Легенда о бобре Николай Георгиевич Гарин-Михайловский
        Корейские сказки
        «В провинции Хон-чион, в округе Хориен, в деревне О-це-ами, жил Цой (предводитель дворянства), и у него была молодая дочь Цой-си (дочь Цоя). Однажды, проснувшись, она ощупала возле себя какого-то мохнатого зверя, который сейчас же уполз...»

        Николай Гарин-Михайловский
        Легенда о бобре

        * * *
        Происхождение ныне царствующих маньчжурской и корейской династий.
        В провинции Хон-чион, в округе Хориен, в деревне О-це-ами, жил Цой (предводитель дворянства), и у него была молодая дочь Цой-си (дочь Цоя).
        Однажды, проснувшись, она ощупала возле себя какого-то мохнатого зверя, который сейчас же уполз.
        Она зажгла лучину, но в комнате никого не оказалось.
        Она рассказала об этом родителям, и, после долгого совещания, было принято следующее решение. Если еще раз зверь придет, то она, притворившись спящей, привяжет к его ноге конец клубка длинной шелковой нитки.
        Так Цой-си и поступила.
        Когда настал день, то ниточка привела отца Цой-си к озеру, которое называется Хан-тон-дзе-дути.
        Нитка уходила под воду, и когда отец потянул за нитку, на поверхности всплыл бобер, опять нырнул и больше не появлялся, а нитка оторвалась.
        Через десять месяцев Ной-си родила мальчика, цветом кожи до того желтого, что его назвали Норачи (рыжий).
        Он вырос, был нелюдим и кончил тем, что, женившись, поселился на озере своего отца, потому что бобер и был его отец. Он любил воду и плавал, как и отец его, бобер.
        Однажды родоначальник рода Ни-чай (родоначальник теперешней маньчжурской династии), из Когнского округа, деревни Сорбой, увидел во сне, что из озера, где жил бобер, вылетел в небо дракон, а явившийся в это время белый старик сказал ему:
        - Это умер бобер. Кто опустится на дно озера, где стоит дворец бобра, и положит кости отца своего в правой комнате от входа, тот будет китайским императором, а чьи кости будут лежать в левой комнате, тот будет корейским.
        Проснувшись, Ни-чай вырыл кости своего отца и с Тонгамой (зарыватель костей) и с костями отца отправился к озеру Хан-тон-дзе-дути.
        Но так как Ни-чай не умел плавать, то он и просил Норачи положить кости его отца во дворце бобра. При этом Ни-чай обманул Норачи.
        - Я открою тебе все, - сказал Ни-чай, - там две комнаты: правая и левая. Чьи кости будут лежать в правой, тот будет корейским императором, а чьи в левой - китайским. Положи кости отца своего в левой, а с меня довольно будет и корейской короны.
        Так Ни-чай хотел обмануть Норачи.
        Но Норачи поступил как раз наоборот, а на вопрос Ни-чай, зачем он так сделал, сказал:
        - Для твоего же рода лучше так, а мне просто больше понравилась правая комната.
        Ни-чай должен был помириться с своей долей и просил Норачи о вечной дружбе между их родами. Норачи согласился.
        Прошло еще время, и у Норачи родились один за другим три сына.
        Третий, Хан, имел страшное, волосами обросшее лицо, а взгляд такой, что на кого он смотрел, тот падал мертвый.
        Поэтому он никогда не выходил из комнаты и всегда сидел с закрытыми глазами.
        Ни-чай умер, а сыну его приснился сон, что в колодце, близ озера Хан-тон-дзе-дути, лежит китайская императорская сабля. И опять белый старик сказал ему:
        - Владелец этой сабли - китайский император.
        Поэтому, проснувшись, сын Ни-чая отправился к озеру, нашел там колодезь, а в нем саблю.
        Так как все уже называли Хана будущим повелителем Китая, то сын Ни-чая задумал убить его этой саблей.
        Пользуясь дружбой отцов, он пришел к Норачи и стал просить его показать ему Хана.
        Напрасно Норачи отговаривал его, представляя опасность. Сын Ни-чая настаивал, и в силу дружбы Норачи не мог ему отказать.
        Но, когда сын Ни-чая вошел в комнату Хана и тот открыл глаза, хотя и не смотрел ими на гостя, сын Ни-чая так испугался, что положил саблю к ногам Хана и сказал:
        - Ты император, тебе и принадлежит эта сабля.
        Хан, ничего не ответив, закрыл глаза, а Норачи поспешил вывести своего гостя из комнаты сына.
        - Я знаю своего сына, - сказал Норачи, - спасайся скорее. Я дам тебе его лошадь, которая вышла к нему из озера и которая бежит тысячу ли[1 - Ли - приблизительно треть версты. (Примеч. Н. Г. Гарина-Михайловского.)] в час.
        Сын Ни-чая вскочил на эту лошадь и скрылся, когда с саблей в руках вышел из своей комнаты Хан.
        - Где тот, кто принес эту саблю? - спросил он отца.
        - Он уехал.
        - Надо догнать его и убить, чтобы преждевременным оглашением не испортил он дело.
        Хан хотел сесть на свою лошадь, но оказалось, что на ней-то и исчез гость.
        - Тогда нельзя медлить ни минуты!
        И, собрав своих маньчжур, Хан двинулся на Пекин.
        Он и был первым императором из маньчжуров.
        Он настроил множество крепостей, и камни для них из моря подавал Натхо, тот самый Натхо, который выбросил камни для знаменитой Китайской стены. А когда спросили, кто из моря подает камни, Натхо только на мгновение высунул свою страшную голову из воды.
        Художник, бывший здесь, успел все-таки срисовать его, и с тех пор голова Натхо, вместе со священной птицей Хаги (аист), служит украшением входов в храм.
        notes
        Примечания

        1
        Ли - приблизительно треть версты. (Примеч. Н. Г. Гарина-Михайловского.)