В гостях у бабушки Кандики Анна Львовна Гарф
Три авторские сказки, написанные по мотивам сказок народов Севера.
Художник Виктор Аронович Дувидов.
ЗАЙЦЫ В ГОСТЯХ У БАБУШКИ КАНДИКИ
Эвенкийская сказка
На опушке леса у большого кедра в маленькой юрте жили зайчата.
—Чонгуш! — вдруг услыхали они. — Топуш! Сейчас зайчат съем. Чонгуш, топуш…
Это старик росомаха идёт. На спине у него шерсть тёмная, по бокам бурая, лапы крепкие, зубы острые.
—Чонгуш-ш-ш… — Всё ближе, ближе подходит. — Топуш-ш…
Зайчата вскарабкались по жерди к дымоходной дыре, выскочили наружу. Сидят на верху юрты, дразнят росомаху:
—Эй, дед, Кривые лапы! Старик — Мохнатое ухо, на спине заплата…
Старик росомаха поднял голову, глянул на зайчат, разинул пасть:
—Сейчас съем.
А зайчата наломали кедровых веток и швырнули деду-росомахе прямо в пасть.
—Ап-ап-апчхи, чих-чих-чхи-и, — зачихал дед-росомаха.
Передней лапой глаза трёт, задней голову чешет.
А зайчата соскочили на землю и побежали к бабушке Кандике.
Она была охотница; она в лесу в своей юрте совсем одна жила. Сунулись зайчата в бабушкину юрту, а там нет никого.
Старуха была на охоте, зверя промышляла.
Заглянули зайчата в котёл, бабушкину еду съели. Но тут они услыхали:
—Шииг, ш-шик, шииг-шик. — Это старая Кандика на лыжах бежит, домой спешит.
Зайчата испугались и прыгнули в пустой котёл.
Пришла старуха, сказала:
—Дрова, сюда. Огонь, зажгись.
Дрова сами в юрту притопали, огонь сам зажёгся.
—Ведро, по воду!
Ведро принесло воды.
—Котёл, сюда.
—Кинг, — зазвенел котёл, а двинуться не может.
Рассердилась старуха, взяла палку, стукнула по котлу.
Зайчатам смешно — они засмеялись.
Заглянула старуха в котёл, увидала зайчат, улыбнулась: — Малыши, для чего спрятались? Мне скучно здесь одной, останьтесь, будем вместе жить.
Вот живут все вместе. Бабушка Кандика ходит на охоту, варит пищу. А зайчата в юрте озорничают, растут.
—Бабушка, — сказали зайчата, — мы подросли, мы теперь большие. Дай нам твоё копьё: мы сами пойдём зверя промышлять.
—Нельзя, страшный в лесу зверь.
Зайцы бабушку не послушались. Взяли копьё и ночью, когда бабушка спала, убежали из юрты.
Пришли на лесную поляну, взобрались на сухую колоду и запели:
Пунг! Пунг! Пунг!
Не боимся, не боимся
НИ-КО-ГО!
Пунг! Пунг! Пунг!
Победим, победим
Мы медведя
СА-МО-ГО!
Медведь проснулся — как рявкнет. Зайцы копьё уронили, с колоды соскочили и бежать! А медведь вышел из берлоги, подхватил копьё да швырнул зайцам вслед. Но те уже далеко были — копьё скользнуло только по ушам.
Прибежали к бабушке Кандике, вскочили на берестяной короб и запели:
Пунг! Пунг! Пунг!
Не боимся, не боимся
НИ-КО-ГО!
Пунг! Пунг! Пунг!
Победили, победили
Мы медведя
СА-МО-ГО!
—Малыши, — смеётся бабушка, — уши кто вам вычернил?
Ох и задрожали тут зайчата: вспомнили, как медведь чуть копьём не убил! Кувырком скатились они с короба и спрятались под бабушкин подол.
Шуба у бабушки Кандики тёплая. Дрожали зайчата, дрожали, пригрелись и уснули. Спят.
Спят малые, спят белые, черноушки наши спят…
Когда проснулись, начали уши снегом тереть, хвоей чистить. Нет! Ничем не вычистишь. Так и остались кончики ушей чёрными.
КАК МЕДВЕДЬ СМЕЯЛСЯ
Нымыланская сказка
Шёл медведь по лесу, мелкие камни обнюхивал, улиток искал. Шагал, малину ел, землянику, чернику подбирал. А навстречу ему лиса:
—Эй, кто тут меня, лисы, хитрее?
—Я, я! Я, медведь!
—А ну-ка обмани меня!
—Давай! Уж если я-то, медведь, тебя не перехитрю, тогда бери мою новую кухлянку.
Вот сел медведь, лапой щёку подпёр, засопел и думает: «Что бы такое похитрее придумать?»
Вдруг лиса как крикнет:
—Гляди-ка, дед, охотник на пёстрых оленях сюда спешит!
Медведь вскочил:
—Где? Где?
И побежал, да так, что задние лапы впереди головы скакали.
—Стой, дед, стой! — кричит лиса ему вдогонку. — Где ты видишь охотника?
Оглянулся медведь, кругом посмотрел. А ведь и правда — ни человека, ни оленей.
—Ха-ха, — засмеялся он, — ох, ха-ха…
—Ну и легко же обмануть тебя, старик, — молвила лиса.
Отдал ей медведь тёплую кухлянку и шкурку выдры в придачу. А сам ещё пять дней смеялся:
—Охотника-то и нет, и оленей нет, а я бегу-у-у-у, а я скачу-у! Ну, кто, кто в этом лесу, кто меня, старика, быстрее?
Насмеявшись всласть, медведь побрёл в глухую чащобу, нашёл сухую берлогу и завалился туда на всю зиму.
Не нужна теперь старику ни новая кухлянка, ни шкурка выдры. Ему под снегом в своей, в медвежьей шубе тепло будет спать.
ПУНОЧКА И ВОРОН
Эскимосская сказка
Давно, говорят, это было. Пуночки две, птички белые, в тундру прилетели. Прилетели, весну принесли.
Устроили они гнездо на скале. Снесла пуночка яйцо. Одно, только одно яйцо!
Проклюнулся из яйца птенец, пуночкин сын. Проклюнулся и заплакал. Плачет, плачет, плачет, маленький сынок. Баюкает мать сынка единственного, песенку ему поёт:
—Чьи это ножки, чьи крылышки, чьи глазки, головка эта чья?
А сынок не унимается, ещё пуще плачет:
—Ки-ки-ки-и…
—Фить, цирр! — сказал отец. — Ну-ка я сам спою.
Вынул трубку изо рта и запел:
—Чьи это такие маленькие ножки, чьи это маленькие крылышки, чьи маленькие глазки, головка эта маленькая чья?
Засмеялся маленький сынок и уснул.
Отец за кормом полетел, а мать у гнезда осталась. Сидит, песенку поёт.
Услыхал большой чёрный ворон, ворон чёрный большой услыхал:
—Подарите мне вашу песенку.
—Нельзя.
—Но я про-про-прррошу-у!
—Не можем подарить. Без этой песенки не спит наш сынок.
—Не даёте? Тогда я у-кар-кар-краду! — подхватил песенку и улетел.
Проснулся сынок, заплакал. И пуночка-мать тоже плачет.
Прилетел отец:
—Почему плачете?
—Ворон песенку нашу себе взял…
—Дайте мои охотничьи доспехи, — сказал отец, — я полечу искать нашу песенку!
Надел меховую шапку, опоясался кожаным ремнём, на котором висели нож и кисет, взял охотничьи рукавицы, лук и стрелы:
—Я пошёл!
Быстро-быстро по тундре побежал, потом крылья расправил, полетел. Высоко в небе кружил, низко по-над землёй порхал. Наконец в долине между двух сопок увидал стойбище воронов. Спрятался за скалой, снял с плеча тугой лук, положил стрелу с каменным гранёным наконечником. Сидит слушает — который ворон запоёт, тому стрела!
А вороны говорят, говорят, разговаривают.
—Кун-кун-кун, — ворчат старики.
—Кыхы-ай, кыхы-ай! — смеются молодые.
А подруги молодым друзьям своим отвечают:
—Кых-кых-кых…
Только один большой ворон сидит на верху яранги, глаза закрыл, головой кивает, покачивается. Хвост то подожмёт, то расправит и поёт, поёт:
—Чьи это такие ма-а-а-аленькие ножки, чьи это ма-а-аленькие крылышки, чьи ма-а-а-аленькие глазки, головка ма-а-а-а-а-а-аленькая чья?
А хвост вверх-вниз, вверх-вниз.
Пустил пуночка-отец стрелу, попал ворону в хвост.
Охнул ворон, однако песенки не оборвал, поёт:
—Какие маленьки-и-и-ие ножки! Ох!
А маленький храбрец пускает стрелу за стрелой. Как ударит стрела — ворон только охнет и дальше песенку ведёт:
—Ох! Маленькие глазки… Ах! Чьи это маленькие крылышки… Ой, ой! Что-то вцепилось мне в бок! Головка ма-а-а-а-а-аленькая чья? Ох, ах, ай!
Открыл глаза и увидал пуночку.
—Я беру свою песенку! — сказал пуночка-отец, пустил последнюю стрелу и полетел домой.
Прилетел и говорит:
—Снимите с меня мои охотничьи доспехи. Хорошенько просушите мою меховую шапку и рукавицы — они взмокли от пота. Повесьте на почётное место мой тугой лук. Я отвоевал украденную песенку. Вот она вам — слушайте! — и запел.
Пуночки и по сей день эту песенку поют. Только когда тень чёрного ворона на гнездо упадёт — умолкают. И сынок тоже не плачет, молчит. Молчит, молчит, молчит, не плачет маленький сынок.
Вот и сохранилась, не пропала песенка, потому что молчит, не плачет маленький пуночка-сын.
Малыши, не плачьте, не надо плакать. А то ворон прилетит, песенку мамину подхватит и унесёт.
|
