Типтик, или Приключения одного мальчика, великолепной Бабушки и говорящего Ворона Юрий Михайлович Магалиф

        Юрий Магалиф
        Типтик, или Приключения одного мальчика, великолепной Бабушки и говорящего Ворона
        —Это что же за имя такое — Типтик?
        —Да вот уж такое. Обыкновенное имя — Типтик.
        —Нет, не обыкновенное. Ты, наверное, его просто придумал. Таких имен не бывает.
        —Всякие имена бывают. Имена бывают всякие, и мальчишки тоже бывают всякие.
        —А этот твой Типтик — какой мальчишка?
        —Вроде тебя. Росту невысокого, но и не такой уж малыш. Не толстый и не худенький — в самый раз. Глаза серые, нос курносый… И по правде говоря, зовут его не Типтик, а Тимофей. Тимофей Птахин. Вот как его зовут по настоящему.
        —А ты говорить — Типтик. Выдумал, да?
        —Я тут ни при чем. Это ребята в его классе так придумали: взяли первые буквы от имени и фамилии. Получилось — ТИПТ. А потом, чтобы удобнее было выговаривать, прибавили еще две буковки. И получилось — ТИПТИК.
        —Смешно получилось.
        —А мне нравится.
        —Мне тоже нравится… Ну, и что же было сначала?
        —Ничего особенного сначала не было. Ходил Типтик в школу. В первый класс, потом во второй, потом — перешел в третий…
        —А приключения? Ты же обещал рассказать о необыкновенных приключениях этого мальчишки.
        —Очень уж необыкновенные приключения. Боюсь — не поверишь.
        —А ты не выдумывай. Рассказывай по правде все, как было.
        —Все равно, не поверишь.
        —Это сказка?
        —Сам не знаю… Не могу понять — где кончается правда и где начинается сказка.
        —Все-таки расскажи, пожалуйста.
        —Ну что ж, слушай.
        —И про Ворона не забудь!
        —Не забуду.
        —И — про великолепную Бабушку!
        —Не забуду. Итак…
        Глава первая
        Старый дом
        Типтик все утро бегал по двору и устал. Присел отдохнуть. Имеет право на отдых человек, который прожил на свете целых девять лет? Имеет право на отдых человек, который закончил учебный год на пятерочки и четверочки? Должен отдохнуть человек, если все утро он бегал по двору и устал?.. Да, человек имеет право на отдых. Об этом даже есть специальный закон. И Типтик отдыхал вполне законно.
        Он сидел на нижней ступеньке крыльца старого нежилого дома и ковырял щепочкой землю возле ног.
        Обратите внимание: вокруг дома, где отдыхал Типтик, был не жесткий асфальт, а мягкая земля. Это потому, что дом был старый-престарый; его уже сто раз собирались разобрать на двора и на этом месте выстроить новый современный домище. Но почему-то с этим делом не торопились. Наверное, потому, что в городе было много новых домов, а старых почти и не осталось. А ведь приятно, когда на тихой улочке вдруг повстречается такой старый-престарый домик, украшенный деревянной резьбой, с чердаком и с высокой кирпичной трубой.
        Говорят, что здесь когда-то жили ленинградцы, эвакуированные во время войны с фашистами. А до них, говорят, жили инженеры, построившие мост через реку. А до инженеров тут, говорят, проживали командиры непобедимой Красной Армии. А до командиров — здесь жил и работал Знаменитый Художник.
        Как была фамилия этого художника и чем он был знаменит — этого сейчас никто уже не помнит… Впрочем, между нами говоря, с художниками так нередко бывает: пока живой — знаменит, а когда умрет — никто и не вспомнит.
        А все-таки, про этого художника — хоть и забыли люди его фамилию — до сих пор рассказывают всякие чудеса.
        Например, говорят, что этот художник очень любил птиц; на чердаке устроил голубятню (голуби до сих пор там воркуют) и как будто бы научил разговаривать по-человечески какого-то умного вороненка. Еще говорят, что нарисовал художник удивительную картину, где изображен город, построенный, представьте себе, из стекла! Говорят, что картина эта была заколдована: чтобы ее увидеть по-настоящему, надо было произнести какие-то волшебные слова. Говорят… да мало ли что люди придумают — художника-то давно ведь нет на белом свете; поди теперь проверь, где правда, а где сказка.
        Глава вторая
        «Рази-двази…»
        Так вот, значит, сидел наш Тимофей Птахин на крылечке старого дома, отдыхал и от нечего делать ковырял щепочкой землю.
        Ковырял, ковырял… и вдруг щепочка наткнулась на что-то твердое. Типтик стал копать глубже и увидел в земле темный продолговатый металлический предмет. Вынул он этот предмет из земли, смахнул с него налипшие песчинки и соринки и понял, что держит в руках плоскую железную коробочку.
        Разумеется, коробочка снаружи заржавела, — так что Типтик открыл ее с большим трудом. А когда открыл — ахнул! Внутри находились акварельные краски — яркие, свежие, совсем-совсем новенькие, словно их только что вчера положили в коробочку. А на внутренней стороне крышки зелеными буквами были написаны странные слова. Типтик сначала прочитал их про себя, а потом повторил вслух:
        —«Рази-двази, тризи-мизи, пята-лата, сули-мули, буба-бэнс»!
        Но едва Типтик произнес до конца эти удивительные, совершенно непонятные слова, как на чердаке старого дома послышался шум, и, расталкивая перепуганных голубей, оттуда вылетела большая черная птица. Она повисла в воздухе, как вертолет, — и вдруг, сложив крылья, камнем кинулась вниз и опустилась на землю прямо перед Типтиком.
        —Мол-чать! — четко сказала птица. — Дурррак!
        —Что-о?! — разинул рот Типтик (он, действительно, между нами говоря, на секундочку поглупел). — Это ты сказала?
        —Дурррак! — повторила птица и добавила: — Забудь!
        Раскрыв огромный клюв, птица нахально подскочила к Типтику и выхватила у него из рук коробочку.
        —Отдай! — закричал Типтик. — Отдай сейчас же!
        Но птица ловко, хотя и тяжеловато, взлетела на крышу старого дома, положила коробочку рядом с собой, придавила ее когтистой лапой и прокричала:
        —Каррр! Чужое не трррогай! Забудь!.. Привет! И, зажав краски в клюве, улетела неизвестно куда.
        Глава третья
        Великолепная бабушка
        Прошла неделя… другая…
        Типтик часто теперь думал об этой странной говорящей птице, о заржавевшей коробочке с красками, и вспоминал непонятные слова: «Рази-двази…» Что там было написано дальше — Типтик как ни старался, никак не мог вспомнить.
        Черная птица сказала: «Забудь!» И Типтик забыл. Как странно!.. Очень странно…
        Конечно, он рассказал об этой птице ребятам во дворе, рассказал дома. Но все смеялись и говорили, что Типтик выдумщик, фантазер, сочинитель. Мама даже сказала, что когда Типтик вырастет, то непременно станет сказочником. «Потому что все они порядочные бездельники и вруны», — объяснила мама и побежала на кухню варить яблочный компот.
        Но бабушка Тимофея Птахина (которая называла его только ласкательно по-старинному — «Тимоша», а иногда по-деловому — «внук»), когда услышала эту непонятную историю — задумалась. Задумалась надолго, на целых полтора дня.
        Ах, это была великолепная Бабушка! Она разгуливала по городу в синих брючках, стриглась «под мальчика», читала газету «Спорт» и журнал «Здоровье», а по вторникам и четвергам бегала легкой трусцой в спортзал играть в волейбол.
        —Вот что, внук, — сказала великолепная Бабушка. — Я думала полтора дня и решила, что, к сожалению, ты не станешь сказочником, потому что ты не врун. Ты — человек честный, и я верю в то, что ты рассказал. Я убеждена, что черная птица — это Ворон! Да-да, тот самый Ворон, который когда-то давным-давно был обыкновенным вороненком и которого Знаменитый Художник научил разговаривать по-человечески. В одной газете я прочитала, что вороны чрезвычайно умные и способные птицы, а в журнале «Здоровье» сказано, что живут они долго-долго, почти триста лет… хотя проверить это невозможно.
        Тут великолепная Бабушка взяла гантели, сделала несколько силовых упражнений, трижды глубоко вздохнула и рассказала Типтику кое-что интересное.
        —На днях я пробегала мимо старого дома. И заметила, как странный какой-то человек карабкался по наружной лестнице на голубиный чердак. Вокруг беспокойно кружились голуби, суетились воробьи, а человек отбивался от них палкой… И знаешь, что я еще заметила?.. Он тащил с собой тонкую легкую сеть! Ах, к сожалению, я опаздывала на волейбол и не успела спросить: зачем ему сеть?
        —Я знаю! — сказал Типтик. — Он хотел поймать Ворона.
        —Может быть, — согласилась Бабушка. — Вполне возможно. Но понимаешь ли, за такой необыкновенной птицей должен охотиться только необыкновенный охотник.
        —А какой он из себя?
        —Я же тебе сказала, Тимоша, что торопилась на волейбол и не смогла рассмотреть птицелова подробнее. Но мне показалось, что он маленький, толстенький — ему надо бы побегать трусцой! И он в клетчатом пиджачке… А нос у него крючком… то есть, конец носа загнут книзу, кажется… или кверху?.. Точно не могу сказать, но твердо помню, что — крючком.
        Глава четвертая
        Портрет Ворона
        Какая досада, что Ворон утащил ту коробочку с акварельными красками!
        Дело в том, что Типтик иногда любил рисовать. Он многое любил делать иногда. Иногда любил собирать марки. Иногда любил играть в «чижика». Иногда любил помогать взрослым по хозяйству. Иногда любил читать, иногда рисовать. И хорошие краски ему очень пригодились бы.
        Конечно, в столе у Типтика лежала и бумага, и хорошие кисти, и неплохие краски… Но те — в металлической коробке — были просто замечательные: чистые, яркие…
        Все-таки, Типтик решил что-нибудь нарисовать своими неплохими красками. Взял бумагу и самой черной краской, которая называется очень страшно: «жженая кость», попробовал изобразить говорящего Ворона. Не получилось — Ворон вышел слишком черный и даже немного страшный. А ведь Типтик помнил, что та птица была совсем не страшная, а, наоборот, вполне симпатичная. И глаза у нее были смелые да веселые, а клюв блестящий. А перья совсем не черные, а с каким-то синеватым металлическим отливом.
        Тогда Типтик развел темно-синюю краску, добавил туда немного зеленой, фиолетовой, прибавил черную (но совсем чуть-чуть!) — и на этот раз Ворон получился замечательный! Как живой!
        Портрет Ворона Типтик прикрепил у себя над кроватью. И чем больше смотрел на эту птицу, тем сильнее она ему нравилась.
        —Ворон!.. — шептал мальчик, перед тем, как лечь в постель. — Воронуша… Мой Воронусик… Я тебя люблю! И во что бы то ни стало найду тебя!
        Глава шестая
        Птицы в клетках
        Это произошло в субботу днем.
        Накануне родители уехали на дачу собирать ягоду «викторию», а Типтик и его великолепная Бабушка остались в городе.
        —Внук! — сказала Бабушка. — Не сбегать ли нам с тобой в тир? Не пострелять ли из пневматического ружья?
        —Идет! — ответил Типтик. — Давненько не брал я ружьецо в руки!
        —И я давненько.
        —А деньги у нас найдутся? — спросил Типтик.
        —Найдутся. Я беру с собой два рубля.
        —Достаточно…
        Надвинув на лоб легкие голубые каскетки с длинными козырьками, чтобы не щуриться от солнца, бабушка и внук побежали легкой рысцой в тир.
        На самом углу Зеленого проспекта и Мирной улицы они увидели небольшую стайку ребят: мальчишки громко разговаривали, смеялись и что-то там такое разглядывали.
        —Необходимо выяснить в чем дело, — сказал Типтик, слегка запыхавшись от легкого бега.
        —Выясняй, — безо всякой одышки ответила великолепная Бабушка.
        Растолкав знакомых ребят, Типтик лицом к лицу очутился перед странным человечком.
        Человечек — низенький, чуть повыше Типтика, толстенький; губы широкие, зубы мелкие, желтоватые, а нос загибается книзу, крючком! Левый глаз прикрыт черной повязкой… Одет незнакомец в клетчатый пиджак.
        —Бабушка! — крикнул Типтик. — Иди-ка сюда!..
        Рядом с одноглазым на асфальте стояли клетки с птицами. Клетки маленькие, тесные; и птицы отчаянно бились о прутья. Бились, щебетали, трепыхались щеглы, синички, пеночки, овсянки…
        —По какому же праву здесь издеваются над живой природой? — очень строго и очень громко спросила Бабушка.
        Ребята замолчали. Смех прекратился. Только слышно было, как трепещут птичьи крылья.
        Одноглазый вовсе не испугался. В ответ он быстро затараторил:
        —Кто, кто, кто издевается? Где, где живая природа? Тут нет никакой природы, тут пташки! Вас не касается. Сам изловил, сам посадил, сам продаю!..
        —А я вас опознала! — торжественно провозгласила Бабушка. — Вы лезли на чердак старого дома ловить птиц. Я опознала вас!
        —И нечего опознавать. Меня и так все знают. Любого спроси, любой ответит: это Дядя Ловушка — знаменитый любитель птиц.
        —Какой же вы любитель, если держите птиц в таких тесных клетках?.. Любитель должен быть добрым, — сказал Типтик.
        —Много ты, голубок, понимаешь в любителях. Есть любители добрые, есть любители недобрые; а я — средний… Пташки мои — хочу люблю, хочу не люблю.
        —Они пить просят, им жарко. А вы воду в клетки не поставили.
        —Тебя как звать? — спросил Дядя Ловушка и прищурился.
        —Типтик.
        —Его полное имя — Тимофей Птахин! — объяснила великолепная Бабушка.
        —Ну вот что, Пташкин… — единственный глаз Дяди Ловушки сердито сверкнул: — Вот что: топай, топай отсюда! Пташкин, не мешай торговать пташками. Ясно?.. Топай, топай! Живо!
        —Как вы разговариваете с ребенком! — возмутилась Бабушка. — Безобразие! Вы не имеете права! Вы — враг живой природы!
        —Я? Враг?.. Хи-хи! — обнажил мелкие зубы Дядя Ловушка. — А пташки все равно мои. Пить хотят? Меня не касается!
        —Что же вас, дяденька, касается?
        —А касается меня только то, что я сам пожелаю!.. Ты купи пташечку, а после хоть напои ее, хоть залей ее водой — дело твое. Ты не враг живой природы, нет? Тогда дай пташке напиться, будь любезен. Только сначала купи ее!
        —У меня нет денег, — сказал Типтик.
        —Нет денег? — Дядя Ловушка зло взглянул на Типтика. — Тогда не лезь. С нищими не разговариваем!
        —Ишь какой богатый выискался! — вступились за Типтика ребята. — А вот мы вас, дяденька, поймаем и тоже в клетку без воды посадим. Хорошо вам будет, а?
        —Нет у нас такого закона, чтобы мучить птиц!
        Великолепная Бабушка от волнения сделала два глубоких вдоха и решительно сказала:
        —Не имеете права! Выпустите птиц на волю!
        —Но-но!.. — закричал Дядя Ловушка. — Мои пташки!
        —Нет! — сказал Типтик. — Птицы не ваши. Птицы — для всех. Птицы должны жить на воле!
        —Пррра-пррравильно! — раздался резкий скрипучий голос — как будто гвоздем по консервной банке чиркнули.
        Глава седьмая
        Воронуша
        Это еще что такое?!.
        Клетчатый пиджак Дяди Ловушки оттопырился, и оттуда высунулся длинный черный клюв. А вслед за клювом показались круглые карие глазки.
        —Галка! — сказал какой-то мальчишка.
        —Грач, — сказал другой.
        —Нет! — обрадовался Типтик. — Ничего вы не понимаете. Это не галка и не грач, не сорока и не ворона… Бабушка, смотри: ведь это же необыкновенный ворон! Я тебе рассказывал!..
        —Сказочно-красивая птица! — воскликнула Бабушка.
        —Пррра-пррравильно! — четко произнес ворон. — Воронуша кррра-крррасавчик!.. Пить давай!
        Все ахнули:
        —Говорящий!
        —По-человечески умеет!
        —Он продается? — спросила Бабушка. — Какая цена?
        —Ишь чего захотели! — прищурил свой единственный глаз Дядя Ловушка. — Не продается Воронуша. Ни за что не продается. Нет, ни за что! Самому нужен.
        —Пррро-пррродавай! — каркнул Ворон. — Ррразбойник! Воррр! Пррродавай!.. Пить Воронуше, пить!
        —Он водички хочет… — голос у Типтика дрогнул. — Я… Ну, я очень вас прошу, дяденька Ловушка!.. Пожалуйста, будьте так добры — Я очень… Бабушка, ну что же ты: попроси, пусть продаст… Ну пожалуйста!
        Ворон совсем выбрался из-под клетчатого пиджака. Замахал крыльями, хотел вспорхнуть, да не смог: его крепко держала за ногу короткая стальная цепочка.
        —Пусти! Воррр! Ррразбойник! — сердито щелкнул клювом Воронуша.
        Дядя Ловушка ударил его по клюву:
        —Чего захотел, паразит!
        —Ну, продайте… Пожалуйста!.. — прошептал Типтик.
        —Сто рублей! — ехидно улыбнулся птицелов.
        —Ско-олько?! — возмутилась Бабушка. — Грабеж среди бела дня. Сто рублей за птицу!
        —Пташечка-то не простая, а говорящая! — подмигнул Дядя Ловушка. — Десять рублей за перья с клювом, а девяносто за разговоры.
        Типтик полез в карман курточки.
        —Вот… — сказал он, протягивая руку — на ладони лежали шестьдесят копеек. — Вот… на три выстрела в тире… Больше нету.
        Дядя Ловушка захихикал: толстые губы растянулись до самых ушей.
        —Погоди, Типтик, — сказали ребята. — Мы тебе отдадим свои деньга.
        —У меня есть восемь копеек…
        —У меня пятак…
        —А вот целый полтинник!
        —Три копейки…
        —У меня денег нет, но есть перочинный ножик, почти новый, только тупой и без штопора…
        Ребята сложили все в кучку перед Дядей Ловушкой. На асфальте лежали: ножичек, ошейник, рыболовное грузило, значок «Юный турист», увеличительное стеклышко, испорченный карманный фонарик, старая батарейка, кусочек жевательной резинки… А денег всего — один рубль семьдесят шесть копеек.
        —Сто рублей! — хохотал Дядя Ловушка. — Ни копейки меньше!
        У Типтика защипало в носу — он вот-вот готов был разреветься.
        —Не могу видеть, как страдает ребенок! — сказала великолепная Бабушка. — Сто рублей?.. Отлично! Сейчас же сбегаю за деньгами домой.
        Она подтянула свои синие брючки, откинула назад коротко подстриженную голову и побежала легкой рысцой.
        Глава восьмая
        Добренький дядя
        —Ладно, — сказал одноглазый. — Ладно, я ужасно добренький. Пока гражданка Бабушка летает за деньгами, я — так и быть! — разрешаю маленько поиграть с моим Воронушей… А ну, давайте-ка сюда ваши денежки — один рубль и семьдесят шесть копеек. Так и быть, на три минутки можете взять птичку в руки…
        Он сделал цепочку немного подлиннее и, не отстегивая ее от пиджака, спустил Воронушу на землю. Звякнув цепочкой, Ворон немедленно вспрыгнул Типтику на плечо:
        —Пить!.. Пить!..
        —С-сейч-час… — от радости Типтик даже заикаться начал.
        Кто-то из ребят побежал к автомату с газировкой… А где деньги? Ведь ни копеечки не осталось — все отдали Дяде Ловушке.
        —Верните копеечку! — попросили у него. — Воронуша пить хочет…
        —Авось, не сдохнет, — сказал птицелов, подбрасывая на ладони ребячьи медяки. — Птица — она до самой смерти выносливая: пока не помрет — будет жить!
        Все-таки у кого-то из мальчишек завалялась в самом уголке кармана позеленевшая монетка. И вот целый стакан газированной воды — чистой, прохладной, с легкими воздушными пузырьками преподнесен Воронуше:
        —Пей, птичка! Пей, Воронуша!
        Ворон сунул клюв в стакан, потом задрал голову — проглотил воду.
        —А что, Воронуша, надо сказать? — спросил Типтик.
        —Давай с сиррропом! — без запинки ответил Ворон.
        Все так и покатились со смеху — ну и птица! Сообразительная!
        А Типтику вдруг неизвестно почему — ну, совершенно непонятно почему! — вспомнилась та коробочка с красками и те странные слова, похожие на считалку. Он совершенно беззаботно, шутя произнес:
        —Рази-двази…
        —Тризи-мизи… — продолжил Ворон; но вдруг запнулся, словно вспомнив что-то, отшатнулся от Типтика и четко сказал:
        —Дурррак! Мол-чать!
        И прицелился клювом, как бы выбирая: куда бы побольнее стукнуть Типтика?
        —А только посмей! Только клюнь! — раздался испуганный голос Бабушки. — Да, я принесла деньги. Сто рублей. Но я не могу тратить такую огромную сумму на хулиганскую птицу. Ребенок может ослепнуть…
        —Это у них, у паршивых пташек, дело обыкновенное, — проворчал Дядя Ловушка. — Раз — и в глаз!
        И грязными пальцами он поправил свою повязку. А Типтик давно уже приметил, что у стальной цепочки есть маленький пружинный замочек. И в тот момент, когда Дядя Ловушка поправлял повязку на глазу, Типтик незаметно (как будто бы совершенно случайно!) нажал на пружинку; замок раскрылся, и…
        Глава девятая
        Милиция!.
        Ребята закричали:
        —Смотрите, смотрите! Летит!
        —Держи его, держи!
        —Счастливого пути, Воронуша!
        Дядя Ловушка, растерянный, стоял посреди улицы, топал ногами и орал благим матом:
        —Назад!.. Проклятая птица!.. Кому сказано — на-зад!.. Ах ты!..
        Ворон, вырвавшись на волю, взмыл высоко в небо. Странно, вместо того, чтобы поскорее улететь прочь отсюда, Воронуша, немного покружившись в небе, плавно опустился на вершину высокого тополя, что стоял на самом углу Мирной улицы и Зеленого проспекта. Длинным крепким клювом он спокойно перебирал перья на животе и, поворачивая голову то вправо, то влево, наблюдал, что делается внизу.
        А внизу суетился Птицелов — перебегал с места на место, махал руками, кричал, звал… Ворон не обращал на него никакого внимания и думал о чем-то своем — серьезном и, наверное, таинственном.
        Тут вдали показалась желто-синяя милицейская патрульная машина. Выждав, когда она приблизится к тополю, Ворон спрыгнул на ветку пониже и громко заявил на всю улицу:
        —Воррр! Каррртину укрррал! Огрррабил!
        Машина остановилась, из нее вышел сержант милиции и спросил:
        —В чем дело, граждане? Кто кричал «вор»? Кто кричал «ограбил»?
        Сверху раздалось еще погромче:
        —Воррр! Каррртину укрррал! С чердака!
        Глава десятая
        Про картину
        —Спокойно, граждане! — милиционер строго посмотрел на ребят, на Бабушку, на Птицелова. — Признавайтесь быстренько: кто похитил произведение искусства?
        —Разрешите вам объяснить, — сказала великолепная Бабушка. — Речь идет, вероятно, вот об этом браконьере. Он торгует птицами, торгует, так сказать, живым товаром. И вы только взгляните — в каком бедственном положении все эти пеночки, синички и щеглы! И еще он хотел продать нам за сто рублей вон того ворона, который, к счастью, вырвался из плена и улетел…
        —Нет, Бабушка, он улетел к несчастью! — воскликнул Типтик. — Вот если бы он улетел к нам — это было бы к счастью!
        —А ведь я уже приготовила сто рублей, чтобы уплатить их этому… этому… — Бабушка не могла подобрать нужного слова.
        —Воррру! — закончил за нее Воронуша. — Укрррал каррртину со старого чердака!
        —В чем дело, гражданин? — милиционер подошел к Дяде Ловушке. — Какая картина? Какой чердак?
        —Шутка, гражданин начальник! — Дядя Ловушка подмигнул единственным глазом. — Пташка шутит. Кричит безо всякого понимания. Дурацкая башка — вот и кричит…
        —Но позвольте! — вмешалась Бабушка. — Я лично видела этого человека, когда он в своем клетчатом пиджаке забирался на чердак старого дома. В том доме когда-то жил Знаменитый Художник. И, может быть, на чердаке до сих пор хранятся его картины? Нет, товарищ милиционер, у Ворона не такая уж глупая голова.
        —Шутка, граждане!.. Ну да, было такое дело — полез я на тот старый чердачок: думал парочку голубей отловить… Вижу, на чердаке картина валяется — вся в пыли да в паутине. Чего ж добру пропадать? Взял я картинку, принес домой, вымыл с мылом… Гляжу и глазам не верю: не картина это, а просто чистый холст! Ничего там не нарисовано: золоченая рама, а в середке серый холст… Пусто!
        —Вррранье! — раздалось сверху.
        —Вы кому больше верите? — обозлился Дядя Ловушка. — Мне, человеку разумному, или этой дурацкой птице?.. А еще вот что, гражданин милиционер: когда я на чердаке взял в руки проклятую картину, эта черная ворона налетела на меня и долбанула в левый глаз! Через нее инвалидом стал. Работать не могу — вот, пташками стал интересоваться.
        —Воронушу вы все-таки потом поймали? — спросила Бабушка.
        —А как же! За такое разбойное нападение наказание полагается. Как раз сегодня хотел ему башку открутить, да вот, освободился он каким-то чудом…
        —Нет, что же это делается, товарищи! — воскликнула Бабушка. — Живой птице хотят голову открутить! Мало того, что он торгует несчастными пернатыми, учит детей жестокости, так он еще…
        —Ладно, разберемся, — сказал милиционер. — Собирайтесь, гражданин, поедете с нами.
        —За что, за что? — затараторил Дядя Ловушка. — Ни одной птички еще не продал, ни одной копейки не получил… За что, за что, за что?..
        —Неправда! — сказал Типтик. — Копейки-то он получил.
        —На-на! Забирай свои денежки! Забирайте все! — и Птицелов швырнул на асфальт один рубль семьдесят шесть копеек, а за ними — тупой ножичек, ошейник, грузило, значок, увеличительное стеклышко, карманный фонарик, батарейку и жевательную резинку…
        Милиционер собрал клетки с птицами, поставил их в машину. Туда же забрался Дядя Ловушка, и за ним захлопнулась дверца с решетчатым окошечком.
        —Ура! — сказала Бабушка.
        —Ура! — сказал Типтик, а за ним и все ребята: — Ура! Теперь Ловушка сам оказался в клетке!
        —Типтик! — Бабушка подтянула синие брючки. — Вперед! Ребята, за мной!.. У меня в кармане осталось сто рублей, и каждый, кто хочет, может пострелять в тире из пневматического ружья. Денег хватит на всех!
        —Кррра-крррасота! — раздалось сверху.
        Глава одиннадцатая
        Ночной гость
        Что и говорить — этот день был что надо! Типтик освободил Воронушу. Милиция забрала птицелова Дядю Ловушку. Потом всей компанией стреляли в тире. И надо признаться, что великолепная Бабушка целилась лучше всех. Правда, и Типтик пять раз подряд попал в забавную мишень: как угодишь в самый центр, так сразу же раздается песенка про голубой вагон.
        А после тира они с бабушкой еще долго гуляли по городу, и Типтик все задирал кверху голову: не видать ли где-нибудь в небе Воронушу?.. Нет, не видать…
        Родители вернулись с дачи поздно. Они там слишком долго ползали на корточках между грядками — ухаживали за ягодами; устали и поэтому не слишком внимательно слушали Типтика и Бабушку, которые рассказывали про птицелова, про Воронушу и про стрельбу в тире.
        —Очень интересно, — рассеянно сказала мама. — Я все поняла: Бабушка посадила птицелова в клетку, а ты научил ворону петь «Голубой вагон». Молодец! Забавно!
        Нет, сегодня родителей интересовала только ягода. Они ничего не поняли. И Типтик огорченный отправился спать.
        Он спал в одной комнате с Бабушкой. Честно говоря, это ему не слишком нравилось, потому что Бабушка заставляла его перед сном чистить зубы и непременно мыть ноги; когда он забирался под одеяло, Бабушка отворяла форточку, чтобы ночью в комнате был свежий воздух…
        Но засыпать рядом с Бабушкой было интересно, потому что она знала много удивительных историй. Типтик слушал… слушал… и засыпал, не разобрав, где в этих историях правда, где выдумка, где быль, а где сказка.
        Сегодня Бабушка начала рассказывать небывалую небывальщину: будто бы давным-давно — две с половиной тысячи лет тому назад — умные птицы решили построить Город Счастья.
        —А разве птицы могут строить? — спросил сонный Типтик.
        —Могут, могут… — тихо ответила Бабушка. — Это ведь сказка, а в сказке они все могут. Решили птицы жить по справедливости, честно, без обмана…
        —Хорошо… — тихо произнес Типтик уже во мне. Бабушка погасила в комнате свет… И тоже заснула. Не спали только одни часы — они тикали, тикали и, наконец, не торопясь, пробили полночь.
        …В этот момент Типтик проснулся. Показалось ему, что кто-то смотрит на него сквозь открытую форточку. Он сел на кровати и увидел, что Бабушка тоже не спит, тоже сидит на кровати и тоже смотрит в окно.
        Вдруг в комнату бесшумно влетело что-то большое, крылатое, черное.
        —Воронуша! — вскрикнули одновременно Типтик и Бабушка.
        —Не каркать! — скомандовал Ворон. — Ти-ши-на!
        Однако, сам он при этом шумел довольно сильно: топал когтистыми лапами по полу; сунул клюв в вазу с цветами и опрокинул ее; испугавшись, вспорхнул на полку с книгами и уронил их на пол.
        —Что у вас там происходит? — раздался сонный папин голос из соседней комнаты. — В чем дело?
        —Ничего особенного, — громко ответила Бабушка. — Просто я потеряла свои очки.
        —Зачем ночью очки? — спросил папа.
        —Чтобы лучше видеть интересные сны, — ответила Бабушка.
        А Воронуша сел к Типтику на подушку и предложил:
        —Неплохо бы пообедать!
        Типтик на цыпочках прокрался на кухню, взял из холодильника котлету и принес Воронуше.
        —Не дурно! — произнес Ворон. — Лучшее горючее для дальних перелетов — жирная котлета!
        Он поправил клювом перышки на брюхе, почесал лапой за ухом и вылетел в форточку, даже не сказав «спасибо».
        —Скверное воспитание! — покачала головой Бабушка. — Боюсь, Тимоша, что это для тебя неподходящая компания.
        Тимофей Птахин улыбался в темноте: при чем тут воспитание? Главное, Воронуша не потерялся — он здесь, он неподалеку!
        Глава двенадцатая
        Занятия
        Через несколько дней Ворон опять прилетел. Прилетел днем, когда родители были на работе.
        Он сел на телевизор и запел во всю глотку:
        Каррр-каррр-каррр!
        Да здравствует базар!
        На базаре чудеса:
        Пирожки и колбаса!
        —Кошмар! — сказала Бабушка. — Впервые в жизни слышу такой громкий и такой скрипучий голос.
        —Пре-крррасный голосок! — возразил Воронуша.
        —Ты хвастун, — покачал головой Типтик. — Сам себя нахваливаешь. Так у нас не полагается. Пусть другие тебя похвалят.
        —Пррравильно! Пусть хвалят другие. Начинай!
        —За что же тебя хвалить-то?
        —За хороший нос. Он длиннее твоего.
        —Велика важность. У слона, например, нос во сто раз длиннее, но слон не хвастает.
        —Слон может порхать? В форточку залететь? На дерево сесть?
        —Не может…
        —А я могу. Выходит, я самый лучший в мире!
        —Ты хоть бы грамоте выучился, — сказала Бабушка.
        —Зачем Ворону грамота? И без грррамоты все знаю!
        —Нет, милый друг, надо тебе учиться.
        —Не могу. Занят.
        —Что же ты делаешь? Чем занят?
        Ворон ответил не сразу. Он помолчал. Оглянулся по сторонам и произнес очень тихо:
        —Кррра-кррраски стерегу.
        —Какие еще краски? Ты художник?
        —Я знаю, бабушка! — воскликнул Типтик. — Коробка с акварельными красками? Так?
        —Так, — кивнул Ворон.
        —А внутри на крышке таинственная считался: «Рази-двази, тризи-мизи…»
        —Мол-чать! — скомандовал Ворон. Он опять оглянулся вокруг: не услышал ли кто-нибудь посторонний эти слова?
        И улетел, встревоженный.
        Глава тринадцатая
        Уроки
        Воронуша стал прилетать часто — то днем, то ночью. Он был очень осторожен, и кроме Типтика и Бабушки его никто в доме не видел.
        Бабушка обучила Воронушу четырем правилам арифметики.
        Тот моментально сообразил в чем дело и быстренько наловчился складывать, умножать, с удовольствием отнимал. Но делить ни за что не соглашался:
        —Отнимать, потом складывать — прррекрасно! Делить не хочу пррро-пррротивно!
        А Типтик читал ему вслух разные книжки. Воронуша слушал невнимательно, глаза у него затягивались пленкой — не проходило и трех минут, как он сладко спал.
        Сны Воронуша видел приятные: будто бы сидит он в большом гнезде, а рядом лежат котлеты, пироги, колбаса, пряники, и все это можно есть, не сходя с места.
        Глава четырнадцатая
        Приключения начинаются
        Папа с мамой ушли на работу. И только за ними захлопнулась дверь — в форточке показался Ворон:
        —Здррра-здррравствуйте!
        —Как живешь? Какие новости? — спросил Типтик.
        —От-кррры-открррытие!.. Знаю, где находится картина!
        —Какая картина? — удивился Типтик.
        —Погоди-ка, Тимоша, — вмешалась Бабушка. — Мне кажется, Воронуша говорит о той картине Знаменитого Художника, которую нашел на чердаке тот ужасный птицелов.
        —Не нашел! Укрррал! Воррр!
        —И где же она сейчас находится, эта картина?
        —Вспорррхнули! Полетели!
        Типтик и Бабушка не успели ничего ответить, а Ворон уже кружился в небе над их домом и призывно каркал. Конечно, надо было ему помочь, надо было найти картину.
        —Возможно, дорога будет дальняя, — сказала Бабушка, — предлагаю надеть кроссовки, в них легче ходить и бегать. И это была прекрасная мысль!
        Погода в тот день стояла серенькая. Однако было тепло, безветренно.
        Воронуша спустился на землю и сначала враскачку вышагивал по тротуару. Типтик с Бабушкой шли рядом. Потом Воронуше идти надоело — он поднялся в воздух и, легонько помахивая крыльями, летел медленно, неторопливо. А Бабушка и Типтик трусцой бежали по улицам, стараясь не отставать от своего крылатого друга.
        —Как ты думаешь, Бабушка, — спросил Типтик, — неужели Ворон и вправду знает, где картина?.. Летит и летит…
        —А мы бежим и бежим! Никакой усталости! — великолепная Бабушка, сжав кулаки и согнув руки в локтях, легко обгоняла прохожих, успевая при этом вежливо говорить «Простите… Извините!..»
        —А что мы будем делать, если встретимся с Дядей Ловушкой? — беспокоился Типтик. — Без милиции, пожалуй, с ним не справиться…
        —«Вперед, без страха и сомненья!» — воскликнула Бабушка и прибавила ходу, потому что Воронуша полетел быстрее…
        Типтик начал отставать. Он то бежал, то шел шагом — спотыкаясь, задыхаясь. И как-то не заметил, что они свернули со знакомых улиц и попали в район, где ни разу до сих пор не бывали.
        Здесь шло большое строительство. Перекликались рабочие. Ворчали бульдозеры. Мягко катились по рельсам башенные краны. Грузовики везли готовые стены с отверстиями для дверей и окон. Всю стройку опутали электрические провода, резиновые шланги. Кругом виднелись бочки с краской, мешки цемента, груды горячего асфальта, ящики со стеклом…
        Прошлой осенью Типтик видел, как у них во дворе сосед строил гараж для мотоцикла. Малюсенький гаражик, но строился он почти неделю.
        А здесь целая квартира получалась за какой-нибудь час! Поставили стенку, к ней прислонили другую, третью, четвертую и — будьте любезны! — осталось лишь пол настелить да стекла в рамы вставить. Никто словно не торопится, а дома растут и растут.
        …Воронуша присел на стрелу башенного крана, посмотрел небрежно, сверху вниз, на Типтика, на Бабушку. Типтик помахал рукой. Воронуша перелетел на другой кран, потом на третий… — все дальше и дальше. Там, за строящимися домами, темнел парк.
        —Стой! — кричал Типтик. — Стой! Спускайся сейчас же!..
        Бабушка ничего не кричала, не говорила — бежала той же легкой рысцой, но, кажется, тоже начала уставать.
        —Ты, Бабушка, отдохни, — сказал Типтик. — А я его догоню…
        Увязая в грудах песка, путаясь в шлангах и проводах, мальчик опять побежал за птицей.
        Иногда он останавливался, чтобы перевести дух… И тогда замечал, что чем ближе к парку, тем быстрее строились дома. Но здесь уже не слышны были крики, шум, как в начале стройки. И людей почти не было видно — за них работали машины. Лишь кое-где под стеклянными навесами стояли дяденьки и нажимали клавиши на столиках, будто на маленьких роялях играли. Нажмут клавишу — и квартира, с окрашенными полами и вымытыми окнами, наверх поехала на восьмой этаж. Нажмут другую клавишу — и квартира сама становится рядом с такой же готовой квартирой.
        —Здорово! — воскликнул Типтик и даже о Воронуше забыл на минутку.
        Потом вспомнил, побежал дальше.
        А Ворона нигде не было видно — скрылся за деревьями. Типтик повернул назад, к Бабушке. Но улица, по которой он только что бежал, исчезла — на месте улицы вырос новый дом!.. Типтик решил обогнуть этот дом, но окончательно запутался и заблудился между кранами, деревьями, домами и проводами… Он бежал все тише и тише. Соленый пот струйками сбегал по лбу, попадал в глаза… А деревьев становилось все меньше и меньше. А город становился все выше и выше.
        —Бабушка… Воронусик… Где вы? — едва выговорил Типтик и без сил шлепнулся на жесткий асфальт.
        …То ли он спал, то ли не спал — ничего нельзя было понять от усталости. Когда же, наконец, снова поднялся на ноги, то увидел, что находится в непонятном городе.
        Да-да! Дома здесь были особенные, невиданные. Белые, как сахар. Или как снег. Или как лед. Их, наверное, не успели покрасить, и весь город был похож на черно-белый рисунок из детского альбома «Раскрась сам».
        Из чего сделаны эти дома? Из пластмассы, что ли?.. Изо льда?.. Или из взбитых сливок?.. Типтику даже захотелось лизнуть стенку соседнего дома.
        Но в этот момент высоко за крышами раздалось «Каррр-каррр-каррр!»
        Типтик пошел дальше, высматривая Воронушу в небе. Погода изменилась, тучи исчезли. Стены, крыши, двери, лестницы наполнились солнечным светом — как будто сами светились изнутри.
        Но глаза от этого света не болели. Наоборот, смотреть было легко, приятно. И усталость пропала…
        «Куда же это я попал? — думал Типтик. — И где моя Бабушка?»
        Глава пятнадцатая
        Стеклянный город
        Сквозь широкие окна видно было, как живут здесь люди — никаких занавесок, никаких тайн и секретов.
        Чем занимались жители города? Где работали? Что делали?.. А, кажется, ничего не делали! Они бродили без толку по своим квартирам — словно что-то потеряли и не могли найти. Они лениво выглядывали в окна; дремали на балконах в мягких креслах; некоторые, задрав голову к небу, тревожно прислушивались в чему-то; многие бродили по улицам. Ноги передвигали еле-еле… Какое-то сонное белое царство!
        На каждом проспекте, в каждом переулке торчали искусственные белые цветы из жести и бумаги. А возле суетились крохотные юркие машинки на колесиках и обдавали цветы распыленной водой. И клумбы казались сияющими: радужные капли воды скатывались с лепестков на листья, с листьев на стебли, а по стеблям скользили вниз — в неглубокие канавки, сделанные в асфальте.
        Как чисто в городе! Ни пылинки, ни соринки. И небо над городом — будто мылом вымытое; Типтик все вглядывался в него — вдруг Воронуша покажется… Нет, черненькая птичка скрылась где-то за плоскими крышами.
        Снова Типтик прибавил шагу. Редкие прохожие с удивлением поглядывали на запыленного, раскрасневшегося мальчишку, который энергично топал по тротуару. Прохожие удивлялись: мальчишка был одет вовсе не так, как одевались местные жители. На них были белые костюмы из легкой шелковистой ткани; на плечах — тонкие серебристые накидки; и когда по улицам проносился ветерок, люди казались крылатыми.
        Типтику было забавно смотреть на этих «крылатых» жителей: почти все они были слишком полными, раздобревшими, даже толстыми; и от этого ходили вперевалку, как домашние гуси, тяжело отдуваясь при каждом шаге. И хотя все люди-гуси улыбались, но их улыбки казались равнодушными…
        Типтику показалось, что он попал на какой-то скучный праздник, который начался давным-давно, и все от него уже здорово устали.
        Удивительный город! Ни автомобилей, ни троллейбусов; даже велосипедов не было! И милиционеров, кажется, тоже не было — зачем они, если вокруг полный покой и порядочек?
        Но когда Типтик побежал быстрее — вдруг перед ним, прямо из-под земли выскочил маленький столбик с круглым щитком! На щитке — цифра «I».
        Проходившая мимо полная тетенька сказала Типтику:
        —Мальчик в старинных башмаках! Разве ты не видишь дорожный знак: «СКОРОСТЬ ОГРАНИЧЕНА»?.. Тебе разрешается двигаться не быстрее одного километра в час.
        Типтик остановился.
        —Во-первых, — сказал он, — во-первых, у меня не башмаки, а кроссовки. Во-вторых, они не старинные, а совсем новые, недавно купленные. В-третьих, я очень беспокоюсь…
        Типтик даже не успел объяснить — о чем он беспокоится, как из-под земли выскочил другой знак: круг, в середине которого было нарисовано серое сердце, перечеркнутое полосой.
        —Что это? — спросил Типтик.
        —Это значит, — объяснила тетенька, — «БЕСПОКОИТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО».
        Типтик удивленно развел руками и медленно зашагал дальше со скоростью один километр в час.
        Глава шестнадцатая
        Памятник
        Вот круглая большая площадь.
        Ни кустика, ни деревца, ни травинки.
        В самом центре площади возвышался в одиночестве роскошный памятник. Он изображал стройного мужчину, на плечи которого был наброшен клетчатый пиджачок. Лицо у мужчины ласковое, доброе, полные губы сложены бантиком. Правой рукой мужчина поднимает какой-то предмет, похожий на картину, а левой поглаживает что-то непонятное — то ли птицу, напоминающую орла, то ли машину…
        А перед памятником — люди-гуси. Толстые, с заплывшими глазками. Они заунывно пели, покачиваясь из стороны в сторону:
        Картины Главный Хранитель
        Наш дорогой повелитель!
        Как ты красив!
        Как ты умен!
        Как ты хорош
        Со всех сторон!
        «Скучная песенка», — подумал Типтик и пошел дальше по площади. К ней с четырех сторон сходились длинные проспекты. На высоких башнях развевались клетчатые флаги… В конце самого широкого проспекта что-то поблескивало; гуда указывал знак — стрела с надписью: «Река».
        «Пойти, искупаться что ли? — подумал Типтик. — Нет, Бабушка будет сердиться, если узнает, что я купался в незнакомом месте — Но где же она, моя великолепная Бабушка? И где Воронуша?..»
        Глава семнадцатая
        В саду
        У Типтика начала кружиться голова. Захотелось спокойно посидеть, собраться с мыслями.
        И он направился в сад, раскинувшийся рядом с площадью. Тенистый сад с песчаными дорожками, с белыми скамейками и ровными рядами фруктовых деревьев.
        Позвольте, а что за странные плоды росли на этих деревьях? И что это за деревья?.. Да ведь они все искусственные! — вместо стволов — чугунные тумбы, вместо веток — железные палки, вместо листьев — тряпочки, а вместо яблок да груш — булочки, котлеты и сосиски!..
        Между железными деревьями сновали самоходные машины. Одни белили известью стволы, другие разглаживали тряпочки, чтобы они были похожи на листья, а третьи аккуратно развешивали на ветки плоды. Типтик даже засмеялся, глядя, как ловко они это проделывают.
        А в садовых аллеях, в удобных низких креслах сидели толстые мальчики и девочки. Они старательно жевали булочки и котлетки, по очереди приказывая машинам:
        —Двадцать вторая! Яблоко покрупнее!
        —Девятнадцатая! Две груши послаще!
        —А мне, Тринадцатая, помягче!
        «Попробую-ка я тоже», — решил Типтик и сказал робко, вполголоса:
        —Двадцать вторая! Будьте добры, принесите, пожалуйста, самое лучшее яблоко!
        И тотчас же машина, на крышке которой стояли цифры 22, подкатила к Типтику и прямо в руки сунуло ему свежевыпеченную румяную булку.
        Эх, что за булка!.. Эх, что за жизнь!..
        Глава восемнадцатая
        «Чижик»
        Типтик мигом проглотил булку и от удовольствия показал язык девчонке, сидевшей в соседнем кресле. Девчонка тоже показала язык, но вышло у нее это как-то скучновато.
        А девчонка, кажется, славная. И, главное, не толстая, как другие. Она съела маленькую котлетку и вздохнула.
        —Что вздыхаешь? — спросил Типтик.
        —Так…
        —Скучно тебе?
        —Нет, что ты! — испуганно сказала девчонка, оглянулась по сторонам и опять вздохнула. — Мне совсем не скучно…
        —Ей просто стыдно, — сказал сидевший напротив толстощекий парнишка. — Ей стыдно, что она такая худющая.
        —А тебе не стыдно, что ты такой жирнющий? — вступился Типтик за девчонку. — Посмотрел бы я, как ты будешь играть в футбол или гонять шайбу.
        —Во что играть? — спросил толстощекий.
        —А кто такая Шайба? — спросила девочка. — За что ее прогонять?
        —Не прогонять, а гонять. Да неужели вы тут не знаете, что такое футбол и хоккей? Во что же вы тогда играете?
        —Мы играем в «медленность», — сказал толстощекий. — Очень интересно. Хочешь, научим?
        —Научите.
        —Это совсем просто, — объяснила девочка. — Сначала надо отмерить дистанцию. Например, десять метров…
        —Десятиметровку, значит, — кивнул Типтик.
        —Да. А потом — встать на старт, и по команде «марш!» нужно…
        —Скорее добежать до финиша?
        —Не скорее, а, наоборот, медленнее, — сказал толстощекий. — Вот я, например, десять метров прохожу за полчаса! А вон там, видишь, гуляет мальчик, который эту дистанцию за три с половиной часа проползает! Он чемпион нашего города.
        Чемпион по «медленности» шел, заложив руки за спину. Типтику показалось, что это не мальчик, а надутый воздушный шар плывет по аллее.
        —Ты что делаешь в нашем саду? — важно спросил шарообразный мальчик.
        —Ничего. Булку съел, — ответил Типтик.
        —Так нельзя говорить. Булка в нашем саду называется «яблоко»… Ну, ладно. Ешь побольше, если желаешь стать таким же ловким, как я.
        —А ты бегать умеешь? — спросил Типтик.
        —Что ты! С ума сошел? Бегать вредно.
        —Надо тебе поговорить с моей Бабушкой, — сказал Типтик. — Она знаешь как бегает! И это ей совсем не вредно!
        —А может твоя бабушка съесть полсотни пирожков с мясом?.. Не может?.. Тогда как же ей заниматься спортом — «медленностью»? Она обязательно проиграет.
        —Чепуха! — воскликнул Типтик. — «Медленность»! Да разве это спорт?.. Жаль, нет у меня с собой мяча — показал бы я вам настоящую игру — вмиг похудели бы… Футбол или даже лапту… Погодите-ка, я придумал что-то интересное!.. Вон там, кажется, валяется палочка…
        —Это от флажка.
        —Какого флажка?
        —Стартовый флажок; когда в «медленность» состязаемся.
        —Все равно… Можно взять палочку?
        —Тридцать первая! — приказал толстощекий. — Принеси палочку!
        Машина с номером «31» покатилась…
        —Стой, Тридцать первая! — остановил машину Типтик. — До чего же вы, ребята, тут все обленились. Пошли, сами принесем. Нечего зря машину портить.
        —Нам самим нельзя носить, — опять вздохнула девчонка. — Нельзя носить и делать ничего нельзя. За нас все делают машины.
        —Пусть вам нельзя. А мне можно!
        Типтик принес палочку и достал из кармана перочинный ножичек.
        —Сейчас попробуем сделать… — он разрезал палочку на две части: на коротенькую и длинную.
        Он взял коротенькую часть и начал обстругивать ее с обеих сторон, как затачивают сине-красный карандаш.
        Со всех сторон сада потянулись к Типтику ребята; они с любопытством смотрели, как ловко скользит лезвие по дереву.
        —Как мне хочется тоже попробовать! — сказал кто-то.
        —И мне хочется очень! Дай хоть немножечко построгать…
        —На, попробуй, — Типтик отдал ножик худенькой девчонке. — Осторожнее, не порежь палец!.. Не так!.. Неужели ты никогда нож в руке не держала?..
        —И я хочу попробовать! — захныкал малыш.
        —Дай мне хоть на секунду подержать твой ножик, — попросил высокий паренек с белыми пухлыми пальцами.
        Палочка и нож переходили из рук в руки — ребята работали с таким удовольствием, с каким изнемогающий от жары человек бросается в прохладную воду.
        Только шарообразный чемпион гордо стоял в сторонке, даже не глядя на работающих.
        —Так, главное дело сделано! — объявил Типтик. — Теперь нужно поаккуратнее обстрогать длинную палочку. Вы знаете, какая у нас будет игра?.. Эх, ничего-то вы не знаете!.. Это будет «чижик»!
        —Игра очень полезная для здешних детей, — раздался знакомый голос сзади,
        Бабушка!.. Она вошла в сад вместе с несколькими взрослыми.
        Чемпион по «медленности» поспешил им навстречу. Впрочем, слово «поспешил» здесь не совсем точное, потому что ноги чемпиона были похожи на валики от старомодного дивана; передвигал он их едва-едва.
        —А вот этот чужой, незнакомый мальчишка, — чемпион показал пальцем на Типтика, — делает то, что не позволяет нам Главный Хранитель…
        Взрослые переглянулись:
        —Делает?!..
        —Дедушка! — закричала худенькая девчонка, подбежав к высокому старику. — Дедушка, погляди, как работает этот замечательный человек в голубой каскетке. Погляди, дедушка!
        —Не понимаю, что тут удивительного? — спросила Бабушка.
        Но остальные взрослые зашептались тревожно:
        —Работает?.. Что?.. Как так, работает?..
        Они осторожно приблизились к Типтику, который обстругивал палочку. Дерево было сухое, а ножик острый, и тонкие стружки свивались в нежные золотистые лепестки.
        —А хорошо-то как! — опять зашептались взрослые. — Какое это прекрасное занятие — строгать ножом!
        —А я вам скажу по секрету — смотрите, не выдавайте меня!
        —У меня дома тоже есть маленький ножичек, и когда мне тоскливо — я им работаю…
        —А у меня дома есть отвертка — только прошу вас, об этом никому ни слова!
        —Какой у меня был молоток! Пришлось сдать его Главному Хранителю…
        —Ни-че-го не понимаю! — воскликнула Бабушка. — Работа — самая первая потребность каждого нормального человека. А как же можно работать без инструментов?
        —Тише, тише!.. И с инструментами, и без инструментов в нашем городе работать нельзя! Главный Хранитель запретил! Тише, тише, тише!..
        —А давненько я не видел работающего человека, — задумчиво произнес высокий старик, ласково глядя на руки Типтика.
        —Какое дивное зрелище — труд!
        —Как вы думаете, последний Доктор, это не слишком опасно? — спросил его кто-то из взрослых.
        —Ну конечно, немножко опасно, — ответил старик.
        —Не тревожься, дедушка! — сказала худенькая девчонка.
        —Чепуха! — улыбнулся Типтик. — Или вы думаете, что я палец порежу?
        —За твои пальцы я спокоен — вижу, что умеешь работать. Но… не следят ли за тобой? — Последний Доктор посмотрел сквозь металлические ветви на небо. — Нет, нас тут не видно…
        Типтик ровным счетом ничего не понял. Не поняла и Бабушка:
        —Кто может следить за моим внуком? — удивилась она. — Мальчик ничего плохого не сделал…
        «Чижик» готов!
        Типтик положил его на землю, резко ударил палочкой по заточенному концу.
        «Чижик» подскочил, и палка еще раз щелкнула по нему в воздухе — он полетел, кувыркаясь.
        —Догоняйте! — крикнул Типтик. — Кто первым принесет «чижика» обратно, тот сможет сам запустить его снова!..
        Все — и ребята, и взрослые — побежали за «чижиком». Конечно, быстрее всех бегала великолепная Бабушка, но она нарочно немного отстала, чтобы первой прибежала к «чижику» худенькая девчонка. Последний Доктор тоже вступил в игру; у него было сухощавая фигура, бегал он довольно легко.
        А девчонка принесла «чижика» на место, сама ловко запустила его. И все опять побежали по аллее. Сад, зазвенел от веселого смеха. Лица у всех разрумянились, глаза заблестели.
        —Прекрасно! — радовался Последний Доктор. — Так и надо! Быстрее бегайте!
        —Энергичней размахивайте руками! — кричала Бабушка.
        —Выше колени!
        Типтик играл вместе со всеми. Ему нравилось бегать по этому странному железно-булочному саду.
        Нашелся бы Воронуша — тогда и совсем хорошо будет.
        Глава девятнадцатая
        Бабушка и мермехон
        Игра незаметно передвинулась к воротам сада. Здесь было просторнее и светлее.
        Худенькая девочка — ее звали Зоя — первая выбежала за «чижиком» на площадь.
        —Осторожнее! — крикнул Последний Доктор и бросился догонять внучку.
        Но раньше всех к «чижику» подбежал Типтик. Он нагнулся чтобы поднять его, и в этот момент закричали:
        —Берегись! Мермехон летит!..
        Черная тень с тихим свистом пронеслась над Типтиком. Он обернулся и увидел прямо над собой огромные сверкающие стальные крючья. Отвратительной вонью повеяло в воздухе — то ли горелой резиной, то ли керосиновым дымом. Что-то резко лязгнуло, щелкнуло. Голубая каскетка сорвалась с головы Типтика; летающая машина ловко подхватила ее и унесла куда-то высоко в небо.
        —Ага! Что я говорил? — ликовал шарообразный мальчик.
        —Бежим! — Последний Доктор схватил Зою и Типтика за руки и потащил их обоих в сад. — Спрячемся под деревьями, пока он снова не пролетел…
        —Это от кого же вы собираетесь прятаться? — подбоченилась Бабушка. — От этой вонючей керосинки?
        Она подпрыгнула, ухватилась за железную ветку булочного дерева и отломила ее:
        —Ну-ка! Пусть еще раз спустится!..
        —Мермехон! — закричали опять. — Спасайся, кто может!..
        Камнем упала с неба черная крылатая машина. Не долетев двух метров до земли, она со змеиным шипением зависла в воздухе, растопырив кривые когти. Вот она подлетела к Типтику… Вот слегка накренилась, чтобы половчее ухватить его… И в ту же секунду…
        Трах!.. Трах!.. И еще раз — трах-бабах!..
        Это великолепная Бабушка изо всех сил лупила железной палкой по машине, ловко попадая по растопыренным когтям.
        —Бей мермехонов! — весело кричала Бабушка, размахивая палкой. — Никакой пощады! Долой!
        Летающая машина подобрала свои страшные когти. Внутри ее что-то звякнуло-брякнуло; из ее железного брюха закапала вонючая черная жидкость. С пронзительным воем машина кое-как поднялась в воздух и исчезла за крышами высоких домов.
        —Вы храбрая женщина! — сказал Последний Доктор. — Разрешите поцеловать Вашу мужественную руку… — Он наклонился и губами прикоснулся к пальцам великолепной Бабушки; — А теперь мы должны бежать. Сейчас сюда прилетит целая эскадрилья мермехонов, и нам несдобровать.
        —А почему они называются мермехоны? — спросил Типтик.
        —Что значит слово «мермехон»?
        —Это значит: Мерзавец Механический Особого Назначения, — объяснила девочка Зоя. — А сокращенно будет — «мермехон». Ах, какие это ужасные машины! Они сверху следят за всем, что движется по земле, а в воздухе уничтожают все живое. Понял?
        —Да… Теперь понял… понял… — Типтик едва одерживал слезы. — Я все понял…
        —Что с тобой? Что ты понял?
        —Я понял, что случилось с моим… с моим… с нашим… — Типтик не смог продолжать; он не выдержал и заплакал.
        —Что я вижу, внук?! — великолепная Бабушка кинула Типтику платок. — Вытри нос и убери слезы! Не бойся — наш Воронуша не так глуп, чтобы попасться в лапы этим Мерзавцам Механическим Особого Назначения. Прибавьте ходу, друзья! Энергичней размахивайте руками!
        Глава двадцатая
        Последний Доктор
        Они быстро шли какими-то стеклянными переходами, поднимались и опускались по стеклянным лестницам, перебегали по стеклянным мостикам. И далеко ушли от того места, где их подстерегали злые механические хищники. Мало-помалу Типтик перестал плакать. Нет, он еще не совсем успокоился — все вспоминал своего Воронушу, его хриплый голосок, его забавные разговоры. Неужели больше никогда он не услышит этого?..
        Но ведь слезами горю не поможешь.
        К тому же Зоя сказала:
        —А плакать в нашем городе воспрещается. Смотри, чтобы никто не увидел твоих мокрых щек.
        —Да что же это за город такой! — рассердился Типтик. — Играть нельзя, бегать нельзя, даже плакать воспрещается. Что же у вас тут можно делать?
        —Делать у нас ничего нельзя! — вздохнул Последний Доктор. — В этом-то вся беда…
        —Смешно!
        —Совсем даже не смешно, — сказала Зоя. — Ведь громко смеяться тоже нельзя. Можно тихонько улыбаться.
        —А если я не хочу улыбаться! Если я хочу хохотать! Чепуха какая-то… Не нравится мне ваш город!
        —Что ты! — воскликнул Последний Доктор. — Город у нас замечательный! Замечательный, как и все города теперь на земле. О таких городах давно мечтали люди. Ты только посмотри, мальчик… Как тебя зовут?
        —Типтик.
        —Чудесное имя для мальчишки!.. Ты только взгляни, Типтик, какие красивые у нас дома. Посмотри, какие умные машины работают вокруг: шьют одежду, очищают воздух, готовят пищу, убирают мусор… делают все, что прикажет им человек. Разве это плохо?
        —Нет, неплохо. Хорошо… А кто приказывает?
        —Не понимаю…
        —Вы сказали, что машины делают все, что им прикажет человек. А какой человек им приказывает? Кто такой? Как его зовут?
        —О! Этого человека зовут очень красиво. Его зовут Главный Хранитель!
        —Знаю, знаю! — обрадовался Типтик. — Я видел памятник этому вашему главному…
        —Тимоша, внук, — сказала Бабушка. — Памятники воздвигают только умершим людям. А Главный Хранитель, очевидно, живой человек. Значит, ты видел не памятник, а монумент в честь Хранителя.
        —Пусть монумент. А я его видел. Дяденька в клетчатом пиджаке — красивый такой — стоит улыбается… а в руке держит какого-то мермехона.
        —Правильно, — кивнул Последний Доктор. — Он управляет не только всем полезными машинами, но и всеми мермехонами. Он самый главный человек в нашем городе.
        —А мермехоны — они тут зачем?
        —Чтобы наблюдать за порядком и вылавливать бунтовщиков.
        —Ха-ха! — засмеялась Бабушка. — У вас есть бунтовщики? Вот уж никогда бы не подумала. Вы все на вид такие тихие, покорные.
        —Нет, не все такие… — Последний Доктор беспокойно взглянул на Зою и ничего больше не сказал.
        —Вы побледнели… — Бабушка тревожно посмотрела на старика. — Вы нездоровы?
        —Я здоров. Вполне здоров. Здесь все, знаете ли, здоровы. А я никому не нужен. Я — Последний Доктор. У нас тут никто больше не болеет ни свинкой, ни коклюшем, ни корью. Разумеется, это прекрасно, это великолепно. Но…
        —Нет, ты нужен, дедушка! — перебила Зоя. — В городе все тебя уважают, советуются с тобой.
        —И совсем не слушаются меня! — старик печально вздохнул. — В нашем городе люди стали быстро толстеть: всем приказано есть как можно больше. И у всех поэтому появились жирные подбородки, жирные животики, жирные щеки и даже жирные ноги. А лишний вес — беда для здоровья! Все наши толстяки, может быть, скоро-скоро умрут от ожирения сердца. Жирное сердце — это ужасно, это конец!
        —Совершенно с вами согласна! — воскликнула великолепная Бабушка, слегка подтянув узкие синие брючки. — Но не будем медлить. Вперед, друзья!
        Глава двадцать первая
        Про картину
        Хотя Типтик был человеком серьезным и, закончив второй класс, успешно перешел в третий; хотя он многое знал на белом свете — все равно, он слишком часто употреблял в разговорах четыре важных слова: «Почему?», «Как?», «Откуда?» и «Когда?»
        —А как построили такой город? — спросил Типтик.
        —Сначала строили медленно, а потом все быстрее и быстрее. Потому что людям помогали специальные строительные машины.
        —А когда начали строить?
        —Это трудно сказать… Видишь ли, сначала нужно было придумать такой необычный город. Придумал его один Знаменитый Художник и нарисовал его на большой Картине. Кажется, наш город построен в точности так, как этого хотел Художник… Поэтому можно считать, что начался этот город с того момента, когда была закончена большая Картина… Правда, по-моему, она не совсем закончена. Мне кажется, что Знаменитый Художник не успел ее раскрасить.
        —Ага, — сказал Типтик. — Ваш город похож на рисунки в детском альбоме «Раскрась сам».
        —Мы и хотели сами раскрасить наши дома, сады, одежду. Но Главный Хранитель запретил. И поэтому все здесь белое, серое и черное.
        —Весьма любопытно… — сказала Бабушка и, помолчав, тоже спросила: — А скажите, уважаемый Последний Доктор, можно ли взглянуть на эту картину?
        —Что вы, что вы! — замахал обеими руками старик. — Это совершенно невозможно! Картина находится у Главного Хранителя, только он смотрит на нее, а всем остальным это категорически запрещено. Запрещено под страхом смерти!
        —Почему? — спросил Типтик.
        —Сам удивляюсь, — сказал старик. — Главный Хранитель говорит, что мы слишком простые люди, чтобы глядеть на произведение искусства. Он говорит, что мы ничего не поймем… Он сам смотрит и потом рассказывает, что там нарисовано: какие дома, какие дворцы, какие магазины; как надо одеваться, как надо ходить, как надо есть…
        —А как надо есть? — Типтик проглотил слюну. — Я сию минуту хочу узнать, как надо есть в вашем городе!
        —Идем! — Зоя взяла Типтика за руку. — Это рядом. Иди, ешь.
        Глава двадцать вторая
        В белом зале
        Они вошли в ослепительно белый зал.
        Здесь так же, как и повсюду в городе, все было залито светом. Тихо звучала ласковая музыка, похожая на журчанье маленькой речки. И это было прекрасно.
        Но для Типтика прекраснее всего здесь были не свет и не музыка, а вкусные запахи. С одной стороны неслись ароматы жареных котлет и наваристого бульона с петрушкой. С другой стороны пахло теплыми булками, шоколадом. Свежесть клубники словно проникала под язык… Типтик даже зажмурился от удовольствия… Стоял и размышлял: на какой запах кинуться в первую очередь?.. Приоткрыл один глаз — посмотрел вправо, приоткрыл другой посмотрел влево: куда ни глянешь — везде заманчиво!
        Сначала ему показалось, что здесь — магазин: на длинных полках стояли банки с компотами, лежали головки сыра, желтели груды лимонов, бананов и ананасов; с потолка свисали круги копченых колбас; с розовых окороков стекали капельки прозрачного жира…
        Нет, это был не магазин, а, пожалуй, столовая: на белых столах стояли белые тарелки с супом, а над ними клубился белый пар; в белых стаканах белело молоко; шипела яичница на белых сковородках…
        Нет, наверное, это была не столовая и не магазин, а фабрика: по залу бегали машины, похожие на тех, что были в саду. Только здесь они сортировали продукты, варили, жарили, подносили еду к столам, убирали и мыли посуду…
        —Садитесь за стол и ешьте, — сказала Зоя Типтику и Бабушке. — Ешьте что хотите и сколько хотите.
        —Но у нас с собой нет денег, — сказала Бабушка.
        —Что такое «деньги»? — Зоя посмотрела на своего дедушку. — Не понимаю, о чем говорят эти люди?
        —Да, в нашем городе нету денег, обходимся без них, — сказал Последний Доктор и наклонился к самому уху Типтика: — Помни мой совет — не объедайся! Еда у нас вкусная: многие едят, забыв всякую меру, поэтому быстро толстеют. Толстеть вредно и опасно — запомни, мальчик!
        Видать, Типтик сильно проголодался после всех сегодняшних переживаний — суп был съеден в один момент.
        Но жареное мясо Типтик ел уже помедленнее. И совсем спокойно, аккуратно облизывая ложечку, проглотил порцию сливочного мороженого.
        Бабушка съела крохотный пирожок и выпила малюсенькую чашечку чая с клубничным вареньем… Пожалуй, она съела бы еще что-нибудь, но это наверняка помешало бы ей бегать трусцой.
        …В зал входили все новые люди. Серьезно, деловито, словно совершая самую важную в их жизни работу, они проглатывали по несколько тарелок супа, ели котлеты, манную кашу с вареньем, большими ложками черпали мед из фарфоровых кувшинов. Бабушка смотрела с возмущением: разве можно столько съесть за один раз?
        А вот в зал ввалился шарообразный мальчик. Машины засуетились вокруг него, торопливо подсовывая тарелки одну за другой. Чемпион по «медленности» ел так жадно, что противно было смотреть.
        —Все в порядке! — объявил Типтик, отходя от стола. — Спасибо… Живете вы тут неплохо. Только откуда берется вся эта бесплатная еда?
        —Автоматы! Роботы! Электроника! — с гордостью объясню Последний Доктор. — Все делают наши умнейшие машины: пашут землю, пасут коров, мелют муку, пекут хлеб, ловят рыбу, сбивают масло… Рука человека ни к чему не притрагивается. Умные роботы сами делают новых еще более умных роботов. Все рассчитывают компьютеры.
        —Здорово! Это мне нравится, — сказал Типтик. И только он хотел было обтереть рот рукавом своей курточки, как внезапно подкатилась специальная машинка и приложила к его губам чистую салфетку. Типтик улыбнулся во весь рот:
        —А это уж совсем красота!
        —Пррра-пррравильно! Красота! Карр! — раздалось откуда-то с самых верхних полок.
        —Воронуша!.. Миленький! Чудная моя птичка!
        «Птичка» почистила лапой клюв и заплясала по полке, распевая:
        Карр-карр-карр!
        Ох и вкусный здесь товар!
        Не товар, а чудеса:
        Пирроги и колбаса!
        —Слезай сейчас же! — закричал Типтик. — Слезай, кому говорят!
        —Воронуша! — строго приказала Бабушка. — Марш вниз!
        Воронуша подумал-подумал, сунул клюв в банку с компотом, проглотил ягоду, опять подумал… И нехотя спрыгнул с полки прямо на плечо Типтику. Вот радость-то!
        Радость?.. Вы посмотрели бы вблизи на «птичку»! Как он ужасно растолстел и отяжелел! Голова, шея, хвост — все было выпачкано вареньем, салом, сметаной, медом; перья слиплись, к ним пристали крошки печенья, кусочки яичной скорлупы… Да, видать, Воронуша даром времени здесь не терял!
        —Не понимаю, из чего сделан этот летающий механизм? — спросила Зоя, осторожно дотрагиваясь до Воронуши.
        —Никакой это не механизм, — обиделся Типтик. — Это самая настоящая живая птица…
        —Высокого напряжения? — Зоя испуганно отдернула руку.
        —Бедная моя внученька! — Последний Доктор обнял девочку. — Мы с тобой теперь не видим в нашем городе ничего живого, ничего естественного. Одни механизмы! А ведь это, если не ошибаюсь, настоящий, чистокровный ворон, называемый по латыни «корвус коракс»…
        —Это не машина?! — Зоя даже подпрыгнула от удивления.
        —Говорящий ворон! — Типтик с гордостью оглянулся вокруг. — Ни у кого нет такого. Его зовут Воронуша.
        Их окружили люди; все громче и веселее толковали они о птицах — о воронах, синицах, воробьях, которых нигде теперь в городе не встретишь. Говорят, раньше их было сколько угодно, а вот теперь…
        Воронуша дремал, полузакрыв глаза. Он не слышал, как к ногам Типтика подкатилась машина, не видел, как высунулся из нее длинный рычаг с крючком на конце… Вдруг крючок ухватил Воронушу за лапы и потащил в дальний угол зала — туда, где мыли посуду.
        Воронуша отчаянно каркал, долбил клювом по рычагу — ничего не помогало: машина сунула Воронушу под теплый душ и держала его так до тех пор, пока с перьев не смылась вся грязь…
        Типтик хохотал:
        —Так тебе и надо — не будешь улетать от нас, не будешь обжираться! Так тебе и надо!
        Хохотала великолепная Бабушка, хохотал Последний Доктор, хохотала Зоя, даже «подушечный» мальчик хмыкал, глядя, как Ворон, мокрый и взъерошенный, бился под струями воды.
        —А что тут происходит, я спрашиваю? — затараторил кто-то у дверей. — Что происходит, спрашиваю я? Спрашиваю, что происходит?
        —Карр! Карраул! — завопил Воронуша. — Ворр!..
        Глава двадцать третья
        Старый знакомый
        В дверях стоял Дядя Ловушка.
        Типтик сразу же узнал его: да-да, тот самый кривоногий человечек в клетчатом пиджачке, с повязкой на глазу!
        Моющая машина отпустили Воронушу. Его сильно знобило, и он, распластав мокрые крылья, всем телом прижался к Типтику.
        А шарообразный мальчик запел:
        Картины Главный Хранитель!
        Ты наш дорогой повелитель;
        Как ты красив!
        Как ты умен!
        Как ты хорош!
        Со всех сторон!
        —Рраз-разбойник! Ворр! — орал Воронуша, лязгая клювом.
        —Ай-яй-яй! Как не стыдно забывать старых приятелей, как не стыдно! — качал головой Дядя Ловушка, одним глазом глядя на Типтика. — Если бы не мои верные помощнички, если бы не любезные мои пташки-мермехончики, я бы, наверное, не сразу узнал о появлении в моем городе таких дорогих и важных гостей. Нет, не сразу бы… Вот, прошу принять!
        И птицелов протянул Типтику голубую каскетку.
        —Ворр! — снова каркнул Воронуша.
        —Смеетесь? Хохочете? — Дядя Ловушка так ласково посмотрел на всех, что у Типтика по спине мороз прошел. — Вместо того, чтобы глотать, жевать и переваривать жирную пищу — вы тут хохочете, вы тут смеетесь?.. Ну-ка, Последний Доктор, скажи, немедленно скажи всем, что веселье вредно, что от громкого смеха человек худеет. Скажи, Последний Доктор, немедленно скажи!
        Типтик и Зоя исподлобья смотрели на Последнего Доктора, ожидая, что он сейчас скажет.
        Старик молчал, опустив седую голову.
        —Глупости! Чепуха-чепухенция! — неожиданно воскликнула великолепная Бабушка. — Смеяться всегда полезно. А вот толстеть вредно. Я выписываю журнал «Здоровье» и там прочитала, что у толстяков сердце обрастает жиром, и они быстро…
        —Молчать, молчать, молчать! — оборвал Дядя Ловушка.
        —Молчать! Спорить со мной запрещено! Надо всегда помнить, что нарисовано на картине. А там Знаменитый Художник изобразил, как по улицам стеклянного города — нашего города! — передвигаются сытые, толстые людишки. Все должны жить, как на Картине. Все, все, все!
        —Но мы… мы никогда не видели эту Картину, — пробормотал Последний Доктор.
        —Вам и не надо ее видеть. Тебе вредно смотреть на нее. Я сам видел эту Картину. Я сам! Я каждый день смотрю на нее. И знаю, что там гуляют толстенькие людишки. Кругленькие, как шарики. Симпатичные, как винтики-шпунтики. И никто там не смеется. И никто не бегает… Ах, значит, ты мне не веришь, Последний Доктор? Поберегись, лекарь: можешь попасть туда же, куда угодил твой неразумный сыночек!
        —Что с моим папой? — быстро спросила Зоя. — Где он?
        —Спокойненько, спокойненько! — прикрикнул Дядя Ловушка. — Волноваться, милая девочка, категорически запрещено. Запрещено волноваться! Запрещено задавать вопросы Главному Хранителю… За своего папочку не беспокойся: твой драгоценный папуля отдыхает возле моей избушки, кушает хлебушко, глядит на небушко… Хи-хи-хи!
        Но никто не рассмеялся. Все испуганно глядели на Дядю Ловушку.
        И только Воронуша громко крикнул:
        —Врраки!
        Дядя Ловушка, не обращая внимания на Ворона, цепко ухватил Зою за подбородок, подтянул ее лицо к своему кривому носу и проговорил тихо, но так, чтобы все слышали:
        —Запомни, миленькая девочка, сама запомни и другим расскажи, чтобы все-все запомнили: я никому не позволю — нет, не позволю! — смотреть на картину. Вам на нее смотреть опасно! Картина заколдована. Заколдовал Знаменитый Художник картиночку…
        —Прравильно! — неожиданно каркнул Ворон. — За-кол-до-ва-но! Чу-де-са!.. Урра!
        Дядя Ловушка нахмурился и с большим интересом посмотрел на Воронушу. Он оттолкнул Зою, почесал у себя за ухом и забормотал тихонько, едва шевеля толстыми губами: «Я так и думал — он. Кажись, знает. Конечно, знает… Надо его в клеточку… Скажет, никуда не денется…» — а потом произнес громко и ласково, почти нараспев:
        —Какая умная пташка! Какой красавчик!.. Хочешь, назначу тебя начальником всех мермехонов?
        —Воронуша — красавец! — взмахнул крылом говорящий ворон. — Но не дурак! Дуррак, кто думает, что Воронуша дурак!
        Придерживая на плече Воронушу, Типтик шагнул вперед:
        —Не понимаю. По-моему, каждый может смотреть на Картину. Зачем ее прятать? Если Картина хорошая, красивая — пусть все смотрят… Но, может быть, этот ваш город совсем не такой, как на Картине?
        —Что?!.. Что ты сказал? — Дядя Ловушка свирепо взглянул на Типтика.
        —Зря вы сердитесь, Дядя Лов…
        —Молчать! Ни слова больше! — и Дядя Ловушка своей широкой ладонью мгновенно зажал Типтику рот. — Молчать! Да-да, я — дядя! Хи-хи! Я твой дядя, а ты мой любимый племянник. Мы родственники! И сейчас полетим в мою маленькую избушку. Молчать! Ни слова!
        Он с силой вытолкнул мальчика на улицу.
        —Как! — закричала великолепная Бабушка. — Толкать ребенка?! Толкать человека, который держит беззащитную птицу?.. Ну, этого я так не оставлю!
        —И не оставляйте! — злобно прохрипел Дядя Ловушка. — Сказано ведь: летим все вместе с мою избушку. Вам там будет весело, моя дорогая родственница!
        Глава двадцать четвертая
        Воронуша и мермехоны
        На улице стоял автомобиль… нет, не автомобиль, а, пожалуй, самолет… нет, не самолет, а что-то похожее на вертолет — вот так-то правильнее будет назвать эту круглую бронированную кабинку с черным пропеллером над белой крышей.
        Возле вертолета, как птицы-стервятники, приземлились мермехоны, оглядывая улицу круглыми глазами-фарами.
        При виде мермехонов Воронуша дерзко закаркал, вырвался из рук Типтика, но тут же испугался этих огромных хищников и кинулся было обратно, к двери в обеденный зал…
        Дядя Ловушка изловчился и ударил Воронушу. Ворон перекувырнулся, захлопал крыльями, да не смог быстро подняться в воздух — слишком отяжелел сегодня, слишком набил живот всяческой едой.
        Мермехоны злобно, пронзительно зашипели, запрыгали вокруг Воронуши (они всегда вначале подпрыгивают, чтобы потом взлететь). Один из них вытянул когтистую лапу-рычаг и прижал Воронушу к земле.
        —Хватайте его! — приказал Главный Хранитель.
        —Не сметь трогать птицу! — крикнула Бабушка. — Не сметь!
        Кое-как Воронуша выбрался из-под рычага и, пошатываясь, заковылял по тротуару.
        —Беги, Воронуша! — умолял Типтик. — Спасайся, моя маленькая птичка!
        Но мермехоны уже поднялись в воздух; их крылья свистели, как зимний ветер. Вот один из них растопырил когти, на лету схватил Воронушу и понес его все выше… выше… выше…
        —Карр-караул!.. — донеслось до Типтика. — Прро-пропа-даю!.. Совсем пропал!.. Карро!..
        Глава двадцать пятая
        Беседа в воздухе
        —Что, жалко? — ухмыльнулся Дядя Ловушка, вталкивая Типтика и Бабушку в вертолет. — Жалко, спрашиваю, Ворона? А?..
        Типтик не отвечал. Он крепко сжал зубы, чтобы не разреветься.
        —А ловкие пташечки-мермехончики мои родные? — включая мотор, опять спросил Дядя Ловушка.
        —Н-не ловкие… — с трудом ответил Типтик. — Воронуша ловчее этих керосинок.
        —Ах, если бы он ел поменьше! — сказала Бабушка.
        —В том-то все дело, дорогие гости, в том-то все дело! С обжорами всегда легко совладать, хи-хи-хи!.. Обжоры ленивы, обжоры неповоротливы. В том-то и дело… Ах, как я рад, что мы с вами встретились! Как я рад!
        —А чему тут радоваться, Дядя Ловушка?
        —Вот что: запомните, в этом городе все называют меня: Главный Хранитель Картины! Только так и не иначе. Только — Главный Хранитель. Запомните! Никто здесь не догадывается, что я когда-то торговал пташками на улице и что меня звали Дядя Ловушка. Это звучит некрасиво — «Дядя Ловушка». Куда красивей — «Главный Хранитель Картины»!.. А ведь вы можете случайно проболтаться, что я птицелов, что я Дядя Ловушка. Так что, чтобы вы держали язычки за зубками и рты понапрасну не раскрывали, я принял мудрое решение: поселить вас рядом с моей избушечкой. Каждого в отдельную каморочку. И под замок, чтобы вас не украли… Хи-хи!..
        —Какое нахальство! — возмутилась Бабушка. — Я еще никогда не сидела в тюрьме.
        —Ну, какая же это тюрьма? Хи-хи! Просто небольшие такие каморочки возле моей избушечки.
        Тихо-тихо, без треска и грохота вертолет поднялся над улицей. Типтик невесело смотрел на проплывающий под ним город и думал о Воронуше.
        —Теперь они его растерзают… — сказал он, со злостью глядя на Дядю Ловушку.
        —Кто? Мермехоны? Не бойся, не растерзают. Они послушные, работают по приказу. Им приказано не убивать птицу. Надеюсь, что Ворон мне большую пользу принесет.
        —Ворон?!.. Пользу?
        —А что особенною?.. Интересуетесь?.. Ладно, так и быть — расскажу. Вы теперь не проболтаетесь: каморочки у меня надежные, а ключики — вот они, в моих руках.
        Глава двадцать шестая
        Картина и город
        Птицелов нажал какую-то кнопку, и вертолет остановился в воздухе. Он висел над городом, как на ниточке. И город уже не проплывал под ним, но замер и глядел в небо, словно спрашивал: «Где там этот мальчик Типтик и его Бабушка?»
        —Красота? — тихо спросил Дядя Ловушка, глядя вниз единственным глазом. Конечно, красота. Это мой город. Мой собственный. Я сам его построил. И все людишки, которые там внизу, тоже мои собственные. Что хочу с ними, то и сделаю!
        —Вы сами построили этот город? — недоверчиво сказала Бабушка. — Разве один человек может совершить такую работу?
        —Да, город строили людишки, которых я позвал. Город строили машины, которые я достал.
        —А что же вы делали? — спросил Типтик.
        —Я?.. Я им говорил как надо строить: какие дома возводить, какие улицы прокладывать.
        —Вы архитектор? Инженер?
        —Ни-ни!.. Не архитектор и не инженер. Просто, как-то совершенно случайно прихватил на одном старом пыльном чердаке картину Знаменитого Художника. А там все было нарисовано: улицы, дома, квартиры. Тоненько нарисовано, едва заметно… А на обратной стороне картины — стишки; хорошо их помню:
        Города нужно строить вовремя
        Не опаздывать и не спешить!
        Иначе, сограждане, горе вам:
        Очень трудно будет жить
        Стишки эти, конечно, зряшные. Почему «не спешить»?.. Есть чертеж, есть картина — значит, нужно побыстрее построить!.. Крикнул я людишек: «Желаете жить в сказочном городе? Принимайтесь за дело!» Раз-два-три, тяп-ляп, кидай-хватай!.. Вот тебе и город, вот тебе и сказка, вот тебе и мечта! Живи — не хочу! Все, как на Картине!.. А потом я приказал, как надо жить в моем городе, как питаться, как ходить, как играть…
        —А Воронуша? — спросил Типтик. — Зачем он вам?
        —Проклятая птица какой-то секрет знает! Не зря же Знаменитый Художник обучил ее разговаривать. И не зря она Картину караулила. Думаете, Главный Хранитель дурак? Ни-ни! Я сообразил, что Картина заколдована, есть в ней какая-то тайна. И Ворон эту тайну знает…
        Дядя Ловушка стал говорить шепотом, как будто здесь, в вертолете, его могли подслушать посторонние:
        —Да-с! Картина таинственная, с секретом. Но если произнести волшебные слова — секрет пропадет, Картина расколдуется… А мне это, между прочим, ни к чему — не желаю, чтобы она расколдовалась. Мне и так хорошо.
        Типтик сидел в кресле; пальцы его впились в подлокотники; он боялся разжать руки, как будто бы в них находилась тайна. Он вспомнил старый дом; вспомнил ржавую коробочку с яркими красками; вспомнил, как Воронуша унес эту коробочку неведомо куда.
        —Нет, ничего Ворон не знает, — проговорил Типтик. — А если даже и знает, все равно, он вам не скажет. Он упрямый. Даже мне ничего не сказал.
        —Хи-хи-хи! — засмеялся Дядя Ловушка. — Тебе не сказал. А у меня перестанет упрямиться. Разговорится. Есть разные способы, как язык развязывать.
        —Опять на цепочку посадите?
        —Не огорчайся. Я его теперь не на стальную цепочку посажу, а на золотую.
        —А мы с Бабушкой? Тоже на цепи будем сидеть?
        —Вопрос непростой. Еще не решил. Подумаю.
        Вертолет тронулся с места и опять медленно полетел над городом; он кружил, набирая высоту. Вечерело. Солнце сделалось сначала оранжевым, потом красным. И стеклянные крыши домов тоже стали красными, словно в огне горели.
        Глава двадцать седьмая
        Дядя Ловушка мечтает
        Дядя Ловушка круто повернул руль, и вертолет скользнул к окраине города.
        —Сейчас, дорогие гости, я вам кое-что покажу… Глядите!
        Типтик посмотрел вниз:
        —Что это?!.
        На земле стоял гигантский металлический предмет, похожий на копье сказочного великана. Копье это словно нацеливалось в вечернее небо. Уходящее солнце озаряло острие. А внизу, там, где копье как будто было воткнуто в землю, уже плавал в сумраке тонкий белесый туман — холодно и пустынно было там, внизу.
        —Так ведь это же ракета! — воскликнул Типтик. — Смотри, Бабушка, ракета! Настоящая?..
        —Хи-хи! — усмехнулся Дядя Ловушка. — А как же? Без обману. Самая настоящая — хоть сейчас на Луну или на Марс.
        —И вы полетите на Марс? — Типтик недоверчиво посмотрел на Главного Хранителя. — Вы уже побывали в космосе?
        —Что я — больной? Или смахиваю на сумасшедшего? Что мне делать на Марсе? Зачем мне космос? Нет, голубчики, мне и без Луны хорошо живется.
        —А для чего же ракета, если в городе нет космонавтов?
        —Почему — нет? Желающих сколько угодно. Многие в космос рвутся. А я их рядом со своей избушечкой содержу. В миленьких каморочках. Потому что высоко летать — это нехорошо. Вредно высоко летать. Опасно летать выше меня. Запрещено летать выше меня!
        —Опасно? Вредно? Запрещено?
        —Ага. Потому что полетит такой «желающий» в космос и героем может стать. А герой в нашем городе один-единственный, это я сам. И других героев мне тут не требуется.
        Типтик молчал. Молчала и Бабушка. Они сидели, прижавшись друг к другу и смотрели, как солнце исчезает за краем земли — вот оно легло боком на синюю тучку… вот последний разок брызнуло длинными лучами… вот подтянуло к себе лучи и спряталось.
        «Ну отчего я еще маленький? — думал Типтик. — Был бы я большой да сильный — выбросили бы мы с Бабушкой этого одноглазого из вертолета… Ну, ничего мы еще что-нибудь придумаем. Хорошо, что рядом Бабушка…»
        Она, кажется, угадала, о чем думал внук, потому что шепнула ему на ухо:
        —Не унывай!.. Двое — не один!
        Вертолет снижался.
        —Эх, скоро-скоро весь этот город будет моим! — сказал Дядя Ловушка. — Скоро-скоро людишки мои помрут… Город мне достанется!
        —Зачем вам одному целый город? — спросила Бабушка. — Вы, конечно, сумасшедший!..
        —Не знаю… Может быть, может быть… Один в городе! Буду ходить по улицам один. Буду сам по себе разгуливать по разным кварталам и смотреть, где чего имеется. У меня будут ключи от всех-всех квартир! И все здесь будет мое: платья, костюмы, шляпы, ботинки. Я каждые десять минут буду переодеваться, каждые пятнадцать минут буду переобуваться. Каждый час буду смотреть на свой монумент. Сам себе буду говорить: «Да здравствует Главный Хранитель!» Сам себе буду говорить: «Ура! Спокойной ночи!» Не жизнь, а сплошное ликование.
        —А если Картина до этого расколдуется? — спросил Типтик.
        —Ни-ни! Ни в коем случае!.. Что ты, голубок — мне этого совсем не надо. Мне и так хорошо. Просто замечательно! А если кто-нибудь другой ее расколдует, тогда моя жизнь пойдет совсем иначе. Боюсь, как бы Ворон не вмешался в это дельце… Конечно, свернуть бы ему башку — и все в порядке. Но мне самому тайну узнать хочется… А вот и моя бедная избушечка!..
        Они пролетели над каменным забором, над железными воротами и приземлились посредине широкого двора. Прямо перед ними высился дом-громадина. Сразу было видно, что он не такой, как другие дома в городе. Темный. Каменный. В нем даже настоящих окон не было. Только высоко-высоко, под самой крышей, тускло светились три узеньких щелочки.
        На крыше пересвистывались мермехоны.
        Наступала ночь.
        Глава двадцать восьмая
        Сто вторая ошиблась
        —Хороша моя избушечка? — спросил Дядя Ловушка, вылезая из вертолета. — Вы теперь будете жить у меня под боком. Нет-нет, не в моей избушечке, а рядышком, в железном дворике. И никуда вы отсюда не убежите: слишком много знаете обо мне. Ох, как много!
        Он хлопнул в ладоши:
        —Сто вторая!
        Немедленно из темноты подкатилась машина, похожая на перевернутого паука: стальные лапы шевелились у нее по бокам, как живые.
        —Возьми-ка, Сто вторая, бабушку-старушку и запри ее в хорошенькую клеточку!
        —Не имеете права! Я буду жаловаться! — закричала Бабушка. — Я напишу в газету!..
        Но Сто вторая ловко обхватила ее своими могучими лапами, приподняла над асфальтом и покатила в самый дальний угол двора.
        —Тимоша! Внук!.. — послышалось оттуда.
        Сто вторая приехала обратно; теперь ее лапы потянулись к Типтику.
        —Умница! — похвалил машину Дядя Ловушка. — Лучший сторож и надзиратель; одна заменяет двадцать самых опытных охранников. Никогда не спит; есть не просит — только смазывай, да подзаряжай аккумуляторы… Займись-ка, Сто вторая, этим сопляком паршивым! Живо!..
        Мгновенно стальные лапы схватили Типтика под мышки. Приподняв его, машина закружилась по двору.
        —Что же ты, дурашка, мечешься из угла в угол? — ласково проговорил Дядя Ловушка. — Ты ведь образованная машинка… Тащи этого щенка туда, где клетки. Сажай его под самый большой замок!
        Вихрем понеслась Сто вторая вдоль двора. В полутьме Типтик заметил: тут было что-то вроде зверинца — клетки большие и маленькие, низкие и высокие.
        Что было дальше — Типтик не помнит. Сто вторая его бросила… опять приподняла и с силой посадила на твердый асфальт — У Типтика потемнело в глазах, и он потерял сознание.
        Он очнулся на рассвете.
        Кто-то тихонько смеялся: совсем близко…
        Типтик приоткрыл глаза и увидел, что сидит около запертой клетки. Не в самой клетке… а около! А сама клетка закрыта на тяжелый замок, который болтается над его головой.
        А в соседней клетке, за решеткой, смеется молодой человек. Сидит взаперти, а смеется весело, по-озорному, как все равно мальчишка.
        —Ничего смешного тут нет, — сердито сказал Типтик.
        —Наоборот, это очень забавно! — весело прошептал молодой человек. — Ведь Сто вторая ошиблась!.. Ах, как это хорошо!.. Главный Хранитель думает, что его хватающие машины похожи на людей и все могут делать сами, без ошибок. Нет, машина без человека, сама по себе, ни на что не годится. Самая умная машина становится глупой, как пробка, если ею командует злобный дурак.
        —Дядя Ловушка, по-моему, не дурак.
        —Ловушка?.. Главный Хранитель — Ловушка? Отличное прозвище! Кто придумал? Ты.
        —Нет, не я…
        —Все равно хорошо. Он, действительно — хитрая ловушка. Воображает себя умным, а на деле бывает дураком. Хочешь докажу?
        —Ничего я не хочу… — у Типтика болела голова. — Я хочу удрать отсюда.
        —Для тебя это пара пустяков! Ты ведь сидишь не за замком, а под замком. Понимаешь разницу?. Ловушка не совсем четко отдал команду, и Сто вторая перепутала. Понял?
        —Да… — слабо улыбнулся Типтик.
        —Пока еще все спят, давай знакомиться. Я — Учитель, сын Последнего Доктора.
        —Вашу дочку зовут Зоей?
        —Правильно. А тебя — Типтиком?
        —Кто вам сказал?
        —Угадай.
        —Н-не знаю…
        —Загляни-ка вон в тот уголок… Только тихонько, не шуми! Типтик с трудом поднялся на ноги. Огляделся. В клетках спали люди… На решетках, как в настоящем зверинце, белели таблички:
        «УЧЕНЫЙ. Из породы беспокойных».
        «ПОЭТ. Редкий экземпляр — из породы мечтателей».
        «ИНЖЕНЕР. Из породы искателей».
        Тишина… Краешек неба за углом черного дома чуть заметно порозовел, но в вышине еще сияли крупные звезды…
        А в углу, там, куда показал Учитель, стояла позолоченная клеточка; в ней, подвернув голову под крыло, дремал… Воронуша!
        —Проснись! Проснись, черненькая птичка! — зашептал Типтик, просунув руку в клетку к Воронуше.
        Ворон вздрогнул, хотел каркнуть, но Типтик зажал ему клюв:
        —Тс-с! Молчи!.. Мы убежим. В твоей клетке прутья тонкие… попробуем их согнуть… Только не каркай. Тише!..
        Осторожно, но изо всех сил, Типтик потянул к себе один прут… Прут скрипнул и чуть-чуть подался… Типтик еще приналег. Ворон нетерпеливо переступал лапами; потом боком навалился на решетку… Еще усилие — и клетка сломана! Воронуша на свободе!
        Теперь — как можно скорее перелезть через высокий каменный забор. Скорее — пока не проснулся Ловушка, пока его глазастые мермехоны не подняли тревогу.
        Воронуша единым махом вспорхнул на ворота.
        А Типтик… Что с ним? Почему не бежит, почему медлит?
        «Бабушка, где ты?» — хотел крикнуть Типтик, но тут же крепко сжал губы. Он посмотрел вглубь двора. Двор огромный, и где-то там, в самой глубине его стоит клетка, в которую хватающая машина бросила Бабушку.
        Мальчик медленно подошел к Учителю. Ох, у этой клетки прутья были такие толстые! И замок на дверце — грузный, стальной.
        —Беги, дружище, спасайся! — Учитель печально смотрел на Типтика. — Ты почти на свободе. Лезь через забор…
        —Не могу. Здесь моя Бабушка. Не могу я без нее…
        —Твоей Бабушке не убежать. Замок без ключа не открыть. Ключи от всех клеток у Главного Хранителя, у Ловушки.
        —А где он их держит?
        —Неизвестно… Знаю лишь, что спит он сейчас вон в той комнате с открытым окошком. До этого окна тебе даже во сне не добраться — слишком высоко.
        —Мне не добраться… А что если… — Типтик сдвинул брови. — Воронуша, ко мне!
        Глава двадцать девятая
        Бой
        Что Типтик шептал Ворону — Учитель не слышал. Только отдельные слова можно было разобрать: «блестит»… «разрешаю»…
        И вот, черные крылья заколыхались — сначала едва заметно, нерешительно; потом — все чаще, чаще: Ворон набирал высоту, с опаской поглядывая на каменный дом… Вот он осторожно подлетел к узкой щелочке окна, заглянул внутрь…
        —Ну, давай, давай! — шептал Типтик. — Действуй, Воронусик!
        Воронуша отважно тряхнул хвостом и скрылся в комнате.
        Сердце у Типтика сжалось, он даже дышать перестал… Если вдруг Ловушка сейчас проснется и увидит Воронушу — все погибло. Ах, как долго тянутся эти минуты! Где же ты, Воронушенька, что с тобой?..
        А солнце на востоке разгоралось все ярче и ярче. Звезды совсем померкли. Скоро солнце взойдет.
        Воронуша вылетел из окошка!
        В клюве он держал связку блестящих ключей.
        —Кидай! — выдохнул Типтик.
        Ворон разинул клюв. Связка шлепнулась у самых ног мальчика.
        И тут наш храбрый Воронуша не выдержал. От радости, что все получилось так удачно, он заорал на весь двор:
        —Урра! Крра-красота! Уррра!
        —Что такое? Кто кричит? — Дядя Ловушка высунулся из окна, поспешно натягивая клетчатый пиджачок. — Ворон?.. Хватай его! Держи!..
        С крыши сорвались Мерзавцы Механические Особого Назначения — затрещали их моторы, засвистели их крылья, со страшной силой рассекая холодный утренний воздух. Растопырились хищные когти.
        —Карр-карр! — перепуганный Воронуша кинулся наутек.
        Мермехоны легко догнали его. Один из них пролетел над Вороном и, круто спикировав, загородил ему путь.
        Но Воронуша не растерялся: сложил крылья и камнем рухнул вниз. Видимо, мермехон хотел поступить так же: втянул в себя когти и крылья и стал стремительно падать вслед за живой птицей. Но что-то в механике этого Мерзавца не сработало вовремя, и он всей тяжестью грохнулся об асфальт. Пружинки, лампочки и колесики вывалились из его стального брюха.
        —Хватай-держи Ворона! — приказывал Дядя Ловушка другим мермехонам.
        Но они беспорядочно кружились в воздухе, сталкивались друг с другом словом, вели себя как существа неразумные.
        А Воронуша — не будь дурак — моментально забился в узенькую щель между двух клеток, и никакой хищный коготь не смог бы дотянуться до него.
        Тем временем Типтик носился по двору и открывал у клеток хорошо смазанные замки. Измученные люди выходили на волю, расправляя затекшие плечи.
        —Бунтовщики! — надрывался Главный Хранитель. — Мятежники! Вот я вас всех!..
        Тут во двор, расставив длинные рычаги, ворвались новенькие хватательные машины — закрутились, заюлили между клетками, пытаясь загнать туда людей.
        Но люди — умные, талантливые люди — не испугались. Учитель ловко подобрался сзади к хватательной машине, дотянулся до пульта управления и что-то переключил там… Машина на секунду остановилась, а потом, не обращая внимания на людей, пошла сражаться с другими машинами!
        Такой шум стоял в тюремном дворе, такой звон и лязг, что все мермехоны, все хватательные машины стали неуправляемыми — не могли расслышать ни одной команды Главного Хранителя.
        Великолепная Бабушка вырвалась из своей клетки и, энергично работая локтями, высоко поднимая колени, побежала навстречу Типтику:
        —Внук! Тимоша!.. Воронуша!.. Вы истинные герои! Я все знаю! Я горжусь вами!
        Люди, ощутив свободу, дорвались до самого желанного сегодня дела: они умело выключали и останавливали хватательные машины, всю эту технику, которая держала людей взаперти, не позволяла им жить так, как хочется.
        Воронуша, высунув клюв из своей щели, храбро подбадривал:
        —Урра! Бей крепче! Пре-крра-сно!
        Но сам из щели, на всякий случай, не вылезал.
        Глава тридцатая
        «Прыгай!..»
        У Дяди Ловушки от бессильной злобы тряслись губы. Немигающими глазами смотрел он на то, что делалось во дворе. Остановились его верные слуги хватательные машины; присмирели его стражники — мермехоны.
        Что делать Ловушке — убежать, спрятаться?.. Некуда бежать, некуда прятаться: несколько человек уже ломились в дверь его черного дома.
        И тогда Главный Хранитель, с трудом протиснув свой толстый живот сквозь щель узкого окна, встал на подоконник и пронзительно затараторил:
        —Прощайте! Сейчас я брошусь вниз и разобьюсь насмерть на ваших глазах. Насмерть разобьюсь, имейте в виду! Смотрите, как умирает герой!
        Люди во дворе чуть притихли; они испуганно смотрели на кривоногого человечка, который стоял на самом краешке подоконника.
        —Да! — кричал Дядя Ловушка. — Я сейчас умру, потому что не хочу больше жить рядом с вами, негодяи вы эдакие! Не хочу, негодяи, видеть вас и слышать! Вы не уважаете меня — меня не уважаете, нет! Меня — мудрого Главного Хранителя Картины… Я сейчас умру, и никто-никто не будет заботиться о жирной пище для ваших родных… Сейчас умру! Прощай, мой стеклянный город! Прощай, теплое солнышко! Прощайте, негодяи!
        Он говорил уже спокойнее, и даже немного отодвинулся от края подоконника.
        А во дворе кто-то уже опустил глаза, кто-то уже тяжело вздохнул…
        —Вы не жалеете меня, — еще громче затараторил Дядя Ловушка. — Вы не любите меня. Вы не верите мне!.. Вы хотели поближе рассмотреть Картину… А, может быть, вы хотите ее переделать, изменить ее?.. Но ведь Картину нарисовал Знаменитый Художник — нарисовал всю вашу жизнь. Он оставил мне свою Картину, потому что любил меня, верил мне. А вы, негодяи, не уважаете, не жалеете меня. И вот, я сейчас прыгну и умру на ваших глазах!..
        —Прыгай! — раздался звонкий голос.
        Все обернулись.
        На каменном заборе стояла худенькая девчонка… Зоя! Колени у нее ободраны, лицо раскраснелось, и под лучами утреннего солнца сияло, как маленький флажок.
        —Прыгай, прыгай! — весело повторила она. — Ну, что же ты?.. Боишься? Или раздумал умирать?
        —Нет, не раздумал! — взвизгнул Дядя Ловушка, губы его опять задрожали от злости. — Не раздумал, но хочу, чтобы смерть мою видели не только эти бунтовщики, мятежники. Я желаю, чтобы весь город увидел, как погибает Главный Хранитель…
        —Весь город? — спросила Зоя. — Пожалуйста!..
        За забором зашумели, загудели тысячи голосов. Заскрипели железные ворота — во двор ворвались сердитые люди. Впереди всех — Последний Доктор.
        —Дорогой мой сын! — закричал старик радостно. — Мы пришли, чтобы спасти тебя и всех твоих друзей…
        А Зоя смеялась, показывая пальцем на Ловушку:
        —Глядите, глядите! Сейчас будет совершен прыжок с высоты в пятьдесят метров! Прыжок без парашюта!.. Прыгай! Алле-гоп!..
        —Ой, будьте добры, не прыгайте, дяденька Хранитель! Если вы разобьетесь, то я уже не буду чемпионом города по «медленности»…
        Это сказал шарообразный мальчик; он, оказывается, тоже приплелся сюда.
        —Пусть прыгает! — требовала Зоя. — Струсил?
        —Нет… не струсил я… — промямлил Дядя Ловушка. — Но жалко… Жалко зашибить кого-нибудь там внизу, если прыгну.
        В толпе засмеялись.
        —Ну чего, чего вы от меня хотите? — единственный глаз Ловушки часто-часто замигал. — Чего вам надо?
        —Чтобы стать по-настоящему счастливым — нам всем нужна работа! — крикнул Учитель.
        И тысячи людей заволновались, зашумели:
        —Хо-тим ра-бо-тать!
        —Труд!
        —Ра-бо-та!
        —Строить! Учить!
        —Выдумывать! Изобретать! Делать! — кричали взрослые.
        —Смеяться, бегать, играть! — кричали дети.
        —Порр-порхать! — каркнул Воронуша, но его, кажется, никто не услышал.
        Глава тридцать первая
        Карандаш, ластик и яркие краски
        Учитель взобрался на разломанную ветку, с нее перескочил на забор и стал рядом с Зоей. Он отовсюду был виден.
        —Я хочу спросить вас, друзья, — начал Учитель. — Разве это правильно, что нашим прекрасным городом командует самый жадный и самый злой человек?
        —Не-пра-виль-но! — ответили тысячи людей.
        —Мы с вами живем открыто, на виду у всех, у нас нет секретов друг от друга. А он живет в черном каменном доме за высоким забором; у него нет друзей, и никто не знает, о чем думает сумасшедший человек, который сам себя назвал Главным Хранителем. Разве это правильно?
        —Не-пра-виль-но! — ответили тысячи людей.
        —Разве это правильно, что он запрещает нам работать?
        —Нет, неправильно! — все громче и громче говорили люди. — Не-пра-виль-но!.. Не-пра-виль-но!
        —И почему он прячет от нас Картину? Нашу Картину! Если город выстроен, как на Картине — мы имеем полное право видеть ее!
        —Имеем право! — сказали тысячи людей так громко, что Воронуша вздрогнул и даже подпрыгнул от волнения:
        —Имеем прра-во! — сказал он.
        —Ладно, уж так и быть, ладно… — заверещал Дядя Ловушка. — Покажу я вам Картину, покажу… Сейчас принесу… Но если вы тронете меня хоть пальцем, то я уничтожу ее — разорву, разрежу, разобью, если тронете меня, старичка несчастного.
        —Не тронем, — с презрением сказал Последний Доктор.
        …И вот распахнулись настежь двери черного дома, и показалась Картина.
        Дядя Ловушка держал ее перед собой, прикрываясь ею, словно щитом; он весь спрятался за нее — и только снизу видны были ноги, а сверху лысина и клочок слипшихся волос.
        —Ворр! Ворр! Ворр! — закричал Воронуша и сел на плечо Типтику.
        —Вот Картина, которую мне подарил мой лучший друг — Знаменитый Художник, — сказал Дядя Ловушка. — Он сам подарил мне эту Картину и сам назначил меня Главным Хранителем. Ведь я тоже был художником…
        —Неправда! — воскликнула Бабушка. — Возмутительно! Он никогда не был художником, этот гнусный птицелов. Я сама видела, как он торговал живыми птицами. Мы с моим внуком Тимофеем Птахиным видели это собственными глазами! Скажите, разве может художник ловить птиц и держать их в клетках?
        —Прравда! Прравда! — крикнул Воронуша и перелетел на плечо Великолепной Бабушки.
        —Он мучил птиц, — подтвердил Типтик. — Не давал им пить…
        —Прравда! — мотнул своей большой головой Ворон и перелетел от Бабушки опять к Типтику.
        —Погодите-ка, — Типтик слегка прищурился. — Да разве это Картина?
        —Да-да… — проговорил Последний Доктор, пристально вглядываясь в полотно в раме. — Это не похоже на Картину. Это, пожалуй, чертеж, схема…
        И верно: все увидели, что на белом полотне тонкими еле заметными линиями были очерчены контуры домов, улиц, проспектов. А в самом центре чья-то неумелая рука — это сразу было заметно — карандашом нацарапала неуклюжий монумент в честь Главного Хранителя.
        —Все в точности! Тут все в точности! — захлебывался Дядя Ловушка. Очень похоже, в точности! — он кричал из последних сил, и от натуги лысина его покрылась капельками пота. — На Картине, как в жизни! В жизни, как на Картине! В точности!
        —Минутку! — великолепная Бабушка пригляделась к Картине. — Тимоша, Зоя! У вас молодые глаза: взгляните — здесь подделка!
        —Вижу! — обрадовался Типтик.
        —Вижу! — обрадовалась Зоя. — Снимите, пожалуйста, стекло.
        Тотчас же несколько человек осторожно сняли с Картины стекло.
        А Типтик порылся в карманах — достал оттуда кусочек мягкого ластика и легонько стер неумелый рисунок монумента в центре.
        —Негодяй, что ты делаешь? — зарычал Дядя Ловушка. — Это же мой монумент! Тут я красуюсь…
        —Здесь пока что пустое место, — засмеялась Зоя.
        —Да, я красуюсь на пустом месте!.. Что делается, что делается!
        Дядя Ловушка застонал, весь как-то съежился, сморщился и запахнул потуже свой клетчатый пиджачок.
        —Странно, — сказал Учитель. — На картине совсем не видно людей… И почему она не раскрашена?
        —Так и в жизни, так и в жизни! — заверещал Дядя Ловушка. — Посмотрите-ка на себя!
        И все посмотрели на себя с удивлением, словно впервые увидели эти бесцветные платья, бесцветные халаты, бесцветные дома…
        —Бабушка! — воскликнул Типтик и хлопнул себя по лбу. — Я все понял! Я догадался! Помнишь, что говорил нам в вертолете этот Дядя Ловушка? Он сказал, что Картина заколдована. Так и есть!.. Погодите, а где Воронуша?
        В самом деле, никто не заметил, как Ворон куда-то исчез.
        —Воронуша, где ты? — крикнул Типтик.
        —Во-ро-ну-ша, где ты? — закричал по слогам весь народ. — Где ты, Во-ро-ну-ша?..
        Высоко в небе показалась мало приметная точка. Вот она все ближе, ближе, ближе…
        —Мермехон! — крикнул кто-то испуганно.
        Да нет! Не мермехон это, а Воронуша!.. А что он держит в клюве?
        На землю упала плоская ржавая коробочка. Учитель поднял ее, раскрыл…
        Там были краски — яркие, свежие, совсем-совсем новенькие, как будто их только вчера положили в коробочку. На внутренней стороне крышки Учитель прочитал:
        —Рази-двази…
        —Тризи-мизи!.. — откликнулся Ворон.
        —Пята-дата! — сказал Типтик.
        —Сули-мули! — прочитал Последний Доктор.
        —Буба-бенс!.. — почти шепотом выговорила Зоя.
        И в тот же миг коробочка опустела: краски исчезли.
        И в тот же миг Картина чудесно преобразилась: стали разноцветными дома, сады и бульвары покрылись свежей зеленью, улицы наполнились людьми в оранжевых, синих, фиолетовых, розовых платьях и костюмах… Все на Картине куда-то спешили, бежали, прыгали — каждый был занят делом. Худощавые, энергичные фигуры взрослых и детей наполняли этот сказочный город, в самом центре которого возникло высоченное торжественное здание.
        «ДВОРЕЦ ТРУДА» — было написано на этом прекрасном доме, за широкими окнами которого кипела дружная работа: кто стоял у станков, кто сидел за компьютерами, кто за письменными столами…
        —Вот о чем мы все мечтали, — прошептал Последний Доктор.
        —Пре-крра-сно! — прищелкнул клювом Воронуша. — Ура!
        И тысячи горожан подхватили эти правильные слова:
        —Прекрасно! Ура!
        Глава тридцать вторая
        Что было дальше
        Об этом, наверное, и рассказывать не нужно. Понятно все и так.
        Весь город строил Дворец Труда; и скоро в нем закипела работа еще веселее, чем на Картине. Многое там делали умные машины — они помогали людям. А люди, придумывая, изобретая, сами становились все умнее и умнее. И каждый понимал, что никогда не удастся сделать машину, которая была бы во всем умнее человека.
        Клетки, конечно, разломали. Из прутьев сделали качели. На них с утра до ночи раскачивались ребятишки.
        Удивительно, но в городе совсем не стало толстяков. Даже «подушечный» мальчик похудел, и прошел слух, будто бы он собирается стать чемпионом по бегу на семьдесят семь с половиной метров — он сам себе придумал такую дистанцию.
        Всюду громко смеялись, хохотали до упаду. И плакать никому не запрещалось. Но, конечно, никто и не хотел плакать. Только однажды какой-то малыш заревел благим матом, когда кормящая машина насильно пичкала его манной кашей с малиновым вареньем. Малыша успокоили, а машину срочно отправили в ремонт.
        Но что с нашим Типтиком? Что с Бабушкой?
        Вот тут я ничего вам сказать не могу. Дело в том, что Типт… ах, простите — Тимофей Птахин… Так вот, Тимофей Птахин стал старшим помощником младшего юнги на огромном космическом корабле и улетел куда-то, в направлении… Позабыл я, как называется эта далекая планета. Помню лишь, что жители этой планеты не могут жить без сказок — они дышат сказочным воздухом и глотают сказочные пирожки. Думаю, что там, должно быть, с удовольствием будут слушать нашего Типтика, когда он начнет рассказывать, что случилось в стеклянном городе на Земле.
        Великолепная Бабушка, кроме журнала «Здоровье», подписалась на газету «Советский спорт» и читает лекции о том, как сохранить молодость до ста двадцати лет. Она по-прежнему ходит в синих брючках, по-прежнему делает силовые упражнения с гантелями, по-прежнему каждый день бегает легкой трусцой. И поговаривают, что теперь она решила каждое утро обливаться ледяной водой. Действительно — великолепная Бабушка!
        А Воронуша? Как поживает черненькая птичка?.. Должно быть, улетел вместе с Типтиком на далекую планету?
        Ничего подобного. Воронуша теперь далеко не залетает. Его назначили заведующим белым столовым залом. Он следит там за чистотой и даже сам командует моющей машиной.
        Иногда в столовом зале появляется пришедший неизвестно откуда одноглазый кривоногий старикашка в клетчатом пиджачке. Воронуша дает ему котлету с картофельным пюре и разрешает выпить чашку компота. Он ведь добрый, наш Воронуша.
        …А недавно мне позвонил по телефону Последний Доктор и сказал, что жители города собираются воздвигнуть монумент в честь вольных птиц: ласточек, аистов, журавликов, воробьишек.
        Воронуша, когда узнал об этом, сказал с восторгом:
        —Прра-вильно! Кррасота!
        Юрт-Акбалык
        15 июля 1988г.