мама. - Онлезет ктебе вкомнату через огромную дыру вдвери!
        - Нет-нет, тыошибаешься. Никакого мужчины тут нет, - врал я напропалую.
        - Ичто ты здесь, позволь узнать, делаешь? - прогремел уменя надухом Железобетонов. - Вместо того чтобы отправляться натренировку, онсидит инеизвестно чем вообще занимается!
        - Мужчина! - взвизгнула мама. - Да,да, яквам обращаюсь! Немедленно отойдите отмоего сына! Нетоя…
        Нодоговорить она неуспела. Потому что Железобетонов взял ивыбросил мой компьютер вфорточку. Только он промахнулся - ноутбук ударился обоконную раму, упал напол иразбился.
        - Тычто делаешь? - возмутился я. - Этобыла моя мама!
        - Нетутебя никакой мамы, - прищурившись, сказал Железобетонов. - Утебя теперь есть только я. Ауж я сделаю изтебя настоящего мужика! - пригрозилон.
        - Ненадо изменя мужиков делать! Ясебе итак нравлюсь!
        - Ха-ха! Господин Бенджамин меня предупреждал, чтостобой надо держать ухо востро! - Онвдруг расставил встороны ручищи имедленно пошёл наменя.
        - Ненадо держать ухо! - Яполез отнего подстол. Япросто незнал, чемвсё это может обернуться.
        - Ятебя возьму вежовые рукавицы. Явылеплю изтебя спартанца. Явыкую тебе железные мускулы, - приговаривал Железобетонов, залезая замной подстол.
        Огромная волосатая рука схватила меня зашиворот икуда-то поволокла. Яподумал: хорошо, чтомама ничего этого невидит, ипотом сразу отключился.
        Чтобы невидеть, какменя сейчас будут лепить.


        Глава11
        Самая опасно-сентиментальная


        Проснулся я посреди ночи. Часы сзелёной подсветкой показывали 02:35. Япотрогал себя зауши, ощупал руки сногами - кажется, всёбыло наместе. Только голова немного побаливала. Интересно, чтоон сомной делал, пока я лежал безсознания? Переодел впижаму? Уложил вкровать иподоткнул подменя одеяло? Слюбовью поцеловал меня влоб исказал «прости, сынок»? Нет. Ничего подобного Железобетонов, разумеется, несделал. Ятак илежал подписьменным столом, вто время каксам папаня оглушительно храпел застенкой.
        Япрокрался вего спальню инавсякий случай проверил. Всёвпорядке - каратист спал беззадних ног, вночном колпаке. Ячуть отсмеха неумер, когда это увидел! Ноя быстро взял себя вруки ирешил, чтоЖелезобетонова надо связать. Крепкая верёвка нашлась вкухонном шкафчике. Однако связать его уменя всёравно неполучилось. Вернее, ядаже неуспел попробовать. Кактолько я кнему подошёл, каратист перестал храпеть иподозрительно принюхался. Авдруг унего нюх какуищейки ион меня чует даже восне?
        Япулей вылетел изкомнаты. Времени оставалось вобрез. Яоделся потеплей, сложил врюкзак всё необходимое иаккуратно прикрыл засобой входную дверь.
        СЖелезобетоновым я потом разберусь. Асейчас настала пора разбираться сПерекусихиными.
        Додома Перекусихиных я добирался добрых три часа. Общественный транспорт, сами понимаете, поночам неходит, атакси я брать нестал. Нехотел привлекать ксебе лишнего внимания. Поэтому я шагал наокраину города пешком, стяжёлым рюкзаком заплечами. Если честно, япросто выдохся, когда добрался дознакомого дома свесёленькими синими ставнями. Тупик Пессимизма освещал одинокий кривой фонарь, отчего ставни были совсем несиние иуж точно невесёленькие. Домсмотрел наменя враждебно - этоя моментально почувствовал. Меня тут неждали, идверь, разумеется, недержали открытой. Поэтому я попривычке полез через форточку. Хорошо, чтоя мальчик худой, хилой комплекции - вэтом есть свои преимущества. Бредикбы точно всобственную форточку непролез, ауменя это прекрасно получилось.
        Оказавшись внутри - втой самой комнате, гдепапу вчера кормили пирогами, яхорошенько огляделся. Тутбыло три двери. Интересно, закакой изних лежит мой папа? Япоочерёдно подходил ккаждой иприслушивался. Из-за первой доносился тоненький свист - ясразу понял, чтоэто тётя Зина свистит заложенным носом восне. Из-за второй двери слышалось кряхтенье. Ну,это точно Перекусихин - яего моментально узнал. Оннауроках частенько носом клюёт, особенно наматематике.
        Оставалась третья дверь. Яприложился кней ухом - низвука. Мойпапа спит, какмышка. Онвоспитанный человек идаже восне старается непричинять людям неудобств. Ятихонько отворил дверь ипротиснулся внутрь.
        Папа спал набоку, свернувшись аккуратным калачиком идержа ворту большой палец правой руки. Ячуть незаплакал отнежности. Такжалко мне его вдруг стало! Намыкался горемычный, належался вчужих саркофагах скроватями.
        Ничего, папа, завтра ты будешь ночевать всвоём собственном доме, чегобы мне это нистоило. Ятронул его заплечо:
        - Папа, проснись.
        Онмоментально открыл глаза иулыбнулся. Ярешил, чтоон меня узнал, поэтому тоже улыбнулся, имне захотелось его обнять. Нопапа просто так улыбнулся - неотизбытка чувств, аизвежливости. Потому что он вдруг сказал:
        - Этоты, мальчик? Ачто ты здесь делаешь? Зина велела тебя непускать.
        - Зина спит, - сказал я. - Одевайся, папа, унас мало времени.
        Япротянул папе его любимый спортивный костюм (намне был точно такойже, дождевик (унего зелёный, уменя - голубой) ирезиновые сапоги (тоже какуменя, только вуточку).
        - Какие хорошие сапоги! - обрадовался папа. - Этомне?
        - Тебе, тебе. Только некричи, ато тётя Зина проснётся иначнёт бушевать.
        - Ладно, - быстро согласился папа ипринялся одеваться.
        Издома мы вышли через дверь - папабы вфорточку непролез. Ябыстро шагал потёмным улицам, стараясь обходить лужи инепоскользнуться вгрязи. Ярешил убраться отдома Перекусихиных подальше, прежде чем заводить серьёзный мужской разговор. Нопапа то идело приставал комне совсякими расспросами:
        - Акуда мы идём? АЗина сБредом вкурсе? Апочему мы одеты одинаково? Ачто утебя врюкзаке? Акактебя зовут, язабыл? Аесли я захочу втуалет, мыостановимся?
        Нуитак далее. Янеузнавал собственного папу. Онже тонкий, интеллигентный человек! Емучто, действительно память отшибло? Ведёт себя, какдетский ребёнок!
        Явдруг испугался. Аесли он теперь таким навсегда останется? Случаетсяже такое снекоторыми людьми! Вгазетах протакое пишут, передачи снимают. Жилсебе, жилнасвете человек. Хороший, работящий, семьянин иотличный отец. Апотом бац! - ион бесследно исчезает. Акогда опять появляется - вдругом городе илидаже надругом полушарии Земли, - никого вокруг неузнаёт инезнает, сколько ему лет. Заново учится держать ручку ипользоваться столовыми приборами.
        Янадеялся, чтовнашем спапой случае всё будет по-другому. Нокак - этого я незнал. Поэтому я решил импровизировать. Потихоньку начинало светать. Скоро наулицу выйдут рабочие окрестных заводов иводители троллейбусов. Намнадо было поторапливаться.


        - Пап, тебе хочется влес?
        - Влес? - Папа задумался. Наверное, вспоминает, чтоэто такое.
        - Нуда. Погрибы, там, поягоды.
        - Поягоды?
        Итут я понял, чтопромахнулся. Ктоже ходит поягоды вноябре? Зима наносу! Вотя лопух.
        - Всосняках, аособенно вмолодых сосновых посадках, - сказал вдруг папа, - иногда сплошь покрытые инеем, ато иснегом, стоят тесными группками мои любимые, особенно когда вмаринаде, маслята - поздний изернистый. Также порой встречаются рыжики исыроежки.
        Ячуть несел. Этобыла первая осмысленная фраза, сказанная моим папой стех пор, какон оказался уПерекусихиных! Ноя решил незаострять наэтом внимание.
        - Значит, идём всосняк, - подавив всебе первую радость, ответиля.
        - Всосновых лесах нашей области я выделяю семь основных групп ассоциаций, - находу стал рассказывать папа, - сосняки лишайниковые, брусничные, черничные, кисличные, долгомошные, сфагновые итравяно-сфагновые.
        Папка! Какже я его люблю, ребята, ботаника моего курносого!
        Помню, раньше я терпеть немог папины лекции. Уменя отних уши втрубочку сворачивались! Проразные цветочки, травинки, колонии мухоморов. Нотеперь я шёл ислушал его впотёмках вовсе глаза. Тоесть уши! Инаслушаться никак немог. Папа рассказывал проежей. Чтоони едят лягушек ичервяков, даже мышей летучих! Авот грибов нелюбят - едят их только впрок, перед тем какзалечь взимнюю спячку.
        Мнебы самому немешало вспячку залечь. Запоследнюю неделю я так вымотался, чтоглаза уменя просто находу закрывались. Никаких грибов, атем более ягод я невидел. Апапа - наоборот. Онто идело нагибался ивосклицал:
        - Сыроежка лазоревая!
        Или:
        - Маслёнок поздний!
        Илюбовно укладывал их влукошко, застеленное сухой травой (я иего ссобой прихватил).
        Потом мы набрели нацелый брусничник - редкая удача дляноября. Было часов уже девять утра. Папа накорточках лазал среди кустов, ая достал изрюкзака бутерброды ирешил перекусить. Яипапе один предложил - ссыром, ноон уже вошёл враж. Папа уменя страстный ягодник! Особенно он любит, когда мама печёт брусничный пирог сосметаной.
        - Вотбы сейчас брусничного пирога сосметаной! - сказал папа иоблизнулся.
        Уменя ёкнуло сердце. Авдруг ивправду всё получится?
        Потом я, кажется, задремал. Вернее, глубоко задумался. Прото, чтозря я раньше спапой влес неходил - здесь, впринципе, ничего так, даже осенью. Особенно если бутербродами запастись игорячим чаем. Порой, наверное, идикого зверя можно встретить. Лося илизайца, например. Покормить его хлебной корочкой ссолью - этолося. Азайца - капустной кочерыжкой. Амедведи любят вересковый мёд, которые делают пчёлы изнектара мелких розовых цветков вечнозелёного ветвистого кустарника. Медведь карабкается надерево сдуплом, почуяв улей. Карабкается, значит, карабкается, впредвкушении, чтосейчас он полакомится свежим мёдом. Атам, тоесть вдупле, мойпапа сидит. Онглядит намедведя сосуждением иговорит:
        - Эх,Витя, Витя, неблагодарная ты морда…
        - …морда короткая, округлый хвост, длинные, иногда дотрети длины тела,уши…
        - Оком это ты? - Япомотал головой, отгоняя наваждение. Кажется, ятут основательно продрог - руки уменя задеревенели. Янаних подышал.
        - Озайцах! - радостно отозвался папа ипродемонстрировал мне лукошко, полное грибов ибрусники. - Яичервей успел накопать, гляди!
        Хм,аони разве невпадают вглубокую зимнюю спячку?
        - Молодец, - похвалил я папу. - Потому что сейчас мы стобой какраз отправимся нарыбалку.
        - Ура! - воскликнул папа. - Ты - замечательный мальчик! - Сэтими словами он меня крепко обнял, нонепоцеловал.
        Доозера мы добрались закаких-то полчаса. Онобыло тут неподалёку, оказывается. Я-то незнал - яже ниразу спапой нарыбалке небыл, - аего, кажется, сами ноги вывели. Илион уже начал кое-что вспоминать изпрошлой жизни. Покрайней мере, яочень наэто надеялся.
        Рыбачили мы сберега. Онбыл глиняный ивесь поросший камышом. Несколько раз я чуть неупал вводу - подошвы усапог были скользкие. Зато удочки - всамый раз. Яприхватил их впапиной кладовке. Онибыли складные изамечательно вошли врюкзак: упапы - коричневая, уменя - жёлтая, ещёновенькая. Папа показал мне, какправильно прикармливать рыбу бутербродами, какнасаживать накрючок червя, какзакинуть удочку, какнескользить наглине врезиновых сапогах имногое другое. Ая инезнал, чтопапа столько всего знает интересного! Ядумал, онтолько вцветах разбирается.
        Уменя, конечно, несразу всё получилось. Сначала я проткнул себе крючком палец, потом уронил возеро удочку иследом упал сам, набрав полные сапоги воды. Папа тутже развёл вкамешках костёр, раздел меня иусадил сушиться.
        Хорошо было сидеть укостерка. Онвкусно пощёлкивал ищекотал дымом нос. Аноги уменя скоро так нагрелись, чточуть неподжарились. Янадел высохшие штаны иотодвинулся подальше. Тепло огня меня разморило. Яподумал, чтоЖелезобетонов там уже, наверное, проснулся ипошёл искать меня пососедям. Амама наГалапагосских островах, наверное, места себе ненаходит, иПросперо Гонзалес пытается её утешать. АПерекусихины заметили пропажу папы итеперь ищут нас сполицейскими. Илигосподину Будь-Благодарен-Бенджамину звонят, интересуются, чтосомной дальше делать:
        «Может, еговпогреб запереть? Унас тут отличный погреб, глубокий! Мыкартошку изнего выберем иВитю туда устроим. Пусть посидит, подумает какое-то неопределённое время».
        «Нет, - возражает господин Бенджамин. - Япридумал ему другое наказание. Просто ужасное! Потому что такие, какВитя, заслуживают всё самое страшное вэтой жизни!»
        «Да,акакое?» - интересуются Перекусихины.
        «Неволнуйтесь, высами скоро увидите…»
        - …Какую я отличную уху сварганил! Пальчики оближешь!
        - Папа, тысварил суп? - Яоблизнулся. Есть мне хотелось зверски. Наверное, снепривычки - отизбытка чистого воздуха.
        - Ясварил, Витя, царскую уху! - Папа поднял вверх палец иулыбнулся.
        Вотвидите, онуже поимени меня называет! Ноя решил события неопережать. Небросаться ему вобъятия, чтобы неспугнуть.
        - Акакмы её будем есть?
        - Прямо изкотелка. Явыстругал нам ложки изберёзового полена!
        Онистругать умеет, понятно.
        Мыещё долго сидели укостра. Елиуху сугольками дляпрозрачности, пили травяной чай. Папа рассказывал мне пронаше озеро. Какое оно, оказывается, древнее, ичто раньше наего месте был вулкан - ноэто уже миллионы лет назад. Ичто возере водятся щуки, номы ниодной непоймали, только карасей, амелкую рыбёшку папа выбросил обратно вводу - пускай себе живёт. Заэтот день папа рассказал мне кучу разных историй - интересных инеособенно, - ая всё слушал его, слушал. Ипонимал, какплохо я, оказывается, знаю своего собственного папу. Какбудто мы сним все эти десять лет невместе жили, апорознь. Нотак, наверное, ибыло.
        Апотом мы катались налодке - намеё дал надва часа какой-то дедушка срыжей бородой. Вобмен нанаш улов. Папа налегал навёсла ивесело пел старые песни, слов которых я незнал. Садилось солнце - казалось, чтопрямо наводу. Оноокрасило всё вокруг оранжевым, имне чудилось, чтоплывём мы вапельсиновом соке. Яперегнулся через борт изачерпнул немного владонь - нопробовать нестал. Сберега нам кричал рыжий дед - пора, мол! Причаливайте.
        Домой идти совершенно нехотелось. Ябоялся, чтоЖелезобетонов устроит нам сцену, ивсё тянул. Мывышли излеса ипопросёлочной дороге дошли доавтобусной остановки. Автобус привёз нас вцентр, прямо наплощадь Эволюции. Пункт проката был ещё открыт - мывзяли насутки пару спортивных велосипедов ипоехали повечернему городу, светерком. Зажигались фонари, отбрасывая влужи длинные блестящие блики, люди расходились подомам - ужинать, смотреть телевизор испать.
        - Славный денёк, скажи? - прервал молчание папа, оборачиваясь наменя. Онехал впереди, ая - сзади.
        - Скажу, - подтвердиля.
        - Надо почаще так выбираться.
        - Надо, - согласилсяя.
        - Нучто, домой? Ато мама нас уже заждалась.
        Яхотел сказать, чтотётя Зина мне немама ичто она ему нежена. Ичто Тупик Пессимизма ненаш адрес, аПерекусихиных. Нокним я точно непойду, потому что они натравят наменя господина Бенджамина. Анаша мама - далеко, онаучёный, ипоэтому ей многое можно простить. Даже то, чтоона так отнас далеко сейчас.
        Итут я увидел, чтопапа свернул невсторону тупика, авнашу сторону! Наулицу Шишкина! Тоесть туда, гдераньше жили мы смамой ипапой! Нотеперь там живёт Железобетонов. Поэтому я незнал, радоваться мне сейчас илиплакать.
        - Пап?
        - Что, сынок? - Онвопросительно обернулся.
        - Данет, ятак - просто.
        Выходит, уменя всё-таки получилось.
        Глава12
        Самая радостная


        Яоткрывал дверь своим ключом. Сердце уменя стучало где-то подподбородком, аруки ходили ходуном. Ключ никак нехотел вставляться взамочную скважину. Явсё ждал: вотсейчас, ещёчуть-чуть - дверь распахнётся инаменя ибедного, ниочём неподозревающего папу обрушится эта громадина скулаками. Железобетонов, будь он неладен.
        Новремя шло. Секунда, другая, ключ провернулся взамке, характерно щёлкнув, идверь открылась.
        Тотчас меня подхватил изакружил вобъятиях запах пирога сяблоками! Эточтоже, Железобетонов решил меня вкусненьким побаловать? Зато, чтоя прогулял школу ивесь день прохлаждался неизвестно где? Вместо того чтобы укреплять мускулатуру, боксируя грушу внашей бывшей гостиной. Ябыл уверен, чтоАнна Емельяновна ему уже нажаловалась ивызвала наразговор сдиректором.
        Да,это решительно нанего непохоже, наЖелезобетонова. Вголову мне прокралась смутная мысль. Такая смутная, чтоя никак немог поймать её захвост ихорошенько обдумать.
        - Разувайся, папа, - сказал я, подавая ему тапочки.
        Действовать я решил пообстоятельствам. Если сейчас, допустим, Железобетонов полезет драться, ябуду биться сним каклев. Папу я ему вобиду недам - онитак настрадался.
        - Мойруки, папа, скоро будем ужинать.
        - Чтоэто ты раскомандовался? - спросил папа своим обычным ироничным тоном.
        Яудивлённо нанего взглянул. Да,папа совершенно пришёл всебя итеперь, кажется, собирался зачто-то меня отчитать.Ура!
        Однако эмоции всторону. Железобетонов что-то радужно насвистывал накухне. Илиэто неЖелезобетонов?
        Это…
        же…
        МАМА!
        Этоеё художественный свист! Ипирог сяблоками только она так прекрасно печёт!
        Яворвался накухню инабросился нанеё прямо сзади. Ясхватил её руками, вцепился внеё ногами иприжался изпоследних сил! Мама! Моязагорелая мама приехала!
        - Ой,Витька, какты меня напугал! - воскликнула мама. - Яинеслышала, каквы вошли!
        - Амы вошли неслышненько, да! - кричал я, какужаленный. - Ядумал, чтотут Железобетонов, аэто ты! Какая ты красивая, мама! - Яизабыл, какая она уменя красивая. - Какие утебя длинные волосы! Какой утебя нос иуши, мама!
        Мама смеялась, апапа её смущённо разглядывал.
        - Подожди, мама, апочему ты дома? - вдруг спросил я, отнеё отстраняясь. - Тыже должна быть наостровах сПросперо Гонзалесом!
        Онавдруг посуровела.
        - Должна. Ноя всё бросила ипримчалась сюда первымже рейсом. Витя, чтозачеловек был здесь вчера?
        - Какой человек? Когда?
        - Когда мы разговаривали стобой поскайпу. Сволосатыми руками! Онже тебя душил!
        - Чтотакое? - насторожился папа.
        - А! Этокакраз ибыл Железобетонов. Только его уже здесь нет, по-моему. Погодите, ясейчас!
        - Куда ты? - крикнули мне родители. Ясто лет неслышал, какони оба наменя кричат! Идвести лет невидел, какони обнимаются!
        Ябыстренько обежал квартиру, заглянул подкровати, вшкафы - нокаратиста ислед простыл. Вдоме всё было по-прежнему - никаких боксёрских груш итренажеров. Интересно, куда всё подевалось?
        - Всёвпорядке, егобольше нет, - отрапортовал я, сияющий какотполированная Хозяйкиным сковородка. - Вытолько неволнуйтесь, сейчас я вам всё объясню.
        - Ладно, - вздохнула мама. - Главное, чтовы уменя живы издоровы. Идавайте сначала поедим. Ато, боюсь, после твоих объяснений мне расхочется пирогов.
        Итогда мы сели есть - пирог, ияблоки, исалат, который по-быстрому приготовил папа. Ая сделал навсех брусничный морс - поего рецепту. Егонасамом деле просто делать: бруснику вбанке растолок, воды добавил - и, считай, готово.


        Глава13
        Самая короткая


        Вэто время надругом конце города (наулице КислыхЩей) Вика Четвертинкина ссорилась сосвоей мамой. Всёопять произошло из-за супа, который Вика нехотела есть. Ведь никто кроме неё вцелом городе неест щи наужин! Амама её заставляет. Словом, поссорившись, Вика решила, чтотакая мама ей ненужна. Поэтому Вика надела резиновые сапоги, куртку сшапочкой иушла издому.
        Навсегда.
        Конечно, былобы гораздо лучше, еслибы издому ушла мама. ИВика жилабы тогда вдвоём спапой, который, вотличие отмамы, Вику любит ибережёт. Номама никуда уходить несобиралась, иуВики просто небыло другого выбора.
        «Вотбы она пропала, - думала Вика, шагая потёмным-претёмным улицам ночного города вникуда. - Безвести! Навсю жизнь!»
        Проходя мимо белого дома ссиними ставнями, Вика невольно заглянула вокно. Вкомнате горел яркий свет, иВике всё было прекрасно видно - даже издалека. Там, закруглым столом, накрытым клеёнкой, сидели трое. Иэти трое, заметьте, елинеостывший суп скружочками жира, акремовый торт срозочками! Наторте ещё был домик (кажется, изпесочного теста). Ноон целиком достался одному изэтих троих - подтянутому, сволосатыми руками - егокормили свилочки двое других, потолще.


        Вика облизнулась иотдуши позавидовала семейному счастью безымянной троицы. Вооружившись новым приступом гнева, онасмело двинула дальше. Втемноте уже маячил дом свысокими готическими башнями.
        Ещёмгновение - иводной изних зажжётся окно.
        КОНЕЦ