Сказки Дедушки Мороза Н. Моисеева
В этой книге Дедушка Мороз собрал четыре русские народные сказки в пересказе выдающегося фольклориста Александра Афанасьева, которые известны уже не одному поколению читателей. И в этот Новый год ваши дети познакомятся с трескучим Морозко, с девочкой Снегурочкой и многими другими.
Для детей дошкольного возраста.
Для чтения взрослыми детям.
Сказки Дедушки Мороза
Пересказ А. Афанасьева
Составитель Н. Моисеева
© Иллюстрации. Юдин Г. Н.
* * *
Морозко
* * *
Жили-были старик да старуха. У старика со старухою было три дочери. Старшую дочь старуха не любила (она была ей падчерица), почасту её журила, рано будила и всю работу на неё сваливала. Девушка скотину поила-кормила, дрова и водицу в избу носила, печку топила, обряды творила, избу мела и всё убирала ещё до свету; но старуха и тут была недовольна и на Марфушу ворчала: «Экая ленивица, экая неряха! И веник-то не у места, и не так-то стоит, и сорно-то в избе». Девушка молчала и плакала; она всячески старалась мачехе угодить и дочерям её услужить; но сёстры, глядя на мать, Марфушу во всём обижали, с нею вздорили и плакать заставляли, то им и любо было! Сами они поздно вставали, приготовленной водицей умывались, чистым полотенцем утирались и за работу садились, когда пообедают. Вот наши девицы росли да росли, стали большими и сделались невестами. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Старику жалко было старшей дочери. Он любил её за то, что была послушная да работящая, никогда не упрямилась, что заставят, то и делала, и ни в чём слова не перекорила. Да не знал старик, чем пособить горю. Сам
был хил, старуха ворчунья, а дочки её ленивицы и упрямицы.
Вот наши старики стали думу думать: старик - как бы дочерей пристроить, а старуха - как бы старшую с рук сбыть. Однажды старуха и говорит старику:
- Ну, старик, отдадим Марфушу замуж.
- Ладно, - сказал тот и побрёл себе на печь, а старуха вслед ему:
- Завтра встань, старик, ты пораньше, запряги кобылу в дровни и поезжай с Марфуткой. А ты, Марфутка, собери своё добро в коробейку да накинь белую рубаху: поедешь в гости!
Добрая Марфуша рада была такому счастью, что увезут её в гости, и сладко спала всю ночку; поутру рано встала, умылась, Богу помолилась, всё собрала, уложила, сама нарядилась, и была девка - хоть куды невеста! А дело-то было зимою, и на дворе стоял трескучий мороз.
Старик наутро, ни свет ни заря, запряг кобылу в дровни, подвёл к крыльцу, сам пришёл в избу, сел и сказал:
- Ну, я всё изладил!
- Садитесь за стол да ешьте! - сказала старуха.
Старик сел за стол и дочь с собой посадил.
Хлебница была на столе, он вынул челпан и нарезал хлеба и себе, и дочери. А старуха меж тем подала в блюде старых щей и сказала:
- Ну, голубка, ешь да убирайся, я вдоволь на тебя нагляделась! Старик, увези Марфутку к жениху, да смотри, старый хрыч, поезжай прямой дорогой, а там сверни с дороги-то направо, на бор, - знаешь, прямо к той большой сосне, что на пригорке стоит, и тут отдай Марфутку за Морозка.
Старик вытаращил глаза, разинул рот и перестал хлебать, а девка завыла.
- Ну, что тут нюни-то распустила! Ведь жених-то красавец и богач! Смотри-ка, сколько у него добра: все ёлки и берёзы в пуху; житьё-то завидное, да и сам он богатырь!
Старик молча уложил пожитки, велел дочери накинуть шубку и пустился в дорогу. Долго ли ехал, скоро ли приехал - не ведаю: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Наконец доехал до бору, своротил с дороги и пустился прямо снегом по насту; забравшись в глушь, остановился и велел дочери слезать, сам поставил под огромной сосной коробейку и сказал:
- Сиди и жди жениха, да смотри - принимай ласковее.
А после заворотил лошадь - и домой.
Девушка сидит да дрожит: озноб её пробрал. Хотела она выть, да сил не было, зубы только постукивают. Вдруг слышит: невдалеке Морозко на ёлке потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает да пощёлкивает. Очутился он и на той сосне, под коей девица сидит, и сверху ей говорит:
- Тепло ли тебе, девица?
- Тепло, тепло, батюшко-Морозушко!
Морозко стал ниже спускаться, больше потрескивать и пощёлкивать. Мороз спросил девицу:
- Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
Девица чуть дух переводит, но ещё говорит:
- Тепло, Морозушко! Тепло, батюшко!
Мороз пуще затрещал и сильнее защёлкал и девице сказал:
- Тепло ли те, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
Девица окостеневала и чуть слышно сказала:
- Ой, тепло, голубчик Морозушко!
Тут Морозко сжалился, окутал девицу шубами и отогрел одеялами.
Старуха наутро мужу говорит:
- Поезжай, старый хрыч, да буди молодых!
Старик запряг лошадь и поехал. Подъехавши к дочери, он нашёл её живую, на ней шубу хорошую, фату дорогую и короб с богатыми подарками. Не говоря ни слова, старик сложил всё на воз, сел с дочерью и поехал домой. Приехали, и девица бух в ноги мачехе. Старуха изумилась, как увидела девку живую, новую шубу и короб белья:
- Э, не обманешь меня.
Вот спустя немного старуха говорит старику:
- Увези-ка и моих-то дочерей к жениху, он их ещё не так одарит!
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Вот поутру рано старуха деток своих накормила, как следует под венец нарядила и в путь отпустила. Старик там же оставил девок под сосною. Наши девицы сидят да посмеиваются:
- Что это у матушки выдумано - вдруг обеих замуж отдавать? Разве в нашей деревне нет и ребят? Неровён чёрт приедет, и не знаешь какой!
Девушки были в шубках, а тут им стало зябко.
- Что, сестра? Меня мороз по коже подирает. Ну, как суженый-ряженый не приедет, так мы здесь околеем.
- Полно, Машка, врать! Коли рано женихи собираются, а теперь есть ли и обед на дворе?
- А что, коли приедет один, кого он возьмёт?
- Не тебя ли?
- Да, смотри, тебя!
- Конечно меня.
- Тебя! Полное тебе цыганить да врать!
Морозко у девушек руки ознобил, и они сунули руки в пазухи да опять за то же:
- Ой ты! Прясть не умеешь, а перебирать и вовсе не смыслишь.
- Ох ты, хвастунья! А ты что знаешь? Только по беседкам ходить да облизываться. Посмотрим, кого скорее возьмёт!
Так девицы перекрикивались и не в шутку озябли; вдруг они в один голос сказали:
- Что так долго нейдёт? Вишь ты, посинела!
Вот вдалеке Морозко начал потрескивать и с ёлки на ёлку поскакивать да пощёлкивать. Девицам послышалось, что кто-то едет.
- Чу, уж едет, да и с колокольцом.
- Поди прочь! Я не слышу, меня мороз обдирает.
- А ещё замуж собираешься!
И начали пальцы отдувать. Морозко всё ближе да ближе; наконец очутился на сосне, над девицами. Он девицам говорит:
- Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные? Тепло ли, мои голубушки?
- Ой, Морозко, больно студёно! Мы замёрзли, ждём суженого, а он, окаянный, сгинул.
Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать и чаще пощёлкивать.
- Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные?
- Поди ты! Разве слеп, вишь, руки и ноги отмёрзли.
Морозко ещё ниже спустился, сильно приударил и сказал:
- Тепло ли вам, девицы?
- Убирайся ко всем чертям в омут, сгинь, окаянный! - И девушки окостенели.
Наутро старуха мужу говорит:
- Запряги-ка ты, старик, положи охабочку сенца да возьми шубное опахало. Чай, девки-то приозябли - на дворе-то страшный мороз!
Старик не успел и перекусить, как был уж на дворе и на дороге. Приезжает за дочками и находит их замёрзшими. Он в сани деток свалил, опахалом закутал и рогожкой закрыл.
Старуха, увидев старика издалека, навстречу выбегала и так его вопрошала:
- Что детки?
- В сенях.
Старуха рогожку отвернула, опахало сняла и деток замёрзшими нашла.
Тут старуха как гроза разразилась и старика разбранила:
- Что ты наделал, старый пёс? Уходил ты моих дочек, моих кровных деточек, моих ненаглядных семечек, моих красных ягодок! Я тебя ухватом прибью, кочергой зашибу!
- Полно, старая! Вишь, ты на богатство польстилась, а детки твои упрямицы! Коли я виноват? Ты сама захотела.
Старуха посердилась, побранилась, да после с падчерицею помирилась, и стали они жить да быть да добра наживать, а лиха не поминать. Присватался сосед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живёт. Старик внучат Морозком стращал и упрямиться не давал. Я на свадьбе был, мёд-пиво пил, по усу текло, да в рот не попало.
Снегурочка
* * *
Жил-был крестьянин Иван, и была у него жена Марья. Жили Иван да Марья в любви и согласии, вот только детей у них не было. Так они и состарились в одиночестве. Сильно они о своей беде сокрушались и, только глядя на чужих детей, утешались. А делать нечего! Так уж, видно, им суждено было. Вот однажды, когда пришла зима да нападало молодого снегу по колено, ребятишки высыпали на улицу поиграть, а старички наши подсели к окну поглядеть на них. Ребятишки бегали, резвились и стали лепить бабу из снега. Иван с Марьей глядели молча, призадумавшись. Вдруг Иван усмехнулся и говорит:
- Пойти бы и нам, жена, да слепить себе бабу!
На Марью, видно, тоже нашёл весёлый час.
- Что ж, - говорит она, - пойдём разгуляемся на старости! Только на что тебе бабу лепить, будет с тебя и меня одной. Слепим лучше себе дитя из снегу, коли Бог не дал живого!
- Что правда, то правда… - сказал Иван, взял шапку и пошёл в огород со старухою.
Они и вправду принялись лепить куклу из снегу: скатали туловище с ручками и ножками, наложили сверху круглый ком снегу и обгладили из него головку.
- Бог в помощь? - сказал кто-то, проходя мимо.
- Спасибо, благодарствуем! - отвечал Иван.
- Что ж это вы поделываете?
- Да вот, что видишь! - молвит Иван.
- Снегурочку… - промолвила Марья, засмеявшись.
Вот они вылепили носик, сделали две ямочки во лбу, и только что Иван прочертил ротик, как из него вдруг дохнуло тёплым духом. Иван второпях отнял руку, только смотрит - ямочки во лбу стали уж навыкате, и вот из них поглядывают голубенькие глазки, вот уж и губки как малиновые улыбаются.
- Что это? Не наваждение ли какое? - сказал Иван, кладя на себя крестное знамение.
А кукла наклонила к нему головку, точно живая, и зашевелила ручками и ножками в снегу, словно грудное дитя в пелёнках.
- Ах, Иван, Иван! - вскричала Марья, задрожав от радости. - Это нам Господь дитя даёт! - И бросилась обнимать Снегурочку, а со Снегурочки весь снег отвалился, как скорлупа с яичка, и на руках у Марьи была уже в самом деле живая девочка. - Ах ты, моя Снегурушка дорогая! - проговорила старуха, обнимая своё желанное и нежданное дитя, и побежала с ним в избу.
Иван насилу опомнился от такого чуда, а Марья была без памяти от радости.
И вот Снегурочка растёт не по дням, а по часам, и что ни день, то всё лучше. Иван и Марья не нарадуются на неё. И весело пошло у них в дому. Девки с села у них безвыходно: забавляют бабушкину дочку, словно куколку, разговаривают с нею, поют песни, играют с нею во всякие игры и научают её всему, как что у них ведётся. А Снегурочка такая смышлёная: всё примечает и перенимает.
И стала она за зиму точно девочка лет тринадцати: всё разумеет, обо всём говорит, и таким сладким голосом, что заслушаешься. И такая она добрая, послушная и ко всем приветливая. А собою она - беленькая, как снег, глазки - что незабудочки, светло-русая коса до пояса, одного румянцу нет вовсе, словно живой кровинки не было в теле… Да и без того она была такая пригожая и хорошая, что загляденье. А как, бывало, разыграется она, так такая утешная и приятная, что душа радуется! И все не налюбуются Снегурочкой. Старушка же Марья души в ней не чает.
- Вот, Иван! - говаривала она мужу. - Даровал-таки нам Бог радость на старость! Миновалась-таки печаль моя задушевная!
А Иван говорил ей:
- Благодарение Господу! Здесь радость не вечна и печаль не бесконечна…
Прошла зима. Радостно заиграло на небе весеннее солнце и пригрело землю. На прогалинах зазеленела мурава, и запел жаворонок. Уже и красные девицы собрались в хоровод под селом и пропели:
Весна-красна! На чём пришла, на чём приехала?..
На сошечке, на бороночке!
А Снегурочка что-то заскучала.
- Что с тобою, дитя моё? - говорила не раз ей Марья, приголубливая её. - Не больна ли ты? Ты всё такая невесёлая, совсем с личика спала. Уж не сглазил ли тебя недобрый человек?
А Снегурочка отвечала ей всякий раз:
- Ничего, бабушка! Я здорова…
Вот и последний снег согнала весна своими красными днями. Зацвели сады и луга, запел соловей, да и всякая птица, и всё стало живей и веселей. А Снегурочка, сердечная, ещё сильней скучать стала, дичится подружек и прячется от солнца в тень, словно ландыш под деревцем. Ей только и любо было, что плескаться у студёного ключа под зелёною ивушкой.
Снегурочке всё бы тень да холодок, а то и лучше частый дождичек. В дождик и сумрак она веселей становилась. А как один раз надвинулась серая туча да посыпала крупным градом, Снегурочка ему так обрадовалась, как иная не была бы рада и жемчугу перекатному. Когда ж опять припекло солнце и град взялся водою, Снегурочка поплакалась по нём так сильно, как будто сама хотела разлиться слезами: как родная сестра плачется по брату.
Вот уж пришёл и весне конец, приспел Иванов день. Девки с села собрались на гулянье в рощу, зашли за Снегурочкой и пристали к бабушке Марье:
- Пусти да пусти с нами Снегурочку!
Марье не хотелось пускать её, не хотелось и Снегурочке идти с ними, да не могли отговориться. К тому же Марья подумала: авось разгуляется её Снегурушка! И она принарядила её, поцеловала и сказала:
- Поди же, дитя моё, повеселись с подружками! А вы, девки, смотрите берегите мою Снегурушку… Ведь она у меня, сами знаете, как порох в глазу!
- Хорошо, хорошо! - закричали они весело, подхватили Снегурочку и пошли гурьбою в рощу.
Там они вили себе венки, вязали пучки из цветов и распевали свои весёлые песни. Снегурочка была с ними безотлучно.
Когда закатилось солнце, девки наложили костёр из травы и мелкого хворосту, зажгли его и все в венках стали в ряд одна за другою, а Снегурочку поставили позади всех.
- Смотри же, - сказали они, - как мы побежим, и ты также беги следом за нами, не отставай!
И вот все, затянувши песню, поскакали через огонь.
Вдруг что-то позади их зашумело и простонало жалобно:
- Ау!
Оглянулись они в испуге: нет никого. Смотрят друг на дружку и не видят между собою Снегурочки.
- А, верно, спряталась, шалунья, - сказали они и разбежались искать её, но никак не могли найти.
Кликали, аукали - она не отзывалась.
- Куда бы это девалась она? - говорили девки.
- Видно, домой убежала, - сказали они потом и пошли в село, но Снегурочки и в селе не было.
Искали её на другой день, искали на третий. Исходили всю рощу - кустик за кустик, дерево за дерево. Снегурочки всё не было, и след пропал. Долго Иван и Марья горевали и плакали из-за своей Снегурочки. Долго ещё бедная старушка каждый день ходила в рощу искать её, и всё кликала она, словно кукушка горемычная:
- Ау, ау, Снегурушка! Ау, ау, голубушка!..
И не раз ей слышалось, будто голосом Снегурочки отзывалось: «Ау!» Снегурочки же всё нет как нет! Куда же девалась? Лютый ли зверь умчал её в дремучий лес, хищная ли птица ли унесла к синему морю?
Нет, не лютый зверь умчал её в дремучий лес и не хищная птица унесла её к синему морю, а когда Снегурочка побежала за подружками и вскочила в огонь, вдруг потянулась она вверх лёгким паром, свилась в тонкое облачко, растаяла… и полетела в высоту поднебесную.
Сестрица Аленушка и братец Иванушка
* * *
Жили-были себе царь и царица; уних были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Алёнушкой. Вот царь с царицею померли, остались дети одни, пошли странствовать по белу свету. Шли, шли, шли… идут и видят пруд, а около пруда пасётся стадо коров. «Я хочу пить», - говорит Иванушка. «Не пей, братец, а то будешь телёночком», - говорит Алёнушка. Он послушался. Идут дальше; видят реку, а около ходит табун лошадей. «Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется». - «Не пей, братец, а то сделаешься жеребёночком». Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят озеро, а около него гуляет стадо овец. «Ах, сестрица, мне страшно пить хочется». - «Не пей, братец, а то будешь баранчиком». Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят ручей, а возле стерегут свиней. «Ах, сестрица, я напьюся; мне ужасно пить хочется». - «Не пей, братец, а то будешь поросёночком». Иванушка опять послушался, и пошли дальше; шли-шли и видят, пасётся у воды стадо коз. «Ах, сестрица, я напьюся». - «Не пей, братец, а то будешь козлёночком». Он не вытерпел и не послушался сестры, напился и стал козлёночком,
прыгает перед Алёнушкой и кричит: «Ме-ке-ке! Ме-ке-ке!»
Алёнушка обвязала его шёлковым поясом и повела с собою, а сама-то плачет, горько плачет… Козлёночек бегал-бегал и забежал раз в сад к одному царю. Люди увидали и тотчас доложили: «У нас, ваше царское величество, в саду козлёночек, и держит его на поясе девица, да такая из себя красавица». Царь приказал спросить, кто она такая. Вот люди и спрашивают её, откуда она и чьего роду-племени. «Так и так, - говорит Алёнушка, - был царь и царица, да померли; остались мы, дети: я, царевна, да вот братец мой, царевич; он не утерпел, напился водицы и стал козлёночком». Люди доложили всё это царю. Царь позвал Алёнушку, расспросил обо всём; она ему приглянулась, и царь захотел на ней жениться. Скоро сделали свадьбу и стали жить себе, и козлёночек с ними - гуляет по саду, а пьёт и ест вместе с царём и царицею.
Вот поехал царь на охоту. Тем временем пришла колдунья и навела на царицу порчу: сделалась Алёнушка больная да такая худая да бледная. На царском дворе всё приуныло: цветы в саду стали вянуть, деревья сохнуть, трава блекнуть. Царь воротился и спрашивает царицу: «Ты чем нездорова?» - «Да, хвораю», - говорит царица. На другой день царь опять поехал на охоту. Алёнушка лежит больная; приходит к ней колдунья и говорит: «Хочешь, я тебя вылечу? Выходи к такому-то морю и пей там воду». Царица послушалась и в сумерках пошла к морю, а колдунья уж дожидается, схватила её, навязала на шею камень и бросила в море. Алёнушка пошла на дно; козлёночек прибежал и горько-горько заплакал. А колдунья оборотилась царицею и пошла во дворец.
Царь приехал и обрадовался, что супруга опять стала здорова. Накрыли на стол и сели обедать. «А где же козлёночек?» - спрашивает царь. «Не надо его, - говорит колдунья, - я не велела пускать!» На другой день, только царь уехал на охоту, колдунья козлёночку грозит: «Вот воротится царь, попрошу тебя зарезать». Приехал царь; колдунья так и пристаёт к нему: «Прикажи да прикажи зарезать козлёночка - он мне надоел, опротивел совсем!» Царю жалко было его, да делать нечего - она так пристаёт, так упрашивает, что наконец согласился. Видит козлёночек: уж начали точить на него ножи булатные, - заплакал, побежал к царю и просится: «Пусти меня на море сходить, водицы испить». Царь пустил его. Вот козлёночек прибежал к морю, стал на берегу и жалобно закричал:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала!
Козлёночек заплакал и воротился назад. Днём опять просится у царя: «Пусти меня на море сходить, водицы испить». Пустил. Вот козлёночек прибежал к морю и жалобно закричал:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала!
Козлёночек снова заплакал и воротился домой. Царь и думает: что бы это значило, козлёночек всё бегает на море? Вот попросился тот в третий раз: «Пусти меня на море сходить, водицы испить». Царь отпустил его и сам пошёл следом; приходит к морю и слышит - козлёночек вызывает сестрицу:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Огни горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Она ему отвечает:
Иванушка-братец!
Тяжёл камень ко дну тянет,
Люта змея сердце высосала!
Козлёночек опять начал звать сестрицу. Алёнушка всплыла и показалась над водой. Царь ухватил её, сорвал с шеи камень и вытащил Алёнушку на берег, да и спрашивает: как это сталося? Она ему всё рассказала. Царь обрадовался, козлёночек тоже - так и прыгает, в саду всё зазеленело и зацвело. А колдунью приказал царь казнить. После того царь с царицей и с козлёночком стали жить да поживать да добра наживать.
По щучьему велению
* * *
Жил-был на белом свете один старик. И было у него три сына: двое умных, а третий - дурак Емеля.
Два брата весь день работают, а младший целый день на печке лежит, ничего не делает.
Вот однажды зимним утром уехали братья на базар, а Емеля дома остался. Невестки, жёны братьевы, за водой его посылают:
- Сходи за водой, Емеля.
А он им и отвечает с печки:
- Да мне неохота…
- Скоро братья с базара вернутся, тебе за это гостинцев привезут.
- Тогда ладно.
Не спеша Емеля слез с печки, оделся, обулся, взял топор да вёдра и пошёл на речку.
Прорубил лёд, в вёдра воды зачерпнул, да вёдра на лёд и поставил. Смотрит, а в одном щука попалась! Обрадовался Емеля и говорит:
- Вот снесу щуку домой и сварим уху наваристую! Ай да Емеля!
И вдруг говорит ему рыбина голосом человечьим:
- Сжалься, не ешь меня, отпусти в воду, я тебе ещё пригожусь.
А Емеля над ней только смеётся:
- Ну и на что ты мне пригодишься?.. Нет, снесу я тебя домой и уху сварю. Знатная уха выйдет!
Щука опять взмолилась:
- Емеля, пожалуйста, отпусти меня, любое желание твоё исполню, всё, что только пожелаешь.
- Всё, говоришь? - задумался Емеля. - Сперва покажи, что правду говоришь, тогда отпущу.
Щука говорит:
- Ну, загадывай - чего тебе хочется?
Подумал Емеля.
- Хочу, чтобы вёдра сами домой пошли…
А щука ему и говорит:
- Будет по-твоему. Запомни: когда тебе чего-то захочется - только скажи: «По щучьему веленью, по моему хотенью». И всё сразу исполнится.
Емеля и говорит:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - идите-ка, вёдра, домой сами.
Только сказал - глядь, а вёдра и вправду сами домой пошли. Емеля щуку обратно в прорубь отпустил, а сам за вёдрами пошёл.
Идёт по деревне, народ дивится: вёдра сами идут, а Емеля сзади плетётся да посмеивается… Вот вёдра сами в избу зашли да и сами на лавку стали, а Емеля снова на печь залез.
Много ли, мало ли времени прошло, а невестки опять говорят:
- Сходил бы ты, Емеля, в лес, дров нарубил.
- Не, неохота мне.
- Емеля, ну сходи, скоро братья с базара вернутся, тебе за это гостинцев привезут.
А ему слезать с печки не хочется. Но делать нечего. Слез с печи, оделся, обулся. Взял топор и верёвку, во двор вышел, в сани сел:
- Отворяйте ворота, бабы!
А те ему отвечают:
- Какие ворота? Ты же, дурак, в сани сел, а лошадь-то не запряг!
- Я без лошади поеду.
Невестки головой покрутили, но ворота отворили, а Емеля потихоньку и говорит:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - ступайте, сани, в лес сами…
И те сами в лес и поехали, да так быстро, что и на лошади не догнать.
А в лес-то ехать через всю деревню пришлось. Много народу, пока ехал, подавил да помял. Ему вслед кричат:
- Лови его! Держи его!
А Емеля, знай, сани погоняет. В лес приехал, из саней вылез и говорит:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - наруби-ка мне, топор, дровишек, да которые посуше, а вы, дровишки, сами в сани валитесь да сами в охапки вяжитесь.
Топор начал дрова сухие рубить да колоть, а дрова потом сами стали в сани валиться да верёвкой перевязываться.
Вот навалились целый воз, а Емеля топору велел вырубить себе дубинку побольше - такую, чтобы еле поднять можно было. Сел на воз и говорит:
- Ну а теперь, по щучьему веленью, по моему хотенью - поезжайте, сани, домой сами…
Помчались сани домой. Как в деревню заехали, где недавно проезжали и где Емеля подавил, помял много народу, на него сразу накинулись. Ухватили, с возу его тащат, бьют да бранятся.
Видит Емеля, что дело плохо, и говорит потихоньку:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - ну-ка, дубинка, обломай-ка им бока…
Та из саней выскочила и начала всех подряд колотить. Народ прочь кинулся, а Емеля домой приехал - да и на печь.
Много ли времени прошло, мало ли, а услышал царь о проделках Емелиных да и посылает за ним офицера - Емелю найти и во дворец привезти.
Приезжает к Емеле офицер, в избу заходит и спрашивает:
- Это ты Емеля-дурак?
А тот с печки:
- На что я тебе сдался?
- К царю тебя повезу, давай одевайся скорее.
- Не, - говорит Емеля - Мне неохота…
Офицер рассердился, закричал, полез к Емеле с кулаками, а тот и говорит потихоньку:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - дубинка, обломай-ка ты ему бока…
Дубинка из-под лавки выскочила и давай офицера колотить, тот еле-еле ноги унёс.
Удивился царь, что его военный не смог с Емелей справиться, и посылает тогда к Емеле боярина:
- Ступай да и привези ко мне во дворец Емелю-дурака. А ежели не привезёшь - с плеч голову сниму.
Взял с собой боярин пряников, конфет да изюму, в избу вошёл да к невесткам - спрашивать у них, что Емеля любит.
- Емеля любит, когда его попросят ласково да кафтан красный пообещают дать - вот тогда он всё сделает, можно что хочешь просить.
Угостил боярин Емелю конфетами да пряниками и говорит:
- Емеля, а Емеля, поедем со мной к царю.
- Не, мне неохота, мне и тут тепло.
- Емеля, а Емеля, ну поедем, там тебя будут вкусно поить, сытно кормить, пожалуйста, поедем.
- Не, мне неохота…
- Ну, Емеля, ну, поехали, тебе царь кафтан красный подарит, сапоги да шапку.
Подумал-подумал Емеля да и согласился:
- Ладно, только ты ступай вперёд, а я за тобой вслед пойду.
Уехал боярин, а Емеля ещё на печи полежал да и говорит:
- Не хочется мне с печи слезать. Ну-ка, по щучьему веленью, по моему хотенью - поезжай, печь, к царю сама.
Тут углы в избе затрещали, стена вылетела, крыша зашаталась, а печь сама на улицу вышла да и пошла по дороге прямо к царским палатам.
Смотрит царь в окно, удивляется:
- Что это за чудо такое?
А ему боярин отвечает:
- А это к тебе, царь-батюшка, Емеля на печи едет.
Въехал Емеля на печи да прямо в царские палаты.
Царь испугался да и говорит:
- На тебя жалуются! Ты народу много подавил.
- А зачем они сами под сани лезли? - отвечает Емеля.
В это время в окно Марья-царевна, дочь царская, выглянула. Увидал её дурак в окошке, понравилась она ему, он и говорит потихоньку:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - пусть Марья-царевна меня полюбит… А пока ступай-ка, печь, домой…
Развернулась печь да и домой поехала, в избу зашла и на прежнее место встала. А Емеля всё на печи лежит-полёживает.
А в это время во дворце начались крик да слёзы. Марья-царевна в Емелю влюбилась, по нему сохнет, скучает, жить без него не может, хочет замуж. Царь-батюшка, как узнал об этом, так расстроился, опять боярина к себе позвал да и говорит ему:
- Иди да приведи ко мне Емелю. А не то сниму тебе голову с плеч.
Накупил боярин вина сладкого, да мёда хмельного, да закусок разных да и поехал к Емеле. Входит в избу и начал Емелю угощать.
Емеля наелся, напился и спать лёг. А боярин его в сани положил да и к царю повёз.
Царь сразу же тотчас велел большую бочку дубовую прикатить. В бочку посадили Марью-царевну с Емелей, бочку законопатили, засмолили и в море бросили.
Много ли, мало ли времени прошло - проснулся Емеля, видит - тесно, темно:
- Где же это я?
А в темноте ему кто-то отвечает:
- Ой, Емелюшка! Нас с тобой в бочку засмолили да в синее море бросили.
- А ты кто такая?
- Я - Марья-царевна.
Тогда Емеля и говорит:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - буйные ветры, бочку выкатите на берег сухой, на песок жёлтый…
Буйные ветры подули. Море взволновалось, бочку на сухой берег выкинуло. Марья-царевна и Емеля из бочки вышли. Марья-царевна спрашивает:
- Емелюшка, а где же мы с тобой жить-то будем? Построй хоть избушку какую-нибудь.
- Не, - говорит Емеля. - Мне неохота…
Тут Марья-царевна заплакала, тогда Емеля и говорит потихоньку:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - пусть стоит здесь дворец каменный с крышей золотой…
И только он это сказал - сразу перед ними появился дворец каменный с крышей золотой. Кругом сад цветущий, зелёный; иптицы в саду поют, и цветы цветут. Емеля с Марьей-царевной во дворец вошли, у окошечка сели.
- Емелюшка, а можно тебе стать красавчиком неписаным?
Тут уж Емеля думал недолго:
- По щучьему веленью, по моему хотенью - хочу стать красавцем писаным, молодцем добрым.
И как только сказал - так сразу в красавца и превратился. Ни в сказке сказать, ни пером описать.
А в это время мимо царь на охоту едет и видит - на месте, где раньше ничего не было, стоит дворец.
- Это кто такой без моего разрешения да на моей земле дворец свой поставил?
И послал боярина узнать, кто во дворце живёт. Боярин побежал, под окошком встал, спрашивает.
А им в ответ Емеля из окна:
- Пусть царь ко мне в гости заходит, я сам ему скажу.
Царь во дворец заехал, его Емеля встречает, во дворец ведёт, за стол сажает. Начинают они пировать. А царь пьёт, ест и никак не надивится:
- Да кто же ты есть такой, добрый молодец?
- А помнишь Емелю-дурачка, который к тебе на печи приезжал, а ты потом велел его вместе со своей дочкой в бочку засмолить да в пучину морскую бросить? Вот я и есть тот самый Емеля. И если захочу, то всё царство твоё разорю да уничтожу.
Испугался тогда царь и стал просить у Емели прощения:
- Емелюшка, женись на Марье-царевне, царство моё забери, только не губи!
Простил его Емеля, и устроили они тут же пир на весь мир.
Емеля на Марье-царевне женился и стал царством править.
Тут и сказочке конец, а кто слушал - молодец.
|
