Сказки зайца Золотое Ушко Юлия Борисовна Кузьменкова
Андрей Павлович Кузьменков
Открыв эту книгу, вы встретитесь с зайцем Золотое Ушко, который расскажет вам удивительные лесные истории - ведь в каждом лесу живет сказка! - и споет вам свою, заячью, колыбельную.
Андрей Павлович Кузьменков
Юлия Борисовна Кузьменкова
Сказки зайца Золотое Ушко
© Пузанкова О.Д.
© Пузанков К.В.
© Кузьменков А.П.
© Кузьменкова Ю.Б.
© Издательский дом «Сказочная дорога», оформление
Книга для чтения родителями детям
Встреча в лесу
Как-то раз под вечер повстречался мне в лесу маленький зайчик. Он притаился под старой кряжистой елью, каким-то чудом уцелевшей на большой вырубке, и рядом с этой елкой казался таким крохотным, будто недавно на свет появился.
А может, так оно и было. Может быть, поэтому он не испугался незнакомца и не убежал, а просто сидел и смотрел на меня. Может, он и людей-то никогда не видел.
Я хотел было идти дальше своей дорогой, но что-то заставило меня остановиться. Этот зайчик под ёлкой был какой-то необычный. Я пригляделся к нему повнимательнее и заметил, что одно ушко у него не серое, а желтовато-золотистое.
Не обманывают ли меня глаза? Может, это всего лишь игра вечернего света в густой еловой хвое? Осторожно, чтобы ненароком не вспугнуть его, я подошёл поближе. Нет, я не ошибся, шерсть на одном ухе у зайца и впрямь имела изумительный золотистый оттенок. Этакое чудо!
- И откуда только у тебя такое ушко? - вполголоса проговорил я, покачивая от удивления головой. И неожиданно услышал:
- Хочешь узнать?
Я огляделся по сторонам. Вокруг ни души. Да и во всём лесу, кроме нас с зайчиком, возможно, никого не было. Но разве бывают говорящие зайцы?
- Ещё как бывают! - вновь услышал я.
«Это что такое? Да где я? Не в сказке же?» - мелькнула у меня тревожная мысль.
- Нет, не в сказке, а в самом обычном лесу, - сказал (теперь у меня не оставалось в этом сомнений) зайчик. - Говорят ведь, что всякий лес - лес сказочный. И не зря говорят. В любом лесу живёт сказка, надо только уметь разглядеть её.
Вот это да! Заяц-то, оказывается, мог не только говорить. Он каким-то неведомым образом угадывал - и верно ведь угадывал! - о чём я думал. Ну и заяц! С таким не соскучишься!
- Со мной, уж точно, никто никогда не скучал, - заверил меня заяц. - Я столько лесных историй знаю, что за целый день не пересказать…
«Выдумки, наверное, всякие», - мелькнула у меня мысль.
- …хотя ты, может быть, решишь, что всё это неправда, - несколько разочарованно закончил он, словно отвечая мне.
- Ну хорошо, - согласился я. - Истории, так истории. Расскажи, пожалуйста, какую-нибудь. Например, о том, откуда у тебя такое красивое ушко.
- Какое именно? У меня оба ушка красивые, - немного кокетливо заметил зайчик.
- Конечно, конечно, - поспешил я согласиться. - Можешь не сомневаться. Но одно ушко у тебя серенькое, как у всякого зайчика, а другое просто удивительного цвета; такого я у твоих собратьев никогда не видел. Отчего это?
- Эта история немного грустная, - вздохнул зайчик и начал рассказывать, а я поспешил достать карандаш и блокнот, чтобы ее записать.
Заяц Золотое Ушко
В глухом дремучем лесу жил-был маленький зайчик. Жил он совсем один, потому что его папу-зайца и трёх братиков зайчиков съел волк, а ещё раньше мамушку-зайчиху утащила к себе в нору лиса. Когда всё это случилось, они жили в другом лесу, высоком и светлом. Деревья там задумчиво шумели листвой, на полянках хорошо было играть в весёлые и шумные игры и, если проголодаешься, всегда можно было подкрепиться молодыми побегами кустарника, вкусными и сочными.
Зайчик и сам не знал, как он уцелел в ту страшную ночь, когда на них напал волк, - ведь тогда он был ещё совсем маленьким. Он только помнил, что долго-долго бежал и первый раз остановился в том самом хвойном лесу, где мы с ним повстречались. Здесь силы оставили его, и он уснул под молодой ёлочкой, нижние ветки которой стелились почти по самой земле, укрывая от недругов. Когда зайчик открыл глаза, день уже клонился к вечеру и лучи закатного солнца золотили стволы могучих сосен. Но он едва ли заметил, как красиво вокруг.
Ему было очень грустно, и он подумал, что лучше бы ему и вовсе не просыпаться. Ведь он остался один-одинёшенек на всём белом свете. Он положил головку на лапки, прикрыл глаза ушками и заплакал, тихонько заплакал, - утешать-то его всё равно было некому. Он плакал долго-долго и не заметил, как снова уснул.
Пробудился он ранним утром. За теми же самыми соснами, которые вчера были так красивы в свете вечерней зари, теперь пламенел восход. Всё живое в лесу просыпалось и тянулось к солнышку, радуясь свету и теплу. Но зайчик опять словно не видел этого. Он вспомнил куда попал и почему, и ему вновь стало грустно и горько, ещё грустнее и горше, чем вчера.
Вдруг зайчик услышал чей-то голос. «Зайчик, зайчик, что же ты не приветствуешь меня? Или ты мне не рад?» - кто-то обратился к нему с ласковым укором. Голос звучал совсем по-маминому, так нежно, что на душе у зайчика вдруг потеплело.
«Знаю я о твоих невзгодах, - продолжал загадочный голос. - Солнышко всю землю обходит и всё видит. Но я не только согреваю, не только освещаю этот лес, - я забочусь обо всех, кто здесь живёт. И что бы с тобой ни приключилось, что бы ни произошло, я всегда помню о тебе. Поэтому не грусти и не горюй - теперь я постараюсь заменить тебе и маму, и папу и твоих братьев зайчиков. А чтобы ты в этом не сомневался, впредь одно ушко у тебя будет золотым. Это мой особый знак. Отныне ни один зверь, ни одна птица тебя не обидит, - всякий, кто увидит твоё ушко, будет знать, что ты у меня под защитой. А если кто осмелится тронуть - не бойся, не пропадёшь!»
В ту же минуту зайчик почувствовал, как что-то тёплое коснулось его ушка. Словно на него скатилась с листика рябинки, росшей рядом, нагретая солнышком капелька росы. Но то была не росинка. Это тонкий солнечный лучик пробежал вдоль заячьего ушка, и шёрстка на нём, обычная серая шёрстка, стала нежно-золотистой. И, самое интересное, цвет этот не изменился и после того, как солнышко спряталось за густую крону высокой сосны.
Но ещё больше удивило зайчика, что былая печаль отступила куда-то далеко-далеко.
Как будто ветерок-непоседа слетел с небесного простора на маленькое озерцо, притаившееся в лесной чаще, погнал было рябь, но затем вдруг стих, словно испугавшись своей шалости, затаился в камышах, на изумрудно-зелёной ряске, а там и вовсе задремал, сам себе удивляясь: он ли, он ли нарушил безупречно-светлую водную гладь?
Так, наверное, бывает, когда ты знаешь, что кто-то хороший и добрый всегда помнит и заботится о тебе…
- Действительно, грустная история, - сказал я, когда Золотое Ушко - так я решил назвать зайчика - замолчал. - Как ты думаешь, если её рассказать малышам, они не заплачут?
- Нет, - ответил Золотое Ушко. - Почему они станут плакать? Ведь у них есть и мама и папа. А когда они рядом, зачем плакать, зачем грустить? Надо только любить их покрепче. Впрочем, для малышей я могу рассказать тебе и другие лесные истории. Эти, пожалуй, повеселее будут.
Три ведмежонка
- Жили-были в соседнем лесу три маленьких мишки, три ведмежонка, - начал Золотое Ушко новый рассказ. - И звали их Рыжий, Чёрный и Серый. А знаешь почему?
Ну откуда же мне было знать? Откуда?
Однако узнать сразу захотелось.
- Были они очень похожи один на другого, - принялся пояснять Золотое Ушко. - Так похожи, что даже мамушка-ведмедушка с трудом различала их. Заметила она, впрочем, что хоть и все они толк в мёде знали-ведали, но один из них больше всего любил липовый мёд, яркий и сладкий, другой - гречишный мёд, тёмный и густой, а третий, самый маленький, - мёд лесной, ароматный, хоть и с виду неказистый, серовато-жёлтоватого оттенка. Вот и звала она ведмежат по цвету любимого ими мёда: Рыжий, Чёрный и Серый.
Нальёт она, бывало, в миску липового мёду, крикнет: «Рыжий, Рыжий, беги скорей сюда!».
Рыжий ведмежонок и прибегает. А Серый и Чёрный понимают, что не их это черёд, что им медку попозже дадут, - и не бегут, слушаются мамушку-ведмедушку.
А чтобы росли ведмежата дружными и работящими, давала им мамушка разные поручения - и простые, и не очень простые.
Бывало, отправляла их в лес за грибами, за ягодами да за орехами - запасы делать к зиме, голодной и холодной поре. Ну а тот, кто много по лесу бродит, чудес немало находит (впрочем, это ты и сам, наверное, знаешь). Вот послушай.
Как ведмежата ягоды собирали
Как-то раз взяли ведмежата лукошки и пошли по ягоды, бруснички с черничкой набрать да костяники с голубикой. Побродили они по ближним полянкам - нет нигде ягод, сами уже всё съели-собрали. Выбрались ведмежата на широкий луг, что за лесной опушкой начинался, но и там ничего не нашли.
А в небе ястреб парит, высоко-высоко. Закричали ведмежата ястребу: «Эй, ястреб! Здравствуй, ястреб! Ты, ястреб, везде летаешь, всё видишь. Скажи, пожалуйста, где бы нам ягодок отыскать?»
А ястреб им отвечает: «Ястреб в небе кружит, живность мелкую высматривает, зачем ему ягоды? Спросите у уточки, у той, что под ивой на берегу пруда сидит, от меня таится. Может, она вам скажет?» Взмахнул крыльями и улетел.
Пошли ведмежата к пруду, и видят: сидит у самой воды уточка. Спрашивают у неё ведмежата: «Уточка, здравствуй, уточка! Ты, уточка, далеко плаваешь, всё знаешь. Подскажи, пожалуйста, где бы нам ягодок отыскать?»
А уточка им отвечает: «Уточка возле пруда держится, что в нём отыщет - тем и питается, а за ягодками никогда не ходит. Может, воробышек, тот, что в густых да колючих кустах живёт, знает, где они растут?»
Плюхнулась в воду и уплыла.
Пошли ведмежата к густым и колючим кустам, и слышат: где-то в самой их глубине воробышек чирикает, а самого его даже не видно. Остановились ведмежата и думают: «Ястреб хоть и везде летает, а где ягодки растут не знает. И уточка повсюду плавает, а тоже про ягодные места ничего не слыхала. Неужели маленький воробышек, который и ястреба боится, и уточки сторонится, сумеет помочь нам?»
Но делать нечего, спросить больше не у кого.
Позвали ведмежата: «Воробышек, эй, воробышек, где ты?»
Воробышек выпорхнул к ним из кустов: «Я всегда тут, всегда тут».
Обрадовались ведмежата и говорят ему: «Здравствуй, воробышек! Не поможешь ли ты нам, воробышек, ягодные места отыскать?»
А воробышек отвечает: «Воробышек хоть в густых и колючих кустах хоронится, но про ягодные места всё знает. Идите за мной - покажу вам, где ягодки растут».
Взмахнул крылышками и полетел, а за ним в ту же сторону и ведмежата потопали.
Шли они, шли, и вышли на маленькую полянку возле самого края леса.
Смотрят ведмежата и глазам своим не верят: полянка-то маленькая, а ягод на ней, красных да синих, столько, что и травы не видать! Стали они собирать ягоды, все корзинки наполнили, сами наелись до отвала и воробушка не забыли угостить.
А как стало солнышко к краю неба клониться, отправились ведмежата в обратный путь - мамушка-ведмедушка строго-настрого наказывала им засветло домой возвращаться.
Как ведмежата ходили в дальний лес
Отправились однажды ведмежата в дальний лес, что за большим лугом. Да не на праздную прогулку - за припасами. Ведь в том лесу чего только нет! Найдут ведмежата грибок - срывают грибок, в кузовок кладут, ягодку увидят - не пропускают ягодку, в корзинку положат, орешек заметят - радуются орешку, в мешочек убирают, травка целебная попадётся - и для травки в особом туеске местечко найдётся.
Ходили по лесу, ходили, а как стали домой возвращаться, им на пути овраг встретился. И как он только здесь очутился?
Устали, наверное, ведмежата и с дороги сбились. Склоны у оврага крутые, по краям сосны растут вековые; дно глубокое, заросло густой травой, осокой высокой.
Поискали ведмежата переход через овраг - нет нигде перехода. Сели они на пенёк - все втроём на одном пеньке уместились - и думают: как бы им на другую сторону оврага перебраться? Видят они: внизу, в осоке, лягушка сидит.
Спрашивают её ведмежата: «Лягушка! Здравствуй, лягушка! Скажи, пожалуйста, лягушка, как нам на другую сторону оврага перейти?»
Посмотрела на них лягушка и отвечает: «Лягушка в болотце живёт, вылезет на бережок, погреется - да и обратно в болотце. А с этой стороны оврага на другую она никогда не ходит». Сказала да и прыгнула в тину.
Пригорюнились ведмежата. Солнышко всё ниже клонится, вечер близится, а всё им невдомёк, как овраг перейти. Тут дятел прилетел, на толстую ёлку сел, и давай её клювом долбить, личинок вредных выискивать. Окликнули его ведмежата: «Дятел, здравствуй, дятел! Помоги нам, пожалуйста, дятел, на другую сторону оврага перебраться».
А дятел отвечает им: «Дятел по лесу летает, жучков да червячков, что деревья портят, ищет. Дятел с одного дерева слетел, на другое сел. Так он и перебирается через овраг». Сказал, взмахнул крылышками и улетел.
Загрустили ведмежата. Солнышко уже почти самых верхушек деревьев коснулось, ветерок прохладный потянул, значит, и ночи ждать недолго.
«Что же делать? - думают ведмежата. - Как на другую сторону оврага перейти?»
Вдруг слышат: кто-то в траве шуршит.
Смотрят - ёжик на вечерний промысел вышел, в опавшей листве роется.
Спрашивают его ведмежата:
«Ёжик! Здравствуй, ёжик! Выручи нас, пожалуйста, ёжик, помоги овраг перейти. Солнышко садится, вот-вот стемнеет. Как тогда мы домой дорогу отыщем?»
А ёжик им отвечает:
«Ёжик в траве да в листве добычу ищет, и все лесные тропинки ему знакомы. Идите за мной, переведу вас через овраг».
Пошли ведмежата вслед за ёжиком, и видят: огромная сосна упала и мостком оба края оврага соединила.
Ёжик влез на этот мосток и побежал, а за ним и ведмежата пошли.
Да не все сразу, а по одному, осторожно, чтобы друг дружку ненароком не толкнуть и вниз не свалиться.
Перебрались они через овраг, поблагодарили ёжика, угостили его лесными дарами и поспешили скорее домой, к мамушке-ведмедушке.
Как ведмежата нашли избушку
Летом вставали ведмежата пораньше и сразу после завтрака шли в лес.
Ведь коли не хочешь с пустой корзинкой из леса вернуться, долго спать нельзя. Ранней порой всякая ягодка и всякий грибочек солнышку кланяются, а потом прячутся под листочки, под веточки, в травку - кто куда.
И вот как-то раз погожим летним утром отправились ведмежата за грибами-ягодами.
Много всего набрали, но сильно устали. Да ещё жарко, душно в лесу стало, словно гроза собирается, да никак собраться не может.
Хорошо бы вздремнуть в такую пору, да вот беда - негде! Всё вокруг буреломом непролазным завалено, да малинником густым заросло.
Вдруг видят ведмежата: влесу - полянка, а на полянке - маленькая избушка. Обрадовались ведмежата.
«Вот, - думают, - местечко, где отдохнуть можно». Подошли к избушке, постучали, но никто на их стук не отозвался.
Постояли ведмежата, послушали: тихо в избушке, дверь закрыта, и занавески на окошках задёрнуты. Ушли, стало быть, хозяева.
Сели ведмежата на завалинку возле избушки и ждут, когда хозяева вернутся. А солнышко высоко поднялось, печёт, спасу нет!
Глаза у ведмежат закрываются, лапки подгибаются - того и гляди, прямо на травку спать завалятся. Тут Рыжий ведмежонок и говорит: «Пойду-ка я посмотрю, чья это избушка». Взобрался по ступенькам, толкнул дверь - а она и открылась. Зашёл он в избушку и дверь за собой прикрыл.
Сидят Чёрный ведмежонок и Серый ведмежонок на завалинке, ждут Рыжего, долго ждут, а он всё не выходит. Говорит тогда Чёрный ведмежонок: «Пойду-ка теперь я посмотрю, кто в избушке живёт». Поднялся на крылечко, шагнул через порог и тоже дверь за собой прикрыл.
Сидит Серый ведмежонок на завалинке, ждёт Рыжего и Чёрного, а их всё нет и нет. «Что делать? - думает. - Вдруг с ними что-то приключилось? Может, их из беды выручать надо?»
Вскарабкался он по ступенькам, приоткрыл дверь, заглянул внутрь, в комнату, - и видит: Рыжий и Чёрный ведмежата улеглись на лавочки и спят. Не стал заходить в избушку Серый ведмежонок, окликнул братцев-ведмежат с порога, - да разве их добудишься? Только Чёрный ведмежонок приоткрыл один глаз да пробурчал сквозь дрёму: «Не буди нас, Серый. Иди лучше к нам спать».
Но Серый ведмежонок подумал: «Не стану я здесь спать. Пойду-ка я лучше спать домой, на своё место». Прикрыл Серый ведмежонок дверь в избушку, спустился с крылечка и отправился в обратный путь. Шёл он долго густыми лесами и широкими полями, обходя болота и овражки, ручейки перепрыгивая и лужицы перешагивая. Добрался до дому, лёг в свою кроватку и уснул крепко-крепко.
А Чёрный и Рыжий ведмежата вернулись домой поздно, в самую темень непроглядную. Хозяева избушки пришли - отругали их: без спроса, мол, зашли и лесного сора на лапах изрядно натащили.
Да и от мамушки-ведмедушки им попало: - вовремя надо домой приходить, не задерживаться где ни попадя.
Почему комары пищат
Заслушался я Золотого Ушка и вдруг почувствовал лёгкий укол. Я провёл по шее рукой и услышал недовольный писк. Комар! Вот, оказывается, кто воспользовался моей рассеянностью!
- А знаешь почему комары пищат? - вдруг спросил меня зайчик.
- Наверное, радуются, что добычу нашли, - предположил я, потирая укушенное место.
- Нет, вовсе не поэтому. Когда-то они вообще не пищали, - сказал Золотое Ушко.
- Ну и ну! - удивился я. - От комаров ведь в лесу житья нет! А если бы они, летая, не пищали, не звенели, не пели, то совсем скверно приходилось бы лесным жителям.
- Так оно и было, - подтвердил Золотое Ушко. - Измучили комары всех обитателей леса. А особенно доставалось от них одному маленькому зайчонку. Не знаю уж почему, может, очень вкусный был, - хитровато улыбнулся он, словно не понаслышке знал, о чём говорил, - но комары за ним просто тучей носились. Пойдёт зайчик погулять на лужок, в травке поваляться, - комары тут как тут! Облепят его всего и жалят, хоть беги. Ну он и убегал, бедный, куда глаза глядят.
- Да-а, - покачал я головой, - в лесу и помимо комаров напастей не счесть. Тут всегда держи ухо востро. Зазеваешься - сразу лисе или волку в пасть попадёшь, а то и ястреб унесёт.
- В том-то и беда, - продолжал Золотое Ушко. - А по ночам зайчику совсем скверно приходилось. Почти и не спал, бедный, всё от комаров отмахивался. А те только злее на него нападали. Долго так продолжалось, однако зайчик рос и креп, и шерсть у него с каждым днём становилась всё гуще и длиннее. Попробуй, комар, поживись зайчиком, прокуси такую меховую защиту!
И вот однажды собрались комары со всего леса, и даже с окрестных полей и болот, на совет и стали решать, как бы им не остаться без любимого лакомства, без заячьей кровушки.
Долго судили-рядили, да ничего толкового-путного не придумали.
Так бы, наверное, и разлетелись они по своим комариным делам, ничего не решив, если бы не одна маленькая пчёлка. А пчёлка эта давно дружила с зайчиком и много от него слышала жалоб и сетований на докучливых комаров.
«Попробую-ка я помочь зайчику», - подумала пчёлка. Подлетела поближе к комариному сборищу и говорит:
- Ах, комары-комарики, о чём вы толкуете, на что сетуете? Удивляетесь, что зайчик чутко спит? Так прежде, чем кусать, его бы убаюкать надо.
- А как? - удивились комары. - Не сказки же ему рассказывать?
- Сказки рассказывать ни к чему, - отвечает пчёлка. - А хорошо бы колыбельную спеть. И когда зайчик под вашу песенку крепко заснёт, тогда и кусайте его сколько хотите.
Обрадовались комары и тут же на своём общем совете постановили, что отныне, подлетая к зайчику, будут изо всех сил «петь».
Ну а что из этого вышло - всем известно. Всякий знает, что под громкое и назойливое комариное пение не особенно-то и подремлешь. Подлетит комарик к зайчику, запищит, а он тут же просыпается и отгоняет кровососа.
И отныне кусать его комары стали пореже, как, впрочем, и остальных лесных зверей.
Однако с тех пор упрямые комары всё пищат и пищат - может, надеются когда-нибудь кого-нибудь убаюкать своим пением?
Золотое Ушко закончил свой рассказ и умолк. Молчал и лес, который, казалось, тоже внимательно слушал эту историю. И в тишине хорошо было слышно, как поёт комар где-то у меня над ухом.
Я махнул рукой, отгоняя непрошеного гостя, и комариный писк затих в отдалении.
«Да, - подумал я, - всё-таки хорошо, что комаров надоумили пищать».
- В лесу столько всего интересного и загадочного… - задумчиво проговорил Золотое Ушко. - Хочешь узнать почему у мухоморов на шляпке белые точки и почему они несъедобные?
Конечно же, я хотел узнать, очень хотел. И Золотое Ушко продолжал рассказывать.
Почему мухоморы несъедобные
Когда-то давным-давно мухоморы были в таком же почете, как, скажем, нынешние подосиновики. Да и называли их совсем по-другому, не «мухоморами», а «красными грибами». И всякий грибник считал большой удачей найти крепкий красный гриб, который мало чем уступал самому царю грибов - белому.
Ох и вкусен же был суп из красных грибов! А от тарелки с жареными красными грибами и за уши не оттащишь! И даже сушёные, красные грибы долго хранили сладость и восхитительный аромат. Неудивительно, что грибники чуть ли не землю рыли там, где они росли.
А ведь у грибов так - какие больше в почёте у грибников, те и самые главные, те и царствуют в грибном царстве. Испокон веку первенство здесь принадлежало белому.
Белый гриб был царским, ну а красный - красный гриб считался самым красивым.
Всем хорош белый гриб: ивкусом, и ароматом. Но вот вид у него самый что ни на есть обычный, скажем, даже неказистый. Можно по ошибке принять его за несъедобный, а то и вовсе не приметить в опавшей листве. А вот красный гриб никогда с другим грибом не спутаешь. Стоит он, высокий, крепкий, и его ярко-красную шляпку издалека видно. Чем не царь-гриб?
Однако грибники всё-таки больше любили белый, что красному грибу было очень не по душе.
А по правде сказать, завидовал красный гриб белому прямо-таки чёрной завистью. И всё думал: «Как бы мне самому занять царское место?» Но своими тайными мыслями ни с кем не делился.
И вот однажды бледная поганка - самая ядовитая из всех грибов, с которой из-за скверности характера почти никто в лесу и не общался, - сказала красному грибу:
- Что, братец, красный гриб, хочется тебе стать важнее белого, да никак не выходит, верно?
Красный гриб ничего не ответил.
Вот ещё! С какой стати с бледной поганкой разговаривать! Однако шляпку свою он чуть-чуть склонил.
И откуда только поганка догадалась о его сокровенных мечтах?
Словно они у него на лбу - то есть на шляпке - написаны. А может, так оно и есть? И внимательные да наблюдательные умеют разглядеть их и прочитать?
Красному грибу от таких мыслей даже не по себе стало.
- Ну, не горюй, - продолжала тем временем бледная поганка. - Я знаю, как тебе стать главнее белого гриба. Есть верный способ.
Красный гриб ещё сильнее покраснел - так ему понравились эти слова.
Но постарался себя не выдать.
- Что это ты такое болтаешь? - сурово спросил он и грозно насупился: пусть, мол, думает, что он рассердился и потому изменился в цвете.
- Да не болтаю я! Мне точно известно, что ты давно об этом мечтаешь, - ехидно ответила поганка.
- И откуда же тебе это известно? - снисходительно проговорил красный гриб.
- А по тебе заметно, - ответила поганка и усмехнулась. - За версту видать, что ты хочешь стать царём грибов. Спишь и видишь, как к тебе на поклон приходят и почести воздают.
Красный гриб на это ничего не ответил. А бледная поганка тем временем вкрадчиво продолжала:
- Но для того, чтобы сделаться царём над грибами, надо стать ещё краше. Ведь грибники-то первым делом на внешний вид гриба смотрят. Люди, впрочем, часто так делают - для них привлекательная внешность всегда важнее всего остального. Так вот, слушай. Своей статью ты белому грибу, конечно, не уступишь. И на вкус ты ничуть не хуже, разве что не такой сладкий. Однако у тебя есть то, чего нет у белого гриба, - модная шляпка. Шляпка белого-то - так себе, какой-то поварской колпак. То ли дело твоя! И можно её ещё наряднее сделать.
- Это как? - высокомерно процедил красный гриб.
- А вот как, - сказала поганка. - Если к твоей шляпке узор из белых пятнышек прибавить, то такая красота кого угодно с ума сведёт. Грибники только и будут говорить о тебе. А о белом и не вспомнят. И станешь ты царём всех грибов.
- Но откуда взять-то этот белый узор? - заинтересовался красный гриб.
- Видишь, у меня белая клейкая пелеринка вокруг шеи, - говорит ему бледная поганка. - Могу с тобой поделиться. Сделаешь из неё кружочки и посадишь их на шляпку. А лишнее вернёшь, - много тут не понадобится.
Понравились красному грибу слова бледной поганки. И вскоре у него на шляпке красовались аккуратные белые кружочки. Выглядело это и в самом деле неплохо.
«Теперь я куда краше белого! Я, я стану царём грибов!» - повторял про себя красный гриб. И чем дольше он об этом думал, тем больше раздувался от важности. И тем ярче сверкали у него белые пятнышки на шляпке.
Когда на другой день в лесу появились грибники, первое, что им бросилось в глаза, - это, конечно же, новый наряд красного гриба. Люди действительно падки на внешнюю красоту, - бледная поганка знала о чём говорила. И в то утро грибники на все лады расхваливали красный гриб. Казалось, ещё немного - и сбудется заветная мечта красного гриба: все грибы в лесу явятся к нему на поклон, и возложат на шляпку царскую корону.
Но вскоре среди грибников прошёл слух (а затем об этом стали говорить с уверенностью), что красный гриб, конечно, красив, да вот только есть его нельзя: опасно.
Хоть и немного съешь, а станешь слабым да вялым, ну прямо как муха поздней осенью. Потому и прозвали красный гриб совсем неуважительно - «мухомор».
И теперь редкий грибник, проходя рядом с мухомором, горделиво показавшимся из травы или мха, не собьёт с него шляпку палкой или ногой. Хотя, надо сказать, напрасно они так поступают. Ведь для некоторых лесных жителей мухомор - и лакомство, и отличное лекарство.
В довершение своих неудач мухомор в пух и прах рассорился с бледной поганкой. Но не из-за того, что стал несъедобным.
Когда бледная поганка захотела вернуть свою белую пелеринку - ту, что одолжила мухомору на пятнышки, оказалось, что они накрепко пристали к его шляпке и оторвать их просто невозможно.
Однако бледная поганка решила, что мухомору жалко с ними расставаться, и сильно на него обиделась. И с тех пор нечасто можно увидеть растущими вместе мухомора и бледную поганку.
Кстати, мухомор заслужил-таки титул князя грибов. Но только ядовитых. И называть его стали князем, заметь, не царём.
Вот такая история. Для кого-то - поучительная, для кого-то - забавная. Но, что интересно, грибникам до сих пор невдомёк, как могло случиться, что красный гриб, некогда вкусный и полезный, вдруг превратился в несъедобный и вредный. Так они и спорят, что стало тому причиной: то ли та самая белая пелеринка, позаимствованная у бледной поганки, то ли неуёмное самолюбие, сыгравшее с ним злую шутку…
Я только покачал головой, когда Золотое Ушко закончил рассказывать. И действительно, что тут можно было добавить? Вот к чему приводит желание непременно прославиться. И сколько таких примеров - не счесть!..
Заячьи загадки
- Давай я тебе расскажу ещё одну историю, - предложил зайчик, словно отвечая на мои размышления (впрочем, я уже начал к этому привыкать). - Я слышал её от бабушки, у которой мне довелось зиму перезимовать.
- Так вот где ты научился разговаривать! - догадался я.
- Верно, - сказал Золотое Ушко. - А знаешь как я к ней попал? К концу зимы, когда совсем голодно стало, решил я держаться поближе к людям, в деревню начал наведываться. Рядом с людьми проще ведь подкормиться чем-нибудь: то капусткой или морковкой поживишься, а то в саду кору молоденьких саженцев погрызёшь. Ох и любим мы, зайцы, молоденькие саженцы - и яблоневые, и сливовые, и грушевые, хоть и не жалуют нас за это садоводы!..
Зайчик как-то виновато мотнул своей головкой - немало, видно, забот задал в ту зиму деревенским жителям - и продолжал:
- Деревенька-то хоть и маленькая была, а называлась Большие Зайчищи.
«Не может быть, - думал я, - чтобы в деревне с таким названием лесному зайцу не удалось бы зиму перетерпеть!»
- И поначалу, пока промышлял я больше на деревенских околицах, неподалёку от лесной опушки, и впрямь всё шло хорошо. Но как-то раз рискнул я забраться в глубь деревни, а собаки учуяли меня. Лай подняли на всю округу и погнались стаей за мной.
Я, конечно, от них во всю прыть припустил, и не догнать бы им меня никогда, да вот только снег в ту пору глубок был, и силёнок у меня маловато осталось. В общем, далеко я от них не ушёл, и на краю деревни собаки меня настигли.
И, главное, сразу прокусили обе мои задние лапы, так что я ни скакать не мог, ни от врагов отбиваться. Ещё немного - разорвали бы меня на части и слопали.
А у самой околицы стоял маленький домик, и в нём жила бабушка. На моё счастье, как раз в тот момент она вышла за водой с вёдрами и коромыслом. Наверное, страшновато было ей оказаться одной против целой своры злых собак, насевших на зайца и уже собравшихся полакомиться им. Но не оробела она. Ударила вёдрами о ледяную землю - словно гром загремел, махнула коромыслом - будто молния блеснула! Собаки испугались и убежали прочь. А меня бабушка к себе домой взяла.
Жила она одна и очень скромно, и радостей у неё было совсем немного. Поэтому, чтобы ей повеселей жилось, я для неё барабанные концерты устраивал - стучал по табуреткам да по сундукам, а когда задние лапы зажили, разные прыжки начал показывать. Я даже говорить по-человечьему научился. Я-то ведь знаю, каково это, когда словом перемолвиться не с кем. Мы с ней и скороговорки разучивали, и загадки разные друг другу загадывали…
- Что за загадки? - не утерпев, спросил я.
- Очень простые. Всё больше про зайцев, чтобы отгадывать легче было. Вот послушай:
Комочек пуха,
Длинное ухо,
Прыгает ловко,
Любит морковку.
- А почему загадки должны быть лёгкими? - спросил я.
- Всякий знает, что неинтересно загадывать загадки, которые слишком трудно отгадать, - лукаво улыбнулся Золотое Ушко. - А вот ещё:
Меха охапка,
Пушистая шапка,
Скачет в бору,
Любит кору.
- Да это совсем уж просто! - воскликнул я. - Так тоже скоро наскучит. Кто же, кроме зайцев, любит кору?
- И лоси любят, и мыши, - со знанием дела ответил зайчик и тут же спросил: - А какая кора у зайцев самая любимая?
Этого я, к сожалению, не знал.
- Осиновая, конечно же, - сказал Золотое Ушко с таким видом, словно осиновая кора и для людей, и для всех зверей была наилюбимейшим лакомством. - Хорошо, следующая загадка помудрёнее будет:
- Заяц серый, заяц белый,
Куда бегал, куда прыгал?
В лес густой, глухой, дремучий,
Где река бежит под кручей,
Комары летают тучей —
Там живёт мой друг колючий.
- И кто же это? - вырвалось у меня.
- Подумай, пожалуйста, и потом ответишь, - с едва уловимой хитрецой сказал Золотое Ушко. - А пока я тебе скороговорку скажу, а ты попробуй повторить:
Скок-поскок, скок-поскок,
Скоком-боком сквозь лесок,
Скоком-боком, скоком-боком —
С кочки на кочку - и под кусток.
Скороговорку я выговорил, - но не сразу. Наверное, с третьей или с четвёртой попытки.
- Молодец! - похвалил меня зайчик. - А загадку разгадал?
- Конечно же. Это ёжик, - нисколько не сомневаясь в правильности ответа, сказал я.
- А вот и нет! - воскликнул Золотое Ушко и вновь лукаво улыбнулся. - Это ёршик, рыбка маленькая и с колючими плавниками.
- Да знаю, есть такая, - раздосадованно отмахнулся я.
Надо же было не сообразить! Ведь не зря в загадке о речке говорилось. Ну как я мог!? Вот так заяц! Вот так хитрец! С таким и впрямь зиму не проскучаешь.
- Ну хорошо, - продолжал тем временем Золотое Ушко. - Давай теперь вернёмся к бабушкиной истории.
- И всё-таки, почему ты всегда говоришь «история», а не «сказка»? Ведь все твои рассказы - это же самые настоящие сказки! - не удержался я.
- А вот почему. Когда я спрашивал бабушку, происходило ли что-то на самом деле, - сказал Золотое Ушко, - она так отвечала: «Было, зайчик, было, на земле всякое бывало. У нас, в деревне Большие Зайчищи да в соседнем селе Малые Волчищи, ещё и не такое случалось. А уж что в лесу-то делалось!..» - и при этом лишь загадочно улыбалась да головой качала. - Ну слушай, а я попробую рассказать историю со слов бабушки, так, как я запомнил.
Клад
Жили-были старик со старухой. И всё у них было ладно и складно, не хуже, чем у прочих людей: идом, и банька, и корова с лошадью, и собака с кошкой.
Деньжата, правда, у них не водились. Но, если уж по прямоте разобрать, зачем трудовому человеку деньги - разве он купец или чиновник?
Всё, что крестьянину надо, Бог в избытке даёт: солнце в небе светит, в нужное время дождик льёт, земля хлеб родит, и, коли руки-ноги целы, чтобы хлебушек собрать, - так и вовсе счастье.
А если монеты да ассигнации на деревьях и кустах не растут, то, может статься, и не Божий это дар. Ну а раз так, то чего о них сильно печалиться?
Однако слухи по деревням и сёлам ползут, что в больших городах, а особенно в столицах, денег у народа - куры не клюют и добра всякого - преизрядно. Услыхали об этом и старик со старухой. Посудили-порядили да и забыли вроде. А где-то глубоко в сердце застряла мыслишка, немудрёная как будто, а соблазнительная.
Возмечталось старикам на старости лет разбогатеть да пожить легко и сладко. Известное дело, одними мыслями сыт не будешь, а когда пора полевых работ наступает, тут и вовсе не до них - надо лошадь запрягать да пахать идти.
Вот ведёт старик борозду по полю, и кажется ему, будто плуг за что-то зацепился. И лошадь встала как вкопанная. Поднатужился старик, прикрикнул на лошадь, чтоб тянула, и вывернул лемехом вместо кома влажной, словно живой, земли ржавый чугунный горшок.
Заглянул в горшок и ахнул: весь он, до самого горлышка, полон золотых монет, больших и малых, и на каждой монете надпись на иноземном языке. Не трогать бы старику горшок - глядишь, и дальше бы жил - много не тужил, да вспомнилась ему мыслишка, что в душу запала.
Сказал сам себе: «Ну-у, богатство-то никак само в руки просится». Оглянулся по сторонам (не видел ли кто находку), подхватил горшок с земли, обернул пустым мешком, чтоб никто не подглядел, что несёт, и повёл лошадь быстрым шагом с поля прочь, даже допахивать в тот день не стал.
Приходит старик домой - ног под собой не чует от радости, хоть пляши! Рассказал старухе о находке, та даже прослезилась.
Высыпали они монеты на стол, и любуются: золото, как жар, горит, глаз не оторвать. Стали старики рассуждать между собой: иэто мы теперь купим, и ещё то у себя заведём. Проговорили до самой ночи и, счастливые, спать улеглись.
Однако весна торопит: упустишь время - потом целый год не наверстаешь. Сперва надо посеять, а уж потом за всё остальное можно браться.
Утром собрал старик монеты обратно в горшок, спрятал его за печку и опять в поле поехал, праведные крестьянские труды творить.
Так неделя минула, следующая началась, только старухе как-то всё неспокойно.
Чудится ей, будто чей-то голос её кличет.
И просит-умоляет этот голос голову какую-то принести.
Потерпела старуха, потерпела, да и не выдержала, рассказала старику о наваждении.
- Надо бы, - говорит она, - в церковь сходить, свечки поставить Богородице и Николе Угоднику. Да ещё молебен заказать святому Нифонту. Он, говорят, лукавых духов не только от человека, но даже от скотины отводит.
- Что ты, старая, что ты! - замахал на неё руками старик, а у самого глаза не то от волнения, не то от жадности заблестели, как два серебряных полтинника. - Хорошо, что ты сперва мне сказала, а не сразу в церковь побежала. Наш поп, конечно, поспать да поесть любит, но вспомни, какой ливень прошлым летом в бездождие вымолил. Вдруг святой Нифонт услышит его молитвы? Отправит нечистого туда, куда Макар телят не гонял, - и всё дело. Нам-то от того какой прок?
- Как же так? - удивилась старуха.
- А так вот, что попрощаемся мы с нашими денежками, - ответил старик.
- Неужто такое бывает? - никак не может взять в толк старуха.
- Эх, старая, ничего-то ты в таких делах не смыслишь! - пожурил её старик. - Клад-то, значит, заговорённый был, и, если мы хотим им попользоваться, надо теперь его выкупать. Не сделаем этого - не ровён час, лютую беду на себя накличем. А в церкви молебен отпоют, - глядишь, рассыплется клад, сгинет, словно его и не бывало. Вот и выбирай!
- Кто же заговорил-то его так? - удивилась старуха.
- Бог его ведает. Может, лихой человек, душегуб, а может, и шептун. Надо нам ухо востро держать.
- И что же теперь делать? - приуныла старуха.
- Давай сделаем то, что от нас просят. Возьми-ка рыбью голову и зарой в поле, там, где я горшок нашёл.
Исполнила старуха всё в точности так, как ей было велено, однако и после этого легче не стало. Неймётся голосу, клянчит да клянчит, да всё настойчивей: «1 олову дай, ну, дай же голову, дай!..» Пожаловалась она снова старику.
- Сходи, жена, в курятник да отруби голову петуху, - отмахнулся он от неё. - И хватит пустословить - вон работы сколько! Завтра сеять начнём.
Жалко старухе петуха, а делать нечего, пришлось ему шею свернуть. Отнесла петушиную голову в поле, зарыла там же, где и в прошлый раз, но, видно, и этого мало показалось. Опять голос донимает старуху, и теперь уже не просит, а требует: «Голову дай, глупая, давай голову!»
Плохи, значит, дела. Но и отступаться старикам не хочется - уж больно привыкли они к мечтам о сладкой да лёгкой жизни, которую с помощью найденного золота захотели себе устроить.
Посоветовались они друг с другом и решили своего верного Жучка - пёсика их так звали, Жучок, - жизни лишить. Конечно, собака крестьянину - первый помощник, без неё никуда. Сеют ли хозяева, жнут ли, - она дом стережёт; коров да овец в поле выгонят - за стадом следит, от волков охраняет; ивесело с ней, и просто, не то что с кошкой. Погоревали старики, слезу-другую уронили, а делать нечего - совершили задуманное и голову Жучка в поле схоронили.
День прошёл, потом другой, - утих вроде бы голос, перестал старуху донимать. Повеселела она, приосанилась, даже помолодела: как-никак, весна на дворе, всё живое расцветает, к свету и теплу тянется. Только недолгая у неё радость была.
На третий день вновь услыхала она тот же голос, и теперь он уже не то что просил, а приказывал: «Голову давай, старая! Неси живее голову, а то худо, совсем худо будет!»
Испугалась старуха, побледнела, как полотно, да со страху и спросила: «Чью ж тебе голову ещё надо, окаянный?»
Помолчал немножко голос, и отвечает ей: «Неужто сама не знаешь?» И рассмеялся тихонечко, да только от этого смеха у старухи сердце в груди чуть не оборвалось. Как стояла она с коромыслом и вёдрами возле колодца, где воду брала, - так и села на землю. А когда немного пришла в себя, бросила всё - и ведра, и коромысло, и припустила бегом к дому - откуда в ногах прыть взялась?!
А старик тогда накошенную на сено траву копнил - дождь собирался.
- Слышишь, хозяин, он ведь, оказывается, твою голову-то выпрашивает! - кричит ему старуха ещё издали.
Что ответил на это старик жене - неизвестно. Мог сгоряча и выбранить - нрав, говорят, крутоват имел, да к тому же не мужицким делом в тот день занимался. И что потом у них со старухой в доме творилось, тоже никто не знает. Но, как бы там оно ни было, спустя недолгое время заболел старик и умер, а вскоре после похорон и старуха ослепла.
Однако вот что удивительно: сколько она потом ни искала горшок с золотом, никак найти не могла! А ведь сама видела, как старик его за печку прятал. Даже соседей приглашала поглядеть то там, то сям (будто бы что-то в хозяйстве запропастилось), а всё впустую. Может, искатели эти прознали каким-то образом про горшок и стащили потихоньку золотишко-то? А может, действительно, правду добрые люди говорят, что шальные деньги счастья не приносят, а только беду наводят: поманят, подразнят и сгинут, исчезнут как дым, будто вовсе и не было их?
- Ох и история! - невольно вырвалось у меня, когда Золотое Ушко закончил рассказывать. - В самом деле, не поймешь: то ли правда, то ли вымысел?
- Разве это так уж важно? - заметил Золотое Ушко. - Разве вымысел, что неправедное богатство, кроме вреда, ничего не приносит? И не только само богатство, а уже одно желание таким богатством обладать? Разве это не правда?
- Да, - согласился я. Что тут было возразить?
Мы опять замолчали. Вновь где-то над ухом запищал комар, но как-то неуверенно, словно догадываясь, что его секрет стал всем известен.
- А знаешь, я вспомнил сказку. Её моя мамушка-зайчиха частенько рассказывала нам, зайчатам, перед сном. Послушаешь? - полуутвердительно-полувопросительно, что совсем было на него не похоже, проговорил Золотое Ушко.
Я удивленно взглянул на зайчика и увидел в его глазах просьбу. Наверное, ему самому сказка очень нравилась, и он хотел, чтобы мне она тоже понравилась, а потому немного робел.
- Конечно, - сразу согласился я. Да и можно ли было отказать ему, не обидев?
- Только это тоже не совсем сказка, - это колыбельная, и она длинная-предлинная. А почему, спросишь? Потому что малышей иначе не угомонить, даже когда комары не кусают, - сказал Золотое Ушко, видимо, что-то вспомнив. - И если она тебе покажется необычной, не удивляйся, - добавил он, - моей мамушке тоже довелось кое-что на белом свете повидать.
Удивляться я и не собирался - слишком много необычного, просто невероятного, узнал я за сегодняшний вечер. Поэтому вместо ответа я кивнул, и Золотое Ушко начал рассказывать.
Заячья колыбельная
Спи, зайчишка, сладко-сладко,
Спи скорее, баю-бай!
К тебе едет на лошадке
Пестрокрылый попугай.
Попугай тебе расскажет
Про диковинных зверей,
Чудеса во сне покажет…
Засыпай-ка поскорей!
В тех краях, где ветер знойный
Разгоняет облака,
Царь слонов живёт привольно.
Ах, страна та далека!..
Велики царя владенья,
Всех земель не перечесть,
Драгоценные каменья
В сокровенных недрах есть.
В казначейских там палатах
Горностаи, соболя
Охраняют горы злата,
Серебра и хрусталя.
Розы пышные колючи
Украшают царский сад,
Им владеет слон могучий,
Всем цветы дарить он рад.
Есть там реки и озёра,
Но всех краше - синь морей,
Словно замок фантазёра,
Пирс в гирляндах фонарей.
Вот в торжественном убранстве
Появились корабли,
Ждут гостей из дальних странствий
Адмиралы-журавли.
И эскорт из стройных цапель
Их проводит ко двору,
Слышен звон парадных сабель,
Вьются флаги на ветру.
Окруженный пышной свитой,
Царь приветствует послов,
И для встречи их накрыты
Сотни праздничных столов.
Там придворные - верблюды,
А лакеи - барсуки,
Подадут за блюдом блюдо
Слуги - юркие сурки.
А потом на представленье
Музыкальных пьес и игр
Пригласят в театр тюлени,
Главный балетмейстер - тигр.
Царедворцы и вельможи,
Принцы крови и пажи
Занимают свои ложи
Вкруг слонихи-госпожи.
Большеглазые газели
Из числа придворных дам
На балконах чинно сели,
Разместились по рядам.
Звуки флейты и свирели
Нежно льются на простор,
Соловьёв им вторят трели,
И вступает птичий хор.
В такт мелодии чудесной
Важно шествует павлин,
Он с изяществом прелестным
В круг выводит балерин.
Балерины те - стрекозы,
Пируэты их легки,
И летят на сцену розы,
Рвутся звонкие хлопки.
Леопарды и пантеры
Разыграли водевиль,
На бис зрителям партера
Исполняется кадриль.
С грациозною улыбкой
На канат ступил жираф
И взлетел по тропке зыбкой
На раскрашенных шарах.
Зазвучали вдруг фанфары —
Фейерверк зовут смотреть
Акробаты-ягуары,
Впереди - факир-медведь.
Но подкрался синий вечер,
Во дворце швейцары-львы
Лапами погасят свечи:
Спать царю пора, увы!
Улетает ветер знойный
Ночевать за облака,
Засыпает царь спокойно,
Нежит он свои бока…
Спи и ты, зайчишка, сладко,
Спи, скорее, баю-бай!
К тебе мчится на лошадке
Пестрокрылый попугай.
Он приедет ранним утром
И сплетёт тебе венок
И украсит перламутром
Каждой розы черенок.
Ты когда проснешься, зайка,
Будет твой венок готов,
А пока что засыпай-ка —
Наступает время снов.
До свидания, Золотое Ушко!
А день уже совсем клонился к вечеру. Откуда-то из-под веток густой ёлки вдруг сверкнул луч предзакатного солнца, осветил фигурку зайчика, и его ушко засверкало чистым золотом. Тревожная мысль пришла мне в голову.
- Послушай, Золотое Ушко, - сказал я, - а ты не боишься, что про твоё ушко узнают жадные да алчные люди? Сейчас многие стали падки на золото, так что и душу свою, кажется, готовы за него отдать.
Золотое Ушко немного грустно поглядел на меня.
- Да, - вздохнул он. - Людей недобрых, охочих до лёгкой наживы, всегда хватало. Но ведь верно бабушка говорила, что неправедно нажитое богатство добра не приносит.
- А все ли помнят об этом? - продолжал я, неожиданно разволновавшись. - И всем ли богатство нужно для добрых дел? Мне вот иногда кажется, что кое-кто копит деньги только для того лишь, чтобы зло творить. Таких-то тебе и надо опасаться.
Зайчик задумался.
- Не всякий способен увидеть, что моё ушко золотое, - произнёс наконец Золотое Ушко. - Не всякому нужно открывать свои тайны. У кого душа добрая и сердце чистое - те увидят настоящий окрас моего ушка. А для злых и жадных я обычный серенький зайчик, ничем не отличающийся от тысяч своих сородичей.
- Да как же так?! - от удивления я даже карандаш с блокнотом отложил.
А вот так, - с неуловимой лукавинкой проговорил Золотое Ушко. - Ты же сам только что сказал, что много стало сейчас нехороших людей, охотников разбогатеть любой ценой. А знаешь, что бывает от такого богатства?
- Оно начинает губить своего владельца, как ржавчина разъедает саму его душу! - горячо воскликнул я.
- Вот именно, - согласился Золотое Ушко. - Вот почему таких не надо дразнить. Лучше им не видеть цвет моего ушка. - Тут он неожиданно серьёзно поглядел на меня и добавил: - А знаешь, что я ещё скажу… Мне, если честно, не жалко своего ушка. То есть жалко, конечно, но не очень.
- Как так, не жалко?! - от удивления я даже перебил зайчика. - Оно ведь такое красивое.
- Не жалко для хорошего дела, - пояснил Золотое Ушко. - Ведь и от золота может быть польза. Надо только уметь им правильно распоряжаться - так, чтобы ни себе, ни другим не навредить. И вот для такого дела мне не только своего ушка, мне и самого себя не жалко.
Зайчик слегка присел на задние лапы и, казалось, прислушался к чему-то далёкому, одному ему лишь известному.
Луч закатного солнца ещё раз коснулся ушка зайчика, и оно вновь вспыхнуло золотым огнём.
- Ну, прощай, мне пора, - негромко сказал Золотое Ушко и большими прыжками припустил к чернеющей кромке леса.
- До свидания! - крикнул я ему вслед.
Увидимся ли мы с тобой когда-нибудь, Золотое Ушко?
|
