Белая уточка Александр Николаевич Афанасьев
        Для дошкольного возраста.

        Александр Николаевич Афанасьев

        Белая уточка




        дин князь женился на прекрасной княжне и не успел ещё на неё наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел её наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть!
        Много плакала княгиня, много князь её уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала всё исполнить.
        Князь уехал, она заперлась в своём покое и не выходит.
        Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщинка, казалось — такая простая, сердечная!
        —Что, — говорит, — ты скучаешь? Хоть бы на божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала.
        Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец, подумала: «По саду походить — не беда», — и пошла.
        В саду разливалась ключевая хрустальная вода.
        —Что, — говорит женщинка, — день такой жаркий, солнце палит, а водица студёная — так и плещет, не искупаться ли нам здесь?
        —Нет, нет, не хочу! — А там подумала: «Ведь искупаться — не беда!»
        Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщинка ударила её по спине:
        —Плыви ты, — говорит, — белою уточкой!
        И поплыла княгиня белою уточкой.
        Ведьма тотчас нарядилась в её платье, убралась, намалевалась и села ожидать князя.
        Только щенок вякнул, колокольчик звякнул — она уж бежит навстречу, бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал её.
        А белая уточка нанесла яичек, вывела деточек, двух хороших, а третьего заморышка, и деточки её вышли — ребяточки.
        Она их вырастила, стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутики собирать, кафтаники сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок.
        —Ох, не ходите туда, дети! — говорила мать.
        Дети не слушали; нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше, дальше, и забрались на княжий двор.
        Ведьма чутьём их узнала, зубами заскрипела. Вот она позвала деточек, накормила-напоила и спать уложила, а там велела разложить огня, навесить котлы, наточить ножи.
        Легли два братца и заснули, — а заморышка, чтоб не застудить, приказала им мать в пазушке носить — заморышек-то и не спит, всё слышит, всё видит.
        Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает:
        —Спите вы, детки, иль нет?
        Заморышек отвечает:
        —Мы спим — не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати; огни кладут калиновые, котлы висят кипучие, ножи точат булатные!
        —Не спят!
        Ведьма ушла, походила-походила, опять под дверь:
        —Спите, детки, или нет?
        Заморышек опять говорит то же:
        —Мы спим — не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати; огни кладут калиновые, котлы висят кипучие, ножи точат булатные!
        «Что же это всё один голос?» — подумала ведьма, отворила потихоньку дверь, видит: оба брата спят крепким сном, тотчас обвела их мёртвой рукой — и они померли.
        Поутру белая уточка зовёт деток; детки нейдут. Зачуяло её сердце, встрепенулась она и полетела на княжий двор.
        На княжьем дворе, белы, как платочки, холодны, как пласточки, лежали братцы рядышком.
        Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
        Кря, кря, мои деточки!
        Кря, кря, голубяточки!
        Я нуждой вас выхаживала,
        Я слезой вас выпаивала,
        Тёмную ночь недосыпала,
        Сладок кус недоедала!
        —Жена, слышишь небывалое? Утка приговаривает.
        —Это тебе чудится! Велите утку со двора прогнать!
        Её прогонят, она облетит да опять к деткам:
        Кря, кря, мои деточки!
        Кря, кря, голубяточки!
        Погубила вас ведьма старая,
        Ведьма старая, змея лютая,
        Змея лютая, подколодная:
        Отняла у вас отца родного,
        Отца родного — моего мужа,
        Потопила нас в быстрой реченьке,
        Обратила нас в белых уточек,
        А сама живёт — величается!

        «Эге!» — подумал князь и закричал:
        —Поймайте мне белую уточку!
        Бросились все, а белая уточка летает и никому не даётся; выбежал князь сам, она к нему на руки пала.
        Взял он её за крылышко и говорит:
        —Стань, белая берёза, у меня позади, а красная девица — впереди!
        Белая берёза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню.
        Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой — говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящей водою — они встрепенулись, сбрызнули говорящею — они заговорили.
        И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добро наживать, худо забывать.
        А ведьму привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю; и не осталось от неё ни следа, ни памяти!